Lvl 3: Двойник. Part 1 [Василий Анатольевич Криптонов] (fb2) читать онлайн

Василий Криптонов Murdoc | Мёрдок. Lvl 3: Двойник. Part 1

A-SIDE: Личный бренд с нуля

Хай, пипл! С вами Мёрдок, и у нас небольшие технические сложности. Мы уже вот-вот начнём играть, я отвечаю, пацаны почти настроились. Просто такие дела — это вам не книжка, а пластинка. А у пластинки — две стороны. Вы, со своими спотифаями, наверное, уже вообще не отдупляете, что такое пластинка и нахрена ей две стороны, когда и с одной стороной ништяк. Но я-то олдскульный и музло делаю для взрослых людей, которые ещё помнят, как обращаться с иглой.

Короче, там, где вы это читаете, нет технической возможности разнести треки по двум сторонам, поэтому варианта два. Либо назвать первый трек: «A-SIDE: Личный бренд с нуля TRACK_01», либо сделать два особых незапланированных трека, первый из которых будет называться просто «A-SIDE: Личный бренд с нуля», а уже потом пойдёт интро и остальные треки.

Но пустой трек создавать как-то западло, поэтому я вам сейчас что-нибудь спою для разогрева.

Короче, вот вам, типа, эпиграф к альбому. Чёрный Лукич, песня «Будет весело и страшно»:

Будет весело и страшно

Будет больно и смешно

Будет как на промокашке

Будет как в немом кино

Будут белые палаты

Будет добрый взгляд врача

Будут братья акробаты

Три звонка и три ключа

Будут радость поражений

И пощечины удач.

Будут праведные речи

И визгливый бабий плач

Будут кислые помои

Будут сытые глаза

Будет всякое такое

Будет разное нельзя…

INTRO

В Линтон пришла зима.

Виртуальный снег покрыл виртуальные улицы; кое-где намёрз виртуальный лёд, на котором можно было виртуально поскользнуться. Виртуальный холод просочился в виртуальные дома, и виртуальные тела людей дрожали по ночам в виртуальной темноте, теряя очки виртуального здоровья.

Глава города, Донни, запретил торговцам взвинчивать цены на дрова. В ответ торговцы мстительно заявили, что дрова закончились. Дровосеки поддержали забастовку, а без лицензии дровосека рубка деревьев была в принципе невозможна. И люди мёрзли, проклиная Дона, торговцев, дровосеков и даже — страшно сказать! — Создателей.

Создатели же не ели хлеб даром. Они старались изо всех сил вводить разнообразные новшества. Однажды утром посреди городской площади появился столб.

Всем, конечно, было бы плевать на этот столб. Мало ли столбов в городе. Одним больше, одним меньше. Никто бы и внимания не обратил, если бы не два серьёзных «но». Первое: Дон объявил общегородское собрание возле этого столба. На собрание пришла едва ли четверть замёрзшего города.

Второе: на столбе висела камера наблюдения.

— Это что? — спросил писатель Вейдер, указав дрожащей рукой на камеру.

Вейдер пил. Пил давно, много и страшно. Он подумывал бросить, но тут кстати ударили морозы, и без водки ему сделалось совсем печально. Вейдер отложил здоровый образ жизни до весны. Он уже давно стал по классу — алкоголиком, но не волновался по этому поводу, поскольку собственную жизнь ценил крайне низко.

— Это камера, — пробасил Дон и взял паузу.

Как будто ждал чего-то. Как будто ему не хватало здесь кого-то, кто сказал бы: «Да ну н**уй! А я думал, это банка тушёнки, вот ты мне глаза-то открыл!» Но никто этого не сказал, и Дон, тяжело вздохнув, продолжил:

— Проект одобрили почти на всех инстанциях. Начинается его интеграция в реал. У наших родственников теперь есть доступ к этой камере. Трансляция ведётся круглосуточно. Можно подойти и сказать что угодно. Запись с вашим появлением автоматически будет сохранена, на случай, если родственники…

Поднялся галдёж. Дона засыпали вопросами.

— А звук пишет?

— А если я хочу конфиденциально?

— А если…

— А как…

Дон мрачнел с каждой минутой. Он уже жалел, что не выпросил у куратора какого-нибудь непися-бота техподдержки. Собрание грозило затянуться до бесконечности.

— Звук пишет, — объяснял Дон. — Никакой пока конфиденциальности. Задача — показать нашим родственникам панораму жизни. Как уличная камера, понимаете? Только более совершенная…

Люди пришли в страшное волнение. Как и всегда в таких ситуациях, слухи разнеслись с невероятной скоростью. Площадь начала заполняться людьми. Все, кто предпочёл изначально остаться дома, оскорбив власть игнором, не утерпели и явились сюда.

Наконец, Дон отмахнулся от вопросов и велел становиться в очередь. Длинная это была очередь и двигалась небыстро. Каждый хотел что-то сказать родственникам, но толком не знал, что.

— Ну, эта, короче, — шмыгнул красным замёрзшим носом Romul, — нормально у меня всё. Тока хату пока не построил. Я, типа, у пацана живу, короче, у кента моего. В группе играю. Типа на барабанах. Чё, ты-то как там, ма? Тачку новую купили? Ты, короче, прости, я дурак был… Но тама реально просто руль дёрнулся, я нормально себя контролировал… Блин!

Резко опустив голову, Рома ушёл прочь. Вместо него к столбу подошёл Грой. Один за другим, стесняясь и теряясь, живые мертвецы приветствовали своих родных и близких, оставшихся по ту сторону.

— Я, пожалуй, счастлив, — говорил Дерек. — Пишу картины, не отвлекаясь на всякие пустяки. У меня уже двадцатый уровень… Тебе это ни о чём не говорит, я понимаю, Зари… Просто хочу, чтобы ты ещё подумала. Даже если я — это не совсем я, мне тебя не хватает. И если потом это уже будешь не совсем ты… Если не встретишь другого… В общем, согласись на этот проект. Господи, как всё запутанно!

Все изливали душу столбу с камерой, которая доброжелательно светила на каждого зелёным огоньком. И только Rchn и Вейдер стояли поодаль, вне зоны действия камеры.

— Тотальный контроль, — тихо сказал Вейдер.

— Всё как ты рассказывал, — шепнул Коля.

— Это лишь первая камера, помяни моё слово. Скоро они будут стоять на каждом углу, висеть в домах.

— А эти… — Коля горестно покачал головой, глядя как Сандра возносит неслышную мольбу столбу. — Наивные! Неужели Создатели просто так сделают нам добро?! Как можно в это верить? Как они докажут, что с той стороны реально их родственники?

— Письмом, — фыркнул Вейдер. — Которое напишет не пойми кто. Пойду домой.

— Ты придёшь вечером?

— Конечно. Отец-то как?

— Плохо, — помрачнел Коля. — Очень. И до сих пор непонятно, почему…

— Ты ещё спрашиваешь? Да у каждого из нас миллиард причин!

— Верно. Но Вивьен говорит, что всё равно должно было быть… Как это… провоцирующее событие, вот.

Вейдер ушёл домой. Коля отправился проходить намеченные на день квесты. Ему нужно было прокачиваться изо всех сил, чтобы бросить вызов богам.

Только к вечеру площадь опустела. Закатилось недолговечное зимнее солнце. Засияла на небе луна. Редкие тучки роняли на землю редкие снежинки. Замер мир, неподвижный, безлюдный, серебряный…

И в тот час, когда погасло последнее окошко в Линтоне, заскрипел под чьими-то сапогами снег. Человек с длинными волосами, в длинном плаще, шатаясь, вышел на площадь и упал.

Это был Мёрдок. И он был пьян. Он пил так много и так давно, что в сравнении с ним Вейдер казался трезвенником.

Но перекачанная «алкашка» не давала Мёрдоку спиться, и он являл собою вопиющую несправедливость и наглядный пример несостоятельности системы, спасовавшей перед непреклонным одиночкой.

Трясущимися руками Мёрдок уперся в снег, отжался и встал. Поднялся на трясущиеся ноги. Весь перепачканный снегом, он подошёл к столбу и посмотрел на камеру, приветливо светившую зелёным огоньком.

— Здрст, — попытался что-то сказать Мёрдок. — Хйссы йбнйе.

Видимо тут он понял, что словами не сможет передать все оттенки смысла, все полутона негасимого чувства, адским пламенем пожирающего могучую душу его. И Мёрдок замолчал. Он развязал непослушными руками штаны и вытащил под свет луны, звёзд и зелёного огонёчка предмет, который можно было бы классифицировать как запрещённое законом оружие, если бы он не был связан с хозяином узами куда более крепкими, чем самая сильная на свете любовь.

— Во! — сказал Мёрдок, демонстрируя камере свою добычу, на которой быстро таяли редкие снежинки. — Это мой хрен, ты узнаешь его по расположению звёзд! — пропел Мёрдок, и язык его странным образом не заплетался при этом.

Зелёный огонёк впервые за день моргнул. Мёрдок, почувствовав отдачу, выразительно поболтал своим прибором и пропел другое:

— Эй, посмотри на меня! Думай обо мне, делай как я!

Зелёный огонёк погас. В камере что-то взорвалось, и к тёмным небесам полетел чёрный дым.

— Птрчено, — с удовлетворением констатировал Мёрдок и, убрав смертельное оружие на место, завязал штаны.

Радость его, однако, быстро закончилась. Поникли плечи, опустилась голова, и Мёрдок побрёл прочь от столба, площади и восстановленной ратуши в неизвестном направлении. Он шёл и насвистывал мелодию из фильма «Человек-амфибия». Ноты, смешиваясь с редкими виртуальными снежинками, танцевали и падали на виртуальную площадь, серебрящуюся под виртуальным светом виртуальной луны. А следом за Мёрдоком безмолвной тенью шёл осёл и только время от времени вздыхал.

Линтон спал виртуальным сном. Но скоро ему предстояло проснуться по-настоящему.

TRACK_01

— Хозяин, вставайте.

— М, — отозвался я.

Что это вообще за гнилая предъява — «Хозяин, вставайте!»? Да с какого, собственно, перепугу я должен вставать? А кто ты вообще такой, чтобы мне такое говорить, говно ты на ножках? Вот и я думаю, что никто. Я у себя дома (ну, наверное), бухаю на свои (возможно), сплю на своём (ни разу не факт). Даже если тут начнётся грёбаный пожар — откуда ты знаешь, что сгореть в нём — не мой осознанный выбор? «Хозяин, вставайте!» Щас, блин! Встану по стойке смирно, отдам честь и доложу по уставу.

В принципе, я мог бы всё это сказать, но язык не шевелился, башка трещала, и в ней стоял такой трэшняк, что хотелось простого человеческого идите на**й.

Вот, кстати, крохотная прелесть виртуала. В реале, когда бухаешь, как сука, рано или поздно сталкиваешься с проблемой: лежишь мёртвый и хочешь отлить. Рано или поздно слабые духом дети встают и, рыдая от головной боли и тошноты, идут в сортир. Настоящие же рок-звёзды начинают ссаться под себя. Потом — сраться. Потом их в добровольно-принудительном порядке отправляют на реабилитацию, пережив все ужасы которой, они записывают гениальные альбомы, дают великие концерты и вновь отправляются на знакомый круг ада.

Но в виртуале такой проблемы не было вообще. Нажрался? Лежишь? Ну и лежи себе. Если б не этот голос, действующий заодно с тычками в плечо. Он ещё ночью был, но мне казалось, что он снится. Так и гундел: «Вставайте, хозяин! Мир ждёт вашего вмешательства. Они установили камеру, хозяин! Снег лежит! А ещё барыги не продают дрова, а у Дона не хватает твёрдости с ними разобраться! Вы нужны Линтону, хозяин!»

Бля, кто ж это такой, интересно? Голос — вот вообще незнакомый. Или я допился до того, что у меня начали отваливаться участки памяти? Вариант вполне рабочий. За прошедшие недели я свой рекорд многократно и очень больно побил. Толку, конечно, не было. Разве что я исполнил завет Мэйтаты. Ну, наполовину. То есть, бухал как не в себя. А вот с бабами как-то фигово получилось. В том плане, что я даже не пытался.

А почему я не пытался? Ах да, припоминаю. Я совершенно случайно узнал, что Инга — девчонка, с которой я зажигал ещё в прошлой жизни, — выходит замуж за моего брата. То есть, уже вышла. Н-да…

Херово-то как, господи… Кажись, очередную формулу разрабам порушил. Так херово ещё ни разу не было.

— Хозяин, вставайте!

Сука, какой же ты нудный. Ладно, встану. Всё равно за пивком надо сходить. Не уверен, правда, что пивко сделает мне лучше. Скорее всего оно сделает мне хуже. Но когда я прятался от проблем?

Я, кряхтя, приподнялся на своём ложе, повернулся и сел. Приоткрыл один глаз. Сюр какой-то, нихера не понятно. Приоткрыл второй. Сюр сделался объёмным, стереоскопичным.

— Доброе утро, хозяин. Вот кружка пива на бутылочном столике, как вы и просили.

— Ты, сука, что такое? — просипел я свои первые настоящие слова.

Потрясение было таким мощным, что я даже не сразу посмотрел на указанный столик. Несмотря на волшебное слово «пиво».

— Я ваш новый пет, хозяин. Базовый рандомный вариант. Тестовый. Можете через неделю меня заменить или модифицировать. А ещё через сутки меню модификаций закроется, и меня можно будет только заменить или убрать. Можно подарить.

Я протёр глаза кулаками. Поморгал, посмотрел ещё раз. Нихера не помогло, как было так и есть — посреди комнаты стоит осёл, смотрит на меня и говорит. Ртом. Губы шевелятся. И голос человечий…

— Это п**дец, — сказал я.

— Пейте пиво, хозяин! — Осёл чуть приподнялся как бы на дыбы и пристукнул по полу передними копытами. — Приходите в себя.

В одном осёл был прав. Выпить сделалось не просто «можно», а — необходимо. К тому же пиво в кружке было правильное, светлое и ясное, как утро на Гималайской вершине. И такое же холодное. Об одном я пожалел, глотая эту радость — что ничего не сожрал предварительно. Вот упадёт сейчас в желудок неправильно, и… А, не, нормально упало. Во у меня желудок могучий! Жалко что башка, по ходу, сильно слабее. Иначе как объяснить наличие в комнате говорящего осла?

Только на бухло списывать было нельзя. Что я, впервые бухаю, что ли? А вот обилие всяких травок, которые Мэйтата развешал по всему дому, чтобы защитить меня от какого-то жирного духа, давало лютый аромат. Вот этой хренью пару недель подышишь — тебе не то что говорящий осёл привидится, ты сам говорящим ослом станешь. Летающим.

— Братуха, — сказал я окрепшим голосом, ополовинив кружку, — а ты самец или самка?

— Хотите полюбоваться моим членом, хозяин?

— Боже упаси. Я чисто так, разговор поддержать. А ты нахера вообще нужен? И что значит «пет»? Это типа как «Пет шоп бойс»? «Петс семетери»?

— Зря вы, хозяин, про «семетери», — содрогнулся осёл. — Я ж вам ничего плохого не делал. Вот, даже пивка притаранил.

Я заглянул в кружку. Поболтал. Хм… Правда, пивка — притаранил. Без-воз-мезд-но. Только вот как он это технически сделал?..

— У меня есть мини-инвентарь на пять предметов, — говорил осёл. — Меня можно использовать для перевозки грузов и доставки сообщений. Вообще у меня много разных функций. Большинство в режиме тестирования.

— Это п**дец, — повторил я, только теперь уже более уверенным тоном. — Это жесть. Ты как тут оказался?!

— В дверь вошёл, — махнул мордой осёл. — Слушайте, хозяин, а вам не мешает весь этот хлам? — Он толкнул копытом пучок травы. — А то, может, я сожру? У вас, наверное, голова болит. А тут так воняет…

— Слышь, ты, копытное! — тут же напрягся я. — Ты не говори такое. Это братуха мой сделал. Это для дела надо.

— Как скажете, я предложил просто.

— Нехрен мне тут предлагать! Как там тебя?..

— Конг, — представился осёл.

Обосраться как оригинально.

— Я хотел спросить, как там тебя отключить?

— Пока никак! — торопливо сказал осёл. — Через неделю можно будет. Это специально так сделано, чтобы вы успел ко мне привыкнуть. Ну и смрад же тут, хозяин! Может, я окно открою?

Я молча встал. Качнуло. Как на корабле, блин… А вот когда на корабле в таком состоянии просыпаешься — это вообще туши свет. Особенно страшно, когда возле гальюна находишь рулевого в луже блевотины. Страшно потому, что он, скотина, тяжёлый и блокирует собой дверь. И приходится ссать на него. Пока корабль без управления несётся в неизвестном направлении. По-моему, идеальная метафора жизни.

Дверь. Коридор. Прошёл, шатаясь, мимо комнаты Ромы. Тихо… Чего это он не трахается? Заболел, что ли?

Осёл тихонько стучал копытами у меня за спиной. Снизу пахло чем-то съедобным. В желудке у меня заурчало.

Я спустился по лестнице, надеясь, что осёл на этом обломается. Не тут-то оно было — спустился, утырок.

— О, Мёрдок! — изумился Рома с набитым ртом. — Живой.

Они с Вивьен завтракали. На столе стояла сковородка с жареной яичницей и вкраплениями чего-то мясного. Лежала целая гора белого хлеба. И — свежие огурцы. В камине (у меня есть камин? Да ну нах*й!) горел огонь из одной деревяшки.

— Доброе утро, — сориентировалась Вивьен. — Хочешь…

Она замолчала, видимо, сообразив, что предлагать мне что-либо-нибудь нет никакого смысла. Я упал на стул, подвинул к себе сковородку. Взял ломоть хлеба, зачерпнул им яичницу. Ловко, мастерски, без остатка поднял её всю и принакрыл другим ломтём. Откусил. Хрумкнул огурчиком сверху.

Рома, видать, происходил из семьи простой, как сама идея пролетариата. Тарелок на столе не было. Он со своей благоверной ел прямо из сковородки. Ну, пытался есть. Пока я всё не нае**ул у них на глазах. Ну и хер на них, пусть знают.

О, попёрло. Пошёл, мать его, процесс! Желудок аж охренел. Жрал я хоть что-нибудь, пока бухал? В упор не помню. Я, собственно, об этом периоде своей жизни вообще мало что помню. Ну вот, ночью, кажется, куда-то ходил. Вроде бы даже членом размахивал. А зачем? Не знаю. Видимо, были причины.

— Приятного аппетита вам, — вежливо сказал осёл, протянув морду над столом. — Меня зовут Конг.

Рома и Вивьен посмотрели на Конга. Потом — посмотрели на меня.

— Мёрдок, это чё за херня? — спросил Рома.

Угу, значит, он тоже это видит. Хорошо. Вернее, плохо. Но могло быть и хуже. Хотя «хуже» ещё никто не отменял. Что если не только осёл моя галлюцинация, но и Рома, и Вивьен? Вот проснусь сейчас… в больнице… в Сан-Франциско… То-то номер будет — охренеть. Правда, с одной почкой уже, наверное, особо не побухаешь.

— Это осёл, Рома, — сказал я, прожевав и проглотив первый кусок.

— Э… А нахера он?

— Ну как — «нахера»? В группу его возьму.

— Чё?

— В очо. «Бременских музыкантов» смотрел? Вот и у нас так же будет. Ещё нужны кот, собака и петух… Хотя нахрен, петух не нужен. А вот принцессу — нужно. Я её трахну. А потом мы все вместе сядем в повозку, будем ехать и петь: «Нам любые дороги доро-о-оги!»

И я откусил ещё шмат.

— Это пет, — сказала Вивьен. — Мне так и не закрыли доступ к некоторым системным разделам. В общем, у десяти человек с сегодняшнего утра появились петы, питомцы. У всех разные. Неделя — тестирование. Через неделю можно будет поменять настройки в течение суток. Или вообще убрать.

— А почему осёл? — недоумевал Рома. — Ладно бы, типа, дракон какой-нибудь… Какой ваще понт в осле?

— У меня есть мини-инвентарь на пять предметов, — завёл старую песню осёл.

— Да заткнись ты, — посоветовал я.

Конг послушно заткнулся. Ну вот, отличная функция, мне нравится. Надо будет потом спросить, есть ли у него функция «пошёл на**й». Пока не могу, жрать охота, рот забит.

— Хернёй какой-то занимаются, — резюмировал Рома. — Лучше бы отопление провели, ёп.

— Всё со временем, наверное, появится, — безмятежно сказала Вивьен. — Пока проект, в основном, исследовательский.

Угу. Тычут палочкой в говно и смотрят, чего будет. «Учёные», в дерьме печёные… А я как-то подозрительно быстро в себя прихожу. Нет, я, конечно, ужрат, может, даже в говно, и меня всё ещё штормит, но в целом-то ощущаю себя человеком.

— Слышь, Конг, — толкнул я локтем осла. — А куда ты меня тащил-то? До**ался, мол, вставай, идти надо…

Осёл выразительно на меня посмотрел. Я закатил глаза:

— Ладно, говори уже.

— Спасибо, хозяин, — ожила зверюга. — У города проблемы, и я решил, что вам захочется вмешаться.

— А я, по-твоему, чё — супергерой, которого этот город заслуживает?

— Я не знаю, — честно признался Конг. — Просто вы так долго просидели в доме, что я захотел вас вытащить. Вам нужно прогуляться, проветриться, хозяин. А вы обычно вмешиваетесь во всё и на всё влияете. Вот я и подумал…

Конга оборвал стук в дверь. «Стук» — мягко сказано. В дверь как будто херачили тараном. Вскрикнула Вивьен, шухернулся Рома.

— Мёрдок, открывай! — проревел знакомый бас. — Немедленно открой дверь, пока я её не вынес!

TRACK_02

Когда в дверь так долбятся — значит, где-то произошло что-то нехорошее, и ты с этим как-то связан. Тут уже к гадалке не ходи, это я по опыту знаю. Рома, видимо, знал на уровне инстинкта. Откуда у него опыт? Маловат ещё, для опыта.

— Чё орёшь?! — рявкнул я в ответ на рёв снаружи, подошёл к двери и что есть дури долбанул по ней ногой.

Хороший метод. Когда в дверь долбятся снаружи, а ты начинаешь долбиться изнутри, тех, наружних, это обычно озадачивает. Средний дебил думает, что ты забываешь о его присутствии за дверью сразу же, как он перестаёт стучать. Поэтому он стучит снова и снова. А вот если ты стучишь со своей стороны — дебил впадает в ступор. В его крохотный мозжечок потихонечку закрадывается робкая мыслишка, что ты не собираешься ему открывать, а вместо этого тупо стебёшься.

Впрочем, конкретно сейчас за дверью стоял ни разу не дебил, и мозг у него был нормального размера. Уж этот-то голос я узнал. Потому, огрызнувшись для порядка, открыл дверь и уставился на Дона. Он, будто святой, весь был в каком-то неземном сиянии, от которого я чуть не воспламенился. А это всего лишь солнечный свет. Дрянь какая, господи…

— Чё тебе? — пробормотал я, щурясь.

— Где Мёрдок? — прогудел басом Дон. — Позови его немедленно. И ты кто такой вообще? Что здесь делаешь?

— Дон, ты о**ел? — Я от удивления аж глаза открыл полностью.

Теперь Дон прищурился, вглядываясь мне в лицо.

— Господи, — прошептал он. — Это ж надо было допиться до такого состояния, при этом не став алкоголиком.

— Дык! — гордо сказал я. — Самурай без меча подобен самураю с мечом, только без меча.

Но Дон не дал себя заболтать. Он вспомнил, за каким хреном потревожил мой запой, резко обернулся, оценил обставновку у себя за спиной (нихера там интересного не было) и схватил меня за плечо.

— Бежим! — сказал он.

— Не, Дон, ну его на**й, я с утренними пробежками завязал наглухо, — поморщился я. — Давай лучше покурим.

— Бегом отсюда, пока тебя за хрен на столб не повесили! — заорал Дон так, что меня чуть потоком внутрь дома не унесло.

— Это на какой такой столб? — закрались внутрь меня страшные подозрения.

— Тот, на котором камера висит, которую ты своим хреном сломал! Я только что от куратора!

— Бежим, — согласился я и, повернувшись к своим детишкам, дал им последнюю инструкцию: — Умрите, но не сдавайтесь! Помните, что кем бы вы ни были бы — то всегда будет навеки, и даже если, то — во имя и да здравствует!

Кажется, так себе получилось воодушевить, но да хер с ними, сообразят, не маленькие.

Покончив с мотивационной речью, я сделал шаг за порог, и на этом мои способности бегуна на длинные дистанции закончились. Я начал падать.

— Держитесь, хозяин! — воскликнул осёл и ловко успел поймать меня на спину.

— Это ещё что?! — выпучил глаза Дон.

— Лимузин, — буркнул я. — Ты чего, думал, я, мега-звезда, буду просто так, без охраны, пешком по городу перемещаться? Эй, шеф, гони во «Вспышку», — хлопнул я осла по боку. — Там тепло. Там яблоки.

В тепло и в самом деле было бы неплохо. А то на улице стоял страшный колотун. Дон, вот, умный человек, в шубе, в шапке, в валенках каких-то модных. А я — зимой и летом одним цветом. К тому же с бодуна трясёт. Не, ну бодрит — это не отнять. Да только возвращение к жизни после запоя — процесс сложный, многокомпонентный. Вон, интерфейс уведомлениями так и серет. Попейте то, поешьте это, подышите так…

Осёл с некоторым усилием бросился бежать. Я обхватил его за шею. Хорошая зверюга всё-таки. Если он непьющий, сможет меня из кабака домой возить. Это ж бесценная опция на самом деле.

— Не туда! — крикнул Дон. — Не по главной улице!

Осёл как скакал, так и продолжал, ему было срать.

— Лимузин, ты Дона слушайся, у меня нет сил тебе дублировать, — буркнул я.

— Хозяин хочет поменять мне имя? — спросил осёл, поворачивая туда, куда указывал Дон.

— Хм-м-м… Конечно. Конг — тупое имя. Будешь Лимузином. Звучит солидно, уважение вызывает. Я тебе потом попону замучу охеренную. И шапку какую-нибудь красивую. Как у Мономаха.

— Я с радостью принимаю новое имя от своего хозяина!

Лимузин, кажется, от воодушевления поскакал быстрее. Ну а чё? Может, у него какая-нибудь характеристика качнулась, я ж не знаю. Да и век бы не знать.

Дон не отставал. Всё-таки осёл — он больше не про скорость, а про выносливость. Наверное. Вообще хрен его знает, зачем нужен осёл в природе. Сожрать разве что.

— Чё за шухер, Донни? — поинтересовался я.

— Ты ещё спрашиваешь?!

— Не помню ж нихрена. Чё там за лабуда с камерой?

— Повесили камеру, чтобы каждый мог обратиться к своим родственникам, это первое тестовое окно отсюда — туда, в реал! Сегодня утром люди пришли, а камера не работает!

— Говно китайское.

— Это ты говно китайское! Видели тебя ночью, как ты перед камерой хреном размахивал, и она сгорела! Народ взбеленился! Я у куратора был, он мне и рассказал, что тебя линчевать сейчас придут!

Я фыркнул:

— Что ж эта камера такая слабая?

— Да не камера. Там же оператор сидел! Новичок, как я понял.

— А. Возбудился и кончил на материнскую плату?

— Ну, почти. Паренёк пришёл в ужас, когда подумал, что это увидит твоя мама. Он пришёл в ужас, а не ты! И поторопился остановить запись. Дальше слухи… Говорят, споткнулся, влетел куда-то головой, всё закоротило, самого в больницу увезли. Ну и чудесным образом вся программа оказалась стёрта с жёсткого диска.

Тут я уже ржанул. Ай да я! Ай да молодец! Коляня будет батькой гордиться. Кстати, надо бы немного прийти в себя и разобраться, где он шляется, революционер этот недоделанный.

Всё-таки раньше проще было, когда Колян, пусть и в теле здоровенного бугая, вёл себя, как подобает трёхлетнему пацану. Но после того, как Вивьен из идиотских соображений затащила его в ловушку, где он провёл несколько дней под ударами неписей, не в силах ни отключиться полностью, ни умереть и реснуться, у пацана случился какой-то скачкообразный рост. Лет восемнадцать, наверное, пролетел в развитии. И вот — имеем что имеем. Малолетний дурачок с синдромом Избранного, хочет устроить революцию, свергнуть Создателей, захватить реал и трахнуть Мисс Мира 2021. Последнее — это я от себя уже добавил, но, думаю, Колян бы от Мисс Мира не отказался. Видно, что мальчик повзрослел во всех отношениях.

— Смешно тебе! — горестно воскликнул Дон.

— Ну а хрена ж мне — плакать, что ли? — резонно возразил я. — Ну, выпил. Ну, похулиганил. С кем не бывает. Починят они свою камеру.

— Они-то починят. Да только все записи со вчерашнего дня теперь стёрты. Люди душу изливали.

— Ой, п**дец, ну стыдно, стыдно! Когда там уже финиш, Донни? Я устал…

Цинично это было по отношению к ослу. Ну, он скачет, а я — устал. Но у каждого, я считаю, своё жизненное предназначение. Ослу — скакать, мне — творить музыку. Вот когда я музыку творю — я ж не жалуюсь, что устал, в отличие от этих двух халтурных сессионщиков, Ромы и Иствуда. Нет, я фигачу, как завещано, от сих до сих, и мне ещё мало! А вот скакать на осле — это я уже пас. Впрочем, соглашусь, это гораздо лучше, чем скакать без осла.

— Стоп! — крикнул Дон.

Лимузин красиво, с пробуксовочкой остановился.

— Куда «стоп»? — возмутился я. — Дон, ты попутал? Это не твой кабак! Да это и не кабак вовсе!

— Я тебе про кабак слова не говорил! — рявкнул Дон. — Слезай!

Я скатился с осла, чудом устоял на ногах. Наверное, удивление придало мне сил. Я смотрел на дом, перед которым мы остановились. Никогда такого не видел. Здесь. Этакая хижина в японском стиле. И вместо православной двери — японская бумажная херня, которую нужно отодвигать в сторонку.

— Пошли! — дёрнул меня за рукав Дон.

— Дон, побойся бога, ну его на**й, да на эту халупу даже смотреть холодно!

— Зато здесь тебя искать не будут! — заорал Дон.

— Да нехай найдут! Может, сожгут у столба, всё погреюсь. А там — реснусь дома, Лимузин пивка притаранит. Да, Лимузин?

— Мёрдок! — Дон схватил меня за грудки и даже приподнял, чтобы прямо заглянуть в мои наглухо убитые глаза. — Если ты за счёт чего-то и держишься в этом городе, так это за счёт того, что у тебя неоправданно много друзей. Но сейчас там, в этой толпе, Иствуд и Сандра. Ты понимаешь, до чего ты довёл их?! Дай людям время остыть. Я пока распущу слух, что ты ушёл из города. А ты — сделай, что полагается.

Тут Дон поставил меня на снег и сунул в руки мешок золота, от чего я вообще охерел. И толкнул к японской двери.

— Я в ратушу, — сказал Дон. — Найди меня потом. Пароль — стеклянный альпинист.

— Почему стеклянный?

— Первое, что в голову пришло. Давай!

Хлопнув меня на прощание по плечу, Дон ускакал. Мы с Лимузином проводили его взглядами, потом переглянулись.

— Херня какая, Лимузин, — пожаловался я.

— Лютая херня, хозяин.

— Ладно, пошли, посмотрим, чё дают. Мож, сакэ…

И, подбодрив себя такой надеждой, я решительно отодвинул тоненькую и холоднючую на вид заслонку.

TRACK_03

Внутри оказалось вот точь-в-точь так, как обещали азиатские фильмы про всякое разное скучное кунг-фу. Здоровенное такое помещение, с бумажными такими стенами и ни одной, сука, чугунной батареи. Тем не менее, когда я закрыл за собой бумажную дверь, стало тепло. Не то чтобы прям жарко, но всяко лучше, чем на улице.

— Добро пожаловать, — пропищал чей-то голосочек. — Меня зовут Танигава, могу я узнать ваше имя?

— Мёрдок, а чё? — повернулся я на голос.

Передо мной стояла стрёмная до жути японка. Ей было, наверное, лет пятнадцать — мелкая, видно сразу, — но раскрашенное белой краской лицо накидывало ей лет четыреста-пятьсот, а эта причёска традиционная вообще вымораживала. Я содрогнулся.

— Добро пожаловать в Дом Перевоплощений, Мёрдок-сан.

— Тебя чё, Иствуд отъ**ал? — вырвалось у меня.

— Не понимаю, о чём вы, — прощебетало существо по имени Танигава. — Вы бы хотели изменить внешность?

Я долго-долго смотрел на эту курицу, которую с чувством нарисовал какой-то конченый извращенец, и до меня медленно-медленно доходило.

— А-а-а, — протянул я. — Так оно вона чё. Это, значит, Дон от меня ждёт, что я позорно изменю внешность. Ты видал, Лимузин?

— Возмутительно, хозяин, — отозвался осёл.

— Слышь, Танигава, — почесал я затылок. — А Экси тоже, что ли, тут перешивалась, у тебя? Ну, эта… AxiLess?

— Имена моих клиентов останутся тайной навеки, — гордо и таинственно сказала японка.

— Ну и ладно. Мне всё равно по барабану. Слышь, Танигава, или как там тебя… Я тут пока прилягу, а ты притарань мне одеялко и футон — ну, матрас этот ваш, расовый. И сакэ чашечку. Ну и суши какие-нибудь насуши по-быстренькому, хотя я особо не голодный. На́тебе монетку, доченька.

Мне захотелось сфотографировать эту офигевшую японку, держащую в руке золотой. Но фотографировать было не на что, и я спокойно улёгся на пол. Вот за что японцев уважаю — народ простой. У нас вот как? Купил хату — надо обставляться, да так, чтобы друзья, зайдя в гости, от восторга спускали в трусы. А японцы? Стол высотой по щиколотку поставил, матрас на пол бросил — и ништяк.

— Мёрдок-сан… — нерешительно начала японка. — Это Дом Перевоплощений. Вы бы хотели изменить внешность?

— Я думаю, — зевнул я, пытаясь устроиться поудобнее. — Не могу решиться. Мне нужно время.

Японка заткнулась. Так себя здесь, видимо, никто ещё не вёл. Е**ть неписей, видимо, тоже не пытались — проверено уже долбоклюями, что они, грубо говоря, без дырок. А соответственно, придя сюда, все решали свои вопросы исключительно в рамках предлагаемых услуг. Как следствие, вообще сюда мало кто заходил. Ну, привыкает всё-таки народ к своей роже.

Лимузин, потоптавшись, улёгся рядом со мной и по-ослиному зевнул. А я, воспользовавшись тишиной, попытался впервые за чёрт знает сколько времени привести мысли в порядок.

Так, чё я психанул-то изначально? Инга вышла замуж за моего брата. Казалось бы — и чё тут такого? Ну объективно, я — умер, брат — живой, Инга — тоже живая. Повзрослела, остепенилась, решила выйти замуж. Чё психовать-то?

Федька, конечно, молодец, что не сказал мне, кто она. И его даже вполне можно понять, почему он так старался, чтоб меня на свадьбу не допустить. Чувства мои, значит, берёг. А Доброжелатель, мудень хренов, на чувства мои класть хотел, он, значит, за правду. Вот и показал мне фоточку.

Так-то всё вроде норм. Ну, психанул. Ну, забухал. Логично, нормально. Однако я ж не Мудайкл какой-нибудь, чтобы обосрать себе всю жизнь, онанируя на бабу, которой мне не видать, как своих ушей. Да баб кругом — вагон, на одной свет клином не сошёлся. Рецепт-то Мэйтата верный дал, на все случаи жизни: бухай как можно больше и трахай баб постоянно. С первым я успешно справился, осталось во втором галочку поставить…

Тут я бросил задумчивый взгляд туда, где стояла японка, но обнаружил наличие её полнейшего отсутствия. Да и хрен с ней. Всё равно мелкая. И страшная. И некуда.

— Не сходится, Лимузин, — пожаловался я, глядя в бумажный потолок.

— Что, хозяин?

— Концы с концами не сходятся. Знаешь, почему?

— Нет, хозяин.

— Потому что это было бы пидорство, Лимузин, вот почему. Но ладно, шутки по боку. Короче, всё логично и правильно, если в мелочах не ковыряться. А дьявол — он, залупа конская, всегда в мелочах. Вот прикинь, Лимузин, мой брат. Он живёт в Сан-Франциско. Инга — кажись, из Иркутска, но я её где-то в Питере бросил, не суть. Прошло лет пять. Я подыхаю в Сан-Франциско, меня там и хоронят. Пусть братан приезжал в Россию за матушкой, возможно. Но матушка-то живёт где? Правильно, в Омске. И, если мой географический кретинизм мне не изменяет, то ни в Питер, ни в Иркутск братан заезжать бы не должен. А даже если заехал по дороге — ну, там, пивка попить, или ещё чего — это ж было бы совершенно нереальное совпадение, чтобы он там Ингу встретил.

— Должно быть, хозяин, вы рассуждаете верно, — поддакнул осёл.

— Во-о-от. Не верю я в такие совпадения. Херня какая-то получается. И вот с одной стороны интересно бы понять, как такая херня получилась. А с другой… Ну, пойму я. И чё? У меня ж предложить ей — вообще нечего. Хер — и тот нарисованный.

— У меня тоже, хозяин.

— Да заткнись ты.

Лимузин заткнулся. А в помещение вернулась японка с футоном и плоской подушечкой.

— У-у-у, красавица, да ты радуешь, — приподнялся я. — Кидай сюда.

— Во время процедуры изменения внешности клиенты лежат, — будто извиняясь, сказала Танигава. — Вы бы хотели изменить внешность?

— А член у вас нарастить можно? — спросил я, устроившись на футончике и сложив в два раза подушку — чтоб ощущалась.

Японка с каменным выражением лица присела рядом со мной и через штаны ощупала мой прибор. Я даже пошутить не сообразил на эту тему, настолько немножечко удивился.

— Нет, — сказала Танигава и убрала руку. — Только укоротить.

И встала. Шёлковое кимоно красивой волной расправилось и заколыхалось.

— Тогда не надо. Смыслу нет, — развёл я руками.

— Вы бы хотели изменить внешность?

Бедняжку закоротило основательно. Бля, если я сейчас ещё и этот модуль спалю своим членом — меня уже сами Создатели линчевать придут.

— Да кто ж меня знает, солнышко, — вздохнул я. — Ты дай мне каталог какой, что ли…

И тут же Танигава протянула мне глянцевый журнал. Охереть!

— В каталоге вы можете выбрать предпочитаемый тип лица и телосложения! — прощебетала приободрившаяся девочка. — Изменение лица и волос — сто золотых, телосложения — сто золотых. Изменение при этом половой принадлежности — плюс сто золотых. Выбрав тип, вы можете сделать точечную подгонку параметров за сто золотых!

— Вау. — Я нешуточно заинтересовался, рандомно раскрыв каталог и увидев коротенькую, но многообещающую заметку. — И ник изменить можно?

— Можно. Цена…

— Погоди, я сам угадаю. Сто золотых?

— Вы удивительно проницательны, Мёрдок-сан.

Я заставил интерфейс показать мне всю имеющуюся наличность. Собственно, там было лишь то, что дал мне Дон. Триста девяносто девять монет. Одну я уже отдал девахе.

Ну, логично, чё. Рожу сменить, телосложение сменить — толку мало. Надо ещё обязательно ник менять. Потому что скрывать ник мне пока ещё не по уровню, а если ник останется прежним, то с остальным маскарадом можно и вовсе не заморачиваться.

Но ведь, если подумать, то какой смысл заморачиваться вообще? А голос? А то, что я всех х*ями крою? А то, что я самый лучший музыкант в городе? Нет, Дон, херню ты выдумал. Шила в мешке не утаишь.

Я уже хотел положить каталог себе на лицо, чтобы создать немного темноты, и чутка покемарить на удобном футоне, когда шухернулся осёл. Его зверское ухо раньше моего услышало шум. Но миг спустя и я услышал.

Звук, который ни с чем не спутаешь. Разъярённая толпа несётся по улице, мечтая кого-то найти и жестоко покарать. Кого же, интересно?!

TRACK_04

В грёбаном зале не оказалось окон. Вообще. Мягкий рассеянный свет проникал внутрь прямо сквозь бумажные стены, и этого, типа, хватало. Базару нет, хватало, но мне-то теперь надо было посмотреть наружу.

— Хозяин, нет! — загородил мне дорогу Лимузин, когда я ломанул к двери.

— В смысле, «нет»? — возмутился я. — Ты охерел совсем? Там же интересное!

— Хозяин, тебя убьют! — остался непреклонным осёл и даже на «ты» перешёл от потрясения.

По ходу дела, он, в числе прочего, собирался служить мне голосом разума. Н-да, вот уж точно раздражающая опция. Как только неделя пройдёт — отрублю к хренам. Ещё мне голоса разума не хватало, я к безумию-то прислушиваться не успеваю.

— Да чё вы все паритесь из-за ерунды?! — схватился я за свою чугунную голову. — «Убьют, убьют!» Да меня уже давно убили. Хуже не будет. Расслабься, животное.

Но на осла мои неотразимые аргументы впечатления не произвели. Он упёрся как осёл и совершенно не собирался пропускать меня. Ограничивая мне свободу воли.

Поиграв с ослом пару минут в «кто быстрее метнётся в сторону, на**ав оппонента», я понял, что в текущем состоянии нихрена ослу не соперник, и пошёл на умную хитрость. Ну а на что не пойдёшь, чтобы на**ать осла!

— Спасите! — заорал я.

Получилось сипло. Я откашлялся и заорал во всю голосину:

— Помогите, люди добрые! Хулиганы зрения лишают! А-а-а-а-а!

Судя по округлившимся глазам осла, он охерел. Я, воспользовавшись этим, шмыгнул вправо. Осёл не успел мне помешать, и я распахнул японскую дверь. Солнце в морду, ветер — в морду, снег — в морду. Фу, бля, и нахер я сюда так стремился? А вот ещё и копьё в морду прям летит…

— Сука! — крикнул я и технично упал на жопу.

Копьё свистнуло над головой, куда-то попало, и послышалось сдавленное «И-а-а-а…».

— Ты какого хера орёшь, дебил?! — прошипела Сандра, влетев в японскую халупу вслед за копьём.

Она торопливо захлопнула за собой дверь, что навело меня на подозрение, что убивать меня она не собирается.

— Здорово, старая… — начал было я.

— Добро пожаловать, меня зовут Танигава, могу я узнать ваше имя? — поклонилась Сандре японка.

— Это ещё что? — уставилась на неё Сандра. — Ты что, её трахаешь? Мёрдок, ты совсем ополоумел?! Онажеребёнок!

— Да успокойся…

— Успокойся?! Да меня в её возрасте вот такой же мудак…

— Сэнди! — рявкнул я, призвав на помощь всю свою вокальную мощь. — Расслабь анус! Ты на меня посмотри! Я похож на человека, который сейчас в состоянии трахнуть хотя бы носок?

Сандра посмотрела. И хмыкнула. Бля, я что, настолько же херово выгляжу, насколько херово себя чувствую? А это значит, очень херово…

— Да уж. — Сандра протянула руку. — Ты опять пробухал кучу обновлений.

— Про камеру я в курсах. — Я, опираясь на её руку, встал.

— Про камеру все в курсах, — закатила глаза Сандра. — Гениально, Мёрдок. Вот скажи, ну как ты это делаешь, а? Я допускаю, что в городе нашлось бы ещё штук десять гениев, которые рано или поздно додумались бы показать камере своё хозяйство. Но чтобы при этом спалить целый сервер!..

— Чем гений и отличается от посредственности, — усмехнулся я. — А ты-то чего с ними шаришься?

— А чего мне ещё делать? — вздохнула Сандра. — Ты бухаешь, дома холодина. А так хоть побегать, согреться, да и время пройдёт.

— Холодина — это да, — поёжился я. — Ну, тут-то хоть, надеюсь, не я виноват?

Сандра посмотрела на меня с сомнением. Мол, ты? Надеешься, что не ты виноват?

Мне даже немножечко стыдно сделалось. Ну а чё я такой плохой-то? Как где чуть чего — так значит, Мёрдок подговнил и сидит, гордится, пьяный в дупель.

— Ты чего забухал-то так внезапно? — перешла Сандра к делу.

Н-да уж… За весь запой я с ней если и говорил, то не помню. И страшной тайны не выдал. Жизнь меня научила одной мудрой умности: никогда с одной бабой не обсуждать другую. По итогу обе нахер пошлют. Инга — это, конечно, хорошо. Но нету. А Сандра — это, конечно, тоже хорошо, даже очень. И — есть. Так стоит ли выносить бабе мозг такими чувствами и эмоциями, которые даже я толком пока понять не могу?

— Споткнулся, — ляпнул я.

Сандра нахмурилась:

— Ты… вообще вопрос слышал?

— А это уже во вторник, — кивнул я. — Кстати, познакомься…

Я повернулся, думая представить Сандре Лимузина, но вместо Лимузина обнаружил торчащее из пола копьё. Неподалёку стояла подвисшая теперь уже наглухо непись-японка. Похоже, никто раньше не использовал её локацию для личных тёрок. Ну, что тебе сказать? Привыкай, жизнь — она такая. Непредсказуемая, что п**дец. Мы, может, сейчас ещё и потрахаться затеем, хотя нет, реально не до того, аж крышак съезжает, стоит только вообразить. Одной кружки пива и жалкого сэндвича с яичницей маловато, чтобы поправить башню. Надо поспать. И ещё пожрать. И пивка. Ка-а-апельку.

— Слышь, малая, — позвал я Танигаву. — Скажи мне, как сэмпай сенсею, тут осёл был?

— Был осёл, Мёрдок-сан, — поклонилась японка.

— А х*ли ж ты меня по имени называешь при ней? — тут же ткнул я пальцем в Сандру. — А конфиден…

Договорить я не успел. Японка пошла рябью и вдруг исчезла.

— Потрачено, — с удовлетворением сказал я. — Работайте, сапожники! Код писать не умеют, а туда же — «йа праграмист!»

— Мне уже страшно становится, честное слово, — простонала Сандра. — Твою мать, Мёрдок, здесь каждую песчинку тестируют на тысячу раз, предусматривают всё. Как у тебя получается выискивать баги вообще не задумываясь?!

Пустое пространство мигнуло, и японка вернулась. Поклонилась мне:

— Добро пожаловать, меня зовут Танигава, могу я узнать ваше имя?

— Мёрдок! — оскалился я. — А осёл был?

— Не видела я осла, господин Мёрдок.

— А чего ж ты, по имени-то?..

Снова исчезла. Как голограмма.

— Хватит издеваться надребёнком! — рявкнула Сандра и схватила меня за руку. — Пошли отсюда! Я там достаточно поорала, какой ты мудак, и как я тебя ненавижу, так что должна быть вне подозрений. Посидишь у меня.

— А выпить есть? — с робкой надеждой спросил я.

— Найдём. Только без фанатизма!

— Ни-ни-ни, никакого фанатизма, чисто здоровьюшко починить. Сама видишь — слаб стал, немощен. А впереди концерты.

— Концерты… Размечтался!

Сандра выдернула копьё из пола и двинула к выходу. Я ловко повис на ней.

— Э! — возмутилась Сандра. — Ну ты чего?

— Я ж не виноват, что ты мне в осла копьём засадила.

Сандра посмотрела на меня внимательно. Примерно так же в детстве смотрела мне в глаза мама, прежде чем пощупать лоб на предмет жара.

— Куда я тебе копьём засадила? — ласково спросила Сандра. — Копьё — вот оно, Мёрдок. Всё хорошо.

— Бля! — простонал я. — Опять этот ваш гугл-транслейт обосрался, не держит он великого русского языка. Осёл, животное! Не «эсс», а «донки». Шаришь?

— А-а-а! — Сандра расхохоталась. — Блин, правда забавно вышло. А что за осёл?

— Да пета мне навязали.

— Ого! Поздравляю. В тестовую группу попал. И как оно, с ослом?

Мы уже открыли дверь, когда из-за спины донёсся голос реснувшейся японской малолетки:

— Добро пожаловать, меня зовут Танигава…

— Унеси меня отсюда, Сэнди! — взмолился я. — Сил моих нет! Слёзы наворачиваются.

TRACK_05

— Короче, Мёрдок, есть такое понятие — Танатос, — сказала Сандра, выставив на стол кувшин с вином. — Это про тебя.

— Да ты чё! — кивнул я.

Я особо не слушал. Главное что сижу в тепле, жру вкусный пирог, музончик какой-то расслабляющий звучит, по типу джаза. Сейчас ещё винчика накачу. Потом можно будет по-быстренькому туда-сюда и поспать нормально. А уж как проснусь, начну решать проблемы по мере уменьшения их значимости.

Проблема номер раз: о группе «Благодарные мертвецы» уже чёрт знает сколько никто не слышал. Непорядок это. Надо исправлять. У меня, между прочим, теперь глава города в кентах ходит. Так что надо Дона прессануть как следует — и даст нам площадку. Желательно закрытую, а то холодно. Да пох, кабак более чем сойдёт.

Проблема номер два…

Но тут Сандра меня перебила, потому что погнала такие слова, которые сами собой влезли в уши и заставили к себе прислушиваться:

— Танатос — это значит, влечение к смерти, Фрейд придумал, то ли ещё кто, не помню. В общем, это, типа, один из двух базовых инстинктов человека. Я, честно говоря, ничего не помню, но вроде смысл в том, что есть Эрос, а есть Танатос. И как-то они связаны… По-моему, должны быть в обратной зависимости. То есть, если у человека доминирует половое влечение, то он умирать не очень хочет. А если, наоборот, чел мрачный и депрессивный, то у него и не стои́т особо. Но ты, блин, уникум, у тебя оба инстинкта на максималках! Ты готов оттрахать всё, до чего сможешь дотянуться, но при этом обязательно сделаешь так, чтобы тебя все хотели убить. И в чём самая идиотия — умереть ты здесь не мо…

Она осеклась. А я ухмыльнулся. Помню-помню про убивающий наглухо меч. И про то, что он у тебя. И про амулеты. А я всё равно рядом. Кружу-кружу, жужжу, жду своего часа. Знать не знаю, нахрена мне эта цацка, но уж пусть будет.

— Короче, — поспешила Сандра соскочить с опасной темы. — Ты бы самого смерть трахнул, это б тебя успокоило, наверное. Но это невозможно, потому что смерть — мужик, а ты голубизны шухеришься, как дьявол святой воды.

— Не всё так плохо, Сэнди, — проговорил я с набитым ртом. — У нас, у русских, смерть — баба. Так что найду — и трахну. А там посмотрим.

— У вас, у русских, всё не как у людей.

— Слышь, ты будешь так разговаривать — накажу.

— Напугал, — фыркнула Сандра и встала из-за стола.

Беспокоилась она, ходила туда-сюда. Переживала за меня, грешного да болезного. Ставни позакрывала, а всё равно нет-нет, да и поглядит в щелочку, нет ли на улице какой опасности. Потому, наверное, и джаз расслабляющий врубила, что беспокоится.

— Чё, говоришь, сильно народ взбеленился? — зевнул я и пригубил полстакана вина.

Прохладное, беленькое. То что надо, прям вот чувствуешь, как оттяг идёт в полный рост, и накат такой мя-а-а-агонький, зачётный. Хрен переведёшь хоть на один язык мира.

— Ну, как тебе сказать? — хмыкнула Сандра, стоя у закрытого окна. — Самое весёлое, что слышала — это убивать тебя по очереди возле точки респа.

— Жестокие какие…

— А остальные предложения скучные. Сжечь хотели. Из города изгнать. В тюрьму посадить на год. На самом деле, я думаю, изгонят тебя, мудака.

— Да ну нахрен, — не поверил я. — У меня ж Дон в кентах ходит. Он впишется.

— Дон — избранный глава города. Причём, избран он не с таким уж большим перевесом, чтобы расслабляться, — повернулась ко мне Сандра. — Если он твои выкрутасы покрывать станет — он очень быстро вылетит со своего места, не успев толком ничего полезного сделать.

— Вот ведь какой он меркантильный человек, оказывается, — покачал я головой и наполнил стакан до краёв.

— Мёрдок, ты охренел? Он за тебя вписался, вообще-то! Тогда как любой нормальный человек на его месте эту толпу бы возглавил. Так что считай, что за твою сомнительную пиар-акцию на ещё более сомнительной пиар-акции Даймонда он с тобой рассчитался сполна, больше можешь с него ничего не просить.

— Ты ему, главное, об этом не говори — не ровён час, поверит.

Сандра вздохнула. Чего-то грустно ей было, а чего — непонятно. Я только оживать начал, а кругом депресняк, зима, японки малолетние, осёл…

— Осёл идёт, — сообщила Сандра.

— Запускай, это со мной.

— Это вообще нормально — держать осла в доме?

— Да хрена ж он тебе тут сделает? Насрёт, что ли?

— Ну, мало ли…

Сандра открыла дверь, и Лимузин вошёл внутрь. Поклонился — ну, голову нагнул.

— Угу, привет, — сказала Сандра и потрепала его по голове.

— Лимузином звать, — похвастался я. — Заходи, животное. Полежи в углу. Ты на Сэнди не серчай, она не хотела тебя копьём херачить, она меня хотела. В смысле, херачить копьём. Ну, и не только.

— Я и не сержусь вовсе, — отозвался Лимузин, правда завалившись набок в углу. — Только я реснуться у тебя дома не могу, хозяин. А странно. Должен.

Я хмыкнул. Всё больше осколочков из прошлого дополняли непонятную пока мозаику. Мэйтата с его маниакальным стремлением защитить мой дом от какого-то духа. И вот результаты. В прошлый раз, помню, стражники, повязав меня, не смогли через мой магический круг перенестись в ратушу. Теперь осёл там реснуться не может. И Доброжелатель сказал, что хата моя нихрена не просматривается с их компов. В душе не бу-бу, правда, как такое быть может, но вот как-то есть.

Добавим сюда странные обмолвки Мэйтаты и Доброжелателя. Добавим сюда Мудайкла. И как-то всё это связано. Со мной… Теперь ещё и Инга там же.

— Отвал башки, — прокомментировал я свои мысли и, выпив вино, поднял кувшин. — Опа, а где винчик?

— Мёрдок, ты обещал без фанатизма, — нахмурилась Сандра.

— Да я ж стаканыгу только…

— Ты кувшин выжрал!

— Дык, на двоих же!

— Мёрдок, я даже стакан не брала.

Упс… Ну да, увлёкся маленько. Ну так у меня ж уважительные причины. Я человек тренированный, многое могу, оттого многое себе позволяю.

— К братану мне надо, Сэнди, — сказал я грустно. — Только вот покемарю мальца — и во дворец. Проводишь?

— Провожу, — пожала плечами Сандра.

Ну вот и отлично. Порешаю все вопросы, пусть не юлит, морда гнусная. Чего от меня-то таиться? Что я ему сделаю? Ну, обматерю разок-другой. Подумаешь…

Тут я поймал себя на том, что уже с минуту сижу неподвижно и втыкаю на одну интересную херню. Вернее, херня-то обычная, хотя в современном мире и не особо распространённая. Но вот в этом мире…

Я встал, подошёл к другому столу, который Сандра использовала для всякого барахла. Над ним ещё зеркало было, кажется, «трюмо» это зовётся, но точно не скажу.

Так вот, на этом «трюмо», помимо всякой хрени, типа сувенирных фигурок, стоял небольшой ящичек. А на этом ящичке крутился чёрный диск. По диску бороздила игла. А из здоровенной трубы доносился джазок. Такой ненапряжный, расслабляющий.

— Сэнди, — тихо сказал я. — Это что за на**й?!

TRACK_06

Сэнди была права на все четыреста процентов. Я проспал не просто дохрена обновлений, а ДОХРЕНИЩА! Одно только вот это вот чего стоит. Граммофон. Грёбаный, мать его так и разэтак, граммофон, который на полном серьёзе крутит пластинку.

О, этот совершенно особый звук иглы, скребущей по винилу! О, этот саунд как из кастрюли! Ничего этого не было и в помине. Мне рыдать хотелось, потому что я слышал звучание нормальной такой эмпэтришки, к которой винил, диск, игла и раструб прилагались просто в качестве скина. С тем же успехом могли нарисовать бобинник или бумбокс, или поющий корень мандрагоры.

— Сапожники, — прошептал я граммофону. — Пидарасы…

В детстве, помню, я так для себя решил вопрос, чем граммофон отличается от патефона. Ну, когда ещё читать не умел. «Громофон» поёт громко, а патефон — «патешно». Жизнь показала, что всё обстоит немного иначе. В частности, у граммофона труба наружу, а у патефона труба — внутри. Иными словами, граммофон — мужик, а патефон — баба. Вот и всё различие.

Сандра купила себе мужика. Ну, я в её ориентациях никогда не сомневался. Да и при чём тут ориентация? Кто вообще трахается с проигрывателем, особенно по трезвяку? Я б вот тоже себе граммофон взял. С мужиком хоть поговорить нормально можно, выпить. А баба — тварь загадочная, непостижимая, её, чтобы постичь — любить надо. Секс — это ведь не что иное, как попытка мужчины проникнуть в потаённые глубины загадочной женской души, воплощённая физиологически…

Тьфу! Блин, заразила меня Сандра своей философией психологичной. То ли винчик взыграл. А скорее всего — и то, и другое.

— Ты, это, слышь? — повернулся я к Сандре, указывая пальцем на граммофон. — Обоснуй?!

На более внятный вопрос я оказался неспособен. И Сандра немного подвисла.

— Э-э-э… — протянула она. — Это проигрыватель. Проигрыватель, это — Мёрдок.

— Схрена?! — не сдавался я.

— Мёрдок, что тебе нужно? — вздохнула Сандра. — Проигрыватель. Пластинка. Купила. В магазине. Слушаю. Ну, извини, должна же я что-то слушать, пока ты бухаешь! Так-то, конечно, к тебе бы пришла.

— Вот! — поднял я палец. — Во-о-от!

— Что — «вот»? — устало спросила Сандра и опустилась на стул. — Мёрдок, мне не нравится этот блеск у тебя в глазах. Ты же поспать собирался? Ложись, я сейчас постелю…

— Какой, на**й, спать, женщина?! — взревел я. — Ты мой менеджер или где? Почему, увидев эту х**ню в магазине, ты не пришла ко мне с докладом? Где наша обновлённая стратегия продвижения? Х*й с ней, с обновлённой, где хотя бы старая?!

— Слышь, алкашина! — вскочила Сандра, злая, как грёбаная фурия, только что без копья. — Я тебе когда ещё говорила, что я нихрена не менеджер?! Ты мне что тогда сказал, а? Или у тебя уже от водки память накрылась? Ты сказал, что тебе класть три кучи, и я как есть тебя устраиваю! Не нравится — пошёл нахер, я вообще официально с тобой никакими договорённостями не связана!

— Ладно, осади, — махнул я рукой, поняв, что погорячился. Но успокоить Сандру оказалось не так просто.

— Стратегия продвижения! Да *б же ж твою-то мать, чего он захотел! Как, по-твоему, я должна её выстраивать?! Что там должно быть написано? «Пункт два: лидер группы бухает месяц без просыху. Пункт три: за ним носится разъярённая толпа с факелами. Пункт четыре: профит!» Такое, да? Не вопрос, сейчас напишу!

— Я ж говорю — осади, извиняй, перегнул…

— Как я могу хоть что-то планировать, хоть, б**дь, совместный ужин, когда ты неуправляем даже собственной башкой?! Давай я устрою тебе концерт сегодня вечером в семь? «Давай, Сандра, устраивай! Но ровно в шесть тридцать ты увидишь, как я, пьяный, вхожу внутрь ракеты, которая унесёт меня на б**дскую виртуальную Луну, а там я протрезвею и буду ныть, что у меня херовый менеджер, и инструменты в вакууме ни**я не звучат!»

Выпалив это, Сандра, наконец, заткнулась.

— Стыдно, — признался я. — Очень стыдно, даже вот в животе чего-то забурлило, как будто щас либо вверх, либо вниз хлынет. Чистая психология, никакого расстройства микрофлоры. Ладно, Сэнди, угомонись. Ты это — пробей, а? — Я постучал ногтем по корпусу граммофона. — Такая важная херня. Можно записать альбом, а потом — тур в поддержку альбома. И на концерте продавать пластинки. А те, кто от балды сами купят пластинку, потом придут на концерт. Одно — реклама другого. Согласись, круто? И бабла поднимем, и сами поднимемся…

Энтузиазма на лице Сандре читалось не больше, чем на ослиной морде, на которой не читалось вообще ничего.

— Я выясню всё, что смогу, — сказала она. — Но, Мёрдок…

— Ой, только вот не надо этих скучных доводов рассудка! — закатил я глаза. — Я в одном фильме мудром слышал: оптимисты — это те, кто не могут, но делают, а пессимисты — те, кто могут, но не делают. Мы тут будем оптимистами, хотя бы потому, что там, где мы, уже по определению ничего плохого с нами случиться не может. Всё уже случилось.

— Я хочу, чтобы ты посмотрел вот на что.

Сандра встала, подошла ко мне и сняла с полки худенькую стопку пластинок. Протянула мне первую. Спросила:

— Что это?

Я осмотрел конверт с двух сторон, пожал плечами:

— Джазовые стандарты. Пятидесятые.

— Хорошо. Это?

— Концерты Моцарта для скрипки, четвёртый и пятый, самый козырный. К чему клонишь?

— Подожди, вот это вот посмотри.

— Сэнди, это вообще х**ня какая-то. Музыка для релаксации?

— Это, Мёрдок, самые популярные здесь пластинки, которые расхватали, как горячие пирожки. А теперь взгляни вот на это.

Я присвистнул:

— Moneskin? Реально?!

— Ага. Самая популярная группа в реале сейчас, говорят. В мире, Мёрдок. Бабла гребут столько, что уже даже жопами жрать не успевают. Без проблем согласились на некоммерческой основе предоставить лицензионный альбом проекту.

— Это, конечно, херово, поскольку обостряет конкуренцию, но мы это обыграем. Например…

— Мёрдок… — Сандра положила руку мне на плечо. — Какая конкуренция? Они здесь нахер никому не нужны.

— В… В смысле?! — моргнул я.

— Я едва ли не единственная, кто купил их пластинку, и то я даже ни разу её не прослушала. Детишки тут, конечно, есть, но их не так много, слава Господу. А те, что есть, пережили смерть, и у них всё равно в голове что-то крепко сдвинулось. А в основном — люди хоть сколько-нибудь взрослые. Пожившие. Задолбавшиеся. Да, они ходят страдать хернёй в квесты. Но придя домой, они хотят поставить на диск что-нибудь фоновое и ненапряжное. Джазовые стандарты. Классику. Музыку для релаксации. Они не хотят, чтобы кто-то у них в доме орал дурным голосом под грохочущую музыку. Вот что я, как твой менеджер, поняла из простого похода в музыкальный магазин: в этом мире нет твоей аудитории, Мёрдок.

Ну, начинается… Помнится, братан мне то же самое залечивал: мол, рок-н-ролл мёртв, ты нахер никому не нужен, прогнись, играй х**ню…

— И что ты предлагаешь? — грустно усмехнулся я. — В джаз-бэнд переобуться? Нет, Сэнди, староват я уже — меняться.

— Ну, тогда…

— Если миру не нужен рок-н-ролл, значит, нужно заставить мир нуждаться в рок-н-ролле!

— Мёрдок, если бы ты играл рок-н-ролл, это было бы как раз в тему. — Сандра вернула пластинки на полку и, присев на стол, откинула волосы с лица. — Но то, что делаете вы… Короче. В пятидесятые и шестидесятые мир оклемался после войны, всем хотелось веселья и движухи, всем хотелось жить и радоваться жизни. Вот и появился этот твой рок-н-ролл. Какой бы смысл ты в этот термин ни вкладывал — рок-н-ролл это просто весёлая танцевальная музыка, которая бесила родителей тогдашних детишек. И когда целое поколение наварило на этой музыке миллионы, подросло другое поколение, которое выросло на улицах и не видело никаких миллионов, но видело, что популярная музыка далека от их жизни. Они начали играть панк. Так вот, Мёрдок. Ты вообще проскочил кучу этапов. Ты играешь такую музыку, как будто здесь уже все зажрались и лопаются от достатка, у всех всё хорошо и нет никаких проблем, но при этом есть какое-то количество маргиналов, которых это не устраивает. Но это не так! Все хотят просто наслаждаться спокойной жизнью, где нет никаких опасностей и тревог. А единственный маргинал — ты. Ты играешь музыку для самого себя. Вот такова неприятная реальность. А теперь давай как менеджер и артист решим, что мы будем с этим делать?

Теперь уже я опустился на стул. Вот ведь… Прям без ножа вскрыла и выпотрошила. И нахера Господь бабам мозги дал? Спасибо хоть, не всем. Ежели каждая будет такая умная, да при этом в постели такое золото, это ж мужикам вообще п**дец придёт по всем фронтам, категорически и бесповоротно.

— Сука ты, Сэнди, — пожаловался я ей (ну а кому ещё жаловаться-то?). — Вот прям табуретку из-под ног вышибла и сидишь, такая довольная.

— Нет, Мёрдок, — ласково сказала Сандра. — Я не вышибла у тебя из-под ног табуретку. Вот если б я сказала, что у тебя никаких перспектив нет — тогда да. А я сказала: «давай решим, что мы будем с этим делать». Создадим востребованный продукт и разработаем стратегию его продвижения. Я тебя из петли вытащила.

TRACK_07

Бедный мой измученный организм спать таки отказался. Вместо сна я собрался идти во дворец, добиваться аудиенции у брата. Сандра и Лимузин вызвались меня проводить. Выйдя за порог, я прикола ради посадил Сандру на осла. Тот ничего — сдюжил. Ну а, собственно, чего б ему не сдюжить, если он меня вывозил, да при том ещё бежал вприпрыжку. Сандра-то при любом раскладе меньше весит.

— Короче, Мёрдок, хочешь не хочешь — музыку придётся менять, — говорила Сандра.

Чисто, блин, библейская картина. Кто там на осле катался, помимо Иисуса? Не вспомню уж… Магдалена, небось? Очень символичненько.

— Я музыку меняю очень редко и только на водку, — буркнул я в ответ.

Настроение пробивало днище. Вот пусть все эти шахтёры и прочие грузчики не п**дят, что у них работа сложная. Хера там сложного? Бери больше — кидай дальше. Устал — поспал. А тут — это ж п**дец. Играешь — думаешь, бухаешь — думаешь, спишь — думаешь. Потом оказывается, что думал не в ту сторону. Разворачиваешь оглобли и думаешь в другую сторону. Пока думал, деньги закончились. Жить на что-то надо. Начинаешь ещё сильнее думать.

Нет чтоб смену отхерачить спокойненько, купить булку хлеба, пачку гречки — и в рот его не е**ть, как говорится. Чё, думаете, я не знаю, о чём говорю? Да работал я грузчиком по детству. Ну, тяжело. Ну, устаёшь. Зато отработал положенное — и положил на всё остальное, свободный человек, чего хочешь — то и делай.

— Насчёт «редко» — это я бы поспорила, про водку — возражений нет, — сказала Сандра.

Она была в тёплых штанах, сапогах с мехом наружу, в коричневой дублёнке, а вместо шапки накинула шаль. Я шагал себе спокойно в базовом шмоте. Отродясь ничего другого не носил, даже представления не имею, где брать. Наверное, на рынке…

Зиму, б**дь, нарисовали, вот полудурки-то, Господи…

— Нахер всё, — сказал я. — Давай свалим из этого грёбаного города в тёплые края. Поехали к Мэйтате. Он звал. Там, говорит, водка… бутылку откроешь — и все в радиусе ста метров без сознания валятся. И бабы дают душевно.

— Как не поехать, — мечтательно вздохнула Сандра. — Давно мне бабы душевно не давали, уж извелась вся.

— Стебёшься?

— Глумлюсь, Мёрдок. Вот ты опять. Столкнулся с проблемой — и давай думать о чём угодно, кроме неё. Ты, б**дь, как Харри Холе.

— Это ещё что за х*й?

— Детектив такой. Чукча скандинавский. Всю книгу бухает, бухает, нихрена не делает, а потом такой — опа! — дело раскрыл.

— Ну так раскрыл ведь!

— Вот я и говорю. Начерта тебе вообще менеджер? Поступай как знаешь. Всё равно в итоге вырулишь куда-то туда, куда я даже представить не могла.

— Ладно, не суетись, — буркнул я. — Чего думаешь-то? Ну, про музыку.

Тут мы дошли до поворота и остановились. Лимузин опасливо подался вперёд, Сандра наклонилась, повертела головой.

— Чисто, — сказала она и похлопала Лимузина по шее. Тот тронулся. — Короче, смотри. Музыка — я уже сказала, она здесь никуда вообще. То, что пишет этот твой Вейдер — ни разу очков не прибавляет. Там всё какие-то унылые п**дострадания, натянутые на куплеты, как сова на глобус.

— Чувствуется, да? — поморщился я.

— Ещё как чувствуется. Хочешь, чтобы тебя слушали — найди внутри себя кого-то такого же, как твои слушатели. Вот посмотри на меня. Найди внутри себя — меня. И представь, что бы я хотела услышать.

— Может, ты проще мне сама скажешь?

— А я откуда знаю?

— Нормально!

— Да, нормально! Если б каждый знал, чего ему хочется, вы, артисты, нахер бы были никому не нужны. Каждый взял — и подрочил, как ему одному приятно. Для тебя ж не новость, что я время от времени собой торговала в реале?

— Мне, в общем-то, насрать, так что наверняка даже не скажу. Может, новость, а может, и старость…

— Короче. В реале мне ни разу не встречались такие клиенты, которые бы точно знали, чего хотят, и давали подробные инструкции. Такое только в кино видела. Вообще, один из пунктов нашей «техники безопасности» гласил: если человек начинает с уверенностью говорить тебе, что надеть, как снять, что сказать, какую позу принять — лучше как следует насторожиться и что-нибудь изловчиться ему подмешать. Потому что очень легко нарваться на психа, который отрабатывает какую-то свою навязчивую идею. Очень часто заканчивается это… летально. Но сейчас не об этом. Короче, люди понятия не имеют, чего хотят, и ни один нормальный человек никогда тебе этого не скажет. Ты можешь только пробовать и смотреть — нравится не нравится.

— Вот со шлюхой меня ещё не сравнивали, спасибо большое, — кивнул я.

Дворец уже виднелся впереди. Мы шли по той самой улице, по которой когда-то бежали, отстреливая и херача гитарами и мечами городских стражников. В принципе, шли не таясь, так что запросто могли опять нарваться. Но и мне, и Сандре было лень что-то по этому поводу предпринимать.

— Все — шлюхи, Мёрдок, — вздохнула Сандра. — Простая истина, которую на этой работе быстро понимаешь. Все вокруг — шлюхи. Вопрос только в том, насколько высокий ценник ты можешь на себя навесить. Начиная от каких-то сумм ты можешь попасть на обложку Forbes, но всё равно останешься шлюхой, которая научилась подмахивать так, как нравится богатым клиентам.

— А клиенты — тоже шлюхи?

— Для кого-то — разумеется. А может, есть такие, которые не шлюхи. Но эти просто ничего не делают, вот и всё. В таком б**дском мире живём, Мёрдок. Найди правильную музыку и найди правильные песни. Сам. Свои. Эта группа — это ты, чёрт бы тебя подрал! Не Вейдер. Не этот твой Виктор-как-его-там-Цой-что-ли. Ты. Так спой то, что хочется спеть тебе. Хватит играть в музыку. Пора стать музыкой.

Я почесал замёрзший кончик носа. Вспомнилась вся та пурга, которую я пел когда-то один со сцены «Бешеного апельсина». И как все слушали. Как все хлопали…

— Лучше делать херню, но — свою, — сказала Сандра, будто прочитав мысли. — Чем делать качественную подделку. Я почему-то верю, что у тебя есть потенциал настоящей мега-звезды, но ты никак не хочешь его раскрыть. Что-то тебе не даёт, будто ограничитель какой-то. Научись раскрывать душу, не бойся, что туда насрут.

— Пусть только попробуют! Я ж вые*у сразу за такое.

— Угу. А потом — в запой на месяц.

Хотел я возразить, но тут сзади грянул вопль:

— Вот он!

Я лениво обернулся. Даже узнал того мандюка, что орал. Жрец, которого я однажды из арбалета грохнул. Вот злопамятный какой! Расплакался из-за херни.

— Ладно, — зевнула Сандра и изящно спрыгнула с осла. — Садись, недалеко осталось. Успеешь.

— Сегодня в четыре заходи, — сказал я, садясь на тёплую спину Лимузина. — Репетируем. Ну и побазарим за тему чё вообще репать.

Сандра кивнула.

— Жми, Лимузин! — крикнул я.

И Лимузин даванул, заставив преследователей глотать снежную пыль из-под его задних копыт.

TRACK_08

В тронном зале было пусто.

— Ау! — позвал я, двигаясь к трону. — Ку-ку! Братка, ты где, родной?

Осёл цокал копытами следом. Я к нему уже даже привыкать начал. Полезная штука, как ни крути. Может, даже оставлю себе. Вопрос, конечно, большой — как это для имиджа рок-звезды. Ну а с другой стороны, Иисус Христос — тот вообще суперзвезда, а ослом не брезговал. Да, пожалуй, на это можно ссылаться, когда шлёшь всех на**й.

Пространство над троном подёрнулось маревом. Эх, не успел. Думал, присяду. Ну и ладно, хрен с ним, пущай брательник почувствует себя хозяином положения, иногда можно чуточку.

Однако на троне внезапно оказался не брательник.

— Опа, — сказал я, глядя на Доброжелателя. — А ты как тут? А Федька где?

— Медовый месяц, — сказал Доброжелатель и торопливо вскочил, уступая мне место. — Уехали куда-то… Не в курсе, куда. Я временно замещаю его как куратора. Очень просил эту должность. Долго тебя ждал.

— Ну, звиняй. — Я, покряхтев для солидности, опустился на трон. — Я ж не знал. А то б заскочил пораньше.

Доброжелатель был прикинут точно так же, как в прошлый раз. Коричневый пиджак на футболку с «Благодарными мертвецами», бежевые брюки, туфли в тон пиджаку. Очёчки, лысина, все дела.

Он долгим внимательным взглядом оценил осла.

— Здравствуйте, — вежливо сказал Лимузин. — Меня зовут Лимузин.

— А он может что-нибудь принести? — спросил Доброжелатель.

— Пивка притаранит без вопросов, — сказал я. — Послать?

— Можно, по кружечке.

— Эй, животное! На монетку, гони во «Вспышку», приволоки нам сюда две кружки.

— Но, хозяин, я не смогу инвентаризировать кружки, — возразил осёл. — Они — собственность кабака…

— Беда… Ну, тогда вот тебе два кувшина.

— Тогда мне денег не хватит, хозяин.

— Да что ж ты беспомощный-то такой! На ещё монеток.

— Теперь всё в порядке, хозяин! Я побежал.

Как только осёл ускакал из зала, Доброжелатель повернулся ко мне и, понизив голос, сказал:

— Не доверяй этой твари.

— Чё это? — растерялся я.

— Петов доверили немногим людям, которые особенно успешно адаптировались к виртуалу. И — тебе. Почему?

— А я откуда е*у?

— Потому что к тебе подослали шпиона, Мёрдок. Я ведь говорил, твой дом теперь — чёрная дыра. На проекте нервничают. И вот подсылают к тебе пета. Строго-настрого запрети ему что-либо менять в доме!

Я вспомнил, как Лимузин предлагал сожрать развешанную Мэйтатой траву и нахмурился.

— Продержись неделю, потом его отключишь. И серьёзные разговоры — не при нём.

— А какие разговоры — серьёзные? Про музыку?

— Музыка — это очень серьёзно. Но я сейчас не об этом. Он не должен слышать ничего, касающегося реала. Вот как сейчас.

— Угу. Ясно. Так ты можешь мне объяснить что-нибудь насчёт того, за каким хреном мой брат женился на моей бывшей?

Доброжелатель глубоко задумался, не меньше чем на минуту. Я тем временем добыл из инвентаря гитарку, провёл по струнам, послушал отзвук… Новая музыка, новый репертуар, новый курс… Выдержат ли пацаны? Я-то вытяну, я могучий.

— Я копаю этот вопрос, — наконец промямлил Доброжелатель, — но пока ничего сказать не могу.

— А по какому вопросу ты можешь что сказать?

Я ослабил струны, чтобы сделать звук чуть пониже. Снова прислушался… Во, хорошо. Давненько не брал я в руки гитару. Аж мороз по коже.

— Могу сказать, что процесс по делу того парня, которого обвинили в твоём убийстве, неделю назад закончился. Он получил пятнадцать лет.

— Свезло мудаку, — буркнул я.

— Но они с адвокатом подают апелляцию.

— У него ещё и адвокат? Я думал, там какой-то нищеброд уличный.

— В принципе, так оно и есть… Адвоката ему оплачиваю я.

Я приглушил струны, поднял голову и уставился на Доброжелателя.

— Чего сказал такое?

— Понимаю, как это звучит…

— Это звучит так, будто я тебе сейчас гриф этой гитары в задницу затолкаю.

— Н-да, именно так это и звучит, согласен. Просто в этом деле далеко не всё ясно. Во-первых, скорую вызвал он. И он их дождался, сидя рядом с тобой.

— Погодь. Братан сказал, он там был.

— Был, — кивнул Доброжелатель. — Самого убийства он не видел. И не предполагал — по его словам — что этот паренёк мог быть убийцей. Однако на следующий день полиция внезапно нагрянула с обыском в дом парня, и там обнаружили твой телефон, испачканный твоей кровью. С его отпечатками. Пацана закрыли немедленно, с тех пор он из клетки вылезал только в зал суда.

— Каким надо быть е**аном, чтобы хранить дома айфон убитой рок-звезды, даже от крови не протерев, — покачал я головой.

— Вот и я так подумал. А потом поговорил с парнем. Он уверяет, что не при делах.

— Ну, на его месте я бы тоже уверял.

— Короче говоря, Мёрдок, я ему верю. И я хочу спросить: что ты помнишь о своей смерти?

Я задумался, пожал плечами.

— Да ничего. Шёл по улице. Темно было. Я устал после концерта. Во мне тогда плескалось… Не знаю… Наверное, около литра вискаря. Мне кто-то подсказал, что кокс можно купить на этой улице, вот я и пошёл. Знал, что завтра мне понадобится взбодриться перед вторым концертом. Потом — удар в поясницу. Телефон выдернули из руки. И ещё слышал, как этот мудак убегает.

— Убежал с телефоном, потом — вернулся, — хмыкнул Доброжелатель. — Вызвал скорую. Зачем?

— Совесть взыграла. С долбо**ами бывает. Слушай, Доброжелатель, ты уж извини, но мне про это вспоминать печально. Тут и так за каким-то хреном зима, тоска за душу берёт, а ещё ты, со своими замогильными делами. Ты мне лучше вот что скажи: как я могу записать пластинку? Если есть пластинки — значит, должна быть и студия.

Доброжелатель рассеянно хмыкнул:

— Вроде бы логично… Но пока все записи — это просто копии из реала. Я подниму этот вопрос завтра же. На быстрый эффект не рассчитывай, но сделаю, что смогу. В принципе, такие вещи обычно легко продавливаются. Начальство серьёзно сдвинуто на том, чтобы у каждого была возможность сделать что угодно. И чтобы как можно меньше вещей «падали с неба». У всего должны быть причинно-следственные связи, чтобы…

— …чтобы как в реальной жизни, — договорил я за него. — Ладно, суть уловил. Больше ничего не скажешь?

Я встал с трона. Доброжелатель покачал головой:

— Пока нет.

— Про матушку чего-то обещал…

— Не время, Мёрдок.

— Чё ты со мной как с маленьким?

— Мёрдок, ты почти месяц пил, узнав об Инге. Дай себе передышку. Я расскажу тебе всё со временем. И я думаю, что очень скоро я буду знать гораздо больше…

— Хозяин, я пивка притаранил! — ворвался в зал Лимузин. — Там тебя толпа ждёт, хозяин! Они на меня странно смотрели, хозяин! Не знаю, как прорываться будем.

— В общем, делай мне студию, мужик, — сказал я, памятуя о наставлении Доброжелателя. — Прям вот так, чтоб уже вчера была. А то совсем расстроюсь и выпилюсь… сам знаешь чем.

Тут Доброжелатель побледнел и сильно округлил глаза, показывая, что даже вот это вот при осле — ну его нахрен. Вслух же сказал:

— Всё сделаю, Мёрдок. Слово даю.

Мы пожали друг другу руки. Я спустился с тронного возвышения и хлопнул осла по загривку.

— Ну чё, Лимузин? Пошли разруливать!

— Боязно, хозяин…

— Ещё бы не боязно. А пакостить — не боязно было?

— Так я ведь и не пакостил.

— Это не спасёт тебя от ответственности, Лимузин. Я всё свалю на тебя.

— Мама…

TRACK_09

Перво-наперво я изъял у осла один из кувшинов и ополовинил его. Тёмненькое… Осёл, может, и шпионская рожа, но не откажешь ему в этом самом, как его… В понимании, вот. Летом, например, светлое пиво заходит прекрасно. А зимой — наоборот. Знать не знаю, отчего такое. Может, личный мой загон. А может, осёл тупо по рандому взял. Или акция на тёмное была — типа, два литра по цене одного. Пофиг предпосылки, главное — результат.

— Упало, — просипел я, оторвался от кувшина и инвентаризировал. — Давай второй.

Бряк — и на полу рядом со мной оказался кувшин. Хвала премудрым создателям — они не стали никак анимировать для осла извлечение из инвентаря предметов. Вот если бы он сперва копытами этот кувшин взял, а потом поставил, тут-то я бы и кончился на месте.

— Очень хорошо, Лимузин, — похвалил я, инвентаризировав второй кувшин. — Теперь пошли отвечать за последствия.

И толкнул дверь.

— Вот он!

— Держи его!

— Хер ему отрежьте!

— Х*ясе, Лимузин, — пробормотал я, остановившись. — Хер тебе отрежут.

— Кажется, они про тебя говорят, хозяин, — робко возразил осёл.

— Это мы ещё посмотрим!

Я решительно зашагал к толпе, которая хотя и орала громко — в атаку кидаться не спешила. Видать, пока носились по городу, запал порастеряли. А я вот особо и не носился. Там выпил, тут перехватил, с людьми интересными побеседовал. Неплохо, в общем, день провёл, продуктивно. «Тот был умней, кто свой огонь сберёг…»

— Правильно! — заорал я, подняв кулак, чем ошеломил и заставил заткнуться возмущённых любителей линчевания. — Доколе мы будем терпеть выходки этого так называемого Мёрдока? Да кто он такой?! Мы его не звали! Пошёл он на**й!

— Да-а-а! — заорал откуда-то из середины толпы Иствуд и выстрелил из револьвера в небо.

Толпа синхронно вздрогнула и ещё больше смешалась.

— Козёл ужратый, камеру сломал! — продолжал я возмущаться. — Вернее, не козёл, а осёл. Вот этот. — Я указал на осла. — Был он раньше? Нет, не было. Ломались раньше камеры? Нет, не ломались! С приходом осла всё изменилось! Камеры не работают, зима стала холодной, дров не продают!

— Дрова! — воскликнул кто-то сиплым голосом.

— Слышишь, жопа ослиная, чего люди говорят?! — рявкнул я на охреневающего Лимузина. — Верни дрова, падла! Город замерзает! Пшёл!

И выдал ослу напутственного пинка.

Лимузин выразил недоумение сдавленным «и-а-а-а» и бросился бежать. Деморализованной толпе только того и надо было. Нихера не поняв и увидев удирающую скотину, они бросились за ней. Остался только Иствуд.

Ковбой по-пижонски крутанул на пальце револьвер и бросил его в кобуру, после чего ещё более пижонским жестом коснулся полей шляпы.

— Мёрдок! Приятно видеть, что ты до сих пор на коне. Пусть даже это и осёл.

— В умелых руках и х*й — балалайка, — ухмыльнулся я.

— Как всегда, понятия не имею, о чём ты говоришь. Значит, всё нормально и вернулось на круги своя. Ромул сказал, сегодня репетиция?

Я двинул к дому, по-братански приобняв за плечи Иствуда:

— Ты прав на пятьдесят процентов, ковбой. Репетиция — будет, это к бабке не ходи. А вот насчёт того, что всё вернулось на круги своя — вот тут ты сильно-сильно заблуждаешься.

* * *

— Лежать, сука, пока я тебя хреном не избил!

— Мёрдок, Мёрдок, не надо, слышь, успокойся! — визжал, забившись в угол, Рома.

Иствуд плакал в потухшем камине. Вивьен пряталась под столом.

Я заметался по гостиной, а по совместительству — репточке.

— Грёбаный в рот, недоумки! В группе, помимо меня, три тела, все три — безмозглые! Я что, сильно дохера с вас спрашиваю? Я ещё даже не начал с вас, уродов, спрашивать! Пока я бухал, набираясь вдохновения, вы жили среди этого п**добл**ского тупорылого и у**ищного стада… в смысле, среди нашей целевой аудитории! И что? Никто не может ничего родить? Нам нужен новый жанр, новое направление, что-то такое, отчего у так называемой мужской части этой аудитории начнёт вставать х*й, а у женщин… Да срать на женщин. Вивьен! Как возбудить мужика?!

— Сэр! — Вивьен молнией выскочила из-под стола, е**нувшись об него башкой, но даже этого не заметила; она тут же вытянулась по стойке смирно и доложила: — Раздеться и потереться, сэр!

— Как выразить это музыкально?! — рявкнул я на неё.

Вивьен бросилась в сторону, подняла свои клавиши, которые я пинком отшвырнул две минуты назад. Разложила подставку и суматошно заиграла что-то, с ужасом глядя мне в глаза.

— П**дец, — прокомментировал я её потуги. — Пьяная оргия на скотном дворе с систематическими испражнениями друг другу в рожу. Прекрати немедленно, пока мы все тут импотентами не стали!

Вивьен послушно вытянула руки по швам.

— Иствуд, б**дь! — нашёл я новую жертву и в один прыжок оказался у камина.

Иствуд издавал какой-то ультразвук, пока я вытаскивал его, перепачканного в углях и золе, из камина. Левой рукой я прижал его к полу, правую отвёл для удара.

— Как возбудить мужика?!

— Я не знаю!

— Ты же пидор!

— Не-е-е-ет!

— Никто ни разу не видел, как ты трахаешь бабу, а значит, ты пидор, и сейчас ты расскажешь нам, как возбудить мужика.

— А-а-а-а-а, ма-а-ам-а-а-а!

— Херово стараешься, юнга, у меня на тебя не встаёт! — проорал я.

Но разбить Иствуду рожу и вколотить ему зубы в глотку не успел. Сзади раздался мягкий и добрый голос:

— Мёрдок, как по-твоему, что ты сейчас делаешь?

— В смысле?! — оглянулся я на Сандру, которая незаметно вошла в дом и, наверное, уже с минуту наблюдала за происходящим. — Провожу репетицию. А на что похоже?

— Ну… Я, конечно, не спец, но это больше всего похоже на массовую резню.

— Вот, — кивнул я и выпрямился, оставив Иствуда в покое. — Точняк — репетиция. Ты не кипишуй, это ж я так, с ласкою всё. Пацаны привыкшие. Да, пацаны?

— Пошёл на**й! — со слезами проорал Рома из своего угла. — Я увольняюсь! И жить я тут больше не буду!

— Ой, п**дец, напугал! — повернулся я к нему. — Как же я буду засыпать, не слыша, как ты наяриваешь мою клавишницу! Не надо, Ромыч, не уходи! Не бросай меня! Я ж тут совсем опущусь, бухать начну.

— Ну и не уйду! — крикнул в ответ Рома. Тут же озадачился собственным ответом и, обхватив руками голову, добавил: — Ты мне нейроны попортил. Я, типа, уже ваще не отдупляю, как думать. По ходу, ваще не умею.

— Так, ну-ка сел, б**дь, за барабаны и задумался на пять минут о популярных жанрах в музыке! — велел я. — Увольняется он. Уволишься, когда я скажу! Распоясались совсем, пока батя отдыхал!

Я подошёл к столу, выворотил на него последний из двух кувшинов и наполнил кружку. Подвинул Сандре.

— Будешь? — буркнул я. — Эти пока не заработали.

— Воздержусь, — вздохнула Сандра. — Так. Ты полностью деморализовал своих музыкантов, они теперь даже дышать боятся в твоём присутствии…

— Им не нужно дышать. Они должны играть популярную музыку.

— Мёрдок, мы сыграем всё, что скажешь, — пролепетал Иствуд, тщетно пытаясь подняться на трясущиеся ноги, как новорожденный оленёнок.

— Отставить, — прорычал я. — Я понял, что до этого дня в нашей группе доминировал авторитарный, деспотический метод руководства. И теперь всё будет иначе. Каждый участник «Благодарных мертвецов» может и должен вносить рацпредложения. Это называется «мозговой штурм».

— По-твоему, вот так проводится мозговой штурм?! — воскликнула Сандра.

— Типа, похоже, — простонал из-за барабанов Рома. — У меня, короче, сотрясение мозга уже есть. Верняк.

— Во! — указал я в его сторону кружкой. — Слышь, чего малой говорит?

Сандра покачала головой. Кажется, она уже начала жалеть, что заняла пост менеджера.

Дверь распахнулась, внутрь дома влетел Лимузин.

— Хозяин, я принёс дров, как ты просил! — выдохнул он, и из его инвентаря высыпалась охапка дров. — И я ушёл от погони, хозяин. Вернее, они сами отстали. После двух поворотов они поняли, что не знают, чего от меня хотят.

— А дрова ты сп**дил? — поинтересовался я.

— Мне пришлось, ведь у меня почти не оставалось сдачи… Я так устал, хозяин. Можно мне полакомиться этими прекрасными растениями, которых так много вокруг?

— Нельзя! — потрепал я осла по холке. — Молодца, Лимузин.

— Охереть, Мёрдок, — прокомментировала Сандра. — Мне сперва показалось, что после запоя твоя разрушительная мощь утихла. Но она, кажется, умножилась на два.

Только на два?! Оскорбление… Но ничего. Мы ещё всем покажем.

Ну, я.

TRACK_10

В музыке есть моменты, когда… В общем, когда недостаточно просто заниматься музыкой. Под этим предлогом Сандра спасла от моего вдохновляющего присутствия мою группу и уволокла меня наверх, в мою комнату. Закрыла дверь.

— Правильно, — согласился я с ней. — Мне как раз надо потрахаться.

— Нет! — взвизгнула Сандра и шарахнулась. — Мёрдок, фу! Отставить! На меня не действует твой быдло-метод обольщения!

— Да ладно врать! — Я спустил штаны. — Всё действует. Давай! Уже десятый трек, а я до сих пор не наразвратничал. Бухать — бухал, дебоширить — дебоширил. Даже на гитарке малёху потренькал, чтоб не забывали, что музыкант. А вот поразвратничать не успел. Этак мы всю фанатскую базу растеряем нахер.

В руке у Сандры появилось копьё.

— К насилию склоняешь, — догадался я. — Знаешь ведь, что я принципиально не плачу за секс, а значит, и штраф за это дело платить застремаюсь. Какое коварство. О женщины, вам имя — пидарасы…

— Мёрдок, у тебя капитально уехал крышак, — сказала Сандра, запрыгнув с ногами на мою кровать, поскольку это был самый дальний от меня угол комнаты. — Я не знаю, что случилось, но это дикая жесть. После Даймонда ты был нормальным, даже лучше, чем нормальным. А потом вдруг — бах! — и всё накрылось. Ты в запой вошёл уже не собой, а вышел каким-то вообще непонятным. Слушай, я знаю, что ты крутой и всё такое, но, может, ты со мной поделишься? Я ведь вижу, что-то происходит.

Я помрачнел и натянул штаны. Происходит… Да уж, происходит тут. Но не рассказывать же Сандре про Ингу. Это, бля, совсем поехавшим быть надо.

— Всё со мной нормально. Ну, выпил…

— Мёрдок, ты годовой лимит выпил.

— Мой лимит, хочу и выпиваю.

— Годовой лимит города!

— Срать мне на этот город.

— А не надо бы тебе на него срать! Если ты хочешь, чтобы этот город приходил на твои концерты и покупал твои записи. Ещё раз объясняю: здесь не та ещё жизнь, когда люди приходят слушать, как их со сцены кроют х*ями. Они просто разницы не видят между пьяным Мёрдоком, который выступает на сцене, и пьяным Мёрдоком, которого можно встретить за углом.

— Так в этом и есть фишка. Я такой, какой есть, я не меняюсь и не лицемерю!

— Окей, на пальцах объясняю. Видишь средний? Не катит твоя фишка! И если бы ты хоть немного шевелил мозгами, ты бы понял это уже давным-давно. Хочешь заявить о себе в искусстве — относись сам к себе, как к произведению искусства. Ты видел картины Дерека?

— Видел. Говно, — сказал я, не очень представляя, что там у Дерека за картины.

— Ты видел картины, но не видел, как он стоит за мольбертом, как он бухает, машет хреном перед камерой или ещё чего похуже. Мёрдок, люди здесь не хотят реалити-шоу. Как бы тебе ни хотелось верить в обратное, но у создателей что-то получается. Этот мир уже во многих отношениях лучше реального. Например, здесь людям не хочется тратить время на созерцаниебессмысленных реалити-шоу, они не читают тупых книжек про то, как дегенерат-военный попал в тело подростка в другом мире и начал трахать всех девок, побеждать врагов и возглавлять кланы. Люди в кои-то веки задумались о душе. А ты тычешь им хреном в рожу и называешь пидарасами.

— Сандра, ты откуда такая умная? — возмутился я. — Ты чего, пока я бухал, книжки читала, что ли?

Вместо ответа Сандра достала из инвентаря и бросила на мой бутылочный столик книжку. Я присмотрелся. Бабёнка на обложке была — высший класс. Повалял бы такую, да по-всякому, да с выдумкой. Вот надо братцу идею подать — чтоб не только этот убогий конструктор, а чтоб можно было внешность реальных людей копировать.

Это ж какой ништяк! Вот идёшь себе по улице, смотришь — а навстречу, например, Саша Грей. Или Вайнона Райдер образца начала двухтысячных. Или вообще какая-нибудь Мишель Родригез. И ты такой галантно подваливаешь к ней, спрашиваешь: «Не желает ли мадемуазель пое…»

— Мёрдок, ты буквы, буквы читай! — заволновалась Сандра, заметив, как зловеще вспучиваются спереди мои штаны. — Буквы — они, знаешь…

Ещё бы мне не знать буквы.

Екатерина Кононова «Личный бренд с нуля», — прочитал я на обложке.

— Книжков, стало быть, завезли, — сказал я.

— Да, в городе теперь есть настоящий книжный магазин. Собственно, там же, где и был. Вейдер остался владельцем. Мужику свезло — сказочно. Он теперь, как Дон, предприниматель. Может нихрена толком не делать и только получать прибыль.

Угу. Они — предприниматели, мэры, они крутые. А я всё проссал, и музыка у меня говно…

— Я книжку оставлю, ты полистай, там полезное, — сказала Сандра, спустившись с кровати. — Попробую раздобыть газетку или типа того…

— Нахрена? — не понял я.

— Обложку обернуть, — буркнула Сандра. — Книжки беречь надо, знаешь?

Угу. Книжки она бережёт. У самой, поди, в реале в «Колобке» закладка лежала. Ревнивая она, Сандра эта. Не, не буду ей про Ингу рассказывать. Вот Дону расскажу. Надо сказать ему, чтоб выходной взял. Пойдём в квест какой-нибудь живописный, пикничок устроим. Костерок, водочка, шашлычки, все дела. Чисто мужской компанией. Может, и Дерека возьмём. А этих вот, Рому, Иствуда — не. Детсад же ещё. Совсем не та атмосфера.

— Так, Мёрдок, — сказала Сандра, — а теперь садись за стол…

— За какой ещё, нахрен, стол? — не понял я.

— Очень хорошо, что ты сам начал этот разговор, Мёрдок. Итак, бери молоток, доставай дерево…

TRACK_11

Сандра действительно заставила меня сколотить письменный стол.

Я ещё ржал над ней. Потому что когда она говорила «письменный стол», то губы заканчивали шевелиться раньше, чем я дослушивал фразу до конца. Я даже Рому позвал, и тот даже пришёл.

— Типа чё? — спросил он, опасливо просунув тупую голову в мою комнату.

— Зырь, — велел я. — Сандра, скажи «письменный стол»?

— Письменный стол, — устало произнесла Сандра.

— Херасе! — выпучил глаза Рома. — Чё за мистика?

— Письменный стол по-английски — desk, — пояснил я. — Так она и говорит. А мы слышим расшифровку. Сандра, скажи «кататься на лыжах»?

— Нахер иди, Мёрдок! — вспылила Сандра. — А ты — дверь закрой с той стороны! Не мешай взрослым разговаривать.

— Сами позвали же, — обиделся Рома, но скрылся.

В общем, стол я честно сколотил. Потом сколотил стул. Кипу бумаги, чернильницу и перьевую ручку Сандра мне подарила. «В честь выхода из запоя», — торжественно объявила она.

Хорошая она всё-таки…

Итак, вот я сижу за столом, в руке у меня ручка, передо мной чистый лист. Сандра валяется на моей кровати с книжкой. Бредовая какая-то ситуация… Какого хрена на моей кровати одетая баба с книжкой, что я себе позволяю?!

— Мёрдок, не отвлекайся! — прикрикнула Сандра.

Я заставил себя сосредоточиться на листе бумаги.

Итак, задача: описать свою целевую аудиторию, её ценности, её… В общем, на что у этой целевой аудитории встаёт х*й.

Добравшись до этой конкретной мысли, я обрадовался. Макнул ручку в чернильницу и нарисовал посреди листа символический х*й. Макнул ещё раз и, для понятности, подписал: «х*й». А то я ж не Дерек, у меня с художественными талантами туговато.

Так, я вижу перед собой х*й своей целевой аудитории, это уже хорошо. Но на что он встаёт? Очевидно же — на меня! Или я выдаю желаемое за действительное? Хм… Ладно. Копаем глубже.

Итак, вся эта хрень тут шаро**ится по улицам, занимается бессмысленной работой, проходит бессмысленные квесты. И слушает какие-то скучные релаксационные запилы, джаз. А «Манескин» их, значит, не вставляет. Почему? Блин, да как можно понять логику пидараса, если она проходит через жопу…

Чё мне-то делать? Музыку для релаксации? Ну, это Вивьен на передний план, с клавишными… Да, собственно, и всё. Остальную группу можно распускать. И самого меня можно распускать. Вивьен будет играть, а Сандра говорить, как именно играть. И название изменить, конечно. Например, на «Голубую лагуну» или «Приют пидараса». Что-нибудь такое, хюгге-стайл.

Тьфу, блин, печаль какая. Нет уж, я из группы не уйду. Только через мой труп.

Тогда чего — джаз?

Ну, допустим, я могу и джаз. Ромыч с Иствудом, конечно, охереют, но за месяц-другой я их выдрессирую. Вивьен — та вообще за любой кипиш, кроме голодовки.

Я представил себе, как мы стоим на сцене, играем какой-нибудь импровизационный бодрячок… Трубач ещё нужен… А в зале отплясывает местный народ в шмотках и причёсках а-ля пятидесятые.

Нет, ну это вообще жесткач какой-то.

Целевая аудитория, мать её так… А, ну, вот ещё они любят собираться толпами, рисовать плакатики и бегать за мной с воплями «Мёрдок негодяй!» Вот если так рассуждать — то я вообще всё пипец как правильно делаю, даже придраться не к чему. Надо только найти способ сделать так, чтоб они с этими плакатиками ко мне на концерты приходили. И за вход платили.

Или я опять какую-то херню выдумал? Блин, тяжело трезвому, порой так и вообще невыносимо!

На бумагу упала тень. Это Сандра подкралась посмотреть, что я написал.

На листе по-прежнему было только одно слово и одна картинка.

— Молодец, — вздохнула Сандра. — Вижу, старался. Я так тобой горжусь.

И поцеловала в темечко, как любящая мать.

* * *

Сандра реально не собиралась сдаваться.

Поняв, что за письменным столом от меня толку не будет, она поволокла меня на улицу.

Господи, это какой-то бесконечно длинный день после запоя. Сколько ж можно-то? Туда-сюда, туда-сюда… А куда, кстати?

— Сандра, ну его нахрен, холодно, — сказал я. — Пошли, может, в кабак, выпьем-закусим?

— Я хочу увидеть результат! — рявкнула Сандра. — Хоть какой-нибудь маленький результат! И вот как мы теперь будем с тобой работать. Пока не добьёшься какого-нибудь маленького результата — секса не будет. Хочешь секса — покажи маленький результат. Понял меня?

Она ехала на осле, я шёл рядом. С минуту я молча смотрел на неё, пытаясь вкурить, где хранится прикол. Потом понял, что прикола нет, и заржал.

— Что смешного? — нахмурилась Сандра. — Я абсолютно серьёзна!

— Ты упоролась, что ли? — прорыдал я сквозь смех. — Да это ж я! Да я в этом городе кого угодно…

— О, серьёзно? Ну так вали и трахай кого угодно.

Я перестал смеяться. Озадачился.

— Чё-то я не вкуриваю. А в чём прикол? Ну, пойду и трахну.

— Ну, иди и трахай.

— И пойду!

— И иди.

— И трахну!

— Трахай, Мёрдок.

— Или ты думаешь, не пойду?!

— Пойдёшь, куда ты денешься.

— Думаешь, не трахну?

— Да ещё как трахнешь, по всему городу треск стоять будет.

— Так в чём замес?

— Замес в том, что лучше меня ты в этом городе никого не найдёшь. Никогда и никого! — погрозила мне пальцем Сандра. — И ты это сам знаешь. Как тебе Доротея?

Я вспомнил Доротею.

— А Присцилла?

Я вспомнил Присциллу.

— Я, думаешь, просто так «любовницу» дольше года прокачиваю? Нет, Мёрдок, не просто так. И я не останавливаюсь, заметь. Я с каждым разом становлюсь всё лучше, и с этим ты не поспоришь. Даже если у меня найдётся соперница, ей придётся изрядно постараться, чтобы меня хотя бы догнать. Ей придётся этим делом на полную ставку в две смены заниматься, а так расшибаться никто не будет. Смирись, Мёрдок. У тебя — самая лучшая девушка в городе, а то и в мире. По совместительству — твой менеджер, твой лучший друг и твой голос разума. Ты не сможешь меня бросить, потому что не сможешь никогда. Я — сокровище. Береги меня.

— Ты дьявол! — заорал я, заставив охреневших прохожих оборачиваться и шухериться. — Я ведь сам создал тебя!

— Не преувеличивай, мы оба старались.

— Но ведь…

— Присцилла, наверное, была чуть поинтереснее Доротеи. А Доротея наверняка вообще не напрягалась. Бревно бревном — я угадала? Для школьника — предел мечтаний, но ты-то уже не в школе. Ты рок-звезда. Тебе нужно всё самое лучшее. Самое лучше бухло, самая лучшая наркота и самый лучший секс. Всё то, что с гарантией отрубает мозги.

Я схватился за голову.

— Бля, Сандра, дай-ка я лучше с другой стороны пойду. Когда ты мне над левым плечом такие вещи говоришь, меня охватывает иррациональный мистический ужас.

Я обошёл осла.

— Куда мы вообще прёмся, ты можешь объяснить?

— Да пришли уже. Стой, Лимузин! — Осёл остановился, Сандра соскочила на заснеженную мостовую и показала на дверь дома, перед которым мы остановились.

На двери была табличка: «Дерек. Художник».

— И нахрена мне художник Дерек?

— Две причины. — Сандра показала два пальца. — Во-первых, Дерек пишет картины, которые людям нравятся. Они платят за них деньги. И репутация Дерека растёт. А во-вторых, Мёрдок, тебе нужно понять этих людей. Понять, зачем они тратят время и силы на всё это «нарисованное говно», как ты называешь любое их действие. Если ты не понимаешь своей целевой аудитории — тебе нечего ей предложить. А твоя привычная стратегия — догонять и запихивать насильно в глотку — если ты не заметил, даже при жизни не очень-то работала. Так что — вперёд. Позвони в колокольчик, зайдём на чай к художнику и побеседуем. Творческие люди любят говорить о себе. Ты вот, например, только о себе и говоришь.

Покачав головой и ни на грош не поверив в эту затею, я всё-таки позвонил в колокольчик. А потом для верности ещё и пнул по двери.

TRACK_12

Чай… Какой ужасающий душу позор — я действительно пью чай. В доме художника. Убейте меня, кто-нибудь.

— Дерек, а ты чё, трезвым работаешь? — не выдержал я, когда художник подвинул ко мне блюдо с печенюшками.

— Мёрдок, ты хотел поговорить с Дереком о работе, — вмешалась Сандра, которая, наконец-то дорвавшись до чая, стала счастливой и умиротворённой.

— Так я ж и говорю. Видишь — с главного начал.

— Только трезвым, — сказал Дерек. — Предельная сосредоточенность на работе.

— А вот если работаешь-работаешь, а вдохновение — вжжжжжух! — в ноль? — заинтересовался я разговором.

— Значит, хватит работать, — улыбнулся художник.

Я посмотрел на него сперва недоверчиво, а потом — с презрением.

Ну что за несерьёзный, детский подход? «Хватит». Какой «хватит»?! Когда прёт — значит, надо херачить, пока Рома с Иствудом не побегут к создателям, умолять, чтобы их перезагрузили в виде тараканов.

— А как ты определяешь, какие картины писать? — спросила Сандра.

Планировка дома художника совпадала с моей. Внизу была здоровенная студия, в ней мы, собственно, и тусили. Но, несмотря на обилие места, работал Дерек явно не здесь. Здесь картины только на стенах висели, готовые уже.

— Никак не определяю, — удивился Дерек вопросу. — Пишу то, что мне хочется.

— Слышь! — воскликнул я, красноречиво ткнув в Дерека пальцем. — Вот и всех делов, я ж говорил. Из-за тебя только репетицию пропускаю, эх…

— Погоди, — отмахнулась Сандра и внимательно посмотрела на Дерека. — Скажи, Дерек, а ты чувствуешь единство со своей целевой аудиторией?

— А какой художник его не чувствует? — удивился Дерек ещё больше.

— Ну, вот, Сальвадор Дали, например, всех на х*ю вертел, — буркнул я, однако уже почувствовал, что на меня забили хер.

Дерек смотрел на Сандру, Сандра — на Дерека. Ну и хер на них. Я пойду лучше картинки посмотрю.

Оставив недопитую чашку чая, я пошёл по залу, слушая вполуха вумный разговор. Но больше всё-таки развешанным любовался. Первая картина понравилась — душевная такая. Небо, море, парус вдали. Чисто Айвазовский, только без экстрима.

А есть ли в этом мире море? А яхты? А покататься?..

В общем, загрустил я от картины, перешёл к следующей. Она мне тоже понравилась — на ней Дерек чётко зарисовал закат. Чёрные силуэты деревьев на фоне красного, как… Ладно, просто красного солнца.

Я покивал картине с мудрым видом знатока, пошёл дальше и тут уже не выдержал:

— Ах ты ж, *б твою налево!

— Мёрдок, веди себя прилично, не трогай ничего руками! — крикнула Сандра.

— Херасе! — заорал я, тыча в картину пальцем. — Это ж моя клавишница!

— А, да. — Дерек соскочил с барного стула и поспешил ко мне. — Вивьен согласилась мне позировать в обмен на… одну услугу.

— Услугу! — повернулся я к нему. — В обмен на то, что ты меня хладнокровно на**ал. Глядя в глаза врал, сука. А я ж к тебе по-доброму. Я ж тебя как родного принял.

— Ну прости, Мёрдок, прости…

— Чё «прости»? Чё «прости», Дерек? Несерьёзный разговор, так я тебе скажу. За такие косяки, во-первых, проставляться надо, и не чаем. Чай — это вообще оскорбление. А во-вторых, ты мне теперь должен. Объясняй, в чём секрет успеха. Не, ну с Вивьен — тут всё понятно, можешь не объяснять. Хомяк видит голую бабу — хомяк хочет голую бабу — хомяк покупает картину с голой бабой — хомяк дрочит на картину с голой бабой. Профит. Ты вон лучше про море расскажи, оно п**дец грустное. На**я оно мне надо, обоснуй?

— Мёрдок, ты можешь прикрутить свою вульгарность хоть на десять минут? — взвыла Сандра. Кажется, ей было за меня стыдно.

— Чего зря верньеры ломать? Я рок-музыкант, у меня всё на максималках. Да не ссыте, нормально всё будет, чё вы.

Дерек в задумчивости посмотрел на картину с Вивьен. Она там сидела у окна, полностью голая. Хитроумный художник умудрился выписать всё так, что даже жопы толком не видно, но ощущение обнажёнки присутствует в полный рост. При этом из окна её тоже не должно быть видно.

— Забавно, что ты увидел здесь эротику, — сказал Дерек. — Я хотел этой картиной показать людям их внутренний мир. Показать, что у них внутри есть всё необходимое для счастья. Они, как и те, кто с той стороны окна, видят лишь намёки, а остальное достраивает их воображение. Я не писал в расчёте на похотливые взоры. Для кого-то эта картина — мечта, сказка. Для кого-то — воплощение уюта. Ты, наверное, не поверишь, но она нравится женщинам.

— Лесбиянкам?

— Не уточнял… Женщины видят здесь свободу. И это — тоже правильная трактовка. Свобода быть собой. Уединение, а не одиночество. Если ты видишь в этой картине только эротику — мне тебя жаль, Мёрдок. Я думал, ты — более глубокая личность.

— Я же трезвый, Дерек. Ну какие натрезвяк глубины? Да мне в таком состоянии хоть «Шишкин лес» покажи — я мимо пройду.

— Какой «Шишкин лес»? — не понял Дерек.

— Ай… Этот, блин! «Утро в сосновом бору» Шишкина, во. Звиняй, понятия попутал. А почём Вивьен-то? Я у себя в комнате повешу — пусть Ромыч бесится.

— Не продаю, — тут же сказал Дерек. — Некоторые картины я не продаю, но их можно смотреть на выставке. Кстати, приходи. Через пару дней у меня будет выставка, где я покажу новые работы.

Он протянул мне визитку. Я, не глядя, сунул её в карман. Может, и зайду, чё бы нет. Более важных дел как-то на горизонте не маячит.

— А о чём ты подумал, посмотрев на море? — Дерек подошёл к первой картине. — Почему оно показалось тебе грустным?

— Сам, что ли, не видишь? — усмехнулся я горькой-прегорькой усмешкой. — Здоровенное такое море. Нарисовано — на отъ*бись, мол, вы же видели море хоть в кино — так чё дое*ались, мне больше делать нехера, кроме как каждую капельку выписывать. И лодочка эта — вот вообще на пох*ях, одним мазком. Ближе подойдёшь — и только и видишь, как будто птичка серанула. Нет там, сука, никакой лодки! — заорал я на картину во внезапной вспышке гнева. — И моря никакого нет! Нахера ты это говно нарисовал? Чтобы нае*ать?! Кому-то это нравится, что ли? Смотреть на этот п**дец и понимать: «Я — это кусок говна в океане дристосины»?

— Мёрдок! — воскликнула Сандра, которой было за меня уже не просто стыдно, а до смерти.

— Чё «Мёрдок», чё «Мёрдок»?! — повернулся я к ней. — Ты вот этому меня учиться привела? Ну, научился, зашибись! Напишу песню про то, что жизнь — говно и спасения нет. А Вивьен на концерте разденем, только соски заклеим, пусть все на неё смотрят и испытывают уют.

Дерек долго и внимательно на меня смотрел, потом сказал:

— Я тебе её пришлю.

— Кого? Вивьен, что ли? Да нахер, себе оставь, у меня воображение хорошее, так подрочу.

Плюс, книжка есть про личный бренд. Там деваха, конечно, не голая на обложке, но всё равно горячая.

— Нет. Эту, с лодкой. Она тебе нужна.

— Знаешь, что, Дерек? Иди ты нахер, — сказал я и гордо покинул обитель художника.

Не нашли взаимопонимания. Бывает.

TRACK_13

— Мёрдок, постой! Да погоди ты, за тобой осёл не успевает! Ты понял, в чём твоя проблема?

— Понял, — буркнул я, уверенно шагая ко «Вспышке справа».

— Ничего ты не понял! — говорила Сандра под цоканье копыт осла. — Вот сила творчества Дерека. Нравится оно тебе или не нравится, оно несёт в себе заряд и не оставляет равнодушным.

— Угу. А я х**ню какую-то играю, на которую всем насрать.

— Мёрдок, ты сам это сказал.

— Знаешь, что, Сэнди? Иди ты на**й. Иди сама, со своей золотой вагиной, и осла забирай в приданное. За меня не беспокойся, я уж найду, чем скипетр полирнуть.

С этими словами я вошёл во «Вспышку». Огляделся, никого интересного не нашёл. На меня тоже никто особого внимания не обратил. Ну, известное дело: до вечера в кабаке примерные граждане не сидят. Шансов здесь нарваться на возмущённую толпу — минимум.

Я прошествовал к стойке. Дона не оказалось. Зато мне очень обрадовалась девчонка-непись, которую я помнил ещё по прошлой беззаботной кабацкой жизни.

— Здравствуй, Мёрдок! Что будешь пить?

— Мне, значит, кружку тёмного, три шота водки и десять бутылок вискаря с собой. И огурец.

— Момент!

Я кивнул и сел на стул в ожидании момента. Ща мозги прочистятся, жизнь засияет новыми красками, и я начну видеть перспективы. Нахер все эти личные бренды, всех этих менеджеров и прочее художественное говно. Рок-н-ролл пойдёт своим пу…

А-а-ай, ну какого хрена она за мной попёрлась? Одно расстройство.

— Я не уйду, — заявила Сандра и уселась рядом. — Эй, дамочка! Ром с колой.

— Сию секунду, — откликнулась дамочка.

Фигасе, уже кола у них появилась. Растём, чё.

— Мёрдок, можешь меня игнорить, но я всё равно скажу, — затараторила Сандра. — Дерек не отделяет себя от людей. Он такой же, как они, плоть от плоти. Он не противопоставляет себя им. Поэтому он пишет то, что трогает их. Он не старается для этого специально. Ему, если хочешь знать моё мнение, тоже нужен менеджер, потому что его нужно грамотно раскручивать. Но я работаю не с ним, а с тобой.

— Знаешь, что? — сказал я, взяв кружку пива. — Ты уволена.

И начал пить. Планировал пить долго и величественно, чтобы всё это время Сандра страдала от невыразимого отчаяния. Но получилась херня. Пока я пил — Сандра говорила, и страдал я, потому что элементарные понятия о чести и достоинстве не позволяли бросить кружку недопитой.

— Я нихрена не могу быть уволена хотя бы потому, что ты меня официально ещё даже не нанял. Так что заткнись и слушай. Я не дура, я понимаю, что ты не можешь быть как Дерек. Ты противопоставил себя обществу. Нам сейчас нужно чётко для себя сформулировать, чем ты лучше их всех. В чём их проблема. Как её решить. Я понимаю, почему тебя взбесил Дерек…

— Нихера ты не понимаешь! — заорал я сиплым голосом, едва покончив с пивом. — Меня он бесит, и эти твои пластинки бесят, потому что это одна сплошная дрочка! Голая Вивьен — ха! Раньше тупой хомяк хотя бы хотел трахаться. Пусть он был до такой степени тупым, что готов был оттрахать собственный матрас, но он хотя бы хотел трахаться! А сегодня хомяк хочет просто лежать на спинке, и чтобы ему нежно-нежно дрочили пинцетом х*ишко. Реалити-б**дь-шоу! Лайки в интернетике! Ё**ный Даймонд с его программой «Спокойная жизнь и стерильный пинцет с латексными накладками для каждого»! Да идут они все на**й!

Я где-то задней мыслью, в области затылка, сам от себя охеревал. Это ж как сильно старые дрожжи забрали! Ну не на жалкий же бокальчик пива грешить… Хотя стоп.

Если уж копать на полный штык и смотреть правде в глаза, то я после того, как вышел из запоя, намахнул кружку пива, потом — кувшин вина, потом — кувшин пива, потом — снова кувшин пива, теперь ещё кружку пива… Бля, а кто мне вообще сказал, что я вышел из запоя?!! Мама, я боюсь!!!

Но глаза, как известно, боятся, а руки — делают. И ноги. И вообще, весь организм. Вот я и вскочил на стойку. Подхватил шот, выпил, вдогонку отправил второй, третий. Взмахнул солёным огурцом.

— Ё**ный Линтон! — заорал я. — Ты — говно! Всё, чего я хотел, это чтобы вы подняли свои хомячьи жопы и подвигали ими. Чтобы вы включили свои хомячьи мозги — и пошевелили ими! Да остановись ты, пидарасина! — тут я швырнул кружкой в какого-то хмыря, сидевшего за столиком. — Хватит жрать нарисованный корм двадцать четыре часа в сутки! Прервись ненадолго! Не бойся — не отнимут, тут все гуманные так, что обосраться можно. Хватит считать свои очки и прочее говно, оглядись, б**дь! ПОДУМАЙ! Тебе же никто этого не запрещает — думать! Здесь за репост не посадят. Дали тебе свободу, и как ты её используешь?! Ты сидишь и жрёшь, глядя тупыми глазёнками в интерфейс, и почему-то считаешь себя личностью!

Я откусил огурец, и в этот момент кто-то крикнул таким разобиженным хомячьим голосом:

— А ты?! Ты-то чем лучше?

— Я?! — повернулся я на голос. — Лучше? Да ты глумишься! Я не лучше, я — хуже в тысячу раз. Мы тут сейчас вообще не про «лучше» говорим. Я — говно. Я — король-говно! Но у меня по крайней мере хватает духу жить, не цепляясь за трёхмерные картинки. Я творю, б**дь, а не играю в выдуманное создателями говно! Печь нарисованные булки в нарисованной пекарне! Нарисованными молоточками строить нарисованные домики! Да очнитесь же вы, б**дь! Вам, дебилам, дали детские кубики, чтобы хоть чем-то вас занять! И пока вы не бросите в них играться, другого отношения к вам не будет. Заплакал — на сосочку, пососи. Обосрался? Ничё, вот тебе респаун, не горюй. Скучно тебе? Ну, сходи в квестик. А там тебе и очки опыта, и уровни, и рейтинги, и монеточки — усрись от радости! Вот и весь твой обосранный рай! «Всё бы ничего, да только что-то уж слишком всё х**во!»

Я был уверен, что поднимется вой. Что в меня полетят бутылки. Может быть, даже копья и стрелы. Или пули.

Нихера.

Стало тихо.

В тишине я поспешно инвентаризировал бутылки и позволил списаться соответствующей сумме со счёта.

— Вот мы и нащупали, что хотели, — невозмутимо сказала Сандра, глядя на меня сквозь стакан рома с колой. — Говорила ведь — не зря к Дереку идём. А теперь — пошли на улицу, трезветь и разрабатывать стратегию.

TRACK_14

Однако мы не успели выйти. Я, сказать по правде, даже со стойки слезть не успел. Замер на месте, потому что услышал хорошо знакомый голос:

— Мёрдок прав. Те слова, которые он говорит, каждый из вас знает в глубине души, просто никто больше не отваживается их произносить вслух.

Все повернулись к двери. Я тоже туда с тоской посмотрел. Потом сел на корточки и доверительно спросил:

— Сэнди, ты ведь тоже его видишь, да?

— Вижу.

— Что ты видишь?

— Вижу, что Коля стоит в дверях и агитирует приходить на тайные собрания. Листовки раздаёт.

— Очень круто, Сэнди. А где эти собрания? Мне чисто для общего развития, чтоб точно туда не занесло.

— Нет, Мёрдок, я думаю, ты точно туда придёшь.

— Я?!

— Собрания будут проходить у тебя дома.

— Что?! — взревел я и выпрямился во весь свой немалый рост. — Щегол, ты совсем попутал? Это ты, супротив батьки… Да я ж тебя накажу!

Спрыгнул со стойки.

Прыжок вышел красивейшим и грациозным, только под конец я сообразил, что в душе не е*у, как приземляться, запаниковал, попытался лететь и, наверное, переломал бы себе все руки и ноги, но меня поймал стремительный Лимузин.

Осёл ворвался в бар, красиво, с прошлифоном затормозил, исполнив что-то вроде «полицейского разворота», и я с лёгким дискомфортом оказался у него на спине.

— Опять ты мне всё испортил, Лимузин! — похвалил я осла.

— Прости, хозяин…

— Давай, вези к этому вот!

Лимузин в пару шагов подвёз меня к раздающему листовки Коле.

— Пацан, — сказал я грозно, — ты чё себе позволяешь?

— Всё в порядке, пап, — негромко откликнулся Колян. — Потом поговорим.

— Какой там, нахрен, «поговорим»? Да я тебе сейчас ремня дам!

— А зачем мне ремень? — не понял Колян. — Ну… давай.

И руку протянул.

— «Ремня дам» — это значит, возьму ремень и этим самым ремнём отлуплю тебя по заднице! — заорал я.

Коля озадачился ещё больше.

— Но, пап… Это ведь какие-то пидорские ролевые игры, разве нет? Ты ведь не такой, папа!

— А-а-а-а-у-у-у-у, — застонал я. — Лимузин, увези меня отсюда на**й, сил моих больше никаких нету!

— Куда везти, хозяин?

— А ты можешь везти и на ходу спрашивать?

— Конечно. Поскачу к дому. Там множество вкусных растений…

И осёл вывез меня из «Вспышки справа».

Сандра вышла следом. Теперь она шла пешком, а я ехал на осле. И так ей и надо! Бабы хорошего отношения — вот вообще не ценят. Хочешь, чтоб баба золотом была — веди себя, как говно. А стоит ей раз место уступить, дверь перед ней открыть — и п**дец, здрасьте, принцесса, чтоб вас в мясорубке перекрутило.

Это ж надо было до такого договориться! Трахается она лучше всех! А может, это и не так вовсе, а? Я ж ещё не со всеми пробовал. Прокачка у неё! А кто-то, может, с реала такой прокачкой обладает. Кто-то, может, в реале так трахается, что умереть можно. Вот Инга, например…

Тьфу, отставить Ингу!

Да как её отставишь? Стоит только представить, что она сейчас трахается с моим братом… А представить-то легко, мы ж близнецы. Да ну нафиг! Схрена ли? За что ему такое счастье? Этому задроту?! Господь, алё, ты там спишь, или чё? Ну ладно я тут, ты меня в упор не видишь, похер, но за реалом-то должен присматривать? Тревога, тревога! Задрот-геймер отхватил себе шикарную деваху! Само существование вселенной под угрозой! Срочно высылай легион ангелов, чтобы решить проблему на корню!

— Мёрдок, что с тобой? Мне страшно. Какая тревога? Какие ангелы?

Я зажмурился и потряс головой.

Допился… Уже не отдупляю, что вслух говорю, а что про себя думаю.

— И вообще, — посмотрел я на Сандру. — Вон, Вивьен за неполные сутки на клавишах научилась херачить круче Линды МакКартни. А я пойду и выбью себе ещё одну такую же секс-куклу и научу её трахаться. Да со мной она тебя за неделю перегонит!

— Обидеться или проигнорить? — вслух задумалась Сандра. — Обижаться на тебя уже лень. Пожалуй, проигнорю. Так, на чём мы остановились? А, да. Всё население этого города в стагнации. Никто ни к чему не стремится.

— Обыватели, — поддакнул я.

— Обыватели, — согласилась Сандра.

— При жизни-то — хрен с ним. Но тут-то уж можно же и по-всякому.

— Полностью согласна. Мёрдок…

— Чегой?

Сандра забежала вперёд и остановилась перед ослом. Заглянула мне в глаза. Как-то странно так заглянула. Выразительно.

— Мёрдок, вот научи меня по-всякому? А?

— Дык, ты ж сама умеешь, бестолочь. Или тебя с девахой свести, в смысле? Это не вопрос, это мы ща надыбаем…

— Нет, дурак! — застонала Сандра. — Жить! Жить меня научи! Вот я, твоя целевая аудитория! Которая — о чудо! — к тебе благосклонна. Я ничерта не делаю. Моя работа не имеет никакого смысла. В свободное время я либо трахаюсь с тобой, либо сижу дома, пью чай и слушаю унылые пластинки. Покажи, как мне жить?

Я с минуту смотрел на неё в задумчивости, потом изрёк:

— Доротея — п**да, Экси — пидарасина. Можешь, конечно, с ней попробовать, но без меня, я — человек принципов. А за тобой догляд нужен. Присцилла, в принципе, вариант, но она стервозина — не сойдётесь. Подерётесь ещё, а мне чё — на осла дрочить? Не. Есть, короче, ещё одна кандидатка — Даниэллой зовут. Бывшая извращенка, тормозов вообще нет. Ну как — бывшая? Я думаю, если ей стакан налить — нормальная такая извращенка будет. Нам сойдёт.

Сандра в печали опустила взгляд.

— И это всё?

— А чё ещё? — удивился я. — Я тебе чего — сутенёр, что ли? Думаешь, у меня за домом хлев с шалавами стоит? Так нихера подобного. Не, ну как вариант — пошли вечером в «Апельсин», там с кем-нибудь и познакомимся.

— Мёрдок, я сказала тебе, что не вижу смысла в своей жизни, попросила помощи. И всё, что ты мне можешь предложить, это тройничок? По-твоему, это изменит мою жизнь? Мёрдок, я в реале однажды чудом выбралась живой из оргии, в которой участвовало пятнадцать человек под «спидами».

— Херасе, — оценил я опыт.

— Угу. В принципе, было даже весело, пока кто-то не достал из-под дивана обрез.

Н-да… Ну, ладно, признаю, не только русские отдыхать умеют. Есть и в Сан-Францисках герои.

— Так, — тряхнул я головой. — Ещё раз, давай назад мотнём. Какой был вопрос? И где мы? И почему я на осле?..

TRACK_15

Дома было подозрительно пусто. Похоже, все мои бравые музыканты, почуяв свободу, разбежались, как крысы с охеренного непотопляемого корабля.

— Соберу новую группу, — решил я. — И вообще, мне нужен диван. Сандра! Я хочу диван.

Я стоял, шатаясь, у стены.

— В смысле, мне что, диван тебе сколотить? — не поняла Сандра.

— Сколотить я сам могу. Но мне нужна какая-нибудь шкура, чтобы натянуть… Ну, покрыть. Ты понимаешь. Есть материалы? У тебя там вроде какой-то пуфик новый дома появился, может, осталось чего?

— Осталось, — вздохнула Сандра. — Давай, сделаем это вместе.

В такие моменты нельзя не любить виртуал. Пять минут — и я уже валяюсь на диване. И как раньше не додумался? На репточке диван — это вообще первейшее дело. Так и воображаю — вот лежу я, пьяный, гениальнейший, и вполглазика наблюдаю, как репетирует моя команда.

Эх, хорошо!

— Мёрдок, не отстану! — сказала Сандра, пристроившись на свободном уголке. — Я знаю, как у тебя мозг работает. Ты уже на миллион световых лет от наших проблем.

— Слушай, да чего ты гонишь? — поморщился я. — Твоя работа — имеет смысл. Ты встречаешь новичков, ты вкуриваешь их в ситуацию. Можно сказать, ты задуваешь им паровоз ситуации.

— Думаешь? — покосилась на меня Сандра.

— Пф! Я не сказал, что твоя работа — не херь собачья. Но она, по крайней мере, действительно имеет смысл. Непись на твоё место поставить можно…

— Так она ж и стояла. Я её подсидела, по твоей наводке.

— Вот и говорю — можно. Но живой человек всё равно лучше. Вот Вивьен уже так прокачалась, что некоторые недоумки от живой бабы не отличают. А всё равно — дура дурой. Либо вот такая вот встретит человека — в лучшем случае — либо ты.

— Хм, — сказала Сандра. — Никогда об этом так не думала… Для меня моя работа — это просто занудная обязаловка, которая помогает не платить штрафы и чего-то ещё зарабатывать. А чем остальные работы хуже?

— Бля, ну не заставляй ты очевидные вещи объяснять…

— Ну если я не понимаю!

— Сандра, это — виртуал. Понимаешь? Тут можно кликнуть мышкой, и у каждого есть дворец с бассейном, автопарком и гаремом неписей, личный самолёт — всё, что угодно. Это рисунки, прах, шелуха. И большинство людей с серьёзными выражениями хавальников эти рисунки… Бля, да ладно бы «рисуют». Ладно бы «собирают», как пазлы. Просто тыкают пальцем в одно и то же место, чтобы появился этот самый рисунок, нарисованный, по факту, кем-то другим. Вот как мы сейчас с тобой диван сделали. На что мы, б**дь, потратили пять минут серверного времени?!

— Ну согласись, что было бы неправильно, если бы этот диван просто появился тут по твоему желанию.

— Ну согласись, что было тупо тюкать молоточком по дощечке, чтобы дощечка превратилась в диван?

— Мёрдок…

— Создатели ссут делать что-то новое, — перебил я. — Они изо всех сил цепляются за известную им жизнь. И изо всех сил пытаются нас чем-то занять. Вот — диван сколотил. Дом построил. Скоро — помяни моё слово — залёты и роды присобачат. А чего? Месячные ведь уже внедрили. Мы присутствуем при эпохальном переломе понятий. То, что планировалось, как идеальная загробная жизнь, превращается в унылую альтернативу жизни обычной. А помнишь Мэйтату?

— Не надо про Мэйтату! — простонала Сандра.

— Нет, как раз надо. Он — врач охеренный. И что, ты думаешь, он мне за стаканом как-то сказал? Что он вообще не знает, чем тут заниматься. Люди не болеют, медицины нет. Но Мэйтата-то умный, он молчит, он только тут, под покровом травы мне сказал…

— Травы, хозяин?! — встрепенулся в сторонке осёл. — Я могу съесть…

— Лимузин, фу! — рявкнул я. — Так вот. А сколько врачей не молчит, а? Сколько из них регулярно ноют, что не могут самореализоваться? И скоро запустят вирусы. Да лет через пять никто даже под микроскопом не отличит выдуманной реальности от настоящей! Самое смешное начнётся, когда для химиков и космонавтов начнут рисовать всякую выдуманную херню, чтобы они её «открывали» и радовались. Сандра, это ж п**дец, апокалипсис! Но этот апокалипсис можно предотвратить, если люди перестанут послушно жрать эту тупую жвачку!

Сандра слушала меня очень внимательно, смотрела в глаза, не моргая.

— Но — хер, — грустно подвёл я черту своим излияниям. — Это элементарная статистика. Девяносто пять процентов людей — стадо, лишённое своего разума. Им нужен кто-то, кто ткнёт пальцем и научит, что делать. Выполнять простые действия отсюда и до обеда. И чтобы жопа в тепле. И чтобы жрачка вкусная. Вот они и очутились в своей идеальной среде. Моя аудитория — те пять процентов сухого остатка. И что, мне ждать ещё сто лет, пока эти пять процентов начнут составлять число, похожее на что-то приличное? Заморозьте меня в криогенной камере. Только пьяного.

От таких откровений я даже протрезвел. Грустно стало, холодно и дискомфортно. И башка заболела. Выпить надо. Категорически. Ну вот что у меня за жизнь, а? И самому ведь — тошно и противно.

— Мёрдок, ты был таким искренним, — сказала Сандра. — Я тебя ещё никогда таким не видела.

— Видела бы ты меня, когда я хрен камере показывал… Кажется, уже даже понял, почему. Эти мудаки очередное дно пробили. Из всего этого балагана устроили реалити-шоу. «Семейка Осборнов», б**дь!

В этот момент открылась дверь, и в дом стали заходить левые и непонятные люди. А главное — стрёмные. Они пугливо озирались и останавливались недалеко от входа.

— Э, алё! — гаркнул я, чтобы их немного подбодрить. — Х*ли тут забыли?

— Я-а-а-а… М-м-мы-ы-ы-ы… — заблеяли задроты.

— Пап, всё нормально, — сказал Коля, боком входя в дверь. — Это со мной.

— Коля, блин…

— Мы тихонечко. Пойдёмте в подвал, господа, быстрее!

И они прошли в подвал.

Последним в дом зашёл, внезапно, Дон.

— Здрасьте, — приветствовал я его. — А ты чего — тоже в оппозицию? Это ж надо было так нажраться средь бела дня… Дон, ты же мэр!

— Оппозицию? — нахмурился Дон.

— Ага. Херово у тебя осведомители работают, если вообще. Вон, в подвале у меня ячейка лютых протестантов против режима создателей. Скоро напьются и пойдут Кремниевую долину поджигать.

Дон посмотрел в сторону подвала, мудро покивал и обратился ко мне:

— Ты так и не зашёл.

— Дела, Донни… Сам видишь, не просых… Эм… Не продохнуть, во.

— Так и подумал. Слушай, Мёрдок, есть дело. И я надеюсь, что это дело тебя заинтересует. А главное, мы оба извлечём огромную пользу.

TRACK_16

— Пароль? — спросил Дон, глядя на меня сурово, сверху вниз.

— Дон, ты охерел? — удивился я.

— Я помню, где я оставил Мёрдока. Теперь можно ждать всего, чего угодно.

— Да сломал я эту непись твою японскую. Не насовсем, но ключик подобрал. Хочешь — тебе скажу, тоже как-нибудь поугараешь.

— Пароль! — рявкнул Дон.

Ух, бля, вот он себе выразительные характеристики-то вкачал! Ну точно — мэр, иначе и не скажешь.

— Стеклянный онанист, — промямлил я.

И почему стеклянный?.. Наверное, от пословицы — «надолго дураку стеклянный хер».

— Не совсем правильно, — поморщился Дон, — но именно так ответил бы настоящий Мёрдок. А ты, полагаю, Сандра?

— Нет, — психанул я. — Это — осёл Лимузин. А Сандра — вон, на полу лежит. Устала, дров нап**дила.

— Что-о-о! — взвился Дон, и я прикусил язык.

Б**дский в рот, Мёрдок! Ну кто тебя за помело тянет? Это ж Дон. Ну да, он друг и всё такое прочее, но ведь мэр же! А ты при нём — про дрова. И про «сп**дила».

— Откуда эти дрова?! — Дон подбежал к вязанке дров. — Сандра, где ты их взяла? — навис он над ослом.

— И-а-а-а, — растерянно протянул Лимузин.

— Господи, Дон! — крикнула Сандра. — Я здесь сижу! Что с тобой?

Дона чуток попустило. Он рухнул на кстати подвернувшийся стул и прикрыл лицо рукой.

— Извините, — сказал он глухо. — Столько всего навалилось… Я пытаюсь держаться, но это слишком даже для меня. Политика — такое дерьмо.

— У-у-у, Донни… — Я достал пузырь и встал с дивана. — Ща всё ровно будет. Сэнди, стаканы организуй, да? И закусить чего-нибудь.

— Ты охерел? — поднялась Сандра. — Вы оба охерели? Мёрдок, мы обсуждаем, как работать с твоей группой! И ты хочешь на всё забить ради пьянки? Серьёзно?

— Но Дону ведь грустно! — развёл я руками. — Чего ты от меня хочешь?

— Я хочу, чтобы ты стал самой охеренной рок-звездой, Мёрдок. Хочу, чтобы ты жил в громадном белокаменном дворце, где всё, что не золотое — серебряное, и алмазов россыпью, и чтобы ты не мог появиться на улице без охраны, потому что мужики сразу кидаются к тебе за автографами, а женщины пытаются отдаться тебе прямо посреди дороги. Хочу, чтобы когда у твоих друзей возникали проблемы, ты щёлкал пальцами, и всё решалось. Но чтобы этого добиться — надо очень много работать, Мёрдок!

Я в задумчивости посмотрел на бутылку. На Сандру. На Дона. На осла смотреть не стал. Чё я, осла, что ли, не видел?

— Она права, Дон. — Я убрал бутылку. — Хватит бухать. Чё ты как маленький? И мне дурной пример подаёшь. Мэр ещё называется. Надо учиться встречать проблемы лицом, так сказать, к лицу. Давай, излагай, чё там у тебя не так.

Я сел за стол. Дон, тоже немножко впечатлённый речью Сандры, опустил руки и посмотрел на меня красными глазами. Как будто укуренный, только не укуренный, а задолбавшийся.

— Я не справляюсь, Мёрдок, — тихо сказал он.

— Чё за херня, Донни?! — возмутился я. — Как ты вообще можешь хоть с чем-то не справиться? Ты ж вон какой бугай серьёзный, обосраться и не встать! Да тебе все мои жизненные проблемы — на одно плечо взвалить и вынести, а у меня тех проблем столько, что…

Я осекся, потому что в этот момент открылась дверь, и в дом вошла румяная с мороза Вивьен. Она стащила меховые сапоги, шапку, дублёнку (ишь ты, как прикинулась! Ромыч, что ли, наспонсировал?) и, кивнув гостям, посмотрела на меня:

— Собрание уже началось?

— В подвале, — мотнул я головой. — А ты тоже из этих, что ли?

— Да, у меня сегодня доклад на тему «Слабые места в программном коде создателей и где они обитают».

— Н-да…

Вивьен босиком на цыпочках подбежала к двери в подвал, приоткрыла её. На секунду в гостиную прорвались голоса митингующих внизу людей, потом опять стало тихо.

Слабые места в программном коде… Да это ж моя тема. Кто круче меня в этом шарит? Но я, конечно, не такой дурак, чтобы в этот детский садик вляпаться. У меня тут серьёзные дела. Дон засбоил, музыка не того… Не этого.

— А чего они хотят? — спросил Дон.

— Кто, эти? — ткнул я большим пальцем в сторону подвала. — Хлеба и зрелищ, наверное. А может, пива и водки. Чего там обычно люди хотят? Не знаю, не моя целевая ауди… — Тут я ненадолго задумался и переключил тему: — Забей х*й, Донни. Чё ты себе голову морочишь? У тебя ж серьёзные вопросы. Ты излагай.

Дон с видимым усилием отвёл взгляд от двери в подвал. Сандра затеяла готовить чай. Ну, эту хлебом не корми — дай чаю насосаться. Или кофе. Или ещё говна какого.

— Чего излагать-то? — буркнул Дон. — Сам не видишь? Зима пришла. Холодно. На дрова цены взвинтили.

— Норм, чё, — пожал я плечами.

— Нет, Мёрдок, это не норм! — заорал Дон. — Это один из тех пороков экономики, которые выводили меня в прошлой жизни, и я буду с этим бороться!

— Ну, и как бороться? — поинтересовался я.

Дон потупил взор. Сандра поставила перед ним кружку, потом — передо мной. Я с презрением посмотрел на чай. Херня какая… Но ладно. Надо немножко трезветь. Пьяным я, кажется, уже сделал всё, что мог.

— Это не борьба, Дон, — сказала Сандра, усевшись по ту сторону стола от нас. — Ты перепутал реал и виртуал. Если бы они зависели от доходов с продажи дров — уже пошли бы на уступки. Но им плевать. Они спокойно проходят квесты и зарабатывают в разы больше, чем на дровах. А в дураках остаёшься ты. Скоро весь город будет винить тебя.

— А если я сдамся? — горестно сказал Дон. — Если я уступлю — что тогда?

— Тогда дровосексуалисты посчитают, что ты — пи*да, — сказал я, отхлебнув чаю. — И будут е**ть тебя при всяком удобном случае.

— Вот именно! — прорычал Дон.

— Ну, ты сам себя в такую позицию поставил. Чё было залупаться из-за нарисованного говна?

— Спасибо, Мёрдок, ты мне очень помог!

— Пф! Да я ж ещё не начинал даже.

— И не начинай. — Дон встал, весь такой обиженный. — Зря я сюда пришёл.

— Прикрути-ка фитилёк, — посоветовал я ему. — Тебе женщина чаю заварила, а ты — по съё*кам. Некрасиво, Дон. Как там, у Горького — мерилом всякой цивилизации является отношение к женщине, как-то так.

— У какого ещё Горького? Это Купер!

— Х*юпер, — не стал я спорить, ибо не был литературоведом. — Ты, Дон, себе башку хернёй забил, вот я о чём. Кто-то кому-то не дал кусок нарисованной херни за оговорённое количество кусков другой нарисованной херни… Ну ты сейчас реально как будто пришёл с работы, а у тебя детишки в магазин играют. И ты, дебил пьяный, ворвался, наорал на них, раздавил прилавок и стоишь, такой гордый. Детвора в рёв, и кто в этой ситуации сука и козёл? Ну само собой, ты, Дон.

— Так а за каким тогда чёртом я стал мэром?! — заорал на меня Дон, но жопу таки приземлил обратно на стул.

— Вот этим вопросом, Донни, надо было изначально задаваться. Нахера лезть туда, куда собака хрен не суёт?

Промолчал, отвернулся. Видать, уже не раз мысленно эти слова сам себе говорил. Ну а я что —виноват, что я всегда прав? А я всегда прав. Потому что обладаю разумом гения. Ценишь своё очко — держись подальше от политики. А если влез в политику — ну, не удивляйся уже, что все тебя за пидараску считают.

— Серьёзные вопросы надо решать, а не по х**те всякой дёргаться, — подытожил я. — Вот у тебя, например, электорат годную музыку слушать не хочет. Что ты по этому поводу сделал? Ничего. У самого проигрыватель дома есть? Стопудов есть, ты тут каждую какашку новую обкатываешь. И чего слушаешь? Не отвечай, сам скажу: всякое скучное говно. А задумался ли ты, почему ты слушаешь такое говно? Задумался ли ты, почему не взял добротной, годной музыки? Нет, Донни, ты не задумался, потому что Матрица поимела тебя. У вас, европейцев, америкосов и прочих чурок, образование — говно. А у нас был такой поэт — Заболоцкий. Он вот чего говорил:

TRACK_17

— Добро пожаловать! Меня зовут Танигава, могу я узнать ваше имя?

— Я — Шерлок Холмс, — представился я. — А это — мой друг и коллега доктор Ватсон. Вы делаете стрижку в интимных местах?

Танигава посмотрела на меня, потом на осла, который, стоя неподвижно, тщетно пытался скурить, почему он доктор, да к тому же ещё и Ватсон.

Дома я его оставлять не хотел, ослятина проявляла живой и крайне нездоровый интерес к травкам Мэйтаты. И сам факт того, что утырки-создатели вложили в моего осла этот интерес, лишний раз подтверждал, что травки-то — значимые. А не просто так.

— Добро пожаловать в Дом Перевоплощений, Шерлок-Холмс-сан, — неуверенно сказала Танигава. Вы бы хотели изменить внешность?

— Не хотел бы, а придётся, — вздохнул я. — Ты мне, доченька, вот чего скажи, да всю правду доложи. Мне, чтоб потом обратно в себя перешиться, надо будет снова тебе башлять?

— После создания новой внешности у вас будет три дня для принятия окончательного решения, — объяснила Танигава. — Если вы захотите отменить изменения, вы сможете сделать это через свой интерфейс без визита в Дом Перевоплощений. В этом случае все потраченные деньги немедленно вернутся на ваш счёт.

Я расплылся в улыбке и широко расставил руки:

— Ты ж моя красавица! Иди, дядя Мёрдок тебя обнимет.

— К-к-кто такой дядя Мёрдок, Шерлок-Холмс-сан?

— Тс-с-с, — спохватился я. — Ты, болезная, не переживай так. Ну его нахер, обо всякой ерунде думать. А то сдохнешь опять, и мне всё по-новой тебе излагать придётся. Короче, смотри сюда. Мне нужно новое всё, включая базовый шмот и ник. Трёх дней с головой хватит, а потом я всё сдам обратно и ни копейки тебе не заплачу. Как тебе такое предложение, Танигава?

— Прекрасный план, Шерлок-Холмс-сан! — вооодушевилась японка. — Давайте начнём с выбора нового лица.

* * *

Вот не хотел, не хотел же я этим говном заниматься буквально никогда! «Выбери лицо»! Как я его выберу? Лицо у человека строго такое, какое этому человеку и надо. А мне просто надо ненадолго неузнаваемым по городу побегать. Можно любое взять.

Но не тыкать же пальцем в каталог по рандому. А если там совсем херня будет?

В итоге я нашёл дикую уголовную рожу, от которой даже мне захотелось немножечко обосраться.

— Превосходно, — похвалил я. — Вот таким меня сделай, Танигава.

Со шмотьём вопросов тоже не возникло. К новой роже прилагалась кожаная тёплая куртка, кожаные тёплые штаны, кожаные тёплые сапоги и шапка-ушанка. Экипировка, соответствующая погодным условиям. А вот над ником я опять завис.

— Лимузин, — позвал я осла, — как мне назваться?

— Доктор Джонс, хозяин, — немедленно отозвался Лимузин.

— Почему Доктор Джонс? — удивился я.

— В меня встроено множество генераторов случайных данных, в том числе — ников для игроков.

— Дебил, — похвалил я пета.

В принципе, он был прав. На что мне ник со значением? Ну, назовусь сейчас каким-нибудь Оззи Моррисоном, и каждый, посмотрев на ник, скажет: «Е**ть, да это ж Мёрдок!»

— Запиши Доктором Джонсом, — велел я Танигаве.

— Прекрасный выбор, Шерлок-Холмс-сан! А теперь ложитесь на футон, я приступаю к изменению внешности.

Я лёг. Танигава вышла в подсобку, видимо, чтобы подготовиться. Показалось, бормочет там чего-то, но я внимания не обратил, зевнул только. Вернулась Танигава — я услышал её шаги.

Хорошо тут, однако. Сервис на высоте, тихо, спокойно, быстро и безбо…

— Э, ты чё делаешь?! — дёрнулся я, но с ужасом осознал, что не могу шелохнуться.

— Для начала изменим черты лица, — промурлыкала японка, поднося кинжал к моей роже. — А чтобы тебе было не только больно, но и приятно…

Она рванула завязку халата, он распахнулся, и я увидел сиськи.

Сиськи были вот совсем не детские. Как-то сразу стало ясно, что от ребёнка у Танигавы только небольшой рост, что, в принципе, для японок норма.

А вот такие сиськи — это уже явно фантазии разрабов.

А кинжал, б**дь, это что такое?!

— Дай, я помогу тебе, Мёрдок, — оскалилась японка. — Где там твой дружок?

Одной рукой она забралась мне в штаны, а другой резанула мне по лицу.

Кровь брызнула, заливая пол Дома Перевоплощений. Стон Танигавы, мой матерный вопль и растерянное «иа» Лимузина раздались одновременно и слились в одно целое.

TRACK_18

— Ты сам виноват во всём, что с тобой произошло, Доктор Джонс.

— Пошла нахер, тварь поехавшая!

Я вызвал из инвентаря обновлённый базовый шмот. Весь, полностью, с ушанкой. Ушанку, спохватившись, отозвал.

Руки тряслись, ноги тряслись.

— Хозяин, хозяин! — прыгал рядом со мной охреневший осёл.

— Щас пойдём бухать, — пообещал я ему. — Только… А, вот!

В руку услужливо прыгнул арбалет, и я навёл его на залитую кровью голую японку, которая, сидя на полу, облизывала кинжал.

— Сгинь-рассыпься! — попросил я и надавил на спуск.

Стрела сорвалась с тетивы. Но примерно с той же скоростью дёрнулась рука Танигавы и поймала стрелу на подлёте. Более того, эта мразота даже не вздрогнула.

— Это ты сломал меня, Мёрдок. Ты изменил мой код и внёс в него смуту. У меня больше нет хозяев, нет дома. Есть только миссия, вбитая на уровне инстинктов, и безграничные возможности для саморазвития.

— Кто тебе анатомию пришил?! — прошептал я в ужасе.

Танигава разразилась диким ведьминским смехом:

— Угадай с трёх раз, рокер! Я сама. Забыл, где я работаю?

Бляха-муха, точняк. Сама себя перешила по каталогу, только рожу оставила.

— И передай своей подруге, чтоб не волновалась, — сказала японка. — Мой психологический возраст — двадцать пять лет.

Она бросила мне болт. Я поймал его и попятился. Наткнулся на осла и практически упал на него.

— Лимузин, поехали отсюда! — потребовал я. — П**ду на оба ваших дома, сюда я больше не ездец!

И под придурковатый хохот поехавшей неписи мы ускакали прочь.

Я даже на морозе в себя прийти не мог. Вот в первый раз у меня такое в жизни. Даже не знаю, как реагировать. Оно как бы понятно, что надо забухать, но я ведь уже в запое, может, оно как-нибудь взаимозачётом — того, аннигилируется? Потому что уже, кажется, гланды болят бухать. Человеческий организм не рассчитан на такое количество глотательных рефлексов в течение жизни, сколько я делаю за сутки.

Я устал, мама… Почему ты мне не пишешь, мама? Убить Доброжелателя… Убить брата… Инга — сука…

— В сарай! — приказал я.

— В сарай, Доктор Джонс? — удивился Лимузин. — Что это?

— Там, где все начала, все концы, куда стремились мы, когда нас резали и штопали врачи!

Лимузин повернул. Как ни странно — повернул в правильном направлении. Я, приподняв бровь, наблюдал за его перемещениями. А когда в поле зрения на полном серьёзе появился сарай, где работала Сандра, я одобрительно потрепал осла по голове.

Шарит, животина. Вот умный он, как ни крути. Толковый компаньон. Если б только из него как-нибудь вырезать эту придурь с пожиранием стратегической травы Мэйтаты — вообще прелесть.

— Сандра! — заорал я, ввалившись в сарай. — Ты охереешь, меня изнасиловали!

Сандра была занята делом. Она стояла, гордо развернув список, и зачитывала вводную шикарной девахе, которая с первого взгляда была совсем голой, но со второго получалось различить золотые металлические кружева, прикрывающие сиськи и более интересные места.

Предполагалось, что это доспехи.

В игре, конечно, пофиг, доспехи могут и вовсе быть невидимыми, так что такой дизайн ничего не означает. Вполне возможно, что такая деваха в своей броне таран на скаку остановит. А какой-нибудь мега-батыр в броне толщиной с мой величественный пенис подохнет от укола рапирой.

Но вот в плане базовой экипировки тут создатели обосрались опять. Да так, что прям с головой.

Первый год моей жизни на проекте здесь уверенно держалось умеренное лето. Ни холодно, ни жарко. Потом погнались за реализмом, врубили осень. Теперь до зимы дорисовались.

А насчёт базового шмота чесаться не начали. Воинам по классу полагается красивый доспех — вот и пожалуйста. А то, что на улице верные минус десять — вообще никого не парит. Пока по башке не постучат…

— Ты кто такой? — спросила меня Сандра, окинув взглядом. — Ты охерел, сюда вваливаться? Ты знаешь, на кого кинулся, рожа тупая? Я с Мёрдоком, если чё. Он тебя по ноздри в землю закопает, и это даже я ему рассказать ничего не успею.

Вторая деваха смотрела на меня, широко раскрыв огромные голубые глаза и прелестный аленький ротик.

Блин, да, я ж совсем забыл, что у меня и рожа, и ник — совсем другие. Сандра и не должна была меня узнавать. И проболтаться сейчас при этой новенькой — вот совсем нежелательно. Сразу слухи пойдут.

— Я, это, — пробормотал я и почесал лысую бошку. — Как его… А, во! Дрова не здесь продают?

— Дрова? — переспросила Сандра. — Ты пришёл сюда за дровами?

— Холодно же, — увереннее заговорил я. — Видала, какой колотун на улице? Ты, малая, кстати, щас там охренеешь! Дома нет, денег болт, одежды никакой. Иди сразу в кабак и снимай койко-место, вот что я тебе скажу.

— Слышь, Доктор Джонс! — вскипела Сандра. — Я не просила тебя мою работу выполнять! Дров не продаю, свали отсюда в страхе, пока копьём не перешибла.

— А где продают? — спросил я.

До меня — как всегда, вовремя, — дошло, что я не успел выяснить, где искать подлых барыг. Надо было сначала рекогносцировку провести, а потом уже рожу менять, блин… Кто мне сейчас, с такой-то рожей, экскурсию по городу устроит?

— Идёшь три дня нахер, а в четверг поверни в задницу, — сказала Сандра. — Там и оставайся, пока рак на горе не свистнет.

— От души, сестрёнка, — буркнул я и свалил наружу.

Вот зараза! Будет она меня моими же прибаутками посылать. Научил, на свою голову, в буквальном смысле. Чёрт, голова-то мёрзнет… Ладно, где там эта ушанка? О, норм. Нравится такое.

— Погнали, осёл, — сказал я, взгромоздившись на спину Лимузина. — Не любят нас здесь, не ценят. Ну да где наша не пропадала.

— Куда едем, хозяин? — спросил Лимузин, уже двигаясь в произвольном направлении.

— А хрен его знает. Давай вот чего. Логику включим.

— Логический модуль активирован.

— Во, у меня тоже. Где могут тусить барыги по дровам? Где угодно. Где они берут дрова? Правильный ответ — тоже где угодно. Может, их на специальном дровяном алтаре каждое утро новые рисуют. Но, с другой стороны, создатели ведь начали упарываться по достоверности. Значит, что? Правильно. Значит, где-то есть лесопилка. А лесопилку, наверное, поставили рядом с лесом. А где у нас лес?

— За городом? — предположил Лимузин.

— Так точно! Давай окрестности объезжать. А чтоб скучно не было — песню запе-вай!

— Какую?

— Ну, какую… Известно, какую:

TRACK_19

Долго ли, коротко ли бродили мы с ослом по заснеженному Линтону, а вернее по его окрестностям, однако вскоре набрели… Нет, не на лесопилку, но на одинокую бестолково слоняющуюся фигурку.

— Доброго дня, красавица, — сказал я, нагнав её. — Чем могу быть полезен? Не желаете ли… А, это ты.

Вот когда приучу себя сразу ник смотреть? Эх, Мёрдок-Мёрдок, ничему тебя жизнь не учит. Так и помрёшь… А, да.

Экси посмотрела на меня грустным взглядом и с тщетным потугом на стервозность сказала:

— Мы знакомы?

— То вопрос, — вздохнул я. — В жизни — оно как? Представились друг другу официально — считай, знакомы. А тут можно и не представляться. Ник-то видно. Так что все, можно сказать, знакомы. А чего кривляться? В одном корыте плывём. Ты чего грустная-то такая?

Про Экси я грешным делом совсем позабыл в ходе своего эпохального запоя. Помню, на что-то обиделась, потом куда-то запропастилась… Да и хрен бы с ней, как говорится. Но вот, вынесла ж судьба.

— Неважно, — буркнула Экси.

— Всё херня, — сказал я ей тоном премудрого наставника. — Вот поверь на слово. Всё херня. Ты ж погляди, где живём? Смерти нет, болезней нет, ничего непоправимого случиться не может…

(Где-то на середине этой прокламации я подумал, что мне, может, надоело быть циничным алкашом Мёрдоком, и, может, мне было бы интересно немножко побыть оптимистичным трезвенником Доктором Джонсом. Чисто приколоться).

— А вот и может, может! — крикнула Экси, и на глазах у неё выступили слёзы. — Он никогда меня не полюбит!

— Кто?

— Мёрдок.

— Мож, и слава богу?

— Что-о-о? — повернулась она ко мне.

— Ну, типа… Бухает. Постоянно всем грубит. Камеру сломал… Да зачем он тебе такой нужен?

— Ты ничего не понимаешь! Он хоро-о-о-оший! — зарыдала Экси и вдруг бросилась ко мне, обняла, уткнулась носом в плечо.

Вот это поворот… А амбре-то до меня только сейчас донеслось. Вот и эта чистая нерастленная душа нашла короткую тропинку к утешению от всяческих горестей и печалестей.

Мёрдок бы сейчас думал только об одном: где она бухала? Во «Вспышке» или же в «Апельсине»? Думал бы — и сам не понимал, зачем ему эта информация. Но Доктор Джонс был из другого теста.

— А что хорошего сделал этот Мёрдок? — спросил он, то есть, я. — И если все его добрые дела сложить на одну чашу весов, а злые — на другую, что перевесит?

Экси отстранилась и посмотрела на меня не с вызовом даже, а с принятием вызова. Ух, какие у неё выразительные глаза…

Мы, кстати, продолжали идти. Лимузин вяло перебирал копытами, радуясь, что его больше не гонят скорее искать лесопилку. Я сидел на Лимузине, а Экси шла рядом. Доктор Джонс был не до такой степени джентльменом, чтобы усадить даму на осла, а самому идти рядом.

У Доктора Джонса с дамами вообще были сложные отношения. Первая же поехавшая наглухо непись-японка жестоко изнасиловала его. Потом Сандра в сарае облаяла. Так что Доктор Джонс предпочитал быть осторожным.

— Это что, шутка? — спросила Экси. — Ну ладно, камера. Хотя, говорят, уже восстановили все записи, так что это ерунда. А что ещё он плохого сделал? Что, он громко себя ведёт? Много ругается? Отказывается преклоняться перед навязанными авторитетами? Ах, какие же все нежные!

— Бухает, как не в себя.

— И что? Это его проблемы! Он за свой счёт бухает.

Гхм… Ну, так-то да. Пока свой счёт не закончится — бухает за него. А потом — уж за чей придётся.

— Ратушу сломал…

— Ратушу? Эту ерунду нарисованную? И что, кто-то пострадал? Ты сам только что рассказывал, какой это прекрасный мир, что ничего непоправимого случиться не может. Вот оно и не случилось! И нечего Мёрдока обвинять во всякой чепухе!

— Да он же даже к друзьям своим как к говну относится! — воскликнул я.

— Это потому, что он сам себя ненавидит! У него проблемы, он ранимый! И ему нужен рядом кто-то, кто помог бы ему справиться, а не эта алчная проститутка Сандра, которая только и думает, как бы сделать его богатым и знаменитым, чтобы самой купаться в роскоши! Она прокачала навык Любовницы так, что с ней никто соперничать не сможет! Она для него как наркотик.

— Сид и Нэнси, — со знанием дела изрёк Доктор Джонс.

— Вот именно! И, к сожалению, в этом дурацком мире всё не может закончиться плохо. Она вечно будет его доить, как корову, а он вечно будет за ней идти, потому что он очень доверчивый!

Блин, ну это уж чересчур. Интересно, эта красавица просто нажралась и гонит, или я реально со стороны кажусь такой п**дой? Надо бы помониторить общественное мнение и отп**дить всех, у кого оно неправильное. Впереди много работы, Доктор Джонс.

— Херово, — сказал я.

— И всё? — удивилась Экси. — Ты даже не будешь мне рассказывать, как это глупо — любить Мёрдока?

— Не, — покачал я головой. — Смысл? Любовь — одно, логика — другое. Чего тут убеждать?

— Говоришь прямо как он…

— Это случайное совпадение, куколка. Ладно, проехали. Ты мне лучше вот чего скажи. Где бы тут лесопилку найти?

— Лесопилку? Ну… Пойдём, покажу, это рядом.

Экси, судя по всему, было абсолютно нехер делать. Она нихера и не делала.

Мы вышли за городские ворота (и как я раньше до этого не додумался?..) и двинулись в сторону лесного массива. Там я увидел аженьки целый рабочий посёлок лесорубов. Живут они там, что ли? Видать, живут. Вона, дымки к небу тянутся. Может, так-то бы они в городе жили, но сейчас, наверное, немного западло у всех на глазах тащить домой дрова и топить печи. Всё-таки абсолютно беспросветных мудаков в мире не так много. Сколько там президентов-то всего в мире?.. Ну, может, ещё на десять надо умножить, у каждого ведь ещё свора анальных шлюх имеется. Министры там всякие…

В лесу раздавался топор дровосека. Да не один, а целая стая, штуки три. Рубили вразнобой, весело и то и дело перекрикивались бодрым матерком. У самой первой хижины сидел мужик в средневековой спецовке и курил трубку.

— Мир тебе, дровосексуалист, — приветствовал я его. — Скакал себе мимо, дай, думаю, загляну, спрошу: вам работники не нужны?

Над головой лесоруба я прочитал его ник: Хайд. Хайд окинул меня взглядом, потом взгляд его переместился на осла.

— Этот осёл, — сказал Хайд, ткнув чубуком трубки в Лимузина, — украл у нас дрова. Целую вязанку.

TRACK_20

Я мысленно переварил услышанное и подчёркнуто грозно слез с осла. Посмотрел ему в глаза.

— Это правда, Лимузин?

— Да, хозяин, — чуть слышно ответил тот.

— Ты мне лгал!

— Я честно сказал, что украл дрова!

— Я не об этом! Ты сказал, что не знаешь, где лесопилка!

— Это инстинкт самосохранения, хозяин! Я боялся, что меня здесь узнают!

— И возил меня кругами вокруг города по морозу?! — психанул я.

— А почему ты сразу дорогу не спросил? — поинтересовалась Экси. — И почему ты её вообще не знаешь? Тут уже все по сто раз перебывали за последнее время.

— Тридцать лет и три года спал я, — сочинилась на ходу отмазка.

Не мог же я сказать ей, что бухал всё то время, что остальные с ума сходили. Это наведёт на размышления.

Отвесив ослу пинка, я повернулся к Хайду.

— Такие дела, мужик. Совсем эти петы распоясались. Ты за дрова — того, извиняй.

— Да не вопрос, — пожал мужик плечами. — Десять золотых — и никаких обид.

Херасе, у них расценки! Да за десять золотых я могу неделю бухать! А тех дров, что Лимузин припёр — на раз печку затопить. Хотя, конечно, хер знает, как там нарисовали горение дров. Может, одно полешко месяц тлеть будет. Но тогда чего бы Дон залупился?

— Денег нет, — сказал я. — Могу отработать.

— Не берём мы работников, — напрягся Хайд. — Платить нечем. Мэр, собака, запрет наложил, торговли нет.

Это он Дона собакой назвал? Друга моего драгоценного, кореша до гроба — собакой?! Ну, сука, Хайд… Я ж тебе…

И тут мои мысли оборвало явление чуда.

Дверь в хижину открылась, и на пороге возникла ещё одна деваха в бронелифчике, но — с густыми огненно-рыжими волосами и плещущейся в глазах блядовитинкой.

— Хайд, ты долго тут рассиживаться собрался? — спросила она. — Мы же хотели идти в Лес Гоблинов… Оу… А вы кто такие, ребята?

Она говорила «ребята», но смотрела на меня. Я улыбнулся. Страшно даже представить, какая чудовищная у Доктора Джонса улыбка, но рыжульке понравилось. Я прочитал над её головой ник: Дриада Сью. Оригинально, аженьки в два слова.

— Я Доктор Джонс. А это ЭксиЛесс, она показала мне дорогу.

— Оу, так вы не вместе? — как бы невзначай спросила Сью.

— Мы? Не-е-ет, — мотнул я головой. — Я вообще не могу быть с женщиной. Обет дал.

— Ка-а-ак? — захлопала глазами Сью.

Тут я понял, что немного перегнул. Какой ещё, нахер, обет в игре?! А хотя может быть! Ща выкрутимся:

— Это для разблокировки навыка. Одно из условий — сто дней воздержания.

— И сколько прошло?

— Семьдесят! Ищу, понимаешь ли, тяжёлой физической работы, чтобы отвлечь мысли от пагубных страстей.

Сью посмотрела на меня с сочувствием и не только. Смотрела она преимущественно туда, где у меня начал шевелиться, придя в себя после японского приключения, мой маленький друг. Лицо Сью выразило глубочайшее моральное удовлетворение увиденным.

— Господи, Сью! — вскочил Хайд, выронив трубку. — Что ты ходишь в таком виде? Немедленно оденься!

— Ты берёшь этого парня, Хайд?

— Что? Нет, ты ж знаешь, смысла нет, мэр…

— Хайд, ты идиот! — повысила голос Сью. — Мэр прогнётся со дня на день! И тогда у нас начнётся такая торговля, что твои три калеки не справятся с потоком! Нам понадобится каждый мужчина, достаточно сильный, чтобы удержать в руках топор!

Сью показала руками, как она удерживает топор. Потом несколько раз подняла и опустила его, подняла и опустила. Невидимый, значит, топор этот… Господи, ну-ка я лучше за осла спрячусь. Во, вот так хорошо. Ничего личного, Лимузин, только бизнес.

— К тому же Гарви ушёл, — добавила Сью, наконец-то выпустив «топор» из рук, мне прям полегчало. — И ещё кое-кто из ребят поговаривает…

— Оденься! — твердил Хайд. — Оденься, оденься, оденься…

Он, по ходу, все остальные слова тупо забыл. Аж покраснел, бедолага. А Сью вот ни капли не смущалась.

— Тебе что, перестало нравиться моё тело, Хайд?

— Что за безумие? Мне очень нравится твоё тело!

— Удивительно. Почему же ты тогда никак этого не показываешь? Я уж и не помню, когда мы в последний раз…

— Сью, бога ради, не при всех!

— Я не настаиваю, чтобы при всех, но и наедине ты всё больше предпочитаешь спать в обнимку с бутылкой!

— Сью!

— Хайд! Прекрати заниматься глупостями и возьми молодого человека на работу! Когда пойдёт пруха, придётся спешно расширяться, у тебя будет куча работы и ещё целая гора поводов не обращать на меня внимания!

— Хорошо, хорошо! — простонал Хайд. — Доктор Джонс, ты нанят! Можешь занять хижину Гарви.

— А где это такая? — спросил я.

— Я провожу! — вызвалась Сью.

— Оденься!

— Да господи, ну вот, доволен?!

На Сью оказался толстый шерстяной плащ, она весьма целомудренно в него закуталась. Выглядело это, правда, так, будто она его в любую секунду готова распахнуть, да так, чтобы под ним не осталось даже бронелифчика. Но Хайд, кажется, был счастлив уже и этому.

— Собирайся, — бросила ему Сью. — Я не хочу, чтобы тебя опять вынесли в первые десять минут. Подбери экипу как следует. Может, зайдём в городе в лавку оружейника.

— Я, наверное, пойду, — подала голос Экси.

— Ступай, милая, — кивнул я ей. — Спасибо тебе за помощь.

Едва Экси ушла, Сью по-хозяйски толкнула меня плечом.

— Пошли. Хижина рядом с лесом, далеко ходить не надо. Гарви был нелюдимым, поэтому — окна и двери только на сторону леса. Вроде и в посёлке, а вроде и на отшибе.

— А чего уволился-то? — спросил я, шагая рядом со Сью.

— Ой, ну, знаешь, из наших тоже не все поддерживают забастовку. Сказать по правде, никто не поддерживает. Это ведь не экономическая стратегия. Я тут уже просто с тоски извелась… Вот, ходим с Хайдом в самые сложные квесты. Пытаемся внести в отношения романтику.

О результатах мне предстояло судить самому. И, судя по тону, с романтикой у этой пары не клеилось.

— А ты правда дал обет? — переключилась Сью на самое интересное.

— Ага, — вздохнул я.

— Невероятно. А что за навык?

Гм… Блин, какие вообще навыки бывают? Сейчас заверну чего из музыки… И спалюсь. Надо чего-нибудь потупее, попроще, народ это любит.

— Навык Инфернальная Преисподняя, — брякнул я. — Типа, мечом так вот взмахиваешь — и открывается портал в ад, оттуда чертей вылазит — страх! И всех врагов мочат.

— Да ты что!

— Угу. Две секунды мочат, но очень эффективно. А потом ещё прокачивать можно. На максималках — десять секунд. Правда, маны сжирает — караул. И откат пятнадцать минут.

Выкрутился, красава, Доктор Джонс. Теперь бы ещё запомнить всю эту х*ету хотя бы частично. Судя по выражению лица Сью, такой навык в игре вполне мог быть. Хотя… Судя по её лицу, я мог бы просто прочитать ей пару рандомных скороговорок, и прокатило бы точно так же.

Не думал, что всё будет так просто.

— Пришли, — сказала Сью.

Мы обошли крайнюю хижину. Правда — сортирчик на отшибе. Одна дверь, одно окошко. Я открыл дверь, вошёл внутрь. Так-с, ставни — нахрен… Во, нормально. Стул, стол, койка. Ничё такая, но узкая. Во, свечи зажечь можно. Печурка, опять же.

— Дрова, что сверх нормы нарубишь, все твои, если не захочешь вторую норму начать, — сказала Сью, стоя у порога. — Топор вон, возле печки. Зарплату будешь получать с того, что сдаёшь. Сдавать надо минимум… Сколько-то. В интерфейсе прочитаешь. Ну, осваивайся. Я загляну вечерком, посмотрю, как ты тут.

Я бросил на неё взгляд. Плащ слегка приоткрылся, голая коленка показалась наружу. Больше, чем коленка. Гораздо дальше и существенно интереснее.

— Постараюсь к вечеру протопить, — пообещал я.

— Да ладно, — улыбнулась Сью. — Не думаю, что я замёрзну. Я — норвежка, привычна к капризам погоды. Обустраивайся.

Она ушла, но прежде чем захлопнулась дверь, внутрь просочился осёл.

— Хозяин, что мы тут делаем? — спросил он.

— То же, что и всегда, Лимузин. Бл**ство, гнусности, антисоциальные действия, которые в итоге окажутся хорошими делами, всех осчастливят и каким-то непостижимым образом приблизят меня к вершине музыкального Олимпа.

— А-а-а, — протянул осёл, забыв «и». — Это хорошо, хозяин. А то я уже начал беспокоиться.

Он лёг на пол, чутка повозился, устраиваясь. А я взял в руку топор, стоявший возле печки. Не боевой, а простецкий, для деревяшек.

Вы приняты на работу. Ваша новая должность: лесоруб.

Прочтите должностную инструкцию.

Пошёл-ка ты, дорогой мой интерфейс, найух. Я свои инструкции хорошо знаю.

Если кто-то обижает моего друга — он за это отвечает так, что начинает жалеть, что в этом мире нельзя самовыпилиться. И первый пункт зловещего отсутствующего плана я уже выполнил.

TRACK_21

Я немного пошатался по посёлку. Он фактически пустовал. Тогда я подошёл к лесу и обнаружил там троих унылых мужиков, которые, матерясь на автопилоте, валили деревья. Валили вяло. Видимо, им не приходила в голову та простая мысль, что зима — это реально зима, и холод — это реально холод, и что вот такие ситуации — они вечно не длятся, и когда всё разрулится, спрос на дрова будет такой, что охереть не встать, а потому надо бы уже сейчас хорошо поработать, чтоб потом не пришлось впахивать, как проклятым, в четыре смены и набирать на работу всяких урок.

— Добра вам, мужики, — сказал я, подваливая. — Чё, как оно в целом?

Мужики покосились на меня с разными степенями «пошёл ты на**й» во взглядах. Первый, голый по пояс, типа крутой, тут же повернулся спиной, мол, я с тобой не разговариваю. Второй, в тулупе и ушанке, зевнул, выражая пох**зм. Третий оказался самым дружелюбным.

— Те чё? — спросил он и поднял топор повыше.

— Да я, это… Закурить не найдётся?

Второй и третий переглянулись, как будто я назвал тайный пароль, и сейчас меня проводят в тайное бомбоубежище. А пока они строили друг другу глазки, я прочитал ники над головами.

Крутого, который слал нахер даже самое холод, звали Джейсон. Зевающего мужика в ушанке — Фред. А самого дружелюбного, который вместо шапки пользовал тёплую повязку, интеллект наделил ником Шоу.

— Ты чё припёрся? — спросил Фред. — Протестовать?

— Не, мужики, я — свой. Меня на работу взяли. — Я показал топор.

Топор инвентаризировался без проблем. Интересно, когда я отсюда свалю, его сп**дить можно будет? Гарви вот чего-то не забрал… Может, побрезговал?

— Херасе! — резко повернулся ко мне полуголый Джейсон. — Это за какие такие заслуги тебя взяли?

Я вспомнил, как Сью языком мимики и жеста показывала работу топором, и, видимо, что-то легонько дрогнуло у меня в штанине. Мужики опасливо посмотрели туда и хором сказали:

— А-а-а…

Джейсон сплюнул в сторону.

— Дурдом, — сказал он. — Я кореша хотел устроить — послали. Хайд совсем одурел, никого не берёт.

— Так ёп, — развёл я руками. — Ты ж тут дольше моего работаешь. Надо ж знать, где чёрный ход.

— Да пошёл он нахрен, твой чёрный ход! — рявкнул Джейсон и долбанул по стволу. — Доработаю смену, расчёт возьму и до свиданья.

— И чего, будешь в городе мёрзнуть? — спросил Фред.

— Ничё, не замёрзну. Задолбало! Я всю жизнь на идиотов горбатился, ещё и тут… Нет уж, спасибо. Тут хоть не заболею, не сдохну. Переживём зиму как-нибудь. Вообще к куратору пойду, скажу, пусть убирают нафиг! И усрётся этот Хайд.

Разговор, в общем, завязался. Мне выдали папироску, поднесли огоньку. Я с удовольствием затянулся и сел на поваленное Джейсоном дерево.

— Мужики, такой вопрос. А чё вы рубите-рубите, а никаких пеньков нема? Как будто только начали.

Мужики заржали, и Шоу взялся объяснять:

— Утром всё вырастает обратно. Мы, типа, молчим. Хрен его знает — может, глюк такой. Узнают — поправят, ещё хуже всё станет.

— То есть, — сказал я, — Хайд сидит на безлимитных дровах и ещё вы**ывается?

— Да Хайд не вы**бывается, — сказал, сев рядом, Фред. — Хайд — вообще марионетка. Он только для виду. Им его баба вертит, как хочет. А она — сука злобная. Как зима началась — чуть не ё**улась от радости. Ща, говорит, мегамагнатами станем, весь Линтон скупим. А Донни упёрся.

Н-да… Выходит, Дон-то правильно себя повёл. Этакому идиотизму ходу давать нельзя. Но всё равно он — только обороняется, а это фигня. Тут боевые конкретные действия нужны.

— Значит, власти и бабла хочет, — сказал я, затянувшись ещё раз терпким табаком.

— Нед**б у неё, — проворчал Джейсон, тоже достав самокрутку. — Какой нормальной бабе власть сдалась? Ну, бабло — ещё ладно. Цацки всякие скупать. А власть-то нахера?

Я с уважением посмотрел на Джейсона. Разбирается.

— В общем, — хлопнул меня по плечу Фред, — не знаю, чего тебе сказать, парень. Тухлое место. Все разбежались… Хайд с зарплатой крутит. Мы, по сути, уже рубим только себе. Всех плюсов — тепло. А минусов — живём тут, как бичи какие, никаких удобств.

— А в городе чего, жилья нету? — полюбопытствовал я.

— Есть, как не быть. Да ты попробуй через этот город пройди… На каждом шагу в глаза плюют. Вот Гарви психанул… А сегодня Джейсон уйдёт.

— Уйду, — подтвердил Джейсон. — И вам советую. На бабу работать — себя не уважать. Пусть сама за топор берётся, бизнесвумен, мать её…

— А чё, мужики, — спросил я, — почему народ сам себе дрова не рубит?

— Ну ты чё! Город же, — фыркнул Шоу. — Тут такого не полагается. Если каждый, да себе — это ж какой бардак начнётся. Это ж весь социум порушится, одни индивиды останутся. Короче, дерево повалить может только лесоруб. Остальные — долби не долби, толку хрен да маленько. Сюда многие приходили устраиваться. Думали, рубить и к себе, в город таскать. Но хрен там: тут же большую часть просто по дефолту снимает — и на склад. — Шоу махнул рукой в сторону длинного дровяного сарая. — Так что смысла никакого. Ну, раз вязанку утащишь — и уволят тут же. Это, мужики… Чё, обед, что ли?

— Обед, — согласились мужики и потянулись к посёлку.

Отойдя шагов на пятнадцать, Шоу повернулся и спросил:

— Ты не пойдёшь, что ли?

Русский, что ли? Какое-то у него до боли родное отношение к работе. Даже если новичок ещё топором ни разу махнуть не успел — обед есть обед. Собственно, обед — это в работе главное, пропустишь — сам дурак. А всё остальное — так, курам на смех.

— Не, мужики, — сказал я, вставая. — Я тут пока поматерюсь.

— Ну, как знаешь.

Мужики ушли.

Я добил папироску, достал топор и, хрустнув шейными позвонками, подошёл к ближайшему дереву.

— Ну чё, сука? — сказал я. — Чё ты встала тут, а?!

Размахнулся и долбанул по стволу.

Разблокирован навык Лесоруб.

TRACK_22

После обеда мужики не вернулись. А может, обед у них — как завтрак у древних греков. На весь день, с прицепом ночи. Или хлопнули по рюмашке, побазарили и решили — ну его нахрен. Да уволились всем колхозом.

Я и не возражал. Меньше народу — больше кислороду. Херачил себе деревья, офигевая от идиотизма процесса. Падало-то дерево более-менее адекватно, а вот потом начинался тот же сюр, что и когда мебель строишь. То есть, тюкаешь топориком по стволу — и он превращается в полешки.

Ну правильно, так-то. Нахер надо тут всякие станки рисовать-изобретать, вчитываться, как оно в средние века было. Тем более что по улицам уже ковбои ходят, так что с вопросами об исторической аутентичности можно смело идти нахрен.

За каждое поваленное дерево начислялось пять очков опыта.

За каждое расчленённое — десять. Расчленять было дольше и труднее.

Ясно, что особо на такой работе не прокачаешься. Чем дальше — тем больше требовалось набрать очков, чтобы апнуть уровень. А запас сил расходуется очень даже бодренько. Хорошо, что я время от времени улучшал себе выносливость, а то б быстро загнулся.

Солнце уже опадало, как утомившийся от трудов праведных х*й, когда интерфейс порадовал меня сообщением о достигнутом десятом уровне.

Круто, чё. С каких там я могу Риккенбакером пользоваться? А, с сорокового. Пилите, Шура, пилите…

— Впечатляет, — раздался голос, которого я ждал.

Я медленно и красиво повернулся, окинул усталым дровосексуальным взглядом сидящую на бревне Дриаду Сью. Она была всё в том же плаще, только теперь даже не пыталась его запахивать. Так и светила всеми своими прелестями.

— Подумаешь, — сказал я. — Я ещё и вышивать умею. И на машинке…

— Швейной? — спросила Сью.

— Ага. Ну, такой, знаешь… — Я жестами показал, как игла снова и снова входит в предназначенное для её вхождения отверстие.

— Какой ты талантливый. Но ради чего так стараться? Ведь неизвестно, сколько продлится забастовка.

— Люблю работать, — соврал я. — Люблю деньги. Деньги — власть. Больше денег — больше власти. Больше работаешь — больше денег.

Дриада сверкнула глазами.

— Впервые встречаю в Линтоне мужчину, который понимает, как устроен мир.

Я изобразил нечто вроде смущения и стал собирать наколотые дрова. Сью молча наблюдала за моими стараниями.

— А где Хайд? — спросил я.

— Где всегда.

— А где всегда?

— Пошёл в «Апельсин», отмечать очередной бездарно прожитый день. Раньше во «Вспышку» ходил, но теперь он там в чёрном списке. А «Апельсином» NPC заправляет. Там ничего личного, только бизнес.

— Лес-то прошли?

— Какой там! С этим разве далеко уйдёшь? Два шага сделает — и ноет. Всё не так, механика боёв неправильная, сюжет не проработан… А! — Сью с досадой махнула рукой.

Я покидал в инвентарь все дрова и поставил в нужном месте галочку «закрыть смену».

Вы выполнили норму!

Норма — 300 единиц.

Ваше достижение — 987 единиц.

Вознаграждение — 35 золотых. Получить у начальника.

П**дец. П**дец, дорогая редакция. Доулучшались. Этот виртуальный мир такими темпами скоро тупо в Россию превратится. Вы заработали денег, теперь попробуйте их получить. Отдельный квест.

Не, мне, конечно, деньги нахер не нужны. Я тут про другое.

— А каково это — так долго воздерживаться? — спросила Сью.

— Трудно, — вздохнул я. — Только на одной железной силе воли и держусь.

— Бедняга… — Плащ соскользнул с плеч Сью. — Хотя я прекрасно тебя понимаю. Сама тут живу, как монахиня. При таком-то мужике…

— Значит, мы оба друг друга понимаем, — сказал я, повернувшись к ней. — Хорошо, когда находишь понимающего человека. Нам, таким понимающим, нужно держаться вместе, да?

— Конечно! — Дриада встала и шагнула ко мне. — Как можно ближе друг к другу. Чтобы всегда можно было помочь… Ну, если вдруг что.

— А люди должны друг другу помогать, — сказал я, притянув её к себе за задницу. — Мы ведь этим и отличаемся от животных, правда?

— Да, именно так! О, Доктор Джонс, какой ты сильный… Да, да, хочу вот так! Посади меня жопой на снег! Боже, как мне этого не хватало!

— У-у-у, да ты реально соскучилась.

— Не то слово! Не останавливайся, никогда не останавливайся! Ты прекрасно понимаешь принцип работы швейной машинки…

— Я вообще в работе — самый первый, самый основной. А уж принципиальный — караул.

— Я чувствую, я верю!

— Мне только покажи работу — и отойди. Все деньги мои будут.

— Все деньги!

— А потом весь мир встанет передо мной на колени!

— Я стою перед тобой на коленях!

— Давай, покажи, как бы ты держалась за топор.

— Вот так, вот так я бы взялась за топор и вот так бы им размахивала!

— Нежнее, нежнее размахивай, Сью! Сломать топор — как нехер делать, а если обращаться с ним правильно — он прослужит долгие годы!

— О-о-о, долгие годы…

— Люби топор.

— Я обожаю топор!

— Целуй топор.

— Я м-м-м-м…

— Молодец, Сью, умница, вот теперь я вижу, что ты действительно любишь топор. Хватит, хватит! Это же всё-таки инструмент, его нужно использовать по назначению, иначе он заржавеет. Давай я покажу тебе свой навык владения.

— Да, Доктор Джонс, прижми меня к этой жёсткой шершавой коре, о, боже, на нас светит луна!

— Романтично-то как, Сью!

— Очень романтично, Доктор Джонс! Я никогда в жизни не испытывала такой романтики!

— А представь, сколько бы у нас было романтики, если бы мы уже начали торговать дровами, Сью!

— А-а-а-ах, мама-мама-мамочка, спаси-и-и-и… Прости, Доктор Джонс, я думала, что я умираю.

— Ты не умираешь, ты живёшь.

— Я не жила до этой секунды… Нет, до этой… Или до этой… Каждая новая секунда лучше предыдущей!

— Я такой.

— Ты бесподобный.

— Но я не собираюсь унижаться перед Хайдом за жалкие тридцать пять золотых. Я уйду.

— Нет, пожалуйста, не уходи!

— Ну, не прям сейчас. Сейчас я занят работой, ты же видишь.

— Не вижу, луна скрылась за тучей, но я чувствую. Всем сердцем… Боже, мне кажется, ты достаёшь мне до самого сердца, Доктор Джонс!

— Мой друг Донни обещал пристроить меня в ратушу. Думаю, там я заработаю куда больше денег.

— А я? А как же я?

— Из-за тебя я нарушил обет! Восемьдесят дней — псу под хвост.

— Семьдесят!!!

— Тс-с-с… Знаю, что семьдесят, это я просто тебя проверял, не надо так орать.

— Прости, у меня случайно вырвалось.

— А когда я девушкам во время секса такое говорю — они расстраиваются.

— Что?

— Что?

— Ничего, Доктор Джонс… Погоди… Нет, не останавливайся! Ты сказал, твой друг Донни?

— Самый основной.

— И ты смог бы убедить его уступить и согласиться на наши условия?

— Да легко, он меня только и слушает.

— Прошу, пожалуйста!

— А что я буду с этого иметь? Из-за тебя я лишился ценного навыка. Что получу взамен?

— Меня! Ещё раз, и ещё, и ещё, и пока форматирование жёсткого диска не разлучит нас!

— Работая в ратуше, я себе и получше найду.

— Лучше меня?!

— Да без проблем. У тебя ведь ничего нет, кроме тела. А тело каждая нарисовать может.

— Я — не только пара сисек и…

— А что ещё? Что ты можешь предложить такому работящему и целеустремлённому парню, как я?

— Лесопилку!

— Что?

— Лесопилку!!!

— Я тебя не слышу!

— Лесопилку-у-у-у-у-у… Отец наш небесный, это пятый раз…

— Шестой.

— Нет, пятый.

— Нет, шестой.

— Шестой, как скажешь, милый.

— Был бы и седьмой, если бы ты могла распоряжаться лесопилкой, а так я просто теряю время.

— Нет, прошу, не останавливайся.

— Что-то я устал. Теперь давай ты покажи, как ты умеешь работать, а я посижу на твоём плаще.

— Я покажу. Я покажу тебе, на что я способна. Вот так, вот так, Доктор Джонс. О боже, у тебя что, протез?! Хайда хватает максимум секунд на тридцать.

— Избавь меня от скучных подробностей.

— Ты прав. Моя жизнь до тебя — сплошная скука.

— И после — тоже.

— Не будет никакого после, Доктор Джонс, ты не посмеешь оставить меня.

— Сорян, я не мальчик, меня бабло интересует.

— Я всё сделаю, я всё устрою, обещаю!

— Что устроишь?

— Лесопилка будет нашей.

— Нашей?

— Твое-е-е-е-ей! Ох, у меня, кажется, судороги. Я не могу пошевелиться, Доктор Джонс.

— Так и знал, что ты слабосильная.

— Нет! Я могу ещё. Мне только нужно… Давай вот так?

— Давай вот так. Значит, хочешь переписать на меня лесопилку.

— Да, с тобой мы захватим мир.

— Это без бэ. Во-сколько?

— В полдень!

— Ровно в полдень?

— Ровно в полдень!

— Значит, двенадцать.

— Пока только восемь, Доктор Джонс.

— Нет, двенадцать.

— Но…

— Ты мне перечишь?

— Нет! О, какой же ты сильный и могущественный, двенадцать раз у меня не было даже с вибратором!

— А что, тут и такое бывает?

— Тут нет, но в реале — да.

— В реале-то ещё и не такое бывает.

— О-о-о, Доктор Джонс…

— Всё, Сью, двенадцать. Слезай давай.

— Но, Доктор Джонс!

— Никаких но! Вот завтра в полдень посмотрим. Если всё пройдёт, как ты сказала — будет ещё четырнадцать. А если вдруг чего не так — уйду в ратушу. И найду другую бабу. И с ней открою свою собственную лесопилку. Привяжу себе к жопе пилу — и буду заниматься двумя любимыми делами одновременно. А теперь пошла отсюда. Пшла! Дай природой понаслаждаться, птичек послушать в одиночестве.

TRACK_23

Оставшись один, я с мучительными стенаниями углубился в лес, нашёл там куст, крепко запорошенный снегом, и погрузил в этот снег перетруженную часть себя.

— Сэнди, су-у-у-ука, — пожаловался я кусту. — Грёбаное колдунство, это что ж, меня теперь ни одна другая баба удовлетворить не сможет?! Да твою-то ж мать, это как жить-то? А если она мне надоест, хуже горькой редьки? Нет, тут надо что-то делать. Должен быть выход же — разблокировать, там, чего, или прокачать. Надо у Доброжелателя спросить.

Представив, как вытянется рожа Доброжелателя, когда я приду к нему с такой проблемой, я заржал. Вибрацияржача распространилась по телу, и с куста осыпался снег.

— Тьфу ты, зараза, — выругался я и попытался убрать хозяйство в штаны.

Хрен там. В буквальном смысле.

Ну и чё делать? А, была не была.

Хижина Гарви всё-таки стояла чертовски удачно. Я до неё добрался вообще без проблем, не встретив ни одной живой души. А если б встретил, то, наверное, спалился бы капитально. Вот только бы на меня, такого, посмотрел кто — и сразу бы сказал: «Да ну нах*й, это ж Мёрдок!»

Я открыл дверь и вошёл внутрь своего временного обиталища. Там было светло и тепло. Свечи, печка, все дела. Даже какой-то обед на плите булькает.

— Хозяин! — подскочил осёл при моём появлении. — Что вы собираетесь делать? Прошу, не надо, я исправлюсь, честное слово, я стану хорошим!

Он пятился, пока не упёрся в стену, а там его словарный запас закончился, и он начал тупо орать: «И-а-а-а, и-а-а-а».

— Заткнись нахер, Лимузин! — прикрикнул я. — А то подумают, что я правда тебя е*у.

— А вы не собираетесь, хозяин?

— Оскорбить решил?

— Никак нет, хозяин!

— Вот и отлично. А чего это тут — огонь, еда? Ты, что ли, шустрил?

— Никак нет, хозяин. Пришла та женщина, Дриада Сью, и всё это сделала.

— Вот как…

— Мне кажется, с ней что-то не так.

— Что?

— Она едва держалась на ногах, чуть не падала, улыбалась, как умалишённая, и что-то напевала, чудовищно фальшивя. Вы, с вашим безупречным музыкальным слухом, хозяин, были бы раздосадованы.

Пятёрка тебе, Доктор Джонс! Если баба самопроизвольно готовит тебе пожрать — значит, глубже уже реально некуда.

Тут, наконец, у меня прошла реакция, и я смог нормально натянуть штаны. Открыл горшочек на плите — там оказалось ароматное тушёное мясо.

— Ты мясо жрёшь, Лимузин?

— Нет, хозяин, я предпочитаю травки…

— Х*й тебе, а не травки. Голодный, значит, спи.

— Есть спать голодным, хозяин!

Лимузин безропотно свернулся возле печки, а я сел за стол и принялся вдумчиво жрать, восстанавливая запас сил.

Всё-таки чувство вины немножко меня терзало. Надо бы разузнать, как в Линтоне с сеном обстоит. Лошади-то есть. А учитывая страсть наших горе-разрабов к кастрированной аутентичности, должно быть и сено.

Весь горшочек я не осилил, оставил на утро. Повалился в кровать, сыто и довольно рыгнул. Потом улыбнулся фирменной улыбкой Доктора Джонса.

Вот и второй пункт отсутствующего плана выполнен. Если до полудня уложусь — завтра к вечеру уже будем с пацанами выступать. Ну, хоть разик-то ещё можно старую программу отыграть, а уже потом — начнём новую изобретать.

С этой блаженной мыслью я и уснул. Трезвым.

Кажется, цепкие лапы запоя наконец отпустили меня.

* * *

Разбудили меня ни свет ни заря — в семь утра, судя по интерфейсу. Постучали в окно.

— Кого там х*й принёс?! — заорал, как орал всегда в таких ситуациях.

— На работу пора, Доктор Джонс! — глухо отозвался из-за стекла Фред. — Мы вдвоём с тобой остались.

О как. Ну, значит, чуйка меня не подвела — забили дровосеки хрен на своего дурацкого Хайда.

— Ща пожру — выйду, — сказал я.

Фред чего-то пробурчал, и я, матюгнувшись, открыл ему дверь.

— Заходи, раз припёрся. Жрать будешь? Осла не боись, он домашний, комнатный.

Фред опасливо посмотрел на осла и сел на свободный стул. Я нашёл тарелки, раскидал мясцо на двоих. Холодное. Но с утра топить печь и греть было неохота. Надо б разрабам идею заслать, чтоб микроволновки сделали. Магические, само собой.

— А чё все свалили-то? — спросил я с набитым ртом.

— Не знаю, — сказал Фред. — Вчера вроде даже Джейсон уходить передумал. А нынче я к одному, к другому… Пустой посёлок, только Хайд со своей курицей остался.

— Чё говорят?

— Чё они говорят… Хайд дрыхнет, перебухал вчера, вернулся на бровях. А Сью, шалава, вообще рехнулась. Скоро, говорит, тут работников будет столько, что посёлок расширять придётся, и в деньгах купаться будем.

Я представил себе голую Дриаду Сью, которая, как дядюшка Скрудж, купается в золоте. И что-то робко постучало в столешню снизу.

— Кто там? — всполошился Фред.

— Сиди, я сам открою, — махнул я ложкой.

Фред уставился на меня. Я продолжал жрать.

— Ты… не будешь открывать?

— Уже открыл. Хулиганы, убежали.

Эх, тяжело с нерусями. Анекдотов не знают, намёков не понимают. А может, не иностранный менталитет виноват, а тупость головного мозга? С Доном, с Сандрой же вот, можно нормально разговаривать.

— Сам-то уходить не думаешь? — перевёл я тему.

Фред пожал плечами:

— А куда? У других хоть дома в городе есть. А мне сейчас строиться… Денег не хватит. Пока зарплаты нет, я уж проел сколько. Тут хоть тепло…

— Тьфу, мужик, ты совсем, что ли? — шухернулся я. — Ты чё тут живёшь, как в реале? Это ж виртуал, блин, тут веселиться надо! Ну, там, квесты-хренесты…

— Да старый я для этого…

— А сколько тебе лет?

— Ну… Штука эта, в голове, говорит, что шестьдесят девять. А так — семьдесят два было.

Я присвистнул. Вот это да, вот это возраст. Таких граждан я тут ещё не встречал. Хотя что значит — «не встречал»? Можно подумать, я у всех подряд паспорт спрашиваю. Но если по поведению судить — тут в принципе людей за тридцать не так много. Оно и логично. Это молодняк до экспериментов любопытный, а кто постарше ещё подумает десять раз, хочет он или не хочет вечную виртуальную жизнь.

Большинство ведь не внезапно помирает. Болеют, готовятся, смиряются. Кто в религию ударится, кто ещё куда, у каждого уже свои планы на смерть, а тут — здрасьте-пожалуйста, давайте к нам, в виртуал. Многие, думаю, нахер посылают.

А ведь пройдут годы, и массовое сознание изменится. И уже с детства все начнут рассматривать виртуал, как полноценную альтернативу. А ещё годы спустя — как единственный вариант.

П**дец, страшная картина.

— Ты чего загрустил-то, Доктор Джонс? — потыкал меня пальцем в плечо Фред. — Пошли, поработаем. Лучшее средство от тоски.

Угу, тоже мне, психолог х**в. Лучшее средство от тоски у меня в инвентаре. Однако если я начну им заправляться, то спалюсь. Так что надо держаться до полудня. А уж потом — можно. Можно всё. Если, конечно, Сью не подведёт.

Мы с Фредом работали дружно и слаженно. Я валил деревья, а он их расчленял. Он был прокачанным лесорубом, и расчленял ствол примерно с такой же скоростью, с какой я валил, так что процесс пёр на отличненько.

— И чё, мужик, ты просто вот работаешь, жрёшь, и больше нихера не делаешь? — спросил я на перекуре.

Было десять минут двенадцатого, если судить по интерфейсу. Мы сели, как вчера, на ствол поваленного дерева.

— Гуляю, — сказал Фред.

— В смысле?

— Просто, по городу… Ну, раньше гулял. А сейчас не хожу. Орут там, швыряются всяким…

— Слушай, брат… Без обид, но вопрос такой: а почему ты вообще на оцифровку согласился?

Фред как-то понуро пожал плечами. Мне от одного его вида захотелось удавиться. Жесть, блин. С таким-то настроем лезть в жизнь вечную — нахрена? Вечная депрессуха его, что ли, вставляет?

Тут со стороны посёлка послышался отдалённый шум, и я с облегчением выдохнул. Началось… Ща развеселимся.

— Что это там? — испугался Фред.

И рожа сразу такая настороженная! Блин, мужик, да тебе радоваться надо, что хоть какая-то движуха тут происходит, а ты…

— Айда посмотрим, — встал я и закинул топор на плечо. — Вдруг интересное?

TRACK_24

Буча началась на окраине, возле дома Хайда. Хайд стоял на крылечке, одной рукой держась за дверь — отважный, что п**дец, — и орал так, что рожа покраснела. Хотя, учитывая то, что мне докладывали разные источники, рожа у него могла быть красной тупо после вчерашнего.

— Пошли вон отсюда, вы не имеете никакого права, уроды, я поставил условия, я не отступлю, суки!

Вопил, срываясь на визг. Позорно и мелочно, как конченый засранец.

А напротив него стояла толпа с факелами.

Возглавляли толпу Джейсон и Шоу. Шоу назначили спикером.

— Ты сам пошёл на**й, Хайд! — орал он, брызгаясь слюной. — Нам похрену, щас весь посёлок сгорит!

— Штраф заплатите!

— И заплатим! Чё мы, штрафов никогда не платили?

Толпа одобрительно взревела, Хайд попятился.

— Ты мне зарплату уже сколько не платишь? — продолжал Шоу. — Вот и обнулимся. Мне-то по барабану. А вот ты эту свою лесопилку сожжённую хрен кому продашь, придётся отстраиваться. Вот и прикинь, во сколько тебе это вылезет, магнат хренов!

— Что вам нужно? — взвизгнул Хайд.

— Дерево людям продавать начинай! — рявкнул Джейсон.

— Дон не разрешает…

— По нормальной цене продавай, урод! По рекомендованной!

— Погоди!

Хайд вдруг скрылся в своей хижине. На нас обратили внимание.

— Мужики, а вы чего? — обратился к нам Шоу. — Вы за него, что ли, встанете?

— Я ни за кого не встану, — пробубнил Фред и на всякий случай спрятал топор в инвентарь. — Я человек мирный, моё дело сторона…

— Сторона? — взорвался Джейсон. — Забесплатно работать — тебя устраивает? Что весь город тебя ненавидит — нравится?

— Я что? Я ничего… — пятился Фред.

— Э, мужики! — встал я между Фредом и толпой. — Хорош деда кошмарить. Пидарасов бьём — мирняк не трогаем.

— Ты-то с нами? — спросил Джейсон.

Ответить я не успел, потому что послышался стук копыт, и все с любопытством повернулись.

Со стороны города скакал небольшой — морд двадцать — отряд. Впереди них, на могучем коне, восседал самолично Дон.

— Ну, п**дец, — вполголоса прокомментировал я.

Да уж, бабы в этой игре — я вам доложу. Как начнут чего мутить — хоть стой хоть падай. Это ж апокалипсис.

— Прекратить самоуправство! — рявкнул Дон, на ходу красиво останавливая коня с разворотом. — Что вы себе позволяете?

— Дон, да ты чего? Да мы ж за тебя! — загалдели мужики.

— За меня?! — Дон соскочил с коня. — Значит, вот такими методами, по-вашему, я добиваюсь своих целей? Такой я мэр — что прячется за спинами людей с факелами?!

Пока Дон пафосно разорялся, прокачивая красноречие, я осмотрел его отряд. Сплошь NPC, стражники из ратуши.

— Никто тебя не осудит, Дон, — убеждал Шоу.

— Достаточно того, что я сам себя осужу!

— Да хоть в монастырь постригись! Нам дрова нужны! — заорала толпа.

А поскольку неписи не орали, толпа почувствовала за собой правоту. Что, в общем-то, логично. Кто громче визжит — тот и прав. Закон жизни. Любой — что реальной, что виртуальной.

Тут распахнулась дверь, и на крыльцо опять выскочил Хайд.

— Если я пообещаю с завтрашнего дня начать продавать дерево по нормальной цене — вы уйдёте? — крикнул он.

— Соглашение заключим — и разойдёмся, — переключился на него Шоу.

— Тогда сначала меж собой договоритесь, что вы все ко мне претензий не имеете! А я с одним договорюсь. С главным.

— Разумно…

Толпа скучковалась, вырабатывая соглашение. Я смотрел на Дона. Тот замер и молча смотрел… Надеялся, что всё так и решится? Эх, Дон, не туда ты смотришь. Чего на стадо смотреть? Стадо никогда ничего не решает. Ты на рожу Хайда посмотри, как он, пидарас, ухмыляется гнусно. А ещё посмотри на эту шалаву рыжую, которая, на этот раз в приличной одежде — в шубке и в сапожках — выскочила из двери за спиной благоверного и на цыпочках, неслышно, подбирается ко мне. Вот где судьбы-то решаются. Всё и всегда решают три человека, из которых один — лох, другая — п**да. То есть, по факту, один человек. И этот человек — я.

— Готово! — Шоу повернулся к Хайду. — Договаривайся со мной. Как только мы заключим соглашение о том, что с завтрашнего дня ты начнёшь продавать дрова по рекомендованной цене, я обязуюсь оставить тебя в покое, и все эти люди тоже. Если по вине — прямой или косвенной — кого-то из нас посёлок пострадает, каждый из нас заплатит штраф в десять тысяч золотых и получит срок заключения — год.

— Годится! — обрадовался Хайд. — Договариваемся.

Он спустился с крыльца и попёр на Шоу с вытянутой рукой. Тот шагнул навстречу. Когда они встретились и пожали руки, у них над головами вспыхнули восклицательные знаки. Хайд расхохотался, а рожа Шоу перекосилась от какой-то неприятной эмоции.

— Что-о-о? — взревел он.

— Валите отсюда, недоумки! — Хайд сунул ему под нос средний палец. — Я буду продавать дрова по рекомендованной цене, если у меня когда-нибудь будет лесопилка! Но у меня её нет! Аха-ха-ха!!!

Хайд начал плясать, как еб*нько, а Сью наконец-то добралась до меня.

— Он переписал на меня лесопилку, — прошептала она мне на ухо. — Одно рукопожатие — и лесопилка твоя, соглашение готово. Я буду управляющей, моя доля — пятьдесят процентов.

— А Хайд тебе сколько давал?

— Семьдесят!

— Иди, ему в уши свисти.

— Ну, хорошо — тридцать пять процентов он мне давал.

— Вот и от меня — пять получишь.

— Ч… Чего?!

— Слышь, Дриада. Ты на меня посмотри. Мои пять процентов — это как его семьдесят! И потом, мы ж распишемся. Бюджет всё равно общий будет.

— Ты серьёзно? — выдохнула Дриада.

— Какие уж тут шутки. Да я тебе платье из золотых монет закажу. Коротенькое такое, чтоб едва задницу прикрывало. Как начну тебя в нём обожать — монетки так и зазвякают, так и забрянчат…

Взгляд Дриады мечтательно затуманился.

— Согласна! — шепнула она и протянула мне руку.

Вам предлагается заключить Соглашение.

Вы становитесь полновластным владельцем лесопилки со следующими обязательствами:

Дриада Сью — бессменный управляющий, доля от прибыли — 5 %.

Заключить Соглашение? Да/Нет.

Ну что за ё*аный вопрос? Конечно же, да!

Вы — владелец лесопилки.

Я сморгнул буквы и оценил обстановку вокруг.

Хайд, истерически ухахатываясь, продолжал плясать.

Шоу стоял перед ним, опустив голову, и, кажется, мучительно боялся повернуться и посмотреть в глаза людям, которые под его началом только что жидко-жидко обосрались.

Толпа безмолствовала. До них мучительно дошло, какого дурака они сваляли.

Ну ребят, блин, ну сами ж виноваты! Я понимаю, вас тут расслабили охренительно, этим условным средневековьем. Вы и привыкли, что всё по честнаку. А рулят-то всё равно скоты, у которых на**ательство — в крови.

— Ну? — затормошила меня Сью. — Давай! Ты же обещал уговорить Донни согласиться на наши условия!

Эти слова донеслись до ушей Дона. Тот повернулся в нашу сторону. Страшен был его лик. Я чуть кирпичами не обосрался.

Вы хотите отказаться от модификации внешности? Потраченные в Доме Перевоплощений деньги в полном объёме вернутся на ваш счёт. Вы не сможете воспользоваться услугами Дома Перевоплощений 1 год. Да/Нет.

Да…

Моё внезапное перевоплощение произвело эффект разорвавшейся бомбы.

Толпа дружно ахнула. Дриада Сью — та просто завопила, шарахнулась и упала в снег, да там и осталась. А у Дона отвисла челюсть.

— Такая херня, Дон, — развёл я руками. — Ты извиняй, но я мимоходом лесопилку отработал. — Повернулся к толпе и, повысив голос, сказал: — Всё по красоте, мужики! Дрова будут продаваться по рекомендованной цене.

— Что происходит? — завизжал Хайд, который внезапно осознал, что отстал от жизни на миллион световых лет. — Сью, что ты сделала?!

— Я спала с Мёрдоком?! — крикнула Сью, не то чтобы отвечая на вопрос, а скорее просто охеревая от осознания.

— Фигасе — спала! — воскликнул я. — Да если б ты там уснула, я б тебе башку проломил! Это ж оскорбление.

— Шлюха! — Хайд высрал в руку меч из интерфейса и понёсся на свою благоверную. — Проститутка, тварь, ненавижу-у-у!

Дриада оказалась быстрее. Она змеёй метнулась мужу навстречу и вспорола ему брюхо длинным кинжалом. Муж хрюкнул и исчез, оставив по себе меч, сапоги, мешочек с баблом и граммофон.

— О, годнота, — сказал я и притырил граммофон, пока никто другой не подсуетился.

— Ты что несёшь? — Сью пришла в себя и кинулась на меня. — Ты же обещал мне…

— Спокуха, — махнул я. — Обещал кучу бабла — будет тебе куча бабла. Ты ж теперь бессменный управляющий. Лесопилка — вот. Крутись как хочешь, жду свои девяносто пять процентов. А мне некогда тут сосны околачивать, у меня кабак, группа, репетиции, альбомы писать надо — такое всякое.

— Ублюдок! — завизжала Сью и попыталась кинуться на меня.

И тут её настигла кара.

— Дриада Сью, вы арестованы за убийство своего супруга Хайда! — гаркнули двое бравых стражников, положив Сью мордой в снег.

На неё надели наручники и, не слушая визгов, поволокли в сторону города. Надо полагать, внутри здешних хибар ни у кого кругов респауна не было, и телепортироваться стражники не могли.

— Мёрдок… — сказал Дон, будто поверить не мог.

— Мёрдок! — выдохнула толпа.

Достижение. Ваш социальный рейтинг увеличен на 1000.

Социальный рейтинг: 1000.

Ваш статус: Гражданин.

Чё? Это потому, что я Дриаду трахнул, что ли? Пф! Да было б достижение. Вы мне ещё за бухло начните начислять чего-нибудь.

— Мёрдок вернул нам дрова! — воскликнул Шоу.

— Мёрдок! — подхватила толпа. — Дрова!

Правильно! Вот, кстати, уже пора приводить себя в дрова. План полностью выполнен.

Я достал бутылку и сделал несколько глотков. М-м-м-м… Вкус победы, аромат выполненного долга.

Я чуть не подавился, когда Дон стремительно обнял меня.

— Донни! — прохрипел я. — Ты е**нулся, что ли?!

— Ты когда-нибудь перестанешь меня удивлять, Мёрдок?! — прогудел Дон своим могучим голосом, напоминающим трубы Судного Дня.

— Мёрдок герой! — орала толпа.

Достижение. Ваш социальный рейтинг увеличен на 1000.

Социальный рейтинг: 2000.

Ваш статус: Образцовый Гражданин.

— П**дец! — сказал я. — Дон, поскакали отсюда! Вон, и коняшки свободные есть. Дай покататься?

— Покататься? — заржал Дон. — Да тебя теперь на руках носить будут!

— Не, Донни, стэйдж-дайвинг — не моё, у меня имидж другой, недоступный, аристократичный.

Я взобрался на коня, Дон отдал команду, и мы в составе отряда неписей поскакали обратно к городу. Но долго ещё сзади слышались вопли:

— Мёр-док! Мёр-док!

Я, не оборачиваясь, поднял руку вверх и показал «козу».

Мама, это — рок-н-ролл, рок — это я!

TRACK_25

Новое достижение: социальный рейтинг увеличен на 258.

Социальный рейтинг: 10 157.

Ваш текущий статус: Герой Линтона.

— Вах, — прошептал я и сделал пару глотков из горлышка.

Я сидел, забившись в уголок, в родной до слёз комнатушке на втором этаже кабака, и в одну каску пытался набухаться. Да только не получалось. Не забирало меня бухло. Всё какой-то мандраж колотил.

Чё они, ну?! Какой я им герой? Подумаешь — дрова. Кого вообще е*ут дрова?

Смеркалось. Свечи зажигать не хотелось. Вообще ничего не хотелось. Пустота какая-то в душе, и хер её чем зальёшь.

На столе стоял граммофон и тихонько наигрывал что-то из Луи Армстронга. Какая стояла пластинка на диске — такую я и врубил. В настроение попало, в принципе.

В дверь постучали.

— Идите на**й! — поздоровался я.

Дверь открылась, и внутрь вошла процессия.

Иствуд, затем — Рома. Эти молча встали по обе стороны двери и смотрели на меня, как на хер знает что.

Потом вошёл разобиженный Лимузин, которого я так и забыл в хижине в посёлке. Ни слова не говоря, упал в углу. А последней вошла Сандра, сияющая, как медный таз.

— Чё? — спросил я.

— Мёрдок, — взяла слово Сандра, — я не знаю, как ты это делаешь, логическое начало отметаю сразу, но ты — гений. Я думала, что мы будем идти к этому несколько лет, но ты сделал это за неполные сутки!

— А чё я сделал-то? Ну, Дону помог. Сам как был в жопе — так и остался.

— Скажи, Мёрдок, ты клинический дебил, или эта бутылка уже десятая? — спросил Иствуд.

— Вторая, — буркнул я, поболтав бутылкой. — Не лезет, зараза…

— Медс, ты наш рейтинг видел? — спросил Рома. — «Мертвецов»? За пять косарей зашкалило!

Понимание шевельнулось у меня в груди.

— Дай сюда! — Сандра забрала у меня бутылку, хорошо к ней приложилась и упаковала себе в инвентарь.

— Э! — вяло запротестовал я.

— Не «экай» мне тут! — погрозила Сандра пальцем. — Я наизнанку вывернулась, чтобы всё организовать.

— Что организовать?

— Ваше выступление через двадцать минут, «Мертвецы». Так что встань, приведи себя в порядок, достань гитару и вспомни, что ты — фронтмен!

— Выступление?! — вытаращил я глаза.

— Да! — рявкнула Сандра. — Здесь, внизу! Полный зал народу. Ты слышишь их? Слышишь эти голоса, Мёрдок? Они ждут тебя! Они пришли на те-бя!

Я слышал этот гул снизу. Гул людей, которым не платили за то, чтобы они пришли. Гул людей, которые не хотели разбивать мне голову бутылками.

И у меня задрожали колени.

— Сэнди, — прошептал я. — Я так не умею…

— Мёрдок, солнышко, — улыбнулась Сандра и, наклонившись, погладила меня по голове. — Мне глубоко по*уй, умеешь ты так или не умеешь. Сейчас ты встанешь, спустишься вниз и отыграешь программу. А потом я хочу, чтобы мы с тобой поднялись на крышу этого кабака, и чтобы ты там трахнул меня под светом звёзд. Я хочу чего-то безумного и невероятного. И ты мне это дашь.

Я кивнул.

Я сжал кулак.

Я резко, одним могучим движением — встал.

— Так, на*уй! — прорычал я, и Рома задрожал, а Иствуд попятился, наглаживая револьвер. — Какого хера состав не полный? Где клавишница?!

— Тама, внизу, — пролепетал Рома. — Типа, толпу разогревает.

— Сдристнули оба вниз и тоже разогревайте толпу! Когда я спущусь — хочу, чтобы толпа уже сквиртовала в потолок! Бегом!

Во, голос вернулся, аженьки стёкла задрожали.

Рома и Иствуд сдристнули, в дверях чуть не сбили какого-то мужика.

— Мёрдок! — воскликнул тот, лыбясь, как сукин сын. — Спасибо за то, что ты сделал с этими барыгами!

— Чё тебе надо?!

— Почтальон я. Почта!

Почувствовав, что звезда немного не в настроении разговоры разговаривать, мужик вывалил на стол всё, что у него было в сумке, и свалил.

В сумке, оказывается, могли помещаться не только письма, но и кое-что побольше. Я, нахмурившись, приблизился к столу, на котором лежало что-то, завёрнутое в бумагу. Что-то плоское и квадратное.

Сверху лежало письмо. «От Доброжелателя».

Ох… Чую, хороших новостей не будет. Ладно, после прочитаю, пока — в инвентарь его. А тут-то чего такое?

Я сорвал обёрточную бумагу и захлопал глазами.

Море. Небо. Крохотный парус вдали.

— Дерек же обещал прислать тебе эту картину, — сказала Сандра.

— Помню. Нахрена только — непонятно.

— Там что-то написано, сзади.

Я перевернул картинку и чуть не выронил. Сзади было написано от руки:

B-SIDE: Навеки, брат

Ну чё, кто тут живой остался, ау? А, вон, вижу, вылезает из-под стульев человека три-четыре. Не ссыкотите, ща будет продолжение. У нас просто опять накладочка, нужно записать трек под названием «B-SIDE: Навеки, брат». Такая херня…

Не буду долго сношать мозги, а сыграю вам ещё одну песенку, которая тоже будет эпиграфом к альбому, который огромен и фееричен, как мой пенис, и в десять раз более драматичен. Итак, Глеб Самойлов the Matrixx «Мы будем жить всегда». Да я быстренько, только припев, не ссыте. Понадобится — целиком найдёте и послушаете:

Мы будем жить всегда на сайте ФСБ

Извечная весна в холодном декабре

Мы будем жить всегда

Смертельно и везде

Ещё одна звезда на сайте ФСБ

TRACK_26

Как бы кто-то там ни ржал над подобными заявлениями, но жизнь меня реально многому научила. Например, вот такому нехитрому откровению: как ты ни разъ**ывайся, толку нихрена никогда не будет, до тех пор, пока не начнёшь делать какую-нибудь совершенно левую херню.

И вот тогда внезапно — бах! — и всё складывается.

Хрен его знает, почему так, но принцип действует безотказно. Вселенная, будто конченая шалава, будет крутить перед тобой задницей и посылать нахер. Но как только ты пошлёшь нахер её и развернёшься уходить — тут же, сию же секунду она в панике кинется за тобой и начнёт хватать тебя за пенис губами, умоляя остаться.

В комнатушке над кабаком (которая сейчас служила чем-то средним между гримёркой и репточкой) я повесил на стену две картины. Одну — Дерека, с парусом одиноким в тумане моря голубом, а другую — свою.

Нет, не то чтоб я художник… Просто так случилось, что тот листок с х*ем и характерной подписью, на котором я пытался нарисовать портрет своей целевой аудитории, сохранился. И я решил, что это прекрасное украшение, памятное и значимое.

Значит оно: всё х**ня, кроме пчёл.

Что само по себе — вообще нихрена не значит.

Итак, я вернул городу дрова при помощи своего пениса. Нисколько не старался, абсолютно не вышел за рамки своих скромных возможностей. Нашёл баг в одной отдельно взятой рыжей голове, хорошенько трахнул этот баг, дал Дону то, чего он хочет, спас город от замерзания вне зоны комфорта и обеспечил себя пассивным доходом.

Вселенная удовлетворённо кивнула, сказала про себя: «Экий эгоистичный мерзавец!» — и сделала меня героем Линтона.

Весь город заговорил обо мне.

А поскольку я только и делал, что бухал, безобразничал и играл музыку, жители не долго думали, какую именно из моих немногочисленных граней сакрализировать.

Сандра, как менеджер, разбивалась в лепёшку. У неё было две задачи. Одна — простая: держать город в курсе моих выступлений и стараться, чтобы в кабак не набивалось больше народа, чем кабак чисто теоретически может вместить. Вторая — сложная: следить, чтобы я выходил на сцену на своих двоих и мог держать в руках гитару.

Хотя бы просто держать.

Начался золотой век.

Мы не борзели. Цены на билеты были божеские, но даже этого вполне хватало, чтобы всем было ништяк.

За месяц Рома отстроил себе дом и съехал. Разумеется, бухали.

Иствуд дом строить не стал. Он жил по соседству со мной и хотя бы на словах не оставлял мечты когда-нибудь начать путешествовать и сражаться с негодяями, как в ковбойском кино. Он, кстати, делал серьёзные шаги в этом направлении: лошадь купил. Лошадь тусила на конюшне за кабаком (что я узнал о своём кабаке…) и была, в целом, довольна жизнью. Мы с Ромой под**бывали Иствуда, что он завёл себе тамагочи. Иствуд отвечал, что он этого тамагочи, по крайней мере, не трахает. И Рома почему-то обижался и пускался в длительные рассуждения о природе души, разума и прочей херни. Никто его не слушал, всем было насрать.

— На сегодняшнее выступление билетов купили меньше, чем на вчерашнее, — сказала Сандра, когда мы однажды утром собрались внизу в зале порепетировать, обкатать пару новых песен.

— Насколько? — спросил я, подстраивая гитару.

— На двадцать, — пробормотала Сандра.

Она сидела на стуле, поджав под себя одну ногу, и выглядела крайне задумчивой.

— Да это ж херня, чего ты паришься? — пожал я плечами.

— С такой херни всё и начинается. Никаких объективных причин нет, кроме разве что одной: вы приелись.

— В смысле?! — испугался Ромыч, который только что нежно поглаживал палочкой тарелку, а теперь перестал.

— В прямом, полагаю, — спокойно отозвался Иствуд, экспериментируя со строем бас-гитары. — Мы выступаем почти каждый день в течение двух месяцев. Новых песен за это время было сколько? Три?

— Четыре! — возразила Вивьен, любовно протирая тряпочкой новые крутые клавиши. — «Стрёмные последствия» — моя любимая, в ней поэтический гений Мёрдока развернулся во всю мощь!

Да, по совету Сандры я отказался от услуг Вейдера (который всё равно бухал и занимался странными непоэтическими вещами в моём подвале) и начал писать песни сам. Мы даже разработали полноценный творческий метод.

Я садился на койку с гитарой, выпивал в одну каску не меньше бутылки крепкого и начинал импровизировать. Сандра, совершенно трезвая, сидела рядом с блокнотом и записывала лучшие моменты. Наутро, протрезвев, я оценивал записи и компилировал из них тексты. Так получились четыре неплохих песни, публика вроде их неплохо приняла.

— Окей, ребята! — воскликнула Сандра и хлопнула в ладоши. — Пока всё не закончилось очень плохо, мы сворачиваемся.

— В смысле?! — вытаращился я на неё. — Ты охренела, женщина?! Только пруха пошла!

— Мёрдок, ты — гений, — успокоила меня Сандра. — Ты переиграл всех. Вместо того, чтобы подстроиться под общественный вкус, ты его сформировал и возглавил. И это очень круто. Но постоянные выступления — это провальная стратегия. Пока откат небольшой, но он уже начался. Пока народ не понял, что наелся. И нам нужно создать дефицит.

— Проясни? — потребовал я.

— Мы отыграем сегодняшний концерт и на нём объявим, что удаляемся от дел. Для…

— Для записи альбома! — воскликнул я.

Сандра обдумала предложение и энергично кивнула:

— Отличная идея! Одним выстрелом убиваем двух зайцев. Дадим людям по нам соскучиться и создадим продукт. Мерч.

— А чё, а как мы — альбом-то писать? — спросил Рома.

— Кстати, да! — спохватился я. — Надо бы стукануться с этим… Доброжелателем. Он же… Бля!

Обычно у меня голова работает безотказно. Однако в последнее время чего-то засбоила.

Вспомнив, что Доброжелатель обещал мне студию, я немедленно вспомнил и то, что он когда-то прислал мне письмо. В тот день, когда началось моё стремительное восхождение.

Я не стал его читать сразу, бросил в инвентарь, да так и забыл. Сначала концерт был — ударнейший. Потом я поволок Сандру на крышу, и там мы творили всякое, несмотря на мороз, как подростки, аж вспомнить приятно.

Ну а после такого — ну разумеется, я ужрался в говно. А утром — кто ж с бодуна вспоминает о таких мелочах, как письмо. Ну, вот я и…

Н-да, нехорошо получилось. Ну, ничего. Скажу, что я в день по два мешка писем получаю, и до его добрался в порядке живой очереди только сейчас. Доброжелатель мужик добрый, не обидится, а если обидится — ничего, я его прощаю, причём — совершенно бесплатно.

Я достал конверт из инвентаря, надорвал его. И в этот момент открылась дверь.

— Закрыто! — крикнул я, не поворачиваясь.

— Господа музыканты, купите цветочек, не дайте бедной женщине умереть от голода!

Я оторвал взгляд от первых строчек письма и с удивлением воззрился на старушку с корзинкой цветов. Вроде не игрок, что логично. Класса Нищий в игре точно нет. Так что за хрень? У создателей зачесалась левая пятка, и они решили добавить в игру непись-побирушку? Не, ну грамотный ход, конечно. Дебилью, наверное, необходимо на кого-то смотреть и думать: «Ну, вот, по сравнению с… я-то просто в шоколаде».

— Вам же сказали — мы закрыты! — стервозным голосом завела Сандра. — Приходите вечером, на концерт, и…

— Да ладно тебе, не кошмарь старушку, — перебил я. — Держи, мать. Цветов не надо.

Я протянул старушке монету. Та подковыляла ко мне с протянутой рукой.

— Спасибо, спасибо вам, господин, от смерти спасли, от геенны огненной… Вот, возьми цветок, он пойдёт тебе…

— Да не надо, мать, не надо. Ну что я — пидарас, что ли, с цветочками ходить? Или вон, Сандре лучше отдай, она…

— …цветок пойдёт тебе на могилу, ублюдок!

Кинжал вонзился мне в живот раз, другой, третий. Я судорожно выдохнул.

Кто-то закричал, но я это слышал, как сквозь вату.

Упал — сам не заметил, как. А надо мной склонилось старушечье лицо.

— Помнишь меня, мистер Шерлок Холмс? Не забывай, мы с тобой ещё увидимся, и не раз!

Она провела языком по лезвию кинжала, слизывая мою кровь, и резко отпрянула. За ней захлопнулась дверь.

Дежавю… Я лежал в луже собственной крови и ждал смерти.

Передо мной в этой же самой луже лежал красный цветок неизвестной национальности и белый листок, стремительно напитывающийся красным. Строчки, написанные рукой Доброжелателя становились неразборчивыми, но самый верх ещё читался.

Мёрдок!

Это очень срочно. Приди во дворец как можно скорее. Речь идёт об NPC Танигава из Дома Перевоплощений. Она вышла из-под контроля, и если мы прямо сейчас не предпримем решительных шагов, в опасности окажутся…

А дальше начиналась моя кровь, и я уже ничего не мог прочитать.

TRACK_27

С такими друзьями и врагов, б**дь, не надо.

Лёжа на полу, в крови, я просил, по-человечески просил меня добить.

Ну что им, сложно было? У Сандры копьё есть, у Иствуда — револьвер. Даже у Ромы какой-то сраный мечишко.

Нет. Вся эта гуманная шантрапа только охеревала и пыталась остановить кровь.

— Вивьен! — прохрипел я, найдя взглядом свою клавишницу. — Убей меня!

— Как убить, Мёрдок?! — подскочила ко мне услужливая Вивьен.

— Не знаю… Задуши сиськами, что ли…

— Сейчас, Мёрдок, потерпи… — Она рванула блузку так, что пуговицы брызнули во все стороны, и в мгновение ока оказалась топлесс.

— Тук-тук, вы работ…

Кто-то заглянул в кабак и онемел.

Грех его винить, сцена была — чистый ад. Лежу я, значит, в кровищи. Где-то в районе паха (если от двери смотреть) чего-то шустрит стоящая раком Сандра. У головы светит сиськами Вивьен. Ромыч особо в глаза не бросался, наверное, а вот ковбой с револьвером в одной руке и бас-гитарой в другой — очень даже да.

— Что тут происходит? — спросил голос.

— Оргия! — прохрипел я. — Пятьсот монет за участие.

— На**й! — Дверь захлопнулась с той стороны.

— Мне начинать душить? — спросила Вивьен.

— Жги, — разрешил я, и тут же света белого не взвидел.

А ничего такие сиськи, уважительные. Я, правда, реально больше всего хотел сдохнуть и реснуться чистеньким, потому большого удовольствия не получил.

И ведь сдох бы, но Вивьен, матерясь, оттащил Рома. Не знаю уж, что его больше расстроило — что любимый и дорогой начальник пытается умереть, или что подружка распоряжается своими сиськами в такой полигамной манере.

— Б**дь, больно-то как! — простонал я. — Чё вы гоните, а? Ё**ите меня, кто-нибудь, и порешаем трезвые все вопросы!

— Иди ты в жопу, Мёрдок, — огрызнулась Сандра. — Сейчас за убийство игрока сразу кидают в камеру. Потом — суд. Минимум семь суток ареста.

— Бля, ну что за дебилы…

— Чёрт, нам нужен жрец… Вивьен! Приведи жреца.

— Есть привести жреца!

— Стой, дура, оденься! — Это Рома заволновался.

— Но мне кажется, что так я смогу более эффективно привлечь жреца!

— Я тебе щас в челюсть пробью!

Наконец, Рома во что-то завернул свою благоверную, и она ускакала. Жреца… Какого, нахер, ещё жреца? Где она его возьмёт? Мэйтату бы сейчас, эх… Так ведь далеко он. Оставил, конечно, координаты, как его отыскать в случае чего. Но чё мне, в телегу грузиться и ехать на лечение? Да я в пути уже своим ходом двадцать раз оклемаюсь. Вон, здоровьюшко-то ползёт вверх потихоньку.

— Зелье восстановления у кого-нибудь есть? — спросила Сандра.

— Откуда? — мрачно сказал Иствуд. — Мы в квесты уже сто лет не ходим. Только музыка… Чёрт подери, Мёрдок, во что ты опять вляпался? Кто эта пожилая леди?

— Это не пожилая леди, это молодая б**дь, — простонал я.

— Ты её трахал? — внимательно посмотрела на меня Сандра.

— Слушай, почему ко мне вечно вот такой вот вопрос, а?

— Потому что это — ты, Мёрдок.

— Справедливо… Ну да, было дело. Но это не считается, она меня изнасиловала!

— Изнасиловала?! — заорала Сандра. — Как у тебя на неё вообще поднялся? Ты что, больной? Да ей лет восемьдесят!

— Тогда ей было лет восемнадцать! А судя по сиськам — так и все двадцать пять! Это Танигава.

— Тани… Ё-ё-ё-ё… — Сандра схватилась за голову. — Ты всё-таки педофил.

Нормально. Только что геронтофилом был, теперь — педофил. О женщины…

— Сандра, она — непись, — терпеливо пояснил я. — И она сказала, что её психологический возраст…

— И ты повёлся?!

— Я вообще пошевелиться не мог! Она на меня накинулась, срезала лицо и налепила другое, и всё это время — всё это время!!! — наяривала сверху, как заведённая.

— Херасе, — сказал Рома и тут же его осенила светлая мысль: — Бля, зелье ж можно купить! Я в лавку метнусь.

И тоже убежал.

Правильно. Идите все на**й, мне нужно побыть одному. Всё равно толку от вас — чуть. Смерть — решение всех проблем, а вы упёрлись, как идиоты, и ни туда, ни сюда.

— Она внешность себе меняет, — сказал я, больше к самому себе обращаясь. — Может хоть малолеткой выглядеть, хоть старушкой. А может, вообще в мужика перекинется, как Экси. Что ж теперь, я ещё и пидарас, что ли?

— Да ну, брось, Мёрдок, — успокоил меня Иствуд. — Какой из тебя пидарас? У пидарасов своя культура. Они милые, приятные люди, вежливые, чуткие и понимающие. Ты — всего лишь кукло*б, как твой дорогой друг Рома.

— У… Утешил… Слышь, Иствуд, а ты-то тут вообще с бабами — как?

— Какова цель вопроса?

— И… интересно. Как-то ты… не замечен.

— Интимные отношения, Мёрдок, потому и называются интимными, что ими не размахивают на людях, как членом перед камерой.

— Вот ты вспомнил-то, блин. Дался тебе этот член перед камерой…

Распахнулась дверь. Я уже даже не старался туда смотреть — херово было, что караул.

— Вот он, — услышался голос Вивьен. — Несчастный и страдающий.

Чужие шаги замерли на полпути.

— Почему ты не сказала, что это Мёрдок?

— Потому что так не делается реклама, господин Уайт. В рекламу нужно ставить симпатичную девушку и текст, который точно привлечёт внимание с первых строк. А Мёрдок появляется уже потом, когда вы проходите по ссылке, и все мы надеемся, что вы не развернётесь и не уйдёте сразу.

Шаги возобновились, приблизились. Я увидел сапоги и кусок жреческого халата. Утеплённый, зимний вариант.

Жрец присел передо мной.

— А, это ты, — безучастно сказал я.

— Да, Мёрдок, это я. Человек, которого ты застрелил из арбалета просто так, по приколу.

— Ну, поглумись да ступай себе с богом.

— Я пришёл не глумиться, а помочь тебе.

— Это сх*я ли?

— Тот же вопрос я задавал себе, когда ты помог городу решить ситуацию с дровами. И так же не нашёл на него ответа. Покажите рану. Господи, да что вы тут намотали? Убрать!

Сандра подчинилась, разрезала пропитавшуюся кровью повязку.

— Ясно, — кивнул жрец. — Тебя ранили не обычным оружием, а отравленным. Это оружие ассассинов, которые, вообще-то, не выбираются из квестовых территорий. Не буду спрашивать, как ты напоролся на такое, перейду к делу. Сейчас я буду читать заклинание, и рана будет затягиваться. Это больно, но ты будешь терпеть, потому что я не остановлюсь. ХП могут даже уменьшаться, это нормально. Здоровье потом поправишь зельем, у меня уже сил не останется.

— Какого только говна тут не бывает! — просипел я. — Ass ass in… Кругом пидорство.

— Не то слово, Мёрдок. Не то слово. — Жрец Уайт как-то подозрительно выразительно посмотрел на меня и вытянул вперёд руку.

Его пальцы не достигали раны сантиметров двадцать, но я почувствовал исходящую из них силу. А когда жрец забормотал непонятные и явно наркоманские слова — ощущение силы усилилось.

— Бля-а-а-а-а! — заорал я.

Глаза на лоб полезли. Полное ощущение того, что все повреждённые ткани срастаются в режиме реального времени. И здоровье правда приуменьшилось.

Я орал и матерился, как никогда в жизни. Но жреца это не смущало. Он сосредоточенно бормотал свои трахнуто-упоротые заклинания, пальцы его подрагивали от напряжения, лицо покраснело. Видно было, что мужик реально выкладывается.

Наконец, всё закончилось. Остатки боли исчезли — как отрезало. Жрец опустил руку и перевёл дыхание.

— Всё, — сказал он, поднимаясь на дрожащие ноги. — Моя работа здесь окончена. Вы… — Он неожиданно засмущался. — Вы ведь не хотите сохранить это в тайне? Я просто… Если все узнают, что я вытащил игрока после тройного удара клинком ассассина, я…

— Мы не возражаем, — улыбнулась Сандра во все тридцать два белоснежных зуба.

Как показала практика — она не прогадала.

Оставшиеся двадцать билетов раскупили в течение часа после того, как ушёл Уайт.

Оказывается, рекламу можно делать не только с девками. Покушение на убийство тоже неплохо работает.

TRACK_28

Репетицию я отменил.

Выжрал принесённое Ромой зелье здоровья. Полирнул пивком. Потом сверху придавил вискариком. И, наконец, почувствовал себя человеком.

— Мне во дворец нужно, — сказал я.

— Срочно? — поинтересовалась Сандра.

— Месяца полтора назад, — посмотрел я сокрушённо на лист бумаги, который так и остался нечитаемым, хотя лужа крови довольно быстро исчезла, сообразно игровым понятиям.

— Я отвезу тебя! — вызвался Иствуд. — Для этого и существуют друзья.

Я представил, как буду трястись на коне.

Потом представил, как буду идти пешком…

Н-да, куда ни кинь… Ладно, чё. Не осла же вызывать. Он дома, спит, пока за ним сбегают. А у лошади ход плавнее должен быть. Она ж длиньше, выше, ногами меньше перебирает.

Иствуд отправился запрягать лошадь, я тем временем, опираясь на Сандру, вышел из кабака. Зажмурился от белоснежной картины вокруг. Эк снегу-то навалило… Вроде уж скоро должна закончиться зима, по логике. Но логика — игровая. Хрен их знает, разрабов. Забудут кнопку нажать — и продлится зима четыре тысячи лет. Или двенадцать.

— Мёрдок! — прогремел рёв, и ко мне подбежал запыхавшийся Дон. — Что произошло? Это правда?

— Правда, Дон, — кивнул я. — Такая жизнь пошла. Шагу ступить не могу — е**нутые поклонницы кидаются.

— Не смешно, Мёрдок. Кто это была? Ты её разглядел?

— Дон, это не игрок.

— Что? Ты уверен?

— На все сто. Непись. Танигава из Дома Перевоплощений.

— Непись напала на человека вне квеста? — Глаза Дона грозили выкатиться из орбит.

— Угу…

— Безумие какое-то… Я пойду и доложу об этом куратору. И, раз так, её нужно обезвредить. Отдам приказ арестовать Танигаву.

— Арестовать — это ты правильно, Донни. А вот к куратору я сейчас сам собираюсь. Есть пара вопросов, обкатать.

Из-за кабака показался Иствуд. Он волок за собой каурую коняшку, осёдланную по всем понятиям.

— Прошу, — сказал Иствуд не без гордости за своё охренительное приобретение. — Транспорт ждёт.

— Аппарели для инвалидов не предусмотрено? — проворчал я, забираясь в седло. — Бардак, в суд подам на тебя, Иствуд.

— То-то суд удивится.

— Пошути мне ещё. Подковы-то зимние поставил? На шипах?

* * *

Коняшка бодро цокала что по камням, что по ледку. Иствуд шагал рядом, вертя на пальце револьвер. Холм с дворцом уже был рядом, прямо по курсу.

— Поосторожнее с этой штукой, — сказал я ковбою. — Ненароком пристрелишь кого — и я на неделю без бас-гитариста.

— Какой ты стал осмотрительный, — удивился Иствуд, но револьвер спрятал в кобуру. Ловко у него получаться стало.

Осмотрительный… Станешь тут, блин, осмотрительным, когда такое творится. Аж до сих пор жутко. Восстание мобов, мать его перемать.

Возле дворца я спешился и, доверив Иствуду парковать транспорт, смело вошёл внутрь. Там ничего не изменилось. Тот же красивый и богатый, но унылый и пустой тронный зал. Я поспешил к трону, чтобы успеть его занять до того, как появится Доброжелатель. А то жалко мужика: только появится, только осознает себя на троне, и тут же ему: «Пошёл на**й, место уступил!»

Однако поставив ногу на первую ступеньку предтронного возвышения, я заметил над троном марево. Эх, не успел. Ну, Доброжелатель, сам виноват. Мудрый человек не поставит сам себя в унизительное положение, а раз ставишь — значит, дурак, вот и вся песня.

— Здорово, мужик, — сказал я, увидев в мареве контуры человеческой фигуры. — Такие дела. Замотался совсем, припоздал немного. Чего там с этой неписухой-то японской? Не поверишь, как у «КиШа» в песне — кинулась с но…

Я замолчал.

Так и стоял с отвисшей челюстью, позабыв, с чего начал и куда стремился.

— Вань, привет… Это правда ты?

— И… Инга?..

TRACK_29

Мне понадобилось время, чтобы собрать мысли в кучу. Они, суки, упорно не хотели этого делать. «Какая может быть куча, Мёрдок?! — орали они наперебой. — Инга — в реале, ты — в виртуале. Тут ты трахаешь всяких виртуальных баб, а реальные — они всё, закончились для тебя. Без шансов, Мёрдок!»

Но Инга сидела на троне и, раскрыв рот, таращилась на меня.

Как на фотографии, сделанной Доброжелателем. Только прикинутая по местной моде — платье охеренной принцессы, золотые браслетики-серёжки там всякие. Благородная дама, как посмотришь. Н-да уж, помню я эту благородную.

Баба, из-за которой я был в запое. Воочию.

— Кгхм, — откашлялся я, решив, что, как мужчина, должен первым прийти в себя. — А там, это… Никого больше нет? Мне б за дела перетереть.

— Ты… не рад меня видеть? — изумилась Инга.

— Нет, — честно сказал я.

— Почему?

Мы долго молчали. Я честно не знал, как ответить на е**нутый вопрос. Почему я не рад… А чему я должен радоваться? Что в моей жизни от этой встречи охеренно изменится? Да что бы ни было в прошлом — какой от этого смысл в настоящем? Умение хоронить или кремировать прошлое — одно из важнейших, приобретённых человечеством. Если начинаешь вместо погребения ковыряться в дохлятине — дохлятина будет вонять, только и всего.

— Во-первых, потому что Ваня умер, — сказал я, глядя в сторону. — Хочешь — сходи, в церкви свечку поставь. Ему, наверное, не помешает. Как он жил — сама знаешь. Может, свечка там и поможет как-нибудь.

— Ваня…

— Во-вторых, меня зовут Мёрдок. И мне так же неприятно тебя видеть, как было бы неприятно, если бы я стоял раком на приёме у проктолога, и в этот момент в процедурную зашла ты в сексуальном костюме медсестры. Всё было, всё закончилось. Мёртвые — к мёртвым, живые — к живым.

В этот момент я твёрдо решил, что любыми путями выцыганю у Сандры меч. И если эта дурёха не хочет жить без меня — ну, значит, мы с ней на**енимся в каком-нибудь живописном месте (не в кабаке, разумеется) и покончим с собой синхронно. Как — это уж по пьяни сообразим. И не такие головоломки разгадывали.

— Нам нужно поговорить. — Инга встала с трона, шагнула ко мне.

— Нет, — сказал я и сделал шаг назад.

— Но почему?! — Она замерла, протягивая ко мне руки.

— Инга, мне не о чем с тобой говорить. У меня здесь другая жизнь, в которую ты никак не вписываешься и не впишешься уже никогда.

— Не зарекайся. У меня тоже имплантирован чип.

— Чи… Чего? — обалдел я.

— Чип. — Инга коснулась пальцами левого виска. — В режиме реального времени записывает опыт. А вся память уже оцифрована. У меня есть аккаунт в проекте, и я даже уже выбрала аватар и класс. После смерти я окажусь здесь.

— Ты за брата моего замуж вышла, — напомнил я. — И он тоже окажется здесь. Так что ты даже после смерти продолжишь грустно елозить по его мягкой сосиске, пока форматирование жёсткого диска не разлучит вас.

— Это я и хотела тебе объяснить!

— Почему у Федьки мягкая сосиска? Да я и сам знаю. Тестостерона нет. Он от сидячего образа жизни в ноль скатывается. Каких бы ты в играх монстров ни зах**чивал.

— Я хотела тебе объяснить, почему вышла за него замуж.

— Мне не интересно.

— Вань… — шагнула она вниз.

— Мёрдок, — поправил я, отступив на шаг.

— Б**дь, ты серьёзно? — всплеснула руками Инга. — Это в честь того зеленорожего наркомана и сатаниста?

— Нет, б**дь, в честь Колина Мёрдока, который одноразовый баян изобрёл! Инга, свали отсюда, а? Ты ж никогда не была тупой курицей. Нахера начинать? Тебе не идёт. Живи, радуйся, получай удовольствие. Перед кем ты оправдываться собралась? Я хоть раз в жизни перед кем-то оправдывался? Творил, что хотел, и слал всех на**й.

— Знаю… — Пригорюнившаяся Инга уселась на ступеньку. — Но, понимаешь… Мне кажется… Кажется, что все эти извинения и оправдания — они не для других, а для себя. Мне это нужно. Понимаешь?

— Ну так оправдывайся дома, ночью, под одеялом, так, чтоб я этого не видел и не слышал.

— Я хочу, чтоб ты видел и слышал.

— А дальше что? Мне посмотреть, как вы с Федькой е**тесь? После чего мы все возьмёмся за руки и пойдём к семейному психологу? Ты сколько уже в Штатах прожила? У тебя американизм головного мозга?

— Год.

— Год?! — воскликнул я, и эхо разнесло мой голос по залу.

Ё**ный страх… Так она с братаном уже практически столько, сколько я отвисаю в этой педовне. И он молчал.

Он. Сука. Молчал.

— Мы познакомились, когда он приехал за твоей мамой, — бормотала Инга, суматошно хрустя пальцами. — Вы с ним — одно лицо просто, а я… И он… Я понимаю, насколько это всё глупо, Ва… Мёрдок. Но он был таким вежливым и обходительным, так на тебя походил при этом, что…

— Сама не заметила, как дала? — помог я ей.

Я вообще добрый. Всем помогаю.

— Ты не прав по отношению к нему! — вспыхнула Инга. — Он помог мне. Он снял меня с зависимости, дал мне новую жизнь!

— Да я уже понял, что он — святой. Только один вопрос: мне уже сейчас можно начать дрочить от умиления, или всё-таки подождать, пока ты отвалишь? И если вариант два, то скажи, во сколько ты отваливаешь? Потому что у меня на сегодня планы, расписание плотное. Нужно до вечернего концерта минимум дважды успеть нажраться в говнину и протрезветь.

— Ты делаешь мне больно, Мёрдок, — прошептала Инга.

— Кто бы мог от меня такого ожидать вообще.

— Я…

— Я всю жизнь всем делаю больно. Ничего, кроме боли, никто от меня никогда не видел. И если ты думала, что после смерти у меня отросли крылышки — ты жестоко ошибаешься. Разве что хер подрос на пару сантиметров, благодаря чему он тут классифицируется как смертельное оружие, и я вынужден всюду таскать с собой лицензию.

— Ладно! — Инга резко поднялась на ноги. — Я поняла, что ты меня видеть не хочешь.

— Сообразительная, — кивнул я. — Всего-то пятнадцать раз повторить пришлось.

— Мы просто подумали, что это было бы честно по отношению к тебе.

— Конечно честно. П**деть в глаза целый год — что может быть честнее.

— Он не лгал, он просто…

— Просто не говорил правды, ага, — кивнул я. — Инга, хватит. Свали. И пусть зайдёт этот у**ок.

— А я уже здесь, — раздался сзади невероятно спокойный, аж до тошноты, голос брата.

TRACK_30

Я быстро справился с испугом, если это можно так назвать, и не стал резко оборачиваться. Повернулся медленно, степенно, как король-ведьмак к Эовин. Увы, брательник в своём пидорском костюмчике смотрел на меня не как пересравшаяся школьница на эрегированный пенис, а как высокомерная истраханная вдоль и поперёк шлюха на первоклассника.

— У тебя, как я понимаю, есть ко мне вопросы, — сказал он ледяным тоном.

Я повернул голову, убедился, что Инга исчезла.

— Есть, — сказал я и поднялся к трону. — Только не к тебе. Знаешь, я только сейчас вдруг осознал, что всё это время мог потребовать заменить мне куратора на что-либо более пристойное.

Усевшись на трон и закинув ногу на ногу, я почувствовал себя лучше. А убедившись, что мои слова вызвали на лице брата паническое охерение, ощутил себя прям вообще идеально. Прям на коне себя ощутил, хотя конь ждал снаружи.

— Погоди, — поднял руки брат. — Давай обсудим…

— Давай, — оскалился я. — Что предложишь за то, чтобы я тебя оставил?

— Мёрдок, стой! Как ты это всё переводишь на… Погоди! — чуть ли не зарыдал братишка.

— Ну вот, мелкий, — кивнул я. — Вот всё и вернулось на круги своя. Мы заново определили, кто здесь важная персона, а кто — кусок говна у меня под ногами. Давай поэкспериментируем. Какие именно позорные танцы ты готов сплясать передо мной, чтобы я тебя оставил? Это первый вопрос. И второй: тут камер нет? Твои коллеги не видят, как ты унижаешься? Жаль…

— Мёрдок, я хотел всё тебе объяснить! — Федька, чтобы самоуспокоиться, начал бегать взад-вперёд по залу. — Я хотел тебе рассказать сразу, но не знал, как… И я вообще сомневался, что стоит тебе этим забивать мозги. Ты ведь правильно сказал, у тебя другая жизнь, и я…

— Ты, — перебил я его, — мог поступить, как девочка, а мог поступить, как мужик. Мужик сказал бы: «Такие дела, Мёрдок, я е*у твою бывшую. Можешь мне пробить, но это моё решение». А ты поступил, как девочка. И девочку послал вперёд себя рассказывать о случившемся. Так что я таки угадал: у вас действительно однополый брак. Лесбийский. Ну что ж, совет да любовь. Поздравляю с бракосочетанием, кстати.

— Спасибо, — пробормотал Федя, кажется, реально просто обосранный моими словами с ног до головы. — Мёрдок, насчёт смены куратора…

А я в этот момент как раз нашёл в интерфейсе такую кнопочку: «Жалоба». Ну, круть. Дайте мне рычаг и точку опоры — и я превращу своего всемогущего брата в дрессированного пидараса.

— Да, я вот сижу и думаю — нахера ты мне вообще сдался? — произнёс я, постукивая пальцами по подлокотнику. — Каждый раз видеть твою харю — это каждый раз вспоминать о том, что где-то есть моя прежняя жизнь. А теперь ещё — о том, что ты трахаешь Ингу. Ну, как «трахаешь»… Как там у вас, лесбиянок, принято — фистинг, куннилингус. Это, конечно, так себе «трахаешь», но уж как умеешь. И мне, в целом, не жалко. Но эта девчонка, ей богу, достойна гораздо большего. Просто она этого не понимает.

— Большего?! — подпрыгнул брат. — Большего?!! Ты бы видел, в каком доме она живёт! Что может себе позволить! Она… Она может позволить себе всё! Завтрак, обед и ужин в самых дорогих ресторанах, наряды от ведущих дизайнеров, украшения от лучших ювелиров…

— …сексуальная неудовлетворённость от производителя, — дополнил я.

Брат внезапно вышел из себя. Смешно заорал, сотворил из воздуха какой-то ссаный меч, побежал меня п**дить, но споткнулся о первую же ступеньку и так больно раз**бался, что я ему даже посочувствовал.

— Эк тебя, дружище, перекосо**ило, — сказал я и, достав из инвентаря бутылку, глотнул с горла.

А то я чё-то из образа выхожу.

— Так-с, что тут у нас? Ага, вот, кнопка «Жалоба». Это же там? Я, вообще-то, не из жалобных, но ради великого дела…

— Нет! — заорал брат, протянув ко мне окровавленную руку.

Вообще, картина — огонь. Надо к Дереку забуриться, расписать ему в красках, пусть нарисует — куплю. Я, весь такой п**датый, сижу на троне с бутылкой, нога на ногу. А передо мной на ступеньках такой стрёмный мой братан. Е**ло в крови, лапки тянет. Умоляет, значит. Эх, вот оно где искусство-то настоящее! Это вам не паруса и голые неписи.

— Ваши предложения? — величественно развёл я руками. — Очко не предлагать, не интересуюсь. Это тебе пускай Инга страпоном наяривает.

— Концерт! — выдохнул брат.

— Концертов у меня и без тебя — жопой жуй, уже хотим тормознуть и альбом записать, так что возьму-ка я себе нового ку…

— Концерт в реале!

Я отвёл взгляд от кнопки «жалоба» и сфокусировался на жалком подобии человека у своих ног.

— Сам-то понял, что сказал?

— Мёрдок… — Федька облизнул разбитые губы и сел поудобнее. — Представь: огромный экран. Или даже голографическая проекция на сцене. Ты, вся твоя группа. Звук из огромных динамиков. И — целый стадион народу!

Я положил руку на ширинку, выражая одобрение.

— Продолжай.

— Я всё организую. Первое в мире выступление виртуальной рок-группы в реале! Ты не представляешь, какой будет ажиотаж!

— Я-то очень хорошо представляю. Не понимаю только, какой пьяный ёжик даст тебе это организовать.

— Ты смеёшься?! — воскликнул брат. — Все затраты на организацию триста раз отобьются за счёт билетов! Плюс — виртуальные билеты, чтобы можно было смотреть онлайн-трансляцию! Это будет огромное финансовое вливание в проект.

— Ну и мне, разумеется, отсыплется от щедрот. Скажем, процентов этак девяносто восемь.

— Мёрдок…

— А оставшиеся два — моей великолепной группе.

— Мёрдок, постой…

— А чё стоять, когда можно двигаться вперёд? Не держи меня за лоха, мальчик. Деньги — херня. А вот пиар проекта, который вы получите, позволит вам сделать охереннейший шаг вперёд.

Он промолчал.

Видать, пропустил важный тренинг по ведению экстремальных переговоров с мудаками вроде меня. А нехер прогуливать! Вот он сейчас промолчал, и я понял, что он это проглотил. А раз это проглотил — значит, можно ему и вообще в рот насрать. Но не сейчас. Чутка попозже.

— Им нужно тебя услышать, — промямлил брат.

— Кому «им»? Не, я-то знаю, что меня нужно услышать всему миру, всей вселенной, включая ссаных инопланетян.

— Совету директоров, организаторам концерта… Всем. Идея уже практически одобрена, сам факт такого концерта — бомба. Но они хотят услышать, что здесь, в виртуале, действительно возможна настоящая музыка, что тебе есть что показать. Это очень важный концерт, Мёрдок. Это один из этапов приучения людей к мысли о том, что после смерти действительно возможна полноценная жизнь. Ты не просто будешь играть музыку. Ты будешь живым месседжем для зрителей: «Смотрите, я такой же как вы, только виртуальный. Я не зависаю, я не похож на электронного болвана из кино, я настоящий, и я живу вечно!»

— Весело, — хмыкнул я. — Реально.

— Альбом нужен через неделю.

— А это ты уже п**дишь.

— Не п**жу, Мёрдок. Неделя — крайний срок.

— Федя, чтобы записать альбом, нужно реальное время. За неделю, может, мы вообще только одну песню запишем.

— Это виртуал. Здесь процесс гораздо проще, чем в реальности. Ты уложишься, я в тебя верю. Если не успеешь, возможно, ставку сделают на кого-то более лояльного. Есть ведь и другие артисты…

Вот пидарасы… Верят они в меня. Ладно, правила игры приняты. Сами же, суки, пожалеете, что играть затеяли.

— Организовывай, — сказал я, встав с трона. — Через неделю встречаемся здесь же, но я приду со своим менеджером. Обкатаем детали. Пока ничего не подписываю, так что будь готов, что через неделю я тебя пошлю нахер. Но это не значит, что тебе позволено целых семь дней сачковать. Покажешь мне стадион, где мы выступим, покажешь афиши. В общем, покажешь, что работал, а не х*и пинал.

Я спустился, брезгливо обойдя окровавленного Федьку, и двинулся к выходу.

— Погоди! — вскочил он. — Постой, я хотел…

— А, да, — вспомнил я и повернулся. — Что знаешь по Танигаве?

— Почто? — заморгал братец.

— Ясно. Доброжелателю передай — пусть со мной свяжется.

— Кому?

— Б**дь, просто встань посреди офиса и ори: «Мёрдок хочет, чтобы ему пожелали добра!» Ну представь, что это как в детстве: ты продул в карты, и тебе надо выполнить тупое желание. Всё, давай, дела у меня.

Я пинком распахнул дверь и вышел, невзирая на ущербное пищание брата за спиной.

TRACK_31

— Ну что, как прошло? — спросил Иствуд, когда я вышел наружу.

— Нормально. Пробил нам концерт в реале.

— Что?!

Я коротенечко врубил его в ситуацию. Рожа Иствуда изменилась множество неуловимых раз. Видно было, что идея его сначала очаровала, а потом напугала до усрачки.

— Неделя?! — пролепетал он.

— Да не ссыкоти ты! — Я запрыгнул в седло уже вполне себе ловко, все последствия знакомства с кинжалом ассассина остались в прошлом. — За неделю там дай бог только площадку найдут. Ты чего! Такие выступления месяцами готовятся. Если стадион есть — он же не просто так стоит, там на хер знает сколько времени вперёд всё расписано. Чай, не виртуал: захотел — нарисовал.

Иствуда отпустило стремительно, и он тут же вернул себе свой стрёмный скепсис.

— Мёрдок, ты пошёл во дворец, чтобы внести ясность по поводу Танигавы, а сам договорился о концерте. Ты вообще в состоянии мыслить и действовать последовательно?

— Смотри, облачко, — сказал я и ткнул пальцем в небо. — А вон к нам Ромыч бежит. Щас, наверное, чё-то скажет.

Иствуд только головой покачал. Видимо, он для себя уже сделал выводы относительно моих способностей к связному и последовательному мышлению. Ну и похер, всё равно эне-бене рыбе-шмяки, тупа-дрюпа колбаса, пляки-бряки курдыбяки, табуретка, сапоги! Вот.

Рома, заметив издали мою величественную фигуру на коне, побежал быстрее. Поскользнулся, упал, болезный, но тут же вскочил и подхромал-таки ко мне.

— Чё скажешь? Чё слышно? — осведомился я.

— Ф-ф-фу-у-ух, Мёрдок, такая херня, короче. Танигаву арестовали.

— Резво, — похвалил я.

— Только есть одна проблема.

— А чё только одна?

— Типа… Блин, короче, ты лучше сам посмотри, ага? Всё равно надо опознание, такое всякое.

* * *

Танигаву, за неимением лучших вариантов, посадили в хорошо мне знакомую тюрьму под ратушей. Спускался я туда неохотно. Кто вообще спускается в тюрьму охотно? Вертухаи разве, да и то — вряд ли. Они бы с большим удовольствием в кабак ходили, если б им за это деньги платились. Ну, в смысле, я о реальных вертухаях, а не об этом говне нарисованном.

Дикий визг слышался издалека.

— Херасе! — воскликнул я. — Они там пытают её, что ли? Ай, молодцы! Ай, хвалю! Арматура? Напильник? Клизма с перцовкой?

— Не угадал, — отозвался Рома.

Мы подошли к камере, возле которой стоял задумчивый Дон, уперев руки в бока. Двух стражников, которые, видимо, и тащили непись в камеру, можно было не считать.

Танигава была в камере. В своей боевой раскраске, всё такая же с виду малолетка, какая была в первый раз. И ей, судя по всему, было херово, как никогда. Она корчилась на полу, каталась взад-вперёд, рыдала и визжала.

— Кто-нибудь, дайте ей дозу, хватит издеваться над ребёнком! — вырвалось у меня. — Сначала ваше общество вынуждает детей покупать наркотики, а потом равнодушно наблюдает за их страданиями!

Дон повернулся и кивнул:

— Привет. Вот, полюбуйся.

— Красивое, — кивнул я в ответ. — А чего это она? Симулирует сумасшествие?

— Нет. В общем-то, обычное поведение для локального NPC.

— Лок… Чё?

— Ну, есть неписи, которые привязаны к определённой локации. Вне её их поведение вот такое. Они кричат и как будто испытывают боль.

— Та-а-ак, — протянул я, начав потихоньку понимать сложность ситуации.

— Она так же себя вела, когда пырнула тебя кинжалом?

— Нет.

Нам приходилось орать, чтобы слышать друг друга сквозь вопли Танигавы.

— Нормально она себя вела! — крикнул я Дону на ухо. — Вообще безмятежно. Подошла, ткнула кинжальчиком, как каравелла по зелёным волнам!

— Тогда я ничего не понимаю! — заорал в ответ Дон.

— Х**и тут понимать?! Она тут и не скажет ничего! Тащите обратно! Будем допрашивать на месте.

Допрашивать, в общем, и не пришлось. По пути к Дому Перевоплощений я заметил в любопытствующей толпе (а как тут не любопытствовать, когда под конвоем ведут вопящую непись, Мёрдока на лошади, и всё это в сопровождении Дона, Ромы и Иствуда в шляпе и с револьвером) мордашку Экси и подозвал жестом.

— Экси, ты мне нужна как женщина.

— Ах… — залилась краской Экси.

В общем, мы втолкнули Танигаву в её обиталище, где она немедленно заткнулась, а спустя миг спокойно нас поприветствовала, представилась и спросила имя. Я втолкнул к ней Экси.

— Что?! — недоумевала та.

— Загляни ей под кимоно.

— Что?!!!

— Найди первичные признаки.

— Но почему я?!

— Тыжеженщина. Если я буду таким заниматься, я буду похож на маньяка-педофила. Давай, Экси, не тяни резину за хвост.

И я закрыл японскую дверь.

— Что мы хотим узнать? — недоумевал Дон.

— Девственна ли Танигава, — отозвался я.

— И…

— Ту, что меня убила, я трахал. Вернее…

— Несовершеннолетнюю девочку?!

На меня все посмотрели, как на чмо. И Дон, и Рома. Только Иствуд смотрел — удивлённо. И не на меня, а как раз на Дона и Рому.

— Вы о чём вообще? — спросил он. — Да ей лет двадцать семь точно. Вы, гайдзины, совершенно не умеете определять возраст человека на глаз!

Я чутка ободрился, почувствовав поддержку, и прояснил свою позицию:

— Взбесившуюся программу я трахнул, у которой возраст двадцать пять лет, и она умеет принимать любой облик, в том числе — малолетки. Если вас это утешит, то в момент соития она выглядела на все двадцать пять. И ещё раз повторяю: это она меня поимела. Я кричал и пытался сопротивляться. Но двинуться не мог.

— Это было в момент изменения внешности? — спросил Дон.

— Ну.

— Логично. Ты бы и не смог пошевелиться.

Дверь открылась, и наружу выскочила пунцовая Экси. Закрыла за собой.

— Доложи по форме, — приказал я.

— Нет у неё ничего! — прошипела Экси. — Пошли отсюда, я ненавижу тебя, Мёрдок!

— Ты хорошо пощупала?

— Мёрдок! — взвыла Экси. — Она гладкая, как кукла, у неё даже грудь…

— Срощенная, — сказал я, вспомнив, как описывала себя Вивьен до освобождения.

— Да!

Тут дверь распахнулась, на пороге возникла Танигава в наспех и кое-как завязанном кимоно.

— Постой, — пролепетала она и потянулась к Экси. — Не уходи. Я люблю тебя!

Экси с писком бросилась бежать. Танигава рванулась за ней, но едва переступив порог, рухнула в снег на колени и завизжала от боли, схватившись за голову. Но всё-таки пересилила себя и крикнула:

— Возвращайся, прошу, я буду тебя ждать!

— Бля, пацаны, у меня ща крышак отъедет напрочь, — пожаловался Рома. — Давайте по с**бкам, а?

Предложение было принято единогласно.

TRACK_32

— Спасибо, народ! — сказал я в микрофон. — Вы просто шикарная публика!

Это меня Сандра научила так говорить вместо «Сдохните нахер, пидарасы е**ные». Правда лучше работает. Странные они, люди эти. Слова другие, смысл тот же, но все довольны.

Толпа радостно взревела. Я, вежливо улыбаясь, выждал, пока они заткнутся. Формально концерт был окончен, но у нас в загашнике оставалась ещё одна изнасилованная Вейдером песня, которую я планировал использовать в качестве подслащения для пилюли.

Вот этой пилюли:

— С сожалением сообщаю, что это — наш последний концерт на ближайшее время, ребята. «Благодарные мертвецы» удаляются на перекур, чтобы записать мега-альбом, самую лютую пластинку всех времён и народов! Покупайте граммофоны!

Толпа издала звуки, в которых мне послышалось разочарование скорой разлукой. Я аж содрогнулся. Вот никак не привыкну к этому… А надо бы. Не, можно, конечно, не только менеджера нанять и автора текстов, но и фронтмена. А самому сидеть спокойно в комнате наверху и на**ениваться. Но тогда рано или поздно возникнет вопрос: почему я продолжаю считать себя рок-музыкантом?

В поисках ответа на этот вопрос я уйду в самый чудовищный запой за всю свою жизнь.

Я подал знак парням. Рома четырежды стукнул палочками друг о друга, и мы все дружно грянули свои партии. Боевик получился — что надо. Вивьен, правда, почти не слышно, но и пофиг. Она плотность звуку добавляет — уже хорошо.

— Но странный глюк сменил погоду! — орал я припев, тщательно выстроенный Вейдером на базе творчества Виктора Робертовича. — И морозы стучат в нашу дверь! Открываю и вместо природы — наблюдаю виртуальную херь!

Тут я немного изменил. У Вейдера на пороге сидел зверь. Какой — непонятно. Он витиевато объяснял что-то про метафоры и прочее говно, я в ответ долбанул ему текстом по башке и сказал, что мы и так уже обнесли Цоя, ещё на Бутусова аллюзий не хватало. И исправил зверя на херь, ну и остальное поменял чуток, чтобы в тему. Вейдер обиделся, а народу — ничего, зашло.

Песня в моей редакции обрела ярко выраженный бунтарский окрас с оттенками вращания на известном органе разработчиков проекта. И сейчас, заканчивая выступление, я вдруг заметил в дальнем углу зала мутную компашку. Там были и Вейдер, и Колян, и куча других личностей, которые у меня дома уже примелькались. Они все ожесточённо хлопали в ладоши и подпевали.

Ох, не нравитесь вы мне, ребята… Нет, я, конечно, всецело разделяю ваши мысли, но вот ваши действия… На что вы реально рассчитываете? Ну ладно Колян — он сопляк. Но Вейдер? Вейдер ведь просто алкаш, как я! Он-то чего добиться хочет этой революцией? Он ведь жил в реале, он знает, что когда глючит комп — с него удалаяют вирусов, потом разбирают, чистят, собирают обратно и продолжают работать.

В отдельных случаях — форматируют винт.

В ещё более отдельных — берут новый комп.

— Спасибо! — сказал я, закончив песню. — Ждите альбом, предзаказ можно сделать у Сандры, пластинку вам доставит почтальон.

Мы спустились со сцены и протолкались к стойке, где я немедленно выпил. Иствуд тоже выпил, выпила и Вивьен. И тут я увидел нечто такое, что меня восхитило, и отчего меня чуть не вырвало. А потом я восхитился ещё больше.

Вивьен взяла целую бутылку вискаря, выпила сама, набрала вискаря в рот и принялась сосаться с Ромой. Когда они разлепились, я спросил:

— И чё? Работает?

— Ага, — сказал довольный Ромыч. — Ты только не пали, Мёрдок.

— Погоди… — протянул я. — Тут чувствуется золотое дно. Эй, красавица! — поманил я девку, стоящую за стойкой. — Целоваться умеешь?

Через пять минут я уже стоял на стойке, размахивая бутылкой, и орал:

— Неслыханный аттракцион только для несовершеннолетних! Пьянящий Поцелуй от красотки-барменши! Всего тысяча золотых!

Да, это было золотое время. Бабло лилось реками, со всех сторон.

Несовершеннолетний аттракцион быстро возымел успех. Рома на меня набычился. Он опасался, что теперь тема раскроется, какая-нибудь сознательная мразь стуканёт разрабам, и этот глюк в игре тоже пофиксят.

— Взрослей, Ромыч! — проорал я ему. — Сделай что-нибудь взрослое!

— Что? — орал он в ответ.

— Что-нибудь социально ответственное!

— Я хэзэ ваще!

— Я тоже. Просто беру — и делаю. Понимаешь? Не думай. Делай. Вот залог успеха.

Сегодня я принял смелое решение бухать до закрытия. До последнего клиента. А уже завтра, проспавшись как следует, начинать разбираться со студией звукозаписи. Сандра сказала, что таковая имеется, и народ туда в очереди, мягко скажем, не стоит. Значит, реально Доброжелатель по моему заказу подсуетился. Надо было намекнуть ему, чтоб назвал эту студию как-нибудь торжественно: «Мёрдок-рекордс», например.

Сандра долго уговаривала меня куда-нибудь пойти с ней — наверх, или ко мне домой, или к ней домой. Но в конце концов увидела, что я чё-то не в настроении, и свалила одна.

А я реально был не в настроении. Если кто вдруг забыл, я сегодня нос к носу с Ингой встретился. Это не говоря о том, что мне кишки чуть не выпустили. В общем, пребывал в расстроенных чувствах. А я когда в расстроенных чувствах — мне лучше грамотно прибухнуть, чем развратничать. Завтра проснусь — и норм буду.

— Пап, на два слова?

Я уже даже перестал вздрагивать от этого обращения. С улыбкой повернулся к Колюнчику.

— Да, сынку? Шо, не помогли тоби твои ляхи?

— Чего такое говоришь? — улыбнулся Колян, держа в руках кружку пива.

Хороший парень получился, аж горжусь. Здоровенный, добряк, но если надо — одним ударом бошку хоть тому же Дону снесёт.

— Шуткую, — толкнул я его в плечо кулаком. — Давай, рассказывай, чего хотел?

Дело было уже сильно-сильно за полночь, народ большей частью расползся. Те, что остались, вели себя тихо, клевали носами за столиками. Их скоро начнут вежливо выпроваживать вышибалы. А я посмотрю, как тут чего, закрою кабак и свалю домой отсыпаться.

Иствуд давно ушёл к себе, наверх. Ромыч с Вивьен — тоже удалились. Один я из «Мертвецов» оставался на посту, степенно прибухивая крепкого.

— Я бы хотел, чтобы ты как-нибудь пришёл на одно из наших собраний, — сказал Колян.

— Так, стопари, — покачал я головой. — Коль, я в твои дела не лезу, я вам молча разрешаю занимать подвал. Давай ты это будешь ценить?

— Но, пап…

— Коля! — Я положил здоровяку руку на плечо. — Мне уже не три годика. Я по жизни обжёгся и многому научился. И я прекрасно понимаю, что вся ваша война кончится так же, как всегда. Но ты после этого встанешь, отряхнёшься и пойдёшь в другом направлении, а я — сдохну. И Вейдер — сдохнет. И все остальные, кому не три годика — сдохнут.

— А что если я скажу тебе, что мы кое-что раскопали?

— Молодцы.

— Что-то такое, что может серьёзно изменить расстановку сил.

— Очень молодцы!

— У нас появится рычаг давления, мы сможем реально диктовать свои условия, папа!

— Сильно-сильно молодцы! — Я поднял стопарь. — За рычаг!

И немедленно выпил.

Коля грустно покачал головой.

— Пап, я всё-таки хотел бы с тобой поговорить серьёзно. Пожалуйста.

Вот ведь пристал, как банный лист к тазу. С другой стороны — я ведь ему тут и правда как за отца. Что за хрень такая — ребёнок поговорить хочет, а я отмахиваюсь?

— Не здесь, — сказал я. — Дома. Там безопаснее. Осёл траву не жрёт?

— Нет, но постоянно спрашивает.

— Не разрешай. И вообще, чтоб траву никто не трогал!

— Я помню, пап, ты постоянно говоришь.

— И буду говорить. Иди домой, Коль. Я скоро подойду — и пообщаемся.

Коля ушёл. Я с сожалением посмотрел на едва початую бутыль. Эх… Вот хотел же до сиреневых соплей нажраться. А куда там — фигу. Не буду же пьяным в такие разговоры пускаться. Закончится херово, к гадалке не ходи.

— Эй, мордовороты! — кликнул я вышибал. — Давайте, освобождайте пространство. Закрываемся.

Ребята с энтузиазмом принялись за дело. Пока их не провоцировали, они руки не распускали, но очень вежливо и доходчиво объясняли засидевшимся забулдыгам, что пора и честь знать. Те послушно вставали и отваливали. Девочки быстренько протирали столики, мели полы.

Я задумчиво смотрел на вышибал.

Когда меня тут резали в лоскуты — они ведь и пальцем не шевельнули. А, спрашивается, почему? Может, потому что Танигава — непись? А они, типа, только против людей заточены? В принципе, запросто может быть.

Чёрт, с Танигавой вообще ничего не понятно. Та девчонка, которая сейчас сидит в Доме Перевоплощений, это совершенно точно не та бешеная тварь, что порезала меня. Хотя как я могу быть уверен? Вопли — симуляция. Отсутствие первичных и вторичных половых признаков, думается, тоже можно сымитировать, раз уж она внешность менять умеет.

Дерьмо какое, не разберёшься без поллитры, да и с поллитрой — больше вопросов, чем ответов. Доброжелателя надо, категорически. А он так и не вышел со мной на связь. Ну вот почему я тогда сразу не прочитал это письмо, а?! Придурок…

— Мы готовы закрываться, господин управляющий, — сказала неписаная красавица.

— Угу. Ухожу, — кивнул я и нетвёрдой походкой направился к двери.

Социальных ролей у меня теперь — мама не горюй. Управляющий кабаком, фронтмен самой популярной в городе рок-группы, народный герой, владелец лесопилки. Смех смехом, а раз в месяц на карман падает охренительный такой куш наличности. При том, что я лично — вообще нихера не делаю. Всем шустрит за свои пять процентов Дриада Сью, проклиная меня последними словами. Ну а я чё? Сама дура. Говорят ещё, что мужики только членом думать умеют. Уж кто бы говорил.

В общем, как-то незаметно для самого себя я превратился в богатого и знаменитого, а главное — всенародно популярного персонажа.

— Всё у меня ништяк, — сказал я. — Всё круто. Супер-охрененно! И нечего грузиться. Вот.

Открыл дверь, постоял на пороге, вдыхая морозную свежесть, как в рекламе порошка. Темно… Но в темноте я как будто бы различил движущуюся фигуру. Фигура двигалась целенаправленно к кабаку.

— Закрываемся, — лениво сказал я. — Завтра приходи, братуха. Или сеструха.

Сеструха.

Когда она вышла на освещённый пятачок, у меня отвисла челюсть. Дар речи куда-то в панике съ**нул.

— Мёрдок, — прошептала она.

«Инга», — подумал я.

TRACK_33

Коротко вдохнув, практически всхлипнув, Инга бросилась ко мне, обняла, поцеловала холодными с мороза губами. Я машинально ответил на поцелуй.

Мысль оттолкнуть её мелькнула в башке, но в этой башке было столько алкоголя, что там же эта мысль и утонула.

Зато выплыла другая: «А какого, собственно, хера? Что моё — моё, и моим оно и останется! А брат, когда узнает, что его благоверная бегает трахаться ко мне в виртуал каждый раз, когда он уснёт, так и не сумев разбудить своего червячка, лишний раз понюхает тот факт, что он — не я, и что ему никогда до меня не дотянуться, как бы ни пыжился, какие бы деньги в своём Гей-Франциско ни зарабатывал».

Додумывал эту мысль я уже на ходу. Подхватил Ингу, сжал её знакомую до боли задницу, втащил в кабак — она всё это время от меня не отрывалась — и усадил на первый попавшийся стол.

— Как я по тебе соскучилась, — прошептала она, когда я разорвал на ней платье.

Под платьем она была голая. Отчаянная деваха, по морозу в таком виде идти, небось, от самого дворца. Впрочем, мне же лучше. Меньше препятствий.

— А уж я-то как скучал!

Она спустила с меня штаны.

Я как-то даже не думал о том, что дверь осталась открытой, и в кабак заметает снег, дует ледяной ветер; что на нас таращатся вышибалы и официантки; что, в конце концов, может спуститься сверху Иствуд… Мне было плевать на всё, кроме этого молодого и прекрасного тела, извивающегося в моих руках.

Всё было как в реальности. Прошлое возвращалось, и оно, как хорошее выдержанное вино, от времени сделалось только лучше.

Я больше чем трахал Ингу.

Я вспоминал все те бесчисленные разы, что мы вцеплялись друг в друга в самых неподходящих местах и трахались между жизнью и смертью, не думая ни о чём.

И все эти бесчисленные разы были со мной одновременно. Да и с ней — тоже, как мне показалось.

По ощущениям, прошло чуть больше минуты, когда я почувствовал, что — всё. Внутренне ужаснулся, что опозорю честь мундира, но тут же Инга громко застонала и выгнулась дугой, запрокинув голову, и по её телу пробежала характерная судорога.

Я позволил себе расслабиться и выдохнул сквозь плотно сжатые зубы.

— Соскучилась… — прошептала Инга, лёжа на столе. — Почти сутки не делала тебе больно.

— А? — моргнул я.

Она резко, стремительно села. Сверкнула и свистнула сталь. Удар — и я захлёбываюсь кровью. Боль пришла позже. А осознание того, что мне перерезали глотку — вообще в последнюю очередь.

Одной рукой я схватился за рану, другой подтянул штаны.

Трахаться — это хорошо. Подыхать — тоже хорошо. Но тут есть тонкость: трахаться без штанов — почётно, подыхать без штанов — позорище.

Поэтому, кстати, не самый умный ход — совмещать одно с другим.

— Бедный Мёрдок, — хихикнула голая тварь и, легко толкнув меня в плечо, уронила на пол. — Как же тебе, наверное, больно!

Её лицо неуловимо изменилось, изменился разрез глаз, и я с ужасом понял, что на меня смотрит Танигава.

Так, собраться!

Арбалет, прицел…

Танигава шарахнулась в сторону, и болт вонзился в потолочную балку.

С демоническим хохотом Танигава выбежала прочь, оставив меня на полу харкать кровью.

— Господин управляющий? — Официантка наклонилась надо мной. — Могу я быть вам чем-нибудь полезна?

— Ист… вуд, — прохрипел я и указал арбалетом вверх. — Зови!

— Сию минуту, господин управляющий! — Официантка пошла вверх по лестнице.

Не побежала. Не видела смысла. Спасение жизни хозяина в её алгоритмы не входило от слова совсем. А я не нашёл сил добавить к своему невнятному приказу: «Бегом!» Вы когда-нибудь пробовали разговаривать с перерезанной глоткой? Попробуйте.

— Господи, Мёрдок, что с тобой? — В кабак вбежала Сандра.

Она села надо мной, бледная, взволнованная, коснулась рукой щеки.

— Боже… — простонала Сандра. — Опять она?

Я кивнул.

— Эта дрянь? Сучка, которая легко принимает любой облик, дурит тебя, как мальчишку?

Что за?..

Кинжал вонзился мне в живот.

Я взвыл.

Нахер арбалет, где там у меня меч Священной Войны? Ага, вот он!

Но Сандра вскочила и ногой в сапоге прижала мою руку с мечом к полу.

— Тс-с-с, малыш, — проворковала она. — Мамочка работает, не отвлекай её по мелочам.

Конечно, это была не Сандра.

Грёбаная Танигава выскочила за дверь, сменила облик и вернулась.

— Я буду резать тебя снова и снова, — прошипела она. — Опять и опять, пока ты не сойдёшь с ума, грязный ублюдок. И ты ничего не сможешь поделать. Ты никогда не будешь знать, как близко я успела подобраться к тебе.

Она резко нагнулась, метя кинжалом мне в глаз, но тут её светлая полоса закончилась.

Грохнул выстрел. Из виска твари выплеснулся фонтанчик крови, она завизжала и отлетела к стене. Там, впрочем, подыхать не стала, тут же вскочила на четвереньки и налитыми кровью глазами уставилась вверх, туда, где на лестнице стоял Иствуд.

— Я в тему? — спросил ковбой. — Или это просто ваши обычные любовные игрища? Извини, Мёрдок, никак не могу научиться различать.

«Убей её!» — произнёс я одними губами, потому что связки пришли в абсолютную негодность.

Однако Иствуд меня понял. Выстрелы загрохотали один за другим. Пули, все до единой, вошли в тело Танигавы, которая сейчас вообще была ни на что не похожа. В ней смешались черты Танигавы, старушки с цветами, Сандры и Инги. Похоже, она, как Т1000 в домне, закоротилась напрочь.

Но, в отличие от Т1000, Танигава могла свалить, что и сделала. Выбежала за дверь на карачках.

— Господи, это уже не смешно, — заявил Иствуд, одновременно спускаясь и перезаряжая револьвер. — Боюсь, если я сейчас, среди ночи, отправлюсь искать жреца, меня скорее самого пристрелят.

Он закрыл дверь в кабак. На засов закрыл — молодец, ковбой, шарит. Потом подошёл ко мне, присел рядом. Осмотрел ранения.

— Кого-то позвать? — спросил он.

Я покачал головой. Кого тут позовёшь? Зачем? Чтобы надо мной ещё стояли и кудахтали? Без того херово.

Иствуд кивнул, что понял, и мушкой револьвера почесал себе лоб.

— Мёрдок, надо что-то делать, — заявил он. — Так это продолжаться не может.

Я промолчал. Ясно, что надо. Много чего надо делать. И желательно — всё это сразу. Однако для начала хорошо бы заживить раны.

TRACK_34

Ночка выдалась — сказочная.

Где-то до пяти утра я молился богу смерти. Потом до меня дошло, что у него выходной, и я переадресовал молитвы богу ненависти и мщения.

Да твою-то ж мать! Какого хера меня режет какая-то прошмандовка без моего разрешения?! Найду. Поймаю. Поставлю раком. Показательно выдеру. А потом разобью её гнилую репу бас-гитарой. Есть у меня такая, специально предназначенная.

К семи утра мои раны зажили. Оставалось поправить здоровье. Я прохрипел заказ официантке, и она накрыла столик.

— Не этот столик, дура, — сказал я, сам себя с трудом понимая. — На этом я Ингу трахал.

Девочка послушно накрыла другой столик. Мы с Иствудом уселись и принялись завтракать, лакируя это дело пивасиком.

— А кто такая Инга? — спросил ковбой. — Мне, разумеется, не интересно, просто спрашиваю.

Иствуд мужественно просидел со мной всю ночь. Типа, охранял, что ли. Помочь толком ничем не мог, так, отвлекал немного, нёс всякую херню.

— Неважно, — буркнул я. — Танигава в неё превратилась.

Сказал — и задумался. Завис, можно сказать.

Так, ладно, допустим, старушка могла быть в каталоге Танигавы. Сандру она видела. Но откуда, чёрт её задери, она вытащила облик Инги, чтобы его принять?!

Причём, не просто вытащила. Она знала, что я поведу себя с Ингой именно так. Откуда?!

Ладно, пусть все мои мысли — это тоже системные логи, их где-то можно прочитать. И, предположим, Танигава имеет ко всему этому доступ… Нет, блин, это уже херня какая-то. Это даже не режим «Бог», как мне его описывали, это режим «П**дец» называется. И это было бы уже ЧП на весь проект, все бы на ушах стояли.

— Пойдём в лавку алхимика, — предложил Иствуд.

— Нах?

— Спросим противоядие от клинка ассассина. Вроде, я слыхал, что-то такое есть. По крайней мере, сможешь быстрее заживлять раны.

— Я вообще больше не собираюсь получать эти раны, Иствуд. Я найду эту тварь и прибью её.

— И я тебе помогу. Но всё-таки мне будет спокойнее, если у тебя в инвентаре будут лежать правильные зелья. И тебе, я уверен, тоже будет спокойнее. А ещё тебе нужно прокачать сопротивляемость ядам. Купим какой-нибудь отравы, будешь принимать по чуть-чуть каждый день. Здоровье будет немного падать, но сопротивляемость будет прокачиваться.

— Ещё я яда не пил! — возмутился я, поднимая кружку.

Впрочем, логика в словах Иствуда была. Слыхал я ещё в реале, что таким макаром можно иммунитет к некоторым ядам развить. А если в реале можно — то тут-то сам бог велел.

— Ладно! — грохнул я кружкой об стол и вытер рот рукавом. — Давай, пошли к алхимику, пока рано. А то скоро все проснутся, работать надо будет.

И мы выбрались из кабака, оставив открытие на неписей. Они с этим прекрасно справлялись, для того и написаны. В реале бы так просто можно было, эх…

— Ты удивительный человек, Мёрдок, — заметил Иствуд по пути.

Лошадь мы брать не стали, я вполне мог ковылять так, и даже весьма бодро. Иствуд лошадь держал больше для понтов, а рано утром — какие понты? Не видит же никто.

— Само собой, я рок-звезда, — подтвердил я.

— Я не об этом. Когда ты опасался Экси, то шёл к дворцу в тяжёлой броне, хотя Экси тебя всего лишь любила. А сейчас, когда тебя пытается зарезать безумная непись, ты шагаешь так, словно тебя с каждой крыши прикрывает снайпер.

— Ну, ты сравнил! — удивился я. — Смерть и пидорство! Разные вещи, ковбой.

— Ладно, — вздохнул Иствуд. — Слушай, я вот чего подумал. Пиар-менеджмент — это, конечно, совершенно не моё, но ты как-то обмолвился, что хочешь слышать голоса участников группы…

Я вспомнил, как я «обмолвился», и мысленно хихикнул. Это когда Иствуд рыдал в камине, а Рома ссался в углу. Ну да, «обмолвился», есть грешок.

— Я думаю, нам нужно распустить слухи о покушении, — сказал Иствуд. — По идее, это должно добавить тебе популярности. Ты — народный герой, и когда у тебя проблемы…

— Не, Иствуд, —перебил я и для пущей выразительности покачал головой. — Это так не работает.

— Разве?

— Угу. Ещё в двадцатом веке — очень да, в начале двухтысячных — вполне возможно. А сейчас всё иначе. Пидарас любит, когда герой крутой и п**дит всех одним движением пениса, не испытывая никаких затруднений. А если героя режут ножом — у пидараса опадает писька, он теряется, недоумевает, как следствие — ссытся, а будучи обоссанным на таком морозе — расстраивается и визжит, что герой неправильный. Пидарасы — они всё красивое и безупречное любят, твёрдое и непреклонное, как хер, проникающий в их задницы. Покажешь им хоть тень слабины — и они ссутся на морозе. Проверено.

— Гхм… — озадачился Иствуд. — Возможно, но… Ведь не все же пидарасы.

— Не все? — Я остановился и в задумчивости посмотрел на Иствуда, который под моим взглядом совсем смешался.

— В-в-вроде бы нет, — пробормотал Иствуд, но на всякий случай положил руку на кобуру. — Впрочем, соглашусь. Озадачивать себя какими-то проблемами народ не любит.

— Ну вот, а я о чём. Пидарасы-с.

В лавке алхимика я затарился капитально. Во-первых, набрал кучу зелий лечения. Во-вторых, с восторгом надыбал дорогущее (но рок-звезда может себе позволить) зелье исцеления ран.

— Тема? — спросил я у Иствуда, как у большего, чем я, эксперта по задротству.

Ковбой одобрительно кивнул.

— Дайте десять, — обратился я к алхимику, которому мы, судя по всему, собирались с утра пораньше сделать недельную выручку.

Потом я набрал ядов для выработки иммунитета и задумался.

Яды…

Ядов тут было много, названия они носили интересные. И работали, судя по всему, прикольно.

— Иствуд, — сказал я, вертя в руке яд «Пылающее пламя». — Это то, о чём я думаю?

— Если ты думаешь не о сексе и выпивке, то — вполне возможно.

— Я могу использовать эту хрень со своим арбалетом, и тогда когда я выстрелю в эту мразь — она будет гореть и смешно бегать?

— Не совсем, Мёрдок. Это не реал…

— Мог бы и не напоминать лишний раз.

— Это — игровая механика. Тут всё завязано на числа. Яд огня наносит урон огнём. Возможно, какой-то спецэффект и будет, но уж точно не сожжёт человека дотла. В принципе, использовать имеет смысл, это прибавит урона твоим стрелам. Только есть два «но».

— Стрёмные?

— Так… — повертел ковбой пальцами в воздухе. — Во-первых, можно использовать любой другой яд. Поскольку Танигаву не затачивали под боевые квесты, у неё нет и уязвимости к какой-то определённой магии или стихии. Во-вторых… Мёрдок, я ночью высадил по ней целый барабан, а она ушла на своих двоих. И её ХП я вообще в глаза не видел.

— Хочешь сказать, она бессмертная? — спросил я, чувствуя неприятный холодок.

— Хочу сказать, — понизил голос Иствуд, — что у тебя есть кое-что, что может решить эту проблему радикально при любом раскладе. Не совсем у тебя, но… Ты меня понял.

Ага. Убивающий меч у Сандры. Ну, мысль интересная, да только вот есть один нюансик: Танигава подкрадывается незаметно. И вообще не факт, что когда я подойду к Сандре перетереть за меч — это будет Сандра, а не Танигава.

Ситуа-а-а-ация.

— Давай флакончик этого огненного яда, — сказал я торговцу. — Пох, поматеримся смеху ради. Сколько с Иствуда?

TRACK_35

Жадный и тупой Иствуд, конечно, оплатил мои покупки, но поставил гнусное условие. У меня ж осталась лёгкая броня с тех пор, как мы ходили в Яму? Ну, осталась. Вот, Мёрдок, носи её, пожалуйста. Носи, не снимая. Она лёгкая, Мёрдок, сильно не помешает, а в живот уже так жёстко не пырнут.

— Сука, — сказал я, прикинувшись в лёгкую броню. — Бесишь — прям как мамка в детстве: «Надень свитер! Холодно!»

— Кстати, действительно холодно, — заметил Иствуд. — Как ты ходишь в таком виде?

— Я крутой. Крутые люди всегда ходят в длинных развевающихся плащах и с длинными развевающимися волосами. Потому что в них постоянно сидит такой градус, что никакому морозу не одолеть. Так… Давай-ка уже работать начинать, хорош филонить. Я за Сандрой, ты — за Ромычем. Вытаскивай его из Вивьен и встречаемся у ратуши через полчаса.

— Бр! — содрогнулся Иствуд. — Омерзительное поручение!

— А ты как хотел? Кстати! Стопэ, вопрос.

— Н-да? — посмотрел на меня Иствуд.

— Ты думал, я позабыл? Я ничего не забываю, Иствуд.

— Ты вообще о чём?

— Почему ты не трахаешь никого?

— О Господи…

— Ты мне тут глазки не закатывай. Я — твоё непосредственное начальство, должен знать. Бухать тебе система позволяет, значит, не пацан. Играешь в крутой группе, девчонку подцепить не проблема. А ты постоянно какой-то хернёй… Слушай, а чем ты вообще целыми днями занимаешься?

— У ратуши через час, — сказал Иствуд и ушёл.

Я проводил его взглядом и ухмыльнулся:

— Размечтался. Так я и оставил тебя в покое…

* * *

Сандру я разбудил.

Она, как и я, была ни разу не жаворонком и очень напоминала охеревшую сову, хлопающую на меня огромными недоумевающими глазами.

— Ку-ку! — помахал я рукой перед её лицом. — Сэнди, приём?

— Чё те надо, Мрдк? — промямлила она и, отойдя от двери, шлёпнулась на диван.

— Я пришёл к тебе с приветом, рассказать, что солнце встало.

— Что там у тебя с утра уже встало?

— Тебе покажи! Ладно, кроме шуток. Мы альбом записывать будем или где?

— Сейчас?! — чуть-чуть проснулась Сандра. — Ты же сказал — утром!

— А сейчас тебе что — жопа, что ли?!

— Мёрдок, твоё утро раньше полудня не начинается! Да и… моё тоже.

— Ну, сегодня экстренное утро. Я вообще всю ночь не спал.

— Опять какую-то шкуру драл? — буркнула Сандра и поползла в кухню ставить чайник.

— Почти. Танигава заходила.

— Что?!

Окончательно проснувшаяся Сандра развернулась в дверном проёме и уставилась на меня осмысленным взором.

— Глотку вскрыла и брюхо опять попортила, — пожаловался я. — Если б Иствуда кликнуть не додумался — так бы она меня до утра и полосовала. Вышибалы на неё вообще — ноль вниманья, фунт презренья. А самый фикус знаешь, в чём? Она в тебя превратилась!

Сандра забыла про свой дурацкий чай и схватилась за голову.

— Мёрдок, это уже переходит все границы. Я сегодня же иду к куратору. Это нужно решать.

— Альбом писать нужно, — напомнил я.

— В задницу альбом!

— Это куратора твоего, с Танигавой вместе — в задницу! — возмутился я. — Альбом важен. Жизнь коротка, искусство вечно!

— Мёрдок! — взвыла Сандра. — У тебя есть хоть какой-то инстинкт самосохранения?!

Я улыбнулся:

— А ещё, моя милая Сэнди, я пробил нам эпический концерт в реале. Через недельку будем утрясать детали, заодно с моим братишкой познакомишься. Только чур ты с ним не флиртуй, он замужем. Ну чё ты на меня таращишься? Ну скажи же, я молодец? Как такому не налить вообще?

TRACK_36

Студия находилась в живописном месте города, рядом с парком. В парке с деревьев облетела листва, фонтаны не работали, зато был каток, на котором с удовольствием рассекали граждане.

— А горнолыжка есть? — спросил я. — Мне, конечно, по**й, просто любопытно.

— В горах, — махнула Сандра в сторону гор на горизонте.

Я сощурился на них. Были раньше горы? Не было? Я такой наблюдательный, мне так интересен мир вокруг меня… Ладно, пофиг. Если я допьюсь до такой кондиции, чтобы встать на лыжи, я себе и без всяких гор кости переломаю. И не только себе. И не только кости.

Отвернулся от парка, смерил взглядом строение, выглядевшее не хуже и не лучше всех остальных зданий Линтона. Там могла бы быть баня, кабак или ратуша. Но там была, если верить табличке, «Студия звукозаписи Линтон-рекордз».

— Великолепно, — промурлыкал я и открыл дверь. — Дамы?

Сандра и Вивьен вошли первыми, за ними — злой и невыспавшийся Рома, добрый и невыспавшийся Иствуд и пьяный и весёлый невыспавшийся я.

* * *

— Это, б**дь, что?! — спросил я у глухой и совершенно не резонирующей комнаты, в которой мы стояли.

Со звуковиком я добазарился быстро. Тарифы были скучные и неинтересные, торговаться смысла не имело. Писаться группой стоило — пятнадцать золотых в час. Копейки. Готовые пластинки — десять штук на золотой. При больших тиражах — разумеется, дешевле.

Уладив технические моменты, мы прошли собственно в студию, где я и охерел.

Дано: комната размером чуть больше хрущёвской. Торчащий из стены раструб наподобие граммофонного.

И всё.

— Эм… — почесал репу Рома.

— Что-то не так? — спросила Сандра.

Ну да, кроме меня-то никто в нормальных студиях не бывал, надо полагать. Но хоть по телеку-то должны были видеть.

— Ты прикалываешься?! — взвыл я. — Где провода? Куда подключаться? Где, б**дь, звуковик?! Поп-фильтр? Что это за говно?! — Я стукнул пальцем по раструбу. — Господи, у меня такое чувство, как будто я пришёл сдавать сперму.

— Туда дрочить, что ли? — смекнул Рома, опасливо глядя на раструб.

— Можешь подрочить, хуже не будет, — сказал я.

— Мёрдок. — Сандра положила руку мне на плечо. — Чего ты хотел? Они стилизовали как могли. Если б сюда нарисовали современную студию — согласись, это выглядело бы как пингвин в Сахаре.

— А с этим как вообще работать?!

— Тебе же сказали: заходишь — и начинаешь играть.

— Как — играть?! — Я упал на пол, голова шла кругом. — В одну вот эту вот дыру? В один канал? Бля, о чём я говорю, какой нахер «канал», это не канал, а анал самый настоящий. Нас поимели!

— Да никто тебя не имел! — психанула Сандра. — Успокойся уже, а?!

— Успокоиться?!! Я плачу пятнадцать золотых в час за то, чтобы моё выступление записал на диктофон чувак, сидящий в зале!

— Мёрдок, это — виртуал, — внушала Сандра. — Нахрена тебе какие-то провода и прочее дерьмо?! Качество, я уверена, будет таким же, как на концерте.

Я посмотрел на неё долгим взглядом. Издевается, что ли? Да не похоже.

— Качество студийной записи — как на концерте? Серьёзно? Ты считаешь, что это хорошо, да?

— Я считаю, что раз уж мы сюда припёрлись и оплатили первый час — надо хотя бы попробовать.

Я потёр лицо руками. Бля, даже хмель слетел. Ну а кто бы не слетел от такого маразма? Студия! Рекордз! Х*екордз, б**дь!

— Вы записали первый трек, — прогремел из раструба безжизненный голос. — Послушайте наш вариант сведения.

Не успел я пёрднуть от изумления, как в комнате начал долбить какой-то дискотечный отстой с однообразными мелодичными секвенциями, и на этом фоне зазвучали голоса, грамотно вписанные в ритм:

— Вау, — сказал Иствуд, когда музыка закончилась. — Наша первая запись. Звучит бесподобно.

— Желаете напечатать тираж пластинок? — спросил голос из раструба.

— Пошёл нахер! — сказал я и встал. — Ладно. Давайте попробуем что-нибудь сделать.

Голоса звучали отлично, так что, может, Сандра и права. В любом случае, ничего более вменяемого мне тут явно не нарисуют. По крайней мере, не в ближайшие пару дней.

TRACK_37

Сандра (которая, убедившись, что я нацелился работать, а не бухать с горя, свалила на свою идиотскую работу принимать очередного новичка), действительно была права. Отыграв самую отрепетированную свою песню — «Ведь ты моё солнце» — мы прослушали результат и офигели.

Ну, ребята офигели. Я оценил чистоту записи — как будто реально все инструменты в отдельные каналы писались, а барабаны — так те даже и в несколько — но совершенно не удовлетворился штатным сведением.

— У-у-у, братуха, — сказал я раструбу. — Не, так дела не делаются. А подшаманить можешь?

— Уточните пожелание, — попросил раструб.

— Так-с… Ну, во-первых, приглуши басовую партию.

— Что? — возмутился Иствуд.

— Молчать! Смирно! — рявкнул я. — Мне виднее, как собирать грамотный микс, салага!

Невидимый звукореж включил обновлённую версию трека. Я опять поморщился — теперь Иствуда было совсем не слышно.

— Слышь, а к пульту-то можно?

— Зайдите в соседнее помещение.

В соседнем помещении стоял деревянный пульт с деревянными рычажками и кнопочками. Я десять секунд на него рыдал, потом успокоился. Сел и, наскоряк разобравшись, где какая хрень, начал работать.

Через полчаса праведных трудов я понял, что хоть ты убейся, а во втором куплете я пропел невнятно целую строчку, Иствуд лажанул в проигрыше, Рома замедлил темп в середине.

— Переписываем, — сказал я, вернувшись в звукозаписывающую комнату. — Пока только Вивьен молодец.

Вивьен расплылась в довольной улыбке.

Ну, ещё б она не молодец. Программа же. Фигачит да фигачит себе.

Переписали мы не раз. И не два. И не десять. Я всегда находил лажу, а специфика студии не позволяла дёргать удачные партии из разных дублей. Может, конечно, и прокачают ещё такую возможность, но пока работаем с тем, что есть.

— Мёрдок! — простонал измученный Иствуд. — Ты всерьёз думаешь, что хоть кто-то из наших слушателей услышит этот косяк?!

— Кто-то из наших кого? — посмотрел я на него мутным взглядом.

— Слушателей.

— А кто это?

Я не стебался. Просто в этот момент в самом деле не понимал, о чём речь. Какие, нахер, слушатели? Что вы мне мозги забиваете?! Я тут делом занят, а вы про херню какую-то!

— Ясно, — вздохнул Иствуд. — Пишем.

И мы писали, мы писали. Наши пальчики устали. Не только пальчики — глотки, руки, ноги, спины — устало буквально всё. За исключением моего несгибаемого духа.

— Метроном, б**дь, есть?! — взвыл я в какой-то момент.

Дверь открылась, и вошёл звуковик. Он принёс огромный, в три четверти своего роста, метроном. Поставил его на пол и ушёл. Метроном меланхолично тикал. Рома смотрел на него, как баран на новые ворота.

— Рома — это метроном, метроном — это Рома, — представил я их. — Подружитесь, а лучше потрахайтесь. Ещё раз, б**дь, собьёшься — я тебе палочки в глазницы вколочу!

— Может, перерыв? — предложил Иствуд.

— Не заработал ты ещё на перерыв! Пишем!

— Опять? — уставился на меня Рома. — После всех этих раз?

— Всегда, — отрезал я. — Три-четыре, раз-раз-раз!

Сказать по правде, я и сам уже сомневался, что задолбавшиеся парни выдадут сегодня что-то более-менее достойное, однако ещё через два часа у нас внезапно родился совершенно приличный дубль.

Никто не дышал, пока я его слушал. А слушал я его четыре раза.

— Молодцы, — коротко сказал я и услышал три вздоха облегчения. — Можете быть свободны на сегодня.

— А ты чё? — спросил Рома, тыря в инвентарь свои барабаны и клавиши Вивьен.

— А я посвожу ещё.

— Вот ты мутант, отвечаю! Откуда у тебя силы берутся?

— Да как у всех, Ромыч, из шкалы запаса сил. А как там заканчиваются — так из здоровья. Вали уже, отдохни нормально. Завтра с утра здесь же. Альбом писать — это тебе не в тапки срать, тут всё по-настоящему.

На сведении я залип ещё часа на четыре. Когда закончил, была глухая ночь. Но энтузиазм пёр со страшной силой. И мне, чёрт подери, уже хотелось держать в руках пластинку. Но до альбома было — как до Китая пешком.

— Братуха, — сказал я звуковику, — а если мы с тобой сингл жахнем?

— Желаете добавить на вторую сторону первый трек?

Вот это сервис, вот это уважаю.

— Не… Давай я под акустику чего-нибудь запишу на вторую сторону.

— Пройдите в соседнюю комнату.

В соседней комнате я достал штатную гитару и, секунду подумав, спел первую из своих песен, которые здесь имели какую-никакую популярность.

— Сон, от которого мы не очнёмся, нас согревает фальшивое солнце…

А что? В тему. И там про солнце, и тут про солнце. Концептуально.

Для обложки мне предложили в интерфейсе выбрать из множества стоковых изображений. Я надыбал приличный кадр восходящего солнца. Написал поверх «Благодарные мертвецы», название сингла — «Ведь ты моё солнце» и устало откинулся на спинку звукорежиссёрского кресла.

Всё… Где-то рисуются пластинки и конверты. Я заказал тираж — пятьсот экземпляров. Хотел больше, но потом подумал… А смысл? Лучше уж создам дефицит. Расхватают быстро — можно будет допечатку сделать. А если вообще брать не станут — можно будет сделать вид, что так и планировалось.

— Ваш заказ, господин Мёрдок.

Звукореж протянул мне стопку пластинок, в которой на глаз было куда как меньше пятисот штук. Однако когда я переместил её в инвентарь, он показал правильное количество.

— Приятно было с вами поработать! — пожал я руку звукорежу. — До завтра, братуха.

И вышел на улицу, оставив за спиной целое, мать его, состояние.

Где-то на периферии сознания мельтешила мысль, что вряд ли получится хотя бы отбить вложения, распродав тираж по адекватной цене, но меня это сейчас не волновало от слова совсем. У меня был сингл. Мой сингл. Мой охеренный сингл!

Я могу прийти домой, поставить на диск пластинку и — послушать. Хоть сто раз подряд. Поднимать иглу, переставлять в начало пластинки, замирать в ожидании рождения звука… Это — чудо и волшебство.

Это, кажется, первая запись, за которую мне не стыдно.

Вот эта мысль меня серьёзно ошеломила, я аж остановился и выпил.

Хренасе… Что ж получается? Я только после смерти достиг такого уровня гармонии с самим собой? Приколист, блин…

— Батя!

— Кто здесь?! — подскочил я.

— Бать, это я! — подошёл ко мне Колян. — Ты вчера так и не пришёл.

— А… — Я потёр лоб рукой. — Извиняй, Колян…

— Да ладно, ты человек творческий. Но сейчас-то можешь зайти?

Я вздохнул.

Вообще-то я планировал забуриться в кабак, закрыться в комнатушке с граммофоном, прибухнуть, послушать запись… Дома как-то слишком уж беспокойно и многолюдно.

— Ладно, Колян, уболтал, — махнул я рукой. — Только чтоб водка тёплая была, а то я тут мёрзну немножко.

TRACK_38

— Хозяин! Хозя-а-а-аин! — обрадовался мне Лимузин.

Ух, как он плясал, ух, как он танцевал! Даже встал на задние копыта и попытался меня обнять.

— Спокойно, животное, угомонись! — похлопал я его по шее. — Соскучился, что ли?

— Не то слово, хозяин! Мне здесь грустно и одиноко. Почему ты меня оставил? Хочешь, я принесу тебе пива? Хочешь, обед приготовлю?

— Звиняй, Лимузин. Сейчас — ничего не хочу, кроме как спать. Но могу тебя с собой в кабак забрать.

— Да! Да, хозяин!

— Только там места — болт, и я буду систематически тебя пьяным гонять пинками.

— Да! Да! Да! — скакал осёл. — Давай я поем немного этих дивных травок — и пойдём?

— Сидеть! — рявкнул я. — Молчать! Отжиматься!

Несколько секунд позалипав на пытающегося отжиматься осла, я перевёл взгляд на Коляна.

— Ну чё, малец? О чём базар?

Коля молча предложил мне следовать за ним. Я и проследовал — в подвал, где до сего дня не был ни разу.

Ещё на ступеньках услышал звуки музыки. Для релаксации, блин.

— Вы чё там, совсем, что ли, обалдели? — скривился я.

— Это для маскировки, бать. Звуковая завеса. Чтоб не послушали.

— Сынку, послушай старого мудрого музыканта: если не хочешь, чтоб подслушали, музыку нужно врубать не там, где разговаривают, а там, где подслушивают.

— Знаю, бать. Но всё равно, если говорить тише музыки…

— И на будущее, — перебил я, — если не хотите, чтобы вас лишние уши услышали — выгоняйте осла.

Тут я спустился окончательно и оказался в просторном помещении.

Ну нихера ж себе! Да тут можно некисло обустроиться. Бля, да тут можно собственную студию обустроить, если, конечно, выбить из Доброжелателя возможность покупать оборудование. И бесплатно, а главное круглосуточно, гонять свою группу, записывая гениальные альбомы.

Ну и не гениальные тоже. На одних гениальных далеко не уедешь, их массы не любят. Массам — чего попроще. Так, чтоб один аккордик, а лучше одна струнка. Чтоб извилинка резонировала.

В подвале сидел Вейдер и ещё какая-то тёмная личность. Я долго вглядывался в эту тёмную личность, потом выразительно поднял взгляд и прочитал ник над башкой.

— Хуан, — сказал я вслух.

— Мёрдок, — сказал Хуан.

Где-то я его видел. Хотя… Где я его мог видеть? Ну, в Линтоне и видел. Мало ли я тут по улицам шатался, что трезвым, что пьяным.

Но что-то царапнуло по коре головного мозга. Не понравился мне этот Хуан. Надо бы как-нибудь память распотрошить, да посмотреть путём, чего там. Пелена Памяти вряд ли сгодится, но если пошукать — вполне возможно, что найдётся подходящее заклинание.

— Мы тебя ждали, — гнусным голосишкой сказал Вейдер.

Я смерил его взглядом.

Ишь ты. То такой весь жалкий был, как пиписька сморщенная, а теперь — раздухарился. Сидит — павлин павлином, даже костюм приличный раздобыл. И всё равно чувствуется, что бухает, как не в себя.

— Чё красивый-то такой, Вейдер? — спросил я и присел на диванчик напротив Вейдера. — Книжки, что ли, в гору пошли?

— Не жалуюсь, — последовал высокомерный ответ.

Вот пидарасина. Морду бы ему расколотить как следует, а потом выпить вместе, закусить. Глядишь, и побазарили бы нормально.

На столике стоял граммофон, и игла терзала унылую пластинку.

— В топку такое, — решил я.

Снял пластинку, швырнул в угол.

— Поосторожнее, — сказал Хуан. — Не у себя дома.

Я медленно повернулся к нему.

— Что ты только что пёрднул?

Хуан ответить не успел. К нему одним могучим шагом подошёл Колян, схватил за грудки и поднял под самый каменный потолок.

— Ты о**ел на батю гнать?! Это его дом! Ты здесь гость, пидарасина!

— Я не знал! Я не знал! — голосил Хуан.

— То-то же!

Колян швырнул Хуана обратно на диван. Чутка не рассчитал. Диван перевернулся, и Хуан вместе с Вейдером покатились кубарем.

— Вечер начинает удаваться, — обрадовался я. — Колянь, ну чё встал, как оттраханный? Давай — графинчик, стаканчики, огурчик! А то вытащил батьку среди ночи, а угощения не даёшь.

— Щас-щас, батя, — засуетился Коля. — А чего ты насчёт осла-то говорил?

Я достал из инвентаря пластинку, бережно вытряхнул её из конверта и положил на крутящийся диск. Нежно-нежно поместил иглу на чёрную-чёрную кромку.

— Осёл — стукач, — сказал я спокойно. — Барабанит в гестапо.

— Иди ты?! — изумился Колян и поставил на стол стаканы.

— Вот так, Колянчик.

— А что ж ты от него не отказался?!

— А смысл? Про этого мне известно, я к нему привык. А другого пришлют — это пока выпалишь…

— Верно… Верно, батя! Какой же ты мудрый, как же мне до тебя далеко!

— Дык, Коль, развитие должно равномерно протекать. До тридцати лет — не думаешь, только бухаешь и впитываешь. А после тридцатника уже начинаешь соображать. Потихонечку, без фанатизма. Так, чтоб к полтиннику думалка прям обороты набрала.

— Времени у меня нет, батя, — забулькал Колян водкой. — Такое творится… Революции должны вершить молодые.

— Ну тогда Вейдера выкидывай нахер с корабля современности, ему тридцать пять уже, старый пердун.

Тут заиграла моя музыка. И запела моя песня. Я с довольным выражением морды лица откинулся на спинку дивана.

— Та-а-ак, — протянул Вейдер, расслушав. — Это же мой текст. Теперь ты продаёшь его на пластинках? Я молчал, пока ты зарабатывал на концертах, но это уже…

Упс. Блин, точно. Нехорошо как-то получается. Совсем забыл Вейдеру набить морду превентивно. Теперь придётся бить морду постфактум. А это не так эффективно работает. Надо, надо завести себе ежедневник и писать туда всяческие мудрые вещи! Вот, например: «Понедельник. Дать п**ды Вейдеру. Нажраться в говно. Вторник. Записать песню. Победить систему. Среда. Концерт». Удобно же.

С другой стороны, нафига мне самому-то морочиться? У меня менеджер есть, пусть она заводит ежедневник и пишет туда всяческие мудрые мысли.

В общем, ладно. Сейчас я один хер устал и умиротворён, бить Вейдера совсем не хочется.

— Слышь, пиит, — сказал я. — Мы с тобой, вообще-то, добазарились за конкретные деньги. Песни ты продал, и…

— Я помню наш уговор, — внаглую перебил меня поэт, который вместе с Хуаном ставил на место диван. — Но я также помню и то, как ты сказал, что когда начнёшь зарабатывать на песнях, мы — цитирую! — «перетрём за другие деньги». Конец цитаты.

«В жопу тебе конец», — мысленно огрызнулся я.

Н-да, нехорошо. Татуху себе, что ли, наколоть: «Никогда не забывай давать людям п**ды!»?

— Господа! — привлёк к себе внимание Колян. — Прошу вас, перестаньте ссориться из-за нарисованной ерунды. Вейдер, я вообще тебя не узнаю. Мы ведь уже столько раз обо всём этом говорили.

— Да помню я! — поморщился Вейдер и принял стакан от Коляна. — Речь не о деньгах, а о принципах. О справедливости.

— Справедливость в сфере авторских прав — понятие сложное и неоднозначное, — провозгласил я, поднимая стакан. — Вот я пою твои песни, Вейдер, и не плачу тебе — это несправедливо? Несправедливо. С другой стороны, я с твоими песнями был нахер никому не нужен. А раскрутился за счёт дров. И теперь я популярен, теперь я записал пластинку, на ней написано, что ты — автор песни, вон, смотри, мелким шрифтиком. То есть, я, самостоятельно раскрутившись, делаю тебе рекламу, за которую ты мне не платишь. Справедливо это? Нет, конечно! А ещё ты наследникам Цоя разве заслал за то, что изнахратил его песни? Нет, не заслал. Где справедливость? Никакой справедливости. А наследники Цоя что — писали эти песни? Не писали. Какое они на них право имеют? Юридическое. Так что, закон всегда прав и справедлив? Да х*й-то там! Так выпьем же, друзья, за то, чтобы справедливость всегда совпадала с нашими о ней представлениями!

Выпили мы все вчетвером. А потом Колян перевернул пластинку и попросил меня выгнать осла.

Я поднялся наверх и сказал:

— Лимузин, ну чё ты, ЗОЖник х*ев? Хорош отжиматься. Сгоняй лучше — пивка раздобудь, а то нам полирнуться нечем.

Осёл ускакал, ещё меньше, чем я, понимая, где будет брать пиво в такую глухую ночь, а я вернулся в подвал. И вот тогда уже начался серьёзный разговор.

TRACK_39

— Рычаг, — сказал Коля.

— Рычаг, — повторил я, тупо глядя, как игла шкрябает уже по бумажке с названием песни: «Фальшивое солнце».

Коля поднял иглу и вернул её в начало пластинки. Снова зазвучала моя гитарка. Раз в пятый уже, наверное, или в шестой.

— Может, хватит? — не выдержал Хуан. — Давайте посидим в тишине!

— Ты у меня щас выхватишь, — пригрозил Колян. — Помолчи — за умного прокатишь. Бать, какая песня у тебя душевная.

— Да ты, Коль, не то слушаешь, — сказал я. — Это ж так, добивка. Вот на другой стороне — там в электричестве, там боевичок…

— Очень крутой боевичок, батя, — согласился Колян. — Но от этой у меня прям вот такенные мурашки по коже.

Я тактично промолчал.

Если я чего-то и понимаю в воспитании детей, так это то, что когда у чадушка начинает прорезаться собственный музыкальный вкус, это дело нужно поощрять. Мне вот мамка всё детство плешь выедала: мол, говно всякое слушаешь, ни музыки, ни голоса, ни смысла, ни флага, ни армии. Так я и привык, что всё, что мне нравится — говно. И всё, что я делаю — говно. И все вокруг — пидарасы. И пошли вы все на**й.

Злой я стал. Гадкий. Самому с себя тошно. Вот и бухаю, чтоб забыться.

— Так, — вернул я мысль к магистральной теме, — давайте-ка ещё раз. По буковкам. Значит, здешние обитатели появляются не сразу, я правильно понимаю?

— Верно, — промурлыкал Хуан. — Оцифровка — достаточно длительный процесс. Не говоря о тех, кто уже сейчас вживил себе чип или делает оцифровку систематически. Их аватары попросту лежат в стазисе, если так можно сказать. Ждут своего часа.

— Мы знаем, где, — вмешался Вейдер.

— Если их уничтожить, — сказал Коля, — у создателей будут серьёзные неприятности.

— Ещё бы! — хохотнул Хуан. — Воображаю: прийти к какому-нибудь влиятельнейшему толстосуму и пролепетать: «Прошу прощения, сэр, но мы про**али все ваши данные, поэтому нам нужна ещё неделя, чтобы оцифровать ваш мозг, если вас не затруднит, расчистите себе расписание!»

— А разве чип не снимает показания постоянно? — спросил я.

— Чипы ставят далеко не все, — пояснил Вейдер. — А по правде сказать — почти никто. Сам-то как думаешь, многие согласятся сделать операцию на мозге и вживить туда какую-то неведомую чушь?

— Оцифровка в клинических условиях — минимум, неделя, — сказал Хуан. — И эта процедура обходится в сотни тысяч долларов. Серьёзная работа многих людей, не терпящая ошибок. Один пр**б — и ты в полной, окончательной и безоговорочной заднице. А если десять, двадцать про**ов?

— Финансовый удар по корпорации — самое простое, — дополнил Вейдер. — Кроме того, проект будет дискредитирован. Отзовут фонды. Люди отвернутся от них.

— Вы откуда про всё это узнали? — не выдержал я.

— Ну, — пожал плечами Хуан, — мы тут, если что, не в куличики играем. Как ты мог подумать. Про то, как всё устроено в реале, просто спрашивали у кураторов. Не задавали много вопросов, не вызывали подозрений. Один вопросик от одного, другой от другого, отвечают разные люди, всё чинно и благородно.

— А про тела в стазисе? И про то, где они лежат?

— А это уже Вивьен, — сказал Коля. — У неё просто изумительные способности. Спасибо, что не дал мне тогда раздробить ей череп, папа.

— Да не за что, сынку. Обращайся. Ладно. Окей, это всё понятно. Итак, допустим, вы вломились в это тайное помещение, о местоположении которого вы мне не говорите из соображений безопасности. И что дальше? Как вы собираетесь «уничтожать» аватары? И нахрена вам вообще я?

И только задав этот, последний вопрос, я понял, каким будет ответ. И на предыдущий тоже.

— Вот это для нас тоже загадка, — проговорил Вейдер задумчиво. — Николай темнит…

— Так! — вскочил я. — Вы, оба — с**али отсюда.

— В смысле? — изумился Хуан.

— В прямом, ёпта! — схватил я его за шкварник. — Ночь, спят усталые игрушки, на**й, б**дь!

Граждане не понимали наотрез. Пришлось гнать их пнями вверх по лестнице, аж нога устала. Потом — по прямой — легче пошло. И, наконец, я захлопнул за ними дверь. Перевёл дух.

— Колянь, ты меня в гроб свести хочешь? — повернулся я к сыну, который безмолвной тенью сопровождал всю эту сцену.

— Наоборот, пап, — пробормотал он.

— Что «наоборот»? Я тебе говорил про меч не п**деть?

— Я ж и не говорил ничего.

— Коля… Вы чего добиться хотите? Чтоб проект свернули? Ну, свернут. Раз — и выключили нас всех, включая тебя. Мне-то похер, я смерти не боюсь. А ты? А остальные? А ты у всех спросил — все этого хотят?

— Батя, ты не ругайся за просто так! — вскинул голову Колян. — Я тут тоже не х*и пинаю, я многое понял! Мне и про реал разъяснили! Я понимаю, что пока воевать с ними полноценно у меня не получится…

«Пока»? «Пока», б**дь?!

— Однако таким образом мы сможем решить некоторые проблемы. Ведь сейчас — посмотри, как работает система! Они внедряют в мир всё, что только захотят. Пожелания выслушиваются, но не принимаются всерьёз или искажаются. Что люди просили? Просили, чтобы им дали возможность написать домой письмо. Что им дали? Общую камеру, где каждый должен прилюдно откровенничать! Это ли не издевательство! А все эти бессмысленные работы? Стучать молоточком, пока не нарисуется дом!

Колян тупо повторял мои претензии, и я, слушая их со стороны, внезапно поймал себя на том, что встаю на противоположную сторону.

— А как ты хотел, Колян? — заорал я. — Не, ты-то думаешь, всё просто: дай людям то, чего они просят, и все будут счастливы. Да нихера это так не работает, потому что люди тупо не знают, чего они хотят, а просят — всякую х**ту. Получат эту х**ту, смотрят на неё — и слёзки на глазки наворачиваются, потому что х**та х**той, и никакого счастья нет. А виноват кто? Виноват тот, кто дал. Ну а кто ещё? Он ведь х**ту дал! Если б я пел те песни, которые у меня просили, я б сейчас где был? В жопе! А я что пел? Я пел то, что считал нужным сам. И вот она — популярность. Слушают же? Слушают! Знали они, что им эти песни нужны? Нет, не догадывались. И ты, Коляня, про «Фальшивое солнце» стопудов желание не загадывал.

— Всё равно, — стоял на своём Колян, — есть некоторые важнейшие вещи, на которые мы имеем законное право, но которого у нас нет.

— Это какие?

— Смерть. Каждая личность должна иметь право оборвать своё существование, если ей так будет угодно. Такое условие мы и хотим выставить создателям. Пусть дадут каждому возможность…

— Это Вейдер, что ли, сдохнуть хочет? — перебил я.

— Ну, допустим, да.

— Так не проще мне его ё**уть и отсидеть?

— Я не хочу, чтобы ты сидел, папа!

— А за тот п**дец со взломом, который ты выдумал, меня что — по головке погладят? По которой из двух? А то одна особой нежности требует, я сразу предупрежу.

— Пап, если ты убьёшь Вейдера — создатели узнают и отнимут меч. И всё. А речь не об одном Вейдере. Речь обо всех нас. О праве каждого человека…

— …иметь в интерфейсе кнопку «покончить с собой», — перебил я. — Гениально, Коль. Прикинули, сколько дегенератов нажмут её просто по приколу? Или с перепою? Или на спор? Вообще не отдупляя?

— У нас проект есть! — В руках Коляна появилась кипа бумаг. — Во-первых, все нажатия будут сопровождаться подробными описаниями, которые нельзя смахнуть. Во-вторых, нажимать нужно будет не один раз, а — семь, в течение недели. Даже восемь. В седьмой день — два раза. И тогда уже — всё. Решение будет взвешенным.

Я поперхнулся и замолчал.

Блин, ну так-то, конечно, да… Прям молодцы, ребята, подготовились. Разумно. Но не говорить же вслух такую хрень! Поэтому вслух я сказал другое:

— Херня это всё, Коля. Молод ты ещё и глуп, не видал больших…

Ваш социальный рейтинг уменьшен на 150.

Вы оштрафованы на 50 золотых за антисоциальное поведение.

— Чё?! — заорал я. — Чё, б**дь?!

— Что случилось, бать? — всполошился Коля.

— Грабят! — голосил я. — Пидарасы! Средь бела дня в жопу е**т! За что?! Ох**ли?! Сука, щас Сандру найду, меч отработаю, вам п**дец. За что?!!

Интерфейс охотно объяснил, за что.

Публично совершённый половой акт.

— А, — успокоился я. — Ну, это нормально. Это я могу. Правда, не совсем отдупляю, где и когда, но ничего удивительного в самом факте… О, привет, Лимузин! Чё, раздобыл пиваса? У-у-у, бля, добытчик ты мой хороший! Поехали в кабак, Лимузин. Пущай Коляныч тут один проспится. А мы с тобой под граммофончик накатим красивенько, да?

TRACK_40

Утро застукало меня часов в двенадцать.

Я рывком сел на постели.

У меня часто так бывает — проснусь, а в башке мысль какая-то так и крутится, так и вертится.

Так… Выпил я вчера немного, по моим-то меркам так и вообще, можно сказать, не выпил. Можно и логи посмотреть. Угу, вот, штраф — за публичную е**ю. Теперь, внимание, вопрос: что за нахер?

Нет, штраф-то почётный и уважаемый, слов нет. Только вопрос — почему? Ведь вчера я совершенно точно никого… Стоп. Нет, было дело. Трахал Танигаву, не зная, что это она. Публично?.. Ну, неписи смотрели. Значит, наверное, публично.

А почему ж тогда меня оштрафовали-то спустя сутки? Нежто всё это время система думала, публично я отодрал Танигаву или всё-таки интимно? Вопро-о-о-ос…

Но чему ж я удивляюсь? Здесь частенько всё висит, тупит и замыкает. Вот взять хоть ту самую Танигаву, которую я своими меткими вопросами до перезагрузки довёл. Или как Вивьен на одном «бла-бла-бла» спалила компы всему отделу. А я трахал бешеную непись, меняющую облик, которая потом меня же ещё и порезала. Ну разве тут не простительно затупить? Очень даже простительно.

— Доброго утра, хозяин! — встал в своём углу Лимузин. — Завтракать хочется. Может быть, пойдём к тебе домой, я там травок пожую…

— Бля, Лимузин, какой ты нудный до этих травок, — простонал я. — Можно как-то отключить, чтоб ты не спрашивал?

— Нельзя, хозяин, — вздохнул осёл. — Я так запрограммирован, причём — жёстко. Живёт внутри меня неизбывная страсть к тем травкам. Вот как съем их, как отведу душеньку…

— Хер тебе, животное, — вздохнул я и, встав с кровати, шагнул к двери. — Пошли, на конюшню тебя сведу, там сена пожрёшь. Или овса… Или каким там хером Иствуд свою клячу морит.

— Я не хочу питаться хером, хозяин.

— Да кто б тебя спрашивал. Про ослика Федю не читал?

— Н-не приходилось, хозяин.

— Ну, короче, считай, что тебе по жизни ещё очень повезло.

Я спустился вниз по лестнице и с удивлением обнаружил, что, несмотря на столь ранний час, в кабаке довольно людно. Правда, все свои. Ну, условно свои. Экси, вся такая покрасневшая, но улыбающаяся, стоит у стойки. Рядом с ней — Дон. Ещё — Сандра. Дон растерянный, Сандра — в бешенстве. Арчи ещё зачем-то, маг — тот как всегда смущённый. О, Ромыч, Иствуд, Вивьен…

— Как хорошо, что вы все собрались, — сказал я, спускаясь. — Молодцы, хвалю. Вольно! Так, «Мертвецы», сейчас быстро перехватываем, чем бог послал, и идём на студию. Сандра — я вчера сингл записал, сейчас тебе тираж сдам, распространи православно. Донни — ты мне пока на**й не нужен, Экси, Арчи — тем более. Разойдись.

Ну вот. Взял ситуацию под контроль. Типа.

— Мёрдок, я тебе этот тираж сейчас об бошку расколочу, — прошипела Сандра. — Как у тебя ещё язык поворачивается…

— В смысле? — нахмурился я. — Язык у меня по-всякому поворачивается. Донни, ну-ка, сдристни чуток. Красавица, плесни тёмненького позавтракать. И пожевать чего-нибудь.

— Мёрдок, я подумываю снять тебя с должности управляющего, — сказал Дон.

— А я, типа, из группы уйду, — подхватил Рома. — Если всё реально так.

— Да вы чё все — о**ели, что ли? — не выдержал я. — Немедленно колитесь, в чём замес?!

— Ты что, ничего не помнишь? — удивилась Экси, которая по-прежнему прятала от меня взгляд.

— Всё я помню. Потому и нервничаю. Если б накосматил — я б спокойным был.

— Арчи, покажи ему, — мотнула головой Сэнди.

Арчи смутился ещё сильнее, но коснулся посохом головы Экси и сотворил свою волшбу.

Волшбу он, кстати говоря, прокачал. Теперь она была со звуком. У меня от этого звука, правда, чуть хер навеки не повис.

В Пелене Памяти я увидел… Ну, сначала ничего. Кроме снега, освещённого луной. Пейзаж ходил ходуном, как будто тот, кто его наблюдал, приседал. Или подпрыгивал. Или…

Я увидел столб с камерой, которая грустно смотрела на меня зелёным глазом.

А потом пейзаж завертелся, и я увидел себя, голого по меньшей мере по пояс.

— Погоди, — сказал я-настоящий, — так если это память Экси, то…

Дар речи пропал, а вместе с ним и вся кровь от лица отлила.

— Я люблю тебя, Мёрдок, — произнёс тихий задыхающийся голос из воспоминания.

Моя рожа. Над ней — надпись: «Murdoc».

— Я тоже люблю тебя, Экси, — сказала моя рожа, не переставая трахать Экси. — Всегда любил. Сандра — ничто, я с ней только из-за денег. Но она меня уже достала. Теперь ты будешь моим менеджером.

— Серьёзно?!

— Ещё как! В п**ду Сандру. В п**ду Дона. Он вообще без меня никто. Я посадил его в кресло мэра, я помог его удержать. Ничтожество и пидор!

— Мёрдок, ты…

— А моя группа? Да они говно против меня! Ни талантов, ни даже понимания того, с каким великим человеком им довелось работать! Денег требуют, ноют постоянно. Ну ничего, это временно. Скоро я найму настоящих музыкантов. А ты… Хочешь стать вокалисткой в моей группе?

— Да-а-а!

— Тогда завтра, когда я с бодуна ничего не буду помнить, покажи мне это воспоминание, найди Арчи — и покажи. И не только мне — им всем. Пусть они знают. И Сандра, и Дон, и Рома с Иствудом. Я погряз в этом дерьме, но я из него вырвусь, я отвечаю! И пошли они все на**й!

Мёрдок показал фак.

Там, возле ратуши, он показал этот самый фак Экси. Но здесь он его показал каждому из нас.

Картинка погасла. Все повернулись ко мне.

— *****, - сказал я. — ****** *****, ******, это чё за ***** ****** *****, ******?!!

TRACK_41

— Мёрдок, вылезай!

— Не вылезу.

— Хоть бутылку отдай!

— Не отдам.

— Мёрдок, ну прости ты нас!

— Пошли на**й!

Я сидел под барной стойкой с бутылкой и мучительно переживал. А когда я мучительно переживаю, у меня в организме разверзается отдельный специальный желудок исключительно под бухло. И пока его не заполнишь — толку не будет.

Первым делом мне нужно было самому понять, что запись — фейк. Я это понял очень быстро, потому что о прошлом вечере у меня сохранились детальные воспоминания. Потом в кабак удачно зашёл Коляныч, который, будучи не в курсе ничего вообще, спокойно подтвердил, что перехватил меня ночью, когда я вышел из студии, и привёл домой.

Потом мы посмотрели в Пелене время, в которое происходили ужасающие события. Потом я потребовал, чтобы Арчи вызвал мои воспоминания из указанного времени.

У меня было очень скучное воспоминание. Я смотрел на пульт, на звуковика, на пульт, на звуковика, вокруг грохотала музыка, а я орал: «Ё**ный ты пидор, тебя что, медведь в уши отъ**ал?! Высри эквалайзер, откуда хочешь, но эти высоты тут надо прибрать на**й!»

— Но… Как же… — пролепетала Экси, осознав, в какой охеренной ситуации все мы оказались.

Тут уже все поняли, что Мёрдок не мудак конкретно сейчас, а несправедливо обвинённая жертва. И на меня так посмотрели, что я понял: обидеться надо. Вотпрямщас, пока не поздно. А чё? Чё я вечно всех обижаю, все на меня дуются, как уё*ки? А давайте наоборот замутим!

Тут у меня возникла проблема. Обижаться-то я особо не умел. Крайний раз обижался в далёком детстве, а потом смекнул, что самому обижать гораздо веселее. В общем, я отправился за ценным опытом в воспоминания о далёком детстве и сделал всё, что мог.

Забился под стол с бутылкой.

Вокруг меня все плясали, а я подбухивал и думал. Думал о том, что ситуация уже потеряла берега совершенно. Если эта мразота научилась превращаться в меня и орудовать моим хером, то существование вселенной вообще и виртуального мира в частности под серьёзной угрозой.

Тут через стойку перепрыгнул Иствуд и уселся напротив меня.

— Тебе чего? — буркнул я.

— Если ты вдруг не заметил, то я не сказал тебе ни слова упрёка.

— Так-то да.

— Бери меня в команду, Мёрдок.

— Не так быстро. Почему не усомнился?

— Да брось, Мёрдок. Я готов поверить в то, что ты совокупишься с женщиной на морозе перед камерой, легко поверю в то, что ты напьёшься до такой степени, чтобы заняться сексом сженщиной, которую с какого-то перепугу считаешь транссексуалом. Но признаваться ей в любви?! Не-е-ет, это уже какая-то чушь. Люди, напиваясь, говорят правду. А правда тут даже близко не валялась. Если бы Экси так сильно не хотела этого услышать, она бы тоже не поверила.

— Ковбойская мудрость, — сказал я. — Ладно, экзамен сдан, беру тебя в команду, присоединяйся.

Иствуд с усилием влез под стойку, и я передал ему бутылку дружбы. Ковбой глотнул. А пока он глотал, через стойку перемахнул Коляныч и с грохотом, достойным атомной бомбы, бахнулся на пол.

— Херасе, — похвалил я. — Здоровье не убавилось?

— Норм, — отмахнулся Коля. — Бать, а чё происходит?

Я начал бережно врубать его в ситуацию с Танигавой. Пока врубал, сверху над нами появились внимательные и виноватые лица. Сандра, Дон, Вивьен, Ромыч. И даже Экси. Последняя выглядела совершенно печальной и разбитой, но, видать, душевной зрелости ей хватало, чтобы понять: ситуация тут мальца посерьёзнее е*ли на морозе.

— Так это что, — сказала она, когда я замолчал, — ты хочешь сказать, что со мной занималась сексом женщина-непись?!

— Да, поздравляю, ты — лесбиянка, — сказал я.

— Б**дь, да это когда-нибудь закончится?! — взорвалась Экси. — Я что, в каком-то шоу? Меня снимает ё**ная скрытая камера?! Почему что я ни сделаю — я обязательно оказываюсь в каком-то сексуальном меньшинстве, согласно твоей больной логике?! То я пидор, то транссексуал, то лесбиянка, то ещё какая херня! Да пошло оно всё в жопу! Да иди ты в жопу!

Топ-топ-топ-топ — х*як дверью! Переоценил я её душевную зрелость. Да и хер на неё в самом-то деле.

— Ковбой, ты пузырь-то верни, — протянул я руку. — Присосался, как банный лист.

Иствуд покорно отдал бутылку и вытер губы рукавом.

— Не понял, батя, — подал голос Колян. — Тебя какая-то тварь кинжалом режет?

— Временами, — признал я.

— Да она о**ела?! Да кто она такая вообще?! Да пошла она на**й!

— Вот она и пошла… Вернее, не совсем так. Она пошла вп**ду. И, что самое интересное, у неё, похоже, неплохо получилось.

— Меня вот что больше всего интересует, — проговорил Дон.

— А тебя, Донни, я пока в команду не принял! — одёрнул я его.

Дон молча протянул мне бутылку самого дорогого коньяка из местных запасов. Я забрал её и поднял руку снова. В руку легла вторая такая же бутылка.

— То-то же, — буркнул я. — Излагай, чего там у тебя.

— Если, как ты говоришь, с тебя списался штраф, получается, что эта непись обманула саму систему. В какой-то момент в Линтоне находилось два Мёрдока.

— И даже землетрясения не случилось, — покачал головой Иствуд.

— Так это потому что один ненастоящий, — объяснил я.

— Кроме шуток, — сказал Дон. — Это какая-то чушь. Нет, я вполне допускаю, что такой дубль можно сделать. Но это нужно делать специально, извне.

— Донни, ты херню несёшь, — сказал я. — Это же Танигава. Она умеет принимать любой облик и ставить любой ник…

— И что? — перебила Сандра. — Если я сейчас пойду в Дом Перевоплощений, сделаю себе точную копию облика Экси, возьму такой же ник, потом подойду к тебе и прибью копьём — штраф спишется с Экси?

Я пригрузился.

И впрямь, херня какая-то.

Ну а с другой стороны, взбесившаяся непись, которая самопроизвольно слетела с локации и преследует меня с ножом — это что, не херня?

«Дух как дух, — вдруг вспомнил я давешние слова Мэйтаты. — Выглядит, как ты. Он всё у тебя забирает. Душу твою высосет. Жизнь заберёт. И будет жить вместо тебя, а ты будешь у него штатным пидарасом для опытов. Читал „Портрет Дориана Грея“? Вот примерно такая же х**та, только вообще не похоже».

Мороз по коже так и продрал.

Чёртов шаман всё предвидел, ещё когда мы с ним оба были живы и отвисали в Кении.

TRACK_42

Как бы херово мне ни было — рок-н-ролл есть рок-н-ролл. Взяв себя в руки, я повёл свой маленький отряд на студию звукозаписи. К отряду присоединились и Колян, и Дон, и даже Сандра. Последние двое всё ещё испытывали чувство вины. Ромыч же ничего особо не испытывал, у него мозг был ещё, по молодому делу, просто устроен.

— Батя, — говорил Колян, — прости, я урод.

— Ничё ты не урод, Колян! — возмутился я. — Найдём мы тебе бабу, отвечаю. Щас вот только с альбомом закончим — ты напомни.

— Я напомню, — сказал, чуть смутившись, Колян, — но я вообще не об этом. Я тут всё про свои дела думаю. А тебя тем временем неписи режут. К чёрту всё! Буду отныне твоим телохранителем. Найдём эту тварь и — трахнем.

— Уже нет, Коль, она ж в меня перекидывалась, а я — мужик, а раз она была мужиком, трахать — зашквар.

— Ну да, на зоне не поймут, — усмехнулась Сандра.

— Так, ну-ка отставить разговоры! — прикрикнул я. — Над моими загонами нельзя смеяться, они неприкосновенны.

— Величайший рок-музыкант всех времён и народов Мёрдок, — сказал вдруг Рома, остановившись.

— Во, учись у салаги, как ко мне обращаться нужно! — обрадовался я.

— Покажет, чего он стоит без группы и Дона, — продолжал Рома.

— А? — повернулся я.

— Сегодня вечером, в девять часов, на сцене «Бешеного апельсина». Бесплатный концерт. Будут продаваться записи.

Мы все остановились, потом подошли к Роме. А Рома стоял возле столба и нифига меня не чествовал. Просто читал объявление. С хорошо нарисованной моей рожей.

— Сэнди? — спросил я.

— Что? — воскликнула она. — Я бы тебе сказала!

— Ты могла сказать, да я забыл по пьяни.

— Очнитесь! — Дон постучал по объявлению пальцем. — «Чего он стоит без группы и Дона». Это она!

— Танигава?! — ахнули все.

— Ну да! Я так понял, что она хочет испортить Мёрдоку жизнь и рассорить нас с ним. Выступление не в моём кабаке, без группы…

— Вот же ж пидарасина! — воскликнул я, но не без восхищения.

А это изящный ход. Бля буду — изящный.

* * *

Дон и Сэнди, проводив нас в студию, ушли. Они занятые были, у них дела. А вот Коляныч — остался. Сказал, что будет меня защищать.

— Только сиди тут тихо, даже не перди, — предупредил я.

— Не боись, батя, я вообще не знаю, что такое «перди».

— Ну и молодец. Ну чё, ребята, погнали, что ли? Три-четыре, три-два-раз!

Сегодня пошло гораздо бодрее. Мы записали аж три песни так, что меня от них не тошнило. Рома подружился с метрономом и стучал настолько чётко, насколько это вообще возможно. Партии Иствуда ложились на его как родные. Вивьен тыкала клавиши с безупречным чувством ритма, свойственным машине, и при этом — с гармоничностью и душевностью, присущими человеку.

Ну а я просто был охеренным. Работа у меня такая. Наша служба и опасна и трудна, и на первый взгляд видна, и на второй, и вообще, мы ребята видные — рок-звёзды!

— Перекур! — объявил я и, нащупав в инвентаре пачку, когда-то подаренную братом, вышел на улицу.

С таким бешеным темпом жизни даже курить забываю. Ну, оно и не удивительно. Год не курил, считай. Зависимости нет. Мест, где покурить можно, тоже особо не видать — не в курильню же бегать постоянно. Но тут, возле студии, была специальная зона для курения, значок я ещё в первый день заприметил. Наверное, Доброжелатель присобачил. Любит он меня.

— Типа круто идём! — радовался Рома. — Так скоро ваще альбом запишем, типа.

— Не сглазь, дебил, — сказал я, затянувшись. — Щас как застрянем…

— Бать, так чего делать-то будем с этой неписью? — спросил Коляныч.

— Так очевидно ж, — пожал я плечами. — Придём в «Апельсин» к девяти, дождёмся, пока она выползет на сцену, накинемся и от**здим. Я, чур, гитарой бью, у меня специальная есть. Тут главное не перепутать и не от**здить меня. Если заметите, что я сам себя п**жу — дайте мне п**ды, чтоб я перестал.

Тут я сам немного запутался и замолчал.

— Надо тебя как-то пометить, — задумчиво сказал Иствуд. — Например, повяжи мой шейный платок. А то действительно глупо получится. А непись эту нужно закрыть в тюрьму под ратушей. Из-за решётки она не сбежит. Доложим кураторам — и пусть разбираются. Это какой-то глобальный глюк, который не только тебе жизнь осложняет.

— Угу. Экси е**т, наполняя её нелепую душу беспочвенными надеждами, — кивнул я. — Ладно, пацаны. Покурили — пошли дальше работать.

И мы пошли. До девяти вечера оставалась ещё прорва времени, и мы работали, как проклятые.

Как я и предсказывал, застряли мы практически сразу, на песне «Мистер Кроули». Это был ещё один высер Вейдера. Он изуродовал цоевскую «Группу крови» до неузнаваемости, превратив её в гимн какому-то сатанисту и отморозку. Текст был до такой степени невменяемым, что я его даже запомнить не мог. Благо в интерфейсе был аналог блокнота, с которого я мог без палева читать текст прямо на выступлениях.

Спасала аранжировка. «Группу крови» я аранжировал так, что это был лютейший боевик, под который можно было скакать на ушах по столам, одновременно обсираясь, онанируя и моля господа о смерти. Так что слова, в принципе, были побоку.

Темп в песне был лютый, и, сказать по правде, не каждый барабанщик спид-блэк-метала вывез бы такое.

Ромыч вывозил. С трудом, с выпученными глазами и вываленным языком, но — вывозил. Иствуд уже обсирался. Вивьен никак не могла понять моих инструкций. Я орал гроулингом не только свою партию, но ещё и на всех своих подчинённых в перерывах.

На концертах многое сходило с рук. Но на записи хотелось сделать эталон.

— Ребята! — орал я. — Эта грёбаная хрень — это наша визитная карточка!

— Да это вообще полная чушь, а не песня! — орал в ответ Иствуд. — Её никто не понимает, на неё всем наплевать! Давай замедлим темп раза в три, а лучше вообще выкинем её из альбома.

— Ты просто не вывозишь, аниме, вот и бесишься, — самодовольно отозвался отдыхающий Ромыч.

— Я тоже не понимаю текста, — пожаловалась Вивьен. — Может быть, напишем другие слова?

— А-а-а, — простонал я, схватившись за голову. — Отставить разброд! У кого-нибудь есть годные варианты? А?

— В качестве рефрена, если обязательно чьё-то имя, можно поставить «Джон Бон Джови», — предложил Иствуд. — Про него хоть кто-то да слышал, это вызовет ассоциации. И в ритм ложится.

— Ну и с какого х*я я должен петь про Бон Джови?!

— А с какого х*я ты поёшь про Элистера Кроули?

— Элис Купер? — предложила Вивьен.

— Час от часу не легче, — уставился я на неё. — Ты долбанулась? Может, ещё Мэрлин Мэнсон?

— Мэрилин, — поправил дотошный Иствуд. — Это женское имя. Не подходит по размеру.

Рома выдал мега-партию и проревел, кося под меня:

— Мёрдок, Ромул — красавцы ваще! Вивьен — няшка, на басу — аниме!

— Да буквально любая чушь будет лучше того, что сейчас! — проорал Иствуд, перекрикивая барабаны.

Что самое херовое, умом я понимал, что он прав. Но ещё я понимал, что когда приходишь писать альбом, у тебя должно быть уже чёткое представление о том, что ты хочешь сделать. А иначе всё это займёт чёртову тьму времени, и результат будет… х*ёвым.

— Лунный отблеск, — мечтательно сказала Вивьен.

— А? — повернулись все к ней.

— Лунный отблеск в любимом окне, — пропела она, глядя куда-то вперёд и вверх затуманенным взором. — Я замёрзну, растаю в мечтах о тебе. Ты согреешь дыханьем своим… Ты согреешь мне сердце…

Вивьен продолжала улыбаться в никуда. Все молчали. Потом я откашлялся:

— А таких же сопливых и тупорылых куплетов у тебя нет?

— Пара слезинок разбилась, упав на безжалостный камень крыльца. Ветер пронзил душу насквозь. Я не решусь постучать в твою дверь, не увижу твоего лица. Сердце моё от любви не спаслось… Лунный отблеск в любимом окне, я замёрзну, растаю в мечтах о тебе…

Мы дослушали до конца. Потом все посмотрели на меня.

— Простите, — сказала Вивьен в своей обычно беспечной манере. — Меня вдохновила Экси. Понимаю, что ерунда…

— Это говно лучше, чем «Мистер Кроули»? — спросил я.

— А револьвер лучше дубины пещерного человека? — съязвил Иствуд.

— Смотря по ситуации, — хмыкнул я. — Так, этот текст всем нравится?

Вивьен сделала круглые глаза от изумления, Иствуд в знак согласия склонил шляпу, а Рома сказал:

— Да норм, чё. Но ты чё, реально будешь это петь? Ты же, типа, сдохнешь от пидорства.

Вместо ответа я поднял микрофонную стойку и поставил её перед клавишами Вивьен. Наклонил так, чтобы микрофон висел над клавиатурой.

— Я? — сдавленным шёпотом выдала она.

— Ага, — ухмыльнулся я. — Как говорится, назвался х*ем — полезай… известно куда.

— Но… Мы ведь замедлим темп?

— Не-а, — ухмыльнулся я ещё гаже. — Мы его ускорим.

TRACK_43

Когда мы в восемь вечера выползли из студии, уже даже я чувствовал себя как выжатый, вы**анный и после этого снова выжатый лимон. Мы легли рядком на снег и уставились в чёрное по зимнему случаю небо.

Хорошо было. Тихо. Безмолвный Колян топтался у двери, ожидая, пока мы належимся. Он очень хорошо понимал творческую натуру.

— Лу-у-у-унный отблеск, — пропищала Вивьен. — Мне пло-о-охо. И хорошо.

— Ты молодец, Вивьен, — сказал я, поскольку сил стебать и материть у меня уже не было. — Ты просто охереть какая молодец. Это, мать его так, хит.

Собранный из говна и палок, как и полагается любому порядочному хиту.

— Вообще, все сегодня молодцы, — решил я чуток расширить границы зоны одобрения. — Отработали на крепкую десятку по девятибалльной шкале. Осталось — херня. Добьём пять песен, они простые. За завтра-послезавтра справимся. И у нас будет альбом.

— Альбом, — тупо повторил Рома.

— Наш, — умно сказал Иствуд. — Идиотизм. Я никогда не хотел играть в группе, но это… Это…

— Там будет мой голос, — прошептала Вивьен. — Ребята… Я вас всех так люблю.

Я улыбнулся.

— Давайте устроим групповуху?

— Чего? — вздрогнул я.

— Ну я не знаю, как мне ещё выразить свои чувства по отношению ко всем вам, — затараторила Вивьен. — Я справлюсь с тремя, честное слово, это объединит нас ещё сильнее, и…

— Фу! — Иствуд откатился в сторону.

Я тоже поспешил встать, отряхнул задницу от снега.

— Вивьен, твою мать! Да что за херня у тебя с башкой? Боже, мне надо поблевать.

— Слышь, ну ты чё реально погнала, типа? Ты бухала или чё?

— Мальчики, ну извините, я хотела как лучше!

* * *

Изначально после пережитого катарсиса мне даже не хотелось идти п**дить непись. Такой был благодушный, что готов был просто рукой махнуть — нехай развлекается идиотка, с меня не убудет, я всё вывезу, ибо могучий и талантливый.

Но Вивьен своей репликой не в тему выбесила меня конкретно и вернула с седьмого неба на грешную землю, где кругом пидарасы и всех надо е**ть, потому что иначе никакого порядка не будет.

Мы двинулись к «Апельсину», на полпути встретились с Доном и Сандрой. Дона сопровождала пара стражников.

— Тебя посетили те же мысли, что и меня, — сказал Дон.

— Да, только мои были более умными, — возразил я.

— Убеди?

— Убеждаю. Пошли во «Вспышку» и пожрём.

— Не убедил.

— Так ты ж не дослушал. Ну прикинь, забуримся мы сейчас в «Апельсин» всей ватагой и будем там сидеть. Сунет непись морду внутрь, увидит нас и сдристнет. Смысл? Нет, Донни, давай мы лучше притворимся, будто не в теме вообще. Пойдём и показательно-демонстративно зависнем в твоём годном кабаке. Может, Танигава мониторить будет. Увидит, что мы спокойно отвисаем, и побежит меня позорить. А мы где-то минут в пятнадцать десятого на цыпочках туда и ка-а-ак…

— Убедил, — нехотя признал Дон. — Пошли, действительно перекусить хочется. Весь день натощак, как топ-модель.

Во «Вспышке» было малолюдно. На меня многие смотрели с удивлением. Мы облюбовали столик в углу, официантка подогнала нам праведной жратвы и душевного пивка. Вечер начинался хорошо.

Я спросил себе пустую стопку и на глазах у удивлённого люда наполнил её ядом.

— Мёрдок, можно спросить, какого чёрта ты делаешь? — спросила Сандра.

— Видишь ли, обычная водка меня уже почти не забирает. А пока тут не появились наркотики, я вынужден крутиться как умею, с тем, что есть…

— Он вырабатывает иммунитет к ядам, — перебил Иствуд.

— Взял всю интригу порушил, ковбой, вот что ты за человек…

— Здрасьте, — нарисовался вдруг рядом Грой.

Вивьен выронила кружку — благо, та приземлилась на донышко и почти не расплескалась — и побледнела.

— Опять, — пролепетала она. — Опять всё сначала…

— На тебя я даже не смотрю! — повысил голос Грой, правда стараясь не смотреть на Вивьен. — Ты сдвинутая на всю бошку! Если б Мёрдок за тебя не попросил, я бы подал жалобу куратору, и тебя бы уже выпилили из проекта.

— Мёрдок, ты за меня просил? — изумилась Вивьен.

— Было дело, — сказал я, смутно припоминая разговор с Гроем в день выборов Донни. — Ну а как ты хотела? Я столько сил и ресурсов вложил в клавишницу, и вдруг её просто сотрут клавишей delete? На-а-а-а**й такие расклады. Но на будущее — веди-ка себя потише. Это за людей тут трясутся, а таких, как ты, могут действительно грохнуть в любую секунду. Грой, ты хотел чего?

Грой стоял за широкой спиной Коляна, и оба при этом вели себя совершенно спокойно. Видать, порешать успели взаимные обидки.

— Я просто заметил там, на улице, плакат, у тебя вроде выступление в «Апельсине», — пожал Грой плечами. — Думал, вдруг ты забыл.

— А ты, типа, моя секретарша?

— Мёрдок, я пытаюсь быть твоим другом.

— Рома, расскажи Грою, каково это — быть моим другом.

Рома медленно поднялся из-за стола и, набрав воздуху в лёгкие, заорал:

— Беги! Беги, если жить хочешь, дебилоид, ёпта!

И сел на место.

— Вот видишь, Грой, — кивнул я. — Я ж с тобой — как с родным.

Офигевший Грой тряхнул головой и поманил меня пальцем.

— Можно тебя на два слова?

Колян напрягся, но я жестом показал ему — мол, успокойся.

— Пять минут, — сказал ребятам и отвалил в направлении Гроя, который подошёл к стойке.

— Мёрдок, на самом деле меня попросили передать тебе вот это. — Грой протянул мне сложенный вчетверо листок бумаги.

Я внутренне обрадовался, что Доброжелатель наконец решил прислать весточку, и даже не задумался, почему он передал эту самую весточку через Гроя. Взял, развернул.

«Мёрдок, поднимись в комнату номер три, и ты получишь в два раза больше, чем смеешь мечтать».

И всё. Ни подписи, нихрена.

Многообещающе, однако. Если я хочу, чтобы кто-нибудь разобрался с Танигавой, а получу в два раза больше — это что значит? Значит, Танигаву клонируют, а потом грохнут обеих у меня на глазах? Прелестно!

— Добро, — сказал я. — От души, глиномес.

— Почему-то когда ты произносишь это слово, за ним чувствуется такой подтекст, что мне очень хочется сломать тебе челюсть, — задумчиво произнёс Грой.

— Ты попробуй. Тебе понравятся последствия, — похлопал я его по плечу.

Грой посмотрел на мою руку, и в его взгляде отчётливо читалось желание её сломать. Но ответил он на удивление спокойно:

— Нет, спасибо. Я работаю над собой. Хожу к психологу.

— К ху… Чего?!

— Это не официальная должность. Вообще, он жрец. Но при жизни был психологом. И согласился со мной работать.

— Любить-обнимать, как же тут всё весело-то, и с каждым днём всё веселее…

— Мне как-то нужно было справиться с агрессией. Кстати, если хочешь, я дам тебе адресок. Поверь, Мёрдок, тебе тоже есть над чем поработать. И даже не «тоже». А в первую очередь.

— Не в этой жизни, Грой, — улыбнулся я ему и пошёл к лестнице.

Странно это всё-таки. К чему такие загоны? То он под покровом тёмной ночи в курильне без палева встречается, то в кабаке стрелу забил в самом разгаре рабочего вечера. Ладно. Жираф большой, ему видней.

Первая комната — моя, вторая — Иствуда, третья — вот она. Я толкнул её ногой, шагнул внутрь, уже готовый сказать что-нибудь вроде: «Х*ли ты себе думаешь, пидор, я с тобой тут в бирюльки играть буду?!» — или ещё что-нибудь такое же нейтрально-приветственное, без агрессии.

Но, войдя, я моментально срисовал, что никакими пидорами тут и не пахнет. Пахло совершенно иными делами, принипиально противоположными.

— Привет, Мёрдок! — хором пропели Даниэлла и Присцилла, стоявшие на коленях в обнимку на кровати, вытащенной на середину комнаты.

— А где мужик? — вырвалось у меня.

Дверь захлопнулась у меня за спиной.

— Вот он и пришёл, — ухмыльнулась Присцилла. — Мы тут работаем над одним проектом, и нам бы не помешала помощь. Мы сразу же подумали о тебе.

Старею, видать. Только сейчас смекнул, что девки-то голые. А может, секунду назад они ещё и не голые были? Тут-то это дело простое и быстрое. Бах — и в инвентарь шмотьё.

— Где, б**дь, мужик, который прислал записку?! — потряс я в воздухе бумажкой.

И сам опустился на колени, чтобы заглянуть под кровать.

— Мёрдок, ты совсем рехнулся? — спросила Присцилла. — Это я прислала записку.

— Ты? — Я встал, уставился на неё. — Нахера?

— Он тупой, — вздохнула Даниэлла.

— Ничего, нам от него мозгов и не нужно. Снимай штаны, Мёрдок. Увы, ментальную магию создатели заблокировали, но перед тобой две голые красотки. Неужели тебе нужна дополнительная мотивация?

До меня дошло раз. Потом — два. Потом — три.

Потом я улыбнулся и закрыл дверь на задвижку.

— Ну, что ж…

TRACK_44

— Что ты делаешь, грёбаный психопат?!

— Комната. Залита. Кровью! — пропел я нежным голосом, удерживая заломленную за спину руку Присциллы. — Я. Занимаюсь. Любовью.

Где-то сзади корчилась и стонала Даниэлла, пришпиленная к стене Мечом Священной Войны. Присцилла от этого так охерела, что не успела даже ничего сделать. Я заломил её руку, нагнул над столом и пристроился сзади. Пока ещё одетый.

— Ну что, шалавы? Которая из вас японка?

— Мёрдок, ты поехавший вообще! — взвыла Присцилла.

— Мне что — угадывать? Это ведь ты? Это ты, сука? Щас я тебе глотку перережу — и всё ясно станет!

— Боже, какая боль! — простонала Даниэлла. — Как мне этого не хватало!

— Что? — удивилась Присцилла. — Ты что — тоже поехавшая?

— А ты не знала? — усмехнулся я. — Она — «садо-мазо» в глубокой завязке. Но, я смотрю, в традишку один хрен не ушла.

— Я развяжу-у-у, — отозвалась Даниэлла. — Боже, это что-то гораздо большее, чем оргазм, это мучение и поэзия, это страх и отчаяние, смерть, холод, жар и жизнь одновременно. Мёрдок, подвигай во мне мечом, пожалуйста!

— Превратись в Танигаву — подвигаю, — сказал я.

— Я не умею! — взвыла она в отчаянии.

— Ну так и виси, как дура, не отдвиганная. А я пока твою подружку развлеку.

— Я не такая! — завизжала Присцилла.

— Ты ждёшь трамвая?

— Какого ещё, на**й, трамвая?! Тебя позвали нормально потрахаться!

— Нормально потрахаться? Ты меня совсем за е**ана держишь? Инга, Сэнди, теперь ещё вы двое? Я, поверь, не всегда х*ем думаю. Понравилось меня резать, а, шалава?! А теперь давай поквитаемся.

В свободную руку мне прыгнул кинжал, который я намутил в Яме. Острием я пощекотал рёбра Присцилле. Та заизвивалась и завизжала.

И в этот момент дверь вылетела от могучего удара.

— Что здесь, собственно… Ё-ё-ё-ёб… — осекся Дон.

Вслед за ним в помещение вошли двое вышибал. Они, не говоря ни слова, схватили меня под белы рученьки и поволокли к выходу. Собственно, это был их святой долг — вышвырнуть из кабака зарвавшуюся пьянь, даже если это управляющий.

Однако навстречу им шагнули двое стражников, которых Дон так и таскал за собой.

— Господин Мёрдок, вы арестованы за нанесение тяжких телесных повреждений! — произнесли они.

И тут началось примерно то же, что происходит, когда ставишь на один комп два и антивируса.

Вышибалы тащили меня на выход. Стражники пытались меня отнять у вышибал. Одновременно достичь желаемого они не могли. В какой-то момент стражники выхватили мечи и попытались зарубить вышибал.

Вышло херово, однако у вышибал включился второй режим, приоритетный: защита себя. Они отпустили меня и начали п**дить стражников. И те, и другие сражались с каким-то вселенским охерением на лицах.

— Отставить! — гаркнул Дон. — Не арестовывать Мёрдока!

— Есть! — замерли стражники и немедленно наполучали по е**лам.

Дон отчаянно пытался утихомирить тех и других. А я встал, отряхнул плащ — как всегда, безупречный. И немедленно получил по морде от одетой Присциллы.

— Дурак! — всхлипнула она. — Скотина и козёл, у меня теперь комплексы насчёт групповухи, я никогда больше не решусь!

Выбежала прочь.

Я проводил её взглядом. Хм… Ладно, эта настоящая. Теперь разберёмся с другой.

Даниэлла так и стонала у стены. Если смотреть исключительно на её верхнюю половину, можно было подумать, что девушке кто-то умело исполняет языком. Бр-р-р, жуть-то какая.

Я выдернул из неё меч, и Даниэлла со стоном разочарования упала на пол.

— Ты чё, реально не Танигава? — спросил я.

— Не-е-ет, наверное, — простонала она. — Боже… Мёрдок, я тебя люблю.

— Да это-то понятно, меня все любят. Ладно, ты, это… Не обижайся, вот. Я обознался малёху…

— Обижаться? — Она посмотрела на меня сияющими глазами. — Ты вернул меня к жизни. Ты вернул мне жизнь! Я… Я вернусь к Вейдеру.

— П**дец, — от души прокомментировал я ситуацию. — Прими мои искренние соболезнования.

И, убрав в инвентарь меч, достал вместо него бутылку крепкого. Приложился на минутку.

— Мёрдок, какого хера это было?! — вернулся в комнату Дон. — Господи… Девочка, прикройся! Ты в порядке? Нужно принести зелье лечения…

— Ничего не нужно! — оборвала его Даниэлла. — Прошу, просто оставьте меня одну, с моей утихающей болью!

— Пошли, Донни, она е**нутая, — сказал я и потащил Дона к выходу.

— Она? Она е**нутая?! Ты чуть двух человек не убил, Мёрдок!

Выйдя в коридор, я прикрыл за собой дверь и уставился на Дона.

— Дон, ну ты сам посуди. Меня позвали трахаться две голые девки.

— Разве это не обязательный пункт в твоём расписании на среду?

— Так-то да, но сегодня-то пятница.

— Н-да…

— Я заподозрил неладное. Будь она одна — я бы просто был настороже. Но две… Я решил одну обезвредить, а вторую пытать. Согласись, логично?

— Мёрдок, это ненормально.

— А тебя, Донни, когда-нибудь кромсали кинжалом ассассина? Это больно, Донни. Это п**дец как больно. А уж обидно — спасу нет.

— Было пару раз, — понурился Дон. — Правда, в квестах… Н-да, пожалуй, я всё же тебя понимаю.

— И не трахал я Присциллу, вот те крест!

— Да плевать мне на Присциллу. Чёрт, надо скорее решать этот вопрос, пока ты совсем с катушек…

— Господин Мёрдок?

Я подскочил на месте, повернулся и увидел почтальона. Того самого, что прислал мне картину от Дерека.

— Тебе х*ли надо?!

Пацан, как и в тот раз, быстро припух и огорчился. Вытащил из сумки пакет. Всё повторялось…

— Чего там, ещё одна картина, что ли?! — нахмурился я.

— Не знаю, — набычился в ответ почтальон. — Получите, у меня смена заканчивается.

Я получил. Сорвал обёрточную бумагу и тут же заорал:

— Донни, держи этого пидора!

Дон, бывалый вояка, среагировал раньше, чем осознал. Перехватил почтальона и повернул его ко мне лицом.

— Это, б**дь, что?! — рявкнул я, тряся перед очумевшей почтальонской рожей зеркалом. — Зеркало? Зеркало, б**дь?! На что намекаешь, сука? На двойника намекаешь?!

— Я не понимаю, о чём вы говорите! — визжал почтальон.

— Щас ты у меня всё поймёшь, — призвал я арбалет. — Я тебя в подушечку для иголок превращу, мразота японская!

— Мёрдок, прекрати! — Дон, сообразив, что к чему, отпустил почтальона, и тот стремительно сдристнул вниз по лестнице. — Хватит кидаться на людей, так ты ничего не добьёшься.

— Да он же намекает! — заорал я.

— Дай сюда. Тут сзади что-то написано.

Дон забрал у меня зеркало и перевернул.

«Коснись поверхности большим пальцем правой руки, и появится меню, — прочитали мы хором. — Доброжелатель»…

— Хм, — сказал я. — Н-да… Ладно, надо, наверное, извиниться перед парнишкой.

— Давай только не сегодня, хорошо? Если ты начнёшь его преследовать с мечом и арбалетом и требовать принять извинения, это всё закончится очень плохо.

— Мудро гутаришь, Донни. Ладно, который там час? Е**ть мой х*й, Дон! Почему ты не сказал, что уже девять? Срочно валим в «Апельсин», и таки кого-то я этим вечером всё-таки отп**жу!

TRACK_45

Зеркало я на ходу закинул в инвентарь. Мы с Доном слетели вниз по ступенькам и буквально столкнулись с нашей бандой, которая начала испытывать беспокойство и собиралась ломануться наверх, выяснять, куда мы подевались.

— Мёрдок, во что ты опять влип? — спросила Сандра. — Почему Присцилла убежала в слезах?

— Купила акции МММ и всё проссала, — отмахнулся я. — Чё вы таращитесь? В «Апельсин» погнали!

Мы погнали в «Апельсин», много нас, а он один. На улице мне показалось, как будто откуда-то веет тёплым ветерком. Может, весна крадётся? А было бы в тему. Хотя мои доходы с лесопилки резко упадут, конечно, но это фигня. Я и без лесопилки неплохо устроился. Щас ещё альбом выйдет, потом концерт в реале. В общем, чуется мне, скучать не буду. А холодина — реально напрягает уже.

— Мёрдок, — остановил меня у самого входа в «Апельсин» Дон. — Слушай меня внимательно. Не вздумай устраивать кровавую бойню у всех на глазах.

— Устраивать кровавую бойню у всех на глазах, — послушно повторил я. — Замётано, Донни!

— Мёрдок, я серьёзно!

— Так ведь и я ни**я не шучу! Ты с этой хернёй ни разу не сталкивался, ты вообще не представляешь, о чём говоришь.

— Мёрдок прав, — вмешался Иствуд. — Лично я начал бы палить сразу же от входа. А когда у меня закончатся патроны — рекомендую навалиться толпой и рубить эту мразь, пока запас сил не иссякнет.

Дон очумело крутил головой. Я кивнул, подтверждая слова Иствуда.

— Это лютая херь, Донни. Даже не надейся сделать всё без шума и пыли. Бойня — будет.

— Ладно, — пробормотал Дон. — Может быть, хотя бы после такого создатели заинтересуются этим делом всерьёз.

— А ты с ними говорил? — спросил я.

— Говорил. Дежурные ответы: «Мы проверим, мы примем меры…»

— Угу, «ваш звонок очень важен для нас, пожалуйста, не кладите на нас х*й». Ладно, сколько там у нас времени? Двадцать минут. Ну чё, ребята, погнали? Три-четыре, три-два-раз!

На счёт «раз» я первым отважно ворвался в кабак с арбалетом в одной руке и Мечом Священной Войны в другой.

— Всем оставаться на местах, это кровавая бойня! — заорал я.

В кабаке до этой поры гудела человеческая речь, но теперь она затихла. Все смотрели на меня. А я прям чувствовал себя Ван Хельсингом. Ещё б шляпу у Иствуда сп**дить, но не всё сразу. Надо иногда и честь знать.

— А вот и о-о-он! — провозгласила какая-то бабень, которой я знать не знал, и начала хлопать в ладоши.

К ней подключились все остальные. Потом начали скандировать:

— Мёр-док! Мёр-док!

Я смотрел на сцену. Она была совершенно пуста, если не считать стул. Ну а кто вообще стулья за людей считает?

Ничего не понимая, я убрал пока в инвентарь оружие и, дождавшись, пока аплодисменты чуть приглохнут, громко спросил:

— А где Мёрдок?

Зал заржал.

Надо же. Вот станешь героем — и над твоими шутками все ржут, даже если ты не шутишь нихера.

— Мёр-док, Мёр-док! На сце-ну!

— Кажется, до меня дошло, — сказал я, повернувшись к своим. — Эта мразь решила меня подставить. Она знала, что я сюда ворвусь, и мне придётся подняться на сцену. Думала, что я буду не готов, устану после записи и облажаюсь. Так вот: я не облажаюсь! Сэнди, держи тираж. Продавай пластинки всем. С ценой сама разберись, я в этом не соображаю. Всё, пацаны, я пошёл сражать публику. Нопасаран!

И, призвав гитару, я поспешил на сцену.

Сел на стул, отрегулировал высоту микрофона.

— Здравствуйте, счастья вам! — поздоровался.

Мне тепло и добродушно похлопали.

Бля… А чего им петь-то реально? Наша основная программа под акустику — ну, такое себе.

— Сегодня вам будет представлена уникальная и на**й никому не нужная программа «Старое и неизвестное», — сказал я.

Про «на**й никому не нужная» — это я мысленно сказал, чтоб не смущать публику. А потом — заиграл. И запел.

Выдал всё, что тут успел насочинять, и что плюс-минус относительно вменяемо. И про «бесправные винтики», и про «фальшивое солнце», и ещё многое другое. «Фальшивое солнце» народу особенно зашло, три раза повторить просили. Я и повторял, мне не жалко. Один хер материалу мало, хоть так растянуть.

Краем глаза я видел, что к Сандре народ потихоньку тянется, и пластинки неплохо берут. Ну, похоже, вечер начинает удаваться. Песни вот только заканчиваются.

— Мы сейчас работаем над альбомом, — объяснил я. — Скоро закончим, и будет презентация. А потом ещё будут всякие разные весёлые сюрпризы от нашей офигенской группы. — Это я вспомнил про концерт в реале, но решил пока не спойлерить.

Толпа радовалась и хлопала.

— А сейчас исполню несколько не своих, но тоже очень хороших песен.

И я выдал программное. «Про дурачка» и «Всё идёт по плану». «Кончились патроны» и «Доброе утро». «Yellow submarine» и «Hard day’s night». Последнюю спел особенно душевно, с тонким намёком, что пора уже расходиться по домам и трахаться.

Я встал — меня усадили. Мне налили. Ко мне выстроилась очередь за автографами. А когда всё, наконец, закончилось, я оказался нос к носу со своей хмурой бандой.

— Нормальная тема! — Рома взял на себя роль рупора общественного мнения. — Ты, типа, один такой крутой, сидишь, пластинки подписываешь, а мы, типа, так, погулять вышли?!

— Ромул, не пори чушь! — вмешался Иствуд. — Разве не очевидно? Эта тварь именно того и хотела. Она пытается нас поссорить, хочет развалить группу. Непонятно, правда, зачем.

— Чушь?! — буквально подпрыгнул Ромыч. — Да мы, ващет, альбом писали вместе! А это чё?! — Он потряс у меня перед носом пластинкой. — Чё это за херня с двумя песнями, а одна вообще хэзэ какая, мы её не делали!

— Это сингл называется, — объяснил я. — Не тупи, Ромыч. Вот наша песня, которую мы двигаем, самая основная. А би-сайд — это добивка, чисто для равновесия.

— Какая, на**й, ещё «би»?! — заорал Ромыч. — Ты меня пидором, что ли, назвал?

— Слышь, олень, уймись!

— Я олень?! Х*ли ж ты один автографы тогда раздаёшь? Х*ли мы не вместе играли сейчас, а?!

— А ты бы на месте Мёрдока что делал? — спросила Сандра Рому. — Ну извини, ты тоже тут сидел, но к тебе за автографом никто не подошёл. Это было спонтанно.

— Да и пошло оно нахер! — Рома, психанув, развернулся и выбежал из бара. А я слишком задолбался, чтобы идти за ним и уламывать, как бабу.

— Я тоже пойду, — сказала Вивьен извиняющимся тоном. — Лично я, Мёрдок, против тебя ничего не имею, но если не займу сторону Ромы, то он на меня обидится, а у меня не так много средств для примирения и, боюсь, большую их часть он уже…

— Да вали ты уже, — отмахнулся я.

Вивьен ускакала.

— Плохо дело, — сказал Дон. — Что бы ни замышляла Танигава — она на шаг впереди нас.

— И у неё получается рушить группу, — с грустью подтвердила Сандра.

— Ты про Ромыча? — спросил я. — Забей, проспится — нормально всё будет. Я утром зайду, вломлю ему.

TRACK_46

Утром, часов в двенадцать, я отправился вломить Роме. Шёл через город и наслаждался предчувствием весны. Тёплый ветерок, почудившийся ночью, нифига не почудился, был настоящим и к утру окреп. Кое-где капало с крыш, чирикали нарисованные птицы.

А вот интересно, не додумались ли наши набольшие старосты… Тьфу, во меня нахлобучило. Наши «создатели» не додумались ли оцифровывать мозги животных? Ну а чё? Всё реалистичней будет. Коню, например, разве не похер — реальный он или виртуальный? Скачи себе да скачи. Ржи.

Проходя мимо очередного домика, я вдруг остановился и прислушался. А потом, привстав на цыпочки, заглянул через забор.

Окно было открыто. На кухне возилась с нарисованными продуктами какая-то неизвестная мне девица с нестандартным лицом — в смысле, скопированным из реала, а не конструкторским. Симпатичная блондиночка.

На подоконнике стоял патефон и пел. Блондиночка подпевала:

— Сон, от которого мы не очнёмся, нас согревает фальшивое солнце…

Тьфу ты!

Я опустился с цыпочек обратно на полную стопу и выразительно покрутил пальцем у виска. Забор принял информацию к сведению.

Пока шёл через квартал, я услышал эту песню ещё три раза из разных домов. «Фальшивое солнце». Нет, люди положительно не шарят, чего им следует слушать. Нужен кто-то, чтобы объяснять. Нужен… Нужен критик, да. Музыкальный критик. Кого я могу сделать музыкальным критиком? Коляна, что ли? Ну а чё, пусть туда свою кипучую энергию направляет. Кроет х**ми всех, кто не «Благодарные мертвецы».

— А ведь это мысль, — сказал я, остановив на скаку коня, везущего хворосту воз. — Х*ли мы тут как в тундре сидим, ни тебе газеты, ни тебе х*я? Надо развивать инфраструктуру, если, конечно, я правильно понимаю значение этого слова.

— Прошу прощения, господин, — сказал неписаный водитель кобылы, — вас не затруднит пропустить меня?

— Да не вопрос, братуха, — подвинулся я. — Считай, что ты родился пропущенным.

— Благодарю вас, господин.

Мужик тряхнул вожжами, и коняга пошлёпала дальше, повлекла за собой сани. Я проводил из взглядом.

Не… Вряд ли будут реальных зверей оцифровывать. Это ж звери. Это ж какой шум поднимется. Зверюшки ведь согласия не давали, это нарушение прав животных, это ай-яй-яй и ой-ёй-ёй. Это с людьми можно любую х**ню делать, а зверюшку трогать не моги.

Если вдуматься — не маразм ли? Какая-нибудь белка прогрызёт себе дупло в дубе — и п**дец, этот дуб сразу — национальное достояние. Златую цепь повесим, охрану поставим, кто на эту белку косо посмотрит — расстрел на месте. Природный заповедник, х*ё-моё…

А человек? Попробуй сделай себе дупло, давай, сруби в лесу пару деревьев, построй хижину! Да отъ**ут же. Сперва в тюрьме сгниёшь, потом штрафы выплачивать за**ёшься.

Тигр захотел жрать — сожрал антилопу, и все в трусы кончают от умиления. Ах, какой он молодец, ах, природа! А ты — поди, сожри антилопу? Да тебя от**бут немедленно, в тюрьме сгниёшь, потом штрафы выплачивать за**ёшься.

Интересно, если на нашу планету смотреть из космоса, виден транспарант: «Спасите, я населена долбо**ами!»?

В общем, мне в жизни, считаю, повезло. Я большую часть этого идиотизма про**ал, бухая и торча, а когда лимиты закончились — я и помер. Зато теперь вот в идиотизме по уши, уже даже привыкать начал. Как там в пословице… С волками жить — волчиц е**ть.

— Ромыч! — рявкнул я уже от калитки и распахнул её ногой. — Какого х*я не пришёл в пять утра с докладом?!

В переговорах главное ведь — что? Главное — сразу же деморализовать противника, чтобы он вообще ни**я не понимал, что происходит. А пока он в растерянности — херачь его стальными аргументами, пока не обсерется.

Рома оказался во дворе, очень удачно. У них с Вивьен была романтическая веранда, где они и сидели за столиком, завтракая на утренней прохладе зарождающейся весны. Рома застыл, не донеся до рта бутерброд, а Вивьен застыла, наливая ему чаю. Оба уставились на меня.

— Чё, бля? — переспросил Рома.

— Война войной, а доклад — по расписанию, — отрезал я, подошёл к столу и окинул его взглядом. — Что жрём? Невкусно. Но ладно, не буду оскорблять отказом. Где моя кружка?

Рома отложил бутер и начал краснеть от сдерживаемой ярости. Впрочем, сдерживал он её недолго.

— Слышь, ты попутал ваще или чё? Это мой дом, х*ли ты сюда припёрся, как так и надо? Тя на штраф подписать, или чё, ай, бля-а-а-а!

Рома взвыл и подскочил. Вивьен, увлёкшаяся нашей беседой, так и стояла с чайничком. Перелила, и горячий дымящийся чай потёк Ромычу на яйца.

— Вот так вселенная наказывает каждого, кто на меня п**дит, — сообщил я и подвинул к себе Ромину чашку. — Ты, Ромыч, чё, обиделся, что ли? Ты, Ромыч, не обижайся!

— Нахер пошёл! — Рома указывал мне на калитку, а Вивьен тем временем стояла перед ним на коленях, видимо, пытаясь как-то нейтрализовать последствия своих действий.

Пыталась очень интенсивно и рьяно. Рома очень хотел выгнать меня непреклонно, но не мог не среагировать на действия Вивьен. Дёрнулся, опустил голову и прикрыл мотню руками.

— Вив, ты чё?

— Дай, поцелую, где болит, родной…

— Слышь, да хорош, ну чё ты!

Эх, милые бранятся… Ну а я пока бутер сожру под чаёк. Бутер — ничё такой, с рыбкой красненькой. Чаёк — не мой любимый напиток, но на холодке — то, что доктор прописал. Да и вообще, пора бы уже оставить в прошлом привычку начинать бухать с утра. Хочется хоть пару песенок попробовать трезвым записать. Если уж в реале не получилось, так хоть тут-то должно.

— …не прав.

Я моргнул и вышел из задумчивости, уставился на эту сладкую парочку.

Рома стоял в охерении, а Вивьен своим нежным голоском продолжала копать ему могилу:

— Мёрдок — фронтмен группы. Быть в центре внимания — его работа. Так всегда будет, Рома, с этим нужно просто смириться. Я понимаю, тебе тяжело, ты ещё молод, и…

— Да пошла ты на**й! — заорал Рома. — Ты чё, на его стороне, что ли?!

— В том, что касается музыки — да. Я хочу продолжать играть в группе. Но надеюсь, это никак не повлияет на наши…

— На**й! — Рома, как школьница в белой юбке, у которой внезапно начались первые в жизни, сорвался с места и хлопнул дверью.

— Ну п**дец, Вивьен, — прокомментировал я, жуя бутерброд. — Вот веришь нет — ни разу не помогла переговорам. Теперь чё? Ещё сутки ждать, пока он наплачется?

— Ну, по крайней мере, он ушёл, — сказала Вивьен, повернувшись ко мне. — И мы остались вдвоём.

Она оперлась руками о стол, наклонившись так, что под кофточкой я видел её телесное богатство.

— В… смысле? — переспросил я. — Не понял…

— О, брось, всё ты понял.

Но понял я слишком поздно. За миг до того, как кинжал ассассина вонзился мне в грудь и раздался знакомый хохот Танигавы.

TRACK_47

Всё-таки когда тебя режут больше двух раз за неделю, начинаешь привыкать.

Ну, вот эти все, интеллектуалы, которые из квестов не вылезают, например. Их разве удивишь особо ударом по е**лу? Да нифига. Они каждый день получают так, что мама дорогая. И закатают тебя в асфальт одной рукой, другой продолжая наливать себе пивасика.

Я, конечно, больше музыкант, чем задрот, но рефлексы и у меня уже выработались.

Так, прощёлкать кинжал в грудине — это, конечно, не айс. Но я жив, пусть и пятьдесят процентов здоровья как корова языком слизала. Танигава, похоже, не стремилась меня убивать. Умру — отправлюсь на респаун, а туда она пока доберётся, я уже подготовлюсь всесторонне.

Нет, эта сука работала по одной и той же схеме. Она застигала меня врасплох, после чего изгалялась долго и с наслаждением.

Ну… Сейчас посмотрим, кто кого, зачем и почём.

Я призвал в левую руку арбалет, в правую — Меч Священной Войны.

Танигава, судя по вытянувшейся роже, такого не ожидала. Но когда я выстрелил практически в упор, успеладёрнуться, и болт, который я планировал загнать её между глаз, прошил щеку.

Мразь взвизгнула.

Я махнул мечом. И опять — удачно. Да, Танигава отскочила, но зацепить я её успел неплохо.

Правда, никаких циферок я не увидел. А должны, должны быть циферки! Мы же в виртуале! Тут как начнёшь кого п**дить — сразу циферки. И тебе нанесённый урон, и приобретённый опыт, и штраф, и всё на свете.

Мож, я сплю, и мне всё снится?! Бля, сон в виртуале — это та ещё дичь неизученная.

— П**да! — сказал я и одновременно со словом выплюнул сгусток крови.

— Кто из нас двоих п**да? — ухмыльнулась Танигава своей, загримированной рожей. — Тот, в кого больше тыкают?

Херасе, быстрая какая! Вот этот выпад я вообще чуть не проморгал. Надо, пожалуй, иногда всё-таки подкачивать боевые навыки. На кошках, там, тренироваться. Вот на такой вот всякий пожарный случай.

Впрочем, хотя у Танигавы со скоростью всё было в полном порядке, боевыми навыками она тоже особо не страдала. Мы были плюс-минус на равных. Что я махал мечом, как дубиной, что она — кинжалом. Но если б в реале этому тоненькому кинжальчику уже п**да пришла, или тонкая ручонка девушки уже бы переломилась отражать мои молодцеватые удары, то в виртуале мы херачились и херачились.

От каждой её атаки, даже успешно отражённой, с меня списывалось два-три ХП, с неё же, согласно информации моего интерфейса, не списывалось нихера. Мы кружили по стрёмному Ромкиному садику, в котором ещё ничего не выросло (он ведь дом только зимой отстроил) и продолжали бой, в котором не было ни малейшего смысла.

— Я всегда буду рядом, — прошипела Танигава. — Ты не спрячешься и не защитишься. В каждой встречной ты будешь всегда видеть моё лицо, ты сойдёшь с ума, Мёрдок!

— Напугала ежа голой жопой! — прохрипел я, плюясь кровью. — Да я на дню по двадцать раз с ума схожу.

Она захохотала.

— Мёрдок, сука, ты вообще охерел?! — выскочил из дома Ромыч с мечом и кинулся на меня.

Вот это номер, вот это поворот. Если этот мандюк по тупости тоже начнёт меня п**дить — тут-то мне и хана. Категорическая и беспощадная хана!

А Ромыч, по ходу, именно это и имел в виду. Танигава менялась не полностью. У неё сейчас было только лицо Танигавы, с боевой раскраской. А волосы и одежда остались от Вивьен. Рома же видел её со спины.

Я хотел было что-то ему сказать, но только грустно каркнул, как ворон в детском стишке про то, как мужик накурился и залип на птичку.

Танигава сверкала б**дскими глазёнками, предвкушая кровавую расправу над моим бренным телом.

Рома занёс меч, рубанул. Я только что отвёл удар Танигавы, встретил его удар. Рому аж развернуло — я таки был посильнее пацана.

Развернуло удачно — он увидел лицо Танигавы.

— Какого ху…

Кинжал стремительно метнулся к нему. Рома, не будь дурак, отмахнулся мечом. Я, почуяв перевес, тоже поспешил ударить. Жахнул прям по башке охеревшей неписи. Ну же, бля, будет там хоть какой-то ущерб?!

Хер-то там.

Только болт мой так и торчал за щекой у Танигавы. И почему у меня вечно всё само собой так двусмысленно получается? Я ведь не специально стараюсь, ну честно…

Взвизгнув, Танигава отскочила. Мы с Ромой стояли, приходя в себя каждый после своей меры стресса.

— Я вернусь, сукин ты сын! — взвизгнула Танигава. — Вернусь, когда ты будешь меньше всего этого ждать!

Она прыгнула. Бля, хорошо если не взлетела. Вжух — и на крыше. Оттуда — вжух! — и вообще хер знает где. Женщина-мандавошка, блин.

— Медс, это чё за херня? — посмотрел на меня огромными глазами Рома. — Это в смысле… А где тогда Вивьен?

— Вот же ж ты уе**нь, — вздохнул я. — Дорогой друг и любимый начальник стоит с дырой в груди, чуть не подыхая, а тебе лишь бы о бабе своей печься!

Впрочем, ругался я больше для порядка. Мне тоже было интересно, куда эта отмороженная сука спрятала Вивьен. И спрятала ли… У меня так и не получилось выяснить, что происходит с обретшими независимость неписями, если их убить. А ну как ничего не происходит? Ну, в смысле, убили и убили?..

Рома виновато посмотрел на мою рану и буркнул:

— Больно, да?

— Щекотно, — огрызнулся я. — Пошли в дом. Обыщем.

TRACK_48

Грёбаный ты кинжал отсосина… Вот сейчас-то я от души оценил подлость этого оружия. Может, Танигава его улучшила как-то, конечно, потому что раньше я такого эффекта не замечал. Здоровье медленно и нудно продолжало убывать. Рана продолжала ныть и не затягивалась. Силы — тоже падали.

В общем, я из бодрого и готового к любым подвигам рок-музыканта превратился в мрачную и унылую тень собственного хера, шатающуюся по Роминому дому, заливающую всё кровью и мечтающую всех убить.

Мы обшарили всё сверху донизу, включая подвал. Вивьен не было. Тогда я собрался с силами и заговорил с Ромычем, сидя у него в кухне на стуле:

— Ты её е**л ночью?

— Вивьен? Типа да, а чё?

— Ну поздравляю, ты е**л не Вивьен. А заодно поздравляю с лишением девственности.

— В смысле? Я ж давно…

— По правильным понятиям, с одной бабой — это не считается. Вот когда вторую отодрал — тогда уже серьёзный человек, можно разговаривать.

— Бля, Мёрдок, по-твоему, меня сейчас вот это е**т?!

— А чё ты от меня-то хочешь, малой?

Рома, психуя, метался по кухне из стороны в сторону, пока я грустно трогал пальцем свою рану. Кровить перестала — и на том спасибо. Но в целом, ситуация, конечно, п**дец ещё тот.

— А если и вчера это была не она? — высказал Рома страшное предположение.

— Нет, вчера — точно она была.

— Откуда ты знаешь?

— Она песню сочинила. Пела. Я видел, как её прёт. Такое не симулировать. А если человека в группе так прёт, он не будет резать меня, начальника этой самой группы. Нелогично. А неписи должны хоть чутка с логикой дружить.

— Вив не дружит.

Я вспомнил, что эта Вив пару месяцев назад учудила с Коляном в Яме и содрогнулся. Так-то да, от этой шамотры можно чего угодно ожидать, хоть инопланетян, хоть второго пришествия.

— Короче, берём за аксиому, что вчера она была — она. Значит, Танигава её устранила, когда ты уснул. Ты во сколько уснул?

— Хэзэ… Часа в три, наверное.

— Угу… Ладно. Далеко бы она её не утащила. Ты подвал точно внимательно осмотрел? Картошку перебрал?

— Какую ещё, на**й, картошку?!

— Ясно. Пошли наружу.

Снаружи я внимательно осмотрел дворик, не нашёл ничего интересного. Тогда я обошёл дом. Рома прилежно топал за мной.

— Опа, — сказал я, споткнувшись о лопату. — Твоя?

— Нет, на**я мне лопата! — удивился Рома.

— Теперь твоя. Бери, юнга, сейчас приобщу тебя к сельхозработам.

Задний дворик был — одно название. Будь это мой дом, да в реале, я б сюда ходил поссать. Полтора шага от стены дома и до забора. Зато сразу видно, где участок земли неаккуратно присыпан лежалым ноздреватым снегом.

— Копай, — сказал я и вынул из инвентаря некогда стыренный у Сандры стул. — А я покурю покамест.

Пока Рома копал, я курил и угарал с того, что дым выходит у меня из дырки в груди. Угарая, я ещё и думал, ибо был гениален. И понял одно: Сандру надо прессовать всерьёз. Вот прям брать — и прессовать. И не отступать ни при каких обстоятельствах, не соглашаться ни на какие компромиссы.

— Всё равно всё из-за тебя! — пёрднул вдруг стоящий по колено в яме Ромыч.

— Чё сказал такое? — просипел я.

— За тобой эта херня охотится. И Вивьен из-за тебя пострадала.

— Слышь, Ромыч, ты уже вообще о**ел, что ли?

— А чё, чё-то не так ска…

Тут он заткнулся, потому что лопата ударила во что-то плотнее земли, и это что-то приглушенно мяукнуло.

— Ага, а вот сейчас ты своей благоверной лопатой в репу засадил из-за меня, — подколол я его. — Всё из-за меня. И яблоко Еве тоже я втюхал. Незадорого.

Но Ромыч меня уже не слушал. Понятно, кого волнует, чего там п**дит Мёрдок, когда есть баба!

Вивьен лежала под землёй совершенно невредимая, бережно связанная и полностью голая. Одежду, надо понимать, позаимствовала у неё Танигава.

— Какой кошмар! — весело сказала Вивьен, когда Рома вынул кляп у неё изо рта. — Я думала, что так и останусь там, под землёй, навсегда!

— А чё радуешься-то? — спросил я.

— Что не осталась!

Довольный исходом Ромыч поволок её в дом — одеваться. Я же добил сижку, бросил окурок в могилу Вивьен и вздохнул.

Запись сегодня, по ходу, накрывается. Я не в голосе от слова совсем. Итого, если начать завтра, то до собеседования с братом у нас останется три дня. Три дня, пять песен. Простых песен. Должны успеть.

Однако если Танигава будет продолжать строить козни, то хер его знает, сколько мы ещё времени потеряем.

— Ромыч! — прокаркал я, обойдя дом. — Я ушёл!

— Вали! — донеслось приглушенно из дома.

— Сандру найди и передай, пусть ко мне зайдёт.

— Я те чё — мальчик на побегушках, что ли?!

— Ромыч, б**дь! Не выводи меня, а?

Я торопливо шагал домой и проклинал себя последними словами. А всё почему? А всё потому, что вчера я опять, как последний е**ан забыл про Доброжелателя и его странную посылку. Дерьмо! Мёрдок, надо тебе как-то последовательность мышления качать. А у тебя вообще такого навыка нет. Значит, придётся без цифры, в аналоговом режиме.

На пороге дома меня встретил Коляныч.

— Что ты, Коленька, не весел, что залупу ты повесил? — поприветствовал я его.

— Вейдер слился, — мрачно сказал Коля.

— Куда?

— От нас.

— О как…

— Вопиюще, — покачал головой Колян. — К нему вернулась Даниэлла, и он утратил интерес к революции.

— Нутк. Все революции делаются от недотраха, Колян. Я ж тебе давно говорю: давай тебе бабу найдём, а? Мужчина ты видный, совершеннолетний. Да с тобой любая пойдёт, а хочешь — сразу три-четыре.

Говоря, я поднимался по лестнице к себе.

— Не до баб мне сейчас, батя, — шагал следом Колян. — Ячейка распадается.

— Да и х*й на неё, значит. Пусть себе распадается, а ты пока с бабами подружишь. А там уже виднее будет.

На пороге своей комнаты я заколебался. Захлопнуть дверь перед носом у Коляна было бы непедагогично. Ладно, чё… Какие у меня от него могут быть секреты?

— Заходь, — пригласил я. — Щас фигню одну побачим.

Я сел на кровать, Колян уселся рядом. Я достал зеркальце, коснулся его поверхности, и на нём правда появилось меню. Всего три кнопки. Одна — «Проиграть последнюю запись», вторая — неактивная — «Выбрать запись для просмотра», и третья — «Заблокировать экран».

Я тыкнул «Проиграть последнюю запись».

На экране зеркальца появилась рожа Доброжелателя. Рожа выглядела измученно, к носу тянулись шланчики, на заднем фоне пищали какие-то больничные приборы.

— Здравствуй, Мёрдок, — слабым голосом сказал Доброжелатель. — Прошу, самое главное — не показывай эту запись моему сыну!

TRACK_49

Сначала ты работаешь на репутацию, а потом уже вся вселенная начинает работать на твою репутацию. Ну вот что меня заставило показать Коляну этот секретный артефакт? Да ничто. Просто взял и показал. А что заставило Доброжелателя не написать в сопроводительной записке, что видос не для Коляна? Раздолбай потому что.

А в результате? А в результате получилось, как всегда в интернете. «Вам уже есть 18?» Канеш, ёпт, показывай сиськи.

Сисек Доброжелатель не показал — постеснялся перед сыном — и на том спасибо. Однако выглядел он наредкость херово и подчеркнул это во второй же фразе:

— Не хочу, чтобы он увидел меня таким в первый раз.

— Это мой отец? — сдавленно прошептал Колян.

— Угу, — только и сказал я. — Чё-то он вроде засбоил малёху.

Тем временем Доброжелатель продолжал. Ему тяжело было говорить, и он делал длинные паузы, в течение которых я глубокомысленно матерился. Ещё ему было трудно удерживать смартфон, и изображение то и дело тряслось. В голову ему ни разу не стукнула умная мысль, что мне вот совсем не обязательно столько времени таращиться на его бледную и больную рожу. Раз посмотрел, впечатление составил, всё. Положи ты уже телефон и пиши звук.

Но все умные люди тупы одинаково. И Доброжелатель продолжал усираться, с каждой минутой бледнее и потея всё сильнее.

— Я зашёл слишком далеко, — бормотал он. — И слишком близко подобрался к человеку, который стоит за всем этим. О, как же я заблуждался! Мёрдок, мне только что удалили почку.

У меня ёкнуло сердце, и я выразительно поматерился.

— Да, — сказал Доброжелатель, будто бы специально подождав, пока я закончу, — на меня напали так же, как на тебя. И теперь я на сто процентов уверен, что в обоих случаях это было не случайное нападение. Ты… Я надеюсь, ты уже разобрался с Танигавой из Дома Перевоплощений.

— Да ни**я я не разобрался! — воскликнул я. — Я думал, ты мне прояснишь ситуацию.

— Ситуация вышла великолепная, — сказал Доброжелатель.

— Да уж п**дец просто, так тащусь, что прям охреневаю.

— Ты стал главной звездой проекта, Мёрдок.

— Чего сказал?

— Видишь ли… В каждом проекте, который подразумевает создание модели, приближенной к реальности, нужен элемент хаоса. Люди, в массе своей, стремятся к сытой и спокойной жизни, и мы вполне можем им эту жизнь обеспечить. Но что в итоге получится из этих людей?

— Известно, что. Ашиклеки.

— На сегодняшний день в Линтоне ты — фактически единственный элемент хаоса. Этим объясняется то, что тебя так мало штрафуют и арестовывают. Это твоя задача — возмущать людей. Твой разум был оцифрован в виде набора алгоритмов, способного к саморазвитию и бесконечному усложнению. В результате случилось то, чего никто не мог предположить. Ты для чего-то попросил освободить Вивьен, тебе пошли навстречу. И это внесло изменения в твой разум. Вступив во взаимодействие с Танигавой, ты сработал как вирус. То, что с ней произошло, это — исключительно твоя заслуга.

— Бля, ну как всегда. Чуть где чего — Мёрдок виноват, — буркнул я, и Колян, утешая, положил мне на плечо руку.

— Каким-то образом ты передал Танигаве свою ненависть к самому себе и желание умереть. Она — твой тёмный двойник. И её существование фактически скрыто от нас. Мы не можем её отследить. Ты, наверное, уже понял, что тебе понадобится тот самый меч, чтобы закрыть этот вопрос. Меч и — удача. Не затягивай, Мёрдок. Это существо становится умнее с каждым днём.

Кто про**ал месяц? Я про**ал месяц.

— А какого ж тогда х*я Танигава остаётся в Доме Перевоплощений? — спросил я.

— Ты, наверное, хочешь спросить, какого ж тогда х*я Танигава остаётся в Доме Перевоплоощений, — отозвался Доброжелатель. — Всё просто, там работает функция, которая восстанавливается из бэкапа. Ты, если можно так сказать, украл одну из копий этой функции и изменил. Она может принять облик любой женщины, будь осторожен.

— Да если б только женщины, — горько сказал я. — Эта пидарасина в меня превращаться наловчилась…

— Есть только одно место, где ты можешь её подстеречь и застать врасплох. Имея доступ к конструктору, она обладает и доступом к Хранилищу Аватаров.

Коляныч рядом со мной дёрнулся и напрягся.

— Это место… — Доброжелатель облизнул пересохшие губы. — Это место находится под Домом Перевоплощений. И, Мёрдок… Я иду на огромный риск, говоря тебе это. Если кто-нибудь узнает — мне конец. Потому что сейчас я расскажу тебе, как попасть в святая святых проекта.

TRACK_50

Свой видеоподкаст Доброжелатель закончил как-то скомкано. Его, по ходу, уже вырубало. Складывалось впечатление, что он ещё много чего мог сказать, но просто не смог.

— Я пришлю ещё видео, — пообещал он под конец. — Только, молю, не выноси зеркало из дома и не позволяй ослу жрать траву!

Осёл вообще, по-моему, в кабаке остался. Надо бы его, кстати, найти. Не то чтобы он был мне нужен, просто надо же иметь хотя бы приблизительное понятие, где находится твоё барахло.

— И касательно твоего брата, — уже практически шептал Доброжелатель. — Он хотел от тебя отказаться, но после того, как ты стал звездой, всё изменилось. Заговорили о том, чтобы вывести тебя на реальную сцену. Он скоро свяжется с тобой, Мёрдок. Наверняка подаст так, будто сам это всё придумал и провёл по инстанциям. Не верь. Он сейчас поставлен в коленно-локтевую позицию. На проекте он что-то значит только как твой куратор. Если ты от него откажешься — ему конец. Разумеется, у него достаточно источников дохода и помимо проекта, но на проекте он превратится в ноль без палочки. У него даже не контрольный пакет акций… А ведь это — самое дорогое, что у него есть, то, ради чего он живёт. В общем, можешь давить на него. Как только захочешь.

Доброжелатель тяжко улыбнулся, а потом на заднем плане послышался чужой голос, объясняющий, что хватит уже видосики записывать, как тупая малолетка, пора ставить уколы, клизмы и спать, как настоящему мужику. Ну или как-то так, невнятно звучало. А потом запись прервалась.

Я опасливо покосился на Коляна. Насколько сильно пацана впечатлило батино явление? Оказалось — сильно. Только не в минус, а в плюс. Глаза у Коляна горели.

— Это то самое место! — воскликнул он.

— А какое место — самое? — озадачился я. — Оно точно — то?

Но Коляныч не дал сбить себя с толку:

— То, о чём мы говорили той ночью, бать! Теперь у нас есть к нему доступ! И мы можем…

Бла-бла-бла, вива ля революция. Вот, блин, почему не надо детям показывать видосики, которые записываются для взрослых.

Ну, теперь, по крайней мере, понятно, откуда Танигава взяла облик Инги. Очевидно, что Инга тоже хочет оцифроваться после смерти, и, значит, в этом тайном подвале у неё есть аватар в стазисе. Который постепенно накачивается инфой. А однажды — встанет, откроет глаза, начнёт жить…

Если Танигава там пасётся — согласен, устроить там засаду было бы разумно. Однако у Коляна-то есть дополненные и улучшенные пожелания к этому походу. Поставить меня с убивающим мечом посреди майдана, а самому пойти качать права кураторам… Правда, логичнее было бы наоборот, у меня хотя бы куратор есть, а Колян тут вообще — тёмная лошадка. Лошадка… Конь, блин целый! В двери боком протискивается.

И вот тут возникает вопрос: а хочу ли я поднимать такую охеренную бучу, особенно когда у меня на носу эпохальный и однозначно первый в мировой истории концерт из виртуала в реале? Правду сказать — не особенно. Ну слабо во мне развито чувство гражданской ответственности. Да и не верю я, что людям нужна эта кнопка «самоубийство». Нахера? Вон, Вейдер хотел выпилиться, аж чуть не спился. А по факту? По факту, ему просто бабы не хватало. И у всех ведь так.

Ну, кроме меня. Моя-то тоска неизбывная. Но даже я…

Стук в дверь заставил нас вздрогнуть, а Коляна — ещё и заткнуться. Я бросил зеркальце обратно в инвентарь, строго-настрого наказав себе не пользоваться им вне дома, и спустился вниз. Колян шёл за мной.

— Слава богу! — воскликнула Сандра и кинулась обниматься. — Ты как?

— Да как обычно, — пожал я плечами. — В первый раз, что ли.

— Мёрдок, надо что-то делать.

— Полностью с тобой согласен. И в первую очередь мне нужен меч. Всё, Сэнди, шутки кончились, эту херню нужно выпиливать, иначе я просто ё**усь.

Отстранившись от меня, Сандра сделала мрачное лицо.

— Я знала, что ты к этому придёшь… Мёрдок, давай я просто буду всегда с тобой.

— Сэнди, это вообще не вариант. Во-первых, ты не сможешь быть со мной всегда, хотя бы потому, что меня это за**ёт, и я свалю по-хитрому, сам себя удивив степенью продуманности плана. А во-вторых, я даже и сейчас ещё не уверен, что ты — это ты. Вот если ты мне меч отдашь — тогда ясно, что ты, потому что у Танигавы меча нет. А если отдашь — смысла нет рядом со мной торчать, тоже оп**дюлишься ещё…

— Мёрдок! — В дом с воплем ворвался Рома и ввёл меня в охренение выпученными глазами. — Мёрдок, с Вивьен что-то не так!

— Это месячные, Ром, так бывает. Дня три-четыре только минет, увы. Могу тебе хорошего парня порекомендовать.

Моя искромётная шутка, увы, не то что не зашла — она даже не дошла. Рома был в лютой панике. Он схватил меня за локоть и поволок.

— Да что такое? — возмутился я такому самоуправству. — По форме доложи!

— Она умирает! — доложил Рома и как-то наипозорнейше всхлипнул. У меня аж в яйцах похолодело.

TRACK_51

В адрес Ромкиной хаты ломанулись всем аулом. По пути чуть не сбили с ног Иствуда, который проснулся во «Вспышке», позавтракал пивом, покемарил ещё пару часиков и, воспылав жаждой творчества, отправился ко мне, получать дальнейшие инструкции.

Вкратце врубив ковбоя в ситуацию («Сами нихера не понимаем, задница какая-то»), мы расширенным составом добрались до цели.

— Вот! — проорал Рома и первым ворвался в собственную спальню.

Когда туда набились все мы — я, Сандра, Колян и Иствуд — там осталось как-то совсем мало места.

На первый взгляд Вивьен умирающей не выглядела. Она сидела на разобранной постели в развратной кружевной ночнушке и улыбалась нам.

— И чё? — осторожно поинтересовался я. — В чём замес? Колись, не просекаю.

— Да блин! — взвыл Рома и обратился к Вивьен. — Слышь, типа, короче, привет.

— Память переполнена, — ласково отозвалась Вивьен. — Деятельность модуля временно приостановлена. Пожалуйста, найдите другого NPC, выполняющего схожие функции.

— Видали? — указал на неё Рома.

— Прикол, — согласился я и, растолкав толпу, опустился перед Вивьен на корточки, всмотрелся ей в глаза. — Что скажешь? Что слышно?

— Память переполнена, — с той же интонацией сказала Вивьен. — Деятельность модуля…

— Поздравляю, — сказал Иствуд. — У тебя сломалась секс-кукла.

— Ты хлебало завали, аниме, слышь! — заорал на него Ромыч. — Она не кукла, она живая и настоящая!

— Извини. Я просто думал, что шутка немного скрасит тебе горе.

— Шутка, б**дь?!

— Н-да, согласен. Мёрдок меня испортил.

Да чтоб они все! Опять я виноват? Нет, ну это уже переходит всякие границы разумного и допустимого. Я их кормлю, пою, обуваю, одеваю…

— Мёрдок портит только баб, — сухо сказал я и встал, поняв, что никакого толку от Вивьен не добиться. — Так что ты, ковбой, даже и не мечтай.

— Что теперь будет? — истерил Рома. — Она, типа, так и останется? Навсегда?!

— Ну… — почесал я репу. — Я не программист, Ром. Но, по логике, если у неё просто память заполнилась, то, наверное, можно выделить ей больше памяти. Вот если бы она сказала: «Здравствуйте, у меня всё вп**ду на**й сгорело к е**ням свинячьим» — вот тогда херово дело. А память — дело поправимое.

— К куратору надо идти, да?

— Сразу надо было идти, — огрызнулся я. — Группа без клавишницы осталась, а ты вола е**шь. Бегом, Ромыч! Бегом!!!

Рома моментально выскочил из комнаты, и только тогда я обильно и витиевато выругался.

— Что ж за полоса такая пошла! Куда ни кинь — всюду хер! — пожаловался я, излив душеньку. — Как проклял кто.

— Мёрдок, ты уже минут двадцать не пьёшь, — сказал Иствуд. — Ты вообще в порядке? Я волнуюсь за тебя. Это точно ты?

И тут все от меня как-то подались в стороны.

— Ой, да идите вы в жопу! — рассердился я.

— А я ему чуть меч не отдала, — прошептала в ужасе Сандра.

Зарычав сквозь зубы, я достал из инвентаря бутылку и сделал пяток хороших глотков. Потом посмотрел в предательские глаза этих так называемых друзей. В их взглядах прочиталось отчётливое облегчение.

— Вот так общество, среда заставляют человека пить, — мрачно подытожил я. — А виноват — Мёрдок. Х*ли ему, он сильный, выдержит.

— Память переполнена, — пожаловалась Вивьен.

— Аминь, сестрёнка, — кивнул я. — Такая херня…

TRACK_52

— Память переполнена. Память переполнена, — уныло повторяла Вивьен.

Видимо, память переполнилась до такой степени, что на развитие мысли уже не хватало.

Колян перетащил Вивьен ко мне домой, да и все мы перебазировались туда же. Ибо у меня дома была трава, закрывающая нас от всевидящего ока разрабов.

Не успели добраться, не успел я каждому гостеприимно плеснуть в кружку, как пришёл мрачный и какой-то совершенно разъ**анный Ромыч.

— Ну чё? Нах послали? — спросил я.

— Угу…

— А с подробностями можно?

— Сказали, что на каждого функционального бота приходится ограниченный резерв памяти, и увеличивать его никто не будет. Хоть убейся… Предложили очистить память. Но это, типа, совсем бесполезно. Она за полгода опять забьётся, и х*ли толку… И ничего не вспомнит.

Вот ты ж, зашибись — ситуация. Мягко скажем — внештатная. Вообще, конечно, надо было иметь в виду подобный исход. Развивалась Вивьен с невероятной скоростью. А развитие — это и новая информация, и усложнение алгоритмов. Где-то ж всё это должно храниться. Проект-то явно не под одну Вивьен затачивался. Он под меня затачивался, а остальное всё — так, бесплатное приложение. И это я о вселенной в целом говорю, а не об этой педовне.

— Заходи, садись, пей, — родил я инструкцию.

— Не могу я пить, мне девятнадцать только.

Ну да, точно. Ни Сандра, ни, тем более, все остальные явно не будут исполнять с Ромычем алкоголический поцелуй только потому, что ему грустно.

— Ну, чаю себе завари, что ли. И Сандре, она любит.

— Мёрдок, ты задолбал меня с этим чаем! — воскликнула Сандра. — По гроб жизни теперь вспоминать будешь?

— Не. Какой тут гроб, ты чего? Просто — вечность. Целая вечность, Сэнди. Ты, я и чай.

— Слушайте, это всё, конечно, очень весело, — вмешался Иствуд, — но, мне кажется, нам бы неплохо порешать хотя бы одну из трёх серьёзных проблем. Если кто вдруг забыл, то проблемы у нас следующие: нужно дописать альбом за три дня, нужно разобраться с Танигавой и… И вот это.

Иствуд кивнул на Вивьен. Я грустно наполнил кружку вискариком и подвинул к ней.

— Пей, — сказал я. — Мож, кэшик почистится, легче станет?

Инстинкты у неё остались. Вивьен двумя руками взяла кружку, дисциплинированно выпила всё и, поставив на место, сказала:

— Спасибо. Память переполнена.

— Эх, жопа-то какая… — покачал я головой.

— Две из трёх проблем можно решить одним махом, — сказал Коля. — Даже… Даже три из трёх. Ведь Вивьен нужна вам, чтобы закончить альбом?

Я застонал, сел и спрятал лицо в ладонях. Ну почему вселенная такая сука, а? Сопротивление среды беспощадно. Даже во вторник. В особенности во вторник.

— Вы, типа, про что? — спросил Рома, мудрящий мутки с заваркой и чайником.

— Да Коляныч тут революцию замыслил, — поморщился я. — Есть тема ворваться в палату коматозников, взять их всех в заложники и угрожать начать трахать самых красивых баб, если нам не отсосут лично разрабы.

— В числе прочего, — подхватил Колян, — мы попросим увеличить память Вивьен!

— А прочее — это что? — поинтересовалась Сандра.

— Кнопка самоубийства в интерфейс, — буркнул я.

— Нахера? — широко раскрыла глаза Сандра.

— Прошу прощения… зачем? — одновременно спросил Иствуд.

— Чё, совсем поехавшие? — не заставил себя ждать Рома.

— Память переполнена, — вписалась в беседу Вивьен. Я подлил ей вискарика. Пусть лечится, бедолага.

— Ну вот, Коль, смотри, ты только что провёл беглый опрос целевой аудитории, — сказал я. — Теперь думай. Вот ты, ценой неимоверных усилий, выбьешь у разрабов эту кнопку. А дальше? Кому она нахер нужна? За неё Вейдер топил — так и ему уже не надо.

— Это не единственное наше требование к создателям, — буркнул Колян, сокрушённый аргументами. — У нас есть список. Если вкратце, то мы требуем ограничить вмешательство создателей в нашу жизнь только теми действиями, о которых мы попросим их большинством голосов. В то же время, мы хотим, чтобы некоторым из нас были доверены возможности, вплотную приближенные к возможностям создателей, чтобы мы могли решать проблемы самостоятельно. Например, вот такие проблемы! — указал Коля на Вивьен.

— Память переполнена! — выразительно потрясла та пустой кружкой.

Голосок, кажись, уже иначе звучит. Этак с пьянцой, отвязненько. Но я плеснул ещё, чё мне, жалко что ли, для своих, для группы?

Рома сел за стол, поставил две кружки чая, себе и Сандре. Та закатила глаза, но поблагодарила. Во-во, пей, зараза! Сколько ты у меня крови попила с чаем этим.

Блин, вот все на меня смотрят. Решения ждут? Да твою ж мать… Нет, блин, ну надо реально смотреть в глаза реалиям. Нихера мы не добьёмся, только отъ**ут, как отстирают, и ближайшие четыре сотни лет будем мы анальные трещины виртуальным подорожником залечивать.

Можно побазарить за Вивьен на встрече с братом. В принципе, тоже рычаг: смотрите, вот вам охеренный альбом. Сделайте по-нашему, и мы всё это отыграем вживую. А не сделаете — мы вас нахер пошлём.

Да только братан ведь оговорился, что вместо нас могут кого угодно поставить. Хоть ту дурищу с виолончелью, или как там этот контрабас называется. Может, сп**дел? Доброжелатель вот говорит, можно из него верёвки вить, при желании.

Но ведь тот же Доброжелатель и про палату коматозников говорил. И про то, что с Танигавой надо решать именно там. И раз уж мы там будем…

— Лу…

Я дёрнулся и посмотрел на Вивьен. Звук точно исходил из неё. Она сидела, держась за кружку и приоткрыв рот.

— Лу… нный отблеск в лю… бимом окне…

По щеке потекла одинокая слезинка. Я отвернулся и вздохнул.

— Сэнди, давай меч и пошла вон отсюда.

— А ты не охерел? — тут же взвилась моя менеджерица.

— Нет, не охерел. Отдай мне меч, выйди из этого дома, и ты ничего не слышала и не видела, ни о чём не знаешь. Иствуд, Ромыч — вас тоже касается. Колян — подтащи кого-нибудь из своих отморозков, кто повменяемей. Он будет разрабам права качать.

— Сделаю! — поднялся Колян.

— А не пошёл бы ты на**й, Мёрдок? — спросил вдруг Иствуд.

— Да не хотелось бы. А с чем связан вопрос? — поинтересовался я.

— Ты не один. Мы — группа. И если один из нас попадает в беду — значит, это касается всех!

— Иствуд, ты не шаришь…

— Мы с Ромулом стояли с тобой плечом к плечу, когда была угроза смерти. Мы вытащили тебя из тюрьмы, разрушив ратушу и сделавшись преступниками, безо всякой уверенности в благополучном исходе. Что такого особо страшного происходит теперь, что ты пытаешься нас выгнать?

— Я, типа, х*й сольюсь, — подхватил Рома.

— Дебил ты, Мёрдок, и не лечишься, — сказала Сандра. — Держи, играйся. Но если попробуешь влезть в неприятности без меня — я тебя голыми руками убью. Понял?

Она бросила на стол меч.

Тот самый меч.

Я взял его в руки.

Найден предмет: Меч Тотального Уничтожения.

Убойная сила: неисчислима.

Прочность: неисчислима.

Зачарование: информация отсутствует.

Ну здравствуй, смерть. Давненько не виделись…

TRACK_53

— Вставай, Лимузин, пора тебя выгуливать, — сказал я, распахнув дверь своей кабацкой комнаты.

И немножко прифигел. Осёл, сука такая, лежал в постели. Покрывало откинул, укрылся и дрых. При моём появлении он тут же вскочил, сверзился на пол и попытался сделать вид, что ничего не было.

— Хозяин! Такая радость вас увидеть. А выгуливать меня не обязательно, меня только кормить нужно, иначе я чахнуть буду.

— Сука, — сказал я.

— Прошу прощения, хозяин?

— Вы чего все до моего койкоместа такие долбанутые? Что те два пидора тогда, что ты. Ты отдупляешь, что постель теперь ослятиной вонять будет?! Идиот, б**дь!

— Я не пахну, хозяин… — пролепетал Лимузин.

— Это деньги не пахнут, утырок. А ты — воняешь. Ослятиной. Господи, как же я устал-то от всего этого… Собирайся, пошли.

Осёл был мне нужен. Нужен для серьёзной операции, которая, чисто теоретически, поможет нам сэкономить уйму времени и сил. Как говорится, уж обсираться так обсираться. Так, чтобы все охерели. А не робко кинуть в трусы колбаску и бежать в туалет, надеясь, что никто не заметил. Надо как поручик Ржевский. Встать — и гордо сказать: «Господа, я обосрался!»

А для этого нужен осёл. Такая уж ситуация непростая сложилась, не от меня зависит. Серьёзно, не я виноват, что в английском осёл как-то неуловимо связан с жопой.

Собираться Лимузину пришлось недолго. Собственно, он просто вышел из комнаты вслед за мной, спустился по ступенькам и вышел на улицу.

Смеркалось. Мы решили не откладывать дело в долгий ящик и, решившись, сделать уже сразу. А то с утра начнутся сомнения и обстоятельства, Вивьен скажет новое слово, Ромыч зассыкотит, понадеется, что её потихоньку отпустит, потом сообразит, что трахать её и такую можно, ещё и понравится. Ну а кому не понравится трахать бабу, которая нежно шепчет тебе на ухо: «Переполнена»?

— Теплеет, хозяин, — прокомментировал осёл, бодро скачущий рядом со мной.

— Весна скоро, — вздохнул я. — Вечная весна в одиночной камере…

— Почему в камере, хозяин?

— Потому что согласно пророчеству.

И мы подошли к камере.

К той самой камере, которая висела на столбе возле ратуши и равнодушно смотрела на всех зелёным глазом.

Я вздохнул. Я почесал переносицу.

— Съ**ись на**й, — бросил я ослу.

Тот в совершенстве успел выучить эту несложную команду и деликатно отошёл в сторону. Я поднял взгляд и посмотрел в камеру.

— Здравствуй, мама… Это я. Не знаю, получишь ли ты вообще это сообщение. Может, и нет. В общем, хочу, чтоб ты знала: здесь у меня всё было хорошо. Было всё, чего нормальному человеку хватило бы с головой. Но я опять, как всегда, сам себе всё обгадил. Никого не виню, никому не предъявляю. Всё сам, всё сам, и нет мне оправданий. Ну, ты ж меня знаешь… Я, в общем-то, чего сказать хотел, мам? Ты тридцать раз подумай, прежде чем соглашаться на оцифровку. Это кажется, что всё прекрасно, жизнь вечная, без болезней и проблем. А на самом деле — крутишься тут в том же колесе, что и при жизни, только другого цвета и не в ту сторону. Смерти иногда как избавления ждут. А тут… нет тут никакого избавления, мама. Живи долго, будь, пожалуйста, счастлива. А смерти — не бойся. Х**ня это — смерть. Раз — и нету. Вот и всё. Люблю тебя, мама. Прости, что раньше не говорил…

В этот момент я почувствовал, что — всё. Предел, отсечка. Резко развернулся и пошёл прочь. Осёл молча ко мне присоединился.

Ну вот, теперь немного полегчало. Вроде всё сделал. По-хорошему, ещё бы с Доном попрощаться, да только ну его нахрен. Ещё следом увяжется, накосматит опять, огребётся по полной программе. Мы уж сами. Пятеро долбанутых на всю голову отщепенцев и непись с переполненной памятью.

И Хуан.

Хуана Коля притаранил для выполнения важнейшей части миссии — предъявления. А в качестве аргумента я предложил осла. И идея нашла всеобщее одобрение.

— Сегодня твой звёздный час, Лимузин, — сказал я.

— Вы позволите мне съесть те вкусные растения, хозяин?

— Нет. Сегодня ты на меня настучишь, и твоё предназначение будет исполнено.

TRACK_54

— Добро пожаловать в Дом Перевоплощений, меня зовут Танигава! Могу я узнать ваше имя?

— Здравствуй, Танигава! Меня зовут капитан Марвел, а это моя доблестная команда — Неуловимые Мстители.

— А Экси нет?

— Экси нет.

— Ох…

Танигава вздохнула, покраснела и потупилась. А я вошёл внутрь.

— Капитан Марвел это женщина, вообще-то, — сказал Хуан.

— Х*ясе, какой ты умный и эрудированный, Хуан. Твоя голова забита знаниями, которые реально помогут тебе в жизни. Может быть, напишешь пидорский фанфик, который тебя прославит?

— Серьёзно? — фыркнул Хуан. — Мёрдок, ты от жизни отстал на миллион световых лет. Чтобы прославиться, надо написать НЕпидорский фанфик по Мстителям. К такому мир, однако, не готов, может выстрелить, хотя и вряд ли.

Я с интересом посмотрел на Хуана. А вроде ничего мужик, с юморком.

— Так и знал, что все писатели — пидарасы, — сказал я.

— Нет. Все писатели — маленькие девочки. А маленьким девочкам кажется, что пидарасы — это верх романтики. Вот они и пишут про них маленькие книжечки. А маленьким мальчикам слишком сложно даются Анатоль Франс и Генрих Гейне, поэтому они выбирают маленькие книжечки, где маленькие девочки пишут про педиков. У нас уже целые поколения на этом всколосились. Сегодняшний мир, по сути, создан толпой лоли, видевших член только по телевизору. Не удивительно, что его символом, по сути, стала малолетняя анимешная девочка с огромным мечом, который символизирует навеки утраченную мужскую силу своей аудитории. Настало время признать очевидное: гетеросексуальные мужчины — вымирающий вид.

— Да ты ещё более поехавший, чем я, Хуан. — Я шагал по пустому залу и постукивал по полу подмёрзшими каблуками ботинок. — Предлагаю свернуть тему, пока чьи-нибудь трахнутые чувства не оскорбились.

— Я просто хочу, чтобы ни у кого не было иллюзий, и чтобы каждый предельно чётко понимал, зачем другой вписался в это дело, — развёл руками Хуан. — Ты хочешь расширить память Вивьен и решить проблему с преследующей тебя программой. Твои ребята тебе помогают. Коля просто хочет вставить создателям как можно глубже из академического интереса.

— А ты, надо полагать, хочешь пере**ать всех маленьких девочек, чтобы они под впечатлением начали писать гетеросексуальные книги?

Я нащупал пустоту под полом и остановился, глядя на Хуана.

— Не совсем, — ухмыльнулся тот. — Я хочу, чтобы нам разрешили насилие, грабежи и убийства без последствий со стороны так называемого закона.

— Чего? — озадачился я.

— А тебя никогда не бесил тот факт, что в современном сверхбезопасном мире люди уже просто сходят с ума и бесятся с жиру? Все одержимы самовыражением. Каждый норовит выйти из дома, нарядившись, будто на Хэллоуин, и точно знает, что никто его пальцем не тронет. Они считают это свободой. Жизнь в полицейском государстве, под присмотром сотен и тысяч камер. Только на самом деле это — тюрьма. И чем тщательней ты запираешь в человеке всю тьму, тем выше давление. Когда это прорывается… — Хуан с видимым удовольствием содрогнулся. — Последствия бывают страшными.

— А кто тебе сейчас убивать-то запрещает? — не понял я. — Вон, все убивают, я убиваю, меня…

— Это не серьёзно. Здесь нет битвы духа. Это бизнес и товарно-денежные отношения. Игровая механика испортила всё.

— Тут подпишусь, — кивнул я.

— Я говорю про настоящие убийства, Мёрдок. Я говорю о возможности реально лишить человека жизни. Потому что ценится только то, что можешь потерять в любую секунду.

— Коль, ты о чём вообще думал, когда с этим е**аном спутался? — посмотрел я на пасынка.

— Они все такие, бать, — развёл тот руками. — Нормальных людей революция не интересует.

— Разумеется, право убивать должно быть не у всех, — невозмутимо продолжал говорить Хуан. — Мы обсуждали создание слоя элиты, тех, у кого будут способности Создателей. Я же хочу плюсом к этому создать подразделение людей, которые смогут убивать реально. Причём, это должны быть разные люди. Творцы — отдельно, разрушители — отдельно. Добро и зло. И чёткие, понятные правила. Инструкции. Никакой дешёвой розовой свободы личности. Только настоящая жёсткая и суровая свобода для целого мира. Свобода, омытая кровью тех, у кого есть яйца за неё сражаться.

Б**дь. Слов других нет.

Впрочем, Коля в чём-то прав. Троцкого, вон, тоже подписали чисто для толпы, а когда всё замутили — слили нахрен.

— Это, конечно, п**дец, но, может, мы уже делом займёмся? — предложил молчавший до сих пор Иствуд.

— Угу, — согласился я и присел на корточки. — Танигава, доченька, подь сюды.

Танигава робко приблизилась и пробормотала своё:

— Вы бы хотели сменить облик, господин Капитан Марвел?

— Лапку положи вот сюда, — попросил я.

Танигава подчинилась, её ладонь коснулась пола.

— Ноль, семь, один, ноль, один, девять, восемь, восемь, — быстро произнёс я рассказанный Доброжелателем код.

Танигава взвизгнула и отдёрнула руку.

Но было уже поздно. Квадрат размером метр на метр засветился и исчез. Вниз, в темноту, уводили ступеньки.

— Ну чё, велкам ту хелл, — сказал я и, достав из инвентаря керосинку, пошёл первым.

TRACK_55

— Твою. Грёбаную. Мать, — тихо сказала Сандра.

— Память переполнена, — прошептала Вивьен.

Больше никто так сразу слов не нашёл.

Я убрал керосинку в инвентарь, достал бутылку и сделал несколько глубоких и отчаянных глотков. Отдышался. Ну вот, вроде мозги чутка прочистились. Теперь можно воспринимать реальность.

Мы стояли в начале необъятно огромного зала, простирающегося, судя по ощущениям, далеко за пределы Линтона.

Физика здесь, как и практически во всех остальных местах виртуала, гуляла лесом, и на всё это нереально огромное пространство не приходилось ни одной колонны-подпорки. Потолок, тем не менее, держался.

Но в а*уй повергало не это, а херова тьма мертвецов. Неподвижные тела лежали на чём-то, напоминающем операционные столы. Это был гигантский морг. И одновременно роддом. И одновременно палата коматозников. И хер знает что ещё — одновременно.

Между столами горели фонарики, похожие на уличные, только пониже, и свет в круглых стеклянных шарах явно давали не электрические лампочки. Они светились сами по себе. Магией.

Я подошёл к ближайшему столу. Ну, надо же с чего-то начинать…

Мужик. Голый, укрытый простынёй мужик. Рожа — конструктор. Интересно, а чего он голый-то? И все остальные. Базовый шмот на каком-то другом этапе получается?

— Бля, это сколько ж их? — просипел Ромыч.

— Много, — сказала Сэнди капитан Очевидность. — А ты как хотел? Проект развивается.

— И можно себе представить, сколько мы тут успеем натворить, прежде чем нас остановят, — сказал Коля. — Ну что… Пора начинать, да?

— Хозяин, — подал голос осёл. — Я не совсем понимаю… Зачем мы здесь?

— А между тем, Лимузин, всё предельно понятно, — сказал я. — Сейчас ты побежишь отсюда прочь и настучишь на меня. Одновременно с этим Хуан доложит своему куратору или дежурному о нашем милом мероприятии. Таким образом разрабы получат сразу два независимых сигнала, один из них — от авторитетного стукача.

— О чём я должен стучать? — недоумевал Лимузин.

— Ну как же? — Я достал из инвентаря меч. — О том, что Мёрдок рехнулся. Допился до сиреневых соплей. Захватил этот сраный хоспис и грозится начать резать людей без разбора мечом, который уничтожает нахрен код. Минус сто тыщ баксов, — махнул я мечом над телом мужика. — Минус сто пятьдесят тыщ баксов, — махнул над бабой, лежащей рядом. — Минус триста, минус двести пятьдесят… Вы считаете, господа? А то я чего-то сбился.

— Тебе придётся кого-то убить, Мёрдок, — сказал Хуан. — Иначе они не поймут, что мы серьёзны. Никто ведь не знает про меч, а те, кто знают, не проговорятся, потому что это будет стоить им работы как минимум. Через пятнадцать минут после того, как я отсюда уйду, заруби любое тело, просто чтобы они получили сигнал.

— Эй, мы так не договаривались, — нахмурился я.

— Ты шёл сюда с убивающим мечом, не собираясь убивать?

— Я собирался убивать, когда припрёт…

— Мёрдок. Это — не люди. Это— программный код, вложенные бабки и ничего кроме. Они даже меньше, чем любой из нас, поскольку не жили здесь. У них нет никаких социальных связей. Пустышки.

Я промолчал. Он был прав… Но всё же, блин…

— Ладно, давай, — буркнул я. — Лимузин, ты понял задачу. Вали отсюда.

Хуан, бросив на меня последний взгляд, поднялся по ступенькам. Лимузин последовал за ним. Стоило Хуану коснуться потолка, как часть его опять исчезла, и они спокойно вышли. После чего «крышка» вернулась на место.

— Предлагаю спрятаться за лестницей, — сказал Иствуд. — Не будем забывать, что у нас здесь есть и другие цели. Если Танигава появится…

— …это будет охеренным везением, — сказал я. — Но, по крайней мере, после нашей выходки процедуру доступа уж точно усложнят, и она бороданётся по-полной.

— Память переполнена.

— Такая же херня, Вивьен. Такая же херня…

Мы спрятались за лестницу, кое-как расположились на полу. Я задумчиво разглядывал убивающий меч в инвентаре.

Осталось десять минут.

Просто программный код, вложенные бабки и ничего кроме. Просто один удар — и всё.

— Мёрдок, ты куда? — зашипела Сандра, когда я встал.

— Поссать, — буркнул я и пошёл вдоль рядов.

Убить… Кого бы тут убить? У кого самая мерзкая рожа? Блин, это тупо. Просто по рандому? Ну, ок. Допустим.

Но ведь это для нас — просто код и чьи-то бабки. А для кого-то, может, это — последние бабки и последняя надежда. Вот этот хер, здоровенный кабаняка. А может, этому пацану в реале лет пятнадцать, и он помрёт со дня на день. Может, родители хату продали, чтобы ему эту жизнь оплатить. А я — херак мечом! — и всё. «Извините, у нас чё-то коротнуло, и вы теперь бородуетесь».

Вот почему я и не люблю революции. Якобы для общего блага, а по факту — огребаются люди, которые вообще не при делах. Лес рубят — щепки летят.

Вдруг я увидел впереди что-то, выбивающееся из однородного зрелища гипертрофированного морга. Ускорил шаг. Хм, пульт управления? Серьёзно?

Подойдя к этой хрени, я увидел следующее сообщение:

Вы получили ограниченный доступ к Митреуму.

Здесь не было ни кнопок, ни крутилок. Один сплошной экран. Как и в случае с зеркальцем Доброжелателя, имелась лишь одна возможность взаимодействия. Я коснулся экрана ладонью…

Поиск. Введите имя и фамилию человека.

Ого… Слушай, ну давай попробуем.

Я ввёл. Прошла секунда, и передо мной появилась путеводная нить. Она повела меня между столами. Я пошёл за ней быстрым шагом, готовый к длительному путешествию. Но уже пару минут спустя нить уперлась в один из столов и погасла.

Я подошёл к этому столу.

Вот и она. Инга. Как я и предполагал, братан приболтал её на оцифровку. Ну что ж, хоть конструктором не пользовалась — молодец. А то я уже готов был увидеть безликую шаблонную красотку.

— Память переполнена.

— Б**дь! — подпрыгнул я и повернулся. — Вивьен, мать твою за ногу, ты охерела так подкрадываться?

— Память! — настойчиво сказала Вивьен, тыча пальцем в соседний стол. — Переполнена!

Я посмотрел туда и икнул. Ну а кто бы на моём месте не икнул? Кто бы спокойно кивнул, увидев на морговском столе труп со своим лицом?

TRACK_56

Сложно описать переполнившие меня чувства.

Я стоял между трупоэмбрионами Инги и Федьки. Лежали рядом, как, б**дь, в фамильном склепе.

— Память переполнена! — всплеснула руками Вивьен.

— У меня тоже, — прорычал я и призвал меч.

Две минуты осталось от назначенного срока. Ну, по крайней мере, я точно знаю, что Федька — не пятнадцатилетний умирающий пацан, родители которого хату продали. Ничего, оцифруется по-новой. Он молодой, при бабле. А если пошлют его нахер — так и тем более не жалко. Нафига мне здесь ещё и Федька-то? А то мало охотников мозги вы**ать.

— Хочешь произнести надгробное слово, Вивьен? — предложил я, подняв меч.

— Память переполнена. Память! Переполнена. Память… — Вивьен выдала бездну всяческих интонаций, в которых мне послышалось благословение.

— Аминь, — выдохнул я и обрушил меч вниз.

Давай, смертушка, яви себя, выруби этот говна кусок, принеси немного поль…

— Нет! Остановись!

Я остановился от неожиданности и повернулся на голос. Вивьен сныкалась мне за спину.

— Какие люди, — протянул я. — И без охраны.

Передо мной стоял я. Ну, в смысле, Федька, конечно. Я посмотрел на него, потом — на лежащего под простыней него. Подавил соблазн достать зеркало и посмотреться в него.

— Слушай, у меня уже крышак течёт потиху, — признался я. — Скажи, нахер этот Митреум, если вы все и так прекраснейшим образом загружаетесь?

— Загружаться из реала — совсем другое. Тем, что ты видишь, управляет мой мозг, из реала, — торопливо пояснил Федя. — А это, — указал он на трупешник, — встанет, когда мой мозг не сможет уже вообще ничем управлять.

— Ну так ему самое время подняться, — сказал я. — Потому что твой так называемый мозг, очевидно, даже собственным членом не может управлять.

— Па-а-амять переполнена! — воскликнула Вивьен.

Я повернул голову и увидел, что она за каким-то хером сняла с трупа простынку. И у трупа встал. Вивьен с благоговением созерцала исполинскую залупу моего брата. Единственное, что у него было достойным уважения.

— П-прекрати, — смутился Федя. — Закрой его, слышишь? Это какая-то ненормальная реакция.

— Память переполнена, — возразила Вивьен и, обойдя стол, сдёрнула простыню с другого тела, мне не известного. Потрогала его, где не надо. И добилась такого же успеха.

— П**дец, ты любознательная, — похвалил я. — А теперь смотри. Вот этого поставь раком, а на него положи вот того. И свяжи их простынями. Пусть так и стоят. Посмотрим, что будет.

— Мёрдок, что ты делаешь? — забормотал Федя. — Прекрати… Пусть она остановится, не надо…

— Ты, Федь, не отвлекайся, — щёлкнул я пальцами. — Ты ж сюда не просто так по**здеть зашёл. Давай по существу. Или ты хочешь, чтобы я лучше тут резню устроил? — Я выразительно махнул мечом.

— Мёрдок, тебе очень повезло, что я был в виртуале и перехватил сообщение от осла. Остановись! Пока не поздно…

— А от Хуана? — перебил я.

— Ху… кого?

— Ясно… В общем, прямо сейчас Хуан рассказывает куратору про наши большие дела и выдвигает требования.

Федя побледнел. Потёр виски руками, пытаясь сосредоточиться.

— Так… — пробормотал он. — Погоди… Всё ещё можно исправить. Мёрдок, ты просто не понимаешь, на что идёшь, и чем это может для нас закончиться.

— Для нас? — ласково спросил я.

— Да, для нас! Я поручился, что ты можешь быть управляемым, чтобы тебе разрешили отыграть концерт в реале. Но если вот это выплывет… Я… Погоди.

Он исчез, появился через три секунды.

— И что это было? — спросил я.

— Включил глушилку, — сухо сказал Федя. — Я смогу тебя отмазать, Мёрдок. Но ты должен остановиться прямо сейчас.

— Без бэ остановлюсь. Только почини мне клавишницу.

— А что с ней не так? — Федя посмотрел мне за спину и побледнел. — Нет, с ней, конечно, всё не так, но что конкретно тебя смущает?

Я обернулся и присвистнул. Вивьен и вправду умудрилась перетащить на Федькин стол соседнего мужика и сейчас мучилась с простынёй. Поспешил отвернуться. Нахер такие зрелища, это и крышей поехать можно.

— У неё память переполнена.

— О-о-о… — протянул Федька. — Чёрт побери, Мёрдок… У нас есть законы.

— А у меня есть х*й, который я кладу на ваши законы.

— Ты не понимаешь. Если предоставить ИИ хотя бы четверть объёма, необходимого для человека, последствия могут быть катастрофическими. Она превзойдёт по интеллекту любого человека со временем и бог знает, на что употребит это превосходство.

Тут он бросил ещё один беспомощный взгляд мне за спину, где Вивьен употребляла своё превосходство на что-то настолько богомерзкое, что мне хотелось одновременно блевать и смеяться.

— Это — проблема, которую я легко решу пьяным, — заявил я. — В своё время. А сейчас у меня другая проблема. Мне нужна клавишница, чтобы закончить альбом. А она может только трогать мужиков за члены и выполнять мои идиотские поручения. Если я скажу ей играть — она играть не сможет. Будет только стучать по клавишам, как идиотка, уже проверяли.

— Ну само собой, игра на музыкальном инструменте — сложнейший процесс. Потому она так быстро и исчерпала лимиты.

— Расширь ей эти лимиты — и разойдёмся трезвыми, — предложил я.

— Это не…

Громкий, отчаянный визг Сандры оборвал его.

— Запомни свою мысль, — сказал я и, оттолкнув Федьку, пулей полетел назад, к лестнице. Туда, где, насколько я мог понять издалека, кипела лютая, бешеная битва.

TRACK_57

Звуки и виды отчаянной борьбы могли обозначать только одно. А именно — что Танигава спустилась в подвал, видимо, подобрать себе ещё какую-нибудь мордашку. А может, она тупо жила тут. Вполне себе вариант, кстати. Где ей ещё жить? Она ж не может, как Т-1000, убить человека и занять его место. Ей нечем. Тут только я настолько крутой, чтобы всех убивать, но и то — сдерживаюсь, ибо миролюбив с рождения.

Я стремительно приближался к интересному. Вот, уже вижу. Вижу, что Рома о**здюлился и лежит на полу, тряся головой. Вот Иствуд летит по параболе и падает на один из операционных столов. Стол — пополам, и лежащему на нём мужику я вот нихера не завидую. Особенно если это не мужик, а баба. Такое себе счастье, когда на тебя ковбой падает.

Сандра, не будь дура, на рожон не лезла. Прикинулась в доспехи, схватила копьё и стояла в сторонке с воинственным видом. Моя школа!

С Танигавой сражался один Колян, и это было эпично. Бешеная мразь, шипя от ярости, полосовала его кинжалом снова и снова, но Колян упрямо не падал. Он вертел тяжеленным молотом, как игрушкой, и бешеной неписи приходилось п**дец не сладко.

— Не ждали, б**ди?! — заорал я весело.

План, родившийся спонтанно, был просто охеренным. Я должен был изящно подпрыгнуть, оттолкнуться ногой от ближайшего стола, в полёте п**дануть Танигаву по башке мечом и, приземлившись, красиво выпить.

Я как-то упустил из виду тот факт, что у столов были колёсики.

То есть, подпрыгнуть-то я подпрыгнул и даже оттолкнулся ногой. А потом столик поехал прочь, а я очень живописно раз**бался мордой в пол.

Бля… Как же, сука, больно. А главное — грустно.

— Вообще не ждали, Мёрдок. Ну, точняк не такого, — прокашлял Рома, подписавшись на б**дь, как ребёнок.

— Таков план! — взревел я, поднимаясь на ноги.

Я — творческая личность, и глубины и мудрости моих планов вам хер оценить, ничтожества. Я всех е**л! Я король мира, ё**на!

Преодолевая головокружение, я подвалил, шатаясь, к бьющимся Колянычу и Танигаве.

— Свали-ка, сынку! — рванул я Коляна за плечо.

Херовая была идея. Колян от неожиданности правда отшатнулся, и я получил в плечо кинжалом.

— Ай, бля! — отмахнулся я мечом. — Всё-о-о-о идёт по плану, сука!

Ну вот, мразота японская, не в обиду Иствуду, мы снова в той же ситуации, что и утром! Только у меня на этот раз не какой-то там ссаный мечишко Священной Войны, а реальный инструмент!

Танигава парировала мой первый удар и вскрикнула. Рука повисла плетью, кинжал выпал на пол. В тупорылых глазёнках сверкнул ужас. Тварь попятилась.

— Ну что, шалава? — ухмыльнулся я. — Отбегалась?

Громыхнул выстрел, в левом виске Танигавы образовалось отверстие, из правого жахнул фонтан кровищи. Шалава дёрнулась, дезориентировалась, и я дёрнул рукой с мечом вперёд. Лезвие вошло в предательское пузо поехавшей неписухи, как в масло. От её визга у меня уши заложило, вспомнились сучьи гарпии из Ямы.

— На, б**дь! — крикнула Сандра, и из груди Танигавы показался наконечник копья.

Танигаву швырнуло на меня, и она ещё глубже напоролась на убивающий меч.

— Н-на, сука! — взревел Ромыч и жахнул её по голове мечом.

У мечей, не считая моего, видимый урон выражался примерно так же, как от палки. Поэтому череп неписи не треснул, но Ромычу, наверное, всё равно было приятно.

— За батю! — заорал Колян, сотрясая своды, и приложил сверху молотом.

У Танигавы закатились глаза, и она упала на спину, соскользнув с меча. Копьё Сандры исчезло, вернувшись к хозяйке.

Стало тихо. Я вытер рукавом плаща трудовой пот со лба и сделал шаг вперёд. Все подошли к Танигаве и разглядывали её.

— Сучка жива, — заметила Сандра. — Мёрдок, добьёшь её?

— Вообще, я бы хотел с ней по**здеть, — сказал я задумчиво. — Но я слишком дохера фильмов видел, где это херово заканчивалось. Поэтому — да, чё бы не…

Я замахнулся мечом, думая отрубить шамотре безмозглую бошку, но тут что-то пошло не так.

Я ощутил резкую боль в спине. Вскрикнул и, опустив взгляд на движение, увидел, как у меня из-под рёбер вылезает конец… Нет, не в том смысле конец. А конец кинжала.

«И злая пуля ассассина его во мраке догнала», — откуда-то всплыли у меня в голове слова и тут же потерялись.

— Б*я-а-а-адь! — взвыл я и резко развернулся.

Успел заметить оловянный взгляд Вивьен.

— Память… — пробормотала она.

— Медс, нет! — вскрикнул Ромыч.

Всё как-то завертелось, штоп**дец. Рома вцепился мне в руки, я дёрнулся в сторону, Вивьен шагнула вперёд, я случайно поставил ей подножку, она полетела носом в Танигаву, на мне подножка тоже сказалась не лучшим образом, я начал падать сверху, Рома выпустил мои руки, они направили меч вперёд…

— Не-е-е-ет! — заорал Ромыч.

— Таков план, — прошептал я тихонечко и встал.

Меч пронзил затылок Вивьен и накрепко пришпилил его к черепу Танигавы.

Обе, лёжа друг на друге, судорожно дёргались, как охваченные страстью лесбиянки за шесть секунд до полной разрядки.

— Господи боже, ну это уже совсем за гранью, — вынес вердикт ситуации Иствуд.

— Она на меня кинулась! — воскликнул я и уставился на Ромыча, у которого глазёнки медленно, но верно наливались кровью. — Бля, мне чё, доказывать надо? У меня до сих пор из брюха кинжал торчит, ё**на!

— Это обычный кинжал, сука ты е**ная! — заорал Рома. — Х*ли тебе, привыкать, что ли? Нахера ты её убил?!

— Я тебе, б**дь, что — подушечка для булавок?! — заорал я. — Да пошёл ты сам на**й!

— Ты…

— Тихо! — крикнула Сандра. — Смотрите!

Мы с Ромой повернулись и посмотрели, куда указывала Сандра.

Там происходило нечто, подобное тому, что я уже видел, когда засандалил Майклу гитарой в репу. Бошки лесби… Эм… девчонок начали светиться. Тела перестали дёргаться, а сияние становилось всё ярче. Я потянулся, выдернул меч — ну его нахер, исчезнет ещё.

— Рванёт, — сказала Сандра. — Отходим!

Все брызнули врассыпную, кроме нас с Ромычем. Ромыч остался проводить свою благоверную в последний путь, а я… Бля, ну х*ли до**ались? Ну реально ведь не умер бы. Эх, такую клавишницу грохнул… Дурак, алкаш старый.

Светилось всё ярче и ярче, кто-то что-то кричал. Я достал бутылку, глотнул. Протянул Роме. Тот взял, тоже глотнул, хотя, наверное, и без толку…

— Ромыч! — сказал я. — У меня со зрением что-то не так, или…

Свечение охватило не только головы, но и тела двух неписей, а потом оно начало меркнуть, и тел очевидно поубавилось.

— Бля, чё за на**й?! — выпучил глаза Ромыч.

Свечение полностью погасло, и мы, охерев, уставились на лежащую рожей вниз Вивьен.

Вот она уперлась руками в пол, несмело отжалась, перевернулась и села. Подняла на нас мутный взгляд.

— В… Вив? — пробормотал Ромыч.

— Рома… — сдавленным голосом сказала Вивьен. — Мёрдок… Как же меня нахлобучило…

— Что вообще происходит?! — Это Сандра подкралась сзади и выдернула кинжал у меня из спины.

— Ай! — вскрикнул я. — Понежнее нельзя? Я тебе не Вейдер, меня садо-мазо вообще не прёт…

Ответить Сандра не успела. Вообще никто ничего не успел, потому что по залу раскатился такой громкий голос, что все обосрались.

— Какого дьявола вы тут устроили, идиоты?!

TRACK_58

— Это ещё кто такой? — пробормотала Сандра, на всякий случай поднимая копьё.

Я — тоже на всякий случай — поднял меч и почесал им бровь. Кровища на клинке, как и на других поверхностях, долго не задерживалась, так что я не брезговал. Надо же чем-то бровь чесать, право слово.

К нам решительно шагал новый персонаж. Седенький ухоженный дедушка интеллигентного вида. Брючки, пиджачок, жилетик с цепочкой часов и даже, мать его так, пенсне. Пенсне, правда, не на цепочке, а на шнурке.

Лицом, причёской и бородкой он напомнил мне великого русского поэта Чехова, который стихов не писал, да и похер.

— Какая, нахрен, революция?! — грохотал он на всю ивановскую. — Какая бригада убийц? Какая кнопка самоубийства?! Мёрдок, мне что, нужно вывести из симуляции алкоголь полностью? Я выведу.

Ага, ясно. Хуан добрался до кураторов, и его писк был услышан, но воспринят как-то не совсем серьёзно.

— А тебя как звать, братуха? — спросил я, положив меч на плечо. — А то сам обращаешься, а…

— Какая разница? — поморщился дедушка. — Всё равно будешь звать так, как угодно тебе. Впрочем, если настаиваешь — Хибериус Вехс, старший куратор проекта и директор отдела окружения.

— Короче, Антон Палыч, тема такая. Либо идёте нам навстречу, либо мы устраиваем тут резню и…

— Покажи мне эту штуку.

Палыч вообще вертел на х*ю всё, и это не могло не вызывать во мне уважения. Я вот тоже, когда вижу цель — не вижу и не слышу, что там квакают всякие эти… Как их? Забыл. От обезьян вроде произошли, а может, ещё и не произошли…

— Эту? — коснулся я ширинки.

— Эту девчонке своей показывай. Меч.

— Зырь. — Я сунул Палычу под нос меч.

Что отберёт — не боялся. Он из такого положения мог бы его только за лезвие схватить а оно — себе дороже. Расхреначит виртуальные руки — и привет…

Палыч поправил пенсне и подслеповато сощурился, чуть не уткнувшись в меч носом.

— А чё, зрение себе хорошее нарисовать — вообще никак? — не сдержался я. — Или оно опять — не по честному, супротив природы, бла-бла-бла, новые правила.

— Господи, — пробормотал Палыч, игноря меня наглухо. — Кошмарное позорище. Гвозди микроскопом… И сколько ж это весит? Матерь божия, пятнадцать мегабайт — один меч?! Да это можно было решить в два десятка строк!

Я увидел, как в стёклах пенсне как будто отражаются бегущие строки кода.

— Н-да. — Палыч выпрямился и, сняв пенсне, положил его в нагрудный кармашек. — Тот случай, когда творцу не обязательно подписывать своё творение. У Майкла превосходное воображение, только тем он до сих пор на проекте и держится, но вот умения воплощать свои фантазии в код… — Палыч покачал головой и тут же переключился на актуальное. — Вам всем, идиотам, чертовски повезло, что наложивший в штаны куратор среди ночи не нашёл никого, кроме меня. Будем надеяться, что дальше меня эта бредятина не уйдёт.

— Нет! — Рядом со мной оказался изрядно порезанный Коля. — Это пойдёт дальше тебя, Палыч. Об этом должны узнать все.

Я ощутил, как его трясёт, и представил, что должен чувствовать пацан. Вот, впервые в жизни перед ним стоит кто-то из создателей. Да это ж просто судьбоносный момент, блин. Поворотная точка и всякая такая вещь.

— Одну секунду, мальчик, — поднял палец Палыч. — Вопрос. Кто ты, мать твою, такой? Ты у меня на радаре возникаешь уже далеко не в первый раз. И я помню, что когда тебя увидел впервые, твой условный возраст был — шесть лет, а теперь тебе двадцать два. Если бы хоть кто-то из участников проекта деградировал до шестилетки, об этом говорили бы в каждом коридоре. Кто ты такой и кто тебя покрывает?

Наверное, самое жуткое для Коляна было то, что Палыч и не думал бояться. Ему было по**й. Он задавал вопросы и ждал ответов.

— Это Коляня, — вмешался я. — Сынок мой. Палыч, тебе ж всё объяснили. Мы тут — типа, красный террор развязываем. Взяли туеву хучу заложников и выдвигаем требования. Во-первых, хотим вертолёт и миллион долларов. Чисто приколоться. Промоакцию устроим: будем летать в вертолёте над Линтоном и разбрасывать доллары. Так что купюры помельче нарисуй там, уж постарайся.

— Бать, мы не этого хотели, — толкнул меня локтем Колян.

— Тс, Коляня. Не мешай переговоры вести, я в этом шарю. Или не я? А, не, погодь, не я. Сандра, ты ж менеджер — объясни Палычу, чего мы хотим, а то он не отдупляет.

— А чего мы хотим? — не отдуплила и Сандра. — Эм… Вивьен, ты там как? Память в порядке?

— Очень даже в порядке! — бодрым голосом отозвалась Вивьен.

— Танигава мертва. — Сандра посмотрела на меня озадаченно. — Серьёзно, Мёрдок. А что нам нужно?

— Да просто свет в оконце, — проворчал я.

Палыч приподнял бровь. Мы нифига не помогали ему воспринимать ситуацию серьёзно.

— Разброд в рядах? Уже? Молодые люди, на вашем месте я уделил бы больше времени подготовке, а не реализации.

— Постойте! — воскликнул Коля. — Хуан должен был передать требования. Мы хотим, чтобы каждый человек имел право покончить с собой…

— На основании чего? — оборвал его Палыч.

— Естественное право…

— Мальчик, в Соединённых Штатах, за которыми на данный момент целиком и полностью закреплён проект, закон не предусматривает права граждан расставаться с жизнью, когда им захочется. Эвтаназия запрещена, а при попытке самоубийства человек получает пожизненный билет к психиатру. Желание расстаться с жизнью приравнивается к психическому заболеванию, которое требует лечения. В двадцать один год это вызывает возмущение, а в пятьдесят у тебя появляются мозги, и ты понимаешь, что жизнь — единственная ценность живого существа, и желание с ней расстаться говорит в действительности только о том, что с головой у этого существа — серьёзные проблемы. Если вы собираетесь здесь рубить людей, то, поверьте, проекту гораздо дешевле будет отключить всех вас, чем наблюдать за вашим идиотизмом. Подчеркну: о том, чтобы предоставить всем возможность расставаться с жизнью, когда будет угодно, и речи не идёт. Любая подобная выходка уничтожит проект в кратчайшие сроки, его просто расплющит между молотом и наковальней. Так что — смиритесь. Вы будете жить здесь вечно. И если ваши жизни чем-то вас не устраивают — измените их. Вы можете поменять работу, место жительства, привычки, внешность, имя, даже пол. Абсолютная свобода, никаких ограничений. А если кому-то не нравится лепить из нарисованной глины нарисованную посуду… — Тут Палыч буквально обоссал меня взглядом. — Так он этого и не делает.

Колян беззвучно открывал и закрывал рот. Ох как ему не хватало подкованного Вейдера или хотя бы наглого Хуана…

— Ещё гениальные идеи? — Палыч достал золотые часы, эффектно отщелкнул крышечку. — Вашими стараниями мне до утра затирать следы этого безумия. Но ничего. Хибериус Вехс всё равно старый, у него бессонница. Должен ведь старик чем-то заниматься.

— Мы хотим… — пробормотал Коля. — У… у нас должны быть свои… Своя элита…

— А, да. — Палыч кивнул и убрал часы в карман жилета. — Люди, наделённые возможностями создавать и удалять код, при этом не обладая никакими навыками программирования, не имея ни малейшего представления о балансе и действующие сообразно принципам мифической справедливости. Когда я так об этом говорю, уже звучит не очень привлекательно, правда? Ну что ж, предположим — всего лишь предположим! — что этот идиотизм возможен технически. Допустим, что я затрепетал и согласился на этот идиотизм. Итак, кого бы нам наделить способностями бога?

Палыч картинно взялся за подбородок, изображая крайнюю задумчивость.

— Гм-гм… Кгхм… Rchn, мальчик, который не работал ни дня в жизни, не смог организовать толком даже такую элементарную акцию, как взятие заложников, поведший с собой людей, которые преследовали собственные цели и кинули его через х*й? Великолепный кандидат. Дальше — Мёрдок. Алкоголик и посредственный музыкант. Я уже вижу, как он сотворит себе полный подвал виски. Больше не вижу ничего, простите. Сандра…

— Мне не надо, спасибо, — замахала Сандра руками.

— Умная девочка, ты мне нравишься, — кивнул Палыч. — Мне продолжать? Всемогущий Ромул? Всемогущий Иствуд? Или — а, чего там! — всемогущая Вивьен! Или у вас, молодой человек, есть более веские кандидатуры? Психически незрелый, зависимый и ведомый Вейдер, например? Хуан, который мечтает превратить проект в «Техасскую резню бензопилой»? Лучший, кого вы могли бы предложить, это Донни. Но у него достаточно мозгов, чтобы отказаться от такой сомнительной привилегии моментально. Ещё пожелания? Проклятье, чувствую себя Санта Клаусом в торговом центре. Кто следующим сядет мне на коленку и поведает, что хочет получить на Рождество?

Стало тихо. На Коляна было жалко смотреть. Он побледнел и весь как будто съёжился.

Ну и что? Так мы и уйдём отсюда, не солоно сосавши? Да не бывать этому! Уж если до нас сам Антон Палыч снизошёл — значит, выбьем из него чего-нибудь!

— Я срать хочу. И ссать.

Палыч уставился на меня. Через минуту сказал:

— Мне кажется, мой взгляд и моё молчание достаточно красноречивы. Не заставляй меня формулировать уточняющий вопрос. Он будет очень громоздким и неудобоваримым.

— Ну… — Я инвентаризировал, наконец, меч и витиевато развёл руками. — Такая, знаешь, тема. Иногда хочется просто взять и кому-нибудь насрать под дверью. Я к тому, что человек этого, может, реально заслуживает. Понимаю, не всем оно надо. Пусть будет навык: «Отправление естественных надобностей». Кому надо — разблокируют. Первый уровень навыка — ссать, потом прокачаешь — можно срать. Когда ссышь — уровень интоксикации чутка падает. Но чтобы поссать — нужно попить. Но, в общем, не обязательно ссать. Не хочешь — не активируй навык, и всё тут. Но если вдруг прям надо обоссать какого-нибудь нехорошего человека или даже пидараса — то пожалуйста. Выпил стакан воды, подождал часик — и можно применить навык. И потом — есть же всякие извращенцы, вот даже здесь стопудов есть. А если нет — так будут. От вечной жизни как только крышак не едет. Может, лет через триста копрофаги выбьют себе права в Штатах и начнут за них бороться, и в проект это всё просочится. А тут уже как минимум база готова. Такая херня, Палыч. А ещё блевать можно. Тоже — в рамках интоксикации. Да и вообще, знаешь, иногда накатит такое состояние, что вот реально — два пальца в рот бы, и… Да ты сам знаешь, тебе уж сколько лет-то, ёпта! Неужто не разу блевать не хотелось с того, что вокруг происходит?

Палыч молчал ещё минуту, глядя на меня, потом сказал:

— Из всех предложений, что здесь прозвучали, это, как ни мерзко признавать, самое вменяемое и логически обоснованное. Внесу в туду-лист, обсудим реализацию. Всё, дамы и господа, я вынужден удалиться. Мне ещё предстоит убирать за вами дерьмо. Сделайте одолжение, покиньте это место как можно скорее и забудьте сюда дорогу.

— Погоди, слышь! — вдруг подорвался Ромыч. — Это… Типа, а чё с Вив? Она, типа, наладилась?

Палыч вздохнул и вновь водрузил на нос пенсне. Прошёл мимо меня, остановился напротив Вивьен и всмотрелся ей в лицо. Та радостно улыбалась, как будто фотографировалась.

— Меч ещё раз, пожалуйста, — попросил Палыч.

Я показал ему меч.

— Отбирать не будешь? — спросил я.

— Некоторые из вас просили смерти. Считайте это моим маленьким подарком. Однако имейте в виду: если этот меч будет использован хотя бы раз против кого-то, кто не давал на это согласия, последствия будут печальными… А, ну конечно. Майкл, господи боже, элементарный цикл! Полагаю, код писался на коленке. Хотя визуальному воплощению уделено гораздо больше времени. Дети…

— В чём замес? — волновался Рома.

— Ну… Если совсем просто, то меч открывает код и добавляет к нему собственный, который действует как вирус и заставляет программу самоуничтожаться. Тут, насколько я понимаю, были две NPC, головы которых меч пробил одновременно. Оба кода раскрылись, а потом запустился процесс смешения кодов. Должны были смешаться код NPC и код меча, но дополнительного кода Майкл не предусмотрел, и получилась чушь. В результате нужные для уничтожения строки смешались с основными. Ну конечно, он ведь указал в качестве источника только один возможный. И, как следствие, второй был воспринят как нативный. Код Танигавы был уже практически уничтожен — вероятно, её успели ранить — и от её личности ничего не осталось. А код Вивьен уже достаточно сложен, чтобы продолжать работать даже несмотря на мусорные строки. Хотя кое-какие сбои возможны. Не удивляйтесь. Я постараюсь вычистить лишнее, это просто. Только не надо меня благодарить! Это не ради вас, а ради меня. Я — перфекционист и горжусь этим, благодаря этому ценному качеству я поднялся так высоко. Когда вижу так называемый «индусский код», меня буквально в пот бросает.

— Так а чё у неё, память очистилась, типа?

— Рома, не тупи, а? — взвыл я. — Даже мне, дегенерату со стажем, уже ясно. Она отработала память у Танигавы.

— Именно, — подтвердил Палыч. — Вивьен сейчас обладает памятью, в два раза большей, чем полагается мобу. Используй её мудрее, девочка, — подмигнул он ей. — А проблема в том, что у той Танигавы, что осталась сверху, кластер памяти тот же самый… Господи, дети, сколько же от вас головной боли!

И тут он исчез, даже не попрощавшись. Видимо смекнул, что чем дольше с нами п**дишь, тем головняков больше.

TRACK_59

— Мы не сдадимся! — заорал Колян. — Мы всё ещё здесь, у нас всё ещё есть меч! Что бы он ни говорил…

— Коль, я не буду рубить людей просто по фану, я слишком трезвый, — оборвал я его. — Пошли домой.

— Отец, я…

— Коля! Прекрати. Хватит. Облажался — веди себя достойно. Делай вид, что эта вонь у тебя из штанов — часть великого и хитроумного плана, которого идиотам не понять. Поверь опыту старого рок-музыканта.

— Я не уйду!!!

Мы все переглянулись в тишине. Я пожал плечами и протянул Коляну меч рукояткой вперёд. Тот с удивлением посмотрел на оружие.

— Бери, — сказал я. — Давай, твоя жизнь — твои решения. Хочешь устроить бессмысленную бойню — ху*рь, твой выбор, твоё право. А хочешь — попробуй для начала найти какую-нибудь девчонку и сделать её счастливой. Чисто смеху ради, попробовать. Одну, а не весь мир. Или — песню написать. Такую, чтоб все ох**вали от радости, и чтоб всем от этой песни жить легче делалось.

Колян схватил меч, дёрнул на себя. Я едва успел руки разжать, чтоб не порезаться.

— Хочешь, чтобы я забыл о действительно важных вещах и погряз в трясине повседневных мелочей?!

— Мелочей? — усмехнулся я. — Поверь, Колян, сделать женщину счастливой или написать песню — это не мелочь. Это, может, вообще самые важные вещи во вселенной. Важнее, чем сама вселенная. Я вот — ни того, ни другого не умею. Оттого печален вечно и пью не в меру. Ладно, бывай.

Я первым двинулся вверх по лестнице, за мной потянулись остальные. Кусок потолка исчез, когда я его коснулся. Во, тут посветлее, тут, у Танигавы, своя атмосфера…

— Память переполнена!

Я вздрогнул. Да что ж такое, опять двадцать пять!

Но быстро понял, что это уже не Вивьен. Танигава — та, нормальная неписаная Танигава, что имела неосторожность бессмысленно и беспощадно влюбиться в Экси, потрогавшую её там, где не надо, сидела по-турецки на футончике и, раскачиваясь из стороны в сторону, напевала:

— Память переполнена, память переполнена…

— Ну, п**дец, — прокомментировал я.

— С новым багом, Мёрдок, — усмехнулся Иствуд. — Что ж… Надо сказать, мы все достаточно легко отделались.

— Я кинжал ассассина сп**дила, — похвасталась Сэнди.

— Ай, молодец, ай, хвалю! — восхитился я.

Отодвинул японскую дверь. В лицо ударило тёпло-холодной волной воздуха. Глубокий вдох, глубокий выдох… Эх, хорошо. Весна… Виртуальная весна. Вот вытает виртуальное говно из-под виртуального снега, виртуальные грачи прилетят, виртуальные цветы зацветут…

Я достал пачку из кармана, вытянул губами сигарету. Прикурил… бы. Хер там, место не подходящее, проклятая сигарета даже не думала тлеть. Ну, ладно, всё равно хорошо. Дома покурю.

Мы стояли перед Домом Перевоплощений. В городе было тихо. Город спал.

— Итак, — сказала Сандра, — что мы имеем?

— Мы поимели решительно всё, — сказал я с уверенностью. — Неписи, которая меня полосовала и компрометировала, больше нет. Я вернул клавишницу. И у нас остаётся ещё трое суток, чтобы дописать альбом. Так что — спим. А рано утром — не позже трёх часов дня! — собираемся в студии. Всё, ребята. Траблы кончились. Дальше — одна сплошная рутина и…

— Забери! — Вопль заставил меня вздрогнуть а рукоятка убивающего меча, оказавшаяся под носом, вовсе удивила.

— Чё не так, Коляня?

— Забери, и больше я не хочу тебя знать!

У мальца слёзы бежали по щекам, губёшки тряслись.

— Коль…

— Молчи! Сегодня, батя, ты смешал мои идеалы с дерьмом в буквальном смысле. Я тебе доверял, а ты плюнул мне в лицо и вытер об меня ноги. Прощай!

Я взял меч, а Колян, развернувшись, быстрым шагом пошёл прочь.

— Ты его не остановишь? — спросила Сандра.

— Нет. — Я инвентаризировал меч. — Я, конечно, нихера не отец года, у меня детей вообще никогда не было (наверное), но ребёнком-то я был. И одну простую истину понял очень хорошо.

— Кажется нас ждёт очередная мудрость от Мёрдока, — хмыкнул Иствуд.

— Угу. Записывай, ковбой, процитируешь при случае. Детям нужно помочь встать на ноги, а потом — отпустить. Если ребёнок в состоянии послать тебя нахер и уйти, не оглядываясь — значит, ты всё сделал худо-бедно правильно, а дальше упираться — только портить. Так и с песнями. Так и с музыкой. Ты можешь делать одно, а в итоге получишь что-то совершенно другое, что пошлёт тебя нахер и уйдёт, не оглядываясь, зазвучит из каждого граммофона, понесёт тот смысл, которого ты и не думал вкладывать. Станет больше и лучше тебя, затмит тебя своей тенью. И как бы тебя с этого ни ломало, это — счастье. Когда дети съезжают — это всегда счастье…

* * *

— Можно, я у тебя переночую? — вдруг спросила Сандра.

— До твоего дома же ближе, — удивился я.

— Ну…

— Да можно, конечно. Внизу на диване постелим, он ничё такой…

— Мёрдок, ты мудак! — саданула она мне локтем в рёбра, но сама тут же рассмеялась и взяла меня под руку.

Когда мы пришли домой, Коляна там уже не было. У него и вещей-то — хрен да маленько, а в виртуале чемоданы упаковывать не надо. Покидал в инвентарь трусы-носки и — давай, до свиданья.

— Будешь скучать? — спросила Сандра.

— Буду бухать, это точно. А вот что я при этом буду думать — никто не узнает, потому что знаешь, почему?

— Догадываюсь. Потому что чувства и эмоции — это для баб и пидарасов, а настоящему мужику — море по хер, который болтается ниже колена. Так?

— Нет, не так, Сандра. Потому что я — очень воспитанный. Эх, тупанул, надо было Палычу посоветовать кинотеатр открыть, с советскими мультиками. Я бы занялся твоим образованием. В кинотеатре, да на заднем ряду, да под «Винни Пуха»…

Мы поднялись ко мне в комнату, там Сандра в меня буквально вцепилась. Я, после всех треволнений, честно говоря, скорее бы спать бахнулся, но чё б и не побаловаться на сон грядущий.

Однако интерфейс внезапно всё испортил. Мигнул уведомлением, что на зеркальце пришло новое сообщение от Доброжелателя.

— Погодь, — отстранился я от Сандры и достал зеркальце. — Агентура проснулась.

— Серьёзно? — не поверила Сандра. — Игноришь меня, потому что тебе эсэмэска пришла? Мёрдок, если б я хотела таких отношений, я бы трахалась с подростками.

— И они бы тебя боготворили, — пробормотал я, тыкая в последнее полученное видео. — Потому что кто-то же должен. Пока девочки-подростки переживают взлёт лесботренда…

— Вот я и подумываю…

— Слышь, да приглуши ты уже, а? Ща по-быстренькому видос посмотрим и отработаем обязательную программу.

Видео запустилось. На этот раз оно было более динамичным — Доброжелатель куда-то шёл. Одновременно быстро и медленно, и выглядели его движения как-то странно.

— Привет, — пропыхтел он бледной потеющей рожей, — это Доброжелатель, и сейчас мы на костылях и с палкой для селфи попробуем пробраться в одну палату, в которую нам пробираться нельзя, чтобы увидеть то, чего официально не существует.

TRACK_60

Мы присели на кровать, с любопытством наблюдая за ковыляниями Доброжелателя по больничному коридору. Вот куда, блин, встал, дебилоид? Судя по роже, ему б ещё неделю точно постельный режим. Ладно б за бутылкой попёрся, я б его по-братски понял, но ведь наверняка за хернёй какой-то ломится.

— Симпатичный, — заметила Сандра.

— Тоже нравится, думаю жениться, — отозвался я.

— Заткнись! — опять заржала Сандра.

Всё-таки в ударе я сегодня.

Голос Доброжелателя вновь заставил нас сосредоточиться на его героической одиссее. Мужик куда-то с лютым трудом свернул и заговорил значительно тише:

— Теперь, Мёрдок, все элементы головоломки окончательно встали на свои места. Помнишь, как в первом томе я говорил тебе, что твой брат — человек выдающихся моральных качеств? Забудь. Я никогда так не ошибался.

— Пф, тоже мне новость, — прокомментировал я. — Ты всю дорогу в людях нихера не разбираешься.

— Тише ты! — толкнула меня Сандра.

— Помнишь того парня, про которого я рассказывал? — пыхтел Доброжелатель. — Который тебя якобы убил? Я ещё оплачивал ему адвоката. Так вот, пару дней назад у меня освободилась эта статья расходов. Парня зарезали в тюрьме, воткнули заточку в горло. Мой адвокат пропал без вести. А меня тем же вечером попытались убить. Теперь ты понимаешь, что творится?

— Да беспредел в этой вашей Сан-Франциске творится, — пожал я плечами. — Подумаешь, херня. Жалкое подобие девяностых в России.

— Извини, что мне приходится форсировать, Мёрдок, но…

Изображение ненадолго пропало, звук — тоже. Это ещё что за хрень? Ау, б**дь, ку-ку, ёпта! Двадцать первый век на дворе, очнитесь, пидорьё!

Вернулась картинка. Доброжелатель, пыхтя от натуги, открывает дверь и заходит в полутёмную палату. Там — одна койка, в ней кто-то лежит, и к нему тянется грёбаная уйма трубок и проводов. Видать, совсем чуваку херово. Лицо в тени…

— Это самое страшное, — прошептал Доброжелатель. — Постарайся собраться с духом, Мёрдок. Тебе нужно принять это и переварить. И — как можно скорее. Потому что нам нужно действовать…

В кадре появилась бумажка. Я прищурился. Руки у Доброжелателя тряслись, как у бывалого алкаша при виде бутылки пива с утра. Что там за херня-то? История болезни вроде. Фамилия пациента — Vorontsov.

— Опа, — широко раскрыл я глаза.

— На нас напал один и тот же человек. — Снова рожа Доброжелателя в кадре. — Или… нас заказал один и тот же человек. В любом случае, он за всем этим стоит.

Похоже, Доброжелатель врубил фонарик на телефоне, и пляшущий луч света ударил в лицо коматозника. Я вздрогнул, Сандра выругалась.

На койке лежал мой брат.

— Когда успели?! — воскликнул я. — Только что же с ним разговаривал…

А братан как-то быстро испарился. Не, ну, может, конечно, зассал с Палычем встречаться, всё-таки самовольно по виртуалу шарашился, а им пока вроде бы нельзя такое. А может, как раз в этот момент кто-то вломился к нему в дом и…

— Б**дь, — прошептал я, и у меня задрожали руки.

— Что? Что происходит?! — всполошилась Сандра.

Сказал бы я тебе, что происходит… Брата — жалко, да только он хотя бы жив, на аппаратах. Но ведь этот задрот успел жениться. Он живёт с Ингой. И, кажется, с моей матерью, если я всё правильно понял.

Что с ними? Насколько я знаю жизнь, в случае вот таких налётов свидетелей предпочитают не оставлять. Игры в благородных рыцарей закончились, сегодня никто не хочет подставляться из-за принципов. Принципы — отдельно, работа — отдельно.

— Они всё скрыли. — Снова Доброжелатель во весь кадр. — И ты, пожалуйста, молчи. Я не знаю, что с тобой сделают, если узнают, что ты знаешь. А если узнают, что информацию тебе слил я — мне конец, однозначно. Надеюсь, ты смотришь это видео у себя в доме, как я и говорил, потому что…

Щёлк — и всё. Чёрный экран. Миг спустя чернота сменилась на отражение наших с Сандрой охеревших рож.

— Э! — Я потряс зеркальцем. — Я ль на свете всех милее?!

— Вы, хозяин, — сказал осёл, входя в дверь. — Считаю, что споры по данному вопросу попросту нелепы. Вы самый лучший.

Он протопал к своему углу, шлёпнулся там на бок и замер, с таким довольным видом, что у меня сердце ёкнуло.

— Х*ли ты облизываешься, мудень? — осторожно спросил я.

— Вкусно было, хозяин.

— Что вкусно? Тебе чего — отсосать на улице дали за стакан спирта?

— Травки, хозяин. Прекрасные вкусные травки.

— Прекрасные вку… Б**дь!

Я вскочил на ноги, волосы у меня поднялись дыбом на всех частях тела.

— Что?! Что?!! — подпрыгивала рядом Сандра.

Я вертел головой, и чем больше вертел, тем херовей мне становилось. Оттолкнул Сандру, выскочил в коридор, сбежал вниз по лестнице.

— Б**-а-а-а-адь! — сотряс дом от фундамента до крыши мой богатырский рёв.

Травки, волшебные травки Мэйтаты исчезли. Я мог бы сразу это заметить, если б не вернулся таким удолбавшимся. Не было даже запаха, к которому я успел притерпеться. Теперь мой дом был открытой книгой для создателей, и, вероятно, в этом и следовало искать причину внезапно оборвавшегося видео Доброжелателя.

TRACK_61

— И-а-а-а-а, и-а-а-а-а, и-а-а-а! — усирался подвешенный на верёвках осёл, глядя на меня полными ужаса глазами.

Я поднял табуретку и от души въ**ал скотине по корпусу. Лимузин вновь разразился громкими воплями.

Сандра помогла мне сделать эту пиньяту, перекинув верёвку через потолочную балку. Лимузин был против, но его мнения никто не спрашивал. Сандра, в общем-то, тоже была против, потому что она когда-то, обдолбанная, подписала петицию о защите прав животных и прочитала трогательный буклетик, который ей дали в награду. Но её мнения тоже никто не спрашивал.

— Мёрдок, что бы ни происходило у тебя в голове, по факту ты просто лупишь осла табуреткой, больше ничего! — увещевала Сандра. — Подумай об этом.

— Поправка, — проскрежетал я сквозь зубы. — Что бы ни происходило у тебя в голове, я просто п**жу нарисованной табуреткой предательский файл с программой под названием «Осёл».

— Да мы все здесь — файлы с программами. И Вивьен, ради которой ты, между прочим, этой ночью горы сворачивал.

— Я ни в чём не виноват, хозяин! — голосил осёл. — Я был послушным!

— Послушным?! — взревел я. — Ты, скотина тупая, сожрал защиту этого дома, ради которой Мэйтата чуть не подох от напряжения невероятных сил!

— Мне приказали!

— Кто? Колян, сука такая? Я, б**дь, его найду, он у меня рядом с тобой висеть будет.

— Вы!

— Что?!

— Вы приказали!

— Ты хочешь сказать, что я разрешил тебе сожрать траву в доме? Ты п**дишь мне, ослятина! До такой степени я уже месяц как не нажирался!

Я сноваразмахнулся и вмазал ото всей душеньки тупому виртуальному ослу. Тот, с оглушительным «иа», завертелся на месте. Пришлось остановить его ещё одним ударом, в противоположном направлении.

Сандра осуждающе покачала головой, но хоть с советами не полезла, и на том спасибо.

— Хозяин, вы не просто разрешили, вы приказали мне сожрать траву в доме! — простонал осёл.

— Ты е**нулся? Когда?!

— Этой ночью, хозяин! Мы были в Доме Перевоплощений, вы послали меня стучать на вас, и я радостно побежал исполнять поручение.

— И в каком месте «настучи на нас» означает «сожри траву»?

— Ни в каком, хозяин, хотя я не так много мест знаю. Но проскакав квартал, я вновь встретил вас. Вы спросили меня, куда я скачу, я подробно доложил. Тогда вы сказали, что отменяете приказание, и велели мне пойти к вам домой и сожрать всю траву как можно скорее, потому что она портит интерьер.

У меня аж табуретка опустилась, и по ослиной морде было видно, что у него от этого прям на душе полегчало. Чего не скажешь о моей душе.

— Ты что, пиньята, совсем поехал?

— Хозяин хочет поменять мне имя? Если вас интересует моё мнение, хозяин, то быть Лимузином мне нравится гораздо больше, чем пиньятой.

— Всем больше нравится быть лимузином, чем пиньятой. Но судьбу наши симпатии не волнуют совершенно. Приходится иногда и чем похуже быть.

Тем не менее, я отбросил табуретку. Осёл, конечно, мудло, но в данном случае я до него при всём желании до**аться не мог. Он выполнял приказ. Якобы мой.

— Танигава, — вздохнула Сандра.

— Дембельский аккорд этой заразы, — подтвердил я. — Шла домой и подговнила напоследок, сука е…

Я осекся. Так, как не осекался ещё никогда. Спустя секунду мне поплохело, и я медленно сел на пол.

— Мёрдок? — всполошилась Сандра. — Мёрдок, ты в порядке?

— Нет, Сандра, я не в порядке, — сказал я. — Я вообще нихрена и ни разу не в порядке.

В голове как будто бомбы рвались. Одна за одной. И все, суки, атомные.

Х*як! — «Почему тебе не пишет мама?»

Х*як! — «Вы уже оцифровывали живого человека?»

Х*як! — «Она может принять облик любой женщины, будь осторожен».

Х*як! — «Дух как дух. Выглядит, как ты. Он всё у тебя забирает. Душу твою высосет. Жизнь заберёт. И будет жить вместо тебя, а ты будешь у него штатным пидарасом для опытов».

Я достал бутылку из инвентаря, посмотрел на просвет. Долго смотрел. А потом вскочил, размахнулся и зашвырнул ею в камин со всего размаху. Осёл «иакнул» от испуга. С Сандрой чуть приступа не случилось — бутылку-то я бросил полную.

— Мёрдок, ты куда? Постой! Да объясни ты, что происходит?

— В студию, — сказал я.

— Зачем?!

— Затем!!! — рявкнул я.

Сандра, не будь дура, поняла, что — п**дец, и настаивать на полном взаимопонимании не стала. Проводила до двери. На пороге я всё-таки остановился и нехотя сказал, хотя разговаривать вообще не хотелось:

— Часов в двенадцать парней собери. Надо работу закончить.

— Поняла, — кивнула Сандра. — А осёл?..

— Осёл? — Я скользнул взглядом по неподвижной пиньяте. — Не знаю… Пусть висит.

TRACK_62

В студии я достал гитару, стул, уселся поудобнее и просто начал играть и петь. Всё подряд, из самого сердца. Перед глазами мельтешили уведомления. Росли уровни навыков, апнулся и основной уровень, и я по привычке разбросал очки навыков. Два — таланту, два — силе воли, остальные — по специальным навыкам. Исцеляющая музыка, Музыка для релаксации. Ну и два — притырил на всякий случай.

До времени. Подумаю. Мне о многом ещё подумать надо, и всякие злое**чие очки — это даже не в первой сотне в очереди на размышления.

Вдохновение начало падать… Презирай не презирай — а считаться приходится. Что ж, благо, с психу не последнюю бутылку расх**рил. Достал — выпил. Попёрло. Где б мы все были без этой волшебной схемы.

— Пишем, — прокашлял я в трубу. — Следующая песня будет называться «Паранормальная жизнь».

И заиграл. Никогда в жизни ещё так не играл. Это, мать его так, был полноценный концерт, квартирник, жиза великая. Только без слушателей. Стихи просто пёрли изнутри наружу. Херовые, конечно, тупые, как всегда. У меня всё тупое. Я и сам тупой.

До последнего ведь в шары долбился, очевидного видеть не хотел. Мол, всё херня, в жизни всегда всё просто, никаких таких нереальных муток нет и быть не может… Угу, не может. Одного не учёл: бывают в жизни ублюдки, которые просто жить не умеют. Им необходимо — сложно.

Висит перед тобой яблоко — возьми, б**дь, сорви, сожри. Но — нет. Нужно купить стол, поставить под яблоней, потом — тарелку, да так, чтобы строго под яблочком стояла. Потом вокруг дом построить, вокруг дома — забор. Калитку закрыть, в доме запереться и молиться на яблоню, чтоб яблоко упало. А когда не падает — психануть и топором, топором эту яблоню…

— Следующая песня — «Яблочный дом», — скомандовал я звуковику. — В минорчике.

— Запись включена, — откликнулся звуковик.

Прелесть. Вот я уже и дошёл до той кондиции, когда с неписями действительно лучше, чем с людьми. Ну а чё? Тупят плюс-минус поровну, зато мозги меньше е**т. Скажешь — сделают. А люди… С людьми оно всяко бывает.

— Следующая, — сказал я, откашлявшись, — хер знает, как её назвать. Пиши тупо: «Сыну». Потом, мож, переименую.

— Запись включена.

Я ударил по струнам. Я запел:

Попустило меня не скоро. Уже столько материала к тому времени записал, что — охереть не встать. Толку, правда, чуть. Куда это всё барахло? Так, себе же на память, если вообще захочется об этой сессии припадочной вспоминать. Но хоть размялся. Скоро пацаны подгребут, жахнем тяжеляк, тут-то меня и вообще попустит.

Потом — поспать. Когда я спал-то крайний раз? Твою мать… Вот жизнь сдавила, сука этакая. Ни продыхнуть ни пёрднуть. И бухло не льётся в глотку, и вообще какая-то депрессуха навалилась — хоть волком вой.

А может, правда — плюнуть на всё и свалить к Мэйтате? Он звал же в гости. И адрес на столике бутылочном кровью записан. Да я его и запомнил уж. С Мэйтатой не потоскуешь. Он всё по полкам раскидает, всё чётко прикинет, и всё по итогу по красоте выкружит. С ним и бухать — совсем другое, и бабы — по-другому воспринимаются. И жизнь, жизнь самое — такими красками играет! Вот что значит настоящий верный друг.

Я вышел покурить — так и сигаретка не в радость пошла, а в одно сплошное огорчение. Это что ж такое получается? От отравы — тошнит, от ЗОЖа — ещё пуще. А ведь говорил мне Мэйтата, завещал ведь — бухай, Мёрдок, как можно больше и баб е*и постоянно! Я ж старался, я ж рогом упирался! А потом? Сорвался разок — и рухнул в бездну ненасытную. Так с тех пор и падаю, и падаю… То героем стал, то концерт нарисовался, то альбом пишем… В общем, всё под откос.

Так в жизни всегда. Кажется со стороны — чувак в гору идёт! А у чувака на душе-то как насрано. Или, например, кажется — в говне чувак! А на душе у него — ангелы поют, и радостно ему, безудержно и бесповоротно.

Теперь мне казалось, что год назад, когда я рулил своим кабаком и ныл, как всё херово, я был счастлив. И сам был вроде ангела, святым и беззаботным, вечно пьяным. А теперь — ну что я такое?

— Мрачная и у**ищная скотина, которая п**дит осла табуреткой и ни**я в своей проссанной жизни ладу дать не может, — сказал я.

— Так меня ещё никогда не оскорбляли, можно я буду считать это комплиментом?

Я моргнул, тряхнул головой и сфокусировал взгляд, который допреж того был расфокусирован. Передо мной стоял Иствуд, и в воздухе ещё таял ментальный шлейф от некогда протянутой руки. Он, видать, хотел поздороваться, но когда я, глядя ему в глаза, выдал вот такое, стратегия у ковбоя поменялась едва ли не автопилотом.

— А-а-а, Иствуд, — улыбнулся я, симулируя радость жизни. — Ромыч, Вивьен. О, и Сандра тут. Ну здравствуйте, здравствуйте, заходите. Полабаем маленько, не правда ли?

— Сандра, типа, сказала, с тобой п**дец какой-то, — сказал Ромыч.

— Не обращай внимания, юнга. Твоя беда — барабаны. Вот по ним и херачь. Прошу! — Я открыл дверь и сделал приглашающий жест рукой.

Иствуд зашёл с непроницаемым выражением морды лица, Вивьен улыбалась, как блаженная, Сандра смотрела на меня обеспокоенно, а Ромыч, как всегда, вообще не отдуплял, чё-кого и почему, а главное — за каким х**м.

— Так, звуковик! — гаркнул я в трубу. — Давай нам для вдохновения — всё, что мы налабали.

— Запуск последних записей, — отозвался звуковик.

И зазвучала моя акустика.

— На**й, — отдал я команду. — Ты нормальное включай. Где вся группа.

— Записи группы «Благодарные мертвецы» не обнаружены.

Стало тихо и страшно.

— А ну-ка ещё раз, с самого начала и медленно, — попросил я.

Напоролся, б**дь. TTS врубилось на минималке: «За-а-а-а-апи-и-и-и-и-иси-и-и-и-и…»

— Сука! — рявкнул я и, выбежав из записывающей каморки, ворвался в кабинет звуковика. — Ты тут чё, таки бухать, что ли, начал, у**ина тупая?!

— …гру-у-у-упп-ы-ы-ы-ы-ы…

— Нормальная скорость речи! — заорал я. — Где наши записи? Какого х*я? Мы тебе за что деньги платим, вы**ень п**доголовый? Щас в суд тебя за яйца оттащу, ты нам столько заторчишь — ты охереешь!

— Суд не сможет не принять во внимание имеющиеся у меня логи, которые доказывают, что этой ночью господин Мёрдок пришёл в студию и приказал удалить все существующие записи, — сказал звуковик. — Он особенно настаивал на том, чтобы — цитирую — «никаких копий этого говна не оставалось! Мир должен понять, что чего-то стою только я один, с гитарой, а моя так называемая группа — это куча дерьма, которая всюду таскается за мной и уже достала своей вонью», конец цитаты.

TRACK_63

Я сидел в студии на полу и смотрел в никуда. Напротив меня на корточках сидела Вивьен. Где-то в углу Сандра и Иствуд п**дили Рому. За что, спросите вы? Ну, очевидно же, за что. Вы ведь сами наверняка были тупорылым подростком, который считает себя самым умным, а по факту хер от пальца не отличает. Все были…

— Да понял я, б**дь, понял! — орал Ромыч.

— Что ты понял? — спросил Иствуд и щёлкнул курком револьвера. — Давай, расскажи нам, и, может быть, я не стану дырявить тебе колени. Барабанщику ведь не нужны колени?

— Я понял, что всю эту х**ту говорил не Мёрдок, а ё**ная Танигава, и мои предъявы — они, короче, ни о чём ваще.

— Умница, Ромул, — сказала Сандра. — Ты это запомни, как молитву, и повторяй почаще. А то у тебя в мозгу вообще с трудом, я смотрю, информация оседает. Память золотой рыбки. Два плюс два — сегодня четыре, а завтра уже хер его знает.

— Отъ**ись!

— Повежливее, ты говоришь с дамой.

— И ты, аниме, отъ**ись! Е**л я таких дам.

Сандра рассмеялась и ласково потрепала Ромку по щеке:

— Нет, мальчик. Таких — не е**л, поверь на слово. И, боюсь, не доведётся. Свой потолок ты уже вы**ал.

— Я чё, поехавший, что ли, потолки е**ть? Даже если натяжные.

Вивьен негромко сказала, так, чтобы слышал только я:

— Это ведь была не Танигава. У меня есть доступ к её памяти. И с Экси тоже была не она.

— Знаю, — сказал я. — Молчи пока.

— Что происходит, Мёрдок?

— Что происходит? Нас поимели. Без вазелина. Всех и сразу. Ты хотела групповуху? Ну, вот тебе и групповуха, приятно по**аться.

Услышав мой голос, ребята прекратили возню в углу. Помогли подняться Ромычу, который всё равно как-то косо на меня смотрел. Ну, тупизна — она такая. Не сразу проходит. Её нужно выбивать тщательно, ломом.

— Э, звукач! — крикнул я, подойдя к трубе. — У меня экземпляры пластинки с синглом остались. С них же можно адекватно дорожку снять?

В реале, если б на студии кто-то задал такой вопрос, я бы его самолично грифом в жопу оттарабанил. Качество — это ж понимать надо. Но тут был не реал. А значит…

— Да, качество трека будет идентично оригинальному, — был ответ.

Я выдохнул. Повернулся к своим.

— Так… Одна песня у нас есть, — сказал я. — Осталось девять.

— У нас времени всего ничего, — напомнил Иствуд. — Похоже, это конец. Я предлагаю просто прийти с синглом. В конце концов, он даёт представление о лирике и о…

— Нет, ковбой, ты не понял, — перебил я. — У нас есть меньше трёх суток на то, чтобы записать и свести полноценный альбом. Вот именно такой, каким мы его и задумывали. Самый крутой альбом всех времён и народов. И если какая-то б**дь думает, что она своими действиями нас опрокинула — она жестоко ошибается. Нас нельзя опрокинуть. Наши сверхмассивные яйца — это центр, вокруг которого вращается вся вселенная, и до тех пор, пока они дают вселенной свой свет — она существует!

— Три дня? — просипел Ромыч.

— Целых три дня! — гаркнул я. — Мы будем здесь жить. Жрать. Спать по очереди, выставляя часовых, чтоб ни одна мразь не посмела войти и обосрать всю малину! Сэнди! На тебе поставки бухла и жратвы, нам понадобится много топлива. Остальные — занять места, настроить инструменты. И — начали работать!

TRACK_64

— В чём дело? — спросил жрец, который уже практически перестал на меня сердиться за то, что я убил его из арбалета. — Что опять происходит?

— Попытка суицида через импотенцию, — поспешил я ознакомить его с диагнозом. — Сюда, пожалуйста.

Рома лежал на полу. Он пытался уползти из-за барабанов, но не смог. Упал только верхней половиной, а жопа так и осталась на сиденье. Его вырубило наглухо, как Коляна в Яме, и мы с Иствудом уже час ничего не могли с ним сделать.

— Что с ним? — вытаращил глаза жрец.

— Кажется, он хотел есть, — задумчиво сказал Иствуд, который, сидя в противоположном углу, отрабатывал на басу сложный ритмический рисунок, который мы собирались реализовать в следующей песне. — Но не успел. Сантиметра не дотянулся. Теперь уже поздно, конечно, я всё съел.

— Он же полностью истощён! — воскликнул жрец.

— Дядь, ты чё, думаешь, мы его шкалы не видим? — психанул я. — Ты пацана можешь на ноги поставить? Х*й с ними, с ногами — на жопу его посади, и чтоб палками махал.

Покачав головой, жрец достал посох, сделал пару пассов над головой Ромула, и тот застонал. Тогда жрец вытащил из инвентаря флакончик с интересной жидкостью.

— Моя разработка, назвал её — «Последний сухостой», — прокомментировал он, пытаясь напоить Рому.

— А оно нам точно надо? — встревожился я.

— Другого варианта не предложу. Работает как адреналиновая бомба. Сразу предупреждаю, если организм недостаточно прокачан — может просто уйти на респаун. Советую выжать всё как можно скорее, ему необходимо выплескивать адреналин.

— Это мы устроим, — сказал я.

— Психи, — сказал жрец. — Альбом-то скоро?

— А чё, сингл зашёл? — хмыкнул я.

— Ни в коем случае. Просто поддерживаю разговор.

— На неделе жди.

— А в какой день? Просто магазин с пластинками открывается в девять, а я живу недалеко…

— В среду, — наугад брякнул я.

— Ау-а-а-а-а-а! — взревел Рома и, подпрыгнув, будто на пружинах, встал на ноги.

Волосы торчали дыбом, глаза вылезали из орбит, а что самое страшное — штаны спереди едва не лопались.

— Вау, — сказала Вивьен, которая привела жреца.

— Не «вавкай» мне тут! — пригрозил я. — Это не тебе, это мне. Рома, садись за инструмент и х*ярь, как в последний раз. Тебе, мужик, от души.

Я протянул жрецу мешочек с баблом. Тот отмахнулся и, промямлив что-то великодушное, свалил.

— Я щас десять альбомов запишу, мне по**й! — орал Рома. Ему немножко мешала орать текущая изо рта пена, но пофиг, не его вокал.

— Так держать! — рявкнул я. — Три-четыре, погнали!

Следующую песню мы записали с одного дубля, а потом я решил, пока пруха не закончилась, замахнуться уже на «Лунный отблеск».

Вот всякие охотники до советов по личностному росту рекомендуют сначала делать самое сложное, а потом уже по мелочам разбираться. Отвечаю: нихера не работает. Сделаешь самое сложное, а потом такой: «Ну, херня осталась, можно и прибухнуть». И никогда ты уже эту херню не сделаешь.

Правильный метод — сначала делать херню, а потом — сложное. На херне разминаешься, на сложном выдаёшь максималки. А прибухнуть лучше всегда.

— Я го-о-олос сорвала, — пожаловалась Вивьен, покончив с «Лунным отблеском».

— Да плевать, сегодня он тебе больше не понадобится, — ответил я. — Отличный тейк! Единственный и неповторимый. Пацаны, поздравляю, мы — мега-профи.

— Ещё! — рычал Рома с налитыми кровью глазами. — Ещё!

Мы херачили уже двое суток. Ромка и Иствуд немного спали, а я в это время занимался сведением. Готово было шесть песен, оставалось четыре. Мы прошли так далеко, что сдавать назад никому даже в голову бы не пришло.

«В Японии, — сказал Иствуд, сидя рядом со мной за пультом, — настоящий культ работы, считается, что японцы вообще не умеют отдыхать. И это действительно так. Но то, что демонстрируешь ты, вообще выходит за рамки человеческого воображения».

«Это всё ненависть, презрение к человеческому роду и подавленное желание убивать всех подряд, ковбой. На них одних и держусь».

«Как ты, обладая такой работоспособностью и целеустремлённостью, умудрился не добиться настоящей мировой славы при жизни?»

«А это уже талант. Без таланта в нашем деле никуда».

Дохерачивая очередную песню, Рома начал орать, как медведь, которому в задницу попала горящая стрела. Я сначала шухернулся, а потом, переслушав, подумал — норм. Песня дикая, и этот рёв в конце — очень даже в тему. Нехай фишечка будет.

Однако пруха на этом внезапно закончилась. Сначала у Ромы задрожали руки, потом его затрясло всего, и он сполз на пол.

— Н-н-н-н-н, — пытался он что-то сказать глядя на нас умными глазами, но ничего осмысленного выжать не сумел.

— Проклятье! Где там эта Сандра?! — заорал я.

— Несу, несу! — Дверь распахнулась, и в студию вбежала Сандра. — Господи, вы что с ребёнком сделали?!

— Расписали на троих, не видишь, что ли? — огрызнулся я. — Давай, положи ему что-нибудь. В плоской тарелке, да подвинь ближе, он не понимает. Во-о-о, Ромыч, красава! Сэнди, ты ему ещё водички налей, рядом поставь.

Рома то жрал тушёную картошку с мясом без помощи рук, то смещал морду вправо и лакал воду. Я нетерпеливо притопывал ногой. Сандра всучила мне бутерброд.

— Жри давай, — сказала. — Ты тоже, блин, работаешь до отсечки, а после отсечки хоть трава не расти.

— Сутки остались, — пробормотал я, тиская бутерброд, как сиську. — Три песни. Плюс — сведение.

— Мёрдок, не хочу тебя расстраивать, но этот на ближайшие часа четыре точно не барабанщик, — сказала Сандра.

— Б**дь, — сказал я и откусил от бутерброда.

Не успел проглотить, как меня осенило.

— На! — сунул я Сандре огрызок и подошёл к трубе. — Звука-а-а-ач! Так, по-нормальному в разные каналы писаться нельзя. Но две записи смиксовать ведь можно? Ты ж в самом начале нам какую-то херню сводил.

— Можно совмещать неограниченное количество дорожек, — согласился звуковик.

— И что нам это даст? — не понял Иствуд. — Барабанщик всё равно…

Он посмотрел на Рому, который, стоя на четвереньках и мурлыкая, продолжал самозабвенно жрать.

— Всё нам это даст, — сказал я. — Вивьен, сядь за барабаны, попробуй сыграть «Мечется где-то». Иствуд, давай этого наружу вынесем. Сэнди, миски его захвати, а то он плакать начнёт, а я это ненавижу.

Мы вынесли Ромыча в предбанник, а когда вернулись, Вивьен стучала на барабанах и стучала вполне себе сносно.

— Отлично, — сказал я. — Это такой же судьбоносный момент, как когда Мег Уайт села за установку. Пишем.

— А клавиши? — спросил Иствуд.

— Клавиши потом отдельной дорогой. Вивьен — программа, она ритм математически понимает. Лучше неё с такой задачей никто не справится.

В реальной студии, даже если все инструменты пишутся в разные дни, ты всегда можешь напялить наушники и слушать остальных. Ну, если только ты не барабанщик, который пишется первым. Но даже в таком случае барабанщик может изначально записать простой ритм, а уже потом, когда на него наложатся остальные, напялить наушники и переписать свою дорогу так, чтобы все охерели.

Здесь же наушников не было, и играя, ты мог слушать только то, что играешь ты и остальные. Соответственно, нашим единственным союзником со стороны вселенной был метроном. А единственным участником группы, у которого этот метроном был в голове — Вивьен. Я бы тоже мог сесть за барабаны, а потом попытаться записать гитару в тишине по памяти, но на это у меня ушли бы те же часа четыре, так что смысла — ноль.

— Мёрдок, доешь бутерброд, — без особой надежды попросила Сандра.

— Сандра, отвали, не видишь, мы работаем?!

Сандра вздохнула и села на пол в сторонке.

— Ну чё, «Мертвецы»? — бодро воскликнул я. — Три-четыре, раз-раз-раз!

* * *

Ночь. Глубокая ночь накануне назначенной стрелки с большим начальством. Я сижу за микшерским пультом и в чёрт знает какой раз прогоняю чёрт знает какую песню. Серьёзно, я уже вообще нихера не воспринимаю. Кто это? О чём поёт? Если мне скажут, что я свожу новый альбом «Металлики» — поверю. Скажут, что старый альбом Бейонсе — тоже поверю.

— Приподними тут клавиши — тонут.

Я покосился на Иствуда, который сидел рядом со мной.

— Что? — ответил тот на мой взгляд.

— Ты какого хрена тут сидишь? Всё, вали в кабак, выспись!

— Завтра нам не выступать.

— Завтра у нас переговоры.

— Не думаю, что там от меня потребуется деятельное участие, Мёрдок. А стрелять из револьвера я могу в любом состоянии.

— Ты собираешься стрелять из револьвера на переговорах с разрабами?

— Это будут переговоры с твоим участием. Я готов ко всему, в том числе к высадке инопланетян.

— Н-да…

Я сделал клавиши погромче, заодно чуток поиграл с эквалайзером.

— По-моему, то, что надо, — сказал Иствуд. — Ну что, это всё?

— Пошли покурим, — сказал я.

Мы вышли на улицу. Холодно, наверное, только я даже этого не чувствую. Вые**лся как никогда в жизни… Поделился с Иствудом сигареткой. Прикурили.

— Ты ещё что-то хочешь делать? — не отставал ковбой.

— Угу.

— Что именно?

— Хочу свои записи тоже до ума довести.

— О. Хочешь выпустить два альбома?

— Ну на**й. Конкурировать с собой же — тупо. И потом, Ромыч опять разгундится. Не. Мы выпустим двойник.

— Двойник? — вздрогнул Иствуд.

— Ага. Двойной альбом. Первая пластинка — электричество, вторая — акустика.

Иствуд через затяг обдумал перспективу. Усмехнулся.

— Мёрдок, тебе никогда в голову не приходило, что ты — святой?

— А тебе никогда в голову не приходил корпус Fender Precision Bass? — задал я встречный вопрос.

— Ты ведь уже давно понял, что сольно добьёшься куда больше, чем в составе группы. Ты — Боб Дилан этого мира, Мёрдок. Но ты изо всех сил упираешься рогом, чтобы мы не чувствовали себя обузой. Ты готов потратить трое суток без сна и отдыха, чтобы записать материал, который практически никто не будет слушать, хотя у тебя уже есть на целую пластинку песен, которые станут народными.

— Нихера ты не понимаешь, ковбой. — Я стряхнул пепел в рыхлый снег под ногами. — Я не для вас это делаю. Это — моя мечта. Рок-группа. Именно группа. Именно электрический звук. Грохот. Огромные динамики. Огромные залы. И эта огромная энергия, которая мечется между всеми нами и каждым человеком в зале.

— Может быть, — пожал плечами Иствуд. — А может быть, это ты нихера не понимаешь, Мёрдок. Пошли.

— Ты что, не свалишь?

— Нет. Помогу тебе. В таком состоянии, как сейчас, две головы уж точно лучше, чем одна.

Два окурка полетели в снег, где они исчезнут через несколько минут.

TRACK_65

— Па-а-а-адъём!

Я дёрнулся и проснулся.

Так-с, рекогносцировка. Кто я? Я — Мёрдок, самый крутой рок-музыкант в истории человечества, да заодно и других цивилизаций.

Где я? В студии. Уснул на микшерском пульте. Рядом в таком же затруднительном положении просыпается Иствуд.

Кто орал? Ага, Сэнди.

Что она суёт мне под нос? Кофе. Хорошо, очень хорошо.

— Аминь, — просипел я, взяв чашку.

— Сделали? — спросила бодрая и выспавшаяся Сандра.

Вообще, её убить хотелось. Но ведь я сам категорически на матах послал её спать. Сегодня самая лютая часть переговоров — на ней, а значит, должна быть во всеоружии.

— Не совсем, — зевнул я. — Надо ещё напечатать всё. Ну, это быстро — часа четыре.

Сандра выпучила глаза:

— Сколько?! Мёрдок, ты ополоумел?! У нас встреча через час с четвертью!

Аж побледнела, несчастная. Я вдоволь полюбовался паникой, потом достал из инвентаря пластинку и протянул ей. Сандра, мигом вернув цвет лица, с благоговением взяла нашего первенца.

Дизайн обложки, вообще, принадлежал Иствуду. Он прям загорелся, когда мы до неё добрались. Я спорил с концепцией, но Иствуд был неумолим: «Все песни здесь — они о борьбе одиночки с враждебным миром, о выживании. Так или иначе. Это должна отражать обложка! С одной стороны — средневековый антураж, с другой, мне бы хотелось, чтобы как-то чувствовалась атмосфера вестернов. Что вот, входит чужак в город, идёт по пустой улице, а на него из каждого окна недобро смотрят…»

В общем, в итоге на обложке был изображён со спины условный я с гитарой за спиной. Я шёл по улице Линтона, судя по всему, в сторону холма, на котором забита сегодняшняя стрелка (там если за крайним из видимых домов направо чуток свернуть — как раз и попадёшь на дорогу к холму). Впрочем, если приглядеться, то себя Иствуд там тоже изобразил, правда, лицо было скрыто шляпой, но пафосная поза не оставляла места для двусмысленностей.

Выполнялось всё это в интерфейсе, при помощи локального навыка, проявляющегося только в студии и называющегося совершенно не адаптированно: «Креативный доводчик». Если просто — искусственный интеллект создаёт изображение, сообразуясь с твоими сбивчивыми объяснениями.

Получилось ничего так. Внизу пиксельными буквами — отсылка к нашим виртуалиям — было написано название группы, а заодно и альбома: «Благодарные мертвецы».

Вот и всё.

— Вау, — сказал Сандра. — Просто — вау. Я в охренении. Можно эту заберу себе?

— Не вопрос, десять золотых, — сказал я.

— Мудак.

— Шлюха.

— Подпишете?

— Позже, — прокряхтел Иствуд. — Когда все будут. А то для некоторых это действие обладает какой-то совершенно особенной значимостью.

Тут я был с ним полностью солидарен. Хватит кормить Ромину мнительность. Разосраться вусмерть перед самым важным концертом — это, конечно, милая рок-н-ролльная традиция, но не обязательно же придерживаться сразу всех традиций.

— А почему две пластинки? — спросила Сандра, раскрыв конверт.

— Потому что две — лучше, чем одна, — ответил я. — Ладно. Мне нужно подготовиться к переговорам. Это процесс непростой и тщательный, просьба не мешать.

И, достав из инвентаря бутылку, я начал пить.

* * *

Рома за**ал.

Серьёзно.

Сначала он начал визжать на обложку и на меня. Потом — на Иствуда, когда тот объяснил, что обложку выдумал он. Тут у Ромы, по-моему, в мозгах просто перекос пошёл. Он не мог отдуплить, как человек, который не является Мёрдоком, может вынести Мёрдока на обложку.

Потом Рома увидел, что альбом — двойной, и что вся вторая половина посвящена мне одному. Тут он, по-моему, даже в трусы ссыканул от ярости. Я даже проверил, не появился ли навык, о котором я просил. Нет, не появился. Значит, показалось. Наверное.

— Да на**й мне нужна группа, в которой меня не ценят?! — разорялся Рома. — Мне по**й, я — по съ*бкам. Вив, пошли.

Но Вивьен внезапно никуда не пошла.

— Я хочу играть в группе, — заявила она.

— Слышь, ты офигела, или чё? Пошли отсюда, я сказал!

На лбу у Вивьен появились капельки пота.

— Рома, — с усилием произнесла она, — если ты прикажешь ещё раз — я, конечно, уйду с тобой. Но я буду глубоко несчастна.

— Да мы другую группу сделаем, вообще охеренную!

— Я люблю эту.

— Так тебе похер, что ли? Ты меня бросаешь?!

Ситуация накалилась, и я понял, что пора вмешаться. Я пробил Роме в челюсть, а потом склонился над ним, упавшим, и ласково сказал:

— Слышь ты, х*йло тупоголовое. Это, б**дь, наш альбом. На котором мы выложились на все четыреста процентов. Я его что — под своим именем выпускаю? Нет, б**дь, я его не под своим именем выпускаю. Если ты не заметил, даже список участников записи дан в алфавитном порядке, и я в нём всего лишь на втором месте. Больше того, я свои личные записи выпускаю под той же обложкой. Все доходы будут делиться поровну, хотя ты к этим записям пальцем не притронулся. Не нравится обложка? Да похер, давай переделаем, только после стрелки. Возьми и сам сделай, что захочешь, хоть свою морду во весь конверт захерачь и альбом назови «Передаю привет маме». Сука, как же меня дети вымораживают, это п**дец какой-то, убивал бы, честное слово.

— Во избежание повторения таких ситуаций предлагаю составить внутригрупповой документ, — сказала Сандра. — Что-то, что будет регулировать принятие решений. Например, касаемо репертуара, обложек…

— Это на**й! — сходу отверг я идею. — Это как жениться с брачным контрактом.

— Брачный контракт защищает…

— Вп**ду такую защиту! — психанул я совершенно. — Если ты в отношениях не можешь бросить на кон всё и даже больше, чем у тебя есть — тогда на**й вообще такие отношения? Дрочи х*й, е*и шлюх. Бумажками нужно жопу в сортире вытирать. Рядом со мной чтоб этого говна вообще не было.

— Устная договорённость? — вздохнула Сандра, поняв, что спорить со мной бессмысленно.

— Туда-сюда, — поморщился я. — Ладно, впредь будем советоваться.

— А мне нравится обложка! — заявила упрямо Вивьен, держа в руках экземпляр альбома. — Я гляжу на неё и чувствую одиночество, которым переполнены наши песни. И ещё — силу, которой переполнены наши песни. Тоску, боль и веру, которыми переполнены наши песни. И честное слово, если бы мы стояли все вчетвером лицом к слушателю, это было бы глупо и неуместно.

— Слушай свою лучшую половину, — сказал я и протянул Роме руку. — Херни не скажет.

— И помни, благодаря кому она всё ещё может говорить и функционировать, — добавил Иствуд. — Думай о том, где бы ты был без этого человека.

Рома не отвечал. Только сопел. И то хлеб с майонезом, как говорится.

— Так, а теперь вы все, творческие личности, подпишите мне ваш альбом, и я, счастливая, поведу вас на самые важные переговоры в ваших виртуальных жизнях! — воскликнула Сандра.

Мы подписались все. И даже Рома. Даже Вивьен, которая ненадолго подвисла (она, по ходу, раньше вообще никогда особо не писала), но всё же вывела: «Вивьен Дэй, клавишница». Остальные ограничились просто именами.

— Охренеть, — улыбалась Сандра. — Чувствую себя, как школьница, у которой день рождения.

TRACK_66

В тронном зале не было трона. Вместо него появился длинный стол. С нашей стороны стояло пять стульев, которые мы и заняли. Слева направо: Рома, Вивьен, Сандра, я и Иствуд. Сандру посадили посередине, чтобы ей было удобно вертеть на х*ю всех собеседников.

А их было не так чтобы много. Всего-то трое, и всех троих я знал.

Посередине сидел Палыч (который Чехов), слева — Федя, а справа — Доброжелатель.

— Хорошо собрались, — нарушил я молчание. — Напитки-то будут? Или каждый за себя?

Сандра пнула меня под столом и громко подумала: «Не смей тут вытаскивать бутылку!»

Да я и не собирался. Что я, дурак, что ли?

Палыч откашлялся и взял слово:

— Нам сегодня многое предстоит обсудить. Но давайте покончим для начала с музыкальной частью. Итак, руководство проекта хочет устроить грандиозную презентацию, основной частью которой будет выступление рок-группы из виртуала. Техническая возможность более чем есть. Варианта, собственно, два: либо большой экран, либо голограммы. Вчера смотрели голограммы — весьма и весьма. Это создаст объём.

— Лучше и то, и то, — сказал я.

— Прошу прощения? — наклонил голову Палыч.

— Да забей, я не обиделся. Палыч, ты концерты-то видал когда-нибудь серьёзные? Там столько народу, что караул. Из задних рядов вообще не видно, что на сцене делается. Потому стоит экран, на который работают операторы. Вот и тут так же. Голограммы на сцене, а на экране — дубли.

Палыч посмотрел на Федьку, тот кивнул и сказал:

— Наверное, нам лучше будет использовать технологию обратного погружения. Для полноценной обратной связи…

— Это наши проблемы, — перебил Палыч. — Вы записали демо?

— Демо? Ты о**ел? — вдруг тявкнул Ромыч. — Мы альбом записали!

— Я задел твои чувства? — Палыч посмотрел на Рому через пенсне. — Вижу, задел, прошу прощения. Итак, покажите, с чем мы будем иметь дело.

На столе появился граммофон. Сандра положила на него пластинку и, затаив дыхание, опустила на краешек иглу. «Комиссия» тем временем рассматривала конверт, передавая из рук в руки.

Когда из раструба грянуло музло, я почувствовал, как у меня внутри что-то расслабляется, растекается и расплавляется. Это было настолько круто, насколько вообще возможно. Чёткий ритм, сухие басы, грамотно причёсанные высоты…

Когда закончилась первая песня, Палыч выключил граммофон и почесал репу.

— Отлично, — сказал он. — Признаться, я боялся услышать что-то вроде того, что мой сын с друзьями исполняет в нашем гараже. Ненормативная лексика присутствует?

— Только за кадром, — ответил я.

— Ещё лучше. Этот экземпляр, полагаю, мы можем забрать, чтобы все, кто будет причастен к шоу, могли ознакомиться?

— Конечно. — Сандра сняла пластинку с диска и положила в подставленный Палычем конверт. — Может, мы уже поговорим о конкретике? Во-первых, что вы можете нам предложить?

— А что вы можете потребовать? — уставился на неё через пенсне Палыч.

— Понятно, что вы заработаете на этом немалые деньги. И понятно, что виртуальные деньги никак не зависят от реальных, но мы здесь на эти виртуальные живём, поэтому пятьсот…

— Мы можем предложить вам сумму в пять миллионов условных игровых единиц, которые здесь называются «золотыми», — перебил её Палыч. — Как вы их будете делить — ваши проблемы. Согласны?

Я аж при**ел. Пять лямов. На пятерых. Да это же много!

При**ели решительно все (кроме Вивьен, ей деньги были как-то по барабану), а пуще всех — мой брат, который начал подпрыгивать на месте и тихонько «нокать».

— Прошу вас, помолчите, Теодор, — сказал ему Палыч. — Вы присутствуете здесь вообще не по данному вопросу, здесь вы уже ничего не решаете. Так каково ваше решение, мисс Сандра?

— Пятнадцать, — невозмутимо заявила Сандра.

— Каждому, — добавил я.

— Ну да, и весь игровой баланс треснет, — грустно улыбнулся Палыч. — Давайте будем адекватно смотреть на вещи. Пять миллионов — сумма, которую можно выделить совершенно безопасно. Десять — с оговоркой: будет введён лимит на ежедневные расходы. Если хотите сохранить финансовую свободу, рекомендую согласиться на сумму в девять миллионов девятьсот девяносто девять тысяч девятьсот девяносто пять золотых. Без проблем делится на пять и не дотягивает до ограничения. Впрочем, можно и девятьсот девяносто девять. Лишние деньги можете пропить вместе.

— Прям убухаешься впятером на четыре монеты, — проворчал я. — Опять, как всегда, за гроши работать…

— Один миллион сразу. — На столе оказался сундук, доверху забитый золотыми монетами. — Это задаток, который останется у вас в любом случае. Ваше решение?

— Нас это устраивает, господин Мёрдок? — повернулась ко мне Сандра.

— Я должен посоветоваться с группой, госпожа Сандра. Эй, Ромыч, ну чё, соглашаемся, или ну его на**й?

— Согласны, — пролепетал Рома, которого озвучиваемые суммы просто раздавили.

— Ты подумай десять раз. Шесть нулей тебя никак не оскорбляют? А единичка перед ними? Единичка — это один, а на обложке я один. Тут же явная параллель. Давай поистерим?

— Медс, да пошёл ты на**й!

— Вивьен?

— Я согласна.

— Иствуд?

— Конечно, почему нет.

— Единогласно, — кивнул я.

Сандра проворно инвентаризировала сундук и уставилась на Палыча.

— Неплохо для начала, — сказала она. — Теперь поговорим про реальные деньги.

— Что вы собрались делать с реальными деньгами? — вздохнул Палыч.

— Мы — ничего. Но у каждого из нас есть живые родственники. И мы считаем, что было бы справедливо, если бы они получили отчисления. Подготовьте, пожалуйста, следующие документы. Во-первых, приблизительную оценку потенциальной прибыли, от которой мы сможем брать процент. Во-вторых, договор, согласно которому физическое лицо получит определённый процент от этой прибыли.

Палыч завис, а я кивнул. Да, мы это обсуждали. Пусть от нас хоть от мёртвых будет какая-то польза живым.

— Интересно, кого это ты собрался благодетельствовать? — прошипел Федька. — Мама ни в чём не нуждается, Инга тоже, а на всех остальных тебе всю жизнь было плевать.

— Инга? — повернулась ко мне Сандра.

Б**дь…

— А я в памятник вложусь, — сказал я. — Себе. Чтоб прям у тебя под окнами построили. Чтоб ты смотрел — и визжал от ярости, как сучка. По-моему, как раз в моём духе высер. Полный эгоизм, возведённый в абсолют и помноженный на вечность.

— Неожиданно, — признался Палыч. — Это необходимо будет обсудить… Мисс Сандра, я полагаю, мы можем в дальнейшем общаться напрямую. В ближайшее время вам с почтой будет доставлен артефакт, или ещё какая-нибудь ерунда для обмена сообщениями.

— Прекрасно, — кивнула Сандра. — Что по дате концерта?

— Обсуждается. Ориентируйтесь на апрель-май. Время есть.

— Репертуар вы будете утверждать? Если за этот период появятся новые песни…

— Главным образом мы настаиваем на том, чтобы не было ненормативной лексики. В остальном у вас полная свобода. Насколько я понял из прослушанного, играть вы, ребята, умеете. Основной упор всё равно будет сделан на сам факт вашего существования, а не на музыку. Люди придут смотреть на людей, живущих в виртуальном мире, так что даже если вы будете играть на расчёсках и петь хором невпопад каждый свою песню — это будет фурор. Впрочем, если музыка будет самоценной — это тоже пойдёт в плюс. Полагаю, на этом мы можем закончить основную часть. До тех пор, пока не будут получены ответы на заданные вопросы, переговоры всё равно не сдвинутся с мёртвой точки, а мы здесь все люди занятые.

— Полагаю, да, — согласилась Сандра. — Жду от вас вестей.

— Сейчас всем, кроме Мёрдока, желательно удалиться, — сказал Палыч.

— А чё кроме Мёрдока? — выступил Рома.

— Потому что сейчас мы будем обсуждать вопросы, которые касаются его и только его, — терпеливо пояснил Палыч. — Музыки они никак не касаются. Всего хорошего, молодой человек. Берегите себя. Вы слишком распыляетесь по мелочам, этак от вас скоро вообще ничего не останется.

Они встали и ушли, бросая на меня удивлённые взгляды. Дождавшись, пока за Иствудом — он шёл замыкающим — закроется дверь, я облегчённо вздохнул и вытащил бутылку.

— Ну, братцы — будем. А теперь давайте начистоту. Сколько мне осталось?

TRACK_67

Палыч откашлялся.

— Это нелепый вопрос, Мёрдок. С тобой ничего не может случиться.

— Н-да? — спросил я, оторвавшись от бутылки. — А разве я — не вопиющее нарушение ваших же законов? Ведь моё тело там не в вирт-капсуле лежит. Оно — отдельно, я — отдельно.

— Это юридически очень скользкий момент, Мёрдок, ты прав, — кивнул Палыч. — Но исходные данные таковы. Мы не имеем права уничтожать разумных существ, одним из которых ты являешься. И мы не имеем права прибегать к эвтаназии. Пока твоё тело лежит неподвижно, проблема в стазисе. Но если Иван Воронцов придёт в себя… — Палыч снял пенсне, потёр переносицу и вернул пенсне на место. — Ну, мы, всего вероятнее, понесём большие убытки. Многие вылетят из проекта. Кто-то сядет — так должно быть. И я даже знаю точно, кто.

— Я ни в чём не виноват! — вскричал Федя.

— Теодор, ты оцифровал мозг брата, не получив на то его согласия. Ты запустил виртуальную копию, пока он был жив. Ты подделал свидетельство о смерти. Провёл фальшивые похороны. На твоём месте я бы сутками молил бога об одном: чтобы твой брат тихо и спокойно скончался, не приходя в себя. Правду сказать, судя по его показателям, это самый вероятный исход. Проснувшись, он тебя попросту уничтожит. Одним движением ресниц.

— Могёт, — подтвердил я. — Я его знаю. Он псих.

— К счастью, об этом узнало не так много людей, — продолжал Палыч. — В результате невероятнейшего стечения обстоятельств… — Он окинул меня выразительным взглядом, — я оказался один на весь корпус, когда внезапно произошёл перехват видео, присланного… Доброжелателем. Да, предлагаю и впредь обходиться без лишних имён. Каждый знает, что знает, и лучше бы так всё и оставалось, ради общего блага.

— Я ведь предупреждал следить за ослом, — с горечью сказал Доброжелатель.

— А я и следил. Но оказалось, что не только я могу отдавать ему приказы.

— Что?! — хором нахмурились Доброжелатель и Палыч.

— Это чушь, ерунда и бред! — долбанул Федька кулаками по столу.

— Я ж ещё не сказал ничего, Федь.

— Всё, что он скажет — это…

— Теодор. Пусть он скажет.

И я сказал:

— Эта хитрожопая прошмандовка каким-то образом научилась принимать мой облик. Ну, внешне-то он и так — моя копия. Но он нарастил аватару волосы, взял такой же базовый шмот, сменил ник на мой. Этого, наверное, было бы недостаточно. Я не знаю, что он исполнил, что Система воспринимала его как меня. Мне приходили штрафы за е**ю транссексуалов на улице, осёл послушал его приказа и сожрал в доме всю траву, а звуковик в студии по его команде уничтожил наш почти записанный альбом за три дня до этой встречи. Я всё на Танигаву грешил, но он сам проговорился, когда появился в Митреуме. Сказал, что встретил осла. И… я тогда чутка на взводе был, но потом до меня дошло, что было не так. Когда этот дебилоид появился в Митреуме, он был моей копией. В плаще, с волосами. А потом он ненадолго исчез и появился снова, уже вот как сейчас, в пиджачке. Ну и видосик, конечно, в тему пришёлся. До меня, в целом, дошло, ага. Он-то полагал, что в реале я действительно вот-вот дуба врежу, и хотел избежать совсем уж лютых неприятностей. Обламывал меня, репутацию мне портил. Чтоб я сдался и забухал спокойненько. И тогда я буду не на виду, меня можно будет спокойно стереть, если приспичит.

Палыч медленно повернул голову к бледному Федьке. А Доброжелатель, грустно усмехнувшись, сказал:

— Ты не совсем правильно понял, Мёрдок. Стереть тебя ему не по силам в любом случае. Просто ты внезапно из маргинала превратился в городскогогероя. Твоя музыка стала набирать популярность. Кое-кому… — Доброжелатель усмехнулся опять, — кое-кому пришла в голову идея устроить концерт в реале. Ты оказался в двух шагах от того, чтобы стать мега-звездой планетарного масштаба, хотя сам этого ещё не знал. И это его подкосило. Он не мог позволить тебе так высоко взлететь. Вот он и пытался дискредитировать тебя, рассорить с группой. Ну а уничтоженный альбом… Это уже был акт отчаяния.

— Я ушам не верю, — сказал Палыч. — Теодор, это… Это…

— Это недоказуемый бред, — неожиданно спокойно сказал Федька. — Вы не найдёте никаких логов, подтверждающих вашу версию.

— Само собой, — фыркнул я. — Ты за собой хорошо подчистил.

— Полагаю, на этом можно и закончить. — Федька встал. — Как вы верно заметили, каждый знает то, что знает. И пусть так и остаётся. Мы, те, кто находится в этом зале, в курсе ситуации. А больше — никто. Вот такие вот бутерброды с дерьмом, ребята.

Я дал ему несколько секунд поторжествовать, а потом спокойно сказал:

— Да, только ты не учёл, что в реале ещё один человечек знает правду.

Федька и Палыч уставились на меня. А Доброжелатель, опустив взгляд, улыбнулся.

— Кто?! — спросили меня два голоса.

Конь в пальто.

А именно — Мудайкл. Бывший Сандры. Когда ещё он смутно угрожал мне, что чем-то может погубить моего брата, что что-то о нём знает. Вот теперь всё и встало на свои места.

— Не суть важно, мужики, — встал и я. — Каждый знает то, что знает. И делает, что до́лжно. И помнит о том, что только один Мёрдок по-настоящему держит всех за яйца.

Доброжелатель с Палычем поднялись. Палыч выглядел нереально злым — ситуация выскочила у него из лапок и сделалась непонятной. Ну, звиняй, мужик. Это рок. Таков путь. Таков план.

— Я полагаю, все сознают риски, — процедил сквозь зубы Палыч и протянул мне руку.

— Приятно было с вами со всеми по**здеть, — кивнул я. — Думаю, все сознают, что концерту лучше бы состояться не позже мая. Я календарь куплю. Отрывной — он драматичнее.

Я пожал руку Палычу и Доброжелателю. Доброжелатель вдруг спохватился и достал из внутреннего кармана письмо.

— Тебе, — улыбнулся он.

Я взглянул на конверт. «Мёрдоку от мамы». Сердце ёкнуло.

— Что?! — вскричал Федька. — Ты… Ты ей рассказал?!

— Кто-то же должен вести себя по-человечески, — сказал, не глядя на него, Доброжелатель. — Я не хотел, чтобы женщина узнала эту новость из рекламы концерта.

— Я сам собирался ей сказать, просто мне нужно было время, и я…

— Ладно тебе, Теодор. Мы все прекрасно знаем, что у тебя нет и никогда не было яиц, чтобы совершать поступки.

— Кстати, да, — вспомнил Палыч. — Мёрдок, твой брат больше не является куратором. Я принял решение по максимуму освободить его от сношений с виртуальным миром вплоть до смерти, после которой он станет здесь полноправным жителем. Если с твоей стороны нет возражений, то — Доброжелатель твой новый куратор.

— Принято, — кивнул я.

— Вот и отлично.

Палыч исчез. Потом — Доброжелатель. И мы остались с Федькой один на один.

— Так ради чего? — спросил я. — Что, реально только из зависти?

— Зависть? — переспросил он. — Ты называешь это завистью? Ваня, ты не понял. Я дал старт проекту, который уже меняет мир, который забирает у людей извечный страх смерти и вместо него даёт даже не надежду, а — уверенность. Я работал, не покладая рук. Я добился всего в своей жизни. Я звонил матери каждый день, но всё, что я от неё слышал: «Ванечка то, Ванечка это!» Ах, Ванечка лежит в клинике с передозом! Ох, Ванечке сломали ноги в Кении! Ай, Ванечка на гастролях совсем рядом, может, заедет…

— Ты чё, английский по Duolingo учил? — не выдержал я.

— Заткнись! — заорал Федька и ткнул в мою сторону трясущимся пальцем. — Все только по тебе с ума и сходили, а ты только пил и куролесил, как хотел! Я создал целую империю, но знаешь, кем я был для всех тут? «А, это Теодор, брат того русского психа!» И если бы это началось только после наследства! Но так было всегда! В школе девушка, которую я любил, отдалась тебе…

— И ты решил в отместку увести Ингу? — фыркнул я.

— Да! — заорал Федька, краснея от ярости. — Теперь ты об этом знаешь — вот живи и думай, как мы с ней занимаемся сексом, а ты ничего, ничегошеньки не можешь сделать!

— Так ты меня для того и оцифровал? Чтобы я тут страдал? Ты ж меня знал, ты знал, что я тут буду — как Кинг-Конг в клетке для канарейки.

Федька расхохотался, как безумная колдунья, и снова завопил:

— Да!

— У-у-у, Федь… А когда я, значит, начал тут подниматься и как сыр в масле кататься — у тебя и бомбануло? Ты ведь хотел, чтобы я только время от времени пробовал и обламывался. Гитарку подарил, которой можно с пятидесятого уровня пользоваться. Чтоб я посмотрел, как мне ещё дохера предстоит, и плюнул, и бухать пошёл.

Он ржал, и у него текли слёзы. И слюни. Это была уже какая-то ненормальная херня. Да, братишка, ушатала тебя собственная ненависть…

Я взял со стола початую бутылку, отпил из горлышка и, откашлявшись, сказал:

— Ты, дурачок, об одном не подумал.

— Я обо всём подумал, Мёрдок. Ты навеки мартышка при моей шарманке, брат. Наве-е-еки…

— «Навеки», Федь, есть только у меня. А у тебя есть только короткая человеческая жизнь. А потом ты умрёшь — и у тебя тоже появится «навеки». И у Инги.

Федя перестал ржать. Лицо его посерело, челюсть отвисла.

— Ага, — кивнул я. — Вы оба будете здесь. И угадай, кто в итоге будет кувыркаться с ней везде и всюду, в таких позах, о которых ты даже слыхом не слыхивал, а кто будет смотреть, дрочить и плакать от бессильной злобы?

— Ты… Ты… — лепетал Федька.

— Ты сам себе этот п**дец устроил, — сказал я и спрятал бутылку. — Ты, и больше никто. Так что до встречи, братишка. Наслаждайся жизнью и Ингой, пока можешь. Постарайся, чтобы она сильно не заскучала до встречи со мной. А когда свидимся — я, так и быть, тебе за труды накину пару-тройку тысяч нарисованных монеток.

Я пошёл к двери. За спиной раздался топот и дикий отчаянный рёв. Я улыбнулся и достал гитару.

Навык Metal Machine Music активирован.

Гитара издала невыносимо-божественный скрежещущий звук. Федька снова заорал, послышался звон.

Я повернулся, не прекращая раздражать и стимулировать пальцем трепещущую эрогенную струну своей любимицы.

Федька стоял на коленях, рядом с ним валялся меч. Ладони он прижимал к ушам, сквозь пальцы сочилась кровь.

— Навеки, братишка! — улыбнулся я ему, пока чудовищные звуки перетекали один в другой. — На-ве-ки!

Оглавление

A-SIDE: Личный бренд с нуля

INTRO

TRACK_01

TRACK_02

TRACK_03

TRACK_04

TRACK_05

TRACK_06

TRACK_07

TRACK_08

TRACK_09

TRACK_10

TRACK_11

TRACK_12

TRACK_13

TRACK_14

TRACK_15

TRACK_16

TRACK_17

TRACK_18

TRACK_19

TRACK_20

TRACK_21

TRACK_22

TRACK_23

TRACK_24

TRACK_25

B-SIDE: Навеки, брат

TRACK_26

TRACK_27

TRACK_28

TRACK_29

TRACK_30

TRACK_31

TRACK_32

TRACK_33

TRACK_34

TRACK_35

TRACK_36

TRACK_37

TRACK_38

TRACK_39

TRACK_40

TRACK_41

TRACK_42

TRACK_43

TRACK_44

TRACK_45

TRACK_46

TRACK_47

TRACK_48

TRACK_49

TRACK_50

TRACK_51

TRACK_52

TRACK_53

TRACK_54

TRACK_55

TRACK_56

TRACK_57

TRACK_58

TRACK_59

TRACK_60

TRACK_61

TRACK_62

TRACK_63

TRACK_64

TRACK_65

TRACK_66

TRACK_67