Дело Ильназа Галявиева [Линар Фархутдинов] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Линар Фархутдинов Дело Ильназа Галявиева

Пусть из гибели невинных вырастет не новая казнь, но ясная мысль, точное слово.

Лидия Чуковская

Предисловие

Эта книга — самое полное собрание показаний свидетелей и потерпевших, протоколов осмотра места происшествия, результатов различных экспертиз, а также репортажей из Верховного суда Республики Татарстан по делу о массовом убийстве в казанской гимназии № 175.

11 мая 2021 года, когда произошло убийство, я работал корреспондентом в одном из казанских изданий, что давало некоторые возможности для сбора сведений и было поводом для знакомства с семьей обвиненного в убийстве. Когда в ноябре 2022 года начался суд, я уже не имел удостоверения журналиста, но по своей воле посетил в качестве слушателя все открытые заседания суда, 46 из 51. Каждое заседание я записывал на диктофон, а интересующие меня части публиковал в блоге.

Вместе с Ринатом Галявиевым, отцом теперь уже осужденного, мы провели много часов, делясь информацией: я передавал содержание показаний и экспертиз, которые слышал в суде, он рассказывал о своем сыне, о том, что он сам пережил со дня нападения на гимназию, о свиданиях с Ильназом в СИЗО, конфликтах со следователями, помогал опросить соседей и знакомых ему жителей близлежащих к гимназии домов.

Многие спрашивали, зачем я занимаюсь делом Галявиева, когда власти ясно дали понять, что делать этого не нужно; предостерегали меня и ждали, что со мной произойдет что-то плохое. Все эти вопросы я воспринимаю как подтверждение философского диагноза, поставленного «прогрессивному человечеству» в XIX веке и подтвержденного веком XX, а именно утраты людьми естественном воли к жизни и самозащите, превращению в безответный домашний скот, в предмет биополитики. Очевидное перестало быть очевидным, и теперь естественное поведение вызывает недоумение.

Очевидное же в следующем: человек должен защищать по крайней мере своих детей, а поскольку, отправляя ребенка в школу, он теряет возможность лично отвечать за его безопасность, он вынужден озаботиться безопасностью всех таких учреждений и всех детей. Это значит, среди прочего, что преступления против детей, коль скоро они допущены, должны расследоваться наиболее тщательным образом; освещение этих дел должно быть наиболее правдивым; родители погибших, имея в суде статус потерпевших и соответствующие права, должны быть главными гарантами тщательности и справедливости расследования; что правоохранительные органы и все колоссальные силы современной науки должны быть брошены на то, чтобы не только расследовать, но и пресекать подобные преступления. Все эти пункты в деле Галявиева были нарушены, все было сделано наоборот. Более того: после Казани произошли массовые расстрелы в соседних с Татарстаном Перми и Ижевске, все три в пределах одного Приволжского федерального округа. Пермских студентов расстреляли в утро объявления результатов голосования по внесению в Конституцию России поправок, позволяющих Путину править еще 12 лет; школьников в Ижевске расстреляли, когда в Дагестане стали разгораться протесты против мобилизации мужчин на украинский фронт. Однако и эти убийства не пробудили никого к мышлению и деятельности, чем подтвердили верность диагноза и глубину болезни.

В деле Галявиева, как увидит читатель из этой книги, все лежит на поверхности, но тем лишь глубже унижение разума. Правоохранительные органы организовали показательную проверку на трусость, назвав белое черным и затем спросив каждого: «А ты как считаешь?» И все согласились с ними, даже родители погибших. Это был не вопрос честности мышления, в котором можно запутаться, это был вопрос честности восприятия, в котором запутаться негде. И если искать субъективные, «корыстные» — ведь не может же, в самом деле, в наше время быть бескорыстных людей — мотивы моей настойчивости, то они лежат в желании прежде всего очистить свое имя от нанесенного разуму оскорбления, независимо от результатов самой деятельности. В этом субъективный интерес, забота о себе.

Убийство детей, помноженное на оскорбляющее разум расследование, порождает гнев. Ибн Халдун писал в своем знаменитом «Введении», что «если в человеке совсем не останется гнева, он не будет искать победы истины». Здесь он смотрит на вещи глубже, чем Кант. Различение истины и лжи должно перейти в действия по утверждению первого и разрушению второго, а в реальной практике это невозможно без эмоционального двигателя, который пересилит стремление к личной безопасности. Без гнева не пекутся исторические пироги, в нем гегелевская «хитрость разума».

В конце концов, есть простая, свойственная каждому человеку жажда полезного труда. В деле Галявиева я впервые увидел точку опоры, достойную приложения своих сил, нашел им ясное, близкое и полезное другим людям применение.

Таковы субъективные причины, изложить которые позволяет жанр предисловия. Сама же книга,