Цвета магии (ЛП) [Лорен Коулмен] (fb2) читать онлайн

Цвета магии

Война братьев за власть закончилась…

Аргот опустошён…

Приливные волны заполняют высохшие устья рек и шельфы морей…

Землетрясения сравнивают города с землёй…

Доминария в руинах.

Сейчас необходимо бороться за разрушенный войной мир, чтобы выжить.

Белый

Белый – цвет соблазна и невинности, непорочности и нежности. Люди, любящие этот цвет, склонны к долгой жизни, но без излишеств и пышности в ней. Некоторые рассматривают этот цвет как юношеский, возвращающий к детству, другие познают его, преисполненные желания вести мирное существование. Белый цвет предназначен честным, справедливым, целеустремленным, благородным и обладающим чувством долга – тем, кто встанет на защиту справедливости и чести. Это цвет равнин, храмов и добродетельного рыцарства. Белый – для тех, кто предан своему делу, верит в себя и не боится столкнуться лицом к лицу с бедствиями.

Ангел мести Richard Lee Byers

Перевод: Гракович А. Н.

Редакция: Ольга Jacinta Якубова

Сверкая подобно звезде, Котара парила под созвездиями, когда услышала призыв. Зов пришел неожиданно и мощно, как крючок, подцепивший рыбу. Однако он не причинил никакого вреда, потому что Котара не противилась ему. Давным-давно, на рассвете мира, орден волшебников помог ей и ее сестрам в первой великой войне против легионов Ямы. В знак признательности ангелы поклялись верно служить магам и их наследникам. Дочери Божественной Воли не забывали своего долга.

Она сложила свои крылья и понеслась вниз, к земле. Призыв застал Котару над островом, окруженным океаном, где воздвиглось королевство Жалфир. Пролетая над дюнами пустыни Костей, среди которых отдыхали караваны ревущих привязанных верблюдов, с чешуйчатыми горбатыми виашино, беспорядочно сновавшими вокруг ночных костров, она предположила, что зов шел из столицы. Это было неудивительно. Волшебники, достаточно могущественные, чтобы приказывать ангелу, обитали в местах, наполненных смертельной энергией.

Королевский город с огромными стенами протяженностью во много миль и глубоководным портами, с минаретами, базарами, лабиринтами улиц и общественными колодцами, стал больше, чем был семьдесят лет назад, когда она видела его в последний раз. Лишь дворец остался прежним. Было время, когда величественные мраморные столбы, стоявшие здесь с основания города, наращивались и приукрашались каждым следующим монархом, но, очевидно, этому пришел конец.

Сейчас Котара могла расслышать голос волшебника, призвавшего ее. В его речи, которая должна была быть размеренной и четкой, ощущалась печаль, и ее сердце заболело от сочувствия. Она направилась на зов, исходивший с вершины самой высокой башни одного из особняков Дворянского квартала.

Маг оставил окно открытым, чтобы она смогла войти.

Это были покои, уставленные свечами, лившими тусклое сияние, полками, на которых располагались склянки, бутылки, свитки и гримуары, а также стойками с церемониальными посохами, волшебными палочками, мечами и клинками, серебряными чашами, ступками с пестиками, зеркалами для предсказаний, моделями системы планет и другими предметами таинственных искусств. Горький запах мирры висел в воздухе.

Маг был молод, худощав и сутулился под грузом знаний. Он носил искусно вышитый костюм цвета жемчуга и слоновой кости, который свидетельствовал о принадлежности к Гражданской гильдии. Это было братство волшебников, следящее в Жалфире за исполнением существующих законов и написанием новых. Мраморно-алмазный амулет, висевший у него на шее, был основой великой магической силы волшебников гильдии. Изможденное лицо мага покрывал серый пепел. Вероятно, он посещал утром похороны и забыл умыться.

Маг вздрогнул, заметив ангела, возможно из-за того, что это было первое подобное существо, которое он увидел за долгое время, а может быть, из-за неземного блеска ее крыльев и изгибов совершенного тела, или из-за чистейшего света ее глаз.

– Я Котара, – сказала она тихо, – я пришла, повинуясь твоему зову.

– Я думал, что это не сработает, – ответил маг. – Много лет минуло с тех пор, как я использовал эти заклинания. В последнее время я посвятил себя закону и политике...

Он осекся, но продолжил:

– Прости меня, я слишком много болтаю.

– Тебе не за что извиняться, – сказала Котара. – Могу ли я узнать твое имя?

– Сабул. Сабул Хаджин.

– Какая помощь тебе нужна, Сабул Хаджин?

– Обеспечить правосудие, – проговорил маг с твердостью в голосе. – Пять дней назад один из Ильмиеров в переулке убил моего брата Аксдана.

Котара, услышав это название, посредством своих неземных способностей мгновенно поняла, что дом Ильмиеров был резиденцией другой аристократической семьи столицы.

– Тебе нужна моя помощь в задержании виновного? – спросила она. – Он сбежал из города, или скрывается в нем?

Сабул резко засмеялся.

– Отнюдь. Ильмиеры расхаживают по улицам, будто бы ничего не случилось. Мои идиоты-коллеги из Гражданской гильдии уже провели расследование и решили, что нет оснований обвинять этих «несчастных» в преступлении.

Котара нахмурилась. – Если это так, то почему ты думаешь, что они все-таки виновны?

– Потому что они вечные соперники нашего рода, – проговорил маг. – Они ненавидят нас, как Мишра ненавидел Урзу, и всегда стараются причинить нам вред изощренными способами, имеющихся у них в распоряжении. Мултам Ильмиера, самый гнусный из них, имел дерзость присутствовать на похоронах Аксдана. Когда он подошел ко мне с соболезнованиями, я заметил насмешку в его глазах и сразу понял, что именно в его руке был клинок, перерезавший моему брату горло. Мой дядя Тартеск, глава нашей семьи, тоже это знает, – продолжил Сабул, – но он не будет ничего предпринимать. Он говорит, что у нас благородный дом, и мы не опустимся до кровной вражды или попрания нашего закона ради возмездия. Возможно, он не будет мстить, но это сделаю я. Я вызову Мултама, чтобы скрестить с ним клинки, пусть я сам и не умею владеть оружием. Даже если мой дядя и городская стража позволят совершиться поединку, я не смогу отомстить за Аксдана. Но я могу отправить тебя, чтобы ты сделала это за меня.

Сочувствуя горю мага, и будучи обязанной повиноваться ему в любом случае, Котара, тем не менее, задумалась. Помолчав, она сказала:

– Мастер Сабул всегда призывал меня для решения таких вопросов, как этот, но…

Его глаза, красные и отекшие от недостатка сна, сузились еще больше.

– Разве суть дела имеет значение?

Немного подумав, она ответила:

– Думаю, что нет.

– Тогда встань туда, – Сабул показал на место в центре пола. – Я намерен снарядить тебя на задание, чтобы быть абсолютно уверенным в достижении цели.

Часом позже Котара вновь парила над городом. Шлем, нагрудник, наплечники, латы, легкие как перышко, крепкие как сталь, поблескивающие как жемчуг, скрыли формы ее тела и наполнили его магической силой. Эта броня, как и ее новая мощь, были проявлением магии закона и безгрешности – но не в большей мере, чем эти качества были свойственны самой Котаре. По некоторым причинам снаряжение казалось чуждым и отвратительным ей. Если бы Сабул не повелел носить ей эти доспехи, она бы уже разломала их на мелкие части.

Она рассматривала извилистые улицы под ней, подобно сове, выслеживавшей добычу. Хотя уже было достаточно поздно, и большинство смертных нежились в своих постелях, огромный город все еще предлагал плотские утехи избранному количеству богатых и безнравственных людей. Таким человеком был Мултам Ильмиера, который славился страстью к вину, игре в кости и шлюхам столь же, сколь и навыками владения клинком.

Божественная Воля в ее непостижимой мудрости даровала Котаре инстинкты охотницы, несмотря на то, что она редко в них нуждалась. Они достаточно быстро привели ангела к Мултаму. С четверыми подельниками тот брел из таверны, в голос распевая непристойные песни и покачивая в ритм глиняными кувшинами. Даже сверху Котара могла учуять запах спиртного, который не только присутствовал в их дыхании, но и сочился сквозь кожу.

Если кто-то узнает, что Мултама убил ангел, то род Хаджин, а именно, трое из тех, кто принадлежит к Гражданской гильдии, окажутся под подозрением. Поэтому Сабул велел умертвить его незаметно. Котара могла убить свою жертву сверху, застав врасплох и мгновенно раствориться во тьме, но сама ее суть не позволяла сражаться так трусливо. Она спикировала вниз, схватила Мултама под руки, и, шумно ударяя крыльями по воздуху, унесла его прочь. Он визжал, а друзья растерянно озирались по сторонам в его поисках. Но они и не подумали посмотреть вверх – во всяком случае, не сразу. Ангел вмиг оставила их далеко позади внизу. Она летела, пока не увидела под собой безлюдные задворки, и лишь тогда пошла на снижение к земле.

Мултам был худым мужчиной, с хмурым лицом, одетым в богато расшитый ярко-красный кафтан. Он был то ли парализован ужасом, то ли, напротив, достаточно спокоен и осторожен, чтобы понять – если он вырвется из крепких рук своего похитителя,то разобьется насмерть. Поэтому, пока они летели по воздуху, он не сопротивлялся. Но, как только его ноги коснулись земли, руки поползли к алой рукояти сабли. Оружие уже наполовину покинуло ножны, когда Котара встала перед ним, и он впервые увидел ее. Темные зрачки человека расширились, и он замер, но лишь на мгновение. Рассмотрев ее как следует, Мултам занял оборонительную стойку. Оценив легкость его движений, Котара поняла, что он уже не пьян, несмотря на смрад выпитого ранее спиртного. Она порадовалась этому.

– Итак, – бесстрастно проговорил Мултам, – эти слабаки Хаджины имеют больше мужества, чем я предполагал. По крайней мере, достаточно для призыва убийцы, чтобы не сражаться в поединке лично. Кто же из них прислал тебя?

Его голос помрачнел, но в нем послышалась и тень насмешки. – Не тот ли это бедняга, что лишился старшего брата?

– Правосудие прислало меня, – ответила Котара, и насмешка над горем Сабула исчезла с лица Мултама. – Одно лишь оно.

– Лгунья, – ответил он. – Правосудие присудило мне свободу на открытом заседании еще вчера. А то, что делаешь ты, зовется справедливостью. Я никогда не убивал существ, подобных тебе. Я задаю себе вопрос – если я раню тебя, почувствует ли твой повелитель боль, как повествуют старые сказания?

Быстрый, как пантера, он прыгнул на нее.

Котара едва успела остановить удар. Острие его сабли со звоном ударилось об ее наруч, и противник оказался за ней. Они повернулись лицами друг к другу, и Мултам набросился на ангела со вторым ударом, которого она смогла избежать, лишь отступив назад. Она почувствовала прилив магии, придавший ей сил, и волшебство наделившее ее нечеловеческой скоростью.

Котара была благодарна за это. Это означало, что он имеет какой-то шанс на победу, хоть и небольшой. Она держала его на расстоянии и ждала момента для главного удара. В тот же миг она увернулась от его выпада, сделав шаг в сторону, и сбила его с ног своим крылом. Удар отбросил его обратно на землю. Мултам попытался встать, но Котара налетела на него, не касаясь земли, и толкнула его в грудь. Захрустели сломанные ребра, и человек вновь рухнул навзничь

Он был, наверное, еще жив, но уже беспомощен. Котара остановилась, обнажая клинок для завершающего удара, но тут руки Мултама пробрались под его шелковое одеяние. Она почувствовала магию, грязную магию некромантии на этот раз, нахлынувшую так, словно он пустил в ход некий тайный амулет. У ангела закружилась голова, она ощутила слабость и упала на колени. Мир вокруг погрузился во тьму – ее зрение начало слабеть. Слова, напоминавшие воронье карканье, тянули из Котары энергию, но она сопротивлялась, стараясь разорвать проклятие. В конце концов, сила перестала утекать из ее дрожащих рук и ног, и темнота в глазах постепенно развеялась, позволяя взглянуть в лицо мрачному человеку перед ней. Его тень нависла над ангелом, занося изогнутый клинок для смертельного удара.

Котара выбросила руку вверх и схватила Мултама за запястье, остановив его саблю над собой. Ее пальцы, сжатые с силой тисков, сломали ему кость, а затем Котара бросила его на землю, где удар по горлу положил конец человеческому существованию. Она почувствовала крик ужаса и отрицания, запертого в умирающем теле, а потом лишь пустоту, когда жизненные силы покинули его плоть навсегда.

Сидя у тела, дрожа и ожидая восстановления силы, она напоминала себе, что Мултам не отрицал убийство брата Сабула. Он нанес первый удар в битве с ней. Он, в конце концов, напал на нее с колдовством, давшим ему силу тьмы и смерти, и запрещенным для всех, кроме членов гильдии Теней. Это означало, что он мог поклоняться демонам из Бездны.

До сих пор ни один из врожденных рефлексов Котары не помог ей так сильно, как сегодня. Ее сердце было до сих пор наполнено болью. И только одна мысль утешала ее – дело было завершено.

Сабул, уставившись на ангела, внимательно слушал ее историю. Когда Котара закончила, он сидел молча некоторое время, и она всматривалась в его худое, усталое лицо, тщетно пытаясь найти признаки радости или раскаяния.

Потом он сказал:

– Похоже, ты очень быстро разделалась с Мултамом. Он не слишком долго мучился.

– Мучился? – воскликнула Котара. – Он умер. Я лишила его жизни!

– Прости меня, – спохватился Сабул. – Я тебя не осуждаю. Ты сделала все точно так, как я тебя просил. В следующий раз я дам более точные указания.

Котара посмотрела на него в ужасе. – Какой еще следующий раз? Ты уже наказал убийцу своего брата Аксдана. Ты совершил свое правосудие.

– Неправда, – проговорил маг. Он беспокойно заходил взад-вперед, вздымая белоснежное одеяние. – Это только начало. Все стало ясно после выяснения мотивов нескольких Ильмиеров, устроивших Аксдану засаду в переулке. Они держали моего брата, в то время как Мултам мучил и избивал его. Очевидно, что они тоже должны заплатить за это.

– Ты знаешь, кто они?

Сабул пожал плечами. – Приблизительно. У Мултама было несколько собутыльников, которые помогли ему изучить черную магию. Исходя из твоего рассказа, я предполагаю, что ты видела четверых из них сегодня ночью.

– Четверых? О мой бог, сколько их всего? Послушай меня, маг, – она запнулась, – мы с моими сестрами в долгу у твоих предков, и я счастлива служить тебе. Но я умоляю тебя вспомнить, что твоя братия посвятила себя служению Божественной Воле больше, чем любой священник. Ваше мастерство не предназначено для таких целей. Как и я.

Он нахмурился. – Что за чушь ты несешь?

– Магия твоей гильдии священна, – ответила Котара, – и предназначена для заботы, лечения и защиты. Я, как порождение этой энергии, должна оберегать, а не нападать. Во время войны, когда враг стоял у ворот, волшебники призывали меня сражаться. Но не в моей природе применять силу первой.

– Но в твоей природе повиноваться мне, – огрызнулся маг, – не так ли?

Она вздохнула. – Да…

– В дальнейшем я не желаю слышать возражений.

Лицо Сабула смягчилось, он нерешительно потянулся к Котаре и похлопал ее по плечу. – Ты все делаешь правильно. В скором времени ты убедишься, что все Ильмиеры – злые люди. Будет справедливым наказать их и, несомненно, правосудие – не менее священная работа, чем уход за больными или защита от вторжения армий.

– Возможно, – проговорила она.

Он улыбнулся. – Теперь мы в согласии друг с другом. Сейчас тебя никто не должен видеть здесь, и поэтому тебе придется покинуть меня. Возвращайся завтра, через час после наступления сумерек, и я расскажу тебе, кого ты покараешь следующим.

Как и кузен Мултам, Уиртаг был худощавого телосложения и с длинным узким лицом Ильмиера. Он выглядел голодным волком, что, думала Котара, и по сути подходило ему как нельзя лучше. По мнению Сабула, Уиртаг был бедным родственником, следовавшим повсюду за своим вожаком, как верный пес. Он жаждал участвовать в любой авантюре и преступлении в обмен на кошели с серебром, которые Мултам изредка ему подкидывал.

Ныне Уиртаг сидел с другом, попивая арак в ветхой лачуге на Кожевенной улице. Судя по его молчанию и угрюмости, двое пьяниц поминали сыновей. Но, вероятно, они оплакивали потерю Мултама или его денег, о которых, к слову, также стоял вопрос.

Котара пробралась на задворки дома в узкий зловонный проулок и взглянула в зарешеченное окошко. Ей было нужно, чтобы собутыльник Уиртага оставил его одного в комнате, но одновременно она боялась, что это случится.

Наконец его друг встал с места и вышел наружу по нужде. Ангел схватилась за кованую решетку и стала вырывать ее из проема, стремясь добраться до человека за ней. Уиртаг повернул голову на скрежет металла, но Котара уже проникла в комнату. Он уже набрал было воздуха для вопля, но ангел зажала Уиртагу рот ладонью, стащила его с грязных подушек и выволокла на улицу.

Котара взлетела с ним на верхушку покрытого черепицей купола соседнего храма. Когда она отпустила его, он пошатнулся, оказавшись на наклонной поверхности. Ангел же, расправив крылья, без особых усилий сохраняла равновесие.

– Что? – выкрикнул он. – Что ты такое?

– Что убило Мултама, по словам его друзей? – ответила Котара вопросом.

– Некое существо, – Уиртаг осторожно присел, чтобы не опрокинуться. – Птица рух или ифрит, упавший с небес...

– Я и есть то самое существо, – проговорила Котара, – и я послана отомстить убийце Аксдана из рода Хаджинов.

– Прошу тебя, – взмолился Уиртаг, – не убивай меня. Это был план Мултама. Когда мы грабили мальчишку, я не знал, что он хотел его прирезать. Я думал, что он только немного помашет ножом перед ним.

– Это не имеет значения, – произнесла Котара, не желая проявлять к негодяю жалость лишь из-за его страха и отчаяния. – Ты все равно должен ответить за это.

У Уиртага был клинок за поясом. Пустяк, но она хотела, чтобы он оказался в его руках.

– Доставай оружие.

Он завыл в отчаянии. – Пожалуйста…

– Доставай его! – закричала она в ярости. – Не затягивай это дольше, чем необходимо!

Он побледнел, и его руки затряслись. Нашарив клинок, человек извлек его и ткнул в ангела. Взмахнув крыльями, она бросилась на него. Лезвие клинка мелькнуло перед Котарой. Она отбила удар, защитившись наручем, и ударила Уиртага слева в лицо. Удар отправил его кувырком вниз по крыше. Клинок выскользнул из руки человека и запрыгал со звоном по черепице позади него. Уиртаг с криком ударился о край купола, где изгиб крыши резко переходил в высокую стену. Котара успела броситься к нему вниз, схватила его и перенесла обратно.

Осознав произошедшее, он уставился на нее в замешательстве.

– Я сожалею, – сказала она. Ее мерцающие крылья били в холодном ночном воздухе. – Но я не могу просто позволить тебе упасть. Мой повелитель приказал мне, чтобы ты умер медленно.

Уиртаг вновь закричал и забился в ее крепких объятиях, но его сила была ничем по сравнению с ее могуществом. Котара опустилась на черепицу купола, положила свою жертву рядом, и сделала так, как приказал Сабул.

Когда это вновь случилось, крыша вокруг была забрызгана кровью, и ангел сидела, захлебываясь рыданиями из-за жгучего раскаяния, похожего на мучительную внутреннюю боль от яда. Ей потребовалось полчаса, чтобы привести себя в чувство для полета назад, в особняк Хаджинов.

Расправив крылья, Котара заметила нечто необычное. Ее блестящие перья, излучавшие свечение, которое отражалось от любой поверхности, гасли в темноте. Она видела только пятна света, упавшие на черепицу. Они показались странно слабыми, словно свет от ее оперения начал тускнеть.

Явление было незнакомым и, вероятно, несло в себе важный смысл. Но не столь важный, как совершеннное ею жестокое насилие.

Рыдая, ангел покинула эту бойню.

Его лицо до сих пор было покрыто пеплом, и на подбородке виднелась темная щетина, Сабул сидел, внимательно слушая донесение Котары о смерти Уиртага. Хоть это и не подобало ангелу, но у нее появилась надежда, что маг позлорадствует при рассказе об агонии ее жертвы, потому что это могло указать на то, что он удовлетворен. Или, по крайней мере, скоро удовлетворится.

Но он даже не улыбнулся, лишь сидел, задумчиво качая головой, подобно торговцу, проверяющему перечень товара.

– Ты справилась, – сказал Сабул, когда Котара закончила.

О, да, справилась, словно палач!

Она не была обязана ему служить, она могла даже попытаться ударить его.

– Возможно. Но, несмотря на все мои усилия, Ильмиеры знают, что что-то умерщвляет их, одного за другим. Кроме того, они подозревают, что это что-то нечеловеческого происхождения, нечто, нападающее на них с неба.

Сабул пожал плечами. – Тебе виднее.

– Установив его приблизительное происхождение, они захотят успеть вовремя найти мага, пославшего убийцу, и это будет зависеть от одного – смогут ли они разглядеть меня.

Сабул наигранно улыбнулся. – Как законник, я могу рассказать тебе о чувствах, которые они сейчас испытывают, и о жалобе, которую они могут подать на меня в суд за эти два несчастных случая. Во имя двух лун, я буду рад оказаться подсудимым. Пусть знают, каково это – видеть убийцу твоей родни выходящим из зала суда на свободу.

– Они смогут найти способ признать тебя виновным, – настаивала Котара, – и, если у них это получится, то ты выйдешь из зала суда только на эшафот.

– Я рискну своей жизнью с радостью.

– И своей семьей тоже? – спросила ангел, чуть поводя крыльями, будто подчеркивая тщетность его слов. Зашелестели перья. – Если тебя разоблачат, то дядя Тартеск и все твои родственники будут тоже опозорены. Скандал разорит и опорочит род Хаджинов навсегда.

– Разве ты хотела не этого?

– Человек, убивший Аксдана, мертв, как и его главный сообщник. Это две жизни за одну. Прошу, остановись, пока ты и твои родные не попали в беду.

Он отрицательно покачал головой. – Я не могу. В любом случае, тебе не нужно делать вид, что ты готова остановиться лишь из заботы о моем благополучии.

– Но это так и есть. С того мгновения, как я услышала твой голос, полный отчаяния...

– Чушь! Ты попросту излишне придирчива.

– Это больше чем придирчивость! Я мучаюсь от этих способов…

– Мне наплевать! – прорычал Сабул, хоть Котара и заметила проблеск стыда в его глазах.

– Иди и возвращайся завтра ночью, – он отвернулся.

Ее пальцы сжались было в кулак, но через миг разжались.

Эскандер Ильмиера разместил пару часовых на крыше своего дома и заколотил ставни в спальне. Держась в тени, Котара проскользнула мимо первой преграды, а потом, улучив мгновение, преодолела и вторую. Однажды уже проложив себе путь таким образом, она вскрыла дощатые ставни, обеспечивая себе возможность быстро выбраться вместе с пленником.

Крупнее телосложением, чем его родственники, но с таким же длинным носом и широким тонкогубым ртом, Эскандер спал, громко храпя, рядом с прелестной молодой женой. При виде девушки, прижавшейся к нему во сне с улыбкой, ангела бросило в дрожь.

У нее все еще не было выбора, кроме как выполнить данный ей приказ. Котара выволокла Эскандера из объятий жены, зажав ему рот, и поспешила с ним к окну. Сонная девушка лишь застонала от недовольства. Ангел упала во тьму, ястребом спикировав вниз, почти до уровня земли, чтобы оказаться вне досягаемости стражи. Потом ее крылья забарабанили по воздуху, и Котара вновь поднялась ввысь. Эскандер беспомощно корчился в ее крепких руках.

Она опустила его на крышу невысокого амбара. Полный молодой мужчина выглядел обнаженным крайне беззащитно, и, конечно же, у него не было при себе оружия. Из-за осознания этого у Котары почти помутился разум.

Когда она рассказала ему, почему она явилась за ним, он возразил:

– Но я не трогал Аксдана! Я только стоял и смотрел!

– Это не имеет значения. Мой повелитель приказал мне убить тебя, и я должна повиноваться.

– Прошу, – взмолился он. Слезы стекали по его пухлым щекам.– Я признаю, что я виновен. Я хотел найти способ остановить все это. Всю мою жизнь я чувствовал, что действую по велению Мултама, а не по своей воле. Накажи меня, если это твой долг, но пощади мою жизнь.

– Я не могу, – сказала она. – Покажи свои руки.

Вместо этого он сложил их вместе и опустился на колени. – Умоляю тебя... Я могу помочь, предупредив тебя о магии Ильмиеров...

– Я уже знаю о заклинаниях, использованных Мултамом. Они не спасли его.

– Это был обычный фокус. В моей семье есть столь же могущественные маги, как и любой из Хаджинов. Даже более могущественные, потому что они не побоятся призвать владык тьмы. И я знаю, что они готовят заговор, как противостоять тебе. Я сумею подослать к ним шпиона, чтобы узнать, в чем именно состоит их замысел.

– Я не буду торговаться с тобой за твою жизнь, – проговорила Котара. – Я могу только выполнять приказы моего повелителя. Вставай и сражайся.

Эскандер скорчился и зарыдал.

Внезапно она возненавидела и его, и всех Ильмиеров, как будто они сами требовали осквернить себя их смертью. В неутолимом гневе ангел набросилась на него.

Позже, ночью, увидев себя в зеркале Сабула, она поняла, что еще больше изменилась. Ее светящиеся глаза приобрели безжизненный металлический оттенок, превративший кроткий ангельский взгляд в хищный взор сокола.

На следующей неделе Ильмиеры стали весьма осторожны. Те, кто осмеливался выйти из домов ночью, всегда делали это в компании телохранителей или хорошо вооруженных друзей, или, в тех редких случаях, когда их было некому защитить, прибегали к маскировке.

Единственное, что доставляло неловкость Котаре в ее кровавой работе, было до сих пор сохранявшееся отвращение, и ярость, возникшая при убийства Эскандера. Ее облик продолжал неуловимо изменяться. Перья заострились, а их сияние потускнело. Возможно, она, дочь бескрайних небес, пробыла близко к земле слишком долго, и грубая земная твердь отрицательно повлияла на нежную ангельскую сущность.

В дневное время Котара пыталась очиститься в небе, чтобы вернуть себе прежний вид, поднимаясь все выше и выше, сквозь облака к звездам, светящимся над ними в непроглядной тьме. Но, как бы высоко она ни поднималась, она не могла избавиться от отвратительной печати жестокости и ненависти, которая пристала к ней.

Когда Котара проникла к Сабулу через окно, тот сидел и смотрел в пустоту. Его грязные каштановые волосы стали жирными и запутались, а подбородок так и остался небритым. Белые одеяния мага были помяты, и от него воняло немытым телом.

– Мастер? – сказала ангел.

Молодой маг тяжело развернулся к ней.

– Ты схватила Отори? – спросил он.

- Да, но возникли трудности,– начала говорить Котара. – Он поставил всевозможные ловушки для меня, сделав самого себя приманкой. Когда я спикировала на него, маг сбил меня с толку иллюзией, а затем на меня набросились полдюжины наемных убийц. Но я сама убила их всех, чтобы никто из них не смог сообщить, что видел ангела.

Глазам Котары было больно, они отчаянно пульсировали, но слезы не текли. Возможно, она выплакала их все.

Сабул прищурился. – И это... – он махнул рукой, – хорошо. Я полагаю, что, если наемники служат Ильмиерам, то они берут на себя часть вины, защищая убийц.

Котара взглянула на него. Ее пальцы сводила судорога. – Ты действительно веришь в это?

Он лихорадочно затряс головой. – Я не знаю. Но в любом случае, это уже чересчур. Не волнуйся об этом.

- Это может произойти снова. Я уже убила Мултама и его главных подельников. Мы опустились до того, что убиваем юношей, которые иногда прогуливались по городу в его обществе, и никто из них, по всей вероятности, не виновен в смерти Аксдана. Хватит себя обманывать, что все это делается в борьбе за восстановление справедливости. Ты развязал войну на уничтожение. А любая война уносит невинные жизни.

– Считай это войной, если тебе так легче. Чем бы это ни было, я не буду искать оправданий твоим поступкам. – Сабул отвернулся от ангела.

Обойдя его кресло, чтобы снова встать к нему лицом к лицу, она увидела себя в зеркале. Последний слабый блеск ее крыльев исчез. Они, все еще величественные, стали просто белоснежными, как у арктического хищника.

– Погляди на себя, – проговорила Котара.– Ты, должно быть, не мылся и не менял одежду с похорон Аксдана, ты не ешь и не спишь. Я уверена, что ты ничем иным и не занят, только сидишь и ждешь от меня кровавых новостей.

Сабул пожал плечами.

– А что, если эта месть не излечит твои раны? – продолжала ангел.– Если она не поможет тебе начать новую жизнь, то на что же ты надеешься? Почему мы продолжаем делать все это?

– Потому что это не ради меня! – не выдержал маг.– Это все ради Аксдана.

– Эта гора трупов – в память о нем?

Он открыл было рот, чтобы возразить, но потом осекся. Через несколько мгновений он все же ответил.

– Может, боги сжалятся надо мной? Его душа была добра, без сомнения. Он даже не любил охотиться...

– Аксдан принадлежал к Гражданской гильдии? – спросила Котара.

Сабул сдержанно улыбнулся. – У него не было магических способностей. Хотя ему и потребовалось много времени, чтобы признать это. Он хотел пойти по стопам своего старшего брата.

– Он гордился тобой.

- О да. Когда я был учеником, я имел плохую привычку болтать обо всем, что я изучал. О мистических энергиях и об огромной ответственности по соблюдению традиций моего рода. О святости закона, и о том, как все должны уважать его для развития цивилизации. Мои родственники старались меня избегать, но Аксдан внимал каждому моему слову.

В его глазах показались слезы.

– Позор, не правда ли? Если бы я не забивал ему голову этой ерундой, если бы я учил его, что жизнь состоит из хаоса и борьбы, тогда, возможно, он был бы сейчас жив.

– Но тогда бы он не был тем младшим братом, которого ты так сильно любил, – Котара положила руку на плечо мага. – Кроме того, ты вряд ли мог научить его тому, во что ты не веришь. Я думаю, что в глубине души ты до сих пор не признаешь, что любой человек, не говоря уже о маге Гражданской гильдии, имеет право нарушить закон ради мести кому бы то ни было. Ты преступил свои клятвы и извратил мораль, и это тебя угнетает.

Сабул вздохнул.– Возможно.

– Тогда остановись.

– Это скоро случится, я уверяю тебя.

– Ты хочешь истребить весь род Ильмиеров? Ты желаешь, чтобы я убила каждого из них, даже тех, кто не виновен в смерти Аксдана или в любом другом преступлении? К этому времени ты сойдешь с ума и предстанешь перед судом.

– Как я уже говорил, мне все равно, что со мной произойдет. Наши родители умерли, когда Аксдан был еще мал. Я вырастил его, хоть и не без помощи родных и слуг. Я нес за него ответственность, но в итоге я не смог его защитить. Но, по крайней мере, я смогу отплатить его убийцам.

– Их смерть не вернет Аксдана! – воскликнула Котара. – Даже вся кровь Жалфира не смоет твой позор.

– Я проклинаю тебя! – выкрикнул Сабул, вскакивая и скидывая ее руку со своего плеча. – Как ты смеешь меня отговаривать! Ты всего лишь рабыня! Убирайся прочь, и чтобы я не видел тебя до завтрашнего вечера!

Разочарованная, Котара отошла от мага. Она почти что переубедила его, но в итоге его кровавая одержимость пересилила все ее доводы. Ангел сложила крылья и направилась к окну. Она не сразу осознала, что покидала мага без его позволения или приказа.

С того времени, как Сабул призвал ее, Котара ощущала его магию, словно шелковую ленту, которая превращалась в железный ошейник, если она противилась ей. Но сейчас, как бы ни усиливались чары, она не могла почувствовать их в полной мере.

Котара не понимала, как это могло произойти. Маг повелевал призванным существом полностью, до тех пор, пока оно не умрет или маг не отпустит его сам. Но ангел поняла, что судьба дала ей возможность освободиться навсегда.

Сабул погрузился в размышления, не подозревая, что Котара еще не ушла. Она подкралась к нему как кошка, прихватив со стены двуручный меч с белой рукоятью. Она верила в свою доблесть. Как же она могла в нее не верить после того, как ночь за ночью убеждалась в ней? Но она уважала магию Сабула, и оружие должно было помочь ей убить мага внезапно, чтобы он не успел произнести заклинание. И, кроме того, убийство мага посредством одного из его орудий мести должно было принести ей удовлетворение.

Когда Котара подошла ближе, она ощутила магию призыва, которая пыталась нащупать ее, подобно рукам слепца. Слишком поздно, подумала она. Сделав еще один шаг, она оказалась на расстоянии удара. Но, замахнувшись клинком, чтобы обезглавить человека, и взглянув на него со спины в последний раз, она ощутила к нему жалость.

Каким же слабым он выглядел, со склоненной головой, сутулой спиной, в грязной одежде и и с немытой шеей. Как же сильно он нуждался в чьей-нибудь помощи и утешении! Внезапно, недобрые намерения ангела показались ей самой не просто чужими, а заставили ее презирать саму себя. Бессердечное желание, которое она разглядела в собственном замысле, было еще ужаснее. Котара заколебалась, и в этот момент энергия призыва вернулась с новой силой, сковав ее.

В ее глазах отразилась досада от происходящего, но уже не отчаяние, потому что она почувствовала, что магия не столь сильна, как была при первой встрече с Сабулом. Чары словно пошли трещинами, и вскоре она избавится от них навсегда.

Котара то карабкалась по крышам, то перелетала через лабиринты из башен, балконов, стен и окон, которые вместе образовывали многоэтажный особняк Ильмиеров. Даже те члены семьи, которые жили в других местах, собрались вместе в этот огромный дом, чтобы пережить следующую ночь. Для продолжения карательной миссии ангел должна была выкрасть из этой крепости хотя бы одного из них.

Родовитая знать была готова к подобному. Снаружи особняк охраняли часовые, а также сигнализация и ловушки, как механической, так и магической природы. Избегая их, она заглядывала в окна в поисках Ферена Тинло, состоявшего в браке с женщиной из рода Ильмиеров. Он и должен был стать сегодняшней жертвой ангела.

С риском для себя, как и в любую из прошедших ночей, но Котаре нужно было его найти. Магия Сабула не действовала на нее в полную силу, и она чувствовала, что чары разрушатся до наступления ночи.

Предстоящее было не слишком приятным. Сбитая с толку своим желанием убить Сабула со спины, и тем, что в ее поступке ощущалось некое злобное удовольствие, ангел провела весь день в размышлениях о своем положении, и они принесли плоды. Котара поняла, почему чары мага слабели с каждым днем. И, если ее подозрения были верны, то плата за ее свободу будет высока.

Высока, но не слишком.

Если, конечно, ей предоставится возможность отплатить Сабулу за подобное обращение с ней, и оставить далеко позади этот город, превратившийся в кладбище и утонувший в безумной кровавой вражде.

Ангел думала о магии своего повелителя. Волшебство было еще сильно. Настало время войти в дом. Она забралась через окно в пустую спальню, и в это мгновение, весь мир, казалось, запульсировал, как исполинское сердце.

Разлагающаяся, гниющая, скверная энергия билась и раздражала ее сознание, подобно больному зубу. Где-то в доме некий маг совершал дьявольский ритуал – творил не обычное заклинание, подобное тому, которое использовал Мултам, а значительно более сложное.

Эскандер предупредил Котару, что его родственники собираются использовать против нее некую темную силу. И, если это происходит сейчас, она должна это выяснить. Опасаясь, что ее заметят, ангел пробиралась по коридорам и лестницам, приближаясь к источнику магии.

Поначалу она не встретила на своем пути никого. Энергия ослабила ее внимание, но сами Ильмиеры и их слуги вряд ли могли почувствовать пагубное влияние этой магии. Хотя они должны были бы знать, что некий ужасный ритуал претворяется в действие, и, может, поэтому оставались в своих покоях.

В конце концов пульсация обнаружилась за дверью, сколоченной из тонких досок и охраняемой двумя часовыми. Выглянув из-за огромной вазы, Котара увидела, что они нервничают и чуть удивлены происходящим. Рычащие звуки молитвы, направленные в портал за их спинами, были достаточно раздражающими, хоть они и не понимали язык Бездны.

Сабул приказал Котаре скрывать себя от глаз людей, но его влияние на ангела рухнуло, и это дало ей возможность отклоняться от плана действий. Она просто дождалась, когда часовые ослабят бдительность, и прыгнула на них с верха лестницы. Резко сократив расстояние до них, она атаковала, прежде чем они могли бы нацелить на нее копья или прокричать караул, или хотя бы просто разглядеть, что за существо напало на них.

Осторожно пройдя в приоткрытую дверь, Котара обнаружила внизу длинную лестницу, которая вела в подвал. На полу в железных урнах мерцали зеленоватые огни – единственный источник света, и они отбрасывали на грубые каменные стены танец пятерых человеческих теней. Все колдуны были средних лет или старше, и без сомнения, являлись вышестоящими членами дома Ильмиеров. Каждый из них носил знаки, доказывающие знание тайных обрядов тьмы. Тошнотворно пахнущий дым от сгорания дурманящего вещества повис в воздухе.

Котара присела и произнесла благодарность за то, что ее перья светились лишь незаметно. Она наблюдала за тем, как нарастало песнопение. Когда оно завершилось, взметнулось пламя изумрудного цвета, и запульсировала магия, настолько мощная, что она могла рассечь воздух и убить.

Больше ничего не изменилось, кроме огня, вернувшегося в изначальное состояние. Если бы ангел не знала этот ритуал так хорошо, то могла бы подумать, что он провалился. Постепенно, однако, склеп начал остывать, пока в нем не стало холодно, как в пустом леднике. Но в некое мгновение Котаре показалось, что часть тьмы начала сгущаться и обретать четкую форму. Постепенно она стала мощной фигурой с омерзительного вида кожей, крыльями, как у летучей мыши и закрученным бараньими рогами. Глаза светившиеся тем же зеленым сиянием, что и огонь, горели под жесткими, похожими на горные хребты, бровями.

Котара забеспокоилась, так как узнала в демоне одного из знаменосцев властителей тьмы. Она вспомнила, что уже видела такое существо, командовавшее отрядом малых демонов во времена древнего восстания, когда духи тьмы почти свергли Божественную Волю, уничтожив ее народ, и погасили солнце, луну и звезды. Презирая себя, она задрожала от страха.

Пятеро смертных преклонились перед демоном.

Старейшая из Ильмиеров, горбатая старуха с пятнистой кожей и редкими седыми волосами, произнесла дрожащим голосом:

– Добро пожаловать, темный дух.

Предвестник тьмы лишь улыбнулся, оголяя ряды острых клыков.

Если старуха и была в замешательстве от подобного ответа демона, то есть от отсутствия его, то не показала этого.

– Моя семья доведена до отчаяния,– продолжила она. – Некая сила убивает…

– Я знаю о ваших бедах, – проскрежетало чудовище, – и также я знаю, что в этом виновен маг Сабул Хаджин, как вы и подозревали. Он умрет, если вы заплатите мою цену.

Седобородый колдун воскликнул: – Цену? Моя семья заключила договор с твоим родом!

Паладин тьмы взглянул на него сверху вниз. Котара не могла сказать, что именно старейшина Ильмиеров прочитал в его глазах, но этого было достаточно, чтобы он побледнел.

– Твой договор едва ли дает тебе право приказывать капитану легиона тьмы, – сказал, наконец, дух. – Если ты думаешь, что способен сам справиться с магом порядка, призови вурма. Он будет тебе покорно служить, не требуя ничего взамен. Но если ты хочешь помощи истинного владыки ночи, ты должен заплатить.

–Чего ты хочешь?- спросил старуха.

– Разрешения на убийство множества смертных ради моего развлечения.

– Мы согласны, – произнес некромант с повязкой на правом глазу. – Убей любого, кого ты найдешь в особняке Хаджинов.

Демон с хитрым видом покачал головой. – Боюсь, все не так просто. Ты должен на три ночи даровать мне свободу охотиться на кого угодно и где угодно. Кроме вашего дома, конечно.

Ильмиеры взглянули на него.

После непродолжительноого молчания одноглазый заговорил:

– Но почему? Почему ты просто не можешь просто убивать Хаджинов?

– Потому что их истребление принесет удовольствие лишь тебе, – ответило существо, – и это будет несправедливо. Ты должен корчиться в муках и истекать кровью, чтобы завербовать меня. У моей расы такие обычаи, и здесь ничего не поделаешь.

– Мы заплатим твою цену, – сказала старуха. – Я тебе обещаю.

–Хорошо, – согласилось существо.– Положите побольше смолы в урны и накормите меня. Мне нужны мое оружие и броня.

Котара развернулась и проскользнула обратно через дверь.

Как это часто бывало в последнее время, ее разум был заполнен противоречивыми переживаниями. Она ненавидела капитана тьмы. Как она могла она не ненавидеть его, если их расы были в войне с начала времен? И, разумеется, образ того, что он сможет натворить за эти три дня, вызывал у нее отвращение.

До сих пор она презирала смертных Жалфира. И имело ли значение, будут ли они мучаться или умрут? В самом деле, с тех пор, как демон появился здесь, чтобы убить Сабула и покончить с ее рабством, она должна радоваться появлению существа, готового взять месть магу на себя.

Хотя бы одна задача была решена. По воле магии Сабула у нее не было выбора, кроме как остаться в особняке и искать свою жертву. Неважно, что тем временем темный дух направится к Сабулу.

Или, по крайней мере, Котара так думала. Но, когда она перешагнула через лежащих без сознания стражников, ангел ощутила покалывание на коже и поняла, что энергия призыва окончательно ослабла.

Котара громко рассмеялась, не заботясь о том, что кто-то может ее заметить. Она бросилась бежать к ближайшему окну, сложив крылья, выпрыгнула наружу и полетела над городом.

Когда она вошла в комнату Сабула, воспаленные глаза мага расширились от неожиданности. – Ты быстро управилась, – сказал он. – Я думал, у тебя будут неприятности, учитывая, что Феррен находится под охраной в замке Ильмиеров.

– О, я могла бы убить его достаточно легко, – сказала Котара, – если бы захотела этого.

Исхудавший молодой маг смотрел на нее, уверенный, что он ослышался.

– Что?

– Но я не сделала этого, – продолжила она. – Вместо этого я хочу сделать вот что...

Легким ударом крыльев ангел перевернула стол. Сложные алхимические аппараты, собранные из стеклянных сосудов и трубок,обрушились на пол.

– И это.

Она опрокинула полку с волшебными палочками и посохами.

– И это.

Она схватила стул вместе с сидящим на нем магом и кинула его через всю комнату. Он ударился о книжную полку и упал на спину. Книги, обшитые белой потрескавшейся кожей и судебные архивы, обвязанные лентами, посыпались вниз, падая вокруг его головы.

Сжимая алмазный амулет, Сабул забормотал заклинание, предназначенное для восстановления контроля над ней. Котара почувствовала пульсацию маны из кристалла, и ощутила, как заклинание обретает форму. Но оно уже никогда не затронет ее.

– Это бесполезно, – произнесла она.– Ты не сможешь командовать снова. Рассказать, почему?

Сабул, все еще лежавший на полу в куче рукописей и свитков, взглянул на ангела и осторожно кивнул.

– Потому что я больше не существо небесной магии, – сказала она. – Я не понимаю, почему ты никогда не думал об этом. Вы, люди, остаётесь людьми, независимо от того, что вы делаете. Но мы – духи, гармоничные существа разума и души, и наша материальная составляющая – это лишь видимость, которая может измениться, если мы делаем то, что отрицает наша природа. Ты развратил меня, Сабул, сделав из меня палача и убийцу, и, как следствие, я более не являюсь ангелом. Я теперь некий новый вид... человека! Возможно, ты заметил – я огорчилась от того, что ты отнял у меня мою истинную природу, мою личность и мою связь с Божественной Волей. Но, по крайней мере, я вновь свободна, и это означает, что я свободна драться с тобой.

Котара приблизилась к нему.

Маг смотрел на нее в ужасе, но не потому, что боялся за свою жизнь.

– Я сожалею, – сказал он. – Я никогда не хотел причинить тебе вред. Я заметил, что твой внешний вид понемногу менялся в течении наших встреч, начиная с первой, но ты никогда мне не говорила, что это значит.

– Потому что я сама лишь недавно поняла, что это значит. Но, полагаю, я сказала тебе все. Теперь ты отпустишь меня?

– Я хотел бы сказать – да, но…– маг, наконец успокоившись, встал на ноги. – Делай что хочешь, Котара, я не буду сопротивляться. Верши правосудие от своего имени.

Она никогда не видела его таким, как сейчас. Он либо сражался, либо просил пощады, подобно всем людям, которых она убивала по его приказу. Ангел с радостью разорвала бы его на части, но в его раскаянии и признании было нечто, загнавшее ярость внутрь нее.

К счастью, это не имело значения.

Котара ухмыльнулась.– На самом деле я не хочу пачкать руки твоей кровью. Подобно тебе, я сделаю это не своими руками.

Он затряс головой. – Я не понимаю...

– Ильмиеры вызвали паладина тьмы Бездны, чтобы убить тебя. Он, вероятно, уже на полпути сюда, и я буду удовлетворена, отдав тебя в его руки. Он прирожденный мучитель, более, нежели я.

– Погоди, – ошарашенный Сабул растрепал пальцами свои грязные всклокоченные волосы.– Котара, я немного знаю о духах тьмы, хотя маги моего ордена никогда не призывали их. Я знаю о бойцах Ямы. Некоторые духи не будут сражаться за Ильмиеров, пока те им не заплатят. Какую цену потребовал паладин?

– Разрешение на охоту на смертных по всему городу на следующие три ночи.

– Нет! Даже Ильмиеры не согласятся на такое.

– Они боятся тебя, маг. Они сделают все что угодно, чтобы освободиться от тебя и от меня. Я предупреждала тебя, что если ты продолжишь эту войну, невинные люди попадут в большую беду.

Сабул потупил взгляд.

– Да, ты предупреждала, а я не прислушался. Таким образом, я не имею право на то, чтобы ты слушала меня сейчас. Но если демон убьет меня, это приведет к огромному числу смертей, возможно сотням или больше. Если ты останешься со мной, то мы получим возможность уничтожить его. Ты поможешь мне?

Ангел засмеялась ему в лицо.

Маг попытался взять ее за руки. – Я умоляю тебя. И прошу это не для себя.

Котара отшагнула от него назад. – Когда я все еще была ангелом, – сказала она, – меня могли призвать для сражения с темным духом или для спасения людей, которые могут от него пострадать. Но благодаря тебе, маг, я сейчас менее благородное существо. Теперь я могу поставить свое собственное благополучие во главе всего, и я не вижу причины рисковать жизнью, чтобы помочь городу, который я ненавижу.

– Тогда у меня есть только один выход, – мрачно ответил Сабул, подняв ритуальный клинок с серебряной рукояткой. – Если демон должен убить меня, чтобы получить свою награду, то я попытаюсь не допустить этого.

Котара усмехнулась.– Я сожалею, но твое самоубийство не поможет. Демон всего-навсего пообещал Ильмиерам, что ты умрешь прежде, чем наступит утро. Он не клялся, что убьет тебя сам, и, таким образом, твое самоуничтожение выполнит эти условия. Если ты надеешься спасти своих смертных, ты должен драться с демоном. Как долго твой разум затуманен от голода и недостатка сна? Ты не мылся с похорон Аксдана. Твои церемониальные одеяния грязные и дурно пахнут.

– Будь ты проклята! – вскричал Сабул. – Как ты можешь быть такой злобной, учитывая, что невинные люди в опасности?

– Я такая, какой ты меня сделал, – безразлично ответила она. – Прощай, маг. – Ангел шагнула к окну и вылетела через него в ночную тьму.

Вскоре ее уже не было в городе. Котара хотела подняться ввысь, подальше от поверхности земли, но у нее уже не было уверенности, что она дитя звезд. Что, если она встретит одну из своих сестер, и они будут презирать ту, кем она стала? Пролетая над океаном, ангел думала, что не сможет перенести этого. Черные волны мерцали в свете двух лун, и ветер нес запах соленой воды.

Она поняла, что ей некуда идти. Она говорила себе не волноваться об этом или о чем угодно ином – надо просто парить в небесах и радоваться свободе. Но Котара не могла. Внутри нее было полное отсутствие жизни, и ее разум посещали видения.

Она видела Сабула, голодного, истощенного и до сих пор убитого горем, но в его сущности все еще жил тот маг, служащий добродетели и правосудию, готовый пожертвовать собой ради спасения своего города. Конечно, он хочет отменить несчастье, созданное его же руками, и это едва ли оправдает его грехи. Как бы жестоко Сабул ни поступал с ней, Котара не смогла его возненавидеть, зная, что он перешел границы дозволенного из-за смерти своего брата.

Ангел также видела окровавленные, искаженные предсмертными судорогами лица молодых людей, которых она убила. Она представляла себе капитана тьмы, творящего подобные зверства в грандиозном объеме, пока улицы города не затопит кровь. Котара открыто ненавидела город с его жадными дворянами, дерущимися за крохи богатства и власти, которые проскальзывали между пальцами его алчного королевского величества. В действительности же, лучшими из жителей были простые люди, не принимавшие участия в борьбе вышестоящих за власть.

Котара внезапно ощутила частичку глубокой и верной любви ко всему человечеству и неоспоримое желание поступать в согласии с Божественной Волей – тем даром, который погиб вместе с ее ангельской природой. Все же она могла до сих пор различить человеколюбие и себялюбие, великодушие и злость, ответственность и уход от нее, и она признала, что будет неверным оставить Жалфир в такой момент. Кроме того, в этот раз ангел не станет думать, что это маг заставил ее. Теперь грех будет ее собственным выбором, и она подозревала, что ее вина в итоге может оказаться таким же бременем, как и горе Сабула.

Вскрикнув подобно огромному хищному ястребу, Котара развернулась и спикировала к земле.

Она увидела вспышки белого света и чернильные всплески мрака, то озарявшие, то затемнявшие небо над Дворянскими кварталами, в то время как она пролетала над гаванью. Тень ангела стремительно проносилась по городским крышам, и Котара наконец различила вдали то, что и ожидала. Всполохи света исходили из окон башни Сабула.

Заглянув внутрь, она увидела прежнего хозяина, распевающего молитву, в центре тускло светящегося круга – барьера против избранников тьмы. Небольшой ритуальный клинок сиял в одной поднятой руке, а посох цвета слоновой кости в другой, в то время как мраморно-алмазный амулет горел, подобно звезде, на груди мага.

Демон навис над ним. Его огромные крылья, казалось, заполнили комнату от стены до стены. Темно-синяя кольчуга покрывала его тело, и шлем с зазубренным гребнем защищал голову. Он двуручным мечом прорубал к Сабулу путь, наполненный тьмой, рыча все громче с каждым ударом. Оружие выглядело очень хрупким, подобно иллюзии, как будто оно было выковано из тени, и шипело, как кипяще масло в сковороде, соприкоснувшееся с водой. Каждый выпад проникал немного глубже в участок, отделенный магическим кругом.

Чудовище наносило удар за ударом. Амулет Сабула разрушался с отчетливым треском, и внезапно круг света пропустил в себя удар, предназначавшийся голове мага.

Сабул резко отпрыгнул назад, потеряв лишь немного волос. Но в тот же миг он свалился на пол со стула, который не выдержал прыти мага. Человек упал, и паладин Бездны набросился на него.

Возблагодарив судьбу за лишение себя благородства и возможность напасть на врага неожиданно, Котара влетела в комнату, схватила с полки из светлого дерева другой ритуальный клинок, и бросилась на чудовище с намерением всадить ему меч в спину.

Демон, должно быть, услышал, как она появилась, и плавно развернулся. Оружие ангела зазвенело, когда паладин тьмы отразил удар. Демон сделал ответный выпад в попытке снести ей голову, и когда она попыталась отбить его, теневой меч прошел через металл ее клинка, как будто он был и вправду тенью. Очевидно, дьявольский меч был материален только тогда, когда этого хотел его хозяин.

Котара нырнула под удар, но не достаточно быстро, чтобы полностью уйти от него. Теневой меч пронесся мимо ее головы, но задел верхушку левого крыла. Она ощутила острую боль, и кроваво-белое перо упало на пол.

Присев, она ударила своего противника в трехпалую ногу, но чудовище проворно отдернуло ее на безопасное расстояние, скользнув по деревянному полу. Ангел вскочила, и противники оказались в защитной стойке, рассматривая друг друга в поисках слабых мест.

Спустя несколько мгновений, пламенно-нефритовые глаза демона сощурились в недоумении. – Я никогда прежде не видел существ, подобных тебе, – прорычал он. – Что ты такое?

– Нечто, созданное Божественной Волей, чтобы противостоять отвратительным тварям, таким, как ты, – Котара говорила за сами небеса, все еще храня им верность, вне зависимости от того, что с ней произошло.

И она набросилась на своего врага снова.

Котара знала, что навыки боя у нее лучше, чем у демона. Но, хотя ангел и была быстрее, демон оказался сильнее, и имел больший размах крыльев и теневой меч, который парировал атаку противника, а сам не мог быть отражен. Эти атрибуты давали ее врагу преимущество. Но, возможно, она сможет отвлечь его, пока Сабул сотворит до конца достаточно мощное волшебство для борьбы с демоном.

Маг уже поднялся на ноги и продолжил читать заклинание. Завеса жемчужного света окружила его, когда волшебство приобрело очертание. Крылатая женщина молила, чтобы разрушения на мраморном алмазе не повлияли на силу магии, иначе все усилия окажутся напрасными. Сейчас ему потребуется вся энергия от лугов и полей, с которыми он установил мистическую связь.

Взмах крыльев Котары поднял ее достаточно высоко, чтобы нанести удар по глазам демона. Предвестник тьмы отбил ее клинок, порезав ей плечо. Ангел вспомнила, что, в отличие от врага, она не может отбивать удары, и чтобы прожить дольше, ей потребуется помнить об этом каждое мгновение. Она опустилась ниже удара и резанула существо по ребрам. Но его кольчуга отразила ее клинок.

Теневой меч опустился вниз, на ангела, и она едва успела увернуться, наткнувшись при этом на маленький круглый столик. Склянки свалились с него и разбились. Пока она пыталась вернуть себе равновесие, демон бросился к Сабулу.

Ошарашенная от неожиданности, Котара не смогла достаточно быстро погнаться за паладином тьмы, чтобы загородить смертного от него. Она лишь закричала, когда теневой меч пронесся над целью.

Сабул воскликнул слова заклинания. Защитный круг засветился ярче, и его посох вспыхнул белым светом. Хотя меч чудовища ни разу не коснулся ничего, кроме воздуха, он зазвенел и отскочил, как будто ударился о щит. В этот момент посох переломился надвое, и Сабул навзничь выпал из светящегося круга на спину.

Его противник рассмеялся и встал позади него. Котара замахала крыльями, хотя раненое крыло пульсировала болью с каждым взмахом, и приземлилась между ними. Ее клинок быстро промелькнул мимо демона, порезав ему вооруженную руку, и ангел увидела немного его крови, или скорее пара, источающего вонь разложения.

Демон прорычал и нанес ей ответный удар, который отсек бы ей крыло, если бы она не отдернула его в сторону. Она притворилась, что хотела отразить атаку, но потом, уклонившись, нанесла удар с другой стороны. Теневой меч вовремя вернулся в исходную позицию, но и Котара внезапно отступила, чтобы уйти от контрудара, и два создания остановились, чтобы вновь изучить друг друга.

Позади своей защитницы вновь начал читать заклинание Сабул.

– Ты хорошо сражаешься, – сказала Котара паладину Ямы.

– В другой раз я, может быть, жаждал бы продолжения нашей дуэли, но, увы, я с нетерпением жду возможности перерезать весь город. Можешь ли ты это себе представить, что три ночи я смогу убивать любого встречного смертного? Вообрази этих самолюбивых Ильмиеров, вылезших из своего укрытия, и узнавших, что в городе не осталось никого, кто бы правил. Было бы забавно на это взглянуть.

Крылья существа ударили, подобно грому, метнув его вперед, в попытке вскрыть ей грудь. Котара отскочила с его пути, желая полоснуть врага по горлу, но он отбил удар.

В мгновение, которое последовало за этим, Котара поняла, что ее враг сдерживал всю свою силу до сих пор, теперь дьявольский меч паладина был повсюду. Его удары заставляли ее уклоняться, так что ей редко удавалось переходить в наступление самой, и когда она пыталась это сделать, демон нападал на нее с еще большим напором, мощно парируя удары ангела. Одна из атак выбила ее из равновесия, угрожая ослаблением хватки и дальнейшей потерей оружия. Накрепко вцепившись в рукоять клинка, ангел все-таки сумела сохранить равновесие, не потеряв оружия, но теневой меч ударил по ней снова. Ее крылья забились, но она знала, что они не смогут переместить ее вовремя.

Теневой меч остановился в дюйме от ее головы.

В то мгновение она не поняла, почему. Потом Котара ощутила в воздухе магию, и поняла, что ее последняя цепочка выпадов и отступлений привела ее внутрь круга Сабула. Заметив ее положение, молодой маг приказал своим чарам защитить ее.

Враг атаковал снова. Когда ангел отчаянно уклонялась от его ударов, ее сердце бешено стучало, вооруженная рука наполовину онемела от попавшего в цель удара, а темное лезвие проникало в круг все ближе и ближе к телу. Она была измотана и слишком медлила, и это означало, что скоро – возможно, в это же мгновение, – теневой меч вспорет ее плоть. Резкий голос внутри нее, который она никогда не слышала, будучи ангелом, хныкал, что она должна спасти свою жизнь, улетев отсюда.

Котара игнорировала его, как могла.

За ее спиной, магия светилась и как будто плавила воздух, когда заклинание Сабула приближалось к завершению. Но сила волшебства копилась достаточно долго. Ангел оставалась невредима, но при этом была уверена, что демон убьет ее и займется магом прежде, чем тот закончит волшебство.

Даря Сабулу немного времени, Котара думала только об одном способе, который сможет помочь. Паладин тьмы атаковал ее, и она, вместо того, чтобы уклониться от удара, налетела на его клинок, устав защищаться.

Оружие противника прошло через пластину нагрудника и плечо. Хотя ангел еще не почувствовала боли, она поняла, что удар нанес страшный урон, почти отрубив ей руку и крыло. Но в это же мгновение лезвие ее собственного клинка пробило насквозь горло демона. Чудовище не ожидало, что она бросит любую надежду защититься, и ее безрассудная идея застала его врасплох.

Котара рухнула на пол. Ей потребовалось титаническое усилие для поворота головы, чтобы увидеть, как мучается паладин тьмы.

Огромное существо упало на одно колено, издавая отвратительные звуки удушья. Его крылья бились в судорогах. Он схватился за клинок, торчащий у него из горла, и принялся извлекать его, испытывая мучительную боль за каждый показавшийся наружу дюйм.

Но, наконец, он вытащил лезвие, и две бурлящие раны начали стягиваться. Демон хитро посмотрел на Котару, давая ей понять, что ее жертва была напрасной. Потом он поднял упавший теневой меч, поднялся на ноги и развернулся по направлению к Сабулу, который хладнокровно договаривал последние слова заклинания.

Энергия наполнила воздух вокруг. Демон шатался – священная магия наносила ему такой же ущерб, как и энергия, высвобожденная при его призыве, влияла на Котару. Избавившись от воздействия магии, существо бросилось на Сабула. Возможно, ему показалось, что он смог освободиться от действия заклинания прежде, чем оно завладело им.

Если это было так, то демон сильно ошибся. В комнату рухнули камни и бревна, словно крышу на своем пути разрушила некая невообразимая сила. Белая полупрозрачная лапа, в чешуе и с когтями размером с самого демона, опустилась в дыру в потолке, схватила темного духа и потащила вверх, в непроглядный ночной мрак, к массивным челюстям. Куски плоти демона сыпались обратно в комнату, когда его возмездие жевало и проглатывало его.

Дракон, такой огромный, что его задние ноги стояли на земле, был выше, чем башня Сабула. По его громадным размерам и прозрачности сродни призраку, Котара поняла, что это не призванное существо, подобное демону, а скорее всего артефакт Гильдии магов, сформированный из чар.

Дракон проглотил последний кусок и просто растаял.

Сабул бросился к Котаре. Она заметила обгорелую дыру в его одежде и обугленную кожу под ней. Его обжег мраморный алмаз, когда взорвался. Кроме того, он был весь исцарапан, с кровавыми синяками на лбу – вероятно, от упавших на него обломков крыши. Схватив ангела за онемевшую, почти отрубленную руку, маг проговорил:

– Котара, я прошу прощения! Я целитель, но…

– Я знаю,– сказала она. – Никто уже не сможет спасти меня. Демон ранил меня слишком глубоко.

– Я прошу прощения, – повторил он, – за все.

Она могла едва разглядеть его лицо. Комната, казалось, наполнилась тьмой, хотя она знала, что это был мрак в ее глазах.

– Я прощаю тебя,– ответила Котара.

– Что... – из его глаз текли слезы, – что случится с тобой, когда ты уйдешь?

– Как я могу это знать, – прошептала ангел, все больше застывая всем телом с каждым словом,– когда я уже не знаю, что я за создание? Я не боюсь. Возможно, я смогу переродиться в мою прежнюю форму. Была ли я в конце моей жизни еще немного похожа на ангела, или нет?

Сабул начал было отвечать, но она уже никогда не услышит то, что он хотел ей сказать.

Тьма озарилась лучами света, и Котара была уже где-то в другом месте.

Ответный удар Автор: Tom Leupold

Уже поздно, но я слишком взволнован, чтобы уснуть. Юношам, имеющим небольшой жизненный опыт, редко выпадает такая возможность. Я старался делать так, чтобы они гордились мной. Я честно служил моему народу. И никто не говорил мне, к чему это может привести.

-из журнала Финроя из Тиареля.

Перевод: Гракович А. Н.

Редакция: Ольга Jacinta Якубова / Павел Побединский

Я вырос в маленьком поселении Тиарель, в каких-то восьми милях от Джорнстада, столицы Восточного Къелдора. Хотя Тиарель был небольшим городом, он располагался вдоль главного торгового пути. В нем постоянно кипела деятельность: караваны и путешественники прибывали в любое время дня, солдаты и политики исправно выполняли приказы короля, а купцы, проезжающие мимо, продавали свои товары.

Мой дядя был одним из этих купцов, успешным ювелиром и мудрым человеком. Когда мои родители стали жертвами чумы, он стал заботиться обо мне как о собственном сыне. Он научил меня ответственности и торговому ремеслу.

Мы оба знали, что я не стану ювелиром. Я хотел быть историком, и мой дядя любезно согласился предоставить мне денежную помощь. После совершеннолетия я оставил Джорнстад, чтобы продолжить обучение в академии.

Я был взволнован, покидая родной дом, так как не получал удовольствия от поездок. По закону мы должны были путешествовать только с военным эскортом. Опаснейшие существа, двуногие и четвероногие, бродили по диким пустошам. Земли Доминарии после Войны Братьев навсегда стали другими. Ярость Урзы и Мишры вызвала значительные изменения климата, после которых земля до сих пор не восстановилась. Война, завершившаяся апокалипсисом, опустошила весь мир, принеся с собой холод и нарушив природное равновесие. Низкие температуры вызвали ужасный голод, и существа, которые не погибли сразу, стали более агрессивными охотниками, чем когда-либо прежде.

Некоторые из них были печально известны путешественникам. Гигантские насекомые, собакоголовые змеи – эти виды стояли на самом верху пищевой цепочки. Из них самыми ужасными были вурмы: огромные создания, которые скользили по земле, похожие на своих родичей-драконов, но без крыльев и ног. Один из них стал чумой для города Джорнстада. Горожане прозвали его Райндл. Он был огромный даже для вурма, со сверкающими оранжевыми глазами и множеством боевых шрамов, как мне рассказывали.

Много торговых караванов исчезло без следа между Тиарелем и Джорнстадом. Я не знаю, сколько людей пропало в глотке, полной острых зубов, но выжившие рассказывали ужасные истории. Они говорили об огромном существе, тихом как тень, которое скрывалось от света факелов и выжидало удобного момента для атаки. Поговаривали, что оно обладало разумом и поэтому было более ужасным, чем остальные. Немногие были так храбры или глупы, чтобы выйти из города после наступления темноты.

К счастью, мой маленький отряд не столкнулся ни с одним из этих вроде тварей о двух головах или крылатых хищников. Все удивительное ожидало меня в Джорнстаде.

Я ожидал толкотню и суету в этом оживленном городе, но там меня встретило нечто иное. В течение всего дня Джорнстад утопал в водовороте цветов и звуков, подобном бесконечному карнавалу. Купцы и пассажиры караванов постоянно прибывали и отбывали через городские ворота.

Главная аллея была украшена высокими тополями и яркими флагами. Она пролегала через общественные сады, известные как парк Ротчильда. Его украшал изящный мраморный фонтан, где два каменных льва боролись в брызгах воды.

Во время краткого лета, – такого же, как и нынешнее, – парк оживал от жужжания насекомых и множества оттенков цветов. Музыканты и актеры порой выступали бесплатно, радуя толпу, ненадолго отдыхающую от холодов.

Когда наступали холодные месяцы и с деревьев опадали листья, сады оставались не менее чарующими, чем были летом. Из спокойствия сплеталась некая магия. Это был мир зимнего безмолвия, нарушаемого только смехом детей, которые лепили снеговиков и бросали друг в друга снежки.

За садами находился оживленный центр Джорнстада. Лавки, пивные и молитвенные дома стояли по обе стороны улицы. Торговцы табаком мешались с волшебниками, попрошайками и скульпторами. Священники и кузнецы прогуливались рядом с плотниками и учеными. Уличные актеры с дрессированными животными пытались произвести впечатление на прохожих, в то время как посыльные торопились доставить письма. Аромат пирогов доносился со стороны продавцов, предлагавших товар голодным путешественникам. Это был восхитительный букет запахов.

Моя первая прогулка по Джорнстаду была переполнена новыми и удивительными впечатлениями. После того, как я два полных года посещал академию, я в конце концов начал чувствовать себя уверенно в городе, и это было место, которое я мог с гордостью назвать своим новым домом.

Солнце только что поднялось в зенит, стоял холодный безоблачный день, и я пытался собраться с духом, чтобы спросить Эвару, дочь пекаря, пойдет ли она со мной на Снежный праздник. Я оперся на дерево, разглядывая ее длинные белокурые волосы, заплетенные в повседневную косу. Она очаровывала меня голубыми глазами и дразнящей улыбкой. Я глубоко вдохнул и приготовился предложить ей это..

– Финрой, может быть, я помогу вам? – хорошо знакомый голос раздался позади меня. Я повернулся, увидев учителя Джерода, увлеченного и заботливого человека. Ему недавно исполнилось пятьдесят, и его волосы сверкали белым, как и его улыбка.

Джерод был добр ко всем, но его любимчиком был я. Мальчишки поговаривали, что в молодости он был воителем, но я никогда не верил этому. Его скромность сделала его всеобщим другом, и он знал чуть ли не каждого в городе.

– Чем поможете? – спросил я.

Он глубоко вздохнул, продлевая это мгновение.

– Герцог Девариукс пришел ко мне этим утром в поисках молодого человека из школы, для особой службы в королевском суде. Я думаю, ты знаешь, кто из мальчиков примет вызов. Герцогу нужен способный паренек, жаждущий приключений и способный быстро соображать.

Я разочарованно пожал плечами от разочарования. А меня не рассматривают вообще?

– Я не уверен, сир, – ответил я. – Может быть, Тадеус или Шабу? Они умные.

Широкая улыбка озарила его немолодое лицо.

– Я рекомендовал тебя, – сказал он после недолгой паузы, пожав мне руку. – Мои поздравления, Финрой. Эта служба твоя, если ты хочешь.

Я замолк, но снова взял себя в руки. Из-за волнения я чуть не забыл спросить:

– Что это за служба?

– Герцог Девариукс не сказал, но он имеет власть, и если он заявил, что это важный труд, то, держу пари, это возможность всей твоей жизни. Он сказал, что ты сможешь служить у самого лорда Ротчильда!

Лорд Ротчильд долго правил этими землями. Фермеры и купцы процветали при его главенстве. Мужчины боготворили его. Дамы падали от него в обморок. Даже дети следовали его примеру.

Переменчивый мир с Бальдувией начал становиться крепче. Рынки были богаты едой. Все было хорошо, и лорд Ротчильд давал всем надежду на будущее. Пятилетие его правления народ увековечил профилем лорда на монетах. Все покупалось за ротии, которые несли на себе высказывание лорда Ротчильда: стальная воля, серебряные речи, золотое сердце. Богатые купцы вкладывали свои деньги в строительство посмертных статуй в городском парке. Началось состязание – каждый хотел построить статую выше и красивее. Его лицо было везде.

Служить лорду Ротчильду было бы великолепнейшим опытом. Плечом к плечу с одним из величайших правителей в истории, я смогу изучить все его действия и увидеть, что придает ему такое великолепие. Я был чрезвычайно польщен, что Джерод рекомендовал меня на такую важную службу. Конечно же, я должен был ухватиться за такую возможность.

Но если я приму это предложение, мне придется оставить колледж, еще не завершив обучение. Однако я решил, что это небольшая потеря, потому что там не учили тому, чему я хотел. Я не был волшебником, но казалось, что я понимал значение белой магии и ее важность для всех къелдорцев. Я знал только, что это была наша история, наше настоящее и наше будущее.

Я не спал в ту ночь. Я размышлял о встрече с лордом Ротчильдом утром, и мой разум выдвигал множество вероятностей.

В общей спальне стояла невероятная тишина. Здесь не было никого из сорванцов, которые, скрывая свои делишки под покровом тьмы, при свечах играли в карты или в кости. Мне хотелось бы, чтобы тут оказался кто-то, кто отвлек бы меня, но, к сожалению, в помещении были только я и ночь.

На следующий день я рано проснулся. Надев мою парадную одежду, я пошел во дворец. Стража сопроводит меня от ворот в комнату для ожидания, где я должен буду пройти опрос. Мы прошли по каменному коридору, залитому солнечным светом.

Я был на грани нервного срыва. Я должен был встретиться с человеком, который когда-то мог бы править всей Терисиарией. Я с трудом выдохнул и продолжил идти.

Когда я подошел к порогу, я услышал разговор двух мужчин. Я мог уверенно сказать, что протяжная речь без запинок и ошибок принадлежала лорду Ротчильду.

Сперва он подсмеивался. – Я реально не нуждаюсь в камердинере, ты же знаешь. У меня есть ты.

– Милорд, – ответил другой человек, который мог быть только герцогом Девариуксом. Его голос звучал жестко, как колокольный звон. – Отвлекаясь на государственные дела, я не в состоянии посвящать вам столько моего времени, сколько заслуживает человек вашего положения.

– Ну хорошо, – вздохнул Ротчильд, – только смотри, чтобы он не мешал мне.

– Я уверен, милорд, что этот мальчик будет надежным и способным, и вы сможете полностью положиться на него.

Разговор резко прервался, когда я вошел в комнату. Лорд Ротчильд разлегся на низком диванчике, держа в руке бокал медовухи. Он окинул меня небрежным, но дружелюбным взглядом, то и дело потягивая напиток из бокала. К его рыжеватым волосам и блестящим голубым глазам очень шла лазурная туника, на которой, казалось, никогда не было ни единой складки. Мальчишеское лицо лорда приобрело хитрое выражение.

Все же я разволновался: в присутствии лорда Ротчильда было волнующе, и у меня слегка закружилась голова. Он излучал обаяние и, казалось, был воплощением всех положительных черт человека.

Лорд предложил сесть мне на высокий стул в центре комнаты, и сразу же мне начали задавать вопросы. Вдвоем они расспрашивали меня почти два с половиной часа.

Лорд Ротчильд задавал мне простые вопросы. Умею ли я читать и писать? Могу ли я продемонстрировать знания этикета?

Девариукс придумывал странные задачи, которые могли бы случиться в действительности, и ждал от меня их решения. Если лорд Ротчильд прольет суп себе на рубашку и не поймет этого, как я при этом буду действовать? Что необходимо сказать иностранным послам, если лорд Ротчильд отсутствует в данный момент?

Я отвечал на все вопросы так хорошо, как только мог, чтобы произвести на этих двоих впечатление. Они попросили меня покинуть комнату на время, чтобы они могли принять окончательное решение.

Когда я вернулся, лорд Ротчильд встал и протянул мне руку.

– Мое королевское величество назначает тебя на должность временного Королевского помощника, – проговорил он, как на официальном собрании, – и я рад принять тебя в королевский двор со всеми почестями и привилегиями, таким образом тебе пожалованными. Ты будешь выполнять все поручения, требуемые этой должностью, в течение одного месяца, который будет испытательным сроком. Если твоя служба понравится мне, то ты останешься на постоянной основе. – Мы пожали друг другу руки, и лорд извинился за то, что ему надо отойти по важным делам.

Девариукс подозвал меня, когда лорд Ротчильд покинул комнату.

– Сынок, я хочу объяснить тебе некоторые вещи,– сказал он со знанием дела. – Король – персона, которую необходимо обслуживать на высочайшем уровне. Я ожидаю, что ты будешь исполнять каждую его просьбу в своевременной и вежливой манере. Но это только начало. Лорд Ротчильд любит народ Къелдора, и он рассчитывает, что это взаимно. Его незапятнанный образ в народе очень важен для него, и необходимо потрудиться, чтобы он таковым и остался. Позволь, я буду честным с тобой, – сказал он, произнеся каждое слово с осторожностью. Его лицо при этом помрачнело. – Цена неудачи высока, особенно для таких молодых людей, как ты, у которых вся жизнь впереди.

Это навело на мысль, что мне будет не по плечу возложенная на меня ответственность.

На следующий день я прибыл к воротам дворца в назначенное время со всеми своими пожитками в охапку, и ждал герцога Девариукса, который покажет мне мою комнату.

По обе стороны ворот стояли солдаты Королевской стражи, прсягнувшие защищать лорда Ротчильда. Когда купцы, слуги, повара и плотники проходили через ворота, стража делала записи о прибывших, отбывших и об их товарах. Другие стражники патрулировали стены, вздымавшиеся высоко над землей. В общем, обстановка была спокойная. Лорд Ротчильд мог бы даже иметь намного меньше охраны, чем прежде, потому что в Джорнстаде не было ни единого человека, кто не процветал бы под его правлением.

Моя квартира была расположена в округе поблизости от королевского дворца. Этот округ был предназначен для служебного пользования, но я пользовался свободным проходом туда благодаря моим обязанностям. Комната была удобна, но не экстравагантна, с каменными стенами и только одним окном, которое, как правило, было темным большую часть дня.

Я быстро убрал свои вещи и пошел на встречу с герцогом Девариуксом, на которую он позвал меня для разъяснения обязанностей.

– Задача, стоящая перед тобой, будет нелегкой, – серьезным голосом произнес он. – Я надеюсь, ты исполнишь все как надо. Ты был выбран, потому что ты способнее и сообразительнее, чем любой мальчишка в твоем классе. Многие явления бывают не всегда такими, какими ты себе их представлял, но твоя служба означает, что лорд Ротчильд должен быть первым в списке этих явлений. Если он споткнется, то ты должен сделать все возможное, чтобы он не упал. Если он допустит ошибку, ты должен немедленно ее исправить.

Он рассказал мне о моих обязанностях и его ожиданиях, подчеркивая важность моей службы. Враги Къелдора всегда наблюдают за нашими границами в ожидании проявления нашей слабости. Наш лидер не просто символ нашей свободы; он залог нашей свободы.

Он объяснил мне политическую обстановку. Король и его жена, леди Ротчильд, были не в лучших супружеских отношениях. Он предупредил, что лорд Ротчильд был, как называл его герцог, «вольным человеком», и что между ним и его женой росло напряжение.

Это был политически мотивированный брак: къелдорский король и бальдувийская королева – лишь это принесло мир воюющим фракциям. Это сработало, но лишь на время. Полем битвы отныне стала семья. Стороны пока что прекратили обмениваться генералами и израненными в боях пленными солдатами, но начали обмениваться пререканиями.

При дворе все пытались делать вид, что это бесстрастная политика, но ссоры были их всеобщим достоянием. Королева была некрасива и не любила короля, но, даже если бы она была самым прекрасным существом во всем Терисиаре, все женщины Къелдора ненавидели бы ее из-за зависти.

После этого разговора я отправился на прогулку, вооружившись утвержденным расписанием лорда Ротчильда. Я пришел на плац подготовки стрелков, где я должен был поговорить с лордом Ротчильдом, практикующимся в стрельбе после полудня. Площадь была безлюдна, и я отправился искать его по всему дворцу. Я познакомился с моим новым окружением, расспрашивая слуг и садовников о том, где может находиться лорд Ротчильд. Поздним утром я, наконец, нашел его. Он сидел посреди королевского винного погреба на ящике, пробуя различные вина.

Лорд Ротчильд заметил меня.

– Подойди сюда, молодой Финрой, – позвал он. – Сядь и раздели со мной этот великолепный портвейн.

– Да, ваше величество, – ответил я. Я взял другой деревянный ящик и сел рядом с самым уважаемым человеком во всем Къелдоре. Хотя я был напуган присутствием его высочества, но его легкая и непринужденная манера общения успокаивала.

– Я пробую разные вина для встречи с лордом Барсусом из Оджуми, – сказал он, указав на четыре пустых бутылки позади него, и одну ополовиненную. – Это очень важно – иметь правильные напитки для встречи правителей. Правильная выпивка может смазать механизмы политической машины. Это секрет дипломатии.

Он сделал еще глоток и продолжил: – Бальдувийскую кровожадность можно смягчить таким вином, как это. Но неприятным людям, вроде него, подходят грубые напитки – выпивка с диким жгучим вкусом, которая развяжет язык и приведет его в мертвецки пьяное состояние. Однажды ты поймешь этих людей, и тебе станет ясно, что им годится только матросский джин. Подай это на переговоры, и ты заслужишь их уважение.

Я сидел с ним, слушая теории и гипотезы, основанные на спиртных напитках. Лорд Ротчильд мог увлекательно общаться на любые темы.

В следующие дни я изучал расписание лорда Ротчильда, которое было относительно свободным, и он оказывался в местах, менее всего ожидаемых от короля. Поиски часто приносили ошарашивающие результаты, и даже иногда заставали его в неловком положении. Частенько я находил его в королевском саду, где он «окучивал» одну из служанок леди Ротчильд, или на сеновале, где он валялся с дочерью конюха.

Если его не было в этих двух местах, то верное направление поиска обычно указывали следы из пустых бутылок. Я удивлялся тому, что лорд Ротчильд справляется со своими обязанностями, находя время для правления. Правда, Девариукс был всегда на всех городских событиях, и мог бы заменить короля.

Казалось, лучшим решением было бы оставить лорда Ротчильда в покое с его занятиями, но моя служба не стала бы из-за этого легче. Если леди Ротчильд захочет прогуляться по саду в неподходящее время, то это может разрушить их «идиллию». Я хотел быть уверен, что этого не случится.

Лорд не заботился о своей репутации, и таким образом я научился быть сразу везде. Леди Ротчильд ненавидела, когда он был пьян, а он напивался постоянно. Лучшее, что я мог сделать – это сократить частоту их случайных встреч.

Но, несмотря на все его явные недостатки, когда он выходил на сцену, творилось волшебство. Он умел очаровывать публику даром оратора, то воспламеняя людей патриотизмом, то, наоборот, умеряя их пыл. Он был как дирижер, управляющий многоголосым оркестром.

Лорд Ротчильд любил лесть, и мог пообещать что угодно, лишь бы услышать аплодисменты. Иногда я задумывался, действительно ли он сам понимает то, что он обещает, но его речи были столь притягательными, что это теряло значение.

Его публичные выступления были всегда величайшими событиями. Но население Джорнстада с волнением ожидало его появления на Снежном фестивале, где он обещал устроить турнир с сиром Удо, чемпионом боя на копьях.

Девариукс поставил меня в известность, что у сира Удо большие планы на власть. Он хотел получить назначение губернатора или занять дипломатический пост. Девариукс и лорд Ротчильд собирались поддержать популярность сира Удо, а что может быть лучше, чем публичная встреча с самой популярной личностью в этих землях? Девариукс сказал, что это его забота – люди должны чувствовать, что народ силен и един.

Состязание было назначено на следующий день, и после того, как я завершил свои обычные дела, я направился в оружейную, чтобы начистить доспехи лорда Ротчильда. Я прошел в комнату, куда разрешалось входить лишь немногим, и положил на пол тряпку и бутылку с китовым жиром, которые принес с собой. Там я отвлекся, чтобы рассмотреть королевский арсенал. Я никогда не видел так много оружия: ряды пик, алебард, молотов и мечей. Тут было всевозможное оружие дальнего боя, от отличнейших эльфийских луков и дротиков до обыкновенной пращи. Были и доспехи. Некоторые состояли из сцепленных друг с другом колец, подобно шерстяному свитеру. Другая часть была выложена листами металла внахлест. Но что меня действительно удивило, это доспехи из пластинок, похожие на драконью чешую. Тут было не просто снаряжение, а сокровища, и это место больше походило на музей, чем на оружейную.

Манекен в центре комнаты был одет в кирасу и шлем, которые будут защищать лорда Ротчильда от свирепых ударов копья сэра Удо. Передняя часть доспеха, обшитого золотом и серебром, была украшена изображением льва, застывшего, рыча, с поднятыми передними лапами, готового к броску. Глазами льва стали рубины, сиявшие подобно заходящему солнцу. Когти зверя были выложены слоновой костью и лазуритом.

Манекен был увенчан шлемом с высоким гребнем. Он был обшит золотом и украшен причудливыми цветочными узорами. Вокруг забрала располагались соцветия, сделанные из семиугольных драгоценных камней. Гребень был украшен огромными красными перьями неизвестной мне птицы, а металлическая поверхность шлема выглядела идеально гладкой. Я задался вопросом, надевали ли его вообще.

Большинство королей были бы рады увидеть такое снаряжение в своих оружейных. Мастерство изготовления казалось столь исключительным, что лишь магия могла проделать такое. Я не знал, где лорд Ротчильд приобрел эту броню, но точно не в наших краях.

За два часа я отполировал доспех. Когда все было готово, мои руки болели, а спина ныла, но снаряжение блестело, подобно луне в ясном ночном небе. Взглянув на него, я увидел, что мое отражение видно в нем лучше, чем в водах чистейшего горного озера.

На следующий день, казалось, каждый мужчина, каждая женщина и каждый ребенок Джорнстада вышли на улицы, чтобы принять участие в торжестве. Я, как и любой человек в толпе, волновался за лорда Ротчильда, которому придется выйти на поединок против сира Удо.

Я миновал участников, шатаясь под весом доспехов, которые я нес с собой в плотном холщовом мешке. День был жарковат для Снежного праздника, но всем было приятно отвлечься от повседневных забот. Дети дергали родителей за одежду, умоляя купить им сахарную палочку или тряпичную куклу. Кьелдорцы, молодые и старые, разглядывали изделия местных ремесленников, восхищаясь искусно сделанными масками или торгуясь о цене таблички с надписью: «Лорду Ротчильду – пятьдесят».

Оркестр играл «Живи свободно, Къелдор» – более веселое переложение традиционного марша. Влюбленные танцевали под мелодию флейт и эльфийских лир, мелодия разгоняла грусть и вызывала улыбку на каждом лице.

Я направился к конюшне, откуда лорд Ротчильд выйдет на арену. Отсюда я мог видеть всех зрителей, ожидавших, как и я, короля.

Я слушал музыку и искал знакомые лица, среди которых мне бы хотелось увидеть Эвару. Она будет удивлена, придя сюда и встретив тут меня. Но вероятность заметить ее среди огромного моря лиц была крайне мала. Поэтому я оперся спиной о стену и смотрел на зрителей таким скучающим взглядом, что если бы она увидела меня, то я бы не подал вида.

Время шло, но лорда Ротчильда не было. Люди начали собираться в ожидании турнира.

Шут, одетый в красно-белое, веселился над прохожими, передразнивая их манеры танцем своих марионеток. Куклы казались живыми, и лишь нитки, привязанные к ним, свидетельствовали об обратном.

Мои мысли вернулись к лорду Ротчильду. Он до сих пор не пришел. Лорд – ответственный правительи первый человек страны, успокаивал я себя. Конечно же, он появится. Раз он глава королевства, то он не сможет не прийти на значимое городское событие, особенно столь важное, как это, где он гвоздь программы.

Но ничего не происходило, и я был напуган до смерти. Я взглянул на огромные солнечные часы арены и увидел теневую стрелку на их циферблате. Каждое мгновение казалось вечностью, и толпа начала беспокоиться.

Девариукс вошел в конюшни и огляделся вокруг. Я разволновался еще больше, и попытался не встречаться с ним глазами. Ничего не сказав, он пронзил меня взглядом, который мог убить даже вурма. Казалось, что он читает мои мысли. Его взгляд медленно переместился на доспехи, лежащие на полу.

Девариукс резко развернулся и вышел.

Сейчас он, вероятно, направился в дворцовую темницу, чтобы найти мне самое ужасное и гиблое место, где нельзя различить ночь и день, и где крысы объедят мое истощенное тело. Так дворец окажется моим домом до последнего дня.

Я выбежал из конюшни на пустынные улицы. Я метался от дома к дому, проверяя все места, где когда-либо видел лорда. Его не было в банях, на игровом поле и в винном погребе. Его даже не было в оружейной, и я сомневался, что он хотя бы близко подходил к библиотеке, но мне было не до раздумий.

Моё отчаяние росло, и я знал, что время идет. Но его не было. Его никто не видел, и доспехи лежали нетронутыми.

Я знал, что другого выхода нет. Я схватил кирасу и надел ее так быстро, как только мог, закрепляя пряжки и шнурки. Потом я опустил на свою голову огромный шлем и опустил забрало. Поскольку толпа думала, что я лорд Ротчильд, я должен был сделать все так, чтобы стать достойным легенд о нем.

Я подозвал на помощь конюха и после нескольких неудачных попыток взобрался на белого коня лорда Ротчильда. Прежде, чем мой здравый смысл смог бы остановить меня, я въехал через ворота на арену. Попав на свет из темной конюшни, я мгновенно был ослеплен, но услышал восторженный рев толпы.

Несколько мгновений я наслаждался славой и любовью народа.

Когда я поднял забрало, то увидел сира Удо, ожидавшего в центре арены. Он был одет в доспехи, подобно военной машине, монолитной, как обелиск. Его броня была ярко-красной с черными узорами и слепила мне глаза. Он весь сиял, подобно падающей звезде. Был ли это трюк со светом или магия, я не знал.

Сир Удо восседал на вороновом коне. Его крепкие копыта бились о землю, а голова скакуна была настороженно опущена. Конь, казалось, едва сдерживался из-за лязга стали и из-за запаха пыли с кровью.

Конюх подошел ко мне со знаменем Къелдора и воздел его в воздух, после чего я три раза проскакал вокруг арены, как было заведено. Девушки бросали мне цветы, а дети махали руками. Я поприветствовал их в ответ поднятой рукой, едва не свалившись наземь. Шлем съехал мне на глаза, закрыв весь обзор справа, потому что изначально был выкован не для моей головы.

Ликование толпы доставляло мне удовольствие, но вся эта история с обманом не давала покоя. Я направил лошадь к дальнему концу длинной деревянной изгороди, и там повернулся лицом к моему сопернику.

Сир Удо ждал меня с холодным спокойствием, уверенный в своем рыцарском мастерстве. Я глубоко вдохнул и пришпорил коня. На мгновение я растерялся, когда могучий королевский конь начал разгоняться, приближаясь к рыцарю. Мое равновесие было нарушено, я покачнулся от бурной скачки и вцепился обеими руками в коня. Мое копье повисло в воздухе, еле держась между рукой и телом. Расстояние сокращалось быстрее, чем я предполагал, и я попытался поднять оружие, но прежде этого копье сира Удо со всей яростью врезалось мне в грудь.

Мир начал удаляться от меня, когда я отлетел назад, подобно кукле на ниточках. Казалось, что все вокруг затихло, за исключением пронзительной боли в груди. Я бы тоже закричал, если бы мог дышать. Казалось, что шерстистый мамонт наступил мне на легкие, в то время как изнутри их опалил огонь. Когда воздух вернулся, я смог дышать лишь тяжело и часто, с приступом боли на каждом вдохе.

Я огляделся и увидел рыцарей и оруженосцев, спешащих помочь мне. Собравшись с мыслями, я неуверенно встал на ноги и замахал им, показывая, что не нуждаюсь в помощи. Я опасался, что с меня снимут шлем и раскроют мой обман всем присутствующим. Отчаянно пытаясь показать всем, что способен идти сам, я побрел к краю арены. Некоторые рыцари пытались поддержать меня, когда ко мне подошел Девариукс в окружении королевской стражи. Он отпустил тех, кто стремился помочь, и тогда я окончательно оставил последние попытки остаться в сознании.

Ангелы парили в воздухе, распевая самые красивые мелодии, которые я когда-либо слышал. Мириады голубых и зеленых пузырей, таинственно сиявших, проходили сквозь меня, подобно светлячкам в море жидких алмазов. Ангельские песни медленно затихали, и тупая, ноющая боль вернула меня обратно в сознание.

Я очнулся и увидел целительницу, королевскую травницу по имени Ариэль. В ее тридцать лет у нее были глаза, как у ребенка, и волнистые темные волосы. Она носила свободную белую блузку и ничем не примечательную монету на золотой цепочке, обвивавшей ее шею. Я взглянул на монету и понял, что мое зрение до сих пор затуманено, чтобы разглядеть мелкие детали. Гул в ушах тоже не прекращался.

Ариэль заметила, что я очнулся. – Как ты себя чувствуешь? – спросила она.

– Не знаю. Я, как будто побывал в другом мире.

– Что же с вами случилось? – продолжила она расспросы, накладывая волшебную мазь на мою рану.

– Хм-м... Несчастный случай на охоте, – ответил я, чувствуя себя слишком слабым, чтобы хорошо врать.

Она улыбнулась. – Несчастный случай на охоте?

– Меня лягнула лошадь.

Она продолжала улыбаться. – Ты слышал про ужасный удар, поразивший лорда Ротчильда на турнире?

– Конечно, – сказал я. – Как он, все хорошо?

– Да, с ним все будет хорошо, – рассмеялась она.

Ариэль словно заново собирала меня часть за частью. Пока она заговаривала мою рану и смешивала снадобья, мы разговаривали с ней. Она рассказала мне о людях Джорнстада, которые были разочарованы проигрышем лорда Ротчильда, готового при этом оправдаться за свое поражение. Сир Удо стал более популярен, чем когда-либо, и горожане были возмущены матчем-реваншем. Я не хотел думать об этом.

Я получил два урока белой магии в этот день. Доспех лорда Ротчильда оказался зачарован могущественной магией. Если бы она оказалась слабее, то я бы, вероятно, погиб от удара, хотя моим сломанным ребрам легче от этого не было.

Я также получил из первых рук урок применения удивительной целительной магии. Мази и снадобья Ариэль поправили мое здоровье, и после еще одного дня отдыха я был готов вернуться к работе. Ариэль сказала, что она имела дело и с более серьезными ранами, чем моя.

Однако я понял, что целебная энергия белой магии не была основной причиной страха врагов Къелдора. Не только могущественная защита стала символом величия нашей нации. Тут было что-то еще, думал я.

Ариэль порекомендовала мне постельный режим до конца дня, но, поскольку я не чувствовал усталости, я сидел в кровати и читал приключенческий роман.

Через несколько часов лорд Ротчильд пришел навестить меня. Я хотел прокричать ему в лицо: «Где же вы были?» – но, конечно, я не мог сказать такого королю, и мы оба избегали этой темы.

– Ты сообразительный юноша, Финрой, – сказал он с некоторой неуверенностью в голосе. Он был более подавленным, чем я когда-либо его видел, и смотрел на меня очень серьезно. – Я был горд за тебя как за моего королевского помощника. Ты показал свое истинное лицо и превосходно справился с обязанностями. Мои поздравления.

– Спасибо вам, сир, – прохрипел я.

– Хорошо. Целительница сказала мне, что ты полностью восстановился, – лорд быстро сменил предмет разговора. – Я рад был это услышать.

Несколько минут мы вели светскую беседу, а потом лорд Ротчильд пожелал мне всего хорошего и, извинившись, удалился.

Вечером явился следующий посетитель – Девариукс, которого интересовал только я, и от которого до сих пор я слышал только угрозы. Казалось, что он пытался показать свою заботу о моем благополучии.

– Твоя услуга королю была оценена должным образом, – сказал он. – Ты истинный патриот и честный гражданин народа Къелдора.

Даже когда герцог осыпал меня комплиментами, его манера общения не менялась. Если бы я слышал лишь тон его голоса, а не слова, то, вероятно, начал бы опасаться за свою жизнь. Только его поведение заставляло поверить в его дружественный настрой.

Он дал мне коробку вафель, пропитанных каким-то сиропом. Как Девариукс объяснил мне, их испекла его матушка. Она всегда давала ему такие вафли, когда он болел. Мысли вслух герцога Девариукса о его маме вызвали у меня усмешку. Я взял одну вафлю. Она была неаппетитной на вид и мерзкой на вкус – самая мерзкая стряпня, которую я когда-либо пробовал. Несмотря на почти непреодолимый позыв выплюнуть вафли, я набивал ими рот одной за другой.

Это было первым проявлением доброты, которое я увидел от этого человека, и я, конечно, не желал оскорбить ни его, ни, тем более, его матушку. Я лишь спрашивал сам себя, почему все народные целебные средства столь неприятны и невкусны.

Мы разговаривали с Девариуксом, и его искренность была необычна. Он рассказал мне, что отец лорда Ротчильда погиб на турнире, когда лорду было шесть лет. Его мать скончалась на следующий год от чахотки. Молодой лорд Ротчильд рос без родительских наставлений. Все взрослые обходились с ним, как с принцем, и только. Лорд был образцом безответственного поведения, которое могло бы погубить его. Его спасали лишь две вещи: он знал, как окружить себя способными советниками и помощниками, и он имел обаяние и задатки правителя.

Девариукс также поделился со мной полезными сведениями. Он рассказал мне о местах, где мог оказываться лорд Ротчильд в различное время суток, если его не было там, где он должен быть. Само собой, точно утверждать ничего было невозможно, но зато эти данные были шаблоном, который я мог использовать, чтобы избежать будущих разочарований в моих рыцарских способностях.

После беседы герцог развернулся и ушел прочь. Уже у двери он сказал лишь одно:

– Ты амбициозный молодой парень, и ты можешь попытать счастье на службе королевскому двору.

Спустя недолгое время, затраченное на выздоровление, я снова вернулся к своим обязанностям. Мои заботы в этот раз были связаны с общественными и дипломатическими списками дел лорда Ротчильда. В дополнение ко всему, следующие две недели он планировал произносить речи на городской площади.

В один из назначенных дней я посетил одну из таких встреч – самую обычную церемонию. Лорд говорил со своего балкона, и подбирал каждое слово так умело, словно находился в своей стихии. Его голос разносился по всей площади, и его воздействие на толпу напоминало влияние кобры на свою жертву.

– Магия Къелдора будет отдаваться эхом в бальдувийских залах. Она промчится метелью сквозь холодные леса Финдхорна. Она скроется во тьме, и сомкнется мертвой хваткой на горле Лим-Дула. Враги Къелдора будут разметаны, подобно соломе на ветру, нашей непобедимой армией. И, в символическом жесте къелдорского величия, завтра утром я отправлюсь один в самое сердце леса, чтобы убить подлого чешуйчатого вурма Райндла. Его голова станет украшением городской площади и символом гордости Къелдора.

Толпа взревела.

– Нет предела нашему величию! – выкрикнул кто-то из людей. – Къелдор воистину величайшая нация, которую когда-либо видела Терисиария!

После речи у меня возникли опасения. У лорда Ротчильда, казалось, не совпадут слово с делом, и я стал единственным, кто должен был оправдывать его обещания.

Мое настроение отчасти улучшилось, когда я в тот же день, но позже, сопровождал его на тренировку по мастерству ведения боя.

– Как вы убьете это существо, ваше Величество? – спросил я, когда мы въехали на тренировочную площадку.

– С помощью хитрости, – ответил Ротчильд.– Чтобы свалить его, мне понадобится парочка хорошо поставленных ударов.

Возможно, вы сможете умиротворить его, угостив матросским джином, чуть не сказал я.

– Ты слишком сильно беспокоишься, Финрой. Я думаю, это поэтому, что ты не пьешь. Или, возможно, мне стоит послать к тебе хорошенькую девушку, которая успокоит тебя.

– Я только пытаюсь быть практичным, сир.

После того, как мы привязали наших лошадей, мы зашли на площадку, занятую лучшими воинами Къелдора. Каждый демонстрировал свои умения лорду Ротчильду, в то время как я держал его оружие.

Первым уроком для короля было владение мечом. Соломенные мишени были расположены на одинаковом расстоянии вокруг лорда Ротчильда, и ему пришлось применить освоенные им умения к каждой из них. Он переставлял ноги, подобно танцору, и с великолепными пируэтами обрушивал меч на соломенные куклы. Все движения король переиначил на свой лад до неузнаваемости. Хотя он редко промахивался по неподвижным мишеням, я не был уверен, как это поможет ему убить вурма Райндла. Я понял лишь, что лорд Ротчильд сможет ловко убивать соломенных болванов.

Следующим уровнем была тренировка стрельбы из лука. Мастер порекомендовал обездвижить вурма ядовитой стрелой. Лорду Ротчильду, казалось, понравилась эта идея, но он оказался неспособен овладеть лучным боем. Стрелы летели то выше, то ниже, и ни одна из них не достигла цели. Одна прошла в опасной близости от мастера, едва не задев его, и лорд Ротчильд поспешил закончить занятие.

Я провел остаток дня, наблюдая за его тренировкой с пиками и алебардами, топорами и пращой. В конце я не был уверен, что был достигнут хоть какой-то успех, но лорд Ротчильд, казалось, был очень горд за себя, и поэтому мы все поздравляли его.

– Я разрублю чешую вурма одним ударом этого могучего топора! – прокричал лорд Ротчильд, подняв оружие над головой и раскачиваясь, с трудом удерживая равновесие.

– Ох, горе врагам Къелдора, – ответил я.

Мы упаковали наши вещи в седельные вьюки и покинули тренировочную площадку. Лорд Ротчильд сообщил мне, что ему не терпится вступить в схватку с вурмом, и попросил меня принести бутылку вина и встретить его завтра утром у фонтана парка Ротчильда. У меня пропал аппетит, и я не спал всю ночь.

Когда пришло утро, я быстро оделся и направился в парк, увидеться с лордом Ротчильдом, спешащим на великолепную охоту. Я остановился купить джорнстадского вина у заикавшегося священника, и мое настроение улучшилось, когда начало рассветать. Я пришел на полчаса раньше и терпеливо ждал.

Я больше ничем не мог помочь королю, но полагал, что происходящее принесет славу Къелдору. Бальдувийцы будут трястись от страха, услышав об этом. Конечно, мог быть и другой исход событий, который я не рассматривал. Лорда Ротчильда мог съесть вурм, и тогда бальдувийцы могут напасть на ослабевшее королевство, погрузив весь Къелдор в дымящиеся руины. Я пытался не думать об этом.

Солнце поднималось все выше и выше, а лорд Ротчильд до сих пор не появился. Я думал, что он, вероятно, захочет пойти на попятную, и поэтому вышел раньше назначенного времени. Решив удостовериться в этом, я после двух часов ожидания направился искать его во дворец.

Бродя по дворцу и окрестностям, я расспрашивал всех, кого встречал, не видели ли они лорда Ротчильда. Ни садовник и ни одна служанка его не встречали. Я услышал пронзительный голос леди Ротчильд, устроившей свои собственные поиски.

Я искал на стрельбище, на кухне, в приемной зале и даже в борделе. Все было безрезультатно. Потом я решил быстро проверить конюшни, чтобы проверить, взял ли лорд Ротчильд своего коня. Я открыл дверь и шагнул внутрь, и там стал свидетелем ужасного для меня зрелища. Кровь ударила мне в голову, и мои ноги подкосились. В это мгновение я слышал лишь свое сердцебиение. Наихудшие подозрения оправдались: лорд Ротчильд лежал, громко храпя, на полу, и вокруг него валялись пустые бутылки. В его взъерошенных волосах запуталась солома, на нем не было обуви, а штаны были надеты задом наперед. Вокруг пахло спиртным, и я почувствовал легкое головокружение.

Я понимал, что если головы Райндла не будет следующим утром на городской площади, то Девариукс заменит там его голову моей.

Без раздумий я помчался в оружейную, где меч и доспех лорда Ротчильда лежали, сверкая в тусклом свете факелов. Я схватил клинок и стремглав выбежал на улицу. Мой разум был словно затуманен, когда я мчался через узкие переулки города в лес Финдхорн.

Я ворвался в лес, на бегу огибая деревья на моем пути. Небо было пасмурным, а зеленые хвойные иголки и рыжеватые листья могучих столетних деревьев блестели в тусклом свете. В любой другой день это стало бы красивым зрелищем, но сегодня мир для меня был словно окрашен черной краской, и единственными звуками был хруст листьев под моими ногами и стук крови в висках.

Много часов я то брел пешком по лесу, то переходил на бег. Я был готов броситься на вурма, если он покажется. Через некоторое время я остановился, чтобы оценить сложившееся положение. У меня в голове возник план действий. Я убью вурма и заберу его голову, а после прокрадусь назад по темноте на городскую площадь, пока все спят, и оставлю голову там.

Я не был воином. Моей единственной возможностью было убить Райндла спящим. Я обнаружу его логово. Такому большому существу, как вурм, будет сложно спрятаться. Но вскоре я понял, что лес Финдхорн был огромен.

Я искал места, где, по моему мнению, вурм должен был прятаться – в больших кучах листвы или пещерах. На одно из таких мест я натолкнулся. Здесь валялись мертвые деревья и камни, но я не увидел ни единого признака вурма. Я с надеждой прошелся вокруг, хоть и не был уверен, на что именно надеюсь. Действительно ли я хотел найти это существо?

Реальность начала пугать меня. Я мог не обнаружить вурма, и тем более не убить его. Мое зрение затуманилось, и слезы отчаяния хлынули из глаз. В разочаровании я опустил меч и упал на листья на земле. Мои руки оцепенели от стужи, но мне было все равно. Я желал, чтобы смерть от холода решила все мои проблемы. Я лежал без движений, пока холодный ветер убивал меня, и спрашивал себя, как я справлюсь с этими безнадежными обстоятельствами. Я оплакивал свою судьбу, проклиная богов и свое безрассудство.

Я не знал, как долго я лежал на листьях, но мне стало казаться, что холод не спешил меня убивать, и мне придется выкручиваться самому. Так я встал и поднял меч, еле удерживая его окоченевшими пальцами.

Темнота поглощала лес, и пошел снег. Я слышал странные звуки, словно лесные хищники собирались на вечернюю трапезу. Я понял, что я сам слишком сильно проголодался – я ничего не ел с вечера предыдущего дня.

Без света мои шансы убить Райндла стремились к нулю, в то время как риск погибнуть взлетел до небес. Я поспешил назад в город.

Я никогда не был так глубоко в лесной чаще. Холодный воздух сковывал мои легкие, и рана на моей груди заболела. Деревья, казалось, обросли шкурами и тянулись схватить меня. Каждый холм, покрытый мхом, казался мне затаившимся вурмом.

Все начало выглядеть одинаково в тусклом свете луны, и меня окружала бесконечная процессия деревьев. Я сосредоточился и направился к дому.

Я оставил лес позади сравнительно быстро. Стараясь быть осторожным, я все же мчался, подобно дикому быку. Вскоре я предвосхитил теплые объятия Джорнстада, увидев впереди дома.

Когда я добрался до границы города, проходя мимо домов, находящихся за городскими стенами, я совсем поник головой. Мое тело ослабло, и суставы болели. Я был опозорен и измучен. Я не справился со своими обязанностями и, возможно, подготовил почву для падения Къелдора.

Ужасный грохот раздался позади, отвлекая меня от моих мыслей. Я услышал страшные звуки – с корнем вырывались деревья и ломались кустарники, словно сотня молний ударила позади меня.

Я развернулся и увидел, как среднего размера дерево было раздроблено в щепки. Над обломками возвышался свирепый Райндл, еще более впечатляющий наяву, нежели в ночных кошмарах. Голова вурма была драконоподобной, но гладкой, и его синяя чешуя сверкала в тихо падающем снеге. Глаза огромного существа были пламенно-красные, крохотные, как булавочные головки, и это говорило о его свирепом нраве. Он смотрел мне прямо в глаза.

Охотник стал жертвой. Я бросил меч и инстинктивно шагнул назад. Существо открыло огромную пасть и издало рев, который сотряс небесный свод. Его хвост полз ко мне, двигаясь, подобно змее, прорываясь через кустарники. Он был таких огромных размеров, что преодоление расстояния между нами заняло у него всего лишь две секунды.

Райндл ударил меня хвостом по ногам, сломав мне правое бедро и отправив меня в короткий и болезненный полет. Я приземлился в густую чащу. Колючки рвали мне кожу, пока я пытался уползти в относительно безопасное место.

Обернувшись к деревне, я увидел невероятное зрелище. В реве сирен горожане выбегали на улицы, бросаясь мне на помощь. У некоторых были мечи и луки, но большинство несло с собой рабочие орудия, ставшие оружием, начиная с гарпунов у охотников и заканчивая бритвами у цирюльников. У некоторых мужчин нашлись ломы и лопаты, у женщин – грабли и факелы, и все они двигались с бесстрашной решимостью.

Я повернулся, чтобы разглядеть, чем ответит на это существо. Я лежал на расстоянии от того места, где хвост вурма отправил меня в полет. Тварь более не шевелила им, ей это и не было нужно.

Вурм вытянул свою длинную шею, раскрыв пасть и опустив голову на уровень крыш домов так, что я ощутил его жаркое дыхание.

Один из горожан швырнул в Райндла факел, попав ему в морду. Существо внезапно захлопнуло пасть и отшатнулось с ошеломленным взглядом. Факел, возможно, не смог нанести какого-либо вреда такому огромному чудищу, но вурм был удивлен тем, что маленькая жертва отважилась дать ему отпор.

Получив преимущество из-за нерешительности Райндла, крестьяне начали обступать его со всех сторон. С каждым мгновением людей становилось все больше и больше. Городская стража выпустила стрелы по толстой шкуре вурма. Одна женщина попыталась попасть солью ему в глаз. Дети с расстояния забрасывали его камнями.

Существо было сконфужено. Подобно пауку, попавшему в муравейник и окруженному его обитателями, он не знал, что делать. Он двинулся вперед на несколько ярдов, но остановился и изменил направление. Крестьяне сражались мужественнее, чем любой хорошо натренированный солдат – они дрались, как люди, защищающие свой дом.

Вурм с трудом продвигался к лесу, пытаясь оставить крестьян позади. Импровизированный батальон продолжал яростную атаку, пока вурм окончательно не сдался. Чудище устремилось в лес, расшвыривая по пути деревья и огромные камни.

Храбрые горожане вопросительно смотрели друг на друга, не веря в происходящее. До сих пор они стояли вместе, понимая, что совершили то, с чем никто не мог справиться в одиночку.

Одни постепенно приходили в чувство. Другие пошли к целителям помогать раненым. Чудесным образом никто не погиб.

Этой ночью началось празднование, которое продлилось пять дней. Вино лилось рекой, как и песни, прославляющие Къелдор. Барды слагали поэмы в память об этом событии. Мастера ваяли статуи и собирали фрески.

Люди Джорнстада восхищались мудростью лорда Ротчильда, который, устроив противоборство с вурмом, принес им веру в себя. Его чествовали, как героя нынешних дней.

Зелёный

Магия зеленого цвета отвечает за равновесие противоположностей. Те, кто благоволит ей, считаются надежными и легкими в общении личностями. Они не импульсивны, как те, кому нравится красный цвет, и не замкнуты в себе, как любители синего. Те, кто связывает себя с зеленой магией – приспособленные к обществу и органичные люди. Они придерживаются традиций, но все же стараются искать и пробовать новое в своей жизни. Слово «зеленый» иногда ассоциируют с ревностью или неопытностью, но те, кто понимают его, лучше остальных знают, что это цвет природы, свежести, мудрости и удобства. Они обладают деликатностью в вопросах обычаев и хороших манер. Зеленый – это изобилие питания и богатство. Его почитатели спокойны, но иногда воинственны, и всегда стремятся вернуться к своим корням.

Плут Paul B. Thompson

Перевод: Гракович А. Н.

Редакция: Ольга Jacinta Якубова / Павел Побединский

(Около 4000 по Аргивскому летоисчислению)

Сталь звенела о сталь в слабом свете сумерек. После короткой борьбы двое мужчин отпрыгнули друг от друга, и один из них сделал тщетную попытку зацепить другого. Отчаявшийся соперник был весь в поту. Длинный неглубокий порез, скорее болезненный, чем опасный, пересекал его грудь от левого плеча до нижнего правого ребра. Кровь запятнала его уже не раз заплатанную рубаху.

Его противник был невредим. Изысканно одетый и с взъерошенными волосами, молодой Джорен стоял, потягиваясь и небрежно положив меч на плечо.

– Достаточно, Эдгар? – спросил он.

Раненый мужчина прижимал руку к окровавленной груди. Вид его собственной крови привел его в ярость за гранью здравомыслия. С гневным воплем Эдгар накинулся на Джорена, выбросив вперед руку с мечом. Джорен увернулся в сторону, балансируя на пятке и сделав так, что Эдгар с головой нырнул в высокую траву, растущую на поляне у леса. Он споткнулся, выронил меч, когда его рукоять воткнулась в землю, разжал руку и упал лицом в траву.

Никто не смеялся. Секунданты разошлись по дружественным сторонам. Друзья Джорена принесли ему кубок вина.

– Ты доволен? – спросил Джорен, когда Эдгар поднялся на ноги.

Вместо ответа тот принялся искать в траве свой потерянный меч. Его друзья лениво наблюдали за ним, и Эдгар прорычал: – Не стойте, помогите мне найти его!

Его друг по гильдии Артул сложил руки на груди и сказал:

– Нет, Эдгар. С тебя достаточно. Нет стоит биться дальше.

– Я сам буду решать, когда с меня достаточно!

– Он прав, ты же это понимаешь, – Джорен кинул свою изящную рапиру слуге. – Нет смысла продолжать бой.

– Я – потерпевшая сторона.

Джорен шагнул вперед и схватил Эдгара за окровавленную рубашку. – Я победил, – сказал он холодно. – Думаю, что после этого даже такой болван, как ты, должен все осознать. Держись подальше от меня, Эдгар, и подальше от Рилианы. Если ты не понял, то в следующий раз ты будешь нуждаться не в новой рубашке, а в саване!

Джорен, его друзья и слуги повернулись к ожидавшим их каретам. Когда об их пребывании здесь напоминали лишь щелканье кнутов и грохот копыт, Эдгар медленно опустился на колени. Побежден. Опозорен. Его жизнь была кончена.

Артул и Маккей ждали его. Взятая напрокат карета обошлась им по пол-корла за час – деньги, которые они зарабатывали с трудом.

В конце концов Маккей сказал:

– Мы уходим, Эдгар. Ты идешь?

Эдгар, стоявший на коленях, ничего не ответил. Маккей нахмурился и начал убеждать его друга поехать с ними, но Артул взял его под руку и повел к карете.

– Дай ему побыть одному, – сказал он. – Он сможет дойти пешком до города. Аргивия недалеко.

Извозчик натянул поводья, и карета, качаясь, покатила прочь. Эдгар сел на траву и зарыдал, не только из-за позорного поражения на дуэли, но и из-за потери Рилианы, любви всей его жизни.

Последний красный луч заката за западными холмами исчез в мертвой сумеречной тишине. Подул легкий ветерок, разогнав облака и обнажив первые ночные звезды.

Он печально плелся вдоль пыльной дороги, ведущей в Аргивию. Молодой человек не знал, как долго он пробыл в одиночестве, тихо оплакивая несправедливость жизни. В конце концов, он справился со своей меланхолией и нашел потерянный меч. Он выложил крупную сумму кузнецу в Эмбрике за этот клинок, и этого оказалось достаточно для того, чтобы не оставить его на том лугу. Меч вновь висел на поясе Эдгара. Ножны он потерял где-то на лугу, во время дуэли.

Была ветреная ночь, и трава по обе стороны дороги непрерывно колыхалась, когда поток ветра шевелил ее. Не было света, за исключением звезд, но дорога, покрытая песком, оказалась достаточно светлой для того, чтобы продолжать путь. Мокрая от пота одежда Эдгара стала пропускать холод, поэтому он выбросил свою рубашку подмастерья и засунул руки в карманы. Порез на его груди болел, словно его жалили пчелы.

Главная дорога разделилась на две. Одна поворачивала направо, на юг, а другая дорога шла вбок налево, через лес, на восток. Эдгар задумался. Какой из этих путей ведет в Аргивию? Он не помнил, чтобы тут когда-то была развилка. Но сразу после этих мыслей он как наяву увидел ненавистного соперника, насаженного на его клинок.

Молодой человек остановился на стыке двух дорог, пытаясь понять, какая из них идет в город.

Эдгар родился в Эпитайре и пришел в Аргивию, чтобы стать учеником гильдии Медников. Его семья давным-давно была первыми поселенцами Эпитайра, после разрушительной Войны Братьев – Урзы и Мишры. Следом за переменами, к которым привело опустошительное противостояние, предки Эдгара обнаружили, что их заработок от торговли стал резко уменьшаться. Эта гильдия была последним шансом поправить финансовую ситуацию его семьи. Сейчас, в двадцать лет, он имел третью степень подмастерья. Он редко уходил далеко от города, тем более в ночное время. Эдгар стоял и всматривался в развилку, замерзая от ночного ветра. Его грудь болела. Который путь верный?

Южная дорога вилась вокруг низких холмов. При свете звезд он не мог точно сказать, проезжала ли тут недавно лошадь или карета – песок был слишком сухим, и любые следы, оставленные повозками Джорена или Артула, немедленно бы замело. Восточная дорога была по обе стороны засажена деревьями. Это означало, что посадки были сделаны руками людей, как защита от ветра. Таким образом Эдгар рассудил, что дорога слева ведет в Аргивию. Подтянув ремень, провисший под тяжестью меча, Эдгар пошел по ведущей вниз восточной дороге.

Вдали выли собаки. Он развернулся посмотреть на озаренные звездами поля и ничего не увидел, кроме облаков, проходящих над волнующейся от ветра травой. Когда он оказывался под густой растительностью деревьев, тьма наступала, обволакивая его. Высокие кедры заслоняли Эдгара от света звезд и ветра. Он услышал звук крыльев и пригнулся, застигнутый врасплох. За пределами города водились ночные существа, недружелюбно настроенные к одиноким путникам. Эдгар вытащил свой меч и ускорил шаг.

Без ветра, заглушавшего звуки, он расслышал десяток разных шорохов и движений в кустарниках по обе стороны дороги. Эдгар шел то по одной стороне, то по другой, опасаясь, что какая-нибудь тварь может выскочить на него из тени. Всматриваясь в лесную чащу, он заметил пару светящихся зеленых глаз в папоротнике и ткнул туда клинком. Из кустов взлетела стая птиц, испугав его. Молодой человек с воплем отскочил в сторону. Бормоча проклятия, он вновь заспешил по дороге.

Он устал. Его меч был тяжелым, рана пульсировала болью, и он не ел с полудня. Разум Эдгара был поглощен мыслями о потрясающе вкусной еде, которую доставили к дуэли слуги Джорена, разложив ее на красиво расшитых шерстяных коврах. Джорен предлагал ему дичь и белое вино. Эдгар гордо отказывался от гостеприимства соперника. Сейчас он бы отдал левую руку за кусочек жареного окорочка.

Он услышал, как кто-то шел за ним.

Эдгар резко развернулся с клинком наизготовку. Он не мог ничего разглядеть на расстоянии десяти шагов, но никто даже не мелькнул в поле его зрения. Отступив немного назад, Эдгар увидел на земле крупные следы пятипалого существа. Они были похожи на следы кошки, только намного больше, чем он когда-либо видел. Он присел на колени рядом с отпечатком лапы и обнаружил, что его рука гораздо меньше оставленного следа.

Ночь стала очень тихой. Слишком тихой – все сверчки прекратили петь, и непонятные шорохи в чаще умолкли. Эдгар поднялся и помчался что есть сил. Он не знал, от чего бежит, но был уверен, что не хочет этого знать.

После первого всплеска панического страха, вынудившего его ускориться по дороге к дому, бег превратился в нелегкий труд. Тяжело дыша от усталости, Эдгар замедлил ход, а вскоре и совсем остановился. Вокруг него стояла мрачная тишина. Оглянувшись назад, он подождал и вгляделся в темноту, напрягая все чувства до предела, чтобы узнать, кто или что преследовало его.

Послышалось шарканье ног, последовавшее за треском веток справа. Эдгару этого было достаточно, чтобы вытащить меч и вновь пуститься наутек от невидимого противника Он не сделал и пятидесяти шагов, прежде чем увидел мерцание среди деревьев. Свет! Свет означал, что рядом были люди.

Он пошел к северу от дороги, думая о том, что сможет срезать путь через кустарники. К его удивлению, он обнаружил опрятную хижину с живой изгородью и основательно утоптанную тропинку, ведущую к тусклому желтому свету. То и дело оглядываясь, Эдгар шел к маленькому мерцающему светочу. Из-за мягкого сияния он решил, что это масляная лампа. Свет не колыхался, подобно пламени, а испускал устойчивое янтарное сияние, которое мерцало только потому, что сам Эдгар стремительно перемещался среди препятствий из стволов деревьев и кустарников.

Тропинка привела его к поляне, расчищенной вширь на двадцать пять шагов. Посередине поляны, среди дубов, которые были вдвое крупнее любого другого дерева, расположился хозяин этого места. Крепкие ветви расходились от стволов невысоко от земли. На ветвях отдыхал ребенок неопределенного пола, едва ли старше двенадцати лет. Лампа была воткнута в землю под его свисавшими ногами.

Это была до того неожиданная встреча, что Эдгар встал, как вкопанный. Ребенок сидел, облокотившись спиной на могучий ствол, с закрытыми глазами и сложенными руками. Эдгар медленно пошел к нему, забыв об опасности, поджидавшей его позади. Сделав дюжину шагов, он остановился вновь, потому что ребенок внезапно открыл глаза. Эдгар предположил, что это все же был мальчик.

– Кто ты? – потребовал ответа ребенок.

– Путник. Я заблудился.

– Ты несешь меч.

– Он лишь для защиты.

– Ты бежал. Я слышал тебя.

Эдгар вытер лоб платком.

– Что-то преследовало меня. Я не увидел его, но нашел следы, – Эдгар сунул платок обратно в карман. – Что такой малыш, как ты, делает тут, посреди ночи?

– Я живу поблизости, – Взмахнув руками, мальчик спрыгнул с ветвей, мягко приземлившись перед Эдгаром. Он был пяти футов ростом, худой, почти тощий, с яркими зелеными глазами и белыми волосами. Одет ребенок был в полинявшую серую сорочку, свисавшую ему до колен. Старая одежда была поношенной и много раз штопанной.

– Меня зовут Дэйр.

– Эдгар, – он протянул ему руку для приветствия, но мальчик взглянул на него так, словно никогда не видел этого жеста прежде. – Где твой дом, Дэйр?

– Везде, – сказал мальчик, неопределенно поведя руками. – Я иду куда хочу и делаю, что пожелаю. Я провел много времени на этом дереве.

– Твои родители не против?

– Родители?

Хриплый рык прервал их беседу. Эдгар нащупал меч, а Дэйр стремглав запрыгнул обратно на дуб с проворством белки.

– Ты знаешь, кто это? – выкрикнул Эдгар, прижавшись спиной к дереву.

– Пантера-воин, – сказал мальчик. – Он уже давно со мной.

Эдгар забеспокоился.– Пантера-воин? Это же просто сказания?

– Они настоящие. Я надеюсь, что их здесь не целый прайд.

Эдгар обоими руками схватил меч. Он уже был сегодня побежден Джореном, и теперь не был уверен в своих способностях отразить нападение загадочного племени пантер-людей, которые охотились в лесу Терисиарии и были одной из самых страшных легенд.

– Хоть бы здесь было не так темно! – проговорил Эдгар.

– Возьми лампу, если хочешь, – ответил Дэйр.

Эдгар, глядя в темноту, присел на корточки и схватился за стержень на основании лампы, при помощи которого она была воткнута в мох у корней дерева. Он сомкнул пальцы вокруг гладкого и теплого предмета толщиной со свой большой палец, вытянул его и поднес к лицу. Только тогда молодой человек смог рассмотреть лампу, дававшую теплый желтый свет, внимательнее. Она была около десяти дюймов в длину, жесткой на ощупь, как обух топора, и имела форму змеи.

Путник вскрикнул и отбросил прочь светящуюся рептилию. В то самое мгновение, когда она ударилась о землю, перед ним промелькнул темный силуэт. Вслепую он кинулся на него и почувствовал, что острие клинка проткнуло что-то мягкое. Отступив, Эдгар услышал рык, словно кого-то вывернуло наизнанку, так близко, что он без промедления ударил снова.

В этот раз меч Эдгара встретил настоящее сопротивление. Он всем телом налег на рукоять, и клинок вновь нечто пронзил. Что-то зашипело возле него, распространяя тепло. Внезапно послышался треск, и его клинок из стали второго сорта треснул пополам. Эдгар упал на землю. Испугавшись, он начал отбиваться ногами.

По его плечу слабо постучали чьи-то пальцы. Эдгар развернулся, выставив перед собой сломанный меч. Дэйр держал обломок клинка в своей маленькой хрупкой руке. В другой была странная змееподобная лампа.

– Успокойтесь, мастер Эдгар. Пантера-воин сбежал.

Тяжело дыша, Эдгар опустил сломанный меч. – Я так и не увидел его.

– Зато он увидел тебя, – Дэйр дотронулся пальцем до щеки Эдгара. На ней были три рядом идущие царапины. Мальчик показал ему кровь.

Эдгар с трудом опустился обратно. – Это был не самый удачный день.

– Ты спас нас обоих, – радостно проговорил Дэйр. – Я счастлив. А ты?

- Я изранен, я заблудился, и любовь всей моей жизни отобрали у меня, – ответил Эдгар.

– Я могу помочь тебе.

Эдгар отбросил поврежденный меч и вздохнул от отчаяния. – Я буду признателен, если ты покажешь дорогу назад в Аргивию.

Дэйр прижимал к груди змееподобную лампу. – Я могу сделать больше. Своими умениями я смогу излечить тебя от ран и восстановить твою удачу.

Эдгар поднял голову. – Ты волшебник?

Мальчик широко расставил руки. – Я хранитель этого места. Мана всего живущего проходит через меня, и за твою услугу я тебя вознагражу.

Он ткнул светящейся змеей в Эдгара. Она засияла ярче, приблизившись к его лицу. Откровение Дэйра напугало его, но он был не в силах бежать. В нескольких дюймах от лица молодого человека глаза змеи внезапно открылись, зеленые, как изумруды. Эдгар отполз, но змея удлинялась в руке Дэйра, пока голова рептилии не коснулась мягко порезов на щеке. Вспышка тепла прошла через Эдгара. Головокружение пропало, и его щека оказалась вновь невредимой.

Подмастерье засунул руку под изорванную одежду и нащупал, что его рана на груди исчезла. Следы крови оставались на ткани до сих пор, но от раны не осталось даже шрама. Его грудь была такой же, какой еще утром в Аргивии.

Эдгар упал на колени. – Спасибо тебе, о Великий!

Дэйр улыбнулся и велел ему встать. Эдгар поднялся. Кусты и деревья вокруг глядели на Дэйра парами светящихся глаз. Эдгар вздрогнул, осознав, что он находился в присутствии духа природы, возможно даже древесной нимфы, несмотря на обманчивый образ человеческого мальчика.

Сотни глаз наблюдали за ним в полнейшей тишине.

– Я пойду? - прошептал в страхе Эдгар.

– Я еще не закончил, - сказал Дэйр. – У меня есть две просьбы. Ты должен уважить их.

Он поднял руки вверх, и из-за деревьев выпорхнули птицы. Огромная снежная сова села на запястье мальчика, подобно ручному соколу. – Это Фреус, один из моих часовых. Он проводит тебя, пока ты не увидишь Аргивию, однако он не сможет сопроводить тебя дальше.

Сова рассматривала Эдгара огромными черными глазами. Эдгар моргнул, и Фреус моргнул. Испугавшись, Эдгар повторил движение, и сова вновь сделала то же.

– Не обращай на него внимания, он любит играть. Еще ты сказал, что потерял свою любовь?

– Да, – ответил Эдгар.

– Кто она?

– Ее зовут Рилиана. – Он оторвался от зачаровывающего взгляда совы, когда представил себе лицо Рилианы. – Она старшая дочь моего мастера, Перрика из гильдии Медников.

– Ее отец одобряет это?

Эдгар опустил голову. – Нет. Он за Джорена, потомка дома Хомдальсона, старшего мастера гильдии Переплетчиков книг.

– Богатая и властная семья?

– Да, дьявол бы их побрал. Джорен имеет все преимущества по сравнению со мной: полный кошелек, семейное влияние, манеры, образование, красоту... Но я знаю, что Рилиана любит меня и выбрала бы меня, если бы Джорен не встал на пути!

Дэйр ударил жестким хвостом змееподобной лампы о землю и легко вспрыгнул на низкую ветвь дуба. Сова бесшумно перелетела на соседнюю ветку и продолжила смотреть на Эдгара. Эдгар вслед за Дэйром, продолжая размахивать руками и говорить, подошел к дереву.

– Я вызвал Джорена на дуэль, – он почти кричал. – Мы встретились на лугу, недалеко отсюда, за час до заката. Но он брал уроки фехтования, пока я использовал каждый час всех шести лет, прожитых в Аргивии, на обучение моей профессии.

– Твоя задача решается просто, – проговорил Дэйр, уперев подбородок в колени. – Ты желаешь быть лучше Джорена?

Слова вылетели из уст Джорена. – Я хочу убить его!

Зеленые глаза Дэйра одарили его спокойным взглядом. – Убить – это легко. Что ты предпримешь после?

– Что это значит?

– Любой твой выбор уничтожит соперника. Хитрость в том, чтобы не попасться или не быть обвиненным в убийстве. Твоя дама сердца не вступит в брак с мужчиной, которому назначит свидание палач.

– Так и есть... Но ты владеешь неимоверной магией, о Великий. Должен быть способ!

Глаза Дэйра холодно блеснули. – Ты уверен в этом?

Эдгар не был уверен, но полагал, что магия – единственный и лучший шанс.

– Да, – ответил он.

– Наемный убийца смог бы сделать всю работу. – Мальчик закинул руки за голову и сцепил пальцы. – Хотя я думаю, что люди ненадежны. Когда их ловят, они слишком много болтают.

– Может, животное? Например, ядовитая змея?

Дэйр вздохнул. – Змеи, я боюсь, слишком вероломны. Они склонны кусать тех, кого коснутся, и не обязательно они укусят того, кого пожелаешь ты.

– Пауки?

– Еще хуже. В них нет и зачатка разума.

Эдгар почувствовал, что его ликование увяло. Даже убить Джорена чужими руками было слишком тяжелым испытанием для него.

– Есть хороший способ убрать с дороги твоего соперника, – тихо проговорил Дэйр. – Он имеет преимущество, заключающееся в том, что ты сможешь управлять убийством, делая это не своими руками, и кроме того, тебя не смогут обвинить в нем.

– Что это за способ?

– Я дам тебе амулет, который позволит тебе принять облик любого животного натвой выбор, например, волка, пантеры или гигантского удава. В этом виде ты сможешь найти своего врага и покончить с ним.

Эдгар обдумывал идею с возрастающим возбуждением. – Да, это должно сработать! Ни намерения Джорена, ни его деньги не спасут его от волка! Рилиана останется с разбитым сердцем от гибели жениха…

– И с вниманием к заботе, проявленной другим, – закончил за него Дэйр.

– Я сделаю это!

Дэйр наклонился вперед, улыбаясь. Эдгар встревожился, увидев зубы мальчика, которые были поразительно длинными и острыми. – Кто это будет? – спросил ребенок. – Волк?

Эдгар отвел взгляд от лица мальчика, ставшего почти звериным. – Хм, нет. В этих местах не много волков.

Он вспомнил историю, услышанную от повара из гильдии о медведе, убивающего местный скот. – Я думаю… медведь. Серый медведь.

– Прекрасный выбор! Во всем лесу не сыскать более жестокого бойца. – Дэйр прижал кончики пальцев друг к другу. Зеленоватая вспышка прошла между его ладонями, стремительно разрастаясь, пока не обрела форму выпуклого диска. Гладкий лоб Дэйра нахмурился и мускулы на его тонких руках напряглись, пока он сосредотачивался на магии. Диск превратился в осязаемый амулет двух дюймов в ширину, и когда Дэйр прекратил свое безмолвное заклинание, медальон упал на мох, к ногам Эдгара. Он поднял подарок. Это был изумруд фантастического размера и красоты.

- Ты держишь в своих руках живую ману леса, принявшую форму амулета. – Половина его энергии израсходуется на твое превращение в медведя. Другая половина понадобится, чтобы вернуть тебе прежний человеческий облик. – Дэйр ткнул пальцем в Эдгара. – Не потеряй амулет! Без него ты не сможешь ни того, ни другого. Ты понял?

– Да, о Великий. Буду ли я в облике медведя обладать своими знаниями и мыслями?

– Да, но ты не сможешь во всех случаях делать то, что захочешь. Медведь – не человек. Помни это!

Эдгар осторожно опустил амулет в карман. Когда он поднял взгляд, Дэйра уже не было. Светящаяся змея уже начала терять свою яркость, и ночь опустилась на поляну. Тысяча глаз окружила Эдгара, но в этот раз он не испугался.

– Спасибо тебе, о Великий! – воскликнул он. – Я никогда этого не забуду!

Огромная белая сова взлетела с дуба, ее мягкие крылья были беззвучны при треске сверчков и кваканье лягушек. Фреус кружил над Эдгаром, пока он не засунул сломанный меч за пояс и не поспешил за терпеливой птицей. Снежное оперение совы помогало Эдгару идти за ней, даже в кромешной тьме.

Когда он покинул поляну, пантера-воин медленно подошел к дубу. Его плечо было окровавленным, и конец грубой железной рапиры торчал из раны. Пантера подползла к дереву и распласталась вдоль сучковатых корней.

– Хозяин, я здесь, – сказала он устало. – Я все хорошо сделал?

Голос Дэйра послышался из затрепетавшей листвы дуба. - Ты сделал все хорошо, Ага. Ты привел человека прямо ко мне и восхитительно сыграл пантеру-преследователя.

– Вы были еще более восхитительны, мастер.

– Вытащи обломок клинка, Ага, и я залечу твою рану.

Не пуская в ход когти, пантера сделала это зубами. Его рана ужасно болела, и он зажал в пасти десятидюймовый клинок. Помотав головой по сторонам, пантера-воин выдернул обломок. Кошачий крик унесся далеко во тьму, вздыбив волосы на шее Эдгара, спешившего домой.

Фреус оставил Эдгара у ворот в Аргивию. Юноша был так взволнован ночным приключением, что не мог уснуть. Он использовал это время, чтобы написать пылкое любовное письмо Рилиане, поставив завтрашнее число. К тому времени Джорен уже будет мертв, и Рилиана станет только его.

Он знал привычки своего врага. Джорен проводил вечернее время в трех тавернах: таверна Пенкина под названием «Желудь», таверны «Молот» и «Колодец Мидуса». Джорен и его дружки должны были прийти в таверну Пенкина на закате. Все время своей работы Эдгар избегал вопросов товарищей о дуэли. Он сказал Маккею и Артулу, что у него все хорошо -

- дуэль закончилась, как и его любовь к Рилиане.

Он задержался в мастерской, якобы для починки котла, который передали ему с винокурного завода Тантона. Когда в помещении стало темно и безлюдно, он достал изумрудный амулет и положил его на рабочий стол. Даже под светом лампы изумруд был ослепительно ярким. Хотя его поверхность была гладкая, амулет был огранен изнутри, подобно звезде, и каждая линия, выходящая из центра, доходила до его края. Цвет был глубоким и темным, с золотым оттенком света, проходящего через внутренние грани амулета.

Эдгар надел куртку и положил амулет во внутренний карман. Он подсунул письмо Рилиане под кучу заказных писем гильдии, которые начнут разбирать утром. Город будет бодрствовать еще час. Его время пришло.

Таверна Пенкина располагалась у основания холма, рядом с гаванью. Аргивская гавань имела форму чаши. Все склады и купеческие компании, относящиеся к морской торговле, были расположены по нижним краям чаши, в то время как горожане обжились по верхним. Таверна Пенкина была типичной портовой пивнушкой и игральным домом, а также кабаком, часто посещаемым морскими капитанами и иностранными торговцами. Эдгар спускался вниз по крутой, выложенной камнями дороге. Береговой бриз дул ему в лицо.

Он думал о первом знакомстве с Рилианой, в зале гильдии Медников, на Празднестве плодов. Он не хотел тогда идти, но Маккей, Артул и другие подмастерья упрекали и дразнили его, и за две недели до праздника он решил согласиться. Обычно ему не нравились официальные события. Старые мастера говорили хвастливые речи, в то время как он мучился в неудобной униформе гильдии. Но Эдгар позабыл все на свете, когда увидел Рилиану – ее волосы, черные, как оникс, и большие темные глаза, говорившие об остроумии, доброте и страсти. Он был очарован и ходил за ней по залу, как марионетка. Она была добра к нему и даже согласилась на танец с ним. Их единственный медленный танец был самыми прекрасными шестью минутами в его жизни. Идиллия закончилась, когда появился Джорен. Рилиана представила этого дурака как своего жениха. Джорен завладел Рилианой до конца ночи.

Но Эдгар не отказался от своей любви только потому, что она была помолвлена. Он продумывал пути, по которым возвращался обратно к дому мастера, чтобы немного побыть с ней.

– Что ты сделаешь, если мой отец поймает тебя тут? – спросила однажды Рилиана.

– Я скажу ему, что я люблю его дочь, – незатейливо ответил Эдгар.

Она улыбнулась. – А ты сперва не хочешь сказать это ей?

...Он врезался прямо в широкую спину моряка, стоящего на пристани, мощеной красным кирпичом. Пробормотав извинения, юноша огляделся и понял, что проскочил на десять ярдов мимо таверны Пенкина. Он быстро пошел обратно. Было еще рано, и зал пока не заполнился. Эдгар обогнул сборище гостей и сел в темный угол, из которого было удобно наблюдать за входом. Хотя он предпочитал пиво из Пенрегона, Аргивия была винным городом, поэтому Эдгар заказал графин мутного корлисианского красного вина и сидел, ожидая прихода своего врага.

Он был чуть пьян, когда Джорен и четверо его дружков вошли, смеясь и громко созывая всех на игру в кости. Они смешались с толпой других игроков, собравшихся вокруг столов для игр в карты и кости. Эдгар наблюдал за Джореном, сделавшим ставку и проигравшим больше денег, чем подмастерье зарабатывал за год.

Расточитель. Транжира. И этот человек имеет дерзость просить руки Рилианы!

Почти в бессознательном состоянии он обнаружил себя, идущего по направлению к наследнику Хомдальсона, с графином под рукой. Кроваво-красное вино капало на чистый пол. Один из приятелей Джорена заметил Эдгара и ткнул локтем под ребра своему другу, предупреждая его.

Джорен выпрямился, подбросив кубики в руке. – Что ты пытаешься сделать? Сглазить меня?

Беседа за столом оборвалась, когда остальные игроки заметили Эдгара. Его мрачное выражение лица ясно свидетельствовало, что он пришел не для того, чтобы присоединиться к игре.

– Ты? - беззаботно спросил Джорен. – Чего ты хочешь?

– Я хочу, чтобы ты отрекся от Рилианы.

Джорен нахмурился. – Ты сошел с ума? Это твоя беда.

Он взглянул на друзей и пояснил: – Послушайте, я победил этого нищего дурака в жалкой дуэли, которая была бы позорной даже для уличной ярмарки. А он доставляет мне неудобства, приставая ко мне в трактире, и требует, чтобы я отдал ему свою невесту. Спрашиваю вас еще раз, как вы думаете, не безумен ли этот человек?

– Он смотрит на тебя взглядом сумасшедшего, – подтвердил один из дружков Джорена, – или пьянчуги.

– Откажись от нее, ты, никчемный ублюдок, или сам бог отомстит тебе! – закричал Эдгар.

– Дам пять корлов любому, кто уберет отсюда эту ходячую неприятность, – спокойно сказал Джорен. Дюжина моряков и портовых грузчиков поднялись со своих табуреток, исполняя просьбу.

Один из друзей Джорена, темнокожий джамураанец, хлопнул другого приятеля по плечу со словами:

– Давай ты и я сделаем это, Варно. Мы сохраним Джорену пять корлов.

Варно, друг Джорена с яростным взглядом, несущий на себе герб гильдии Каменотесов, встал и ответил: – О нет. Если я сделаю грязную работу за Джорена, то мне надо будет заплатить!

Они пошли на Эдгара, а тот в ответ швырнул в джамураанца кувшином. Тот носил на голове золотой обруч, о который и разбился сосуд. Но прежде чем подмастерье смог принять боевую стойку, Варно повалил его на пол. Среди башмаков и сандалий гостей таверны, пинавших его, были и сапоги друзей Джорена. Избиение закончилось, когда вмешалась охрана кабака.

– Кто начал это? – спросил вышибала, постукивая видавшей виды дубинкой по ладони.

– Он, - сказал Джорен, кинув ему монету и указав на соперника. Эдгар лежал на полу, скорчившись от боли.

– Хорошо! – вышибала кивнул на него своим помощникам. Они схватили подмастерья за ноги и поволокли к двери, ведущей на задний двор, под одобрительные крики посетителей таверны.

На заднем дворе вышибалы Пенкина избили Эдгара палками, хотя он молчал и даже не сопротивлялся. В конце концов охранник приказал им остановиться, сказав: – Никто не создает неудобства в этом месте. Если ты придешь сюда снова, умрешь.

Задняя дверь захлопнулась. В полубессознательном состоянии, весь в крови из глубокого пореза над правым глазом, Эдгар ощутил, как внутри него копится гнев. Он привалился спиной к стене и пошарил в карманах куртки ноющими от боли пальцами в поисках амулета. Прежде чем он вновь столкнется с Джореном, нужно было приготовиться к мести.

Молодой человек нащупал увесистый медальон и прижал его к груди. Он не был точно уверен, как он работает, и думал, что когда придет время, он обернется зверем. Долгое время ничего не происходило. Эдгар схватился за камень так крепко, что острые грани порезали ему пальцы. Он повторял про себя одно и то же: – Изменись. Изменись. Изменись!

Хриплый смех был слышен даже через стену из темного кирпича. Избитый и выставленный прочь, бедный подмастерье уже не мешал клиентам Пенкина. Эдгар посмотрел заплывшими глазами на дверь, сколоченную из четырех досок с чугунными креплениями. Он с усилием воли поднялся на ноги. Амулет выскользнул из его руки и упал на грязные булыжники.

Ярость до сих пор горела глубоко внутри, но снаружи он ощущал странную тишину и одиночество. Эдгар поднял правую руку и толкнул дверь, ведущую в таверну. На этот раз они будут драться с ним честно…

Но перед его глазами появилась не его человеческая рука. Это была широкая лапа огромного медведя, покрытая шерстью.

Эдгар замер. Это какая-то шутка? Он не видел вспышки света и не ощущал волну энергии перед тем, как обратиться. Люди всегда рассказывают про такие вещи, когда сталкиваются с магией, но он ничего подобного не заметил. Подняв другую руку, он увидел вторую лапу, оканчивавшуюся пятью острыми когтями. Его сердце забилось быстрее. Это было в самом деле – великий Дэйр и его зеленая магия.

Вместо того, чтобы просто толкнуть дверь, он сломал ее двумя ударами. Его новое тело было слишком громоздким, чтобы пройти в дверной проем, но он протиснулся внутрь и сразу же столкнулся лицом к лицу с одним из слуг таверны, держащим поднос с грязными кувшинами. Человек с ужасом посмотрел на медведя, стоящего на задних ногах, голова которого задевала потолок. Он был одним из тех, кто принимал участие в избиении, поэтому медведь замахнулся широкой лапой и ударил его по голове. Человек кувырком полетел в сторону, уронив поднос, и впечатался в стену. Его голова под нелепым углом повернулась в сторону, и он уставился в пространство пустыми глазами.

Шум привлек внимание также слуг, одетых в фартуки. Когда они увидели Эдгара, выскочив из дверей, их глаза расширились от неожиданно нахлынувшего на них ужаса, и они начали протискиваться обратно через двери. Эдгар встал на все четыре лапы и напал, проломив непрочную деревянную перегородку. Он откинул двоих к стойке своей огромной головой. Таверну захлестнули крики о помощи, когда бурый медведь ворвался внутрь. Обезумевшая толпа повалила к выходу, и несколько пьяных посетителей, до того валявшихся на полу, сразу же протрезвели и поспешно покинули кабак. Эдгар вновь встал на задние лапы и пошел через толпу, раскидывая людей подобно мухам. Один человек спрятался за перевернувшимся игральным столом. Эдгар отбросил мебель в сторону и поднял визжащего человека за рубашку. После этого он понял, что загнал в угол девушку – женщину легкого поведения. Он не держал на нее зла, поэтому осторожно поставил ее на ноги.

Она прекратила кричать и уставилась на ужасного медведя. Несколько мгновений это было средоточием спокойствия в водовороте хаоса Пенкина. Внезапно жгучая боль пронзила бедро Эдгара сзади. Зарычав, он развернулся и обнаружил Джорена и его друга-джамураанца, пятившихся к стене, с короткими мечами в руках. До сих пор в Пенкин не разрешалось приходить с холодным оружием, так что, скорее всего, они пронесли его скрытно.

На мече Джорена уже была кровь. Медведь ударил человека и напоролся на его восьмидюймовый клинок, вонзив себе его по рукоятку в лапу. Эдгар ощутил боль, но эта неприятность была для него не более, чем укол булавкой.

Джорен побледнел, увидев медведя, развернувшегося к нему. Животное зарычало, показав желтые клыки трехдюймовой длины. Тряся головой из стороны в сторону, медведь неуклюже двинулся вперед.

– Как это чудовище оказалось здесь, в Аргивии? – изумился джамураанец, вытаскивая изящный клинок.

– Ты спрашиваешь об этом меня? – ответил Джорен. Он рванулся вперед, целясь острием меча в глаз медведю. Эдгар отбил удар огромной лапой.

– Ты видел? Он отпустил потаскушку, не причинив ей вреда, – проговорил джамураанец. – Может быть, это ручной медведь?

Эдгар сорвал столешницу и швырнул ее в Джорена и его друга. Клинок Джорена воткнулся в крышку стола, и молодой человек остался без меча.

– Он обезоружил меня! – закричал он в удивлении. – Адал, дай мне свой меч!

– Что? Чем я тогда буду драться?

– Не беспокойся об этом, дай мне свой меч, Адал!

Джамураанец неохотно отдал оружие Джорену. Эдгар снова пошел вперед. Джорен сделал выпад в надежде поразить коротким клинком сердце медведя. Зверь уклонился от клинка, опустив могучую лапу на вооруженную руку его заклятого врага. Джорен закричал, когда кость громко хрустнул.

Адал кинул в медведя ножкой от стула. Эдгар отбил беспомощную атаку и полоснул когтями по телу джамураанца. Легко, словно зачерпывая воду, он вспорол живот Адала.

Остался только Джорен.

Богатейший юноша Аргивии полз на коленях к двери, прижимая к груди сломанную руку. Эдгар встал над ним, жарко дыша в затылок Джорена. Тот рухнул на пол, перевернувшись на спину.

Эдгар встал над ним и зарычал: – Сейчас ты умрёшь, никчемный ублюдок! Я, Эдгар, убью тебя!

Но никто не понимал его, потому что он мог издавать только невнятный медвежий рев.

Он схватил Джорена обеими лапами и поднял его в воздух. Джорен потерял сознание от ужаса и боли в сломанной руке, поэтому Эдгар постарался привести его в чувства.

Лицом к лицу со свирепым безжалостным медведем, Джорен завопил:

– Отпусти меня! Я слишком богат, чтобы умирать!

Эдгар отпустил – он подкинул его, и, прежде чем Джорен упал на пол, он ударил его когтями под подбородок. С ужасным ревом он резанул его по лицу когтями и оторвал его голову от плеч. Безжизненное тело упало на пол, и голова Джорена, уже не такая красивая, как раньше, упала на стойку и покатилась, переворачивая кубки с вином.

Таверна была пуста. Ликуя от свершившейся мести, Эдгар понимал, что до полного успеха ему осталось лишь вернуть себе человеческий облик в тихом, безлюдном месте. Встав на все четыре лапы, он побрел назад через кухню на задворки. Все, что ему нужно было сделать – использовать амулет вновь.

Но где он? В обличии медведя он лишился карманов, где и должен был лежать талисман. Он пошарил в своей одежде, которая валялась разорванная в канаве. Амулета там не было! Эдгар отчаянно рыскал по переулку. Его медвежьи глаза видели не очень хорошо, но нюх обострился, и вскоре он обнаружил потерянный амулет, валявшийся под ведром с помоями.

Колокола зазвонили на улице, позади него, и он услышал шум и крики вооруженных людей. Выжившие после побоища в таверне позвали городских стражников! Эдгар потратил драгоценные мгновения, пытаясь взять амулет лапами, но они были слишком неуклюжи, чтобы поднять и удержать украшение. Крики становились все громче. Сделав последнюю попытку, он поднял драгоценный камень с земли языком, зажав его челюстями. Амулет был тяжелым и царапал гранями пасть.

Свет фонарей и факелов залил переулок. – Он тут! – закричал кто-то. Послышался звук спущенной тетивы лука, и град стрел полетел вниз по улице. Одна попала Эдгару в левое плечо. Он застонал, но не разомкнул челюстей. Резко бросившись вперед, он прорвался через группу караульных в сторону улицы. Тут была, по меньшей мере, сотня людей с факелами и самодельным оружием. При виде восьмисотфунтового медведя, покрытого кровью из ран на левой задней лапе и плече, толпа завопила и принялась швыряться кирпичами, бутылками и камнями. Эдгар развернулся и побежал на холм. К счастью, толпа загородила его от вооруженной до зубов стражи и отряда лучников.

Медведь пронесся мимо близко стоящих домов, перепугав старика в белом ночном колпаке, который открыл дверь, чтобы вылить ночной горшок в сточную канаву. Весь окровавленный, Эдгар проскочил мимо, и старик опрокинулся на спину, споткнувшись об порог.

Нога и плечо Эдгара болели. Толпа шла по пятам. Где переулок, в который можно было бы нырнуть? Он нуждался в нескольких минутах передышки, чтобы превратиться обратно в человека. Амулет, скользкий и горячий в его рту, гремел о зубы, когда он бежал. Он боялся, что камень может разбиться, если он оступится.

Эдгар забежал на холм, оторвавшись на сорок ярдов от преследователей. Гавань лежала внизу, светясь тысячами ламп и фонарей. Главные улицы в Аргивии шли параллельно береговой линии, но с пересекавшей их дороги, до которой он добежал, было некуда двигаться дальше. По левую сторону была улица торговцев кожей, по правую – кузницы и печи для плавки металла. Эдгар побежал прямо. Это была Канатная улица, где веревочных дел мастера держали свои лавки. Если он побежит в этом направлении, то, возможно, доберется до городских ворот.

Стрелы сыпались на дорогу позади него, заставляя его двигаться вперед без передышки. Страх Эдгара достиг пика, когда он увидел тысячи факелов по обеим сторонам улицы. Толпа пыталась отрезать ему путь к отступлению. Он остановился, чтобы оглянуться, и увидел ряды городских стражников, которых стало больше в пятьдесят раз. В тот момент, когда он взглянул на них, они уже натягивали тетивы луков.

Пробирающий до самых костей грохот послышался с соседних улиц. Хозяева вышли из домов, стуча по горшкам, кастрюлям и что-то выкрикивая. Эдгар устремился прочь с соседней улицы, полной домохозяек, вооруженных кухонными ножами, и мужчин, размахивающих топорами. Он пробежал несколько ярдов по следующей дороге, но его левая лапа подогнулась, и он упал на мостовую. Прежде, чем он смог подняться, компания вопящих мальчишек накинула на него тяжелую сеть. Мужчины на лошадях с крюками и веревками перехватили ее и затянули так туго, что медведь не смог двинуться.

Улицу запрудили аргивианцы, держащие факелы. Они осознали, что незваный гость пойман. Городские стражники прошли через толпу и окружили медведя, с пиками, нацеленными на него, и луками, готовыми к выстрелу.

Эдгар не мог обратиться сейчас. Если он внезапно примет человеческий вид, люди убьют его там, где он лежит, поэтому он решил подождать более удобного момента. Возможно, если он не будет сопротивляться, его запрут в клетку, и вскоре он вернет себе свой первоначальный облик.

Капитан стражников обратился к толпе. – Что это за медведь? Откуда он пришел?

Никто не знал.

– Он должен был откуда-то прийти! Медведи не разгуливают просто так по улицам Аргивии! – кричал разгневанный капитан.

Мужчина средних лет в длинных одеждах появился из толпы. У него была бледная кожа и нежные руки, которые, по-видимому, целыми днями только и делали, что листали страницы книг, и Эдгар заметил, что он осторожно приближается к нему. Капитан и человек в робе тихо обменялись друг с другом словами. У Эдгара встала шерсть дыбом от ужаса. Если этот человек волшебник, его план точно провалится.

– Что-то неестественное присутствует в этом существе, – пробормотал человек с бледной кожей.

– Что ты сказал? – переспросил капитан.

– Я сказал, что животное может быть заколдовано. Оно должно умереть сейчас же.

Эдгар начал сопротивляться крепким объятиям сети. Он перевернулся на спину и с силой оттолкнулся вбок, повалив одну из лошадей, державших сеть натянутой. Шквал стрел изрешетил его шкуру. Эдгар заревел от боли, и амулет Дэйра выскользнул из его рта.

– Держите! – закричал капитан, когда драгоценный камень ударился о дорогу. Он осторожно наклонился, взяв амулет.

Эдгар беспомощно смотрел на то, как у него отнимают ключ к его превращению.

– Что тут делает это? – Бледный человек рассматривал камень. – Это алмаз, – сказал он. – Чистейшей воды. Подобного экземпляра я в жизни не видел.

Алмаз? Чистый? Что случилось с зеленой магией?

– Он был в пасти у животного, – сказал капитан.

– Это и есть доказательство, – заговорил волшебник. – Для зачаровывания часто используют изумруды...

Когда Эдгара покидала жизнь, он пытался вспомнить Рилиану. Но воспоминание ускользало. Последнее, что он видел, прежде чем пикинер прикончил его, было лицо обманщика Дэйра, заливавшегося хохотом. Где-то он радовался своей удачной шутке.

Рилиана, одетая во все черное, покинула похороны своего недавнего жениха Джорена в карете с открытым верхом. Это был хороший день, несмотря на единственное мрачное занятие утром, и она наслаждалась хорошей погодой, как противоядием к печали. Маленькая плетеная корзинка была заполнена письмами, адресованными ей, без сомнения, с соболезнованиями от друзей и родственников.

– Леди, – сказал кучер, – Я надеюсь, что вы вскоре забудете о случившемся, но мы должны подъехать к Причальной площади.

– Зачем?

– Чудовище, убившее мастера Джорена, выставлено напоказ именно там, – ответил он. - Городские стражники снимут с него шкуру и отдадут Гильдии канатчиков, как знак признания их помощи в поимке медведя.

– Зачем мне на это смотреть?

Он аккуратно убрал челку с глаз. – Я думаю, это поможет вам пережить вашу потерю, когда вы увидите судьбу виновника, леди.

Рилиана знала, что самому кучеру было любопытно посмотреть на огромного медведя, о котором говорила вся Аргивия. У нее не было никакого желания даже думать о бедном обезумевшем существе, выставленном на общий обзор, но кучер будет признателен ей, если она разрешит ему изменить маршрут.

С помощью изящного ножика из слоновой кости Рилиана вскрывала печать за печатью на письмах, лежащих в корзинке. Каждое было переполнено банальностями и пустыми высокопарными сожалениями. После трех писем, в которых не было сказано ни слова по существу, она отложила остальные в сторону, оставив их невскрытыми. Осталось одно письмо.

– «Моя дражайшая любовь», – прочитала она начало письма. Кто написал это? Она перевернула страницу и увидела печать гильдии Медников Эдгара. Ее лицо залилось краской. – «Это будет тяжелый день для тебя...»

– Тпру! – скомандовал кучер, тяжело опуская поводья. Карета остановилась. Толпа была огромна, но неожиданно сдержанна и спокойна. Они не смогли подъехать ближе, чем к краю площади. Кучер приподнялся на сиденье, чтобы увидеть мертвого медведя, убившего прошлым вечером людей.

– Я вижу, кто-то висит на виселице, – сказал он, прикрывая от света глаза. - Но это не похоже на медведя.

– Это не медведь, – пояснила старуха, стоящая у края толпы. – Вы не слышали? Когда солнце взошло, стражники обнаружили мертвого человека, висящего вместо медведя. У него были те же самые раны, что и у животного.

– Человек? – спросила Рилиана. Она спустилась с повозки. Ночью она узнала, что ее жених был убит диким животным. Говорили, что медведь пришел с берега в порт, в поисках рыбы. Медведи были хорошими пловцами. А сейчас рассказывают, что Джорена убил какой-то человек.

– Пропустите ее! – закричал кучер, когда Рилиана пошла вперед, подобно человеку, больному лунатизмом. – Ее муж был убит этой ночью медведем!

Перешептываясь, толпа медленно расступалась перед печальной леди. Она видела неясные очертания лиц за вуалью, от соболезнующих до любопытных. Рилиана не скрывала своего безразличия к чувствам окружающей ее толпы.

Деревянную раму, в которой был выставлен на обозрение убийца, сделали семи футов в высоту, так как она предназначалась медведю. Крепкие канаты протянулись по раме снизу вверх. Они должны были держать медведя, вытянутого во весь рост. Рилиана убрала с лица вуаль. Старуха была права - это был не медведь. Вместо него висел голый человек, мужчина, которого она хорошо знала – Эдгар из гильдии Медников.

Песнь за занавесом тьмы Loren L. Coleman

Перевод: Александр Pa3dolBOY Гракович.

Редакция: Ольга Jacinta Якубова

Свет, приглушенный облачной пеленой, пробил глухой покров древесных крон над болотами. Он распался на мелкие тусклые лучики, которые создавали тени и смутно отсвечивали от омерзительных черных вод. Земля тянулась в эту тьму тонкими щупальцами. Дорожки пересекались во тьме, образовывая мосты, соединяющие мелкие кочки и острова мокрой почвы, пропитанные водой. Печальный крик болотной цапли, попавшей в силки, катился над трясиной.

Темкен остановился, чувствуя на себе чьи-то взгляды, и опустил кожаную сумку к ногам, на болотистую землю. Его острое зрение проникало сквозь мрак над топью, а ноздри вдыхали стылый сырой воздух. Он был настороже. Никакого движения, кроме холодного ветерка, колышущего высокую траву и серый мох, слоями свисавший с ветвей высоко над стоячими заводями. Не было ни деревьев, которым придали форму, ни земли с признаками ухода за ней. Никакого запаха костра или цветов, которыми обычно отмечали свои тропы воины и разведчики.

Никаких признаков других эльфов.

И все же земля взывала к нему. Из-под его собственной боли и мук она нашептывала ему уверения, что он идет правильным путем.

Здесь, уже скоро, он должен найти других Выживших, тех, кого он соберет вместе. Гнилое марево, окутавшее землю, скрывало их от глаз. Темкен потянулся к земле, как происходило в его снах, нащупывая присущую ей силу, и уцепился за то, что питало жизнь, притягивая это, пропуская сквозь себя и открывая все, скрытое тьмой от его обычных ощущений. Пусть это не было жизнеутверждающим переживанием чистой природной силы, но болота предоставляли Темкену достаточно маны для его целей.

Темкен был удивлен, как близко к нему она оказалась, – прислонившись к широкому стволу того же самого кипариса, что простирал ветви и над ним самим. Тени отступили, утянутые прочь его призывом ограниченной жизненной силы болот, однако ее хватило, чтобы обрисовать облик.

На краткий миг Темкен вообразил, что позади нее парила тень, еще более темная, чем мрак вокруг, зловещая сущность, которая пыталась собраться с силами и встать у него на пути. Но и она тоже исчезла, отступив в болота.

Эльфийка едва шевельнулась, осознав, что ее убежище раскрыто. Она вновь сделала движение, не пытаясь убежать или обнять своего соплеменника, а лишь выказывая смирение с долей незначительного беспокойства.

– Да, я здесь, – проговорила она слабым голосом, невнятно произнося обычно мелодичную речь эльфов. – Что за слова ты хочешь мне передать?

Отзвук отчаяния в холодном приветствии задел сердце Темкена, но он быстро отогнал его прочь, вспомнив о важности своей миссии. Шагнув вперед, глубже в объятия дерева, он опустился на колени перед эльфийкой прямо на топкую землю, не думая о холодной сырости. Потрясенный увиденным, Темкен боролся со своим беспокойством, чтобы оно не управляло его выражением лица или голосом. Он смутно ее узнавал. Кажется, он помнил ее Прежде. Он, юный ученик разведчика, и она, едва повзрослевшая, но уже часовой. Дальнейшее столетие перевело их обоих в длительный неопределенный средний возраст, который доставлял радость большинству эльфов. Но в то время как Темкен нашел свою цель в жизни После – во времена объединения всех Выживших, – она предалась отчаянию, проникшему даже в ее повседневное существование. Не нужна была никакая магия, чтобы прочитать это в ее облике. Ввалившиеся от измождения мерцающие глаза придавали ей вид призрака. Темные волосы были растрепаны, и в них запутались кусочки грязи и мха – болотный сор ее жизни. Церемониальные слова, которыми он ранее открывал обряды единения, покинули его. Она, очевидно, не видела повода торжествовать от его прибытия, и тогда Темкен выбрал простое предложение тепла и надежды, пока он не сможет лучше объяснить цель своей миссии.

– Я пришел, чтобы отвести тебя домой, Гвенна.

Ее взгляд обжег Темкена. Глаза отражали боль, до сих пор укрытую под воспоминаниями.

– Аргот разрушен, – произнесла она те слова, о которых любой Выживший не мог и подумать спокойно. – У нас нет дома.

Огибая самую мокрую часть болота, Гвенна вела Темкена от караульного поста, где она ждала его прибытия, к деревне, в которой поселились она сама и остальные эльфы. Тени мелькали по краям ее поля зрения и сознания, вечно таясь в глубинах разума. Большинство тропинок она выбирала наугад, реже – по памяти. Дорожки могли измениться из-за недавних дождей, исчезнуть или стать смертельно опасными. Изменчивые границы территорий здешних хищников делали разумным крайне осторожный поход по тропкам. В одном месте эльфы набрели на огромную паутину, вдвое выше роста каждого из них, перекрывшую им путь. Останки нескольких несчастных существ были спеленуты в оболочку, сохранявшую их свежими для последующего съедения. Вокруг распространялся пряный аромат, приманивавший созданий поглупее.

– За несколько лет мы потеряли двух молодых эльфов, погибших в такой паутине, – сказала она ровным голосом, когда они пустились прочь от этого места. – Будь осторожен. Эти нити слишком крепкие, чтобы их разрезать даже самым острым клинком.

Темкен был явно испуган. – Это жизненный круговорот, – сказал он. – Тем не менее, я соболезную нашим утратам.

Нашей утрате. Гвенна не пропустила мимо ушей то, что Темкен объединил себя со всеми. Она помнила обычаи учтивости и общественный закон Аргота – что коснулось одного, коснулось всех. Но вместо того, чтобы быть признательной за его внимание, она чувствовала боль от воспоминаний.

– Мы больше не под защитой, – тихо сказала эльфийка. Чуть громче она добавила: – И на самом деле, никогда не были.

Безусловно, они думали так. Они полагали, что это была ложь для них всех – великая ложь, которую Гвенна открыла всем столь недавно, что она сама тряслась от ужасных воспоминаний. Аргот, островной рай, поддерживаемый эльфами и управляемый Титанией, воплощением Гайи. Закон управлял ими, а Титания защищала их. Гвенна так искренне верила в эту защиту, что оказала помощь человеку, потерпевшему крушение на летательном аппарате, на побережье Аргота, и уверяла себя, что даже если он избежит штормов, Аргот будет в безопасности.

За ее милосердие заплатили все жители Аргота.

Человек вернулся с другими людьми, с их пилами, кирками, лопатами, плавильными печами и кузницами. С их войной. С их неимоверно жестокой войной, когда двое могущественных братьев сражались за верховенство, походя уничтожая все то, чем должен был бы завладеть победитель. Драгоценные ископаемые острова были вырваны из чрева Гайи, а воздух испортился от дыма. Обитатели Аргота были зажаты между двумя могущественными армиями, одну из которых они смогли бы удержать, но не обе. Гвенна помнила ослабевшую и умирающую Титанию. Потом женщина с огненно-рыжими волосами предложила им шанс нанести ответный удар туда, где армия Урзы была более уязвима. Целью был материк, по сути, ничем не защищенный.

Гвенна до сих пор не была уверена, сколько воинских отрядов, в конце концов, согласились с предложением – десяток, вероятно.

Ее собственный отряд шел в наступление на город на материке, когда юго-восточный горизонт внезапно озарился неестественным заревом заката. Эльфы Аргота услышали последний вскрик Титании, плач самой Гайи, когда их родная земля сотряслась от завершающего катаклизма, вызванного Войной Братьев. Землетрясения, цунами и годы тьмы, которые последовали за ней, были жалкой развязкой одного ужасного мига.

Угадав мысли Гвенны, Темкен положил руку ей на плечо и осторожно сжал его.

– У нас никогда не будет того, что было Прежде, – сказал он, – но мы можем построить все заново. Выжившие построят.

Тепло его руки, даже через промокшую рубашку, позволило Гвенне почувствовать веру Темкена, пусть и на мгновение. Ей просто хотелось верить ему, верить в него. Но по обе стороны дороги встали тени, и Гвенне стало холодно. Что может предложить Темкен, чего не могла дать Титания? Новые лживые обещания – вот все, что он принес.

– Титания мертва, – проговорила она, чувствуя пустоту внутри и ощущая необходимость поделиться ею. Она сглотнула медный привкус во рту, ее горло пересохло и сжалось. – Гайя нас покинула.

– Нет, не покинула, – настаивал Темкен. Взяв Гвенну за локоть, он повел ее на местечко для отдыха у тропы. – Она лежит раненая все эти десятки лет, но все же она нашла способ говорить с нами. Гайя поднесла нам дар знаний, посредством которого мы нашли способы обрести друг друга и защитить себя После.

Он шагнул с тропы на полоску редкой размокшей травы, которая опоясывала небольшую лужу грязной воды, кишевшей насекомыми. Положив руку на землю, туда, где луч серого цвета пробрался сквозь плотную растительность над болотом, он сосредоточенно прикрыл глаза.

Предчувствие беды нахлынуло на Гвенну, предостерегая ее.

Болото потемнело, очерчивая резкие тени и укрывая их саваном, обесцветившим землю. Голова Гвенны закружилась, и что-то глубоко в ее сознании заговорило об опасности.

– Нет, не надо... – Гвенна протянула руку, чтобы встряхнуть Темкена за плечо.

Ее предупреждение так и не было закончено. Под своими пальцами она внезапно увидела зеленое сияние, исходящее из тела Темкена, стекающее по его руке в разоренную землю. В глубинах ее разума, где прятался грех ее милосердия на Арготе и плоды его, которые пожинали все, неожиданно возникли образы дремучих лесов и снежной тайги. Темкен поднял руку, и из-под нее в землю врезался новый разряд живого зеленого света. Он вырос, распустился и расцвел за считанные секунды – орхидея с нефритово-зелеными лепестками и сиреневым пестиком.

Но темная сила, которая преследовала их с того момента, как Темкен вошел в тень, совершила свой бросок. Тьма вилась по краям ее зрения, и она увидела, как цветок начал чахнуть и умирать, как умерла и Титания. Гвенна ощутила, как тело эльфийского мага напряглось под ее рукой, склоняясь к раненому цветку. Казалось, у него существуют особые взаимоотношения со своим творением, когда он сначала принимал его силу, чтобы укрепить свою собственную ауру, а затем отдавал силу обратно, возрождая зеленую орхидею.

Разум Гвенны затуманился. Она почувствовался необходимость уничтожить этот невообразимо прекрасный цветок – угроза тени, нарушающая привычную жизнь болота. Гвенна остановила сама себя на середине движения. Лишь ее телесный контакт с Темкеном и, следовательно, с его магией, мог прервать действие темных сил и сохранить равновесие жизни и смерти цветка. Она знала, что сопротивление бесполезно и наказуемо. Никто еще не бросал вызов тени. Но Гвенна была также дочерью Гайи, и умышленно испортить такую красоту, как орхидея, казалось нелегкой задачей. Она удержалась, осмелившись довериться Темкену хоть на краткий миг.

Наказание пришло стремительно.

Тьма обрушилась на них, окружив волнами отчаяния. Гвенна рухнула на грязную дорогу. Ее мутило. Она видела, как Темкен в растерянности поднял взгляд, его сосредоточенность была нарушена, и слезы катились по его щекам, когда орхидея вначале утратила цвет, а потом сгнила на стебле. Он хотел что-то сказать, но не смог произнести ни слова. Гвенна покачала головой.

– Не пытайся снова, – негромко и глухо проговорила она со слезами на глазах. – Никто из нас не уйдет... Нам не дадут этого...

И снова зашевелилась тень.

Глаза Темкена закатились, и он, согнувшись, упал в грязь без сознания.

Как решил для себя Темкен, было бы слишком обнадеживающим назвать деревней это скопище полуразвалившихся лачуг и хозяйственных построек. Обитаемая поляна лежала под открытым небом, серым и дождливым, а худые соломенные крыши вряд ли могли задержать что-то, кроме утренней росы. В стенах было полно дыр. Никто не побеспокоился о том, чтобы, замешав раствор из ила и соломы, заделать щели, при том, что ила точно было предостаточно. Двери состояли из кусков шкур, натянутых на деревянную раму, которую прислоняли к самой большой дыре. Хижины стояли неровным кругом, который, вероятно, символизировал грубое подобие природного цикла. Но в нем был большой разрыв – дорога, ведущая вглубь болот. По крайней мере, земля, кажется, была здесь суше. Хотя Темкен понимал, что это могло ему казаться после того, как он сам вымок и перемазался.

Это было не совсем то, как он собирался явиться к ним. Они с Гвенной брели, поддерживая друг друга. В голове у Темкена гудело, и он представлял себе, на кого он похож – ничего не соображающий, в таком состоянии, хуже которого у него еще не было. Несмотря на это, он ожидал чего-то большего, чем равнодушные взгляды на него других эльфов.

Больше ничего.

Ни слов приветствия, ни вопросов от соплеменников, которые могли стать частью отряда Темкена. Он читал их тягостные жизни по изможденным и напряженным лицам, и видел, до чего все они нищие. Смирение и поражение отпечатались на них, даже у юных эльфов, которые родились уже После. Уже не в первый раз, вступив на эти покинутые земли, Темкен спрашивал себя, почему они остались тут. Равнины на севере умирали, потому что климат становился все хуже, но, несомненно, были и более гостеприимные земли – полосы лесов, тянувшиеся от побережья до ближнего юга. Даже если океан слишком явственно напоминал им о потерях, он мог обеспечить их пищей, пока не найдется лучшее пристанище. Почему они остались тут?

Вопрос мог стать и ответом. Его выманила из глубин своего разума та самая тень, колыхавшаяся на краю его сознания. Почему бы и нет? Но все же он не принял этого ответа. Тень отступила.

Что случилось с ним на пути сюда?

Гвенна остановилась, попробовала выпрямиться, и, шагнув прочь от Темкена, оставила его стоять одного.

– Это Темкен, – Гвенна представила его, ради приличия, тем, кто не помнил его молодым. – Он останется тут.

Вокруг все закивали.

– На столько времени, сколько потребуется, – уточнил он.

Ему вновь кивнули, но Темкену показалось, что это было согласие именно со словами Гвенны. День, может два. Только ради отдыха, сказал он себе, хотя до того он не намерен был провести в болотах более одной ночи.

– Там другие Выжившие. Мы надеемся, что они направляются на запад – к теплым лесам. Но мы должны быть вместе, – слабым голосом проговорил он.

– Мы уже вместе, – отозвалась Гвенна, но так, словно сама была в этом не уверена. Но ее вновь подбодрили кивками.

Она подошла к большому котлу, в котором что-то закипало над открытым огнем. От старых костров остались выжженные пятна на земле. Кто-то подал ей ковш, и она зачерпнула варево, удивив Темкена тем, что не предложила ему испробовать первому, как гостю. Вместо этого она первой сделала долгий глоток. Чтобы скрыть удивление, он принялся выбирать грязь из своих длинных кос, свесив их на левую сторону головы, а затем вновь перекинув их на плечи. Гвенна отпила еще, после чего передала ковш Темкену. Когда их руки соприкоснулись, она моргнула от внезапного замешательства, словно она нарушила свое собственное табу, но всего лишь пожала плечами.

Темкен напомнил сам себе, как долго эти Выжившие были оторваны от остальных, и об условиях, в которых они теперь жили. Он поблагодарил кивком Гвенну и эльфа, хранителя очага, и сам глубоко зачерпнул из котла. В коричневом бульоне плавало ужасного вида мясо, и Темкен решил, что если он спросит о его происхождении, то ответ может ему не понравиться. Отпив из ковша, он плеснул из него на землю для подношения Гайи, а затем осторожно допил мелкими глотками остальное. Поглядев над ковшом, Темкен заметил, с каким видом наблюдали за его пожертвованием остальные эльфы – с некоторым удивлением и даже с недовольством за пустую трату хорошей похлебки. Но Темкен полагал, что его обрядовое подношение богине природы должно быть знакомо эльфам, даже если это у них не принято.

– Ему понадобится дом, – сказал хранитель очага, оглядывая деревню. – Вот там может найтись комната, где он разместится, – Он кивнул в сторону двух лачуг, чуть побольше прочих, в стороне от середины топи.

Темкен оторвался от ковша. – Мне не нужен дом, – смущенно возразил он.

Он снова отпил жидкого сального варева. Окрестности окутала тьма, но песнь Гайи, узнаваемая, хоть и приглушенная, проникала сквозь мрак и приносила с собой воспоминания о нетронутых землях:шепот ветерка в ивах, скрип ветвей над прозрачным журчащим ручьем. Передав ковш хранителю костра, Темкен взглянул на Гвенну и резко вдохнул сырой воздух.

– Я скоро пойду на запад искать остальных выживших. Я надеюсь, вы пойдете со мной.

Эльфы встретили его предложение с выражением ужаса и озабоченности, а кто-то просто опустил глаза. Что случилось с ним на его пути сюда? Это казалось важным вопросом. К своему сожалению, Темкен не нашел ответа. Болотный газ или всего лишь переутомление? Он помнил, каким больным себя ощущал. Помнил, как опустилась тень после его неудачного заклинания. Он лежал в вонючей грязи, глядя на Гвенну. Ее тихий голос, полный отчаяния. Никто из нас не уйдет... Было ли что-то еще? Он не мог вспомнить.

Гвенна сидела у огня, не шевелясь, и смотрела на Темкена с печалью и унынием. Она кивнула ему, когда он поймал ее взгляд, словно подтвердив его мысли. Зов Гайи вел именно к Гвенне, не к деревне. Она была ключом, но как его повернуть? Двое смотрели друг на друга. Его взгляд был проницателен, а ее – становился все более пустым и безжизненным. Вместо того чтобы разжечь в ней стремление покинуть болото и вернуться вдвоем в анклав, Темкен чувствовал желание остаться здесь. У них не было настоящего дома. В этом Гвенна была права. Но разве это должно быть вот так? Все должно быть на своем месте в природе, или нет? Он вспомнил угасание его заклинания, орхидеи, и страдание, которое пришло вслед за этим.

Никто из нас не уйдет....

Почему нет? Что он упустил?

Гвенна почувствовала, что Темкен прижался к ней со спины, обняв и держа за запястья, чтобы лучше контролировать ее движения. Закрыв глаза, она пыталась слушать его шепот – забыв или отбросив все чувства, кроме чувства связи с маной этой земли. Отбросить чувства было нетрудно, во всяком случае, для нее – жизнь на болотах делала это простым. Только тепло от его прикосновений к обнаженным запястьям отвлекало ее. Но Гвенна не могла увидеть наяву животворящую сторону болота, в то время как ей мешали воспоминания о сыром и мрачном месте. Даже сейчас запах гнили преследовал ее, напоминая Гвенне о холодной земле Теней, где они поселились после разрушения Аргота. Но по своему ли выбору?

Темкен вытянул ее правую руку вперед. – Вот она, – сказал он тихим, но напряженным голосом, – живительная сила болот. Растущие деревья, растения, животные; бесконечный цикл жизни. Это песнь Гайи, такая, какой ты ее слышала Прежде.

Она не слышала ее. И, если она понимала его объяснения, то уж точно не могла вспомнить, что когда-либо знала ее, и это было помехой. Все время держать глаза закрытыми Гвенна тоже не могла, потому что зрение было ее лучшим способом распознать опасность, которую постоянно несли в себе болота. В ее сознании, когда они пытались воззвать к магии жизни, тьма с каждым разом накрывала их все плотнее.

– Я не могу коснуться ее, – сказала она, смиряясь с неудачей. Глубоко внутри Гвенна понимала, что скорее не хочет ее трогать, и не будет даже пытаться. Но она не должна была, если бы у нее не было запаса энергии, которую Темкен, похоже, мог влить в них обоих. – Ее здесь нет.

– Она тут, – настаивал он. – Ты уже видела ее однажды.

– Ее здесь нет для меня, – проговорила Гвенна, пытаясь вырваться из его объятий. Но воспоминание об орхидее почти заставило ее поверить в спасение, пока тень не коснулась ее и не затуманила ее воспоминания вновь.

Пальцы Темкена сжали ее запястья сильнее. – Она должна быть здесь, – сказал он. Затем он произнес словно бы про себя: – Я неспроста обнаружил тебя первой.

Но Гвенна считала, что это она вышла навстречу Темкену.

– Меня послали... – начала она медленно, и потом смутилась, как будто ее разум внезапно окутало темным саваном. Она не видела смысла спорить. Разочарованная и усталая, Гвенна не понимала, зачем продолжать беседу. – Забудь про это, Темкен. Магия – это всего лишь еще одно лживое обещание.

– Ты забыла Титанию? Друидов Цитанула? – Он резко развернул Гвенну к себе. – Магия – часть нашей жизни, как это было и

ьше. Его карие глаза моргали, он сомневался. Потом его голос стал сильнее. – В тебе есть скрытая сила, и она станет семенем твоего освобождения. Попытайся снова. – Он вновь развернул Гвенну, придерживая ее за правую руку, и придвинулся еще ближе, протянув собственную руку вперед. Он посмотрел ей в лицо и нахмурился.– Тебе нужно довериться мне, Гвенна.

Доверие никому не давалось на болотах легко, но прикосновение Темкена стирало всю печаль, опустившуюся на них. Тьма рвалась к эльфам, забрасывалась на них, но случайный ветерок зашелестел листьями и ветками, и донес до Гвенны слабое касание песни природы. Гвенна уцепилась за него и кивнула Темкену, неуверенно и опасливо, а потом вновь закрыла глаза и устремилась навстречу Гайе. Теперь она ощутила знакомое притяжение, как и раньше, когда Темкнн коснулся болота, чтобы вырастить орхидею. Он проводил через себя ману земли, и позволял Гвенне чувствовать, как она проходит сквозь него.

– Прими ее, – шептал он.– Дай силе Гайи пройти через тебя и направить тебя к красоте бесконечного цикла жизни. Найди в своих воспоминаниях силу, которую ты помнишь по другим землям, через которые ты прошла, которые касались тебя, и ты касалась их в ответ. В этом месте есть сходство с другими, если ты присмотришься.

Гвенна попыталась, и когда тьма озарилась нежным зеленым светом, она начала бороться за любые воспоминания, которые помогли бы изгнать всепроникающий болотный распад, и тем самым помогло бы отогнать тень.

Но ее было не так просто отбросить.

Отчаяние накапливалось, скрытое обещаниями Темкена, оспаривая место, которое он занял в разуме Гвенны. Энергия тьмы коснулась ее, захлестнув более сильной волной, чем ограниченная сила Темкена. Тень нахлынула на нее более мощной волной, чем скудная сила эльфа. Она прошла сквозь Гвенну, не задерживаясь настолько, чтобы ее можно было полностью различить, но все равно ее присутствие было наполнено мощью.

Гвенна почувствовала влажное и липкое прикосновение смерти к левой руке, к ее сердцу и разуму, ее ток по своим венам, которые грозили лопнуть, если она не найдет способ выпустить магию наружу. Она боролась с ней, презирая саму природу тьмы, но не способная отвергнуть ее. Она не желала тьмы. Она никогда по-настоящему не хотела этого, и она сделает все возможное, чтобы избавиться от этой магии.

Энергия рванулась навстречу жизненной силе, лившейся через Темкена, поглощая их обоих. Она связала двоих эльфов вместе, вытягивая из них силу. Гвенна открыла глаза и взглянула в лицо Темкена. Он был бледен и задыхался от внезапной нехватки воздуха. Эльфийский маг отдернул руку, разрывая связь, в попытке прекратить приступ боли, овладевшей его телом. Натиск темной магической энергии прекратился. Темкен и Гвенна упали на колени.

– Она ненавидит, – слабым голосом проговорила эльфийка. Остаточные воспоминания об этом нападении и о прочих все еще были при ней. – Мы нужны ей. Она не отпустит нас.

И темная вуаль вновь опустилась обратно, путая мысли Гвенны, чтобы скрыть свое проникновение в ее разум, и оставить взамен бездну грусти и лишений, которую Гвенна несла с собой с тех пор, как пал Аргот. У нее не было слов, чтобы выразить произошедшее, она смотрела, как Темкен с трудом поднимается на ноги. Он взглянул на нее со смесью жалости и нарастающего ужаса.

– Теперь я знаю это, – проговорил эльф надломленным слабым голосом. Не говоря более ни слова и никак не выражая свои чувства, он развернулся и пошел прочь от Гвенны, в объятия тьмы над болотами.

Вязкая грязь хлюпала под ногами Темкена, сопровождая каждый его шаг и мешая ему идти, но вскоре трясинный полуостров из болотистой земли резко кончился, уходя в зловонную черную воду болота. Над ней клубился светлый туман, холодный и влажный, пробиравшийся сквозь швы его штанов, как призрачные щупальца.

Одинокие вопли послышались справа, а потом слева, как будто пара туманных рысей вызвали друг друга на бой. Болотный ибис с черным оперением заскользил по воздуху вниз, а потом снова взлетел вверх, словно намереваясь пробить плотный полог ветвей.

Темкен присел на корточки, сбрасывая с себя изнеможение, влившееся в него через Гвенну. Его трясло от осушающего эффекта, который излучала Гвенна. Он до сих пор ощущал прикосновения ледяных когтей, тянущиеся вдоль его позвоночника. Они стискивали его сердце и туманили рассудок. Она ненавидит, говорила Гвенна. Мы нужны ему. Злодейский разум поработал над ней, он удерживал ее – удерживал их всех. Теперь Темкен понимал, что они стали пленниками болот. Что-то скользнуло по воде и пересекло прибрежную грязь за его спиной, и остановилось, почувствовав тепло его тела. Темкен прошептал часть песни Гайи, побуждая змею выбрать другой путь. Ему не надо было даже поворачиваться и смотреть, потому что эльф был в гармонии с силами природы, окружающими его. Этим же способом эльфийский маг понял, что его противник не был рожден природой и поэтому не был настоящим живым существом. Слепое пятно сверхъестественного зрения одарило его магией земли. Как почитатель лесной маны, Темкен находил в болотах источники магии природы. Он не обращал внимания на ее темные стороны, и эта ошибка чуть не оказалась сегодня для него роковой.

Этого больше не повторится.

Он взглянул через плечо и увидел огни деревенских костров, далекий и слабый свет среди деревьев и подлеска. Достаточно далеко, подумал он, не желая отвлекаться. Темкен сглотнул, чтобы избавиться от привкуса плесени во рту, остро ощущая ауру смерти, которая охватывала болото, и приготовился творить заклинание. Ниспадающие плети едко-зеленого мха закрывали ему обзор справа. Живое подобие водопада почернело от гнили там, где мох касался мутной воды. Темкен сосредоточился на нем, сначала вытягивая ману из живительной части болота, а после из воспоминаний о борющихся за выживание молодых лесах Кроога и холодной тайге на севере Аргивии. Он вобрал все это в себя, чувствуя сияющий прилив жизни, и вновь сфокусировался на зарослях мха.

Ответ последовал немедленно. Плети мха в середине окрасились новым ярко-зеленым цветом, а потом он пополз в стороны и вниз. Гниющие побеги восстановились, уплотняясь, и все заросли снова возродились от энергии Гайи. В этой природной глуши, среди вьющихся плетей мха, Темкен искал Гайю, чтобы она назвала имя его неприятеля.

Первый шаг в битве – это узнать имя соперника.

Тень. Просто Тень.

Темкен нахмурился. Он ожидал большего. Ничего не могло проникнуть в этот мир без ведения Гайи и не оставив никаких следов – даже если это была бестелесная сила. Если, конечно, Гайя тоже не страдала слепотой к вещам, не относящимся к природе. Эти мысли не укладывались в голове Темкена, который искренне верил в безграничную власть Гайи. Живые земли мира были лишены магии. Чем была Гайя, если не сущностью всего живого? Мрак отчаяния прокрался в сознание Темкена, и слова Гвенны снова прозвучали шепотом в глубинах его разума. Лживые обещания.

Но не Гайя лгала, а Тень!

Ее навязчивое присутствие могло ощущаться, почти равное тому страданию, что разрывало его изнутри. Темкен сосредоточился вновь и высвободил всю ману, находящуюся в его распоряжении, чтобы она окутала его защитой. Чистое тепло потекло по его венам, давая силу и ясность мыслям, уводя прочь отчаяние и печали, которые почти охватили его. Темкен направил энергию природы во внешний мир, рассеяв ее над землей. Своим сверхъестественным зрением он заметил, как частицы магии сцепляются с тем, что живо – питая это и укрепляя. Магия атаковала то, что противостояло ей: заразу и разложение, присущие темной стороне болот, где обитали насекомые - носители чумы, болотные крысы, и распространялись миазмы, вытягивающие жизнь.

Тень.

Она парила невдалеке, на расстоянии меньше десяти футов от его левой руки. Холодный туман у нее вихрился там, где должны были быть ноги или лапы у обычного существа. Выше него висела тьма. Это была не обычная тень, не отсутствие света. Это было зло – гниль и порча, неким образом воплотившееся здесь, в болотах. Она крутилось и вертелось вокруг своей оси, разгоняя магию, словно была роем насекомых. Тень гнулась, временами обретая почти телесный облик, но в остальном она казалась всего лишь отдельной частью непроглядной тьмы.

И тут она исчезла.

Чувства Темкена были напряжены до предела, и он ощутил волну удивления и ненависти, которая исходила от Тени, прежде чем она ускользнула быстрее, чем могли уследить глаза смертного, пусть и эльфа. Но было и нечто еще – тревога, намек на ужас от того, что ее обнаружили. Сколько лет прошло с тех пор, как кто-то в последний раз видел ее? Сколько жизней было поглощено этим созданием зла? Сейчас она стояла перед ним открытая, и если она испугалась, ее можно было победить. Темкен воспрянул духом от ее панического отступления.

Смелость покинула его вместе с душераздирающим криком, который потряс болото.

На этот раз его слабость была вызвана не Тенью. Он действовал слишком быстро, понял Темкен. Ослабев от последней атаки, оставшись лишь вполовину готовым к защите, он бросил Тени вызов и натравил ее на деревню Выживших. Она ненавидела, и она боялась. Звери в природе проявляли наибольшую свирепость, будучи загнанными в угол.

Послышался новый крик, одинокий вопль мучения и боли. Больше не звучали ни плач, ни рев ярости. Стояла мрачная тишина, прерываемая лишь изредка стонами жертв. Эльф поднялся на ноги, он стиснул зубы и напрягся всем телом.

Он плюнул в грязь разлагающегося болота.

Нельзя было жить, как добыча для этой темной силы, противной самой природе. Тем или иным способом он сумеет освободить Выживших и вернуть их в круговорот жизни.

Гвенна стояла между хижинами на полянке, которая открывалась в самое сердце болот, и словно приросла к месту от ужаса и мрачного отчаяния. На ее лбу выступили капли пота, и горло жгло желчью. Приглушенный серый свет просачивался сквозь разрывы в пологе ветвей. Костры гасли, как залитые водой, когда Тень проносилась рядом. Народ, ее народ – все лежали, распластавшись в грязи, их дыхание было неглубоким, а глаза смотрели в пустоту. Они вскрикивали только тогда, когда холод окончательно овладевал ими. До этого мгновения они переносили мучения в тишине, стараясь не привлекать к себе внимание. Прячась таким образом, эльфы ушли глубоко в себя.

Все, кроме Гвенны. Нетронутая Тенью, она пыталась разобраться в обстоятельствах, но неразбериха в ее сознании противоречила любым усилиям, направленным на разумные поступки. Болезнь, безумие, холод, Тень... Сколько раз они проносились над небольшим умирающим сообществом? Они появлялись всякий раз, когда кто-то предлагал двигаться дальше, покинув это место. Безумие постепенно заражало всех до тех пор, пока болота не потребовали ужасную плату в ту ночь ужаса. В животе у нее все ныло. Так много жизней, так много детей Гайи было потеряно на протяжении десятилетий. Сколько раз? Десятки, это точно, но Гвенна могла вспомнить только первую ночь, когда она решила, что объятия болота можно было выдержать. Они еще не знают? Условие выживания было принято, и если его оспорить, то будет беда. Никто не может ставить его под сомнение или пытаться нарушить его. Что же делать? Лучше поддаться, лучше жить в неведении. К этому она и привела соплеменников.

Новый крик разорвал ее сознание, вопль переходящий во всхлип и пугающее молчание. Нет, тут не было магии. Ни песни, ни спасения. Только рука на ее плече.

Темкен.

– Где она? – спросил он, лихорадочно и настойчиво. Пелена Тени окутала разум Гвенны, искажая слова до едва различимых звуков. Гвенна почувствовала, как тихие слезы скользят по ее щекам. – Ее нет. Ничего нет. Все разрушено.

Ясные светло-карие глаза эльфа обшаривали сумрак. – Я знаю, что она здесь, – его ладонь на плече Гвенны сжалась еще сильнее и больнее. – Я не смогу удержать ее, не смогу победить ее без тебя. Гвенна, где Тень?

Она была на краю ее поля зрения, дразня своими очертаниями, которые невозможно было уловить полностью. Она пропахла болотом, стоячими водами, мертвыми животными и разложением. Гвенна покачала головой и сглотнула. Ее горло болело, и во рту был вкус крови. Назвать ее по имени означало наслать на себя наказание. Лучше молчать и надеяться, что холод обойдет ее.

– Хорошо… Я знаю способ привлечь ее внимание. – Темкен склонился вперед, вытянул руки и впился пальцами в сырую землю. Немедленно насыщенная зеленая аура окутала его тело.

Гвенна вспомнила, что он делал это прежде, когда выращивал нефритово-лиловую орхидею из проклятой земли. Теперь он казался более сильным, окруженный энергией. Аура вспыхнула и устремилась к земле, чтобы мгновенно воскресить орхидею. В одно мгновение она выросла и расцвела. Ее лепестки тихо раскачивались в такт песни Гайи.

Спаситель, Песнь… и Магия.

Гвенна почувствовала, как то, что сдерживало ее, ослабило хватку, и тьма отступила, чтобы собраться с силой и сплотиться. Сладкий запах орхидеи перебил гнилую болотную вонь. Ее цвет окрасил землю вокруг нее – чудесная зелень, как от листьев, рассеивавших солнечное сияние. Гвенна дернулась. Лучше жить в неведении…

Нет, шептала Песня: лучше - жить.

Она развернулась и протянула руку Темкену. Гвенна застыла на месте, когда Тень вновь показала ее самые мрачные воспоминания: гибель Аргота – горящие деревья, разоренная земля, ее умирающий народ. Но она уже не смотрела на это с той отрешенностью, которую время предлагало, как лекарство против всех ран. Она помнила это, как будто это происходило сейчас. Она видела это, чувствуя вину за свои решения, за свои действия, которые стоили жителям Аргота всего, что им было дорого. Вина заставила застыть все ее тело. Мучение сковало мускулы Гвенны, и отчаяние затмило ее мысли. Орхидея начала увядать, ее красота вновь таяла. Она не хотела этого. Она сделает все что угодно ради избавления.

В этот раз Темкен был готов. Он протянул руку, просто касаясь ее кончиками пальцев. Тепло наполнило ее тело, и через него мощным потоком прошла магия. Этого было достаточно, чтобы разрушить темные объятия снова, чтобы дать ей выбор - действовать или отступить, быть смелой или отчаяться. Гвенна посмотрела на увядающую орхидею. Зрелище угасания цветка слишком сильно напомнило ей о невыполненных обещаниях и почти потянуло ее обратно, когда тьма подобралась ближе, чтобы овладеть ею. Она боролась с ней. Она не хотела этого.

Она сделает все что угодно, чтобы уничтожить Тень.

В обрывке песни, преследовавшей и повторяющейся в ее сознании уже давно, Гвенна услышала ответ, что увядающий цветок был равной причиной, как для радости, так и для печали. Цикл жизни подчинял себе все в мире природы. Все родившееся в земле однажды возвращалось в нее однажды, а из смерти всегда появлялась новая жизнь. Гвенна потянулась к Темкену, как он учил ее, принимая смерть орхидеи, как ее возвращение в цикл природы. Из нее может вырасти что-то еще, и она обратила это в свою пользу, впитывая знание, как земля впитывает дождевую воду. Она позволила ей укрепить себя, дав себе смелость окунуться в гнилые объятия тени, тем самым дав ей пройти через себя и оказаться пойманной.

Нашептывая песнь Гайи, она привлекала Тень в свою западню. Она сопротивлялась, обрушивая на нее холодные прикосновения смерти. Гвенна чувствовала ее боль и страхи. Так же, как и отчаяние столько раз осушало ее волю и силу, так и сейчас ужас Тени работал против самой тьмы, делая ее более уязвимой. Песнь в ее разуме и сердце звучала все громче до тех пор, пока не охватила их обоих. Она заманивала Тень все глубже в объятия Гайи, издавая отчаянные вопли в сознании Гвенны.

Темкен оторвал пальцы от земли. Плотная грязь окрасила их в черный цвет. Не гнилая чернота болот, а богатый, землистый цвет плодородного поля. Он тоже постепенно исчезнет, когда его магия потеряет силу и орхидея умрет, но этого хватило Темкену, чтобы напомнить о цикле и о той цене, которую иногда требует жизнь. Он смотрел на руки, на медленно увядающую орхидею, на что-то еще, но не на силуэт за его плечом.

Он поднялся и повернулся одним плавным движением, встретив измученный взгляд Гвенны. Ее глаза смотрели, не моргая, поверх его головы. Единственная слеза ярко-красной крови набухла в уголке ее глаза и потекла вниз по щеке. Изнеможение исчезло с ее лица, вместе с ядом Тени, оставив лишь след юности в эти последние часы,– возможно, в последние моменты ее жизни.

– Ты должен поспешить, – проговорила она тихо, слова соскальзывали с ее почти неподвижных губ. – Я лишь некоторое время смогу ее сдерживать.

Маг нахмурился, прикусив нижнюю губу, и принял решение. – Мы должны попытаться убить ее, – предложил он, и едва он облек мысли в слова, как понял, что это невыполнимо.

Гвенна моргнула, словно от пульсирующей боли, и взгляд ее опаловых глаз упал на Темкена. – Она уже мертва, – ответила эльфийка.

Магия до сих пор окутывала его, и Темкен ощутил утекающие жизненные силы Гвенны, которыми она воспользовалась, чтобы удержать в плену Тень. Часть за частью, Гвенна жертвовала собой, чтобы помешать ее попыткам ускользнуть. Темкен чувствовал эту яростную борьбу с того момента, как он впервые ощутил окончательное решение приманить и схватить Тень. Он думал было попробовать сделать это самому, связав свою собственную жизненную силу и природную сущность Тени с энергией орхидеи, но сейчас он сомневался, что это могло привести к успеху. Темкен не жил десятки лет на болотах, привыкая к темной стороне жизни. Он никогда бы не смирился с Тенью, как это сделала Гвенна. Удержать Тень в себе – определенно означало смерть.

Он по-прежнему интересовался происхождением Тени и тем, что управляло ее существованием, но он сомневался, есть ли ответ на эти вопросы. Чем бы Тень ни была, Гвенна знала ее достаточно долго, чтобы узнать ее настоящую природу. Да, она ненавидела. Но она также нуждалась. Нуждалась в эльфах, в болотах, чтобы кормиться и выживать. Но даже если Тень существовала вне объятий Гайи, ее можно было заставить повиноваться законам природы, когда она вторгалась в этот мир. Но цена… Темкен поклонился Гвенне за ее смелость и безмолвно поблагодарил ее за принесенную жертву.

Словно пробудившись от долгого сновидения, эльфы выходили, спотыкаясь, из хижин или поднимались, очнувшись. Некоторые не встали и никогда уже не встанут. Они были частью цены Гайи, требуемой за то, чтобы остальные могли жить и приносить жизнь в этот мир снова. Большинство плакали, и боль на их лицах была первым настоящим признаком жизни, который видел Темкен.

– Собирайтесь в отряды, – сказал он глухо. – Мы покидаем болота.

Некоторые двинулись было к Гвенне, протянув руки в сочувствии, но Темкен встал перед ними.

– Идите, – приказал он. – Гайя присмотрит за ней.

Эльфы принялись собирать все, что могло пригодиться в пути. Темкен повернулся и увидел, что почти потерял Гвенну. Ее зеленые глаза потускнели, словно она бросила все свои силы на внутреннюю борьбу.

– В этот день, – сказал он тихо, но желая, чтобы она его услышала,– ты оправдала себя за любую свою вину перед эльфами, Гвенна. Нет более великого дара, чем жизнь.

Он нежно взял ее под руки и опустил на землю рядом со своей орхидеей. Ее лицо и цветок ненадолго обрели цвет жизни, прежде чем стали вновь угасать, на этот раз медленнее.

– Позволь орхидее поддерживать тебя так долго, как это возможно, и Гайя заберет тебя к себе прежде, чем тебе вновь причинят боль, – сказал Темкен. Не задумываясь, он произнес имя, которое так долго не могли выговорить его губы. – Аргот будет возрожден, – пообещал он Гвенне. – Мы отстроим его заново.

На скудно освещенной поляне, в кольце темных заброшенных хижин, Гвенна сидела на размокшей земле, повернувшись спиной к сердцу болот. С неба сочился ледяной дождь, расплескивая лужи и взрыхляя землю. С лиловых пестиков орхидеи вода капала в чашу цветка, и лепестки провисали под ее тяжестью. Неровный ритм этого шума подыгрывал порывистому ветру, который трепал ветки и колыхал траву. Дождь нес с собой запах соленой воды из близкого океана, запах чистоты.

Гвенна продолжала напевать песнь Гайи, не открывая рта. В ее сознании Тень становилась сильнее, враждуя с воспоминаниями природы – ее воспоминаниями об Арготе. Эльфы ушли. Животные умерли. Леса были обнажены, земля скрылась под толщей маслянистой воды. Воздух стал холодным и затхлым. Но даже когда Тень, наконец, ускользнула, источая гнев новообретенной силы, готовая пожрать остатки жизни Гвенны, в мыслях эльфийки вновь восставала земля. Растения, животные и эльфы возвращались, когда расцветали воспоминания. Аргот поднимался. Из последних сил, Гвенна позволила себе провалиться в свои воспоминания, неся песнь Гайи и обещание, что жизнь всегда возвращается.

Красный

Красный - это цвет свободы, с оттенком экспрессии и возбуждения. Он слишком эмоциональный, чтобы оставаться к нему равнодушным. Его можно любить или бояться, но его редко кто игнорирует. Он характеризуется, как агрессивный, энергичный, импульсивный и капризный. Те, кто ассоциирует себя с красным, иногда обвиняются в недостатке терпения или в быстрых и необдуманных поступках, но красный также означает страстную натуру, которая чувствует себя чужой и одинокой. Красный олицетворяет огонь, кровь, лаву и эмоции. Он проявляется в эмоциональных взрывах и в искренних тирадах. Красный характеризует тех, кто хочет эффектных действий взамен долгих обдумываний и рассуждений, и тех, кому нравятся очищающие последствия пламени.

Гоблинология Francis Lebaron

Перевод: Александр Pa3dolBOY Гракович

Редакция: Ольга Jacinta Якубова

Вводная запись от Арманда Ар-басинно, преподавателя популярной культуры гоблинологии в Аргивианском Университете и автора таких учений, как: Учение по культуре гоблинов; Гоблинские руины Фларга; Исследования гоблинской культуры; и Скви: Изучение популярной мифологии.

[Заметка на полях: Скви, Скви, Скви! Согласно записям Ар-басинно, каждый гоблин именовался как Скви! Л.Б.]

Это моя привилегия – представить обществу крайне примечательные документы, недавно обнаруженные мной в руинах Фларга, отредактированные и прокомментированные лично мной, с незначительной помощью ассистента Латавино Бар-бассанти, которая, к моему глубочайшему сожалению, покинула университет прежде, чем проект был завершён. Могу лишь добавить, что я рассматриваю всё это как главное достижение моей обширной работы по истории и развитию культуры гоблинов, и что этот документ подтверждает логические заключения, к которым я, в лице оппозиции к теориям многих моих коллег, уже пришёл.

[Заметка на полях: глупое, самодовольное заключение от толстого пустозвона! Л.Б.]

Это, конечно, было моим утверждением в течение ряда лет, что гоблины Фларга являлись политеистами, поклоняющимся различным богам, которым они приносили регулярные жертвы. До обнаружения на Фларге следующих письменных источников было доступно мало конкретной информации, касающейся гоблинских религиозных ритуалов. Благодаря моей работе с этим документом и огромной массой записей, я завещаю учёным сообществам моё наследие. Тем самым у будущих историков и гоблинологов будет меньше проблем в заполнении пробелов уже проторенной тропы.

В сущности, я уже развил теорию о религии гоблинов в моей популярной и, если можно так сказать, выдающейся книге «Апостолы Скви: Опровержение Гоблинских Религиозных Трактатов и Представления о Веке Великого Холода (Типография Аргивианского Университета)».

[Заметка на полях: Популярная?! Да неужели! Книгу тридцать дней не могли продать даже с уценкой, и домохозяйки всей Терисиарии использовали её как подпорку под дверь. Единственной выдающейся вещью в этой книге был факт, что Ар-басинно расписал свою странноватую «теорию» на две тысячи страниц. Фактически, Ар-басинно был почти уволен с его должности после того, когда показывая копию его книги ректору университета, он уронил её и сломал бедняге ногу. Ректор пролежал две недели в кровати, и Ар-басинно провел обход по аргивианским факультетам, объясняя, что первейший человек университета не выдержал веса его неоспоримых аргументов. Л.Б.]

Здесь будет уместным краткое описание моей теории:

[Заметка на полях: Да сохранят нас Боги! Л.Б.]

В древнейшие времена, в течение Веков Великой Тьмы и Холода, которые последовали за разрушительной эрой Войны Братьев, гоблины на Фларге сформировали огромное и могущественное общество. Это стало ясно по обширным руинам Фларга, особенно то, что они были политически осведомленной расой, глубокой в познаниях, с сильной армией и уважаемой во всей Доминарии. Великий гоблинский флот бороздил моря, а гоблинские орнитоптеры бороздили облака над врагами империи гоблинов.

[Заметка на полях: Снова за своё! Ар-басинно распространял эту историю в пабах вокруг университета, обычно поздним вечером, когда он выпивал восемь или девять бокалов корлисианского вина. Из-за этого его прозвали в университете «старым гоблинским вождём». Л.Б.]

В этом веке рос культ гоблинов, поклоняющихся божеству, обозначавшемуся как «Скви». Этот факт объясняется широким использованием названия этого божества в качестве имени у гоблинов Фларга, а также в сообществах гоблинов на всём протяжении Доминарии. Культ Скви прославился различными ритуалами, которые были крайне священны для гоблинов, хотя они, возможно, за пределами нашего сегодняшнего понимания.

В следующем документе есть ключ к разгадке, позволивший мне, опираясь на знания, накопленные в течение моей жизни о культуре гоблинов, разгадать загадку гоблинских Скви-ритуалов. Документ в форме письма, написанный одним из высокопоставленных жрецов Скви другому, передаёт суть ритуала, оставляя некоторые моменты в мистическом тумане, как и раньше. Тем не менее, я абсолютно уверен, что моя настойчивость и познания в науке позволили мне распутать этот клубок, а также разложить его перед моей публикой.

[Заметка на полях: Другими словами, у вас не будет реального шанса заткнуть его в ближайшем будущем. Л.Б.]

Я кратко укажу подробности, сопровождающие открытие этой исторической находки.

Когда мы откапывали руины гоблинского поселения на Фларге, я наткнулся на широкую, плоскую территорию.

[Заметка: На самом деле, эта область была открыта мной и Сарапинной Мэчив, студентом выпускной группы. Ар-басинно договорился с ней о работе на лето. Пока велись раскопки на Фларге, она потратила большинство своего времени, придавая смысл его бессвязным записям и уклоняясь от его грубых попыток затащить её в постель. К тому моменту как мы нашли это место, Ар-басинно крепко спал в своей палатке. Л.Б.]

По обеим сторонам территории было ясно, что в далёком прошлом там были котлованы. Я пришёл к заключению, что эту область приспособили для огромной толпы, которая была нужна, похоже, для религиозных церемоний важного значения. Приняв это во внимание, я надеялся обнаружить свидетельство в подтверждение этой теории. И оно появилось незамедлительно.

На одной стороне поля я нашёл несколько объектов грубой сферической формы, длиной в фут, слегка заострённые с обоих концов. Они лежали в ящике, что указывало на их ценность для гоблинов, и мне сразу стало ясно, что это объекты религиозного поклонения. Также в ящике был грубо вырезанный деревянный свисток, несколько бурдюков, в которых держали воду, или, ввиду своего однозначно религиозного предназначения, были наполнены священным вином; ещё несколько предметов одежды, которые хотя и носило несколько десятков поколений, но в них распознались черты религиозных одеяний, надевавшихся только в период священных ритуалов. Они были украшены огромными цифрами на спине и именами, которые я перевёл со значительными затруднениями, их смысл станет полностью ясен после прочтения следующего документа.

Дальнейший осмотр поля помог мне обнаружить ещё свидетельство ритуальной деятельности: часть была затоптана ногами поклоняющихся гоблинов, а по краям были доказательства множества зрителей этого действия. В одном месте, ближе к краю поля, была куча бутылок, которые когда-то, вероятно, были наполнены священными напитками, потребляемыми в течение церемоний, которые проходили на этом поле.

[Заметка на полях: Все твои записи – о выпивке!!! Одна из ранних «исследовательских работ» Ар-басинно, в течение его пребывания в Аргивианском Университете, была попытка подобрать правильные пропорции священного вина гоблинов в его лаборатории. В конце он произвёл ряд экспериментов, большинство из которых закончилось обычной пьянкой. Один из таких экспериментов включал в себя слишком высокий процент спиртного производного, который стал причиной разрушения одной из секций Зала Алхимических Исследований, и надолго лишил Ар-басинно его бровей. Л.Б.]

Следующий документ был найден в руинах одного из жилищ, рядом с полем, где, вероятнее всего, проживал верховный жрец. Он был написан в форме письма к коллеге, относящемуся к этому религиозному культу, и объяснял действо важной церемонии в культе Скви, чьё существование я и доказал.

Последняя записка хорошо сохранилась. Письменность гоблинов, в особенности орфографические и грамматические правила, неизвестны нам, хотя просматривается высокий уровень общения между ними. На самом деле гоблинский язык, на котором я приучаю разговаривать своих студентов, при правильном произношении, не имеет себе равных в красоте и изяществе.

[Заметка: Да, и этого явления достаточно, чтобы привлекать студентов, несущих протухшие фрукты и овощи со всего города. Как только вы услышите фразу, что «придурок Арманд снова тут», вы сразу же увидите толпу, идущую к нему за много миль. Л.Б.]

Если возникнет путаница, то читателю рекомендуется ознакомиться с моим популярным Словарём Гоблинского языка, составленного Армандом Ар-басинно (16 томов).

Дер Кранк,

Надеюсь ето письмо найдёт тибя в здравии. Са мной всё харашо. Пагода харошая. Летний дождь, а после сонца паявляются жуки.

[Заметка Ар-басинно: Имя «Кранк» скорее всего официальный титул. Разговор о погоде во Фларге очевидно является вводным к следующему разговору о Скви-ритуале, для которого необходимо некоторое сочетание дождя и солнца. Слово «жуки», я думаю, переводится в этом контексте, как «последователи» или «ученики». Очевидно, автор письма предвидел большое собрание народа для ритуала, указывая на это его ремаркой о погоде.]

Мы предумали новую игру, я и Физзер. Помнишь как мы использавали гоблинские бомбы, штобы не падпускать к сибе плахих людей. У нас их была целайа кучя, и Драз сказал мне и Физзеру, выбрасить их, астиригаясь, што ани могут нанисти каму-то врет за приделами домов.

[Заметка Ар-басинно: Фраза «гоблинские бомбы» имеет особый смысл. Точного перевода скорее всего нет, но я думаю, что самое лучшее объяснение этой фразы звучит, как «объект жертвоприношения», осуществляемое кем-то одним, как мы увидим этот далее, в течение церемонии. Драз, очевидно, имея высочайший священный титул, даёт инструкции Физзеру, своему помощнику.]

В любом случаи мы атнисли бомбы к таму бальшому плоскаму месту, ф старане от дамов Скви [Заметка Ар-басинно: Их храм] и весилились, брасая бомбы друг другу и пытаясь паймать их, после ис сваего дома вышел Скви и стал кричать на нас, патаму што мы не давали ему спать.

[Заметка Ар-басинно: Чрезвычайно важный отрывок. Скви вышел из храма, чтобы обратиться к святым персонам. Это очевидно священный этап в ритуале, что доказывает возвышенные слова, использованные в отрывке. Таким образом, мы видим жрецов (Физзеров), умело обращающихся со священными объектами (бомбами), и призывающего Скви, который исполняет ритуальное песнопение.]

[Заметка на полях: Откуда он берёт эти идеи? Л.Б.]

Тагда я и Физзер бросили бомбы в ниго, а он паймал их. После чего мы начали убигать и свалились с гары, пакатифшись вниз вместе с бальшими камнями, паэтому он не смог паймать нас. Мы выжили.

[Заметка Ар-басинно: Отрывок ясно показывает, что храм Скви находился рядом с площадью, которую я обнаружил в руинах Фларга -- большое плоское поле. Кроме этого, свидетельством того, что это было место религиозного ритуала является различные разметки на нём: десять ярдов, двадцать, тридцать и так далее, которые были расположены вдоль поля и измерены в древнейших единицах меры «гоблинесах», указывая путь, по которому следовало шествие.]

Скви абезумел, он пнул бомбу, и Физзер паймал её прешде, чем она взарвалась, и пабежал абратна на поле. Скви пабежал за ним, пытаясь паймать, но я павалил ево, а затем мы убижали. Скви пагнался за нами, пытаясь схватить бомбу, но мы прадалжали перикидывать её друг другу.

[Заметка Ар-басинно: Скви и Физзер участвовали в торжественном диалоге, чётко отвечая друг другу ответом на вопрос, и манипулировали священными предметами, пока шли по священной дороге. Мы можем быть более чем уверены в том, что вся церемония была засвидетельствована благоговейными верующими, которые потребляли священные напитки и еду, пока происходила церемония.]

[Заметка на полях: Хорошо, что когда дело доходит до распития священных напитков, сделанных собственно им или взятых в баре, то Ар-басинно знаком с предметом. Я видела, как он выпил четыре бутылки во время вечернего кутежа.]

Систра и мать Физзера, наблюдавшие за нами, начали кричать и апладиравать.

[Заметка Ар-басинно: «Сестра» и «мать» здесь, очевидно, метафоры. Это высшие жрицы Скви, которые присоединились к церемонии].

Патом ани вырвали траву и начали размахивать ею, прыгая верх и внис. Мы смиялись ещо очень долга.

[Заметка Ар-басинно: Это очень важное сообщение. Когда процессия из «жуков» во главе с Физзером двигалась к Скви-манифестации, то к ним присоединились высшие жрицы, которые размахивали ветвями с листьями, предсказывая новый удачный год для возобновления, как урожая, так и потомства. Таким образом, мы нашли подтверждение того, что культ Скви был культом плодородия. Я рассматривал эту тему в моей популярной и уважаемой работе «Размножение и Сексуальные Отношения между Гоблинами-Скви в период Античности».]

[Заметка на полях: О, Боже! Ар-басинно имеет удивительный талант не видеть очевидного. Его интерес к «культам плодородия», вероятно, был вызван тем, что его бросила жена, очевидно из-за того, что каждое утро за завтраком он перечитывал свою статью о размножении. Когда его жена сбежала из дома в последний раз, она оставила ему синяк под глазом, который он объяснил коллегам в университете, как результат встречи с фонарным столбом. Большинство из его знакомых предположили по виду синяка, что это результат того, что жена запустила в него этой «популярной и уважаемой работой». Л.Б.]

Тем не менее, астальные прибежали ис горада и начали брасать бомбы вакруг Физзера, пака он не взарвался. Позже мы нашли части Физзера на маей крыше.

[Заметка Ар-басинно: Очевидно, что кульминацией церемонии являлся ритуал жертвоприношения первосвященника, или Физзера, в то время как остальные, вокруг него, восхваляли Великого Скви. Можно представить себе сцену яснее: чистые белые одеяния служителей, богатые золотые убранства первосвященников, усыпанные драгоценными камнями, блестящими в солнечном свете. Воздух наполнен звуками песен, восхваляющих Скви и просящих богов благословить наступающий урожай. Первосвященство (далее в документе как "мать") стоит над Физзером, держа в руке украшенный драгоценными камнями кинжал. Он блестит на фоне голубого неба, когда она медленно поднимает его. Пение становится громче, а затем она опускает кинжал вниз в могучем ударе. Брызги крови, окропляют ее одежды живой водой, и толпа издаёт крик восторга в религиозном экстазе.]

[Заметка на полях: Чистейшая небылица! Ар-басинно нужно бы писать биографии. Л.Б.]

Игра была висёлая, и мы ришили пафторить. В этат раз у нас было две каманды в разных накидках. Мы брасали бомбы Квиллу, и он бижал с ней, пытаясь дабижать до другово канца поля, а другая каманда лавила ево и избивала ево дубинками и палками, пака он не атключался. Патом мы павторяли это снова, пака противопаложная команда (мы назвали их Бегунами, патаму што они бегали за нами и пытались атабрать бомбу) не атнимала у нас бомбу, пытаясь дабижать с ней до канца поля.

[Заметка Ар-басинно: Из этой довольно запутанной ситуации мы можем сделать вывод, что за ритуальным убийством Физзера последовала оргия, с участием всех участников церемонии.]

[Заметка на полях: Конечно. Рано или поздно все теории Ар-басинно приводят к оргии.]

Мы должны были дать имя нашей каманде, но в голаву ничиво не прихадило. Я думаю, што эта был кузен Физзера Фарф, уже бросивший кучу бомб и сказавший, што в следующий рас нам нужно сабирать куски жуков, патаму што он был голаден.

[Заметка Ар-басинно: Опять ссылка на увеличение числа жуков, т.е. последователей необходимых для церемонии.]

Таким образом, мы назвали сибя Собирателями.

[Заметка Ар-басинно: Становится ясно, что этот религиозный культ делился на две конкурирующие фракции, что, очевидно, и приводило к религиозным войнам. Это в итоге объясняет, почему этот культ был уничтожен, оставив слабые следы в сегодняшней культуре гоблинов. От степени разрушения в культе, можно догадаться, что всё это приводило к ряду более серьёзных религиозных войн, таких как крестовые походы, проводимые Бегунами и Собирателями, что и стало результатом их взаимного уничтожения. Эта проблема будет описана более широко в моей книге Разрушенный мир: исследование Религиозных войн гоблинов и Крах культа Скви.]

[Заметка на полях: Да сохранят нас Боги, он хочет написать ещё одну книгу, которую можно с уверенностью рекомендовать людям, страдающих бессонницей. Л.Б.]

В любом случае эта игра приносит радасть, и теперь мы в неё играем всё время. Людям ненравилась, кагда их били дубинками, паэтому мы проста взяли челавека с бомбай и талкали его. Прашло немного времени, и бомбы закончились, но людям не нравилась, кагда их брасали, патаму што кагда они падали у них текла крофь. Паэтому мы будем использавать что-та другое. Падобное шару. Мы пытались решить, как назвать эту игру. Кто-та сказал, што мы далжны назвать её «Шар, пинающийся нагами», но все засмеялись. Патом я сказал, што мы должны назвать её как еду, патаму што после игры в неё, мы наедались. Таким образом, мы назвали её Крекер.

Так завершается этот замечательный документ, с наиболее подробными и убедительными доказательствами для подтверждения моей теории о культе Скви. Автор документа даже дает название этой важной части культа: Крекер. Я горд, что у меня есть эти доказательства, чтобы опровергнуть невежественные попытки некоторых моих коллег в Аргивианском университете прекратить мои исследования. Я прошу, чтобы члены совета университета приняли это во внимание при обсуждении моей заявки продолжать исследование захватывающих и интригующих ответов, открывшихся с этой находкой.

Примечание к вышенаписанному:

Для членов совета и учителей Аргивианского Университета от Лавино Бар-бассанти, покинувшей университет.

Как вы можете понять из данного документа, старый Ар-басинно совсем свихнулся. Его "теория" о гоблинском религиозном культе Скви, которую он начал развивать двадцать лет назад, отрицательно повлияла на его мозг, и теперь он стремится к новым высотам невменяемости.

Как я уже упоминала выше, в своих комментариях к его теории, я была с Ар-басинно, когда он исследовал руины на Фларге. Так как он был пьян большую часть времени, он мало что видел и ещё меньше помнил. Он прав только в одном: Сарафинна и я нашли поле для игры более или менее таким, как он описывает. Поразительно, что в то время, как остальная часть поселения была в руинах после рейдов людей, опустошавших эту область, широкое поле было действительно хорошо сохранено. Я не отрицаю, что это было важное место для гоблинов, но идея Ар-басиннo о религиозных ритуалах не имеет вообще никаких доказательств.

Я много говорила ему об этом, но он не был склонен слушать, и я поняла, что лучше было молчать, надеясь, что он забудет про это. Мы нашли сферические объекты, бурдюки и свистки, как он и сказал. Одежды были в довольно плохом состоянии, но я смогла разобрать слово «Бегуны» на одной и «Собиратели» на другой. На каждой стороне поля имелись места, где были своего рода скамейки. Ар-басинно прав, говоря, что всё там происходившее, было связано с толпой гоблинов.

На одном конце поля был большой камень, на котором некогда в прошлом, кто-то выгравировал какие-то цифры и слова. Трудно было всё перевести, но там было что-то о «попаданиях». Тем не менее, мы были не в состоянии расшифровать прямой смысл данного слова.

Лично я считаю, что открытие в целом было менее значительным, нежели смысл, который Ар-басинно хотел ему предать. Вернувшись к нашей палатке, он продолжал болтать о «наиболее значительной археологической находке века» и «физической основы для науки гоблинологии», пока я не ударила его по голове бутылью вина, чтобы заткнуть его. На следующее утро, когда он пришел в себя, идея религиозного культа основательно укоренилась в его голове, и я ничего не смогла придумать, чтобы выбить её оттуда.

Мы спорили об этом почти весь обратный путь в Аргивию, и вскоре после этого, как многие из вас уже знают, я ушла из университета, чтобы больше не видеть и не слышать его бредни.

Я настоятельно призываю вас игнорировать всю эту «теорию» и предложить Ар-басинно перспективу тихой пенсии в каком-нибудь неопределенном месте в университете. В продолжении о поле на Фларге, я сомневаюсь, что оно имело огромное значение для гоблинской культуры. В лучшем случае это был какой-то ритуал, конечно, не религиозный – он был непродолжительным и, вероятно, не предполагал большого числа повторений. Из документа мне стало ясно, что «Крекер» был игрой, и кто может себе представить, что какое-то общество будет тратить столько времени и ресурсов на простую игру?

Суровое испытание орков Don Perrin

Перевод: Александр Pa3dolBOY Гракович

Редакция: Ольга Jacinta Якубова

В маленькой читальной комнате у библиотеки маг по имени Элкан стоял позади своего полевого командира, генерала Грота Джонара. Его кричаще красное пышное одеяние ниспадало вокруг него. Густые светлые волосы свисали на откинутый капюшон.

Прошла тысяча лет с тех пор, как ледник отступил от Доминарии, до этого правивший здесь еще тысячу лет. Население Кьельдора сложилось из тех, кто выжил под натиском ледника и бежал на восток в поисках места, которое способно выстоить, пока мир снова не обретет тепло.

Таким образом, они заняли земли, на которые, как оказалось, раньше них претендовали люди Бальдувии. Четыре столетия народы Кьельдора и Бальдувии вели между собой кровавую войну. Солдаты Бальдувии были хуже организованы и обучены, чем армия Кьельдора, но Элкан хотел изменить сложившуюся ситуацию.

Элкан был амбициозен. Он всегда осознавал, что вековые проблемы со стратегией Бальдувии были в том, что никто из генералов не рисковал армией, являвшейся силой, необходимой для выживания. Армия, которая не рискует, будет всегда проигрывать. Но правда была в том, что Бальдувия, выиграв много битв, не победила ни в одной войне. Поэтому люди Элкана до сих пор жили высоко в горах вместо плодородных равнин, на которые претендовал Кьельдор.

Отбросив предательские мысли, Элкан придумал идеальный план, в котором армия, невосстановив силы, могла завершить кампанию, но ужасающе огромной ценой.

Ему были необходимы расходные отряды. Как он уже знал, его послушными пешками были орки, которых отправлял к нему знаменитый генерал Джонар.

Генерал Джонар был высоким орком-воином. Он всегда носил броню, а на поясе у него висела дубина. История его возвышения до главы клана и генерала орочьих армий была долгой, и он рассказывал её на каждом пиру в честь очередной победы. У него была репутация победителя, хотя в последней битве он потерпел поражение. Джонар был опозорен поражением на Балешском перевале. Его орки бежали перед могуществом вооруженной пиками пехотой. Джонар нуждался в новой победе, которая восстановит его репутацию в Бальдувии и в орочьих кланах. Только поэтому он решил прислушаться к молодому магу.

Элкан занимал небольшие покои в одной из башен Бальдувийской крепости. Он был младшим магом, хотя был молод даже для этой должности. Большинство магов получало такой статус и такие апартаменты только по достижении средних лет жизни. Элкан же получил всё это слишком рано.

Бальдувия была атакована генералом Варчильд и кьельдорскими рыцарями. Варчильд была новым, но уже прославленным генералом. Это поднимало боевой дух воинов Кьельдора и лишало настроя Бальдувийскую армию. Это было время серьёзного раздора в Бальдувии, что стало лучшей возможностью для целеустремлённого молодого мага.

Маг и генерал смотрели на карту, на которой Элкан распланировал грядущую битву, Джонар подался вперед, внимательно вглядываясь в область, расположенную далеко на юге от Бальдувийской цитадели, ближе к границам земель Кьельдора. Площадь, обведенная красным, была наиболее удобным местом для остановки армии, готовящейся к подъёму с равнин, у подножья холмов, в горы.

— Они будут атаковать нас здесь. Сомнений нет. Они будут форсировать наступление, прежде чем мы соберем силы, способные остановить их, – сказал Джонар, уперев палец в карту.

Элкан высокомерно фыркнул в ответ на замечание. – Почему они будут атаковать нас здесь? Среди генералов Кьельдора нет глупцов, и я слышал, что эта Варчильд умнее многих. К чему нападать на нас, когда мы имеем всё ещё полный доступ к мощи гор? Они выманят нас на равнины, а их рыцари бросятся в бой на нас.

Это мнение было ценно тем, что то же самое доказали несколько предыдущих сражений. Маги Кьельдора и Бальдувии не раз доказывали свою способность использовать магию предгорий, но чем ближе маг Бальдувии был к равнинам, тем в большей опасности он находился.

– Ты не понимаешь, – возразил генерал. – Если мы знаем, что они попытаются выманить нас к равнинам, то почему мы должны вестись на их уловки. Вместо этого мы можем устроить пир в недрах своих гор.

– Ты меня абсолютно не понял, – произнёс маг без тени замешательства. – Если мы остановимся на горном перевале, они будут знать, где мы. Они придумают способ убить всех нас. Генерал Варчильд не идиотка. Мы должны дать бой врагу на его земле. Она не будет к этому готова, поэтому мы получим преимущество.

– Мы не можем разгуливать по равнине и притворяться, что победа в наших руках, – рявкнул Джонар. – Ты не видел Белых Рыцарей и их атаки, разящие словно молнии и как гром, внушающие страх.

Элкан в недоумении поднял бровь. – Вы немного испуганы, не так ли? Я смотрю, нас вас повлияли события на Балешском перевале. Позвольте мне позаботиться о стратегии, Генерал. А вы подумайте о тактике. В конце концов, неправильная стратегия может стоить вам звания в Бальдувийской армии. Я думаю, что золото, которое я вам заплачу, покроет весь ваш риск.

Джонар мог закончить этот разговор прямо здесь, на месте. До чего просто было бы вытащить кинжал и вонзить его прямо в грудь мага. Кровь подошла бы к цвету его одеяния, думал он про себя.

После пары мгновений внутренней борьбы он наконец совладел со своими эмоциями и позволил одержать верх над собой доводам разума.

Через несколько секунд напряжённого молчания он взял себя в руки и одержал в этом споре победу. Джонар нуждался в том, что предлагал маг. Он не мог обойтись без победы, а больше никто не смог бы обеспечить финансовую поддержку его армии.

Он тряхнул головой, приведя мысли в порядок. – Очень хорошо. Покажи мне ещё раз свой план.

Он мог бы стать одним из худших планов, которые Джонар видел за последние несколько лет, но в нем была искорка надежды. Он вспомнил Битву на Балешском перевале. Тот план был хорошим, но он провалился, в то время как планы похуже принесли не одну победу.

– Если нам удастся застать их врасплох на подходе к горе Делапре, – сказал он, – то мы будем сражаться, отступая к горным тропам. Они не смогут преследовать нас. Твоя магия становится тем сильнее, чем ты выше в горах. Ты будешь ждать нас тут, – он указал на горный перевал, – и подготовишь кое-какие неожиданности для тех, кто погонится за нами.

Элкан задумался, но кивнул, соглашаясь.

– Я вижу, вы призадумались, генерал. Очень хорошо. Кто сейчас имеется в вашем распоряжении?

Генерал заколебался. Его позиция в орочьей иерархии ослабла. – Я могу рассчитывать только на два клана.

Маг покачал головой. – Я не удивлен, генерал. На самом деле, я предвидел это и организовал для вас поддержку в виде гоблинов с гор Фларг.

Джонар застыл, ошеломленный. – Гоблины? Гоблины?! Я не хочу иметь дело с гоблинами. И это не обсуждается.

— Вам стоит привыкнуть к этой мысли, генерал. Вы встретитесь с вашими новыми союзниками на Балешском перевале через две недели. Они обеспечат победу и мне.

Вскоре после встречи с Элканом Джонар уже стоял во главе большой колонны солдат. Они собрались на Бальдувиqском озере перед началом марша. Два орочьих полка выдвинулись вслед за генералом.

После двух дней перехода по тропам, ведущим на юг, они вышли к обширной долине, лежавшей по другую сторону горы Кирешал через Балешский перевал. Джонар приказал разбить лагерь, хотя день лишь перевалил за полдень.

– Мы встанем тут. Я хочу, чтобы вожди кланов Джел и Лавош явились ко мне сюда так скоро, как только смогут.

Через десять минут главы двух кланов стояли перед ним.

— Возьмите ваше горное снаряжение. Мы идем к Балешскому перевалу.

Два вождя посмотрели друг на друга. Оба пожали плечами, развернулись, удалились и вернулись через десять минут, готовые отправляться в путь. Ни один из них не решился спросить, почему они туда идут. Это была слишком неловкая тема для разговора с генералом, который лишь несколько месяцев назад потерпел поражение всего в нескольких милях отсюда.

Оставшуюся часть дня троица взбиралась по тропам горы Кирешал к Балешскому перевалу, держась южной, солнечной стороны. Ровно тогда, когда стемнело, извилистым путем они добрались до тропинки на самой вершине, которая вела к перевалу. На протяжении всего долгого подъёма никто из них ни промолвил и слова.

Джонар остановился, только когда солнце зашло за горный хребет. Отряд приблизился к небольшой воронке, образовавшейся в склоне скалы. Вокруг были разбросаны металлические обломки, судя по всему, очень древние. Недалеко от тропы лежала голова внушительного птицеподобного механизма. Обугленные пятна на его почти полностью проржавевшем черепе, превратились в вещество, напоминавшее камень. Спустя почти три тысячи лет со времен Войны Братьев Доминария все еще страдала от её последствий.

Разбитая древняя механическая птица была молчаливым напоминанием о войне.

Темнота стремительно опустилась на горы. Трое воителей установили небольшую палатку и развели небольшой костёр на скалистом склоне. Здесь не было деревьев, которые укрыли бы их от ветра, поэтому путники выстроили с наветренной стороны заграждение из камней, которое не позволяло ветру задуть огонь и снести палатку.

Пока солнце было высоко, погода казалась комфортной для перехода по горам, но сейчас, в темноте, температура стремительно понижалась.

Джонар достал три куриные тушки из походной сумки и передал по одной каждому вождю клана.

– Где ты их взял? – спросил Джел, охваченный благоговением.

Лавош держал курицу с почтением, которое обычно предназначалось лишь для священных реликвий.

Куры были редкостью в горных регионах Бальдувии, если вообще там водились. Воздух был слишком разрежен для того, чтобы домашние птицы могли там выжить. В Кьельдоре же недостатка в курах не было, и до начала военных действий шла оживленная торговля вкусной птицей. Когда разразилась война, куриное мясо стало ценным продуктом. Кого-то в Бальдувии его нехватка не пугала, но орки лишились своей самой почитаемой еды.

Джонар улыбнулся и откинулся на камень. – У меня есть шпионы там, где их никто не нашел бы. Это было нелегко, но я могу получить парочку таких время от времени. Привилегии моего ранга, понимаете ли.

Температура воздуха резко упала. Пока куры готовились над огнём, Джонар подался вперед, словно собираясь сообщить оркам некую тайну.

– Внизу в долине, мы найдем ключ к нашей победе. Завтра мы встретимся с нашими союзниками, гоблинами Фларга. Они послали…

От неожиданности Лавош чуть не уронил свою курицу в костёр.

– Гоблины? – рявкнул он. – Какого дьявола мы будем иметь с ними дело? Мы, орки, натворили много зла в прошлом, но нас не сравнить с гоблинами!

Джонар поднял руку, приказывая замолчать.

– Балешский перевал хранит много ужасов для меня, как вы уже знаете. Я бы не стал встречать лицом к лицу стихии, горы и все то, что мне предстоит завтра, не будь я абсолютно убежден в том, что нам нужны гоблины. Без них нас загонят и перебьют рыцари с равнины.

Двое орков смотрели на него с недоверием, выразив на лицах своё собственное мнение.

– Мы не будем сражаться вместе с гоблинами, – решительно сказал Джел. Лавош уважительно кивнул позади него.

Джонар сидел без движений несколько мгновений, а потом придвинулся вперед к вождям кланов. Он заговорил спокойным, ровным голосом, и это напугало двоих орков больше, чем какой угодно крик.

– Вы будете сражаться вместе с гоблинами. И не только это. Вы убедите ваших воинов, что гоблины являются нашим спасением. Я ясно выразился?

Джонар не упомянул, что на этом настаивал маг.

Пришла очередь Джела и Лавоша сесть и умолкнуть на некоторое время. Наконец Джел взглянул на Лавоша. Их генерал явно не был настроен на обсуждение.

– Как всегда мы сделаем, как вы прикажете,- сказал Лавош, потупив взгляд.

— Этого недостаточно, – ответил Джонар, и его глаза ревностно заблестели. – Вы должны верить в это. Положитесь на меня. С помощью этих гоблинов мы добьемся победы, которой иначе достигнуть не сможем.

Потрясающий куриный пир завершился в тишине. Каждый орк размышлял над словами другого. В конце концов, все удалились в палатку в ожидании утра.

Слабый снег выпал в предрассветные часы, слегка припорошив палатку.

Несколько минут ушло на сборы, прежде чем начать спуск к Балешскому перевалу.

Два часа спустя трое орков вышли к полю боя. Даже спустя три месяца местность выглядела зловещей и заброшенной. Сломанные копья торчали из-под свежего снега. Камни были опалены вспышками магии, вырывавшейся на волю в разгаре схватки.

Джонар прошел вдоль невысокой гряды, которая стала его последним укрытием, когда его наголову разбитое войско стремительно проносилось мимо него, подальше от перевала, назад в Бальдувию.

Его мысли вернулись к сражению, и на мгновение он увидел все как наяву.

Длинные шеренги орков, стоящих по шестеро, с мечами, копьями и щитами наизготовку, встречали кьельдорскую пехоту. Враг приближался. Кьельдорское войско было в сотни ярдах, когда оно внезапно перестроилось. С тыла появились пики, и шеренги, стоявшие плоскостью к оркам, превратились в ромб, обращенный к ним углом. И угол надвигался на них.

Джонар не знал, что делать. Он понимал, что этот строй может пробиться пиками гораздо дальше, и что он расколет его войско напополам, пройдя насквозь, как нож сквозь масло.

И он в ужасе наблюдал, как его предсказание обретало жизнь. Джонар попытался усилить первые ряды своей личной охраной, состоявшей из пятидесяти воинов, но они не смогли продержаться долго. Но все же, войдя в бой, они дали остальному строю время на отступление.

Раз за разом он переигрывал эти мгновения в своей голове. Должен ли он был отступить? Должен ли он был попытаться окружить своих врагов? Джонар думал об этом снова и снова.

Без предупреждения впереди, в десяти ярдах от Джонара, вынырнул зеленокожий гоблин, укутанный в шкуры. Размышления мигом оборвались. Не раздумывая, он выхватил клинок – инстинктивная реакция после стольких лет в военном деле.

Гоблин с опаской взглянул на него. – Ты большой главный генерал?

Джонар, успокаивая сам себя, убрал оружие обратно в ножны. Он поприветствовал гоблина, и два других орка повторили его дружественный жест.

– Ты хорошо говоришь по-орочьи для гоблина. Я генерал Джонар. Кто ты?

– Я Трамас, первый в клане гоблинов из гор Фларг! Твой маг нам много обещает, если наши дерутся за вас. Нам даст это победу, но больше нужна плата.– гоблин прищурился. – Ты принес?

Джонар поискал по карманам безрукавки и извлек маленький кожаный мешочек. Он кинул его гоблину. Мешочек упал на землю и слегка провалился под снег. Трамас подобрал мешочек, отряхнул его и заглянул внутрь. Глаза гоблина расширились. Он достал из мешочка алмаз размером с его маленький кулачок.

Рассматривая камень опытным взглядом, он поворачивал его раз за разом, изучая каждую грань. Наконец он положил алмаз обратно в мешочек и опустил его в собственный карман.

Джонар сделал шаг вперед.

– Позвольте мне представить вам моих полевых командиров. Это Лавош и Джел, мои храбрые и преданные помощники.

Двое орков также шагнули вперед, слегка поклонившись. Джонар был впечатлен таким жестом уважения.

Трамас кивнул в ответ и взмахнул правой рукой. Там, где раньше была снежная пустошь, из-под снега появились сотни гоблинов. Трое орков замерли в изумлении. Никто из них не видел ни намека на целое войско гоблинов, не говоря уж о том, что оно было прямо под их ногами.

– Я впечатлен, Трамас, – сказал Джонар. – Весьма впечатлен. Никогда не видел гоблинов, которые могут… Вы меня понимаете… Надеюсь, я никого не оскорбил…

Трамас поднял руку, останавливая речь генерала. – Ты никогда не видел гоблинов, которые могли бы биться, как мы. Я прав, генерал?

И снова Джонар был удивлен. – Да, это так, – ответил он.

– Король гоблинов знает это. Гоблины до сих ходить драться, только чтобы потянуть время для кого-то. Много гоблинов, много подготовки к войне. Теперь мы готовы воевать. Что ты думаешь, генерал? Гоблины только играют в крекер?

– Нет, нет, – Джонар пошел на попятную. – Я думаю, вы справитесь. – Он заставил умолкнуть свою гордость. – Встречаемся с вами у горы Делапре через четыре дня. Вы будете там? – Джонар сверлил взглядом первого гоблина.

Тот поклонился, как до этого сделали орки. – Мы будем. Не забудь остальную оплату, – сказал он.

Джонар кивнул, развернулся и пошел обратно тем же путем. Джел и Лавош последовали за ним.

*****

Путь к горе Делапре занял остальные два дня, после того как Джонар и двое вождей кланов вернулись в лагерь. Орки шли медленно по свежевыпавшему снегу в высоком ущелье, и тянули за собой повозки с провиантом. Колонна из четырех тысяч воинов-орков и сопровождающих их семей растянулсяась почти на милю.

Джонар подходил к каждому клану, показывая им, что их предводитель готов к бою. Он обнаружил, что солдаты устали от перехода, но в остальном их дух был на высоте.

Им была нужна эта победа, чтобы показать всем, что они не были опозорены произошедшем на Балешском перевале.

Немилость, в которую впали орки в Бальдувии, стала большим ударом для орочьих армий повсюду. Кланы пали духом, и времена для них становились все тяжелее, пока шла война. Победа пошла бы им на пользу.

Джонар был удивлен, услышав от солдат разговоры о гоблинах. Несколько несгибаемых ветеранов посмеивались над собственными мыслями о сражении вместе с этими ничтожными ворчунами, но многие уже слышали историю, которую донесли им вожди кланов. Кое-кто был в явном восторге от того, как гоблины способны подкрадываться и устраивать засаду. Некоторые даже похвастались, что видели короля гоблинов в битве в лесу Нармунд, и что это было впечатляющее зрелище.

Тем не менее, ветераны продолжали смеяться, пока не увидели генерала. Джонар подчеркнул всем, кто его слышал, что гоблины являются ключом к победе. Некоторые начали спорить с ним – что, на самом деле, было плохим признаком – но подошли ближе и посмотрели в глаза генералу. И тотчас каждый ветеран улыбнулся, словно с ними поделились великим секретом. У их генерала был план, причем достаточно хороший для них. После того, как ветераны пришли к согласию, молодые орки разом вскочили с мест в великом порыве, желая доказать, что и они такие же несгибаемые.

На следующий день Джонар встал рано. Он не мог спать; он никогда не мог спать перед началом битвы. Предыдущей ночью посыльный принес новость о том, что кьельдорские силы остановились на ночлег всего в пятидесяти милях отсюда. Всю ночь напролет гоблины Фларга преследовали вражеское войско, не давая им отдохнуть перед битвой.

Как по волшебству из-за шатра с разных сторон появились два гоблина и направились к Джонару. Его рука потянулась к мечу, но он быстро успокоил себя и поприветствовал их.

– Я действительно впечатлен вашей скрытностью, – проговорил генерал.

Они слегка поклонились. Гоблин по правую руку шагнул к Джонару. – Рыцари уже в пути, – сказал он. – Они знают, что вы здесь. Они готовы к битве. Трамас говорит, рассказать оркам, что мы сломать две повозки с едой. Многих убить в ночном набеге. Много смертей. Но они уже идти. Будут в полдень.

Джонар кивнул, больше себе, чем гоблинам, думая о завтрашней подготовке.

– Хорошо. Передай Трамасу, чтобы он был здесь со своим кланом, готовый к бою, как мы договаривались. Скажи еще Трамасу, что за хорошую битву ему положена дополнительная награда.

Гоблин, стоящий впереди, улыбнулся, оскалив зубы.

— Дашь еда, пока мы не уйти?

Джонар с улыбкой махнул ему рукой. – Да, только быстрее.

Двое гоблинов ускакали прочь, более заинтересованные набить своё брюхо, чем в своём донесении. Но всё-таки Джонар думал, что его ответ дойдёт. Трамас, судя по всему, привел свои войска в должное состояние.

За час до полудня Джонар созвал весь командный состав в свой шатер. Офицеры обоих орочьих кланов, вожди, помощники вождей, знаменосцы, и первые воины семей встали по дуге вокруг генерала.

– Сегодня мы сражаемся с внушающими нам страх Белыми Рыцарями Кьельдора. Последняя битва с ними дорого нам обошлась. У нас было территориальное преимущество в том, что они не могли вести бой, сидя верхом, но они не отступили и ринулись в бой. Все мы несем позор после того поражения, но я – больше, чем кто-либо.

Джонар сделал паузу, чтобы его слова улеглись в сознании слушателей.

– Но сегодня всё будет по-другому. Сегодня мы будем сражаться, чтобы вернуть наши честь и гордость, мы отберем военные трофеи у этих проклятых рыцарей!

Джонар умело управлял настроением собравшихся. Он видел, как глаза орков из тускло-серых становятся сверкающего синего цвета. Он чувствовал их жажду победы.

Он сдерживал их. – Мы не добьемся победы ни дерзостью, ни глупой бравадой. Мы не победим, если ринемся в порыве ярости на рыцарей. У меня есть план, и вы должны доверять мне, вашему генералу.

Орки закивали. Они вспомнили ход той злополучной битвы.

– Когда я сегодня буду отдавать вам приказы, вы должны неукоснительно следовать им. Любой орк, который ослушается, будет казнен. Мои приказы должны исполняться быстро и точно. Каждая оплошность – это наше поражение. Делайте, как я приказываю, и победа будет за нами!

Собравшиеся офицеры и оба вождя кланов издали громкие одобрительные возгласы.

– За генерала Джонара! – крикнул один.

Джонар жестом приказал ему умолкнуть.

– Рано праздновать, братья мои. Мы еще не победили. Соблюдайте мои приказы и сражайтесь, как воины. Это будет победоносный день!

И снова орки издали победный клич.

После легкого завтрака кланы построились в боевой строй. Каждый клан растянулся на сотни ярдов, по четыре ряда. Потери на Балешском перевале сильно урезали число воинов. Ветер, пришедший с равнин, проносился над головами. Меховые плащи и эполеты трепетали на броне.

Каждый воин держал в руках оружие. Все копья и щиты были украшены эмблемами кланов. От солнца в голубом небе исходил яркий, но не согревающий свет.

Между двумя клановыми полками стоял генерал Джонар. У него была небольшая личная охрана из двадцати самых сильных орков из каждого клана. Один из них держал знамя Бальдувии. Это был видавший виды старый флаг, и по уставу нести его было запрещено, но их сегодня ничто и никто не мог остановить.

Орки, ответственные за повозки с багажом, уложили в них всё, что смогли, готовые к походу. Они также были готовы молниеносно отступать, если враг начнет побеждать. Но если победу одержат они, нужно будет обеспечить армию едой, медикаментами, элем и многим другим. Это была тонкая грань. Слишком много осторожности – и это покажет неуверенность в силах собственной армии. Слишком сильный напор – и враг сомнет их с минимумом усилий. Повозки весили больше двух тонн каждая, и поэтому они ехали очень медленно, тем более по заваленному снегом перевалу. Мех, покрывающий припасы, выглядел соблазнительно и тепло, но он не спасет, если враг прорвется к повозкам.

Джонар ждал появления белой орды на горизонте, чтобы перейти возвышенность и приступить к битве.

– Только бы сегодня без сюрпризов, – подумал он про себя.

Но его поразило неожиданное прибытие Элкана. Маг появился с тыла, верхом продвигаясь вниз по горной тропе вниз и объезжая повозки с провизией. Он спешился и подошел к отряду Джонара.

– Что вы тут делаете? Предполагалось, что вы должны будете помочь нам на горном перевале, за десять миль отсюда. – Лицо Джонара пылало от гнева.

— Я ваш командир, и вы будете обращаться ко мне со всем уважением, как и положено, –надменно ответил Элкан. – Я здесь, потому что это моя армия и моя битва. Не думаю, что вы понимаете всю причину моего появления тут. – После недолгой паузы маг продолжил: – Я подготовил несколько неприятных сюрпризов для тех, кто попытается прорваться к перевалу, будет ли это Кьельдорский рыцарь или орк-дезертир. Я подумал и решил, что я нужнее именно тут.

Джонар с отвращением отвернулся, и начал разглядывать армию Кьельдора.

Белые рыцари перевалили через низкий гребень, и их кони перешли на рысь. Джонар внезапно почувствовал пустоту в животе. Два тяжело вооруженных полка растянулись на весь горизонт. Каждая лошадь была украшена родовым гербом своего всадника, каждый рыцарь нес на щите герб Кьельдора, и каждое копьё было увенчано развевающейся на ветру лентой фаворита.

Бело-голубой шахматный узор на щитах и знаменах отражал яркие лучи полуденного солнца. Грани металлических доспехов светились неземным светом.

Джонар обеспокоенно посмотрел на шеренгу своих воинов, которая была намного короче чем строй вражеской кавалерии, но стояла куда теснее. Его солдаты занимали место по четверо, в то время как ряды кавалерии состояли из двух всадников. Общее число воинов выглядело примерно одинаковым, хотя у рыцарей на равнинном поле боя было огромное преимущество.

В рядах орков послышался ропот, когда они обозревали горизонт. Воины беспокойно поправляли снаряжение и озирались в поисках подкрепления.

Рыцари во главе с командиром, ожидали отряд, присоединившийся к двум полкам. Командующий, маг в белом одеянии, восседал на великолепном воронном боевом скакуне рядом с офицерами, закованными в броню. За их спинами развивался гигантский штандарт Кьельдора. Командирский отряд прошел рысью впереди рыцарей, и маг отдал честь белой армии.

Элкан усмехнулся вслух позади Джонара, и начал проговаривать заклинание. Мгновением позже из кончиков его пальцев полился свет, описав дугу над полем и ударив во вражеский командирский отряд. Два телохранителя вражеского генерала были сброшены на землю, ещё двое закачались в сёдлах, но штандарт стоял непоколебимо, и прочие воины не были задеты.

Маг в белом одеянии развернулся. Через всё поле он вглядывался в своего соперника. Его руки взлетели в воздух, а слова превратились в крик. Энергия выплеснулась из ладоней, а из снега, словно плети, вокруг ударили молнии.

Джонар посмотрел на Элкана. Во взгляде мага застыл ужас. Он вздрогнул, затем безвольно затрясся. Но внезапно приступ прекратился, и лицо мага выразило триумф победы. Элкан отразил магическую атаку. Он встал в полный рост и выпустил из рук стрелу огня, которая безошибочно полетела в сторону вражеского мага. Взрывная вспышка окутала неприятеля, и он повалился на землю, а его конь с ревом кинулся прочь с поля боя.

Орки-командующие и телохранители отпрянули от мага. Они были обученными солдатами, но ничего не понимали, и, тем более, не хотели вмешиваться в схватку двух могущественных магов. Это было их личное дело.

Джонар, впечатленный увиденным, шагнул назад.

Джел подбежал к нему.

– Что это? Что это было?! – он был в панике. Вождь клана видел дуэль магов, но не понимал в чью пользу она закончилась.

Джонар пнул снежный ком.

– Наш маг оказался лучше, чем я предполагал. И скорее всего это было…

– Проклятье! – услышал он голос за спиной. Элкан смотрел на свои трясущиеся руки.

– Что? Что это?- спросил Джонар, расслышав ужас в голосе мага.

Элкан разочарованно покачал головой. – Я бы уничтожил его, если бы он не лишил меня всей маны. Я не смогу колдовать, по крайней мере, еще час. В это время уже…

Джел выглядел напуганным. Джонар поднял руку. – Мы и так не ждали тебя на этой битве, маг, – начал он, но Элкан прервал его.

– Исполни свой долг и умри как настоящий орк! – Маг был полон ярости. – Выиграй этот бой для меня! Сдержи их на час. Когда они будут истощены, я обрушу на них саму смерть!

Джонар презрительно посмотрел на него. Значит, орки должны пожертвовать собой ради славы мага? Он повернулся к вождю: – Вернись к своему клану, и ничего не предпринимай, пока я не скажу...

В этот момент бормотание в рядах возросло до какофонии. Оба орочьих офицера развернулись, чтобы увидеть происходящее.

Всё внимание было сосредоточено на вражеском офицерском отряде. Гоблины Фларга, о которых все уже почти забыли, таинственным образом появились из-под снега, окружив вражеский отряд. Они повалили знамя и сбросили телохранителей генерала с коней, но вражеский командир продолжал доблестно сражаться, пытаясь выбраться из окружения.

Также внезапно, как и появились, гоблины вырвались из завязавшегося боя и ринулись через поле к рядам орков.

Расстояние между двумя вражескими силами составляло почти милю. Джонар увидел в этом свою возможность. В следующий миг он отдал приказ своим самым громким строевым голосом.

– В атаку!

Десять барабанщиков за его спиной передали его приказ стремительно нарастающим стуком барабанов, затем перешли на более медленный, но угрожающий ритм.

Орки вокруг него рванулись вперед. Они не ожидали приказа о наступлении, но быстро освоились и выровняли ряды.

На другой стороне поля рыцари собрались воедино после неожиданной атаки гоблинов. Командир рыцарей проревел приказ, и трубачи передали его по всем рядам.

Они тоже перешли в наступление.

Джонар отдавал приказы направо и налево, чтобы выровнять и укрепить строй орков. Джел и Лавош тоже выкрикивали приказы, призванные сплотить ряды. Это был обычный маневр, но не все орки вспомнили, что делать. Звон стали, скрип кожаной брони и звук четырех тысяч сапог, ступающих по свежему снегу, пробудили в Джонаре воспоминания – о Балешском перевале.

Гоблины Фларга неслись по полю чуть быстрее, чем их преследователи. Два строя пересекли уже половину мили, а гоблины были уже в пятистах ярдах.

Когда гоблины оставили ещё одну сотню ярдов позади, Джонар приказал остановиться своему войску. Солдаты подняли свои щиты, пытаясь отдышаться и выровнять ряды, а затем сплотились и сомкнули щиты.

Когда первые гоблины оказали в двадцати ярдах от рядов орков, Джонар закричал: –Копья!

Почти одновременно с командой орки просунули копья через щели между щитов и уперли их древки в снег около ног.

Гоблины видели только копья и щиты. Они замедлились и наконец остановились, не понимая, что им делать дальше. Они видели лишь только стального дикобраза длиною в милю. Копья торчали со всех сторон, делая невозможным отступление гоблинов.

Джонар поймал момент.

– Слава гоблинам!

Одобрительные возгласы пронеслись по рядам орков, медленно набирая силу. Ни один орк не видел гоблинов, сражающихся подобно гоблинам Фларга. Ликующий рёв орков был подлинным, но они не собирались опускать копья.

Элкан появился из-за спины Джонара.

– Что это? Что вы делаете? –выдохнул он, запыхавшись после бега.

Джонар улыбнулся, когда ликующий рёв с новой силой пронёсся по рядам.

–Гоблины, или, по крайней мере, большинство из них, не говорят на орочьем языке!- сказал он, широко улыбаясь.

Элкан, похоже, не понял.

Рыцари, увидев, как гоблины уносятся от своих же союзников, ринулись в атаку. Прозвучали горны, своей чистой нотой объявив наступление.

Снег вылетал из-под копыт громоподобных боевых коней, которые несли своих всадников.

Гоблины запаниковали. Они поворачивались вновь и вновь, видя, то несущихся на них всадников, то живую стену из копий.

Они маленькими отрядами побежали в направлении рыцарей, пригнувшись так близко к земле, как могли. Атака рыцарей пришлась в передний край толпы гоблинов, разделив их на две половины. Гоблины пытались сражаться, но они были невысокого роста, чтобы успешно сражаться без элемента неожиданности. Многие гоблины попытались побежать обратно к оркам, но были проткнуты насквозь со спины.

Элкан был готов заорать. – Что вы делаете? – кричал он. – Почему вы жертвуете ими? Вы бессердечные ублюдки…

– Но ты же собирался пожертвовать нами, не так ли, маг? – выкрикнул в ответ Джонар. Он оттолкнул мага прочь, прорвался вперед своего строя и, встав перед воинами, проревел лучшим командным голосом. – Мы допустим эту резню? Мы позволим этому остаться без ответа?

Яростный рев был заглушен звуками битвы, идущей за сотню ярдов от них.

– Тогда в бой!

Барабанщики ждали этого приказа. Они начали выбивать отрывистый ритм, передавая приказ об атаке по всем рядам. Орки двинулись вперед.

Кавалерия разбилась на маленькие сражающиеся группы, преследовавшие гоблинов. Их командир приказывал им отступать, но он не был услышан. Горстка рыцарей приготовилась вступить в бой.

Две тысячи орков наступали.

Они покрыли всего лишь сотню ярдов, приблизившись к врагу. Рыцари, не успевшие сплотиться, были застигнуты врасплох. Орки запрыгивали на их спины, скидывая с лошадей. Других они протыкали копьями, смерть всадников и их скакунов была одновременной.

Две сотни рыцарей, оставшихся в центре, смотрели на битву, разыгравшуюся вокруг. Они сформировали тесный круг, выставив копья наружу. Их командир, удерживающий знамя Кьельдора, стоял посередине.

Джонар ждал. Битва закончилась лишь через несколько минут после начала. В ней пало сотни рыцарей. Не более чем двадцать орков встретили ту же судьбу.

Оставшиеся рыцари, вырвавшиеся из битвы, отступили на пять сотен ярдов, прежде чем обернувшись, взглянуть на врага. Бело-голубые шахматные эмблемы были забрызганы кровью и грязью. Даже военный штандарт был разорван надвое. Выжившие, насчитывающие около сотни человек, вновь выстроились в линию.

Джонар и его знаменосец прошли пять сотен ярдов и остановились, приблизившись к копьям, направленным в их сторону. Рыцари были убийцами в его глазах, но его сдерживала военная дисциплина.

Командир рыцарей выехал вперед.

– Я сэр Мичанд, командир рыцарей Ордена Грифона и Феникса, – торжественно отсалютовал он.

Джонар снял свой шлем и низко поклонился. – Я Джонар, генерал Бальдувии и командир орочьих кланов. Я готов предложить вам условия капитуляции.

За спиной послышались шаги Элкана. – Что? Вы серьезно? Это я тут командующий! Я…

Маг не закончил фразу из-за меча, вспоровшего ему живот. Кровь не была видна на рубиново-красной одежде мага, умирающего на белом снегу.

Джонар извлек свой меч обратно, но прежде чем убрать обратно в ножны, он обтёр его о снег, а после об одежды мага.

– Почему? – задыхаясь, спросил Элкан.

Джонар посмотрел на него с отвращением. – Ты хотел пожертвовать нами, чтобы выиграть битву. Вместо этого мы пожертвовали гоблинами, сохранив свои жизни. Теперь я жертвую тебя этим рыцарям, в качестве символического жеста и предупреждения. Никто отныне не будет жертвовать гордостью орков, ни на Балешском перевале, ни здесь.

Свет, мерцавший в глазах мага, угас, и он рухнул лицом в снег.

Джонар развернулся к ошарашенным рыцарям. –Как я и говорил, я готов услышать условия капитуляции.

Командир рыцарей был явно потрясен. – Я не сдам свой отряд на растерзание твоим зверюгам. Мы лучше умрём с честью.

Рыцари незамедлительно сомкнули ряды, ухватив крепче щиты, оружие и поводья. Их кони забеспокоились.

Джонар задумчиво кивнул. – Справедливо. Вот что я предложу: ты собираешь остатки своего отряда и возвращаешься домой. Но взамен ты сдаешь нам свой боевой штандарт.

Сэр Мичанд открыл рот от удивления. Быстро взяв себя в руки, он выпрямил осанку.

– Очень хорошо, генерал. Вы победили нас в достойной битве. Моя честь требует, чтобы я сделал не меньшее. Я принимаю ваши условия.

Чёрный

Чёрный цвет означает смерть и разрушение, он также может быть охарактеризован, как цвет болезни, раздражительности, нематериальности и застойности. Это осквернение и зараза, присущие болоту. Те, кому нравится этот цвет, постараются, чтобы никто об этом не узнал. Они будут производить впечатление лишь на тех, кто достоин их времени, а именно, на уважаемых и богатых людей. Чёрный цвет опирается на мистику и тьму, но в то же время может быть сильным и даже величественным. Это холодный цвет, маяк всего несущественного, но те, кто уважает этот цвет, ненавидят неизбежность судьбы. Чёрный цвет для тех, кто прячет свои тёмные стороны за маской утончённости, для тех, кто скрывается в переулках и тёмных углах, и для тех, кто готов заплатить свою цену за величие.

Тёмные воды Vance Moore

Тайва вышла из каменной хижины, ощутив всю свежесть и прохладу раннего утра. Она вытянулась и услышала хруст своих старых костей, залежавшихся на тончайшей подстилке, единственное, что спасало её ото сна на холодном каменном полу. Она крикнула через плечо скрипучим голосом, который звучал всё ужаснее с каждым годом. - Лория, я пошла проверять птиц.

Обычно Тайва проверяла голубей поздним утром, но вчера некоторые из птиц, живущие в клетке, выглядели больными. Она закашляла, прочистив лёгкие от пыли и дыма ночного костра. Взяв себя в руки, Тайва сняла тёплый платок с её плеч и бросила его в тёмный проход позади неё, переступив через ноги её кузины.

Лория вышла вслед за ней, подставив своё лицо солнцу, лучи которого с трудом пробивались через утренний туман. Черты её лица были более тонкими и приятными, чем у Тайвы. Она носила на себе тусклое тряпьё, придававшее ей некий шарм. Заплатки и недавние швы, скрывавшие появившиеся дыры, составляли основную часть её одежды. Она протёрла глаза левой рукой, держа в ней деревянную гребёнку. Вернувшись в хижину, она взяла деревянную необработанную бадью в свободную руку.

Хижина двух женщин была маленькой и скудно покрытой соломой. Стены были неаккуратно выложены из камней и торфа, собранных пару лет назад, а дым от костра выходил сквозь крышу. Сухая погода позволяла откладывать ремонт, и поэтому дом был больше похож на руины, чем на место жительства. Лачуга лежала на берегу новообразовавшегося озера, воды которого были прохладны и прозрачны в утреннем свете. Дверной проём смотрел на голые обвалившиеся холмы, расположенные на другой стороне берега. Кузин мало заботил окружающий их пейзаж.

Тайва уже возвращалась домой, когда Лория стоя у края озера, наполняла бадью водой. Она смачивала и причёсывала свои волосы, чтобы хорошо сегодня выглядеть. Тайва вздохнула, когда увидела, как жалкая утренняя рутина Лории, сводящаяся к стирке белья в безмыльной холодной воде, превращалась в заботу о своей красоте.

Тайва подошла кголубятне, расположенной позади хижины. Строение было выложено из аккуратно выдолбленных и подобранных камней, а стены были сделаны из досок и плетеных сеток. Доски были сделаны из деревянных прутов, купленных за последние гроши двух нищих женщин. Голубятня, хоть и разрушалась в некоторых местах от влажной погоды на протяжении многих лет, выглядела куда лучше, чем рядом стоящий дом.

Тайва охватила глазами землю под своими ногами. Она боялась, что эта с любовью построенная постройка, будет опустошена, но как и обычно, тут не было следов, кроме её собственных. Она открыла дверь и быстро зашла внутрь, не давая птицам даже малейшей попытки улететь.

Голуби гнездились на открытых полках и в соломенных корзинах. Птицы вели себя необычайно тихо. Она слышала лишь нежное воркование и негромкие звуки передвижений. Обычно, когда она приходила на кормёжку, птицы облепляли её со всех сторон, но сейчас тут царило спокойствие. Птицы выглядели безнадёжно больными. Тайва посмотрела на тусклый свет, просочившийся через щели в стене, и увидела голубя, умершего вчера ночью. Она немедленно взяла клетку с ним и вынесла её к выходу из голубятни. Там у двери стояла маленькая миска с едой, а рядом с ней кувшин, наполненный травяным маслом. Огромная бочка с маслом покоилась позади голубятни, но Тайва держала рядом с ней маленький кувшин для быстрого использования.

Тайва вылила масло на соломенный пол голубятни и на крючок, на котором раньше висела клетка. Оно должно было обезвредить место смерти, если птицу унесла болезнь. Затем нежными руками она собрала ближайших к нему по родственным узам голубей и перенесла ослабевших птиц в корзину. Она могла определить степень родства между птицами с той же уверенностью, если бы ей пришлось называть имена и подробные детали каждого человека из её круга общения. Она вынесла корзины и мёртвую птицу из голубятни, оставив их у задней стены строения. Встав на колени рядом с огромной бочкой, она сняла с неё крышку и, взяв в руки мёртвого самца голубя, опустила его в масло. Она начала напевать странную мелодию и так заботливо втирать масло в оперение птицы, что такое благоговение не было бы уместным, даже на похоронах короля.

После его омовения, Тайва понесла птичий труп и корзины с голубями к топи в ста футах от них. Топь, как ответвление от озера, казалась особенным местом. Вайда окрашивала её своим цветом, она росла и очаровывала глаз. Ничто не нарушало спокойствие болота, и ни одно насекомое не летало над его стоячими водами. Она расположила корзины на клочке земли, поставив клетку с живыми птицами поближе к воде. Мёртвый голубь был поднят из клетки, чтобы стать вершиной треугольника, выложенного из живых птиц. Тайва наклонилась, набрав в ладони немного болотной воды, после чего с трудом выпрямилась и вылила её на неподвижных птиц. Вода оставляла гниющую плёнку на её руках, и, только после нескольких повторений этого ритуала, она остановилась. Сделав один глубокий вдох, она села у края воды с закрытыми глазами. Её напряжение ушло вместе с воздухом, покинувшим её после глубокого выдоха, пока она не рухнула вперёд лицом. Внезапно голова Тайвы шевельнулась, и дрожь прошла по всему её телу. Её лицо выражало неизвестные и непонятные никому из живущих эмоции. Её руки дёргались по обеим сторонам, как-будто пытаясь что-то найти. Птицы забились в ужасе, пытаясь покинуть их клетки. Когда руки Тайвы, в конце концов, добрались до корзин с птицами, они принялись клевать её за пальцы. Любая боль, которую она, возможно, чувствовала, была забыта, после того как она подняла голубей над неподвижной водой и опустила их под цветущую поверхность болотной воды. Клетки погрузились лишь наполовину, замедленные, как проволокой, растениями, растущими под водой. Зловонный воздух от потревоженной воды, ослепил Тайву, и из её глаз брызнули слёзы. Птицы били крыльями под водой и клевали Тайву, прутья клеток, друг друга и даже воду. Но их попытки освободиться ослабевали с каждой секундой, в то время как Тайва, всё сильнее вдавливала клетки ближе ко дну. Голуби боролись и умирали, покидая мир живых по одному. Тайва полностью погрузила одну клетку под поверхность мерзко пахнущей воды, и теперь уже обеими руками, принялась за вторую. Осталась лишь одна птица. Она яростно атаковала пальцы Тайвы, которая из последних сил топила клетку. Она чуть не упала, когда дрожь вновь прошла по её телу, после чего она с трудом присела на колени. Она вздрогнула и потрясла своей головой, как-будто отгоняя мух. Тайва услышала шелест мокрых перьев у себя за спиной. Мёртвая птица клювом чистила свои перья, наблюдая за Тайвой своим лишённым жизни взглядом. Безумная улыбка появилась на её лице, когда она увидела кровоточащие рубцы на своих руках и, зарыдав от наслаждения и воспоминаний давно ушедших дней, бессильно упала на спину.

Тайва и Лория лежали на подушках, сваленных вдоль стен. Хотя их комната и была самым настоящим подвалом, больше всего она была похожа на просторную комнату с удобствами. Стены и потолок были обвешаны рваной тканью, которая раньше была одеждой, что придавало комнате вид палатки. Тонкий слой песка покрывал то, что раньше было грязным полом, а хороший дренаж оставлял его сухим. Непрекращающийся поток горячего воздуха выходил из жерла вулканов, образовавшихся после глобальной катастрофы. Несмотря на и так излишнее тепло, жаровни, стоящие в каждом углу и наполненные доверху ладаном, испускали струйки дыма. Лория и Тайва не обращали внимание на окружающее их пространство. Их взгляд был занят женщиной, стоявшей в центре комнаты.

Она была старая, изнурённая и одетая в одежду домашней прислуги. Её широко открытые глаза смотрели в пустоту. Она стояла прямо, но её голова вращалась по кругу, пока она раскачивалась.

- Подойди, дядя Бруциус, - позвала Лория. Тайва и Лория были одеты в одежды, сделанные из шёлка, как и подушки, на которых они лежали. Мужчина протолкнулся через висящую ткань, слившуюся с окружающей обстановкой, энергично потирая руки.

- Это смешно. Почему меня заставляют ждать? Вы должны были встретить меня в тот момент, когда я только прибыл. - Его тело покрылось мурашками, но он скрывал своё беспокойство за оскорблённым достоинством. - Так почему мы встречаемся тут внизу? Вы должны принимать гостей должным образом. - Он повернулся в поисках места для себя, но не обнаружил ни одного стула, а лежать на полу, как его племянница, ему казалось отвратительным. В конце концов, он встал над ними.

- Может, скажите, почему вы сегодня тут, дядя? - спросила Лория, запрокинув голову так, чтобы встретиться с ним взглядом.

- Вы отлично знаете почему. Я пришёл вразумить вас. Я не могу себе вообразить, почему ещё никто из родственников не пришёл этого сделать раньше. - Бруциус махнул рукой, придав тем самым своему высказыванию вес. - Скажи этой женщине, что ты сейчас же уходишь!

- Вы всегда имели недостаток воображения, - ответила Лория. - Уверена, вы узнаёте старушку Томаю. Она была няней двух поколений нашей семьи. Она практически член нашей семьи. - Томая всё ещё качалась и смотрела в пустоту.

Бруциус был в ярости от того, что его приказа ослушались и что его назвали, чуть ли не родственником слуги. Он грубо схватил за плечо старушки и отшвырнул её в сторону. Она рухнула на песок, как спиленное дерево, не делая попыток помочь себе.

- Я смог сохранить семью, когда другие семьи и даже нации пали под надвигающимся ледником. Ты вклад в наше лучшее будущее, Лория, и я не позволю тебе уничтожить себя в компании этой старой девы! Ты покинешь этот дом. - Он повернулся к Тайве. Эта женщина была тёмной и холодной, как земля под ней. - Вы вернёте власть над этим домом мне! - начал он было кричать, но что-то в горле не пустило его дальнейшие слова наружу.

Тело Тайвы выражало полнейшее спокойствие, не считая одной руки, трясущейся в напряжении. Бруциус почувствовал силу её хватки на своём горле, вместе с одолевавшим его трупным холодом. У него было недостаточно сил, чтобы побороть эту магию. В следующий момент он уже не мог управлять своим телом. Он слышал, как Лория встала позади него и начала что-то нашёптывать ему на ухо.

- Вы кажетесь очень тихим, дядя. Неужели у вас кончились возражения? - Лория поднесла один палец к его шее, оставив сильнейший ожог. Но даже стон, который он услышал, был далек от него. - Ты не можешь приказывать нам. Никто не может приказывать нам. Мы сильнее тебя. Мы сильнее, чем кто-либо!

Лория отошла на периферию его взгляда, её трясло от гнева. - Покажи ему, Тайва, почему никто не вправе нам приказывать.

Тайва подняла обе руки. Бруциус немного развернулся, увидев медленно поднимающуюся старуху Томаю, которая до сих пор смотрела в пустоту, но теперь она держала в руке нож. Он не мог даже открыть рот, чтобы закричать от сковавшего его ужаса.

- Остановитесь! Не убивайте меня! Я ничего не сделал! - Он задыхался, пытаясь безрезультатно сбежать.

Она подняла нож и сделала к нему один шаг. Её глаза окончательно сфокусировались на нём. Служанка Томая говорила, но голос казался моложе её возраста. Она говорила голосом Тайвы.

- Лория оказалась права. У вас совсем нет воображения. - Томая поднесла нож ближе к своей морщинистой шее и вырезала на ней широкую, кровавую улыбку. Бруциус вопил от ужаса, пока Томая смотрела ему в глаза, а кровь стекала по её телу.

Внезапно Бруциус почувствовал облегчение, когда хватка Тайвы на нём ослабла, вернув ему контроль над телом. Томая свалилась, и он побежал из комнаты прочь. Грохот мебели затих, только после звука захлопнувшейся двери.

Обе кузины упали на пол, составив на некоторое время компанию трупу Томаи. Первой встала Лория, несмотря на боль в мышцах.

- О, Боги, как ты это допустила, Тайва? - спросила Лория, в отчаянии потянувшись за бутылкой вина, чтобы унять свою боль. - Мы почти сделали это с дядей. И почему ты дала Томае так скоро угаснуть?

- Я не позволила бы этому случиться! - воскликнула Тайва, когда она тоже встала и потянулась за вином. Она была в разы слабее, чем её молодая кузина, и она проклинала решение не ставить в этой комнате стулья. - Я не знаю, что произошло!

Перепалка продолжалась ещё несколько минут. После Тайва потянулась вниз к холодному телу Томаи и, выдернув нож из её мёртвой хватки, показала окровавленным остриём в сторону открытой двери.

- Нам нужно выяснить, что случилось. Эбнеззер должен быть до сих пор в западном крыле усадьбы. - После этих слов обе женщины взобрались по деревянной лестнице в дом.

Эбнеззер появился в их жизни, рассказывая о себе, как о беглеце от загадочной борьбы на юге. У него ничего с собой не было, и он остро нуждался в приюте. Тайва была рада поселить его в своём доме. Он стал её наставником в изучении искусства пожертвования и контроля над чужими телами. В течение года элита, населяющая город, наблюдали за Тайвой и Эбнеззером. Тёмные ритуалы, происходящие ночью, днём обсуждал весь город. Мистические обряды настроили против них много горожан, за исключением нескольких истинных приверженцев.

Тайва познакомила Лорию с этим тёмным миром. Кузины получили власть, которая освободила их от любой необходимости подчиняться порядкам общества, в том числе и их семьи.

Вскоре они стали доминирующей группой, а большинство из приверженцев были принесены в жертву, утоляя их жажду власти. Лория проигнорировала убеждения своих родственников и ушла вместе со своей старой кузиной.

Если исчезал кто-то из прислуги, то все понимали, что это связано с тяжёлыми временами. Ночные ужасы уже не кажутся такими страшными при дневном свете. Тайва и Лория упивались своей силой. Теперь они хотели знать, что же теперь обуздало их силу.

Когда они пришли в западное крыло усадьбы, там царило безумие. Тела прислуги, которые раньше находились под контролем, теперь валялись на полу, некоторые покоились в бесконечном сне, другие мучились в предсмертной агонии. Молодая служанка, месяц назад ставшая новой жертвой, ходила по кругу в центре гостиной. Увидев кузин, она зажмурила глаза, и отлетела спиной к стене, будто снесённая порывом ветра. Ударившись об стену, она проломила деревянные доски и, сломав все кости, сползла бездыханным трупом на пол.

Войдя в центральный зал, Лория была атакована пажом. Юноша выбежал на Лорию, бесконтрольно размахивая руками, похожий на несуразную птицу, возвращающуюся к своему сокольничему. Его руки, как бескостные ласты, хлестали Лорию, прикрывавшую своё лицо руками. Мальчик выдохнул от облегчения, когда Тайва вонзила нож ему в бок.

Эбнеззер бормотал и раскачивался, когда они ворвались в его тайное святилище. Книги и инструменты были разбросаны на столах, расставленных по всей комнате, а на подносе лежала огромная крыса, до сих пор истекающая кровью. Очевидно, они прервали его очередную практику. Аура тёмной энергии, пронизывающая эту комнату, сменилась болотным зловонием страданий и смерти. Обе кузины ощутили отвращение от того, что один из тех, чьими способностями они восхищались, опустился так низко.

- Что случилось, Эбнеззер? - требовала ответ Лория, схватив за голову сидящего на коленях мужчину. Её руки что-то почувствовали, и она начала трясти его сильнее в попытке получить ответ на её вопрос. - Почему мы потеряли силу? Почему прислуга освободилась из-под контроля?!

- Не знаю, не знаю. Я чувствую какую-то мистическую силу, разрушающую меня изнутри. Уничтожьте её! - Эбнеззер освободил свою голову из хватки Тайвы и зарыдал.

Тайва кружила по комнате, в поисках того, что мог принести сюда её наставник. Она хватала любой ценный предмет, который можно было легко продать. - Спроси его, если сила начнёт возвращаться! - говорила она Лории. - Спроси его, что примерно могло привести к такому плачевному результату.

Лория стояла над ним и настойчиво пыталась узнать, как её жертвы освободились и, как дядя Бруциус сбежал от них почти нетронутым.

- Ты что-то принёс сюда? Призвал какого-то духа? Наша сила когда-нибудь вернётся? - Каждый вопрос заставлял Эбнеззера вздрагивать, а Лория чувствовала ускользающую надежду.

- То, что я знал, покинуло меня. Я не знаю, когда сила вернётся. Я проверил духа, прежде чем выпустить его, но он предал меня, проникнув в моё тело. И сейчас он находится внутри меня. - Он замолчал и уставился в пол.

Тайва смотрела на Лорию, сидевшую на коленях и размахивающую руками перед лицом безумца, пытаясь привлечь его внимание.

- Что теперь? - спросила Тайва.

Лории понадобилось несколько секунд, чтобы принять решение.

- Нам придётся покинуть город. Семья всё поймёт, после того, как дядя расскажет им, что видел. Я не знаю, получим ли мы обратно всё то, что потеряли. Эбнеззер бесполезен. Что-то находится внутри него. И я боюсь, что мы не сможем извлечь это из него. - Лория окинула всю комнату взглядом. - Найди что-либо ценное и упакуй. Мы должны быть в дороге через час. Я вернусь в наши комнаты и соберу всё то, что пригодится в путешествии. - Лория поднялась на ноги и покинула комнату.

Тайва осталась наедине с безумцем. Она уже знала, что возьмёт, и поэтому, медленно приблизившись к колдуну, положила ему руку на лоб, как-будто благословляя своего прежнего наставника.

Кузины незаметно покинули город. Дороги были грязные от пришедшей в эти края внезапной оттепели. Оба беженца были далеко, когда люди, освободившиеся из-под контроля тёмной магии, разбудили город. Тайва и Лория бежали на север с гниющей головой Эбнеззера, лежащей в кожаной сумке, на дне багажа.

Лория шёпотом всё проклинала, стоя на коленях в грязи на краю озера в поисках клубней. Вода в озере была прозрачная, открывая вид на песчаное дно, за исключением карманов, образовавшихся в результате прохода ледника, унёсшего за собой верхний плодородный слой почвы. Подобные очаги загрязнения были повсюду, но большинство из них были бесплодными и эродировали под натиском весенних дождей. Растения росли в этих впадинах поздним летом и осенью. Измененные событиями, которые потрясли этот мир двадцать лет назад, они адаптировались к весенним затоплениям. Густые корни и клубни были тверды, как дерево, а когда приходила вода, они защищались от гниения, выделяя слизь и покрывая себя густой сетью из тонких корешков.

Стоя босыми ногами в холодной воде, она выкапывала клубни, которые были больше похожи на камни и пахли влажным навозом.

Тайва показалась на расстоянии, когда Лория выпрямилась, чтобы выбросить ненужные корни на землю. Старая женщина возвращалась с корзиной, которая была наполнена углём из шахты. Она шла через разбитую оврагами дорогу, полную луж с тёплой водой, которые могли бы согреть онемевшие от холода конечности Лории. Промёрзнув до костей, Лория источала ненависть к Тайве, изнемогая от бессилия. Тайва споткнулась и протащила корзину по грязи, уплотнив плохо сделанное плетеное изделие уймой рассыпчатой грязи.

- Держи её подальше от грязи, Тайва. - У Лории ещё оставались силы на придирке к своей родственнице. - Я не собираюсь помогать или ждать тебя, если ты будешь возиться в грязи.

Реакцией Тайвы был непристойный жест, который больше сказал об её усталости, чем о раздражении поведением Лории.

Лория согнулась, пытаясь очистить от грязи её руки и ноги. В лучшем случае, убрав с себя большую часть грязи, она заменит её дорожной пылью по пути назад к месту варки пива.

Когда Тайва приблизилась к Лории, она начала заполнять корзину собранными клубнями. - Я устала делать это! - крикнула она, бросив со всей силы один корень в корзину. Единственным результатом этого броска был глухой удар. Тайва сжала кулаки, но после нескольких секунд, успокоившись, раскрыла их.

- Мы обе созданы для более высшей цели, чем возиться тут в грязи, - ответила Лория. Она пнула корзину и, тяжело вздохнув, упала коленями на влажную почву. Она попыталась безуспешно встать и снова выругалась, ощутив резкую боль в пояснице. Тайва попыталась отдохнуть, расслабив своё тело, но место оказалось совсем неподходящим для релаксации. Она смотрела, как Лория перебирала землю, похожая на слабое, выбившееся из сил животное.

Лория встала и заметила, как отвращение во взгляде Тайвы, так и фигуру мужчины, идущую по тропе у озера.

Они выпрямились и попытались создать иллюзию дружелюбия. Это была плохая попытка, но расстояние от них до их цели сыграло им на руку.

Его звали Уинтон. Он был охотником на водоплавающую дичь, плавающую по сетям озёр и рек, которые пересекали бедный на флору и фауну ландшафт этих краёв. В его грубых чертах лица появилось что-то похожее на нежность, когда он увидел двух улыбающихся ему женщин. Тайва была старая, седая и грязная, одетая в неопрятное подобие платья. Лория выглядела лучше из парочки, и она была более ухоженной для этой грязной работы в воде. Уинтон знал их, только как производителей пива, сваренного из зловонных клубней, которые они собирали на этом болоте. Напиток был известен за свою первобытную силу и чуть ли не смертельное похмелье. Его пыл угас, когда ему в нос ударил невыносимый запах гнили.

- Нехилый тут запах, соседки, - сказал он. - Трудно было представить вас, делающих божественный напиток из этих отбросов. - Уинтон сохранял дистанцию, но пытался казаться дружественным, как мог. Он сдвинулся с места, и два маленьких боласа зазвенели друг об друга.

Мужчина торговал дичью за деньги. Он стрелял по крыльям своих жертв из пращи, но его боласы были более точным оружием в тусклом свете. Он бросал их в птицу, если она пыталась улететь, а после продавал дичь всем встречающимся на пути людям. Праща с камнями, висевшая сзади на поясе, была нужна для кроликов или целей на деревьях. Он был постоянным покупателем их горячительного напитка.

- Я не возражаю, если удастся сторговаться на кувшинчик с вашим волшебным напитком, дамы, - сказал он, сжимая руку на ярко окрашенных боласах, зелёного, синего и красного цветов. - Три птицы или пять кроликов, доставленных прямиком к вашей двери.

Тайва уже хотела начать торговаться, когда Лория опередила её. - Я надеюсь, что вы примете кувшин, как наш подарок. - Протяжно произнесла она, протягивая руки к Уинтону. Она пыталась казаться соблазнительной, но её бездыханная манера говорить с теми, кого она считала олухами, звучала глупо для Тайвы. - Приносите связку чего угодно к нашей хижине сегодня ночью, и мы отпразднуем вместе.

Уинтон недоумённо посмотрел. - Какой-то праздник? - спросил он. Будучи одиноким, он часто терял ход времени.

- Мы празднуем, будучи живыми, - ответила Лория. Она пыталась вызвать страсть у Уинтона, но добилась только недоумения. Тайва закашлялась, чтобы скрыть свою подлую насмешку.

Но Уинтон смотрел на всё через завесу одиночества, и любой взгляд девушки в его сторону, крепко подсаживал его на крючок.

- Я вернусь, сегодня ночью, моя дорогая, - сказал он и, развернувшись, сделал несколько драматичных шагов, прежде чем вернуться к своей повседневной сутулой походке. Лория молчала, пока он не скрылся из зоны видимости. Тайва тем временем собирала грубо сделанные инструменты для выкапывания клубней, лежавшие у них под ногами.

- Кузина, вам бы лучше попрактиковаться вводить кого-то в заблуждение. Твоё неискреннее поведение, когда-нибудь подведёт тебя, - упрекала её Тайва. Она подняла корзину и показала Лорие жестом, чтобы она водрузила её себе на спину.

- Он придёт или нет? Надеюсь, его будет мучить жажда, когда он появится на нашем пороге. - Лория поправляла ремни, сводя к минимуму шансы появления волдырей или рубцов.

- Так что мы сделаем с ним? - спросила Тайва.

- Ты что совсем выбилась из сил? Конечно же, мы убьём его. - После этих слов, Лория вместе с Тайвой отправились на холм.

- Убить его. Да. Но где и как мы используем его смерть? - задумалась вслух Тайва и чуть не споткнулась, удержав равновесие, после чего она продолжила, - Уничтожить его разум и использовать его в своих целях? Развратить его дух и отправить его мстить за нас?

Дорога сейчас была шире, чем прежде, показывая чью-то тяжелейшую работу. Каменные ступени были высечены на более крутых участках дороги, засаженной по обеим сторонам кустарником, который скрывал от путников эти искусственно сделанные удобства. Дорога снижалась через кратчайший путь, скрывающий кузин от лишних глаз.

Кузины достигли пивоваренных ям, углублений, выкопанных на склоне холма. Окружённое кустарниками, это место было далеко от хижины, но близко к разлому из грязно бурого угля, который был похож на огромного кита, выброшенного на сушу. Тайва сложила большие куски и плитки угля в корзину. После чего, вместе с Лорией, они понесли их к огню, где горная порода вместе с углём служила в качестве нагревающего элемента.

Лория осматривалась вокруг, пока Тайва подбрасывала уголь в огонь. - Этот бродяга станет нашей рабочей силой не меньше, чем на три недели.

Удобства на тайной дороге и глубокие ямы, предназначенные для варки пива, всё это было сделано парой невинных путников, схваченных на главной дороге.

- Мы может использовать Уинтона, чтобы расширить производство. Может быть, он сможет выкопать яму поглубже. Но боюсь, в этом случае, нам придётся рыть яму для него, прежде чем он закончит значительную часть своей работы.

Тайва подкинула ещё камней в яму для поднятия жара. Труп одного из бродяг покоился в углублении для костра, пламя от которого обжигало его уже начавшую гнить кожу. Тайва использовала пару огромных щипцов, подкидывая уже нагретые камни в корыто, наполненное водой и выдолбленное из срубленных далеко отсюда брёвен. Кипящая вода удаляла с собранных клубней водонепроницаемое покрытие из слизи. Слизь, кроме того, что была неприятна на вкус, она была также очень ядовитой, что могло привести к мучительной смерти клиентов. Лория подошла к небольшому колодцу, набрав полное ведро воды. Вылив её в корыто, она наблюдала за сливающимся в ров потоком яда, смешенного с песком.

Тайва закончила перемещение нагретых камней и встала, облокотившись на щипцы. - Было бы хорошо, если бы кто-то ещё делал эту нудную работу. Наши силы иссякают, а кроме того у нас есть стаи вечно голодных птиц. Каждая птица приносит меньше пользы, чем тех усилий, которые мы на них тратим. Или мы их скармливаем призраку в воде, или у нас вскоре будут неприятности.

Когда они пришли сюда несколько лет назад, голова Эбнеззера плавно перекочевала из их багажа в озеро за хижиной. Сгнивая, она периодично выпускала дух, который питал их эгоистичную натуру магической силой. Каждый раз он требовал всё больше и больше. Поселившиеся на озере водоплавающие птицы пропадали под тёмной водой, без участия кузин. Но теперь не упокоенному духу понадобились новые жертвы.

- Нам нужна новая смерть, но как мы убьём его? - спросила Тайва, подойдя ко второму корыту. Из него уже испарилась вся вода, оставив на дне размягчённые клубни. Высокие пустотелые пни, обёрнутые бечёвкой, служили ступкой для пивных компонентов.

- Зарезать было бы слишком грязно, - думала вслух Лория, помогая Тайве надеть вылитую металлическую форму на корыто. Мёртвый литейщик отлил её по форме дерева. Металл принадлежал одной из машин-убийц Мишры, и Лория увидела иронию в том, что некоторые части тёмной истории используются снова, чтобы сеять смерть. Корыто с надетой на него металлической формой использовалось, как пестик. Крепко схватившись за металлические крюки, они поднимали и опускали корыто, размалывая клубни, лежавшие на дне пустотелых пней.

- Забить его до смерти слишком трудно, - говорила Тайва, не отрываясь от работы.

- Мы можем задушить его, когда он напьётся, - предложила Лория, когда наклонилась, чтобы собрать пульпу, и добавить новую порцию клубней. Пиво полное токсинов, не только сделало бы убийство легче, но также его продажа принесла бы хорошую прибыль вместе с удовольствием от смертей, к которым привела бы совокупность летальных свойств компонентов.

- Утомительное ожидание его прихода убивает. Кроме того, нам нужно затащить его в воду, - сказала Тайва. - Я не смогу дотащить его на себе. - Она бросила мёртвые цветы во второе корыто; разлагающиеся семена начинали процесс брожения и добавляли в напиток наркотическое свойство.

- Этот пьяница может случайно утонуть, когда напьётся. - Лория подошла к третьему корыту и проверила смесь. Она была близка к завершению. Остался ещё один шаг перед тем, как процедить и разлить её по бутылкам. - Она готова для специальной добавки.

Тайва захихикала от удовольствия, когда принесла из дома запечатанный горшок. Открыв его, она осмотрела сгнившую птицу. Её глаза впали, а перья и плоть свисали со скелета рваными лоскутками. Дно горшка было покрыто небольшим слоем консервирующего масла, но порыв неприятного запаха ударил ей в лицо, перебив и так насквозь прогнивший воздух. Птица извивалась, пытаясь встать на свои сломанные ноги. Это был один из шпионов Тайвы, которые уже слишком сильно сгнили, чтобы их использовать в прежних целях. Тайва взяла тело в руки и пошаркала обратно к третьему корыту. Она встала на колени в лужу забродившего пива. Её руки медленно перетаскивали голубя, чтобы его размягчённая плоть не распалась на части. Она очистила свой разум, сфокусировавшись на промозглой воде позади их хижины. Она почувствовала её изменчивый поток. Ощущение реального мира покинуло её, когда она начала сжимать свои руки в кулаки с мокрым хлопком, вдыхая трупный газ и медленно засыпая.

Когда она пришла в себя, Лория процеживала отвратительное содержимое третьего корыта в дешёвые горшки. Руки Тайвы были чёрные по локоть от запёкшейся крови. Она лежала в луже токсических отходов. Клубни, в различных стадиях готовности, пахли, как растопленный жир, а туман удушающего дыма от горящих углей заполнял всё пространство вокруг. Это было красиво.

Уинтон присвистывал, выбирая кратчайшую дорогу к дому кузин. Он спал после полудня, а затем пошёл охотиться ближе к вечеру, поскольку ранним утром и в сумерках птицы становились более спокойными и лёгкими целями. Добычу долго ждать не пришлось. Он спугнул птиц на мелководье и одним ловким броском боласов поймал сразу двух уток. Третья птица оказалась разновидностью журавля. Она почти освободилась от боласов, но попала в сильные руки Уинтона, свернувшие её шею. Журавль был большим и красивым, и Уинтон подумал, что это должно принести удачу Тайве и Лорие.

Но удача покинула его вместе с последним броском боласа. Он упустил следующую птицу и сразу же после этого услышал громкий удар. Он потерял много времени, пролазив по пояс в воде, в поисках ярких боласов. Один из грузил разбился о камни, приведя оружие в негодность.

Мысль о неудаче затерялась среди фантазий, придуманных его разумом: могучий охотник возвращается к его обожаемым женщинам, подкупая их пойманной добычей, а Лория, тем временем, сгорает от страсти к нему.

- Да, - воскликнул он. - Единственное о чём стоит беспокоиться, это как очаровать её, чтобы она любила меня точно также. - Пока он отвлекал себя романтическими иллюзиями, над горизонтом поднялась полная луна.

Он увидел хижину и мерцающий свет от свечей через открытую дверь. Свечи были недешёвым товаром, по сравнению с каминами и масляными лампами. Он почувствовал себя важным гостем, увидев всю эту экстравагантность.

Его прибытие ознаменовалось криком и стуком в дверь. - Я пришёл, леди. Я, вы и этот дивный ужин, чувствую, будет весёлый вечерок. Он стоял в своей грязной и благоухающей одежде, гордо выпятив грудь. Его ноги по колено были забрызганы грязью, а рубашка была мокрая от пота и воды. Он затащил свою добычу в комнату и передал её Тайве, поглядывая через её плечо в поисках Лории.

Лория была одета в самое лучшее, что у неё было. Её одежда была сшита из кусков ткани разных цветов, но выглядела при этом, как новая. Лория была ухоженной. Её волосы были самым чистым предметом в комнате.

- Спасибо за ваш вклад в наш сегодняшний вечер, сир. Прошу вас, отпейте из кубка и расскажите нам что-нибудь, - величественно сказала Лория.

Тем временем Тайва изучала пойманного Уинтоном журавля. У птицы были грязные перья и уродливые ноги.

Она общипала его и разделила на части, насадив куски мяса на вертел. Её заботливо выкрашенная в один цвет одежда была вся в заплатках, но сидела на ней идеально. К сожалению, это был серо-зелёный цвет, сливавшийся с задним фоном. Время от времени, она присоединялась к беседе, замечая, что Уинтон каждый раз становился всё более хвастливей.

Уинтон сидел на табуретке, сгорбившись над столом. Из-за плохого состояния мебели он балансировал на стуле, стараясь не опираться на него полным весом. Когда его локти покидали стол для участия в очередном нелепом жесте, он поспешно возвращал их в исходное положение.

- Сам мэр Кейда спрашивал меня о новостях, которые мне довелось услышать в дороге. Он хотел знать, слышал ли я что-нибудь о волнениях на юге, - говорил Уинтон, жадно поглядывая на куски мяса, которые рядом с ним пронесла Тайва. Кейд был небольшим поселением, о котором Тайва знала лишь по его названию. Даже самый последний глупец в этих краях знал о его существовании.

- И что ты рассказал ему? - сказала Лория, подмигнув ему и передав полную кружку с пивом. Она медленно спаивала его, как-будто подбрасывая дровишки в костёр, в ожидании, что он вот-вот разгорится. Уинтон сделал большой глоток пива. Оно было грубым, как ком из глины с соломой, и сильным, как снежная метель, но лучше, чем он когда-либо пробовал.

- Я рассказал ему обо всех проблемах на юге. Всё, что я слышал, это были рассказы о военных походах и несметных сокровищах.

Лория слушала его с некоторым интересом. Даже слепой проводник может иногда найти верную дорогу, думала она.

- Я слышал ещё много чего, но я проголодался. Может быть, пора насладиться пойманным мною журавлём? - Уинтон почувствовал лёгкое головокружение. Скорее всего, это от голода, подумал он.

Тайва полила жиром и приправила мясо журавля. К её удовлетворению, мясо было готово.

Уинтон съел всё, что лежало возле него. Вертел с журавлиным мясом шёл прямо к его пустой тарелке. Лория старалась изо всех сил, чтобы его кубок оставался полным. Тайва же молча наблюдала в сторонке.

- Я слышал, что лёд отступает на север. Мир постепенно становится лучше, - радостно заметил Уинтон. Кузины молчали и думали о роскоши и власти, которые были у них раньше.

Женщины не спеша ели утку, немного смочив губы из кружек, в то время как Уинтон расправлялся с очередной порцией напитка. Он был обжорой и скучным в общении, но они тщательно старались скрывать своё недовольство. В конце концов, охотник дошёл до необходимой кондиции.

Уинтон очистил стол от еды и стал затуманенным взглядом смотреть на кузин. - Что теперь? - спросил он, издав громкий звук отрыжки.

- Почему бы не пойти порыбачить, - предложила Лория и подмигнула пьяному мужчине.

- Что за чудесная идея! - воскликнул Уинтон, вставая со стула. Он поднял себя, крепко опёршись руками о стол. Кружки и глиняные тарелки соскользнули на пол, но он был слишком пьян, чтобы это заметить.

- Возьми меня за руку, Уинтон, - сказала Лория, притворно улыбаясь. Взяв её за руку, они направились к дверному проёму. Тайва держала его за плечо, стараясь сделать всё, чтобы побыстрее вывести его из хижины.

Уинтон спотыкался, оказавшись в темноте. Луна была яркой, но местный ландшафт не обладал множеством деталей, за которые мог бы зацепиться взгляд. Голубятня казалась пристанищем тьмы, а топь, отражая лунный свет, напоминала травянистую поляну.

- Идём, Уинтон. Ночная рыбалка это весело, да и клюёт неплохо, - кокетливо утверждала Лория.

Она казалась призраком в лунном свете, ведущего его за собой на звук своего голоса. Тайва держала его за правую руку, чтобы он не сбился с пути, направляя его к узкой тропинке. Уинтон начал спотыкаться и шататься ещё сильнее, когда она силой потянула его в сторону.

Разум Уинтона был затуманен, и он думал, что всё это, было некой романтической игрой. Голубятня была объята тьмой, и он потряс головой, в попытке прийти в себя.

- А как вы их будете ловить? Красивыми словами? - шутил Уинтон. Он глубоко дышал, оперевшись на плетеную сеть из прутьев. Уинтон громко застонал, напугав голубей. Тайва потянула его за правую руку.

- Этим. Мы колем их. - Тайва размахивала огромным вертелом с острым наконечником. Но Уинтон понимал, что это оружие было слишком мало для эффективной рыбалки. Он хихикнул и ещё раз споткнулся. Лория подошла ближе, когда Уинтон засмеялся, бессильно повиснув на Тайве.

- Я выловлю всю рыбу в озере! - хвастался он, накренившись так сильно, что Лория скользнула под его левую руку, чтобы продолжить прогулку.

Кузины держали его с обеих сторон, чтобы ускорить шаг. Оказавшись у болота, они в нетерпении побежали к нему, волоча за собой Уинтона. Он попытался выхватить копьё у Тайвы.

- Отдай его мне, и я покажу вам, как им пользоваться.

Я отдам его тебе, - ответила Тайва и проскользнула под его рукой, встав ему за спину. Она пропала из поля его зрения, и он побрёл к Тайве, в надежде, что они остались одни.

Они шагнули в воду, где холод и внезапная вонь немного охладили его пыл. Грязь и осока цеплялись ему за ноги, а Лория вела его всё глубже, нещадно брызгая ему в лицо грязной водой. Его разум начал проясняться, когда зловоние разогнало хмельной туман.

- Достаточно, - сказала Лория холодным голосом и вывернулась из его объятий. Тайва пнула его под колено, и он упал лицом в воду.

Уинтон попытался остановить своё дальнейшее падение, но сильный удар об воду оглушил его. Удар выбил воздух из его лёгких, и он запаниковал, когда его руки застряли в предательском иле. В этом месте было неглубоко, но Уинтон не мог освободиться. Выгнув спину, он смог удержать голову над водой.

Он начал неистово раскачиваться из стороны в сторону. Каждое движение засасывало его всё сильнее, сковывая его тело, а едкий воздух почти ослепил его. Лория стояла в стороне на коленях. Она держала раскрытые ладони над поверхностью болотной воды, которая становилась всё более мутной из-за борьбы Уинтона. Она смотрела с отвращением на задыхающегося охотника.

- Тайва, - позвала Лория, и на плечи Уинтона обрушился чей-то вес. Каждый раз его голову опускалась под воду, которую силой топила Тайва. После нескольких минут неравной борьбы, Уинтон уже не мог поднять голову. Его борьба закончилась вместе с его силой. Его лёгкие были полны воды. Всё в его теле - энергию, волю, мужество - всё, кроме его сознания, осушила вода. Она раздавила его, заполнив всё его тело и подняв к поверхности.

- Тайва, прикончи его и опусти на дно. - Приказала Лория уставшим, но полным надежды голосом. Она встала, покачиваясь, как Уинтон несколькими минутами раньше, и пошла к хижине. Тайва проткнула вертелом его груди и живот.

Через несколько минут Лория вернулась из хижины. Она принесла боласы Уинтона, намотанные на плечо, и кучу грязной посуды.

- Нам нужно уничтожить все улики, доказывающие, что он был тут этой ночью. Необходимо всё это отмыть, когда мы закончим начатое, - давала указания Лория, складывая тарелки на землю.

Тайва заворчала и проткнула охотника в последний раз. Они обмотали боласом его запястье, и перевернули на спину. Вода и пена стекали по его лицу, и последний глоток воздуха застыл на его губах. Кузины стояли по пояс в воде, замерзая от леденящего конечности холода.

Стуча зубами, Тайва тихо проворчала, - Почему тебе достаётся самая приятная часть нашего ритуала?

Лория засмеялась. - Можешь делать, что пожелаешь, я получила всё, что мне было нужно.

Кузины положили руки ему на ноги и начали последнюю часть ритуала.

- Возьми его, - напевали они, силой опуская его ноги ко дну. В следующий миг, конечности мертвеца окутала болотная грязь, затягивая его вниз.

- Поглоти его, - говорила с напевом Тайва, когда над поверхностью осталась лишь его голова. - Уничтожь его! - закончила она, почувствовав прилив тепла к её телу. Всё, что оставалось от Уинтона исчезло в зловонной воде.

На следующий день кузины отдыхали. Они были насыщены силой и мечтами, полные тёмных желаний. Они ничего не делали до позднего вечера, пока Лория не решила разрушить окутавшее их молчание.

- Как ты думаешь, на юге сейчас беспокойнее, чем обычно? Прошло много времени с тех пор, как мы в последний раз уделяли внимание этом вопросу. Скорее всего, этот глупый охотник успел принести нам пользу перед своей смертью. - Лория вытянула свои ноги, упиваясь от лести, которой одаривал её Уинтон.

- Я могу созвать стаю для получения необходимой нам информации, - ответила Тайва, - но они нужны нам все для более ясной картины.

Мёртвые голуби, которых она отсылала во внешний мир, были превосходными шпионами, регистрирующими различные события, но они не возвращались, пока их не призывали. Сбор информации вытягивал последние остатки сил из голубей, и Тайве приходилось создавать новых шпионов из её ограниченных запасов. Каждый шпион стоил нескольких пожертвованных голубей, поэтому Тайва редко созывала её питомцев. Часто на её зов прилетали оборванные до костей скелеты.

- Объясни мне, почему мы должны слушать слова этого идиота. - Тайва была слишком довольна, чтобы размышлять о чём-то ещё, кроме её желаний.

- Потому что я чувствую амбиции. Катастрофы и сражения порождают благоприятные для нас возможности, - ответила Лория. Она была возбуждена и почти танцевала от переполняющей её энергии. - Призови всех! Должно случиться что-то замечательное! Я знаю это!

Тайва неохотно согласилась и побрела к голубятне. Энтузиазм Лории был основан на выгоде, которую мог принести её новый план. Призыв всех птиц был бы не большой жертвой.

Тайва зашла в голубятню и осмотрела всех голубей. Она точно знала, какую из птиц надо использовать. Этот голубь должен был быть одним из ближайших родственников всем птицам, которые были отправлены во внешний мир, всё остальное сделает кровь. Тайва увидела в углу клетку и нежно взяла её в свои руки. Потревоженная птица вскоре успокоилась и начала ворковать. Тайва осторожно вышла из голубятни и направилась в сторону болота. Птица была уже совершенно спокойна, когда Тайва дошла до промозглой воды. Нож, который она принесла из дома, пронзил голубя, окропив руку Тайвы его кровью. Она бросила нож на землю и выжала из маленького тельца всё, что смогла. Она подняла полную крови ладонь к небу, издав пронзительный птичий крик. Капли крови стекали по её руке вниз и падали в грязную воду. Поверхность воды вспенилась, а затем успокоилась на фоне исчезающих на глубине красных капель.

Призыв был возможен только в ночное время, иначе падальщики, которые охотились только днём, не раздумывая, набросились бы на давно умерших голубей.

Тайва вернулась и присела за их маленький столик. - Они придут, но я не знаю, как мы сможем заменить их всех.

Лория прикончила последний кусок мяса, оставшийся со смертельного ужина, прошлой ночью. - Расставь сети с извёсткой и используй стаи диких птиц. Мы стали могущественнее. Пора отказаться от магии родственной крови. - Она деликатно грызла жирное мясо, её изысканности не было место в грязной и тесной хижине. - Настало время для более смелых действий. А не то мы сгниём в этом свинарнике. - Она злобно пнула по гниющей от сырости мебели.

- Помнишь наш прежний дом? Мы были там королевами созидания и свободы! Слуги управлялись со всеми делами по дому и, если надо было, находили новых жертв. Только самые лучшие и богатейшие разделяли эту участь. То были великие времена. Но мы были ещё слишком малы, чтобы помнить всё это. - Лория с тоской заглядывала в прошлое, которое дошло до них только лишь в виде историй.

Обе кузины сплетали кошмары прошлого и будущего, наслаждаясь тьмой внутри себя.

- Что ты узнала? - спросила Лория, потирая руки, чтобы скрыть своё волнение.

Тайва работала позади стены каменной голубятни, подставив своё лицо под порывы свежего воздуха. Тень от голубятни и близость к воде давали ей наиболее комфортные условия в её тяжёлой работе. Птицы вернулись в течение ночи, и Тайва приняла уже большую часть сообщений. Жара и соседство с ожившими гниющими птицами, создавали облако смрада, сводящее её с ума. Лория прогуливалась по берегу озера, окутанная своими тёмными желаниями, пока Тайва заканчивала свою грязную работу. Спокойствие пока ещё живых птиц доставалось Тайве с трудом. Мёртвые голуби обосновались в корзинах и клетках, стоящих вокруг голубятни, повторяя повадки из их прежней жизни. Возвращение от их мёртвых родственников пробуждало в живых птицах некую настороженность. Голуби, в конце концов, усаживались на месте отизнеможения, и Тайва понимала, что немногие доживут до конца ритуала.

- Интересные новости, - ответила Тайва на ранее заданный ей вопрос. - Уинтон был прав. Юг страдает от чумы, которая распространяется со скоростью лесного пожара! Местные друиды не могут справиться с ней, а лидеры уже отчаялись. - Тайва подозвала ещё одного голубя, который отделился от группы птиц за перевёрнутой корзиной и подлетел к ней. Она разделяла вновь прибывших на несколько групп, контактируя с каждой по очереди.

У голубя не было глаз, но он до сих пор пристально наблюдал за Тайвой и Лорией. Тайва расправила плечи и подняла руки, привлекая его внимание. Одна рука указывала на птицу, а другая была вытянута в сторону болота. За мгновение плоть голубя превратилась в жидкую массу, и всё, что он знал с момента его воскрешения, перенеслось в разум Тайвы.

Лория старалась не обращать внимания на кузину. Было утро, а церемонию она и так уже видела много раз. Она вылила остатки травяного масла на растворённые птичьи кости и бросила на них горсть золы. Образовавшееся облако скрыло под собой заднюю часть голубятни и огромный начерченный на земле круг. Лория откашливалась, задыхаясь под ним, но Тайва сидела в полной неподвижности, усваивая всю ту информацию, которую смогли узнать её мёртвые шпионы.

- Охота за сокровищами, - внезапно сказала она. - Среди людей на юге ходят слухи о таинственной магии. Птицы видели армии, пытающиеся найти эти реликвии, и один из голубей видел даже эту карту с примерным месторасположением. Но эти глупцы ожидают приказов. Мы сможем использовать эту магическую силу в своих целях! - Тайва была в восторге от увиденного. Перспектива власти затмила все остальные мысли в её голове.

Лория слушала. - Мы будем сражаться за неё. Истинная сила. Больше никаких птиц и коварных планов. И, наконец, нас ждёт вечное уединение! - торжествовала она, но её крик радости отдавался болью в костях, и она подумала о том, какие трудности могут ждать их впереди. Она встала и побрела к хижине.

- Небезопасно. Никаких жертв, восполняющих нам силы. Я не смогу много унести на себе, - пробурчала Лория и посмотрела вокруг. Хижина прогнила от сырости, а все приличные вещи уже давно пришли в негодность. У них оставалось немного монет маленького достоинства, заботливо собранных у их наиболее удачливых жертв. Лория прошла в сторону от дверного косяка и откопала спрятанный в тайнике мешок. Мешок был пугающе лёгким. Она смотрела на её кузину, занимающуюся птицами, и видела лишь старую женщину, которая сможет послужить ей источником силы в пути. Так много крови было на её руках. Выбор оказался совсем нетрудным.

- Тайва, убей лучших птиц, и сделаем из них пироги, - крикнула она. - Мы уходим завтра и поэтому мы должны быть готовы ко всему. Она развернулась и пошла в дом, чтобы начать готовить муку и планы на ужин для завтрашнего путешествия в полном одиночестве.

Ночной приём пищи удался на славу. Кузины достали последнее хорошее вино из тайника и разлили его по кубкам. Лория «заботливо» приправила еду и старалась не есть то, что ела Тайва. Лория была замечательной хозяйкой, подавая на стол каждое блюдо и наполняя кубки.

- Интересно, какая погода на юге. Это было так давно, с тех пор как мы уехали оттуда, что я не могу вспомнить, было ли там вообще тепло. Не то, чтобы мои воспоминания будут верными, после двадцати лет отступающего ледника, - сказала она, подавая Тайве остатки вина и еды.

Лория никогда не отравляла своих близких родственников токсинами, поэтому она чувствовала некую тревогу. Вся посуда была уже слегка отравлена, на случай, если у Тайвы возникнут подозрения, что Лория подменяет еду. Даже маленькая доза этого яда, неоднократно проглоченная Тайвой, вызвала бы летальный эффект. Это был, тот самый безвкусный яд, которым недавно был отравлен Уинтон.

Со временем, разум Тайвы затуманился, а её тело стало непослушным.

Лория решила ускорить процесс. - Ещё пива, моя дорогая? - предложила она, налив ей вино, которым наслаждался Уинтон перед своей мучительной смертью. - Оно не очень хорошее, но это всё, что у нас есть. - Она смотрела на Тайву, которая подняла кубок, испив его до дна. Тайва осознавала, что ей уже было достаточно, но её зрение притупилось в вечернем свете, а каждое движение давалось с трудом.

- Оно слишком крепкое для нас, - откровенно сказала Лория и наполнила кубок кузины. Тайва сделала ещё глубокий глоток, и все признаки рассудка испарились. Теперь Лория уже ни о чём не беспокоилась.

- Так грустно, что мы завтра покидаем это место, - ехидно сказала она. - Мне тут нравилось. - Она подумала о мерзостном запустении, окружающем её. - Но не слишком сильно, чтобы остаться тут навсегда. - Она подошла к кузине, чтобы наполнить в последний раз её кубок, но эта несогласованная попытка была сорвана. От неловких движений Тайвы кубок упал на пол и разбился вдребезги. Тайва посмотрела на осколки с чувством глубокого огорчения.

Лория поняла, что настало время убить её. Но для начала необходимо было довести кузину до болота для максимального эффекта от её смерти. Тайва была слишком пьяной, даже чтобы привстать, а о прогулке к её гибели, не могло идти и речи.

- Давай посмотрим на воду в последний раз, - упрашивала её Лория. - Завтра мы уйдём и никогда не увидим её снова. Мы должны с ней попрощаться.

Тайва кивнула и нерешительно встала. Лория подошла к двери, пошатываясь от притворного опьянения. Она никогда так хорошо не играла свою роль.

Обе кузины, спотыкаясь о неровности, спускались к болоту. Лория почувствовала отвращение от зловония, когда они проходили мимо голубятни, полной разлагающихся голубей. Тайва опёрлась на стену и глубоко вдохнула. Лория ужаснулась, что кузина больше не в силах идти дальше, но Тайва собралась и продолжила путь к тёмной воде.

Тьма покрывалом окутала грязную воду, и Лория начала беспокоиться, что Тайва станет подозревать что-то неладное. Пара спускалась всё ниже и ниже, и Тайва приходила в себя с каждой минутой. Лория остановилась, чтобы сконцентрироваться на предстоящем пожертвовании, поговорив с духом воды, но ей мешало головокружение и беспокойство от нетерпеливости. Она ощутила потоки зловонного болота. Дух был готов принять новую жертву. Это был решающий момент.

Лория пошатнулась, чтобы толкнуть кузину в зловещую трясину. Она завопила от гнева, потеряв равновесие и упав на землю.

- Это не время для ошибок! Убей её! - яростно прошептала она.

Лория попыталась толкнуть себя прямо на Тайву, но её руки не справились, и она снова свалилась на землю. Её крик гнева обратился стоном боли, когда она извергала кровь на грязный берег болота.

Тайва выпрямилась, а её глаза злобно сверкнули в лунном свете. Она встала над Лорией, улыбаясь и наблюдая, как её компаньонка, выхаркивает свою жизнь.

- Тебе плохо, кузина? - ехидно спросила она. - А я думала, что это мне достался весь яд. - Жестоко засмеялась она.

Лория билась в судорогах, как-будто её что-то колотило изнутри.

- Ты думала, что я такая же недалёкая, как наши жертвы? Я знала, что ты попытаешься убить меня. - Злобно засмеялась Тайва и пнула её кузину в бок.

Лория билась в предсмертных конвульсиях, и свежий сгусток крови потёк тонкой струйкой к болоту.

- Голуби принесли больше, чем просто новость. Они принесли чуму! Один из них валялся в трупе и принёс её сюда. Заразить еду было проще простого, небольшое количество затраченных сил, и несколько живых птиц заразились. Я почти засмеялась, когда ты так осторожно отделяла еду, предназначенную лишь мне. - Тайва развернулась к болоту и глубоко вдохнула зловонный воздух, подготовившись для общения с духом. Но она не смогла переселить своё желание напомнить ей ещё кое о чём.

- Как я избавилась от яда? Я проглотила его весь. Но я позаботилась и о том, чтобы проглотить остатки масла из голубятни. Оно покрыло плёнкой мой желудок и кишечник. Всё, что я ела, нейтрализовалось или скоро выйдет. - Тайва посмотрела на воду и увидела кровь, исчезающую под её поверхностью. Она могла чувствовать тёмные волны зла, направляющиеся по потокам крови к телу её кузины. Лория умирала, корчившись в муках.

- Время закончить пожертвование, - позлорадствовала Тайва и шагнула в воду.

- Да, - прошептал дух, и поверхность воды разорвалась перед ней.

Это был Уинтон, и вода не была милостива с ним. Разбухшие глаза смотрели на неё, а плоть свисала полосками. Уинтон побрёл к ней, лишь с одной целью. Тайва закричала и развернулась, чтобы убежать. Вода и грязь облепили её ноги, замедлив её продвижение к берегу, но у неё до сих пор оставались силы, чтобы убежать от мертвеца.

Тайва промчалась мимо её кузины, но Уинтон заученным движением бросил в неё свои болосы, и она свалилась на землю. Они связали ей ноги, и она поползла вперёд, стирая в кровь руки о каменистую землю. Она не могла отдышаться и свернулась от пронзившей её боли. Она посмотрела назад и увидела Уинтона, согнувшегося над Лорией, его гниющие руки, запутались в голубой одежде Лории, когда он потащил её к мелководью.

Вдохнув воздух, она поползла к хижине, чтобы взять нож и освободить себя от пут. К тому времени, когда она добралась до голубятни, её ноги горели от нестерпимой боли, которые могли только подтолкнуть её в тёмный угол деревянной постройки, в безнадёжной попытке спрятаться.

Она лежала среди охваченных чумой телами птиц. Её пришлось убить всех голубей, чтобы накормить ими Лорию. Тайва коснулась её ног и вскрикнула, почувствовав острые зубцы на боласах, сковавших её. Её ноги сгнивали и пахли ядом, пока болезнь болота пожирала её. Она уже никуда не убежит.

Тайва зарыдала. Всё, что кузины делали и говорили, слышало что-то ещё, скрытое во тьме болота. Их планы уйти были поняты духом Эбнеззера, и он решил, что две жертвы будут служить ему лучше, чем одна из них.

Тайва закрыла глаза руками, попытавшись спрятаться от реальности. Но даже через её стоны боли, она могла слышать неуверенные шаги. Одержимое и гниющее тело Уинтона брело по дороге. Она попыталась вспомнить молитву, спасающую от смерти, но молитвы были навсегда забыты для неё. Она проклинала духа, Лорию и себя, когда дверь со скрипом открылась. Тайва вспомнила всех голубей, которых она утопила за эти годы, и содрогнулась, пока Уинтон тащил её к болоту.

Синий

Синий иногда называют цветом исключительности, характеризуемой хладнокровностью, трезвостью мышления и высоким интеллектом. Природное спокойствие, взвешенность решений и самоанализ, консерватизм и принятие нового - всё это синий цвет. Он обладает почти универсальной привлекательностью с эстетической точки зрения. Синий - это цвет почтения и мудрости. Но те, кто ассоциирует себя с синий цветом, склонны к самооправданию своих эгоистичных целей. Это цвет контроля и скрытой агрессии, а также цвет моря и неба. Синий для расчётливых людей, которые тщательно планируют свои действия.

Экспедиция на Край мира. J. Robert King

Растерянный здоровяк, Капитан Круциус, затерялся в толпе его богатых пассажиров. Хотя он был одет в свою лучшую куртку - чёрный жилет с золотыми пуговицами и красными Ямураанскими узорами, но чувство неловкости и мысль о банальности его одежды не покидали его среди этой благородной знати.

Они сидели вокруг него, как фарфоровые куклы, покачиваясь на железных кушетках, которые он прикрутил к палубе своего корабля. Большинство из них выдерживало это морское путешествие длиной в неделю со всей своей Аргивианской самоуверенностью, которая предполагала жалобы на размер каюты, качество еды, песни матросов, солевые туманы, запах рыбы, сильный ветер, яркий дневной свет, ночной мрак и постоянную тошноту. На этом корабле верховной жрицей неудовлетворённости была Мадам Джейри, более непримиримая и недовольная, чем само море. Она заняла целую кушетку, разложив вокруг себя свой багаж, состоящий из книги, зонта, шали, крекеров и холодного чая. Длинная шёлковая рубашка и серое кашемировое платье служили дополнением к её пухлому лицу светло – зелёного оттенка.

Круциус осторожно приблизился к ней. - Вы чувствуете себя сегодня лучше, моя дорогая?

- Должен ли корабль так много биться о волны и раскачиваться? - с непритворным раздражением спросила она, её глаза в утреннем свете казались двумя красными лезвиями.

Круциус изобразил на лице виноватую улыбку и указал разведёнными в стороны руками на море. - У моря есть волны, Мадам Джейри…

- Я не говорила о море, - возразила она, прижимая, уже не в первый раз использованный, платок к её губам, после чего, собравшись с силами, решила продолжить, - Я говорила о корабле. Вы не можете справиться с вашим собственным кораблём? У вас есть все эти канаты, паруса, якорь и ещё много разных приспособлений. И, конечно же, вы должны использовать это всё, чтобы сделать это путешествие более комфортным.

- Мы причалим к Арготу сегодня вечером, Мадам. Потом мы встанем на якорь, чтобы ваш желудок пришёл в норму, пока вы будете разглядывать тамошние чудеса, - сказал ласково Круциус.

- Моей племяннице Эльге нездоровится, она с утра не встаёт со своей койки. Она надеялась встретить своего будущего супруга на этой… тошнотворной экскурсии! - с большим трудом возмутилась она. - Но без молодых людей… это семь дней скуки… и семь ночей с морской болезнью! Я скажу вам так, вам повезёт, если на острове мы увидим несколько впечатляющих взрывов и признаки смерти и хаоса, или я устрою свою собственную катастрофическую битву прямо здесь!

Круциус выдавил из себя жалкую улыбку. - Я уверяю вас, Мадам, Мишра и Урза оставили там достаточно смертей и хаоса для всех вас. - Он собрал всю отвагу, которая у него осталась, и пошёл дальше.

Да, они скоро причалят к Арготу, и якорь спустится на землю, где сражались два брата, где сражался весь мир. Тут Круциус и сборище богатых и высокомерных дворян будут пить вино, есть стейки и разглядывать трупы молодых мужчин и женщин. «Экспедиция на Край мира», так он её называл. Это был четвёртая экспедиция Круциуса, и он ненавидел себя за то, что зарабатывал таким образом себе на жизнь - эксплуатируя человеческие страдания и кровожадность.

- Вредители, - пробормотал Круциус себе под нос, пока сознательно драил износившийся участок латунных перил. - Заниматься каперством было куда лучше.

Больше всего ему не нравилось, что пришлось так поступить с его красивым кораблём. Через двенадцать месяцев после смерти его дочери, Круциус спроектировал своё судно. Он зарисовывал его все дни напролёт, и даже во сне. За десять лет, он и его экипаж построили капер своими руками. Это был своего рода полезный траур, мольба о прощении, выраженная в дереве и смоле, за жизнь, которую он не смог сохранить. Он лично вырезал на носовой части корабля её портрет и назвал корабль её именем - Нуниева – и отплыл с ней в океан. Теперь он снова был рядом с ней, с милым ребёнком, который мужественно смотрел на мрачные волны, бьющиеся о невообразимо красивые берега. Нуниева была мечтой, воплощённой в реальность и предназначенной, чтобы открывать новые земли для Кроога.

После Кроог перестал существовать. Армия Мишры поглотила его. Больше там не было ни правительства, ни акционерных кампаний. Ветра политики и финансов утихли навсегда.

На море стоял мёртвый штиль. Капитан Круциус и вновь созданная Нуниева плыли по воле волн.

Однажды он взял на борт Аргивианский груз, но трюм Нуниевы не был предназначен для столь огромного количества припасов. Он был создан для скорости. Грузы достигали назначенных портов, но Круциус терял деньги с каждым выгруженным ящиком, которые стоили ему дорогостоящей починки корабля. Отчаявшись, он нанял команду гарпунёров и пополнил арсенал крюками, цепями, сетями и инструментами для разделки, в надежде окупить затраты добычей спермацета. Они выследили и убили одного кита, но хаос из разного рыбьего мяса, развешанного в порту, тучи чаек и акул, мерзкие застойные массы из чего-то, что до этого проплывало с ужасающей и величественной грацией через толщу воды – Круциус скорее бы загарпунил себя, чем ещё одного кита.

Но Аргивианская знать? Ленивая, богатая, кровожадная знать? Он без капли сомнения загарпунил бы их. Какими отвратительными бы они не были, они хорошо платили, выстраиваясь в длинные очереди, чтобы увидеть погибший от безжалостного кровопролития Аргот. Ещё одна экскурсия, и Круциус сможет выплатить свои долги. Ещё две или три, и он вместе с Нуниевой навсегда уплывут от ненавистных берегов Терисиарии. До тех пор, ему лишь оставалось надеяться, что война там продолжится.

- Молю, чтобы там всем хватило увечий и смерти.

Ночью, когда он впервые увидел Нуниеву, увечий было предостаточно.

Пьяный, с окровавленными костяшками пальцев и выбитыми зубами, Капитан Круциус брёл по мостовой Сумифы. Он держал свой путь через тёмное ущелье из магазинов и домов, закрытые ставни которых испускали золотистый свет, пронзая ночную мглу. Чередующиеся линии из света и тьмы, придавали Круциусу тигриный окрас. Ему нравилась эта игра света. Золото, кровь и кошки - людоеды – это и была его жизнь.

Он хотел, чтобы всё было иначе. Круциус надеялся отличиться на борту Йотианской военной галеры, но любовная связь с дочерью адмирала в этом самом городе, оборвала все его надежды на лучшую жизнь. Он до сих пор виделся с этой девушкой, но за пять лет он не увидел трюм ни единого корабля, кроме пиратской шхуны или бригантины. В то время, он и стал капитаном своего капера. Кулаки и зубы заработали ему его корабль, «Бэкстаб», а постоянная работа абордажной саблей подарила ему небольшой начальный капитал. Сегодняшняя драка, была ещё одной битвой за защиту этого капитала. Вор, который думал, что ему принадлежит золото Круциуса, лежал сейчас избитый и окровавленный в переулке около таверны.

Нанесение увечий не было в жизни, которую он планировал, но это было единственное, что удавалось ему достаточно хорошо делать. По крайней мере, ему не приходилось скучать. Он бы дрался, пил и распутничал до того дня, пока одна из его привычек не убила бы его. Жизнь капитана капера была весёлой, но короткой до безобразия.

Капитан Круциус приблизился к Бэкстабу, стоящему в тени пришвартованных рядом кораблей. Голова Круциуса кружилась от спиртного, кулачного боя и отвратительного звука, который доносился со стороны его капера. Это был пронзительный плач, похожий на вопль кота, зажатого в тисках. Круциус потряс головой, обдумывая, от какой такой мерзости может исходить ещё более мерзкий звук. Пока он всё выше взбирался по трапу на Бэкстаб, звук становился ещё громче.

- Проклятие.

Круциус шагнул на никем не надраенную и покрытую песком палубу. Несколько фигур крепко спали, облокотившись на бухты троса или на сложенные паруса, развешанные вдоль корабельных поручней. Один из них сидел в полусонном состоянии, попивая что-то довольно крепкое из бутылки.

- Эй, Биггс. Что за шум? - прорычал Круциус.

Мужчина пожал плечами. - Приходила женщина. Говорят, она оставила что-то тебе. А полчаса назад начался этот вопль.

Круциус поднял руки, прикрывая уши от воплей, которым, казалось, не было конца. - Как давно она приходила?

- Может быть с час назад. Трудно сказать. Сонная выдалась ночка.

- Бесполезный слизняк, - прошипел Круциус.

Сжав свои окровавленные кулаки, Круциус неуверенно побрёл в каюту. Он со всей своей оставшейся злостью отшвырнул ногой закрытую дверь. Вопли остановились лишь на мгновение, а после продолжились с новой силой. Он знал, что это мог быть ребёнок, и знал, кто примерно должна быть его матерью, но войти в его духовное святилище и оставить там мерзкого, вопящего захватчика… Это было пределом его терпения! Крик ребёнка разрывал его натянутые спиртным нервы, словно неудавшийся скрипач, водящий смычком по струнам нежнейшего инструмента.

- Замолчи, проклятый ребёнок!

Схватив лампу, он поджёг её и, крадучись, побрёл в комнату. Он съёжился от новой звуковой атаки и сжался от страха, в преддверии следующей. Это была его личная каюта – громоздкая мебель, запертые сундуки, мушкеты, абордажные сабли, бочки с ромом и сигары – место, предназначенное лишь для мужчины. Но всё это мрачное великолепие затмила изящно сплетённая корзинка с розовым свёртком из шерстяного одеяла внутри неё, из которой торчали крошечные ручки, шевелящееся, подобно ослабевшей актинии.

- Проклятие!

Круциус осторожно подошёл к корзине, подняв горящую лампу, и взглянул в это вопящее лицо. Он ожидал остаться равнодушным к ребёнку – свёртку, мокрому с обоих концов и пахнущим прокисшим молоком, – и был уверен, что он не будет похож на прелестного малыша, пока от него будет слышен этот истеричный вопль. Но её вопль был криком одиночества и ужаса. Брошенная собственной матерью, одна в незнакомом месте, где её крики не замечали довольно долгое время, а кругом были только ворчащие и грубые моряки… Круциус видел что-то родное в нём, не только в форме глаз и губ, которые были, несомненно, его, но также и в ярости отчаяния покинутого всеми существа.

Судорожные пинки малыша выбили листок бумаги, лежащий рядом с её крошечными ногами, завёрнутыми в пелёнку. Круциус осторожно поднял записку и развернул её. Почерк принадлежал той самой дочери адмирала, которая стоила ему морской карьеры. Он прочитал: «Она твоя. Я не смогу воспитать её».

Круциус нахмурился. - А я смогу, будучи преступником и капитаном капера? - Он схватился за свою голову. - Пора заканчивать с такой жизнью. Я начну новую жизнь и остепенюсь. Я закончу бороться ни за что и начну бороться за всё.

Малышка закончила вопить, став такой несчастной, что Круциус инстинктивно опустил фонарь и записку на пол, и нежно взял её на руки. Его руки оставляли следы крови на розовом одеяльце. Она схватилась за его плащ, мокрый от пота и пролитого пива, и успокоилась.

- Я тут любимая, тут.

Малышка хваталась за пуговицы изо всех сил, стараясь прижаться как можно ближе.

- Проклятие.

Половина экипажа, достаточно трезвая, чтобы расслышать вопль из каюты капитана, успела покинуть корабль в тот самый злополучный час. Кормовая часть корабля была более чем безлюдной глубоким утром.

Женщина на корабле была к неудаче. Девочка на корабле была абсурдом.

Круциус принял решение. Оно казалось достаточно разумным в первый момент, когда несчастное, всеми брошенное создание успокоилось, прикоснувшись к нему. Через час оно стало казаться менее разумным, когда она проснулась, голодная и неумолимая. Она не могла расти на крекерах или вяленом мясе, а пиво было вне вопросов. Ей нужно было молоко. Ей нужна была мать. Не долго думая, окровавленный и полупьяный Круциус спустился обратно в город, в поисках дочери адмирала.

Окровавленный капитан капера, несущий на руках визжащего младенца через центр города в три часа утра, не было обыденным зрелищем на Сумифе.

Круциуса окружил патруль вооружённых солдат. Половина дюжины кулаков почти сразу закончили все его возражения. Его и малышку притащили в полицейский участок. Солдаты обвинили его в воровстве детей и бросили его в клетку с парочкой пьяниц. Один из них оказался человеком, которого ранее этой ночью избил до крови Круциус. Драки тут, к сожалению, строго наказывались. Парень увидел его и обрадовался, что Круциус был более пьян и избит, чем он сам. Круциус был рад, что солдаты не были слишком осторожны с ним. Они относились к его девочке немного лучше, разрешая ей пинаться и кричать в её корзине, стоявшей в углу, пока ходили по своим делам. Он кричал им, чтобы они нашли ей немного молока, проверили, мокрая ли она, привели её мать, сделали хотя бы что-то, чтобы остановить этот непрекращающийся вопль!

В конце концов, полицейские привели дочь адмирала. Она вошла, до сих пор молодая и вызывающе одетая в её голубое ямураанское платье, накидку на её плечах, и с возмущённым отцом, одетым в китель. Ночью, когда Круциус впервые встретил эту женщину, её кожа казалась белой, как слоновая кость. Сегодня ночью её кожа была похожа на лёд, холод от которого пробирал до костей.

Она метнула один взгляд на Круциуса, после на пол, и сказала, - Это девочка не моя. Она ничья. Я сомневаюсь, что этот мужчина похититель. Я сомневаюсь, что он вообще кто-либо.

Круциус вытащил свои руки через тюремную решётку и начал умолять. - Как ты можешь такое говорить? Ты не слышишь её плач?

Белоусый и краснолицый адмирал отодвинул свою дочь за себя. - Моя дочь не водится с головорезами…

- Она водилась со мной три раза той ночью, - прервал его Круциус.

-… И я возмущён, что из-за проделок этого выродка нас вытащили из наших кроватей.

- Подойдите, Адмирал. Вы должны были знать о беременности. Как, вы, можете так сильно заботиться о своей дочери, и так мало о своей внучке?

- Забудьте об этом недоразумении, - сказал один из солдат, сопроводивших эту парочку на выход. - А ты – молчи, и пока лучше бы тебе придумать, как заставить этого ребёнка замолчать тоже.

Круциус никогда прежде не сбегал из тюрьмы. Он был в десятках из них, и у него никогда не было причины сбегать оттуда. Но сегодня ночью ребёнок не оставил ему выбора. Он больше не мог терпеть его крики. Когда солдат развернулся, чтобы в очередной раз придраться к нему, Круциус схватил его мёртвой хваткой, взял ключи и попробовал открыть каждый замок, пока один из них не поддался, и побежал.

Он совершил невероятную глупость, сбежав с младенцем в корзине. Он бежал с погоней на хвосте по улицам Сумифы. На причале он оторвался от своих преследователей достаточно надолго, чтобы схватить одну из коров на соседнем корабле, перевозивших их на бойню. С проклятиями и пинками он затащил упрямое животное на Бэкстаб.

Это было самым тяжёлым отплытием его бригантины из дока. Его экипаж сократился до пяти матросов - пяти пьяниц и пяти крайне ленивых моряков.

После всего произошедшего, на корабле было теперь две женщины – девочка и корова.

- Проклятие, - повторял про себя Круциус, пока доил одну, чтобы поела другая. Эта малышка изменила всё. Если она выживет, и выживет он, то это изменит всё.

Вскоре он обнаружил себя в открытом море с ней, с коровой и без экипажа. Трусливо сговорившись, пятёрка оставшихся взяли один из баркасов Бэкстаба и поплыли обратно к Сумифе.

Одному человеку было не под силу справиться с парусами бригантины. Но Круциусу приходилось управляться не только с парусами, ему нужно было держать штурвал и откачивать воду. Но, учитывая всё это, более невозможным было ухаживать за ребёнком и за коровой, которая кормила его. Они все были прокляты умереть, дрейфуя в открытом море, в этом он был уверен.

И всё же, поглядывая на это красивое, грустное, всеми брошенное личико, он знал, что он это сделает. Сделает невозможное. Он закончит бороться ни за что и начнёт бороться за всё.

Это было действительно зрелищно. Поле боя было растянуто вдоль всего берега, и группа из мерфолков с кожей цвета сапфира собралась в стороне от гавани для послеобеденного развлечения. Дворяне на борту повставали со своих кушеток, подойдя к перилам, и в страхе осматривали картину, раскинувшуюся перед ними.

Остров Аргота казался огромным и мрачным в полуденном свете, заслоняя растянувшимся полем боя весь восточный горизонт и угрожая накрыть Нуниеву. Она стояла в глубоких водах за пределами гавани, где были навсегда пришвартованы военные корабли Мишры. У берега, их мачты и лонжероны образовали непроходимую чащу. Опасаясь, что человек или машина могли оставаться живыми на одном из этих кораблей, Капитан Круциус заранее приготовился к быстрому отплытию, но каждая унция мышцы и механизма были заживо погребены под горами обломков.

Перед надоедливыми пассажирами Нуниевы раскинулись равнины Аргота, на месте которых год тому назад красовались древние леса. Здесь столкнулись титанические армии Урзы и Мишры. Поверх срубленных стволов деревьев и измельчённых в труху растений, подобно насекомым, копошились толпы солдат. Йотианские воины мерцали в солнечном свете посреди сторонников Мишры, одетых в чёрную броню. Среди них шли глиняные големы, создания, созданные по подобию людей и разрывающие любую плоть. Люди атаковали, сражались, падали и умирали.

- Они действительно убивают друг друга? - спросил восторженный старикашка между глотками красного вина.

- Да, - грубо ответил Капитан Круциус. - Шесть месяцев назад вы бы увидели их уничтожающих только лес. Теперь вы видите их убивающих друг друга.

Лицо Мадам Джейри окрасилось здоровым румянцем, когда сбросили якорь, а перед ними развернулась картина недавней битвы. – Вы говорите, что они сражаются даже ночью? Они будут сражаться вплоть до ужина или даже после него?

Лицо Круциуса побагровело. - Да. Они, конечно, будут сражаться до ужина и после него, пока они не увидят свет от бомб, падающих на них.

- Блестяще. - Она осталась довольна от этого аспекта морской экскурсии. - Это было бы чудесно, увидеть огни и вспышки под звёздным небом. Возможно, моя племянница Эльга будет чувствовать себя немного лучше, чтобы выйти на палубу. Должно быть на этом поле битвы множество подходящих холостяков.

Старикашка захихикал от восторга. - Я с трудом представляю себе, что кто-нибудь останется там после шоу сегодняшним вечером. - Он сделал ещё один глоток, и его губы окрасились красным, после чего он продолжил, - Я полагаю, что если тут кончатся люди, то прибывающих сюда судов станет ещё больше.

- Взгляните на механизм, похожий на дракона, - сказал Круциус, отвлекая внимание от этой бесконечной резни.

Огромный механизм пробирался через битву. Его стальной хвост выкашивал атакующие его ряды из смертных созданий. Люди контратаковали, разрезая копьями воздух. Механический дракон расправил крылья в титаническом размахе и соединил их, направив поток сильнейшего ветра в сторону людей. Копья и их обладатели беспорядочно закружились в образовавшемся вихре.

Орнитоптеры заполняли пространство под небом, подобно стрекозам, и скидывали бомбы на сражающиеся армии. Дым, пыль и части тел смешались в раскалённых облаках от взрывов бомб. Спустя несколько мгновений, импульс от взрывов достиг Нуниевы. Они были незначительны, по сравнению, с ужасающим взрывом в центре сражения.

- Вы видели это? - спросил Круциус. - Этот столб чёрного дыма поднимется сейчас в небо? - Его речь прервалась из-за громового рокота, соединивших в себе взрывы сотни бомб. Звуковая волна пронеслась эхом над спокойным морем, подняв паруса Нуниевы. - Один из титанов Мишры попал в ловушку. Я рассказывал вам, что армия Урзы выкопала гигантские ямы, достаточно глубокие, чтобы целиком поглотить механического дракона, после чего они спрятали на их дне сотни бомб. Когда приходило время, они завлекали к ним механических созданий Мишры. Сейчас вы и оказались свидетелями сработавшей ловушки. Дракон упал, воспламенив бомбы, и смотрите… там что-то взлетает!

Что-то появилось из поднимающегося облака дыма. Гигантский механизм взбирался по подъёму. Деформированный и сотрясаемый от фатальных поломок титан рвал когтями уже и так разорванную равнину. Его ноги кончались коленями, а разорванные сухожилия из проводов и металла тащились по разорванной земле. Он поднялся, возвышаясь над вопящими и отступающими силами Мишры. Звук его разрушающихся от напряжения механизмов достиг Нуниевы. С ужасающим скрипом, титан рухнул, став могилой для сотен впавших в отчаяние союзников.

Зрители начали аплодировать, и несколько поднятых бокалов с вином отпраздновали смерть машины. Радостные дикие вопли подхватили аплодисменты, заглушив крики и стоны умирающих.

- Хорошо, Капитан, - сказала мадам Джейри, - несмотря на неделю пыток в море, морских монстров и цингу, вы показали нам всё, что обещали.

- Достаточно увечий для вас?

- Достаточно на ближайшее время. Грохот от всего этого даже добавил наслаждения от этого вульгарного вина, которые вы подали. Искупавшись в свете от разрывающихся бомб и звуках падающих титанов, ваш ужин может оказаться для меня, наконец, вкусным! - она засмеялась.

Другой столб дыма, поднимающийся с того момента, как она начала говорить, оказался одним из деревьев позади поля битвы. Копоть начала распространяться, пробившись через покров из листьев и мха. Ветер донёс пепел и вонь до фальшборта.

- Они сжигают мертвецов со вчерашней битвы, - отметил Круциус.

- Я надеюсь, ветер сменится, - сказала мадам Джейри, скорчив тошнотворную гримасу. - Часть пепла попала в моё вино.

Она смотрела вниз, в её бокал, когда раздался взрыв.

Сперва появился обжигающий яркий золотисто - белый свет, расколовший центр поле боя. Круциусу показалось, что остров поднялся в воздух. Земля выглядела нереальной, как-будто ожившая картина, нарисованная на холсте. В следующее мгновение пылающий солнечный свет разорвал холст напополам. Это было второе солнце, голубая звезда, скрытая под островом и светившая сквозь ткань реальности. Необъятное кольцо из грязи, тел и машин взмыло в воздух вокруг солнца, охваченного пламенем. Взрыв проделал глубокий кратер в центре острова и размельчил в порошок камни, людей и машины, образовав вокруг себя чашу. Каждую секунду чаша удваивалась в размерах. Леса, которые выдержали даже натиск Урзы и Мишры, простояли недолго, вспыхнув и рухнув, как полыхающие спички. Холмы, которые величественно лежали вокруг кратера под ярким небом, рассыпались перед лицом растущей сферы энергии.

- Увечья, - произнёс в ужасе Круциус.

Целый остров исчез. Он скрылся внизу, на милю ниже ватерлинии. Титаны, механические драконы, орнитоптеры, воины – исчезло всё. Океан заполнил бы образовавшуюся пустоту, если бы не растущая сфера, выталкивающая его обратно. Мерфолки, наблюдающие за развернувшейся перед ними картиной, ринулись прочь, пытаясь остаться впереди разрушающейся реальности. Вода вокруг сферы, образовала мерцающие, красивые до ужаса горы. Нос корабля неестественно поднялся, и детское лицо Нуниевы смотрело на полыхавший ярким испепеляющим всё огнём конец мира.

- Поднять якорь! - крикнул Круциус.

Он сделал шаг в сторону якорного шпиля, но не больше.

Палуба наклонилась, лишив Круциуса опоры для его ног. Дворяне и экипаж беспорядочно метались среди прикрученных кушеток. Кроваво – красное вино повисло в воздухе причудливыми арками, как-будто океан всасывал его в своё безразмерное брюхо. После чего корабль начал подниматься вверх по волне. Вино разливалось на стонущие от напряжения доски. Вспенившаяся вода доставало до самых облаков.

Рыча, Круциус цеплялся за перила. Когда корабль накренился, он разглядел через глубокие воды дно океана, оно было ужасающе близко. Он был уверен, что Нуниева опрокинется и убьёт их всех, но высоко поднявшаяся вода крепко дёрнула якорную цепь и понесла корабль вверх. От сильного рывка якорь оставил океанское дно. Нуниева поднималась вверх по волне. Дворян смело на левый борт корабля. Круциус мог только наблюдать. Они все достаточно скоро погибнут.

Увечий и смертей хватало теперь всем.

Корабль мотало по волне, словно срезанную пробку от вина. Через стену воды просматривался взрыв. Он рос ещё интенсивнее и свет от него проходил через полмили выпаренной морской воды. В следующий момент Нуниева была почти на пенящемся гребне волны, область, где ветер, вода и огонь смешались воедино. Круциус уже не мог отличить верх от низа, свет от тьмы.

Ветер разрывал мачты, словно те многолетние деревья, разрушенные при взрыве. Морская вода обрушилась вниз, заполняя кратер, где недавно находился Аргот. Нуниева беспорядочно неслась вниз по вогнутой стороне волны. Она направлялась прямиком к ядру нового солнца пробудившейся Доминарии.

Это было последнее, что видел кто-либо из них. Глаза каждого человека на палубе сгорали в их черепах. Ослеплённые, они вцепились в потерявший управление корабль, пока он нёсся вниз по волне, вперёд к кипящему фундаменту мира.

- Присаживайся, папа. Ты будешь пить? - прелестная маленькая девочка девяти лет сидела на сумрачной веранде. На подносе перед ней лежал чайный ямураанский сервис. Из тёмного напитка поднимался пар. - Он скоро станет холодным. - Нуниева была в её лучшей одежде, которую она называла «лесной», потому что она надевала её только в случаях, когда они выходили на берега, где росли деревья. В море она носила безрукавку и панталоны, как и любой сын капитана.

Капитан встал перед ней. Недолго позанимавшись каперством, Круциус стал уважаемым капитаном грузового судна. Беспристрастный, трудолюбивый и надёжный, как само солнце, Круциус был богатейшим среди морских капитанов на континенте, но больше всего он благодарил судьбу за Нуниеву. Только сейчас Круциус перестал наблюдать за своей дочерью. Он смотрел мимо беседки, поросшей виноградной лозой, вниз к широкому и тёмному морю под скрывающимся за горизонтом солнцем. Круциус был очарован. Он не мог оторваться от этой красоты, в ожидании вернуться обратно на борт. Для него море было жизнью, а суша – смертью.

- Я не могу ждать вечно, - настаивала Нуниева.

Круциус улыбнулся, кивнув в ответ. - Я извиняюсь, дорогая. Я такой рассеянный этой ночью.

Она налила чай в чашки для него и для себя. - Если ты беспокоишься о завтрашнем дне, то я нет, ты же сам сказал, что этот хирург лучший на трёх континентах. Он знает, что делать.

- Да, доченька, - согласился он, встав на колени и взяв её за руку. Она была хрупкой и крошечной в его ладони. - Он узнает, в чём проблема.

Она проницательно кивнула, подняв чашку к губам и сделав один обжигающий глоток. Хрупкое фарфоровое изделие опустилось от губ, и её подбородок задрожал от беспокойства. Он подумал, что увидел предвещающее слёзы лицо, но она никогда не плакала. Она сглотнула чай, и спокойный взгляд отразился на её лице. Она улыбнулась.

- Он очень вкусный в новых чашках.

- Ты не должна пить его, пока он слишком горячий, - сказал Круциус, сделав глоток, чтобы тоже распробовать его вкус. Он скорчился. - Или если он слишком горький, - сказал он и поставил чашку обратно на поднос.

Нуниева до сих пор держала чашку в своих пальчиках. - Нет. Это первый раз, когда у меня есть чайный набор, и первый раз, когда мы вышли на берег в этом году, и я хочу, чтобы мне понравилось всё, - сказала она, после чего сделала второй глоток.

- Ты добрая и мужественная девочка, Нуниева, - сказал Круциус. - Добрая и мужественная.

Круциус попал в морской шторм. Палубу накрывали высокие волны. Дрожь бежала по доскам. Обломки мачт царапали борта. Металл скрежетал. Дерево скрипело. Оторванные тросы хлестали по палубе. Дождь колотил в спину капитана.

- Проклятие.

Он не мог сказать, был ли это день или ночь. Вспышка, которая разрушила Аргот, также сожгла ему глаза. Они не были ему нужны, чтобы понять, что большинство из его пассажиров и команды были мертвы. Запах крови заполнял воздух, а гнилостная вонь говорила о разорванных мертвецах. В стороне от его собственных стонов, он услышал другой нечеловеческий звук.

Он был жив, если это можно было назвать жизнью. Слепой, избитый и ослабевший на борту собственного корабля – Круциус жил. Он не мог справиться с насосами в одиночку, даже если они оказались бы неповреждёнными, он не мог расчистить палубу, он не мог даже увидеть землю или звёзды, чтобы найти безопасную гавань. Возможно, тут даже не было земли. Аргот разрушен до основания, которое сейчас находилось где-то на дне, под толщей воды. Армии Урзы и Мишры были тоже уничтожены. Возможно, взрыв потопил и всю Терисиарию. Возможно, в мире уже не было безопасной гавани. Деревянное ведро с грохотом катилось по палубе к Круциусу. Слепо подняв руку над головой, он мог только догадываться о его направлении. После чего появился оглушительный звук, вкус крови, и он снова потерял сознание.

У него были огромные надежды на этого хирурга, лучшего на трёх континентах. Человек знал о применении пиявок, об использовании френологии, о манипуляциях с основными точками кровотока на ногах и ушах, чтобы ослабить напряжение в дистальных участках тела, но изнурительная болезнь, которая разрушала Нуниеву изнутри, была не в ушах, ногах или теле. Это было проклятием всех красивых вещей, придуманным каким-то тёмным и завистливым богом, приравнявшим смертность к страданию. Её болезнь была не предметом тела, а души, проклятием павшим на неё, потому что иначе она была бы совершенством.

У хирурга не было ответов, кроме травяных бальзамов и проникновением под кожу медной нитью. Круциус усердно следовал его советам, и Нуниева переносила мучительные боли от этого «лечения» с тем же мужеством, с которым она переносила глотки обжигающе - горячего чая. Она была храброй девочкой, не только от природы, но и от необходимости. Она видела, что отец нуждается в ней, чтобы оставаться мужественным.

Они задержались тут, в этой заросшей виноградом вилле около моря, потому что она могла носить тут «лесную» одежду и бродить по базару. Её глаза блестели от ярких тканей торговых палаток, а её шея и пальцы мерцали от драгоценностей, которыми Круциус одаривал её. Деньги, которые он тратил, были честно заработанными, а драгоценности, которые он покупал, напоминали о щедрых подарках моря из морского жемчуга и перламутра, раковин наутилуса и галиотиса, зубов акулы и морской звезды. В первое время Нуниева радостно принимала эти подарки и носила их везде. Понемногу радость от подарков потухла. Блестящие вещи только лишь обращали больше внимания на строгие линии её шеи и тонкость запястья.

Однажды, она отказалась от его покупок. Вместо этого, она развернулась, чтобы найти что-то для него равное по стоимости на соседнем прилавке. - Купи их, папа. Ты же хотел новый набор ножей для резьбы по дереву, - сказала она.

Стоя под тенью крыши кузницы, Круциус улыбнулся. - Они очень дорогие, доченька.

- Не дороже, чем жемчужины, которые ты хотел купить мне, - ответила она. Нуниева взяла его за руку и нежно сказала. - Тебе не нужно покупать мне все эти вещи. Я и без них знаю, что ты любишь меня.

- Девочка моя, Нуниева, - сказал он сдавленным от подступавших слёз горлом. - Знай всегда, что я люблю тебя.

Круциус пришёл в себя, рыдая в мёртвой хватке шторма. Ведро перекатывалось рядом с ним, одаривая его новыми ударами с каждым раскачиванием корабля. Он яростно отбросил его прочь.

Тут уже никогда не найдётся безопасной гавани для него. Только не тогда, когда его дочь покинула этот мир раньше него. Не тогда, когда его нация прекратила существовать. Не сейчас. Если бы он был на земле во время взрыва, то он бы погиб, но это… Это нельзя былоназвать жизнью.

Судно медленно поднималось под ним, как-будто только одна его сторона была на волне. Его трюм должно быть заполнен водой. Находясь между дождём и морскими волнами, оно могло только и делать, что заполняться.

После чего дождь усугубился сильным градом.

Рыча, Круциус пополз через разбитую палубу. Он нащупывал опоры. Разорванную парусину… узлы на оторванных тросах… выломанные доски… холодные, холодные руки.

Он вдруг остановился, измождённый яростными ударами града. Его пальцы удерживали руку, одетую в кружевной рукав. Он хотел что-то сказать, но обнаружил, что может только крикнуть или издать рык. Надеясь на чудо, он последовал по руке, до плеча, а после к воротнику. Он схватился пальцами за женскую шею, но ощутил только плоть, холодную и неподвижную, как мясо в погребе. Пульса не было.

Беспощадный град ненасытно бил его в спину.

Он передвинул свою руку к её лицу. Мадам Джейри.

- Увечья и смерть, - прошептал он. - Увечья и смерть.

Смирившись с одиночеством, он пополз вперёд. Град впивался ему в шею и голову. Он цеплялся за обломки разрушенных перил в середине палубы и пробирался через стальные кушетки. Тут было более чем три мёртвых тела, между ним и выломанной крышкой люка, ведущего в трюм. Он не стал останавливаться и быстро спустился вниз, подальше от разрывающихся в клочья небес.

Сумерки уже сдавались ночной тьме, когда они возвращались с их последнего визита к хирургу. Нуниева хотела ещё чая. Круциус был в настроении, не отказывая ей ни в чём. Вскоре она сидела на том же самом сиденье, с тем же Ямураанским чайным набором, и в той же «лесной» одежде, той самой, которую она одела в ту её первую ночь на суше. Круциус снова стоял, очарованный видом предзакатного моря, и отказывался от чая. В стороне от тёмных глубин ещё ничего не изменилось.

Нет, изменилось всё.

- Папочка, не грусти, - сказала она. - Мы вернёмся в море завтра.

- Да, дорогая, - отстранённо сказал он. - Мы найдём другого хирурга. Лучше этого.

- Мы вернёмся в море завтра, поэтому давай насладимся чаем этой ночью. Это моя последняя ночь на суше, - сказала она спокойно, наливая себе чай.

Круциус остановил её. - Не говори так. Мы останемся тут подольше. Мы можем оставаться тут так долго, как ты захочешь.

- Всё в порядке, папа. - Она пила слишком горячий чай и старалась не показывать это. Когда она вернула себе самообладание, она подняла взгляд на Круциуса. - Не грусти.

- Но мне грустно, дорогая.

- Тогда не бойся.

- Я боюсь. Ты всё для меня. Ты целый мир.

- Я не боюсь, папочка. Не бойся и ты.

Он наклонился, чтобы обнять её. Она растаяла в его руках и прильнула к его шее. Это был последний момент, когда он держал её в своих объятиях. После чего послышался длинный долгий вздох, покинувший её тело тихим шёпотом.

Он вздыхал вздрагивающим и дрожащим дыханием, как-будто он мог удержать покидающий её тело дух, прежде чем он исчезнет навсегда.

Круциус встал. Ямураанский чайный набор опрокинулся и с грохотом упал на землю.

Она не издавала ни звука.

Он стоял и не выпускал её из объятий, вглядываясь в тёмное прозрачное море.

Этот корабль воплощал в себе всё его мужество. Он не уходил в море, пока не смог взять с собой Нуниеву. Сейчас корабль был мёртв, а его капитан находился между жизнью и смертью. Это был призрачный корабль, сперва опустошённый финансовыми проблемами, после измученный плохим обращением, а после всего этого разрушенный взрывом, уничтожившим целый мир. Те же самые тёмные необъяснимые силы, разрывающие когтями свои тёмные миры и уничтожившие его дочь, достигли верха моря, разрушив корабль, носивший её имя.

- Я дважды потерпел неудачу, - сказал себе Круциус. - Я потерял её дважды. - Он почувствовал вину за то, что взял его дочь в море и назвал её именем судно, перевозившее кровожадных и порочных людей. - Я уничтожил их обоих. - Не могло быть судьбы хуже, чем эта. Он был в изнеможении. Он умер во всех отношениях, и только лишь его сердце продолжало неустанно биться. Окончательная смерть могла прийти откуда угодно. Возможно, корабль потонет или опрокинется. Возможно, шторм убьёт его градом или кувыркающимися обломками. Но Круциус не хотел ждать, он должен был сделать это сам.

- Я убил её. Я смогу убить и себя.

Со стонами, он вылез из-под заклёпанного деревянного ящика, где он лежал. Он не знал, насколько долго он задержался тут, то теряя, то возвращаясь в сознание. Беспрерывный шум ветра и моря, головокружительные наклоны и частые содрогания корабля, сделали сон и грёзы неразличимыми. Дрожа от страха, он полз, растянувшись по палубе. Разбитая бочка разливала пастообразное вещество по доскам. Мокрые верёвки беспорядочно извивались, а осколки разбитых стёкол впивались в его тело. Не заботясь о себе, Круциус полз вперёд, по направлению к двери. За ней располагались каюты и его личная кабина. Там, в письменном столе, должны были лежать самые острые ножи, одним из которых он вырезал портрет из дерева на носу корабля. Этот нож легко перережет ему горло. Но он не думал об этом. Его мысли были только о ней - тонкие черты скульптуры лица его любимой дочери.

- Она бы не хотела, чтобы я делал это, - говорил он себе, когда тянулся к засову, запирающему дверь. Брусок был крепко зажат в опорах. Со скрежетом зубов, Круциус приподнялся и толкнул её. Брусок сдвинулся вверх. Следующий толчок, и засов почти покинул опоры. - Ничего не бывает лёгким. Даже это. - Он толкнул ещё, последний раз.

Послышался громкий скрип, и он отпрянул назад. Дерево треснуло. Что-то ударило в дверь изнутри, и поток из обломков хлынул на Круциуса. Бревно упало ему на живот. Грузовой крюк ударил ему в голову. Он бы увернулся, если бы его ноги не увязли в обломках. Оползень из обломков крушения накрыл его по пояс. Круциус боролся выбраться из завала, но боль невероятной силы ударила ему в бок.

Боль усилилась, растянувшись от груди до шеи.

- Время пришло, - подумал он и свалился от изнеможения и боли на обломки. - Время пришло…

- Присаживайся, папочка. Начинает холодать, - сказала Нуниева следующим утром. Она сидела на веранде с видом на море, в беседке из красного кирпича и виноградной лозы, окутывающей её в холодном утреннем воздухе.

Круциус стоял на своём месте, хотя в этот раз, он знал, что это только лишь сон. - Тут не было следующего утра, Нуниева, - сказал он грустно. - Ты умерла прошлой ночью.

Она пожала плечами и, наклонившись, похлопала по маленькому металлическому сиденью рядом с ней. - Я только хотела увидеть, боролся ли ты до конца.

- Боролся ли я до конца?

- Да, до конца той ночи, - ответила она. Её улыбка казалась бы озорной, если бы она не была такой грустной. - А сейчас подойди и сядь.

- Ох, дорогая, это только лишь сон…

- Да. В этом сне я всегда предлагаю тебе присесть, но ты всегда отказываешься, - ответила она, перебив его. - Это сон, папочка. Ты можешь делать всё, что угодно. Подойди и присядь со мной.

- Да, - сказал он, признательно вздохнув. - Да.

Соблюдая этикет, она опустила заварной чайник, и начала разливать чай в чашки, наполняя их до краёв. Бурая жидкость испускала нежный аромат. Её руки были маленькие и загорелые на фоне белого фарфора.

- Я разбил эти чашки той ночью.

- Да, - сказала она, продолжая разливать чай. - Но ты боролся до конца. Я боялась, что ты не захочешь. Я боялась, что твоя жизнь кончится.

- Она закончилась, дорогая. Она закончилась, - уверял Круциус. В этот раз чай был не обжигающий и не горький. - Ты была всей моей жизнью и моим будущим. Я пытался продолжать жить. Я построил корабль с твоим именем, но он не заменил тебя. И я не смог обеспечить его всем, как и тебя. Это мне оказалось не под силу, как и с тобой. - Он потряс головой и печально усмехнулся. - Когда ты умерла, дорогая, моему миру пришёл конец. И когда корабль, названный в честь тебя, был разрушен, целому миру пришёл конец от огромного взрыва, который уничтожил всё. Корабль был разрушен от взрыва и шторма. Я был ослеплен, избит и похоронен под кучей обломков построенного мной же корабля.

Она взглянула на него из-за крохотного чайника. Её глаза казались старше её молодого лица. - Что ты сделал потом?

На его лице отразилось недоумение, и он опустил наполовину опустевший чайник. - Что я сделал?

- Да.

- Хорошо, дорогая, - сказал он, мрачно усмехнувшись. - Я умер. Это то, что я сделал потом.

Она испуганно посмотрела на него. - Ты умер?

Он кивнул. - Да, я умер.

- Ты был из последних людей на сотни миль вокруг, и ты не боролся до конца?

Круциус взял её за руку. - По какой причине я должен был остаться жить? Если бы у меня была бы причина. Я бы сделал всё, что угодно. Я бы мог выкарабкаться из-под этих обломков. Я бы мог пережить шторм, чтобы расчистить палубу. Я мог бы в одиночку справиться с насосами и нашёл бы какой-то способ, чтобы ощутить запах земли или услышать звёзды. Если бы ты была рядом со мной, то я бы снова обрёл целый мир и сделал бы всё, что угодно.

- У тебя есть я. - Её голос изменился, до сих пор энергичный, но уже не молодой, голос женщины вместо ребёнка. Всё постепенно исчезало - её лицо, веранда и море. Слабая тьма просачивалась через материю сна, оставляя лишь голос женщины. - У тебя есть я. Я думала, что лишь я осталась в живых, пока ты не открыл засов на двери.

- Нуниева, ты лишь только сон, - сказал он устало, нащупывая её руки.

- Я не сон, - ответила она, крепко схватив его за руки. - И я не Нуниева. Моё имя Эльга. Я племянница леди Джейри.

- Эльга? - переспросил Круциус. - Где я? Я сплю? - сказал он в непроглядную тьму. - Я думал, что ты моя дочь.

- Называйте меня, как пожелаете. Я хочу, чтобы вы поднялись. Я хочу, чтобы вы вернули корабль под свой контроль. Я хочу, чтобы ты взял меня на сушу.

Он потряс головой и ощутил холодную морскую воду, капающую ему на плечи. - Я не могу. Я устал.

- Что значат все те вещи, о которых вы говорили? Об откачивании воды с корабля, о расчистке палубы, об ориентировании по звёздам?

- Я не могу больше бороться, моя дорогая. Я измученный, избитый и ослепший. Тут не осталось ничего, во что можно было бы верить.

Ответ последовал незамедлительно. - Верьте в меня. Я хочу жить. Этого разве недостаточно? Я хочу жить!

Такая же, как Нуниева – решительная, сильная и храбрая.

- Этого оказалось недостаточно для моей дочери.

- Этого должно быть достаточно, - сказала отчаянно Эльга.

Такая же, как Нуниева.

- Да. Этого должно хватить. Но там может быть чудовище, возможно, Бог, который видит всё, что было, есть и будет в человеческих жизнях и делает их невозможными. Называй это, как хочешь – судьбой или проклятием, ненавистью или причудой – но всё это останется неумолимой тьмой.

- Я могу видеть, Капитан. Я была под палубой, когда всё это случилось. Я могу видеть, подняться, пришвартоваться и откачать воду. Я могу сделать всё, что понадобится. Только говорите мне, куда смотреть, а я буду вашими глазами.

Он снова дышал. Это был первый раз после смерти дочери, когда капитан Круциус действительно дышал. - Я был Йотианцем, Эльга. Моя дочь тоже. Наши предки верили, что у каждого человека есть множество душ, грехи которых можно искупить. Но в любой момент ты можешь освободиться от старых душ, которые управляли тобой, оставив их мучиться и обретая новую душу. Это и есть моя дочь. Когда я был уверен, что моя жизнь окончена, она появилась и вернула меня обратно к свету небес. Моя дочь Нуниева оставалась со мной всё это время, охраняя мои души.

- Послушайте меня! - голос Эльги был отчаянным. В её тоне были одиночество и ужас. - Я хочу жить! Я хочу жить!

Круциус улыбнулся. Он по-настоящему улыбался. Ослепший, избитый и пойманный в западню его старой жизни – обменивая проклятые души на одну новорождённую – Круциус улыбался. - Помоги мне выбраться из-под этой мусорной кучи, Эльга. Я тоже хочу жить.

Зеркало былого Jonathan Tweet

Дэймон левитировал на высоте в несколько дюймов над каменистым пляжем. Он висел в воздухе, немного раскачиваясь, руки его были сложены на груди крест-накрест, а глаза закрыты в концентрации. Трое учеников наблюдали за этим представлением со смешанными эмоциями. Они взволновано смотрели на демонстрацию новой магической способности, которой они научатся пользоваться в один прекрасный день, но каждый из них завидовал, что кому-то это удалось сделать первым.

Дэймон, точнее его часть, использовал звук прибоя, в качестве мантры. Волны сворачивались и разворачивались, переставая быть обычной водой, просто бьющейся о пляж. Для него она была акустическим ощущением, приливом и отливом фундаментальных сил мира, дыханием вселенной. Его не было тут. Он был нигде.

Потом он неожиданно вспомнил, что у него есть лоб, который к тому же очень сильно болит. Что-то твёрдое ударило ему в ноги, после в бок и руки. Он неожиданно вспомнил и о пляже, на котором он обнаружил себя, открыв глаза. Он ощущал гул боли во лбу.

- Ты понял? - сказал кто-то.

Дэймон посмотрел туда, где сидели Сабра, Джервис и Аннараис, наблюдающие за ним. Это был голос Сабры.

Вопрос «Ты понял?» был одним из тех, который Мастер Вэйн часто им задавал, когда он препятствовал одной из их первых попыток овладения магией. На этот вопрос было только два ответа: «нет», который означает, что ты до сих пор неопытный юнец, и «да», который означал, что ты уже стал волшебником.

- Чёрт побери, - сказал Дэймон, вставая и отряхивая гравий с его колен и локтей. - Камень? Ты бросила в меня камень? - Он осуждающе посмотрел на Сабру. Она встретила его взгляд, но её лицо осталось, как и прежде, спокойным.

- Хорошо, - сказала она невинно, - в первый раз, когда ты будешь показывать этот трюк Мастеру Вэйну, он стукнет тебя по голове своим посохом, чтобы проверить степень твоей концентрации. Считай, что я сделала тебе одолжение.

- Иди к чёрту, - проворчал Дэймон. Он положил руку на свой лоб и потер его, чтобы унять ноющую боль, после чего погладил свою коротко - остриженную голову.

- Всё в порядке, я уже ухожу, - сказала Сабра. - Может быть, я найду вход в преисподнюю среди этих валунов. - Она резко встала и пошла вниз по пляжу, пробираясь через большие чёрные камни, лежащие позади них. Её шаги вскоре исчезли в звуках талой ледниковой воды, падающей со скалы и высекающей себе путь через камни.

- Мои поздравления, - сказала Аннараис, подняв кулаки в победном жесте и одобрительно улыбнувшись.

- Да! - добавил Джервис. - Держу пари, что ты не можешь дождаться Мастера Вэйна, чтобы показать ему этот трюк.

Слёзы разочарования жгли ему глаза. Дэймон отвернулся. Он больше не слышал успокаивающего прибоя. Вместо этого он вернулся мыслями в тренировочную комнату, где он стоял перед зеркалом вместе с Мастером Вэйном. Когда маг приблизился к шторкам, скрывающим зеркало, он сказал, - Ты никогда не станешь волшебником. - Мастер Вэйн вынес этот приговор днём раньше, прежде чем он уехал, и Дэймон был признателен ему, что остальные ученики не слышали этого.

- Сабра всегда в центре внимания, не так ли? Не позволяй ей затмить тебя.

Дэймон вернулся на пляж к звукам голоса Аннараис. - Да. - Это было всё, что он успел сказать, прежде чем шум волн достиг его ушей.

Он пытался, снова и снова, доказать то, что из всех учеников лишь он сможет стать волшебником. В те редкие моменты наедине с его учителем, когда мастер Вэйн говорил ему, что он готов к особенному испытанию, Дэймона почти разрывало от гордости. Вначале Мастер брил ему голову. После чего он подводил его к занавешенному зеркалу в тренировочной комнате, скидывая с него чёрные шторы.

- Кого ты видишь? - спросил учитель у своего ученика.

Дэймон прищурился. Что-то казалось ему неправильным, но он не мог сказать что именно. Он посмотрел в зеркало и увидел себя. У него были длинные, каштановые волосы, которые были у него всегда, и ему казалось это правдой. - Я вижу себя, - сказал Дэймон. - Нас. - Он задавался вопросом, о чём же это испытание.

- И какой сегодня день?

- Четвёртый день месяца, день полнолуния.

- Нет, - сказал Вэйн, и провёл своей рукой по лысому черепу Вэйна. - Сегодня пятый день. Луна была полной вчера ночью. И на твоей голове нет волос. Ты видишь вчера.

- Мастер?

- Это зеркало показывает твой вчерашний день, - сказал Мастер Вэйн. - Обычный разум доверяет своему зрению. Ты становишься тем, во что ты веришь, и поэтому ты думаешь, что это до сих пор вчерашний день. Разум мага знает лучше, чему доверять, чем его зрение. Зеркало не влияет на него. Я вижу своё тело, каким оно было вчера, но я знаю, что вчерашний день уже прошёл, и наступило сегодня.

Мастер Вэйн закрыл его шторки. - Ты никогда не станешь волшебником.

Момент спустя, Дэймон понял, что это был за день и коснулся своей бритой головы. Стоя перед зеркалом, он уже не видел себя.

–Никогда…

Дэймон бессознательно поднял руку над его головой коротко – остриженной головой, вспомнив настоящее… и слова Джервиса. - Это не просто трюк, Джервис! Попытайся сделать сам, если ты думаешь, что это какой-то трюк.

Джервис ничего не ответил. Он просто молча посмотрел на него. Джервис меньше всего подавал надежды на успешное обучение, чтобы быть вовлечённым в это мелкое состязание, подумал Дэймон. Он открыл его рот, чтобы извиниться за свои резкие слова, но Джервис сказал первым.

- Мастера Вэйна нет уже довольно долгое время, - сказал спокойно Джервис, как-будто он не осознавал, что сказал это вслух. - Мне не нравится это.

Это был самый длинный промежуток времени, на который Мастер Вэйн оставлял их одних. Он ушёл более чем три недели назад и забыл сообщить им, когда он вернётся. Он говорил им только о том, что пойдёт навестить своих коллег в Школу Духовного мира, и они все видели почтовых голубей, которых он изредка выпускал из верхних окон башни.

Сабра рассказывала им, что Кьельдоранцы используют голубей. Их войска подобрали её через несколько месяцев после наводнения, смывшего их деревню в море. Они и передали весточку Мастеру Вэйну, который после этого привёл её к старой магической башне на холме. Ученики предполагали, что их учитель занимается политикой в Кьельдоре, но три недели было слишком долгим сроком, даже для политики.

Дэймон кинул гальку в прибой. - Джервис, ты же знаешь, что Мастер Вэйн не рассказывает нам всего, что знает. Его преданность Кьельдору не имеет ничего общего с нами. Если бы он не знал, что делает, он бы не появился, чтобы приютить нас. - Дэймон вспомнил первого волшебника, который взял его к себе, когда он был ещё сиротой. Он предпочитал менее изящную магию, поэтому, в конце концов, продал Дэймона Мастеру Вэйну. Воспоминания этого вызвали у него дрожь.

Аннараис встала и потянулась. - Вероятно, что когда он придёт и посмотрит в прошлое, то увидит, что мы прохлаждаемся на пляже в то время, когда мы должны учиться.

Джервис показал большим пальцем на Дэймона. - Мы учимся. Он показывает нам новые трюки. Не это ли учёба, Дэймон?

Голос прогремел на весь пляж. - Это всё чушь собачья!

Ученики подскочили с мест, узнав голос Мастера Вэйна и его излюбленное выражение. Дэймон взглянул за плечо обернувшейся Аннараис. Вдоль высоких, чёрных камней к ним быстро приближался их мастер. Он всегда напоминал Дэймона чайку, шумную и немного грязную, с волосами цвета измельчённой раковины устрицы.

Кто из вас ответит, что делает небо голубым? - спросил Мастер Вэйн. Он поднял свой корявый посох в небо и потряс его. Он задавал им этот вопрос уже много раз, и они пытались найти на него ответ всякий раз, когда он возвращался обратно. - Дэймон?

- С возвращением, Мастер Вэйн, - сказал неубедительно Дэймон.

Оставим приветствия. Что это? - крикнул волшебник, направив его посох на ученика.

- Я не знаю, Мастер. - Дэймон опустил свой взгляд, уставившись на гальку.

- Десять ударов тебе, - сказал Мастер Вэйн, раскачивая свой посох. - Может быть, после этого ты поймёшь. Аннараис! Что делает небо голубым?

Аннараис откашлялась. - Небо, подобно огромному зеркалу, и оно отражает голубизну океана. - Она резко подняла свой подбородок, как бы в подтверждении её теории.

- Ты, - пронзительно крикнул Мастер Вэйн. - Тебе двадцать ударов. Джервис! Что это?

- Небо не голубое, Мастер, - сказал Джервис почти уверенным голосом.

Этот камень тоже не твёрдый! - он поднял большой камень рядом с его ногой и кинул его в Джервиса, который, тем не менее, профессионально увернулся. - Тридцать ударов!

- Сейчас, - продолжил Мастер Вэйн, оглядываясь вокруг, - где мой самый многообещающий ученик, Сабра? Она такая же умная, как и красивая, и это говорит о многом. Я уверен, что она знает ответ. Что вы с ней сделали? Утопили её от зависти?

Сабра? У Мастера Вэйна не было любимцев. Дэймон поднял его глаза от песка, что посмотреть на волшебника. Мастер помылся, пока был в отъезде? Ощущение того, что что-то было неправильным, росло с каждой секундой.

Сабра! - уличил его Дэймон.

Мастер Вэйн исчез, и на его месте появилась Сабра.

- Великие небеса, - воскликнул Джервис. - Это ты, Сабра! Это потрясающе!

- Спасибо вам, спасибо, - говорила Сабра, улыбаясь и кланяясь.

Дэймон попытался увидеть картину, который видел его разум. Он вспомнил смотрящее на него спокойное лицо Сабры, а не морщинистое лицо Мастера Вэйна. Он видел каштановые волосы Сабры, её молодые женские формы, её ученическое платье, но он всё ещё признавал её, как Мастера Вэйна. Он был убеждён, что она Мастер. - Сабра! Как ты это сделала? - спросил он.

- Наблюдение, наблюдение и ещё раз наблюдение, - сказала Сабра. - Аннараис, мне понравился твой ответ на вопрос Мастера Вэйна. Я думаю, что возьму его себе!

- Забирай, - сказала Аннараис. - Я уверена, что он неправильный.

Сабра засмеялась, и к ней присоединились остальные.

Послеполуденное солнце поднялось достаточно высоко, чтобы осветить под собой утёс, где стояла башня Мастера Вэйна. Её впечатляющий облик охранял утёс десятилетиями, а может быть ещё дольше. Путь к ней лежал вдоль отвесных скальных стен, а рядом ниспадал водопад, питающийся из талых ледников, которые простирались на многие мили отсюда.

В редких случаях, когда ученики исследовали покинутые земли вокруг башни, они натыкались на сломанные или сгоревшие предметы, выглядевшие, как-будто их когда-то использовали по назначению. После этого, они пытались дать им названия и понять назначение по некоторым из наиболее распознаваемых частей. Сабра показала один из первых найденных предметов Мастеру Вэйну, чтобы спросить о его происхождении. Почти квадратный камень, даже будучи влажным, был тёплым, и немного гудел. Вэйн выхватил почерневший, слегка голубоватый предмет у Сабры, бросив его на землю, и заорал, - Это обломки ещё не забытой войны. Эти предметы созданы, чтобы разрушать. И пробудив их, твоё невежество убьёт всех нас!

Трое остальных учеников улизнули прочь, в то время как Сабра осталась дрожать под гневом Мастера Вэйна. Но это было давно. Сейчас любой предмет, который они находили, скрывался среди ученических вещей. Они договорились о том, что в первую очередь, чтобы достичь статуса волшебника, каждый должен будет выбрать себе несколько артефактов.

Сейчас, когда солнце согревало пляж, ученики сняли с себя казённые одежды и плавали в холодной воде. Мастер Вэйн говорил им, что магия, подобна океану. Если ты терпелив и спокоен, он поднимет тебя и унесёт в фантастические места далеко отсюда, но если ты крутишься и теряешь концентрацию, то ты погибнешь. Даже если ты знаешь, как держаться наплаву, там есть опасности, скрывающиеся под поверхностью.

Со своего насиженного места на вершине скользкой, отвесной скалы, выступающей из волн, Сабра нырнула в воду и поплыла к мелководью, где трое остальных учеников подшучивали друг над другом.

Кто-то движется вдоль пляжа, - сказала она, - и этот кто-то управляет небольшой повозкой. Скоро он будет около того поворота. - Она указала её загорелой, сверкающей от морской воды рукой на тёмный утёс, который находился дальше вниз по пляжу. - Давайте повеселимся.

Ученики вышли из воды, чтобы немного обсохнуть.

- Мне не нравится это, - сказал Джервис. - Никто никогда не появлялся у этого пляжа. Все дороги смыло два года тому назад.

- Он, вероятно, приехал навестить Мастера Вэйна, - сказала уверенно Сабра. - И Мастер Вэйн, точно тот человек, которого он ожидает увидеть.

- Не втягивай нас в свои проблемы. - Дэймон с ненавистью посмотрел на Сабру, но девочка с каштановыми волосами лишь улыбнулась в ответ.

- Следуйте моим указаниям. - В её голосе ощущалось волнение. - Закройте ваши глаза. - Остальные, продолжая сохнуть и одеваться, подчинились ей.

Через миг они услышали голос Мастера Вэйна. - Откройте ваши глаза или вы пропустите представление. - Сабра исчезла, а на её месте уже стоял Мастер. - Давайте немного развлечёмся. - сказал он не с характерной ему комичностью.

Из-за утёса появилась одинокая, маленькая повозка, управляемая кучером в белой мантии и которую тянули за собой два мула. Ученики сидели на нагретых солнцем камнях, наблюдая за медленно двигающейся телегой, за исключением Сабры, которая стояла в нетерпеливом ожидании.

Когда повозка почти приблизилась к ученикам, женщина, одетая в простую белую робу, поприветствовала их, - Приветствую, какая приятная встреча!

Аннараис открыла её рот, чтобы ответить, но Сабра перебила её, - Ближе! - крикнула она голосом Мастера Вэйна.

Повозка продолжила свой путь, пока кучер не приказал мулам остановиться, после чего спешился. Она остановилась, оглядев их небольшую группу, шагнула вперёд и обратилась к Мастеру Вэйну.

- Приветствую, какая приятная встреча, мой друг. Перед тобой стоит скромный лекарь, приехавший издалека, чтобы найти Мастера Вэйна, который уже долгое время является другом для Кьельдоранцев, искателей мира и правосудия, и врагами злых правителей Стромгальда. Мне нужен его совет.

- Но…- начал Джервис, присоединяясь к протесту Дэймона.

- Молчать! - Мастер Вэйн гневно крикнул на учеников. Он взглянул в лицо женщины. - Я Мастер Вэйн, ты, вздорная девица.

Остальные были так шокированы, что и не думали посмеяться.

- Как ты смеешь стоять перед таким, как Я, человеком магии и власти, жалкая девчонка?! Преклони колени или вернись в свой женский монастырь в виде более полезного создания.

Дэймон посмотрел на Аннараис и Джервиса, их лица застыли в сомнении реальности происходящего. Он не любил такие моменты, но маленькая шалость Сабры тоже застала его врасплох. Она зашла слишком далеко.

Целительница села на колени и опустила свои глаза. - Я сожалею, Мастер. Я лишь послушница. - Её тёмные глаза заблестели, и она убрала тонкие и длинные пряди чёрных волос назад с её глаз в неопрятный пучок на голове. После чего, она потянулась руками к её неопрятной робе и, запинаясь, продолжила. - Кьельдоранская верховная жрица со всем уважением хотела задать Вам вопрос, узнав о Ваших знаниях.

Дэймон склонил свою голову набок от удивления. Почему Кьельдоранцы послали кого-то сюда, когда Мастер Вэйн там? Возможно, он не поехал в Кьельдор. Может быть, что-то случилось с ним! Внимание Дэймона привлекла рука послушницы, когда она показалась из-под запачканной робы. Она опустила свои глаза вниз и показала странную, зеленоватую стеклянную сферу с коротким горлышком, закрытым пробкой. Удерживая её обеими руками в перчатках, она подняла её перед собой, до сих пор стараясь не поймать взгляд Мастера Вэйна.

- Пожалуйста, Мастер Вэйн, самый великий и могущественный, - сказала целительница, - как я знаю, это древнее чудо выкопали на одних из раскопок, продолжающихся до сих пор по всей Терисиарии. Мы были достаточно удачливы, чтобы натолкнуться на него, и мы хотим узнать, как им пользоваться. Уверена, что ваша проницательность и мудрость помогут нам.

Сабра откашлялась и шагнула к целительнице, сидящей на коленях. - Я уважаемый человек, - начала она, - и у меня есть совсем немного времени для таких мелочей. Тем не менее, Кьелдоранцы, с трудом, но удостоились моего времени. Я возьму этот артефакт в свою башню и изучу его. - Она потянулась за предметом одной рукой. - Давай его мне и уходи.

Как только рука Сабры дотронулась до сферы, целительница бросила её на камни у ног Сабры, и она разбилась. Густой, белый дым заполнил воздух. Завитки дыма дотронулись до Сабры и окутали её, словно верёвки. Остальные ученики видели застывшего на месте и падающего Мастера Вэйна. Тело Сабры забилось в судорогах, и кровь хлынула из её носа и ушей, окрашивая собой камни. Женщина в белом встала. Аннараис закричала от страха и опустилась на колени рядом с Саброй, за ней последовал Дэймон. Сабра была неподвижна, но даже мёртвой она казалась Мастером Вэйном.

Целительница сняла свои запачканные белые перчатки, показывая костлявые, зеленоватые руки. Она расстегнула застёжки на её горле и сбросила с себя грязную робу. Ниже она была одета в обтягивающий, чёрный, кожаный жилет и брюки, испещрённые хаотично расположенными кожаными стёжками, которые скрывали порезы на одежде, полученные в многочисленных поединках.

На жилете, над её левой грудью, был приколот чёрный драгоценный камень размером с персиковую косточку. Кожа на руках и плечах была вся в чумных шрамах. Изогнутые ножны с выступающей из них чёрной ручкой клинка располагались на её бедре. На её лице, измятом в невесёлой улыбке, показались тонкие шрамы, идущие по обе стороны рта до шеи. Дэймону казалось, что она умирала уже не в первый раз, но так или иначе ей удавалось переживать этот горький опыт.

- Это трюк, - крепко обхватив себя руками, промямлил Джервис. - Это ещё один из её трюков. - Дэймон поймал его взгляд и, приложив палец к своим губам, приказал ему замолчать.

- Ох, это не трюк, рыбонька, - сказала убийца. - Твой учитель действительно мёртв.

- Она мертва, - прошептала Аннараис, поглаживая седые волосы Сабры. Дэймон посмотрел на убийцу, пытаясь понять, заметила ли она подсказку в словах Аннараис.

Пронзительно свистнув, самозванка обратила на себя скудное внимание учеников. - Рыбоньки, - сказала она, - я убила вашего учителя, потому что это было выгодно моим хозяевам. Волшебники Школы Духовного мира были в хороших отношениях с моими лордами из Стромгальда, но потом этот мошенник, - она пнула Сабру в бок своей ногой, - взял на себя ответственность помочь Кьельдоранцам. Его неосмотрительный выбор союзников стал для него летальным. Когда его компаньоны из Школы Духовного мира придут его навестить, скажите им, что он принял смерть предателя от ассассина из Стромгальда. Такая же судьба ждёт любого, кто примет сторону Кьельдора.

Повозка ассассина затряслась, и с её стороны послышался звук деформирующегося металла. Дверь сбоку распахнулась, и из неё вышел металлический человек, блестящий в солнечном свете. Повозка значительно поднялась на рессорах, когда странное создание выбралось из неё.

- Мои лорды будут довольны, - сказала ассассин. - Если бы они знали, что мне понадобится лишь один маленький эолипил, чтобы убить этого мага, они никогда бы не дали мне этого голема, или это. - Она постучала пальцем по чёрному драгоценному камню, украшавшему её левую грудь.

Голем, ростом выше её на голову, зашагал к ассассину и встал возле неё. Сделанный из древней бронзы, он был полностью вычищен от патины.

Солнечные лучи отражались от его отполированной кожи радужной рябью из абсолютно разных цветов. В других, более благоприятных, обстоятельствах Дэймон мог назвать этот громадный и неповоротливый артефакт красивым.

- Подними мертвеца, - приказал голему ассассин.

Громыхающая масса повернула свою голову так, чтобы обратить свой бесчувственный взор на землю. Его голова качалась взад и вперёд, пока он сканировал землю, но он не ступил ни шагу.

- Я не верю в это, - сказал Джервис. Его взгляд не покидал безжизненное тело Сабры.

Дэймон положил свою руку на плечо Аннараис, сделав незаметное для ассассина движение головой назад в сторону башни. Он встал, помогая подняться Аннараис, и попятился вместе с ней подальше от этого злополучного места.

- Подними труп! - приказывала ассассин. - И положи его в повозку.

На этот раз голем подчинился. Он схватил тело за лодыжку и поднял в воздух. Шестерёнки зашумели, когда голем развернулся, чтобы положить тело внутрь повозки.

Дэймон и Аннараис дошли Джервиса, который всё ещё сидел, крепко обхватив себя руками.

- Это не трюк, - прошипел Дэймон. - Давай выбираться отсюда.

Джервис увидел кровь на руках Аннараис. - Ангелы милосердия, - прошептал он, - это правда.

Под аккомпанемент звуков, раздающихся от громыхающего металлического человека позади них, они пробрались через огромные, чёрные валуны, которые окаймляли пляж, прошли вброд холодный ручей, утопающий в грохоте водопада, и дошли до основания скалы, где начиналась тропа к башне. Джервис нервно оглянулся.

- Как долго будет действовать заклинание? - спросил он.

- Она мертва, - задыхаясь от усталости, проговорил Дэймон. - Что случилось? Что это было? И кто это был?

- Он прав, - сказала Аннараис. - Ассассин рано или поздно заподозрит что-то неладное.

- Она вернётся, чтобы убить нас всех, - сказал Джервис. Он вскочил на высокий валун, чтобы быть уверенным, что за ними нет погони. - Как вы думаете, сколько ещё заклинание Сабры будет действовать теперь, когда она…- Джервис резко замолчал. - Что мы будем делать?

Вперёд, - сказал Дэймон. - Мы вернёмся обратно в башню. За мной.

Джервис до сих пор стоял на месте, его руки висели по бокам.

- Это будет первое место, которое она увидит. Мы должны разделиться, спрятаться, уйти отсюда, возможно даже, уплыть на лодке.

- В башне будет безопаснее, - сказала Аннараис. - Мы возьмём наши боевые посохи. Она не войдёт туда. Мы знаем там всё, и там много мест, где можно спрятаться.

Джервис осмотрел тропу, оставшуюся позади. Под ними был крутой, скалистый склон, в котором были бесчисленные ниши, небольшие бухты, пещеры, и приливные впадины. - Идите умирайте в это чёртову башню, - сказал он. - Она убьёт вас также, как и Сабру. Я сделаю всё по-своему. Я делал так раньше. Я сделаю это и сейчас. - Не оглядываясь, он начал безрассудно пробираться вниз по зазубренному скалистому склону.

- Джервис! - закричала Аннараис. - Нам нужно держаться вместе!

Внимательно следя за его ненадёжной дорогой, он закричал в ответ, - Заткнись. Я хочу быть в полной безопасности.

- Джервис! - Аннараис повторила свою просьбу, но Дэймон взял её за руку и повернул её к себе лицом.

- Он может оказаться прав. Позволь ему уйти. Позволь ему сделать то, что он считает правильным, но не жди его тут. Ассассин скоро вернётся, когда заклинание Сабры исчерпает свои силы. Идём.

Дэймон пошёл вперед, потащив за собой Аннараис. Серпантинная дорога наверх казалось вечной, одна тропа за другой, и уже было трудно сказать, как долго они взбираются, сколько раз они повернули, и как далеко они ушли. Отвесная скала, по которой они взбирались до этого момента сотни раз, висела над глубоким и узким проливом. Это был карьер, прежде чем льды начали таять. Утёс разрушался от непрерывного потока талых вод, и башня была обречена обрушиться в глубокие воды под ней. Мастер Вэйн всегда излишне оптимистично говорил, - Мудрый человек тот, который знает, что его дом построен на песке.

Когда Дэймон и Аннараис были уже на половине пути, они услышали почти нечеловеческий крик.

- Ты слышал это? - спросила Аннараис.

- Было похоже на Джервиса, - ответил Дэймон. - Не останавливайся. - Он показал ей вперёд. Аннараис кивнула, и они продолжили восхождение. Молчание разрушалось только неровным дыханием и проклятиями Аннараис.

Они были окончательно измотаны, когда достигли вершины утёса, но у них открылось второе дыхание с тех пор, как они услышали крик Джервиса. Они стремглав побежали к огромной, механической двери у основания башни, спотыкаясь о камни и их собственные ноги. Башня поднималась над ними на высоту более чем пятьдесят футов. Она была похоже на старинный маяк. Нижняя часть балкона, составляющего верхний этаж, выпячивала из стены. От земли и вплоть до балкона стены выглядели сплошь каменными, но ученики знали, что там было множество окон, спрятанных под иллюзиями.

Дэймон и Аннараис были мокрыми от пота и липкими от морской воды, их волосы прилипали к лицам и плечам, а их одежда тёрлась об кожу. Они стояли на широкой каменной ступени, наверху лестницы, запыхавшись и облокотившись на массивную, беззамочную дверь. Она всегда казалась Дэймону огромным, металлическим ртом. Дверь была даже старше, чем сама башня. Дверь была гладкой, но механизмы, которые обрамляли её, были составлены из поршней, зубчатых сцеплений и противовесов.

- Что делать? - Дэймон наклонился, оперевшись руками на свои колени. - Как ты думаешь, что случилось с Джервисом?

Аннараис закрыла глаза и прислонилась к двери. - Я не знаю, но давай поговорим об этом внутри.

- Ни жизнь, ни смерть, - ещё не отдышавшись после долгого пути, Дэймон начал читать литанию, открывающую дверь, - а бытие. - Он остановился, чтобы немного отдышаться. - Ни хаос… ни порядок… а бытие. - Литания была неким стилем магии их Мастера, отличающаяся от других фундаментальных типов магии Доминарии. Литания была завершена, но дверь осталась неподвижна.

Дэймон посмотрел на Аннараис, пытаясь спрятать своё отчаяние.

Из-за утёса они услышали звук падающих по крутому склону камней. Это был звук погони.

- О, Великие небеса, - прошептал Дэймон, взяв Аннараис за руку.

Она стояла прямо, сосредоточившись и проговаривая литанию. Это было так, как-будто литания произносилась сама собой, играя её лёгкими и ртом, как музыкант, играющий на флейте. - Ни жизнь, ни смерть, а бытие. Ни хаос, ни порядок, а бытие.

С громыханием огромного механизма железные двери поднялись и разошлись в стороны. Два ученика бросились внутрь, в атриум с высоким потолком. Двери, со звоном металла, закрылись позади них. Истощённые, они, оперевшись на дверь, опустились на пол.

- Они не смогут зайти сюда, - сказала Аннараис.

- Но мы должны быть готовы, на всякий случай, - ответил Дэймон.

Двое учеников разделились, пытаясь подготовиться к прибытию Стромгальдского ассассина, хотя они даже и не знали, что сможет его остановить. Аннараис перешагивала две ступеньки за раз. Наверху она промчалась вдоль выгнутых аркой стен, направляясь в тренировочную комнату, которая находилась в другом конце коридора. Она распахнула дверь и схватила два боевых посоха с металлическим набалдашником из настенного кронштейна рядом с дверью.

Тем временем, Дэймон осматривал атриум. Он закрыл деревянные ставни на каждом окне и опустил удерживающие их балки для пущей безопасности. Скрытые за иллюзией или нет, открытые окна были самым лёгким из путей для того, чтобы попасть внутрь. После чего, он поднялся на второй этаж, где арочный затенённый коридор прикрывал обзор на атриум. Здесь была их кухня, а также их личные комнаты, учебные классы и тренировочные комнаты.

Он нашёл Аннараис в комнате Джервиса, стоящую у незапертого окна и держа большую круглую раковину в обеих руках. Тяжёлая раковина была одним из найденных Джервисом предметом.

Не поднимая взгляда от предмета, Аннараис сказала, - Мастер Вэйн говорил, что наша жизнь похожа на раковину наутилуса. Вначале она очень маленькая, и, пока она растёт, она становится всё больше и больше. Но ты знаешь, что он забыл? Он не сказал про конец. - Она положила свои пальцы в пустую раковину, где когда-то жило создание, считавшее её своим домом. - Всё что от неё остаётся, это безделушка, найденная кем-то на пляже.

Жуткий гул заполнил атриум. Дэймон подпрыгнул от неожиданности, а Аннараис закрыла свой рот её рукой. Они поспешили в коридор, чтобы увидеть, что происходит на первом этаже. Ещё один громыхающий звук раздался от двери, ведущей в башню.

- Мы не сможем сражаться с её големом, - сказала Аннараис.

- Мы можем спрятаться, - ответил Дэймон. - Может быть, мы сможем попасть в тренировочную комнату. Может быть, мы сможем даже попасть наверх, в комнаты Мастера Вэйна. Он общался оттуда с другими волшебниками, живущими далеко отсюда. Может быть, у него есть магическая линза, что-то с помощью чего мы сможем позвать его. Может быть, он придёт сюда, или просто вытащит нас отсюда. - Он подозревал, что, как и с закрытием ставень, все их попытки останутся тщетными.

- Тренировочная комната, - сказала Аннараис. - Я знаю ключ.

Она проскользнула в комнату Джервиса и вышла оттуда с боевыми посохами. Она бросила один Дэймону. Шум ударов сохранялся. Дэймон последовал за Аннараис в конец коридора, где находилась дверь тренировочной комнаты. На деревянной двери были вырезаны символы волн. Никто из учеников никогда не поднимался на этаж для тренировок без Мастера Вэйна, и он всегда открывал беззамочную дверь сам. Аннараис встала перед ней, прикусив губу. Обеими руками она делала медленные, неуклюжие серии жестов и смотрела на дверь.

- Я не понимаю. - С каждой минутой Аннараис становилась всё более разочарованной. - Это всё точно так же, как делал Мастер. Точно так же! Почему она не открывается? - Она повторяла жесты. Шум от ударов не останавливался, но в это раз к нему добавился звук деформации металла и скрежет поддающейся напору двери.

- О чём ты думаешь? - спросил Дэймон.

- Я пытаюсь пройти через эту чёртову дверь, - огрызнулась Аннараис, её голос был напряжённым.

- Нет, - сказал Дэймон, положив руку ей на плечо. - О чём ты думаешь, когда делаешь это?

- Я думаю, как мы оба умрём.

- Думай о литании. Попытайся думать о ней, пока повторяешь литанию для открытия двери. Ни жизнь, ни смерть, а…

- Я знаю эту чёртову литанию, - крикнула Аннараис.

Она поёжилась и начала читать литанию заново. Её руки спокойно и уверенно двигались, когда она пыталась повторить необходимые жесты. На первом этаже, под ними, входная дверь прогнулась внутрь, и тяжёлое, бронзовое существо начало протискиваться в проломленную им дыру, расширяя её. Дверь рядом с Аннараис со скрипом открылась, и двое учеников ворвались внутрь, после чего она захлопнулась.

Они поднялись бегом по узкой лестнице в середину изогнутой аркой комнаты, заставленной полками со свитками. Ближе к другому концу комнаты стоял ряд письменных столов, где ученики практиковались в письме и изображении магических знаков.

Напротив них, у стены, под окном, был спрятан широкий, низкий сундук. Правее была дверь в комнаты Мастера Вэйна. Ученики знали, что эту дверь мог открыть только волшебник. Рядом с ними была зеркало, завешанное чёрной занавеской. На мгновение Дэймону захотелось взглянуть в этозеркало и забыть всё, что сегодня случилось.

- Тут должно быть что-то, что можно было бы использовать, - закричал Дэймон, обыскивая в отчаянии комнату.

- Может быть, будет что-то в деревянном сундуке Мастера Вэйна, - ответила Аннараис.

Когда Дэймон подбежал к сундуку, его взгляд поймал мимолётное мерцание. На одном из письменных столов лежал плоский, зеркальный диск, который использовал Мастер Вэйн для создания фантомов – отвратительных, но нереальных образов страшных существ.

Дэймон вспомнил сидящих с ним Сабру и Мастера Вэйна на скалистом пляже, о который тихо разбивались волны. Мастер полез рукой в свою запачканную серую мантию и достал диск, осторожно положив его перед ним на гальку. Диск отражал солнце и голубое небо. - Только слепой способен видеть правду, - сказал он.

Вэйн убрал его руки, испещрённые старческими пятнами, в мантию и закрыл глаза. Сабра потянулась за диском. Она поднесла его ближе к своему лицу и всмотрелась в него. Она надавила указательным пальцем на прыщик на её подбородке. Внезапно её глаза расширились, и она бросила диск на камни. Дэймон поднял глаза и увидел позади Сабры голое, безволосое человекоподобное существо с длинными, когтистыми пальцами и ногами. Крылья делали его больше, чем оно было на самом деле, но его когти казались опаснее, чем его размер. Когда Сабра начала отступать от него к Мастеру Вэйну, существо начало преследовать её короткими прыжками.

Учиться игнорировать эти ужасающие видения, было начальным уроком для каждого ученика. Необходимо было научиться отличать то, что видят глаза, от того, что знает разум. - Наша магия, это магия невозможного, - часто повторял Мастер Вэйн, - из невозможного сделать правду.

Дэймон поднял диск. - Может быть, мы сможем использовать это, чтобы отвлечь ассассина, - пробормотал он и засунул его в широкий карман, скрытый под его мантией.

Вместе, он и Аннараис пытались открыть сундук, но он был крепко накрепко запечатан. Они услышали ужасный грохот внизу, на лестницах. Дэймон пнул от злости сундук. После чего, внезапно схватил Аннараис за руку.

- Когда мы видели Мастера Вэйна, открывающего что-то руками? - Он выпрямился, сделав глубокий вдох и закрыв глаза.

Он открыл их моментом позже, когда Аннараис прошептала. - Готово.

Сундук был открыт. Вероятно, у него уже никогда не получится сделать это снова, с грустью подумал он. Он посмотрел на Аннараис. - Иди посмотри, сможешь ли ты открыть ту дверь. - Она кивнула.

Внутри сундука были беспорядочно разбросаны предметы и свитки. Некоторые Дэймон узнавал по тренировочным занятиям, но большинство из них он никогда не видел прежде. Он вытащил оттуда секстант покрытый шипами. Как его использовать? Он кинул его обратно в ящик. Увидев зачехлённый клинок с резной рукоятью, он осторожно извлёк его и положил во внутренний карман рядом с диском.

Он выбрасывал свитки и катушки с бумагой из сундука, в поисках ещё одного оружия, когда он услышал стук в тренировочную комнату. Его сердце застучало ещё сильнее, чем прежде, и он повернулся, но это была всего лишь Аннараис, которая стукнула несколько раз в дверь личной комнаты Мастера Вэйна. Дэймон поднял посох и поспешил к ней.

- Если бы мы смогли пройти через неё, - сказала она, и слёзы разочарования показались на её глазах. - Я пыталась читать литанию. Мы были бы в безопасности, но мы не будем спасены, мы умрём. Она не хочет открываться. Ничего её не открывает. Я не могу открыть её.

Дэймон опустил посох, взяв её за плечи и подтянув её к своей груди. Она дрожала в его руках, пока она плакала, после чего она вытерла слёзы своим рукавом и громко шмыгнула носом. Дэймон ощутил огромную симпатию внутри него и непреодолимое желание защитить Аннараис.

Он почувствовал внезапную уверенность в своих знаниях. Не сказав ни слова, он шагнул вперёд и положил свою руку на рукоять двери Мастера Вэйна. Он толкнул её, не с большой силой, а с огромной уверенностью.

Дверь осталась на месте. Уверенность Дэймона пропала в момент.

Дверь в основании лестницы разбилась вдребезги. Дэймон обернулся, оборонительно удерживая свой посох. Сверкающий и неповоротливый голем достиг вершины лестницы, и его голова повернулась на шарнирах, осматривая двух учеников. Лестничный пролёт за его спиной был похож на длинную, узкую дыру в полу, и Дэймон едва разглядел ассассина, скрывающегося у основания лестницы.

- Ещё шаг и я расщеплю вас обоих на мелкие части, - сказала Аннараис.

Дэймон в изумлении посмотрел на неё. Она удерживала почти квадратный голубой камень в её руке. Он светился, как живой. Ассассин пробормотала что-то голему и нырнула обратно.

Аннараис подняла камень и направила его в голема. - Лучше не подходи.

Нога голема заскрежетала по каменному полу, когда он развернулся и пошёл прямиком на Аннараис.

Дэймон крепко сжал руку Аннараис и поднял её. - Что это? Ты по-настоящему сделаешь это?

Аннараис ответила, затаив дыхание, - Вспомни, мы нашли его на пляже, после того, как пришёл Джервис. Он остался у Сабры, когда Мастер Вэйн узнал о находке. - Она посмотрела на шагающего в их сторону голема, после чего в спешке продолжила, - мастер выкинул его на пляж, и ушёл, но Сабра снова подобрала его. Она узнала, как заставить его работать.

Голем перешёл на лёгкий бег, покачиваясь и подняв руки для удара. Аннараис протянула устройство в его сторону и быстро повернула его, как-будто оно было не цельным. Вспышка, подобно молнии, откинула Аннараис к стене, подняв волосы Дэймона дыбом и окутав собой металлическое существо. Вспышка исчезла. Голем шёл к ним, как-будто ничего не произошло.

Дэймон шагнул в сторону голема и нырнул под его поднятую руку. Он добежал до письменных столов и голем последовал за ним. Дэймон поднял свой диск, отдав ему ментальную команду. Между ним и машиной, нечто начало приобретать форму. Это было безволосое, человекоподобное создание с длинными когтями, образ, который напугал Сабру. Оно взмахнуло своими крыльями и зашипело, перепрыгивая с ноги на ногу. Голем ударил своей булавоподобной рукой через иллюзию, полностью провернув свою верхнюю часть тела, после чего, со звуком механического скрежета, возобновил свою стойку, готовый к новой атаке.

Нетронутая иллюзия продолжила прыжки. Голем ударил снова, точно так же, как и прежде. И точно так же, как прежде, он принял позицию, готовый к атаке. Дэймон смотрел, как он повторил свои атаки, без вариации три раза подряд. Он вспомнил, что Мастер Вэйн сказал о механизмах, которые имитируют жизнь: «они останутся машинами». Не осознавая своих собственных действий, голем реагировал так, как ему заложено было реагировать. Перед лицом неизменного противника его действия никогда не менялись. Он застрял на месте.

Дэймон медленно прополз к выброшенным свиткам позади письменных столов, не привлекая внимание голема. Он посмотрел на Аннараис. За спиной голема, сидя у дальней стены, она приходила в себя после удара головой о стену. Он помахал и начал ползти к ней, до сих пор сжимая в руке свой посох.

Внезапно из лестничного пролёта выпрыгнула ассассин и припала к полу, держа в одной руке клинок. Она увидела ближе к ней Аннараис, потом заметила Дэймона, ползущего позади письменных столов.

- Очень хорошо, - сказала она. Её смех на удивление был приятным и напоминающим перезвон колокольчиков. - Очень умно, рыбоньки. Я была уверена, что этот дуболом прикончит вас. Факт в том, что вы оба до сих пор живые, изменил моё мнение о вас. Первых двух было легко убить. - Она опрокинула свою голову и стала говорить громче. - Вэйн! Предатель! Я надеюсь, что где-то и как-то ты используешь свою магию, чтобы видеть это. Если я и не смогу достать тебя, я хочу знать, что ты увидишь, что случилось с твоими драгоценными учениками.

Ассассин взяла свой изогнутый клинок в обе руки и целенаправленно пошла к Аннараис, которая в полной боевой готовности удерживала свой посох. В ужасе, она схватилась обеими руками за один конец посоха, в попытке удержать угрозу на другом его конце.

Снова приготовив его диск к работе, Дэймон встал и кинулся в атаку на ассассина. Перед ним второе крылатое существо приобретало свою форму. Ассассин увидела Дэймона боковым зрением и пошла к Аннараис быстрее, чем могла бы отступить из схватки. Быстрыми, изгибающимися движениями женщина нырнула под конец посоха, схватив центр оружия одной рукой, а другой, совершив молниеносный удар клинком, который скрылся под мантией Аннараис.

Аннараис свалилась на стену, а ассассин развернулась лицом к Дэймону. Между ними иллюзия беса блокировала обзор. Дэймон отозвал беса, отрицая его частью своего разума. Для него осталось лишь тонкое очертание иллюзии, через которое он мог видеть ассассина. Он опустил диск и атаковал обеими руками, удерживающими его посох. Дэймон видел, покачивающегося из стороны в сторону ассассина, пытающегося заглянуть за иллюзию, но, в отличие от неё, его мишень была видна ясно. С яростным криком он прыгнул через иллюзию, разорвав металлическим концом посоха иллюзию и ударив её им в левый глаз. Она откатилась в сторону, и Дэймон пролетел мимо неё с угасающей инерцией его яростного рывка. Ассассин удерживала рукой свой раненный глаз, яростно прорисовав в воздухе несколько дуг своим клинком, что заставило Дэймона остановить свою безумную атаку. Иллюзия надоедливо мелькала возле женщины, но она игнорировала её.

Дэймон услышал стоны Аннараис. Она ползла вдоль стены, держась за живот, до тех пор, пока она не оказалась перед зеркалом. Она схватилась за занавески свободной рукой и свалилась, стащив их на пол. Не обращая внимания на зеркало и ассассина, Дэймон подбежал к умирающей Аннараис. Кровь была повсюду.

- Дэймон. - Это был голос Аннараис, но он шёл не от неё. Это было в его голове. Он поднял взгляд и увидел её отражение в зеркале. Там стояла она, снова живая, как прошлым днём. Тут было и его отражение, опрятное и беззаботное.

- Ты понял? - сказала Аннараис.

Дэймону не нужно было говорить «да». Он видел себя вчерашнего в зеркале. - Ты никогда не станешь волшебником, - подумал он о своём отражении. - Ученики не становятся волшебниками. Один заменяет другого. Я уже не моё прошлое.

Движение привлекло его внимание. Он посмотрел за его отражение. К нему подкрадывалась… целительница в белой робе. Дэймон залез рукой под его мантию, вынимая из ножен клинок, приложив его к своему предплечью, где ассассин не заметит его. Он повернулся, когда она приблизилась.

Позади неё первый образ беса продолжал не замечать повторяющиеся атаки голема. Вторая иллюзия продолжала прыгать и шипеть, но убийца не обращала на неё никакого внимания. Дэймон отпустил второе изображение из мыслей. Он посмотрел на ассассина. Он увидел её рану в виде сломанной скуловой кости. Рана не отражалась в зеркале. Ассассин усмехнулась, когда подошла ближе.

Дэймон знал, что её разум был не способен противостоять магии зеркала, если бы она увидела её собственное отражение, но ассассин смотрела лишь на него. Медленно и намеренно она шагнула ближе.

- Ты причинил мне вред, - сказала она. - Поэтому я не убью тебя так быстро, как убила твоих друзей. Я заставлю тебя корчиться от невыносимой боли, моя рыбонька. И никакая из твоих маленьких иллюзий не спасёт тебя. - Она продолжала смотреть на Дэймона, начиная размахивать перед ним своим клинком.

- Это всё неправда, - крикнул Дэймон. - Фантомы, живущие в этом зеркале, реальны. - Его свободной рукой, он показал через своё плечо на зеркало.

Взгляд ассассина резко упал на её собственное отражение в зеркале, одетое, как целитель. Её глаза стали спокойными, и она остановилась. Дэймон увидел разбушевавшуюся борьбу за её тёмными глазами – её сила воли против магии зеркала. Внезапно она занесла свой клинок над плечом, чтобы нанести удар, её тренировки и решимость едва справлялись с зеркальной магией.

- Добро пожаловать, целитель, - сказал Дэймон.

Его слова перевесили чашу весов, и магия зеркала овладела разумом ассассина. То, что видели её глаза и слышали её уши, тому и верил её разум. Она уронила клинок на пол и её руки безвольно повисли по бокам.

- Кто ты? - спросил Дэймон с насмешкой.

- Я пришла из Кьельдора, чтобы найти величайшего Мастера Вэйна, - сказала убийца. Она казалась немного сконфуженной. Её руки сжались в кулаки, и она немного занервничала, как-будто внутренняя борьба всё ещё продолжалась, но она до сих пор играла свою роль.

- Я обычный ученик Мастера Вэйна, - сказал Дэймон. - Добро пожаловать к нему домой. - Он взял её за руку, приобняв её, и она тоже приобняла его в ответ. - Ты то, что ты видишь, - сказал он.

- Но где Мастер Вэйн? - упорствовала мошенница, беспокойно чувствуя себя в объятиях. - У меня есть древний артефакт, о котором Кьельдоранцам нужно узнать больше. - Она начала извлекать его.

- Я то, что я вижу, - продолжил Дэймон. Он вонзил нож в её спину. Женщина вздрогнула и отошла назад, вырвавшись из объятий. Она повернулась и рухнула на пол, истекая кровью, нож торчал из её спины. Её глаза были широко открыты от удивления. Дэймон наклонился над ней, извлекая нож, и вонзил его ей в горло. Её отражение оставалось в зеркале. Развернувшись к нему, Дэймон увидел, что за его спиной лежало мёртвое тело ассассина.

- Прочь, - сказал он, и отражение исчезло.

Изображение Аннараис тоже всё ещё оставалось. - Спасибо тебе, моя дорогая, - сказал он и убрал её отражение.

В зеркале он увидел голема, существо без разума, до сих пор тщетно боровшееся с иллюзией, существом без тела. Он думал, что с ними делать, когда что-то схватило его за лодыжку и свалило на пол.

Это был ассассин. Кровь немного лилась из её раны, где нож Дэймона пронзил ей горло, и её глаза светились от некой мрачной силы. Чёрный драгоценный камень на её жилете сиял, подобно холодному сердцу. Её руки сильные, как тиски, перевернули Дэймона на спину. Они сжались на его шее. Его лицо стало красным, и он не мог вдохнуть. Он вцепился в лицо ассассина, но она, казалось, не чувствовала боли.

- Твой маленький трюк убил меня, - сказала ассассин пустым, усталым голосом. Усилия, потраченные на произношение этих слов, заставили капать кровь из раны на шее ещё чаще. - Но я подданная ночи. Смерть только делает меня сильнее. Она надавила всем своим весом ему на живот, и остатки воздуха в лёгких вышли из него. - Ты обманул мой разум, но он стал теперь жертвой ночи. У тебя не будет теперь и единого шанса ещё раз обмануть меня. Вся ваша магия – это всего лишь обман.

Неистовая борьба Дэймона была бесполезна перед сильной, подготовленной и безжалостной убийцей. Он закрыл его глаза, чтобы собрать то, что осталось от его концентрации. Он вспомнил слова Мастера Вэйна: «Разум, подвергающийся влиянию паники, не есть истинный разум».

Дэймон открыл его глаза и сфокусировал взгляд на иллюзии, которая удерживала голема в бесконечном цикле атак. Он приказал ей, подойти к ней и ассассину.

Посмотрев вниз на лицо Дэймона, убийца продолжила, - Ты волшебник моря и небес, думаешь, что ты смыслишь в магии, но твоя магия слабая, безобидная и нереальная, как иллюзии, которые ты создаёшь.

Голем последовал за иллюзией беса, продолжая наносить удары своей булавоподобной левой рукой. Теперь Дэймон приказал бесу накрыть собой ассассина.

- Когда ты умрёшь, - говорила убийца, - мы сделаем из тебя зомби, чтобы ты мог служить моим лордам…

Как в тумане, голем замахнулся своим массивным оружием и разбил вдребезги половину головы ассассина, прекратив её насмешки раз и навсегда. Удар сшиб убийцу с ног, и когда она попыталась снова вдохнуть воздух, Дэймон приказал иллюзии снова встать над ней. Голем в этот раз размолотил труп до неузнаваемости. Удары разбили вдребезги чёрный камень на груди ассассина, и теперь смерть приняла её в свои объятия навсегда.

Пока всё это происходило, Дэймон стоял на четвереньках, восстанавливая дыхание и пытаясь понять, что с ним произошло. В конце концов, он поднялся, перешёл через тренировочную комнату, открыл дверь в комнату Мастера Вэйна, которую могли открыть только волшебники. За ней была не лестница, а обычная колонна. Он поднялся по воздуху в комнату Мастера. Тут он не обнаружил ничего, кроме круглой комнаты, голых стен, голых полов и пять открытых дверей, ведущих на балкон, который окружал вершину башни. Он прошёлся по балкону, посмотрев на узкий пролив, находящийся под ним.

Дэймон увидел низкое оранжевое небо и чёрные облака. По его воле, небо из оранжевого, менялось на красное и на пурпурное, а после на голубое с белыми облаками. Он хотел видеть небо ясным и голубым.

Тут на балконе он ожидал возвращение своего коллеги.

На мели Kevin T. Stein

В казино было шумно, но чисто. В открытых окнах горели лампы, заправленные дорогостоящим маслом. Я смотрел поверх низких, двустворчатых дверей. Люди внутри были одеты в яркие одежды из шёлка и парчи, их волосы были заплетены в косы и причёсаны, а выражение на их лицах говорило о смутном удовольствии и призрачной радости. Они проигрывали их деньги Думоссу – Мастеру Думоссу. Они рассчитывали на свою удачу.

Солнечные лучи с трудом добирались до городских стен через облака смога. Предыдущей ночью упавшая с неба пыль окрасила весь город в серый цвет. С окончания великой войны, Войны Братьев, все те, у кого не было приюта на ночь, использовали день, чтобы очистить свои одежды от пыли. Эти бедняги бродили по улицам, проклиная братьев, проклиная войну, которая изменила всё, даже их удачу.

Я был чист. Прошлой ночью я спал в снятой квартире.

Улица, на которую выходило моё единственное окно, была забита шаркающими людьми. Склонившись, они не смотрели на казино или его клиентов.       Они лишь смотрели друг на друга с ненавистью и недоверием, вспыхнувшими ярким пламенем после великой войны. Я знал, что они ищут шанс вернуть свою удачу обратно. И когда она изменится в лучшую сторону, они тоже будут носить яркие шелка и заплетать себе волосы. Они поднимались всё выше к успеху по жизням тех, кто их окружал. Их предвосхищение и жажда удачи превращали их лица в морды голодных псов.

Все они ошибались. Если они захотят покинуть улицу, им не надо будет наступать на ноги друг другу, кроме ног тех везунчиков, которые до сих пор оставались в казино. Я посвятил свою жизнь этой простой идее. Я мог бы рассказать им, но оставлю своё наставление при себе. Я никогда не занимался благотворительностью.

Я мог найти тысячу причин, почему я ненавидел эту аллею. Она была покрыта толстым слоем пыли, ну и, кроме того, пахла старостью и затхлостью. Я так много раз смотрел на казино со стороны этой улицы, что мог бы с лёгкостью заметить пропавший с неё камень.

Были тут и другие вещи, которые я ненавидел. Перемещения Аннис, которым не было видно конца. Она до сих пор подносила выпивку хорошо одетым, богатым клиентам. Я ненавидел ждать её, боясь, что она найдёт кого-то другого и бросит меня. Это был лишь вопрос времени.

Тут было так много нервного напряжения, в том числе и во мне. Я хотел освободиться от всего этого и жить в спокойствии. Я медленно закрыл глаза и поддался Потоку, очистив свой разум от обыденных вещей. Я сделал глубокий вдох, и Поток наполнил меня. Вдалеке показалась прозрачная голубая вода. Я отделился от своего тела, воображая полёт, подобно птице, улетавшей подальше от улиц, грязи и омерзительных нищих. Паря над городом, я мог сказать, где Поток сильнее в этом году или месяце, и где проживали богатые. Больше удачи, больше богатства. Мой дух дрейфовал по Потоку.

Ненависть никуда не делась. Я открыл мои глаза в казино. Ничего не изменилось, даже моё настроение. Люди в богатых голубых одеждах пробирались через столпившийся народ и распорядителей. Нахмурившись, я облокотился на противоположную стену улицы. До сих пор напряжённый, я удерживал контроль над собой.

В окне я заметил промелькнувшие мимо рыжие волосы, цвета закатного солнца в пыльном небе. Аннис. Она повернулась, улыбнувшись кому-то. Такая красивая. Забота о ней была вызовом судьбе, подобно азартной игре. Никто ещё не заботился так о ком-то, как я заботился об Аннис. Люди были слишком напуганы, чтобы жертвовать собой ради других. Я ещё не говорил ей, что она в моём сердце. Она никогда не скажет мне то, что я надеюсь от неё услышать.

Через окно я видел, как она остановилась и внимательно к чему-то прислушалась. Она откинула свою голову назад и засмеялась. Я мог слышать её смех через шум толпы, стоящей на этой убогой улице. Она нежно провела рукой по своей щеке. Но я до сих пор держал над собой контроль.

В поле зрения показался шагающий куда-то Думосс. Мастер Думосс был человеком крупного телосложения, с редкими чёрными волосами и в красной порче, с вышитыми золотыми манжетами и воротником. Только управляющий носил золотые одежды. На лице выделялись высокие скулы, придающие ему моложавый вид, хотя его года уже не позволяли ему выглядеть молодым. Вокруг его шеи красовался кулон. Без усилий я мог видеть его место в Потоке. В его руках была власть.

Думосс обнял Аннис за талию, и она улыбнулась ему. Он наклонился к ней поближе, нашёптывая ей что-то на ухо. Отодвинувшись от удивления, она принялась рассматривать кулон на золотой цепочке. Улыбка покинула её. Он сделал ей предложение – я даже знал, что оно под собой предполагало. Думосс ожидал ответа. Она уронила кулон, игриво оттолкнув Думосса. Он в тщетной попытке потянулся за уходящей от него Аннис.

Я потерял контроль. Я нырнул в Поток, чтобы наполнить им себя и утонуть в нём. Магия оказалась слишком слабой и испорченной. Я вышел из проулка, проталкиваясь через плотные, пыльные ряды нищих, выстраивающихся к следующей азартной игре. Продавец, торгующий выпечкой нафаршированной мясом, остановился около меня с небольшой дымящейся тележкой.

Я одобрительно кивнул ему, соглашаясь сыграть с ним в азартную игру, игру которую переживали самые храбрые, те, у которых желание выжить было наибольшим. Было сложно найти корень его души, резервуар его жизненной энергии, но не невозможно. Там и тогда я и остановил его сердце.

Его карие глаза широко раскрылись. Я тотчас же отошёл от него, не чувствуя вины. Он бы сделал то же самое и мне. Мужчина упал на его тележку, задыхаясь от невероятной боли. Я оттолкнул его в сторону, с моего пути. С кулаками, сжатыми от гнева, я заспешил туда, где Думосс недавно преследовал Аннис.

Слева послышался шум горна и доспехов. Обе стороны улицы – богатых и бедных – вмиг опустели, кто-то прижался к стенкам, кто-то вбежал в дверные проходы или переулки. Солдаты вышли из-за угла, маршируя по улице. Они не смотрели на меня, или на кого-то либо ещё. Моя магия азартного игрока не причинила бы им вреда. Их сердца могли не остановиться. Они стали более сильными и защищеными, вернувшись с Войны Братьев. Я знал, что они думают о неприязни к этому городу и его жителях. Чувства были взаимны. Для нас они были не более чем нежелательные жизни, лишние рты.

Солдаты были рекой, которую я не смог бы пересечь. Пыль кружила вслед за ними, заставив меня прижаться к стене и даже заблокировав мне весь вид на казино, что, как ни странно, остудило мой гнев. Аннис вернётся домой достаточно скоро.

Я оставил улицу, с её неравенством и потоками людей, думая лишь о ней. Как долго это будет продолжаться, прежде чем она согласится принять предложение Думосса. Я пропустил Поток через себя, пытаясь сосредоточиться, набраться сил и отбросить остальные вопросы в сторону. Ответ был прост: если Аннис придёт домой с надетым кулоном, то я буду знать об её измене, неизбежной измене.

Я дал себе клятву уничтожить за неё Думосса. Человеку будет не вести лишь до тех пор, пока его удача не изменится за счёт другого.

Мы жили в останках давно умершего создания. Наша комната была длинной и широкой, каркас из обнажённых рёбер, который не пощадило время, поддерживал четыре стены из тонкого слоя штукатурки, выложенного неопытными руками. Маленькие камни и грязь регулярно сыпались с потолка, и всё это усугублялось кошками, живущими сверху, чей ночной образ жизни не давал мне высыпаться по ночам. Несколько масляных ламп горели желтоватым светом. В стене со стороны улицы имелось окно без стекла, выбитое во время мятежей и штормов. Когда удача будет на нашей стороне, в город ворвутся потоки свежего воздуха.

Я сидел на своей койке, застеленной военным постельным бельём, выигранным у солдат, и пытался не думать о кровати Аннис, расположившейся по соседству. Вместо этого, я сфокусировался на моих дорогих пяти клетках. Сколько их у Думосса? В пять раз больше? Или в пятьдесят? Моя ненависть к нему была осязаемой вещью, я воплотил её в своих питомцах – саламандре, ядовитой жабе, пауке, крысе, и в моей прелести, моём красивейшем богомоле, утончённым и всегда настороженным. Думосс тоже использовал богомола, это был один из его любимцев. Он мог сражаться в вольерах для птиц, но птицы были больше показухой, чем настоящим состязанием, да и заработаешь на них немного. Менее контролируемые существа требовали больше затрат энергии.

Меня не всегда привлекали эти состязания. Лучшие игроки могли чувствовать фазы ослабления своей магии и приближающуюся неудачу. Умные знали, когда необходимо отступить. У каждого наступало такое время, кроме Думосса. Он никогда не отказывался от боя. Что не было совсем правдой. Он никогда не отказывался от боя, но только лишь в своей категории.

Богомол повернулся ко мне, взмахивая своими острыми, как бритва, лапками и вращая своей головой. Он знал, что он был моим любимцем. Остальные на его фоне, казались рядовыми воинами, запертыми в клетках. Их души были незамысловатыми и отчётливыми, простыми в управлении. Лучшие игроки знали, что их питомцы были средством к достижению богатства и лучшей жизни. Арена для животных была местом огромных денежных потоков. Кровопролитные Игры, игры Контроля, вроде той, в которую я сыграл с уличным торговцем, были простыми, быстрыми, но требующими развитой нервной системы. Заработка от них было меньше, по сравнению с ареной, где играли лишь победители.

Я протянул мою руку к богомолу. Наполовину закрыв глаза, я утопил себя в Потоке и возвысился над парящими в небе птицами и бесконечной тьмой. Мой дух создавал иллюзию движения, почти всегда передвигаясь на огромные расстояния. Время стало ничем. Медленно остановившись, поток хлынул обратно. Он изогнулся в дугу, а затем в круг. Он был моим. Я контролировал его.

Призрак богомола стоял на моей руке, дух ничем не отличался от своей смертной копии. Я мог видеть сквозь него, через этот совершенно неподвижный мираж. Его телесная оболочка тоже будет неподвижно стоять в клетке, пока он не умрёт или душа не вернётся обратно. Моя связь с его призраком достигалась упорными тренировками и отточенными навыками.

Я сфокусировал свои мысли на призрачной сущности, стоящей у меня на ладони. Она подняла свои обе лапки, как бы восхваляя меня. Я сфокусировался снова. Он опустил их. Я полностью контролировал его.

Богомол был оружием, которым я уничтожу Думосса. Арена с богомолами была излюбленным местом горожан. Моё тайное оружие было подобно спрятанному клинку, готовому для окончательного, фатального удара. Поток, который я пустил в свой разум, был словно дождевой водой, заполняющей все пустые ниши. Каждая заполненная ниша вызывала некое чувство напряжения. И я высвободил одну из них.

Омываемый Потоком, дух богомола соскользнул с моей ладони вверх по моей руке и атаковал воздух. Я увидел, как его задние ноги заволоклись, а часть его тела беспомощно свалилась. На моём лице показалось разочарование. Я согнул свои пальцы, и он резко поднял голову, а его тело приготовилось к атаке. Мой навык контроля был хорош для саламандры и жабы, но его было недостаточно для управления более сложным существом.

Богомол осторожно подошёл к моим пальцам. Каждый дух животного имел свои сложности в освоении.

Но я не хотел ждать, не хотел продолжать эти эксперименты, которые рано или поздно приводили к разочарованию. Больше времени для практики означало, что у Аннис будет больше возможностей найти себе новый дом. Мне нужно было спешить.

Первые дни после того, как я повстречался с Аннис, уже начали забываться. Мы жили в этой комнате уже более двух лет и повстречались друг с другом почти так же, как и все остальные: это был вопрос взаимной необходимости. Мы оба нуждались в изменении своей удачи, и нам обоим был необходим кто-то, способный оплатить долю аренды за комнату. Я узнал, что она была избита возлюбленным; вереница поклонников стала одной из причин, почему она избегала любых прикосновений. Я решил, что ей нужно стать частью моей жизни.

Мои глаза потеряли былую концентрацию, но магия продолжала свой спиральный путь, протянувшуюся от моего духа к богомолу. Времена моей торговли на улицах давно прошли. Тогда я познакомился со многими людьми. Один из этих людей, дал Аннис работу, чтобы она разносила выпивку в казино. Я был горд, что она нашла себе хорошую работу. Я чувствовал, что я делаю что-то хорошее, помогая кому-то, кто заслуживал заботы. Я покинул улицы, чтобы обучиться азартным играм, единственной дороге к власти в этом городе или единственной дороге из этого города для кого-то, вроде меня.

Аннис больше не нуждалась в моей заботе. Мысль, которая сжимала мой пустой желудок. Она больше не нуждалась в моей помощи, потому что она помогала себе сама. Она больше не нуждалась во мне. Я повторял себе, что я рад за неё.

Богомол укусил меня до крови за палец. Мой навык контроля был силён, но я упустил из виду некоторые детали. Мои мысли были об Аннис. Вдохнув, я вернул призрака обратно в Поток. Он замер и исчез. Богомол в клетке вернулся к жизни и повернул голову набок.

Рана горела от боли там, где укус призрака разорвал мою плоть.

Вместо того чтобы перевязать себе рану, я поднял свою руку вверх, замедлив кровь и позволив нескольким каплям упасть на пол. Жизнь с моими питомцами, забота о них, делали меня хорошим игроком. Чем больше доверяло мне животное, тем легче было его контролировать.

Замок, остро нуждающийся в смазке, заскрипел от медленного поворота ключа. Нагруженная корзиной Аннис, тихо выругавшись, открыла дверь толчком плеча. Она с ненавистью в глазах посмотрела на дверь и замок, проклиная всё, что попадалось ей на глаза. Я ничего не мог поделать, кроме как смирно ожидать завершения её гневного ритуала. Она действовала по этому шаблону уже несколько долгих месяцев с тех пор, как Думосс подошёл к ней с обещанием одарить её своим кулоном - его властью, которою он носил при себе.

Она снова толкнула дверь плечом, закрыв её, и бросила накрытую корзину на стол в углу.

Её нога задела кайму длинного, красного платья, и она почти споткнулась. Ей не нравилось, когда ей помогали. Мне оставалось только ждать.

Одетая в богато украшенную малиновую униформу казино, она, наконец, посмотрела на меня, сидящего рядом со своими клетками, а точнее на мой окровавленный палец. Она ничего не сказала, оставшись безэмоциональной. Её магия была слаба, потому что она полагалась на свои руки и красоту.

- Я сделаю нам кое-что поесть, - нарушил я молчание.

Она кивнула, нахмурившись. Аннис достала из мешочка катушку ниток, иглу и золотую тесьму. Её черты лица были не изысканы, но наполнены силой. У неё были длинные пальцы и элегантные руки.

Я указал кивком на тесьму. - Тебя повысили?

- Сегодня. Мне подняли жалованье. - Она свалилась на кровать, сбросив с себя блузку, под которой была прозрачная сорочка, сшитая из поношенного хлопка.

Я посмотрел на неё. Я любил смотреть на неё. Я надеялся, что она на меня не сердится за что-то. Еда была простой – хлеб, перезревший сыр и вода. Страхи, относительно неё были всегда сильнее, когда она была рядом.

- Я скоро уйду. Тут рядом с ратушей будет Дорожная игра.

Она выдохнула. - Пожалуйста, останься со мной сегодня ночью.

- Ты не хочешь идти? Ты могла бы посмотреть.

Ответа не последовало. Она никогда не видела мои игры. Я спрашивал её об этом много раз. Она никогда не любила делиться чем-то личным, и тем самым, не имела желание, чтобы я делился чем-либо с ней.

- Мне нужна работа, - сказал я.

- Я заработала немного денег. Может, ты не будешь покидать меня сегодня. Только на одну ночь.

Я положил еду на тарелку и передал её Аннис, обиженно улыбаясь.

- У тебя был трудный день? - Я не хотел напрямую говорить ей, что видел на аллее.

Она кивнула. Я хотел положить руку ей на плечо, но ей не нравилось, когда к ней прикасались, особенно после работы.

- В этот раз я выиграю. И на выигранные деньги мы вернём себе те вещи, которые потеряли.

Её глаза медленно осматривали комнату. Не так давно у нас было кресло, слишком толстая книга, чтобы прочесть её в течение года, и зеркало. Это было последнее, что ушло в уплату долгов. Её взгляд остановился на клетках. Конечно, я бы никогда их не продал. Они были шансом на лучшую жизнь.

Её глаза, в конце концов, посмотрели на меня, и она улыбнулась, понимающе кивнув. - Если бы я владела твоей магией, я была бы более удачлива. У нас было бы больше денег. - Она махнула в отчаянии рукой. - Больше магии, больше удачи. Больше удачи, больше денег.

Я нагнулся вперёд, чтобы убрать с её лица волосы, но остановил себя. Вместо этого, я встал, чтобы принести немного воды. Она воткнула нитку в ушко иголки, чтобы пришить золотую тесьму к манжетам на её красном платье, символ ранга в казино. Вода из кувшина наполнила мою кружку. Большим пальцем руки я задел край ручки кувшина. Он начал снова кровоточить и капать в наполненную кружку.

- Позволь мне сыграть с тобой, - сказала она.

- Во что?

- В эту старую азартную игру, - повторила она с кокетливой улыбкой. - Позволь мне сыграть в неё с тобой.

Я повернулся к ней, улыбнувшись. - Ладно, попытайся.

Её магия была слаба. Она положила руки на колени и медленно закрыла глаза. Аннис глубоко и ровно дышала. Я почувствовал, как Поток направлялся от меня к ней. Время замедлилось, когда она сконцентрировалась на игре.

Она подняла её руку с величайшей осторожностью, элегантно подняв ладонь вверх и растопырив пальцы, как-будто она удерживала дыню. Она открыла глаза, концентрируя свой взгляд на моём. Больше не кокетливое, её лицо выражало чувство искреннего наслаждения. Она должна была испытать эту маленькую радость.

Её магия искала мой собственный источник, источник моего духа. Её пальцы медленно сжимались, и она позволила себе немного засмеяться. Мистическая энергия, отвечающая за пульсацию моего сердца, находилась под влиянием её магии. Это ощущение создавало не более чем дискомфорт. Если бы это исходило от более могущественного мага, это могло бы убить меня. Выживание было другой частью игры.

Я напряг свою грудь и сымитировал фальшивый стон. Её магия исчезла. Она громко вздохнула, хватая ртом воздух.

- Превосходно, очень хорошо.

- Спасибо. - Улыбаясь своей собственной усталости, она указала на воду и добавила, - Весело.

Я подошёл к ней, держа в руке воду. Она взяла кружку и жадно выпила воду.

- Ещё, пожалуйста.

Арены были постоянными или кочующими. Постоянные арены размещались в многочисленных казино. Кочующие арены втайне появлялись по всему городу, чтобы предотвращать вмешательство игроков, подобных Думоссу, которые имели при себе улучшающие контроль кулоны или иные магические предметы. Эти истинные игроки проводили тут свои вечера без особых усилий, вытесняя хозяев арены из бизнеса. Они без сожаления разбивали все шансы на успех менее опытных игроков. Никто никогда не пробалтывался о кочующих играх профессионалам. Если бы кто-либо при попытке сделать это был пойман, это означало бы для него верную смерть.

Игры у ратуши были крупными, шумными и проводились они в заброшенных коллекторах и туннелях. Факелы, горевшие на высокой башне ратуши, означали, что игры были открыты; нет факелов, нет игр. Пыльные осадки начались ещё до заката. Передвигаясь трусцой, я покрыл мою голову клочком ткани, чтобы не заметно покинуть город. До сих пор моё лицо было покрыто слоем грязи, а в носу зудело от пыли. Некоторые люди верили, что падающая пыль была прахом мёртвых, прахом, окончившейся войны. Я не беспокоился об этом, так как на это затрачивалось бы время необходимое для практики и тренировок. Время слишком ценно, чтобы растрачивать его попусту.

Я вошёл на арену, находившуюся рядом с домами – все они были из кирпичной кладки, все лучше, чем мой, и все были пусты. Все их жители толпились вокруг кочующей арены. Тут было много кварталов, находившихся под властью их хозяев, для того, чтобы более опытные игроки не узнали заранее, где и когда пройдёт игра. Приглашения передавались из уст в уста от тех, кто жил на улице, в дешёвых квартирах или парках.

Двое мужчин стояли в тени по обе стороны двери. Я встал в короткую очередь из игроков, защищающих себя от пыли. Пробуя мою удачу, я наполовину прикрыл свои глаза: не слабая, не сильная. Возможно, трюк, который я спланировал, позволит мне выиграть этой ночью. Когда удача будет на нашей стороне…

Удача делает всё лучше. Нет другого способа, чтобы описать это чувство. Твоё животное может сделать кое-что удивительное, а твой оппонент может промахнуться, чихнуть или отвлечься. Отвлечься было самым наихудшим, все обычно просто промахивались. Это разрушало необходимую концентрацию, и животное, тем самым, оставалось в замешательстве. Удача могла проявляться по-разному.

У двери, рука упала мне на грудь, оттолкнув меня на шаг назад. Другая рука ощупывала одежду, начиная прямо с головы. Из темноты послышалось ворчание, охрана была другой сегодняшней ночью, они выискивали профессионалов, подобных Думоссу. Не обращая на это внимание, я вышел на другой стороне двери. Лампы и светильники освещали дорогу к арене.

Воздух был тяжёлым от запаха пыли, грязи и пота. Шум арены медленно рос. Моё сердце билось всё чаще. Это было лучше, чем Кровопролитные игры, или игры Контроля, в которую я сыграл с Аннис. Люди смотрели на арену, поддерживая радостными криками победителя. Мои ноги несли меня ещё быстрее, чем прежде.

Игра закончилась, когда я вошёл. Толпа поднялась на ноги. Я улыбнулся и присоединился к поздравлениям вместе со всеми остальными. Я ничего не видел, но это не имело значения. Волнующий трепет арены захватил мой разум. Деньги, собранные стражей арены, передавались победителю, которого я видел в первый раз. Лица, скрытые в темноте, иногда освещались светом горящих факелов.

Стражи арены подняли руки, в поисках следующего соперника. Я проталкивался через людей, как-будто арена была улицей, которую заполонили люди различных сортов – в одежде нищих, в рабочей униформе, в богатых голубых одеяниях с золотыми украшениями – так много, что я не могу всех вспомнить. Яркий свет ослеплял меня, а песок осыпался под моим весом. Толпа ожидала.

Два стула стояли лицом друг к другу на песочной арене. Другой человек – моего роста, среднего телосложения, с невьющимися чёрными волосами, покрытых сединой – уже сидел в ожидании. Его магия была новинкой для меня, но он выиграл, и это означало, что он имеет какой-то навык. Без необходимой концентрации было трудно что-либо о нём сказать. Я взял стул смело, но медленно, поймав затуманенный взгляд соперника.

Эта арены была для волшебников и их питомцев. По следам в песке было понятно, что кто-то уже призывал духа змеи, саламандры или, может быть, хамелеона. Тут было слишком много следов. Я не мог точно ответить, кто победил, но я не поставил бы на змею.

С безэмоциональным лицом оппонент поднял руки в согнутых локтях над своей головой ладонями ко мне. Я поднял свои руки медленно и угрожающе, развернув свои ладони только тогда, когда мои локти достигли линии ушей.

Стражник стоял в середине арены, оглашая ставки. Мои глаза не теряли взгляда оппонента, хотя я слышал смех, крики, проклятия, и грохот фишек, делающихся ставок. Всё вокруг было залито светом от светильников, висевших выше. Ставки были уже сделаны, но посредник потребовал ещё немного времени. Делать ставки, собирать ставки, всё это проходило на уровне нищих, которые не могли себе это позволить.

Мои мысли дрифтовали от Думосса к Аннис.       Мой гнев возвращался, но я пытался подавить его. Запах от тел, столпившихся вокруг арены, окончательно сменил место пыли в моём носу. Это место пропахло азартом. На моём лице не было чувств, оно выражало лишь бесстрашие.

Крики угасли, когда стражник поднял руки, озвучивая окончательные ставки. Молчали все. Он хлопнул один раз, второй, развернулся на месте и хлопнул ещё раз. Шум голосов превратился в беспокойный шёпот. Весь груз их надежды в глазах лёг на нас. Я осмелился подумать, что некоторые поставили свои деньги на меня, на новоприбывшего незнакомца, вышедшего против действующего чемпиона этого вечера.

Стражник разрезал рукой воздух между нами и резко закричал: «Бой!»

Я соединил свои ладони в хлопке и вытянул руки. Я окунулся в Поток, возвышаясь над шумом и запахами. Поток резко остановился и изогнулся в мою сторону, наполняя меня своей мистической энергией.

Я открыл свои ладони. Звуки снова хлынули от толпы ко мне. Те, кто поставил на меня, были, скорее всего, разочарованы. Мой оппонент удерживал под контролем маленькую змею, быструю и с большими клыками. В моей руке призванным духом оказалась ядовитая жаба. Для зрителей она была похожа на самого обыкновенного представителя здешних болот. Я старался скрыть свои чувства. Мой оппонент не был бы таким самоуверенным, если бы догадался, что яд этой жабы способен убить его змею за несколько секунд.

Я затерялся среди радости от арены и азартной игры. Время стало ничем, когда я сконцентрировался на духе моего питомца, вбирая в себя Поток, наполняя пустоты моих мыслей энергией и высвобождая её. Я впускал в себя магию и удачу. Я чувствовал покой и течение Потока.

Призраки наших питомцев соскользнули из Потока и оказались на песке. У них не было веса, но они всё же оставляли следы. Змея извивалась и ползла к краю арены. Я позволил жабе развернуться лицом к змее, позволяя Потоку медленно струиться через меня. Негромкие звуки предвкушения послышались из толпы, в надежде увидеть интересный бой и дальнейшую победу одного из нас. Я был уверен в себе. Никто пока не подозревал о сюрпризе, таившимся в моей жабе.

Змея подползала ближе, готовясь к броску. Я держал мои руки на коленях, немного наблюдая за призраками и понемногу высвобождая из себя магию, как и мой оппонент. Контролировать было просто. Я чувствовал себя комфортно, когда переключился на само естество жабы, чтобы прыгать и атаковать.Это было простое существо с несколькими конечностями и языком. Яд выделялся из её кожи. Даже её призрак мог убить другого призрака.

Змея ринулась вперёд. Толпа завопила и засмеялась, когда клык змеи коснулся плоти жабы, но кровь не пролилась. Она скрутилась в клубок рядом с моим питомцем. Я подумал, и жаба неуклюже развернулась и прыгнула на дюйм вперёд, полностью коснувшись змеи и высвобождая свой смертельный яд.

Жаба боролась, ломая мой контроль над ней. Она отпрыгнула в тот момент, когда змея со всей яростью бросилась к ней. Я моргнул. Поток магии беспорядочно протекал сквозь меня. Удача изменилась. Однако контроль над змеёй был также потерян, и она самостоятельно бросалась на жабу, пытаясь схватить её острыми клыками.

Внезапно змея остановилась, потом свернулась в клубок, пытаясь схватить своими острыми клыками воздух. Жаба прыгнула на змею, вцепившись в неё своими мелкими зубами и обильно выпуская из своего тела яд. Змея задёргалась в судорогах, пытаясь отцепить от себя жабу, но хватка была крепкой. Я не мог её контролировать, чтобы помочь избежать ей острых змеиных зубов. В конце конов, змея, свернувшись в клубок, умерла от яда в её крови.

Толпа взорвалась криками возмущения и смехом. На этой арене меня видели в первый раз. Жаба была одноразовым трюком. Многие животные имели иммунитет к яду. Кроме того, люди уже будут узнавать меня в следующий раз.

В этот раз я победил. Меня не переполняло чувство радости. Я забрал свой выигрыш у стражника и покинул арену, проталкиваясь сквозь нищих и немного богаче одетых людей. Незнакомец хлопнул меня по спине, поздравляя с победой. Я любил это, любил выигрывать. Деньги в моём кошельке стоили этого рискованного предприятия. Я, как и обещал, выкуплю обратно некоторые вещи, проданные из моей квартиры. Я знал, что это сделает Аннис счастливее.

Удача осталась на моей стороне, и я одержал победу. Меня приметили небольшие игорные дома. Однажды я даже получил приглашение, но меня до сих пор допускали на кочующие игры. Люди запоминали меня, и я тоже начал видеть постоянно одни и те же лица людей в голубых одеждах. Аннис пока ещё не видела ни одной из моих игр.

Настоящие свечи, источающие аромат лаванды для Аннис, горели в старой банке, наполняя комнату приятным светом. Я принёс их из магазина, который продавал только свечи для лучшей части города. Магазин, продающий лишь один тип вещей, был вне понимания для нашего бедного квартала. Свечи были немыслимой расточительностью.

Потрёпанный, но пока ещё не дырявый ковёр, украшенный красными, чёрными и белыми узорами, покрывал изрядно поломанный пол. Он, как и свечи, тоже создавал свой уют. Человек, продавший мне ковёр, уверял меня, что он прослужит мне до конца моей жизни, добавив при этом, что эта вещь принадлежала недавно умершей старушке. - Даже после вашей смерти вас могут в него завернуть, - сказал он, передавая мне дешёвый ковёр, стоявшей рядом с ним. Его заведение стояло рядом со свечным магазином на дальней стороне города, и мне пришлось приложить немало усилий, чтобы донести его до дома, но я делал это ради Аннис.

На ковре стоял стол и два обшитых тканью деревянных стула, новее, чем ковёр и в хорошем состоянии. Стулья были куплены из одного казино и по цене вышли меньше, чем один хороший обед. Распорядитель казино дал указание своим людям отвести их на рынок. Одно слово от меня, и они стали моими. Меня уважали. Распорядитель хотел, чтобы я остался с хорошим мнением о его казино. Но моё хорошее мнение о нём сложилось лишь из четырёх выигрышных ночей подряд. Я взял то, чего был достоин.

Призрак моего богомола сейчас смирно стоял на отшлифованной крышке стола, гладкой, как стекло. Он отошёл от моей руки, ловко увернувшись. Иногда я представлял себе лицо Думосса на поединке его богомола против моего. Мои остальные питомцы также выступали на аренах, где победа приносила большие деньги. Они лучше питались, и дух у них был сильнее. Это как схватка настоящего игрока против менее опытного соперника. Голод для хозяина означал поражение для его питомца.

Концентрация на богомоле, пока я занимаюсь другими делами, сделала мой контроль сильнее и ещё более опасным. Это было то, чего я так долго добивался: я сделал из богомола непреодолимую угрозу для моих соперников. Все его движения были спокойными и уверенными.

Замок тихо повернулся, и дверь открылась прежде, чем я это заметил. Петли и замок были достаточно хорошо смазаны. Аннис переступила через порог, держа в руках корзины. У неё было много денег, но не больше, чем у меня. Её волосы сияли, ухоженные купленной мною щёткой. У нас было мыло и одно полотенце, считавшиеся предметами роскоши. Выражение её лица было строгим. Несмотря на нашу возросшую удачу, ей до сих пор не нравились прикасания после работы.

Аннис посмотрела на стол, глубоко вдохнув. - Что это за запах?

Ответ был для меня истинным наслаждением. - Свечи с ароматом лаванды.

Она открыла рот и резко закрыла его. Из всех женщин в казино, она единственная не крала у Думосса. Может быть, это было одной из причин, почему он оказывал ей своё внимание и заботу. Она могла украсть много таких свечей. Но они были особенными, купленными из-за моей любви к ней.

Элегантно размахнув руками, я поднял салфетку, накрывавшую тарелку. Под ней была восхитительная еда: рыба в нежном сиропе, булочка из тёплого хлеба и фрукты, такие свежие, что она могла почувствовать их запах через всю комнату. Аромат, очевидно, достиг её, и она снова глубоко вдохнула, спокойно прикрыв свои глаза. Я достал бутылку вина. Она была красива и ошеломлена.

Но тут что-то ещё притаилось за её улыбкой. У неё есть свой сюрприз, который она припрятала на десерт. Я ощутил силу, льющуюся из Потока. Я чувствовал её прежде от Мастера Думосса и его кулона. Мои зубы сжимались от напряжения всё сильнее и сильнее. Она принялась искать что-то в её корзине, избегая моего взгляда. Она поняла, что я почувствовал присутствие кулона в этой комнате.

Что делать? Что сказать? Что всё это значит? Она согласилась? Это наш последний ужин вместе? И это после того, как я за неё боролся?

Я решил, что нужно успокоиться и вернуть контроль, ставший намного лучше от тренировок и успеха, который он приносил. Я ощущал присутствие кулона, как если бы видел его своими глазами. Если я надену его, то сила моих питомцев многократно возрастёт.

Аннис остановила свой нервозный поиск и прикоснулась рукой к своей шее, где к воротнику были пришиты золотые кружева - повышение на службе у Думосса. - Он дал это мне сегодня.

- Я почувствовал его.

Она отвернулась, до сих пор нервничая. Она волнуется, потому что я узнал о её предательстве? А, может быть, это не было предательством, и она боялась, что я буду оскорблён тем фактом, что она приняла подарок от другого мужчины? В одном я был уверен: Думосс утомлял её. Она устала от его попыток. Я видел её тогда в казино. Я знаю, как она флиртовала с ним. Я видел Думосса, обнимающего её. Чтобы спастись от собственной слабости, ей нужны были моя сила и мой успех. Пока я побеждаю, она будет моей. Мои питомцы перестали беспокойно носиться по своим клеткам.

- А ты ощущаешь его силу?

Аннис убрала прядь волос с её лица и кивнула. - Немного. Моя магия слаба. Но он притягивает…

- Замечательно. - В моём тоне слышались нотки счастья. Мы оба, как всегда и хотели, жили в богатстве.

Аннис посмотрела на меня из-под тени, скрывающую её глаза, и увидела мою открытую, подлинную улыбку. Она снова кивнула. - Он притягивает удачу. То, что я когда-то говорила, случится. У меня будет больше магии и, тем самым, будет больше удачи.

Я засмеялся. Я не говорил ей, что в магии нужно упражняться, использовать её, прежде чем добиться успеха. О магии она знала лишь по суевериям и легендам. Я встал и показал ей на стоящий передо мной стул. Аннис улыбнулась и опустила корзину на пол. Она проскользнула мимо меня, стараясь не прикасаться. Я пододвинул ей стул и тарелку прежде, чем её тёмные глаза озарились теплом от света свечей. После чего, я поднял другую салфетку, показав ей недавно отполированные ножи и вилки.

Аннис не знала, что делать. Она не скрывала, что была очарована началом вечера. Она подарила мне немного радости, не понимая и не осознавая того, как много это для меня значит. Я сказал бы ей об удовольствии, которое я получил, но это отвлекло бы её от моего сюрприза. Вместо этого, я демонстрировал ей правила этикета за столом, присущие высшим кругам города. Следуя моим указаниям, она взяла нож и вилку, отрезав от рыбы тонкий кусочек, прилипший к ломтику апельсина, и поднесла его к губам. Аннис остановилась, вдохнула аромат, потом попробовала рыбу, наслаждаясь её вкусом.

Я налил вино в бокалы, пока Аннис медленно прожёвывала кусочек рыбы, закрыв глаза. Дым от свечек завивался вокруг её волос и закручивался вниз по шее, к кулону. Он вызывал у меня некое чувство слабости. Я протянул руку, чтобы коснуться его. Её глаза были закрыты; она не узнает, если я буду осторожен. Мои питомцы уже не были спокойны. Они возбуждённо ходили взад и вперёд по своим клеткам.

Аннис глубоко вдохнула. Я отдёрнул свою руку прежде, чем она открыла глаза. Улыбнувшись мне из-за обода бокала, она в блаженстве отпила вино. Я наполнил её бокал снова, не дав ей сказать и слова, после чего сел обратно на стул. Аннис указала мне на еду, но сила кулона испортила мне весь аппетит. Я пересилил себя, чтобы проглотить хоть что-то.

Иногда мы говорили друг другу что-то, но мы находились в разных душевных состояниях: она была ошеломлена грандиозностью этого ужина, а я лишь радовался этому моменту. Мои мысли скользнули к кулону. Он может помочь мне. Это было то, что было у настоящих игроков, то, что защищало их от бедности лучше, чем двери, стены и стража. Всё, что я пробовал до этого, было лишь отмелью, заполненной грязной дождевой водой. Я хотел больше этой силы. Кулон поможет мне одержать победу над Думоссом и удержать Аннис.

- Что? - спросила она.

Я взглянул на богомола. В моём рту всё пересохло. Я бормотал. Что-то нужно было сказать, что-то глубоко засевшее в мыслях – правду. Это была азартная игра, целью которой было произвести впечатление на Аннис, кроме того удача была на моей стороне все прошедшие недели.

- Я сказал… что я дорожу тобой. Лишь тобой и более никем.

Я не знал ни одного мужчину, говорившего ей что-то большее, чем то, что он хочет её. Я подозревал, что она часто слышала это в казино от распорядителей или игроков. Я мог представить их взгляд, метающийся от неё к арене и от арены обратно к ней. Они никогда не смогут понять, что для них является наиболее ценным.

Она моргнула, её глаза заслезились от дыма. Она вытерла их и засмеялась. - Ешь, - сказала она.

Через город пролегала единственная, чистая река, пока до здешних мест не добралось мрачное эхо Войны Братьев. В то время, почти у всех была работа. Предприимчивые торговцы на повозках часто брали меня на берег этой реки. Тут была возможность отдохнуть, омыть своё лицо и ноющие от усталости ноги.

Солнечный свет окрашивал реку серебром, иногда слишком ярким, что на неё даже не было возможности посмотреть. Звёзды создавали цепочки из искрящихся драгоценных камней, похожих на Аннис – слишком дорогих, чтобы к ним прикасаться. В городе было мало рыбы, но никто даже и не пытался поймать её, за исключением уличных мальчишек. Они бросали уже пойманную рыбу обратно, чтобы поймать её снова.

В тот день горы на горизонте окрасились красной дымкой, и солнце гневно пропускало через неё кровавые солнечные лучи. После чего, поднявшись в зенит, оно снова погрузило мир в жёлтые краски жизни. Птицы поднимались в небо и улетали прочь. Мелкие зверьки попрятались в свои укрытия. Мальчишки, до сих пор ловившие рыбу, увидели одну из них мёртвой и всплывшей на поверхность. В ту же ночь луна стала кроваво- красной. Река больше не была окрашена серебром и не отражала в себе звёзды цепочками драгоценных камней. Она стала кровавой раной на теле этого города. Тогда выпал первый слой пыли.

Я помню, когда все птицы оставили этот город, освободив его улицы от своих звуков и песен. Все чувствовали опасность, даже те, кто обладали лишь зачатками магии. Солнце стало красным в своём закате. На небе не было звёзд. Пыль падала ещё обильнее, чем прежде.

Великая волна жара и ветра пришла со стороны гор, когда я вылез из повозки. Утро было жарким, никто ничего не покупал, все оставались в домах, они думали, что это защитит их от надвигающейся угрозы. Я хотел умыть своё лицо. В общественном фонтане, забившемся от пыли, не было воды. Тут были мёртвые животные, белки на деревьях, мыши и птенцы, у которых не было сил, чтобы улететь. Мой взгляд остановился на горе, ветер трепал мои волосы. Я мог почувствовать силу, струящуюся рядом, внутри Потока, вне моего тела. В то время, я немного знал о нём. Это, возможно, был крик.

После этого, меня сбил с ног ветер, принёсший с собой жар и пыль. Облака откашливались плотью гор, небо задыхалось от пепла. Первобытная сила ударила по городу, разбрасывая всё на своём пути. Это была сила, как позже мы узнали, пришедшая с Войны Братьев. Она была последствием глобальной катастрофы.

Дни шли за днями, когда из звуков был лишь вой беззакония, ветер, пыль и камни, неистово крушащие здания, разрушая само существование города, выпивая из него жизнь. Что оставалось стоять, разрушилось под собственной тяжестью. Здания рушились даже ночью, пока в них кто-то спал, на улицах было пусто. Я ютился три дня под пыльным лестничным пролётом без еды и воды, наблюдая за сильным, непрекращающимся ветром. Различные предметы колотили по лестнице, угрожая разрушить моё единственное укрытие. Но я не уходил.

Город был разрушен. Шторм, как-будто живой, приходил в поисках новой жертвы. Воспоминания о конце света сейчас немного затуманены, но следующие воспоминания ясны, как день. Что-то изменилось, сорвав покров предыдущей жизни. Я был полон решимости жить. Я тянулся к ней и с помощью силы воли я вырвал свою жизнь из алчных лап надвигающейся смерти. В конце тех трёх дней, я обнаружил силу – новую, беспорядочную силу, направляемую удачей. Уже ничего после этого никогда не было прежним.

Прежде чем, сила смогла вернуться, город заполонили солдаты, те счастливчики, кто смог вернуться живыми с Войны Братьев. Они брали всё, что имело хоть какую-то ценность. Подобно ветру, солдаты прочертили границу между прошлым города и его обкраденным будущим. Потребовалось много времени, чтобы город восстановился после этих беспощадных грабежей.

Я заметил изменения в себе, а также в городе и людях. Конец Войны Братьев привел к небольшим конфликтам всего противоположного в этом мире – везучих с невезучими, богатых с бедными, тех, кто обладали магией, и те, кто были лишены её.

Ползком, я вернулся к повозке, чтобы забрать из неё то, что осталось нетронутым. Я до сих пор хотел умыть своё лицо. Многие из животных были мертвы, их безжизненные тела заполняли безлюдные улицы. Добравшись до берега, я ощутил новое, уродливое чувство смерти, неудачи и ненависти. Реки не было. Моя рука была покрыта речным илом и серой тиной – холодная, высасывающая, плотная масса, которая стекала по моим пальцам к предплечью, как-будто проголодавшись. Меня бросило в дрожь, хотя воздух был необычайно тёплым. Масса падала с моей руки, громко шлёпаясь о землю. Она оставляла после себя не запах, а странные воспоминания слабости, страха и неудачи.

Я похоронил свою крысу в речном иле. Она была со мной в течение пяти дней. Русло реки было до сих пор влажным, хотя никто не знал почему. Шёл небольшой дождь. Все эти воспоминания о городе вернулись вместе с неудачей, связанной с моей магией контроля. Я выставил свою крысу против змеи соперника в одном из больших домов. Змея была быстрой, но мой контроль над крысой был ещё быстрее. Поединок продолжался в течение некоторого времени, но я всё не унимался. Потом, когда крыса окончательно приготовилась к удару, я потерял контроль, лишь на мгновение. Поток остановился, удача изменилась. Одной секунды оказалось достаточно, чтобы змея ударила первой. Тогда я потерял контроль в первый раз за долгое время.

Второй игрок разгадал меня, разгадал мою магию. Я видел этого мужчину уже несколько раз, наблюдающего за мной. Он был одет в богатую голубую одежду, с золотой тесьмой на манжетах и воротнике, это был распорядитель казино. Золотая тесьма означала, что он был из казино Думосса. Если он был послан против меня, Думосс был опаснее, чем я предполагал.

Маленькая клетка с животным потонув в иле, пропала с поля моего зрения. Это была соизмеримо с потерей моей крови или жизни. У Аннис получалось всё, кулон удачи служил ей намного лучше, чем я боялся. Моя неудача была подобна смерти города, смерти моей надежды, потери жизни. Я потратил пять дней, раздумывая о смерти своей крысы. Когда Аннис приходила домой, я уже уходил. Когда она всё-таки сталкивалась со мной, я говорил ей, что я где-то кому-то нужен, и уходил. Я не мог встретиться с ней взглядом. Она знала о моей утрате, потому что она заметила пропажу одной из клеток. Она ничего не сказала, но мы никогда не интересовались о делах друг друга. Она не хотела, чтобы её касались, а я не хотел, чтобы меня расспрашивали. Я очень хотел коснуться её. Но больше всего я хотел коснуться её кулона. Я мог быть уверен в победе, если он будет со мной.

В моей магии был изъян, который обнаружил во мне игрок в голубом. Я сидел на краю мёртвой реки, наблюдая за горами. Что же он увидел? Пыль падала на меня в ночи. Я рылся в старых зданиях, избегая взгляда шаркающих нищих. Они раздражали меня, их взгляды были наполнены жалостью ко мне.

Они бы не жалели меня, если бы я не потерял контроль, если бы я выиграл. Контроль был всем. Мой контроль был несовершенным, и мужчина в голубом знал это. Но это никак не было связано с изменением Потока. Это затрагивало лишь мои способности. Я не мог ответить на мой вопрос. Как я буду жить без неё, если я не смогу выиграть?

Шли дни и ночи. Я ничего не ел, а только пил из немногочисленных работающих общественных фонтанов. Пыль падала на меня слоями, ночь за ночью. Я стоял на алее, где каждый камень лежал на своём месте, и наблюдал за ней через окно. Она улыбалась, касаясь плечей клиентов и распорядителей. И Думосса. Она работала и смеялась, притворяясь, что она не думала обо мне, о моей пропаже. Вокруг неё были лишь победители, настоящие игроки. Её привлекательность для них была очевидной, её предательство было уже не за горами. Я работал быстрее и сильнее.

Всю неделю я брал духов случайно выбранных маленьких существ и пытался управлять ими. Насекомые и небольшие животные возвращались оттуда, где они прятались, когда пришёл великий шторм. Если они не выполняли мои команды, мой драгоценный богомол убивал их. Я был изнурён, но я был настроен слишком решительно, чтобы поддаваться минутным слабостям. Я потерял счёт времени, всё, что я замечал, были только свет и тьма. Рассветы и сумерки приходили и уходили. Здесь был лишь дождь, пыль, тьма и свет.

В конце недели, остались двое существ, пчела и паук. Остальные погибли. Я обучил пчелу и паука трюкам – разные существа, разный контроль.

Дух пчелы терпеливо ждал моей команды. Паук беспокойно передвигался из стороны в сторону, пока я размышлял. Моя одежда обесцветилась. Я почувствовал внезапную необходимость помыться. Пчела дёрнулась на моей руке.

Ожидая на моей развёрнутой ладони, пчела дёргалась снова и снова в различных интервалах времени. Магия стала слабой и немного мутной. Она была сильнее вчера, подумал он, и пчела дёрнулась снова. Усиление Потока не подействовало на пчелу. Я дождался подёргивания и попытался удержать её магией. Ничего. Я сжал дух пчелы в кулаке.

В следующую неделю, я постарался исключить часть моей магии, которая отвечала за подёргивания пчелы. Змея съела мою крысу, когда я задумался, и я исключил этот фактор тоже. Этот отчаянный и безумный шаг помог мне найти и устранить мои недостатки. Может быть, я нашёл удачу. Может быть, кулон, висящей на шее у Аннис, стал тому причиной. Я вернусь, чтобы выиграть снова. Богомол был готов. Я буду драться только на арене богомолов – новая магия, новый контроль. Она должна остаться со мной.

Я был приглашён в Солнечное казино, после моих побед, длившихся две недели подряд. Я был вновь восходящей звездой. Моя игра была сильной. Моё богатство росло с моей обновлённой магией. Я не испытывал ничего подобного прежде – наверх и ещё выше. Всё было бы намного лучше, если бы Аннис пришла посмотреть. Она никогда не видела мои игры.

В комнате ничего не изменилось. Почти расплавленные лавандовые свечи до сих пор стояли в банке. Их запах стоял по всей комнате. Когда она вернулась с работы, то снова не было никаких вопросов. Она так же посмотрела на меня. Я был бы счастлив, если всё осталось так же, страшась вещей, которые могли бы измениться в моё отсутствие. Скорее всего, она задумалась ещё больше о том, чтобы оставить меня. Что будет лучше для неё, будет лучше и для меня.

Ночью я буду спать в Потоке, плавать в нём, пить из него, из его устья рядом со мной. Кулон покоился на её шее, шепча мне о победе. Я нашёл то, что поможет мне убить умоляющего о пощаде богомола Думосса. Кулон мог дать мне силу. Это то, что я хочу – убить это богомола и заявить на своё место в городе, выше бедных, которые будут всегда у меня под ногами, когда я буду проходить мимо. Я хотел, чтобы Аннис осталась со мной.

Однажды ночью, пока она спала, я потянулся рукой, чтобы коснуться кулона. Она шевельнулась. Я почти коснулся её шеи. Я задумался о том, где и как она получила эту награду, эту невероятно потрясающую награду. Я спрашивал себя, кому она позволила коснуться своей шеи. Думоссу? Распорядителю казино? Я видел их всех через окно. Она иногда подходила к ним, касалась их плеч, рук, может быть даже, поглаживала им щёку, при этом всегда улыбаясь. И всё это она делала без сожаления. Моя рука отпрянула от её шеи и кулаком сжалась на моей груди. Она останется со мной. Мой обновлённый контроль даст мне этот шанс.

Разглядывая потолочный каркас, я думал о том, как Думосс где-то сидит и слушает россказни о том, как же я стал хорош.

Он слышал. Стоящий в казино игрок, который убил мою крысу, и распорядитель в голубом с золотыми нашивками, говорили Думоссу о возможных проблемах. Думосс хотел сыграть со мной этой ночью. Моё лицо не выражало никаких эмоций, обычный трюк опытных игроков. Я был спокоен. Я был готов.

Распорядитель посмотрел на меня. Он говорил, что я не смогу никогда выиграть, как хорош не был бы я в своей магии. Он называл меня королём нечистот. Он говорил, что это не моё везение делает из меня неудачника, но будучи неудачником, я сам создаю себе невезение.

Я вернулся домой к Аннис, ожидающую у окна. Она смотрела в окно, держа в руке стакан воды, - Я ухожу.

Чувство в моей груди было подобно игре Контроля, в которой сжимают твоё сердце. - Что?

- Я ухожу от тебя, - сказала она. Её волосы блестели от падающего на них солнечного света. Она положила руку на кулон, пробежав своими пальцами по его граням. - Я ухожу, чтобы принадлежать лишь самой себе.

- Это из-за Думосса? - Сердце продолжало сжиматься. Я чувствовал жар по всему телу, но внутри был лишь холод. Мои животные колотили по своим клеткам, ощущая мою ярость.

Развернувшись ко мне, Аннис тихо кивнула своей головой, не поднимая взгляд. - Думосс…

Мой гнев разрывал меня на части. - Лгунья! Это всё из-за Думосса!

Сжав кулон, она развернулась обратно к окну. Я не мог разглядеть её лицо. Она не рыдала, как бы я хотел, и её не разрывало от горя, как она это заслуживала. Она медленно кивнула, признавая свою ложь.

- Ты уходишь, потому что думаешь, что он предложит тебе больше! - Мои животные шипели, барабанили по клеткам и носились, как сумасшедшие, по кругу. - Я дам тебе то же самое!

- Ты не сможешь. - В её голосе было сожаление. - Мы были вместе недолго, но я не смогу дать тебе того, что ты хочешь. - Её рука медленно сползла с кулона, касаясь её плеча. - Я не смогу принадлежать тебе.

- Но сможешь Думоссу?

- Нет, не ему.

Я со всей силы ударил ногой по полу. Половица скрипнула под ковром, ковром, который я купил для неё. - Если не Думоссу, то кому?

Аннис снова кивнула и пожала плечами. - Я не знаю. Но я знаю, что я должна уйти.

- Ты должна уйти. - Я засмеялся, коротким, язвительным смешком. Кровь закипала в моих животных. Я развернулся к ним. Саламандра яростно бросилась об решётку своей маленькой клетки и умерла. Я вздрогнул. Ещё одна часть меня ушла. Большая часть из моей жизни покинула меня. Как и Аннис.

Но у меня до сих пор был шанс. Если я уничтожу Думосса, в схватке наших богомолов, то она останется. Я знал это. Я думал обо всех моих мечтах, навеянных кулоном. Использовать его против Думосса, означало показать ей свою слабость. Мне надо было показать ей, что он никогда не сможет дать ей то, что я смогу. Он был настоящим игроком, но его удача изменится. Она изменится этой ночью, и я буду тем, кто изменит её.

Аннис стояла, поправляя её одежду с золотой тесьмой вокруг манжетов и воротника. Она пробежалась рукой по её волосам. - Я без сумок. Я не хочу ничего брать с собой.

- Дай мне кулон.

Она посмотрела мне в глаза и моргнула. - Что?

- Кулон. - Я потянул за ним руку. - Дай его мне.

Аннис беззащитно опустила свои плечи и сжала в руках кулон. Весь её вид говорил, что она не отдаст его. - Это моя обновлённая удача. В первый раз...

- Ты не посмеешь говорить, что тебе повезло в первый раз! - закричал я. - Тебе повезло, когда ты встретила меня.

Она попыталась пройти мимо меня, к двери. Её глаза испуганно смотрели на меня. Её ноги безмолвно ступали по ковру. Она ускользала от моего взгляда, но я знал, что она нужна мне. Я развернулся к богомолу. Его чёрные, бездонные глаза смотрели на меня. Он терпеливо ожидал моего контроля. Возможно ли это? Могу ли я это сделать? Может ли кто-нибудь это сделать?

Я протянул свою руку к ней. Прикрыв глаза, я ощутил её движения. Мой дух следовал за ними. Было ли это возможным? Как и в других азартных играх, я искал её магию, её корень, источник её души. Но она было защищена силой кулона, что усложняло ситуацию.

Это было слишком сложной задачей. Я боролся изо всех сил, пытаясь подчинить себе дух человека. Животные стали слишком просты. Это было агонией для моей магии. Я не сдамся. Она нужна мне! Я не мог отпустить её к другому.

Аннис стояла очарованной. Мой нос кровоточил, а в ушах звенело. Её тело было неподатливым, как когда я в первый раз коснулся её, когда мы в первый раз встретились. Насколько легко это могло быть, если бы у меня был кулон!

Я указал ей на кровать. Громко рыдая, она всё же двинулась с места. Она пошла, после чего согнув колени, села на кровать. Слёзы текли из её глаз.

Она была бы счастлива под моим контролем. После того, как я покончу с Думоссом, Аннис увидит, что все мои слова были правдой. Я опустился перед ней на колени и погладил её волосы. Медленно подняв вторую руку, я положил её на кулон. Она пыталась закричать. Я в первый раз поцеловал её. Она дала мне пощёчину.

Я лишь отчётливо прошептал ей, - Всё, что я делаю, я делаю для тебя.

Думосс стоял на своей стороне арены. Песок на полу был выровнен для нашего соревнования. Он был одет в замечательную жёлтую шёлковую одежду, украшенную богатой парчой. Нависавший над ним светильник придавала ему вид старика. Его лицо было каменным, как и у меня. Кулон был спрятан под моей одеждой, но я не сомневался, что он почувствовал его магическую энергию. Я представил, что он ощущал своё поражение заранее. Вокруг нас стояли настоящие игроки, мужчины и женщины, которым достаточно повезло, чтобы выжить при шторме, и которым до сих пор не изменила удача.

Мы сидели на низких стульях, подняв наши руки над нашими головами, выгнув ладони. Распорядители собирали ставки. Шансы были не в мою пользу, но мне было всё равно. Я слышал, что кто-то ставил на меня, но я не мог разглядеть их лица из-за света жаровень. Ставки были окончены.

После чего распорядители дали команду, - Бой!

Мы оба хлопнули ладонями, призывая наших животных – молящихся богомолов, размером с птицу, ближе к центру арены. Я ощутил контроль Думосса, направляющего своего богомола к моему. Моя обновлённая магия была более скрытной. У него не было и шанса предугадать мой следующий ход.

Два полупрозрачных монстра лязгали своими бритвенно острыми конечностями, схватив друг друга за голову. Магия боролась с магией за силу, пытаясь продвинуть насекомых ближе к победе. Магия на арене сдвигалась, и мы старались, сдвинуть её в свою сторону, но наши бойцы никогда не смогут выйти из-под нашего контроля. Наши лица были неподвижны и безэмоциональны, словно монолит.

Крики зрителей продолжились, когда бой затянулся. Некоторые ставки зависели от продолжительности боя или от игрока, первым показавшем на своём лице ту или иную эмоцию.

Монстры сцепились друг с другом в мёртвой хватке. Я не мог найти щель в своей магии, чтобы расцепить наших богомолов. Думосс не сможет обнаружить её. Я чувствовал его напряжение. Магия Думосса действительно впечатляла. Ему не было дело до того, что я мог чувствовать его контроль. Он мог даже использовать это против меня, если я отвлекусь, пытаясь прочитать его следующий ход быстрее, чем сконцентрируюсь на своём.

Ставилось всё больше денег – ставки на первую оторванную конечность, ставки на первое движение, ставки на что угодно. Я был более расслабленным и уверенным в победе, ради Аннис. Всё было ради неё. Удача наполняла меня, чтобы нанести удар по Думоссу. Я знал это, я ощущал это. Его богомол оторвал конечность моему богомолу, сменив свою позицию, и схватил голову моего монстра с другого угла. В моих ушах зазвенело от криков, как-будто меня ударили по голове. Наши лица оставались тверды, как камень. Мой богомол сломал одну из лап сопернику, и магия потекла ещё быстрее.

Начался настоящий бой. Фантомы дрались в открытую, вспарывая и разрывая друг друга. Оба монстра были изломаны, словно стены из старого камня. Мой контроль был лучше, мой гнев был яростнее, а моя магия была сильнее. Я не ослабевал, я приказывал своему богомолу атаковать.

Магия перелилась на другую сторону, и у богомола Думосса, казалось, появилось второе дыхание. Он отрубил моему богомолу вторую конечность, и я пристально вгляделся в глаза Думосса, давая ему понять, что будет дальше. Я приготовился использовать кулон.

Но что-то в моей крови показалось мне незнакомым, перетекая к Думоссу… нет, не к нему, а к кому-то позади него. К тому, кто стоял в тени. Свет от горящих жаровень светил мне в глаза. Я не мог остановиться сейчас, не тогда, когда Аннис может получить всё, что заслуживает. Мой богомол ударил в шею другому.

Я упал на колени, мои руки затряслись. Удача была всем, на что я мог положиться. Вся эта магия, вся эта удача спасут меня, предотвратят потерю моей концентрации. Я был зол на Думосса за кражу моей Аннис. Я в одиночку бросил вызов судьбе, осмелившись заботиться о другой, в городе, который убивал и оставлял трупы на покрытых пылью улицах.

Я не прекращал смотреть в глаза Думоссу, сжав до боли свои зубы. Кровь кипела и била в моих висках. Моя грудь сжималась.

Позади Думосса стояла Аннис. Я не мог увидеть её лицо, но её волосы светились красным в свете огня. Я почувствовал её контроль на мне, сильный, ищущий корень моей магии, мой дух. Она выжимала из меня жизнь, дробя её под весом своей магии.

Она не сможет убить меня тут. На арене была предусмотрена защита от таких случаев. Моя магия была сильнее.

Я взял из кулона энергию, чистую энергию. Я поплыл на гребне её ничтожной силы обратно к её источнику, где меня ждал её дух. Она бежала от моей атаки, бежала, не оглядываясь. Я тянулся к ней, к окончательному решению, выпуская всю свою силу, чтобы сбить её с ног.

Богомол Думосса, открыв пасть, ринулся вперёд. Голова моего любимца рухнула на пол. Я перенаправил всю свою магию обратно в его дух, но он уже покинул его тело. Я знал, что тело богомола в доме было уже мертво. Всё было кончено. Кулон был пуст. Тут уже ничего не осталось.

Ослабевший и мокрый от пота, я не мог встать. Думосс уже ушёл, дух его богомола вернулся обратно в своё тело. Арена опустела, вокруг шаркали тела и двигались тени. Аннис последняя из них покинула строение. Я не видел лица, но я услышал звуки захлопнувшейся двери, оставляя меня внутри, одного. Опустевшего и одинокого. Всё, что я сделал, я сделал ради неё.

Драгоценная улыбка Лоран Jeff Grubb

Лоран умерла через десять лет после катастрофы – после того, как война между двумя братьями - Урзой и Мишрой - разрушила большую часть мира, когда невероятной силы взрыв уничтожил Аргот и изменил остальной мир навсегда.

Лоран отчасти умерла из-за этой катастрофы. Она не погибла в битве, потому что она не была воином. Она не умерла в магической дуэли, хотя её любимый Фелдон изучал магию, но она не была способна её освоить. Она не умерла в результате интриги, страсти, или в результате некой фатальной ошибки.

Она умерла в кровати, ослабев от ран, мучавших её десятилетие – ран, которые нанесла ей Ашнод Изгнанная, ассистентка Мишры. Она ослабела от долгих зим и холодного горного воздуха, ослабела от старости, ослабела и, возможно, потерпела поражение от мира, который создали Урза и Мишра.

Вначале она только немного уставала от работы в саду или на кухне, и Фелдон откладывал свою работу в сторону, чтобы ей помочь. В дальнейшем, работа в саду стала для неё непосильной ношей, которую под её руководством стал выполнять Фелдон.

Позже, даже работа в доме создавала ей огромные сложности, которые помогали ей решать слуги, нанятые Фелдоном в соседнем городе. Когда она не могла вставать с кровати, Фелдон сидел рядом с ней, читая для неё книги и обмениваясь рассказами об их молодости. Через месяц он стал приносить ей еду в постель.

В конце концов, она умерла во сне, в своей кровати. Фелдон сидел рядом с ней, заснув от усталости. Когда он проснулся, её тело было холодным и бледным.

Он приказал слугам выкопать могилу позади дома, посреди заросшего сорняками сада, за которым начала ухаживать Лоран вместе с бормочущим и недовольным Фелдоном вскоре после того, как они тут поселились.

Она поддерживала сад в порядке всего лишь несколько сезонов только за счёт своей силы воли, но окончательно заболев, она оставила его погибать под натиском сорняков и холодных дождей.

Во время её похорон шёл дождь, она была завёрнута в простыни и запечатана в гробу из крепких дубовых досок. Фелдон и слуги сказали ей в след несколько тёплых слов, потом старый маг наблюдал, как его слуги методично забрасывают землёй крышку гроба. Слёзы Фелдона затерялись в потоке дождя.

Через несколько дней Фелдон стоял у огня, а слуги приносили ему еду, так же долго, как они приносили её Лоран. Библиотека и рабочий стол Фелдона были пустыми, книги закрыты, кузница оставалась холодной, а различные реагенты и растворы падали в осадок в своих стеклянных склянках. Он смотрел на огонь и вздыхал.

Фелдон вспоминал: прикасания руки Лоран, её голос, когда она пела аргивианские песни, и её густые тёмные волосы. Больше всего, он думал о её улыбке. Это была немного грустная, немного понимающая улыбка. Это была нежная улыбка, которая успокаивала Фелдона, когда он видел её.

Сейчас Фелдон практиковал Третий путь, путь, по которому не пошли ни Урза, ни Мишра. Это было совершенно новое направление между двумя враждующими братьями и их технологическими чудесами. Его разум мог творить великую магию, топливом для которой являлись его воспоминания о домике в горах. Он мог заставить появиться огонь, передвинуть саму землю, или призвать грозу, подчинив её своей воле.

Но он не смог исцелить тело Лоран или её угасающий дух. Он не смог удержать в ней жизнь. Его магия подвела его, а он подвёл свою любовь.

Старик смотрел на камин, удерживая руки над огнём. Он открыл часть своего разума, которая удерживала память об окружавших его горах. Он высвободил энергию из этих земель, как он учился делать это в Терисии с Драфной, Хуркилией, архимандритами, и другими магами Башни из Слоновой кости. Он сконцентрировался, и языки пламени, поднимаясь от горящих брёвен, начали извиваться, пока они не приняли форму нежной улыбки.

Улыбка Лоран. Это было большее, что он смог изобразить.

Пять дней и пять ночей Фелдон сидел у огня, и в течение этого времени слуги задавались вопросом, будут ли они заботиться о мастере, как они заботились о его госпоже. Фелдон никогда не был полностью здоров, у него был избыточный вес, а гулять он мог только с помощью серебряной трости, которую он достал из самого сердца ледника. На его чёрной бороде появилась седина, а уголки его глаз опустились от горя и старости. Слуги спрашивали себя, встанет ли он снова у горящего камина.

На шестой день Фелдон променял камин на его рабочий стол. Вскоре после этого его слуги получили небольшую записку – список предметов, которые они должны достать, так скоро, как это было возможно: тонкие листы меди, стальные заклёпки, связки проволоки из различного скрученного металла, латунные зубчатые колёса, если они смогут их раздобыть (если не смогут, тогда стальные), стеклянную посуду самой разнообразной формы. Список украшали иллюстрации с нанесёнными на них размерами. И здесь же было письмо, которое нужно было выслать в далёкое место на юго-западе.

Следующие два месяца работа шла полным ходом. Фелдон вернул кузницу к жизни, и от оглушительных ударов по маленькой наковальни звенело в ушах. Огонь был основой горной магии, и Фелдон был её мастером. Он мог использовать его, чтобы нагреть определённое место точным количеством тепла, просто приказав ему сделать это. Такова была природа магии старца.

Прибыла проволока и зубчатые колёса (стальные, не латунные), листья из меди, и немного из бронзы. Стекло было нестандартное, и Фелдону пришлось прибегнуть к тому, чтобы научиться выдувать его, придавая ему нужную форму. Проволоки было больше, чем надо, и её излишки скрутили с конскими волосами, образовав густые, длинные шнуры, похожие на человеческий волос.

В конце второго месяца Фелдон смотрел на свою работу, выискивая недостатки. Суставы были тугими, а руки двигались в неправильном направлении. Голова была слишком огромной, а волосы выглядели как то, чем они являлись на самом деле: смесью проволоки и конских волос. Глаза были немного больше, чем плохо выдутые стеклянные сферы. Она была слишком высокой в плечах и слишком широкой в бёдрах.

Создание не было похоже на Лоран. Только вокруг рта был намёк на ту самую улыбку.

Фелдон затряс своей головой, и в уголках его глаз показались слёзы. Он взял кузнечный молот и разобрал автомат по частям.

И он начал снова.

Он размышлял над созданием Лоран в её библиотеке. Она обучалась с самим Урзой и знала что-то об изобретениях. Он натягивал проволоку и лигатуру на руки и ноги, строя первые миниатюрные модели, а затем полноценные макеты, прежде чем приступить к окончательной версии. Он работал с костями животных и деревом так же, как с металлом и камнем. Стеклодувное ремесло получалось всё лучше, он даже изготовил стеклянный глаз для старушки в деревне, который ничем не отличался от её собственного. Шаг за шагом он строил устройство, похожее на Лоран, используя бесчисленные множества материалов.

Через шесть месяцев он закончил свою работу. Изобретению не хватало только сердца. Фелдон терпеливо ожидал появление этого органа. Он провёл многое дней в мастерской, полируя, тестируя, и перестраивая своё создание. Когда он впервые встретил Лоран, она использовала все свои две руки. Позже она перестала использовать одну из них, искалеченную Ашнод. Он ходил взад и вперёд, снимая и надевая руку обратно. В конце концов, он придал автомату, завершённый полноценный вид.

Через месяц из далёкого места на юго-западе пришёл свёрток, от учёного, которого Лоран и Фелдон узнали, когда были в Терисии, в Башне из Слоновой кости. В свёртке был маленький обломок кристалла, от которого исходил нежный свет – силовой камень. Это и должно было стать сердцем его устройства. После войны этих камней оставалось всё меньше и меньше, но он смог раздобыть один из них.

В свёртке была также записка, подписанная Драфной, преподавателем Университета Лат-Нам. В ней было всего лишь два слова: «Я поняла».

Фелдон удерживал силовой камень дрожащими пальцами. Со всей возможной осторожностью удерживая камень в обеих руках, он подошёл к своему устройству, стоявшему, словно часовой, в центре мастерской. Он поместил кристалл в консоль, расположенную в том самом месте, где у живого человека должно было быть сердце. Закрепив его в каркасе устройства, он закрыл дверцу отсека. Он потянулся рукой за левое ухо автомата и коснулся маленького переключателя.

Автомат дёрнулся, оживая, словно марионетка, чьи нити внезапно натянулись. Его голова затряслась, потом слегка наклонилась в одну сторону. Одна нога напряглась, вторая осталась расслабленной. Одно плечо немного опустилось.

Фелдон кивнул и поднял руку, показывая в дальний угол комнаты. Автомат, похожий на Лоран, осторожно пошёл вперёд, подобно женщине, спустившейся на сушу после долго морского путешествия. К тому времени, как она достигла конца мастерской, её походка стала нормальной. Она дошла до противоположной стороны, развернулась и пошла обратно.

Она улыбнулась, оголив свои зубы из слоновой кости, скрытые за губами из проволоки. Улыбка была идеальной.

Фелдон улыбнулся в ответ, это была его первая искренняя улыбка после того, как Лоран ушла от него.

Каждый день автомат терпеливо стоял в мастерской. Он разговаривал с ней, отдавая ей команды. На первый месяц этого было вполне достаточно.

Но она не издавала ни звука, кроме громкого жужжания механизмов, наматывания и разматывания проволоки. Вначале Фелдон думал, что он может ужиться с этим, но после первого месяца это его стало раздражать. После второго это стало невыносимым. Её металлические губы, которые создавали идеальную улыбку, не издавали ни звука, это было больше, чем он мог перенести. Улыбка, казалось, насмехалась над ним, дразня его.

Он задавал ей вопросы, говоря себе, что не услышит ответа. Лоран, которую он построил, была созданием из медной кожи и механических мускулов. Это была не та женщина, которую он любил.

В конце концов, он потянулся к ней за ухо и коснулся маленького выключателя, деактивируя её. Она застыла на месте, когда энергия покинула её, хотя улыбка всё ещё оставалась на её губах. Он извлёксиловой камень из её сердца, положив его на полку, и поставил бездействующий автомат в саду, словно памятник Лоран, охраняющий её могилу. Через неделю стальные механизмы проржавели насквозь, оставив её навсегда в позиции часового. Её стеклянные глаза видели, но уже не изучали мир вокруг неё.

Всю следующую неделю Фелдон стоял у камина, вглядываясь в мерцающий огонь, будто он хранил какой-нибудь секрет. В конце этой недели он покинул дом, оставив прислугу заботиться о нём в его отсутствии. Он покидал город в маленькой повозке, направившись на восток, в земли, наиболее пострадавшие от конфликта двух братьев.

Путешествуя, он задавался многими вопросами. Все ли люди знали о магах, заклинателях, индивидуумах, владеющих невиданными чудесами? До того как разрушились Башни из Слоновой кости, там было много тех, кто ступил на дорогу магии, но их разбросало по всему свету, когда Терисия пала. Скорее всего, некоторые из них выжили где-то.

Он спрашивал купцов и нищих, фермеров и священников. Некоторые смотрели на него, как на безумца, а некоторые были напуганы до ужаса, что он искал способ вернуть обратно ту силу, под действием которой и произошли эти непоправимые разрушения. Но остальные понимали, что он искал, и некоторые из них знали о мудреце или шамане, которые выбрали Третий Путь. Вскоре он услышал о Лесном Волшебнике и вернулся к первоначальному маршруту на восток.

*****

Он обнаружил Лесного Волшебника поблизости от развалин Саринты, одного из величайших городов, которые сопротивлялись Мишре, и были разрушены его сыном. Большинство лесов этих земель были позже спилены, а горы разграблены, чтобы накормить военные машины для братской войны. Сейчас это были бесплодные земли, их глинистая почва была испещрена оврагами и лужами от непрекращающихся дождей. Те леса, что выжили, утопали в колючих кустарниках и молодых деревьях.

В одних из поросших вереском руинах Фелдон обнаружил отшельника. Человек защитил свой клочок земли от армии Мишры, но ему пришлось заплатить целостностью его разума и духа. Это был горбатый старик, скрючившийся почти в два раза, со слюнявой ухмылкой и безумно хихикающий.

Фелдон поднял руки с раскрытыми ладонями, показывая, что он безоружен. Отшельник слышал о Совете Магов в Терисии и знал, что Фелдон был среди них. Он засмеялся и заплясал, разрешил Фелдону войти в его лес, чтобы научиться магии отшельника.

В обмен он предложил отшельнику изучить свои заклинания, но сгорбленный безумец не имел ничего общего с горами или их магией. Вместо этого, он рассказывал Фелдону о деревьях, пока они ходили по его маленьким владениям, которые он так рьяно защищал от любых вторжений. Через месяц занятий он почувствовал, что его знания об этой земле так же хороши и подробны, как и знания старого отшельника. Они говорили о многих вещах: о растениях, о деревьях и о временах года. Отшельник чувствовал, что мир стал холоднее за границами его леса, и Фелдон подтвердил его опасения. Казалось, что ледники на его родине слегка увеличивались в размерах по прошествии каждого года.

В конце концов, они заговорили о магии. Фелдон показывал свою магическую силу, призывая образы из огненных птиц, мистических драконов, и, в конце концов, простую и знакомую ему улыбку. Когда Фелдон закончил, отшельник захихикал и кивнул.

Безумец встал, удерживая перед собой руки. Фелдон захотел что-то сказать, но старик остановил его, подняв одну руку вверх. На секунду в лесу воцарилось молчание.

Потом послышался грохот, или, скорее, ощущения грохота, которое исходило от земли, проходя через кости Фелдона. Земля задрожала под его ногами, и ранее разведённый ими костёр развалился в труху. Фелдон закричал, но отшельник даже и не думал останавливаться.

Потом появился вурм. Это был огромное, древнее существо, огромное, как один из механических драконов Мишры.

Его чешуя было окрашена в золотые и зелёные цвета, и у него были зловещие, красные глаза, которые светились в темноте. Его пасть нависла над ними на мгновение и исчезла под землёй. Стена из чешуи с шумом пронеслась мимо них. Вскоре показался его кнутоподобный хвост, ломающий деревья, словно вышедшая из-под контроля повозка.

Земля перестала трястись. Старый отшельник развернулся и глубоко поклонился. Фелдон в ответ поклонился тоже и понял, как древний маг сохранял его клочок леса все эти года.

Фелдон осторожно объяснил его проблему: он потерял ту, кто была ему дорога, и его магии оказалось недостаточно, чтобы вернуть ее. Поможет ли ему в этом магия отшельника?

Старый отшельник покачнулся на своих пятках и ухмыльнулся.

- Этот кто-то до сих пор жив? - спросил он.

Фелдон замахал головой и отшельник замер. Он тоже замахал головой.

- Я могу только призывать живых, ибо моя магия рождена растущим вереском. Но, возможно, я покажу тебе путь к тому, у кого есть сила, которую ты ищешь.

Фелдон оставил лес отшельника следующим утром, держа путь на север.

*****

Рономское озеро находилась на границе земель Саринты, и оно было не чище, чем земля вокруг него. На месте белых пляжей рос лишь лепрозный серый мох, а само озеро было немного больше, чем его обширные застойные области с маслянистой водой и токсичными цветущими водорослями, зелёных и красных оттенков. Фелдон направлял свою маленькую повозку по границе озера. Отшельник сказал, что он поймёт, когда доедет до владений чародейки, под властью которой была часть берега.

И в самом деле, он это понял. Серых мох начал пропадать и, наконец, исчез полностью, остались только каскады белого песка, чистого, как Фелдон, когда-то его видел. Это был изломанный берег, окружённый тонкой линией чёрных камней, гладких от периодично накатывающихся волн. Фелдон сделал глубокий вдох и ощутил свежие брызги без оттенков заплесневелого тумана.

Он нашёл её у подножья кристально чистого водопада, в маленьком шатре, который, казалось, был сшит из золотых нитей. Она была выше, чем он, одетая в мерцающую робу, которая выглядела, как прозрачная радуга. Она дала ему разрешение на аудиенцию, когда мускулистый слуга принёс обыкновенную пищу из сыра и сорванных яблок. Пищи казалось было не достаточно для таких богатых окрестностей, но Фелдон ничего не сказал и принял приглашение чародейки.

Она поинтересовалась о его миссии, и он рассказал ей, что ищет способ вернуть любовь, которую когда-то потерял. Она кивнула, и сухо улыбнулась.

- Всё имеет свою цену, - сказала она.

Фелдон наклонил голову и спросил, что это за цена.

- Истории, - сказал она. - Ты должен рассказать мне историю Лоран, так я смогу лучше исполнить твоё желание.

Медленно, Фелдон начал рассказывать её историю. Он озвучивал всё, что знал о Лоран из её собственных историй и записей - о её жизни на востоке, далеко от земель Аргивии, о её ранней жизни с братьями, и как она, в конце концов, была отвергнута в их войне, озадачившись поиском иного пути. Он рассказал, как она пришла в Терисию и воссоединила группы учёных, ищущих тот же путь, что и она, - учёных, среди которых был и сам Фелдон.

Он запинался несколько раз, но чародейка молча продолжала слушать. Он рассказал ей, как встретились двое, как они вместе занимались изучением мира, и как они попали в оковы любви. Он объяснял ей, как они разделились, когда Мишра атаковал их город, и что случилось с Лоран, попавшей в руки Ашнод. Казалось, она медленно начала исцеляться, когда они вновь встретились, перед тем, как вновь начать спускаться по спирали вниз к своей возможной смерти.

Рассказывая, он останавливался, оживляя свои воспоминания о ней в своём разуме. Он вспоминал её чёрные волосы, её гибкую фигуру, её прикасания, и её улыбку – ту самую знакомую улыбку.

Он рассказал, как она умерла, и что он делал после этого. Он вспоминал о конструкции его автомата и о путешествии к отшельнику, который рассказал Фелдону о чародейке.

Рассказывая, он забывал, что чародейка была рядом с ним. Лоран была жива для него.

В конце концов, он закончил рассказ и взглянул на чародейку. Её лицо было невозмутимо, но по её щеке стекали слёзы.

- Я управляю морями и небесами, - сказал она, - так же, как и ты управляешь горами и отшельник ростом растений и всего живого. Ты оплатил мою цену историей. Сейчас позволь показать мне, на что я способна.

Она закрыла свои глаза, и на момент показалось, что за золотым шатром солнце скрылось за облаками. Потом снова стало светло, и перед Фелдоном стояла Лоран.

Она была снова молода и цела, её чёрные волосы мерцали, подобно тёмному водопаду. Она улыбнулась той знакомой, загадочной улыбкой, которой она всегда улыбалась. Фелдон поднялся и потянулся к ней, чтобы обнять.

Его руки прошли через неё, словно через дымку.

Облегчение в его душе сменилось огнём, и он развернулся к чародейке. Она поднялась с подушек и поставила руки так, будто ожидая удара.

- Она не реальна! - выкрикнул Фелдон.

- Я управляю синевой, - ответила на обвинение чародейка, - она основа воды и воздуха, разума и воображения. Я не могу вернуть назад ту, которую ты потерял, я могу лишь создать её образ. Если ты хочешь действительно её вернуть, ты можешь найти другого.

- Кто этот другой? - спросил Фелдон, но чародейка не решалась ответить.

Фелдон спросил снова, - Кто этот другой?

Чародейка посмотрела на него холодными кристальными глазами.

- Тут есть болото далеко на севере. Он тот, кто живёт здесь и управляет чернотой. Он может помочь тебе, но будь осторожен, - на этих словах её голос стал мягче и теплее, - его цена выше, чем моя.

И слёзы снова показались в уголках её глаз.

Фелдон поклонился, и чародейка предложила ему свою руку, которую он одарил поцелуем благодарности. Хотя тело волшебницы казалось молодым и нежным, губы Фелдона ощутили жёсткость и старость её кожи. Он вернулся к своей повозке и продолжил путь.

Отъехав на небольшое расстояние от золотого шатра, он спешился на древний белый пляж и почувствовал под ногами землю. Она выглядела, как белый чистейший песок, но ощущалась словно камни, покрытые серым мхом.

Фелдон понимающе поворчал и отправился к болоту.

*****

Здесь, вдоль северной границы Рономского озера располагался городок, но или его земля осела, или озеро вышло из берегов, так что он стал не более чем кучкой зданий, гниющих в гиблом болоте. Огромные чёрные птицы парили над деревьями с изогнутыми корнями. Нет, поправил себя Фелдон, это были летучие мыши, которые больше не опасались дневного света в этих землях вечно царящего мрака.

Городок был окружён неотёсанным, гниющим частоколом, который был не более чем рядом заострённых брёвен, скользящих друг от друга по глине. Стражами у ворот оказались мужчины с болезненно пустыми глазами, одетые в лохмотья, которые когда-то были доспехами.

Они угрожали Фелдону взятием под стражу, но он призвал огненную стену, отделившую его от них. После чего стража отпрянула от пламени, и быстро посовещавшись друг с другом, они решили сопроводить Фелдона к их хозяину.

Их хозяин оказался дряхлым старикашкой, который принимал своего гостя на троне, вырезанного из огромного черепа. Фелдон вспомнил об огромном вурме, которого призвал отшельник, и подумал, что этот череп когда-то принадлежал одному из них. Правитель болота был невысокий, пузатый и лысый человек, ссутулившийся в углу своего трона, пока Фелдон объяснял ему свою проблему. Он рассказал ему, что потерял кого-то дорогого ему и хотел бы, чтобы ему помогли вернуть её назад.

Мужчина засмеялся, задыхаясь и откашливаясь. - Я властелин чёрной магии, горопоклонник, - сказал он. - Я знаком с силами жизни и смерти. Ты готов заплатить мою цену?

- Какова твоя цена? - спросил Фелдон.

Правитель болота опустил свой безволосый лоснящийся подбородок. - Я хочу твой посох.

Фелдон крепко сжал свою серебряную трость. - Я не могу отдать тебе его. Я извлёк его из ледника много лет назад. Он стал частью меня.

- Ах, - сказал мужчина, - означает ли это, что твоя любовь, такая бледная и иллюзорная вещь, что ты не можешь расстаться с куском металла ради неё?

Фелдон посмотрел на скрюченного старикашку, а после на свою покрытую рунами трость. После чего, он протянул её ему. - Твоя цена уплачена.

- Прекрасно, - прошипел хозяин болота, взяв в руки трость. - Ну что же, начнём.

Три дня и три ночи Фелдон следовал по пятам за хозяином мрачного городка. Он запоминал наизусть болота вокруг города, и ощущал в своём разуме маслянистое и вязкое притяжение этой земли. Она была совсем другой, по сравнению с холодными и знакомыми ему горами, которые он обычно использовал в своей магии. Она оставляла в его разуме грязные и нездоровые ощущения.

В конце третьего дня стража с пустыми глазами сопроводила Фелдона в маленькую, безоконную хижину на краю города, в стенах частокола. Тут Фелдон работал над заклинаниями, которые дал ему хозяин болот.

В свете одной обычной свечи из жира, Фелдон, медитируя, очищал свой разум. Обычно он думал о горах, но сейчас он думал о трясинах вокруг него. Он чувствовал жидкую, маслянистую силу, тянущую его вниз, всего объятого её энергией. Он проговаривал слова заклинания, призывая Лоран.

Свет от свечи на мгновение замерцал, рассеивая тень Фелдона на стене, позади него. Высоко над ним ветер, прорываясь через ветви мангрового дерева, издал такой звук, как-будто само озеро, создало огромные волны, чтобы смыть этот проклятый городок навсегда. После чего всё затихло.

Снаружи послышался звук шагов.

Они ступали медленно и тяжело, толстый слой ила, вдавливался под весом тяжёлых ног, пока звук становился всё ближе и отчётливее. Это был звук от шатающейся и расплёскивающей грязь фигуры. На мгновение Фелдону показалось, что сейчас его сердце вырвется из груди, словно неугомонная птица из клетки. Неужели он достиг своей цели?

Что-то тяжёлое и мокрое ударило в дверь, подобно мешку с влажной грязью. Медленно Фелдон поднялся на ноги (у него не было больше его трости) и зашаркал к двери.

Снова послышался мокрый шлепок по двери и ещё один, пока Фелдон добрался до двери, после чего крепко сжал ручку. Зловоние ударило ему в нос. Это был трухлявый, тяжёлый запах сгнившей плоти и сырой земли. Это был запах смерти.

Сердце Фелдона ушло в пятки, когда он понял, для чего предназначалось заклинание хозяина болот.

Послышался ещё один удар и дверь приоткрылась, но Фелдон всем телом опёрся о дверь, стремясь оставить то, что было на пороге хижины, за дверью. Он не хотел видеть, сработало ли заклинание. Он не хотел даже знать об этом.

Послышался ещё один удар и булькающий крик, который прозвучал, словно расплескавшаяся вода. Сердце Фелдона разбилось вновь, когда он собрал всё волю в кулак, чтобы закончить заклинание, отправив любого, кто бы ни стоял за дверью, обратно туда, откуда он пришёл.

Запах смерти ушёл вместе со звуками. Фелдон стоял, прижавшись к двери и удерживая её закрытой до утра.

Когда настало утро, он медленно открыл дверь. За дверью не было грязных следов. Город казался заброшенным. Тут не было даже стражей с пустыми глазами и их хозяина.

Ничего не звало его по имени булькающим голосом, словно расплескавшаяся вода.

Фелдон, шатаясь, побрёл к повозке, остановившись только для того, чтобы поднять обломок чёрной коряги, как замену его трости. Он не оглядывался.

*****

Во время его путешествия, земля начала подниматься, переходя в высокие холмы с сухой землёй. Он объехал всё озеро, и всё, что ему оставалось, это вернуться домой.

Он боялся того, что может обнаружить в саду.

Он был от города в трёх днях пути, когда услышал об учёном из маленького городка далеко на востоке. Отчасти движимый любопытством, отчасти страхом, Фелдон направился по дороге на восток. Он нашёл учёного в заплесневелых руинах храмовой библиотеки. Строение было разрушено задолго до землетрясения, и большинство книг сгнило под натиском снега и дождей. Но до сих пор среди шкафов с разорванными книгами и свитками, словно птицеподобный автомат, носился учёный. Худой и высокий человек рассматривал Фелдона из-под толстой кристаллической линзы.

Фелдон рассказал о своей истории – о его потере и о его решении вернуть то, что он потерял. Он говорил об отшельнике, о чародейке и о хозяине болот. Когда он закончил свою историю, учёный моргнул за его тяжёлой линзой.

- Что ты хочешь? - сказал он, наконец.

Взгляд Фелдона стал сердитым. - Я хочу вернуть Лоран. Если магия сможет с этим справиться?

- Конечно же, она справится с этим, - сказал учёный. - Вопрос лишь в том, хочешь ты это или нет.

Сейчас настала очередь Фелдона моргнуть, и учёный выдавил из себя неубедительную, довольную улыбку.

- Зелёный призывает живое, - сказал он. - Чёрный призывает мертвое к жизни. Синие существа лишь тень жизни. Красный призван уничтожать жизнь, и это очень важно, потому что ты часто будешь вынужден уничтожить что-то, прежде чем что-либо создать. Я провожу исследования, и магия, которой я владею, это магия осмысления всех сторон жизни и порядка в ней.

- Ты сможешь вернуть её назад к жизни? - спросил Фелдон, в его голосе слышались нотки недоверия. Воспоминания о болоте были до сих пор свежи.

- Нет, я не смогу, - сказал учёный, и, несмотря на отрицательный ответ, Фелдон вздохнул с облегчением. - Но я смогу помочь тебе создать её точную копию.

- Я пытался создать автомат, похожий на неё, - сказал Фелдон.

- Я говорю о создании не из механизмов и проводов, а из магии, - ответил учёный, - идентичном оригиналу во всех отношениях.

- Я не понимаю, - сказал Фелдон.

- Когда ты призываешь заклинание, призывающее огонь, - объяснял учёный, - я знаю, что ты не создаёшь его из огня. Скорее всего, ты используешь магическую энергию и форму для него в образе из огня, который потом подчиняешь своей воле. Оно имеет все свойства настоящего огня, но сделано из магии.

- Но что с теми случаями, когда я использую огонь, - спросил Фелдон, - или, когда отшельник призывал огромного вурма?

Учёный помахал рукой. - Это различные варианты использования одних и тех же инструментов. Да, в тех случаях, это был настоящий огонь и настоящий вурм, но магия это обратная сторона всего этого. А сейчас представь, что ты смог создать что-то из магической энергии.

Фелдон подумал об этом и медленно кивнул.

- Таким образом, если ты изучил какой-либо объект, то ты сможешь создать его ещё раз, - сказал учёный.

Фелдон снова кивнул.

- Если ты будешь изучать меня, - сказал он, - то ты должен будешь понять, что же делает меня учёным. Следовательно, позже ты сможешь призвать ту часть меня, которая отвечает за мою образованность и умение полагаться на знания и жизненный опыт.

Фелдон затряс головой. - Я не уверен, что я понимаю, - сказал он.

- Поизучай меня две недели, - сказал учёный, - а потом увидим, понял ты или нет. Не разговаривай со мной. Только приноси мне еду. Две недели. Это моя цена. И ещё после этого вы дадите доступ мне и другим учёным в вашу библиотеку. Договорились?

Следующие две недели Фелдон приносил учёному его еду, точно так же, как он приносил её Лоран, когда она была прикована к постели. Фелдон использовал свою магию, не давая маленькому пламени погаснуть, и готовил пищу для учёного, когда он переписывал гниющие тексты и трухлявые свитки в разрушенном храме.

В первые два дня учёный казался ему не более чем занятной пташкой, снующей из одного места к другому. Но вскоре Фелдон заметил, что здесь царил особый порядок вещей, а не безумие, за каждым движением учёного скрывалась свое особое предназначение. Он начал замечать, как человек думает и познаёт. Учёный старательно игнорировал его во время приёма пищи.

В конце двух недель невысокий человек повернулся к нему и сказал, - призови меня.

Фелдон затряс головой. - Извини? - сказал он.

- Ты наблюдаешь за мной две недели, - сказал учёный. - Сейчас мы увидим, сможешь ли ты использовать свою магию, чтобы привести меня в бытие.

Фелдон моргнул. - Но ты уже здесь.

- Так приведи другого меня, - сказал учёный. - Ты получил силу. Так используй её.

Фелдон сделал глубокий вдох и призвал силу земли. Он думал о робком учёном в его очках с толстыми линзами, неугомонно рыскающего среди трухлявых бумаг и гниющей парусины. Он попытался призвать существо, которое объединит в себе природу существа-оригинала.

Затем последовала пауза, а потом появилась идентичная копия учёного.

Нет, не идентичная. Он был выше, и его кожа имела красноватый оттенок. Но он был худощав и робок, у него были толстые линзы очков и хорошие манеры.

Учёный-оригинал, подошёл к созданному существу и посмотрел на него через свои очки. Копия сделала то же самое.

Фелдон был поражён. - Он настоящий? - промычал он, наконец.

Учёный вытянул руку и коснулся своей квазикопии, и копия сделала то же самое. - По ощущениям, она вроде бы настоящая, - сказал учёный. - Много деталей ошибочны, но ты смог призвать мою копию. Ты призвал саму суть меня, как учёного. Ты можешь сделать почти точную мою копию, с помощью той части своего разума, которая содержит информацию обо мне, но он всё равно не станет мной. Я - это я.

Фелдон подумал над мыслью учёного. - Но что я могу делать с ним.

- То, что вы и ожидаете от учёного, - вернулся к теме человек в очках, - исследовать, изучать, узнавать что-либо новое. - Его лицо стало более взволнованным, и он добавил, - но я не знаю что-либо о сражениях и землях, в которых я никогда не был или тому подобное. Это было бы за пределами моей природы, как учёного.

- И я смогу сделать то же самое с… Лоран? - спросил Фелдон.

Оба учёных кивнули. Фелдон обнаружил, что дублирование движений его нервирует и решил отклонить часть заклинания, которое удерживало копию учёного в этом мире. Он исчез из поля зрения, как рябь на воде.

- Ты можешь призвать твою потерянную любовь обратно, - сказал учёный, - если ты этого действительно хочешь.

*****

Фелдон думал над словами учёного всю дорогу обратно домой. Повозку трясло в глубоких колеях на дороге. Во время его возвращения домой снова пошёл дождь, и слуги разожгли в очаге огонь. Прежде, чем он вошёл домой, он проверил могилу Лоран, около отключённого, ржавого автомата. Земля оказалась не потревожена, и ему стало намного лучше.

Он поблагодарил слуг и пошёл в мастерскую. Там, среди столов, завешанных тканью, и реагентов, осевших разноцветными слоями на дне своих колб, он позволил себе вспомнить.

Он вспоминал Лоран. Не только о её прикосновениях или о её волосах, ниспадавших на плечи, подобно водопаду с тёмными водами. Он вспоминал её: когда она была счастлива, когда она была сердита, когда она проводила время в саду.

Когда она угасала.

Фелдон подумал о Лоран и жизни, которую она провела вместе с ним, о разговорах о её молодости, о её исследованиях. Радость жизни с ней и грусть после её ухода росли, словно огромный мыльный пузырь внутри него. Он подпитывал свои воспоминания землёй, воспоминаниями о горах, лесах и берегах, болотах и храмах, и он наполнял этот мыльный пузырь энергией и жизнью.

Когда Фелдон открыл глаза, Лоран была уже здесь. Она была совершенна, цела и молода, как когда он встретил её в первый раз у ворот в Терисию.

Она улыбнулась знакомой ему улыбкой и сказала, - Почему я здесь?

- Ты умерла, - проговорил он, задыхаясь.

Она кивнула и сказала, - Я, кажется, помню это. Но почему я тут?

- Ты тут, потому что я потерял тебя, - ответил Фелдон.

- Я тоже потеряла тебя, - сказала Лоран и потянулась к нему, чтобы заключить его в объятия.

Несмотря на своё желание обнять её, Фелдон отшатнулся. Она остановилась и спросила, - Ты в порядке?

- Ты не она, - сказал он, наконец.

- Да, я не она, - подтвердила она, её голос был с аргивианским акцентом, который он вспоминал. - Мы оба знаем это, и ты знаешь, что я могу быть не более чем твоими воспоминаниями о ней. Ты вспомнил её, когда она была искренней и сильной. Я её сущность, взятая из твоих воспоминаний. Я то, что ты вспомнил.

- Ты память о ней, - вздохнул Фелдон, - и хотя ты состоишь из приятных воспоминаний, я должен оставить тебя, всего лишь как память. Если ты здесь, ты не более чем безжизненный автомат в саду, имитация того, кем она была. Я сожалею. Я прошёл так много испытаний, чтобы вернуть тебя, но теперь я понимаю, что не могу оставить тебя здесь.

- Тогда почему я всё ещё тут? - спросила она.

- Ты здесь, - сказал Фелдон, сделав глубокий вдох, - чтобы я смог попрощаться с тобой.

Лоран замолчала, слегка улыбнувшись. - Я понимаю, - сказала она, наконец.

Фелдон подошёл к ней и обнял её. Её чувства были очень похожи на Лоран, когда она была ещё жива. Всё, чем была Лоран в его воспоминаниях, было заключено в его заклинании, которое он создал.

Когда они отошли друг от друга, из глаз у обоих потекли слёзы.

- Прощай, - сказал он, его голос был переполнен эмоциями.

- Прощай, - ответила она.

Фелдон позволил заклинанию закончиться, и Лоран начала растворяться.

- Я понял, - сказал он её пропадающему телу. - В конце концов, я думаю, что я понял.

Всё, что осталось от неё, была знакомая, нежная улыбка. Потом пропала и она.

Фелдон вернулся к работе в библиотеке и мастерской, освежая в голове те вопросы, которые были заброшены много лет назад. Через несколько недель на пороге Фелдона оказался учёный, который был удивлён, увидев, что, не считая прислуги, Фелдон был одинок.

После небольшого перекуса, учёный решил спросить, - Что стало с твоей потерянной любовью?

- Она ушла, - сказал он, глубоко вздохнув, - это оказалось не в моих сил, чтобы вернуть её обратно. Это было сверх моего желания. Но зато у меня был шанс, попрощаться с ней.

- Это было то, что ты действительно хотел? - спросил учёный.

- Да, я хотел лишь только этого, - ответил Фелдон.

Учёный провёл три недели в библиотеке Фелдона, а потом ушёл, но он пообещал, что отправит заинтересованного ученика в дом к седому старику. Каждый раз, когда к нему будет приходить учёный или маг, он будет вспоминать своё обещание, провести гостя по его библиотеке. После ужина он будет рассказывать им свою историю о том, что он узнал о магии.

Иногда начинающий маг будет слушать его историю вежливо, иногда сосредоточенно. Порой, после того, как все будут уходить спать, маг будет подниматься с кровати и видеть Фелдона, сидящего у горящего камина и закручивающего языки пламени в нежную, знакомую ему улыбку.

И Фелдон, старый волшебник, казалось, был доволен своей жизнью.

Оглавление

Белый

Ангел мести Richard Lee Byers

Ответный удар Автор: Tom Leupold

Зелёный

Плут Paul B. Thompson

Песнь за занавесом тьмы Loren L. Coleman

Красный

Гоблинология Francis Lebaron

Суровое испытание орков Don Perrin

Чёрный

Тёмные воды Vance Moore

Синий

Экспедиция на Край мира. J. Robert King

Зеркало былого Jonathan Tweet

На мели Kevin T. Stein

Драгоценная улыбка Лоран Jeff Grubb