Боги, пиво и дурак. Том 6 (СИ) [Юлия Николаевна Горина] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Боги, пиво и дурак. Том 6

Глава 1 Каждый по-своему с ума сходит

Как мы въезжали в столицу, я не запомнил. Красочно описанная Лёхой система кордонов и пропуск в защищенное от порталов сердце королевства прошли мимо меня.

Потому что я был не в том состоянии, чтобы как-то вообще реагировать на внешние раздражители.

Сначала все шло, как надо. Или, по крайней мере, предсказуемо. Азра ни в какую не соглашался принять нового члена в состав нашей школы, Лидия с Киром одновременно впали в транс, чтобы переубедить его от лица Оракула, девушки-трактирщицы одна за другой хлопнулись в обморок — в общем, ничего особенного.

Потом мы вызвали Диса, и все вместе двинулись прочь из Шутихи. Я не стал садиться на своего многострадального Буцефала, а шел рядом, перекладывая в голове жгучие мысли о мести, фигурках, продолжении рода беспощадного Сета и освобождении девчонок-кентавров, чья судьба меня очень беспокоила. Ясное дело, я не мог просто отпереть дверь их загона — мол, бегите, куда хотите. Быть наполовину лошадью — это совсем не то же самое, что спрятать кошачий хвост под юбкой. Такое не спрячешь. Значит, их право на свободу нужно заполучить официально. Как это сделать, я пока не представлял.

Последнее, что осталось в моей памяти от всего путешествия — это торжественная процессия, встретившаяся нам на пути. Седобородые жрецы в белых одеяниях, юные девы в светло-зеленых платьях с венками из розовых цветов на головах. И массивные золоченые носилки, на которых восседал кто-то явно не от мира сего.

Дальше в глазах у меня потемнело, дыхание перехватило — и я на глазах охнувших прохожих выстелился на мостовой.

Так что в Солнечногорск меня привез на своей спине Та’ки. По крайней мере, так мне сказал Графыч, когда я очухался в своей постели уже в столице.

Небольшую уютную комнату тускло освещала пузатая масляная лампа, занавески плавно вздыхали от свежего воздуха из раскрытого окна. С улицы одуряюще сладко пахло цветущими липами, сиренью и еще чем-то пряным и горьким, будто на дворе стоял сумасшедший май.

А Эрик, сидя на стуле возле моей кровати, приглушенным монотонным голосом рассказывал мне, как сказку, что нас встречали с цветами и гирляндами, а какая-то дама, приняв меня за перебравшего пьяницу, со смехом назвала нас с Та’ки «живым символом своей школы».

— И что? Это тоже было смешно? — с трудом ворочая пересохшим языком во рту, проговорил я. — Как фигурки?

Графыч с укором покосился на меня.

— Не дави на больное.

— Где мы вообще? — спросил я, пытаясь получше осмотреть свое новое обиталище.

— В гостевом доме возле ристалища.

— Пахнет, как… В парфюмерной лавке.

— Это да, — со вздохом сказал Графыч. Он протянул руку к изголовью моей кровати и с хрустом отломил… маленькую веточку с белым бутоном. — Видишь, что творится?..

У меня округлились глаза.

— Это что?.. Откуда?

— От тебя. Теперь у нас у всех в комнатах из деревянной мебели вырастают цветущие побеги, скамейки пускают корни, а на гребнях каждый день отрастают листочки. А уж какие чудеса творятся с деревьями вокруг нашего гостевого дома, я уже молчу.

— Да ладно, — обреченно выдохнул я.

— Это ты еще не видел, какая катастрофа на улице творится. За те четыре дня, пока ты валялся в бреду, яблоня под твоим окном успела дважды отцвести и один раз отплодоносить! Азра смеется, что, если ты выйдешь на ристалище, зрители ничего не увидят и им останется только чирикать, потому что через пять минут все ограждения и скамейки превратятся в весенний сад.

— Твою ж мать, — пробормотал я, приподнимаясь на постели. — Кого же это мы встретили по пути, что меня так накрыло?

— Богиню Деметру.

— О как, — выдохнул я. — Ну, если подумать, это не самый худший вариант, какой только мог бы быть. А то мог бы фонить вокруг себя не цветочками, а каким-нибудь говном…

— Так-то оно так, но потом мы встретили богиню Кардею, — осторожно заметил Эрик.

Я нахмурился.

— Это еще кто такая?

— Богиня замков и запоров. Так что теперь у нас самопроизвольно открываются и закрываются все двери.

— Ну, это вроде не такая большая проблема.

— Скажи это Тени, который вчера просидел полдня в нужнике, — с укором проговорил Графыч.

Я запротестовал.

— Ну, это уже не моя вина. Дверь мог и выломать, на худой конец.

— Выломать, да? — с сомнением в голосе сказал Эрик. — Образец художественного искусства прошлого века, с золоченым кантом. В комнате королевского гостевого домика. Ну, то есть я ничуть не сомневаюсь, что лично ты ни на секунду бы не усомнился, но Тень — парень скромный, и ничего ломать не стал. А еще у Майки в комнате двери даже со связанными ручками регулярно распахиваются, разрывая веревку, стоит ей только раздеться.

Я тихо рассмеялся.

— Да уж, печаль и неудобства. Но вы же понимаете, что я не специально? Да?..

И, столкнувшись с непроницаемым взглядом Графыча, с надеждой повторил:

— Да? Понимаете ведь?..

— Ну, мы-то, в принципе, да. Но у Майи имеются некоторые сомнения. А еще у парней имеются к тебе некоторые претензии — после того, как Лилит рассказал, что с тобой такие неконтролируемые энергетические всплески уже случались.

Закрыв глаза, я тихо выругался.

— Вот это она зря…

— Пожалуй, здесь я готов с тобой согласиться, — отозвался Графыч. — Но все так переполошились из-за твоего состояния и происходящего вокруг, что ей пришлось кое-что объяснить.

Я вздохнул.

— Слушай, где-то в моих вещах должны лежать папиросы. Можешь дать? Что-то очень курить захотелось.

— Да, сейчас… — Эрик потянулся к моей тумбочке, аккуратно подвинул стоявшего сверху на белом платочке дремлющего Лёху и открыл дверцу. — Ну, зато эта информация помогла Азре заполнить на тебя «карточку бойца» для жеребьевки, где требовалось указать тип энергии.

Он взял с нижней полки портсигар и коробку со спичками. И подал их мне.

— И что он написал? «Сукин сын без стыда и совести»? — спросил я упавшим голосом, вытаскивая себе папиросу.

Графыч улыбнулся.

— Он обозначил тебя как «истинного грифа», и в графе «тип энергии» написал — «возможны вариации». Должен сказать, это произвело фурор.

Я закурил.

— Ну вот. Янус намеревался скрывать мою необычность до последнего, а тут — на тебе! Сдал с потрохами…

Графыч развел руками.

— Видишь ли, цветущую яблоню просто так не скроешь. А теперь любую ересь, какая только может с тобой случится, будет списана на твою «неизученную уникальность». Правда, после турнира тебе придется бежать из столицы, сверкая пятками — если граф Дис и его высочество за тебя не вступятся. Потому что все светила современной науки после заявления Азры прям-таки рванули посмотреть на тебя! Лично вчера видел, как прибыл профессор Анненков в сопровождении ассистентов.

— И чего от меня эти исследователи хотят? — мрачно поинтересовался я. — Препарировать, как лягушку?..

— Не исключено, — не стал зазря переубеждать меня Эрик и подал пустую кружку в качестве пепельницы. — До официального начала турнира осталось два дня. Сможешь себя собрать к этому времени?

Я стряхнул пепел.

— Ну, раз очнулся — значит, к завтрашнему дню должен быть в норме.

— Это хорошо. Тебе что-нибудь еще нужно? Хочешь есть, пить?

Я улыбнулся.

— Ты в должности дежурной сиделки, что ли?

— Подменяю Нику. Нам с Рыжим и Азрой ее жалко стало, вот мы и поделили время на четверых. Ну так что тебе принести?

— Пожрать бы что-нибудь. Только жидкого. Сухомятку сейчас, я боюсь, проглотить не смогу.

— Хорошо. Тогда принесу тебе супа и пойду спать, если ты не против, а то дежурства не отменяют раннего подъема и утренней тренировки. Азра сурово взялся за нас, выжимает все соки по два раза в день. Но перед началом турнира обещал дать выходной…

Пока я неспешно докуривал папиросу и на подгибающихся ногах вылезал из постели, чтобы хоть в окно посмотреть, где мы очутились, Графыч по-быстрому принес мне плошку супа и чашку кофе. Потом пожелал спокойной ночи и свалил к себе, зевая во весь рот.

А я, жмурясь от удовольствия, навернул вкусного супчика на крепком курином бульоне и, устроившись на подоконнике, закурил вторую папиросу под кофе.

Моя комната находилась на втором этаже, и прямо под ней действительно росла яблоня, усыпанная одновременно и цветами, и крупными красными яблоками. Над головой в черно-синем небе ярко горели звезды. Красота, да и только. Пусть даже сумасшедшая.

И так вдруг захотелось поговорить!..

— Лёх, проснись! — позвал я некроманта.

— М-мммм, — промычал череп, даже не блеснув огоньками глаз.

— Эй, хорош дрыхнуть!

— Ночь же на дворе, — невнятно пробурчал некромант. — Утром — тренировка…

— Тебе-то какая еще тренировка? — не понял я.

— Утром расскажу, какая. И помоги мне Господи…

Я огорченно вздохнул.

— Ну и ладно, — обиделся я на приятеля. И, мысленно представив себе бокал хорошего виски, торжественно проговорил: — Бухалово!..

Выпивка появилась в воздухе прямо передо мной. Подхватив бокал, я с удовольствием сделал хороший глоток.

Вкусно.

Все-таки славный подарок мне оставила Фортуна. Всегда можно выпить именно то, чего душа желает.

И только я собирался во второй раз приложиться к вискарю, как в дверь постучали. Причем настойчиво, громко.

— Иду! — крикнул я, и, примостив бокал на подоконнике и придерживаясь за стенку, по-быстрому натянул висевшие на стуле штаны и открыл дверь.

На пороге стояла… Или, вернее, стоял…

Смерть?..

Я судорожно проглотил подкативший к горлу ком.

Мой гость был одет в черный фрак, промеж желтых зубов торчала дымящаяся сигара, а на голове у него был щегольский цилиндр с небольшими полями.

И при всем при этом он был скелетом!

— Здрасьте, — пробормотал я, уставившись на пришедшего.

— Доброго вечера, — вежливо поздоровался со мной скелет. — Разрешите войти?..

— Вы… ко мне? — озадаченно спросил я.

— В некотором смысле, да. В смысле, я к вам, но не за вами, — насмешливо клацнул челюстями скелет и вытащил сигару изо рта. Причем тощая костлявая рука оказалась обтянута мягкой черной перчаткой. — Так вы пригласите меня внутрь?

Я отступил от двери и жестом пригласил существо войти.

— Прошу.

Скелет легкой походкой вошел в дверь, которая тут же сама захлопнулась за его спиной.

Мой гость медленно обернулся, посмотрел пустыми глазницами себе за спину. И коротко спросил:

— Кардея? Или сквозняк?

Я развел руками.

— Возможны оба варианта.

Вечер становился любопытным.

— С кем имею честь? — осторожно спросил я, продолжая с любопытством рассматривать странного костлявого парня.

— Ах да, я не представился, — с небрежностью отозвался скелет. И, сняв с головы цилиндр, с пафосом произнес: — Барон Самеди. Давний знакомец вашего друга.

Почему-то у меня даже вопроса не возникло, кого конкретно он имеет в виду. Так что я перевел взгляд со скелета на черепушку, дремлющую у меня на тумбочке.

— Вы — друг Алекса Длиннобородого?.. А! — дошло, наконец, до меня. — Вы, наверное, тоже некромант?

Барон издал неприятный резкий звук, похожий на то, как если бы он едва сдержал прорывающийся смех. С похрустыванием склонив голову на бок, скелет проговорил:

— Какое глубочайшее невежество. Хотя при этом совершенно не обидное.

Он кивнул в сторону оставленного мной на подоконнике бокала.

— Меня угостите?

Я хмыкнул.

— Почему бы нет. С удовольствием. Какой напиток предпочитаете?

— Я люблю ром, но вряд ли вы знаете такой…

Барон не успел договорить свою фразу, как я уже призвал для него угощение.

— Прошу, — подал я ему бокал, на треть наполненный отличным светлым ромом. Название мне никак не удавалось вспомнить, но, к счастью, для «бухалова» важно было помнить вкус, а не слово, которым бы он назывался. А вот вкус я как раз помнил отлично — этим напитком меня частенько угощал начальник, большой ценитель рома и коньяка.

Самеди приподнял лицо — на черепе не осталось ни одной мышцы, чтобы хоть как-то выразить эмоции, но каким-то образом я понял, что барон удивлен. Он принял из моей руки бокал, поднес к оскаленным зубам, будто нюхая.

Любопытно, он действительно будет его пить? И как это будет выглядеть? Куда польется ром, если у парня под челюстью — дыра, а вместо шеи — голый хребет?

Я забрал свой виски и с любопытством покосился на Самеди. Тот разомкнул челюсти, поднес бокал — и по его горлу прошла полупрозрачная рябь, точно я на мгновенье увидел проявляющегося Чужого. Напиток никуда не вылился!

— Вполне прилично, — удовлетворенно проговорил барон. — Я присяду?

— Пожалуйста. Правда, тут не так много места…

— О, не беспокойтесь об этом, — скелет снисходительно махнул рукой, промеж тонких пальцев которой была зажата сигара. — В конце концов, я ведь непрошеный гость.

Он без малейшего стеснения уселся на край моей постели.

— Дорогой Даниил — вас ведь, кажется, так зовут? — проговорил он, закидывая ногу на ногу и выставляя обтянутое классическими брюками тощее колено. — Я не являюсь некромантом. Но очень многие некроманты так или иначе имеют со мной дело, потому что я — персона, с которой можно договориться о самых разных вещах на разумных условиях. Я — божество, хоть и не столь известное в широких кругах, как многие другие.

Я виновато развел руками.

— Да уж, неловко получилось. Воистину, я — невежда. Прошу меня извинить.

— Ничего страшного, — добродушно заявил Самеди. — По крайней мере, вы невероятно приятный и вежливый невежда, к тому же умеете призывать настоящий ром — только одно это свойство само по себе достойно моей глубокой симпатии.

— Откуда вы меня знаете? — с интересом спросил я, усаживаясь поудобней на стуле.

Учитывая, что именно здесь висел мой ремень вместе с ножнами и мечом, это было идеальное место.

— Скажем так… — протянул барон, задумчиво покачивая бокал в руке. — Через профсоюзные связи.

Я не сдержал улыбки.

— Профсоюзные?..

— Ну да. А что остается делать? Крупные семьи типа римской, олимпийской или египетской выхватывают из торта самые жирные и вкусные куски, оставляя в свободном доступе лишь небольшой процент ресурсов. И если всякие там божки урожая или семейного очага отчаянно сражаются за эти крохи, то мы, божества смерти, тления и смежных областей, разумно объединились и на протяжении двух последних веков благоразумно распределяем эти ресурсы между собой. Так сказать, каждому по потребностям.

С каждым его новым словом мне становилось все любопытней и любопытней.

— И кто же стоит во главе вашего… профсоюза?

— Чернобог.

— В самом деле? — удивился я.

— Да-да, любезный Даниил. А вот ваш друг господин Нергал никак не желает поддержать идею единения. Он, так сказать, единоличник.

— Как по мне — имеет полное право, — поспешил я поддержать своего союзника.

— Ну разумеется, — пыхнул сигарой барон. — Кто же рискнет здоровьем ему перечить? Только, разве что, сам Чернобог. Что он и делает с переменным успехом. Так вот, о вашей прелюбопытной персоне и вашем спутнике господин Нергал рассказал Чернобогу, а Чернобог — мне. И вот я пришел навестить Алекса Длиннобородого. К слову, не один.

Самеди слегка присвистнул, и в комнате один за другим появились два клуба серого дыма, похожих на коконы.

Из одного такого темного сгустка, побрякивая костями, вышел скелет в длинном красно-черном платье и наброшенной на голову черной кружевной шали. А из другого — его более бесстыдный собрат, не прикрытый ни единым клочком одежды, но зато с окровавленными лохмотьями плоти на костях, с ожерельем из глаз и костей на шее и в пышном головном уборе из мягких серых перьев.

Я отшатнулся.

Отлично, блин. Только что я хандрил в одиночестве, попивая вискарь на подоконнике, а теперь у нас тут целая костяная тусовка! И смех, и грех. Поднявшись со своего места, взялся рукой за спинку стула, на которой висели ножны — на всякий случай. Конечно, драться с богами, да еще больным — такое себе. Но, если что, лучше так, чем безропотная смерть от костлявых рук!

Барон между тем невозмутимо продолжал:

— Позвольте представить — сеньора Санта Муэрте…

Скелет в платье кокетливо подобрал юбки и присел в поклоне. Или, вернее, присела. Как самая настоящая сеньора.

—… и господин Миктлантекутли, — указал барон на второго костлявого.

Тот качнул перьями на голове и издал невнятный утробный звук, похожий на рычание.

— Ы-ыыыы!

Сеньора Санта Муэрте воткнула костлявые руки себе в бока.

— Кутито, веди себя прилично! — воскликнула она с укором. — Будь вежлив! — И, повернувшись ко мне, прощебетала. — Не будьте к нему слишком строгим. Бедняге в последний раз жертву приносили пятьсот лет назад — тут хочешь-не хочешь, а одичаешь.

— Ы-ыы, — уже как-то жалобно простонал «Кутито».

— Ничего, я понимаю, — отчаянно продолжал я изображать доброжелательного хозяина, но сеньора тут же меня перебила. — Ну так и где этот Алёшка-оболтус?.. А, вижу! Стоит себе на столе и пустым черепом прикидывается! А ну просыпайся, Длиннобородый! Ты нам всем должен!..

— Ы-ыыыы! — кровожадно протянул Кутито.

Я обеспокоенно покосился на барона.

— Что, и ему тоже?

Самеди кивнул. И развел руками — мол, так и есть, ничего не попишешь.

— И… вам тоже?.. — спросил я, пока скелетообразная сеньора осыпала моего приятеля всякими словами на чистом испанском.

— Увы — да, — отозвался барон. — Лучше разбудите своего друга сами, а то только хуже будет.

Я бочком прошел мимо экспрессивно размахивающей руками сеньоры, мимо голого скелета в головном уборе и осторожно похлопал Лёху ладонью по костяной макушке.

— Эй, дружище! К тебе тут это… кредиторы пришли… — проговорил я.

Глава 2 Веселуха на костях

Лёха проснулся не сразу.

Еще добрые полминуты он пытался притворяться мертвым. Ну, то есть напрочь. Но потом, наконец, в его пустых глазницах испуганно засветились красные огоньки.

— Очнулся, слава Мадонне! — воскликнула сеньора Муэрте, чисто по-женски вскинув руки. — Нет, ну вы только посмотрите на него! Ни стыда, ни совести!

Барон опрокинул остатки рома в свое невидимое горло.

— Ну что ж… — подал он голос, и в комнате сразу стало тихо, как в библиотеке. — Приветствую вас, господин Алекс. Очень, очень рад нашей запоздалой встрече.

— Ы-ыыы! — кровожадно подтвердило чудо в перьях. И неожиданно разумно добавило для пущей выразительности: — Дал-жооок!

— Просто отвратительно! — фыркнула сеньора. — Вот так просто взять и умереть — не попрощавшись, не расплатившись, без предупреждения!

Лёха прокашлялся.

— В свое оправдание могу только сказать, что для меня это досадное обстоятельство случилось так же неожиданно, как и для вас!..

— Помолчал бы лучше, раз сказать нечего! — звонко прикрикнула на него костлявая дама.

— Увы, господин Алекс, — развел руками барон. — Смерть для смертных — штука традиционно внезапная. Однако готовиться к ней следует заранее, чтобы потом никто не проклинал ваши бренные кости.

— Подумать только, и ради этой пустой головешки я пятерым подвинула дату смерти! — возмущенно всплеснула руками наша единственная дама.

— Ну, справедливости ради тогда он был еще вполне мясистым молодым человеком, — заметил Самеди.

— Господи, Лёха, — проговорил я. — Ты же говорил, что христианин!..

— А я, по-вашему, кто⁈ — взорвалась сеньора Муэрте — причем на этот раз уже на меня. — Язычница, что ли? Между прочим, я тоже правоверная католичка!

Я кашлянул.

— Ну э… Почему «тоже»? Он-то православный!..

Скелетушка в платье ахнула.

— В самом деле? Так он еще и о вере своей мне солгал, мерзавец!..

— И мне! — прошамкал парень в перьях. — И мне солгал!

— Ты мне должен!.. — продолжала наступать Санта Муэрте.

— И мне! Мне должен! — почти простонал индеец.

— Кутито, ну что ты лезешь? — не выдержала сеньора. — Что ты, как маленький? За что он там тебе должен, за одну несчастную смерть?

— Не несчастную, — возразил скелет в перьях. — А ужасную! За одну ужасную смерть!

— Ну так и встань в конец очереди со своей несчастной ужасной смертью, не отвлекай мелочами людей!..

— Я не понял, ты кем работал при короле, некромантом или личным ассасином? — вполголоса спросил я Лёху, пока скелеты продолжали выяснять отношения.

Тот тяжко вздохнул.

— А чем, по-твоему, занимаются придворные некроманты? Розы постригают в саду? У нас ведь и умений-то, по большому счету, только два — из гроба поднять или в гроб уложить. Но все это — только во благо отечества!

— Ох, Лёха…

— Что Лёха-то сразу? Что Лёха? Да я, рискуя собственной жизнью служил его величеству!

— Вижу, — хмыкнул я.

— Эх, Даня, не суди, да не судим будешь! Иной раз прибить какую-нибудь сволочь с кучей покровителей — это самое что ни на есть доброе дело.

Я хмыкнул.

— Не могу не согласиться. А барону ты за что задолжал? Тоже помог кого-нибудь со свету сжить? — полюбопытствовал я.

— О, нет, — отозвался Самеди, который, как оказалось, прислушивался к нашему разговору. — Со мной у господина Алекса куда более тонкая, я бы даже сказал, приватная договоренность. И обсуждать ее на людях мне кажется делом неделикатным. Не так ли, господин Алекс?

Барон поднялся со своего места, вытащил из кармана крупные часы на цепочке и, взглянув на циферблат, негромко окликнул своих костлявых коллег.

— Господа, я прошу вас ненадолго прервать обсуждение идейных разногласий! Если угодно, вы всегда сможете продолжить свою дискуссию в другом месте.

Индеец и Санта Муэрте тут же умолкли, повернув свои черепа в сторону барона.

— Скоро рассвет, так что пора заканчивать то, ради чего мы пришли, — с прежней ленивой небрежностью в голосе проговорил Самеди. — Думаю, сейчас самое время единственному живому в нашей компании выйти за дверь, предоставив нам возможность без лишнего стеснения обсудить все детали…

Красные огоньки Лёхиных глаз расширились и засияли, как фары.

— Даня, срочно возьми меня с тумбочки! — крикнул он мне. — Давай, скорей!

Еще не понимая, что происходит, я бросился исполнять его просьбу. Схватив череп в руки, как гранату с выдернутой чекой, я громко воскликнул:

— И что дальше?..

Скелеты, умолкнув, недоумевающе уставились пустыми глазницами на нас с приятелем.

— А теперь быстро ставь меня на пол!.. — выпалил Лёха.

— Куда?.. — непонимающе закрутил я головой.

— Прямо возле ног! Нет, не так! Лицевой костью вниз!.. Так! Теперь встань! Да встань ты нормально, господи, наказание! А вы, господа, назад! Все — на один шаг назад, вы мешаете!..

Я стремительно выпрямился и весь подобрался, готовый ко всему, чему угодно — что пол сейчас разверзнется дырой в преисподнюю, или павшие когда-то на местное ристалище бойцы, будто заправский спецназ, вломятся ко мне в окно и всех спасут.

И тут вдруг Лёха заголосил:

— Даня, друг, прости ты меня, грешного! Прими на себя мои долги! Богом клянусь — я помогу тебе их выкупить, я знаю, как! Я бы сам справился, честное слово, но они не заключают контрактов с мертвецами!..

От неожиданности у меня открылся рот.

Я был готов к чему угодно. Но не к такому повороту событий!

— Лёха, прекрати!..

— Нет, я не встану, пока ты…

Наклонившись, я подхватил с пола череп.

— Пока я сам тебя не подниму! — сердито напомнил я некроманту. — Ты что здесь такое устроил?

— Даня, они же убьют меня! — плачущим голосом воскликнул Лёха.

— Вот уж кому-кому, а тебе бояться смерти!..

— В смысле, совсем! — из самой глубины своего невещественного сердца. — Они пожрут мою душу, запьют твоим бухаловом и довольные собой разойдутся по домам!

Я покосился на барона.

Тот выразительно кивнул — мол, да, примерно так оно и будет.

— Нет, господа, ну так дело не пойдет, — запротестовал я. — Друга я так просто не отдам, давайте договариваться!

— Ай да Алекс! — воскликнула сеньора, приблизившись к нам и хищно склонившись к черепу у меня в руках, будто и правда собиралась начать его надкусывать. Так что я даже слегка посторонился, отодвигая от нее приятеля. — Ай да Алекс, вот молодец! Повесить на живого мальчика свои мертвые грехи — тьфу на тебя, бесстыдник!

— Муэрточка, душенька… — залопотал Лёха. — Так, а что же мне делать? Помирать-то не хочется! Да и потом, зачем тебе я? Видишь, у меня ни одной косточки скелета не осталось, одна голова. Зачем тебе такое? Ты достойна лучшего…

Угрожающий стон голого индейца перебил его извиняющийся лепет.

— Даааа-лжооок, — опять протянул парень в перьях.

— Да помню я про тебя, помню! — почти простонал Лёха. — Обещал тебе храброе сердце. И ведь достал! Собственными руками выкрал из анатомического театра! Вильгельм Доблестный, надеюсь, достаточно храбрый для тебя? До сих пор хранится в банке! Ну, в смысле в банке, которая хранится в банке! Ячейка двенадцать четырнадцать! Даня хоть завтра съездит за ним и возложит на алтарь в твоем храме! Я сам собирался, правда, но пришлось срочно уехать в имение к супруге — чем эта поездка закончилась, ты видишь. Прошу!.. Даня, ты поможешь? Ты же друг мне?

— Боюсь, что уже слишком поздно, — заявил барон, приободряюще коснувшись моего плеча. — Не печальтесь — в конце концов, этот человек уже прожил свое. И то, что от него осталось, по праву принадлежит смерти.

— Подождите, это досадное разногласие наверняка можно как-то решить! — возразил я. Отступив от барона, я наткнулся на протянутые тощие руки индейца.

— Ы-ыыыы! — кровожадно изрыгнул тот.

— Я первая! В конце концов, я — женщина! — воскликнула сеньора, протискиваясь поближе к нам с Лёхой. Ее нижняя челюсть заклацала, как у голодной собаки, в черных пятнах глазниц засветились зеленые огоньки.

— Даня, прости!.. — плакал череп в моих руках.

— Просто отдайте его мне и уйдите, — мягким, почти отеческим тоном проговорил барон. — Вас никто не тронет, клянусь своей шляпой…

Чего?

Эти скелетоны всерьез рассчитывают, что я просто так возьму и отдам им друга?

— А ну прочь из моей комнаты!!! — выкрикнул я, поднимая Лёху повыше. — Не дождетесь! Его смерть принадлежит мне, ясно? Потому что именно я вытащил его останки из озера! Я, а не вы! И я хочу, чтобы он жил после своей смерти, как ему угодно, и столько, сколько пожелает!..

— Ы-ыыыы! — тупо мычал мне в ответ индеец.

— А-ааа! — орала сеньора.

Они тянули руки к Лёхе, а я только успевал уворачиваться.

— Увы, мой дорогой Даниил, — развел руками барон. — Долг платежом красен. Ваше мужество, безусловно, делает вам честь. Но простой смертный не может противостоять богам…

И тут меня окончательно перемкнуло.

— Да вы просто понятия не имеете, с кем связались! — взревел я, чувствуя, как глаза у меня наливаются кровью. — «Парящий гриф», подъем! — выкрикнул я и с силой отпихнул от себя ногой индейца. Тот отлетел от меня на тумбочку, громко бряцнул костяшками и с хрустом рассыпался на куски.

— Ой, — заторможенно проговорил его отломленный череп.

— Ай! — театрально отшатнулась от меня сеньора Муэрте. — Барон, да что же это творится? Что за дерзость такая у молодых?..

— Парни, наших бьют!!! — проорал я, проскочив мимо нее и с грохотом высадил плечом свою собственную дверь.

К слову, резную. С позолоченным кантом. Все, как описывал Графыч.

Сумеречный коридор озарился желтым светом масляных ламп. Сапоги загрохотали по небольшой деревянной лестнице, длинные тени скользнули по стене — и через пару секунд к моей двери со всех ног уже мчали полуодетые Азра, Рыжий и Берн. Следом за ними, обнажая мечи по дороге, спешили остальные.

Разъяренная Санта Муэрте бросилась следом за мной, клацая зубами. Вокруг нее заклубился едкий черный дым, расползаясь по полу щупальцами, как осьминог.

— Ы-ыыы! — с оглушительным ревом вырвался из комнаты индеец. Он снова был целым, только кости рук и ног перемешались и сложились неправильно, отчего божок стал заметно ниже ростом и с лапами, как у гориллы.

— Твою мать, Даня, это что еще за хрень⁈ — воскликнул Рыжий, выпучив глаза.

— Это боги, — вместо меня пояснил ему Азра, снимая со спины своего Жнеца. — Та’ки, твои границы нарушены!

— Так разойдитесь, в конце-то концов! Дайте пройти! — донеслось из сумрачного коридора ворчание Та’ки.

Но он не успел.

Индеец, растопырив длиннющие лапы, тоже ринулся в толпу.

Сеньора с бешеным воплем бросилась прямо на меня. Я удачно отступил в сторону, и госпожа пролетела мимо меня к перилам. И, будучи воистину хрупкой, разлетелась на куски.

— А-ааа! — раздался яростный женский вой, и на месте миловидного скелета в платьице вдруг поднялся жуткий черно-красный силуэт.

Белый череп размером со слоновью голову сверкал. Черно-красные складки призрачного одеяния спускались до самого пола и развевались от несуществующего ветра.

— Я — Санта Муэрте! А вы говорите со мной без уважения⁈ — прогромыхало божество, в то время как Азра ударом Жнеца разнес индейца на кусочки.

С грохотом рассыпавшись по полу, кости не стали на этот раз собираться в целую фигуру. Потому что из каждого обломка вдруг вырос целый скелет, с собственным черепом и головным убором из перьев!

Та’ки, застрявший на узкой лестнице, поднялся на задние лапы и стал полупрозрачным, разделяясь на неуклюжую звериную и ловкую человекообразную сущность.

Шаман выскользнул из мохнатой туши, тенью скользнул на перила и одним прыжком преодолел пролет, очутившись позади чудовищной фигуры Санта Муэрте. Он вскинул руку вверх, и из кулака в разные стороны вытянулся длинный зеленый шест.

— Это — моя территория, — проговорил Та’ки. — Вы явились сюда без приглашения, так что на уважительное обращение можете не рассчитывать!

Шест со свистом рассек призрачные одеяния Муэрте, и она протяжно ахнула и отпрянула от шамана в сторону.

Тем временем парни бросились на размножившегося индейца. Кости загромыхали по полу, и на их месте поднимались все новые и новые скелеты.

Дальше началось полное безумие. Что-то полыхнуло, и часть перил со скрежетом отломилась и грохнулась вниз. Вокруг все замельтешило, гостевой домик содрогался от лязга, душевной брани и стука костей.

Я отскочил к стене и принялся отступать в сторону комнаты, чтобы забрать свое оружие.

И тут кто-то слегка похлопал меня по плечу.

Обернувшись, я увидел барона с новой сигарой в руке.

— Не поможете мне прикурить? — негромко спросил Самеди. — А то зрелище-то занятное. И, главное, неожиданное.

— А… вы не собираетесь нас покинуть? — осторожно поинтересовался я.

— Нет, — отозвался барон. — Ведь я — приглашенный гость, и, в отличие от своих недальновидных коллег, ничего не нарушаю.

— Кто же вас приглашал?.. — сорвалось у меня с языка.

— Вы сами, — насмешливо отозвался барон. — Не помните? Я постучал, и спросил разрешения войти. И вы меня пригласили.

Я тяжело вздохнул.

Черт бы меня побрал! Вот не был никогда особо учтивым — и не надо было начинать!

— Знаете, — продолжил между тем барон. — Чернобог, конечно, передавал мне слова Нергала о том, что вы — личность уникальная. Но чтобы настолько! Я удивлен.

— Чему именно?

— Смертные боятся и подчиняются бессмертным богам, рабы боятся и подчиняются господам — это аксиома нашего мира, любезный Даниил. А тут все не так. Вы и правда очень, очень любопытный персонаж на этой сцене.

— Рабы боятся господ, смертные боятся богов… — проговорил я себе под нос. В голове созрела отличная идея. В конце концов, не зря же я искал себе покровителя? —… А слабые боги боятся богов посильнее. Верно? Ну что же, можем попробовать сыграть по вашим правилам.

И, задрав голову вверх, я во всю глотку заорал

— Аид!!! Мне срочно нужна твоя помощь! И если ты прямо сейчас не придешь все разрулить, я нахрен разорву договор!..

— Аид?.. — проговорил барон, и в его голосе мне послышалось удивление.

Не останавливаясь, я, как чокнутый шизофреник, продолжал вопрошать потолок:

— Аид, я не умолкну! Буду орать хоть всю ночь, хоть до завтра! Ты слышишь меня? Твои конкуренты явились к твоему подопечному и ставят ему условия, а ты все спишь!..

На этих слова в моем потолке открылась бездонная черная дыра. И оттуда на белом облаке, как ангел на иконах, спустился повелитель царства мертвых — голый, покрытый капельками пота и с белой простыней в руке, которой он прикрывал причинное место.

— Да занят я был! Очень занят!!! — громогласно воскликнул он, и от звука его божественного голоса в домике вдруг стало тихо. — Какие еще конкуренты?..

— Приветствую вас, господин Аид, — проговорил барон, почтительно приподняв цилиндр.

— Барон, вы, что ли? Опять неймется? Что вам нужно от моего человека?

— Прошу прощения, я не знал, что господин Даниил находится под вашим покровительством. На нем нет вашей метки…

— Да, потому что договор между нами заключен только наполовину! — со злом ответил ему Аид. — Но вас это никаким боком не касается! Пошли все прочь и оставили его в покое, чтобы он оставил в покое меня! Или завтра же на Совете я подниму вопрос об уменьшении дотаций вашему клубу веселых и находчивых!

— Господин Аид! — прогудела Санта Муэтре в своем жутком новом обличии. — О, господин Аид!..

— Она хотела сказать, что вообще-то мы пришли не к Даниилу, а его другу-некроманту, — осторожно заметил Самеди. — Он нам должен.

— Собирать дань с мертвецов⁈ — позабыв о простыне, царственно упираясь руками в бока заявил Аид. — Совсем с ума сошли?

— Проблема в том, что он как бы уже не жив, но и не до конца мертв, — вкрадчиво заметил барон, деликатно надвинув цилиндр пониже на глазницы.

— И что с того? — возмутился Аид. — Не умеете вовремя дожать клиента — ваши проблемы! Все! Официально объявляю этого человека мертвым и аннулирую все его живые долги!

Он щелкнул пальцами, и от этого звука над черепом Лёхи на мгновение вспыхнуло голубоватое свечение типа нимба.

Вокруг воцарилась абсолютная тишина.

Потом Санта-Муэрте со стоном растворилась в воздухе. Один за другим с хрустом съежились скелеты с перьями.

И только в глубине глазниц Самеди почему-то блеснул хитрый зеленый огонек.

— Все⁈ — сердито спросил меня Аид. — Доволен? Теперь я могу, наконец, пойти и спокойно заняться своими делами, без твоих завываний на фоне?

— Искренне благодарен, — отозвался я, почтительно склонив голову пониже, чтобы не рассмеяться. — Передавайте привет супруге.

— Да иди ты со своим приветом и благодарностью… — пробубнил Аид и плавно уплыл в дыру на потолке.

Самеди кашлянул. Покрутил в руках незажженную сигару.

— Так… вы поможете мне прикурить? — спросил он, обращаясь ко мне. — А еще я бы выпил. И обсудил кое-что.

Он сделал легкое движение рукой, и выломанная дверь взмыла в воздух и с грохотом припечаталась на полагающееся ей место.

— Эй, Даня! Даня!.. — заколотили с той стороны мои соратники, но дверь им не подчинялась.

Я недоумевающе развел руками.

— А разве мы еще не все решили? — проговорил я. — Живые долги Лёхе аннулировали, теперь он официально мертвый…

— И автоматически переходит в мое владение, — заявил барон. — Видите ли, наш с ним договор — посмертный. И касается его бессмертной души.

— Ты что, ему душу продал? — тихо спросил я Лёху.

— Типа того, — едва слышно отозвался некромант.

— Зачем???

— Думал, потом успею назад отмолить…

— Ай-яй-яй, — погрозил черепу пальцем Самеди. — Заключать договор из расчета, что партнера удастся обмануть — это низко. А когда твой партнер — божество, еще и самонадеянно.

— Фауст несчастный! — с досадой проговорил я, покосившись на Лёху. — И что нам теперь делать?

— Ну, для начала я с вашего позволения приглушу звуки снаружи. Войти они сюда все равно не смогут, будут только отвлекать от беседы.

Он выразительно повернулся к выходу, и звуки голосов и стук по двери стал стихать, пока не исчез вовсе.

Потом барон взял оставленные мной на подоконнике спички и прикурил.

Я тоже взял папиросу. И спросил без обиняков:

— Чего вы хотите?

Зеленые огоньки сверкнули в глазницах Самеди.

— Вместо старого договора с вашим другом меня вполне устроит… подарок в виде небольшой пряди волос.

Я озадаченно похлопал глазами.

— Волос? Каких еще волос?

— С головы или из бороды одного из трех венценосных братьев гордого Олимпа. Раз уж вы на короткой ноге с самим Аидом, думаю, это не составит вам труда?

Глава 3 Лиха беда — начало

Предложение барона, мягко говоря, сбило меня с толку.

Прядь волос? Итить твою мать, хорошо хоть, что с головы попросил, а не откуда-то еще. А то мало ли чем он мог вдохновиться после явления голого Аида.

Зачем, интересно, ему вообще этот фетиш? Вряд ли в кулоне на груди носить. И последствия для хозяина тех самых волос безобидными не будут.

Я уселся поудобней на подоконнике, рядом с попыхивающим ароматной сигарой бароном.

— Иными словами, вы ожидаете, что ради спасения друга я выдеру клок волос из головы своего покровителя?

Тот развел руками.

— Ну, это уже ваше дело. Для меня не имеет значение, кого именно из этой троицы вы… осчастливите своим выбором. Даю вам срок три месяца. Ну так что? По рукам?

— А если я не успею?

— Тогда все останутся при своих. Боги — при волосах, ваш друг — при долгах. Ну и я не останусь в накладе.

Я почесал затылок.

Лёху, само собой, было очень жалко. Как ни крути, живой или мертвый, он был мне другом. И просто взять, и отдать его в руки барона я не мог.

Значит, нужно соглашаться на сделку.

Но как мне выполнить условия договора?..

Конечно, добраться проще всего было до Аида. Но воспользоваться его доверием было бы подлостью с моей стороны. Хотя нас вроде как ничего особенно не связывало, тем не менее мужик он неплохой.

Другое дело — его коронованный братец с громовым недержанием. Будь моя воля — да я бы барону принес его волосы прямо вместе с головой!

Вот только Зевс — самое главное говно Совета богов, а я пока что — рядовой ученик школы-аутсайдера, пусть даже самой отвязной во всем королевстве. И сидя на своем подоконнике, я до его головы не дотянусь.

Правда, был еще и третий братец…

От воспоминаний о Посейдоне у меня на висках выступил пот. Связываться с этим озабоченным жеребцом — та еще радость. Что-то мне подсказывало, что в случае провала он своему врагу не даст спокойно умереть, как мужчине.

Но зато до него вполне реально было добраться, да и постриг его никак не конфликтовал с моей совестью.

Я вздохнул.

Чего не сделаешь ради товарища.

— По рукам, — сказал я барону.

Глаза Самеди вспыхнули.

— Сделано! Ну что же, тогда — до встречи в условленный день.

— До свидания, барон.

— И вам всего доброго.

Самеди неспешно двинулся к дверям, но у порога обернулся.

— Кстати, Даниил. А вы сами не хотели бы продать мне душу?

Я чуть не подавился собственным удивлением.

— Продать душу? С чего бы это вдруг?

— А почему бы и нет? Подумайте. Я готов предложить вам везение за карточным столом, успех у женщин и хорошую карьеру при жизни.

— Нет-нет, спасибо за предложение, но я лучше воздержусь и оставлю свою душу себе.

— Увы, мой дорогой. Так не получится. Никто из смертных за гробом не хозяин своей душе. Или вы думаете, Аид предложит условия лучше?

— Не знаю, — совершенно искренне развел руками. — Я еще как-то совершенно не думал… О своих загробных перспективах.

— Напрасно. К примеру, в аду очень жарко. Совершенно невыносимый климат, пригодный разве что для чертей. Я там был пару раз — просто чудовищно. А вот в нирване хорошо. Прохладно, спокойно, приятные визуальные эффекты. Но не наливают. Вообще. В раю, кстати, тоже очень скудный бар и совершенно нет места для курения. Впрочем, с вашим образом жизни всерьез рассчитывать на апартаменты в Раю, с бассейном и видом на сад, по меньшей мере несерьезно. Как вариант, можно сделать вам обрезание, и тогда…

— Это точно — нет! — сразу возразил я.

— Я почему-то так и думал, — на полном серьезе отозвался барон, кивая. — Ну, тогда привлекательных вариантов у вас не так уж много. Подумайте над моими словами, Даниил. Душа — это тоже капитал. И куда рациональней еще при жизни вложить его во что-то определенное, чем пустить все на самотек. Прощайте!

Он слегка приподнял свой цилиндр — и исчез на фоне запертой двери.

Стоило только Самеди пропасть с радаров, как звук вернулся, и выломанная дверь, которую он удерживал какой-то своей силой, с грохотом рухнула в комнату под натиском моих друзей.

— Слава богам, живой!.. — выдохнул Азра. — Чего от тебя хотел этот умник?

Я открыл рот и уже собирался выложить детали разговора с бароном, но передумал.

Все-таки это было наше с Лёхой личное дело. И втягивать в него остальных неправильно.

— Душу предлагал продать, — ответил я Азре, виновато улыбнувшись. — Вы уж это, простите за ночной переполох.

— Да уж, — прошепелявил Бобер, подтягивая повыше длинные белые труселя. — С тобой одни сплошные переполохи. То скелеты среди ночи, то скамейки цветут, то портальный тебя забудет — сплошная хрень…

— Перестань, — с укором проговорила Кас, кутаясь в шаль, наброшеннуюповерх ночной сорочки. — Мы все в одной лодке.

— Да, но кто-то в этой лодке — весло, а кто-то — вечный тормоз, — пробубнил Бобер, двинувшись по лестнице вниз.

Следом за ним постепенно рассосались и остальные.

А я, сидя на своей постели, задумался.

Черт возьми, а ведь в чем-то Бобер прав. И чем больше энергии я буду собирать, тем больше проблем от меня начнет прилетать окружающим. Как скоро они все взвоют?

— Спасибо тебе, — проговорил Лёха, сверкнув красными огоньками глаз. — Ради меня предать Аида…

— С чего ты взял, что я собираюсь его предавать? — хмыкнул я, устраиваясь на кровати поудобней, чтобы поспать. — Нет, дорогой друг. Я планирую обобрать пылкого жеребца Посейдона. И ты мне в этом поможешь!..

Вот так и начиналась новая страница моей жизни под названием «путешествие в столицу». С выбитой двери, мутных делишек со странными типами и абсолютным непониманием того, что ждет меня дальше.

Утро следующего дня началось с починки лестницы — ради безопасности ребенка Азра отменил тренировку. И мы все дружно принялись изображать из себя великих мастеров — битый час матерились, обсуждая, как правильно сколотить перила и вернуть их на место. Потом еще час ходили из угла в угол, пока Азра ездил за необходимыми для ремонта вещами. Всем остальным он запретил покидать огороженную вокруг гостевого домика территорию — он опасался провокаций со стороны других участников турнира. В итоге за всеми этими заботами мы прокопались до вечера и устали, как черти, но наш бессердечный магистр все равно выгнал всех на разминку. А когда все закончилось, милостиво отпустил моих соратников на ужин. Но меня, как Мюллер — Штирлица, попросил остаться.

— Что-то не так? — встревоженно спросил я.

— Пока не знаю, — отозвался Азра. — Ты мне скажи. У нас все так, или есть проблемы?

Тут из дверей домика по ступенькам почти выкатился наш медведь.

— Я же просил — без меня не начинать! — обиженно крикнул Та’ки.

— Да я и не начинал еще, — отозвался Азра.

Я хмыкнул.

— Так, у вас тут какой-то вселенский заговор, а я не в теме?

Та’ки, ухая и пыхтя, проковылял к краю тренировочной площадки и плюхнулся пухлым меховым задом в траву.

— Все! Теперь можно, — разрешил он.

— Можно что? — переспросил я, все еще не понимая, что происходит.

— Проверять твою профнепригодность, — безапелляционно ответил наш бог.

— Ты, наверное, хотел сказать — «профпригодность»? — осторожно поправил я Та’ки.

— Нет, — невозмутимо ответил медведь.

— В смысле — «нет»⁈

— Та’ки уверен, что ты не в состоянии официально участвовать в турнире, — пояснил Азра. — Завтрашнее утро — крайний срок, когда мы можем кого-то снять с турнира. Поэтому покажи мне сейчас все, на что ты способен. Я должен быть уверен, что не подставлю тебя, если допущу на ристалище.

Я прищурился.

— Значит, показать все, на что способен? Ну что ж, вы сами напросились.

— Сейчас посмотрим, — проворчал Азра, сжимая в единственной руке тренировочный меч. — Раз, два, начали!

Я ловко увернулся от его первого удара, отскочил назад, увернулся от второй атаки и ушел вбок, стараясь синхронизировать движения и кипучую работу мысли.

В желудке при этом громко и протяжно скулили голодные волки.

Надо создать что-то впечатляющее, что поможет мне по-быстрому победить и отправиться вместе со всеми на ужин!

Стоило только мне сформулировать запрос, как символы в моем сознании замелькали один за другим.

Сделав обманный выпад, я спешно начертал левой рукой в воздухе простенький знак.

Шмяк!

Из мутного облачка на площадку шлепнулась здоровенная румяная курица. Из дыры промеж ее ног одно за другим выкатились мелкие зеленые яблочки — с глазками, ножками, ручками и зубастыми ртами, как у акулы. Клац-клац-клац! Высоко подпрыгивая, яблоки принялись забираться на ноги Азры, впиваясь зубами в штанины.

— Да блин! — психанул тот, стряхивая мелких чудовищ со своих ног. — Даня, а можно посерьезней?..

Шмяк!

И метровая щука с лапками паука бросилась следом за яблоками, пытаясь накинуть на Азру прозрачную липкую сеть. Из головы щуки буквально на глазах медленно прорастало банановое деревце.

— Боги, у тебя же с виду абсолютно нормальная голова! Откуда в ней такие дикие ассоциации? — ужаснулся Азра.

— Подожди, сейчас главное блюдо подтянется — вот это будет по-настоящему весело! — рассмеялся я, отскакивая от очередного удара мечом. — А потом у меня еще останется сил на компот!..

И тут у меня за спиной что-то просвистело.

Вернее, даже не просвистело, а просто шевельнуло воздух.

Но я не успел толком подумать над тем, что это может быть. Мое тело среагировало быстрее мозга. Я просто чуть присел и, выставив руку, поймал зеленый шест Та’ки, метивший мне в голову.

— Неплохо, — довольно проурчал медведь. — Годится. Мне даже нравится.

— Рад за тебя, — отозвался Азра, отцепляя яблоко от ширинки своих штанов. — А вот мне — уже не очень! Как эту дрянь убрать?..

— Да просто пошли ужинать, а потом соберем их со шкуры нашего бога, — хихикнул я.

— Ну конечно, каждый может обидеть медведя… — проворчал Та’ки. Поймав одно яблоко, он сунул его в рот.

Яблоко запищало, заболтало ножками в его зубах.

Хрусь!

Та’ки поморщился и проговорил:

— Кислое… Ну вы идите-идите. Я здесь разберусь. Даня, еще это… Пива бы Яновского. Сделаешь?..

Дважды меня просить не пришлось.

Спал я в ту ночь без задних ног.

Хорошо, что последний день перед официальным началом турнира Азра заранее объявил выходным. Потому что на утреннюю тренировку я без боя ни за что бы не поднялся.

Во время обеда мы обсуждали планы на завтра. По заявленной программе турнира в полдень нас ожидало торжественное открытие праздника в самом древнем соборном храме столицы, принесение жертв богам и прочая ритуальная ерунда, на которую Азраил категорически запретил мне являться.

— Не исключено, что кто-нибудь из богов может лично присутствовать на службе в их честь, и для тебя это может закончиться непредсказуемо, — резонно заметил он. — Не переживай, я придумаю, как оправдать твое отсутствие. Богослужение закончится примерно в два часа дня, после чего мы вместе со своими оппонентами должны посетить ярмарку, которая откроется в честь праздника. Внимание! Девиц по пути не щупать, ни с кем не ругаться, в конфликты не вступать и много не пить! В общем, вести себя прилично. В пять часов мы все собираемся возле Дома Мужества, где к нам присоединится Даня, и дружно идем ужинать с ассасинами, танцорами и ветродуями. Это понятно?

Все закивали головами, загудели.

И только хмурая Ли подняла руку.

— У меня вопрос! А как же быть со мной?

Азра вздохнул.

— Никак. Тебя вообще не должно быть здесь, не забыла? Мне четко дали понять, что суккуб в городе появляться не должен. Если тебя хоть кто-нибудь где-нибудь увидит помимо нашего гостевого дома, школе придется платить большой штраф, а тебя выдворят из столицы. Без вариантов, Ли. И не рассчитывай на свои навыки иллюзиониста — здесь по улицам не крестьяне ходят, а высокоуровневые маги и боги. Тебя узнают. Так что останешься дома и присмотришь за Лидией.

Демоница обиженно надула алые губки.

— Несправедливо. Получается, я даже ни одного боя не увижу?

— Получается так. И еще кое-что, — Азра опасливо покосился на меня и после небольшой паузы продолжил: — По закону звероморфы не могут относиться ни к какой школе боевых искусств. В том числе и к нашей. Ника, прости, но ты заявлена как «сопровождающая прислуга» и появляться в городе без официального хозяина тебе нельзя.

— Нестрашно, — тихо и грустно ответила кошка.

— На этом все свободны! — заявил Азра. — И поздравляю с грядущим началом турнира. Время пришло, братцы. Во имя нашего славного бога-покровителя и ради магистра Яна давайте покажем им всем, чего на самом деле стоит школа «Парящего грифа»!

Народ удовлетворенно загудел, зашевелился и потянулся из гостевого дома во двор, на теплое солнышко.

Только Ника так и осталась сидеть за столом, опустив глаза.

Вот блин!

Я вздохнул. Потом изобразил на лице улыбку, подошел к ней и шутливо почесал кошачье ушко.

— Эй, ты чего нахохлилась? Да насрать, что там в какой-то бумажке написано. Я-то знаю, кто ты. И все знают.

— Да, — тихо отозвалась Ника, кивнув.

— Кстати, ты уже выбрала платье на завтра? — спросил я, пытаясь перенаправить ее грустные мысли в нормальное женское русло. — Меня бортанули с посещением соборного храма, но на ярмарку-то, думаю, мы с тобой сходим? Там, наверное, будет красиво и весело.

Глазки Ники вспыхнули, как у ребенка при виде сладостей.

— Да! — выпалила она. — То есть нет, еще не выбрала. Но на ярмарку я хочу!

— Ну вот и…

Я не успел договорить, как кошка лизнула меня в щеку и унеслась по залатанной лестнице наверх.

— Хе-хе, — подал голос Лёха, висевший у меня на поясе. — Ну все, готовь кошелек потолще! Девочка настроилась вдоволь порадоваться.

— Мне не жалко, — ответил я, взглядом провожая Нику.

Вообще. Ни капли. Лишь бы улыбалась, а не хмурилась!

Так что на следующий день, когда все наши при полном параде двинулись молиться всем существующим богам сразу, мы с моей кошкодевочкой отправились в город.

В своем коротком пышном платье цвета клубничного мороженого и зеленым кулоном на шее, с ушками и пушистым хвостом она казалась анимашной картинкой, а не живой девушкой. Наверное, я в своей чешуйчатой броне рядом с ней смотрелся черным драконом, удерживающим в плену волшебную принцессу. Но мне было плевать. Я терпеливо потел в застегнутой наглухо куртке, щурился на яркое солнце и держал Нику за руку. Она улыбалась, широко распахнутыми глазами восторженно озираясь вокруг.

Признаться, ярмарку организовали с размахом. Стоило только нам пройти мимо парка и пары небольших имений, обнесенных решетчатыми заборами, как мы очутились в сказке.

В столице мелочиться не стали и вместо обычных уличных украшений использовали хорошую иллюзию. Прямо вдоль дорог из каменной кладки прорастали причудливые яркие цветы, шевелили своими стеблями и то раскрывали, то закрывали свои бутоны. Гигантские блестящие бабочки плавно порхали над крышами жилых домов. Статуи богов дружелюбно улыбались и кивали головами нарядным прохожим.

У входа на ярмарочную площадь под белым навесом пела крупная женщина в золотом платье. Голос у нее был низкий, глубокий, и под аккомпанемент лютни и скрипки звучал впечатляюще. Мы немного постояли рядом, чтобы дослушать конец истории, которую она рассказывала в своей песне, а потом двинулись дальше — туда, где пестрели расшитые шатры и слышался звон тамбуринов.

— Даня, смотри — там яблоки в карамели! — воскликнула Ника, хлопая в ладоши, как маленькая. — Купи мне одно!

Да не вопрос! Хочешь — держи!

Подтрунивая над тем, как она смешно кусает насаженное на шпажку яблоко, пытаясь не измазаться в карамели, я отвел Нику в сторону от основной торговой аллеи. Просто чтобы дать ей в относительном спокойствии прикончить сладкое липко-красное чудовище.

— Ты сейчас совсем как Та’ки! — смеялся я. — Когда он…

И вдруг на этих словах яблоко с глухим стуком выпало из рук Ники.

Ее руки все еще держали несуществующую шпажку, глаза в ужасе широко распахнулись, лицо побледнело.

Я среагировал почти мгновенно. Развернувшись в ту сторону, куда смотрела испуганная кошка, я сделал шаг, закрывая ее фигурку собой.

И тут же увидел то, что вызвало у Ники страх — маленький черный шатер, окруженный решетчатым загоном с пестрыми ленточками.

А внутри этого загона, как зверушки в зоопарке, теснились кошкодевочки. Их было не меньше десятка, причем самой старшей едва ли исполнилось двадцать, а самой маленькой на вид можно было дать лет восемь, не больше. Рядом с кошками, медитативно раскачиваясь из стороны в сторону, печально возвышались две полуящерицы. В дальнем углу жались друг к другу несколько лошадок-подростков, рядом с которыми, ссутулившись и безвольно уронив могучие руки, стояли кентавры мужского пола. Трое из них выглядели бывалыми воинами — их тела рассекали шрамы и следы от ожогов, у одного не хватало правой руки. Последний, четвертый кентавр, был еще молодым, и его смуглое крепкое тело не имело никаких отметин кроме кровавого клейма на левом плече. Время от времени он с ненавистью поглядывал на шатер, и я тоже невольно присмотрелся к фигуре, находившейся внутри.

Посреди шатра на большой красной подушке сидела беременная женщина. Тонкая белая сорочка бесстыдно облегала беззащитный живот, в то время как волосы и лицо женщины были скрыты платком.

А возле загона беседовали двое мужчин. Один — в бордовом бархатном костюме, с дорогими перстнями на обеих руках и пышным слюнявчиком из кружевов. Его седовласый собеседник, укутанный в простой черный плащ, казался рядом с ним почти монахом. Но я нутром понял, что не пестрый петух, а именно он здесь главный.

Будто почувствовав мой взгляд, седовласый прервал разговор и обернулся. Его острый пронзительный взгляд впился в меня, как гвозди, в то время как второй решил, что я — потенциальный покупатель.

— Пожалуйста, подходите! — дежурной улыбкой заулыбался он мне. — Посмотрите, какой товар! От нежных полукошек до опытных гладиаторов! Все контракты при мне, так что мы сможем подписать их прямо здесь и хоть сразу же передать вам понравившегося звероморфа! Кроме того, сегодня для гостей открывшегося турнира у нас есть особое предложение — вы можете создать питомца в соответствии с собственными пожеланиями и пристрастиями!..

— Не интересно, — процедил я сквозь зубы, стараясь сдержать заклокотавшую внутри ярость. Развернувшись, я схватил Нику под локоть и уже собирался утащить ее из этого проклятого места, как вдруг седовласый удивленно проговорил:

— Анника?..

Услышав это имя, Ника вздрогнула всем телом.

— Это же моя кошка, Анника!

— Вы ошиблись, — бросил я через плечо, намереваясь скрыться в толпе.

— Я — ее создатель, я не могу ошибаться! — заявил старик, энергичным шагом направившись к нам. Полы его плаща распахнулись, открывая орден, висевший у него на шее — большой золотой диск, на котором была изображена зловеще улыбающаяся театральная маска.

И я был бы рад крикнуть этому гаду в физиономию, что свое ценное мнение ему стоит засунуть поглубже в задницу, но вид трясущейся перепуганной Ники сдавал ее с потрохами.

Даже слепой бы понял, что старик не обознался.

— И что с того⁈ — перешел я в наступление. — Что с того, что когда-то давно именно ты превратил ее в бесправную тварь? Теперь это моя кошка! Ясно?

— А вот в этом вы ошибаетесь. Она так и не была официально продана, и ее контракт до сих пор у меня! Так что это не ваша, молодой человек, а моя кошка! И до тех пор, пока у меня на руках ее бумаги, Анника принадлежит ордену многоликих!

У меня от возмущения аж дыхание перехватило.

Кто-то хочет попытаться отнять у меня Нику? Да я скорей всю вашу столицу спалю к чертям собачьим!

— Да пошел ты, — шепотом выпалил я.

И, схватив Нику за руку, поволок ее за собой в шумный веселый поток прохожих на главной аллее.

— Верните мне кошку! Стража! Стража… — донесся сквозь гул людской толпы голос старика.

— Да чтоб ты сдох, паскуда, — пробормотал я, прибавляя ходу. — Сука ублюдочная, урод недобитый… Кошку ему вернуть захотелось…

В висках у меня стучало, в горле пересохло. Хотелось нарваться на какую-нибудь драку и хорошенько выпустить пар. Да так, чтобы в голове гудело и руки ныли.

Лишь бы только этот набат в висках перестал.

Вот, блин, и погуляли на ярмарке.

Хорошо погуляли.

Глава 4 Шах и мат. Отборный, русский

Я тащил Нику обратно в наш гостевой дом, ловко маневрируя в людском потоке и при этом стараясь привлекать к себе поменьше внимания.

Мой мозг кипел.

Завтра на ристалище пройдут два первых боя, а перед этим запланирована официальная жеребьевка, на которой все участники турнира будут представлены зрителям.

То есть мы все окажемся под пристальным вниманием толпы. Будем стоять, как вши на лысине. В том числе и я. Здесь уже не сфилонишь, как с соборным храмом. И есть большой шанс, что этот старый хрен с килограммовой медалькой на шее без проблем узнает меня. Не обязательно, конечно. Но очень может быть.

А значит, разруливать ситуацию надо прямо сейчас, не откладывая в долгий ящик.

Конечно, был вариант забрать кошку и просто свалить из столицы. Но это означало забыть свое обещание Яну, забить на кражу частицы врат и своим побегом подставить парней. А может, и всю школу в целом.

О том, что мне очень хотелось доказать себе и всему миру, что способен провести бой с честью и победить, речи вообще уже не шло.

Черт возьми, почему Ника не сказала мне обо всем это раньше? Я бы мог оставить ее в Вышгороде, подальше от возможных проблем. Или хотя бы запер в гостевом доме, чтобы никто ее не увидел — как Лилит.

Но нет, мы вляпались по самое небалуйся. И как теперь исправлять ситуацию, я понятия не имел.

— Что это за контракт, о котором шла речь? — спросил я Нику, сворачивая с украшенной улицы в тихий переулок.

— Я… Я не знаю, — пролепетала она.

— Что значит «не знаю»⁈ — раздраженно переспросил я. — От этой бумажки сейчас зависит твоя свобода, так что поднапрягись и постарайся вспомнить!

— Даня, мне было всего три года, когда мы проходили выбраковку! — всхлипнула она. — Нас должны были уничтожить. Всех посадили в крытую телегу и вывезли ночью из ордена, а потом я очутилась у Нергала. Это все, что я знаю. Хотя подожди… Девочки, которые прошли инициацию, кажется, что-то говорили… Что теперь они свободны от всех контрактов… Но я не думала, что речь идет о какой-то конкретной бумаге!

— «Не думала», «не знаю»… — проворчал я с досадой. — А кто знать-то будет⁈

— Не кричи на меня, — голос девушки задрожал, будто она собиралась заплакать.

Я понимал, что сейчас жутко не прав. Какой смысл срываться на девчонку? Ника и правда могла совершенно не знать правовых аспектов. Она из одного закрытого учреждения попала в другое, а оттуда — под крыло к Яну. Вот и вся ее история.

Но меня несло, и даже слезы Ники сейчас вызывали во мне не сочувствие, а раздражение.

— А ну не реви! — грубовато прикрикнул я на нее.

— А я и не реву, — еле слышно всхлипнула кошка.

— Вот и не реви! Придумаем что-нибудь…

Тут подал голос Лёха, висевший у меня на поясе.

— Если позволите, я могу рассказать про контракт.

— Ты?.. — удивился я.

— Ну да, — отозвался некромант. — Не думаю, что со времени моей смерти у них что-то сильно изменилось.

Я даже остановился.

— А ты-то каким боком вдруг в этой теме?

Лёха кашлянул.

— Так, а я никогда не говорил, что святым был. Да, я держал у себя зооморфов. В пору моей юности такого повального увлечения кошками не было, самым ходовым товаром считались лисички. Сейчас их, похоже, днем с огнем не сыскать… Ну чего вы на меня так смотрите? Да, у меня были две лисы! Рыжуля и чернобурка…

— Рабовладелец, — с тихим злом прошипела Ника. — А я еще пыль с него стирала!..

— Да, рабовладелец! — обиженно ответил Лёха. — И что с того? Это автоматически делает меня плохим человеком? Тогда вся высшая аристократия непременно держала личных звероморфов.

— Проехали, — перебил я излияния некроманта. — Так что ты хотел рассказать?

— Контракт — это своего рода гарантия качества. Он имеет заверенную королевской канцелярией дистанционную привязку к субъекту и существует в единственном экземпляре. Любые изменения в физических характеристиках немедленно отражаются в контракте — это является страховкой для покупателей. Внешние данные, сила, ловкость, особые навыки, случайные увечья, перечень шрамов и сопутствующих заболеваний — абсолютно все. Когда совершается покупка, новому владельцу представляют контракт для ознакомления с точными характеристиками выбранного зооморфа. Потом он переоформляется на имя нового владельца и отдается на руки. Ну а поскольку Нику то ли выкрали, то ли выкупили в обход правил, контракт остался, так сказать, у производителя.

— А как же остальные кошки Нергала? — тихо спросил я. — Они, получается, тоже живут на птичьих правах?

— Это уже вопрос не ко мне, — отозвался Лёха.

Я вздохнул.

— Это верно… Ладно, нам надо идти. Чем быстрей уберемся отсюда, тем лучше.

Схватив Нику за руку, я опять зашагал по направлению к гостевому дому.

— Кстати, как его имя? — будто между прочим спросил я.

— Не знаю, — еле слышно ответила Ника.

— Как так? Вы же как-то должны были его называть между собой?

— Господин дрессировщик, — полушепотом отозвалась девушка. — Так мы звали его.

О боги, дайте мне терпения!

Шумно выдохнув, я прибавил ходу и больше ни о чем не спрашивал.

Добравшись до нашего обиталища, я строго приказал Нике не выходить на улицу, а в случае появления гостей запереться в комнате и даже носа никому не показывать. Потом стащил с себя жаркую и слишком уж приметную куртку, переложив себе содержимое ее карманов. Спустившись под лестницу, вытащил мешки с не разобранным барахлом. Пошарив там, нашел какую-то полосатую жилетку и шляпу с небольшими полями.

— Эй, что происходит? — окликнула меня Ли, застукав в кладовке за разбором шмоток.

— Даже не спрашивай.

— Я уже спросила! — возмутилась она, нахмурившись. — На тебе лица нет! И зачем ты взял шляпу Бобра? Она выглядит просто чудовищно.

Вместо ответа я сунул Лёху в небольшую котомку, звонко чмокнул демоницу в щеку и ушел, пока Ли озадаченно моргала в мою сторону.

— Ты знаешь, где находится их офис? — вполголоса спросил я Лёху.

— Их… чего?

— Убежище, пристанище, секретариат — короче, место, где хранится все самое важное. В том числе и контракты.

— Конечно, — уверенно отозвался Лёха. — В Главном Доме Многоликих, на улице Вязов…

Несмотря на всю свою озабоченность, я не удержался и хмыкнул.

— Как ты сказал? Улица Вязов?..

Отлично, че. На мне — почти полосатый свитер, и шляпа на месте. Айда на улицу Вязов! Никогда не спите, дети!

Дожил Даня.

— И где же эта улица? Надо бы туда прогуляться до темноты.

— Что ты задумал? — блеснул на меня красным глазом некромант.

— Нет контракта — нет проблемы. Нужно найти этот сучий архив и спалить контракт к чертям, — тихо ответил я.

Лёха невесело рассмеялся.

— Кабы оно было так просто! Думаешь, у тебя есть хоть один шанс пробраться в святая святых ордена?

— Да, — абсолютно серьезно ответил я.

— Это как же?..

— Есть у меня один волшебный ключик, — похлопал я себя по карману. — Правда, требующий платы. Надеюсь, совместимой с жизнью.

— Ты хочешь использовать кольцо Фортуны? — догадался Лёха.

— Да, если потребуется, — хмуро отозвался я.

— Ох и не нравится мне твоя затея, — честно признался некромант. — Слушай, а может просто вернуть ее ордену, а потом выкупить?

— Издеваешься? Собственными руками отдать Нику этому выродку? Да никогда. Тем более, где гарантия того, что он продаст мне ее обратно? Нет, дружище, так дело не пойдет.

— Тогда поворачивай назад, ты прошел нужный перекресток, — ворчливо проговорил Лёха. — И все равно мне это не нравится. Чую жопой, которой у меня нет, дело кончится плохо.

— Не каркай — не ворона, — буркнул я и двинулся со своим навигатором разыскивать Главный Дом многоликих.

И если бы знал, сколько придется топать — лучше бы взял Буцефала, честное слово. Когда я подходил к пункту назначения, мне казалось, что у меня уже ноги до щиколоток стерлись об грубую мостовую.

Обиталище многоликих выглядело неожиданно скромно и неброско. Просто невысокая стена, обвитая плющом, решетчатые ворота, как у большинства имений в округе. И три строения внутри. Два из них располагались симметрично по обе стороны от дорожки. Они были из простого кирпича, выкрашенного в бледно-желтый цвет. Длинные, двухэтажные, с небольшими окнами и зелеными двускатными крышами. А чуть в отдалении, в глубине безлюдного огороженного участка, возвышалась круглая белокаменная башня.

С одной стороны от ограждения располагался какой-то склад. С другой шелестел листвой небольшой зеленый пустырь.

— Я не вижу ни каких-то хитрых начертаний, ни охраны, — шепотом проговорил я Лёхе, внимательно оглядывая территорию и делая вид, что просто остановился прикурить.

— То, что ты видишь — это иллюзия, — ответил мне некромант. — Все серьезные объекты в столице именно так и охраняются. Помогает избежать ненужного внимания к ним и не пугает прохожих агрессивным сиянием и количеством воинов. Да и злоумышленникам доставляет немало неприятностей — очень трудно подготовиться к тому, чего не видишь.

Я тихо выругался.

— А раньше ты мне этого не мог сказать? Какой смысл был переться сюда и ноги бить, если все равно ни черта не узнали и действовать придется вслепую?

— Ну почему сразу вслепую, — вкрадчиво проговорил Лёха. — Если у них там есть хоть какой-нибудь труп с глазами, я смогу осмотреться. Только отойди немного в сторонку. И дай мне немного своей крови — ментальное слияние с мертвым животным требует кровавой платы.

Я обрадовался.

— Вот это дело!

Но «дело» наше так и не выгорело. Я дважды резал себе руку чуть ниже локтя, чтобы намазать череп своей родимой кровушкой, но узнал только, что в какой-то из комнат полно пыли и паутины, и что потолки там серые.

В третий раз у Лёхи то ли глаз замылился, то ли прицел сбился. И пока мы ждали, что кто-то с той стороны забора откроет свои мертвые глаза — мышка там, или птичка, — из кустов пустыря вдруг поднялась высокая мужская фигура. И с многозначительным «А-ааааа!» двинулась в нашу сторону.

Только этого не хватало!

— Лёха, прекращай! — испуганно просипел я. — Там чувак из лесу вышел! Давай-ка сделай так, чтобы он снова зашел!

— А-ааа! — обиженно простонал мертвец и снова исчез в кустах.

Пытаться еще раз мы уже не стали — время поджимало. Пришлось завязать порезы портянкой и почти бежать, чтобы поспеть к нужному времени на место встречи возле Дома мужества.

Там я и увидел наших противников. Мастер Леон, чей сынишка когда-то вломился к нам на территорию, ничуть не изменился — он со своими танцорами брезгливо посматривал на нас, поджидая своих подопечных, и явно не был настроен на «дружественный лад». Ассасины тоже держались от всех на расстоянии. Они казались клонированными копиями одного и того же человека — все небольшого роста, легкого телосложения, в черных балахонах и с тряпками на лицах.

Ветродуи отличались от остальных богатым вооружением и светской праздничной одеждой. И каково же было мое удивление, когда среди них я увидел Валеру!

Мой старый приятель здорово подкачался и выглядел теперь куда лучше, чем я запомнил его. Увидев меня, он обрадовался и дернулся было, чтобы подойти поболтать, но окрик магистра остановил его.

Валерка развел руками — мол, увы. Начальство против.

Я с улыбкой кивнул ему в ответ.

— А ты зачем взял мою шляпу! — услышал я за плечом шепелявый голос Бобра.

— Голову во время дневной прогулки напекло. Прости, что без спроса, — отшутился я.

Азра смерил меня строгим взглядом.

— Что за пятно на руке?

— С местным контингентом повздорил, — отмахнулся я.

— Надеюсь, без последствий?

— Да они, когда проспятся, меня даже не вспомнят. Ничего такого.

— Ну, как скажешь, — недоверчиво протянул Азра.

Потом, наконец, нас запустили внутрь.

Признаться, я настолько был погружен в свои мысли, что даже как-то особо не разглядел, как там внутри был украшен хваленый трапезный зал, и насколько диковинные блюда подавали.

Я взял себе мяса, которое стояло прямо передо мной, и немного пива, потому что после всех этих «прогулок» адски хотелось пить. И терпеливо ждал момента, когда, наконец, за окном стемнеет.

Как только на улице начало смеркаться, обратно в гостевой дом отпросилась Майка. Выждав небольшую паузу, я тоже поднялся из-за стола.

— Я, пожалуй, тоже пойду.

— Ты здоров? — спросил меня Азра. — Весь вечер молчишь, да и толком не поел ничего. Все нормально?

— Оставь его, — вступилась за меня Кассандра. — Человек просто волнуется перед завтрашним днем, зачем ты ставишь его в неловкое положение?

Я не стал их разубеждать. И, получив разрешение, по-быстрому смылся с пирушки.

Солнце почти село, и на улице сразу стало свежо.

Глубоко вздохнув всей грудью, я направился по уже знакомому маршруту.

Как же мне лучше забраться к многоликим?

В идеале было бы сделать все без лишнего шума. Быстро и чисто. Нет контракта — нет доказательств. Свой экземпляр я мог в конце концов просто посеять или не взять в поездку. Мало ли что?

Главное — не попасться.

Интересно, насколько велик шанс, что я с ходу найду контракт Ники? Будь я архивариусом, то разделил бы их сначала по видам животных, а потом — по алфавиту. Проще простого.

Осталось только выяснить, где этот архив хранится. Наверняка в центральной башне, но башня-то сама немаленькая.

Чем ближе я подходил к Главному дому многоликих, тем реже мне встречались прохожие. Причем большинство из тех, кого я видел, были явно не из высшей аристократии. Они раскачивались из стороны в сторону, возвращаясь с ярмарки, нестройными голосами напевали себе под нос и еще иногда блевали, стоя на четвереньках в кустах.

У одного такого рыгуна я забрал черно-синий камзол, чтобы не сверкать в ночи белой рубахой, и вручил ему вместо платы ставшую ненужной шляпу.

Прости, Бобер.

Когда я, наконец, добрался до нужного места, стало совсем темно. Только тусклые масляные фонари, расставленные метрах в двадцати друг от друга, слегка освещали путь, поблескивая своей желтизной на гладких булыжниках мостовой.

Свернув с дороги, я просочился в узкую щель между решеткой склада и каменной оградой дома многоликих.

Сразу стало как-то волнительно и холодно внутри.

Потому что облажаться было нельзя. Ладно, когда я только свою голову подставлял.

Но в этот раз все было немного сложнее.

Пробравшись поглубже, я осторожно ухватился за решетку, бряцнув Лёхой по металлу, и приподнялся — ровно настолько, чтобы можно было ухватиться рукой за каменную ограду.

И стоило только мне схватиться за нее и слегка высунуться за периметр, как пасторальная картинка перед глазами резко изменилась.

С обратной стороны ворот несли службу два стражника. Еще по два человека было возле входов во все три строения, вокруг которых всеми цветами радуги сияли нанесенные в три ряда клейма начертаний. С такой иллюминацией на территории по-настоящему темно было только вдоль забора.

И, что самое неприятное для меня — по всему участку бродили крупные черные псы, поблескивая в темноте глазами и принюхиваясь в мою сторону.

— Р-рррр, — предостерегающе оскалил клыки один из них, застыв возле моей стены.

И мне пришлось быстро исчезнуть из зоны видимости.

— И что теперь? — шепотом спросил меня Лёха.

Я улыбнулся недоброй улыбкой.

— А теперь мы сделаем многоходовочку! А ну-ка пошли на пустырь. Надо найти кем-то припрятанный там труп.

Тело мы нашли быстро. Он неплохо сохранился и лишь слегка пованивал. Это я исправил несколькими литрами разномастного бухалова, так что от бедняги теперь разило, как от заправского пьяницы.

Потом я заморочился призывательским делом — все пытался сделать сырое мясо. В итоге получилась упаковка сосисок, которая тут же закукарекала и побежала прочь, но я догнал ее и убил с невозмутимостью охотника. Вспорол ей брюхо и вытащил два десятка вкусных и свежих сосисок, которые распихал в рукава и карманы бедняги.

Прости, мужик. Но тебе уже все равно, а мне очень надо!

Вернувшись на прежнее место к забору, я скомандовал Лёхе:

— Давай, выпускай нашего актера!

Глаза Лёхи засияли синим.

Мертвец, пошатываясь, поднялся из кустов и нетвердой походкой направился к дороге.

— А-ааа! Э-эээ! — донеслось уже совсем рядом.

Я взобрался по сетке и высунулся из-за забора, чтобы видеть, как идут наши дела.

— А-ааа! — простонал мертвец, разя во все стороны алкогольным амбре — и буквально ударился всем прикладом в резные ворота.

Псы с диким лаем бросились вперед.

— В чем дело⁈ — непонимающе крикнул один из вояк.

— Да пьяный какой-то, похоже, адресом ошибся!

— А-ааааа! — угрожающе выдохнул наш покойник, просовывая руки в решетку.

И тут случилось то, на что я рассчитывал.

Псы бросились на нарушителя.

— Назад!!! Назад!!! — принялись пинать своих псов стражники.

Мертвец, схваченный по рукам псами, принялся звучно долбиться головой о решетку ворот.

— Мать вашу, чего стоите⁈ Они же щас сожрут его! — пронесся над территорией клич, и воины бросились к воротам.

Надрывно лающих и что-то жрущих псов принялись растаскивать вручную.

И в этот самый момент я легко перемахнул через стену, пробежал под покровом тьмы вдоль забора и, расчистив себе островок, перемахнул прямо к башне и вжался в стену.

«Я тучка-тучка-тучка, я больше не медведь…» — пропел внутри моей головы внезапно вспомнившийся голосок из мультика.

— Отпускай, — прошептал я Лёхе.

— А-аа… — простонал нам мертвец в последний раз и обмяк.

— Да вы что, совсем ошалели⁈ — сквозь лай и другие крики донесся грозный окрик старшего. — Открывай ворота, говорю! Чего-чего… Сам не видишь? Этот кусок говна, похоже, сдох!..

«И как приятно тучке по небу лететь!» — снова пропел голосок в моей голове, и я «полетел» вдоль стены башни ко входу и юркнул внутрь.

Здесь, за толстыми стенами и дубовыми дверями, уличный шум почти не было слышно. Темная лестница уводила куда-то в глухой мрак.

Прилипнув к стене и придерживаясь за перила одной рукой, я бесшумно заскользил наверх, внимательно озираясь по сторонам.

Но никаких угрожающих начертаний или живых звуков в башне не было. Так что я немного расслабился и через ступеньку понесся на самую верхотуру.

Вся верхняя часть башни казалась одним помещением. Тусклый огонек единственной лампы на столе с трудом освещал лишь крошечный пятачок между двумя высокими стеллажами.

Увидев свет, я сначала осторожно нырнул в тень и прислушался.

Тихо.

Может, эту лампу оставляют здесь специально, на случай если кому-нибудь в темное время суток потребуется подняться наверх? Или просто кто-то вечером забыл ее погасить?

Я приблизился к световому пятну и окинул быстрым взглядом два стеллажа, промеж которых на столе и стояла забытая лампа.

Наугад вытащил какую-то папку — приятную на ощупь, кожаную. Открыл.

С первой страницы на меня смотрел портрет полуящерицы. Содрогнувшись от вида ее оскаленных в улыбке зубов, сунул папку обратно. Потом подошел к другому стеллажу и так же, наобум взял с полки одну из папок.

На этот раз я попал в яблочко. С первой страницы на меня смотрел улыбающийся портрет незнакомой мне кошкодевочки.

— Та-аак, — шепотом сказал я себе, листая страницу за страницей.

Осталось только понять, что за документы хранятся в этих папках, и есть ли среди них тот самый волшебный «контракт».

А потом в тишине вдруг раздался едва различимый звук, похожий на шелест женского платья.

— Вы не это ищете? — раздался знакомый голос.

Обернувшись, я увидел старика-создателя.

Он был все в той же черной мантии, на груди поблескивал орден на золотой цепочке. А в руке он держал свернутую в трубочку бумагу, мерцающую по краям розоватым свечением.

Признаться, я слегка опешил. Откуда он здесь взялся? И, собственно говоря, что теперь делать?..

Подобравшись пружиной, я отступил, выпуская из рук мешавшую теперь папку.

Старик приблизился к свету. На его губах блуждала усмешка.

— Вы никогда не задумывались, почему наш орден процветает уже столько лет?

— Потому что садизм неистребим? — ответил я.

— Как же неглубоко вы смотрите, — с насмешливым укором проговорил старик. — Нет, дело не в этом. А в том, что человек несчастен. Всегда. Он живет под пятой богов, которые держат его за раба и делают разменной монетой в своих играх. А чего больше всего на свете желает раб?

— Свободы.

Старик рассмеялся. Смех его был сухой и скрипучий.

— Нет, молодой человек. Раб желает иметь своего собственного раба! Того, кто удовлетворит его потребность в осознании собственной богоподобности. Для этого мы и существуем. Мы даем надежду!

Он взмахнул рукой, и я услышал сначала глухой грохот где-то внизу, от которого вздрогнули стены. А потом — скрежет и лязг. Это окна закрылись с той стороны глухими металлическими ставнями.

— О, вы слышали? Это только что я забрал надежду у вас. Сюда больше никто не войдет и не выйдет, пока не решится ваша судьба. Ведь оказавшись на территории ордена вы нарушили закон, и теперь целиком принадлежите моей воле. Смотрите, как интересно получается. Вы вроде и не зооморф, но тем не менее я могу вас пленить, пытать или даже расчленить — как мне будет угодно. Все, что находится на территории ордена, есть его непреложная собственность. И вы сами отдали себя нам в руки.

— Чтобы меня расчленить, придется очень постараться, — проговорил я, положив руку на меч и готовый выхватить его в любую секунду.

Старик покачал головой.

— Вы так трогательно смотрелись со своей кошкой! Я сразу понял, что вы откликнетесь. Правда, не ожидал, что так скоро. Знаете, люди ведь по большей части очень просты и незамысловаты, — продолжал старик. — Может, поэтому нам и покровительствуют сильные древние боги? Потому что с людьми — такими, как они есть, стало скучно. И если их усовершенствовать и сделать более… интересную модель, именно она заменит этот устаревший и выцветший человеческий род? Впрочем, вы все равно этого не узнаете…

Бросив маленький свиток на стол, он распахнул полы своего плаща, и я увидел на поясе старика старинные серебряные ножны, широкие и короткие.

Я быстрой тенью отскочил назад, выхватив свой клинок.

Он всерьез собирается сражаться со мной на мечах? Старый дед с седой бородой и маниакальными идеями?..

Старик сделал неприметный жест рукой. Тут же раздался громкий протяжный скрип, и один из стеллажей покачнулся и начал крениться.

Я отпрыгнул в сторону, как кошка. Стеллаж рухнул прямо передо мной, с грохотом теряя полки и тяжелые кожаные папки.

Твою мать!

Противник скользнул ко мне. В тусклом отблеске масляной лампы блеснул широкий короткий клинок.

Я увернулся на автомате, попадая ногой в переломанную деревянную решетку стеллажа. Полка с хрустом сломалась, нога поехала на высыпавшихся папках. Едва не заземлившись коленом прямо во всю эту красоту, я отскочил в проход, крепко сжимая меч в руке.

Ну что же, давай! Хотел драки — будет тебе драка!

Направив с помощью инспираторики побольше энергии в ноги, я широченным прыжком бросился на противника, очертания которого терялись в сумраке, и только белое пятно лица выделялось на коричневатом фоне.

Я ударил сверху вниз, наискосок. Старик с неожиданной ловкостью ушел от атаки, а потом ответил резким выпадом, метя мне в живот.

Я нырнул вправо и, примерив конструкт примерно в район лица своего противника, воскликнул:

— Бухалово!..

Чистый спирт плеснул в глаза, и старик вскрикнул, хватаясь рукой за лицо.

В этот раз резкий выпад сделал я. Меч ударился в грудь, будто в камень.

Дзынь!

Из-под плаща выглянул блестящий диск ордена на цепочке.

В первое мгновение я решил, что попал прямо в него. Но свечение ордена буквально на глазах в разы усилилось. И мой противник, перестал стонать, прижимая ладонь к глазам.

Да ладно. Неужели это блюдце — какой-то амулет?..

Старик с завидным проворством бросился от меня к противоположной стене, прошелестев полами длинного одеяния.

Куда он? Зачем?..

— Несчастный глупец, узри величие ордена многоликих! — прохрипел мой противник из-за стеллажей. — Или ты правда думал, что я могу создавать только полукошек для борделей?

Глава 5 Момент истины

После слов старика все вокруг заскрежетало и пришло в движение. В полумраке мне сначала даже показалось, что это у меня голова закружилась, и к горлу подступил комок.

Потом кружение остановилось, и я услышал громкий щелчок.

В темной стене напротив возникли черные аркообразные очертания ниш, закрытых блестящими металлическими заслонками со сложным рисунком начертаний на них.

Раздался скрежет, от которого свело скулы — и заслонки отодвинулись, открывая тускло освещенные помещения, скрывавшиеся за ними.

И то, что находилось внутри этих самых помещений.

Смятые крылья, когтистые лапы, блестящая чешуя…

— Урррр… — донесся до моих ушей странный, клокочущий звук.

И из всех четырех ниш наружу выбрались чудовища, от вида которых я судорожно стиснул рукоять клинка и попятился.

Наверное, этих существ можно было назвать драконами или вивернами. Хотя размером они, к счастью, походили не на тираннозавров, а на крупных пони. Две мощные когтистые лапы, пара кожистых крыльев, чешуйчатое тело с хвостом, как у ящериц.

Вот только вместо звериных морд на меня смотрели детские лица!

— Урррр-лллл! — проклокотала одна из виверн, пригнувшись к полу и по-птичьи склонив голову.

Господи, что это у нее за плечами, рядом с крыльями? Крошечные уродливые ручки?

Я непроизвольно перевел взгляд ниже, на лапы.

И не ошибся. Под брюхом безжизненно болтались две человеческие ноги.

Все внутри меня перевернулось.

Не знаю, почему, но мне вдруг совсем не к месту вспомнился Януш Корчак. В старших классах я по истории писал о нем сообщение. Мужик был педагогом, и во время Великой Отечественной вместо того, чтобы воспользоваться предложением поклонников его таланта и укрыться в убежище, вошел вместе со своими воспитанниками-детьми в газовую камеру, и самого мелкого нес на руках. По пути он рассказывал им сказку.

Я тогда еще с совсем зелеными мозгами был, но история зацепила.

А сейчас я вдруг ее вспомнил.

И понял.

Потому что, глядя на этих ребятишек, изнутри у которых чужой волей проросли чудовища, у меня от жалости затряслись руки. Если бы только я мог им хоть чем-то помочь!

Кем вообще нужно быть, чтобы сотворить такое?

— Даня?.. — подал хриплый голос Лёха. — Ты видишь… то же, что и я вижу?..

— Боюсь, что да, — проговорил я в ответ.

Тут одна виверна, самая крайняя справа, опасливо сделала ко мне шаг и вытянула шею, будто бродячая собака, почуявшая угощение.

И я в ответ протянул пустую руку, ладонью вверх.

Виверна сделала несколько робких шагов ко мне и остановилась.

Я потянулся сильнее вперед и коснулся ее щеки.

Она оказалась нежной на ощупь и теплой.

— Привет, — ласково сказал я. — Тебя как зовут?..

Созданье наклонило голову, вслушиваясь в мой голос, и из груди у нее донесся умиротворенное стрекотание.

Боже, они что, неразумны? Или просто лишены возможности говорить?..

— Служить! — крикнул вдруг старый маг, и из темноты к каждой виверне протянулись красные сияющие нити, как поводки. — Взять!

Те зарычали, оскалили звериные клыки и попятились.

— Взять, я сказал!.. — рявкнул старик, и поводки вспыхнули с двойной силой.

Виверны взвыли и заскулили.

А потом бросились на меня.

Я рванул от них со всех ног. Мое сознание не справлялось с задачей осознанно следить за четырьмя противниками сразу, поэтому я доверился инстинктам. Прыжок назад, влево, вправо!

Я крутился, как уж на сковородке, носился промеж стеллажей и только изредка хватался за меч, чтобы ударить им плашмя по груди или спине кого-нибудь особенно прыткого.

А старый ублюдок хохотал!

— Даня, ты так долго не продержишься! Сражайся, или они тебя сожрут! — крикнул в конце концов Лёха.

Но я не мог.

Я видел их глаза, и у меня просто рука не поднималась бить на поражение.

Я слишком привык видеть в зооморфах не животных, а людей. И просто не мог по-другому.

Но кое в чем Лёха был прав — в таком темпе мне долго не продержаться. И колечко Фортуны в эдакой беготне из кармана не вытащишь и не наденешь.

Ну что ж, сам влез в эту кашу — самому из нее и выруливать! А там как карта ляжет, что уж теперь.

И вместо того, чтобы уклоняться от атак и убегать, я развернулся и побежал прямо на виверн.

— А-ааа! — угрожающе и во всю глотку закричал я.

— А-аааа! — испуганно воскликнул Лёха.

— А-а-а-а! — вскрикнули виверны, и от испуга дернулись в стороны. Проскочив мимо них, я ринулся вдоль их светящихся поводков, которые безошибочно указывали мне, где скрывается единственная настоящая скотина в этой комнате.

Увидев через полку в стеллаже черный силуэт, я направил всю энергию в руки и спину.

И тут сбоку на меня выскочила одна из виверн и вцепилась зубами мне в плечо.

— Даня!.. — испуганно крикнул Лёха.

От боли меня прошиб пот.

Но я все равно навалился на стеллаж. Тот покачнулся и накренился, падая на безумца…

Ослепительно ярко вспыхнуло начертание.

Обеими руками старик растянул над собой серебристую субстанцию, как купол. И вся громоздкая деревянная конструкция разлетелась в разные стороны буквально в щепки. Я едва успел прикрыть локтем лицо.

Челюсти виверны мгновенно разжались, выпустив мою руку.

Поводки погасли.

Крепко стиснув меч, я бросился через обломки к дрессировщику и, поднырнув под купол, рубанул по ногам.

Старик вскрикнул и упал на одно колено.

Он взмахнул рукой, и золотой орден полыхнул в мою сторону ярким лучом света. Клинок Януса сверкнул — и с силой вырвался у меня из руки, будто кто-то вышиб его тяжелым сапогом.

— Бесполезные твари! — просипел маг. — Немедленно служ…

Он хотел сказать «служить», но я не дал ему договорить заклинание. Схватив его за волосы левой рукой, я вовремя заткнул рот ладонью.

— Урррррлл! — донесся из-за спины клекот виверн. — Уррр!

Старик задергался у меня в руках, замотал головой, но я только еще сильней заломил ему голову назад и вдавил пальцы в физиономию.

— Решил меня напугать парой изуродованных детишек? — негромко проговорил я, покосившись на обступавших нас виверн.

Создания щерили острые зубы и урчали, переминаясь с лапы на лапу. — Дрессировщик хренов. Что, не слушаются тебя твои творенья без поводков? Не жрут чужака, как тебе хотелось? Тварь…

Я со зла швырнул его вниз, на обломки стеллажа.

И тут случилось неожиданное.

Стоило только старику оказаться внизу, как все четыре виверны разом бросились на него, будто по приказу.

— А-ааааа! — заорал старик, отбиваясь от собственных порождений. — Прочь! Стоять! А-ааа! Служить!..

Поводки вспыхнули в полумраке, но лишь на мгновенье.

— Р-ррррр! — с усиленно яростью заурчали виверны, вгрызаясь своему дрессировщику в ноги, руки, живот и вырывая куски плоти.

На мгновение я остолбенел.

Возмездие в чистом виде. Вот что сейчас разворачивалось передо мной! Старик надрывно орал, судорожно прикрывал лицо руками. А виверны все жрали его живьем, жадно впиваясь в его тело, раздирая одежду в клочки и сдирая мясо с костей.

А диск на груди все светился. Амулет неплохо справлялся с задачей поддерживать жизнь в уже полусъеденном теле.

Я отошел в сторону и подобрал свой меч.

Обернулся на старика.

Тот все еще бился на полу, как вынутая из воды рыба. Кричать он уже не мог — из горла вырывалось только сипение, которое частично перекрывало довольное чавканье виверн.

Детский сад на полднике, блин. Заняты нескончаемой вкусняшкой.

А вообще, при всей трешовости этой мысли, один такой старик мог бы раз и навсегда решить проблему голода в каком-нибудь отдельно взятом селении. Вот только был бы он побольше. И, желательно, свиньей. Хотя коровой тоже можно.

Правда, корову было бы жалко. Да и свинку тоже…

— Слушай, а как ты думаешь — этот амулет на чем-нибудь еще работать будет? — негромко спросил я Лёху. — Ну там восстановление жареного окорока, например. Или котелка с чечевичной похлебкой.

— Нет, — коротко сказал, как отрубил, Лёха.

— Чего сразу нет-то?..

— Такие вещи всегда привязываются к определенному человеку, чтобы сделать кражу бессмысленной. И слушай, давай-ка уже заберем контракт Ники и попробуем как-нибудь отсюда сваливать, пока эти твари на нас не перекинулись! — жалобно попросил Лёха.

Я покосился на кровавую пирушку. Потом — на свое больное плечо.

Детки детками, но кусались они, надо признать, как пираньи.

— Что, бросим его здесь? Прямо вот так?.. — неуверенно проговорил я.

— Ну знаешь, кесарю — кесарево.

— Все равно не по-человечески как-то, — возразил я.

— Так он и есть тварь, хулитель образа божьего!

— Хули… чего? Не важно, — отмахнулся я. — Может, он и тварь, но мы-то люди. Сколько он так будет лежать? Час? День? Неправильно это.

— Ты хочешь голодного пса от костей оттащить? Второго плеча не жалко? Или головы?..

— Надо попробовать.

И я направился к месту кровавой трапезы.

Мысленно представив себе хорошее сырое мясо, я попытался погрузиться вглубь своих ощущений, сконцентрировавшись исключительно на объекте.

Свежая плоть теленка. Вкусная, нежная.

В воображении сразу же возник четкий символ, и я повторил его.

Шлеп! Шлеп-шлеп-шлеп!

Из сияния над полом прямо мне под ноги упало несколько крупных розовых кусков с тонкими белыми прожилками. Удивительно, но в этот раз у призываемого предмета не было никаких лишних запчастей типа крыльев или паучьих ножек.

Я негромко посвистел.

Одна из виверн оглянулась.

Я поднял с пола кусок мяса и протянул ей.

— На, возьми. Хорошая девочка, хорошая!

Поколебавшись несколько секунд, «хорошая девочка» оставила старика и подошла ко мне.

— Ох и не нравится мне все это, — тихо проговорил Лёха.

— Тс-ссс, — отозвался я, делая осторожный шаг к виверне. — Возьми, не бойся. Все хорошо!

Она осторожно потерлась о мою руку окровавленной мордашкой, выхватила угощение и с довольным урчанием принялась разделывать его на полу.

За ней из любопытства последовали еще две. Причем хотели они не мяса. Виверны терлись об меня, как кошки, а я гладил их по головам и говорил ласковым голосом.

Может, они и правда в полной мере не были людьми. Но детьми все равно оставались. И хотели ласки.

Потом плавно, избегая резких движений, приблизился к распластанному в луже крови старику, у которого уже не было сил сопротивляться нападениям последней, самой упрямой виверны — ну, или самой злопамятной.

— Ну-ну, — тоном построже сказал я. — Давай, кыш!

Созданье резко обернулось на меня. Недовольно заворчало.

— Давай-давай, пошла! — еще немного резче потребовал я и решительно двинулся на ее место.

Виверна продолжала недовольно ворчать, но попятилась.

— Па… маги… — еле слышно просипел старик. — Убей…

Я наклонился к нему и рывком сорвал с шеи амулет.

А потом, направив энергию в руки, со всей силы рубанул агонизирующего противника по шее.

Клинок легко пробил плоть и со стуком впился в деревянный обломок. Голова с глухим стуком откатилась в сторону. Туловище распласталось по полу.

А я стоял над мертвым телом, все еще сжимая рукоять меча.

Я смотрел на мертвый обрубок — а видел крошечные ручки, безвольно свисающие над крыльями виверны. Видел замерзших полукошек, запертых в клетке и девочку-кентавра с пропоротым животом. Видел ту беременную дуру, восседающую на подушках в ожидании того, кто оплатит уродство ее будущего ребенка, у которого не будет прав даже на человеческое имя. То, как его назовут, будет лишь кличкой.

Страшная смерть за страшную жизнь.

Вот уж воистину возмездие!

Мягкие, приглушенные хлопки за спиной заставил меня вздрогнуть и обернуться.

Мне аплодировал Нергал!

Он стоял в мутном светлом пятне чуть позади меня, закутанный в длинный плащ, насмешливо смотрел своими холодными глазами, а на губах у него играла довольная улыбка.

— Браво! — сказал он. — Воистину, это было неплохо для первого раза.

Меч опустился в моих руках.

— Ты?.. — озадаченно проговорил я. — Откуда ты здесь? Ты же говорил, что не можешь открывать порталы в столицу!

— И это чистая правда, — ответил Нергал, улыбнувшись еще чуть шире. — Ты так ничего и не понял? Это не я открыл портал. Это ты открыл для меня возможность ненадолго явиться сюда, чтобы воспользоваться правом принятия жертвы.

— Жертвы? — оторопело проговорил я. — Какой еще жертвы?..

— Той, что ты принес мне во имя возмездия, — развел руками Нергал. — Добро пожаловать в семью, Даниил. Добро пожаловать в семью.

— Я…

— Это я приму в счет твоего долга. И, не пойми меня превратно, однако же что вообще ты здесь делаешь?

Я тяжело вздохнул, убирая меч в ножны.

— Мне пришлось вызволять контракт Ники, который почему-то ты оставил на руках у этого проклятого создателя! Как вообще такое может быть, что твои кошки официально принадлежат ордену? — возмутился я.

Нергал хмыкнул.

— Хорошо, я тебе объясню. Первое — ты дурак. Второе — никакого контракта на твою кошку у этого сукина сына нет. Все мои подопечные свободны от ордена, а их бумаги уничтожены. Даже те, что не прошли инициацию.

У меня чуть рот не открылся после его слов. Щеки и шея начали медленно наливаться жаром.

— Как же… Как же так. Он же мне сам сказал! И даже принес его…

Подорвавшись с места, я бросился к столу, на котором лежал свернутый в трубочку контракт.

— Тебя просто спровоцировали, — проговорил мне в спину Нергал. — И ты купился.

Рывком развернув его, я увидел чистый лист бумаги с начертательными вензелями по краям.

— Но как же… Как же так? — оторопело проговорил я. — Он солгал? Но зачем? Чтобы устроить мне ловушку?..

— Нет, — отозвался Нергал. — На самом деле ловушка была не для тебя.

Он распахнул свой плащ, и я с ужасом увидел, что на нем просто места живого нет. Белоснежная рубашка насквозь пропиталась кровью. От жилетки остались только изрезанные лохмотья. На правом бедре тоже зияла рана.

В общем, краше в гроб кладут.

— Что случилось?.. — проговорил я.

— Чернобог, — коротко пояснил Нергал. — Он посчитал, что я не отдам тебя просто так его служителю. И оказался прав. Еще он решил, что пока мои раны от прошлого столкновения не зажили, я слабее обычного и ему будет проще меня победить. И ошибся.

— Твою ж мать… — только и смог выдохнуть я, наблюдая, как у Нергала с выбившегося края рубашки на пол капает кровь. — Тебе нужно срочно перевязать раны, ты же кровью истекаешь!

— Боишься, что умру, что ли? — усмехнулся Нергал. — Не суетись.

— Дай хоть помогу тебе присесть!

— Ты мне лучше кое-чем другим помоги, — саркастично скривив губы, проговорил Нергал. И, оставляя кровавый след, сам похромал к лежавшему неподалеку стеллажу, который уронил мастер трансформации в самом начале боя. — Например, начни думать головой.

Стиснув зубы, он со сдавленным стоном присел на край сломанной конструкции.

Я с виноватым видом подошел к нему.

Щеки горели.

Мне было адски стыдно.

Отрезвевшее сознание тут же принялось рисовать варианты того, как еще я бы мог поступить.

Например, смотаться за город и попытаться переговорить с Нергалом о контракте. Или отправить Нику вместе с Ли в Вышгород или еще куда-нибудь на время турнира. На крайний случай, найти способ и поговорить о проблеме с Дисом или принцем Альбой!

Но я был настолько уверен в своей правоте и необходимости идти напролом, что просто не видел этих вариантов. Я весь клокотал внутри. Бесился и психовал, даже на Нику, помнится, наорал…

Нергал между тем перевел дыхание, устроился поудобней и с удивительным спокойствием продолжил:

— Понимаешь, друг мой, если ты хочешь играть с богами на равных, то должен научиться быть немножечко богом. Не в том смысле, чтобы тут же творить, что твоей левой пятке угодно. А просчитывать возможные варианты и действовать предусмотрительно. Посмотри на меня. Знаешь, сколько лет почти весь Верхний мир с надеждой пьет за упокой моей души? Но я до сих пор жив. Думаешь, это потому что я сильней Совета и всех остальных богов вместе взятых? Нет. Просто я предусмотрителен. Потому что в отличие от других богов, которых защищает закон и энергия Чаши, меня можно уничтожить. Так, как это делали давным-давно древние боги. Например, победить, расчленить и растащить куски по мирам. Поэтому мне нельзя проигрывать. Но тебе-то нужно не просто не проиграть. Тебе нужно победить! Так направь ту божественную энергию, что сейчас раздирает тебя на куски, в продуктивное русло. Обуздай ее. Понимаю, что это будет непросто. Ты сейчас как хрустальный сосуд, которому нужно удержать в себе расплавленный металл. Но у тебя нет выбора.

— Понял, — тихо проговорил я. — Прости, это было… Глупо.

— Урррррллл! — донесяя тут до меня грустный возглас виверны.

Я обернулся на них.

Созданья доели угощение, и теперь потерянно озирались по сторонам, сбившись в плотную стайку.

Или это появление Нергала их так смутило?..

— А с этими что теперь будет?.. — спросил я, кивнув на бедняжек.

— Единственное подходящее место для них — это долина монстров в Верхнем мире. Могу передать их туда.

— Звучит печально.

— Не печальней, чем их существование здесь, — отозвался Нергал.

Я вздохнул.

— Наверное. В любом случае, извини за хлопоты. И… вообще.

— Принято. Но, как бы то ни было, жертва твоя мне все равно понравилась, — усмехнулся Нергал. — Правда, в следующий раз я бы предпочел принимать подношение, будучи целым.

— Кстати, я ведь не планировал никакой жертвы. И, если честно, то я не уверен, что мне бы хотелось стать твоим жрецом, или как там это называется, — пробормотал я.

Это было искреннее признание. Стать убийцей-палачом и собственноручно творить возмездие, как мечтал мой старый добрый приятель, как-то мне совсем не улыбалось.

Нергал тихо рассмеялся.

— «Не уверен», «не хочу»… — передразнил он меня. — Поздновато спохватился. Ты уже — мой. Но смотри, как тебе повезло! Бог, которому ты еще даже не начал осознанно служить, второй раз проливает кровь из-за тебя, да еще и явился раненый прибрать за тобой! Кто еще из смертных может таким похвастать? Ну а теперь проваливай отсюда, пока я удерживаю выход. Отсюда и через главные ворота. Да поживей.

Глава 6 Игра вслепую

Покидал я логово ордена многоликих эпично.

Старик не обманул: двери башни оказались заложенными каменной кладкой, словно их никогда здесь и не было. И даже после его смерти конструкт все еще сохранял свою силу.

Но в середине двери, как портал, сияло неоново-зеленое пятно. Я осторожно влез в него — и очутился снаружи, в узком коридоре из полупрозрачной светящейся субстанции. Будто в стеклянной трубе. Справа и слева в странных позах замерли испуганные стражники, псы вытянулись на задних лапах в прыжке. Стоп-кадр поймал их всех в самом разгаре переполоха, а я, как зритель в музее восковых фигур, сейчас созерцал экспозицию.

Что же Нергал сделал с ними? В глаза посмотрел, как Медуза Горгона? Или этот коридор, которым я сейчас шел, существовал только в каком-то определенном мгновении?

Наверное, я — самый последний идиот, но еще ни один выверт Нергала до сих пор не производил на меня такого глубочайшего впечатления. Перекресток в лесу, подземное святилище, гора нарубленного мяса вместо главного магистра ордена — все это, конечно, удивляло, но не казалось чем-то из ряда вон выходящим. Черт возьми, даже детки Великого Змея меня почему-то не потрясли настолько, как это поразительное торжество над пространством и временем.

— Скорее, Даня! Давай просто сделаем отсюда ноги! — взмолился Лёха, и я шустрым сайгаком пронесся по территории и вылез через светящееся пятно сквозь главные ворота.

И дал деру в темноту, растянувшуюся вдоль дороги.

Я бежал, не оглядываясь.

Плечо ныло, ноги от усталости подкашивались, но я спешил, как только мог.

Шустро переставлял ноги, чувствуя, какими тяжелыми вдруг стали сапоги.

А в голове роились мысли.

Нергал, безусловно, очень силен. Если бы такое божество вдруг лишилось рассудка или переполнилось жаждой крови, это могло бы вызвать серьезный коллапс в человеческом мире.

Но, к счастью, у Нергала есть принципы, и он не болен бессмысленной жестокостью.

А вот у Сотота вряд ли имеются какие-то внутренние морально-нравственные законы. Или, возможно, они и есть, но очень далеки от ценностной системы человечества.

Зато присутствует склероз. А может, еще и старческое слабоумие — кто его знает? Что же будет, если стараниями Нергала Сотот войдет в силу?.. Каковы реальные риски, если вдруг все пойдет не по плану?

Я тяжко вздохнул.

Уж не знаю, то ли я свою «божественную энергию» направил в нужное русло, то ли еще чего, но вдруг за лужей, в которой я более-менее научился ориентироваться, вдруг открылось целое море.

Как там сказал старик?

Люди несчастны, потому что зависят от богов.

Черт возьми, если постоянно думать об этом, запросто можно свихнуться.

Но и не думать об их влиянии на мир и поступки людей тоже нельзя.

Потому что влипать в истории, похожие на сегодняшнюю, я больше не имею права.

Что бы я делал дальше, если бы вдруг Чернобог победил Нергала?

С такими невеселыми мыслями в голове я и подошел к нашему гостевому дому.

И увидел, что у ворот кто-то сидит на траве, разглядывая звезды.

Кир.

Заметив мое приближение, он поднялся с земли, потянулся.

— Ну и где тебя носило? — хмуро спросил земляк, осмотрев меня с ног до головы.

— По бабам шлялся, — буркнул я, и хотел было пройти мимо, но Кир преградил мне путь.

— Тобой заинтересовалась Деметра.

Я остановился.

— В смысле?..

— Под конец нашей пьянки она явилась в Дом Мужества. И потребовала Даниила, у которого в прислужниках череп некроманта.

Да твою жеж мать. Может, хватит на сегодняшний день сюрпризов?

Лёха тем временем обиженно сверкнул огоньками глаз и проворчал.

— Я — не прислужник, а друг!..

— Это не имеет значения, — отозвался Кир. — Какие у вас с ней дела?

Я вытащил сигарету, закурил.

— Да, собственно, пока никаких, — ответил я, и это была чистая правда.

— Оракул предупреждает: завтра с четырех часов дня до заката Мойры уступят Деметре твою нить жизни. Будь осторожен и любыми способами доживи до того момента, как солнце спрячется за горизонт.

— И как мне это сделать?..

Кир пожал плечами.

— Понятия не имею. Я сказал тебе все, что мне было велено.

Он открыл ворота и усталой походкой поплелся к дому.

Я бросил окурок на землю и со злом растер его ногой.

— Похоже, нас слил кто-то из твоих кредиторов, — сказал я Лёхе. — Вопрос только в том, что именно ей сказали. Ладно, пошли спать. Про завтра подумаем завтра.

В гостевом доме повсюду стоял тонкий запах выпивки. Похоже, приказ Азры не пить много был исполнен через пень-колоду. Это же подтверждал богатырский храп, доносящийся через закрытые двери.

А в моей комнате горел свет — я понял это по желтой полосе на полу. И осторожно толкнул дверь.

Это была Ника. Она сидела в кресле у стола и сладко спала, сжавшись в комочек.

Я осторожно переложил ее на постель и занялся своим плечом — промыл место укуса и, пустив одну из чистых рубашек на бинты, хорошенько перевязал рану.

К счастью, обращаться за помощью к Кассандре не было необходимости, а то я даже представить себе не мог, как попрусь за целительницей в комнату Азры. Прямо двойной фейспалм.

Потом натянул сверху свежую рубашку и растянулся на постели, засыпая еще в полете до подушки.

Утро началось рано и бодро.

Плотно позавтракав и начистив до блеска сапоги мы отправились на ристалище.

Покидая гостевой дом, я спиной чувствовал долгий взгляд Ники. По своему обыкновению она не стала задавать лишних вопросов о минувшей ночи. Меня это более чем устраивало. Вечером в приватной обстановке надо будет рассказать ей, что опасность миновала.

Но это все — потом.

А сейчас меня волновало только одно: как пройдет наш первый турнирный день.

Увидев еще на подступах к ристалищу толпу людей с цветными флажками и растяжками, я почувствовал себя звездой!

Фанаты при виде нас высоко подняли руки и принялись громко скандировать: «Гриф — игрок! Гриф — игрок!»

Офигеть.

Так мы не просто звезды, мы прям-таки Марадона этого турнира!

Гордость за свою школу захлестнула меня. Ну, по крайней мере на первые пять минут. Пока не поинтересовался у Рыжего, почему все-таки нас называют «игроком». А не «бойцом» там. Или «молодцом»

Тот хмыкнул и покосился на меня:

— Уши прочисти. Они орут «Грифы — ронк».

— А что такое «ронк»? — спросил я.

И тут же получил в лицо такой взгляд от Азры, что предпочел умолкнуть.

Графыч придвинулся ко мне чуть ближе и, понизив голос до полушепота, проговорил:

— «Ронками» в Шутихе называют проституток, уцененных за увечье или старость.

Моя «звездная болезнь» тут же отступила, едва начавшись. Кулаки непроизвольно сжались, скрипнув кожаными перчатками.

— Вот говнюки, — тихо ответил я.

Перед входом на арену мы столкнулись с ветродуями — они как раз отмечались в книге регистраций. Их магистр бурно убеждал писаря, что последний воин придет чуть позже, он лишь немного запаздывает по независящим от него причинам, но владыка учетной книги явно мнил себя полубожеством уровня «уборщица в школе», «секретарь деканата» или «младший помощник главного подносителя кофе у очень важного босса». То есть фактически заместителем руководящего состава. И с королевской уверенностью требовал, чтобы ветродуи оставались на входе и ждали своего опаздывающего, или сняли с турнира недостающего участника и уже вошли внутрь.

— При этом рекомендую учитывать, — гнусавил писарь, — что опоздание или же неявка на жеребьевку считается техническим поражением.

Он явно чувствовал себя в этот момент особенно счастливым.

Магистр в ответ поиграл желваками и проговорил: «Ладно, мы подождем». Причем таким тоном, каким обычно желают кому-нибудь сдохнуть.

Он отошел в сторону, жестом приказывая всем своим уступить нам место.

И тут я заметил, что на плече магистра сидит необычное существо, похожее на куклу — большая голова, маленькое тельце, длинные ручки и ножки, укутанные расшитыми одеждами. А еще оно было синее.

— Это что?.. — шепотом спросил я Графыча.

— Видимо, их бог-покровитель, — ответил он мне.

— Это Вайю, — с важным видом проговорил оказавшийся позади нас медведь. — Бог ветров, отец Ханумана. Когда-то был большим и сильным…

Писарь, подкатив глаза, пальцем создал крошечный конструкт в виде маленького гробика — и ладонью впечатал его в книгу.

— Не хотела бы я, чтобы кто-то на мое имя гроб положил, да еще перед турниром, — негромко, но вполне себе отчетливо прозвучал голос Майки. — Прямо предзнаменование какое-то…

Сказано было Рыжему, но услышали все.

Магистр ветродуев, покосившись на нее, с негодованием набросился на писаря:

— Ты что наделал⁈.

— Просто вымарал ваши имена.

— Зачем⁈ Вы же могли просто дописать чуть позже одно-единственное имя!

— Чтобы не нарушать отчетности, — невозмутимо возразил мужичок.

— Нас же двадцать пять человек! Пока мы все зарегистрируемся заново…

— А я вас предупреждал, — пожал плечами писарь. Мол ко мне-то какие претензии, если сам — дурак? И повернулся к Азре. — Прошу всех ваших воинов записать в столбец свои имена, звания и титулы, если таковые имеются, и поставить роспись. Пожалуйста, подходите по одному…

Мы записали себя в книгу и двинулись на арену.

Танцоры и ассасины уже были внутри, возле длинного стола, расположенного прямо сбоку от присыпанной песочком площадки. За столом сидели судьи — двенадцать человек в длинных темно-зеленых мантиях, задачей которых было следить за нарушениями и не допускать энергетического или физического вмешательства сторонних лиц в ход поединков.

Позади судей в воздухе парила здоровенная королевская доска. Взглянув на ее габариты, я даже распереживался — такая дура, если навернется с высоты, точно прибьет кого-нибудь. Надеюсь, за ее поддержку отвечает кто-то очень ответственный и сильный. И непременно с крепким здоровьем. А то нам только торжественных похорон не хватало в качестве дополнительного мероприятия на турнире.

Я поднял голову и окинул взглядом трибуны.

Прекрасно. Из наших почитателей я видел отсюда только одну группку подвыпивших парней, у которых в руках развевался флаг с нашим гербом.

Еще наш флаг плескал на углу королевской ложи — правда, рядом со стягами остальных школ.

Место короля пустовало. Его величество с начала мероприятия так ни разу и не появился, хотя изначально говорили, что он лично встретит участников турнира в храме, а также навестит их во время пира в Доме мужества. Уж не случилось ли чего-нибудь непредвиденного?

Однако королева присутствовала, и вовсе не выглядела озабоченной или огорченной. Наоборот, она щедро одаривала своих подданных улыбками и оживленно беседовала с Альбой, которого я даже сначала не узнал во всех этих кружевах и лентах.

Дис черной тенью возвышался за спинами королевы и принца.

А тем временем возле стола разгорался спор.

—…Нет, поскольку при таком раскладе идентификация воинов просто невозможна, — строго выговаривал один из судей магистру ассасинов. — Все, кого вы планируете выпустить в ходе турнира на ристалище, должны снять маски!

— У них же в кодексе записана скрытность. Чего судьи пристали? Охота людям тряпку на роже носить — пусть себе носят, — вполголоса сказал Берн.

— Мало ли кому чего охота, — ответил Азра. — Каждый воин имеет право только один раз представлять свою школу. Иначе весь турнир будут отыгрывать одни и те же сильнейшие воины. Так что пусть снимают свои маски — раз мы сами обязаны соблюдать правила, то пусть и другие их соблюдают, причем так, чтобы я это видел. И плевать мне, у кого какой кодекс. Здесь законы едины для всех.

— А-ааа, — протянул Берн. — Ну тогда я согласен, физиономии прятать нечего.

Ассасины, недовольно переглядываясь, в конце концов начали один за другим снимать маски.

Звонко ударил гонг.

Гул на трибунах затих.

— До начала жеребьевки осталось пять минут! — провозгласил один из судей, приподнявшись со своего места.

— А ветродуев все нет, — заметил я.

— Да пусть хоть сквозь землю провалятся, — прошепелявил Бобер. — Меньше команд — меньше геморроя.

— Не дождешься, — хмыкнула Майка. — Эти просто так не сольются.

И правда — буквально через минуту они появились на арене и легкой трусцой побежали к нам.

Наконец, в гонг ударили во второй раз.

Судьи разложили на столе карточки с названиями школ, и началась жеребьевка.

— Первый поединок сегодня проведет представитель школы ассасинов против представителя школы Парящего Грифа!.. — заявил один из судей, и на королевской доске начала вырисовываться сетка турнира.

Сначала проводились дуэли.

Первый бой — Грифы против ассасинов.

Второй бой — Ассасины против ветродуев.

Третий бой — Танцоры против ветродуев.

На этом сегодняшний турнирный день заканчивался.

На завтра расклад был такой:

Первый бой — Ассасины против танцоров.

Второй бой — Танцоры против Грифов.

Третий бой — Грифы против ветродуев.

А в третий день школы должны были схлестнуться в битве пять на пять, каждый против всех. И на этот раз засчитывалась не только победа, но и количество участников, сохранивших боеготовность на момент завершения сражения. Под «боеготовностью» подразумевалась способность участников стоять на своих двоих и держать оружие. За каждого «стойкого оловянного солдатика» давался дополнительный балл.

— Но ведь изначально речь шла о трех участниках групповых боев! — возмутился вдруг Азра.

Судейские пожали плечами.

— Его величество лично утвердил пять участников, — последовал строгий ответ. — Если вас что-то не устраивает…

— Нет-нет, прошу меня извинить, — отозвался наш магистр, тут же взяв себя в руки.

— Просим освободить ристалище для первого боя! — подал голос один из судей, поднимаясь с места. — Школам-участницам дается пятнадцать минут на выбор своего представителя. Когда выбор будет сделан, принесите мне имя вашего бойца, написанное на бумаге.

Отодвинувшись в сторону, мы окружили Азраила.

— Что нам теперь делать? — громким шепотом прошипел Рыжий, округлив глаза. — Пятеро бойцов для последнего боя!..

— А чем проблема-то? — не понял Берн. — Нас же одиннадцать человек, хватит с лихвой!

— Да что ты говоришь, — зыркнул на меня Рыжий. — Начнем с того, что Азра не имеет права участвовать в качестве бойца.

— Как так? — удивился я. — Почему это?..

— Потому что магистры сюда приехали показать, чему научили своих учеников, а не демонстрировать свои собственные навыки, — хмуро пояснил Азра. — И да, у нас есть проблема.

Я мысленно оценил наш расклад.

Да уж, пятеро бойцов значительно меняли дело. Кассандра по определению не боевая единица. Графыч — мастер одного удара, и куда конкретно этот удар может долбануть, бабушка надвое сказала. Тень — очень полезный парень, но в схватке один на один у него шансов немного. Такой противник, как Берн, уложит его в два счета. А поскольку в этом году на турнире дозволены абсолютно все приемы и конструкты, закончиться это может не стонами в руках Кассандры, а той самой конструкцией, которой вымарали в регистрационной книге ветродуев.

Итого есть я, Шрам, Рыжий, Майка, Бобер, Берн и Кир, которому Азра не доверяет. А бойцов нам нужно восемь.

— Тень? — спросил Азра, пристально глядя в глаза нашему телепату. — Что скажешь? Какого противника нам готовят?

Тот полуприкрыл глаза, вслушиваясь в потоки чужих мыслей.

Мы все невольно умолкли на минуту, с надеждой глядя на соратника.

Но тот только покачал головой.

— Странно, — тихо проговорил он. — Эти парни как будто вообще не думают. Я улавливаю только тишину и обрывки эмоций. Мысли сейчас кипят только у магистра — похоже, все остальные просто целиком и полностью полагаются на его единоличное решение.

— И что магистр?

— Я не могу его прочитать. Он мыслит не понятиями, а ассоциативными зрительными образами! Дохлая лягушка на дороге, каравай хлеба, половник и шило. И все по кругу.

Азра шумно выдохнул.

— Похоже, эти собаки как-то разнюхали то, что им знать не полагалось.

— А как ты официально заявлял Тень? — поинтересовался я.

— Как мастера иллюзий, разумеется. Ну да шут с ними. Попробуем рассуждать логически. Проигрыш в самом начале турнира — гнилое дело. Подрывает не только авторитет школы, но и боевой дух. Не думаю, что они станут рисковать. На их месте я бы сделал ставку на сильного игрока.

Та’ки почесал пузо.

— Агась. Ты бы сделал, — протянул наш наставник. — Ты ж против ассасинов биться собираешься. А они-то против ронков. Их всего десять, подмастерий заявлено только двое. Выставить одного из лучших бойцов против безусловных лузеров — как по мне, идиотское расточительство…

— Думаешь, выставят слабака? — с сомнением в голосе спросил Азра.

— Думаю, бойца средней паршивости. Вот и ты поставь от нас кого-нибудь средней паршивости — да хоть Бобра, например.

Бобер обиженно выдвинул нижнюю губу и засопел.

— А че сразу я-то паршивый, а? Че сразу Бобер? Бобер паршивый, Бобер плохой, такой-сякой, никакой…

— Я выставлю Рыжего, — принял решение Азра. — Против мощного боевого мага ему будет сложно устоять, но любого среднего он точно за пояс заткнет.

— Не сомневайся, — удовлетворенно усмехнулся Рыжий. — Бой будет — огонь! Сделаю красиво, всем понравится.

— Но иллюзия — очень крутая штука в группе, — заметила Майка.

— Верно, но с этой ролью вполне себе справится Тень, — отозвался Азра. — Даня, доставай бумагу.

Мы подали имя участника первыми. И буквально через пару минут ассасины подали свою.

Стоя друг напротив друга, мы самоуверенно усмехались, искренне считая, что перехитрили друг друга.

И тут прозвенел гонг.

— Объявляются выбранные представители школ! — громко объявил один из судей, поднимаясь со своего места. — Со стороны «Парящего Грифа» на бой выставляется подмастерье по прозвищу Рыжий, иллюзионист! А со стороны ассасинов — подмастерье Комухари Железная Ладонь по прозвищу Жаба, огненный маг!..

Ассасины выставили против нас одного из двух самых сильных бойцов! Да еще и носителя самой разрушительной стихии.

Азра побледнел.

Улыбка на лице Рыжего испарилась.

А я тихо выругался себе под нос.

Да уж, бой и правда будет — огонь.

Глава 7 Нос в поту, корма в огне

На то, чтобы освободить ристалище для боя, нам дали пять минут.

Места на трибунах для участников турнира не предусматривались, так что мы остались стоять сразу же за ограждением площадки.

Рыжий и Жаба вышли на середину арены. Публика гудела, предвкушая увлекательное зрелище. Начертатели в свободных темно-красных костюмах, похожих на ифу для ушу шустро расставляли по периметру защитные символы, чтобы небрежно брошенная атака не улетела нечаянно на трибуны и не покалечила кого-нибудь из зрителей.

— Видишь среди начертателей во-он того статного господина с длинной черной косицей? — проговорил мне Лёха.

— Ну? — рассеянно отозвался я.

Мои мысли были сейчас полностью заняты бедным Рыжим, так что я даже не удосужился поискать глазами упомянутого мужика.

— Голову-то поверни? — обиженно проворчал Лёха. — Между прочим, я тебе живую легенду сейчас показываю.

— Где легенда? — оживился Берн, подслушавший краем уха наш разговор.

— Да вон тот мужчина с черной косой, — охотно отозвался Лёха, польщенный вниманием к своей персоне. — В мое время он считался самым сильным начертателем в королевстве.

— В твое?.. — озадаченно покосился я на некроманта, мысленно сравнивая парня на арене со старухой-баронессой. — Может, ты что-то путаешь? И это — его сын?

— Нет, говорю тебе! Это — Влад Бессмертный. И, если верить сплетням, ему уже лет триста, не меньше.

Берн присвистнул.

— Неплохо, однако, сохранился!

— Как так-то? — удивился я, невольно заинтересовавшись рассказом.

— Говорили, будто бы он из всех богов избрал себе в покровительницы своенравную Идунн, богиню вечной молодости. И много лет добивался ее расположения.

— В смысле?.. — Берн недвусмысленно качнул бедрами.

— В целомудренном смысле, распутник ты малолетний! — с укором в голосе ответил Лёха. — Как смертный по отношению к божеству! Ну и в итоге умудрился заключить с ней какой-то хитрый договор. Пока Влад соблюдает условия этого договора, богиня раз в тридцать лет дарует ему омолаживающее яблоко из своего зачарованного сада.

— Прикольно, — проговорил Берн, прищурившись. — Может, и нам к ней в поклонники записаться? А, Даня?

— Ты лучше спроси, чем же он с ней расплатился за такой подарок, — усмехнулся я. — А то, может, у тебя сразу все желание отпадет бежать к ней в храм. Может, я и не местный, но одно усвоил хорошо: за просто так здесь никто и ничего не получает. Тем более, от богов.

Лёха вздохнул.

— Истинная правда…

Тут последний начертатель убрался с арены, и прозвенел предупредительный гонг.

Оба противника замерли в выжидающих позах. Рыжий — с обнаженным мечом в руке. Жаба — с мерзкой ухмылкой на круглой роже. На поясе у него виднелись два длинных кинжала в ножнах, но руки он предпочел оставить свободными, чтобы сразу же атаковать конструктами.

В отличии от своего самодовольного подмастерья магистр ассасинов радостным не выглядел. Скрестив руки на груди, он качал головой своим мыслям — и в этот раз не нужно было обладать особыми способностями, чтобы понять, какие думы его печалят.

Он просчитался — точно так же, как и мы. Посчитал, что поскольку мы — тупоголовые лузеры, то будем из шкуры вон лезть, чтобы победить в первом бою. И непременно выставим мощного противника. А рисковать проигрышем такой школе, как наша, ему, по-видимому, не хотелось.

В итоге и мы, и они перехитрили сами себя.

А радовался этому только народ на трибунах — и улыбающийся Жаба.

Супер просто.

Гонг опять зазвенел — и в ту же секунду Жаба вскинул руки, чтобы создать конструкт.

Но Рыжий оказался проворней. С отчаянной храбростью он бросился не прочь от своего врага, а наоборот, прямо на него! Меч просвистел в воздухе, и подмастерью ассасинов пришлось резко отпрыгнуть назад, чтобы не получить удар в корпус. В полете Жаба, как фокусник, махнул веером пальцев, и над его головой поднялся огромный темно-красный конструкт.

— Отлично, теперь у него наготове отложенная атака, — пробормотал Азра. И, обернувшись, окинул всех нас взглядом, не предвещавшим ничего хорошего. — Где этот умный медведь, что посоветовал не выставлять боевого мага?

Та’ки между тем медленно отползал с переднего края за наши спины, втянув голову в плечи.

— А ну-ка поди сюда, покровитель ты наш! — повысил голос Азра, в то время как Рыжий беспомощно помчал по арене, как заяц от гончей. Жаба несся за ним, швыряя в спину огненные сгустки.

Азраил тихо выругался.

— И куда там медведь собрался? Давай сюда двигай!

— Не-а, — буркнул Та’ки.

— Иди!..

— Не пойду. Ты ругаться будешь. А у меня того… пищеварение от расстройства расстраивается.

— Обосраться боишься? Чето поздновато уже. Похоже, мы и так уже обделались с этим боем. Ползи сюда, переговорить надо.

— Да что тут «переговаривать», не справится ваш иллюзионист один на один с огневым! — фыркнул Кир. — Крикни ему, пусть ложится. К счастью, не война. Помирать необязательно.

— Рот закрой, тебя не спрашивали! — прицыкнул на него Азра.

Тут Рыжий наконец-то смог выгадать пару секунд и швырнул себе за спину сияющий неоново-фиолетовый конструкт. И в то же мгновение его фигура разделилась на четыре копии, и каждая рванула в свою сторону.

«А-ааа!» — довольно зашумели трибуны.

Ассасин не растерялся. Он обновил свою магию отложенной атаки и, замерев на мгновение, резким движением развел руки, словно отталкивал от себя что-то тяжелое.

Вокруг Жабы полыхнуло огненное кольцо, за раз израсходовав весь заряд конструкта. Пламя разбежалось в стороны, как взрывная волна — прямо сквозь иллюзорные копии и в спину настоящему Рыжему.

Тот взвыл, громко выплюнув в трибуны четкое и нецензурное слово. Плюхнувшись на спину, он перекатился по песку и снова вскочил на ноги, дымя кормой, как подбитый фрегат.

— Достал ты меня!.. — рявкнул Рыжий, и с мечом в руках бросился прямо наперерез ассасину.

Три его невредимые копии осталисьстоять на местах, бесстрастно наблюдая за взбесившимся оригиналом.

Жаба захохотал, выхватив из-за пояса кинжал и разминая пальцы для следующего конструкта.

Зрители ахнули.

Азра с Та’ки вздрогнули, отвлекшись от своей приглушенной беседы.

Рыжий мчал на противника, как обезумевший олень — худой, длинноногий, ржавые волосы взметнулись от ветра не хуже пламени его врага.

А Жаба уже чертил перед собой сложный рисунок, на глазах превращающийся во вращающееся колесо. В свободной ладони у него вспыхнул огненный хлыст.

Удар!

Длинный хвост с хрустом выгнулся и упруго щелкнул по песку чуть правее Рыжего, вздымая облако пыли.

Рыжий резко отклонился левее.

Жаба с ухмылкой отдернул хлыст и снова ударил. На этот раз — по ногам.

Щелчок!

Рыжий взвыл, падая в песок. Спереди голенища его сапог располовинило, штаны почернели и задымились.

Азра выругался.

— Вот и все…

Но тут наш Рыжий, как ни в чем не бывало, вскочил на ноги и опять побежал.

Противник отшатнулся. Принялся торопливо бросать из ладони комья огня. Куртка Рыжего полыхнула.

И наш магистр не выдержал.

— Не дури!!! — заорал он на всю арену.

И в этот момент одна из копий, до сих пор безразлично стоявшая позади ассасина, вдруг метнулась к Жабе!

Трибуны ахнули.

И я, признаться, вместе с ними.

Все копии растаяли в воздухе — в том числе и Рыжий, бегущий навстречу своему противнику.

Сбросивший иллюзорную личину оригинал выглядел не настолько эпично: он не горел, а всего лишь дымил тлеющей на спине дырой, в которой виднелась покрытая белыми волдырями тощая спина. На заднице зияла дыра поменьше. Болезненно белое лицо покрывала горячечная испарина, на левой щеке чернела сажа, тонкие волосы слиплись в сырые сосульки.

Но, черт возьми, даже с дырой на жопе и вымазанный, как трубочист, в этот момент он был хорош, как восстающий из пламени Терминатор!

Все это время он держал иллюзию того, что он сам — иллюзия, и досконально воссоздал повреждения своей копии, имитируя нападение. И ничем не выдал свою настоящую боль, ни на секунду не потерял концентрации. Да он по-настоящему крут!

Вложив всю силу в ноги, он нереальным прыжком метнулся к Жабе.

Тот едва успел обернуться, чтобы увидеть, как сверкнул меч Рыжего.

Бить ассасина было бы проще прямо в открытую грудь. Но наш боец завел клинок в сторону, ушел вниз и, проскальзывая на одном колене, рубанул Жабу по ногам.

Тот взвыл и рухнул в песок.

А Рыжий, тяжело дыша, навалился на ассасина всем телом и прижал лезвие меча к шее поверженного противника.

Трибуны взорвались шквалом аплодисментов.

— Твою жеж… — выдохнул Азра, не веря своим глазам.

— Вы все здесь — конченые психи, — пробормотал Кир.

Судьи ударили в гонг, объявляя завершение боя.

— Красава Рыжий!!! — во всю глотку проорал я, и Берн с Бобром присоединились ко мне. — Победа!..

Магистр ассасинов сплюнул в пыль и отошел от бортика, исчезая с глаз.

Рыжий вытер локтем лицо. Опираясь на меч, как на палку, поднялся с земли.

Жаба здорово залил красным площадку вокруг себя — видимо, нехило так ему досталось. Вся левая голень и сапог были в крови и налипшем песке.

Взглянув на него, Рыжий протянул побежденному руку.

Тот приподнялся на локте. Несколько секунд нерешительно смотрел на протянутую ладонь. А потом под новый взрыв аплодисментов принял помощь своего недавнего противника и поднялся, опираясь на руку пошатывающегося Рыжего.

На арену высыпали целители в длинных черно-зеленых одеяниях. Они обступили воинов, подхватили Жабу и нашего героя под локти, но Рыжий отрицательно покачал головой и кивнул в нашу сторону — мол, у нас свои кадры имеются. И на подгибающихся ногах потащился к нам.

— Вот так, — довольно проговорил Азра. — Знай наших. Грифы просто так не сдаются!

— В самом деле? — насмешливо протянул Та’ки. — А мне показалось, ты готов был сдаться…

Азра сделал вид, что не расслышал его слов и вместе со всеми придвинулся ближе к границе арены, встречать победителя.

— Гы, мне кажется, я знаю, какая фигурка будет самой популярной в следующем году, — улыбнулся во все лицо Берн. — Наш подмастерье с голым задом!

— Да насрать, хоть вообще без штанов, — отмахнулся я. — Рыжий — мужик!..

Тут наш гордый боец перебрался через борт, и вся школа на радостях бросилась его обнимать.

— Твари, я же раненый! — со слезами в голосе только и успел выкрикнуть тот.

— Ничо, мы тут если и доломаем на радостях — так тут же и починим! — за всех ответил Бобер.

— А ну-ка в стороны все! — прикрикнул на нас Азра. — Помогите ему присесть!..

— Не надо!!! — еще громче вскричал Рыжий, едва отбиваясь от помощи.

И то правда — ведь на пятой точке у него тоже неспроста дыра выросла.

Тут к нам протиснулся один из местных целителей:

— Господа, если есть необходимость, вы можете пройти во внутренние помещения и провести процедуру там. Так же мы можем предложить свежую одежду…

— Спасибо, мы не откажемся, — искренне поблагодарил его Азра. — Бобер, помоги Рыжему! Кас, подлечи там нашего героя как следует!

Я сочувствующе вздохнул — бедный наш герой с поджаренными окорочками. Может, он зря отказался от услуг местных целителей? А то вот это «подлечи как следует», адресованное Кассандре, звучало как проклятье.

Между тем судьи официально объявили нашу первую победу и занесли результат в турнирную сетку на королевской доске. Целители замели окровавленное пятно мягким веничком, возвращая арене эстетичный вид.

Ассасины, плотным кольцом обступив своего магистра, готовились к своему второму бою, с ветродуями. По напряженным лицам было видно, что поражение выбило их из колеи.

Ветродуи, напротив, насмешливо кривили губы — видимо, поражение ассасинов они истолковали как их абсолютную несостоятельность, а не как проявление нашей крутизны.

За что, собственно, и поплатились, выставив против легкого и быстрого повелителя льда довольно мощного, но неповоротливого воина, который в самом начале сражения умудрился своим конструктом устроить на арене настоящую песчаную бурю.

Ассасины победили. Ветродуи, само собой, разозлились и на бой против танцоров выставили бойца с титулом — некоего барона Рокотова.

Трибуны загудели, услышав его имя.

— Что, известный человек? — поинтересовался я у Графыча.

Тот криво усмехнулся.

— Еще как. На регулярных играх его часто выпускали на дуэли, и в девяноста процентах случаев он убивает своего противника. Есть у него такая способность — крик смерти называется. Мне рассказывали, что на нее нельзя тратить собственную энергию — только заимствованную у того, кого нужно убить. Поэтому он сначала какое-то время кружит рядом с жертвой, а потом бросает свой черный конструкт.

— А если противник попадется глухой?.. — предположил я.

— И что? — с укором взглянул на меня Графыч. — Если свойство названо «криком», это еще не означает, что глухота как-то защитит от него. Слепота ведь ни от каких конструктов не защищает, верно? Просто не увидишь, от чего умрешь.

— Интересно, кого против него выставит мастер Леон…

И как раз в этот момент судьи огласили второе имя:

— Первогодка Кристиан!.. Тип магии…

Судья нахмурился, пытаясь разобрать почерк, и наклонился к своим коллегам, чтобы уточнить.

Графыч вздохнул.

— Ну все, на турнире будет первый труп.

Я перевел взгляд на мастера Леона.

Тот вовсе не выглядел испуганным. Он стоял, скрестив руки на груди и широко расставив ноги. А на губах играла тонкая улыбка.

— Магистр танцоров что-то не сильно расстроился, — заметил я. — Или радуется, что не потратил кого-то более ценного?

Тут, наконец, судья выпрямился и заново объявил участника:

— Первогодка Кристиан, тип магии — зеркальный!

Трибуны ахнули.

Я присвистнул.

— Вот так попадание! Получается, он сможет отразить любое заклинание Рокотова?

Графыч развел руками.

— Выходит, что так. Редкий тип, однако.

— Вот это будет интересно! — выдохнул я, предвкушая какой-то совершенно удивительный поединок.

И как же сильно я ошибся! Это был самый скучный бой из всех. Больше сорока минут два участника только и делали, что прощупывали друг друга мелкими уколами и фальшивыми выпадами, пока зрители не начали недовольно гудеть и свистеть.

Судьи ударили в гонг. Объявили о принудительном сокращении времени боя до четверти часа, за которые все должно решиться. Но в итоге так ничего и не решилось, и после финального гонга было объявлено о неприсвоении победы ни одной из сторон.

Расползались мы все от ристалища уставшие, будто каждый провел минимум по три боя.

Ветродуи уходили самые мрачные. И не мудрено, ведь они считались лидерами на этом турнире, а теперь им свистели вслед.

Зато нашего героя публика встретила аплодисментами, узнав его даже в казенных портках. Он слегка покраснел от удовольствия и помахал рукой своим новоиспеченным поклонникам.

Хороший день для школы Парящего Грифа!

Шумной довольной компанией мы двинулись прочь от ристалища, как вдруг Лёха подал голос.

— Даня, а ты помнишь предупреждение Оракула?.. — проговорил он, и голос приятеля показался мне каким-то сдавленным.

— Ну да. И что с того? «Дожить до заката» или «до рассвета» — вполне привычный для меня режим существования в этом мире, — ответил я. — Тем более, пока что все спокойно…

— Уже нет, — пробормотал Лёха.

И в тот же миг по улице прозвенел громкий женский окрик:

— Даниил из «Парящего Грифа»!!!

Голос ударил со всех сторон, как из мощных колонок с усилителями.

От неожиданности я вздрогнул. Гости турнира замерли, приоткрыв рты. Несколько из женщин вдруг упали на колени. Ассасины, оказавшиеся поблизости, закрутили головами в поисках источника звука.

Я поднял голову — и сразу же встретился глазами с той, что призывала меня.

Удивительно, но в отличие от большинства других богов Деметра выглядела настолько человечно, что, если бы не сверкающие бездонной глубиной синие глаза, клянусь, я бы мог запросто принять ее за смертную девушку!

Только очень красивую.

Ее нежные, мягкие черты чем-то напоминали Нику — огромные глаза, правильный овал лица, пухлые розовые губы. И словно в противовес этой выразительной женственности волосы богини были коротко острижены, а стройное тело пряталось в лаконичном мужском костюме, строгом и черном, как у гробовщика. Она стояла перед большой белой каретой, запряженной не лошадьми, как следовало бы, а двумя черными быками. И, небрежно спрятав руки в карманы брюк, смотрела в нашу сторону с таким нескрываемым презрением, что у меня в животе заворочалось недоброе предчувствие.

— Это я, госпожа, — с достоинством отозвался я, поскольку отпираться или прятаться было бы решительно глупо.

— Следуй за мной, — потребовала она.

Тут вперед выступил Азра.

— Прошу извинить мою дерзость, госпожа, но с кем имею честь?..

— Что, не признал меня без традиционного балахона до пят? — хмыкнула богиня, и за ее спиной на мгновение появился огромный полупрозрачный образ девушки в белом платье и с покрывалом на голове.

Тут уже ахнула добрая половина прохожих.

«Деметра!» — с нескрываемым восторгом шептали они.

Похоже, в столице богиню любили.

Азра нахмурился. Но не отступал.

— Я — его магистр. И, если позволишь, я бы хотел сопровождать своего подопечного…

— Не позволю, — резко оборвала его Деметра.

— Ты же не можешь забрать его просто так, — подал голос Та’ки.

— Еще как могу, — отозвалась богиня. — Здесь нет твоего места, медведь. Ты сам — гость в этом городе. А у меня есть разрешение Совета и право поступать так, как мне вздумается. Еще вопросы есть?

Я подошел к богине.

Черт возьми, а она действительно хороша. Вблизи даже еще краше, чем с расстояния. И этот подчеркнуто мужской прикид делал ее облик еще эротичней — прямо как монашеское платье на Лилит.

— Нет никаких вопросов. Я готов, госпожа, — сказал я ей, почтительно склонив голову.

Она открыла мне дверь кареты.

Я удивленно приподнял бровь.

Да ладно. Мне, смертному мужчине, богиня открывает дверь?

Я позволил себе предложить ей руку, чтобы помочь сесть внутрь.

Деметра строго взглянула на меня — так, что рука как-то сразу самопроизвольно убралась за ненадобностью. Богиня ловко поднялась на подножку, и сама забралась в карету.

Я вздохнул и последовал за ней, невольно подняв глаза на небо.

Как там сказал Оракул? Дотянуть до заката?

Ну что ж, посмотрим, как это у меня получится.

Глава 8 От заката до рассвета

Как только я захлопнул дверцу кареты, бычары двинулись вперед. Хотя никакого возницы и в помине не было.

Неспешно переступая, массивные животные потащили богическую карету, как плуг на пашне.

Я покосился на Деметру.

Она сидела, закинув ногу на ногу, скрестив руки на груди и смотрела в свое окно, отвернувшись от меня — так, будто вовсе не она только что возгласом на полстолицы требовала мое бренное тело.

— Впервые вижу, чтобы божество передвигалось на быках, — осторожно заметил я, чтобы хоть как-то начать разговор. — Почему вдруг они? А не какие-нибудь белые жеребцы в золотых попонах?

— Терпеть не могу жеребцов, — многозначительно ответствовала мне Деметра. А потом медленно повернулась ко мне, и, выгнув светлую бровь и глядя прямо в глаза, спросила:

— А ты считаешь, богам подобает ездить непременно на лошадях?

Я неистово покачал головой.

— Нет, что ты! Нет. Быки — это… Это очень даже. Я бы сказал, просто идеально. Для богов.

Она насмешливо хмыкнула.

— Что за чушь ты несешь? Почему это быки идеальны для богов?

Я посмотрел в окно, наблюдая, как мы неспешно преодолеваем еще один метр дороги.

— Ну, потому что для езды на них однозначно нужно быть вечным, — проговорил я, с трудом сдерживая вздох.

Деметра фыркнула. Но даже тень улыбки не мелькнула в ее глазах.

— А ты куда-то торопишься?

Сначала мне пришло в голову ответить, что до утра я в принципе совершенно свободен, и мы можем посвятить это время нашему головокружительному путешествию на ту сторону площади. Но потом я понял, что женщину с таким жестким и прямым взглядом незатейливым солдатским юмором на проймешь. Тут надо было действовать, как в бою — напор и скорость.

И прямота, которую, похоже, она ценит.

— Тороплюсь узнать, чем заслужил твое внезапное внимание, госпожа, — сказал я, отвечая на ее пристальный взгляд точно таким же пристальным взглядом.

Брови Деметры удивленно дрогнули.

Туше, уважаемая. И пусть укол засчитать некому, мы оба знаем, что он был.

А ты чего ждала? Я, конечно, простой смертный, а не какой-нибудь фильдеперсовый бог в короткой юбке и лавровым листиком в заднице. Или, верней, на переднице. Но я мужчина. Воин, пусть даже хреновый. И уже давно не впадаю в ступор от общения с бессмертными.

Деметра усмехнулась.

— Ну, раз так… — проговорила она, и в то же мгновение быки взревели, как дикие байки под безбашенным седоком, обдали нас густым черным дымом, вышедшим неизвестно из каких отверстий, и ка-аак рванули!

Меня откинуло назад и добрые 7 g так вдавили в сиденье, что я почувствовал себя Гагариным. Карета покачнулась — и… оторвалась от земли.

Чувствуя себя расплющенным по кожаной спинке дивана, я не выдержал и заржал.

Вот это, блин, мистер и миссис Санта! На горбатых оленях.

Твою мать, это ж если подумать, то под Новый год надо на улицу выходить только с мощным зонтом! Интересно, с каким ускорением навозные пули должны обрушиваться с небес на землю, и чем вообще должны гадить волшебные олени? Может, зимний град — это на самом деле нечто совершенно иное? Хотя вроде как раньше было принято оставлять под елкой печенье для Санты и морковь для оленей, значит, жрут-то они как самые обычные парнокопытные. Значит, и гадить должны так же.

Все-таки хорошо, что у нас в России водится свой дед Мороз. Он мужик приземленный. У него — дельные сани с конями, грузовик и лыжи. А летающие олени — они там, за океаном. Так что пускай себе летают. Мне жалко, что ли?

— Что смешного? — нахмурилась Деметра, которая явно ожидала от меня какой-то другой реакции.

— Я вдруг вспомнил… — с трудом проговорил я, вытирая проступившие на глазах слезы. — У меня на родине есть присказка: хорошо, что коровы не летают. Обычно ее вспоминают, когда птичка нагадит на голову. А тут — такие бомбардировщики!

— Бомбар… чего?… — озадаченно повторила за мной богиня, и тут же сообразила. — Ах да, ты же у нас чужеземец. Вот почему испарения моих быков для твоего неукрепленного разума оказались так разрушительны.

Испарения быков?..

Это словосочетание показалось мне настолько смешным, что я зашелся в новом приступе неудержимого хохота.

— Ну… Если ты кормишь их коноплей, то очень может быть!

Лицо Деметры стало суровым, почти злым.

— Откуда ты узнал про ритуальный каннабис?

Господи, помоги мне не уржаться до смерти!

В моем воображении возникла симпатичная вывеска «Ритуал», где по правую и левую сторону от входа вместо печальных венков стоят счастливые черные быки, жрущие зеленые кустики и с жизнерадостным звуком обдающие прохожих своими черными испарениями.

Конопляный ритуал! Очисти свой разум и избавься от депрессии!

Или, еще лучше — ритуальная конопля, сегодня по скидке!

Я понимал, что веду себя уже неприлично, но остановиться не мог. Видимо, крепко бедных быков накормили. Удивительно, как только у них хватает воли продолжать мычать, а не хохотать, как коровы из анекдота.

Звонкая пощечина хлестко обожгла мне правую щеку, мгновенно выбивая из меня дурь. В буквальном смысле. Мир обрел берега, и я перестал смеяться.

Прокашлявшись, я пробормотал:

— Спасибо.

— Обращайся, — многообещающе ответила Деметра.

— Извини за… Все это безобразие. Меня немножко накрыло.

— Немножко — это слабо сказано, — усмехнулась богиня. — Все, мы прибыли.

Карета еще несколько раз качнулась и встала.

Я с любопытством уставился в окно, и увидел…

Черт возьми, я не увидел ни-че-го.

Вообще.

— Выходи, — потребовала Деметра.

Я толкнул дверцу кареты и опасливо поглядел вниз.

Мама дорогая.

Есть такая тема — делать пол с иллюзией глубокого пустого пространства. Типа пролом в ущелье, или космос. Причем почему-то непременно в туалете — видимо, в качестве ускорителя решения поставленных задач.

Вот и я сейчас смотрел в головокружительную пустоту, превращавшуюся где-то вдали в небесную лазурь. Вокруг тоже царила ужасающая пустота.

Я обернулся к Деметре.

— По-моему, мне очень нужна еще одна пощечина. Для симметрии. Или оно снаружи такое на самом деле и есть?..

— Выходи, я сказала.

Я снова покосился вниз.

— Ну, если ты просто хотела меня убить, можно было сделать это сотней других способов попроще.

— Тебе ничего не угрожает, — холодно сообщила мне Деметра, покидая карету. Ее ноги твердо встали на пустоту, как на стекло. — Пока что, разумеется. Просто мы в Верхнем мире, а у тебя нет разрешения на то, чтобы его увидеть. Вот ты ничего и не видишь.

Я осторожно высунулся наружу и попробовал ногой пустоту. И правда — на ощупь пустота напоминала мягкую почву.

Оказавшись двумя ногами над бездной, я почувствовал легкое головокружение. Мое сознание никак не могло сообразить, где верх и где низ, вестибулярный аппарат забился в агонии, к горлу подступила тошнота.

Карета с быками исчезла, и вместе с ней исчез последний ориентир в пространстве. Кроме самой Деметры, разумеется.

Казалось бы — ну что за ерунда? Подумаешь, не видно плоскости, по которой ступаешь.

Но на деле лично для меня это оказалось еще тем испытанием. Первый шаг я сделал, как пьяный. Нога наткнулась на бугорок. Я покачнулся — и на мгновение вообще потерял понимание, где верх и где низ.

При этом на меня с насмешкой смотрела богиня!

Я не мог ударить лицом в… данном случае — в пустоту. Так что слегонца раскорячился и двинулся к ней, осторожно ступая, как если бы вокруг была кромешная тьма.

Деметра сделала странный жест рукой, словно отодвигая что-то.

И — о чудо! В прозрачном ничто открылся проход в жилую комнату! С полом и подвесными светильниками!

Добравшись до спасительного оазиса видимого мира, я облегченно вздохнул.

— А это место не считается «Верхним миром»? — спросил я, осматривая очень просторную белую комнату с огромными окнами до пола, уставленную кадками с цветущими растениями — прямо настоящая оранжерея. В центре пола имелось крошечное искусственное озерцо с лилиями и яркими золотыми рыбками размером с ладонь. Где-то журчал фонтанчик — возможно, даже не один. Под сплетениями ветвей уютно прятались кресла, лежаки и круглые столики. В самом конце растительного зала виднелись высокие двустворчатые двери, явно намекая, что где-то там имеются и другие комнаты.

— Это мой дом, — пояснила Деметра. — Кому хочу — тому и показываю. Ну что же, не будем ходить вокруг да около. Присаживайся. Во-он туда, на черное кресло. Разговор, похоже, будет долгим. — усмехнулась она.

— А у тебя здесь очень красиво, — сказал я, осматриваясь по сторонам в поисках «черного кресла». — Не ожидал увидеть что-то подобное.

— «Подобное» — это какое? — осведомилась богиня.

— Ну… Уютное, что ли. Обиталища наших, так сказать, земных богов — это скорее храмы, чем жилища. Колонны, пустые стены, свечи и курительницы всякие.

— А чему ты удивляешься? Людское сообщество своим отвергнутым тоже щедро выдает голые стены. Садись! Время не ждет.

Черное кресло зловеще темнело на фоне раскидистого куста с мелкими ярко-красными цветами в десятке шагов от меня. Оно было красивое, старинное, с массивными деревянными подлокотниками и ножками в форме львиных лап.

А еще от него разило кровью.

Я ощущал это не обонянием, а звериным чутьем Арахны.

Приблизившись к предложенному седалищу, я внимательно окинул его взглядом.

— И что же произойдет, когда я в него сяду? — спросил я, обернувшись к Деметре. — Защелкнутся невидимые крепежи на подлокотниках? Или этот прекрасный куст обхватит меня корнями и начнет пожирать у тебя на глазах?

— Что за…

— Я хочу сделать тебе встречное предложение — может сначала все-таки попробуем просто побеседовать? — сказал я, глядя Деметре в глаза. — Посадить меня туда ты всегда успеешь — мы ведь в мире богов, да еще в твоем доме. Я — смертный, а ты — богиня. Что мне противопоставить твоей силе и власти?

Деметра поджала губы. Было видно, что ее слегка выбила из колеи моя откровенность.

— Просто поговорить, значит? — сказала она, пряча руки в карманы. И мне впервые пришло в голову, что этот жест — не столько знак самоуверенности, сколько внутренней скованности и зажатости.

Как и поза, в которой она ехала рядом со мной в карете.

Что-то с этой богиней было не так.

— А почему нет? — проговорил я, на всякий случай неприметно и бочком отодвигаясь от жуткого кресла.

— Ну хорошо, раз ты просишь. Что тебя связывает с Аидом? Только не надо мне рассказывать, как ты приносил ему жертвы в храмах, и повелитель царства мертвых откликнулся на твой зов и снизошел до покровительства живому смертному!

Я усмехнулся. Поймал ее ненавидящий взгляд. Да что же с тобой такое, Деметра?

— А почему ты уверена, что такого не могло быть? — спросил я.

Богиня зло рассмеялась.

— Да потому что этому юродивому глубоко плевать на все, что происходит в мире живых! Ну так что, высокосветская беседа исчерпана?

Она махнула в мою сторону рукой, и мне пришлось собрать всю свою энергию, чтобы выстоять от удара в грудь, обрушившегося на меня.

— Да нет, она только началась, — сохраняя внешнее спокойствие, сказал я. И еще немного отодвинулся от черного кресла. — Но ведь беседа подразумевает возможность встречных вопросов, не так ли? Что касается Аида, тут все просто — на самом деле с некоторых пор в мире живых его очень живо занимает одна тема. Или, вернее сказать, проблема. И эта проблема — ты.

Богиня аж побледнела от возмущения.

— Я? Проблема⁈ И у тебя хватает наглости говорить мне это в лицо?.. Или тебе просто ума не достает промолчать?..

Я развел руками.

— Это уж тебе решать.

Зацепившись с ней взглядами, я будто заглядывал в щель на забрале ее сплошной колючей брони.

На дне зрачков Деметры мне виделось отчаяние. Боль. Страх. И бесконечное одиночество.

— Пожалуй, ты просто идиот.

— Ну, как бы то ни было, я послан к тебе с дипломатической миссией.

— Прекрасно. Считай, ты послан дважды. Вместе с миссией.

— И тебе даже не интересно, в чем суть предложения? — прищурился я. — Совсем, ни капельки?

Она развернула ко мне легкое плетеное кресло и грациозно присела на него, закинув ногу на ногу.

— Ты так говоришь, как будто в инертном мозгу Аида могли появиться свежие мысли, — саркастично проговорила богиня. — Его заботит только одно: как бы исхитриться, чтобы окончательно забрать себе мою несчастную дочь. Так вот пусть на носу себе зарубит — этому не бывать!

— Нет, — покачал я головой. — Предложение было совсем иным. Тебе все еще не интересно?

Уголки ее губ дрогнули. Брови озадаченно приподнялись.

— В самом деле? Ну, тогда… Хорошо, говори.

— Аид хочет стать отцом.

Лицо Деметры изумленно вытянулось, а через мгновенье она разразилась злым смехом.

— Да ну? В самом деле? Ну что же, знамя ему в руки — или что другое, чем он там собрался делать свое потомство. Вперед! Мне-то что с того?

— Ты же знаешь, что с таким режимом посещений царства живых у Персефоны не получится выносить дитя.

— Все у нее получится! Как только она бросит эту свою проклятую мумию и, наконец, выберет себе кого-нибудь поприличней. И она об этом знает!

— Знает, но все равно выбирает «проклятую мумию»?

— Ничего. Это ненадолго.

— В самом деле? И сколько уже веков длится это «недолго»?

Деметра промолчала. Потом сердито тряхнула головой, словно отгоняя от себя какую-то неприятную мысль. И с надменным видом спросила:

— Вот даже любопытно, и что же мне хотел посулить взамен мой горячо любимый зять? Что я должна была получить в результате этой сделки?

— Внука, разумеется. Ну, или внучку, — и глазом не моргнув, заявил я. В самом деле, что за глупый вопрос?

— Ха!.. Тоже мне, осчастливил! И я должна была этому обрадоваться, да? Серьезно?

Ну что, Даня. Вот теперь надо нанести критический удар. Метко, но нежно. Прямо сейчас. И фраза должна быть красивая, образная.

— Именно так. Но ты не можешь, верно? — сказал я, приблизившись к Деметре. — И дело вовсе не в Аиде. А в том, что внутри себя ты носишь не плодоносный сад, как это должно бы быть. А пустыню.

— Другими словами, это не он — мумия, а я — гербарий? — фыркнула она, порывисто поднимаясь со своего места. Теперь мы оказались друг напротив друга на расстоянии шага. — Нет, ты все-таки не просто идиот. А еще и наглец, каких свет не видывал. Несчастный смертный, которому вдруг вздумалось поучить богиню!

Я мысленно выругался на собственное косноязычие.

— Знаешь, почему быть смертным не так уж плохо? — сказал я. — Мы свыкаемся с мыслью необратимости смерти. Чуть раньше или чуть позже, от гнева богов или от меча врага — но однажды меня не станет. И я даже не знаю, сколько еще лет, месяцев или часов мне осталось. Но пусть смерть никаким образом от меня не зависит, но то, какую жизнь я в итоге проживу — это только мое дело. И мой выбор. Лично я выбираю жить весело. Ну и чтобы не особо стыдно было в зеркало смотреть. А как живешь ты? И чем ты живешь?

Она отвернулась. Отошла от меня в сторону, ближе к озеру.

— Хочешь сказать, я лишаю свою дочь счастья, потому что сама несчастлива? — проговорила Деметра.

— Ты мне скажи.

— Я скажу одно: по моей линии у этой мерзкой семейки не будет отпрысков!..

— Мерзкая семейка? Это же твоя дочь и ее супруг!

— Нет, это олимпийская троица, готовая оплодотворить вокруг себя всю живую и неживую природу! И главное — им все сходит с рук! Один — похотливый извращенец, второй — насильник, а третий… Подумать только — хочет стать отцом. Какая чушь!..

Она подошла к искусственному озеру и присела на каменный бортик. Опустила руку в воду, не обращая внимания на то, что окунула край рукава. Золотые рыбки поднялись со дна и принялись громко чавкать по поверхности, точно были не рыбками, а самым настоящими поросятами.

Я нахмурился.

— Подожди… Извращенец, насильник. Когда ты об этом говорила, ты что-то конкретное имела в виду?..

— А ты не знаешь? — обернулась ко мне Деметра. — Ах да, ты же чужак. Все время забываю. Да, я имела в виду абсолютно конкретную себя! Зевс соблазнил меня, когда я еще совсем юной была. Так родилась моя Персефона. А потом я ему надоела, и он привел в нашу спальню Ганимеда! Предложил мне постоять за шторкой — такая мелочь, всего-то полчаса подождать. Что мне, трудно что ли? Вот тогда я в первый раз сбежала из Верхнего мира…

У меня отвисла челюсть.

— Да ну? Он же вроде как бабник?..

— О да, все так и думают. Про хорошенького виночерпия вспоминать не принято. А Посейдон — вообще конец света. Его не остановило даже то, что я превратилась в кобылицу! И эта страница моей жизни нарисована на всю стену в каждом моем храме! Потому что я вроде как радоваться должна такой пылкой страсти со стороны великой троицы! Просто сдохнуть можно от счастья. И я должна быть рада, что моя дочь решила присоединиться к этому семейству? Да она бежать должна была без оглядки от любого из них! Ты спрашивал, чем я живу? Наверное, ненавистью. И гневом.

Я обалдел. В моей голове не укладывалось, что такое вообще возможно. Речь ведь шла даже не о связи со смертной, или господина с рабыней — а о богине!

— Не понял. А разве нет какого-то закона против подобных вещей?..

— Да что ты говоришь, какие законы? У нас один закон — воля верховного божества! Впрочем, у вас тоже. Потому что с некоторых пор Совет и Зевс — это синонимы.

— Очуметь. И даже росписи в храмах никак не поправить?..

— Таков канон! Ведь Зевс наградил меня дочерью и был мне мужем, а любовь Посейдона завершилась двумя звероподобными отпрысками. Это всенепременно должны знать все мои почитатели! Не стану же я бегать по жрецам и рассказывать, что там была за любовь и каким оказался мой первый брак.

Я шумно вздохнул.

— Жуть.

— Не то слово, — усмехнулась Деметра.

— Слушай… А ты выпить не хочешь?..

— Я не пью, — отозвалась Деметра. — И потом, на богов это так не действует, как на людей.

— Моя выпивка еще как действует, проверено, — хмыкнул я.

Богиня нахмурила брови, точно пытаясь что-то вспомнить.

— Подожди-ка. А это не ты как-то споил Диониса и компанию?

Я улыбнулся и с театральным поклоном ответил:

— Я, госпожа!

— Наливай, — согласилась Деметра.

Мы выпили по одной, потом еще по одной, и еще.

Она вспоминала, какой славной была Персефона в детстве, и рассказывала, что все олимпийские божества мужского пола — уроды и сволочи. То ли дело смертные мужчины! Жаль только, что умирают быстро.

Я соглашался, кивал и подливал еще. Деметра сняла с себя пиджак, закатала рукава. Я уже давно снял куртку. Оранжерея наполнилась пьяной яркостью.

— И все равно, ненавижу эту троицу! — в который раз богиня вернулась мыслями к Зевсу с Посейдоном. — Проклятые сволочи…

— Подожди, а против Аида у тебя что?

— Это — самое худшее, — мрачно проговорила Деметра.

— Так что именно?

— А ничего! Вот в чем весь ужас.

— Так может, он — нормальный парень?

— Где ты видел, чтобы в тройне были два урода и один — святой? Так не бывает. Просто лучше скрывается, — уверенно заявила Деметра. — Ты только представь: те два братца такое чудят, и при этом не прячутся. Так что же тогда должен творить Аид, раз даже перед такими родственничками стыдится своих поступков?

— Или он просто нормальный парень.

— Ну это вряд ли.

— Но может быть. Согласись?

— Не знаю. А вот Зевс по-любому — сволочь.

— Факт, — кивнул я.

— И Посейдон.

— Однозначно. Еще налить?

— Давай. Той, золотистой штуки.

— Вискаря? Сейчас сделаю.

И тут недобрая улыбка появилась у меня на губах. Потому что в голове родилась идея!

Обычно я боюсь своих пьяных идей. В том числе и потому, что на хмельную голову они кажутся дельными.

Я придвинулся поближе к Деметре, наклонился поближе к уху и негромко проговорил:

— А что, если и мы запечатлеем пару любопытных картинок в храмах Зевса и Посейдона? Ну, чтобы почитатели знали. Зевса, например, с Ганимедом. А Посейдона вообще можно с деревянной лошадью изобразить…

Деметра рассмеялась. И в первый раз это был хороший, задорный смех, а не его злобная пародия!

— С деревянной лошадью?..

— Клянусь, сам видел! — приложил я руку к груди.

Она опять рассмеялась.

— Подожди, ты это сейчас серьезно?

— Ну да.

— А где мы художника найдем? — сквозь хохот спросила Деметра.

— Ну… Зависит от того, насколько тебе важно портретное сходство.

— Да какое там сходство! — махнула рукой богиня. — Зевс — это кудрявая борода и член. Посейдон — это синяя борода и член. Вот тебе и весь портрет!

— Тогда погнали! — крикнул я. — Давай-ка на посошок…

Мы глотнули еще вискаря, со смехом бахнули стаканы об пол и двинулись к выходу.

Там, в пустоте за порогом, нас уже ждали два быка.

— Хватайся за рога, и не дыши! А то ты начинаешь хохотать, как придурок! — проговорила Деметра, хотя при этом сама хихикала не переставая.

Какая все-таки поразительная перемена в ней произошла! А ведь я всего-то предложил сделать мелкую пакость парочке ее бывших. Ну и налил двести грамм.

Может, чуть больше.

— Слушаюсь! — весело отозвался я. — А краска? У нас есть краска?

— Сейчас принесу! У Аполлона есть отличные экземпляры.

— И кисти!

— А сила мысли на что?

— Ну знаешь, я-то не бог, мне силы мысли маловато для художеств.

Деметра пропала буквально на пару минут, и вернулась с двумя ведрами краски, золотой и синей.

— Непроливайки! — с гордостью показала богиня свою добычу.

Рубашку она уже успела испачкать по пути, и выглядела жутко мило.

Короче, весело предвкушая свой акт вандализма, мы полетели вниз.

Как оказалось, спускаться из Верхнего мира в мир людей на пьяную голову — та еще задачка, если не хочешь расплескаться по пути. Но мне удалось!

Правда, когда под ногами быков внезапно возникла улица, я было решил, что все пропало. Но нет! Выдержал!

Город, украшенный в честь турнира, уже тонул в темноте. Вдалеке виднелась главная площадь — залитая светом множества фонарей, она загадочно поблескивала позолотой храмов. И плавно покачивалась из стороны в сторону.

Прибытие мы снова отметили.

В этот раз градус в крови почему-то подскочил очень резко, и что было дальше, осталось в памяти уже сумбурными эпизодами и пунктиром.

Помню, как Деметра почти свалилась со своего быка.

— Раздевайся! — заявила она, и, стоя посреди мостовой между лавкой булочника и жилым домом, начала оголяться.

— Эй, погоди!.. Зачем?

— Надо!

— Ну, если надо, тогда хоть не здесь

Я схватил ее за руку и утащил в ближайшую темную подворотню. По-джентельменски отвернулся.

— Все с себя снимай! — прошипела Деметра. — Или ты прямо со своим лицом пойдешь рисовать?

Я покосился на нее через плечо — и чуть не протрезвел от изумления.

Деметра стояла в длинном светлом одеянии, а за спиной у нее были ангельские крылья!

— Погоди, ты — ангел?

— А ты думал, я только коровой становиться могу? Ну то есть этой. Кобылой. Так вот нет! Щас и тебе видок наколдуем. Раздевайся давай!

— Меч не отдам, — заявил я.

— Шут с тобой, ходи с мечом в руке!

— И договор Аида — тоже! Кстати, может, все-таки подпишешь?

— Отстань, не сейчас, — махнула рукой Деметра.

— Ладно, но я все равно возьму его с собой!

— Ну, если найдешь, куда его положить на голом теле — оставляй, — усмехнулась Деметра.

— Еще вот колечко в тряпочке — его тоже надо с собой.

— Так надень!

— Ну не-еет, а то у меня потом что-нибудь как отвалится…

В итоге я разделся до трусов, оставив себе поясной ремень с ножнами и привязанным платком с кольцом Фортуны. Из-за резинки труселей торчал заткнутый договор Аида.

Богиня пять минут хохотала, глядя на мой прикид. Потом хлопнула в ладоши — и мне раздуло ноги, на стопах выросли копыта, грудь раздалась и покрылась густой рыжей шерстью.

— Бе-ееее! — вырвалось у меня изо рта.

— Ой, что-то я промахнулась… — хихикнула Деметра и хлопнула в ладоши еще раз.

Я почувствовал, как у меня из головы вытягиваются рога.

— Не понял, я теперь демон, что ли? — мерзко изменившимся голоском проблеял я.

— Нет. Плешивое подобие Пана, — отозвалась богиня. — Где ты видел демонов в полосатых трусах и с ремнем?

— А Пан такое носит?.. — озадаченно спросил я.

— Всем глубоко начхать, что там носит Пан, — махнула рукой Деметра. — Он всегда выглядит, как чучело. Сейчас еще бычков преображу… И давай, сообрази нам еще по одной?

— Что-то ты зачастила, — погрозил я пальцем богине с крыльями. Но бухалово все же призвал — правда, удалось мне это только с третьего раза.

Потом мы подхватили ведра и двинулись на площадь…

Помню, как от нас ошалело отступили стражники. Потом я много раз пытался представить, как должны были выглядеть сияющий божественной силой ангел с крыльями и плешивый Пан на копытцах, идущие в сопровождении двух жирных и приземистых куриц размером с вола, которые по утверждению Деметры являлись Фениксами.

Помню запах краски. И что мы хохотали, срывая голоса.

А еще — что трудно держать волосы блюющему ангелу. Крылья, блин, мешают.

Дальше — абсолютный мрак и белый шум.

Очнулся я в холодном подвале, на куче какого-то старого тряпья. Руки-ноги — человеческие, трусы заляпаны краской. На поясе — впившийся в кожу ремень с ножнами. На груди — договор Аида. С красочной росписью Деметры на всю страницу. Внизу приписка: «И все равно ты сволочь!»

А рядом со мной лежала совершенно обнаженная героиня «Аватара». То есть вся синяя с золотом. Даром что богиня.

Я осторожно приподнялся.

О, моя голова!.. Она болела так, будто рога с нее спиливали по живому!

Нетвердым шагом я приблизился к узкому окошку и выглянул наружу.

Едва начинало светать. И для такого раннего часа на улице было до жути многолюдно! Стражники и жрецы стайками сновали туда-сюда. У перекрестка галдели и посмеивались рабочие. Ветер пах очистительными курениями и благовониями.

Вот уж не знаю, добрались ли мы до храма, но напротив нашего подвала и дальше, по направлению к площади, прямо на мостовой прямым текстом и веским словом было сказано все самое главное и про Зевса, и про Посейдона. И портреты были — большие, выразительные. Золотой и синей краской. Все, как заказывала Деметра — борода и член.

Ничего лишнего.

Глава 9 Истина не в вине, а в рассоле

Я смотрел в окно, ощущая своеобразный демонический восторг от открывавшейся взору панорамы.

Ну мы и творчество натворили, блин. И главное при всей простоте исполнения оставляет колоссальный простор для интерпретаций! Простое слово, намекающее на Ганимеда, при свете нового дня звучало как политическая сатира, упоминание о деревянной лошади выглядело таинственным иносказанием, да и сами портреты можно было расценить как дерзкий протест против своеволия богов! Бенкси нервно курит в сторонке от зависти.

Испуганные жрецы прикрывали лицо ладонью, чтобы не осквернить свой взгляд кощунственными изображениями. Бедняги до конца не могли определиться, как следует относиться к этим картинкам, и на всякий случай подглядывали сквозь пальцы и перепрыгивали с чистого островка на островок, чтобы не наступить нарисованным богам на сокровенное. Рабочие потешались над ними. Стражники, похоже, по большей части были христианами, как и королевская семья. Так что они храбро и сурово чеканили шаг по мостовой, но время от времени крестились на поднимающееся солнце.

Да-ааа, Даня. Ты опять отличился. Как начал в свое время с бедной ратуши — так все и тянется. Если в этом мире тебе и суждено войти в историю, то уж точно с каким-нибудь позорным прозвищем.

И тем не менее я улыбался.

Во-первых, психотерапия Деметры явно прошла успешно. Я не просто дожил до заката, а умудрился справиться со своей непростой миссией и заполучил подпись богини в договоре Аида! Для меня это означало появление официального покровителя, с которым придется считаться даже Зевсу и Совету.

А во-вторых, мне становилось неудержимо весело, стоило только представить реакцию олимпийских братьев. О, я бы дорого заплатил за возможность увидеть их лица! И пусть это был очень маленькой, но все-таки местью и от меня лично. За все хорошее, как говорится. И за Фортуну с Янусом, и за мои кости, переломанные той проклятой телегой. И за Буцефала вместо приличного коня.

Но, как бы то ни было, мы с Деметрой неслабо так влипли.

Что теперь будет? Как отреагируют боги на такое кощунство? И каким образом двум синим голым художникам неприметно унести отсюда ноги?

И кстати, про голых художников.

Я обернулся на богиню, умиротворенно почивавшую на кучестарья.

Интересно, а мы того… Просто спали? Или как?..

Напрягая свою память, я пытался вспомнить хоть что-нибудь о том, как мы очутились в этом подвале. И что здесь делали.

Но единственное, что смог выудить из своей памяти — это ощущение горячего дыхания, обжигавшего мне шею.

И что же это было? Сладкий сон или вздох страсти?

Опустив глаза, я принялся искать Лёху — и с ужасом понял, что черепушки у меня на поясе нет.

Всю похмельную муторность мгновенно как рукой сняло.

Что за черт? Где Лёха? Неужели я потерял его?

Стиснув голову руками, я вдруг понял, что в облике Пана я уже не носил некроманта на поясе. И судя по всему, мой друг остался в той подворотне, где мы раздевались.

Выругавшись себе под нос, я подошел к Деметре. И первым делом на всякий случай свернул и убрал себе за пояс договор Аида с подписью.

И уже потом осторожно коснулся ее плеча.

Богиня только отмахнулась от моей руки, как от мухи, и перевернулась на другой бок.

Но я не отступал: погладил ее по щеке, по волосам.

Какая она все-таки красивая.

— Деметра, — вполголоса позвал я. — Просыпайся.

— Н-нне, — выдохнула богиня, не открывая глаз.

— Мы уснули, а на дворе уже рассвело.

Она вдруг вздрогнула всем телом, распахнула непонимающие глаза и резко села, одновременно отодвинувшись от меня.

От стремительного движения взгляд Деметры расфокусировался, а из груди вырвался полуплач-полустон.

— Оу-уууу…

Она со страдальческим видом схватилась обеими руками за голову. Богиню слегка повело, и я подхватил ее за плечи, не давая упасть.

— Тише-тише, на надо делать резких движений. Это просто похмелье, — проговорил я, стараясь сдержать улыбку.

— Какой ужас, — пробормотала Деметра, падая лбом мне на грудь. — Я будто в лодке Харона. Меня качает и тошнит.

— Это скоро пройдет, — приободрил я. — Но убираться отсюда нам нужно прямо сейчас.

Она выпрямилась. Открыла глаза. Несколько мгновений смотрела в одну точку — видимо, как и я, собирала в своей памяти воспоминания. А потом тихонько рассмеялась и закрыла лицо руками.

— Ой, какая прелесть…

— Ты о чем?..

— О сегодняшней ночи, — с улыбкой проговорила она, отнимая ладони от лица. — Это было… славно.

Я кашлянул.

Интересно, что именно она имеет в виду?

— А теперь нам нужно как-то незаметно испариться отсюда, — пробормотал я, приблизившись к окну. — Что-то там народу еще больше стало. Совсем беда…

Деметра легко поднялась с пола — грациозно, как балерина, без малейшего смущения демонстрируя свою наготу. Подошла ко мне, и, зацепившись рукой за мой локоть, приподнялась на цыпочки и тоже заглянула в окно.

И, прикрыв рот рукой, рассмеялась. Потом, не переставая смеяться, схватилась за голову.

— О боги, мне смеяться больно! В голове как будто что-то отрывается. Давно мне не было так весело…

— Это круто, но теперь нам нужно уносить ноги, — напомнил я о нашей проблеме. — Тем более, мне еще нужно умудриться успеть на турнир!..

— Да не нервничай ты на ровном месте, — махнула рукой Деметра, неуверенной походкой вернулась к куче барахла, на которой мы спали, и плюхнулась на нее, как в кресло. — Сейчас сюда призову быков и по домам разъедемся.

Я озадаченно окинул ее взглядом.

— Эмм… Прямо так? Хочешь, чтобы в твоем храме появилась новая картинка, где ты голая, синяя и эротично восседаешь на быке? Причем на фоне смертного мужика в трусах.

Она зашлась хохотом.

— О, это точно была бы одна из самых популярных сцен моей жизни! Но вообще-то можно обойтись и без этого…

Она взмахнула рукой, и прямо рядом со мной из ниоткуда возникла пара быков. Вернее, бычков — такими тощими и миниатюрными они были.

— Садись. Любой из них довезет тебя отсюда прямо туда, куда ты захочешь. Минуя улицу.

— Ого, — искренне удивился я. — Ты так можешь?..

— Я много чего могу, — проговорила она. — Все-таки одна из самых почитаемых богинь пантеона. Сомнительное, конечно, достижение. Но энергию я не экономлю. Да, и еще: все свои вещи, а заодно и мертвого приятеля, ты сможешь забрать в любом моем святилище.

— Так Лёха у тебя?

— Ну да. К слову, почему он у тебя в таком беспомощном состоянии?

— Что ты имеешь в виду?

— Ты носишь его с собой, как вазочку с конфетами. Но ты же призыватель. Создай ему какие-нибудь ноги, или существо, которое могло бы носить беднягу по его собственному желанию. Или тебя устраивает, что некромант полностью зависит от тебя?..

Я отрицательно замотал головой.

— Нет конечно. И вообще-то однажды я уже создавал для него что-то наподобие няньки… — сказал я, вспоминая полукенгуру в платочке, которую я окрестил Ариной Родионовной. Интересно, где она сейчас?.. — Но получилось как-то не очень.

— Так попробуй заново, — пожала плечами Деметра. Она сладко потянулась — так, что я даже глаза отвел, чтобы слишком уж не обрадоваться. Потом хлопнула в ладоши — и тут же оказалась одетой в лаконичный черный костюм с белой рубашкой.

И поднялась с кучи тряпья.

Теперь передо мной была та самая богиня, с которой я уехал вчера на карете в Верхний мир. Строгое лицо, руки в карманах. Только глаза потеплели, а на щеке виднелся след синей краски.

А Деметра между тем продолжала:

— Мне кажется, ты так и не понял до конца, какая в тебе скрыта сила, и что пользоваться ею можно не только с целью напоить друзей или убить врага. Но и для упрощения всяких бытовых задач. Ты ведь и штаны себе можешь призвать. И коня, наделенного нужными качествами. Так в чем же дело стало?..

Я с трудом сдержал вздох.

Если бы все было так просто!

Но не мог же я ей рассказать, что призыв для меня — это всегда чудовищная лотерея, которая может закончиться чем угодно, от падения метеорита до нашествия пирожков-убийц.

— Ну, это оч-чень долгая история, — пробормотал я.

Она грустно улыбнулась.

— Жаль, что ты мне ее не успел рассказать. Чувствую, она того стоит.

— Так может, вечером увидимся? — легко и как бы между прочим спросил я. — И я расскажу что-нибудь?..

— Нет, — тихо, но твердо ответила она. — Я же сказала — заберешь все свое в любом святилище, когда угодно. Просто приди, подожди немного — и я передам через жрецов.

Мне будто плиту бетонную на плечи уронили.

— Другими словами, мы больше не увидимся? Я правильно понимаю?

Деметра кивнула.

— Правильно.

— Почему? — спросил я на полном серьезе, глядя на нее в упор. — Прости, я довольно сумбурно помню прошлую ночь, и если вдруг где-то позволил себе лишнее…

Она улыбнулась. Не ртом, как это делают обычные люди, а только глазами. Синие радужки заискрились, превращаясь в бездонную вечность. Подошла ко мне, положила руку на плечо и легонько коснулась губами щеки.

— Не задавайся ненужными вопросами, — вполголоса сказала она мне. — Мне было радостно с тобой. И беззаботно, как в детстве. Мы здорово почудили, и я насмеялась лет на триста вперед. Спасибо. И прощай.

Она отступила на шаг, и я понял, что это деликатный намек на то, что мне пора сваливать.

И все-таки меня изнутри прямо-таки сверлило от желания повторить свой вопрос. Я не выдержал и спросил:

— Но тогда почему?..

— Потому что Деметра — это богиня-мать, Даниил, — холодно ответила мне она. — А мать не может себе позволить быть ребенком. К сожалению.

Я вздохнул. Взгромоздился на бычка, который теперь походил скорее на моего осла размером.

Тот качнул рогами и медленно двинулся вперед, в то время как Деметра, отвернувшись, смотрела в окно.

А когда пространство передо мной наполнилось светом, и в мерцании я разглядел свою постель в гостевом доме, и стол, она вдруг обернулась и крикнула:

— А все-таки наши портреты получились слишком уж лестные!

Она широко улыбалась, взъерошенные волосы торчали в стороны, и даже строгий костюм никак не мог испортить этот озорной полумальчишеский облик.

— Думаешь? — отозвался я.

— Знаю! Ты их статуи видел? — она со смехом слегка развела большой и указательный пальцы. — Клянусь, та девица, к которой Зевс пристал в виде лебедя, по сравнению с остальными его подружками ничуть не обломалась!..

Я тихо рассмеялся — и в это мгновение бык внес меня в мерцающее свечение.

И тут же пропал из-под моей задницы.

Потеряв точку опоры, я грохнулся на пол аккурат между кроватью и столом.

Бабах!

Тихо выругавшись, потер ушибленное место.

Не мудрено, что олимпийские бородатые хрены запали на нее. Хороша бестия. Ох и хороша! Перед таким обаянием трудно устоять.

А если это обаяние еще и обнаженное, да на расстоянии протянутой руки…

Мысли роились в голове прямо как из анекдота.

«Хочу ли я», «могу ли я», «говно ли я»…

Короче, сплошная магнолия.

Так было у нас что-то или нет?

С одной стороны, вряд ли я остался бы с ремнем и оружием, случись у нас продолжение.

С другой — если бы ничего не было, что мешало Деметре так прямо и сказать? Но она ответила уклончиво. «Не задавайся ненужными вопросами».

Ничего себе «ненужными»!..

Тут я услышал за дверью тяжелые шаги Азры.

— Па-адъем! — еще недопроснувшимся, сиплым голосом крикнул он. — Десять минут на сборы, и жду всех внизу!..

Проходя вдоль дверей, он для верности хорошенько стукнул в каждую и потащился по лестнице вниз.

А я опустил на себя глаза…

Блин. Блин-блин-блин!

Я же весь в краске! И если мои языкатые друзья увидят меня в таком виде, я же до пенсии буду насмешки собирать!

А если Ника, то мне обеспечен ненавидящий взгляд, проеденная плешь и, небось, еще и куча невысказанных ревнивых упреков.

Потому что моя кошка готова закрыть глаза на все, кроме измены — даже гипотетической.

Так что я жадно выпил всю воду в графине и бросился оттираться собственными силами. Но Аполлон, похоже, делал свои краски с душой и на века! Потому что казалось проще содрать с себя кожу, чем сине-золотые разводы.

А народ между тем уже давно спустился завтракать — я слышал это по сонным шагам за дверью.

Блин!

Я подошел к зеркалу над умывальником и критически осмотрел физиономию, волосы, шею.

К счастью, они оказались чистыми. Зато руки, грудь и живот напоминали холст импрессиониста. В таком же состоянии был и поясной ремень.

Ладно.

Если одеться прямо поверх всего этого безобразия и не снимать перчаток — нормально будет. Ну а меч, в конце концов, я и в руках донесу.

Я начал быстро одеваться. И когда Азра звучным голосом, почему-то опять похожим на Януса, приказал всем выдвигаться из харчевни, я буквально вывалился из своей комнаты, в спешке зацепился за недавно отремонтированные перила и под треск ломающегося дерева и грохот собственной туши выстелился на лестнице.

Немая сцена.

Все обернулись на меня.

Бобер громко икнул. Рыжий кашлянул. И только Ника бросилась обниматься.

— Ба-аа, какие люди! — проговорил Азра.

— Я это… Я с вами! — выпалил я и отодвинул от себя обломок сломанных перил.

— Опять чинить, — простонал Бобер.

— Нет бы порадовался, что чинить предстоит не меня, а лестницу! — обиделся я, поднимаясь.

— Тебя починить вышло бы дешевле, — мрачно проговорил Азра. — Но я правда рад, что ты живой. Когда вернулся-то? И что вообще богине было нужно от тебя?

— Да так, ничего серьезного, — с улыбкой отмахнулся я, в то время как Ника, отлипнув от меня и нахмурившись, принялась обнюхивать мой ворот. — У нее были вопросы…

Тут Ника нахмурилась еще сильней, и, наклонившись, начала тыкаться носом мне грудь.

—… были вопросы по поводу Аида… — я попытался отодвинуть от себя кошку, но та вдруг наклонилась и с сердитым лицом принялась нюхать там, где на мне осталось больше всего краски — пониже пояса.

— Эй, ты что творишь? — строго прикрикнул я на нее, резко отодвигая от себя.

Та’ки плюхнулся на пухлую попу. Парни опешили. Брови у них, как по команде, дружно полезли на лоб. Лилит двусмысленно облизнула красные губки.

— Это вообще не то, то вы думаете! — пробормотал я, чувствуя, как вспыхивают мои щеки.

— Давай сюда спускайся, орел ты наш, — с усмешкой сказал Азра. — А Нике лучше бы закусить — не знаю, что уж она там у тебя вынюхивала, но я и отсюда чую, что разит от тебя жесткой пьянкой.

— Побочный эффект успешных переговоров, — развел я руками.

Азраил подошел ко мне и окинул с головы до ног пристальным взглядом магистра.

— Да-ааа, — протянул он. — Вот это видок у тебя.

Сморщив нос, Майя отвернулась.

— Пожалуйста, не дыши в мою сторону! — жалобно попросила она.

— Значит так, звезда алкогольного искусства, — процедил сквозь зубы Азра, уставившись на меня с угрожающим выражением лица. — Слушай и запоминай: если ты выкинешь еще хоть один фокус за время нашего пребывания здесь, я с тебя шкуру спущу и вторым Бобром сделаю. Ясно⁈ Больше никаких столкновений с местными, никаких приятелей с Оракулами, отставаний от группы, драк, богинь и бухалова!..

Я аж глаза прикрыл, чтобы не видеть его лица. И не ощущать запаха сыра изо рта, от которого меня начало слегка мутить.

— Слушаюсь и повинуюсь, — пробормотал я.

— И сегодня постарайся как-нибудь поменьше отсвечивать своей опухшей физиономией пьяницы!

— Может, мне на него иллюзию сделать? — предложил Рыжий.

— Нельзя, судьи запалят — только хуже в итоге получится, — махнул рукой Азра. — Совсем опозоримся. Ладно, пошли!

И мы пошли.

А там, за оградой нашего гостевого дома, уже гудела и шумела толпа.

Рыжий сразу весь приосанился, ладонями прилизал разметавшиеся пряди волос. Азра тоже довольно усмехнулся — видимо, ожидал увидеть толпу новоиспеченных поклонников нашей школы с флагами и растяжками.

Однако толпа оказалась повернутой к нам своими тылами. И глазела совсем в другую сторону.

Я сфокусировал взгляд, пытаясь разобрать, что же это маячит там вдали…

О боги!..

Или, верней, о демоны?

Потому что чуть дальше, стоя на карачках на мостовой и орудуя тряпками прямо в своей рабочей одежде, стояли… суккубы. Десятки красоток в кожаном белье, отставив задницы и время от времени вправляя выскакивающую грудь обратно в лифчик, драили непристойные надписи на дороге, ведущей к главной площади!

Берн присвистнул. Азра несколько раз усиленно моргнул, словно сомневался в реальности происходящего.

Одни демоницы были бледными от гнева, другие — пунцовыми от ярости. Пена вздымалась под их руками, колени скользили по влажным булыжникам, а сквозь зубы нет-нет да и вырывалось звериное шипение. Просто мыльный стриптиз какой-то.

У всех наших пооткрывались рты от такого зрелища.

И только я, натягивая перчатки поплотней, нервно сглотнул и отступил на шаг назад.

Азра похлопал по плечу оказавшегося рядом горожанина в шляпе и спросил:

— Любезный, а что это тут происходит?..

— Суккубам открыли въезд в город, — тихо ответил тот, не отвлекаясь от колоритного зрелища. — При условии, что те обязуются принять участие в акции, посвященной укреплению статуса богов в столице. Ну они и подписали договор. И явились, готовые сражать наповал во имя Зевса. А оказалось, что во имя Зевса надо не глазки строить, а краску смывать. Такие дела.

Тут горожанин обернулся, и я узнал Гермеса.

— Ты?.. — удивился Азра.

— Тс-с-с, — прижал палец к губам вестник богов. — Я тут как бы инкогнито, потому что официально я чертовски занят. А чертовски занят я потому, что всех свободных младших богов точно так же выгнали на субботник, как и несчастных обманутых суккубов. Но такое зрелище я просто не мог пропустить!

— А что случилось-то? — изумленно поинтересовался наш магистр.

— Вы не в курсе? — Гермес блеснул лукавой улыбкой, и, наклонившись поближе к уху Азры, сообщил: — Кто-то центральную улицу и всю главную площадь разрисовал кощунственными картинками. И не абы чем, а красками самого Аполлона! А это означает, что смертные просто физически не смогут ее удалить…

У меня все внутри похолодело.

Как так — не сможет удалить? Я теперь что, до самой смерти синим буду?..

Ну или придется идти с повинной к Та’ки. Или к Лилит.

Ни тот, ни другой вариант во мне оптимизма не вызывал.

Ох и наворотили же мы дел с Деметрой!..

Правда, вспоминая о ней мне совсем не хотелось сожалеть о случившемся. На губах сразу непроизвольно играла улыбка.

Шальная ночь — крепкое похмелье. Но это того стоило!

—… Бедный Аполло, — злорадно хихикнув, продолжал Гермес. — Отец его чуть живьем сгоряча не зажарил! Бушевал так, что монстры в своей долине по норам забились. И кстати, время турнира перенесли на три часа позже.

— А нам никто не сообщил, — нахмурился Азра.

— Ну да, это же я должен был вас оповестить. Просто это… задержался немного в пути.

— Ясно, — понимающе хмыкнул Азра.

— Ну ты посмотри — это ж сколько порочной красоты по камням расплескалось! — прищелкнул языком Гермес.

— А что там такого нарисовали? — подал голос наш медведь. — Теперь даже любопытно стало.

Гермес опасливо осмотрелся и с ехидной ухмылкой проговорил:

— А вы чуть дальше пройдите — и все сами увидите! Например, что Зевс — пи…

Громкий треск оглушительным эхом пронесся по улице, и в голову Гермеса с неба ударила молния.

Бабах!

Шляпа вспыхнула, как факел. Оказавшиеся поблизости люди ахнули и рассыпались в стороны.

А я замер, втянув голову в плечи и чувствуя, как холодные капли скользят у меня промеж лопаток. Потому что в какой-то момент мне вдруг показалось, что шандарахнуть должно меня.

Гермес сбросил горящую шляпу наземь, затоптал ее ногами. И как ни в чем не бывало, поднял лицо к небу.

— Да понял я, понял! — громко сказал он. — Больше не буду! И вообще иду работать!

Его силуэт засветился золотым, потом стал нестерпимо ярким, теряя четкость очертаний — и под изумленный вздох зевак исчез на глазах.

— Ну ради такого однозначно стоит сходить на площадь! — заметил Та’ки.

— А может это… Ну его? — со слабой надеждой в голосе проговорил я. — Злобные боги, разъяренные суккубы…

— Ну и что? Не на тебя же они разъяренные! — резонно заметил Рыжий.

Кхе-кхе. Ну да. Разумно. В самом деле, не на меня же.

И мы двинулись сквозь стайки любопытных по направлению к площади.

На подступах к сердцу столицы толпы зевак стали плотней и многочисленней. Кто-то прятал улыбку, кто-то искренне ужасался, качая головой.

Протолкнувшись еще немного дальше, я понял, почему здесь скопилось столько людей — проход на саму площадь был перекрыт стражей. А возле храмов с недовольными лицами и ведрами в руках в поте лица трудились боги.

По большей части я никого здесь не знал. Но с южной стороны собора, брезгливо сжимая двумя пальчиками большую щетку в мыльном растворе и придерживая длинный рукав пестрого кимоно стояла Флора. Чуть дальше от нее, совсем не по-божески ругаясь, натирал стену Дионис.

А в центре площади, едва прикрытый белой простыней и живописно подняв одну руку, застыл смазливый золотокудрый бог в лавровом венке. Вокруг него прямо на земле расположились художники с холстами и палитрами. Высунув языки и пыхтя от стараний, они спешно делали зарисовки с натуры.

Прямо фотосессия премии Оскар на красной ковровой дорожке! Тяжелый труд папарацци в условиях средневекового быта.

— Аполлон, да ты задрал уже! — совсем непочтительно рявкнул Дионис. — Хорош уже ляжками отсвечивать, работать кто будет⁈

Бог в лавровом венке развернулся другим боком, поправил простыню, отставил одну ногу и замер с щеткой в руке, будто со скипетром.

— Я не могу отказать своим поклонникам запечатлеть мою духовную близость к смертному народу! — пафосно проговорил он мелодичным голосом певца.

— А можно, я на фоне вас потом еще и себя нарисую? — глядя влюбленными глазами на Аполлона, робко спросила одна художница, миловидная девчушка с россыпью соломенных кудрей.

— Можно, — милостиво кивнул бог.

— А я? — странным голосом проговорил жирный и потный парень с тонкими усиками. — Можно, я тоже потом себя дорисую?

— А вот это не стоит, — смерил его брезгливым взглядом Аполлон.

— Иди сюда, лентяй! — рявкнул на него Дионис и швырнул в звезду телеэкрана грязную тряпку в пене.

Аполлон ахнул, картинно развел руки — и покрывало, как белое облако, будто нечаянно упало к его ногам.

— А-ааааах! — в один голос вздохнули женщины, во все глаза уставившись на обнаженного красавца.

И тут Дионис увидел меня.

— Ба, да это же Даня! — ткнул он на меня пальцем, и толпа, проследив за его жестом, обернулась к нашей доблестной команде. — А ну-ка сыпь сюда, коллега!

— Коллега?.. — услышал я сдавленный шепот за спиной. — Это он про кого?

— А разве этот парень — не из школы «Парящего грифа»?.. — возразил другой голос.

Но Дионис уже топал ко мне, широко улыбаясь. Раздвинув стражников, он протолкнулся к нашей компашке и крепко стиснул меня в дружественных объятиях.

— Здорово! О, да ты, как я смотрю, даром время не терял? — ухмыльнулся он. — Давай-ка, пошли со мной!..

Он схватил меня за руку и протащил за оцепление, не слушая слабых возражений.

— Ты это, наваяй нам тут поляну, чтоб работалось веселей! А то на трезвую голову заниматься в буквальном смысле слова херней — так себе удовольствие, — заявил Дионис, в то время как Аполлон, неспешно оборачивая покрывало вокруг бедер, как-то странно косился на меня. Видимо, по аналогии с толстым художником, ему и меня хотелось бы убрать из кадра, только он еще не придумал, как это сделать.

А зрители все еще охали и вздыхали от восторга.

— Вот ведь несправедливость, — пробормотал Дионис. — Если Аполлон разделся, то это называется «обнаженная натура». А если я сейчас портки сниму — скажут, я народу жопу показывал! А ведь это из-за его краски бессмертных раком поставили!..

— О, Данечка! Привет! — оживилась Флора, игриво пошевелив пальчиками в воздухе.

— Здравствуй, — пробормотал я, не зная, куда спрятать опухшие глаза.

Да уж, Даня. Вот тебе и «не позорь» и «не отсвечивай».

Полстолицы сейчас пялится на тебя, и на фоне Аполлона ты выглядишь просто непередаваемо!

— Слушай, мне как-то неловко у всех на глазах бухалово призывать, — признался я Дионису. — Если бы я был хотя бы не в таком состоянии…

— Не гони, прекрасное у тебя состояние! — хлопнул тот меня по плечу. — Похмелье — это высшего рода катарсис, Даня! И сейчас ты — мученик пути и жрец очищения, а следы доброй попойки на твоем лице — это шрамы жизни, а не повод для стыда! — громогласно заявил Дионис, лишая всех наблюдателей и малейших сомнений касательно меня. — Так что давай, жги, Даня! Во славу богов! А то мы, похоже, здесь надолго.

Я обвел взглядом разукрашенную площадь и, кивая собственным мыслям, протянул:

— М-дааа…

— По-хорошему, тут вообще проще все сломать и собрать заново, — понизив голос, проговорил Дионис. — Но батяне припекло…

Тут раздался оглушительный треск и в шаге от нас прямо в булыжник долбанула молния.

Тыдыщ!

— Вот! — многозначительно выпучив глаза и ткнув пальцем в небо, проговорил Дионис. — Видишь, что творится? Давай, наклепай нам тут горку обезболивающего для душевных ран. Не стесняйся. Вон, с Аполло бери пример.

— Это тот самый смертный, о котором ты мне рассказывал? — с аристократической небрежностью поинтересовался златокудрый бог, приблизившись к нам.

— Он самый! — довольно улыбнулся Дионис.

Аполлон нахмурился, принюхался — и выдохнул в сторону, будто после стопки.

— Мне кажется, или от него как-то странно разит? Как будто краской…

У меня внутри все опустилось.

— Да тут везде твоей краской разит! — вступился за меня Дионис. — Шел бы лучше западное святилище оттирать!

— Лучше пойду еще растворяющей пены принесу, — заявил Аполлон и растворился в воздухе.

— Срань ленивая, — буркнул ему вслед Дионис.

Ну а я принялся за дело. Не отказывать же богу во второй раз!

И через полчаса на мостовой уже задорно поблескивала пирамида из бокалов, достойная хорошей свадьбы.

Боги трепали меня по плечу и благодарили за угощение, и каждый из них, опустошив бокал, предлагал свою оригинальную версию казни для того, кто подложил им красочную свинью.

«Отрубить руки, ноги и выдрать язык», «посадить на кол», «отправить на корм в долину монстров» и даже «отдать в жены Джасуре».

Я прятал глаза, поддакивал для вида и мечтал только об одном — убраться от них подальше.

Наконец, Дионис меня отпустил.

Стоило только мне пройти через оцепление обратно, как меня тесно обступили девушки. И очень громко, вызывая мучительную боль в моей нездоровой голове, они принялись сыпать вопросами: «Вы лично знакомы с Аполлоном?», «Вы что, полубог?» Ну и тому подобное.

Наконец, Та’ки выцепил меня из вражеского окружения, и мы потащились к арене.

Азра ругался себе под нос. Остальные посмеивались и разглядывали происходящий вокруг трудовой армагеддон. А я переставлял ногами, как лунатик, мечтая только об одном — остановиться бы. А еще лучше — сесть. И совсем хорошо — лечь, и чтобы никто не трогал.

Начиналась самая противная часть отходняка после пьянки.

А ведь турнирный день только начался, и нам предстояло выдержать целых две дуэли, с ветродуями и танцорами. И посмотреть, как ассасины проведут свой бой с подопечными магистра Леона.

Я представлял себе, как флаги нашей школы будут развеваться на трибунах. Размеренный гул повсюду. Яркое солнце, заливающее арену. Ветер вздымает легкие облачка пыли…

Добрый подзатыльник заставил меня очнуться, вздрогнуть, и я отчетливо услышал странно прервавшийся хрюк.

— Эй, хорош спать на ходу! Да еще и храпеть! — прикрикнула на меня Майя.

— М-ммм, так вот ты какая — моя сверхспособность… — пробормотал я, расплываясь в сонной улыбке. — Я всегда знал, что ты у меня есть…

Глава 10 И вновь продолжается бой

Первый бой ассасинов с танцорами я бессовестно проспал.

Роняя голову на меховое плечо нашего медведя, я то включался, то отключался снова.

Мне привиделось, как я ладонями раскрашиваю тело Деметры, а она смеется и выгибает спину под моими руками, волнующе придвигаясь все ближе. А потом раздался грохот, и мне в голову саданула молния, отчего волосы вспыхнули и сгорели. Во сне я почему-то жутко из-за этого расстроился, и тогда откуда-то из-за плеча выползла Арахна и начала ругаться, что я разбудил ее своей руганью раньше срока, что на улице стоит зима и теперь мне придется купить ей чулки и новые туфли, иначе она отморозит себе ноги. При этом откуда-то издалека раздавался залихватский хохот Януса, а у Деметры начала расти синяя борода и, страшно всхрапнув, она начала превращаться в лошадь.

Оплеуха Майи привела меня в чувство.

— Ты опять храпишь! — прошипела она, гневно вытаращив на меня глаза. — Прояви хоть какое-то уважение к противникам!

О, я их уважал!

Честное слово.

Но просто физически не мог бодрствовать.

Так что по-настоящему я очнулся только когда звонко ударил гонг и судьи объявили ассасинов победителями.

Я окинул трибуны посветлевшим взглядом. Надо же, флагов нашей школы действительно стало больше! Благодаря Рыжему у нас появились настоящие поклонники, пусть даже немного.

Потом мы вышли на арену, готовясь сразиться с ветродуями. Азра долго колебался, но в конце концов выставил Шрама. А противником у него оказался кряжистый молодой парень со следом от ожога на лице. Поединок оказался веселым: Шрам бил водой, а его соперник выставлял ветряные щиты, отчего капли мелкими брызгами разлетались в разные стороны. Воздух наполнился влажной прохладой, и я здорово освежился. Только пить захотелось так, будто я был верблюдом в пустыне.

Между тем нашим дуэлянтам надоело бросаться конструктами, и они сошлись в хорошей честной драке на мечах. Бой длился довольно долго, но судьи и не думали его прерывать, потому что никто из противников не тянул время понапрасну. Оба выкладывались полностью.

Я следил за их перемещениями, пытаясь прикинуть, кого Азра выставит против танцоров в следующем бою.

Ведь нам предстояло еще выдержать групповую битву. Четыре группы пять на пять — просто безумие какое-то, а не расклад! Как вообще это должно выглядеть?..

И в этот момент Шрам вдруг упал.

— Что? — оторопело проговорил я, протирая глаза руками в перчатках. — Как?..

Отвлекшись на размышления, я упустил ключевую атаку!

Противник Шрама пинком отшвырнул от него меч и прижал острие своего клинка к груди.

Прозвенел гонг, и трибуны взорвались аплодисментами.

Черт, мы проиграли ветродуям.

Следующий бой непременно нужно было выигрывать!

Пока Шрам в сопровождении местных целителей хромал к входу во внутренние помещения, Азра обернулся к остальным.

— Ну, что делать будем? — проговорил он. — Бобер или Майка?

— Без опытного старшего в групповом сражении нам плохо будет, — заметил Рыжий.

— А если Бобер проиграет? — хмуро отозвался Берн. — Может, лучше меня поставить?

— Нет, без огневого нам завтра не выстоять, — возразил Азра. — Так что исключено.

— Поставьте меня, — неожиданно подал голос Кир.

Все обернулись на него с таким видом, будто до сих пор о нем все забыли, и только теперь вдруг вспомнили.

— С чего ты взял, что какая-то ворона приблудная может представлять нашу школу? — жестко сказал Азра, нахмурившись.

Кир не обиделся. Он поднял на магистра невозмутимый взгляд и ответил:

— Ты сильно ошибаешься, если полагаешь, будто мне самому очень хочется потеть в вашу честь. Но любой другой воин, которого ты выпустишь сейчас на арену, умрет.

Он поднял руку и указал рукой на старое поржавевшее копье, которое сейчас по очереди примеряли в своей руке двое воинов танцоров, передавая друг другу.

— Видишь? Это проклятое оружие Гекаты. Малейшего укола или пореза будет достаточно, чтобы противник умер в течении нескольких минут. Нужно только подловить момент и нанести смертельный удар за мгновенье до того, как противник умрет, и тогда судьи ничего не заподозрят.

— Это тебе Оракул сказал? — нахмурился я.

Кир недовольно покосился на меня.

— Нет.

— Тогда откуда вдруг такие познания? — спросил Азра.

— Я сам доставал для мастера Леона это копье, — ответил ему Кир. — И поверь — я видел, как оно работает.

— Тень? — позвал Азра нашего чтеца мыслей. — Можешь это проверить?

— Постараюсь, — с готовностью отозвался тот.

— Если так, то на арену лучше выйти мне, — подала голос Майя. — С моей энергией я сумею удержать противника на большой дистанции на протяжении всего боя!

— Ты дура? — без обиняков выдал Кир, уставившись на девушку. — Я же сказал — любой другой воин кроме меня умрет в этом поединке! И вот это мне уже сказал Оракул.

— Это типа намек, что ты лучше нас всех? — возмутилась Майя.

— Нет. Я не лучше вас всех. Но я нужнее Оракулу, — усмехнулся Кир. — Он не допустит моей смерти.

— Нужно просто обратиться к судьям и заявить об использовании недопустимого оружия! — возмутился Графыч, который в силу своего образования по всей видимости неплохо разбирался в нюансах рыцарских правил. — Использование оружия богов категорически запрещено на всех турнирах!

— И чем ты докажешь? — покосился на него Азра, понижая голос до полушепота. — Словами вора и убийцы из нашей школы? Чтобы его арестовали, а нас сняли с турнира? Или воспользуешься правом аристократа не называть свой источник, и тогда всех остальных тупо прогонят через дознавателей? И первое, что всплывет — это наше собственное нарушение, связанное и с Тенью, и с Даней, и с Киром, за что в тюрьме окажусь уже я.

Люди на трибунах вдруг вздохнули, зашевелились, как морские волны — это танцоры подали судьям имя своего бойца.

— Копье должно остаться, — снова вмешался в разговор Кир. — В завтрашнем групповом поединке именно оно поразит человека, который попытается убить Даню. Не будет копья — не будет Дани. Не то чтобы я очень сильно переживал по этому поводу, но он все еще нужен Оракулу. А следовательно, мне тоже.

Эти слова отрезвили меня окончательно.

Опять я — камень преткновения. Да что ж это такое?

— Может, тогда мне и выйти? — не выдержал я. — Раз уж моя персона нужна Оракулу, авось прикроет?..

— Еще один герой-идиот, — уже раздраженно проговорил Кир. — Тебя в таком состоянии и при любом другом раскладе нельзя было бы выпускать. А сейчас я вижу открытые гробы у всех вас за плечами. Куда ты лезешь?

Азра тяжко вздохнул.

— Вот ведь…

— Время не тяни, — неожиданно хмуро проговорил ему Та’ки. — Пиши давай.

— Что писать?

— Имя приблудной вороны.

Азра выругался себе под нос.

— А если он лжет или ошибается? Или меч вообще в руках держать не умеет? Ты вообще видел хоть раз, как он сражается? Я ведь даже на тренировки его в спарринги не ставил, потому что не собирался использовать!

— И что ты тогда потеряешь? — спросил Азру медведь, уставившись на него немигающим взглядом. — Одну возможную победу? А что можешь потерять? Или, вернее, кого?.. Так что пиши, магистр.

Но Азра все еще колебался.

— Тень, ну что там? Выудил что-нибудь?

Тот покачал головой.

— Только что они мысленно называют оружие «зачарованным», а это может означать что угодно. В данный момент их больше занимает, кто именно выйдет на арену — Огненный Руд или Герман Беспалый.

Азраил тяжко выдохнул.

— Огненный Руд — это бывший подмастерье, огонь у него как хорошо обученный пес, — проговорил он себе под нос. — Самый мощный удар — огненная стена, просто конец света. А Герман Беспалый — самый старый ученик их школы, слабоват в плане атакующих конструктов, но истинный танцор и мастер инспираторики. Схлестнуться с такими воинами под силу только Майке или Берну! А если мы проиграем второй бой подряд… — проговорил он, растирая пальцами морщинку на лбу, а тем временем арена начала наполняться недовольным свистом зрителей.

Глаза Та’ки вспыхнули злыми зелеными огоньками. Сквозь неуклюжую плюшевую тушу засветился силуэт шамана.

— Я сказал — пиши, магистр!..

Азра сдался.

— Рыжий, подержи бумажку, — буркнул он. — Даня, подставь спину! Вот так. Кир, значит…

— А какая у тебя сила, кстати? — негромко спросил я соплеменника, так неожиданно вызвавшегося представлять нашу школу.

— Самая востребованная у ворон и ненавидимая большинством других гильдий и кланов, — ответил за Кира Азра. — Смерть, как и у меня. По крайней мере, так он сказал, когда мне нужно было подать списки участников.

Он отдал бумажку Майе, и та понесла ее судьям.

— Постарайся там не убиться — с мрачным видом сказал Киру магистр.

— Не волнуйся за меня, — не по-доброму усмехнулся тот. — Лучше за обладателя копья побеспокойся. Я ведь не рыцарь, жалеть кого попало не научен.

Гонг прозвенел оглушительно, как удар колокола.

Судьи огласили имя нашего участника, и Кир с кривой ухмылкой вышел к ним, по пути разминая крепкие плечи.

А потом назвали бойца танцоров. Тень не ошибся — мастер Леон выбрал Германа Беспалого.

Танцор оказался нескладным высоким мужчиной, чем-то напомнившим мне нескладного комара карамору: тощие длинные конечности, совершенно невыразительное лицо, сутулая спина, несоразмерно узкие плечи и крупные, почти обезьяньи ладони. На левой руке у него не хватало двух пальцев, мизинца и безымянного.

А в правой он держал копье.

Не знаю, каким образом Кир распознал в нем коварное оружие Гекаты. С виду оно казалось самым заурядным и довольно старым, с неказистым потемневшим древком и небрежно выкованным наконечником.

Я смотрел на него и реально нервничал.

Что бы там не говорил Кир, мне, наверное, было бы легче сейчас стоять на арене вместо него, чем наблюдать за всем со стороны. Подумаешь, гроб за спиной. Мне столько раз пророчили смерть, что я уже и считать перестал. Не говоря о том, что однажды я в общем-то уже умирал, и был отпет, и даже на лодке Харона покатался. Нам ли быть в печали? На худой конец, кольцо Фортуны мне в помощь — ну, отсохнет что-нибудь, потом отрастим обратно.

Хотя, конечно, это смотря что отсохнет…

Становиться вторым Зевсом мне бы совсем не хотелось.

В любом случае, глядя на то, как расходятся противники, напряженно всматриваясь друг в друга и ожидая удара гонга, я чувствовал себя преотвратительно.

Давай, Кир. Покажи им силушку богатырскую, чтобы надолго запомнили, как хитрожопость поперек горла становится.

Банг!

Звон металла плеснулся в уши, как раскаленное олово, распугал все трезвые мысли.

Я думал, Беспалый сразу же ломанется атаковать. Кир тоже так подумал и, напружинив ноги, отскочил далеко в сторону от противника. Лицо его побелело, глаза тоже будто бы лишились радужки и зрачков. Вокруг его фигуры заклубилось сероватое облако. Оно размывалось и стелилось шлейфом от каждого движения Кира, как форма пламени от движения свечи.

Но Герман никуда не спешил. Он так и остался на своем месте, и, пронаблюдав за Киром, Беспалый лишь усмехнулся, поигрывая копьем в руке…

— И это все, что у него есть? — почти простонал Азра. — Нахрена же он тогда показывает свою хилую ауру⁈ Я не понимаю…

Медведь покачал своей большой мохнатой головой. Он все еще оставался прозрачным, и сквозь его тушу я мог видеть неподвижное лицо шамана.

— Ты плохо смотришь. Лично я все понял, — сказал он. — И, обретая свою обычную звериную форму, почесал лапой брюхо и, зевнув, проговорил: — Пойду-ка пока подремлю…

А на арене между тем началась дуэль.

Кир бросился на Беспалого, размашистым жестом создавая один за другим все новые конструкты. Символы вспыхивали черным пламенем и били в сторону противника.

Но ни один удар так и достиг цели.

Глядя на Беспалого, я впервые понял, почему их школа называлась «танцорами».

То, как он двигался по арене, выглядело отдельным видом искусства. Нескладные руки и ноги вдруг обрели неестественную легкость и стремительную плавность. Он маневрировал промеж ударов Кира, будто танцевал.

И он никуда не торопился. Только изредка стремительным рывком вдруг сокращал дистанцию, и тогда Кир отскакивал в сторону, получая вслед ледяной ком.

— А плясун-то непрост, — проговорила Майя, хмуро наблюдая за ходом сражения. — Разводит нашу ворону, как паршивого первогодку.

— Думаешь, тупо выматывает? — спросил я.

Майка кивнула.

— Посмотри на его физиономию и последи, как он дышит, — мрачно пояснила она. — Готова поклясться, он даже еще не вспотел! А у Кира вон ребра уже ходуном ходят. Еще минут десять в таком темпе, и Беспалый просто вплотную к нему подойдет. И конец.

— Я одного не пойму — если этот их танцор и сам по себе так крут, нафига им копье?

— Танцор крут в уклонении. В групповом бою, да еще среди активных боевых конструктов, от такого проку будет немного. А вот протестировать оружие перед завтрашним днем — дело хорошее. Тем более, насколько я помню, он ни разу не копейщик. Вон те двое, что с копьем перед боем игрались, с ним действительно умеют обращаться. А Герман…

Тут Беспалый вдруг рванулся к противнику!

Слова замерли у Майки на языке.

Копье, блеснув на солнце, пронзило воздух. Мне даже показалось, что я услышал звук, с которым оно устремилось к уставшему Киру.

Трибуны ахнули от напряжения.

Наш боец ушел вниз и в сторону, уворачиваясь от броска. Песок пыльным облаком заклубился у него под ногами.

На губах Беспалого заиграла улыбка.

Бросок, еще один!

Он бил легко, не рассчитывая на попадание, будто пугал. Но делал это очень быстро. Еще бы, ведь у него не было цели непременно пробить броню на груди или вонзить копье в шею — достаточно было легкой царапины на щеке.

У меня сжались кулаки.

Да как же это. Ну давай же, давай! Не сдавайся!..

И тут дымное облако ауры смерти вдруг расширилось и потемнело. Кир низко пригнулся и, поднырнув под копье, ловким движением вполовину сократил дистанцию.

А вокруг него черным пламенем вспыхнул круг — почти как у Азры в тот самый день, когда он едва не покалечил сам себя на глазах у Кассандры. Только если у нашего нынешнего магистра круг смерти был огромным, то у моего земляка он оказался раза в четыре меньше.

Но это не имело значения, потому что после маневра сближения Беспалый оказался в круге!

Ветер с силой ударил в них обоих. Копье отлетело в сторону. Кряжистый и невысокий Кир выпрямился, глядя своему противнику в лицо — а Беспалый с жутким криком схватился руками за голову.

— А-ааа! — пронеслось в воцарившейся тишине над ареной. — А-ааааа!..

Его кожа желтела, тело ссыхалось на глазах, волосы превратились в седую паклю.

Судьи спешно ударили в гонг.

Кир неторопливо сделал шаг назад, и черное пламя круга смерти угасло.

Беспалый беспомощно всплеснул тощими руками мумии, поднял вверх лицо, похожее на оплавленную восковую маску с застывшей гримасой — и рухнул на землю.

Люди на трибунах, затаив дыхание, повставали со своих мест.

— Целителей, скорее!.. — прозвучал в тишине возглас со стороны судейского стола.

Кир отступил еще на пару шагов. Он тяжело дышал, весь лоб и шея были густо покрыты испариной, под глазами пролегли синяки. Однако лицо сохраняло невозмутимое выражение.

Целители высыпали на арену и обступили тело Беспалого.

Через несколько минут один из них подошел к судейскому столу и что-то сказал.

Остальные подхватили невесомое тело и понесли его во внутренние помещения.

— Вот это жуть, — первым подал голос Берн. — А говорят, самая опасная способность — это энергия огня! Ничего подобного.

— Огонь — самая продуктивная энергия для сражений и турниров, — ответил Азра. — Управляемая и предсказуемая для ее обладателя. А смерть — это орудие убийства, подчинить которое бывает очень непросто, не порешив при этом наставников, соратников и себя самого. Ну что, поздравляю нас всех с победой — правда, ценой первого мертвеца на этом турнире.

— Герман Беспалый объявляется выбывшим из турнира! — громогласно заявил один из судей, приподнявшись со своего места. — Победа присуждается «Парящему Грифу»!

Трибуны загудели. И я не мог понять, что выражает этот шум — возбуждение от только что увиденного или же осуждение.

— Позволю себе напомнить всем присутствующим, что в этом году на турнире официально разрешены абсолютно все боевые приемы, включая смертельные конструкты! — добавил судья, окинув взглядом трибуны.

И народ сразу же загудел, загалдел в два раза громче.

Кир неспешной походкой направился к нам.

А потом вдруг остановился.

Медленно обернувшись, он поднял голову и долгим взглядом уставился на трибуны — туда, где плескала развевающимися стягами школ королевская ложа.

Я невольно последовал его примеру, и с изумлением обнаружил, что кресло его величества не пустовало.

В этот раз король пришел посмотреть на турнир.

Глава 11 Я убью тебя, лодочник

Признаться, я как-то иначе представлял себе короля.

Я столько слышал по поводу того, что он — слабая и безвольная фигура, да и в решении ситуации с Альбой он себя никак не проявил. Вместо его величества все проблемы на свои плечи, как могла, взвалила королева.

И сейчас я был несколько удивлен, увидев воочию его величество. Потому что впечатление он производил самое что ни на есть королевское!

Худощавое телосложение, идеальная осанка, статный разворот плеч — и даже белый кружевной слюнявчик, согласно нынешней моде спускавшийся по изумрудно-зеленому шелку камзола до середины груди не мог испортить серьезной мужественности его образа. Темные волосы его величества, забранные в хвост, были выбелены на висках благородной сединой. А гладко выбритое, резкое лицо с квадратным подбородком производили впечатление человека твердого и волевого, а никак не размазни.

Обернувшись, он что-то сказал Дису. Тот, поклонившись, спешно удалился из ложи.

И едва только наша школа покинула арену, как я услышал оклик князя за спиной.

— Даниил! Постой-ка.

Я обернулся.

— Приветствую, — несколько удивленно отозвался я. — Рад видеть.

Остальные тоже остановились, с нескрываемым любопытством глядя на Диса.

— Удели мне немного времени, — сказал князь, игнорируя вопросительные взгляды моих друзей и красноречивым жестом приглашая отойти в сторону.

Я со вздохом двинулся за ним.

Мой пустой желудок горестно сжался — он понял, что желанный завтрако-обедо-ужин придется ждать чуть дольше, чем мы оба рассчитывали.

— Что-то случилось? — спросил я Диса.

— Ничего особенного. Просто его величество желает тебя видеть.

— Что, опять⁈

Да я хоть раз уйду с этой арены так, чтобы меня не перехватили?

В груди аж дыхание перехватило.

Конечно, быть представленным королю — это очень лестное событие.

Но почему оно случилось именно сегодня, когда я — страшный, вонючий от перегара и вымазан краской⁈

Я остолбенел, лихорадочно пытаясь сообразить, сколько минут я могу не дышать и не придется ли мне снимать перчатки в присутствии короля.

Воображение мгновенно нарисовало мне картинку, где я мужественно не выдыхаю вонючий воздух из своей груди, в судорогах задыхаюсь и хлопаюсь об пол. Тут ко мне подскакивает пара докторов в белых халатах, срывают куртку, рубашку — а там, блин, наскальная живопись. И в этот миг мне в башку прилетает разряд божественного дефибриллятора модели «Зевс-1»…

— Что-то не так? — с издевательской заботой в голосе поинтересовался Дис.

Я с укором посмотрел на него.

— А это точно нельзя как-то… отложить? — с наивной надеждой и жалобным голосом спросил я. — Или перенести?

— Сам-то как думаешь?

Я почти простонал в ответ.

— Думаю, короли не любят ждать, — проговорил я.

— То-то и оно. Поэтому давай-ка поживее.

Мы вошли во внутренние помещения, миновали пункт охраны, поднялись по лестнице и…

Я очутился в королевской ложе.

— Ваше величество, я привел его! — не знакомым мне официальным тоном, полным глубочайшего почтения, объявил мое появление князь.

У меня сердце застучало в висках.

На меня обернулись.

Альба поднялся со своего места. У королевы вопросительно приподнялись брови. Король строгим взглядом уставился на меня.

«Не высовывайся» — говорил мне Азра.

«Не позорь школу».

Ох, Даня.

Опустив голову, я пробормотал какое-то несуразное приветствие.

— Я рад иметь, наконец, возможность познакомиться с вами, — сказал король, поднимаясь следом за принцем.

— Прошу прощения за… за свой непрезентабельный вид, — сказал я, решив не замалчивать очевидную проблему. — Честное слово, я не всегда так выгляжу.

— Да полно вам, — с мягкой иронией в голосе отозвался его величество. — Все мы когда-то были молоды и не всегда разумны. Руки, наверное, сбиты в драке? Поднимите же голову, я хочу посмотреть на вас.

Деваться было некуда.

Я поднял лицо — и встретился глазами с королем.

Меня словно током шибануло, на лбу выступила испарина. И не столько от эмоций, сколько от столкновения с той силой, что носил в себе этот человек. Он словно душу вытягивал из меня через глаза.

Господи, да он же почти как божество!

Несколько минут прошли в напряженном молчании.

А потом его величество задумчиво проговорил:

— Как интересно… Хотел бы я знать, почему самые любопытные персонажи моего королевства — это юродивые, пьяницы или висельники?..

— А иные так и вовсе совмещают все сразу, — бросив колкий взгляд в мою сторону, поддержала венценосного супруга королева.

Испанский стыд.

Да за что мне все это?..

Король повернулся к Дису:

— Князь, после турнира приведите этого молодого человека ко мне во дворец, — сказал он. — Я желаю побеседовать с ним.

И, взглянув на меня, добавил:

— Успеха вашей школе в завтрашнем бою, Даниил. И до встречи.

Раскланявшись на прощанье, я поспешно удалился из ложи.

И что это было?..

Его величество явно сделал какие-то выводы на мой счет. Но я даже предположить не мог, какие именно.

Интересно, с какой целью он зовет меня во дворец?..

Быстрым шагом я отправился догонять своих.

Генеральная уборка улиц все еще продолжалась, но теперь уже борьба шла не с рисунками, а невнятными цветными разводами, оставшимися на камнях после смывки.

Быстро они справились. Дионис все-таки здорово преувеличил масштабы бедствия.

После всех своих приключений и злоключений ел я за десятерых. Набив желудок до отказа, потащился наверх, чтобы немного отдохнуть. К тому же в груди как-то неприятно саднило — то ли стыд никак не отпускал, то ли сердце ныло. Или пережравший желудок подумывал дать трещину.

Я и прилег на свою постель.

И вдруг понял, что не могу вздохнуть.

Хватая ртом воздух, я приподнялся на локте, силясь подняться, и…

Голова закружилась, в глазах потемнело.

Ощущение постели подо мной пропало, а до слуха донесся мерный плеск воды.

Плюх.

Плюх.

Плюх…

Текстуры подгружались медленно. Наконец, сквозь мутную тьму я начал различать унылый пейзаж. Вокруг были разлиты густые сумерки. Медленная вода плавно вздыхала под бортом лодки. А прямо перед мной с веслом в руке стоял Харон.

— Ты⁈

— Ну, — утвердительно кивнул мне легендарный лодочник.

— Я что… Помер, что ли?..

— Само собой, — невозмутимо проговорил Харон, продолжая методично поглаживая волну веслом.

Что значит «само собой»⁈ Эй, погодите, я на такое не подписывался! Мне еще завтра на турнире выступать, с королем встречаться, саженец врат воровать, Януса вытаскивать, да и вообще! Пожить по-человечески! И что теперь с Лёхой будет? Я ведь его так и не забрал у Деметры, да и долг не оплатил…

— Как так-то⁈ — вскричал я. — Погоди, постой!

— Все это говорят поначалу, — последовал спокойный ответ. — А потом привыкают…

— Стой, говорю!!!

— Это Стикс, человек, — возразил Харон. — Здесь ничто не останавливается.

— Это… У меня ведь даже монеты нет! Вот! Я не смогу тебе оплатить перевозку! А ты же за бесплатно не работаешь, верно?.. Так что давай, поворачивай назад…

— Не переживай, — утешил меня лодочник. — За тебя вперед уплочено.

— Кем это еще?

— Государем нашим венценосным Аидом, — провозгласил, как молитву, Харон.

Мне сразу полегчало.

— А сразу сказать, что я на побывку еду, нельзя было? Я же за чистую монету все принял!

— Ну и правильно сделал, — протянул Харон. — Монета и правда чистая. Ты умер, Даня. Совсем.

Наверное, в мире живых у меня от его слов похолодели бы руки. Но тут я ничего подобного не почувствовал.

Только вселенскую тоску и горечь.

— Вот, значит, как, — процедил я сквозь зубы, нащупав во внутреннем кармане подписанный договор. — Ну, вези меня к своему венценосному гаду. Щас мы с ним поговорим обо всем!..

От злости мне аж челюсти свело.

Держись, Аид. Думаешь, я отдам тебе договор? Да я скорей сожру его у тебя на глазах! Терять-то мне уже нечего — и так труп.

— Давай активней греби! Ковыряешь там веслом…

Харон вздохнул.

— То стой, то греби. Вас не поймешь. Поэтому я всегда гребу с одинаковой скоростью, — сказал он мне. — И потом, куда тебе теперь торопиться? Целая вечность впереди!

Я шумно выдохнул.

— От чего я хоть помер-то?

— А кто тебя знает, — пожал плечами Харон. — Мое дело — мертвых перевозить. От чего они кончаются, мне без надобности. На то другие инстанции есть…

Я умолк, сжимая руки в перчатках в кулаки. Да быстрее, блин!

Наконец, лодка мягко ткнулась носом в берег, и я, не прощаясь, двинул прямиком во дворец Аида.

Издали увидев меня, Цербер, голодно сверкнув глазами, помчал ко мне за вкусняшкой.

Наивный. Как будто по берегам Стикса полно мясных магазинов!

— Отстань, не до тебя! — прикрикнул я на бедное и в общем-то ни в чем не повинное животное.

Цербер как-то странно взглянул на меня, заворчал и попятился, поджав уши.

А я самым беспардонным образом вломился в хоромы венценосного.

— Ты где, сволочь бессовестная⁈ — гаркнул я на все помещение. — А ну выходи!

Аид материализовался прямо передо мной — здоровенный, как статуя, в длинном черном одеянии, весь такой пафосный и напомаженный.

— Ты что, смертный? Совсем страх потерял? — склонился он надо мной, жутко выпучив подведенные глаза. — У меня церемония принятия новых душ, я работаю!..

— Да? А мне насрать, — заявил я и вытащил свернутую бумажку договора. — Видишь? Там, между прочим, есть подпись, которую ты так хотел. Но, судя по всему, она тебе больше не нужна, так?

Меня несло. Я чувствовал, как внутри вскипает что-то большое и темное, и оно жаждало крови, отмщения, хаоса! Наверное, это во мне взыграла та самая толика божественности, о которой говорил Нергал.

И я не хотел ее останавливать.

Чего ради?

Я смял бумажку в кулаке.

Аид побледнел и вздрогнул всем телом.

— Осторожней! Не повреди подпись!

— Да? А с чего мне быть осторожным? Что еще я могу потерять⁈ Я же ведь мертвый, так что бояться мне больше нечего!

Аид по-женски всплеснул руками.

— Так в том-то и дело, Даня! В том-то и дело! Ты же хотел, чтобы я защитил тебя! Я увидел, что ты подписал договор — и взял тебя под свою полную опеку!..

— Ты убил меня!

— А как еще я могу гарантировать тебе стопроцентную безопасность? Зато теперь ты можешь расслабиться, никакие другие боги тебе больше не страшны…

— Я просил тебя о покровительстве, потому что не хотел умирать! А ты взял — и сам убил меня!

Аид уменьшился на глазах. Озадаченно почесал себе щеку.

— Да?..

— Да!!!

— Кхммм… Я об этом не подумал. Неловко получилось…

— Неловко??? Верни меня обратно, или клянусь — я сожру эту несчастную подпись!

— Почему вы, смертные, так сильно боитесь смерти? — недоумевающе спросил Аид. — Подумать только — больше никаких болезней, голода, холода. И никаких богов, кроме меня. Чем плохо?

— Ага, а еще — твоя мрачная река, унылая пустыня на берегах, мертвые музыканты и вечно голодный пес, которого ты на хлебе и воде держишь! Просто предел мечтаний! Тьфу ты, надо было с кем-нибудь из детей Одина договор заключать. Там в их Вальхалле хотя бы пирушка идет! Ох и прав, прав был барон — надо заранее планировать свою загробную жизнь!

— Да что ты раскричался-то? — обиженно повел плечами Аид. — Ну не хочешь — не надо. Могу обратно тебя отправить, не проблема.

— Не проблема? — эхом повторил я, и от замаячившей впереди надежды у меня даже мертвое сердце затрепетало и забилось, как у Ильича при виде Крупской!

— Бумагу не мни, говорю! — пробился сквозь поток моих всколыхнувшихся мечтаний яростный голос Аида. Окрик тут же сменился баюкающим воркованием. — Пойдем в мой кабинет, поговорим спокойно. Не нервничай, Даня! Сейчас все решим, договоримся… Сифа, а ну брысь отсюда!

Одна из дверей где-то наверху громко стукнула.

— Сколько раз можно говорить — подслушивать и подсматривать не-при-лич-но! — крикнул вдогонку Персефоне Аид.

Потом вздохнул расправил складки одежд.

— Пойдем, Даня. Давай сейчас спокойненько с тобой все обсудим…

Я хмыкнул.

— У тебя же вроде как церемония?..

— Подождет моя церемония, ничего с ней не станется. Идем же.

Я двинулся следом за Аидом, который привел меня в уже знакомую мне комнату.

— Давай-ка присаживайся, не нервничай по пустякам, — продолжал баюкать мою бдительность добрый доктор Аид. — Смотри, вот я сажусь и пишу… Видишь? Даниилу из «Парящего Грифа», обязательство. Что верну к жизни. И подпись. Все? А теперь отдавай мне подписанный договор.

Я забрал его расписку и, прищурившись, отрицательно покачал головой.

— Не-а. Не отдам, пока ты новый контракт со мной не подпишешь. Где пообещаешь мне стать надежным покровителем, который защитит меня от гнева своих братьев и их проклятий.

Хитроватое, лисье выражение лица покинуло Аида.

— Ладно, — сказал он уже серьезно. — Это, конечно, принесет мне множество проблем, поскольку до сих пор я не вмешивался в дела мира живых. Но, с другой стороны, у меня и наследников еще не было. И того человека, который помог мне решить этот вопрос, я, пожалуй, все-таки могу объявить официальным исключением.

Я кашлянул.

— Фраза как-то двусмысленно прозвучала, но с посылом я согласен.

Аид с укором посмотрел на меня.

— Я могу использовать свой статус для того, чтобы защитить тебя от официального преследования и прямого вмешательства Зевса и Посейдона. Но ты должен понимать, что от вмешательства Совета в твою судьбу я уберечь не смогу.

Я озадаченно почесал за ухом.

— Но… разве Зевс не равно Совет?..

— Нет. Хотя некоторые любят разбрасываться подобными утверждениями, но — нет. Конечно, Зевс умеет подать проблему в нужном ракурсе. Но для того, чтобы апатичные представители Совета начали действовать, одного только желания громовержца будет недостаточно. Однако если он сумеет убедить Совет, что ты представляешь угрозу им всем, тогда даже я не смогу спасти тебя.

Я понимающе кивнул.

— Хорошо, я понял.

— Тебя это устроит?

— Других-то вариантов все равно нет, — развел я руками.

— Тогда я сейчас все подробно распишу.

Он склонился над бумагой, а я еще раз пробежал глазами его расписку.

Ура, я все-таки не совсем умер!

Я смогу вернуться…

Аид размеренно скрипел пером, время от времени окуная его в чернильницу. А я принялся медленно растекаться по столу, как будто после сильного мороза оказался в тепле.

Внутри меня вздымалась и опадала новая сила — светлая и весенняя. Я ждал, пока Аид допишет свою хартию с множеством пунктов, и наслаждался теплым чувством, наполнявшим меня. Ощущения от нее напоминали предвкушение весны. Это как мгновение перед тем, как на строгом лице вдруг расцветает улыбка. Как у Деметры…

Аид, наконец, передал мне подписанную бумагу, и я принялся ее изучать.

И тут вдруг дверь в кабинет Аида с грохотом распахнулась.

На пороге стояла взлохмаченная Персефона.

— Сифа, ну я же сказал!.. — сдерживая раздражение, начал было выговаривать супруге Аид.

— Яблони! — перебила мужа Персефона.

— Какие еще яблони?.. — не понял тот.

— Цветущие. Цветущие яблони, Адик. Они выросли прямо возле твоего дворца и шумят живой листвой на все царство мертвых!!!

Из груди Аида вырвался не то вскрик, не то стон.

Он бросился к окну, а его обожаемая Сифа тем временем бросилась ко мне!

— Ты встречался с мамой, так ведь? Это ее энергия, я точно знаю! — Сифа, там и правда яблони! — вскричал Аид.

— Ну разумеется, я же сама тебе только что об этом рассказала.

— Живые цветущие яблони! Чудовищно. Непостижимо!..

— Милый, это просто деревья. А ты так кричишь, будто голодного Кроноса увидел, — покосилась на мужа Персефона и тут же переключилась на меня. — Ну так что? Ты видел ее, да? Говорил с ней? Что она сказала? Она благословила тебя? Почему в тебе столько ее энергии?

— Ну эммм… — проговорил я, но тут Сифа заметила испачканный договор, и сама схватила его со стола.

Пробежав глазами по документу, она подскочила со своего места и по-детски захлопала в ладоши.

— Милая, милая мамочка! Данечка, и ты тоже очень-очень милый!

Она вдруг крепко обняла меня за шею — так, что у Аида аж рот перекосило.

— Ну, рассказывай. Как тебе это удалось? — хитро прищурившись, продолжила свое вопросительное наступление Персефона. — Я ее знаю, так просто она ни за что не пошла бы на уступки!

— Хммм…

— Рассказывай, я ведь не отстану.

— Ну э-эм… Просто… поговорили… — пробормотал я. — И потом, какая разница? Главное ведь результат.

— Сифа, оставь юношу в покое! — возмутился Аид. — Меня сейчас удар хватит. Там — яблони, тут — ты, и я даже не знаю, за что мне хвататься. Даня, иди уже обратно!

— Как это обратно? — огорченно воскликнула Персефона, выпуская меня из своих объятий. — Я не согласна! Пусть хоть погостит немного!..

— Не стоит, — осторожно возразил я. — А то ведь меня там и закопать могут. Так что я это… Лучше пойду.

Я забрал расписку Аида о своем возрождении, новый расширенный договор на оказание покровительственных услуг и был таков.

Очутившись на улице, я остановился и изумленно посмотрел на выросшие под окнами дворца яблони. Вытянув в сумеречное небо свои усыпанные цветами ветви, они едва слышно шелестели листвой и роняли бело-розовые лепестки на траву, в которой кое-где появились ромашки. Среди цветов кое-где уже виднелись маленькие зеленые яблочки. Аромат жизни невидимым шлейфом тянулся над берегом Стикса. Из открытого окна кабинета доносилось довольное мурлыканье царицы подземного мира — видимо, Аид все-таки определился, за что ему хвататься, и не прогадал.

А где-то вдалеке бойким кваканьем весело заливались две или три лягушки.

Красота!

Я глубоко вдохнул удивительный воздух, где атмосфера смерти вдруг смешалась с торжеством жизни. Подпрыгнув, зацепил одну из веток и сорвал пару яблок. Сам не знаю, зачем. Просто так. Когда еще я увижу яблоко, выросшее в царстве Аида?

На обратном пути мне пришлось всю дорогу слушать недовольное ворчание Харона. Он бухтел по поводу незыблемости традиций, о том, что перевозчика мертвых превратили в извозчика для живых и это все очень, очень плохо.

Я молчал. Просто плыл и думал: почему обязательно плохо? Может быть, наоборот? Мрачное царство оживет, мать простит дочь, Аид дождется наследника, и все станут счастливыми?

С этими мыслями я сошел из лодки на берег — и с глубоким вздохом открыл глаза.

И прямо перед собой в трепещущем мерцании свеч увидел двух подвывающих теток в черных одеяниях!

От неожиданности я дернулся и заорал:

— А-аа!

Они тоже дернулись, уронили кувшин с ароматным маслом и тоже заорали:

— А-аааа!

А вокруг меня на столе лежали погребальные цветы и горели восковые свечи.

Ну, здравствуй, мир.

Я родился!

Глава 12 За братву и двор стреляю в упор

Плакальщицы выбежали из комнаты так, будто за ними гнался демон. Причем, явно не инкуб.

Я не мог их осудить — наверное, за свою карьеру они не так часто встречали оживающих покойников.

Спустив ноги со стола, я удовлетворенно отметил, что на этот раз после возвращения в мир живых я не испытывал никаких неприятных ощущений. В отличии от предыдущего похода в царство Аида.

В нагрудном кармане вместо временного договора теперь лежал постоянный, и касался он не только Зевса, но и Посейдона, и всех возможных проклятий, которые эти бороды могли бы на меня наслать. Красота.

Единственное, что меня сейчас всерьез беспокоило, это время. Сколько часов я был в отключке? Или сколько дней?..

Тут ко мне в комнату с шумом и криком всей толпой ввалились друзья.

Добрые полчаса меня хлопали по плечам, душили в объятиях и бурно делились впечатлениями от моей смерти. Должен признать, это было приятно. Еще никогда в жизни я не слышал в свой адрес столько прекрасных слов о том, какой я замечательный!

Правда, к восхвалениям постоянно примешивались посторонние эпитеты типа «сукин сын» и «паразит бессовестный». Но это ничуть не обесценивало все остальное.

Оказалось, что проспал я всего лишь до полуночи того же дня, а плакальщиц нанял Графыч — он посчитал, что если я умер по-настоящему, то неправильно оставлять меня без поддержки в потустороннем мире. А если я все-таки очнусь и перепугаюсь рыдающих теток, то так мне и надо, потому что мой легкий испуг ни в какое сравнение не идет с тем потрясением, которое пришлось перенести всем остальным при виде моего бездыханного тела.

Тот со смехом оправдывался, что в комнате у меня стоял такой смрад, будто я уже разлагаться начал, вот он и предпринял похоронные меры.

К слову, мои синие руки никого не смутили — парни посчитали, что я перепачкался, пока лечил Диониса и компанию.

Хорошо еще, что они по христианскому обычаю меня обмывать не надумали. А то, пожалуй, долго задавались бы вопросом, каким конкретно образом я Дионису помогал.

Когда все поулеглось, я выполз на улицу покурить.

Первая сигарета после воскрешения пошла вкусно. Я неторопливо выдыхал горьковатый дым в небесную черноту, наслаждаясь каждым мгновеньем и размышляя о будущем.

Ядрена копоть, какое же это все-таки кайфовое занятие — думать о завтрашнем дне!

По большому счету для нас пока что все складывалось удачно. У школы имелись две победы и одно поражение, другими словами, мы набрали два балла. У ассасинов был точно такой же расклад: они победили танцоров и ветродуев, споткнувшись только на нашем Рыжем. Две победы и одно поражение. Несколько хуже дела обстояли у ветродуев — они выиграли дуэль с нами, но потерпели поражение от ассасинов и не смогли достойно закончить сражение с танцорами, в связи с чем судьи объявили о неприсуждении победы ни одной из сторон. Другими словами, им удалось отвоевать только одно очко. Самая неприглядная картина сложилась у танцоров — кроме «ничьей» с ветродуями за их плечами были только два поражения от нас и ассасинов. Ноль баллов.

Так что драться они завтра будут, как бешеные. Мастер Леон — человек не особенно чистоплотный в вопросах чести. Сначала — засланный казачок, теперь вот копье. И кто знает, какие еще сюрпризы припрятаны у них в рукаве.

Ассасинов я почему-то особо не боялся: все их подмастерья уже отыграли, а значит пятерка будет состоять из крепких середнячков, с которыми вполне себе можно посоревноваться. Подлости я от них никакой не ожидал — хоть школа и занималась решением всяких мутных задач, ее бойцы до сих пор демонстрировали честные навыки в открытом бою.

Ветродуев я опасался. Судя по всему, они сделали ставку на финальный бой и приберегли для него своих сильнейших игроков.

Так что завтра нас всех ожидала жесть, крепкая и коварная, как волнистый край консервной банки.

Азра назначил большую сходку завтра с утра пораньше, под кофе перед завтраком. А сейчас за закрытыми дверями орался с Та’ки, обсуждая подходящую стратегию.

— Даня!.. — услышал я за спиной голосок Ники.

Бедная моя кошка, сколько же ей всего пришлось перенести за последние дни!

— Извини, что заставил понервничать, — сказал я.

— Понервничать — это не то слово, — тихо сказала она.

Я кивнул.

— Понимаю. Кстати, вопрос с твоим контрактом решен. Старый поганец блефовал, никакой бумаги у него не было. Так что ты свободна от ордена.

Она присела рядом со мной — так, что я ногой ощущал прикосновение ее бедра.

— Я слышала от Эрика, что сегодня были похороны господина дрессировщика, — проговорила она. — Поэтому ему непросто оказалось найти для тебя приличных плакальщиц.

Я усмехнулся.

— Приличных?.. А что, бывают еще страшней?

Кошка с укором взглянула на меня.

— Они же не гейши из Шутихи, а символы скорби! И плакали очень душевно…

Я промолчал. Ждал следующего вопроса о мертвом дрессировщике. Но Ника так его и не задала. Вместо этого она спросила:

— Ты спать идешь?

Я отрицательно покачал головой.

— Выспался уже по самое не хочу. А ты иди, отдохни. Завтра все поднимутся раньше обычного, а тебе еще завтрак готовить…

Я и правда о ней заботился. Но еще мне очень хотелось остаться сейчас одному. Иной раз это так важно — иметь возможность наедине с собой переварить какое-то событие или переживание.

— Хорошо, — покорно согласилась Ника. Коснувшись легкой рукой моего плеча, она поднялась и ушла в дом.

Я же, прикурив очередную сигарету, продолжил любоваться звездами.

Внутри меня что-то происходило.

И это что-то гнало меня в ночь.

Черт возьми, я ведь действительно могу не увидеть следующего заката. А сейчас темнота так упоительно пахнет, кровь обжигает изнутри и хочется прожить каждую минуту как отдельную маленькую жизнь.

Поднявшись с земли, я сунул руки в карманы и побрел прочь от гостевого дома.

Сумерки манили все дальше, и я шел все быстрей, докуривая сигарету на ходу.

Ноги сами несли меня по блестящим булыжникам прямо к храму Деметры.

Музыку бы в уши — и совсем хорошо!

Примерно через полчаса энергичной ходьбы я уже сворачивал в переулок, который заканчивался тупиком со сквером и небольшим святилищем. Откуда я узнал про него — понятия не имею. Может быть, видел в ту пьяную ночь.

Поднявшись по белым ступеням, я толкнул двери храма, и они легко отворились, впуская неурочного посетителя.

Пространство внутри было наполнено трепетным светом множества свечей. Сладковато пахло воском и увядшими цветами, которые темным ковром устилали каменный пол.

В центре храма возвышалась белая статуя крутобедрой и длинноволосой женщины в покрывале. Как говорится, скульптора — на мыло. Потому что его изваяние наверняка могло бы символизировать многих матрон олимпийского пантеона, но только не Деметру!

Дверь потайной комнаты открылась, и из нее вышел сухонький старичок с добрыми лучистыми глазами.

В руках он нес большую и украшенную спелыми колосьями корзину, в которой лежали мои вещи, спящий Лёха и бутыль с какой-то пенной жидкостью.

Похоже, мне заботливо передали растворитель краски, чтобы я смог привести себя в порядок. Стер последнее вещественное доказательство нашей хмельной шалости.

Ничего не говоря, жрец подал мне корзину, слегка склонив голову в уважительном поклоне. В ответ я тоже неловко изобразил благодарного японца и взял свое имущество.

Так и не проронив ни единого слова, шаркающей походкой жрец удалился в свою комнату, оставив меня наедине со статуей.

Я поставил корзину на пол. Подошел к мраморному изваянию.

— Ты знаешь, что это нечестно? — тихо сказал я, глядя на тетку в покрывале. — Подсовывать вместо собственного изображения вот такое вот нечто? Мало ли, что ты не хочешь меня видеть. Но я-то хочу!..

В молчаливом свечении храма было слышно, как пощелкивают фитили и где-то скребутся мыши.

Какой все-таки маразм — разговаривать со статуями в храмах! И надеяться, что тебя услышат не только местные жрецы.

Я вздохнул.

Внутри меня кипело столько слов, но ни одно из них я не собирался произносить вслух.

Тем более — этой уродливой обманке.

А значит, нужно просто уходить.

Я развернулся к двери — и от неожиданности даже вздрогнул.

В нескольких шагах от меня стояла Деметра. Настоящая, живая. В темных брюках и рубашке со свободно расстегнутым острым воротничком. Руки в карманах, в глазах — улыбающаяся синева.

— Говорят, среди смертных появился один диковинный экземпляр, из-за которого боги вдруг один за другим принялись нарушать установленные правила, — сказала она, и в тишине храма ее голос прозвучал задорно и звонко. — Неужели Аид и правда сначала убил тебя, а потом отпустил обратно?..

Я улыбнулся.

— Все так и было.

Деметра покачала головой.

— Мойры, наверное, до сих пор бранятся. Они терпеть не могут узелков на своих нитях.

— И ты пришла, чтобы сказать мне это?.. — спросил я, пристально вглядываясь в ее бездонные глаза.

Она спрятала взгляд под ресницами.

— Просто захотелось увидеть еще раз. Живым. И еще раз попрощаться, потому что…

— Не надо, — перебил я Деметру, приблизившись к ней. — Не говори. Мне будет приятней думать, что, может быть, мы еще не раз встретимся, а тебе… Тебе будет проще изменить свое решение, если вдруг захочется.

Я подошел к ней так близко, что мы почти касались друг друга.

— Сам-то понимаешь, какую глупость только что сморозил? — тихо спросила она.

— Почему?

— Потому что нет ничего хуже необоснованного ожидания.

— Да плевать, — тихо сказал я, делая еще полшага к Деметре. Дурная кровь зашумела в ушах, руки сами потекли по ее спине к пояснице и ниже. Наклонившись к ее лицу, я замер в паре сантиметров от прикосновения, и эту дистанцию мне навстречу она преодолела сама.

Ее руки легли мне на плечи, скользнули по шее к волосам — и в следующее мгновенье Деметра отпрянула от меня всем телом, словно очнувшись.

Я подчинился. Отпустил ее.

Деметра подняла на меня свой бездонный взгляд и тихо проговорила:

— Уходи отсюда. И никогда не возвращайся. Потому что, если ты придешь, я ведь и правда могу не удержаться от личной встречи. А такие личные встречи богов со смертными ничем хорошим никогда не заканчиваются. По крайней мере, для смертных.

— Мне это без разницы, — без малейшего колебания ответил я.

Она с усмешкой покачала головой.

— Ну ты даешь. Суметь увидеть женщину в древней сущности, которой несколько тысяч лет… Это надо быть тем еще извращенцем!..

— А я никогда и не утверждал, что святой и непорочный, — выпалил я.

Деметра тихо рассмеялась.

— Смешной…

— Разве?..

Она не ответила. Только помолчала немного и сказала:

— Мне пора.

Я даже не успел ничего сказать ей на прощанье, как силуэт Деметры стал вдруг прозрачным и погас.

Еще несколько минут я оставался в святилище, прислушиваясь к перетеканию энергий внутри и пытаясь разобраться в собственных эмоциях.

Мы вроде как опять расстались, но при этом я чувствовал, что эта встреча все-таки не станет последней. И от этого на душе становилось хорошо.

Деметра умела манить куда больше, чем все три Флоры вместе взятые. Но эта ее манкость отличалась от свойства ее коллеги так же сильно, как любовь отличается от бордельных услуг.

Меня уже не заботило, был ли у нас секс в прошлом. Те два сантиметра, что Деметра преодолела сама для того, чтобы прикоснуться ко мне, теперь волновали куда больше.

При этом я понимал, что весь эмоциональный накал может быть простой реакцией на недавнюю смерть и сильную божественную ауру.

Но даже если так, что это меняет? Чем реакция на ауру хуже, чем, скажем, на красивые ноги или красивую задницу? Тем более, если и то, и другое шло в комплекте.

Я чувствовал себя наполненным до краев.

По пути Лёха вышел из своей комы и принялся мне обиженно выговаривать, что у меня вообще нет совести, и что только последняя сволочь может позабыть друга, как перчатки.

Я извинялся. Пообещал, что попытаюсь сделать ему какие-то ноги. На этом мы вроде как помирились, но я чувствовал, что Лёха еще не до конца отпустил свою обиду.

Ну да ничего. Немного попыхтит еще, и все уладится — я в этом не сомневался. Особенно если мне и правда удастся придумать для него удобный способ передвижения.

Когда я вернулся, спор Азры с медведем уже закончился. Окна гостевого дома сонно чернели и внутри стояла абсолютная тишина, не считая храпа Та’ки под столом в кухне.

Я зажег свечу и растолкал нашего бога.

— Извини, что бужу, но мне нужна твоя помощь.

— Да ладно, — пробубнил наш зеленый, с трудом продирая глаза.

— Я решился открыться тебе, потому что… Ну просто дальше так продолжаться не может.

Я расстегнул свою куртку, вытащил рубашку из штанов и принялся расстегивать ремень.

Та’ки сразу очухался и сел, часто моргая.

— Это… Может, не надо мне так сильно открываться?.. Я, конечно, к тебе хорошо отношусь, но не настолько же!..

— Вот только не надо пошлости! — покосился я на него. — Снятые штаны — это не всегда про разврат, иногда это про политику!..

Я продемонстрировал Та’ки свой перепачканный краской живот.

— Пожалуйста, помоги мне!

Медведь присвистнул.

— А ну-ка посвети.

— Чего тут светить-то, и так все видно! Вот, у меня и растворитель есть.

Та’ки кашлянул.

— Да уж. Весело ты живешь, Даня. Увлекательно. И теперь ты предлагаешь мне все это сейчас того самого? Натирать?

— Лучше от-тирать, — поправил я. — Я бы не попросил, но смертному это не под силу, сам понимаешь.

— Будем надеяться, никто сюда на припрется среди ночи, — пробормотал медведь. — И не увидит, как я тебя без штанов того самого… от-тираю.

К счастью, во время этого деликатного процесса нас никто не потревожил, и я уже совершенно чистый отправился подремать оставшийся час до подъема, хотя сна не было ни в одном глазу.

В своей постели я обнаружил Нику. Она спала, свернувшись калачиком на самом краю. Я вернул Лёху на свое место на столе, бережно накрыл мою кошку одеялом и прилег с другой стороны.

Но так и не смог даже глаз сомкнуть.

Когда Ника поднялась делать завтрак, я встал вместе с ней и помог нажарить яйца на всех.

От удовольствия она смущенно краснела и улыбалась, довольная моей компанией.

Наконец, все начали собираться за столом. Первые минут двадцать все просто ели, а потом Ника с Лилит принесли кофе, и Азра объявил начало совещания.

— Мы так и не смогли прийти к единому решению касательно сегодняшней стратегии, — с мрачным видом заявил магистр.

Выглядел он, надо сказать, скверно. Я невольно вспомнил наш давний разговор у костра о том, что руководить школой оказалось гораздо сложнее, чем можно было представить. Для Азры этот пост и правда оказался испытанием.

Та’ки, похрустывая стеблем в предательски испачканной лапе, пыхтя и покряхтывая, уселся рядом со столом.

— Уггу, — подтвердил он.

Азраил вздохнул и продолжил:

— В общем, у нас есть три плана. Нужно выбрать, которого из них мы будем придерживаться. Первый вариант таков: мы включаем в боевую группу Кассандру.

Я удивленно хмыкнул — впрочем, как и все остальные.

— Так она же станет для всех мишенью! — возразил Графыч. — Кассандра ведь даже меч в руках держать не умеет, она не сможет себя защитить!

— Спасибо, что напомнил, — саркастично отозвался Азра. — Если позволишь, я продолжу.

Эрик сразу заткнулся, и мы растопырили уши, уже предвкушая что-то хитрое.

— Вместе с ней на арену выйдут Берн, Майка, Тень и Даня.

— Тень?.. — удивился уже Рыжий. — Слушай, ты же заявил его как иллюзиониста, но его иллюзий никто из зрителей не увидит!

— Отчего же? Еще как увидят. Если ты займешься этим вопросом.

— В смысле?..

— Смотрите, в чем вся идея. Тень будет стравливать между собой нужных игроков, но его главная задача — прятать Кассандру. По большому счету четыре команды по пять игроков очень легко можно разбить на правильные дуэльные группы. Только для участников и судей нужно будет показать пару фокусов, которые согласовывались бы с той иллюзией, которую покажет зрителям Рыжий.

— А судьи разве на запалят?.. — спросил я.

— Они следят за вмешательствами внутри защитного пузыря, а не снаружи. Итак, Тень прячет Кассандру, Кассандра подлечивает раненых, Даня выпускает как можно больше разных сущностей и прикрывает Тень с Кассандрой. Берн и Майя атакуют. Ну а там по обстоятельствам. Если все сделаем правильно, получится хорошо.

— Тут как ни делай, все равно говно получится, — буркнул панда. — Из всех своих планов этот — самый хитросделанный и потому дерьмовый. Тем более нет гарантии, что все, кто нужен, окажутся восприимчивы к мастерству Тени.

— Я просто хочу, чтобы у нас после этого боя все встали и пошли! — зыркнул на Та’ки магистр. — Имейте в виду, что до окончания боя штатные целители не станут вмешиваться, хоть ты кровью там залейся.

— Ну-ну. А если проколемся, то идти нам придется долго и нудно — аккурат до рудников, — пробубнил шаман.

Азра вздохнул.

— Есть второй план. Никакого геморроя с иллюзиями, вместо Тени выпускаем Бобра и делаем его личным охранником Кас. Даня идет в атаку. Здесь главной задачей будет перемешать всех игроков таким образом, чтобы бить мощными конструктами по местности было не с руки ни одной из школ. Иначе у нас будет два трупа. И третий вариант, последний. На арену выпускаем Даню, Майю, Бобра, Берна и Графыча. И хреначим все, что движется, так, как получится. Ну, что скажете?

Я поднял руку.

— Третий вариант. Это по-нашему.

— Полностью согласен, — кивнул Графыч.

Все остальные тоже проголосовали за третий план. Просто выйти всей толпой и хреначить направо и налево, кого увидим.

А чего, интересно, ждал от нас магистр?

Мы же грифы, а не какие-нибудь танцоры.

Собирались быстро и весело. Берн балагурил за троих, пытаясь таким образом побороть волнение. Бобер всех подначивал, пока не получил нахлобучку — сначала от Майки, потом от Азры.

Только Графыч казался каким-то притихшим и сосредоточенным. Время от времени он поправлял свой наглазник и хмурился каким-то своим мыслям.

Я ободряюще хлопнул его по плечу.

— Да все будет отлично, не сомневайся!

Он улыбнулся в ответ, и эта улыбка показалась мне по-детски беззащитной.

— Надеюсь, что так.

Когда мы покинули гостевой дом, то с удивлением обнаружили небольшую группу поддержки, которая при виде нас сразу начала улюлюкать и махать флагами.

Нашими, Карл! Нашими флагами!

Если бы это видел Янус, он бы нами гордился!

Солнце радостно бликовало на крышах и жестяных флюгерах, сверкало на гладких булыжниках чисто вымытой мостовой. Мы топали по дороге, все прибавляя шаг, и в итоге явились на арену первыми.

Следом потянулись ассасины и танцоры. Последними явились ветродуи.

Как в первый день мы все собрались на арене, ожидая сигнального гонга.

И наконец он прозвучал.

Судьи еще раз зачитали правила — и о разрешении на использование всех видов атаки, и о запрете на вмешательство. А потом потребовали представить списки участников.

Никаких обсуждений не было — все школы заранее продумали состав своих отрядов. Получив четыре списка, судьи принялись объявлять участников.

Ассасины действительно выставили «середнячков». Причем четыре бойца походили один на другого, как родные братья — темноволосые, легкие, примерно одного роста. И только один из них, иллюзионист, был выше остальных на целую голову и выделялся длинными соломенно-светлыми волосами.

Ветродуи выставили всех своих подмастерий и двух первогодок, среди которых оказался и мой давний приятель. Правда выглядел он немного помятым и почему-то виноватым.

Танцоры удивили набором оружия. Кроме копейщика и двух мечников у них был один парень с молотом и еще один — с парой больших ножей и арбалетом.

Ну а потом объявили нас.

Не знаю, почему, но в тот момент, когда я услышал свое имя из уст судьи, все мое взбудораженное волнение вдруг улеглось.

Вот и все, прелюдия закончилась — теперь настало время показать, чего я стою на самом деле.

Чего мы все стоим.

Все, кто не участвовал в битве, покинули арену.

Мы разошлись по разным сторонам. Трибуны притихли в напряженном ожидании.

— Ну что, парни, — проговорила Майка, поглаживая рукоять своего меча. — Всем — хорошей драки. Давайте им всем покажем, за Януса!

— За Януса, — эхом повторил я.

Ударил гонг.

Наши противники переглянулись — и бросились навстречу друг другу, будто напрочь позабыв про нас.

А в следующую секунду, слившись в единый отряд, и ветродуи, и ассасины вместе с танцорами вдруг двинулись на нас!

У меня по коже пробежал озноб. Майка ругнулась. Бобер охнул, а Графыч, отступая на шаг, скрипнул зубами.

Пятнадцать бойцов против пяти.

И что нам теперьделать?..

Валерка ударил мощным порывом ветра, и чтобы устоять на ногах, нам всем пришлось постараться. Иллюзия в два раза увеличила отряд, движущийся на нас. Над головами бойцов один за другим начали вспыхивать конструкты…

— Это же предварительный сговор, — прошипел Графыч. — Три школы против одной — это неправильно и несправедливо!.. — выкрикнул он.

Танцоры в переднем ряду, услышав его слова, мерзко ухмыльнулись.

А нам в головы с задних рядов полетели пылающие огненные шары.

— С-суки! — взвизгнул Бобер, отскакивая в сторону и хватаясь за обожженную руку.

— Всем рассредоточиться! — скомандовала Майя.

— Не честно… — опять повторил Графыч, и в этот раз его голос прозвучал устрашающе.

Я обернулся, и увидел, как он стаскивает с глаза повязку.

— Это все… Нечестно!!! — крикнул он, и голос Графыча, как раскат грома, прогремел над трибунами.

Земля под ногами дрогнула. Мы переглянулись и дружно, как по команде, плюхнулись на четвереньки в песок. Противники от такого зрелища заржали в голос.

А в следующее мгновение от Графыча во все стороны по земле потянулись трещины, выплевывая серые клубы дыма. Арена содрогнулась, и, громыхнув на всю столицу, земля ухнула вниз на несколько метров, поднимая вверх облака пыли. Ударная волна разметала весь объединенный отряд противников в разные стороны. Оглушительный треск пронесся над головами, и в то же мгновение несколько гигантских трещин разломили арену, увлекая в раскрывшуюся пропасть всех, кто попадался на пути! Защитный пузырь со стеклянным звоном лопнул, и трещины разбежались дальше, раскроив трибуны.

Женщины завизжали. Зрители бросились в стороны. Флаги, красиво развеваясь, планировали с верхних ярусов вниз. Судьи повскакивали со своих мест. К трибунам со всех ног бросились целители в своих ярких одеждах.

А Графыч, весь бледный и мокрый, будто только что из-под дождя, рухнул на колени в песок рядом с распластавшимися по земле соратниками.

Я вскочил на ноги, выхватив меч. Взглянул в огромные от испуга глаза Майки, и, повернувшись к соперникам, вскинул руку с мечем вверх и закричал:

— Мочи козлов пока не очухались!

Глава 13 Последний бой — он трудный самый

Я рванул к первому попавшемуся ассасину. Тот как раз приподнял голову, пытаясь сфокусировать взгляд.

Ну уж нет. Лежи, как лежал!

Я хорошенько добавил ему рукоятью меча, и противник отрубился, растянувшись на взрытом песке.

Отлично!

Все наши бросились вперед, по пути выбирая себе противников.

Судьи повставали с места. Краем глаза я видел, что они что-то активно обсуждают и даже спорят — наверное, решали вопрос, можно ли в сложившихся обстоятельствах продолжать бой.

В конце концов, защитного пузыря больше не было, да и трибуны изрядно пострадали.

Но черт возьми, останавливать нас сейчас было бы несправедливо! Окинув быстрым взглядом арену, я мысленно пересчитал противников, способных продолжать сражение.

Меньше всего повезло ассасинам — у них на ноги поднялись только двое. Не считая того парня, которому я только что помог отключиться. Еще двое их воинов провалились в трещину и сейчас стонали, жалуясь на переломанные ноги.

Ничего, мужики. Потерпите немножко. Как только мы тут по-быстрому управимся, целители вас подлечат.

У танцоров вырубило только одного бойца — его ударной волной хорошенько приложило о каменный борт вокруг арены. Вторая их потеря оказалась трагичней — копейщик в падении неловко взмахнул оружием, зацепив оказавшегося рядом соратника. Раненый только один раз попытался встать, и, закатив глаза, растянулся у ног своего невольного убийцы.

Итого на арене из боеспособных остались всего два ассасина и три танцора.

Ветродуи пострадали меньше всех. Видимо, в силу особенностей своей энергии. Они разлетелись в разные стороны по всей арене, почти не пострадав от удара. Только одному из них не повезло, и он провалился в трещину, откуда теперь доносились его напрасные призывы о помощи.

Потому что вытаскивать его из многометровой дыры прямо сейчас его соратникам явно было не с руки.

Хотя бы потому, что парочка очухавшихся танцоров сразу рванули к своим бывшим товарищам по сговору, оказавшимся поблизости: видимо, бежать по наши души им показалось недостаточно продуктивным действием по сравнению с хорошими шансами против временно выведенных из боеспособного состояния заклинателей ветра, оказавшихся поблизости.

В воздухе над ареной засияли конструкты.

Я видел, как Бобер схлестнулся с не до конца пришедшим в себя ассасином, а Майя вместе с Берном бросились к танцору с копьем, не пропуская его к ветродуям. Хотя, казалось бы, в наших интересах было бы отпустить его на все четыре стороны. Пусть бы косил наших противников, нам-то что?

Но Янус воспитывал нас не так.

— Бесчестный ублюдок! — орала Майка, с расстояния метнув в него засиявший от энергии меч.

Берн ничего не говорил, просто швырял в еще не до конца очнувшегося парня один за другим клубы пламени.

А прямо передо мной вырос еще один ассасин.

Он подобрал с земли потерянный кем-то меч и, ухмыльнувшись, направился ко мне — как говорится, с самыми серьезными намерениями.

— Погоди-ка минуточку, — пробормотал я, отступая. — Щас только решу вопрос…

Но «годить» он не собирался — легким движением руки набросал какой-то ядрено-зеленый конструкт и швырнул в меня.

Я отскочил в сторону, пригнувшись — а со стороны ассасина один за другим пролетели два полупрозрачных ножа с лезвиями цвета лягушки.

Отравленные, что ли?

Направив энергию с ноги, я отпрыгнул далеко назад, и по-быстрому начертил наш ответ Чемберлену.

Держитесь, мужики, веселуха только начинается!

В этот раз мне, по большому счету, вообще было без разницы, что за тварь у меня получится. Главное, чтобы она мешала врагам и не нападала на своих.

Шмяк!

Из дымного облака на песок вывалился…

Кот?..

Лупоглазое созданье с пушистым кошачьим тельцем и вытянутой мордочкой крысы озадаченно посмотрела на меня и громко сказало: «Мяу»!

Меч ассасина застыл в руке.

Он озадаченно уставился на получившееся у меня существо. Судя по всему, он бы меньше удивился, если бы я создал смертельную пушку, зубодробительного циклопа или самонаводящийся топор. Но мой недокотик вызвал сбой в его системе.

И тут мое пушистое созданье яростно ощерилось и со всей дури сигануло на нашего общего противника с угрожающим завыванием.

Кто хоть раз в своей жизни пытался помыть кошку — то знает, как ужасающе это может быть.

Зверь взметнулся по брючине, как по дереву, и с шипением вцепился парню в лицо.

— Не-ееет! — взревел тот, пытаясь отодрать взбеленившуюся когтистую тварь.

А я отпрыгнул еще дальше и, пока ассасин боролся с кисой, по-быстрому наклепал еще пяток таких хищников. Кто-то получился посимпатичней, кто-то пострашней.

Но все они были когтистые и зубастые.

Нате!

Зверюги, распушив хвосты и угрожающе завывая, бочком двинулись в атаку.

Народ на трибунах, пришедший в себя после случившегося ЧП, выразительно ахнул.

Мой противник тем временем наконец-то стащил осатанелую зверюгу со своей физиономии, исполосованной когтями, швырнул себе под ноги и добил злобным пинком.

Недокот жалобно мяукнул — и распластался несчастной тушкой по песку.

— Сукин сын! — громко взвизгнула какая-то женщина на трибунах. — Он убил котика!!!

И в голову ассасину с высоты влетело яблоко.

Хорошее, спелое.

Видимо, права была Майя, когда говорила, что инспираторикой у них и некоторые крестьяне ловко управляются. И Азра, который утверждал, что столица — это не наше Кукуево, и здесь каждый второй — тот еще маг.

Короче, не могу знать, с каким ускорением сей сельскохозяйственный плод долбанул беднягу, но взгляд парня помутился, и он рухнул на землю, как подкошенный.

Тут ударил судейский гонг.

— Остановить сражение! — пронесся над ареной приказ. — Всем немедленно остановиться!

Да твою ж мать, ну почему так?..

Мы развернулись к судьям.

Но если воины понимали приказы, то моим котам на них было начхать. Наши противники, грубо ругаясь, отдирали их со своих спин и штанов, после чего кровожадные пушистики тут же набрасывались на следующую жертву. Правда, в живых их осталось только двое.

А сколько же осталось участников?..

Я быстро пересчитал противников по головам.

Так, минус мой ассасин. И минус один ветродуй, которого уложили два танцора на периферии. Правда, потом подтянувшиеся на выручку ветродуи успели запинать одного из победителей.

Бобер со своим противником так пока и не справился, и, судя по залитому кровью плечу и отметине на голени, в дуэли пока побеждал не он, хотя пунцовыми и запыхавшимися были оба.

Зато Майка с Берном сияли, как начищенные монетки. Их танцор, хоть и дымился со всех сторон, все еще стоял на ногах, но зато копье со сломанным древком теперь держал Берн! Молодцы!

Итого на арене остались два ветродуя, среди которых был и Валерка, два танцора и четверо наших.

Но все это могло не иметь никакого значения, если бой будет перенесен.

А судья продолжал:

— Волей короля и решением судей бой объявляется приостановленным! Однако же, поскольку никто из горожан не получил неисцелимых увечий, турнир будет продолжен сразу же после решения ряда технических вопросов. Прямо сейчас на арене должны остаться только те из участников, которые способны продолжать сражение. Раненых вынесут во внутренние помещения, после чего начертатели обновят защитный купол. В это время зрители, опасающиеся за свою жизнь и здоровье, могут покинуть трибуны. Также в связи с досадной ситуацией, возникшей из-за смятения судей и повлекшей за собой ранение одного из участников турнира школе ассасинов предлагается заменить пострадавшего воина любым другим, ранее не участвовавшим в дуэли. Просьба всем действующим участникам сражения приблизиться к судейскому столу, чтобы не затруднять работу технического персонала!

Я огорченно вздохнул.

Расклад изменился. Два танцора, два ветродуя и два ассасина. И четверо наших…

Тут Бобер сделал пару шагов к столу — и наших осталось только трое. Потому что он выстелился на песке и как ни ругался, отплевывая попавший в рот песок, так и не смог больше подняться.

Вот черт.

Мы все двинулись к судьям.

И снова прозвенел гонг.

— Внимание, еще одно указание! «Парящий гриф», в конце-то концов, вмешайтесь и уймите атаку своих… созданий! На время объявленной паузы.

Я подошел и молча отцепил одного из своих котов со спины ассасина, заковырявшего нашего Бобра. И с Валерки.

Мой давний приятель посмотрел на меня грустными глазами бассета и проговорил:

— Извини…

Я ничего не ответил. Только кивнул.

По большому счету, извиняться-то было не за что. Ведь король сам разрешил использовать любые приемы и способы, имеющиеся в арсенале школы. Кто сказал, что взаимные договоренности не являются таковыми?

Если бы речь шла о «честной игре», я бы первым обложил их всех вдоль и поперек такими эпитетами, что мне бы сам словарь ненормативной лексики позавидовал!

Но благодаря выданной нам всем лицензии на убийство турнир перестал быть игрой. Король принял решение, которое превратило красочное состязание в упрощенную модель битвы на выживание.

«Упрощенную» — в смысле не обязательно подразумевающую смертельный исход одного из противников.

Но лед прежних традиций уже тронулся в головах участников. И скоро мы все тронемся следом за ним. Когда разговор идет о жизни и смерти, про рыцарство помнят только такие наглухо клюнутые честью персонажи, как наш Графыч.

Себя я к таковым не относил.

Зачем это было сделано, я не понимал. Любопытно, правила изменили только для конкретного турнира, или вообще? Для чего нужно праздник и соревнование превращать в драку до смерти?

Впрочем, после скачек с быками я уже ничему не удивлялся.

Недокоты на моих руках сразу же растеклись и даже заурчали. Тяжелые паразиты.

— Пока есть время, подготовь мысленно парочку хороших конструктов, — шепнула мне Майя. — Котики — это, конечно, очень мило. Но выглядит все теперь так, будто у нас не призыватель, а просто какое-то неспособие! Ты можешь сотворить хоть что-нибудь поприличней?

— Чтобы сделать что-то поприличней, мне нужно сосредоточиться несколько лучше, чем это возможно во время прыжков и парирования, — обиделся я. — Так что как сумел, так и напризывал!

— Да не вопрос. Давай мы тебя прикроем на пару-тройку минут в самом начале боя, — предложила девушка. — А ты уж постарайся не осрамиться. Пусть это будет реальная жесть, чтобы они тут все уссались с перепугу!

Берн кашлянул.

— Майя, ты это. Поосторожней установки давай. А то ж он щас такую хрень призовет, что вся столица уписается!

— Ну знаешь, от того, что кто-то облегчился, еще никто не умер, — буркнула в ответ девушка. — Подумаешь, проблема. Главное, чтобы мы победили! Ясно, Даня?

— Да ясно мне, ясно, — проворчал я. — Сделаю.

Значит, пугающее? Стремное до жути?

Я прикрыл глаза, пытаясь мысленно погрузиться в ощущение страха, смешанного с отчаянием. Потому что мне нужно было призвать нечто, вызывающее настоящий хтонический ужас.

Но мой проголодавшийся желудок жалобно заурчал, прогоняя всю сосредоточенность. Калории раннего завтрака были уже истрачены, но я не мог себе позволить думать об этом. Мужественно отбросив голод в сторону, я заставил свою память вспомнить самые жуткие моменты из собственного жизненного опыта, воскрешая в себе пережитые тогда эмоции. У меня получилось. Потом соединил все эти разрозненные эпизоды в одного Франкенштейна. Сосредоточившись на получившемся монстре, я прислушался к глубинному подсознанию, обитающему в той самой тьме, где сейчас пышным цветком полыхал мой источник.

Ну, давай же.

Ты должен всех удивить, Даня!

Подсознание ответило не сразу. Наконец, я увидел вспыхивающие символы. Прямая. Два круга пониже. И еще раз. И еще трижды. Потом вокруг этого художества, чем-то напоминающего недавние рисунки на стенах, только чуть-чуть поприличней, возник большой перечеркнутый круг.

Прямо новый дорожный знак, запрещающий въезд мужикам, ей богу.

Пока я размышлял над конструктом призыва, защитный пузырь снова затянул пространство арены. На трибунах, как мне показалось, осталось примерно столько же людей, сколько и было. От ассасинов вышел новый и свежий боец.

Наконец, призывно ударил гонг, и представителям школ приказали разойтись по разным сторонам арены и приготовиться к возобновлению боя.

В этот момент волнение снова вернулось ко мне. Наверное, из-за груза ответственности. Не мог же я подвести соратников!

Когда все заняли свои места и остановились, выжидающе глядя на судейский стол, гонг прозвенел снова.

Я сбросил с рук своих кошаков. Те с угрожающим «мяу» тут же бросились на противников, которые в свою очередь вспомнили прежние договоренности и всем скопом двинулись на нас.

— Даня, жги!!! — проорал Берн, при этом выпуская во врагов целую стену огня.

Каламбурненько вышло, однако.

Я заставил себя отвести глаза от пугающего марева.

Отставить дергаться! Не думать о битве. Выключить уши, отрубить зрение и погрузить мыслительный процесс в глубины подсознания. Ощути тот ужас, что ты смог воссоздать в своей памяти и… Нет, нельзя думать о жратве! И о Деметре — тоже! Никаких сантиментов, только страх и кровожадность!..

Заготовленный заранее символ вспыхнул, наконец, у меня перед глазами.

Где-то на заднем фоне я слышал, как Майка что-то кричит. Но смысл слов потерялся где-то по пути, ведь мой мозг был сейчас слишком далеко. Или, верней, глубоко.

Линия. Кружочки. Линия. Кружочки. И еще три раза. А потом круг и хрясь! Перечеркивание!

Получи фашист гранату!

От усилий у меня аж звездочки перед глазами закружились и колени предательски дрогнули.

Кажется, я вложил в этот единственный призыв столько энергии, что вряд ли смогу выдавить из себя что-нибудь еще.

Я потер онемевшее лицо руками…

И охнул вместе с трибунами.

Вместо привычного светящегося облачка на песке крутился настоящий туманный смерч. Он был раза в три выше меня, и толщиной обхватов пять — если, конечно, смерч вообще можно измерять обхватами.

Наши противники опасливо отодвинулись назад, прекратив на время атаковать Майю и Берна, у которого на левом рукаве расплывалось кровавое пятно.

А потом туман рассеялся.

Люди на трибунах хором вскрикнули.

И я — вместе с ними.

Это «а-ааа» вырвалось у меня из груди против воли, ведь из туманного кокона, потрясая студенистым телом и разваливаясь по пути на всякие любопытные запчасти, вышел…

Джасура.

У меня все волосы на голове и теле вздыбились, по рукам и спине побежали непроизвольные мурашки, дыхание перехватило.

И, судя по всему, не у меня одного.

Зрители с первых рядов ломанулись наверх — прямо по коленям и головам своих соседей.

Судьи повскакивали со своих мест, с ужасом уставившись на смертоносного бога. Даже в королевской ложе все вдруг встревоженно поднялись из кресел!

На козырьке над ложей проявились две сияющие фигуры. Это были Гермес с Дионисом. Маленький флажок с изображением герба школы Грифа выскользнул из руки главного винодела Олимпа. Гермес, брезгливо сморщившись, отпрянул от края, будто опасался свалиться на арену и очутиться среди несчастных смертных, обреченных на Джасуровскую компанию.

Наши противники тоже замерли, причем с такими рожами, точно им кол куда надо вогнали.

— Хочу жра-аааать! — простонал, как зомби, мой желейный медведь божок Джасура.

Майка взвизгнула, отскочив в сторону от парочки шустро проползающих мимо нее частиц его тела.

— Ты что, охренел⁈ — крикнула она, оборачиваясь ко мне с таким… хтоническим ужасом на лице, как, впрочем, и заказывала. — Ты что сотворил-то, Даня!!!

— А я тебе говорил, — прошипел Берн. — Я предупреждал! Но я же дебил-первогодок, верно? Нахрена такого слушать?

— Ты реально хочешь сейчас поговорить об этом⁈ — испепеляющим взглядом полоснула его Майка, пытаясь унять дрожь в голосе.

— Жрать… Обнимать… Жрать… Убивать… — бормотало между тем мое созданье, двинувшись на наших остолбеневших врагов. — Хочу любви!!! — проревел он вдруг на всю арену — и бросился всеми своими телесами, в том числе и отсоединившимися фрагментами, прямо на противников!

Валерка выронил меч из рук.

С испуганным и почти жалобным воплем вся наша оппозиция бросилась наутек. А Джасура помчался за ними, продолжая выкрикивать свои пугающие желания — которые, в общем-то, были моими собственными, бессознательными и вовсе не такими ужасающими, как это могло бы показаться на первый взгляд.

Даже недокоты, вздыбив шерсть и поднимая пыль, как лихие скакуны, метнулись в разные стороны и забились под бортики арены.

И, честно говоря, уж кто-кто, а я их осудить не мог. Потому что отлично помнил, как сам уносил ноги в похожей ситуации.

Майя схватила меня за грудки.

— Ты мне скажи, он — настоящий⁈

— Я тебе Великий Змей, что ли, богов плодить?.. — оторопело проговорил я. — Само собой, он копия!

— Да мне плевать на первородность! Копии твоих собак и жрут, и гадят не хуже своих прототипов. Так что отвечай: этот умеет гадить, то есть проклинать, как оригинал?..

— Жра-ааать! — орал между тем на всю столицу мой трясущийся, как студень, Джасура, сделав круг за своими жертвами и опять приближаясь к нам. — Убивать!..

— А мне почем знать⁈ Ты просила страхолюдину, чтобы все с перепугу обделались? Получи и распишись! — выпалил я в ответ, и, выхватив меч, рванул навстречу нашим противникам, ополоумевшим с перепугу.

Первого ветродуя я уложил, просто плашмя долбанув его мечом по лбу. Свеженький ассасин попытался было вступиться за него, но тут на него напрыгнула стайка бегающих недокриперов мейд бай Джасура, и бедняге пришлось отскочить в сторону, защищая свою честь.

Я тоже отпрыгнул ближе к краю, пропуская объединенный отряд воинов, преследуемых Джасурой.

— Жра-ааать! — стонал тот, начиная двигаться все быстрей.

— Да похрену, что он там умеет, давай сначала победим, а там разберемся! — заявил тут Берн Майке и побежал догонять делегацию. — Даня, я с тобой!

Глава 14 Про Джасуру, честь и бесчестье

Думаю, я не ошибусь, если скажу, что столица еще никогда не видела такого боя на своей арене, как в этот раз.

«Парящий Гриф» определенно вошел в историю — и тем, как разнес защитный купол, и повреждением трибун. Ну и призывом смертоносного божества. Или, верней, его копии.

Конечно, хотелось бы все это закончить как-нибудь эпично, чтобы волосы развивались и мечи сияли в руках, как и положено в героических преданиях.

Но, к сожалению, у нас так не получалось. Вся финалочка свелась к «бей-беги». Наши противники, теряя силы, убегали от Джасуры, время от времени пытаясь швырнуть в нашу сторону вместе с проклятиями и ругательствами какой-нибудь совершенно чудовищный конструкт. Но как сосредоточиться на атаке, если ты уносишь ноги от божества смертельной горячки, который не только хочет тебя убить, но и просто хочет полсотней своих частиц, рассыпанных по арене?

Мы сначала гнались следом за ними, швыряя вслед всякое-разное. Потом сообразили, что, собственно говоря, можно особо и не бегать — достаточно рассредоточиться и просто ждать, когда противники окажутся под ударом. Один из ветродуев попытался проигнорировать Джасуру — видимо, он решил, что божество не может быть настоящим, и, следовательно, представляет собой, по сути, лишь огромное пугало.

Как же он ошибался.

Овечка-то хоть была клонированной, но все ж таки оставалась овечкой! От тридцатисекундного объятия Джасуры-2 ветродуй моментально покрылся пунцовой сыпью, на испуганном лице расцвели гнойные язвы. Потом наш призванный красавчик продолжил свой марафон, время от времени выкрикивая что-то в духе: «Жрать!» или «Убивать!», а мы бросились отбивать беднягу у Джасур-младших, распинывая их в разные стороны.

Тогда-то мы услышали первый смешок на трибунах.

Изначальный ужас у зрителей слегка поулегся, и самые бесшабашные среди них начали видеть комичную сторону происходящего.

Зато нашим противникам было не до смеха! Широко распахнутыми от неподдельного ужаса глазами танцор выкрикнул:

— Я готов сдаться! Только отзовите ЭТО!

— Так ложись! — крикнула ему Майя.

— Издеваешься⁈ — сорвался на тонкий голос танцор. — Да я даже мертвый бегать буду!!!

Уже более уверенный смешок слетел с трибун.

— Сражайся до последнего! — прогремел над ареной голос магистра Леона. — Или хочешь опозорить себя, как воин⁈

— Уж лучше как воин, чем как мужчина!.. — возразил ему ученик.

— Эй, мы не будем ничего отзывать, пока вы все не ляжете, — безапелляционно заявила Майка, стряхивая со своего сапога желейный кусочек Джасуры. Тот с недовольным попискиванием отрастил себе пару крохотных ножек и побежал сливаться с ближайшим крупным куском. — А то вы тут же быстренько переобуетесь, и мы вернемся к тому, с чего начинали.

— Нужно признать общее поражение, — пропыхтел ассасин. — Пока мы еще можем сделать это, не уронив человеческого достоинства.

Майя пожала плечами.

— Ну что же, обсудите этот вопрос. А так — мы в любой момент готовы остановить бой. Только примите общее решение, одно на всех.

Наши противники начали шумно спорить, обсуждая варианты решения под уже вполне себе слышимых хохот зрителей. Мы не вмешивались, чтобы не отвлекать. Да и устали все уже прилично. Так что мы просто в наглую уселись в центре арены на пятиминутку отдыха.

Берн выглядел счастливым, Майка ликовала.

И только я был мрачнее тучи.

— Ты чего такой недовольный? — вполголоса спросила меня Майя.

— Вообще-то я еще никогда и ничего не отзывал обратно, — ответил я. — И не уверен, что это у меня получится.

Девушка изменилась в лице.

— Ты сейчас пошутил? — почти угрожающе спросила она. — Ты же вроде собирался отработать этот момент с Лилит!

— И когда же, интересно, у меня столько времени свободного было? Пока я в коме лежал, или когда меня богиня в гости позвала?.. — огрызнулся я.


— Погоди-ка. То есть ты по-прежнему не умеешь поглощать обратно своих призванных созданий?.. Совсем?

— Именно это я и пытаюсь тебе сказать.

Девушка небрежно фыркнула.

— Ой, ну даже если так, тоже не проблема. Просто призови что-нибудь еще, типа твоей жующей надгробной плиты. Пусть сожрет Джасуру, и дело с концом, — легкомысленно заявила она.

— По-твоему, у меня где-то имеется дополнительный генератор энергии на черный день? Или я — бездонный? — раздраженно сказал я. — Вся моя энергия — вон! По арене желешки разбрызгивает!

Внутри неудержимо разрасталось раздражение.

Мне реально хотелось отвесить Майке подзатыльник — и за ее обещание, которое она так легко и просто дала нашим противникам, и за идею, которой я так бездумно подчинился.

О чем я вообще думал?

Что будет, если сейчас у Джасуры отнять добычу? Разом присмиреет? Или за неимением лучшего помчится за нами?..

Да над нами же вся столица потешаться будет!

Я чувствовал, как в груди начинает жечь, а в висках гулко застучало предчувствие позора.

И все из-за нашей командирши! Прав был Берн — нефиг бабе командовать мужиками!..

Так, стоп-стоп, Даня.

Кажется, тебя опять понесло.

Я медленно выдохнул, пытаясь взять под контроль свою пробудившуюся злость.

Чего психовать-то? Это же не Майя призвала Джасуру, в конце концов. А я. Самому думать надо было, а не валить теперь все на девчонку! И потом, разве раздражением что-то можно решить?

Так что всем богам внутри меня — молчать!

Хозяин думать будет.

В конце концов, главный источник знаний таится у меня внутри. Именно он подсказывает мне, какой конструкт нужно создать, чтобы призвать то или иное — правда, иногда делает это хреновато, но тут уж как получается.

Так неужели тот же самый источник не подскажет, каким конструктом убрать призванное обратно?

Нужно только правильно задать вопрос. И сосредоточиться хорошенько.

Я еще несколько раз медленно вдохнул через нос и выдохнул ртом, пытаясь сосредоточиться на физическом ощущении воздуха, проходящего через мои легкие.

— Будь готова к тому, что закапывать Джасуру нам придется всем миром, — сказал Майке Берн, щурясь на солнце. — А я ведь предупреждал!..

— Да пофиг! — вспылила та. — Даже если так, что с того? В правилах сказано, что для победы мы должны поразить противника или вынудить его сдаться — и все. О том, что мы еще должны на арене после себя прибраться, ничего не сказано. Так что пусть только объявят победителя, а там уж как-нибудь разберемся. Ты только подумай — «Парящий Гриф» в полшаге от победы в турнире! Вслушайся в эти слова! Все остальное — нюансы. Так что расслабьтесь, мальчики.

— Угу, — покосился на нее Берн. — Теперь только бы на пьедестале-то не обделаться. Я вот за себя не ручаюсь, честно говорю. Я эту хрень до усрачки боюсь. Ты — нет?

— Ну знаешь… — буркнула Майя и отвела глаза. — Победителей не судят. И не нюхают…

Берн заржал, и тут я уже не выдержал.

— Слушайте, сделайте оба одолжение — помолчите? — взмолился я. — Дайте мыслями собраться.

И я погрузился в себя. Довольно легко и привычно соскользнул на самое дно своего сознания.

Отсюда мне уже был виден огонь моего источника. Он был яркий и высокий, любо-дорого посмотреть. Не то что в те времена, когда он напоминал крошечное зернышко на кончике свечного фитиля, то угасающее, то вспыхивающее снова.

Такого уровня погружения мне вполне хватало, чтобы увидеть сочетание символов для конструкта.

Сконцентрировавшись на насущной проблеме, я обратил свой вопрос к источнику.

Но никакого отклика не было. Внутренний голос молчал, образы не вставали перед глазами.

И я понял, что в этот раз нужно спуститься еще глубже. И подойти к источнику, как к костру.

Внешний мир перестал существовать. Ощущение собственного тела — тоже. Я словно балансировал на грани реальности и бреда. Размытые очертания пылающего огня вдруг приблизились ко мне и стали четкими и яркими.

Я потянулся к источнику, ощущая смутную тревогу, нарастающую с каждым мгновением.

Что-то похожее я испытывал, когда старик Эреб смотрел в мою душу…

И тут я увидел огонь прямо перед глазами, как если бы сунул голову в пляшущее пламя…

Что это?..

В самом центре яркого костра уродливой гидрой извивалось что-то чудовищное. Я видел сияние разных энергий — красный, черный, золотистый и насыщенно-зеленый смешивался с фиолетовым и пурпурным, образуя невероятно яркий цветок.

Даже не так.

Невероятно пугающий и подавляющий своей яркостью — так было бы вернее.

В меня хлынули потоки разрозненных эмоций.

Я почувствовал, как во мне разгорается всепоглощающая ярость, переходящая в жажду убийства. Внутренняя дрожь от желания ощутить на руках теплую липкость чей-то крови захлестнула меня. Хотелось кричать, проклинать и плакать одновременно, немедленно умереть — и обнять весь мир. Бить кулаком в стену до боли, до хруста в костях — и подмять под себя теплую, влажную женщину. И смеяться от счастья, и рыдать от горя одновременно.

От всего этого становилось адски больно.

Меня просто разрывало на части!

Я попытался отпрянуть, подняться из глубины на поверхность — но не мог.

Уродливое соединение божественной энергии разных видов шевелило своими щупальцами, протягивая их ко мне.

В отличие от изначального источника, который я когда-то нашел здесь, это порождение явно ощущало мое присутствие, как если бы обладало зачатками сознания. И, кажется, оно каким-то образом удерживало меня.

Неужели такое может быть?..

Ведь энергия источника — часть личности человека, она по определению не может быть враждебной, как не бывает враждебной рука или нога!

С другой стороны, это ведь была не моя энергия. И, кажется, она меня отторгала. Или желала поглотить.

Вот ведь тварь! Мысленно я бился, пытаясь освободиться, но не мог, не мог, не мог!

Щупальца начали окружать меня. От инстинктивного ужаса я весь сжался, ощутив себя, наконец, цельной личностью, а не рассыпавшимся корабликом из лего.

Черт подери, кто из нас кого носит⁈ И кто кому должен подчиняться???

Я так разозлился, что, если бы во внутреннем мире у меня имелись конечности — точно бы врезал хорошенько этой безумной гидре!

Она будто почуяла это. Съежилась от моего эмоционального натиска — и в это мгновение я смог освободиться.

Широко распахнув глаза, я жадно вдохнул воздух — глубоко, до боли в груди.

А потом еще и еще.

— Эй, с тобой все нормально?.. — озадаченно спросила Майя, удивленно глядя на меня.

Я не мог ей ответить. Просто дышал.

В голове испуганными птицами метались мысли.

Этот склад божественной энергии внутри — вот настоящее чудовище. А не какой-то там студенистый Джасура, которого просто нужно отправить тем же путем, каким был выведен на этот свет. Решение теперь казалось настолько очевидным, что я понять не мог, почему до сих пор до него не додумался.

Все ведь так просто!

А вот если вся эта красота вырвется из подвала моего подсознания, простых решений не будет.

Я или сдохну, или свихнусь напрочь. Или сначала свихнусь, а потом сдохну.

А мне, надо признаться, не хотелось…

Как там сказал Нергал про стеклянную посуду и раскаленный металл?..

Фразу я толком вспомнить не мог, но с общим посылом был согласен.

Часики тикают, Даня. Время уходит.

Твое время, Даня…

Тут к нам приблизилась группа марафонцев.

—… Тогда берем курс на судейский стол! — громком скомандовал танцор, который первым высказал смелую идею о добровольной сдаче боя.

Наши противники сделали обманное движение — ловко и четко, прямо как вынырнувшие синхронистки. Пропустили вперед зобми-Джасуру и рванули к судьям.

Переговоры они начали в режиме «бег на месте».

— Мы готовы объявить о безоговорочной капитуляции при условии сохранения человеческого достоинства! — крикнул один из ветродуев. — Мы не… Обсудим на следующем круге! — спешно прервал он свою дипломатическую речь, и все с двойным ускорением бросились прочь от опасно приблизившегося к ним Джасуры.

Судьи принялись обсуждать ситуацию между собой.

Я заметил, что из королевской ложи исчез Дис.

Через несколько минут он появился возле судейского стола.

Прозвенел гонг.

— В связи с единогласным решением представителей трех школ о признании собственного поражения победа в турнире будет присуждена «Парящему Грифу»! — заявил судья-глашатай. — Но при условии, что в течении четверти часа они полностью обезвредят и удалят с арены атакующий элемент, угрожающий безопасности мирных граждан и всей столицы в целом!

— Это нечестно! — воскликнула Майя, вскакивая на ноги. — Ведь было разрешено использовать любые атаки! А победителем признается тот…

— Такова воля его величества! — не дал ей договорить судья.

Майя захлебнулась негодованием.

Я тяжело поднялся с места. Положил руку ей на плечо.

— Не кипятись. Я сейчас все приберу, — упавшим голосом сказал я.

Несмотря на вожделенную победу настроение было ни к черту.

— Ты… Ты сможешь? — тихо спросила меня наша командирша, глядя с такой нежностью, что мне аж неловко стало. — Ты понял, как?..

— Типа того. Надо просто расслабиться, впустить в себя Джасуру, и…

— Фу, Даня! Ты вообще понимаешь, как двусмысленно и противно это звучит?..

— Нет, — пожал я плечами.

В самом деле, мне сейчас было как-то не до того.

Двинувшись навстречу своему детищу, я внутренне расслабился. И размашисто начертил тот же конструкт, которым призвал его, только элементы изобразил в обратном порядке.

На трибунах стало совсем тихо.

А я ничуть не сомневался, что все сработает.

Сначала мой символ повис в воздухе блеклой соплей. А потом вдруг ярко вспыхнул и распался на тысячи сверкающих песчинок.

Джасура остановился, обернулся.

Сияющее облако поднялось вверх, превращаясь в столп сверкающего тумана.

Джасура взревел. Он будто не хотел исчезать, но не мог сопротивляться принуждающей его силе.

Вытянув руки вперед, мой желейный бог шагнул в туман. И следом за ним — все его кусочки.

А когда туман растаял, ни малейших следов Джасуры на арене уже не осталось.

И в абсолютной тишине раздались едва слышные хлопки.

Я поднял голову.

Его величество, поднявшись со своего кресла, аплодировал мне.

Нам.

«Парящему Грифу».

Ты слышишь это, Янус?..

Сам король аплодирует твоим воспитанникам! Больше никто не смеется над школой «Парящего Грифа»! Мы показали им всем. Показали, чему ты научил нас, и чего мы все стоим!

Ты ведь гордишься нами, верно?..

Следом за его величеством поспешно принялась хлопать и свита, а за свитой начали аплодировать и все остальные зрители, превращая аплодисменты в самые настоящие овации.

«Браво, грифы!» — кричали нам с передних рядов.

«Молодец призыватель!»

«Победа!»

Майка сияла. И, кажется, даже немножко плакала.

Берн улыбался. И только я слушал аплодисменты с каменным лицом.

Не потому что не был рад.

Просто теперь эта победа казалась мне такой маленькой по сравнению с той, что я должен одержать в ближайшем будущем!

Иначе меня просто не станет.

А я хотел быть.

Быть — во что бы то ни стало. Я накопил для этого столько прекрасных причин!

И я смогу.

Судьи тоже поднялись со своих мест и пригласили выйти на арену всех представителей «Парящего Грифа».

Воссоединение было бурным. Друзья хлопали меня по плечам, трепали по волосам и так радостно улыбались, что я заставил себя улыбнуться им в ответ, чтобы не портить им счастливый момент своей рожей.

Как бы я хотел так же орать сейчас от радости, как они!

Потом судьи принялись толкать поздравительную речь. Как обычно, речь оказалась ужасно нудной, долгой и скучной.

—… А после трехчасового отдыха представители «Парящего Грифа» приглашаются его величеством в Сад Славы, где победители будут представлены его величеству, а также смогут смогут поклониться священным артефактам прошлого, насладиться вином из личной коллекции его величества и получить соответствующие документы, — закончил свою речь судья.

Сад Славы с древними артефактами?

Это же, судя по всему, то самое место, где сейчас находятся врата!

Королевская ложа тем временем уже опустела, и народ на трибунах зашевелился, нехотя покидая арену.

Дождавшись, наконец, завершения речи, мы тоже двинулись к выходу.

Зрители провожали нас, помахивая флагами и выкрикивая напутствия.

— Рыжий, у тебя красивая задница! — повизгивали женщины.

— Призыватель-красавчик, найди меня вечерком в таверне!

— Огненный парень, ты крут!..

Помахав им рукой, мы поспешили домой — нужно было привести себя в порядок перед встречей с монархом, да еще перекусить хорошенько.

Ника распахнула дверь, сияя, как лампочка.

— Данечка, поздравляю! — по-детски взвизгнула она, повиснув у меня на шее. — Ты такой молодец, ты такой…

— вообще-то он там не один сражался! — обиженно фыркнул Берн, вздернув нос.

— А откуда вы вообще узнали? — пробормотал я, озадаченный такой осведомленностью.

— Суккубы, знаешь ли, это очень тесное сообщество, — проговорила Лилит с улыбкой, появляясь в дверях.

— Так, хорош обниматься! — попытался сделать серьезное лицо Азра, протискиваясь мимо нас. — Всем нужно переодеться и пожрать чего-нибудь!

— Сейчас все будет! — с готовностью воскликнула Ника и помчалась на кухню.

На фоне шумных и радостно возбужденных друзей один только Графыч казался перемороженым.

— Кажется, я никуда не пойду, — проговорил он, стекая по стеночке у входа на пол. — Что-то мне все еще нехорошо.

— Тебя там нормально подлечили вообще? — забеспокоился я, присаживаясь рядом.

Графыч махнул рукой.

— Мое состояние не лечится. Нужно просто отдохнуть и восстановиться — так мне сказали целители.

— Ясно, — вздохнул я. — Тогда и правда стоит остаться дома и поспать. Давай я помогу тебе до комнаты добраться?..

Дальше все происходило очень быстро.

Мылись по-братски — по двое у лохани. Одевались быстро, ели на бегу. Пить Азра строго запретил — мол, потом набухаемся, а к королю надо идти трезвыми и приличными.

Никто не возражал.

И едва только мы успели дожевать свои бутерброды, как в наш гостевой дом заявился сам князь Дис с группой воинов в начищенных доспехах. Они привезли традиционный подарок победителям турнира — красивых белых лошадей по числу заявленных на турнир бойцов.

О, как же я был рад после Буцефала наконец-то сесть на красивое и послушное ездовое животное!

Итак, мы тронулись в путь следом за князем.

Признаться, в этот момент я чувствовал себя почти героем.

Сапоги — вычищены, лошадь — белая, кожаный прикид — чистый и черный, как смоль. С одной стороны на поясе побрякивает цепь с Лёхиным черепом, с другой — ножны поблескивают. Красавец, однако! Не зря девушки смотрят в след.

И таких красавцев и красавиц нас была целая школа!

И только наш бог-покровитель слегка не вписывался в общую картину. Он трусил позади бравой конницы, слегка икая и поругиваясь на бегу.

— Так, пока есть немного времени, объясняю правила, — громко сказал нам Дис. — Всем меня слышно?

— Всем, нас тут немного, — отозвался Азра.

— Тогда слушайте и запоминайте, — со строгим лицом начал свой инструктаж князь. — С его величеством и его семейством самим не заговаривать, только отвечать на вопросы. Прогуливаться по дорожкам вдоль аллей — можно. К артефактам слишком близко подходить нельзя. Все объекты Сада Славы вам будут представлены ознакомительно в конце встречи. Вина выпить нужно не меньше двух бокалов, иначе может показаться, что оно вам не понравилось. Больше четырех тоже не пить — еще не хватало, чтобы кого-нибудь развезло. Закуски с подносов брать щипцами, а не рукой. Громко не ржать, вести себя пристойно и деликатно. Ясно?

— То есть мне лучше не идти? — подал голос Та’ки.

Дис со вздохом обернулся на него.

— Ты — бог, тебе все простительно. Хотя я был бы благодарен, если б ты все-таки воздержался от звучного пускания кишечного эфира и горловых содроганий. И это… Медвежьи фрукты не чесать!

— Че?.. — переспросил озадаченный Та’ки. — Какие фрукты?..

Дис обреченно подкатил глаза и вздохнул.

— Короче, не пердеть, не рыгать и яйца не чесать! — перевел он на человеческий язык замысловатую придворную речь.

— А-аа, — протянул Та’ки. — Ну, так бы сразу и сказал. А то — фрукты, продукты…

Азра невесело усмехнулся.

По лицу было видно: ему неприятно, что Дис держит нас за деревенщин.

Но чего зря обижаться? Мы ведь именно такими и были. Кроме Графыча, конечно.

Вскоре мы увидели мерцающие заградительными начертаниями большие серебристые ворота с королевским гербом и стражу, от численности которой у меня слегка похолодело внутри.

Как же мне сюда потом пробираться?.. Возможно ли это вообще?

У ворот нам приказали оставить лошадей, и уже пешими мы вошли в Сад Славы, утопающий в розовой дымке, цветущей не в сезон душистой сакуры.

Очутившись внутри, я осмотрелся беглым взглядом.

Сад оказалсядовольно маленьким.

Вдоль всей главной аллеи примерно на расстоянии двадцати метров друг от друга были выставлены караульные. На небольшой площадке в центре рядом с большим фонтаном виднелись столы с выставленными на подносах закусками и бокалами красного и белого вина.

От площадки вправо и влево убегали две дорожки поменьше.

Слева сквозь розовую дымку я различил ряд постаментов с какими-то обломками и статуями воинов в доспехах. Причем рядом с каждым стоял стражник.

Справа же внимание привлекала конструкция, похожая на арку из высохшей лозы. Вокруг нее располагалась низенькая ограда, как иногда бывает вокруг Вечного огня. По углам, вытянувшись в струнку, стояли стражники.

И я понял — вот они, врата! Хотя, признаться, я представлял себе что-то куда более массивное и впечатляющее — все-таки божественное творение, сохранившееся с начала времен.

Однако сейчас мне было не до разочарований.

Я просто выпал в осадок от такого количества стражников на один квадратный метр! Как же здесь можно исхитриться и что-нибудь стащить?.. На мой взгляд это было просто за гранью возможного.

Азра, видимо, понимал ход моих мыслей. Он хмурился и покачивал головой, медленным шагом направляясь вместе с остальными к столам.

Разобрав вино, все разбрелись по садику. Наверное, он мог бы быть очень уютным, если бы из-под каждого куста не смотрели глаза следящих. В такой обстановке чувствуешь себя буквально голым.

Я с самым расслабленным видом неспешной походкой приблизился к вратам.

Стражники даже не шелохнулись. Только глазами следили за каждым моим движением.

Я сделал пару глотков вина. С трудом удержался, чтобы не поморщиться. Все-таки иногда богатые люди коллекционируют такое, чем люди попроще побрезгуют пользоваться. Теперь понятно, почему королю могло бы показаться обидным, если гости не оценят его подарок. Такое без подготовки непросто оценить.

Тут стражники у ворот спешно отворили ворота, и в сад въехало пятеро всадников: его величество, принц Альба, королева и двое сопровождающих.

Оставив лошадей страже, улыбающийся король двинулся к центральной площадке. Следом за ним на почтительном расстоянии шла его семья.

Все наши, расползшиеся по саду, тут же встрепенулись и поспешили навстречу.

Я тоже собирался было развернуть оглобли в нужную сторону, как вдруг рядом со мной невесть откуда появился Кир.

Его рука тяжело легла мне на плечо.

Я обернулся. Хотел спросить, в чем дело.

Но как-то не пришлось.

Взгляд Кира был таким же тяжелым, как рука на моем плече. Лицо не выражало никаких эмоций.

— Час настал, — негромко сказал он. — Сделай все, как следует. И прощай.

Он бросил на землю какой-то округлый блестящий предмет, похожий на линзу, и с силой впечатал в нее кованый металлом каблук.

Раздался скрежет, и из-под подошвы сапога в стороны плеснуло ослепительно яркое белое свечение.

И в то же мгновение вокруг стало темно.

Будто кто-то выключил в комнате свет.

Я изумленно поднял голову — и увидел, что все замерло в абсолютной тишине: король, его свита, стражники и наши парни. Даже лепестки сакуры застыли перед моими глазами, точно мухи в янтаре.

Я встряхнул головой, пытаясь понять, не сошел ли я с ума раньше времени. Протянул руку вперед. Она с трудом меня слушалась. Но тем не менее я сумел зажать между двумя пальцами замерший перед глазами лепесток.

В ту же секунду вся фигура Кира вдруг стала такой же ослепительно-белой, как сияние от разбитой линзы. Он метнулся в сторону короля — беззвучно и быстро, как вспышка. И, выхватив меч из ножен, с размаху снес ему голову.

Голова отделялась от тела медленно. И так же нестерпимо медленно из шеи проступали струи бьющей в стороны крови.

Я вытаращился на Кира. Что вообще происходит⁈ Зачем?

Хотел крикнуть — но не мог. Пошевелиться — но воздух вокруг стал еще плотнее и гуще.

Кир выпрямился, убрал меч в ножны — и, не оборачиваясь, исчез.

Тьма вокруг рассеялась, звуки снова хлынули со всех сторон, люди задвигались, лепестки цветов закружили в воздухе.

А обезглавленное тело короля упало на землю прямо перед побелевшим, как снег, Альбой.

— Закрыть ворота! — не своим голосом прокричал Дис, бросившись к своему господину. — Караульным окружить принца! Король убит!..

Глава 15 Королевская кровь

В первые мгновения я видел все, как в замедленной съемке.

Исчезновение Кира, движение ветвей над головой, падение обезглавленного тела и устремившиеся к отцу руки Альбы.

Пронзительный, почти птичий крик королевы пронесся по саду.

Лицо принца исказилось от боли, словно меч Кира вонзился не в отца, а в него самого.

Он хватался слабыми руками за складки одежд, пытаясь удержать короля. Потому что просто не мог позволить ему упасть на залитую кровью дорожку, под ноги подданных. Праздничный синий камзол с серебром окрасился алым. Тонкие пальцы до белизны вцепились в мертвеца, от напряжения на лице проступили пунцовые пятна — но король был слишком большим и высоким для хрупкого принца, и безвольное тело утекало у Альбы из рук.

Но охрана уже спешила на помощь…

Что же ты наделал, Кир? Какого черта⁈

Мне вдруг вспомнилось, с каким лицом он обернулся к королевской ложе в тот день, когда его величество в первый раз появился на турнире. И тот взгляд. Тяжелый и жестокий, как этот удар мечом.

Кир с самого начала знал, чем все должно закончиться.

Оракул привел его сюда, чтобы убить короля. И я собственными руками открыл ему дверь.

Опустив глаза, я ошалевшим взглядом посмотрел на собственные руки, как будто ожидал увидеть на них кровь.

Твою ж мать.

И что теперь?..

Караульные поспешили на призыв Диса — я едва успел посторониться, чтобы они не сбили меня с ног.

— Даня, врата! — просипел Лёха, сверкнув глазами. — Час настал!..

«Час настал».

Именно так и сказал мне Кир за мгновение до того, как совершить убийство.

«Сделай все, как следует. И прощай.»

Вот только какой смысл теперь что-нибудь делать?

Едва ли нас быстро отпустят. Если отпустят вообще.

Но все-таки я перешагнул через ограду и скрылся за плотным сплетением древнего портала.

Очутившись почти вплотную к арке, я ощутил легкое напряжение в воздухе и тепло, исходившее от ветвей. Неровности, которые издалека мне показались растрескавшейся корой, вблизи оказались тончайшими начертаниями, нанесенными плотным узором по всей поверхности каждой из веток, даже самых тонких. И в глубине этих символов, то едва заметно вспыхивая, то полностью угасая, пульсировала энергия.

Несмотря на безжизненный вид, какая-то толика жизни все-таки здесь еще оставалась.

Но где найти отросток?..

Раз снаружи все мертво, а внутри вспыхивает свет, было бы логичней найти что-то жизнеспособное в самой глубине сплетения.

Пригнувшись, я попытался просунуть руку между лозами, и с изумлением обнаружил, что они — каменные.

— Даня, скорее, — прошептал Лёха.

Царапая руку о каменные шершавости, я с усилием пропихнул ее внутрь. И — о чудо! Нащупал тонкий и мягкий побег!

Едва слышно хрустнув веточкой и зажав свою добычу промеж пальцев, я вытащил ее наружу.

И тут над хаосом, воцарившемся в саду, прозвенел изменившийся до неузнаваемости голос Альбы.

— Прочь!..

Выглянув из-за своего укрытия, я увидел огромного ангела с широко распахнутыми белоснежными крыльями. Он возник прямо перед телохранителем — могучим немолодым воином, который держал на руках своего мертвого господина.

Принц встал между ангелом и своим отцом.

Все сейчас смотрели на него — будущего короля этой земли.

— Пошел прочь, — негромко, но страшно сказал он.

— Уйми свой гнев и гордыню, — провозгласил трубным гласом ангел. — Он принадлежит нам!

— Так довольствуйтесь душой, которую он вам доверил. А тело, которое никто из вас не удосужился защитить, я вам не отдам!

— Раб божий Альба, ты знаешь наши правила…

— Я не раб, — оборвал Ангела Альба. — Я — продолжатель монаршей династии, носитель королевской крови и законный наследник этой земли. И отныне я отказываюсь принимать ваши правила невмешательства! Он верил вам. Верил в вас! А вы… безразличней суккубов. Уходи!

Ангел растаял в воздухе, а я сунул крошечный отросток в карман куртки и скользнул от врат на дорожку — бесшумно и молниеносно, как научил меня Та’ки.

Под ногой хрустнуло стекло.

Отступив назад, я присел, разглядывая остатки той сияющей линзы, что разбил каблуком Кир за мгновение до нападения.

Осколки по-прежнему сверкали, как крошечные огоньки.

— Взять под стражу всех из «Парящего Грифа»! — твердым голосом приказал Альба. — Никого не упустить! Обыщите весь сад и, если убийца все еще здесь, взять живым!..

Убийцу.

Значит, он видел лицо Кира. Хоть в этом повезло.

А мне навстречу уже мчались двое стражников.

Я поднялся, готовый сдаться добровольно, но им было все равно — расстелив меня по булыжникам, мужики с самым героическим видом наподдали мне под бока и связали руки.

Было больно. И обидно до черта. Ну да мне не впервой.

Стиснув зубы, я не издал ни звука — даже когда меня поставили обратно, выворачивая связанные руки из плеч.

Остальных тоже повязали — и мужчин, и девушек.

Тут один из моих конвоиров тоже заметил осколки.

— Ваше высочество, здесь какие-то странные стекляшки! — крикнул он. — Похоже, зачарованные!

Альба обернулся. Пустыми глазами скользнул по моему лицу.

— Стекляшки?.. — переспросил он, и направился к нам.

Приблизившись к осколкам, он присел и поднял один из них на ладонь.

Его руки в кольцах были перепачканы кровью короля.

— Ваше высочество, осторожней! — не на шутку испугался Дис. — Кто знает, что это!..

Альба зыркнул на него, не поворачивая головы.

— Я знаю. Это обломки амулета. Но что за энергия его напитала, никак не могу разобрать.

Он поднялся и уставился на меня.

— Что это был за амулет, Даниил?

— Я не знаю.

И это была чистая правда.

Альба несколько секунд молча смотрел мне в лицо — человеку, из-за спины которого вышел убийца его отца.

А потом обернулся к Дису.

— Доставить всех грифов в Мефодиевскую крепость. Разместить по одному. Если кто-нибудь по пути окажет сопротивление или попытается бежать — убить на месте.

— Судя по всему, убийцы уже здесь нет, поэтому город необходимо закрыть и обыскать каждый дом от подвалов до чердаков. Жду вас через два часа в приемной его величества. Также обеспечьте присутствие барона Красова, его преосвященства и… пригласите Станислава Андреевича.

— Старика архивариуса? — переспросил князь.

— Да.

Альба развернулся и направился к матери.

В своем роскошном платье она сидела в кресле, заботливо выставленном для нее кем-то из подданных, и на коленях держала отрубленную голову мужа.

— Да будьте вы прокляты… — снова и снова повторяла королева, будто в бреду. Уставившись в одну точку прямо перед собой, она перебирала волосы мертвецу. — Будьте прокляты все. Будьте прокляты…

— И подать в сад две закрытые кареты! — приказал Альба.

Я не мог больше молчать.

— Ваше высочество! — громко крикнул я ему в спину. — Клянусь чем хотите — мы не причастны к случившемуся! Никто из нас не предавал вас! Я — не предавал!..

Он остановился. Обернулся.

Ну же, Альба. Не смотри на меня таким мертвым взглядом! Разве я мог бы причинить тебе такую боль? Ведь мы же друзья. Ты помнишь? Я не хочу верить, что ты всерьез считаешь меня причастным к случившемуся! Да и вообще, разве кому-то из наших могла быть выгодна смерть короля, да еще при таких обстоятельствах?..

— И тем не менее как минимум один из вас оказался убийцей, — с горечью в голосе возразил мне принц.

И мне нечего было возразить.

Да, черт возьми. Именно так все и вышло.

— А что делать с божеством?.. — спросил Дис. — Тоже в крепость? Или передать дело на рассмотрение Высшему Совету?..

У меня душа ушла в пятки.

Что? Нашего Та’ки передать Совету? Нет, пожалуйста, только не это!

В этот миг Альба взглянул на меня.

Наверное, эмоции в моих глазах были прописаны так ярко, что и в его взгляде шевельнулось что-то от прежнего принца.

— Не нужно, — сказал он после секундного колебания. — Пусть с ним разбирается комиссия по вопросам развития школ боевого искусства. Если посчитают нужным, лишат звания хранителя и выдворят прочь.

— Что? Ты хочешь отпустить его просто так⁈ — воскликнула ее величество, поднимая безумные глаза на сына. — Я не позволю!..

Альба с горечью посмотрел на мать.

— Я прощаю вам эту попытку вмешательства в государственные дела, поскольку знаю, как сильно вы потрясены. Однако впредь постарайтесь держать себя в руках и сдерживать эмоции. Ни вы, ни я не в праве распоряжаться судьбой бессмертных.

— Отдай его Совету! Они будут рады иметь повод разобраться с прихвостнем Сета!..

Я изумленно уставился на королеву.

Они знают правду о Янусе?..

Альба ничего не ответил.

Только кивнул Дису, и нас повели прочь из сада.

Наши нарядные белые кони все еще стояли у ворот, потряхивая гривами и звеня праздничными бубенцами.

Вот вся слава и закончилась.

Не знаю, каким образом в столице осуществлялось информирование народа — может, у каждого дома имелась какая-нибудь королевская доска, или глашатаи работали на износ круглые сутки. Но только первые пятнадцать минут пути мы встречали притихших горожан с флажками, которые озадаченно смотрели на связанных победителей, шествующих под конвоем.

А дальше флажков уже не было, и вопрошающего шепота — тоже.

Стоило только нам свернуть на соседнюю улицу, как толпа загудела: «Убийцы!» «Они убили короля!». В головы нам полетели булыжники и яйца. Конвоиры для вида поругивались на горожан, но явно не горели желанием защищать нас.

Азра молчал. Рыжий тихо ругался себе под нос. Майка казалась совершенно потерянной. Остальные старательно пытались сохранить лицо, хотя в ситуации, когда в тебя летит что ни попадя, это сделать непросто.

Но если все остальные просто были подавлены и растеряны, то лично меня сжигало изнутри еще и чувство вины.

Если бы не я, Кир не присоединился бы к нашей школе, и всей этой катастрофы не случилось бы.

— Ох и влипли же мы, Лёха, — тихо проговорил я некроманту.

— Помалкивай там! — пихнул мне ножнами промеж лопаток один из стражников.

И я умолк.

В Мефодиевскую крепость мы шли до самой темноты. И, если честно, когда на горизонте наконец-то нарисовалась зубчатая стена, освещенная факелами, я испытал даже какое-то облегчение — слишком уж затянулся наш показательный марш через весь город, и я дьявольски устал. Причем, мне кажется, не столько от ходьбы после изматывающего боя, сколько от позорного линчевания по пути. Тело — бог с ним. Душа болит всегда сильнее.

Нас разоружили прямо во внутреннем дворе крепости. Там же ощупали карманы и заставили выложить все платки и кошельки.

К счастью, крошечную тонкую веточку, потерявшуюся вдоль шва, никто не смог нащупать.

Хотя счастье это было сомнительное. Сколько этот побег сможет продержаться без нужного ухода? Когда теперь я смогу передать его Нергалу?

И смогу ли вообще.

Потом всех начали разводить по камерам.

Я только Азре успел сказать «прости». И опять очутился в пылище на земле, и пара стражников тяжелыми сапогами вломили мне по ребрам, после чего утащили в полагавшуюся мне одиночку.

Первые минут пятнадцать я просто лежал на голом полу, пытаясь проморгать звездочки в глазах. Потом, наконец, приподнялся, вытер раскровавленный нос и на заднице отполз к стене.

Номерок мне, надо сказать, выдали зачетный — квадрат размером два на два, где с одной стороны стояло ведро для справления нужды, а с другой лежал большой мешок, набитый соломой. И крошечное окошко под потолком, из которого в мою конуру попадал свет луны.

Прижавшись к стене, я выпрямился и со стоном расстегнул куртку. Потрогал свои бока. Кажется, с одной стороны, мне все-таки сломали пару ребер. Даже дышать было больно.

Твою мать.

Сунув руку в карман, нащупал веточку. Вынул ее.

Три узких вытянутых листочка и хвостик длиной сантиметра четыре. Побег, из которого должны были вырасти врата, которыми мог бы вернуться в наш мир Янус.

Я держал его в окровавленной руке, ужасаясь беззащитной хлипкости помявшегося в кармане отростка.

И что мне с ним теперь делать?

Тут я почувствовал странное легкое покалывание. Разжав ладонь, я с изумлением обнаружил, что с места среза проклюнулся маленький белый хвостик корешка, плотный и крепкий.

Я переложил его в другую руку. И снова — в окровавленную.

Прикоснувшись к алой влаге, маленький корешок шевельнулся.

От неожиданности я едва не выронил его. А потом поднес к царапине на руке, и корешок опять ожил, как почуявший добычу червячок. Мое безумное предположение оказалось не таким уж безумным! Я позволил корешку найти ранку, а потом почувствовал покалывание — это корень потянулся в мое мясо, приняв его за влажную почву.

А ты, оказывается, маленький вампир?

Ну что ж, тоже неплохо. Как мать вскармливает свое дитя молоком, я буду кормить тебя кровью! Только живи. Подумать только — ведь от этого крошечного кровососа зависит моя собственная жизнь.

Я печально улыбнулся. Вот так меня тут и найдут лет через двадцать — с развесистым деревом, выросшим из руки. Почти как того парня в пещере с оливковым деревом. Офигенная перспектива!

Хотя вряд ли у меня есть в запасе целых двадцать лет.

Я убрал руку с вампиренком в карман, перебрался на солому и отрубился.

Утром мне принесли кружку воды и половину столовой лепешки, безвкусной и сухой. Осторожно вытащив из руки подросший корешок, я спрятал веточку в карман и сожрал весь свой завтрак до крошки и запил водой.

На это мой желудок ответил недовольным урчанием — лепешка утонула в его глубине, при этом оставляя ощущение, будто я и не ел вовсе. Еще и пить захотелось.

Сейчас бы кружечку пива, холодненького, да погуще!

Покосившись на дверь, я прислушался. Вроде никого в коридоре нет.

— Бухалово, — тихо проговорил я, создавая хорошо знакомый конструкт.

Раздалось странное шипение. Пол, потолок и стены засияли алыми начертаниями, и мой конструкт съежился и погас, так и не создав для меня желанного пива.

Начертания медленно угасли, оставив меня ни с чем.

Вот как, значит. Эффект почти как в колодце безопасности для тренировок.

Впрочем, я должен был это предвидеть, ведь заключенные здесь могли обладать очень сильным источником, и этот момент требовал соответствующего решения.

Я огорченно вздохнул.

Хоть бы папиросы оставили, в самом деле. Что я тут могу натворить с помощью коробка спичек и курева? Сам себе постель подпалю? Или каменную кладку расковыряю?

Заставив себя подняться, я пошатался в камере от стены к стене, пытаясь хоть немного размять затекшее тело. Каждое движение отзывалось острой болью в боку. В итоге я улегся на свой мешок соломы и принялся наблюдать, как пятно света ползет по моей камере.

Потом мне еще раз принесли воду и пол-лепешки, от которой смердело плесенью. Поколебавшись, стоит ли это есть, я обошелся только водой.

В ужин меня ожидал целый пир — плошка сухой пшенной каши. Я готов был проглотить ее прямо вместе с жестянкой, такой вкусной она мне показалась.

Ночью я расковырял свою царапину и принялся подкармливать отросток. На ощупь он больше не казался таким уж хлипким. Листочки стали плотнее, как и сама веточка.

Хоть кому-то из нас хватало жратвы.

Делать было совершенно нечего, но и спать я не мог. Неопределенность и гадливое чувство вины не давали забыться.

А когда поднялась луна, я отчетливо услышал шаги. Освободившись от «вампиреныша», я сел, напряженно уставившись на дверь. Потому что ничего хорошего этот внеурочный визит посреди ночи не сулил.

Звякнули ключи, и дверь в мою камеру отворилась.

На пороге стояли стражники с факелом.

— На выход, — с суровым лицом приказал один из тюремщиков.

Я встал.

— Палач согласился на сверхурочные? — попытался я пошутить.

— Еще одно слово — и сверхурочные получит гробовщик, — хмуро ответил мне второй стражник, который был постарше.

Я вздохнул, но продолжать разговор не стал.

Меня вывели из камеры, провели по длинному коридору вдоль множества дверей в другие камеры, а потом приказали спуститься в подвал.

Беспокойные кошки заскребли у меня на душе.

Подвалы в тюрьмах и крепостях обычно используются творчески. И, кажется, сегодня объектом чьего-то творчества будет моя шкура. Вспоминая блестящие орудия мастера Гая, я внутренне содрогнулся.

Честно — даже умереть не так страшно, как представить себе ощущения человека, из спины которого по живому вырезают кожаные ремни. Или еще что-нибудь такое же увлекательное.

Спустившись вниз, мы оказались в еще одном коридоре, на этот раз — небольшом.

И здесь была всего одна дверь.

— Заходи! — потребовал стражник.

Я подчинился.

Мои конвоиры остались снаружи, и я вошел в комнату в гордом одиночестве.

И первым, что я увидел, была старая добрая дыба. Рядом стоял большой стол, на котором хищно поблескивали всякие приспособления для превращения человека в кусок кричащей плоти. Справа от входа у стены стоял еще один стол, большой и длинный. На нем кроме ярких больших ламп и письменных принадлежностей не было ничего. Стулья тоже пустовали.

Я покрутил головой, пытаясь понять, что, собственно говоря, происходит.

Тут вдруг в стене со скрипом отворилась неприметная маленькая дверца.

Внутри было сумеречно, но на маленьком письменном столе, видневшемся в приоткрывшуюся щель, горела свеча.

Я прошел через пыточную и опасливо подошел к порогу потайной комнаты.

— Здравствуй, Даниил, — услышал я знакомый голос.

Альба?..

Он был один. Сидел за столом с бокалом вина — в черном траурном костюме, от которого лицо и волосы казались еще бледней, чем обычно. И внезапно старше.

— Ваше… величество?.. — осторожно предположил я, не имея ни малейшего представления, как к нему теперь обращаться.

— Пока еще высочество, — отозвался Альба, наливая вино во второй бокал. — Коронации еще не было. По правилам она может состояться только если присутствует положенное число князей и представителей графств. А это дело небыстрое, — проговорил он и жестом указал мне на стул напротив. — Присаживайся.

Стиснув зубы, я осторожно уселся на стул, удерживая спину максимально ровно.

Альба внимательно наблюдал, как я это делаю. Потом спросил:

— Досталось?

Я усмехнулся.

— По мелочи.

Взяв бокал, я сделал глоток. Посмотрел на принца.

Тот помолчал, глядя на пламя свечи. А потом сказал:

— Не люблю лампы. Живой открытый огонь мне всегда нравился больше.

Я вздохнул.

— Странная ситуация. Я смотрю на вас и не понимаю, кого вижу перед собой. Принца? Будущего короля? Или друга?..

Альба усмехнулся.

— Не поверишь. Со мной абсолютно та же история. Только эпитеты другие, — проговорил он. — Завтра с тобой должен начать работать дознаватель. Но… Наверное, я плохой сын и слабый правитель, но от мысли, что кто-то будет вытягивать жилы из человека, которому я как минимум обязан жизнью, мне становится тошно. Поэтому я и пришел поговорить с тобой.

У меня сжались кулаки.

— Ты правда считаешь, что я причастен к случившемуся? Да никто из нас понятия не имел, что он задумал!..

Альба с такой грустью посмотрел на меня, что я невольно умолк.

— В книге учета учеников, оставшейся в Вышгороде, никакого Кира с энергией смерти не значится. Откуда он взялся и когда был принят в школу?

А вот этого я не предвидел. Не ожидал, что кто-нибудь будет сверять списки. Еще бы — я же не думал, что Кир вдруг отрубит голову королю!

А теперь придется или рассказывать правду, которая без некоторых деталей, которые мне придется опустить, выглядит не очень-то убедительно, или врать.

Я по привычке потянулся к карману, в котором обычно лежали папиросы.

Альба открыл ящик стола и одно за другим выложил на стол передо мной коробку со спичками, мой портсигар и пепельницу.

— Спасибо, — искренне поблагодарил я.

— Не за что.

Я вытащил папиросу, прикурил.

— Кир — мой старый знакомый, — сказал я. — Он был призван вместе со мной из донорского мира. И когда он попросился в школу… я уговорил Азраила зачислить его.

— Ты уговорил?..

— Да, я. Ну, ты же видел сам по спискам — у нас не очень много бойцов. А тут — еще один человек. Почему бы нет? Понимаю, как это сейчас выглядит, но уж как есть.

Альба задумчиво потер подбородок.

— Как есть, значит.

Я выдохнул дым в сторону.

— Слушай, да если бы я знал, что у него на уме — не с собой бы взял, а задушил бы нахрен!..

— В самом деле? — приподнял одну бровь Альба. — Странно. А я решил, что вы — добрые друзья.

— С чего бы это?

— Ну, это ведь ваш с ним допрос превратился в кровавую баню в ратуше Вышгорода. Помнится, ты еще потом просил заступиться за красавицу-дознавателя. Или это тоже просто роковое совпадение?

Я чуть не застонал от бессилия.

С каждой новой деталью ситуация выглядела все отвратительней.

— Дис вспомнил, что ты привел его после того, как случилась заминка с портальным, — продолжил принц. — Когда тебя все ждали. Это верно?

Я кивнул.

— Да, так и было.

— То есть твой знакомец-убийца каким-то образом случайно оказался в точке перехода, где случайно с тобой встретился?

Я развел руками.

— Ну, видимо, вовсе не случайно он мне встретился.

— Меня больше интересует, как он там оказался.

У меня на лбу испарина выступила.

Так, если я сейчас скажу, что он — бывшая ворона, это будет ответ на поставленный вопрос или полная жопа?..

— Я тогда этими вопросами не задавался.

— А я вынужден задаваться, Даня. К примеру, какова вероятность, что это он искал тебя и нашел, а не наоборот?

— В смысле наоборот?

— У тебя в распоряжении был целый день. За это время имея под рукой своего портального можно целую гвардию успеть собрать по просторам королевства.

Я фыркнул.

— Если бы дела обстояли так, разве не проще было бы присоединить его к школе еще в Вышгороде?..

— В принципе, да. Но интересно, что перед моментом нападения стража видела его рядом с тобой. И якобы он что-то тебе сказал.

— Кир сказал: «Час настал». И попрощался, — ответил я. — Послушай, все это не имеет никакого смысла! Ну зачем мне или кому-то еще из наших так подставляться? Ежу ведь понятно, что нам потом мало не покажется. И главное — а для чего? Ни у кого из нас нет ни малейшей причины совершить это!

Альба поднялся из-за стола.

— В том-то и дело… — проговорил он, упираясь руками в высокую спинку. — В том-то и дело, что причина была. И я не знаю, мог ты о ней знать или нет. Ведь каким-то образом ты смог раскрыть заговор, который столько лет никто из придворных не сумел понять! Ты умудрился выкрасть меня из рук матери, оказавшись именно в том месте и в то время, когда все решалось. В конце концов, ты способен призвать бога на арену! Откуда мне знать, что еще ты умеешь? Может, читать мысли? Видеть будущее? Что дает тебе эта странная способность, названная вашим бывшим магистром и по совместительству богом-изгнанником Янусом «истинный гриф»⁈

Я озадаченно уставился на Альбу.

— О чем ты?

Принц прошелся по каморке. Он словно никак не мог решить, отвечать на мой вопрос или нет. Потом вернулся на свое место. Вздохнул. И сказал:

— После того, что вы продемонстрировали во время финального боя, мой отец принял решение всех учеников вашей школы объявить закончившими обучение.

— Но это же было бы здорово!

Альба уставился на меня, как на умалишенного.

— Здорово? Ты серьезно?

Он шумно выдохнул.

— Я ничего не понимаю, — горестно проговорил он. — Ты то всеведущ до неприличия, то наивен до неловкости. Отец не планировал никого из вас оставлять в столице. Я молил его не делать этого, но его величество твердо решил, что вы слишком опасны для нашего мира и собирался передать вас Аресу согласно многовековому договору.

Я едва не уронил недокуренную папиросу себе на штаны.

— Чего?.. — проговорил я. — Какому договору?..

Альба кивнул своим мыслям.

— Да. Похоже, ты и правда не знал.

— Так какому договору?..

Альба допил свое вино. Потом поставил пустой бокал на стол и спросил меня:

— Ты никогда не задавался вопросом, для чего нашему королевству такое количество школ боевых искусств? Зачем они нужны? Разве у нас в каждом городе идут непрекращающиеся бои?

Я почесал затылок.

Вообще-то этот вопрос у меня действительно возникал. Но когда-то давно. Еще до того, как другие проблемы вытеснили его из моей головы, уступив место более насущным вопросам.

А ведь еще мне казалось странным, что Янус не торопится продвинуть своих подмастерий и передать их в столицу. Он даже распустил на время своих старших, чтобы они подзаработали полученными навыками себе на жизнь, но королю никого не отдавал.

Я вдавил окурок в пепельницу.

— Не поверишь, но когда-то мне действительно казалось это странным. А потом все так закрутилось, что было уже не до глобальных размышлений.

— Вся система построена таким образом, чтобы люди вообще поменьше об этом размышляли. А суть дела в том, что каждый год мы обязаны передавать в верхний мир не меньше сотни хорошо обученных воинов. Этот договор получил название «дань Аресу».

— И… зачем верхнему миру воины?.. — проговорил я.

Альба пожал плечами.

— Не имею ни малейшего представления. По крайней мере, пока. Может, когда стану королем, что-то изменится. Но я в этом не уверен.

Я схватился за голову.

Та-ааак.

Значит, наш добрый король собирался отправить всех шут знает куда и черт знает зачем, лишь бы подальше. А Кир своим поступком все это отменил.

С одной стороны, он своим варварским способом вроде как решил глобальную проблему.

А с другой — я почти физически почувствовал петлю, все сильней затягивающуюся у меня на шее.

Альба внимательно наблюдал за мной.

— Почему ты так на меня смотришь? — измученно проговорил я.

— Потому что пытаюсь понять, — ответил он. — И оправдать. Но чем глубже я копаю, тем больше нахожу странных совпадений, связанных с тобой. Они никак не хотят выстраиваться в стройную картину, путая ситуацию все больше. Помоги мне. Я хочу поверить в твою невиновность, но у меня для этого не хватает причин.

Я вздохнул.

Вот и что мне ему ответить?..

Гадливое чувство, огорчение, горечь, досада — все они вдруг разом умолкли, уступая место бесконечной усталости.

Я вытащил из портсигара вторую папиросу. Прикурил.

Альба не торопил меня с ответом. Просто смотрел на меня, будто МРТ мозга делал.

Ну что ты там хочешь увидеть? Поверь, там такой ящик Пандоры, что открывать его не стоит. Я и сам не знаю, как до сих пор с ума не сошел от всего, что в ней набралось.

— Понимаю, как все это выглядит со стороны, — проговорил я. — Не дурак. И поверь, я был бы счастлив переубедить тебя. Но… — я невесело усмехнулся и развел руками. — ирония в том, что мне нечем. Я проклят способностью вечно оказываться в центре событий. В этом нет какой-то особой логики. Просто я так живу.

Принц вздохнул. Поднялся.

— В любом случае, я обязан тебе жизнью. И я верну тебе долг. Я отпускаю тебя, Даниил.

Я удивленно уставился на него.

— Что?..

— Стража вернет твои вещи, оружие и выдворит из столицы. Может быть, я собственными руками даю свободу убийце короля, предавшему мое доверие. Но я хочу верить, что тем самым я предоставляю доброму другу возможность доказать собственную невиновность.

— В самом деле? Ты просто так отпустишь нас?..

— Нас? — поднял брови Альба. — Нет, ничего подобного. Все твои друзья останутся в крепости. До тех пор, пока ты не привезешь мне убийцу.

— Но ты же знаешь, что они совершенно не при чем! Тогда зачем это⁈ — вскричал я, вскочив из-за стола.

— Затем, что ваша школа совершила ошибку, которая стоила жизни королю! — так же вскричал в ответ Альба, бледнея еще сильней, хотя это казалось невозможным. — Ты считаешь, это не заслуживает наказания? Очнись! В былые времена за подобные проступки казнили целыми семьями! Я и так проявляю чудеса милосердия, которые и вовсе показались бы странными, не имей они прецедентов в прошлом. Будь благодарен, что все твои товарищи все еще не на плахе!

Тяжело дыша, мы несколько мгновений смотрели друг на друга, как два волка.

Потом я устало присел.

Голова казалась такой тяжелой, что я с трудом удерживал ее на плечах.

— Что же мне делать… — простонал я.

— Просто найди Кира. И привези сюда, — угасшим голосом сказал Альба. — Через пару недель я смогу немного улучшить условия содержания. Они смогут продержаться, не сомневайся.

Я усмехнулся.

— Привезу — и ты р-раз! И велишь казнить нас всем скопом.

Альба пожал плечами.

— Я отпускаю тебя. А ты р-раз — и покинешь королевство навсегда. Так что увы — риски никто не отменял.

В комнате стало тихо. Было только слышно, как пощелкивает фитиль дешевой свечи.

Я налил нам еще вина.

Альба кивнул.

В абсолютном молчании мы пили вино, в полумраке кажущееся черным.

И было пронзительно грустно.

— Я решил отказаться от христианизации столицы, которую проводил мой отец, — проговорил Альба, разглядывая темную пьянящую жидкость в бокале.

— Хочешь сменить покровителя? — спросил я. — И кого собираешься выбрать?

— Не знаю. Вне зависимости от личности богов кое-что всегда остается неизменным — все они преследуют только свои цели. На людей им плевать.

Я кивнул.

— Так-то оно так, но и без покровителя в этом мире нельзя. Иначе тебя просто раздавят.

— Тоже верно, — вздохнул Альба. — Поэтому я пока и не принял окончательного решения. Но что-то нужно менять, Даня. Что-то нужно менять… Я еще не принял корону, но уже чувствую, какая это тяжелая ноша. Ощущение, что королевство трещит по швам. И именно мне выпало удерживать его в этот момент.

Я задумчиво посмотрел на друга.

Все-таки королевская кровь — необычная штука. У Альбы явно кроме сельскохозяйственных способностей имелось кое-что еще, о чем он не распространялся. Например, обостренная интуиция.

— А может, трещит не только наше королевство? — проговорил я. — Может, это весь мир трещит по швам?.. И главные проблемы там? — и я многозначительно показал пальцем наверх.

Глава 16 Даня-не-жрец

К гостевому дому меня доставили без лишнего шума. Альба дал мне всего двух сопровождающих — скорее, в качестве охраны, чем конвоиров.

Растолкав друзей, я как можно короче объяснил суть происходящего и велел собираться.

Маленькая Лидия хныкала сквозь сон, Ника принялась носиться по лестнице взад и вперед, упаковывая самые ценные вещи. Лилит, совсем не по-монашески выразившись прямо при ребенке, ушла на кухню за съестными припасами в дорогу. А мы с Графычем отправились на конюшню готовить телегу, чистить и запрягать лошадей.

— Думаешь, мы сможем найти этого твоего Кира? — спросил меня Графыч, вооружаясь скребками и щетками.

Словечко «твоего» неприятно резануло слух.

— Своими силами — не думаю, что получится, — отозвался я, придирчиво выбирая себе на хозяйственной полке орудия труда. — Но с божьей помощью — все может быть. Вот только…

Уставившись на щетки, я вдруг задумался.

А действительно ли Кир заслуживает того, чтобы оказаться в руках палача? Ведь его уж точно не станут мариновать в камере, а как-нибудь показательно и люто казнят.

Да, сейчас из-за его поступка «Парящий Гриф» перебазировался в тесные одиночки Мефодиевской крепости на скудные харчи. Но какой была альтернатива? Поступить в распоряжение богов в качестве живой жертвы? Чем бы это закончилось для нас, сейчас было сложно даже предположить.

Но я пятой точкой чуял — вряд ли чем-то хорошим, приятным и полезным для здоровья.

Не зря, ох не зря король снял запрет на сокрушительные конструкты. Он явно хотел, чтобы в азарте мы показали все, на что способны в критической ситуации.

И мы, блин показали!

Разворотили всю арену, потом еще и копию Джасуры призвали.

А еще его величество знал истинное положение дел с нашим пропавшим магистром. Восклицание королевы о «прихвостне Сета» наталкивало на мысль, что с самого начала отношение к нашей школе могло быть предвзятым. И хоть это попахивало манией величия, не исключено, что новое правило появилось специально для того, чтобы заманить нас в ловушку. И каким бы другом не был для меня Альба, вряд ли он мог как-то повлиять на решение отца после того, как мы в эту ловушку вляпались.

Так что, если постараться заглушить лишние эмоции и подумать трезво, Кир не такой уж ублюдок, как могло показаться сначала. Хотя нет, все равно — сволочь. Потому что мог предупредить. Должен был предупредить!

Но плевать ему было и на нашу школу, и на всех нас. Кир слушал только Оракула, и служил лишь ему одному.

С другой стороны — Альбы ведь тоже мог бы меня предупредить. Или он узнал о намерениях отца слишком поздно? А может, просто в этом вопросе будущий правитель внутри принца смог победить друга?.. Ведь, наверное, с позиции королевской власти такие персонажи, как мы, больше похожи на бомбу замедленного действия, чем на что-то полезное для общества.

Голос Графыча вывел меня из задумчивости.

— А что с конем Азры делать будем?

Я обернулся.

В самом деле, хороший вопрос.

Глянцево-вороной демон на четырех копытах, сверкнув в мою сторону глазом, недовольно зафыркал, будто понял, что речь идет о нем. Застучал подковами по деревянному настилу денника, пружинисто переминаясь с ноги на ногу.

— Ну не здесь же его оставлять, — сказал я. — Азра нам этого не простит, когда вернется.

— Как скажешь, — хмыкнул Графыч, мягкими движениями обрабатывая скребком спину своего первого парнокопытного клиента. — Но лично я на него не сяду. И девушек на этого зверя сажать бы не стал. Сам верхом на нем поедешь?

Я подошел к деннику. Жеребец Азры злобно скосил на меня глаза и угрожающе повернулся задницей — мол, щас как долбану тебе по башне копытом — мало не покажется.

— Ну, ехать на нем мне и самому не хотелось бы, — признался я. — Но привязать-то к телеге можно. Да, зверюга? Поедешь с нами домой? Извини, но придется пока без хозяина.

Я протянул руку и, схватившись за недоуздок, развернул конягу к себе головой.

Жеребец по-заячьи навострил уши, хищно отвел их назад.

И тут у меня на поясе проснулся Лёха.

— Красавец! Не конь, а песня! — проворковал он, поблескивая глазами.

Жеребец фыркнул. Расслабил уши. Потянулся мордой к черепушке, но перекладины денника мешали ему.

Я погладил коня по шее. Сначала осторожно, потом уже спокойней. И зверь при этом не попытался меня сожрать или приложить копытом.

— Что происходит? — удивился Графыч, отвлекшись от своего занятия. — Ты его зачаровал?..

— Мне кажется, это Лёха его приручил, — озадаченно проговорил я.

— Просто я напомнил ему хозяина, — пояснил Лёха — Энергия некромантов производит ощущение, похожее на энергию смерти. Обычно четвероногие не выносят эту ауру, но, видимо, если уж привыкают — то крепко. Попробуй-ка выпустить его?

Я открыл дверь денника, и жеребец Азры неспешно вышел наружу, ткнулся мордой в Лёхин череп и, закрыв глаза, замер.

Я погладил его.

— Ну, видимо, до «Жареного лося» мы все-таки доберемся без приключений.

Чистить жеребца я не стал — какой смысл, если все равно не седлать. Только поменял недоуздок на более надежный.

И тут из угла донесся сдавленный вопль.

— И-иии-ааа!

Буцефалище подал голос из дальнего загона.

Я вздохнул.

Конечно, он еще та срань, но почему-то оставлять его здесь мне тоже не хотелось. За время нашего сотрудничества я как-то прирос к нему, и теперь осел был как чемодан без ручки — и с собой тащить хлопотно, и вроде бросить жалко.

— Осла тоже привяжем, — принял я решение. — Начнет слишком выкобениваться — продам по пути или вообще в лесу брошу. Понял, черт коротколапый? — прикрикнул я на осла.

— Иии-ааа, — словно соглашаясь, выдохнул Буцефал.

А я принялся чистить лошадей для девчонок.

Столицу мы покидали на рассвете. Бесславно крадучись, будто воры. Сопровождавшие меня стражники показали на выезде какие-то документы, и городские ворота со скрипом отворились, выпуская нас во внешний мир.

Вот, блин, и съездили на турнир.

Миновав притихшую Шутиху, мы направились в сторону Вышгорода.

За время пребывания в столице все как-то подзабыли, что вообще-то на дворе не май месяц, а самая что ни на есть настоящая зима. Переход от мороза к теплу в свое время показался таким естественным и приятным, а вот наоборот…

Размякшие от теплого солнышка тела никак не хотели переключаться на зимний режим. От вида заснеженных полей и ухабистых грязных дорог мы все тихо матерились и ёжились. Морозный воздух бил по лицу, озноб пробирался в рукава и за шиворот.

Как только мы вернулись в зиму, краденый отросток я стал заворачивать в тряпочку и носить за пазухой, чтобы не замерз. Каждую ночь делал маленький надрез на руке и подкармливал вампиреныша, который в длину уже был сантиметров шесть. Из почки на самом верхупроклюнулись два новых листочка, крошечных, размером с булавочную головку. Корешок тоже немного подрос, а рядом с ним проклюнулся второй, так что жрали они меня теперь вдвоем и вполне ощутимо, будто пиявка присосалась.

Настроение у всех было устойчиво-похоронное. Еще и Лидия без конца ныла и жаловалась — без любимого няня по имени Тень ей было неуютно и плохо. Пару раз я попытался через девочку вызвать на диалог Оракула, но в итоге только напугал Лидию и настроил женскую половину нашего отряда против себя, потому что я «бессердечная сволочь» и «нашел, когда приставать к ребенку». Ладно Лилит, но от Ники я такого отпора не ожидал. В итоге заткнулся и оставил свои попытки.

Тем более, что кроме спиритических воззваний мне реально было чем заняться.

Жареный петух под названием «час расплаты Самеди» уже маячил на горизонте. Время шло, и нужно было уже что-то решать и делать в этом направлении.

Второй жареный петух касался финансов. Никто из моих друзей пока не задавался вопросом, на что они теперь будут жить. По крайней мере, вслух.

Впрочем, кто из них вообще был способен париться о деньгах? Ника с ее детским мировосприятием? Лилит? Или Графыч с его имперским мышлением и целой колонией дорогущих белоснежных платочков? О том, что деньги иногда умеют заканчиваться, он имел настолько же смутное представление, насколько рядовой россиянин разбирается в бытовых проблемах народов Африки.

До сих пор мы существовали за счет королевских выплат на содержание учеников и заказов через Багряное святилище. Но теперь ни выплат, ни доступа к официальным заказам больше не будет. Конечно, у нас все еще оставалась таверна, но она уже давно работала в режиме штаб-квартиры нашей школы и не приносила дохода. Впрочем, если верить высказываниям Януса, она никогда и не была прибыльным предприятием. Не таверна подкармливала кошелек его школы, а наоборот. Так что сделать из нее что-то путное теперь будет задачкой не из простых. Чем привлечь посетителей? У кого закупать продукты, и сколько? И главное, хватит ли нам на все это денег, имеющихся на руках? Допустим, я заберу из банка все свое золото и вложу в таверну. Будет ли этого достаточно? Ведь нам предстоит содержать Камиллу с ребенком, Нику, Лилит, Леандра, вышибалу-Августина, Графыча, меня и еще лошадей. И, кажется, во всей этой банде я остался за старшего.

Кроме того, в начале весны за «Жареного лося» придется выплатить городу налог на землю и налог на торговлю. Откуда нам взять на это деньги?..

И вообще, кому теперь принадлежит таверна? По праву наследования все имущество Януса перешло к Азре и школе. Но школы-то больше нет, а ее магистр-наследник — за решеткой. Сможем ли мы доказать свое право официально распоряжаться этим имуществом?

И все это было лишь фоном для таких гигантских проблем, как возвращение друзей из застенков, создание врат и сохранение собственной личности. Потому что та хреновина, которую я разглядел внутри своего источника, меня не на шутку испугала.

Размышляя над вариантами решения всех этих проблем по очереди, и я провел первые дни пути.

Потом погода испортилась еще больше, и мы были вынуждены осесть на неопределенный срок в крошечном городишке, который вырос аккурат промеж обширных охотничьих угодий двух графств благодаря пролегавшему здесь торговому маршруту.

Затянувшаяся метель согнала на этот островок безопасности всех торговцев и путешественников, оказавшихся поблизости. Так что обе городские таверны были переполнены, и мне пришлось побегать, чтобы найти человека, готового сдать нашей компании комнату. Так мы всей толпой обосновались в крошечной, но зато теплой каморке в доме местного сапожника.

Жена его не была рада постояльцам, хотя мы неплохо платили. Одной из причин ее недовольства мог быть я — глядя на мою черную одежду и она сама, и сапожник приняли меня за палача, и я не стал их разубеждать.

Зато старшая дочь, сутулая девица с плохими зубами и голодным взглядом старалась всячески нам услужить. При встрече она неизменно краснела до корней волос и раздражающе хихикала, широко демонстрируя всю свою стоматологическую катастрофу. Причем своей эстетической атаке она почему-то подвергала только меня.

Нет ничего хуже, чем вынужденное бездействие, когда обстоятельства требуют спешить и мчать вперед во весь опор. На вторые сутки нашего невольного постоя мне хотелось выть на луну вместе с волками, ошалевшими от мороза и пурги. Бедняги завывали с таким отчаянием, что даже в доме сквозь поскуливание ветра были слышны их голоса. От волчьей песни неуютные сумерки за окном становились еще холодней, а будущее, которое и без того представлялось не слишком веселым, казалось беспросветным.

После ужина хозяин дома устроился на маленькой скамеечке возле самого очага и принялся набивать свою трубку — он тоже был курильщиком. Трое его младших мальчишек развлекались тем, что гоняли кошку. Старшая дочь села под лампу штопать белье, время от времени посматривая на меня и каждый раз заливаясь краской. Ника помогала хозяйке собирать посуду, Лилит неторопливо допивала свое пиво. Лидия вместо куклы баюкала полено, завернутое в тряпочку.

А Графыч с тоской в глазах смотрел в окно.

— Интересно, когда уже все это успокоится? — проговорил он со вздохом.

— Ты это… неправильный вопрос ставишь, — хриплым голосом отозвался сапожник, пожелтевшими пальцами приминая табак в глубокой чашке своей трубки. — Лучше спроси, какое лихо следом придет. Вот это дело будет.

— Опять свое завел, — недовольно взглянула на мужа хозяйка, громыхнув плошками. — Тебя послушать, так хоть ложись да помирай!

Сапожник покосился на жену.

— Ну, коль тебе так хочется — так иди ложись, я отговаривать не стану. Хоть на старости лет от твоей трескотни отдохну маленько. А я правду говорю!

Хозяйка всплеснула руками.

— Да что ж тебе все неймется? Сначала вон палача в дом впустил, — сердито кивнула она в мою сторону. — А теперь и вовсе…

— И что с того, что впустил? Палач тебе что, не человек, что ли? Пусть под снегом околевает⁈ — уже не на шутку разозлился сапожник. — Вот дура баба, примет больше бога боится. Иди сюда, палач! Покурим вместе. Пока время есть. Скоро у нас с тобой работы прибавится. Мне — сапоги для вояк шить, тебе — головы рубить…

Хозяйка всхлипнула.

— Что же ты все беду-то кличешь?.. — проговорила она.

— А чего тут кликать? И так ясно. Король умер! Значит, беда будет…

— Ну, беда-то ведь поправимая, — проговорил я, доставая из кармана портсигар. — Один умер — другого коронуют.

— «Другого»… А достанет ли сил у этого твоего «другого» непогоды усмирить? — взглянул на меня из-под мохнатых бровей сапожник. — Урожай защитить? Реки в руслах удержать? Старые люди вон говорят, что, когда предыдущий король отдал Аиду душу, два года бесновалась природа, — сапожник вдруг заговорил как-то по-особенному, размеренно и певуче, будто для рассказов о былом у него имелся отдельный голос. Даже дети отвлеклись от своих игр и, обернувшись, притихли. — Даже реки вспять потекли, — продолжал хозяин дома, выпуская из трубки колечки дыма. — и вода в них стала соленая. Вся рыба издохла, по берегам такая вонь стояла — подойти нельзя было. А потом вся эта скверна в колодцы просочилась, и началась холера и беспорядки — до тех пор, пока король не окреп и не смог взять свою землю в руки, как положено. Ну, чего так глядишь на меня удивленно? Не знал о таком?

— Не знал, — честно признался я.

— Прогрессивные ученые люди считают феномен нового короля суеверием, — негромко проговорил Графыч.

— Много они понимают, эти твои ученые, — все тем же тоном повествователя проговорил сапожник, разглядывая пламя в очаге. — Как по мне — отдать бы их всех, вон, приятелю твоему. На перевоспитание. Все учат, как хлеб сажать да детей рожать, будто без них никто не разберется. А главному молодых научить забывают…

— Главному — это чему? — спросил я, с интересом глядя на собеседника.

— Страху, конечно, — невозмутимо ответствовал сапожник.

— Отец!.. — смущенно воскликнула его дочь, будто он сказал что-то неприличное.

— Именно так, — зыркнул он на дочь, и та сразу опустила голову и принялась за шитье. — Страх — это великая сила. Она из скотины человека делает. Потерял человек страх перед законом — и все, нет человека. Есть тварь беззаконная. Потерял страх перед богом своим — и опять нет человека, есть трава полевая, которая не знает, зачем растет и ради чего умирает. Потерял страх перед старшими, перед мужем-женой — и все. Опять больше нет человека, потому как что за человек без семьи? Так, зверь-одиночка. Которому и терять нечего, и жить не для кого. Вот и получается, что страх — корень всему. А молодые сейчас этому разучились. В храмы мало кто из вас ходит. А те, что ходят, жрецов не слушают. Все больше сами говорят, выпрашивая милостей за подношения. Так и докатимся до того, что совсем страх потеряем. Сначала друг перед другом, потом перед королем и законом. А там, глядишь, и самих богов бояться разучимся. И тогда наступит великая тьма…

Графыч вдруг приподнялся со своего места и прильнул к окну, напряженно вглядываясь в темноту.

— Даня, кажется, к нам гость!..

И через мгновение в дверь раздался громкий стук.

Хозяйка, опасливо оглянувшись на мужа, вытерла руки о передник и отправилась открывать.

Сапожник мгновенно вышел из режима повествователя и хмуро заявил:

— Если это кто-то из ваших товарищей, имейте в виду: на постой никого больше не возьму!..

Хозяйка сняла запоры, и дверь с грохотом распахнулась от порыва ветра. Стайка снежинок ворвалась в уютное тепло. Женщина охнула и попятилась, испуганно уставившись на пришедшего.

— Не бойся, — донесся из-за двери мужской голос, показавшийся мне знакомым. — Я пришел с миром.

И в дом вошел…

В первое мгновения я даже не понял, человек передо мной или божество. Он выглядел как крепкий, закутанный в черный плащ мужчина, но тень, которая упала на стену, вовсе не походила на человеческую. Она не повторяла очертания вошедшего, жила своей собственной жизнью и скорее напоминала поднявшегося на задние лапы здоровенного волка, только почему-то с человеческими плечами и руками. Силуэт незваного гостя окружало красноватое сияние, от которого в воздухе сразу запахло избыточной энергией. И эта энергия мне тоже была знакомой и дружественной.

Сапожник подорвался с места. Схватившись рукой за амулет, висевший на шее, он воскликнул:

— Именем бога моего Митры, кто ты и зачем пришел в мой дом⁈

Незнакомец смахнул с капюшона снег и показал лицо.

Это был Гай!

— Я — служитель возмездия и жрец великого Нергала, — ответил он сапожнику с такой интонацией, будто являлся владыкой мира. — Я не причиню вам вреда.

Он повернулся ко мне и почтительно кивнул, почти поклонился.

— Приветствую, Даниил.

— Гай?..

— Господин приказал мне встретить тебя.

Приглушенный женский стон в воцарившейся тишине прозвучал до непристойности громко. Дочь сапожника, вся пунцовая, как помидор, прижала ладони к своим пылающим щекам и уставилась на меня обожающим взглядом.

— Кажется, кто-то кончил от восторга, — с циничной усмешкой прокомментировала ее возглас Лилит.

В ответ девушка подорвалась с места и убежала наверх, закрыв лицо руками.

Проследив за ней взглядом, Гай повторил:

— Я должен встретить тебя и доставить на место как можно скорее. Идем.

— А как же остальные? — спросил я, опешив. — Если в отряде останется только один мужчина, им будет трудней пройти оставшийся путь, с телегой, лошадьми и еще ребенком на руках!

— Не волнуйся — на улице их ждет портальный. Его услуги оплачены вперед. Твоих спутников доставят прямиком к воротам Вышгорода.

— Супер! — искренне обрадовался я. — Вот это подарок!

— Но ты должен пойти со мной прямо сейчас, — сказал Гай, и почему-то он не казался радостным.

Нищему собраться — только подпоясаться. В моем случае — только надеть куртку, потому что с оружием и Лёхой я расставался только на время сна. Под пристальными взглядами онемевших хозяев я наскоро попрощался с друзьями, на всякий случай отсыпал Графычу большую часть своих денег и, махнув рукой, вышел из дома следом за Гаем.

— Отлично смотришься! — ёжась от ветра и щурясь, с улыбкой сказал я. — Вижу, новая должность тебе пришлась по вкусу?

— Да, — мрачно отозвался Гай. — Давай отойдем от дома?

Я снова нахмурился, приподнял воротник. И двинулся следом за старым приятелем, поскрипывая морозным снегом под сапогами.

— А где портальный?

— Вон стоит, — Гай указал мне рукой на замершую фигуру под деревом. — Не волнуйся, все по-честному.

— Слушай, я что-то никак не пойму. Ты чем-то расстроен?.. Или я в чем-то провинился перед тобой? — напрямую спросил я.

В ответ Гай с такой печалью посмотрел на меня, что внутри мгновенно стало холодно.

— Что-то случилось. Да? — догадался я.

— Случилось, — кивнул Гай. — У Нергала была какая-то сложная битва — правда, я так и не понял толком, с кем именно.

— С Чернобогом, — проговорил я, вспоминая нашу с ним последнюю встречу. — И что? Тяжело восстанавливается?

Гай отвел глаза.

— Он не восстанавливается, Даня. Будь он смертным, я бы сказал, что он умирает, — хмуро ответил он.

И бросил в снег какой-то небольшой амулет, который до сих пор прятал в кармане.

На фоне белого снега возникло небольшое зеркало перехода, и Гай шагнул в него.

Я несколько мгновений переваривал услышанное.

— Что?.. — проговорил я, с опозданием понимая, что мой собеседник уже по ту сторону прохода.

И поспешил за ним следом.

Шаг — и я очутился в уже знакомом мне коридоре святилища Нергала. Только в этот раз меня встречали не кошки в хорошеньких платьицах, а тусклый свет и тяжелый смрад скверной захолустной больницы.

Как он там говорил? Раны, оставленные Чернобогом, три дня кровят, три дня гниют, а потом заживают?

— Ты должен войти в третью комнату справа и высадить росток в подготовленную землю в ящике, — напомнил мне Гай.

— Где он? — перебил я Гая.

— Кто? — с фальшиво непонимающим видом моргнул тот.

— Ну не ящик же. Нергал, конечно!

— Я должен проследить, чтобы ты посадил росток и немедленно выдворить из святилища, — повторил Гай с мукой в голосе. — Таков приказ.

— Да насрать мне на приказ! — разозлился я.

— Мы должны подчиниться, — остановил меня Гай за плечо. — Он и кошек всех временно прогнал из святилища…

— То есть он выставил всех и остался здесь совсем один, — подытожил я. — Раненый и еле живой. Так?

— Это была его воля, Даня. Он — бог, а мы всего лишь жрецы!..

— Ты — да. Согласен. Должен слушаться своего господина. А вот я нихрена себя жрецом не считаю, и поэтому слушаться не обязан! — оттолкнув от себя Гая, я быстрым шагом двинулся по коридору вперед, распахивая по пути двери комнат. — Нергал, ты где? — на все святилище проорал я. — Эй, подай голос! Это Даня!..

Гай с обеспокоенным видом замер на месте. Он не мог решиться сделать даже лишний шаг в мою сторону, но очень надеялся с моей помощью узнать хоть какие-то утешительные новости.

— Нергал, где ты⁈ — еще громче крикнул я. — Куда мне идти⁈

— В жопу! — прогрохотал из глубин святилища божественный ответ.

Я улыбнулся. Обернулся к Гаю.

— Слышишь? Живой, значит!

— Да ну, в самом деле? Может, я по-твоему вообще бессмертный? — последовал саркастичный ответ.

Я улыбнулся еще шире.

— Он не просто живой, он еще и в здравом уме и трезвой памяти!

От сердца как-то сразу отлегло.

А потом я услышал сдавленный стон, за которым последовала тихая ругань и громкий приказ уже твердым голосом:

— Пошли вон отсюда!..

Я только головой покачал.

Зря разоряешься, дружище. Так просто я отсюда не уйду.

Вернувшись к Гаю, я негромко сказал ему:

— Найди аптекаря и скупи у него все, чем можно лечить раны. И бинтов побольше. Понял?

— И как это я сам не догадался ромашковым настоем Чернобожьи раны помазать, а? — раздался уже гневный возглас Нергала, и следом — недовольное ворчание. — Идиот…

Я ничуть не смутился. Обернулся на ругань, покачал головой и, хлопнув Гая по плечу, шепотом повторил:

— Сделай что я просил, ладно?.. Хуже-то точно не будет.

И отправился искать наше гневное божество.

Он лежал в своем кресле у погасшего камина в той самой комнате, где мы обычно беседовали. На полу виднелись потемневшие следы крови. Пара бокалов на столе, сервированном как будто для гостей, были опрокинуты, на белоснежной скатерти — отпечаток руки. И только несгораемые свечи все так же празднично поблескивали на причудливо изогнутых золоченых канделябрах.

Нергал был одет в ту же одежду и плащ, как при нашей последней встрече. Именно от них и исходил жуткий смрад гниения.

Видеть его в таком состоянии было странно. Нергал в моем сознании навсегда был связан с щегольским внешним видом, белоснежными рубашками и тихой, уверенной силой, сквозившей в каждом его жесте.

Нергал приподнял осунувшееся бледное лицо и снова выругался.

— Даня, ты просто как… Как…

— Да, знаю, — пробормотал я, приблизившись. — Как геморрой. Иногда меня проще перетерпеть, чем вылечить.

Нергал хмыкнул с кривой усмешкой на губах — и тут же приглушенно простонал от боли.

Я подошел к столику с сигарами. Он был сдвинут в сторону и стоял не пойми как, наискосок. Видимо, Нергал как-то неудачно зацепил его, и курительные принадлежности так и остались стоять там. Я открыл ящичек, вытащил одну из сигар.

— Будешь? — спросил я.

Тот прикрыл глаза.

— Давай.

Я срезал щипцами край, подал сигару и помог прикурить. Поднял с пола подушку и осторожно подсунул Нергалу под спину. Потом принялся разводить в камине огонь.

— А тебе в голову не приходило, что я, например, могу просто прибить тебя сгоряча? — спросил Нергал, с наслаждением выдыхая дым в потолок.

Я краем глаза покосился на него.

— Это вряд ли. Во-первых, я тебе нужен, чтобы открыть врата. А во-вторых, желающих моей смерти уже столько, что, боюсь, тебе пришлось бы занять очередь, — отшутился я. — Выпить хочешь?

Нергал тихо рассмеялся.

— Волшебное бухалово?

— Ага.

— Наливай.

Я наколдовал нам по коньяку, и мы выпили.

— Что-то не так с балансом энергии, верно? — предположил я.

Нергал кивнул.

— Точно. Слишком много растратил, слишком мало получил.

— А затворничество зачем? — спросил я. — Позволил бы своим кошкам позаботиться о тебе. Что в этом плохого? Тебе же не пятнадцать лет, чтобы стесняться таких вещей.

— Дело не в этом. Просто есть разница между знанием, что Нергал сейчас ранен, и знанием, что Нергал сейчас слаб и уязвим, — отозвался тот. — Яркие зрительные картинки в головах смертных многими богами считываются на раз-два-три. И мне совсем ни к чему, чтобы сейчас эту информацию мои ближайшие последователи растащили по миру.

— Хорошо, что в моем случае такой опасности нет, — усмехнулся я.

— Потому что вряд ли кто из богов сунется рассматривать содержимое твоей головы?

— Ну почему же. Пусть попробуют, — отозвался я. — Я им искренне посочувствую.

Нергал вздохнул.

— На самом деле тебя очень трудно читать. Даже мне. Несмотря на то, что ты ко мне расположен и внутренне не запираешься на сто замков. Просто слишком много разных энергий. Это как… Постоянный шум на фоне. Очень мешает.

— Ну и хорошо. Значит, мне не придется неотлучно сидеть у твоей постели по двадцать четыре часа в сутки в ожидании выздоровления.

— Да можешь хоть сейчас валить на все четыре стороны. Только отросток посади, — проворчал Нергал.

— Думаешь от меня легко отделаться? Не выйдет. Сейчас мы воды нагреем, приведем тебя в порядок. Потом я в комнате приберусь, пожрать что-нибудь приготовлю.

— Ты не забыл? Мне вообще-то совсем не обязательно жрать.

— Может и не обязательно, но наверняка приятно. По крайней мере, наш медведь никогда от вкусной еды не отказывался.

Огонь между тем весело разгорелся в камине. Оглядевшись по сторонам, я не увидел нигде ни единого окна. И вспомнил, что вообще-то святилище Нергала находится глубоко под землей, и форточку тут фиг откроешь.

— Ты не против, если я какое-нибудь начертание окна тут нарисую? — предложил я.

— Что, слишком жутко воняю? — хмыкнул Нергал, обессиленно откинувшись на подушку.

— Меня таким не проймешь — я в свое время пыточную и эшафот руками мыл. Но что-то мне подсказывает, что тебя самого этот запах должен бесить.

— Точно, — отозвался тот. — Ладно, нарисуй что-нибудь.

Я подошел к стене и уверенно поставил вензель свежего ветра, который заучил в школе начертаний.

Но то ли слишком много энергии в него вложил, то ли с размером не угадал, но от начертания дунул такой порыв, что у Нергала едва сигару изо рта не сдуло.

— Ой, — только и смог я сказать и лихорадочно принялся удалять начертанное.

Нергал засмеялся.

Он хохотал, содрогаясь всем телом, от чего стонал и ругался, но остановиться никак не мог.

— Решил прибить меня сразу, чтоб не мучился? — сквозь смех и слезы проговорил он.

— Извини, немного не рассчитал!..

— Какая неожиданность, да?

— Хватит зубоскалить, я же правда хотел, как лучше!

— Да знаю я, — уже серьезно отозвался Нергал. — Налей еще выпить? Первая хорошо пошла.

Я призвал бухаловом еще два бокала и уселся на полу возле очага, мысленно прикидывая, как бы мне организовать теплую купальню с антисептиком.

А Нергал, глядя на блеск конька, вдруг задумчиво проговорил:

— Люди часто упрекают богов в том, что их заботит только собственная выгода.

— Хочешь сказать, на самом деле это не так?..

— Нет, отчего же. Все так. Но суть в том, что ведь и люди к богам относятся точно так же. Они приходят в храмы, как в лавку. Озабочены только собственной выгодой и ждут даров взамен подношений, как будто для богов какой-то кусок хлеба или поднос золота имеет значение. И негодуют, если не получают некий условный товар в обмен на свои дары.

Я вытащил сигарету и закурил.

— Знаешь, никогда не задумывался об этом с такой позиции. Но в чем-то ты определенно прав.

— На фоне всего этого искреннее отношение к богу… даже как-то обескураживает, — проговорил он, зыркнув на меня.

Я вздохнул.

— Боюсь тебя огорчить, но об этом я совершенно ничего не знаю. Конечно, ты волен считать меня своим жрецом, адептом, или кем-то там еще… Но я считаю тебя другом. И когда я шел сюда — я шел к другу, а не к божеству. Ясно?

Я поднялся, отряхнул задницу от пыли.

— Ладно, где тут можно устроить купальню? Попробую начертать немного теплой воды.

— Решил утопить мое святилище? — с усталой улыбкой ответил Нергал.

— Скажешь тоже — утопить! Так, разве что слегка подмочить — вместе со своей репутацией начертателя.

— По коридору, мимо комнат кошек и направо. Двойная белая дверь.

— Понял.

— Даня! — крикнул Нергал мне в спину.

— Чего?

— Кажется, я все-таки рад, что ты здесь.

Я кивнул. И отправился делать воду.

Когда, наконец, вернулся Гай, мы уже справились с мытьем и перевязали раны разорванной на ленты чистой простынью. Теперь Нергал дремал у камина в другом кресле — может, не таком любимом, но зато чистом. В комнате все еще пованивало старыми ранами, но с этим я тоже собирался вскоре справиться.

— Как он? — полушепотом спросил меня Гай, передавая большущую корзину всяких целебных снадобий.

— Нормально, — соврал я. — Но мы, как жрецы, просто обязаны ускорить процесс его восстановления!

Гай сощурился.

— Чего-то я не пойму — так ты жрец, или нет?

— Считай, я и. о. Временно.

— Чего? — не понял Гай. — Это что еще за новая должность?..

— Забей, неважно — махнул я рукой. — Главное — мы должны дать Нергалу столько свежей энергии, сколько только сможем!

Гай задумчиво почесал щеку.

— Это где же мы столько преступников найдем? Да и тяжеловато будет их всех вдвоем оприходовать…

Я шумно выдохнул. Да уж, кто о чем, а палач — о плахе.

— Не с того бока заходишь, Гай. Важна ведь не только сама жертва, но и вера!

Гай озадаченно моргнул.

— Ну и как мы заставим их всех поверить в Нергала и обратиться к нему?

— Да почему сразу «заставим»? Они сами должны захотеть обратиться, а мы лишь немного подтолкнем их к этому выбору!

Гай окончательно растерялся.

— Ну и как мы вынудим их выбрать бога смерти и возмездия, если у них самих через одного рыльце в пушку?

— Ну знаешь, как показывает практика, и не таких выбирают. Главное, как это преподнести! Я все продумал. Мы должны провести массированную рекламную кампанию. И слоганов придумать побольше! Чтобы они у каждого в голове против воли, как молитва, вертелись.

— А что такое «слоганов»?

— Ну… Что-то типа «Будет рад и стар и мал — их врагов сожрал Нергал!» Или " Нергалу поверь всей душою, юнец! Отныне врагам твоим полный…" эм… Ну, в общем что-то в этом роде. Ну как, ты согласен? Сделаем Нергала снова великим?

Глава 17 Первый блин

О ростке древних врат я позаботился согласно оставленной Нергалом инструкции. Ничего хитрого: от меня требовалось только воткнуть его в землю и раз в два дня поливать кровью любого существа, обладающего энергией.

Теперь нужно было позаботиться о самом Нергале.

Я очень рассчитывал на его помощь в поимке Кира. В конце концов, Нергал ведь собирался освободить Сотота — другими словами сделать именно то, чего так жаждал Оракул. Так неужели не договорятся между собой?

Окрыленный этой мыслью, я полностью погрузился в размышления по поводу продвижения Нергала. Конечно, топовым богом мы его не сделаем, но стряхнуть вековую пыль с его имени было нам вполне под силу!

Целый день мы с Гайем изобретали велосипед. Вернее, рекламную кампанию для нашего раненого бога.

В маленькой комнатке у самого входа в святилище мы устроили свой совещательный штаб. На столе горели две лампы и стояли набухалованные мной бокалы с коньяком. В центре стола на серебряном блюде чернел перечным краем запеченный окорок, нарезанный ломтями, и белела стопка бумаги. И все это тонуло в крепком тумане от наших папирос.

В такой творческой обстановке мы и принялись креативить на всю катушку.

Сначала Гай вообще не понимал, о чем идет речь, что такое «реклама» и для чего она нужна.

И я, окончательно и бесповоротно испорченный до мозга костей культурой потребления своего мира, методично и терпеливо принялся лишать его продажно-покупательской невинности.

Гай округлял глаза, стонал, охал, чесал затылок и время от времени задавал один и тот же вопрос:

— И что, это правда работает?..

Да, блин, еще как! И сиськи модели, и запотевшее стекло бокала с пивом, и даже раздражающе вездесущее напоминание об одном и том же товаре, и дурацкие слоганы. Все это — абсолютно рабочие приемы, если использовать их в правильном месте и правильное время!

Со стаканом коньячеллы в руке я разложил перед Гаем бумагу и принялся рисовать на ней развернутую презентацию проекта.

— Чтобы подобрать правильный прием, нужно сначала четко определить цели. Сейчас я их напишу…

— А что тут определять-то? — растерянно похлопал глазами мой бывший коллега, который вновь стал коллегой нынешним. — Цель одна: придать Нергалу сил.

— Точно. Но что может дать силу божеству? Смотри сюда. Память людей, вера, подношения. Так?

— Ну, вроде, — не очень уверенно отозвался Гай. — Только разве память о боге не то же самое, что вера?

Я хитро улыбнулся.

— О, спасибо аудитории за вопрос! Я с радостью на него отвечу!

Гай скривился.

— Не делай так — ты почему-то похож на зазывалу бродячего цирка.

— Ладно, — рассмеялся я. — В общем, я как-то видел одного древнего бога, который умудрялся выживать по большей части на одной только памяти. Причем по большей части о нем помнили только сами боги и жители донорских миров. И вряд ли кто-то в донорских мирах прям всерьез поклонялся ему. По крайней мере, в моем мире я такого культа не встречал. Можно помнить кого-то как… персонажа, образ, понимаешь? Но не относиться к нему всерьез. Типа ну да, была такая легенда и тому подобное.

— Вроде Дубины и Придурка из уличных комедий?

— Вот! Отличное сравнение. Вот мы и должны сделать Нергала таким Дубиной и Придурком, понимаешь?

Гай хмыкнул.

— Хорошо, что он в отключке и нас не слышит.

— Да нет, это как раз-таки плохо. Не будь он в отключке, не пришлось бы нам огород городить, — проговорил я. — Но вернемся к нашим баранам.

— То есть к Нергалу? — с двусмысленной ухмылкой добавил Гай. — Экий ты непочтительный, жрец и. а.

Я вздохнул, с укором посмотрел на приятеля.

— Во-первых, не «жрец и. а.», а «и. о. жреца», то есть исполняющий обязанности. А во-вторых, я имел в виду паству, которую нам предстоит привести к вере. Короче, мы должны хорошенько напомнить и людям, и другим богам о великом и неподкупном господе нашем Нергале. Благо, ему сейчас не требуется полное жизнеобеспечение, а всего лишь энергетический толчок, который помог бы застрявшему маятнику качнуться в нужную сторону. А воспоминания в свою очередь должны привести к вере. Она, как известно, бывает разной. Невинные верят радостно, отомщенные или спасенные — с благодарностью. А грешные верят со страхом.

— Самый действенный метод, кстати, — заметил Гай.

— Не уверен, — возразил я. — Вот ты из страха пришел к Нергалу? Или кошки, которые ему служат? На мой взгляд, страх хорошо работает, если больше деваться некуда. А в нашем случае излишнее давление в сторону запугивания может привести к паломничеству в храмы Чернобога, например. Богов-то целая куча, выбирай кого угодно. Но нам же так не надо? Поэтому я предлагаю сделать упор на радостную благодарность и веру в заступничество Нергала. «Богом стал моим Нергал, чтобы я спокойней спал», понимаешь? А не «Мне приснился лик Нергала — я постель всю обоссала».

Гай негромко рассмеялся.

— Во даешь! А ты в своем прежнем мире случайно не поэтом был?

Я хмыкнул.

Вспомнил строчки кода, спускающиеся лесенкой вниз. В самом деле, чем не Маяковский?

— Ну… что-то в этом роде, но не совсем, — отмахнулся я. — И последний момент, который нужно обсудить. Подношения.

— Нергал не принимает подношений, — сразу возразил Гай. — Только жертву. И теоретически мы могли бы это обеспечить, поскольку жрец имеет право быть связующим звеном между смертным и богом, которому служит. Но для этого нам нужно его благословение, или одобрение — называй, как хочешь. Без одобрения бога казнь преступника есть всего лишь убийство.

Я допил коньяк и закурил.

— Верно. Кроме того, мы-то с тобой не боги, и не знаем, за каким смертным какая сила прячется. Как напоремся на какого-нибудь любимчика Тора. И все. «Торец» нам обоим.

Гай заулыбался. Словечко «торец» в новом значении ему явно понравилось.

— Вот, значит, как. После твоего подробного разъяснения я впервые сообразил, зачем богам регулярные пышные празднества. Все эти лепестки роз, носилки, платье со шлейфом в пол-улицы, целое стадо коров и прочее.

— Так и есть. Праздник — самый простой и удобный способ напомнить о себе. Произвести впечатление и собрать приуроченные к празднику пожертвования.

— Но мы так не можем. У Нергала нет праздников. Возмездие не отдыхает и не веселится, оно не носит пышных одеяний и его нельзя подкупить дарами. Таков закон.

— А может…

— Не может! — сказал, как отрезал, Гай. — Иначе мы даже порадоваться не успеем тому, что он вернет себе здоровье и силу. Такого надругательства над своей репутацией Нергал не простит, даже не надейся. Поставить его на одну ступень со всякими Флорами и Арахнами? Да нас с тобой найдут в виде заготовки для жаркого на главной площади!

Я почесал затылок.

— А кстати, заготовка для жаркого — не такая уж плохая идея. Если при этом осквернить пару могил… А еще лучше — пыточную в Ямах. Слушай, да это же гениально! — вскричал я, охренев от внезапного озарения. — Главное, не забыть побрить свинью…

Гай посмотрел на меня, как на умалишенного. Правый глаз его нервно задергался.

— Ты это. Чего там себе в бокал набухал? Кого нужно побрить?..

Я расхохотался.

— Свинью, друг мой! Для эпичности еще бы напустить немного суккубской иллюзии…

— Нутром чую, что я об этом пожалею. Но зачем суккубской-то? Кое-что я и сам теперь могу.

Я охнул.

— Слу-ушай, а тот амулет, которым ты открывал портал? Он еще разок не сработает?

— Сработает, — уверенно кивнул Гай. — И не один раз, а два или три. Я очень бережно его использую. Могу подбирать и интенсивность свечения, и размер, и даже цвет! — похвастался он. — А в чем дело-то?

— Держись за стул, — довольно потирая руки, сказал я. — Сейчас я тебе такой триллер расскажу — закачаешься!

Вот с этой конкретной идеи и начался наш идейный прорыв.

К ночи мы опустошили целую гору стеклянной тары, исписали десяток листов бумаги и крепко уснули прямо там, за столом.

С утра пораньше меня вместо будильника разбудил Лёха.

Искренне поблагодарив его, я растолкал Гая и отправился на свою медицинскую смену в комнату с камином.

Нергал спал. Его дыхание было ровным и спокойным. Лицо — бледным. Повязки намокли, и в комнате снова запахло гниением.

Я срезал их, снова промыл раны специальным раствором и тщательно замотал свежими бинтами. Во время всех этих манипуляций Нергал так и не проснулся. Только в самом начале чуть приоткрыл глаза и вновь провалился в дремоту.

Потом Гай привез в лес двух худых свиней, и принесли их в жертву своим коварным планам. Уже мертвых мы их тщательно побрили, чтобы ни одна щетинка не осталась и не попала куда не следует.

Следом за бритьем последовали водные процедуры.

Гладкие и чистые, хрюшки были разделаны и нарублены на мельчайшие кусочки вместе с кое-какими внутренностями. Кости пришлось хорошенько раздробить. Кровь мы собрали в ведра.

Вытирая пот с лица, я спросил Гая:

— Ну что? Как думаешь, похоже на человечину?

Тот задумчиво пожал плечами.

— Знаешь, если мы добавим последний ингредиент, у горожан просто не будет другого выбора, кроме как поверить. И даже если глашатай с крыльца ратуши станет уверять, что это свинина, все вокруг будут уверены, что городские власти нагло врут, чтобы замять дело. А ты это… Профессионально их оприходовал, кстати. Все-таки в тебе погиб отличный палач!

Комплимент был сомнительный, но сделан от чистого сердца. Так что я не обиделся, а улыбнулся и сказал:

— Янус говорил — кто свинью не мочил, героем не станет! Пришлось научиться.

— Ясно. Ты это… Мясца пожаришь, пока я на могильник к Ямам схожу?

Я театрально нахмурился.

— Хочешь съесть кусок трупа, бездушная ты сволочь?

— Очень хочу, и не один кусок, а много! — ничуть не смутился мой товарищ.

— Если «много», то у нас покойники больно мелкими и худыми покажутся. Так что перебьешься. Но немножко я отберу.

После жаркого бритья и рубки я хорошенько помылся и занялся готовкой.

Гай вернулся быстро. Ругал мороз, но тем не менее притащил целый мешок добычи.

— В основном — ерунда всякая, — пожаловался он. — Пальцы, куски кожи. Только одна кисть приличная. Но зато какая попалась нога! Хочешь, покажу?

У меня комок подкатил к горлу.

— Нет уж, давай сначала поедим, а потом уже займемся этим, — кивнул я на его ношу. — А то потом мне кусок в рот не полезет.

Гай насмешливо хмыкнул.

— Ишь какой впечатлительный. А как я в свое время? Высек приговоренного, руку за кражу отрубил — и чаю с сахаром, чтобы подкрепиться. Потом ноги какому-нибудь стражнику-дезертиру обварил — и за супчиком на кухню! Работу и жизнь нужно уметь разделять.

— Я еще не достиг такого уровня познания пути, — пробормотал я. — Да будет тебе прибедняться, — проскрипел проснувшийся Лёха. — Что-то не помню, чтобы тебя синий стюард смущал!

— Это другое. Нет, ну правда! Чего вы ржете? Стюард хотя бы целый был, и выглядел вполне себе живо!

— Если надо, я и этих оживить могу, — важно проговорил Лёха, и мешок Гая зашевелился.

Я ругнулся.

— Да ну вас к черту! Весь аппетит испортили.

— Ничего, сейчас восстановится, — хлопнул он меня по плечу и, вытирая руки о штаны, двинулся на съедобный запах.

Я даже позавидовал его непробиваемости.

В итоге почти всю еду сожрал Гай, потому что мне еле-еле удалось впихнуть в себя только пару кусков.

Потом мой напарник ушел инструктировать кошек, а мне пришлось перемывать замороженные пальцы, руки и ногу, при виде которой я пожалел, что съел те два куска.

Она была мозолистая, здоровая, с потемневшими и толстыми от грибка ногтями и черной шерстью на пальцах.

К вечеру все приготовления были закончены.

Я устал, как собака. Но если Гай мог себе позволить завалиться спать, то мне нужно было сначала обработать Нергалу раны и сменить повязки. После этого я похлопотал над сценическими костюмами, исколол себе все руки иглой и пополз отдыхать.

Шоу было назначено на утро, примерно в половину десятого. А значит, я должен был встать часов в пять, чтобы опять поработать доктором, собрать все для выступления и успеть занять свое место в зрительном зале. Потому что в этом представлении у меня имелась своя пусть маленькая, но эпичная роль.

Итак, шоу начинается, господа!

В положенное время я уже морозился возле ратуши на площади Вышгорода. Холодное солнце ярко светило с безоблачных небес, шапки обновленного снега блестели на крышах, а ветер весело раздувал юбки женщинам.

Чтобы никто лишний меня не признал, я укутался в старый коричневый плащ, подбитый собачьим мехом, и опустил пониже капюшон — благо, из-за мороза сейчас так выглядели почти все мужчины. Под плащом у меня имелся еще один, черный. На плечах аккуратно лежал сценический реквизит, из-за которого меня со стороны можно было принять за Квазимодо. На шее болтался платок, завязанный сзади крепким узлом.

Красота, да и только.

Горожане активно подтягивались к площади, уплотнялись — день был выходной, и в десять часов ожидалась казнь разбойника. Идеальное стечение обстоятельств!

Новый палач, прикрыв лицо маской и кутаясь в накидку, прохаживался по лобному месту вокруг плахи. Время от времени он поглядывал на большие часы, поблескивающие облезлой позолотой с башни городской ратуши. И, похоже, ругал себя, что пришел слишком рано. Смертника еще не привезли, и даже стражники, которые были обязаны проследить за порядком, еще не подтянулись сюда и не заняли свой пост по периметру деревянной сцены.

Часы звякнули, отмерив половину десятого.

Я весь напрягся. Несмотря на мороз, аж жарко стало.

И тут…

Прямо за спиной палача засветился портал. Он открылся эпично, будто зев преисподней — темно-красный, мрачный и огромный. И из этого зева, в черном плаще с кровавым подбоем шаркающей кавалерийской походкой прямо на лобное место между двумя храмами почитаемых богинь вышел прокуратор… то есть вышел жрец великого Нергала! Голову его покрывал капюшон, лицо скрывал черный платок. А в руках он держал огромное полотно савана, в котором виднелось кровавое месиво. Кровь заструилась с полотна на свежие доски настила.

Толпа ахнула. Все непроизвольно отпрянули, но любопытство оказалось сильнее испуга, и никто не бросился прочь. Затаив дыхание, люди смотрели на Гая во все глаза, словно боялись пропустить главную сцену.

Только палач, оказавшийся слишком близко к порталу, медленно попятился к краю настила со ступеньками.

Портал постепенно таял, но от этого выглядел еще более зловеще. Рваное свечение с черными тенями напоминало какое-то живое чудовище.

Тяжко ступая, жрец подтащил наполненный мертвой плотью саван к плахе и, крякнув, положил на нее свою ношу.

Стоило Гаю отпустить края ткани, как из савана, влажно шмякнувшись, на деревянный настил попадали частички останков. Отрубленная кисть руки красиво и многозначительно откатилась в сторону от всей кучи и замерла.

Несколько женских голосов хором взвизгнули в воцарившейся тишине. Ветер качнул полы жреческого плаща, и Гай, торжественно вскинув руки, громким басом воскликнул:

— Возмездие великого господа Нергала свершилось! Ибо он есть отмщение страждущих!

Откинув полу плаща, Гай вытащил из нагрудного кармана лист бумаги с цифрой.

Мы долго спорили, какое именно число следует написать. В итоге мы сошлись на семерке. Ну а что? Пусть сами думают, где и когда были убиты остальные.

По нашему плану жрец должен был торжественно уронить эту бумажку на кучу мяса, но Гай сообразил, что на таком ветру ее просто сдует. И подошел к делу творчески: поднял один из кусков мяса и звучно припечатал им бумажку, будто камешком.

Тем временем от ратуши к месту действия трусцой двинулись всполошившиеся стражники.

Обернувшись к толпе, жрец Нергала громко воскликнул:

— Ты здесь, брат мой? Нам пора!

Я натянул импровизированную маску и рывком скинул с себя коричневый плащ. Раздувшись на ветру, он попал на голову мелкорослому щуплому мужичку, оказавшемуся позади меня.

Мужичок с перепугу закричал и рухнул на колени.

А над ним возвышался еще один жрец в черно-красном плаще с мужской ногой на плечах.

Да еще какой!

Я не пожалел времени, очищая тошнотворные пятки и превращая страшные больные когти в отполированные до блеска ногти. С такой ногой и на люди появиться на стыдно!

Народ в ужасе отхлынулот меня. Какая-то женщина пронзительно вскрикнула и рухнула в обморок.

Господи, с такой нервной системой разве можно бегать по выходным на казни смотреть?

Теперь я стоял на чистом пятачке — второй служитель великого Нергала с куском человеческой плоти на плечах.

Все теперь смотрели на меня.

Я поднял над головой зажатую в кулаке бумажку.

— Мария, твое письмо было найдено, а просьба — услышана! — как можно величественней крикнул я в толпу, где добрая четверть женщин носили это имя. — Твой обидчик больше не тронет тебя!

И пока я это говорил, в моей душе шевельнулось такое странное чувство гордости, как будто я и правда отомстил за какую-то Марию. Вот что животворящий Станиславский делает!

Смотрите на меня, люди! Смотрите со страхом и трепетом! Мы представляем не какую-нибудь развлекательную конторку, а справедливого и воинственного бога!

— Так иди же сюда, брат мой! — воскликнул на всю площадь Гай, который тоже явно вошел в раж. — Ты слышишь? Нас призывают другие неотомщенные страждущие!

Покосившись на стражников, нехотя пробирающихся сквозь толпу под понукания своего командира, я решительным шагом двинулся к эшафоту.

— Слышу, брат! И да пребудет с нами сила! — крикнул я.

Возможно, последняя фраза была немножко лишней, но плевать. Здесь все равно никто не смотрел «Звездные войны».

Людское море хлынуло в стороны от меня, как если бы я был прокаженным.

Они не пытались меня остановить.

Пусть даже с точки зрения закона мы были убийцами.

Ведь закон, как известно, состоит из буквы и духа, как человек — из тела и души. И по духу Нергал был близок многим. Я чувствовал это в устремленных на меня взглядах.

Казалось, будто каждый третий горожанин носил в себе точно такую «Марию», над которой кто-то надругался, и вот теперь в воздухе наконец-то запахло надеждой.

Я поднялся по ступеням к Гаю.

Мы торжественно поклонились друг другу, как архиереи на Пасхальной службе.

— Время пришло! — заявил Гай.

— Да будет так, — пафосно отозвался я и замер в ожидании финальной красочной сцены.

Мой напарник вынул из кармана блеснувший на солнце амулет и бросил себе под ноги.

Кристалл амулета засветился, напрягся, и…

Погас.

Немая сцена.

Портала не было.

Фокус не удался. Опускайте занавес, включайте титры.

— Ты же говорил, в нем полно заряда! — прошипел я сквозь зубы, покосившись на напарника.

— Я не знал, что красный цвет жрет столько энергии, — растерянно пробормотал Гай.

Недоумевающий шелест пронесся по толпе зевак.

— С-ссобака ты страшная, — ругнулся я.

— Что делать будем?..

— Импровизировать, — коротко ответил я. И, повернувшись к Гаю, громогласно заявил:

— Брат, это знак, что наша миссия здесь еще не выполнена до конца!

— Так что мне делать-то? — еле слышно спросил Гай, бросив взгляд на стражников.

— То же, что и мне, — так же тихо ответил я. — Бежать, конечно!

— Как?..

— Желательно, эпично, — не моргнув глазом, заявил я.

Глава 18 Особенности средневековой рекламы

От моих слов Гай изменился в лице.

С бесконечным укором он посмотрел на меня и произнес:

— Жрецы Нергала будут позорно бежать?

— Бегство сквозь ряды неприятельской армии во все века называлось атакой, — ответил я ему цитатой из «Трех мушкетеров».

И, скинув ногу с плеча, первым ринулся с места и спрыгнул вниз, прокладывая путь своему товарищу. Боль от недавних побоев пнула под дых и эхом пронеслась по всему телу.

Плевать!

Я побежал, не выбирая дороги. Черно-красные полы плаща захлопали на ветру, как знамена.

Люди спешно расступались передо мной, давая дорогу. И я мчал вперед, прямо на стражников!

— Держите их! — пронесся над площадью возглас их командира.

Но воины не спешили останавливать нас.

Кому в здравом уме захочется вставать поперек дороги жрецам воинственного и мстительного бога? Уж лучше плетей получить за нерасторопность.

Прорвавшись через дырявое оцепление, мы с Гаем бросились с площади прочь.

Люди на улице испуганно прижимались к зданиям, пропуская нас. Любопытные мальчишки стайкой следовали по пятам. И где-то позади слышался грохот сапог и цоканье конских копыт.

Начальник городской стражи не желал отступать.

— Быстрее! Догнать их! — время от времени покрикивал он, подгоняя своих подопечных.

— И что теперь? — злым голосом спросил меня Гай.

— А хрен его знает, — прохрипел я. — Беги быстрей!

— Я не могу быстрей!..

Это ты-то не можешь? Ты — здоровый, сильный, сытый и выспавшийся! Это я — узник замка Иф, которому пришлось новую дыру в ремне пробивать, чтобы оружие с Лёхой не потерять по дороге. И, между прочим, у меня с ребрами беда, и то, что я еще не сложился в полумертвую кучку на дороге — заслуга вовсе не моей физической кондиции, а стальных яиц и жажды выжить! Но я бегу и не жалуюсь! Качаю инспираторикой энергию в ноги и легкие, чтобы не захлебнуться холодным воздухом и собственной болью. И если это сумел сделать я, значит, ты тоже способен!

Но вслух вместо всей этой тирады крикнул только:

— Я верю, ты сможешь!

Проскользив на каблуках, я свернул в переулок.

Быстрей, быстрей!..

И вдруг прямо перед собой увидел возникшую из ниоткуда Лилит!

— А-аа! — вскрикнул я, пытаясь совладать со своим телом, с законом инерции и скользкой дорогой, но не смог.

И врезался прямо в нее.

— И-иииии—ууууууууу… — жалобно взвыл я.

Потому что удариться об Лилит, как оказалось, это вовсе не то же самое, что сбить с ног тяночку в аниме!

Демоница даже не пошевелилась.

А я медленно сползал вниз, хватаясь за складки ее монашеского платья, и все мое нутро скулило побитой собакой, будто я врезался в камень.

Господи, да я же отбил себе все, что можно!

Гай затормозил буквально в шаге от нас, изумленно распахнув глаза.

— Иллюзия?.. — проговорил он.

— Так, остатки былой роскоши, — небрежно ответила Ли.

А потом она сделала то, после чего я больше никогда не смогу увидеть в ней женщину.

Потому что в противном случае мне бы пришлось перестать видеть в себе мужчину.

Наклонившись, она взяла меня на стальные руки, как ребенка.

В переулок вбежали мальчишки. Переглядываясь между собой, они изумленными глазами смотрели вглубь переулка.

Я задергался, пытаясь спуститься на землю. Позорище-то какое!

— Отпусти, я сам! Сам! — сквозь стон и рычание запротестовал я, чтобы хоть как-то реабилитироваться в собственных глазах.

— Успокойся, нас никто не видит и не слышит, — заявила она, еще крепче сжала свои нечеловеческие руки и, покачивая попой, двинулась под арку. — Надо только убраться с дороги, и все будет хорошо.

Она обернулась к опешившему Гаю и строго спросила:

— Тебя тоже на ручки взять, или как-нибудь ножками дойдешь?

Под ее взглядом непробиваемый мастер Гай вдруг зарумянился. И, кашлянув, поспешил за нами.

Разместившись под аркой, Ли отпустила меня. И мы прижались к стене, встав плечом к плечу. И видели, как по переулку проехали всадники с обнаженными мечами, и как потом за ними следом побрели горожане, наперебой пересказывая случившееся и явно добавляя в свои истории всяких подробностей.

Уже завтра случившееся станет городской легендой.

— Ну ты даешь, — шепотом проговорил я Лилит, когда основная масса народа схлынула.

Демоница прищурилась.

— И не говори. Хочу — даю, а хочу — беру и несу, куда глаза глядят, — протянула она, улыбнувшись блестящими вишневыми губами. И перевела взгляд на Гая. — А твой друг, кстати, при свете дня очень даже ничего. У него такой будоражащий, пряный запах пота…

Она потянулась к его плечу и глубоко втянула воздух трепетными ноздрями, как гончая нюхает след дичи на траве.

Бедный жрец смутился еще сильней, но не посмел отстраниться.

— Ли, перестань! — нахмурился я. — Ты сама сказала: он — мой друг. Относись к нему соответствующе.

Демоница разочарованно выдохнула.

— Умеешь ты кайф испортить.

— Благодарю тебя за помощь, — важно надувшись, как весенний голубь перед голубкой, проговорил Гай, склонив голову.

Ли просияла, заулыбалась.

— О-оо, какой милый! Даня, ты только посмотри. Он такой сладкий, так бы и съела, — кокетливо проговорила она, лизнув вишневую губу кончиком розового языка.

— Ли! — с укором окликнул я демоницу.

Та тихонечко рассмеялась, будто в колокольчик позвонила.

— Уж и пошутить нельзя, — И, повернувшись к Гаю, с печальным вздохом сказала: — Увы — злобный Даня бдит, и есть тебя не разрешает. Видимо, правда ценит. А вообще в следующий раз предупреждайте, когда решите почудить. Я хоть пути отступления вам обеспечу. А то ведь может так случиться, что меня поблизости не окажется. И придется тогда вам бегать долго и упорно, пока в Ямах отдохнуть не придется.

Она забрала наши плащи, а потом медленно подула в лицо сначала мне, а потом Гаю.

— А теперь пойдемте в таверну. Для всех остальных вы выглядите как пара стариков в одежде ремесленников. Но идти придется быстро — благодаря Эребу у меня энергии кот наплакал.

Так мы добрались до «Жареного Лося».

Каким же родным он мне показался!

И харчевня, и задний двор. Опустевшая кладовка для овощей с валявшимися огрызками стеблей нашего духа-хранителя выглядела осиротевшим храмом.

Собственную комнату, оставленную мной не так уж давно, я тоже увидел будто другими глазами. Такое бывает, когда возвращаешься домой после длительного отпуска и внезапно замечаешь мелочи, на которые до сих пор не обращал внимания: заляпанное зеркало, любопытная картина в коридоре, отошедшие в углу обои.

Вот и я сейчас осматривался в своей комнате, отмечая и забавно смотревшуюся корзину, в которой спала Ника, и королевские доски на полу, и брошенную на спинку стула рубашку…

Кстати, королевские доски.

Их следовало забрать для второго этапа нашей рекламной операции.

Связав покрепче, я вынес их в харчевню, где Гай с удовольствием потягивал прохладное пиво за стойкой.

— Данечка, вы что, уже уходите? — огорченно воскликнула Ника, увидев меня с досками.

— Можем еще посидеть немного, — улыбнулся я. — Кстати, хотел спросить — к нам сюда вообще какие-нибудь посетители заглядывают?

— Это после всего, что здесь было? — раздался недовольный голос Камиллы. Девушка вышла из кухни, и следом за ней, держась за брючину матери, плелась грустная Лидия. — Привет, Даня. Давно не виделись.

Следом за ней вышла Ли с кружкой пива в руках — для меня.

— В самом деле, давно, — кивнул я. — Так что насчет посетителей?

Камилла фыркнула. Подошла к входной двери, заглянула под первый стол и вытащила оттуда странную конструкцию из веточек и лент.

— Вот! Годится в качестве ответа?

— Что это? — озадаченно спросил я.

— Оберег от нечистой силы. Нахожу регулярно на территории таверны, рядом с калиткой, выходящей на улицу. Вот тебе и все посетители.

Я хмыкнул. Подошел к Камилле, забрал оберег, покрутил в руках.

— В самом деле? От нечистой силы?.. И что, правда помогает? — поинтересовался я.

Камилла покосилась на Лилит.

— Как видишь, не особо.

— Суеверия это все, — подала голос Ли, усевшись на краю стойки. Упругий черный хвост игриво покачивался под задравшейся почти до колен юбки. — Веточки омелы в дверном проеме, сушеная рябина, обережный круг. Чушь, да и только. Но люди искренне хотят верить, что они могут каким-то образом обезопасить дом своими собственными силами. Реальность для них слишком жестока.

— Но это еще не самое неприятное, — сказала Камилла со вздохом. — Хуже, что…

— Нам обязательно говорить об этом? — тихо и хмуро проговорила Ника, покосившись на подругу.

— А что такое? — насторожился я.

— Ничего особенного, но, если ты заметил, двери у нас свежевыкрашенные. И это неспроста, — ответила Камилла. — До Вышгорода добрались столичные новости, так что вряд ли в ближайшее время ситуация с таверной изменится в лучшую сторону.

— Ой, ну подумаешь! Написали на двери ругательство, — протянула Лилит, поднимаясь из-за стола. — Тоже мне проблема. Никто же не умер?

— Не просто ругательство, а обвинение в смерти короля! — воскликнула Камилла. — И это, знаешь ли, проблема!

Ли зевнула.

— Скучная ты. Удивляюсь даже, как с такими исходными данными отец Лидии не заснул на тебе, а довел дело до конца, — с чисто женской жестокостью заявила Ли.

Камилла вспыхнула.

— Это подло!

— Зато ты — добрая и душевная, так чудесно всем настроение поднимаешь — прямо любо-дорого поглядеть.

— Хватит собачиться, — нахмурился я. — Януса на вас нет!

— Это да, — с тихим вздохом отозвалась Ника, потупив глаза. — Был бы с нами магистр…

Она умолкла и отвернулась, пряча глаза.

Все трое сразу умолкли. Зато четвертая, маленькая, вдруг завсхлипывала и протянула жалобным голоском.

— Ня-ня Тень…

Я поднял девочку на руки.

— Ну-ну, не плачь. Хочешь, в следующий раз тебе леденцов принесу? Таких большущих, на палочке?

— Не хочу-уу, — захныкала Лидия. — Хочу няню Тень!..

Я вздохнул, погладил ее по голове.

— Все будет хорошо. Только плакать не надо, ладно? Все наладится. Я обещаю. Скоро все-все будет хорошо. Дядя Даня работает над этим. Он пытается сейчас сделать кое-что для одного сильного дяди, чтобы тот потом помог найти другого, нехорошего. И когда мы его найдем, няня Тень вернется. Понимаешь? Ты только потерпи немного. Мне нужно время. Ладно?

Девочка всхлипнула еще раз и кивнула.

Я отдал ребенка матери, и Камилла унесла ее обратно на кухню, чтобы переключить внимание.

— Ты правда думаешь, что это возможно? — серьезно спросила Ли.

— Да, — с самым уверенным видом ответил я.

Надежда — это всегда лучше, чем чужие сомнения.

— А где Август и Графыч? — спросил я, меняя тему. — И Леандра я что-то не слышу. Он здесь?

— Парни сегодня на закупку поехали, — отозвалась Ли. — А так они на подработках пропадают. Конюшни чистят за медяки, чтобы хоть на постой лошадей заработать.

У меня сердце сжалось.

— А деньги, которые я оставлял? Уже закончились?

— Ими расплатились за услуги целителя. Леандру стало хуже. Он даже с постели не мог подняться.

Я тихо выругался.

— Да что ж за черная полоса у нас такая. Как он сейчас?

— Уже гораздо лучше, — отозвалась Ника. — Но ближайшие пару дней он побудет у целителя, чтобы если вдруг что-то пойдет не так, можно было сразу поправить дело.

Я вздохнул.

— Ну хоть что-то хорошее. Ладно, я постараюсь в ближайшее время сходить в банк и взять оттуда немного денег. Еще нужно разобраться с документацией по школе и по таверне — не может быть, чтобы у Януса не имелось никаких нычек на черный день. А по поводу чистки конюшен… Других заказов совсем нет?..

Ли отрицательно покачала головой.

— Мало кто хочет с нами связываться.

— Ясно. Ладно, не вешайте нос. Я обязательно что-нибудь придумаю. В конце концов, Лёха может перехватывать сообщения для Багряного святилища, и мы будем знать, кто и где нуждается в услуге. Школы не любят браться за дешевые и трудные задания. Может быть, если вместо них мы предложим свои услуги, да еще и за меньшую плату, кто-нибудь согласится?

Ника и Ли переглянулись.

— Может быть, — задумчиво проговорила Ли.

— Тогда мы, пожалуй, пойдем. Дела сами не сделаются.

Обнявшись на прощанье со всеми по очереди, я подхватил королевские доски, кивнул Гаю — и мы покинули таверну.

Черт возьми, ну почему у нас вечно все через задницу?

Если что, одних моих сбережений нам надолго не хватит. Нужно все-таки как-то искать дополнительные источники дохода. И одновременно с этим — помочь подняться на ноги Нергалу. Да еще и Лёху выручать надо…

Вот как все успеть? Хоть разорвись, блин!

Из задумчивости меня вывел Гай.

— Смотри, — сказал он, указав рукой на лист бумаги, приклеенный к столбу. — Кошки начали свое дело!

Я подошел поближе.

«Милостивый господь Нергал!» — было написано на бумажке мелким убористым почерком. «Я не знаю, как передала вам свою просьбу Мария, за которую ты заступился. Меня тоже зовут Мария, и я молю о помощи!..» И все в таком роде.

— Не слишком слезливо написано? — с сомнением в голосе спросил Гай.

— Нормально, — отозвался я. — Посмотрим, каким будет эффект.

И мы отправились в конюшню, где школа «Парящего Грифа» держала лошадей, потому что возвращаться в святилище предстояло своим ходом.

В лесу возле перекрестка нас уже ждали две кошки с тремя мертвецами на руках.

— Это казненные каторжники из соседнего города, — пояснила одна из девушек, указав рукой на трупы. — Как и просили — тела целые, не гнилые.

— Это, конечно, хорошо. Но зачем столько-то? — удивился я. — Нам с Лёхой и одного было бы достаточно.

— Много не мало, — отозвался Гай.

Кошки вышли на середину перекрестка, бросили на землю амулет — и над поверхностью открылось тусклое зеркало перехода грязно-серого цвета.

Загрузив туда мертвецов, мы попрощались с кошками и вошли в него сами.

— Лёха, встречай! — крикнул я некроманту, затаскивая первый труп в нашу совещательную комнату. — Мы тебе работу принесли!

Как оказалось, три мертвеца — это вовсе не плохо, а очень даже хорошо. После того, как они разморозились, Лёха поднял одного из них и заставил сунуть руку в устье доски.

Потом некромант погрузился в молчаливое созерцание, а я отправился к Нергалу посмотреть, как он там.

На повязках снова яркими пятнами алела кровь, но если в прошлый раз их можно было выжимать, то сейчас они выглядели обычными бинтами раненого человека.

Я почесал затылок.

Интересно, это наша заслуга, или нет?

Тщательно обработав раны, я вернулся в каморку к Лёхе и Гаю, то увидел неожиданную картину: поднятых мертвецов было уже двое, причем один из них крепко обнимал второго. Они оба покачивались из стороны в сторону, привязанные к королевской доске и друг к другу и жалобно постанывали.

— А-аа! — вздыхал один.

И второй тот час ему отвечал:

— Ы-ыы!

— Это что здесь у вас происходит? — с любопытством спросил я.

Гай пожал плечами.

— Он сказал, что первое сообщение «Нергал видит тебя!» пробилось не на все королевские доски. И решил… Как это… Увеличить мощность.

— А-аа, — понимающе протянул я. — Понятно.

Тут включился Лёха.

— Господа… — с придыханием проговорил он, сверкая синими глазами. — Господа, я достиг вершины погружения! Вернее, я достиг дна! Но у меня такое чувство, что там, под этим дном, есть что-то еще! И это так восхитительно! Мой призрак прямо сейчас купается в потоках чужих писем, сообщений и документов…

— Ты там про главное дело не забыл, купальщик ты наш? — нахмурился я.

— Да разослал я все твои сообщения, — обиженно отозвался Лёха. — Я ему про красоту информационного моря, а он…

Тут в комнате раздался новый загробный голос.

— У-ууу!

Вздрогнув от неожиданности, я обернулся.

Раскачиваясь походкой пьяного моряка, к двум своим собратьям двигался третий зомби.

Обхватив крайнего за пояс здоровенными ручищами, он присоединился к странной мертвяцкой подтанцовке с подпевкой.

— А-ааа!

— Ы-ыыы!

— У-ууу!

— Прямо абевегедейка какая-то, — пробормотал я, разыскивая по карманам папиросы.

Глаза Лёхи погасли, и он умолк, погрузившись в свои изыскания.

Мы с Гаем между тем перекурили минувший день, выпили, обсудили планы на завтра и перекусили.

При этом на фоне нашей беседы постоянно кто-то стонал и ухал. Наконец, мне это надоело.

— Лёха, вот свалим завтра по делам — тогда и заводи свою заводиловку, все равно заняться будет нечем. А сейчас давай-ка прекращай, бесит уже!

Но некромант мне не ответил.

Тогда я взял его черепушку в руки и легонько тряхнул.

— Эй, Лёха! Лёха, ты слышишь?

Ответа не последовало.

— Лёха, ау! — уже забеспокоился я и принялся энергично трясти череп. — Ты здесь?

Огоньки его синих глаз загорелись — сначала едва, а потом с обычной яркостью.

— Ну ты даешь, я уж испугался за тебя!..

— Господа… — еле слышным взволнованным голосом проговорил мой приятель. — Я такое нашел!.. Я нашел… Такое! Такое…

— Да какое?

— Такое, что проще показать, чем описать словами! Где вторая доска?

И тут в нашей каморке раздался громкий женский стон. На фоне покрикиваний и покряхтываний наших зомби он прозвучал особенно двусмысленно.

Хотя секунд через пять я понял, что эти ритмичные женские звуки вовсе не двусмысленные, а прямо-таки вполне определенные.

А когда я развернул вторую доску…

Гай охнул. Отвел глаза. Снова уставился на доску круглыми глазами. И снова отвернулся. Но лишь для того, чтобы с открытым ртом опять впиться глазами в изображение на доске.

А изображение там было четкое, крупное и живое! Кадры сменяли друг друга, и на них кроме обнаженных тел на заднем фоне виднелась картина с красным автомобилем. Пластиковое окно. И открытая бутылка шампанского.

У меня перехватило дыхание. В груди гулко и радостно забилось сердце.

— Я только так и не понял… Она что, со всеми троими мужчинами по очереди будет?.. — проговорил Лёха.

— Разврат-то какой, — проговорил Гай, во все глаза уставившись на доску, чтобы ничего не пропустить.

— И не говори, — выдохнул Лёха. — Непотребство такое, что и сказать нельзя! Святые угодники… Ты смотри, смотри, что она делает! Что, и второго тоже, одновременно?.. Ох ты ж прости господи… Да как же так-то?

Я расплылся в счастливой улыбке.

— Лёха, ты… Ты волшебник!!! Ты знаешь, что это такое???

— Ну… эм… Признаться, в одном борделе возле Нагорницы…

Я расхохотался.

— Да я не про это, я про вообще! Так знайте же, друзья мои, прямо сейчас вы смотрите самую настоящую порнуху! И знаете, что это означает? Наша таверна скоро будет грести золото лопатой! Только ты это, канал не переключай…

Глава 19 Что выросло — то выросло

Утром во время перевязки я с удивлением обнаружил, что бинты остались почти сухими, а раны Нергала очистились. Теперь можно было с уверенностью сказать, что пиар-кампания действительно работает.

Это была по-настоящему радостная новость. Правда, наш воинственный бог все еще оставался погруженным в сон, и его лицо выглядело таким же бледным и безжизненным, как и прежде. Но я и не ждал мгновенного выздоровления.

Согласно плану, ночью кошки Нергала должны были развесить по городу еще несколько жалобных писем с просьбой о заслуженном возмездии, а ближе к вечеру мы поручили им подбросить в какую-нибудь подворотню мясную кучу, перемешанную с обрывками мужской одежды и кусками человеческой кожи.

Однако религия — она как революция. Или заразная болезнь. Стоит ей только набрать силу — и все, гасите свет. Неконтролируемой стихией она срывается с поводьев и начинает жить собственной жизнью.

Это я понял, когда после всех своих утренних дел приехал с Гаем в город.

А собрались мы туда, чтобы отвезти королевские доски в «Жареного лося».

Сделать это было не так просто: чтобы не прерывать трансляции, кроме самих досок нам предстояло доставить и «усилитель мощности». Вернее, целых три «Усилителя мощности», которые ухали, охали и раскачивались из стороны в сторону.

Гай предлагал оставить их вместе со второй доской и Лёхой в святилище. Но телевизор без пульта мне везти не хотелось, а некромант не мог контролировать своих мертвецов на большом расстоянии от них.

В итоге пришлось связать покойничков, примотать их веревками к доске и в таком виде погрузить на кривую древнюю телегу, потому что ничего поприличней в запасниках святилища не нашлось. Сверху мы набросали одеял и разложили небольшие мешочки со съестными припасами, которые я стащил с Нергаловой кухни. Благо, обитатели его святилища были вполне себе смертными и регулярно нуждались в пище. На мешки я уложил хороший слой соломы и спрятал в ней вторую часть доски.

Решив проблему с доставкой всех необходимых для трансляции компонентов, мы столкнулись с другой сложностью. Которая заключалась в специфическом фоновом звуке. Причем звук, как оказалось, шел не от доски. Он свободно разливался вокруг Лёхи, поскольку динамиком по факту являлся его призрак. Каким-то простым способом заткнуть его мы не могли. Только если полностью вырубить. Не звук, а Лёху. А это было рискованно.

Так и поехали в Вышгород. С музыкой и цыганами.

По лесу пробирались с матюками под эротический аккомпанемент — вчерашний мороз внезапно сменился оттепелью, и снег за ночь и утро превратился в вязкую кашу.

Солнце насмешливо светило в глаза, отогревшиеся птицы звонко и наперебой чирикали в ветвях. В воздухе неожиданно запахло весной, хотя для нее еще было слишком рано. Но даже обманчивое тепло все равно лучше, чем честный собачий холод. Так что лес искренне радовался выпавшей удаче. И только мы не особо были счастливы тащить телегу практически на себе. Хотя, если честно, сомневаюсь, чтобы морозная погода исправила бы ситуацию.

Выбравшись на наезженную дорогу, мы с облегчением вздохнули. Дело пошло веселей. Ехали не спеша, осторожно. Колеса натужно скрипели, кони нервничали из-за активной энергии некроманта, но все прошло неожиданно гладко и без приключений.

На подъезде к городу вдруг обнаружилось, что у ворот стоит очередь. Она была небольшая — всего четыре торговых обоза. Но я здорово напрягся.

Сказал Гаю:

— Похоже, стражники осматривают товар внимательней обычного. Видимо, пришло распоряжение об усилении контроля в связи с покушением.

Мой напарник усмехнулся.

— Ну, наш голосистый груз они бы по-любому осмотрели.

— Так-то оно так, но при обычном раскладе они вполне бы удовлетворились созерцанием доски. А теперь как бы под одеяла не сунулись.

— Не думаю. Это Богомол и Тиб, я хорошо знаю их обоих со времен службы в Ямах. Вряд ли они станут слишком уж трясти старого приятеля. Тем более, когда увидят, какое чудо у нас с тобой в телеге запрятано. Но даже если вдруг станут, я найду, чем их отвлечь, — заверил меня Гай. — Например, карточным долгом в пятьдесят золотых, который Богомол так и не вернул мне.

Мы подъехали к торговцам и заняли свое место в очереди с самыми невозмутимыми физиономиями.

Торговцы смерили нас осуждающим взглядом. Покосились на телегу. Потом крайний из них, круглолицый увалень в щегольских сапогах с пряжками и дорогой, но изрядно поношенной накидке сплюнул в рыхлый снег и недовольно проворчал:

— Совсем стыд потеряли. Сношаются средь бела дня…

Другой, худощавый усач с лицом прохвоста, поддержал его.

— И не говори. Эй! Угомонитесь там, в соломе! — угрожающе прикрикнул он. — А то щас радовалку оторву и приколочу на ворота!

Мы с Гаем переглянулись.

Я спрыгнул на землю и разворошил руками солому.

— Вот…

Глаза торговцев округлились. Праведный гнев сменился неподдельным интересом.

— Да идишь ты!.. — выдохнул первый. — Это что ж такое?..

— Новаторская форма иллюзии, — с важным видом заявил я. — В виде подвижных картинок на доске.

— Еще каких подвижных… — присвистнул второй. — Это что, на продажу товар? Сколько просишь? Я куплю!

— Притормози коней, усатый, — буркнул круглолицый. — Такими уникальными вещами на базарах не торгуют, это только богачам на заказ делают.

— А что там у вас? — сгорая от любопытства, подошли к нашей повозке остальные.

— Эй, чего столпились? Не задерживаем досмотр, проезжаем! — с хмурым видом обернулся к нам один из стражников, долговязый и нескладный парень, которого прозвали Богомолом.

Увидев Гая, он расцвел широкой, хорошей улыбкой, которая разом украсила его простоватое бесцветное лицо. — Мастер Гай? Ты ли это?.. Как жизнь, где пропадал все это время? Ой, а че это у вас там такое?..

Въездной досмотр медленно, но верно, превращался в тусовку.

В итоге на воротах мы провели около часа. Те, кто приехал после нас, присоединялся к просмотру и беседе, которая становилась все оживленнее с каждым новым «бухаловом». Стражники тоже не стеснялись угощаться — правда, спрятавшись за телегу и наши спины. Все-таки служба.

Нас засыпали вопросами о том, куда и кому мы это сокровище везем. Я охотно отвечал, что в «Жареного Лося». Да-да, все слышали? Приходите, как закончите работу, и друзей приводите.

Богомол нахмурился и спросил, не та ли это таверна, что считается проклятой.

Я сделал обиженное лицо.

— Зачем так-то? Нормальная там таверна, и готовят вкусно, и наливают по-доброму, не экономят.

— Так там же, вроде, эти обитают… Грифы.

— Это верно, — невозмутимо ответил я. — Потому что я сам — «гриф».

На мгновение все умолкли.

В напряженных взглядах читалось недоумение и медленно закипающий гнев, так что я, не дожидаясь вопросов принялся сам разъяснять ситуацию.

— Да, про нас много слухов ходит. Убийца ворвался в сад, когда его величество как раз должен был поздравлять нас с победой на турнире.

— Какой еще «убийца»? Разве не твои соратники зарубили короля прямо на глазах у принца? — осторожно спросил второй стражник, Тиб.

— Я не могу рассказывать об этом, — сказал я и протянул ему бумагу, выданную мне Альбой. Где черным по белому было написано, что лично я не присутствовал при покушении и чист перед законом. — Мне выдали этот документ и запретили рассказывать подробности. Там все сложно.

— Ты это… подойди с бумагой в ратушу, когда приедешь в город. Покажи ее главному секретарю, — посоветовал Богомол. — А то нечаянно огребешь от какого-нибудь ретивого.

— Спасибо за совет, так и сделаю.

Напряжение спало, и стражники начали жаловаться на Нергала. Мол, в Вышгороде такого переполоха даже после убийства короля не было. А тут еще эта сумасшедшая…

— Какая сумасшедшая? — спросил я, переглянувшись с Гаем.

— Да там одна на площади проповедует. Мол, над ней надругался собственный отец, а судья приговорил его только к порке. Сегодня с утра палач вошел к нему в камеру — а он того. Помер. Вот она и разоряется там, мол, письмо вчера написала Нергалу и на дерево повесила. И кара нашла преступника. Такие дела…

Я изумленно почесал затылок.

В самом деле? Помер в камере?..

Кошки что ли как-то умудрились его приложить? Или просто совпадение?

—…Так вот после этой проповеди патрули с ног сбились, — продолжал свой рассказ стражник. — Горожане будто с цепи сорвались. Жалобы чуть ли не на каждом столбе. Их срывают, а новые появляются. Страшное дело. Богиня Флора даже из храма выходила. Гневалась. Мол, с каких это пор Вышгород принадлежит Нергалу? Разве не я ваша покровительница?

— Тоже мне богиня, — хмыкнул, поглаживая бороду, второй стражник, по имени Тиб. — Только разве что воздух ароматизирует, а так…

Тут его вниманием опять завладела королевская доска, и он громко охнул:

— Глянь, чего делает! Гай, а ты такое можешь сделать плетью, а?

Представив мастера Гая в таких же кожаных труселях, ремнях на потной груди и плеткой мы все заржали.

— Слушайте, надо в секретариат ратуши новое предложение внести! Поменять рабочую одежду палачей! — сквозь смех заявил Богомол.

— Может тебе еще и процедуру казни подкорректировать для пущей радости? — хмуро буркнул Гай.

Я представил себе процедуру казни у столба…

И, видимо, не я один, поскольку все опять рассмеялись.

— Мастер Гай, ты был бы неотразим!..

— Да мне-то что, я больше палачом не служу. А если кто из вас хочет профессию сменить…

Тут нашу добрую беседу прервал грозный начальственный окрик.

— А ну чего там застряли все? А ну разойдись! Пропускай в город по одному! Бездельники!..

Стражники подкатили глаза.

— Компост с обеда вернулся. Теперь до ночи вонять будет. Ладно, мужики, давай проезжай!

И мы въехали в город.

— А почему «компост»? — спросил я вполголоса у Гая.

— Потому что «командир поста», — хмыкнул тот. — А неплохо так все развернулось, да? Не скажу, чтобы я тебе не верил. Но мне казалось, ты преувеличиваешь наши возможности. А тут дело такие обороты набрало!

Я кивнул, но комментировать ситуацию не стал.

Потому что, если честно, такая стремительность меня пугала. Продвигать Нергала в божественные топы я не планировал. Так, просто отряхнуть пыль с его имени. А тут боги не просто вспомнили, некоторые вон уже беситься начали от Нергаловых успехов. Гай пока еще не понял, но дело не просто набрало обороты, оно начинало попахивать керосином. Того и гляди ка-ак хренакнет!

Одно успокаивало — если больше не подбрасывать дров в огонь, он понемногу начнет стихать.

А я точно не собирался больше ничего подбрасывать. Если б была такая возможность, я даже вечерний вынос мяса приостановил бы. Но теперь уже куда деваться.

Ладно. Со временем все уляжется. У толпы память девичья, уже через месяц обо всем, случившемся сегодня, будут вспоминать в одном ряду с легендарными событиями прошлых столетий.

По крайней мере, я на это надеялся.

Под пристальными взглядами прохожих мы двинулись по направлению к таверне.

Короче, бизнес-план оказался беспроигрышным!

Мы нарочито медленно ехали к месту назначения, потом разгребали солому и вытаскивали доску.

К тому моменту возле «Жареного Лося» собралась группа любопытствующих. Переминаясь с ноги на ногу, они наблюдали, как мы вносим живую картинку внутрь…

Установив доску на стойке, я водрузил рядом с ней Лёху и в двух словах объяснил девчонкам идею. Потом велел Нике с Камиллой срочно заняться закусками.

Ли с профессиональным интересом разглядывала происходящее на доске. Лидию пришлось срочно запереть наверху с игрушками и сладостями. Графыч с Августом полезли в погреб за вином и дополнительным бочонком пива.

А между тем ни один посетитель так и не пришел.

Я вышел на крылечко перекурить. И обнаружил, что группа любопытствующих так и мнется неподалеку, увлеченно беседуя между собой.

— Ну и чего стоим? — крикнул я им, вытаскивая папиросу. — У нас за вход ценника нет. По крайней мере, пока что. Только за жратву и выпивку…

Мужики в нерешительности переглянулись.

Потом от общей группы вдруг отделился один и решительным шагом направился к таверне. И стоило только ему войти внутрь, как вся остальная толпа ломанулась следом.

Я с улыбкой покачал головой.

Вот так мы и живем. Будто, блин, минное поле исследуем. Вечно нам нужен кто-то впереди, чтобы точно проверил — мин нет, все останутся живы.

Для того вожди и нужны. И герои.

Я перегнал наш мерседес к черному входу и позвал Августа, чтобы он помог мне по-быстрому затащить внутрь завернутый в одеяла тройничковый усилитель, как бы двусмысленно это не звучало. Запрятав связанных зомбарей в погребе, мы с чувством выполненного долга отправились выпить пива и немного расслабиться.

И обнаружили, что так просто расслабиться у нас не получится. Потому что даже стоячие места у подоконников оказались заняты! Бородатые и безбородые, стражники на отдыхе и ремесленники, помоложе и постарше — короче, самые разномастные мужики сидели и стояли везде, где только можно, пуская слюни на порнушку в лучшем случае второй свежести. Которой, как известно, не существует. Потому что свежесть бывает только одна — первая, в противном случае перед тобой тухлятина.

Однако парням, неискушенным порнохабными изысками, она казалась вкуснятиной.

Они прищелкивали языками, качали головой и эмоционально переговаривались, комментируя происходящее.

Я и вспомнить не мог, видел ли когда-нибудь столько людей в этой харчевне. Раскрасневшаяся Ника тащила на подносе сразу шесть пивных кружек, Камилла неровными пластинками торопливо нарезала сыр. Гай мастерски разделывал копченый окорок, который явно был слишком мал для такого количества гостей. Графыч побежал в кладовку за колбасами.

И только Лилит я нигде не видел.

Осторожно придержав на бегу Нику за локоть, я спросил:

— А где Ли?

— Она под стойкой, — заговорщицки прошептала кошка. — Работает!

— Чего?.. — нахмурился я. — Что ты сказала???

— Да пока тебя не было, у Лёхи вдруг звук сломался. Вот Лилит и пришлось его заменить.

Я облегченно выдохнул.

— А-аа, вот оно что. Ну тогда ладно.

— А ты о чем подумал? — она по-кошачьи злобно сузила глаза.

— Не важно. Иди заказ неси, — сказал я, взял с подноса себе одно пиво и отпустил Нику.

Прислушался.

В самом деле. Стоны, доносившиеся в харчевне, мастерски озвучивала Ли! Как я сразу этого не понял? Наверное, за целый день такой музыки у меня выработался шумоподавляющий фильтр, так что мое сознание уже не реагировало на все эти ахи и охи. Молодец рогатая, ну просто молодец! Красотка!

Звонкий шлепок, вздох…

И вдруг на этом моменте на всю таверну раздалось этническое пение.

На-на, на-на, нанана-нанана!

На экране вместо горячей горничной с десятым размером груди вдруг появились странные рисованные картинки темнокожих людей.

Я чуть не уронил свою кружку прямо на голову сидевшему на полу парню, оказавшемуся рядом.

«Ази гум га ум гэ, ум азиии гум га!» — душевно и весьма аутентично запели хором разные голоса.

Чего?..

Эти песнопения я бы узнал среди трафика всей существующей в мире музыки!

Потому что в свое время по просьбе деда я искал сериалы для парализованной бабушки. «Рабыня Изаура», «Богатые тоже плачут», «Моя вторая мама», «Роковая женщина», «Просто Мария» — всю эту мыльную ахинею я качал в огромных количествах, и некоторые особенно любимые сериалы бабуля смотрела снова и снова.

«Рабыня Изаура» входила в число этих избранных.

Зрители в харчевне озадаченно загудели.

— Одну минутку, сейчас все настроим! — погромче крикнул я и поспешил к Лёхе. — Что случилось?..

— Да бог знает, — почти простонал некромант. — Сил больше нет удерживать внимание на этой срамоте. За сутки так насмотрелся, что сиськи от жопы отличать перестал!

— Эй-эй-эй, только не сейчас! — взмолился я, встряхнув черепушку. — Возьми себя в руки!..

— Слушай, если б я даже мог что-нибудь в руки взять, то уже давно бы стер до кровавых мозолей! Душа чистого хочет!..

Тут картинка на доске снова сменилась. Теперь на ней появился бородатый дядька в рясе и на всю таверну торжественным знаменным распевом затянул:

«Сеее время покаяяния!..»

Кто-то из мужиков аж подавился от неожиданности.

— Извините за технические неполадки! — крикнул я зрителям с широкой улыбкой, будто рекламировал зубные протезы. И зашипел на Лёху:

— Выключи немедленно, ты нам так всю клиентуру разгонишь! Лучше уж предыдущий канал верни!..

На доске появилась миловидная девушка в розовом платье.

По харчевне прошелестел одобрительный вздох.

— У нас смена иллюзии на полчаса, а потом мы продолжим просмотр горячих историй! — заявил я.

— Я не смогу через полчаса, — жалобно вполголоса простонал некромант.

— В нашей жизни, Лёха, всегда есть место подвигу, — сказал я торжественно. — И я в тебя верю!

В таверне стало совсем тихо.

Если любовные стоны слушать можно было и вполуха, то кино так уже не посмотришь.

После первой серии в харчевне развернулось бурное обсуждение темы рабства. Одно дело — когда нелюди являются собственностью хозяина. Но чтобы так относиться к людям, это ж каким ублюдком нужно быть! Потом рассуждали, какая же паскуда этот командор, что Изаура — милашка, а сынок командора Леонсио точно должен оказаться славным парнем и заступиться за красавицу.

Я с удивлением почесал репу и разрешил Лёхе включить вторую серию.

Третью наши посетители уже потребовали сами. Потому что вот он, момент истины! Леонсио приехал и взял Изауру за руку! Вот сейчас все и закрутится!

Некоторые из наших гостей застолбили за собой места и побежали за женами.

А я понял, что только что впустил в этот мир сериальный алкоголизм.

Вот я идиот! Конечно, нужно делать ставку не на порнуху, которая уже через пару дней набьет оскомину, а на киношки с продолжением! Ведь до сих пор у людей не было никакого кино, а сейчас они получили доступ сразу к сериалам. И это прекрасно! Нужно только поискать в глубине Лёхиного «информационного моря» что-нибудь более-менее понятное и близкое местному зрителю. «Форсмажоры» тут явно останутся непонятыми. А вот «Ведьмак», «Песнь льда и огня» и всякие романтические истории эпохи длинных платьев еще как зайдут!

Мы запустили следующую серию, когда Графыч на ухо сообщил мне, что на кухне открыли энзешный бочонок пива.

Намек я понял.

Забрал пустые кувшины со стойки и отправился на кухню, чтобы набухаловить туда чего-нибудь.

И когда я заканчивал наполнять второй кувшин коньяком, сквозь звук кинотеатра раздался громкий яростный вопль.

— Даня!!! Даня-жрец, который не жрец, а самый настоящий сукин сын! Иди сюда! Я проснулась, стою всеми своими ногами на снегу и, если ты прямо сейчас не выйдешь, я сожру тебя с потрохами и запью тем славным элем, что ты пожертвовал мне!

Глава 20 Трудно быть богом

Услышав призыв Арахны, я отвлекся от начертания, и рука дрогнула.

Вместо бокала с коньяком на пол шлепнулась большая коричневая многоножка, похожая на крысу с крошечной кожистой головой и широкой клыкастой улыбкой.

— Да твою ж мать! — ругнулся я.

Маленькое чудовище противно взвизгнуло, стукнувшись о половицы, и шустро перебирая ножками забилось в темноту под шкафом с посудой.

А с улицы опятьдонесся нервный окрик богини:

— Даня!!! Если ты не выйдешь, то я войду!

Я поспешил прочь из кухни, столкнулся в дверях с испуганной Никой и, отодвинув растерявшуюся кошку в сторону, семимильными шагами направился к выходу.

Наши посетители между тем продолжали смотреть кино. Там мерзкий Леонсио заставлял красавицу Изауру снимать с него сапоги — вот ведь ублюдок бессердечный! И только некоторые с досадой посматривали в окна, за которыми все равно толком ничего не было видно: темнота плотной занавеской опустилась на них с той стороны, а яркий свет харчевни отражался с этой.

Несмотря на гневные крики Арахны никто не выглядел обеспокоенным.

В самом деле, им-то чего беспокоиться? Ведь угрожала она одному только Дане.

Я выскочил на крыльцо — и чуть не грохнулся со ступеней, превратившихся в каток.

Ядрицкий кебаб, это что за хрень такая?..

Я поднял глаза на город, на деревья — и застыл в немом изумлении.

Со слепого неба падал дождь. Мелкий, противный. Он осыпал ветви деревьев, дороги и ограды. И на лету замерзал, превращаясь в прозрачный, кристально чистый лед.

Железные прутья превратились в хрусталь. Выглядывающая из-под осевшего снега трава и кустарники позвякивали отяжелевшими стеклянными коконами. Березы склонились над коварно блестящей дорогой, опустив до земли оледеневшие кроны, похожие на водопад. Каждая тончайшая веточка превратилась в хрупкую сосульку и сверкала в свете фонарей, как драгоценный камень. Старая яблоня на углу не выдержала такой ноши и лопнула посередине, развалившись на две части.

Откуда-то издалека доносился гул человеческих голосов. Он то нарастал, то стихал ненадолго, но лишь для того, чтобы опять усилиться.

— Куда ты смотришь, сволочь бессовестная⁈ — выдернула меня из своих размышлений Арахна, которую я даже не сразу заметил в тени таверны.

Она явилась в полудетском образе — тощая, синюшная. И сиротливо поджимала по очереди свои мохнатые ножки.

Однако ее волосы в этот раз уже не напоминали пучок сена. Они гладкими прядями струились по острым плечам.

Как бы сильно она на меня не злилась, тем не менее не погнушалась воспользоваться подаренным гребнем.

Меня это умилило. Какая же она все-таки очаровательная, хоть и паучиха.

— Арахна, я по тебе скучал! — совершенно искренне сказал я, в то время как богиня продолжала крыть меня и в хвост и в гриву. — Отлично выглядишь!

—… Предатель, ублюдок смертный!.. — Арахна запнулась, словно забыла, что хотела сказать дальше. Все еще с сердитым лицом она опять открыла рот — видимо, чтобы продолжить осыпать меня ругательствами. Но тут вдруг ее лицо посветлело, и на губах заиграла кокетливая улыбка. — Ой, правда что ли? Хорошо выгляжу?..

— У тебя очень красивые волосы, — сказал я. — Можно тебя обнять? Или я провинился настолько, что мне это не позволено?

Синюшные щеки Арахны от удовольствия аж зарозовели.

— Ой, ну если тебе так хочется…

Я ступил на дорожку, проскользил по гладкому льду подошвами и обнял Арахну.

Все-таки относился я к ней с большим теплом. Как-никак, она оказалась первым существом этого мира, которое оказалось дружелюбным по отношению ко мне. Хотя по началу, признаться, я испугался ее до усрачки. Мне казалось, что я повстречал невиданное чудище, и мне пришел полный «арахнец». Наивный. Я просто еще настоящих чудовищ не видел!..

— Но, если ты думаешь, что после пары ласковых слов мой гнев поутихнет, ты глубоко ошибаешься, — умиротворенным голосом проворковала богиня. — Я все равно готова тебя сожрать! Ой, а почеши спинку? Вот прямо под лопаткой, где твоя рука. О да-ааа! — простонала она. — Еще пониже… Отличненько просто, спасибо!

— Ну так и чем же я так провинился перед тобой, что ты даже из спячки вышла?

Арахна фыркнула.

— А ты сам не понимаешь?

— Не совсем, если честно.

Богиня проскользила до нашего крыльца, тихо ругнулась и присела на ступеньку паучьим брюшком, сложив лапки вокруг себя веером.

— Ну, тогда давай я тебе хорошенько все объясню. И кстати… — ее глаза по-звериному сверкнули в темноте. — Ты тоже очень хорошо выглядишь. Вкусно. Вот уж точно не обрезок.

— Спасибо, — с улыбкой отозвался я.

— Правда, никак не могу разглядеть твой источник. Похоже, ваш зловредный магистр с божком-покровителем постарались.

От упоминания о Янусе и Та’ки мне сразу как-то взгрустнулось. Я достал из кармана папиросы и закурил.

— Да, было такое. Ну так что ты хотела мне объяснить?..

— Слышишь? — спросила Арахна, поднимая острый пальчик в воздух. — Прислушайся к гулу голосов. Как ты думаешь, что это?

Я недоумевающе пожал плечами.

— Люди?

— Это само собой. Но суть дела-то не в этом…

И тут в нашу беседу ворвался еще один женский голос.

— Суть дела в том, что ты нарушил в этом городе баланс сил, существующий много лет! И это несправедливо!

Мы с Арахной оба повернулись на звук, и увидели Флору. Она стояла в своем пышном воплощении, с вычурной высокой прической и в длинном бело-розовом платье, расписанном нежно-голубыми цветами по подолу. Платье светилось в темноте — так же, как и огненно-красные гневные глаза богини и богато украшенные шпильки в ее высокой прическе.

Ну началось!

— А две богини на одного несчастного смертного — это, по-вашему, справедливый расклад сил? — запротестовал я.

— Ты слышишь, что они кричат? — перебила меня Арахна, и на этот раз ее голос прозвучал по-божественному сильно и уверенно. — Они проклинают катаклизмы природы и молятся Нергалу, чтобы тот покарал убийцу короля! Полгорода сейчас вышли на нашу храмовую площадь — и взывают не ко мне, не к Флоре. А к Нергалу, будь он проклят! И как ты думаешь, откуда вдруг на нашей земле появилось столько поклонников этого живореза? А? Как ты это объяснишь? Ветром надуло, дождем принесло?

— Ох ты ж блин… — вырвалось у меня, но я тут же поправился: — Достопочтимые богини, а я-то тут причем?..

Однако отпирался я зря.

— Нет, ну ты посмотри, каков мерзавец, — с едва сдерживаемой яростью выдохнула Флора. — Я ему душу открыла, с принцем помогла — а он, паразит, врет нам в глаза! Видишь ли, хоть ты и дружок вечно пьяного Диониса и соратник изгнанного Сета, тем не менее остаешься всего-навсего обычным смертным! А узнать, кому служит смертный — это проще простого даже для такой полумертвой недобогини, как Арахна!

Паучиха злобно сверкнула глазами в сторону Флоры.

— Вообще-то сейчас обидно было.

— Не цепляйся к словам, — махнула рукой Флора. — Не время сейчас. Нам бы вот одного смертного хорошенько проучить, чтобы перестал везде погоду портить!

— В самом деле, Данечка, — с укором проговорила Арахна. — Нехорошо вмешиваться в дела богов. Для нас с Флорой люди этого города — источник энергии и жизни, а ты лишаешь нас этого источника! И ладно Флора — у нее вон еще сколько храмов по стране. Но у меня-то каждое святилище на счету! И вообще, когда я предлагала тебе стать моим жрецом — ты сразу отказался. Нет, мол, я не жрец, не бывать такому! А Нергалу служить — так это сразу пожалуйста, да? Предатель ты! Изменщик! И вообще!!! Нечего этому ископаемому делать на нашей земле!

— Ну почему сразу «ископаемому»? — услышал я знакомый насмешливый голос, и чуть не подпрыгнул от радости.

Нергал. Живой. Очнувшийся.

Ну наконец-то!

Мы с богинями все дружно завертели головами в поисках самого говорящего, но не сразу обратили внимание на невысокую человеческую фигуру в плаще, которая стояла с той стороны забора.

И, кажется, стояла она здесь уже довольно давно. Вот только хоть я ее и видел, тем не менее почему-то до сознания этот факт дошел только сейчас.

Нергал откинул капюшон с головы. И лучезарно улыбнулся своей хитрой белозубой улыбкой. Он толкнул калитку и расслабленной походкой направился к нам.

Даже после долгой болезни Нергал был по-своему хорош. Аристократическая бледность оттенялась белоснежной сорочкой, выглядывающей из-под расстегнутого темно-коричневого жилета. Мягкие сапоги ступали по льду легко и бесшумно. В руке он держал пачку каких-то бумаг.

— Не так уж я стар по сравнению с этим прекрасным и жестоким миром, — мечтательно проговорил он, переводя свой холодный льдистый взгляд с одной богини на другую. — И не такой уж живорез, как говорят. Я присоединюсь к вашей увлекательной беседе? Надеюсь, прекрасные дамы не против?

Флора побледнела. Глаза богини расширились, будто она увидела монстра, способного убить ее.

Впрочем, может, так оно и было?

Арахна же вдруг покраснела, как четырнадцатилетняя анимашная девочка, которой вдруг улыбнулся лучший ученик школы.

— Прости, что мы были непочтительны… — проблеяла она срывающимся от волнения голосом. — Пожалуйста, пойми — мы просто были рассержены на Даню…

— О, я тоже, — благосклонно кивнул он ей, заставляя покраснеть еще гуще. — Так что прекрасно вас понимаю.

Что?

Он был на меня рассержен? Серьезно?

И это после всех моих бесконечных перевязок, после искренней заботы с моей стороны и черт возьми продвижения, которое хоть и оказалось слишком уж успешным, тем не менее помогло подняться ему на ноги⁈

Не зря он так любит кошек. Потому что сам — кот. Его выходили, а он недовольную морду в сторону воротит и шипит. Никакой, блин, благодарности!

— Достопочтенная Флора, — галантно кивнул пухлогрудой красотке Нергал, остановившись рядом с нами. Потом повернулся к паучихе и так же любезно кивнул ей. — Прелестная Арахна. Рад приветствовать вас на вашей… теперь уже нашей земле.

Флора задохнулась от негодования, но не могла сказать ни слова. Арахна же расплылась в улыбке, приглаживая волосы.

— Мне жаль, что действия Даниила нарушили баланс в городе, однако же я не могу никоим образом наказать его, поскольку официально он не является моим жрецом, и действовал по собственному желанию в качестве искренне верующего человека. А за активную веру в богов, как вам известно, у нас наказывать не принято, даже если эти боги… не самые популярные, — Нергал все еще улыбался, но взгляд его стал совсем холодным и колючим, как сталь. — Я не просил его ничего делать. Но он сделал. Конечно, вы можете попробовать испросить аудиенции Зевса и попросить его вмешаться… Хотя, о чем это я? Достопочтимая Флора ведь уже обращалась к нему, верно?..

Флора поджала губы. Арахна с возмущенным упреком уставилась на нее.

— Ты?.. На Даню???

— Не волнуйся, — мягко утешил паучиху Нергал. — Как видишь, она пришла к тебе за союзничеством и помощью — а значит, аудиенция прошла как-то не так. Верно, Флора? Как ты там говорила? Любому божеству видно, кто из богов покровительствует тому или иному смертному? Ай-яй-яй, как неловко вышло. Впрочем, в этом нет твоей вины — просто Аид не любит светить свое покровительство. Ну а теперь, когда недомолвок больше не осталось, нам всем имеет смысл договориться, каким образом будем взаимодействовать дальше. Тем более впереди сложный период становления нового короля. А значит, в страну хлынут болезни, катаклизмы и прочие беды для смертных, которые, как известно, приносят богам немало радости. Ведь трудные времена заставляют смертных молиться и верить, как никогда. И приходить в храмы все чаще и чаще.

Богини переглянулись.

— Однако ты не имеешь права возводить на земле святилища в свою честь, — возразила Флора. — И в твои храмы никто не придет!

Нергал заулыбался еще шире.

— Моя дорогая, а мне и не нужно ничего строить. Мне достаточно сейчас выйти на площадь и сказать — если хотите моей защиты, отдайте мне любое святилище из тех, что имеете, и я поселюсь в нем. Как думаешь, сколько минут они будут колебаться? И чей храм они украсят моим именем? Арахны? Или твой? Ведь ее жилище такое скромное и маленькое по сравнению с тем, чего заслуживает величие имени Нергала!..

Арахна вскрикнула, как девчонка.

У Флоры задрожали губы.

Она медленно склонила голову и проговорила:

— Прошу… Прошу, не делай этого!..

— О, да я на самом деле и не собирался, — отозвался Нергал, небрежно махнув рукой. — Однако же мне прискорбно видеть, с какой готовностью ты склоняешь голову. Не надоело? Ведь еще недавно ты была почитаема наравне с Деметрой и Фортуной!

— Не говори так со мной, — с мукой в голосе отозвалась Флора, и мне даже стало ее жалко. — Ты тоже когда-то пускал по земле реки крови, а теперь скрываешься под землей и в пещерах, чтобы не попадаться лишний раз другим богам на глаза!

Нергал перестал улыбаться.

— Все так, — ответил он. — Но я по крайней мере знаю, зачем это делаю. И когда перестану. А ты?

— Зачем это все? — почти шепотом спросила Арахна.

— Затем, чтобы вы обе в полной мере осознали, насколько выгодным может быть наше… сотрудничество.

— Сотрудничество? — эхом переспросила Флора.

— Верно. Давайте поразмыслим вместе. Вы говорили здесь про баланс. Но суть дела в том, что никакого баланса-то нет, в городе есть богиня Флора — и полузаброшенный храм полузабытой Арахны. На мой взгляд, так себе расклад.

— Не могу не согласиться, — пробормотала паучиха.

— Предлагаю сделать следующее. В храме Арахны мы поставим ящик, куда горожане могли бы приносить свои жалобы. Не бегать же мне по городу, собирая бумажки со столбов? — с усмешкой показал он пачку записок, которую держал в руке. — Городские власти не смогут этого запретить. А богине Арахне в знак признательности за гостеприимство мои просители будут оставлять подношения, ведь никто не приходит в храм с пустыми руками. А я, как известно, никаких подношений не принимаю.

— Да! — воскликнула паучиха. — Да, я согласна!..

Нергал с улыбкой кивнул. Мол, еще бы ты не согласилась, детка. А потом он повернулся к Флоре.

— Твои же почитатели никуда не денутся, даже если как-нибудь отправят мне пару писем. Ведь если мы оба с Арахной связаны с разрушением, то ты — наша противоположность. Не местью единой жив человек. Им нужен урожай, дети, здоровье и любовь. Все это мы им дать не можем. Но ты — ты другое дело.

Флора явно задумалась. Нахмурилась.

—… С другой стороны, — продолжил своим вкрадчивым и ласковым голосом Нергал. — Если вдруг когда-нибудь младших богов отправят на генеральную уборку площадей, улиц, кухонь или уборных, я не думаю, что кто-то из гонцов решится заглянуть к нам. Ведь если приглашать тебя — то, значит, и меня тоже придется. Иначе это будет равносильно признанию меня старшим богом. Понимаешь, к чему я клоню? Все то унизительное, что они могут потребовать от тебя, им придется потребовать и от меня. А ты можешь себе представить безумца, который предложил бы Нергалу оттирать со стены нарисованный член?

Теперь покраснела и Флора. Опустила глаза.

— У меня нет цели взять абсолютную власть в вашем городе, — уже всерьез заявил Нергал. — Я буду вполне удовлетворен просто фактом моего официального существования в этих окрестностях. И, если немного подумать, мне кажется, это устроит всех.

— Да, да! — воскликнула Арахна.

Флора вздохнула.

— Сложный выбор.

Нергал завел руками.

— Сложные времена приносят сложные решения. В нынешнюю эпоху вообще очень трудно быть богом. Приходится маневрировать.

Флора снова глубоко вздохнула — так, что ее большая грудь выразительно наполнила лиф платья, а потом медленно и маняще опустилась.

— Хорошо. Я тоже согласна, — проговорила она, наконец.

— Ну и прекрасно, — сказал Нергал. — А теперь пойдите и утешьте бедный народ. Он нуждается в вашей поддержке.

Он кивнул на прощанье богиням, открыл портал и, схватив крепкой рукой меня за локоть, первым втолкнул в открывшееся зеркало перехода.

— Ойй!.. — застонал я, шандарахнувшись об каменный пол святилища. — Больно же, зачем так резко⁈

Нергал возник прямо рядом со мной. Сорвал со своих плеч плащ, швырнул его в сторону.

— Резко? — проговорил он, уставившись на меня злыми глазами. — Это, друг мой, еще очень ласково. Когда я очнулся и взглянул на все, что вы наделали, то пожалел, что не умер!!!

Закрыв глаза, я невольно втянул голову в плечи.

— Слушай, я и сам не думал, что все зайдет так далеко…

— Раскидывать человечину по эшафоту — это что вообще такое???

— Вообще-то свинину… — проговорил я, на всякий случай не открывая глаз.

— Какую еще свинину???

— Бритую…

— Тогда расскажи мне, где вы нашли свинью с руками и волосатой ногой? Я вот что-то таких даже в долине монстров не встречал!

— Ну… мы тоже таких свиней не встречали, поэтому пришлось импровизировать…

В ответ была тишина.

Я приоткрыл один глаз. Потом — второй.

И увидел, что Нергал, великий и безжалостный, держится за край стола и, склонившись над ним, беззвучно ржет. Его плечи вздрагивали, на ресницах блестели слезы.

Я облегченно выдохнул.

— Святые боги, а я уж подумал, ты и вправду осатанел от ярости и сейчас таких люлей мне выпишешь!..

— Бритая… Свинина… — сквозь хохот с трудом проговорил Нергал. — Импровизация… Всемилостивый хаос, дай мне сил с этим смертным! Я с ним… точно сдохну. Не от Чернобога… Так от хохота!

Чего глядишь? Помоги до кресла добраться. Нога больше всего болит, еле выдержал эту прогулку.

Я поспешно подставил ему плечо, и Нергал, сильно хромая, пошкандыбал к любимому креслу.

— Слушай, ну мы с Гаем просто очень сильно за тебя испугались. Нужно было как-то ускорить процесс восстановления, ну и мы…

— Не «мы», а ты, — покосился на меня Нергал, вытягивая ноги к огню. — Гай на такое не способен, это точно.

— Но ведь сработало!

— «Сработало»… — передразнил меня Нергал. — Оно так сработало, что… Оставаться в тени больше не получится. Конечно, рано или поздно это должно было произойти. Но я рассчитывал на куда более позднее явление Нергала народу. С другой стороны…

— Что?..

— Не факт, что это явление было бы возможным, если бы ты не вмешался, — уже на полном серьезе сказал он. — Я ведь ушел в сон. И мог так проспать много лет. Так что… Давай, что ли, жалобы почитаем? Любопытно, что там. Кстати, эти письма счастья тоже ты придумал?

— Агга, — с гордостью ответил я.

— Обалденно, конечно. Просьбы о возмездии, висящие на столбах посреди бела дня! Это же хуже уборной или спальни без двери. Кто вообще решился их повесить?

— Вечером и утром лиц под капюшоном не видать, — хмыкнул я.

— Сигару дай?

Нергал, все еще качая головой, принялся читать первое послание:

— «Достопочтименький, добрый и милосердный Нергал!»… — он опять захохотал, уронив бумагу себе на грудь. — Достопочтименький! Слыхал? А еще добрый и милосердный! Вот бы моих клиентов поднять и показать это!

Я улыбался.

— Дальше давай читай!

— 'Прошу, убей Каролину-швею! Эта сука увела у меня мужа своими… погляди, это что за слово?

Я взглянул Нергалу через плечо.

— Пудовыми.

— А! Понял. «… увела у меня мужа своими пудовыми сиськами и жопой своей необъятной! Пожалуйста, будь добр ко мне!" И подпись. 'Анна». Оооох, и мне теперь читать весь этот бред.

Он взял у меня сигару, закурил и достал из пачки следующее письмо.

— Ох, ну и почерк. «Дорогой бог! Я никак не могу запомнить, как тебя зовут…» Прелестное начало, да?

Я не удержался и хихикнул, вспомнив, как сам перебирал сначала все эти «Небрал» и «Неврал».

— Та-аак, тра-та-та, хочу попросить… Моя мачеха продает отраву. Я это знаю точно, потому что мой цыпленок Тотошка умер. Он ел ее печенье и подавился, а мачеха отрубила ему голову! Она — убийца!" Как тебе такое, а?

Я подвинул второе кресло к очагу и уселся в него поудобней.

Как же все-таки хорошо!

Нергал очнулся. Значит, пришло время действовать.

— Ну что поделать. На столбы антиспам не повесишь.

— Кого-кого там не повесишь? — переспросил Нергал, удерживая сигару зубами. — Нет на свете такого места, где нельзя было бы кого-нибудь повесить…

Он принялся перебирать записки, по-быстрому пробегая их глазами.

А я приступил к главному.

— Ты знаешь, что произошло в столице? Как убили короля? — спросил я.

— Немного. Насколько я могу судить, в деле так или иначе был замешан Оракул. Или какой-то другой достаточно сильный бог. Верно?

— Откуда тебе об этом известно? Как вообще ты узнаешь о событиях, которые случились без твоего присутствия?..

Нергал зыркнул на меня.

— Ты действительно хочешь, чтобы я рассказал тебе о сложных механизмах взаимодействия бессмертных сущностей с окружающим миром, или просто это вступление к чему-то действительно важному для тебя? И если второе, тогда предлагаю обойтись без прелюдий.

— Ладно, тогда без прелюдий. Мне нужно срочно найти одного из проводников… или как их там правильно… носителей Оракула. Его зовут Кир. Именно он убил короля.

Бумажки застыли у Нергала в руках.

— Интересно…

— Это ты по поводу моего рассказа или просто комментируешь очередное письмо? — слегка раздраженно спросил я.

— Твой рассказ — это тоже очень интересно, — отозвался Нергал, поднимая голову. — Но прямо сейчас я действительно комментирую письмо. Взгляни. Оно в самом деле весьма любопытное.

Я взял у него из рук плотный и чисто-белый лист бумаги — явно качественной и дорогой.

И на ней каллиграфическим почерком было написано:

«Господу отмщения Нергалу, если вдруг он на самом деле читает эти письма. Прошу казнить Даниила из „Парящего Грифа“. Пусть восторжествует справедливость.»

Глава 21 Шутки в сторону

Я взял из рук Нергала заказ на собственную голову. Усмехнулся.

— Надо же, какая прелесть. Короче, возвращаясь к королю: его убил Кир, один из служителей Оракула, который, кроме того, еще и мой соплеменник. Мы включили его в состав школы, потому что этот сукин сын сказал, что без участия Оракула мне не выгорит стащить отросток. А теперь все мои товарищи по оружию сидят в Мефодиевской крепости, и останутся там до тех пор, пока я не предоставлю наследному принцу убийцу его отца.

Нергал вопросительно приподнял брови.

— Подожди, то есть тебя ничуть не заботит, что кто-то желает твоей смерти?

Я со вздохом передал ему листок обратно.

— Не настолько уж оригинальное желание у этого «кого-то», чтобы оно меня вдруг заботило. Будь у него реальная сила и власть — дело другое. Но люди, имеющие силу и власть, не пишут записки с просьбой о возмездии на дорожных столбах.

Нергал задумчиво потер пальцем висок.

— Это верно. Но тем не менее… — он хитро усмехнулся. — Теперь у меня есть официальная лицензия на твое убийство.

— По-моему, если тебе очень сильно захочется убить меня, с тебя никто не спросит за отсутствующую лицензию. Напротив, еще и награду дадут, — хмыкнул я.

Нергал стал очень серьезным.

— Похоже, ты сильно недооцениваешь покровительство, которым недавно обзавелся. Даже мне теперь не так-то просто будет взять твою жизнь без последствий для себя. Идти на открытый конфликт с Аидом мало кто решится. Только если как-нибудь хитро, исподтишка. Ну или заручившись заранее согласием твоего покровителя.

Я удивился.

— В самом деле?.. Мне казалось, это скорее официальная условность, что ли. Не очень-то охотно Аид вмешивался в мои проблемы.

— Он из тех, кто ненавидит давать в кредит. Но платить по счетам для него — дело чести. Разницу чувствуешь? Нет, он не станет от тебя мух отгонять. Но в критический момент может и за оружие взяться, если посчитает чьи-то действия угрожающими его репутации и достоинству. Ты даже представить себе не можешь, какое это зрелище. Чтоб ты знал, именно Аид сразил своей атакой папашу-детоубийцу, а вовсе не Зевс, как думают многие.

Тут я удивился еще больше.

— В жизни бы не подумал. На мой взгляд меньше всего он похож на воина. Скорее уютный, ленивый домосед.

— Ага. Он — домосед, Сет — трактирщик и пивовар, а я — кошатник. И это нормально. Должны же быть еще какие-то пристрастия, слабости и увлечения кроме прямых обязанностей. Но обманываться ими не стоит. Но вернемся к Оракулу.

Я нахмурился.

— Да, давай вернемся. Я хочу вытащить всех своих из крепости. Даже нет, не так. Я просто обязан освободить их, понимаешь?

Нергал с любопытством посмотрел на меня, отложил в сторону бумажки с жалобами.

— И как ты собираешься это сделать?

— Поставить условие Оракулу. Если он хочет, чтобы мы вытащили его брата Сотота из белой тюрьмы, пусть сначала отдаст Кира.

Нергал задумчиво погладил длинными аристократическими пальцами гладкий подбородок. Поднял на меня колючий взгляд.

— Это условие Оракулу? Или мне?

— Тебе?.. — растерянно переспросил я.

— Ну да. Я ведь так и вижу в твоих глазах продолжение фразы. Которое ты поставишь мне, если я не поддержу твою идею. Разве нет?

Я невольно отвел глаза в сторону.

— Я надеялся, что мне не придется. Но в общем… Да. Я готов поставить условие и тебе, если это потребуется.

— Так озвучь его, чего уж.

Я медленно выдохнул.

— Зачем ты хочешь, чтобы я сказал это прямо сейчас, еще не имея на то повода? Даже простое «поздравляю», сказанное в день славы или в день позора, обретает разный смысл. Всему свое время и место. Сейчас я не ставлю тебе условий, а прошу о поддержке. Если ты не согласен, я готов выслушать твои причины и предложения. У меня нет привычки поворачиваться жопой к тем, кто повернут ко мне лицом, понимаешь? Но если бы вдруг ты повел себя как типичный бог и сказал, что тебе просто плевать на мои проблемы, то и я посчитал бы себя в праве напомнить тебе, что раздобыть Сотота и вырастить врата — это только полдела. Ведь однажды тебе потребуется ключ, чтобы открыть их. Скорее всего, тебе пришлось бы принять мои требования. Но в итоге и твое отношение ко мне, и мое к тебе кардинально изменилось бы в худшую сторону. А мне такого не хочется. Поэтому я верю, что мы вместе непременно сможем что-нибудь придумать.

Я перестал говорить, а Нергал еще добрые полминуты молчал, внимательно глядя на меня каким-то озадаченным, но заметно потеплевшим взглядом.

Потом он задумчиво проговорил:

— Хорошо сказано. И подмечено глубоко. Мне понравился и твой ответ, и ход мыслей. Вот так слушая тебя даже и не подумаешь, что это тот же самый человек, что брил свиней.

Я улыбнулся, раздавил свой окурок в пепельнице.

— Ты мне до самой смерти это припоминать будешь?

Нергал хмыкнул.

— Не исключено. На самом деле поставить Оракула перед выбором действительно можно. Почему нет? Тем более, ты просишь не жизнь этого человека, а самого человека. Если он ценен Оракулу, предвечный как-нибудь да растопырится, чтобы спасти его шкуру. Но прежде, чем говорить о поисках Сотота, нам нужно срочным образом решить еще одну проблему. — Ухватившись за подлокотники своего кресла, Нергал поднялся на ноги. — Идем, я покажу.

Мы вышли из каминного зала и направились к комнате, где я посадил отросток.

Нергал толкнул дверь и жестом велел мне войти в полутемную комнату.

Очутившись внутри, я с удивлением уставился на росток, освещенный тусклым сиянием двух масляных ламп.

Он не прибавил в высоту, но едва заметное мерцание начертаний стало вдруг ярким и отчетливым. Сам ствол стал темнее и толще. Но больше всего меня поразили корни. Два узловатых корневища толщиной с детскую руку пропороли бадью и высунулись наружу сантиметров на десять!

Я присвистнул.

— Ничего себе корешки.

— Эти корешки, Даня, жаждут хорошей почвы под собой. Скоро я не смогу держать росток в своем святилище. Банально у меня здесь нет достаточно пространства для врат. А уж для Сотота — тем более. К тому же, в стадии формирования арки наше растение будет выделять столько энергии, что, боюсь, она начнет сиять прямо сквозь землю, если мы заранее не позаботимся о мерах предосторожности.

— И что делать?

— Строить убежище. Или искать какое-то уже существующее, — сказал Нергал, с нежностью коснувшись тонких зеленых листочков, будто погладив растение. — Оно должно находиться под землей или в пещере. В идеале — под старым кладбищем, потому что аура мертвых тел для богов Верхнего мира работает как ширма. Если мы многократно усилим эту ауру специальными начертаниями, да еще поставим благословение отражения или что-то в этом роде, то можно будет рассчитывать, что никакой пронырливый божок не разглядит наш тайник.

Я нахмурился.

— Погоди-ка… Просторное подземелье с мертвецами, говоришь? И специальные начертания…

Я вспомнил высокие надгробия с красными лампадками у изголовья. Вспомнил гулкое эхо и громкий шорох крупинок песка под ногами. Сдавленный голос Берна. И мы с Графычем, упавшие в темноту промеж надгробий, будто в окоп, чтобы спрятаться от Яна…

Все это было так недавно! А казалось, будто с той поры целая вечность прошла.

— Кажется, я знаю одно подходящее место. Это склеп, расположенный под школой «Парящего Грифа».

Нергал с интересом обернулся на меня.

— В самом деле? На территории школы есть склеп? Причем таких размеров, что туда мог бы влезть Сотот?

— По моим ощущениям, даже два Сотота.

— Пойдем посмотрим.

— Прямо сейчас? — опешил я. — Ночью?

— Предлагаешь подождать утра, чтобы в подземелье светлее стало? — съехидничал Нергал.

— Ладно, я понял, — устало вздохнул я. Тащиться в промозглый холод, да под ледяной дождь мне сейчас совсем не хотелось. Но вроде и лениться было неловко — кое-кто вон вообще только что из комы, можно сказать, вышел. И ничего, не жалуется. — Портал откроешь? Знаешь это место?

— Навел справки, когда узнал, кем на самом деле был ваш магистр. Так что да, место я знаю.

— Только там все трижды закрыто и запечатано.

Нергал снисходительно покосился на меня.

— Да уж разберемся как-нибудь.

Мы вышли из комнаты, и он открыл портал — прямо в коридоре, не теряя времени.

Первым в холод и мрак шагнул я.

Противный влажный ветер ударил в лицо. Дождь закончился, но черное небо все еще оставалось слепым и висело так низко, что можно было подумать, будто это под его тяжестью согнуло деревья. Обледеневшие ветки на ветру похрустывали и позвякивали.

От яркого свечения цветных начертаний природа вокруг казалась чем-то противоестественным. Будто подводный мир какой-то, поднявшийся вдруг на поверхность.

Мы с Нергалом очутились прямо в придорожной рощице, метрах в пятидесяти от въездных ворот на территорию школы. Опустевший постамент, на котором когда-то сидела каменная птица, казался осиротевшим.

Я двинулся вперед, ломая сапогами хрусткую корочку льда, которой подернулся осевший снег. Дорога различалась с трудом — здесь никто не ездил, и только расположение деревьев подсказывало, где она проходила.

Тут мой взгляд зацепился за темное пятно на дороге. Поблизости виднелось еще одно. И еще. Они тянулись одно за другим из темноты и вели прямо к воротам.

От волнения всю усталость как рукой сняло. Сердце от внезапной надежды заколотилось быстрей.

— Смотри, — указал я на следы Нергалу. — Похоже, кто-то сюда приходил. Надо проверить целостность начертаний!

Тот нахмурился. Сверкнул глазами в сторону школы.

— Не надо ничего проверять. Я и так вижу, что пространство замкнуто.

— Замкнуто?.. — озадаченно проговорил.

Если бы кто-то из наших вернулся в альма матер, зачем бы ему надо было опять все тут запечатывать?..

Хотя чего это я? Вот дурак! Конечно, если ты сбежал из крепости и скрываешься внутри, просто необходимо закрыть за собой все печати! Янус с Та’ки и старшими парнями здесь так все замуровал, что никакая стража так просто не войдет!

Если вообще сможет это сделать.

— Там прячется кто-то из наших беглецов! — воскликнул я и радостно поспешил к воротам.

— Куда⁈ — строго крикнул мне в спину Нергал. — А если это ловушка?

Я остановился.

Такой вариант мне на радостях даже в голову не пришел.

— Меня подожди, — хромая по корявому снегу, сказал мой божественный напарник. — Вместе пойдем. А то ведь сам сказал — мне не открыть врата без ключа. Так что…

И в этот миг я отчетливо увидел гибкую черную тень, скользнувшую от главного корпуса к зарослям кустарника, в которых частенько валялся Та’ки.

Я остолбенел. Моя рука невольно потянулась к мечу.

Нергал остановился рядом со мной, всматриваясь светящимися глазами во тьму.

Черный силуэт вынырнул из-за кустов к воротам и засветился призрачным зеленоватым светом.

— Ну наконец-то! — услышал я голос нашего медведя. — А то я уж думал, ты никогда не догадаешься сюда заглянуть…

От радости я улыбнулся во все лицо — так, что аж щекам больно стало.

— Та’ки!..

Я рванулся к входу, в то время как защитное свечение, разомкнутое нашим богом-покровителем, на глазах побледнело и выцвело.

Ворота скрипнули и захрустели, ломая снежные корявины.

Та’ки вышел мне навстречу — как всегда, босой, в тонких холщовых штанах и обнаженным торсом. От тела шамана исходил свет. Волосы его развевались на ветру, а кроваво-красный раскрас на бесстрастном лице казался ярким даже в темноте.

Мы обнялись, как братья.

— Как же я рад тебя видеть, — сказал я. — Откуда ты здесь? Как?

— Это не важно.

— Давно?..

— Третий день.

— Тебя ищут?..

— Нет.

— Как так? — не понял я. — Они что, сами тебя отпустили?..

— Он оставил в клетке свою звериную оболочку, — пояснил мне догадавшийся о деталях дела Нергал, добравшись до нас. — Она там ест и спит, так что формально все в порядке. Правильно?

Та’ки повернулся к нему. На неподвижном лице не отразилось никаких эмоций.

— Ты, — не то спросил, не то констатировал шаман.

— Я, — с усмешкой кивнул головой Нергал. — Давно не виделись.

— Я бы предпочел не видеться с тобой никогда, — отозвался Та’ки. — Ты не нравился Сету. И ты не нравишься мне.

Нергал насмешливо склонил голову вбок.

— Ну, я не Афродита, чтобы нравиться всем. Но как-нибудь постараюсь пережить это несчастье.

— Эй, погодите! — вмешался я. — Та’ки, без Нергала у нас вообще ничего не получится, ты же знаешь!..

— Знаю, — кивнул шаман. — Но он все равно мне по-прежнему не нравится. Хочу, чтобы он это знал. Зачем ты привел его сюда?

— Нам нужно подземелье. Для врат и Сотота. И я вспомнил про склеп.

Та’ки перевел взгляд на Нергала.

— Склеп?..

— Пустишь меня на свою территорию? — поинтересовался тот у шамана.

Та’ки кивнул. И отступил в сторону, пропуская нас в ворота.

Когда мы вошли, Та’ки запер их за нами и прикосновением ладони опять активировал цепь начертаний вокруг школы. Темнота окрасилась ярким цветным сиянием.

— Идем, — сказал шаман и двинулся первым к главному корпусу.

Зимой школа выглядела совсем иначе, чем она запомнилась мне. И даже когда я оказался внутри это ощущение не изменилось. Холодные лестницы, белые стены, бесприютные огромные окна в холле.

— Такое ощущение, будто здесь все изменилось, — проговорил я, озираясь по сторонам.

— Это потому что изменился ты сам, — ответил Та’ки, нащупывая ладонями под лестницей вход.

Наконец, проход открылся. И мы начали спускаться в подземелье.

Все шли молча, но эта тишина не показалась мне тягостной.

Потому что по иронии именно здесь, в склепе, я вдруг наконец-то ощутил дыхание прежней жизни!

Я невольно вспоминал, как Графыч сделал пролом на тренировочной площадке. Как мы спустились вниз и рассуждали о надгробиях, и нас застал за этим занятием Янус. А еще — как Эреб всматривался в меня, а Ян с Та’ки наблюдали за происходящим. И все мы в этот момент были единомышленниками и друзьями.

И ведь тогда мне казалось, что у меня большие проблемы!

А теперь один оказался предателем, другого изгнали из этого мира, а все остальные очутились в тюрьме. Школа, которую мы собирались поднять из пепла и прославить, стала именем нарицательным, и не в хорошем смысле.

Прости, Ян. Мы без тебя здесь все просрали.

Но постараемся это исправить.

Что получится — черт его знает. Но теперь в конце тоннеля уже показался свет! Главное — вернуть тебя обратно. А уж ты придумаешь, что делать дальше.

Только бы получилось договориться с Оракулом, освободить Сотота и вырастить эти врата!..

Наконец, мы очутились в огромном зале с черно-красным полом. Слева и справа от входа тянулись два ряда колонн, между которыми на цепях висели массивные масляные светильники. Пахло сыростью.

Ровные ряды надгробий едва различались в полумраке. Красные лампады, символизирующие память об умерших, по-прежнему светили у изголовий.

Нергал медленно прошелся по холлу.

— Вот это усыпальница, — медленно проговорил он, осматриваясь.

Он явно был не просто удивлен, а поражен увиденным.

— Да, — кивнул Та’ки. — Три метра могильной земли, четыре слоя камней с начертаниями и девяносто шесть захоронений внутри. Это не склеп, а тайная крепость.

Нергал направился к надгробиям. Даже его мягкие сапоги издавали здесь приглушенный звук.

— Девяносто шесть захоронений, говоришь?.. — проговорил Нергал, склонившись над первой могильной плитой. И негромко прочитал вслух: — Огненный Смерч. Хм-ммм…

Он выпрямился и обернулся к шаману.

— Это тот самый Огненный Смерч, про которого я думаю?

— Да, — отозвался Та’ки.

— И если я пройду дальше, то отыщу и Ледяную Руку, и Ангела мести, и…

— Да.

— Он что, перенес сюда всех героев, которые сражались с ним тогда?..

— Он хотел перенести сюда всех нетленных героев. Но не успел. Как я уже сказал, их всего девяносто шесть.

Нергал с блуждающей непонятной полуулыбкой покачал головой. Опять осмотрелся. И опять покачал головой, точно не веря собственным глазам.

— Он не изменился. Как был безумцем, так им и остался. Он что, поместил их под школой в расчете на энергию тренировок? Планировал провести ритуал?..

— А вот это тебя не касается, — ответил Та’ки.

— Значит, точно планировал. И думал о мести. Иначе зачем собирать целую армию в тайном убежище.

— Я повторяю: это тебя не касается, — настойчиво повторил шаман. — Лучше скажи, годится ли для твоих целей это место?

— Еще как, — отозвался Нергал. — Вот только… Присутствие здесь растущих врат и самого Сотота могут так зарядить ваших полубожественных полумертвецов, что они и без ритуала все очухаются и восстанут от вечного сна. Справишься с ними, если вдруг такое случится?

— Не переживай об этом, — сказал Та’ки.

— Хорошо, — согласился Нергал. — В таком случае, завтра же перенесем сюда саженец врат.

— Нужно где-то освободить пол от мрамора?

— Вынь где-нибудь одну плиту. Дальше он справится сам.

— Сделаю, — кивнул Та’ки.

— Ну тогда все. Вопрос решился, я бы сказал, идеально! — с явным удовольствием заявил Нергал.

Но улыбка тут же исчезла с его лица.

Вдруг подобравшись, он с силой оттолкнулся ногами от пола и невероятно длинным прыжком очутился прямо возле меня. Лицо его исказила гримаса боли, в руке сверкнул обнаженный меч.

В этот миг я испугался за Нергала.

А Та’ки испугался за меня. Выхватив из ниоткуда свой светящийся шест, он бросился к нам, а в следующее мгновение в глубине усыпальницы возник ярко-желтый портал.

Из него с утробным урчанием вывалился полуобнаженный великан раза в два выше меня, с красной кожей, широченной грудью и множеством рук, выходящих у него по бокам.

Следом за ним появился благообразного вида высокий воин в доспехах с длинными черными волосами, забранными в хвост, и бородой.

А последним из портала вышел Эреб. Его глаза сверкали. В одной руке он держал клубок постоянно движущегося черного тумана, а в другой, короткой и маленькой, как у ребенка, он держал на цепочке тяжелый круглый амулет, похожий на часы. Выпуклые стенки амулета переливались темно-оранжевым и желтым, словно внутри перетекал жидкий огонь.

Та’ки, мгновенно оценив обстановку, развернулся к ним лицом. Все его тело засветилось зеленоватым сиянием.

— Ты!.. — прошипел он, яростно сжимая в руке боевой шест.

— Какой неожиданный поворот событий, — со злой насмешкой в голосе проговорил Нергал, глядя на непрошеных гостей. — Просто собрание всех граций: гигант Бриорей, Чернобог и Эреб. Какая честь для нас.

— Жаль только, что долго наслаждаться этим прекрасным моментом у тебя не получится, — проговорил воин в латах, вынимая из ножен меч.

Глава 22 Классическое богоборье

Я вдруг отчетливо осознал, что это конец.

Никто из нас троих не выйдет из этого подземелья живым.

Слишком неравны были силы. Я хорошо помнил, как вместе с Та’ки пытался одолеть одного только Эреба, и у нас ничего не вышло. Тогда нас спас своим вмешательством Нергал.

Но сейчас он сам едва держался на ногах, и каждое движение давалось ему через боль.

Помощи ждать неоткуда: скрытое от взглядов других богов начертаниями и прочими примочками, этот склеп стал идеальным местом для безнаказанного убийства.

А значит, все кончено.

Странно, но я не испытывал ни страха, ни сожалений. Только невнятное огорчение от того, что оставляю слишком много неоконченных дел.

Простите, парни. Я не сдрейфил и не забыл своих обещаний. Просто погиб сегодня ночью.

Такое случается.

Но просто так я не умру!..

В груди вдруг стало нестерпимо горячо, будто я всю свою энергию собрал в одной точке. А потом этот жар прошел волной по всему телу. Я почувствовал, как на губах сама собой появилась усмешка. Внутри беззвучно хохотали гиены.

Ярость и какое-то противоестественное, злобное веселье охватили меня.

Этот наш последний раз ты запомнишь, Эреб. Я сделаю все, чтобысниться тебе в кошмарах. Чтобы ты прохватывался среди ночи в холодном поту от мысли, вдруг ты так и не добил того сумасшедшего смертного. Или прихотью богов вдруг я воскрес, и опять приду и разрушу твою паскудную жизнь тихого предателя!

Нет, я нихрена не герой. Просто, наверное, немножко чокнутый.

Между тем побелевший от гнева Та’ки смотрел в упор на нашего бывшего друга и полушепотом повторял, как заклинание:

— Ты… Ну конечно же… Ты!.. Я должен был догадаться…

— В самом деле, — проговорил Эреб. Он развёл руки в стороны, раскрывая ладони вверх. И в каждой из них завертелся веретеном маленький клубок серого тумана. — Как ты мог забыть? Ведь это я построил склеп для Сета, и от глаз других богов его скрывает тень моих начертаний! Моих, а не твоих!

— Я должен был запечатать его в тот день, когда ты показал свое настоящее лицо. Как я мог забыть об этом?.. — проговорил Та’ки.

— Не будь к себе слишком строг, — насмешливо проговорил Эреб. — Конечно, ты не золотая рыбка, а панда. Но мне кажется, одно не так уж далеко от другого…

Что? Эта мразь глумится над Та’ки⁈

Я выхватил меч так быстро, что и сам не понял, как это получилось. Из груди вырвался странный нечеловеческий звук — то ли рычание, то ли приглушенный рев. И от этого звука острая боль пронзила мне солнечное сплетение и ребра, будто из меня, разрывая плоть, пытался вырваться Чужой.

Но я и не думал медлить. Стиснув зубы, я метнулся к Эребу — и вдруг увидел, что вокруг моей руки, держащей меч, исходит свечение, похожее на полупрозрачное пламя, в котором смешались оттенки синего, красного, зеленого и золотого. И то ли от этого пламени, то ли по какой-то другой причине клинок, подаренный мне Янусом, изменился. На стальной поверхности отчетливо проступил чешуйчатый рисунок, поверх которого заблестели влажные алые разводы, как если бы я уже пару раз воткнул свой меч в плоть противника по самую рукоять.

Эреб повернулся ко мне — и в его черных бездонных зрачках отразилось сияние исходившего от меня пламени.

Лицо бога исказилось брезгливым недоумением. Глаза распахнулись. Он мгновенно отодвинулся назад, будто кто-то невидимый подвинул пол под его ногами.

— С-сука трусливая, — прохрипел я, полоснув мечом пустоту на том месте, где только что стоял Эреб. — Куда же ты, стахановец метростроя, главный гном всего королевства, черная, мать твою, курица⁈

Многорукий и Чернобог обернулись на меня, как по команде.

Великан — с тупым недоумением. А у Чернобога на физиономии застыло вопросительно-озадаченное выражение. Типа это вообще нахрен что за покемон?

И в это самое мгновение Та’ки и Нергал бросились в атаку.

Я помчал за Эребом, краем глаза успев заметить, как зеленый шест шамана въехал в пузо многорукому, а Чернобог схлестнулся с Нергалом. Крики, лязг металла и световые вспышки наполнили подземелье.

Но мне уже было не до них.

Подскочив к Эребу, я занес над ним меч и с силой рубанул вниз. В то же мгновение тело бога тьмы окружил дымный кокон, и мой клинок увяз в нем, как в смоле.

— Ты и в самом деле урод! — с отвращением проговорил мой противник.

— На себя посмотри! — крикнул я, пытаясь выдернуть меч из загустевшего черного тумана. Но тот засел настолько крепко, что даже не шевельнулся.

Как там учил Та’ки? Используй окружающую среду?

Отступив на пару шагов, я изо всех сил оттолкнулся от пола и, схватившись за меч руками, как за ветку, влетел обеими ногами в Эреба.

Тот приглушенно вскрикнул.

Меч потерял опору, и я вместе с ним шлепнулся вниз.

Яркое пламя охватило все мое тело. Еще никогда я не чувствовал в себе столько силы и одновременно с ней — пьянящей легкости в руках и ногах.

Вот только боль в груди не отпускала, а наоборот, становилась все сильней.

Укороченная рука Эреба превратилась в хлыст — темный, разделенный на сегменты и с раздвоенным жалом на конце. Он щелкнул по каменному полу подземелья, и черная плита рядом со мной с оглушительным треском лопнула, покрывшись глубокими трещинам.

Звук громким эхом прокатился по залу. Цепи промеж колонн, на которых висели светильники, зазвенели и закачались. Тени на стенах склепа угрожающе зашевелились, точно собирались освободиться и броситься на помощь своему божеству.

Мгновенно подхватившись с пола, я едва успел отскочить за ближайшее надгробие из-под второго удара хлыстом.

Могильная плита лопнула.

Собравшись пружиной и проскальзывая подошвами по гладкому камню, я выскочил из своего укрытия и сделал резкий выпад, чтобы достать острием плечо Эреба.

Старик мелькнул в сторону, и мой меч со свистом вонзился в пустоту. А потом еще раз, и еще, и еще! Я наступал, рассекая пространство перед собой с такой быстротой, что уже и сам не видел своего меча, а только светящееся облако, где кроваво-красные следы на клинке смешались с исходящим от руки сиянием. Эреб отступал. Воздух вокруг него становился все темнее и гуще, но в этот раз я не чувствовал никакой тяжести на плечах, не валился с ног и не покрывался мурашками.

Я шел вперед, и сквозь лязг и шум другого боя у меня за спиной отчетливо слышал эхо своих шагов. Эреб мелькал то вправо, то влево, уводя меня все дальше.

Ну же! Хоть бы раз зацепить его мерзкую старческую тушу!

— Не прощу, — хрипел я. — Не прощу, так и знай! То, что ты сделал с Янусом! Это! Подлость! И я тебя! Не прощу!

И тут я отчетливо услышал голосок Арахны.

«Раз, два, три, четыре, пять, деткам спать пора опять…»

От неожиданности я вздрогнул. И даже едва не обернулся, чтобы убедиться, не пришла ли богиня в самом деле мне на помощь.

Меч замедлился в моих руках, сияющее облако рассеялось…

Хлыст Эреба пружинисто изогнулся, точно хвост под юбкой у Ли.

Удар!

Я отпрыгнул назад, но слишком поздно. Хлыст просвистел мимо и ударился своей серединной частью в пол, в то время как самый кончик с двумя жалами вдруг вытянулся и вонзился мне в бок.

Адская боль прошила меня насквозь. Я заорал. Поймав впившийся в меня хлыст, выдернул его из раны. Хотел было его отпустить, но Эреб дернул свое оружие на себя. Упругий хлыст взметнулся вверх, потянув меня за собой. Я отлетел далеко в сторону, прямо в спину многорукого великана, будто всем прикладом врезался в танк.

В глазах потемнело.

С виду он казался мягче.

От удара я не смог удержать меч. Клинок вырвался у меня из руки и с лязгом брякнулся об пол, проскользил по гладким каменным плитам и отлетел к ближайшему надгробию.

Противник Та’ки слегка покачнулся, издал невнятный недовольный звук и обернулся — видимо, чтобы посмотреть, что там за фигня в него прилетела.

Едва сфокусировав на нем взгляд, я увидел, что у нависшей надо мной многорукой детины на физиономии белые глаза навыкате, как у таракана после дихлофоса. А вместо ладоней на руках — клинки.

— Это… хороший у тебя арсенал, — проговорил я, зажимая рукой дырку в боку, из которой сочилась теплая липкая кровь. — И вообще… Хорошо выглядишь, да… — пробормотал я.

Из-за широченной спины великана я увидел Та’ки.

На шамане не было живого места. Все его тело покрывали неглубокие порезы, и кожа казалась смазанной ритуальной краской.

Вот только на этот раз это была настоящая кровь.

Он тяжело дышал, шест в руке тускло светился грязно-зеленым.

— Чего?.. — проговорил великан, склоняясь надо мной еще ниже.

— Клинки, говорю, у тебя славные, — сказал я, покосившись на Та’ки.

Я попытался подняться на ноги. Тело подчинилось не сразу.

— Прекрасные, острые клинки у тебя. Приятно посмотреть! — продолжал я морозить чушь, отыгрывая сочиненную на ходу, новую и похабную версию «Кота в сапогах». — Вот только один вопрос. А ты когда поссать ходишь, ничего себе не укорачиваешь?..

— Убью! — довольно громко, но как-то не очень-то злобно прогромыхал над моей головой многорукий.

— А задницу… Задницу себе как подтираешь? — продолжал я. — Прямо лезвием соскабливаешь? Или у тебя отдельный жопотер имеется?..

Лязг в усыпальнице стих.

Это Чернобог с Нергалом вместе, не сговариваясь, застыли в боевой позе, скосив глаза на меня.

— Неужто это тот самый? Эпичный придурок, на которого Василий Великий, покровитель свиней, Совету жаловался? — спросил Чернобог своего противника, не опуская свой меч.

На его одежде алели кровавые пятна. Впрочем, точно так же, как и у Нергала. И было совершенно непонятно, это закровоточили старые раны, или новые расцвели.

— Ах, свиней! — усмехнулся Нергал. — Ну тогда это точно он.

— Не думал, что ты в таком отчаянии касательно кадров.

— Да нет. Это не я, это Василий Великий в отчаянии, — отозвался Нергал с кривой улыбкой. — И кстати, правда — как твой приятель себе зад подтирает? Или он такими мелочами не заморачивается?

— Да нормально все у меня! — проревел взбешенный великан, поворачиваясь к Нергалу спиной и наклонившись ко мне своей рожей…

В общем, это только в сказках идиоты от досады раскрывают секреты и показывают свои суперспособности. В реальности они показывают жопу.

— Бухалово! — крикнул я, и в то же мгновенье в глазищи многорукого выплеснулся бокал чистейшего медицинского спирта.

Беспроигрышный прием!

Тот заорал, хватаясь за физиономию руками — при этом вместо клинков на его руках появились самые обычные ладони.

Шест свистнул в руках Та’ки. Легкой тенью шаман метнулся к великану, обрушив на него шквал ударов.

Я бросился за своим мечом.

Нергал с Чернобогом, стиснув зубы, снова схлестнулись в поединке.

Дотянувшись до своего оружия, я на мгновенье помедлил, не в силах отвести взгляд от их сражения.

Эти двое двигались так быстро, что их силуэты теряли четкость очертаний, оставляя за собой призрачный шлейф. Камень под ногами богов дымился, плиты надгробий скрежетали, осыпаясь от ударов мечей мелким крошевом, перемешанным с искрами.

И тут мимо меня бесшумно пронесся смерч тьмы. Он ударился в Та’ки, и шаман с громким, почти птичьим вскриком отлетел далеко в сторону, на надгробия давних соратников.

И остался распластанным на черном камне, свесив голову вниз…

Я перевел взгляд в сторону и увидел Эреба.

Он стоял, высоко и победоносно подняв голову. Глаза его были полны черного тумана, отчего гладкая голова казалась еще белей. Он смотрел на корчившегося на полу великана с перебитыми руками и окровавленной рожей. И на меня.

Надменно, будто великий царь — на недостойную чернь.

И у меня внутри будто что-то щелкнуло.

Новая волна боли в груди стала нестерпимой. Да что, черт возьми, со мной происходит? И почему так не вовремя?

«Раз, два, три…» — снова услышал я голосок Арахны, и на этот раз четко осознал, что звучит он не где-то там, а внутри меня самого.

«Я заберу свое…» — присоединился к Арахне шепот Флоры.

«Это будет весело!» — перебивая женские голоса, раздался мальчишеский возглас Шивы.

«Быки…» — едва различимо на фоне этого шума проговорила Деметра, и после этого голоса в моей голове превратились в оглушительный неразборчивый гул.

— А-аааа! — орал я, хотя и сам не понимал, отчего и зачем это делаю.

Лицо Эреба исказилось от ужаса. Он вдруг отшатнулся и попятился, уставившись на меня.

Опустив взгляд, я увидел, что одежда на груди набралась кровью, а из лохмотьев лопнувшей куртки на добрый метр от меня вытянулся сияющий множеством оттенков лепесток пламени.

Мой личный Чужой, сотканный из клочков энергии разных богов, все-таки вырвался наружу.

Вот только сейчас это меня ничуть не испугало.

Наоборот, обрадовало. Потому что чем бы ни было это нечто, Эреб его боялся!

На висках и руках у меня ощутимо раздуло вены. Пульс застучал в ушах, а вместо крика под потолком зазвенел мой смех.

Боль перестала существовать.

Я не чувствовал ни ран, ни ушибов. Ни горечи. Только желание убивать.

— Даня, стой!!! — крикнул мне Нергал, замедлившись. — Приди в себя! Это разорвет тебя на куски!..

В этот миг меч Чернобога вонзился ему в плечо по самую рукоять.

Нергал взревел, пошатнулся…

На куски?

Да плевать!

Как будто у нас есть варианты, в самом деле.

Стиснув рукоять запылавшего с новой силой меча, я рванулся к Эребу…

И тут прямо передо мной вспыхнул огромный, чуть ли не до самого потолка, черно-красный портал.

— А ну-ка всем стоять!!! — пронесся по подземелью разъяренный вопль Аида.

И из зеркала перехода показалась гигантская фигура в черных доспехах.

Святые боги, да он раза в три больше многорукого!..

От изумления я даже забыл о своей ярости, только что клокотавшей внутри. Яркий лепесток, выросший из груди, погас.

Если бы я не узнал знакомый голос, то в жизни бы не подумал, что этот монстр — тот самый Аид, чьи колени так по-хозяйски грела своей попкой Персефона, и с которым мы совсем недавно подписали договор.

Его тело казалось высеченным из черного агата. Борода и длинные волосы развевались на несуществующем ветру, на аттическом шлеме с гребнем светился крупный зеленый камень или кристалл. Два ярко-красных глаза сверкали на черном лице. А в руке Аид держал двуручный меч, достойный его нынешних размеров.

Портал схлопнулся.

— Светлейший Аид?.. — изумленно проговорил Чернобог, отступая.

Аид склонил голову вбок, словно этот голос был слишком тихим для его слуха.

— Так вот, значит, на что ты потратил энергию Чаши, которую в тройном размере дал тебе мой брат? На очередную потасовку с Нергалом? Полагаю, Совет будет очень недоволен.

— Я… Я не знал, что у тебя здесь есть свои интересы… — пробормотал Чернобог. — Иначе я бы никогда…

— Я-то добрый, и готов поверить тебе на слово, — прогромыхал Аид. — Но будет ли таким же милосердным великий Зевс?

— Прошу, отпусти меня. Клянусь, я больше никогда…

— Именно так, Чернобог. Ты больше никогда. Или я сделаю так, что Чашу ты будешь видеть только во сне. Интересно, как долго ты сможешь тогда противостоять своему врагу?

Чернобог почтительно склонил голову.

— Позволь мне уйти, — проговорил он.

— Свободен, — снисходительно кивнул Аид.

Перед Чернобогом открылся мутно-серый портал.

И тут Эреб, про которого все ненадолго забыли, торопливым взмахом детской ручонки тоже открыл зеркало перехода.

— А тебя я не отпускал!!! — прогремел в подземелье голос Аида. Да с такой силой, что я невольно прикрыл уши руками.

Воздух вокруг стал плотным и видимым, как вода. Или как марево над раскаленным асфальтом. Эреба приподняло метра на полтора вверх и вышвырнуло из его темного угла прямо в центр усыпальницы. Цепи на столбах громко звякнули и закачались.

Распластанный на каменном полу старик едва слышно застонал.

Нетфликсовская версия гигантского Аида невозмутимо перешагнула через него и подошла к многорукому, который все еще подвывал и всхлипывал, корчась от боли.

— Бедная тварь, — с сожалением в голосе проговорил царь мертвых, глядя на великана, как на смертельно загнанную лошадь. Потом наклонился и положил свою огромную ладонь на голову раненому.

Всхлипывания и вой прекратились. Многорукий облегченно вздохнул и безвольно обмяк

— И чья же это была идея забрать беднягу из Долины Монстров и привести сюда? — спросил Аид, повернувшись к Эребу. — Уж не твоя ли?

Старик со стоном приподнялся, сел на полу.

Он был бледен, как смерть.

— Моя, великий господин…

От звука его голоса едва притихшая во мне ярость снова проснулась.

— Ублюдок… — прошипел я.

Нергал, хромая, подошел ко мне и положил руку на плечо.

— Не вмешивайся, — негромко предостерег он меня. — Теперь это уже не твой разговор. Субординация, друг мой — важная вещь.

Аид, чеканя шаг, подошел к Эребу и присел рядом с ним на корточки — то ли для того, чтобы собеседник в должной мере разглядел его лицо, то ли чтобы самому лучше видеть эмоции старика.

— А-аа, — протянул Аид с усмешкой. — Ну, я так сразу и подумал. Что, решил его многорукостью свою безрукость восполнить?

Эреб побелел еще больше, хотя это казалось невозможным.

— Я не… — дрогнувшим голосом проговорил он. — Я не думал… — Ну, что ты не думал, я охотно верю, — пробасил Аид. — Рук-то ты добавил, а вот мозгов явно больше не стало. Поэтому предлагаю теперь подумать вместе. Так вот, каким образом, по-твоему, я здесь оказался?

— Я не знаю, — полушепотом ответил Эреб.

— Тогда я тебе объясню. Конечно, твои начертания отлично прячут это место от богов Верхнего мира. Вот только я живу с другой стороны. И хотя отыскать это место оказалось не таким уж простым делом, тем не менее я его нашел. Потому что здесь находится смертный, который принадлежит мне.

Глаза Эреба расширились. Испуганное лицо вытянулось от удивления.

— Даниил?..

— Верно. Я связан с ним договором, блюсти который мне по определенным личным причинам в радость. Но лениво. А ты — просто ходячий источник всяких разных проблем для него в будущем. Ты будешь эти самые проблемы создавать, а мне придется его от них избавлять. И это… Как бы тебе объяснить… Хлопотно. Поэтому, как мне кажется, куда рациональней просто сразу избавиться от тебя.

— Избавиться?.. — эхом повторил за ним Эреб.

— Ну да. — Аид обернулся к Нергалу. — Сколько здесь могил, ты не знаешь?

— Девяносто шесть, кажется, — отозвался Нергал.

— Очень хорошо. Значит, можно разделить нашего тенистого друга на девяносто шесть кусков и закопать поглубже, чтобы ближайшую тысячу лет никто не нашел. А что. Начертания-то качественные, это он молодец. Хорошо сделал.

Эреб, пошатываясь, поднялся на ноги.

— Я — верный слуга Совета и подданный Великого Зевса!.. — просипел он. По лицу пробежала судорога.

— Ну, Сету ты тоже вроде как был верным слугой, — усмехнулся Аид. — Так что твое подданство недорого стоит. Не думаю, что брат мой сильно расстроится. Вот если б ты был девкой красивой — тогда дело другое.

Тут я не выдержал.

— Отдай его мне! За Януса, за Та’ки!..

Аид вместе с Эребом обернулись на меня.

— Тебе?.. — озадаченно проговорил мой патрон, приподняв брови. — Да пожалуйста. Вот только что ты с ним сделаешь? Смертный не может…

Но после «да пожалуйста» я уже дальше не слушал. Стиснув меч покрепче в руке, бросился к Эребу.

И энергия, которая ненадолго задремала во мне, с новой силой выплеснулась наружу.

Все вокруг стало размытым. Десяток шагов до моего врага, казалось, длились целую вечность. Все мое тело полыхнуло огнем, а из груди вытянулись длинные яркие лепестки — целая дюжина, не меньше. От боли перехватило дыхание.

Очутившись рядом Эребом, я только успел подумать, что он как-то очень странно и медленно поворачивает голову, опускает ресницы, чтобы моргнуть и для чего-то нестерпимо долго открывает рот.

— А-аааа!

Мой меч вонзился старику в грудь.

А у меня перед глазами стоял улыбающийся Янус. И Та’ки с шестом в руках. Мой прекрасный наставник смотрел на меня с доброй насмешкой в глазах, и, казалось, готов стукнуть меня своей палкой по лбу за неповоротливость.

Жив ли он? И если да, то не уснет ли теперь на целую вечность после атаки Эреба?

— Убью, тварь! — проорал я, вонзая клинок все глубже. — Во имя возмездия, сдохни!!!

И мне было плевать, что бессмертных нельзя вот так просто убить.

Тем более какому-то смертному.

Эреб выгнулся под мечом, его рот перекосило, глаза вылезли из орбит.

— Сдохни!!! — проорал я, и в это мгновение огненные лепестки из моей груди впились в плоть Эреба.

Тот заорал, забился пойманным зверем. В глазах я увидел неприкрытый ужас.

— Не-ееет! — вырвалось у него.

Тело Эреба на глазах начало расползаться и плавиться, как пластиковая игрушка над костром.

Тяжело дыша, я остановился, так и оставив меч Януса в груди старика. И с изумлением наблюдал, как на полу бьется мой враг, сгорая буквально на глазах.

— Стой!!! — прогремел за плечом голос Нергала, и мощный удар в плечо отшвырнул меня в сторону.

Схватившись за грудь, я скорчился на полу и закричал от нестерпимого жжения под ребрами, в самой глубине моего сердца, в подвале подсознания, где полыхал причудливым огнем мой источник.

А на полу вместо Эреба лежало нечто уродливое и безжизненное. Оно едко и вонюче дымилось.

Нергал с Аидом бросились к этому нечто и склонились над ним.

— Ты тоже видишь это?.. — неуверенно проговорил Аид.

— Я… вижу это, — подтвердил Нергал упавшим голосом.

— Как же… Он что, правда убил его?.. Убил своим источником? Как древние?..

— Да.

— Эреб точно мертв?

— Мертвее не бывает, — повторил Нергал. — У меня раны затягиваются. Значит, жертва принята.

Они оба повернулись ко мне с такими лицами, будто увидели живого дракона.

— Богоубийца, — почти с восторгом прошептал Аид. — Вот это да!..

И тут же с тоской в голосе добавил:

— Вот это я влип…


Друзья, спасибо, что все это время были вместе с нами. Очередная книга о приключениях Дани завершена, но история продолжится тут: https://author.today/reader/300794/2735243


Оглавление

  • Глава 1 Каждый по-своему с ума сходит
  • Глава 2 Веселуха на костях
  • Глава 3 Лиха беда — начало
  • Глава 4 Шах и мат. Отборный, русский
  • Глава 5 Момент истины
  • Глава 6 Игра вслепую
  • Глава 7 Нос в поту, корма в огне
  • Глава 8 От заката до рассвета
  • Глава 9 Истина не в вине, а в рассоле
  • Глава 10 И вновь продолжается бой
  • Глава 11 Я убью тебя, лодочник
  • Глава 12 За братву и двор стреляю в упор
  • Глава 13 Последний бой — он трудный самый
  • Глава 14 Про Джасуру, честь и бесчестье
  • Глава 15 Королевская кровь
  • Глава 16 Даня-не-жрец
  • Глава 17 Первый блин
  • Глава 18 Особенности средневековой рекламы
  • Глава 19 Что выросло — то выросло
  • Глава 20 Трудно быть богом
  • Глава 21 Шутки в сторону
  • Глава 22 Классическое богоборье