Зависть богов, или Последнее танго в Москве [Марина Евгеньевна Мареева] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

МАРИНА МАРЕЕВА Зависть богов, или Последнее танго в Москве

Но кто мы и откуда,

Когда от всех тех лет

Остались пересуды,

А нас на свете нет?

Борис Пастернак
…И вот теперь, когда они застряли наглухо в этой пробке на узкой улочке (Соня вечно забывает ее название), впечатались намертво (такая досада, Садовое — в полушаге, Колхозная площадь — рукой подать; Соня всегда по старинке говорит «Колхозная», кому — Сухаревка, а ей — Колхозная), вот теперь-то она и решила: зайду!

Муж сидел рядом, злой как черт, ловил свое «Авторадио».

— Вадик, — осторожно сказала Соня, — знаешь, что мы сейчас сделаем? Мы на Сретенку заедем. В Луков переулок.

— Сдурела, что ль, совсем? — буркнул муж. — Второй час ночи.

— А кто говорил — сегодня проси что хочешь? Кто? Ловлю на слове.

— Хитра. — Вздохнув, Вадим убавил звук. На «Авторадио» грохотал тот же шабаш, что и повсюду: «Миллениум, миллениум, с Новым годом вас, господа, с новым веком!» — Зачем тебе Сретенка?

Но они уже ехали, крутились-пятились, выворачивали на Сретенку — надо же, сколько машин! Второй час ночи, а машин море! Теперь это модно: к тем заехать, к этим… До утра мотаешься по знакомым с дюжиной гжельских салатниц, припасенных загодя. Ну и тебе вручат какого-нибудь ритуального дракона. Керамика, шамот. Этикетка отодрана так, чтобы все же видно было: цифра трехзначная. Влажный хмельной поцелуй, рюмка водки. Торопливое заклинание: «Всего-всего, чего сама себе пожелаешь…» «А Вадьке ни-ни, он за рулем». — «Куда-а, только сели?!» — «Прости, нам еще к Хвостовым — отметиться, пока старик не задрых…»

Сретенка. Луков.

— Где? — спросил Вадим, давя зевок.

— Вот здесь.

Дом. Сонин дом. Здравствуй, дом. С Новым годом!

— У тебя салатниц не осталось. — Вадим оглянулся назад, на полуразоренную коробку из-под микроволновки — что-то там все же валялось на дне, под слоем оберточной бумаги.

— У меня еще две вазы и подсвечник.

— Запасливая. — Вадим достал сигареты. — И кому мы сейчас втюхаем подсвечник?

Говорить — не говорить? Скажешь правду — он ведь тебя туда одну не отпустит. Вот и хорошо: не отпустит — развернемся, уедем. Не надо туда ходить, Соня. Не ходи туда. Ты себе слово давала. Сколько лет ты держала слово! Сколько?! Сейчас подсчитаем, это несложно. Восемьдесят третий. Двухтысячный. Семнадцать лет. Боже всеблагой! Семнадцать!

— Ваденька… — начала Соня. Муж искал зажигалку, хлопая ладонями по карманам. Соня взяла его руки в свои, легонько сжала. — Вадим, знаешь, куда мы приехали? Это мой дом. Я здесь жила с Сережей.

С минуту Вадим обалдело смотрел на Соню. Еще бы! Потом уставился на дом. До-олго он его рассматривал! Неприязненно, с напряженным, въедливым интересом, кривя свои губы еврейские, арапские, чуть вывороченные, верхняя губа бледнее нижней…

Наверное, с такой же мрачноватой ревнивой усмешкой Вадим разглядывал бы не только дом, но и мужчину, с которым Соня жила в этом доме когда-то.

— Я на пару минут. — Она открыла дверцу. — На десять самое большее.

— Ты что, думаешь, я тебя одну туда отпущу? — буркнул Вадим. — К чужим людям, ночью? Ты хоть знаешь, кто тут теперь живет?

— Господи, да разве я туда пойду? — Уж чего-чего, а вывернуться, приврать Соня умела. Она этому научилась теперь, на шестом десятке. С Вадимом иначе нельзя. — Я к соседке своей, к Эмме, мы уже созвонились.

Вадим глядел на нее недоверчиво.

— Ты же говорила, что десятой дорогой его обходишь, ЭТОТ дом. Ни разу за все годы, пока мы с тобой…

— Ни разу, — перебив его, подтвердила Соня. Так оно и было, уж тут без вранья. — Я только с Эммой созванивалась.

— Как-то мне все это против шерсти. — Вадим наконец нашел зажигалку и закурил. — Сомнительная акция. С точки зрения вкуса. Тебе не кажется? Как в плохих романах. Бабских. — И он произнес нараспев, с наигранным, ерническим пафосом: — На переломе эпо-ох… На рубеже столетий… Она вернулась к своему погашенному очагу-у-у…

— Ну тебя, — отмахнулась Соня, ставя ногу на снег. — Перестань.

— …Она упала на холодные камни крыльца… — не унимался ее благоверный, уж понесет — не остановишь. — О дом мой! О мое покинутое гнездо! Я вернулась к тебе, чтобы…

— Вадим, замолчи, сделай одолжение.

— …вновь припасть к твоим святыням!.. Тьфу. Бабский роман.

— Ну так я только такие теперь и читаю. — Соня наконец выбралась из машины. — Жди.

— А салатница? — крикнул муж ей вслед. — А подсвечник?

Какая салатница? Соня шла к своему дому. Салатница… Семнадцать лет. Не только к дому — к переулку не подходила. Если и заезжала на Сретенку в «Ткани» — здесь хороший магазин, замечательный выбор портьерных, — то бегом-бегом, в сторону Лукова переулка нельзя смотреть, нельзя даже взглядом скользнуть, табу!

Кодовый замок. Дорогой, навороченный. Щиток с номерами квартир. Конечно, теперь здесь только «новые