Академия Дивинат, или Принцесса для Темного (СИ) [Милена Вин] (fb2) читать онлайн

Академия Дивинат, или Принцесса для Темного

1. Корзинка с чарами. Диана

— Вы снова подрались. — Ректор смерил нас — в очередной раз набедокуривших адепток — своим фирменным уничтожающим взглядом. — Ваша вражда начинает надоедать.

— Вражда? — спросила притворно-удивленно, натянув на себя самый невинный вид, на который только была способна. — Я бы не назвала это враждой, ре…

— Я не давал вам разрешения говорить, Ла Ноэр, — оборвал он меня резко и холодно.

Лизабет, самая ненавистная девчонка во всей академии, довольно усмехнулась. В иной ситуации могла и смехом разразиться — замечание-то сделали не ей! — но сейчас лишь сдержанно улыбалась.

Ну и чего она ухмыляется? Можно подумать, я прощу ей эти насмешки. Вроде уже взрослая дама, четвертый курс, еще один, и на носу выпуск, а по-прежнему задирает первокурсников. Я, конечно, на втором, но без четырех месяцев новенькая, а у этой стервы особый нюх на таких, как я, — людей с «особенностями». Вот и прицепилась она ко мне, как кровосос, в мой самый первый учебный день и достает до сих пор.

Ничего ее не останавливает. Ни вежливые слова, ни грубые, ни драки, ни наказания от преподавателей. Я ей даже руку и нос ломала, а она затихнет на время, а после все по новой.

— Отмоете туалеты на всех этажах, — выдал очередное наказание ректор. — Обе.

— Но, магистр Бекфорд, я же не… — начала было Лизи, но мужчина прервал ее и жестом руки, и грозным взглядом, и не менее грозным голосом одновременно.

— Вы разбили любимый фарфоровый набор мадам Тельтрейн, адептка Эдельте. Вы более чем заслуживаете наказания, раз довели женщину до слез.

Лизи недовольно поджала губы, а ухмылялась теперь я. Для такой белоручки не придумать наказания суровее. Бекфорд просто жжет!

К тому же нет никакой гарантии, что я стану ей помогать. Будет драить туалеты в глубоком одиночестве.

— Свободны. — Ректор махнул рукой, как будто мошку отогнал, и сосредоточил внимание на бумажках, усеявших его стол.

Еще чего! Я что, зря испытывала терпение этой задиры и деканши, чтобы так быстро покинуть его кабинет? Я сюда уже четвертый месяц чуть ли не каждый день попадаю, а результатов, кроме равнодушия, это не принесло…

Так что я не сдвинулась с места, в то время как Лизабет злобно пихнула меня в плечо и стрелой вылетела в коридор. Бедняжка. К отдраиванию туалетов — особенно мужских — ей нужно морально подготовиться.

— Вы что-то хотели уточнить, адептка Ла Ноэр? — выдохнул наконец магистр Бекфорд.

Слегка устало, стоит признать. Даже жаль его. Немножко. Стало быть, я не первая и не последняя проблемная студентка в королевской академии боевой магии, но, похоже, единственная, кого ректор начал видеть чаще, чем свое отражение.

И все же я была не права. Мои частые визиты в кабинет главы Академии Дивинат принесли кое-какие плоды. К примеру, Бекфорд незаметно начал снимать маску строгого непробиваемого темного, когда мы оставались наедине, и не боялся показаться при мне… уставшим.

Да, уставшим. Назвать его слабым язык не поворачивается.

Такой мужчина… Одни широкие плечи чего стоили. На его занятиях адептки чуть ли в рот ему не заглядывали. Смотрели завороженными глазами, словно он занимательную историю рассказывал, а не скуку смертную. Завидный холостяк во всем королевстве Эрисфейл, не считая его племянничка и магистра Бертингера. Оно и понятно: принц все-таки, брат короля. В придачу к титулу недурной внешностью обладает.

Быть может, я тоже глаз на него положила бы… Если бы не преследовала иную цель.

— Адептка? — Ректор поднял на меня взгляд. — Эдельте наслала на вас заклятие остолбенения? В чем дело?

— Куда вы дели мою корзинку? — протянула обиженно и бегло осмотрела кабинет.

Нет, моего «подарка» на видном месте не было.

— Это…

Он выдохнул и откинулся на спинку кресла. На миг прикрыл глаза, проводя ладонью по лицу.

Боги, да я и правда его доконала. Это не совсем тот эффект, которого я желала добиться. Но уже не холодное безразличие, и то хорошо.

— Оначудесна, — заговорил, не глядя на меня. — Но я предпочел скрывать ее от посторонних глаз.

— Вот как? Но посторонних здесь нет. Покажите мне ее.

— Зачем? — крайне удивившись, он встретился со мной взглядом.

— Хочу убедиться, что вы ее не выбросили. Знаете, как я старалась? Со всейлюбовьюплела… Стащила… то есть одолжила самые свежие фрукты у кухарки. Блестки на пергаменте — мое личное колдовство.

— Великий Хаос. — Бекфорд скривился, словно я ему в рот дохлого жука сунула. Хотя не… От такого он не скривился бы. — Ла Ноэр, вы чудовищно… проблематичны.

За осквернением моей наичистейшей натуры последовало мановение руки. Мужчина провел ладонью над столом, и на пустом месте возникла корзинка. Чары сокрытия спали.

Пф-ф! А я еще думала, почему это место пустует с учетом того, что на столе ректора творится самый настоящий хаос.

Неужели он к ней даже не прикоснулся с того самого дня, как я ее сюда притащила? Просто взял и… скрыл?

Уморительная ситуация.

Я чуть не прыснула со смеху. Он испугался наложенных на корзинку чар…

— Довольны? — выдал угрюмо.

2. Превращение в ушастую. Диана

Хотел тут же скрыть мой подарочек, но я его остановила, мгновенно приблизившись к столу.

— Вы даже не попробовали фрукты. Они же испортятся.

— Они уже испорчены. — Он изогнул бровь, не сводя с меня проницательного взгляда. — Приворотным зельем.

Подумаешь…

Между прочим, там не только приворот задействован. Еще чара соблазнения — чтобы уж наверняка, — капелька чар послушания, сыворотка правды. Ничтожно малые дозы, но этого хватит, чтобы превратить такого здоровяка в послушную амебу.

Нет, я не изверг, конечно. Просто за четыре месяца так отчаялась, что решила прибегнуть к крайним мерам.

Что ж он такой недотрога? Я из кожи вон лезу, а он все не соблазняется!

— Соизволите объясниться, к чему все это?

— Вы только сейчас решили разобраться? Неделя прошла так-то…

— У меня не было времени, — деловито сказал он. — Но я уже успел привыкнуть к вашему безумству и решил сделать вам маленькое одолжение: забыть, что вы хотели меня совратить. Но раз уж вы так настаиваете… Утолите мое любопытство. Зачем вам это?

— Обычная симпатия, магистр. — Невинно улыбнулась, как делала всегда, когда он начинал задавать ненужные вопросы. Вынула яблочко из корзинки и протянула ему. — Попробуете?

— Нет. Довольно. Я вам уже говорил: отношения между преподавателями и адептами запрещены.

Ага. И ни слова о том, что я ему просто безразлична. Ни разу. Это давало надежду, что стараюсь я не зря.

Решила брать на слабо.

— Вы что, испугались?

Оперлась на стол, сокращая расстояние. Между бровями ректора залегла складочка недовольства и замешательства одновременно.

Бинго. Я уже начала сбивать его с толку такими выпадами. Это определенно успех.

Подавляя разбушевавшуюся радость, продолжила напирать:

— Уверена, что такой сильный некромант и чернокнижник в одном лице с легкостью разобьет чары какой-то там чернокнижницы…

— Вы себя принижаете, — отметил ректор.

Не согласиться было трудно.

Приятно, что он видит во мне силу. Впрочем, стоит отдать ему должное: в отличие от моей родни он еще не позволил себе унизить меня и назвать недостойной своего дара.

— А вы попробуйте, и мы убедимся в этом. — Снова протянула ему яблоко, из-за чего он сильнее вжался в кресло.

Будет достаточно, если он его хотя бы надкусит. Больше нет сил терпеть его равнодушие.

— Диана, — прорычал этот злобный жук.

— О, мы перешли на имена. Это большой сдвиг в наших отношениях.

— У нас нет никаких отношений, кроме тех, что есть между студентом и его ректором.

— Как хорошо, Деймон, что я необычный студент.

— Это верно, — неожиданно заметил он и скользнул многозначительным взглядом по левой части моего лица.

Черт. На больное давит.

— Ну, хорошо. — Выпрямилась. — Я буду первой.

И впилась в сладкий плод под недоумевающим взглядом карих глаз.

Приторно. Чересчур. Колдовство ясно ощущается. Но это мое колдовство, так что на меня оно не подействует…

— Вы ведь в курсе, что чары соблазнения действуют и на своего создателя? — ректор уничтожил мою уверенность в пух и прах.

Я так и застыла с яблоком во рту. Проклятье!

— И думаю, вы также знаете, что объектом воздыхания становится первый встречный…

Губы мужчины растянулись в довольной улыбке. Каков черт, вы поглядите!

Если он прав, чары начали набирать силу, уже когда я вонзила зубы в яблоко. Я попалась на свою же удочку. Либо он блефует. В любом случае деваться некуда — откусила и проглотила.

— Вкусно, — и улыбнулась, будто улыбка была моим особым оружием.

Хотя он наверняка заметил, что я волнуюсь.

— Останьтесь-ка в кабинете, пока чары не выветрятся… — Он посерьезнел, недовольно качая головой. А после вдруг насторожился, метнул взгляд на дверь и добавил: — Проклятье.

Я ровным счетом ничего не успела осмыслить, как ректор махнул в мою сторону рукой и перед глазами все закружилось. Мир вдруг стал… увеличиваться. Или я — уменьшаться. Буквально.

Секунды две — и вот я на полу, погрязшая в своей же одежде, которая внезапно стала чрезвычайно велика. Хаос, что происходит?!

Запахло горелым. Твою же нежить! Моя форма начала гореть!

От нее не осталось и следа, даже пепла, когда в кабинет ворвалась деканша. Крайне злая, с раздутыми ноздрями. Настоящая фурия. Она частенько таковой была, не только в приступах ярости. Обычно из-за меня. Но, похоже, появился некто, кто тоже смог довести ее до точки кипения.

Что сказать… Браво.

— Что это? — вопросила удивленно, смотря на меня во все глаза. И гнев ее куда-то подевался. Ненадолго, наверное. Но, к слову, рядом с моим дражайшим Деймоном Бекфордом она млела, как кошка на солнышке. Влюбленная дурочка.

— Крольчиха, — невозмутимо произнес ректор.

Кроль… Что?

Он превратил меня в крольчиху?!

Глянула на свои черные лапки и выпирающую белую шерстку на шее. Твою же…

3. Личная забава. Диана

— Что случилось, мадам Тельтрейн? — беззаботно поинтересовался треклятый Темный, поднявшись из-за стола и…

… взяв меня на руки.

Боги! Сейчас его руки показались настоящими лапищами. Держал он меня, конечно, аккуратно, я бы даже сказала, нежно… Но это ничуть не унимало моей злости.

Он посмел превратить меня в кролика. В это маленькое пушистое создание. Это просто издевка! Настоящее издевательство, если принимать во внимание, что мое тотемное животное — кролик.

— Разве… разве вы интересуетесь разведением кроликов? — деканша едва не теряла дар речи.

Ректор положил меня в корзинку и погладил по голове, еле сдерживая глумливую улыбку.

— Это моя личная забава, мадам Тельтрейн. Не обращайте внимания. Так что вы хотели?

— Ну, там… — вторая ненавистная мной блондиночка с трудом вернула себе прежний вид грозной фурии. — Там адептка Дюамель. Она спустилась к озеру Лайдэрэн.

Во дает! Чтобы спуститься к заколдованному подземному озеру академии, нужно быть либо безумно смелым, либо просто безумным. Но отдам этой Дюамель должное: она нехило потрепала деканше нервы. Это дорогого стоит.

— Ясно. — На скулах ректора вздулись желваки. — Зовите.

Пока Тельтрейн ходила за провинившейся адепткой, мужчина глянул на меня, и на миг мне показалось, что он сейчас улыбнется.

Но он подавил улыбку, нежить этакая. Правда, в глазах продолжали блестеть искорки смеха.

Смешно ему, видите ли! Ха! Сейчас я ему устрою…

«Расколдуй немедленно», — рявкнула и хотела выпрыгнуть, но он накрыл меня ладонью, а затем почесал за ушком.

Хаос, что творит! А приятно-то как…

«Не юли, — раздался в голове его низкий бархатный голос, и я запоздало сообразила, что не могу говорить вслух. — Считай это наказанием за попытку совращения».

Проклятье.

А совращенной-то в итоге оказалась я!

Не особо вслушиваясь в выносимой адептке выговор, я сверлила сердитым взглядом ректора. Ситуация была мне знакома до чертиков: сейчас на бедняжку поворчат, деканша исполнит свой священный долг, изобразит подпевалу Бекфорда и покажет, что она важная мадам, поскольку является его заместителем; адептке назначат наказание, и в конце концов ее отпустят.

Такое случалось со мной хотя бы два раза в неделю. Деканша за последний месяц успела ко мне остыть. А тут счастье привалило: новая подушка для избиения. Тельтрейн, поди, рада поорать на кого-нибудь, помимо меня.

— … месяц исправительных работ! — вздыбилась она.

Такая громкая, что я не удержалась — высунула из корзинки свою любопытную кроличью мордашку. Ну вот, что и требовалось доказать: запугивать первокурсниц запретом на выход в город — любимое хобби мадам Тельтрейн.

Поймала взгляд адептки и тут же спряталась.

Интересно, облик кролика сам спадет или нужно ждать, когда ректор соизволит меня расколдовать?

Нет, ну он просто мерзкий Темный! Как только посмел?!

Глянула на него злобно, жаждая испепелить одним взглядом. Чего греха таить: иногда он меня раздражал, и я хотела плюнутьв негои сбежать из академии. Как можно дальше от долины чародеев и Академии Дивинат. Возможно, Лунные копи Цхельма, где обитают алхимики и изгнанные, — отличное место для такой, как я.

Но, к сожалению, я была не из тех, кто готов отказаться от того, что принадлежит ему по праву. Меня лишили самого дорогого, и я намеревалась это вернуть.

И единственное спасение видела в нем — в ректоре Академии Дивинат, лорде Деймоне Алларде Бекфорде, родном брате короля и владыке Ледяной Пустоши. Но он оказался непробиваемым и таким же ледяным, как его чертовы пустоши!

Договориться с таким мужчиной не представлялось возможным. Потому я решила, что легче стать его возлюбленной, для которой он и звезду с неба не побоится достать. Непонятно, чем я думала, когда принимала такое решение, но иных путей пока не отыскала.

Было бы гораздо легче, окажись он страшненьким и хилым. Но замухрышку крайне трудно представить во главе королевской академии. Нет, до замухрышки лорду Бекфорду как до луны.

Короткие черные волосы всегда уложены в идеальном художественном беспорядке, щетина на волевом подбородке ухожена, карие глаза пронзают и порой наповал. И даже шрам, рассекающий левый глаз, придавал ему больше харизмы, выглядел этакой изюминкой, нежели изъяном. Притягательный, как сам Хаос, высокий и широкоплечий, закаленный боями и жизнью мужик. Еще и рассудительный: из тех, кто сначала все выяснит, а потом уже голову отрубит. В общем, сражал не только внешностью, но и умом.

Девчонки сохли по нему, и почти каждая желала оказаться для него той самой. Уверена, что и за пределами академии девушки не оставляли его без внимания. Он определенно им упивался! Вешаются на него, как та же мадам Тельтрейн. И это в тысячу раз усложняло мне задачу. Я не такая уж красивая и больше вредная, чем милая, чтобы он стал за мной ухаживать.

Но попытка не пытка. Пусть и попыток у меня насчитывалось прилично…

Если считать с детства, лет так с тринадцати, когда меня начали интересовать мальчики, в частности, один-единственный — принц соседнего королевства, — то в числе моих попыток можно захлебнуться.

4. Разгрызу все к Хаосу! Диана

— Ох, Деймон, дети нынче совершенно неконтролируемые.

Наигранно страдальческий голос деканши вырвал из дум. Адептку отпустили подобру-поздорову, а вот мадам все никак не решалась покинуть вторую обитель ректора.

Ну конечно, ей за счастье провести с ним наедине пару минуточек. Прямо как мне. Только цели у нас разные. Я преследую материальную выгоду, а она искренне надеется завоевать любовь этой глыбы льда.

Пустое дело. Впрочем, у нее шансов побольше будет, если Бекфорд окажется падким на красивую внешность. Высокая, почти одним ростом с ним, стройная и молодая, невзирая на ее возраст. Ей… э-э-э… Без понятия, сколько ее уже терпит Хаос.

Блондинка с черными глазищами, без единого изъяна на скуластом лице, чего нельзя сказать обо мне. Подлинное искушение.

— Представить трудно, как ты терпишь их в своем кабинете изо дня в день, — продолжила свою игру хищница, оказавшись за креслом мужчины. Ладошки легли на его напряженные могучие плечи. — Столько забот на этих плечах…

— Кстати говоря, о заботах. — Магистр выпрямился, сбрасывая с себя ее коготки. — У тебя скоро начнется занятие, Элейна. Разве нет?

— Еще есть время. Выпьем чаю?

Фе, меня сейчас стошнит от ее старушечьего флирта. Даже знать не хочу, что она подразумевает подчаем.

«Я еще тут, если ты не забыл, — фыркнула мысленно, чем привлекла к себе внимание ректора. — Не дай мне увидеть то, что потом будет сниться в кошмарах».

Он хмыкнул и прикрыл глаза рукой, будто смутился. А на деле, видать, пытался не засмеяться.

— Что такое? — деканша явно удивилась такой реакции.

— У меня тоже занятие, Элейна. — Оставив ее вопрос без ответа, он поднялся и коснулся ручки корзинки. — Встретимся утром на собрании.

— Возьмешь кролика с собой?

«Ты потащишь меня на занятие в ТАКОМ виде?» — поддержала я недоумение мадам.

— Без меня она набедокурит.

— Я могла бы отнести его во двор. Уверена, там ему будет комфор…

— Это девочка, — неожиданно резко оборвал ее мужчина. Чересчур холодно. Не только деканша опешила, но и я. — И я уже сказал: это моя личная забава и забота. Не беспокойтесь.

— Странно, но она напоминает мне одну адептку, — не унималась она, брезгливо морщась. О, ну понятно. Помимо гнева, я вызываю у нее еще и чувство отвращения. — Эти глаза…

Она протянула ко мне руку, а я дернулась в ее сторону, желая укусить, из-за чего она тут же отшатнулась.

То-то же.

— Ах да. Фиолетовый и черный… — Бекфорд улыбнулся, взяв со стола корзинку и прижав ее к груди. — Шутка адептки Ла Ноэр. Она наслала на крольчиху свою внешность.

— Ла Ноэр, — повторила деканша с неподдельным презрением.

Казалось, одна моя фамилия была для нее жалом.

— Мне нужно закрыть кабинет, мадам Тельтрейн, — ректор максимально вежливо намекнул, что ей пора отчаливать.

Испытывать его терпение она не стала. И правильно: сюсюкаться он с ней явно не будет. Быстро вышла, а следом вышел и мужчина, все так же прижимая корзинку к груди.

«Не шути так. — Я начала всерьез нервничать. Одно дело, когда кроликом тебя видит один-два человека, и совсем другое, когда пялиться будет дюжина адептов. — Расколдуй».

— Вы продолжаете обращаться ко мне неформально, — заметил вслух, идя по пустому коридору.

«Фактически сейчас я не студент, а кролик. На мне даже формы нет благодаря твоим стараниям. Так что делаю, что хочу. Расколдуй!»

— Чары спадут к ночи.

«Это слишком долго. И слишком суровое наказание даже для тебя».

— Длявас, — мрачно поправил он.

«Я знаю, чтовысами в состоянии снять с меня чары».

— Но не стану этого делать, — продолжил парировать. — В таком облике меньше шансов, что ты… вы посмеете прогулять мое занятие.

«Я не прогуляла ни одного твоего занятия. А поверь, я могла, ведь они самое настоящее испытание».

И это было правдой. Все было правдой. Единственная дисциплина, которую я ни разу не прогуляла, — это общие темные искусства. Все потому, что их вел Бекфорд. И пусть сплошная практика должна была начаться со второго полугодия, а сейчас его занятия представляли из себя нудные лекции, на которых вырубало уже к середине, я продолжала мучить себя, чтобы как можно чаще мелькать у него перед глазами.

Что касается остальных дисциплин и преподавателей… Да, я была знатной прогульщицей. Бекфорд вписал меня в факультатив злыдни магистра Бертингера — как раз для таких лодырей. Но я и его прогуливала...

Удивительно, как меня еще не выперли из академии за такое поведение. Впрочем, вполне возможно, что это случится после моих первых экзаменов, которые я наверняка завалю.

Но я надеялась к этому времени вернутьсядомой. И не опозоренной, а такой, чтобы меня… приняли.

«И зачем так рано в класс приходить, а? — Высунулась из корзинки и оглядела пустой кабинет. — А-а-а… я все поняла. От фурии бежишь».

Черный пушистый хвостик вдруг задвигался против моей воли. Я буквально начала им вилять. Довольно сильно, что даже ректор внимание обратил.

Хаос, как контролировать эту штуку?!

— Нужно подготовиться к занятию, — ответил просто, подавляя смех, и поставил корзинку на стол.

Я тотчас выпрыгнула и — что удивительно — топнула ногой. Мужчина застыл у книжного шкафа, обернулся.

— Вы злитесь?

Естественно!

И в подтверждение этому вновь топнула.

«Расколдуй, иначе…»

— В таком виде ваши угрозы выглядят весьма безобидно. Как и вы. Нам нужно почаще применять трансформацию в качестве наказания. Как считаете?

«Да, вы правы. — Схватила зубами первый попавшийся пергамент и надкусила. Что это, интересно? Наверняка важный документ. У него тут все документычрезвычайно важные. Разгрызу все к Хаосу! — В следующий раз я превращу вас в козла!»

Хотела было применить свои сильные зубки по отношению к конверту, но меня остановила печать на нем. Печать Дерил-де-Лоя. Моего королевства.

Бекфорд успел схватить конверт, прежде чем я к нему приблизилась.

«Это от отца? — Сердечко забилось несколько сильнее. — Что в нем? О чем он пишет?»

— Вы ошиблись, — сухо отрезал он. Сложил конверт пополам и спрятал в задний карман штанов.

Это еще что такое, а?

«Вы лжете! — топнула ногой и вытянулась. — Вы читали его, он раскрыт. Это мама? Что они написали?»

— Я же сказал, — он пронзил меня одним из своих самых суровых взглядов — его глаза аж потемнели, — вы ошиблись. Это печать Эрисфейла.

«Лжец».

Он проигнорировал и мое недоумение, и мою обиду. Сделал вид, что ничего не произошло, и, опустившись в кресло, принялся перебирать бумаги на столе.

Два кроличьих зуба даю на то, что он меня обманывает. Письмо написали родители, и Бекфорд знает его содержание.

И оно ему явно не понравилось, раз он наотрез отказывается рассказывать мне.

Ничего… Я ему штаны разгрызу, но конверт заполучу!

5. Гореть мне в Хаосе за такие желания. Деймон

Не прошло и десяти минут с начала занятия, как ушастая леди растянулась на моем столе и задремала. Адепты посмеивались и шептались некоторое время, после шум поутих, и все принялись отрабатывать самостоятельную работу. Все, кроме Дианы.

У нее же лапки…

Не видел еще ничего и никого милее Дианы в обличье кролика. Она и человеком вызывала неоднозначные чувства, но сейчас ее хотелось коснуться сильнее обычного. Погладить по мягкой шерстке вдоль всего тела, с наслаждением понаблюдать, как она млеет от таких поглаживаний.

Черт. Гореть мне в Хаосе за такие желания.

К слову, несколько месяцев назад таких желаний и в помине не было, как и мыслей плевать на запрет на отношения преподавателей и студентов и взять эту наглую девчонку прямо в кабинете, на этом столе. Так, чтобы она ходить весь день не могла.

Единственная мера наказания, которую я хотел к ней применить. И боги, она сама на нее напрашивалась.

Повышенный интерес к моей важной персоне возник после ее первой недели обучения. Вначале я не обращал на это внимания: мне всегда казалось, что Ла Ноэр неровно ко мне дышит. Пристальные взгляды я начал замечать задолго до ее зачисления в академию, на балах, общих встречах, которые устраивали мой брат и ее родители.

Но ее влюбленности я не придавал значения. Она была юной, еще ничего не знающей о жизни принцессой. До поры до времени.

Ее отец — король Дерил-де-Лоя — сослал ее в мою академию. Иначе говоря, сбросил всю ответственность на меня, ведь ему его дочь уже была без надобности. Тогда-то я и увидел перед собой не ту забитую девочку, которая шугалась собственной тени, а уверенную в себе, дерзкую и целеустремленною девушку.

Но ее целеустремленность никоим образом не проявлялась в учебе. Хуже студента у меня еще не было. Прогульщица какой свет и тьма не видывали, даже факультатив Бертингера прогуливает, в который я запихнул ее как раз-таки из-за прогулов.

Не прогуливала она только мои занятия. Похвально, конечно, но я знал, что она приходит не из-за знаний, а исключительно из-за меня.

Сверлит взглядом в течение всей лекции, не давая сосредоточиться, вздыхает еле слышно, отчего меня передергивает, а воображение начинает рисовать пошлые картинки, как она издает те же звуки, но в разы громче, находясь не за партой, а подо мной.

Маленькая невыносимая искусительница.

Своим чрезмерным вниманием она загнала меня в угол, из которого я начал замечать только ее.

И большие глаза — один яркий фиолетовый, как ее магия, а второй черный, утративший свой цвет вследствие травмы. Два шрама рассекали левую часть лица, проходя от брови, через глаз и небрежно заканчиваясь у скулы. Я видел только ее хрупкую, но тем не менее сильную фигурку в этой обтягивающей все прелести темной форме, которую нестерпимо хотелось сорвать к Хаосу. Длинные черные волосы, волнами струящиеся вдоль спины, — она никогда не собирала их в прическу. Я еще не замечал. Может, поэтому так желал намотать их на кулак?..

Тьма, упаси меня от того, о чем я буду жалеть. Я не должен пренебрегать правилами. Не должен забывать о своих обязанностях. Не должен желать эту девчонку, как целебный эликсир после битвы с умертвиями на кладбище…

Я честно и мужественно боролся со своими хотелками. Все четыре месяца. И было бы гораздо легче, если бы она оставила меня в покое, переключила свое внимание с меня на что-то другое. Или даже на кого-то другого.

Но нет. Она продолжала ходить за мной тенью, преследовать и в жизни, и в мыслях. Продолжала испытывать мое терпение. Прицепилась мертвой хваткой, как кровосос.

Такой интерес выглядел несколько безумным, ненормальным, ведь я не раз намекал ей, что между нами ничего не может быть в силу установленных правил.

Но на что я надеялся? Бунтарке чхать на правила.

И клянусь своими должностью и титулом: такими темпами скоро и мне станет на все чхать, и я претворю все сны с ней в реальность.

«Таким серьезным и задумчивым ты мне нравишься больше, — ворвался в голову ее мягкий издевательский голосок. — Но о чем ты думаешь, сверля взглядом мою попку?»

Боги, она сведет меня с ума.

Впрочем, мой взгляд и правда сверлил ее пушистый задок, но это вышло совершенно случайно.

Унимая жар в груди, выдал мысленный ответ:

«О том, что вас следует выпороть розгами. Быть может, жестокость — язык, который вы понимаете?»

Ее носик вдруг задергался, выдавая испуг. Ушки вытянулись.

«Дурак», — сказала всего лишь и положила голову на лапки.

Обиделась? В самом деле?

Обычно трудно было добиться от нее такой реакции. Так остро она еще точно не реагировала.

«Я пошутил, — произнес мягче и все же отважился погладить ее по голове. — Я не приемлю жестокое обращение, и в академии такие меры наказания недопустимы».

«Поэтому это место мне нравится чуточку больше, чем Дерил-де-Лой».

Я понял ее мысль сразу же, но предпочел промолчать.

Уж не знаю, как и чем наказывали ее дома, но тема с розгами и прочими не увеселительными инструментами для порки отныне под запретом.

Она молча дулась, а я больше не мог переключить внимание на проверку домашнего задания. Смотрел на нее. На то, как ее небольшое тельце аккуратно вздымается и опускается. Проклятье. Даже будучи кроликом она не дает мне сосредоточиться на моих же занятиях.

Медленно почесал ее между ушками и скользнул ниже, вдоль спинки, поглаживая нежно и почти невесомо. Не осталось незамеченным, как она на миг задержала дыхание.

«Я ведь сейчас голая, да? — пришла она к неожиданному выводу, и мои пальцы замерли у ее холки. — Можно сказать, ты меня лапаешь?»

«Что? — обомлев от такого выпада, я резко отдернул руку. — Ты в шубке. Не голая».

«Ага, а мою форму ты сжег. Так что я голая. Не отрицай, извращуга».

Маленькая нахалка.

Впрочем, она тоже не посмела бы отрицать, что ей нравятся мои прикосновения. Наверное, из-за чар она не просила прекратить, но все жене просила, и это спускало мой азарт с поводка.

На губы само собой наползла улыбка, и я прикрыл рот кулаком в попытке скрыть ее.

«Тогда тебе стоит побеспокоиться об одной вещи. — Поймав ее заинтересованный взгляд, я добавил: — После превращения ты действительно будешь абсолютно голой. И перед Хаосом клянусь: чары могут растаять в любой момент».

6. Маленький кусь. Диана

Не видела еще ничего и никого сексуальнее ректора в облегающей черной рубахе с закатанными рукавами, полностью увлеченного своей дисциплиной.

Я проторчала с ним в кабинете до самого вечера под насмешливыми и удивленными взглядами адептов. Наслушалась разного материала на занятиях первокурсников и лекциях третьего и четвертого курсов. Но вся информация мгновенно вылетала из головы. В основном я, как большинство студенток, пялилась на сильные руки магистра. Мышцы напрягались, когда он усердно выводил закорючки на доске. Хмурился, внимательно выслушивая вопросы адептов, и эту складочку между бровями жутко хотелось разгладить.

Реальная мечта, а не мужчина. Но я уже выросла из того возраста, когда он мне по-настоящему нравился и я желала стать его женой. Теперь он был нужен мне для иной цели.

Остальное время, не посвященное наблюдению за секси-шмекси ректором, я проспала. За исключением тех минут, когда студенточки облепляли стол Бекфорда, чтобы рассмотреть милашку-кролика. Кое-кто даже принес лакомства и угостил меня. Но парня, который тыкал в меня своей морковкой, ректор в гневе отогнал.

В очередной раз разлепив веки, потянулась и сладко зевнула. Ректора в кабинете не было, как и студентов. Осталась одна-одинешенька, а он, поди, ужинать пошел. Мерзавец.

Без толпы адептов в классе стало холодно. За окном уже было темно, в стекло ударяли большие снежные хлопья.

Глянула на напольные часы. Десять часов вечера. А я все в кроличьем обличье.

Зараза. Когда ж я стану собой?

Взгляд вдруг зацепился за щель между стеной и книжным шкафом, и я шустро спрыгнула на пол. Любопытненько. Тайный проход, значит? И куда ведет?

Будь я хоть немного похожей на свою соседку по комнате — прилежную Агнесс Тилл, которая и одно слово обидчикам боялась сказать, — осталась бы сидеть на месте и спокойно дожидалась бы ректора. Но я не была похожа на Агнесс. И меня ни один из профессоров ни под каким предлогом не назвал бы прилежной.

Увы и ах, бунтарство во мне неискоренимо.

Не мучаясь сомнениями, я с легкостью протиснулась в щель и оказалась в маленьком темном проходе перед винтовой лестницей, ведущей во тьму. Я не боялась темноты в отличие от Агнесс, но сейчас даже меня одолели колкие мурашки. Воздух тут был спертым, лестница наверняка вела в подземелье.

Но страшилась я вовсе не того, что могу застать внизу. Это было больше волнением, нежели страхом. Волнением перед открытием чужой тайны.

Слыша, как громко стучит сердечко, я принялась спускаться. И чем ниже оказывалась, тем ближе становился теплый свет свечей.

На последней ступеньке помедлила, вся сжалась, заметив ректора. Он стоял спиной ко мне у захламленного круглого стола и что-то… резал. Глухой стук ножа дрожью отдавался в моем кроличьем теле.

Я была права. Это подвал. Маленькая комната походила на лабораторию: всюду склянки, раскрытые книжки, образцы и части тела разных существ в банках. М-да. Некроманты такие некроманты.

— Почему вы прячетесь, Ла Ноэр? — не оборачиваясь, спрашивает магистр.

О боги, это первый раз, когда меня передернуло от неожиданности рядом с ним. На самом деле сейчас он выглядел пугающе. В этом подвале, с ножом в руках и штанах, перепачканных кровью…

«Потому что вдруг это ваша личная лаборатория и вы ставите здесь какие-нибудь страшные опыты».

Осмелев, я приблизилась к нему и обнаружила свисающую со стола руку умертвия.

Гадость.

Меня бы стошнило, если бы я уже не успела к ним привыкнуть. Все-таки я учусь на факультете Черной магии, Хаоса и Некромантии. Самый жуткий факультет. На занятиях, особенно практических, можно существ и пострашнее нежити повстречать.

— А вы сгодились бы за подопытную, — Бекфорд скосил на меня многозначительный взгляд.

Обалдел, что ли?

«Знайте: если вы меня сейчас убьете, то политического конфликта вам и вашему брату не избежать».

— Как знать. — Он равнодушно пожал плечами и продолжил что-то аккуратно выковыривать ножичком. — Иногда любопытно, что творится в вашем мозгу. Что вас толкает на безумства, на грубость и откровенное хамство. Думаю, я мог бы многое узнать, если бы осмотрел вас…изнутри.

Он говорил все это таким серьезным тоном, что я начала опасаться, как бы он не решил запульнуть в меня ножом. Бекфорд с оружием — страшный Бекфорд.

Немного отошла, скользнув взглядом по его широкой спине и круглой, наверное, твердой как орешек… эм-м… филейной части тела. Из кармашка торчало заветное письмо.

Бинго.

Допрыгнуть я не надеялась: он чересчур высокий для крольчихи. Пока он не додумался обратить на меня внимание, торопливо забралась на ближайший табурет, прыгнула и ка-а-ак впилась в этот роскошный зад.

— Твою нежить, ты что творишь?!

Деймон дернулся, но нож из руки не выбросил, лишь сильнее сжал рукоять — я заметила, как напряглись мышцы.

Хаос! Я чуть-чуть не достала до конверта.

— Диана!

Он попытался схватить меня, но я задергалась, ударив лапой по его руке. Острый слух уловил странный звук… Как будто ткань рвется.

Нет, не как будто. Штаны и правда начали рваться!

Я соскользнула вниз, оторвав от еголюбимыхбрюк — а иначе чего он так орет? — приличный кусок. Вылупилась на него, дергая носиком и не выпуская изо рта ткань.

Ректор резко обернулся и посмотрел на меня так, будто в самом деле намеревался зарезать. Клянусь, я еще никогда в жизни не видела его таким злым.

— Ла Ноэр, — прорычал он. И чего так рычит? Всего лишь маленький кусь...

Но похоже, ректору он маленьким не показался. Он вскинул руку и со всей дури пульнул в мою сторону нож.

Острие с глухим стуком вонзилось в щель в полу. Так близко. Буквально в дюйме от меня. Но я не успела испугаться еще больше: мир внезапно поплыл. Восприятие менялось, облик кролика стремительно спадал. Всего секунда — и я снова человек.

Только по-прежнему маленькая, на голову ниже ректора. И совершенно голая.

7. Одно условие. Деймон

— Отвернись! — рявкнула адептка, выплюнув изо рта кусок ткани.

Я не шелохнулся, хотя должен был. Залившись густой краской, она впопыхах наколдовала себе дымчатую одежду, которая скрыла все до колен, грудь спину и шею.

Но чего греха таить… Я успел исследовать едва ли не каждый дюйм ее кожи и даже заметил шрамы на плечах, шее и бедрах.

Запоздало сообразив, отвернулся. Сжал переносицу в попытке успокоить разбушевавшееся сердце. И непонятно, отчего оно бушевало: из-за вида нагой ученицы, сошедшей прямо из снов, или из-за того, что она впилась в мой зад и порвала штаны.

— Придурок, — бросила злобно, и я тотчас почувствовал, как ее пальчики скользнули по моим ягодицам. Да что ж такое?! — Надо было сразу отдать его мне!

Повернулся и застал ее за чтением письма. Какого…

— Отдай. — Потянулся к бумаге, но она отпрянула. — Ла Ноэр!

Мой выкрик не произвел никакого эффекта. Я следовал за ней, а она от меня ускользала. Все быстрее и быстрее. Черт ее сожри! Гонка по лаборатории в мое расписание не входила.

— Адептка, живо верни его!

Я схватил ее у стола, а она ударила меня бедром прямо по причинному месту. Прижалась спиной к груди, вжимая в стол и ни на миг не отрываясь от письма.

Не могу поверить, но я просто замер. И дышать перестал. Тепло женского тела обожгло мгновенно, и я почувствовал ее кожу сквозь дымчатую одежду. К слову, этот дым — обычный морок, он нереален. Потому я ощущал ее тело таким, каким оно было на самом деле, — обнаженным.

— Диана, — выдохнул глухо. — Лучше… отойди.

Она не обратила внимания ни на мою просьбу, ни на сквозившее предупреждение в голосе, ни на то, что я был чертовски напряжен.

Главное, сохранять спокойствие. Думать, о чем угодно, только не о ее мягких ягодицах, упирающихся в меня. Не о странном сочетании хрупкости и силы, сводящем с ума. Не о ее запахе…

Черт. Не устоял перед соблазном — втянул в себя сладкий аромат ее волос и тела. Это, кажется, вишня?.. Идеально ей подходит. Вкусная.

— Она выходит замуж?! — вскричала вдруг и сильнее сжала бумагу. — Это мелкая чертовка выходит замуж! За него! За моего жениха!

Ее злость на миг отрезвила. Читать дальше ей точно нельзя.

Резко развернул ее, обхватил за бедра и усадил на стол. Не успел вырвать из пальцев письмо: она вздернула руку, а после перебросила пергамент в другую.

— Не трогай! Я должна дочитать.

— Не должна, — ответил в тон ей и щелкнул пальцами. Бумага тут же вспыхнула, и Диана, шикнув, выронила ее. Это треклятое письмо обратилось в пепел, не достигнув пола.

Почему я не додумался сжечь его раньше?

— Какого хрена ты творишь?! — стукнула кулаками по груди, а я в ответ лишь сильнее прижал ее к себе. — Что было написано в конце? Почему приглашение пришло тебе, а не мне?

— Потому что я буду гостем, а ты член семьи. Принцессу и без приглашения пустят на свадьбу.

Спокойный ответ в один миг остудил ее пыл. Казалось, она даже начала соображать, в каком положении находится.

— Но меня не поставили в известность, — произнесла гораздо тише. — Я не получала письма. Почему?

Было три вещи, перед которым я не мог устоять.

Первое — яблоки в карамели. Наисладчайший вкус…

Второе — тренировочный бой с Винстаном, моим другом, товарищем и спасителем. Никогда нельзя было предугадать, кто из нас одержит победу.

И третье — печальный взгляд. Жалость просыпалась и проглатывала меня целиком, стоило мне узреть слезы или печаль на лице женщин.

Сейчас оказалось в разы сложнее. Грустное выражение лица было у девушки, сводящей меня с ума.

— Я не хочу расстраивать тебя ответом, — произнес настолько мягко, насколько мог. Осторожно провел пальцами от ее плеча до локтя, с каким-то нездоровым наслаждением чувствуя, как она вздрагивает от моих касаний. — Но ты и сама его знаешь.

— Тогда ты солгал, — шепнула она, и этот шепот — Хаос, такой соблазнительный! — едва не снес крышу. — Меня не пустят на свадьбу, потому что не ждут. Даже несмотря на то, что я член семьи.

Проклятье. От ее поникшего голоса сердце просто разрывается в клочья. Сгораю от желания и жалости одновременно. Что за больная реакция?

В последний раз я видел ее настолько грустной года три назад, на балу во дворце ее отца. Она умудрилась разбить башню из бокалов. Сколько шуму-то было. А отец влепил ей мощную пощечину на глазах у сотни людей.

Тогда я ощутил лишь жалость. Но теперь… вспоминая это, я ощущал бесконечную ненависть и гнев.

С тех пор я не замечал в ней ни грусти, ни страха. Обычно она не показывает слабости, и не стану таить: я искренне восхищаюсь ее несокрушимой силой воли. И сейчас продолжаю восхищаться, но уже тем, что она осмеливается показывать свою слабость мне.

Сознание пронзила дурная мысль, и я сразу постарался от нее отмахнуться, но…

Великий Хаос! Я просто не могу видеть ее такой.

— Диана Эйрена Ла Ноэр, — заговорил четко и уверенно, тотчас пригвождая к себе ее внимание, — позволите ли вы стать мне вашим сопровождающим на этом нечестивом мероприятии? Обещаю, что любой, кто посмеет обидеть вас, окажется среди умертвий на кладбище за академией. Либо в этой лаборатории в качестве подопытного. Мертвого подопытного.

Несколько секунд она тупо сверлила меня ошалелым взглядом, ненароком касаясь ладошками моих рук. А после засмеялась — звонко и беззаботно.

Со спины словно валун снесли — стало легче дышать.

— Даже мой отец? — она игриво улыбнулась, уже увереннее скользя ладонями вдоль рук.

Я мгновенно напрягся, немало удивившись такой резкой перемене настроения. Кожу пронзили мурашки, когда ее пальцы очертили мои ключицы.

Безрассудная девчонка.

— С ним будет сложнее. Но нет ничего невозможного.

Я старался говорить ровно и спокойно, но голос становился хриплее и ниже с каждым словом. Она это заметила. Черт возьми, и правда заметила. В этих очаровательных глазах появился странный блеск. Я еще не видел у нее такого. Слегка хищный, довольный, лукавый.

— Вы готовы ради меня пойти на такую жертву, магистр? — сказала она шепотом, подавшись вперед.

Беспощадно сократила между нами расстояние. Сколько же в ней скрыто коварства — удивительно. У нее было несколько преимуществ, но не о всех она догадывалась. Ее исключительная внешность и потрясающая энергия в их числе.

Но, возможно, она знала о главном: о том, что я попал в ее ловушку. Потому вела себя со мной, как кошка с мышкой.

Но вечно оставаться мышью я не собирался.

— При одном условии, — ответил с улыбкой. Не знаю, что именно ее напрягло — улыбка или мои слова, — но ее тело отреагировало моментально. Вытянулось как струнка.

— При каком?

Такой она мне нравилась больше. Хрупкой, уязвимой. Быть может, поэтому я и не стал сразу расколдовывать ее, хотя мог. У чар не было времени действия. Если бы захотел, превратил бы в человека еще после первой просьбы.

Но в том-то и дело. Я не захотел. Проявил слабость, поддавшись желанию подольше понаблюдать за ее хрупкостью и чувствительностью.

— Я нетерпелива, магистр, — она понизила голос до еле слышного шепота. — Чего вы хотите?

Твою же нежить.

Нетерпелива. Хотите.

Эти слова заставили кровь вскипеть.

Хочу.

С превеликим удовольствием я бы сказал, что хочу ее. Прямо здесь и сейчас. Всегда, когда вижу ее. До дрожи. До невыносимости.

И плевать на глаза, смотрящие на нас из пробирок. Плевать на кусок умертвия на столе позади нее.

Она снова что-то сказала, но я не слушал. Просто смотрел на нее и думал, что безумно хочу завалить адептку на стол и хорошенько…

Проклятье.

Не припомню ни одногораза, когда меня так сильно тянуло к женщине. Будь моя воля… Но ее не было. Ее придавил здравый смысл.

— Мне больно, — услышал я наконец и с ужасом уловил, как на ее глаза навернулись слезы.

Да будь я проклят! Чертово искушение было таким сильным, что я перестал контролировать силу и буквально впился пальцами в ее кожу на талии.

Отшатнулся — резко и на приличное расстояние. И почувствовал себя так, будто меня ударили. Но не она. А кто-то куда сильнее. К примеру, я сам.

— Я сопровожу вас на свадьбу, но взамен вы не пропустите ни единого занятия и сдадите все экзамены. Что касается моего предмета… Можете умереть, воскреснуть и снова умереть, но вы должны сдать его на «отлично».

Натянул на себя строгий вид, а она, к большому удивлению, выдохнула. И почудилось, что с облегчением.

8. Небольшая плата. Диана

Исключение прогулов из моего учебного плана казалось небольшой платой. Взамен меня ждало нечто более ценное.

Бекфорд сопроводит меня на свадьбу моей недальновидной сестры. О большем я пока не могла и помыслить. Впрочем, я в любом случае заявилась бы на мероприятие, сопровождал бы меня кто-нибудь или нет — неважно. Но с Деймоном вероятность, что меня выгонят в первую же секунду, исчерпалась. Никто не посмеет выставить пару принца Эрисфейла за дверь и тем самым опозорить его. Меня опозорить могут запросто, но если бы я была одна. С ним я буду как за каменной стеной. Идеально.

Уже предвкушаю, как вытянутся в удивлении лица маменьки и сестрички, как только они завидят меня под руку с Бекфордом. О, он в триллион раз лучше партии моей сестры, и о таком муже можно только грезить.

Я и грезила раньше, когда была обручена за герцогом Ролландом Дерионом Лирром. Он старше меня на тридцать лет, обручили нас сразу после того, как мне исполнилось четырнадцать. Хуже мужа и представить сложно. Но я готова была выйти за него во благо королевства. И вышла бы, если бы…

Если бы по прихоти брата я не лишилась красивого личика. Ничто так не ценилось в королевстве Дерил-де-Лой, как безупречная красота. По крайней мере, в тех местах, которые не скрыты одеждой.

За любой изъян на видном месте из двора выпирали. И это ни капельки не шутка, а суровая реальность, которой упиваются аристократы-чернокнижники.

Брат разукрасил кинжалом мое лицо, и что-то удалось вылечить лекарям, но что-то и осталось. Радужка левого глаза почернела, будто вобрала в себя всю ту тьму, с какой меня покалечил Теодор. Осталось два шрама, уродливо рассекающих бровь и глаз.

Я стала посмешищем. Меня перестали замечать, забыли, кто я и кем была. Ни о какой свадьбе теперь не могло идти и речи. От меня чудом не избавлялись шесть лет. Но я все же иссушила чашу терпения отца, и он сослал свою старшую дочь-урода в академию Дивинат. Подальше от королевства, туда, где из меня должны были выбить дурь.

Никто не навестил меня за это время, никто не написал и маленького письма. О грядущем событии и то узнала через Бекфорда.

Похоже, Далина заняла мое место. Теперь она будущая жена герцога. И не скажу, что я расстроилась из-за потери жениха…

Пф-ф, нет, конечно! Меня бы стошнило в первую нашу брачную ночь от вида его дохлого, старого голого тела. Он самым настоящим образом напоминал нежить. Пусть его обществом упивается сестра.

Куда больше меня расстраивало, что этой дуре достанется все, что должно было достаться мне. Слава, внимание, сила… Власть.

Моя власть, к которой я готовилась с рождения. Пока сестрица и брат играли в куклы и капризничали, я училась. Пока их баловали и водили, куда они пожелают, я из кожи вон лезла на занятиях с королевскими учителями. Меня готовили к престолу, который увели из-под моего носа буквально за один вечер. За два шрама и черный глаз.

Я их всех ненавидела за то, что они со мной сотворили. Всю свою меркантильную и фанатичную семейку. Они совершили ошибку, вычеркнув меня из семейного древа. И я ни за что не прощу им этой оплошности.

— Поразительно, — выдернул из гнусных мыслей язвительный голосок деканши. — Я что, сплю? Только во сне в мой класс могла заявиться сама Ла Ноэр.

Боги, на ее яд мне было начхать. За четыре дня я так умаялась, что с утра до вечера думала о том, как бы поскорее оказаться в постели и чуток поспать.

Да, к условию ректора я отнеслась со всей серьезностью. Стойко выдержала четыре дня без прогулов. И каждый преподаватель дивился, как и мадам Тельтрейн, когда я показывалась среди студентов.

Мне было сложно. Очень сложно. Я не усвоила материал, который они проходили с сентября, потому большую часть занятия тупо моргала и пыталась списать у соседки по парте. Я, конечно, не из глупых и кое-что смыслила, но на вопросы преподавателей в большинстве случаев ответить не могла. Их недовольно поджатые губы и неодобрительное покачивание головой начали сниться мне в кошмарах.

Но стоит признать, никто еще не отважился настучать на меня ректору. А за что, собственно? На занятия-то я прихожу. Успеваемость — отдельный разговор. И наживное дело.

— Сегодня пойдет дождь из нежити, — так и не дождавшись ответа, продолжила пускать яд деканша и сложила руки на пышной груди. — Или вы просто ошиблись дверью?

— Извините за опоздание. — Пропустила мимо ушей ее пафосное поведение. И постаралась не обращать внимания на любопытные взгляды адептов и их перешептывания. — Я была в библиотеке, искала учебник.

В доказательство приподняла руку, в которой держала книгу по наведению порчи. Вот уж в самом деле подходящий для такой язвы предмет — мадам Тельтрейн вела сглаз и порчу. Поэтому в некотором роде ее стоило опасаться. Она ж меня взглядом удавит, если только узнает, сколько времени я провожу с ее любовью всей жизни.

— Долго же вы его искали. Аж четыре месяца.

Кто-то прыснул со смеху от колкости деканши, а мне это представление уже порядком надоело. Никто из преподавателей не отреагировал на мое появление так же остро, как мадам Тельтрейн. Она отдельный вид существ, таких в природе больше не существует. Гибрид из фурии Хаоса и самой ядовитой змеи — пятнистой кобры.

— Можно пройти? — спросила, подавив негодование.

Часть сарказма деканши разбилась о мое напускное спокойствие. Она хмыкнула и без лишних слов приглашающе махнула рукой.

— Продолжим, — чуть строже, с видом непоколебимого профессора сказала она. — Послушаем доклад мисс Ройлин. Во втором полугодии она пишет научную работу о рунической порче…

В дальнейшую чепуху я вслушиваться не стала. Прошла в самый конец аудитории и опустилась на свободное место, которое, к слову, освободилось только благодаря тому, что парень за партой удосужился убрать со стула сумку.

Помимо его глуповатой улыбки я отметила нашивку на кителе. От моей она отличалась цветом. У всех адептов факультета Черной магии, Хаоса и Некромантии нашивка была изумрудно-зеленая, но у этого парня оказалась небесно-голубой. Он из стихийников. И чего забыл на дисциплине, которая никоим образом не относится к стихийному направлению?

Спрашивать не стала. Говорить с кем-либо в принципе не хотелось, так что я показательно положила рюкзак на стол и улеглась на него, пряча лицо.

Бекфорд сказал не пропускать занятия, но и словом не обмолвился, что я должна на них делать.

— Я тебя еще ни разу не видел на предмете Тельтрейн, — донесся до ушей шепот соседа по парте.

Черт. Разве по мне не видно, что я не жажду заводить знакомства?

— Почему вдруг пришла?

Вздохнув, я все же повернула к нему голову. Прежде чем заговорить, бегло осмотрела его приветливое, не лишенное красоты лицо. Серые глаза, аккуратный контур губ и выразительные скулы. Красивый блондин. В духе стихийников.

— Я на грани отчисления.

Что ж, лжи тут нет. За прогулы меня могли отчислить, но только перед экзаменами, если так и не получу к ним допуск.

— Сложно будет нагнать материал. Особенно по дисциплине Тельтрейн. Она довольно требовательная… — Он сочувствующе поджал губы. А спустя несколько секунд его лицо озарила улыбка. — Я могу дать тебе свои конспекты. С ними будет проще.

Он достал из сумки три толстенные тетради и придвинул ко мне.

Какой щедрый. Но это больше пугало, чем восхищало. Мы с ним даже незнакомы.

— Готов помочь заядлой прогульщице, которую не знаешь? — Я выпрямилась и ради интереса открыла первую тетрадь. Аккуратный почерк. Вероятно, в отличие от меня он страстный ученик. — Ты либо чересчур добрый, либо надеешься что-то получить за такую помощь.

— Нет, ничего не нужно. — Он как будто слегка смутился, продолжая улыбаться. — Я просто знаю, каково это — догонять остальных.

— В самом деле? По тебе не скажешь, — я многозначительно кивнула на тетради.

— Со временем я поменял свой взгляд на учебу. И кстати, я знаю тебя. Твое имя в академии на слуху, Диана.

Еще бы!

Новенькая, умудрившаяся в первом полугодии побывать в кабинете ректора столько раз, сколько не бывали старшекурсники за все пять лет учебы.

— А я тебя нет.

Захлопнула тетрадь, но не отодвинула. Пренебрегать такой подачкой не стану: его конспекты лишними не будут.

— Я Лиам. — Парень протянул мне руку, и я уверенно ее пожала. — Лиам Даррен. Стихийник.

— Кстати говоря… Что ты забыл в логове фурии? Стихийники не проходят сглаз и порчу.

— А, это дополнительное занятие. Каждый вправе выбрать факультатив другого направления.

— Не может быть, чтобы ты не нашел ничего интереснее порчи.

— Это довольно интересно, — решительно заверил Лиам. Верится с трудом. — Ты поймешь, когда углубишься в эту тему. Я записывал все самое важное и интересное. — Он похлопал по тетрадям. — Так что ты втянешься, уверен.

Он меня не знает, так что точно не втянусь. От вида его толстенных тетрадей на плечи сыпались мурашки. Но все-таки я положила их в рюкзак.

— Спасибо, — сказала шепотом, почувствовав на себе испепеляющий взгляд деканши.

Кажется, Лиам тоже заметил, что своей тихой беседой мы привлекли внимание злого ока, так что оставшееся время до конца занятия мы провели в молчании. Но если он внимательно слушал доклад адептки, то я спала с открытыми глазами.

9. Стихийник. Диана

— Задержитесь, адептка Ла Ноэр, — остановила меня фурия прямо у выхода.

Проклятье! Я еле высидела полтора часа, слушая ее нудный голос. Еще несколько минут не вынесу.

— Удачи, — Лиам улыбнулся и быстренько скрылся за дверью.

Мы с деканшой остались наедине. Хуже кошмара просто быть не может.

— Да, мадам Тельтрейн?

Обернулась к ней, крепко стиснув пальцами тетрадь.

— Ты многое пропустила, Диана, — сказала она с поразительным спокойствием и уселась за стол. — Как понимаю, решила наконец-то взяться за ум. Или это был разовый приход?

Острый взгляд темных глаз впился в мое лицо.

Бр-р, меня от нее реально в дрожь бросает.

— Нет, я намерена посещать каждое ваше занятие, как и занятия других преподавателей, до конца полугодия. А после сдать экзамен.

— Ну, прежде всего нужно получить допуск… — как бы невзначай заметила она и открыла журнал. — А у вас его нет и пока что не предвидится. До недели выходных вы вряд ли успеете усвоить хотя бы половину пройденного материала. Но мне нужно увидеть результаты, Ла Ноэр.

Деканша посмотрела на меня так внимательно, словно собиралась содрать с меня шелуху и глянуть, что там за ней: тупость или все-таки есть что-то обнадеживающее.

— На следующий день после Снежного бала я жду вас на дополнительном занятии, — отчеканила она.

Чего-чего? Что это вообще значит?

— Проверю, на что вы способны. Если результат меня не порадует, я дам вам неделю, которую вы проведете за зубрежкой. Это как раз будут выходные. После вы напишете контрольную и несколько докладов, чтобы набрать хотя бы минимальные баллы. Есть вопросы?

Уйма!

От «На кой черт мне это надо?» до «Вы действительно думаете, что я буду себя так мучить?»

Но я ничего не спрошу. Естественно мне все понятно, и поблажек от преподавателей я не ожидала. Но я не думала, что учеба поглотит меня до такой степени, что я забуду о ректоре. Забуду о главной цели.

— Нет, мадам. Вопросов нет.

— Прекрасно. — Ее губы растянулись в довольной улыбке. — Не разочаруйте меня и своих родителей, Ла Ноэр. Свободны.

Из аудитории я вылетела стрелой и в паршивом настроении. Оно и так было дурным, но ухудшилось в разы сразу после упоминания родителей.

Не разочаровать, значит? Ха! Я разочаровала их уже тем, что осталась жива.

Треклятый Бекфорд. А получше условие придумать не мог? Он же самым наглым образом подписал меня на каждодневные пытки. Уж лучше бы изволил заняться со мной сексом. Это хотя бы принесло удовольствие не только ему, но и мне. Явно побольше удовольствия, чем зубрежка материала, который мне в жизни не понадобится!

— От тебя искры летят, — прозвучал за спиной насмешливый голос, и кто-то с осторожностью придержал меня за запястье.

Я замерла у окна, чувствуя, как пыл утихает.

— Тельтрейн нагрузила? — спросил Лиам — я наконец поняла, что это он.

Какое странное чувство легкости вдруг омыло грудь. Будто ветром сдуло все проблемы. Это было похоже на… магию.

— Ты это делаешь?

— Что? — Лиам удивленно приподнял брови.

— Забудь… — Махнула рукой, усаживаясь на подоконник. Лиам последовал моему примеру. — Да, фурия решила изничтожить меня до экзаменов. Еще и после бала назначила дополнительное занятие…

— Знаешь, — парень неожиданно ехидно заулыбался, — а ты акцентируй внимание на ее родинке чуть выше бровей, когда разговариваешь с ней. Это помогает избегать ее прямого недовольного взгляда.

Понятия не имею, что удивило больше: его откровение или скрытое коварство, выставленное в данный момент в наиглупейшем виде. Я не удержалась от улыбки.

— Ты что, уже так делал?

— Конечно. Частенько, — признался он, усмехнувшись. — Мне страшно от ее взгляда, так что я стараюсь смотреть на эту родинку.

— Это рискованное дело. Я бы не отважилась не смотреть на нее, когда она смотрит в упор.

— Что ж, мне приятно знать, что перед Тельтрейн дрожишьдаже ты.

Он сделал акцент на последних словах, из-за чего я не удержалась от вопроса:

— Даже я? И что же во мне такого?

— Ну… — Его взгляд резко изменился на более сосредоточенный. Сосредоточенный на мне. — Ты чистокровная чернокнижница. Наследница.

— Уже нет, — выдохнула мрачно. — И не говори, что ты не знаешь о ситуации в Дерил-де-Лое. О ней знают все. Мои шрамы, — я показательно провела пальцем по рубцам на лице, — мое клеймо.

— А на мой взгляд, они тебя только красят.

Я не могла назвать себя той, кто смущался от присутствия мужчин. Или от одного лишь комплимента. Но эта похвала была крайне неожиданной. Еще никто не говорил, что мои шрамы — мой шарм. В основном едва ли не помидорами закидывали…

Потому я и смутилась. В самом деле смутилась. Почувствовала, как лицо заливает краска, и, улыбаясь, увела взгляд.

— Ла Ноэр!

Громоподобный бас махом выбил из меня все смущение, и я резко спрыгнула с подоконника. И не я одна. И Лиам, и остальные адепты, проводящие свободное время в коридоре, вытянулись в струну при виде ректора. Он надвигался на нас твердым размашистым шагом и выглядел… ну о-о-очень злым.

Я даже начала прокручивать в голове последние четыре дня. Где могла оплошать, и кто на меня донес?

Ректор навис надо мной, но смотрел почему-то на Лиама.

— Адепт Даррен, у вас вроде бы урок у паладина Эль-Нидэриона. Поспешите в аудиторию, — выдал он твердым голосом. От него так и веяло холодом.

— Так еще двадцать минут до… — начал было Лиам, но Бекфорд оборвал его жестом руки.

— Уверен профессор оценит вашу пунктуальность. Поворкуете с Ла Ноэр в следующий раз. А сейчас она опаздывает на отработку.

Твою же нежить. Какая такая отработка?

— Ладно… — Лиам стащил с подоконника сумку. — Увидимся.

Я робко помахала ему и с опаской подняла взгляд на ректора.

Боги, лучше бы я этого не делала. Он напоминал медведя-нежить, который в прошлом месяце хотел сожрать меня на практическом занятии.

— За мной. Бегом, — процедил мужчина тихо, но в разы угрожающе, чем раньше, и быстро зашагал по коридору, провожаемый испуганными взглядами адептов.

Я со всех ног припустила следом.

Хаос! Я еще ни разу не столкнулась с ним после того разговора в лаборатории. И я прилежно выполняла его условие — не прогуливала.

Ну что?.. Что я успела натворить?!

10. Отработка. Деймон

Сорвался. Вот так глупо… При виде ее раскрасневшихся щек и смущенной улыбки, посвященной этому плутоватому стихийнику.

А ведь так стойко держался… эм-м… четыре дня. Это был успех.

Адептку я практически не видел. Пару раз попадалась на глаза в столовой и библиотеке. Изредка замечал издалека, как она мчится по галерее, явно спеша на урок. Она с максимальной для нее серьезностью подошла к нашему уговору. Хотя я был уверен, что на занятиях она больше дремала, чем слушала. Но все же присутствовала.

В какой-то степени я был этому рад. Исключительно потому, что она меньше стала мелькать перед глазами и отвлекать меня от своих непосредственных обязанностей. Глубоко в душе я надеялся, что она наконец-то заведет полезные знакомства, переключит свое внимание с меня на других.

И по сути так и случилось. Она разговаривала с другим. Смеялась. Посвящала ему свою улыбку.

Я должен был выдохнуть с облегчением. Но — сволота такая — облегчением и не пахло!

Все, что чувствовал, это сильное жжение в груди. Как будто меня облапошили. Как будто увели мое прямо у меня из-под носа.

Проклятье. Я что, ревную?

Нет. Я ведь готов был уйти сразу, как заметил ее. Да, с бушевавшей внутри злостью. Да, с желанием разрубить надвое тренировочный манекен, представляя на его месте треклятого Даррена. Но все-таки намеревался уйти и оставить себя и ее в покое.

А она смутилась — пожри ее, Хаос, — и удерживающая меня цепь рассыпалась прахом.

И что мне теперь с ней делать? Нет, есть, конечно, пара вариантов… Но я запер их во тьме и зарекся даже не думать об этом.

Какая к черту отработка? Единственное, что она должна была сделать, это отдраить туалеты. Но вроде как с этим справилась адептка Эдельте… Уверен, Диана заставила ее в одиночку вылизать туалетные комнаты до блеска. Не знаю, каким образом и какими угрозами она этого от нее добилась, но туалеты были чисты и наказание себя исчерпало.

И сейчас на ее счету — что просто поразительно! — не было ни одного промаха, за который можно было назначить отработку. Ну, если не учитывать старые грешки…

— За что я должна отработать? — подала она голос, когда мы вошли в аудиторию.

Черт его знает за что.

Но не могу же я отпустить ее после того, как с таким остервенением вырвал из лап адепта? Вообще не могу.

— Покажите мне конспекты, которые вы вели на моих занятиях, — сказал решительно, повернувшись к ней.

И чуть не обомлел от сверлящих меня глазищ и от того, как она с задумчиво-хмурым видом покусывает нижнюю губу. Так и захотелось дотронуться до этих розоватых губ, слегка оттянуть и услышать свое имя…

Заложил руки за спину. На всякий случай.

— Конспекты? — уточнила, переплетя между собой пальцы. — Я не вела…

— Отлично! — выдал с энтузиазмом. Она аж отшатнулась, округлив и без того большие глаза.

Взял со стола записи одного из адептов, бросил на парту и добавил:

— Перепишите все термины, определения и формулы. Здесь и сейчас. Тетради оставьте на столе, аудитория закроется сама после вашего ухода.

Я уже хотел выскочить, бросив ее наедине с конспектом и проклятиями, которые она наверняка произносила мысленно по отношению ко мне.

Но она задержала, нагло перегородив путь своей маленькой фигуркой.

— Это обязательно, магистр? — улыбнулась в своей манере.

Это обезоруживало. Абсолютно всегда. Я ощущал себя голым перед ней и лишенным магии, стоило улыбке озарить это хитрое личико.

— Разумеется, — произнес слегка глухим, но по-прежнему твердым голосом.

Однако ей этого хватило. Всего лишь одного шаткого, неуверенного звука в моем голосе, выдавшего меня с потрохами. Вряд ли она догадывается о слабости, которую я к ней питаю, но знает точно, что может вывести меня из равновесия. И нахально этим пользуется.

— Может, лучше выпьемчаю?

Чай? Где-то я уже слышал это.

Не успел разбить ее замыслы в пух и прах: она безжалостно приблизилась, деря своим ароматом ноздри. Близко. Опасно близко.

Втянул в себя воздух, пропитанный ее особым запахом, и чуть не сорвался. Чуть не прижал ее к себе. Чуть не потянулся к губам. Чуть не забыл про все на свете и не решил выпить с этой искусительницей чертов чай.

Вовремя остановил: ткнул ей пальцем в лоб, не давая стать еще ближе. Ее это изумило, а меня покоробило. Палец, серьезно? Я с ужасающей ясностью осознал, что могу позволить себе коснуться ее только пальцем. Но этого могло быть достаточно, чтобы свести меня с ума. И ее, возможно, тоже…

Резко отшатнулся, дернулся к двери, выдав:

— У вас много работы, адептка.

— У меня же окно! — воскликнула возмущенно. Кажется, первый план по совращению ректора-идиота провалился, и она решила одержать победу иным способом. — Почему я должна делать это прямо сейчас?

Сколько же усилий понадобилось, чтобы подавить желание показать, за что и почему она должна была это сделать. И хотя я смутно понимал, что она не виновата в том, что меня к ней тянет (хотя это наглая ложь, еще как виновата), я все равно желал схватить ее, усадить на стол, сорвать одежду и…

И, в общем-то, нельзя.

— Потому, — выдохнул первое приличное слово, которое пришло на ум, и вышел в коридор с такой тяжестью в груди, что она едва не затянула меня обратно в кабинет.

11. Гадание на ромашке. Деймон

— Ты сегодня удивительно жесток, — прокомментировал мой очередной выпад Винстан.

Мы уже около получаса боролись на заднем дворе академии. Довели себя до такого состояния, что с нас бежал пот — рубахи можно было руками выжимать. Лютый мороз, сплошные сугробы, еще и небо хмурится, а мне жарко до такой степени, что я готов нырнуть в снег нагишом.

— В твоей пылкости виновна Диана? — неожиданно выдал Винс, и я стремительно скрестил с ним клинки.

Он не помогает. Совершенно. А обычно бывает наоборот. Любой бой с Бертингером уносил ярость прочь.

— Не надо, — процедил сквозь зубы.

— Да брось, — улыбнулся он, отталкивая меня от себя. — Я давно догадался о твоем тайном увлечении.

— Не понимаю, о чем ты.

— Лгать ты не умеешь. В особенности мне.

— Ну и? — Я отошел на безопасное от него расстояние. — Что ты хочешь услышать?

— Правду, разумеется.

— Например, о том, что ты флиртуешь с адепткой Лидс в свободное от занятий время?

Такой выпад ему пришелся не по вкусу.

В глазах друга вспыхнуло пламя — наичистейшее и пропитанное злобой.

— Не стану отрицать, — он пожал плечами, но злость никуда не делась. Похоже, не один я страдаю вниманием к студентке. — Но что в этом зазорного?

— Ты шутишь? — Искренне удивившись, я даже забыл о своем гневе. Но на его месте возник иной, и пусть был не таким сильным, как предыдущий, я уверенно двинулся на противника. — Что в этом зазорного? Ты нарушаешь устав академии.

Резко выбросил меч, но Винс избежал удара.

— Еще и втягиваешь в это девчонку, — рыкнул, обернувшись.

— Все гораздо безобиднее, чем ты думаешь.

— Обидно будет, когда ее исключат, а тебя сошлют преподавать в какую-нибудь школу на окраине королевства.

— Но ты же этого не допустишь? — весело сказал Винстан и в знак примирения вогнал меч в снег.

Этот жест выбил из моей груди вздох. А вместе с ним и гнев.

Конечно, я не допустил бы этого. Куда бы ни завела Винса увлеченность адепткой, я с готовностью встану на его защиту. Он мой друг. Мы прошли огонь, воду и поле, усеянное нежитью. Прикрывали друг друга, спасали. И за свои грешки оба оказались в академии Дивинат.

Во мне нет такой тьмы, которая толкнула бы меня предать его доверие. И я не был ни в чем так уверен, как в том, что и Винс придет мне на помощь в любой момент.

— Слушай, она же тебе нравится… — начал он, когда мы оба уселись на снег.

— Не нравится, — возразил сразу.

— Нравится.

— Не нравится.

— Да нравится же.

— Она мне не нравится.

— Мы что, на ромашке гадаем?

Винс глубоко вздохнул. Я явно выводил его из себя, но ничего не мог с этим поделать. Признаться вэтомсамому себе? Ничего сложнее в моей жизни еще не было.

— Если не нравится, тогда ты просто конченый мерзавец, которому вздумалось воткнуть свой жезл в бедную адептку.

— Хаос, заткнись! — Толкнул его в плечо, за что словил издевательский смех. — И не упоминай эти жезлы. Хватает того, что ты везде таскаешься со своим посохом.

Пока он не начал возмущаться, я кивнул на элегантную палку, вонзенную в снег. Винс подавил возмущение, оправдания — все то, что он хотел выдать в отместку.

— Думаю, ты тоже ей нравишься, — сказал он спустя недолгое молчание. После его слов с неба посыпались первые хлопья снега. Кажется, будет метель. — Нет, по-моему, она одержима тобой.

— Может быть, — нехотя кивнул.

Одержимость Ла Ноэр была явной, но она проявляла ее только наедине. В остальных случаях вела себя сдержанно. Но люди не слепые — рано или поздно все обо всем узнают.

— Тогда в чем проблема? — несколько изумленно спросил Винс. — Вас обоих тянет друг к другу. Исключи ее уже, и будет вам счастье. Она не очень-то рвется ко всей этой некромантской чепухе, видно же. А если она перестанет быть студенткой, то теоретически между вами не будет никаких запретов и преград.

— Будут.

Они были, есть и будут. Диана совсем не та принцесса, которую одобрит мой брат. И я не та партия, которую примут ее родители. Конечно, король и королева Дерил-де-Лоя в нынешних обстоятельствах не очень беспокоятся о благополучии своей дочери. Но если я предстану в роли суженого принцессы и дам хоть малейший повод для слухов, между королевствами возникнет раздор.

Больше Диана не наследница. И не может ею стать всего-то из-за каких-то шрамов. Все это знают.

Но со мной у нее может появиться шанс и реальная надежда.

12. Отбросы. Диана

День начался отвратительно. Мало того, что я просидела вчера до позднего вечера в аудитории, пока все не переписала и у меня на пальцах не появились мозоли. Так еще рано утром меня разбудила моя соседка Агнесс, в панике сообщив, что у нас внеплановое практическое занятие на кладбище.

Я ее удавить хотела. Или выбросить из окна. Но вовремя себя остановила. Понятное дело, что соседка не виновата; я сама попросила ее будить меня и заодно предупреждать об изменениях в расписании.

Как итог: я не выспалась, не поела, потому что случайно уснула в ванной, чистя зубы, и Агнесс пришлось будить меня во второй раз. Ко всему прочему на практику заявилась мадам Тельтрейн, хотя некромантию у нас ведет ректор. Но у того возникли неотложные дела, на замену пришла его правая рука, бла-бла-бла…

В общем-то, это к лучшему. Видеть его в данный момент совсем не хотелось. Я еще от вчерашнего внезапного наказания не отошла, да и выглядела сейчас не лучше умертвия, которое откопали адепты.

— Осторожнее с черепом, Тейлин! — рявкнула деканша, стоя, к слову, у дерева, подальше от раскопанной могилы. — Выронишь и повредишь мозг — будешь объясняться с ректором!

Адепт виновато поджал губы и уже с предельной осторожностью придержал голову нежити, пока еще пара студентов вытаскивала из ямы остальное тело.

Больше всего в практике я ненавидела как раз-таки такие раскопки. От вони мертвецов скручивало желудок, потому никто не решался принимать пищу перед занятием. Благо я не успела позавтракать.

Не знаю, кем был этот откопанный бедолага до того, как пополнил ряды мертвецов на кладбище за академией, но после смерти он определенно стал более значимым, чем до всего этого.

Дело в том, что вся нежить в земле — это люди, которые при жизни были без дома и родных; «отбросы» или «бесхозный мусор», как порой выражались адепты. Люди, которым просто не повезло и их настигла смерть. А также животные. Благодаря специальным артефактам, созданным ребятами с факультета Артефакторики и Тотемной магии, юные некроманты с легкостью отыскивали трупы, а после закапывали на кладбище академии.

Обычно нужно около двух-четырех лет, чтобы произошло скелетирование трупа, но земля здесь пропитана магией, поэтому процесс разложения происходит гораздо быстрее. Однако не всегда некромантам требуются скелеты: в основном кости нужны для усиления оружия. Особую ценность представляют несильно разложившиеся мертвецы. Уже вроде бы и нежить, но человека напоминает.

Жидкость, получаемая некромантами из нежити, необходима для создания мощных эликсиров и зелий. В особенности это помогает целителям и жрецам — они могут создать лекарство практически от всех болезней.

Удивительно, каким полезным становится человек после смерти, даже если до нее он был никем.

Пожалуй, это одна из немногих дисциплин, в которой я смыслила. Опять же из-за Бекфорда: его занятия я вообще не пропускала. Ну, и спать тут не получится, нужно всегда быть начеку. Нежить не такая уж и мертвая — очнуться и напасть может в любой момент. Но такое случалось редко. В этом году мне не повезло первой: мертвый медведь очухался, как только мы его раскопали, и чуть не разорвал меня на куски. Ректор успел его испепелить. А потом расстроенный и разгневанный ходил… Такой экземпляр уничтожили!

— Адептка Ла Ноэр, вам выдать особое приглашение к могиле? — деканша нагло оторвала меня от наблюдения за студентами и сканирования трупа. — Не стойте, помогайте. Это командная работа, но вашу часть никто делать не будет.

Говорила она уже слегка охрипшим голосом. А нечего глотку рвать на морозе.

Правда, жалко ее было. Ну, немножко. Она не тратила магию на то, чтобы согреть себя, а берегла на случай непредвиденных ситуаций. Поэтому стояла укутанная в меховой плащ и дрожала.

А вот нам не холодно, кровь бурлит, грешным делом занимаемся — могилы раскапываем. Хотя у некромантов в данном случае слово «грех» утрачивает свою силу.

— Ла Ноэр! — вскипела мадам. — На могилу! Бегом!

А нет… Беру свои слова назад. Не жаль мне ее. Вообще не жаль.

Закатив глаза так, чтобы она это увидела, я закончила подпирать дерево и, схватив лопату, прошла к уже почти раскопанной могиле.

Понадобилось немного времени, чтобы закончить раскопку, и я умудрилась привыкнуть к смраду, которым, поди, уже пропиталась до кончиков ногтей. Жутко хотелось принять горячую ванну, потому я ускорилась по максимуму. Но из-за спешки чуть не оторвала умертвию ногу, когда мы с парочкой адептов вытаскивали его.

— Осторожнее, — шикнул на меня один из них. — Мадам тебе потом твою ногу оторвет. Или даже ректор.

О нет, Бекфорд мне вряд ли что-то оторвет. Он меня и пальцем тронуть боится. Устав академии, все дела… Все страшится, что я его съем.

— Эй, у него глаза двигаются, — выпалил второй и замер.

— Не говори ерунды. Тяни уже, а! В туалет хочется, жуть.

Парни продолжили тянуть вверх, а я подталкивать снизу, но нежить вдруг самым нахальным образом ожила. Вскинула руки, и эти балбесы от неожиданности отпустили ее. Мертвец заехал мне ногой по лицу, отчего я свалилась прямо в яму.

Проклятье!

Поясницу тут же пронзила тупая боль, лицо зажгло. Коснулась щеки, размазывая кровь. Черт. Этот проклятый расцарапал мне скулу своими когтями на ноге. Чудом в глаз не попал.

— Назад! — послышался крик деканши. — Все назад! Живо!

13. Мое пламя. Диана

Я не видела, что за возня происходит наверху. Но первым, что показалось, было лицо мертвеца. Перекошенное от злости, со страшными пастью и зубами. Некогда стеклянные глаза полыхали зеленым огнем.

Я и встать-то не успела, как этот урод спрыгнул в яму и двинулся на меня. Хотела испепелить его, но мадам Тельтрейн опередила. Тело умертвия обволокло ярким изумрудным пламенем, и он издал дикий, нечеловеческий вопль.

Жуть. Их ничто не брало, кроме огня.

— Вылезай! — Деканша протянула мне руку, и я без промедления ее обхватила. — Ты в порядке? — спросила, когда я вылезла, и, не дожидаясь ответа, схватила за подбородок. Внимательно осмотрела рану. — Иди к мадам Джослин. Сейчас же.

— Все нор…

Я осеклась, как только за спиной мадам возникло другое умертвие, и резко ее оттолкнула. Сама не увернулась — нежить ударила когтистой рукой прямо по груди, и я свалилась наземь.

— Еще один! — раздался женский крик.

Хаос, что происходит?!

Еле отползла от нацелившегося на меня мертвеца, с ужасом заметив, что все — абсолютно все — откопанные умертвия ожили. А их шестнадцать штук!

— Не подходите близко! Сжигайте! — закричала Тельтрейн, вскочив на ноги.

Она хотела было наслать огонь на нежить, но он с рыком столкнул ее в яму. Послышался отвратительный хруст. О боги…

На кладбище начался настоящий хаос. Адепты пытались сжечь восставших, но не все в достаточной мере владели стихийной магией, да и многие уродцы с поразительной изворотливостью избегали ударов.

Я едва умудрилась встать, прежде чем нежить вспорола бы мне лицо. Вскинула руку, желая бросить огненный шар, но тот даже не появился.

Черт. Черт, черт, черт! Как же не вовремя меня начала подводить магия.

Не придумала ничего лучше, чем бежать. Хотя сейчас это было лучшим решением!

Уродец нагнал меня у ворот и повалил в снег. Острые зубы тотчас вонзились в ногу, и я не сдержала болезненного крика.

— Пошел прочь! — оттолкнула его ногой.

Наконец источник забурлил от магии. Подскочила и врезала кулаком, объятым фиолетовым огнем, по изуродованному лицу нежити.

Тот завопил, и почему-то от этого вопля все его мертвые товарищи замерли и повернули к нам головы. Всего секунда их ступора — и они бросаются в мою сторону.

Твою же мать!

Я и сдвинуться не смогла: покалеченный мной мертвец с новыми силами накинулся на меня. Вонзил когти в плечи, раздирая и китель, и кожу. От испуга обхватила его лицо, не давая ему приблизиться.

Почему никто не говорил, что умертвиянастолькосильные?! Я с трудом удерживала его. Все тело ныло, в особенности раны. Сердце чуть из груди не выпрыгивало, а горло обжигала желчь. Худший в моей жизни день! Самый худший!

Ну где же мой огонь, когда он так нужен?..

Я пыталась его нащупать, отыскать хоть нить, которая поможет избежать несущейся на меня толпы мертвецов.

Надежда чуть не покинула сознание. В последний момент кровь сильнее забурлила в венах, и я ощутила, как все тело изнутри и снаружи охватывает поистине адским пламенем. Ярко-фиолетовый огонь вырвался из рук, обжег лицо урода. А следом вырвалась и темная субстанция, мгновенно увеличилась в размерах и ударной волной обдала едва не накинувшуюся на меня нежить.

Языки пламени коснулись каждого. Я оттолкнула от себя мертвеца, с каким-то нездоровым наслаждением наблюдая, как они все вопят и падают вокруг меня на колени. Воистину впечатляющее зрелище. Я видела только свое пламя, слышала только страдания мертвых. Они кричали от боли, и мне это... нравилось.

Крики быстро прекратились. Нагрянула звонкая тишина. Но огонь продолжал до костей вылизывать тела.

Почему-то странное удовольствие от представшей картины никуда не девалось. Я прямо-таки упивалась чужой болью. И в то же время чувствовала себя такой злой и такой сильной…

Подняла взгляд, встретилась с испуганными глазами Агнесс. Да и остальные тоже смотрели в мою сторону. Со страхом и глубоким изумлением.

Поначалу почудилось, что они напуганы тем, что произошло… Но нет. Они смотрели на меня, на мое лицо. И боялись.

Удивленно осмотрела свои пылающие руки, а затем и ноги, живот… Не знаю, в какой момент и как это произошло, но мое пламя сожгло всю одежду и окутало меня полностью. Я ощущала себяим— своим огнем. Казалось, что целиком состою из него.

Великий Хаос! И отчего же я испытываю такой дикий восторг, горю от ярости и не чувствую ни капли страха?..

14. Одуряющий. Диана

— До свадьбы заживет, — заключила лекарь, мадам Джослин.

«Не скоро, значит», — подумала я.

Ну правда, что за глупое крылатое выражение? Заживет гораздо раньше, а свадьбы не предвидится. И хвала богам!

— Мажь этим, — она поставила на тумбочку небольшую круглую баночку, — пока от укуса не останется и следа.

— А что это?

Я уселась на койке поудобнее, взяла баночку. Открутила и…

Твою же нежить! Фу!

Пахнет в принципе так же, как и нежить.

— Какая гадость. — Брезгливо закрыла и отставила чудо-лекарство подальше от себя под насмешливым взглядом целительницы. — И сколько раз в день?

— Одного достаточно.

М-да. С таким запашком меня за версту будут обходить.

— Тебе еще повезло, — как бы невзначай произнесла мадам и аккуратно подложила мне под спину подушку. — Мисс Дюллен нежить укусила в руку, и слюна успела смешаться с кровью. Господину ректору удалось избавить ее тело от яда, но уже слишком поздно. Бедняжку увели на ампутацию. Ректор сам все сделает, магией, безболезненно, как уверили адептку…

Она тяжело вздохнула, а я поджала губы, пытаясь заглушить в себе чувство вины. Если бы не моя медлительность, если бы я чуточку раньше вынудила огонь подчиниться мне, многих адептов не покалечили бы. Быть может, и рука ученицы была бы цела.

Но я все проворонила. И теперь лазарет был забит юными некромантами. Кто-то отделался легкими ушибами, кто-то обрел быстро затягивающиеся раны, а кто-то — в данном случае адептка Дюллен — лишился руки.

Я тоже могла сказать своей ноге «До свидания, мы с тобой больше не увидимся». Нежить укусила меня в икру, но каким-то чудеснейшим образом, по словам мадам Джослин, слюна не попала в кровь. Но я знала, что это не так. Никакого чуда не было. Просто мой огонь очистил всю кровь, и от желчи умертвия ничего не осталось.

Правда, рана от укуса была глубокой и жутко болела. Вообще укусы нежити пережить сложно. Если повезет, можно просто лишиться части тела, как Дюллен, а если не повезет — яд убьет за пару минут.

Но наученные некроманты всегда готовы к таким внезапностям: годы совместной жизни с умертвиями научили их выкручиваться из любых непредвиденных ситуаций, даже из самого пекла. Это мы — адепты — еще оболтусы необразованные. Но тем не менее никто из одногруппников не струсил и не сбежал. В силу своих возможностей сжигали уродцев.

Хоть мне и улыбнулась удача, от раны придется долго избавляться. Да и на плечах и на лице ссадины быстро не пройдут. Ко всему прочему ходить я нормально не могу. Хромой недосолдат. Временно.

— Не переживай так, — вдруг сказала лекарь, кажется, заметив мой удрученный вид. — Мы нарастим ей новую руку. На это понадобится немало времени... Но по итогу она будет целая.

Весьма воодушевляет.

— Я проверю мадам Тельтрейн. Отдыхай, — сказала женщина, перед тем как оставить меня в одиночестве за ширмой.

Фурии тоже сильно досталось. Упав в яму, она сломала шею и едва не погибла. Мадам Джослин, Бертингер и Бекфорд чуть ли не с того света ее достали. И пусть она весьма неприятная личность и раздражает меня своими речами, я рада, что она выжила.

Чью-то смерть я не вынесла бы. С пониманием, что я могла всех спасти, точно не вынесла бы. Груз вины и так не давал покоя, а в случае летального исхода он бы меня задушил.

Но думаю, вина не самое страшное. Хуже всего то, что теперь меня боятся. Даже мадам Джослин, наслушавшись рассказов адептов о том, что я пылала как солнце, обходилась со мной предельно осторожно и вежливо.

А я этого почти не помню. Не помню, что была окутана огнем, как одеялом. В памяти сохранилось только бесконечное, отравляющее все существо чувство ярости.

После того как я сожгла всех умертвий, я просто отключилась. А проснулась в лазарете в одном лишь кителе, любезно одолженным кем-то из адептов. Не знаю, сколько я здесь проторчала, но за окном уже потемнело, а отпускать меня никто не собирался. По крайней мере, до тех пор, пока не придет ректор и не осмотрит меня своим вопиюще пронзительным взглядом. Но сейчас он ампутирует адептке руку, так что мне не остается ничего, кроме как ждать.

Ходить без помощи я не могу, увы. А ползти до комнаты казалось незавлекательной идеей.

— К тебе можно?

Мысли неожиданно переворошил негромкий голос Лиама. Его светлая голова показалась из-за ширмы.

— Узнал, что произошло… — Не дождавшись моего позволения, он прошел к койке. — Мне очень жаль. Как ты себя чувствуешь?

— Я в порядке.

Ответ вышел сухим, но Лиам улыбнулся, то ли не заметив моей черствости, то ли сделав вид, что не заметил. А мне, может, и хотелось улыбнуться ему, только сил на это не было.

— Я принес тебе немного вкусного. — Он протянул небольшую коробочку. — Это будет послаще всяких лекарств...

Внутри коробки я обнаружила несколько больших шоколадных конфет. Пахло вкусно. Слишком. Я аж чутка оттаяла.

— Спасибо, — шепнула в ответ, но все же закрыла коробку и поставила на тумбочку. Это подождет. Все равно сейчас мне хотелось слопать чего-нибудь жареного и мясного, и конфеты в хотелках не проскальзывали.

Лиама мое пренебрежение задело. Он сразу это попытался скрыть за легкой улыбкой, но я уже поняла, что он ожидал от меня иной реакции. Что я хотя бы попробую шоколад ради приличия.

— Что сказала мадам Джослин? Долго заживать будет?

— По ее мнению, до свадьбы.

Стихийник хмыкнул и спрятал руки в карманы, словно не зная, куда себя деть.

— Прямо перед балом. Не повезло.

Бал? Черт. Он же завтра.

С другой стороны, мне глубоко плевать. С такой ногой мне на нем делать нечего. Зато высплюсь.

— Может, ты… — начал он, но тут же замолк, когда за ширму тайфуном влетел ректор.

Мгновенно напрягшегося парня он и взглядом не удостоил. Опустился на койку, откинул одеяло и схватил меня за ногу.

— Ай! — шикнула, стоило ему дотронуться до раны. — Больно же.

— Это хорошо, — мрачно выдохнул Бекфорд и чуть осторожнее провел пальцами по укусу. Так медленно и мягко, что по плечам поползли мурашки. — Раз чувствуете боль — жить будете.

Его целительский вердикт не очень-то меня утешил. Большевозмутил, как и беспардонное хватание за ногу.

— Две минуты до отбоя, адепт Даррен, — выдал ректор тяжелым голосом, не глядя на Лиама. — Вы успеете добежать до своей комнаты?

— Нет… то есть да. Я пойду…

Махнув мне, он торопливо скрылся за ширмой.

— А я? — спросила тотчас. — Я тоже хочу к себе.

Он даже не глянул на меня. Как будто намеренно избегал моего взгляда. Или страшился. Смотрел на что угодно, но только не в мою сторону.

Странный какой-то. Раньше я в нем такого не замечала. Напротив, он с готовностью отвечал на мой взгляд, выдерживал его достойно, и из нас двоих я была единственной, кто часто опускала глаза в пол. Стало быть, дело в случившемся? В адептке, которая потеряла руку?

Он вдруг устремил взор к тумбе, посмотрел то ли на коробку, то ли на баночку, и тишину между нами разрезало его дыхание — ставшее на миг шумным и злым. На скулах ректора вздулись желваки.

— Я вас отнесу, — произнес он наконец.

Поднялся, взял с тумбочки лекарство и, всучив его мне, резко оторвал мое укутанное в китель тело от койки.

А конфеты?..

Впрочем, я о них напрочь забыла, оказавшись на руках Бекфорда. Сильных, напряженных, держащих меня так крепко, как еще никто не держал. Мыслить отчего-то было трудно, едва додумалась обвить его шею руками.

Запах мужчины при такой близости стал ощущаться яснее. Он пах корицей и специями. Жгучий, острый, терпкий. Одуряющий.

Пялилась на него, словно впала в транс. Но в таком состоянии пробыла недолго. Я очнулась как по щелчку пальцев, когда Деймон завернул в совсем не тот коридор, который нам был нужен.

С головы до ног окатило какое-то дурное чувство, и я робко произнесла:

— Магистр, моя комната не там…

15. Одуряющая. Деймон

Зря, очень зря я отмахнулся с утра от плохого предчувствия. У меня все тело зудело, а сердце вопило, что я непременно должен остаться в академии.

Но кто я такой, чтобы перечить воле короля? Он пожелал встретиться, чтобы обсудить нечто важное, но не сообщил, что за дело требует моего немедленного появления во дворце.

Я отправил Элейну заменить меня на занятиях, но предчувствие все равно грызло горло. Горько больше оттого, что встретиться с братом у меня так и не получилось. Он уехал на встречу, а я, как оболтус, проторчал в замке полдня и в итоге оказался поставлен в известность, что короля не будет на месте еще два дня.

Иногда хочется просто по-человечески забыть, что он важная шишка, и надавать тумаков, как в детстве. Жаль. Крайне жаль, что он король.

Но, как оказалось, это не худшее, что произошло сегодня…

Жизнь научила меня многому, а я так и не усвоил один-единственный урок: всегда обращать внимание на шестое чувство.

Ну почему высший крах происходит именно тогда, когда я отсутствую? Ну почему нельзя оставить адептов без присмотра хотя бы на денек? И самое главное — пожри меня, Хаос, — почему Диана оказалась в центре адовой ситуации?!

Проще говоря, в академию я вернулся злой, голодный и раздраженный. Правда, вернись я немного раньше, удалось бы многое предотвратить. К примеру, после массового пробуждения нежити адептка не лишилась бы руки, Диана не запылала бы, как пламя Хаоса, поставив всю академию на уши; адепты были бы невредимы и уже разделывали бы в лаборатории умертвий. И Тельтрейн не разревелась бы, оставшись со мной наедине, и не говорила бы глупостей, что это она во всем виновата.

Ее я не винил. Никого не винил, кроме себя. Мне следовало предвидеть подобное и остаться хотя бы на практику. Да, заставлять ждать короля — моветон. Но бросать адептов — тех, за кого я в ответе, — равносильно самоубийству.

Хаос пощадил меня, и в конце концов все закончилось не так плачевно, как могло бы. Все студенты остались живы, отделавшись несколькими царапинами. Адептке безболезненно ампутировали руку, но мадам Джослин в обязательном порядке нарастит ей новую. А Диана…

О боги, за что же вы наслали на меня такое наказание?..

Я еле держался, пока возился с ампутацией, чтобы не бросить все к Хаосу и не рвануть к ней. Даже несмотря на то, что мадам Джослин уверила, что остальные адепты в порядке и она уже всех подлатала…

Я должен был убедиться сам, увидеть, что она действительно жива, здорова и невредима.

Но она была… не в порядке.

И не только из-за раны — та не представляет угрозы ее жизни и в скором времени затянется. Больше меня беспокоило ее эмоциональное состояние. Она выглядела подавленной, но с усилием пыталась это скрыть. Хотя только сухарь и идиот, вроде адепта Даррена, не мог заметить, как ее грызет изнутри вина. Прямо как меня.

Руки чесались завернуть эту проблемную мерзавку в теплое одеяло и исполнить все ее желания. Все, что угодно, лишь бы на ее лице вместо мнимого негодования появилась искренняя улыбка. Все, что пожелает, лишь бы испепелить отравляющего ей сердце червяка.

Черт возьми. Неужели эти мысли в самом деле принадлежат мне? Неужели я готов ради нее на что-то из ряда вон выходящее?

Нет.

Возможно.

Проклятье… Какого тогда умертвия я прямо сейчас мысленно плюю на все видимые и невидимые границы и заворачиваю в совсем не тот коридор, который вывел бы нас к комнате адептки?

— Магистр... — шепчет, стараясь лишний раз не шевелиться на моих руках.

Она так близко. Чрезвычайно. Все, что чувствую, — ее запах. Легкий, нежный и в то же время терпкий. Свежий аромат цветущей вишни, навевающий воспоминания о весне и первых теплых деньках.

Вкусная. До одури.

— Моя комната не там…

Не там.

Конечно, она не там, и я прекрасно это осознавал. Ну не могу же я оставить раненую студентку без присмотра? Рана серьезная. Очень. А вдруг ее одолеет лихорадка? Втакомсостоянии за ней нужен глаз да глаз…

Она моя адептка, и я несу за нее ответственность. Не в моих привычках оставлять учеников в беде.

Вот. Вопрос исчерпан, проблема решена. И пусть я всего лишь нашел оправдание, жалеть обо всем буду завтра. Когда наконец успокоюсь.Еслиуспокоюсь.

Ко всему прочему мне нужно кое-что узнать. Уже стало ясно, что из Дианы не вытянешь необходимую информацию: она всегда начеку и не позволяет копошиться в своей голове. Но сейчас она слаба. Выглядит отстраненной.

Еще одной такой возможности, когда я могу добиться от нее правды, может не представиться.

16. За тайны. Деймон

— Магистр… — адептка снова подает голос, как только я замираю напротив двери в свою комнату.

Больше ничего не говорит, но я чувствую, как она напряжена. Всем телом. От макушки до голых пяточек.

Я больной извращенец, но мне это нравится. Убейте, боги, но мне правда нравится ее робость. То редкое состояние, когда она не знает, куда себя деть. Все маски слетают, и в такие моменты она совершенно чиста и невинна. Безупречно красива вопреки всем словам злопыхателей.

Молча зашел в комнату и усадил ее на стул, упрямо не бросая взгляд в сторону кровати. Понятое дело, что усадить я ее хотел вовсе не на этот чертов стул, но мои грязные желания сейчас излишни.

— Поужинаем? — сказал просто и без прикрас.

Никогда бы не подумал, что такой невинный вопрос повергнет ее в шок, будто я предложил ей заняться сексом. Видно, мое поведение совершенно сбило с толку эту очаровательную, обычно непоколебимую искусительницу. Конечно. Ведь я тоже не ожидал, что в один чудной день она окажется в моей комнате.

Признаюсь: мечтал об этом, но не планировал и не обнадеживал себя никоим образом.

— Магистр, у вас все хорошо? — неожиданно спросила она.

Нет. И причина этому — ты.

Но вслух я ответил иначе…

— Разумеется. Я в полном порядке. Просто… разве ты не голодна?

— Голодна, — призналась сразу.

— Тогда подожди всего минуту.

Не дожидаясь реакции, растворился прямо у нее на глазах, красочно представив перед собой кухню. Телепортировался в темное помещение, наложил в тарелки тушеной говядины с картофелем, схватил вилки и спешно вернулся обратно.

Первое, что увидел, это ее округлившиеся от глубокого удивления глаза.

— Магия перемещений! — воскликнула с нескрываемым возмущением. — А как же Устав? Нам ведь запрещено телепортироваться в стенах академии.

— Вам — адептам — да, — ответил невозмутимо и поставил на стол тарелки. — А мне, как и остальным преподавателям, нет.

— Это нечестно, — бросила обиженно, но уже спустя секунду переключила внимание на говядину. Придвинулась поближе и с наслаждением вдохнула запах. — Боги, как же я голодна…

— Я тоже.

Слова вырвались быстрее, чем я успел их обмозговать. Прозвучало чертовски двусмысленно, иначе она не посмотрела бы на меня с лукавой улыбкой на таких соблазнительных в этот миг губах.

Прежде чем она что-нибудь ляпнула бы и тем самым сломала бы удерживающую меня цепь, я прошел к стеллажу, достал два бокала и бутылку подарочного вина.

— Мм… это свидание,Деймон? — довольно протянула чертовка и откинулась на спинку стула, не сводя с меня насмехающихся глаз. — Обстановка, конечно, не благоприятствует страсти. Впрочем…

Она посмотрела мне за спину — сосредоточенно и слегка гипнотически. Что-то зацепила взглядом. Обернулся и обнаружил, как по воздуху плывут свечи, до этого стоявшие на полке. Плавным движением руки она опустила их на стол и щелкнула пальцами. Фитили вспыхнули одновременно аккуратным пламенем. Свет свечей разогнал полумрак, погружая комнату в обилие холодных фиолетовых оттенков.

— Другое дело, — улыбнулась адептка. — А теперь можешь продолжать.

Черт. Она слишком быстро пришла в себя. Даже я не способен столь скоро оправиться после ее натисков. А она… словно нашла некую выгоду в моем поведении и во всем, что сейчас происходит.

На что я, собственно, надеялся? Эта девушка не похожа на ту, кто будет постоянно млеть и таять. Я знаю ее натуру. Не так хорошо, как хотелось бы, но все же я догадывался, что она будет играть по своим правилам.

Лишь бы поводья не перехватила. А то это удается ей с впечатляющей легкостью…

— Я хочу расслабиться, — сказал ровно и спокойно, но сердце дрожало и намеревалось выдать меня в удобный момент. Непонятно, для кого он будет удобным. — Этот день был чрезвычайно дерьмовым. Я устал, и мне необходимо отдохнуть, а ты нужна мне для компании. Если не учитывать еще и то, что я должен за тобой присматривать.

— Расслабиться, значит.

Вот и надо было ей зацепиться за это треклятое слово? Порой клешнями вцепляется во что-то, что может привести ее к победе, — и не оторвать. Не извернуться. Почти невозможно устоять.

— Да.

Кивнул, наполнил бокалы, а затем придвинул стул и сел.

— В таком случае моя компания действительно необходима. Кто, как не я, способен помочь тебе расслабиться…

Произнесла это с такой невозмутимостью, что я не сразу разобрал подтекста. А когда дошло, она уже взяла вилку и переключилась на еду.

Ну что за девушка? Выводит из равновесия одними словами. Касаниями — сносит крышу. Шепотом — убивает.

Наверняка в прошлой жизни я знатно нагрешил. Иначе я не могу объяснить, почему сейчас вынужден страдать от чувств и держать себя в рамках…

Сломать бы эти рамки. Раз и навсегда. Но это не закончится на одной лишь страсти. Не оборвется после одной ночи и мимолетного удовольствия. Она утянет за собой в водоворот, и неясно, куда все это нас приведет.

Я не могу так рисковать. Один раз я уже обжегся и поплатился за это свободой. Но в этот раз могут пострадать обе стороны. А этого я не хочу — чтобы она страдала еще больше.

— Давно ты руководишь академией? — спросила вдруг, не отрываясь от трапезы, но оторвав от нее меня.

Хочет поговорить? В самом деле? Или это какой-то отвлекающий маневр?

Хотя почему я ищу во всем подвох? Это обычный разговор. Просто разговор.

— Уже пятый год.

Взял бокал, сделал глоток под ее внимательным, изучающим взглядом.

Нервничаю. Кажется, я нервничаю. И от этого никак не избавиться. Тьма!

— А я полагала дольше… — Увела взор к кусочку говядины и неспешно положила его в рот. — И как ты к этому пришел? Не думаю, что из-за безграничной любви к детям и преподаванию. Ты же принц. Неужто не нашлось занятия покруче?

— Я недостаточно пьян, чтобы выдавать настолько личную информацию.

— О, так это из ряда личного? — Ее глаза прямо-таки загорелись, и она слегка подалась вперед. — А это уже интересно.

— Лучше давай поговорим о тебе, — решил резко перевести тему. Но вряд ли мне это поможет. — Я вижу, что ты не рвешься к академическим успехам. Все это не для тебя. Почему не сбежишь и не начнешь жизнь с чистого листа?

— Увы, Деймон, но я недостаточно пьяна, чтобы секретничать с тобой о таком.

Она улыбнулась своей фирменной обезоруживающей улыбкой, и я не удержался от ответной.

Верно. Ни она, ни я не можем без всяких сомнений выдать свои секреты. Это было бы слишком просто — добиться от нее правды за пару минут.

— Полагаю, нам нужно напиться, чтобы стать абсолютно открытыми. — Диана приподняла бокал. — За… эм-м… тайны, легко срывающиеся с уст.

— За тайны.

Звон хрусталя показался оглушительным, хотя на деле прозвучал безобидно. Мы мгновенно осушили бокалы, и Диана, опередив меня, вновь наполнила их.

17. Единственный шанс. Деймон

За тайны.

За них, да… Но беда в том, что мой организм чересчур быстро усваивает алкоголь. Иначе говоря, я не могу опьянеть. Никогда. Вообще. Эйфория бывает недолгой, даже мимолетной, но этого не всегда достаточно, чтобы забыть о насущных делах.

Так что мой план по расслаблению изначально выглядел провальным. А чтобы расслабиться телом, мне нужно вначале расслабиться душой… Думаю, лишь будучи в беспечном состоянии я поддамся чарам Дианы. Наверное.

— А что насчет мадам Тельтрейн? — заговорила снова, незаметно выпив вино.

— А что насчет нее?

Подлил еще напитка, а она дерзко выхватила бутылку и наполнила свой бокал до краев.

— Вас что-то связывает или связывало? Это же не секрет?

Подняла на меня любопытные глаза. Можно было подумать, что она начала пьянеть. Но ее взгляд был шибко острым и пронзительным, чтобы допустить хоть одну мысль, что она способна опьянеть всего от двух бокалов.

Нет. Этого явно недостаточно.

— Нас ничего не связывает, кроме дружбы. Мы не пара, если тебя интересует именно это.

— Именно это меня и интересует, — она кивнула без капли притворства. Выпила. И снова налила. — Значит, твое сердце свободно.

Не спрашивает. Утверждает.

Но не знает, что это не так.

— Возможно, — пожал плечами.

А она в ответ нахмурилась, моментально вводя такой реакцией в замешательство.

— Что значит «возможно»? Естественно оно свободно! Я намерена завладеть им, так что пусть оно побудет свободным еще чуть-чуть…

Твою же нежить…

Такие речи опасно сладки, чтобы не пасть перед ними.

Интересно, она говорит серьезно или издевается? Сложно понять. Взгляд ее по-прежнему внимателен, разве что движения выглядят расслабленными, капельку вальяжными.

За ней всегда приятно наблюдать. Но еще приятнее смотреть на вот такую — спокойную, думающую обо мне.

Боги, зачем я привел ее к себе? Зачем опаиваю и сам пью? Какая же глупость. О каком умиротворении может идти речь, когда она нагло провоцирует меня? И ведь дождется — сорвусь. И я дождусь… Сорвусь и не пожалею.

Ни о чем.

— Я не нравлюсь тебе? — в ее голосе внезапно прорезались обиженные нотки, а в глазах почудилась грусть. — Ни капельки?

Бутылка самым неожиданным образом опустела. И когда только успела?

Хмельная Диана — это что-то новенькое. И до дрожи притягательное.

— Ну не молчи, — буркнула, придвигая ко мне стул.

Не смог сдержать улыбку — она наползла на лицо от одного ее жалобного вида. В это мгновение адептка походила на ребенка, канючащего конфетку.

— Нравлюсь или нет? Отвечай.

Вдруг хватает за ворот и безжалостно дергает к себе.

Задержал дыхание, не находя в себе никаких сил, никакого мужества, чтобы отпрянуть. Чтобы перестать смотреть в ее глаза, слегка затянутые пеленой будоражащих чувств. Чтобы прекратить все прямо сейчас, не доводя до точки невозврата…

А может, это она и есть — точка, от которой невозможно повернуть назад.

— Нравишься, — выдохнул на удивление легко.

— Правда?

— Да.

Ее хватка ослабла. Она затаила на миг дыхание, но не отпрянула. Продолжила тревожить сознание близостью и запахом, который я чувствовал крайне остро.

— Тогда в чем проблема? — Мягко коснулась моей ладони, вложила в нее пальцы. Теплая кожа. Безумно приятная. — Почему отстраняешься и держишься тупой глыбой льда?

— Потому что последствия будут сложными и необратимыми.

— Сложнее, чем мои шрамы? — спросила тотчас.

И сглотнула. Нервно. Выдавая себя с потрохами.

Волнуется. Не меньше, чем я.

— В твоих шрамах нет ничего сложного. Зря ты стыдишься их, — ответил спокойно, с трудом подавляя желание прикоснуться к ее лицу, показать, а не только сказать, что эти раны — не более, чем просто раны. Они не портят ее. Не меняют. Скорее, придают сил.

— Мне за них не стыдно. Но я многое отдала бы, чтобы избавиться от них.

Она качнула головой, невольно — или намеренно — придвинувшись ближе. Лбы соприкоснулись. Мы смотрели на наши переплетенные пальцы и дышали… Глубоко, шумно. Почти на грани.

— Ты знаешь, что их невозможно ни спрятать, ни убрать бесследно? Так же, как и твой шрам. Да?

Догадалась. Давно ли?

— Нас ранили одинаковым оружием — клинком, выкованным в черном пламени, — продолжила, похоже, приняв мое молчание за согласие. — Раны от такого клинка не затягиваются. Правда, тебе повезло больше: твой шрам не делает тебя уродом перед лицом королевства.

— Как и тебя.

— Это не так. Не ври. — Она немного отодвинулась, заглядывая в глаза. — Ты хотел узнать, почему я остаюсь в академии. Почему не сбегаю, когда родителям плевать на мою судьбу... Ты прав: я могла бы начать жизнь заново. Где-нибудь далеко отсюда, свободной от всего.

Я неосознанно задержал дыхание, чувствуя, как сердце ускоряет свой бег.

А она опустила взгляд на руки, нежно, вызывая дрожь, провела пальцем по линиям ладони.

— Но я этого не хочу. Не хочу сбегать. Я хочу вернуть все так, как было раньше. Хочу вернуться на свое законное место. Избавиться от шрамов, которые сломали мою жизнь. Наказать врагов. Хочу быть нужной, не обузой. Не изъяном.

Из нервно вздымающейся груди вырвался тяжелый вздох. Она подняла взгляд — чистый, открытый, не затуманенный ложью, но скрывающий несоизмеримую тоску и боль.

Почему я не думал об этом раньше? О ее цели? Почему не догадался? Ведь все так просто. Главное, посмотреть под нужным углом. И дело вовсе не в ее симпатии…

— Я вижу спасение только в тебе, Деймон, — шепнула против своей воли. — Ты — мой единственный шанс вернуть все на круги своя.

Я услышал достаточно. Даже слишком. Оттого почувствовал себя обманутым олухом?

Вдобавок ко всему, еще и полным кретином…

Она никогда бы не сказала правды, если бы я не надавил. Никогда бы так не подставилась, если бы я не зачаровал вино. В воздухе все еще витал сладкий запах напитка, а горло обжигал терпкий вкус чар, развязывающих ей язык.

Раньше я не решался проникнуть к ней в голову и переворошить ее мысли. Моветон по отношению к студентам. Подло по отношению к ней. Впрочем, она бы и не позволила: на ее сознании стояла сильная защита, через нее не пробиться.

Но все же я поступил еще подлее, чем мог себе вообразить: воспользовался ее подавленным состоянием. А после — безмятежностью, которая возникала наедине со мной. Стоило ей на миг перестать быть бдительной, как чары начали действовать. Она выдала все как на духу. Правду, до которой я не додумался, но которая изранила похлеще ножа.

Для нее я — всего лишь средство достижения цели. Не более. И что я себе вообразил?..

Идиот.

— Прости, Ди. — С раздражающей мягкостью погладил ее по волосам, погружая осторожными волнами магии в сон. Она безвольно закрыла глаза и упала мне в руки. — Но вряд ли я смогу тебе помочь.

18. Гаденькое чувство. Диана

Меня разбудило еле слышное сопение.

Обычно моя соседка не издает ни звука во сне и не слышит ни звука — спит как убитая. Но это была не соседка. И вообще я находилась не в своей комнате, не на своей кровати… Моя не такая мягкая.

Голова почему-то раскалывалась, будто я выпила бочонок пива. Хотя как знать — может, так и было. Вспомнить никак не получалось.

Разомкнула тяжелые веки и тут же затаила дыхание.

Великий Хаос! Я либо все еще сплю, либо сделала что-то феноменальное. К примеру, вырубила ректора магией. Иных объяснений, почему он лежит так близко, почти нос к носу, на ум не приходило.

Что же произошло?.. В голове словно образовалась дыра, в которую утекли все последние воспоминания. Когда я успела столкнуться с ним? Что сказала? Что натворила, и что мне за это будет?..

Быть может, все и правда сон. Настолько реальный, что меня бросает в дрожь от одного звука мужского дыхания. А от безмятежности на его лице — такой, какой я еще не видела, — в груди скапливается жар, с каждым мгновением становящийся все невыносимее и невыносимее.

О нет. Хаос, избавь меня от этого гаденького чувства. Пусть это будет сном. Простым сном…

Идя наперекор моему желанию, мужчина — как назло! — зашевелился, переворачиваясь на спину, и неожиданно обхватил меня своими лапищами. Сгреб в охапку так, что моя голова очутилась на его груди.

Он задышал размеренно, все еще пребывая во сне, а я даже пошевелиться боялась. Широкая грудь медленно вздымалась и опадала, тревожа сознание этой чертовой медлительностью.

Какой к Хаосу сон, когда я чувствую все, как наяву?! Он слишком теплый для иллюзии. Слишком спокойный. Слишком близко.

И руки его, обнимающие нежно, слишком ясно ощущаются на теле…

— Спи, Ди, — выдохнул вдруг, вынуждая вздрогнуть. Голос был хриплым, сонным, а вот руки вялыми не показались — обняли еще сильнее. — Подумаешь завтра.

Что, простите?

— Чего это ты начал называть меняДи? — сорвалось с уст. Мой голос тоже вышел сиплым, потому слова прозвучали больше обиженно, нежели возмущенно.

— Я всегда называл тебя так. Означает «дикарка».

Что?!

Вслух возмутиться не успела: он как-то недовольно рыкнул и подтянул меня выше, лишая этим действием дыхания.

Черт. А оказывается, я совсем не была готова к тому, что мы будем лежать в одной постели, пусть и знала, что такое может произойти. Я ведь все это время намеренно подводила его к точке невозврата. А у всякого рано или поздно кончается терпение.

Конечно, между нами ничего не произошло… Наверное… Но…

… даже безобидные объятия чересчур сильно влияют на меня. Просто сносят крышу. А что будет, если…

Нет. Не будет.

— Я скажу все завтра, во время бала, — лениво шепнул Деймон. Боги, клянусь, меня еще никогда так больно не пронзали мурашки от обычного шепота! — Жди меня на балконе после объявления короля и королевы бала.

Жди меня на балконе.

Не знаю, какой силой обладали эти слова, но после них меня буквально вырубило. С ними я и проснулась. С ними и жуткой головной болью.

В своей комнате, в своей постели. Все так же не помня, что было до того, как мы с ректором оказались так непозволительно близко друг к другу.

А было ли вообще все это?.. Спали ли мы вместе или это безумные игры воображения?

Внутри заскребло мучительное сомнение. Мне все еще казалось, что я чувствую его запах, но голос разума вопил, что я сбрендила.

Проклятье. Возможно, так на меня влияет укус нежити. Может, мой огонь не полностью очистил кровь от яда? Потому мне начало мерещиться всякое. Галлюцинации — штука серьезная…

Как бы там ни было, дальше валяться в кровати я не смогла. У меня, конечно, было дикое желание завернуться в одеяло и сбежать от реальности, но суета, которую навела в комнате Агнесс, не давала расслабиться. Дорогая соседушка вовсю готовилась к балу. Перерыла весь свой шкаф, а когда я вышла из ванной, уже примеряла — если не ошибаюсь — десятое платье.

Я не хотела идти на бал. Не было у меня такого же восторга, как у Агнесс. К тому же будет жутко странно, если я в платье допрыгаю на одной ноге до зала, как прыгала все утро от ванны до шкафа, от комнаты до столовки и обратно.

Мадам Джослин принесла мне костыль, когда увидела, как я мучаюсь на одной ноге в столовой. Но я упрямо отказалась от него и в гордом одиночестве допрыгала до комнаты. Наверное, зря…

Зря, потому что в конечном итоге я решила пойти на бал. Не ради веселья, а ради утоления треклятого любопытства. Если не пойду, так и не узнаю, есть ли еще возможность не свихнуться и закончить начатое, или все действительно было сном.

19. Дурная реакция. Диана

В отличие от соседки я готовилась недолго. И так получилось, что собралась за несколько минут до начала бала. Напялила одно из немногих вечерних платьев — длинное, черное, наглухо закрытое, не считая небольшого выреза под воротом. Если бы не золотые узоры на шее и рукавах, выглядела бы я совсем тоскливо. Но выделяться за счет пестроты не хотелось, поэтому черный наряд — идеальный вариант.

Оставив волосы распущенными, лишь заколов сзади пару прядей позолоченной заколкой, откопала в шкафу палку, одну из тех, что применяли адепты в бою на первом курсе. Без понятия, как она там оказалась — вероятно, принадлежала Агнесс, — но отмахиваться я от нее не стала. Придала ей изящный вид магией иллюзии, обратив в золотую трость, и с внезапно нахлынувшей уверенностью двинулась к Залу Стихий.

Шагала я медленно, опираясь на трость и аккуратно наступая на больную ногу. В зале своей хромотой привлекла несколько взглядов, но студенты быстро забыли обо мне — хвала Хаосу — и обратили взоры к племянничку ректора и его партнерше, вошедшим в зал следом за мной.

Плюхнувшись на софу подальше от всех, я не удержалась и тоже проследила за юным Бекфордом. Неудивительно, что он привлекал много внимания: красивый чертяга, подтянутый и прославившийся своими впечатляющими некромантскими способностями. Ко всему прочему наследник трона.

По правде говоря, изначально именно он был моей мишенью. Кто, как не наследник Эрисфейла, привел бы меня к желанному? Если бы он не варился в котле популярности, с ним я добилась бы своей цели гораздо быстрее, чем с его дядей.

Но увы, мы с Адрианом Бекфордом были из абсолютно разных миров. Да и общение у нас не заладилось с первых минут: крутящаяся вокруг него Лизабет начала доставать меня сразу после того, как я впервые с ним заговорила. Не давала приблизиться, сторожила его, как дракон принцессу. В общем, я быстро отступилась от него, поняв, что зря потрачу время. И не жалею об этом: Бекфорд был себе на уме, даже Хаос его не поймет.

Другое дело его дядя… Они, конечно, оба те еще бараны, но добиться внимания второго оказалось проще. Всего-то и нужно было без устали косячить, чтобы как можно чаще присутствовать в его кабинете.

— Не ожидал, что ты придешь, — знакомый голос оторвал от наблюдения за принцем и его пассией с ярко-пурпурной шевелюрой. Странный выбор оттенка для волос…

Подавив интерес, встретилась взглядом с Лиамом. Как ему удается всегда выглядеть таким… свежим? Это все из-за того, что он стихийник? Или он в отличие от некоторых не шастает по комнатам преподавателей и ложится спать вовремя?..

— Решила развеяться? — произнес осторожно в попытке завязать разговор и присел рядом со мной.

— Просто стало любопытно.

И лжи тут нет. Любопытство — единственная причина. А вся эта показуха и иллюзия веселья, создаваемая преподавателями и адептами, — не для меня.

— Честно говоря, я хотел пригласить тебя вчера, но подумал, что ты в итоге не решишься.

И правильно подумал. Впрочем, если бы он меня пригласил, я бы все равно отказалась.

С виду Лиам хороший парень — не хочется обнадеживать его. Сейчас мне не до отношений. По крайней мере, не до отношений с Лиамом…

— Тебе принести чего-нибудь выпить? — спросил он, а я заметила, как его взгляд время от времени скользит по залу и замирает на одной из девчонок. Та тоже старалась незаметно поглядывать в нашу сторону.

Ох, Лиам, что творишь-то? Пригласил одну, кинул, а теперь пытаешься угодить второй…

— Нет. Я сама, если вдруг захочу, — сказала сухо и поднялась, опершись на трость. — А ты лучше угости свою партнершу. Ей наверняка неприятно, что ты забыл про нее…

Я заставила себя улыбнуться ему, чтобы хоть как-то сгладить свои холодные слова, и направилась к буфетному столу. Успев схватить последний черничный кексик, доковыляла до колонны и прислонилась к ней плечом.

Лиам, как и ожидалось, вернулся к девушке и вскоре утянул ее на танцпол. Многие пары так же принялись танцевать. Не знаю, сколько я так простояла, тупо наблюдая за всеми, но очнулась, только когда заметила ректора и преследующую его мадам Тельтрейн. Она бегала за ним, как ручная собачонка, хихикала, в то время как у Деймона было каменное выражение лица.

Понятия не имею, кого мне было жаль в этот момент: деканшу, страдающую от неразделенной любви, или моего Бекфорда, которого уже замучила эта навязчивая любовь.

Правда, легкая улыбка все же коснулась его губ, когда наши взгляды встретились на жалкое мгновение. Но этого мгновения хватило, чтобы меня с головы до ног пробрали дрожь и совершенно неуместное смущение.

Проклятье. Что за дурная реакция?

Я мучилась от жара в груди все то время, пока ректор и Тельтрейн объявляли короля и королеву бала. Все смотрела на него и с усилием подавляла трепет, который стремительно увеличился до размеров предвкушения.

Я забылась. Сильно. Что-то было не так. С моим сознанием, телом… Они странно откликались на голос и взгляд мужчины.

Что-то похожее было и раньше. В последнее время я все чаще стала ловить себя на том, что едва ли не млею рядом с ним. Но сейчас все было немного иначе. Держать чувства и эмоции под контролем удавалось с большим трудом.

В попытке отвлечься вернулась к буфетному столу, съела парочку пирожных, запила прохладным соком. И на миг показалось, что это помогло. Но стоило вернуть взгляд к сцене и не увидеть Деймона, как меня захлестнуло волной жестокого волнения.

Я в самом деле начала переживать, что упустила его. Переживать из-за такой мелочи! Хаос, да что же происходит?!

Жди меня на балконе.

Вспыхнувшие в сознании слова будто придавили меня каменной плитой — стало почти невозможно дышать. Я с ужасом ощутила острое желание увидеться с Бекфордом. Аж все тело зачесалось.

Не раздумывая, направилась к балкону. Торопливо. С безумно колотящимся сердцем. Не обращая внимания на ноющую боль, усиливающуюся всякий раз, когда я переносила вес на левую ногу.

Вывалилась на балкон, плотно закрыла стеклянные двери и прижалась к ним спиной. Вдохнула полной грудью — в легкие тут же проник морозный воздух — и шумно, с облегчением выдохнула.

Мужчина стоял у перил, заложив руки за спину. Смотрел прямо в глаза, одним взглядом пуская по плечам мурашки.

— Привет, — сказал просто, так беззаботно, словно мы встретились где-то на тракте после недолгой разлуки, а не стояли на балконе академии с какими-то непостижимыми намерениями.

— Привет, — шепнула глухо.

И поняла с чудовищной ясностью: ни капельки не сон.

20. Твое спасение. Диана

— Все в порядке? — Ректор вскинул брови, но при этом невозможно было не заметить искорки смеха в его глазах. — Выглядишь слегка… нервной.

— Я в порядке.

Кивнула в подтверждение своих слов и сразу же, как только его губы изогнулись в улыбке, судорожно сглотнула. Это не укрылось от его внимательного взгляда.

Хаос побери! Да что ж такое?!

— Уверена? — сделал шаг ко мне. — Кажется, эффект вина еще не выветрился.

— Вина? — повторила, окончательно растерявшись, когда он уверенно двинулся ко мне. — Не выветрился…

Мозг, до этого будучи в отключке, принялся усиленно работать. Провалы в памяти восстанавливались с ужасающей скоростью, я даже не успевала удивляться, как одно воспоминание затмевало другое.

Вино! Ах он жук проклятый!

— Ты опоил меня! — воскликнула вслух, в то время как он навис надо мной. Не знаю, с какой целью я взмахнула рукой — видать, хотела смачно врезать ему, от души, — но он ее ловко перехватил и несильно сжал запястье. — Кто так вообще делает?

— А кто позволяет себе всевозможными средствами — допустимыми и недопустимыми — соблазнять ректора? — отпарировал он.

— Не понимаю, о чем вы говорите. — Вырвала из его пальцев запястье. И тотчас осознала, что мне этого вовсе не хотелось — лишаться мужского тепла. — У вас нет доказательств.

— Неужели? — За лукавой усмешкой последовало совершенно неожиданное действие: мужчина схватил меня за руку и резко прижал ладонь к своей груди. — А это тогда что?

Сильнее вдавил ладонь в ткань парадного кителя. Я уже хотела дернуться, но вдруг отчетливо различила стук сердца. Торопливый. Яростный. Такой безумный, что стало страшно... Как бы не выпрыгнуло.

— Если я не перестану смотреть на тебя, оно пробьет мне ребра. Вот каков результат твоих стараний.

Ошарашенно уставилась на него, вообще не понимая, как реагировать на подобные слова, которые очень походили на… признание.

Впрочем, он мне еще вчера признался в симпатии, когда я настойчиво потребовала ответа. Воспоминание об этом нещадно обожгло изнутри грудь. Но тогда, стало быть, я почти у цели?..

Нет. Напротив, меня хорошенько так отбросило назад. Я ведь выдала ему все свои намерения под действием зачарованного вина! Он знает абсолютно все. Ну, или почти все… Самое важное, по крайней мере, и то, о чем ему ни в коем случае нельзя было узнать.

Но если он в курсе, что я использую его, почему так спокоен? Почему снова признается и никак не упрекает меня в безграничном эгоизме?

Из-за этого мне жуть как стыдно… Уверена, что упрекни он меня хоть разочек, стыдно бы так не было.

— Тогда тебе лучше не смотреть на меня, — шепнула осторожно и первая увела взгляд.

Вслед за этим раздался смешок, и мою руку наконец отпустили.

— Извини меня за такой метод выбивания правды, — сказал спокойным тоном, что не вязалось с сумасшедшими ударами его сердца. — Я не удержался. Единственный раз. Такого больше не повторится, но… на тот момент мне показалось это последней возможностью узнать все нюансы твоей странной одержимости.

Он еще и извиняется… Удумал сжечь меня с помощью пламени стыда? Что ж. У него это отлично получается!

Посмотреть на него никак не решалась. Проклятье. Веду себя, как влюбленная девчонка. Иликаклишнее?..

Нет. Не-е-ет… Вот не надо мне этого. Никаких чувств. Только холодный расчет.

— Ну узнал ты правду… И что с того?

Шагнула в сторону, а после и вовсе прошла к перилам, не опираясь на трость. Хотелось выглядеть уверенной в его глазах, но отчего-то я не сомневалась, что хожу и выгляжу, как подстреленная.

Подставила лицо ночному ветру и тихо выдохнула.

— Отправишь меня в Дерил-де-Лой? Расскажешь о моем плане родителям?

— Ты принимаешь меня за монстра? — удивился вдруг.

Удивление вышло, к слову, искренним.

— Нет, просто… — Не оборачиваясь, сглотнула и, еле как взяв себя в руки, продолжила: — Теперь мне в академии делать нечего. Ты обо всем узнал, мой план с треском провалился — шанс вернуть трон вновь беспощадно ускользнул от меня. Возможно, пора перейти к запасному плану.

— Сбежать? — уточнил этот догадливый черт.

— Ага.

— Блефуешь, — раздалось за спиной. Близко. Но я все равно не обернулась. — Никогда в жизни не поверю, что ты так просто сдашься. Ты кошмарила меня четыре месяца и не отступала, даже когда я усиленно делал вид, что мне безразлично твое внимание. Можешь закопать меня — но я уверен, что ты продолжишь идти к желаемому.

Не понимаю, отчего именно с чудовищной силой затрепетало мое сердце? Оттого, что онеще разнамекнул на свои чувства, или из-за его лестных слов, ублажающих мое эго?

— Какие чары ты наложил на вино, помимо тех, что вынудили меня бессовестно рассказать тебе правду? — резко перевела тему.

Я готова была поговорить о чем угодно, лишь бы больше не думать о том, что я проиграла.

Но я не блефовала. У меня больше не осталось вариантов. Я в самом деле надеялась на него. Но он слишком белый и пушистый, несмотря на свою темную сущность, чтобы участвовать в таком масштабном перевороте.

А в одиночку я не справлюсь. Это глупо. Все изначально выглядело глупым. Наверное, я давно это поняла… И не остановилась по одной причине: мне нравится играть с чувствами ректора.

Эгоистка, что поделать.

— Я все еще ощущаю приторный вкус. Это что, чары соблазнения?

Отважившись, обернулась и тут же пожалела об этом, моментально оказавшись в плену его теплого пристального взгляда.

Великий Хаос!

Мне и не нужно получать от него ответа: я уверена, что там присутствовал приворот. Иначе почему я так остро реагирую на него?

Не по своей воле. Определенно не по своей.

— Допустим, — ответил уклончиво и улыбнулся совсем уж загадочно. — Решил ударить по тебе твоим же оружием.

— Это жестоко, не находишь?

Отклонилась назад, заметив, как он аккуратно придвинулся, почти лишая меня возможности избежать его близости. Вернее, был один выход избежать этого: спрыгнуть с балкона.

— Не так жестоко, как то, что ты намеревалась использовать меня и мой титул.

Ага! Все-таки упрекнул меня в моем поведении. Ну вот. Теперь мне не так стыдно.

Наверное…

— Потанцуем? — спросил неожиданно и без спроса обхватил за талию, вырывая из напряженных пальцев трость.

— Чего?

Сперва я хотела отобрать трость, но он ее без всяких эмоций сбросил с балкона. Совсем очумел!

— Если ты не заметил, я хромаю, — попыталась извернуться словами, раз уж в остальном ощущаю себя беспомощной ланью.

— Твоючудеснуюпоходку трудно не заметить. Но лишить тебя танца в твой первый Снежный бал — вот что было бы невероятно жестоко. — Наклонился, обжигая ухо дыханием и вызывая горячую волну мурашек. — Надеюсь, ты не боишься высоты…

Порывисто прижал к себе и… шагнул вверх. Продолжил шагать, с легкостью поднимая меня, словно ступал по невидимым ступенькам.

Я не чувствовала опоры под ногами, оттого сердце свирепо колошматило о грудную клетку. Но ветер, поддерживающий нас на весу, предпринимал отчаянные попытки успокоить меня, мягко касаясь прохладными пальцами волос и лица.

— Расслабься, — ректор тоже попытался унять мое волнение.

Получалось у него, правда, похуже, чем у ветра. Пока он рядом, у меня ни за что не выйдет расслабиться. Уж точно не тогда, когда я нахожусь под действием чар.

— Просто двигайся так же, как если бы под нами был пол.

Ха! Проще сказать, чем сделать.

Но он правильно заметил: сдаваться я не привыкла. Сделала шаг, а затем еще один, с удивлением заметив, что ноги практически не напрягаются. Боль не приходила, рана никоим образом не напоминала о себе, поэтому мы без всяких препятствий плавно закружились в воздухе.

Это было похоже на мою детскую мечту. На одну из тех, что разбилась о суровую реальность, когда мне исполнилось девять и я поняла, чего от меня ждут родители, подданные и все, кто меня окружал. У будущей королевы не было времени на веселье. Не было времени на грезы, на глупые танцы и ребячество.

Но после того, как я обзавелась шрамами, у меня появилось все время мира. И на что я решила его потратить? Передо мной было столько дверей, и за каждой таилась свобода, а я выбрала ту, что захлопнулась за спиной, и решила во что бы то ни стало открыть ее.

Больше всего я боялась потратить подаренное мне время впустую. Всю жизнь гнаться за тем, что у меня отобрали, и ничего не получить — худшая участь, которую я могла себе придумать.

От тяжелых мыслей внезапно отвлекла возникшая из ниоткуда тихая мелодия. Успокаивающая. Словно бы притягивающая нас друг к другу.

Мы замерли, и прежде чем Деймон поймал бы мой взгляд, я прижалась щекой к его плечу. Сильные руки незамедлительно обняли меня, и это в очередной раз напомнило мне, что все происходящее похоже на несбыточный сон.

Не может он — тот, кто так долго отталкивал меня, кто все время прикрывался Уставом, и кому претила одна мысль нарушить его, — вот так обнимать меня. Не может ему нравиться такая, как я. Та, кто не заботится о чувствах других, кто погряз в эгоизме, и кому хочется проклясть весь мир за отнятое право быть той, кем ее вырастили.

— Ты действительно хочешь этого? — его шепот прервал мелодию, и меня передернуло от неожиданности. — Скажи снова, что ты хочешь вернуть все так, как было. Я должен услышать это еще раз.

Зачем?

Я хотела спросить его об этом, но вовремя прикусила язык. Вряд ли мне прилетит ответ. Больно странно он себя ведет…

Но не сделает же он что-то плохое, если я скажу это вновь?

— Я хочу занять свое законное место. Ты бы мог помочь мне...

— Тогда замужество — твое спасение. Выйдешь за меня?

Что?..

За… Замужество?!

21. Его слабость. Диана

— Ты шутишь?

Отодвинулась, ловя его серьезный взгляд.

От такого нежданного предложения я утратила способность нормально соображать. Мозг буквально отказывался переваривать брошенные ректором слова, приняв их за какие-то чужеродные.

Нет, ну это же немыслимо! Он наверняка издевается. Я даже не думала о таком. Ни разу. Я не хотела выходить за него. Мне всего-то нужно было заполучить одну вещицу, которой обладает королевская семья…

— Не шучу, — мужчина разбил мою надежду, что я ослышалась, в пух и прах. — Со мной и моей поддержкой твои шансы взойти на трон возрастут в несколько раз. И шрамы не будут тому помехой.

— Нет.

Я отшатнулась, но едва не упала, вдруг не ощутив под ногами опоры. Ректор дернул на себя, а затем плавно перенес нас на плоскую крышу одной из башен замка. Очутившись на твердой поверхности, шарахнулась от него, будто он был переносчиком самой страшной болезни во всем мире, но не отвела от его лица ошалелых глаз.

Надо же… Как сильно меня выбило из колеи предложение руки и, возможно, сердца.

— Если я выйду за тебя, мы оба обзаведемся множеством проблем, — произнесла наудивление твердым голосом и оперлась на каменное ограждение, чувствуя, как тело наливается тяжестью. Рана вновь заныла.

— Эти проблемы решаемы.

— Они могут нас погубить, — перебила сразу.

Хаос! Да он хоть осознает масштаб трагедии, которая может ожидать нас после одной новости о нашей помолвке? Я же самым наглым образом загублю ему жизнь.

Да, он принц, и в каком-то смысле у него есть право распоряжаться своей жизнью так, как он пожелает, принимать решения самостоятельно, не заботясь о мнении других… Но это не отменят того факта, что он подчиняется королю. А тот в свою очередь, несмотря на всю братскую любовь, ни за что не одобрит брак с изгнанной из собственного королевства принцессой. С той, над кем повис злой рок.

Я стала посмешищем, но Деймона не должна коснуться та же участь. Он… не заслуживает такого.

— Если мы будем осторожны, — упрямо продолжил он, — беды можно избежать. Главное — показать всем серьезность нашего намерения. Эта глупость со шрамами исчерпает себя.

— Нет, — качнула головой, не до конца веря ни в его предложение, ни в то, что я от него отказываюсь. — Эти правила корнями уходят в прошлое. Изъяны на теле недопустимы среди чернокнижников-аристократов, и ни ты, ни я никакими силами не сможем изменить этих порядков.

— Ты думаешь, что проще изменить себя и подстроиться под всех, чем изменить то, что на тебя влияет, — произнес с мягкой улыбкой, на пару мгновений растопившей мою холодность. Приблизился, подавая руку, чтобы я на нее оперлась. — Это будет сложно, но не невозможно.

Если бы это действительно было так… Тогда бы я без раздумий приняла его предложение. И не только для того, чтобы вернуть трон, а потому, что он… ну совсем немножко начал мне симпатизировать…

Ну ладно. Множко.

— Почему ты это делаешь? — Взялась за протянутую руку и подпрыгнула, оказываясь ближе к нему.

— Я думал, ты хочешь именно этого.

— Это не ответ.

Он сглотнул. И я с ужасом осознала, что впервые вижу его таким решительным и в то же время слегка растерянным. Но терялся он из-за того, что я дала заднюю, а вовсе не потому, что удумал жениться.

— Я не знаю, — выдохнул тяжело. Его вторая рука дернулась вверх, с явным намерением прикоснуться ко мне, но он тотчас отдернул себя и сжал кулак. — Я хочу помочь тебе. Правда. Но не уверен, что способен на это.

Способен вообще-то. Но просить его достать средство, которое спасет меня, я уже что-то не решаюсь…

— Если не замужество, то чего ты хотела? — спросил, точно прочитав мои мысли.

Я покачала головой.

— Это уже неважно.

И правда неважно. После такого у меня язык не повернется просить его о помощи.

Черт. И почему же он оказался именно ТАКИМ? Было бы гораздо проще воспользоваться им, будь он мерзким человеком, а не душкой, готовой разрушить свою жизнь в попытке помочь непутевой принцессе…

Сегодня поистине день невероятных открытий. Я увидела ректора с совершенно другой стороны. Конечно, он всегда мчался на помощь адептам, но пойти на такую жертву ради взбалмошной девчонки… Тут нужно быть либо безгранично глупым, либо по-настоящему влюбленным идиотом.

Хотя это почти одно и то же.

— Вы нагло лжете мне, адептка Ла Ноэр, — усмехнулся мужчина, смело притягивая меня за талию. — Не вынуждайте снова насылать на вас чары.

— Эй! — стукнула его по груди, но недостаточно сильно, чтобы он отпустил. Да и не хотелось, чтобы он отпускал, откровенно говоря. — Ты обещал, что это было в последний раз.

— Обещал, — кивнул. — Не волнуйся: я умею держать свои обещания.

— А я свои, увы, нет.

— Кто бы сомневался.

Он тихо засмеялся, и от его бархатного и одновременно мужественного смеха мое сердце припустило вскачь.

Это невыносимо. А чары когда-нибудь выветрятся? Как долго они действуют? Такое чувство, будто с каждым его касанием они только набирают силу…

Я так сойду с ума. Наверняка.

Как ни старалась противиться эмоциям, я все же позволила себе маленькую вольность — улыбнулась. И так, что скрыть смущение не получилось.

Почему-то от этого ректор сразу спрятал улыбку, напрягся. Я почувствовала, как его пальцы сильнее сжали ткань платья на моей талии.

— Что же твоя улыбка делает с моим рассудком… — прошептал он глухим голосом.

У меня моментально пересохло во рту.

Еще ни разу он так легко не выдавал своей слабости. Кровь будоражил сам факт, что его слабость — это я.

Как странно… Это именно то, чего я жаждала добиться. Но сейчас, услышав уже не первое признание, стою и не знаю, как использовать его чувства в свою пользу.

Нет. Не просто не знаю — я больше не могу так поступить.

— Диана, — начал он.

Но я перебила его, встав на носочки и приблизившись к его лицу непозволительно близко:

— Поцелуешь меня?

Мое лицо запылало, словно обожженное тысячей солнц.

Что я только что ляпнула? И как вообще додумалась до этого?

Но пожалеть о своих словах не успела, как и придумать пути отхода. Потому что он резко ухватил за подбородок и… поцеловал.

22. Я не отпущу тебя. Деймон

Появилась еще одна вещь, перед которой я не могу устоять.

Ее просьбы. Особенно те, что так поразительно четко соотносятся с моими желаниями.

Поцеловать?.. Да хоть сто раз. Беспрестанно. В это мгновение я готов был расцеловать каждый дюйм ее кожи за еще один такой вопрос.

Похоже, чары до сих пор действуют и оказывают влияние не только на нее… Но она ошибочно подумала, что я соблазнил ее. Упаси Хаос использовать по отношению к ней ее же методы. Не было в вине чар соблазнения. Нет, конечно. Лишь чары, схожие по действию с сывороткой правды, но в отличие от нее имеющие один странный побочный эффект: они усиливают чувства, которые зачарованный испытывает к создателю чар, будь то ненависть, отвращение или же влюбленность.

Влюбленность.

А ведь я тоже поспешно решил, что она ничего ко мне не испытывает…

Не передать словами, как я рад и огорчен одновременно, что она неравнодушна ко мне. Но уж лучше бы была равнодушна. Тогда бы я не столь сильно жаждал утащить мерзавку в комнату и избавить ее от этого наряда — слишком соблазнительно смотрящегося на ней, невзирая на всю монашескую закрытость.

— Дей, — шепчет прямо в губы, прерывая поцелуй.

Это изрядно бьет по моему самообладанию.

Не хочу принимать ее отказов. Не хочу останавливаться. Не сейчас, когда она впервые зашла чуть дальше невинного флирта.

Не даю больше сказать ни слова: касаюсь лица по-собственнически, не утаивая ни капли желания. Прижимаюсь губами к губам — дразнящим всякий раз, когда она начинает говорить. Жутко манящим. Мягким. До беспамятства вкусным.

Она несмело обвивает мою шею руками, в ответ я сильнее прижимаю к себе. Обычно смелая и дерзкая — а сейчас осторожная и податливая, едва ли не спрашивает разрешения аккуратными касаниями.

Это пленит. Так сильно, что я не вижу границ. Никаких.

Целую требовательно, жестко, с диким наслаждением чувствуя, как она дрожит в моих руках. Как кусает в отместку губы. Как ее робость сменяется такой же сумасшедшей смелостью.

Неожиданно отстраняется, скрещивает со мной свой томный взгляд — и, о боги, я вижу, какая жажда плещется в этих завораживающих глазах. Все это смахивает на безжалостные игры воображения.

Но ее запах чересчур острый, а близость пьянит, чтобы все это было неправдой.

Припухлые губки вдруг припадают к щеке, оставляют поцелуй. А затем на линии подбородка, шее…

Чертовка ловко и даже грациозно перехватывает поводья, чем не только вводит в замешательство, но и заставляет кровь вскипеть. Никто еще так нахально не пробуждал во мне азарт.

Ухватил ее за подбородок, заставляя посмотреть в глаза. Приблизился, касаясь ее губ своими. Совсем немного, но очень маняще. Так, что она затаила дыхание в ожидании.

— Не сомневайся: мне нравится твоя уверенность. Но позволь мне вести.

Реакции на слова долго ждать не пришлось. Она выдохнула, обжигая дыханием, тело ощутимо вздрогнуло.

На это моментально отреагировало и мое тело. Мышцы налились тяжестью, в штанах стало до неприличия тесно. И лишь боги знают, что за силы удерживали меня от желания повалить ее прямо здесь и сейчас. Сделать своей навечно. Показать, сколько усилий я прикладывал все это время, скрывая нестерпимый зуд, усмиряя влечение. Наказать. До несдержанных стонов. До безумной дрожи.

— Это странно, что я хочу тебя? — шепчет, и кажется, что невинно, но в голосе слышна издевка.

Нет. Нет, нет, нет.

Хаос, останови эту девушку! Это нельзя продолжать. Нельзя ей испытывать мое терпение. Дразнить без зазрения совести, прекрасно зная о последствиях.

Но я не в силах остановиться первым.

Целую в губы. И еще раз. Еще… Словно ее уста — источник силы. Последняя возможность дышать. Обхватываю за ягодицы, резко поднимаю, выбивая из ее груди вздох, и усаживаю на ограждение.

— Уронишь — и я тебя убью, — шипит злобно, впиваясь пальцами в плечи.

И дышит… Хаос, как же соблазнительно она дышит.

— Не надейся. Я не смогу тебя отпустить. — Смотрю прямо в глаза, ясно ощущаю, как она задерживает дыхание, как вдыхает и выдыхает. Ясно ощущаю чуть ли не все ее существо. Мешает только чертова одежда. — Я не отпущу тебя.

Она хочет что-то сказать, что-то важное — я вижу по глазам. Но ее останавливает оглушительный хлопок.

Испуганно дернулась, прижалась ко мне, и мое сердце едва не пробило в груди дыру. Но в этот раз не из-за ее близости, а от неожиданности.

Миг молчим, не отрываясь друг от друга, а затем раздается очередной хлопок, приводя нас в чувства. Ночное небо и наши лица озарили яркие вспышки фейерверка. Сияющие искры смешались с редкими снежными хлопьями и медленно растворились в воздухе, оставляя после себя приторный вкус волшебства.

— Красиво, — шепнула Диана, не уводя взгляда от неба, будто в надежде еще раз застать разноцветные огни. — Я забыла, что будет салют. Наверное, все собрались во дворе…

— Пора возвращаться, — заканчиваю за нее потревожившую нас мысль.

— Да, пора, — соглашается сухо. — Тебе бы лучше проследить за порядком. Бертингер не всесилен — с пьяными адептами не справится.

Молчу, не понимая, как сгладить внезапно возникшую между нами неловкость.

Треклятый фейерверк. И надо было запустить его именно сейчас?

— Мне завтра рано вставать. К мадам Тельтрейн нужно… — Она мягко отодвинула меня от себя и спрыгнула с ограждения. — Поможешь дойти до комнаты? А то моя трость из-за одногодурнялежит где-то внизу, в сугробах, — добавила с усмешкой.

— Конечно.

Беру ее на руки и мгновенно перемещаю нас к двери в ее обитель.

— Черт, — скривилась, когда я отпустил. — А телепортация проходит больнее, если ее не ожидаешь…

— Прости.

Придерживаю за плечи, пока она жмурится, приходя в себя.

— Все нормально. — Явно не до конца оправившись, все же отстраняется, прижимается спиной к двери. — Ну… спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

Робкая улыбка на губах, которые я целовал всего несколько минут назад, вызывает суровую волну трепета. Еле удерживаю себя от того, чтобы не плевать на все и всех, не ввалиться вместе с ней в комнату и не закончить начатое. То, чего мыобатак желаем.

— Пока, — шепнула отрывисто и быстро скрылась за дверью.

Наконец-то из груди вырвался вздох. Ничуть не облегченный. Больше недовольный, тяжелый и усталый.

Прекрасно. Я обеспечил себе бессонницу. Эта ночь точно не будет спокойной. Ни для меня, ни для нее.

23. Госпожа Ла Ноэр. Деймон

Не было еще в моей жизни ночи опаснее и труднее сегодняшней. Я не знал, кого следует благодарить за то, что не давал мне сорваться и ломануться к моей адептке. Но вместе с благодарностью я вылил бы на этогошутникаведро проклятий.

Отвлечься на работу, книги, выпивку, горячую ванну и сон упрямо не давали мысли о Диане. Она все же добилась своего: свела меня с ума.

Стоило немного распробовать этот запретный плод, как мой мозг перезагрузился и принялся доставать меня непристойными мыслями и образами. Такая реакция пугала. Изрядно. Что за силой обладает эта девушка, раз оказалась единственной, кто довел меня до такого влюбленного и безумного состояния?

В последнее время меня стали посещать сомнения насчет того, что это простая влюбленность. Не может от нее ломать все мое существо. Точно не может.

Каким-то образом умудрившись поспать часок перед рабочим днем, я проснулся разбитым и крайне недовольным. Радовало, что мыслей о страстно желанной девушке поубавилось.

Ненадолго.

В столовой я не смог отдать еде должного внимания и все выискивал ее взглядом. Но на завтраке она не появилась. Подумалось, что эта лентяйка вовсю готовится к встрече с мадам Тельтрейн, не забывая о своей части соглашения — не пропускать занятий. Хотя я не отбрасывал вариант, что она всего лишь спит. Сон — ее хобби.

В любом случае шанс столкнуться с ней был чрезвычайно мал. Если она у Тельтрейн, то та не отпустит ее до вечера. Можно сказать, она попала в логово жадного до золота дракона, представ перед ним в виде блестяшки. А если спит, то…

В общем, это долгое дело, которое Диана обычно выполняла на «отлично» во время уроков.

Так что увидеть ее сегодня я не надеялся. Наверное, поэтому приятно удивился, когда ближе к вечеру, торча в кабинете с кипой бумаг, почувствовал знакомую энергию. Магия забурлила внутри, смешиваясь с кровью, словно бы во всю глотку вопя о приближении предмета моего воздыхания.

Я выскочил из-за стола, проклиная себя за такую тошнотворную несдержанность, которую Диана наверняка заметит. Но мне было плевать на ее реакцию, в каком бы виде она ни предстала — смехом, смущением или осуждающими словами. Мне просто нестерпимо хотелось увидеть ее.

— Что ты… — распахнул дверь и мгновенно осекся.

Передо мной стояла Ла Ноэр, но, к великому сожалению, не моя.

— Госпожа Ла Ноэр, — выдохнул растерянно, но тут же взял себя в руки. Женщина смерила меня взглядом холодных черных глаз, удерживая на четко очерченных губах улыбку. — Не ожидал вас увидеть.

— Отчего же? — Она вскинула брови и без приглашения прошла в кабинет. Мне оставалось только закрыть за ней дверь, подавляя нагрянувшее с ее приходом раздражение. — Сегодня же родительский день. Я пришла увидеться с дочерью, как и остальные родители прибыли, чтобы увидеться со своими детьми…

В ее елейном голосе зазвучали шибко различимые нотки важности.

Скажи мне кто-либо, что в академию заявится сама королева Дерил-де-Лоя — и не когда-нибудь, а в родительский день! — я без малейшего притворства покрутил бы у виска пальцем.

Не встречал еще более равнодушной к своему ребенку женщины. Церрия Эрла Ла Ноэр отличалась от многих могущественных чернокнижниц не столько своей утонченностью и острым умом, сколько жестокостью и кровожадностью. Единственная в своем роде и во всех объединенных королевствах, кто не гнушался бить слуг и до отчаянной мольбы пытать заговорщиков.

На общих встречах мой брат предпочитал вести переговоры с ее мужем, чем с ней, находя его менее бездушным. Но это не уничтожало того факта, что в Дерил-де-Лое царит матриархат.

— К слову, о Диане… — Равнодушный взгляд скользнул по кабинету — то ли намеренно, то ли из чистого любопытства. — Я не встретила ее во дворе. И в комнате тоже. Все избегают моего вопроса, где я могу найти ее. Даже соседка невозмутимо пожала плечами. — Она оправила длинные рукава обсидианового платья как-то излишне жестко. — Не затруднит ли вас поставить меня в известность, где моя дочь?

Ее взор вновь метнулся в мою сторону — так резко, что меж лопаток деранул мороз.

Не скажу, что боюсь эту женщину. Да и она больше кичится своим статусом, чем способностями, но…

В некоторой степени мне следовало быть с ней осторожным. Она далеко не слабый чернокнижник и в любой момент может пробить мою защиту, пробраться в голову и переворошить мысли и воспоминания. Вряд ли ей понравятся те, что связаны с ее дочерью. И нет никакой гарантии, что она станет придерживаться хороших манер. Хоть и королеве непристойно опускаться до такого, Церрия с невообразимой легкостью на минуточку забудет о своем авторитете и побудет обычным чернокнижником, которому не в падлу вторгаться в головы других людей.

— Я поищу ее, — выдал с улыбкой. — Пока можете подождать в Зале Стихий. Уверен, остальным родителям будет в радость пообщаться с вами.

— Не заставляйте меня долго ждать,ректорБекфорд, — произнесла четко и грубо, похоже, специально обратившись ко мне как к ректору, а не как к господину, чего требовало формальное общение и мой статус, который был куда выше ее.

Да, она королева, а я принц. Но она королева определенной территории, а сейчас мы находимся на землях, принадлежащих правящей династии Бекфордов. Она значима как в своем королевстве, так и во всем Эрисфейле, но выше моего брата и меня ей не прыгнуть.

В отличие от нее хвастаться своим положением я не привык, потому поправлять и ввязываться в спор не стал. Лишь сдержанно кивнул.

Церрия прошла к двери, едва не закатив глаза в уже знакомой мне манере, и молча вышла.

Ужасная. Приходилось прикладывать немало усилий, чтобы терпеть ее и ее царские замашки. Стоит быть благодарным всем темным богам, что Диана в мизерном количестве переняла повадки и характер своей матери.

Эта мерзавка… И где ее нежить носит? В очередной раз напрашивается на не самое благопристойное наказание. И клянусь своим титулом: она его все-таки дождется.

24. Прогульщица. Диана

— Налей еще!

Мой выкрик затмил стоящий в пабе гам, но в следующий миг посетители, состоящие исключительно из мужчин, продолжили пить, общаться и флиртовать с продажными красотками.

— Тебе не кажется, что уже достаточно?

Самый занудный во всем мире бармен смерил меня слегка осуждающим взглядом.

В действительности Перилла — моя давняя знакомая и немного подружка, с которой мы просидели за одной партой всю начальную школу, — умела порой быть классной, смешной и не сверлящей меня вот таким раздражающим взглядом. Но то было редко. В основном, когда подруга не работала и не пренебрегала выпивкой.

— Скоро на ногах не сможешь стоять, — отзывается на мое фырканье.

— Я и так с трудом стою. Рана приличная — еле до тебя, родная, добралась. Да и вообще! — выдаю громко, во всю ширь распахнув глаза. — Мне плева… Ой... — Икота перебивает меня, но я упрямо заканчиваю: — Плевать мне. Все равно в академию не вернусь. Сегодня. Вот.

Широко улыбнулась и со всей дури стукнула пустой кружкой по столешнице.

— Ну не буянь! — шикнула Перилла. — Я совсем недавно за новую стойку расплатилась...

Отобрала у меня кружку, быстро наполнила ее до краев.

— Н-на. Только больше ничего не порть… — Задумчиво почесав подбородок, она оперлась на столешницу. — А почему в академию-то не вернешься? Не боишься получить нагоняй?

Пф-ф! Сегодня там меня ждет кое-что похуже нагоняя.Кое-кто.

— Уж лучше выговор от ректора, чем встреча с фурией.

— Ты про Церрию?

— В яблочко.

— Боги, да когда же ты перестанешь держать обиду? — устало выдохнула девушка, как и многие, не зная о том, какая у меня на самом деле подлая семейка.

У Периллы была своя версия возникновения моих шрамов, отчасти правдивая, но не полная. Я никогда не была откровенна с ней в этом вопросе. Ни с кем не была откровенна.

— Не искала способов помириться с матерью?

— Помириться? — выпалила на удивление четко и отрывисто. Едва не протрезвела от этого бреда. — С такими не мирятся. Она... ужасна. Все они. Я их ненавижу.

— Не они же виноваты в твоих шрамах, — заметила подруга.

Вот, собственно, о чем я и говорила. Она убеждена, что мои шрамы — настоящая случайность и недоразумение. Но даже если бы это было недоразумением, моя жизнь все равно разделилась бы на не самое хорошее «до» и мрачное «после».

Но знать об этом кому-то, помимо меня и моей семьи, незачем. Особенно изгнанным чернокнижникам, одним из которых являлась Перилла.

— Не виноваты, да... — с усилием заставила себя кивнуть. — Но на их счету немало грехов.

Ай, надоели мне эти разговоры. Не получается у меня сегодня что-то излить душу бармену, а у той — выслушать, как раньше, и в силу своих возможностей поддержать. Так-то я никогда не значилась у Периллы завсегдатаем, да и плакаться не люблю. Просто она была единственной за пределами академии — а быть может, и во всем Эрисфейле, — с кем я могла непринужденно поболтать, забыв о хлопотах и преследуемой цели.

Но в этот вечер и у нее, и у меня было паршивое настроение. Легкой беседой между нами не пахло. Потому сейчас лучшим решением было закончить разговор и снять комнату, как я изначально задумывала.

Хочу остаться наедине с собой в эту ночь, далеко от академии и ждущей меня там матери, и сбежать от мыслей о Деймоне.

— Дай мне ключ, — говорю тихо и капельку утомленно. — Спать пойду.

— Обожди. Пиво отнесу.

Подруга упархивает с двумя кружками в руках, а я провожаю ее взглядом до тех пор, пока она не скрывается за деревянной колонной. Взгляд скользит по полному залу, ни на ком и ни на чем не задерживаясь, и самым неожиданным образом встречается со злыми карими глазами, которые я не ожидала увидеть минимум до утра.

Быть того не может!

Крепко зажмурилась, ни в какую не желая верить собственным глазам, а когда несмело приоткрыла веки, ректора в зале уже не было.

Легок на помине, называется.

Ох, привидится же такое... И почему в пьяном состоянии я увидела именно его? Что, больше мужиков в памяти нет?

Да я была бы больше рада сторожу из будки у ворот академии, чем ректору. Хватило мне того, что я всю ночь промучилась, сгорая со стыда. Хотя — на минуточку! — ничего постыдного я не сделала. А если бы и сделала, не в моих привычках о таком беспокоиться.

Из-за мыслей о нем я так и не смогла сосредоточиться на учебнике. В итоге ничегошеньки не выучила, даже не запомнила банальные определения, потому утром согласилась со своим внутренним демоненком, что мы к Тельтрейн не пойдем…

Да-а… Я нарушила наш с ректором уговор, но мне уже было, откровенно говоря, фиолетово. Ну не сопроводит он меня на свадьбу сестры — и что с того? Я вообще еще подумаю, возвращаться ли мне в Дерил-де-Лой или нет. Пора вспомнить об иных целях. О другой жизни. Где-нибудь в глуши, подальше от чернокнижников. Или лучше на берегу реки в маленьком уютном домике. Красота-а-а…

И не нужен мне там никакой ректор, принц, владыка Ледяной Пустоши и секси-шмекси мужчина в одном лице!..

Ощутив внезапный прилив уверенности, спрыгнула с высокого табурета. Но не рассчитала сил и слишком понадеялась на здоровую ногу — пошатнулась, скривившись от резкой боли в месте укуса, и чуть не распласталась на полу.

Мое эпичное падение предотвратил некто, ухвативший за локоть и упершийся грудью в мою спину.

— Жутко хочется прибить тебе на лоб табличку со словом «ПРОГУЛЬЩИЦА», — раздается полурык над головой, и я буквально лишаюсь дыхания от моментально появившейся паники.

Сильные руки подтягивают меня выше с явным намерением поставить на ноги, бессовестно прижимая всю меня к очень твердому и очень мужскому телу. Неожиданно в волосы утыкается нос, и я трезвею так быстро, как еще никогда не трезвела.

Мужчина втягивает в себя воздух, заставляя мое сердце стонать от предвкушения, а лицо гореть столь неистово, будто оно находится в дюйме от пламени Хаоса.

— Какую меру наказания,моя дорогая адептка, мне применить на этот раз? — хриплый шепот вызывает дрожь, и у меня возникает чувство, что такие жестоко двусмысленные слова въедаются в кожу намертво. — Что поможет мне лишить тебя привычки прогуливать? Поделись же своим мнением, Диана. Иначе я за себя не ручаюсь…

Драматичная пауза, и ректор вдруг наклоняется к ушку, добивая таким угрожающим тоном, от которого коленки подкашиваются:

— Еще немного — и я без раздумий сделаю с тобой все, что мне захочется.

25. Перед рамками всякого приличия. Диана

О боги, и с чего это я стала такой чувствительной к его близости и такой страдающей от его шепота? Что вдруг изменилось? Это все из-за вчерашнего?

Проклятье. Я же всерьез горю внутри, хотя такая реакция для меня абсолютно нетипична.

— А может, простим, забудем и отпустим? — предлагаю робко, пытаясь вывернуться из его хватки.

Получается плачевно. Деймон лишь ближе притягивает меня к себе, вынуждая напрячься до самых пяточек от ощущения его силы, напряжения и… довольно твердого бугра, упирающегося мне в зад. Похоже, этого бугая совершенно не заботит мнение посетителей.

Впрочем, им нет до нас дела. По крайней мере, пока что. Тут каждый второй с масленым взглядом жамкает девиц.

Но я-то — извините — не продажная девка!

— Твой вариант меня не прельщает. Больно скучный.

Ах скучный, значит? Повеселиться удумал, извращуга такая? Не на ту напал...

Я из гордости не сдамся и...не дамся...

Но стоит признать, это будет невероятно трудно. Перед вторым после короля значимым человеком во всех объединенных королевствах, сексуальным, чертовски привлекательным холостым мужиком устоит разве что только слепая. И то маловероятно: лапающие ее руки-то она почувствует.

— В таком случае, магистр, посвятите свои речи какой-нибудь другой адептке. Я виноватой себя не ощущаю, — отрезала на удивление холодно, каким-то чудеснейшим образом овладев собой. Но сомневаюсь, что эффект от нагрянувшей уверенности продлится дольше пяти секунд.

— Я и не допускал мысли, что тебя будет съедать вина, — откровенно сказал он. — Но как бы там ни было, нам пора вернуться в академию. Сегодня родительский день, ты же в курсе? Я больше не намерен терпеть нападки твоей матери.

— Не вернусь, — выдала мрачно и, почувствовав, как его руки расслабились, выскользнула из объятий. Обернулась, опершись на барный стул, с изумительным достоинством встречая его пробирающий до костей взгляд. — Сегодня я туда ни ногой. И не уговаривай.

— Боишься ее? — Деймон вопросительно изогнул бровь.

— Презираю. До такой степени, что тошно становится от одного ее вида. Извини, но сегодня я точно не готова с ней увидеться. — Я помолчала миг, снедаемая его глазами и вниманием, от которого в груди беспрестанно буянили волны жара. Свихнуться можно. — Я слаба сейчас. Не хочу, чтобы она влезла в мою голову. Много сокровенного накопилось... — призналась вдруг.

Так, пора завязывать с выпивкой. С чарами или без — она в любом виде безжалостно развязывает мне язык.

Понять реакцию на мои слова не вышло: мужчина сохранял каменное выражение лица. Но ответа долго ждать не пришлось. Он взял меня за руку, произнеся твердым голосом:

— Идем.

Горло моментально обожгло огнем. Не знаю, что это было — страх, гнев или все вместе, — но оно придало сил, чтобы воспротивиться.

— Нет, — выдернула руку из его стальных пальцев. — Не пойду, сказала же.

— Диана, — предупреждающий рык, но он не возымел на меня никакого эффекта.

Рычи, рычи, белый косолапый. Не боюсь. Наверное.

А коленки все же предательски дрогнули в противовес моим мыслям...

— Не заставляй меня нести тебя на руках.

— Делай, что хочешь, — выпаливаю не подумав. И запоздало улавливаю хищный, довольный блеск в потемневших глазах. — Все равно я здесь на всю н-но-о... Э-э-эй!..

Резко замолкаю и лишаюсь воздуха, когда мужчина сгребает меня руками и легко перекидывает через плечо.

Поначалу во мне даже возмущения не возникло; в ту же секунду все чувства перекрыл крышесносный ужас.

— Одну комнату, хозяйка.

Замечаю, как он достает из заднего кармана пару монет.

Что?!

— Отпусти немедленно, — зашипела, наконец вернувшись в реальность. — Отпусти, или я воткну ногти в твой зад.

— Как грязно, адептка, — произносит притворно-осуждающе.

— Свободная на втором этаже, дверь в конце коридора, — слышу голос Периллы.

Предательница! Хотя бы попыталась помочь. Но нет. Она, как и остальные в пабе, наверняка дрожит, узнав в моем амбале темного принца.

И вот разве не заботит его, что все с интересом принялись нас рассматривать? А впрочем, чего ему бояться? Слухи все равно не поползут... Кто попробует языком трепать, в обязательном порядке его лишится.

Шутки с лордом Бекфордом плохи. Все это знают в королевстве. И пусть в академии он терпила, какого свет и тьма не видывали, но за ее стенами он обзавелся репутацией беспощадного чернокнижника и некроманта, лучшего воина армии Его Величества.

Я всегда знала, что играю с огнем. Но сейчас, за пределами академии, это знание приобрело оттенки удушающего страха.

Кажется, Деймон получил заветный ключ, потому что в следующий миг он зашагал, невольно посылая мурашки по всему моему телу.

— Ты что творишь?! — вскрикнула, уже плевав на всех посетителей, во все глаза пялящихся на нас, и на то, как они воспримут эту компрометирующую позу.

Вряд ли они еще хоть раз увидят владыку Ледяной Пустоши в таком виде: несущим какую-то девчонку на плече, как несет пещерный человек добычу в свою берлогу.

— Поставь меня на ноги! Сейчас же! — не добившись в первый раз ответа, продолжила вопить. И чувствовала при этом ледяные пальцы страха, сомкнувшиеся вокруг шеи.

Он не остановился. Даже не помедлил. Поднялся по лестнице на второй этаж и куда-то завернул.

Вообще я могла принять это как данность. Дождаться, когда он меня отпустит, дать отпор, остановить его, что бы он ни задумал… Но вися вниз головой, я плохо соображала. Алкоголь и кровь ударили в мозг, плавно отключая его и вызывая неконтролируемые крики со стороны сердца.

— Ну пожалуйста! — взмолилась, растратив под давлением страха и изумления всю свою величавую гордость. — Я выучу весь материал по предмету Тельтрейн! И по твоему. Я сдам все экзамены на «отлично». Клянусь! Зуб даю!

— Прошу, — выдает со смехом, — не клянись в том, чего никогда в жизни не случится. А то все зубы выпадут.

Он замирает у двери, и спустя секунду я слышу, как щелкает замок.

Надежда достучаться до него канула в небытие. Печально.

— Гад! — не выдерживаю и со всей силы бью его кулаком по заднице.

В ответ прилетает громкий, смачный и невероятно смущающий шлепок. Показался он несильным, скорее, шуточным, но моя ягодица загорелась пламенем Хаоса одновременно с лицом.

Тьма! Он. Меня. Шлепнул.

Меня шлепнул ректор! Самый неприступный за всю мою жизнь мужик!

Хотя я догадывалась, что на него нашло. Сейчас он был не ректором, а принцем, владыкой, чернокнижником и некромантом, мужчиной, который отныне мог довести меня до воспламенения одним взглядом или… шлепком.

Мы не в академии. Мы в чертовом пабе. В месте, где Деймон забудет про Устав.

Как иронично… На меня наконец снизошло понимание, что Устав был для нас неким барьером, спасающим меня от человека, который, по всей видимости, чрезвычайно ко мне неравнодушен.

Но мы почти вышли за рамки всякого приличия, и я предчувствовала, что сегодняшней ночью мне суждено захлебнуться в любви. Страшно опасной, неправильной любви.

26. Еще одна бессонная ночь. Деймон

Мерзавка дрыгалась до тех пор, пока я не вошел в комнату и не отпустил ее. Правда, после этого едва не упала, но помочь не разрешила, предупредительно выставив объятый ярко-фиолетовым огнем кулак.

— Второй раз воспользоваться своим пьяным состоянием я не позволю, — выдает грозно, а я еле держусь, чтобы не дать улыбке преобразить мое лицо.

Просто не каждый день мне счастливится видеть ее злой. Обычно она ластится, как кошка, и не упускает ни единой возможности подразнить меня. Допускаю мысль, что все дело в моей симпатии, о которой она теперь знает. Но странно, что она пытается от нее скрыться…

— Располагайся, — сказал спокойно и, приблизившись, под ее ошарашенным взглядом накрыл кулак ладонью, из-за чего ее пламя резко потухло. — Ты же этого хотела, верно?

— Что? — непонимающе хлопнула глазами.

— Сегодня мы не вернемся в академию. Если ты не хочешь видеться с матерью, ты вправе этого не делать.

Прошел мимо, пока она пыталась устоять на здоровой ноге, слегка касаясь больной пола. Снял плащ, бросил на кровать.

— Ты тоже не вернешься? — спросила с четко различимым сомнением в голосе, каким-то образом умудрившись подавить удивление.

— Я же сказал:мыне вернемся.

— И что будем делать?

— А у тебя есть предложения?

Встретил ее трезвый взгляд. Наверное, мне следовало удивиться тому, что она так быстро взяла себя в руки, но я уловил, как вздрогнула ее грудь. Как она тихо выдохнула. Как сжала подрагивающие пальчики в кулаки.

Вот проклятье…

Я поспешил, решив, что смогу быть уравновешенным рядом с ней и не желать еще раз ощутить вкус губ, которые она время от времени покусывает — то ли задумчиво, то ли в волнении.

Нет. Я хочу ее поцеловать. Безумно.

— Есть парочка, — говорит вдруг с такой нахальной улыбкой, которая всегда выбивает меня из колеи. — Тебепонравится, думаю. Но для начала мне надо протрезветь, чтобы взвесить все «за» и «против». А что насчет тебя? Что ты можешь предложить?

Вот же мелкая непутевая искусительница. И что она успела нафантазировать, пока я нес ее до комнаты?..

Хотя кто бы говорил…

Из нас двоих именно я мог бы накрыть нас лавиной грязных мыслей, от которых она наверняка придет в ужас.

— У меня тоже есть один вариант. Но тебе онне понравится.

Улыбнулся и тотчас заметил, как она напряглась.

А вот это уже интересно. Похоже, ее уверенность — это очередная уловка, а слова — блеф. Моя девочка не умеет проигрывать — будет до последнего притворяться, что держит чувства под контролем. А я, конечно же, до последнего буду в это верить. Иначе наши заигрывания приобретут все оттенки дикого азарта и страсти.

— И что же это? — выпалила, разом выдавая свое нетерпение.

Навязчивое чувство, что мы поменялись ролями, начало преследовать меня со вчерашнего дня. Было видно: теперь именно она томилась от предвкушения и в то же время отгоняла от себя запретные мысли. Теперь она играет в мою игру, а не я в ее. Хотя нельзя сказать, что я так же стойко, как она, перенесу весь этот флирт, напрашивающийся на продолжение.

Есть вероятность, что я быстрее проиграю в собственной игре.

Приблизился к ней, прикладывая максимум усилий, чтобы не повернуть обратно от того, что задумал. Чтобы не поддаться желанию и не воспользоваться ее затуманенным состоянием. Ведь обстановка так благоприятствует нашим обоюдным хотелкам…

Но какие бы завлекательные фантазии ни вертелись в ее голове, я за секунду скинул с себя игривость и… материализовал из воздуха учебник по порче и сглазу. Протянул его ей с совершенно бесстрастным выражением лица.

Ее округлившиеся от шока глаза — невероятное зрелище, чуть не выбившее из меня смех.

— Это что? — задает ожидаемый вопрос и смотрит то на меня, то на книгу, никак не решаясь взять ее в руки.

Будто чей-то помет держу, в самом-то деле…

— Твое занятие на всю ночь. — Не дождавшись, сам вложил ей в руку учебник. — Мадам Тельтрейн поставила меня в известность, что ты пропустила дополнительный урок. Она больше не намерена идти тебе навстречу и никаких поблажек делать не будет. — С каждым моим словом лицо дикарочки мрачнело все сильнее. — После недели выходных она ждет тебя на контрольной, которая решит твою судьбу касательно допуска к экзаменам.

— Но я не успею все выучить. Это нереально! — восклицает, при этом крепко стискивая пальцами толстый корешок. — Тут столько бесполезной информации, что впору захлебнуться.

— Разве кто-то виноват, что тебе нужно выучить все за несколько дней? Было бы легче, если бы ты посещала занятия.

— Вот не надо сейчас включать режим назидания! — продолжает злиться. Щеки краснеют, и уже не от смущения. В глазах столько возмущения, негодования и отчаяния, что мне невыносимо хочется сжечь к Хаосу этот учебник и затискать ее до ублажающего мое сознание смеха.

Нельзя. Нет-нет. Ко всем чертям мои желания. Я этой девушки не коснусь.

Сегодня. Возможно…

Нет, не коснусь.

— Стол и кресло в твоем распоряжении, — бросаю с такой холодностью, на какую только способен в данной ситуации. — А я спать.

— Ты серьезно?

— И не вздумай отлынивать, — добиваю, опустившись на кровать и принявшись снимать сапоги. — Можешь читать вслух. Люблю засыпать под лекцию о наведении порчи.

— О, даже не буду спрашивать, откуда у тебя взялась эта любовь! — воскликнула в сердцах, явно намекая на мою несуществующую связь с мадам Тельтрейн, и опустилась в кресло, все еще пыхтя от злости.

Еще одна бессонная ночь. Но уж лучше такая, чем наедине с мыслями о ней…

27. Игры с огнем. Диана

— При наведении ПОРЧИ от мага требуется использовать минимум ЭНЕРГИИ и делать бо́льший акцент на СЛОВАХ, — читаю вслух так громко, что у самой уши начинают сворачиваться в трубочку.

Но ничего! Потерплю. А вот своего мучителя помучаю в ответ сполна.

— Важно вкладывать в слова все негативные чувства и эмоции, ведь, как правило, именно от них зависит СИЛА ПОРЧИ.

Ха! Весь негатив, значит? Да я сейчас так зла, что с готовностью наведу порчу на весь мир!

Больше всего мою злость подогревает абсолютное равнодушие со стороны мужчины. Он лежит на кровати, демонстрируя мне великолепный зад и широченную спину, и даже не шевелится. Никоим образом не показывает, что мой голос раздражает его.

Ну что за напасть? В какой-то момент я решила, что этот недотрога плюнет на все приличия и сорвется. Я не могу, совсем не могу отрицать, что мне этого не хотелось. Да, возможно, алкоголь окончательно затуманил мне разум, но я знаю точно, что ни о чем не пожалела бы, если бы он занялся со мной любовью.

Как вообще можно жалеть о сексе с таким мужчиной? Да я бы гордилась этим, честное слово. И хранила бы все жаркие воспоминания, поцелуи, стоны, доводящие до истомы касания глубоко в сердце всю свою жизнь.

Проклятье. Меня бесят эти желания. Бесит, что я четко осознаю, что хочу его. Бесит понимание, что я уже давно неравнодушна к нему.

Вся эта симпатия возникла из-за моих же стараний, но раньше я не могла и помыслить, что она проявит себя в таком ключе. Я хотела соблазнить его, а не соблазняться самой. И то совсем не планировала заходить дальше поцелуев…

Поиграла бы с его чувствами, получила бы желаемое и свалила бы в закат. А вернее, домой.

Он не стал бы разбираться во всем этом. Не стал бы искать встречи и мстить мне. Это отнюдь не в его характере. Потому-то он и казался легкой целью.

Но как же я ошибалась…

Цель, может, и легкая, и я добилась своего — влюбила его в себя. Но все пошло не по плану, и его чувства оказались взаимными. А это совсем некстати и ставит палки в колеса моей кареты под названием «Светлое будущее».

Хаос! Ненавижу!

— Вслух, Диана, — безжалостно вырывает из злобных мыслей жесткий голос. — Читай вслух.

На плечи посыпались мурашки от одной его властной интонации. Сказал бы он таким голосом нечто иное, я бы растаяла, как сахар в кипятке…

— Порчу можно разделить на несколько основных направлений… — продолжаю тихо и не так уверенно, как до этого.

Сердце колошматит о ребра, заглушая мои слова, и я замечаю, что дышу с придыханием. Текст расплывается перед глазами, я перечитываю один абзац по несколько раз — вслух, чуть тише, шепотом, а потом и вовсе про себя, заставляя ректора снова приказать мне говорить громче, из-за чего я покрываюсь мурашками с головы до пят.

Боги, пусть он просто молчит! Иначе я за себя не ручаюсь.

— … важно отличать порчу от заговора, сглаза и приворота, поскольку все эти магические влияния так или иначе возникают вследствие силы слова… Черт, — прерываюсь и в раздражении захлопываю учебник. — Я не понимаю! Я прочитала эту страницу четыре раза, но так и не поняла, чем они все отличаются.

Мое уныние тут же находит отклик в усталом вздохе со стороны ректора. Он поднялся с кровати, прошагал до меня босыми ногами, придвинул стул и уселся на него так, что наши лица оказались напротив друг друга.

Не так близко, чтобы я почувствовала его дыхание, но достаточно, чтобы сбить меня с толку.

— Прочитай еще раз, а я поясню, если возникнет трудность.

Взгляд ожидающе сверлит мое лицо, а я никак не могу прийти в себя от его неожиданного хода и просто смотрю.

— Ну же, Диана, — его губы растягиваются в улыбке, и я замечаю странный блеск в темных глазах. Как если бы ему в голову вдруг ударила пошлая мысль… — Читай. А я поясню все на примерах. Еслихочешь.

— На примерах? — спрашиваю несколько озадаченно. — Это как?

— Так, что ты сразу все запомнишь. Согласна?

Какой-то скрытый смысл в его словах не дает мне покоя. Мой мозг явно не собирается принимать тонкий намек, либо намеренно изводит, опошляя все мысли. Но он заставляет меня согласиться.

— Ладно.

Открыла учебник, отыскала нужную страницу, но не успела приступить к чтению.

— Прежде чем начнешь, достань из заднего кармашка брюк баночку с мазью.

Мои глаза едва на лоб не полезли.

— Откуда ты знаешь, что…

— Без вопросов, — перебивает холодно и твердо. — Сейчас их задаю я. Первый: почему ты носишь мазь с собой, но не мажешь рану?

— Она воняет… — скуксилась я.

— Зато помогает избежать заражения и лечит, — сказал с видом наученного лекаря. — Твоя рана все еще открыта, потому доставляет столько боли и неудобств. Она не затягивается, а это может привести к заражению крови. Ты же не хочешь лишиться своей красивой ножки? Наращённая может получиться не такой, а подверженной повышенной волосатости, к примеру.

Я слушаю его молча, давя внутри удивление, которое все растет и растет, с каждым его словом. С каждым взглядом, ощущающимся, как ласкающие пальцы.

— Мазь, — требовательно протягивает руку.

Больше медлить не получается — достала баночку, вложила в его ладонь.

— Хорошо. А теперь можешь снять рейтузы и продолжить чтение.

— Чего?

Боги, да это когда-нибудь закончится?! Или мне на роду написано сгореть от его слов и великого смущения?

— Говорю, сними рейтузы, — повторяет с тенью улыбки, внимательно следя за моей реакцией. Издевается. Определенно издевается! — Я немогу обработать рану через ткань.

— Я бы и сама это сделала…

— Ты занята чтением, — резко обрывает, отчего по спине пробегает холодок и одновременно с этим в груди начинает скапливаться жар. — Не отвлекайся. Ночь не бесконечна.

Вот как, значит…

Думает, я струшу? Размечтался!

Не люблю проигрывать. Ни в чем.

Отложила книгу, поднялась. Быстро стянула сапоги и штаны, ощущая кожей его пристальный взгляд, но не смотря в ответ. Оставшись в тунике, прикрывающей причинное место, плюхнулась в кресло и тотчас вытянула ногу, беззастенчиво касаясь носочком мужского колена. И только после встретилась с его глазами.

В них полыхало пламя.

Пламя, которое он был не в силах скрыть и которое моментально меня обожгло.

— Пожалуйста, — произнесла отрывисто, скользнув носком по его напряженной ноге. Поиграть вздумал? Тогда следующий ход за мной! — Будь нежнее.

28. Индивидуальное занятие. Диана

С довольной улыбкой заметив, как дернулся его кадык, я переключила внимание на книгу.

— Порча представляет собой вредоносное магическое влияние со стороны недоброжелателей… — начинаю читать, краем глаза видя, как Деймон раскрывает баночку. — Результатом порчи является болезнь, смерть, психическое расстройство, уродство или… о-ох…

Внезапный вздох останавливает чтение, и я сразу поджимаю губы, понимая, что этот неприличный звук принадлежал мне.

Кошмар!

А все потому, что горячие пальцы ректора, измазанные в белой жиже, плавно скользнули по укусу. Кожа мгновенно покрылась мурашками, а сердце подлетело к горлу и, проклиная меня за проявленную смелость, забилось со страшной силой.

— Как и сказано в учебнике, порча — вредоносное магическое влияние, — удивительно ровным голосом говорит мужчина, словно и не заметив моего полустона.

Как?! Как он сохраняет спокойствие, когда я напряжена всем телом?

Все становится в несколько раз хуже, стоит ему слегка надавить на рану. Боль смешивается с удовольствием, и я сильнее закусываю губу, молясь всем темным богам, чтобы он не оторвал взгляда от укуса и не посмотрел на мое горящее лицо.

— Все просто, Диана, — продолжает с таким же спокойствием. Пальцы мягко размазывают мазь, отчего моя грудь вздымается уж чересчур нервно. — Порча от слова «портить». Ты используешь негативные эмоции и силой слова портишь человеку внешность или здоровье вплоть до летального исхода.

Он отвлекается на пару секунд, чтобы набрать побольше мази, и вновь прикасается к ноге.

Из меня сейчас весь дух вылетит…

— Поняла? — Поднимает глаза вопреки моим мольбам, и я резко киваю, чем вызываю у него улыбку. — Хорошо. Продолжай.

«Не могу», — хочется шепнуть в ответ…

Но я упрямо заставляю себя упереть взгляд в книгу и сосредоточиться на следующем определении.

— Заговоры отличаются ярким своеобразием смысла и языка. Они ближе всего к заклинаниям…

— Верно, — осторожно прерывает, закручивая баночку. — Заговоры безобидны. Чаще применяются в лечебных и защитных ритуалах. К примеру, мы могли бы сейчас провести небольшой ритуал и ненадолго унять твою боль.

Он снова гладит подушечками пальцев укус, при этом смотря прямо в глаза. Не знаю, сколько еще смогу удерживать на лице маску невозмутимости.

— Но проще использовать мазь.

Поставил баночку на стол, как ни в чем не бывало вытер пальцы о свою штанину. И я наконец додумалась отдернуть ногу.

— Давай дальше.

Я кивнула, но из-за волнения, а не потому что была согласна продолжать. Но ведь худшее позади?.. Рана обработана…

— Сглаз — это магическое вредоносное влияние взгляда. Иначе называется «дурной глаз».

— Ты же знаешь о фирменном убийственном взгляде Тельтрейн? — спрашивает и вдруг опускается на колени прямо передо мной. Так близко, что я задерживаю дыхание, чувствуя, как лицо начинает пылать пуще прежнего. — Она правда может им убить. Но обычно останавливает себя. Все-таки у нас не принято убивать адептов…

Придвигается ближе и по-хозяйски кладет ладони на мои бедра.

Что творит?..

Я инстинктивно свела ноги под его насмешливыми, пронзающими насквозь глазами. Грудь обожгло изнутри, и весь этот жар, обволакивающий сердце, ринулся к низу живота.

— Взглядом можно убить. Или ранить. Это и есть сглаз. Но тут тоже нужно применять силу слова. Что у нас дальше?..

Его уравновешенность просто не может не восхищать. Пока я тут сгораю со стыда, он ведет себя так, будто мы каждый день проделываем подобное: я читаю, а он изучает мое тело и взглядом, и руками.

Но нет! Для меня это впервые! Впервые он ведет себя так, впервые я не знаю, что ему сказать. Впервые меня пожирают глазами, а я умираю от жажды по ласкам и не нахожу сил отказать себе в удовольствии.

— Диана, сосредоточься, — ухмыляется, неожиданно скользнув ладонями ниже и коснувшись голой кожи.

Я вздрогнула, когда его пальцы забрались под тунику и нагло оттянули край белья.

Хаос! И он еще смеет говорить, чтобы я сосредоточилась?!

— Ну, раз ты потеряла дар речи, я самрасскажутебе о привороте. — Подается вперед, сокращая между нами расстояние и упираясь пахом мне в колени. Твердо… — Хотя о нем ты уже знаешь. Столько раз пыталась приворожить одного ректора… Наверняка стала мастаком в приворотном деле.

— Не сказала бы… — наконец выдохнула хоть что-то.

Но это были последние слова, потому что его руки скользнули выше, к груди, и замерли под ребрами, когда я перестала дышать.

— Разведи ноги, — приказывает с полурыком, выбивая из меня вздох. — Мы же договорились, что я расскажу все на примерах. Позволь показать тебе, на что способен привороженный.

Растерянно пялюсь на него, а ноги, словно не подчиняясь мне, разводятся в стороны, разбивая меня об очередную скалу стыда.

Рывок — и я стянута к самому краю кресла. Не давая опомниться или хотя бы для приличия возмутиться, Деймон мягко накрыл ладонями щеки и привлек к себе, прижимаясь теплыми губами к моим.

Недолгий, но чрезвычайно нежный поцелуй вызывает внутри тягучую волну блаженства, медленно, как патока, растекающегося по конечностям.

— Единственное, о чем начинает думать привороженный, — произносит тихо, поднимаясь с колен, — это как доставить удовольствие своей госпоже.

29. За рамками всякого приличия. Диана

Вынудив откинуться на спинку кресла, Деймон навис надо мной и снова поцеловал — в этот раз требовательнее, показывая, что не намерен останавливаться. Сквозь бурлящие чувства я ощутила, как его пальцы уверенно нырнули под белье, накрывая собой развилку ног.

Выдохнула ему в губы, встречаясь с потемневшими от возбуждения глазами.

— Какая ты влажная, — шепнул, отчего мое лицо полыхнуло огнем. — И горячая.

Кажется, наше индивидуальное занятие принимает странный оборот…

Но мне это нравится. Так сильно, что я хочу попросить его не медлить, но он опережает меня: надавливает и раздвигает пальцами складки. Внизу живота стягивает с такой силой, что я не сдерживаю стона.

Один этот звук неуловимо изменил выражение его лица. Брови сдвинулись к переносице, на скулах вздулись желваки, и в ту же секунду движения стали чуть напористее.

Я горела от макушки до пят под тяжелым, но в то же время жадным и выражающим какое-то поистине нежное чувство взглядом. Он нагнулся, уперев ладонь в спинку кресла, поцеловал, не прекращая ласкать, без стеснения пачкая пальцы во влаге. Сдвигаясь к щелке между складочек и вновь возвращаясь к набухшей точке. Дразня. Изводя до тихих стонов, которые он ловил с обаятельной улыбкой на красивых губах.

Испытывал. Издевался. И за это я слегка прикусила ему губу, когда он припал с очередным поцелуем. Легкий смех раздался в ответ, накрывая меня волной мурашек. И больше я ничего не смогла сделать…

Ничего. Потому что была обездвижена. Потому что сейчас была в его власти. И осознание этого сладкой дрожью отдалось в груди.

Все чувства обострились, и я вытянулась струной, стоило подушечкам прижаться к узкому входу. Он помедлил, как-то странно посмотрев на меня, с каким-то вопросом, который так и не озвучил. Это смутило на миг, и я хотела что-то сказать, сама не зная что, но весь воздух выбило из легких, когда пальцы медленно вошли.

Мы замерли, оба перестали дышать, обжигая друг друга испытывающими взглядами. И одновременно выдохнули вслед за скользящим движением внутрь. Небывалое наслаждение, смешанное со слабой тянущей болью, иглами пронзило все участки кожи. Я задышала так шумно, что не слышала ничего, кроме собственного дыхания. Выгнулась в спине навстречу его пальцам, жаждая ощутить их еще глубже.

Ласка — медленная, осторожная — сводила с ума. Я двинула бедрами вперед, чем вырвала из груди Деймона рык, и его движения сразу стали настойчивее и сильнее.

Сама не заметила, как прикрыла веки, утопая в сладостном блаженстве. Но я чувствовала, что он смотрит. Наблюдает, отслеживает мельчайшие эмоции — я знала наверняка.

Внезапно остановился, вынуждая застонать от недовольства. Распахнула глаза, встречаясь с его до чертиков довольным взглядом. Гад!

Не успела возмутиться, как он задвигал пальцами, входя глубже, вновь сбивая дыхание.

— Пожалуйста… — срывается шепот, и я до боли закусываю губу, уловив, как он спрятал улыбку.

Он не должен был это услышать. Точно не должен был! Хватает того, что я млею под ним от его обжигающих душу действий.

Но я не контролировала ни слов, ни эмоций, ни стонов. Все это кипело и выставлялось напоказ против моей воли, даря ему возможность наслаждаться моим беззащитным видом. И это так ранило гордость… Сам факт, что я уязвима рядом с ним. Что я с легкостью сдаюсь.

— Дей…

— Попроси снова, Диана, — наклонившись, обжигает дыханием лицо и целует за ушком, создавая некое новое, не испытываемое ранее ощущение. — Скажи это еще раз.

Проклятье! Да гореть тебе в пламени Хаоса!

Закрываю глаза, не вынеся его пытливого взгляда, и он мгновенно останавливается. Чувство неудовлетворенности сносит крышу.

— Всему есть цена, милая, — шепот прямо в ухо. — Посмотри на меня и повтори.

Пару секунд борюсь сама с собой и все-таки не выдерживаю, чувствуя, как на лбу раскалилась испарина. Ловлю его взгляд. Слишком пристальный, слишком откровенный, снедающий…

— Прошу тебя, дай мне закончить…

Пальцы тут же откликаются на мою просьбу. Входят рывком. Ускоряются, сбивая с уст громкий, тягучий стон.

Кровь забурлила со всей силы, перемешиваясь с внутренним огнем. Все вокруг закружилось, запрыгало от яркости ощущений, от вспышки, сбивающей ударной волной всякие рамки приличия. Ступни вытянулись до боли, поджав пальчики, а крик застрял в горле и не вылетел, когда я напряглась всем телом, затаив дыхание.

Задрожала от накрывшей с головой эйфории и моментально обмякла. Силы покинули жутко быстро, потому я несказанно обрадовалась, когда мужчина придержал меня за талию, а после с легкостью оторвал от кресла, беря на руки.

— Ты?.. — шепнула с опаляющим все внутренности смущением и обвила руками его шею.

— Не сегодня, — отвечает с мягкой улыбкой, каким-то образом догадавшись, что я имела в виду.

Не сегодня.

Эти слова лишь больше распаляют волнение, успевшее омыть все внутри.

Не сегодня…

Пусть я умру со стыда, но я уже уповаю на еще одно индивидуальное занятие с ректором.

30. За каждый твой шрам. Диана

Еще никогда, лежа в постели, я не забывала про сон из-за трепетного волнения.

Правда, этот раз отличался от прочих наличием мужского тела, прижимающегося ко мне столь откровенно, что я медленно сгорала изнутри и изнывала от недостатка ласк. Если не смущение, то меня убьет мой же огонь, как никогда раньше извивающийся и расползающийся тонкими нитями под кожей.

Я не могла думать ни о чем, кроме больших, сильных, сжимающих меня рук. Кроме груди, прижатой к моей спине, и касающихся затылка губ.

Ситуацию усугубляло отсутствие света, давая невообразимый простор воображению.

Это просто поразительно! Откуда в нем столько спокойствия? Почему я одна страдаю, вытянувшись стрункой в его объятиях? А он — проклятый медведь — просто сопит.

Сопит, твою нежить!

Несправедливо. Крайне несправедливо.

Я не должна одна испытывать жгучий стыд, гореть и стискивать зубы, пока кое-кто изредка трется носом о мои волосы и издает что-то похожее на утробное урчание. Сейчас он напоминал мне большого кота, удобно устроившегося под боком хозяйки. Шевельнешься — а он рыкнет недовольно. Затихнешь — и он приластится, прижмет ближе, вызывая бурный поток жара, растекающегося от горла до пальчиков ног.

Не придумать пытки мучительнее.

— Ненасытная, — вдруг раздается хриплый шепот, чем вынуждает напряжение сжать меня в тиски. Теплые губы прижались к ушку в легком поцелуе. — Перестань ерзать. Ты испытываешь мое терпение.

Легко ему говорить. Меня, знаете ли, еще никто так не прижимал к себе ночью и не говорил, чтобы я перестала шевелиться!

— Думаешь, это так просто? — отозвалась недовольным и обиженным голосом. — Отпустил бы к краю кровати, тогда, быть может, я смогла бы уснуть…

— Не отпущу, — выдает с рыком, с ясно различимой властной интонацией, и я быстро лишаюсь дыхания.

Наверное, я никогда не привыкну к этой его жадности, которую он без стеснения проявляет по отношению ко мне.

— Утром ждет рутина, поэтому я не хочу лишаться мгновений рядом с тобой. Но… — его голос становится жутко серьезным, — … если ты действительно хочешь, чтобы я отпустил, скажи об этом прямо сейчас.

Да я с легкостью себе палец отрежу, чем скажу нечто подобное.

Мне этого не хотелось больше всего на свете. Напротив, я нестерпимо желала зайти чуть дальше невинных касаний. Немножко дальше.

Хотя нет… Множко…

Нетерпеливо шевельнула бедрами, сильнее прижимаясь ягодицами к его паху. И в ту же секунду с удивлением ощутила, какой он твердый и напряженный.

И о каком спокойствии я говорила? Он же возбужден так же сильно, как и я. Только притворяется искуснее.

— Диана, — грозное рычание, от которого у меня вздрагивает в груди, но которое не пресекает моей вольности. — Еще раз, и я…

Не даю ему договорить: толкаю всем телом так сильно, насколько это возможно в его крепких объятиях. И тут же оказываюсь перевернута на спину. Он нависает надо мной, бесцеремонно втиснув колено между ног, и я четко вижу в темноте его раздраженные глаза.

— Как мне еще унять твое шаловливое поведение? — спрашивает спокойно, невзирая на злость.

Сглотнула под его внимательным взглядом, понимая, что он спросил не просто так, а с явным намерением выбить из меня признание.

— Почему ты не даешь себя потрогать? — отвечаю вопросом на вопрос с некоторой обидой в тоне, скрыть которую не получается. Тянусь к поясу его брюк, но рука оказывается схвачена где-то у живота, что и подтверждает мои домыслы.

Он не хочет, чтобы я его касалась.

Кажется, заметив, как меня задел этот жест, он отпустил руку и наклонился ближе.

— Боюсь сорваться, — говорит мягко, проводя кончиком носа по щеке. Новая волна жара укрывает полностью, а сердце жалобно всхлипывает, требуя перейти от таких милых касаний к грубой горячей ласке.

— А я нет.

Взгляды сталкиваются, и я замечаю, что он прячет в удивительной глубине своих глаз сокровенную, волнующую до дрожи тайну.

Но он не дает понять его, скрывая истину за улыбкой.

Приблизился к губам, но не прикоснулся. Замер так близко, в жалких крупицах от моего рта. Дразнит.

— Я же тебя съем.

— Подавись, — бросила с наглой улыбкой, отчего он усмехнулся, вновь ублажая меня звуком своего тихого, бархатного смеха.

— Есть некоторые нюансы нашей близости, Диана, — произнес невозмутимо, одновременно с этим спускаясь ниже и мимолетно задевая губами кожу шеи.

Резко дернул край туники вверх, оголяя живот и грудь. Рука по-собственнически сжала мягкое полушарие, и из меня мгновенно вылетел прерывистый вздох.

— Самое главное, что ты будешь моей. Будешь принадлежать мне полностью, без остатка. Ты понимаешь серьезность этих слов?

Да. Или нет…

Голова начинает плохо соображать, когда кончик языка касается вершинки груди. Я шумно втянула воздух, зашипев от того, что мужчина обхватил сосок губами, ошпаривая мягкостью и теплотой.

— Твоя покорность оставляет меня без выбора. Но я не хочу, чтобы и ты осталась без возможности выбирать.

Резко накрывает другую вершинку губами. Она тотчас завибрировала в его рту, беспрестанно посылая волны мучительного жара по всему телу. Слегка прикусил, из-за чего я глотнула воздуха и впилась пальцами в покрывало. И еще раз, чуть сильнее…

Сладость стремительно отозвалась внизу живота ноющей, но приятной болью.

— Пожалуйста, Дей… — сбивчивый шепот, как будто принадлежащий не мне, разрывает тягостную тишину. — Позволь прикоснуться к тебе…

— Ты сведешь меня с ума.

Словно и не услышав моей просьбы, он принялся спускаться, оставляя влажные отметины на горящей адским огнем коже. Я замерла и вытянулась, как только на одном из рубцов, испещрявших мое тело, загорелся поцелуй.

Деймон застыл, точно сразу понял, что дошел до чувствительного места. Один томительный миг — и подушечки его пальцев мягко, почти невесомо очерчивают шрам, начинающийся от лопатки и небрежно заканчивающийся у косточки бедра. Самый длинный из всех шрамов, что усеивали тело, как резкие темно-бордовые линии усеивают холст.

— Плеть, — процедил внезапно, почти рыча, и я вздрогнула от этого сурового, такого не похожего на остальные рыка. — И тоже созданная в пламени Хаоса. От ран не избавиться… За что они так с тобой?

Я сглотнула и тихо выдохнула, ощутив, как защипало в носу.

Этот вопрос столько раз был брошен мной в пустоту, в родителей, брата и сестру, наставников… Но ни разу не обернулся ответом.

— За непослушание, должно быть, — сказала полушепотом.

Выдохнув как-то тяжело, в крайнем раздражении, Деймон прижался головой к моему животу, нежно сжимая пальцами талию, и я почувствовала, как возбуждение плавно растворяется и на смену ему приходит тяжесть от воспоминаний.

— Извини, что нагнал тоску.

— Ничего, — говорю, а сама чувствую, как меня лавиной захлестывает чувство стыда, перекрывая боль, иглами протыкающую сердце.

Почему стыд?..

Неужели мне стыдно, что он увидел эти изъяны? Что понял, какой уязвимой они меня делают?

Похоже, так и есть…

— Поспи, Ди. — Лицо мужчины оказывается рядом, и его губы накрывают мои в таком мимолетном, но сладком поцелуе, что сердце робко отзывается на это глухими стуками.

Тело наполняется какой-то странной истомой, словно бы насильно вызванной. Веки тяжелеют, и вскоре я закрываю их, но даже после все равно ощущаю на себе теплоту его взгляда.

Незаметно для себя я провалилась в дрему и сквозь нее почувствовала, как чужие пальцы легли на мое лицо, погладили, пуская мелкие мурашки по шее, плечам и спине. Слух все еще пытался уловить мужское дыхание, но усталость утягивала дальше, и все звуки в комнате начали казаться эфемерными, далекими от моего существа.

— Я отомщу за каждый твой шрам, принцесса, — слышится на задворках сознания голос, пропитанный холодом ледяных пустошей.

И на этих будоражащих кровь словах сон окончательно утаскивает меня во тьму.

31. Королева и принцесса. Диана

Я умудрилась проснуться первой, чему несказанно обрадовалась. Есть шанс не сгореть под пристальным взглядом Деймона.

Выпутавшись из медвежьих объятий, надолго скрылась в ванной. А когда вышла, мужчины в постели уже не было. Я застала его внизу, завтракающим в пустом зале. Молча присоединилась к нему, и весь завтрак прошел в таком же странном, неловком — но, похоже, только для меня — молчании.

Деймон выглядел совершенно спокойно, точно ночи, оставившей неизгладимый отпечаток в моем сердце, попросту не было. Такое спокойствие нервировало, пугало и огорчало одновременно.

Нервировало потому, что я тоже старательно делала вид, что все в порядке, но в отличие от него у меня получалось плачевно. А пугало из-за того, что где-то на подсознательном уровне я понимала: эта ночь может ничего не изменить ни в его жизни, ни в моей.

Мне не место рядом с ним, как и ему не место рядом со мной. Это и огорчало. Я боялась, что он сделает вид, будто между нами ничего не происходит, и отдалится. Ведь как ни погляди, это казалось самым легким, хоть и более болезненным, вариантом: выстроить стену, отделив от себя потенциальный источник бед.

А я запросто могла стать таким источником.

После завтрака мы решили незамедлительно вернуться в академию. Меня захлестнуло страшной волной обиды, когда он прижал мое напряженное тело к себе, готовясь переместить нас. Эти объятия чудились последними, и меня упрямо не отпускал страх, что по возвращении я не увижу своего Деймона — таким, каким он для меня стал, — а встречу ледышку-ректора, который сразу же поспешит укрыться треклятым Уставом.

Но этот страх растаял вместе со мной, когда мужчина, прежде чем телепортироваться, неожиданно легко коснулся моих губ своими. Словно чувствуя мою тревогу. Словно успокаивая.

И как же я была благодарна ему в этот момент за нежную улыбку, заменившую на мгновение кислород…

Но мое маленькое счастье и чувство полной безмятежности продлилось недолго. Уже у ворот академии на нас налетел магистр Бертингер с таким свирепым видом, точно готов был прибить одного из нас за пару секунд. Не хотелось попасть под горячую руку, поэтому я, сама того не осознавая, дернулась за спину ректора.

— Куда вас двоих Хаос забросил? — цедит магистр, крепко сжимая в руке жезл.

— В чем дело? — тут же спрашивает Деймон и внаглую берет меня за руку, чем ошарашивает не только меня, но и беднягу Бертингера.

У того взгляд сразу изменился, стал каким-то более осознанным, а брови тем временем поползли на лоб. Но — к моему удивлению — он быстро взял себя в руки. Слишком быстро. Будто все прекрасно понял и в словесных объяснениях не нуждался.

— Дело в Церрии, — бросает холодным тоном, и меня тотчас пронзает невидимыми иглами ужаса. Дей, без сомнения, почувствовал это — сильнее сжал ладонь. — Со вчерашнего дня мне проходу не дает. Все родители разъехались, а она со скандалом настояла выделить ей комнату и заявила, что не покинет академию, пока не увидит свою дочь.

Бертингер покосился на меня, одним тяжелым взглядом намекая, что это я виновата в его скверном настроении. А по мне, так у магистра Винстана Бертингера, лучшего друга ректора, всегда паршивое настроение…

— Как интересно, — что-то обмозговав, произнес Деймон. — Такой повышенный интерес к своему ребенку, на которого ей до вчерашнего дня было наплевать, слегка озадачивает.

Магистр и ректор скрестили взгляды, и на секундочку у меня родилось чувство, что между ними завязался немой диалог. Они явно что-то знали и понимали происходящее лучше меня, но делиться своими мыслями были не намерены.

— Где она?

— Во дворе. — Бертингер раздраженно передернул плечами. — С раннего утра там. Разбудила меня, до угроз опустилась. А я что могу сделать? Я не гончая Хаоса — найти сбежавших ректора и адептку не в состоянии.

Боги, и вот почему грубо вела себя Церрия, а стыдно теперь мне?

Впрочем, такое ее поведение давно стало привычным. Она любит разбрасываться угрозами налево и направо, даже если эти угрозы никогда не воплотятся в жизнь. Но магистр Бертингер все равно не заслужил терпеть самомнение моей матери.

— Спасибо, Винс, — сказал Деймон и, дернув меня за собой, направился к запорошенной снегом тропинке, ведущей на задний двор.

— Можно я сама? — спросила осторожно, заставляя его замереть на углу здания. Повернулся, глянул вопросительно. — Я сама поговорю с ней, ладно?

Невероятно сложно оказалось уследить за меняющимися эмоциями на его лице. То ли удивление, то ли несогласие… А после вроде гнев и раздражение, но в конце концов кроткое смирение.

— Хорошо, — сдался он под моим умоляющим взглядом.

Ненадолго, наверное. Но надеюсь, этого хватит, чтобы королева Дерил-де-Лоя удалилась, не задев ректора гневным потоком не самых красивых слов. Я должна пойти одна. Должна встретиться со своим страхом лицом к лицу без его присутствия. Не хочу больше втягивать его в свои семейные проблемы. Он останется безучастным, что, конечно, идет вразрез с моим изначальным планом, а я останусь без возможности вернуть трон.

Я так решила. Так и никак иначе. Это слишком подло даже для моей пропитанной эгоизмом натуры — продолжать использовать его в личных целях после его признания, после того, как я поняла, что и сама испытываю к нему самые нежные из всех моих чувств.

Меня не покидало желание изменить что-то в своей жизни. Может, мне и не нужна корона… Я начну все заново, без страха вернуться к суровому прошлому. И возможно, именно Деймон составит мне компанию.

— Я буду поблизости, — ставит перед фактом, и я мгновенно отвлекаюсь от грез. Хочу отдернуть руку, но он крепче сжимает ее и внезапно подносит к губам. — Ты под моей защитой, Диана, — мягкие нотки в его интонации обволакивают меня, как одеялом. — Если ты не пожелаешь больше говорить с ней, скажи мне, и я выставлю ее за ворота академии.

— Боюсь, в таком случае она их сломает, — невесело усмехаюсь и вздрагиваю, когда теплые губы прижимаются к костяшкам моих пальцев.

Огромная волна дрожи едва не сбивает мое бренное существо с ног.

— Это ей не поможет.Обещаю.

Еще один преисполненный нежности поцелуй, и я понимаю, что начинаю наивно верить его словам. Это кажется проще всего — довериться ему. Проще, но неправильно.

Когда он отпускает меня и я одна продолжаю путь к беседке, где видна одинокая фигура в черном, тепло его губ остается со мной и согревает, невзирая на чертов мороз, стоящий на улице незримым столбом.

Она почувствовала мое приближение. Конечно, почувствовала…

Поднялась с присущей королеве грацией, обернулась. Наши взгляды встретились, и я ощутила вдруг, как уверенность и чуткие слова Деймона безжалостно ускользают от меня.

— Мама.

Замерла напротив, сцепив перед собой пальцы рук.

Ничего не могла с собой поделать: один взгляд ее бездонных глаз пробирал до дрожи. Сколько бы я ни отрицала, что не боюсь ее, все было очевидно. И она знала о моем страхе. Всегда знала. И всегда этим пользовалась.

— Я… — начала было, но меня резко перебила хлесткая, оглушающая пощечина.

Щека моментально вспыхнула огнем, а к горлу подкатил обжигающий ком унижения и стыда. Сердце яростно забилось в груди, уже и позабыв, как жестоки удары матери, как тяжела ее тонкая, изящная на вид рука.

— Я воспитывала свою дочь как принцессу, а не как одну из тех шлюх, что согревают постель Бекфорда, — произносит с такой же резкостью, какой обладают ее затрещины.

С этими словами из-под ног словно земля ушла. И в образовавшуюся яму канули все мои надежды и мечты.

32. Предупреждение. Диана

— Как ты узнала? — шепчу сквозь комок слез, намеревающийся вырваться в самый неподходящий момент.

Женщина— назвать ее еще раз мамой просто язык не поворачивался — презрительно хмыкнула, уводя от меня глаза, блестящие довольством оттого, что я созналась. Но почти сразу же вернула взор к моему пунцовому хмурому лицу.

Я не стала ничего отрицать, хоть и ее домыслы наверняка отличались от действительности. Не было никакого смысла лгать и доказывать ей, что между мной и Деймоном нет никакой связи, кроме той, что связывает ректора и его адепта. Она не примет ни ложь, ни правду. Не станет слушать. Так было всегда.

Зачем же сейчас пытаться растолковать что-то и верить в ее благоразумие?

— Думаешь, упорхнула из родного гнезда и осталась без присмотра? — продолжает со жгучей сталью в голосе. — Я не позволю тебе позорить наш дом, наше имя, на которое ты плюешь с высокой колокольни. Мы отправляемся в Дерил-де-Лой немедленно. Было ошибкой отсылать тебя в Дивинат.

Слова болью отражаются в сердце. Что угодно — я вынесла бы все, что угодно, — но только не расставание с человеком, к которому прикипела, как молоко к котелку.

— Я не уйду, — говорю четко, еле удерживая сгусток дрожи в груди, чтобы он не разросся и не заставил мой голос дрожать.

Глаза Церрии распахиваются, становясь похожими на огромные черные блюдца, брови взлетают на лоб, но быстро возвращаются к переносице, создавая складку мрачного недовольства. Похоже, она тоже успела отвыкнуть от меня и моего поведения и забыла, что последние два года я начала бунтовать и скалить зубы.

Я умела защищаться. Конечно, умела. Если бы не воодушевляющие слова одного человека, имя которого до сих пор остается для меня загадкой, я никогда бы не выбралась из пучины боли, страдания и унижения. С появлением шрамов я четыре года терпела нападки со стороны всей своей родни, и когда отчаяние уже сомкнулось над головой, нашелся некто, вдохнувший в меня жизнь.

Я начала бороться. За себя, за право решать, какой будет моя судьба. За принадлежащий мне трон.

Поначалу это было похоже на бунт со стороны подростка и продолжалось два года, до тех пор, пока терпение матери и отца не кончилось, а мое тело не стало напоминать иссеченный ствол дерева. Тогда меня отправили в академию Дивинат. И могу с уверенностью сказать, что это было для них самым глупым решением и настоящей ошибкой. Ведь мой бунт перерос в нечто большее…

— Повтори, — вскипая от злости, говорит сквозь зубы.

— Я не уйду.

Не знаю, что она надеялась услышать во второй раз; может, полагала, что ослышалась или что я одумаюсь и сдамся.

Не сдамся.

— Ты в самом деле думаешь, что заинтересовала такого человека? — Иронично изогнула бровь, по всей видимости, решив бить меня по чувствам. — Он играется с тобой, как с очередной ластящейся к его ногам девочкой. Скоро остынет — и тогда ты, как и остальные, окажешься не у дел. С разбитым сердцем,мое сокровище.

Я не удержалась и скривилась от ее притворно-ласкового обращения, корнями уходящего в детство, когда я еще представляла для родителей ценность.

— Он подлый и безжалостный человек, — продолжила напирать, кажется, по-своему растолковав мое брезгливое выражение лица. — Ты в курсе, что он был обручен с эльфийской женщиной и что против их брака был как его брат-король, так и король Сандарино? Это был такой скандал… Эльфы не приветствуют смешение крови.

Тень улыбки мелькнула на бледном лице Церрии, и я знала, что она ощутила, как подступает к победе. И все из-за того, что в моих глазах отразилось удивление, а сердце дрогнуло от совершенно новой информации, которую я не желала воспринимать всерьез.

— Самое ужасное в этой истории то, что он убил ее, — холодно продолжила королева, намеренно пронзая меня словами, как стрелами. — Расправился жестоко и без сожаления, когда бедная эльфийка застала его с любовницей. А что ты думала? — усмешка исказила ее тонкие черты лица. — По какой причине он, по-твоему, торчит в академии? Явно не из-за любви к преподаванию. Брат сжалился над ним, как и всегда, и теперь Деймон отбывает здесь наказание, не имея больше возможности покинуть свой пост. Он привязан к академии невидимыми цепями. Убийца и тиран...

— Перестань, — отрезаю твердо и крепко сжимаю кулаки, впиваясь ногтями в ладони. — Не говори так.

— Мелкая бестолочь, — фыркает женщина и вновь замахивается на меня рукой.

Я не поспешила отступить. Не смогла. Как будто приросла к земле. Лишь зажмурилась с бешено колотящимся сердцем, говорящим мне, что я все равно не готова к этому удару.

Но удара не случается. Ни через секунду, ни через две.

Распахнула глаза и затаила дыхание, мгновенно ощутив кожей неистовый гнев Деймона. Он сдавливал запястье Церрии с такой силой, что та кривилась не только от возмущения, но и от боли.

— Что ты себе позволяешь? — выплевывает она. — Отпусти.

— У меня к вам тот же вопрос, госпожа. — Тон ректора сдержан, а вид невозмутим, но лишь слепец не увидит губительного огня в его глазах. Он оттолкнул ее от себя и сделал шаг ко мне, почти полностью закрывая собой. — Какое право вы имеете применять насилие в отношении моих студентов?

— Она моя дочь, — Церрия выпрямляется, не уводя от него взгляда.

— Огорчу вас, но здесь подобное оправдание не работает. На территории академии иные порядки, отличные от тех, что царят в Дерил-де-Лое. Адепты применяют силу на тренировках, но не как не в обыденное время. Возвращаясь к вашему вопросу о том, что я себе позволяю… Разве вы не были ознакомлены с Уставом? Как ректор, я вправе вмешиваться в жизнь своих студентов, пока они находятся под моей ответственностью. Иначе говоря, я вынужден остановить ваши меры воспитания в стенахмоейакадемии.

— Диана больше не ваш адепт. Я забираю ее домой.

Сердце снова задребезжало, и еще сильнее, когда мужчина заложил руки за спину, произнеся ироничным тоном:

— Для этого вам нужно получить согласие Дианы, поскольку она уже совершеннолетняя, и помимо этого еще и официальное разрешение от короля Эрисфейла. Вы же не забыли, что ваша дочь обучается в королевской академии? Поэтому она может быть отчислена только после согласованности с королем. А до тех пор… — он сжимает кулак за спиной так сильно, что тот начинает краснеть, наливаясь изнутри огнем, — … я попрошу вас не появляться на территории академии.

Я впервые в жизни увидела Церрию настолько уязвленной. Она залилась краской ярости, стискивая зубы, но не смогла в ту же секунду привести ни одного весомого аргумента.

Она проиграла, и это раздражало ее как ничто другое. В этом мы с ней были похожи: обе не любили проигрывать. Правда, это не единственное наше сходство… Я была почти полной копией матери за исключением глаз и черт лица — мои были несколько грубее и резче, в то время как ее отличались правильностью и благородством.

— Вы еще поплатитесь за это,господинБекфорд, — произнесла, сделав шаг к ректору.

— Вы мне угрожаете?

— Я вас предупреждаю. Не нужно переходить мне дорогу.

— В таком случае я тоже дам вам совет, госпожа. — Небольшая пауза, за которую мужчина успевает приблизиться к королеве, нависая над ней пугающей глыбой льда. — Не прыгайте выше своей головы: есть вероятность сломать шею.

Она оставляет его острый комментарий без ответа и дымкой растворяется у нас на глазах.

Мы молчим какое-то время, не сдвигаясь с места, словно все еще ощущая чужое присутствие. Понятия не имею, о чем думает Деймон, но вот мои мысли полны негодования, злости, странной невысказанной обиды и разочарования.

Разочарования, которое я изо всех сил стараюсь не подпускать к сердцу.

Слова моей матери ничего не значат. Это всего лишь очередная попытка задеть меня. Ранить душу вместо тела. Но…

… разум вопреки этой мысли вопил, что благодаря Церрии я наконец обнаружила ту самую сокровенную причину, по которой Деймон со своим титулом и статусом просиживает штаны в академии, а не в месте, больше подходящем для принца.

— Диана… — начинает он, обернувшись ко мне.

— Кто мог пустить слух? — перебиваю сразу, упрямо смотря в сторону, на виднеющиеся вдалеке горы, укрытые толстым слоем снега. — Кто-то из паба? Нас много людей видело вчера…

Бездушно сменила тему, хотя понимала, что прежде всего мне нужно выслушать его, позволить ему объясниться. Позволить сказать, что все, что наговорила моя мать, — гнусная ложь.

Или правда.

Но я не хотела слушать. Не сейчас. Страшилась, что не выдержу и расплачусь, если он затронет все эти болезненные темы. А я ненавидела плакать. Показывать эту отвратительную слабость другим.

— Ни один человек из паба не узнал меня, — говорит спокойно, неосознанно раня меня этим спокойствием. — Я наслал чары, и мое лицо стало для них незнакомым. Оно не отложилось в памяти. Поэтому это кто-то, кто давно следит за тобой, с самого начала учебы. Есть на примете такие личности?

Шпионом мог оказаться кто угодно. Любой адепт, любой преподаватель, верный королеве Дерил-де-Лоя, а не королю Эрисфейла. Любой за пределами академии чернокнижник. Быть может, их даже несколько.

Но думать об этом не было сил. Визит матери высосал из меня все светлое, что подарил Деймон за одну ночь, и я ощущала себя пустым сосудом, в который вскоре выльется вся грязь мира.

— Какая теперь разница, — с уст срывается усталый шепот. — Кем бы ни был стукач, он уже обо всем рассказал Церрии.

— Диана, я…

— Я отлучусь, ладно? — вновь обрываю его и отступаю, когда он протягивает мне руку. Не встретив отклика, он тут же сжал пальцы в кулак. — Вернусь вечером.

Пока он не предпринял попытки остановить меня, я растворилась в воздухе, первый раз нарушив один из важных пунктов Устава: не применять магию перемещений.

33. Предложение еще в силе? Деймон

Вернусь вечером.

Никогда еще ложь не была такой мучительной.

Она не вернулась в тот день. И на следующий тоже. Отследить ее по энергии не выходило, и незнание о том, где она, что с ней и в каком она состоянии, нещадно протыкало сознание мечами.

Я даже не знал, куда податься и где можно на нее наткнуться. Единственное место, о котором знал и куда она, вероятно, могла пойти, это паб ее знакомой. Но там ее не было. А об иных местах, которые служили ей укрытием, я не ведал.

Оказывается, я так мало о ней знаю. Совсем немного, какую-то крупицу того, что она из себя представляет. А хотелось знать обо всем. О детстве, шрамах, друзьях, любимых местах — обо всем, что поможет стать ближе.

Проклятье. Впервые в жизни столь сильно жалею об упущенной возможности. Надо было остановить ее, не позволять уходить. Утешить всеми возможными способами. А главное — развеять сомнения в этой буйной головушке.

Ничего не оставалось, кроме как ждать. Церрия все же была кое в чем права: я прикован к посту ректора незримыми цепями за грешки в прошлом и, пока мой срок заключения не подойдет к концу, не могу надолго покидать академию. Максимум на день-два. Может, три, если не обращать внимания на последствия в виде невыносимой боли…

В исключения попадают столица и Ледяные Пустоши, где можно запросто захандрить от одиночества. А остальная часть Эрисфейла пока что для меня недоступна.

Это обременительно. Конечно, учитывая тяжесть моего преступления, наказание могло быть в разы суровее. Но за пять лет академия стала для меня настоящей тюрьмой, коллеги — такими же заключенными, а адепты — мучителями-стервятниками, которых и избегать-то толком не получается. Диана среди них — самый безжалостный мучитель за всю мою жизнь.

Забыть о работе и великой ответственности можно было только на каникулах. Как сейчас.

За последние два дня многие адепты разъехались, чтобы провести праздники дома. Без них академия выглядела заброшенной и как никогда тихой. Но мне оставаться в такой пустоте было необязательно: брат, как и раньше, пригласил во дворец на неделю выходных. Письмо от него пришло сегодня утром и написано было в довольно добродушной форме.

Значит, Церрия до короля Эрисфейла еще не добралась. Но это небольшая заминка, затишье перед бурей. Неясно, когда будет нанесен удар. А он будет нанесен без всяких сомнений: королева Дерил-де-Лоя совсем не та женщина, которая может простить мне оскорбление своей гордости.

Мысли об этом не покидали меня даже с каплями воды, ударяющими по голове и плечам и скользящими вниз, вдоль всего тела. Стоял под горячим душем уже около двадцати минут, понимая, что если тягостные думы не уйдут сейчас, то промучают меня до самого утра. Голова была тяжелой, как валун, и пульсировала болью. Такой сильной, что я не сразу обратил внимание на проснувшуюся магию.

Запоздало сообразил, что в ванной комнате я не один. Это казалось нереальным, но желанным бредом. Застыл с запрокинутой головой, боясь шевельнуться, обернуться и тем самым спугнуть эту будоражащую кровь иллюзию. Спугнутьее.

Но часть сомнений улетучилась и дыхание вернулось ко мне, когда теплые ладошки легли на спину. Губы прижались к коже, и где-то в районе лопаток загорелся поцелуй.

— Ты вернулась, — шепчу хрипло, еще не до конца принимая происходящее за действительность.

— Конечно. Я же сказала, что вернусь вечером.

Мягкий голос оказывает на сердце странное влияние: оно начинает буянить в груди, грозя пробить ребра.

— Да... Но не уточнила, вечером какого дня.

Громко выдыхаю, слишком ясно чувствуя ее осторожные касания. Она вдруг прижимается к спине всем своим хрупким телом, неосознанно — или же осознанно — давая понять, что обнажена.

— Где была?

Голос едва заметно дрожит, но обрывать вот так разговор не хочется. Не покидает чувство, что если мы затихнем, она исчезнет как злостный мираж, ненадолго предстающий перед обессиленными путниками в пустыне.

— В своем любимом месте, — обжигает дыханием плечо. — Там красиво. Хочу его показать тебе как-нибудь…

Нервно сглатываю. Неожиданно приходит понимание, что я попал в ловушку. В ловушку этой мелкой соблазнительницы, так уверенно и медленно чертящей узоры на моем животе, что я еле сдерживаю в груди рык.

Еще рано. Срываться рано.

— И что делала? — выдавливаю из себя с трудом, и после этого раздается довольный смешок.

Она все понимает. Разумеется, понимает. И то, что я готов склониться перед ее очарованием, и то, что мое терпение истощается.

Этого она и добивается.

— Думала. Просто думала. Обо всем... Но в основном о тебе.

Ладошка нагло ложится на уже окаменевший и раздразненный член. Обхватывает его и слегка сжимает, жестоко выбивая из меня шумный вздох.

Вот же Хаос! И ведь не остановить… Потому что не хочется. Совсем.

— И... что теперь? К чему ты… Черт, Диана…

Рык вырывается, сбивая меня с мысли, а следом срывается еще один вздох, когда она капельку нерешительно начинает скользить ладонью по твердой плоти.

Так приятно… До дрожи.

Упираюсь кулаками в стену, зажмуриваюсь. Деть бы куда-нибудь руки, иначе они против моей воли сгребут мерзавку в охапку.

— К чему ты пришла? — интонация теряет осторожность и мягкость, выдавая мое вожделение.

— К тому, что хочу выйти за тебя замуж. Твое предложение еще в силе?

Это было последней каплей терпения.

Резко оборачиваюсь, ловя ееиспуганно отдернутые руки.

Не иллюзия. Не варварские игры воображения. Реальная. Это понятно по пронзающим глазам, по взгляду — выразительному, полному желания.

— Серьезно?

— Ага, — выпаливает со смущенной улыбкой.

И не позволяет вновь заговорить: встает на носочки и порывисто припадает губами к моим в жадном, иступленном поцелуе.

34. Я тебе верю. Диана

Реакция не заставила себя долго ждать. Дей ответил сразу же. Прижал к широкой груди так сильно, что у меня едва спина не хрустнула.

Он целовал отчаянно, немного злобно и жестоко, словно ругая за отсутствие, за очередное безрассудство, перед которым он оказался бессилен. Неожиданно повернулся вместе со мной, впечатывая в стену, и губы заскользили по шее — обжигающе уверенно.

Горячие капли безжалостно ударяли по обнаженным телам; поднимался пар, плавно становящийся жгучим от нашего дыхания и бьющего через край желания. Делалось до дрожи жарко с каждым поцелуем, с каждым своеобразным незримым клеймом, возникающим после касания губ к коже.

Не было ни единого шанса на отступление, и от осознания этого в груди бушевал приятный, сладкий трепет.

— Почему ты передумала? — шепчет прямо в шею, и мурашки незамедлительно расползаются по рукам и спине. Язык прочертил дорожку до самой груди, и меня всю передернуло, когда он прикоснулся к затвердевшему от смущения соску. — Не теряй дар речи, Диана. Я хочу услышать ответ.

Да он издевается… Снова.

— Потому…

Сбиваюсь с мысли, как только он втягивает губами вершинку, прикусывает, принуждая подняться на носочки, впиться пальцами в его плечи. Между ног упирается ствол — влажный, твердый, заставляющий чувствовать себя неестественно смущенной и растерянной.

Я не была готова к этому. Но мне этого хотелось. Безумно. Хотелось впервые испытать это с ним — с первым, кто не отвернулся. Кто защитил вопреки смертельным последствиям. Кто продолжает защищать даже сейчас и не отвергает мысли, что в дальнейшем будет рядом со мной.

— Потому что я тебе верю, — выпаливаю на одном дыхании.

Но оно вновь оказывается бездушно отобранным прикосновением губ. В этот раз к животу. Он опустился на колени, жадно сжимая пальцами бедра, поцеловал шрам — легко, мягко.

— Я знаю, что ты не плохой человек, — продолжила, отыскав в себе крупицу сил.

— Глупо в это верить после слов твоей матери. Ты так не считаешь?

Он замирает в дюйме от чувствительного места и поднимает взгляд к моему зардевшемуся лицу.

Это выглядит так… необычно. Невероятно компрометирующая поза. Выражающая и властность, и удивительную покорность одновременно. Я ощущала себя так, будто в моих руках были поводья, но в то же время четко осознавала, что их могут отобрать в любой момент. Без сожаления. С первобытной дикостью.

— Наверное, — выдохнула тяжело в тот самый миг, когда он нагло вдавил большой палец в набухшую точку. — Но эточувство… Оно делает меня доверчивым глупцом.

— Какое чувство, Диана? — спрашивает мягко, но при этом как-то властно, давая понять, что ответа мне не избежать.

Пальцы входят резко и жестко. Поцелуй в живот сглаживает острые ощущения, но я все равно теряюсь в волне беспощадного удовольствия.

— То самое…

Нерешительно касаюсь его волос, слегка сжимаю.

— Как мне вытянуть из тебя это слово? — дыхание опаляет мокрую кожу — и капельки воды на теле словно бы начинают раскаляться. — Услади слух.

— Не скажу. Не сегодня. Пожалуйста, не заставляй…

— Хорошо.

Спокойное смирение вынуждает сердце подпрыгнуть в груди. Он мог бы заставить сказать. А я бы сдалась, не успев опомниться. Но то, как он подчинился, то, с какой кротостью подошел к просьбе, в очередной раз доказало мне, что я не ошиблась.

Он не плохой человек… У меня не было никаких существенных доказательств, я просто верила. И пусть я буду выглядеть наивной дурочкой в его глазах, это гораздо лучше, чем выглядеть жертвой в глазах матери.

Пальцы ускорили темп, вынудив зажмуриться, невольно вернуться в реальность. Одна мысль вдруг ударила в голову, пронзая сознание как стрелой.

Я не могу и в этот раз проиграть ему. Это было моей игрой. С моими правилами.

— Поднимись, пожалуйста, — прошу хрипло, ловя его внимательный взгляд.

Немного озадаченный, он сразу поднимается, оставляя пустоту внутри, требующую немедленного продолжения. Но заполнить ее я хотела несколько иначе…

Наверное, поэтому так дрожали коленки. От безумной затеи.

— Я напугал тебя? — голос нежный, как и внезапное прикосновение ладони к щеке. Чуть неуверенно погладил, пуская мурашки по телу, но, похоже, не догадываясь об этом.

— Нет, — качнула головой и медленно опустилась на колени под его пронзающим взглядом. — Просто сейчас вести буду я.

— Диана, ты…

Он резко замолкает и стискивает челюсти, когда я обхватываю и ощутимо сжимаю пальцами напряженный ствол, который мгновенно обжигает кожу жаром.

Внушительная плоть возбужденно дернулась вслед за моим скользящим движением, за секунду наполнившись кровью и покрупнев. В ответ на провоцирующее действие Дей сжал кулаки и шумно выдохнул, не спуская с меня полыхающих похотью глаз.

От одного красноречивого взгляда между ног запульсировало, а кровь хлестнула по нервам, угрожая сжечь меня изнутри.

— Ты не обязана делать это, — говорит, понизив голос до бархатного рычания.

— Я этого хочу. И кто запретит?

Мне всегда нравилось дразнить его. Но сейчас удовольствие от его прерывистого, шумного дыхания, от горящих огнем глаз и нетерпения, искажающего суровые черты лица, было поистине особенным.

Смело потянулась к крупному красноватому навершию, скользнула по нему языком, тут же ощутив мужские пальцы, зарывшиеся мне в волосы. Вздох, который он испустил, оказался неким толчком к дальнейшим действиям. Он отозвался внутри чем-то диким, запретным, но, как ни странно, правильным.

Прикрыла глаза, обхватив плоть губами. И чувствуя жаркий, смущающий до крупной дрожи взгляд, протолкнула глубже.

— Проклятье… Ты моей смерти хочешь, женщина?.. — сдавленный шепот бьет по сознанию, подначивая продолжать. — Желанная. И моя… — добавляет как бы невзначай, аккуратно погладив по голове.

Давя улыбку, чуть отодвинулась назад, но он не позволил полностью выпустить изо рта плоть, слегка надавив ладонью на затылок.

Не выдержав, посмотрела на него, продолжая обнимать губами и языком горячий, увитый налившимися венами член. Прикрытые в наслаждении глаза, дрожащий кадык, легкая хмурость на лице... Это зрелище надолго сохранится в моей памяти.

Тяжелое дыхание заменило все слова, какие он желал произнести в этот момент. Он вздрагивал всякий раз, когда я проталкивала набухший орган глубже. Мне удавалось это удивительно легко… А быть может, под давлением страсти я просто отказывалась воспринимать нехватку воздуха и давящую на горло твердость.

Ничего не могла с собой поделать: мне нравилось доводить его до точки кипения. До состояния, при котором он едва сдерживается, чтобы не приструнить меня, не ответить — грубо, порывисто, страстно.

Он дрожал, рыча и тяжело вздыхая, и я чувствовала, что подвожу его к пику наслаждения. Вперед, глубоко, до горла. И назад, отчего плоть во рту начинала вибрировать.

— Черт, — рыкнул нетерпеливо и вдруг отнял от себя, сделав шаг назад, прежде чем вязкая, густая жидкость попала бы мне в рот. — Диана…

Мелко дрожа всем телом, он опустился на корточки, обхватывая мое пылающее самым что ни на есть неистовым огнем лицо.

Стыдно. Но приятно. Какая губительная противоречивая реакция.

— Ты меня доконаешь, — выдыхает тяжко, садясь на колени и притягивая меня — где-то плывущую в параллельной реальности — к себе. — Ты в порядке?

Скромный вопрос сильнее всколыхивает сердце, отчего оно начинает буянить уже не от возбуждения, а от волнения.

Промычала ему в плечо что-то вроде «угу» и закрыла глаза, чересчур ясно ощущая жар рук, замерших на спине.

Миг тишины, разрываемой лишь шумом воды, обмывающей наши горячие тела, — это именно то, в чем я нуждалась. Без слов. Без сожалений. Только он и я. И понимание, что мы в одном шаге от чего-то запретного, но притягательного. Яростного и порочного.

— Расквитался бы с тобой прямо сейчас, — молвит нежно, наверняка с улыбкой.

Тело откликнулось на его слова моментально: вздрогнуло и напряглось.

— У меня там это… — шепчу робко, притупляя вспыхнувшее с новой силой желание, — … котенок.

— Котенок? — повторяет со смешком, но тотчас отрывает от себя и несильно сжимает плечи. — Какой котенок? — спрашивает уже серьезнее, заставляя пунцоветь прямо на глазах.

— Обычный. Прибился ко мне по пути. Не смогла оставить…

Удивление стремительно меняется на какую-то веселую хмурость, и эта усмешка на красивых губах нехило бьет по моему самообладанию.

— Ты подобрала и притащила в академию котенка?

— Ну да. Что тут непонятного? — буркнула недовольно. — Оставь вопросы и лучше помоги найти молоко. На кухне только прокисшее…

35. Слепое доверие. Диана

Маленький белый комочек так мило лакает молоко из миски, что я готова смотреть на него всю ночь. Тихое мяуканье теплом отражалось в сердце. Отрада для глаз и услада для души.

А вот Деймон моего восторга не разделил. Милый зверек ему сразу не пришелся по вкусу, да еще и расстроил, расцарапав обивку кожаного кресла…

Но прогонять не стал. С усталым вздохом телепортировался куда-то в одних штанах и босой, а вернулся с миской и бутылкой свежего молока. От радости даже не стала спрашивать, где он его добыл. Налила живительного напитка и, расположившись на полу с поджатыми под себя ногами, принялась рассматривать это голубоглазое чудо, пока Дей старательно прятал в шкаф документы, которые, по его словам, мое чудо могло погрызть.

Он назвал еекошмарным созданием, как только мы вышли из душа, за что тут же был награжден уничтожающим взглядом.

Ну в самом-то деле!.. Как можно назвать этого голубоглазика кошмаром?

Вообще, обычно я равнодушна ко всем очаровательным зверькам и запросто прошла бы мимо еще одного, но…

… в этот раз не смогла.

Онапоявилась из ниоткуда, когда я сидела у замерзшей реки недалеко от проклятых эльфийских лесов, и быстро приластилась, ища в моих руках укрытие. По правде говоря, в поисках тишины и спокойствия я временами сбегала к эльфийским лесам, а если точнее — в заброшенный домик на берегу. Там уже давно никто не жил, поэтому я взяла на себя смелость присвоить его себе.

Думалось там хорошо. И не думалось тоже. Мой личный райский уголок, где на несколько мгновений можно забыть обо всех хлопотах и проблемах, в обычное время давящих на плечи.

Пусть на сей раз я была не одна, а в компании маленькой пушистой кошки, подумать и разложить все по полочкам мне удалось.

Самое главное: я поняла, что ничуть не уверовала в жестокие слова матери. И злилась вовсе не на нее и уж тем более не на Деймона, а на саму себя. За ту слабость, которую вновь проявила рядом с Церрией. За то, что сдалась эмоциям и сбежала, оставив волноваться единственного человека, который был на моей стороне.

Мне даже не хотелось, чтобы он объяснялся. Глупо? Возможно…

Слепое доверие. Но оно как никогда казалось правильным. Это то немногое, в чем я была уверена наверняка, — Деймон не способен на убийства невинных. А об остальном мне знать необязательно.

Белый и пушистый. Как этот же котенок. Иногда злой и суровый, но справедливый и терпеливый. Со своими тайнами, но у кого их не бывает…

— Ну что? — вздыбилась, вскинув на мужчину раздраженные глаза, всем телом чувствуя его недовольный взгляд. — Не смотри так. Это всего лишь безобидная кошка.

— Эта безобидная кошка… — он приблизился и ухватил мою прелесть за шкирку, — … одним махом может убить любого некроманта и чернокнижника.Даже насс тобой.

— Ей же больно, что творишь? — Выхватила котенка, прижала к груди, а она тут же вонзила коготки в шелковую ткань халата и взобралась повыше. — Глупости говоришь.

— Она мелкая, — бурчит, сложив руки на обнаженной груди. — Поэтому хватание за шкирку для нее безболезненно. Но ты бы лучше за себя переживала… Она к тебе не зря так прикипела.

— Ты боишься ее?

Было крайне странно наблюдать за такой реакцией обычно ко всему стойко относящегося ректора. Хоть он и говорил так, будто она самое опасное существо во всем мире, страха в его глазах не было. Лишь сомнение и бурный океан раздражения.

— Не совсем. — Умудрившись согнать с лица хмурость, приблизился, аккуратно погладил котейку по голове под ее пристальным взглядом и моим — напряженным. — Она очаровательна, но опасна. И гораздо старше и сильнее, чем ты думаешь.

— Ну и пусть. Раз сейчас она такая — маленький беззащитный котенок, — то нуждается в любви и внимании.

— Ты достаточно подарила ей внимания за эти два дня, — отчеканил тотчас. Уже осторожнее, невзирая на мой протест в глазах, взял ее на руки и отпустил на пол. — А я этого страстно желанного внимания был бездушно лишен. Иди сюда…

Не дожидаясь моего первого шага, хватает за плечи и решительно припечатывает к груди. Большие сильные руки сжимают в крепких, таких теплых объятиях, что на какой-то миг из головы вылетают все мысли.

— Жадный какой… — прошептала с глупой, несвойственной мне улыбкой. Обвила торс, прижимаясь грудью как можно сильнее, словно бы с ярым желанием слиться, и потерлась щекой о плечо, срывая с его уст тихий довольный вздох.

— Так и есть. Я ненасытен по отношению к тебе.

Повисла тишина. Чуткая, безмятежная, столь необходимая нам двоим, равно как и эти объятия. Не было в моей жизни еще ничего желаннее его тепла. И даже трон, все величие, какое он мог бы принести, меркли перед этой волнующей мое сердце, нежной и в то же время опасной близостью.

Поэтому я начала бояться лишиться ее. Отберут — а я дернусь следом, и неважно, куда и как далеко. Понимание этого прошибло тело легкой дрожью, которую Дей воспринял по-своему.

— Замерзла? — спрашивает, обжигая дыханием волосы, и тихо, как будто в попытке сделать это незаметно, втягивает в себя воздух.

Не дает сразу ответить: обхватывает за ягодицы, резко отрывает от пола, едва я успеваю переместить руки выше и обвить его за шею.

Взгляды встречаются, и почему-то на этот раз его особая внимательность не только обволакивает густым жаром сердце, но и заставляет его затрепетать от какого-то необъяснимого волнения.

— Я все расскажу тебе, — говорит, садясь на кровать и усаживая меня на себя. Серьезный, непреклонный тон не на шутку растревожил сознание. — Обо всем, чтобы развеять сомнения.

Сглатываю, как-то судорожно, нервно, не в силах отвести от него глаз, но и почти не имея сил на то, чтобы продолжать выдерживать тяжелый взгляд.

Мягко касаюсь твердых скул, вынуждая его на краткое мгновение затаить дыхание.

— Ты не обязан.

— Нет, обязан.

Перехватывает руки, несильно сжимая, подносит к губам. Целует костяшки — осторожно и нежно, так, что у меня все внутри сжимается в тугой узелок. В груди растекается приятное теплое чувство. Такое, какое никогда не забудется.

— Церрия отчасти права: в моей жизни действительноестьэльфийская женщина.

Деймон замолкает, и за эту мучительную для нас двоих паузу он, кажется, собирается с мыслями, а я перестаю дышать, предчувствуя, что последующие слова ни за что не оставят меня равнодушной.

Как же страшно… Сердце сейчас извернется и разобьет мне ребра.

Он крепче сжимает мои пальцы, словно в страхе, что я могу отпрянуть, и его голос понижается до глубокого полушепота.

— Но она не возлюбленная. Она моя мать.

36. Особенные. Деймон

— Как это... мать?

То, чего я боялся, не происходит. Она не отшатывается, не выдергивает руки, напротив, лишь сильнее сжимает в ответ пальцы и хмурится, пытаясь уложить в голове новую информацию.

Нелегко будет такое уложить. Но рано или поздно ей все равно нужно было узнать.

— Я думала, у вас с королем общая мама… — сказала тихо, взглянув на меня как-то странно, по-новому. Словно в попытке залезть в голову и понять: я сбрендил и несу чушь или говорю всерьез. — Просто никто никогда не говорил, что ты бастард.

— Потому что никто об этом не знает из ныне живущих, кроме брата. Теперь ты тоже знаешь. Ты и… — кидаю взгляд на белого кошмарика, навострившего уши, — … и голубоглазая. Но такие, как она, обычно не болтливы.

— Я не совсем понимаю. — Опускает глаза на мои ключицы, кажется, растратив все силы на то, чтобы терпеть мой внимательный взгляд. Положила ладошки на плечи, несильно сжала. — Почему вы держите это в тайне? И где она, твоя настоящая мама?

— Я все расскажу. Не переживай.

Мягко беру ее за подбородок, заставляя посмотреть в глаза. Такой невинный, осторожный, пытающийся понять взгляд. От него по спине мурашки бегут — нещадно, почти без остановки.

— По правде говоря, я и сам провел все детство и юность в безызвестности. Наверное, никогда бы об этом не догадался, если бы у отца на смертном одре вдруг не развязался язык. У меня не было причин думать, что я неродной сын для женщины, которая растила меня с такой же любовью, как и моего брата. Благодаря ей, смирившейся и принявшей, у меня было спокойное детство и появилась крепкая связь с братом.

— Я слышала, Альдива была прекрасной королевой и матерью, — шепнула как бы невзначай, неосознанно давая мне миг на то, чтобы собраться с мыслями. — Как хорошо, что она была в твоей жизни.

Ее теплая улыбка, за которой — я знал наверняка — скрывалась собственная боль, больше печалила, чем согревала.

Да, мне повезло намного больше, чем Диане. Несмотря на провоцирующие обстоятельства моего рождения, Альдива не отреклась от меня. Вырастила как родного, за что ей благодарен не только я.

Не вынеся этой полуулыбки, поцеловал ее в уголок губ, а после еще раз — по-настоящему, ласково, но требовательно. Это помогло унять непрошенные воспоминания. Возможно, ненадолго, но ее щеки вспыхнули румянцем, а губы растянулись в смущенной улыбке, без стремления скрыть боль.

— Быть может, король с королевой предали бы огласке тайну моего рождения, если бы моей настоящей матерью был человек, а не эльф. — Поглаживая плечо, укрытое тонкой тканью халата, поймал ее любопытный взгляд. — Эльфы не приветствуют смешение крови, и этому есть одна простая причина: дети от союза человека и эльфа получаются несколько… особенными.

— Что ты имеешь в виду?

А это оказалось сложнее, чем я думал, — рассказать правду. Интересно, поймет ли она, что и сама отличается от людей? Что такая же уникальная, как все полукровки?

Вряд ли я отважусь сказать ей об этом. По крайней мере, до тех пор, пока не буду окончательно убежден в своем предположении.

— Ты ведь знаешь, что эльфы более чувствительны к Хаосу? — Дождавшись ее неуверенного кивка, продолжил: — Есть легенда, что первых Высших эльфов породил сам Хаос, оттого они чувствуют его пламя всю свою долгую жизнь. Огонь внутри каждого эльфа — это огонь Хаоса. Самая ценная вещь во всем мире. Несколько веков назад на эльфов была открыта охота: люди отбирали их огонь, усиливая собственные способности. Поэтому эльфы и воздвигли неприступную стену и прокляли лес, отделившись от остального Эрисфейла. Сейчас на такое варварство отважится не каждый. Мы живем в мире — брат делает все, чтобы так было как можно дольше, а эльфы Сандарино поддерживают его стремление. Без защиты остаются только полукровки. В королевстве эльфов таких детей не принимают, а не на родной земле они более уязвимы. Хоть и вычислить их не так просто, охотники за полукровками и чистокровными эльфами продолжают свое существование.

— Получается, твои родители скрыли правду, чтобы защитить тебя? — спросила тихим голосом, хмурясь так сильно, что мне нестерпимо захотелось ткнуть ей между бровями и разгладить эту задумчивую, мрачную складочку. — Ты чувствуешь пламя Хаоса?

— Сильнее, чем любой чистокровный эльф, — признался шепотом.

После этого словно валун со спины снесли — дышать стало гораздо легче.

И как же важно сейчас было узреть ее понимающий, а не испуганный взгляд… Она усладила меня этим: вздохнула, как будто принимая мою правду, мою истинную природу. Не испугалась, никоим образом не показала, что ей тяжело от этих слов. Посмотрела мягко, погладила по щеке, вынуждая облегченно выдохнуть.

— Кто бы сомневался, что ты особенный, — произнесла с улыбкой и запечатлела на лбу поцелуй. — Правда, ты ничуть не походишь на эльфа. Не такой утонченный…

Ее игривый смех разрядил обстановку, и я не удержался — прижал ее еще ближе, касаясь носом волос над ухом. Вдохнул запах ее тела, уже такой родной и полюбившийся, отчего она вздрогнула, но незамедлительно обвила руками шею.

Близко, но недостаточно.

37. Откровенность рушит стены. Деймон

— Ты нашел ее? — Диана первая осторожно разорвала недолгое молчание.

— Да, — произнес на ушко, вынуждая ее мелко задрожать. Поцеловал мочку в попытке сгладить это колкое ощущение и замер, прижавшись виском к ее голове. — Она была осуждена за убийство двух чернокнижников и все это время, со дня моего рождения мучилась в тюрьме. Ею двигало желание выкрасть меня, когда я был еще младенцем, и скрыться как можно дальше от королевства. Но отец не позволил ей даже попрощаться. Он хотел отправить ее в ссылку без возможности видеть меня, но мама решила бороться до последнего. Ничего хорошего из этого не вышло…

Ладошки вдруг скользнули по моей спине, поглаживая в утешительном жесте.

— Она ведь… жива?

— Жива, — выдохнул, и следом за мной выдохнула и Диана — как-то облегченно и сочувственно. — Ее срок заключения был долгим для человека — целый век. Для эльфа это жалкая крупица, но я все равно помог ей сбежать. За это и поплатился: брат узнал о моей выходке и в наказание приковал к академии на десять лет. Приукрасил историю с побегом, сделав так, чтобы никто не догадался, что она моя мать. Многие думают, в том числе и Церрия, что я вызволил свою возлюбленную. За последние пять лет эта история обзавелась самыми невероятными фактами, вплоть до убийства. Но я никого не убивал. Я делал, что должен был. И не жалею об этом.

Она неожиданно оторвалась от моей груди, заглянула в глаза, поджимая губы. В этот раз было сложно разобрать, что за эмоции сжимали ей сердце. Единственное, что уловил, — это жалость. Жгучую, но чистую жалость.

— Ты поступил правильно, — сказала всего лишь и сразу же закусила губу, точно ругая себя, что вообще отважилась заговорить.

— Я бы сделал это гораздо раньше, если бы только знал о ее существовании. Она уже сполна поплатилась за желание быть со мной.

— И где она сейчас?

Я не сдержал улыбки, зная, что такой вопрос в конце концов должен был прилететь.

— В надежном месте.

Не дав ей ни возмутиться от такого неоднозначного ответа, ни продолжить расспрашивать, взобрался вместе с ней на кровать и упал на подушки, укладывая ее к себе на грудь. Она не заставила мучиться в ожидании ответного действия: закинула на меня ногу, нагло обездвиживая, и чмокнула в губы — смело, дразняще. И мало. Жутко мало.

Но иных вольностей себе не позволила. Прижалась щекой к груди и задышала на удивление спокойно и размеренно.

— Спасибо, что поделился, — шепчет, чертя замысловатые узоры на животе. Почти до щекотки, но за усталостью и безжалостно напавшей сонливостью я этого практически не ощущаю. — Я убеждала саму себя, что мне не нужно слушать твои объяснения. Но оказалось, порой откровенность рушит стены. Мне полегчало.

— Мне тоже. Спасибо, что выслушала.

Между нами повисло молчание, за которое я едва не упал в дрему. Слишком хорошо было на душе, слишком хорошо рядом с ней. Оттого начало казаться, что это ненадолго.

— Давай проведем праздники вместе? — разрываю тишину слегка слабым, хриплым голосом, держась из последних сил, чтобы не заснуть. Прежде всего мне необходимо услышать ответ. — В Ледяных Пустошах. У меня дома.

— Там же чертовски холодно.

Она поежилась, будто уже прочувствовала на себе весь мертвецкий холод этого места.

— Могу поклясться, что тебе будет тепло.

Понятия не имею, как она восприняла мои слова на самом деле, но судя по тому, что тут же заелозила, — скорее всего, как-то двусмысленно и пошло.

Неисправимая.

— Хорошо. Но мы возьмем Лу́ну с собой.

— О нет. Ты ей уже имя придумала?..

Невзирая на мой протест, выпуталась из объятий. Открыть глаза и проследить за ней не смог: слабость изо всех сил тянула в сон. Но я точно знал, что она притащила это кошмарное создание на кровать. В подтверждение этому в мою штанину впились коготки.

— Убери ее. Только не на кровать.

— На полу холодно, — произнесла невозмутимо, падая на мою вытянутую руку и прижимаясь всем телом к моему. — Не будь таким жадным. Твое ложе чересчур большое для нас двоих.

— Диана, — полурык вырвался из меня, когда я с жуткой ясностью ощутил на себе мягкие лапки. Этот комок потенциальных бед улегся на мою грудь и вытянулся, легонько царапнув мелкими когтями кожу. Проклятье. — Не будь я на тебе так помешан…

— Хорошо, что ты на мне помешан, — нахально перебивает, ластясь нежно, как эта треклятая кошка. Чувствую себя абсолютно обездвиженным. — Спокойной ночи, Дей.

— Спокойной...

К большому удивлению, мое возмущение стремительно утихло, и эта ночь действительно почудилась спокойной. Впервые за долгое время бессонницы и тревог.

38. Ледяные Пустоши. Диана

Не было в Эрисфейле места холоднее Ледяных Пустошей. Этот клочок земли — на самом деле имеющий впечатляющие размеры — самым загадочным образом не подчинялся природе и ее капризам. Иначе говоря, здесь круглый год реял лютый мороз, по слухам убийственный для обычных людей и слабых чернокнижников. Даже укрытые снегом Драконовы Хребты, находящиеся не так далеко, отличались более мягким климатом.

По велению судьбы единственное в Эрисфейле ледяное, продуваемое всеми ветрами мира место принадлежало завидному холостяку принцу. Не будь я близка с Деймоном, до сих пор придерживалась бы мнения, что он ледяной ежик и что Пустоши — идеальное обиталище для такого, как он.

И что могло быть лучше, чем провести неделю выходных с любимым мужчиной в месте, подобном этому? Не знаю, чем я думала, когда согласилась. А он ведь обещал, что будеттепло!

Какой там! Мы с Луной промерзли до самых косточек, пока шли по мосту, на который переместились. Мой огонь был не в силах справиться со здешним морозом.

Правда, на парочку мгновений я умудрилась забыть о губительном холоде, искренне восхищаясь потрясающими видами. Я много читала об этом месте, но не думала, что оно способно до лишения дыхания приводить в восторг. И когда Дей говорил о своем «доме», я представляла скромный особняк во льдах, а не неприступную крепость, которая по размерам могла бы посоревноваться с дворцом короля…

Это действительно была крепость. Непостижимо огромный замок, расположенный на скалистом берегу. С пронзающими хмурое небо шпилями, покрытый корками льда, мрачный и суровый, как его хозяин в будние дни, но странным образом располагающий к себе. Пурга вьюжила вокруг него, охватывая коконом, не касаясь ни стен, ни моста. Над замком небо выглядело в разы светлее, чем за его пределами. Будто солнце умудрилось пробиться сквозь тучи лишь в этом месте и теперь освещало это громадное здание, превращая его в некий маяк для путников.

Хотя сомневаюсь, что в таком жутковатом месте найдется хоть один сумасшедший, случайно забредший сюда. Не считая нас, конечно…

— Огонь! — взвизгнула, как только мы оказались внутри, в большом светлом холле, и метнулась к камину с Луной на руках. — Боги услышали меня!

Упала на колени под издевательски бархатный смех Деймона, отпустила котенка и наклонилась к дрожащему пламени, подставляя ему и лицо, и руки, и страстно желая прыгнуть в него, чтобы он заглотил меня целиком.

Под кожей мгновенно растеклось приятное тело.

— Меня еще никто так нагло не обманывал, лорд Бекфорд, — шепчу, постукивая зубами.

Голос почему-то был тихим. То ли я успела простыть, то ли подсознательно боялась громко говорить в этом странно молчаливом месте.

— Если бы ты так не пеклась о своей кошке, с легкостью бы себя согрела, — фыркнул мужчина, и я услышала, как он приблизился. Но не обернулась, все еще жадно забирая жар огня. — Она в отличие от тебя не страдает…

Мельком глянула на котенка. Та и правда согрелась гораздо быстрее, чем я, и уже вовсю обследовала вазон с огромным папоротником.

Не успела съязвить: до безобразия четкий слух уловил почти бесшумные шаги.

— Господин, с возвращением.

Незнакомый женский голос, которого я в принципе не ожидала услышать, глухим стуком отозвался в груди.

Несмело повернулась и впилась взглядом в миниатюрную девушку с кожей бледной, как снег Пустошей.

Какую нежить… Кто это вообще такая?

— Добрый день, Тиана, — любезно отозвался мой Бекфорд, и я чуть не скривилась с явным намерением передразнить его.

Добрый день. Пф-ф… Добрый день!..

— Она еще не вернулась?

— Нет, господин. Прогуливается, как и обычно. Но скоро вернется, к ужину. Вы присоединитесь к трапезе?

— Да. Накрой еще на две персоны.

Она поклонилась, чем выдала свое положение в этом доме, и хотела было удалиться, но вдруг встретила мой взгляд. И сразу же пугливо вздрогнула...

Ну а что? Не могу я теперь спокойно смотреть на девушек, кружащих вокруг Деймона. С готовностью испепелю любую поглядывающую на него адептку.

Вот же нежить! Такое жгучее, злобное чувство мне было непривычно. Испытывала я его крайне редко, если вообще испытывала… Но сейчас оно грозило сжечь меня на месте.

Ревность?.. Нет-нет… Хаос, избавь меня от нее.

— Как мне обращаться к… к гостье? — с запинкой выдавила она и шустренько увела взгляд к Бекфорду.

— Как к равной мне.

Не знаю каким таким чудесным образом, но холодный, четкий ответ перекрыл всю мою внезапную злость и сладким жаром ударил по груди. Черт возьми. Я едва улыбку сдержала, чтобы уж совсем дурой не казаться.

— Возьми с собой кошку, — продолжает, приблизившись ко мне и подав руку. Поднялась с его помощью, и он, вместо того чтобы отпустить, переплел наши пальцы. Такое прилюдное проявление чувств просто сбивает с толку. — Накорми и обустрой место в гостиной. Это Луна. И кажется, она любит подушки.

— Да, господин.

Служанка — если я правильно поняла — взяла мою котейку и куда-то незамедлительно удалилась вместе с ней.

— Здесь живет кто-то еще? Кого мы ждем к ужину? — спросила сразу.

— Узнаешь.

Уклончивый ответ меня совершенно не устроил. Больше разгневал. Не люблю сюрпризы. А сюрприз, который я увижу ближе к ужину, мне наверняка не понравится. Какая-то догадка крутилась на грани сознания, но Дей не дал уцепиться за нее и развить до ясной мысли.

— Пойдем. Хочу показать тебе одну комнату.

Повел меня за собой, наверное, и не догадываясь, как сильно вздрогнуло мое сердце от последних слов.

Боги, и почему я настолько испорченная? Никогда бы не подумала, что такое невинное на первый взгляд предложение доведет меня до состояния глубокого смущения.

Комната. Что за комната?

Кабинет? Ванная? Спальня?..

Чем бы она ни оказалась, я вовсе не ее представляла в самых насыщенных и ярких красках. Воображение против моей воли рисовало подтянутое, крепкое, обнаженное тело ректора. И всеми темными богами клянусь!.. Его тело идеально впишется в любую комнату этого замка!

— Не думал, что когда-нибудь смогу улицезреть твою ревность, — вырывает из пошленьких мыслей игривый, насмешливый голос.

— Что, прости?

Я чуть не притормозила, но Дей продолжил упрямо тянуть за собой по бесконечно длинному коридору.

— Говорю, мне нравится твоя ревность. — Глянул на меня через плечо, многозначительным взглядом вынуждая мое лицо вспыхнуть за одну жалкую секунду. — Пусть она и создана на пустом месте, и ты должна понимать, что отныне я не дам ни единого повода для реальной ревности. Но мне это нравится. Как ты злишься. Как хмуришься, едва не испепеляя взглядом говорящую со мной женщину. Это ощущение собственности, оно… крайне приятное.

Ничем не прикрытая томность в его тоне довела меня до точки кипения. Я реально чувствовала, как мой огонь сжигает меня изнутри.

Это невыносимо. Разве возможно быть такой горячей в таком холодном месте?

— Зная твою привычку терять дар речи, заранее прошу держать себя в руках, — произносит притворно-серьезно, остановившись у одной из дверей.

После моего кивка он отворил ее и потянул меня внутрь.

И хотя я мысленно пообещала и ему, и самой себе быть спокойной, сдержать восхищенного вздоха не смогла. Все мои пошлости канули во тьму под давлением представшей красоты. Это была не какая-то там комната, а целый сад под широким высоким сводом. Непонятно откуда льющийся свет заливал собой все пространство, касался песочного цвета стен и колонн, увитых лозами. Оглаживал листья деревьев и всевозможные цветы, разносящие по саду сладковатый аромат. Бликами играл на воде узкого, тянущегося вдаль и теряющегося в зарослях бассейна.

Сомневаюсь, что я когда-нибудь видела нечто подобное. Что-то немыслимое. Поистине прекрасное.

Тут определенно замешана магия, иначе я не могу объяснить, как можно было обустроить сад в замке Ледяных Пустошей.

— Красиво, — выдохнула наконец, спустя долгую паузу. Чувствуя, что мужчина наблюдает за мной, осторожно глянула на него. Не ошиблась: в самом деле наблюдал. —Оченькрасиво, если ты ожидал от меня бурной реакции.

— Хорошо.

Он кивнул — то ли мне, то ли своим мыслям — и повел вдоль цветочной аллеи.

Цветочная аллея в комнате замка. В голове не укладывается…

— У нас еще есть время до ужина.

— Время для чего?

— Для церемонии.

— Какой церемонии?

Скрывающие какой-то смысл слова вернули в реальность. Я смотрела на него ожидающе, но он явно не спешил объясняться. По непонятным для меня причинам.

Это чутка раздражало и злило…

— Это отличное место для такого мероприятия, но мне жаль, что при нынешних обстоятельствах я не могу устроить для тебя пир на весь мир и открыто заявить всему Эрисфейлу о нашей помолвке.

Догадка стрелой прошибла сознание, и я замерла у беседки, вынуждая его тоже затормозить.

— Хочешь пожениться здесь? — выпалила, и отчего-то слегка испуганно. — Прямо сейчас?

— А ты намерена и дальше изводить меня ожиданием? — спрашивает с обольстительной улыбкой — такой, какая в большинстве случаев лишает меня либо воздуха, либо слов. Взял мои руки в свои и погладил пальцы, неотрывно смотря в глаза. — Есть причины медлить?

В груди моментально становится тесно моему безумно колотящемуся сердцу. Но почему я так распереживалась?.. Сама ведь согласилась. Заявила, что хочу выйти за него замуж.

Но когда я это говорила, во мне было больше уверенности, чем сейчас.

Сейчас она куда-то сбежала в страхе перед последствиями, которые так или иначе повлечет за собой наш союз.

— Есть много причин, но я не хочу воспринимать их всерьез.

— Тогда я спрошу еще раз. Подумай хорошо, Диана, ведь эта церемония немного отличается от привычной людям… Не могу гарантировать, что после нее твое влечение ослабнет. Скорее, наоборот.

Делает шаг ко мне, нежданной близостью сбивая дыхание. Обхватывает жутко горячее лицо и неумолимо сокращает между нашими губами расстояние.

Нужно только смело податься вперед, и они сольются в поцелуе... В дико желанном поцелуе.

— Ты выйдешь за меня?

39. Клятва. Диана

Уверена, Дей осознает, что не оставляет мне выбора. Как вообще возможно думать, когда он так близко? Когда почти касается губ, дразнит, сохраняя незначительное расстояние?..

Когда смотрит с такой надеждой, зная, каким будет ответ, но страшась моего непредсказуемого поведения…

Но у меня было достаточно времени на «подумать». Я уже все решила. Боялась этого решения и всего, что он за собой повлечет, но понимала, что рядом с Деймоном этот страх ослабнет.

Я в самом деле хочу быть с ним. И не из-за своих эгоистичных желаний, а потому что воспылала… чувствами. Самыми сильными в моей жизни. Впервые я вижу что-то настолько притягательное, помимо приевшейся цели. Впервые хочу сбежать от прошлого без оглядки.

Сомневаюсь, что я достойна спокойной жизни. Но бороться за нее готова.

— Да, — шепчу наконец и нервно сглатываю. — Я выйду за тебя.

Слова тут же запечатываются поцелуем. Нежным, осторожным, скрывающим разгорающееся желание. Дей притянул ближе, полностью обездвиживая. Скользнул рукой вниз, переплел наши пальцы. Тело задрожало в его руках, и я никак не смогла подавить эту реакцию — знакомую, но еще непривычную.

Наверное, мне не дано привыкнуть к его близости. К нежности, несвойственной такому человеку. Каждый раз будет как первый. Каждый новый поцелуй будет вкусным и головокружительным, выбивающим из реальности то на секундочку, то на долгое мгновение.

Он легонько прикусывает мою нижнюю губу, а после целует исступленно, с жадностью, выливая ожидание в опаляющую страсть. Почти грубо, но осторожно. Жестоко, но в то же время с благоговением… Такая противоречивость убивает.

Какое-то новое, совершенно незнакомое ощущение всколыхнуло сердце, а затем еще раз, гораздо сильнее, до боли в груди.

— Что это?

Заглянула в глаза, оторвавшись от него на жалкий дюйм. Внутри стало щекотно и больно одновременно.

— Нужно произнести клятву. Повторяй за мной.

Низкий, немного охрипший от желания голос заставил мои коленки дрожать. Я кивнула, приложив немало сил, чтобы стоять ровно, но жаждая довериться его рукам и расслабиться окончательно. Упасть вдвоем на мягкие подушки, моментально оказавшись в спальне. Утонуть в его объятиях и еще раз прикоснуться нагим телом к его — горячему, желанному, тревожащему сознание чуть ли не каждую минуту.

— Я, Деймон Аллард Бекфорд из Эрисфейла, клянусь тебе, Диана, в вечной верности и связываю свою жизнь с твоей перед богами и Хаосом, не препятствующим этому союзу, — произнес полушетом, крепче сжав мои пальцы своими. Между ними словно вспыхнул огонек, обжигая и мгновенно оплетая жаркими невидимыми нитями руки.

На миг лишилась дара речи, сглотнула, но, заприметив мягкую улыбку на его лице, повторила клятву:

— Я, Диана Эйрена Ла Ноэр из Дерил-де-Лоя, клянусь тебе, Деймон, в вечной верности и связываю свою жизнь с твоей перед богами и… Хаосом, не препятствующим этому союзу.

Слова отозвались в груди резкой, неожиданной болью. Сердце затрепетало столь сильно, что я, не удержавшись, тяжело выдохнула. Дей выдохнул вслед за мной и поднес наши переплетенные пальцы к лицу. Прикрыл глаза, зашептав нечто похожее на заклинание, но на незнакомом мне языке.

Кожу ладони и запястья тотчас зажгло, и возникло желание отдернуть руку, но я сразу отмахнулась от него и плотно стиснула челюсти.

Я могла это вытерпеть. Это не та боль, перед которой я должна сдаться. Она обещала вихрь беспощадно сильных чувств и ощущений. Обещала защиту этого человека. Обещала его вечную любовь…

Такую же, которую он неустанно показывал в каждом действии, выражал во взгляде, смаковал губами, произнося мое имя. Не скрывал, когда шептал нежности и даже когда ругал. Никогда ее не прятал.

Поэтому я знала, что за этими мучениями придет томительно ожидаемое чувство легкости.

И оно пришло. Удивительно быстро и внезапно. Обдав волной наслаждения и сгустившись где-то у сердца. Мы одновременно выдохнули, посмотрели друг другу в глаза, привыкая к новому ощущению. Оно слегка давило на грудь и в то же время ласкало. Пьянило и тревожило.

А кожу все так же жгло до дикой жажды почесать… Но я не отваживалась разомкнуть наши пальцы. Страх все испортить щекотал нервы.

— Моя жизнь в твоих руках, Диана, — говорит тихо. — И не только на словах.

Дергает рукав рубахи, оголяя предплечье. То же самое проделывает с моим рукавом.

Чуть опьяненный взгляд фокусируется на наших руках, и я замечаю одинаковый узор, тонкой волнистой линией охватывающий и его, и мое запястье.

Сердце боязливо вздрагивает, когда до меня наконец доходит вся серьезность ситуации.

Его жизнь в самом деле отныне принадлежит мне, как и моя принадлежит ему. Его дыхание, сердце, отведенные годы жизни — все это в один миг может стать моим, если я вдруг… умру. Он способен оживить меня с такой же легкостью, как некромант оживляет мертвяков на кладбище. Но в отличие от нежити я буду такой же, какой была при жизни: разумным, чувствительным к миру существом. Он может отдать все это добровольно без моего согласия. И я тоже.

Загвоздка заключается в том, что один из нас при таком раскладе погибнет вместо другого. Худшая участь для обоих, как ни погляди. Связанные до самой смерти. Эта связь крепче любого металла мира. Крепче любых уз, возникающих при иных обрядах.

Лишь один вид заклинания способен создать такую связь. Глубокую, но опасную связь.

Я много слышала о древнем венчальном обряде темных эльфов, который уже не используют даже сами эльфы, но никогда и мысли не допускала, что смогу прочувствовать его на себе.

Насколько мне известно, он связывает только в том случае, если в возлюбленных течет эльфийская кровь. Деймон полукровка, но я-то человек…

— Разве это связывающее заклятие создано не на забытом языке? Откуда ты про него знаешь? — нарушаю молчание одним из тех вопросов, на которые нестерпимо хотелось получить ответы. — Да и сам текст заклинания… Он же был утерян еще задолго до объединения королевств.

— Забыт, да… но не утерян, — ответил спокойным голосом, хотя я ощутила эту почти неуловимую запинку в его речи, как бы говорящую, что мои вопросы излишни. — Практически все древние заклинания хранятся в книге заклятий Короля Терния, моего дальнего предка. Это семейная реликвия, которую я обязался хранить, принеся клятву отцу, а после его кончины и своему брату. — Кажется, уловив, мою растерянность, он улыбнулся, но вряд ли догадался, какова истинная причина моего смятения. — Она, кстати, хранится здесь, в замке. Мне следует показать ее тебе, поскольку фактически тыстала частью дома Бекфордов. Но давай ненадолго отложим сие действие… Нас уже ждут.

Все внутри напряглось, и в голове настойчиво забились слова:

«Она хранится здесь, в замке».

Здесь.

Она правда здесь.

О Хаос, этого просто не может быть…

Почему именно сейчас боги решили поглумиться надо мной? Почему они вновь взывают к моей корысти? Я ведь так близка к тому, чтобы сорваться… Чудилось, что без усилий и угрызения совести забуду о данной несколько мгновений назад клятве и вернусь к первоначальному плану. Использую его любовь в своих целях. Грязно и подло, как желала сделать с самого начала.

— Идем? — Дей мягко сжал ладонь и чуть склонил голову набок, привлекая к себе внимание.

Нет… О чем я вообще думаю? Я больше не могу предать его доверие. Теперь точно не могу.

— Куда? — шепнула растерянно, все еще пытаясь отогнать эгоистичную мысль.

— В столовую. Мама вернулась. Хочу вас познакомить.

Мама. Твою же нежить…

Он потянул меня за собой, а я прикусила язык, чтобы случайно не выдать нечто глупое и невразумительное.

Всю меня бросило в жар — в этот раз в удушающий, чудовищно жгучий жар. Ноги, налившись тяжестью, едва слушались, ступая неуверенно и как-то шатко. В висках начало покалывать, и появилось тошнотворное ощущение, что внутри все трясется.

Я боялась. Страшно сильно боялась. И не понимала, чего больше: встречи с дорогой для Деймона эльфийкой или желания заполучить книгу заклинаний — ценнейшую вещь во всем Эрисфейле.

Вещь, ради которой я и добивалась любви принца.

40. Мать и сын. Диана

Эльфы отличались от людей утонченностью, высоким ростом, непревзойденным изяществом и красотой. Все это можно было сказать и о маме Деймона, вот только…

Меня очень смутил ее боевой дух, который с легкостью прослеживался в уверенной походке, изящных и в то же время резких движениях. До того, как встретиться с ней в коридоре, я прогоняла в голове ее образ, и в итоге у меня перед глазами нарисовался облик нежной и кроткой женщины, облаченной в платье.

Это было самым ошибочным представлением за всю мою жизнь.

Вместо платья на женщине красовалось кожаное снаряжение, а нежности как таковой не было. Разве что во взгляде, который неуловимо изменился с твердого и напряженного на теплый, стоило ей завидеть сына.

— Дей! — воскликнула чистым, приятным слуху голосом и без промедления бросилась в распахнувшиеся объятия мужчины.

Несмотря на то, что все эльфы были немного выше людей, по сравнению с Деймоном эльфийка показалась миниатюрной и хрупкой. На меня нахлынуло какое-то колкое ощущение, мурашками охватившее тело, когда я узрела воочию их бесспорную схожесть.

Раньше я полагала, что Дей унаследовал черты отца, как и его брат. Но сейчас было видно, что благородство, острые высокие скулы, четкий контур губ он перенял от матери. И даже цвет волос, черный с легким отливом синевы. Твердость, некая суровость, тесно переплетенная с чувством справедливости, еле различимая терпеливость в стройном стане — все это в той или иной степени отпечаталось в Деймоне.

Они были похожи. Очень. За исключением ушей, которые у эльфийки были вытянутыми и заостренными. В остальном разнился только цвет глаз. Тьме, притаившейся в глазах сына, противостояла яркость и холодность аметиста в глазах матери. Никогда еще не встречала таких удивительно красивых глаз. Яркие фиолетовые с розоватыми прожилками.

— Я боялась, что умру от скуки, пока дождусь нашей следующей встречи, — с мягкой улыбкой протянула женщина, коснувшись ладонями лица Деймона. — Тиана, увы, не обладает искрометным чувством юмора.

Никак не могу избавиться от мысли, что она и не мать ему вовсе. Слишком молодая. Слишком красивая. На ней не было отпечатка тех лет, что она провела в тюрьме. Свежая, выглядящая как моя ровесница. Я, конечно, знаю о долголетии эльфов, но она больше тянула на его сестру. Младшую сестру.

Интересно, а Дей перенял эту предрасположенность к долгой жизни?..

— Я тоже рад видеть тебя, — произнес он с мягкостью в голосе, отличной от той, которая посвящалась мне. Обернулся, глянул на меня, протягивая руку. — Позволь представить тебе мою жену, Диану из Дерил-де-Лоя.

Под взглядами, кажущимися тяжелыми, я робко вложила в протянутую ладонь пальцы.

Сердце отбивало чечетку, и непонятно, по какой причине ускоряло ритм: от простого волнения, какое бывает, когда знакомишься с родителями любимого, или от остроты во взгляде женщины, которую она даже не пыталась скрыть. Ее внимательность странным образом сочеталась со сдержанной, но искренней улыбкой.

— Элеонора, — представила она саму себя и порывисто обняла меня, на краткий миг сбивая с толку. — Связанные всего несколько мгновений назад, — усмехнулась, позволяя взгляду беззастенчиво исследовать мое лицо. В особенности шрамы, как жирное пятно на одежде, говорящие обо мне все самое плохое. — Ты сделал это назло мне, Дей? Чтобы я не смогла помешать вашему союзу?

Я вздрогнула от такого неожиданного заявления, в то время как Деймон отреагировал на него с усмешкой.

— Разве я посмел бы? Ты все равно была бы не против.

— Конечно, не против, — тут же согласилась и взяла наши с Деймоном сплетенные руки в свои. С нежностью и осторожностью сжала их, как бы выражая этим свое благословение. — Если таково твое решение, я лишь порадуюсь, что Диана делает тебя счастливым. Но не забывайте, что мое неодобрение было бы не таким важным, каким будет неодобрение твоего брата и семьи Ла Ноэр. Вы нарываетесь на переворот…

— Мы с этим разберемся, — с прежней мягкостью, но уже капельку суровее выдал Дей. — Ты голодна?

— Жутко.

В ее глазах загорелся игривый огонек.

Как ни погляди, а матерью она все равно не кажется. В ней видна мудрость немало прожитых лет, но она ухитрялась прятать ее под каким-то детским, наивным озорством.

— Пойдемте. Я чую запах яблочного пирога. У Тианы он получается отменным…

Не знаю, каким образом она почувствовала запах свежей выпечки, — я его ощутила, только когда очутилась в столовой. И то он был нагло перебит ароматом жареной баранины, от которого во рту мгновенно скопилась слюна. Желудок отозвался на такие провоцирующие запахи голодным урчанием.

Деймон сел во главе стола, а мы с Элеонорой расположились по обе стороны от него, так, что наши лица оказались друг напротив друга. Зрительный контакт обеспечен. Для нее это отличная возможность досконально изучить мою скромную персону. Для меня — отличная возможность сгореть от волнения и смущения.

— Когда вы собираетесь объявить Эрисфейлу о слиянии семей? — поинтересовалась эльфийка, как будто невзначай, но наверняка с намерением быть в курсе всех наших планов. Планов, о которых даже я не ведаю.

— Когда это покажется нужным.

Дей пододвинул к себе тарелку, наложил в нее салата и баранины с таким непоколебимым видом, словно вопрос матери вообще не нес в себе никакой тяжести. Вел себя спокойно, демонстрируя, что желает отдать большую часть внимания ужину.

— Но ведь связь это одно… — упрямо продолжила Элеонора, последовав примеру сына и наложив в тарелку еды. — О ней никто не знает. И хоть это сильнее обычной церемонии, вам придется провести прилюдный свадебный обряд. Если на то будет разрешение короля…

— Всему свое время. — Мужчина улыбнулся, бросив в нее неоднозначным взглядом. — Я собираюсь поговорить с братом после недели выходных. Он подарит нам свое благословение. В этом нет никаких сомнений.

Его взор метнулся ко мне, и я вся съежилась, хотя его глаза лучились теплом и уверенностью. Он будто попытался успокоить этими словами вовсе не любопытство матери, а меня. Прямо сказал о намерении рассказать все королю, чтобы унять мои сомнения и растерянность.

Но после таких слов я стала еще более растерянной и утонула в море недоумения.

Король не одобрит этого союза. Он не сможет подарить нам благословение при всем своем желании.

Моя семейка подавится от возмущения, как только узнает, что принц Эрисфейла связал со мной свою жизнь. Такой брак станет политически выгодным; благодаря ему я могу подняться из той ямы, в которую меня сбросили родители. Шанс вернуть себе право на трон взыграет новыми красками.

Король Эрисфейла мог бы воспользоваться этой возможностью, чтобы взять под жесткий контроль королевство Дерил-де-Лой. Но он не станет этого делать. Чернокнижники-аристократы ни под каким предлогом не отдадут свой клочок земли и будут бороться за него до самой смерти. Упрямые гордецы, от которых сам Хаос устал. Они скорее одну меня усадят на трон, чем подпустят к короне Деймона и его брата.

Поэтому король проявит осторожность в этом деле и в страхе перед восстанием не позволит нам с Деймоном быть вместе. Я в этом была уверена. И никакая вера Дея в доброту его брата не сможет меня переубедить.

— А что насчет твоих родителей, Диана?

От посвященного мне вопроса я чуть не подавилась. В попытке избавиться от комка в горле сделала глоток вина. А потом еще раз, чувствуя кожей лица ожидающие взгляды. Прочистив горло, постаралась улыбнуться, но вышло, скорее всего, криво и неестественно.

— Я думаю, они отреагируют с привычной им вспыльчивостью, — сказала открыто. — Я изгнанная принцесса, госпожа. Деймон полон уверенности, что это возможно изменить, но я знаю свою семью. Они не примут изъян обратно.

Слова, полные горечи и неприкрытой боли. Но мне было плевать, как на них отреагируют мать и сын. Как-то незаметно ушло все волнение, и я ощутила тупое равнодушие, как вино, омывшее грудь непривычным теплом.

— А дело ведь не в изъянах… — шепнула Элеонора, то ли намеренно, то ли неосознанно вынуждая этим утверждением поднять на нее глаза. Что-то скрывалось за этими словами, за изучающим взглядом, но я никак не понимала, что именно. — Шрамы — отвлечение внимания.

— Довольно, — холодно отрезает Деймон, на что женщина лишь вздыхает.

А вот меня нехило пробило дрожью. Я успела отвыкнуть от его строгости и сердитости, хотя это казалось привычным делом, ведь я не раз выслушивала от него выговоры за плохое поведение.

Но что все это значило? Такое чувство, будто они оба знают о моей семье гораздо больше, чем я сама. Быть может, так и есть. Но у меня отчего-то не было сил на то, чтобы задать соответствующие вопросы и добиться правды прямо здесь и сейчас.

От этого разговора становилось дурно. От внимания эльфийки, от осторожности Деймона. Голова слегка кружилась, а к щекам приливал жар не переставая. Баранина чудилась уже не такой аппетитной, как мгновение назад. Да и сам аппетит упорхнул сразу после глотка вина.

Хотелось скрыться от всех. Как же я не люблю это чувство, толкающее на побег. Раскрывающее ноющие раны и заставляющее отступать. Противное и скользкое чувство. Но оно давило на разум вместе с неестественным жаром, и я не смогла ему противиться.

— Было вкусно, но я воздержусь от десерта, — выпаливаю торопливо, виновато глядя на полную тарелку. — Простите, я немного устала, так что пойду отдыхать…

Резко поднялась из-за стола, чем заставила Деймона подняться следом.

— Ты плохо себя чувствуешь? — Он приблизился, невзирая на мой немой протест. Быстро коснулся щеки, и я чуть не обомлела от того, какими холодными оказались его пальцы. — Ты горишь, Диана.

Может быть, от непонятного гнева. От обиды. Страха. Или совершенно иного фактора.

Как бы там ни было, я просто желала уединиться.

— Все в порядке. — Сжав его пальцы, отняла руку от лица и почти сразу отпустила. — Я была рада познакомиться, Элеонора. Извините.

Хотела дернуться к выходу, но Дей ухватил за локоток, настойчиво разворачивая к себе.

— Я провожу.

— Нет, — отпарировала тотчас. — Пусть меня проводит Тиана. Останься с мамой. Наверняка вам есть, о чем поговорить…

— Это подождет.

— Оставь ее, Дей, — вставила свое слово эльфийка и одарила нас снисходительной улыбкой. Зато во взгляде аметистовых глаз явно плескался укор. — Видно же, что девушка хочет побыть наедине с собой.

Я уже начала думать, что он послушает ее. Что отпустит, проявив покорность. Но это же Деймон. Это же человек, порой как баран идущий напролом и по большей части слушающий самого себя.

Ожидать от него смирения было глупо. Он не любитель оставаться в неведении.

— Ложись спать, мама, — произносит твердо и берет меня на руки с такой легкостью и быстротой, что я и возразить не успеваю. — Поговорим утром.

И решительно покидает столовую.

— Ты же ее расстраиваешь, — шепнула, когда он свернул за угол и принялся подниматься по лестнице.

Обвила руками шею и заметила, что от этого на его скулах едва заметно вздулись желваки.

— Она умная женщина и не станет расстраиваться из-за такой чепухи. К тому же она в курсе, что ты заболела. Просто хотела помочь тебе улизнуть и побыть одной. Как это у вас называется?.. Женская солидарность, должно быть.

— Заболела? — смешок вырвался из груди, прежде чем я успела переварить услышанное. — Это невозможно.

— В Ледяных Пустошах возможно. Ты заболела, Диана. Отсюда жар и отсутствие аппетита.

Это никак не укладывалось в голове, потому что в отличие от обычных людей у магов особый иммунитет, и к болячкам вроде простуды мы не предрасположены. Я никогда не болела. Наверное, поэтому сейчас жар ощущался по-другому. Был каким-то выматывающим, неумолимо высасывающим силы.

— Не волнуйся, — понизив голос до шепота, Дей довольно заулыбался, заставляя мое сердце тревожно ёкать. — Я знаю средство, которое к утру поднимет тебя на ноги. Способ достаточно непривычный, но приятный, а самое главное — эффективный.

Что-то мне не по себе. Вспыхнувшая в его голове идея почему-то совсем не внушает доверия...

41. Чудодейственный способ лечения. Диана

— Нет! — вздыбилась, выныривая из цепких рук. — Нет! Я не дам этого сделать!

— Перестань, Диана, — смеясь, Деймон следует за мной по комнате. Быстро, ловко, но я ускользала, как кошка от более крупного хищника. — Что за шило у тебя в попе взыграло?

— Я не дам себя раздеть, — шикнула, нырнув под стол. Выползла с другой стороны и метнулась к шкафу.

— Я уже видел все, что нужно, — продолжает напирать. — И все, что не нужно…

На что это он намекает?!

— Не доводи до плохого и раздевайся. Лед надо втирать в голое тело, а не поверх одежды, — говорит с улыбкой, как говорит какое-то наставление добрый родитель своему непутевому ребенку.

— Это же лед! Какой от него толк при простуде? — В очередной раз увернулась от сильных рук, не обращая внимания на ломающую слабость. Жар в лице ощущался слишком ясно. — Ты сказал, что это приятный способ.

— Приятный, — подтвердил и умудрился хватануть меня за руку. Дернул на себя, выбивая из груди все дыхание. Но возмущение осталось, подтолкнув стукнуть по жутко твердой груди. — Для меня крайне приятный, не буду таить. Но для тебя полезный. Мне раздеть тебя самому?

— Еще чего! — рыкнула, дернувшись.

Но эффекта это не произвело. Я была уставшей, а Дей напористым бараном. Бодаться с ним то же самое, что и бить головой гранитную стену в надежде, что она сломается. Бесполезно.

Невольно расслабилась в его объятиях — стальных, как медвежий капкан, — и засопела под этими пронзающими все существо, смеющимися глазами.

— Пусти.

— Нет, госпожа моего сердца. Это невыполнимая просьба.

Сил бороться не осталось. Эта треклятая простуда высосала все, что можно, потому я повисла в его руках как обездвиженное умертвие. Рук и ног практически не ощущала. Я чуть не завыла от изнеможения и до безумия абсурдной ситуации.

Пусть я лучше умру от этой разделывающей меня на кусочки болезни. Это намного лучше, чем позволить ему раздеть меня и применить свой чудодейственный способ лечения, пока я буду голая и беспомощная.

Да, он уже видел мое нагое тело, и фактически стесняться было нечего… Но то дело было в душе, да и он тоже был обнажен, что в какой-то степени придавало мне уверенности. Ко всему прочему в тот вечер я была слегка подшофе. Ну, или не слегка.

— Я могу раздеться, если это ободрит тебя, — ухмыльнулся, подхватывая на руки, в своей наглой, игривой манере. — Но, боюсь, тогда наше лечение примет несколько иной оборот… А я в последнее время держусь из последних сил, Диана. Даже сейчас желаю возлечь с тобой и в полной мере провести брачную ночь. Но ты, как назло, отталкиваешь меня простудой.

— Б-брачную… ночь? — повторила с уловимой запинкой и напряглась вся до самых пальчиков, когда он уложил меня на кровать.

— Мы с тобой обвенчались, забыла? — Темная бровь иронично изогнулась, вгоняя в краску. Лицо и без того пылало нездоровым жаром, а тут еще и каждое его слово подбрасывает хворост в костер нежеланного смущения. — Это была короткая церемония, но все же церемония. Мы с тобой молодожены, а молодоженам предстало проводить первую совместную ночь как-то более энергично и весело.

— Ну простите, господин моего сердца, — передразнила его, удобно устраиваясь на подушке. — Сегодня ваша ночь будет менее энергичной и веселой.

— Да, — кивнул с напускной серьезностью. — Это будет ниже моих моральных принципов, если я возьму полутруп.

Фыркнула, вдруг четко вообразив эту до безобразия странную картину. Но вся веселость рассыпалась пылью и безвозвратно скользнула в щель под дверью, когда Дей решительно принялся развязывать шнуровку у ворота моей рубахи.

Я смогла только сглотнуть, следя, как уверенно двигаются его пальцы. Потянул вниз, развязал, невзначай касаясь подушечкой большого пальца голой кожи между мягкими полушариями, тут же вспыхнувшей огнем. Приподнял неподвластное мне тело, избавил от рубашки. А когда уложил обратно, я почувствовала себя так, будто меня лишили брони и толкнули под град стрел.

В данном случае стрелами оказался его взгляд, беззастенчиво ощупывающий ключицы, тяжело вздымающуюся грудь с набухшими от стыда сосками, живот... И словно издеваясь, он не смотрел ниже, где все было скрыто за плотной тканью рейтуз.

Боги, помогите вынести предстоящую пытку. Чую, она окажется настоящим испытанием.

— Раз от тебя не отвязаться, — говорю, сглотнув слюну, — начнем со спины.

— Как скажешь, — прилетает смешок. — Сейчас вернусь.

Деймон молниеносно растворяется в воздухе, оставляя после себя шлейф своего притягательного острого запаха, а я ловлю момент и из последних сил переворачиваюсь на спину. Едва успела вжаться в простынь грудью и прижаться щекой к подушке, прежде чем он появился так же внезапно, как и исчез. Поставил на пол ведерко, наполненное кубиками льда, светящимися изнутри голубоватым огнем, и устроился на краешке кровати.

— Будет немного больно, но приятно.

Предупреждающий тон всколыхивает сердце и в то же время вызывает волну раздражения.

— Да начинай уже, — буркнула, когда он вынул из ведра небольшой ледяной кубик. — Быстрее начнем, быстрее закончим.

— Звучит слишком печально, — хмыкает, откидывая в сторону мои волосы.

— А тут кроме печали иных эмоций и не б-бу… о-о-о…

Речь обрывается, как только кубик прижимается к низу спины. Воздух застревает в горле, а кожу тотчас пронзает жутко холодными иголочками.

— Стой. Ст-о-о-ой!

Вскрикнула, хватаясь за уголки подушки и сжимая их до боли в пальцах. Он не остановился. Скользнул выше, вдоль позвоночника, чертя влажную щиплющую дорожку. Мучительное, долгое, тянущее чувство какой-то отвратительной щекотки осело в груди и в животе. Тело словно покрылось льдинками, и каждый вздох причинял такую боль, от которой почему-то хотелось смеяться.

Смеяться и плакать. Убивать и кричать.

— Я сейчас умру-у-у… Ауч!

Лопатки касается лед, и Дей начинает вычерчивать узоры, пуская колкие, но, как ни странно, приятные мурашки по всему телу.

— Потерпи, — произносит твердым голосом и прокашливается еле слышно, будто в попытке сдержать смех. — Несколько минут мучений стоят того, чтобы быть здоровой. Если вовремя не остановить болезнь, она тебя сломает.

— Чертовы Пустоши! — рыкаю, крепко зажмуриваясь.

Не хочу его видеть. Его обольстительную улыбку и голодный блеск в глазах, от которого он старательно пытается избавиться. И слышать тоже не хочу. Бархатистый смех и мягкий тон лишь подводят меня к точке самоуничтожения — к той самой, где я свихнусь и зароюсь в снег, чтобы уж просто, без сожаления отойти во тьму.

— Можешь убить меня, но я не понимаю, чем мне поможет лед.

Хоть и не испытываю желания говорить, разговор — единственное, что способно отвлечь меня от боли и сладостных, набирающих силу ощущений. Мурашки продолжали сыпаться на плечи, убегать вниз, медленно охватывая все тело, пока Дей мягко чертил льдом незримые узоры на спине.

— Это не обычный лед. Он из пещеры ледяных драконов, что чуть севернее Драконовых Хребтов. Драконы, конечно, давно вымерли, но магия в их льдах сохранилась. Это… как бы мягче выразиться… эм-м… Их испражнения.

— Что?! — от шока я едва не подскочила. Меня остановила широкая ладонь, беспардонно надавившая на ягодицу. — Ты втираешь в мою кожу какашки ледяных драконов?

— Именно.

О Хаос!

Я вжалась лицом в подушку и тихонечко завыла, посильнее стиснув напряженными до невозможности пальцами наволочку.

— Несмотря на то, каким своеобразным способом получился этот лед, он наделен целебными свойствами. Такую штуку не мешало бы носить с собой на миссии. Но при недостаточно суровой температуре он быстро тает.

— Пожалуйста, — взмолилась, не отрываясь от подушки, — перестань говорить об этих долговечных какашках.

— Как пожелаешь, госпожа. — Дей с трудом сдерживал смех, иногда позволяя себе тихую усмешку. Но справлялся он со своей игривостью гораздо лучше, чем я со своим обжигающим стыдом. — О чем хочешь поговорить?

— Ни о чем. Я хочу сгинуть. Если ты не прекратишь, я сгорю быстрее от смущения, чем от болезни.

— Не стесняйся. Это же делаю я, а не кто-то посторонний.

— В том-то и дело…

Я вовремя прикусила язык, чтобы не ляпнуть, что то, с какой медлительностью и осторожностью он втирает драконьи фекалии мне в кожу, выбивает из меня благоразумие и крупицы терпения. Эта процедура заводит. Возбуждает похлеще его обнаженного тела.

Я так больше не могу…

— Может, достаточно?

— Нужно обтереть все тело, иначе во всем этом не будет никакого смысла, — отвечает все так же спокойно, и в ту же секунду я ощущаю, как его пальцы хватаются за край штанов.

— Что… что ты делаешь?

— Снимаю с тебя штаны. — Приподнимает за живот, ловко расстегивает пуговицы и кладет обратно. — Расслабься.

Расслабиться? До чего смешной!

— Я не готова.

— Брось, Диана. Сама сказала: быстрее начнем, быстрее закончим.

Выть — все, что мне остается. Я загундела в подушку, чувствуя, как мужчина стягивает с меня рейтузы вместе с бельем. Какой-то томительный миг, и мое тело, снедаемое тяжелым взглядом, остается без защиты.

Холод на спине плавно сливается со сгустком жара в груди. Проклятье. Еще немного — и я потеряюсь в этих противоречивых ощущениях.

42. С чего все началось? Диана

— О боги!

Крик вылетает резко, как стрела из лука с туго натянутой тетивой. Новый кубик льда обжигает ягодицу жаром и адским холодом одновременно. Болезненное ощущение, тесно переплетенное с мучительным стыдом, пронзает грудь, живот, и ударом увесистого кулака бьет по голове.

Клянусь всеми богами — и темными, и светлыми, — даже удары плети Хаоса не были такими чудовищно жгучими. Они не уносили в бездну боли и странным образом сочетающегося с ней удовольствия. Они лишь приказывали молчать, ведь за один крик прибавлялся лишний удар.

А сейчас не было никаких сил, чтобы сдерживать крики, стоны, неприличные вздохи… Пытки страшнее в моей жизни еще не было.

Больно и приятно. Холодно и жарко. Стыдно, но вызывает интерес.

Это до чертиков губительное противоречие лишает разума.

— Дей… — еле слышный шепот срывается с губ, и подушка словно бы поглощает его в себя, не давая ему коснуться ушей мужчины. — А можно я лучше умру от простуды? Всяко лучше, чем испытывать все то… что я испытываю.

Ответом послужило мягкое касание подушечек пальцев к бедру, где совсем недавно прочертил морозную дорожку кубик льда. Осторожно погладил в успокаивающем жесте, пуская теплые волны, плавно растекающиеся по всей ноге.

— Перетерпи, Ди, — говорит негромко, продолжая поглаживать бедро и в то же время чертя льдом незамысловатый рисунок чуть выше колена. — Скоро станет легче. Честно.

Боль постепенно утихала под этим преисполненным силы поглаживанием, но не исчезала насовсем, не позволяя расслабиться. Стискивать зубы уже не приходилось. Да и это простое действие затрачивало непозволительно много энергии.

Я просто дышала. Глубоко и как можно тише.

— Могу спросить тебя оних? — спокойный голос доносится до едва не проваливающегося во тьму сознания, и широкого шрама, рассекающего бедро, немного ниже мягкого места, касаются сильные, но проявляющие поразительную нежность пальцы. — Только если это будет уместно. Не хочу давить на тебя. Поэтому, если этот вопрос под запретом, скажи мне прямо сейчас, и я больше не буду затрагивать эту тему.

Я постаралась вздохнуть тихо, так, чтобы он не понял, что мое сердце задрожало так же сильно, как и всегда, когда речь заходит о шрамах.

Они были моей слабостью. И я скрывала ее за наглухо закрытой одеждой, как и все люди скрывают свои слабости за всевозможными масками. Не от всех получилось ее утаить. Не считая Дея, семьи, королевских учителей и нескольких приближенных ко двору чернокнижников, мои изъяны видела лекарь, мадам Джослин, которая провела осмотр в мой первый учебный день. Она сделала это молча, постаравшись не акцентировать внимание на длинных, широких, уродливых рубцах. Я была благодарна ей за тактичность, как и за последующее молчание. Но после осмотра чувство, что тебя снова ранили, сохранилось и тревожило какое-то время.

С Деймоном было иначе. Он видит эти шрамы уже не в первый раз, а я не в первый раз не испытываю того стыда и гнева, что появлялись после порки. Его взгляд не осуждал — ублажал. Изучал не из-за нездорового любопытства, а лишь с намерением понять и запомнить.

Иногда смотрел с еле различимой злостью и виной, будто ругал самого себя, что не смог предотвратить появления этих ран. Но эта вина была неуместна: никто, кроме меня, не мог остановить издевательств со стороны родителей и наставников.

Я поняла это слишком поздно.

— Диана, — шепнул он, когда молчание затянулось настолько, что начало приобретать черты неловкости.

Я повернула к нему голову.

— Что бы ты хотел узнать?

Скрывать больше не хочется. От него ничего не хочется утаивать. И пусть я совсем лишусь иголочек, защищавших меня все это время, я знаю, что он не позволит мне остаться без защиты. Мы теперь муж и жена, и я должна в полной мере осознавать серьезность и груз этой супружеской силы. Должна быть собой в браке, без масок и притворств. Начать стоит именно с этого — раскрытия слабостей.

— С чего все началось, — полушепотом сказал Дей. — Какова причина постоянных порок?

Я не удержалась от того, чтобы хмыкнуть.

Не было ни одной веской причины для подобных издевательств. Я их не заслужила — это я знала наверняка.

— Такая мера воспитания не проявляла себя, когда я была маленькой, — сказала глухо и с трудом. Прикрыла глаза, но все равно чувствовала, что мужчина смотрит то на мое лицо, то на шрамы. — Лишь с возрастом, когда началось мое обучение и подготовка к наследованию престола, я узнала, что отец питает нездоровую тягу к наказаниям. Мне было лет семь, возможно, когда король впервые вынул из брюк ремень и несколько раз обжег им мою спину…

— Подожди, — резко оборвал Дей.

На меня вдруг нахлынуло судорожное напряжение — воздух словно заискрился после этих слов, слабо ударяя незримыми искрами по голому телу. Я распахнула глаза, оторвалась от подушки, приподнявшись на локтях.

Деймон смотрел в стену, крепко сжимая кулаки. Грубоватое скуластое лицо было искажено злостью и ненавистью. Такой ненавистью, которая могла сжечь с приличного расстояния. Такой, какая отличалась от моей, но имела небольшие схожие черты.

— В чем дело? — спросила тихо, хотя на деле догадывалась, какова причина подобной реакции.

Но я не могла молчать и изводить тишиной и себя, и его. Лучше говорить — все, что угодно. Только не молчать. Не сейчас.

— Ни в чем, — в его голосе прорезалось спокойствие, не соответствующее истинным эмоциям. Пересилив какое-то чувство, он посмотрел на меня. — Все нормально, если не обращать внимания на острое желание четвертовать Рогира и пришпилить его поганые руки к его голове.

Холодная дрожь пронзила все существо от этой неприкрытой угрозы, произнесенной совершенно невозмутимым тоном.

Я столько раз думала о том же самом, о том, как сладка будет месть в самом конце, когда я заполучу корону и трон… Но так странно и так непривычно осознавать, что на моей стороне есть человек, разделяющий мои желания. Считающийся с моим мнением. Не пытающийся остановить меня, а напротив, стремящийся помочь.

Это приятное чувство, когда тебя кто-то поддерживает, бесценно. Его хочется испытывать снова и снова. Ощущать наравне с собственной силой.

— Я знаю короля Дерил-де-Лоя давно, но никогда не задумывался о своей ненависти к нему, — признался Деймон. — Возможно, она возникла еще задолго до нашего с тобой знакомства. Еще тогда, когда я юнцом понял, что они творят со своими подданными.

— Не только с ними. Они не приемлют изъяны, но с легкостью награждают новыми недостатками и слуг, и собственных детей. — Я замолкла на миг, несмело переворачиваясь на спину после немой просьбы и кивка Деймона. Он достал еще один кубик льда, придвинулся ближе. — Лицо и прочие открытые участки тела были неприкосновенны. Но все, что можно скрыть одеждой, оказывалось для отца холстом, который он без зазрения совести усеивал краской.

Лед прижался к шее, вынуждая затаить дыхание. Рука против моей воли метнулась к запястью мужчины. Я сжала его — несильно, просто чтобы понять, реален ли он. Действительно ли он сейчас здесь, разговаривает со мной, предпринимает очередную попытку узнать получше.

В последнее время все так хорошо — даже слишком, — что становится страшно: как бы все это не оказалось сном.

— Я была прилежной ученицей, — выдавила из себя, когда кубик скользнул к ключицам.

Смотрела прямо в глаза — такие глубокие, что в них можно затеряться. Без единого проблеска света. Но почему-то этот факт не страшил. Лишь будоражил сознание. Его тьма была притягательной и жаркой, спокойной по отношению ко мне и безопасной.

— Я училась усердно, прикладывая все силы. Но этого было недостаточно. Отец заставлял учителей хлестать меня лошадиным хлыстом, если я говорила невпопад или мои ответы не совпадали с правильными. Порой он и сам вмешивался. Только он. Церрия не позволяла себе ничего, кроме грубости и пощечин, обычно легких, не оставляющих ничего, помимо быстро сходящей красноты. Но так было до тех пор, пока мой брат не изуродовал мне лицо.

Я замолкла ненадолго, чтобы перевести дыхание. Опустила взгляд на мужскую руку, замершую под грудью, прямо у одного из шрамов. Кажется, его я получила, когда случайно столкнулась в коридоре с отцом. Или когда Теодор сломал диадему Далины, нашей сестры, а обвинил в этом меня. Уже и не помню. Но каждый рубец — абсолютно каждый — имел свою маленькую жестокую историю.

— После этих незаживающих шрамов на лице моя жизнь кардинально изменилась. Не было ни сочувствия, ни жалости, ни понимания. Меня вычеркнули из семьи так быстро, что я не успела осознать всю унизительность и драматичность ситуации. Мне было четырнадцать, когда весь смысл моей жизни почернел вслед за моим глазом.

Неосознанно коснулась пальцами лица, провела по двум небрежным полоскам, все еще хранящим воспоминание о невыносимой боли, которую принес клинок Хаоса. Стоило ему оставить эти позорные следы, как мой левый глаз утратил насыщенный фиолетовый цвет и стал таким же черным, как и глаза всех моих родных. Это было чудом, что я не ослепла. Я видела четко, как и раньше. Но какое-то время мне казалось это проклятием, а не подарком судьбы.

Уж лучше бы я лишилась зрения. Раз и навсегда. Чтобы больше не видеть лицемерных лиц вокруг себя. Чтобы не смотреть в насмехающиеся глаза брата и сестры. Не видеть презрения на лице отца. Равнодушия на лице матери.

— Больше родителей ничего не сдерживало, — шепнула с придыханием и почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. Непрошенные и нежеланные. Но прогнать их не получилось. Я просто сморгнула их, а потом снова, стараясь не обращать внимания на то, как больно они обжигают щеки.

А лед так и продолжал жечь кожу у ребер, не сдвигаясь ни влево, ни вправо, ни вниз…

— Обычная плеть сменилась на ту, что создал Хаос. Следы больше не сходили с моего тела. Оставались и долго испепеляли болью, напоминая, что я недостойна трона.

— Черт возьми. Диана… — глухой взволнованный голос нещадно ударил по голове, и я посмотрела на Деймона замыленным взором.

Столько жалости таилось в его взгляде, что я не сдержала нового потока слез. Они потекли по лицу, крупные и горячие, омывая его так, как уже давно не омывали.

— Иди сюда…

Дей бросил остаток кубика в ведро, притянул меня за локти и стиснул в объятиях. Сильных. Нужных. Спасительных объятиях.

Это беспощадно подогрело неуправляемые эмоции, и они задушили меня всхлипами и слезами. Впервые за последние месяцы я позволила себе разрыдаться. Впервые выплескивала боль не сожалея. Впервые кто-то оказался рядом и принимал эту боль. Не отталкивал, обнимал, утешительно поглаживая по волосам и спине. Впервые я ощущала себя нужной, любимой и защищенной.

Все это время мне нужно было только это — чтобы меня выслушали. Чтобы узнали мою правду. И утешили. Хотя бы немного…

Дей что-то шептал, что-то ласковое, но не все удавалось разобрать за непрекращающимся плачем и дрожью, пронзающей тело, как стрелы пронзают дичь. Сердце бешено билось о грудную клетку, принуждая сильнее вжиматься в широкую, нервно вздымающуюся грудь мужчины. Обнимать его крепко-крепко, в поиске некой легкости и избавления от бремени воспоминаний.

— Больше никто не поднимет на тебя руку, — разобрала я твердые слова сквозь стук в ушах. — Никто не коснется с намерением причинить боль. Я обещаю тебе, Диана.

Он зарылся носом в мои волосы, выбивая из меня еще один сдавленный всхлип.

Это обещание может быть нарушено — я понимала это, хоть и не так ясно, как должна была. Ничто не вечно. Ни радость, ни печаль, ни любовь. Но эти слова были нужны мне. Неважно, что они не имели той силы, которая не пропустила бы через себя ни одно сомнение. Неважно, что когда-нибудь от них не останется и следа.

Сейчас они придали уверенности. Помогли и приласкали. А о большем я не посмела бы и просить.

43. Громадная ответственность. Деймон

Она плакала.

Так долго плакала в моих руках, цепляясь за рубаху, как за единственную возможность дышать.

Я думал, мое сердце остановится под натиском этой бесконечной боли. Этих страданий, которые еще были такими свежими и так сильно жгли ее тело.

Маленькое. Хрупкое.

Но такое сильное тело.

Она вынесла все это в одиночку. Прошла этот дерьмовый путь, который мог сломить даже меня. Но она не сдалась. И как только удалось?..

Как она выжила при таком давлении? Одна.

В нее кидались камнями со всех сторон, а она умудрилась выпрямиться и выстроить из этих камней стену. Не знаю, насколько прочна эта стена, но долгое время она служила ей крепостью.

Беззащитная. Удивительно сильная девочка.

В который раз я восхищаюсь ее силой воли. И горжусь, хотя не имею на это права. Я не был причастен к тому, к чему она пришла, но все равно ощущаю глубокое восхищение и уважение по отношению к ней. Безграничное уважение.

Моя девочка. И больше не беззащитная.

Силы покинули ее тело вместе со слезами. Чудилось, что она выплакала все, что было, все, что накопилось за все годы унижения. Но вряд ли это было правдой: сгусток боли еще резал ее изнутри. Когда-нибудь он вновь даст о себе знать, но в этот следующий раз я снова буду рядом, смягчу эту боль и сделаю все возможное, чтобы облегчить ее страдания.

Она уже почти спала, когда я уложил ее обратно. Впопыхах закончил обтирать, накрыл одеялом, слыша, как тихо она дышит, видя, как мерно вздымается ее грудь.

Опустился на колени у кровати, коснулся губами лба. Теплая, почти прохладная. Жар спал, дышать ей стало легче. Наконец-то.

— Спасибо, — шепнула с закрытыми глазами.

Приподняла руку, видно, ища мою или какую-то опору. Обхватил, прижался губами к пальцам, вызывая на ее лице слабый намек на улыбку.

— Мне нравятся эти касания. — Ее ресницы дрогнули, и она посмотрела на меня сквозь полуприкрытые веки. — Все твои прикосновения будоражат сердце, но когда ты целуешь пальцы, оно трепещет такой радостью, которая обычно кажется недосягаемой. Пожалуйста... — она чуть крепче сжала мою руку, насколько хватало сил, — ... делай это почаще.

Я тут же откликнулся на эту просьбу. Поцеловал костяшки. И еще раз. Легко и нежно, с наслаждением наблюдая, как она улыбается.

— Проси о чем угодно, принцесса. Я сделаю для тебя все возможное и невозможное. — Мое сердце замирает на миг, готовясь облачить чувства в слова. Она не должна сомневаться. Потому я добавил со всей уверенностью, которая была во мне: — Даже достану корону для тебя. Ту самую, что у тебя отобрали.

— Даже ее? — спрашивает тихо, сквозь дрему.

— Да. Она будет венчать твою голову. Ты будешь сидеть на троне всвоемкоролевстве. Мои слова не станут пустым звуком.

— Я верю тебе. Но мне больше ничего не нужно, Дей. — Улыбка гаснет, голос понижается до еле слышного шепота. — Только ты и спокойствие, которое ты даришь. И мои слова не пустой звук...

Она затихла, чуть склонив голову. Тихонько засопела, оставив меня в таком потрясении и радостном волнении, что я принялся раз за разом прогонять в голове ее слова.

Она отступилась от своей цели. Ради общего будущего — еще прозрачного, но возможного. Отогнала желаемое в надежде, что я смогу ей подарить гораздо больше, чем трон. А может, уже подарил. Я не знаю.

Это громадная ответственность. Я не могу подвести ее. И не подведу.

Корона украсит ее голову. Диана будет восседать на троне и править. Без меня или со мной — неважно. Она будет на своем месте. И счастлива. Конечно, счастлива.

44. Бремя полукровок. Деймон

— Как она?

Тихий голос скользнул в сознание, сметая думы, и на плечо легла маленькая, изящная ладонь.

Элеонора обладала изумительной способностью передвигаться легко и бесшумно, как кошка, крадущаяся к жертве. Как Луна, заставшая меня — пытающегося изгнать тревоги вином — в гостиной.

Ее взгляд казался слишком осмысленным для обычного котенка; она смотрела с легким укором и недовольством. Но, не спеша представать в своем истинном обличье, оставила меня без поучающих слов и просто взобралась по штанине ко мне на колени. Осталась лежать, свернувшись калачиком, пока я медленно осушал бутылку подарочного вина и то дремал, то оглушенный мыслями пялился на пламя в камине. Так мы сидели в тишине уже… не знаю, возможно, всю ночь.

Хватка на плече вдруг стала чуть крепче, напоминая, что я затягиваю с ответом.

— Спит, — выдал глухо и сразу прокашлялся. — Ей станет легче после пробуждения.

Я не видел, но догадывался, что Элеонора кивнула. Пальцы ее разомкнулись, и она прошла к креслу напротив, опустилась в него так же грациозно, как и всегда.

По тому, как она движется, по ее плавности и утонченности можно было предположить, что она аристократического происхождения. Бывалая герцогиня или даже принцесса…

Но нет. Моя мать была простой крестьянской девушкой, по велению судьбы ставшей изгоем в Сандарино, королевстве эльфов, и под давлением нищеты прибегнувшей к воровству. Отсюда и легкость, и бесшумность в движениях, и острый, все замечающий взгляд.

Понятия не имею, каким образом она пересеклась с моим отцом и была ли между ними любовь. Она никогда не говорила о погибших отношениях. Да и отца упоминала нечасто. Разве что вскользь благодарила его за то, что воспитал меня достойным человеком. За то, что защитил.

Но он мог убить меня еще при рождении вместе с матерью. У него было на это право. Или позволить сделать это другим некромантам и чернокнижникам. Полукровок не любят и не воспринимают во всем Эрисфейле и не жалуют даже за его пределами. У полукровок нет спокойной жизни. Презрение и издевательства следуют за ними по пятам, и не всем удается выжить не только в силу своей врожденной слабости, но и под гнетом общества.

Скрытие того факта, что я полукровка, было опасной авантюрой. Но король пошел на это, несмотря на возможную угрозу со стороны других королевств. Наверное, он унес бы эту тайну с собой в могилу, но что-то подвигло его выдать ее. Может, это и было забытыми чувствами к Элеоноре? К эльфийке, когда-то ворвавшейся в его жизнь и оставившей неизгладимый след в сердце?

Она была на это способна — появляться неожиданно, как гром среди ясного неба. Играть чувствами и любить по-настоящему. Смеяться, когда больно. Плакать, когда счастлива. Она всегда была неоднозначной и загадочной. Этим она очень походила на Диану.

— Пожалуйста, не утаивай от меня своих истинных намерений, — внезапно сказала твердым голосом. Без всяких предисловий, которые она терпеть не могла. — Ты и сам знаешь, что выбрал для себя не самую удачную пару. Ее печальная судьба может стать и твоей.

— Но у меня особо не было выбора, не так ли?

Я взглянул на нее с выгнутой бровью, будто с осуждением. Не хотел показывать его, но было поздновато прятать вспыхнувшие обиды: мама скуксилась прямо на глазах, поджала губы. При других она умело сдерживала эмоции. Но каким-то образом все маски слетали, когда мы оставались наедине.

— Прости, — выдал спешно. — Я ни в чем тебя не виню.

— Не страшно, — отмахнулась, улыбнувшись.

«Страшно, — пролетело между мыслями. — Ведь я снова упрекнул тебя в своем рождении».

Это было неразумно — винить ее в том, что она позволиламне родиться. Я давно смирился, что мне недоступны многие радости и привилегии, которыми наслаждаются чистокровные существа. Но иногда эта невозможность выбора жгла сердце, и утаить тупую обиду не получалось.

Пока другие могут выбирать, с кем провести свою жизнь, такие, как я, вынуждены либо оставаться в одиночестве, либо искать пару среди себе подобных. Конечно, никто не запретит полукровке любить чистокровного, хоть и осудит. Но эта любовь не способна создать семью, породить наследников. Она не в силах дать жизнь совместному будущему.

По закону природы полукровка должен быть с полукровкой. И это было бременем, от которого я отмахнулся. До того, как пожелал быть с Дианой.

Впутывать ее в еще бо́льшие проблемы не хотелось. Учитывая, что я не смог бы дать ей полноценного счастья, я подумывал отступить. Возможно, отступил бы, ведь она стремилась стать королевой и как правящая монархиня когда-то должна была продолжить свой род.

Но она тоже полукровка, и эта истина усложнила бы ей жизнь.

Поначалу не было никаких сомнений насчет ее чистокровности: семья Ла Ноэр острые фанатики, не воспринимающие смешение крови. Потому я и не смог сразу принять факт, что Церрия позволила себе родить полукровку. Но это было правдой. Я не знал о тонкостях, лишь то, что отец Дианы — эльф.

В ней живет огонь Хаоса, и в последнее время он стал более заметным. Сомнения ее происхождения посетили меня еще после происшествия на кладбище, где она сожгла всю нежить и при этом осталась жива. Чуть окрепли, когда она угрожала мне кулаком, объятым тем самым огнем, а я потушил его без особых усилий. Потому что тоже обладаю пламенем Хаоса — в чистом виде он не может мне навредить.

Все догадки подтвердились благодаря Элеоноре. Она увидела то, что незримо для остальных; увидела в Диане Хаос и сразу все поняла. То, о чем я мог только догадываться.

Не всякий эльф мог почувствовать пламя в другом. По словам Элеоноры, эта способность приходит с годами, а иногда и вовсе не приходит. Это в очередной раз наталкивало на размышления о том, сколько она живет в этом мире. Ее возраст — самая большая тайна, которую она вряд ли осмелится мне раскрыть.

— Церрия заберет ее рано или поздно, — шепнула она, сверля взглядом фарфоровую статуэтку лани на каминной полке. — Нет причин растить дитя для престола, а потом отказываться от него. — Она встретила мой взгляд, и не знаю, что прочла на лице, но тут же вздохнула. — Я не хочу давить на тебя и поучать: время для твоего воспитания я упустила. Просто… будь осторожен, ладно? Церрия женщина с суровыми принципами и острым умом. Она бы не родила человека с нечистой кровью из здравых соображений.

Я думал об этом. Всему была причина — всем этим поркам и наказаниям, унижению и… шрамам. Причина была всегда. Но Церрия скрыла ее за своим фанатизмом и показала всем, что Диана недостойна трона из-за изъянов на лице.

Ложь. Эти шрамы словно дымовая завеса, прячущая истинные мотивы королевы Дерил-де-Лоя.

Диана и не должна была стать королевой. Она была рождена для другой цели.

Сам не заметил, как сказал последнее вслух, из-за чего Элеонора робко кивнула.

— Я не уверена, — произнесла она, — но мне кажется, им нужно ее пламя. Это лишенный гуманности, жестокий по отношению к ребенку способ, но правящие чернокнижники не раз им пользовались.

— Что ты имеешь в виду?

Я шевельнулся в кресле от нетерпения и заигравшего новыми красками любопытства. Луна на коленках недовольно зашипела.

— Они были одними из первых, кто открыл охоту на эльфов и детей с эльфийской кровью. Официальный запрет не остановил их. Некоторые из сильных чернокнижников зашли чуть дальше: они спаривались с чистокровными эльфами. От такого союза рождались полукровки, тонко чувствующие Хаос. Эти дети подрастали, овладевали пламенем, а после чернокнижники отбирали его, усиливая собственные способности. Но как правило, таких детей тщательно прятали и никогда не показывали миру. Диана — странное исключение. С самого рождения она была наследницей престола. И я не понимаю почему. Конечно, может, это заблуждения, и все совсем не так, как я себе вообразила…

— Или Церрия изначально не знала, что беременна полукровкой, — перебил ее своим предположением.

Наши взгляды встретились, и Элеонора неопределенно повела плечами — то ли выражая сомнение, то ли сбрасывая мурашки.

— Узнать наверняка можно только из ее уст. Но я все же надеюсь, что мои домыслы неверны. Уж лучше пусть она будет жестокой матерью, чем тираном, который отберет Хаос Дианы и погубит ее.

Повисло молчание. Элеонора увела взгляд к окну, за которым простиралась светлая ночь, предвещающая скорый рассвет. Откинулась на спинку кресла, несильно обняла себя за плечи, о чем-то задумавшись.

В ее сердце бушевала тревога. И не нужно быть магом, чтобы увидеть и понять это. Я понимал ее как сын, как родной для нее человек, и чувствовал ее волнение, заботу и страхи на интуитивном уровне. Она беспокоилась обо мне, о девушке, ставшей мне женой, о том, что Церрия не оставит нас в покое. А вместе с ней и мой брат, которого наверняка оскорбит подобный союз.

Но было что-то еще — что-то глубоко сокрытое и выползшее из темноты только сейчас, что-то склизкое и неприятное, о чем она боялась мне рассказать.

— Ты можешь доверить мне любую тайну, — шепнул мягко. Непонятно, отчего голос был так глух: быть может, я не хотел напугать ее или же сам испугаться откровения и неосознанно воздвигнуть между нами стену.

Все зависело от моих действий. Я ясно осознавал это.

Взяв Луну на руки, поднялся, уложил ее — сонную и тихо мяукающую — на кресло и прошел к эльфийке. Ее глаза встретились с моими, лицо вытянулось в удивлении, когда я опустился рядом с ней на одно колено и взял ее холодные руки в свои.

— Я приму любую правду, — сказал перед тем, как запечатлеть на пальцах поцелуй. — Мое отношение к тебе не изменится — ты всегда будешь моей мамой. Я не позволю себе еще раз потерять тебя. Расскажи мне… Что тебя тревожит?

Столько эмоций отобразилось на ее светлом лице, что я не успел уследить за каждой. Страх, сожаление и в то же время восхищение…

Что-то тяжелое давило на сердце.

— Просто все это напомнило мне о моей ненависти к твоему отцу, — она заговорила шепотом, сжав в ответ мои руки. — Он не был плохим человеком. Но все это время я думала, что он растит тебя из-за пламени Хаоса. Я считала, что он… использовал меня. Что я была всего лишь возможностью сделать его сильнее. Это было глупо… — Она сникла, но при этом одарила меня слабой улыбкой. — Он сделал даже больше, чем должен был. Сгладил ошибку нашей молодости. Защитил тебя. Создал для меня лучшие условия, какие только можно было создать в тюрьме.

— Но ты все равно томилась за решеткой, — оборвал ее холодно.

Несмотря на ее чувства к мертвому королю, я все еще питал к нему дряблую злобу. Она была ничтожно маленькой, но все же была. И она имела право на существование. Хотя бы потому, что отец скрывал от меня правду о матери.

— Поверь мне, — Элеонора усмехнулась, — я это заслужила. Не стоит романтизировать мою натуру, дорогой. Я вовсе не святая и не была достойна отдельной камеры в Таунзэрде, хорошей кровати и свежей еды три раза в день. Твой отец сделал все, что мог. Но освободить меня за мои преступления он был не в силах.

— Он мог бы помочь тебе сбежать.

Я продолжал парировать, но понимал, что это ни к чему хорошему не приведет. Отец был таким же загадочным человеком, как и любой некромант в нашей семье. Конечно, он мог сделать для Элеоноры нечто большее. Устроить побег при его положении было бы не самой трудной задачей. Но он не сделал этого — и я не ведаю о реальных причинах такого бездействия.

Это сделал я.

Я освободил ее и не жалею о своем поступке. Хоть и здорово поплатился за это. Но у меня было множество причин, и в отличие от отца я от них не отмахивался.

Самая главная из них — она моя мать.

Следующая по значимости причина заключалась в том, что я не король, а потому у меня нет таких масштабных обязательств, как у брата. Разумеется, я предал его доверие, поступив так спонтанно и необдуманно, и понес заслуженное наказание. Но со временем он принял мои извинения, ослабив немного путы: если раньше я не мог покидать территорию академии, то после прощения у меня появилась возможность неограниченное время находиться в Ледяных Пустошах и столице.

По правде сказать, Аарон более понимающий и справедливый правитель, чем наш отец. Я помню, что он сказал мне, когда я приносил свои извинения:

«На твоем месте я поступил бы так же. Это не отменяет того факта, что ты безумный глупец, но… Я уважаю твое решение».

Эти слова будто разрушили стену, выстроенную еще в детстве, как между двумя постоянно соревнующимися братьями.

Может, поэтому я и в этот раз надеялся на его понимание и благоразумие. Во мне горела надежда, что он примет мой союз с Дианой. И более того… Поможет реализовать мой план.

Глупо? Наверное. Но он сам обозвал меня безумным глупцом. Это прозвище уже начало заменять мне второе имя.

— Не держи на него зла, сынок. — Элеонора высвободила ладони из моих рук, наклонилась и прижалась лбом к моему. — После его смерти ты не остался в неведении, и это самое главное.

Мы сидели так, рядом друг с другом, в нагрянувшей тишине какое-то мгновение. Оно могло бы почудиться бесконечно долгим, если бы мама не отпрянула первой. Взяла меня за руку, улыбнулась, сглаживая возникшую из-за молчания неловкость.

— Ты расскажешь Диане о том, кто она? — спросила все так же шепотом, словно страшась, что Диана или кто-либо другой услышит ее. — Девочке будет больно узнать правду, — продолжила, не дав мне ответить. Или уже зная, какими будут мои слова. — Но ты сам не понаслышке знаешь, что чем дольше остаешься в неведении, тем больнее будет после откровения.

— Для начала я сделаю так, чтобы наше будущее перестало быть туманным, — ответил уклончиво.

Такой ответ ей пришелся не по вкусу, но она предпочла оставить свое недовольство при себе.

— Луна убежала к хозяйке, — заметила, бросив взгляд на кресло. — Иди к ним, покакотолакне набедокурила. Скоро рассвет, а я еще не спала… Вернусь в постель.

— Светлых снов, мама.

Поднялся на ноги, подав ей руку. Улыбка, украсившая ее лицо, самым чудеснейшим образом растопила витающее в гостиной напряжение.

— Будет неуместно говорить то же самое темному… — протянула ехидным голоском. — Но пусть твои сны тоже будут полны света.

45. Искушение. Диана

Уже и не помню, когда я в последний раз просыпалась столь рано и чувствовала себя при этом так легко. События минувшего вечера оказались спрятаны за туманной завесой, и я помнила только то, что Дей крайне бесцеремонно обтер мое тело драконьими фекалиями. После я, кажется, уснула… С каким-то теплым чувством в сердце, потревожившим меня еще раз после пробуждения.

Ожидаемый стыд мою больную голову не посетил, и я даже не ощутила тоски, не застав в комнате Деймона. Приняла душ, по обыкновению оставила волосы распущенными и напялила кем-то оставленное в кресле длинное, легкое, белоснежное платье с рукавами-фонариками. В иных случаях я бы, как и всегда, держалась от светлых оттенков подальше. Но настроение с утра было каким-то бодрым и мечтательным, да и внутри ощущалась непривычная легкость, какая возникает, когда после долгого путешествия наконец-то оказываешься дома в своей теплой, уютной постели.

Потому я не устояла перед соблазном, и похоже, впервые в жизни на мне было надето что-то… не мрачное. Но я все равно чувствовала себя призраком из-за все еще нездорового, бледноватого оттенка кожи. Черные волосы диссонировали с изящной белизной платья, и в то же время вместе они выглядели жутко гармонично.

Луну я застала в столовой — она оказалась заложницей ласки со стороны Элеоноры, которая сидела во главе стола и поглаживала котенка, растянувшегося на ее коленках. Хотя, возможно, именно эльфийке посчастливилось стать рабом млеющего от поглаживаний комочка…

— Доброе утро, Диана, — ее нежный голос встретил меня, как только я прошла в столовую. — Как самочувствие?

— Уже лучше, спасибо… — Застигнутая врасплох растерянностью, опустилась на стул и бросила взгляд к арке, ведущей на кухню, в надежде, что оттуда с минуты на минуту выйдет Дей.

— Деймон скоро вернется, — добавила Элеонора, с поразительной точностью определив причину моего волнения.

Я нерешительно глянула на нее и тут же очутилась в ловушке изучающего взгляда аметистовых глаз. Смотрит так пронзительно, словно с намерением залезть в голову. Черт возьми… Теперь понятно, от кого Дей перенял привычку смотреть прямо в глаза и бить собеседника по его уверенности.

— Его давно не было в Пустошах, поэтому он осматривает окрестности на наличие… эм-м… возможных неприятностей, — пояснила зачем-то.

К слову, объяснения были излишни. Я знала, что он скоро вернется, но желала, чтобы это случилось как можно быстрее. Оставаться наедине с мамой любимого — такой практики у меня еще не было. Я, может, спокойно бы пережила ее компанию, если бы она не изучала меня так, будто я слепая и не чувствую ее взгляд. Нагло и беззастенчиво.

— Поешь. Тебе нужно набраться сил.

Элеонора одарила меня снисходительной улыбкой и кивнула на тарелку, наполненную кусочками свежего, покрытого повидлом хлеба. Судя по запаху — малиновым повидлом.

В животе предательски заурчало, и, угукнув в ответ, я впилась зубами в выпечку, в то самое место, где повидла было больше всего.

Боги! Я чуть не замычала от удовольствия. Никогда еще хлеб не был таким вкусным и не казался пищей самих богов. До этого мига я и не чувствовала, насколько силен мой голод. Вчера я не поужинала, так что это вполне объяснимо…

— Позволишь мне нескромный вопрос? — вдруг спросила Элеонора. Благо я в этот момент запивала шустро проглоченный кусок чаем — иначе подавилась бы прямо у нее на глазах.

— Конечно. Что вас интересует?

Не глядя на нее, взяла второй ломоть хлеба, размазала ложечкой повидло.

— Твои планы на будущее, — произносит четко, вынуждая встретиться с ней взглядом. — Ты хочешь стать королевой?

Что ж. К такой нескромности я была не готова…

— Ну… — прокашлялась, отложила ломтик. — Это было моей целью. Я хотела…

—Было, — перебила женщина, почесывая Луну за ушком, — это ключевое слово? Больше не хочешь?

Прямота и ничем неприкрытая наглость путали мысли и сбивали с толку так, словно я сейчас стояла перед матерью и пыталась оправдаться за свое неуемное желание занять трон. Но между Церрией и Элеонорой было одно существенное отличие: вторая не желала мне зла.

По крайней мере, я надеялась на это.

— Если честно, я не знаю, — искренний ответ вырвался сам, не успела я хорошенько его обдумать. Как под действием чар, ляпнула то, что уже долгое время скребет сердце: — Меня готовили к престолу с самого рождения. Я и не знавала других целей. Когда меня его лишили, я возжелала вернуться на свое место. Наверное, потому, что это было единственное, к чему я так или иначе была готова. А возможно, дело даже не в троне… Я подобна лягушке, оказавшейся в море: так же стремлюсь вернуться в привычное болото, пока соленые воды океана не погубили меня.

— А теперь? — с улыбкой вопросила эльфийка.

— Теперь… — повторила глухо и замолкла, обдумывая, каким образом облачить все те новые чувства, ощущения и желания в слова.

Я боюсь сказать это вслух. Признаться самой себе, что моя цель изменилась. Что я больше не хочу возвращаться в болото. Что я нашла свое место, идеальное место рядом с Деймоном.

Теперь мой главный страх — это потерять его. Он в миллион раз сильнее и безжалостнее, чем тот, что возник, когда меня лишили шанса править своим королевством. Но с этим страхом я готова была мириться. Ведь Дей будет рядом. Какое-то время.

А может, всегда.

— Я… — начала было, собравшись с мыслями.

Но тотчас осеклась, когда в столовую телепортировался Деймон. Я бросила на него испуганный взгляд, потом сразу посмотрела на Элеонору, но вместо того, чтобы потребовать от меня ответа, она мягко улыбнулась. И показалось отчего-то, что она и не нуждалась в моих словах. Все и так было понятно.

— Ты проснулась, — констатировал Дей очевидное, неожиданно поцеловав меня в макушку.

Я вспыхнула, как бенгальская свеча. Одно касание — легкое, но прилюдное, — и я похожа на нежить, которую обволокло пламенем. Сгорю, а от меня даже пепла не останется.

— Заканчивай с завтраком, — продолжил он, — и пойдем… Мне нужно кое-что показать тебе перед тем, как я покину Пустоши.

— Уходишь? — Элеонора изумленно вскинула брови, задав потревоживший нас обеих вопрос. — Надолго?

— На пару часов, возможно, — ответил непринужденно, схватив с миски персик, и впился зубами в сочную сладкую мякоть.

Сок слегка брызнул, и капелька скатилась от уголка его губ до подбородка. Он успел вытереть ее костяшкой пальца, прежде чем она затерялась бы в горловине рубахи. Я едва не поперхнулась от этого провоцирующего действия, который вряд ли показался его матери таким же интимным, как мне.

Облизнул губы, надкусил еще раз…

И вдруг глянул на меня, будто почувствовав беззастенчиво сверлящий его рот взгляд. Мужские губы дрогнули в улыбке, а я еле удержала жар в груди, чтобы он не разросся и не залил собой все мое лицо.

Проклятье. Кто-нибудь заберите у него этот чертов фрукт!

— Король вызывает на аудиенцию, — невзначай добавил Дей.

При иных обстоятельствах я ни за что не поняла бы, что он волнуется. Но какая-то нить, крепко связывающая нас, подсказывала, что он встревожен предстоящей встречей с братом. То, что он обозначил его как короля, а не брата, лишь подтверждало это.

— Пустяки, — улыбнулся, встретив хмурый взгляд эльфийки. — Я не виделся с ним последний месяц. Обсудим кое-что касательно академии.

— Как скажешь, — спокойно произнесла Элеонора.

У нее спрятать волнение получилось в разы лучше, чем у меня. Я совсем не верила их спокойствию и предчувствовала, что эта встреча повлечет за собой непредвиденные последствия. Но делиться с остальными этой мыслью не стала, догадываясь, что они и сами все понимают.

Когда я быстренько расправилась с завтраком, Элеонора ушла на прогулку, оставив Луну слоняться по замку, а мы с Деем покинули столовую вдвоем.

Я не спрашивала, куда мы идем и что он должен мне показать. Уже знала. Он четко сказал об этом еще вчера, но уж лучше бы не говорил… Лучше бы не решался показать мне одну из самых ценных реликвий династии Бекфордов и не искушал мое трусливое сердце.

Я предпочла бы никогда не видеть эту книгу заклинаний. Предпочла бы стереть ее из своей памяти. Зная, что она способна мне помочь, я с трудом заглушаю желание заполучить ее.

Поговаривают даже, что она сама по себе наделена силой. Стоит ее только завидеть, как человека начинают переполнять сомнения. Она играет их чувствами. Она искушает и испытывает. Соблазн обладать этой бесценной вещью увеличивается до размеров бескрайних океанов. И я боялась… По-настоящему боялась, что моя рука дрогнет над книгой. Что я заберу ее, предав доверие Деймона.

В один момент я подумала развернуться и трусливо сбежать, но вот дверь за спиной захлопнулась, мы оказались в просторном кабинете, отделанном деревом, и моя решительность с концами покинула меня.

— Может, не стоит показывать ее мне? — шепнула, когда Дей оставил меня у двери, а сам уверенным шагом прошел к картине за столом. Вернее, это была резная рамка с черным полотном. Никакого рисунка, никакого намека на краску. Просто черный холст. — Все-таки этосемейнаяреликвия… А я еще не совсем… ну… Бекфорд.

— Разве ты не хотела увидеть ее? — бросил, не оборачиваясь.

— Что?

Я тупо моргнула пару раз, пытаясь уложить в голове его вопрос. А когда до меня наконец-то дошло, страх внезапно сжал в тиски сердце. Дей вытянул руку, и та пропала во мраке картины, как в плотном тумане.

Он знает?

Боги, он действительно знает.

— Разве не это, — он вынул из мглы толстенный фолиант, — ты желала заполучить?

Его тон был страшно холоден, взгляд, резко метнувшийся в мою сторону, суров и лишен всякого намека на нежность. Он с грохотом положил эту древнюю могущественную книгу на стол, и мой взор тут же привлекло ее фиолетовое сияние, которое сочилось из корешка и большого кристалла, запечатанного в сердце обложки.

Она прекрасна. И обладает невообразимой мощью. Я ощутила, как наэлектризовался воздух в кабинете, каким тяжелым он стал и как сдавил всю меня в тугой кокон. Энергия — такая же древняя, как сам мир, пахнущая ладаном — пропитала мебель, стены... Все, что здесь находится. Меня и Деймона.

Мощный поток растревожил магию, и кровь в венах забурлила быстрее, так, что сердце заметалось в груди, как обезумевшая птица в клетке.

— Я… я не думаю, что…

Я попыталась что-то сказать, связать слова воедино или хотя бы увести взгляд от книги, чтобы показать, что она меня совершенно не интересует. Но ничего не выходило. Слова застряли в горле комом, а интерес к фолианту был таким огромным, что пожирал меня изнутри.

Слишком сложно. На разум давит магия — незнакомая и безмерно сильная. Мое искушение, которое и до этого было неслабым, стало беспредельным.

Я крепко сжала кулаки, давя внутри неожиданное желание побороться за книгу заклинаний.

Кошмар. Я в самом деле подумала об этом? О том, чтобы отобрать ее силой? Драться и причинить вред Деймону?

Это не мои мысли. Не мои ведь?..

— Такова сила этого кристалла, — с холодной улыбкой произнес мужчина и провел пальцами по ромбовидному камню в обложке. — Он раскрывает наши самые заветные желания. Усиливает их. Но он не искушает, не обманывай себя, Диана. Все эти чувства принадлежат тебе, просто они стали слегка… сильнее. Подавить ихпрактическиневозможно.

Я сглотнула и стиснула челюсти, наконец оторвавшись от книги и поймав взгляд Деймона.

— Хочешь получить ее? — он постучал пальцами по твердому переплету, усеянному какими-то знаками в виде рун. И добавил без единой эмоции на красивом, благородном лице, сбивая все мои мысли в кучу: — Забирай.

46. Вкусная. Диана

«Забирай», — повторил противный голосок в голове.

— Забирай… — шепнула почти неслышно. Но Дей наверняка услышал. Конечно, услышал.

«Разве не это ты желала заполучить? —продолжал вторить внутренний голос. Продолжал искушать, подводить к черте, заступив за которую, я потеряю гораздо больше, чем получу. — Разве не это было нашей целью?»

Это было моей целью. Но я отказалась от нее. Осознанно отказалась и не собиралась к ней возвращаться. Возможно, желание обладать книгой заклинаний никуда не делось, но оно ослабло под давлением иных желаний.

Более сильных желаний. Дей — он был той силой, благодаря которой я смогла понять, что мои мечты куда более шире и не заканчиваются на обладании короной. Я хотела быть с ним больше, чем восседать на троне. Больше, чем возвращаться к прошлому.

Кажется, я… люблю его.

Да. Люблю.

И если это не то, за что я должна сражаться, то мне более не за что вести борьбу.

— Нет, — говорю на удивление четко и громко. Дей будто и не ожидал такой реакции — его брови дернулись вверх. — Она мне не нужна.

Мне нужен ты.

Я замолкаю, следя, как выражение его лица становится каменным. Словно бы безразличным, абсолютно равнодушным к тому, что я сказала…

Мгновение тягостной тишины сдавливает голову, и мне начинает казаться, что я сейчас свалюсь без сил, так и не дождавшись самого главного — его слов.

Мне хватит любых слов вместо гнетущего молчания.

Секунда. Вторая… И я уже хочу сдаться, увести от него взор, по-своему растолковав его безмолвие. Но вот он вздыхает с таким облегчением, что оно тут же затрагивает и меня. Зажимаю себе руками рот, не позволяя нежданному всхлипу сорваться с губ.

— Я боялся, что соблазн окажется сильнее, — шепчет, огибая стол.

Едва ли не бегом приближается ко мне, хватает за плечи и впечатывает в широкую твердую грудь, от ощущения которой все тело покрывается мурашками. У меня сердце замирает от этой близости — такой желанной и необходимой в это странное волнующее мгновение.

— Прости за это, — продолжает шептать и, когда я сжимаю пальцами ткань его рубахи, крепче прижимает к себе. — Я не думал, что ты так сильно хочешь получить книгу. Но…

Он замолкает, и появляется ощущение, что его сердце замерло вместе с ним.

И забилось вновь, как только он произнес:

— Но иные чувства одержали верх.

Из моей груди все же вырвался всхлип, смешанный с каким-то нервным, но довольным смешком. Несильно ударила его кулаком по спине.

— Дурак, — выдохнула в плечо и почувствовала, как он слегка вздрогнул. — Ты обо всем знал.

— Вернее, догадывался, — поправил с улыбкой, сквозившей в низком голосе. — Первые сомнения посетили, когда ты отказалась выходить за меня. Я подумал, что, раз уж тебе не нужны мои статус и влияние, значит, ты охотилась за чем-то более ценным. А у моей семьи нет ничего ценнее, чем сокровище династии Бекфордов.

Я замычала в его рубаху в попытке подавить неожиданно вспыхнувшее внутри горячее чувство. Оно залило собой все лицо — щеки и уши загорелись румянцем. Это было даже не смущением, а настоящим стыдом.

— Мне так стыдно, — призналась вслух. — Стоило рассказать тебе…

— Нет, для стыда нет места. — Он оторвал меня от себя, сжимая плечи, заглянул в глаза. — Конечно, я не знаю, что сделал бы, если бы в итоге ты выбрала книгу… Но ведь этого не произошло. — Его улыбка стала шире. Довольнее. — Что ты чувствуешь? Расскажи.

— Ну… — Я нахмурилась, концентрируясь на своих ощущениях. Внутри было тепло, но это тепло постепенно превращалось в жар из-за близости Деймона, из-за его запаха и внимания. Этот жар мог поглотить меня — я это прекрасно понимала. — Искушения больше нет, если ты хотел услышать именно это.

— Именно это я и хотел услышать, — подтвердил тотчас и резко оторвал меня от пола, обхватив за ягодицы. Я едва не вскрикнула, когда наши лица оказались почти на одном уровне и на соблазнительно опасном расстоянии друг от друга. — Но ты ведь понимаешь, что за такое искушение полагается наказание?

— И каким оно будет на этот раз?

Грудь опалило трепетное предвкушение, и я даже не испугалась, когда мужчина усмехнулся в такой манере, от которой у меня обычно подкашивались ноги. Напротив… мне было спокойно рядом с ним.

Еще никогда и ни с кем не было так спокойно. Я ощущала себя в полной безопасности, будто была окружена непробиваемым куполом.

— Сладким, думаю, — ответил тихо и двинулся к столу.

Усадил прямо на него и прижался чрезвычайно близко, давая почувствовать, как твердо и горячо у него в паху. Смущение вспыхнуло на лице с новой силой, но не успела я в нем потонуть, как Дей мягко накрыл руками щеки и притянул к себе, впиваясь в губы долго ожидаемым поцелуем.

Тело отреагировало так остро, словно всегда нуждалось в этом поцелуе. Напряглось от сдерживаемых чувств, слабо задрожало. Мужская ладонь накрыла грудь, опаляя кожу сквозь тонкую белоснежную ткань.

Я не смогла сдержаться. Выпустила стон, когда он прижался губами к шее, аккуратно ухватив за волосы и оттянув голову назад. Влажная дорожка от уха до ключиц загорелась пламенем, и внутренний огонь волной прокатился по телу, вынуждая его вздрогнуть и запылать так сильно, что одежда могла вспыхнуть в любой момент.

Оно и к лучшему… От нее все равно хотелось избавиться.

— Скажи мне, — произнес хрипло, выпрямившись, и приподнял двумя пальцами подбородок, заставляя посмотреть ему в глаза, — что ты хотела узнать из книги?

Я точно оказалась в ловушке. Касание было мягким, но мне чудилось, что при всем желании я не смогу вывернуться, избежать взгляда и уж тем более ответа на этот каверзный вопрос. Но и не ответить я не могла. Любая тайна будет кирпичом в стене между нами — а я вовсе не желала выстраивать ее.

— Я узнала об одном заклинании… — начала неуверенно, с трудом выдерживая внимательный взгляд настолько бездонных глаз, что в них можно затеряться без шанса еще хоть раз увидеть свет. — Оно помогло бы избавиться… отних.

Дей нахмурился, как делал всегда, когда ему что-то крайне не нравилось. Его хмурый взгляд преследовал меня с начала обучения в академии, но сейчас он не был лишен нежности, яро борющейся с этой хмуростью.

Я не знала, что в итоге победит и какая реакция на мои слова надолго осядет в его сердце. Такая неизвестность пугала похлеще, чем любая другая.

— Диана, — выдохнул наконец, легонько качнув головой. — Тебе не нужно избавляться от них. — Он коснулся скулы, где заканчивался шрам. Я постаралась не дышать, чувствуя, как от его пальцев исходит тепло. — Они часть тебя. Не портят, не обременяют. И если ты хочешь чего-то добиться, то должна сделать это, сохранив всю себя. Тебе не нужно меняться, чтобы кому-то что-то доказать или вернуть желаемое. Ты прекрасна, принцесса, такая, какая есть.

Сердце затрепетало от столь чутких слов, посылая по всему телу волны удовольствия, и заныло, когда Деймон поцеловал снова. С еще большей страстью, с еще большим желанием и остервенением. Как будто мы давно не виделись. Как будто это была наша последняя близость.

Как будто мир в скором времени расколется на части, и у нас есть всего несколько мгновений, чтобы насладиться друг другом. Чтобы запомнить запах нашего огня и не забыть его даже после смерти…

— Дей… — приложив немало усилий, оторвалась от его губ, обхватила за щеки, встречая полный вожделения взгляд. — Я нуждаюсь в тебе.

Я хочу тебя.

Было так трудно произнести эти слова. А до этого мига они срывались с уст легче. В разы легче. Что же изменилось?..

— Конечно, принцесса, — он улыбнулся, растапливая напряжение. — Я нуждаюсь в тебе не меньше. И хочу, чтобы тебе было хорошо.

Вспышка жара окутала, стоило различить в его тоне нежные хриплые нотки. Дернулась навстречу первой, поцеловала — жадно и ненасытно, как пьют воду в знойный день во время долгой дороги. Его руки пробежались по моей груди, животу и талии... Забрались под юбку, коснулись бедер, обжигая кожу мягкостью.

Мысли засуетились, сбиваясь в кучу, пальцы впились в широкие плечи, чтобы притянуть его как можно ближе. Мы приникли друг к другу с отчаянием, целуясь так, словно это было единственной возможностью дышать. Но дыхание сбивалось… Становилось шумным, поверхностным и горячим.

Мое тело растеклось в его руках и тут же напряглось, полыхнув огнем, когда подушечки пальцев прикоснулись к влажной ткани. Он подцепил тесемки белья и потянул его вниз, опускаясь следом, из-за чего я отцепилась от него и проследила за этим дико интимным движением широко распахнутыми глазами.

Стянул белье по одеревеневшим ногам, беззастенчиво скользя пальцами по коже, оставляя легкие следы, которые горели так неистово, точно их прокладывал сам Хаос.

Снял, отбросил в сторону… и вдруг приподнял платье, приближаясь лицом к уже горящему самым что ни на есть губительным огнем месту.

— Дей… Что ты делаешь?

Голос вышел глухим, тихим, а сам вопрос показался глупым, ведь я ясно понимала, что он собирается делать. И несмотря на компрометирующую позу, неприличность ситуации, мне… страстно этого хотелось.

— Я хочу, чтобы ты кончила, Диана. Сильно. Сделаешь это для меня?

Лицо вспыхнуло от дерзких, неприкрытых никаким стеснением слов. Голова загудела от роя неразборчивых мыслей, а сердце положительно завопило вместо меня. Оно кричало, подначивало его продолжать. Било по ребрам как сумасшедшее.

Мужские губы заскользили по внутренней стороне бедра, покусывая кожу, принуждая тело вздрагивать. Он нырнул головой под ткань, сдвигая меня к краю стола, смело забросил ноги к себе на плечи, и я вся напряженно замерла, ощутив внезапно горячее дыхание у чувствительного треугольника.

Короткий миг бездействия — и его губы касаются плоти, выбивая из меня весь воздух. Я сразу же жадно хватаю его ртом, выдыхаю… И снова ловлю, страшась, что скоро его станет недостаточно.

— Боги, Дей! — не удержала вскрика, стоило тонкой коже ощутить прикосновение языка.

Я зарделась вся, до самых пяточек. Жар накрыл раскаленной лавой, и я чуть не задохнулась под его натиском. Сильные, слегка грубоватые пальцы впились в ягодицы, и в ответ, чтобы хоть на несколько секунд почувствовать себя капельку увереннее, я нетерпеливо двинула бедрами.

Это действие нашло отклик… Дей рывком поднял платье, собирая его складками на животе и открывая мне вид на происходящее. Внизу стянулся тугой узел, когда я узрела его голову так близко к ноющему месту. Губы продолжали прижиматься к пульсирующей точке, смело, без всякого смущения пробовать на вкус, испытывать и подводить к истоме.

Зарылась пальцами в его волосы, сжала, закусив губу, чтобы сдержать очередной рвущийся наружу стон. Уверенные движения языка выбивают из равновесия, отчего я прижимаю его голову еще ближе.

— Дей, — рвется из горла, и я закрываю глаза, чувствуя, как кончик языка бьет по точке, как горячий рот мягко накрывает плоть… Как целуют губы, вызывая сладкую боль внизу живота. — Пожалуйста, Дей…

Ласка становится требовательнее, сильнее. Пальцы до стона сжимают ягодицы, подтягивая к напористому языку. Он еще более властно вклинился между ног, усиливая момент, рождая в груди яркое необъяснимое чувство, так похожее на наслаждение, но отличающееся от него остротой, пылкостью…

Кровь побежала быстрее, больно ударяя по сердцу. По спине расползлись мурашки, двинулись к шее и растеклись по рукам и груди. Язык надавил с еще большей силой, губы запечатлели дикий поцелуй, вынуждая вытянуть ступни. Все вокруг запрыгало и завертелось. Я с трудом подавила крик и выгнулась в спине.

Сидела напряженная пару мгновений, ощущая его легкие, успокаивающие касания, пока накал страсти не начал спадать и ему на смену не пришла блаженная слабость.

Я чуть не завалилась в сторону, теряя сознание. Дей удержал от падения и поднялся, оставив перед этим след поцелуев на бедре. Притянул, позволяя упасть в его объятия, прижаться к тяжело вздымающейся груди. Ладонь легла на затылок и принялась легонько массажировать, окончательно превращая меня в лужицу.

— Ты вкусная, принцесса, — ласково прорычал он, и новая волна смущения смыла все мое самообладание. — Мне трудно останавливаться, но нетерпеливый король ждет моего появления.

— Довольно грубо заставлять его ждать, — шепнула, все еще приводя в порядок дыхание и кипящие чувства.

Осознание, что этого было мало нам обоим, пронзило как стрелой. Внизу живота скопилось желание и заныло, подталкивая продолжить, раздеться полностью и прикоснуться друг к другу обнаженными телами.

Слиться, целовать без остановки…

— Вернусь как можно скорее. — Оторвал меня от груди и чмокнул в лоб, обхватив ладонями лицо. — Я люблю тебя, Ди.

Слова вырвались так же легко, как обычно срываются слова о погоде. Они отпечатались на моем лице в виде румянца, проникли под кожу и окутали сердце живительным теплом.

Такие… красивые слова. Немного интимные, чересчур нежные и совсем нежданные. А главное — искренние.

Настоящие.

Но даже понимая это, я не смогла произнести их вслух.

Я люблю тебя.

Говорить не нужно было. Дей улыбнулся, не давя, не заставляя переступать через себя. Словно все понял.

— Спасибо, — сказала шепотом, вновь уткнувшись носом в его рубаху.

Это все, что я могла сейчас сделать, — поблагодарить за любовь, надеясь, что когда-нибудь тоже смогу ублажить его признанием.

47. Ожидание — худшее наказание. Диана

Весь оставшийся день я глупо отсчитывала минуты до возвращения Деймона. Его не было гораздо дольше, чем мне того хотелось, и ближе к вечеру такое долгое отсутствие пробудило тревогу.

Мы поужинали с Элеонорой одни, так и не дождавшись Дея. В этот раз наша беседа протекла легко и непринужденно. Наверное, мы обе чувствовали одно и то же и, разделяя друг с другом переживания, предпочли больше не затрагивать тяжелых тем.

Столовая сменилась гостиной, и вот уже около часа мы сидим в тишине, которая в скором времени после ужина начала давить на разум могильной плитой. Эльфийка была погружена в чтение какой-то книжонки, сидя в кресле у камина, а я лежала на диване и безостановочно поглаживала дремлющую на моем животе Луну.

Ожидание — одно из самых худших наказаний. Особенно, если ожидание чего-то хорошего постепенно сменяется ожиданием чего-то плохого. Сама себя терзаю, но не могу избавиться от этого плохого предчувствия. Оно настолько липкое, что содрать его с сердца не представляется возможным.

— Госпожа!

В гостиную ворвалась Тиана с диким, испуганным взглядом, заставляя и меня, и эльфийку вскочить с места. Луна шмякнулась на пол от моего резкого подскакивания и сердито шикнула, но вместо того, чтобы обиженно уйти, прильнула маленьким тельцом к моей ноге.

— Госпожа, там… — с одышкой начала служанка, тыкая пальцем в сторону арки. — Я говорила, что им сюда нельзя… Правда говорила…

Она замолкла, когда в комнату вошло двое рослых мужчин в длинных темных плащах. Вышивка черепа на их гильдейских накидках сразу дала понять, кем являются незваные гости.

Королевские служивые. А если вернее, то псы из той малочисленной гильдии короля Эрисфейла, которая занимается проникновением в другие королевства, шпионажем, ловлей опасных преступников. Лучшие из некромантов, окончившие Академию Дивинат и пополнившие ряды Темного Легиона. Их отправляли на особо сложные миссии, и обычно они никогда их не проваливали.

Отсюда и вопрос… Что они здесь забыли? Или точнее — за кем пришли?..

Мы с Элеонорой переглянулись, и я даже без всяких слов ощутила сковавшее ее волнение.

— Что вам нужно, господа? — спросила она твердым, уверенным голосом. — Хозяина нет дома, поэтому не могли бы вы…

— Мы пришли не к нему, — грубо оборвал один из некромантов. — И не за вами, Элеонора Ангальт.

Брови эльфийки поползли вверх, и ее растерянный вид, которого я еще ни разу не заставала, вынудил растеряться и меня.

Они знают ее имя. Знают, кто она. Значит, король…

— Его Величество в курсе, что вы скрываетесь здесь, — закончил мою мысль второй некромант. — Можете не переживать: он не собирается вмешиваться в вашу размеренную жизнь. Пока что.

Уловимая угроза, хоть и предназначенная не мне, ощутимо сжала сердце. Оно заметалось, как остервенелое, когда мужчины сосредоточили все свое внимание на моей замявшейся персоне.

— Диана Ла Ноэр, по указу Его Величества мы должны доставить вас в королевство Дерил-де-Лой, к вашим родителям, которые уже ждут вашего прибытия.

У меня все ухнуло внутри, и ребра едва не треснули от громкого, тяжелого удара сердца.

«Я не уйду», — я так хотела прокричать эти слова, но они комом застряли в горле, и в ответ я лишь сокрушенно выдохнула.

Почему именно сейчас? И что произошло с Деем? Почему он до сих пор не вернулся? Король обо всем узнал, и вот каковы последствия?..

Вопросы градом сыпались на голову, отчего та изнывала от боли.

Крепко сжала кулаки, ощущая, как огонь расползается по венам, готовя меня к возможной драке.

Я не вернусь туда. Только не сейчас, когда между мной и Деймоном пролегла неизвестность.

— Она никуда не уйдет без разрешения господина, — рявкнула Элеонора, приблизившись ко мне и немного заслонив собой.

От этого глаза некромантов вспыхнули изумрудным огнем. Первое предупреждение вынесено.

— Смеете перечить королю? Имейте в виду, Элеонора, что он дал нам право расправиться с любым, кто встанет на нашем пути. Принцессу приказано доставить домой, и если вы продолжите этому препятствовать, мы вернем вас туда, где вы и должны находиться, — в тюрьму Таунзэрд.

Не знаю, что почувствовала Элеонора от этой открытой угрозы, в которой не было ни грамма блефа, но я заметно напряглась, понимая, что если она не остановится, все угрозы воплотятся в жизнь.

Все это время Деймон скрывал ее от короля и защищал. Но сейчас в этой защите появилось множество трещин, и всего один удар грозит сломать стену, которую Дей выстраивал годами.

Я просто не могу этого допустить.

— Можете забросить меня хоть в Лунные копи Цхельма, — прорычала эльфийка, и между нами мгновенно протянулась какая-то крепкая, увитая огнем нить.

Пламя Хаоса. Я чувствовала ее пламя так остро, будто оно было моим. Увесистое, горячее и приятное… Оно чудилось родным.

— Повторю еще раз: она не уйдет, пока не вернется лорд Ледяных Пустошей.

Оба некроманта одновременно сделали к нам шаг, и прежде чем случилось бы то, о чем я наверняка пожалела бы, я хватанула Элеонору за руку и задвинула ее за спину.

— Я уйду с ними, — сказала со всей уверенностью, какую удалось наскрести. Ее было мало, но для такого поступка должно хватить. — Все будет хорошо, — улыбнулась, встретив полный тревоги взгляд ярко-фиолетовых глаз. — Не волнуйтесь.

Все будет нехорошо.

Я знала это. В Дерил-де-Лое меня явно не ждет ничего хорошего.

Но уж лучше я вернусь туда, чем Элеонора лишится свободы, которую Деймон подарил ей с невообразимым трудом.

48. Эгоист. Деймон

Я не любил бывать в родном дворце. Все здесь так или иначе напоминало о былом. О том времени, когда мы с братом еще не были по разные стороны баррикад.

Наивно было верить, что наша братская дружба будет длиною в целую жизнь. Смерть мамы, казалось бы, только сблизила нас, но вот кончина отца и выданная им тайна о моем рождении создала такую громадную пропасть между нами, что ее невозможно было преодолеть. Ни тогда, ни сейчас. Ни даже через сотню лет.

Аарон ни разу не упрекнул меня в том, что я полукровка. Но не нужно было слышать от него слов, чтобы понять: он абсолютно не рад этому факту. Полукровки — бремя.

Некоторые слабы и не представляют никакой ценности. Но другие носят в себе несоизмеримую силу и опасны для всего Эрисфейла. Не знаю, к какому типу полукровок отнес меня брат, но судя по тому, что он ни разу за годы правления не внял моим советам, то, скорее всего, ко второму.

Возможно, он боялся меня. Неосознанно. Боялся, что я отберу у него корону и трон, не побрезговав статьузурпатором. Вот какова сила власти — она ослепляет.

Но брат глупо ошибается: мне не нужна его власть. Никогда не была нужна. И хоть нас готовили к этому в равной степени, я предпочел бы никогда не становиться королем. Нет ничего сложнее, чем нести ответственность за тысячи жизней.

— У Его Величества гость, подождите немного, — предупредил стражник у дверей в зал совета.

Гость.

— Что за гость?

— Мне не велено говорить, господин.

Прекрасно. Стало быть, важный гость, раз разговор проходит в зале совета.

Король и меня позвал на аудиенцию, хотя обычно наши беседы с ним проходили в менее официальной обстановке. Это значило одно: он чем-то недоволен и срываться будет на мне.

Определить причину недовольства оказалось не так уж и трудно. Стоиловажному гостювыйти из зала, как все вопросы касательно моей аудиенции исчерпались.

И где-то на задворках сознания тотчас взыграл страх…

Церрия.

— Госпожа Ла Ноэр, — выдал ровно, слегка поклонившись, как того требовали приличия.

Не будь этих гнусных правил, она бы ни за что не дождалась моего поклона.

— Господин Бекфорд, — кивнув, одарила улыбкой — такой же холодной, как все ее существо.

Я думал, она уйдет, больше ничего не сказав. Но это же королева Дерил-де-Лоя — она не может не оставить после себя шлейф поганых слов.

Важной, уверенной походкой, не прерывая зрительного контакта, подходит вплотную, так, что стражники у дверей при всем желании не услышат ничего из того, что она скажет.

— Надеюсь, вы спокойно провели последние несколько дней, — говорит с притворно любезной улыбкой.

— Не сомневайтесь, — отвечаю в том же тоне.

Разговор с Церрией — это всегда игра. Игра, в которой побеждает лишь один. В которой нет правил, кроме тех, что носят характер фальшивой вежливости.

Я никогда не мог предугадать, к чему приведут наши беседы. Иногда они заканчивались мирно, а порой Церрия портила настроение не только мне, но и самой себе. Удивительно, как еще до драки не дошло.

— Замечательно. — Ее глаза сверкнули каким-то тяжелым чувством, и она медленно приблизилась к моему уху. — Но спокойствию пришел конец, Бекфорд. Наслаждайся последними безмятежными минутами и помни, что я тебя предупреждала: никогда не нужно переходить мне дорогу.

Она удалилась так быстро, оставив меня в глубоком замешательстве, что я не успел не просто вымолвить ответ, но даже придумать его. Нет никаких сомнений, что она наябедничала королю, как ребенок, и в скором времени за этой дверью я встречусь со всеми вытекающими из ее обиды последствиями.

Единственное, чего я не знал наверняка, так это что именно она рассказала Аарону.

Если бы ведал, придумал бы, как отпарировать удары брата. Но сейчас я ощущал себя абсолютно безоружным. Неизвестность жутко нервировала.

И пугала, как ни крути.

Страх оказался оправдан: стоило войти в зал совета, как на меня нахлынула напряженная атмосфера и безжалостно сжала в тиски все мое существо. Было душно, несмотря на приоткрытое окно, через которое проникал морозный воздух. Разговор с братом обещал быть серьезным, со всеми оттенками мрачности. Но не он сдавил мне горло, а та тягостная пауза, во время которой я поклонился ему, а он предпочел оставить мой поклон без ответа.

Стул, на котором он сидел, едва ли мог сравниться с его величественным троном, но брат и на нем умудрялся выглядеть поистине всемогущим правителем. Иногда справедливый, а в большинстве случаев жесткий и мудрый он наводил страх на врагов и восхищал подданных. Между нами было всего пять лет разницы, но этого оказалось достаточно, чтобы сделать нас непохожими друг на друга; внешность схожа, а характеры разнятся, как день и ночь.

— Скажи хоть слово, брат. — Суровый, тяжелый взгляд карих глаз начал бездушно давить на разум. — Хоть одно слово в свое оправдание. Хотя бы одно, чтобы я поверил, что все сказанное Церрией — откровенный бред.

— Возможно, и бред. — Я пожал плечами, не сдвигаясь с места. Сесть напротив брата чудилось чем-то нереальным. — Смотря, что она сказала.

Аарон подался вперед, ставя локти на стол, из-за чего ордена на его груди слегка дрогнули.

— Что она сказала, — повторил он ровным, бесцветным тоном. — Она сказала, что ты совратил ее дочь, принцессу, свою ученицу, Деймон. Что ты забрал ее в Пустоши с намерением сделать своей женой. Всему этому есть свидетели. Ты нарушил Устав Академии, Дей. Не просто нарушил… Ты перешел все границы дозволенного.

На последних словах его голос все же дрогнул, как бы говоря, что я разочаровал его. Снова.

— Будешь отрицать? — спросил он с какой-то по-детски наивной надеждой в глазах.

Глупо отрицать очевидное. У меня не было привычки бежать от ответственности. И Аарон прекрасно об этом знал — ведь эта черта была свойственна нам обоим.

— Нет, отрицать не буду. Только подправлю некоторые детали. — Я задержал на короткий миг дыхание, собираясь с мыслями, и заложил руки за спину. Сердце издало тревожный перестук. — Я не совращал ее. Диана сделала это первая, я подхватил нить, и в конечном итоге мы совратились вместе. И да, я забрал ее в Пустоши на выходные, но тянуть с намерением пожениться не стал. Мы связаны.

Дернул рукав, оголяя предплечье и представляя взору брата узор в виде тонкого волнистого браслета.

Хоть он и видел такую метку лишь в книгах, точно знает, что она означает.

— Ты… — он медленно поднялся из-за стола. — Что ты натворил?

Его взгляд потяжелел в разы, на жестких скулах заходили желваки.

— Всего лишь связал свою жизнь с любимой женщиной, — ответил невозмутимо.

— Ты поставил под угрозу мое королевство. — Твердой поступью Аарон обогнул стол и предстал передо мной в паре шагов от того, чтобы ударить. — Ты вновь поставил его под угрозу.

Он посмотрел на узор, потом в мои глаза и снова на узор. Будто все еще не верил. Будто и мои слова, и брачная метка — злостный мираж.

— Никакой угрозы не будет, если мы свергнем Церрию с насиженного ею места, — начал осторожно. Хотя никакой осторожностью уже не пахло — любое мое слово брат примет в штыки. — Диана была наследницей. Она должна вернуть свое право на трон.

Глаза короля расширились, кадык дернулся, и он резко ухватил меня за ворот кителя.

— Ты помутился рассудком?! Вернуть трон? Она стала изгоем с появлением шрамов, и мысли о троне Дерил-де-Лоя столь же опасны, как и союз с этой девчонкой. Чем ты только думал?

Злобно пыхтя, он смотрел прямо в глаза. Я не решался ни заговорить, ни увести взгляд, крепко сжимая челюсти.

Я ожидал такой реакции, но не до конца был к ней готов. Хрупкая надежда на помощь брата стала еще хрупче, и от нее отошли первые крупные куски.

— Ты хоть знаешь, как у нее появились эти шрамы?

— Ты настоящий эгоист, — не слушая, Аарон в гневе оттолкнул меня. — Я закрывал глаза на то, что ты скрываешь свою мать в Пустошах, но сэтиммириться не стану.

Удивление от того, что он все это время знал об Элеоноре, вспыхнуло внутри и чуть не поглотило. Его вовремя придавило горькое чувство злости.

— Эгоист? — повторил с усмешкой. — В моих действиях есть хоть капля эгоизма? Есть ли эгоизм в желании любить? А в том, чтобы помочь женщине, которая родила меня? Ты знаешь: она боролась за меня, а в итоге поплатилась свободой из-за жестокости нашего отца.

— Верно, эгоист. Ты пытаешься защитить лишь двух женщин, а я все королевство. В этом наше главное отличие, и это единственная причина, почему тебе далеко до титула короля, — выплюнул злобно и замолк, внезапно осененный какой-то мыслью. Его лицо вытянулось, кулаки разжались и вновь сжались. — Так вот в чем дело... Ты хочешь заполучить трон? Вот какова причина брака с принцессой? Затеял устроить переворот и стать новым правителем Дерил-де-Лоя?

Опешив от такого наглого обвинения, я не нашел что ответить.

Правитель Дерил-де-Лоя.

Невероятно неразумная мысль… Уже долгое время в королевстве чернокнижников царит матриархат. Моим стремлением было подарить Диане желаемое, освободить ее от оков, которые на нее набросила родня, а не примерять на себя ту роль, какая пугала моего брата.

— Ты мое проклятие, Деймон. Настоящее проклятие, обрушившееся на мою голову сразу после того, как ты родился, — покачав головой, мрачно выдохнул Аарон. Такие слова ударили сильнее, чем могла бы ударить магия или любое оружие мира. — Избавься от связи, пока о ней не узнала Церрия.

— Я не буду этого делать, — сказал тут же, отчего брови короля сдвинулись на переносице, а глаза ярко вспыхнули недовольством. Меня не пугала его реакция. Больше не пугала. — Диана моя жена. И останется ею до тех пор, пока не изъявит желания избавиться от своего назойливого мужа.

Мы сверлили друг друга злыми взглядами, как делали множество раз до сегодняшнего дня. Но в этот раз от нас летели искры, словно от незримо скрещиваемых мечей. Взгляд резал, ранил. Почти убивал. И если бы не остатки благоразумия, пол бы уже давно обагрился нашей кровью.

Спустя долгую паузу Аарон вздохнул, выпуская гнев. Однако раздражение осталось и продолжило резать его изнутри, сделав следующие слова хлесткими и холодными:

— Быть может, расстояние образумит вас обоих. Диану скоро доставят домой, а ты вернешься в академию и не сможешь покинуть ее без моего дозволения. Больше для тебя недоступны ни Ледяные Пустоши, ни столица.

— Нет, — вырвался из меня вздох, и я шагнул к нему, чувствуя, как тяжелеет сердце и начинает в безумии биться о ребра. — Ей нельзя возвращаться. Ты не знаешь, что они делали с ней. Не знаешь, что сделают…

Я хотел телепортироваться обратно в Пустоши — немедля, не дожидаясь от брата ответа. Жаждал успеть спрятать Диану и не дать ей усомниться в обещании оберегать ее.

Но едва я нащупал магию, как чужая энергия обхватила меня густым черным дымом и вынудила пасть на колени.

Грудь сковало болью. Все тело задрожало, покрывшись жгучей испариной, голос исчез — и казалось, что безвозвратно. В легкие проник яд, мешая сосредоточиться, не позволяя нащупать огонь и вырваться из магических пут. Охваченный бессильной яростью, я не мог пошевелиться, только с трудом дышал.

И лихорадочно думал.

О ней. О матери.

О том, что я подвел их.

— Если ты обмолвишься о вашей связи хоть кому-нибудь и слух об этом дойдет до чернокнижников, я отправлю твою мать на казнь, — ледяным, повелительным тоном выдал король. — Ей давно пора было лишиться головы. Раз не за твое рождение, то хотя бы за воровство и убийство.

С этими словами свет перед глазами померк, меня бросило во тьму — вязкую и удушливую. Но она мгновенно расступилась, переместив меня в кабинет академии.

Я стоял, почти не дыша, глядел на серебряные блокаторы в виде широких браслетов, обхвативших мои запястья, и чувствовал внутри жуткую пустоту. Такую, которая могла поглотить весь мир.

Меня лишили магии.

И любой возможности вырваться из этой проклятой темницы.

49. Орудие могущества. Диана

Оказывается, я боялась возвращениядомой.

Невзирая на то, что я стремилась сюда с самого первого дня, как меня отослали в академию, мне было страшно снова встретиться с мраком этого места и холодом, который, казалось, в тысячу раз сильнее холода Ледяных Пустошей.

Мрачность Дерил-де-Лоя была осязаема в любое время года. Но зимой — в особенности зимой — королевство превращалось в обитель льда и темноты. Едва ли возможно было поймать хоть один луч света: солнце не пропускали плотные, тяжелые тучи, рассеивающиеся только с наступлением лета, под гнетом невыносимой жары.

Дворец, как ни странно, был одним из самых страшных мест в Дерил-де-Лое. Громадный и изящный, он возвышался на холме, как морская скала над мельтешащими под водой рыбками. Шпили протыкали грозовое небо и терялись в сизом тумане, создавая неповторимую иллюзию величия для замка, окруженного крепостью.

Мне нравился этот дворец, несмотря на его мрачность и на то, что полы в его комнатах не раз были залиты кровью, а где-то там, под землей, таились пыточные. Он восхищал красотой и в то же время пугал. Но пугал по большей части потому, что в нем жила женщина, наводящая страх на жителей объединенных королевств. Женщина, власть которой нерушима уже более двадцати пяти лет. Женщина, которая зверски пытает слабых, убивает врагов и не доверяет союзникам.

Моя мать безжалостный человек. И каждый раз, встречаясь с ней лицом к лицу, страх парализует меня, как парализовал в детстве.

Ничего не изменилось… Я и сейчас, стоя напротив нее, ощущала скованность во всем теле и едва могла вдыхать и выдыхать. По возвращении в королевство меня сразу же отвели в мою комнату, не дав встретиться ни с отцом, ни с братом, ни с сестрой. Не сказала бы, что испытываю огромное желание видеть их, но я полагала, нам будет о чем поговорить… Достаточно было бы взглянуть в глаза друг друга.

Но меня здесь не ждали. Это стало понятно по слою пыли на мебели и моих вещах в комнате. Чертова пыль как будто кричала, что меня здесь давно никто не ждет. Но я им нужна. По-прежнему нужна.

Почему?

Это и было первым вопросом, который я задала вошедшей в комнату Церрии, упрямо подавляя страх и неотрывно смотря в ее подернутые извечным раздражением глаза.

— Что вам от меня нужно? — Я сжала кулаки, чувствуя, как от мнимого безразличия на лице матери внутри оседает тяжелый ком обидных чувств. — Вы изгнали меня. Сделали посмешищем. Не было бы лучше наконец оставить меня в покое?

Слова вырвались быстрее, чем я подумала их сдержать. Мне следовало проявлять осторожность рядом с ней, ведь я знала, что ей противен один мой голос. Но в сердце клокотало столько злости, столько невысказанной обиды и чувства несправедливости, что я не могла молчать.

Не в этот раз.

— Просто отпусти меня. Я покину Дерил-де-Лой, покину Эрисфейл, если тебе от этого будет легче…

— А как же твое желание занять трон?

Неожиданный вопрос выбил из меня воздух, и я застыла с широко распахнутыми глазами.

Церрия приблизилась, довольно близко, чтобы оставить жгучий след на моей щеке. Но она не поднимала руку. Пока что.

— Разве не к этому ты стремилась? — Холодная улыбка пронзает как стрела. — Искала способ вернуться, совратила для этого Бекфорда… Нашла у него, что хотела?

Голос пропал, а все слова, которые хотелось ей сказать, застряли в горле колючим комом.

Она обо всем знает. Но откуда? Каким образом я умудрилась выдать свою цель и желания, когда я не делилась ими ни с кем, кроме Деймона?..

— Ну же,мое сокровище, — она усмехнулась с чудовищным блеском в глазах и сделала шаг ко мне, хватая за подбородок, — скажи хоть слово. Куда же делась твоя решимость?

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — выдала еле слышно.

Не получалось громче. Не получалось увереннее. Вся смелость испарилась под тяжелым взглядом черных глаз.

— Гнусная ложь, — выплюнула Церрия и оттолкнула меня, пройдясь ногтями по подбородку и оставив мелкие царапины. — Меньше всего я ожидала, что ты посмеешь помыслить об узурпации трона.

— Я лишь хотела вернуться на свое законное место.

Стирая с подбородка капельки крови, я невольно шагнула от нее, но она тотчас сократила между нами расстояние, взглянув диким, почти нечеловеческим взглядом.

— Законное место? Оно никогда не было твоим. Это мое место. Место моей дочери и ее дочери. Место женщин Ла Ноэр, а не отбросов вроде тебя.

Резкие, грубые слова отпечатались на лице в виде обжигающей краски. Она в очередной раз облила меня унижением, а я чуть не захлебнулась в нем. Единственное, что не позволило сгореть прямо здесь и сейчас, это ярко вспыхнувшая догадка.

Она и до этого посещала меня, но была нечеткой, размытой, будто я глядела на нее сквозь толстое мутное стекло. Я задавалась одним вопросом, но не находила ответа. Или же не желала принимать ответ, который несомненно ранил бы меня.

И он в самом деле ранил, пострашнее меча, пронзающего сердце. Я глубоко вдохнула и медленно выдохнула, удерживая в себе слезы, прежде чем вымолвить:

— Я полукровка?

Все сходилось. Ненависть матери, безразличие отца, презрение брата и сестры. Огонь Элеоноры, который я ощущала как родной. И мое собственное пламя, порой неподчиняющееся мне и такое отличное от обычного огня…

Мой отец был эльфом. Мой огонь — огонь Хаоса. Для всех я изгнанная принцесса, а для семьи — возможность стать сильнее. Вот что имела в виду Элеонора, сказав, что мои шрамы — отвлекающий маневр… Я никогда не была наследницей. Меня показали такой народу, а потом нашли повод прилюдно лишить титула, чтобы… не вызывать подозрений?

Должно быть, так и есть. Они намереваются лишить меня огня.

— Выражайся правильно, милая. — Губы Церрии растянулись в улыбке, а на лице было спокойствие, о котором я мечтала в этот миг. Но вместо тишины внутри меня бушевал целый океан неоднозначных чувств. — Ты орудие. Орудие могущества.

— Лишишь меня огня? Тогда зачем ты показывала меня подданным? Зачем сделала наследницей, если была не намерена передавать трон?

От посыпавшихся вопросов Церрия скривилась. Но все равно ответила, пусть и с неохотой.

— Я не знала, от кого понесла ребенка. Твоя впечатляющая предрасположенность к огню проявилась в малом возрасте, но уже тогда было поздно кардинально менять ход событий. Разве что слегка подправить... Ты этого не помнишь, но ты спалила конюшню, где были заперты десятки лошадей вместе с конюхом.

По спине мгновенно пронеслась стайка холодных мурашек от одной мысли, что еще ребенком я забрала чьи-то жизни. Я не знала этого. Действительно не помнила...

— Мы понятия не имели, как развивать твой огонь, — продолжила Церрия, сверля меня задумчивым взглядом, словно о чем-то вспоминала. — Он забился на глубину к десяти годам. Но я заметила одну закономерность… — Приблизилась, как хищник к жертве, а я от глубокого смятения не смогла сдвинуться с места. Даже не шелохнулась, лишь задержала дыхание, когда она прикоснулась к моей щеке. — Сильные эмоции освобождают твой Хаос. Ярость, страдания… Я думала, тяжелые условия и практики в Академии Дивинат быстрее раскроют твои способности. Так и случилось, но этот Бекфорд…

Черты ее лица исказились злобой. Она хватанула меня за щеку, сжала до ноющей боли.

— Твои чувства к нему все портят, — прошипела в лицо и столь неожиданно отвесила хлесткую пощечину, что я не успела увернуться.

Голова сразу загудела от боли, которая стремительно переплелась с губительным роем мыслей, а на глазах выступили слезы.

Сердце заколошматило о ребра, усиливая все чувства, лишая воздуха и сил.

Боги, еще никогда я не ощущала себя такой слабой. Еще никогда мне так не хотелось рухнуть на колени, сдаться без боя. Заплакать и умолять о смерти…

Мне было тошно от этих желаний, от этой слабости, но я ничего не могла с собой поделать. Взять под контроль чувства не выходило. Все давило камнем, оседало в груди и грозилось сжечь. И осознание, что все это время, с самого рождения, я была всего лишь средством достижения цели, убивало изнутри.

Не наследница. Не дочь. Даже не человек.

— Ну ничего, милая, — ласковым и одновременно каким-то ядовитым голосом произнесла Церрия и погладила меня по щеке, где горел след от ее руки. — Не плачь. До свадьбы Далины еще месяц — у тебя есть время, чтобы все исправить. Мы сделаемвсе возможное, чтобы твой Хаос запылал ярче солнца.

Мы заставим тебя страдать так сильно, что твой огонь поглотит тебя.

Вот что означали ее слова. Вот что значило мое обучение в Дивинат, мое рождение и вся моя проклятая жизнь. Росла в обмане и ни о чем не догадывалась. Даже мое желание вернуться домой без шрамов и вновь стать наследницей было глупым и пустым. Оно бы никогда не исполнилось. Сколько бы я ни старалась. От скольких бы шрамов ни избавилась.

— Перестань реветь, Диана, — отчеканила холодно и провела пальцем вдоль скулы, размазывая горячие слезы. Они текли по лицу, вынуждая королеву кривиться. Я их не контролировала, хоть и изо всех сил сжимала челюсти и кулаки. — Не я виновна в твоем рождении, а твой треклятый отец. Настоящий отец.

Сердце замерло на миг, готовясь услышать имя. Или хотя бы узнать, жив ли он… тот эльф, благодаря которому во мне горит Хаос.

Но то, что я хотела услышать, не срывалось с ее уст. Она молча и со странной нежностью взяла меня за плечи, обняла и грубовато погладила по волосам, отчего мое сердце заметалось в груди перепуганной пташкой. Ребра чуть не раскрошились от тяжких ударов. Я не смела двигаться, просто не могла.

— Я отомстила, мое сокровище. За нас двоих, — шепчет, вызывая новую волну дрожи. — Он не знал, кто я… Взял меня силой, против воли. Но я сожгла его на костре. Забрала его огонь и способности. И никто не помог ему. Никто. Даже Хаос…

Ее речь была отрывистой, голос дрожал, будто она вот-вот расплачется. Она почудилась слабой, и это на миг придавило мою боль, вызвав колкое удивление.

Я терялась в ее эмоциях. То холодная, то жестокая, то ласковая, как настоящая мать. Я уже не понимала ни ее, ни того, что испытываю к ней.

Ненависть, жалость, гнев и обида… Все смешалось, и я могла только вдыхать спертый воздух, надеясь, что это когда-нибудь закончится. Что я очнусь по щелчку пальцев рядом с Деем. Что все происходящее будет очередным кошмарным сном.

Но иллюзия ее слабости испарилась, как только Церрия отшатнулась от меня. Отпрянула резко, словно опомнилась. Сглотнула и выпрямилась, возвращая себе прежний чопорный вид.

— Тебе нужно прийти в себя, дорогая, — заговорила она торопливо, притворяясь, что этой минутной странности с ее стороны и в помине не было. — Мы не можем показать тебя королю в таком состоянии. Дерлин поработает с тобой.

Я хотела было спросить, кто такой Дерлин. Или что-нибудь сказать. Хотя бы одно слово, чтобы показать, что я не напугана. Что я буду бороться, ведь есть за что…

Но в дверь вдруг постучали — громко и настойчиво. Сердце подскочило к горлу и забилось с новой силой.

— А вот и он, — улыбнулась Церрия. — Входи.

Я ожидала увидеть чернокнижника, любого из тех псов, что служат королеве Дерил-де-Лоя. Но каково же было мое удивление, когда в комнату вошел Лиам…

Глаза врут.

Это было моей первой мыслью при виде улыбающегося светловолосого парня. Того же стихийника, что проявлял ко мне знаки внимания и чертовски злил Деймона. Но в этот раз он был не в форме своего факультета, а в черном одеянии.

В груди кольнуло неверие. Часто и тихо хватая ртом воздух, я пыталась сообразить, что это все значит. Почему он здесь, почему служит королеве чернокнижников?..

В голове творился настоящий беспорядок — не получалось ухватиться ни за одну мысль.

Я вымолвила самое очевидное, но то, во что отказывалась верить:

— Ты следил за мной?

— И даже больше, — ответил он, но каким-то незнакомым голосом. Он был глубже, немного суровее и слегка вибрировал. — Я сломал твою защиту. Видел твои воспоминания, слышал мысли. Узнал все твои сокровенные желания... Но… — Он нахмурился, встретившись с Церрией взглядом. — Что с ней случилось? Сейчас пробраться в голову с той же легкостью не получается. Она будто в коконе.

Королева в недовольстве передернула плечами.

— Не знаю. Сможешь исправить? Мне надо дать бал в ближайшее время и показать королю, что с ней все в порядке. Он поверил мне, но я уверена, что Бекфорд посеет в брате сомнения. Этого будет достаточно, чтобы придавить нас к земле.

— Постараюсь.

Они говорили между собой так, словно меня здесь нет. Словно я всего лишь часть этой комнаты, мебель, с которой можно делать все, что заблагорассудится.

Все это начинало злить. Обида медленно обращалась в гнев, а тот придавал сил и смахивал слабость.

— Объяснись, — потребовала громко, привлекая к себе их взгляды. И почувствовала, как внутри разгорается огонь. Плавно, не спеша, но мне хватило и маленькой части Хаоса, чтобы нащупать в себе уверенность.

— Еще не поняла? А казалась такой смышленой. — Лиам одарил меня снисходительной улыбкой. Лицо его внезапно затянулось густой дымкой, а когда та спала, приятные черты стихийника исчезли, сменившись грубыми и резковатыми. Серость глаз покрыл мрак, светлые волосы почернели, и я увидела перед собой совершенно незнакомого мужчину. — Вот он я, дорогая, — усмехнулся в наглой манере, загоняя меня в угол замешательства. — Твой жених. И буду им до тех пор, пока моя дражайшая невеста не умрет.

Магия иллюзий и телепатия. Он владел ими в совершенстве. Потому обман не почуял даже Деймон.

Проклятье…

— Гнусный выродок, — процедила сквозь зубы.

Чувство злости усилилось. Мышцы задрожали, тело напряглось и вытянулось. Огонь обжег изнутри, заставляя кровь ускорить бег, и я почувствовала, как он скапливается в подушечках пальцев.

Волны гнева и жара беспощадно ударяли по сознанию, пробивая брешь в моем самообладании.

Я хотела сжечь их. Сжечь тут все дотла.

Но стоило шагнуть к ним, как всю меня сдавило невидимыми путами — так сильно, что я почти утратила возможность дышать.

— Тише, милая, — бесстрастно выдала Церрия. — Умерь свой пыл. Нужно быть послушной… Крайне послушной, если ты не хочешь узнать, что Деймон погиб при совершенно случайных обстоятельствах.

Воздуха не хватало. Я ловила его ртом, но он не попадал в легкие. Губы тряслись в немых криках, тело дрожало, но не двигалось. Я смотрела на Лиама — или Дерлина? — не моргая, расширившимися от ужаса глазами. Он приблизился, резко и больно сдавил ладонями голову, и с губ наконец сорвался надрывный крик.

В сознание тут же проникли чужие мысли. Я зажмурилась и сжала губы, мотая головой в глупой, отчаянной попытке выбросить из нее мужской голос, что-то нашептывающий, приказывающий и давящий.

Не получилось…

Тьма захватила безжалостно и быстро, и я потеряла контроль над своим телом.

Над мыслями. Голосом.

Дерлин словно отбросил мое сознание в угол. И все, что мне было позволено, — это наблюдать со стороны.

50. Послушная. Диана

Неделю спустя

— Ты красивая, когда послушная. — На губах Дерлина дрогнула улыбка, которая обычно украшала лицо Лиама. — Даже жалко лишать мир такой красоты.

Заинтересованный, слегка масленый взгляд скользнул по моей открытой спине и ниже, по тонкой ткани темно-синей юбки.

Где-то внутри меня, на самой глубине, таилось желание врезать по наглому лицу чернокнижника объятым огнем кулаком. Но это желание, как и все мои чувства, сдерживали незримые цепи.

Я не могла пошевелиться, пока мне не прикажут. Не могла говорить, пока Дерлин не ослабит давление на разум или чужой голос в голове не прикажет сказать заученные фразы. Ни грусть, ни злость почти не касались сердца, делая из меня марионетку.

Сознание было практически пустым, действия до автоматизма выработаны. Я ела, не чувствуя ни голода, ни сытости, не ощущая вкуса; спала без сновидений, просыпалась без усталости, но и без неги, какая появляется после хорошего отдыха. Время летело, а я его не замечала, живя в каком-то маленьком замкнутом пространстве с такими толстыми, прочными стенами, что даже если бы я решилась на крик, его никто бы не услышал.

Служанка резковато воткнула шпильку в собранные в высокий пучок волосы, задевая острым концом кожу головы, и это на краткий миг вызвало боль и слабое ощущение, что я все еще жива.

Боль помогала не превратиться в одну из тех нежитей, что закопаны на кладбище за академией. Боль была мне необходима. Любая боль, чтобы знать: я живая и могу бороться.

— К чему этот маскарад? — вырвались из меня тихие слова, до этого бьющиеся в мыслях.

Дерлин расслабленно сидел в кресле, крутя в пальцах ножку бокала. Вялость и некая апатия с его стороны на время ослабляли путы, и голос, как и малая часть эмоций, возвращался ко мне. Обычно ненадолго: я быстро утомляла чернокнижника расспросами, и он захватывал сознание, снова и снова забивая меня в угол. Но я не упускала ни одного момента, когда он был расслаблен и не давил на разум, пусть и таких моментов было немного.

Правда, узнать из его уст что-то стоящее так и не удалось. Все мои вопросы врезались в стену его неуместного юмора и сальных словечек. Либо исчезали из-за холода равнодушия.

— Король приезжает, — лениво выдал он и сделал глоток вина.

Сердце дрогнуло от этих слов, и глупая, шаткая надежда венкой забилась в висках.

Приезд короля Эрисфейла ничего не значит для меня. Не мог значить. Если он все эти годы не замечал корень зла в своем королевстве в виде Церрии, что он сможет увидеть сейчас?

Лишь то, что ему позволят. Послушную, довольную скорой свадьбой и своим положением принцессу. Он взглянет на меня, убедится, что все в порядке, и уедет.

Но возможно…

Возможно, он все поймет.

Хотя бы в этот раз.

— О нет, милая, — с едкой усмешкой произнес Дерлин, и вся моя надежда мгновенно растаяла. — Верить в спасение — наиглупейшее решение, которое ты можешь принять. Не разочаровывай меня, принцесса. Ты не кажешься глупой, как болван некромант на троне, которого он не достоин.

Я увидела в зеркале, как мужчина поднялся с кресла и медленно приблизился ко мне, не отрывая взгляда от моего отражения.

— Пошли прочь, — рявкнул вдруг, и служанки, оставив приготовления, спешно покинули комнату. — Аарон слеп, как только родившийся котенок. А сегодня, думаю, ослепнет навсегда.

— Что?

Единственный вопрос вырвался вслух, а прочие, обратившись в смерч мыслей, застучали в голове.

Они намереваются убить короля?

Эта мысль была ясной, как день за пределами Дерил-де-Лоя. Дерлин услышал ее.

— Вот видишь, — наклонившись к моей шее, прошептал он, обжигая кожу дыханием. — Ты вовсе не глупая.

— Вы устроите переворот, — продолжила я, чувствуя, что путы со стороны чернокнижника ослабли. — Смерть короля посеет хаос в объединенных королевствах. Зачем тебе это?

— Мне — ни к чему. Это твоя сумасшедшая мамаша стремится сделать Дерил-де-Лой ядром объединенных королевств. Она столько лет вынашивала в своей больной голове эту идею, что перестала соблюдать осторожность. Она глупа, как и вся ее родня. Но ты на нее непохожа. Вероятно, острый ум достался тебе от отца. Как считаешь?

Мужчина улыбнулся моему отражению, не спеша проводя пальцами вдоль обнаженной руки.

Я почти не ощущала этого касания. Не было ни трепета, ни даже брезгливости. Ничего, что помогло бы остановить его.

— Ты считаешь ее глупой, но прислуживаешь ей.

Оскорбительные слова, казалось, ничуть не задели чернокнижника. Судя по довольному выражению лица, ему нравилось, что я говорю, и это больше походило на игру. Обычная забава, которая избавляла его от скуки.

— Да, она редкостная дура. Но сильная дура, стоит заметить. Служить ей — небольшая плата за то, что я получу.

— И что же ты получишь?

Необдуманный вопрос вышел мне боком. Дерлин резко ухватил меня со спины за шею, сжал, впиваясь ногтями в кожу. Из горла вырвался еле слышный, придушенный хрип, и на краю сознания замельтешил страх.

Я хотела схватить его за запястье, попытаться избавиться от хватки, но мои руки свисали вдоль тела, как парализованные.

— Крайне любопытная принцесса. Любопытство тебя не красит так, как красит покорность, — прошипел в ухо, усеивая плечи мурашками. — Хочешь знать, что я получу? Быть может, тебя. Или нечто большее. Все зависит от твоих действий, Диана.

— Я же… я же должна умереть, — шепнула с трудом. Дерлин внезапно отпустил меня, делая шаг назад и позволяя вобрать в легкие воздуха. Прокашлялась и торопливо выпалила: — Как ты получишь меня, если Церрия намеревается меня изничтожить?

Ответа не последовало.

Вместо него я узрела на губах чернокнижника насмешливую улыбку, а в глазах блеск, которого мне не доводилось видеть раньше.

Хищный, безумный блеск, не предвещающий ничего хорошего.

— Довольно гореть от любопытства, — низким голосом протянул он, и я вновь почувствовала цепкие пальцы в сознании, выворачивающие его наизнанку. Заставляющие подчиняться и терять саму себя. — Пора принять гостей, принцесса.

51. Последнее пиршество. Диана

Бальный зал гудел сотнями голосов, как растревоженный пчелиный улей, и неспешной, льющейся со всех сторон мелодией, кажущейся такой же мрачной, как и одеяния гостей. Но несмотря на шум, в моей голове было пусто. Мысли если и проскальзывали, то не задерживались, улетали во тьму, и я даже не помнила, о чем думала секунду назад.

Все вокруг казалось вязким и нереальным: лица аристократов, которые провожали меня заинтересованными взглядами; девушки, облаченные в пышные наряды, отличающиеся от моего выразительной раскрепощенностью; громадные хрустальные люстры и толстые колонны, широкий свод, утопающий в жемчужном свете, и банкетные столы с различными яствами…

Чудилось, что если я прикоснусь к чему-либо, это растворится прямо на глазах. Потому, идя под руку с Дерлином, я отшатывалась от всех, кто проходил мимо нас.

Я привлекала много внимания даже в маске, скрывающей половину лица, а самое главное — шрамы, которые Дерлин обозвал уродливыми и недостойными внимания чернокнижников. По этой причине поверх открытого в спине и руках платья меня вынудили накинуть иссиня-черный жакет с золотистыми пуговицами.

Изъян королевства укрыли, но он все равно оставался изъяном. И нещадно забирал все внимание гостей. Может, поэтому Далина — моя наглая, эгоистичная, вздорная младшая сестра — встретила нас с кислым выражением лица и подернутыми раздражением черными глазищами?

— Чудесно выглядишь, Диана.

Шустро натянув на свои припухлые губы улыбку, она замерла напротив меня и Дерлина, держа под руку брата. Теодор даже не удостоил меня взглядом: рассеянно выискивал кого-то в толпе.

Близнецы — они были удивительно похожими друг на друга. Одинаковый разрез глаз с приподнятыми уголками, точеный нос, тонкие, слегка резковатые и отдающие благородством черты лица. При желании Далина запросто сошла бы за Тео, если бы спрятала изобилующие густотой черные пряди под капюшон или шляпу.

Но самое главное их сходство заключалось в искусно пронесенной сквозь года ненависти к моей персоне. Это сейчас их можно было похвалить за сдержанность, присущую принцу и принцессе, но в детстве ни один из них не гнушался быть громко стервозным и жестоким ребенком.

— Жаль, что тебе мало осталось быть такой красивой иживой, — с деланным сочувствием добавила сестра.

— Не порть настроение моей невесте, Дал, — с насмешливой улыбкой протянул Дерлин, на что близнецы отозвались странной усмешкой. — Дадим ей возможность насладиться последним пиршеством.

Чернокнижник невольно перестал контролировать меня, но продолжал держать за руку. Разум немного прояснился из-за его расслабленности, которую он неожиданно проявил рядом с Далиной и Теодором, и на меня резко нахлынуло происходящее. Звуки, запахи, атмосфера наигранного праздника сдавили голову и сильно заколотившееся сердце.

— Его Величество задерживается, — заметила сестра, окинув равнодушным взглядом заполненный зал. — Надеюсь, в пути с ним ничего не случилось. Разбойники на дороге не редкость. Особенно у нас, в Дерил-де-Лое…

Она многозначительно взглянула на меня, так же, как и Дерлин, намекая, что королю Эрисфейла в этот вечер грозит опасность.

Чернокнижники могли убить его в любой момент: на территории Дерил-де-Лоя он уязвим, как ни в каком другом месте объединенных королевств. Защищающий дворец и его окрестности купол не позволяет находящимся в нем магам использовать телепортацию. Да и сама энергия тех, кто не рос в этом месте, оказывается в дефиците — чужеземец быстро утомляется, если применяет в качестве оружия любой вид магии, будь то зов к стихиям или наполненный силой мага меч. Это значит, что король и его сопровождающие могли переместиться максимум к окраине королевства, а дальнейший путь, скорее всего, проделывают в карете или на лошадях.

Потому слова Далины имеют смысл. Если они задумали уничтожить короля по дороге ко дворцу, им достаточно напустить на него большой отряд чернокнижников. Но при таком ходе велика вероятность, что какой-нибудь некромант выживет и сбежит. Весть о нападении на короля разнесется как пыль по ветру. Церрия не стала бы так рисковать.

Нет. Она задумала что-то более изощренное.

Король прибудет в замок. Но все равно погибнет. Мне ясно дают это понять.

— Обычно этот индюк до чертиков пунктуален, — пренебрежительно выплюнул Теодор.

Далина скосила на него угрюмый взгляд, прошипев:

— Следи за языком. Мы здесь не одни. — И добавила гораздо тише, так, чтобы услышали только мы: — И в Дерил-де-Лое найдутся предатели.

— Где твой жених, принцесса? — вдруг перевел тему Дерлин.

Упоминание герцога — того самого старого чернокнижника, за которого первоначально должна была выйти я, не пышущего ни умом, ни талантом, а лишь обладающего титулом, следующим по значимости за королевской семьей, — отразилось на лице сестры в виде отвращения.

— Со шлюхами своими развлекается, — сухо сказала она, забыв про осторожность, о которой напоминала брату. — Застала с очередной, когда миновала комнату. Старый пердун берет от свободной жизни все, пока не связан со мной брачными узами.

— Недолго ему осталось наслаждаться, — подхватил Тео. — Сомневаюсь, что ты позволишь ему изменять с кем попало после свадьбы.

— Сказать честно? Мне плевать. Пусть трясет своим пузом хоть над эльфийскими отпрысками. Скоро он совершенно не будет меня волновать.

Произнося последнюю фразу, она смотрела на Дерлина, и тот в свою очередь не спускал с нее глаз. Сестра улыбнулась краешком губ со свойственной ей кокетливостью, и в моем сознании, где-то на грани, возникла одна догадка, не успевшая принять четкие формы и ударить в голову ясной мыслью.

Все думы на короткое мгновение выбил громогласный голос распорядителя, объявившего о прибытии новых гостей:

— Аарон Рэгнард Бекфорд, король Эрисфейла, и его свита!

Зал погрузился в тишину, разрываемую лишь шагами новоприбывших. Дерлин ухватил меня за локоток и спешно повел через толпу, к столу в дальнем конце зала, за которым уже восседали мать и отец.

На разум вновь накинули цепи, оттесняя в сторону мой контроль над собственным телом и мыслями. Но прежде чем окончательно отдать бразды правления чернокнижнику, я успела увидеть короля и идущую с ним под руку незнакомку с ослепительно белоснежной шевелюрой.

Она приковала к себе все взгляды. Утонченная, изящная и кажущаяся легкой, как пушинка, в нежно-розовом платье, дико контрастирующем с темными нарядами остальных людей в зале. Глаза цвета голубого хрусталя, показавшиеся на миг знакомыми, внезапно наткнулись на мой взгляд, и я могла бы поклясться, что тонкие губы таинственной девушки тронула слабая добрая улыбка.

52. Жизнь за жизнь

Несколькими часами ранее…

Мрачность Дерил-де-Лоя нагоняла тоску всякий раз, когда Аарон оказывался здесь. Все усугубляло необоснованное недоверие Церрии и чернокнижников, из-за которого они отделили свое королевство от остального мира невидимым куполом. Тот истощал любого чужеземца — медленно, но неизбежно. Создание купола было одним из условий при заключении договора, согласно которому Дерил-де-Лой входит в состав объединенных королевств и подчиняется правителю Эрисфейла — Аарону Рэгнарду Бекфорду.

Из-за недоверчивости и осторожности Церрии дружба так и не родилась, и между двумя королевствами все эти годы были прохладные отношения. В то время как Аарон стремился наладить контакт и привести королевства к крепкому союзу, намереваясь женить брата на одной из принцесс Дерил-де-Лоя, Церрия оставалась холодной и непреклонной. Чистота крови чернокнижников была для нее превыше всего, и эта фанатичная женщина никогда не шла навстречу, не желая пускать к трону некромантов.

Аарон быстро оставил попытки. Клочок земли у Драконовых Хребтов не обладал столь необходимой ценностью, чтобы развязывать из-за него войну. Короля устраивало подчинение и исключение заговоров со стороны соседей. Ему оставалось только терпеть тяжелый характер Церрии, который мог запросто доконать сотню некромантов.

И подавлять страх, порой вспыхивающий внутри, подбирающийся к горлу и сжимающий его удавкой…

Сколько бы он ни отрицал этого, сильнейшая чернокнижница, равная ему по силе, но превосходящая в таких качествах, как хитрость и коварство, временами пугала его. Она не говорила вслух, что может побороться за престол Эрисфейла и даже одержать победу, но Аарон видел это в ее холодных бездонных глазах. Один взгляд говорил больше, чем ее поганый язык.

Аарон столько раз замечал в ней эту жажду, почти неуловимую, но все же заметную его глазу. Не раз его посещали сомнения, но он отмахивался от них, полагая, что чернокнижников устраивает их положение.

Наверное, это было глупым решением — все время закрывать глаза на возможную угрозу. С недавних пор король начал превращаться в мнительного человека. Он уже не знал, чему верить икомудоверять. Письмо, присланное на днях братом, лишь укрепило его подозрения в отношении королевы Дерил-де-Лоя, но и брат перестал вызывать в нем доверие.

Мелкий черт постоянно ослушивался его. Что в детстве, что в юношестве, что во взрослой жизни, когда Аарон стал для него еще и королем, а не только братом, — все это время Деймон поступал так, как велело ему сердце. В его действиях сквозило уважение, но по большей части к другим, нежели к собственному брату. Он прощал его бессчетное количество раз. Его и своего нерадивого сына, по глупости которого однажды с Эрисфейла едва не спала защита. Даже сын — и тот походил больше на Деймона, чем на отца. Их безрассудство доставляло уйму проблем.

Они оба вместе с другом детства Аарона и Деймона — Винстаном Бертингером — были заключены в академию в качестве наказания. Аарон полагал, что это усмирит их пыл, сделает более терпеливыми, научит дисциплине.

Но терпения и дисциплины Дею было не занимать. Единственное, что его всегда подводило и что в конечном итоге привело к ужесточению наказания, — эгоизм, вынуждающий его слушать сердце, а не руководствоваться доводами рассудка.

Оттого Аарон знал наверняка:он не удержит брата ни стенами академии, ни тюрьмой, ни угрозами, ни уж тем более лишением магии. И письмо Деймона, как клеймо на теле, упрямо подтверждало это.

Ваше Величество и брат, если я все еще имею право к тебе так обращаться…

Нужно быть бесконечным идиотом, чтобы продолжать уповать на твое благоразумие. Но я все еще уповаю.

Ты знаешь, что академия не остановит мои стремления. Ставлю тебя в известность: я уже ищу способ выбраться. Всегда буду искать, даже если его и в помине нет. Без магии или с ней — но я доберусь до Дерил-де-Лоя и до своей жены. Вынесу тебе одно предупреждение: если окажется поздно, я этого тебе никогда не прощу. Так же, как и смерть моей матери. Так же, как и отец не простил бы тебе мою смерть.

Ты не дал мне возможности объясниться, и сомневаюсь, что снизойдешь до меня в академии, поэтому изложу все на бумаге. Не забудь сжечь письмо. Кто знает, может, и во дворце найдутся предатели?

Единственная причина, по которой Церрия печется о своей дочери, — пламя Хаоса. Диана полукровка, такая же, как и я. Она росла, чтобы сделать чернокнижников сильнее, и клянусь тебе, благодаря твоим стараниям Церрия стала на несколько шагов ближе к своей цели. Должно быть, на этом моменте тебя посетил вопрос «Зачем ей это?» И в ту же секунду ты на него ответишь.

Власть.

Жадная до власти женщина всю свою жизнь мечтает прибрать к рукам твою корону. Твой трон, твоих подданных и все, что тебе дорого. Не ровен час она это сделает. Сила, которая придет к ней с пламенем Хаоса, поставит тебя на колени. Возможно, тогда ты поймешь, что пригрел на груди змею?

У меня нет никаких доказательств против нее, кроме собственных домыслов и предположений Элеоноры. Кроме рассказов Дианы и ее кричащих шрамов. Этого недостаточно, чтобы предать ее суду. Но достаточно, чтобы я был услышан братом.

Я не стану просить тебя о помощи. Прошу лишь об одном: открой глаза и будь начеку. Твоя смерть принесет раздор. А разве не от него ты бежишь с начала своего правления?

Я продолжу бороться. Да, за двух женщин, а не за все королевство. Но и за тебя, если придется.

Твой брат, Деймон Б.

Аарон сжег письмо в тот же вечер, когда получил его. Но до этого столько раз перечитывал, что все слова отложились в памяти намертво.

Сомнение — извечный спутник королей. И избавиться от своих сомнений Аарон так и не смог.

Он не посетил академию. Не встретился с братом. Отправился на пиршество в Дерил-де-Лой с надеждой увидеть юную принцессу в добром здравии и безопасности. Он намеревался расспросить ее. Быть может, с ее ответами наконец придет долгожданное облегчение?..

Но внутри было так тягостно, что вера на благоприятный исход таяла все сильнее с каждым ударом колес кареты о небольшие снежные бугры.

Аарон испустил усталый вздох и откинул голову на спинку сиденья, прикрыв глаза.

Это все глупые предрассудки. Брат влюблен, оттого готов напролом идти к возлюбленной. Она не могла быть полукровкой. Церрия — ярая противница смешения крови — никогда бы этого не допустила.

Ни за что не допустила бы…

Эта мысль неожиданно вылетела из головы, стоило карете резко затормозить. Они не могли приехать столь скоро: совсем недавно въехали на территорию Дерил-де-Лоя, и до дворца еще минимум час езды.

С улицы доносились лошадиное ржание и еле различимые глухие стуки. Аарон прижался лбом к окошечку в двери, но за стеклом была кромешная темнота, даже снег, устеливший дорогу и покрывший вековые деревья, не блестел в редких лучах луны.

Один всполох магии — ярко-синий с белыми искорками — разрезал воздух за окном, и до Аарона донеслись звуки борьбы. Он хотел было выскочить, нащупав внутри нить энергии, скопив силу в кончиках пальцев, готовый броситься в бой. Но карета покачнулась, как от мощного порыва ветра, накренилась и неотвратимо повалилась набок.

От удара тело Аарона заныло тупой болью. Источник магии словно разбился, и вся энергия разлилась по венам, смешавшись с кровью, обожгла внутренности до дурноты.

Голова гудела, за стенами кареты продолжал твориться хаос. Найдя в себе силы, мужчина поднялся, выбил дверь сверху и, подтянувшись, выбрался наружу.

Глаза, наконец узревшие то, о чем неоднократно предупреждал его брат, отказывались верить в происходящее. Это было нападением. Настоящим покушением на жизнь короля.

Его люди бились с магами в капюшонах и довольно сильно уступали в численности. Яркие всполохи зеленой, иссиня-черной и огненной магии рассекали воздух, обжигали тела, валили наземь, сжигая дотла.

Аарон спрыгнул на землю в тот самый момент, когда над головой пролетел огненный шар. Не успев призвать магию, почувствовав себя невообразимо истощенным, он не увидел движения рядом и внезапно оказался прижат к днищу перевернутой кареты. Глаза встретились со злыми горящими глазами незнакомца, и Аарон почувствовал, как его грудь прожигает тяжелая рука. Сквозь одежду, опаляя кожу, чужие пальцы намеревались проделать дыру и вырвать сердце.

Дикая боль пронзила с головы до пят, но, не издавая ни звука, король лишь крепко сжал челюсти — все, на что хватило сил. Магия покинула его. Утекла как вода сквозь пальцы. Впервые за всю жизнь он ощутил себя настолько опустошенным и бессильным.

«Глупая смерть, — мелькнуло в мыслях. — Она принесет раздор».

Пальцы жгли кожу, еще немного — и сердце неумолимо истлеет.

Но поблизости вдруг раздался рев, пробрал тело дрожью, прозвучав как спасительный сигнал. Маг отвлекся, Аарон смог вдохнуть, а в следующий миг перед глазами пронеслась смазанная тень, избавляя короля от противника. Тяжело дыша, прижимая ладонь к прожженной дыре в одежде, он пытался рассмотреть неожиданного спасителя, но тот метался от одного чернокнижника к другому, вгрызаясь им в шеи, столь быстро, что глаза успели улицезреть только крупный белоснежный силуэт.

Уловив боковым зрением движение, Аарон спешно повернулся и чуть не оказался повергнут полыхающим пламенем мечем. Нападавшего обезвредила стрела, пронзившая его горло насквозь.

Тело бездыханно повалилось к ногам короля, обрызгав кровью его сапоги и одежду. Точно зная, чтоонздесь, чувствуя это на интуитивном уровне, Аарон вгляделся в деревья и почти сразу же встретился взглядом с глазами брата.

Но не он пустил стрелу. Отнюдь.

Это была женщина, от которой Аарон меньше всего ожидал подобного поступка.

— Кажется, мы квиты, Ваше Величество, — ровным, пронизанным холодностью голосом выдала эльфийка и медленно приблизилась к мужчине.

Вокруг воцарилась звонкая тишина. Чернокнижники погрязли в собственной крови и снегу, несколько выживших некромантов пытались отдышаться и подняться на ноги.

— Все это время ты знал, где я нахожусь. — Элеонора замерла напротив короля, повесила лук за спину. — Я благодарна тебе за то, что не тревожил меня. Не вернул в тюрьму, не казнил. Можно сказать, спас мне жизнь… — Резко вырвав из горла чернокнижника стрелу, она вытерла наконечник о штанину. — А сейчас я спасла твою. Мы расквитались, Аарон. И с этих пор я ничего тебе не должна.

53. Безмерно сильный и злой. Деймон

Никогда еще неделя не длилась как вечность.

Любые попытки выбраться из академии заканчивались крахом. В то время как студенты и преподаватели могли беспрепятственно покидать территорию, я словно натыкался на невидимый барьер, пропускающий кого угодно, но не меня.

Ни магии из-за чертовых блокаторов, ни возможности их снять, ни способа связаться с Дианой и Элеонорой. Отрезанный от остального мира, вынужденный маяться в проклятой академии в ожидании возвращения адептов с каникул, пока Диана терпит нападки чернокнижников. А может, и не терпит. Я понятия не имел, что с ней происходит и что Церрия успела сотворить.

Знал только, что она жива. В ином случае брачная метка на запястье выжгла бы мне кожу.

Вновь полагаться на короля не было никакого смысла, но я все равно отправил ему письмо. Оно было не последней надеждой. Оно вообще не было надеждой, потому что я знал наверняка, что он не решится посетить меня, освободить и выслушать. Горд и слеп — это его бремя, которое он еще не осознает. Но он должен был знать о природе Дианы, должен был ожидать страшного хода со стороны королевы Дерил-де-Лоя.

Впрочем, это мало чем ему поможет. Если Церрия удумала занять его место, первым делом она заведет его в ловушку и уже тогда нанесет решающий удар. Это в ее характере: она не нападает открыто, всегда идет обходными путями и по большей части полагается на хитрое сплетение своих мыслей.

Потому мое спасение пришло от более надежного человека. От Винса, который вытаскивал меня из западни похуже академии. На шестые сутки Бертингеру удалось ослабить путы. Мастак по черной магии — он сделал это в разы лучше и быстрее, чем сделал бы кто-либо другой.

— День-два, — сказал он, когда я покинул академию. — После тебя вернет обратно. Это все, что я могу сделать.

— Этого будет достаточно. Надеюсь.

— Я предупредил Элеонору. Она будет ждать тебя у окраины Мглистых лесов. Ты уверен, что не хочешь, чтобы я пошел с вами?

— Уверен. Лучше сделай, как я просил. Командир псов более лоялен к тебе, чем ко мне, — должен прислушаться.

После этого разговора мы с Винстаном больше не виделись. Не знаю, удалось ли ему достучаться до командира Темного Легиона и предупредить об угрозе жизни короля со стороны Дерил-де-Лоя. Если удалось — их помощь нам только на руку. Если же нет и упертый легионер лишь покрутил у виска пальцем, то нам придется уповать на свои силы.

Хотя спасать брата хотелось меньше всего. Упрямый болван самовольно напросился на засаду. И я был более чем уверен, что до замка чернокнижников он живым не доберется.

Если бы Элеонора не настояла пойти вдоль той же тропы, по которой короля доставляли к столице, я бы скорее ломанулся ко дворцу, чем затормозил по дороге. Но у нее родился план, и она уверяла, что без короля он неосуществим.

Чувство долга перед своим правителем, братская привязанность или же корысть — что-то из этого толкнуло спасти Аарона снова, что я делал множество раз до этого, спасая советом или же от гневливого отца, беря при этом всю ответственность на себя. Может, поэтому брат чудился таким мягкотелым? Потому что я часто спасал его шкуру?

Как бы там ни было, я испытал облегчение оттого, что мы подоспели вовремя и Элеонора вместе с котолаком предотвратили смерть короля. Наверное, это облегчение снизошло не из-за корыстолюбия. По крайней мере, я надеялся, что из-за глупости Аарона не растратил к нему теплых чувств, как к близкому человеку.

— … Мы расквитались, Аарон. И с этих пор я ничего тебе не должна.

Эльфийка смотрела на короля с достоинством, присущим правителям. С таким, какого, к сожалению, был лишен мой брат, но какое было у нашего отца. Аарону не понравились ее слова, ее взгляд, как и самовольное решение выиграть себе свободу таким образом.

Но это равноценный обмен. Жизнь за жизнь. Брат не настолько глуп, чтобы лишать себя последних крупиц чести.

— Твое право, Элеонора. — Смиренно качнув головой, Аарон удостоил меня своим вниманием. — Ты все же выбрался.

— Не без помощи друзей.

Он хмыкнул и хотел было что-то сказать — возможно, что-то незначительное или в очередной раз оскорбительное, — но его оборвала Лу́на, принявшая человеческое обличье. Даже не стесняясь своей наготы, она прошествовала до короля с такой уверенностью и важностью, что я никогда бы в жизни не подумал, что эта женщина способна обращаться в безобидного маленького котенка.

С самого начала знал, что она не просто кошка. Котолак, свирепое, безжалостное, могущественное существо, способное принимать облик представителей семейства кошачьих, будь то домашняя кошка или же пантера, коей она была мгновение назад. Один укус убивает мгновенно. Неважно, сколько сил спрятано в маге… Выстоять против котолака практически невозможно.

Они неприручаемы, непослушны, вздорны и нахальны. Единственное, что удерживает Луну от того, чтобы сумасбродно разорвать нас всех на куски, незримый договор между ней и Элеонорой. Такова участь оборотня: стоит спасти ему жизнь, и он будет прислуживать своему спасителю до конца его жизни или своей жизни, если хозяин не пожелает освободить его.

Они не посвятили меня в детали своего договора. Каким образом Элеонора спасла котолака и когда это случилось, я не знал. Но лишь она могла приказывать оборотню, лишь ее слово имело для Луны вес.

— Котолак? Разве вы не вымерли? — Брат изогнул бровь, упрямо не разглядывая стройное, подтянутое голое тело. Смотрел прямо в лучистые голубые глаза.

— Это ваше спасибо, Величество? — Оборотниха облизнула губы, слизывая кровь чернокнижников. Приблизилась к королю — он стоял как вкопанный, не спуская с нее глаз, — и тронула обагренными коготками его плечо. — Ну же, милый некромант, не стесняйся. Отблагодари меня сполна…

— Кристабель, — суровым тоном процедила Элеонора. — Уймись.

Демонстративно закатив глаза, кошка отшатнулась от Аарона, позволяя ему тихо и с облегчением выдохнуть.

— Вечно ты портишь мне игры, Нори. Порой ты така-а-а-ая скучная. Лучше б дала мне умереть в свое время.

— Ты знаешь: я могу устроить твою смерть в любой момент.

— Не мучай. — Кристабель — или все-таки Луна? — уперла руки в бока. — Так я хоть избавлюсь от договора.

— Поможешь в этот раз, и я тебя освобожу. Но не выставляй меня тираном: я давала тебе максимум свободы.

— Так и быть. — Пряча довольство от полученного предложения, женщина резким движением откинула за плечи длинные белоснежные пряди. — Что мне остается, кроме как помочь? Но я делаю это не только потому, что меня обязывает договор… Просто твоя суженая, Деймон, мне по душе.

Ее пронзительный взгляд столкнулся с моим, и я благодарно кивнул в ответ.

— Спасибо, Луна.

— Вот видишь. Даже это прозвище меня устраивает больше, чем твое «Кристабель», — недовольно сказала она, вновь глянув на эльфийку. Голос ее звучал мелодично при любом настроении. Злая она была или же притворно-милая, в тоне постоянно проскальзывали мурлычущие нотки. — Эта девочка душка, пусть и с темной сущностью, и я загрызу любого, кто ей навредит. Так что не стойте как истуканы, нам нужно поспешить.

— Что вы задумали? — подал голос Аарон, все это время молчавший и с легким изумлением наблюдавший за перепалкой.

Я подошел к нему и вытянул вперед руки, представляя его взору серебряные браслеты, которые появились на моих запястьях по его милости. Снять их способен только он: тот, кто наложил, тот и избавит. Не иначе.

— Я вызволю Диану — с твоей помощью или без нее. Если поможешь, нам удастся заставить Церрию понести наказание за ее деяния и за это нападение. Сними их, брат. И просто доверься. Так же, как делал это до смерти отца, когда не ведал, что я полукровка.

Упоминание отца и того времени, когда Аарон доверял мне сильнее, чем кому-либо, вынудило его скривить губы. Наши отношения испортились лишь из-за того, что я не чист кровью. Это послужило причиной раздора, но это не может вынуждать его и дальше воротить от меня нос.

Он долго всматривался в мое лицо, будто выискивал малейший намек на подвох. Любой намек на то, что я лгу и мои намерения куда более жестоки и алчны.

Быть может, что-то разглядел. Или уразумел. Наконец открыл глаза и увидел, к чему привело его бездействие. Чем бы ни была эта оказавшая на него влияние сила, она помогла Аарону отбросить сомнения и принять решение. Он молча провел ладонями над блокаторами, и из меня в ту же секунду вырвался облегченный вздох.

Сдерживающие энергию наручи рассыпались пылью, источник забурлил с небывалой мощью, и магия беспощадной волной нахлынула на сознание. Дышать наконец-то стало легче. В разы. Впервые за последние пять лет.

Это значило лишь одно: брат снял не только блокаторы, но и любые ограничения. Я больше не привязан к академии. Больше не ее пленник.

Свободный. Безмерно сильный и злой.

54. Расплата за радушие. Диана

— Позвольте представить мою близкую подругу — Кристабель Дель Вите.

Незнакомка изящно поклонилась королю и королеве Дерил-де-Лоя. Отец оценивал ее по-своему, с интересом изучая тонкие черты лица и стройное тело, едва прикрытое невесомой тканью платья, которое явно намекало, что эта девушка диковинка из заморских краев. Церрия же даже не пыталась скрыть отвращения, видя человека перед собой не иначе как любовницу короля.

— Добро пожаловать, Ваше Величество. — Она умело натянула на лицо улыбку и указала на свободное место между собой и Далиной. — Присаживайтесь.

Тео сидел подле отца, а меня Дерлин усадил рядом с собой, сразу за сестрой. Будь моя воля, я предпочла бы сидеть где-нибудь в конце стола, который располагался в виде буквы «П». Но вся чета находилась рядышком друг с другом, и можно было бы подумать о существовании идиллии в нашей семье, если бы я не знала, сколько гнили на самом деле сочится из каждого моего родственника.

Отец — Рогир Ла Ноэр — всегда прятал эту гниль на глубине. Он был тихим, скрытным и по большей мере безучастным человеком. Оно и понятно: он редко имел право высказывать свое мнение. Вся власть ядром оседала в моей матери. Она казалась нерушимой, передавалась из рук в руки по женской линии Ла Ноэр. Но скромный характер Рогира не мешал ему выплескивать на мне злость.

Я часто задумывалась, почему он не поднимает руку на близнецов. Лишь недавно поняла: кажется, Церрия не скрывала от него, что я ему неродная дочь. Он питал ко мне ненависть, как и остальные, потому я оказалась той, на ком можно вымещать гнев. Похоже, о моей нечистокровности знали все, кроме меня. Но мне стоило догадаться раньше, ведь я совершенно не похожа на отца…

Некие твердые черты его лица унаследовали близнецы, как и миндалевидный разрез глаз. В особенности его копией — молодой копией — был Теодор. Наверное, оттого отец видел в нем себя и всячески поощрял его, не задумываясь, к чему приведет такое излишнее внимание.

— Я хотел бы сесть рядом с принцессой Дианой, — вдруг произнес король Бекфорд, привлекая не только мое затуманенное внимание, но и взгляды многих чернокнижников. — Это ведь не проблема?

— Конечно, нет. — Удерживая на губах улыбку, Церрия обратилась к дочери: — Поменяйся местами с сестрой.

У Далины не получилось спрятать обиду и недовольство, но она послушно и молча встала. Спустя миг я уже сидела рядом с королем, в то время как сопровождающая его Кристабель примостилась на свободное место возле Тео.

— У нас подготовлено для вас небольшое выступление, Ваше Величество, — неспешно заговорила Церрия. Я постаралась сконцентрироваться на ее голосе, но из-за давления Дерлина слова долго доходили до сознания. — Надеюсь, вам понравится.

Она махнула рукой, и стражники отворили двери в конце зала, впуская заранее подготовленную труппу. Артисты были одеты в черное кожаное снаряжение и безликие маски, в тонких прорезях которых ярко светились глаза. Свет в зале почти померк, стал приглушенно-синим, и откуда-то сверху полилась тихая, но набирающая обороты мелодия — напряженная и таинственная, как и сами артисты, вынувшие тонкие серебристые мечи из поясов и начавшие двигаться в такт музыке.

Танец с мечами. Не припомню, чтобы Церрия страдала по такому виду увеселений… Обычно пиры проходили за скучными беседами, выпивкой и сдержанными танцами.

— Вы собираетесь вернуться в академию, Диана? — неожиданно вопросил король, не глядя на меня, но с какой-то унылостью наблюдая за представлением.

Я хотела сказать «да». Хотела сказать что угодно вместо того, что повисло на языке против моей воли.

Но Дерлин продолжал давить, вынуждал подчиняться, и я выдала фразу, которую он вбил мне в сознание намертво:

— Нет, Ваше Величество. На днях я выхожу замуж.

— Вот как, — сухо, без намека на удивление отозвался он. — Значит, вам вернули статус наследной принцессы?

К такому вопросу я была не готова. И не только я.

Церрия подавилась при очередном глотке вина, закашлялась, с силой ударяя себя кулаком по груди.

— Прошу прощения… — выдохнула она еле слышно, после того как прокашлялась. — Вы же знаете, это нево…

— Я спросил не тебя.

Грозный голос и опущенные регалии, казалось, ударили Церрию прямо по лицу. Ее глаза расширились, и она тупо уставилась на мужчину, а он тем временем удостоил меня серьезным взглядом из-под кустистых бровей.

— Повторюсь: вам вернули статус наследной принцессы?

В голове внезапно забился рой мыслей — моих мыслей, сплетенных с чужими, с теми, что еще пытались оказать на меня влияние. Путы странным образом спадали, медленно, как стекающая из бочонка патока. Я чувствовала, что Дерлин пытается пробиться в мой разум, слышала его шепот в голове, но он уже был не таким сильным, как раньше. И я знала, что не могла ему противостоять: была слишком опустошена. Это было что-то иное… Кто-то уничтожал чужое давление, очищал мое сознание от вмешательства, изгонял голос и мысли чернокнижника.

Краски возвращались — я начала видеть все не таким серым и унылым, а более насыщенным и живым. Музыка словно касалась кожи, проникала внутрь и оплетала собой сердце, заставляя его биться чаще и громче. Внимание стали привлекать детали: кашель в конце стола, перешептывания, грациозные движения танцоров, будто двигающихся в невесомости и пронзающих клинками незримых врагов. А еще я ощутила тепло пальцев…

Пальцев короля, накрывших под столом мою ладонь. Только сейчас, полностью вернув себе контроль над телом и разумом, я поняла, что он держит меня за руку.

— Нет, Ваше Величество, — ответила наконец, озвучивая собственные мысли, а не навязанные чернокнижником. — Из-за шрамов это невозможно. Далина теперь наследная принцесса.

— Сними ее.

— Что? — вопрос вырвался против воли, хотя я сразу поняла, о чем идет речь.

— Сними маску, — повторил требовательно, с нажимом.

Сердце застучало в волнении, заглушая слова мужчины, эхом звучащие в голове. Несмело коснулась черного бархата, развязала, сняла...

И посмотрела в темные глаза, плотно сжав челюсти. Все тело напряглось, вытянулось, но странная легкость нахлынула на сознание, стоило Аарону одарить меня мягкой улыбкой.

— Несправедливо лишать старшую дочь привилегии, данной ей от рождения, из-за каких-то незначительных изъянов.

Он цокнул языком и незаметно отпустил ладонь, оставив свое тепло в подушечках пальцев, которое продолжало не пускать Дерлина в мою голову.

— Весьма несправедливо. Но это поправимо. — Отвернулся, встречаясь с потрясенным взглядом королевы. — На твою беду, Церрия, мне придется вмешаться и вернуть Диане титул кронпринцессы.

Мелодия в этот момент, как назло, стала до безобразия тихой, четко выделяя слова короля и донося их до каждого гостя. Я буквально кожей ощущала, что все взгляды направлены на нас, и даже взгляды артистов, не прекращающих танец и медленно приближающихся к королевской части стола.

— При всем уважении, — начала Церрия, вернув себе самообладание, или ее малую часть, — но вы не имеете права на подобные решения.

— Король Эрисфейла, которому чернокнижники, согласно договору, обязаны повиноваться, как единственному монарху объединенных королевств, не имеет права менять порядки?

Голос Аарона Бекфорда сочился иронией, и он не прятал насмешливой улыбки, точно все происходящее — и выступление, и недовольство Церрии — его изрядно веселило.

— Согласно договору вопросы о престолонаследии решаются внутри Дерил-де-Лоя только его королевой.

— Как жаль. — Поджав губы, Бекфорд постучал пальцами по столешнице. — Кажется, мы упустили еще один пункт нашего договора. Он гласит, что в случае измены в отношении короны Эрисфейла все обязательства с королевы Дерил-де-Лоя снимаются до суда. Проще говоря, дорогая, это ты не имеешь права принимать подобные решения, равно как и сидеть в этом зале, носить эту корону и разговаривать со мной так, будто твои слова все еще имеют вес.

— Измена? — это все, что она смогла вымолвить.

Неудивительно, что иных слов не нашлось. Церрия выглядела настолько потрясенной, что с губ короля не спадала самодовольная улыбка. Я и сама ощущала себя не менее удивленной, но не могла вмешаться — лишь наблюдала, как здесь и сейчас вершатся моя судьба и судьба всего королевства.

Бекфорд резко наклонился к уху Церрии, ухватив ее за локоть.

— Ты полагала, мы простим тебе твойрадушныйприем?

— Что?

— Это было довольно опрометчиво с твоей стороны. Я думал, ты всегда действуешь с умом.

— О чем вы говорите, Ваше Величество?

— Поздно строить из себя дуру. Позволь отплатить тебе за радушие, которое ты оказала королю на окраине своего королевства.

Он столь же резко отпрянул, и женщина с секунду глядела на него озадаченным взором, а после, словно до нее снизошло некое понимание, вперила взгляд в Дерлина. Разомкнула губы, не в силах унять легкого испуга, но никто не успел узнать, что она хотела сказать: музыка вдруг смолкла, танцоры гурьбой нахлынули на нас, выставив вперед мечи, и подбородка Церрии коснулось блестящее в тусклом свете острие.

— Вот незадача. — Притворно досадливо король покачал головой, взяв бокал, взболтнул бордовую жидкость. — Ты намеревалась убить его наемниками, переодетыми в артистов, да? Хороший ход. А главное — зрелищный. Гости были бы счастливы. И ведь никто в этом зале не был бы против кровопролития, ведь все без исключения подчиняются тебе. Но ты уж прости нам наше вмешательство… Мы перехватили твоютруппу, и сейчас под масками скрываются легионеры.

Мужчина опрокинул в себя бокал вина и так быстро ударил им о край стола, что все рядом сидящие вздрогнули. Осколки разлетелись в стороны, король взмахнул рукой, и разбитая ножка бокала с острым концом мгновенно оставила длинный широкий след на лице Церрии.

Вопль боли прокатился по залу, заполняя собой все пространство. Многие чернокнижники вскочили с мест, но приближенные правителя не позволили им сдвинуться, направив мечи в их сторону. Без приказа они не нападут. Ни первые, ни вторые…

Но Церрия не спешила отдавать приказ. По ее щеке лилась кровь, густыми каплями спадала на грудь, пропитывая плотную ткань, — она прижимала ладонь к ране, жмурясь и стискивая зубы, но не могла сдержать сдавленные, мучительные стоны.

— Больно, не правда ли? — прошипел Бекфорд, и голос его показался до жути знакомым и родным. — Но это не та боль, увы, совсем не та, что приносит клинок Хаоса. И я был бы рад наградить тебя незаживающим шрамом, но у меня, к сожалению, нет при себе такого оружия. Зато при мне сам Хаос, Церрия, и я награжу тебя им сполна. Тебя и всех твоих приспешников.

Резкий выпад, сизая дымка, согнавшая образ короля с человека, которого я не ожидала сегодня увидеть, но надеялась на это до последнего, и на горле Церрии смыкаются пальцы, охваченные фиолетовым пламенем.

Пламенем Деймона.

55. Не время умирать. Диана

До меня долго доходило, что он в самом деле здесь. Что это он сидел со мной рядом с самого начала, он держал меня за руку, избавил от влияния Дерлина, грубил Церрии, несмотря на то, что находится на истощающей чужеземцев территории. Это он сжимает шею королевы, и именно в его руках находится ее жизнь.

Я глядела на его профиль и никак не могла поверить в то, что вижу. Но я верила — безумно сильно верила — тем чувствам и ощущениям, что захватили меня с головой.

Впервые за все время нахождения в Дерил-де-Лое я почувствовала себя в безопасности. Возможно, это иллюзия, ведь, как ни крути, в зале полно чернокнижников, сильных магов, которые могут задавить нас числом. Но за его спиной… боги, я ощущала себя как за непробиваемым барьером.

— Ты совершаешь ошибку, Деймон, — прохрипела Церрия, вцепившись в его руку. — Не сомневайся: я не оставлю твою наглость без ответа.

— Неужели? С нетерпением жду твоего хода. Если у тебя хватит на него сил.

Мужские пальцы запылали ярче, обжигая кожу до волдырей. Церрия вскрикнула в тот самый миг, когда двери зала распахнулись и внутрь втекли вооруженные люди, сразу узнаваемые по вышивке на груди в виде черепа. Легионеры.

Их вел король. В этот раз — я надеялась — настоящий король, а не некто, спрятанный под его личиной.

Больше чернокнижники не стали ждать распоряжения со стороны своей королевы. Они кучей нахлынули на некромантов, те в свою очередь набросились в ответ под громогласное командование Аарона.

В зале воцарились суматоха и кровопролитие. Полутьму озаряли яркие всполохи магии, мечи разили наповал, кто-то умудрялся бежать, других ловили и обезвреживали… Я успела заметить, как вскочил на ноги отец, но его неожиданным образом повалила Кристабель. Тео сидел как приклеенный, а Далина…

Она вдруг оторвала меня от стула, и я в то же мгновение ощутила кожей шеи холод металла.

— Отпусти мою мать, некромант, — прорычала, привлекая внимание Деймона. — Или я перережу твоей кукле глотку прямо на твоих глазах.

Мужчина медленно поднялся, увлекая за собой Церрию, продолжая сжимать ее горло, словно не слыша ни угроз, ни страдальческих вздохов королевы.

— Блеф у вас прескверный, принцесса, — рыкнул в ответ, но пламя потухло, выдавая его с потрохами. Каким бы ни был этот блеф, он в него поверил. — Диана нужна вам живой — убивать полукровку весьма невыгодно.

— Мне нужна живой моя мать. И если цена ее свободы смерть твоей суки, то я с удовольствием тебе заплачу. А уже после всажу нож в твое сердце.

Лезвие приникло к коже сильнее, раня до первых капель крови.

Я стиснула челюсти, стараясь не шевелиться, и встретила взгляд Деймона. Из него сочилась злость напополам с тревогой, на скулах вздувались и опадали желваки, но его мнимо-спокойный вид придавал мне уверенности.

Хватка его ослабла, он вперил злобный взгляд в Далину позади меня и таким резким движением оттолкнул от себя Церрию, что та, не устояв на ногах, свалилась на пол, ударилась головой до режущего слух звука и… замерла.

Мертва?..

Почему-то при этой мысли сердце тяжело ухнуло в груди и с губ слетел еле слышный вздох.

Похоже, Далина подумала о том же, оттого вдавила нож до моей первой осознанной боли.

— Ненавижу, — прошипела в самое ухо.

Я ухватилась за ее руку, прежде чем она перерезала бы мне глотку. Хотела было оттолкнуть, но мы обе замерли, как только за спиной Дея возник Дерлин.

— Сзади! — вскрикнула я, за что тут же получила неглубокий болезненный порез.

Но невзирая на мой крик, Деймон не успел обернуться. Не успел перехватить руку чернокнижника и избежать кинжала, со всей дури вонзившегося в его шею.

В этот миг из легких выбило весь воздух, сердце застучало так рьяно, отдаваясь гулом в ушах, что я чуть не лишилась слуха. Сквозь этот стук прорвались только хрип Деймона и тяжелый удар его тела о пол.

Все внезапно сузилось до нас четверых — больше я ничего не видела. Адская боль жгла шею, но вовсе не из-за раны, которую оставила Далина, а из-за этого самого кинжала, вонзенного в Дея. Я чувствовала его так остро, будто он был всажен прямо в меня.

Было больно. Чертовски больно и страшно.

Но страх столь стремительно переплелся с яростью — неистовой и свирепой — что я перестала обращать внимания на боль. Уши заложило грохотом, тело налилось ощущением возросшей силы, толкнувшей на безумие. Резко двинула затылком по лбу Далины, вывернула руку, заставляя ее разжать пальцы и выпустить нож.

Внутри все клокотало от жгучих, сильных чувств, и впервые в жизни осознавая, что источник переполняет пламя Хаоса, я не стала сдерживать ни капли магии. Ударила по девушке воздушной сферой, отбрасывая ее за стол, к ногам легионеров. И прежде чем Дерлин приблизился бы ко мне, сама дернулась к нему навстречу, ухватила за шею и повалила на пол.

Впиваясь ногтями в кожу, обжигая ее, что есть сил ударила его головой о мрамор. И еще раз, еще… До тех пор, пока он не перестал беспомощно хвататься за мою руку.

Ярость застилала глаза огнем, но я все равно видела, как под его головой растекается лужа крови, чувствовала, как его тело обмякает подо мной, становится похожим на тряпичную куклу. Он едва дышал, сверля меня умоляющим взглядом.

Я могла его добить. Отомстить за причиненную боль и контроль над разумом. Могла бы оборвать жизнь за миг. Могла бы…

Но я не моя мать.

Я не убийца. Не мучитель…

Осознание прошибло стрелой, и я живо разжала одеревеневшие пальцы. Гнев постепенно утихал, возвращая мне контроль над эмоциями. К горлу подкатила дурнота, но я упрямо сглотнула ее. Сморгнула слезы и, больше не чувствуя сопротивления со стороны чернокнижника, поднялась.

— Дей…

Язык, казалось, набух — было тяжело выпускать слова. Все, что творилось вокруг, чудилось нереальным. Неравный бой, крупная белая пантера, разрывающая противников чуть ли не на куски, всполохи магии и крики… Все смешалось, и в эпицентре хаоса я видела лишь Деймона.

Упала на колени рядом с ним, осторожно приподняла его голову, цепляясь взглядом за серебряную рукоять кинжала.

— О боги…

Я знала это оружие. Видела его бесчисленное количество раз. Но каждый раз был как новый.

Каждый раз приносил жуткую боль и награждал меня неисчезающим даже спустя долгие годы шрамом.

— Сейчас, Дей… — заговорила торопливым глухим шепотом. — Сейчас мы это исправим…

Схватилась за рукоять, но не осмелилась вытащить, замерла, уловив, как он замычал от боли. Глаза его на секунду закрылись, вынудив мое сердце болезненно перевернуться. А когда приоткрылись, его взгляд уже был туманным, почти неживым.

— Эй… Смотри на меня, Дей. Все будет хорошо. Подожди немного. Совсем немного... — Выдохнув, выдернула кинжал, из-за чего Деймон испустил преисполненный тяжести вздох, и плотно прижала ладонь к ране. — Не закрывай надолго глаза. Смотри на меня, ладно? Просто смотри…

Я просила его неустанно, пока скапливала энергию в кончиках пальцев. Мне нужно было время. Так много времени в тот момент, когда его осталось так мало…

Магия, как назло, шла лениво и будто не касалась раны. Кровь, льющаяся без остановки, отталкивала все мои попытки спасти ему жизнь.

Мой Хаос не может справиться с оружием Хаоса. Клинок оставил рану, которую невозможно залечить. Которую я никогда не смогу убрать.

Но даже понимая это, я продолжала пытаться, отдавала все тепло, что таилось во мне. А оно убегало в пустоту, не принося никаких результатов...

Дей вдруг посмотрел на меня таким страшно осознанным, внимательным взглядом, словно ловил последние секунды, запечатывая мои черты лица в памяти. Губы дрогнули в полуулыбке, и глаза, неожиданно потухнув, медленно закрылись.

Мое сердце остановилось на один жалкий миг, чтобы в следующий ударить чрезвычайно больно и громко, почти разрывая ребра.

С губ сорвался неверящий вздох, как только голова мужчины безвольно наклонилась набок, утыкаясь щекой в мою ладонь.

— Нет. — Я отчаянно замотала головой, чувствуя, как горящее лицо расчерчивают солоноватые дорожки слез. — Посмотри на меня, Деймон. Ну пожалуйста… открой глаза...

Потрясла за плечи. И снова… Но он молчал. Я не слышала его. Не слышала стука сердца.

Лицо безмятежное, без любимой улыбки, исчезнувшей сразу же, как он…

Нет.

Нет, он не мог умереть.

Еще слишком рано. Еще совсем не время. Я ведь даже не успела ему сказать. Ничего из того, что должна была.

— Дей... Ты не можешь вот так уйти…

Слова ударялись о звонкую пустоту, не находя ответа. Магия не действовала, а кровь все продолжала окрашивать руку и пол.

Перед глазами заплясали пятна слабости, замыленный взор никак не мог сосредоточиться на его лице, падал то на губы, то на закрытые веки, то на рану. Пальцы дрожали, но я продолжала гладить ими по щеке, изредка замирая и сжимая их в кулак до легкой боли.

Кожу на запястье зажгло, и я увидела, как тоненькая вязь тлеет и становится похожей на выжигаемое на теле клеймо.

Вязь.

Еще одно напоминание, начавшее бить по мне кулаками. Напоминание о том, что он действительно мертв.

Как же больно. Внутренности словно разрываются на части…

— Прости.

Глубоко вздохнув, притупляя новый поток слез, прижалась лбом к его лбу и прикрыла глаза.

Он возненавидит меня, когда поймет, что я приняла такое решение. Но передо мной маячила возможность, которую предоставляла наша связь, и я не смогла ее проигнорировать. Не смогла не поддаться искушению, ведь на плечи давил такой груз, какой я буду не в силах вынести в одиночку.

Но он сможет. Он сильнее.

— Я отдаю тебе свою жизнь, Дей, — шепнула едва слышно. Коснулась губами лба, задержалась, жмурясь и сдерживая слезы, обжигающие глаза до красноты. — Отдаю все годы, которые могла бы прожить.

Слова, имеющие несоизмеримую, неведанную мне раньше силу, сдавили сердце в тиски, и я в ту же секунду ощутила, как горло стиснуло невидимыми пальцами. Страшная слабость нахлынула на все мое существо, и я больше не смогла себя удерживать — плюхнулась на пол.

Тьма заполнила собой сознание, и в голове пронеслась одна-единственная, последняя мысль.

Он будет жив.

56. С возвращением. Диана

На Этой стороне было холодно.

Ужасно холодно. Холоднее, чем в Ледяных Пустошах, но в отличие от них здесь не так пусто. Безликие души и монстры, каких не встретишь в мире живых, будоражащие сознание своими горящими глазами и оскалом, сопровождали меня на пути к пропасти.

Я была одной из тысячи душ, следующих по последней тропе к полосе, за которой мы потеряемся навсегда.

В детстве Церрия рассказывала мне об этом месте. Ад в настоящем своем проявлении. Неудивительно, что я попала сюда, ведь по своей сути я чернокнижник, приверженец темных сил, с первых дней жизни пользующийся энергией темных богов. За такое не попадают в райские леса.

За такое горят и сгорают. И возрождаются вновь спустя столетия, если руки приговоренного чисты. Я не убивала людей со злым умыслом, но не видела себя очищенной. Мне не нужен был шанс на возрождение, вместо него я желала получить возможность повернуть назад. Позади осталось нечто важное, что-то так и тянуло вернуться, только…

… я не знала,чтоименно.

Часть воспоминаний словно осталась там, за Этой стороной. Я не понимала, почему хочу воротиться, но чувствовала, что это важно.

Очень важно для меня и для кого-то, кто, возможно, остался там. Кого я оставила по своей же воле.

Так горько стало внутри, непривычно и тягостно, что я встала посреди темноты как вкопанная. Мимо проплывали сизые дымки, проходили насквозь, пуская холодок по коже, а я изо всех сил заставляла себя обернуться. Тело не слушалось, налившись чем-то тяжелым. Сердце стучало — а разве должно было? — и его стук перемежался с мужским голосом, идущим откуда-то извне.

Шепот становился громче, но по-прежнему оставался неразборчивым. Усиливался, вынуждая сердце биться сильнее. Секунда, вторая. И еще одна…

Это продолжалось бесконечно — я не могла пошевелиться. Но что-то вдруг толкнуло в спину, прошло сквозь меня, и я, резко обернувшись, бросилась назад. Бежала быстро, как только могла, подальше от пропасти и зовущих душ, прямо на голос, не утихающий, ставший неким маяком, который помогает таким же непокорным духам выбраться из этого проклятого места.

Мрак расступался передо мной, пропуская ослепительный свет, распахнулся настежь, подобно громадным дверям, и я замерла, сощурившись и уловив, что мужской голос стал четче и тверже.

Я узнала его и смогла различить слова.

— Что вы здесь делаете, принцесса?

Свет спал с глаз, представляя моему взору внутренности ветхого храма, давно забытого людьми. Они сюда забредали нечасто, а в тот день я и вовсе просидела здесь до самого вечера в одиночестве. Только когда на мир опустились сумерки и через большое окно в конце зала полился призрачный свет, божественную обитель наполнил звук твердых шагов.

Еще один гость. Еще один слабак, решившийся потревожить богов просьбами.

Это первое, что я подумала, стоило незнакомцу спугнуть мое одиночество. Но когда он сел рядом со мной на лавку, когда я встретила его взгляд и меня захлестнуло нешуточное удивление, я отбросила эту мысль как можно дальше.

Он не был слабаком. Я знала его достаточно хорошо, чтобы заявлять подобное.

— Что вы здесь делаете, принцесса? — вновь прозвучал вопрос, и мужчина склонил голову набок, будто в попытке получше разглядеть мое лицо.

Я тогда была растеряна, оттого не спешила с ответом. Выражение лица у меня было до невозможности глупое… В тот день я не видела себя со стороны, но сейчас, наблюдая из тени и за собой, и за мужчиной, как блуждающий призрак, с уверенностью могла бы сказать, что я никогда еще не выглядела такой недалекой, как два года назад, в этом самом храме, когда пришла сюда с единственной целью: чтобы помолиться за свою душу.

— А что могут делать в храме, кроме как не просить богов о милости? — сказала я с притворной уверенностью.

Мне казалось, что я выгляжу решительной и твердой. Но лишь сейчас я поняла, что и в тот раз не смогла скрыться от его проницательности. Он видел меня насквозь. Видел разбитую, отчаявшуюся и ищущую спасения в смерти девушку.

— Верно. — Он едва заметно улыбнулся и воззрился на каменный пьедестал, на котором давно потухли свечи. — И о какой милости вы их просите?

— Чтобы моя смерть была скорой и безболезненной.

Я ожидала, что он тут же посмотрит на меня, но он продолжил сверлить задумчивым взглядом одну из восковых свечей. До тех пор, пока фитиль не вспыхнул ярким огоньком. Следом за ним все свечи в помещении запылали, заливая стены, пол и широкий высокий свод теплым оранжевым светом.

Только после этого мужчина взглянул на меня так тепло и нежно, словно знал всю жизнь.

— Вы решили уйти, даже не прожив и половины времени, которое вам отведено?

Слова, как плеть, прошлись по сердцу хлестко, до боли и слез, неожиданно собравшихся в уголках глаз. Я моргнула, и они тотчас сбежали по щекам.

— Так будет лучше. Для всех, — зашептала еле слышно, но не понимала, почему вообще говорю. Почему язык развязывается сам по себе и словавылетают, как стрелы с туго натянутой тетивы? — Я устала, Ваше Высочество.

Мои пальцы тут же накрыла широкая теплая ладонь.

— Своим уходом вы окажете недругам огромную услугу. Стоит ли приносить им такую радость?

— Но если останусь, захлебнусь в издевательствах и неоправданно жестоком отношении.

Уже тогда он знал, о чем и о ком идет речь. Он, как и многие аристократы, которые видели меня на званых ужинах и балах, был свидетелем резких слов матери в мою сторону, нещадных пощечин, отвешенных на глазах сотен людей. Он видел мои позорные шрамы на лице и прекрасно знал, что они значат для всех чернокнижников.

Но не знал, что они означают для меня.

— Вы выбираете самый легкий из путей, Диана.

Его ладонь крепче сжала мои похолодевшие, подрагивающие пальцы. Меня захлестнуло новое приятное чувство, которое я не смогла объяснить самой себе словами. Лишь понимала, что началом этого чувства и изменений послужили его близость и слова.

— Он легкий, но неправильный. И о таком пути задумывался каждый хотя бы раз. Но его нельзя выбирать в спешке, не опробовав другие, те, что могут вас осчастливить. Уходить, не приложив максимум усилий, чтобы что-то изменить для себя в лучшую сторону, это слабость, не иначе.

— Зачем вы говорите мне об этом?

Ощутив волну раздражения, я выдернула руку из его мягкой хватки и резко поднялась на ноги.

Как глупо. Почему я тогда так поступила? Стоило принять его помощь, а не отталкивать…

— Что вы вообще здесь делаете? Этот храм давно заброшен, я думала, никто не придет…

— Но я здесь частый гость, — с улыбкой ответил он. Встал со скамьи, нависнув надо мной каменной глыбой. — Не подумайте дурного… Наша встреча случайность, не более. Но, быть может, вам следует благодарить это случайное стечение обстоятельств? Кто знает, на что бы вы решились, если бы мы не встретились.

— Не нужно облачать одно и то же в разные слова, — выдала с неутихающим ни на секунду недовольством. — Я поняла, что вы считаете меня слабачкой.

Я развернулась, чтобы сбежать или просто отойти — уже и не помню, какие мысли посетили меня в тот момент, — но мужчина не позволил совершить глупость, схватив за запястье и настойчиво дернув на себя.

Не успела ни опомниться, ни возмутиться, как мое лицо оказалось в ловушке его горячих ладоней. Он прижал их к щекам, вынуждая меня посмотреть в его глаза.

Я помню это касание. Но до этой минуты не ведала, кто так смело касался моего лица.

— Я не считаю вас слабой, Диана. Никогда не считал. Вы сильнее того, что с вами происходит. Гораздо сильнее всех обстоятельств, что вас так неуклонно ломают.

Дыхание перехватило от осознания, что наши лица находятся в опасной близости друг от друга. Я чувствовала жар его рук, слышала, как он мерно дышит, как бьется его сердце, напоминая мне своим стуком, что жизнь ценна каждый миг, каждую секунду, что я сейчас трачу на раскаяние.

— Не сдавайтесь, принцесса. Пока вы верите в саму себя, любые преграды преодолимы.

Мое сердце замерло, когда он наклонился и ненадолго прижался губами ко лбу.

В тот момент… похоже, именно в тот момент внутри полыхнуло первое особенное чувство, которое спустя два года приведет меня к взаимной любви.

— Будет лучше, если вы забудете, кто вам это сказал. Но сохраните в памяти мои слова. Однажды… я скажу вам их снова.

Я в самом деле забыла его. Забыла, что тот, кто вселил в меня уверенность и решимость для борьбы, был не незнакомцем. Единственное, что он оставил в памяти, это свои вдохновляющие слова, благодаря которым я нашла иной путь. Я начала бороться и желать вернуть права на престол. Я возжелала выйти победителем, но в итоге все равно повернула не туда.

Мое стремление завело бы меня в дебри, накрыло бы эгоизмом до такой степени, что я не смогла бы отличить себя от матери. Но он и в этот раз предотвратил беду, безустанно повторяя, что мне не нужно менять свою внешность и подстраиваться под других, чтобы добиться желаемого.

Стоило умереть, чтобы наконец это осознать.

С этим пониманием измененное Деймоном воспоминание начало терять краски. Наши фигуры, неподвижно стоящие посреди тихой обители богов, расплывались перед моими глазами, становясь нечеткими силуэтами, а вскоре и вовсе распались на мириады частиц.

Нахлынула очередная тьма.

Но в этот раз меня потянуло вверх, и больше я не стала сопротивляться. Закрыла глаза, а спустя недолгое мгновение, ощутив кожей прохладу, вновь приоткрыла. Заморгала, привыкая к свету, отличному от того, что был в воспоминании и на Той стороне, и услышала приятный слуху голос, пронизанный нотками раздражения.

— Сколько раз нужно повторить, чтобы вы запомнили? — Кто-то пронесся мимо меня, и где-то сбоку раздался щелчок. — Ближе к обеду нужно закрывать окна. Ветер в это время поднимается нешуточный, а она, если вы не заметили, без сознания и не может сказать, что ей холодно.

— Простите, госпожа, — прошелестел в ответ еще один незнакомый женский голосок. — Исправимся.

— Свободны.

Хлопнула дверь. Фигура незнакомки долгий миг стояла у окна, а после двинулась в мою сторону. Проясненный взгляд зацепился за длинные белые, как первый снег, волосы, собранные в высокий хвост. Скользнул ниже и встретился с изумленным взглядом ярко-голубых глаз, не узнать которые было невозможно.

Такие глаза увидишь раз и больше никогда не забудешь.

— Кристабель?.. — прошептала чрезвычайно сиплым голосом.

— Наконец-то… — с облегчением выдохнула женщина, опускаясь на край кровати, на которой — как я поняла спустя долгие секунды после пробуждения — лежало мое изможденное тело. — С возвращением, Ваше Королевское Высочество.

57. Молва о королеве. Диана

Легкий кивок белесой головы вместо поклона. Добрая улыбка на светлом лице. И взгляд — такой осознанный и знакомый…

Потребовалось одно короткое мгновение, чтобы меня разом пронзили град воспоминаний и чувства, успевшие ослабнуть на Той стороне. Голову сдавило кольцом боли, мысли начали вспыхивать одна за другой, столь неожиданно, как молнии в затянутом тяжелыми тучами небе.

Я вспомнила абсолютно все. Все до своей последней секунды.

Я погибла. Но Деймон…

Боги, что с ним случилось?

Заозиралась по сторонам, заметив, что я нахожусь в чужой спальне, хорошо обставленной, даже слишком хорошо. Лежу на чужой кровати с высоким синим балдахином, укрытая толстым одеялом такого же глубокого синего оттенка. Комната с сизыми обоями и белым, украшенным золотистыми узорами потолком, с зеркалами в золотой раме, мягкими пуфами и софой, обтянутой васильковым бархатом, очень походила на королевские покои.

Или покои принцессы.

Но они не мои. Я точно не в Дерил-де-Лое.

И Деймона рядом нет.

— Эй, тише-тише, — Кристабель мягко надавила на мои плечи, когда я приподнялась на локтях. — Только пришла в себя, а уже куда-то спешишь…

— Где Дей? — Голос звучал страшно сипло. Прокашлялась, но это ничуть не помогло. — Я хочу увидеть его. Пожалуйста, отведи меня к нему.

Я не стала спрашивать, жив ли он. Просто не могу о таком спросить. Не могу даже допустить мысли, что все было напрасно и что в мире живых очнулась лишь я.

Он должен был выжить. Должен был.

— Он жив, ты скоро его увидишь, — спокойным тоном выдала девушка, точно почувствовав, что я бесконечно сильно нуждаюсь в этих словах. С моих губ невольно сорвался вздох, и я обессиленно рухнула обратно на подушку. — А как иначе? — Она улыбнулся уголком рта. — Ты пожертвовала собой ради него. Он не мог не очухаться.

— Верно, — я кивнула, ненадолго прикрыв глаза. — Хочу встретиться с ним. Но… я так устала, Кристабель…

— Знаю, девочка. — Заботливо поправив одеяло, она осторожно погладила меня по щеке, пуская дрожь по плечам своей необыкновенной теплотой, а затем взяла с тумбы стакан воды. — Выпей. И позволь мне немного помочь тебе. Моя магия слаба, но я сделаю так, чтобы ты почувствовала себя лучше. И… можешь звать меня Лу́ной. Это прозвище мне больше по душе.

— Луна, — повторила, смакуя ее второе имя на губах. Глаза против воли расширились, и я взглянула на женщину совершенно по-новому. — Боги, Луна, это правда ты?

— В кошку обращаться не буду, и не проси. Уж поверь на слово, что я оборотень. Мне запретили принимать иной облик, пока я во дворце. Глупое правило, — фыркнула она. — Но это одно из условий моего нахождения здесь, так что приходится мириться.

— Прав был Деймон насчет тебя, — отметила со слабой улыбкой. — Ты не та, кем мне казалась. Но ты… просто удивительная.

Благодарно улыбнувшись, она поднесла к моим пересохшим губам стакан. Я жадно проглотила воду до последней капли, будто не пила по меньшей мере неделю.

К слову, сколько же я провалялась без сознания?..

— Долго я была на Той стороне?

— Два месяца, — последовал ровный ответ, и я чуть не поперхнулась от услышанного.

Твою же нежить! Как два месяца?!

— Ты шутишь? По ощущениям я была там максимум день.

Луна пожала плечами, поставив стакан обратно на тумбу.

— На Той стороне время течет иначе. Для кого-то быстрее, для других медленнее.

— И… что же я пропустила?

Это все, что я смогла спросить, хотя на меня безжалостно нахлынула волна вопросов, которые столь же безжалостно хотелось вылить на бедняжку Луну.

Два месяца приличный срок. Кто выжил после той битвы в Дерил-де-Лое? Что сталось с родителями, близнецами? Успел ли исцелить свою смертельную рану на голове Дерлин?..

Но больше всего меня интересовало, что все это время чувствовал Деймон.

На его месте я не справилась бы. Выжгла бы себя виной, пусть и виноватой не должна была бы себя чувствовать. И он не должен.

Это был мой выбор. Я отдала ему жизнь и не жалею об этом. Если бы пришлось — я сделала бы это снова без капли сомнения.

— По правде говоря, ничего интересного ты не пропустила. — Луна закинула ногу на ногу, опершись руками на покрывало. Покачивая одной ножкой, укрытой плотной тканью рейтуз, она равнодушно продолжила: — Изменников отправили за решетку дожидаться суда. Его уже несколько раз переносили, все ждали, когда ты очнешься. Если тебя это волнует, то вся твоя лицемерная семейка жива-здорова, но опустошена магически. Пока что временно. Но я уверена, лишение магии — это минимум их наказания. Многих пытали, чтобы разговорить, а то рты у них зашивались сразу же, стоило начать расспрос. В основном пыткам подвергалась Церрия. Интуиция Деймона не подвела его: эта стерва и правда затеяла переворот. Измена в чистом виде. Думаю, ее казнят. Ее и всех ее сторонников.

Из груди вырвался тяжкий вздох.

Не знаю, была ли я опечалена возможной казнью матери, или, напротив, эта весть принесла мне облегчение. Спокойствия я не ощущала, как и печали. Мне было… все равно.

Возможно, это ненадолго. Когда я окончательно приду в себя, есть вероятность, что эмоции, от которых я закрываюсь, пробьются сквозь защиту и поглотят меня.

Скорбь и тоска. Я боюсь этих чувств. В особенности боюсь испытать их к тем, кого всей душой ненавижу.

А может, ненависти уже нет? Безразличие к судьбе предателей притупило все злые чувства, остудило их, как ледяная вода остужает нагретое на солнце тело.

— Вскоре после свержения предательницы пошла молва, что на престол Дерил-де-Лоя взойдет молодая королева, старшая дочь Церрии. Ее сторонникам такая новость пришлась не по вкусу… Пару раз вспыхивали восстания, но Аарон и Деймон их без труда подавили.

— Не рановато ли пошла молва? — спросила, удивленно изогнув бровь. — Я ведь умерла в тот день.

— А никто и не знал, что ты погибла, кроме узкого круга людей. Для всех ты пребываешь во дворце Его Величества и восстанавливаешься после серьезного ранения клинком Хаоса. Правда, чернокнижники бунтуют… Требуют показать тебя народу.

— Вы сильно рисковали. Я могла и не вернуться. Тогда бы вам пришлось раскрыть людям истину.

— Нет, мы знали, что ты вернешься. — Луна придвинулась ко мне, смотря прямо в глаза теплым, нежным взглядом. — Тебе нужно было время, так сказала Элеонора. Воротиться с Той стороны дело нелегкое. Бекфорд истощил себя, чтобы вернуть твое тело к жизни, долго восстанавливался. Но Элеоноре досталось больше всего… — Она вдруг закусила губу, останавливая поток слов, а затем нервно повела плечами. — А, впрочем… забудь. Что-то я не о том толкую.

— Луна, — позвала требовательно. — В чем дело? Элеонора ведь… жива?

— Жива. Конечно, жива, — заверила сразу. — Просто… понимаешь, некроманты способны вернуть к жизни, но они не в силах полностью вытянуть с Той стороны душу погибшего. Если бы не Нори, ты бы стала настоящим ходячим умертвием. Но она эльф, носитель не только Хаоса, но и целительной магии. Ей пришлось исчерпать себя до основания, чтобы воскресить твою душу.

— Она лишилась магии? Даже Хаоса?

Если так, то это… неправильно. Рисковать своей силой ради спасения одной души — неимоверная глупость. Без энергии маг становится разбитым сосудом, неспособным вобрать в себя ни крупицы магии.

Большой риск. Неужели мама Дея действительно пожертвовала своей сутью ради… меня?

Луна робко кивнула, подтверждая мои страшные мысли и опасения.

— Магия нераздельна. И Хаос, и целительство, и стихийная магия связаны. Когда она задействовала одно, истощалось все одновременно. Нори опустошена, но… она ни о чем не жалеет, поверь. Нет награды ценнее для долгожителя, чем дожить свой последний век как обычный человек. Нори прожила довольно долго. Половину ее жизни я была рядом с ней, и я знаю, что все, о чем она мечтала, это избавиться от магии. Эльфы острее чувствуют энергию, для них это бремя.

Но это их суть.

Лишиться своего «Я», своих способностей, которые были с тобой с рождения, это, должно быть, крайне тяжело. Представить не могу, что Элеонора чувствует после выплеска всей своей энергии.

— Я должна с ней поговорить, — заявила твердо, но больше для самой себя, чем для Луны, и невзирая на ее немой протест, села в кровати.

— Поговоришь. Обязательно. Но сейчас есть дело поважнее, — произнесла она, несильно сжав мое плечо. — Я думала, ты очнешься гораздо позже и все пропустишь… Но раз уж ты здесь, с нами, и если у тебя есть силы, думаю, тебе стоит поспешить.

— Куда?

— На суд, Диана. Сегодня будут судить твою семью.

58. Не отпускай. Деймон

В зале суда царила давящая атмосфера. Отовсюду слышался шепот, обрывки резких, пронизанных недовольством и раздражением фраз, по большей части принадлежащих чернокнижникам.

Их негодование было вполне оправданным. Дерил-де-Лой на грани краха, правящая династия едва ли не полностью состоит из изменников, а единственная из семьи правителей-чернокнижников, которая не поддалась предательству и могла бы взять ответственность за королевство, скрыта от бунтующего народа…

Не по своей воле. Если бы она только могла, уже давно бы успокоила подданных своим появлением. Взошла бы на престол с высоко поднятой головой, невзирая на всю ту боль, через которую ей пришлось пройти. Я ни на секунду не сомневался в этом.

Но мне, как и всем остальным, оставалось лишь ждать ее пробуждения.

Уже целых два месяца. Два чертовых месяца Та сторона удерживает ее душу. Возможно, она и сама не спешит выбраться оттуда. Я не знал. Ничего не знал, кроме того, что в роковой момент она приняла самое безрассудное из всех решений.

Отдать свою жизнь, догадываясь, каковы будут последствия, — чистое сумасбродство. Но разве можно было ожидать от нее чего-то иного? Моя девочка поступила так, как посчитала правильным, и я понимал ее, ведь на ее месте поступил бы точно так же.

Да, я злился. Да, винил себя, гневался и отчаивался днями напролет. Но я сделал все, что мог, чтобы вернуть ее, и теперь ждал. Просто ждал, убивая в себе гнев, чтобы после пробуждения она встретила тепло и мою безмерную благодарность, а не вину, которая грызет меня до сих пор.

Невыносимо было смотреть на ее безмятежное лицо и не видеть никаких признаков жизни — не слышать даже стука сердца. Ночи проходили рядом с ней, а дни приходилось коротать за делами в академии, готовя к передаче пост ректора, помогать брату улаживать конфликты, с каждым днем все более обостряющиеся, между Эрисфейлом и Дерил-де-Лоем. Несколько раз я принимал участие в допросе, но всю информацию, которую выудили маги из памяти правящей семьи, я и без того знал.

Единственное, что стало неожиданностью, — роль Дерлина, приближенного к Церрии чернокнижника, во всей этой ситуации. Этот стервятник вел двойную игру. Он не собирался допускать, чтобы Церрия получила Хаос Дианы: он сам хотел его заполучить. Именно им было организовано нападение на короля, и не с целью уничтожить, а с намерением накалить обстановку, выставить виноватой королеву, чтобы в решающий момент, как только ослабнет внимание к его персоне и Диане, выкрасть принцессу и скрыться.

Удивительно, что его сообщником и предметом воздыхания оказалась младшая дочь Церрии — Далина. Влюбленность играла с ними, как с марионетками, и вбила в них желание сбежать к Лунным копям Цхельма, в земли изгнанников, в поисках свободной от аристократии жизни. Перед этим они хотели усилить свои способности с помощью огня Дианы, дабы стать неприкасаемыми в тех довольно опасных местах. План влюбленных дураков с треском провалился: все пошло наперекосяк с нашим вмешательством.

Опасная и непредсказуемая любовь извратила их желания, доведя обоих до заслуженного наказания. С одной стороны, стоило ли их винить за любовь, которая стала сильнее разума? Но с другой… Голову терять горазд всякий, а удержать ее на плечах и мыслить трезво и правильно дано лишь сильным. Сила — качество, которое приходит с годами. Главное, не обратить ее в жестокость. Ничего хорошего, как правило, из такого не получается.

На счету Церрии таились измена и жажда привести Дерил-де-Лой к несокрушимому могуществу, сделать его ядром объединенных королевств. За одно подобное желание полагалась смертная казнь. Такой приговор и озвучат на суде, не иначе. Все прекрасно знали, каким будет наказание каждого члена семьи чернокнижников. Суд — всего лишь прелюдия, скрывающая заранее принятое решение.

На мгновение в зале воцарилась тишина, когда прибыл король и прошествовал по длинному красному с золотой каймой ковру, вдоль трибун, занятых зрителями в лице высокопоставленных магов. Брат опустился на мраморный трон с высокой спинкой, укрытой плотной бордовой тканью, слева от него заняли свои места пара судей, юстициар и несколько чиновников. Справа сидел только я, но вскоре ко мне присоединилась Элеонора.

Ее появление несколько изумило зрителей, но многие уже привыкли к ее персоне, ведь за последние два месяца она частенько мелькала во дворце как придворная дама. Никто не знал, кем она мне приходится, но все понимали, что она важная гостья правителя.

Я был благодарен брату за предоставленную ей возможность. Элеонора больше не была беглой преступницей. Она была свободна и имела полное право распорядиться своей жизнью так, как пожелает. Пусть она и добилась этого права самостоятельно, король мог забыть о чести и вернуть ее в тюрьму. Но он не сделал этого, невольно доказав, что справедливость ему не чужда.

— Как ты себя чувствуешь? — шепот проник в сознание, и мои пальцы под столом накрыла теплая, но исхудавшая материнская ладонь.

После выплеска энергии Элеонора выглядела неважно. Но с каждым днем благодаря лекарям к ней возвращались здоровый румянец, силы для того, чтобы двигаться больше двух часов в день, и прежняя добрая улыбка, которая едва не ушла вслед за ее способностями.

Для нее настало сложное время, но она встретила его с достоинством королевы, снова умудрившись меня этим удивить.

— Все нормально. — Я кивнул, хотя внутри скопилось немало тревожных чувств. — А ты?

— Уже лучше.

Я намеревался спросить, действительно ли она хочет присутствовать на суде, но король вынудил вернуться к происходящему, выдав громогласным голосом:

— Да начнутся слушания.

Юстициар, торжественно кивнув, поднялся со своего места.

— Ваше Величество, Ваше Высочество и уважаемые господа и дамы, сегодня мы проведем судебные процессы над королевой и королем Дерил-де-Лоя, дерильской принцессой Далиной, принцем Теодором и Дерлином Альбре. Подсудимые обвиняются в государственной измене, нападении на королевскую чету, заговоре с целью поддержки беглых преступников, подстрекательстве к мятежу и попытке незаконного лишения способностей мага. В свете тяжести их преступлений, Его Величество санкционировал отказ от права принимать или отклонять приговоры. Они будут выноситься единолично Его Величеством в соответствии с законами Эрисфейла.

Объявление юстициара мгновенно вызвало ропот и удивление. В особенности волна негодования захлестнула чернокнижников. Неудивительно, ведь их слово в защиту обвиняемых не будет учитываться.

Все собрались, чтобы услышать вынесенный королем приговор, молча принять его и смириться.

Юстициар, несмотря на перешептывания, спокойно продолжил:

— Приведите обвиняемых.

Стражники отворили высокие украшенные гравировкой двери. В середину зала вывели Церрию и Рогира, их детей и Дерлина, закованных в кандалы-блокаторы. Подвергавшиеся пыткам и магическому вмешательству в сознание, сейчас они мало походили на тех аристократов, что запомнились многим в день битвы в Дерил-де-Лое.

Изможденные тела, осунувшиеся лица, лохмотья вместо богатых одежд. Кричащий отпечаток измены. На них словно горело клеймо, показывающее всем, к чему приводит путь, сотканный из алчных желаний, жестокости и предательства.

Они предстали отчаявшимися и поверженными. Все, кроме Церрии.

Невзирая ни на что — ни на явное поражение, ни на тяжелые взгляды, прожигающие в ней дыры, ни на победный блеск в глазах Аарона, — она стояла прямо, с гордо поднятой головой и непробиваемой сталью в холодных черных глазах. Эта женщина выглядела так, будто у нее все еще есть шанс на победу. Будто у нее есть козырь, есть тень возможности выбраться и избежать наказания.

Злобная стерва, но стерва с достоинством монарха. Сколько бы преступлений ни было на ее счету, я невольно буду испытывать к ней маломальское уважение из-за ее железного стержня, из-за того, что, даже в свои последние минуты жизни, она не опускает глаза в пол.

Как ни крути, в ней есть те качества, что присущи королеве. Беспристрастность и объективность.

Но нет главного — понимания. Чувства справедливости и мудрости.

К юстициару присоединился судья — встал и прокашлялся, прежде чем озвучить первого обвиняемого.

— Церрия Эрла Ла Ноэр…

— Вы не можете лишить нас королевы! — оборвал его кто-то из толпы неуместным восклицанием. Нетрудно было догадаться, что недовольным оказался чернокнижник. — Вы казните мать и дочь из правящей династии! И кому же достанется корона? Некромантскому отпрыску?

Взгляд брата потяжелел. И он, и я, как и многие другие, без труда нашли говорившего. Возможно, он был всего лишь одним из непонимающих подданных, а может, все было куда сложнее, и этот человек все еще верен Церрии.

Как бы там ни было, его возглас нашел отклик в толпе. Над трибунами расстелился гул.

— А где же вторая дочь? — громко вопросил еще один. — Где принцесса? Почему судебный процесс проходит без ее присутствия?

— Покажите Диану!

— Приведите принцессу! Без нее суд — кощунство по отношению к народу!

Зал наполнился возгласами и волнениями.

Королю хватило бы махнуть рукой, чтобы стражники уняли ропот и наступила напряженная тишина. Но он бездействовал. Наблюдал, как люди негодуют, как в спор вступают некроманты. Как происходит, казалось бы, неизбежный раскол между двумя королевствами.

Возмущение чернокнижников взволновало подсудимых, и я заметил, как губы Церрии растянулись в довольной улыбке, которую тут же нестерпимо захотелось стереть.

Продолжил бы брат наблюдать и позволять своим людям вести себя подобно собакам, дерущимся за последнюю кость, или остановил бы возмутительное поведение, узнать так и не удалось.

Тяжелые двери вновь распахнулись, наполнив помещение протяжным эхом. Волнение поутихло, все взгляды метнулись к нежданной гостье.

Под широким куполом внезапно прокатился изумленный вздох толпы, и я резко поднялся на ноги.

Хаос!

Если бы Элеонора не ухватилась за рукав моего кителя и предупреждающе не дернула, я бы сорвался с места, как обожженный лавой. Потому что…

… я не верил. Не верил собственным глазам.

Звонкую тишину в зале осторожно разорвал уверенный стук каблуков по мраморному полу. Она двинулась к нам с поразительным изяществом. Облаченная в длинное, приталенное черно-изумрудное платье с открытыми плечами, на которых алели шрамы, она приковала к себе внимание каждого. Изумила и потрясла, застав всех врасплох.

Сердце забилось в страшном безумии, и я стиснул челюсти, моля всех темных богов, чтобы она бросила на меня хотя бы один взгляд. Чтобы взглянула на жалкий, короткий миг и дала понять, что она реальна. Что это не чертова иллюзия, а в самом деле она — живая, здоровая и… такая великолепная, что впору задохнуться от зависти.

Но Диана смотрела на короля, минуя свою семью, стражников, набитые зрителями трибуны. Замерла напротив трона и исполнила реверанс. Настолько грациозно, словно для нее и не было этих двух бессознательных месяцев.

— Ваше Величество, прошу прощения за опоздание.

Дрожь пробежалась вдоль позвоночника, как только ушей коснулся ее ровный голос.

Боги, моя девочка действительно очнулась.

Я готов был броситься к ней и без промедления заключить в объятия, но ее появление и непоколебимость будто приклеили ступни к полу.

— Позволите мне присоединиться к судебному процессу?

Глянув на Аарона, я заметил, что крайнее удивление не прошло мимо него, но он умудрился взять себя в руки и, кивнув, приглашающе махнул в нашу с Элеонорой сторону. Та дернула меня за рукав, и я рухнул обратно на стул. Поднявшись со своего места, она невозмутимо уступила его Диане, как человеку с высоким статусом в обществе.

Моя принцесса продолжала избегать встречи глазами. До тех пор, пока не села рядышком. До тех пор, пока я не уловил, как часто и сильно бьется ее сердце, показывая, что она жива.

Наши взгляды встретились, и все мое существо обдало громадной волной горячих чувств.

— Привет, — прошептала одними губами и позволила легкой улыбке застыть на лице — все еще бледном и скуластом. Но таком же красивом, как и всегда.

— Привет, — ответил спустя миг, так тихо, чтобы услышала только она.

Худые пальчики накрыли мою ладонь, мягко погладили, вызывая трепет в груди.

— Не отпускай, — попросила, посмотрев на меня таким умоляющим взглядом, что сердце болезненно перевернулось. — Пожалуйста.

— Никогда.

Она выдохнула с невообразимым облегчением, и, больше не медля ни секунды, я крепко переплел наши пальцы.

59. Смертный приговор. Диана

Ощущения его тепла оказалось достаточно, чтобы не сгореть под многозначительными взглядами, перед публикой, для которой я выглядела, как цирковая мартышка.

Его поддержка была незрима, но в то же время проявлялась в этом нежном касании. С ним я ничего не боялась. Ни чернокнижников, ожидающих, что я взойду на трон, но не возлагающих на меня больших надежд. Ни короля, бросающего в мою сторону смущенно-озадаченные взгляды. Ни своей родни, которая явно не ожидала меня сегодня увидеть.

Увидеть еще раз, перед тем как они получили бы свое наказание.

— Кхм… продолжим, — юстициар разогнал напряженную тишину своим густым и басовитым голосом. — Церрия Эрла Ла Ноэр, вы обвиняетесь в государственной измене, покушении на жизнь короля Эрисфейла, заговоре, подстрекательстве к мятежу и в умышленной попытке лишения мага его способностей. Согласно законам Эрисфейла, за одну измену вы приговариваетесь к смертной казни. Учитывая тяжесть ваших преступлений, Его Величество назначил казнь через сожжение чародейским огнем. Протесты ни с вашей стороны, ни со стороны присутствующих не принимаются. Посему продолжаем…

Мне потребовалась вся моя выдержка, чтобы сохранить спокойствие и не увести от Церрии взгляд.

Она приняла свой приговор с холодным равнодушием в отличие от чернокнижников, немало удивившихся озвученному виду казни. Ее могли бы убить быстро, чтобы она не мучилась. Сожжение же проведет ее по пути адской боли и страданий, прежде чем подарит смерть, которую она возжелает в процессе сгорания.

— Рогир Лоурен Ла Ноэр…

Юстициар с каменным выражением лица перечислил все грехи бывшего короля, мало чем отличающиеся от грехов его супруги. Он был ее приспешником. Играл по правилам жены, был ее послушной собачонкой. Как и всегда.

Его ждали плаха и палач. Публичная смерть.

— Далина Кенота Ла Ноэр и Теодор Ральф Ла Ноэр, вы выступали в роли активных сообщников и последователей королевы Дерил-де-Лоя, принимали и никоим образом не пресекали ее стремлений. Его Величеством было решено полностью лишить вас магического резерва без дальнейшего восполнения и отправить в королевскую тюрьму Таунзэрд с пожизненным заключением. Дерлин Альбре, вы обвиняетесь в государственной измене, покушении на магические способности Дианы Ла Ноэр и посягательстве на жизнь принца Эрисфейла. В связи с тяжестью ваших преступлений на рассвете следующего дня вас ждет публичная казнь.

Далина что-то прорычала, злобно нахмурившись, но из-за поднявшегося шепота я не смогла различить ее слов.

Однако все замолкли, когда Церрия выступила вперед, звякнув цепями. Стражники с немым предупреждением приблизились к ней.

— Прежде чем уйти из этого мира, я хочу кое в чем признаться. — Ее пронзительный взгляд, не выражающий никаких чувств, замер на моем лице. — Я понесла первого ребенка не от Рогира.

Нет.

Она не может этого сказать. Только не это. Только не перед чернокнижниками, для которых это признание перевернет все представление обо мне.

Я хотела подняться, стрелой броситься к ней — не знаю, что в итоге сделала бы, — но Деймон посильнее сжал мои пальцы, и я всего лишь сокрушенно выдохнула, с замиранием сердца ожидая ее дальнейших слов.

— Диана — полукровка, — громким бесстрастным голосом выдала Церрия. Толпа тут же разразилась потрясенным вздохом, и равнодушие с лица матери спало, сменяясь довольством и глубоким презрением. — Дитя эльфа! Знайте, что с моим уходом на троне Дерил-де-Лоя будет сидеть дрянь с оскверненной кровью!

Мысли в голове загудели вслед за публикой.

Церрия проиграла, но все равно умудрилась нанести мне последний решающий удар. Она поставила под сомнение все мое существо.

Полукровка.

Это слово — клеймо. Таких, как я, не любят. Не принимают. Королева с нечистой кровью? Ничего смешнее чернокнижники еще не слышали.

Я видела их оценивающие взгляды, замечала, как они неверяще мотают головой, слышала, как шепчут…

Это немыслимо.

Она не будет королевой.

Грязная кровь…

Ненадолго прикрыв глаза, я прогнала в голове варианты своего будущего.

Меня могут не признать. Либо признают прямо здесь и сейчас. Все зависит от моего хода: то, что я сейчас сделаю, решит мою судьбу и судьбу королевства. Если я взойду на трон, ничего не предприняв, мне никогда не добиться уважения чернокнижников.

— Ваше Величество, — неохотно отпустив пальцы Деймона, я поднялась со стула. — Позвольте мне самолично исполнить ваш приговор в отношении бывших королевы и короля Дерил-де-Лоя.

Всех так потрясла моя просьба, что зал суда моментально погрузился в оглушающую тишину. Я не обращала ни на кого внимания, терпела испытывающие взгляды, смотря прямо в глаза короля. Не глядела даже на Дея, хотя мне очень хотелось узнать, что же он почувствовал и как отреагировал на мое решение.

Молчание затягивалось, высасывая из меня смелость, какую я проявила мгновение назад.

Но Аарон наконец-то заговорил, и решимость не успела уйти бесследно:

— Вы имеете на это полное право, принцесса. Как сторона, подвергшаяся пыткам и издевательствам, попавшая под угрозу лишения магии, вы можете привести мой приговор в исполнение.

Еле слышно выдохнув, я благодарно кивнула ему и вышла из-за стола. Элеонора и Деймон смотрели мне в спину — я ясно ощущала это, но не оборачивалась. Знала: если обернусь хоть на секундочку, все мужество испарится в одночасье.

Я встала напротив Церрии, посмотрела ей в глаза, отметив, что она удивительно молчалива и спокойна.

Похоже, она не воспринимает всерьез, что я буду ее палачом.

— Ты познаешь быструю и безболезненную смерть, — сказала довольно громко, чтобы это услышал каждый. — Это мой дар тебе… за мое рождение.

Складывалось ощущение, что передо мной стоит не человек, а зеркало. Что я говорю сама с собой в комнате, где никого нет. Церрия молчала, не позволяя дрогнуть ни одному мускулу на своем лице.

Сглотнув, я окинула свою семью быстрым взглядом.

— Я вас прощаю. Всех вас. И несмотря ни на что, я буду скорбеть.

Они недостойны этого, но я не смогла не сказать, что тревожило меня и что могло бы убить со временем, если бы я промолчала.

Прощение. Наверное, в глубине души его хотел бы услышать всякий приговоренный к смерти…

— Нам не нужна твоя скорбь, — прошипела Далина.

— Ты никогда не станешь таким же правителем, какими были я и женщины из нашего рода, — следом за ней, но гораздо спокойнее произнесла Церрия.

— Я и не хочу становиться похожей на вас. Я стану такой, какой сама захочу и в какой королеве в действительности нуждаются мои подданные. И если тебя это утешит, я буду не одна. — Смело приблизившись, я наклонилась к ее уху и продолжила настолько тихо, чтобы мой шепот остался только с ней: — Я разделю власть с Бекфордами. И с той минуты, когда на трон взойдет Деймон, Дерил-де-Лой станет таким, каким он должен был быть изначально. Свободным и процветающим.

— Ты не посмеешь, — потрясенно бросила в ответ, стоило мне отшатнуться.

Взгляд ее преобразился до неузнаваемости. Маска холодности разбилась вдребезги, выдав бесконечный страх, опутавший бывшую королеву с головы до пят. То, что она даже и не пыталась взять под контроль эмоции, говорило о том, что она верит моим словам. Она точно знает, что я сделаю все, о чем сказала. Каждое обещание станет явью.

Слабая. Какая же на самом деле моя мать слабая…

Без своих приспешников. Без силы. Без какой-либо поддержки. Одна.

Тихо вздохнув, я шепнула то, что должно было навсегда остаться со мной, но что хотелось подарить ей напоследок:

— Хочу, чтобы ты знала… Я любила тебя. Правда любила. И мне крайне жаль, что твои принципы и алчность оказались сильнее этой любви. Все могло быть иначе.

Что-то на миг неуловимо переменилось в ее лице. Она будто осознала прямо сейчас, в эту секунду все, что при желании могла понять намного раньше. А может, я просто жаждала, чтобы с глаз матери наконец спала пелена, затуманившая ей разум…

Как бы там ни было, она так быстро взяла себя в руки, словно мои слова не значили абсолютно ничего.

— Я готова, — твердо сказала она и выпрямилась. Так же, как и раньше.

Я тоже готова.

Сил во мне было ничтожно мало: после пробуждения я не успела окончательно восстановиться. Но этого хватит. Должно хватить.

Сконцентрировавшись на своих ощущениях, я почувствовала, как запылали огнем глаза, как в кончиках пальцев скопился жар — обжигающий для всех, но не для меня. Хаос задергался в груди тяжелым комом, оплел сердце, вынудив его забиться столь громко, что заложило уши.

Я смотрела намамунеотрывно. Мне не нужно было касаться ее, хоть и этого мучительно хотелось. Нащупала незримыми пальцами ее сердце и… сжала со всей силы. Из груди матери вырвался шумный вздох, она схватилась за горло, мгновенно утратив осанку королевы. Слух уловил крик Далины — она дернулась к нам, но стражники тотчас схватили ее.

Я не остановилась. Сжигала вместе с сердцем Церрии все теплые и радостные воспоминания из детства — те единственные воспоминания, что не были пропитаны болью и отравляющим ядом отношением. Тогда Церрия еще не знала, кто я, и… быть может, любила меня?..

Последний вздох. Последний осознанный взгляд. Глаза захлопываются под тяжестью смерти, и ее тело падает на пол, звуком удара возвращая меня в реальность. Слух стал до безобразия четким, ловя перешептывания чернокнижников и каждый всхлип сестры.

— Как же ты могла… Как ты могла сделать это…

Сердце обливалось кровью от ее плача, но я выдохнула как можно тише и, вздернув подбородок, накинула на себя хиленькое равнодушие, которое могло рассыпаться прахом в любой момент.

Я посмотрела на Рогира, сразу же встретив его потрясенный взгляд.

— Не подходи ко мне, — шикнул он, когда я сделала к нему шаг. — Не смей меня касаться.

— Если я не сделаю этого, тебя казнят на виду у сотни людей, которым это будет в радость. Рука королевского палача тяжелее моей.

— Уж лучше плаха, — огрызнулся отец. — Меч, топор… Что угодно, но только не твой проклятый огонь.

Зал содрогнулся от беспокойства и ропота.

Они сомневаются. Они все сомневаются во мне, как в королеве.

Я никогда не смогу заслужить их доверие, доказать, что и полукровке по силам управлять королевством, если не сделаю сейчас то, что должна сделать.

Это жестоко для меня и так неправильно. Но я не могу иначе. Сильный правитель — это беспристрастный и беспощадный человек одновременно.

— Так жаждешь ощутить холод стали на шее? — спросила ровным голосом, разом пресекая все разговоры. Развернулась, прошла до стражника. — Хорошо. Я исполню твое желание, Рогир.

Стремительно вынула из ножен стража меч — он тут же вспыхнул ярким фиолетовым пламенем в моих руках — обернулась и едва не отсекла бывшему королю голову…

Но перед глазами вдруг пронеслась смазанная тень, вырвала из рук оружие, и голова Рогира моментально упала к ногам, оказавшись отсеченной… Деймоном.

— За каждый шрам, — глухо рыкнул он.

60. Тонкая грань. Диана

Дикий, истошный вопль Далины, резкий выдох Теодора, ошеломленное аханье безучастных зрителей…

Я услышала абсолютно все.

Кровь брызнула во все стороны, задев и осужденных, и стражей, и нас с Деем. Багровые капли жгли мне лицо, но я не двигалась, лицезря чудовищную картину.

Далина упала на колени, захлебываясь в слезах, Теодор и Дерлин стояли как вкопанные с испуганными и бледными лицами. Все остальные хранили растерянное молчание, но я знала — чувствовала — все взгляды направлены на нас.

Самое ужасное, что я ничего не ощутила в тот момент, когда решила лишить отца головы. Мне было глубоко плевать на все и на всех. Но сейчас…

Сейчас — когда Далина безустанно проклинает меня и Дея, когда брат смотрит на нас с ужасом, словно страшась, что следующим окажется он; когда чернокнижники меняют обо мне свое мнение, глядя по-новому, со страхом и в то же время уважением, — я почувствовала громадную волну смятения и горя. Она захлестнула меня с головой.

А что было бы, если бы я сама его казнила? Еще одна смерть на моих руках... Это убило бы и меня.

Я пошатнулась, но Дей, выпустив из рук меч, сразу же придержал за плечи, прижав меня к себе.

— Уведите их, — сказал он — громоподобно и четко.

Хватило одного приказа, чтобы стражники зашевелились. Мертвые тела подняли и понесли к выходу. Следом вывели Дерлина и близнецов.

Я понимала, что вижу их в последний раз. Один погибнет с восходом солнца, а двое проведут свои оставшиеся дни за решеткой, обессиленные и со страшным воспоминанием о смерти бывших правителей Дерил-де-Лоя.

Но взгляд Далины…

Боги, я запомню его на всю жизнь.

Преисполненный ненависти, горя и злобы взгляд черных глаз, таких же, как у матери, прожигал мое лицо до тех пор, пока стражники не вывели ее из зала, разделив нас навсегда.

Потребовалось несколько секунд, чтобы до меня снизошло понимание, что я здесь не одна и что все смотрят в ожидании следующего хода. Но я больше ничего не могла сделать и сказать. С трудом стояла. Не знаю, откуда я черпнула сил, чтобы не рухнуть в лужу крови отца.

— Ваше Величество, — произнес Деймон так сухо, точно и не сносил ни чьей головы мгновение назад, — с вашего позволения мы покинем слушания.

Секунды до одобрения показались бесконечно долгими. Но стоило Аарону Бекфорду кивнуть, мы покинули зал суда, провожаемые неоднозначными взглядами.

Шли по коридору медленно и молча. Каждый шаг становился для меня все труднее и труднее. Взор замылился, тело вздрогнуло, намереваясь распластаться на полу. Я схватилась за плотную штору по пути, невольно выпутавшись из хватки Деймона. Дыша тяжело и часто, ввалилась в альков. Ноги едва держали, в глазах темнело. Я прижалась плечом к холодной стене и в этот же миг поняла, что за чувства выбивают из меня весь дух.

Скорбь. И сожаление.

Хаос, что же я натворила?..

— Диана…

Обеспокоенный голос застал врасплох, заставив вздрогнуть. Я встретилась со взглядом Деймона, но не нашла в его глазах ничего из того, чего опасалась. Ни страха, ни осуждения.

Он все понимал. Взял ответственность на себя, убил Рогира сам, против воли — или же осознанно — доказав всем, что достоин трона и короны Дерил-де-Лоя не меньше, чем я.

— Все хорошо, — сразу же шепнул он и сгреб меня в объятия. — Все хорошо, слышишь?

Его близость и слова разорвали последнюю ниточку терпения, и слезы градом хлынули из глаз, больно обжигая кожу лица. Я рыдала, почти не ощущая его поглаживаний по спине и волосам, но слыша успокаивающий шепот. Рыдала так, как еще никогда не рыдала. Выливала всю тяжесть и мучения в его крепких объятиях, не чувствуя сил, чтобы стоять на ногах.

Но он держал меня. Предотвращал любое падение.

— Я не хочу этого чувствовать, — призналась дрожащим голосом спустя долгий миг. Так сильно сжала пальцами ткань кителя на его спине, что заныли костяшки. — Не хочу ощущать эту боль… Она лишает дыхания, Дей. Это так неправильно… то, что я сделала…

— Нет, это правильно, — заверил тотчас. — Необходимость, Диана. Это вовсе не говорит, что ты похожа на них. В тебе есть сострадание, ты подарила его Церрии, показав всем, как велика разница между вами. И в то же время тыпоказала чернокнижникам силу истинного правителя. Они не приняли бы тебя, ты это знаешь… Дерил-де-Лой принимает и понимает только силу, иных языков для него не существует. Пока что.

— Но я казнила ее. Какой бы матерью она ни была, она моя… мама. А я принесла ей смерть… Где же тут милость?

Пальцы замерли на затылке, а после принялись поглаживать — мягко и осторожно. Исходящее от них тепло согревало и успокаивало. Магия. Пусть и так, она была необходима…

— Между справедливостью и жестокостью на самом деле чрезвычайно тонкая грань. И ты в отличие от Церрии балансируешь на ней гораздо лучше. Ты могла бы не делать этого и позволить ей гореть и мучиться в огне. Но ты подарила ей легкую смерть — смерть, которая была неизбежна. Ты освободила ее, Диана. Ее и себя.

— Я любила ее.

Сказать это вслух снова оказалось в тысячу раз сложнее, чем признаться в этом самой себе.

Судорожно хватанув ртом воздух, я крепче прижалась к мужчине.

— Я правда любила ее. Несмотря ни на что.

— Я знаю.

Церрия никогда бы в этом не призналась. Но раньше…

… до того, как я стала для нее полукровкой, она наверняка испытывала все те теплые чувства, что испытывает мать к своему дитя.

Я хотела верить в это. Верить, что когда-то она была любящей матерью, а не злобной циничной женщиной. Ведь злодеями не рождаются.

Ими становятся из-за других людей. Без веры и любви.

61. Моя семья. Диана

Месяц спустя…

Зазвучали фанфары, теплой дрожью отдаваясь в теле. Зрители, заполонившие тронный зал, почтительно затихли и — я не сомневалась — сосредоточили все внимание на мне и Деймоне, преклонивших колени перед троном и Жрецом, Верховным Служителем Темных богов.

Последняя нота отыграна, в руках Жреца сверкает символ безграничной власти. Под высоким сводом растелилась благоговейная тишина, прерываемая лишь шуршанием тяжелых, плотных ряс служителей.

Украшенная драгоценными камнями корона опустилась на голову Деймона, и его напряженные плечи в этот миг даже слегка расслабились.

Я так часто думала о том, что же почувствую, когда наступит этот момент — когда власть Дерил-де-Лоя, переходящая из рук в руки по женской линии Ла Ноэр, окажется разделена.

Не было зависти и страха, грозящих возникнуть, как только корона, изначально предназначавшаяся одной мне, ляжет на голову некроманта. Мне не нужна была абсолютная власть. Я всего лишь желала не пасть перед одиночеством и видеть рядом с собой поистине сильного правителя. Таким был он, Деймон — мой король и муж — в котором я страстно нуждалась.

Ни патриархата, ни матриархата… В королевстве отныне царствовало равноправие, необходимое народу столь же сильно, как необходимы мудрые властители для сохранения мира и порядка.

Спокойствие — вот что я чувствовала при коронации. И даже когда Жрец увенчал мою голову диадемой спустя миг после возложенной на Деймона ответственности, я не ощущала ни волнений, ни растерянности.

Рука об руку, вдвоем, проявляя мудрость и прислушиваясь друг к другу, мы изменим Дерил-де-Лой до неузнаваемости и покажем чернокнижникам, что жизнь может протекать спокойно, без жестокости и корыстолюбия.

Новоиспеченный правитель поднялся на ноги, подал мне руку, и крепко переплетя пальцы, мы обернулись к подданным под громкое объявление Жреца:

— Слава новым королю и королеве Дерил-де-Лоя! Да даруют вам боги мужество противостоять испытаниям и гордо нести власть без порока и алчных стремлений!

Зал загремел аплодисментами и восторгом, загудел, вторя: «Слава королю и королеве!»

А я никак не могла скрыть улыбки, радуясь не только тому, что я наконец-то стою перед троном как его полноправный обладатель, но и тому, что не отступилась от той глупой эгоистичной цели, из-за которой преследовала Дея в академии. Сдайся я хоть раз, возможно, никогда не пришла бы к тому, что сейчас происходит.

Несомненно, стоило помучить ректора, чтобы в итоге сделать его королем…

***

— Мои поздравления, Ваши Величества.

К нам сквозь толпу пробрались Луна и Элеонора. За четыре часа после коронации, выслушивая бесконечные поздравления и сопровождая реверансы подданных благодарными кивками, я жутко вымоталась, но, завидев близких, улыбнулась гораздо искреннее, чем мгновение назад, когда принимала похвалу от некоего герцога, которого Дей едва не пробуравил суровым взглядом.

— Что с твоими волосами? — это был первый вопрос, что вырвался из меня, стоило взору замереть на пышной шевелюре оборотня, сменившей цвет с ослепительно белого на глубокий русый, блестящий в свете сотни свечей.

— Весна в самом расцвете, моя королева, — с улыбкой ответила Луна и без всякого стеснения накинулась на меня с объятиями. Отличительная особенность котолака: ей плевать на мнение людей. Если б не Элеонора, держащая ее в ежовых рукавицах, она бы и вовсе заявилась на коронацию нагишом. — Пора преображать шубку.

Она отшатнулась и покрутилась, то ли демонстрируя свои чудесно шелковистые волосы, обретшие новый оттенок, то ли нежно-голубое платье, идеально сидящее на ее подтянутой фигурке.

— И так ты меняешься каждый раз с приходом нового времени года? — поинтересовался Деймон, ревностным движением притянув меня за талию к себе.

Ревновал он ко всем в сегодняшний вечер. Внимания мне, как новоявленной королеве, проявляли крайне много, оттого Дей не отходил ни на шаг, терпимо относясь к тем, кто быстро покидал нас, но чуть ли не убивая взглядом разношерстных герцогов и графов, которые предпринимали отчаянные попытки увлечь меня в танец.

Наимилейшее поведение. И одна из причин, почему я еще не покинула праздник. Было страшно приятно ощущать себя настолько нужной ему. Хотя я знала наверняка, что за эту ревность после праздника я буду платить, играя по правилам мужа.

— Разумеется, — уверенно кивнув, Луна оправила несуществующие складки на платье. — Летом волосы станут насыщенно-каштановыми, осенью приобретут рыжеватый оттенок, а зимой я вновь верну белизну.

— Я уже говорила, что ты удивительная? — Я одарила подругу теплым взглядом, тут же ловя ответную теплоту, притаившуюся в уголках ее губ.

— Давай притворимся, что это было впервые. И мне так же приятно, как и в первый раз, — подмигнула она. А затем резко ухватила Деймона за руки, вынудив его отцепиться от меня, и дернула на себя. — Никогда не танцевала на таких пирах. Ты обязан подарить мне первый танец, Величество!

— И это я тебе обязан? — Дей усмехнулся, но противиться не стал. — Но ты права: это меньшее, что я могу для тебя сделать.

Бросив нам напоследок глуповато-обворожительные улыбки, они влились в толпу танцующих.

— Еще ни разу не видела ее такой счастливой, — призналась, следя, как Дей кружит девушку в плавном танце.

— Для нее это все в новинку. Она как ребенок, познающий новый для него мир.

Элеонора встала рядышком, так же устремив взгляд на кружащие по залу пары.

За последний месяц она успела оправиться, вернув себе приятный румянец, избавившись от болезненной худобы и плохого самочувствия. Невзирая на свою опустошенность, эльфийка не спешила покидать нас. Она осталась во дворце Аарона Бекфорда, сопровождая меня на всех собраниях, отвлекая от скорби, когда мы были наедине, а Деймон пропадал вместе с братом на встречах. А после того как дела в Дерил-де-Лое были улажены, она перебралась сюда вместе с нами.

Я надеялась, что она останется здесь навсегда. Не давила, не спрашивала, позволяя ей решать самой. Но было бы так хорошо, если бы она и дальше была рядом с нами. Рядом с сыном. Рядом с Луной, которую она освободила от служения и которая предпочла задержаться в королевстве.

И рядом со мной.

За короткое время я столь сильно привязалась к ней, что с трудом представляла дальнейшую жизнь без ее нежной улыбки и согревающих в минуты печали объятий. Она наравне с Деймоном помогла мне справиться с тоской, уняла плохие воспоминания, но в отличие от мужа подарила то единственное, что могла подарить только женщина, уже познавшая, что значит быть родителем.

Любовь матери.

Она одарила меня ею с головы до ног и продолжала дарить без устали. Оказывается, все это время я так нуждалась в этой любви, что теперь страшилась показаться Элеоноре эгоисткой, ведь в основном я принимала больше, чем отдавала. Хоть и старалась как можно чаще отвечать на ее заботу такой же заботой.

Она даже начала учить меня правильно управляться с Хаосом — это то, чему меня не смогли научить родители. Я ее вечный должник. За такую доброту невозможно отплатить сразу и полностью.

Сейчас я готова была признаться, закричать так громко, чтобы мои слова услышал каждый: Элеонора стала для меня мамой, такой, какой я была лишена. И быть может, я тоже для нее стала кем-то большим, чем просто невесткой.

— Спасибо вам, — шепнула вдруг, сама от себя не ожидая, и взглянула на эльфийку, удерживая в глазах слезы. Слишком часто они омывали лицо за этот месяц. Но обычно из-за грусти, сейчас же они были вызваны радостью. — За все. Я бесконечно благодарна вам за то, что вы есть в моей жизни.

— И я, милая. Я тоже благодарна тебе, что ты появилась у меня и Деймона. — Словно чувствуя, что я нуждаюсь в этом, она смело сделала шаг ко мне и прижала к себе. — Не волнуйся. Я всегда буду рядом. И ты всегда можешь прийти ко мне с любым переживанием. Я помогу. Всем, чем смогу.

Такие необходимые и преисполненные теплоты слова. Боги, мое счастье было таким большим, что я боялась его лишиться.

Прошло время траура, печали и сожалений. Настала пора перемен и добрых знамений. И любые преграды нипочем, когда со мной семья.

Моя настоящая семья.

62. До бесконечности. Диана

Праздник длился всю ночь. Мы проводили всех гостей, до последнего старого графа, все неугомонно благодарящего богов за новых королей.

Наконец оказавшись в своих покоях, я ощутила громадный прилив усталости, какую искусно прятала во время пиршества. Сил не было даже на то, чтобы переодеться. На помощь пришли служанки, от которых я успела отвыкнуть за время, проведенное в академии, но о которых не могла забыть из-за своего статуса.

Деймон долго не возвращался, оставшись переговорить с мамой и проводить ее до комнаты, потому для меня успели приготовить горячую ванну. Я нежилась в воде, потерявшись во времени, и едва не засыпала, пока Зарина — моя камеристка — массажировала мне голову, втирая в кожу масло, разносящее по ванной комнате приторный запах роз.

Наверное, я так и заснула бы — уж больно шустро массаж и возникающая при нем нега уносили меня прочь из этого мира — если бы сердце не колыхнулось, потревоженное знакомой энергией.

Мои ощущения, возникающие всякий раз, как Деймон оказывался поблизости, подтвердились, когда в засыпающее сознание протиснулся его твердый голос:

— Можете идти.

— Да, Ваше Величество.

Пальчики Зарины оставили мою голову, невольно смахнув сон и породив на его месте легкое недовольство, и я, не открывая глаз, все так же лежа в ванне с запрокинутой головой, услышала, как служанки покидают комнату.

— Ты бессовестно даешь слухам жизнь, — буркнула, приоткрыв один глаз.

Дей скинул с себя парадный китель и опустился на колени рядом с ванной, так, что наши лица оказались почти на одном уровне.

— Каким же слухам? Ты моя королева, моя жена — я имею полное право спровадить служанок и остаться с тобой наедине.

— Это уже мне решать, — заявила ехидно и снова прикрыла веки. — Ты прервал чудесный массаж от Зарины. Это непростительно.

— Я постараюсь его компенсировать, — прозвучал серьезный ответ, и спустя миг волос коснулись сильные чуткие пальцы.

Движения легкие, неторопливые, но такие приятные, что по телу моментально разлилось тепло, омыв сердце и разогрев и без того горячую кровь. Опустилась тишина, сразу начав предпринимать попытки утащить меня в сон, нежный массаж содействовал ей, но я слышала мужское дыхание — один этот звук невероятным образом ублажал слух и не давал пасть в мир сновидений.

Хотя, учитывая, что по мне нахально блуждал взгляд черных глаз, я вообще перестала думать о том, чтобы уснуть.

Взгляд Дея жег кожу. Лицо, плечи, грудь… Я чувствовала его острое внимание каждой клеточкой тела.

— Ты очень красивая, моя королева, — раздался шепот совсем рядышком, и к плечу вдруг прижались губы, оставляя легкий, но горящий клеймом след.

Мне этого не хватало. Вот такой вот трепетной близости, ощущения влечения, жажды чего-то большего, чем обычные поцелуи. Все страстные желания таились все это время на глубине, но продолжали расти, чтобы в один момент — вот прямо сейчас — захлестнуть полностью, не дав и шанса на то, чтобы воспротивиться.

Но противиться и не хотелось.

— Повтори еще раз, — попросила тихо и взглянула на него, придвинувшись немного ближе. — Пожалуйста.

— Моя королева.

Дей сказал это с улыбкой — открытой, доброй и мягкой. Такой, какую он дарил лишь мне. Она значила для меня бесконечно много, что я определенно заревновала бы, одари он ею кого-то еще.

Отбросив робость — быть может, утопив ее в этой ванне, — я подалась вперед и прижалась губами к его губам первой, желая пробудить в любимом мужчине все те же чувства, что искрили между нами несколько месяцев назад. И сделать их сильнее. В сотню раз сильнее.

Мужская ладонь обхватила затылок, углубляя поцелуй, делая его чувственнее, слаще. Осторожность забыта, ей на смену пришли отчаянность, капелька злости из-за долгого ожидания, необузданная страсть, не оставляющая возможности на отступление. Пальцы собрались на щеках, обжигая своей теплотой мокрую кожу, и я больше не смогла себя сдерживать — ощутив прилив сил, поднялась из воды, увлекая за собой Дея. Обвила руками шею, поцеловала требовательно, нагло, как если бы наказывала за провинность…

Ответ не заставил себя ждать: Деймон ухватил за ягодицы, приподнял, позволив обвить ногами его торс. Нетерпеливость играла с нами, как хищник с загнанной в угол дичью, — мы не могли противостоять.

Оторвалась от него на миг, всего на один короткий миг, чтобы выдохнуть и снести выстроенные рамки ко всем чертям:

— Я хочу тебя. Я так сильно тебя хочу…

— Диана… — глубокий выдох, и супруг с грудным низким стоном накрывает мой рот губами — жадно и пылко.

Ванная сменяется спальней. Следом за нами на полу протягивается дорожка из капель, рубашка мужчины насквозь пропитывается водой, но он избавляется от нее, как только усаживает меня на кровать.

Подцепляю пальцами широкий ремень, ослабляю его, чувствуя кожей, горящей влагой и запретно-сладким чувством, его пронизывающий до костей взгляд. Это будоражит. То, как он смотрит. То, как спешит, но в то же время медлит, позволяя мне самой разделаться с его треклятой одеждой.

Я уже готова была спалить ее, но он, словно предчувствуя и опасаясь этого, опередил меня, скинув сапоги и шустро стянув штаны.

Ухватила его за руки, потянула на себя, откидываясь на тяжелые простыни, тут же пропитавшиеся влагой. Губы соприкоснулись, обдавая неутолимым жаром, затягивая в откровенный, глубокий поцелуй. Широкая ладонь легла на грудь, пронзив нещадным трепетом, несильно сжала, огладила, давая пальцам сомкнуться вокруг вершинки.

Низ живота потянуло, сдавило сладким спазмом, и я выдохнула прямо в губы мужа.

Взгляды встретились на мгновение. Даже в полумраке я уловила в его глазах дьявольски жадный блеск, странно сочетающийся с мягким выражением лица.

— Люблю тебя, — шепнула на удивление легко.

Слова, которые так долго жгли мне сердце и не срывались с языка, наконец-то были сказаны. Сейчас они отпечатались на лице супруга в виде слабого удивления, но я не дала ему секунд на то, чтобы уложить признание в голове, и тотчас потянулась за поцелуем.

До дрожи в пальцах. До чрезвычайно сильного трепета в груди. Я хотела его всей душой и телом…

Сердце, стянутое канатами, вздрогнуло и напряглось, стоило мужчине спуститься губами к шее, обдать кожу жарким дыханием. Он целовал легко, а порой до красноты, отчаянно, пробуя на вкус снова и снова. Всюду я ощущала его язык и губы — они обжигали, клеймили, доводили до легких подергиваний, до стонов, сдерживать которые становилось с каждым касанием все сложнее и сложнее.

Сладостный импульс ударил в вены, и я вздрогнула, успев за секунду втянуть в себя воздух, когда его голова замерла у груди, а пальцы заскользили по бедру. Кончики надавили на влажную плоть, распаляя желание до несоизмеримой величины, погладили нежно, но напористо, с легкостью сорвав с моих губ стон.

— Диана, — прошептал сдавленно, посмотрев на меня снизу, затуманенным взглядом и своим провокационным положением заставляя вспыхнуть, как свечу в кромешной тьме. — Я тоже люблю тебя, моя девочка.

Слова, подобно клятве, запечатались поцелуем, но совсем не в том месте, в котором должны были. Губы ласкали грудь теплыми касаниями, и вдруг накрыли ее вершинку, сразу же дерзко и смело ударяя по ней языком.

Острые ощущения пронзили градом стрел, утянули в лихорадочный водоворот, и я прикрыла веки, выгнувшись в спине навстречу его губам и рукам. Поглаживания становились с каждой секундой все напористее, быстрее, обращаясь в несдержанную, но такую желанную ласку. Раздвинув складочки, пальцы скользнули внутрь, и сердце чуть не взорвалось под давлением бурной волны чувств.

Ощущать его везде было так непривычно, но так… разрывающе мучительно и сладко, что тело никак не находило возможности сбежать от напряжения. Движения внизу не прекращались, вызывая все больше и больше искр, до приятной боли ударяющих по груди, лицу… По всем тем местам, где горели следы от страстных поцелуев.

Дей вернулся к губам, поцеловал, вдавливая в мою грудь свою, сбивая с мыслей ощущением своей пылающей кожи.

Все тело вибрировало, гудело, но внезапно налилось страшной тяжестью, когда пальцы выскользнули, поселив внутри пугающую пустоту. Я чуть не замычала от неудовольствия, но вместо этого из меня вылетел вздох, стоило горячей твердой плоти прижаться навершием к подрагивающей промежности.

Маломальский страх венкой запульсировал в висках. Он это увидел, тут же заметил, как я замерла, как затаила дыхание. Скрыть от него испуг — это то же самое, что пытаться проскочить мимо разъяренного зверя.

— Смотри на меня, — попросил глухим шепотом и погладил щеку костяшками пальцев.

Не нужно было слышать от него лишних слов, я понимала все по одному взгляду: он ни за что не причинит мне вреда. Доверие к нему превосходило размеры океана. Единственный человек, за которым я последовала бы даже с закрытыми глазами, крепко держа за руку и ни при каких обстоятельствах не мысля ее отпустить.

Я готова была доверить ему абсолютно все. Королевство, себя, будущее…

Уловив, как я расслабилась, муж надавил на влажные складочки, стараясь проникнуть как можно мягче. Несмотря на бьющую по голове жажду, на похоть, скрутившую нас цепями, он выбрал бережный темп, входя медленно, неторопливо. Я шикнула лишь раз, когда он оказался внутри.

Замер, давая возможность привыкнуть и принять. Смотрел неотрывно — со всей теплотой и любовью, невольно расслабляя все мое существо. В эту секунду, полную предвкушения, мир вокруг исчез. В нем осталось только наше безграничное желание обладать друг другом.

Все наши чувства, притяжение, вся любовь… Все это сейчас стало до безобразия явственным.

Кожа к коже, жар и нежность. Тела слились, стали одним целым, даря поток невероятных ощущений. Неспешно я приподняла бедра, подаваясь навстречу первой. Это словно оказалось разрешением, ведь после случился первый толчок — резкий и точный — и я вскрикнула, но не от боли, а от захлестнувшего с головой возбуждающего чувства.

Неожиданная мысль ударила в голову, и от нее кровь в венах буквально закипела.

Я принадлежу ему без остатка. И он… только мой. Полностью, до кончиков ресниц. Созданные друг для друга, иного быть и не могло.

— Мой… король, — зашептала сбивчиво, смотря прямо в его глаза, затемненные желанием, нежностью и властью одновременно. — Я люблю тебя.

Одна фраза, в которой он до дрожи нуждался, в этот раз выбила из него рык, и он толкнулся сильнее, входя до упора. Задвигался, наращивая темп, сбивая дыхание. Не выдержав, прикрыла веки, впилась ногтями в простыни, чувствуя, как пульсирует все внизу, как играет кровь, ударяя по нервам.

Дикая и порочная жажда накрыла нас, как одеялом. Воздух накалился, пропитался жаром, вздохами, несдержанными стонами…

Ласка росла и вскоре стала невыносимой, когда Дей выпрямился, перехватив мои руки, сплел наши пальцы. Движения сильные, рьяные. Взгляд сверху, ощущающийся кожей, скользящий по груди и животу. Глубокий, полный страсти толчок… И еще один… еще…

Мысли горели, к саднящему горлу подкатывал крик, но все никак не слетал, прерываемый дрожанием. Я слышала шепот — он ласкал, доносил что-то приятное, но неразборчивое до сбитого с толку разума. Сердце стучало, гремело, руша все баррикады терпения и стойкости. Я погрузилась в это сумасшедшее чувство наслаждения, наполненности и уединения. И его было мало. Чертовски мало.

Ухватив мужчину за локти, резко впечатала его в себя и потянулась к губам, ощутив, как пульсация внутри меня становится мощнее.

Такой долгий, мучительно вкусный… очень важный поцелуй.

С протяжным стоном муж вжался до предела, вынудив выгнуться в спине. Наш огонь столкнулся и мгновенно переплелся, едва не спалив нас дотла. Тела задрожали, мои пальцы скользнули по его спине, оставляя продолговатые царапины.

Мягкость, граничащая с жесткостью. Властность и трепетность. Свирепое поведение, перемежающееся с теплым взглядом. Это противоречие сводило с ума, пускало мурашки по плечам и ногам непрерывно.

Чуткие пальцы стиснули грудь. Финальные рывки были быстрыми, резкими, доводящими до такого состояния, что хотелось кричать не переставая, но из меня вылетали лишь шумные вздохи.

В глазах потемнело, все внутри напряглось до крайностей, а затем удовольствие, достигнув пика, яркой вспышкой ослепило нас обоих. Мы застыли одновременно, накрытые волной наслаждения, и выдохнули спустя миг в унисон. Приятная нега разлилась с головы до пят, омыв все конечности, растягивая сладость, что желанным сгустком осела в груди.

Бережно выйдя, Дей откинулся на подушки, сразу утянув меня за собой и уложив на свою грудь.

Его сердце стучало так часто и громко, что мое ускорило бег, будто с намерением одержать над ним верх в этой безумной гонке.

— Ты делаешь со мной кое-что невообразимое, — раздался шепот над головой, и на волосы легли пальцы, путаясь, поглаживая и доставляя ни с чем не сравнимый восторг.

— Что же?

— Влюбляешь в себя с каждым днем все сильнее.

Красноречивая пауза. Крепкие объятия. Жар тела, до жути яростный...

И я просто захлебываюсь в беспощадных чувствах.

— Моя дикая адептка, — сказал тихо, вызывая восхитительно приятные мурашки ласковыми пальцами, поглаживающими то волосы, то плечо, то шею — мягко и не спеша. — Моя маленькая принцесса. Моя королева. Могущественная, справедливая. Любимая.

Нежный шепот растапливал сознание. Рассеивал мысли в голове, и разум, как бывало каждый раз рядом с ним, уступал чувствам.

Ярким, горячим, плещущимся во мне через край.

Я ни на что не променяла бы минуты с ним. Вечно бы лежала в одной постели, таяла в его руках от удовольствия и млела от слов, предназначенных одной мне. Прижималась бы к стройному, крепкому телу, вдыхала бы его запах, запах пламени, которым он был пропитан до кончиков пальцев ног…

Я люблю его.

Как же сильно я его люблю.

До безумства в глазах, до диких желаний. До бесконечности.

Эпилог.

Десять лет спустя…

— Нет, Лара, эти цветы должны стоять не здесь.

Сохраняя невозмутимое спокойствие и стараясь, чтобы за его рамки не вытекло раздражение, я направилась к девочке, которую по доброте душевной забрала во дворец несколько недель назад. Лара была еще слишком юна — отроду тринадцатый год пошел — чтобы блуждать по миру в одиночестве и уж тем более остаться без родных.

Я встретила ее голодную и одичалую на рынке. Знакомство наше началось с неприятной ноты: стражники поймали ее на воровстве яблок у одной из торговок, которая постоянно поставляет нам фрукты. Женщина клялась отрубить малышке руку, если застанет ее еще раз вблизи своей палатки.

Жалость, возросшая после рождения второго ребенка и проявлявшаяся ко всякому страдальцу, попросту не позволила мне бросить ее на произвол судьбы. Король никак не воспротивился моему решению взять Лару под крыло, и вскоре девочка, потерявшая в огне дом и всех близких, обрела кров и спокойную жизнь, не вынуждающую ее биться за кусок хлеба.

Я думала, она примет мою помощь как должное, но она решила отплатить за доброту, начав выполнять во дворце мелкую работу и став подмастерьем моей камеристки.

— Простите, моя королева, — пролепетала девочка, обхватив ручонками большую белую вазу с розами. — Мне сказали, поставить ее сюда…

— Розы должны стоять на столиках у входа. Не надрывайся. Лучше… м-м… сходи на кухню и узнай, готовы ли шоколад и закуски. Если да, передай, что некоторые столы уже можно заставлять.

— Да, моя королева.

Опустив вазу на пол, Лара спешно поклонилась и быстрым шагом направилась к выходу из зала.

— Ты погляди, — раздался за спиной насмешливый мелодичный голосок, — девчушка изо всех сил старается тебе угодить.

Тихо выдохнув, я обернулась, сталкиваясь с пронзительным взглядом кристально-голубых глаз.

— Она просто боится, что я выставлю ее из дворца за какую-либо провинность.

Луна беззлобно хмыкнула и прислонилась бедром к столику на тонких ножках — одному из тех, что должны заставить вазонами с ирисами.

С трудом выпутавшись из ее цепкого взора, я в очередной раз оглядела бальный зал на наличие неправильностей. Слуги накрывали белоснежными скатертями последние столы, поднимали к широкому своду громадные хрустальные люстры, распахивали плотные шторы, пропуская в помещение яркий свет весеннего солнца; члены оркестра проверяли и настраивали музыкальные инструменты, несколько служанок смахивали пыль с гобеленов и портретов королевской семьи…

Все было идеально. Почти. Оставалось правильно расставить цветы и усеять столы яствами.

Надеюсь, времени до начала торжества хватит. Вот только…

… почему же лишь я озабочена тем, что нам скоро предстоит встречать гостей?

— Ты видела Деймона?

Скользнула взглядом по чистому паркетному полу и посмотрела на Луну, но она тотчас увела глаза к окну, поджав губы в какой-то виноватой манере. А после тихонько брякнула:

— Нет.

Ну, все понятно. Оборотниха за время нашего знакомства врать мне так и не научилась.

— Луна, — позвала требовательно. — Где он и Рейдан?

— Вот и надо было тебе спросить именно о них! — Оттолкнувшись от столика, она в недовольстве сложила руки на груди, обтянутой тоненькой розовой тканью платья. — Спросила бы, например, где Нори… Я бы сказала, что она проверяет меню. Или где Зарина. Тогда я бы ответила, что она готовит для Рейдана наряд, ведь он совершенно случайно испачкал его в лошадином навозе…

— Он что?!

Мой резкий выдох вынудил Луну замолкнуть и испуганно вытаращить глаза.

Я уже вобрала в легкие побольше воздуха, чтобы высказать ей, как же я устала, организовывая своему недотепе праздник в честь его дня рождения, но от этого неразумного поведения меня спасла служанка, оставшаяся на сегодняшний день нянечкой для Кэт.

— Ваше Величество…

Девушка робко приблизилась ко мне, держа на руках заплаканную трехгодовалую девочку. При виде ее слез сердце болезненно екнуло, как екало и елозило всякий раз от детского плача.

— Что случилось?

— Принцесса начала плакать ни с того ни с сего и проситься к маме, — продолжила служанка. — Я пыталась ее успокоить, но ничего не…

— Все в порядке, давай ее сюда, — мягко оборвала ее и взяла Кэтрин на руки.

Моя малышка сразу обвила ручками шею и уткнулась носом в плечо.

Поглаживая ее по спине, я вновь воззрилась на Луну, и та выложила все как на духу, даже и не дождавшись повторения вопроса:

— Они на тренировочной площадке.

Выпустив раздражение со вздохом, сохраняя железную выдержку королевы, я молча кивнула им и вышла из зала.

Хаос меня побери! На площадке. На тренировочной площадке!..

Абсолютно неудачное время для тренировки.

Сегодня Рейдану миновал восьмой год, две недели до торжественной даты вовсю велись приготовления, на пошив безупречного праздничного кителя, который шился специально по необычной фигуре Рея, ушел месяц… Целый месяц! А он его в навозе испоганил!..

Миновав с Кэт на руках весь внутренний двор, я вышла к задней стене высокого каменного ограждения, вдоль которого после рождения Рейдана король наказал построить небольшой полигон, где он смог бы учить сына управляться с огнем и смело держать оружие.

За последний год они довольно часто пропадали здесь. Конечно, это было не только прихотью Дея, но и острой необходимостью.

Рей сильно — крайне сильно — отличался от остальных носителей Хаоса. Мой мальчик чересчур остро чувствовал его пламя, острее, чем сам Деймон. Элеонора опасалась, что если огонь не тренировать, при этом держа его в узде, то Рей может потерять контроль: сжечь и себя, и все, что находится рядом с ним.

Проклятие Темного Феникса — так обозвала его особый «недуг» Нори. Им страдал каждый сотый член семьи по линии эльфийки. Спасения от подобного дара не находилось, и все, что нам оставалось, это учить Рейдана контролю.

Но с этим, к слову, были проблемы, ведь мой мальчик — к сожалению — унаследовал бурный нрав своей матери…

Вновь подумав об этом и вспомнив, какой же сама была неугомонной, я умудрилась отыскать в этих воспоминаниях спокойствие. Потому, когда мы приблизились с Кэтрин к забору, охватывающему скромных размеров тренировочное поле, усеянное деревянными манекенами, негодования во мне практически не осталось.

Напротив, на губах расцвела улыбка, и я проследила, как мой мальчик, смахнув запястьем капли пота со лба, зарычал и, покрепче ухватив рукоять короткого меча, стремглав бросился на отца.

— Целься выше! — прогремел голос Дея, спугнув прячущихся в кронах деревьев птиц.

Кэт вздрогнула, отлипнув от моего плеча, и устремила взгляд к тренировочной площадке.

— Папа, — шепнула еле слышно, и вместо ожидаемого испуга ее светлого личика коснулась по-детски очаровательная радость.

Рей вскинул меч в самый последний момент. Я думала, что Дей успеет оттолкнуть его, но мой мальчик, внезапно крутанувшись — так, что длинные иссиня-черные перышки задрожали в такт его движениям, — оказался у другого бока противника, и кончик меча неожиданно замер в опасной близости от его шеи.

— Сдавайтесь, Ваше Величество, — гордо заявил Рейдан, и его губы растянулись в улыбке — такой же наглой, как и у его отца.

Копия короля.

За исключением буйного характера, насыщенно-фиолетовых глаз и… перьевых крыльев за его детской спиной. Они были не больше его самого, хоть и тянулись шлейфом, но обладали необыкновенной силой и в распахнутом виде вызывали странный, несколько тревожный трепет, многократно усиливающийся, когда Рей уносился к небосводу, кружил над шпилями дворца и терялся в плотных облаках.

Проклятие или же дар — неважно. Это стало его особенностью, передавшейся ему от далекого предка, последнего эльфа, отмеченного Темным Фениксом. Мы утаивали его исключительность так долго, как только могли, но к трем годам молва о крылатом принце из королевства Дерил-де-Лой просочилась во все щели, и вскоре весь Эрисфейл загудел об особенном мальчике. Складывались разные небылицы, начиная с того, что он вестник бесконечных несчастий, и заканчивая тем, что он станет правителем всего мира…

Во что бы люди ни верили, они его приняли. Восхищались, но таили страх, как ни крути.

Я боялась, что это будет его тревожить, но Дей с самых осознанных лет Рейдана готовил того к реакции людей. Пусть он еще ребенок, но он с мудростью взрослого относится ко всем слухам — равнодушно и без злобы.

— Сдаюсь, — тяжело выдохнул король и одарил сына преисполненной гордости улыбкой. — Следующая победа за мной.

— А это мы можем проверить прямо сейчас.

— Только не сейчас! — выдала громко, привлекая внимание непосед. — Время, Дей. Гости на подходе.

— Упс, — Рей резким движением сложил крылья и спрятал меч за спиной, глупо заулыбавшись. — Привет, ма.

— Бегом переодеваться.

— Но мой китель…

— Зарина чистит его.

Строгий взгляд вынудил его замолкнуть и виновато поджать губы. Подобный взор безотказно работал на сыне, а вот у мужа вызывал лишь улыбку и чертовски обаятельный смех.

Накинув на рубаху парадный черный китель и плащ, который чудом не помялся, он вышел за забор вместе с Рейданом. Малышка тут же перекочевала с моих рук на сильные, надежные руки отца, мило захихикав и повторяя одно-единственное слово, въевшееся в нее намертво: «Папа».

— Такой чудесный день, — начал издалека муж, крепко прижав Кэт к себе. — Стоит ли сбегать из-под греющего солнышка в этот душный, наполненный занудами зал?

— Поддерживаю! — подал голос Рей, но, встретившись со мной глазами, умерил пыл. — Его Величество прав, моя королева, — улыбнулся, прижавшись ко мне. — Денек погожий. А у нас там возле конюшни корзинка с фруктами спрятана…

— Устроим пикник? — поддержал его болтовню Дей.

— Да вы издеваетесь? Гости скоро…

— Гости, гости, — перебил супруг, чуть ли не закатив глаза. Отпустил Кэтрин на землю — она сразу же кинулась к брату — и вдруг обвил рукой талию, прошептав: — Иди сюда.

Резко впечатал в свою грудь и оборвал мое почти вырвавшееся недовольство нежданным поцелуем.

Жадным, пылким, капельку жестким, но сладким… Моментально вскружившим голову.

Как и всегда.

— Фе, гадость какая. Постыдились бы, Величества… — начал порицать сын, вынудив нас оторваться друг от друга. Лишь губами — теплая ладонь продолжила покоиться на моей талии.

— Гадость, — повторила малышка, любовно оглаживая перья Рейдана.

Тот неожиданно ухватил ее за руку и бросился к тропинке со словами:

— Нагоняйте, мы к конюшне! Пикнику быть!

— Это плохая затея… — шепнула я, ловя загадочный взгляд Деймона.

Глаза его блестели детским озорством, таким неподобающим для обычно сурового и могущественного короля. Строгий и непреклонный с остальными, но столь нежный с родными…

— Нам ведь и правда нужно поспешить.

— Полчаса нашего отсутствия ничего не изменят, — заверил он, коснувшись пальцами моего подбородка. — К тому же это праздник Рейдана. Единственный день, когда все его желания должны быть в приоритете.

— Ты его балуешь.

— Он ребенок. В остальные дни он прекрасно справляется с ролью кронпринца. Не сомневайся в нем. Забудь ненадолго о том, что ты королева, и просто… — муж приблизился к лицу и выдохнул, прежде чем поцеловать: — … наслаждайся, милая.

Губы слились — мягко и осторожно. Он не спешил, давая мне проникнуться этим остро желанным прикосновением.

Такая нежность сводила с ума столь же сильно, как и безудержная страсть. Простой поцелуй — но он был для нас особенным, как и любой другой, и значил для обоих так много, что это нельзя было выразить словами.

Только касаниями. Жаркими объятиями и соблазнительной близостью. Горячим шепотом прямо в губы…

— С вашего позволения, моя королева, я побуду эти чудесные полчаса просто Деймоном.

Смиренно выдохнув, я кивнула и на миг прикрыла глаза, когда Дей прижался лбом к моему лбу.

— В таком случае я просто Диана, мой король. Ваша Диана. Эти полчаса и на всю жизнь.Конец

Оглавление

1. Корзинка с чарами. Диана

2. Превращение в ушастую. Диана

3. Личная забава. Диана

4. Разгрызу все к Хаосу! Диана

5. Гореть мне в Хаосе за такие желания. Деймон

6. Маленький кусь. Диана

7. Одно условие. Деймон

8. Небольшая плата. Диана

9. Стихийник. Диана

10. Отработка. Деймон

11. Гадание на ромашке. Деймон

12. Отбросы. Диана

13. Мое пламя. Диана

14. Одуряющий. Диана

15. Одуряющая. Деймон

16. За тайны. Деймон

17. Единственный шанс. Деймон

18. Гаденькое чувство. Диана

19. Дурная реакция. Диана

20. Твое спасение. Диана

21. Его слабость. Диана

22. Я не отпущу тебя. Деймон

23. Госпожа Ла Ноэр. Деймон

24. Прогульщица. Диана

25. Перед рамками всякого приличия. Диана

26. Еще одна бессонная ночь. Деймон

27. Игры с огнем. Диана

28. Индивидуальное занятие. Диана

29. За рамками всякого приличия. Диана

30. За каждый твой шрам. Диана

31. Королева и принцесса. Диана

32. Предупреждение. Диана

33. Предложение еще в силе? Деймон

34. Я тебе верю. Диана

35. Слепое доверие. Диана

36. Особенные. Деймон

37. Откровенность рушит стены. Деймон

38. Ледяные Пустоши. Диана

39. Клятва. Диана

40. Мать и сын. Диана

41. Чудодейственный способ лечения. Диана

42. С чего все началось? Диана

43. Громадная ответственность. Деймон

44. Бремя полукровок. Деймон

45. Искушение. Диана

46. Вкусная. Диана

47. Ожидание — худшее наказание. Диана

48. Эгоист. Деймон

49. Орудие могущества. Диана

50. Послушная. Диана

51. Последнее пиршество. Диана

52. Жизнь за жизнь

53. Безмерно сильный и злой. Деймон

54. Расплата за радушие. Диана

55. Не время умирать. Диана

56. С возвращением. Диана

57. Молва о королеве. Диана

58. Не отпускай. Деймон

59. Смертный приговор. Диана

60. Тонкая грань. Диана

61. Моя семья. Диана

62. До бесконечности. Диана

Эпилог.