Ночь ожившего болванчика-3 [Роберт Лоуренс Стайн] (doc) читать онлайн

Р. Л. СТАЙН
НОЧЬ ОЖИВШЕГО БОЛВАНЧИКА
III
1
Лестница, что ведет на наш чердак, узкая и крутая. Пятнадцатая ступенька расшатана и ходит ходуном, когда на нее наступаешь. Все остальные ступеньки скрипят и стонут.
Весь мой дом скрипит и стонет. Это огромный, ветхий особняк. И он, можно сказать, разваливается на части. У мамы с папой не хватает денег на капитальный ремонт.
— Трина, скорее! — прошептал мой брат, Дэн. Его голос эхом разнесся по крутой чердачной лестнице. Дэну десять лет, и он вечно спешит.
Он невысокий и худой — кожа да кости. Как по мне, так он смахивает на мышонка. У него короткие каштановые волосы, темные глаза и остренький маленький подбородок. Вдобавок, он постоянно снует повсюду, точно мышонок, ищущий укрытия.
Иногда я так и называю его — Мышонком. Ну, вы поняли. Типа прозвище такое. Дэн его ненавидит. Так что я зову его Мышонком только когда хочу вывести из себя.
Мы с Дэном совсем не похожи на брата и сестру. Я высокая, с вьющимися рыжими волосами и зелеными глазами. Немного полновата, но мама говорит, чтобы я не переживала на этот счет. Мол, к тому времени, как мне стукнет тринадцать, в следующем августе, я наверняка израстусь.
Как бы там ни было, уж меня-то точно никто не назовет Мышонком! Для начала, я гораздо смелее Дэна.
Вам понадобится смелость, чтобы подниматься на наш чердак. Не из-за скрипучей лестницы. Не из-за ветра, веющего в чердачные окна и дребезжащего стеклами. Не из-за тусклого освещения. Не из-за теней. Не из-за низкого потолка, изборожденного трещинами.
Смелость вам понадобится из-за глаз.
Десятков глаз, что следят за вами в темноте.
Глаз, что никогда не мигают. Глаз, что глядят в жуткой, гнетущей тишине.
Дэн добрался до чердака первым. Я слышала, как он сделал несколько шагов по скрипучим деревянным половицам. Потом я услышала, как он остановился.
Я знала, почему он остановился. Он смотрел на эти глаза, на улыбающиеся лица.
Я подкралась к нему сзади, ступая на цыпочках. Приблизила лицо к его уху. Да как гаркну:
— БУ-У!
Он даже не подскочил.
— Трина, ты такая же смешная, как мокрая губка, — заявил он. И отпихнул меня.
— А по-моему, мокрые губки смешные, — отвечала я. Признаю: мне нравится его доводить.
— Дай передохнуть, — пробурчал Дэн.
Я схватила его за руку.
— Передохни, родимый. — Сделав подсечку, я попыталась свалить его на пол.
Понимаю, это глупо. Но мы с братом дурачимся так дни напролет.
Папа утверждает, что мы не унаследовали его чувство юмора. Но мне кажется, что это все же не совсем так.
Сейчас папа владеет небольшим фотомагазином. Но раньше он был чревовещателем. Ну, знаете, играл комедийные сценки с болванчиками.
«Дэнни О`Дэлл и Уилбур».
Так называлось представление. Уилбур — болванчик, если вы еще не догадались.
Дэнни О`Дэлл — мой папа. Мой брат — Дэн-Младший. Но он на дух не переносит словечко «младший», так что его никто так не называет.
Кроме меня. Когда хочу довести его до белого каления!
— Кто-то свет не погасил, — заметил Дэн, показав на потолочную лампочку. Единственный источник света на всем чердаке.
Наш чердак представляет собой одно большое помещение. По обоим его концам расположены окна. Но они покрыты таким слоем пыли, что сквозь них проникает не слишком много света.
Мы с Дэном пробирались по комнате. Болванчики все как один взирали на нас огромными, пустыми глазами. На деревянных лицах большинства из них застыли широкие улыбки. Рты других были широко раскрыты. Третьи сидели, склонив головы так, что не было видно лиц.
Уилбур — первый папин болванчик, настоящий Уилбур — примостился на старом кресле. Его руки покоились на подлокотниках. Голова была откинута на спинку кресла.
Дэн засмеялся:
— Прямо папа, когда спит!
Я тоже засмеялась. Со своими короткими каштановыми волосами, большими черными очками и дурашливой усмешкой Уилбур и впрямь был вылитый папа!
Видавшая виды спортивная куртка болванчика в черно-желтую клетку изрядно пообтрепалась. Зато лицо Уилбура было недавно раскрашено заново. Его черные кожаные туфли блестели.
Большой палец на одной руке был наполовину отбит. Но для такого старого болванчика Уилбур выглядел превосходно.
Папа содержит всех болванчиков в отличном состоянии. Он называет чердак «Музеем Болванчиков». По всей комнате рассажена дюжина чревовещательских кукол, которых он собирал всю свою жизнь.
Свободное время он проводит здесь, приводя их в порядок. Подкрашивает. Надевает новые парики. Мастерит новые костюмы и брюки. Возится с механическими внутренностями, следя, чтобы глаза и рты двигались, как положено.
Теперь-то папа не часто пользуется своими навыками чревовещателя. Иногда он берет одного из болванчиков на детские дни рождения и показывает представления. Иногда горожане приглашают его выступить на каком-нибудь празднике, чтобы собрать денег для нужд школы или библиотеки.
Однако большую часть времени болванчики без дела сидят наверху, глазея друг на друга.
Одни сидят, прислонившись к стене чердака. Другие распластались на диване. Третьи сидят на складных стульях, скрестив руки на коленях. Уилбур — единственный счастливчик, которому досталось персональное кресло.
Когда мы с Дэном были маленькие, то до смерти боялись подниматься на чердак. Мне не нравилось, как болванчики на меня смотрят. Их усмешки казались мне злыми.
Дэн любил запускать руку в их спины и двигать ртами. Он заставлял болванчиков говорить пугающие вещи.
«Я доберусь до тебя, Трина! — рычал он голосом Рокки. Рокки — болванчик с довольно мерзкой рожей и на редкость глумливой ухмылкой. Одет он как эдакий крутой парень — в полосатую красно-белую рубашку и черные джинсы. Вид у него поистине зловещий. — Я приду в твою комнату сегодня ночью, Трина. Я до тебя доберусь!»
«Прекрати, Дэн! Прекрати!» — верещала я. А потом бежала вниз и звала маму и папу, крича, что Дэн меня пугает.
Мне тогда было всего восемь или девять.
Теперь я гораздо старше. И храбрее. Но мне по-прежнему становится слегка не по себе, когда я поднимаюсь наверх.
Я знаю, что это глупо. Но иногда я представляю, как болванчики, рассаженные здесь, разговаривают между собой, хихикают и посмеиваются.
Иногда по ночам, лежа в своей кровати, я слышу, как потолок поскрипывает над головой. Шаги! И тогда мне кажется, что болванчики ходят по чердаку, постукивая по половицам тяжелыми черными башмаками.
Я воображаю, как они борются на старом диване. А то затевают лихие игры, и деревянные руки их щелкают, когда они ловят мяч.
Глупо? Еще как глупо.
Но я ничего не могу с собой поделать.
По идее, они забавные маленькие человечки. Но они пугают меня.
Не выношу, когда они таращатся, не мигая. А еще я терпеть не могу красногубые улыбки, застывшие на их лицах.
Мы с Дэном поднимаемся на чердак потому, что Дэн обожает с ними играть. Опять же, любо-дорого посмотреть, как папа над ними поработал.
И тем не менее, я очень не люблю подниматься туда одна.
Дэн подобрал Мисс Люси. Среди болванчиков она единственная девчонка. У нее белокурые волосы и ярко-голубые глаза.
Мой брат просунул руку в спину куклы и пристроил ее к себе на колено.
— Приветик, Трина, — пропищал он за нее высоким пронзительным голоском.
Он хотел заставить куклу произнести что-нибудь еще.
Но внезапно остановился. У него отвисла челюсть — совсем как у болванчика! — и он показал на другой конец комнаты.
— Трина… с-смотри! — пролепетал он. — Вон там!
Я быстро обернулась. И увидела, что Рокки, тот самый зловещий болванчик, моргает.
Я чуть не задохнулась, когда он подался вперед и осклабился.
— Трина, я до тебя доберусь! — прорычал он.
2 
Я испуганно вскрикнула и шарахнулась назад.
Я развернулась, готовая бежать к лестнице… и увидела, что Дэн смеется.
— Эй! — сердито вскричала я. — Что здесь происходит?
Обернувшись, я увидела, как из-за стула Рокки поднялся папа. Он держал Рокки одной рукой. Папина ухмылка была шире, чем у болванчика!
— Попалась! — воскликнул он голосом Рокки.
Я возмущенно повернулась к своему брату.
— Ты знал, что там папа? Ты знал, что папа все время был здесь?
Дэн кивнул:
— Еще бы.
— Вы сами болванчики! — закричала я. Обеими руками я отбросила назад свои рыжие волосы и испустила раздраженный вздох. — Ну и тупизм!
— Ты же повелась, — заметил Дэн, улыбаясь папе.
— Кто здесь болванчик? — проговорил папа за Рокки. — Эй, а тебя-то кто за нить дергает? Я, слава Богу, не болванчик, и с верстака меня столяр не ронял!
Папа засмеялся, но я лишь покачала головой.
Папа не собирался сдаваться.
— Эй, подь сюда! — заставил он сказать Рокки. — Почеши мне спинку. Кажись, у меня завелись термиты!
Я не выдержала и рассмеялась. Я эту шутку слышала, наверное, миллион раз. Но знала, что папа не уймется, пока меня не рассмешит.
Он и впрямь отменный чревовещатель. Попробуй разгляди, как он шевелит губами! Вот только шутки у него ужасно плоские.
Полагаю, это потому, что он забросил представления и открыл свой магазин. Впрочем, я не уверена. Все это было еще до того, как я родилась.
Папа посадил Рокки обратно на стул. Болванчик ухмылялся нам. До чего зловещая кукла! И почему он не улыбается, как все остальные?
Папа поправил на носу очки.
— Подойдите-ка, — сказал он. — Хочу вам кое-что показать.
Положив одну руку мне на плечо, а другую — на плечо Дэна, он провел нас в противоположный конец просторного чердачного помещения. Там у папы находится мастерская — рабочий стол со всеми инструментами и материалами, необходимыми для починки болванчиков.
Папа полез под стол и вытащил огромный бумажный пакет для покупок. По улыбке, игравшей на его лице, я сразу догадалась, что там. Но промолчала, не желая испортить ему сюрприз.
Медленно, осторожно, папа погрузил руки в пакет. Его улыбка стала шире, когда он извлек оттуда болванчика.
— Вот, ребятки, полюбуйтесь! — воскликнул папа.
Болванчик был сложен вдвое. Папа разложил его на столе и аккуратно развернул его руки и ноги. В этот момент он походил на хирурга, приступающего к операции.
— Я нашел его в мусорном баке, — сообщил он. — Представляете, кто-то его выкинул!
Он приподнял болванчика, давая нам посмотреть на него. Вслед за Дэном я подошла к столу, чтобы разглядеть куклу получше.
— Голова была расколота надвое, — продолжал папа, положив руку на затылок болванчика. — Но я ее склеил за пару секунд. Всего-то капельку клея.
Я наклонилась поближе, чтобы изучить новое папино сокровище. У него были гладкие каштановые волосы, нарисованные прямо на голове. Лицо было какое-то странное. Какое-то напряженное.
Глаза были ярко-голубые. Они поблескивали. Будто настоящие, живые глаза. Кроваво-красные губы изгибались в улыбке.
Неприятная улыбка, подумала я. Какая-то она мерзкая, угрожающая.
В уголке нижней губы имелся небольшой скол, отчего она не полностью примыкала к верхней.
Одет болванчик был в темный двубортный костюм с белым воротничком. Воротничок крепился непосредственно к шее.
Рубашки на нем не было. Вместо этого деревянная грудь просто выкрасили белой краской. Большие туфли из черной кожи — изрядно потертые — болтались на концах его длинных тощих ног в темных брюках.
— Представляете, кто-то просто взял и выкинул его в мусор! — повторил папа. — Разве он не великолепен?
— Угу. Великолепен, — пробормотала я. Лично мне новый болванчик совершенно не понравился. Не понравились ни его лицо, ни блеск его голубых глаз, ни кривоватая улыбочка.
Дэн, должно быть, разделял мои чувства.
— Вид у него какой-то мрачный, — заметил он и приподнял одну из деревянных рук болванчика. Вся она была в глубоких царапинах. Костяшки выглядели изрезанными и ссаженными. Как будто болванчик побывал в жестокой драке.
— Не такой мрачный, как у Рокки, — ответил папа. — Но улыбка у него действительно странная. — Он потрогал пальцем скол на губе болванчика. — Это можно залить древесным наполнителем. Потом я перекрашу все лицо заново.
— А звать его как? — спросила я.
Папа пожал плечами.
— Понятия не имею. Думаю назвать его Лыбой.
— Лыба? — Я скорчила недовольную гримасу.
Папа хотел ответить. Но внизу зазвонил телефон. Раз. Другой. Третий.
— Кажется, ваша мама еще не вернулась с родительского собрания, — сказал папа. Он побежал к лестнице. — Пойду возьму трубку. Не трогайте Лыбу, пока я не вернусь. — С этими словами он скрылся внизу.
Я осторожно приподняла голову болванчика обеими руками.
— Здорово папа ему голову склеил, — сказала я.
— Пускай в следующий раз твоей займется! — проворчал Дэн.
Как всегда.
— По-моему, имя Лыба ему не подходит, — проговорил он, хлопнув ладонями болванчика.
— Как насчет Дэна-Младшего? — предложила я. — Или Дэна Третьего?
Он пропустил мою шпильку мимо ушей.
— Сколько у папы уже болванчиков? — Он повернулся к остальным и бегло их пересчитал.
Я сосчитала быстрее.
— Этот новичок будет тринадцатым, — сказала я.
Дэн вытаращил глаза.
— Ого. Несчастливое число.
— Ничего, с тобой вместе будет четырнадцать! — сказала я.
Вот тебе, малыш Дэнни!
Дэн показал мне язык и сложил руки болванчика у него на груди.
— Эй, что это? — Он засунул пальцы в карман темного пиджачка и извлек оттуда сложенный вдвое бумажный листок.
— Может, там указано его имя, — сказала я. Выхватив бумагу из рук Дэна, я поднесла ее к лицу, развернула и стала читать.
— Ну что? — Дэн попытался выхватить ее обратно. Но я вовремя отдернула руку. — Как его звать?
— Тут не сказано, — ответила я. — Сплошная тарабарщина. Наверное, на другом языке.
Я беззвучно зашевелила губами, пытаясь прочесть слова. Затем я продекламировала их вслух:
— Карру Марри Одонна Лома Молону Каррано.
Дэн разинул рот:
— А? Что это вообще должно означать?
Он выхватил у меня листок.
— Небось, читаешь вверх ногами!
— Еще чего! — возмутилась я.
Я посмотрела на болванчика.
Стеклянные голубые глаза таращились на меня снизу вверх.
Затем правый глаз медленно закрылся. Болванчик подмигнул мне.
А в следующий миг его левая рука взметнулась — и влепила мне затрещину.
3 
— Эй! — вскрикнула я и отпрянула назад, челюсть пронзило болью.
— Что такое? — спросил Дэн, подняв глаза от листка бумаги.
— А ты сам не видел? — закричала я. — Он… он мне врезал! — Я потерла щеку.
Дэн закатил глаза.
— Ага. Конечно.
— Нет, правда! — крикнула я. — Сначала он мне подмигнул. А потом врезал!
— Рассказывай, — протянул Дэн. — Дура ты, Трина. Если ты клюнула на папин розыгрыш, это не значит, что я клюну на твой.
— Но я говорю правду! — твердила я.
Подняв глаза, я увидела, как над вершиной лестницы показалась папина голова.
— В чем дело, ребятки?
Дэн сложил листок бумаги и незаметно сунул обратно в карман болванчика.
— Так, ничего, — сказал он.
— Папа, новый болванчик! — крикнула я, растирая ноющую челюсть. — Он меня стукнул!
Папа засмеялся.
— Прости, Триночка. Придумай чего получше. Ты и дурачка не одурачишь.
Это одна из любимых папиных прибауток: «Ты и дурачка не одурачишь».
— Но, папа… — Я смолкла. Поняла, что он мне все равно не поверит. Я не была уверена, что сама себе верю.
Я взглянула на болванчика. Тот невидящим взглядом смотрел в потолок. Совсем неживой.
— У меня новости, ребята, — сказал папа, усаживая нового болванчика прямо. — Звонил мой брат, ваш дядя Кэл. Он ненадолго заглянет в гости, пока тетя Сьюзен в разъездах. И привезет с собой вашего кузена Зэйна. У Зэйна тоже весенние каникулы.
Мы с Дэном дружно застонали. Дэн сунул палец в рот и сделал вид, будто его сейчас стошнит.
Зэйна нельзя назвать нашим любимым кузеном.
Собственно, он единственный наш кузен.
Ему двенадцать лет, а больше пяти-шести не дашь. Он страшный зануда. Из носа у него постоянно течет. А еще он плакса.
Знатный плакса.
— Эй, нечего стонать, — возмутился папа. — Зэйн ваш единственный кузен. Он член семьи.
Мы с Дэном снова застонали. Непроизвольно.
— Он неплохой мальчик, — продолжал папа, сузив глаза за стеклами очков. Это значило, что он предельно серьезен. — Вы должны дать мне одно обещание.
— Какое обещание? — спросила я.
— Вы должны пообещать мне, что будете добры к Зэйну.
— Мы и в прошлый раз были к нему добры, — заявил Дэн. — Мы ведь даже разговаривали с ним, не так ли?
— В прошлый раз вы его напугали до смерти, — нахмурился папа. — Вбили ему в голову, будто в нашем старом доме водятся привидения. До того запугали, что он выбежал из дому и отказывался возвращаться.
— Пап, это была всего лишь шутка, — запротестовала я.
— Ага. Это был потряс! — согласился Дэн. Он ткнул меня локтем в бок. — Потряс. Дошло?
— Не смешно, — уныло произнес папа. — Нисколько не смешно. Послушайте, ребята… Зэйн не виноват, что он немного робкий. Он это перерастет. Просто будьте к нему добрее.
Дэн прыснул.
— Зэйн боится твоих болванчиков, папа. Можешь себе представить?
— В таком случае не вздумайте тащить его наверх и запугивать до потери пульса, — потребовал папа.
— Ну хоть пару шуточек? — спросил Дэн.
— Никаких розыгрышей, — отчеканил папа. — Совсем.
Мы с Дэном переглянулись.
— Пообещайте мне, — настаивал папа. — Я серьезно. Сейчас же. Вы оба. Пообещайте, что никаких розыгрышей не будет. Пообещайте, что не станете пугать своего кузена.
— Ладно. Обещаю, — сказала я. И подняла правую руку, будто давала присягу.
— Я тоже обещаю, — тихо сказал Дэн.
Я проверила, не скрестил ли он пальцы. Не скрестил.
Мы с Дэном дали торжественное обещание. Мы пообещали не пугать нашего кузена. И собирались сдержать слово.
Но как раз это обещание оказалось невыполнимым.
Не прошло и недели, как наш кузен был жестоко напуган.
И мы тоже.
4
Когда приехал Зэйн, я играла на фортепьяно, что мы держим в каморке в дальней части дома. Это маленькое черное пианино, изрядно побитое и обшарпанное. Папа приобрел его у моего старенького учителя музыки, который переехал в Кливленд.
Две педали не действуют. И вообще инструмент нуждается в серьезной настройке. Но мне нравится играть на нем — особенно когда переживаю или волнуюсь. Это всегда помогает мне успокоиться.
Я неплохо играю. Даже Дэн это признает. Чаще всего он спихивает меня с табурета, чтобы самому сыграть «Собачий вальс». Но иногда он стоит рядом и слушает. Я разучила несколько прекрасных отрывков из Гайдна и кое-какие несложные этюды Шопена.
В общем, я находилась в глубине дома, барабаня по клавишам пианино, когда прибыли Зэйн и дядя Кэл. Пожалуй, я немного нервничала из-за того, что снова увижу Зэйна.
Мы с Дэном и впрямь скверно обошлись с ним в прошлый его визит. Как и говорил папа, Зэйн всегда боялся нашего старого особняка. А мы делали все возможное, чтобы напугать его пуще прежнего.
Каждый вечер мы бродили по чердаку, тихонько подвывая, как привидения, и скрипя половицами. Посреди ночи мы пробирались в его комнату, залезали в стенной шкаф и заставляли кузена думать, будто его вещи вытанцовывают. Мы использовали мамины колготки, чтобы отбрасывать призрачные тени ног на полу его комнаты.
Бедняга Зэйн. Наверное, мы с Дэном и вправду переборщили. Через несколько дней он уже шарахался от каждого шороха. А глаза у него бегали, точно у вспугнутой ящерки.
Я слышала, как он говорил дяде Кэлу, что ни за что не хочет сюда возвращаться.
Нам-то с Дэном было смешно. Но все равно некрасиво вышло.
Так что у меня был повод нервничать перед встречей с Зэйном. Я играла так громко, что не слышала звонка в дверь. Пришлось Дэну забежать ко мне и сообщить, что Зэйн с дядей Кэлом уже здесь.
Я вскочила с табурета.
— Как он выглядит? — спросила я.
— Здоровый, — ответил Дэн. — Он здорово вымахал. И отпустил волосы.
Зэйн всегда был парень здоровый. Потому-то нас с Дэном так забавляло, что при этом он такой нюня.
Он крупный и крепко сбитый. При этом невелик ростом. Он сложен как бульдог. Огромный белобрысый бульдог.
На самом деле, я нахожу его по-своему симпатичным. У него большие голубые глаза, волнистые светлые волосы и приятная улыбка. Он выглядит так, будто регулярно качается или занимается спортом. Совсем не похож на типичного рохлю.
Тем прикольнее видеть, как он трясется от страха. Или ревет, как младенец. В ужасе бежит к мамочке и папочке за защитой.
Я поспешила за Дэном по коридору.
— Он тебе что-нибудь сказал? — спросила я.
— Только «привет», — ответил Дэн.
— Дружеское «привет» или враждебное «привет»? — допытывалась я.
Дэн не успел ответить. К тому времени мы добрались до прихожей.
— Э-эй! — приветствовал меня дядя Кэл, раскинув руки для объятий. Дядя Кэл здорово походит на бурундука. Он очень низенький. У него круглое лицо, дергающийся носик пуговкой и два зуба торчат из-под верхней губы.
— До чего ж ты стала высокая! — воскликнул он, когда я обняла его. — Ты здорово подросла, Трина!
И почему только взрослым непременно нужно отметить, как вы выросли? Неужели им ничего больше не приходит на ум?
Я заметила папу, волочащего вверх по лестнице два тяжеленных чемодана.
— Я не знала, вдруг вы проголодались, — сказала дяде Кэлу мама. — Так что наготовила гору сэндвичей.
Я повернулась, чтобы поприветствовать Зэйна. В тот же миг ослепительная вспышка белого света заставила меня вскрикнуть от неожиданности.
— Не двигайся. Еще разок, — послышался голос Зэйна.
Я судорожно заморгала, пытаясь избавиться от света в глазах. Когда зрение, наконец, сфокусировалось, я увидела Зэйна с фотоаппаратом.
Он щелкнул им. Еще одна вспышка белого света.
— Отлично, — сказал он. — Выглядишь удивленной. Я предпочитаю естественные снимки.
— Зэйн всерьез увлекся фотографией, — с гордой улыбкой сообщил дядя Кэл.
— Я ослепла! — воскликнула я, потирая глаза.
— Мне понадобится самая яркая вспышка, уж больно в этом доме темно, — сказал Зэйн. Опустив голову, он принялся возиться с объективом.
Папа грузно спустился по лестнице. Зэйн тут же повернулся и сфотографировал его.
— Зэйн всерьез увлекся фотографией, — повторил дядя Кэл папе. — Я сказал ему, что ты, может быть, подаришь ему старый фотоаппарат, или даже два, из своего магазина.
— Э-э… может быть, — ответил папа.
Между прочим, дядя Кэл зарабатывает куда больше, чем папа. Но всякий раз, приезжая в гости, он стремится выпросить у папы что-нибудь.
— Хорошая камера, — сказал папа Зэйну. — Какие фото ты любишь снимать?
— Естественные, — повторил Зэйн, приглаживая свои светлые волосы. — А еще натюрморты всякие. — Он зашел в коридор и сфотографировал крупным планом перила лестницы.
Дэн наклонился ко мне поближе и прошептал на ухо:
— Все такой же зануда. Давай напугаем его как следует.
— Еще чего! — прошипела я. — На этот раз никаких пугалок. Мы обещали папе, помнишь?
— Я обустроил в подвале фотолабораторию, — говорил тем временем папа Зэйну. — Иногда я приношу фотографии из магазина домой на проявку. Если хочешь, можешь пользоваться ею всю неделю.
— Здорово! — ответил Зэйн.
— Я говорил Зэйну, что у тебя, может быть, найдется несколько лишних листов фотобумаги, — сказал папе дядя Кэл.
Зэйн поднял фотоаппарат и сделал очередной снимок. После чего повернулся к Дэну.
— Все еще режешься в видеоигры? — спросил он.
— Угу, — отвечал Дэн. — В основном, в спортивные. У меня есть новая «НБА джем»1. И я коплю деньги на новую тридцатидвухбитную приставку. А ты как, играешь еще?
Зэйн покачал головой.
— Не-а, с тех пор, как обзавелся фотиком. У меня больше нет времени в игрушки играть.
— Кому сэндвичей? — спросила мама, направляясь к столовой.
— Я, наверное, сперва предпочел бы распаковать чемоданы, — откликнулся дядя Кэл. — Зэйн, тебе тоже нужно распаковаться.
Мы разошлись. Дэн с папой куда-то скрылись. Дядя Кэл с Зэйном отправились наверх распаковывать багаж — благо в нашем старом особняке хватает свободных комнат.
Я шла на кухню, чтобы помочь маме с сэндвичами, когда услышала вопль Зэйна.
Душераздирающий вопль донесся откуда-то сверху.
Это был вопль ужаса.
5 
Ахнув, мама уронила поднос с сэндвичами, который держала в руках.
Я развернулась и со всех ног бросилась к коридору.
Папа был уже на середине лестницы.
— В чем дело? — крикнул он. — Зэйн, что такое?
Добравшись до второго этажа, я увидела вышедшего из своей комнаты Дэна. Зэйн стоял посреди коридора. А кто-то растянулся на полу у его ног.
Даже с такого расстояния я видела, что Зэйн дрожит.
Я поспешила к нему.
Кто же это распростерт на полу, с нелепо вывернутыми руками и ногами?
— Зэйн, в чем дело? Что случилось? — в один голос воскликнули папа и дядя Кэл.
Зэйн застыл на месте, весь дрожа. Фотоаппарат, казалось, тоже дрожал, болтаясь на ремне у него на груди.
Я опустила глаза на распростертое на полу тело.
Чревовещательский болванчик.
Рокки.
Рокки лежал, ухмыляясь в потолок. Его рубашка в красно-белую полоску наполовину задралась, оголяя деревянное пузо. Одна нога была подогнута под тело. Руки разметались по полу.
— Этот б-болванчик… — промямлил Зэйн, показывая на Рокки. — Он… он свалился на меня сверху, как только я открыл дверь комнаты.
— Как? Он ЧТО? — воскликнул дядя Кэл.
— Он свалился на меня сверху, — повторил Зэйн. — Когда я открыл дверь. Я не хотел кричать. Просто он напугал меня, вот и все. Он был тяжелющий. И чуть не брякнулся мне прямо на голову.
Обернувшись, я увидела, как папа смерил Дэна испепеляющим взглядом.
Дэн протестующе поднял руки.
— Эй, на меня не смотрите! — закричал он.
— Дэн, ты давал обещание, — резко проговорил папа.
— Я не делал этого! — закричал Дэн. — Это, должно быть, Трина!
— Эй, еще чего! — возмутилась я. — Еще чего! Я этого не делала!
Папа сощурился на меня.
— Я полагаю, болванчик сам вскарабкался на дверь! — сказал он, закатывая глаза.
— Это была всего лишь шутка, — вмешался дядя Кэл. — Ты в порядке, правда, Зэйн?
— Да. Конечно. — Щеки у Зэйна были пунцовые. Я понимала, что ему стыдно за учиненный переполох. — Просто не ожидал, что на меня что-то свалится. Сами понимаете. — Он потупился.
— Давай закончим с багажом, — предложил дядя Кэл. — А то я скоро проголодаюсь. — Он повернулся к папе. — У тебя найдутся лишние подушки? На моей кровати всего одна. А я предпочитаю побольше.
— Я посмотрю, есть ли еще, — пообещал папа. Он хмуро посмотрел на меня. — А вы с Дэном отнесите Рокки на чердак. И больше никаких шуточек. Вы обещали, помните?
Я бережно подняла Рокки и закинула на плечо.
— Придержишь для меня дверь, — сказала я Дэну.
Мы побрели по коридору.
— Да что с тобой такое, Мышонок? — прошептала я брату.
— Не зови меня Мышонком, — сквозь зубы ответил тот. — Ты же знаешь, я этого не выношу.
— Ну а я не выношу, когда нарушают обещания, — парировала я. — Ты что, и минуты не продержался, чтобы не напугать Зэйна? Из-за тебя нам обоим влетит.
— Я? — Дэн изобразил из себя святую невинность. — Не прятал я там болванчика. Это ты сделала, сама знаешь!
— Ничего подобного! — прошипела я.
— Эй, ребята, можно мне с вами? — Оглянувшись, я увидела шедшего за нами по пятам Зэйна. Я и не знала, что он увязался следом.
— Ты хочешь подняться в Музей Болванчиков? — спросила я, не в силах срыть удивления. В последний визит Зэйн боялся их до одури.
— Ну да. Хочу сделать несколько снимков, — ответил он. И обеими руками приподнял фотоаппарат.
— Клево, — сказал Дэн. — Клевая идея. — Я поняла, что он пытается быть добрым к Зэйну.
Я не хотела оставаться в стороне.
— Это здорово, что ты увлекаешься фотографией, — сказала я.
— Ага. Я знаю, — ответил Зэйн.
Дэн возглавил подъем по лестнице. На полпути я оглянулась. И увидела, что Зэйн замешкался внизу.
— Ты идешь наверх или нет? — окликнула я. Мой голос эхом отозвался в узком, темном лестничном пролете.
На лице Зэйна промелькнул страх. Он храбрится, поняла я. Пытается вести себя смелее, чем в прошлый раз.
— Иду, — отозвался он. Я видела, как он глубоко вздохнул. Затем он взбежал вверх по лестнице.
Он остановился возле нас с Дэном, и все втроем мы двинулись через чердак. Стеклянные глаза мрачно сверлили нас со всех сторон огромного помещения.
Я включила свет. Стали видны болванчики. Сидя на стульях, на старом диване, вдоль стены, они улыбались нам.
Я отнесла Рокки к его складному стулу. Я сняла его с плеча и усадила на место. Я скрестила его руки на коленях и расправила его полосатую рубашку. Зловещий новый болванчик склабился на меня.
— Я смотрю, дядя Дэнни обзавелся парочкой новеньких, — заметил на другом конце чердака Зэйн. Он стоял рядом с Дэном перед диваном. Фотоаппарат он держал наготове, но пока не сделал ни одного снимка. — Где он только их находит?
— Самого нового он нашел в мусорном баке, — ответила я, показав на зловещего болванчика.
Дэн поднял Мисс Люси и поднес ее Зэйну.
— Приветик, Зэйн! Сфоткай меня! — заставил он пропищать Мисс Люси.
Зэйн послушно поднял фотоаппарат.
— Улыбочку, — сказал он Мисс Люси.
— Сы-ы-ыр, — протянул Дэн тоненьким голоском Мисс Люси.
Зэйн щелкнул вспышкой.
— Чмоки-чмоки! — сказал Дэн за Мисс Люси и сунул ее Зэйну в лицо.
Зэйн попятился.
— Фу.
— Положи куклу, — сказала я брату. — Пойдем лучше вниз. Все, наверное, нас только и дожидаются.
— Ладно, ладно, — проворчал Дэн. Он повернулся, чтобы посадить Мисс Люси на место. Зэйн бродил вдоль шеренги болванчиков, разглядывая их.
Я наклонилась и поправила галстук-бабочку Уилбура. Старый болванчик изрядно поизносился.
Я все еще возилась с галстуком, когда услышала звонкую оплеуху.
А потом я услышала, как взвыл от испуга и боли Зэйн:
— Оу-у-у-у-у!
6
Обернувшись, я увидела Зэйна, потирающего челюсть.
— Эй, тот болванчик меня ударил! — возмущенно закричал он.
Он показал на рыжеволосого болванчика, восседавшего на подлокотнике дивана.
— Я… я поверить не могу! — воскликнул Зэйн. — Взмахнул рукой, и… как даст!
Дэн стоял за диваном. Его лицо расплылось в улыбке. Не сдержавшись, он расхохотался.
— Будь серьезней, — сказал он Зэйну. — Это невозможно.
— Это ты сделал! — возмутился Зэйн, по-прежнему потирая челюсть. — Ты двигал болванчиком!
— Вовсе нет! — Дэн отступил назад и уперся в стену. — Как бы это мне удалось? Я все время стоял за диваном.
Я поспешила к дивану.
— Который? — спросила я.
Зэйн указал на болванчика с рыжими волосами и веснушками, намалеванными по всей ухмыляющейся физиономии:
— Вон тот тип.
— Эрни, — сказала я. — Один из первых папиных болванчиков.
— Плевать мне, как его зовут, — огрызнулся Зэйн. — Он меня ударил!
— Но это же ерунда, — возразила я. — Он всего лишь чревовещательский болванчик, Зэйн. Вот. Смотри.
Я подняла Эрни. Старый болванчик оказался тяжелее, чем на моей памяти. Я протянула его Зэйну. Но тот попятился.
— Что-то странное здесь творится, — произнес он, не сводя глаз с марионетки. — Пойду расскажу дяде Дэнни.
— Нет. Не говори папе, — взмолилась я. — Не надо, Зэйн. Нам здорово влетит.
— Да. Не говори, — подхватил Дэн. — Может, болванчик просто соскользнул, или типа того. Сам понимаешь. Просто упал.
— Он поднял руку, — настаивал Зэйн. — Я видел, как он размахнулся и…
Его прервал донесшийся снизу голос мамы:
— Поторопитесь, дети. Спускайтесь к нам. Мы все вас ждем.
— Уже идем! — отозвалась я. Я бросила Эрни обратно на подлокотник. Он завалился на соседнего болванчика. Так и оставив его, я последовала за Дэном и Зэйном к лестнице.
Я задержала брата, предоставив Зэйну спускаться одному.
— Что ты исполняешь? — напустилась я на Дэна. — Это не смешно.
— Трина, это не я. Клянусь! — Дэн торжественно поднял правую руку. — Клянусь!
— Тогда что ты хочешь сказать? — спросила я. — Что болванчик действительно протянул руку и врезал ему?
Дэн скривился. Пожал плечами.
— Не знаю. Откуда мне знать, если я этого не делал? Я его рукой не махал.
— Не будь идиотом, — сказала я. — Разумеется, это был ты. — Я подтолкнула брата в сторону лестницы.
— Слушай, отвяжись, — проворчал он.
— Совсем изолгался, — сказала я. — Решил, что можешь пугать Зэйна… и меня заодно. Не стоит, Дэн. Мы обещали папе, помнишь? Помнишь?
Не обращая на меня внимания, он начал спускаться по лестнице.
Я была зла, как черт. Я знала, что это Дэн закрепил над дверью болванчика, чтобы тот свалился на Зэйна. Знала, что это он взмахнул рукой болванчика, чтобы ударить Зэйна.
Меня беспокоило, как далеко он готов зайти, чтобы напугать нашего кузена.
Я знала, что должна его остановить. Если Дэн будет продолжать в том же духе, он доиграется, что нас на всю жизнь посадят под замок. А то и еще похуже.
Но что я могла сделать?
Ночью, лежа в кровати, я все еще размышляла над этим. Я никак не могла уснуть. Лежала, глядя в потолок, думая о Дэне и о том, какой он все-таки бессовестный лжец.
Болванчики сделаны из дерева и ткани, твердила я себе. Они не размахивают руками и не колотят людей.
А еще они не встают, и не бродят по дому, и не забираются на двери самостоятельно. Они не ходят самостоятельно…
Они не…
Я уже погружалась в сон, как вдруг услышала легкие шаги по ковру.
А потом — хриплый шепот над ухом:
— Трина… Трина…
7
— Трина… Трина…
Хриплый шепот — прямо над ухом! — заставил меня резко сесть в постели.
Я вскочила на ноги. Набросила на себя одеяло. Рванулась вперед.
И чуть не сшибла с ног Зэйна.
— Зэйн?
Он отпрянул назад.
— Извини! — прошептал он. — Я думал, ты не спишь.
— Зэйн! — повторила я. Сердце выскакивало из груди. — Ты что здесь делаешь?
— Извини, — снова прошептал он и еще немного отступил, остановившись в нескольких дюймах от моего комода. — Я не хотел тебя пугать. Я только…
Я держалась рукой за сердце. Я чувствовала, как его биение постепенно приходит в норму.
— Прости, что так наскочила, — проговорила я. — Я, наверно, дремала. И когда ты прошептал мое имя…
Я включила прикроватную лампу. Протерев глаза, посмотрела на Зэйна.
Он был одет в мешковатую голубую пижаму. Одна штанина задралась почти до колена. Его светлые волосы падали на лицо. Вид у него был жутко испуганный, выражение лица — как у маленького мальчика. Он и походил на шестилетнего малыша!
— Я пытался разбудить папу, — прошептал он. — Но он спит без задних ног. Я уж и дверью хлопал, и звал его. Не слышит. Вот я и зашел сюда.
— А в чем дело? — спросила я, сладко потягиваясь.
— Я… я слышу голоса, — проговорил он, поглядывая на дверь.
— Что, прости? Голоса? — Я пригладила волосы. Расправила ночную сорочку. И пристально посмотрела на него.
Он кивнул.
— Я слышал голоса. Наверху. То есть, мне КАЖЕТСЯ, что они звучали наверху. Странные голоса. Тараторили так быстро…
Я вглядывалась в его лицо.
— Ты слышал голоса на чердаке?
Он снова кивнул.
— Да. Я точно уверен.
— А я совершенно уверена, что тебе приснилось, — вздохнула я. И покачала головой.
— Нет. Я вообще не спал. Правда. — Он взял с моего комода маленького плюшевого мишку. Сжал в ладонях.
— Мне всегда не спится на новом месте, — продолжал он. — Всегда не спится в этом доме! — Он грустно усмехнулся. — Я совсем не спал.
— На чердаке никого нет, — проговорила я, зевая. Подняв ухо к потолку, я прислушалась. — Послушай, — сказала я. — Там тихо. Никаких голосов.
Какое-то время мы вдвоем вслушивались в тишину.
Потом Зэйн положил мишку на место.
— Слушай, можно мне тарелку хлопьев? — спросил он.
— Что? — вытаращилась на него я.
— Тарелка хлопьев всегда помогает мне успокоиться, — пояснил он. На его лице появилась смущенная улыбка. — С детства привычка осталась.
Я взглянула на радиобудильник. Было немного за полночь.
— Ты хочешь хлопьев сейчас?
Он кивнул.
— Это ничего? — робко спросил он.
Бедолага, подумала я. Он и вправду здорово напуган.
— Конечно, — сказала я. — Я провожу тебя на кухню. Покажу, где что лежит.
Я нашарила шлепанцы и просунула в них ноги. Я всегда держу их под кроватью. Не люблю ходить по коридору босиком. Там из пола куча гвоздей торчит.
Время от времени мама с папой заводят речь о том, что, мол, пора бы купить ковер. Да вот с деньгами туго. Сомневаюсь, что ковер входит для родителей в число предметов первой необходимости.
Зэйн вроде бы помаленьку успокаивался. Я улыбнулась ему и вышла в коридор.
Не такой уж он плохой парень, думала я. Немножко рохля — ну и что с того? Я решила с утра первым же делом серьезно поговорить с Дэном. Я собиралась выбить у него обещание больше не устраивать Зэйну всяких пугалок.
В длинном коридоре царила такая темнота, что по дороге к лестнице нам с Зэйном пришлось держаться за стену. Раньше мама и папа оставляли в конце коридора небольшой ночник. Но лампочка перегорела, а они так и не удосужились ее заменить.
Держась за перила, мы медленно спускались по лестнице. Бледный свет с улицы очерчивал в гостиной длинные синие тени. В неверном свете очертания нашей старой мебели походили на заполонивших комнату призраков.
— Этот дом всегда пугал меня вусмерть, — прошептал Зэйн, держась поближе ко мне, когда мы пересекали гостиную.
— Я всю жизнь тут живу, но сама иногда боюсь, — призналась я. — В старых домах столько непонятных звуков… Иногда мне чудится, будто дом кряхтит и стонет.
— Я правда слышал голоса, — прошептал Зэйн.
Мы пробирались через темную кухню. Мои тапки шлепали по линолеуму. Сквозь занавески в окно проникал серебристый лунный свет.
Я зашарила по стене в поисках выключателя.
Но тут же остановилась при виде темного силуэта, сгорбившегося за столом.
Зэйн тоже увидел его. Я услышала, как он ахнул. Он отпрянул к двери.
— Папа? Ты еще не спишь? — позвала я. — Зачем ты сидишь в темноте?
Моя рука нащупала выключатель. Я включила свет.
И мы с Зэйном дружно завопили.
8
Я узнала рубашку в красно-белую полоску. Мне даже не потребовалось глядеть на лицо.
Рокки склонился над столом, подперев деревянную голову руками.
Мы на цыпочках приблизились. Я обогнула стол. Болванчик ухмылялся мне. Его стеклянные глаза смотрели с холодной злобой.
До чего пакостное выражение…
— Как он оказался внизу? — спросил Зэйн. Он вперился взглядом в болванчика, будто ждал, что тот ответит.
— Есть лишь один способ, — пробормотала я. — Уж точно не своим ходом.
Зэйн повернулся ко мне.
— Ты имеешь в виду Дэна?
Я вздохнула.
— Ну конечно. Кто ж еще? Мистер Тупой Прикол.
— Но откуда твоему брату было знать, что мы сегодня ночью пойдем на кухню? — спросил Зэйн.
— Давай спросим его самого, — отозвалась я.
Я знала, что Дэн не спит. Небось сидит на кровати и не может дождаться, чтобы услышать наш вопль. Хихикает себе под нос. Страшно довольный собой.
Страшно довольный, что нарушил данное папе обещание. И напугал нас с Зэйном.
Я стиснула кулаки. Я чувствовала, как в груди вскипает ярость.
Когда на меня накатывает такое бешенство, я обычно иду в заднюю комнату и колочу по клавишам пианино. Я играю марш Сузы2 или суровые, быстрые рок-баллады. Я луплю по клавишам, пока не начинаю постепенно успокаиваться.
Сегодня, решила я, я вместо этого отлуплю своего брательника.
— Пошли, — скомандовала я. — Наверх.
Я бросила последний взгляд на Рокки, ссутулившегося над кухонным столом. Болванчик ответил мне пустым взглядом.
Терпеть не могу этого болванчика, подумала я. Попрошу папу убрать его подальше в чулан или в сундук.
Я заставила себя отвернуться от ухмыляющейся деревянной рожи. Затем я положила руки Зэйну на плечи и повела его назад к лестнице.
— Я скажу Дэну, что мы оба сыты по горло его дебильными шуточками, — прошептала я кузену. — С нас хватит. Заставим его пообещать, что он перестанет подсовывать нам этих болванчиков.
Зэйн не отвечал. В слабом свете я видела мрачное выражение его лица.
Интересно, о чем он думает? Может, вспоминает свой прошлый визит в наш дом? Вспоминает, как мы с Дэном третировали его тогда?
Может, он и мне не доверяет, подумала я.
Мы поднялись по лестнице и по темному коридору прокрались к комнате моего брата.
Дверь была приоткрыта. Я распахнула ее и вошла. Зэйн следовал за мной.
Я думала, Дэн будет сидеть на кровати, поджидая нас. Я ожидала увидеть, как он ухмыляется, наслаждаясь собственной шуткой.
Серебряный свет луны лился в сдвоенное окно. Стоя в дверях, я хорошо видела Дэна. Мирно почивающего на боку. Одеяло натянуто до подбородка. Глаза закрыты.
Может, притворяется? Может, на самом деле он и не спит вовсе?
— Дэн, — прошептала я. — Дэ-эн…
Он не пошевелился. Не открыл глаза.
— Дэн, я тебя щас защекочу! — прошептала я. После такой угрозы он не сможет сохранять лицо. Дэн до чертиков боится щекотки.
Но он даже не шелохнулся.
Мы с Зэйном подкрались поближе. К изголовью кровати. И стояли над моим спящим братом, глядя на него, изучая его в серебристом свете.
Дышал он тихо, размеренно, слегка приоткрыв рот. И тихонько посвистывал. Как есть мышонок. Своим остреньким подбородком и вздернутым носом он и впрямь смахивал на мышонка.
Я склонилась над ним.
— Дэ-эн, готовься к щекотке! — прошептала я.
И откинулась назад, ожидая, что он накинется на меня, крикнет «Бу-у!», или выкинет еще что-нибудь эдакое.
Но он спал как ни в чем не бывало, тихо посвистывая с каждым вздохом.
Я повернулась к Зэйну, неловко топтавшемуся посреди комнаты.
— Он действительно спит, — сообщила я.
— Давай вернемся по комнатам, — шепотом ответил Зэйн. И зевнул.
Вслед за ним я направилась к двери.
— А как же хлопья? — спросила я.
— Забудь о них. Слишком спать хочу.
Мы были почти у двери, когда в коридоре послышались чьи-то шаги.
— О-о-о-ох… — вырвался у меня сдавленный стон, когда в дверях возникло лицо.
Лицо Рокки.
Он последовал за нами наверх!
9
Я схватила Зэйна за руку. Оба мы закричали от неожиданности.
Болванчик стремительно скользнул в комнату.
Я резко оборвала свой крик, когда увидела, что он движется не сам по себе. Его несли.
Болванчика держал за затылок мой папа.
— Эй, что такое? — сонно воскликнул Дэн. Он оторвал голову от подушки и сощурился на нас. — А? Что вы все забыли в моей комнате?
— Вот это и я бы хотел выяснить, — бросил папа. Он перевел подозрительный взгляд с Зэйна на меня.
— Вы… вы меня разбудили, — пробормотал Дэн. Он прочистил горло. Потом приподнялся на локте. — Зачем ты принес болванчика, папа?
— Полагаю, на этот вопрос должен ответить один из вас, — прорычал папа. Поверх пижамы он был в халате. Его волосы прилипли ко лбу.
Он был без очков, и потому щурился.
— Да в чем дело? Ничего не понимаю, — сонно протянул Дэн и потер глаза.
«Может, он прикидывается? — гадала я. — Строит из себя пай-мальчика?»
— Я услышал внизу какой-то шум, — сказал папа, переместив Рокки в другую руку. — Пошел вниз, посмотреть, что там такое. И обнаружил этого болванчика сидящим на кухне за столом.
— Я его туда не сажал! — встрепенулся Дэн. — Честное слово. Это не я!
— Мы с Зэйном тоже ни при чем! — вмешалась я.
Папа повернулся ко мне. Вздохнул.
— Я ужасно хочу спать. Мне не по душе подобные шуточки посреди ночи.
— Но я этого не делала! — воскликнула я.
Прищурившись, папа пристально взглянул на меня. Он совершенно ничего не видел без своих очков.
— Мне что, посадить вас под домашний арест? — спросил он. — Неужелипридется вас наказывать? Или, может, не пустить вас в летний лагерь?
— Нет! — в один голос воскликнули мы с Дэном. Нынче летом нам предстояло впервые отправиться в загородный лагерь. И с самого Рождества мы только об этом и говорили.
— Папа, я спал. Правда, — настаивал Дэн.
— Никаких больше выдумок, — устало проговорил папа. — В следующий раз, когда один из моих болванчиков окажется не на месте, вам достанется на орехи.
— Но, папа… — начала я.
— Последний шанс, — сказал папа. — Я не шучу. Еще хоть раз увижу Рокки за пределами чердака — обоим не поздоровится! — Он махнул рукой на дверь. — Марш по комнатам. Живо. Ни слова больше.
— Ты поверил мне или нет? — настойчиво спросил Дэн.
— Я не верю, что Рокки сам шатается по дому, — ответил папа. — А теперь, Дэн, ложись снова спать. Я даю вам последний шанс. Не профукайте его.
Вслед за мною и Зэйном папа вышел в коридор.
— Увидимся утром, — проворчал он. И начал подниматься по лестнице на чердак, дабы водворить Рокки обратно в Музей Болванчиков. Я слышала, как он чертыхался себе под нос всю дорогу наверх.
Я пожелала Зэйну спокойной ночи и направилась в свою комнату. Я хотела спать, была расстроена, встревожена и растерянна — словом, все сразу.
Я понимала, что никто, кроме Дэна, не мог постоянно подбрасывать Зэйну Рокки. Но зачем он это делает? И угомонится ли хоть теперь — пока папа не посадил нас под замок или вообще не испортил нам все лето?
Даже погружаясь в сон, я все равно продолжала задаваться вопросами.
На следующее утро я проснулась спозаранку. Надев джинсы и кофточку, я поспешила вниз завтракать.
А там, за кухонным столом, меня уже поджидал Рокки.
10
Я воровато оглядела кухню. Кроме меня, здесь никого не было.
Какая удача, что я спустилась первой!
Ухватив Рокки за шею, я сдернула его со стула. Затем я сунула его под мышку и скорей-скорей потащила его на чердак.
Когда пару минут спустя я вернулась на кухню, мама уже вовсю стряпала завтрак.
Фью! Еле успела.
— Трина, что-то ты сегодня рано, — заметила мама, наливая воду в кофеварку. — С тобой все хорошо?
Я бросила взгляд на стол. У меня возникло безумное чувство, что Рокки будет сидеть там, ухмыляясь мне.
Но, разумеется, он находился наверху, на чердаке. Куда я сама его только что отнесла.
За столом никого не было.
— Все хорошо, — сказала я. — Лучше некуда.
 
Несомненно, сегодня был День Зэйна. После завтрака папа второпях отправился в свой фотомагазин. Немногим позже мама с дядей Кэлом уехали в торговый центр за покупками.
Было раннее утро. Солнечные лучи лились в окна. Небо раскинулось безоблачной синевой.
Зэйн принес фотоаппарат. Он решил, что сегодня идеальный день для того, чтобы сделать несколько новых фотографий.
Мы с Дэном думали, что он пойдет на улицу. Но наш родственничек изъявил желание остаться дома и поснимать там.
— Меня очень интересуют лепнины, — пояснил он.
Мы таскались за ним по всему дому. Пришлось дать друг другу торжественную клятву, что мы будем добры к Зэйну и не станем его пугать.
Сразу после завтрака, когда Зэйн пошел наверх за своей камерой, я схватила брата за плечи и приперла его к стене.
— Без фокусов, — предупредила я.
Дэн пытался вывернуться. Но я гораздо сильнее. Я продолжала вжимать его в стену.
— Подними правую руку и поклянись, — потребовала я.
— Ладно, ладно, — тут же сдался он. Подняв правую руку, он вслед за мной повторил слова клятвы: — Никаких каверз против Зэйна. Никаких насмешек над Зэйном. Никаких болванчиков!
Я отпустила его, когда Зэйн вернулся с фотоаппаратом.
— У вас есть несколько потрясающих лепнин, — сообщил он, любуясь потолком в гостиной.
— Правда? — отозвалась я, стараясь изобразить интерес.
Ну что такого интересного в лепнине?
Зэйн поднял камеру. Он фокусировал ее на чем-то, казалось, долгие часы. Затем он сфотографировал лепнину над шторами в гостиной.
— Есть лестница? — спросил он Дэна. — Предпочитаю снимать с близкого расстояния. Боюсь, мой объектив исказит перспективу.
И Дэн покорно побежал в подвал за лестницей для Зэйна.
Я гордилась своим братом. Он не жаловался из-за того, что ему придется таскать лестницу. И целых десять минут воздерживался от того, чтобы отколоть шуточку насчет лепнины или поднять на смех самого Зэйна.
Что само по себе было непросто.
Серьезно, ну какой осел считает, что это круто — фотографировать стены и потолок?
Между тем, у нас не было уроков, и на улице стоял самый солнечный, самый теплый, самый прекрасный мартовский день. Настоящая весна. А мы с Дэном торчали в четырех стенах, придерживая лестницу для Зэйна, чтобы он мог воспользоваться своим макрообъективом и поснимать лепнину с самого близкого расстояния.
— Потрясающе! — объявил Зэйн, отсняв еще несколько фото. — Потрясающе!
Он слез с лестницы. Отрегулировал линзы. Повозился еще с какими-то настройками камеры.
— Айда гулять? — предложила я.
Он меня будто не слышал.
— Хочу сделать еще несколько снимков перил, — объявил он. — Видели, как солнечный свет льется через деревянные рейки? Это создает на стене очень интересный узор.
Я хотела сказать ему какую-нибудь гадость. Но тут же поймала взгляд Дэна. Он погрозил мне пальцем. Мол, смотри у меня.
Я прикусила губу и промолчала.
Скукоти-и-и-ща, думала я. Зато хоть проблем избежим.
Мы стояли позади Зэйна, пока он фотографировал перила со всех углов. После примерно десяти снимков его камера загудела и зажужжала.
— Пленка закончилась, — сообщил он. Взгляд его просиял. — Знаете, что будет по-настоящему круто? Спуститься в фотолабораторию и проявить снимки прямо сейчас!
— Круто, — отозвалась я, стараясь изобразить искренность. Мы с Дэном так старались быть добрыми к этому парню!
— Дядя Дэнни разрешил мне пользоваться его фотолабораторией, — сказал Зэйн, следя за тем, как камера перематывает пленку. — Это будет шикарно.
— Шикарно, — повторила я.
Мы с Дэном переглянулись. Самый прекрасный день ВЕКА — а мы спускаемся в темный чулан в подвале.
— Никогда не видел, как проявляют пленку, — сказал Дэн. — Покажешь, как это делается?
— Да тут ничего сложного, — отвечал Зэйн, вслед за нами спускаясь по лестнице в подвал. — Было бы время.
Мы миновали прачечную, печь и добрались до фотолаборатории в конце подвала. Проскользнули внутрь, и я включила специальное красное освещение.
— Закрой дверь как следует, — велел Зэйн. — Чтоб никакого света.
Я перепроверила дверь. Затем Зэйн приступил к работе. Он разлил реактивы по кюветам. Размотав катушку с пленкой, он взялся за дело.
Раньше я сотни раз видела, как трудится папа. Это и в самом деле весьма любопытно. К тому же, прикольно смотреть, как на темнеющей фотобумаге проступают изображения.
Мы с Дэном стояли рядом с Зэйном, наблюдая, как он работает.
— Кажется, я добыл несколько годных ракурсов лепнины в гостиной, — сказал Зэйн. Он погрузил огромный лист бумаги в кювет. Затем вытащил, подержал несколько секунд, давая раствору стечь, после чего опустил в соседний кювет.
Его лицо расплылось в улыбке.
— Давайте посмотрим.
Он склонился над столом. Поднял лист бумаги. Поднес к свету.
Его улыбка тут же угасла.
— Эй, кто это снимал? — раздраженно спросил он.
Мы с Дэном придвинулись поближе, чтобы рассмотреть фото.
— Кто это снимал? — повторил Зэйн. В ярости он выхватил из поддона с проявителем другой снимок. А потом еще один. И еще.
— Как это попало на пленку? — закричал он. И сунул фотографии нам с Дэном.
Фотографии Рокки.
Портреты крупным планом.
Фото за фото с изображениями ухмыляющегося болванчика.
— Кто их снимал? Кто? — негодовал Зэйн, тыча нам в лицо непросохшими фотографиями.
— Я этого не делал! — заявил Дэн, подавшись назад.
— Я тоже! — подхватила я.
«Но тогда кто это сделал?» — спрашивала я себя, вглядываясь в безобразное, ухмыляющееся лицо на каждом снимке.
Кто это сделал?
11
— Что у вас тут творится, товарищи?
Болванчики таращили на меня пустые глаза. Ни один не ответил.
— Что происходит? — повторила я вопрос. Мой взгляд переходил с одного болванчика на другого. — Выкладывайте, товарищи. Колитесь, не то вернусь сюда с топором и сама вас расколю!
Молчание.
Я расхаживала перед ними взад и вперед, сурово поглядывая на них и скрестив на груди руки.
Наступал вечер. Солнце начало уже погружаться за деревья. Через запорошенные пылью чердачные окна лился оранжевый свет.
Я поднялась на чердак в поисках каких-нибудь улик. Тут явно дело нечисто.
Как фотографии Рокки попали на пленку Зэйна? Кто делал эти фото?
Тот же, кто постоянно таскал Рокки вниз и усаживал там, где он мог напугать Зэйна.
— Это был Дэн, верно, товарищи? — допытывалась я у во все глаза пялившихся болванчиков. — Дэн сюда приходил, верно?
Я осмотрела пол. Диван. Заглянула под стулья.
Я не нашла ни единой улики.
И теперь я допрашивала болванчиков. Но от них, само собой, было не слишком много толку.
Прекрати страдать ерундой и спускайся вниз, сказала я себе.
Повернувшись, я направилась к лестнице — как вдруг услышала тихий смех.
— А? — испуганно вскрикнула я и обернулась.
Еще один тихий смешок. Хихиканье.
А потом послышался хриплый голос:
— Это у тебя волосы рыжие? Или ты пошла ржавчиной?
— Прошу прощения? — воскликнула я, поднеся ладонь ко рту. Взгляд мой быстро перебегал с одного болванчика на другого.
Кто это сказал?
— Эй, Трина… ты совершенна. Совершенная уродина! — За этим последовал еще один тихий смешок. Злой смешок.
— Мне нравится аромат твоих духов. Что это… спрей от блох и клещей?
Мой взгляд остановился на новом болванчике, том самом, которого папа окрестил Лыбой. С прямой спиной он сидел посреди дивана. Голос, похоже, исходил именно от него.
— Ущипни меня. Мне снится кошмар. Или это твоя рожа?
Я оцепенела. По спине пробежал холодок.
Хриплый голос действительно исходил от нового болванчика!
Он смотрел на меня невидящим взглядом. Челюсть его отвисла в жестокой, неприятной усмешке.
Однако голос исходил от Лыбы. Грубые оскорбления исходили от Лыбы.
«Но это же невозможно! — говорила я себе. — Невозможно!»
Чревовещательские болванчики не разговаривают без чревовещателя.
— Эт-то безумие! — пролепетала я.
И тогда болванчик пришел в движение.
12
Я завопила.
Из-за дивана вынырнул Дэн.
Болванчик завалился набок.
— Ты… ты… ты…! — заикалась я, яростно тыча пальцем в брата.
Сердце до сих пор колотилось. Все тело до костей пробирал озноб.
— Это не смешно! Ты… ты напугал меня до смерти! — заверещала я.
К моему удивлению, Дэн не смеялся. Его глаза сузились. Рот приоткрылся.
— Это кто прикалывался? — спросил он. Его взгляд перебегал с болванчика на болванчика.
— Ну хватит! — прикрикнула я. — Или скажешь, что это был не ты?
Он поскреб свои короткие каштановые волосы.
— Я ни слова не говорил.
— Дэн, лгун бесстыжий! — закричала я. — Долго ты тут торчишь? Что ты вообще здесь делал? Шпионил за мной, да?
Он покачал головой и выбрался из-за дивана.
— А ты что здесь делаешь, Трина? — спросил он. — Пришла взять Рокки? Чтобы снова отнести вниз и попытаться напугать Зэйна?
Я свирепо зарычала и толкнула Дэна со всей силы.
Он отшатнулся назад и повалился на диван. Он вскрикнул, приземлившись прямо на нового болванчика. С мгновение казалось, что они с болванчиком борются, пока Дэн пытался подняться на ноги.
Я шагнула к дивану и преградила ему путь. Как только он попытался встать, я пихнула его назад.
— Ты прекрасно знаешь, что это не я таскаю повсюду Рокки! — крикнула я. — Всем известно, что это делаешь ты, Дэн. И ты доиграешься, что папа задаст нам обоим.
— Ты не права! — возмутился Дэн. Его мышиное личико раскраснелось. — Не права! Не права! Не права!
Он рванулся с дивана. Болванчик подскочил на подушке. Голова его вывернулась. Казалось, он ухмыльнулся мне.
Я повернулась к брату.
— Если ты не собирался втравить нас в неприятности, что тогда делаешь здесь?
— Жду, — ответил он.
— Вот как? И чего же ты ждешь? — осведомилась я, скрестив руки на груди.
— Просто жду, — сказал он. — До тебя еще не дошло, Трина?
Я поддала ногой ком пыли. Тот пристал к носку моей кроссовки.
— Не дошло? Что не дошло?
— Неужели ты не видишь, что происходит? — спросил Дэн. — Неужели до сих пор не понимаешь?
Я наклонилась и сняла ком пыли с кроссовки. Теперь он прилип к пальцам.
— Что там в твоем крошечном мышином умишке? — спросила я, закатывая глаза. — Не иначе что-нибудь умное?
Подойдя, брат остановился рядом со мной. Он понизил голос почти до шепота.
— Все это делает Зэйн, — произнес он.
Я засмеялась. Я подумала, что ослышалась.
— Нет. Правда. — Он схватил меня за руку. — Я знаю, что я прав, Трина. Все это дело рук Зэйна. Зэйн берет болванчика, относит вниз, потом прикидывается испуганным. Зэйн заставил болванчика стукнуть себя. Зэйн оба раза приносил его на кухню.
Я стряхнула его руку. Затем пощупала ему лоб, будто проверяя температуру.
— Ты не в своем уме, — сказала я. — Иди приляг. А я пока скажу маме, что у тебя жар.
— Да послушай же! — взвизгнул Дэн. — Я серьезно! Я прав. Я знаю, что я прав!
— Зачем? — спросила я. — Зачем Зэйну это делать? Зачем ему пугать самого себя?
— Чтобы поквитаться с нами за прошлый раз, — отвечал Дэн. — Неужто не понимаешь? Зэйн нарочно нас подставляет.
Я плюхнулась на диван рядом с Лыбой. И крепко задумалась над словами брата.
— То есть Зэйн хочет убедить папу, что мы используем болванчиков, чтобы напугать Зэйна?
— Да! — выпалил Дэн. — Сам Зэйн все это и делает. Он пугает самого себя. И подстраивает все так, чтобы все шишки сыпались на нас.
Я теребила руку болванчика, продолжая обдумывать эту мысль.
— Зэйн пугает сам себя? Что-то я сомневаюсь, — проговорила я наконец. — С чего ты это взял? У тебя доказательства есть?
Дэн примостился на подлокотнике дивана.
— Перво-наперво, — начал он, — ты никогда не носила Рокки вниз, я прав?
Я покачала головой.
— Нет, что ты.
— Так вот, я этого тоже не делал, — сказал Дэн. — Тогда кто? Рокки же сам по себе не ходит, верно?
— Нет, конечно. Но…
— Теперь насчет камеры, — продолжал Дэн. — Проявленные Зэйном фотографии Рокки стали главной уликой.
Я уронила руку болванчика на диван.
— Что ты имеешь в виду? — спросила я, неспособная угнаться за ходом мыслей моего брата.
— Камера всегда у Зэйна на виду, — пояснил Дэн. — В основном он таскает ее на шее. Так кто же еще мог отснять все эти фотографии Рокки?
Я с трудом сглотнула.
— То есть, Зэйн?..
Дэн кивнул.
— Только Зэйн мог сделать эти снимки. Он пробрался на чердак. Отснял их. А потом проявил и притворился, будто зол и напуган.
— Но все это было притворством? — спросила я.
— Конечно, — ответил Дэн. — Все это было притворством. Чтобы напугать нас. И чтобы нам досталось от папы. Зэйн пытается отплатить нам за то, что мы пугали его в прошлый раз.
Я все еще сомневалась.
— Непохоже это на Зэйна, — сказала я. — Он такой тихоня и нюня… Не тянет он на приколиста.
— У него были месяцы на то, чтобы все спланировать! — воскликнул Дэн. — Месяцы на то, чтобы составить план мести. Мы можем доказать это, Трина. Мы можем спрятаться здесь и подстеречь его. Вот зачем я тут сижу. Прячусь за диваном.
— Чтобы поймать его на горячем?
Дэн кивнул. Он снова перешел на шепот, несмотря на то, что мы были одни:
— После того, как все лягут спать, давай проберемся наверх и подождем. Подождем и поглядим, придет ли Зэйн.
— Хорошо, — согласилась я. — Попытка не пытка… наверное.
Прав ли был Дэн?
Удастся ли нам застичь Зэйна на месте преступления?
Я не могла дождаться, когда все лягут спать. Мне до смерти хотелось это выяснить.
13
Порывы ветра дребезжали оконными стеклами на чердаке. Тяжелые тучи заволокли луну.
Мы взбирались по лестнице на чердак в полнейшей темноте. Ступенька. Затем остановка. Следующая ступенька. Снова остановка. Мы старались двигаться как можно тише.
Под нами кряхтел и стонал старый дом.
На чердаке было еще темнее, чем на лестнице.
Я потянулась к выключателю. Но Дэн хлопнул меня по руке.
— Ты рехнулась? — прошептал он. — Должно быть темно. Совершенно темно. Иначе Зэйн поймет, что тут кто-то есть.
— Да знаю я, — сонно прошептала я. — Я только хотела взглянуть на болванчиков. Сам понимаешь. Убедиться, что все на месте.
— Да на месте они, — проворчал Дэн. — Иди как шла. Спрячемся за диваном.
Мы на цыпочках ступали по чердачным половицам. Я двигалась вслепую. Тяжелые тучи не пропускали в окна ни единого лучика света.
Наконец, мои глаза привыкли к темноте. Я разглядела руки на диване. Разглядела головы болванчиков. Очертания плеч. Тени на фоне теней.
— Дэн, ты где? — прошептала я.
— Да здесь я. Быстрее, — донесся его шепот из-за дивана.
Огибая диван, я буквально чувствовала на себе взгляды болванчиков. Мне послышалось тихое хихиканье. Снова этот злобный смех…
Впрочем, наверняка это мне почудилось.
Я провела рукой по подлокотнику. Коснулась покоившейся на нем руки болванчика. Кукольная ладонь была на удивление теплой.
Как у человека.
Не выдумывай ерунды, Трина, укорила я себя.
На чердаке жарища, неудивительно, что у болванчика рука теплая.
Ветер дребезжал стеклами. Сильные порывы бушевали на крыше, так низко над нашими головами…
Я услышала громкий стон. Тихий смешок. Странный посвист.
Не обращая внимания на звуки чердака, я опустилась на пол рядом с братом.
— Ну? Вот мы и здесь, — прошептала я. — И что теперь?
— Тс-с-с. — В темноте я видела, как он поднес палец к губам. — Теперь ждем. И слушаем.
Повернувшись, мы прислонились спинами к спинке дивана. Я подтянула колени к груди и обхватила их руками.
— Он не придет, — прошептала я. — Зря только время тратим.
— Тс-с-с. Терпение, Трина, — сказал Дэн. — Дай ему время.
Я зевнула. Ужасно хотелось спать. От духоты на чердаке в сон клонило еще сильнее.
Закрыв глаза, я думала о Зэйне.
За ужином он не мог дождаться, чтобы рассказать о фотографиях Рокки.
— Не знаю, кто сделал эти снимки, — пожаловался Зэйн моему папе. — Но они истратили половину катушки с пленкой.
Папа свирепо посмотрел на нас с Дэном. Но шума поднимать не стал.
— Может, обсудим это после ужина? — тихо предложил он.
— Мне как-то боязно, — дрожащим голосом продолжал Зэйн. — Странные вещи у вас тут происходят. Можно подумать, болванчики живут собственной жизнью. — Он покачал головой. — Боже! Надеюсь, мне сегодня не будут сниться кошмары.
— Давайте не будем сейчас о болванчиках, — вмешалась мама. — Зэйн, расскажи нам о своей школе. Кто преподает у вас в этом году? Что вы проходите?
— Можно еще картошечки? — перебил дядя Кэл. Он протянул руку за миской. — Она просто объедение.
Папа бросил еще один взгляд на портретные снимки Рокки. Снова недовольно взглянул на нас. Затем он положил фотографии на пол.
После ужина мы по возможности старались держаться от папы подальше. Не хватало нам только еще одной нотации на тему того, как ужасно мы обходимся со своим бедным кузеном. И как нам попадет, если мы сейчас же не прекратим.
Теперь время перевалило за полночь. А мы ютились на темном чердаке. Прислушивались к вою ветра, к скрипам и стонам старого дома. Упирались спинами в диван. Ждали…
Я держала глаза закрытыми. Напряженно думала. Думала о Зэйне. О Рокки.
Мы с Дэном здесь не одни, сонно думала я. Вместе с нами тринадцать деревянных болванчиков. Тринадцать пар глаз глядят во тьме. Тринадцать застывших улыбок. Не считая Рокки с его глумливой усмешкой.
Полые, неживые тела…
Тяжелые, деревянные руки и головы…
Так, думая о болванчиках, окруженная болванчиками, я, видимо, погрузилась в сон.
Снились ли мне болванчики?
Вполне возможно.
Не знаю, долго ли я спала.
Разбудили меня шаги. Тихие, шаркающие шаги по полу чердака.
И я поняла, что болванчики ожили.
14
Я вскинула голову, напряженно прислушиваясь.
Руками я по-прежнему обнимала колени. Обе руки затекли. Их покалывало. Ломило шею. Во рту пересохло и стоял кислый привкус.
Я испустила беззвучный вздох, а нетвердые, шаркающие шаги все приближались.
Никакие болванчики не бродят вокруг, поняла я.
Всего одна фигура. Одна. Один человек. Медленно, осторожно, он пробирался к дивану.
С чего я вдруг решила, что болванчики движутся? Должно быть, этот образ привиделся мне во сне.
Я встряхнула руками, пытаясь избавиться от покалывания.
Теперь я совершенно проснулась. И держалась начеку.
Шарканье приближалось.
Может, это Дэн? Кстати, где он сейчас?
Может, он вставал, пока я спала? А теперь пробирается обратно к дивану?
Нет.
Всмотревшись в темноту, я увидела Дэна рядом с собой.
Он привстал на колени. Он заметил мое движение. Взмахом руки он велел мне соблюдать тишину.
Обеими руками он вцепился в спинку дивана. Затем он подался вперед и выглянул из-за нее.
Я переползла к другому концу дивана. Затем, пригибаясь, я высунула голову и стала вглядываться в хитросплетение теней. Тени были сплошь серые и черные.
Ветер завывал вокруг дома. На другом конце чердака дребезжали оконные стекла.
Меня так и подмывало вскочить. Заорать и вскочить. И зажечь свет.
Но я почувствовала на руке руку Дэна. Наверное, он прочел мои мысли. Он поднес палец к губам.
Мы ждали. Замерев за диваном. Сидя на корточках. Прислушивались к каждому шагу. Каждому скрипу половиц.
Темный силуэт остановился перед складным креслом возле дивана. Он стоял в нескольких дюймах от нас с Дэном. При желании я могла бы дотянуться и схватить его за ногу.
Мне не терпелось увидеть его лицо. Но его не было видно из-за дивана. А я не осмеливалась приподняться повыше.
Я слышала, как дерево билось о дерево. Руки болванчика стукались друг о друга.
Слышала шорох ткани. Перестук болтающихся кожаных ботинок.
Похититель снял болванчика со стула.
Вглядываясь во мрак, я видела, как он закинул болванчика себе на плечо. Видела, как руки болванчика свисали с его спины.
Темный силуэт стремительно повернулся. И направился к лестнице.
Я выбралась из-за дивана. Двигаясь на цыпочках, я последовала за похитителем.
Прижимаясь к стене, ступая как можно тише, я кралась по комнате. Я затаила дыхание. Я слышала, как позади столь же тихо крадется Дэн.
Я добралась до выключателя аккурат в тот момент, как похититель добрался до лестницы.
Моя рука зашарила по стене.
Я тянулась… тянулась к выключателю дрожащей рукой.
Да!
Я зажгла свет. И мы с Дэном дружно вскрикнули.
15
— Зэйн! — в один голос вскричали мы с братом.
Глаза Зэйна выпучились. Он разинул рот и заорал дурным голосом.
Я видела, как его колени подкосились. Думаю, он чуть не хлопнулся в обморок.
Он издал несколько взвизгов. Затем у него отвисла челюсть. Я слышала, как он ловит ртом воздух.
— Зэйн, мы тебя застукали! — с трудом выдавила я.
Он держал Рокки на плече.
— Что… что… — лопотал Зэйн, почти лишившись дара речи. Он поперхнулся и закашлялся. Ухмыляющийся болванчик подскакивал на его на плече.
— Зэйн, мы тебя спалили, — сказал Дэн. — Больше твои штучки не сработают.
Наш кузен по-прежнему кашлял и задыхался.
— Мы знаем, что все это делал ты, — продолжал Дэн. Подойдя к Зэйну, он несколько раз от души врезал ему по спине.
Через некоторое время Зэйн перестал кашлять.
Дэн снял Рокки с его плеча и отнес обратно на стул.
— Как… как… как вы узнали? — выдавил Зэйн.
— Просто догадались, — сказала я. — Слушай, какого черта?
Зэйн пожал плечами. Он уткнулся взглядом в пол.
— Будто не знаешь. Поприкалываться хотел.
Я смерила его злым взглядом.
— Ах, поприкалываться?! — закричала я. — Да ты хотел нас подставить! Ты… ты чуть все лето нам не угробил!
Зэйн снова пожал плечами:
— За мной должок. Понятно?
— Что ж, теперь мы в расчете, — вмешался Дэн.
— Правильно, — тут же согласилась я. — Мы все теперь в расчете, верно, Зэйн?
Он кивнул.
— Ага. Пожалуй. — По его лицу медленно расползлась улыбка. — Подловил я вас, ребята, да? С этими дурацкими болванчиками, выскакивающими повсюду.
Мы с Дэном не улыбнулись в ответ.
— Ты нас одурачил, — пробормотала я.
— Ты всех одурачил, — добавил мой брат.
Зэйн ухмылялся. Радостной ухмылкой. Он явно гордился собой.
— Полагаю, мы с Дэном это заслужили, — признала я.
— Правильно полагаешь, — отозвался Зэйн. Да прекратит он когда-нибудь лыбиться?!
— Ну, раз теперь мы квиты… мир? — спросила я. — Никаких больше приколов с болванчиками? Никаких больше подстав и пугалок?
Зэйн закусил губу. Думал он долго-долго.
— Ладно. Мир, — проговорил он наконец.
Мы торжественно пожали друг другу руки. Потом дали друг другу «пять». А потом рассмеялись, все трое. Сама не знаю, почему. Смех просто вырвался у нас.
Скорее даже дикое хихиканье.
Наверное, от того, что было так поздно, и нам так хотелось спать. И от радости, что теперь можно быть друзьями. Больше мы не будем подстраивать друг другу всякие каверзы.
Когда мы спускались по лестнице, я чувствовала себя по-настоящему счастливой.
Я думала, что все страшные события, связанные с болванчиками, подошли к концу.
Я даже не подозревала, что все только начинается.
16
На следующее утро Дэн, Зэйн и я совершили долгую велосипедную прогулку. Сильный ветер за ночь утих. Нежный ветерок, теплый и свежий, дул нам в спину, когда мы ехали по тропинке.
Деревья еще стояли голые. Земля с утреннего морозца поблескивала серебром. Но свежий, ароматный воздух свидетельствовал, что весна уже на подходе.
Мы неспешно катили по земляной тропинке, что петляла через лес. Солнце, еще толком и не взошедшее, согревало наши лица. Я притормозила, чтобы расстегнуть куртку. И показала на зеленые листочки нарциссов, только-только пробивавшиеся из земли.
— Всего три месяца учиться! — воскликнул Дэн. Он взметнул кулаки над головой и издал ликующий клич.
— Мы этим летом впервые едем в лагерь, — сообщила я Зэйну. — В Массачусетс.
— На целых восемь недель! — радостно подхватил Дэн.
Зэйн пригладил свои светлые волосы. Наклонившись к рулю одолженного ему папой велосипеда, он стал сильнее крутить педали.
— А я вот не знаю, чем займусь этим летом, — сказал он. — Может, буду просто бездельничать.
— А чем бы ты хотел заняться этим летом? — спросила я.
Он ухмыльнулся:
— Просто бездельничать.
Мы дружно рассмеялись. Я была в прекрасном настроении, и мальчишки тоже.
Дэн все время тянул руль, отклоняясь назад и отрывая переднее колесо от земли. Зэйн попытался повторить этот трюк — и врезался в дерево.
Он слетел на землю, а велик грохнулся на него сверху. Я ожидала, что Зэйн станет хныкать и жаловаться. С него бы сталось. Но он лишь поднялся на ноги, ворча себе под нос:
— Молодчина, Зэйн.
— Давай еще раз! — пошутил Дэн.
Зэйн засмеялся:
— Так попробуй сам!
Он счистил грязь с джинсов и снова забрался на велик. Мы покатили дальше, обмениваясь шутками и смеясь.
Думаю, мы были в таком прекрасном расположении духа потому, что заключили мир. В кои-то веки можно было расслабиться, не заботясь о том, кто кого пытается напугать.
Тропинка заканчивалась у небольшого круглого пруда. Водная гладь сияла на солнце, еще наполовину скованная льдом после долгой зимы.
Зэйн слез с велика и оставил его лежать в высокой траве. Затем он отступил к кромке воды, чтобы пофотографировать.
— Поглядите, как сорняки торчат из тающего льда! — воскликнул он, отщелкивая снимок за снимком. — Потрясающе. Потрясающе! — Он привстал на одно колено и принялся энергично фотографировать сорняки.
Мы с Дэном переглянулись. Я, хоть убейте, не видела ничего особенного в сорняках. Впрочем, это наверное потому, что я не фотограф.
Как только Зэйн встал, вдоль пруда проскакал бурый с черным бурундучок. Зэйн тут же развернул камеру и отщелкал еще пару снимков.
— Эй! Кажется, я его заснял! — радостно объявил он.
— Замечательно! — воскликнула я. В такое утро все казалось мне замечательным.
Мы постояли возле пруда. Потом немножко прогулялись по лесу. После этого нам захотелось есть. Так что мы оседлали велики и покатили к дому.
Мы катили велосипеды в гараж, когда Зэйн заметил старый колодец в глубине двора.
— Круто! — воскликнул он, и его голубые глаза засияли. — Давайте посмотрим!
Держа в руке камеру, он соскочил с велика и припустил по траве к колодцу.
Это был круглый колодец, сложенный из гладких серых камней, густо покрытых зеленым мхом. Обычно сверху он был защищен красной остроконечной крышей. Но крышу сорвало во время недавней жестокой бури, и папа отволок ее в сторону.
Когда мы с Дэном были маленькими, то частенько пугали друг друга, притворяясь, что в глубине колодца живут всякие тролли и прочие чудища. Однако в последние годы мы совсем позабыли про старый колодец. Папа то и дело обещался снести его и заделать. Да все руки не доходили.
Зэйн отснял кучу фото.
— Там еще есть вода? — спросил он.
Я пожала плечами:
— Не знаю.
Дэн обхватил Зэйна за талию:
— Можем сбросить тебя туда и посмотреть, плюхнешься ты или нет!
Зэйн с трудом вырвался.
— У меня есть идея получше. — Подобрав камень, он бросил его в колодец.
После долгого ожидания снизу донесся плеск.
— Круто! — снова восхитился Зэйн. Он щелкал снимок за снимком, пока не кончилась пленка.
Потом мы пошли в дом обедать. Перед тем, как сесть за стол, мы сбегали наверх, чтобы привести себя в порядок.
Зэйн остановился в дверях своей комнаты.
Я видела, как его глаза полезли на лоб, а рот широко раскрылся. Видела, как его лицо побледнело.
Мы с Дэном подбежали к нему.
Заглянули в комнату… и в ужасе вскрикнули.
17
— К-к-комната… ее разнесли в пух и прах! — пробормотал Дэн.
Мы втроем сгрудились в дверях, глядя в комнату. На невероятный разгром.
Сначала я подумала, что Зэйн мог оставить окно открытым на всю ночь, и сильный ветер разметал все вокруг.
Но это была полнейшая бессмыслица.
Всю одежду извлекли из шкафа и раскидали по полу. Вытащенные из комода ящики были грудой свалены на ковре.
На книжных полках произошло настоящее опустошение. Книги валялись на полу, на кровати — словом, везде. Один из прикроватных столиков был опрокинут на бок. Другой стоял на кровати ножками вверх. На полу перед чуланом лежала настольная лампа. Ее абажур был разодран и искорежен.
— Смотрите! — Зэйн показал на середину комнаты.
На куче одежды восседал Рокки. Болванчик сидел прямо, скрестив по-турецки ноги. Он вызывающе ухмылялся нам: дескать, заходите, если осмелитесь.
— Я… я поверить не могу! — воскликнула я, дергая себя за волосы.
— Во что ты не можешь поверить?
При звуке маминого голоса я подскочила.
Обернувшись, я увидела маму, вышедшую из родительской спальни. Расправив поверх джинсов подол своего голубого свитера, она направилась к нам.
— Мама! — крикнула я. — Тут такой ужас!
Ее улыбка исчезла.
— Бога ради, что… — начала она.
Я отступила в сторону, давая ей увидеть комнату Зэйна.
— О нет! — вскричала мама, поднеся ладони к щекам. Она судорожно сглотнула. — Неужели кто-то вломился? — Голос ее звучал тоненько и испуганно.
Я торопливо заглянула в свою комнату на другой стороне коридора.
— Нет. Не думаю, — сказала я. — Разгромлена только эта комната.
— Но… но… — заикалась мама. Тут ее взгляд остановился на Рокки, сидящем на куче вещей. — А он-то что тут делает?
— Мы не знаем, — ответила я.
— Но кто это сделал? — закричала мама, по-прежнему прижимая ладони к щекам.
— Это не мы! — заявил Дэн.
— Мы все утро гуляли, — задыхаясь добавил Зэйн. — Это не Трина, не Дэн и не я. Нас не было дома. Мы катались на великах.
— Но кто-то же это сделал! — воскликнула мама. — Кто-то намеренно разнес комнату.
«Но кто это был?» — недоумевала я. Мои глаза обежали разгром, остановившись на ухмыляющемся болванчике.
Кто это был?
18
Совместными усилиями нам все же удалось привести комнату в божеский вид. На это ушел весь остаток дня.
Лампа, лежавшая перед дверью чулана, была безнадежно разбита. Все остальное нужно было лишь поднять и водворить на положенное место.
Мы трудились молча. Никто не знал, что сказать.
Сперва мама хотела вызвать полицию. Однако никаких следов взлома обнаружить не удалось. А остальные комнаты были в полном порядке.
Папа вернулся из своего фотомагазина, когда мы еще не закончили с уборкой. Разумеется, он просто взбесился.
— Что мне прикажете делать? Засов на чердаке повесить?! — орал он на нас с Дэном.
Схватив Рокки, он зашвырнул болванчика себе на плечо.
— Это уже не шутки, — продолжал папа, глядя на нас обоих сузившимися глазами. — Это не смешно. Это серьезно.
— Но мы этого не делали! — в сотый раз возразила я.
— Ну так болванчик этого тоже не делал, — парировал папа. — Это единственное, в чем я точно уверен.
А вот я уже ни в чем не уверена, подумала я. Я проводила взглядом ухмыляющуюся физиономию Рокки, которого папа нес по коридору в направлении чердака. А потом наклонилась, чтобы подобрать с пола расколотую лампу.
 
Той ночью мне снова снились чревовещательские болванчики.
Я видела, как они пляшут. Их было больше дюжины. Все папины болванчики с чердака.
Я видела, как они пляшут в комнате Зэйна. Пляшут на кучах одежды и грудах книг. Пляшут на кровати. На опрокинутом кофейном столике.
Я видела Рокки, вальсирующего с мисс Люси. Видела Уилбура, выписывающего ногами лихие, безумные кренделя на комоде. А еще я видела Лыбу, нового болванчика, хлопающего в свои деревянные ладоши, покачивающего головой, ухмыляющегося, ухмыляющегося, стоя посреди комнаты, в то время как остальные болванчики отплясывали вокруг него.
Они размахивали своими большими деревянными руками над головой. Их тощие ноги сгибались и выворачивались.
Они плясали в тишине. Без музыки. Без единого звука.
В то время, как тела их корчились и раскачивались в неистовой пляске, лица оставались неподвижными. Они улыбались друг другу, с пустыми, немигающими глазами. Улыбались жутковатыми красногубыми улыбками.
Они подскакивали и изгибались, наклонялись и раскачивались из стороны в сторону, и ухмылялись, ухмылялись, без конца ухмылялись друг другу в зловещей тишине.
А потом их улыбки начали блекнуть, когда я с трудом вырвалась из объятий сна.
Я открыла глаза. Медленно пробуждаясь.
Я почувствовала тяжелые руки на своей шее.
Я смотрела в безобразное лицо Рокки.
Рокки на мне. Болванчик на моем одеяле. Надо мной.
Он тянулся. Тянулся своими тяжелыми деревянными руками к моему горлу!
19
Разинув рот, я истошно завизжала от ужаса.
Мои руки взлетели вверх. Я перехватила руки болванчика.
Я задрыгала ногами. Скидывая с себя одеяло. Скидывая болванчика.
Его большие глаза таращились на меня, словно в ошеломлении.
Я схватила его за голову. Повалила его на кровать.
Я села, дрожа всем телом. Затем я обхватила болванчика за талию.
И швырнула его на пол.
Зажегся свет. В комнату ворвались мама и папа.
— В чем дело?
— Трина, что случилось?
Они остановились как вкопанные при виде болванчика, распростершегося на полу возле моей кровати.
— Он… он… — выдохнула я, показав на Рокки и пытаясь отдышаться. — Рокки… он набросился на меня. Он пытался меня задушить. Я… я проснулась, и… и…
Папа зарычал и вцепился себе в волосы.
— Это пора прекращать! — взревел он.
Мама уселась на кровать рядом со мной и сжала меня в объятиях. Мои плечи тряслись.
— Это было так страшно! — выдавила я. — Я проснулась, а он тут!
— Это выходит за всякие рамки! — бушевал папа, потрясая кулаком. — За всякие рамки!
Мама все же смогла меня успокоить. Потом нам с нею пришлось успокаивать папу.
Наконец, после того, как все успокоились, мама с папой погасили свет и вышли из комнаты. Они закрыли дверь. Я слышала, как папа нес Рокки обратно на чердак.
Может, папе действительно следует запирать чердак на замок, думала я.
Закрыв глаза, я пыталась не думать о Рокки, о Зэйне, о болванчиках — вообще ни о чем.
Спустя какое-то время я, должно быть, снова заснула.
Я не знаю, сколько времени прошло.
Я проснулась от стука в дверь. Два отрывистых удара, а потом еще два.
Я села на постели с испуганным вздохом.
Я не сомневалась, что это вернулся Рокки.
20
Со скрипом дверь начала медленно отворяться.
Я втянула в себя воздух и затаила дыхание, вглядываясь во тьму.
— Трина? — прошептал чей-то голос. — Трина, не спишь?
Как только дверь открылась, на пол лег прямоугольник серого света из коридора. Дэн заглянул в комнату и тихонько вошел.
— Трина? Это я.
Я с шумом выдохнула.
— Дэн, чего тебе надо? — спросила я хриплым ото сна голосом.
— Я все слышал, — сказал Дэн, подойдя к кровати. Он одернул рукав пижамы. Посмотрел на меня. — Зэйн посадил Рокки на твою кровать. Это его рук дело!
— А? Почему ты так говоришь? Мы же заключили мир… верно? Зэйн согласился покончить с каверзами.
— Верно, — прошептал Дэн. — И теперь Зэйн рассчитывает напугать нас уже всерьез. Мы-то его больше не подозреваем. Зэйн не сдался, Трина. Я совершенно уверен.
Я закусила губу. Пыталась обдумать то, что сказал мне Дэн. Но мне слишком хотелось спать!
Дэн склонился ко мне и взволнованно зашептал:
— Сегодня утром, до того, как мы поехали на великах, Зэйн поднимался в свою комнату, помнишь? Он сказал, что забыл камеру. Так что… у него было время, чтобы разгромить свою комнату. До того, как он вышел из дома.
— Да. Допустим, — пробормотала я.
— А ночью он принес Рокки вниз и пристроил на твою кровать. Я уверен, — продолжал Дэн. — Я уверен, что это Зэйн. Нам надо снова спрятаться на чердаке. Завтра ночью. Мы снова поймаем Зэйна. Я знаю, что поймаем.
— Опять прятаться наверху? Нетушки! — воскликнула я. — Там жарища. И слишком жутко. И вообще я хочу подальше держаться от этих болванчиков.
Брат вздохнул.
— Я знаю, что я прав, — прошептал он.
— А я не знаю, ЧТО я знаю, — отвечала я. — Ничегошеньки не знаю. — Я скользнула под одеяло, натянула его на голову и попыталась снова заснуть.
 
На следующий вечер мама и папа закатили торжественный ужин в честь Зэйна и дяди Кэла. Они пригласили Бёрчей и Кэнфилдсов, что живут в конце улицы, а также кузину Робин и ее мужа Фрэда.
Фрэд — дядька что надо. Все зовут его Лягушонком за умение по-лягушачьи надувать щеки. Лягушонок низенький и кругленький, отчего и впрямь смахивает на лягушку.
Он всегда умеет меня рассмешить. Он знает миллион забавных шуток. Робин вечно пытается заткнуть ему рот. Но он никогда не сдается.
Мама с папой нечасто устраивают торжественные ужины. Так что они хлопотали весь день, чтобы подготовить столовую к приему гостей, накрыть на стол и приготовить угощение.
Мама зажарила ягнячью ножку. Папа приготовил свое коронное блюдо — печеную картошку по-карибски. Пикантную такую.
Мама купила цветов для украшения стола. Они с папой извлекли на свет Божий всевозможные элегантные тарелки и бокалы, которые мы с Дэном обыкновенно видим только по праздникам.
Столовая и впрямь смотрелась на загляденье, когда мы накрыли на стол. Дэн, Зэйн и я сидели в дальнем конце стола. С нами сидел и Лягушонок. Наверное, потому, что он по жизни большой ребенок.
Лягушонок рассказал мне анекдот про дебила. Дебила спрашивают: «Ты умеешь стоять на голове?» А он: «Не, никак. Слишком высоко!»
Я засмеялась, и тут Зэйн неожиданно выскочил из-за стола.
— Ты куда? — окликнула я.
Зэйн обернулся.
— Взять свой фотик, — ответил он. — Хочу заснять весь этот натюрморт, пока его не смели.
Он исчез наверху.
Спустя несколько секунд послышался его дикий вопль.
 
Стулья заскрежетали по полу, когда все повскакивали на ноги и гурьбой бросились вверх по лестнице.
Я первой подбежала к комнате Зэйна. Остановившись в дверях, я увидела, что он оцепенело стоит посреди комнаты.
Я смотрела на помертвевшее лицо Зэйна.
А потом увидела фотоаппарат в его руке.
Или, вернее, то, что осталось от фотоаппарата.
Выглядел он так, словно по нему проехался грузовик. Открученный отсек для пленки лежал на полу. Объектив был разнесен вдребезги. Весь корпус фотоаппарата был погнут и искорежен.
Зэйн вертел камеру в руках, печально глядя на нее, и качал головой.
Я перевела взгляд на кровать. И увидела Рокки, сидевшего на покрывале. Моток серой пленки свернулся у него на коленях.
В комнату влетел папа. Остальные гости, толкаясь, следовали за ним.
— Что случилось? — спросил кто-то.
— Это фотоаппарат Зэйна?
— Что происходит?
— Вот что бывает, когда меня пытаются фотографировать! — пошутил Лягушонок.
Никто не засмеялся. Всем было не до шуток.
Папа взял камеру из рук Зэйна и прямо побагровел. Он бережно осмотрел ее. Лицо его сделалось мрачнее тучи.
— Это уже не шалость, — пробормотал он. Я с трудом расслышала его в гуле голосов. Все заговорили разом.
— Это недопустимо, — торжественно произнес папа. Он взглянул на Дэна, потом на меня. И долго смотрел, не говоря ни слова.
Зэйн тяжело вздохнул. Повернувшись к нему, я увидела, что он вот-вот расплачется.
— Зэйн… — начала я.
Но он лишь яростно закричал в ответ. Затем он протолкнулся мимо мистера и миссис Бёрч и выбежал из комнаты.
— Кто-то здесь совершил на редкость гнусный поступок, — скорбно промолвил папа. Он поднес фотоаппарат к глазам, провел пальцем по расколотому объективу. — Это очень ценная камера. Это самое дорогое, что было у Зэйна.
Все гости разом притихли.
Папа не сводил глаз с меня и Дэна. Он открыл рот, чтобы сказать что-то еще.
Но в тот же миг внизу послышался оглушительный грохот.
21
— Да что здесь, черт подери, творится? — возопил папа. Он бросил сломанную камеру на кровать и пулей вылетел из комнаты.
Остальные бросились за ним. Все снова галдели наперебой. Я слышала, как они с топотом спускались по лестнице.
Я повернулась к Дэну.
— Все еще думаешь, что это дело рук Зэйна?
Дэн пожал плечами.
— Возможно.
— Ни в коем случае, — возразила я. — Не стал бы Зэйн разбивать собственный фотик. Он любил свою камеру. Он не стал бы разбивать ее только ради того, чтобы нас подставить.
Дэн нервно взглянул на меня.
— Тогда я ничего не понимаю, — проговорил он тоненьким голоском. На его лице явственно читался страх.
Снизу донеслись встревоженные крики и изумленные возгласы.
— Пошли поглядим, что там еще стряслось, — сказала я, закатывая глаза.
Мы дошли до двери одновременно и бок о бок протиснулись в коридор. Затем я первой пересекла коридор и спустилась по лестнице.
Подходя к дверям столовой, я едва пересиливала страх.
В доме происходило что-то неладное, я это знала. Папа был прав, говоря, что это уже не шутки.
Разгром комнаты Зэйна на шутку никак не тянул. Это было явное зло.
И разбивать камеру Зэйна — тоже зло.
При мысли о Рокки меня бросило в дрожь. Болванчик всегда был рядом. Где бы ни случалась очередная напасть, там непременно оказывался и Рокки.
«Трина, не сходи с ума! — укоряла я себя. — Еще не хватало думать, будто деревянные болванчики способны причинить зло!»
Это безумие. Полное сумасшествие.
Но что тут еще думать?
Мое горло сжалось. Во рту пересохло.
Я сделала глубокий вдох и вошла в столовую.
В дверях кухни я увидела папу.Он обнимал маму рукой за плечи. Мама уткнулась лицом в рукав его рубашки.
Неужели она плачет?
Да.
Гости, мрачные и растерянные, собрались у стены, качая головами. Они тихо переговаривались, созерцая разрушения.
А разрушения были чудовищные.
А этот раз пострадал обеденный стол.
Сначала я увидела перевернутые тарелки. Папина печеная картошка была размазана по скатерти. Картофельные комки облепили посудный шкафчик.
Салат вывалили на пол и на стулья. Хлеб изорвали на кусочки, и кусочки эти разбросали по всему столу. Цветочные бутоны были сорваны со стеблей. Ваза лежала на боку, вода пропитала скатерть и лужей собралась на полу.
Все бокалы были перевернуты. Бутылка красного вина опрокинулась, на скатерти расползалось огромное бордовое пятно.
Я слышала всхлипывания мамы. Слышала, как папа бормотал что-то, пытаясь ее утешить. Видела, как гости качали головами, расстроенные, встревоженные и озадаченные.
И тут Дэн схватил меня за плечо и кивком указал в сторону стола. И я увидела двоих болванчиков, восседающих на стульях.
Уилбур и новый болванчик. Уилбур и Лыба.
Они сидели за столом, улыбаясь друг другу, а в руках держали по бокалу вина. Как будто праздновали. Как будто провозглашали тост в свою честь.
22
Той ночью мы с Дэном снова притаились на чердаке за диваном. Здесь царили тишина и мрак. Такой мрак, что я с трудом различала сидевшего рядом брата.
Мы сидели в пижамах. Воздух был сухой и жаркий. И тем не менее, на руках и босых ногах у меня выступил липкий холодный пот.
Вытянув ноги и прислонившись к спинке дивана, мы тихонько переговаривались. Коротали время за разговором — а сами прислушивались. Прислушивались к каждому звуку.
Была почти полночь, но сна у меня не было ни в одном глазу. Я была на взводе. Готовая к чему угодно.
Например, вновь поймать Зэйна на месте преступления.
На этот раз я прихватила свой маленький фотоаппарат со вспышкой. Когда Зэйн проберется сюда, чтобы отнести одного из болванчиков вниз, я сделаю снимок. Тогда у нас появятся доказательства для мамы и папы.
Да, я все же пришла к выводу, что Дэн был прав. Зэйн и никто иной крушил наш дом.
Крушил, чтобы нагнать на всех страху, заставив думать, будто болванчики оживают.
— И все-таки, зачем? — прошептала я Дэну. — Неужели мы так сильно напугали Зэйна в прошлый его приезд? Так сильно, что он на все пойдет, лишь бы поквитаться?
— Он больной, — буркнул Дэн. — Вот тебе и ответ. На всю голову помешан.
— Так помешан, что разбил собственный фотоаппарат, — пробормотала я, покачав головой.
— Так помешан, что сбегал вниз и разгромил столовую, — добавил Дэн.
Столовая. Именно это и убедило меня в виновности Зэйна.
Мы все находились наверху, в комнате Зэйна, изучая его сломанную камеру.
Зэйн был единственным, кто в тот момент находился внизу.
Зэйн был единственным из присутствующих, кто имел возможность разгромить столовую и испортить угощение.
Разумеется, он сделал вид, будто сам потрясен и напуган. Разумеется, он сделал вид, будто ни сном ни духом.
Какой тяжелый, грустный вечер…
Гости не знали, что сказать маме и папе. Случившееся так и осталось для всех пугающей загадкой. Никто не знал ответа.
Гости помогли убрать беспорядок. Угощение было загублено. Есть его было нельзя. Никому, впрочем, и не хотелось.
Как только столовая была отмыта и приведена в порядок, все поспешили откланяться.
Когда последний из гостей ушел, я повернулась к Дэну.
— Ой-ё, — прошептала я. — Щас будет Семейный Совет. Нас ждет долгая лекция.
Однако я ошибалась. Мама поспешила к себе. А папа сказал, что ему слишком тошно, чтобы с кем-нибудь разговаривать.
Дядя Кэл поинтересовался, не против ли папа взять машину и сгонять за жареной курицей, гамбургерами или еще чем-нибудь в этом роде. Папа лишь угрюмо взглянул на него и тяжелым шагом удалился. Он отнес Лыбу и Уилбура на чердак. Я слышала, как он с грохотом захлопнул дверь. После этого он скрылся в спальне, чтобы успокоить маму.
Зэйн повернулся к отцу.
— Я… я поверить не могу, что мой фотик разбили, — захныкал он.
Дядя Кэл положил руку ему на плечо.
— Готов поспорить, у дяди Дэна в магазине найдется для тебя новый фотоаппарат
— Но мне нравился старый! — запричитал Зэйн.
Вот тогда-то я и решила, что он виновен. Он прикидывается, решила я. Вот что он делает… разыгрывает спектакль для меня и Дэна.
Только меня на мякине не проведешь. Ну уж нет.
Я убедилась, что фотоаппарат заряжен пленкой. Затем я взяла за руку Дэна, мы пробрались на чердак и стали ждать. Ждать в темноте, чтобы поймать Зэйна.
Пора было положить конец безобразиям в нашем доме — раз и навсегда.
Долго ждать нам не пришлось.
Где-то через полчаса послышался тихий стук шагов.
Я втянула в себя воздух. Все мое тело напряглось, и я чуть не выронила фотоаппарат.
Рядом со мной поднялся на колени Дэн.
С колотящимся сердцем я прокралась к краю дивана.
Шаги прошаркали по голым доскам пола.
Я видела, как темный силуэт наклонился и снял со стула болванчика.
— Это Зэйн, — шепнула я брату. — Точно он!
В полной темноте я видела, как он понес болванчика в сторону лестницы.
Я встала. Ноги дрожали. Но двигалась я быстро.
Я подняла фотоаппарат. Обогнула диван.
Нажала на кнопку затвора.
Комната озарилась вспышкой белого света.
Я сделала еще один снимок.
Новая вспышка белого света.
И в этой вспышке я увидела Рокки, болтающегося на плече Зэйна.
Нет.
Не Зэйна!
Не Зэйна. Не Зэйна.
Во вспышке света я увидела Рокки, свисающего с плеча другого болванчика!
Лыба! Новый болванчик.
Новый болванчик ковылял к лестнице, унося Рокки.
23
Болванчик обернулся.
Моя рука нашарила выключатель. Вспыхнул свет.
Я застыла перед диваном. Слишком напуганная, чтобы пошевелиться.
— Стой, Лыба! — закричала я.
Усмешка болванчика померкла. Глаза сузились.
— Никакой я не Лыба, — прокаркал он. Голос у него был грубый, хриплый. — Меня зовут Слэппи.
Он снова повернулся к лестнице.
— Останови его! — крикнула я брату.
Мы вдвоем кинулись на болванчика.
Слэппи развернулся. Он сорвал Рокки с плеча и с размаху швырнул его в Дэна.
Обхватив Слэппи за талию, я повалила его на пол.
Он с силой взмахнул руками. Одна из них угодила мне прямо в лоб.
— Уй! — взвыла я, когда резкая боль прострелила голову.
Мои руки соскользнули с тонкой талии деревянного человечка. Слэппи проворно вскочил на ноги, лукаво ухмыляясь во весь рот.
Он наслаждался этим!
Со всего маху он саданул меня в бок носком своего тяжелого кожаного башмака.
Голова пульсировала болью, но я все же смогла откатиться в сторону. И повернулась как раз вовремя, чтобы увидеть, как Дэн схватил болванчика сзади.
Он боднул Слэппи головой в спину. Оба грохнулись на пол.
— Отпусти меня, раб! — потребовал Слэппи своим мерзким, хриплым голосом. — Ты теперь мой раб! Отпусти меня! Я приказываю!
Пока Дэн и Слэппи боролись на полу, я с трудом поднялась на ноги.
— До чего он… сильный! — крикнул Дэн.
Слэппи взгромоздился на него сверху. И принялся обрабатывать деревянными кулаками.
Я обхватила Слэппи сзади за плечи и потянула изо всех сил. Слэппи размахивал руками, колотя моего брата.
Я дергала его, пытаясь стащить с живота Дэна.
— Отпусти! Отпусти! — завизжал болванчик. — Отпусти, рабыня!
— Отцепись от него! — кричала я.
Мы подняли такой шум, что я не слышала, как внизу открылась дверь. И топота ног, взбегающих по ступенькам.
Над лестницей показалось лицо. А потом и крупное тело.
— Папа! — выкрикнула я, задыхаясь. — Пап, смотри!
— Какого черта! — воскликнул папа.
— Папа, он живой! Болванчик живой! — верещала я.
— Что-о? — Щурясь сквозь очки, папа опустил взгляд на болванчика на полу.
Деревянный человечек безжизненно распростерся на спине рядом с Дэном. Одна его рука была заломлена за спину. Обе ноги согнуты в коленях. Рот раскрылся в нарисованной усмешке. Глаза бессмысленно таращились в потолок.
— Он живой! — закричал Дэн. — Он правда живой!
Папа смотрел на неподвижного, безмолвного болванчика.
— Болванчик взял Рокки! — проговорил Дэн тоненьким голоском. — Он сказал, что его зовут Слэппи. Он взял Рокки. Он нес его вниз.
Папа поцокал языком и покачал головой.
— Брось это, Дэн, — сердито проворчал он. — Прекрати немедленно. — Он перевел взгляд сперва на Дэна, потом на меня. — Я знаю, что это вы дебоширите.
— Но, папа… — начала я.
— Я не идиот, — отрезал папа, угрюмо взглянув на меня. — Не жди, что я поверю в дурацкую выдумку об ожившем болванчике, который таскает повсюду другого болванчика. Вы совсем ума лишились?
— Это правда, — стоял на своем Дэн.
Мы посмотрели на Слэппи. Он совершенно не казался живым. На мгновение у меня возникло пугающее чувство, что вся эта сцена мне приснилась.
Но тут я кое-что вспомнила.
— У меня есть доказательство! — крикнула я. — Пап, я могу доказать, что мы с Дэном не врем.
Папа потер тыльную сторону шеи.
— Я так вымотался, — простонал он. — День был долгий и ужасный. Пожалуйста, Трина, не морочь голову.
— Но я сделала несколько снимков! — сказала я. — У меня есть фотографии Слэппи, несущего Рокки!
— Трина, предупреждаю тебя… — начал папа.
Но я отвернулась, ища камеру. Где же она? Где?
Лишь через несколько секунд я заметила ее на полу, у стены за диваном. Я поспешила к ней.
И на полпути остановилась.
Задняя часть камеры выскочила. Пленка засветилась. Фотографии были уничтожены.
Должно быть, фотоаппарат вылетел у меня из рук, когда я пыталась повалить Слэппи, поняла я. Подняв камеру, я печально осмотрела ее.
Никаких фотографий. Никаких доказательств.
Повернувшись, я увидела, что папа мрачно смотрит на меня.
— Не трать больше мое время, Трина. Пока посидите под домашним арестом. Вы мне отвратительны. Другие наказания мы с вашей матерью обдумаем после того, как ваш кузен уедет.
Затем папа махнул рукой в сторону Слэппи и Рокки:
— Уберите их. Сейчас же. И чтоб больше на чердак ни ногой. Держитесь подальше от моих болванчиков. Больше мне вам сказать нечего. Спокойной ночи.
С этими словами он развернулся и затопал вниз по лестнице.
Я взглянула на Дэна и пожала плечами. Что тут скажешь?
Сердце бешено колотилось. Я была так зла. Так расстроена. Так уязвлена. Грудь, казалось, вот-вот взорвется.
Я наклонилась, чтобы поднять Слэппи.
Болванчик подмигнул мне.
Его мерзкая усмешка стала шире. А потом он выпятил свои красные губы и противно зачмокал, изображая поцелуи.
24
— Не трогай меня, рабыня, — прорычал Слэппи.
Вскрикнув, я шарахнулась назад. Мне до сих пор не верилось, что все происходит на самом деле. Я обхватила себя руками, чтобы унять бьющую тело дрожь.
— Ты… вправду живой? — тихо спросил Дэн.
— Можешь дать на отсечение свою дурную башку! — прорычал болванчик.
— Чего тебе надо? — крикнула я. — Зачем ты с нами так? Зачем подставляешь нас?
Его лицо расплылось в безобразной ухмылке.
— Если будете хорошо меня обхаживать, рабы, пожалуй, я не стану больше устраивать вам неприятности. Может, вы даже будете счастливы. — Он постучал себя по голове и добавил: — Постучим по дереву, чтоб не сглазить.
— Мы тебе не рабы! — заявила я.
Он откинул голову назад и сухо хохотнул.
— Кто здесь болванчик? — воскликнул он. — Ты или я?
— Это ты все время носил Рокки вниз? — спросил Дэн. Я видела, что и моему брату нелегко во все это поверить.
— Не думаете же вы, что этот мешок с растопкой способен передвигаться самостоятельно? — осклабился Слэппи. — Я немного позабавился с этим уродцем. Подкидывал его на место преступления, чтобы сбить вас с толку. Чтобы вы, рабы, поломали голову.
— И это ты разбил камеру Зэйна и разгромил обеденный стол? — спросила я.
Его глаза сузились в злые щелочки.
— Я еще не такое устрою, если вы, рабы, не будете подчиняться.
Я почувствовала, как во мне волной поднимается ярость.
— Ты… ты все испортишь! — завопила я. — Ты разрушишь нам жизнь! Из-за тебя мы этим летом даже в лагерь не съездим!
Слэппи прыснул.
— Не поедете вы ни в какой лагерь. Вы останетесь дома, чтобы как следует обихаживать меня!
И тогда я взорвалась.
— Не-е-е-е-ет! — возмущенно взвыла я.
Обеими руками я обхватила его голову. И начала тянуть.
Я вспомнила, что когда папа нашел Слэппи, его голова была расколота надвое. Я собиралась тянуть ее, пока она снова не разломится пополам!
Он отчаянно лягался и молотил руками.
Его тяжелые башмаки больно били меня по ногам.
Но я держала крепко. Тянула. Тянула. Пытаясь разломить его башку на части.
— Дай я! Дай я! — кричал Дэн.
Вздохнув, я бросила болванчика на пол.
— Ничего не выйдет, — сказала я Дэну. — Папа слишком хорошо поработал. Она склеена намертво.
Слэппи поднялся на ноги и помотал головой.
— Благодарю за массаж головы, рабыня! Теперь еще спинку потри! — Он расхохотался, гнусным, сухим смехом, больше походившим на кашель.
Дэн в ужасе вытаращился на болванчика.
— Трина, что же нам делать?! — воскликнул он почти шепотом.
— Как насчет поиграть в «Пни болванчика с лестницы»? — предложил Слэппи, хитро взглянув на нас. — Болванчиками будем по очереди. Чур, вы первые!
— Мы… мы должны что-то сделать! — пробормотал Дэн. — Он монстр! Он зло! Мы должны от него избавиться!
«Но как?» — задавалась вопросом я.
Как?
И тут меня осенила идея.
25
Слэппи, должно быть, прочел мои мысли. Повернувшись, он бросился наутек.
Но я стремительно прыгнула за ним — и схватила его за тощие ноги.
Он издал резкий, негодующий крик, когда я принялась переплетать его ноги, пытаясь завязать их узлом.
Он размахнулся. Деревянная ладонь треснула меня по уху.
Но я не отпускала.
— Дэн, хватай его за руки! Скорее!
Мой брат действовал быстро. Слэппи пытался его ударить. Но Дэн успел пригнуться. Приблизившись, он схватил Слэппи за запястья и крепко удерживал.
— Отпустите меня, рабы! — прохрипел болванчик. — Отпустите меня сейчас же. Вы еще пожалеете! Вы поплатитесь!
На лице Дэна я заметила страх.
Слэппи рывком высвободил руку. Он замахнулся, пытаясь хватить Дэна по горлу ребром ладони.
Но Дэн сумел-таки снова перехватить его руку.
Я чувствовала на себе пристальные взгляды. Подняв глаза, я увидела болванчиков, окружавших нас со всех сторон. Казалось, они следят за нашей борьбой. Молчаливая, неподвижная публика.
Я сдернула с шеи болванчика красный галстук-бабочку. И затолкала Слэппи в рот, чтобы заставить его замолчать.
— Вниз! Быстро! — скомандовала я брату.
Болванчик извивался и корчился, силясь вырваться на свободу.
Но я переплела его ноги вместе. А Дэн по-прежнему крепко держал его за запястья.
Мы начали пробираться к чердачной лестнице.
— Куда несем? — осведомился Дэн.
— На улицу, — ответила я. Болванчик брыкался и извивался. Я чуть не выронила его.
— В пижамах? — спросил Дэн.
Кивнув, я спиной вперед начала спускаться по лестнице. Слэппи бился, пытаясь вырваться. Я едва не потеряла равновесие и не полетела кубарем вниз.
— Там недалеко, — простонала я.
Каким-то образом мы все же добрались до первого этажа. Мне пришлось освободить одну руку, чтобы открыть парадную дверь. Слэппи тут же взбрыкнул коленями, пытаясь распутать ноги.
Я толчком распахнула дверь. И снова перехватила его за ноги.
Мы с Дэном вытащили извивающегося болванчика наружу.
Стояла холодная, ясная ночь. Трава была прихвачена серебристым инеем. Месяц плыл высоко над деревьями.
— О-о-х, — простонала я, когда мои ноги коснулись замерзшей травы.
— Х-х-холодно! — заикался Дэн. — Я так д-д-долго не в-в-выдержу!
Я видела, что он дрожит. Лужайка перед домом неожиданно погрузилась во тьму, когда месяц скрылся за облаками. Мои ноги дрожали. Сырая стылость просачивалась сквозь тоненькую пижаму.
— Куда мы его несем? — прошептал Дэн.
— На задний двор.
Слэппи взбрыкнул ногами. Но я держала крепко.
Что-то пронеслось по моей босой ноге. По мерзлой земле простучал шустрый топоток.
Кролик? Енот?
Я не стала останавливаться, чтобы посмотреть. Обеими руками сжимая лодыжки Слэппи, я пятилась назад. Вдоль стены дома.
— У меня ноги занемели! — пожаловался Дэн.
— Почти добрались, — ответила я.
Слэппи издавал хриплые крики сквозь галстук-бабочку, затыкавшую ему рот. Его круглые глазищи дико вращались. Он снова взбрыкнул, пытаясь высвободить ноги.
Мы с Дэном втащили его на задний двор. К тому времени, как мы добрались до старого колодца, мои ноги тоже заиндевели от морозца. А все тело тряслось от холода.
— Что мы будем делать? — спросил Дэн тоненьким голоском.
Облака разошлись. Тени расступились. Серебристый лунный свет озарил старый каменный колодец.
— Бросим его в колодец, — простонала я.
Дэн посмотрел на меня в удивлении.
— Он воплощение зла, — сказала я. — У нас нет выбора.
Дэн кивнул.
Мы взвалили Слэппи на отшлифованные камни на краю колодца. Слэппи бился и извивался. Пытался вопить сквозь кляп.
Я видела, как Дэн снова задрожал.
— Это деревянный болванчик, — сказала я. — Это не человек. Это злобная деревянная кукла.
Мы дружно толкнули изо всех сил.
Болванчик соскользнул с каменной стены и ухнул в колодец.
Мы с Дэном подождали, пока далеко внизу не раздался всплеск.
Затем мы наперегонки бросились домой.
«Его больше нет! — с радостным умиротворением думала я. — Слава Богу, мы избавились от этого чудовища».
 
Я прекрасно спала в ту ночь. И болванчики не снились.
На следующее утро мы с Дэном встретились в коридоре. Мы улыбались. Чувствовали мы себя превосходно.
Спускаясь за Дэном на кухню к завтраку, я даже напевала.
Стоявший в дверях кухни папа встретил нас хмурым взглядом.
— Что он делает внизу? — спросил он вместо приветствия.
И показал на кухню.
Показал на обеденный стол.
Показал на Слэппи, который сидел за столом, ухмыляясь своей мерзкой нарисованной ухмылкой, и невинно таращил глаза.
26
У Дэна отвисла челюсть.
Я вскрикнула.
— Не прикидывайтесь. Просто заберите его отсюда, — сердито сказал папа. — И почему он весь мокрый? Вы что, под дождь его выносили?
Я взглянула в окно кухни. Вспышка молнии вспорола свинцово-серое небо. Потоки дождя хлестали по траве. В вышине утробно пророкотал гром.
— Так себе утречко, — произнес подошедший к нам дядя Кэл.
— У меня кофе готов, — сообщил ему папа.
— Я смотрю, ваш дружок нагрянул к нам на завтрак, — заметил дядя Кэл, показав на Слэппи.
Усмешка болванчика, казалось, стала еще шире.
— Убери его отсюда, Трина, — резко повторил папа. — Кому блинов? — Он подошел к буфету и принялся искать сковородку.
— Сделай парочку, будь любезен. Есть охота, — сказал дядя Кэл. — Пойду, посмотрю, встал ли Зэйн. — Он повернулся и вышел из кухни.
Папа с головой залез в буфет, стуча кастрюлями и сковородками в поисках той, на которой всегда жарил блины.
— Пап, я должна тебе кое-что сказать, — тихо проговорила я. Я больше не могла держать это в себе. Я должна была сказать папе правду. Я должна была поведать ему всю историю.
— Папа, Слэппи — воплощение зла, — начала я. — Он живой, и он — воплощение зла. Вчера ночью мы с Дэном сбросили его в колодец. Мы хотели от него избавиться. Но теперь… он вернулся. Ты должен помочь нам, папа. Нам нужно избавиться от него — немедленно.
Я сделала глубокий вдох и с шумом выдохнула. Было так здорово излить наконец душу…
Папа вытащил голову из буфета и повернулся ко мне.
— Ты что-то сказала, Трина? Я так шумел, что не слышал тебя.
— Папа, я… я… — пробормотала я.
— Убери этого болванчика отсюда, живо! — рявкнул папа, и его голова снова скрылась в буфете. — Как могла целая сковородка раствориться в воздухе?
Я испустила разочарованный вздох. Оглушительный удар грома заставил меня подскочить.
Я кивнула Дэну. Мы сняли Слэппи со стула. Я держала его за талию, как можно дальше от себя.
Его темный костюмчик промок до нитки. Вода капала с его черных кожаных туфель.
Мы были на середине чердачной лестницы, когда Слэппи заморгал и издал тихий смешок.
— Хорошая попытка, рабы, — проскрипел он. — Только вы это бросьте. Я никогда не уйду. Никогда!
27
Какое мрачное утро…
Дождь барабанил в окна. Вспышки молнии рассекали угольно-серое небо. Гром грохотал так близко, что его раскаты сотрясали весь дом.
У меня было такое чувство, словно буря бушует в моей голове. Словно тяжелые, тяжелые грозовые тучи давят меня всей тяжестью. Словно раскаты грома рвутся у меня в мозгу, заглушая мысли.
Мы с Дэном плюхнулись на диван в гостиной, наблюдая грозу сквозь закрывавшие панорамное окно жалюзи. Пытались найти хоть какую-нибудь идею, способ отделаться от Слэппи.
В комнате было зябко. Сырой, стылый воздух проникал сквозь старое окно. Я растирала руки через рукава свитера, пытаясь согреться.
В доме мы были одни. Мама, папа, дядя Кэл и Зэйн поехали в город.
— Я пыталась рассказать папе, — сказала я. — Ты же слышал, Дэн. Я пыталась рассказать ему о Слэппи. А он не слушал.
— Папа нам все равно не поверит, — мрачно ответил Дэн. Он вздохнул. — Да и кто бы поверил?
— Как деревянная кукла могла ожить? — спросила я, качая головой. — Как?
И тут я вспомнила.
И тут у меня возникла идея.
Я вскочила с дивана. И потянула брата за руку:
— Пойдем.
— Куда? — уперся он.
— На чердак. Кажется, я знаю, как погрузить Слэппи в сон… дай-то Бог.
У двери на чердак я остановилась и задержала Дэна.
— Веди себя потише, — напутствовала я. — Может, Слэппи спит. Если он спит, мой план пройдет как по маслу.
Когда я отворила дверь, загрохотал гром. Я поднималась по лестнице, ступая медленно, осторожно, по одному шагу за раз. Я слышала, как дождь барабанил по крыше. Видела отсветы молний, дрожавшие на низком потолке.
Достигнув вершины лестницы, я повернулась к сборищу болванчиков. Вспышка молнии за окном обрисовала на стене тени их голов. В ее мерцании казалось, что тени движутся.
Дэн подошел ко мне сзади.
— Вот мы и здесь. Что теперь? — прошептал он.
Поднеся палец к губам, я на цыпочках двинулась вперед. Прогремел гром. Здесь, под самой крышей, он звучал гораздо громче!
Когда мы с Дэном утром отнесли сюда Слэппи, то бесцеремонно бросили его на пол. Слишком взвинченные и напуганные, мы не удосужились усадить его на стул. Нам не терпелось скинуть его и убраться с чердака подобру-поздорову.
В мерцающей вспышке белого света я увидела Слэппи. Он растянулся на спине посреди комнаты. Остальные болванчики сидели вокруг, безмолвно улыбаясь.
Я приблизилась на шаг. И еще на шаг. Двигалась так тихо, как только могла.
Я пригляделась к зловещему болванчику. Его руки были вытянуты по швам. Ноги переплетены.
И глаза его были закрыты.
Да!
Его глаза были закрыты. Он спал.
Я сделала еще несколько шагов к Слэппи. Но тут почувствовала на своей руке руку Дэна: он потянул меня назад.
— Трина, что ты собираешься делать? — прошептал он.
Мой взгляд метнулся к Слэппи. По-прежнему спит. Гром грохотал вокруг. Это звучало так, словно мы находились в самом сердце бури.
— Помнишь те странные слова, что я прочитала? — прошептала я, не сводя глаз со зловещего болванчика. — Помнишь те странные слова на клочке бумаги?
Дэн поразмыслил с мгновение. Потом кивнул.
— Так вот, может, именно эти слова и вызвали его к жизни, — прошептала я. — Может, это какое-то тайное заклинание.
Дэн пожал плечами.
— Может быть. — В его голосе не слышалось особых надежд.
— Я видела, как ты сунул клочок бумаги обратно ему в карман, — продолжала я. — Я вытащу его и снова прочту слова. Может, те же слова, что вызвали его к жизни, способны погрузить его обратно в сон.
Разумеется, это была безумная идея.
Но ведь и оживление болванчика было безумием. А уж то, что болванчик пытается вас поработить — и подавно.
Здесь все было безумием. Так что, пожалуй, моя идея была достаточно безумной, чтобы сработать.
— Удачи, — шепотом прошептал брат, не сводя глаз со спящего болванчика на полу.
Я подкралась к Слэппи.
Я опустилась на колени рядом с ним.
Я сделала глубокий вдох и задержала дыхание. Затем медленно, очень медленно, я потянулась рукой к карману его пиджачка.
Я знала, что клочок бумаги должен лежать в кармане. Удастся ли мне вытащить его, не разбудив Слэппи?
Я опускала руку. Все ниже и ниже.
Мои пальцы коснулись краешка кармана.
По-прежнему не дыша, я скользнула пальцами внутрь.
— ПОПАЛАСЬ! — взвизгнул Слэппи, и обе его руки взметнулись вверх. Он перехватил мои запястья и начал давить.
28
Я была так ошеломлена, что едва не грохнулась на него.
В то время как я шаталась, пытаясь сохранить равновесие, его деревянные руки впивались в мои запястья. Они сжимались все сильнее, врезаясь в плоть.
— Отпусти меня! — завопила я. Отчаянными усилиями я пыталась вырвать руки. Но он был слишком, слишком силен.
Твердые пальцы вонзались в мои руки. Они сжимались сильнее, сильнее — пока полностью не перекрыли кровоток.
— Отпусти меня! Отпусти! — Мои вопли перешли в истошный вой.
— Здесь я отдаю приказы, с-с-слышишь, рабыня! — зашипел Слэппи. — Ты будешь мне подчиняться. Подчиняться мне вечно! Не то поплатишься!
— Пусти! Пусти меня! — визжала я. Я вырывалась. Я изо всех сил пыталась подняться на ноги. Я дергала руками то вверх, то вниз.
Но Слэппи не разжимал своей хватки.
Все его тело подскакивало. Ударялось об пол. Снова подскакивало, когда я тянула его.
Но его руки только сильнее сжимались.
Я не могла вырваться. И боль — невыносимая боль — пронизывала мои руки. Пронизывала бока. Пронизывала все тело.
— Подними меня, с-с-стерва! — прошипел болванчик. — Подними меня и усади на мой стул!
— Отпусти! — закричала я. — Ты сломаешь мне запястья! Отпусти!
Болванчик безжалостно расхохотался в ответ.
Боль пронзила все тело. Ноги подогнулись. Я упала на колени.
Обернувшись, я увидела, как Дэн бросился вперед.
Я ожидала, что он схватит болванчика за руки и попытается освободить меня.
Вместо этого Дэн вцепился в карман его пиджака.
Слэппи тут же выпустил мои руки. Но было уже поздно.
Дэн вытащил из его кармана листок бумаги.
Слэппи взмахнул рукой, пытаясь выхватить бумагу.
Но Дэн отвернулся. Развернув бумагу, он поднес ее к лицу. А потом прокричал таинственные слова, что были на ней начертаны:
— Карру Марри Одонна Лома Молону Каррано!
Сработает ли это?
Погрузится ли Слэппи снова в сон?
29
Растирая ноющие запястья, я смотрела на ухмыляющегося болванчика.
Он смотрел на меня в ответ. А потом подмигнул.
Его хохот заглушил даже раскаты грома, даже барабанную дробь дождя по крыше.
— Так меня не одолеешь, рабыня! — торжествующе прокричал деревянный человечек.
Я отступила на шаг. Ледяная дрожь пробежала по спине, отчего меня всю заколотило.
Мой план не сработал.
Мой единственный план. Мой последний, отчаянный план. Он с треском провалился.
На лице Дэна промелькнуло разочарование. Листок бумаги выпал из его пальцев и спланировал на пол.
— За это вы поплатитесь! — пригрозил Слэппи. — Вы поплатитесь за свои дурацкие попытки одолеть меня.
Оттолкнувшись руками от пола, он начал подниматься на ноги.
Я попятилась назад.
И увидела, как зашевелились другие болванчики.
Все как один. Они слезали со своих стульев. Спускались с дивана.
Они вытягивали свои тощие руки. Сгибали свои большие деревянные ладони.
Их головы покачивались, колени подгибались, когда они устремились к нам.
Они все ожили! Двенадцать болванчиков, вызванные к жизни странными словами, которые прокричал Дэн.
Двенадцать болванчиков ковыляли к нам с Дэном.
Мы оказались в окружении. Они наступали со всех сторон, с шарканьем волоча тяжелые башмаки. Глаза их были широко раскрыты. Прикованы к Дэну и мне.
А они все ковыляли и шаркали. Неуклюже подступали и ухмылялись, ухмылялись так безжалостно…
Они приближались к Дэну и мне.
30
Уилбур, прихрамывая, ковылял вперед, его выщербленные деревянные ручищи тянулись, готовые схватить нас. Огромные голубые глаза Люси холодно поблескивали, когда она, шатаясь, шагала к нам. Эрни тоненько хихикал, подходя все ближе и ближе.
И ближе.
Мы с Дэном развернулись. Но деваться было некуда. Некуда бежать.
Большие туфли болванчиков тяжело шаркали по деревянным половицам. Колени их подгибались на каждом шагу. Казалось, они в любой момент могут рухнуть на пол.
И тем не менее, они продолжали идти. Ковыляли вперед. Их тела изгибались. Головы подскакивали.
Живые. Деревянные существа. Живые!
Дэн поднес ладони к лицу, словно для защиты.
Я сделала шаг назад. Однако болванчики позади меня тоже приближались.
Я сделала долгий, глубокий вдох и задержала дыхание.
И стала ждать.
Ждать, когда их деревянные руки вцепятся в нас.
Я громко выдохнула, когда Уилбур и Эрни проковыляли мимо меня.
Все как один, болванчики проскользнули мимо нас с Дэном.
Как будто нас тут и не было.
В изумлении я смотрела, как они окружили Слэппи. Я видела, как Рокки ухватил Слэппи за ворот. Видела, как Люси вцепилась в ботинки Слэппи.
А потом круг болванчиков сомкнулся.
Я не видела всего, что они делали со Слэппи. Видела только, как их тощие руки тянули и дергали его. Видела, как они сражались все вместе.
Сражались с ним.
Неужели они раздирают его на части?
Я ничего не могла разглядеть. Но я слышала полный ужаса вопль Слэппи.
Мы с Дэном прижались друг к другу, созерцая невиданное зрелище. Это походило на свалку футболистов. Свалку марионеток.
Болванчики ворчали и стонали, бормотали что-то тихими голосами, возясь со Слэппи.
Мы не могли разглядеть среди них Слэппи.
Мы слышали только один вопль.
Мы не слышали, чтобы он еще вопил.
А потом я услышала, как открылась дверь на чердак.
Шаги на лестнице!
Кто-то поднимался сюда.
31
Я ткнула Дэна кулаком в бок и развернула его в сторону лестницы.
Мы вскрикнули, когда на чердаке показался Зэйн и вытаращился на нас.
Видел ли он битву болванчиков? Видел ли, что все они живые?
Я обернулась — и тотчас же все болванчики свалились на пол.
— Ого! — воскликнула я, с колотящимся сердцем. Я заморгала. Я не верила своим глазам.
Двенадцать болванчиков безжизненно лежали на полу, вывернув руки и ноги под невообразимыми углами. Рты их были раззявлены. Глаза бессмысленно уставились в низкий потолок.
И среди них распростерся Слэппи. Голова его была свернута на бок. Я встретила пустой взгляд его стеклянных глаз. Полуоткрытый деревянный рот так и застыл в усмешке.
Он не подавал теперь ни малейших признаков жизни. Точно так же, как и все остальные.
Быть может, другие болванчики каким-то образом уничтожили его зло?
И теперь Слэппи навсегда останется безжизненной деревяшкой?
Долго думать об этом мне не пришлось. С мрачным видом к нам подоспел Зэйн. Взгляд его был прикован к груде болванчиков на полу.
— Ага, попались! — закричал он. — Оба попались! Новую пакость затеяли! Так и знал, что вы заодно! Вот я скажу дяде Дэнни!
32 
Конечно же, нам с Дэном никто не поверил.
Конечно же, все поверили Зэйну.
Нас ждала величайшая в жизни нахлобучка. Нас посадили под замок пожизненно. Возможно, из дому нам разрешат выходить не раньше, чем обоим перевалит за сороковник!
На следующий день все мы, включая Зэйна и дядю Кэла, собрались у дверей, готовясь к прощанию. Это прозвучит ужасно — но мы с Дэном ни капельки не печалились о том, что Зэйн уезжает.
— Век бы сюда не возвращаться, — украдкой шепнул он мне. И тут же натянул на лицо широкую фальшивую улыбку для моих мамы и папы.
— Зэйн, ты бы какой фотоаппарат хотел? — спросил папа, положив руку ему на плечо. — Скоро твой день рождения. Хочу подарить тебе новую камеру.
Зэйн пожал широкими плечами.
— Спасибо, — сказал он. — Но, честно говоря, я больше не увлекаюсь фотографией.
Мама и папа недоуменно приподняли брови.
— Ладно, а что бы ты все-таки хотел на свой день рождения? — спросила мама. — Тебя интересует что-нибудь еще?
Зэйн застенчиво потупился.
— Ну-у… я бы хотел попробовать себя в чревовещании… как ты, дядя Дэнни.
Папа от радости просиял.
Зэйн, паршивец, знал, что сказать.
— Думаю, у тебя найдется какой-нибудь лишний болванчик, чтобы подарить Зэйну, — предложил дядя Кэл.
Папа потер подбородок.
— Что ж… пожалуй, найдется. — Он повернулся ко мне. — Трина, сбегай на чердак. И выбери для Зэйна какого-нибудь хорошего болванчика. Не одного из тех, старых. Хорошего, чтоб Зэйн был доволен.
— Нет проблем, пап, — охотно отозвалась я. И побежала наверх. Я надеялась, что никто не заметил моей широкой ухмылки.
Вы, наверное, уже догадались, какого болванчика я выбрала Зэйну?
Знаю, это ужасно подло. Но у меня, в сущности, не было выбора, не так ли?
— Вот тебе хороший, Зэйн, — сказала я несколько секунд спустя и усадила ухмыляющегося болванчика ему на руки. — Его зовут Слэппи. Думаю, вы будете очень счастливы вместе.
Надеюсь, Зэйн будет с удовольствием учиться чревовещанию.
Впрочем, сдается мне, что у него возникнут некоторые проблемы. Потому что когда Зэйн нес Слэппи к автомобилю, я заметила, как болванчик мне подмигнул.