Война Двух Королев [Дженнифер Ли Арментроут] (fb2) читать онлайн

Дженнифер Ли Арментроут Война Двух Королев

Информация о переводе:

Перевод принадлежит группе A Court of books and love (vk.com)

***

ГЛАВА 1

Кастил

Скрежет и стук когтей приближались, в то время как зашипело слабое пламя над одинокой свечой, а затем погасло, погрузив камеру во тьму.

В просвете арки показалась густая масса теней — бесформенная фигура на руках и коленях. Она остановилась, принюхиваясь так же громко, как проклятый баррат, учуявший кровь.

Мою кровь.

Гладкие узы из сумеречного камня затянулись вокруг моего горла и лодыжек, когда я пошевелился, собираясь с силами. Проклятый камень был несокрушим, но он действительно пригодился.

Существо издало низкий вопль.

— Вот… — Тварь вырвалась из арки, бросилась вперед, ее пронзительный стон превратился в ужасающий визг. — Ублюдок.

Я подождал, пока до меня долетит запах разложения, а затем прижался спиной к стене, задирая ноги. Длина цепи между моими лодыжками была всего около полуфута, и кандалы не поддавались ни на дюйм, но этого было достаточно.

Черт, это был не свежий Жаждущий.

Клочья серой плоти прилипли к его безволосому черепу, а половина носа отсутствовала. Вся скула была обнажена, глаза горели, как раскаленные угли. Губы разорваны и изуродованы…

Жаждущий наклонил голову вниз, вонзив клыки мне в икру. Зубы прорвали бриджи и впились в плоть и мышцы. Воздух зашипел между моими стиснутыми зубами, когда жгучая боль пронзила мою ногу.

Это того стоит.

Боль того стоила.

Я бы потратил вечность на эти укусы, если бы это означало, что она в безопасности. Что это не она была в этой камере. Что не ей было больно.

Встряхнув Жаждущего, я накинул короткую цепь на шею твари, скрестив ноги. Изогнувшись в талии, затянул тугую костяную цепь на горле, прекратив его крики. Кандалы сдавили мне горло, пока я продолжал поворачиваться, перекрывая доступ воздуха, когда цепь впилась в шею Жаждущего. Его руки замолотили по полу, когда я дернул ногами в противоположном направлении, сломав существу позвоночник. Спазмы превратились в подергивания, в то время как я подтащил его в пределах досягаемости своих связанных рук. Цепь между моими запястьями, соединенная с кандалами на шее, была намного короче, но достаточно длинной.

Я схватил холодную, липкую челюсть Жаждущего и резко опустил его голову, ударив ее коленями о каменный пол. Плоть поддалась, разбрызгивая гниющую кровь по моему животу и груди. Кость раскололась с мокрым треском. Жаждущий обмяк. Я знал, что он не успокоится, но это дало мне немного времени.

С горящими легкими я размотал цепь и оттолкнул существо от себя. Он приземлился у арки в запутанном беспорядке конечностей, и я расслабил мышцы. Повязка на моей шее медленно ослабевала, в конце концов позволив воздуху проникнуть в мои пылающие легкие.

Я уставился на тело Жаждущего. В любое другое время я бы, как обычно, вышвырнул гада, но ослаб.

Я потерял слишком много крови.

Уже.

Не очень хороший знак

Тяжело дыша, я посмотрел вниз. Прямо под узами из сумеречного камня неглубокие порезы полосами бежали вверх по внутренней стороне моих рук, мимо обоих локтей и по венам. Я пересчитал их. Еще раз. Просто чтобы убедиться.

Тринадцать.

Прошло тринадцать дней с тех пор, как Прислужницы впервые появились в этой камере, одетые в черное и тихие, как могила. Они приходили раз в день, чтобы вскрыть мою плоть, высасывая кровь, как будто я был чертовой бочкой прекрасного вина.

Жесткая, дикая улыбка искривила мой рот. Вначале мне удалось уничтожить троих из них. Разорвав глотки, когда они подошли слишком близко, поэтому мне укоротили цепь между моими запястьями. Только одна из них действительно осталась мертва. Чертовы глотки двух других затянулись в течение нескольких минут — впечатляющее и одновременно раздражающее зрелище.

Однако я узнал кое-что ценное.

Не все подручные Кровавой Королевы были Восставшими.

Я еще не был уверен, как я могу использовать эту информацию, но догадался, что они использовали мою кровь для создания совершенно новых видов. Или использовать ее в качестве десерта для счастливчиков.

Откинув голову к стене, я старался не дышать слишком глубоко. Если вонь от убитого Жаждущего не душила меня, то проклятый сумеречный камень вокруг моего горла — точно.

Я закрыл глаза. Прошло еще несколько дней, прежде чем Прислужницы появились в следующий раз. Сколько? Я не был точно уверен. Два дня? Неделя? Или…?

Я остановил себя на этом месте. Заткнись нахрен.

Я не могу пойти по этому пути. И не пойду. Я делал это в прошлый раз, пытаясь отсчитывать дни и недели, пока не наступил момент, когда время просто перестало существовать.

Но здесь и сейчас все было иначе.

Камера была просторнее, без зарешеченного входа. Да и не нужен он был, учитывая сумеречный камень и цепи. Это была смесь железа и костей божества, соединенная с крюком в стене, а затем с системой шкивов, чтобы удлинить или укоротить их. Однако в камере по-прежнему не было окон, и сырой, затхлый запах подсказал мне, что снова меня держат под землей. Свободно странствующие Жаждущие также были новым дополнением.

Мои глаза превратились в узкие щелочки. Ублюдок у арки, должно быть, был шестым или седьмым, кто пробрался в камеру, привлеченный запахом крови. Их появление заставило меня подумать, что над землей существует чертовски серьезная проблема с Жаждущими.

Я и раньше слышал о нападениях этих тварей в окрестностях Карсодонии. Кровавая Корона обвиняла в этом Атлантию и разгневанных богов. Я всегда полагал, что это происходит из-за того, что Вознесенные жадничают и оставляют смертных, которыми они питались, на произвол судьбы. Теперь я начал думать, что Жаждущих, возможно, держат здесь. Где бы это ни было. И если бы это было так, и они могли выбраться и выйти на поверхность, то и я мог.

Если бы только я мог заставить эти проклятые цепи ослабнуть. Я потратил немыслимое количество времени, дергая за крюк. За все эти попытки он, возможно, соскользнул на полдюйма от стены — если так.

Но это было не единственное, что изменилось в этот раз. Кроме Жаждущих, я видел только Прислужниц. Я не знал, что об этом думать. Я полагал, что все будет как в прошлый раз. Слишком частые визиты Кровавой Короны и их приспешников, где они проводили время, насмехаясь и причиняя боль, кормясь и делая все, что хотели.

Конечно, моя последняя попытка разобраться с этой ерундой о пленении началась не так. Кровавая Королева сначала пыталась открыть мне глаза, склонить меня на свою сторону. Обратить против моей семьи и моего королевства. Когда это не сработало, началось настоящее веселье.

Неужели именно это произошло с Маликом? Неужели он отказался подыгрывать, и они сломали его, как они были так близки к тому, чтобы сделать со мной? Я сухо сглотнул. Я не знал. Брата я тоже не видел, но с ним, должно быть, что-то сделали. Он был у них гораздо дольше, и я знала, на что они способны. Я знал, что такое отчаяние и безнадежность. Каково это — дышать и чувствовать вкус осознания того, что ты ничего не можешь контролировать. Никакого чувства собственного достоинства. Даже если они никогда не поднимали на него руку, содержание в таком состоянии, в плену и в основном в изоляции, через некоторое время овладевало разумом. А это время было короче, чем можно было бы предположить. Заставляло думать. Верить во что-то.

Подтянув свою пульсирующую ногу как можно выше, я посмотрел вниз на свои руки, лежащие на коленях. В темноте я почти не мог разглядеть мерцание золотого завитка на моей левой ладони.

Поппи.

Я сомкнул пальцы над узором, крепко сжав руку, как будто мог каким-то образом вызвать в воображении что угодно, кроме звука ее криков. Стереть образ ее прекрасного лица, искаженного от боли. Я не хотел видеть это. Я хотел увидеть ее такой, какой она была на корабле, с раскрасневшимся лицом и этими потрясающими зелеными глазами со слабым серебристым сиянием за зрачками, жаждущими и желающими. Я хотел воспоминаний о розовых щеках либо от похоти, либо от раздражения, последнее обычно происходило, когда она молча…или очень громко обсуждала, будет ли нанесение мне удара ножом считаться неуместным. Я хотел видеть ее приоткрытые пышные губы и сияющую кожу, когда она прикасалась к моей плоти и исцеляла меня так, как она никогда не узнает и не поймет. Мои глаза снова закрылись. И, черт возьми, все, что я видел, это кровь, сочащуюся из ее ушей, ее носа, когда ее тело корчилось в моих руках.

Боги, я собирался разорвать эту суку Королеву на куски как только освобожусь.

И я это сделаю.

Так или иначе, я освобожусь и сделаю так, чтобы она почувствовала все, что когда-либо причинила Поппи. Десятикратно.

Мои глаза резко открылись при слабом звуке шагов. Мышцы на шее напряглись, как только я медленно вытянул ногу. Прошло всего несколько часов с тех пор, как Прислужницы в последний раз устроили кровопролитие. Если только я уже не начал терять счет времени.

В груди нарастало беспокойство, и я сосредоточился на звуке шагов. Их было много, но один был тяжелее. Моя челюсть сжалась, когда я поднял взгляд ко входу.

Прислужница вошла первой, почти слившись с темнотой. Она ничего не сказала, пока ее подолы скользили мимо упавшего Жаждущего. От удара стали о кремень пламя зажгло фитиль свечи на стене, где догорала предыдущая. Когда первая зажгла еще несколько свечей, вошли еще четыре служанки; черты лица женщин были скрыты за крылатыми черными росписями.

Я задавался тем же вопросом, что и каждый раз, когда видел их. Что, черт возьми, это за рисунки?

Я спрашивал дюжину раз. И никогда не получал ответа.

Они стояли по обе стороны арки, к ним присоединилась первая, и я нутром чуял, кто идет. Мой взгляд остановился на проеме между ними. До меня донесся аромат розы и ванили. Ярость, горячая и непрекращающаяся, хлынула в мою грудь.

Затем вошла она, представляя собой полную противоположность своим прислужницам.

В белом. Чудовище было одето в обтягивающее платье безупречного, почти прозрачно-белого цвета, оставляющее очень мало простора для воображения. Отвращение скривило мои губы. Если не считать рыжевато-каштановых волос, достающих до узкой талии, она совсем не была похожа на Поппи.

По крайней мере, именно это я себе твердил.

В чертах ее лица не было и намека на сходство: форма глаз, прямая линия носа с рубиновым проколом, полный, выразительный рот.

Это, блядь, не имело значения.

Поппи была совсем не похожа на нее.

Кровавая Королева. Илеана. Избет. Более известна как одна скоропостижно скончавшаяся сука.

Она подошла ближе, и я до сих пор не понимал, как не догадался, что она не Вознесенная. Эти глаза были темными и бездонными, но не такими мутными, как у вампира. Ее прикосновение… черт, с годами оно смешалось с другими. Но хотя оно и было холодным, оно не было ледяным и бескровным. С другой стороны, почему я или кто-либо другой должен рассматривать возможность того, что она была не тем, за кого себя выдает?

Кто угодно, только не мои родители.

Они должны были знать правду о Кровавой Королеве, о том, кем она была на самом деле. И они не сказали нам. Не предупредили нас.

Меня грызла кусающая, жалящая злость. Возможно, это знание и не изменило бы исход, но оно повлияло бы на все аспекты нашего отношения к ней. Боги, мы были бы лучше подготовлены, зная, что вековая месть породила особый вид безумия Кровавой Королевы. Это заставило бы нас задуматься. Мы бы поняли, что она действительно способна на все.

Но ничего нельзя было поделать с этим прямо сейчас, не тогда, когда меня приковали цепью к проклятой стене, а Поппи была там, разбираясь с тем фактом, что эта женщина была ее матерью.

У нее есть Киеран, напомнил я себе. Она не одна.

Фальшивая Королева тоже была не одна. За ней вошел высокий мужчина, похожий на ходячую зажженную свечу. Он был золотым ублюдком, от прически до крылатой росписи на лице. Его голубые глаза были настолько бледными, что казались почти лишенными всякого цвета. Глаза как у некоторых прислужниц. Еще один Восставший, держу пари. Но у одной из служанок, у которой не разорвалось горло, были карие глаза. Не у всех Восставших была светлая радужка.

Он задержался у входа, его оружие было не так спрятано, как у Прислужницы. Я увидел черный кинжал, привязанный к его груди, и два меча, привязанные к его спине, изогнутые рукоятки виднелись над его бедрами. Да пошел он. Мое внимание переключилось на Кровавую Королеву.

Отблеск свечей отразился от бриллиантовых шипов на рубиновой короне, когда Бет посмотрела вниз на Жаждущего

— Не знаю, понимаете вы это или нет, — небрежно сказал я, — но у вас проблема с вредителями.

Приподняв одну черную бровь, она дважды щелкнула выкрашенными в красный цвет пальцами. Две Прислужницы двинулись как единое целое, подбирая то, что осталось от Жаждущего. Они вынесли существо, в то время как взгляд Избет метнулся ко мне.

— Выглядишь дерьмово.

— Да, но я могу привести себя в порядок. А ты? — Я улыбнулся, отметив, как напряглась кожа вокруг ее рта. — Ты не можешь смыть эту вонь или прогнать ее. Это дерьмо внутри тебя.

Смех Избет был похож звон стекла, действуя на все мои нервы.

— О, мой дорогой Кастил, я и забыла, каким очаровательным ты можешь быть. Неудивительно, что моя дочь, похоже, так увлечена тобой.

— Не называй ее так, — прорычал я.

Обе брови приподнялись, когда она поиграла кольцом на указательном пальце. Золотое кольцо с розовым бриллиантом. Это золото было блестящим, сияющим даже в тусклом свете …сияющим так, как могло сиять только золото Атлантии.

— Пожалуйста, не говори мне, что ты сомневаешься в том, что я ее мать. Знаю, что не являюсь образцом честности, но я говорила только правду, когда дело касалось ее.

— Мне плевать, что ты девять месяцев носила ее в своем чреве и родила собственными руками. — Мои руки сжались в кулаки. — Ты для нее никто.

Избет стала неестественно спокойной и тихой. Прошли секунды, а потом она сказала:

— Я была для нее матерью. Она ничего не помнит об этом, ведь тогда она была совсем крохой, совершенной и прекрасной во всех отношениях. Я спала и просыпалась с ней рядом каждый день, пока не поняла, что больше не могу так рисковать. — Когда она шагнула вперед, края ее платья скользнули по луже крови Жаждущего. — И я была ей матерью, в то время как она думала, что я всего лишь ее королева, ухаживала за ее ранами, когда она была так серьезно ранена. Я бы все отдала, чтобы предотвратить это. — Ее голос стал тоньше, и я почти поверил, что она говорила правду. — Я бы сделала все, чтобы она не испытывала ни секунды боли. Чтобы каждый раз, когда она смотрела на себя, у нее не было напоминаний об этом кошмаре.

— Когда она смотрит на себя, то не видит ничего, кроме красоты и храбрости, — огрызнулся я.

Она вздернула подбородок.

— Ты действительно в это веришь?

— Я знаю это.

— В детстве она часто плакала, когда видела свое отражение, — сказала она мне, и мое сердце сжалось. — Она часто умоляла меня исправить это.

— Ее не нужно исправлять, — прорычал я, ненавидя, абсолютно ненавидя то, что Поппи когда-либо чувствовала себя так, даже будучи ребенком.

Избет на мгновение замолчала.

— Тем не менее, я бы сделала все, чтобы предотвратить то, что с ней случилось.

— И ты думаешь, что не сыграла в этом никакой роли? — бросил я вызов.

— Не я покинула безопасность столицы и Вэйфера. Не я похитила ее. — Ее челюсть сжалась, выпятившись в чертовски знакомой манере. — Если бы Коралина не предала меня, предала ее — Пенеллаф никогда бы не познала такой боли.

Неверие боролось с отвращением.

— И все же ты предала ее, отправив в Масадонию? Герцогу Тирману, который…

— Не смей. — Она снова напряглась.

Она не хотела этого слышать? Очень жаль.

— Тирман регулярно издевался над ней. Он позволял другим делать то же самое. Он устраивал из этого целое шоу.

Избет вздрогнула.

Она действительно вздрогнула.

Мои губы обнажили клыки.

— Это на твоей совести. Ты не можешь обвинять в этом кого-то другого и снимать с себя вину. Каждый раз, когда он прикасался к ней, то причинял ей боль. Это на твоей совести.

Она глубоко вздохнула и выпрямилась.

— Я не знала. Если бы знала, я бы вспорола ему живот и скормила его же внутренности, пока он ими не подавился.

В этом я не сомневался.

Потому что я уже видел, как она делала это со смертными.

Ее плотно сжатые губы дрожали, когда она смотрела на меня.

— Ты убил его?

Меня охватил дикий прилив удовлетворения.

— Да, я так и сделал.

— Ты сделал ему больно?

— А ты как думаешь?

— Сделал. Она отвернулась и направилась к стене, пока две Прислужницы вернулись, молча занимая свои посты у двери. — Хорошо.

Из меня вырвался сухой смех.

— И я сделаю то же самое с тобой.

Она послала мне легкую улыбку через плечо.

— Меня всегда впечатляла твоя стойкость, Кастил. Я полагаю, ты перенял это от своей матери.

Кислота скапливалась у меня во рту.

— Ты бы знала, не так ли?

— Просто чтобы ты знал…, — сказала она, пожав плечами. Прошло мгновение, прежде чем она продолжила. — Сначала я не ненавидела твою мать. Она любила Малека, а он любил меня. Я не завидовала ей. Я жалела ее.

— Я уверен, что она будет рада это услышать.

— Сомневаюсь, — пробормотала она, поправляя накренившуюся свечу. Она провела пальцами по пламени, заставив его дико затрепетать. — Хотя сейчас я ее ненавижу.

Мне все равно.

— Всеми фибрами своей души. — От пламени, к которому она прикоснулась, вился дым, превращаясь в темную, густую черноту, которая касалась влажного камня, окрашивая его.

Это даже отдаленно не было нормально.

— Что ты, черт возьми, такое?

— Я не более чем миф. Поучительная история, которую когда-то рассказывали детям атлантийцев, чтобы убедиться, что они не украдут то, чего не заслуживают, — сказала она, оглядываясь на меня через плечо.

— Ты ламея?

Избет рассмеялась.

— Милый ответ, но я думала, что ты умнее. — Она подошла к другой свече, поправляя и ее. — Может, я и не бог по твоим стандартам и верованиям, но я не менее могущественна, чем он. Так чем же я не он? Бог?

В моей памяти всплыли воспоминания, и я был уверен, что отец Киерана однажды сказал это, когда мы были моложе. Когда вольвен, которую любил Киеран, умирала, и он молился богам, которые, как он знал, спали, чтобы спасти ее. Когда он молился всему, что могло услышать. Джаспер предупредил его, что… что-то, что не является богом, может ответить.

Что лжебог может ответить.

— Демис, — хрипло прошептал я, расширив глаза. — Ты Демис. Лжебог.

Одна сторона губ Избет скривилась, но тут заговорил Золотой.

— Что ж, очевидно, он довольно умен.

— Иногда, — сказала она, пожав плечами.

Святое дерьмо. Я полагал, что демисы были таким же мифом, как и ламеи.

— Это то, чем ты всегда была? Плохая имитация настоящего, одержимая разрушением жизней отчаявшихся?

— Это довольно оскорбительное предположение. Но нет. Демис не рождается, а создается, когда бог совершает запретный акт Вознесения смертного, который не был Избранным.

Я понятия не имел, что она понимала под смертным, который был Избранным, и у меня не было возможности задать этот вопрос, потому что она спросила:

— Что ты знаешь о Малеке?

Краем глаза я заметил, как голова золотого Восставшего наклонилась.

— Где мой брат? — вместо этого потребовал я.

— Где-то рядом. — Избет стояла передо мной, сцепив руки. На них не было драгоценностей, кроме атлантийского кольца.

— Я хочу его видеть.

Появилась слабая ухмылка.

— Я не думаю, что это было бы разумно.

— Почему?

Она медленно двинулась ко мне.

— Ты этого не заслужил, Кастил.

Кислота распространилась, попав в мои вены

— Не хотелось бы тебя разочаровывать, но мы больше не будем играть в эту игру.

Избет надулась.

— Но мне нравилась эта игра. Как и Малик. Признаться, он был в ней намного лучше, чем ты.

Ярость билась в каждом дюйме моего тела. Я оттолкнулся от пола, когда эта ярость дала о себе знать. Узы на моем горле дернули мою голову назад, а кандалы на моих лодыжках и запястьях сжались, прижимая меня к стене. Прислужницы выступили вперед.

Избет подняла руку, отмахиваясь от них.

— Тебе от этого стало легче?

— Почему бы тебе не подойти поближе? — Я зарычал, грудь поднималась и опускалась, когда узы на моем горле медленно ослабли. — Это заставит меня чувствовать себя лучше.

— Я уверена, что так и было бы, но, видишь ли, у меня есть планы, которые требуют, чтобы мое горло оставалось целым, а голова — на плечах, — ответила она, гладя рукой по ткани своего платья.

— Планы всегда могут измениться.

Избет ухмыльнулась.

— Но этот план также требует, чтобы ты остался в живых. — Она наблюдала за мной. — Ты не веришь в это, не так ли? Если бы я хотела, чтобы ты умер, то так бы уже и было.

Мои глаза сузились, глядя как она склонила подбородок в укоризненном кивке. Золотой Восставший вышел в холл и быстро вернулся с холщовым мешком. Меня тут же обдало зловоние смерти и разложения. Каждая часть моего существа была сосредоточена на мешке. Я не знал, что там находится, но знал, что это что-то, что когда-то было живым. Мое сердце начало колотиться.

— Похоже, что моя некогда дружелюбная и очаровательная дочь стала довольно… жестокой и склонной к зрелищности, — заметила Избет, когда Восставший опустился на колени, развязывая мешок. — Пенеллаф передала мне послание.

Мои губы приоткрылись, когда золотой Восставший осторожно наклонил мешок, и из него выкатилась… проклятая голова. Я сразу узнал светлые волосы и квадратную челюсть.

Король Джалара.

Черт возьми.

— Как видишь, это было очень интересное послание, — безразлично заявила Избет.

Я не мог поверить, что смотрю на голову Кровавого Короля. Медленная улыбка расползлась по моему лицу. Я рассмеялся …глубоко и сильно. Боги, Поппи была… черт, она была порочной в самом великолепном смысле, и мне не терпелось показать ей, насколько я это одобряю. — Это… боги, это моя королева.

Удивление расширило глаза золотого Восставшего, но я смеялся до тех пор, пока мой пустой желудок не свело судорогой. Пока слезы не защипали глаза.

— Я рада, что ты находишь это забавным, — холодно заметила Избет.

Тряся плечами, я откинул голову назад к стене.

— Честно говоря, это лучшее, что я видел за долгое время.

— Я бы предположил, что тебе нужно чаще выходить на улицу, но… — Она пренебрежительно махнула рукой в сторону цепей. — Это была только часть послания, которое она отправила.

— Было еще что-то?

Избет кивнула.

— В нем было довольно много угроз.

— Не сомневаюсь. — Я усмехнулся, жалея, что не был там, чтобы увидеть это. Ни одна часть меня не сомневалась, что это рука Поппи оборвала жизнь Джалара.

Ноздри Кровавой Королевы раздулись.

— Но было одно предупреждение, которое особенно заинтересовало меня. — Она медленно скользнула на колени, что напомнило мне о хладнокровных змеях, обитающих в предгорьях Никтоса. Оранжево-красные двухголовые змеи были такими же ядовитыми, как и гадюка передо мной.

— В отличие от тебя и моей дочери, нам с Малеком никогда не была дарована привилегия брачного отпечатка — доказательства того, что кто-то из нас был живым или мертвым. И ты знаешь, что даже узы, разделяемые родственными сердцами, не могут предупредить другого о смерти. Последние несколько сотен лет я верила, что Малек мертв.

Всякая капля юмора исчезла.

— Но, похоже, я ошиблась. Пенеллаф утверждает, что Малек не только жив, но и знает, где он. Голова Восставшего снова склонилась набок, когда он сосредоточился на ней. Избет ничего не знала. — Она сказала, что убьет его, и в тот момент, когда Пенеллаф начнет верить в свою силу, она легко сможет это сделать. — Ее темные глаза остановились на моих. — Это правда? Он жив?

Черт, Поппи действительно не валяла дурака.

— Это правда, — тихо сказал я. — Он жив. На данный момент.

Ее стройное тело практически гудело.

— Где он, Кастил?

— Давай, Изсучка, — прошептал я, наклоняясь вперед, насколько мог. — Ты должна знать, что буквально ничего не можешь сделать, чтобы я тебе это сказал. Даже если ты приведешь моего брата сюда и начнешь отрезать кусочки его кожи.

Избет спокойно смотрела на меня несколько долгих мгновений.

— Ты говоришь правду.

Я широко улыбнулся. Я действительно говорил правду. Избет думала, что сможет контролировать Поппи через меня, но моя потрясающая, порочная жена поставила ей шах и мат, и я ни за что на свете не стал бы подвергать это опасности. Даже ради Малика.

— Я помню время, когда ты был готов на все ради своей семьи, — говорит Избет.

— Это было другое время.

— А сейчас ты сделаешь все для Пенеллаф?

— Все, что угодно, — пообещал я.

— Из-за возможности того, что она собой представляет? — предположила Избет. — Это то, что действительно поглощает тебя? В конце концов, благодаря моей дочери ты узурпировал своего брата и своих родителей. Ты теперь король. А благодаря своей родословной она — королева. Это делает тебя королем.

Я покачал головой, не удивившись. Конечно, она подумала бы, что то, что я чувствую, имеет прямое отношение к власти.

— Сколько времени ты замышлял, чтобы заполучить ее? — продолжала она. — Возможно, ты никогда не планировал использовать ее, чтобы освободить Малика. Возможно, ты даже не любишь ее по-настоящему.

Я выдержал ее пристальный взгляд.

— Независимо от того, правила бы она всеми землями и морями или была Королевой всего лишь груды пепла и костей, она всегда — будет — моей Королевой. Любовь — слишком слабое чувство, чтобы описать, как она поглощает меня и что я к ней чувствую. Она мое все.

Избет молчала несколько долгих мгновений.

— Моя дочь заслуживает того, чтобы кто-то заботился о ней так же яростно, как она заботится о них. — Намек на слабое серебро мерцал в центре ее глаз, хотя и не так ярко, как то, что я видел в глазах Поппи. Ее взгляд опустился к узам вокруг моей шеи. — Я никогда не хотела этой… этой войны с моей дочерью.

— Правда? — Я сухо рассмеялся. — А чего ты ожидала? Что она согласится с твоими планами?

— И выйти замуж за своего брата? — Свет в ее глазах усилился, когда я зарычал. — Боже мой, одна мысль об этом задевает тебя, не так ли. Если бы я убила тебя, когда ты был у меня в последний раз, тогда он бы помог ее вознести.

Мне потребовалось все силы, чтобы не отреагировать — не попытаться вырвать ее сердце из груди.

— Ты все равно не получила бы того, чего хотела. Поппи узнала бы правду о тебе — о Вознесенных. Она уже знала, еще до того, как я появился в ее жизни. Она никогда бы не позволила тебе забрать Атлантию.

К Избет вернулась улыбка, хотя и натянутая.

— Думаешь, все, что мне нужно, — это Атлантия? Как будто это все, что было предназначено моей дочери? Ее цель намного выше. Как и у Малика. Как и у тебя сейчас. Мы теперь часть великого плана, и все мы, вместе, восстановим королевство таким, каким оно всегда должно было быть. Это уже началось.

Я замолчал.

— О чем, черт возьми, ты говоришь?

— Со временем увидишь. — Она поднялась. — Если моя дочь действительно любит тебя, это причинит мне такую боль, что я сомневаюсь, что ты когда-нибудь поверишь. — Она слегка повернула голову. — Каллум?

Золотой Восставший обошел голову Джалары, стараясь не задеть ее.

Мой взгляд остановился на нем.

— Я тебя не знаю, но тоже убью, так или иначе. Просто подумал, что должен сообщить тебе об этом.

Он колебался, склонив голову набок.

— Если бы ты только знал, сколько раз я это слышал, — сказал он с легкой улыбкой, вынимая из ремня на груди тонкий клинок из сумеречного камня. — Но ты первый, кто, по-моему, действительно может в этом преуспеть.

Тогда Восставший подался вперед, и мой мир взорвался болью.

ГЛАВА 2

Поппи

Сквозь дебри сосен за городом-крепостью Массен я увидела шагающего впереди серебристо-белого вольвена.

Арден держался низко над густыми кустами, загромождающими лесную подстилку, и беззвучно двигался, приближаясь к краю Сосновых земель. Длинная и широкая область болотистых лесов граничила с Массеном и Оук-Эмблером и простиралась до самого побережья Королевства Солис.

Земля была полна насекомых, пахнущих гнилью и питающихся с любого видимого участка кожи с голодом Жаждущего. Если смотреть долго и внимательно, там можно было найти что-то, скользящее по покрытой мхом земле. А на деревьях — грубые круги, сделанные из палок или костей, отдаленно напоминающие Королевский Герб Кровавой Короны, за исключением того, что линия была наклонной — диагональной, когда проходила через центр круга.

Массен располагался в месте, известном как территория Клана Мертвых Костей.

Мы не видели никаких следов таинственной группы людей, которые когда-то жили там, где теперь стоял Кровавый Лес, и, по-видимому, предпочитали питаться плотью всего живого, включая смертных и вольвенов, но это не означало, что их там не было. С того момента, как мы вошли в Сосновые земли, казалось, что за нами следят сотни пар глаз.

По всем этим причинам я не была поклонницей Сосновых земель. Хотя не была уверена, что мне больше всего не нравится… каннибалы или змеи.

Но если бы мы хотели захватить Оук-Эмблер, крупнейший портовый город на востоке, нам пришлось бы сначала взять Массен. И нам пришлось бы сделать это только с вольвенами и небольшим батальоном. Они прибыли раньше более крупных армий, возглавляемых… его отцом, бывшим Королем Атлантии Валином Да'Ниром. Все дракены, кроме одного, путешествовали с этими армиями. Но я не призывала дракенов, не пробуждала их от дремоты, чтобы те сжигали города и людей.

Генерал Эйлард, возглавлявший только что прибывший батальон, был очень недоволен, узнав об этом и о наших планах относительно Массена. Но я была Королевой, и две вещи были первостепенными для всех.

Освободить нашего Короля.

И не устраивать войны, как раньше, ломая жизни и превращая города в руины. Это не то, чего бы он хотел. Это было не то, чего хотела я.

Массен был больше, чем Нью-Хейвен и Уайтбридж, но меньше, чем Оук-Эмблер… и не так хорошо охранялся, как портовый город. Но они были не так уж беспомощны.

Тем не менее, мы не могли больше ждать прибытия Валина и других генералов. Вознесенные, жившие за этими стенами, уводили смертных в леса, питались ими, а после бросали на произвол судьбы. Нападения Жаждущих становились все более частыми, и каждая группа была больше предыдущей. Хуже того, по словам наших разведчиков, днем в городе царила тишина.

А вот ночью…

Были крики.

За день до этого они убили трех наших вольвенов, патрулировавших эти леса, оставив только их головы на шипах у границы с Помпеем. Я знала их имена и никогда их не забуду.

Роальд. Криг. Кайли.

И я больше не могла ждать.

Прошло двадцать три дня с тех пор, как он отдал себя в руки монстра, который заставил его чувствовать себя вещью. С тех пор, как я видела его в последний раз. Видела жар его золотых глаз. Видела ямочку сначала на правой щеке, а потом на левой. Чувствовала прикосновение его плоти к моей или слышала его голос. Двадцать три дня.

Броневые пластины на груди и плечах напряглись, когда я наклонилась вперед на Сетти, привлекая внимание Нейла, который скакал слева от меня. Я крепко держала поводья боевого коня, как… он учил меня. Я открыла свои чувства, соединяясь с Арденом.

Острый, почти горький вкус наполнил мой рот. Мучение. И что-то кислое — гнев.

— Что это?

— Не уверен. — Я посмотрела направо. На бежево-коричневых чертах лица Киерана Конту, когда-то связанного вольвена, а теперь Советника Короны, собрались тени. — Но он расстроен.

Арден остановил беспокойный патруль, когда мы приблизились. Его яркий синий взгляд обратился ко мне. Он тихо заскулил, и этот звук разрывал мне сердце. Уникальный отпечаток Ардена напомнил мне о соленом море, но я не стала пытаться говорить с ним через Первородный нотам, поскольку вольвенам пока было некомфортно общаться таким образом.

— Что случилось?

Он кивнул своей большой серебристо-белой головой в сторону Вала Массена, а затем повернулся и стал рыскать среди деревьев.

Киеран поднял сжатый кулак, останавливая тех, кто был позади нас, пока он и Нейл двигались вперед, пробираясь сквозь густые заросли сосен. Я подождала, потянувшись к мешочку, закрепленному на бедре. Маленькая деревянная лошадка, которую Малик вырезал на… его шестой день рождения, прижалась к брачному отпечатку на моей ладони.

Малик.

Наследник атлантийского престола. Его взяли в плен, когда он освобождал своего брата. И их обоих предал вольвен, которого он когда-то любил.

Печаль, которую я испытала, узнав, что Шиа совершила такой поступок, теперь затмили горе и гнев от того, что Малик сделал то же самое. Я старалась не дать гневу разрастись. Малик находился в плену уже сто лет. Только боги знали, что с ним сделали или что ему пришлось сделать, чтобы выжить. Однако это не оправдывало его предательства. И не уменьшало нанесенный им удар. Но он тоже был жертвой.

Сделай его смерть максимально быстрой и безболезненной.

То, о чем просил меня Валин Да'Нир перед тем, как я покинула Атлантию, тяжело легло мне на сердце. Это был груз, который я должна была вынести. Отец не должен убивать собственного сына. Я надеялась, что до этого не дойдет, но в то же время не понимала, как это возможно.

Киеран остановился, его эмоции, внезапные и сильные, обрушились на меня горькими волнами… ужаса.

От его реакции сжался мой желудок.

— В чем дело? — спросила я, видя, что Арден снова остановился.

— Боги милостивые, — произнес Нейл, дернувшись в седле от того, что увидел, и его темно-коричневая кожа приобрела серовато-бледный оттенок. Его ужас был так силен, что царапал мои щиты, как ожесточенные когти.

Когда ответа не последовало, дрожь усилилась, охватив все мое существо. Я направила Сетти вперед между Киераном и Нейлом, туда, где сквозь сосны виднелись ворота Вала Массена.

Сначала я не могла понять смысл увиденного — крестообразные фигуры, свисающие с массивных ворот.

Их десятки.

Мое дыхание стало прерывистым. Эфир загудел в моей напрягшейся груди. Желчь подступила к горлу. Я отпрянула. Прежде чем потерять равновесие и упасть с седла, вырвалась рука Нейла, поймав меня за плечо.

Эти фигуры были…

Телами.

Мужчины и женщины, раздетые догола, пригвожденные за запястья и ступни к железным и известняковым воротам Массена. Их тела выставлены на всеобщее обозрение…

Их лица…

На меня накатило головокружение. Их лица не были обнажены. Все они были закутаны в ту же вуаль, которую я была вынуждена носить, удерживаемую на месте золотыми цепями, тускло поблескивающими в лунном свете.

Ярость сменилась недоверием, когда из моих пальцев выскользнули поводья Сетти. Эфир, первородная сущность богов, текущая по всем различным кровным линиям, запульсировала в моей груди. Она была намного сильнее, потому что то, что было во мне, исходило от Никтоса, Короля Богов. Сущность слилась с ледяной яростью, когда я смотрела на тела. Моя грудь вздымалась от слишком коротких и быстрых вдохов. Тонкий металлический привкус покрыл внутреннюю поверхность моего рта, когда я посмотрела за ужас на воротах, на вершины далеких спиральных башен, каждая из которых была окрашена в цвет слоновой кости на фоне быстро темнеющего неба.

Сосны над головой задрожали, осыпая нас тонкими иголками. И этот гнев, ужас от того, что я увидела, нарастал и нарастал, пока уголки моего зрения не стали серебристыми.

Мой взгляд переместился на тех, кто проходил по боевым укреплениям Возвышения, по обе стороны от ворот, где так жестоко были выставлены тела смертных, и то, что наполнило мой рот, забило мое горло, пришло изнутри меня. Оно было тёмным, дымным и немного сладковатым, перекатываясь на языке, и исходило из какого-то места глубоко внутри меня. Эта холодная, ноющая пустота, которая проснулась за последние двадцать три дня.

На вкус это было как обещание возмездия.

Гнева.

И смерти.

Я почувствовала вкус смерти, наблюдая, как Стражи Вала остановились в нескольких футах от тел, чтобы поговорить друг с другом, смеясь над чем-то сказанным. Мой взгляд сузился на них, когда у меня в груди запульсировала сущность, и моя воля возросла. Резкий порыв ветра, более холодного, чем зимнее утро, пронесся по Валу, приподняв край завесы и обогнув стражников на стене, отбросив нескольких назад к краю.

Тогда они перестали смеяться, и я знала, что улыбки, которые я не могла видеть, исчезли.

— Поппи. — Киеран наклонился из седла, обхватив меня за шею под толстой косой. — Спокойствие. — Тебе нужно обрести спокойствие. Если ты сделаешь что-то сейчас, пока мы не знаем точно, сколько их на Валу, это предупредит их о нашем присутствии. Мы должны ждать.

Я не была уверена, что хочу успокоиться, но Киеран был прав. Если мы хотели взять Массен с минимальными потерями… тех невинных, что жили внутри стен, которых регулярно превращали в Жаждущих и подвешивали на воротах, мне нужно было взять под контроль свои эмоции и способности.

И я смогу.

Если захочу.

В последние недели я потратила много времени на Первородный нотам, работая с вольвенами, чтобы увидеть, какое расстояние мы можем установить между собой и при этом иметь возможность общаться. Кроме Киерана, наибольшего успеха я добилась с Делано, с которым могла связаться через нотам в глубине Пустошей. Но я также сосредоточилась на том, чтобы обуздать эфир, чтобы то, что я представлял в своем уме, становилось моей волей и мгновенно исполнялось энергией.

Чтобы я могла сражаться как бог.

Сжав руки в кулаки, я усилием воли заставила эфир исчезнуть. Мне потребовалась вся моя сила, чтобы остановить себя и не позволить обещанию смерти вылиться.

— Ты в порядке? — спросил Киеран.

— Нет. — Я сглотнула. — Но я контролирую. — Я посмотрел на Нейла. — Ты в порядке?

Атлантиец покачал головой.

— Я не могу понять, как кто-то способен на такое.

— Я тоже не могу. Киеран посмотрел мимо меня на Нейла, когда Арден отступил от линии деревьев. — Думаю, хорошо, что мы не можем.

Я заставила себя обратить внимание на зубчатые стены вдоль верха стены. Я не могла слишком долго смотреть на тела. Не могла позволить себе по-настоящему думать о них. Точно так же, как я не могла позволить себе думать о том, через что проходил он … что с ним делали.

На мои мысли наложилось легкое перышко, за которым последовал по-весеннему свежий отпечаток разума Делано. Вольвен обследовал всю длину Вала, пытаясь получить информацию о том, сколько человек его охраняют.

— Мейя Лисса?

Я вздохнула, услышав фразу на старом атлантийском, которая примерно переводится как «Моя Королева». Вольвены знали, что им не обязательно называть меня так, но многие все равно так делали. Однако если Делано делал это из чувства уважения, то Киеран часто называл меня так, чтобы просто позлить.

Я проследила за отпечатком Делано.

— Да?

— У северных ворот их двадцать. — Прошло мгновение тишины. — А также…

Его горе ослабило связь. Я ненадолго закрыла глаза.

— Смертные на воротах.

— Да.

Сущность пульсировала.

— Сколько их?

— Две дюжины, — ответил он, и яростная энергия прижалась к моей коже. — Эмиль уверен, что сможет быстро расправиться с ними, — сказал он, имея в виду часто непочтительного элементального атлантийца.

Мои глаза открылись. В Массене было только двое ворот — одни на севере и вторые, выходящие на восток.

— Делано говорит, что на северных воротах двадцать человек, — поделилась я. — Эмиль считает, что сможет взять их.

— Он может, — подтвердил Киеран. — Он так же хорошо обращается с арбалетом, как и ты.

Я встретила его взгляд.

— Тогда пора.

Удерживая мой взгляд, он кивнул. Мы втроем подняли капюшоны на плащах, скрывая наши с Нейлом доспехи.

— Мне бы очень хотелось, чтобы у тебя была какая-нибудь броня, — сказала я Киерану.

— Доспехи усложнили бы мне задачу, если понадобиться измениться, — заявил он. — И в конце концов, никакая броня не эффективна на сто процентов. Есть слабые места — те места, которые люди на Вале знают, как использовать.

— Спасибо, что напомнил, — пробормотал Нейл, когда мы молча ехали к опушке сосен.

Киеран ухмыльнулся.

— Именно для этого я здесь.

Я покачала головой в поисках отпечатка Делано, не позволяя себе думать о жизнях, которые скоро оборвет мой приказ.

— Убрать их.

Делано быстро ответил.

— С радостью, Мейя Лисса. Мы скоро присоединимся к вам у восточных ворот.

— Будьте готовы, — сказала я вслух, переключив внимание на тех, кто находился на Валу перед нами.

Я подняла взгляд на залитый лунным светом бастион. Там стояли три десятка человек, у которых, вероятно, не было иного выбора, кроме как вступить в Гвардию. У большинства в Солисе было мало возможностей, особенно если они не родились в семьях, пропитанных властью и привилегиями, дарованными Вознесенными. Те, кто жил так далеко от столицы. Как и большинство восточных городов, за исключением Оук-Эмблера, Массен не был блестящим и богатым городом. В основном он состоял из фермеров, выращивающих урожай, который кормил большую часть Солиса.

Но те, кто смеялся и болтал, как будто те, кого пригвоздили к этим воротам, не влияли на них? Это была совсем другая разновидность безразличия, такая же холодная и пустая, как и у Вознесенных.

Как и в случае с Делано, я не думала о жизнях, которые будут оборваны по моей воле.

Я не могла.

Виктер научил меня этому много лет назад. Что никогда нельзя думать о жизни другого человека, когда он держит меч, приставленный к твоему горлу.

Теперь к моему горлу не был приставлен меч, но к горлу тех, кто находился внутри Вала, были приставлены вещи гораздо хуже.

Я призвала эфир, и он тут же откликнулся, устремившись к поверхности моей кожи. Серебро окрасило мое зрение, когда Киеран и Нейл подняли арбалеты, каждый из которых был оснащен тремя стрелами.

— Я возьму тех, что дальше вдоль Вала, — сказал Киеран.

— Я возьму тех, что слева, — подтвердил Нейл.

И осталась дюжина у ворот. Эфир закружился внутри меня, вливаясь в мою кровь, каким-то образом горячий и ледянойодновременно. Это затопило ту пустоту внутри меня, когда каждая частичка моего существа сосредоточилась на тех, кто стоял у ворот.

Возле бедных, покрытых вуалью смертных.

Воля покинула меня в тот самый момент, когда образ желаемого заполнил мой разум. Хруст их шей, один за другим в стремительной скорости, присоединился к щелчку выпущенных стрел. Ни у кого из них не было времени закричать, чтобы предупредить тех, кто мог находиться рядом. Киеран и Нейл быстро перезарядились и расправились с остальными еще до того, как начали падать те, чьи шеи я сломала.

Но они присоединились к тем, кого поразили стрелы, падая вперед в небытие. Я вздрогнула при звуке удара их тел о землю.

Мы поскакали прочь, пересекая поляну, когда еще одна фигура в плаще присоединилась ко мне верхом, подъехав слева от Вала. Белоснежный вольвен следовал за Эмилем, держась ближе к стене. а я быстро спешилась.

— Вот сукины дети, — прорычал Эмиль, откинув голову назад и глядя на ворота. — Полное неуважение.

— Я знаю. — Киеран последовал за мной, когда я подошла к цепи, закрепляющей ворота.

Злость переполняла Эмиля, когда я сжимала прохладные цепи.

Арден беспокойно зашевелился у копыт лошадей, а Эмиль быстро спешился и присоединился ко мне. Нейл потянул их вперед, а Делано прижался к моим ногам. Я взяла их в руки и закрыла глаза. Мне удалось выяснить, что эфир можно использовать так же, как огонь дракена. Хоть это и не убьет Восставших… или на самом деле не окажет на них никакого влияния, но может плавить железо. Не в больших количествах, но достаточно.

— Нам нужно торопиться, — тихо сказал Киеран. — Приближается рассвет.

Я кивнула, когда серебристая аура вспыхнула вокруг моих рук и заструилась по цепи, пока Эмиль заглядывал внутрь через ворота, ища признаки присутствия других стражников. Я нахмурилась, когда свечение стало пульсировать, и части металла потемнели — почти так же, как если бы это были нити тени. Моргнув, они исчезли. Или их вообще не было. Свет был не самым лучшим, и хоть я и была богом, но зрение и слух у меня оставались раздражающе смертными.

Цепь разорвалась.

— Отличный талант, — заметил Нейл.

Я послала ему короткую улыбку, пока он и Эмиль быстро и бесшумно двигали ворота вперед.

Когда ворота открылись, Сосновые земли ожили, затрещали ветки, в то время как вольвены пронеслись вперед стройной волной в несколько дюжин, во главе с сестрой Киерана.

Вонетта была того же цвета, что и Киеран, не такая крупная, как он в форме вольвена, но не менее свирепая. Наши взгляды ненадолго встретились, когда я нашла ее отпечаток — белый дуб и ваниль.

— Будь осторожна, — сказала я ей.

— Всегда, — последовал быстрый ответ, когда кто-то закрыл за нами ворота.

Отвернувшись от нее, я устремила свой взгляд на молчаливые каменные одноэтажные казармы в нескольких ярдах от Вала. За ними, на полях с посевами, виднелись очертания небольших приземистых зданий на фоне поместья Колдра и надвигающегося горизонта, который уже становился светло-голубым.

Выбрав короткий меч вместо кинжала, я вытащила его из того места, где он был прикреплен к моей спине, рукоятью вниз, когда мы мчались вперед под темнотой сосен, выстилающих широкую, мощеную дорогу. Мы остановились перед казармами, вольвены низко пригнулись к земле.

Я вжалась в колючую кору сосны, вглядываясь в окна освещенных газовыми лампами казарм. Внутри двигалось несколько человек. Это был только вопрос времени, когда они примут к сведению тот факт, что на Вале никого не было.

Киеран присоединился ко мне, его рука приземлилась на дерево над моей.

— До рассвета у нас есть, вероятно, около двадцати минут, — сказал он. — Вознесенные уже должны ложиться спать.

Я кивнула. В Массене не было ни храмов, ни Лучезарных Рядов, как в Масадонии, где богатые смертные жили бок о бок с Вознесенными. В Массене все вампиры жили в поместье Колдра.

— Помните, — сказала я, крепче сжимая меч. — Мы не причиняем вреда смертным, опускающим оружие. Мы не причиняем вреда Вознесенным, кто сдается.

Послышался ропот и тихое рычание согласия. Киеран повернулся к Нейлу и кивнул. Атлантиец проскользнул вперед, а затем с ослепительной быстротой двинулся в сторону казарм. Он провел острием меча по зданию, создавая неприятный для уха скрежещущий звук о камень.

— Ну, — протянул Эмиль. — Это один из способов сделать это.

Дверь распахнулась, и из нее вышел стражник с клинком в руке. Он мотнул головой из стороны в сторону, но Нейл уже скрылся в соснах.

— Кто там ходит? — потребовал стражник, когда из казармы вышли еще несколько человек. Мужчина прищурился в темноту. — Кто здесь?

Я оторвалась от сосны.

— Это действительно должна быть ты? — тихо спросил Киеран.

— Да.

— На самом деле ответ — нет.

— Нет, это не так. — я проскользнула мимо него

Киеран вздохнул, но не попытался меня остановить.

— Однажды ты поймешь, что ты Королева, — прошипел он.

— Вряд ли, — заметил Эмиль.

Я вышла из сосен, мои чувства были открыты. Мужчины повернулись ко мне, еще не понимая, что на Вале никого нет.

— Кто я — неважно, — сказала я, чувствуя волну удивления, возникшую у них от осознания того, что перед ними стоит женщина. — Важно то, что в ваш город проникли, и вы окружены. Мы здесь не для того, чтобы отнимать у вас деньги. Мы здесь, чтобы покончить с Кровавой Короной. Сложите оружие, и вам не причинят вреда.

— А если мы не сложим мечи перед какой-то атлантийской сукой? — потребовал мужчина, и от нескольких мужчин позади него исходило терпкое беспокойство и тревога. — Что тогда?

Мои брови поползли вверх. Эти стражники знали, что небольшая часть атлантийских армий расположилась лагерем на окраинах Помпея. Однако они не знали, что среди нас был дракен.

Или то, что Королева Атлантии тоже была в лагере и в настоящее время была той самой сукой, с которой они разговаривали.

Слова жгли, но я их все же произнесла.

— Вы умрете.

— Неужели? — Мужчина рассмеялся, и я подавила нарастающее разочарование, напомнив себе, что многие смертные понятия не имеют, кому они служат. Кто настоящий враг. — Неужели я или мои люди должны бояться жалкой армии, которая посылает на битву собак-переростков и сук? — Он оглянулся через плечо. — Похоже, у нас будет еще одна голова на пике. — Он повернулся ко мне лицом. — Но сначала мы хорошенько используем этот рот и то, что скрывается под плащом, не так ли, парни?

Раздалось несколько грубых смешков, но эта терпкость усилилась у других.

Я наклонила голову.

— Это ваш последний шанс. Сложите мечи и сдавайтесь.

Глупый смертный попятился вперед.

— Как насчет того, чтобы лечь на спину и раздвинуть ноги?

Горячий гнев прижался к моей спине, когда я перевела на него взгляд.

— Нет, спасибо.

— А я и не просил. — Он сделал еще один шаг. Это было самое большее, что он успел сделать.

Вонетта выскочила из темноты и налетела на стражника. Его крик закончился тем, что она злобно стиснула челюсти на его горле и повалила на землю.

Другой бросился вперед, подняв меч на Вонетту, когда она тащила по земле грязно ругающегося человека. Я бросилась вперед, поймала его руку и вонзила свой клинок глубоко в его живот. Голубые глаза на слишком молодом лице расширились, когда я выдернула меч обратно.

— Прости, — прошептала я, отпихивая его.

Несколько стражников бросились к нам с Вонеттой, но поняли, что мы не те, о ком им следовало беспокоиться, слишком поздно.

Из сосен выскочили вольвены и в считанные секунды облепили стражников. Хруст костей и резкие, слишком короткие крики эхом отдавались в моей голове, когда Киеран провел клинком по горлу стражника.

— Когда смертные перестанут называть нас собаками-переростками? — спросил он, отталкивая упавшего стражника в сторону. — Неужели они не знают разницы между собакой и волком?

— Я скажу «нет». — Эмиль прошел мимо того, кто напал на Вонетту, плюнув на мертвеца. Он посмотрел на меня. — Он собирался ударить Нетту ножом в спину. Речь не об этом.

Я не могла возразить, повернувшись к солдатам, стоявшим сзади, тем, от кого я чувствовала беспокойство. Пятеро из них. Их мечи лежали у их ног. Тошнотворная горечь страха покрывала мою кожу, когда Делано шел вперед, обнажив окровавленные зубы. В воздухе запахло мочой.

— Мы сдаемся, — дрожа, проговорил один из них.

— Делано, — тихо позвала я, и вольвен остановился, рыча на мужчин. — Сколько здесь Вознесенных?

— Д-десять, — ответил мужчина, его кожа была бледной, как свет убывающей луны.

— Они вернутся в поместье Колдра? — спросил Киеран, встав рядом со мной.

— Они уже должны быть там, — ответил другой. — Они будут под охраной. Их охраняют с тех пор, как Герцогу стало известно о вашем лагере.

Я взглянула на Нейла, который вел вперед Сетти и других лошадей.

— Все ли они принимали участие в том, что было сделано с теми, кто находился на воротах?

Третий… мужчина постарше большинства на Вале, на третьем или четвертом десятке лет жизни, сказал:

— Никто из них не сопротивлялся Герцогу Сильвану, когда он отдавал приказы.

— Кто были те, кого они решили убить? — спросил Киеран.

Очередная волна разочарования накатила на мою грудь. Я хотела… нет, я должна была, верить, что есть другие Вознесенные, такие как… как Йен, мой брат, даже если у нас нет общей крови. Они должны были быть.

— Они сделали это по собственному желанию, — поделился первый стражник, тот, который говорил о своей капитуляции. Он был близок к рвоте. — Они просто выбирали людей. Молодых. Старых. Неважно. Никто не создавал проблем. Никто не создает проблем.

— То же самое с остальными, — сказал другой, более молодой стражник. — Этих они вывели за пределы Вала.

Киеран сосредоточился на смертном, его челюсть сжалась.

— Ты знаешь, что с ними сделали?

— Знаю, — сказал старший из них после того, как остальные высказались. — Они привели их туда. Питались от них. Оставили превращаться. Никто не поверил мне, когда я сказал, что все так и было. — Он дернул подбородком в сторону тех, кто был рядом с ним. — Они говорили, что я сумасшедший, но я знаю, что видел. Просто не думал… — Его взгляд устремился к воротам. — Я думал, может быть, я сошел с ума.

Он просто не подумал о том, на что способны все Вознесенные.

— Ты был прав, — ответил Киеран. — Если это принесет тебе хоть какое-то облегчение.

Чувствуя, что это знание мало что дало, я повернулась к Нейлу, убирая меч в ножны.

— Проследи, чтобы они остались в казармах. Невредимыми. — Я жестом указала на Ардена. — Оставайся с Нейлом.

Нейл кивнул, передавая мне поводья Сетти. Я ухватилась за ремни на седле и поднялась. Остальные последовали моему примеру.

— Ты сказала правду? — спросил старший, остановившись, когда мы выводили лошадей из казармы. — Что ты здесь не для того, чтобы забрать у нас?

— Да. — Я крепче сжала поводья Сетти. — Мы здесь не для того, чтобы брать. Мы здесь, чтобы покончить с Кровавой Короной.

***

Нырнув под вытянутую руку стражника, края плаща развевались вокруг моих ног, когда я закружилась, вонзая меч глубоко в спину мужчины. Я резко развернулась, пригибаясь, когда кто-то метнул нож в мою сторону. Делано перепрыгнул через меня, впиваясь в стражника когтями и зубами, когда я вскочила на ноги.

Никто из них за пределами поместья Колдра не сдался.

В небе вспыхнули розоватые лучи рассвета, когда я закружилась, рыча и брыкаясь, оттолкнула стражника назад. Он упал на пути Вонетты. Стремясь к зарешеченным дверям, я обнажила меч и с лязгом отбросила еще одного, когда Эмиль подошел к мужчине сзади и провел клинком по его горлу. В воздухе брызнула горячая кровь. Киеран вонзил кинжал под подбородок другому стражнику, расчищая передо мной путь.

Здесь было так много смерти. Тела разбросаны по пустому двору, кровь запеклась на тусклых ступенях и забрызгала внешние стены поместья. Призвав Первобытную сущность, я подняла руку, и из пальцев хлынул яркий серебристый свет. Эфир пронесся по всему пространству, врезавшись в двери. Дерево затрещало и подалось, разлетаясь на мелкие осколки.

Зал для приемов, украшенный багровыми знаменами с гербом Кровавой Короны вместо бело-золотого, который висел в Масадонии, был пуст.

— Подземелье, — сказал Киеран, идя справа от нас. Кровь прилила к его щекам. — Они бы ушли под землю.

— И ты знаешь, как туда попасть? — Я догнала его и потянулась за ним, чтобы убедиться, что он не ранен.

— Колдра напоминает Нью-Хейвен. — Он провел рукой по лицу, стирая чужую кровь. — У них будут комнаты под землей, рядом с тюрьмами.

Было почти невозможно не подумать о камерах под Нью-Хейвеном, в которых я провела время. Но Киеран был прав, так как нашел вход справа по коридору.

Он выбил дверь, открыв узкую, освещенную факелами лестницу. Он послал мне дикую ухмылку, от которой у меня перехватило дыхание, потому что она напомнила мне о… о нем.

— Что я сказал?

Мои брови сжались, когда мимо нас пронеслись Делано и Вонетта, к которым присоединился черновато-серый вольвен, в котором я узнала Сейдж. Они вошли на лестничную площадку раньше нас.

— Почему они так делают?

— Потому что ты — Королева. — Вошел Киеран.

— Ты постоянно говоришь ей об этом. — Эмиль опустился на ступеньку позади меня. — И ты постоянно напоминаешь ей…

Я закатила глаза, пока мы спешили вниз по затхлой лестнице, поглаживая воспоминания, которые отказывались вырваться на свободу. — Может, я и Королева, но я также бог, и поэтому меня труднее убить, чем любого из вас. Я должна идти первой, — сказала я ему. Честно говоря, никто из нас не представлял, что может меня убить, но мы знали, что я, по сути, бессмертна.

В груди защемило. Я переживу всех в этом поместье, некоторых, кто стал для меня дорогими людьми. Тех, кого я называла друзьями. Я переживу Тони… которая в конце концов очнется от раны, нанесенной клинком из сумеречного камня. Я не могла позволить себе верить ни во что другое, хотя в глубине души знала, что это нехорошо, когда человек спит так долго.

Я переживу Киерана и… и даже его.

Боги, почему я вообще думала об этом сейчас? Не заимствовать завтрашние проблемы. Так он сказал однажды.

Мне действительно нужно было научиться следовать этому совету.

— Труднее убить — не значит невозможно, — бросил Киеран через плечо.

— Это говорит тот, кто не в доспехах, — я огрызнулась в ответ.

Он грубо рассмеялся, но звук затерялся во внезапном, пронзительном крике, от которого по моей коже побежали мелкие мурашки.

— Жаждущие, — прошептала я, когда мы свернули с лестницы, и Киеран шагнул в тускло освещенный холл. Он остановился прямо передо мной, и я отскочила в сторону.

Киеран уставился.

Я тоже.

— Боже правый, — пробормотал Эмиль.

В камерах было полно Жаждущих. Они прижимались к прутьям, вытянув руки и оттопырив губы, обнажая четыре зазубренных клыка. Некоторые были свежими, их кожа только сейчас приобрела отвратительный оттенок смерти. Другие были старше, с впалыми щеками, порванными губами и обвисшей кожей.

— Какого черта они притащили сюда Жаждущих? — спросил Эмиль, перекрикивая болезненный, голодный вой.

— Они, вероятно, выпускают их время от времени, чтобы терроризировать людей, — оцепенело промолвила я. — Вознесенные обвинили бы атлантийцев. Сказали бы, что это они обратили Жаждущих. Но они также винили бы и людей, утверждая, что те как-то разгневали богов, и это было их наказанием. Что боги позволили атлантийцам сделать это. Тогда Вознесенные говорили, что они беседовали с богами от их имени, сглаживая тем самым их гнев.

— Люди верили в это? — Эмиль прошел мимо нескольких окровавленных рук.

— Это все, во что им было позволено верить, — сказала я ему, отворачиваясь от Жаждущих.

Звуки ударов лап и царапанья вели нас мимо комнат, помимо тех, с которыми нам придется иметь дело позже, и по другому коридору, через ящики с вином и элем. Мы нашли вольвенов как раз в тот момент, когда они ворвались в двойные деревянные двери в конце коридора.

Из помещения вылетела вампир, с потоком рыжих волос и оскаленными клыками…

Делано схватил ее, вцепившись вампиру в горло, а передними лапами в ее грудь, разрывая одежду и кожу.

Я отвернулась, но смотреть было некуда: две девушки-вольвена сделали то же самое с еще двумя нападавшими. А потом остались только куски.

— Похоже, от этого у них будет расстройство желудка, — сказала я.

— Стараюсь не думать об этом, — пробормотал Эмиль, устремив свой взгляд на Вознесенных, которые стояли внутри комнаты, застыв с остатками оружия в руках. — Держу пари, они тоже стараются об этом не думать.

— Кто-нибудь из вас хочет встретить ту же участь? — спросил Киеран, протягивая свой меч к валяющимся на полу кускам.

Ответа не последовало, но, когда все больше вольвенов заполнили зал позади нас, Вознесенные опустили оружие.

— Мы сдаемся, — прорычал мужчина, последним отбросивший меч в сторону.

— Хорошо, что вы так поступили, — пробурчал Киеран, выбивая мечи из их рук.

И так оно и было. Мило с их стороны. Но было уже слишком поздно. Вознесенным, которые участвовали в том, что было сделано с теми, кто висел у их ворот, и в том, что происходило в этом городе, второго шанса не будет.

Я изо всех сил старалась не наступить на то, что осталось от Вознесенных на полу, когда входила в комнату, сопровождаемая Вонеттой и Делано. Я убрала меч в ножны и опустила капюшон.

— Поздравляю, — произнес тот же мужчина. — Вы взяли Массен. Но вам не взять Солис.

Как только он открыл рот, я поняла, что это должен быть Герцог Сильван. От него веяло самоуверенным превосходством. Это был ледяной блондин, высокий и хорошо сложенный в своей рубашке из тонкого атласа и бриджах. Он был привлекателен. В конце концов, в Солисе мало что ценилось выше, чем красота. Когда он посмотрел на меня, то увидел шрамы, и это было единственное, что он увидел.

А я видела только кровь, запятнавшую их дорогую одежду. Она покрывала каждую сшитую на заказ рубашку и лиф.

Я остановилась перед Герцогом, глядя в черные глаза, которые напомнили мне ее. Кровавую Королеву. Мою мать. Ее глаза не были такими темными, безжалостными, пустыми и холодными. Но у нее была такая же жуткая искра света… хотя и гораздо глубже, но для того, чтобы увидеть ее, не требовалось, чтобы свет падал на лицо под правильным углом. Только в тот самый момент я поняла, что свет в их глазах — это отблеск эфира.

Логично, что они должны были нести какой-то след. Кровь атлантийца использовалась для их вознесения, и все атлантийцы несли в своей крови эфир. Именно так Вознесенные обретали почти бессмертие и силу. Их скорость и способность к исцелению.

— Остались ли еще Вознесенные?

Ухмылка Герцога Сильвана была произведением искусства.

— Пошла ты.

Вздох Киерана рядом со мной был настолько впечатляющим, что я бы подумала, что от него дрожат стены.

— Спрошу еще раз, — сказала я, быстро считая. Их было десять. Или около того, но я хотела быть уверена, что это все. — Есть ли еще?

Прошло долгое мгновение, а затем Герцог сказал:

— Ты все равно убьешь нас, независимо от того, как я отвечу.

— Я бы дала тебе шанс.

Глаза Герцога сузились.

— Для чего?

— Чтобы жить, не отнимая у смертных, — сказала я. — Чтобы жить среди атлантийцев.

Он на мгновение уставился на меня, а затем рассмеялся.

— Ты действительно думаешь, что это возможно? — Еще один смешок разошелся по его бледным губам. — Я знаю, кто ты. Я бы узнал это лицо, где угодно.

Киеран шагнул вперед.

Я подняла руку, останавливая его.

Герцог ухмыльнулся.

— Ты не так долго отсутствовала, чтобы забыть, что такое смертные, Дева. Как они чертовски доверчивы. Как сильно они боятся. На что они готовы пойти, чтобы защитить свои семьи. Во что они поверят, чтобы защитить себя. Ты действительно думаешь, что они просто примут атлантийцев?

Я ничего не сказала.

Ободренный, он подошел ближе.

— И ты думаешь, что Вознесенные сделают… что? Поверят, что вы позволите нам жить, если мы сделаем все, что вы захотите?

— Ты доверился Кровавой Королеве, — сказала я. — А ее зовут даже не Илеана. И она не Вознесенная.

Раздалось несколько резких вдохов, но Герцог не показал никаких признаков того, что мои слова были для него новостью.

— Итак, — продолжала я, — думаю, все возможно. Но, как уже сказала, я бы дала тебе еще один шанс. Ты предрешил свою судьбу, когда приказал наколоть этих людей на свои ворота.

Его ноздри вспыхнули.

— Вуали были прекрасным штрихом, не правда ли?

— Очень мило, — ответила я, когда Делано издал низкий рык.

— Мы не…, — начал один из других Вознесенных, мужчина с темно-каштановыми волосами.

— Заткнись, — прошипел Герцог. — Ты умрешь. Я умру. Все мы умрем.

— Верно.

Его голова дернулась назад ко мне.

— Важно то, как ты умрешь, — заявила я. — Не знаю, является ли кровавый камень мучительной смертью. Я видела его вблизи своими глазами, и, похоже, так оно и есть. Думаю, если я перережу позвоночник, боль продлится всего секунду.

Герцог сглотнул, когда его ухмылка угасла.

— Но гораздо больнее было то, как умирали те, кто был разорван на куски. — Я сделала паузу, наблюдая, как напряглись уголки его рта. — Ответь на мой вопрос, и твоя смерть будет быстрой. Не отвечаешь? Я сделаю так, что тебе будет казаться, будто она длится всю жизнь. Это зависит от тебя.

Он уставился на меня, и я практически видела, как в его голове крутятся колесики, ища выход из ситуации.

— Это ужасная вещь, не так ли? — Я шагнула ближе к нему, и сущность пульсировала в моей груди. — Знать, что смерть наконец-то пришла за тобой. Видеть ее прямо перед собой. Находиться с ней в одной комнате, секунды, минуты, дольше, и знать, что ты ничего не можешь сделать, чтобы предотвратить это. — Мой голос понизился, стал мягче, холоднее… и дымнее. — Ничего. Это ужасает, неизбежность этого. Знание того, что если у тебя все еще есть душа, то она наверняка привязана только к одному месту. В глубине души ты, должно быть, так боишься.

По его телу пробежала мелкая, заметная дрожь.

— Как и те смертные, которых ты вывел за пределы Вала, растерзал, насытился и оставил превращаться. Так же, как те, что в камерах, и те, что на воротах. — Я всмотрелась в его бледные черты. — Они, должно быть, были так напуганы, узнав, что смерть пришла за ними от рук тех, кто, как они верили, защищал их.

Он еще раз сглотнул.

— Вознесенных больше нет. И никогда не было. Никто не хочет править на краю мира. — Его грудь поднялась от глубокого вздоха. — Я знаю, кто ты. Я знаю, что ты такое. Вот почему ты все еще стоишь, жива и по сей день. Это не потому, что ты бог, — сказал он, скривив губы. — Это из-за крови, которая течет в твоих венах.

Мой позвоночник напрягся.

— Если ты скажешь, что это из-за того, кто моя мать, я не стану ускорять твою смерть.

Герцог рассмеялся, но звук был таким же холодным и жестким, как и то пространство внутри меня.

— Ты считаешь себя великим освободителем, не так ли, пришла освободить смертных от Кровавой Короны. Освободить своего драгоценного мужа.

Во все мне замерло.

— Убить Королеву — твою мать, и захватить эти земли во имя Атлантии? — В его глазах мелькнула искра гнева. Уголок его губ изогнулся. — Ты не сделаешь ничего подобного. Ты не выиграешь ни одной войны. Все, чего ты добьешься — это террор. Ты прольешь столько крови, что улицы зальются ею, а королевства утонут в багровых реках. Все, что ты освободишь — это смерть. Все, что ты и те, кто последует за тобой, найдут здесь — это смерть. И если твоей любви повезет, он умрет прежде, чем увидит, что стало с…

Вынув кинжал из кровавого камня, я всадила его ему в грудь, пронзив его сердце и остановив ядовитые слова прежде, чем они успели проникнуть слишком глубоко. И он почувствовал это — первый осколок своего существа, первый разрыв кожи и костей. И я, со своей стороны, была благодарна ему за это.

Его бездушные глаза расширились от удивления, когда на бледной коже щек появились мелкие морщинки. Трещины углубились и превратились в паутину изломов, которая распространилась по его горлу и под воротник атласной рубашки, которую он носил на заказ. Я выдержала его взгляд, когда крошечный уголек пепла погас в его черных глазах.

И только тогда, впервые за двадцать три дня, я вообще ничего не почувствовала.

ГЛАВА 3

Двадцать восемь дней.

Прошел почти месяц, а постоянная боль терзала так сильно, что было невыносимо больно. Я сжала челюсти, чтобы не закричать, вырвавшись из пещеры, ставшей моим сердцем, от разочарования, постоянной беспомощности и чувства вины. Ведь если бы я контролировала себя, если бы я не вырывалась…

Было так много если. Так много способов, которыми я могла бы справиться с ситуацией по-другому. Но я этого не сделала, и это была одна из причин, почему его здесь не было.

Пышная и маслянистая яичница с кусочками жареного мяса передо мной потеряла свою привлекательность, когда в горле зародился крик, который давил на мои сжатые губы. Поднялось глубокое до мозга костей чувство отчаяния и быстро уступило место ярости. Центр моей груди гудел, древняя сила пульсировала едва сдерживаемой яростью.

Вилка, которую я держала, дрожала. Давление охватило мою грудь, закрывая горло, а эфир бился и вздымался, давя на кожу. Если закричу, если поддамся боли и ярости, звук отчаяния и страдания превратится в гнев и ярость. Крик, душивший меня, сила, нараставшая во мне, имели вкус смерти.

И какая-то часть меня хотела выпустить его наружу.

Прикосновение пальцев, на несколько тонов теплее моих, сомкнулось на моей руке, утихомирив дрожь. Прикосновение, когда-то столь запретное, вывело меня из темной колеи, как и слабый заряд энергии, прошедший между нами. Медленно я повернула левую руку так, что стал виден мерцающий золотой завиток брачного отпечатка.

Доказательство того, что мы с ним все еще были вместе, даже если были разлучены.

Доказательство того, что он все еще жив.

Мой взгляд поднялся и столкнулся с поразительными зимне-голубыми глазами вольвена.

В острых углах красивого лица Киерана и в напряжении, скопившемся на его губах, было заметно беспокойство. Он выглядел усталым, и так и должно было быть. Ведь он плохо спал, потому что я почти не спала.

Вилка снова задрожала… нет, дрожала не только вилка или моя рука. Дрожала посуда, как и стол. В коридоре задрожали бело-золотые атлантийские знамена, которые заменили знамена Кровавой Короны.

Взгляд Киерана скользнул мимо пустых стульев в банкетном зале поместья Колдра туда, где у проема в колоннах стоял на страже светловолосый атлантиец, Генерал Эйлард.

Сейчас я почувствовала то же самое, что и тогда, когда он впервые представился. Под бесстрастными чертами его лица плескалось недоверие с привкусом уксуса. Это не было удивительной эмоцией. Многие из старших атлантийцев относились ко мне с опаской — либо потому, что я была воспитана их врагами, Вознесенными, либо потому, что во мне было много такого, чего они не ожидали.

Дева со шрамами.

Заложница.

Нежеланная Принцесса, ставшая их Королевой.

Бог.

Мне было не до их настороженности, особенно когда я заставила дрожать все поместье.

— Ты начинаешь светиться, — предупредил шепотом Киеран, который я едва расслышала, убирая руку.

Я посмотрела вниз на свою ладонь. От моей кожи исходило слабое серебристое сияние.

Что ж, это объясняло, почему Генерал теперь пялится.

Опустив вилку на тарелку, я выровняла дыхание. Заставив себя забыть об удушающей боли, которая всегда сопровождала мысли о нем, я просунула руку под стол к маленькому мешочку, закрепленному на бедре, а другой потянулась к бокалу с глинтвейном. Я смыла кислый вкус пряностями, когда Эйлард медленно повернулся, продолжая держать в перчатке меч в ножнах. Белая мантия, накинутая на его плечи, опустилась, привлекая мой взгляд к выгравированному золотом атлантийскому гербу. Тот же самый герб украшал стены поместья Колдра — солнце и его лучи, меч и стрела в центре, перекрещенные по диагонали так, чтобы обе половины были равны. Ненадолго закрыв глаза, я допила вино.

— Это все, что ты собираешься съесть? — спросил Киеран через несколько минут.

Я поставила пустой стакан на стол и посмотрела в открытое окно. Из кустистых желтых полевых цветов торчали обломки фундамента. За Массеном плохо ухаживали.

— Я поела.

— Тебе нужно больше есть. — Он оперся локтями на стол.

Мои глаза сузились на него.

— А тебе не нужно беспокоиться о том, что я ем.

— Мне бы не пришлось, если бы ты не оставляла бекон нетронутым на своей тарелке… чего я никогда не думал увидеть.

Я подняла брови.

— Это звучит так, как будто ты намекаешь, что до этого я ела слишком много бекона.

— Хорошая попытка отмазаться. Но, в конечном счете, неудачная, — ответил Киеран. — Я делаю то, о чем вы с Касом просили меня. Я советую тебе.

Его имя.

Меня перехватило дыхание. Его имя причиняло боль. Мне не нравилось думать о нем, не говоря уже о том, чтобы произносить в слух.

— Я уверена, что мое ежедневное потребление пищи — это не то, о чем думал каждый из нас, когда просил тебя быть нашим советником.

— Как и я. Но вот мы здесь. — Киеран наклонился так, что нас разделяло всего несколько сантиметров. — Ты почти не ешь. Почти не спишь. И что только что произошло? Свечение? То, что заставило все здание трястись? Ты, кажется, совершенно не осознавала этого, и это происходит все чаще, Поппи.

В его тоне не было ни капли порицания, только забота, но я все равно скривилась, потому что это была правда. Сущность богов выходила на поверхность, когда я не использовала ее для снятия боли или исцеления. Это происходило, когда я чувствовала что-то слишком сильно… когда горе и ярость заставляли мою кожу чувствовать себя слишком туго, давя на хрупкие швы, которые держали меня вместе.

Мне нужно было держать себя в руках. Мне нужен был контроль. Я не могла его потерять. Не тогда, когда королевства Атлантия и Солис рассчитывали на меня. Не тогда, когда я была нужна ему.

— Я буду стараться контролировать это, — пообещала я.

— Дело не в том, что ты контролируешь свои способности. — Брови Киерана сошлись. — Дело в том, чтобы позволить себе не быть в порядке. Ты сильная, Поппи. Мы…

— Знаю. — Я остановила его, поскольку в памяти пронеслись почти такие же слова, сказанные другими губами, которые прочертили горячую дорожку по каждому сантиметру моей кожи.

Тебе не обязательно всегда быть сильной рядом со мной.

Я подалась вперед, подхватывая ломтик бекона. И сразу же запихнула половину в рот, чуть не подавившись.

— Доволен? — спросила я, бросив кусочек на тарелку.

Киеран уставился.

— Не совсем.

— Похоже, это твоя проблема. — Я жевала, едва ощущая вкус хрустящего мяса.

Хрип, похожий на смех, привлек мое внимание к большому, фиолетово-черному дракену, отдыхающему у колонного входа в банкетный зал. Гладкие черные рога начинались посередине сплюснутой переносицы и поднимались к центру ромбовидной головы. Первая пара рогов была небольшой, чтобы не мешать обзору, но по мере продвижения вверх по голове они удлинялись, превращаясь в заостренные пики, которые торчали из толстых гребней.

Каждый раз, когда я смотрела на Ривера, это был шок. Мне казалось, что я никогда не привыкну видеть такое великолепное, страшное и прекрасное существо.

Пробудились двадцать три дракена. Самые младшие, всего трое, остались в Конце Спессы, чтобы стоять там на страже, как решили дракены. Из тех двадцати, что путешествовали с армиями, ни один не был таким большим, как Ривер. Вместо этого они были размером с Сетти, их чешуя была не такой толстой, как у Ривера, и более уязвимой для острия стрелы. Но они все равно быстро справились бы с любой армией.

Дракен наблюдал за нами, и мне было интересно, о чем он думает и что чувствует. Всякий раз, когда я пыталась узнать его или кого-нибудь из других, когда они были рядом, я ничего не чувствовала. Это не было похоже на холодную пустоту Вознесенного. Либо Ривер и другие дракены скрывали от меня свои эмоции, либо я просто не могла их прочесть.

— Хочешь немного? — предложила я Риверу, поднимая тарелку. Мне не доводилось видеть, как он ест, что вызывало легкое беспокойство по поводу того, что именно он ел, когда взлетал и исчезал из виду.

Я очень надеялась, что это были не люди… или милые животные.

Но у меня не было возможности узнать. Только Аурелия, одна из двух пробудившихся дракенов женского пола, пробыла в своей смертной форме достаточно долго, чтобы я смогла узнать имена примерно половины из двух десятков дракенов, покинувших Илизеум. Она сказала, что моя воля принадлежала им до того, как мы покинули Атлантию и разошлись в разные стороны.

Вся эта история с «моя воля — их воля» была не очень-то полезной, но я поняла, что она в чем-то похожа на Первородный нотам. Ривер, казалось, изначально знал, чего я хочу. Например, когда мы отправились брать Массен, и он успел поспать ночь. Я догадалась, что это больше похоже на сущность Первородного в том, как он реагирует на мои желания.

Ривер покачал своей шипастой головой на мое предложение бекона.

— Как он вообще сюда пробрался, не обрушив все здание? — Между бровей Киерана появилась складка.

— Осторожно, — сказала я, когда внимание дракена переключилось на вольвена. Его голубые глаза с вертикальным зрачком снова сузились. Я подозревала, что при первой же возможности дракен снова набросится на Киерана.

— Разве Вонетта и остальные не должны вернуться сегодня? — спросила я, отвлекая внимание Киерана от дракена.

— С минуты на минуту. — Подняв свой бокал, он сухо добавил:

— Как ты уже знаешь.

Действительно, но он больше не участвовал в эпическом поединке с Ривером, который, несомненно, будет обостряться. Однако беспокойство вдруг взлетело, как большой серебристый ястреб, и оно не имело никакого отношения к вероятности того, что Киеран и Ривер покалечат или убьют друг друга.

Оно имело отношение к планам относительно Оук-Эмблера и Солиса. Мне нужно было убедить атлантийских генералов в их поддержке несмотря на то, что я сама не занималась самой сложной частью этих планов.

— У меня такое чувство, — начал Киеран, — что ты все еще злишься, что я посоветовал тебе не идти с Вонеттой.

Я нахмурилась.

— Иногда мне действительно интересно, умеешь ли ты читать мысли.

Его полный рот искривился в ухмылке, когда он постучал пальцем по виску.

— У меня просто есть способность догадываться.

— Ага. — Как и у его отца, Джаспера, но Киеран также часто, казалось, знал, куда уходят мои мысли. Что, признаться, раздражало меня не меньше, чем то, что я читаю его эмоции. — Меня не очень раздражало то, что ты советовал мне не идти в Оук-Эмблер, но теперь — да.

— Отлично, — пробормотал он.

Я послала ему взгляд.

— Почему, когда Принц или Король решает подвергнуть себя опасности или повести армию на войну, это не является проблемой? Но когда Королева желает сделать то же самое, это вдруг становится вещью, от которой нужно предостеречь? Звучит немного по-сексистски.

Киеран поставил свой бокал.

— Это не вещь. Я пытался остановить Каса от идиотских, невероятно опасных поступков столько раз, что это стало практически обязанностью на полный рабочий день.

В груди кольнуло острой болью. Я сосредоточилась на нераспечатанных бутылках вина, которые доставил атлантийский Лорд, управлявший кораблем, на котором мы приплыли в Оук-Эмблер. Перри переправил множество столь необходимых припасов. А главное, вино того сорта, которое, по словам Киерана, предпочитает Валин.

Что может быть лучше для того, чтобы заставить кого-то согласиться на то, чего ты хочешь, чем напоить его?

— В том числе и тебя, — продолжал Киеран, вторгаясь в мои мысли. — Я пытался помешать ему забрать тебя.

— Что? — Моя голова дернулась в его сторону.

Он кивнул.

— Когда он придумал план, как выдать себя за гвардейца и взять тебя в заложники, я не раз говорил ему, что это абсолютное безумие. Что это чревато слишком большим риском.

— Один из этих рисков был связан с тем, что неправильно похищать невинного человека и ломать всю его жизнь? — спросила я.

Он поджал губы.

— Не могу сказать, что это действительно приходило мне в голову.

— Мило.

— Это было до того, как я тебя узнал.

— Это не улучшает ситуацию.

— Возможно, нет, но я не думаю, что ты возражаешь против того, как он перевернул твою жизнь.

— Ну… — Я прочистила горло. — Полагаю, если говорить в общем, то я рада, что он не послушал тебя.

Киеран ухмыльнулся.

— Не сомневаюсь.

Я закатила глаза.

— В любом случае, как я уже говорила, мне кажется неправильным требовать от кого-то того, что я не готова сделать сама.

— Это достойно восхищения. Этим ты заслужишь уважение многих своих солдат. Жаль, что ты, скорее всего, попадешь в плен или погибнешь. Поэтому то, что ты чувствуешь, не имеет значения.

— Это было немного драматично, — сказала я. — Вонетта и другие рискуют своими жизнями, а я сижу здесь и слушаю, как ты жалуешься на то, что я ем.

— Ты сидишь и слушаешь, как я жалуюсь на то, что ты не ешь, — поправил Киеран. — И теперь это ты драматизируешь.

— Кажется, я передумала насчет того, чтобы ты был Советником Короны, — пробормотала я.

Это было проигнорировано.

— Не похоже, что ты ничего не делаешь.

Едва ли было время, когда я не занималась чем-то, особенно с тех пор, как мы взяли Массен. С Жаждущими в камерах разобрались, но, клянусь, я все еще чувствовала их запах, если шел дождь. Поместье было в полном запустении, второй и третий этажи практически не пригодны для жилья. Электричество было только в нескольких комнатах и на кухне. Дома людей были не намного лучше, и за последние пять дней мы сделали все возможное, чтобы провести столь необходимый ремонт крыш и дорог, но чтобы закончить его, потребуются месяцы, если не больше. С урожаем дела обстояли не лучше. Особенно когда так много тех, кто ухаживал за ними, были вывезены за пределы Вала.

— Я просто… — Проведя большим пальцем по ободку бокала, я откинулась в кресле. Мне просто нужно было чем-то себя занять. Если этого не делать, то мой разум забредал туда, куда не следовало. В места, которые были опустошены после неудачной встречи с Кровавой Королевой. Холодные и злые, как зимняя буря. И эти пустоты внутри совсем не были похожи на меня.

Или даже на смертного.

Они напоминали мне Избет.

В душе кипел гнев. Я приветствовала его, потому что справиться с ним было гораздо легче, чем с печалью и беспомощностью. Избет была той, о ком мне не было трудно думать. Совсем нет. Временами я только о ней и думала, особенно в те тихие, темные минуты ночи, когда от меня ускользал сон.

Мне больше не было трудно примирить доброту и мягкость, которыми она осыпала меня, с тем, кем она была для него и многих других. Чудовищем. Я приняла то, кем она была. Возможно, Избет и зачала меня в результате бессовестных действий, но она не была мне матерью. А вот Коралина была. Избет являлась не кем иным, как Кровавой Королевой. Врагом.

Чувствуя на себе всезнающий взгляд Киерана, я судорожно сглотнула.

— Все в порядке, — сказала я, прежде чем он успел задать вопрос, который часто срывался с его губ.

Наблюдая за мной, Киеран ничего не сказал. Он знал, что так будет лучше. Как и раньше, когда ледяная ярость проявилась, сотрясая стол. Однако на этот раз он не стал заострять на этом внимание, а сменил тему.

— Валин и другие генералы прибудут со дня на день. Он одобрит то, как мы взяли Массен.

Я кивнула. Валин не стремился к войне. Наоборот, он воспринимал ее как нечто неизбежное. Ни он, ни кто-либо из старших атлантийцев не хотели давать Вознесенным больше шансов. Когда они узнают о том, что сделали здесь Вознесенные, это не поможет изменить их мнение о том, могут, хотят ли вампиры изменить свой образ жизни или контролировать свою жажду крови. И это не поможет, если Герцог и Герцогиня Раварель, те, кто правит Оук-Эмблером, откажутся от наших требований.

Сжав плечи, я уставилась на бокал с темным вином. Наши требования были связаны с тем, чтобы начать войну по-другому. Именно поэтому мы взяли Массен так, как взяли. Я полностью верила, что есть шаги, которые могут предотвратить ненужные потери жизней с обеих сторон, тем более что у смертных, сражавшихся за Солис, скорее всего, не было выбора… в отличие от тех, кто взял в руки мечи и щиты, чтобы защитить Атлантию.

Некоторые жители таких городов, как Массен и Оук-Эмблер, в конечном итоге заплатили бы за жестокую войну либо своими средствами для существования, либо жизнью. А еще были Вознесенные, которые были как…

Я судорожно вдохнула, ненадолго зажмурив глаза, прежде чем мой разум смог вызвать образ Йена, того, каким я видела его в последний раз. То, как он умер, достаточно часто повторялось по ночам. Мне не нужно было видеть это сейчас.

Но я верила, что должны существовать Вознесенные, которые не были злыми до глубины души. С которыми можно было бы договориться.

Так что это было основой нашего плана. Но мы знали, что Оук-Эмблер — не Массен.

Несколько дней назад мы отправили Герцогу и Герцогине Раварель ультиматум: соглашайтесь на наши требования или подвергнитесь осаде. Наши требования были просты, но мы не рассчитывали на то, что они будут благоразумны и смирятся со своей участью.

И вот тут-то на помощь пришла Вонетта, а также Нейл и Рен, старший Страж Вала, ставший свидетелем того, что творили здесь Вознесенные. В Оук-Эмблере жила дальняя семья Рена… он считал, что это могут быть Вознесенные, которые поддерживали Атлантию. То, что они делали, в чем заключались наши планы, было сопряжено с огромным риском.

Однако предстоящая осада Оук-Эмблера и все способы, которыми она может провалиться самым впечатляющим образом, были не единственной нашей насущной заботой.

Мои мысли обратились к другому риску, который мы предприняли: Наши прошлые планы войти в Оук-Эмблер раньше, чем мы должны были встретиться с Кровавой Королевой. Каким-то образом она узнала об этом, либо просто была готова к тому, что мы попытаемся обмануть их, либо потому, что кто-то предал нас. Кроме тех, кому мы доверяли, о наших планах знал только Совет старейшин. Неужели среди нас завелся предатель? Либо кто-то из тех, кому мы доверяли, либо кто-то, достигший высших эшелонов власти в Атлантии? Или же ответ заключался в самомпростом объяснении? Что Кровавая Корона просто перехитрила нас, а мы их недооценили?

Я не знала, но оставался еще вопрос о Невидимых — тайной, полностью мужской структуре, которая когда-то служила божествам. Полагая, что я — предвестник смерти и разрушения, о котором предупреждало пророчество, они всплыли, как только я прибыла в Атлантию. Они стояли за нападением в Палатах Никтоса и за многим другим. Кроме того, угроза, которую представляли собой Невидимые, не закончилась со смертью Аластира и Янсена.

Я наблюдала за Эйлардом, стоявшим между колоннами. Невидимые все еще были снаружи, и не было возможности точно узнать, кто принадлежит к их группе, и кто им помогает.

— Хочу ли я знать, о чем ты думаешь? — спросил Киеран. — Потому что ты выглядишь так, будто хочешь кого-то зарезать.

— Ты всегда думаешь, что я так выгляжу.

— Наверное, потому что ты всегда хочешь кого-нибудь зарезать.

— Я не хочу. — Я посмотрела на него.

Он поднял брови.

— Кроме как прямо сейчас, — поправила я. — Я подумываю о том, чтобы ударить тебя ножом.

— Польщен. — Киеран поднял свой бокал, глядя на Ривера. Дракен медленно постучал когтями по полу. — Похоже, ты часто хочешь зарезать тех, кто тебе дорог.

— Это звучит так, будто я… извращенка или что-то в этом роде.

— Ну… — Киеран опустил свой бокал, сузив глаза на дракена. — Хочешь, чтобы я позировал для картины? Тогда ты сможешь смотреть на меня, даже когда меня не будет рядом.

Мои брови взлетели вверх.

— Может не надо?

— Это он начал, — пробормотал Киеран.

— Каким образом?

— Он смотрит на меня. — Пауза. — Опять.

— И что?

— Мне это не нравится. — Киеран нахмурился. — Совсем.

— Ты сейчас говоришь как маленький ребенок, — сообщила я ему, и Ривер снова рассмеялся. Я повернулась к нему. — И ты не лучше.

Ривер откинул назад свою шипастую голову, выдохнув дымный воздух. Он выглядел оскорбленным.

— Вы оба смешны. — Я покачала головой.

— Неважно. — Голова Киерана повернулась к входу в тот же момент, что и у Ривера. — Наконец-то.

Я оглянулась, понимая, что оба услышали чужое приближение. Как я, будучи богом, не была наделена лучшим слухом, ума не приложу.

Вонетта прошла мимо Эйларда, ее длинные ноги были обтянуты пыльными бриджами. Тугие и узкие косы длиной до пояса она заплела в пучок, подчеркивая высокие угловатые щеки. За исключением более глубокого оттенка кожи, который часто напоминал мне пышные ночные розы, в своей смертной форме она имела схожие черты со своим братом и очень походила на их мать, Кирху. В то время как Киеран больше был похож на их отца, Джаспера.

Когда Вонетта приблизилась к нам, я задумалась, на кого же будет похожа их младшая сестра. Малышка родилась всего несколько недель назад, и мне хотелось, чтобы ее брат и сестра были сейчас со своей семьей, радуясь пополнению. Но вместо этого они были здесь, со мной, рядом с землями, разоренными сотни лет назад, накануне очередной войны.

Вонетта была не одна. Эмиль, казалось, всегда был рядом с ней.

Я прикусила губу, сдерживая ухмылку. Сначала я не была уверена, что Вонетта ценит свою тень в виде Эмиля. Но это было до тех пор, пока я не увидела ее выходящей из его покоев ранним утром в тот день, когда она уехала в Оук-Эмблер. Слабая, удовлетворенная улыбка на ее лице сделала совершенно излишней попытку глубже проникнуть в ее эмоции.

Когда Вонетта вошла в банкетный зал, ее шаги замедлились, и она заметила Ривера. Ее брови приподнялись.

— Как ты вообще сюда попал?

— Видишь? — Киеран поднял руку. — Хороший вопрос.

Выдохнув, дракен стукнул тяжелым хвостом по полу. Я понятия не имела, что это значит, но он не сделал ни единого движения, чтобы подойти к Вонетте или Эмилю.

Прежде чем я успела заговорить, Эмиль опустился на одно колено, вытянув руку в замысловатом поклоне.

— Ваше Высочество.

Я вздохнула. Многие стали использовать этот титул вместо Вашего Величества, поскольку он использовался, когда боги бодрствовали.

Вонетта остановилась, оглядываясь.

— Ты собираешься делать это каждый раз?

— Возможно. — Он поднялся.

— На языке Эмиля это означает «да», — заметила Вонетта, когда движение за колоннами привлекло мое внимание.

Эйлард больше не стоял там, так как рядом были Эмиль и Вонетта. Вместо него мимо колонн прошла сгорбленная фигура, с которой я познакомилась за последние пять дней. Эмиль стал называть ее вдовой, хотя никто не знал, была ли она замужем. Я не знала точно, что она делала в поместье, так как видела ее только гуляющей, иногда в развалинах среди сосен за поместьем, из-за чего Киеран был убежден, что она не из плоти и крови, а дух. Я слышала, что в первый день Эйлард спросил ее, что она здесь делает, в поместье, и она ответила, что ждет.

Странно. Но в данный момент это не важно.

Я повернулась к Вонетте.

— Все вернулись? Рен? Нейл?

— Я в порядке, — плавно вмешалась Вонетта, протягивая руку и слегка касаясь моей руки. Между нами пронесся мягкий всплеск энергии. — Все в порядке и вернулись в лагерь.

Я медленно выдохнула и кивнула.

— Она беспокоилась все это время, не так ли? — спросила Вонетта у своего брата.

— А ты как думаешь? — ответил он.

Я чуть не пнула Киерана под столом.

— Конечно, я волновалась.

— Понятно. Я бы волновалась, если бы это ты бродила по улицам Оук-Эмблера, разыскивая Последователей и предупреждая других о предстоящей осаде, если Раварель откажутся от наших требований. — Вонетта опустила взгляд на тарелки. — Ты закончила? Я умираю с голоду. –

— Да. Угощайся. — Я бросила на Киерана предупреждающий взгляд, когда он открыл рот. Его губы сжались в тонкую, жесткую линию, когда его сестра выхватила ломтик бекона. Я взглянула на Эмиля, а затем снова на Вонетту. — Как все прошло?

— Хорошо. Я так думаю. — Вонетта опустилась в кресло напротив Киерана, откусывая кусочек бекона. — Мы говорили с… боги. Сотнями? Может быть, даже больше. Довольно многие из них были… — Она слегка нахмурилась. — Казалось, они были готовы услышать, что кто-то что-то делает с Вознесенными. Они не были похожи на тех, кто не задается вопросом об обряде, считая его честью или чем-то еще. Это были люди, которые не хотели отдавать своих детей в руки Обряда.

Я не могла думать об Обряде и не представлять себе семью Тулис, умоляющую Тирманов обратиться к богам, которые все еще дремлют, с мольбой сохранить их последнего ребенка.

И что бы ни было сделано для них, вся семья теперь была мертва.

— Кстати, ты была права. Насчет того, чтобы рассказать им о тебе, — добавила она между укусами.

— Сколько бы я заплатил, чтобы увидеть их реакцию на эту новость, — размышлял Эмиль. — Узнать, что их Дева не только вышла замуж за ужасного атлантийского Принца, но и стала Королевой Атлантии, да еще и богом. — Появилась слабая улыбка. — Держу пари, многие упали на колени и начали молиться.

— Некоторые так и сделали, — язвительно сообщила Вонетта.

Я слегка вздрогнула.

— Правда?

Она кивнула.

— И поскольку они верят, что боги все еще бодрствуют, новость о том, что ты присоединилась к Атлантии, заставила многих из них задуматься. Даже несколько человек сказали, что боги могут больше не поддерживать Вознесенных.

Изгиб моих губ совпал с ее губами.

— Полагаю, мы должны быть благодарны, что они солгали о том, что боги поддерживают Солис вместо того, чтобы сказать правду — что боги не имеют никакого отношения к войне и спят, — заметил Киеран. — Своей ложью они заложили надежду на то, что боги изменят свои союзы.

Я покрутила кольцо на указательном пальце.

— Но это была не моя идея. Это была… это была его идея. Он понял, что ложь, которую говорили Вознесенные, в конечном итоге станет их гибелью.

— Кас действительно знал это, — подтвердил Эмиль. — Но это было до того, как он или кто-либо из нас узнал, что ты бог. Это была твоя идея — раскрыть все тайны. Отдай себе должное.

Моя шея потеплела, и я прочистила горло.

— Как думаете, они послушают? Что они расскажут другим?

— Я думаю, многие расскажут. — Вонетта посмотрела на своего брата, а затем снова на меня. — Мы все знаем, что рассказать смертным о наших планах — это риск, который, по нашему мнению, того стоил, даже если бы Раварель узнали о них.

Я кивнула.

— Дать смертным шанс покинуть город до того, как мы его захватим, чтобы они не оказались в центре событий, стоит этого опасного шага.

— Согласна, — подтвердила она. — Итак, некоторые не поверили в то, что ты бог. Они думают, что злые атлантийцы как-то манипулировали тобой, — сказала она, потянувшись за вторым ломтиком бекона, когда Эмиль наклонился и сделал то же самое. Он был быстрее. — Эй, это мое. — Она бросила на него взгляд. — Что ты вообще здесь делаешь?

— Вообще-то, бекон…, — начал Киеран, и на этот раз я пнула его ногой под столом. Его голова дернулась в мою сторону.

— Мы можем поделиться. — Эмиль разломил бекон на две части и передал половину менее благодарной Вонетте. — И я здесь, потому что очень по тебе соскучился.

— Неважно, — пробормотала Вонетта. — Серьезно, почему ты здесь?

Эмиль усмехнулся, его янтарные глаза потеплели, когда он доел свою половину ломтика.

— Я здесь, потому что кто-то доставил послание на Вал, — объявил он, вытирая руки о салфетку. — Это от Герцога и Герцогини Раварель.

Каждая часть меня напряглась.

— И ты только сейчас поделился этим?

— У тебя были вопросы об их пребывании в Оук-Эмблере. Я решил, что позволю им ответить, — рассудил он. — К тому же Вонетта была голодна, а я лучше знаю, как не встать между вольвеном и едой.

Вонетта бросилась к Эмилю, едва не свалившись со стула.

— Ты серьезно обвиняешь меня в своей неспособности расставлять приоритеты?

— Я бы никогда такого не сделал. — Эмиль достал из нагрудного кармана своей туники сложенный пергамент и усмехнулся Вонетте. — И ничто из этого не меняет того факта, что я скучал по тебе.

Киеран закатил глаза.

Вонетта открыла рот, а затем закрыла его, откинувшись на стуле, и я сделала то, что, вероятно, не должна была делать. Я открыла свои чувства. То, что я ощутила от Вонетты, было пряным и дымным. Влечение. Но под этим было и что-то более сладкое.

— Мне нужно вино. — Она начала наклоняться вперед, но Эмиль снова оказался быстрее. Передав мне письмо, он взял бутылку вина и налил ей. — Спасибо, — сказала она, взяв бокал и проглотив внушительный глоток. Затем посмотрела на меня. — Итак, что здесь написано?

Тонкий листок сложенного пергамента казался тяжелым, как меч. Я взглянула на Киерана и, когда он кивнул, открыла его. Красными чернилами было написано одно предложение — ответ, которого мы все ожидали, но который все равно стал ударом.

Мы ни на что не согласны.

ГЛАВА 4

— Беги, Поппи, — прохрипела мама. — Беги.

Она хотела, чтобы я оставила ее, но я не могла. Я побежала. Я бежала к ней, слезы текли по моим щекам.

— Мама… — Когти вцепились в мои волосы, царапали кожу, обжигая меня, как в тот раз, когда я потянулась за горячим чайником. Я закричала, пытаясь найти маму, но не могла разглядеть ее в толпе чудовищ.

Они были повсюду, их кожа была тусклой, серой и разорванной. А потом появился высокий человек в черном. Тот, у которого не было лица. Я скрутилась, закричала.

В дверях стоял папин друг. Я потянулась к нему. Он должен был помочь нам… помочь маме. Но он смотрел на человека в черном, который возвышался над извивающимися, кормящимися существами. Папин друг дернулся, попятился назад, его горький ужас заполнил мой рот, заставив задохнуться. Он отступил назад, тряся головой и дрожа. Он покидал нас…

Зубы вонзились в мою кожу. Жгучая боль пронзила мою руку и залила лицо. Я упала, пытаясь стряхнуть их с себя. В глаза хлынули красные потоки.

— Нет. Нет. Нет, — кричала я, дергаясь. — Мама! Папа!

Огонь прорезал мой живот, захватывая легкие и тело.

Потом монстры падали, а я не могла дышать. Боль. Тяжесть. Я хотела к маме. Небытие застилало мне глаза, и я на какое-то время потерялась.

Моей щеки, шеи коснулась рука. Я моргнула сквозь кровь и слезы.

Надо мной стоял Темный, его лицо было лишь тенью под плащом с капюшоном. Его рука лежала не на моем горле, а на чем-то холодном и остром.

Он не двигался. Эта рука дрожала. Он дрожал, когда говорил, но его слова то затихали, то пропадали.

Я услышала, как мама сказала голосом, который звучал странно и слабо:

— Ты понимаешь, что это значит? Пожалуйста. Она должна…

— Боже милостивый, — прошептал мужчина, а потом я парила и дрейфовала, окруженная ароматом цветов, которые Королева любила держать в своих покоях.

Какой ты сильный маленький цветочек.

Какой могучий мак.

Сорви его и посмотри, как он кровоточит.

Не так…

Проснувшись, я широко распахнула глаза, осматривая залитые лунным светом покои. Меня там не было. Меня не было в трактире. Я была здесь.

Мое сердце медленно успокаивалось. Уже несколько ночей мне не снился такой кошмар. В других я видела, как острые ногти, окрашенные в цвет крови, впиваются в его кожу, причиняя ему боль.

Моему самому близкому другу и возлюбленному.

Моему мужу и Королю.

Моему родственному сердцу.

Эти кошмары присоединились к старым и находили меня, если удавалось поспать больше нескольких часов… что случалось нечасто. В среднем я спала около трех часов в сутки.

В горле пересохло, я уставилась в потолок, стараясь не потревожить толстые одеяла, наброшенные поверх широкой постели. Было тихо.

Я ненавидела такие моменты.

Тишину.

Небытие ночи.

Ожидание, когда ничто не может занять мои мысли настолько, чтобы я не смогла вспомнить его имя, не говоря уже о том, что с ним может происходить. Не слышать, как он умоляет и просит, предлагая ей все, даже свое королевство.

Двадцать девять дней.

По телу пробежала дрожь, я боролась с нарастающей волной паники и гнева.

Движение у бедра вырвало меня из стремительно кружащихся мыслей. Большая мохнатая голова поднялась на фоне лунного света. Вольвен зевнул, вытянув длинные, мощные передние лапы.

Киеран взял за правило спать рядом со мной в своем облике вольвена, поэтому он очень мало спал. Не единожды я говорила ему, что в этом нет необходимости, но в последний раз, когда зашла речь об этом, он ответил:

— Я сам так решил.

И что ж, это… это чуть не заставило меня плакать. Он выбрал быть рядом со мной, потому что он мой друг. Не из-за каких-то обязательств. Я не повторила бы ошибку Тони, постоянно сомневаясь в истинности наших отношений из-за того, как нас познакомили.

Я также думала, что он решил быть здесь, нуждаясь в близости, потому что ему тоже было больно. Киеран знал его всю свою жизнь. Их дружба выходила за рамки той связи, которую они когда-то разделяли. Между ними была любовь. И если я держала свои чувства при себе, когда не было необходимости читать чужие эмоции, то Киеран временами сидел молча, и печаль, исходящая от него, прорывалась сквозь мои щиты.

Эта печаль также была вызвана потерей Лиры. Он не просто любил девушку, даже если у них не было серьезных отношений. Он заботился о ней, а теперь ее не стало… как и Элашьи, вольвена, которую он любил и потерял из-за редкой болезни.

Киеран повернул голову в мою сторону и моргнул сонными зимне-голубыми глазами.

— Прости, — прошептала я.

В голове промелькнуло ощущение, словно легкое прикосновение кожи к коже. Его отпечаток напомнил мне кедр, насыщенный и лесной.

— Ты должна спать, — сказал он, его слова прозвучали шепотом среди моих мыслей.

— Знаю, — ответила я, перекатываясь на бок так, чтобы оказаться лицом к лицу с ним.

Он опустил голову на кровать.

— Опять кошмар?

Я кивнула.

Наступила пауза, а затем он сказал:

— Знаешь, есть травы, которые могут помочь тебе отдохнуть. Помочь обрести такой сон, в котором эти кошмары не смогут тебя достать.

— Нет, спасибо. — Мне никогда не нравилась идея принимать что-то, что вырубает меня, потенциально делая уязвимой. К тому же, я уже принимала траву, похожую на ту, что он принимал для предохранения. Я решила, что будет разумно узнать, есть ли что-нибудь доступное, поскольку он не сможет ничего принять. К счастью, Вонетта знала как раз то, что нужно — траву, похожую на ту, что принимал Кастил, измельченную в порошок, который можно было смешивать с любым напитком. На вкус она была как грязь, но переварить ее было гораздо лучше, чем вынашивать ребенка.

Это было последнее, в чем кто-либо из нас нуждался.

Хотя я вдруг представила, как Киеран вяжет маленькие свитера, и усмехнулась.

— О чем ты думаешь? — Его любопытство казалось свежим и лимонным.

Я никак не могла поделиться этим.

— Ни о чем.

Он посмотрел на меня так, как будто не верил мне.

— Тебе нужно отдохнуть, Поппи. Бог или нет, но ты измотаешь себя.

Я подавила вздох, подтянув мягкое одеяло к подбородку и поглаживая его.

— Как ты думаешь, это одеяло сделано из меха вольвена?

Уши Киерана прижались. Это была неудачная попытка сменить тему.

— Думаю, это был обоснованный вопрос, — повторила я его предыдущие слова.

— Ты думаешь, что каждый вопрос обоснован. — Он издал очень смертельный звук.

— А разве нет? — Перевернувшись на спину, я перестала тереть подбородок и отпустила одеяло.

Киеран толкнул меня в руку. Это был его способ дать мне понять, что к нему можно прикасаться в таком виде — способ, которым вольвен молча сообщает о своей потребности в ласке. Я потянулась вниз, и, как всегда, меня не переставало удивлять, насколько мягким был вольвений мех. Я провела пальцами по пуху между его ушами, подумав, что Киеран, наверное, считает, что ему приятнее, чем мне. Но прикосновение… прикосновение было таким даром. Его так часто упускают из виду и недооценивают.

Прошло несколько долгих мгновений молчания.

— Тебе… тебе снится он?

— Нет. — Киеран опустил голову на мое бедро. Его глаза закрылись. — И я не знаю, благословение это или нет.

***

Мне не удалось заснуть, как Киерану, но я дождалась, пока слабые следы света прокрались через окно и потолок, чтобы покинуть кровать. Киеран всегда спал крепче всего с восходом солнца. Я не знала почему, но была уверена, что мое отсутствие не разбудит его по крайней мере час или два.

Тихо ступая по каменному полу, я прикрепила вольвений кинжал к бедру, а затем взяла синий халат с рюшами, который Киеран нашел в одной из других комнат. Я накинула его поверх слипа и колготок, в которых спала. От него пахло нафталином, но он был чистым и роскошно мягким, сделанным из какого-то кашемира. Завязав поясок на талии, я вышла из комнаты, не потрудившись обуться. Толстых носков было более чем достаточно, поскольку я не собиралась покидать поместье так рано.

Жители Массена в это время прогуливались, собирались в одной из двух лавок, расположенных за внутренней стеной усадьбы, покупали выпечку и жареный кофе, а затем отправлялись обрабатывать свои посевы. Я не хотела нарушать то немногое время, которое у них было, чтобы поговорить друг с другом, восстанавливая разрушенную гармонию. Люди здесь только-только привыкали к нашему присутствию — атлантийским гербам на знаменах, задрапированных в залах, мимо которых теперь проходила я, и висящих над Валом. Они все еще нервничали рядом с атлантийскими солдатами и часто смотрели на вольвенов, застыв между ужасом и любопытством. А когда взлетал Ривер…

Наступал хаос.

По крайней мере, крики и бегство за своей жизнью стихли. Но когда они видели меня, то замирали, поспешно кланяясь или опускаясь на колени, с широко раскрытыми глазами, охваченные теми же противоречивыми эмоциями, что и при приближении вольвенов.

У меня было ощущение, что Рен ввел жителей Массена в курс дела о моей божественности, поскольку никто из Оук-Эмблера не смог бы передать то, что было нашептано людям. Несмотря на то, что я не была расстроена его поступком, мне хотелось, чтобы он этого не делал.

То, как они смотрели, делало ситуацию немного неловкой.

А то, как они поспешно кланялись, словно ожидая сурового наказания за то, что не сделали этого немедленно, наводило на меня тоску.

Путешествуя по пустым, извилистым коридорам главного этажа, я миновала банкетный зал, откуда доносился рокот то ли солдат, то ли вольвенов. Пройдя одинокую приемную, я направилась к закрытым дверям в восточной части поместья… похоже, самой старой.

Открыв их, я вошла в холодную, пещерную комнату. Меня встретил затхлый запах старых книг и пыли. Ее было так много, что ни Киеран, ни Вонетта не смогли бы долго находиться в комнате без приступов чихания. Я остановилась, включив газовую лампу, стоявшую на чайном столике рядом с потертым диваном оттенка насыщенного шоколада.

Поместье Колдра было таким же старым, как и Массен, вероятно, его построили, когда город был районом Помпея, как и все еще существующие районы Карсодонии. У меня было ощущение, что многие из книг на полках здесь были такими же старыми.

В основном потому, что три или четыре из них практически рассыпались, когда я их открыла.

Признаться, это была жутковатая комната с тяжелыми гобеленами, закрывающими естественные источники света, выцветшими портретами тех, кто, как я предполагала, был либо Вознесенными в прошлом, либо, возможно, смертными, которые когда-то называли поместье домом, и множеством полурасплавленных свечей разных форм и цветов.

Но я начала думать, что на самом деле вольвенов и атлантийцев отпугивало то, что здесь было. Отчетливое ощущение того, что ты не один, даже когда был один.

Я чувствовала это сейчас, когда дрейфовала среди рядов томов и их пыльных корешков — прикосновение невидимых пальцев к моей шее. Подавив дрожь, я взяла с полки еще одну древнюю книгу и быстро оглядела пустую комнату. Ощущение осталось, но я проигнорировала его, отнеся книгу на диван и села.

Однако я бы предпочла, чтобы меня преследовали духи, чем лежать в постели с блуждающими мыслями… о нем, о Тони, о том, нужно ли мне питаться и сможем ли мы действительно выиграть эту войну, не превратив царство в нечто худшее, чем оно было.

Я осторожно раскрыла фолиант. Насколько можно было судить, атлантийцев там не значилось, хотя чернила выцвели. Тем не менее, то, что я смогла прочесть из параграфов, повествующих о жизни тех, кто жил здесь много веков назад, было захватывающим. Рождения и смерти были записаны в двух колонках, сгруппированных по фамилиям. К объявлениям о браках примешивались ничтожные споры о границах владений, обвинения в краже скота и гораздо более ужасные преступления, такие как нападения и убийства. Записывались казни. Способ смерти почти всегда был жестоким, и они проводились публично на месте, которое когда-то было городской площадью.

Какая-то часть меня поняла, что причиной, побудившей меня просмотреть эти записи, давно забытые на нижних полках библиотеки, было то, что они напомнили мне о том времени, когда я была в Нью-Хейвене. Когда все, чему я училась, было для меня очень непонятным. Но… но он был там, живой и дразнящий, когда я открывала для себя различные линии крови атлантов.

Сжимая грудь, я перелистывала жесткие, пожелтевшие страницы хроники царства, существовавшего задолго до Вознесенных. Задолго до…

Мои глаза сузились при виде слов. Что за…? Подняв книгу с колен, я вдохнула слишком много пыли, когда прочитала отрывок еще раз, а затем еще и еще.

Принцесса Кейли, первая дочь Короля Сейгара и Королевы Женевы Ирелонской, вместе с Королевой Ласании Эзмерией и ее супругой Марисоль отпраздновала Обряд и Вознесение Избранных, ознаменовав…

Остальные чернила были слишком выцветшими, чтобы я могла прочитать, но три слова практически пульсировали на истертой странице.

Обряд. Вознесение. Избранных.

Три вещи, которых не существовало до того, как Вознесенные стали править Солисом.

Но это должно было быть невозможно. Он объяснил, что Вознесенные создали Обряд как средство увеличить свою численность и сделать из смертных скот. Вот только они питались не от всех третьих сыновей и дочерей. Некоторые несли в себе неизвестную черту, которая, как выяснила Избет, позволяла превращать их в этих тварей…в Восставших. И все же не имело смысла упоминать обряд в столь далеком прошлом, когда названия королевств были почти забыты. Во времена отсутствия Вознесенных.

Я перевела взгляд на один из выцветших портретов. Время, возможно, еще до того, как в результате испытаний родственных сердец был создан первый атлантиец? Отложив книгу в сторону, подол халата зашептал по полу, и я поспешила обратно к полкам в поисках старых записей… томов, которые, казалось, вот-вот распадутся. Взяв один из них в руки, я с еще большей осторожностью открыла книгу и просмотрела страницы, ища любое упоминание об обряде и датах.

И нашла — отрывок, в котором оставалось достаточно чернил, чтобы разобрать упоминание об Избранных, но я еще больше запуталась. Потому что, когда мне удалось сверить данные о рождении в другой книге, только у третьих сыновей и дочерей, родившихся в той же семье, не было дат смерти, только месяц, день и возраст. Я была уверена, что это не из-за выцветших чернил.

— Как же тогда стал возможен Обряд? — спросила я у пустой комнаты.

Единственным ответом было, что обряд существовал, а потом прекратился, каким-то образом забывшись к моменту рождения первого атлантийца. Это было единственное объяснение, поскольку я знала, что он не мог солгать об этом. Все атлантийцы и вольвены, которых я встречала, верили, что обряд начался с Вознесенных.

Когда я смотрела на книгу, мне пришло в голову, что эти записи могут быть намного, намного старше, чем я думала. Возможно, они были сделаны в то время, когда боги не спали.

Мои губы разошлись.

— Эти книги должны быть…

— Старше, чем грех и большинство родов.

Я вздрогнула от хриплого голоса. Мой взгляд метнулся к полуоткрытым дверям. Дрожь пробежала по позвоночнику при виде сгорбленной фигуры, окутанной черным.

Это была она. Старая женщина. Вдова… которая, возможно, даже не вдова.

— Но не так стара, как первый смертный, рожденный из плоти Первородного и огня дракена.

Я снова вздрогнула. Так ли был создан первый смертный?

Покрытая вуалью голова склонилась набок.

— Вижу, я напугала тебя.

Я сглотнула.

— Немного. Я не слышала, как вы вошли.

— Я тихая, как блоха, поэтому большинство меня не слышат, — сказала она, шаркая вперед. Я напряглась. Длинные рукава ее халата закрывали руки, и, когда она приблизилась, из-под кружевной вуали показался едва заметный намек на бледную, морщинистую кожу. — Странное для времени чтение, когда большинство спит.

Моргнув, я опустила взгляд на учетную книгу.

— Наверное, да. — Я снова посмотрела на нее, удивленная тем, что она так быстро приблизилась ко мне. — Вы точно знаете, сколько лет этим книгам?

— Старше королевства и самой мудрости, — ответила она тем хрупким голосом, который напомнил мне о сухих ветках.

Старуха слегка покачнулась, и я вспомнила о своих манерах. Большинство людей не садятся перед Королевой без разрешения. Я подумала, что смертные будут вести себя так же в присутствии бога.

— Не хотите ли присесть? — спросила я.

— Если я сяду, боюсь признаться, то, скорее всего, уже никогда не встану.

Судя по тому, как едва заметно шевелилась мантия, чтобы показать, дышит ли она, я тоже этого боялась.

— Я не знаю вашего имени.

— Я знаю, кто ты, с этим ярким, как звезда, свечением в глазах, — ответила она, и я сделала все, что было в моих силах, чтобы сохранить лицо равнодушным. — Весса — так меня когда-то звали.

Когда-то звали? Я сопротивлялась желанию протянуть руку и прикоснуться к ней, чтобы проверить, действительно ли она состоит из плоти и костей. Вместо этого я открыла свои чувства, и то, что ощутила, было… странным. Это было мутно. Как будто все, что она чувствовала, было как-то затуманено. Но были слабые следы сладкой радости, что тоже было странно. Я подумала, может, из-за ее возраста она стала хуже воспринимать свои чувства.

У меня было ощущение, что она, скорее всего, была самой старой смертной, которую я когда-либо встречала… и, возможно, даже существовала. Но ее возраст означал, что она, должно быть, видела многое из того, что произошло в Массене. Многое из того, что сделали Вознесенные.

— Что вы здесь делали, Весса?

Кружево перед ее лицом слегка колыхнулось, и я уловила запах чего-то смутно знакомого. Затхлый запах, который никак не получалось определить, пока она говорила:

— Я служила, — сказала она. — И служу до сих пор.

Подумав, что она имеет в виду Вознесенных, я подавила поднявшийся гнев. Королевские особы были всем, что знали смертные. И если бы она жила под их властью так долго, как жила, то страх, что ее сочтут неверной… как Последователя, было бы тяжело побороть.

Я заставила себя улыбнуться.

— Вы больше не обязаны служить Вознесенным.

Весса была так невероятно неподвижна.

— Я не служу им, пока жду.

— Тогда кому же вы служите? — спросила я.

— Кому же еще, как не Истинной Короне Царств, глупая девчонка?

— Я не глупая и не девчонка, — холодно сказала я, положив книгу на чайный столик, полагая, что она имеет в виду Кровавую Корону.

Весса отвесила шаткий поклон, от которого я боялась, что она упадет.

— Мои извинения, Ваше Высочество. С возрастом я утратила всякое чувство скромности.

Долгое время я молчала, позволяя оскорблению скатиться с меня. В прошлом я получал гораздо худшие имена и более жестокие оскорбления.

— Как получилось, что вы служите Истинной Короне, Весса?

— Ожидая.

Между слишком короткими ответами и более длинными, рифмованными, я быстро теряла терпение.

— Чего именно вы ждете?

Она выпрямилась короткими, отрывистыми движениями.

— Того, кто был Благословен.

Я напряглась.

— Того, кто родился от тяжкого проступка, от великой и ужасной Первобытной силы, с кровью, полной пепла и льда. — Ее слова гремели во всем ее теле, поднимая крошечные волоски по моему. — Избранный, который придет к концу, перекраивая царства. Предвестник смерти и разрушения.

Я резко вдохнула, услышав слишком знакомые слова пророчества. Должно быть, она услышала их от Герцога. Это было единственное объяснение.

— Ты. — Подол кружевной вуали затрепетал. — Я жду тебя. Я жду смерти.

Ледяные пальцы снова прижались к моей шее, словно к ней прикоснулся дух.

Старуха рванулась вперед, черная мантия затрепетала, как крылья ворона, когда из ее огромных складок высунулась рука. В свете ламп блеснуло серебро. Я замерла на кратчайшую секунду, когда меня охватил сильный, острый шок.

Я вырвалась из него, халат развевался вокруг моих ног, когда я вскочила на ноги. Поймав ее запястье, я просунула палец сквозь тяжелую ткань и обхватила тонкую, костлявую руку.

— Вы серьезно? — воскликнула я, все еще находясь в шоке, и отшатнулась. Весса попятилась назад, ударившись о чайный столик. Она сильно упала, ее голова запрокинулась вперед. Вуаль соскользнула и упала на пол. Белые распущенные волосы рассыпались клочьями по морщинистой коже головы.

— Вы только что пытались зарезать меня? — Недоумевая, я смотрела на нее сверху вниз, мое сердце сильно колотилось. — Когда знаете, что я такое?

— Я знаю, кто ты. — Она уперлась бледной, похожей на скелет рукой в пол и подняла голову.

Боже правый, она действительно была старой.

Ее лицо состояло почти из кожи и черепа, щеки и глаза запали, плоть была сильно изрезана, покрыта складками и имела отвратительный серовато-белый цвет. Губы были бескровными, тонкая линия отслоилась на зубах, а глаза… Они были молочно-белыми. Я невольно сделала шаг назад. Как она вообще могла меня увидеть?

Но в ее руках все еще был тонкий кинжал, и это было довольно впечатляюще, учитывая ее преклонный возраст.

— Предвестник, — тихо прошептала она.

— Вам лучше не вставать, — предупредила я, очень надеясь, что она меня послушает. С ней явно было что-то не так… возможно, из-за того, что она услышала это проклятое пророчество и страх, который из-за этого нагнетался. Или же такое поведение может быть побочным результатом ее возраста. Возможно, и то, и другое. В любом случае, я не хотела причинять вред старушке.

Весса поднялась на ноги.

— Да ладно, — пробормотала я.

На этот раз она бросилась на меня быстрее, чем я ожидала. Боги, тот факт, что она вообще встала на ноги, снова впечатлял.

Я легко уклонилась от нее. На этот раз осторожно, насколько это было возможно, я схватила ее за обе руки. Стараясь не думать о том, какие хрупкие у нее кости, я толкнула ее вниз, на этот раз на диван.

— Бросьте кинжал, — сказала я.

— Предвестник.

— Немедленно.

— Предвестник! — крикнула Весса.

— Черт побери! — Я слегка надавила на кости ее запястья и поморщилась, когда она вздохнула. Ее пальцы разжались, и кинжал с грохотом упал на пол. Она начала подниматься. — Даже не думайте об этом.

— Хочу ли я вообще знать, что здесь происходит? — буркнул Киеран от дверей.

— Ничего. — Я посмотрела на него. Очевидно, он только что поднялся. На нем были только бриджи. — Кроме того, что она только что пыталась меня зарезать.

Каждая линия тела Киерана напряглась.

— Это не похоже на ничего.

— Предвестник! — закричала Весса, и Киеран моргнул. — Предвестник!

— И если ты не заметил, она верит, что я — Предвестник. — Я посмотрела вниз на старуху, наполовину боясь отпустить ее. — Неважно, что вы слышали или вам говорили, я не такая.

— Ты была рождена в саване Первородных, — закричала она, и это было громко. — Благословленная кровью, полной пепла и льда. Избранная.

— Не думаю, что она тебя услышала, — сухо ответил Киеран.

Я бросила на него взгляд.

— Ты хочешь помочь или просто стоять и смотреть, как на меня кричит старуха?

— Есть ли третий вариант?

Мои глаза сузились.

— Предвестник! — крикнула Весса. — Предвестник Смерти и Разрушения!

Киеран повернулся.

— Нейл! Нужна твоя помощь.

— Ты мог бы просто подойти и забрать ее, — сказала я. — Тебе не нужно было его звать.

— Черт, нет. Я к ней и близко не подойду. Она — ларуэа.

— Что?

— Дух.

— Ты, должно быть, шутишь, — выругалась я, пока Весса продолжала бороться. — Она кажется тебе бестелесным фантомом?

Вошел Нейл, его шаги замедлились, а брови поднялись, когда Весса продолжала кричать. Эмиль стоял прямо за ним, наклонив голову набок.

— О, привет, — сказал он. — Это вдова.

— Ее зовут Весса, и она только что пыталась зарезать меня, — выдохнула я. — Дважды.

— Не ожидал, — пробормотал Нейл.

— Я не хочу причинять ей боль, — сказала я. — Поэтому было бы здорово, если бы вы двое отвели ее в безопасное место.

— В безопасное место? — спросил Эмиль, когда они с Нейлом вышли вперед, говоря громко, чтобы их было слышно за криками женщины. — Ты только что сказала, что она пыталась зарезать тебя.

— Ты видишь, сколько ей лет? — Я откинулась назад, когда изо рта женщины полетели плевки, и она продолжила кричать. — Ее нужно отвести туда, где она не сможет причинить вред себе или другим.

— Например, в камеру? — предложил Киеран, когда двум атлантийцам удалось распутать нас. — Или гробницу?

Я проигнорировала это, нагнувшись и поднимая кинжал.

— Отведите ее в спальню, которая запирается снаружи, пока не выясните, какая из комнат принадлежит ей.

— Будет сделано, — сказал Нейл, ведя теперь уже дрожащую женщину из библиотеки.

— Как ты думаешь, здесь не валяются лишние намордники? — спросил Эмиль, когда Киеран отошел назад, давая им широкий простор.

Я повернулась.

— Не смейте надевать на нее намордник. — Ответа не последовало, поэтому я повернулась к Киерану. — Они не посмеют, не так ли?

Он подался вперед, окинув меня взглядом.

— Она должна быть в камере.

— Она слишком стара для этого.

— А тебе не следует бродить повсюду. Очевидно.

Я бросила кинжал на стол.

— Я могу о себе позаботиться, Киеран. — Я провела рукой по плечу, откидывая косу назад. — Должно быть, она слышала, как Герцог говорил о пророчестве, и это подействовало на нее.

— Никто не ставит под сомнение твою способность держать себя в руках, но неизвестно, сколько еще людей слышали о пророчестве.

Может быть, именно поэтому люди казались такими испуганными рядом со мной.

— Вот почему с тобой должны быть стражи Короны.

— Я сказала тебе, Хисе и всем остальным, кто предлагал это, что не хочу, чтобы за мной повсюду следовала стража. Это напоминает мне… — Я запнулась, напрягшись. Это слишком сильно напоминало мне о Виктере. О Рилане. О нем. — Это напоминает мне о том времени, когда я была Девой, — солгала я.

— Это понятно. — Киеран остановился рядом со мной, так близко, что его грудь коснулась моей руки, когда он наклонил голову. — Но отправить ее в опочивальню? Ты — Королева, а эта женщина только что пыталась тебя зарезать. Знаешь ли ты, что бы сделало большинство Королев в ответ?

— Надеюсь, что большинство поступили бы так же, как я — признали бы, что она больше вредит себе, чем кому-либо еще, — возразила я.

Его взгляд ожесточился.

— Ты должна, по крайней мере, изгнать ее.

— Если бы я это сделала, это был бы смертный приговор. — Я опустилась на диванчик, удивляясь, что он не рухнул подо мной. — Ты видел, сколько ей лет. Я сомневаюсь, что она еще долго будет проблемой. Оставь ее в покое, Киеран. Ты бы не чувствовал себя так, если бы она пошла за кем-то другим.

Он не признал, насколько я была права, что раздражало.

— Это приказ?

Я закатила глаза.

— Да.

— Как твой советник…

— Ты скажешь:

— Боже, какая добрая Королева у нашего народа.

— Ты добрая. Слишком добрая.

Тряхнув головой, я посмотрела на записи на чайном столике, отгоняя мысли о старухе.

— Ты знаешь, как был создан первый смертный?

— Это случайный, неожиданный вопрос. — Он скрестил руки, но не сел. — Первый смертный был создан из плоти…

— Из плоти Первородного и огня дракена? — Я закончила за него, удивленная тем, что вдова сказала правду.

Киеран нахмурился.

— Если ты знаешь ответ, почему спрашиваешь?

— Я не знала до сих пор. — То, что меня называли Королевой Плоти и Огня, не прошло мимо меня, но мой мозг был уже слишком переполнен непонятными вещами, чтобы задумываться о том, как связаны эти два пункта. — Знаешь ли ты, что Обряд существовал до Вознесенных?

— Не знал.

— А ведь существовал, — сказала я, а затем показала ему учетную книгу.

Удивление Киерана было подобно брызгам прохладной воды, когда он провел рукой по голове. Волосы стали длиннее.

— Думаю, возможно, у богов был какой-то обряд, и Вознесенные скопировали его.

Я задумалась над этим.

— Малек должен был знать об этом. Он мог рассказать Избет. Но неужели все прекратилось, потому что боги уснули?

— Это была бы правдоподобная причина. — Он сложил руки, окинув комнату не слишком внимательным взглядом.

— Это должно быть связано с тем, почему боги забрали третьих сыновей и дочерей, — сказала я, глядя на записи. — И как они могут стать Восставшими.

ГЛАВА 5

Примерно через час после рассвета следующего утра я шла по заросшим виноградом останкам одного из зданий, расположенных среди сосен, которые теснили поместье Колдра. Порыв холодного ветра прошелестел по истлевшим столбам, взъерошив белый мех вольвена, рыскавшего вдоль разрушающейся стены строения.

Делано последовал за мной, когда я вышла из поместья, держась всего в нескольких футах позади меня и непрерывно осматривая руины, разрушенные либо временем, либо последней войной.

Тридцать дней.

Дрожь, охватившая меня, не имела ничего общего с прохладной температурой. Резкая боль в груди затрудняла дыхание и сочеталась с почти непреодолимой потребностью покинуть это призрачное место и отправиться в Карсодонию. Там был он. Так сказала мне Прислужница, и я не думала, что Восставшая лжет. Как мне освободить его, если я здесь, в ловушке среди обломков некогда великого города? В плену обязанностей Короны, которую я не хотела?

Мои пальцы в перчатках пробежались по пуговицам шерстяного свитера до того места, где они заканчивались на талии. Я протянула руку между расклешенными половинками и закрыла прикрепленный к бедру мешочек, в котором лежала игрушечная лошадка.

Мои мысли успокоились.

Возле куста желтых полевых цветов, растущих вдоль фундамента, я присела на край, свесив ноги и разглядывая пейзаж. Сорняки высотой по пояс отвоевали большую часть дороги, по которой когда-то проходила эта часть города, оставив лишь проблески мощеных улиц под ней. Толстые корни укоренились среди разрушенных зданий, а тяжелые сучья размашистых сосен проникали сквозь разбитые окна в тех немногих стенах, которые еще стояли. Веточки лаванды пробивались сквозь колеса брошенных карет, сладкий цветочный аромат преследовал ветер при каждом дуновении.

Я понятия не имела, сколько лет было Герцогу Сильвану, но была уверена, что он прожил достаточно лет, чтобы привести в порядок эту часть Массена. Чтобы сделать что-то с землей, чтобы она больше не напоминала кладбище того, что когда-то было.

Избранная, которая придет к концу и изменит королевства.

При воспоминании о словах Вессы меня пробрала дрожь. Насколько я знала, ни Нейл, ни Эмиль не смогли найти ее покои, но она была заперта, сыта и в безопасности в комнате, расположенной двумя дверями ниже Большого зала.

— Тебе не следует здесь находиться, — раздался сверху хрипловатый голос, заставив меня подпрыгнуть.

Делано был не единственным, кто последовал. Ривер тоже поднялся в воздух, проследив за нами сквозь сосны. Он скользил над нами так тихо, что я даже забыла, что он там, наверху, кружит.

Голос не мог принадлежать никому, кроме него.

Откинув голову назад, я посмотрела вверх на десяток футов или около того, туда, где на плоской поверхности столба сидел дракен. По щекам поползло тепло.

Увидеть Ривера в его смертной форме было уже совершенно неожиданным событием. Но увидеть его полностью, абсолютно голым, сидящим на столбе, выводило странность ситуации на новый уровень.

Ривер был… блондином.

С его несколько ворчливым нравом я представляла себе его гораздо более темноволосым.

Я старалась не пялиться, но это было трудно. К счастью, все места, которые большинство сочло бы крайне неуместными, были скрыты от глаз, учитывая его позу. Тем неменее, было много обнаженной, грубой, песочного цвета плоти. Я прищурилась. На коже проступал слабый, но отчетливый рисунок чешуи.

— Ты в своей смертной форме, — тупо сказала я.

Занавес из волос длиной до плеч скрывал большинство черт лица Ривера, за исключением угла его острой челюсти.

— Как наблюдательно.

Мои брови поднялись, когда я почувствовала, как Делано прикоснулся к моим мыслям, его отпечаток был мягким и легким. Следуя этому уникальному ощущению, я открыла ему путь, и его реакция была незамедлительной.

— Он какой-то странный.

В данный момент я не могла возразить

— Возможно, он считает нас странными.

— Наверное, он хочет съесть нас, — ответил Делано, проскальзывая мимо одной из колонн.

Я чуть не рассмеялась, но тут Ривер сказал:

— Ты полна беспокойства. Мы все это чувствуем. Даже те, кто направляется сюда.

Мое внимание снова переключилось на него. Мы. В смысле дракены. Вольвены могли чувствовать мои эмоции, когда они были чрезвычайно усилены из-за Первородного нотама.

— Дракены привязаны ко мне? — спросила я, поскольку Нектас точно не сказал, что они связаны. Только то, что они теперь мои.

— Ты — Лисса. Ты вызвала нас. В тебе течет кровь Никтоса и Супруги. Ты… — Он запнулся. — Да, мы связаны с тобой. Я озадачен тем, что ты только сейчас это поняла.

Уголки моих губ опустились.

— Не то, чтобы я это поняла. Я не думала об этом так… глубоко, — неубедительно закончила я. — Могу ли я общаться с вами, как с вольвенами?

— Нет, но, как ты знаешь, — сказал он, и я медленно моргнула, — мы будем знать и отвечать на твою волю, как это всегда было с Первородными.

— Но я не Первородная.

— То, кем ты являешься, не слишком мудро, — ответил он, и теперь я действительно нахмурилась. — Ты не должна быть так далеко от поместья.

— Я не далеко. — Я все еще чувствовала запах древесного дыма, смешивающийся с ароматом лаванды.

— Эти смертные боятся тебя, как ты уже знаешь, — продолжил он, и мой желудок скрутило. — Страх обычно приводит к неправильному выбору.

— Я не позволю никому подойти достаточно близко, чтобы причинить мне вред, — сказала я. — И Делано тоже.

— Чтобы причинить тебе вред, не обязательно находиться рядом с тобой, — заметил он. — Как тебе уже говорили, тебя трудно убить, но это не невозможно. Возможно, той женщине это не удалось, но другие могли бы нанести урон.

Мои пальцы перестали без устали возиться с пуговицами свитера, когда ветер отбросил пряди волос с лица Ривера. Наконец-то я впервые по-настоящему рассмотрела его.

В нем была какая-то странная асимметрия, как будто его черты были вырваны из случайных образов. Его глаза были широко расставлены и наклонены вниз у внутренних уголков, что придавало ему несколько озорной вид, который не соответствовал мрачности его яркого сапфирового взгляда. Полные губы в форме бантика не сочетались с сильной, точеной челюстью и светло-коричневыми бровями, изогнутыми в сардонической, почти дразнящей манере. Его скулы были высокими и острыми, что создавало под ними тени. Каким-то образом смесь черт получилась. Его нельзя было назвать классически красивым, но его внешность была настолько интересной, что поражала воображение. В его лице был намек на исхудалость, что заставило меня задуматься, не восстанавливается ли он физически после такого долгого сна.

Я отвлеклась от этих мыслей, покачав головой.

— Что именно убивает бога?

— Бог может убить другого, — сказал Ривер. — Сумеречный камень также может убить бога.

Этот же материал использовался для строительства многих храмов и дворца в Эваемоне. Я никогда не думала о нем как об оружии, пока те скелеты-стражники, которых мы видели после входа в Илизеум, не стали использовать оружие из сумеречного камня.

Именно оно пробило кожу Тони в хаосе после того, как все пошло так ужасно неправильно.

— Пробив сердце или голову, — уточнил он.

Я сразу же увидела стрелу, которую направила Восставшая в мою сторону, но она говорила так, словно не верила, что сумеречный камень убьет меня. Полагаю, хорошо, что она явно ошибалась.

— Что произойдет, если сумеречным камнем ранить смертных?

— Это убьет их, — сказал он, и воздух покинул мои легкие. — Но твоя подруга жива. Должна быть причина для этого.

Ривер определенно слушал, когда я говорила о Тони.

— Что это может быть за причина?

— Не знаю, — ответил он, и я подавила прилив разочарования. — Но ты — первая женщина-потомок Прародителя Жизни — самого могущественного существа из всех известных. Со временем ты станешь еще более могущественной, чем твой отец.

Как я могла стать более могущественной, чем мой отец, было непонятно. Я также не понимала, почему женская часть имеет значение. И все же я задержалась на этих двух словах.

Твой отец.

Айрес.

Эти два слова оставили во мне неуверенность. Я сглотнула и отвела взгляд. Облегчение, которое я испытала, когда узнала, что Малек не был моим отцом, было недолгим. Моим отцом был пещерный кот, которого я видела в детстве и еще раз в Оук-Эмблере, в замке Редрок. Но единственным отцом, которого я помнила, был Леопольд. И все же гнев гудел в моей крови, смешиваясь с ветром и согревая эти холодные, полые места, разбросанные повсюду. Я освобожу и его.

— Как долго Айрес был в плену?

— Он покинул Илизеум, пока мы спали, разбудив одного из дракенов, чтобы тот его сопровождал. — Линия челюсти Ривера изогнулась, когда он уставился вперед. — Не знаю, почему и когда именно он ушел. Я узнал об этом только восемнадцать лет назад, когда пробудился Первородный.

Мои брови сошлись, когда Делано опустился рядом со мной.

— Почему пробудился Никтос?

Ривер повернул голову в мою сторону. Эти сверхъяркие глаза пугали даже на расстоянии между нами.

— Думаю, это произошло, когда ты родилась. Это чувствовалось.

Я этого не знала.

Он перевел взгляд на небо.

— Тогда мы узнали, что Малек и Айрес исчезли. Как и… Джейд.

Мне понадобилось мгновение, чтобы понять, что он говорит о дочери Нектаса — Джадис.

Напряжение сковало мышцы на его плечах.

— Я не знаю, почему Айрес забрал ее. Она была маленькой, когда мы уснули. А когда ее разбудили, она была бы еще не проверена. Это было бы небезопасно для нее.

Я почувствовала странное желание защищать человека, которого не знала.

— Может быть, он не думал, что это будет опасно.

Ривер запыхтел, и я готова поклясться, что видела слабые струйки дыма, выходящие из его рта.

— Я думаю… думаю, он знал, что с его братом что-то случилось, и пошел искать его. Малек был потерян для нас задолго до того, как мы поняли, — сказал он, его слова были похожи на то, что сказал мне Нектас. — Но Малек был близнецом Айреса. В детстве они были так похожи, что их нельзя было отличить друг от друга. Когда они стали старше, их различия стали очевидны, — сказал он, его грубый, непривычный голос стал отдаленным. — Айрес был осторожен и предусмотрителен во всем, в то время как Малек был безрассуден и часто не задумывался о своих поступках до конца. Айрес был доволен в Илизеуме, но Малек стал беспокойным, посещая мир смертных, пока божества медленно строили Атлантию. Поскольку и он, и Айрес родились в этом царстве, он мог приходить, но это было не без ограничений. Чем дольше он оставался, тем больше ослабевала его сила. И все же он решил остаться, даже зная, что ему придется сделать, чтобы сохранить силу.

Это ослабление его силы должно объяснить, почему между Малеком и всеми вольвенами не существовало Первородного нотама, как это было со мной.

— Как он оставался сильным?

— Ему нужно было питаться, Лисса. — Одна бровь приподнялась, когда Ривер посмотрел на меня. — Он должен был часто питаться. Для бога или Первородного подойдет любая кровь, будь то кровь смертного, атлантийца или другого бога. — Пауза. — Вольвен. Что угодно, только не дракен. Ты не можешь питаться от дракена.

Меня и Делано охватило удивление. Атлантийцы могли питаться смертными, но им это ничего не давало. Очевидно, мир был одним гигантским шведским столом, когда дело касалось богов и Первородных. Однако эта новость означала…

Я должна была питаться.

— Ты…? — Я тяжело сглотнула. — Ты знаешь, как часто?

— Наверное, не так часто, как Малеку, когда ты обретаешь свою силу. Если только не будешь ранена. Но до тех пор тебе нужно будет следить за тем, чтобы не ослабевать.

— Подожди. Я вознеслась…

— Да, я знаю. Спасибо, что напомнила об этом, — перебил он, и мои глаза сузились. — Но ты еще не закончила Выбраковку.

Делано наклонил голову, и мне показалось, что мой мозг сделал то же самое.

Мои способности начали меняться в течение последнего года, когда я достигла возраста, позволяющего пройти Выбраковку. До этого я могла чувствовать… ощущать, только чужую боль. Но теперь эта способность возросла, и я могу читать все эмоции. Моя сила облегчать боль также сменилась способностью исцелять раны. Но после того, как… он спас меня, дав мне свою кровь, тем самым вознеся меня, я смогла вернуть к жизни девочку. Поэтому я решила, что Выбраковка прошла свой путь.

— Откуда ты знаешь?

— Потому что я бы почувствовал это, — сказал он, как будто это все объясняло.

На самом деле это ничего не объясняло, даже не касаясь вопроса о том, почему я отличаюсь от Малека. Но эти вопросы были потеряны в осознании того, что мне придется питаться. Я еще не чувствовала в этом потребности. И даже не знала, что думать о том, что произойдет, если мне придется сделать это до того, как я освобожу… его. Это была еще одна вещь, о которой я не хотела думать.

Делано ткнулся мордой в мою слабую руку. Я потянулась к нему и нежно погладила по шее. Мне хотелось, чтобы мои руки не были в перчатках, чтобы я могла почувствовать его шерсть. Я знала, что она гуще и мягче, чем даже у Киерана.

— Почему я не могу питаться от дракена? — спросила я, а потом подумала, не был ли это грубый вопрос.

— Потому что это выжжет внутренности у большинства. Даже у Первородных.

Оу.

Ну ладно.

Я выбросила этот тревожный образ из головы.

— Что именно может ослабить бога? Кроме ранения?

Ривер снова наклонил голову.

— Ты мало знаешь о себе, не так ли?

Мои губы сжались.

— Ну, вся эта история с богами относительно нова, и, знаешь, нет никаких богов, стоящих рядом и готовых меня обучать. Также нет никаких текстов, которые я могла бы просто прочитать.

Он издал звук, похожий на раздражение, как будто эти причины были недостаточно вескими.

— Большинство травм только ослабят тебя, если только они не серьезные. Тогда ты ослабеешь быстрее. Использование сущности богов может со временем также ослабить тебя, если ты не прошла Выбраковку. А ты, как я уже сказал, этого не сделала.

Уши Делано прижались.

— Это не лучший вариант.

Нет, это не так. Использование эфира означало, что я могу сражаться как бог, но если это ослабит меня… У меня свело живот.

— Я этого не знала.

— Я потрясен, услышав это.

Даже Киеран был бы впечатлен уровнем сарказма в голосе Ривера.

— Как я узнаю, когда завершится Выбраковка?

— Ты узнаешь.

Я поборола желание поднять один из мелких камней и бросить в него.

— Что хорошего в такой силе, если она неизбежно ослабит меня?

— Это баланс, Мейя Лисса, — сказал он, и я моргнула. Признаться, я не ожидала услышать, что он назовет меня своей Королевой, как это делали вольвены. — Даже у нас есть слабости. Огонь, которым мы дышим — это сущность Первородных. Его использование утомляет нас. Замедляет. Даже у Первородных были свои ограничения. Слабости. Только один из них бесконечен.

Никтос.

Он будет бесконечным.

— Насколько я помню, использование эфира ослабляет разных богов по-разному, — продолжил он. — Но, как уже было сказано, ты носишь в себе Первородную сущность. Я полагаю, что тебе потребуется больше времени, чтобы ослабнуть таким образом, но ты узнаешь, когда это произойдет. — Его голова повернулась в сторону лагеря. — Твой вольвен идет.

От Делано исходила сладковатая рябь веселья, когда я оглянулась через плечо и увидела далекую фигуру среди битого камня и высокой травы.

— Если ты говоришь о Киеране, то он не мой вольвен.

Ветер откинул пряди волос Ривера с его лица, открывая пустые черты.

— Разве?

— Нет. Я не обратила внимания на тихий хриплый звук, который издал Делано, когда я поднялась. — Ни один из вольвенов не является моим. — Я посмотрела на него. — Вольвены не принадлежат никому, кроме самих себя. То же самое относится к тебе и другим дракенам.

Наступила пауза.

— Ты говоришь очень похоже на… нее.

Заметив смягчение его тона, я подняла на него глаза и открыла свои чувства. Как и прежде, я ничего не ощутила. В моей груди гудела сущность богов, и желание надавить, посмотреть, смогу ли я разрушить его стены, было почти таким же сильным, как и отказ бросить в него камень.

— Супругу?

Появилась мимолетная улыбка, и, боги мои, это было потрясающее преображение. В его чертах исчезла холодная пустота, превратив его из кого-то уникально привлекательного в потрясающую, потустороннюю красоту.

— Да. — Ты очень напоминаешь мне… Супругу.

То, как он это сказал, было более чем странно, но я подумала о том, что сказал Нектас. Напоминание о том, что речь идет не только о нем.

— Действительно ли Супруга проснется после возвращения Айреса?

— Да.

— И что это значит для других богов? — Для всех нас, хотела добавить я, но не была уверена, что в данный момент действительно хочу знать ответ на этот вопрос.

— Я полагаю, что в конце концов они проснутся.

Мне стало интересно, какое отношение к другим богам имеет то, что проснулась Супруга. Или же это действительно связано с Никтосом… если его Супруга должна была спать, он решил быть с ней, что привело ко сну других богов. Я также устала называть ее Супругой.

— Как ее зовут?

Его улыбка исчезла, а черты лица заострились, когда он уставился на меня со своего насеста.

— Ее имя — тень в тлеющих углях, свет в пламени и огонь во плоти. Первородная Жизни запретила нам произносить или писать ее имя.

Меня захлестнуло неверие.

— Это звучит невероятно властно.

— Ты не понимаешь. Произнести ее имя — значит низвергнуть с небес звезды с и опрокинуть в море горы.

Мои брови поползли вверх.

— Это немного драматично.

Ривер ничего не сказал. Вместо этого он поднялся так быстро, что я даже не успела отвести взгляд. К счастью, я не увидела ничего такого, чего не должна была видеть, потому что по всему его телу вспыхнули крошечные серебристые искры, когда он спрыгнул со столба и изменился. У меня открылся рот, когда появился длинный шипастый хвост, а затем фиолетово-черная чешуя. Из мерцания света развернулись толстые кожистые крылья, ненадолго перекрыв приглушенный солнечный свет. Через несколько секунд дракен пронесся по воздуху высоко над головой.

Пружинистое, легкое ощущение перьев коснулось моих мыслей, когда я взглянула вверх.

— Как я уже говорил раньше и, вероятно, скажу снова, — прошептал голос Делано, — он странный.

— Да, — сказала я, растягивая слово. — Что ты думаешь о том, что он сказал? О том, что произойдет, если мы произнесем имя Супруги?

— Я действительно не знаю, — ответил он, когда мы двинулись через фундамент. — Может ли она быть настолько могущественной? Такой же могущественной, как Никтос? Ведь именно так это и звучало.

Действительно, но никто не был более могущественным, чем Никтос. Или равный ему. Даже Супруга. Мне не нравилось так думать, но это было то, что было.

Делано держался рядом со мной, пока мы пересекали руины, осторожно пробираясь сквозь заросли тростника и битый камень к небольшой группе, направлявшейся в нашу сторону. Эмиль и темноволосый Перри, чья кожа в лучах пробивавшегося сквозь сосны солнца приобрела теплый коричневый оттенок, следовали за Киераном. Вольвены были единственными, кто не носил золотые и стальные доспехи, по… некоторым причинам.

Киеран что-то нес. Небольшую коробку. Когда мы приблизились, Ривер приземлился среди полевых цветов, сотрясая близлежащие полуразрушенные стены. Его рогатая голова повернулась в сторону приближающейся группы. Эмиль и Перри благоразумно обошли Ривера стороной, а Киеран проигнорировал присутствие дракена.

Я поняла, что что-то случилось, как только увидела, как напрягся рот Киерана, но ничего не поняла.

Его эмоции были скрыты, и это было совершенно ненормально.

Я более внимательно присмотрелась к остальным. В золотых глазах Эмиля тоже не было ни полудикой ухмылки, ни дразнящего блеска. От Перри исходило терпкое беспокойство. Когда Эмиль не сделал паузу, чтобы искусно преклонить колени, беспокойство утроилось.

Я снова взглянула на коробку, и все во мне замедлилось. Мое сердце. Мое дыхание. Деревянный ящик был не больше, чем длина вольвеньего кинжала, прикрепленного к моему бедру и украшенного кроваво-красными рубинами.

— Что это?

— Королевский Гвардеец принес его на Вал Массена, — ответил Эмиль, его костяшки пальцев побелели от сжимания рукояти меча. — Он был один. Сказал, что день и ночь добирался из столицы. Все, что у него было, это маленький сундучок. Он сказал, что это для Королевы Атлантии, от Королевы Солиса.

Моя шея напряглась.

— Как она узнала, что мы здесь? — Я посмотрела между ними. — Не может быть, чтобы весть так быстро дошла до Карсодонии.

— Хороший вопрос, — сказал Киеран. — Было бы невозможно, чтобы она знала.

Но знала.

Мой взгляд снова переместился на шкатулку.

— И где сейчас Королевский Гвардеец?

— Мертв. — Ледяной взрыв сопровождал затянувшийся шок Эмиля. — Как только он закончил говорить, то встал прямо там и перерезал свое чертово горло. Я никогда не видел ничего подобного.

— Это не предвещает ничего хорошего. — Когда мой взгляд упал на деревянную коробку, по коже пробежали мелкие мурашки. Подарок? — Вы открывали его?

Киеран покачал головой.

— Гвардеец сказал, что только твоя кровь может открыть его.

Я нахмурилась, когда Ривер вытянул свою длинную шею, разглядывая то, что держал Киеран.

— Должно быть, он говорил о старой магии — первобытной магии. Красивые черты лица Перри были напряжены. — Если человек знал, как использовать первобытную магию, он мог создавать привороты или заклинания, которые действовали бы так, что реагировали только на определенную кровь или родственные линии. Они могли использовать магию практически для всего.

— Это тот же вид Первобытной магии, который создал Гирмов, — напомнил мне Киеран.

Я подавила дрожь при мысли о безликих существах, созданных из эфира и грязи. Их создали Невидимые, но теперь было совершенно ясно, что Кровавая Королева овладела старой магией — обратилась к первозданной сущности, которая создала царства и постоянно находилась рядом с нами.

Мои мышцы напряглись еще больше, когда я уставилась на шкатулку. Малек должен был знать все о старой первобытной магии, которая теперь была запрещена.

— Что же мне делать? Перерезать вену и пустить на нее кровь?

— Давай не будем вскрывать вену, — посоветовал Киеран.

— Капли или двух твоей крови будет достаточно, — предложил Перри, пока Делано двигался между нами, прижимаясь к ногам атлантийца. Перри потянулся вниз и провел рукой по спине Делано.

— Откуда ты так много знаешь о Первобытной магии? — спросила я, потянувшись за коробкой. Киеран держался, явно не желая отпускать меня. Мой взгляд устремился на него, мои чувства открылись. Затем я что-то ощутила от него. Это было терпкое ощущение в задней части моего горла. Беспокойство. В его челюсти сжался мускул, когда он отпустил удивительно легкую коробку.

— Мой отец, — ответил Перри, и я подумала о Лорде Свене, когда повернулась в поисках ровной поверхности, на которую можно было бы поставить коробку. Я нашла часть стены высотой примерно по пояс. — Он всегда увлекался старой первобытной магией и собирал все, что о ней написано, что попадало ему в руки. — Послышалась грубая усмешка. — Проведите с ним хоть немного времени, и он начнет рассказывать вам о том, что раньше существовали заклинания, которые могли гарантировать успешный урожай или вызвать дождь.

— Он когда-нибудь пытался использовать Первобытную магию? — Я поставила коробку на самый ровный участок близлежащей стены.

— Нет, Ваше Высочество.

Дрожащий вздох покинул меня, когда я взглянула на Перри.

— Ты не должен называть меня так. Мы друзья.

— Спасибо, Ваше… — Он поймал себя на слабой улыбке. — Спасибо, Пенеллаф.

— Поппи, — рассеянно прошептала я.

— Поппи, — повторил Перри с кивком. — Мой отец, он не посмел бы разгневать Эра́э или даже спящих богов, используя такую магию.

— Эра́э? — Потребовалось мгновение, чтобы прокрался в мои мысли образ жрицы Аналии и тяжелого фолианта под названием «История Войны Двух Королей и Королевства Солис». Я вспомнила.

— Судьбы.

— Да, — подтвердил Перри.

Я вспомнила, как мы с Тони однажды говорили о них, и вся идея существ, которые могут либо видеть, либо контролировать исход жизни каждого живого существа, показалась нам обеим совершенно невероятной. Но, с другой стороны, я тоже не верила ни в провидцев, ни в пророчества.

Я снова повернулась к шкатулке.

— Знания Лорда Свена о первобытной магии могут пригодиться. Он ведь прибудет с Валином, не так ли?

— Да.

Киеран подошел ближе, его землистый запах окружил меня, напомнив о лесах между замком Тирман и городом Атенеум.

— Я не знаю об этом, Поппи. — Он коснулся моей руки. — В этой коробке может быть что угодно.

— Я сомневаюсь, что она положила туда ядовитую гадюку, — ответила я, стягивая перчатку с левой руки и засовывая ее в карман своего свитера.

— Она могла положить в эту коробку любые ядовитые или отравленные вещи, — возразил он, понизив голос. — Мне это не нравится.

— Мне тоже не нравится, но… — Я перевернула левую руку, показав золотой вихрь на ладони. Отпечаток брака. Затем вынула из ножен вольвений кинжал. — Мне нужно знать. — Я понизила голос, встретив взгляд Киерана. — Я должна.

Его рот напрягся, но он кивнул. На нас упала тень Ривера, пока он наблюдал за нами. Кровавый камень засиял глубоким красным светом, когда я быстро провела кончиком острого лезвия по большому пальцу. Я стиснула зубы от резкой, жгучей боли. Кровь запеклась, когда я убрала кинжал в ножны.

— Как думаете, куда мне следует поместить мою кровь? — спросила я, моя рука была тверда.

— Я бы попробовал на защелку в центре, — предложил Перри, подходя ближе.

Я, не колеблясь, намазала кровью маленькую металлическую защелку, по форме очень похожую на замочную скважину, но без отверстия. Затем отдернула руку и подождала.

Ничего не произошло.

Перри наклонился.

— Может, попробовать…

Затем что-то произошло.

Из щели просочилась слабая красновато-черная тень, и коробка открылась. Эмиль выругался… или, может быть, прочитал молитву. Я не была уверена. Он рванулся вперед, когда Киеран выбросил руку, словно пытаясь оттолкнуть меня, но зыбкая тень быстро исчезла. Атлантиец остановился, когда замок со щелчком разомкнулся, и крышка открылась.

У меня свело живот. В глубине сознания я понимала, что год назад при виде такой вещи я бы отступила назад и стала молиться богам, о которых даже не подозревала, что они еще спят. Я потянулась за коробкой.

— Осторожно, — пробормотал Киеран, его рука теперь висела рядом с моей.

У меня было чувство, что, если гадюка выскочит из коробки, Киеран поймает ее голыми руками.

И я бы тоже закричала.

Медленно я подняла крышку до конца. Внутри оказалась подушка из малинового атласа, а в центре лежало…

Я отпрянула назад, споткнувшись. Ледяной шок сковал мое горло. Никто не говорил. Никто больше не двигался. Даже Киеран, который уставился в коробку, его рука все еще лежала над ней. Даже я.

Мое сердце начало колотиться. Дыхание участилось. Рука Киерана дрогнула, а затем сжалась в кулак.

Обручальное кольцо, сделанное в Конце Спессы, сияло блестящим золотом, как и то, которое носила я.

Всегда и навечно.

На обоих было начертано одно и то же послание. Ни один из нас не снимал кольца с момента церемонии.

И это кольцо тоже не сняли, так как оно осталось на пальце, на который я его надела.

ГЛАВА 6

Это было его кольцо.

Это был его палец.

Это была его часть.

Киеран рванулся вперед, ударив рукой по крышке, но я все еще видела, что лежало внутри. Я никогда не перестану видеть это. Даже если бы прожила тысячи лет. Я не забуду.

Пронзительный вой раздался изнутри Массена, нарушив ошеломленную тишину, когда я уставилась на украшенную рубинами шкатулку. Кто-то заговорил, но я не могла разобрать слов. Шок и горький на вкус ужас давили на мою гудящую кожу. У меня не было возможности отключить свои чувства. Мое ледяное неверие и страдание врезались в чужие, но меня душило то, что скрывалось под этой агонией — кислое, удушливое чувство вины, которое было моим. Только моим.

Потому что это произошло по моей вине.

Это мое послание разгневало Кровавую Королеву. Моя рука держала клинок, отрубивший голову Короля Джалары. Мои действия направили руку Кровавой Королевы. Я пошла на риск, веря, что она не причинит ему вреда. Не тогда, когда он был ей нужен. Я ошибалась.

Я навлекла на него это.

Трещина в моей груди стала разломом и разверзлась. Из расщелины хлынул поток эфира, наполненный необузданной яростью и бесконечной агонией. Заряженная энергия ударила в воздух вокруг меня. Древняя сила всколыхнулась, поднимаясь еще раз, глубоко из агонии, абсолютной и окончательной. Серебристо-белая аура скопилась в уголках моего зрения, когда я вспыхнула светом и…

В серебристой ауре появились нити темного света, которые пульсировали, пока вокруг меня проявлялся эфир. Свет столкнулся с тенями, собравшимися у земли, и закружился вокруг моих ног.

Делано заставил Перри отступить… от меня. Вольвен опустился на землю, его уши прижались к земле, когда Ривер задрал голову к небу, издавая странный, ошеломляющий звук.

В глубине души я понимала, что заставляю их волноваться, что сырая боль призывает ко мне вольвенов. Возможно, я даже пугаю их, а мне этого не хотелось. Но все…

Все, что я видела, это его кольцо — его палец в шкатулке.

Я вздрогнула, и из этой холодной, пологой трещины в моей груди хлынули ледяной гнев и месть.

Это было все, чем я стала.

Не Поппи.

Не бывшей Девой, а теперь Королевой Атлантии.

Больше не будет никаких ожиданий. Никаких тщательно продуманных планов. Никаких колебаний или раздумий. Я прорвусь через Солис, пронесусь по королевству, как чума, которой она была. Ни один город не останется в живых. Я бы разорвала Кровавый Лес на части, чтобы найти ее драгоценного Малека, а потом послала бы ей дар ее любви по крошечным кусочкам. Ей некуда будет бежать. Нигде она не могла бы найти убежища.

Я уничтожу все королевство и ее саму.

Повернувшись, я широко расставила пальцы и начала идти в сторону поместья Колдра… к ожидающему меня на горизонте Оук-Эмблеру. Камыши и высокие стебли лаванды расступались, сжимаясь. Сосны дрожали.

— Поппи! — крикнул голос, и я повернула голову в ту сторону, откуда донесся звук. В нескольких футах от меня остановился вольвен, его широко раскрытые глаза смотрели на меня, синие, теперь светящиеся, зрачки уже не черные, а серебристо-белые. — Куда ты идешь?

— В Карсодонию, — проговорила я, и мой голос был полон… дыма и тени. Полный смерти и огня. — Я собираюсь отрезать каждый палец с рук Кровавой Королевы, один за другим. Я собираюсь содрать плоть с ее тела. — По моей коже пробежала дрожь предвкушения. — Затем я вырву ее язык изо рта и вырву глаза с ее лица.

— Это звучит как чертовски хороший план. — Голос Киерана тоже изменился, огрубел, когда он сделал шаг ко мне. — И я хочу быть рядом с тобой, когда ты это сделаешь. Я не хотел бы ничего больше, чем помочь тебе.

— Тогда помоги мне. Мой голос… он скользил вместе с ветром, разносясь далеко по земле в свете теней. Сквозь высокие, кустистые сорняки и цветы к нам мчались гладкие темные фигуры. Вольвены. Они тоже заполонят города, море когтей, зубов и смерти. — Вы все можете мне помочь.

— Мы не можем, — сказал Киеран, сухожилия на его шее резко выделялись. — Ты не можешь. Ты не можешь этого сделать.

Я остановилась. Все остановилось. Слабая дрожь под ногами. Вольвены, которые остановились на своем пути. Я уставилась на того, кто стоял передо мной.

— Я не могу?

Он вытянул шею, его грудь поднималась и опускалась.

— Нет, ты не можешь.

Я наклонила голову.

— Думаешь, ты сможешь остановить меня?

Сухой смех разорвал его тело.

— Черт, нет. Но это не значит, что я не буду пытаться. Потому что я не могу позволить тебе сделать это. — Он придвинулся ближе, глупо храбрясь. Глупо преданный. Потому что он был не просто вольвеном. Я заставила себя сосредоточиться на Киеране, на его словах. На том, что он значил для меня. Советник. Друг. Больше всего за последние недели. — Я знаю, что тебе больно и ты злишься. Ты боишься за Каса…

Вокруг меня клубились серебристые тени. Кас. Он любил, когда я называла его Касом. Он говорил, что так его называют только те, кому он больше всего доверяет. Это напоминало ему о том, что он человек. Я содрогнулась, горло горело от ярости, вины и агонии.

Киеран был уже в пределах досягаемости, всего в нескольких дюймах от клубящейся массы силы, излучаемой мной. В его лице накапливалось напряжение, сжимая черты лица.

— Ты хочешь заставить ее заплатить за то, что она сделала. Я тоже хочу. Мы все хотим. Но если ты сделаешь это… если ты пойдешь куда-нибудь в таком виде, умрут люди. Невинные, которым ты хочешь помочь. Люди, которых хочет защитить Кас.

В груди заклокотало. Кас. Кто защищал его? Никто. По мне пробежала дрожь и ударила в землю. Сосны задрожали сильнее.

— Мне все равно.

— Чушь. Тебе не все равно. Касу не все равно, — сказал он, и я вздрогнула. Не от звука имени, а от правды. — Это то, чего вы оба пытались избежать. Вот почему у нас есть планы. Но если ты сделаешь это? Те, кого ты не убьешь, будут бояться тебя… всех нас. Если они даже увидят тебя сейчас такой, то уже никогда не увидят ни в каком другом виде.

Я посмотрела вниз на кружащиеся тени и свет, танцующий на моей коже. Следующий вздох, который я сделала, был слишком сильным.

— Она причинила ему боль.

— Я знаю. Боги, я знаю, Поппи. Но никогда не будет мира, если ты сделаешь это, — прохрипел он, его губы снова сжались в плотную линию. — Даже если ты уничтожишь Кровавую Корону и положишь конец Обряду, ты станешь тем, чего боятся смертные и атлантийцы, и ты никогда не простишь себя.

Я не чувствовала страха, когда он поднял руки, без колебаний пронзая трепещущую вокруг меня ауру силы. То, что расцвело в глубине моего горла, ослабляя нарастающее там жжение, было мягким и сладким. По его рукам заструился эфир и пополз вверх по предплечьям, когда его ладони прижались к моим щекам… к неровному шраму вдоль левой стороны.

Его руки… они дрожали.

— То, что ты чувствуешь — это ты, а то, что ты хочешь сделать — нет. Это она. Это то, что сделала бы Кровавая Королева. Это то, что она хотела бы, чтобы ты сделала. Но ты не она.

Я не была похожа на нее.

Я не была жестокой или грубой.

Я не получала удовольствия от чужой боли. Я не выходила из себя в гневе…

Вообще-то, в гневе я была склонна бросаться острыми предметами, но не была злобной. Я бы не сделала того, что сделала она: не стала бы вымещать всю боль и обиду, которую она чувствовала после потери Малека и их сына, всю ненависть к бывшей Королеве Атлантии, и обращать ее не только на сыновей Элоаны, но и на целое королевство, целое царство.

И это было бы именно то, что я бы сделала. Не оставив после себя ничего, кроме кладбищ с привидениями. И я не была бы такой, как моя мать.

Я была бы чем-то гораздо худшим.

Руки Киерана дрожали. Все его тело дрожало, как будто тряслась земля, но это был он сам.

Беспокойство нарастало, отбивая жестокий прилив эмоций.

— Почему ты дрожишь? Я причиняю тебе боль?

— Нет. Это… это нотам, — выдохнул он. — Это заставляет меня хотеть измениться. Я борюсь с этим.

Мой взгляд искал напряженные линии его лица.

— Почему это заставляет тебя хотеть этого?

Он натянуто усмехнулся.

— Ты думаешь, это важный вопрос сейчас? — Он коротко покачал головой. — Потому что в таком виде я могу защитить тебя лучше. И да, я знаю, что ты не нуждаешься в нашей защите, но нотам распознает эмоции, которые ты испытываешь, как сигнал тревоги. Я… я не думаю, что смогу долго бороться с этим.

Я перевела взгляд через его плечо туда, где среди сорняков виднелись очертания множества вольвенов. Не может быть, чтобы все они уже были в своих формах. Они были вынуждены это сделать.

Я заставила их, и от этого у меня заболел живот.

Лед покрыл мою кожу, и холод заглушил огонь. Я зажмурила глаза. Контроль. Мне нужен был контроль. Для меня не было угрозы. Тот, кто был в опасности, находился в Карсодонии. Потеряв его, я абсолютно ничем ему не помогу, и Киеран был прав. Я повторяла это снова и снова. Не стоило тратить последние недели на планирование того, как обезопасить людей, чтобы потом развернуться и стать причиной тысяч, если не миллионов смертей.

Это была не я.

Не такой я хотела стать.

Меня сотрясла еще одна дрожь, когда вибрация в груди ослабла и гул отступил от моей кожи. Ярость все еще была там, как и чувство вины и агонии, но гнев и жажда мести были заперты, вернувшись в те холодные, пустые места внутри меня, где, как я боялась, они могли разгореться.

— Все в порядке, — сказал Киеран, и я медленно осознала, что он говорит не со мной. — Просто дайте нам немного времени, хорошо? — Наступила пауза, а затем он придвинулся ближе, прижимая мою голову к своей груди. Я не сопротивлялась, приветствуя тепло и знакомый, земляной запах. Он говорил о коробке, о том, что в ней было. Затем прочистил горло.

— Никому не говори об этом. Никому… никому не нужно знать.

Кто-то подошел к нам, и рука Киерана скользнула к моему затылку, а другая опустилась на мою щеку.

— Спасибо, — сказал он.

В наступившей тишине взмах крыльев принес порыв воздуха с ароматом лаванды. Несколько мгновений спустя что-то коснулось моих ног. Делано. Я крепко зажмурила глаза, чтобы не почувствовать укол. Я хотела сказать ему, что мне жаль, если я волновала или пугала его, но слова не могли пройти через комок в горле. Подбородок Киерана опустился и лег на макушку моей головы. Некоторое время продолжалась тишина.

Потом Киеран сказал низким голосом:

— Ты меня немного напугала, Поппи.

Давление сжало мою грудь.

— Прости. Я не хотела.

— Я знаю. — Его грудь прижалась к моей. — Я не боялся тебя. Я боялся за тебя, — добавил он. — Я… я никогда не видел этого раньше. Тени в эфире. А твой голос? Он был другим. Как тогда, когда ты говорила с Герцогом Сильваном.

— Я не знаю, что это было. — Я сглотнула.

— Твои способности все еще меняются. Растут, — сказал он, заставив меня задуматься о том, чем поделился Ривер.

Было ли это… тени в эфире, новым проявлением из-за того, что я все еще проходила Выбраковку? Я не знала. И в данный момент не могла тратить энергию на то, чтобы зацикливаться на этом.

— Ты знаешь, что он все еще жив, — сказал Киеран через несколько мгновений. Мысли о постоянно меняющихся способностях улетучились. — Отпечаток все еще на твоей ладони. Он жив.

Я сомкнула левую руку, прижав ее к груди Киерана.

— Но он… — Я не могла закончить.

— Он сильный. Ты знаешь это.

Боги, я действительно знала это. Но это не изменило того, что с ним сделали.

— Ему должно быть так больно, Киеран.

— Я знаю, но он переживет это. Я знаю это. И ты пройдешь через это. — Его рука крепко сжала мою распущенную косу волос. — Он все еще твой. Ты все еще его.

На глаза навернулись слезы.

— Всегда, — хрипло прошептала я, и заставила себя сделать глубокий, спокойный вдох. — Спасибо, что… что удержал меня.

— Тебе не нужно благодарить меня за это.

— Нужно. — Я подняла голову, и его рука опустилась на среднюю часть моей косы. — И мне жаль, что я побеспокоила тебя… побеспокоила всех. Я просто… просто сорвалась.

— Любой бы так сделал, Поппи. — Киеран убрал руку и поднял свою ладонь так, что она оказалась между нами. Он взял мою левую руку и прижал что-то прохладное и твердое к моей ладони. У меня перехватило дыхание, потому что я знала, что он положил мне в руку. — На случай, если ты этого не знаешь, что бы ни сделали с Касом, он не пожалеет о своем выборе.

Я снова попыталась сглотнуть, чтобы остановить слова, но не смогла.

— Я жалею. Я жалею об этом каждый миг… — Душераздирающее чувство потери снова поднялось, перехватив мое дыхание. Мне потребовалось все, чтобы не рухнуть под его тяжестью и не позволить ярости и боли снова поглотить меня. Выплеснуть все то, что разъедало меня, на всех, кто стоял на моем пути.

Чтобы выплеснуть всю боль, пока не останется ничего, кроме костей и крови.

— Почему он это сделал, Киеран? Почему? — прошептала я, мой голос срывался.

Киеран сжал мою руку.

— Ты знаешь почему. По той же причине, по которой ты поступила бы так же, как он, если бы кто-то причинил ему боль.

Боги, я действительно знала ответ. По мне пробежала дрожь. Я бы сделала все. Потому что я любила его. Потому что он был моим, а я — его. Моя вторая половина. Часть меня, хотя я не произносила его имени уже много недель. Я не позволяла себе даже думать о нем, потому что это было больно.

Но его имя было любовью.

Оно было силой и мощью.

Оно никогда не сломит меня.

Кастил. Меня покинул прерывистый вздох. Кастил. Я заставляла себя повторять это снова и снова в своем сознании. Кастил Хоуктрон Да'Нир. Мою грудь словно снова пронзила стрела, но я повторяла его имя про себя, пока оно не перестало вызывать у меня желание кричать. Пока я не смогла сказать:

— Кастил не потерян для нас.

— Нет. Не потерян, — согласился Киеран, убирая свою руку от моей.

Медленно, я раскрыла кулак. Его… кольцо Кастила лежало на моей ладони, сильное и красивое. На нем не было ни следа крови. Либо Эмиль, либо Перри вытерли его, когда доставали из шкатулки.

— Что они сделали с…? — Я не могла заставить себя сказать это.

— Это зависит от тебя. — Голос Киерана был хриплым. — Ты можешь сжечь или закопать его. Или один из нас. Ты никогда не должна видеть его снова. Тебе не нужно, Поппи. Для этого нет причин.

Я не хотела видеть это снова. Заставляя себя сделать это, я лишь причиняла себе вред. Взглянув на Киерана, я почувствовала, что он снова сдерживает свои эмоции. Я знала, что он сделал это, чтобы не усугублять то, что чувствую я.

Киеран был… он был слишком хорош.

— Сожги его, — заставила я себя сказать. — Но я не хочу, чтобы ты это сделал. Я не хочу, чтобы ты находился рядом с ним.

Он резко вдохнул и кивнул.

Я сжала кольцо. Всегда и навечно.

— В коробке было что-то еще?

— Открытка.

— Ты успел ее посмотреть?

— Только мельком.

— Что…? — Мой желудок скрутило от тошноты. — Что там было написано?

— Там было написано, что она сожалеет, что причинила тебе боль, — сказал он мне.

С ней было что-то такое, такое неправильное. Но я сразу же поняла, что мне нужно делать. Я знала, что должно быть дальше.

Потому что ждать было нельзя.

Со следующим вдохом мне стало легче.

— У нас есть планы… важные для Солиса и Атлантии. Следующие слова было трудно произнести, хотя они и были правдой. — Планы, которые больше, чем… Кастил и я.

Киеран ничего не сказал, но я знала, что он согласен. Даже если бы Кастил стоял сейчас рядом со мной, Кровавая Корона все равно бы существовала. Обряды продолжались бы. Детей забирали бы из семей, чтобы либо вознестись, либо стать не более чем скотом для Вознесенных. Невинных людей по-прежнему убивали бы. А в Атлантии по-прежнему не хватало бы земли и ресурсов.

Все это было больше, чем мы.

Кровавая Корона должна быть уничтожена.

Я прижала кольцо к груди, подняв взгляд на Киерана.

— Но Кастил для меня важнее. Я знаю, что это неправильно. Знаю, что не должна так думать, а тем более говорить это вслух, но это правда.

Киеран ничего не сказал, но стал совершенно неподвижен.

— Она не собирается его отпускать. — Ветерок поймал распущенные пряди моих волос и бросил их мне на лицо. — Она снова причинит ему боль. — Во мне вспыхнул гнев, угрожая снова разгореться. — Ты знаешь, что сейчас она может делать с ним что угодно. Ты знаешь, что она сделала с ним в прошлый раз.

Его челюсть сжалась.

— Знаю.

— Я не могу позволить ей завладеть им на недели и месяцы. Именно столько времени нам понадобится, чтобы провести атлантийские армии через Солис. У Кастила нет столько времени. У нас нет столько времени.

Киеран пристально посмотрел на меня.

— Я знаю, о чем ты думаешь. Ты хочешь отправиться в Карсодонию.

— После того, как мы возьмем Оук-Эмблер, — поправила я. — Кровавая Корона должна быть уничтожена, и мы должны сделать это правильно. Я должна быть здесь, чтобы убедить Валина и генералов в правильности нашего плана. Я должна быть здесь, чтобы довести начатое до конца.

— А потом?

— А потом я отправлюсь в Карсодонию, а ты поведешь армии в другие города.

Его бледно-голубые глаза застыли.

— А если тебя захватят в плен?

— Это риск, на который я готова пойти. Со мной все будет в порядке. Избет не хочет моей смерти, — рассудила я. — Если бы она этого хотела, у нее было достаточно возможностей сделать это. Она… я нужна ей, если она хочет контролировать Атлантию. Именно это мне и нужно сделать.

Киеран сложил руки на груди.

— Я согласен.

Мои брови взлетели вверх.

— Согласен?

— Да. Каса нужно освободить, но в твоем плане есть одна проблема. На самом деле, — сказал он, нахмурившись, — есть много проблем. Начиная с того, что я сомневаюсь, что у тебя вообще есть план, кроме как дойти до Вала Карсодонии.

Я было открыла рот, но тут же закрыла. Его взгляд стал понимающим. На меня накатило разочарование.

— Я придумаю план, который не включает в себя мой поход к Валу Карсодонии. Я не дурочка, Киеран.

— Ты дурочка, если думаешь, что я буду где-то еще, кроме как рядом с тобой, — ответил он. — Ты ни за что на свете не поедешь в Карсодонию без меня.

— Это слишком опасно…

— Тышутишь?

— Это слишком опасно для всех остальных.

Он пристально посмотрел на меня.

— Ты понимаешь, что мы находимся в состоянии войны? Поэтому любой из нас, включая меня, может погибнуть.

Я напряглась, когда это заявление выбило воздух из моей груди.

— Не говори так…

— Это правда, Поппи. Все мы знаем о риске, и мы здесь не только ради тебя. Он наш Король. — Он встретил мой взгляд своим. — Кроме того, я не верю, что, когда у тебя будет пара минут, чтобы подумать об этом, ты всерьез не передумаешь в одиночку противостоять всей этой чертовой Кровавой Короне.

Возможно, он был прав. Но в данный момент мне этого очень хотелось.

— Хорошо, я пойду не одна. Я посмотрю, кто захочет отправиться со мной. Но ты нужен мне здесь. Я доверяю тебе проследить, чтобы Валин и остальные следовали нашим планам. Потому что на этот раз перемирия быть не может. Никакого тупика. Я доверяю тебе убедиться, что у нас есть шанс на мир, когда мы уничтожим Кровавую Корону. Как Советник Короны, они должны следовать твоим приказам.

— Я ценю твое доверие. Это честь для меня. Польщен. Неважно, — сказал он, и мне показалось, что он вовсе не выглядел польщенным. — Но ты можешь доверять другим, чтобы обеспечить выполнение наших планов.

— Я доверяю другим. Твоей сестре. Нейлу. Делано. Эмилю… я могу продолжать перечислять имена. Но они не имеют такого авторитета, как ты, как советник. Ты — продолжение Короны. Ты говоришь от имени Короля и Королевы. Ни у кого из остальных нет такого авторитета.

— Но любой из них может, — настаивал он. — Ты можешь сделать одного из них регентом — человеком, которого ты, как Королева, можешь назначить. Того, кто будет действовать от твоего имени в твое отсутствие. Обычно это Советник Короны, но нет закона, который бы гласил, что это должен быть именно Советник. Регент Короны будет временно действовать от твоего имени, и его слова должны выполняться не иначе, чем если бы ты отдавала приказы.

— О. — Я моргнула. — Я… не знала этого. Но…

— Нет никакого «но».

— Но это так. — В душу начала закрадываться паника. — Если с тобой что-то случится.

— Касу не за что было бы прощать тебя, если бы что-то случилось, — оборвал он меня. — Он бы ожидал только того, что я буду рядом с тобой.

Я в недоумении уставилась на него.

— Если бы ты позволил мне закончить предложение, я бы хотела сказать, что никогда не прощу себя.

Его взгляд смягчился.

— И я никогда не прощу себе, если ты отправишься в сердце Вознесенных без меня. — Он прижался к моей шее. — Точно так же, как я не простил того, что отпустил Каса все эти годы назад.

О, боги.

— Киеран…

— Не забывай, что он значит для меня, Поппи. Я знаю его всю свою чертову жизнь, — сказал он. — Чаще всего мы лежали в одной кроватке. Мы делали наши первые шаги вместе. Сидели за одним столом большую часть ночи, отказываясь есть одни и те же овощи. Мы исследовали туннели и озера, притворялись, что поля — это новые, неоткрытые королевства. Мы были неразлучны. И это не изменилось, когда мы стали старше. — Его голос огрубел, и он опустил свой лоб на мой. — Он был и остается частью меня.

Я закрыла глаза от жжения, сопровождающего образы, которые вызвали его слова. Они бегали вместе, Киеран на двух ногах и на четырех.

Они обнимали друг друга, когда дремали. Возвращались домой, покрытые грязью и боги знают чем еще.

— Куда бы я ни пошел, Кас был там. Где он путешествовал, я следовал за ним. Единственный раз, когда мы были разлучены и не могли вернуться друг к другу, это когда его держали в плену… и сейчас. Но и после этого я был рядом с ним. Наблюдал за ним ночь за ночью, просыпаясь в панике и думая, что он снова в той камере. Я видел, что с ним сделали. Как он не выносил прикосновений. Даже вид воды в ванной заставлял его замирать.

— Вода в ванне? — спросила я, наполовину испугавшись.

— Они хотели, чтобы он был чистым, когда им это было нужно.

О, боги.

Тошнота накатывала волнами. Я дрожала, охваченная яростью, отчаянием и шоком от того, что моя мать была одной из его обидчиц. Как Кастил мог даже смотреть на меня?

Я остановила себя, чтобы не пойти по этому пути. Он знал, кто я.

— То, что он значит для меня, не имеет ничего общего с проклятыми узами, — сказал Киеран. — Мне нужно идти так же, как и тебе, и я нужен ему там так же, как и ты.

Кастил действительно нуждался в Киеране.

— Прости, — прохрипела я. — Я забыла.

— Это понятно, что ты забыла.

— Нет, на самом деле нет. — Мое горе принадлежало мне, и оно было сильным. Но не более разрушительное, чем то, что испытывал Киеран или любой другой, кто заботился о Кастиле. — Я больше не забуду об этом.

Киеран прижался лбом к моему, кивнув.

— Значит, мы на одной волне.

— Да. — Я смахнула слезы.

— Тогда кто будет Королевским регентом, Мейя Лисса?

Было трудно сосредоточиться, когда все, что я хотела сделать, это обнять Киерана и рыдать. Мне хотелось сесть и хорошенько выплакаться, но на это не было времени.

Я отстранилась, заставляя себя обдумать то, что предложил Киеран. Обиженно поджав нижнюю губу, я посмотрела на свою закрытую руку. Кольцо нагрелось на моей коже. Я не знала, в каком состоянии будет Кастил, когда я его найду. Он может быть в порядке или нет, но он захочет, чтобы Киеран был со мной и чтобы я была рядом с ним. Это не могли быть только Киеран и я или несколько других. Ни одна Королева не стала бы путешествовать по королевству без охраны. Но нам нужен был огонь богов.

— Ранее я видела Ривера в его смертной форме.

Киеран изогнул бровь.

— Это… было неожиданно.

— Он блондин.

— Спасибо, что поделилась?

— Он также был полностью обнажен, сидя на столбе, — добавила я.

— Я даже не знаю, что на это сказать.

— Я тоже, — пробормотала я. — Но дело в том, что нам нужно взять с собой дракена. Они могут помочь. Не только… с Кастилом, но и с моим отцом. Нектас хочет его вернуть.

— Я согласен. — Он сделал паузу. — Но у меня такое чувство, что мне не понравится то, что ты собираешься предложить. Взять Ривера с нами. Другой дракен скоро будет здесь. Аурелия изменилась…

— Всего на несколько минут. По крайней мере, я знаю, что Ривер чувствует себя достаточно комфортно в своей смертной форме, чтобы делать это дольше.

— Отлично. — Киеран выглядел так, словно предпочел бы снова сразиться с армией скелетных солдат.

— Ему понадобится одежда.

— Не знаю, зачем ты мне это говоришь.

— Похоже, вы двое примерно одного размера.

Киеран уставился на меня, а затем выругался.

— Неважно. Я посмотрю, что у меня есть.

Я усмехнулась, и это вызвало непонятную смесь эмоций. Это было странно. Даже немного неправильно. Но это было и облегчение… знать, что я все еще могу находить радость, несмотря на то, что держу в руке.

Затем я вспомнила, что еще сказал мне Ривер.

— Возможно, это не лучший момент, чтобы говорить об этом, но когда я разговаривала с Ривером, то выяснила, что рано или поздно мне придется питаться. И, видимо, поскольку я бог, я могу питаться от кого угодно. Кроме дракенов. Даже от смертных. Кто бы мог подумать? — Я сказала, а затем пересказала ему мнение Ривера о том, как часто мне нужно будет питаться. — Но есть еще кое-что. Кажется, использование эфира может ослабить меня. Он не знает, сколько я могу использовать, прежде чем это возымеет эффект. Не думаю, что это включает в себя что-то, что я могла делать раньше…

— А питаться от кого-либо означает, что ты можешь питаться от вольвена? — вклинился он.

— Да. — Вольвен входит в это число, кроме дракенов.

— Тогда питайся от меня, если тебе это нужно.

Я резко вдохнула.

— Киеран…

— Я знаю, что ты не хочешь питаться ни от кого, кроме Каса, — сказал он, и у меня перехватило дыхание. — И я знаю, что кормление может стать… весьма напряженным, но со мной ты будешь в безопасности. — Его глаза искали мои. — Ты прекрасно знаешь, что Кас не хотел бы, чтобы ты питалась от кого-то, кроме меня.

Меня покинул придушенный смех. Кастил, вероятно, оторвал бы конечности тому, от кого бы я ни питалась… любому, кроме Киерана, во всяком случае, оставив в живых только потому, что знал, что мне нужна кровь.

— Дело не в этом, — сказала я, откидывая прядь волос с лица. Кормление могло быть интенсивным, и я не была уверена, что питание от кого-то может вызвать такое же нечестивое удовольствие, как укус. Но это было не то… ну, не совсем то. Я даже не начинала обдумывать возможность того, что мое питание от кого-то, кроме моего мужа, может принести им удовольствие.

Может принести удовольствие мне.

И я не собиралась начинать думать об этом прямо сейчас.

— Я не хочу, чтобы ты думал, будто должен предлагать себя.

— Я предлагаю не потому, что должен. — Киеран сжал мою шею. — Я предлагаю, потому что хочу.

— Правда? Ты уверен, что дело не в нотаме? Что дело не в вашей дружбе с Кастилом?

— Это может быть отчасти из-за нотама. И это из-за моей дружбы с Касом. Но это также и моя дружба с тобой. Ни одна из этих вещей не является взаимоисключающей, — сказал он мне. — Я бы предложил то же самое Касу. Я бы предложил то же самое любому, кто мне дорог. Так же, как, я знаю, ты бы сделала это для меня, если бы я нуждался в этом.

У меня перехватило дыхание. Я бы предложила себя, если бы он нуждался в питании, и напоминание о том, как далеко мы с Киераном зашли, заставило меня вздрогнуть совсем по-другому. Я была уверена, что, когда мы впервые встретились, я ему не понравилась. Или, по крайней мере, я раздражала его до крайности. Но теперь…? Я моргнула от влаги, собравшейся в моих глазах.

Киеран начал хмуриться.

— Ты сейчас заплачешь?

— Нет.

— Не похоже на то.

— Тогда перестань смотреть, и этого не произойдет.

— Это даже не имеет смысла, Поппи.

На кончике моего языка собрался приторно-сладкий смешок. Я посмотрела на него.

— Это не смешно.

— Я знаю. — Его губы дернулись. — Но отчасти это так.

— Заткнись, — прошипела я.

На мгновение появилась ухмылка.

— Мы на одной волне, верно? Когда тебе нужно будет поесть, ты придешь ко мне? — Теперь все следы юмора исчезли. — И ты не допустишь, чтобы это привело к твоему ослаблению?

— Мы на одной волне.

Его хватка на моей шее снова усилилась.

— А что насчет регента?

Прошло несколько мгновений.

— Вонетта. Я бы назначила Вонетту Регентом Короны.

Одобрительно хмыкнув, он опустил стены вокруг себя, почувствовав вкус маслянистых пирожных.

— Хороший выбор.

Я кивнула.

— Ты ведь знаешь, как попасть в Карсодонию? Я сомневаюсь, что вы с Кастилом прошли через ворота Вала.

Он фыркнул.

— Нет. Мы вошли через Пики Элизиума.

Мой желудок опустился до самых кончиков пальцев ног. Пики были огромными… все, что можно было увидеть на западе и юге от Карсодонии. Они простирались до Ивовых Равнин. Они даже построили Вал в… И тут меня осенило.

— Вы все прошли через шахты.

Киеран кивнул.

Входы в шахты находятся прямо внутри Вала. Туннели охраняются, но не так, как ворота. Конечно, Малик попал туда именно так. Именно так Кастил и… — Его рот сжался. — Так Шиа вытащила его из Карсодонии. Оттуда он попал на пляжи Страудского моря.

Шиа. Раньше, когда я думала о ней, меня охватывал гнев. Теперь была только грусть.

— Мы сможем выйти так же, как и войти, когда найдем Кастила и моего отца?

Киеран кивнул.

— Сможем. Но, Поппи, чтобы выбраться из этих шахт, потребуется время. Помимо вероятности того, что они охраняют эти входы сейчас, Кас был в них некоторое время, ища выход. Может, он и говорил, что это не займет много времени, но так оно и было.

— Боги, — прошептала я, с болью в сердце вспоминая прошлое, которое не могла изменить. — Есть ли лучший способ?

— Кроме замаскированного прохода через ворота, нет. Если нас поймают в шахтах, мы сможем отбиться, а потом исчезнуть в городе гораздо легче, чем если нас обнаружат у ворот.

Это было правдой. Карсодония представляла собой лабиринт узких улочек и увитых виноградом переулков, проходящих через районы и кварталы, раскинувшиеся по холмам и долинам.

Он вздохнул.

— Я не знаю, как это сказать, кроме как просто заявить. Мы не знаем, в какой форме будет Кас, но мы знаем, что твоему отцу, скорее всего, будет хуже.

Он больше ничего не сказал, но я знала, что он имел в виду. Мы не могли освободить их обоих.

— Мы все равно освободим его, — тихо сказал Киеран. — Освободив Каса, мы не закончим войну. Нам придется вернуться в Карсодонию.

Я кивнула, ненавидя идею быть так близко к отцу и ничего не делать. Но он был прав. Опять.

— Значит, это план? — спросил Киеран.

— Да.

Я сделала еще один вдох, и он был менее болезненным, чем все предыдущие, потому что мы найдем и освободим Кастила. И я позабочусь о том, чтобы любая его частичка, которую он потерял, была вновь обретена. Он будет точно знать, кто он, когда я увижу его снова.

Я позабочусь об этом.

ГЛАВА 7

Кастил

Непрекращающаяся пульсация в левой руке почти исчезла, сменившись грызущей болью, которая зародилась в моем нутре и распространилась на грудь.

Откинув голову назад, я сумел сглотнуть сухую, колючую на ощупь пищу и открыл глаза в полумраке камеры. Мерцающие свечи почти не давали света, но глаза все равно болели.

А это был плохой знак.

Мне нужно… мне нужно было поесть.

Я не должен. Не так скоро после кормления от Поппи. Это ведь было не так давно, не так ли? Мы были на корабле, на пути в Оук-Эмблер. После того, как я полакомился всем этим жидким теплом между ее красивых бедер, пока она читала из дневника Мисс Уиллы.

Черт. Я обожал эту чертову книгу.

Одна сторона моих губ скривилась. Я все еще слышал, как она читает из дневника, ее голос становился все более взволнованным с каждым предложением, с каждым облизыванием. Я все еще мог видеть румянец на ее щеках, усиливающийся с каждым абзацем, с каждым влажным поцелуем. Потом наступило насыщение, когда я притянул ее сочную попку к краю стола, а мой член и клыки глубоко погрузились в мягкую, сладко пахнущую плоть, напоминавшую мне легкую дымку жасмина. Ее кровь…

Боги, ничто не имело такого вкуса… ничто.

Я должен был догадаться с первого раза, когда попробовал ее, что в ней было больше, чем часть атлантийской крови. Ее вкус был сильным даже тогда, слишком сильным для человека атлантийского происхождения. Но когда она вошла в силу, особенно после вознесения? Ее кровь была знойным афродизиаком и давала кайф сильнее, чем любой наркотик, который можно растолочь в порошок и выкурить. Мой взгляд остановился на свечах, следя за тающим воском.

Ее кровь была чистой силой — такой, с которой, как я инстинктивно знал, нужно быть осторожным. Потому что ее вкус, то, что она заставляла меня чувствовать, могло стать той зависимостью, в которой я мог утонуть.

Когда во рту пересохло, запульсировало небо. Я почти чувствовал ее вкус — древний и земной, густой и сладострастный.

Застонав, я выкрикнул резкое ругательство, когда сдвинулся с места. Мне нужно было перестать думать о крови Поппи. И мне действительно нужно было перестать думать о том, какая она на вкус между бедер. Твердый член был так некстати в данный момент.

Сколько уже прошло времени? Пара недель? Около месяца? Больше? Время не существовало и не шло в темной камере, одновременно враг и спаситель. Но до сих пор все было не так уж плохо. В прошлый раз, вероятно, мне удалось выбраться, сохранив все конечности и придатки, но не более того.

Но что было убийственно, так это сырая, темная тишина и беспокойство. Страх. Не за меня. А за нее. В прошлый раз была Шиа. И я волновался за нее, потому что мне было не все равно. Тогда я волновался за свою семью. Но сейчас все было по-другому. Поппи была там, на войне, и потребность прикрыть ее, защитить ее, хотя она не нуждалась в защите, впивалась в мою плоть острыми, дразнящими когтями.

Тупая боль поселилась в моих бровях и висках, когда я прищурился, откинув голову от света свечи. При необходимости я мог месяцами обходиться без пищи. Это был риск, но я мог. Хотя, обычно, я ел достаточно, чтобы поддерживать свой жизненный уровень, и мне не приходилось регулярно переливать кровь в маленькие пробирки.

Отрубленный палец, конечно, не способствовал этому. И вряд ли укус Жаждущего тоже.

Я посмотрел на окровавленную марлю, обернутую вокруг моей руки, и подумал, не отказалась ли Кровавая Корона от использования золотых чаш. Именно их они раньше использовали для сбора моей крови. Я осторожно шевельнул пальцами. Одна из Прислужниц очень любезно наложила повязку, а золотой Восставший по имени Каллум проследил, чтобы я позволил это сделать. Не то чтобы я ее останавливал. Чертов обрубок пальца кровоточил, как у заколотого поросенка. На груди и бедрах моих бриджей по-прежнему расплывались пятна. И время от времени свежая кровь растекалась по некогда белым, а теперь ржавого цвета обмоткам, напоминая мне, что рассеченная кожа еще не зажила сама собой.

Я не был таким особенным, как Восставший, который, очевидно, отрастил бы этот чертов палец. Но кожа на ране уже должна была как минимум затянуться.

Еще одно доказательство того, что мне нужно питаться.

Мой взгляд метнулся к металлической сидячей ванне, которую в какой-то момент сегодня принесли небольшой легион Прислужниц. Эта проклятая штука выглядела чертовски тяжелой. Они наполнили ее горячей водой, которая уже давно остыла. Восставший Каллум сделал что-то, чтобы удлинить цепь, что позволяло мне дотянуться и принять ванну.

К черту.

Я знал, что лучше не пользоваться ею, даже если был до крайности грязным. Ванна была одной из двух вещей: наградой или прелюдией к наказанию. А поскольку я ни черта не сделал, чтобы заслужить ее, оставался второй вариант. Последний раз они предлагали мне ванну, когда друзья Кровавой Королевы хотели поиграть с чем-то свежим и чистым. Что-то, что не напоминало бы грязное, закованное в цепи животное.

Так что я сидел в своей грязи. С радостью.

Я опустил руку на колени. Бриджи были жесткими от засохшей крови. При взгляде на руку, на грязные бинты и на то, что они означали, у меня заколотилось сердце. Гнев глубоко засел в душе, лихорадя мою холодную кожу. Я шлепнул босой ногой по влажному, неровному камню. Это действие не имело никакой другой цели, кроме как заставить кандалы из сумеречного камня затянуться, а мою ногу запульсировать.

Мне было плевать на палец. Я мог лишиться всей руки, если бы меня это не волновало. Меня беспокоило кольцо, которого теперь не было. Я знал, что эта сука сделала с ним и с пальцем.

Она отправила его Поппи.

Моя правая рука сжалась в кулак, а губы сомкнулись над клыками. Я бы вырвал ее внутренности и скормил их ей, потому что не мог…

Прижавшись затылком к стене, я прикрыл глаза. Ни то, ни другое не помогало избавиться от осознания того, что Поппи, должно быть, видела это. Она должна была знать, что сделала эта сука, и я ничего… абсолютно, блядь, ничего, не мог с этим поделать.

Но у нее есть Киеран. Он будет рядом с ней. И она будет рядом с ним. Зная это, стало немного легче дышать. Отпустить часть жесткого напряжения в моем теле. Они были друг у друга, несмотря ни на что.

Медленно я отодвинул край испачканной марли, достаточно, чтобы открыть слабо мерцающий золотой вихрь на моей ладони. Я резко выдохнул от этого зрелища — от того, что оно означало.

Она жила.

Я жил.

Внезапный щелчок каблуков эхом разнесся по темному коридору за пределами камеры. Насторожившись, я отпустил марлю и посмотрел на округлый вход. Звук был странным. Никто, даже бродячие Жаждущие, не наводил столько шума. Прислужницы были похожи на молчаливых рабочих пчел. Шаги Изсуки были гораздо тише, их было слышно только тогда, когда она находилась рядом с камерой. Проклятый золотой Восставший вообще был тих, как призрак. Это звучало как баррат на каблуках… баррат на каблуках, которые звучали очень слабо.

Что за…?

Мгновение спустя она влетела в камеру, стук ее туфель почти перекрыл все, что она пыталась напевать. А может быть, она просто стонала, потому что звук, который она издавала, не нес никакой мелодии. В руках она держала фонарь… ну, точнее, размахивала фонарем, как это делает ребенок, отчего свет плясал по стенам.

Я сразу узнал ее, хотя видел всего один раз, и красновато-черная краска в форме крыльев покрывала ее щеки и большую часть лба, как и сейчас. Это был ее рост. Она была ниже остальных, и это бросалось в глаза, потому что я видел, как легко она справилась с Делано, вольвеном, который в своей смертной форме был выше ее по меньшей мере на полтора фута, если не больше. А еще это был ее запах. Не запах гнилой крови, который я уловил от нее, а что-то более сладкое. Он был мне знаком. Я даже подумал об этом, когда мы были в Оук-Эмблере.

Это была та самая Восставшая, которая была в замке Редрок. Теперь за ней больше никто не следовал. Ни Прислужницы. Ни Золотой Мальчик. Ни Королева-Стерва.

— Привет! — прощебетала она, довольно бойко помахав мне рукой, когда поставила фонарь на каменный выступ на полпути вверх по стене. Желтый свет медленно отбивал тени в камере и струился по спутанным черным кудрям, рассыпавшимся по плечам.

Она повернулась ко мне, сцепив ладони. Ее руки были обнажены, и я увидел на них следы… странные фигуры, нарисованные или нанесенные чернилами на ее кожу, но не в ней. — Ты выглядишь не очень хорошо.

— А ты ни хрена не умеешь петь, — сказал я в ответ.

Прислужница выпятила нижнюю губу, надувшись.

— Это было грубо.

— Я бы извинился, но…

— Тебе все равно. Все в порядке. Не волнуйся. Ты полностью прощен. — Она подалась вперед, ее шаги стали намного тише. Мои глаза сузились. — Мне было бы все равно, если бы и меня приковали к стене в подземелье, в полном одиночестве и… — Она склонилась передо мной, края ее платья разошлись, открывая длинный смертоносный кинжал, пристегнутый к одному бедру, и более короткий кинжал, прикрепленный к голенищу сапога. Оба клинка были черными. Сумеречный камень. Она изящно понюхала воздух. — Вонючка. От тебя пахнет гнилью. И не той веселой, что обычно окружает Жаждущих. — Она сделала паузу. — Или ночь неудачного жизненного выбора.

Я уставился на нее.

Ее взгляд упал на мою перевязанную руку.

— Мне кажется, у тебя инфекция.

Возможно, так и есть, но что это было — рука или укус Жаждущего?

— И что?

— И что? — Ее глаза расширились за нарисованной маской, отчего резко выделялся белый цвет. — Я думала, вы, атлантийцы, не страдаете от таких смертельных болезней.

— Ты думаешь, я поверю, что ты не была раньше рядом с ранеными атлантийцами? — Я выдержал ее взгляд. — Что я первый, кого ты здесь видишь?

— Ты не первый, но я обычно не подхожу к питомцам Королевы.

Мои губы сомкнулись на клыках.

— Может, я и на цепи, но я не питомец.

Крыло на левой стороне ее лица приподнялось, когда она подняла бровь.

— Полагаю, нет, раз ты издаешь такие рычащие звуки. Если бы это было так, ты был бы таким животным, которое нужно было бы усыпить.

— И поэтому ты здесь?

Она рассмеялась, и я напрягся. Ее смех. Он звучал…

— Ты такой подозрительный. Я здесь не поэтому, — сказала она, и я моргнул, покачав головой. — Честно говоря, мне скучновато. И я дала обещание. — Прислужница быстро поднялась, бросив взгляд на сидячую ванну. — Если ты думаешь, что не нуждаешься в ванне, то мне не хотелось бы говорить тебе об этом, но это так.

— У меня не было в планах воспользоваться ею.

— Неважно. Это твоя жизнь. Твоя вонь.

— Что за обещание ты дала?

— Досадное. — Прислужница перешла на другую сторону ванны и опустилась на колени. Она постукивала пальцами по поверхности воды, создавая небольшие волны. — Хотя купание может помочь твоей ране.

Когда я не стал отвечать, она еще немного постучала пальцами по воде, глядя на меня бледными, едва голубыми глазами.

— Это потому, что тебе нужно поесть?

Могу ли я питаться от Восставших? Я не знал, будет ли это эквивалентно питанию от смертного. Черт, я не был уверен, мертвы они или живы. И вообще, что это за хрень.

Ее голова наклонилась в сторону, отчего пучок волос рассыпался по руке.

— Наверняка в этом все дело. Твой брат становится капризным, когда ему нужно поесть.

Все во мне сосредоточилось на ней.

— Где мой брат?

— Здесь. Там. Возможно, везде, а не там, где он должен быть.

Моя челюсть сжалась, потому что это звучало как Малик, которого я знал, но мне начало казаться, что процесс превращения в Восставшего одурманивает мозг, и именно поэтому другие Прислужницы молчали. То, что сейчас вылетало из ее уст, было чистой бессмыслицей.

— Ты должна часто бывать рядом с ним, чтобы знать, когда ему нужно питаться.

Она выпрямилась.

— Не совсем.

— Тогда было бы странно это замечать.

— Я просто наблюдательна. — Эти глаза… Они были такими тусклыми, почти безжизненными. Чертовски жутко смотреть в них слишком долго. — И я также не пытаюсь его убить, что могло бы случиться, если бы я часто находилась рядом с ним.

— Разве Прислужницам не разрешается проводить время с представителями противоположного пола?

Она не очень деликатно фыркнула.

— Прислужницам разрешено общаться с представителями любого пола, с которыми они считают нужным.

— Тогда это потому, что ваша Королева хочет, чтобы Малик был только один? — Мой желудок сжался.

— У нее нет к нему никакого интереса. — Выражение ее лица не изменилось, но я заметил, что она ухватилась за края ванны. Интересно. — Уже давно.

Я не поверил этому ни на секунду.

Прислужница погрузила руку в воду и начала скрести кожу. Странные символы быстро исчезли. Она перешла на другую сторону.

— Знаешь ли ты, что эти туннели и камеры находятся здесь уже сотни и сотни лет? — Поднявшись из ванны, она провела пальцами по стене камеры. — Они существовали, когда боги ходили среди людей. Конечно, они были расширены, доработаны и теперь проходят по всей территории города, но эти стены… — Она приложила ладонь к влажному камню. — Эти стены древние, и лишь немногим было позволено войти в них.

Я знал о подземных камерах под домами Вознесенных, но не о туннелях, проходящих через весь город.

— Мне плевать на эти стены.

— А зря. — Она посмотрела на меня через плечо. — Боги ходили по этим туннелям. Как и Первородные. Они ходили по другим туннелям в других городах, соединяя проходы и создавая магические заслоны из сущности Первородных, которые могли не выпускать или впускать внутрь.

Я смотрел, как она проводит ладонью по неровному камню, задаваясь вопросом, о чем именно, черт возьми, она говорит.

— Было предсказано, что бог, рожденный смертным, несет в себе кровь Первородного Жизни и Первородного Смерти при вознесении, — прошептала Подручная. — Или так говорят… а говорят они много. Так или иначе, она нарушила эти обереги, когда вознеслась в божество.

Было ясно, что она говорит о Поппи.

Она прислонилась щекой к стене.

— И все, что хранилось внутри, теперь может выйти наружу. — Глаза, не такие уж и тусклые, встретились с моими. — Остаются два вопроса. Когда и где. Даже он не знает.

Я даже не знал, что ответить на все это, но уловил, как скривились ее губы, когда она сказала «он».

— Кто?

— Каллум.

— Золотой мальчик Восставший?

Ее смех был более горловым, более реальным и странно знакомым.

— Он старый. Очень старый. Будь осторожен с ним.

— Да пошел он. — В нетерпении я наклонился вперед… дальше, чем обычно, из-за ослабленных цепей. — О чем, черт возьми, ты бредишь? И какое отношение это имеет к вознесению Поппи?

— Я и вправду брежу, не так ли? Йен сказал, что Пенеллаф бредит. — Она резко повернулась лицом ко мне, прислонившись к стене. — Это правда?

Мои глаза сузились.

— Почему? Почему ты хочешь это знать?

Ее плечо приподнялось.

— Просто любопытно.

— Странная вещь, чтобы быть любопытной.

— Это правда? — упорствовала она. — Она тоже бредит?

Я разжал челюсть.

— Ее мысли склонны блуждать… вслух. Часто и иногда беспорядочно.

Уголки ее губ приподнялись, когда она возилась с осколком камня у бедра.

— Я… я не знала, что Королева может так поступить с Йеном. Я… — Ее челюсть сжалась. — Я не ожидала этого.

Я поверил ей. Только потому, что выражение шока на ее лице и на лице моего брата, когда эта сука приказала убить Йена, не могло быть искусственным.

— Я бы сказал тебе, что убью Избет за это, но моя Королева — бог. Она убьет ее.

Ее пальцы замерли на камне.

— Да, я это понял в Оук-Эмблере, — сказал я ей. — Она точно убьет эту суку.

Слабая улыбка вернулась, удивив меня, и я не думал, что что-то еще может меня удивить.

— Я видела ее потом. Пенеллаф.

Мое дыхание. Мое сердце… Остановилось.

— Я осталась, решив, что она будет сердиться, когда проснется. И так оно и было. Она пришла в Оук-Эмблер, и весьма могущественная. На мгновение я подумала, что она собирается уничтожить Вал и весь город. — Она продолжала тереть пальцами острый край камня. — Но потом остановилась. Может, она не такая, как ее мать.

— Она не такая, — прорычал я. — Нет никого, похожего на нее.

— На самом деле ты прав, когда говоришь это. — Ее взгляд переместился на меня. — Но ты не знаешь ее по-настоящему. Я сомневаюсь, что она вообще знает себя. — Ее подбородок опустился, и взгляд охладил мою кожу. — В ней течет кровь Первородного Жизни и Первородного Смерти.

— Я знаю. Она знает, что восходит к Никтосу…

— Если ты думаешь, что дедушка — истинный Первородный Жизни и истинный Первородный Смерти, то ты ничего не знаешь.

Мои глаза сузились. Что она задумала? Никтос был истинным Первородным Жизни. Боги Рейн и Рахар присматривали за мертвыми, но Никтос был Первородным. Король Богов. Это означало, что он был и истинным Первородным Смерти.

— Тогда просвети меня.

— Мне не настолько скучно. — Она оттолкнулась от стены. — К тому же, мне есть чем заняться. Увидеть людей. Убить. Неважно. Я сделала, что обещала. — Повернувшись, она направилась к входу, но остановилась. Она посмотрела вниз. — У Королевы свои планы.

— Вся эта ерунда с перестройкой королевств?

— Чтобы что-то перестроить, нужно сначала это разрушить.

Холодный ветер прошелся по моему позвоночнику.

— Кровавая Королева не настолько могущественна.

— Может, и нет. — Спина Прислужницы была неестественно жесткой. — Но она знала, как оживить то, что могло быть таким.

***

Поппи

Когда я сидела в приемной, разговоры вокруг меня были не более чем гулом. Остальные сгрудились вокруг Хисы Фа'Мар, одного из командиров Королевской Гвардии, и карты Оук-Эмблера, над которой она работала.

Весть о продвижении остальных армий пришла вскоре после нашего возвращения в поместье Колдра — в виде девятнадцати дракенов, ворвавшихся в Сосновые земли.

Местные жители начали бегать и кричать. Они успокоились только тогда, когда дракены приземлились вокруг поместья в соснах, окружающих его, наблюдая, как смертные разбегаются.

Я не могла не задаться вопросом, что о такой реакции думали дракены. Было ли так раньше, когда они проснулись? Или их приняли? А может, они остались только в Илизеуме? Я не подумала спросить об этом у Ривера.

Их появление на мгновение отвлекло меня от того, что я носила в кармане своего свитера. Прибытие дракенов означало, что завтра мы можем ожидать Валина и остальные армии.

Я долго и медленно выдыхала. Мы шли точно по графику. Послезавтра мы возьмем Оук-Эмблер, а потом я отправлюсь в Карсодонию.

К Кастилу.

После беспорядочного прибытия дракенов я встретилась с Вонеттой, чтобы поговорить о должности Королевского Регента. Она согласилась, хотя ей не совсем понравилась идея не присоединяться к нам с Киераном. Тем не менее, мне казалось, что она с нетерпением ждет возможности командовать некоторыми атлантийцами, особенно одним пурпурноволосым, который тоже останется с ней. Я также обсудила поездку в столицу с Ривером. Он был в облике дракена и кивнул своей большой рогатой головой.

Вонетты и Нейла сейчас не было среди нас. Они вместе с Эмилем ушли в сосновый лес, чтобы разобраться с тем, что было в том деревянном ящике. Но перед этим мы несколько часов решали, что будет после захвата Оук-Эмблера.

Мы решили, что передвижение с любой большой группой привлечет слишком много внимания. Разговор стал… напряженным, когда я объявила, что со мной поедут только Киеран и Ривер. Никто из остальных не был в восторге от этого, каждый требовал, чтобы они сопровождали нас. Но то, что мы планировали, было слишком рискованно.

Избет хотела, чтобы я осталась в живых.

Это желание не распространялось ни на кого другого, а я и так не была рада подвергать опасности Ривера и Киерана. Я бы не сдвинулась с места.

А поскольку я была Королевой, мне и не нужно было этого делать.

Кроме того, я хотела, чтобы у Вонетты была вся возможная поддержка на случай, если ей начнут возражать. А учитывая, что Эйлард не участвовал ни в одном из этих разговоров, это было вполне вероятно. Ее поддержат Нейл, Делано, Эмиль и Перри, а также Хиса и вольвены. То, что она будет делать, было так же важно, как и то, что буду делать я.

Мы все сходились во мнении, что Королева вряд ли будет держать Кастила в том же месте, что и раньше. Избет была умнее.

Найти его будет одной из самых сложных частей нашего плана. Сам замок Вэйфер был необычайно большим, с такими же подземными камерами, как и в замке Редрок. Именно там я видела… своего отца, когда была моложе. Но я не думала, что Кастила будут держать там же. Объяснить то, что выглядело как пещерный кот, странствующему дворянину или молодой девушке вроде меня было проще, чем объяснить присутствие в плену Короля Атлантии.

Потом были земли Вэйфера с их садами и гротами, разросшимися поместьями и заповедными лесами. Не говоря уже о самом городе с его бесконечными местами, где можно спрятаться.

Это было бы похоже на поиски призрака.

Почувствовав очертания кольца в кармане, я подняла взгляд на зал.

Все, что ты и те, кто последует за тобой, найдут здесь — это смерть.

Мои пальцы замерли, когда в памяти всплыли слова Герцога.

— Простите, — прошептала я, поднимаясь.

Киеран и Делано посмотрели на меня, но ни один из них не сделал никакого движения, чтобы последовать за мной. Я знала, что в конце концов это произойдет. Я вышла в тусклый, пронизанный сквозняками холл и направилась к двери в другом конце поместья.

Я вошла в небольшую гостиную и попала в спальню, отгороженную тяжелыми портьерами. Подойдя к маленькому столику, я увидела открытку из шкатулки. До сих пор я ее не прочитала.

А теперь прочла.

Любимая дочь,

Мне больно сознавать, что этот подарок принесет тебе душевную боль. За это я глубоко сожалею, но ты не оставила мне выбора. Что сделано, то сделано. Он жив. Не забывай, что пока мы смотрим на многие завтрашние дни вместе, но порознь. Будущее королевств и будущее Истинной Короны Царств зависит от нас.

С любовью,

Мама

Слова не менялись, сколько бы раз я их ни перечитывала. В голове не укладывалось, как она могла сделать что-то подобное, а потом извиняться. Или как она могла совершать такие ужасные поступки, как будто не контролировала их. Она винила меня в смерти Йена. А теперь винит в том, что она ранила Кастила? Я спровоцировала ее. Я направляла ее руку. Но это все еще была ее рука.

Мама.

Я не могла поверить, что она так подписалась.

Шаги приблизились, и я подняла голову, чтобы увидеть Вонетту, откидывающую в сторону занавеску, разделявшую покои.

— Киеран сказал, что ты, вероятно, здесь, — сказала она, позволяя тяжелой ткани опуститься на место. — Об этом позаботились. Мы… сожгли его.

Я вдохнула через жжение.

— Спасибо.

— Я бы хотела, чтобы ты поблагодарила меня за что-то другое.

— Я тоже, — сказала я.

— Конечно. — Вонетта заглянула через мое плечо, чтобы посмотреть на записку. — С этой женщиной что-то не так.

— Я уже говорила то же самое.

— Это заставляет задуматься, всегда ли она была такой. И если да, то, что, черт возьми, Малек в ней нашел?

— Не знаю, всегда ли она была такой, или потеря Малека и их сына сделала с ней такое. — Я подумала о том, что Ривер сказал ранее. — Кажется, вполне возможно, что Малека это привлекло.

— Он казался настоящим драгоценным камнем, — ответила она, и язвительная ухмылка заиграла на моих губах. — Я хотела спросить, как ты справляешься с… ну, со всем, что связано с тем, что она твоя мать. Но это всегда казалось глупым вопросом. Понимаешь? Как будто я знаю, что у тебя не все в порядке, когда дело касается ее.

— Это не глупый вопрос.

— Правда? — Две изогнутые брови поднялись, когда она прислонилась к стене.

Я кивнула.

— Честно говоря, я не знаю, как у меня дела, когда дело касается ее. Все, что для меня известно, это то, что я… я не думаю о ней как о своей матери. Потому что она не была ею. — Я посмотрела вниз на открытку. — Раньше я боролась с тем, кем она была для меня и каким монстром она была для Кастила и всех остальных. Теперь уже нет. Не после Йена. — Моя грудь сжалась, и я сглотнула. — Ты говорила с ним, когда он приехал в Конец Спессы?

— Да. — Вонетта поджала губы. Прошло несколько мгновений. — Я не встречала много Вознесенных. Могу сосчитать их количество на пальцах двух рук. Но он был совсем не таким, как я ожидала. Он был вежлив — и не фальшиво. Он был теплым, даже если его кожа не была теплой. Это имеет смысл?

Вдохнув дрожащий воздух, я кивнула.

— И он был немного кокетливым, но не в жутком смысле. — На мгновение появилась небольшая улыбка. — Когда он пришел в Конец Спессы в поисках тебя, Хранители не хотели его отпускать, считая, что он представляет угрозу. Я присматривала за ним, и он провел время, рассказывая мне историю о Стигийском заливе и Храмах Вечности — о том, что многие храмы в Солисе существуют с тех пор, как боги ходили по королевству. Они были не просто местами поклонения, но и местами глубокой силы, способными сдерживать богов. Он также сказал, что они были воротами в Илизеум, через которые боги переправляли смертных. — Она подняла косу, пропуская ее между пальцами. — Я не думаю, что это правда. Но то, что он сказал, было интересно. Он так рассказывал историю, что невозможно было не втянуться в нее. Я имею в виду, он полностью зацепил меня этой историей о девушке, собирающей цветы, которая была поражена богом и упала насмерть с какого-то утеса. В любом случае, Йен сказал мне, что он тоже рассказывал тебе истории, когда ты была одинока или расстроена… или когда ему было скучно… что, по его словам, случалось часто.

Я знала эту историю. Сотория и Утесы Печали. Йен поделился ею со мной в одном из писем, которые он написал после своего вознесения.

— Он умел плести истории на все руки. Брал что-то обычное, вроде старого, тусклого меча, и превращал его в тот, которым когда-то владел первый смертный король. — Мой смех дрогнул. — У него было самое бурное воображение. — Я подняла взгляд на мягко колышущиеся занавески на окнах. — Интересно, были ли Коралина и Лео его родителями? Но поскольку она была Восставшей, я даже не знаю, могла ли она иметь детей. Черт, я не уверена… — Я открыла рот, потом закрыла его и попыталась снова. — Я не знаю, согласился ли мой отец. Посадили ли его в эту клетку до или после меня.

Отвращение Вонетты дошло до меня, отражая мое.

— Мы найдем и его.

— Найдем. — Мысленно переключаясь с Йена на отца и… на Кастила, я вызвала эфир… крошечную искру, не потребовавшую много энергии, и позволила ему стечь с кончиков пальцев. В серебристом сиянии, омывшем записку, не было и тени. Я позволила тому, что осталось от открытки… не более чем пепел, упасть с моих пальцев. — И мы позаботимся о том, чтобы она больше никому не смогла навредить.

ГЛАВА 8

Мне снился сон.

Но не кошмар из прошлого и не кошмар, рожденный слишком давними страданиями и яростью.

Я поняла это, как только вышла из небытия сна и оказалась в другом месте. Оно даже не было похоже на сон, потому что все мои чувства были бодры и осознанны.

Теплая, журчащая вода плескалась у моей талии и пузырилась на внутренней стороне бедер. Тяжелый и влажный воздух оседал на обнаженной коже моих рук и груди, словно атласная вуаль. Вода шипела вокруг нагромождения камней, выступающих из поверхности подогреваемого источника. Клубы пара танцевали в лучах солнца, обвиваясь вокруг сирени, которая покрывала стены и тянулась по потолку, благоухая в воздухе пещеры Кастила.

Я не понимала, почему мне снилось это место, а не что-то ужасное, и как я вообще смогла достичь такого глубокого сна накануне битвы. Возможно, это было знание того, что скоро я буду на пути в Карсодонию, заменившее томящее чувство отчаяния на цель. Возможно, это дало мне душевный покой, необходимый для того, чтобы по-настоящему отдохнуть и помечтать о чем-то приятном и прекрасном.

Я провела рукой по воде, улыбаясь, когда она защекотала мою ладонь. Закрыв глаза, я откинула голову назад. Вода зацепилась за хвост моей косы, а влажный, сладко пахнущий воздух… всколыхнулся.

На плечи навалилось осознание, посылая дрожь, когда мои руки замерли, а глаза открылись. По коже побежали мелкие мурашки. Я резко вдохнула… и резко выдохнула, когда до меня донесся другой запах. Он напоминал мне… сосну и пряные специи.

— Поппи.

Мое сердце запнулось. Все остановилось. Этот голос. Богатый, глубокий голос с легкой музыкальной ноткой. Его голос. Я бы узнала его где угодно.

Я обернулась, заставив воду шипеть от ярости. Все мое существо напряглось, а затем меня пронзила дрожь.

Я увидела его.

Во влажном тепле пещеры я увидела его мягкие черные волосы, которые уже начали завиваться на переносице, и песочного оттенка высокие скулы, которые казались более острыми, чем я помнила. Но этот широкий рот… Я снова вздрогнула. Его рот был слегка приоткрыт, как будто он вдохнул и не мог сделать новый вдох. Тень бороды бежала по его щекам и сильной, гордой челюсти, придавая ему незнакомый, грубый и дикий вид.

Он стоял передо мной, вода лениво плескалась в этих завораживающих углублениях на внутренней стороне его бедер. Он был так же обнажен, как и я, плотно сжатые мышцы его живота и очерченные линии груди казались более четкими и резкими, чем я помнила.

Но это был он.

Мой первый.

Мой последний.

Мое все.

— Кас? — Его имя прозвучало из глубины моей души, и оно жалило и обжигало на протяжении всего пути мимо моих губ.

Егогорло сглотнуло. Я никогда не видела его глаза такими яркими. Они были похожи на лужицы отшлифованного золота.

— Поппи.

Я не знала, кто двинулся первым. Был ли это он или я, или мы оба двинулись в один момент, но это был всего лишь удар сердца… меньше одного, а затем его руки обхватили меня. Ощущение его горячей, влажной кожи на моей было шоком, потому что я чувствовала его, от твердой плоти его груди до грубых волос на его ногах. Схватив за щеки, я изумилась ощущению колючей растительности на своих ладонях, чего прежде никогда не чувствовала на нем.

Я чувствовала его.

Он крепко обнял меня, не оставляя между нами пространства. Я не могла не почувствовать, что он дрожит так же сильно, как дрожу я. Его рука скользила вверх по моей спине, оставляя за собой серию горячих, сильных мурашек. Он запустил руку в мою косу.

В глубине своего сознания я знала, что это всего лишь сон, хотя ничто из происходящего не было похоже на унылую копию, придуманную моим отчаявшимся, одиноким разумом. Не тогда, когда холодные, ноющие от боли огромные дыры в моей груди заполнились ощущением его — всего Кастила.

— Поппи, — повторил он, его дыхание коснулось моих губ. А потом его рот оказался на моем.

Его губы — о, боги, я захлебнулась от их прикосновения. Я не думала, что какое-либо воспоминание сможет передать их непреклонную твердость или сочную мягкость. Мне казалось, что никакие воспоминания не смогут воссоздать то, как он целовался.

Потому что Кастил целовал так, словно умирал от голода, а я была единственным пропитанием, которого он когда-либо желал. Когда-либо нуждался. Он целовал так, словно это было первое, чего он когда-либо по-настоящему хотел, и последнее, в чем он нуждался.

Я запустила руки в его влажные волосы, дрожа от ощущения прядей, пропущенных сквозь пальцы. Край острого клыка провел по моей нижней губе, согревая мою кровь так, как мог только он. Я поцеловала его в ответ, желание искрилось и разгоралось, когда пульсирующая волна удовольствия скрутила мышцы внизу живота. Интенсивность наслаждения заставила меня дернуться к нему… против его горячей, твердой длины, и неистовая потребность взорвалась.

Кастил застонал, запустив пальцы в мои волосы, и эти долгие, одурманивающие поцелуи стали короче и грубее. Его губы прижались к моим. Мои зубы столкнулись с его зубами. Такие поцелуи пронзали меня насквозь, оставляя после себя маленькие огоньки — пламя, способное поглотить меня даже во сне. И я знала, что все это было именно так. Сон. Награда, которую, как мне казалось, я не заслужила, но, тем не менее, с жадностью приняла. Потому что он был нужен мне. Мне нужно было снова почувствовать тепло внутри.

А с Кастилом я всегда была как плоть и огонь.

Обхватив его широкие плечи, я провела рукой по его лицу, горлу, туда, где бился пульс. Моя рука опустилась на его плечо.

— Пожалуйста. Прикоснись ко мне. Возьми меня. — В словах, вырвавшихся у меня изо рта, не было ни капли стыда. В этой фантазии не было места для этого. Никакой неловкости. Никаких колебаний или сомнений. Только потребность. Только мы. Только эти украденные минуты имели значение, даже если они были ненастоящими. — Пожалуйста, Кас.

— Ты прекрасно знаешь, Поппи. Тебе никогда не нужно умолять.

Я вздрогнула всем телом от звука его голоса — от слов, сменивших предыдущие и хрипло выкрикнутые мольбы.

— Я твой, — поклялся он, прижимаясь к моим распухшим губам. — Всегда.

— И навсегда, — прошептала я.

Он задрожал еще сильнее.

— Мне нужно было это услышать. Ты даже не представляешь, как сильно я нуждался в том, чтобы услышать тебя. — Он вернул расстояние между нами, захватив мои губы своими. — Неужели моя потребность каким-то образом пробудила тебя в реальности? Я не знаю. Я не могу думать дальше этого. За пределами того, что ты чувствуешь. — Его острые клыки снова прижались к моим губам, рассеивая мои мысли. — Не тогда, когда ты здесь, в моих объятиях.

Поцелуй снова стал глубже, когда его язык коснулся моего, вызывая во мне шквал бурлящих, горячих ощущений.

— Не тогда, когда я могу чувствовать твой вкус. Чувствовать тебя. — Его дрожащая рука скользнула по моей руке, коснулась груди, затем талии. Он продолжал двигаться дальше, шершавые мозоли на его ладонях были такими же, как я помнила. Его рука скользнула под воду и сомкнулась вокруг моего бедра, его пальцы вдавились в плоть именно там. Он снова поднял руку и прижал ее к моей груди, когда из его уст вырвался первобытный, грубый звук. Я задыхалась.

— Я чувствую это. — Он провел большим пальцем по ноющему кончику моей груди, а затем его ладонь снова провела по моей талии, и погружаясь под воду. На этот раз он схватил меня за бедро и притянул, прижимая к себе и к своей твердой длине. — Ты чувствуешь меня? Скажи мне. Ты чувствуешь меня, Поппи?

— Я чувствую тебя. — Мои пальцы запутались в его волосах, когда я качалась на нем. Мне хотелось почувствовать, как он движется во мне. Хотелось почувствовать это восхитительное притяжение. — Я чувствую только тебя, даже когда ты не со мной. Я так сильно тебя люблю.

Его хриплый стон поглотил мой, когда он опустил меня на свой толстый член.

Во мне пронесся шок. Ощущение того, как он растягивает меня, заполняет меня, было чистым удовольствием со злым привкусом. Интенсивное ощущение, которое было…

Я напряглась, мой пульс участился. Его ощущение, его мощное присутствие… Боги, это было реально.

По-настоящему реальным.

Я посмотрела вниз на нас — на затвердевшие кончики моих грудей и тонкую пыль волос на его груди. На то место, где мой мягкий живот встречался с его более твердым. Я смотрела, как он быстро и неровно дышит. Я видела, как его трясло, когда он сохранял неподвижность, находясь глубоко внутри меня. Я чувствовала, как он подергивается там, где мы соединились под бурлящей водой. Я продолжала смотреть на нас — на него и его тело. На его худобу, которой раньше не было. Тонкие отметины, которые медленно появлялись, распространяясь по его груди рядом с многочисленными потускневшими порезами и шрамами. Мое и без того колотящееся сердце ускорилось.

— Это… это реально? — прошептала я.

Кастил поднял голову, пронзая меня горячим взглядом. Его рука крепко обхватила мою талию.

— Твои глаза, — сказал он, его голос был густым и хриплым. — За зрачками не просто дымка. Там есть полоски серебра, пронизывающие зеленый цвет. — Его лицо сжалось от смущения. — Я никогда не видел их такими.

То, как он описал их, напомнило мне о чем-то. О ней. О Супруге. Моя шея быстро остыла. Я глубоко вдохнула и уловила запах чего-то еще, скрытый под сиренью и сосновой пряностью Каса.

Затхлый запах сырого, спертого воздуха.

По коже пробежал холодок, но он стал еще горячее. Лихорадочнее.

— Ты чувствуешь это? — Я задрожала, когда по коже побежали мурашки. — Мне… мне холодно.

— Я… — Он запнулся, когда его голова дернулась от звука… Это была не вода. Это был более тяжелый звук. Лязг.

У меня перехватило дыхание. Я уставилась на него… действительно посмотрела. Тень бороды. Впадины под скулами. Порезы на его коже. Я увидела момент, когда в его лучистых золотистых глазах прояснилось смятение.

И в них появилось удивление.

— Родственные сердца, — выдохнул он.

— Что…?

Кастил снова поцеловал меня. Крепко. Всепоглощающе. Он целовал меня так, словно мог втянуть меня в себя. Когда его рот покинул мой на этот раз, он не ушел далеко.

— Боги. Поппи, я так скучаю по тебе, что мне больно.

Давление сжало мою грудь. Слезы хлынули на глаза.

— Кас…

Он сложил обе руки вокруг меня и прижал к себе крепче, чем раньше, но мне стало еще холоднее. Он дрожал, уронив голову мне на плечо. Его грудь вздымалась от неровного дыхания напротив моей.

— Поппи, — вздохнул он, целуя мою щеку, область под ухом, а затем плечо. Он прижался ртом к моей шее. — Моя прекрасная, храбрая Королева. Я мог бы остаться здесь, обнимая тебя, навсегда.

О, боги, я знала, что это конец. Паника взорвалась. Я не была готова. Я не была готова.

— Не оставляй меня. Не оставляй нас. Я люблю тебя. Пожалуйста. Я люблю…

— Найди меня снова. — Он поднял голову, и его глаза… они больше не были яркими, черты лица не были четкими. Все было в тумане, и я не могла… о, боги, я не могла чувствовать его. — Найди меня. Я буду ждать здесь. Всегда. Я…

Я проснулась без предупреждения, мои глаза распахнулись, когда я глотала воздух, сердце бешено колотилось.

Потребовалось несколько мгновений, чтобы мои мысли замедлились настолько, что я смогла различить покрытые лунным светом холщовые стены. Тонкий блеск пота увлажнил мою кожу, и я могла поклясться, что… я все еще слышала шипение воды в пещере.

Я буду ждать здесь. Всегда.

Я вздрогнула, закрыла глаза и попыталась всеми силами вернуться в пещеру. К нему. Но ничего не получалось. Я не могла вернуться в сон, но все еще чувствовала его. Тепло внутри меня все еще было там, медленно угасало, как и острая пульсирующая боль. Мои руки покалывало — все тело. Как будто прикосновение было реальным. Как будто его ощущение, горячее и твердое прикосновение ко мне и внутри меня, было реальным.

Но это было не так.

Постепенно я осознала вес Киерана рядом со мной и его тихий, приглушенный храп. Он свернулся калачиком у меня за спиной, засыпая в своем вольвеньем облике. Слава богам, мой сон не разбудил его. Я повернула голову и увидела на тумбочке кольцо Кастила, освещенное слабым лунным светом. Я начала тянуться…

До меня донесся запах.

Запах, который не имел смысла.

Схватив свои небрежно заплетенные волосы, я глубоко вдохнула. Запах был безошибочным.

Сосна и пряные специи.

И сладкая, душистая сирень.

Меня пронзил шок. Я рывком поднялась на ноги, испугав Киерана. Он поднял голову и посмотрел на меня через спину.

Его мысли коснулись моих, лесные и сочные.

— Поппи?

Я не могла ему ответить. Не тогда, когда мое сердце громыхало. Я опустила взгляд на участок косы, который пах сиренью. Как такое возможно? Здесь поблизости не было сирени. А если бы и была, это не объясняло бы, как я могла чувствовать запах… Кастила. А я чувствовала. Это не могло быть моим воображением.

От вольвена потянуло беспокойством, и я почувствовала, как кровать внезапно сдвинулась. Киеран обхватил мою руку своей. Прикосновение его смертной кожи к моей вывело меня из задумчивости. Я посмотрела на него и увидела много голой кожи.

— Поппи? В чем дело? — Его взгляд искал мой. — Что-то случилось? Поговори со мной.

Я сглотнула.

— Я…

— Тебе приснился кошмар?

— Нет, — сказала я, и Киеран расслабился. — Это был сон. О… о Кастиле. Он не был плохим, но он не был похож ни на один из тех, что я когда-либо видела.

— Эротический сон?

— Что? — Я уронила свою косу.

— У тебя был эротический сон.

Я уставилась на его затененные черты, на секунду ошеломленная.

— С чего ты вообще это взял?

— Я не думаю, что ты хочешь, чтобы я отвечал на этот вопрос, — сказал он. — Это поставит тебя в неловкое положение.

— Как…? — тут меня осенило. Вольвены и их чертово обоняние. Я подняла подбородок, отказываясь смущаться. — Почему ты думаешь, что мне никогда раньше не снились эротические сны?

Киеран поднял плечо.

— Я полагаю, тебе не часто снятся эротические сны.

Я моргнула.

— Почему?

— Так это был эротический сон?

— О, боги. Почему мы вообще говорим об эротических снах, когда ты сидишь рядом со мной голый?

— Тебя беспокоит моя нагота, Мейя Лисса?

Нет.

Ну, не совсем.

К этому моменту я уже привыкла к «шведскому столу» с голой кожей, который наступал, когда вокруг было так много вольвенов и, очевидно, дракенов. Но сейчас, когда я все еще чувствовала Кастила внутри себя, нагота Киерана казалась… другой. Не дурной или неправильной. Просто как-то по-другому, я не могла объяснить. Но это заставило меня вспомнить о том, что он видел, когда я пробудилась после своего Вознесения. Он был в той комнате, не дал мне взять слишком много крови, держал меня за талию, когда я оседлала Кастила…

У меня перехватило дыхание и тело, и… боги, мне действительно нужно было перестать думать вообще.

Одна сторона рта Киерана изогнулась в ответ на мой отрицательный ответ. В танце лунного света, пробивающегося сквозь окно, я увидела дразнящую ухмылку.

Я сверкнула глазами.

— Ты дразнишь меня.

Он протянул руку и осторожно потянул за рукав моей рубашки… ну, его рубашки, которую я взяла себе, пока та, в которой я спала, еще сохла после стирки.

— Я бы никогда.

Я скрестила руки.

— Я говорю серьезно. Сон был слишком реальным.

— Иногда сны могут быть такими.

— Это было по-другому. Вот. — Я схватила свою косу и протянула ему. — Понюхай мои волосы и скажи мне, чем, по-твоему, они пахнут.

Это не то, что меня просили сделать раньше, но все когда-то бывает в первый раз, да? — Киеран взял мою косу, наклонил голову и вдохнул. Я почувствовала в нем мгновенную перемену. — Я чувствую запах… — Он отступил на несколько дюймов назад, все еще держась за мою косу. — Я чувствую запах Каса.

Из легких вырвался воздух.

— И сирени, верно? Мне снилась пещера в Конце Спессы, и он был там.

— Я чувствую этот запах и… и что-то… — Он нахмурился.

— Затхлость? Я тоже, перед тем как проснуться. Все казалось реальным до самого конца, когда я начала мерзнуть, а потом заметила кое-что в нем. Он выглядел похудевшим. На его щеках даже за несколько недель появилась растительность. Был момент, когда он… о, боги. — Я сглотнула. — Я думаю, он тоже подумал, что это сон, но потом каким-то образом понял, что это не так. Он сказал, что мои глаза выглядят по-другому. Что в них больше серебра. Ты видишь их сейчас?

— Они выглядят нормально… ну, по-новому нормально. Твои зрачки покрыты дымкой, — ответил Киеран, опустив мою косу на плечо.

— Когда он увидел мои глаза, то понял, что… что это был не сон. — Я покачала головой. — Я знаю, что это не имеет смысла, но он знал, что это скоро закончится.

— Он что-нибудь сказал?

— Нет. Только то, что он… — Я скучаю по тебе так сильно, что мне больно. Дыхание, которое я сделала, было прерывистым. Я не могла произнести это вслух. — Он сказал «родственные сердца», но не объяснил почему. Он сказал мне найти его снова и что он будет ждать.

— Родственные сердца, — пробормотал Киеран, и кожа между его бровями наморщилась. Он всегда подозревал, что мы с Кастилом были именно такими — редкий союз сердец и душ, который, по слухам, был могущественнее любой кровной линии.

Сначала я не верила Киерану, но как только мы с Кастилом перестали притворяться, я перестала сомневаться.

Глаза Киерана внезапно расширились.

— Святое дерьмо.

Я дернулась.

— Что?

— Я слышал, как мой отец однажды сказал что-то о родственных сердцах. Я совсем забыл об этом. — Киеран снова взял мою косу и глубоко вздохнул. Когда он заговорил, его голос стал хриплым. — Он сказал, что родственные сердца могут посещать сны друг друга.

В душе пронесся шок. Я не знала, что и думать, но, если это правда? Боже правый…

Но почему именно сегодня это произошло впервые? Может быть, потому что я спала достаточно крепко, и кошмары не нашли меня первыми? Или это был первый раз, когда Кастил смог найти меня?

А что, если мы могли бы сделать это снова? Я бы не стала упускать такую возможность. Я могла бы узнать, где его держат… если бы он знал. Я могла бы убедиться, что с ним все в порядке… настолько, насколько это возможно. Я бы использовала это время для чего угодно, только не для…

Горячие слова, которые я шептала ему в губы, заполнили мое сознание, заставляя мои шаги замедляться. Как я говорила с ним… как я умоляла его? Все мое тело покраснело.

— Что ты…? — Киеран застыл в тот же момент, когда по моей коже пробежала волна мелких мурашек. По позвоночнику пробежал сильный холодок. Первобытная сущность ожила, запульсировала, когда внезапное темное и маслянистое ощущение накрыло меня, впитываясь в кожу и перехватывая дыхание.

Киеран повернул голову обратно ко мне.

— Ты чувствуешь это?

— Да. Я не… — Мое сердце заколотилось в груди. Я перевернула левую руку, вздрогнув от нахлынувшего облегчения. Золотой вихрь на моей ладони слабо мерцал. — Это не…

По небу пронеслась вспышка молнии, такая яркая и интенсивная, что осветила внутреннее пространство комнаты, ненадолго превратив ночь в день. Вслед за этим раздался раскат грома, от которого у меня заложило уши и в груди.

Киеран поднялся, когда я вытащила ноги из-под одеяла и встала. Одолженная рубашка сползла по моим бедрам, и тогда я схватила халат, лежавший у изножья кровати, и натянула его.

Раскаты грома стихли, уступив место нервному мычанию из соседней конюшни. Я подошла к окну и отдернула шторы. По небу прокатились густые тени, заслоняя лунный свет и погружая спальню в кромешную тьму.

— Это странно, — сказал Киеран, когда я повернулась и пошла к портьерам, отделявшим спальню. — Здесь не так уж тепло для такой бури.

Снаружи донесся вой, крик грохочущего воздуха. В поместье ворвался ветер, подняв на окнах занавески. Из щелей хлынул ледяной, как самые темные часы зимы, воздух, пронизывая всю комнату. Порыв вырвал пряди волос из моей косы и разбросал их по лицу. Над головой сверкнула еще одна молния, а ветер… он пах несвежей сиренью.

Именно так пахла Весса.

Тяжелые полотна распахнулись, и сквозь проем я увидела, как карты Оук-Эмблера, принесенные в спальню раньше, летят по воздуху, словно птицы, сделанные из пергамента.

— Черт побери, — простонала я, бросаясь вперед под раскаты грома. Мои ноги в носках скользили по каменному полу, когда я проскакивала мимо стульев. Машинально я схватила карту, затем еще одну, и тут же осыпались листки пергамента.

Бросив карты на низкий столик, я схватила тяжелый железный подсвечник и поставила его так, чтобы он надежно удерживал карты. Ветер пронесся по комнате, распахнув двери, а в небе одна за другой вспыхивали молнии света, заряжая воздух. Эфир в моей груди и моей крови… он начал вибрировать…

Я посмотрела вниз: под моими руками задрожал стол. Расположенный напротив меня стол, используемый для частных обедов, задрожал, на столешнице зазвенели пустые кувшины и стаканы. Стулья заскрежетали по полу, опрокидываясь позади меня, когда сверху и снизу раздались раскаты грома.

В проеме комнаты появилось очертание фигуры, когда небо озарила молния, высветив знакомые черты Нейла.

— Ты в порядке? — потребовал он.

— Думаю, да! — крикнула я, перекрывая грохот. — А ты?

— Я… — Поместье содрогнулось, заставив Нейла вскинуть руки, чтобы устоять на ногах. — Я буду, как только эта чертова земля перестанет трястись.

Взглянув на окно, я мельком увидела, как мимо пронеслась темная крылатая тень. Дракен приземлился возле поместья, его удар был едва ощутим.

— Нам не следует здесь находиться, — объявил Киеран, выходя из занавешенной части.

Я повернулась, спотыкаясь. Во вспышке света я увидела Киерана, застегивающего пуговицы на бриджах.

— Думаешь, снаружи безопаснее?

— Поместье может обрушиться, — сказал он. — И последнее, чего я хочу, это быть погребенным под тоннами камня.

— Не уверена, что это звучит хуже, чем быть убитым молнией, — сказала я.

Киеран ничего не сказал, проходя мимо меня и хватая за руку. Он продолжал идти, следуя за Нейлом. Мы поспешили по казавшемуся бесконечным коридору, вышли в бурю и на путь большого дракена. Нейл остановился, когда Ривер откинул крылья назад, прижав их к бокам.

Я обернулась и увидела, как ряды палаток, в которых размещалась большая часть дивизии Эйларда, яростно зашатались. Дракен повернул свою ромбовидную голову к небу. Я проследила за его взглядом, и мое сердце замерло, когда во вспышках света показались крылатые фигуры.

— Что они там делают? Их ударит молния. — Вырвавшись из рук Киерана, я устремилась к Риверу. Земля сильно вздыбилась, и я испугалась, когда целый кусок покатился, как волна. Я шаталась по неустойчивой земле, пыль и грязь взлетали в воздух. Нейл схватил меня за руку, когда во мне взыграла воля-необходимость спустить их вниз.

Ривер вытянул шею, издав пронзительный, раскатистый звук, который отозвался эхом. Он снова позвал, и, слава богам, остальные дракены послушались его приказа. Они начали спускаться, два, а затем еще один приземлились вокруг поместья…

Вспыхнула яркая вспышка света, но она исходила снизу — изнутри поместья.

— Что за черт? — вздохнул Нейл.

Взрыв, который произвел поток света, ударившись о небо, был оглушительным и потрясающим. Молния выгнулась дугой, а затем вспыхнула, разделившись на несколько трещащих потоков серебристо-белого света, которые пронеслись по всему небу, поднялись к облакам и…

Дракены.

Кто-то закричал. Я не знала, была ли это я или нет, так как молния ударила в дракена сверху. Земля вздыбилась, подбрасывая меня к Нейлу. Ослепительный свет залил скрученные и корчащиеся фигуры.

В горле вспыхнула боль. Я кричала, но не только я. Ужас нарастал по мере того, как дракены падали, их крылья ослабли, а тела извивались на ветру, врезаясь в сосны, палатки, один за другим, один за другим, один за другим…

Потом все остановилось.

Все.

Земля перестала дрожать. Молния исчезла, и тучи развеялись. Ветер утих. Все просто… остановилось, как будто пальцы разжались. Не было даже дуновения ветерка.

В небе не было ни одного дракена.

Ривер снова воззвал, звук был скорбным и низким. Я услышала ответ, дрожащий и полный страдания.

— Нет. Нет. Нет, — прошептала я, отстраняясь от Нейла и направляясь, а потом и побежав, к ближайшей развалившейся палатке.

В центре лежало обнаженное тело. Я бы не догадалась, что это дракен, если бы не пятна темной, обугленной плоти на лодыжках, коленях и во всех других местах, где были суставы.

Отодвинув складки полотна, я опустилась на колени рядом с темноволосым мужчиной. Я направила пульсирующий в груди огонь, когда положила свои руки на его руку. Я не колебалась. Не было времени думать о том, что я делаю, когда видела только трех приземлившихся и остальных упавших. По моим рукам разлилось тепло, распространяясь по пальцам, когда я прижала их к его бицепсам, ощущая слабые, но отчетливые гребни, напоминающие чешую. Серебристое сияние растеклось по дракену в паутине света и… и затем бесполезно скатилось, осыпавшись на палатку.

Мое сердце заколотилось, когда я попыталась снова, вытянув еще больше первобытной сущности и еще сильнее вдавив ее в дракена.

Произошло то же самое, скатившись с него.

С другой стороны появился Киеран, касаясь шеи дракена. Его взгляд поднялся к моему.

— Он ушел.

Я втянула воздух.

— Я могу вернуть его. Так же, как сделала это с той девочкой. Мне просто нужно постараться.

— Ты не можешь. — Хриплый голос заставил меня вздрогнуть. Глаза Киерана переместились мимо меня туда, где, должно быть, стоял Ривер в своей смертной форме. — Ты можешь исцелять, но как только душа разделит существо двух миров, ты не сможешь восстановить жизнь.

Киеран качнулся назад, быстро моргая, и повернул голову к другому обрушенному шатру. Туда, где воины и вольвены собрались в многочисленные группы вокруг…

Снова раздался мучительный, воющий зов.

— Нет. — Я повернулась к Риверу и начала подниматься. — Я могу попробовать с другими.

— Нет, не можешь. — Ривер стоял на коленях у ног поверженного дракена, склонив голову.

— Почему нет? — крикнула я, гнев и неверие схлестнулись воедино. Мое сердце колотилось, дыхание было тяжелым.

— Только Первородная Жизни может вернуть жизнь любому существу двух миров. — В его словах прозвучала окончательная точка, как удар по нутру. — Их больше нет.

Их больше нет.

Я смотрела на Ривера, пока эти два слова повторялись снова и снова. Только трое приземлились, присоединившись к Риверу. Это означало…

Меня пронзила дрожь. В воздухе находилось шестнадцать. Шестнадцать дракенов, которые только что пробудились после того, как боги знают сколько времени не делали ничего, кроме как умерли?

Мои руки раскрылись и сомкнулись, пока я медленно кружилась по кругу.

— Мне жаль. Мне так жаль.

— Это не твоя вина, — вставая, возразил Киеран.

Но я пробудила их. Я привела их сюда. Они последовали за мной…

Все, что ты и те, кто последует за тобой, найдут здесь — это смерть.

Я стояла на дрожащих ногах, глаза и горло горели, когда я увидела трещины в земле, некоторые тонкие, а другие достаточно большие, чтобы споткнуться. Трещины расходились по земле, как хрупкая паутина, и продолжались вдоль стен поместья. На крыше не было никаких повреждений, которые я могла бы увидеть в лунном свете. Казалось, что ни одна стрела света не пронзила ее.

Медленно я повернулась к тому месту, где стояли Нейл и несколько солдат, глядя за пределы рухнувших палаток. По коже пробежал холодок, и я проследила за их взглядом. За пределами лагеря сосны больше не тянулись к звездам. Деревья и тяжелые, игольчатые ветви были наклонены вперед, касаясь земли. Казалось, что на них опустилась огромная рука, заставляя их склониться. Я посмотрела на Киерана.

— Я не знаю, что это вызвало. — Он провел рукой по лицу. — Я никогда не видел ничего подобного раньше.

— Но мы это чувствовали, — произнес Нейл, его янтарные глаза ярко блестели. — После того, как этот ублюдок, Невидимый, пытался убить тебя, а Кас держал тебя в той хижине. Это случилось, когда ты проснулась, — сказал он нам, и я вспомнила, что видела деревья за пределами хижины. Они тоже были придавлены к земле. — Такой же шторм случился, когда ты вознеслась в божество.

— Это была не буря, — сказал Ривер, и я повернулась к нему. — Это было… пробуждение.

— Чего? — спросила я.

Он поднял голову, и его глаза… они не были такими, как раньше. Они по-прежнему были яркого голубого цвета, но зрачки были тонкими, вертикальными щелями.

— Смерти.

Все мое тело дернулось, когда ко мне вернулись слова Вессы.

— Ты, — сказала она. — Я жду тебя. Я жду смерти.

Онемев, я, спотыкаясь, вернулась в поместье и начала идти. Мой шаг ускорился. Халат развевался у меня за спиной, когда я бежала.

— Поппи! — крикнул Киеран.

Я вылетела через дверь в поместье и помчалась в сторону Большого зала — в покои через две двери.

Киеран догнал меня.

— Что ты делаешь?

— Она. — Мои шаги замедлились, когда мы миновали темную комнату. Позади нас, я знала, шли Нейл и другие. — Весса.

Дойдя до двери, я схватилась за ручку. Как и в случае с цепями на воротах Массена, я расплавила замки. Ручка повернулась, и дверь распахнулась, впуская в меня сильную вонь несвежей сирени.

Я покачнулась, резко вдохнув.

Красновато-черный дым заполнил комнату, клубясь вокруг закутанной в одеяние фигуры Вессы — тот же самый вид теневого дыма, что вился из украшенной рубинами шкатулки, присланной Избет.

— Какого черта? — Киеран выбросил руку, загораживая меня.

Молочно-белые глаза Вессы расширились, когда она уставилась на выжженный след на потолке, раскинув руки. Она стояла в центре круга, нарисованного не пеплом, а кровью. Она капала с ее изуродованных запястий. Сквозь клубящиеся густые клубы дыма я увидела заостренный кусок камня, лежащий возле ее босых ног.

Сквозь кожу просочилось густое, маслянистое ощущение, а в груди запульсировал эфир. В коридоре послышалось предупреждающее рычание вольвенов.

— Ты, — вздохнула я, сущность столкнулась с нарастающим гневом. Энергия разлилась по моим венам. — Это твоих рук дело.

Ее смех присоединился к клубам дыма.

Уголки моего зрения стали серебристо-белыми, когда я отмахнулась от руки Киерана и шагнула в комнату.

— Осторожно, — предупредил Киеран, его рука вцепилась в заднюю часть моего халата, когда пульсирующий дым пронесся мимо моего лица, отбрасывая пряди волос назад. — Это какое-то ужасное дерьмо.

— Магия, — прохрипел Перри у нас за спиной. — Это Первобытная магия.

— Предвестник, — ворковала она, ее хрупкое тело дрожало, когда в воздухе закружился красновато-черный дым. — Тебе сказали, когда ты вошла в это поместье, Королева с золотой короной, что все, что ты и те, кто последует за тобой, найдут здесь — это смерть. — Красновато-черный дым кружился все быстрее, все шире. — Ты не сможешь использовать огонь богов. Ты не выиграешь ни одной войны.

Мое дыхание обожгло легкие и горло, когда меня охватило осознание.

— Избет, — прошипела я, опустив подбородок, когда сущность заискрилась в моих растопыренных пальцах. Я не знала, как она смогла это сделать, но понимала, почему. — Ты сделала это для нее.

— Я служу Истинной Короне Королевств, — крикнула она.

Пол начал трястись, дым поднимался к потолку. Этот запах… несвежей сирени, усиливался до тех пор, пока я чуть не задохнулась. Но дрожь вызвала не Весса.

Это была я.

— Я служу, ожидая…

— Ты служила, — оборвала я ее, когда края моего халата затрепетали. В сознании сформировалась воля, и я подняла руку. Чистая, древняя сила выплеснулась из меня и закружилась по руке. Звездный свет, несущий слабый оттенок тени, вырвался из моей ладони и врезался в дым. Эфир перекатился через бурю и прорезал ее, ударив Вессу в грудь. Она отпрянула назад, когда вспышка эфира пронеслась по комнате, но на пол упала только ее мантия. — И смерть пришла за тобой.

ГЛАВА 9

Я направилась к приемному залу, заменив халат бриджами и свитером. Была глубокая ночь, прошло несколько часов после того, как шестнадцать дракенов были уложены на наспех приготовленные костры, чтобы Найт, один из оставшихся дракенов, мог сжечь их тела. Я стояла у костров, пока не осталось ничего, кроме пепла. Частично мне казалось, что я все еще там.

Войдя в комнату, я подошла к месту, где сидел Ривер, все еще в своей смертной форме, обнаженный, если не считать одеяла, которое он обернул вокруг своей талии, сидя на полу в углу. Прежде чем я успела заговорить, он сказал:

— От нее пахло Смертью.

— Ну, это потому, что она была мертва, — ответил Киеран.

— Нет. Ты неправильно понял. От нее пахло Смертью, — возразил Ривер. — Мне казалось, что я чувствовал этот запах, когда мы прибыли сюда, то и дело, но он никогда не был таким сильным. До сегодняшнего вечера.

Его зрачки пришли в норму, когда он смотрел, как я опускаюсь на землю перед ним, и тяжелая коса падает мне на плечо. Мы были не только вчетвером. Те, кому я доверяла, были с нами, сидели или стояли, пили или были неподвижны, все еще находясь в состоянии шока. Я проглотила ком печали, собравшийся внутри меня — смесь вины и осознания того, что я должна была прислушаться к Киерану.

— Что это значит?

— Это была сущность Первородного Смерти. Его смрад. Маслянистый. Темный. Удушающий, — сказал Ривер, и я посмотрела на Киерана, стоявшего в нескольких футах от меня. Это было именно то, что мы оба чувствовали. — Это не имеет смысла.

— Ты имеешь в виду Рейна? — спросила Вонетта, сидя на одном из стульев, прижав колени к груди.

Ривер моргнул.

— Что?

— Рейн, — начал объяснять Эмиль, положив руки на спинку стула Вонетты. — Бог простых людей и…

— Я знаю, кто такой Рейн. Я знал его до того, как он стал известен как бог, которого вы узнали сегодня, — ответил он.

В глазах Хисы от входа в комнату мелькнуло удивление, отразившееся в моих глазах.

— Кто был Богом Смерти до него? — спросила она.

— До него не было Бога Смерти. Был только Первородный Смерти.

Я вспомнила, чем поделился со мной Никтос.

— Заменил ли Рейн одного из Первородных, который, по словам Никтоса, стал порочным и испорченным?

— В некотором смысле. — Ривер склонил голову набок, глядя в потолок, его глаза закрылись. — Был только один истинный Первородный Смерти, и тот… шторм и женщина, были похожи на него.

— Никтос — это и Прародитель Жизни, и Прародитель Смерти, — сказал Киеран.

— Неверно.

Киеран встал на колени.

— Я не ошибаюсь.

— Ошибаешься. — Ривер опустил подбородок, его глаза открылись. — Никтос никогда не был истинным Первородным Смерти. До него был другой. Его звали Колис.

— Колис? — повторил Нейл, обходя Эмиля. — Я никогда не слышал этого имени.

— Ты бы и не услышал.

— Стертая история, — прошептала я, оглядываясь через плечо на остальных. — Помнишь, что я говорила тебе о том, что сказал Никтос? О других Первородных и войне, разразившейся между ними и богами? — Я повернулась лицом к Риверу. — Вот почему мы не знаем его имени, верно?

Ривер кивнул.

— Я не могу быть единственным человеком, который сидит здесь и думает, что имя Колис ужасно похоже на Солис, — заметила Вонетта.

Она не ошиблась. Это не прошло и мимо меня.

— Что случилось с этим Колисом? — заговорил Перри. Атлантиец все это время молчал, стоя рядом с мрачным Делано. — Или с другими Первородными?

— Некоторые из Первородных перешли в Аркадию, место, очень похожее на Долину, но в которое можно попасть без смерти, — сказал Ривер, и замешательство, которое я почувствовала от остальных, говорило о том, что они не знакомы с Аркадией так же, как и я.

— Некоторые? — спросил Перри.

— Некоторые, — повторил Ривер. — Другим пришел конец. То есть они умерли. Их больше не было. Плод забытого прошлого. Умерли. Больше не…

— Я поняла, — остановила я его. — Мы все поняли.

— Рад слышать, — отозвался дракен. — Колис все равно что мертв.

Я не позволила его тону задеть меня. Он только что потерял шестнадцать дракенов… некоторых, которые должно быть были друзьями. Возможно, даже семью. Я так мало знала о Ривере — о любом из дракенов. А теперь большинство из них исчезло. Дрожь пробежала по моему позвоночнику.

— Почти мертв, но не мертв, Ривер.

— С ним разобрались. Его давно похоронили. Никто из нас не был бы здесь, если бы не он, — настаивал Ривер. — И единственное, что могло бы освободить его, это Первородная Жизни. Этого никогда бы не случилось. Они… они были такими врагами, которые выходят за пределы крови и костей.

Мой пульс немного успокоился. Последнее, с чем кому-либо из нас нужно было иметь дело, это случайно пробудившийся Первородный Смерти.

— Подожди. — Брови Ривера сошлись, а затем разгладились, когда его голова дернулась в мою сторону. — Черт возьми, я должен был догадаться об этом. Признаться, я не всегда обращаю на это внимание. Вы все много говорите и делаете это без остановки.

Я начала хмуриться, когда услышала, как Хиса подавила смех.

— Вы говорили об этих… созданиях, которые есть у вашего врага. О тех, кто может пережить любую травму? — спросил Ривер.

— Да. — Киеран положил руку на пол.

— Они возвращаются к жизни?

Киеран наклонил голову.

— Что еще означает выжить после любой травмы?

— Не то же самое, что возвращение к жизни, — ответил Ривер.

— Да, они возвращаются к жизни, — вклинилась я.

— Их называют Восставшими?

— Так и есть. — Я оглядела комнату. — Не сомневаюсь, что уже говорила это раньше, когда ты был рядом. И не раз.

— Как я уже сказал, я не всегда обращаю внимание, — признался он. — Позвольте мне угадать. Это третьи сыновья и дочери.

— Да. — Эмиль протянул слово. — Это было бы правильно. Ты знаешь, что это за существа?

— Восставшие были любимым детищем Колиса. Его главным достижением, — сказал Ривер. — Он использовал магию, чтобы создать их… такую, которая действовала только на них.

Вонетта выпрямилась, когда я подумала о записях.

— Почему только на них?

— Потому что третьи сыновья и дочери несут в себе угли эфира.

— Я не понимаю, — сказал Киеран. — И не думаю, что я единственный, кто не понимает.

— Все в каждом царстве произошло от Первородного… ну, кроме дракенов. Мы произошли из ничего. Мы просто есть и всегда были, — сказал Ривер, и я понятия не имела, что из этого следует… из всего этого.

— А смертные произошли от Первородного и дракена, — закончила я за него.

— От Эйтоса, первого Первородного Жизни — также известного как твой прадед. — Он указал на меня, и мои глаза расширились. — Что? Ты думала, что Никтос вылупился из яйца? Это не так.

Я так не думала. Я просто не знала, что до него был другой.

— В любом случае, у Эйтоса была привычка создавать вещи. Кто-то скажет, что это от любопытства и жажды познания, но я думаю, что это случалось от скуки. Кто знает? Он был мертв очень долгое время. В любом случае, он был близок к Нектасу, еще до того, как мы обрели смертные формы. Однажды, по какой-то причине… я все еще думаю, что от скуки, они решили создать новый вид. Эйтос отдал свою плоть, а Нектас — огонь. В результате появился самый первый смертный. Конечно, в итоге они создали еще, и эти, и те, что были порождены ими, по большей части обычные. Но то, что сделали Эйтос и Нектас, означает, что во всех смертных существует уголек сущности. По большей части он… дремлет.

Ривер наклонился вперед.

— За исключением третьих сыновей и дочерей. Тогда уголек не всегда находится в спящем состоянии. Почему? Не знаю. Возможно, это просто игра чисел, что после стольких рождений огонь станет сильнее. Кто знает? Это не имеет значения.

Перри выглядел так, как будто это имело для него большое значение.

— В любом случае, эти смертные часто обладают уникальными талантами, такими же, как твой дар чувствовать эмоции. Он не будет таким сильным, как твой. Большинство даже не поймет, что они другие. Они не бессмертны. Им не нужно питаться. Они живут и умирают, как смертные.

Мои предположения о том, что я видела в учетных книгах, оказались верными.

— Значит, Вознесенные скопировали Обряд.

Ривер кивнул, и по всему телу пробежала рябь удивления.

— В свое время это была почетная традиция для третьих сыновей и дочерей входить в Илизеум, чтобы служить богам. И поскольку в них был крепок уголь, они могли стать Вознесенными, если бы выбрали это, тем самым заслужив бессмертие.

— У них был выбор? — спросил Нейл.

— Эйтос всегда давал выбор, — сказал Ривер. — Но Колис взял этих третьих сыновей и дочерей и превратил их в нечто ни мертвое, ни живое — в нечто совершенно иное. Это была его сущность — его магия, как сказал бы твой друг. — Он кивнул в сторону Перри. — Я был молод, когда все это произошло. Когда то, что сделал Колис, было обнаружено, и началась война, я был спрятан среди других юнцов. С ним разобрались, но теперь… Теперь кто-то научился использовать его сущность.

— Избет, — сказала я, гнев пылал в моих венах. — И Герцог, и Весса знали о пророчестве, а Весса сказала, что служит Истинной Короне — Вознесенным. Должно быть, Избет поделилась с ней знанием — знанием, которое она могла получить только от одного человека.

— Малек, — с рычанием предположил Киеран.

Ривер закрыл глаза.

— Для него делиться такими секретами… это предательство высшего порядка. Ведь он дал этой Кровавой Королеве силу убить моих братьев. — Углы его лица заострились. — Так же, как она, скорее всего, убила Джейд.

Я напряглась.

— Возможно, она не умерла, Ривер. Моя мать… — Я закрыла глаза, поправляя себя. — Коралина была Прислужницей, которая пыталась привезти меня в Атлантию, когда я была ребенком. Она была Восставшей, но Избет сказала, что убила ее. Это значит, что у Избет тогда, должно быть, был дракен — она имела доступ к огню богов. Это было не так давно.

— Да, я хочу в это верить, но огонь богов — это не просто огонь, которым мы дышим. — Мышцы на его челюсти дрогнули. — Огонь — это наша сущность, наша кровь. Даже Восставшие не имеют к ней иммунитета. Кровавой Королеве достаточно капли крови дракена, независимо от его возраста, чтобы убить Восставшего.

Я отпрянула назад, мое сердце заныло.

Глаза Ривера встретились с моими.

— Такого рода магия, такого рода сила, которой овладела эта Кровавая Королева? Ты только что увидела, на что она способна. Ее можно использовать только для смерти и разрушения. — Зрачки Ривера истончились и вытянулись по вертикали. — Она гораздо более опасный враг, чем я думаю, кто-либо осознает.

***

Позже я сидела на кровати и держала кольцо Кастила между пальцами. Моя голова кружилась, пока я все перебирала. И это было очень много. Сон, который мог и не быть сном. Весса. Потеря всех этих дракенов. Знание того, что Кровавая Королева научилась использовать сущность Первородного, Колиса. Вера Ривера в то, что Джадис уже нет.

Я посмотрела на Киерана. Он сидел напротив меня, затачивая клинок.

— Сегодня я потеряла семнадцать дракенов.

— Мы потеряли этих дракенов, — мягко поправил он.

— Я их пробудила. Я их призвала. Но не прошло и месяца, как они умерли. — Комок обжег заднюю стенку моего горла. — Ты был прав.

— Я знаю, что ты собираешься сказать, — сказал он. — То, что случилось с дракенами, не твоя вина.

— Это ты сейчас слишком добр. — Узел печали расширился. — Если бы я послушалась тебя и избавилась от нее, ее бы не было здесь, чтобы сделать это.

Киеран долго молчал.

— Ты никак не могла знать, что она способна на такое, — начал он, его руки замерли, когда он перевел взгляд на меня. — Твоя доброта — это часть твоей сущности. Это одна из тех вещей, которые сделают тебя великой Королевой и богом. Тебе просто нужно научиться, когда не следует быть доброй.

Кивнув, я с трепетом вздохнула и посмотрела на кольцо. Это был ужасный способ выучить такой урок. Дракены заплатили ужасную цену за то, чтобы я его усвоила.

Я ненадолго закрыла глаза. Прошло несколько мгновений.

— Ты слышал Ривера, когда он сказал, что мое прикосновение не действует на существ двух миров?

Он снова поднял голову.

— Слышал.

— Это может означать, что я не способна вернуть к жизни вольвена.

Отложив клинок и камень в сторону, он наклонился вперед.

— Все нормально.

— Как это нормально?

— Как это может быть не нормально? — спросил Киеран, его лицо было в нескольких дюймах от моего. — Я прожил всю свою жизнь без этого… второго шанса. Кого-то с особенными руками.

— Но я хочу, чтобы у тебя был этот второй шанс. Я знаю, что не должна. То, что случилось с той девочкой, было случайностью. Я не отдавала себе отчета в том, что делала. Я знаю, что я не Первородная Жизни и не имею такой власти, но… — Мои пальцы обвились вокруг кольца Кастила. — Если бы что-то случилось…

— Тогда это случится. — Взгляд Киерана искал мой. — Все мы, кто здесь, знаем, что наша жизнь может оборваться в любую минуту. Мы все жили, не рассчитывая на второй шанс, и никто из нас не ожидает, что будет иначе.

— Я знаю…

— И ты тоже не должна.

Я знала, что не должна, но мысль о том, чтобыпотерять его? Вонетту? Делано? Мои внутренности стали холодными… холоднее, чем когда-либо. И это место во мне, пустое место, росло.

Я не знала, что буду делать, если потеряю их.

Но когда Киеран замолчал и, отложив клинок в сторону, задремал, я подумала о единственной вещи, которая не позволит чему-то случиться с Киераном. Единственное, что свяжет его жизнь с моей, так что ни Кастилу, ни мне никогда не придется с ним прощаться.

Присоединение.

ГЛАВА 10

Стоя в спальне, я провела пальцем по кольцу. Теперь оно висело на простой золотой цепочке, которую подарил мне Перри. Он использовал ее для какого-то медальона, который теперь пришил ко внутренней стороне своих доспехов. Подарок был очень добрым и позволил мне хранить кольцо Кастила в безопасности и рядом с собой.

Нервная энергия гудела во мне. Валин и генералы скоро будут здесь, и начнется самое трудное в осуществлении наших планов — убедить их согласиться с этим. Со всем этим.

Я чувствовала себя неловко и находила шерстяной материал более облегающей туники шершавым, но не была уверена, то ли это моя одежда, то ли просто беспокойство. Это был первый раз, когда я надела тунику, отделанную тонкой золотой нитью по подолу длиной до колен и вдоль разрезов по обеим сторонам. Она была почти идентична той, что носил Киеран. Его туника была короче, доходила до бедер, но она тоже была украшена золотыми завитками у шеи и по всей длине туники.

Я подумала о том, что попросила Нейла создать для меня. Как выяснилось, он умело обращался с иголкой и ниткой. Сейчас это было бы неудобно носить.

Но оно должно было служить цели.

— Поппи, — сказал Киеран с другой стороны комнаты. Оглянувшись через плечо, я увидела, что к нему присоединилась его сестра.

— Они прибыли. Примерно двести тысяч, — объявила Вонетта, когда я повернулась лицом к брату и сестре. — Оставшиеся армии размещены в Конце Спессы на случай, если Кровавая Корона обратит туда свое внимание, вместе с Хранителями и младшими дракенами, которые остались. Я немного поговорила с Валином и предупредила его о том, что случилось с дракенами.

— Спасибо, — пробормотала я, засовывая кольцо обратно за воротник своей туники, где оно покоилось между грудей. Я шагнула вперед, чтобы пройти в приемную, приготовленную к их прибытию.

— Подожди. — Вонетта подняла голову, ее взгляд скользнул по толстой косе, лежащей через мое плечо. — Где корона?

Нахмурив брови, я жестом указала за спину.

— Она в сундуке.

— Ты должна ее носить.

— Мне не нужно надевать корону, чтобы они помнили, что я Королева.

— Но это служит хорошим напоминанием, — заявил Киеран. — Здесь будут генералы, с которыми ты никогда раньше не общалась. Для многих из них это будет первый раз, когда они окажутся в твоем присутствии вне коронации.

Другими словами, они могут быть такими же, как Эйлард. Недоверчивыми и отстраненными. Я вздохнула, скорее раздраженная, чем обеспокоенная мыслью о том, что многие из высшего эшелона армии, скорее всего, будут холодно и настороженно ко мне относиться.

— Тогда, наверное, мне стоит достать корону. — Я повернулась и прошла небольшое расстояние до места, где на столе рядом с расческой, видавшей лучшие времена, стоял ларец. Сундучок был простым, без украшений и гравировок, и раньше использовался Перри для хранения сигар. Рубиновая и бриллиантовая корона, некогда принадлежавшая Королю Джаларе, хранилась в ящике, стоявшем в углу спальни под грязными сапогами — самое подходящее для нее место.

Когда я медленно открыла крышку ящика и откинула маленькую задвижку, почувствовала слабый, но приятный аромат табака. Золотые короны лежали рядом, прикрытые кучей ткани. Витые кости, которые раньше были обесцвеченными, тускло-белыми, теперь сияли даже при слабом свете. Они были идентичны. Одна для Королевы. Другая — для Короля. Мне казалось, что они никогда не должны быть отдельно друг от друга. Возможно, именно поэтому я не надевала корону с той ночи, когда покончила с жизнью Короля Джалары. Мне казалось неправильным носить ее, пока корона Кастила оставалась закрытой в этом сундуке, а не на его голове.

— Позволь мне? — Вонетта коснулась моей руки.

До этого момента я не понимала, что не двигаюсь, что я застыла, не в силах прикоснуться к ним. Я кивнула.

Вонетта потянулась внутрь и взяла корону слева. Она зачесала назад короткую прядь моих волос, и у меня передернуло в груди, когда я подумала о Тони. Сколько раз она помогала мне уложить волосы так, чтобы их не было видно под вуалью? Сотни? Тысячи? Я тяжело сглотнула.

Боги, я не могла позволить себе думать об этом сейчас. Я о многом не могла позволить себе думать. Если бы я это сделала, то действительно не была бы в порядке. Я не буду сильной. А мне сейчас нужно было быть бесстрашной.

Вонетта водрузила на мою голову позолоченную корону, которая оказалась легче, чем я ожидала. Тонкие золотые зубцы в нижней части короны зацепились за мои волосы, помогая удержать их на месте.

— Вот так, — сказала она, улыбаясь. Но я почувствовала привкус грусти, когда посмотрела на нее. — Идеально.

Я прочистила горло, чтобы унять жжение.

— Спасибо.

Ее светлые глаза потеплели, когда она сжала мои руки в своих.

— Они будут здесь в любой момент.

— Я не хочу, чтобы кто-то знал, что послала Избет, — напомнила я им.

— Мы знаем, — заверил меня Киеран. Конечно, они знали.

Я сделала еще один вдох.

— Я готова.

Улыбка Вонетты стала менее грустной и немного более сильной, когда она отпустила мои руки. Я снова повернулась к маленькому ларцу. При виде одинокой короны у меня что-то екнуло в груди, когда я осторожно закрыла крышку. Скоро, обещала я себе и провела рукой по дереву. Скоро корона снова будет сидеть на голове Кастила. Он снова будет рядом со мной.

Ничто не остановит меня. Ни атлантийские генералы. Ни Кровавая Королева. И не ее украденная магия.

***

Эмиль прибыл, склонив голову, когда я вошла в более просторное помещение приемного зала. Остановившись, я посмотрела на Ривера, который ждал меня в облике дракена.

Даже я не понимала, как он попал в помещение.

Я сжала руки в кулаки, и нервное возбуждение усилилось, когда послышался звук звенящих доспехов. Ривер поднял голову, его изогнутые рога задевали потолок, а ноздри раздувались.

Первым вошел Валин Да'Нир, держа шлем под левой рукой. На мгновение отвлекшись от присутствия Ривера, он быстро опустился на одно колено, склонив голову. Хиса сделала то же самое, хотя она была с нами с самого начала, ее единственная толстая темная коса скользила по бронированному плечу. За ними стояли и другие, но, когда Валин поднял голову, я не смогла отвести взгляд, хотя и хотела этого.

Даже несмотря на боль.

Я не могла подготовиться. Он был более светловолосым, чем его младший сын, у которого были темные волосы и золотисто-бронзовая кожа матери, но разрез челюсти, прямой нос и высокие скулы были безошибочно знакомы.

Все, что я видела, глядя на Валина, были частички Кастила. Но я переборола боль и перевела взгляд на остальных. Вместе с Эйлардом вошли трое мужчин и две женщины. Я узнала Лорда Свена, отца Перри. Густая борода была совершенно другой, придавая его теплым чертам ожесточенность. Когда они опустились на колени, я увидела, что к нам присоединились Нейл и Делано. На лице Нейла отсутствовала обычная поразительная улыбка, поскольку он внимательно следил за генералами, так же, как и белоснежный вольвен, который теперь расхаживал по бокам помещения. Ни Делано, ни Нейл не были параноиками. Невидимые по-прежнему представляли угрозу.

Легкое прикосновение Киерана к моему плечу вызвало в памяти инструкции, которые когда-то давал Кастил.

— Можете встать.

Валин поднялся, когда я открыла свои чувства и потянулась к своему тестю. Я уперлась в то, что представлялось мне ментальным щитом из железа и камня, крепким, как Вал. Древний гул силы в моей груди подсказывал мне, что при желании я могу прорваться сквозь него, разбив эти щиты. Но для этого не было причин.

Не было причин даже думать об этом.

Вспомнив совет, который Киеран дал мне в прошлом, я использовала свои чувства во благо. Любопытство и что-то теплое окружили меня, когда я взглянула на светлокожую женщину с ледяными светлыми волосами длиной до подбородка и ветрено-голубыми глазами. Решимость была соленой на вкус в моем горле.

Среди генералов был один вольвен.

Обрадованная этим, я обратила свое внимание на остальных. Лимонная неуверенность, смешанная с той же непоколебимостью, что и у вольвеньего генерала, достигла меня, что было ожидаемо. Но были… более резкие, более кусачие нотки беспокойства, которые исходили от темноволосого мужчины и кареглазой женщины с яркими янтарными глазами. Их неуверенность была очень похожа на неуверенность Эйларда, переходящую в недоверие. И она была глубокой, соприкасаясь с трепетом силы в моей сердцевине. Я чувствовала, что их опасения распространяются не только на меня, но и на вольвенов рядом со мной, а также тех, кто вошел следом за ними… на то, что мы теперь представляли. Корона. Власть.

Нам нужно будет присматривать за ними.

Из своего угла Ривер наблюдал, как ко мне приближается бывший Король. Валин взял мои руки в свои и нежно сжал. Он ничего не сказал, но этот жест много значил для меня несмотря на то, что я все еще была в ярости на Элоану и понятия не имела, знал ли Валин о том, кто такая Кровавая Королева.

— Мы слышали о дракенах, — сказал Валин, повернувшись и посмотрев в сторону Ривера. — Прими наши искренние соболезнования.

Ривер слегка кивнул в знак признательности.

— Если Кровавая Корона несет ответственность, мы сделаем все возможное, чтобы заставить их заплатить в десятикратном размере, — поклялся он, отпуская мои руки и отступая назад. Только после этого Ривер опустил голову.

— Надеюсь, дорога сюда прошла без происшествий, — сказала я.

— Да, Ваше Высочество, — ответил Валин.

Я в мгновение ока готова была сказать Валину, что ему не нужно называть меня так, но использование официального титула в присутствии других или при обсуждении дел, касающихся Атлантии, было знаком уважения.

— Не хотите ли чего-нибудь выпить? — предложила я, жестом указывая на стол. — Здесь есть глинтвейн и вода.

На лице Валина появилась быстрая улыбка, намекающая на глубокие ямочки, которые были у его сына.

— Не откажусь. — Он оглянулся через плечо. — Уверен, Свен тоже не откажется от бокала.

— Всегда, — ответил атлантийский Лорд. Я не вполне понимала, сколько лет отцу Перри, так как на его насыщенной коричневой коже было мало признаков старения. На вид ему шел третий-четвертый десяток лет, но это также могло означать, что ему семь или восемьсот лет. Я напомнила себе, что позже поговорю с ним о его знаниях в области старой магии.

Эмиль повернулся к столу.

— Кто-нибудь еще хочет бокал?

Все, кроме Эйларда и атлантийки, кивнули. Пока Эмиль наливал, Киеран наклонил голову к моей.

— Вольвена зовут Лизет Дамрон. Генерал между ней и Свеном — Оделл Сир, — тихо сообщил он, указывая на атлантийца с темными волосами и кожей, напомнившими мне красивый дымчатый кварц, который Герцогиня Тирман любила носить в своих кольцах. — Тот, кто стоит с Эйлардом, это Лорд Мурин — подменыш.

Это был один из тех мужчин, к которым я испытывала недоверие.

— Женщина рядом с Мурином? — спросила я, пока Эмиль передавал Валину бокал с вином.

— Это Гейла Ла'Сере.

Я обернулась к нему, когда мой взгляд встретился со взглядом Вонетты, и сказала низким голосом:

— Ла'Сере и Мурин нам не доверяют.

— Принято к сведению, — пробормотала Вонетта, приковав к ним свое внимание.

Шагнув вперед, я изобразила на лице, как я надеялась, приветливую улыбку, а не фальшивую, как мне показалось.

— Я представляю, что все вы, должно быть, устали с дороги, но нам нужно многое обсудить. А именно, наши планы относительно Оук-Эмблера.

— Наши планы? — спросил Мурин. Его глаза были завораживающего цвета морского стекла. — Я не знал, что планы уже составлены, Ваше Высочество. Но мы также не знали, что вы захватили Массен.

— Именно поэтому я надеюсь, что никто из вас не слишком устал от путешествия, чтобы мы могли обсудить эти планы, — ответила я, и его ответное раздражение кольнуло мою кожу. Я встретила его пристальный взгляд. — Это расстраивает вас, и я могу понять, — сказала я ему, ощущая его ледяное удивление. Он либо забыл, что я могу делать, либо не ожидал, что я использую эту способность. — Но мы не могли ждать, чтобы взять Массен. Они обращали невинных смертных, и убили трех вольвенов. Кроме того, у Кровавой Короны находится ваш Король. Мы не можем попусту терять время.

— Нет, не можем. — Валин опустил свой бокал, когда челюсть Мурина затвердела. — Что это за планы?

— Мы знаем, что Оук-Эмблер — важный портовый город для Солиса. Товары отправляются туда, а затем доставляются в большинство северо-западных городов, поскольку гораздо безопаснее перевозить такие большие грузы по морю, чем пытаться пересечь Кровавый лес. — Я сцепила руки, чтобы они не дрожали, и посмотрела на Хису. Командующая ободряюще кивнула мне. — Это также самый большой город на северо-западе, рядом с Масадонией и Тремя Реками.

— Так и есть, — сказал Валин. — Оук-Эмблер — это спасательный круг для восточных регионов Солиса.

— Мы хотим убедиться, что они не смогут использовать порты для своих армий. Если мы защитим Оук-Эмблер и побережье вдоль Пустошей, они будут вынуждены выбрать более медленный путь, чтобы защитить любой из своих других городов, — начала я. — Признаться, я мало знаю о стратегии сражений, но мне кажется, что Кровавая Корона попытается перебросить свои силы из Истфолла, — сказала я, имея в виду район Карсодонии, где тренировались солдаты и стражники. — И с Ивовых Равнин, где размещена основная часть их армий.

— Но благодаря Кровавой Королеве мы знаем, что у них есть несколько тысяч Королевских Рыцарей, — добавил Киеран. — Вампиры, которые не смогут путешествовать днем. Поэтому, скорее всего, они будут держать рыцарей в столице, перебрасывая силы, состоящие из смертных и, возможно, Восставших, через долину Ниэль.

Лизет одобрительно хмыкнула, когда сказала:

— Кроме Пенсдурта и Масадонии, где есть порты, мы сможем контролировать снабжение городов и не допустить их флоты. Им будет гораздо труднее атаковать с моря, чем нам обороняться на суше.

Сир кивнул.

— Согласен.

— Вы сказали, что нужно контролировать снабжение, — сказала Гейла, между ее бровями образовались складки. — А не перекроем ли мы поставки и в те города?

Я сосредоточилась на ней.

— Прекращение поставок, таких как еда и другие предметы первой необходимости, ничем нам не поможет. Мы не можем морить их голодом. Вознесенные находятся в безопасности в пределах Вала со своим источником пищи. Это только навредит невинным, а я не верю, что кто-то из атлантийцев хочет этого.

— Мы и не хотим, — подтвердил Свен, когда на лице Гейлы появилось глубокое раздражение.

— Но не создаст ли это нестабильность в городах, которой мы могли бы воспользоваться? — предложил Эйлард, и это вызвало резкое согласие со стороны подменыша Мурина. — Заставить смертных постоять за себя и выступить против Вознесенных?

— Сколько вы знаете смертных, которые прожили большую часть своей жизни под властью Вознесенных? — спросила я.

Эйлард нахмурился.

— Не думаю, что знаю многих, но я не понимаю, какое это имеет отношение к желанию, чтобы смертные боролись за свою свободу так же яростно, как мы будем бороться за них.

— Возможно, вы считаете, что смертные не будут сражаться с Кровавой Короной. — Взгляд Мурина прошелся по моим чертам, задержавшись на левой стороне лица, на шрамах. Раньше, когда кто-то видел их впервые, меня это беспокоило, но это было до того, как я поняла, что они символизируют силу и выживание — две вещи, гораздо более важные, чем безупречная кожа. — Полагаю, вы знаете, поскольку провели большую часть своей жизни в качестве одного из них.

От Вонетты исходил едкий всплеск раздражения, пока я тщательно обдумывала свой ответ. Я решила, что честность — лучший подход, вместо того чтобы сказать ему, чтобы он заткнулся. Что я и хотела сделать.

— Было время, когда я не сомневалась в том, что говорили мне Вознесенные. Не настолько, чтобы обратить внимание на несоответствия или по-настоящему усомниться в их словах. Я даже не понимала, что вуаль, которую я носила, и покои, в которых меня держали, были не более чем клеткой, — сказала я, заметив, что Валин внимательно наблюдает за мной, забыв о своем напитке. — Но я начала сомневаться во всем, еще до того, как встретила вашего Короля. Это были все те мелочи, которые не сходились. То, как они относились к своему народу и друг к другу. То, как они жили. Подвергая сомнению эти мелочи, я начала распутывать все остальное, и это было не только ошеломляюще, но и страшно — осознать, что все, во что я верила, было ложью. Это не оправдание тому, что я не открыла глаза на правду раньше, или тому, что я не была достаточно смелой или сильной, чтобы сделать это. Это просто реальность.

Делано обошел Эмиля и приблизился к Вонетте, пока я осматривала генералов.

— И это та же реальность для миллионов тех, кто родился и вырос под властью Вознесенных, и кто не имел тех привилегий, которые имела я. Поколение за поколением учат не только бояться возвращения атлантийцев, но и верить, что любая потеря или странная смерть, уносящая близкого человека посреди ночи, — это их вина или вина их соседей. Что они навлекли на себя или окружающих ярость разгневанного бога.

Гейла молчала, неловко сдвинувшись с места, пока Сир одним глотком допивал свое вино, явно обеспокоенный.

— Для них Вознесенные — продолжение богов. И сомневаться в них, не говоря уже о том, чтобы дать отпор, все равно что нанести удар по богам, которые, как они верят, будут мстить и уже мстят самым жестоким и злобным образом. Мало того, они видели, что происходит с теми, кого даже подозревают в том, что они Последователи, или за то, что они просто сомневаются в Обряде или несправедливом налоге. Законных судов не существует. Никаких реальных доказательств не требуется. Наказание быстрое и окончательное. Я спрашиваю, как мы можем ожидать, что они будут сопротивляться, находясь в ловушке с теми, кто жестоко расправится… и уже расправился, с ними.

— Мы бы не могли. — Сир провел рукой по челюсти, его золотые глаза сузились.

— Нет, пока они не узнают, что у них есть поддержка, — тихо добавил Киеран. — Нет, пока они не узнают, что они не одиноки в этой борьбе за свою свободу. Если мы сможем убедить их, что мы не враги, что мы пришли помочь им, отстранив Кровавую Корону от власти и остановив Обряд, я думаю, они найдут в себе силы дать отпор.

— И как мы это сделаем, если собираемся захватить их города? — спросил Мурин.

Я улыбнулась ему, хотя его сине-зеленые глаза были суровыми, как льдинки.

— Один из способов — не морить их голодом.

Губы Мурина сжались в тонкую линию.

— Другой способ — сделать все возможное, чтобы не причинить им вреда во время осады, — добавила я. — Или не причинить им убытков.

Эйлард грубо и коротко рассмеялся.

— Я не хочу проявить неуважение, Ваше Высочество, но вы сказали, что знаете очень мало о стратегии боя. Этого следовало ожидать, учитывая, что вы так… молоды, — сказал он, и я вскинула бровь. — Люди понесут потери. Нам повезло с Массеном, но при взятии Оук-Эмблера, скорее всего, погибнут невинные люди. Это не только ожидаемо, но и неизбежно.

— Правда? — спросила я.

— Да, — подтвердил Эйлард.

— Возможно, моя молодость позволяет мне быть немного более оптимистичной. — Я слегка наклонила голову. — А может быть, это просто позволяет мне думать по-другому. В любом случае, никто из Совета Старейшин не хочет войны. Я тоже. И ваш Король также. Мы хотим избежать этого, но война неизбежна. Кровавую Корону невозможно переубедить, даже если некоторые Вознесенные могут это сделать. Но это не значит, что должны быть большие потери жизней и имущества. А именно это и произойдет, если мы начнем войну, как это было раньше, и будем разъезжать по городам, разрывая людей, когда они пытаются убежать в безопасное место.

— Никто не хочет этого, — возразила Гейла. — Но я не слышала, как вы планируете избежать этого и добиться успеха. Наши предыдущие методы, возможно, были жестокими, но они были эффективными.

— А они были таковыми? — возразила я.

Многие из них вздрогнули от неожиданности, но Валин поднял брови.

— Учитывая, где мы находимся сегодня, ответ будет отрицательным. Мы отступили. Мы не победили. — Он посмотрел на генералов. — И мы должны помнить об этом.

Я попыталась улыбнуться шире, зная, что это не поможет привлечь генералов на свою сторону.

— Отвечая на ваш вопрос, мы дали Герцогу и Герцогине замка Редрок шанс избежать осады, если они согласятся на наши требования.

На челюсти Мурина дрогнул мускул.

— Каковы были ваши требования?

— Они были довольно просты. Всего пять, — заявила я. — Отречься от Кровавой Короны и всего, что связано с Обрядом. Они должны были согласиться больше не питаться от нежелающих и приказать всем Вознесенным и стражам… как смертным, так и вампирам, которые им подчиняются, отступить. Наконец, они должны были согласиться потерять свои позиции власти над смертными и уступить их атлантийскому правлению. — Временному правлению атлантийцев, но я опустила эту часть. По-моему, мы не имели никакого дела с властью над смертными, но это нужно было обсудить с Кастилом.

— И как они отреагировали на требования? — потребовал Мурин.

Я взглянула на Киерана, который достал из нагрудного кармана своей туники письмо. Он передал его мне. Я развернула пергамент, и ответ, состоящий из одного предложения, стал ясен.

Мы ни на что не согласны.

— Конечно. — Мурин усмехнулся.

— Их ответ был разочаровывающим, но не неожиданным. — Я опустила взгляд на листок бумаги, призывая Первобытную сущность. С кончиков моих пальцев сорвался уголек энергии и пронесся над пергаментом. Через мгновение пепел упал на землю. Понимая, что выпендриваюсь, я подняла взгляд на генералов. Многие уставились на пепел, расширив глаза. — Так ли это, Киеран?

— Да, — подтвердил он. — Вот почему несколько человек остались после того, как Эмиль передал послание. Они наблюдали, разговаривали со смертными дельцами и теми, кто был похож на Последователей. Они говорили с как можно большим числом смертных, предупреждая их, что, если Раварель не примут наши требования, мы возьмем город завтра.

Еще одна волна неверия поднялась от генералов, когда Эйлард пробормотал:

— Кстати, я ни на что из этого не соглашался.

Мне очень не нравился этот человек.

Черты лица Валина застыли.

— Я не уверен, что это был мудрый шаг. — Он посмотрел на Хису. — Ты согласилась с этим?

— Да. — Хиса кивнула. — Это дает людям шанс покинуть город, прежде чем они окажутся между нашими силами.

— Но — Гейла подчеркнула это слово — теперь они знают, что мы идем.

— Они знают это уже давно, — ответила я.

Свен почесал бороду, отходя от генералов и приближаясь к другому столу, на котором была нарисована примерная карта города.

— Правители уже начали бы готовиться к вторжению, как только наша Королева избавила бы их от Короля.

— Только теперь они точно знают, когда мы возьмем их город, — рассуждал Мурин.

— Это риск, — согласилась я. — Но мы решили, что оно того стоит.

— Эта карта? — Лизет последовала за Свеном, взглянув на Хису, когда жестом указала на рисунок. — Это твоя работа?

Появилась короткая ухмылка.

— Да.

— Так и знала, — пробормотала вольвений генерал.

— Итак, предположим, что твой план сработает. Люди бегут из города, оставляя его в некотором роде открытым для нас. — Валин присоединился к остальным у карты. — Где можно найти Вознесенных?

— В любой момент, когда Вознесенные оказывались под угрозой в Масадонии или в столице, они отступали в Королевскую резиденцию, где их защищал внутренний Вал. — Я подошла к ним, Делано был рядом со мной, а Киеран и Вонетта стояли по бокам. — Я полагаю, что многие, если не все, будут в замке Редрок, когда мы возьмем город днем.

— Когда они будут слабее всего. — Мурин кивнул, наконец-то пробившись к ним.

— Любой Вознесенный, который нападет, должен быть убит, — продолжила Хиса, переходя к другой части плана, которая тоже, скорее всего, не понравится. — Всех, кто отступит и не будет сражаться, следует захватить и оставить невредимыми.

— С ними нужно будет поговорить, и определить, можно ли им доверять, чтобы они выполняли требования, — сказала я. — Не все Вознесенные — кровожадные монстры. Я знаю это. Мой брат не был таким.

Мурин посмотрел вверх, его брови поднялись.

— А что насчет нашего Короля? Согласится ли он с этим? Со всем этим?

Мои пальцы сжались, впиваясь в ладони.

— Если вы задаете этот вопрос, значит, вы совсем не знаете своего Короля. — Я держала его взгляд, пока он не отвел глаза. И я держала себя в руках, пока не убедилась, что не сделаю что-то необдуманное и очень неподобающее Королеве.

Например, ударить его ножом в лицо.

Челюсть Мурина напряглась.

— Есть ли еще какие-нибудь неожиданные указания?

— Есть. — Я улыбнулась ему, наслаждаясь маленьким уколом кислой злости, который исходил от Лорда. — По возможности, не должны быть повреждены ни дома, ни здания. Людям, которые убегут, нужно будет куда-то вернуться. А внешний Вал? Он должен остаться нетронутым. Он защищает людей от Жаждущих. — Чувство вины скользило по моим венам, как змеи. Разве я не лицемерила, стоя здесь и говоря о важности Вала, когда в порыве ярости чуть не разрушила целую часть этого самого сооружения? Я медленно выдохнула. — Им понадобится эта защита, когда мы закончим. Мы разрушим ворота. Этого будет достаточно.

— Для нас будет лучше, если мы не будем проникать через один проем, — возразил Мурин. — Черт, было бы лучше, если бы мы просто послали всех оставшихся дракенов, и пусть они с этим разбираются.

Глаза Ривера сузились, его явно не впечатлило это заявление. Я тоже не была впечатлена.

— Завоевать доверие смертных будет не легче, если мы уничтожим их Вал, — сказала я, удивленная тем, что мне вообще пришлось это озвучить. — Да, нам будет легче, но если мы это сделаем, то большая часть нашей армии должна будет остаться для защиты Оук-Эмблера от Жаждущих или любого, кто захочет воспользоваться крахом Вала вместо того, чтобы блокировать любое западное продвижение.

Послышался ропот понимания, но горячий, едкий гнев бурлил под Эйлардом и заполнил мое горло.

— Я не думаю, что смертные… их доверие или общее благополучие, должны быть нашей заботой сейчас, — возразил Эйлард. — Нам нужен Оук-Эмблер. Нам нужен…

— Нам нужен мир, когда все закончится. — Я позволила немного гудящей энергии выйти на поверхность, когда перевела взгляд на Эйларда. В тот момент, когда серебристый оттенок заполнил уголки моего зрения, он сделал шаг назад. — Нам может понадобиться многое, но мы не завоеватели. Мы не захватчики. Мы будем использовать всю силу и влияние, которые у нас есть, чтобы уничтожить Кровавую Корону и освободить вашего Короля. Мы должны жить бок о бок в мире с народом Солиса, когда все закончится. Этого никогда не произойдет, если мы докажем, что Вознесенные утверждают о нас правду, оставив их беззащитными и сжигая при этом их дома.

Его бледные щеки раскраснелись.

— При всем уважении, Ваше Высочество, я боюсь, что вы слишком много помните о том, каково это — быть смертной. Вы гораздо больше беспокоитесь о них, чем об обеспечении будущего и безопасности своего народа.

Губы Делано оттопырились в низком рычании, когда в груди у меня зажужжал эфир, и я приветствовала эту сущность, позволяя силе выйти на поверхность, когда шагнула вперед. Вокруг меня раздалось эхо вздохов, а серебристый свет окантовал уголки моего зрения, за ним последовали ледяные разряды шока. На задворках сознания я поняла, что большинство генералов видят это впервые.

Стали свидетелями того, кем я была на самом деле.

Они знали, но видеть такое… ну, я представляла, что это нечто совсем другое.

— Проявление заботы и сочувствия к смертным не означает, что я не беспокоюсь о своем народе. Думая об их будущем, я думаю о нашем будущем, ибо они будут переплетены, хочу я этого или нет. Это единственный успешный путь вперед, поскольку мы не отступим за горы Скотос. Эта война будет последней.

Энергия зарядила пространство внутри помещения. Эйлард застыл, его золотые глаза расширились, а Лизет медленно опустилась на одно колено. Она положила одну руку на сердце, а другую прижала к полу.

— Мейя Лисса, — прошептала она, и по ее лицу медленно расползлась улыбка.

Все последовали за ней, опустившись передо мной — генералы, Хиса, мой свекор, Нейл, Эмиль, брат и сестра Конту. Первобытная сущность разлилась в пространстве вокруг меня. Сильные кожистые крылья Ривера развернулись и пронеслись над головами генералов.

Я уставилась вниз на Эйларда. На всех них.

— Я была рождена с плотью и огнем Первородного бога в моей крови. Не ошибитесь, с каждым днем я чувствую себя все меньше смертной, чем накануне.

Истина моих слов засела глубоко в моих костях. В те пустые, полые места внутри меня. И каждый раз, когда эти пустоты расширялись, я чувствовала себя… более холодной и отстраненной, менее смертной. И я не знала, будет ли это меняться или расти. Было ли это связано с отсутствием Кастила и всего остального или с чем-то еще. Но в данный момент мне было все равно.

— Я не смертная. И я не атлантийка. Я — бог, — напомнила я им. — И я не буду выбирать между смертными и атлантийцами, когда могу выбрать и тех, и других. Я втянула эфир обратно, и это было нелегко. Казалось, у него был свой собственный разум, и он хотел вырваться. Показать им всем, насколько я не смертная.

Но часть этого была ложью.

Сущность Первородного не была неконтролируемой. Она была продолжением меня. То, чего она хотела, было моим желанием. Это было то, чего хотела я.

Оставшись не в себе от этого, я собрала энергию и закрыла свои чувства. Серебристое свечение ослабло, и воздух успокоился. Ривер откинул крылья назад, ближе к бокам.

— Думаю, бог поступил бы именно так, не так ли? Они бы выбрали всех.

Лизет медленно кивнула.

— Думаю, да.

— Хорошо. — Я провела рукой по своей тунике, нащупывая игрушечную лошадку в чехле на бедре, пока концентрировалась на кольце между грудей. — Мне нужна ваша поддержка, потому что то, что мы делаем в Оук-Эмблере, задаст тон всему грядущему. О том, как мы обращаемся со смертными и Вознесенными, которые соглашаются на наши требования, будут говорить в других городах. И нас услышат. Это будет помогать нам еще долго и после окончания войны. Это покажет, что наши намерения добры в случае…

Я посмотрела на собравшихся, понимая, что должна поступить так, как учил меня Кас.

— Можете подняться.

— В случае чего? — тихо спросил Валин, первым поднявшись на ноги.

Я встретила его взгляд, когда давление опустилось на мои плечи.

— На случай, если наши намерения изменятся.

Гейла перевела взгляд на меня, и мне показалось, что в нем появилось какое-то понимание. Как будто она знала, что я понимаю, что это был лучший сценарий.

Что я знаю, что все это может пойти наперекосяк, и с обеих сторон могут быть неисчислимые человеческие жертвы. Но я, с их помощью, сделаю все, чтобы этого не произошло.

Напряжение в комнате постепенно ослабевало, пока мы обсуждали, как планируем захватить Оук-Эмблер, а затем то, что, по нашему мнению, Кровавая Королева открыла способ использовать энергию Первородных. Но когда Валин повернулся ко мне, я поняла, что это будет лишь короткая передышка.

— Что будет после того, как мы возьмем Оук-Эмблер?

— С таким же успехом мы все можем снова встать на колени, — со вздохом сказал Эмиль. — Потому что вам это тоже не понравится, и тогда она снова станет для нас богом.

Вонетта бросила на него взгляд сузив глаза.

— Я бы хотела заявить об этом официально, — сказала Хиса, и я послала ей взгляд, идентичный тому, который Эмиль получил от Вонетты. Не дрогнув, Хиса подняла подбородок. — Это новая часть плана, с которой я не согласна.

— Нам придется противостоять Кровавой Короне на многих фронтах, — сказала я. — Атлантии нужно будет удерживать Оук-Эмблер, пока значительные силы будут двигаться на запад, охраняя города между этим местом и Карсодонией.

— Звучит неплохо. — Валин не сводил с меня глаз. — Но каковы же твои планы?

Была некоторая неуверенность в том, чтобы делиться своими планами, тем более что мы не могли быть уверены, что среди нас нет предателя. Но, по словам Киерана и Хисы, чтобы они приняли Вонетту в качестве наследного регента, мне нужно было официально объявить о назначении. Объявление, которое неизбежно повлечет за собой вопросы.

Необходимо было поделиться информацией.

— Как только Оук-Эмблер будет защищен, я с небольшой группой отправлюсь в Карсодонию. Но я отправлюсь туда не за Кровавой Королевой или для захвата столицы. Я иду за нашим Королем. Я приведу его с собой.

Эйлард напрягся.

— Я не знал этого.

— Никто нисколько не удивлен, услышав это, — огрызнулся Мурин.

— Я не могу на это согласиться, — сказала Валин. — Ты — Королева, но…

— Вы не останетесь без руководства. Вонетта возьмет на себя роль наследного регента, действуя от моего имени, — объявила я, к удивлению и даже неудовольствию нескольких генералов. — Ее слову будут повиноваться так же, как и моему.

— Мне сейчас наплевать на лидерство. Меня беспокоишь ты, — сказал Валин, и моя голова дернулась в его сторону. — Ты — Королева, но ты также и моя невестка.

Удивление нарастало, на мгновение лишив меня дара речи.

— И именно ваш сын находится в плену в Карсодонии.

— Я не забыл об этом. — Валин придвинулся ближе. — Думаю об этом каждый божий день, потому что оба моих сына там.

Мое сердце сжалось.

— Тогда вы, как никто другой, не должны хотеть остановить меня. Чем дольше он у нее, и чем больше городов мы захватим, тем больше он будет в опасности. — Больше, чем я уже подвергала его опасности. — Я не могу так рисковать.

— Я, как никто другой, понимаю, почему ты чувствуешь необходимость сделать это. Боги знают, что я хочу, чтобы мои сыновья были здесь. Я хочу, чтобы они оба были в безопасности и здоровы. Но ни один член моей семьи никогда не входил в Карсодонию и не возвращался таким, каким был, когда уходил… если вообще возвращался. — Взгляд Валина встретился с моим. — Я не допущу, чтобы это случилось и с тобой.

Моей семьей.

Валин считал меня частью своей семьи. Мое горло сжалось от обилия эмоций, грозивших вырваться наружу. Я подавила их. Мне пришлось.

— Она не будет одна, — тихо проговорил Киеран. — Я и никто из нас не допустим, чтобы с ней что-то случилось. И она тоже.

Янтарные глаза Валина вспыхнули, когда он посмотрел на Киерана.

— Ты не только поддерживаешь это, но и собираешься пойти с ней? В качестве советника? Я ожидал от тебя другого.

— Моя поддержка этого мало связана с тем, что я Советник Короны, — заявил Киеран. — В отличие от прошлого раза, когда Каса похитили, я не буду стоять в стороне. И я не буду пытаться остановить ее и потерпеть неудачу только для того, чтобы она ушла сама. Ни одно из этих событий не произойдет. И, возможно, это делает меня плохим выбором в качестве советника. Я не знаю. И мне все равно.

Я моргнула от жжения в глазах и прочистила горло.

— Я знаю, какой это риск, но я готова на него пойти. Я не могу дождаться, когда мы пересечем Солис. — Я прижала руку к груди, нащупывая под туникой кольцо. — Он не может ждать этого.

Валин медленно покачал головой, пока остальные смотрели на него.

— Пенеллаф, — мягко сказал он. — Я знаю, что ты очень заботишься о моем сыне. Что ты готова на все ради него. И я знаю, что ты сильна — сильнее, чем все наши армии. Но это слишком большой риск. Мой сын никогда бы не хотел, чтобы ты на него пошла.

— Вы правы. Кастил никогда бы не захотел, чтобы я так рисковала, даже ради него. Даже если бы он сделал то же самое, если бы на его месте оказалась я. Но он также не стал бы пытаться остановить меня.

Глаза Валина на мгновение закрылись.

— Тогда я пойду с тобой.

— Ни в коем случае, — сказала я, мое сердце остановилось. Его глаза распахнулись. — Вы прекрасно знаете, что она сделает, если вы окажетесь в ее руках. Элоана точно знает, что сделает Кровавая Королева.

Вокруг нас воцарилось молчание, Валин пристально смотрел на меня. Он знал, что я говорю правду. Избет не только винила их обоих в смерти своего сына и погребении Малека, но и делала это только для того, чтобы отомстить Элоане. Я не хочу, чтобы его кровь была на моих руках.

— Как ваша Королева, я запрещаю это, — заявила я, и он повернул голову, под виском у него запульсировал мускул от такого прямолинейного требования… навязывания звания. — Завтра в полдень мы возьмем Оук-Эмблер, а затем я отправлюсь в Карсодонию, пока атлантийские армии продолжают действовать по плану, — сказала я ему… сказала им всем. — Мое решение не изменится.

ГЛАВА 11

Кастил

Еще раз.

Изнеможение навалилось на меня, когда я уперся рукой в стену и изо всех сил ударил ногой.

Кость треснула и поддалась.

— Слава богу, — пробормотал я, тяжело дыша.

Жаждущий, который на этот раз попал в мою камеру, был всего лишь кожей и хрупкими костями.

Я опустился на пол. Или у меня отказали ноги. То ли одно, то ли другое. Голова закружилась, я потянулся к крови и вытащил берцовую кость. Один конец был более зазубренным, чем другой. Отлично. Я мог бы заточить ее еще больше на краях цепей, где были закаленные шпоры.

Это оружие мало что даст, когда дело дойдет до Восставших или даже до Избет. Ложный бог был богом по всем понятиям и целям, но оно могло нанести некоторый ущерб. Кровавый урон.

Я отшвырнул останки, зная, что какая-нибудь Прислужница, которая в конце концов появится и уберет его, пока он не ожил, не станет слишком пристально разглядывать Жаждущего.

Прислонившись спиной к стене, я передохнул. Всего несколько минут. Мне нужно было бодрствовать, хотя больше всего на свете мне хотелось спать. Чтобы увидеть во сне Поппи.

Но это был не сон. По крайней мере, не обычный. Я должен был догадаться, что это что-то другое. Поппи выглядела слишком реальной. На ощупь она была слишком реальной — слишком мягкой и теплой. Мне не приходило в голову, что мы с ней во сне, пока не увидел ее глаза.

Увидел, как они изменились.

К тому времени мы начали ускользать друг от друга, и я упустил возможность сказать ей…

Что бы я ей сказал? Где меня могут держать? Это было где-то… под землей. Не очень полезная информация, но я мог бы рассказать ей, что такое Избет. Кто-то может знать, есть ли у демиса те же слабости, что и у бога или богини. Я бы мог…

По телу пробежала судорога, болезненно сжав мышцы.

Мне нужно было питаться.

Колючая боль голода грызла меня, и, когда единственным звуком стало журчание воды, мои глаза закрылись. Должно быть, я задремал. Или потерял сознание. Возможно, и то, и другое, но из небытия меня вывел звук шагов. Мои глаза открылись, и мне потребовалось гораздо больше времени, чем обычно, чтобы привыкнуть к тусклому пространству, пока я запихивал за спину кость Жаждущего. Шаги не были шаркающими, как у Жаждущих, и не были противно громкими, как у той Прислужницы. Ритмичная, ленивая прогулка прекратилась, когда я сосредоточился на пустоте входа. Сначала не было видно ничего, кроме теней, но чем дольше я всматривался, тем больше понимал, что тени слишком густые. Слишком твердые.

По коже пробежали мурашки, когда я начал различать фигуру в темноте. Высокая, но в остальном бесформенная. Тень двинулась вперед в слабом свете свечи… замаскированная тень.

Я уставился на нее, сердце заколотилось. Плащ был черным и длинным, больше похожим на саван, а капюшон был расположен так, что лицо скрывала лишь темнота. Совсем как тот, что я носил в Солисе, когда не хотел, чтобы меня видели. Тот самый, из-за которого меня прозвали Темным.

Передо мной стояла не Прислужница. А фигура в плаще была слишком высокой, чтобы быть Каллумом.

Он не двигался.

Я тоже не знал, так как в моем нутре бурлила кислота.

Фигура в плаще подняла руки к капюшону, опуская его.

Каждая часть моего существа напряглась.

Я видел, как жизнь уходит из глаз мужчин. Я стоял весь в крови, руки и лицо были в ней, когда я смотрел на то, что стало неузнаваемым. Я видел всякое дерьмо, которое преследовало бы многих, но мне никогда не хотелось отвести взгляд. До той ночи, когда Поппи узнала, кто я на самом деле. Ужас и предательство, зарождающиеся в этих прекрасных зеленых глазах, и то, как я увидел, что ее хрупкое доверие разрушилось, сделали меня больным.

И сейчас я чувствовал это. Тошноту. Хотелось отвернуться. Но, как и в ту ночь с Поппи, я заставил себя увидеть то, что было передо мной. Что-то другое, ставшее неузнаваемым.

Мой брат.

То, что я чувствовал, было совсем не похоже на ту ночь с Поппи, когда задыхался от стыда. Я на мгновение ощутил облегчение, увидев, что он жив, но оно быстро угасло. Теперь был только гнев, и он вытеснил всякую возможность отрицания.

— Ублюдок, — прорычал я.

Малик улыбнулся. Это была не та улыбка, которую я знал. Она была ненастоящей.

— Да… — Его руки упали по бокам.

Прошло несколько долгих мгновений. Мы просто смотрели друг на друга. Я не понимал, что, черт возьми, он видел. Мне было все равно.

— Ты хорошо выглядишь для человека, который пробыл в плену целый век, — прошипел я.

Малик действительно выглядел хорошо. Светло-каштановые волосы длиной до плеч были длиннее, чем я помнил, когда он их носил, но чистыми. Они даже чертовски блестели в свете свечей. В его золотисто-бронзовой коже не было иссушающей бледности. Не было тусклости в его янтарных глазах. Покрой плаща был прекрасным, материал соболиного цвета и четко подходил к ширине его плеч. Подойдя ближе, я разглядел, что он худее, но хоть Малик и был выше меня на несколько дюймов, я всегда был шире.

— Не могу сказать того же о тебе, — ответил он.

— Пожалуй, что нет.

Он снова замолчал. Просто стоял на месте, выражение его лица было нечитаемым. Способность Поппи читать эмоции могла бы пригодиться. Если только он не поставил щиты. Знал ли он об этом,когда мы встретились в Оук-Эмблере? Тогда не было времени узнать, уловила ли она что-нибудь от него. Узнать, так ли он пуст внутри, как кажется.

— Это все, что ты хочешь мне сказать? — спросил наконец Малик.

Сухой, изматывающий смех потряс мои плечи.

— Я много чего хочу сказать.

— Тогда говори. — Малик вышел вперед, отбросив плащ и опустившись на колени. Голенища его кожаных сапог были удивительно чистыми. Раньше они никогда не были безупречными, всегда были забрызганы грязью или покрыты кусками соломы, которые он неизбежно проносил из конюшни через весь дворец. Он уставился на мою завернутую руку. — Я не собираюсь тебя останавливать.

Я скривился.

— Я не заслужил твоего визита. Так что же ты сделал, чтобы заслужить его, брат?

— Я ничего не сделал, Кас.

— Чушь.

Его взгляд метнулся вверх от моей руки. Издевательская улыбка вернулась, намекая на ямочку на его левой щеке.

— Меня здесь быть не должно.

На мгновение надежда обрела форму. Как и говорила та Прислужница, Малик никогда не был там, где должен был быть. Когда мы росли, нам приходилось выслеживать его, когда приходили уроки, что стало для нас с Киераном своего рода игрой. Мы заключали пари на то, кто первым найдет Малика. Когда наступало время ужина, он всегда опаздывал, обычно потому, что развлекался с едой или напитками, или… просто трахался. Не раз я слышал, как наша мать говорила Кирхе, что у нее было предчувствие, что она станет бабушкой, еще будучи Королевой. Она ошиблась, к большому удивлению всех. Даже я.

Но надежда угасла. Его неспособность быть там, где его не должно быть, не была признаком того, что мой брат, тот, кого я знал и любил, все еще в этой оболочке человека. Это было свидетельством чего-то совсем другого.

— Вы с этой сучкой теперь так близки? — Узы на моем горле натянулись. Я постарался, чтобы мое тело расслабилось, прижавшись к стене. — Что ты не беспокоишься о возможном наказании?

Ямочка на его щеке исчезла.

— То, что я беспокоюсь или не беспокоюсь, не меняет того, что мы по-прежнему братья.

— Это все меняет.

Малик снова замолчал, его взгляд опустился. Еще один долгий миг пролетел между нами, и, боги, он выглядел как мой брат. Звучал как он. Я десятилетиями боялся, что больше никогда его не увижу. И вот он был здесь — и в то же время отсутствовал.

— Что она с тобой сделала? — спросил я.

Кожа вокруг его рта натянулась.

— Покажи мне свою руку.

— Отвали.

— Ты начинаешь задевать мои чувства.

— Что в слове «отвали» дает тебе понять, что я беспокоюсь о твоих чувствах?

Малик хихикнул, и звук был знакомым.

— Чувак, ты изменился. — Он схватил меня за левое запястье, и я начал вырываться, как бы бессмысленно это ни было в моем нынешнем состоянии. Его глаза сузились. — Не будь сопляком.

— Я уже давно не такой.

— Сомневаюсь, — пробормотал он, начиная разворачивать мою руку. Его пальцы были теплыми и мозолистыми. Мне стало интересно, умеет ли он еще обращаться с мечом, и разрешит ли это Избет. Он обнажил рану, позволив повязке соскользнуть на камень. — Черт.

— Привлекательно, да? — Мой смех был холодным, даже когда я вспомнил все те случаи, когда он осматривал какую-нибудь мелкую царапину, когда мы были молоды. Когда я был сопляком. — Это та правда, на которую она открыла тебе глаза?

Его взгляд переместился на меня, а глаза стали еще ярче, чем прежде.

— Ты не знаешь, о чем говоришь.

Я подался вперед, не обращая внимания на кольцо, которое начинало сжиматься. Мое лицо внезапно оказалось напротив его.

— Что она сделала, чтобы сломить тебя?

— Почему ты думаешь, что я сломлен?

— Потому что ты не целостный. Если бы ты был целым, то не стоял бы рядом с монстром, от которого пришел меня освободить. Того самого куска дерьма, который…

— Я точно знаю, что она сделала. — Его взгляд задержался на мне. — Позволь мне задать тебе вопрос, Кас. Что ты почувствовал, когда понял, что наша мать и, вероятно, наш отец лгали нам о том, кто такая Королева Илеана?

Во мне жарко пульсировал гнев.

— А ты как думаешь?

— Ярость. Разочарование, — сказал он через мгновение. — Еще больше разозлился. Вот что я чувствовал.

Да, примерно так все и было.

— Так вот почему ты с Избет? Предал всех и свое королевство? — спросил я. — Потому что мама и папа лгали нам?

Его губы искривились в тонкой улыбке.

— То, почему я здесь, не имеет никакого отношения к нашим родителям. Хотя, если бы они были честны, я бы подумал, был ли бы кто-нибудь из нас здесь.

Знание того, кем на самом деле была Кровавая Королева, могло все изменить.

— Да.

— Но ничего из этого не меняет того, что твоя рана заражена.

— Мне плевать на рану.

— А зря. — В его челюсти, в том же месте, что и у нашего отца, прямо под виском, запульсировал мускул. — Она уже должна была зажить.

— Ерунда, — сплюнул я, когда узы впились мне в горло.

— Тебе нужно питаться.

— Смею ли я повторяться и говорить «ерунда»?

Его губы слегка изогнулись вверх.

— Ты посмеешь продолжать душить себя?

— Пошел ты. — Я сидел, делая неглубокие вдохи, пока путы медленно ослабевали.

— Ты ругаешься больше, чем раньше, — заметил он, глядя на мою руку.

— Это оскорбляет твою вновь обретенную чувствительность?

Он рассмеялся.

— Ничто больше не оскорбляет мою чувствительность.

— Теперь я верю.

Малик вскинул бровь.

— Если я дам тебе кровь, мой визит будет раскрыт.

— Значит, ты беспокоишься о том, что будешь наказан?

Его холодные глаза поднялись.

— Это не я буду наказан.

Отвращение забурлило в моем пустом нутре.

— Это значит, что тебя волнует то, что она делает со мной? Даже когда ты стоишь на ее стороне?

— Верь во что хочешь. — Он потянулся к складкам своего плаща, потянул за ремешок. Он протянул вперед узкий кожаный мешочек, какие часто носят с собой целители. — Подумал, что тебе понадобится помощь.

Я ничего не сказал, просто смотрел, как он достает маленькую бутылочку. Мне вспомнилось то, что сказала та Прислужница. Она сказала, что дала обещание, когда я спросил, зачем она здесь. И сказала, что ей было скучно. Но она знала, что моя рука заражена.

И, судя по всему, Малик пришел подготовленным именно из-за этого знания.

Он попросил ее проверить меня? Или она пришла к нему?

— Без крови твое тело так же полезно, как и тело смертного, — заметил он. — Инфекция распространится и попадет в твою кровь. Это не убьет тебя, но ты быстрее окажешься там, где не хочешь быть.

Я точно знал, где это было. Я был на краю с Поппи в Нью-Хейвене, но я сорвался с того обрыва, когда меня держали раньше.

Малик отвинтил крышку, и вяжущий аромат заполнил пространство.

— Это будет жгуче, как огонь Бездны. Надеюсь, ты не будешь кричать и плакать, как раньше. — Он крепко сжал мое запястье. — Это не закончится для тебя хорошо, если ты это сделаешь.

— Я не кричал, когда этот ублюдок отрезал его, так что ты думаешь?

Под его виском снова напрягся мускул.

— Тогда тебе лучше сделать глубокий вдох.

Я так и сделал, только потому, что знал, что будет дальше. Малик налил жидкость на частично обнаженную кость и нерв, его взгляд был прикован к моему. И, черт возьми, мне хотелось кричать, как в святом аду. Вдох, который я сделал, ничем не облегчил жжение. Я стиснул зубы так сильно, что удивительно, что мои зубы не треснули. От боли было трудно дышать или понимать, что, черт возьми, говорит Малик, но он говорил, потому что его губы двигались, поэтому я заставил себя преодолеть мучения и сосредоточиться.

— Жжет, как сволочь, не так ли? Но боль того стоит. Черт, это чудо. Даже не знаю, как она его создала. Не хотел спрашивать. — Язвительная ухмылка появилась, и даже в палящей агонии я узнал эту однобокую ухмылку, обнажающую один клык. Это было по-настоящему. — Но это заставит инфекцию выйти наружу, и твоя кожа заживет. — Он сделал паузу. — Да, это работает.

С болью в челюсти я смотрел, как жидкость пузырится на моей руке и пенится вдоль костяшек пальцев. Боль уменьшилась настолько, что мне больше не хотелось биться головой о стену. Из пены сочился густой беловато-желтый гной, вонявший примерно так же сильно, как тот чертов Жаждущий, которого я отшвырнул в угол.

— Ты даже не вздрогнул. — Малик удивился. — Думаю, тебе бывало и хуже. — Еще один удар сердца тишины. — И ты, вероятно, причинял другим гораздо худшую боль.

— Ты слышал? — хрипло ответил я.

— Слышал, но я не говорю о том, что ты сделал с Вознесенными. Или вон с тем Жаждущим. Получилось немного грязно, не так ли? — Он уставился на мою руку. Гной замедлился, больше не тек непрерывным, отвратительным потоком. — Знаешь, о чем я думал в последнее время?

— О том, каким ты стал хреновым? — предположил я.

Он резко рассмеялся.

— Я, наверное, должен уточнить. Я хотел сказать, знаешь, о ком я думал в последнее время?

— Варианты безграничны.

— Шиа.

Ее имя стало сюрпризом. Хуже, чем проклятие. Когда-то желанное воспоминание, ставшее не более чем пустой тратой времени.

— Я знаю, что она сделала. Они рассказали мне. Сначала я не поверил, но потом вспомнил, как сильно она тебя любила. Больше, чем, я думаю, ты даже знал или заслуживал. — Он опрокинул бутылку на обрубок пальца.

Я зашипел, когда жидкость попала на мою плоть и снова вспенилась, но уже не так интенсивно, как раньше.

— Тогда я понял, что они не лгут. Она меня подставила, — продолжил он с коротким смешком. — Ты убил ее?

Разжимая челюсть, я выдавил:

— Да.

— Жаль это слышать.

Мне хотелось верить, что это так. Но не поверил.

Он отставил бутылку в сторону.

— Зная тебя, ты держишь то, что она сделала, в секрете, не так ли? Спорим, только Киеран знает.

Вонь от раны была уже не такой ужасной. Как и боль.

— Это имеет значение?

— Не очень. — Он отпустил мою руку. — Просто нам всем приходилось заниматься всяким беспорядочным дерьмом, не так ли?

— Ну, если кто-то вел счет испорченному дерьму, то ты выиграл, — сказал я ему.

— Похоже, это ты выиграл, братишка. Он достал из мешочка небольшую салфетку. — Нашел любовь. — Перевернув мою руку, он показал отпечаток. — Стал Королем. — Он провел большим пальцем по узору. — У тебя есть жизнь, о которой я когда-то мечтал.

Ярость вернулась, такая же жгучая, как и прежняя боль.

— Поппи никогда бы не стала твоей.

— Она могла бы, — пробормотал он. Его хватка на моей руке усилилась. — Ты выглядишь так, будто хочешь ударить меня. Сильно.

— Звучит примерно так, — рыкнул я.

Он ухмыльнулся, протирая салфеткой костяшки пальцев.

— Это забавно.

— Что именно?

— Ты злишься на меня, несмотря на то, что провел последнее столетие, проживая свою жизнь… свою лучшую жизнь, как кажется.

— Проживая? — прорычал я. — Я провел эти годы, пытаясь найти способ освободить тебя. Не только я. Киеран, Делано, Нейл. Бесчисленное множество других. Многие, кто отдал свои гребаные жизни, чтобы вернуть тебя домой — хорошие мужчины и женщины, которых ты даже не знаешь, отдали все, чтобы освободить тебя. И все это время ты был добровольным питомцем. — Нечестивая ярость захлестнула меня, когда он бросил ткань и достал свежую марлю, не обращая внимания на мои слова. Это вытеснило то, что я сказал дальше. — Ты хоть задумываешься, что случилось с Прилой?

Малик напрягся, его зрачки расширились.

— Потому что мне интересно. Связь ослабила ее, но она все равно пыталась спасти тебя. Никто не мог остановить ее. Однажды ночью она улизнула, и больше мы ее не видели. Но мы знали. Она умерла, не так ли? — Я искал на его лице хоть намек на что-то — вину или печаль. Что угодно. Прила была привязанной к нему вольвеном, и они были так же близки, как мы с Киераном, поэтому он запретил ей сопровождать его, когда тот отправился на поиски меня. — Ты бы точно знал, когда она ушла.

Я увидел это — черт возьми, я увидел реакцию. Если бы я моргнул, то мог бы и не заметить. Дрожь.

— Она умерла. — Мышцы под его виском запульсировали еще быстрее. — Но не раньше, чем добралась до Карсодонии. Я не знаю, как ей это удалось, но Прила проделала весь путь сюда, только чтобы быть схваченной. — Он наклонился. — Чудовище, которое сейчас лишено головы благодаря твоей жене, убило ее. Не быстро. Не раньше, чем он получил удовольствие. Не раньше, чем многие, многие другие повеселились.

Дерьмо.

— Я знаю это, потому что у меня было место в первом ряду. Я видел, что он делал потом, когда разделывал ее, ломал кости на кусочки, которые в итоге затвердели и превратились в кровавый камень. — Только тонкая полоска янтаря была видна, когда он смотрел на меня. — Он сделал семь вольвеньих кинжалов из ее костей. Я нашел шесть из них, и я точно знаю, где находится седьмой. — Он медленно кивнул. — Да, я знаю, у кого он.

Я даже не мог сосредоточиться на возможности того, что кинжал Поппи был сделан из костей Прилы.

— Это был ответ на мой вопрос.

Что сломало его.

Это было оно. И это случилось намного раньше, чем я мог себе представить.

Я не мог винить его.

Именно тогда я и понял, что Малик не остался совершенно равнодушным к тому, что произошло в замке Редрок. Малик проявил там какие-то эмоции. Дважды. Когда Избет вызвала ту Прислужницу и заставила одного из своих рыцарей заколоть ее. Он сделал движение, как будто хотел сделать шаг вперед. А еще сжал челюсти, как тогда, когда Аластир и наш отец говорили о войне с Солисом — против чего он был категорически против. И он был потрясен, когда Избет убила Йена. Он не ожидал этого.

Это был третий раз, когда я видел его пораженным.

— Она сказала тебе, что моя рука заражена, не так ли? — спросил я. — Прислужница.

Зрачки снова расширились.

— Она сказала несколько диких вещей, пока была здесь.

Малик и глазом не моргнул, когда сфокусировал взгляд на мне.

— Например?

— Какую-то бессмыслицу о том, что все пробуждается, а Избет создает нечто достаточно мощное, чтобы перестроить царства.

Он стал совершенно неподвижен, за исключением тикающей мышцы.

Холодные пальцы тревоги коснулись моей шеи.

— О чем она говорила, брат?

Прошло еще одно долгое мгновение.

— Кто знает, о чем она говорила. Она…

Я внимательно наблюдал за ним.

— Немного странная?

Малик рассмеялся, и это был удар в самое нутро, потому что он тоже был настоящим. Янтарь в его глазах стал более заметным.

— Да. — Он провел зубами по нижней губе. — Я знаю, что ты ненавидишь меня. Я заслуживаю этого. Больше, чем ты думаешь. Но у тебя нет причин ненавидеть ее.

— Мне плевать на нее.

— Я не говорил, что это не так, но она ничего тебе не сделала, и она чертовски рисковала, разыскивая тебя и видя, в какое месиво ты превратился. Я знаю, что у тебя нет причин защищать ее, но, если кто-нибудь узнает, что она была здесь и разговаривала с тобой? Это не закончится для нее хорошо.

— Почему меня это должно волновать? — возразил я, желая знать, почему его это волнует.

— Потому что, как и у твоей возлюбленной, — сказал он, его голос был низким, когда он держал мой взгляд, — у нее было очень мало выбора, когда дело касалось ее жизни. Так что не обижайся на нее. Это все, о чем я прошу, и я никогда ни о чем тебя не просил.

Он никогда не просил.

Это я всегда его просил. Но это была в другой жизни.

Я смотрел в эти прикрытые глаза. Если бы я не был таким слабым, то мог бы использовать внушение — то, в чем Малик никогда не был хорош.

— Ты заботишься о ней.

— Я больше не способен ни о ком заботиться, — ответил он. — Но я в долгу перед ней.

От того, как ровно он это сказал, у меня в груди пробежал холодок. Я прислонился к стене.

— Я никогда не отказывался от тебя, Малик, — устало сказал я. — И я не жил.

— До сих пор. — Он начал обматывать мою руку. — До Пенеллаф.

— Это не имеет к ней никакого отношения.

— Все связано с ней, — пробормотал он.

— Чушь. — Я потряс головой. — Как ты думаешь, почему я даже подумал о встрече с Кровавой Королевой после того, что она сделала со мной и что она сделала с тобой? Дело было не только в Атлантии. Дело было не только в том, что Кровавая Корона делала со смертными. Это были второстепенные вещи. Речь всегда шла о тебе. Я приехал в Оук-Эмблер, готовый вести переговоры за тебя. Поппи приехала в Оук-Эмблер, готовая сделать то же самое, и она даже не знала тебя.

Странный взгляд пересек его черты, сведя брови.

— Нет, она не знала меня. — Он сложил марлю, закрывая рану. — Или, по крайней мере, это то, что она помнит.

Я наклонил голову.

— Что это значит?

— Скоро ты поймешь. — Малик заправил хвост марли под ткань. — У меня такое чувство, что ты воссоединишься со своей Королевой скорее раньше, чем позже.

ГЛАВА 12

Поппи

Проведя пальцами по прохладной рукояти, сделанной из кости вольвена, я слабо улыбнулась, вспомнив человека, который подарил мне кинжал на шестнадцатилетие.

Ни Виктер, ни я не знали, когда именно у меня день рождения. Он сказал то же самое, что и Кастил: Выбери день. Я выбрала двадцатое апреля.

Я понятия не имела, где он достал такой клинок. Да и никогда не видела другого. Когда он отдавал его мне, то накрыл своей рукой мою и сказал:

— Это оружие уникально, как и ты. Заботься о нем, и оно отплатит тебе тем же.

Я улыбнулась, почувствовав облегчение от того, что могу думать о Виктере, не захлебываясь в горе. Печаль все еще была там. И всегда будет. Но стало легче.

— Надеюсь, ты гордишься мной, — прошептала я. Гордишься моим выбором возглавить атлантийские армии, пойти на тот же риск, что и солдаты, и выдержать любые испытания, которые оставит после себя эта война. В конце концов, он научил меня тому, как это важно.

Например, когда я случайно узнала, что означают эти белые платки, прикрепленные к дверям домов в Масадонии, и как Виктер помог тем семьям, которые были внутри, тем, кто не мог выполнить то, что должно было быть сделано. Он давал тем, кто был проклят… тем, кто был заражен укусом Жаждущего, быструю, почетную смерть, прежде чем они превращались в чудовище, которое могло напасть на их семью и любого другого, кто приближался к ним. Мирная смерть вместо публичной казни, которую Вознесенные любили устраивать для проклятых.

Однажды я спросила его, как он может быть окружен таким количеством смерти и оставаться нетронутым ею. Долгое время я не понимала его ответа.

— Меня она не трогает. Смерть есть смерть. Убийство есть убийство, Поппи, независимо от того, насколько оно оправдано. Каждая смерть оставляет после себя след, но я не жду, что кто-то рискнет тем, чем не рискнул бы я. И не прошу другого нести бремя, которое отказался нести я, или чувствовать след, который не чувствовал сам.

В конце концов я поняла, что он имел в виду, когда увидела истинные масштабы того, сколько людей… молодых и старых, были действительно заражены. В год совершалось несколько десятков казней, но на самом деле зараженных были сотни. Сотни смертных прокляли себя, делая то, что Вознесенные не могли сделать для себя, хотя они были сильнее, быстрее и гораздо более устойчивы к травмам, чем смертные.

Я думала, что понимаю. Но теперь? Я прикрепила вольвений кинжал к бедру. Теперь до меня дошло, что слова Виктера означали гораздо больше, чем просто помощь проклятым. Он не был Последователем, но, оглядываясь назад, я подозревала, что он говорил о Вознесенных. О Кровавой Короне, которая так много требовала от тех, кому должна была служить, но при этом делала для них очень мало.

Будь я Девой или королевой, смертной или богом, я бы никогда не позволила себе стать кем-то, кто не пошел бы на тот же риск, которого я требовала от других. Я также не откажусь нести те следы, о которых говорил Виктер, ожидая, что другие будут нести подобный груз.

Затянув тонкий ремешок на груди, я взяла в руки короткий меч из железа и кровавого камня. Он был намного легче золотого атлантийского оружия, и я вложила клинок в ножны, прикрепленные к спине так, чтобы рукоять была обращена вниз, к бедру.

Остальное оружие, разложенное на карте, манило к себе в лучах раннего утреннего солнца, проникающего через окно. Я поставила ногу в сапоге на стул и потянулась к стальному клинку. Мои пальцы скользнули по ремням, фиксирующим мои голенища. Я вставила кинжал в голенище сапога и поменяла ноги, вложив такой же в другую. Затем взяла тонкий клинок из кровавого камня с рукоятью не шире моей руки. Я вложила его в ножны на предплечье. Это было любимое оружие Вонетты. Обычно она носила по одному на каждой руке, пока была в смертной форме. Я закрепила второй короткий меч, пристегнув его к спине так, чтобы он перекрещивался с первым, а рукоять располагалась у левого бедра. Подняв последний клинок, жестокий, изогнутый, я оглядела себя, размышляя, куда бы его пристроить.

— Как думаешь, у тебя достаточно оружия?

Я подняла глаза и увидела Валина, стоящего в дверях. Я не видела его с тех пор, как он ушел вчера.

Горло перехватило, я взглянула на себя.

— Не думаю, что у кого-то может быть достаточно оружия.

— Обычно я согласен с этим утверждением, — сказал он, его рука легла на рукоять одного из трех мечей, которые можно было увидеть на нем. Я была уверена, что золотые и стальные доспехи скрывают больше. — Но ты будешь самым смертоносным оружием на этом поле боя.

Мой желудок слегка забурчал, когда я опустила серповидный клинок.

— Надеюсь, мне не придется использовать подобное оружие.

Валин наклонил голову в до боли знакомой манере, от которой у меня сжалось сердце, когда он посмотрел на меня.

— Ты действительно так думаешь.

— Да. — Я не знала почему, но замечание Валина не давало мне покоя. Почему я взяла в руки так много оружия? Мои брови сошлись, когда я пыталась понять свой, очевидно, неосознанный выбор. — Я просто… Способности, которыми владею, можно использовать для исцеления. Я бы предпочла использовать их для этого. — Взглянув на него, я прицепила серповидный клинок к бедру. — Если только мне не придется использовать их в бою. А если придется, я не буду колебаться.

— Я не думал, что ты будешь. — Он продолжал смотреть, но не на шрамы. — Ты выглядишь как…

Я знала, как я выгляжу.

Я скривила губы, разглядывая рукав своего платья… белого платья. В ночь в Нью-Хейвене, когда я решила, что больше не могу быть Девой, я дала себе обещание. Одним из них было то, что я никогда больше не буду одеваться в белое.

Сегодня я нарушила это обещание с помощью Нейла и вольвена Сейдж. Льняное платье было одним из двух, сшитых из одной из туник Киерана. Подол заканчивался у колен, а бока оставались открытыми, чтобы я могла достать пристегнутый к бедру вольвений кинжал. Под ней я носила пару толстых колготок, которые одолжила у Сейдж. Швы были ослаблены, так как вольвен была по крайней мере на размер или два меньше меня, а затем закреплены. Оба одеяния были чистого, первозданного белого цвета, как и пластины на плечах и на груди. Нейл даже умудрился обтянуть тонкие доспехи белой тканью. Он проделал потрясающую работу, предоставив именно то, что я просила, а потом еще и дополнил это. Была еще одна мантия. Еще одна пара колготок.

Я ненавидела это всеми фибрами своего существа.

Но то, что я носила, должно было служить цели. Я не была королевой, которую узнал бы любой смертный. Позолоченная корона ничего для них не значила.

А вот белый цвет Девы — да.

— Как, по вашему мнению, выглядела Дева? — закончила я за него. — Только обычно я носила вуаль вместо доспехов и… — Мои щеки снова потеплели. — И не так много оружия.

Он быстро тряхнул головой, отчего прядь волос выскользнула из узла, в который он завязал остальные. Она упала ему на щеку.

— Я хотел сказать, что ты похожа на одну из моих любимых картин.

— О. — Я немного неловко сдвинулась с места.

— Богиню, Лайлу, если быть точным. Не внешностью, а доспехами и прямой спиной. Сила. Во дворце есть картина. Не знаю, был ли у тебя шанс увидеть ее, но на ней изображена богиня мира и мести. Она носила белые доспехи.

— Я не видела ее.

— Думаю, тебе бы понравилось.

Я не могла не думать о Кастиле и о том, что бы он подумал, увидев меня в таком виде. Он бы одобрил оружие. Очень. А платье?

Он бы, наверное, сорвал его и поджег.

Мысли о Кастиле заставили меня вспомнить о сне… и о том, что он может означать.

— Я хотела вас кое о чем спросить.

— Спрашивай.

— Киеран подумал, что вы можете знать, возможно ли, чтобы родственные сердца посещали сны друг друга.

— Я помню, что читал что-то, где это утверждалось. Они называли это… — Валин наморщил лоб. — Прогулка души. Не хождение по снам. Там говорилось, что души могут находить друг друга даже во сне. — Его выражение лица разгладилось. — Произошло что-то подобное?

Мне потребовалось все, чтобы не позволить сну сформироваться в какие-либо подробности.

— У меня был невероятно яркий сон. Он не был похож на обычный сон, и я думаю, что Кастил тоже понял, что он другой, прямо перед тем, как я проснулась. То есть, я могу ошибаться, и это мог быть просто сон.

— Я думаю, это именно то, во что ты веришь. Душа путешествует между родственными сердцами, — сказал он. — Мой сын сказал, что верит в то, что ты его родственное сердце — не то чтобы ему нужно было говорить мне об этом. Я сам убедился после нападения в Палатах Никтоса, когда он проснулся и обнаружил, что тебя похитили. Я увидел это в твоих глазах и услышал в твоем голосе, когда ты говорила о своих планах отправиться в Карсодонию. Вы двое нашли то, что мало кому удается испытать.

— Да, — прошептала я, мое горло сжалось.

Валин улыбнулся, но слабые морщины на его лице стали еще глубже, когда он тяжело вздохнул.

— По дороге к тебе я прошел мимо Киерана, — заявил Валин, к моему облегчению. — Могу сказать, что он беспокоился о том, почему я хочу поговорить с тобой. Кроме его семьи, единственным человеком, которому он так предан, я считаю Кастила. И такая преданность выходит за рамки любых уз… даже Первородного нотама. — Он повернул голову ко мне, его золотые глаза были прищурены. — Он нужен тебе. Вам обоим.

— Знаю. — Я открыла свои чувства Валину и прижалась к тому, что напоминало мне Вал. Желание найти трещины, которые, как я знала, должны были быть в его щитах, снова охватило меня. Потянувшись к мешочку на бедре вместо кольца, я сжала игрушечную лошадку и отодвинула необходимость. — Если вы здесь, чтобы убедить меня не ехать в Карсодонию, я… я ценю ваше беспокойство… больше, чем вы, вероятно, думаете, — призналась я. — Но я должна это сделать.

— Я бы хотел сказать что-то такое, что заставит тебя передумать, но ты упряма. Как мой сын. Как оба моих сына. — Он коснулся спинки кресла. — Не против, если я сяду?

— Конечно, нет. — Я подошла к креслу напротив него и села в толстое мягкое сидение.

— Спасибо. — Броня скрипнула, когда он опустился, вытянув правую ногу. — Я знаю, что не могу изменить твое решение, но я волнуюсь. Многое может случиться. Многое может пойти не так. Если мы потеряем тебя в добавок к ним…

— Они не потеряны. Мы знаем, где они. Я собираюсь найти их, — сказала я ему. — А может быть, Малик… — Я глубоко вздохнула, снова сжимая лошадь. — Может быть, Малик и потерян для нас. Но Кастил — нет. Я верну его, и я сделаю то, о чем вы просили раньше, если потребуется.

Он тяжело вздохнул, и ему понадобилось несколько мгновений, чтобы собраться с мыслями.

Медленно я протянула левую руку и показала ему свою ладонь — мой брачный отпечаток.

— Он жив. Иногда мне нужно напоминать об этом, — прошептала я. — Он живой.

Валин смотрел на мою руку, казалось, целую вечность, потом его глаза ненадолго закрылись. Я держала свои чувства открытыми, и на мгновение уловила что-то от него — что-то, что напомнило мне о кислых зеленых манго, которые Тони так часто ела на завтрак. Это было чувство вины? Стыд? Это было слишком мимолетно, чтобы понять наверняка.

— Из-за всего происходящего у нас было не так много времени, но нам нужно кое о чем поговорить. И я достаточно долго ходил по этому царству, чтобы знать, что не всегда бывает поздно, — сказал он, и моя грудь сжалась. Я знала, что случиться может все, что угодно, но я не хотела думать о том, что это может случиться с ним. — Я знаю, что ты обсуждала с моей женой по возвращении в Эваемон, — объявил он.

Каждый мускул в моем теле напрягся, но хватка на игрушечной лошадке ослабла.

Он откинулся в кресле, потирая колено.

— Я знаю, что ты была зла на нее.

— Я до сих пор злюсь. — Я убрала руку с мешочка, пока не наделала глупостей, например, случайно не подожгла его. — Это не в прошлом.

— И ты имеешь на это полное право. Как и Кастил, и Малик, если он… — Он тяжело выдохнул. — Я здесь не для того, чтобы говорить за Элоану, только за себя. Я уверен, что ты задавалась вопросом, знаю ли я правду о Кровавой Королеве.

Я положила руки на бедра.

— Да. Это одна из тех вещей, о которых я думаю, когда не могу заснуть по ночам, — поделилась я. — Вы знали? Готова поспорить, что Аластир знал.

— Знал, — подтвердил Валин, и, если бы Аластир не был уже разорван на куски и, скорее всего, поглощен вольвенами, я бы выкопала его тело, чтобы снова пронзить ножом. Неоднократно. — Он узнал раньше меня.

Удивление промелькнуло во мне, но я не доверяла своей реакции.

— Правда?

— Я полагал, что она умерла либо до войны, либо во время нее. Я верил в это много лет, — сказал он, а я молчала и не шевелилась. — Элоана никогда не говорила ни о ней, ни о Малеке, и я позволил этому случиться, потому что знал, что ей было тяжело. Что часть ее любит его, хотя он и не заслуживает такого дара. Что часть ее всегда будет любить его, даже если она любит меня.

Вот это меня удивило. Валин знал, в чем Элоана призналась мне, и я ни на секунду не задумалась, что это знание ослабило любовь Валина к ней. Во мне росло уважение к этому человеку. Ведь если бы Кастил испытывал такие чувства к Шиа, меня бы снедала иррациональная ревность.

— Элоана рассказала мне о том, что узнала о королеве Солиса, только когда она забрала Кастила в первый раз, — продолжал он, и мускул под его виском снова запульсировал. — Я был… — Его покинул сухой смешок. — Взбешен — это не совсем то, что я тогда почувствовал. Если бы я знал правду, то никогда бы не отступил. Я бы знал, что мы не можем закончить войну таким образом. Слишком много личной истории, чтобы ее можно было закончить, и, возможно, именно поэтому она так долго держала это в секрете. Или, может быть, потому, что ложь каким-то образом превратилась в нерушимую правду, которая удерживала все вместе. Я не знаю, но в чем уверен, так это в том, что сейчас мне нужно сказать правду. Я не знал с самого начала, но я знал правду о ней достаточно долго. Вся эта ситуация… тяжелая и сложная.

— Это не оправдание.

— Ты права, — тихо согласился он. — Так и есть.

Злость кипела в моей крови и в глубине моей груди, просачиваясь в эти холодные, пустые части меня.

— Вы знали достаточно долго, чтобы предупредить Малика. Рассказать Кастилу и мне. Если бы мы знали правду, то могли бы лучше подготовиться. Мы могли бы решить, что нет причин пытаться вести переговоры с Избет, — сказала я, и напряжение сковало его рот при упоминании ее имени. — Если бы мы знали, то могли бы найти Малека и получить рычаги давления. В любой момент кто-нибудь из вас мог бы это сделать. Но это бы разрушило фундамент лжи Атлантии. Так что мне абсолютно все равно, насколько сложной и тяжелой была ситуация. Никто из вас не сказал правду, потому что вы оба боялись того, как это повлияет на вас — как люди будут смотреть на вас. Будет ли у вас по-прежнему поддержка народа, если они узнают, что королева Солиса — любовница, которую пыталась убить их королева. Что Избет никогда не была вампиром. Она не была первой Вознесенной. Атлантия была построена на лжи, как и Солис.

— Я… я не могу не согласиться ни с чем из этого, — сказал он, удерживая мой взгляд. — И если бы мы могли вернуться назад и сделать все правильно, мы бы сделали это. Мы бы рассказали правду о ней.

— Ее зовут Избет. — Мои пальцы впились в ноги. — Если не произносить ее имя, это не изменит того, что это она.

Валин опустил подбородок, кивая.

— Это также не облегчает произнесение ее имени. Или думать, что она твоя мать. Воистину, мы верили, что ты, возможно, божество, потомок одного из смертных, с которым у Малека был роман. Мы не знали, кем он был, пока ты не рассказал нам. — Он сделал паузу. — Хотя я благодарен, что узнал, что он не твой отец. Близнецы. Малек и Айрес. Это объясняет, почему ты разделяешь некоторые из его черт.

Шок, который испытала Элоана, когда я сказала ей, что Малек был богом, был слишком ярким, чтобы быть выдуманным. Я хотела спросить, изменило бы это знание то, что они сделали бы с правдой об Избет, но не стала. Какой в этом смысл? Его ответ ничего бы не изменил.

— Элоана рассказала вам о сыне Избет и Малека? — спросила я, вспомнив, что Элоана рассказала мне.

— Да, рассказала. — Он провел рукой по подбородку. — И я поверил ей, когда она сказала, что не знала о ребенке, пока Аластир не рассказал ей.

Мне было неясно, верю ли я этому. Потому что они знали, что Аластир нашел того, кого они считали потомком Малека, и что их советник… их друг, оставил этого ребенка, который, как оказалось, был мной, на убой Жаждущим. Они смирились с таким ужасным поступком, потому что верили, что Аластир действует в лучших интересах Атлантии.

Я не винила их за то, что сделал Аластир. И до сих пор не виню. Я считала их ответственными за то, что они знали, и за то, что они решили сделать … или не сделать с этим знанием.

— Я о многом сожалею, — грубо сказал Валин. — Как и моя жена. Я не прошу прощения. И Элоана тоже.

Это было полезно знать, потому что я не была уверена в своих чувствах к ним. Но прощение никогда не было для меня проблемой. Это было легко. Иногда даже слишком легко. Нужно было понять и принять, почему они сделали то, что сделали, а у меня не было времени с этим смириться.

— Тогда чего же вы просите?

— Ничего. — Его взгляд снова встретился с моим. — Я просто хотел, чтобы ты знала правду. Я не хотел, чтобы это осталось невысказанным между нами.

Я подумала, что может быть и другая причина, которая не ограничивается прояснением отношений со мной. Он хотел, чтобы я знала на случай, если он больше никогда не увидит своих сыновей. Чтобы я могла рассказать им о том, чем он поделился со мной.

Повисло молчание, и я не знала, что сказать или сделать. Тишину нарушил Валин.

— Уже почти время, не так ли?

— Да, — ответила я. — Надеюсь увидеть вас по другую сторону этого.

Улыбка вернулась, уменьшив некоторые из глубоких морщин.

— Увидимся.

Мы покинули поместье, Эмиль и небольшая орава гвардейцев короны, появившихся словно из воздуха, обошли меня с флангов. Валин протянул руку, коротко сжал мое плечо, когда мы приблизились к армии, ожидавшей на краю владений, а затем пошел вперед.

Узнав о моем прибытии, солдаты приложили руки с мечами к сердцу и поклонились. Давление их взглядов, их доверие утяжеляли мои шаги. Все мое тело гудело, но солоновато-ореховый привкус их решимости успокоил мои нервы. Не будет никаких громких речей, никакой помпезности или демонстрации власти. Они знали, что делать сегодня.

Я присоединилась к Киерану впереди, где он стоял рядом с Сетти и еще одной лошадью. Теперь за ним следовал только Эмиль. Королевские гвардейцы присоединились к дивизии.

Вольвен оглянулся через плечо. Холодный всплеск удивления донесся до меня, когда он повернулся, наблюдая за моим приближением.

— Что? — спросила я.

— Ничего, — ответил он, прочищая горло. — Мне не нравится то, что на тебе надето.

— Вступай в клуб.

— Это клуб, в котором я не хочу состоять. — Он отвернулся, глядя на бывшего короля, когда тот присоединился к Свену и Сиру. — Все в порядке? Я видел, как Валин вошел в твою комнату.

— Да. — Я взяла поводья Сетти у Киерана и, ухватившись за седло, взобралась на него. Когда я уселась, мое внимание привлек вид генерала вольвенов. Лизет пробивалась сквозь ряды солдат, направляясь к командующему королевской гвардией. Хиса останется с Валином и генералами, чтобы убедиться, что наши планы выполняются.

Хиса повернулась с лошади и прижалась к затылку Лизет. Ее пальцы запутались в белокурых прядях. От нее исходило беспокойство.

— Будь осторожна.

Вольвен прижалась лбом к лбу Хисы.

— Но храброй, — ответила она, целуя ее.

— Всегда, — подтвердила Хиса.

— Но храброй, — прошептала я, отворачиваясь. Мне это нравилось. Будь осторожен, но храбр.

И сегодня мы все будем такими.

ГЛАВА 13

Короткий путь в Сосновые земли, окружающие Оук-Эмблер, за основными рядами склонившихся деревьев, был тихим. Единственными звуками были щелканье хвойных игл и веток, разбросанных по дороге. Приглушенный солнечный свет придавал спокойствие, которое совершенно не соответствовало тому, что предстояло.

Я крепко сидела в седле, держа поводья Сетти так, как учил меня Кастил. Доспехи были тонкими и облегающими, особенно кираса, закрывающая грудь и спину, но не самыми удобными из всех, что я когда-либо носила. Но доспехи были необходимы. Возможно, мне удастся пережить большинство ранений, но я не собиралась быть излишне ослабленной, особенно если в итоге мне понадобится использовать эфир.

Эмиль ехал слева от меня и никогда не выглядел серьезнее, чем сейчас, непрерывно сканируя густые заросли деревьев. Киеран ехал справа от меня. Мы втроем ехали к Оук-Эмблер.

Так мне казалось.

Я хотела дать шанс тем, кто находится на Восходе, принять правильное решение. Появление армии сразу же поставило бы их в оборонительное положение, и вряд ли они открыли бы ворота и позволили бы всем желающим уйти.

Но мы были не одни.

Вольвены разошлись по лесу, двигаясь бесшумно в поисках солдат Солиса, возможно, спрятавшихся среди сосен.

Тяжесть давила на грудь, будоража пульсирующий в глубине души эфир, когда Сетти пересекал узкий ручей, перекинувшийся через дорогу, вздымая воду и рыхлую почву. Мы были на грани войны, когда Кровавая Королева убила Йена и захватила Кастила. Война началась, когда я убила короля Джалара. Но это… это была первая битва. Я крепче сжала поводья, а сердце сильно забилось.

Это происходит на самом деле.

Почему-то до сих пор я не понимала, чем это отличается от Массена. Это была настоящая война. Столько планирования и ожидания, а теперь это казалось сюрреалистичным.

Что, если никто не рискнет довериться нам? Что, если все они останутся в городе, даже Последователи? Мое сердце начало сильно колотиться, поскольку вероятность кровавой бойни, которую мне хотелось предотвратить, становилась все более вероятной с каждой минутой.

Я не могла отделаться от мысли, что, если бы Кастил был здесь, он бы сказал что-нибудь, чтобы разрядить обстановку. Он вызвал бы улыбку на моем лице несмотря на то, что нас ожидает. Он также, вероятно, сказал бы что-то, что раздражало… и в то же время тайно взволновало бы меня.

И ему определенно, определенно понравились бы доспехи и оружие.

— Там, — тихо посоветовал Киеран. — Впереди и слева от нас.

Слишком боясь позволить своему разуму строить догадки о том, что он видел, я осмотрела изломанный солнечный свет.

— Я вижу их, — подтвердил Эмиль в тот же момент, что и я.

Смертные.

Они шли по обочине грунтовой дороги, несколько десятков… может быть, даже сотня. Заметив нас, они замедлили шаг и отошли подальше от натоптанной дороги, давая нам широкий привал. Я попыталась вызвать в себе хоть какое-то подобие облегчения, но группа впереди не была достаточно большой, когда в Оук-Эмблере жили десятки тысяч людей.

Глубокий вдох, который я сделала, стер разочарование, засевшее в моих костях. Сотня была лучше, чем ни одного.

Эмиль направил свою лошадь ближе к Сетти, когда мы приблизились к группе смертных, многие из которых несли большие мешки на спинах и в руках. Уголком глаза я заметила, что он положил руку в перчатке на рукоять своего меча. Рядом со мной напрягся Киеран. Я знала, что он тоже приблизил руку к оружию.

Я открыла им свои чувства и почти пожалела об этом. Все, что я почувствовала — это почти непреодолимую смесь густой озабоченности и страха. Их черты отражали то, что они чувствовали… искаженные лица тех, кому, скорее всего, шел второй или третий десяток лет жизни. Смертные, прожившие столько лет под властью Вознесенных.

Они замедлили шаг, а затем остановились, молча глядя, как мы проезжаем мимо. Их взгляды устремились на меня, а некоторые в толпе были настолько обеспокоены, что проецировали свои эмоции, сгущая воздух вокруг нас. Мне удалось закрыть свои чувства.

После стольких лет, проведенных под запретом, я все еще не привыкла к этому. К тому, что меня видят. Каждый мускул в моем теле словно подергивался под таким количеством откровенных взглядов, и мне стоило всех усилий, чтобы не вздрогнуть.

Я не улыбалась, глядя на них сверху вниз. Не потому, что беспокоилась, что выгляжу глупо… что обеспокоило бы меня в любой другой ситуации, а потому, что мне казалось неправильным, когда никто не смотрел мне прямо в глаза, ни от страха, ни от неуверенности.

Никто, кроме маленького ребенка на краю группы.

Взгляд девочки встретился с моим, ее щека лежала на плече, как я предположила, ее отца. Мне было интересно, что она увидела. Чужака? Королеву со шрамом? Лицо, которое будет преследовать ее во сне? Или она увидела освободителя? Возможного друга? Надежду? Я смотрела, как мать, которая шла рядом с ними, положила руку на спину маленькой девочки, и подумала, не потому ли они пошли на этот риск. Потому что они хотели другого будущего для своей дочери.

— Поппи, — тихо предупредил Эмиль, привлекая мое внимание. Я притормозила Сетти.

Дальше мужчина отошел от бледнолицей женщины, которая держала на руках мальчика, едва достававшего до пояса ее кремового шерстяного пальто.

— Пожалуйста. Я не желаю вам зла, — мужчина говорил густо, слова торопливо слетали с его дрожащих губ. — Меня зовут Рамон. Мы только что прошли Обряд. Меньше недели назад, — сказал он. У меня сжался живот, когда он посмотрел на Киерана, а затем на Эмиля. — Они забрали нашего второго сына. Его зовут Абель.

Мой желудок сжался еще сильнее. Обряды проводились в одно и то же время по всему Солису… когда они действительно проводились. Иногда между ними проходили годы и даже десятилетия. Именно поэтому вторые сыновья и дочери отдавались Двору в разном возрасте. Так же, как и третьи дети, которых отдавали жрецам и жрицам. Я никогда не знала, чтобы два Обряда проводились водин год.

— Абель… он будет с остальными. В храме Теона, — продолжал мужчина. — Мы не смогли добраться до них перед отъездом.

Наступило понимание. Зная, чего он боялся, чего, вероятно, боялись и многие другие в этой группе, я обрела голос.

— Мы не будем атаковать храмы.

Облегчение мужчины было настолько сильным, что пробилось сквозь мои щиты, обдав меня ароматом весеннего дождя. Дрожь сотрясла мужчину и эхом отозвалась в моем сердце.

— Если… если вы увидите его… Он еще совсем малыш, но у него волосы, как у меня, и карие глаза, как у его матери. — Его взгляд метался между нами тремя, пока он стягивал ремни мешка и разрывал его.

Я подняла руку, останавливая Эмиля, когда он начал вынимать свой меч. Не подозревая об этом, Рамон копался в мешке.

— Меня зовут Рамон, — повторил он. — Его маму зовут Нелли. Он знает наши имена. Я знаю, что это звучит глупо, но клянусь богами, он знает. Можете отдать ему это? — Он вытащил пушистый коричневый мех. Маленький, пушистый плюшевый мишка. Оставив мешок на земле, он подошел, нервно поглядывая на Киерана и Эмиля, которые следили за каждым его движением. — Не могли бы вы отдать это ему? Чтобы он мог взять его, пока мы не вернемся за ним? Тогда он будет знать, что мы его не бросили.

Его просьба жгла мне глаза и перехватывала дыхание, когда я брала плюшевого медвежонка.

— Конечно, — прошептала я.

— С-спасибо. — Он сцепил руки вместе и поклонился, отступая назад. — Спасибо, Ваше Высочество.

Ваше Высочество…

Это прозвучало по-другому в устах смертного. Почти как благословение. Я посмотрела вниз на медведя, его мех был потрепанным, но мягким. Черные глазки-пуговки были плотно пришиты. От него пахло лавандой.

Я не была их королевой.

Я не была ответом на их молитвы, потому что эти молитвы должны были быть услышаны задолго до меня.

— Диана, — крикнул кто-то сзади Рамона, и моя голова дернулась вверх. — Наша вторая дочь. Диана. Они забрали ее во время Обряда, несколько месяцев назад. Ей десять лет. Можете передать ей, что мы ее не бросили? Что мы будем ждать ее?

— Мерфи и Питер, — крикнул другой. — Наши сыновья. Они забрали их обоих во время двух последних Обрядов.

Было выкрикнуто еще одно имя. Третья дочь. Второй сын. Братья и сестры. Имена выкрикивались в колючие ветви, эхом разносясь вокруг нас, и выражения Эмиля и Киерана становились жестче с каждым выкрикнутым именем. Имен было так много, что они превратились в хор душевной боли и надежды, но к моменту, когда было выкрикнуто последнее имя, мое сердце сжалось.

— Мы найдем их, — сказала я. И затем громче, когда часть меня глубоко внутри, рядом с этим холодным, полым местом, задрожала, я повторила:

— Мы найдем их.

Я схватила медведя, когда крики благодарности сменились именами… именами, которые я вдруг увидела высеченными на тускло освещенной холодной каменной стене.

— Есть и другие, — сказала женщина, стоявшая сзади, когда мы проходили мимо нее. — У ворот стоят другие, пытаются выйти.

Все эти имена затмили чувство облегчения. Мои плечи напряглись. В горле застрял комок, когда я подтолкнула Сетти вперед. Мне не хотелось думать о том, что заставило Кровавую Корону провести два обряда так близко друг к другу.

И что это означало.

Мы прошли несколько ярдов, прежде чем Эмиль заговорил.

— Я не знаю, что сказать по этому поводу. — Его янтарные глаза были стеклянными. Он прочистил горло. — Два обряда подряд? Это ненормально, верно?

— Не нормально, — подтвердила я, кладя медведя в сумку, пристегнутую к Сетти.

— Это не может быть хорошо. — Его челюсть сжалась.

Нет, не может быть.

— Не надо было ничего им обещать, — спокойно заявил Киеран.

— Я обещала, что мы найдем их. — Мой голос был густым, когда я потянулась к мешочку на бедре и сжала его, пока не почувствовала игрушечную лошадку внутри. — Это все, что я обещала.

Киеран посмотрел на меня, поймав мой взгляд.

— Мы спасем столько людей, сколько сможем, но мы не можем и не будем спасать всех.

Я кивнула. Но если они провели Обряд всего неделю назад, значит, была надежда. Шанс, что дети все еще живы.

Это то, о чем я твердила себе.

Сквозь поредевшие деревья маленькие фермы и домики стояли в жуткой тишине, двери и окна были заколочены. Не было видно ни одного животного. Никаких признаков жизни. Были ли хозяева дома? Или были убиты при нападении Жаждущих, ведь они жили за пределами Вала, каждую ночь рискуя жизнью, чтобы снабжать необходимым тех, кто находился в городе?

Спустя еще несколько мгновений я увидела Вал. Построенная из известняка и железа, добываемого на пиках Элизиума, массивная стена окружала весь портовый город. Стала видна та часть, которую я уничтожила до того, как меня остановила Прислужница. Облегчение охватило меня, когда я увидела, что это была не полная утрата. До него оставалось около десяти футов, а на верхней разрушенной части уже стояли подмостки. И все же чувство вины снова ошпарило меня изнутри. Я заставила его отступить. Погружение в свои угрызения совести должно было произойти позже.

Закрыв глаза, я стала искать уникальный, пружинистый и легкий отпечаток, принадлежавший Делано. Найдя его, я открыла путь. Реакция Делано была мгновенной — прикосновение к моему разуму.

— Мейя Лисса?

— Мы уже приближаемся к воротам, — сказала я ему.

Мы с вами.

Я открыла глаза.

— Делано и остальные знают, где мы.

И Эмиль, и Киеран подняли щиты с боков своих лошадей. Горстка стражников патрулировала, но я знала, что их больше, скорее всего, на земле под Валом. Но для тех, кто находился на крепости, солнечные блики были прямо на их пути. Они еще не заметили нас.

Скоро это изменится.

— Слышите? — Киеран наклонил голову, нахмурившись.

Сначала я не услышала ничего, кроме трепета крыльев в кронах деревьев и криков птиц, но потом послышались далекие вопли, а затем крики боли.

Мое сердце забилось быстрее.

— Должно быть, это те, кто все еще пытается уйти.

— Похоже, толпа немаленькая, что объясняет, почему на Вале так мало охранников, — заметил Эмиль, поднимая шлем и надевая его. — Пока что.

Киеран посмотрел на меня.

— Ты все еще хочешь дать им шанс?

Нет.

Я действительно не хотела.

Во рту снова появился привкус. Тот, который исходил из того тенистого, холодного места внутри меня. Вкус смерти. Он пропитал мое горло, когда я посмотрела на охранников. Они должны были знать, что делается, чтобы вызвать эти мучительные крики. Я хотела нанести удар.

Но это не входило в мои планы.

— Да. — Я подтолкнула Сетти вперед, и они последовали за мной, держа щиты наготове, когда мы прорвались сквозь деревья и вышли на расчищенную землю под Валом.

Стражник у башни быстро заметил нас. Он взмахнул стрелой в нашу сторону.

— Стоять! — крикнул он, и несколько стражников обернулись, нацеливая стрелы на парапет. — Не подходите ближе.

Сетти беспокойно шагал, пока я вела его к воротам. Адреналин бурлил во мне, ударяя сердце о ребра. Моя кожа гудела, а эфир пульсировал в ответ, посылая волну мурашек по затылку и шее. Каким-то образом мне удалось сохранить голос ровным, даже когда ужас, предвкушение и страх столкнулись друг с другом.

— Я хочу поговорить с командиром Вала.

— Кто ты такая, черт возьми, чтобы выдвигать такие требования? — крикнул другой стражник, когда я открыла свои чувства, позволяя им потянуться к стражникам.

— Возможно, они не видят гербов на щитах, — пробормотал Киеран, и щит Эмиля заглушил его фырканье. — Или тебе следовало надеть корону. — Пауза. — Как я и предлагал.

Корона лежала на своем месте, рядом с той, что предназначалась королю.

Моя рука крепче сжала поводья.

— Скажите своему командиру, что с ним хочет поговорить королева Атлантии.

Шок стражников был ледяным всплеском о небо моего рта.

— Чушь, — воскликнул один из них, но я также почувствовала сильное беспокойство. Они узнали белый цвет моей одежды и то, что он символизировал. Они должны были знать, что мы идем. — Ни одна королева не будет настолько глупа, чтобы маршировать прямо к нашим воротам.

Киеран взглянул на меня, его брови приподнялись.

— Возможно, ни одна из них не была настолько смелой, — предположила я.

— Нет. Ты не королева. Просто два атлантийских ублюдка и одна атлантийская сучка, — сказал светловолосый охранник.

— В какой-то момент, — сказал под нос Эмиль, — надеюсь, мы убьем и этого.

Щелчок тетивы был весьма громким и заглушил мой ответ.

Киеран двигался быстро, его рефлексы были намного отточеннее, чем у любого смертного. Он поднял щит за мгновение до удара сердца. Стрела ударилась о его поверхность.

— Они стреляли в тебя! — воскликнула я.

— Да, я знаю об этом. — Киеран опустил щит.

Моя голова вернулась к Валу, гнев нарастал.

— Сделаете это еще раз, и вам не понравится то, что произойдет.

— Тупая сука. — Стражник рассмеялся, потянувшись за очередной стрелой. — Что ты собираешься делать?

— Стой! — Стражник перемахнул через стену и схватил лучника за руку. Он выдернул стрелу из его руки. — Ты осел, — сказал он, когда стражник отдернул руку. — Если это действительно она, то твоя голова будет на колышке.

Если он выпустит еще одну стрелу, то не проживет достаточно долго, чтобы быть насаженным на какой-нибудь пик.

— Я хочу поговорить с командиром, — повторила я.

— Я весь во внимании, — раздался голос за секунду до того, как на вершине возвышения появился человек, белая мантия, ниспадающая с его плеч, была символом его положения. — Я командир Форсайт.

— Ну, посмотрите на это, — сказал Киеран. — Он пришел с друзьями.

Он прибыл со многими своими друзьями. Десятки лучников устремились к крепости, стрелы наготове.

— Королева Атлантии? — Форсайт опустил обутую ногу на край возвышения и наклонился вперед, положив руку на согнутое колено. — До меня дошли слухи, что ты была в Массене. Не уверен, что поверил в это тогда или сейчас.

Когда я носила вуаль Девы, никто не знал, что у меня есть шрам. Но после того, как я пропала, новости о моей внешности распространялись далеко, как средство опознания. С их позиции вряд ли они могли видеть мои шрамы, тем более что после моего вознесения они немного поблекли.

— Это она, — сказал один из новобранцев, лучник, стоявший дальше по склону. — Я был здесь в ту ночь, когда она повредила Вал. Я знаю ее голос. Никогда его не забуду.

— Похоже, ты произвела впечатление, — прокомментировал Киеран.

У меня было ощущение, что я произведу еще одно, так как ветер проносился по лугу, разнося зловоние города.

— Тогда вы знаете, на что я способна.

Форсайт оставил свою расслабленную позу, встав прямо.

— Я знаю, что ты собой представляешь. Ты заставила этих людей поверить, что пришла освободить их или запугать. Вызвав немало драмы, распространяя информацию, говоря им, что они должны покинуть защиту Вознесенных. Из-за тебя многие из них умрут на улицах, которые они называли своим домом. Из-за твоей лжи.

Сущность вспыхнула еще раз. Я сосредоточилась на командире, позволяя своим чувствам достичь его. Я ощутила то же самое, что чувствовала, когда проходила мимо наших солдат перед тем, как отправиться в Оук-Эмблер. Соленая решимость.

— Можно подумать, что сам герцог находится здесь, защищая свой народ, — возразил Киеран.

— Вознесенные чтят богов, отказываясь от солнечного света, — ответил Форсайт. — Но вам, жителям безбожного королевства, этого не понять.

— Ирония, — тихо проговорил Эмиль, — болезненна.

— Вы знаете, почему они не ходят под солнцем, — сказала я, сомневаясь, что командиры Валов не знают, что именно они защищают. Форсайт откинул голову назад, и я уловила слабый след чего-то кислого. Чувство вины? Я ухватилась за это. — Но ведь это вы здесь. Вы и ваши стражники… защищаете людей. Тех, кто хочет покинуть город, судя по всему. Причина не должна иметь значения, не так ли? Им должно быть позволено уйти.

— И ты, и я знаем, что это не так, Предвестница, — ответил командир, и я резко вдохнула, когда взгляд Эмиля переместился на меня. — Да, как уже сказал, я точно знаю, кто ты. Предвестница, несущая смерть и разрушение. Возможно, некоторые из этих людей убеждены в обратном, но я знаю лучше. Многие из нас знают.

Милостивые боги. Если бы людям Оук-Эмблера… Солиса, рассказали о пророчестве… В данный момент я не могла позволить себе думать о последствиях.

— Вы верите в пророчества?

— Я верю в то, что знаю. Однажды ты уже напала на нас, — сказал Форсайт. — Ты не спаситель.

В глубине души я понимала, что его не переубедить. Как и то, что не может быть никаких доводов для тех, кто верит, что я — Предвестница. Но я все равно должна была попытаться. — Тем, кто хочет уйти, не причинят вреда. Покиньте Вал, — приказала я, безмолвно умоляя их прислушаться ко мне. — Откройте ворота и позвольте людям выбрать то, что они хотят…

— Или что? Если бы вы могли снести ворота, то уже сделали бы это, — рявкнул командир. — Нет ничего, что могло бы разрушить эти ворота. — Он отвернулся.

Чувствуя на себе взгляды Эмиля и Киерана, я посмотрела на лучников, увидела, что многие обменялись нервными взглядами, но никто не двинулся с места. Я уже чувствовала, как эти следы врезаются в мою кожу. Мое сердце болело от того, что должно было произойти.

— Да будет так, — сказала я, позволяя своей воле разгореться внутри меня.

В ответ раздался далекий гул, перекликающийся с ветром.

ГЛАВА 14

Командир Форсайт остановился, когда стая птиц внезапно взвилась в небо, затем медленно повернулся. По всему Валу затихли стражники, глядя вверх, когда над соснами промелькнула тень. Раздались крики тревоги, когда сквозь череду деревьев прорвались и стали видны дракены.

С чешуей цвета пепла Найт был размером примерно с Сетти, чуть больше коня. Он расправил крылья цвета полуночи, замедляя свой спуск. От него исходил глубокий рев, подобный раскату грома, заставивший стражников и командира в бешенстве отступить.

— Слишком поздно для этого, — пробормотал Эмиль.

Я не отвернулась.

А хотелось.

Но я заставила себя наблюдать за конечным результатом моей воли.

Воронка огня и энергии окрасила мир в яркие цвета, когда Найт пронесся вперед, ударив хвостом воздух над строем. На мгновение командир и гвардейцы превратились в извилистые, извивающиеся тени. А потом, когда пламя отступило, они превратились в ничто.

Найт поднялся, стремительно выписывая дугу, когда на нас упала гораздо более крупная тень. Ривер опустился ниже, за ним последовал третий дракен, его зеленовато-коричневое тело было почти таким же большим, как у Ривера. Аурелия пролетела вдоль стены, выпустив огненную струю над Валом, и настигла стражников прежде, чем они успели добраться до лестницы. Поднялись вопли. Крики. Я не отворачивалась.

Ривер приземлился перед нами, от его удара наши лошади сделали несколько шагов назад. Он вытянул шею, выпустив огненную струю, которая ударила в ворота. Жар повалил на нас, и стена серебристого пламени взметнулась над железом и известняком. Ривер двигался, расправив крылья, продолжая поливать ворота огнем.

Затем пламя ослабло. Ривер взмахнул крыльями, поднимаясь в воздух, и на месте ворот осталась лишь выжженная земля.

Мой взгляд остановился на заполненном дымом проеме, когда дракены приземлились на Восход, их толстые когти впились в камень, и они уставились на город за его пределами. Теперь было тихо. Никаких криков. Никаких воплей.

Затем со стороны городской Цитадели раздался звук рога, потрясший в полной тишине. Ривер мотнул головой в ту сторону, но стал ждать. Найт и Аурелия тоже. Потому что мы ждали.

— Сквозь дым, — сказал Киеран. — Приготовьтесь.

Сердце колотилось, я потянулась к мечу у бедра, когда в дыму появилось несколько фигур, но Аурелия издала тихую трель. Я остановилась. Что бы это ни был за звук, он был нежным, не предупреждающим.

— Стойте, — сказала я, вглядываясь в дым, который медленно поднимался, открывая… — Боги. — Мое дыхание перехватило в груди, когда за воротами, в дыму, показалась толпа. — Тысячи, — прошептала я, мое горло сжалось, а на глаза навернулись слезы. Я знала, что не должна быть такой эмоциональной. Сейчас было не время, но я ничего не могла с собой поделать.

Киеран протянул свою руку к моей. Он сжал ее.

— Тысячи, — подтвердил он. — Тысячи будут спасены.

Сильное облегчение пронеслось во мне, когда они начали пробираться вперед, некоторые несли все, что могли, на руках и на спине, как те, кто ушел раньше. Некоторые несли только своих детей. Другие несли бремя пожилых смертных и больных. Раненые со свежей кровью и синяками на коже. Их шаги были нерешительными под пристальным взглядом дракенов, и они медленно приближались к нам. В воздухе витал страх, его горький привкус скапливался в горле. За ним последовала неуверенность, терпкая и лимонная, когда многие вздрогнули, впервые увидев очертания дракенов, частично скрытые поднимающимся дымом. Было также… что-то более легкое. Свежее. Благоговение. Потом я услышала шепот.

Дева.

Избранная.

— Все в порядке, — заверила я их хриплым голосом. — Идите к Массену. Там вы будете в безопасности.

Мне хотелось сказать больше, сделать больше, но я не могла принять их страх, хотя он был так похож на боль. Не у всех.

— Мама! Смотри! — закричал мальчик, указывая на дракена. Его глаза были наполнены удивлением, а не страхом, когда он тянулся и дергал за руку свою мать, пытаясь разглядеть, как они промчались мимо нас. — Смотрите!

Прошла благословенная вечность, прежде чем последние из смертных очистили Вал и начали пересекать поляну, чтобы войти в лес. Затем я почувствовала, как пружинистая кисточка коснулась моих мыслей. В глубине леса послышался ропот беспокойства тех, кто бежал из города. Я оглянулась через плечо. Пронзительный вой прорвал тишину, за ним последовал еще один и еще один, сотрясая игольчатые ветви. В воздухе зазвучали крики и призывы, когда вольвены пронеслись сквозь деревья мимо испуганных смертных, многие из которых застыли на месте, прижавшись к земле.

— Полагаю, это все, Ваше Высочество. — Эмиль переместил свою руку на щит.

Звук стучащих копыт… армии, приближающиеся к Валу, совпадал с темпом моего сердца. Мое внимание переключилось на замок Редрок, видневшийся вдали. Он возвышался на скалах, сверкая в солнечном свете, как запекшаяся кровь.

Вольвены прорвались сквозь строй деревьев, словно армия когтей и зубов. Сейдж вклинилась между мной и Эмилем, ее шерсть сверкала, как полированный оникс. Арден последовал за ней. Вонетта и Делано присоединились к ним, ведя волка в город.

Вдох, который я сделала, едва заполнил мои легкие, когда я крепче сжала поводья Сетти. Рядом со мной Киеран сдвинулся вперед, убирая один из своих мечей. Он посмотрел на меня. Наши взгляды встретились, и он кивнул. Я отстегнула арбалет.

— Пора. — Я уперлась коленями в бока Сетти, и его мощные копыта оттолкнулись от земли.

Мы помчались вперед, пронеслись через расчищенные ворота и вошли в Оук-Эмблер, в еще один город, который стоял между мной и Кровавой Королевой.

Огромные тени упали на нас в тот момент, когда мы выехали за пределы Вала. Я подняла голову и увидела, что над нами скользит Ривер, сопровождаемый Найтом и Аурелией. Они летели на высоте зданий, их крылья почти касались верхушек строений.

И тут раздался звук.

Вдалеке зазвучали горны. Тысячи лошадей обрушились на город позади нас, когда атлантийские армии хлынули через ворота, их копыта гулко стучали по мощеным улицам, а тяжелое, короткое дыхание отдавалось гулом. Ветер, вздымаемый крыльями дракенов, свистел над нами. Раздались далекие, слабые крики. Я никогда не слышала ничего подобного.

Мое сердце колотилось с ужасающей быстротой, когда я держала поводья Сетти и арбалет. От скорости лошади мои короткие пряди волос выбились из прически, отбрасывая их с лица, пока мы мчались по узким, извилистым улочкам, запруженным лавками и ветхими домами. Здания были в основном не видны, но я мельком увидела людей, забегающих в узкие переулки, и тех, кто стоял перед своими заведениями с деревянными мечами или дубинами и жалкими щитами, готовый умереть, чтобы защитить свои средства к существованию, пока мы скакали мимо них, перепрыгивая через забытые повозки и телеги. Мы наводнили нижний район Оук-Эмблера с одной целью. Замок Редрок.

Извилистые улицы расширялись, становились менее людными, и вольвены быстро рассредоточились, теперь их когти впивались в землю и камень. Вблизи внутренней части Оук-Эмблера дома были больше и расположены на большем расстоянии друг от друга, а заведения располагались в новых зданиях. Улицы были усеяны фонарными столбами. Брусчатка уступила место пышным лужайкам и узким ручьям, и все это… у подножия сверкающего черным храма Теона и багрового камня замка Редрок.

А трубы — проклятые трубы — продолжали трубить.

Впереди сверкал в лучах солнца каменный мост, как полированная слоновая кость, а на другой стороне широкого, но неглубокого ручья солнце отблескивало от… рядов щитов и мечей. Толпа стражников и солдат. Они ждали. Основная часть охраняла дома Вознесенных и самых богатых жителей Оук-Эмблера.

Всех остальных оставляли на произвол судьбы.

Во рту пересохло, а желудок скрутило, когда ужас столкнулся с адреналином, отскакивая и отталкиваясь друг от друга, до тех пор, пока моими действиями не стал руководить только инстинкт.

— Поднять щиты! — крикнула Хиса сзади. — Поднять щиты!

В воздух взметнулся залп стрел, странно напомнивший мне птиц, взлетающих из сосен. Все замедлилось — мое сердце, мое тело и окружающий мир. Или же все ускорилось настолько, что казалось медленным. Пролетая над нами, дракены поднимались в стороне от стрел, когда мы скакали к месту, где солдаты и стражники Солиса укрепились на другой стороне моста, вне досягаемости стрел, которые вылетали и падали вниз, разбиваясь о камни, щиты и…

Я отключила свои чувства, заблокировав их глубоко внутри, когда вольвены устремились к ручью. Мы последовали за ними, расплескивая воду в воздух.

— Черт! — Киеран откинулся назад, когда линия солдат на другой стороне ручья двинулась в строй, втыкая кроваво-красные щиты в землю, ставя их бок о бок, чтобы они образовали стену под линией мечей, которые пронзали плоть и лошадей, и вольвенов.

В толпе вольвенов и брызгах воды мой взгляд отыскал Вонетту, а затем Делано, опередивших остальных и почти наполовину пересекших ручей. Они не замедлились. Они не проявляли страха, идя вперед, навстречу тому, что для некоторых будет означать ранение и, возможно, даже смерть.

Я не могла этого допустить.

Я взглянула на дракенов, и они откликнулись прежде, чем я успела закончить мысль.

Найт оторвался от остальных, сделав резкий поворот. Он опустился перед вольвенами. Последовала вспышка мощного серебристого света, а затем огненный поток пронесся над шеренгой солдат.

Крики. Вид солдат, опускающих щиты и оружие, спотыкающихся и бьющихся, когда огненная энергия прожигала их доспехи и одежду, кожу и кости, был ужасен. Найт поднял голову, когда большая воронка огня обрушилась вниз, прорезая вторую и третью линии стражников, очищая путь и оставляя лишь облако пепла и углей, когда мы пересекали ручей. Я не могла думать о том, из чего состоит пепел, осевший на моих руках, щеках и шерсти вольвенов. Об этом надо будет подумать позже.

Еще один залп стрел прошел под углом ниже. Ривер резко ушел в сторону, подняв ветер взмахом своего колючего хвоста. Стрелы пронзили воздух, когда Киеран погнал своего коня к Сетти и наклонился, поднимая щит. Мой мир потемнел, а сердце заколотилось при звуке стрел, ударившихся о щит Киерана.

— Спасибо, — вздохнула я.

Киеран одарил меня дикой ухмылкой, выпрямившись, и только потом потянулся вниз, чтобы схватить упавшее копье, опаленное огнем дракена.

— Сейчас будет грязно, мейя Лисса.

И так оно и случилось.

Территория храма Теона, внушительная крепостная цитадель, земли между ними и внутреннее возвышение вокруг замка Редрок превратились в поле боя.

Вольвены прыгали на солдат и стражников, отбивая их щиты и мечи в сторону, когда они валили их на землю, обрывая истошные крики. Атлантийские солдаты хлынули на землю, их бело-золотые мундиры резко контрастировали с храмом из камня теней. Их золотые мечи звенели о железо, когда они входили во двор храма.

На задворках сознания я поняла, что это была совсем другая бойня. Силы Оук-Эмблера были значительно превосходящими по численности.

У Раварелей были разведчики, они должны были иметь представление о численности наших армий. Они должны были знать, насколько безрезультатно это для них. И все же они допустили это вместо того, чтобы сдаться.

Эмиль и Киеран ударили своими мечами, мы двинулись вперед, дракены последовали за нами. Вскоре к нам присоединились Вонетта и Делано, а также Сейдж и еще несколько вольвенов. Мы пересекли дорогу и двинулись в путь, взбираясь на поросший деревьями холм, на котором возвышался замок Редрок. Солдаты и стражники спешили через ворота внутреннего Вала.

— Лучники, — крикнул Эмиль, поднимая свой щит, когда с крепостной стены внутреннего Вала обрушился залп стрел, вонзаясь в дорогу, щиты и тела. У меня перехватило дыхание от криков, когда стрелы попадали точно в цель.

— В укрытие! — крикнула я вольвенам, когда Ривер скользнул вперед, его тень упала на стражников, которые судорожно пытались закрыть ворота на внутреннем Вале. Найт и Аурелия последовали за ним, когда несколько лучников, стоявших там, повернулись к небу.

Некоторые из вольвенов бросились к деревьям, уворачиваясь от стрел, а другие столпились возле тех, кто упал. Инстинкт подстегнул мои действия. Я обратилась к эфиру, бурлящему в моей груди. Сущность откликнулась сразу же, наполняя мои вены и сжигая почти болезненные толчки адреналина, когда несколько лучников прицелились в раненых вольвенов и тех, кто их охранял.

Я не беспокоилась о том, насколько использование силы ослабит меня, и не позволяла себе размышлять о том, кто эти лучники на стене. Это была война. Я постоянно напоминала себе об этом. Это была война.

В моем сознании образовалась серебристая паутинка эфира, обволакивающая лучников на стене и проникающая в них. Я не понимала, что именно он делает, что делаю я, пока во рту стоял металлический привкус. Все, что было известно, это то, что я хотела, чтобы это было быстро и как можно более безболезненно. И я думала, что так оно и есть. Они не издали ни звука, когда рухнули там, где стояли в бойницах, падая то назад, то вперед, замертво, не успев упасть на землю за огражденной стеной.

Такая сила…

Это немного ошеломило меня, когда я втянула эфир обратно, но не было времени зацикливаться на этом. Ворота закрылись, а стражники и солдаты снаружи бросились к вольвенам.

Во внутренних воротах было по крайней мере в четыре раза больше солдат и стражников, защищавших замок Редрок и Вознесенных, которым не было дела до тех, кто остался снаружи. Они пытались переждать это за стенами такой же толщины, как и на внешнем Вале — камень защищал их от вторжений и людей, над которыми они властвовали, позволяя богам знать, что творится за ними.

Я вспомнила дворец в Эваемоне, где ни одна стена не отделяла Корону от ее народа, и мое чувство удивления, когда я увидела, насколько Корона была доступна.

Внимание привлек мелькнувший огонек. Я подняла арбалет, выровняла его, как учил меня Кастил по дороге в Конец Спессы. Я прицелилась, выпустив болт толще стрелы.

Он попал точно в цель, зацепив одного из стражников прежде, чем тот успел добраться до Вонетты. Она промчалась мимо него, когда он упал назад, а затем подпрыгнула в воздух, сбив еще одного стражника. Я нашла в небе Ривера.

— Уничтожь его, — прошептала я, нацеливая арбалет на солдата, проносящегося по земле, направляясь к Делано. — Уничтожь внутренний Вал.

Я выстрелила, поразив человека. Его тело подкосилось, когда белый вольвен вцепился в руку стражника, замахивавшегося мечом на раненого вольвена. Делано дернул воющего человека назад, резко вывернув ему голову. Красный цвет брызнул и окрасил снежный мех.

— Отступаем, — крикнул Киеран вольвенам, а я обратилась через нотам ко всем, к кому могла.

— Отступайте!

Вольвены обступили стену и отступили, когда Ривер прорвался сквозь солнечные блики, резко пикируя над внутренним Валом. Воронка сильного огня выплеснулась наружу и врезалась в камень. Куски камня взорвались под ее мощью. Сверху хлынул еще один поток огня, а затем и третий… дракены пролетели над стеной, за которой прятались Вознесенные, и уничтожили строение, так что между замком Редрок и людьми не осталось ничего, как и должно быть.

Когда дым и обломки осели, я подтолкнула Сетти вперед. Вольвены выскочили из-за деревьев, и, как ни глупо это было, я затаила дыхание, пока мы не пересекли разнесенный в щепки каменный двор. Выдохнув, я окинула взглядом солдат и стражников, спешивших через двор, и направилась к главным дверям замка, замурованным железом…

Киеран остановил свою лошадь и наклонился, схватив поводья Сетти. Моя голова дернулась, когда зеленовато-коричневый дракен приземлилась во дворе прямо перед нами, ее хвост пронесся в нескольких дюймах от носа наших лошадей.

— Боже правый, — прохрипел он. — У них нет чувства восприятия пространства.

Действительно нет.

Огромные крылья Аурелии взметнулись назад, и она вытянула голову вперед, выпустив в стражников струю серебристого огня, который уничтожил огромную их часть. Дракены должны были устать, и я понятия не имела, как они восстанавливаются.

Наверное, стоило задать этот вопрос.

Еще несколько десятков стражников обогнули замок, заполонив внутренний двор.

— Я отзываю дракенов, — сказала я, и Киеран не стал спрашивать почему, так как Аурелия повернула голову в мою сторону.

— Иди, — настоятельно потребовала я. Лучники не представляли угрозы, так как в башнях Редрок, обращенных вперед, не было видно стрел. А те, кто был на внутреннем Вале… ну, они больше не представляли опасности. — Найдите безопасное место для отдыха.

Она издала грубый, глубокий хриплый звук, но поднялась. Я видела, как Ривер и Найт сделали то же самое, но не ушли далеко. Найт и Аурелия отступили к массивным дубам, к скалам и валунам вдоль обращенных к морю утесов двора. Но Ривер…

Он подлетел к одному из багровых шпилей и вонзил когти в камень, подняв в воздух тонкий туман пыли. Вытянув шею, он посмотрел вниз на двор, издав оглушительный рев, от которого многие солдаты разбежались в разные стороны, а другие остановились на месте, прикрыв головы щитами.

— Найти где-нибудь место для отдыха? — Эмиль посмотрел на меня, его золотые глаза расширились. — И он выбрал это?

— Это было не совсем то, что я имела в виду, когда говорила об этом, но Ривер… остается Ривером.

Киеран фыркнул, когда я перевела взгляд на солдат, занявших свои места перед широкими ступенями, ведущими к дверям замка Редрок. Их должно было быть не меньше сотни, щиты стояли рядом, копья были наготове. Они не двинулись с места, когда вольвены пробирались вперед, за остатки стены.

Позади нас наши армии преодолели холм и влились во двор. Я заметила Валина, его бронированная грудь была забрызгана кровью. Хиса скакала рядом с ним, ее грудь тяжело вздымалась и опадала. От их вида меня охватило облегчение.

Киеран направил своего коня вперед, меч наготове.

— Мы сражаемся не с вами. А с теми, кто стоит за этими дверями. Сдавайтесь, и вам не причинят вреда. Так же, как не причинили вреда тем, кто покинул город.

Я повернулась к щитам и копьям, держа арбалет наготове.

— Мы клянемся вам в этом.

Стражники и солдаты не двинулись с места, но я увидела, как несколько человек опустили копья. Пожалуйста, подумала я. Пожалуйста, просто послушайте.

Ривер выпустил со шпиля дымное дыхание и грохочущий рык, созвучный с рычанием вольвенов на земле, которые оскалились и обнажили острые, обагренные кровью зубы, вышагивая перед солдатами, лица которых были слишком молоды, чтобы принадлежать тем, кто держал строй. Они не должны были умереть сегодня.

Многие из тех, кто уже умер, не должны были этого делать.

Открыв им свои чувства, я сразу ощутила солоноватый привкус недоверия и горький привкус страха, когда они уставились на меня… на того, кого они, вероятно, считали ложным богом.

— Когда-то я была Девой, Избранной, но ни один бог не избрал меня, — сказала я им, пристегивая арбалет к одному из ремней Сетти. — Вознесенные выбрали меня, потому что знали, кто я.

Я облачилась в белое, чтобы напомнить людям о том, кто я.

Пришло время показать им, кем я стала.

Позволить сущности Первородного бога выйти на поверхность было все равно, что снять золотые цепи и приподнять вуаль. Чем больше я позволяла этому происходить, тем больше это казалось… естественным. Не думаю, что это может ослабить меня, потому что я чувствовала, что больше не скрываю свою сущность. Это было почти облегчение.

Гул в моей груди пульсировал и бился в венах. Гул силы перешел на мою кожу, где появилась серебристо-белая аура.

Волна удивления, словно ледяной дождь, обрушилась на стоящих передо мной.

— Я не Предвестница. Во мне течет кровь Короля Богов, а те, кто живет в этих стенах, не говорят ни с одним богом… или от их имени. Они — ваши враги. Не мы.

Никто не двинулся с места.

А потом…

Щиты и копья со звоном упали на каменные ступени, когда они сдались.

Волна облегчения, которую я почувствовала, была настолько сильной, что немного кружилась голова. Втянув эфир обратно, я потрепала Сетти по шее, а затем перекинула ногу через седло и слезла. Эмиль и Киеран быстро последовали за мной, а я прошла вперед, мои бедра болели от напряжения, в котором я находилась все это время.

Под пристальными взглядами вольвенов и Ривера мужчины смотрели, как я приближаюсь к ним. Несколько человек опустились на колени, сложив дрожащие руки на груди и на земле. Другие стояли, словно в оцепенении.

— Все, что мне сейчас нужно знать, это где в замке находятся Раварели и Вознесенные, — сказала я.

— В покоях. — Молодой человек в черной одежде Стража Вала вздрогнул, когда заговорил. — Они бы пошли в подземные покои.

***

Пока Вонетта вместе с несколькими другими отправилась охранять храм Теона и в надежде найти детей, я спустилась в покои под замком Редрок с Киераном, Эмилем и несколькими вольвенами, в то время как Валин обыскивал Редрок с Хисой и несколькими солдатами.

Я не стала смотреть дальше багровых знамен с королевским гербом и коридора, ведущего в Большой зал. Я не могла. Меньше всего мне нужно было напоминать о том, где Йен испустил свой последний вздох.

И где я в последний раз видела Кастила.

Итак, мы направились прямиком в зал, через который нас провела Прислужница в прошлый раз, когда мы были здесь. Страж Вала, который говорил снаружи, вел нас, а я все думала о том, что видела в одной из подземных комнат.

Клетку.

Моего отца.

Я прекрасно понимала, что вряд ли он все еще там. Я даже не понимала, зачем Избет вообще взяла его с собой, но сомневалась, что она оставила его там.

— Продолжай идти, — холодно посоветовал Эмиль, когда Тасос, охранник, замедлил шаг, когда мы спускались по узкой лестнице.

— Простите. — Тасос прибавил шагу, когда Арден в своем обличии вольвена подтолкнул его. — Просто здесь должны быть охранники. — Он сглотнул. — По крайней мере, десять из них.

Я взглянула на Киерана. Это было странно.

— Они могли присоединиться к бою снаружи?

— Нет. Они получили приказ блокировать лестницу, — сказал нам Тасос. — Это единственный путь в подземные камеры изнутри.

— Возможно ли, что они переместились в ту часть, через которую мы пробрались? — Деланно прошептал вопрос в моих мыслях, пока мы огибали изгиб лестницы.

И тут нас настигла вонь.

Тошнотворно-сладкий запах смерти.

— Что…? — Тасос запнулся, когда мы вошли в узкий, освещенный факелами зал.

— Черт, — пробормотал Киеран, когда я по привычке потянулась за кинжалом на бедре, вместо того чтобы достать мечи.

Красный. Так много красного. Он расплылся по каменному полу, забрызгал стены и скопился под телами.

— Что ж, — протянул Эмиль, глядя на упавший меч из кровавого камня. Несколько таких мечей были разбросаны вокруг. — Я полагаю, это стражники.

— Да, — проворчал Тасос, стоя на месте, уперев руки в бока.

— А Вознесенные могли бы это сделать? — спросил Эмиль, оглядываясь на меня.

Тасос резко повернул голову в его сторону, и его удивление ледяной волной отозвалось у меня в горле. Было ясно, что он понятия не имеет, что такое Вознесенные.

— Я не понимаю, зачем им это делать. — Я шла вперед, даже не пытаясь избежать крови. Это было бы невозможно. Эмиль, как всегда, шел вплотную за мной.

Киеран опустился на колени возле одного из упавших охранников.

— Не думаю, что это дело рук вампиров.

— Вампиров? — прошептал Тасос.

В этом царстве не было достаточно времени, чтобы объяснить, что такое Вознесенные. Никто из нас не потрудился.

— Посмотри на это. — Киеран поднял обмякшую руку, когда к ним присоединился Делано. Черная форма была порвана и изодрана, обнажая кожу, которая пострадала не лучшим образом.

Я напряглась. Даже в мерцающем свете факела и то узнала раны. Я видела их на своем теле. Зазубренные следы укусов. Четыре пары клыков. Я повернулась, осматривая другое тело. В животе забурчало, и я тяжело сглотнула. Грудь мужчины была изрезана когтями, обнажая розовые мышцы и ткани.

Крошечные волоски поднялись по всему телу, когда я вытащила вольвений кинжал.

Уши Ардена прижались, и он издал рычание, которое гулко разнеслось по коридору, когда он крался вперед, один шаг, затем два. В тот же миг голова Киерана метнулась в ту сторону, где раздваивался коридор. Губы Делано оттопырились, и он зарычал во все горло.

Они почувствовали это раньше, чем мы увидели… извивающиеся нити, выползающие из коридора впереди и вливающиеся в коридор.

Туман.

И только одна вещь может быть в нем. То же самое, что ответственно за эти раны.

Жаждущие.

ГЛАВА 15

Виктер однажды сказал мне, что, по его мнению, туман был не просто щитом, скрывавшим Жаждущих. Это было то, что наполняло их легкие, поскольку они не дышали. Он просачивался из их пор, поскольку они не потели.

Тогда это не имело для меня смысла, но теперь, после того как я увидела первобытный туман в горах Скотос и снова в Илизеуме, мне пришлось задуматься, а не был ли Виктер в чем-то прав. Если этот первобытный туман как-то связан с тем, что окружает Жаждущих.

Я подумаю об этом позже, когда туман не будет заполнять конец зала, поднимаясь на полпути вверх по стенам. Внутри него виднелись темные фигуры. Много темных фигур…

Арден рванулся вперед, устремляясь в туман.

— Нет! — крикнула я.

Но было слишком поздно. Туман поглотил его, а его рычание затерялось в леденящих кожу криках.

— Черт! — Киеран схватил упавший меч из кровавого камня, отбросив один к Эмилю. Он поднялся.

Я схватила Тасоса за воротник, отталкивая лишенного оружия стражника назад, пока Эмиль выхватывал копье с лезвием из кровавого камня.

— Не подходи, — приказала я, не доверяя охраннику, что он подберет оружие и применит его против Жаждущих, а не против одного из нас.

Жаждущий бросился вперед… невероятно быстрый и невероятно свежий. Под измазанным кровью лицом кожа мужчины имела серую бледность смерти, а под багровыми глазами уже залегли тени. Но черная туника и брюки не были потрепанными. Из тумана вырвался еще один, издав пронзительный вой. Это была женщина, одетая так же, как и мужчина. Затем еще одна и еще. Ни у одного не было ни клочков волос, ни участков кожи, которые бы отсутствовали или свисали.

У всех были зияющие, ужасные раны на горле.

— Чертов… — Эмиль сменил хватку копья. — Ублюдок. — Он метнул его, попав в грудь мужчине Жаждущему.

Существо взвизгнуло, падая назад. На его место встал другой, а я помчалась вперед, подставив руку под подбородок Жаждущего. Облитые кровью зубы оскалились. Девушка… боги, она была моего возраста, может, даже моложе. Она была бы красивой, если бы не темные вены, расходящиеся от укуса на ее горле и покрывающие щеку.

И тот факт, что она была практически мертва.

Я вонзила кровавый камень в ее грудь, и тут же меня пронзила горячая, жгучая боль. Боль, которая не была моей. Арден. Выдернув кинжал, я отскочила назад, когда Эмиль отбросил безголового Жаждущего в сторону.

Делано перепрыгнул через Эмиля, в то время как атлантиец наклонился, чтобы достать меч из кровавого камня, и упал на грудь Жаждущего. Он впился в него когтями, пока я отчаянно искала в тумане хоть какие-то признаки Ардена. Я не могла расслышать его за этими богом забытыми воплями.

С замиранием сердца я вонзила кинжал в грудь Жаждущего, напрягая все свои чувства в поисках уникального отпечатка Ардена. Он был соленым, как море, и напоминал мне о бухте Сайона. Я не могла найти его. Не могла почувствовать его. Расцвела паника.

Киеран выругался, прорубаясь сквозь Жаждущих, и, извернувшись, бросился на одного, когда другой отскочил от стены. Стреляя вперед, я выставила ногу вперед и вверх, всаживая стопу в брюшную полость Жаждущего. Я старалась не думать о том, почему он не развалился под действием силы, как это сделал бы сгнивший Жаждущий, о том, что этот пожилой мужчина с кровавыми линиями улыбки на лице, должно быть, был жив еще накануне. Я пнула Жаждущего в стену. Он закричал, когда я бросилась на него, и я оборвала звук прямым ударом в голову. Кружась, я всколыхнула туман у своих бедер.

— Спасибо, — пробурчал Киеран.

— Нам нужно найти Ардена. — Я проскочила мимо него, резко вдохнув, когда за меня схватился Жаждущий. Я увернулась от его руки, затем повернулась и вонзила кинжал в основание шеи существа, перерезав ему спинной мозг. Затем повернулась, вглядываясь в густой, клубящийся туман.

Трое Жаждущих стояли на коленях, тесно прижавшись друг к другу на полу, над чем-то когда-то серебристо-белым, а теперь… красным.

Мое сердце остановилось. Нет. Нет. Нет.

Ужас толкнул меня вперед. Схватив в охапку волосы, я дернула одну из Жаждущих назад, всадив лезвие ей в шею. Ее оскаленный рот блестел от крови. Подавив крик, я схватила другого и отбросила его в сторону. Киеран был рядом, вонзая свой меч в голову Жаждущего. Эмиль бросился вперед, его клинок пронзил шею третьегоЖаждущего, когда я упала на колени рядом с Арденом.

— О, боги, — вздохнула я, выронив кинжал. Арден дышала слишком быстро, а раны, укусы…

— Охраняй ее, — приказал Киеран, опускаясь на залитый кровью пол напротив меня.

Делано прижался к моей спине, пока Эмиль кружил вокруг нас. Я погрузила руки в густой мех Ардена, чувствуя, как вздымается его грудь, а затем замирает. Никакого вдоха. Ничего. Мое сердце бешено заколотилось. Взгляд метнулся к его голове, когда туман вокруг нас медленно рассеялся. Глаза Ардена были открыты, бледно-голубые и тусклые. Его взгляд был неподвижен.

— Нет, — прошептала я. — Нет. Нет.

— Черт, — взорвался Киеран, качнувшись вперед и положив руку на шею Ардена. — Блядь.

Я знала, что сказал Ривер, но должна была попытаться. Я должна была, потому что не могла опоздать. Острые теплые мурашки пробежали по моим рукам, распространяясь по пальцам, когда я вызвала сущность Первородного. Серебристо-белое сияние пробилось сквозь мех…

Оставшийся Жаждущий застонал, звук стал сильнее и громче, чем прежде. Эмиль зарычал, и я почувствовала, как он споткнулся, а затем словил себя. На пол рядом с нами упало тело, а затем голова. Направляя эфир в тело Ардена, я послала всю свою волю. Дыши. Живи. Дыши. Я повторяла эти слова снова и снова, как в случае с маленькой девочкой, которую сбила карета. Аура распространилась по его телу сверкающей паутиной, а затем проникла сквозь свалявшийся мех в разорванную кожу и ткани. Я не опоздала. Я не могла опоздать. Дыши. Дыши. Я направила все чудесные и счастливые воспоминания, которые у меня были, на свои усилия. О нас с Йеном на пляже с людьми, которые всегда будут нашими родителями. Как я стояла на коленях в рыхлой земле, как мне на палец надевали кольцо, а я смотрела в прекрасные золотые глаза. Весь мир за моими закрытыми веками стал серебристо-белым, а эфир пульсировал и вспыхивал глубоко внутри меня…

— Поппи, — прошептал Киеран.

Ничего не происходило.

Пронзительные крики прекратились.

Сердце заколотилось, я посмотрела в глаза Ардена. Они оставались пустыми и безжизненными. Его грудь не двигалась. Я надавила сильнее, руки дрожали, когда туман отступил и рассеялся. Кровь. Было так много крови.

Рука Киерана соскользнула с Ардена и легла на мою.

— Поппи.

— Я хотела, чтобы это сработало. Я хотела… — Неистовый крик сорвался с моих губ.

— Остановись, — тихо приказал Киеран, поднимая мои руки… мои руки, измазанные кровью. Он прижался губами к моим костяшкам. — Его больше нет. Ты знаешь это. Его больше нет.

Я вздрогнула, когда Делано повернулся и, скуля, подтолкнул лапой Ардена. Злость застыла у меня в горле, терпкая и острая. Она исходила от них. Она исходила от меня, когда шерсть поредела, и показалась бледная, налитая кровью кожа. Арден вернулся в свою смертную форму.

Вытянув руки, я откинулась назад, закрыв глаза. Слезы жгли мне горло. Я не знала Ардена так хорошо, как некоторых других, но в Эваемоне он стал моей тенью. Я узнала его получше. Он мне нравился. Он не заслуживал этого.

Остальные немного отступили, все, кроме Киерана и Делано. Они остались со мной и Арденом, пока я стояла на коленях, закрыв глаза от горя… ледяного, обжигающего… и от этой пустоты во мне… прохладной и темной.

— Эти Жаждущие были Прислужниками, — сказал Эмиль, его голос был грубым. — Разве нет?

— Да, были, — ответил Тасос. — Это Джасиэлла. И Рубенс. Вчера они оба были живы. Как и… — Тасос продолжал, перечисляя имена тех, кто служил Вознесенным.

— Они сделали это, — тихо сказал Киеран. Его гнев, горячий и одновременно холодный, потянулся ко мне, сталкиваясь с моей нарастающей яростью.

Проведя рукой по руке Ардена, я открыла глаза. Они были сухими. Едва-едва.

Белая аура за зрачками Киерана ярко светилась, и во рту снова появился вкус. На этот раз он пульсировал в моей груди, в сердце, в самой сердцевине моего существа.

— Найдите их, — выдохнула я, нащупывая свой кинжал. — Найдите их и приведите ко мне.

***

Было обращено еще больше слуг, но они успели выбраться из подземных комнат, каким-то образом избежав солнечного света. Валин и Хиса расправились с несколькими на втором и третьем этажах замка Редрок.

Нам повезло, что мы не заметили их, когда выходили на лестницу.

Пока не пропустили.

Я уставилась на Ардена, который лежал, окутанный белой пеленой, рядом с охранниками и мертвыми Жаждущими. Я сосчитала их. Восемнадцать. Вознесенные обратили восемнадцать смертных. Некоторые из них выглядели так, будто сопротивлялись. Я видела это по ушибленным костяшкам пальцев и сломанным ногтям. Обращенные смертные будут удостоены тех же почестей, что и все остальные.

По залу раздались шаги, и я повернулась от тел, увидев Эмиля и Валина.

— Вы нашли Вознесенных?

Валин покачал головой.

— Думаю, они покинули город.

Киеран выругался, когда Эмиль кивнул.

— Эти ублюдки обратили слуг, устроили ловушку и ушли.

Мои губы разошлись.

— Как мы можем быть уверены?

— Мы проверили все помещения здесь, внизу, и обыскиваем дома у внутреннего Вала, чтобы выяснить, не находятся ли они под землей, — сказал Валин, его черты лица напряглись. — Но я считаю, что они ушли.

Каждая часть меня сосредоточилась на нем, и когда я потянулась своими чувствами, щит вокруг него стал еще толще.

— Что вы нашли?

Долгое время никто не отвечал, а потом Валин сказал:

— То, что я могу только предположить, было посланием.

— Где?

— В камере в конце левого коридора, — ответил он, и я пошла вперед, а Делано — следом за мной. Валин поймал меня за руку, когда я проходила мимо него. — Не думаю, что ты хочешь это увидеть.

В глазах расцвел ужас.

— Но мне нужно.

Он выдержал мой взгляд, затем отпустил мою руку и тихо сказал Киерану:

— Она не должна этого видеть.

Киеран не пытался остановить меня, только потому, что знал, что так будет лучше.

В коридоре было тихо, пока я шла к открытой комнате, мягко освещенной несколькими свечами, которые уже были расставлены на полу. Мои шаги замедлились, когда я приблизилась к устью комнаты, и я остановилась, увидев, что там внутри.

Сначала я увидела ноги.

Десятки ног, плавно покачивающиеся среди ящиков с вином. Помедлив, я подняла голову. Стройные икры. Следы укусов на коленях, на внутренней стороне бедер. Я содрогнулась. Разорванные запястья. Растерзанные груди. Белая вуаль. Золотые цепи, удерживающие вуаль на месте, золотые цепи, прикрепленные к потолку, удерживающие их на месте.

Киеран застыл рядом со мной, а Делано прижался к моим ногам. Я не могла дышать. Не могла ни думать, ни чувствовать ничего, кроме бушующей стихии, кипящей ярости. Эти люди… эти девушки…

Я прижала дрожащую руку к животу, когда увидела слова на стене позади них, освещенной рядами свечей. Слова, написанные засохшей кровью цвета ржавчины.

«Все, что вы освободите — это смерть».

Рука одной из девушек дернулась.

Я сделала резкий шаг назад, и тогда Киеран двинулся следом, обхватив меня за плечи. Он не оставил мне выбора, ведя прочь из камеры и от дверей. Я бы не стала с ним бороться, потому что это было бы…

Отстранившись от Киерана, я прислонилась к стене и закрыла глаза. Я остановилась.

Я все еще видела их, тела, обескровленные.

— Поппи. — Голос Киерана был слишком мягким. — Они…

— Я знаю, — выдохнула я, и желудок сжался. Они станут Жаждущими. Они уже должны были быть близки к этому.

— Мы позаботимся об этом. — донесся до меня хриплый голос Эмиля. — Мы накроем их тела и сделаем это быстро. Они скоро обретут покой.

Мой рот был слишком мокрым.

— Спасибо.

Не было ничего, кроме тишины, пока я сосредоточилась на том, чтобы загнать сущность… ярость, вниз. Она толкалась в мою кожу, и на краткий миг я представила, как она вырывается наружу, уничтожая замок. Город. Но даже тогда этот взрыв энергии не смог бы унять ярость. Я тяжело сглотнула, сдерживая себя. Это было нелегко. По мне пробежала дрожь.

Делано прислонился к моим ногам, его беспокойство скопилось вокруг меня.

— Поппи?

— Я в порядке, — прошептала я, потянувшись вниз, чтобы коснуться его макушки. Я сделала глубокий вдох, открыв глаза только тогда, когда…

Когда ничего не почувствовала.

***

— Почему ты лег там? С Делано?

Я остановилась у подножия круглых ступеней храма Теона и посмотрела на Киерана. Там. В тех покоях под землей, где Арден испустил свой последний вздох. Туда, где питались и превратили слуг в Жаждущих. Туда, где девушки оставили то послание.

Там осталось несколько следов.

И у меня было чувство, что до конца дня их будет еще больше.

— Что это значит? — спросила я, заметив, что Валин уже поднялся по ступенькам, разговаривая с одним из солдат. Я понятия не имела, куда делся Делано.

Киеран скрестил руки.

— Поппи.

Я вздохнула и посмотрела на вход в храм. Валин прошел вперед и сейчас разговаривал с Киром. В большом круглом строении было всего несколько длинных и узких окон.

— Я…

Мне стало немного плохо. Не физически. Я устала. Опять же, не физически. И я чувствовала, что мне… что мне нужно принять ванну… нет, мне нужно было принять душ. Чтобы смыть секунды, минуты и часы всего этого дня. Я была обеспокоена и полна тревоги, глядя на гладкую поверхность черных дверей. А еще боялась того, что ждало меня за дверью. Что нашли Вонетта и остальные.

Больше всего я… я хотела, чтобы Кастил был здесь, со мной, чтобы я могла рассказать ему о своих чувствах. Чтобы взять на себя часть груза. Чтобы получить некоторые из этих следов. Чтобы я улыбалась и даже смеялась, несмотря на весь ужас этого дня. Чтобы отвлечь меня и унять ноющий холод.

— Со мной все будет в порядке, — хрипло сказала я.

Его взгляд искал мои черты.

— То, что они сделали там с теми девушками? То сообщение? Это все для того, чтобы запудрить тебе мозги. Ты не можешь этого допустить.

— Знаю.

Вот только так и было. Потому что не имело значения, что это не я убила смертных в Массене, вольвенов или дракенов, слуг или тех девушек. Они все равно умерли из-за меня.

Я прищурилась, когда солнце позднего полудня сверкнуло на сумеречном камне. Посмотрев за пределы храма, я увидела золотые доспехи нескольких атлантийских воинов возле большого поместья. До сих пор все поместья были свободны от вампиров.

— Как думаешь, возможно ли, что все Вознесенные ушли?

— Не знаю. — Киеран подтолкнул меня своей рукой. — Но нам нужно быть готовыми на случай, если они где-то затаились.

— Согласна, — прошептала я. — Мы должны отправиться туда.

— Да. — Киеран проследил за моим взглядом, тяжело выдыхая. — Мы должны.

Открыв свои чувства, я позволила им расправиться. Во рту ощущался привкус печали и чего-то более тяжелого, почти как беспокойство. Я почувствовала страх. Киеран не ожидал того, что может произойти в храме.

— Ты в порядке?

— Буду.

Мои глаза сузились.

Появилась слабая ухмылка, намек на поддразнивание, но потом она снова исчезла. Мы больше ничего не говорили, когда присоединились к Валину на вершине лестницы храма.

— Под храмом есть тоннели, — объявил Валин, кивнув на одного из солдат, которого я узнала как члена полка Эйларда. — Лин как раз рассказывал мне о них.

Лин сглотнул.

— В комнате за святилищем был потайной вход, — объяснил Лин. — Он вел в систему туннелей под землей… довольно обширную. Там были комнаты.

У меня возникло тоскливое чувство, что эти тоннели связаны с тоннелями под Редроком, которые вели прямо к скалам. Во время нашего первого визита в Оук-Эмблер мы подозревали, что они используют тоннели для перемещения смертных незаметно для других. Это также могло означать, что Вознесенные, если таковые остались, могли использовать их для незаметных перемещений.

— Это были… комнаты, Ваше Высочество. Но… — Лин запнулся.

— Что? — спросил Киеран, когда я открыла свои способности и почувствовала… терпкость. Недовольство.

— Что ты видел? — Каждый мускул в моем теле напрягся. Если они найдут что-то похожее на то, что мы видели в той другой камере, не думаю, что выдержу это. — Вы нашли детей?

— Пока нет, но мы нашли мужчин и женщин в белых одеждах.

Вероятно, жрецы и жрицы.

— Где они?

— Они у нас в святилище. — Лин провел рукой по лицу, когда я поднималась по ступенькам. — Тоннели и помещения все еще обыскиваются.

Мои руки сжались в кулаки, когда двое солдат открыли двери. Мы вошли в приемную комнату храма, пройдя мимо еще одной воительницы, которая стояла в стороне, ее черты лица были суровыми, когда она смотрела на стену.

Из тонких окон пробивались лучи слабого солнечного света и ползли по каменному полу. Десятки золотых канделябров украшали стены, их пламя мягко мерцало, когда мы вошли в устье святилища. Здесь не было скамей. Только помост, обрамленный толстыми черными колоннами.

Они сидели перед помостом. Шестеро, в белых одеждах жрецов и жриц Солиса. Их головы были склонены. Две женщины. Четверо мужчин. Те, у кого были волосы, носили их либо коротко постриженными, либо стянутыми в кружевной белый чепец. Бесформенные одеяния закрывали их тела, за исключением лица, рук и ног.

Лысая голова поднялась, посмотрела мимо меня, а затем отскочила назад. Его глаза расширились, когда он наблюдал за моим приближением.

— Я знаю, кто ты.

Я остановилась перед ним, молча наблюдая, как остальные жрецы и жрицы поднимают головы. В моем сознании возник образ человека, о котором я не задумывалась. Аналия. Жрица в Масадонии, которая отвечала за мое обучение, но предпочитала использовать свою руку в качестве формы обучения. В этой женщине была особая жестокость, и я не знала, обладали ли те, кто был до меня, такой же порочной чертой. Но я не сомневалась, что Аналия или все, кто служил в этих храмах, знали правду о Вознесенных и Обряде.

— Как твое имя?

— Меня зовут Фрамон, — ответил жрец. — А ты… ты та, кого называют Королевой Плоти и Огня. Мы ждали тебя еще до твоего рождения.

— Что, черт возьми, это значит? — потребовал Валин, подойдя к нам сзади.

Жрец не смотрел на него. Он не сводил с меня глаз, пока напряжение сжимало мой позвоночник. У меня было чувство, что я знаю, на что он ссылается.

— Пророчество.

Фрамон кивнул, когда Киеран приблизился ко мне.

— Пришло время тебе исполнить свое предназначение.

— Мое предназначение? — повторила я. — Мое предназначение — уничтожить Кровавую Корону…

— И воссоздать королевства как единое целое. — От его слов у меня по коже побежали мурашки. Весса сказала, что я возрожу королевства. На его округлом лице заиграла почти детская улыбка. — Да, это твое предназначение. Ты — Избранная, о которой говорили задолго до твоего рождения. Ты была предсказана. Обещана.

— О чем, черт возьми, он говорит? — пробормотал Сир сзади меня.

Киеран бросил быстрый взгляд на Валина.

— Тоннели под Редроком — они, вероятно, соединяются с этим храмом. Их нужно немедленно охранять. — В словах Киерана было намерение, которое было тяжелее того, что он говорил. — Они ведут к скалам у моря.

Валин уловил смысл. Бывший король повернулся на каблуке.

— Я хочу, чтобы вы все убедились, что Редрок в безопасности. Проверьте все тоннели под замком и запечатайте эти пути.

В считанные мгновения Валин очистил храм от всех генералов и солдат. Осталась только Хиса, и это был разумный ход. Хотя Валин и Хиса вычислили всех членов Невидимых из их рядов, их методы не были совершенными. Мы знали об этом благодаря нападению, которое Невидимые совершили на нас по дороге в Эваемон. Но, помимо этого, любой, кто слышал пророчество, мог предположить, что речь идет обо мне.

— Ты говоришь о пророчествах, — сказала я, переключив внимание на жреца. — О великом заговорщике…

— Который «рожден из плоти и огня Первородных», — закончил он. — И «пробудится как Предвестник, Несущий Смерть и Разрушение…»

— Я ничего не порождала, — оборвала я его.

Улыбка стала шире, раскрасневшись на его лице.

— Не в физическом смысле.

— Как? Как жрец в Солисе услышал пророчество, произнесенное богом много веков назад? — спросил Валин, хотя он уже знал. Избет. — Пророчество, которое слышала лишь горстка атлантийцев?

— Потому что мы всегда служили Истинному Королю Королевств. — Тогда, и только тогда, Фрамон посмотрел на Валина. Его улыбка превратилась в усмешку. — А атлантийцы всегда служили лжи.

Валин напрягся и сделал шаг вперед. Я подняла руку, останавливая его.

— Истинный король?

— Да. — Фрамон произнес это слово, словно благословение.

Жрецы и жрицы могли считать, что служат богам, но они подчинялись Кровавой Короне, которую, я была уверена, они называли Истинной Короной. И то, что они верили о богах, было передано им Вознесенными. Это означало, что человек, которого Фрамон считал Истинным королем, был тем, кем, по мнению Избет, он должен быть.

И это мог быть только один человек.

Верхняя губа искривилась, когда во мне вспыхнул гнев.

— Кровавая Королева говорила об Истинной Короне в своих обращениях, — объяснила я Валину. — Как думаете, кого она считает Истинным королем?

— Малек, — прорычал Валин.

Это имело смысл, тем более что теперь она знала, что Малек жив. Меня охватил внезапный холод. Что, если бы Избет узнала, где похоронен Малек?

Богов нельзя было убить так же, как божеств, содержащихся в Палатах Никтоса, но они не смогли бы питаться. А по словам Ривера, Малеку нужно было питаться больше, чем обычному богу. Он ослаб бы до такой степени, что, скорее всего, уже не напоминал ничего близкого к тому, кем он был. Я представила, что в какой-то момент он потерял бы сознание.

Что, если бы Избет не использовала сущность Колиса для создания бури? Что, если бы это был Малек? Это казалось невозможным, но…

— Присматривай за ними, — сказала я Хисе, а затем велела Валину отойти на несколько футов от жреца и жрицы. Киеран последовал за мной, внимательно слушая, пока я говорила низким голосом. — Не знаю, насколько то, что он сказал, правда или нет. Но что ты знаешь о том, как Элоана замуровала Малека?

— Она использовала старую магию… какую именно, я не знаю, и костяные цепи, — сказал он, и я подавила дрожь, когда всплыли воспоминания о переплетенных цепях из острых костей и древних корней. Никтос создал метод обездвиживания любого существа, несущего в себе эфир, наделив кости мертвых божеств такой силой. Мне не нужно было напрягаться, чтобы вспомнить, как они впивались в мою кожу. — Единственный способ, которым он мог избежать их, это если бы кто-то их снял.

Возможно, Избет выяснила, где был похоронен Малек. Мне нужно было убедиться в этом. Малек был тузом в моем рукаве. Это было то, что позволяло сохранить жизнь Кастилу.

— Нам нужно знать, где именно был похоронен Малек, и какие еще меры предосторожности могла предпринять Элоана.

Киеран нахмурился.

— Даже если бы Кровавая Королева нашла его, им нужно было бы пройти мимо Жаждущих. А это будет непросто… даже для той, кем бы она ни была.

— И после стольких лет? После сотен лет? — добавил Валин. — Он не был бы в сознании. Навряд ли он помнил бы себя, не говоря уже о том, что не смог бы отомстить Атлантии.

— Мы бы так думали, но он… он бог. Сын Короля Богов и его Супруги. Мы понятия не имеем, на что он способен, если каким-то образом проснулся и успел восстановиться. — И кровь, много крови. Я оглянулась на тех, кто был в белом. Фрамон все еще улыбался, словно сотни его желаний разом исполнились. Неизвестно, что сказала Кровавая Королева жрецам и жрицам, чтобы вызвать такую веру. — Все, что он говорит, может быть не более чем играми разума. Но…

— Но мы должны быть уверены, — согласился Валин. — Я передам весточку в Эваемон, как только мы разберемся с этим.

Кивнув, я вернулась к текущей задаче, в то время как многие вещи терзали мои мысли. То, что Малек может быть великим заговорщиком, о котором предупреждало пророчество, имело смысл и в то же время не имело. По многим причинам. Начиная с того, что: какое отношение я могу иметь к его пробуждению? Когда я спросила Фрамона, он лишь блаженно улыбнулся мне. И поскольку здесь не было никого, кто мог бы использовать внушение, я знала, что мы не получим от него никакой дополнительной информации по этому поводу.

Кроме того, было кое-что гораздо более важное, с чем мне нужно было разобраться. Я отбросила все остальные мысли в сторону.

— Мне нужно знать, где находятся дети.

— Они служат…

— Не надо, — оборвала я его. — Не лги мне. Я знаю правду об Обряде. Знаю, что те, кого забирают, не служат ни богам, ни Истинному королю, ни Короне. Некоторые превращаются в тех, кого называют Восставшими. Некоторых используют для питания. Ничто из этого не подразумевает акт служения.

— Но это так, — прошептал Фрамон, и в его взгляде мелькнуло нетерпение. — Они служат. Так же, как и ты. Так же, как и ты…

— Я бы очень хорошо подумал над тем, что ты скажешь дальше, — предупредил Киеран.

Фрамон взглянул на него.

— Ты причинишь мне вред? Угрожаешь мне смертью? Я не боюсь ничего подобного.

— Есть вещи гораздо хуже смерти. Как она, когда рассержена. — Он дернул подбородком в мою сторону. — В таком случае она любит закалывать вещи. Но когда она злится? Ты увидишь, на что способен бог.

Глаза жреца метнулись ко мне, и я натянуто улыбнулась.

— Я и вправду становлюсь ножом. И меня уже раздражает целый список вещей. Где те, что переданы в Обряде?

Он не успел ответить.

— У нас еще двое, — объявил Нейл, входя через боковую дверь. — И они не смертные. Они Вознесенные.

Я сжала челюсть.

— С вами были Вознесенные?

— Вознесенные служат в храмах… служат Истинному королю, — сказал Фрамон. — Они всегда служили.

— Ты не знала этого? — спросил Валин.

Я покачала головой.

— Меня мало кто из них окружал, — сказала я ему. — Кто знал, что Вознесенные были среди вас?

— Только те, кому доверяли. — Он посмотрел на меня с таким удивлением, которое действительно начинало граничить с жутью. — Только Корона.

Тогда герцогиня должна была знать. Они были частью Короны.

Киеран наклонил голову, когда Вонетта появилась в дверном проеме, ведя за собой другую жрицу.

— Где второй?

— Он был не очень рад, что его обнаружили, — с усмешкой сказала Вонетта.

Жрица, за которую держалась Вонетта, вдруг споткнулась и упала в луч солнечного света. Женщина вскрикнула и отпрянула назад. От ее одеяний поднимался слабый дым, а в воздухе витал запах горелой плоти. Я повернулась к Вонетте.

— Что? — Ее брови поднялись. — Я споткнулась.

Я уставилась на нее.

Вонетта вздохнула.

— Она пыталась укусить меня. — Схватив жрицу за руку, она оттащила вампира назад и толкнула ее к остальным. — Не один раз.

— Вы нашли…? — спросила я.

Она укоризненно покачала головой. — Несколько других все еще там, внизу, ищут.

— Я покажу вам. — заговорила женщина-жрица, и я повернула голову в ее сторону. — Я отведу вас к ним.

ГЛАВА 16

— Если это какая-то ловушка, — предупредил Киеран, — тебе не понравится то, что произойдет.

— Это не так. — Ее голова наконец поднялась, и я увидела, что она молода. Боги. Не намного старше меня. Ее глаза были прекрасного васильково-синего цвета. Они были широкими и пылкими, как у Фрамонта.

Раскрывая свои чувства, я потянулась к ней. Но страха не ощутила. Даже не знаю, что именно ощущала. Это не было… ничем. Это была просто пустота, которая мало чем отличалась от того, что я чувствовала, когда пыталась прочитать Вознесенного.

— Почему ты согласилась отвести нас к ним сейчас? — спросила я.

— Потому что пришло время, — мягко ответила она.

Мое сердце замерло, когда я уставилась на нее, более чем немного встревоженная ответом на все это.

— Покажи мне.

Жрица поднялась и прошла мимо остальных, все еще остававшихся на полу, склонив голову. Вонетта и Нейл покинули Вознесенных вместе с Валином и солдатами, которые ждали снаружи. Они присоединились к нам, вместе с Хисой и Эмилем, которые прибыли как раз в тот момент, когда мы начали покидать святилище. Все они обнажили мечи, как только мы вошли в пустую комнату и шагнули через узкий высокий пролом в стене, который стал виден.

Вдоль стены горели факелы, отбрасывая оранжевый отблеск на крутые земляные ступени и широко открытую комнату у их подножия. За ними к проему вели девять туннелей, каждый из которых был освещен слабым отблеском огня.

— Это похоже на улей, — пробормотала Хиса, осматривая круглое пространство и множество отверстий.

Единственным звуком был шепот одеяний жрицы по утрамбованной грязи, переходящей в камень, когда она свернула в тоннель справа от нас, и этот коридор разветвился еще на два. На полпути через них мы встретились с остальными, которые, судя по земным всплескам облегчения, которые я от них почувствовала, могли немного заблудиться. По мере того, как мы спускались все дальше под землю, температура значительно понижалась, и мне было трудно поверить, что кто-то из смертных может долго продержаться на таком холоде. Воздух был сухим, но он холодил кожу и проникал в кости. Мои пальцы начали от этого болеть.

Жрица потянулась к одному из факелов на стене. Нейл подошел к ней вплотную, держа меч наготове на случай, если она совершит какую-нибудь глупость.

Но та лишь шагнула вперед и прикоснулась факелом к другому. Соединившееся пламя залило стену более ярким светом. Я остановилась. Киеран тоже. На камне были высечены следы… красновато-розового цвета.

Он протянул руку, провел пальцами по резьбе, повторяя форму…

Жрица коснулась другого факела тем, который держала в руках, и запустила цепную реакцию. Целый ряд факелов вспыхнул, наполнив воздух резким запахом кремня. Подземная система внезапно залилась трепещущим огненным светом.

— Во имя богов, что это? — произнес Киеран, глядя вперед.

Я прошмыгнула мимо Вонетты и спустилась в широкое круглое пространство. Раньше в пещере, должно быть, текла вода или что-то в этом роде, вырезая зазубренные образования на потолке и откладывая то, что казалось каким-то красноватым минералом, вдоль спиралевидных и причудливых образований, тянущихся вниз.

— Сталактиты, — сказал Нейл, и несколько взглядов обратились к нему. Он кивнул подбородком в сторону потолка. — Вот как они называются.

— Это звучит как выдуманное слово, — сказал Эмиль.

Нейл выгнул бровь.

— Это не так.

— Ты уверен в этом? — спросил Эмиль.

— Да, — категорично ответил Нейл. — Если бы мне пришлось создавать слово из воздуха, я бы выбрал что-нибудь более… интересное.

Эмиль издал короткий смешок.

— Интереснее сталактитов?

— Осторожно, — предупредила Вонетта, когда под моими шагами раздался треск веток. — Не думаю, что на полу лежат камни или ветки.

Я посмотрела вниз. Там были куски чего-то цвета слоновой кости, осколки тут и там, вперемешку с тонкими, длинными и более темного цвета костями. Это определенно были кости.

О, боги.

Киеран издал звук отвращения, откинув в сторону кусок тряпки, обнажив то, что казалось неполной челюстной костью.

— Это не от животных.

— Животные не служат Истинному королю, — сказала жрица, подавшись вперед.

В животе забурчало от гнева, я было начала говорить, но мое внимание привлекло то, что жрица прошла мимо.

Казалось, что земля изверглась, и из глубокой темной дыры на пол пещеры хлынули змееподобные корни. Корни прокладывали себе путь через выброшенные кости… кости, которые были слишком малы. Я осторожно пробиралась вперед, по мере сил избегая разбросанных останков. Что-то было на корнях и под ними. Что-то сухое и ржавое. Оно было повсюду, разбрызганное по полу и собравшееся в густые высохшие лужи. Именно оно окрасило стены и причудливые скальные образования в розовато-красный цвет.

Рука Киерана задела мою, когда он присел и провел пальцем по веществу. Его челюсть сжалась, и он взглянул на меня.

— Кровь.

Жрица дошла до другого конца пещеры и прикоснулась своим пламенем к стене. Снова зажглась серия факелов. По узкому проему и еще одной затопленной комнате брызнул свет.

А потом мы увидели…

— Милостивые боги, — прохрипела Хиса, сгибаясь в талии.

Я открыла рот, но у меня не было слов. Я считала, что вид тех, кто был насажен на ворота, и убитых девушек — это самое ужасное, что я когда-либо видела.

Я ошибалась.

Мне не удавалось отвести взгляд от бледных, бескровных конечностей… одних длинных, других очень, очень маленьких. Груды выцветшей одежды, белой и красной, едва держащейся на высохшей оболочке, где оставались клочья волос, а ноги и руки были скрючены. Засохшие. Некоторые лежали бок о бок в церемониальном красном наряде, их одежда была свежей, а разложение даже не начиналось. Я недоумевала, как может отсутствовать запах… возможно, это холод или что-то еще.

Мое сердце заколотилось, когда я заглянула в затопленную… гробницу. И это было именно так. Гробница, которая использовалась только боги знают сколько времени, полная беспорядочных останков.

Жрица спокойно положила факел в держатель, торчащий из стены, а затем сцепила руки на талии.

— Все они послужили великой цели.

Медленно, почти мучительно, я повернулась к ней. В груди бился и набухал эфир, давя на меня и ударяясь о стены. Воздух сгустился, словно наполнился удушливым дымом, но огня не было. Только то, что горело внутри меня.

— Как и все мы, — продолжала жрица мягко, радостно, и ее лицо озарилось, словно она говорила о славном сне. — Как и ты, та, чья кровь полна пепла и льда.

Я шагнула вперед, кожа искрилась первобытной сущностью, но меня заслонила рука.

— Не надо, — прорычал Киеран. — Не трать на нее энергию. Она того не стоит.

Мои руки сомкнулись вокруг воздуха, когда жрица улыбнулась, и ее глаза закрылись. Покой. Вот что я почувствовала от нее. Мягкий и воздушный, как бисквит. Покой.

Вдох, который я сделала, был полон кинжалов.

— Дайте ей то, чего она так жаждет.

Я отступила на шаг и, круто повернувшись, пошла прочь. Единственный звук, который я слышала, был звон меча, встретившего плоть.

***

— Это все? — спросила я.

— Храм пуст, — стоически ответил Валин, глядя на аккуратно уложенные на землю тела… слишком маленькие, завернутые в тряпки, со впалыми животами и сморщенной, бледной кожей. С телами обращались хуже, чем с больным скотом.

— Семьдесят один, — констатировал Киеран. — Их семьдесят один, которые…

Свежие.

Семьдесят один, которые, должно быть, были приняты во время неожиданного последнего и предыдущего Обрядов. В это число должны были входить вторые и третьи сыновья и дочери. Это означало, что ни один из них не был передан суду, как это было принято для второрожденных. Это также означало, что те, кто нес в себе этот не очень-то дремлющий уголек жизни, были убиты.

Еще хуже было то, что солдаты вынесли наружу, должно быть… сотни старых останков.

Я никогда не видела ничего подобного.

Подземная камера в Нью-Хейвене, со всеми высеченными на стенах именами тех, кто погиб от рук Вознесенных, меркла по сравнению с этим.

Потому что большинство этих тел принадлежали детям. Лишь некоторые были постарше, как те, что лежали в комнате под Редроком. Но это были невинные дети. В некоторых случаях — младенцы. Я не могла остановить себя от мыслей о том плюшевом медвежонке, который пах лавандой.

Горло жгло, в нем собрался узел, в котором чувствовался вкус горячего гнева и горькой агонии, которая принадлежала не только мне. Я попыталась найти источник, и нашла отца Кастила. Его черты ничего не выдавали, но эмоции прорвали его щиты и выплеснулись наружу, врезавшись в мои.

— Это отверстие в полу там? — Нейл прочистил горло и сделал шаг назад, словно расстояние могло как-то стереть то, чему он был свидетелем. — Оно похоже на какой-то колодец. Он уходит глубоко. Очень глубоко. Мы бросили туда несколько камней. И не слышали, как они приземлились.

Значит, их могло быть больше. Тела, которые либо были сброшены, либо упали в колодец. Боги.

Открыв глаза, я посмотрела назад, где многие атлантийские солдаты стояли в тишине, и я знала, что почувствую, если дам волю чувствам. Ужас. Ужас настолько сильный, что никогда не смогу его смыть. Все они знали, что делают Вознесенные, на что они способны, но многие из них видели это впервые.

— Что мы будем делать с этим местом? — спросила Вонетта, стоя спиной к храму.

— Есть только один вариант. — Я подняла подбородок и посмотрела на небо. Через несколько ударов сердца сквозь облака прорвался фиолетово-черный дракен. Крики удивления тех, кто остался в городе, эхом разнеслись по долине, когда Ривер расправил свои огромные крылья и пронесся над головой. — Сожги его, — сказала я, зная, что он выполнит приказ, хоть он и не мог меня слышать. — Мы сожжем его дотла.

Ривер взметнулся вверх мощным взмахом крыльев, когда Валин спросил

— А что с ними?

Я повернулась к жрецам и жрицам, одетым в белое. С двумя Вознесенными уже разобрались. Тогда я широко распахнула свои чувства. Никто из них не чувствовал вины или даже сожаления, а это были две совершенно разные вещи. Сожаление приходило, когда наступало время столкнуться с последствиями. Чувство вины возникало независимо от того, заплатил человек за свои грехи или нет. Я не была уверена, что что-то изменилось бы, если бы они почувствовали что-то из перечисленного, вместо того, что я почувствовала от них.

Покой.

Как и в случае со жрицей, они были спокойны за свои действия.

Они не просто стояли в стороне, ничего не делая. Они не были просто еще одним винтиком в колесе, которое не могли контролировать. Они были частью этого колеса, и неважно, манипулировали ли их верой. Они забирали детей не для того, чтобы служить какому-то богу или Истинному королю, а чтобы кормить Вознесенных.

— Поставьте их на колени. — Я прошла вперед, доставая вольвений кинжал у своего бедра. — Лицом к телам.

Валин последовал за мной, и солдаты повиновались.

— Ты не обязана…

— Я не попрошу никого из вас сделать то, что не сделала бы сама. — Я остановилась перед стоящим на коленях Фрамонтом. Его глаза были закрыты. — Открой глаза. Посмотри на них. Все вы. Смотрите на них. Не на меня. На них.

Фрамон сделал то, что я потребовала.

Вспышка серебристого огня озарила темнеющее небо, когда Ривер кружил над каменным храмом, высвобождая свой гнев.

— Я хочу, чтобы они были последним, что вы увидите перед тем, как покинете это царство и войдете в Бездну, ибо именно там каждый из вас наверняка окажется. Я хочу, чтобы их тела были последним, что вы запомните, ибо это будет последнее, что с этого дня будут помнить семьи, претендующие на их тела. Посмотрите на них.

Взгляд жреца переместился на тела. На этот раз они не были наполнены благоговением. Они не были наполнены ничем. Он смотрел на них и улыбался.

Улыбался.

Я взмахнула рукой. Красный цвет забрызгал белые доспехи, когда я полоснула лезвием из кровавого камня по его горлу.

***

К ночи приемный и банкетный залы Редрока превратились в лазарет. Раненые солдаты и вольвены лежали на кроватях. Знамена с королевским гербом Кровавой Короны уже были сняты с зала и со всего замка.

Ни один из стражников Оук-Эмблера или солдат Солиса не был просто ранен. Никаких травм, пригодных для жизни. Сдавшиеся находились под охраной в тюрьме Цитадели, и я старалась не задерживаться на мыслях о том, сколько именно жизней было потеряно, пока пробиралась через почти пустые койки. Точно так же я старалась не думать о том, что было под храмом Теона… что сделали с детьми.

Я… я просто не могла об этом думать.

Поэтому теперь переходила от одного раненого к другому, исцеляя их. Я делала это, думая, что, поскольку эта способность развилась до моего Вознесения, она не может ослабить меня слишком сильно.

Это, конечно, могло быть опасно ошибочной логикой, но это давало мне возможность заняться чем-то полезным, в то время как группа отправилась сообщить жителям Оук-Эмблера, что завтра они смогут вернуться в свои дома.

Я планировала поговорить со всеми утром. Со всеми. С семьями. Рамоном и Нелли. Мои шаги казались тяжелыми.

— Ты выглядишь усталой, мейя Лисса, — заметила Сейдж, когда я подошла к ней, последней из раненых. Она растянулась на койке, ее короткие темные волосы были в беспорядке. Тонкая простыня была заправлена под мышки и полностью закрывала ее тело, за исключением ноги, из которой торчала стрела. Она была оставлена, чтобы предотвратить дополнительное кровотечение, и я знала, что это должно быть очень больно. Я пыталась подойти к ней раньше, но она постоянно отмахивалась от меня, пока все остальные, включая тех, у кого были гораздо менее серьезные ранения, не получат помощь.

Я опустилась на пол рядом с ней, благодарная за то, что на мне больше нет доспехов.

— Это был долгий день.

— И даже больше. — Она откинулась назад, опираясь на локти. На ее лбу выступили капельки пота. — У нас еще будут такие дни. — Ее взгляд переместился с меня. — Не так ли?

Я знала, куда она смотрит. Они привезли вольвена по имени Эффи. Он был в плохом состоянии, получил удар копьем в грудь. Я знала, что его больше нет, когда стояла на коленях рядом с ним, но отчаянная детская надежда заставила меня попытаться. Мои способности сработали на атлантийском солдате, который прошел мимо. Молодой мужчина, которого видели только мы с Нейлом, испустил последний вздох. Он сразу же вернулся, немного запыхавшийся и дезориентированный, но живой. А вот вольвен — нет. Или Арден.

Я не ошиблась в словах Ривера. Только Первродная Жизни могла вернуть тех, кто принадлежал к двум мирам.

Мы потеряли пять вольвенов и около сотни атлантийских солдат. Мы потеряли бы больше, если бы их раны не лечили. Но все равно, любая потеря была слишком большой.

— Мне жаль, — сказала я, мое сердце сжалось, когда я подумала о том, что однажды сказал мне Кастил. Почти половина вольвенов погибла в Войне Двух Королей. Они только начали возвращать их численность. Я не хотела снова привести их к такому количеству смертей.

Она перевела взгляд на меня.

— Мне тоже жаль.

Грудь тяжело вздымалась, я дергала длинные рукава белого верха. Они продолжали сползать.

— Нейл? — Я оглянулась через плечо. — Мне нужна твоя помощь.

— Конечно. — Он опустился рядом со мной, гораздо более грациозно, чем я, и на нем все еще были доспехи. Усталость, которую я ощущала в своей душе, отразилась в линиях вокруг его рта, когда он осторожно взял стрелу. Он уже знал, что делать. — Дай мне знать, когда.

Я встретила взгляд Сейдж.

— Это будет больно.

— Знаю. Это не первый раз, когда в меня попадает стрела.

Мои брови поднялись.

Появилась ухмылка.

— Это было связано со смелостью, которая обернулась ужасным провалом. Длинная история. Может быть, я расскажу тебе об этом позже?

— С удовольствием. — Мне было очень любопытно узнать о дерзости, связанной со стрелой. — Я буду принимать боль так быстро, как только смогу, но…

— Да, я почувствую, когда он вытащит ее. — Сейдж глубоко вдохнула. — Я готова.

Положив руки по обе стороны от стрелы, я призвала эфир и приступила к делу.

— Сейчас.

Нейл выдернул стрелу с быстротой, рожденной опытом. Все тело Сейдж содрогнулось, но она не издала ни звука. Пока я не услышала вздох облегчения, и неровная дыра в ее бедре затянулась, кожа стала ярко-розовой.

— Это было — круглые глаза Сейдж моргнули — сильно.

— Уже лучше?

— Невероятно. — Она осторожно разогнула ногу, а затем выпрямила ее. — Я наблюдала, как ты это делаешь, снова и снова. И все равно, это… напряженно.

Я слабо улыбнулась, качнувшись назад.

— Я не целитель, поэтому не знаю, насколько рана заживает сразу. Я бы успокоилась на пару дней.

— Не бегать и не танцевать… — Она запнулась, ее глаза расширились, когда она посмотрела на меня через плечо. — Что за…?

Мы с Нейлом проследили за ее взглядом. Мой рот открылся, когда атлантийка издала сдавленный звук.

Через зал шел высокий блондин, одетый в то, что казалось простыней, завязанной на бедрах… едва завязанной. С каждым шагом длинных ног простыня, казалось, была в сантиметрах от того, чтобы соскользнуть.

— Ривер, — прошептала я, немного ошеломленная его видом.

Нейл снова издал этот звук.

— Это дракен? — спросила Сейдж, и я поняла, что она, должно быть, не видела его раньше в смертной форме.

— Да.

— Правда? — Она посмотрела на него. — Аппетитно.

Нейл посмотрел на нее сверху вниз, его челюсть отвисла.

— Он может дышать огнем.

— И это плохо?

К счастью, Нейл не ответил, потому что к нам подошел Ривер. Он кивнул двум другим, а затем слегка поклонился в мою сторону, отчего простыня еще немного сползла.

— Нам нужно найти для тебя одежду, — сказала я, вспомнив, о чем просила Киерана. Сомневаюсь, что Ривер влезет во все, что носил герцог. — И как можно скорее. — Затем я подумала о других дракенах. — Нам нужно найти много одежды.

— Вы, люди, со своими опасениями по поводу наготы просто утомляете, — ответил Ривер.

— У меня нет абсолютно никаких проблем с наготой, — объявила Сейдж. — Просто решила поделиться.

Ривер усмехнулся.

И мое сердце сделало еще один дрожащий скачок, потому что я не ошиблась, когда подумала, что изгиб его губ, направленный вверх, взял все эти интересные черты и превратил их в нечто потрясающее.

Я покачала головой.

— Все в порядке?

— Да. — Ривер повернулся ко мне лицом. — Я хотел сообщить тебе, что Аурелия и Найт вернулись в Тад, — сказал он, обращаясь к оставшимся дракенам, которые остались в лагере. — Они вернутся в Редрок сегодня вечером, когда вероятность того, что их увидят смертные, будет меньше.

— Хорошая мысль. — Я об этом не подумала. — Ты…? — Я поднялась, и меня пронзил свист. Пол зашатался. Или я. — Стоп.

Нейл тут же оказался рядом со мной, его рука лежала на моей руке.

— Ты в порядке?

— Да. Просто немного кружится голова. — Я моргнула от яркого, мигающего света в глазах и увидела, что Сейдж тоже встала. — Тебе нужно сидеть. Я в порядке.

Она смотрела на меня, не делая никакого движения, чтобы сесть.

— Это был долгий день, — напомнила я ей. Я устала. Мы все устали.

— Ты ела? — спросил Ривер, привлекая мое внимание к себе.

Я нахмурилась.

— У меня не было возможности с самого утра. Была немного занята.

— Ты должна найти время для этого, — посоветовал он. — Сейчас.

Учитывая, что мир пошел вкривь и вкось, я не могласпорить, поэтому оказалась на кухне с дракеном, одетым в одну лишь простыню, висящую изо всех сил, и делила с ним тарелку с нарезанной ветчиной, которая, должно быть, осталась с предыдущего дня.

Как выяснилось, дракены едят настоящую еду. Слава богам.

Поскольку Нейл был уверен, что мы с Ривером более чем способны справиться сами, он отправился проведать Хису. Было тихо. Наверное, потому что я набивала рот.

И где был Киеран, чтобы не стать свидетелем этого и не прокомментировать, как много я ем?

Я не чувствовала себя такой голодной с тех пор, как впервые побывала в замке Редрок.

Но мысли обо всем, что еще предстояло сделать, подавляли мой аппетит. Мне нужно было поговорить с людьми. С семьями несчастных детей. С заключенными солдатами. Список продолжался. Это было… слишком много.

Много обязанностей, с которыми у меня не было опыта.

Я оглядела кухни, пытаясь представить, как выглядит это пространство с поварами за стойкой, паром, вырывающимся из печей, и людьми, спешащими туда-сюда. И тут мне стало интересно, имели ли слуги хоть какое-то представление о Вознесенных. Были ли они полностью ослеплены? Или кто-то помог переправить смертных, приготовив их вместо жареной ветчины?

Боги, это была мрачная мысль.

— Не кажется ли тебе странным, что ты ешь здесь их еду? Как будто мы захватили их город, а теперь забираем их еду?

Сидя рядом со мной на стойке, Ривер наклонил голову.

— Я даже не думал об этом.

— Ох. — Я уставилась на кусок ветчины. Возможно, это было не совсем нормальное беспокойство. Возможно, нет. Но я знала, почему думала об этом, а не о том, куда хотел направиться мой разум. Я перестала бороться. — Я не могу перестать думать о девушках здесь внизу и о тех детях. Не могу не видеть ни того, ни другого. Я не могу понять, как те, кто служил в храме, были спокойны… как любой человек, смертный или Вознесенный, или кто угодно, может делать такие вещи.

— Может быть, мы и не должны, — сказал Ривер, и я взглянула на него. — Может быть, это то, что действительно отделяет нас от них.

— Может быть, — прошептала я. — Фрамонт — жрец, говорил об истинном короле царств, как будто дети были убиты, служа ему.

— Истинный король царств — Никтос, и он не одобрил бы такого.

— Я так не думала. — Доев кусок ветчины, я потянулась за льном. — Не думаю, что он говорил о Никтосе. Но может быть… Малек?

Брови Ривера взлетели вверх.

— Было бы прискорбно, если бы он в это поверил.

Я усмехнулась, но улыбка быстро угасла. Несколько мгновений между нами царила тишина, и за это время я увидела Ардена и Эффи. Солдатов и смертных, чьих имен я не знала.

— Сегодня умерли люди, — прошептала я.

— Люди всегда умирают. — Он потянулся и взял яблоко из корзины. — Особенно на войне.

— От этого не легче.

— Это просто делает ее такой, какая она есть.

— Да. — Я вытерла руки. — Сегодня умер Арден.

Он опустил яблоко.

— Знаю.

— Я пыталась вернуть его к жизни.

— Я говорил тебе, что это не сработает ни на одном из двух миров.

— Я должна была…

— Ты все равно должна была попробовать, — закончил он за меня, и я кивнула. Он откусил кусочек. — Она тоже не любит ограничения.

— Кто?

— Супруга. — Повернув яблоко, он принялся за другую сторону.

— У меня нет проблем с ограничениями.

Ривер окинул меня долгим взглядом.

— Я не так давно тебя знаю, но уже уверен, что ты не любишь ограничения. Если бы любила, то не стала бы продолжать и пытаться вернуть жизнь другому вольвену, даже зная, что не сможешь.

Он меня раскусил.

Потянувшись за кружкой, я сделала глоток.

— Полагаю, Первородный Жизни, вероятно, не в восторге от того, что я восстанавливаю жизнь, а?

Он рассмеялся, звук был хриплым и непривычным.

— Что смешного?

— Ничего. — Ривер опустил яблоко. — Никтос был бы в замешательстве из-за твоих действий. С одной стороны, он никогда бы не обрадовался возрождению жизни. С другой стороны, он бы беспокоился о природе вещей. Ход жизни и смерти и то, как такое вмешательство изменит баланс… справедливость. — Уголок его губ наклонился вверх, смягчая резкие черты лица. — Когда дело доходит до Супруги и выбора действовать или нет, она взвешивает все опасения, отбрасывает их в сторону, надеется, что никто не обращает внимания, и просто делает это. — Сумрачные ресницы приподнялись, когда он бросил на меня косой взгляд. — Звучит знакомо?

— Нет, — растерянно проговорила я, и Ривер усмехнулся, звук был таким же грубым, как и смех. — Почему Супруга спит так крепко, а Никтос — нет?

Ривер опустил взгляд на свое яблоко и молчал несколько долгих мгновений.

— Это единственный способ остановить ее.

ГЛАВА 17

Мои брови взлетели вверх.

— Остановить ее от чего?

— От совершения того, о чем она будет сожалеть, — сказал Ривер, и мой желудок сжался. — У нее забрали обоих сыновей. Ни один из них, может быть, и не умер, но ни один из них на самом деле не жив, не так ли?

Нет. Они действительно не живы.

— Она в ярости. Злится настолько, что забыла, кто она такая. Достаточно, чтобы причинить вред, который невозможно исправить.

Я не знала, каково это — быть матерью, когда у меня забирают ребенка, но я знала, что натворила, когда умер Йен. Я знала, что сделала, когда узнала, что Кастила забрали. Так что в какой-то мере я могла понять ее гнев.

Его взгляд метнулся к округлой арке.

— Когда мы отправимся в столицу?

— Я поговорю завтра с народом. — У меня пересохло в горле. — И с семьями.

— Это… это будет нелегко.

— Нет, не будет. — Я опустила кружку на стойку. — Мы уедем на следующий день.

— Хорошо. — Он сделал паузу. — Мы не должны забывать об Айресе.

— Я не забыла.

— Он должен вернуться домой. — Его взгляд оставался прикованным ко входу. — А вот и твой вольвен.

— Как я уже говорила, он не мой вольвен, — огрызнулась я, как раз, когда Киеран появился в дверях.

Он остановился на середине шага, его глаза слегка расширились.

— Удивлен? — спросил Ривер.

Выражение лица Киерана стало таким, что его можно было описать только как безразличную скуку.

— Я не привык видеть, что ты не ковыряешься когтями в зубах.

— Я могу сделать это сейчас, если тебе от этого станет легче, — заметил Ривер и снова вгрызся в яблоко.

— Нет необходимости. — Киеран окинул его взглядом, его бровь приподнялась, когда он повернулся ко мне. — На нем простыня.

— И поэтому я сказала, что ему нужна одежда.

Ривер нахмурился, разглядывая свое яблоко.

— Ты ожидаешь, что я буду носить его одежду?

— Что не так с моей одеждой? — потребовал Киеран.

Светлая бровь приподнялась, когда Ривер подражал взгляду Киерана.

— Я не думаю, что они мне подойдут. У меня более широкие плечи.

— Я так не думаю, — ответил Киеран.

— И грудь.

Киеран скрестил руки.

— Этого у тебя тоже определенно нет.

— И ноги у меня не тонкие веточки, которые могут сломаться от дуновения ветерка, — продолжал Ривер.

— Ты серьезно? — Киеран посмотрел на себя сверху вниз. У него не было… ног как веточки или что-то в этом роде.

— Ривер. — Я вздохнула.

Он поднял голое плечо.

— Просто говорю.

— Ты просто говоришь ерунду. Вы оба почти одинакового роста и размера, — сказала я.

— Думаю, твое зрение не помешало бы улучшить, — ответил дракен, и я закатила глаза.

— Тебе не помешало бы улучшить свое отношение к жизни, — ответил Киеран.

— Я съела много ветчины, — объявила я Киерану, прежде чем Ривер успел бросить еще одну колкость. Оба парня посмотрели на меня. — Много. Ты бы гордился.

— Несмотря на то, что я рад это слышать, — начал Киеран, — это было немного случайно, Поппи.

— Да, ну, я чувствую себя случайной. — Я соскочила со стойки. — Ты искал меня?

— А что ему еще делать? — спросил Ривер.

Глаза Киерана сузились на дракена.

— Буквально все, что не включает в себя сидение в одной простыне и поедание яблока.

— Значит, ничего особенного? — спросил Ривер.

— Ривер, — сказала я, бросив на него взгляд. — Прекрати раздражать Киерана.

— Я ничего такого не делал, — отрицал дракен. — Он просто слишком чувствителен… для вольвена.

Киеран раскинул руки, делая шаг вперед.

Я подняла руку.

— Не начинай.

— Начинать? — Он повернулся ко мне. — Что именно я начал? Я только что вошел сюда.

— Видишь? — Ривер бросил сердцевину яблока в ближайшую урну. — Чувствительный.

— И тебе нужно остановиться, — заявила я, положив руки на бедра. — Я поняла. Киеран чуть не наступил тебе на хвост. — Я повернулась к вольвену. — Ривер чуть не укусил тебя за кисть. Перестаньте ныть и смиритесь с этим.

— Он чуть не наступил мне на всю ногу, — поправил Ривер. — Не на мой хвост.

— А он чуть не откусил мне руку. — Глаза Киерана сузились. — Не только кисть кисть.

Я уставилась на них.

— Вы двое… я даже не знаю. — Я сузила взгляд на Киерана, когда он начал отвечать. Он благоразумно закрыл рот. — Так ты искал меня?

— Искал, — сказал он, и Ривер благоразумно промолчал. — Мне нужны твои особые руки.

Другими словами, кого-то нужно было исцелить. Это был не он. Я не уловила в нем никаких признаков боли. Только кислое раздражение.

— Кто ранен?

— Перри.

— Перри? Что-то случилось в Массене? — Я глубоко вздохнула. По крайней мере, теперь я знала, куда исчез Делано. — Он ведь не остался в Массене?

— Нет.

— Боги. — Я пошла вперед. — Насколько серьезно он ранен?

— Получил стрелу в плечо, точно насквозь, — сказал мне Киеран. — Он говорит, что это просто рана, но, судя по всему, это не так. Он исцелится от нее за день или два, но Делано беспокоится.

Я начала спрашивать, почему Перри просто не покормился, но потом вспомнила нежелание Кастила получить от кого-то пищу, когда ему это было нужно. То, что он чувствовал ко мне, еще до того, как он захотел признать это, стало ментальным блоком, который он не смог преодолеть, пока я не вознеслась и не стала нуждаться в питании после пробуждения. То же самое могло произойти и с Перри.

— Пойдем, — сказала я.

— Ранее у нее кружилась голова, — объявил Ривер. Моя голова дернулась в его сторону. Он выглядел совершенно не извиняющимся. — После исцеления всех тех, кто был ранен.

— Что? — Киеран посмотрел на меня сверху вниз, его бледные глаза были пронзительными.

— Я в порядке. Я не ела, поэтому и сожрала, наверное, половину свиньи.

Киеран не был уверен.

— Может, тебе лучше переждать это. Он исцелится в конце концов…

— Я не хочу, чтобы он страдал или чтобы Делано беспокоился о нем. Я в порядке. Я бы сказала тебе, если бы это было не так.

На его челюсти запульсировал мускул.

— У меня такое чувство, что это ложь.

— Это то, с чем, я думаю, мы можем согласиться, — подхватил Ривер.

— Тебя никто не спрашивал, — ответила я.

— И что?

Я медленно выдохнула.

— Думаю, ты мне больше нравишься в своей форме дракена.

— Большинство с тобой в этом согласится. — Взяв еще одно яблоко из корзины, Ривер пронесся мимо нас в своей простыне. — Думаю, я вздремну. — Он остановился у арки. — Я знаю, что ты не так грациозен, как большинство вольвенов, но, пожалуйста, не наступай на меня, пока я сплю. — И с этим напутственным словом Ривер покинул кухню.

— Он мне действительно не нравится, — пробормотал Киеран.

— Никогда бы не догадалась. — Я повернулась к нему. — Где Перри?

Ему потребовалось полминуты, чтобы отвлечься от входа. У меня было ощущение, что он использовал это время, чтобы убедить себя не идти за дракеном.

— У тебя кружилась голова?

— Едва ли. Я быстро встала, и это был долгий день с недосыпанием и недостатком еды. Такое случается.

— Даже у богов?

— Думаю, да.

Киеран пристально смотрел на меня, почти так же пристально, как Кастил. Как будто он пытался выведать то, о чем я не сказала.

— Ты все еще чувствуешь голод после того, как съела почти целую свинью?

Я не должна была этого говорить, но знала, к чему он клонит.

— Мне не нужно питаться. Ты можешь отвести меня к Перри?

Киеран наконец сдался и вывел меня на заднюю лестницу.

— Перри умеет драться, — сказал он после того, как я спросила, почему Перри не остался позади. — Он обучен владению мечом и луком. Почти все атлантийцы после Выбраковки.

Я не знала этого.

Мне еще многое не было известно о людях, которыми я теперь управляла и за которых несла ответственность. И, боги, разве это не заставляло мое сердце бешено колотиться?

— И это касается как подменышей, так и смертных? — спросила я. — Это обязательное условие?

— Это касается всех, кто способен на это. — Киеран не торопился, пока мы поднимались по узкой лестнице без окон. — Но они не обязаны вступать в армию. Это их выбор. Это для того, чтобы все могли защитить себя. Перри искусен, как любой солдат. Немного заржавел, но его отец хотел, чтобы он больше сосредоточился на земле, которой они владеют, и судоходстве.

— Это то, чего хочет Перри?

— Думаю, да. — Киеран открыл дверь на втором этаже в широкий холл, освещенный газовыми лампами. — Но я не думаю, что он хочет оставаться в стороне, когда все остальные сражаются.

Но все остальные не сражались. Молодые атлантийцы служили посыльными и смотрителями. Помогали готовить еду и выполняли множество поручений.

Киеран пошел по коридору, остановившись перед приоткрытой дверью. Он постучал костяшками пальцев по дереву.

— Входи, — послышался приглушенный ответ, в котором я узнала Делано.

Толкнув дверь, Киеран шагнул внутрь. Я последовала за ним, быстро осмотрев помещение. Комната была небольшой, оборудованной всем необходимым, но просторной, с большим окном, выходящим на скалы, что позволяло быстро приближающейся ночи просачиваться внутрь. Имелась примыкающая к ней купальня, что было приятным дополнением после почти месяца жизни в лагере, а затем в поместье в Массене, которое по ощущениям мало чем отличалось от палаток.

Перри неподвижно лежал на кровати, подпертый кучей подушек. Рану на его голом плече закрывала марля, материал стал розовым. Один взгляд на его напряженную челюсть и тонкий блеск пота на лбу, и я поняла, что ему больно. Мне стало жарко, когда Делано посмотрел через его плечо, сидя на стуле рядом с кроватью. При виде меня его облегчение стало земным и насыщенным.

— Ты не должен был говорить ей, — сказал Перри, его янтарный взгляд переместился с Киерана на меня. — Со мной все будет в порядке. Я так ему и сказал. — Он посмотрел на Делано. — Я сказал тебе это.

— Знаю, но я здесь. Тебе незачем терпеть боль, когда я могу помочь.

— Тебе незачем беспокоиться обо мне, когда у тебя так много дел, — возразил атлантиец.

— У меня всегда найдется время, чтобы помочь своим друзьям. — Я подошла к кровати, заметив, что у Делано на коленях лежит раскрытая книга. — Что ты читаешь?

На его щеках образовались два розовых пятна.

— Вообще-то, это книга, которую Перри нашел в каюте корабля, где ночевали вы с Касом.

Мои глаза расширились, когда они вернулись к тому, что лежало у него на коленях. Была только одна книга, которая могла быть на том корабле.

Этот проклятый дневник.

— Уилла прожила довольно интересную жизнь. — Перри слабо усмехнулся с кровати. — Хотя не знал, насколько интересную.

— Ты взяла с собой на корабль ту эротическую книгу? — спросил Киеран с того места, где он теперь стоял у окна.

— Я не брала ее с собой. Это Кастил взял.

— Правдоподобная история, — пробормотал Киеран, в его глазах мелькнул намек на веселье.

— Неважно, — пробормотала я, пробираясь к другой стороне кровати, где осторожно села и сделала все возможное, чтобы не думать о том, как Кастил заставил меня читать дневник, пока он наслаждался ужином.

— У меня есть вопрос, — сказал Перри, когда я потянулась к нему. — Ты читала это до того, как встретила Вильгельмину?

— Читала. Дневник был в городском Атенеуме в Масадонии, и дамы в ожидании всегда шептались о нем, — сказала я, дыша сквозь щемящую грусть по Дафине и Лорен. — Я даже не знала, что она атлантийка, не говоря уже о том, что она подменыш и Ясновидящая. И Кастил тоже не знал. Так что можешь представить себе шок, когда мы встретили ее в Эваемоне.

— Могу только представить. — Он тихонько хихикнул, поморщившись. — Готов поспорить, у Каса это был настоящий праздник.

Слабая улыбка заиграла на моих губах, когда я положила руки чуть ниже повязки. Сущность мощно засветилась, перетекая в мои особые руки. Я наблюдала, как свет уходит из моих пальцев и исчезает. Серебристое сияние придало его смуглой коже более холодный оттенок, чем обычно. Напряженные мышцы его руки ослабли через несколько секунд. Я перевела взгляд на его лицо и увидела, как его губы разошлись в такт более глубокому и длинному вдоху.

Делано пошевелился, потянулся, чтобы достать повязку. Затем осторожно поднял ее. И тут же сделал еще более глубокий и длинный вдох. Его глаза встретились с моими, и его губы произнесли тихое:

— Спасибо.

Я кивнула, убирая руки от Перри, когда Делано прижался одной рукой к его щеке. Он остановился и прижался лбом ко лбу атлантийца, а затем поцеловал его. Поскольку мои чувства все еще были открыты, на языке заплясал сладкий и гладкий вкус, который я не узнала в первый раз. Шоколад и ягоды.

Любовь.

***

Я не в силах была заснуть, ежечасно просыпаясь, видя, как тех стражников разрывают на части в коридоре Жаждущие, которые за несколько часов до этого были смертными. Я все время видела Ардена, несущегося вперед, а потом обнаруживала его, его мех был скорее рыжим, чем серебристо-белым. Меня преследовали мягко покачивающиеся ноги и скрытые лица. И эти тела. Все эти тела, которые выносили солдаты. Все это повторялось снова и снова.

Вместе с пронзительными криками Жаждущих. Я лежала на боку и смотрела в пустоту. Моя кожа была холодной. Внутри меня было холодно, как в подземной гробнице. Я пыталась сосредоточиться на тепле, прижатом к задней части ног, где спал Киеран в своей вольвеньей форме, но мои мысли были заняты другим.

Кто были эти девушки? Вряд ли они были участницами Обряда. Если бы это было так, разве они не были бы в храме? Были ли они детьми слуг, убитых здесь? Были ли они украдены из своих домов?

А те, кого мы нашли под храмом, были ли их души заперты там? Считалось, что тела должны быть сожжены, чтобы душа освободилась и попала в Долину. Я не знала, правда ли это, или церемониальное сожжение тела предназначалось скорее для скорбящих, чем для умершего. Но все, о чем я могла думать, это о тех бедных детях, затерянных под землей, одиноких, испуганных и очень холодных…

Я с трудом вдохнула и потянулась вверх, сжимая кольцо Кастила. Как кто-то может участвовать в подобном? Во что они могли верить настолько полно, настолько всецело, что могли оправдать это? Что позволяло им жить каждый день? Дышать, есть и спать? Как она могла сделать что-то подобное? Она была частью этого. Причиной. Она убедила этих жрецов и жриц выполнить ее волю. Убедилась, что Вознесенные были созданы и превращены в нечто столь же ужасное, как и Жаждущие.

Как я могла быть частью Избет? Так и было. Я разделяла ее род, как бы отчаянно мне ни хотелось, чтобы это было неправдой. Как это могла быть моя мать? Она всегда была такой? Когда она была смертной? Неужели потеря сына и родственного сердца сделала это? Неужели боль от такой потери действительно превратила ее в чудовище, совершенно не способное заботиться ни о чем, кроме мести?

У меня пересохло в горле, когда я крепче сжала кольцо Кастила. Могу ли я стать такой же, как она? Если бы с Кастилом что-то случилось? Если он… если его убьют, стану ли я не более чем гневом и ядом, который освобождает только смерть?

Я уже была близка к этому.

Так близка к тому, чтобы потерять себя в этой боли. А он все еще был жив. Было ли это влиянием ее крови во мне? Означало ли это, что я с большей вероятностью стану такой же, как она? Или это была связь родственных сердец? Становились ли такими те, кто терял свою вторую половинку… если они просто не сдавались и не умирали, как те, о ком говорил Кастил?

В темные, безмолвные мгновения ночи я могла признать, что это возможно. Я могла бы стать такой же, как она. Но еще больше меня пугало осознание того, что я могу стать чем-то гораздо худшим.

Возможно, именно этого она и хотела. Возможно, она так и планировала, и я действительно была Предвестницей. Предвестницей смерти и разрушения.

И, возможно, дело было не только в родословной Избет. Возможно, это была и кровь Супруги. Она спала до тех пор, пока хотя бы один из ее сыновей не был возвращен ей, из-за того, что она может сделать, если проснется. В тех странных проблесках, которые я получала от нее, я чувствовала ее ярость. Ее боль. Она была похожа на ту, что… всё уничтожает.

А когда я чувствовала ярость, я ощущала вкус смерти.

Зажмурив глаза, я поднесла закрытую руку к губам. Кольцо впилось в кожу, когда я открыла рот и закричала без звука… закричала в тишине, пока уголки рта не заболели, горло не обожгло, а все тело не затряслось от напряжения. Я кричала до тех пор, пока то, что Киеран почувствовал от меня через нотам, не только не разбудило его, но и не заставило обратьться в смертную форму. Тяжелая теплая рука накрыла мою.

Киеран молчал, просунув вторую руку под мои жесткие плечи и склонив свою верхнюю часть тела над моей. Он не сказал ни слова, когда я подняла руки, унизанные кольцами, к лицу, закрывая рот и глаза, когда он уложил мою голову под подбородок. Я прекратила беззвучный крик, но не заплакала. А мне хотелось. Глаза болели, и горло тоже. Но я не могла. А если бы и смогла, то вряд ли остановилась бы. Потому что во мне поселился тонущий ужас. Тот же самый ужас, который я ощутила, когда услышала слова герцога Сильвана о том, что я залью улицы кровью.

Не знаю, сколько мы пролежали так, прежде чем до меня дошло… прежде чем я поняла, что мне нужно делать. Затем дрожь прекратилась. Огонь в горле ослаб.

Я опустила руки, все еще держась за кольцо.

— Мне нужно, чтобы ты мне кое-что пообещал.

Киеран промолчал, но его руки сжались вокруг меня, и я почувствовала, как его сердце бьется о мою спину.

— Тебе это не понравится. Ты можешь даже немного возненавидеть меня за это, — начала я.

— Поппи, — прошептал он.

— Но ты единственный человек, которому я доверяю это сделать, — продолжала я. — Единственный человек, который может. — Я вздохнула. — Если я… если мы потеряем Кастила, если с ним что-то случится…

— Не случится. Этого не случится.

— Даже если этого не произойдет, я все равно могу… потерять себя. Если я стану чем-то, способным на такие разрушения, какие мы видели вчера…, — прошептала я.

— Ты не станешь. Ты не станешь такой.

— Ты не знаешь этого. Я не знаю этого.

— Поппи.

— То, что я сказала, о том, что с каждым днем я чувствую себя все менее смертной? Я не лгала, Киеран. Внутри меня есть такая… такая черта, перейдя которую, я становлюсь чем-то другим. Я уже делала это раньше. В Палатах Никтоса. Я могла уничтожить Бухту Сайона, — напомнила я ему. — Могла бы уничтожить Оук-Эмблер, когда проснулась и обнаружила, что Кастил захвачен. Я хотела.

— Я достучусь до тебя. Кас достучится, — рассуждал он.

— Не всегда кто-то будет рядом. — Я заставила себя ослабить хватку на кольце Кастила. — Может настать время, когда никто не сможет связаться со мной. И если это случится, ты мне нужен…

— Черт.

— Мне нужно, чтобы ты опустил меня в землю. Кастил не сможет этого сделать. Ты знаешь это. Он не сможет, — продолжала я. — Мне нужно, чтобы ты остановил меня. Ты знаешь как. Есть костяные цепи под…

— Я знаю, где цепи. — Его гнев был горячим в моем горле, но не таким горьким, как его страдания. И тогда я немного ненавидела себя.

Я ненавидел себя очень сильно. Но другого выбора не было.

— И, если мы еще не выяснили все, что сделала Элоана, чтобы замуровать Малека, ты должен это выяснить. Положи меня в землю и сделай то, что сделала она. Пожалуйста. Он… Кастил будет зол на тебя, но он поймет. В конце концов.

— Поймет, — прорычал Киеран.

— Но он не убьет тебя. Он никогда не сделает этого с тобой. — Я сглотнула, когда мое горло сжалось. — Мне жаль. Правда. Я не хочу спрашивать о чем-то подобном. Я не хочу возлагать это на тебя.

— Но так и есть. — Его голос стал хриплым. — Это именно то, что ты делаешь.

— Потому что я не могу стать чем-то, способным сравнять города с землей. Я не смогу жить с самой собой. Ты знаешь это. Ты не сможешь жить, позволив мне стать такой. И Кастил тоже. — Я положила свою ладонь на его руку. — Может быть, этого никогда не случится. Я сделаю все возможное, чтобы не допустить этого. Но если это случится? Ты поступишь правильно. Ты знаешь это. Ты сделаешь то, что должно быть сделано.

Киеран прижался еще крепче. Он не отвечал. Очень долго.

— Я не думаю, что ты отдаешь себе должное, Поппи. Не думаю, что ты позволишь этому случиться, — сказал он мне, сдвигая свою руку так, чтобы моя рука скользнула в его. Он переплел свои пальцы с моими. — Но если я ошибаюсь…

Я затаила дыхание.

— Я сделаю это, — поклялся Киеран с очередной дрожью. — Я остановлю тебя.

ГЛАВА 18

— Жители Оук-Эмблера ждут, — сказал нам Валин, когда мы поднимались на башню замка Редрок следующим днем. — Они выглядят довольно спокойными, так что это хорошо.

Хотелось согласиться, но рыдания от горя родителей, которых мы встретили по дороге в Оук-Эмблер, забили мне горло. Их привезли в город раньше остальных, а затем привели в храм, где их останки были тщательно завернуты в саваны. А потом все, что я смогла сделать, это смотреть, как их надежда сменяется отчаянием. Как рушился мир каждого из них. Звуки, которые они издавали каждый раз, когда находили своего ребенка на кострах… сырые, полные боли крики, доносившиеся из глубин их разбитых душ, даже не были похожи на то, что мог бы озвучить смертный.

Я не могла перестать видеть, слышать или пробовать это на вкус.

Я отдала плюшевого медведя обратно Рамону и Нелли. Мне было жаль. Я сказала это почти сто раз, но это ничего не значило. Это ничего не значило. Я обещала, что это больше никогда не повторится, и я так и сделала. Но это тоже ничего не дало.

— Все в сборе? — спросила Вонетта, когда мы вошли в маленькую комнату наверху. Нейл задержался в узком дверном проеме, загораживая его, словно ожидая, что что-то вот-вот поднимется с лестницы.

— Насколько мы можем судить, — сказал лорд Свен, когда я подошла к одному из маленьких квадратных окон, выходивших на дубы вдоль обрыва. Сквозь деревья я увидела дракенов. — Я поручил одному из своих людей просмотреть записи в Цитадели, чтобы выяснить, сможем ли мы получить более чем приблизительную оценку того, сколько людей здесь жило.

— Небольшая группа смертных была сегодня утром на Вале… некоторые из тех, кто остался, — сказал генерал Сир. — Они выразили желание покинуть город.

— Тогда они должны иметь возможность уйти, — ответила Вонетта.

— Согласен, — сказал Эмиль.

В наступившей тишине Киеран коснулся моего плеча. Он молчал все утро. Он не был зол из-за того, что я попросила его вчера вечером. Да и ничего такого в его словах не было. Я также не думала, что он солгал, когда я спросила его пятьсот пять раз с тех пор, как проснулась. Он был уставшим и встревоженным.

Я прочистила горло, отвернувшись от окна. Свен и Валин смотрели на меня в ожидании.

— Им следует позволить уйти, если они этого хотят.

Ни Валин, ни Сир не выглядели в полном восторге от этого.

Я снова сглотнула, заталкивая узел еще глубже.

— Если бы кто-то захотел покинуть свой город, чтобы переехать ближе к семье или в поисках лучших возможностей, он должен был бы получить разрешение от королевских особ, — сказала я им, вспоминая просьбы, которые подавались Тирманам во время еженедельных заседаний городского совета. — Это редко одобрялось. В Солисе у людей должна быть такая же свобода, как и в Атлантии.

— Я согласен, но во время войны? И с Жаждущими? — начал лорд Свен. — Возможно, это не лучшее время для предоставления такой свободы.

— Я понимаю сомнения относительно этого. Я бы предпочла, чтобы никто не решил уехать из-за опасностей, которые таит в себе этот выбор. Но если мы предотвратим это, у них не будет причин полагать, что это будет временно или что мы не намерены продолжать подавлять их права. — Я посмотрела на темноволосого генерала. Сир останется в Оук-Эмблере для защиты порта и прилегающих земель с частью своего полка. Оставшаяся часть его войск войдет в состав войск Валина. — Им следует напомнить о риске, но если они настаивают, то мы разрешаем.

Сир кивнул.

— Конечно.

— То, что мы делаем здесь, будет услышано в других городах, — напомнила я ему… напомнила всем им. Включая себя. — Так мы завоюем доверие жителей Солиса.

Все присутствующие кивнули, и я посмотрела на дверной проем балкона. До меня доносился гул толпы, собравшейся во дворе внизу и на поляне Редрока. Мое сердце споткнулось о само себя.

— Пришло время мне поговорить с ними.

— Мы будем ждать тебя снаружи. — Свен поклонился и вышел на балкон. Сир и Эмиль последовали за ним.

— Ты уверена, что хочешь сделать это сейчас? — спросил Валин, оставшись позади.

— Думаете, не стоит?

— Я думаю, что ты должна делать то, что считаешь нужным, — ответил он довольно дипломатично. — Но я также думаю, что того, что ты уже сделала сегодня, более чем достаточно.

Он говорил о встрече с семьями. Я прижала ладонь к мешочку, нащупав игрушечную лошадку. Валин был там, когда я разговаривала с семьями. Киеран и Вонетта тоже. Они были свидетелями этого болезненного отчаяния.

— Разве все это не обязанность королевы?

— Это не обязательно. Нет такого правила. — Ответ Валина был таким же мягким, как и его взгляд. — Нет такого правила, которое предписывало бы тебе нести всю ответственность. Вот почему у тебя есть советник. — Затем он кивнул на Вонетту. — Вот почему у тебя есть регент.

Киеран поднял плечо, когда я взглянула на него.

— Он прав. Любой из нас может обратиться к народу.

Любой может… и, вероятно, сделает это гораздо лучше, чем я, но… Я снова взглянула на своего свекра.

— Если бы вы все еще были королем, вы бы позволили кому-то другому говорить с этими семьями? Обратиться к народу?

Валин открыл рот.

— Правду? — спросила я.

Он вздохнул, проведя тяжелой рукой по волосам, откидывая их с лица.

— Нет, я бы сделал это сам. Я бы не хотел, чтобы кто-то другой…

— Носил эти следы? — пробормотала я, и он наклонил в этом направлении голову. Уголки моих губ слабо изогнулись. — Я ценю ваше предложение. — И я оценила, потому что думала, что оно исходит из хороших побуждений. — Но это должна быть я

В его чертах появилось что-то похожее на гордость.

— Тогда это будешь ты.

Я сделала вдох, но он был недолгим. Меня охватила нервозность.

— Я… я никогда раньше не выступал перед такой большой толпой. — Мои ладони были влажными, и я подумала, что если бы Кастил был здесь, он бы взял на себя инициативу, пока я не почувствую себя комфортно. Не потому, что он сомневался бы, что я смогу это сделать, или думал, что у него получится лучше, а потому, что он знал, что у меня так мало опыта в этом деле. Я посмотрела на Валина, который ждал позади. — Даже не знаю, что им сказать.

— Правду, — предложил Валин. — Скажи им то, что ты сказала нам, когда мы прибыли. Что ты не завоеватель. Что ты здесь не для того, чтобы забирать.

Моя грудь немного расслабилась, и я кивнула, повернувшись лицом к двери.

— Пенеллаф, — остановив меня, позвал Валин. — Моему сыну действительно повезло, что он нашел тебя.

Узел вернулся, но совсем по другой причине. Однако, когда я вдохнула, на этот раз он заполнил мои легкие.

— Нам обоим повезло, — сказала я ему и поклялась, что на моей коже нагрелось кольцо.

Я повернулась обратно к двери и подняла плечи, когда Вонетта наклонилась ко мне и тихо сказала:

— Ты справишься.

Потянувшись вниз, я взяла ее руку и сжала ее.

— Спасибо.

Вонетта сжала руку в ответ, и тогда я пошла вперед, выйдя на прохладный воздух и яркое полуденное солнце. Мое сердце колотилось, пока я шла к каменным перилам, за мной следовали остальные. Толпа затихла, волной распространяясь за пределы двора, поляны и дальше, на заполненные людьми улицы. Мои руки слегка дрожали, когда я положила их на камень, каждой фиброй своего существа осознавая, что тысячи и тысячи взглядов обращены вверх, видя меня в белом одеянии Девы и золотой мантии атлантийцев. На мне не было короны, потому что я не была их королевой.

И тогда я сказала народу Атлантии то, что сказала генералам, дрожащим, но громким голосом. Голосом, который был слышен.

— Мы не завоеватели. Мы не захватчики. Мы здесь, чтобы покончить с Кровавой Короной и Обрядом.

***

Спустя много времени, после обращения к жителям Оук-Эмблера и встречи с генералами, чтобы уточнить планы на завтрашний и последующие дни, я расхаживала по гостиной, примыкающей к спальне, в которой спала накануне вечером. Валин присоединился к нам некоторое время назад, разделив с Киераном стакан виски. Мой так и стоял нетронутым на столе. Голова была слишком забита мыслями, а в желудке урчало, хотя он и был полон.

— Ты можешь сесть? — спросил Киеран со стула, на котором сидел.

— Нет.

— От твоего шага завтрашний день не наступит быстрее, — сказал он, а ведь завтрашний день не был даже одной из главных причин, по которым я прокладывала дорожку в каменном полу. Это было горе, которое я все еще ощущала с того утра. Это была неуверенная надежда, которую я все еще испытывала от жителей Оук-Эмблера. А также их пробуждающийся гнев, который задерживался в глубине моего горла. — И это заставляет меня нервничать.

Я остановилась, повернувшись к ним лицом.

— Правда?

— Нет. — Киеран поднял свой бокал к губам, стукнув обутой ногой по пуфику перед собой. — Это просто очень отвлекает, и мне кажется, что если я буду пить дальше, то от твоих постоянных хождений туда-сюда меня стошнит.

— Почему бы тебе тогда не перестать пить? — предложила я, с едким тоном. От Хисы, стоявшей у арки комнаты, исходило сладкое веселье.

Валин вскинул брови, поднимая свой бокал, и, несомненно, скрывая ухмылку, поскольку я действительно очень громко плюхнулась в кресло напротив Киерана.

— Доволен?

— Звучало так, будто ты могла пораниться, — сухо заметил он.

— Сейчас будет звучать так, будто тебе больно, потому что я в секунде от того, чтобы ударить тебя, — ответила я.

Киеран усмехнулся.

— Ты имеешь в виду любовный удар?

Мои глаза сузились.

— Итак, я думал о том, что сказал тот жрец. То, что вы все рассказали мне о женщине в Массене, — заговорил Валин, мудро меняя тему. — Если они действительно говорили о Малеке, как ты думаешь, Избет — заговорщик?

— Я не знаю. Не знаю, она ли это, или Малек, или все это просто чепуха, — ответила я, тяжело вздохнув. — Не знаю, как все это связано с тем, почему они провели еще один Обряд. Или почему она создала Восставших, или почему кто-то из них считает, что я играю в этом какую-то роль. Никто из них не может всерьез думать, что я соглашусь с ее планами.

— Перестройка царств может означать захват Атлантии, — предположил Валин через несколько мгновений. — В конце концов, это то, что мы делаем в некотором смысле — объединяем два королевства. Возможно, именно об этом говорил Фрамонт.

Возможно, но мне казалось, что я что-то упускаю.

— Я отправил весточку в Эваемон. Надеюсь получить ответ к тому времени, когда мы воссоединимся, — сказал он, и я кивнула. — Вы все еще планируете проехать через Кровавый лес?

— Мы будем двигаться рядом с ним, — сказал Киеран. — Это самый безопасный путь. Мы хотим подобраться как можно ближе к Карсодонии, прежде чем нас заметят. Нам нужно это преимущество.

Если мы поедем прямо через Нью-Хейвен и Уайтбридж, это увеличит риск быть замеченными. Поэтому мы планировали двигаться вверх по побережью, огибая опушку Кровавого леса, а затем срезать путь между Тремя реками и Уайтбриджем, пробираясь к Ивовым равнинам через часть долины Ниэль, где мы затем войдем на пики Элизиума. Армии будут следовать за нами, захватывая эти города под предводительством Вонетты.

— Путь, который вы выберете, не будет лишен опасности, — заметил Валин. — Новости о нашей осаде Оук-Эмблера скоро достигнут столицы. Кровавая Корона двинет свои армии. Там будут патрули.

— Мы знаем, — заявил Киеран. — Ничто в том, что мы собираемся предпринять, не является безопасным.

Валин сдвинулся, согнув ногу.

— Если ваши расчеты верны, вам понадобится около двух недель, чтобы добраться до Карсодонии.

— Плюс-минус день, — ответил он. — Это если мы будем сильно стараться.

— К тому времени мы должны быть в Трех реках, — продолжил он. — Там мы встретимся с вами и…

— И Кастилом. Он будет со мной, — пообещала я.

В его выдохе была надежда.

— Я верю в это. Потому что я верю в тебя, — добавил он, удерживая мой взгляд. — Я хочу дать тебе обещание. Я позабочусь о том, чтобы ваши желания были выполнены с нашей стороны. У регента не будет проблем ни с одним из генералов. Мы не уничтожим ни одного Вала. Мы не станем причиной гибели невинных людей.

Теперь в моем выдохе была надежда.

— Спасибо.

Он кивнул.

— Каковы ваши планы, когда вы попадете в Карсодонию? Как вы его найдете?

— Мы все еще работаем над этим, — поделился Киеран, и я чуть не рассмеялась, потому что работа над этим может быть легко переведена как «мы не знаем».

Густой, похожий на сливки вкус беспокойства собрался в моем горле, и мой взгляд переместился с Киерана на Валина. Всплеск беспокойства исходил от него, и это было… ну, редко удавалось уловить что-то от этого человека.

— Прошло много, много времени с тех пор, как я даже близко не был в Карсодонии, — начал он. — И тогда это был большой город. Там много территорий для поиска. Много Вознесенных. Много Королевских Рыцарей.

— Мы знаем, — сказал Киеран, забыв о своем напитке в руке.

— А потом вам придется иметь дело с Кровавой Королевой, — невозмутимо продолжал Валин. — У вас не будет свободного передвижения по городу.

— Мы знаем, — повторил вольвен. — Мы говорили о том, чтобы захватить высокопоставленных Вознесенных и даже Прислужниц, и заставить их говорить. Кто-то из них должен знать, где держат Каса.

Мы также говорили о том, что Прислужницы редко отходят далеко от Кровавой Королевы. Мы также обсудили, что нам придется найти высокопоставленную Вознесенную, которая полностью согласна со всем, что делает Кровавая Королева, что также означало, что они, вероятно, будут больше бояться ослушаться свою Королеву, чем угрозы смерти.

У нас были идеи, что делать, но ничто из того, что мы придумали, не было магическим решением, как найти его в многомиллионном городе…

Магического.

Я вскочила на ноги, испугав и Валин, и Киерана.

— Магия.

— Магия? — повторила Валин, подняв брови.

— Первобытная магия. — Я повернулась к Хисе. — Ты знаешь, где Свен?

— Полагаю, он навещает своего сына в одной из комнат дальше по коридору.

— О чем ты думаешь? — Киеран отставил свой напиток в сторону.

— Перри сказал, что его отец много знает о Первобытной магии, помнишь? — сказала я, почувствовав облегчение, когда в его чертах мелькнуло понимание. — И что с ее помощью возможно почти все. Почему бы не быть какой-то магии, которая могла бы помочь нам найти Кастила?

***

Когда Свен сидел в кресле напротив своего сына, мне хотелось ударить себя. Как я до сих пор не вспомнила о первобытной магии?

— Я помню, что читал о старых заклинаниях, которые использовались для поиска пропавших предметов, — сказал Свен после того, как я ворвалась в комнату и спросила, знает ли он заклинание, которое можно использовать для поиска человека. Он потер бороду на подбородке. — Позволь мне немного подумать об этом. Пропавшие предметы, такие как заветное кольцо, сильно отличаются от человека. Но мне нужно немного подумать. Я прочитал много книг. Много дневников. И в них были разбросаны те старые заклинания.

— Конечно. — Я кивнула, снова вышагивая. Но на этот раз я делала это между Киераном и Валином, которые последовали за мной в комнату, куда привела нас Хиса. — Думай столько, сколько тебе нужно.

Свен кивнул, продолжая возиться с наростом на подбородке. Секунды превратились в минуты, пока атлантийский лорд бормотал себе под нос, прищурив глаза. Я понятия не имела, о чем он говорит.

Его сын встал, подошел к сервировочному столику и бутылке с янтарной жидкостью. Наливая стакан, он двигался так, словно накануне не получил стрелу в плечо. Он принес его к месту, где сидел его отец.

— Вот. Обычно это помогает.

Свен усмехнулся, принимая короткий хрустальный стакан. Он взглянул на меня, заметив, что я перестала вышагивать.

— Виски согревает желудок и мозг, — сказал он, сделав глубокий глоток, от которого его губы оттянулись назад над клыками. — Да, это определенно поможет согреться.

Перри хихикнул, опускаясь обратно в кресло рядом с Делано.

Не уверена, что согревание мозга было хорошей идеей. Я снова начала расхаживать, но Киеран положил руку мне на плечо, чтобы остановить меня. Бросив на него взгляд, я перекинула руку через талию и начала раскачиваться на каблуках своих ботинок.

— Понимаешь, я все время думаю о заклинании определения местоположения, — заговорил Свен, и я перестала раскачиваться. — Я помню его, потому что однажды я почти использовал его, чтобы найти старые запонки, которые потерял. Но я этого не сделал. — Он посмотрел вверх. — Первобытная магия запрещена. Она может изменить нити судьбы человека. Не вся первобытная магия это делает, но некоторые могут, а ты не хочешь связываться с Эра́э… даже ради пары запонок. Никогда их не находил.

У меня не было проблем с тем, чтобы потенциально связываться с судьбами… если они действительно существовали. Невидимые и Кровавая Королева использовали первобытную магию и, похоже, не навлекали на себя их гнев.

— А как насчет того заклинания, отец? — спросил Перри, подмигнув мне. — Почему ты все время об этом думаешь? Не могут же это быть просто запонки.

— Это так. — Одна сторона его рта скривилась. — Это язык заклинания. Это старый атлантийский, что означает язык богов. Но там было написано что-то вроде… — Его пальцы замерли. — Отыскать то, чем когда-то дорожили, и найти то, что нужно. — Его взгляд переместился на сына. — Там не указано, что это относится только к предмету.

— Набор запонок и человек могут быть и дорогими, и нужными, — согласился Перри, и я заставила себя молчать. Похоже, что Свен вспоминал эти вещи в определенном порядке, и его сын хорошо это знал. — Ты помнишь, что требовало то заклинание?

Свен долго не отвечал.

— Да, оно было довольно простым. Нужно было всего несколько предметов. Кусок пергамента для письма. Кровь, которой принадлежал предмет, или, в нашем случае, человек, и еще один заветный предмет, принадлежащий тому же человеку.

— Ну, эти предметы будет трудновато достать, — заявил Киеран. — Начиная с того, что нам понадобится Кас, чтобы получить его кровь.

— Не обязательно, — возразил Свен. — Кровь не обязательно должна быть из его вен.

— Она может быть от кого-то, кто питался от него, — сказала я.

Свен кивнул.

— Это, или родственник — любой родственник. Но твоя кровь подойдет.

От облегчения я вздрогнула, хотя оно было кратковременным.

— Но нам также нужен заветный предмет, — сказал Делано, наклонившись вперед.

— Поппи? — предложил Киеран, а затем быстро добавил, — Не то чтобы я считал тебя предметом или что ты принадлежишь в этом смысле Касу, но…

— Это должен быть настоящий предмет, — вмешался Свен. — Что-то, что принадлежит ему.

— Дневник? — предположил Перри.

— Дневник? — повторил Валин.

Мое лицо разгорелось, когда я быстро заговорила, не давая никому больше вдаваться в подробности.

— Хотя я верю, что он дорожит им, технически он ему не принадлежит. Он принадлежит… подождите. — Развернув руку, я потянулась к мешочку, закрепленному на бедре. Мое сердце заколотилось, когда я вытащила его. — У меня есть кое-что от него. — Я сглотнула, развязывая завязки и доставая крошечную деревянную лошадку. — Это.

— Боги, — прохрипел Валин. — Я не видел этого целую вечность.

Киеран уставился на нее. Он не знал, что было в мешочке. Он никогда не спрашивал. Его голос был грубым, когда он сказал:

— Малик сделал это для него. Он… он сделал один для меня в то же время.

— Не знаю, почему я взяла ее, когда мы уходили из дворца. — Я крепко держала игрушечную лошадку. — Просто так получилось.

— Это должно сработать, — сказал Свен. — Тебе нужно быть в непосредственной близости от того места, где, как ты думаешь, он может быть. Здание. Район. Я знаю, что мы не знаем, где его держат, но, если мы сможем сузить круг поиска, это заклинание должно помочь.

Заклинание не было ответом на вопрос, как найти Кастила, но это уже было что-то. Что-то, что определенно поможет, если мы сможем сузить круг поиска.

Если бы мне удалось снова связаться с Кастилом в наших снах, возможно, я смогла бы получить эту информацию.

Я уставилась на лошадку, уже не будучи полностью уверенной в том, что Эра́э не существуют, и не в силах остановить себя от мысли, что судьба сыграла в этом свою роль.

В любом случае, у меня была надежда, а это такая удивительная, запутанная вещь.

Хрупкая.

Заразительная.

Ломкая.

Но, в конечном счете, прекрасная.

От входа раздался горловой голос, привлекая наше внимание к тому месту, где Лин теперь стоял рядом с Хисой.

— Простите, что прерываю, Ваше Высочество, но кто-то прибыл к воротам и просит поговорить с вами. Они говорят, что прибыли из Атлантии, но я не узнаю ни одного из них.

Хиса нахмурилась, когда я взглянула на Киерана.

— Ты узнал какие-нибудь имена?

Он покачал головой.

— Мне очень жаль. Если они и были названы, то мне их не сообщили.

Любопытство нарастало. Я понятия не имела, кто мог прибыть из Эваемона.

— Где они сейчас?

— Их сопроводили в Редрок, и они должны прибыть в любой момент.

Повернувшись к Свену, я поблагодарила его за помощь и вышла из комнаты. Киеран и Делано последовали за мной, как и Валин.

— Это странно, — заметил Киеран.

— Согласна. — Хиса вела Лина, когда мы вошли в широкий зал. — Я не могу придумать никого, кто бы прибыл из Атлантии и не был бы уже с нами.

Стражники открыли двери, и мы вышли на угасающий солнечный свет. Мой взгляд прошелся по расставленным палаткам и грудам обломков разрушенных внутренних стен и остановился на двух людях, идущих вокруг небольшой повозки, запряженной лошадьми. Я узнала теплые светлые волосы, золотистую кожу и неповторимую красоту Джианны Давенвелл. Появление внучатой племянницы Аластира стало для меня шоком. Она была одной из немногих вольвенов, оставшихся в Эваемоне для охраны столицы, но когда тот, кто шел с ней, опустил капюшон плаща, весь воздух вышел из моих легких при виде насыщенной, теплой смуглой кожи и массы упругих белоснежных локонов.

— Святое дерьмо, — пробормотал Киеран.

Мое сердце заколотилось и забилось быстрее, когда я, спотыкаясь, отошла от Киерана.

— Тони?

ГЛАВА 19

Я была прикована к месту, где стояла, и тут Тони улыбнулась.

И сказала.

— Поппи.

Я бросилась вперед, лишь отдаленно осознавая, что Киеран тянется за мной, но я была быстрой, когда хотела.

Я мчалась между палатками и не останавливалась. Как мне показалось, впервые с ней, я ни о чем не задумывалась. Как и она, я обняла ее, и на несколько мгновений это было все, на чем было возможно сосредоточиться. Тони была в моих объятиях. Она стояла на ногах и говорила. Она была жива и здесь. Эмоции забили мне горло, и я запустила руку в ее волосы, зажмурив глаза от нахлынувших слез.

— Я скучала по тебе, — сказала я густым голосом.

— Я тоже по тебе скучала. — Ее руки сжались вокруг меня.

Дрожащим дыханием я втянула воздух, осознавая сразу несколько вещей. Киеран был рядом. Я почувствовала, как Делано прижался к моим ногам и, нечаянно, к ногам Тони. Его настороженность смутила меня, как и реакция Киерана… его попытка остановить меня, но большее беспокойство вызывало то, что чувствовала Тони. Она была стройнее, чем раньше, в плечах и по всему телу, а ведь она и так была стройной. Учитывая, что она столько времени спала, потеря веса была неудивительна, но больше всего меня потрясла ее кожа. Ее холод просачивался сквозь тунику с длинными рукавами.

Я отпрянула назад, переведя взгляд на ее лицо. Все, что я собиралась сказать, отступило на второй план.

— Твои глаза, — прошептала я. Они были бледнее, чем у Восставших, почти белые, за исключением зрачка.

— Мои глаза? — Ее брови взлетели вверх. — Ты видела свечение за зрачками?

— Да. Мои тоже другие. Это…

— Первобытная сущность, — сказала она, посмотрев на меня сзади, где завис Киеран. — Я знаю, что это такое.

— Как…? — Я посмотрела туда, где остановилась Джианна. Не думаю, что вольвен видела мои глаза такими. — Кто-то рассказал тебе о них? О сущности?

— И да, и нет. — Холодные, холодные руки Тони скользнули вниз по моим рукам и сжали их. — А мои глаза? Мои волосы? Я не знаю, почему все это так. Я предполагаю, что это сумеречный камень, но я прекрасно вижу. Да и чувствую себя хорошо. — Она наклонила голову, и белый локон упал на ее смуглую щеку. — Я чувствую себя намного лучше теперь, когда я здесь. — Она посмотрела вниз на Делано, который внимательно наблюдал за ней. — Хотя он выглядит так, будто хочет меня съесть, и не в лучшем смысле.

Из меня вырвался короткий смешок.

— Извини, — сказала я, протягивая руку через нотам, чтобы дать ему понять, что ему не о чем беспокоиться. — Вольвены очень меня оберегают.

— Джианна тоже так сказала, — сказала Тони, и вольвен коротко и неловко помахала мне рукой, что я почувствовала всеми костями.

Я оглянулась через плечо на Киерана. Он не смотрел на меня. Его тело было напряжено. Его внимание было приковано к Тони. Терпкая настороженность собралась в глубине моего горла. Он был не единственным, кто стоял близко. Хиса и Валин стояли прямо за ним. Беспокойство нависло тяжелым облаком, и… подождите. Медленно я повернулась к Тони, пробуждая свои чувства. Я ощущала…

Я ничего не ощущала.

И я знала, что Тони не защищалась от меня. У нее это никогда не получалось. Ее эмоции всегда были близки к поверхности, если не написаны на ее лице. Мое сердце учащенно забилось, когда я надавила чуть сильнее, не обнаружив ничего, даже стены.

Я крепче сжала ее руки.

— Я ничего не чувствую от тебя.

Ее молочно-белые глаза снова обратились ко мне, и я не почувствовала, но увидела щепотку беспокойства, застывшую в тонких линиях ее бровей.

— Я не знаю, почему. То есть, я знаю, но… — Ее глаза ненадолго закрылись. — Сейчас это не имеет значения. Есть кое-что, что я знаю. — Ее грудь поднялась при глубоком вдохе. — Есть кое-что, что я должна сказать тебе наедине. Это связано с Виктером.

Моргнув, я отпрянула назад.

— Виктером?

Тони кивнула.

— Я видела его.

***

Уединение было не совсем уединенным.

Мы с Тони удалились в одну из приемных комнат, и я не была уверена, что сам Никтос не помешал бы Киерану находиться там. Он сел рядом со мной, а Делано остался в своей вольвеньей форме, сидя у моих ног. Джианна стояла позади, казалось, искренне беспокоясь о благополучии Тони. Та не протестовала против их присутствия, но явно нервничала, ее колени были плотно прижаты друг к другу, и она непрерывно накручивала локон на палец — такая привычка у нее была всегда, когда она волновалась.

Жесткая поза и спокойное наблюдение Делано и Киерана, вероятно, имели к этому самое непосредственное отношение. Киеран остановил меня перед входом в комнату и отозвал в сторону. Он говорил негромко, но слова все равно прозвучали как гром, когда я посмотрела на Тони.

— Она выглядит неважно, — сказал он. — Все мы это чувствуем.

И он был прав.

Тони выглядела неправильно, но это была она. Волосы и глаза, холодная кожа и моя неспособность прочитать ее были не такими, как я помнила, но все остальное было ее. И то, что она не чувствовала себя нормально, не означало, что она была какой-то не такой. Это просто означало, что она изменилась.

И я, как никто другой, это понимала.

— Как только я проснулась, то сразу поняла, что должна найти тебя, — сказала Тони, сжимая стакан с водой. — Думаю, все решили, что я немного не в себе. Уилла, мать Кастила, — сказала она, взглянув на Киерана. — Я не могу винить их за то, что они так думали. Я была немного…

— Истеричкой? — за нее вступилась Джианна.

Тони усмехнулась.

— Да, немного. Они не хотели, чтобы я уходила, но ты знаешь, что я могу быть довольно настойчивой, когда дело доходит до выполнения моих желаний.

Боже, неужели.

— В любом случае, Джианна вызвалась отправиться со мной, — добавила Тони.

— Она собиралась сделать это с кем-то или без. — Джианна села на диванчик. — Было слишком опасно совершать такое странствие в одиночку, особенно когда никто не знал, где ты окажешься.

— Спасибо, — сказала я ей, чувствуя себя немного неловко из-за угрозы скормить ее барратам.

Джианна кивнула.

— Как получилось, что ты проснулась? — спросил Киеран у Тони. — Это что-то, что смогли сделать Уилла или Элоана?

— Я… я действительно не знаю, кроме того, что, по-моему, я не должна была проснуться. — Рука Тони дрогнула, выплеснув парообразную жидкость в кружку. — Я знаю, что это бессмысленно, но я чувствовала, что умираю. Я знала, что умираю, пока не увидела Виктера. Думаю, либо он, либо судьбы сделали что-то, чтобы предотвратить это.

— Судьбы, — пробормотала я, почти смеясь. — Ты имеешь в виду Эра́э? Ты никогда не верила в них.

— Да, ну, это определенно изменилось, — признала она, расширив глаза.

У меня снова перехватило дыхание.

— Как ты увидела Виктера?

— Я видела его во сне, который не был сном. Я не знаю, как еще это объяснить, кроме как так. — Тони сделала глоток. — Я помню, что произошло в Оук-Эмблере — боль от удара ножом. А потом долгое время ничего не было, пока не появилось что-то. Серебристый свет. Я думала, что попала в Долину, пока не увидела его. Виктера.

По мне пробежала мелкая дрожь.

Делано прислонился к моим ногам, когда Киеран спросил:

— А откуда ты знаешь, что это был не просто сон?

— Он подтвердил, кто ты — что ты бог, и я знала это. Избет проговорилась, но я ей не поверила, хотя Йен поверил. И, боги, Поппи, мне так жаль, что с ним случилось.

— Да, — вздохнула я сквозь жжение. — Мне тоже.

— Что именно ты знаешь об Избет и ее планах? — Киеран сразу же перешел к делу.

— Немногое, кроме того, что она верила, что Поппи поможет ей перестроить царства, — сказала она, и я резко вдохнула, услышав эти слова еще раз. — И я не понимала, что это значит. Меня не было рядом с ней так часто. Я даже не понимала, почему меня вызвали в Карсодонию, кроме того, что они сказали, что боялись, что меня тоже заберут, потому что было известно, насколько мы с тобой близки. Это не имело смысла, но, когда я приехала в Вэйфер и увидела этих… Прислужниц и Восставших, — добавила она с содроганием, — ничто в этом месте не казалось мне нормальным. И когда Избет сказала мне, что ты ее дочь, я подумала, что она не в своем уме, — сказала Тони, покачав головой. — Но Виктер рассказал мне то, чего я не могла знать. Например, историю о боге, который пробудился достаточно давно, чтобы помешать тебе пострадать в горах Скотос. Он сказал, что твои подозрения были верны. Что это Айос остановила тебя. Он также сказал мне, что не только Никтос дал свое согласие на ваш брак. Это были он и Супруга.

Я открыла рот, но не могла найти слов.

— Я тоже одобряю. Не то чтобы кто-то спрашивал. — Тони одарила меня быстрой, дразнящей ухмылкой, такой знакомой, что во мне что-то сжалось. Но она быстро угасла. — Виктер также сказал мне, что он… что Кастил был похищен?

Жжение в моем горле усилилось.

— Да, но я собираюсь вернуть его…

— Ты собираешься отправиться в Карсодонию и освободить его, — перебила она, и я моргнула. — Знаю. Виктер сказал, что ты это сделаешь.

— Хорошо. — Я сделала глубокий, дрожащий вдох. Тони никак не могла знать всего этого. — Виктер был духом?

— Нет. — Тони покачала головой. — Он — виктор.

Я вздрогнула. Что-то в том, как она это сказала, пробудило воспоминание, которое оставалось для меня недосягаемым.

— Что ты имеешь в виду?

— Надеюсь, я смогу объяснить это достаточно хорошо, чтобы меня поняли. — Тони выдохнула. — Виктор рождается с целью охранять того, кто, по мнению судеб, призван принести великие перемены или цель. У меня сложилось впечатление, что не все знают о своем долге, и в итоге они все равно оказываются рядом с этим человеком — судьбы сводят их вместе. Полагаю, другие викторы знают об этом и участвуют в жизни тех, кого они защищают. Когда они умирают, либо выполняя свое предназначение, либо по другой причине, их души возвращаются на гору Лото.

— Куда? — Мои брови приподнялись.

— Это место, где обитают Эра́э, — объяснила она. — Их души возвращаются на гору Лото, где они ждут перерождения.

— Это место начертано в Илизеуме, — сказал мне Киеран, но все, что я могла сделать, это уставиться на Тони.

— И ты сказала, что Виктер был одним из них? — Когда Тони кивнула, мои мысли пустились вскачь. — Значит ли это, что он все это время знал, что я бог? Что с ним случилось?

Тони наклонилась вперед, поставив свой стакан на маленький столик. — Виктер объяснил мне, что когда викторы перерождаются, у них нет воспоминаний о предыдущих жизнях, как это происходит, когда их души возвращаются на гору Лото, где они снова обретают смертную форму. Но некоторым викторам, по сути, предопределено понять, кто они такие и кого они посланы защищать или вести за собой. Например, Леопольд. Виктор сказал, что он понял это, и именно поэтому он искал Коралину еще до твоего рождения.

Еще одно потрясение пронеслось через меня, снова подталкивая к странному чувству в глубине моего сознания. Ощущение, что я каким-то образом уже знала это. Но это было не так.

— Значит, они были вместе не потому, что любили друг друга? — спросила я.

— Не знаю, но у них был Йен. Он сказал мне, что они были его родителями, — сказала она. — Это не значит, что они были влюблены, конечно, но там определенно что-то было, и я не думаю, что быть виктором означает, что ты не можешь любить.

Я медленно кивнула. Мне было известно, что Виктер был влюблен в свою жену. Горе, которое он испытывал всякий раз, когда говорил о ней, было слишком реальным, чтобы не быть порожденным любовью. И в тот момент я решила поверить, что Коралена и Леопольд… мои родители, действительно любили друг друга.

— Однако Виктер должен был знать. — Глаза Киерана встретились с моими. — Он стал королевским гвардейцем — стал твоим личным гвардейцем, и он убедился, что ты можешь защитить себя. Что ты можешь сражаться лучше, чем большинство гвардейцев Вала. Кроме всего прочего, его имя не может быть совпадением.

Я всегда считала, что Виктер обучал меня, потому что знал, что я никогда не хочу быть такой беспомощной, как в ночь в Локсвуде, но он мог убедиться, что я знаю, как сохранить себе жизнь, пока не вознесусь и не завершу Выбраковку.

— Если он знал, в чем его предназначение, почему не сказал ей? — Киеран снова повернулся к Тони. — Это могло бы многое упростить.

— Если он знал, то не мог, потому что, несмотря на то, что викторы существуют, чтобы защищать своих подопечных, они не могут раскрывать свои причины. Он многого не мог мне рассказать, говоря, что это связано с судьбами и равновесием, поэтому он был очень осторожен и обдуманно подбирал слова, — пожав плечами, сказала Тони. — По той же причине они рождаются без воспоминаний, и, насколько я поняла, даже у смертных, которые совершают ужасные поступки, тоже могут быть викторы. Он не смог бы сказать правду.

Я не знала, как относиться к тому, что Виктер мог знать, кто я на самом деле, или знать, что Хоук на самом деле Кастил. Или что он пришел в мою жизнь с одной целью: защитить меня. Некоторые из его последних слов вернулись ко мне тогда, сжимая мое сердце на куски. Прости, что не защитил тебя. Его вера в то, что он подвел меня, теперь приобрела совершенно новый смысл. Я протянула руку и провела пальцами между ушами Делано, когда он положил голову мне на колено. — Он хорошо выглядел? Например, он выглядел так же?

— Он выглядел… — Тони отвела взгляд от Делано. — Он выглядел так, как я помню. Не в последний раз, когда мы его видели, а до этого. — Тони улыбнулась, и это было лишь немного грустно. — Он выглядел хорошо, Поппи, и он хотел, чтобы я сказала тебе, что да, он гордится тобой.

Я судорожно вдохнула, когда сырые эмоции поднялись и забили мне горло. Я закрыла глаза, пытаясь сдержать слезы.

— Он сказал тебе что-нибудь еще?

— И да, и нет, — ответила она.

— Это не очень-то помогает, — ответил Киеран.

Бледные глаза Тони метнулись к Киерану, и она посмотрела на него таким взглядом, какой я видела у многих лордов в прошлом. Она оценивала его и не была уверена, впечатлило ли ее увиденное или нет.

— Это не так.

— Значит, Виктер смог рассказать тебе все о викторах и ввести тебя в курс дела, что произошло в жизни Поппи, но он не смог сказать ничего важного относительно планов Кровавой Короны?

— Не уверена, что ты внимательно слушал, или просто не понял, когда я сказала, что он не мог ничего сказать из-за равновесия и судеб, — сказала Тони знакомым мне тоном. Джианна сжала губы, чтобы скрыть улыбку, в то время как я даже не боролась со своей. — Так что, очевидно, он не мог раскрыть все секреты.

Глаза Киерана сузились.

— Очевидно.

Тони подняла на него брови.

— Что он смог сказать? — спросила я, прежде чем спор, который, как я чувствовала, разгорался, мог выйти из-под контроля.

— Он рассказал мне о пророчестве, о котором говорила богиня Пенеллаф.

Разочарование нарастало, как и страх. Я чертовски устала от этого пророчества.

— Я знаю, что это за пророчество.

— Но знаешь ли ты, что представляет собой все пророчество? — спросила Тони. — Не думаю, что знаешь. Или, по крайней мере, я не думаю, что Виктер верил, что ты знаешь.

Снова было шоком услышать имя Виктера и снова получить доказательство того, что Тони говорила с ним или с кем-то, кто знает чертовски много.

— Что он тебе сказал?

— Я прекрасно помню. Понятия не имею, как я обычно не могу вспомнить, что ела на ужин через несколько часов после еды, — сказала она, а ее память, как известно, была субъективной. — Из… из отчаяния золотых корон и рожденная из смертной плоти, великая первобытная сила восстает как наследница земель и морей, неба и всех царств. Тень в тлеющих углях, свет в пламени, чтобы стать огнем во плоти. Когда звезды упадут из ночи, великие горы рухнут в моря, и старые кости поднимут свои мечи рядом с богами, ложный будет лишен славы, пока двое, рожденные от одних и тех же злодеяний, не родятся от той же великой и первобытной силы в смертном царстве. — Она глубоко вздохнула. — Первая дочь, с кровью, полной огня, предназначенная для некогда обещанного короля. И вторая дочь, с кровью, полной пепла и льда, вторая половина будущего Короля. Вместе они переделают царства, предвещая конец. И вот, когда прольется кровь последнего Избранного, великий заговорщик, рожденный из плоти и огня Первородных, пробудится как Предвестник и принесет смерть и разрушение в земли, дарованные богами. Берегитесь, ибо конец придет с запада, чтобы разрушить восток и уничтожить все, что лежит между ними, — закончила Тони и закрутила чистый белый локон. — Вот и все.

— Да, — пробормотал Киеран, прочищая горло. Он посмотрел на меня. — Это намного длиннее.

Так и было.

— Первая и вторая дочь? Меня называли второй дочерью, но кто первая? И в каком контексте?

— Я не знаю. Мне жаль. — Брови Тони нахмурились. — Он не мог сказать мне, что это значит, только то, что ты должна это услышать. Он сказал, что ты сама догадаешься.

Я подавила смех.

— Он слишком много мне доверяет, потому что я… — Я запнулась, мои мысли сосредоточились на одной части того, что она сказала. — Подожди. Некогда обещанный король?

Киеран отступил назад.

— Малик?

— Когда ты находилась в Карсодонии, ты когда-нибудь видела Малика? — спросила я.

Тони покачала головой.

— Нет. Я не знаю никакого Малика.

— Это должен быть он, если речь идет о второй дочери, — сказала я. — Кастил — король.

Киеран кивнул.

— Да, но что это за кровь, полная пепла и льда?

Я подумала о холоде в моей груди, смешивающемся с эфиром. — Не знаю, что это значит и как я буду переделывать царства и приближать конец, в одиночку или вместе с кем-то. Я не собираюсь ничего начинать.

— Я тоже не знаю, — сказала Тони. — Или кто этот ложный.

Мне что-то пришло в голову, и я напряглась.

— Ты сказала, что викторы будут охранять даже тех, кому суждено что-то сделать…

— Я знаю, что ты хочешь сказать, — вклинился Киеран, и я поняла, что он думает о том, о чем я спросила его накануне вечером. — Тебе не суждено совершить ничего ужасного.

— Он прав, — быстро сказала Тони. — У меня не сложилось впечатления от Виктера, что он считает, что тебе суждено совершить что-то злое.

Я кивнула, чувствуя на себе пристальный взгляд Киерана. Потом прочистила горло.

— И это все, что он сказал?

— Нет. Было еще кое-что, но он сказал мне, что это должна услышать только ты и никто другой. — Она посмотрела на Киерана, потом на Делано. — Мне жаль.

На челюсти Киерана дрогнул мускул.

— Мне это не нравится. — Он быстро взглянул на Тони. — Без обид.

Она подняла плечо.

— Мне бы это тоже не понравилось. Я слишком любопытная.

На губах заиграла лукавая ухмылка.

— Мне нужно услышать, что это. Виктер не сказал бы ей ничего такого, что могло бы причинить мне боль.

— А если бы и сказал… чего не было, я бы не стала повторять, — добавила она, а затем поджала губы. — Если только это не было что-то, что она должна была услышать. Например, когда она собиралась сделать плохой жизненный выбор, не вернувшись в Красную Жемчужину, чтобы найти Хоука… или Кастила. Кто бы там ни был. В любом случае, я сказала ей сделать это.

— О, боги, Тони. — Я повернула голову в ее сторону.

Киеран наклонил голову.

— Ты на самом деле не собиралась возвращаться?

— Нет. — Я слегка подтолкнула его. Джианна усмехнулась, поднимаясь вместе с Делано. — Мы не будем сейчас в это влезать. Извините. Все на выход.

Киеран вскинул бровь.

— Это приказ?

— Да, — сказала я. — И ты знаешь, что так оно и было.

— Неважно, — пробормотал он, поднимаясь. — Я буду ждать снаружи.

— Хорошо.

— Итак, — протянула Тони. — Почему он ведет себя так, как я ожидаю от твоего мужа?

Мои щеки запылали.

— Он советник Короны.

Тони пристально посмотрела на меня.

— И друг. Близкий друг, но не настолько, — быстро добавила я, когда на лице Тони промелькнул интерес. — Честно говоря, я не знаю, как это. Все сложно.

— Можно и так сказать, — пробормотала она. — И мне не терпится услышать об этом осложнении в мучительно болезненных подробностях.

Я рассмеялась и поняла, что близка к тому, чтобы расплакаться, потому что это была Тони. Моя Тони.

— Я расскажу тебе все.

Она кивнула.

— Но позже?

— Позже. Завтра мне нужно уехать, — сказала я ей, ненавидя то, что я уеду, и у нас будет мало общего времени. Это казалось несправедливым, но я была благодарна, что она сейчас здесь. — Мне нужно освободить Кастила.

— Понимаю. — Ее глаза искали мои. — Я просто рада, что мы добрались до тебя, когда это произошло.

— Я тоже. — Я начала говорить, потом остановилась и попыталась снова. — Ты узнала о Вознесении? Что на самом деле случилось с третьерожденными?

— Узнала, — прошептала она. — Йен рассказал мне после того, как я приехала в Вэйфер. Знаешь, я не хотела ему верить. Я не хотела признавать, что купилась на эту ужасную ложь… что я была частью этого.

— Но ведь ты не знала. Никто из нас не знал.

— Тем не менее, это не улучшает ситуацию, не так ли?

Встретив ее взгляд, я покачала головой.

— Нет, не улучшает.

Тони подалась вперед, пока ее колени не уперлись в кофейный столик.

Кажется, я знаю, почему ты ничего не чувствуешь от меня. Я думаю, это потому, что я умирала, Поппи. Что бы ни сделали Эра́э или Виктер, они могли только остановить процесс. Но посмотри на меня. Мои волосы. Мои глаза. Моя кожа такая холодная. Мне кажется, что я мертва, но… нет.

Мое сердце заколотилось.

— Ты не умерла, Тони. Ты дышишь, верно? Ешь? Думаешь? Чувствуешь? — Когда она кивнула, я глубоко вздохнула. — Значит, ты жива во всех смыслах, которые имеют значение.

— Верно, — пробормотала она. — Но Вознесенные могут делать все эти вещи.

— Ты не Вознесенная. — Мой взгляд искал прекрасные, тонкие черты ее лица. — Мы выясним, что с тобой случилось. Кто-то должен знать.

— Мы выясним. — Она резко вдохнула, встретившись с моим взглядом. — Виктер рассказал мне, почему никому не разрешалось знать имя Супруги, и почему тем, кто знал, не разрешалось повторять его в смертном царстве.

Мои губы разошлись.

— Ладно, этого я не ожидала.

Тони засмеялась.

— Да, я тоже, но Виктер сказал, что ее имя — это сила, и что произнести его — значит вызвать звезды с неба и свергнуть горы в море.

Я замерла, когда она повторила слова Ривера.

— Но только когда его произносит тот, кто родился как она и обладает великой первородной силой.

— Я… я не первородная, — сказала я, все еще не понимая, почему или как Супруга могла быть настолько могущественной, что никто не осмеливался произносить ее имя в смертном царстве.

— Я не знаю. Хотелось бы, чтобы Виктер рассказал мне больше, но он сказал только это. — Тони наклонилась еще ближе, перегнувшись через стол. — Он сказал мне, что ты уже знаешь ее имя.

***

Небо было пасмурным, когда на следующее утро я вышла из замка Редрок, игрушечная лошадка была закреплена в мешочке, лист пергамента и карандаш лежали в сумке, а слова, которые, как сказал Свен, я должна была произнести, чтобы сотворить заклинание Первородного, запечатлелись в памяти. Мои волосы были заплетены в косу и заколоты под широкополой шляпой. Все мы были одеты в коричневую одежду, которую обычно носят егеря Солиса, а на наших плащах красовался малиновый герб Кровавой Короны — круг со стрелой, пронзающей центр, позаимствованный у Стражей Вала. Герб должен был символизировать бесконечность и силу, но он был скорее символом страха и угнетения.

Я ненавидела носить его так же, как и белый цвет Девы, но Охотники были одной из единственных групп, которые свободно передвигались по Солису, переправляя сообщения из города в город или перевозя товары.

Вольвены беспокойно вышагивали, их раздражение от того, что мы не сопровождаем их, было терпким и лимонным. Мне не нравилось, что наши планы вызывают у них беспокойство, но даже если бы они все были в своих смертных формах, это было бы слишком заметно и слишком рискованно.

Избет приказала бы их убить.

Я повернулась к стоявшей рядом со мной Тони. Мы провели остаток вчерашнего дня вместе, я рассказала ей обо всем, что ей еще не успели рассказать, а она поведала мне о том, что было, когда она увидела Виктера. Мне это очень напомнило то, что было, когда я тоже оказалась у дверей Долины и видела во сне Супругу. Я все еще не понимала, почему Виктер решил, что я знаю имя Супруги.

Тони улыбнулась мне.

— Будь осторожна.

— Конечно.

Она взяла мои руки в свои. Холод ее кожи проникал сквозь мои перчатки.

— Так же осторожна, как ты была, когда мы улизнули из замка Тирман и пошли купаться голыми, как в день нашего рождения?

— Даже осторожнее, чем тогда. — усмехнулась я. — А ты? Я хочу, чтобы ты держалась поближе к Вонетте и Джианне.

Она посмотрела туда, где ждала Вонетта.

— Я, наверное, буду действовать ей на нервы.

— Нет, не будешь. — Я сжала ее руки. — Вонетта очень милая. Она тебе понравится.

Тони вмешалась, понизив голос.

— Ты привыкла к ним? И я не имею в виду это в плохом смысле. Я видела, как Джианна обращается уже около дюжины раз, и, кроме того, что она очень обнажена, я не могу понять, как все это работает».

Я засмеялась.

— Ты видела Виктера, который умер у нас на глазах, и ты не можешь понять, что такое вольвен?

Она посмотрела на меня знающим взглядом.

— Ладно, нет, я все еще иногда бываю застигнута врасплох этим. Но подожди, пока не увидишь, как это делают дракены.

Глаза Тони расширились.

— Не могу дождаться.

Она еще не видела ни одного из дракенов, поскольку они оставались вне поля зрения, а Ривер был в своей смертной форме. Скоро все изменится.

— Тебе пора идти, — сказала она, ее нижняя губа дрожала.

— Да, — прошептала я, притягивая ее в объятия. — Все будет не так, как раньше.

— Обещаешь?

— Да. — Я начала отстраняться, но потом остановилась, крепче прижимая ее к себе. — Ты всегда была для меня отличным другом, Тони. Надеюсь, ты это знаешь. Надеюсь, ты знаешь, как сильно я тебя люблю.

— Знаю, — прошептала Тони. — Я всегда знала.

Расставаться с ней было тяжело, но я была вынуждена. Поцеловав ее прохладную щеку, я пообещала увидеться с ней в Трех реках, а затем пошла к месту, где ждала Вонетта с Эмилем. Я заметила, как Ривер, одетый в черные бриджи и простую тунику, которую он, очевидно, позаимствовал у Киерана, запрягал еще одну лошадь в повозку, где под навесом, скрывавшим небольшой арсенал оружия, стояло несколько ящиков с виски. Ликер был идеей Эмиля. Виски можно было использовать как отвлекающий маневр для тех, кто слишком пристально вглядывался или задавал слишком много вопросов.

— Я ненавижу, что не иду с тобой. — Вонетта сжала мои руки. — Ты ведь знаешь это, правда?

— Мне тоже неприятно, но я доверяю тебе руководить в мое отсутствие.

— Эй, — крикнул Эмиль, прижимая руку к груди. — Я стою прямо здесь.

— Как я уже сказала, я доверяю тебе руководить в мое отсутствие, — повторила Вонетта с небольшой ухмылкой.

Эмиль вздохнул.

— Грубо.

Вонетта закатила глаза.

— Он не в себе.

— Тебе же это нравится, — сказал атлантиец.

— Я бы не позволила Киерану услышать это, — поддразнила я, желая обнять ее. И поскольку я этого хотела, то сделала это вместо того, чтобы подумать о том, как сильно мне этого хотелось. — Позаботься о Тони, пожалуйста?

— Конечно. — Вонетта вернула объятия без колебаний. Я закрыла глаза, погружаясь в ощущения, как это было с Тони. — Увидимся в Трех реках.

— Увидимся.

Отстранившись и удивляясь, почему мне вдруг захотелось плакать, я повернулась к Эмилю, и он отвесил мне замысловатый поклон.

— Правда?

— Правда. — Поднявшись, он взял мою руку в свою и шагнул ко мне. Он наклонил голову и прижался губами к моему лбу. — Иди за нашим королем, моя королева, — прошептал он.

У меня перехватило дыхание. Я кивнула, отступая назад, когда он отпустил меня. Отвернуться, когда Киеран разговаривал с сестрой, было трудно, как и остановиться, чтобы попрощаться с Делано, Нейлом и Перри. Делано обнимал лучше всех. Все что угодно могло произойти между этим моментом и тем, как я увижу их в Трех реках. Все, что угодно.

Я подошла к своему коню, взяла поводья. Его звали Винтер. Конь был большой и белый, красивый, но он не был Сетти. Мне казалось неразумным брать его с собой в Карсодонию. Я оглянулась на вход в Редрок и с облегчением увидела Вонетту, разговаривающую с Тони и Джианной. С Тони все будет в порядке. Они все будут в порядке.

Киеран подошел ко мне сзади и коснулся моей руки.

— Ты готова?

— Да, — ответила я, поднимаясь в седло. Мой взгляд пронесся мимо группы, мимо моих друзей и устремился в долину, где внизу располагались величественные поместья. Когда мы выехали из Оук-Эмблера и направились за Вал, ныне увешанный атлантийскими знаменами, какая-то часть меня надеялась, что я никогда не вернусь. Возможно, это покажется мне трусостью, но я больше не хотела ступать ногой в город, хотя и знала, что никогда не уеду оттуда.

Часть меня осталась бы в еще дымящемся пепле храма Теона. Обугленном и разрушенном.

ГЛАВА 20

Кастил

Я открыл глаза от звука шипящей воды и тяжелого, сладкого аромата сирени. Густые фиолетовые цветы взбирались по стенам и тянулись по потолку. В лучах солнечного света поднимался пар. Вода беспокойно журчала среди валунов.

Я не помнил, как заснул. Просто точил кость, пока не устал. В любом случае, сейчас меня там не было. По крайней мере, не мысленно. Я был в пещере. Той, что Поппи называла моей пещерой. Но теперь она была нашей. Рай.

Мое сердце начало быстро биться, шокируя меня до смерти. Оно не билось так уже несколько дней. Это должно меня насторожить. Это было предупреждение, к которому я должен был прислушаться, но не мог. Не сейчас.

Повернувшись в талии, я осмотрел бурлящую поверхность воды и клубящийся пар.

— Поппи? — прохрипел я, заставив себя сглотнуть.

Ничего.

Мой чертов желудок начал колотиться вместе с сердцем. Где она была? Я снова повернулся, покачиваясь в теплой воде и влажном воздухе. Почему я был здесь без нее? Это было слишком жестоко — проснуться и обнаружить, что я здесь один. Это была какая-то новая форма наказания?

Наказание за грехи, которые я совершил. За ложь, которую я наплел. Жизни, которые я отнял. Жизни, которые я забрал своими собственными руками. Я всегда знал, что эти поступки вернутся, и я пожну то, что посеял, независимо от моих намерений. Неважно, как сильно я хотел стать лучше.

Заслужить кого-то вроде Поппи… кого-то такого невероятно сильного, любопытного, умного и невероятно доброго. Кого-то, кто заслуживает другого, такого же хорошего, как она. Это был не я. Мои глаза закрылись, а грудь сжалась. Это никогда не буду я. Мне это было известно. Всегда это знал. С того самого момента, как я понял, кто был подо мной в «Красной жемчужине.

Я знал, что нахожусь там, где не имею права быть.

Кто-то вроде меня… кто-то, способный убить женщину, которая любила меня, не был достоин богини. Не имело значения, что Шиа предала меня или свое королевство. Десятилетия спустя, и независимо от причин, это дерьмо и все «что-если» все еще пожирали меня. Мой подбородок опустился, глаза открылись, взгляд упал на руки… руки, целые в этом райском уголке, но все еще покрытые царапинами и шрамами. Две руки, которые забрали жизнь Шиа и стольких других, что удивительно, как они не были навсегда запятнаны кровью.

Но я навсегда принадлежал Поппи.

Я шел за ней, но она нашла меня в «Красной жемчужине». Я собирался забрать ее, но она захватила меня на Вале вокруг Масадонии. Я был готов использовать ее, но под ивой она обхватила меня всеми своими пальцами, даже не пытаясь. Я был готов на все, но она стала для меня всем, когда попросила остаться на ночь в Нью-Хейвене.

Она потребовала меня.

И она удерживала меня, даже зная, чем я был, кем я был и что я сделал. Она любила меня.

Более достойный мужчина, не погрязший в такой крови, как я, ушел бы. Оставил бы ее, чтобы найти кого-то хорошего. Достойного.

Но я не был таким человеком.

— Кас?

Боже правый, все мое тело дернулось при звуке ее голоса. Мое чертово дыхание застыло в легких. Сначала я не мог даже пошевелиться. Я был так заперт. Лишь ее голос сделал это. Ее голос.

Контроль вернулся в мое тело, и я закрутился в бурлящей воде. Тогда я увидел ее, и вид ее…

Она стояла там, вода пенилась вокруг округлых бедер и дразнила мягкие впадины и выпуклости ее живота. Мои губы покалывало от воспоминания о следах потускневших когтей над ее пупком, и желание упасть на колени и отдать им дань уважения едва не унесло меня под воду.

Я рассматривал тускло-розовые следы на ее левом виске, рассекающие дугообразную бровь… зажившие раны, которые были так же прекрасны, как веснушки, пляшущие по переносице. Шрамы говорили лишь о силе тонких скул и гордых бровей. А эти глаза…

Широко посаженные и большие, с густыми ресницами, они и раньше были потрясающими, напоминая мне блестящую весеннюю траву. Теперь же серебристый отблеск за зрачками и тонкие ресницы, пробивающиеся сквозь зелень, поражали воображение. Ее глаза… Черт, они были окном в мою душу.

Я впился в нее, мои губы разошлись в такт дыханию, которое никогда не покидало меня. Все эти прекрасные рыжевато-винные волосы каскадом рассыпались по ее плечам и опускались в воду. Тяжелые выпуклости ее груди расходились по спутанной массе локонов и волн, открывая дразнящий взгляд на румяно-розовую кожу. Мое сердце заколотилось… фактически пропустило чертов удар, когда я продолжал впитывать в себя вид этого упрямого, слегка заостренного подбородка и этих чертовых умопомрачительных губ, росистых и спелых, как сладкие ягоды. Мой член затвердел так быстро, что воздух окончательно выбило из легких. Эти губы…

Они были мучением в самом лучшем смысле этого слова.

Никогда в жизни мне не требовалось столько времени, чтобы обрести голос.

— Я ждал тебя.

Этот рот… его уголки приподнялись, а улыбка, пробежавшая по ее лицу, принадлежала мне.

Всегда.

И навсегда.

Поппи рванулась вперед, и я протиснулся сквозь воду. Она закружилась в бешеном вихре, когда мы прорвались сквозь нее, достигнув друг друга в тот же момент.

Я обнял ее, и от прикосновения ее теплой, мягкой плоти к моей у меня чуть не остановилось сердце. Возможно, так и было. Я не знал.

Запустив руку в ее шелковистые волосы, я опустил голову к ней и обнял. Крепко прижал к себе, когда она обвила руками мою талию.

— Моя королева, — прошептал я, когда макушка ее головы коснулась моих губ. Я глубоко вдохнул, обнаружив под сиренью намек на жасмин, ее аромат.

— Мой король. — Поппи вздрогнула, и мне удалось найти способ прижать ее еще ближе к себе.

Я закрыл глаза.

— Ты не должна называть меня так. — Я снова поцеловал ее голову. — У меня будет завышенное чувство собственной важности.

Она засмеялась. Боже, ее смех сделал то, о чем я предупреждал. Он заставил меня почувствовать себя важным. Могущественным. Потому что я мог заставить ее смеяться, когда этот звук был так редок.

— Тогда ты не должен называть меня своей королевой, — сказала она.

— Но ты важна. — Я заставил себя ослабить хватку на ее волосах. Я провел пальцами по прядям, удивляясь их ощущению. Реальность. — Богиня. И, кстати, хочу заметить… я так и знал. Может, мне стоит называть тебя…

Она отпрянула назад, ее глаза расширились, когда она наклонила голову назад и посмотрела на меня.

— Ты… ты знаешь?

Боги, эти глаза… Зеленый цвет с серебристыми прожилками был восхитителен.

— Кастил? — Она прижала руку… теплую ладонь, немного мозолистую от обращения с мечом и кинжалом, к моей груди.

— Твои глаза… — Я скользнул рукой по ее щеке. — Они завораживают, — сказал я ей. — Почти так же, как эти пухлые маленькие…

— Кастил. — Ее щеки покраснели в красивый розовый оттенок.

Я усмехнулся, и мне захотелось сделать это снова, когда я увидел, как ее губы разошлись при этом звуке.

— Да, я знаю, что ты богиня.

— Как? — Мягкость мгновенно исчезла с ее лица. Челюсть затвердела под моей ладонью. Как и ее глаза. Они превратились в изумрудные драгоценные камни. Превращение было шокирующим… и очень горячим. — Кровавая королева.

— Я понял, как только она сказала, что Малек — бог. Это значит, что и ты тоже.

— Малек не мой отец. Это Айрес, — сказала она. — Близнец Малека. Он пещерный кот — тот, которого мы видели в клетке.

Меня пронзило удивление, но в этом был смысл. Избет понятия не имела, где находится Малек. Она даже не знала, что он все еще жив… по крайней мере, технически. Я должен был догадаться об этом, когда Избет спросила, где Малек.

— Она забрала моего отца и тебя, — сказала Поппи, ее горло пыталось сглотнуть. — Она забрала…

— Она для нас ничто, — сказал я, ненавидя боль, нарастающую в ее глазах. — Ничто.

Она внимательно изучала мое лицо, ее пальцы сжимали мою грудь.

— Это реально, — прошептала она.

Я кивнул, проведя большим пальцем по неровному пятну на ее щеке.

— Родственные сердца.

Ее губы дрогнули.

— Я так много хочу сказать. Так много хочу спросить у тебя. Я не знаю, с чего начать. — Ее глаза ненадолго закрылись. — Нет. Я знаю. Ты в порядке?

— Да.

— Не лги мне.

— Я не вру. — Это точно.

Она потянулась к моему запястью, и я знал почему. Я знал, что она хочет увидеть, и то, что она увидит, было ненастоящим.

— Не надо, — сказал я ей, когда она замерла, ее глаза увлажнились. — Ты в порядке?

— Ты серьезно спрашиваешь меня об этом? — Неверие наполнило ее голос. — Это не меня держат в плену.

— Нет, это ты воюешь.

— Это не одно и то же.

— Нам придется согласиться с этим.

Ее глаза сузились.

— Я в порядке, Кастил, но я получила то, что она послала…

Ярость зародилась глубоко внутри меня примысли о том, что она должна была чувствовать.

— Я здесь. Ты здесь. Я в порядке, Поппи.

Я мог видеть это — борьбу. Борьбу, которую она выиграла, потому что, конечно, она выиграла бы. Она была чертовски сильной.

Ее подбородок поднялся.

— Я иду за тобой.

Эти четыре слова вызвали противоречивый шквал эмоций. Предвкушение. Ужас. Необходимость действительно держать ее в своих объятиях и слышать ее голос за пределами этого сна. Увидеть ее улыбку и выслушать ее вопросы, ее убеждения, ее все. Это боролось с огромным чувством тревоги… что мы не знаем точно, что планирует Кровавая Королева. Что это действительно связано с Поппи.

— Мы близко к Трем рекам, — сказала она мне.

Святое дерьмо, она была близко.

— Киеран со мной, — сказала она, и мое сердце, черт возьми, снова учащенно забилось. — И со мной дракены. — Ее лицо напряглось, побледнело. — Вообще-то, со мной только Ривер. Но у меня также есть заклинание Первородного…

— Подожди. Что? — Я уставился на нее сверху вниз, мой большой палец застыл прямо под ее губами. — Дракены? Теперь они есть у тебя?

— Да. Я смогла призвать их.

— Вот дерьмо, — прошептал я.

— Да. — Она вытянула слово. — Я думаю, тебе понравится Ривер. — Она сморщила нос в своей очаровательной манере. — А может и нет. Он пытался укусить Киерана.

Мои брови приподнялись.

— Дракен пытался укусить Киерана?

Она кивнула.

— Моего Киерана?

— Да, но на данный момент, если Ривер попытается укусить его снова, Киерану придется несладко. Все это долгая история, — быстро добавила она. — Мы… мы потеряли так много… — У нее перехватило дыхание, и у меня защемило в груди при виде боли в ее глазах. — Дракены. Вольвены. Солдаты. Мы потеряли Ардена.

Проклятье.

Я прижался губами к ее лбу. Арден был хорошим человеком. Проклятье. И услышать, что дракены уже пали? Боги.

Она сделала еще один вдох, а затем отступила назад.

— Ты можешь рассказать мне что-нибудь о том, где тебя держат? Что-нибудь?

— Я…

— Что? — Она прикусила нижнюю губу, привлекая мое внимание. — Ты снова собираешься меня оставить?

— Я никогда не оставлял тебя, — сказал я сразу.

Ее взгляд смягчился, когда она наклонилась ко мне. Моя рука крепко обхватила ее поясницу.

— Ты можешь рассказать мне хоть что-нибудь? Даже самую незначительную деталь, Кастил.

Неуверенность нарастала.

— Я не хочу…

— Что?

— Я не хочу, чтобы ты находилась рядом с Карсодонией, — признался я. — Я не хочу, чтобы ты была рядом с…

— Я не боюсь ее, — оборвала меня Поппи.

— Знаю. — Я провел большим пальцем по ее брови. — Ты не боишься никого и ничего.

— Это неправда. Меня пугают змеи.

Мои губы дернулись.

— И барраты.

— Они тоже. Но она? Ни в коем случае. Я приду за тобой, и не смей скрывать от меня информацию из шовинистической потребности защитить меня.

— Шовинистической? — усмехнулся я. — Мне казалось, что именно любовь подпитывает мою потребность защищать тебя.

— Кастил, — предупредила она.

— Мне кажется, ты хочешь меня зарезать.

— Я бы хотела, но поскольку тебе нравится, когда я это делаю, это не дает желаемого эффекта, которого я добиваюсь.

Я рассмеялся, и тут мое чертово дыхание перехватило, когда она сделала это снова. Она смягчилась от этого звука. Она тосковала по этому звуку. Я видел это по ее рту и глазам.

Черт побери.

— Я под землей. Не знаю, где именно, но мне кажется… — я подумал о Прислужнице. — Думаю, это часть системы туннелей.

Она сморщила нос.

— Помнишь подземные ходы, которые вели в Редрок с обрывов? Под храмом Теона в Оук-Эмблере тоже были туннели. Довольно большая сеть, которая соединяла замок Редрок и некоторые поместья, — сказала она мне, а затем быстро рассказала, как она это обнаружила. — Они могут быть такими же?

— Может быть. — Моя челюсть сжалась, когда ледяные пальцы коснулись моего затылка. Меня пронзила паника. Я наклонил голову и поцеловал ее. Прикосновение ее губ. Вкус. Она была наркотиком.

— Кас, — прошептала она мне в губы, и все во мне сжалось. — Мы должны поговорить.

— Я знаю. Знаю. — Были вещи, которые нужно было обсудить. Важные вещи. Я хотел знать, какими были ее дни и ночи. Как там Киеран. Я хотел узнать больше о ее осаде Оук-Эмблера. Кого она зарезала… потому что, несомненно, она кого-то зарезала. Многих. Я хотел знать, что с ней все в порядке. Что она не боится. Что она не наказывает себя. Но она была здесь, передо мной, и я чувствовал это, холод, проникающий в мою кожу. Это был всего лишь холод, но один из нас просыпался, и я знал, как быстро это может произойти.

Я снова поцеловал ее.

В этом не было ничего нежного. Я целовал, чтобы почувствовать ее. Чтобы показать ей, как сильно она требовала меня. И когда я провел кончиком языка по краю ее рта, она открылась для меня. Она впустила меня, как всегда, и это было почти так же хорошо, как на самом деле. Почти. Я целовал, пока не почувствовал холодный поцелуй на затылке, а затем поднял голову.

Оцепенение медленно рассеялось из ее глаз, когда она подняла на меня глаза, и я увидел момент, когда она все поняла. Она поняла, что все это подходит к концу.

— Нет, — прошептала она.

Мое сердце разбилось, когда я прижался лбом к ее лбу.

— Мне жаль.

— Это не твоя вина.

Я вздрогнул, понимая, что у нас осталось не так много времени и что есть кое-что, что я должен ей сказать.

— Я знаю, кто такая Избет. Демис.

— Что?

— Ложный бог. Спроси Киерана. Или Ривера. Дракен должен быть старым. Он может знать, в чем ее слабость. Демис — это как бог… но не бог.

— Хорошо. — Она кивнула. — Она также научилась использовать первобытную энергию… не знаю сейчас, из-за того ли, что она такая, или из-за того, что ей сказал Малек. Но будь осторожен. Эта магия — причина смерти дракенов.

— Я всегда осторожен. — Я прижался губами к кончику ее носа, по позвоночнику пробежал холодок, и меня пронзило чувство голода. — Два сердца. Мы — два сердца. — Я провел губами по ее бровям, закрывая глаза. — Одна душа. Мы снова найдем друг друга. Мы всегда будем…

Сон распался, разбился, как бы я ни старался сохранить его вместе, чтобы удержать Поппи в своих объятиях. Я проснулся, дрожа в холодной камере, один и голодный.

***

Поппи

— Демис, — объявила я. За моими словами последовало слабое туманное облако. Воздух не был таким холодным, как на побережье. Скоро, когда мы пересечем границу между Уайтбриджем и Тремя реками, станет теплее, но мы не могли рисковать костром.

Мы были слишком близко к Кровавому лесу.

Это была наша вторая ночь в лагере рядом с проклятыми землями. До сих пор не было никаких признаков тумана или Жаждущих, но удача могла измениться в любую секунду. Поэтому мы отдыхали посменно, и мало кто из нас спал крепко.

Но мне каким-то образом удалось заснуть после шести дней пути. Не доезжая до Кастила девять ночей, я наконец-то задремала. Но я устала. Действительно устала. В такой степени, которая, как мне казалось, не имела ничего общего с нашим тяжелым темпом. Это меня очень беспокоило, а также заставляло думать о том, как я проголодалась за последний день или около того. Как пересохло в горле, сколько бы я ни пила. Мне не хотелось сейчас думать ни о чем из этого, пока я разговаривала с боковой частью повозки.

Ответа не было.

Сдерживая разочарование, я ударила костяшками пальцев по борту.

— Что? — прозвучало в ответ.

— Я только что проснулась, — сказала я, опускаясь на землю возле повозки.

— Хорошо. — Брезент заглушил голос Ривера. — И что мне с этим делать?

— Ей приснился сон, — объяснил Киеран, последовав за мной. Он гораздо грациознее опустился на холодную землю рядом. — О Касе.

— И?

Киеран бросил на меня взгляд, который предупреждал, что он в секунде от того, чтобы опрокинуть повозку. Это было бы забавно, но не стоит последующей драмы.

— Он смог рассказать мне немного о том, где его держат, — сказала я Риверу. — Он под землей и думает, что это какая-то система туннелей — возможно, что-то вроде того, что было в Оук-Эмблере. И он рассказал мне, что такое Избет. Демис. Ложный бог. Он сказал, чтобы я спросила Киерана, но все, что он смог вспомнить, это какие-то сказки старых жен.

Наступила тишина, и я наполовину испугалась, что Ривер снова заснул.

— И что это за байка?

— Мне действительно нужно ее повторять? — спросил Киеран. — В повозке? И почему ты вообще там спишь? У тебя есть палатка, которую ты мог бы поставить.

— Я нахожу палатки… удушливыми.

— Но ты не считаешь, что спать под брезентом — это удушье?

— Нет.

Хорошо. Это не имело никакого смысла, но не суть важно.

— Киеран.

Он вздохнул.

— Неважно. Моя мама рассказывала Вонетте и мне одну старую историю о девушке, которая влюбилась в другого, уже женатого. Девушка верила, что она гораздо более достойна, и поэтому молилась каждый день. В конце концов, явился бог, утверждавший, что он Айос, и пообещал дать ей желаемое, если только она отдаст что-то взамен — первенца в семье. Ее старшего брата. Значит, она должна была убить его или что-то в этом роде. И она убила. Но, конечно, это был не Айос. Это был демис, который обманом заставил ее убить брата или сестру.

— Даже услышав это во второй раз, это все равно не имеет смысла, — сказала я. — Вроде как, я поняла смысл. Ты не можешь заставить кого-то полюбить тебя, верно? Даже бог не может или не должен этого делать. Но зачем это делать демису? Зачем заставлять женщину убивать своего брата?

— Наверное, потому что демис может? — сказал Киеран, пожав плечами. — Без понятия. Все это так и не было объяснено, и, опять же, я не думал, что хоть что-то из этого основано на правде.

Я потянулась за кольцом, нащупав цепочку под воротником пальто.

— Этой басне не помешало бы придать немного правдивости.

— Ну, я уверен, что автора такой истории волнует твое мнение, — раздался грубый голос из глубины повозки. — Вообще-то, нет, скорее всего, нет. Демисы существуют, но очень редко, — сказал Ривер. — Настолько редко, что я никогда не видел ни одного.

— Но что это такое? — спросила я.

— Бог, который был создан, а не рожден. Смертный, вознесенный богом, но не являющийся третьим рожденным и считающийся Избранным. Те немногие, кто существовал, считались ложными богами, — объяснил он.

Киеран бросил на меня быстрый взгляд.

— Ты знаешь об их слабостях?

— Как я уже сказал, я никогда не знал ни одного. Акт вознесения смертного, не являющегося Избранным, был запрещен, и мало кто осмеливался нарушать этот закон. — Последовала еще одна пауза. — Большинство не пережило Вознесения, но те, кто пережил, стали богами. Я предполагаю, что их слабости были бы такими же, как у любого бога.

— Это значит, что их мог убить только другой бог или Первородный, или сумеречный камень в голову или сердце. Я — села обратно. — Это хорошая новость.

— Да. — Взгляд Киерана встретился с моим. — Теперь мы знаем, как убить Избет.

Это была хорошая новость, но если Избет была по сути богом, то у нее было гораздо больше лет опыта, когда дело дошло до использования эфира и, в общем, всего остального.

— Отлично. Теперь вы двое можете пойти поболтать в другом месте, а я пойду спать, — сказал Ривер.

Глаза Киерана сузились.

— Почему бы тебе не найти другое место для сна?

— Почему бы тебе не пойти нах…?

— Ладно, — вклинилась я, когда Киеран издал низкий рык. У меня начал болеть лоб. Последние пару дней голова то и дело болела, но я не была уверена, связано ли это с разговором с Ривером или с чем-то другим. — Это все, что мне нужно было знать.

— Слава богам. — Руки Ривера внезапно появились над повозкой. Он потряс ими, словно в радостной молитве.

Я глубоко вздохнула и поднялась. Киеран последовал за мной, когда мы преодолели небольшое расстояние до палатки, которую делили. Я все обдумала. Знание того, что Кастил верил, что его держат под Карсодонией, а не в шахтах или каком-то другом месте, было информацией, которой у нас раньше не было. Как и то, что Избет была демисом — ложным богом, которого можно было убить, как и любого другого бога.

Я остановилась, не доходя до палатки. Киеран был на страже, но я знала, что больше не засну. Я повернулась к нему.

— Теперь я могу подежурить здесь.

Он рассеянно кивнул, его взгляд был устремлен на усыпанное звездами небо.

— Как он? — спросил он, не имея возможности спросить об этом раньше. — Как выглядел Кастил?

— Он выглядел хорошо. Идеально, — прошептала я, сжимая грудь. Я не видела новых порезов на его коже, как в первый раз. В этом сне он не казался худым. На его щеках не было щетины. Он выглядел точно так же, как я помнила, когда видела его в последний раз наяву, тридцать девять дней назад. Но я знала, что это был фарс. Та часть была совсем не настоящей, и я не была уверена, что в этот раз он смог представить себя по-другому, потому что знал, что мы ходим душа в душу. — Он сказал мне, что с ним все в порядке, — сказала я.

Киеран улыбнулся, но я не почувствовала от него облегчения. Потому что он, как и я, знал, что с Кастилом не может быть все в порядке.

Я коснулась кольца, закрыв глаза.

— Черт, — пробормотал Киеран. — Смотри.

Открыв глаза, я проследила за его взглядом до пустой земли между Кровавым лесом и нами, где собирались и клубились по земле густые клубы тумана.

— Жаждущие. — Наша удача изменилась. Я потянулась за своим кинжалом.

— Ради всего святого, — крикнул Ривер, отбрасывая брезент в сторону, когда поднялся… совершенно голый. Он спрыгнул с повозки, приземлившись на землю. — Я разберусь с этим.

Тишину нарушил пронзительный вопль Жаждущих, а затем воронка серебристо-белого огня озарила ночь, прорезая тьму и собирающихся Жаждущих.

***

Кастил

Ледяная вода плеснула мне на голову, посылая сквозь меня болезненную ударную волну, когда я перевернулся на бок. Открыв глаза, я втянул воздух, хотя легкие запершило от холода, пропитавшего мою кожу.

— Он уже очнулся, — раздался сухой голос.

— Это заняло достаточно времени, — ответил более мягкий, приятный на слух голос. Я напрягся, узнав его. Раздражение.

Кровавая королева.

Чувствуя за спиной острую кость, я моргнул, отгоняя каскад воды, и ждал… ждал, пока мое зрение разберется с формами передо мной. Чтобы сфокусировать их.

Каллум стоял на коленях рядом со мной, у его колена стояло ведро. Его черты лица были все еще размыты, но я мог видеть отвращение в изгибе его губ.

— Он выглядит не очень хорошо, Ваше Величество.

Мое внимание переключилось на того, кто ждал позади него. Кровавая королева стояла прямо и уверенно, тонкая ткань ее полуночного платья облегала узкие бедра. Мне пришлось снова моргнуть, потому что с первого взгляда я был почти уверен, что на ней нет верхней одежды. Я ошибся. В некотором роде. Лиф платья был разрезан на две части, более толстые полотна материала, скрепленные вместе прозрачным кружевом, прикрывали только самые полные части ее груди. Отвращение заполнило мое нутро.

— От него воняет, — ответила Избет.

— Отвали, — пробормотал я, достаточно выпрямившись и положив правую руку на бедро, поближе к кости.

— Я бы с удовольствием сделала именно это. — Она наклонила голову, и волосы, собранные на макушке, сверкнули в свете камина глубоким пунцовым цветом. Почти как у Поппи. Почти. — Однако стало совершенно очевидно, что ты отказываешься мыться и есть.

Есть? Когда это сюда приносили еду? Я увидел тарелку в нескольких футах от меня. На ней лежал кусок сыра и черствый хлеб. Я понятия не имел, когда это принесли.

Из тумана моих мыслей вырвалось то, что Поппи рассказала мне во сне. Я разжал челюсть, поморщившись. Она болела. Все лицо болело. Зубы. Клыки. Они запульсировали, когда мой взгляд сфокусировался на королеве. Время, проведенное с Поппи в пещере, было единственным временем, когда потребность исчезла… единственным временем, когда я чувствовал себя самим собой.

— Я тут подумал, — сказал я, ухватившись за момент ясности. — О том, что видел в Оук-Эмблере.

Избет подняла бровь.

Я с трудом сглотнул.

— Большой серый кот, которого держат в клетке.

Ее ноздри раздулись от резкого вдоха, и она сделала шаг вперед.

— Когда же ты это видел?

— О, ты знаешь, — я слегка наклонился вперед, — когда осматривал замок Редрок.

— И кто-нибудь еще осматривал достопримечательности вместе с вами?

— Возможно. — Я наблюдал за ней. — Какого хрена у тебя в клетке кот? Это одно из твоих… домашних животных?

Ее кроваво-красные губы искривились в тонкой улыбке.

— Не самый любимый. Это был бы ты.

— Почетно, — прорычал я, и улыбка стала еще глубже. — Не похоже, чтобы у кота все было хорошо.

— С котом все в порядке.

Край моих пальцев коснулся кости.

— Но он должен быть старым. Если это тот самый, о котором говорила Поппи — тот, которого она видела в детстве.

Избет стала совершенно неподвижной.

— Однажды она сказала мне, что видела его под замком Вэйфер.

— Пенеллаф была любопытным ребенком.

— Он все еще у тебя?

Ее взгляд остановился на мне.

— Он там же, где и был, когда Пенеллаф видела его все эти годы назад, — сказала она, и мне потребовалось все, чтобы не улыбнуться от дикого прилива удовлетворения, которое я почувствовал. — Но он может быть голоден. Возможно, я накормлю его следующим пальцем.

— Почему бы тебе не взять его сейчас? Не твоему золотому мальчику.

Каллум нахмурился.

— Я не мальчик.

— Или одной из твоих подручных, — продолжил я, удерживая ее взгляд. — Или ты слишком боишься? Слишком слаба?

Избет откинула голову назад, смеясь.

— Боюсь? Тебя? Единственное, что меня в тебе пугает, это твоя вонь.

— Ты так говоришь, — пробормотал я. — Но я знаю правду. Все здесь знают. Твоя храбрость исходит от того, что ты держишь в цепях тех, кто сильнее тебя.

Ее смех прекратился.

— Ты думаешь, что ты сильнее меня?

— Да, блядь. — Я улыбнулся, обхватив рукой кость. — В конце концов, я сын своей матери.

Избет посмотрела на меня сверху вниз, а затем бросилась вперед, как я и знал, потому что некоторые вещи никогда не меняются. Ее хрупкое эго было одним из них.

Я выдернул кость из-за спины и подбросил ее вверх, когда ее рука сомкнулась вокруг моего горла, прямо над полосой сумеречного камня.

Глаза Избет расширились, все ее тело подергивалось.

— Это за брата Поппи, — выдохнул я.

Медленно опустив подбородок, Избет посмотрела вниз, туда, где кость выступала из центра груди. Она промахнулась мимо проклятого сердца на дюйм, если не больше.

Она перевела взгляд на меня, в ее темных глазах появился яркий блеск.

— Ай, — шипела она, отталкивая меня назад. Сильно.

Моя голова ударилась о стену, боль взорвалась за моими глазами сотней звездных вспышек. Скользнув в сторону, я успел поймать себя, прежде чем перевернулся.

— Это было совсем лишнее. — Грудь Избет вздымалась, когда она потянулась вниз, схватившись за кость. Прислужницы зашевелились, но она остановила их. Только Каллум остался стоять на коленях, его глаза смотрели с невольным интересом. — Это только разозлило меня.

— И испортило твое платье, — добавил я. Боль в голове усиливала голод… потребность питаться и исцелить все, что было недавно повреждено.

Ее губы оттянулись назад, обнажив покрытые кровью зубы.

— И это тоже. — Она вытащила кость и отбросила ее в сторону. — Вопреки твоему мнению, я не хочу тебя убивать, хотя в данный момент мне было бы очень, очень приятно это сделать. Ты нужен мне живым.

Она продолжала говорить, но я улавливал лишь отдельные фрагменты. Ее сердцебиение участилось. Запах ее крови был сильным. Я даже слышал сердце золотого Восставшего. Я чувствовал ровный стук сердца Прислужниц, которые тихо стояли позади нее.

— Ему нужна кровь, — сказал Каллум.

Удар. Удар. Удар.

— Ему нужна смена поведения, — ответила она.

Удар. Взмах. Удар. Взмах.

— С этим не поспоришь. Но посмотрите на его глаза. Они почти черные. — Каллум начал подниматься. — Если он не получит немного крови в ближайшее время, он…

— Вырвет твое гребаное горло? — закончил я за него. — И засунет твои внутренности в зияющую дыру?

Губы Каллума сжались, когда он посмотрел на меня.

— Это прекрасная картина. Спасибо.

— Пошел ты, — прорычал я.

— Ну, мы знаем, какое у тебя сегодня любимое слово. — Избет вздохнула, вытирая кровь, которая текла по центру ее живота. — Я не знаю, почему ты такой трудный. Я дала тебе еду, чистую воду, — она посмотрела на лежащего Жаждущего, — в некоторой степени безопасное убежище. Все, что я у тебя отняла, это палец. И все же ты ударил меня.

Абсолютная глупость ее заявления немного развеяла дымку надвигающейся жажды крови.

— Тем временем моя дочь отобрала у меня мой портовый город, — продолжила она, и все мое тело напряглось. — А, вижу, это привлекло твое внимание. Да. Пенеллаф захватила Оук-Эмблер, и у меня такое чувство, что теперь мне не хватает нескольких Вознесенных, чтобы стать тем, кем я была раньше.

Я почувствовал, как мои губы начали изгибаться вверх.

— Улыбайся сколько хочешь. — Избет согнулась в талии, ее сильно подведенные глаза были проницательны. — Я выгляжу хоть отдаленно обеспокоенной этой новостью?

Потребовалось мгновение, чтобы сосредоточиться. Нет, не выглядит.

— Оук-Эмблер неизбежно должен был пасть, — сказала она, ее голос упал до шепота, который я едва расслышал в ее сердце. — Это должно было случиться.

Низкий грохот наполнил камеру, и она резко выпрямилась, ее пунцовые губы истончились. Мои губы оттопырились, и этот звук… это был я.

— О, ради всего святого! — Избет щелкнула пальцами, подзывая одну из служанок. Что-то было в ее руке. Чаша. — Держите его.

Каллум двигался быстро, но я видел его. Я рванулся в сторону и вскочил на ноги, выбросив локоть и ударив Восставшего по подбородку, чем привел его в ужас. Золотой мальчик хрюкнул и попятился назад. Не было времени наслаждаться ни тем, ни другим. Я бросился на нее. Цепь затянулась вокруг моего горла, отбрасывая мое тело назад. Я снова бросился вперед, уже не заботясь о том, насколько туго затянута цепь на моем горле. Я уже не чувствовал боли от кандалов, впивающихся в мои лодыжки. Я сильно потянулся к цепям, вытягиваясь…

Рука обхватила мою грудь, оттаскивая меня назад.

— Больно, — пробормотал Каллум, врезавшись обутой ногой в мою икру. Это движение, о котором я должен был догадаться, вывело мою чертову ногу буквально из-под ног.

Я упал, мои колени ударились о каменный пол, когда одна из Прислужниц схватилась за цепи, связывающие мои руки, и дернула. Она заставила мои руки скреститься на груди и прижала их там, а пальцы впились мне в челюсть, откидывая голову назад.

— Покончите с этим, — приказала Избет.

Другая Прислужница ненадолго появилась в поле моего зрения, пока я вырывался из рук Восставшего, мои ноги скользили по полу, когда я запрокидывал голову назад. Шипение боли вызвало дикий, захлебывающийся смех на моих губах, когда голова Каллума откинулась назад. Я навалился на него всем своим весом, впечатав его в стену, и потащил вперед Прислужницу, державшую цепи.

— Боги, — простонал Каллум, переместившись из-за моей спины. — Он все еще силен.

— Конечно, силен, — отозвалась Избет. — Он из рода Элементалей. Они всегда сильны. Бойцы. Ни один другой род не был бы настолько храбрым или идиотом, чтобы заколоть меня. Даже когда они всего за несколько часов превращаются не более чем в изголодавшееся по крови животное. И я держу пари, в нем также есть кровь моей дочери.

А потом все превратилось в черное пятно, боль и что-то землистое и обугленное. Пальцы впились мне в челюсть и заставили открыть рот. Кто-то сунул мне в лицо, под нос, чашу, и короткий, насыщенный железом аромат ударил меня, прежде чем попасть на язык, заполнить рот и хлынуть в горло.

Я подавился, задыхаясь от теплой гущи, даже когда каждая клеточка моего тела раскрылась, став сырой и кричащей от потребности.

— Я должна кое в чем признаться, мой дорогой зять. — Голос Избет был вспышкой пламени. — Знаешь, кем я никогда не хотела быть? Первородной. Я никогда не хотела этой слабости.

Она была ближе. Возможно, достаточно близко, чтобы я снова смог добраться до нее, но кровь ударила в мое нутро, и все тело свело судорогой.

— Бога можно убить так же, как и атлантийца. Уничтожить сердце и разум. Но Первородного? Сначала их нужно ослабить. А ты знаешь, как можно ослабить Первородного? Это довольно жестоко. Любовь. Любовь можно использовать в качестве оружия, ослабляя Первородного и становясь тем клинком, который положит конец его существованию. — Мягкий смех эхом разнесся вокруг меня. Сквозь меня. — Интересно, как много ты вообще знаешь о Первородных. Должна признаться, я сама знала очень мало. Если бы не мой Малек, я бы никогда не узнала правду. Я бы никогда не узнала, что Первородный может быть рожден в смертном царстве.

Первородный, рожденный в смертном царстве?

— Когда боги, которых ты знаешь сейчас, вознеслись, чтобы править Илизеумом и смертным царством, заставив большинство Первородных отправиться в их славную вечность, это вызвало эффект волны, который привлек внимание и слух Судеб. Они позаботились о том, чтобы осталась искра — шанс на возрождение величайших сил. Угли первозданной жизни, которые могли разгореться только в женском роду Первозданной Жизни.

Моя голова дернулась вверх, и я увидел Избет во внезапной, резкой ясности. То, что она говорила, предполагая… Она родила не бога. Она родила…

Мышцы напряглись до болезненной жесткости, когда кровь поцеловала мои вены. Это было похоже на что-то на грани воспламенения, но оно зажгло мои чувства, оттягивая дюйм за дюймом от края…

Чаша исчезла, и из меня вырвался рваный стон боли, когда мое горло попыталось проглотить еще, но больше ничего не было. Это было все.

Но этого было недостаточно.

Почти недостаточно.

Избет придвинулась еще ближе, ее взгляд словно ржавые гвозди впился в мою плоть.

— Цвет уже возвращается к его коже. Этого хватит. Пока что.

Я посмотрел на нее, но понял, что мои глаза закрыты. Заставив их открыть, я поднял их к ней.

Она улыбнулась, и это была рвущая грудь улыбка, потому что это был небольшой изгиб губ. Почти застенчивая, невинная улыбка, такая же, какую я видел на Поппи.

Боль в моем животе снова взорвалась, более сильная, чем раньше. То немногое количество крови, что прилило к моим венам, лишь сняло онемение. Это было все. И это было не спасение.

Она знала это. Она точно знала, что сделает этот маленький кусочек крови.

Моя рука горела. Ноги. Многочисленные порезы жалили так, словно меня облепили шершни. А голод… он нарастал, пока не разбух.

Я вскочил с пола, дергая за цепи, когда рычание, вибрирующее в моей груди, переросло в вой. Я начал разрываться по швам, разлетаясь на куски, в которых больше не было ни капли чувства собственного достоинства.

Голод.

Это было все, чем я был.

Голод.

ГЛАВА 21

Поппи

Не в силах заснуть следующей ночью, я сидела на валуне возле палатки, свесив ноги над землей, и смотрела, как вдалеке раскачиваются ветви кровавых деревьев. Ночные птицы перекликались с россыпью дубов, под которыми мы спрятали наше маленькое скопление палаток и повозку. Внутри палатки дремал Киеран в своей смертной форме. Я с облегчением увидела это, когда заглянула к нему немного раньше. Ему не нужно было терять сон только потому, что мой разум не отключался.

Я была беспокойна.

Снова хотелось есть.

И жажда.

Мой взгляд скользил по ландшафту. Кровавый лес был странно красив, особенно на рассвете и в сумерках, когда небо окрашивалось в более бледные оттенки голубого и розового. Он был огромен. Вряд ли многие понимали, насколько тот велик: он охватывал расстояние между Масадонией и окраинами Карсодонии. По сути, это была протяженность долины Ниэль, и где-то там был похоронен Малек.

Надеюсь.

Однако лес начал редеть. Сквозь деревья я разглядела крошечные проблески горизонта. А за ним — столицу.

Где ждал Кастил.

Прошло сорок дней с тех пор, как я в последний раз видела его наяву. А казалось, что прошло гораздо больше, каждый день — неделя. По крайней мере, я должна быть благодарна, что мои месячные закончились в Оук-Эмблере, и мне не приходилось иметь дело с этим здесь, в лесу.

Это была наша последняя ночь в лагере за пределами Кровавого леса. Завтра мы должны были добраться до Западного перевала. Затем нам предстояло два дня пути до места, где начинаются на Ивовых равнинах пики Элизиума. По словам Киерана, чтобы пройти через пики и добраться до другой части шахт, соединяющихся с Валом, потребуется всего день… может быть, два. Мое сердце заколотилось от предвкушения.

Но отсюда, если мы продолжим двигаться на юго-запад, то через день доберемся до долины Ниэль, а через полтора — до Карсодонии. Значит, в одном городе с Кастилом мы пробудем не более двух дней. Но не четыре.

Однако мы не могли продолжать идти прямо. Нам никак не удастся миновать ворота. У нас было больше шансов, если бы мы взяли дополнительные дни.

Тогда мы были бы в Карсодонии, и…

По моей шее пробежал внезапный холод, вызвав мурашки на коже. Это был не просто холодный воздух. Скорее, это был тяжелый пресс осознания. В груди пульсировала Первобытная сущность.

Я скользнула вперед, опуская ноги на землю. Осмотрев Кровавый лес в поисках любого намека на туман, я потянулась за своим вольвеньим кинжалом и вынула его. Я шагнула вперед, мои шаги были бесшумными, пока я искала и искала. Не было ни тумана, ни пронзительных криков Жаждущих, нарушающих тишину, но это чувство все еще было здесь, давя на шею.

Подождите.

Было совершенно тихо. Деревья, которые качались несколько мгновений назад, затихли. Я подняла взгляд на вязы. Ночные птицы не пели. Все было неподвижно. Но это ощущение, это тяжелое осознание, продолжало преобладать. Поцелуй холода коснулся моей шеи. Я потянулась за спину и провела рукой по коже. Мне показалось, что на меня смотрят сотни глаз.

Медленно повернувшись, я осмотрела густую тень между деревьями и за ними, но так ничего и не увидела. Еще одна дрожь пробежала по моей плоти, когда я подошла к Винтеру, где поднялась его поникшая голова. Его уши были навострены, ноздри раздувались, как будто он тоже что-то почувствовал.

— Все в порядке, мальчик. — Я погладила его по шее.

Налетел ветерок, зашелестел листьями и принес с собой это гнетущее чувство, что за нами не только наблюдают, но и что я не одна. Такое же чувство я часто испытывала в Массене и Сосновых землях. Ощущение спало с моих плеч. Ледяное прикосновение к затылку исчезло. Птица издала короткую, неуверенную трель, и через мгновение ей ответили. Звук вернулся.

Жизнь вернулась.

Озадаченная, я придвинулась ближе к палатке, не сводя глаз с красновато-черных листьев кровавых деревьев. Минуты проходили без новых странных происшествий. Если бы не реакция лошади, я могла бы подумать, что это мое воображение.

Вскоре после этого Ривер поднялся из своей повозки, чтобы подежурить до конца ночи. Я попыталась сказать ему, что он может поспать, но тот просто указал в сторону моей палатки и отвернулся.

Я подошла, но не вошла. Вместо того чтобы идти спать, я снова начала метаться. Мой разум все еще не отключался, и я была очень голодна.

И я знала, что это значит.

Мне нужно было поесть.

Боги.

Закрыв глаза, я откинула голову назад. Мое тело говорило мне, хотя я никогда раньше не испытывала такого голода. И я знала, что, если буду ждать, ситуация только ухудшится. Я ослабею. А если я пройду через это? Мне вспомнилось, что это сделало с Кастилом. И хотя он не упал с того уступа, я никому не помогу, если впаду в жажду крови. Я знала, что не могу медлить.

Я застонала.

Но в то же время испытывала около семи различных видов неловкости. Конечно, Киеран предложил себя, и не потому, что я считала, что питаться от него будет неправильно или неудобно. Просто опыт кормления… тот, который я действительно помнила, был связан с… другими вещами.

То, что я чувствовала только к Кастилу… с Кастилом.

Что, если кровь Киерана вызывала те же реакции, что и кровь Кастила, которая была ничем иным, как афродизиаком? Нет, сказала я себе. Таков был эффект атлантийской крови. Кастил никогда не упоминал, что кровь вольвенов обладает тем же эффектом.

Мой подбородок опустился, когда мне пришла в голову одна мысль. Была ли у Кастила такая же внутренняя реакция, когда он питался от других атлантийцев? Например, от Нейла? Эмиля?

Мне было очень любопытно узнать об этом… в исследовательских целях.

Повертев в руках кольцо, я поднесла его к губам. Кормление должно быть интенсивным, несмотря ни на что. Но что, если мне не понравится вкус крови Киерана? Я бы не хотела обидеть его…

— Что ты делаешь?

Я проглотила писк удивления, когда повернулась на звук голоса Киерана, а затем опустила кольцо. Приглушенный свет газовой лампы отбрасывал мягкие тени на его лицо, когда он, согнувшись в талии, стоял босиком в проеме. Одна его рука была вытянута вперед и придерживала ткань навеса.

— Что ты делаешь? — спросила я.

— Смотрю, как ты шагаешь последние тридцать минут…

— Не тридцать минут. — Я отпустила кольцо, позволив ему упасть на лацкан моего пальто.

— Твоя неспособность осознать, сколько прошло времени, немного беспокоит. — Он отошел в сторону. — Тебе нужно отдохнуть. Мне нужно отдохнуть.

— Никто тебе не мешает, — пробормотала я, прекрасно зная, что это я мешаю ему. Если я спала, то и он спал. Если я бодрствовала, то и он тоже. Это означало, что я должна быть по крайней мере в три раза более раздражающей, чем обычно. Поэтому я… громко и тяжело, затопала вперед и, просунувшись под его руку, вошла в палатку.

— Это должна быть веселая ночь, — пробормотал Киеран.

Он даже не представляет, подумала я, стряхивая с себя пальто, позволяя ему упасть, куда попало, а затем, не раздумывая, бросилась на постель.

Киеран уставился на меня, отпустив лоскут палатки. Он медленно подошел ко мне, вынужденный идти полусогнувшись.

— Что случилось?

— Ничего.

— Давай попробуем еще раз. — Киеран сел, скрестив ноги, рядом с подстилкой, совершенно не беспокоясь о холодной, набитой земле. — Я собираюсь спросить тебя, в чем дело…

— Что ты уже и сделал.

— И ты ответишь честно. Мгновение спустя я почувствовала, как он дергает меня за косу. — Верно?

— Верно. — Я повернула голову в его сторону, чувствуя, как по щекам ползет тепло, а желудок переворачивается, когда я сосредоточилась на воротнике его туники. — Я голодна.

— Я могу принести тебе… — Челюсть Киерана отвисла. — О.

— Да, — прошептала я, поднимая взгляд на него. — Думаю, мне нужно поесть.

Киеран пристально посмотрел на меня.

— Так вот почему ты бросилась на землю?

Мои глаза сузились.

— Я не бросалась на землю. Я плюхнулась на эту подстилку. Но, да. Вот почему.

Его губы дернулись.

Я еще больше сузила глаза.

— Не смейся.

— Хорошо.

— Или улыбайся.

Одна сторона его губ приподнялась.

— Поппи, ты ведешь себя…

— Нелепо. — Я села так внезапно, что Киеран отпрянул назад. — Знаю.

— Я собирался сказать «мило», — ответил он.

Я закатила глаза.

— Нет ничего милого в том, чтобы пить кровь моего друга. Того, кто также является моим советником и лучшим другом моего мужа. Это неловко.

Он подавил смех, и я потянулась, чтобы ударить его по руке, как зрелый взрослый человек. Он поймал мою руку.

— В этом нет ничего неловкого, кроме того, что ты тут порхаешь.

— Вау, — пробормотала я, ощущая его приторное веселье в задней стенке горла.

Его ветреные глаза сверкнули, когда он наклонился и опустил подбородок.

— То, что тебе нужно, естественно. Возможно, сейчас это не кажется таким, потому что для тебя это в новинку, в то время как я всю жизнь был рядом с атлантийцами. В этом нет ничего неловкого или плохого. — Его взгляд искал мой. — На самом деле я горжусь тобой.

— За что?

— За то, что ты сказала мне, что думаешь, что тебе нужно питаться, — сказал он. — Честно говоря, я не думал, что ты это сделаешь. Думал, что ты будешь ждать, пока не наступит момент, когда ты ослабнешь или еще хуже.

— Ну, спасибо, — сказала я. — Наверное.

— Это комплимент. — Он переместил свои пальцы с моего запястья на мою руку. — Знаешь, я бы хотел, чтобы у тебя было столько хлопот, когда ты просила меня зарыть тебя в могилу.

— Я не хотела просить тебя об этом. Но…

— Знаю, — сказал он со вздохом. — Ты питалась от Каса, верно? Кроме того, когда ты вознеслась?

Я кивнула, опустив взгляд на наши соединенные руки. Его рука была такого же размера, как у Кастила, кожа лишь на несколько оттенков темнее.

— На корабле, по пути в Оук-Эмблер, — сказала я ему. — Я не чувствовала себя так, как сейчас… голодной, с пересохшим горлом или с больной головой, я даже не уверена, что это имеет какое-то отношение к делу.

— У Каса иногда болела голова. Обычно перед тем, как он проголодается.

Ну, тогда это все объяснило.

— Он кормил меня на всякий случай. Мне повезло, что он так сделал, потому что, возможно, мне пришлось бы питаться раньше.

— Ты много пользовалась эфиром, особенно тренируясь с ним, пока мы были в Помпее. — Киеран сжал мою руку. — Полагаю, без тренировок ты, вероятно, смогла бы продержаться дольше.

— Я знаю, что Кастил мог обходиться без пищи больше месяца, если он не был ранен, хорошо питался и… — Я втянула дрожащий воздух. — Ты думаешь, ему разрешили питаться?

Глаза Киерана встретились и задержались на моих.

— Так было в первый раз.

— Но в первый раз они держали его впроголодь. До такой степени, что он убивал, когда питался. Мы оба это знаем. Мы оба знаем, что это с ним сделало. — Я закрыла глаза от прилива боли. — В первый раз, когда он мне приснился, он был худым. По всему телу были порезы. В этот раз я не видела его таким, но думаю… думаю, он смог изменить свой облик, потому что знал, что мы ходим душа в душу, и не хотел, чтобы я волновалась.

— Он питался на корабле, верно?

Я кивнула.

— Тогда, в худшем случае, прошло сорок дней с тех пор, как он питался в последний раз, — сказал Киеран.

Моя голова дернулась вверх.

— Ты считал.

— Правда?

— Да, — прошептала я.

Он улыбнулся, но я почувствовала привкус терпкой, горькой печали.

— Мы знаем, что он ранен, но мы близки. Мы почти у цели. С ним все будет в порядке. Мы позаботимся об этом.

Я сжала его руку.

— Я знаю, что ты предпочитаешь питаться от Каса, и я бы хотел, чтобы он был здесь. По множеству причин, Поппи. Но его нет, а тебе нужно питаться. — Он поднял другую руку и прижался к моей щеке. Его кожа была теплой. — Не только ради Каса. Конечно, ты будешь нужна ему, когда мы его освободим, но еще важнее — для себя. Так что давай сделаем это. — Он убрал руку с моей щеки. — Хорошо?

— Хорошо. — Я могла сделать это, не создавая неловкости. Я была королевой. Я выпрямила спину. Я была богом. Мои плечи расправились. Я могу сделать это, не делая это странным.

Или более странным, чем я уже сделала.

Киеран все еще держал мою руку, пока тянулся за кинжалом, лежавшим в куче оружия. Он поднял тонкий стальной кинжал, который обычно носил в сапоге.

— Кормление может быть интенсивным, — напомнил он и перевел взгляд на меня. — Что бы ты ни почувствовала или не почувствовала во время этого, это не имеет значения. Важно, чтобы ты знала, что это… все это — естественно. Здесь нет стыда. Нет осуждения. Я знаю это. Кас знает это. Ты должна это знать, Поппи.

Все это было новым для меня. Все было новым, но я знала, что мне нечего стыдиться, когда дело касалось Кастила или Киерана. Напряжение ослабло в пояснице, а затем в груди, где я даже не заметила, что оно там поселилось. Выпустив длинный, медленный вдох, я кивнула.

— Здесь ты в безопасности.

И я тоже это знала.

Киеран перевернул наши руки. Мой желудок слегка подпрыгнул, когда он прижал край лезвия к внутренней стороне запястья. Какая-то часть меня не могла поверить в то, чему я была свидетелем… что это теперь моя жизнь. А другая часть меня все еще оставалась человеком шестимесячной давности, который никогда бы даже не подумал о том, чтобы пить кровь, и которого, вероятно, стошнило бы при одной мысли о кормлении.

Но та другая я из прошлого не мешала мне быть той, кем я была сегодня, или делать то, что мне нужно было делать.

Я не привыкла питаться. Я не привыкла быть королевой или богом. Я даже не привыкла к тому, что могу свободно принимать решения за себя, не говоря уже о других людях. Ко многому мне еще предстояло привыкнуть, и, как и во всем остальном, у меня не было много времени, чтобы смириться с этим.

Я просто должна была это сделать.

Киеран не двигался, вдавливая лезвие в кожу, и кровь хлынула, когда он сделал короткий, быстрый разрез вдоль запястья. Я вздрогнула. Я ничего не могла поделать. Даже пожалела, что у меня сейчас нет клыков. Укус должен был быть гораздо менее болезненным. С другой стороны, поскольку я понятия не имела, что делаю, укус от меня, вероятно, был бы еще хуже.

Но этот двухдюймовый разрез напомнил мне о том, что я видела на Кастиле, и теперь жалела, что не подумала об этом.

Все еще держа меня за руку, Киеран поднял запястье. В какой-то момент мое сердце начало колотиться. Когда именно, я не знала. До меня донесся запах его крови, и в нем не было тяжелого, железного запаха. Нет, кровь Киерана пахла лесом… земляным и насыщенным, как и его отпечаток.

Я не знала, чего ожидать. Что у меня начнет течь изо рта? Желудок заурчит? Ни того, ни другого не произошло. То, что произошло, было… обычным. Это был единственный способ, которым я могла описать это. Как будто новый инстинкт мягко пробудился без тревоги, утихомирив беспокойство. Древнее знание овладело мной, направляя меня. Я опустила голову.

Осторожно, губами, а затем кончиком языка я коснулась теплой крови, и это было потрясение… почти такое же сильное, как когда я попробовала Кастила. Но кровь Киерана на вкус напоминала его отпечаток, как дыхание в земляном, лесном воздухе. Как только его кровь попала мне в горло, неослабевающая сухость уменьшилась, а в груди потеплело, напоминая первый глоток виски. Это тепло отбило холод… холод, который, как я боялась, имел очень мало общего с потребностью в питании.

Мои глаза закрылись. Густое тепло сползло ниже и коснулось моего живота, когда желание прижаться к его коже и по-настоящему насытиться накрыло меня с головой. Я дернулась, когдарезкий вихрь мурашек пронесся по моим венам, а затем ударил по коже. Это было похоже… как будто ощущения вернулись к моей коже, когда я даже не заметила, что они исчезли.

— Тебе нужно пить. — Рука Киерана сжалась на моей. — Не по глоточку. А ты именно это и делаешь. Ты потягиваешь.

Он был прав, что раздражало, но я поддалась этому порыву, закрыла рот вокруг раны и пила, втягивая его кровь в себя. Это был еще один толчок, более яркий и по-своему мощный. Не такой, как у Кастила, но все равно звенящий. И он сопровождался странным переливом цветов, которые двигались за моими веками… зеленых и голубых, которые вихрились и кружились. Напряжение в руках и ногах исчезло, когда я сглотнула. Его вкус был землистым и сырым. Диким. Я пила глубже. Его кровь…

Внезапно передо мной возник образ, порожденный бушующими красками. Два молодых человека. Без рубашек и с закатанными до колен штанами, они пробираются через мутную воду. Смеялись. Они смеялись, наклоняясь, погружая руки в воду, чтобы схватить рыбу. Несмотря на то, что они были стройнее, а их кожа еще не была отмечена жизнью, я сразу поняла, что это Кастил и Киеран. Воспоминание о том, как они были молодыми парнями… возможно, прямо перед тем, как Кастила забрали или сразу после.

Кастил внезапно вскочил на ноги, держа в руках извивающуюся рыбу.

— А я-то думал, ты опытный охотник, — поддразнил он.

Киеран рассмеялся, толкнул его, и каким-то образом они оба упали в воду, а рыба выплыла на свободу.

Картинка рассыпалась и исчезла, как дым. Я уловила короткие вспышки других образов, картинки появлялись и исчезали слишком быстро, чтобы я могла их понять, как бы ни старалась. А потом я увидела огонь.

Костер.

Ночное небо, полное мерцающих звезд, пьянящей, одурманивающей музыки и мечущихся, извивающихся теней. Пляж — тот, что в бухте Сайона. Я ухватилась за это воспоминание. Движимая любопытством, я открыла свои чувства шире, следуя за танцующими звездами и дымом, пока не увидела… себя.

Я увидела себя на пляже, в потрясающем кобальтово-синем платье, которое почти заставило меня почувствовать себя такой же прекрасной, как тогда, когда Кастил смотрел на меня так… в нем было тепло и тяжесть его любви. И я была в объятиях Кастила, прислонившись к его груди.

Мой пульс колотился, и в дальних уголках сознания я знала, что должна закрыть свои чувства, найти способ избавиться от воспоминаний Киерана. Но не могла.

Я… я не хотела этого, наблюдая, как Кастил опускает голову к моей шее и увидела его руку под складками халата, его пальцы скользят между моих бедер. У меня перехватило дыхание, когда я увидела, как отвечаю на его прикосновения, двигая бедрами в тугих кругах. Наш образ был столь же декадентским, сколь и скандальным — пышным, развратным и свободным.

На том пляже все казалось свободным.

И Киеран… он не просто видел, как я наблюдаю за ним и Лирой. Он сам наблюдал. Пряный запах возбуждения заполнил мое горло. Мои вены. Мой желудок забурчал так, что я вспомнила, что стою слишком близко к краю отвесной скалы, потому что это было не единственное, что я видела… или чувствовала в памяти Киерана. Я видела, как Кастил щиплет кожу на моем горле и поднимает взгляд, прижимаясь губами, чтобы успокоить жжение. Он тоже смотрел, и это биение пульса ударило мне в грудь, в живот и…

— Такая любопытная, — пробормотал Киеран.

Потеряв контроль над воспоминаниями, я открыла глаза и посмотрела на Киерана. Его глаза были закрыты, черты лица расслаблены. Его полные губы были раздвинуты в легкой, едва заметной ухмылке.

— Я должен был догадаться, что ты будешь любопытной, — продолжил он, но в его голосе не было злости. Его это забавляло, как будто он только что проснулся.

Я смутно осознавала, что он больше не держит меня за руку. Я держала его и его руку, чуть ниже того места, где мой рот прижимался к его коже.

Густые ресницы приподнялись, и голубые глаза под тяжелыми веками встретились с моими.

— В твоих глазах так много серебра. — Он коснулся кончиками пальцев моего лица. — Я едва вижу зеленый цвет.

Мои чувства были открыты, и под вкусом его крови было что-то дымчатое… что-то, в чем я не была уверена, было ли это связано с прошлым или настоящим, и знала, что должна была закрыть свои чувства перед этим. Я сделала это и подумала…

Я подумала, что надо остановиться. Этого было достаточно. Сухость в горле прошла. Грызущая боль в животе исчезла. Все чувства были обострены, но в то же время расслаблены. Насыщение. Я представила, что Киеран должен был знать, что я приняла достаточно, но он не остановил меня. Постепенно я поняла, что он и не остановит. Киеран не позволил бы мне взять у Кастила слишком много, как он делал это раньше. Но сейчас? Как и Кастил, он позволит мне питаться и питаться.

И крошечная часть меня хотела продолжать питаться. Утонуть в его земляном вкусе. Но я не могла. Я не хотела ослаблять его. Мне пришлось оторвать рот от его руки.

— Спасибо, — прошептала я.

Грудь Киерана поднялась от глубокого вздоха.

— Тебе не нужно благодарить меня, Поппи.

Мое сердце все еще билось. Как и мое тело. Я чувствовала себя раскрасневшейся, как будто свитер, который я носила, был слишком толстым. Не так жарко, как было с Кастилом, когда я воспламенилась и загорелась. Это было по-другому. Больше похоже на приятную дымку за несколько секунд до засыпания.

Я все еще держала руку Киерана и не знала, что заставило меня сказать то, что я видела. Была ли это кровь или ощущение легкости, тепла и пустоты.

— Я видела твои воспоминания. Я забыла, что такое может случиться. — Я внимательно наблюдала за его лицом. — Я видела тебя и Кастила, когда вы были моложе…

— Мы пытались поймать рыбу руками, — закончил он за меня. — Малик нас отвадил. Я даже не знаю, почему я об этом подумал. Просто пришло в голову. — Он сделал паузу. — Это не все, что ты видела.

— Нет.

В его чертах не было и намека на смущение. Никакого стыда.

— Ты будешь раздражена.

Я не думала, что способна чувствовать это в данный момент.

— Почему?

— Когда я понял, что ты была в моей голове, то изменил свои мысли, — сказал он, и я подумала, не были ли те быстрые, краткие образы, которые я не могла уловить, его перелистыванием воспоминаний. — Я специально подумал о пляже. Решил, что это тебя шокирует.

— Придурок, — пробормотала я.

— Но дело в том, — продолжал он, словно не слыша меня, — не думаю, что это тебя шокировало. Думаю, это тебя заинтриговало.

Я ошибалась.

Я была способна чувствовать раздражение. Отпуская его руку, я заметила, что из раны все еще сочится кровь.

Приблизив пальцы к порезу, я почувствовала покалывающее тепло, танцующее по моим рукам, которое ничем не отличалось от того, что я чувствовала от его крови. Мягкое серебристое сияние разлилось по его предплечью, просачиваясь в порез, который он сделал.

Киеран слегка вздрогнул.

— Это… другое ощущение.

Я поняла, что никогда раньше не исцеляла Киерана.

— Это неприятно?

— Нет. — Он с трудом сглотнул.

— Будем надеяться, что тебе больше никогда не придется это чувствовать. — Я отпустила его руку, и он посмотрел на свое запястье. Там не было ничего, кроме тонкой линии крови, которую он быстро стер, оставив слабый розовый след, который, скорее всего, исчезнет к утру.

— Ты не собираешься признать мои слова о твоей заинтригованности? — спросил он.

— Нет. — Я откинулась на подстилку и легла на бок.

Ухмыляясь, он поднял взгляд от своей руки.

— Ты собираешься притвориться, что не знаешь, что я наблюдал за вами обоими и что вы с Кастилом наблюдали за нами?

— Ага. — Я закрыла глаза. Мое сердце замедлилось, как и стук в моей крови. — Кстати, не за что. За то, что залечила твой порез.

Раздалось тихое фырканье, когда я почувствовала, как он отодвинулся. Я услышала щелчок выключаемого фонаря, а затем звук раздевания. Через несколько мгновений я почувствовала, как он лег рядом со мной в своей форме вольвена. Затем я заснула и спала глубоким сном.

Но Кастила там не оказалось.

ГЛАВА 22

Хмурые сумерки уже давно уступили место солнцу, а мы продолжали ехать на запад к югу. Затопленная земляная дорога, известная как Западный перевал, пролегала между густо заросшими лесом землями, граничащими с внешними Валами Трех рек и Уайтбриджа.

Мы с Киераном ехали рядом с повозкой, которую вел Ривер. Мы молчали почти все утро. Все были настороже, мышцы напряжены. Мы уже проехали мимо одной группы егерей. Я не поднимала головы, широкополая шляпа и плащ скрывали мое лицо, но при этом я не теряла бдительности, ища любые признаки подозрительности. Они кивали и спешили дальше, больше думая о том, как добраться до следующего места, чем о том, чтобы присмотреться к нам. Никто не хотел задерживаться возле Вала, даже когда оставалось еще много часов дневного света.

Я взглянула на Киерана. Он смотрел в лес. Когда я проснулась тем утром, между нами не было ничего неловкого или странного. Не то чтобы я притворялась, что не питалась от него. Просто ничего такого не было. Проследив за его взглядом, я прищурилась, вглядываясь в блестящие листья. В то утро шел дождь. Недолгий, но достаточно, чтобы оставить на дороге лужи. Сквозь деревья я заметила, что земля у подножия Вала была расчищена под фермерские угодья. Мы мельком увидели людей, их спины были сгорблены, когда они работали на полях.

— Это дети? — спросил Ривер, проверив, на что мы смотрим.

Они были слишком далеко, чтобы я могла сказать наверняка.

— Если так, то это не редкость.

— Разве они не должны быть в каком-то учебном заведении?

— Не все дети получают образование, — сказала я ему, понимая, что Ривер не имеет представления о том, какова жизнь в Солисе. — Только те, кто может позволить себе отправить своих детей в школу, делают это, а таких не так много. Поэтому многие дети берутся за работу, даже десятилетние. Они работают на полях, пока не научатся ремеслу или не поступят на обучение, чтобы охранять Вал.

— Это… — Ривер запнулся.

— Ужасно? — добавила я за него.

— А Атлантия? Она ничем не отличается?

— Совсем другое, — ответил Киеран. — Все дети получают образование.

— Независимо от их достатка? — спросил дракен.

— Там нет такого различия в достатке, как здесь, в Солисе. Атлантия заботится о своих людях, независимо от того, умеют ли они работать или нет, а также от того, какие навыки и ремесла они освоили.

— Каким был Илизеум? — Я повела Винтера вокруг довольно большого углубления на дороге.

— Зависит от того, где ты находилась, — ответил он. — В зависимости от того, что ты находила красивым, а что пугающим.

Я нахмурилась, но прежде, чем успела попросить его рассказать подробнее, он сказал:

— Думаю, смертное царство не так уж сильно изменилось с тех пор, как я был в нем в последний раз.

Мои брови приподнялись.

— Ты был здесь раньше?

Он кивнул.

— Я был здесь, когда местность, в которую, как я полагаю, мы едем, была известна под названием Ласания.

— Ласания? — Киеран нахмурил брови, а я задумалась. Где же я раньше встречала это название?

— Нет. Я не сказал «Лазанья». Я сказал Ласания. Ла-са-ни-я, — огрызнулся Ривер.

— А мне показалось, что это лазанья, — пробормотал он. — На что это было похоже, когда ты проснулся? Эта Ласания, о которой ты говоришь?

Угловатые черты лица Ривера были скрыты тенью от шляпы, когда он смотрел сквозь деревья.

— Я не часто входил в царство смертных. Только несколько раз. Только когда это было необходимо. Но думаю, что это было очень похоже на это. Например, Солис. Там родилась Супруга. Когда-то она была принцессой, истинной наследницей.

Моя челюсть должна была очутиться на грязной земле.

— Что?

— Супруга была смертной? — Удивление Киерана совпало с моим.

— Отчасти смертной, — поправил Ривер, его взгляд следил за пролетающими над головой птицами.

— Как кто-то может быть частично смертным? — потребовала я.

— Точно так же, как ты сама была частично смертной, — заметил он.

О. Что ж. Он меня раскусил.

Я наклонилась вперед, глядя на то место, где он сидел на месте возничего.

— Как она была частично смертной, Ривер?

Раздался тяжелый вздох, как будто это было знанием, которое мы уже должны были получить.

— Она родилась с угасающим угольком Первозданной Жизни внутри.

— Ну… — Я растянула слово. — Это звучит гораздо грязнее, чем я предполагаю.

Ривер фыркнул.

— Что это вообще значит? — спросил Киеран, и я подумала, что это был, возможно, самый приятный способ, которым он когда-либо задавал вопрос Риверу.

— Это значит, что она родилась с сущностью истинного Первородного Жизни внутри, — ответил он, что ничего не объясняло. — И нет, я говорю не о тех, которые есть у третьих сыновей и дочерей. Это был уголек чистой силы.

Я покачала головой.

— Почему после разговора с тобой я всегда еще больше запутываюсь?

— Это похоже на личную проблему, — заявил Ривер.

Киеран издал звук, очень похожий на сдавленный смех. Я повернула голову в его сторону. Он сгладил свое выражение лица.

— Подождите, — сказал Ривер, напрягаясь. — На этой дороге есть еще одна группа.

Я посмотрела на дорогу, но ничего не увидела в лучах солнца.

— Неужели здесь больше егерей?

— Я так не думаю. — Киеран склонил голову набок, прислушиваясь. — Слишком много лошадей.

— Как вы вообще что-то слышите? — пробормотала я, прищурившись… ни на что.

— Это определенно гораздо более многочисленная группа, — сказал Ривер, когда взлетела еще одна стая птиц.

— Может быть, это солдаты? — Я замедлила шаг Винтера. До сих пор мы не видели ни одного из них, что означало, что Кровавая Корона должна была переправить их через Страудское море, либо они уже прибыли и находятся в пределах Вала. Единственный другой вариант был маловероятен — Кровавая Корона оставила города.

— Дайте мне несколько минут. — Киеран передал мне поводья. — Я посмотрю, смогу ли подобраться достаточно близко.

— Будь осторожен.

Кивнув, он быстро сошел с коня и скрылся в деревьях и кустарниках.

— Надеюсь, он будет тише, чем сейчас, — сухо заметил Ривер.

— Так и будет.

Несколько минут, прошедших до возвращения Киерана, показались вечностью.

— Определенно солдаты. Всего около двух-трех десятков, — сказал он. Мое сердце сжалось. — Они примерно там, где редеет лес.

Мой взгляд устремился на дорогу. Две-три дюжины — это много.

— Я могу просто сжечь их.

Моя голова повернулась к Риверу.

— Нет.

— Но это будет быстро.

— Конечно, нет.

— Позволь мне позаботиться об этом. — Он начал спускаться.

— Не надо изображать из себя дракена и сжигать людей, Ривер.

— Почему бы и нет? Это весело.

— Это не весело ни для кого…

— Для меня — да.

— Оставайся в своей повозке, — приказала я. — Если станешь двигаться и сжигать что-нибудь, все узнают, что с нами дракен. Если Избет научила Вессу использовать первобытную магию, то она также может использовать ее, чтобы убить оставшихся дракенов, — напомнила я ему. — Насколько они знают, у нас больше нет ни одного дракена.

— Неважно, — пробормотал он.

— У меня есть идея, — сказал Киеран. — Там немного, но если они подойдут к тебе достаточно близко, то поймут, что ты не егерь.

Они также увидят шрамы.

Киеран присел, и я в замешательстве наблюдала, как он погружает руки в одну из луж.

— Это будет невесело, но позволит немного замаскироваться, пока они не будут слишком пристально смотреть на твои глаза.

Серебристо-белую ауру за моими зрачками было трудновато скрыть, но это было лучше, чем ничего. Я наклонилась, закрыв глаза, когда Киеран потянулся вверх. Ощущения и текстура осадка были неприятными, когда он разглаживал его по моим бровям, по щекам, а затем по подбородку. Я не осмеливалась дышать слишком глубоко, вдруг это не просто дождь и грязь.

Киеран сделал то же самое с собой. Он не предложил Риверу такого же ухода, и я не была уверена, был ли это взгляд дракена или тот факт, что было бы гораздо более причудливо, если бы мы все были покрыты грязью.

— Они почти настигли нас, — заявил Ривер.

Киеран взял поводья и вернулся в седло. Он наклонился, стягивая край моей шляпы. Наши глаза встретились. Он негромко произнес.

— То, что ты сказала Риверу. То же самое касается и тебя?

Сущность интенсивно пульсировала в моей груди.

— Я надеюсь, что мне не придется делать такой выбор, но, если это случится, я не буду так заметна, как мистер Сжечь Всех.

Ривер фыркнул.

— Я не позволю, чтобы нас похитили, — сказала я Киерану, не сводя с него взгляда. — Но помни, о чем я просила.

Он знал, что я имею в виду. Что если я использую эфир и стану слишком кровожадной… если не отступлю, он остановит меня.

Челюсть Киерана была твердой, но он кивнул, выпрямляясь в седле. Я пригнула подбородок, поднимая взгляд. Правая рука Ривера небрежно лежала на рукояти меча, который, как я знала, был уложен между двумя сиденьями ложа.

— Несмотря ни на что, не двигайся. — Я посмотрела на Ривера. — Не раскрывай, кто ты.

Он не выглядел счастливым, но кивнул.

Звук приближающихся лошадей ударил мое сердце о ребра, и в ответ на это эфир завибрировал, шепча по венам. Лошади, забрызганные грязью, огибали поворот. Я увидела малиновые и белые доспехи солдат, на каждом из которых были соответствующие щиты с выгравированным королевским гербом Кровавой Короны. Сущность прижалась к моей коже, говоря мне, что я могу остановить это, пока все еще не началось. Я могла сделать это тихо, свернув им шеи одним лишь усилием воли. Мы могли бы проскакать мимо них, как будто ничего не произошло.

Но что-то случилось бы.

Я бы убила людей, которые еще не доказали, что представляют угрозу. Действие, которое было бы обнаружено и вызвало бы вопросы… такие, которые могли бы предупредить других о нашем присутствии. Действие, от которого пустота внутри меня становилась еще холоднее.

— Стоять, — окликнул солдат, его шлем украшал гребень из конского волоса, окрашенного в красный цвет. Рыцари носили такие же, но для смертного это символизировало, что он имеет высокий ранг. Скорее всего, лейтенант.

Мы повиновались, как повиновались бы все егеря, получив приказ от высокопоставленного воина.

Лейтенант ехал впереди, за ним следовали трое других, у которых на шлемах не было гребней. Гейторы — тонкая черная ткань, закрывали большую часть его лица, под шлемом виднелись только глаза. Он бросил беглый взгляд в сторону Ривера, а затем посмотрел на нас. — Откуда вы едете и куда?

— Нью-Хейвен, сэр. Мы направляемся на Ивовые равнины. — Киеран не пропустил ни одного удара. — Приказано доставить последнюю партию виски.

Я дала волю чувствам, сосредоточившись на лейтенанте. В горле собралась соль… то ли недоверие, то ли настороженность. Ни то, ни другое не было редкостью.

Лейтенант остался рядом с Киераном, когда другой поскакал вперед.

— Три егеря перевозят виски? Кажется, это слишком много.

— Ну, сэр, — ответил Киеран, — некоторые считают, что двойного количества недостаточно для охраны чего-то столь ценного, как эти напитки.

Один из солдат грубовато усмехнулся, пока другой поднимал брезент на задней стенке повозки. Он кивнул лейтенанту.

Я прикусила губу, когда солдат полез внутрь, проверяя ящики. Оружие, которое мы там хранили, было ближе к ящику, но, если он найдет его, это не вызовет слишком много вопросов.

— Мы надеемся добраться до Ивовых равнин до наступления ночи, — добавил Киеран, и я сунула правую руку под складку плаща, так как лейтенант почувствовал привкус настороженности. Я вцепилась в рукоять вольвеньего кинжала… на всякий случай.

Лейтенант погнал свою лошадь вперед.

— Держу пари, что так и есть.

Я напряглась, услышав низкий, дымный гул, который издал Ривер. Казалось, никто больше не услышал. Я взглянула на него, но его внимание было приковано к лейтенанту.

Я крепче сжала поводья Винтера, когда солдат внимательно осмотрел Киерана. Мужчина был старше, возможно, на четвертом или пятом десятке лет жизни, что было необычно для любого, кто проводил хоть какое-то количество времени вне Вала.

— Что с тобой случилось?

— Наткнулся на какого-то Жаждущего посреди ночи, — ответил Киеран. — Все пошло наперекосяк.

Солдат кивнул, когда лейтенант приблизился, его взгляд переместился с Киерана на меня. Я держалась спокойно.

— Ты застенчив, не так ли? Боишься поднять голову и встретить взгляд своего начальника, и все же ты здесь, за Валом? — Лейтенант хмыкнул под нос. — И, судя по всему, молодой.

Неприязнь расцвела, когда он продолжил смотреть. Хотя моя голова была склонена, я чувствовала его взгляд.

Тогда он протянул руку, щелкнув пальцами перед моим лицом. Прилив колючего тепла пронесся по моей коже.

— Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю.

Кислотный гнев переполнил мой рот, когда мой взгляд переместился за черную ткань и встретился со стальными серыми глазами.

Наступило долгое, напряженное молчание, пока другой солдат разворачивал свою лошадь. Лейтенант выдержал мой взгляд, его глаза медленно расширялись. Я поняла, что он увидел блеск за моими зрачками. Его эмоции забились мне в горло. Недоверие уступило место быстрому всплеску кипучего благоговения, а затем горькому страху.

— Боже милостивый, — произнес он, и я поняла, что наше ничтожное прикрытие раскрыто. — Предвестник…

Я рванулась вперед, одним быстрым движением выхватывая кинжал. Рефлексы лейтенанта были хорошо отточены, но он был смертен, а я — нет. Он выхватил меч, однако на этом все и закончилось. Я вонзила кинжал ему в горло. Его слова закончились влажным бульканьем.

— Это за то, что ты щелкнул пальцами у меня перед носом. — Я рывком освободила лезвие. Лейтенант схватился за горло и упал с седла, ударившись боком о грязную дорогу.

Взорвался некий контролируемый хаос, когда Ривер повернулся в талии, выпуская тонкий нож. Лезвие ударило солдата прежде, чем тот успел отреагировать на смерть своего лейтенанта. Киеран в мгновение ока слетел с лошади и оказался рядом с другим. Он схватил солдата за руку и свалил его с лошади.

— Теперь я могу их сжечь? — спросил Ривер, когда остальные солдаты начали действовать. Несколько человек бросились вперед на своих лошадях, а Киеран вскочил на спину одного из солдат. Лезвие сверкнуло в солнечном свете, проведя по горлу солдата.

— Нет. — Я отмахнулась от Винтера, приземлившись в присядку и убрав в ножны вольвений кинжал. — Не сжигай.

— Никакого удовольствия, пожалуй. — Ривер потянулся вниз, доставая арбалет, о котором я даже не подозревала, что он лежит у его ног, а я потянулась к бедру, вытаскивая короткий меч.

Ривер поднялся с ящика, держа арбалет в руке. Он стрелял быстрыми очередями, поражая нескольких солдат с завидной точностью. Пешие солдаты помчались за убегающими лошадьми. Я встретила тяжелый удар гораздо более крупного и широкого солдата. От силы удара у меня свело руку. Солдат засмеялся. Я зарычала, когда сущность слилась с моей волей. Я использовала ее, чтобы слегка подтолкнуть человеческую гору. Ничего, что потребовало бы больших затрат энергии, но солдат отскочил на несколько футов назад, его глаза над гейтерами широко вспыхнули.

Я сделала то, что Виктер вдалбливал мне на протяжении всех часов наших тренировок. Я отключила это. Все. Мои чувства. Мой страх, что Киеран или Ривер могут оступиться и быть схваченными. Что они будут ранены или еще хуже, прежде чем смогу добраться до них. Я закрыла свои эмоции, когда мужчина поймал себя, прежде чем упасть назад. Я делала то, чему учил Виктер. Но на этот раз я сражалась так, словно каждый вздох моих друзей мог стать для них последним. Низко пригнувшись, я уперлась свободной рукой во влажную землю и ударила ногой, подкосив ноги солдата. Он со стоном упал на землю.

Киеран внезапно оказался рядом, опустив меч чуть выше нагрудника, когда я поднялась. Он быстро повернул клинок, встретившись с моим взглядом.

— Нам нужно убираться отсюда.

— Согласна. — Я подняла глаза и увидела, как Ривер сбивает с ног другого солдата жестоким ударом по голове.

— К нам приближаются, — предупредил Киеран, вынимая меч из спины солдата.

Моя голова метнулась вперед. На повороте впереди скакал отряд, с плеч которого свисали белые мантии Королевской гвардии. Их присутствие не предвещало ничего хорошего. В голове пронеслись возможные варианты. Нам нужно было быстро убираться отсюда, что означало бросить повозку. Это могло создать проблему в будущем, но нам придется решать ее позже.

Пробираясь вперед, я перешла в атаку, извернувшись под ударом меча. Отскочив назад, я увидела, как стрела просвистела мимо моей головы и вонзилась в бок повозки, где вибрировал стержень. Я вонзила меч в грудь мужчины между пластинами доспехов. Кружась на месте, я схватила солдата за шлем и откинула его голову назад, проведя клинком по его горлу. Отпустив мужчину, я позволила ему упасть вперед, когда еще одна стрела прорезала воздух и ударилась прямо передо мной в землю.

Я остановилась, воздух вырвался из моих легких, когда из земли показался наконечник стрелы — блестящий, черный наконечник стрелы.

Сумеречный камень.

Мои глаза метнулись к королевским гвардейцам, которые спускались к нам. Еще одна стрела пронеслась по воздуху, едва не задев Ривера. Ярость взорвалась, смешавшись с ветром. Киеран метнулся к королевским гвардейцам, выругавшись, когда я призвала первобытную энергию. Она мгновенно откликнулась, ударившись о мою кожу и заливая серебром края моего зрения, когда я опустила меч и пошла вперед. Пройдя мимо Киерана, я отбросила мечи в сторону, и из меня хлынул эфир, растекаясь по грязной земле пульсирующим светом и слабыми, мечущимися тенями. Моя воля слилась с сущностью Первородного бога, когда первый ряд королевских гвардейцев надвинулся на нас, подняв мечи.

Их головы резко дергались в стороны, одна за другой. Пятеро из них. Их мечи выскользнули из внезапно опустевших рук, и они упали вместе со своим оружием, мертвые еще до того, как покинули седла. Лошади галопом пронеслись мимо меня, когда Киеран крикнул…

Раскаленная боль взорвалась возле ключицы, заставив отступить на шаг. Я втянула в себя обжигающий воздух и посмотрела вниз, чтобы увидеть стрелу, торчащую из моего плеча.

Эфир яростно пульсировал, подражая накатывающей волне боли, излучаемой моей рукой. Первобытная сущность вливалась в каждую клетку и пространство моего тела, наполняя горло тёмным, дымно-сладким вкусом. Вкусом смерти.

И это было то, чем я стала.

Смертью.

Предвестником, как назвал меня лейтенант.

— Вот дерьмо, — пробормотал Ривер у меня за спиной.

Я схватилась за стержень стрелы, ничего не чувствуя, и вырвала ее. Мои губы скривились, когда я увидела сумеречный камень и капающую с него кровь… мою кровь. Из моих пальцев вырвалась искра, которая прокалилась по стреле и сначала сожгла древко, а затем просочилась в наконечник из камня теней, разрушив его изнутри.

Под моими ногами задрожала и раскололась дорога. Толстые корни вырвались наружу, разрастаясь, а затем погружаясь глубоко в грязь. Запах крови и богатой почвы стал тяжелым, и земля застонала. На меня упала тень: выросло кровавое дерево, его кора блестела серым цветом. Крошечные почки прорастали из голых сучьев, распускаясь в ярко-красные, кровавые листья.

Я услышала крики, когда ко мне потянулся Киеран. Призывы к огню, когда Ривер вступил в схватку с королевскими гвардейцами, которые выбегали из-за деревьев. Из-под земли доносился еще один голос. Тот, что призывал к осторожности. Требовал, чтобы гвардейцы отступили. Я почти узнала его.

Подняв голову, я осмотрела солдат и обнаружила лучника на обочине дороги, прижавшегося к стволу дерева. Мои глаза сузились, когда воля снова взметнулась ввысь. Его шея вывернулась, как и тело, кость треснула, и он дернулся в сторону. Стрела вылетела, когда он упал, и попала в одного из королевских гвардейцев. Последовал резкий крик боли. Вокруг меня бешено метался эфир, пробираясь между ног, срываясь с земли и устремляясь к массивным дубам. А эта холодная, ноющая, пустая часть меня все росла и росла, когда я обратила свое внимание на остальных, скачущих к нам. Горечь их страха, горячая кислота их гнева и их соленая решимость растягивались, заполняя это пустое пространство внутри меня. Я приняла это. Я приняла все, когда мерцающие нити протянулись в моем сознании, пересекая дорогу и соединяясь с каждым из них.

Я обратила это обратно им, напитав всем этим страхом и гневом. Всю решимость, ярость и… смерть.

Они бросили поводья и оружие, схватились за головы, когда все их эмоции хлынули в них. Их крики… их вопли боли, разрывали воздух, пока я летела вперед. Я скользила между встревоженными лошадьми, их всадники падали из седел как позади меня, так и передо мной. Они увядали на дороге, рвали на себе волосы, пока клубящаяся масса света и тьмы выплескивалась, пульсировала между скачущими лошадьми, искала и искала…

— Хватит, — раздался крик.

Голос, который остановил меня.

Я наконец-то его узнала.

И нашла его. Нашла ее, стоящую в центре дороги, в кошмарном малиновом пальто, как вторая кожа, застегнутом от талии до подбородка. Черные волосы ниспадали на плечи, обрамляя лицо, наполовину скрытое маской из крыльев, окрашенных в темно-красный цвет.

Но я знала, что это она.

— Ты, — прошептала я, и это слово донеслось до нее в волне дыма и тени.

Прислужница улыбнулась.

— Мы снова встретились.

Она была не одна.

Я не стала обращать внимания на королевских гвардейцев, стоявших рядом с ней, их мечи дрожали. Это были остальные. Те, кто был одет в плащ цвета крови. Их было десять. Не было видно ни одного их лица. Не было видно ни рук, ни других частей тела. Но я до мозга костей знала, что это были Восставшие.

Первобытная сущность завихрилась и зашипела вокруг меня, то вытягиваясь, то отступая по мере приближения к Восставшим. Я почувствовала, как позади меня прижалось тело Киерана, и услышала низкое рычание Ривера. Мое внимание оставалось приковано к ней.

— Я здесь не ради какого-то из этих городов, — сказала я ей.

Ее бледный, бледный серебристо-голубой взгляд встретился с моим.

— Пока.

— Пока, — подтвердила я.

— Мне известно, для чего ты здесь.

Мои пальцы раздвинулись по бокам, высекая серебристый огонь и густые тени.

— Тогда ты должна знать, что на этот раз ты меня не остановишь.

— Спорно.

Во мне забурлил гнев, заглушая голос, который хотел напомнить мне о том, что я чувствовала, когда Кровавая Королева приказала ей идти вперед — отчаяние и безнадежность. Эти две вещи я чувствовала снова и снова каждый раз, когда герцог Тирман вызывал меня в свои покои.

То, что чувствовала она, не имело значения.

Ривер подкрался ближе, его голос был слышен только мне.

— Могу я их сжечь?

Уголок моих губ приподнялся, и я начала говорить ему «да».

— Она убьет его, — проговорила Прислужница.

Все остановилось. Дыхание Ривера. Пульсирующий эфир. Все. Все мое существо сосредоточилось на ней, и я почувствовала кольцо Кастила между грудей, как клеймо.

— Если ты каким-то маловероятным образом проберешься мимо нас, она узнает и убьет его, — тихо сказала Прислужница. — Она скажет тебе, что не хотела этого, и какая-то часть ее будет говорить правду, потому что она знает, что это даст. Какую боль тебе это причинит.

— Я не дура, — прорычала я.

Она наклонила голову.

— Разве я сказала, что ты такая?

— Ты, должно быть, так думаешь, раз считаешь, что меня можно убедить в том, что она действительно заботится о боли, которую причиняет.

— То, во что ты веришь, не имеет значения. Важно лишь то, что она в это верит. На самом деле, это не главное. То, что она убивает его, тоже имеет значение, — добавила она, полуобернувшись. — Не так ли? Она сделает из этого драматическое шоу. На этот раз отправит его обратно по частям. По одному за раз…

— Заткнись. — Я шагнула вперед, сущность хлестала вокруг меня, в дюйме от ее лица.

Прислужница даже не вздрогнула.

— Мы ждали, когда ты сделаешь шаг. Чтобы ты пришла за своим королем. Мы знали, что у тебя есть два пути. Королева считала, что ты придешь прямо в Карсодонию, прямо к воротам Вала, доказывая людям, что ты — Предвестник Смерти и Разрушения.

Мой желудок сжался от вернувшегося ужаса. Если бы людям сказали, что я — Предвестник, война и ее последствия были бы намного сложнее.

— Я не верила в это, — продолжала она. — Я сказала, что ты войдешь через черный ход. Через шахты. — Прислужница улыбнулась, и Киеран выругался позади меня, но было в ее улыбке что-то такое. Что-то знакомое. — Именно так я бы и поступила.

Не было ничего удивительного в том, что они подозревали, что я попытаюсь сделать что-то подобное. Мы это знали. Удивительно было то, что эта Прислужница предположила все правильно.

В данный момент все это было неважно.

— Она знает, что я сделаю, если та убьет его. Она не посмеет.

— Но все-таки посмеет. — Прислужница шагнула вперед. — Я ее любимица… после тебя.

Опять. Было что-то в том, как она это сказала. Это сломало мою ярость. Хотя я не была уверена, что это было.

— Поппи, — тихо сказал Киеран позади меня. — Если она говорит правду…

Я не стану рисковать Кастилом.

Только не снова.

С каждым вдохом я чувствовала все меньше привкуса дыма, огня и смерти. Я поглотила эфир. Нити втянулись, заскользили по траве и дороге, а гул в моей крови утих. Гнев остался, только был на привязи. Когда серебристое сияние исчезло из моего зрения, глубокая пульсация в плече ожила, напоминая мне, что один из них успел ударить меня.

Я должна буду разобраться с этим позже.

— Что теперь будет? — спросила я.

Подбородок Прислужницы опустился.

— Мы проводим тебя в Карсодонию, где ты встретишься с королевой.

Я рассмеялась.

— Этого не случится.

— Не думаю, что ты понимаешь…

— Нет, это ты не понимаешь. — Я преодолела небольшое расстояние между нами, остановившись прямо перед ней. Вблизи я поняла, что мы одинакового роста. Ее телосложение было немного более узким, чем мое, но не намного. — То, что я не буду тебя убивать, не означает, что я соглашусь с любыми твоими планами.

— Это было бы ошибкой. — Ее глаза сузились за краской. — Почему у тебя грязь на лице?

— Почему у тебя на лице краска? — ответила я.

— Туше, — пробормотала она. — Но это не ответ.

Ветерок зашелестел, донося запах гнили и… несвежей сирени. Мой взгляд метнулся к неподвижным Восставшим.

— Они воняют.

— Это грубо.

Я оглянулась на нее.

— Но не ты.

— Не я, — сказала она, и это было странно.

Но это также не имело значения.

— Я думаю, тебе просто нужно забрать свою веселую банду вонючек и убраться с нашего пути».

Прислужница рассмеялась — смех был глубоким и коротким, но звучал искренне.

— И позволить тебе и твоей веселой группе чрезвычайно симпатичных мужчин пройти? — Она наклонила голову к моей, говоря так тихо, что я едва слышала ее. — Этого не случится, Пенеллаф.

Уставившись на нее, я открыла ей свои чувства и ощутила приторное веселье. Это было все. И это не говорило мне ни о чем.

— У тебя нет выбора, Королева Плоти и Огня, — сказала она. — Если ты умна, как я надеюсь, то должна понимать, что не сможешь попасть в столицу незамеченной. Ни через шахты, ни через ворота.

Я обратила внимание на ее выбор слов. Она не сказала, что мне не удастся сбежать. Только то, что я не попаду в столицу незамеченной. Это было странно.

Но также она была права.

Не будет никаких подлых атак. Я не стану рисковать Кастилом, позволив Риверу наконец получить то, чего он хотел. Это был не самый лучший путь в столицу. Мы будем под охраной, но это был путь внутрь.

— Отпусти моих людей, и я не буду с тобой спорить, — сказала я ей.

— Конечно, нет, — рявкнул Киеран, тут же появляясь рядом со мной. — Мы не разделимся.

Я повернулась к Киерану, но он оборвал меня прежде, чем я успела сказать еще хоть слово.

— Не начинай. Мы не оставим тебя. Никогда. — Последнее он сказал в сторону Прислужницы. — Этого не случится.

Его преданность была восхитительна, и я…

Дракен шагнул вперед.

— Если ты хочешь, чтобы Королева Плоти и Огня, Несущая Жизнь и Несущая Смерть… — сказал он… признаться, я предпочитала его вариант титула, который дало мне пророчество, — сопровождала тебя в столицу, тогда ты позволишь ее советнику и мне отправиться с ней в качестве подтверждения доброй воли.

Взгляд Киерана задержался на мне, в нем читалось ясное предупреждение, что ни он, ни Ривер не позволят мне ехать одной. Проглотив разочарование и беспокойство, что это было слишком опасно для них, я повернулась к Прислужнице.

— Это твой выбор. Потому что, вопреки твоему мнению, у меня нет его нет.

— Как скажешь, — ответила Прислужница. — Мне все равно. Вы же не пленники.

Киеран повернул голову в ее сторону.

— Что? — спросила она, расширив глаза в притворном удивлении.

— Мы не пленники? — спросила я.

— Нет. Вы будете гостями. — Прислужница поклонилась с таким пышным видом, на который, как я думала, способен только Эмиль. — Почетные гости. Ты, в конце концов, дочь королевы и бог. К тебе и всем, кто тебя сопровождает, будут относиться с величайшим уважением, — сказала она с яркой, слишком широкой улыбкой. — А если они не хотят присоединяться к тебе, то могут сразу убираться к черту, мне все равно.

Я ни на секунду не поверила в то, что к нам обращаются с уважением.

— В любом случае, надеюсь, мы скоро отправимся в путь. Королева хочет поговорить с тобой о будущем королевств и об Истинном Короле царств, — добавила она, перехватив мой взгляд и…

— Ты ни разу не моргнула. Это жутко, — сказала я ей, оглядываясь на Восставших. Они все еще не двигались. — Хотя не так жутко, как они.

Она фыркнула.

— Ты еще не видела жути.

— Полагаю, есть к чему стремиться.

— Тогда… — Она шагнула в сторону, протягивая руку.

Поднялась смесь ужаса и предвкушения.

— Я буду… — Во рту появился цветочный привкус, а по плечу, груди и ногам прокатился вихрь мурашек.

Киеран схватил меня за руку, но я этого не почувствовала.

— Поппи?

— Я… — Внезапно меня охватило головокружение, за которым последовал резкий приступ тошноты. Я отпрянула от Киерана, наполовину боясь, что меня вырвет на него. Мои широкие, жгучие глаза встретились с глазами Прислужницы.

— Сумеречный камень, — хрипло прошептала я.

Она смотрела на меня, ее губы шевелились, но я не могла расслышать, что она говорит. Я вообще ничего не слышала. Мое сердце заколотилось, а затем земля ушла у меня из-под ног.

И потом… не было ничего.

ГЛАВА 23

— Ты должна отпустить, детка. Тебе нужно спрятаться, Поппи… — Мама замолчала, а затем отстранилась, потянувшись к сапогу. Она вытащила тонкий черный клинок, а затем закружилась, поднимаясь так быстро, что я едва успевала уследить за ее движениями.

Здесь был кто-то еще.

— Как ты мог это сделать? — Мама шагнула в сторону, частично загородив шкаф, но я видела, что на кухне был мужчина. Кто-то одетый в ночь.

— Мне жаль, — сказал он, и я не знала его голоса.

— Мне тоже. — Мама замахнулась, но человек в плаще поймал ее за руку…

И потом они стояли там, не двигаясь. Я застыла в шкафу, сердце колотилось и по телу струился пот.

— Это необходимо сделать, — сказал мужчина. — Ты знаешь, что произойдет.

— Она всего лишь ребенок…

— И она станет концом всего.

— Или она будет их концом. Началом…

Стекло разбилось, и воздух наполнился криками.

— Мама!

Ее голова дернулась.

— Беги. Беги…

Кухня, казалось, тряслась и грохотала. В комнату хлынула темнота, сползая по стенам и растекаясь по полу, а я так и застыла на месте. Серые и тусклые существа заполнили комнату, капая красным.

— Мама!

Тела сорвались в мою сторону. Пасти с острыми зубами. Воздух разорвал пронзительный вой. Костлявые, холодные пальцы вцепились в мою ногу. Я закричала, отпрянув назад в шкаф.

Что-то мокрое и вонючее брызнуло мне в лицо, и холодные пальцы отпустили меня. Я начала отползать дальше.

Темный человек заполнил пространство шкафа. Он залез внутрь, но деваться было некуда. Он схватил меня за руку, выдергивая наружу.

— Боги, помогите мне.

В панике я рванулась к нему, когда он взмахнул другой рукой, сбивая существ, когда они налетали на него. Моя нога поскользнулась в мокрой воде, когда я вывернулась в сторону…

Там была мама, ее лицо покрылось красными пятнами. Она истекала кровью, когда всадила черный клинок в грудь мужчины. Он захрипел, произнеся слово, которое я однажды слышала от папы. Его хватка ослабла, и он попятился назад.

— Беги, Поппи. — Мама задыхалась. — Беги.

Я побежала. Я бежала к ней…

— Мама… — В мои волосы вцепились когти, царапали кожу, обжигая так же, как в тот раз, когда я потянулась за чайником. Я закричала, пытаясь найти маму, но не могла разглядеть ее среди сплетений на полу.

Я увидела папиного друга в дверном проеме. Он должен был помочь нам… помочь маме, но он уставился на человека в черном, который поднимался из массы извивающихся, кормящихся существ, и его горький ужас заполнил мой рот, задушив меня. Он отступил назад, качая головой, бросая нас. Он бросал нас…

Зубы вонзились в мою руку. Жгучая боль пронзила кожу и озарила мое лицо. Я упала, пытаясь стряхнуть их с себя.

— Нет. Нет. Нет, — кричала я, дергаясь. — Мама! Папа!

Глубокая, запретная боль пронзила мой живот, захватывая легкие и тело.

А затем они падали вокруг и прямо на меня, хромые и тяжелые, не давая дышать. Боль. Тяжесть. Я хотела к маме.

Вдруг они исчезли, и на моей щеке, на моей шее появилась рука.

— Мама. — Я моргнула сквозь кровь и слезы.

Надо мной стоял Темный, его лицо было лишь тенью под плащом с капюшоном. На моем горле лежала не его рука, а что-то холодное и острое. Он не двигался. Его рука дрожала. Он дрожал.

— Я вижу ее. Я вижу, как она смотрит на меня.

— Она должна… он ее виктор, — услышала я голос мамы, который был слегка влажным. — Ты понимаешь, что это значит? Пожалуйста. Она должна…

— Боже правый.

От горла отхлынул холодный пресс, и меня подняло в воздух, я парила и парила в теплой темноте, мое тело существовало, но отсутствовало. Я ускользала в небытие,окруженная запахом цветов. Пурпурных цветов, которые королева любила держать в своей опочивальне. Сирени.

В этой пустоте со мной был кто-то еще. Они приблизились, и перед тем, как заговорить, их окутала тьма иного рода.

Какой могучий маленький цветочек.

Какой могучий мак.

Сорви его и посмотри, как кровоточит.

Не могучий больше.

***

Просыпаться было непросто.

Я знала, что должна. Мне нужно было убедиться, что с моими людьми все в порядке. Но оставался Кастил. И этот кошмар… Я хотела уйти от него как можно дальше, но мое тело казалось тяжелым и бесполезным, даже не связанным со мной. Я парила где-то в другом месте, и все больше дрейфовала, и дрейфовала, пока не перестала чувствовать себя тяжелой. Я сделала резкий, глубокий вдох, и мои легкие расширились.

— Поппи? — К моей щеке прикоснулась рука, теплая и знакомая.

Я заставила себя открыть глаза.

Киеран висел надо мной, как… как Темный в кошмаре. Лицо Киерана было размыто лишь по краям, но не было невидимым для меня.

— Привет.

— Привет? — На лице Киерана появилась медленная улыбка, а затем его покинул грубый смех. — Как ты себя чувствуешь?

Я не была уверена, наблюдая, как его черты лица проясняются еще больше.

— Хорошо. Я так думаю. Что случилось? — Я сглотнула… и напряглась, от землистого, древесного вкуса в задней части моего горла, быстро осознав, что лежу на чем-то невероятно мягком. — Ты кормил меня? Снова? — Я не слышала ни Ривера, ни кого-либо еще. — Где мы?

— По одному вопросу за раз, хорошо? — Его рука оставалась на моей щеке, не сводя с меня глаз. — Та стрела из сумеречного камня была покрыта каким-то ядом. Миллисента сказала, что он лишит тебя сознания всего на несколько дней…

— Миллисента? — Мои брови нахмурились.

— Прислужница. Так ее зовут, — сказал он мне. — Поскольку я бы доверился ей больше, чем гадюке, то дал тебе кровь на всякий случай.

— Ты… не должен был давать мне больше крови. Она нужна тебе.

— Вольвены похожи на атлантийцев. Наша кровь быстро восстанавливается. Это одна из причин, почему мы так быстро исцеляемся, — сказал он, и я вспомнила, что Кастил говорил что-то подобное. — У тебя рука не болит? В последний раз, когда я проверял, она выглядела зажившей.

— Не болит. Благодаря тебе, я уверена. — Я начала поворачивать голову, но его большой палец провел по моему подбородку, удерживая его на месте. Мое сердце заколотилось, когда в голове всплыло еще кое-что из того, что он сказал. — Как долго я была не в себе?

То, как он посмотрел на меня, заставило мое сердце бешено забиться.

— Ты спала около двух дней, Поппи.

Я выдержала его взгляд, и не была уверена, какая вещь поразила меня первой. Соленый бриз, колышущий занавески на соседнем окне. Мягкая кровать, на которой я лежала, которая всегда была большой, какой бы маленькой я ни была. Отсутствие плаща егерей и серой туники без рукавов, которую вместо него носил Киеран. Или что жуткий стишок, который я слышала в своем кошмаре, был немного другим. Я повернула голову. На этот раз Киеран не остановил меня. Его рука скользнула с моей щеки на кровать. За его спиной виднелся широченный потолок из мрамора и песчаника, выше, чем во многих домах, выкрашенный в пастельные голубые и белые тона, между изогнутыми колоннами, которые сбегали со стен и шли вдоль куполообразной… башенной комнаты.

В груди гудел эфир, когда мой взгляд переместился туда, где, как я знала, стояли две колонны, обрамляющие дверь, отделанную золотом. Ее часто оставляли незапертой, но я сильно сомневалась, что сейчас это так. Комната не была маленькой или большой, но она была такой же роскошной, как я помнила. Бледно-серые балдахины тянулись к четырем столбикам кровати. Толстый кремовый ковер покрывал пол между кроватью и колоннами. С одной стороны стоял изящный столик с золотой отделкой и украшенные золотом кресла. Одну стену занимал огромный платяной шкаф, в котором когда-то хранилось больше кукол и игрушек, чем одежды.

Киеран едва успел избежать столкновения со мной, когда я села.

— Тебе стоит немного расслабиться…

Спустив ноги с кровати, я встала. Голова кружилась, но это не было связано ни с сумеречным камнем, ни с ядом. Меня охватило неверие, пока я пересекала круглую комнату.

— Или нет, — пробормотал он.

Я подошла к окну, мое сердце сжалось в предчувствии. Схватив в кулак мягкую, как масло, занавеску, я отдернула ее в сторону, хотя знала, что увижу.

Верхушки крытых проходов, проходящих через ухоженный двор, который находился в тени внутренней стены, более высокой, чем большинство Валов. Величественные поместья, расположенные за еще одной стеной. Мой взгляд остановился на рядах ярких, розовато-пурпурных деревьев джакаранды, выстроившихся вдоль дороги за внутренними воротами. Я проследила за ними до холмов, поросших ярко-зелеными деревьями, за терракотовыми крышами, расположенными бок о бок, увитыми виноградными лозами, усыпанными красными маками. Я увидела храмы. Они были самыми высокими зданиями в Карсодонии… выше, чем даже замок Вэйфер, и оба находились в Садовом районе. Один был построен из сумеречного камня, а другой — из алмазного щебня и известняка. Я последовала за яркими деревьями прямо туда, где в лучах солнца поблескивал Золотой мост.

Мы были в Карсодонии.

Я обернулась.

— Когда мы сюда добрались?

— Вчера вечером. — Киеран поднялся. — Они привезли нас прямо в Вэйфер. Какой-то золотой хрен ждал нас у дверей. Он хотел разлучить нас. Сказал, что нам будет неуместно быть вместе или еще какую-то хрень, но я рассказал ему, как именно… в мельчайших подробностях… этого не произойдет.

Я понятия не имела, кто такой этот золотой хрен.

— А Ривер?

— Дракен находится в комнате внизу. Мы в…

— Восточном крыле Вэйфера. Я знаю. Это была моя комната, когда я жила здесь, — перебила я, и его челюсть сжалась в ответ на эту информацию. — Ты был здесь все это время? Как ты узнал, что с Ривером все в порядке?

— Они привели его, когда я потребовал встречи с ним. Он был довольно хорошо воспитан, что, пожалуй, было самым нервирующим моментом. Но, как и мне, ему дали чистую одежду и еду. Он под охраной в своих покоях. — Тот ухмыльнулся. — Ну, под охраной, как они думают. У них нет ни малейшего представления о том, что он собой представляет. Если бы они знали, то сомневаюсь, что просто поместили бы его в комнату, заперли дверь и на этом все закончилось.

— И он действительно остался в своей комнате?

Он кивнул.

— Даже он, кажется, знает, что лучше не бросаться в атаку, когда мы находимся буквально в сердце вражеской территории.

Первобытная сущность прижалась к моей коже, реагируя на вихрь эмоций. Я чувствовала себя так, словно могла выйти из себя.

— Мешочек…

— Он здесь. Я взял его. — Он кивнул на кресло из слоновой кости с подушкой по другую сторону кровати.

Слава богам.

— Ты… ты видел ее?

Кровавую Королеву.

Избет.

— Нет. Я даже не видел никаких Вознесенных, кроме небольшой армии рыцарей. Они повсюду. За пределами этой комнаты, в холле, на каждом этаже, — сказал он мне. — Я наполовину ожидал, что они будут в этом чертовом шкафу. Прислужницы и этот золотой хрен были единственными, кто с нами общался.

Но здесь была она.

Она должна была быть.

— Малик?

Киеран покачал головой.

Я закрыла глаза, сделав глубокий вдох.

— Кто тот золотой, о котором ты говоришь?

— Его зовут Каллум. Он Восставший. И с ним что-то не так.

— В этом всем есть что-то очень странное, — пробормотала я. Моя голова словно переключилась с запутанного кошмара на осознание того, что мы находимся в Карсодонии. Внутри Вэйфера. Это было очень сложно… насколько сильно наши планы сбились с пути. Сколько контроля мы либо потеряли, либо никогда не имели. Меня пронзила трещина паники, грозящая глубоко вонзить свои когти. Я не могла этого допустить. Слишком многое было поставлено на карту. Я должна была разобраться.

Мои руки задрожали, когда я прижала их к бокам.

— А как же та Прислужница? Миллисента?

— Не видел ее с тех пор, как мы прибыли сюда.

Я неглубоко вздохнула.

— Ты слышал, как она сказала, что мы не сможем попасть в Карсодонию незамеченными, если не пойдем с ней? Не то чтобы мы не сбежали. Тебе это не показалось странным?

— В ней нет ни одной вещи, которая не казалась бы мне странной.

Что ж, с этим мне пришлось согласиться.

Заставив свои мысли замедлиться и сосредоточиться, я положила руки на теплый карниз окна и посмотрела на улицу. Небо окрасилось в тускло-розовый цвет. Мой взгляд сразу же упал на каменные шпили храма Никтоса, а затем на мерцающий алмазный купол храма Персеса. Они располагались друг напротив друга, в разных районах: один смотрел на Страудское море, а другой — на тени Утесов Печали.

Если Кастил находился под землей и в системе туннелей, подобной той, что была в Оук-Эмблере, он мог оказаться под любым из них.

Как и мой отец.

Я была там, где хотела быть, но добраться сюда мне хотелось совсем не так. Я сосредоточилась на далеком Золотом мосте, который отделял Садовый район от менее благополучных районов Карсодонии. Мое сердце наконец-то замедлилось. Мои мысли успокаивались, когда в груди оседал эфир. — Это не совсем плохо.

— Да, — согласился Киеран, присоединившись ко мне у окна. — Мы здесь.

— Это не значит, что у нас будет свободное передвижение по замку или городу, — рассуждала я. — За нами будут пристально наблюдать, и неизвестно, что задумала Кровавая Королева. Она не оставит всех в своих комнатах сытыми и одетыми надолго.

— Нет, это не в ее стиле. — Взгляд Киерана проследил за моим.

Чайки пикировали и покачивались над Валом, где он начинал изгибаться и открывался вид на Нижний город, а затем на море, где на лазурных водах сверкало заходящее солнце. Мягкое сияние ложилось на сады и скатные крыши, и даже дальше, где дома стояли один на другом и едва хватало места для дыхания, теплый свет заливал город. Карсодония была прекрасна, особенно в сумерках и на рассвете, как и Кровавый лес. Еще одно доказательство того, что нечто столь потрясающее на поверхности может быть и уродливым внутри.

— Как ты думаешь, где сейчас наши армии? — спросила я.

— Армии уже должны быть в Нью-Хейвене или даже в Уайтбридже, — сказал он мне. — Они будут в трех-четырех днях пути. — Он наклонил голову и посмотрел на меня. — Если мы не вернемся в Три Реки, как обещали Валину, они придут искать.

Я кивнула.

— Как далеко ты могла общаться с Делано через нотам?

— Довольно далеко. Однажды он смог связаться со мной из Пустошей, но я не думаю, что смогу связаться с ним так далеко.

— Я тоже так думаю. — Он посмотрел на окно. — Но ведь Карсодония не может быть намного больше, чем расстояние между Пустошами и Помпеем, верно? — Киеран повернулся ко мне. — Что, если он смог подобраться к Валу?

Я пристально посмотрела на возвышавшуюся вдалеке массивную стену.

— Я могла бы до него добраться.

***

Некоторое время спустя я стояла, с блестящих фарфоровых лиц, аккуратно выстроившихся вдоль полок с одной стороны шкафа, на меня смотрели пустые глаза.

— Пожалуйста, закрой дверцу, — сказал Киеран сзади меня.

— Боишься кукол?

— Скорее, я боюсь, что эти куклы украдут мою душу.

На моих губах заиграла кривая ухмылка, когда я закрывала дверь. Мне приходилось рыскать в поисках всего, что можно было использовать в качестве оружия. Мой вольвений кинжал все еще был при мне, но они отобрали оружие у Киерана и Ривера. Я предложила Киерану клинок, но он отказался. Ни один из них не был беззащитен, но мне было бы легче, если бы он взял кинжал.

— Ты действительно играла с ними в детстве? — Киеран уставился на закрытый шкаф, словно ожидая, что кукла откроет дверцу и высунет голову.

— Да. — Повернувшись к нему, я прислонилась к шкафу.

— Это многое объясняет.

Я закатила глаза.

— Она… Избет дарила мне по одной каждый год в первый день лета, пока меня не отправили в Масадонию. Я думала, что они прекрасны.

Киеран скривил губы.

— Они ужасны.

— Да, но их лица были гладкими и безупречными. — Я потрогала шрам, проходящий по моей теплой щеке. — Мое, очевидно, не было, поэтому я притворялась, что похожа на них.

Его черты смягчились.

— Поппи…

— Я знаю. — Все мое лицо словно горело. — Это было глупо.

— Я не собирался говорить, что это было глупо…

За секунду до того, как распахнулись позолоченные двери, раздался громкий стук.

Это была она.

Прислужница.

Миллисента вошла в покои, ее черная туника с длинными рукавами была без всяких украшений и заканчивалась у колен, прямо над туго зашнурованными сапогами. На ее лице снова красовалась крылатая маска, на этот раз черная. Контраст с ее бледными глазами был поразительным.

— Добрый вечер. — Миллисента хлопнула в ладоши, когда за ней вошли три Прислужницы. Они были одеты одинаково, но носили свободные капоты, которые закрывали их головы и рты, оставляя видимыми только нарисованные маски. У двух из них были почти бесцветные голубые глаза. У одной — карие. И тут меня осенило. Возможно, не все Прислужницы были Восставшими, но было ясно, что не у всех были такие бледно-голубые глаза. У моей матери… у нее были карие глаза.

— Рада видеть тебя на ногах и в строю. — Миллисента наклонила голову к Киерану, и мое внимание привлекли ее волосы. Они были ровного полуночно-черного цвета, но выглядели… пестрыми и выцветшими. — Я же говорила тебе, что с ней будет все в порядке через день-два… или полтора.

Я оттолкнулась от шкафа, сразу же потянувшись, чтобы прочитать ее. Мои чувства ударились о стену, вызвав вспышку раздражения. Она блокировала меня.

— Что это был за яд?

— Что-то извлеченное из внутренностей какого-то существа. — Одно плечо приподнялось. — Это убило бы атлантийца. Определенно смертного. Только один стражник носил эти стрелы. Ну, знаешь, как страховка на случай, если ты захочешь продолжить свою божественную тропу Предвестника Судьбы.

— Если ты продолжишь называть меня Предвестником, я, скорее всего, возобновлю эту благочестивую тропу войны.

Миллисента рассмеялась, но звук был совсем не похож на тот, что в дороге. Он звенел фальшиво.

— Я бы очень не советовала этого делать. Сейчас все на взводе, особенно после письма, полученного Короной.

— Какого письма?

— Корона получила сообщение, что Нью-Хейвен и Уайтбридж перешли под контроль атлантийцев, — сказала она нам. — И мы ожидаем, что Три Реки будут захвачены в любой момент.

Вонетта и генералы действовали точно по расписанию. Я улыбнулась.

Губы Прислужницы подражали моим.

— Королева просит вас присутствовать.

Моя улыбка исчезла.

— В твою купальню принесли горячую воду, — объявила Миллисента, пересекая опочивальню и опускаясь в кресло у кровати. — Как только ты приведешь себя в надлежащий вид, тебя проводят к ней.

— Нас проводят к ней, — поправил Киеран.

— Если это доставит тебе удовольствие, то, конечно, не стесняйся, пожалуйста, присоединяйся к своей горячо любимой королеве. — Она подняла руку в полуперчатке. Вошла еще одна Прислужница. Она направилась к гардеробу, перекинув через одну руку белое платье.

— Можете прекратить, — сказала я. — Я это не надену.

Прислужница остановилась, глядя на Миллисенту, которая устроилась так, что ее плечи лежали на сиденье, а ноги лежали на спинке стула, скрещенные в лодыжках. Ее голова свисала с края сиденья, и я понятия не имела, почему она так сидит и как она оказалась в таком положении за несколько секунд. Она нахмурилась.

— А почему бы и нет?

— Она хочет одеть меня в белое платье Девы. — Я уставилась на платье. — Мне все равно, какие у нее причины, но она больше никогда не будет иметь права решать, что мне носить.

Бледные глаза смотрели на меня из-за нарисованной маски.

— Но это единственное платье, которое мне дали.

— Это не моя проблема.

— И не моя тоже.

Я повернулась лицом к Прислужнице.

— Тебя зовут Миллисента?

— В последний раз, когда я проверяла.

Моя спина выпрямилась.

— Мне нужно, чтобы ты кое-что поняла, Миллисента. Если она хочет, чтобы я пришла к ней, ты найдешь мне одежду не белого цвета. Или я приду к ней такой, какая я есть.

— На тебе грязь, кровь и только боги знают, что еще, — заметила она. — Возможно, ты забыла, но твоя мать неравнодушна к чистоте.

— Не называй ее моей матерью. — В груди зазвенел эфир, когда я шагнула к Прислужнице. — Для меня она не такая.

Миллисента ничего не сказала.

— Или ты найдешь мне что-нибудь другое, или я пойду в этом, — повторила я. — А если это не подходит, я пойду к ней только в том, в чем родилась.

— Правда? — Она выделила это слово.

— Правда.

— Это почти стоит того, чтобы позволить тебе сделать это, только ради одного — увидеть выражение ее лица. — Миллисента несколько секунд стояла неподвижно, а затем оттолкнулась каблуками от спинки стула. Я скрестила руки, когда она наполовину перекатилась, наполовину перевернулась со стула на ноги. Она повернулась ко мне, прямые, растрепанные волосы наполовину закрывали ее лицо. — Тогда это моя проблема.

— Да.

Миллисента шумно выдохнула.

— Мне за это мало платят. — Она выхватила платье у другой Прислужницы. — Вообще-то, мне вообще не платят, так что это еще хуже.

— Чертовски странно, — пробормотал Киеран себе под нос, наблюдая, как она… выбегает из комнаты.

Остальные Прислужницы остались, неподвижные и молчаливые, их лица были скрыты нарисованными масками. Как я могла забыть о них? Я подавила дрожь при воспоминании о том, как они бесшумно двигались по коридорам. И моя мать, единственная женщина, которую я знала, была одной из них?

— У вас у всех есть имена? — спросил Киеран, внимательно наблюдая за ними. Его встретила тишина. — Мысли? Мнения? Что-нибудь?

Ничего.

Они даже не моргнули, стоя между нами и открытыми дверями. Я позволила своим чувствам достичь их. Перед моим взором предстали стены, похожие на стены Миллисенты, и я мысленно представила крошечные трещины в этих щитах. Маленькие трещинки, наполненные серебристо-белым светом. Я протиснулась сквозь отверстия, чувствуя…

Одна из Прислужниц слегка вздрогнула, когда я почувствовала вкус чего-то воздушного и похожего на бисквит. Покой. Удивленная, я отпрянула и чуть не сделала шаг назад. Как они могли чувствовать покой? Это было совсем не похоже на то, что я узнала от Миллисенты.

— Заставляет задуматься, почему та, другая, такая разговорчивая, — заметил Киеран. — А эти нет.

— Потому что я не думаю, что она полностью похожа на них. Правда? — спросила я Прислужниц, когда Киеран бросил на меня быстрый взгляд. — Она другая.

— В чем-то, кроме очевидного? — пробурчал Киеран.

— Она не пахнет, как они.

Брови Киерана сжались, когда он повернулся к другим Прислужницам.

— Ты права.

Миллисента вернулась вскоре после этого, неся одежду, такую же черную, как и та, что была на ней. Она прошла мимо Киерана и меня, бросив одежду на кровать.

— Это лучшее, что я смогла сделать. — Повернувшись ко мне, она положила руки на бедра. — Надеюсь, это сделает тебя счастливой, потому что это, несомненно, будет раздражать ее.

— Разве я выгляжу так, будто мне не все равно, раздражает ли это ее?

— Нет. — Она сделала паузу. — В данный момент. — По моему позвоночнику пробежал холодок, когда она подошла к стулу и села, скрестив ноги. — Тебе нужно подготовиться. Я составлю компанию твоему… мужчине.

— Отлично, — пробормотал Киеран.

— Я хочу увидеть Ривера перед встречей с королевой.

— Он в порядке.

— Я хочу его видеть.

Ее губы сжались, когда она уставилась на меня.

— Она всегда такая требовательная?

— То, что ты называешь требовательностью, я бы назвал утверждением ее власти, — ответил Киеран.

— Ну, это раздражает… и неожиданно. — Ее немигающий взгляд остановился на мне. — Она не всегда была такой.

— Откуда ты знаешь? — спросила я.

— Потому что я помню тебя, когда ты была тихой, как крошечная мышка, не издавала ни звука, если только не наступала ночь, и дурные кошмары находили тебя во сне, — сказала она.

И снова этот холодок пробежал по моей спине.

— Я была здесь тогда. Мне кажется, что я всегда была здесь, — сказала она со вздохом. — Я стара, Пенеллаф. Почти так же стара, как твой король…

Прежде чем я успела осознать, что сдвинулась с места, то уже стояла перед ней, положив свои руки поверх ее, вдавив их в ручки кресла.

— Где Кастил? — спросила я, заметив, что Киеран подошел ко мне сзади, а остальные Прислужницы шагнули вперед.

Когда Миллисента ничего не сказала, Первородная сущность запульсировала в моих венах, и я опустила голову, чтобы мы оказались на уровне глаз.

— Ты видела его? — В мой голос вернулась дымка.

Прошло долгое мгновение.

— Если хочешь увидеть его, — сказала она, и я чуть не пропустила этот быстрый, меткий взгляд, который она бросила в сторону Прислужниц. — Я предлагаю убраться с глаз моих долой, подготовить свое лицо и сделать это быстро. Время не ждет, Ваше Высочество.

Я выдержала ее взгляд, а затем медленно отступила. Выхватив у нее одежду, я пошла в купальню, быстро помылась в чистой теплой воде, которую кто-то принес. Я слышала, как Миллисента спрашивала Киерана, не вольвен ли он, а потом болтала о том, что она никогда не разговаривала с вольвенами. Киеран практически ничего не ответил.

Одежда, казалось, была взята прямо из ее гардероба. Хитоновая туника была без рукавов и спадала с плеча, оставаясь на том месте, где должна была быть рана от стрелы из сумеречного камня, если бы она не затянулась, не оставив даже следа. Лиф был облегающим, но кожаные ленты на талии и бедрах позволяли мне ослабить материал, чтобы он облегал мою более полную фигуру. Подол доходил до колен и имел прорези по обеим сторонам, что позволяло спрятать вольвений кинжал, но при этом он был легко доступен. Мне удалось закрепить мешочек на одном из ремней на талии, а кольцо осталось за вырезом, у груди. Она принесла пару бриджей, которые, как мне показалось, принадлежали не ей, но они пришлись впору, так что мне было совершенно все равно, откуда они взялись.

Я подошла к туалетному столику, мое сердце колотилось, когда я смотрела на свое отражение. Серебристое свечение за моими зрачками было ярким, и мне показалось, что аура немного расширилась. Я моргнула. Никаких изменений.

Стоя там, я думала о сне… кошмаре. Моя… мама что-то сказала Темному. Он был ее виктором. Вот почему слова Тони показались мне такими знакомыми. Я слышала это раньше. Той ночью, и боги только знают, сколько раз в кошмарах, которые я не могла вспомнить с тех пор. Леопольд. Мой отец. Он был… он был похож на Виктера. Я тяжело выдохнула.

Моя хватка на фарфоровом столике усилилась, когда я окинула взглядом шрамы. Они немного поблекли, когда я вознеслась, но сейчас казались заметнее, чем когда-либо. Я не знала, из-за яркого ли света ламп или из-за зеркала в этом замке… в этом городе, они казались такими разительными.

Мое сердце продолжало колотиться, а во мне нарастала смесь ужаса и предвкушения. Оно накатывало волнами с тех пор, как я проснулась и обнаружила, что мы находимся в Вэйфере. Я была здесь. Там, где был Кастил. Там, где был мой отец. Где была Избет.

— Я ее не боюсь, — прошептала я своему отражению. — Я — королева. Я бог. Я ее не боюсь.

И закрыла глаза. В тишине комнаты мое сердце наконец-то замедлилось. Мой желудок успокоился, и хватка ослабла. Уверенными руками я заплела в косу свои еще влажные волосы.

Мне нельзя было бояться ее. Я вообще ничего не могла бояться. Не сейчас.

***

Впервые шрамы на моих руках и лице были видны всем, когда мы спустились на главный этаж замка Вэйфер.

Это было удивительное ощущение.

Миллисента отвела меня к Риверу, и не стала спорить, когда он последовал за нами в зал. Дракен молчал, склонив голову и закрыв лицо копной светлых волос, но я знала, что он ничего не пропустил, пока мы пересекали атриум, который когда-то казался таким огромным и прекрасным.

В детстве меня привлекали виноградные лозы, вырезанные на мраморных колоннах и покрытые золотом. Я прослеживала тонкие гравюры, насколько могла, но узоры доходили до арочных потолков. Мы с Йеном часто пробирались в атриум в середине дня и звали друг друга, слушая, как наши голоса отражаются от тонированного стекла.

Теперь все это казалось мне… излишним. Безвкусным. Как будто вся эта золотая отделка и произведения искусства пытались скрыть пятна крови, которые никто не мог видеть.

Но то, что теперь все казалось меньше, могло быть связано с количеством людей, сопровождавших нас. Кроме Миллисенты и четырех Прислужниц, нас сопровождали шесть королевских рыцарей, и, как я могла предположить, еще прибывшие Восставшие, судя по их запаху и, как я поняла, жутко бесшумной манере ходить. Вампиры носили похожую одежду на шее и лице, оставляя под шлемами только глаза. Я не беспокоилась о них. Если они попытаются что-то сделать, я смогу их убрать. Восставшие были бы проблемой, но у нас имелся Ривер.

Мы вошли в Зал Богов, где по обе стороны коридора стояли статуи богов. Я точно знала, куда мы направляемся. Большой зал.

Между массивными статуями стояли вазы с сиренью вперемешку с ночными розами — моими любимыми цветами. Ни одно из лиц богов не было запечатлено в деталях на статуях. Они были просто гладким камнем, обращенным вверх к скатным потолкам. Это было еще одно место, где мы играли с Йеном: в один момент мы бегали по статуям, а в другой сидели у их подножия, пока Йен придумывал для богов грандиозные приключения, в которых они должны были принять участие.

Моя грудь сжалась, когда я посмотрела вперед, на меньший куполообразный атриум, где стояли только две статуи, обе выточенные из рубинового камня.

Король и королева Солиса.

— Безвкусица, — пробормотал Киеран, увидев их.

Миллисента остановилась перед нами, а справа от нас я увидела двух королевских гвардейцев, стоявших у дверей, выкрашенных алой краской. Стражники открыли их, и из бокового входа в Большой зал хлынул шум — ропот, смех, крики и возгласы благословения.

Оглянувшись через плечо, Миллисента приложила палец к своим розовым губам, прежде чем войти в Большой зал. Прислужницы за ней не последовали. Они отошли в сторону, освобождая нам путь, пока Миллисента выходила в альков, который, как я помню, опоясывал весь Большой зал.

Прижав ладонь к мешочку, я присоединилась к ней. Не обращая внимания ни на толпу внизу, ни на Вознесенных, заполнивших другие секции алькова. Мое внимание было приковано к возвышенному помосту — его ширина и длина были размером с большинство домов. Троны были более новыми, по-прежнему инкрустированными алмазами и рубинами, но на их спинках больше не было королевского герба. Теперь они напоминали полумесяц. И оба были пусты.

Но недолго.

Позади тронов Прислужницы распустили малиновые знамена, и в Большом зале воцарилась тишина. Не было произнесено ни единого слова. Появились председатели в золотых мантиях, они крепко держались за деревянные перила, когда выходили, неся в руках клетку, которая напомнила мне позолоченную птичью клетку. Я подняла брови, рассматривая красный шелк, обернутый вокруг каждого прута, и слои занавесок на седалище, скрывающие от глаз тех, кто сидел внутри.

— Вы, должно быть, издеваетесь надо мной, — пробормотал Киеран, когда председатели опустили клетку на пол.

Я не успела ответить, как Прислужницы отдернули занавески, и Кровавая Королева вышла из позолоченного кресла. Раздались аплодисменты, и гром оваций эхом отразился от стен, покрытых знаменами, и стеклянного потолка.

Все мое внимание было приковано к ней, когда она пересекала помост, одетая в белое платье, которое закрывало все, кроме рук и лица. Бриллиантовые шпили короны на каждом рубиновом обруче, соединенные полированным ониксом, ослепляли и дразнили. Ее темные волосы сияли в свете многочисленных бра, выстроившихся вдоль десятков колонн, поддерживающих полы алькова и обрамляющих помост. Даже со своего места я видела, что ее глаза были сильно очерчены черным, а губы были глянцевого ягодного оттенка.

Внутри меня все закрутилось и сжалось, когда я положила руки на перила, а она сидела на троне, наклонив голову, чтобы насладиться приемом. Мне потребовалось все, чтобы не воспользоваться ревущей силой, наполняющей мои вены, и не наброситься на нее, прямо здесь и сейчас. Мои пальцы впились в камень, вдавливая золотые завитки, которые вились по перилам, колоннам, по полу и вдоль видимых участков стен.

— Сукин сын, — прорычал Киеран с другой стороны от меня.

Я перевела взгляд с Кровавой Королевы на темного мужчину, который присоединился к ней, стоя слева от нее. Мое дыхание обожгло легкие. Золотисто-бронзовая кожа. Каштановые волосы, припорошенные лучами солнца и откинутые назад от безумно знакомых черт лица. Высокие скулы. Полный рот. Твердая линия челюсти.

— Малик, — прошептала я.

Горечь гнева росла в моем горле, оттеняемая терпким страданием. Я подняла руку, положив ее на ту, что лежала рядом с моей. Киеран сжал камень так же крепко, как и я. Мне удалось подавить свою печаль и ярость, направив в него немного тепла и… и счастья. По его телу прошла дрожь, и сухожилия его руки под моей ладонью расслабились.

— Принц Малик, — мягко поправила Миллисента. — Твой шурин.

Я повернула к ней голову. Она смотрела на Малика. Так близко, как мы стояли, я видела крошечные пятна на ее щеках под нарисованной маской. Веснушки. Я сжала руку Киерана. Она смотрела на принца так же, как он смотрел на нее в Оук-Эмблере, челюсть сжата и неподвижна.

Ривер прошел позади нее, мышцы его бицепса и предплечья были напряжены. Похоже, его не беспокоили те, кто находился в алькове — Вознесенные в своих шикарных шелковых платьях и сверкающих драгоценностях. Хотя они определенно смотрели на нас любопытными полуночными глазами.

Нет, внимание дракена привлекла массивная статуя Первородного Жизни.

Она стояла в центре Большого зала, высеченная из бледного мрамора. Как и у других статуй в Зале Богов, на месте лица не было ничего, кроме гладкого камня, но детали в других местах были поразительны и не потускнели за годы, прошедшие с тех пор, как я видела его в последний раз — ни тяжелые подошвы калиг, ни броня, защищающая ноги и грудь. В одной руке он держал копье, в другой — щит.

Смертные обходили стороной статую и черные лепестки, сорванные с цветущих ночных роз и разбросанные вокруг его каменных ног.

— Вряд ли Никтос обрадуется, узнав, что его статуя осталась здесь, — проговорила я.

— Это не статуя Никтоса. — Слова Ривера прозвучали как низкий гул.

— Он прав, — добавила Миллисента.

Толпа затихла, прежде чем я успела спросить, что они имели в виду, и тогда заговорила она.

— Мой народ, как вы чтите меня.

Ее голос.

Мои внутренности похолодели от мягкого, теплого тона, который так противоречил ее особой жестокости.

— Как вы смиряете меня, — сказала она, и мои пальцы снова вцепились в перила. Смиряете? Я чуть не вскрикнула и не рассмеялась. — Даже во времена такой неопределенности и страха ваша вера в меня никогда не ослабевала.

Киеран медленно повернул голову ко мне.

— Я знаю, — пробормотала я.

— И за это я не дрогну. И боги тоже. Ни перед лицом безбожного королевства, ни перед лицом Предвестника.

ГЛАВА 24

По всему Большому залу и через альков прокатился низкий звук шипения, исходящий как от смертных, так и от Вознесенных. Мой затылок сжался, а Киеран и Ривер напряглись.

— Предвестник, несущий смерть и разрушение на земли, дарованные богами, пробудился, — сказала Кровавая Королева, и шипение прекратилось. Тишина приветствовала ее слова… тишина и мое растущее неверие. — Это правда, слухи, которые вы слышали о наших городах на севере и востоке. Они пали. Их Валы разрушены. Невинных насилуют и убивают, питаются ими и проклинают.

Я… я не могла поверить в то, что слышала. Ошеломленная, я окинула взглядом толпу, бледные лица, и горький страх заскрежетал по моим щитам. То, чего я боялась, оказалось правдой. Пророчество больше не было едва известным скоплением слов, а стало оружием.

Искусным оружием, в котором не было ничего, кроме ужасающей лжи. Лжи, которую продавали и покупали без колебаний и вопросов. Ложь, которая уже стала правдой.

В груди запылал эфир, когда я крепче ухватилась за перила. Гнев прокатился по моим венам.

— А те, кто остался в живых, теперь в плену у варварских правителей, которые веками плели заговоры против нас. Боги оплакивают нас. — Она наклонилась вперед на троне, выпрямив спину, когда с ее ягодных губ полилась очередная ложь. — Наш враг хочет положить конец славному Обряду — нашему почетному служению богам.

Снова раздалось шипение и крики отрицания.

— Я знаю. Знаю, — промурлыкала Кровавая Королева. — Но не бойтесь. Мы не поддадимся им. Мы не подчинимся ужасу, который они пробудили, не так ли?

Теперь крики стали еще громче, грохот был мощнее любого раската грома. Киеран медленно покачал головой, и моя кожа начала гудеть.

— Мы не будем жить в страхе перед Атлантией. Мы не будем жить в страхе перед Предвестником Смерти и Разрушения. — Голос Кровавой Королевы вибрировал, как и сущность внутри меня. — Боги не оставили нас, и благодаря этому, благодаря вашей вере в Вознесенных, в меня, они никогда не оставят нас. Вас пощадят. Это я обещаю. И мы отомстим за то, что было сделано с вашим королем. Боги позаботятся об этом.

Пока народ ревел, поддерживая ложного бога, первобытный эфир разбух и прижался к моей коже. Под своими руками я почувствовала дрожь в перилах.

Миллисента посмотрела вниз, а затем сделала небольшой шаг назад. Она повернула голову ко мне и наклонилась.

— Успокойся, — предупредила она. — Если только ты не хочешь предупредить людей о том, что Предвестник находится среди них.

Мой взгляд метнулся к ней.

— Я не Предвестник.

— Это точно. — Она бросила взгляд на перила.

На слабые трещины, которые начали появляться на мраморе.

— Поппи. — Киеран коснулся моей спины, когда Ривер подошел ближе. — Мне не хочется с ней соглашаться, но сейчас не время совершать необдуманные поступки, какими бы оправданными они ни были.

— Я думаю, что как раз сейчас самое подходящее время, — заметил Ривер.

Я должна была согласиться с Ривером, но мне не было известно, где держат Кастила. Я не знала о местонахождении моего отца. Кровавая королева могла быть прямо передо мной, но это не означало, что кто-то из них находится в безопасном месте. Если я нападу на нее, кто-то другой может напасть на них.

И дело было не только в них или во мне. Речь шла о людях в зале, которые уже поверили в то, что я и есть этот монстр — Предвестник. Если я сделаю что-нибудь прямо сейчас, это отменит все, что было сделано для их освобождения.

По телу прокатилась дрожь, когда я протолкнула сущность вниз. Прошло несколько мгновений, но я почувствовала, как Киеран расслабился, а Миллисента отвернулась к Большому залу. В конце концов, я осознала, что происходит. Говорила Кровавая Королева.

— Можете выйти, — сказала она.

— Что это, черт возьми, такое? — пробормотал Киеран.

Вытащив свою руку из его, я посмотрела вниз и увидела хрупкую молодую женщину, одетую в бежевое платье, свисавшее с впалых плеч. Пожилая пара помогала ей, и все трое находились под пристальными взглядами рыцарей, стоявших по обе стороны широких изогнутых ступеней помоста. Молодая особа поднялась на самый верх, и пара помогла ей встать на колени. Она подняла дрожащую руку.

Кровавая Королева протянула свою, сложив свои бледные, крепкие руки вокруг гораздо меньшей, дрожащей. Ее пальцы украшало лишь одно кольцо — розовый бриллиант, сверкавший на свету. Я отключила свои чувства, но в тот момент, когда Кровавая Королева склонила голову, радость молодой женщины прорвалась сквозь мои щиты, сладкая и ровная.

И у меня свело живот.

— Это Королевское Благословение. Я не знала, что она все еще делает это.

— Хочу ли я вообще знать, что это такое? — спросил Киеран.

— Смертные верят, что прикосновение королевской особы обладает целительными свойствами, — сказала я ему. Слезы свободно бежали по щекам женщины. Мой желудок продолжал бурлить. — Я помню, как они выстраивались в очередь на несколько дней, чтобы получить шанс получить Благословение.

— Они и сейчас так делают, — заметила Миллисента.

— Я раньше верила в это. Иногда казалось, что Благословение работает. Я не знала, как. Была ли это просто власть разума над телом или… — Я видела, как Кровавая Королева взяла золотой кубок у стоящей рядом Прислужницы и поднесла его к губам женщины. Избет тепло улыбнулась, и, когда это произошло, она действительно выглядела любящей и заботливой, когда опрокинула чашу, позволяя женщине сделать глоток. Мои глаза сузились. — Или то, что находится в чаше, из которой она заставляет их пить.

Киеран медленно повернул ко мне голову.

— Кровь? Кровь атлантийцев?

Так и должно быть.

— Боги, — прорычал он. — Это не исцелит кого-то, страдающего от какой-то неизлечимой болезни, но может дать ему отсрочку. Оно может действовать достаточно долго, чтобы убедить смертных, что боги благословили Кровавую Корону. Что их прикосновение может исцелять. Что они и все Вознесенные были избраны.

И так оно и было.

Через несколько мгновений цвет лица женщины улучшился. Черты ее лица больше не казались такими исхудалыми. А потом… она встала на ноги. Ее движения были неуверенными, но она стояла.

Смертные, собравшиеся внизу Большого зала, закричали. Многие упали на колени, слезы текли по их лицам, они сжимали руки в молитве и благодарности. А Кровавая Королева подняла подбородок и устремила свои темные глаза в альков.

Ко мне.

И она улыбнулась.

***

— Мне не нравится, как они пялятся на тебя. — Голос Ривера звучал чуть громче шепота, уносимый гулом разговоров и мягкими струнами музыки, доносящимися до высокого потолка приемного зала, куда нас привели после окончания Королевского Благословения.

— В кои-то веки я могу с тобой согласиться, — пробурчал Киеран с другой стороны от меня.

Богатые смертные были не единственными, кто присутствовал здесь: они стояли группами или раскинулись на толстых малиновых диванах, их пальцы и шеи были унизаны дорогими драгоценностями, а желудки полны угощений, поданных молчаливыми слугами.

Нас окружали Вознесенные.

Лорды и леди существовали среди других, как пустые места, их драгоценности были больше, взгляды темнее, а желудки, вероятно, были полны угощениями иного рода.

Смертные продолжали бросать любопытные взгляды в нашу сторону, их взгляды задерживались на этих двоих рядом со мной по причинам, которые не имели ничего общего с тем, почему они смотрели на меня. Они были довольно скрытны в этом. Тем временем Вознесенные открыто таращились.

— Они пялятся, потому что находят вас двоих привлекательными. А на меня пялятся, потому что я несовершенна, — сказала я им. — И они не могут понять, почему я должна быть среди них.

— Какого черта? — нахмурившись пробормотал Ривер.

— Смертная элита Солиса подражает королевским особам, а Вознесенные жаждут всего прекрасного. Посмотри на них, — посоветовала я. — Они все совершенны в том или ином смысле. Прекрасны.

Ривер нахмурился.

— Это самая глупая чертова вещь, которую я слышал за последнее время, а я слышал много глупостей.

Я пожала плечами, немного удивленная тем, что меня это не беспокоило. Когда-то мысль о том, что кто-то из них увидит шрамы, была для меня ужасной, хотя я всегда гордилась ими… тем, что пережила. Но тогда я была совсем другим человеком — тем, кого волновало мнение богачей и королевских особ.

Сейчас мне было все равно.

Мой взгляд метнулся туда, где у входа стояли королевские гвардейцы. Они тоже наблюдали, как и Прислужницы. Миллисента исчезла боги знают куда. Она сказала, что время не терпит отлагательств, и так оно и было. В моей груди пульсировал эфир. Во мне росло нетерпение.

Кровавая Королева знала, что я здесь, и заставляла меня ждать. Это был глупый ход. Она отправила меня в эту комнату, потому что верила, что я буду вести себя прилично среди стольких смертных.

Смертных, которые даже не подозревали, что среди них находится бог.

Желание изменить это было трудно преодолеть. Через тунику я коснулась кольца. Если я чему-то и научилась, так это тому, что мои действия могут иметь непредвиденные последствия. Такие, которые не только приведут к тому, что кто-то пострадает, но и еще больше заклеймят меня как Предвестника. Итак, я ждала. С нетерпением. А пока ждала, я наблюдала за рыцарями. Около половины из них стояли с неестественной неподвижностью Прислужниц. Их груди не шевелились. Они не дергались и не двигались. И редко моргали.

— Мне кажется, среди королевских гвардейцев есть Восставшие, — тихо сказала я.

— Логично, — заметил Киеран. — Их не так легко вычислить, как если бы они бегали в красных мантиях.

Наконец, стражники отошли в сторону и открыли богато украшенные золотые двери. Первыми вошли две Прислужницы, их капоты были на месте, закрывая волосы и отбрасывая тени на их раскрашенные лица. За ними вошла Кровавая Королева, все еще одетая в белое.

Я опустила руки к бокам. Во мне пульсировал такой яростный гнев, что я искренне считала, что заслуживаю какого-то признания за то, что не выплеснула свою ярость прямо здесь. Я просто стояла неподвижно, пока смертные и Вознесенные склонялись перед ней. Мы трое не сделали ничего подобного, и это не осталось незамеченным. Шок, как ледяной дождь, обрушился на смертных, когда они поднялись. По залу пронесся шепот, а маленький оркестр продолжал играть в своем углу.

Киеран застыл рядом со мной, и мое внимание ненадолго переключилось на мужчину, который вошел следом за Избет.

Малик.

Я позволила своим чувствам устремиться к нему, и, как и раньше, я ударилась о щиты такой же толщины, как у его отца.

Кровавая Королева пробиралась сквозь толпу, раздавая милые улыбки и короткие объятия. Ее корона из бриллиантов и рубинов сверкала под яркой люстрой, когда она повернула голову в мою сторону, и ее взгляд встретился с моим.

Мое сердце не заколотилось.

Пульс не участился.

Мои руки и тело были неподвижны.

Не было ни страха, ни тревоги. Во мне была только ледяная, скопившаяся ярость, которая проникла в каждую клеточку моего существа, в то время как онапересекала комнату, развевая за собой подол платья. Другими словами, я была довольно спокойна.

Я выдержала ее взгляд, когда за ней и Маликом последовали Прислужницы в плащах. Стражники переместились, заняв места через каждые несколько футов, создавая между нами и присутствующими неподвижную стену.

Избет остановилась всего в футе от меня, ее теплые и заботливые губы все еще озаряла улыбка. Темные, но не бескрайние глаза окинули мой наряд.

— Это не то, что я послала тебе надеть.

В Киеране вспыхнула ярость, такая горячая и сильная, что я бы не удивилась, если бы она зажгла огонь. Но я… я была лишь холодным гневом.

— Знаю.

Я заметила, как слегка сжались уголки ее губ, когда ее глаза встретились с моими.

— То, что на тебе надето, не подобает королеве.

— То, что я надену, будет моим выбором. Что подобает королеве, я решу сама.

— Вот это было сказано, как подобает королеве, — ответила она. — В отличие от последнего нашего разговора.

— С тех пор многое изменилось.

— Правда?

— Да. Начиная с того, что ты правишь несколькими городами меньше, чем в прошлый раз, — ответила я.

— Неужели? — Кровавая Королева подняла руку. Розовый бриллиант сверкнул, когда она щелкнула пальцами. — То, что было потеряно вчера, можно легко вернуть завтра.

Мои губы скривились в тонкой улыбке.

— Я никогда не считала тебя дурой.

Ее взгляд устремился на меня.

— Надеюсь, что нет.

— Но ты должна быть такой, если думаешь, что легко обретешь все, что потеряла, — сказала я ей, осознавая, что мы находимся под пристальным вниманием как Вознесенных, так и смертных. Однако они не могли подойти достаточно близко, чтобы услышать нас. Этому препятствовали стражники и Прислужницы.

— Хм, — пробормотала она, принимая от прибывшего слуги бокал с шампанским. — Не хотите ли выпить? Кто-нибудь из вас?

Мы не приняли ее предложение, но Малик согласился, привлекая внимание Киерана.

— Вы хорошо выглядите, принц Малик.

Он с полуулыбкой, намекающей на одинокую ямочку на левой щеке, сделал глоток шампанского и ничего не сказал.

Избет посмотрела на Киерана.

— А ты выглядишь так же аппетитно, как и в прошлый раз.

Киеран скривил губы.

— Думаю, меня сейчас стошнит.

— Очаровательно. — Не обращая внимания, она посмотрела на Ривера, ее тонкие темные брови приподнялись. — А тебя я не узнаю.

Ривер смотрел в ответ, не дрогнув.

— Это точно.

— Интересно. — Она окинула его взглядом поверх ободка своего изящного фужера. — Скажи мне, дочь, смогла ли ты устоять перед многочисленными чарами мужчин, которыми ты себя окружаешь?

— Я даже не собираюсь удостаивать это ответом, — ответила я, и ухмылка Малика стала еще глубже.

— Умный ход. — Она подмигнула, и у меня свело живот. — Кстати, ты ошибаешься.

— В чем?

— В том, что не могу легко вернуть то, что потеряла, — сказала она, подняв подбородок. — У меня есть ты.

По спине пробежала ледяная дрожь гнева.

— У тебя есть мое присутствие только потому, что я позволила это.

— Ах, да. Ты согласилась прийти. Мои извинения. — Она шагнула ближе, и Киеран с Ривером напряглись. Я — нет. — Ты действительно думала, что сможешь пробраться сюда и освободить его? Ну же, Пенеллаф. Это было глупо.

Мои внутренности горели от холода, который я ощущала.

— Но теперь я здесь, не так ли?

— Ты здесь, и я рада. — Ее взгляд искал мой. — Нам так много нужно обсудить.

— Единственное, что нам нужно обсудить, это освобождение Кастила.

Она сделала еще один глоток.

— Ты помнишь, что случилось в последний раз, когда ты выдвигала требования?

Я проигнорировала это.

— И освобождение моего отца.

Кровавая Королева опустила свой бокал, поразительные черты ее лица напряглись.

— Твоего отца?

— Я знаю, кто он. Я знаю, что он у тебя. Я хочу их обоих.

— Кто-то проболтался, — пробормотала она. — Твой отец и твой король в порядке. Они в безопасности.

В безопасности? Я чуть не рассмеялась.

— Я хочу увидеть их.

— Ты еще не заслужила этого, — ответила она.

Заслужила? Эта сущность прижалась к моей коже, угрожая ледяному спокойствию.

— Знают ли люди в этой комнате, кто я?

В ее чертах застыл любопытный взгляд.

— Лишь немногие при моем дворе знают, что ты моя дочь.

Я шагнула вперед, и Прислужницы зашевелились. Избет подняла руку.

— Я не говорю об этом. Знают ли они, что я бог, а не тот Предвестник, о котором ты говоришь?

Она ничего не сказала.

— Как ты думаешь, что произойдет, если я раскрою эту тайну? — спросила я. — Что бы случилось, если бы я сделала это во время твоего фарса с речью и Королевским Благословением?

— Скажи лучше, что, по-твоему, произойдет, если ты это сделаешь? — возразила Избет. — Думаешь, они упадут на колени и будут восхвалять тебя? Приветствовать тебя? Что они больше не будут видеть в тебе Предвестника, о котором предупреждали боги?

— Боги ни о чем таком не предупреждали, — сказала я. — И ты это знаешь.

— Чем, моя дорогая, по-твоему, является пророчество, произнесенное богом, кроме как предупреждением, произнесенным богом? — возразила Избет.

Мои ноздри вспыхнули.

— Я не Предвестник.

Она улыбнулась, когда ее взгляд прошелся по моему лицу.

— Мое милое дитя, я вижу, что кое-что не изменилось.

— Моя безудержная неприязнь к тебе?

Избет мягко рассмеялась.

— Ты все еще не приняла того, кто и что ты есть.

— Я точно знаю, кто и что я есть, — сказала я, игнорируя внезапный прилив страха и беспокойства. — И скоро все, кому ты лгала, узнают правду. Я позабочусь об этом.

— Опять же, чего вы ожидаете от людей, Ваше Высочество? — спросил Малик. — Что они отвернутся от нее? Когда она — все, что они знают и чему доверяют? Вы были Девой, которую они считают либо мертвой, либо изменившейся. Чужак из королевства, которого они боятся.

— Заткнись, — прорычал Киеран.

— Я говорю правду, — ответил Малик. — Они будут бояться ее.

— Вместо того, чтобы бояться ложного бога, стоящего перед ними? Демиса, который украл сущность давно забытого Первородного и использовал ее для убийства стражников Короля Богов? Который допустил убийство бесчисленных детей во время так называемого почетного Обряда? — Я вскинула бровь на Избет. Ее глаза слегка сузились. — Интересно, что они почувствуют, узнав, что даже твое имя не настоящее. — Я тихонько рассмеялась. — Фальшивое, как и Благословение. Как и Обряд и все, что составляет Кровавую Корону. Фальшивое, как и бог, которым ты себя считаешь.

— Осторожно, — предупредила Избет.

— А как насчет других Вознесенных? — подтолкнула я. — Тех, кто не пользуется твоей благосклонностью? Как думаешь, что они сделают, если узнают, что ты не одна из них? Стоит ли нам это выяснять?

Она уставилась на меня, забыв о своем бокале в руке, когда Малик вошел в наше пространство.

— Я бы не советовал поступать так опрометчиво, Ваше Высочество, — сказал он мне, положив свою руку на руку Кровавой Королевы. — Возможно, вы выйдете из любой катастрофы, которую создадите, но многие из тех, кто находится в этой комнате и за ее пределами, не выйдут. Вы этого хотите?

Я уставилась на его руку, на мгновение ошеломленная. Во мне нарастало отвращение, присоединившееся к холодному гневу.

— Как ты можешь даже прикасаться к ней?

Малик поднял плечо.

— А почему бы и нет?

— Ты гребаный ублюдок, — прорычал Киеран, делая шаг вперед.

Я схватила Киерана за руку, останавливая его, каким-то образом став разумной.

Принц посмотрел на Киерана.

— Прошло много времени с тех пор, как мы были рядом друг с другом в течение какого-то времени, так что я это пропущу. Ты, видимо, забыл, что я могу надрать тебе задницу отсюда до Атлантии без единого пота.

Ветреные глаза Киерана засветились.

— Ни хрена я не забыл.

— Хорошо. — Малик улыбнулся. — Теперь ты знаешь, что ничего не изменилось.

Мои глаза переместились на Малика, на эту скучающую, безразличную улыбку, и я позволила своим чувствам снова потянуться к нему. Я прикоснулась к этим толстым щитам, и на этот раз не отпрянула. Я не остановила темное желание найти эти уязвимые места. Я позволила сущности следовать за моими чувствами, позволила силе мягко омыть эти стены, обнаруживая трещины.

Взгляд Малика метнулся к моему, и его ленивая улыбка застыла. Я не остановила себя. Вгрызаясь когтями в эти ментальные стены, я погружала эфир в крошечные щепки слабости. Кровь стремительно стекала с лица принца, пока я разрывала эти трещины. Стекло выскользнуло из его пальцев, когда я разбила его щиты.

Эмоции хлынули наружу, сырые и необузданные, когда Малик, спотыкаясь, отступил в сторону — дикая, кружащая голову смесь, которая была почти слишком быстрой и хаотичной, чтобы в ней разобраться. Почти. Я уловила сладковатый осадок мимолетного веселья и скопившегося кислотного гнева. Малик вздрогнул, согнулся в талии, зарывшись пальцами в волосы. Прислужницы вмешались, закрывая его от посторонних глаз, пока я продолжала вытягивать из него эмоции. Я почувствовала нотки кислинки и терпкого привкуса. В равных долях стыд и печаль, но именно кинжально-острая горечь преобладала над всем остальным. Страх, переросший в непрекращающуюся панику.

Я отпрянула назад, отшатнувшись от дыр, оставленных в его щитах. Он поднял голову. Из его носа текла струйка крови. Жгучая боль ослабла, превратившись в тупую, пульсирующую тяжесть, пока он смотрел на меня.

— Уведите его отсюда, — приказала Избет отрывистым голосом. Два стражника шагнули вперед. Один из них схватил его за руку.

Малик стряхнул их.

— Я в порядке, — прохрипел он, но не стал сопротивляться, когда они развернули его. Когда он уходил, его шаги были шаткими.

— И кто-нибудь, уберите этот беспорядок, — огрызнулась она, ее темные глаза вспыхнули от гнева. — Это было нехорошо с твоей стороны, дочь. В конце концов, он твой шурин.

— Он сам напросился, — с усмешкой сказал Киеран.

— Возможно. — Избет отошла в сторону, пока слуга поспешно убирал осколки стекла. Она глубоко вздохнула, и слабый блеск исчез из ее глаз. Напряжение покинуло ее рот. — Как я уже говорила, нам нужно многое обсудить. Эту войну. Королевства. Истинного короля. Вот почему я позволила тебе войти в столицу.

Все еще взволнованная эмоциями Малика, я сказала:

— Ты хочешь поговорить? Этого не произойдет, пока не освободишь Кастила и моего отца.

Смех Кровавой Королевы был подобен перезвону ветра.

— Моя дорогая, подумай, о чем именно просишь. Ты хочешь, чтобы я отказалась от рычага — единственного, что удерживает тебя от невероятно безрассудного и глупого поступка? То, о чем ты будешь сожалеть? Ты должна благодарить меня.

Я отпрянула назад.

— Благодарить? Ты в своем уме?

— Ты моя дочь, Пенеллаф. — Ее рука вырвалась и обвилась вокруг моего подбородка. На этот раз я предупредила Киерана и Ривера поднятой рукой. Ее хватка не была болезненной. Ее прикосновение не было теплым, но и не холодным, как у Вознесенных. — Я носила тебя в своем чреве и заботилась о тебе, до тех пор, пока это не стало для меня небезопасным. Вот почему я терплю от тебя то, что не позволила бы другим. — Ее глаза снова вспыхнули. — Вот почему я дам тебе… только тебе… то, что ты еще даже не успела заслужить. Но ты должна сделать выбор. Либо ты увидишь своего короля, либо своего отца. Не обоих.

— Я хочу и того, и другого.

— Это не вариант, Пенеллаф. — Ее глаза буравили меня. — И скоро не будет ни того, ни другого. Так что делай свой выбор, и делай его быстро.

Я напряглась, сжав руки в кулаки.

— Кастил, — выдавила я, и меня охватило чувство вины, граничащее со стыдом. Мой отец был важен, но я не могла выбрать другого.

Избет улыбнулась. Она знала, кого я выберу. И опустила мой подбородок.

— Я дам тебе увидеть твоего драгоценного короля, а потом мы с тобой поговорим. И ты будешь слушать.

***

— Ваше Высочество. — Мужчина передо мной поклонился в пояс. Он должен был быть тем Восставшим, о котором говорил Киеран. Каллум. Все в нем было золотым — волосы, кожа, одежда, крылатая маска на лице. Все, кроме его глаз. Они были такого же молочно-голубого цвета, как у Миллисенты. Она появилась, когда нас вывели из комнаты, вместе с менее бледным, но уже не таким самодовольным Маликом.

Насколько я могла видеть, Восставший был красив, изгиб его подбородка и щек был почти нежным. Как ни странно, он напомнил мне одну из фарфоровых кукол, спрятанных в шкафу.

— Для меня большая честь наконец-то познакомиться с вами, — выпрямляясь, сказал Каллум.

Вряд ли это была честь, поэтому я ничего не ответила.

Тем не менее, Каллум улыбнулся.

— Вы хотите увидеть своего короля?

— Да. — Открыв свои чувства, я прикоснулась к толстым, покрытым тенями стенам.

— Тогда следуйте за мной. — Каллум начал поворачиваться. — Но только вы. Они не могут прийти.

— Мы не оставим ее, — заявил Киеран.

— Я сказала, что позволю тебе увидеть его, — заговорила Кровавая Королева, окруженная Прислужницами и молчаливыми Королевскими Рыцарями, которые, как оказалось, тоже были смесью вампиров и Восставших. — Не всем вам. Это значит просить слишком многого, не думая при этом о моем интеллекте. Они останутся позади, чтобы следить за твоим поведением.

Ривер покачал головой, опустив подбородок.

— Ты оскорбляешь наш разум, если думаешь, что мы позволим ей уйти одной.

Взгляд Кровавой Королевы метнулся к дракену и задержался на нем гораздо дольше, чем это было удобно.

— Если ты не согласишься, то вовсе не увидишь его.

Киеран напрягся, как и я. Он знал, что я решу, еще до того, как я успела заговорить.

— Я согласна, — сказала я, встретившись с Киераном взглядом. — Я буду в порядке.

— Конечно, так и будет, — подтвердил Каллум.

Я проигнорировала его, посмотрев на Кровавую Королеву, поймав и удержав ее взгляд. Первобытная сущность горела в моей груди, рассыпая искры. Все вокруг меня зарядилось.

— Если с ними что-нибудь случится, я обрушу весь этот замок на твою голову, камень за камнем.

— Мурашки по коже, — пробормотал Каллум, поднимая руки. — У меня от вас мурашки по коже. Замечательно. — Его взгляд переместился на меня. — Я не чувствовал такой силы уже… — Край его зубов провел по губам. — Очень долгое время.

Ривер повернул голову в сторону Каллума.

— Насколько долгое?

— Очень долгое, — сказал он.

Я заметила, что черты лица Избет напряглись.

— Да. Замечательно. — Ее подбородок наклонился. — С ними ничего не случится. Малик. — Она щелкнула пальцами, и он вышел вперед, как верная гончая. — Проводи их в комнаты… я имею в виду их отдельные комнаты.

Я потянулась вниз, нежно сжав руку Киерана, пока несколько рыцарей присоединились к Малику.

— Я буду в порядке. — Я повернулась к Риверу, а затем вернула взгляд к Киерану. — Иди с ним.

В челюсти Киерана дрогнул мускул.

— Я буду ждать твоего возвращения.

Это означало, что он будет в своем обличии вольвена, что позволит мне общаться с ним. Я кивнула, а затем шагнула вперед и остановилась рядом с Маликом. Он смотрел прямо перед собой, его тело напряглось. Я все еще чувствовала его страдания. Эта печаль могла исходить из разных источников, но я не позволила себе пойти по пути, который наверняка закончится разочарованием. Я заставила себя пройти мимо него.

— Готовы? — спросил Каллум веселым тоном, словно спрашивая, присоединюсь ли я к ним за ужином.

Оставить Киерана и Ривера с Маликом и рыцарями было крайне сложно, но я не думала, что Избет решится еще на что-то ужасное.

Миллисента и Кровавая Королева зашагали рядом со мной, пока я следовала за Каллумом по извилистым, украшенным малиновыми знаменами залам, сцепив руки, как я обычно делала, когда ходила по залам замка Тирман в качестве Девы. Только на этот раз я делала это не потому, что мне было велено так ходить. Я сделала это, чтобы удержать себя от безрассудного поступка.

Например, задушить свою мать.

— Я помню, когда ты в последний раз ходила по этим коридорам, — начала Кровавая Королева. — Ты была такой тихой и быстрой, всегда бегала туда-сюда…

— С Йеном, — вклинилась я, заметив, как истончился ее рот, когда мы проходили мимо кухни. — Ты помнишь, когда он в последний раз ходил по этим коридорам?

— Помню, — ответила она, когда Миллисента шла рядом со мной в той же манере, что и я — сцепленные руки и настороженность. — Я думаю о нем каждый день.

Гнев поднялся, обжигая горло, когда я увидела впереди двух королевских гвардейцев, открывающих тяжелые деревянные двери. Я сразу же поняла, что мы направляемся под землю.

— Не сомневаюсь.

— Ты можешь не верить в это, — сказала Кровавая Королева, блеск ее короны потускнел, когда мы вошли в старую часть Вэйфера, где залы освещали только газовые лампы и свечи, — но мало что причиняет мне такую боль, как его потеря.

— Ты права. Я тебе не верю. — Мои пальцы скрутились внутрь, прижимаясь к ладоням, пока мы спускались по широкой каменной лестнице. — Ты убила его. Тебе не нужно было этого делать, но ты сделала. Это был твой выбор, и он не заслужил этого. Он не заслужил быть Вознесенным.

— Он не заслужил того, чтобы ему была дарована долгая жизнь, где ему не придется беспокоиться о болезнях или травмах? — возразила Избет.

Я подавила резкий смех.

— Долгую жизнь? Ты позаботилась о том, чтобы этого не случилось. — Чувствуя на себе пристальный взгляд Миллисенты, я разжала пальцы. — Не хочу говорить о Йене.

— Это ты заговорила о нем.

— Это была ошибка.

Кровавая Королева замолчала, когда мы вошли в подземный зал. Даже под землей потолки были высокими, проемы, ведущие к другим путям, округлыми и тщательно вычищенными. Было жутко тихо — ни единого звука. Мой взгляд блуждал по бесконечным, казалось бы, рядам колонн из песчаника, поднимающихся к потолку, туда, где было не так хорошо освещено, и по краям колонн сгущались тени. Я почти видела себя сейчас… намного моложе, скрытую вуалью и очень одинокую, когда кралась по коридору.

Каллум остановился, повернувшись к нам лицом.

— Мы не можем позволить вам видеть, куда мы идем. У вас будут завязаны глаза.

Мне не понравилась мысль о том, что я не смогу видеть, что кто-то из них делает вокруг меня, но кивнула.

— Тогда сделай это.

Миллисента шагнула за мной так тихо, как ни один дух. Через мгновение я уже не видела ничего, кроме темноты.

***

Путь, по которому мы шли, был тихим и запутанным. На протяжении, казалось, целой вечности Миллисента держала меня за руку, ведя за собой. Казалось, что я иду прямо, а потом постоянно поворачиваю. Нужно было поаплодировать ее мастерству, потому что я не надеялась, что когда-нибудь смогу проследить наш путь.

Однако у меня было заклинание. И, судя по тому, как долго мы шли, я знала, что не смогу использовать его в комнатах под Вэйфером. К тому времени, как Миллисента остановила нас, мы должны были быть возле или под Садовым районом, а это означало, что мы могли попасть в туннели через один из храмов.

Воздух стал более холодным, сырым и затхлым, и, когда Миллисента развязывала повязку, меня охватила тревога. Как можно держать здесь кого-то и при этом быть здоровым? Мое сердце забилось быстрее.

Ткань упала, открыв взору возвышающегося надо мной Каллума. Удивленная, я сделала шаг назад, столкнувшись с Миллисентой. Должно быть, затхлость подземных туннелей была сильной, чтобы скрыть сладкий аромат разложения. Он был уже так близко, что я разглядела родинку под золотой краской на лице, прямо под его правым глазом.

Каллум улыбнулся, когда его бледный взгляд проследил за моими чертами — за шрамами.

— Должно быть, это было ужасно больно.

— Хочешь узнать? — предложила я, и его улыбка на сомкнутых губах стала еще шире. — Узнаешь, если будешь продолжать стоять так близко ко мне.

— Каллум. — Кровавая Королева заговорила у нас за спиной.

Восставший отступил, слегка поклонившись. Его улыбка осталась, как и пристальный неподвижный взгляд. Задержав на мгновение его глаза, я быстро огляделась. Вокруг не было ничего, кроме сырых каменных стен, освещенных факелами.

— Где он? — спросила я.

— В конце коридора слева от тебя, — ответил Каллум.

Я пошла вперед.

— Пенеллаф, — позвала Избет, звук моего имени, сорвавшийся с ее губ, ударил по моим нервам, как когти Жаждущего по камню. — Я обещала безопасность твоих людей. От того, как ты поведешь себя дальше, будет зависеть, сдержишь ли ты это обещание.

Ее слова…

У меня по позвоночнику пробежал холодок, когда я медленно повернулась к ней. Стражники и Прислужницы окружили ее. Только Миллисента стояла в стороне, напротив Каллума. Слова Избет были предупреждением, и не только о том, что она сделает, но и о том, что я скоро обнаружу.

Первобытная сущность трепетала прямо под кожей. Сотня различных реплик обожгла кончик моего языка, наполнив рот дымом обещанного насилия. Но я снова взяла на себя все эти годы молчания… неважно, что было сказано или сделано. Я проглотила дым.

— Кастил никогда не был… приятным гостем, — добавила она, ее темные глаза сверкнули в свете камина. Гость? Гостем? — И, в отличие от своего брата, он так и не научился облегчать себе ситуацию.

Вспышка едкого гнева ударила в горло, обрушившись на меня резким, быстрым ударом Миллисенты. Ни на секунду я не поверила, что эта эмоция вызвана разговором о Кастиле. Это было упоминание о Малике. Ее реакция была любопытной, как и его, когда мы были в Оук-Эмблере. Я отбросила все это, когда отвернулась от Кровавой Королевы. И я ничего не сказала, пока шла вперед. Если бы я это сделала, все закончилось бы плохо.

Каждый шаг казался мне двадцатью, и я теряла всякое подобие спокойствия, когда подходила ближе и видела заполненный тенями проем, изогнутый в стене камеры. Мои руки то разжимались, то сжимались, когда страх перед тем, что я увижу и… что сделаю, разбивался о предвкушение и ярость внутри меня. Это место не годилось даже для Жаждущих, а она держала здесь Кастила?

Из глубины камеры донесся звук. Он был грубым и низким, рычание, в котором не было ничего смертельного, когда я поспешила через отверстие в тусклое, освещенное свечами помещение.

Тогда я заметила его.

И мое сердце раскололось под тяжестью увиденного.

ГЛАВА 25

Липкие темные волны спадали вперед, закрывая большую часть лица Кастила. Все, что я могла видеть — это его рот с оттянутыми губами и обнаженными клыками.

Его рык вырывался из груди, которая не должна была быть такой худой. Кости его плеч выделялись так же резко, как и скрученные цепи, приковывающие его к стене. Знакомые мне цепи были сделаны из костей давно умерших божеств. Они не использовались для того, чтобы держать его прикованным. Они ничего не делали с ним.

Их предназначение было в том, чтобы не дать кому-то вроде меня сломать их.

Кандалы из сумеречного камня обхватили его лодыжки, запястья… и горло. Его горло. Его настоящее, гребаное горло. И его кожа… боги милостивые, не было ни одного дюйма, не покрытого тонкими, злыми, красными линиями. Нигде, от ключиц до бриджей. Ткань на икре правой ноги была порвана, открывая неровную рану, слишком похожую на укус Жаждущего. Испачканная повязка на левой руке…

Боги.

Я думала, что подготовилась, но я действительно не была готова. Увидеть, что с ним сделали, было ужасающим шоком.

— Кастил, — прошептала я, подавшись вперед.

Он вскочил на ноги, отмахиваясь от меня скрюченными пальцами. Я рывком остановилась, едва избежав удара, когда цепь на его шее отбросила его назад. Его босые ноги, испачканные засохшей кровью, скользили по влажному камню. Каким-то образом он сохранил равновесие. Цепи заскрипели, когда он откинул голову назад, борясь с оковами.

О, боги. Его глаза…

Я видела только тонкую полоску золота.

Мой дар ожил, выплеснувшись из меня так, как не случалось уже давно. Я соединилась с ним, вздрогнув, когда его эмоции захлестнули меня, нахлынув темной, грызущей волной болезненного голода.

Жажда крови.

Он впал в жажду крови. В тот момент я поняла, что он понятия не имел, кто я такая. Он чувствовал только мою кровь. Возможно, даже первобытную сущность в этой крови. Я не была его королевой. Не его подругой или женой. Я не была его родственным сердцем. Я была лишь пищей. Но что ранило меня до глубины души, так это то, что я знала, что он понятия не имеет, кто он такой.

Моя грудь быстро поднималась и опускалась, пока я пыталась перевести дыхание. Мне хотелось кричать. Плакать.

Больше всего мне хотелось сжечь это царство.

Эти почти черные глаза метнулись к проему, его рык стал громче и глубже.

— Я бы не стал подходить к нему слишком близко, — посоветовал Каллум. — Он как бешеное животное.

Моя голова дернулась к Восставшему. Миллисента стояла позади него.

— Я позабочусь о том, чтобы ты умер, — пообещала я. — И это будет больно.

— Знаешь, — пробурчал он, прислонившись к камню, скрестив руки и подбородком указывая на Кастила, — он сказал то же самое.

— Тогда я позабочусь о том, чтобы он имел удовольствие быть свидетелем этого.

Каллум усмехнулся.

— Вы так любезны.

— Ты даже не представляешь. — Я отвернулась от него, пока не догадалась, как Восставший выживал после обезглавливания.

Кастил все еще смотрел на Восставшего. Его внимание было сосредоточено на Каллуме, хотя я была гораздо ближе к нему. То, как он зациклился на Восставшем, дало мне надежду, что он не совсем потерян.

Что он все еще там, и я могу достучаться до него… напомнить ему, кем он был. Остановить его, пока не стал вещью, вместо человека.

Я рванулась вперед, вцепившись в его руку. Он с шипением повернул ко мне голову. Его кожа была горячей… слишком горячей. И сухой. Лихорадочной. Я шагнула к нему.

— Черт, — воскликнула из коридора Миллисента.

Кастил был похож на гадюку. Он рванулся к моему горлу. Но я ожидала этого движения и поймала его за подбородок, удерживая на месте. Грубые, короткие волоски на его челюсти странно ощущались на моей ладони. Он потерял часть своей массы, а я была сильна, но голод придавал ему силу десяти богов. Моя рука задрожала, когда я прикоснулась к сущности, позволяя своему дару вырваться на поверхность.

Серебристо-белый свет заискрился в моем зрении и от моих рук, омывая кожу, которая не должна быть такой тусклой и горячей. Я направила все счастливые воспоминания, какие только могла, в прикосновение — воспоминания о нас в пещере. Когда мы перестали притворяться. Мы стояли на коленях перед Джаспером, наши кольца были зажаты в руках. Как он смотрел на меня в голубом платье в Бухте Сайона. Как он взял меня в том саду, прижав к стене. Я направила энергию в него, молясь, чтобы исцеление его физических ран облегчило боль от голода, успокоило его настолько, чтобы вспомнил, кто он такой. Надеюсь, это будет хотя бы временное решение. Облегчить острие ножа голода, чтобы он мог питаться, не причиняя реального и болезненного вреда. Потому что сейчас он будет питаться, если я позволю ему. И это причинит ему боль. Это убьет часть его самого.

По телу Кастила пробежала судорога. На мгновение он болезненно застыл, больше не сопротивляясь моим прикосновениям. Затем дернулся так быстро, что полностью вырвался из моей хватки. Я споткнулась и чуть не упала, когда он прижался спиной к стене. Серебристое сияние исчезло с моих и его рук, когда он стоял там, склонив голову и выпятив грудь. Многочисленные, не поддающиеся подсчету порезы на его руках, груди и животе поблекли и превратились в слабые розовые следы. Огонь свечи не достигал нижней части его тела, и я не могла видеть рану на его ноге, но полагала, что она тоже начала заживать. А вот его рука… Мои способности не могли этого исправить.

Секунды тянулись, и единственным звуком было его неровное дыхание и приглушенный, ровный стук сверху. Колеса кареты?

— Кас?

Он вздрогнул… все его тело и цепи зашевелились. Он поднял голову, и я увидела, что его лицо… оно тоже похудело. Как в том первом сне. Тень волос вдоль челюсти и подбородка потемнела. Под щеками и глазами образовались глубокие впадины.

Но его глаза… они открылись и были все того же потрясающего золотистого оттенка.

— Поппи.

***

Кастил

Она стояла передо мной. Яркое пламя, отбившее красную дымку жажды крови. Она была здесь. Настоящая.

Моя королева.

Моя душа.

Моя спасительница.

Поппи.

Это был не сон. Не галлюцинация, как те, что мучили меня в последние часы и дни. Поппи сказала, что придет за мной, и теперь она была здесь.

Я оттолкнулся от стены. Натянувшись, зазвенели костяные цепи. Вокруг моего горла затянулась цепь, но Поппи уже двигалась. Не успел я сделать следующий вдох, как она оказалась в моих объятиях. Каким-то образом я оказался на заднице, но она все еще была в моих руках. Теплая. Упругая. Мягкая. Крепко обнимала меня. Прижималась щекой к моей. Я был грязным. Должно быть, от меня воняло. Пол в камере был грязным. Все это не помешало ей быстро поцеловать меня в щеку, лоб и переносицу.

Я не хотел, чтобы эта грязь касалась ее, но не мог заставить себя оторваться от нее. Ее прикосновения. Ощущение ее объятий. Слабый аромат жасмина, который я вдыхал.

Ее дар поймал меня на краю небытия и вытащил обратно, но именно она… просто она, не дала мне снова оказаться на краю пропасти. Я погрузил пальцы в ее косу, моя плоть ожила от ощущения этих прядей на моей коже.

Поппи была… боги, она заземляла так, как может только она. Одно ее присутствие собирало все те разбитые осколки, которые откололись и разлетелись, вновь собирая их воедино.

Я вздрогнул, когда она провела пальцами по моим волосам, а затем переместила руки на мои щеки. Она прижалась к грубым волосам и влажной коже.

— Все хорошо, — густо прошептала она, убирая влагу большим пальцем, а затем губами. — Все хорошо. Я здесь.

Я здесь.

Я напрягся, мои пальцы сжали ее косу. Она действительно была здесь. В этой камере со мной. И мы были не одни. Я открыл глаза и поискал глазами Киерана.

Золотой Мальчик ждал у входа с этой гребаной ухмылкой на лице. С ним была Прислужница. Она не ухмылялась, а стояла со скрещенными руками, молчаливая и неподвижная. За ними, в тени, наблюдали другие стражники. Рыцари с черными лицами.

Все мое тело похолодело. Это было не спасение.

Я крепче обхватил Поппи за талию, прижимая к себе, как мог, с помощью проклятых цепей. Мне удалось лишь наполовину прикрыть ее тело своим.

Я повернул голову и прижался ртом к ее уху.

— Что случилось? — Я говорил тихо, не отрывая глаз от входа ни на одну чертову секунду.

— Они поймали нас возле Трех рек.

Паника, которая пронзила мою душу, когда я увидел болт, торчащий из ее груди, захлестнула меня сейчас, пустив мое вялое сердце в галоп.

И Поппи это почувствовала. Я знал, что это так.

Она поцеловала меня в щеку теплыми, мягкими губами.

— Все в порядке, — повторила она, поглаживая мой затылок. — Со мной Киеран и Ривер. Они в безопасности.

Ривер… Мне потребовалось мгновение, чтобы вспомнить дракена, но облегчение, которое пришло от осознания того, что она не одна с этими гадюками, было недолгим.

— Они причинили тебе вред?

— Она выглядит так, как будто ей причинили вред? — вмешался Каллум.

— Похоже, что я с тобой разговариваю? — прорычал я.

— Вообще-то я удивлен, что ты вообще разговариваешь, — ответил золотой Восставший. — Твоя королева, должно быть, сделана из магии, учитывая, что в последний раз, когда я тебя видел, ты только и делал, что пускал пену у рта.

Поппи повернула голову в сторону преподобного.

— Я передумала. Я убью тебя при первой же возможности.

Восставший усмехнулся.

— Не такая уж ты и покладистая, как я думал.

— Как насчет того, чтобы заключить сделку? — сказал я Поппи, освобождая пальцы от ее косы. Я провел ими по густой длине ее волос. — Кто первый доберется до него, тот и получит честь.

— Договорились, — сказала она.

— Угрозы излишни, — раздался голос, который я ненавидел больше всего на свете.

Прислужница отошла в сторону, а из тени вышла Кровавая Королева. Мои глаза сузились при виде ее тела, облаченного в белое. Я притянул Поппи ближе. Если бы мог, то спрятал ее в своем проклятом теле.

— И они также бессмысленны, — продолжала Избет. — Никто из вас, даже моя дорогая дочь, не может убить моих Восставших. Ваши дракены останутся с вашими армиями… ну, с тем, что от них осталось.

Поппи вздрогнула, и от этого зрелища, от осознания того, какой удар нанесла Кровавая Королева, я едва снова не оказался на краю. Ярость скопилась в моем пустом нутре.

— Пошла ты, — прошипел я.

— Очаровательно, — ответила Избет.

Когда мы с Кровавой Королевой встретились взглядами, мне пришло в голову, что они не знают, что Поппи взяла с собой дракена. Избет знала Киерана. Но она никогда не встречала этого Ривера. Уже одно это должно было вызвать подозрения… если только она не знала, что они могут принимать смертную форму, или просто недооценила Поппи.

Очень, очень глупо с ее стороны.

Я пригнул подбородок, пряча улыбку на щеке Поппи.

Должно быть, она почувствовала прикосновение моих губ, потому что снова повернула голову ко мне, ища улыбку. Ее рот сомкнулся над моим в поцелуе, который не был неуверенным или невинным. Это был поцелуй силы. Любви. И вкус ее рта потряс каждую частичку моего тела. До этого момента я даже не знал, что только поцелуй может сделать нечто подобное.

Поппи подняла голову.

— Его нужно покормить, — сказала она, прижав руки к моим щекам. — Ему нужна еда и свежая, чистая вода. — Она сделала паузу, когда я напрягся. Ее взгляд переместился на набедренную ванну, и ее грудь поднялась от резкого вдоха. — Чтобы пить.

Чтобы пить.

Не купаться.

Она знала. Каким-то образом она догадалась об этом. Или Киеран сказал ей. Скорее всего, Киеран, но все же она помнила.

— Все это было дано ему, — ответила Кровавая Королева. — И, как ты видишь, он не воспользовался всей той чистой водой, которую ему дали.

Ее глаза ненадолго закрылись.

— Ему дали достаточно, только чтобы выжить. Ему нужна еда. Настоящая пища. И ему нужна…

— Кровь. Которую ему тоже дали. Если бы этого не сделали, ты бы сейчас не сидела у него на коленях, а лежала там с разорванным горлом, — заявила Избет.

То, что она сказала, было прямолинейно. Жестоко. Но это была правда. То немногое, что они мне дали, подтолкнуло к краю. Но без этого? Я бы пропал.

Поппи опустила руку вниз, приблизив запястье к моему рту. Даже в слабом свете я увидел бледно-голубые вены под ее кожей. Мои губы разошлись. Мышцы болезненно напряглись.

— Я не давала тебе разрешения проливать кровь за него. — Голос Кровавой Королевы был ближе, но я не мог отвести взгляд от этой вены.

— Мне не нужно твое разрешение, — прошипела Поппи.

— Я бы не согласилась.

Поппи повернула голову в ее сторону.

— Попробуй остановить меня.

Наступило молчание.

— И что? Ты обрушишь этот камень на мою голову, как обещала? Если да, то ты обрушишь его на всех нас.

— Да будет так, — шипела Поппи.

— Она сделает это, — сказал я, обхватывая правой рукой ее руку, заставляя себя отвести взгляд от ее запястья. — И я хочу посмотреть, как она это сделает.

Губы Избет скривились.

— Ты хочешь чего-то настолько идиотского.

Я улыбнулся ей.

— Неважно. — Избет вскинула руку. — Накорми его и покончим с этим. Вся эта сцена утомительна.

Поппи повернулась ко мне, положив руку на шею.

— Питайся.

Мой взгляд снова упал на вену. Я колебался, даже когда мой желудок сжался. Ее кровь… она была сильной, и она уже возвращала меня с края. Но ей нужна была сила. Я не знал, поняла ли она, нужно ей питаться или нет, и не собирался спрашивать об этом в нашей нынешней компании. Я не хотел рисковать ее благополучием.

Я опустил рот к ее запястью, целуя вену и борясь со всплеском потребности и голода. Я не блокировал боль. Я заглушил ее, зная, что она будет искать ее.

— Мне не нужно питаться.

— Нет, нужно. — Поппи наклонила голову. — Тебе нужна кровь.

— Твое прикосновение… оно вернуло меня назад. Этого было достаточно. — Я опустил ее запястье.

Ее дыхание сбилось.

— Кас…

Я застонал, почувствовав, что мое имя звучит так, как она, вероятно, сочла бы крайне неуместным в данной ситуации.

— Будет лучше, если я этого не сделаю.

Брови Поппи скривились от разочарования.

— Тогда еда. Я хочу, чтобы принесли еду. Сейчас же.

— Еду ему принесут, — ответил Каллум, и мне потребовались все силы, чтобы не рассмеяться. Черствый хлеб? Заплесневелый сыр. Да, еду.

— Тогда иди и принеси, — приказала Поппи. — Сейчас же.

Я поборол улыбку. О, как она боролась за меня.

— Моя королева, — прошептал я, проводя пальцами по изгибу ее челюсти. — Такая требовательная.

— Да. Она такая, — холодно заявила Кровавая Королева. — Она также покинет твои объятия.

— Нет. — Она обхватила меня за плечи. — Я не оставлю его. Я останусь здесь, с ним.

— Это не было частью сделки. Ты обещала, что поговоришь со мной.

— Я обещала поговорить с тобой. Я не соглашалась делать это в каком-то определенном месте, — ответила Поппи.

— Ты, наверное, шутишь, — пробормотала Избет. — Ты думаешь, что я останусь здесь?

— Мне все равно, что ты будешь делать, — огрызнулась Поппи.

— Ты должна. Если ты думаешь, что я позволю тебе, моей дочери, остаться здесь внизу, то ты глупо ошибаешься.

— Ты держишь здесь короля, — воскликнула Поппи, ее глаза вспыхнули. — Человека, за которого вышла замуж твоя дочь.

— О, теперь ты признаешь себя моей дочерью? — Избет рассмеялась, и звук был подобен падающему льду. — Ты испытываешь мое терпение, Пенеллаф.

Я знал, что произойдет. Она не стала бы нападать на Поппи. Кровавая королева набросится на кого-нибудь другого, чтобы нанести такую боль, которая никогда не заживает. Я бы этого не допустил. И хотя я не хотел, чтобы Поппи покидала мои глаза или мои руки, я также не хотел, чтобы она находилась здесь, в этом адском месте. Я не хотел, чтобы эти стены, запахи и проклятый холод присоединились к кошмарам, которые уже мучили ее.

— Ты не можешь оставаться здесь, — сказал я ей, проводя большим пальцем по ее губам. — Я не хочу этого.

— А я хочу.

— Поппи. — Я держал ее взгляд, ненавидя нарастающую в нем влагу. Ненавидел больше всего на свете. — Я не могу допустить, чтобы ты была здесь.

Ее нижняя губа дрогнула, когда она прошептала:

— Я не хочу оставлять тебя.

— Ты не оставишь. — Я поцеловал ее лоб. — Ты никогда не уходила. И никогда не оставляла.

— Моя дочь, очевидно, все еще отчаянно беспокоится о тебе, — сказала Избет, насмешка капала с ее слов, как сироп. — Я заверила ее, что ты жив и в полном порядке.

— В порядке? — повторила Поппи, и эта одна фраза заставила все мои инстинкты прийти в состояние повышенной готовности. Это был ее голос. Я никогда раньше не слышал, чтобы он звучал так. Как будто он был сделан из теней и дыма.

Обычно болтливая Прислужница разжала руки, устремив взгляд на Поппи.

Оглянувшись, Поппи вернула свое внимание ко мне. Ее руки скользнули к моим щекам, затем к плечам. В слабеющем отблеске свечей ее взгляд прошелся по моему лицу, а затем ниже… по многочисленным, уже потускневшим порезам. Ее рука скользнула вниз по моей левой руке, потянула, пока ее пальцы не достигли края повязки. Ее грудь замерла.

По воздуху пробежала рябь статического электричества, вызвав шипение у золотого Восставшего. Медленно, ее глаза поднялись к моим, и я увидел это — свечение за ее зрачками. Сила мерцала, а затем расходилась тонкими серебристыми полосками по прекрасным зеленым радужкам. Зрелище было завораживающим. Ошеломляющим. Ее упрямая челюсть сжалась. Она не моргала, и я знал этот взгляд. Черт. Я уже встречал его, прямо перед тем, как она вонзила кинжал мне в грудь.

Я хотел бы, чтобы мы были в другом месте. Где бы я мог показать ей своими губами, языком и каждой частью себя, насколько невероятно интригующим было это проявление жестокой силы.

Через Поппи прошла дрожь… вибрация, которая послала еще одну пульсацию энергии по камере, когда она оглянулась через плечо.

— Ты держишь его прикованным и моришь голодом, — сказала она, и этот голос… Золотой мальчик выпрямился. Кожа вокруг рта Избет сморщилась. Они тоже слышали его. — Ты причинила ему боль и держала в месте, не подходящем даже для Жаждущих. И все же ты говоришь, что он в порядке?

— Он был бы в гораздо лучших условиях, если бы знал, как себя вести, — заметила Избет. — Если бы он проявил хоть каплю уважения.

Это меня очень разозлило, но кожа Поппи теперь имела слабый блеск. Мягкое свечение, как будто она была освещена изнутри. Я видел это раньше. Но вот чего я не помнил, так это того, что я видел сейчас, скользящим и клубящимся под ее щекой. Тени. В ее плоти были тени.

— Зачем ему это, если он имеет дело с кем-то, столь недостойным уважения? — спросила Поппи, и я быстро моргнул, клянусь, температура в камере упала на несколько градусов.

— Осторожнее, дочка, — предупредила Избет. — Я уже говорила тебе однажды. Я буду терпеть твое неуважение только до определенного момента. Ты же не хочешь переступить эту черту больше, чем уже переступила.

Поппи ничего не ответила, и тени прекратили свою неустанную борьбу под ее кожей. Все вокруг снова стало неподвижным, но я чувствовал это под своими руками и на себе, нарастающее и усиливающееся. То, что было под ее плотью. Сила. Чистая, ничем не ограниченная сила. Боль поселилась в моем горле. Блядь. Ее сущность. Я чувствовал ее.

— Ты очень сильна, дочь. Я чувствую, как она давит на мою кожу. Она взывает ко всем и ко всему в этой камере и за ее пределами. — Кровавая Королева слегка согнулась в талии, ее бледное лицо было лишено выражения. — Ты выросла за то короткое время, что прошло с нашей последней встречи. Но ты все еще не научилась усмирять свой нрав. На твоем месте я бы научилась делать это быстро. Сдерживай его, пока не стало слишком поздно.

Во всех двух королевствах не было человека, которого я хотел бы видеть мертвым больше, чем Кровавую Королеву. Никого. Но Поппи должна была прислушаться к предупреждению. Избет была загнанной в угол гадюкой. Она нанесет удар, когда его меньше всего ожидают, и сделает это так, что останутся глубокие, неисчезающие шрамы. Она уже сделала это с Йеном.

— Поппи, — тихо сказал я, и эти разбитые глаза вцепились в мои. — Уходи.

Она яростно покачала головой, распуская по щекам распущенные локоны. — Я не могу…

— Сможешь. — Мне было невыносимо видеть, как ее сила ломается вот так. Черт. Это было больно. Но видеть, как она выдержит любой удар, который нанесет Кровавая Королева, если она продолжит ее ослушиваться, убивало меня. — Я люблю тебя, Поппи.

Она задрожала.

— Я люблю тебя.

Обхватив руками, я притянул ее к себе и поцеловал. Наши языки переплелись. Наши сердца. Я запомнил ее ощущения и вкус, чтобы утонуть в них позже. Она дышала так же тяжело, как и я, когда наши губы наконец разошлись.

— С того самого момента, как я увидел твою улыбку… И услышал твой смех? Боги, — прошептал я, и она вздрогнула, ее прекрасные глаза закрылись. — С первого раза, когда я увидел, как ты натягиваешь стрелу и не задумываясь стреляешь? Держишь кинжал и сражаешься рядом с другими? Сражаешься со мной? Я был в восторге. Я никогда не перестаю благоговеть перед тобой. Я всегда совершенно заворожен. И никогда не перестану быть таким. Всегда и навечно.

***

Поппи

Всегда и навечно.

Эти два слова были единственным, что позволило мне держать себя в руках, пока они вели меня обратно по извилистой, бесконечной сети туннелей. С трудом. Дрожь, вызванная гневом, утихла, но злость не уменьшилась. То, как обошлись с Кастилом, будет преследовать меня при каждом вздохе, как и его выбор не питаться.

Ни одна часть меня не верила, что моего дара было достаточно, чтобы утолить его голод. Я чувствовала его. Эта грызущая боль была намного хуже того, что я испытала или что чувствовала от него в Нью-Хейвене.

Он сделал этот выбор, потому что не хотел ослабить меня.

Боги, я не заслуживала его.

Мы остановились, и они сняли повязку с глаз, как только мы достигли огромного зала под Вэйфером.

Кровавая Королева стояла прямо передо мной. Я не могла поверить, что она позволила мне увидеть Кастила в таком виде.

Но помнила, что она была бессердечной сукой.

— Ты злишься на меня, — заявила она, когда Миллисента отошла в сторону. Каллум остался справа от меня, слишком близко для комфортного общения. — За то, как, по твоему мнению, обращались с Кастилом.

— Я видела своими глазами, как с ним обращались.

— Все могло быть проще для него, — сказала она, рубиновая корона сверкнула, когда она наклонила голову. — Он сам усложнил себе жизнь, особенно когда убил одну из моих Прислужниц.

Мой взгляд метнулся туда, где они молча стояли. У каждой из них были бледно-голубые глаза Восставшего, но не у всех, кто был в покоях… и у Коралины тоже.

— У моей матери были карие глаза, но ты сказала, что она была Восставшей.

— Она не была твоей матерью. Она была матерью Йена, но не твоей. — Напряжение сковало ее рот. — И у нее не было карих глаз. Они были такими же, как у других.

— Я помню их…

— Она спрятала их, Пенеллаф. С помощью магии. Магии, которую я ей одолжила. — Так же, как она одолжила эссенцию Вессе. — И я сделала это только потому, что, когда ты была маленькой, ее глаза пугали тебя.

Меня охватило удивление. Мне и в голову не приходило использовать сущность Первородного для таких вещей.

— Почему… почему ее глаза пугали меня?

— На это я не могу ответить.

Я так глубоко похоронила воспоминания о Прислужницах, что потребовалось, чтобы Аластир заговорил о них, чтобы вызвать какие-либо воспоминания. Неужели я каким-то образом смогла почувствовать, кем они были, и это вызвало мой страх?

— Я не хотела причинять боль Кастилу, — объявила Избет, отрывая меня от моих мыслей. — Это только еще больше вбивает клин между нами. Но ты не оставила мне выбора. Ты убила короля, Пенеллаф. Если бы я ничего не предприняла, это было бы признаком слабости для королевских особ.

Дыхание, с которым я выдохнула, было подобно огню в моем горле. Ее слова столкнулись с моим чувством вины.

— То, что я сделала, могло руководить твоими действиями, но это все равно была твоя рука. Ты не освобождена от ответственности, Избет. Так же, как и то, что случилось с твоим сыном, не оправдывает всего того, что ты натворила с тех пор.

Ее ноздри вспыхнули, когда она уставилась на меня.

— Если я убью Кастила, ты поступишь хуже, чем я когда-либо могла себе представить. И если этот день когда-нибудь настанет, тогда суди меня за мои поступки.

Волна ярости, прокатившаяся по мне, была охлаждена лишь осознанием того, что она говорит правду. Пустая, холодная часть меня зашевелилась. Я не знала, что сделаю, но это будет ужасно, и я знала это.

Именно поэтому я заставила Киерана дать обещание.

Я отвернулась, покачав головой.

— Ты отправишь еду Кастил? Свежую еду? — Я сделала дрожащий вдох. — Пожалуйста.

— Ты думаешь, что заслуживаешь этого? — спросил Каллум. — А еще лучше, ты действительно думаешь, что он заслуживает?

Кружась, я уже схватила кинжал у его бедра, когда он заметил мое движение. Я вонзила лезвие глубоко в его грудь и в сердце.

В его глазах мелькнул шок, когда он посмотрел на рукоять кинжала.

— Я не с тобой разговаривала, — прорычала я, отпуская клинок.

— Черт, — пробормотал он, из уголка его рта потекла струйка крови. Он перевернулся, как груда кирпичей, и упал на пол. Его затылок ударился о камень с удовлетворительно громким треском.

Миллисента подавилась тем, что прозвучало как смех.

— Ты только что зарезала моего Восставшего. — Избет вздохнула.

— С ним все будет в порядке, не так ли? — Я повернулась к ней лицом. — Не могла бы ты послать свежую еду и воду Кастилу?

— Да, но только потому, что ты хорошо попросила. — Кровавая Королева бросила взгляд на Каллума. — Уведите его отсюда.

Королевский рыцарь шагнул вперед.

— Не ты. — Кровавая Королева бросила взгляд в сторону Миллисенты. — Раз уж ты находишь это таким забавным, то можешь быть тем, кто все уберет.

— Да, моя королева. — Миллисента шагнула вперед и отвесила такой искусный поклон, что это могло быть только насмешкой.

Губы Кровавой Королевы сжались в тонкую линию, когда она наблюдала за Прислужницей. Их общение было… другим.

Избет вернула свое внимание ко мне, наклонив голову. Свет падал на ее лицо, открывая тонкую полоску кожи чуть более глубокого цвета у линии волос. Пудра. Она пользовалась какой-то пудрой, чтобы сделать кожу бледнее. Чтобы помочь ей слиться с Вознесенными.

— Как тебе удалось сохранить свою личность в тайне от всех Вознесенных? — спросила я.

Она вскинула бровь.

— Не забывай, что вампиры когда-то были смертными, Пенеллаф. И хотя они оставили позади многие из этих атрибутов, однако все еще видят только то, что хотят видеть. Потому что слишком пристальный взгляд на вещи часто заставляет человека чувствовать себя неуютно. Неуверенным. Даже вампирам не нравится так жить. Поэтому, как и те смертные наверху, — сказала она, наклонив подбородок, — и во всем Солисе, они предпочитают не замечать того, что находится прямо перед ними, чем испытывать сомнения или страх.

В ее словах была доля правды. Я сама не заглядывала слишком глубоко. Было страшно начинать снимать слой за слоем, но у других хватало смелости.

— А что происходит с Вознесенными, которые смотрят внимательно?

— С ними приходится расправляться, — ответила она. — Так же, как и со всеми остальными.

Другими словами, их убивают, как и любого другого Последователя. От отвращения у меня перехватило дыхание.

— Но зачем лгать? Ты могла бы притвориться богом для людей.

Кровавая Королева улыбнулась.

— Зачем мне это нужно, если они и так верят, что я ближе всех к ним?

— Но это не правда. Так почему? Ты боишься, что они увидят тебя такой, какая ты есть? Не более чем ложным богом?

Ее улыбка не дрогнула.

— Смертные легко поддаются влиянию. Их может убедить в чем угодно практически любой. Отними у них что-то, а потом дай им кого-то или что-то обвинить, и даже самый праведный человек станет жертвой подобного. Я бы предпочла, чтобы они поверили, что все Вознесенные — богоподобны. Таким образом, их будет много, а не несколько, и они не будут сомневаться. Один человек не может править королевством и держать массы в узде, — поделилась она. — Ты должна это знать, Пенеллаф.

— Я знаю, что ты не должна никого держать в узде или править с помощью лжи.

Избет тихонько засмеялась.

— Это очень оптимистичный взгляд на вещи, дитя мое.

Покровительственный тон задел каждый нерв в моем теле.

— Твое правление построено на одной лишь лжи. Ты сказала людям в Большом зале, что города на севере и востоке пали. Неужели ты думаешь, что они не узнают правду?

— Правда не имеет значения.

— Как ты можешь в это поверить? — Я покачала головой. — Правда имеет значение, и она будет известна. Я взяла эти города, не убивая невинных. Те, кто называл эти места домом, все еще продолжают это делать. Они либо знают, что я не Предвестник, либо скоро узнают об этом…

— И ты думаешь, что это произойдет здесь? В Масадонии? В Пенсдурте? — Ее глаза искали мои. — Что ты добьешься успеха в этой кампании, когда сама лжешь?

Мои руки сжались в кулаки.

— Как я лгу?

— Ты — Предвестник, — сказала она. — Ты просто не хочешь в это верить.

Во мне вспыхнул гнев, за которым быстро последовал прилив страха. Я посмотрела на длинный тенистый коридор, глубоко вдыхая воздух. Знакомый затхлый запах вырвался на свободу, освобождая старые воспоминания.

Я кралась по тихим коридорам, где с восходом солнца передвигались только Королевские Вознесенные, привлеченная тем, что видела в последний раз, когда пробралась туда, куда королева запретила мне ходить. Но мне здесь нравилось. Йену — нет, однако здесь никто не смотрел на меня странно.

Щелк. Щелк. Щелк.

Мягкий свет просачивался из отверстия комнаты, когда я прижалась к холодной колонне, заглядывая за угол. В центре комнаты, в которой стояла клетка, совсем не похожа на остальную часть Вэйфера. Пол, стены и даже потолок были блестящего черного цвета, как в храме Никтоса. На черном камне были выгравированы странные буквы, по форме не похожие на те, что я изучала на уроках. Я протянула одну руку в комнату, прижав пальцы к грубой резьбе и облокотившись на колонну.

Мне не следовало спускаться сюда. Королева очень рассердится, но я не могла перестать думать о том, что беспокойно бродит за белыми отбеленными решетками, запертое в клетке и… беспомощное. Именно это я почувствовала от большого серого пещерного кота, когда впервые увидела его с Йеном. Беспомощность. Именно это я почувствовала, когда больше не могла держаться за скользкую мамину руку. Но мой дар не действовал на животных. Так сказали королева и жрица Джанеа.

Щелканье когтей животного прекратилось. Уши дернулись, когда большая голова дикого кота повернулась к тому месту, где я заглянула за угол. Ярко-зеленые глаза остановились на мне, пронзая вуаль, закрывавшую половину моего лица.

— У тебя глаза твоего отца.

ГЛАВА 26

Ее слова вырвали меня из воспоминаний.

— Что?

— Когда он злился, сущность становилась более заметной. Иногда эфир клубился в его глазах. Иногда они были просто зелеными. Твои делают то же самое. — Избет откинула голову назад, ее тонкое горло напряглось от глотка. Остальные Прислужницы и рыцари отступили от нас, оставив в центре зала. — Не знаю, известно ли тебе это.

Мои глаза были…

Давление сжало мою грудь и горло, когда я отступила назад и остановилась, наткнувшись на колонну. Одна рука метнулась туда, где под туникой лежало кольцо. Я не понимала, почему это знание так сильно повлияло на меня, но это было так.

Мне потребовалось несколько мгновений, чтобы заговорить.

— Как ты его схватила?

Избет долго не отвечала.

— Он пришел ко мне почти через двести лет после окончания войны. Он искал своего брата, а тот, кто пришел с ним, почувствовал кровь Малека и привел его ко мне.

— Дракен?

Последовало напряженное молчание, и в эти мгновения я задумалась о том, что чувствовала от пещерного кота, когда видела его в детстве. Безнадежность. Отчаяние. Знал ли он, кто я?

— Интересно, что ты это знаешь, — наконец сказала Кровавая Королева. — Очень немногие знают, что было с ним.

— Ты будешь удивлена тем, что я знаю.

— Вряд ли, — ответила она.

Я опустила руку к холодной колонне позади меня.

— Где дракен?

— С дракеном покончено.

Я ненадолго закрыла глаза. Мне было понятно, что это значит. Догадывалась ли она о том, что убила дочь первого дракена? Скорее всего, нет, и я сомневалась, что ей есть до этого дело.

— Я знала, что у Малека был близнец, но когда впервые увидела его… Я подумала: боги, мой Малек наконец-то вернулся ко мне. — У нее перехватило дыхание, и я почувствовала мельчайший привкус горечи. Ее эмоции ненадолго, менее чем на мгновение, пробили мои щиты. — Конечно, я ошибалась. Как только он заговорил, стало ясно, что он не Малек, но я позволила себе поверить в это на какое-то время. Я даже подумала, что могу влюбиться в него. Что я могу просто притвориться, что он был моим Малеком.

К горлу подкатила желчь.

— Ты притворялась, запирая его в клетке и принуждая себя к нему?

— Я не принуждала его. Он сам решил остаться.

Боги, она была такой лгуньей.

— Он был заинтригован этим миром, — добавила она. — Он никогда не общался со смертными. Ему было любопытно узнать о Вознесенных. О том, чем занимался его брат. Думаю, Айрес даже полюбил меня.

— Если бы мой отец появился в последние два столетия в поисках Малека, к тому времени ты была бы замужем.

— И что?

Мой взгляд метнулся туда, где неподвижно стояли Прислужницы. Я полагала, что у многих королевских семей были свободные браки, но стал бы Айрес интересоваться любовницей своего брата? Это выглядело как-то… мерзко, но это был бы наименее тревожный аспект всего этого.

— Но потом он захотел вернуться, а я не была готова его отпустить. — Пауза. — И не смогла.

Мне потребовалось все, чтобы не закричать на нее. Она не смогла? Как будто у нее не было выбора?

— Он был зол. Но когда мы объединились, чтобы сотворить тебя, он не был вынужден. Ни в тот, ни в другой раз.

По мне пробежала дрожь. Я не могла себе поверить, что могу говорить. Сущность бурлила слишком сильно.

— Ты не веришь мне? — спросила Избет.

— Нет.

— Я не могу винить тебя. Это не было актом любви. Ни с одной из наших сторон. Для меня это было необходимо. Я хотела ребенка. Сильного. Я знала, какой ты будешь, — продолжила она, и я подумала, что меня сейчас стошнит. — Для него это были просто похоть и ненависть. Эти две эмоции не сильно отличаются друг от друга, когда между вами нет ничего, кроме плоти. — Еще одна пауза. — Возможно, тебе будет приятно узнать, что после этого он пытался убить меня.

Я вздрогнула, почувствовав тошноту.

— Нет, — прошептала я. — Это мне не нравится.

— Что ж, это сюрприз.

В горле запершило, и я закрыла глаза от нахлынувших слез. Мой желудок продолжал трепетать. Даже если он был… активным соучастником, она уже забрала его свободу. Здесь не было настоящего согласия. А Избет была худшим вариантом на стольких разных основаниях.

— Раньше я удивлялась, почему Айрес так долго искал своего брата. Может быть, потому что Айрес так крепко спал. Но ведь Малек не умер все эти годы назад, как я считала? Его замуровала эта сука. Теперь я знаю, что он, должно быть, был в сознании до этого момента. Двести лет, Пенеллаф. А потом он должно быть ускользнул от настолько близкой гибели, насколько это было возможно, чтобы потом разбудить Айреса.

Я открыла глаза.

— Вы были родственными сердцами. Как ты не узнала, что он не умер?

— Поскольку, что бы ни сделала Элоана, чтобы похоронить его, она разорвала эту связь. Связь. Ты знаешь, о чем я говорю. Это чувство — ощущение другого, — сказала она. И я поняла. Это было неосязаемое чувство знания. — Это как брачный отпечаток, но не на плоти. В твоей душе. В сердце. Я почувствовала потерю этого, и часть меня умерла. Вот почему я верила, что он умер, и желала этого. Потребовалось почти двести лет, чтобы он утратил связь со своим близнецом. Чтобы стать бессознательным. Ты можешь себе это представить?

— Нет. — Я подумала о тех божествах в склепах.

— Элоана могла не знать, что он был богом, но она знала, что делает с божеством. Такое наказание хуже смерти, — продолжала она. — Твоя свекровь не так уж сильно отличается от твоей матери.

— Ты права, — сказала я. — Только она не такая убийца, как ты.

Кровавая Королева рассмеялась.

— Нет, она просто убивает невинных младенцев.

— А ты нет? — выпалила я в ответ, даже не потрудившись сказать ей, что Элоана утверждала, что не знала о смерти сына Избет. Она все равно мне не поверит. — Где он?

Ее рот напрягся.

— Его здесь нет.

Я уставилась на нее, не зная, верить ли этому. Если она взяла Айреса с собой в дорогу, то вряд ли он был далеко.

— Тогда, если бы я решила встретиться с ним вместо Кастила, ты бы разрешила?

— Ты бы никогда не выбрала никого, кроме Кастила, — ответила она.

Чувство вины кольнуло меня в животе.

— Но, если бы я выбрала? Ты бы не позволила, не так ли? — Когда она не ответила, я поняла, что была права. Гнев сменился стыдом. — Почему ты не позволила ему вернуться в Илизеум?

— Кроме того, что он обязательно вернулся бы, как только восстановил бы свои силы? Когда его не так легко будет подчинить? — Избет подошла ближе. — Он нужен мне, чтобы создавать моих Восставших.

По мне прошла волна понимания.

— Тебе нужен был бог, чтобы вознести третьих сыновей и дочерей. И благодаря Малеку ты уже знала о сущности Колиса и о том, как ее использовать.

Избет изучала меня.

— Я раньше ошибалась. Не думала, что ты знаешь о нем. Это… любопытно.

Моя ладонь скользнула по столбу, и я повернулась, почувствовав углубление в камне. Я слегка сдвинулась и посмотрела вниз. Там были отметки, неглубокие и расположенные через каждые пару футов. Круг с прорезью, наполовину смещенной от центра. Совсем как символы костей и веревок в лесу возле клана Мертвых Костей.

— Что это за знаки? — спросила я.

— Что-то вроде оберега, — ответила она.

Я прижала большой палец к знакам.

— Опять украденная магия?

— Заимствованная магия.

— Как они действуют в качестве защиты?

Взгляд Избет поднялся к моему, и она улыбнулась.

— Они удерживают что-либо внутри… или что-либо снаружи.

***

Кастил

Здесь была Поппи.

Я потянул за цепь сильнее, ругаясь, когда крюк не поддался ни на сантиметр. Сколько раз я пытался ослабить эти проклятые цепи с тех пор, как оказался здесь? Бесчисленное количество. В последние пару дней яростными попытками руководил голод. Сейчас я был в таком же отчаянии, но по другим причинам.

Здесь была Поппи.

От паники у меня сжалось нутро. Она могла позаботиться о себе. Она была чертовой богиней, но не была безошибочной. Никто не был. Кроме Первородного, который большую часть времени проводил во сне. Я понятия не имел, кем на самом деле была Кровавая Королева, и как Поппи справлялась с осознанием того, кем была для нее Избет. Было слишком много неизвестного, и мне нужно было выбираться отсюда. Я должен был добраться до нее, пока эта красная пелена не спустилась снова. А она приближалась. Я уже чувствовал это по боли, возвращающейся в мои кости.

Я изо всех сил старался не обращать на это внимания. Нужно было сосредоточиться на текущей задаче и на том, что сказала Избет, когда давала мне кровь. Это стало потрясением. Важным. Но это осталось на задворках моей памяти, существовало в недосягаемости, пока я наматывал цепь на предплечье и тянул, до тех пор, пока мои ноги не заскользили по камню…

Меня остановил звук приближающихся шагов. Они были легкими. Быстрыми. Я услышал их. Бросив цепь, я повернулся и опустился на пол, прижавшись спиной к стене. Я даже услышал, как по венам течет кровь, прежде чем тень пересекла мерцающий свет свечи. Черт. Все, что успело сделать прикосновение Поппи, уже исчезало.

Прислужница.

Цепи зазвенели, когда я наклонился вперед, гром в моей груди и крови вернулся и стал еще громче.

Она шагнула в свет еще одной полусгоревшей свечи. Крылатая маска на ее лице, выкрашенном в черный цвет, делала ее глаза еще светлее. Еще более безжизненными.

Но в ней была жизнь.

Кровь.

Я мог слышать ее.

Голодные, изголодавшиеся мышцы напряглись. Моя челюсть пульсировала.

— Где Поппи?

— Она была с королевой. — Прислужница стояла на коленях у ванны, не отрывая взгляда от бортика. Она знала, что лучше не отводить от меня глаз.

Я прорычал.

— Тебе это не нравится, да? — спросила она, засучивая рукава своего платья.

Я повернул голову в сторону, клыки оскалились. Ужас и предвкушение столкнулись с туманом голода. Моя кожа напряглась, натянувшись на заживших ранах. На запястьях и лодыжках защелкнулись оковы из сумеречного камня. Соберись. Соберись, мать твою.

Мне потребовалось все, но буря в моей крови утихла, когда я опустил подбородок.

— Если… если ей причинили вред, я убью всех вас. — Слова пробились сквозь пересохшее горло. — Я вырву ваши поганые глотки.

— Королева не тронет ни единого волоска на твоей драгоценной Поппи. — Она отступила назад, перейдя на другую сторону ванны с бедрами. — По крайней мере, пока нет.

Звук, который исходил от меня, был обещанием насильственной смерти.

— Она причинит боль другим, чтобы они причинили боль ей.

На мгновение она уставилась неподвижным взглядом.

— Ты прав.

Моя голова метнулась к проему камеры. Я не хотел, чтобы это чудовище приближалось к Поппи, и Киеран тоже был здесь. Если кому-то из них причинят вред… Оковы вдруг потяжелели как никогда. Плеск воды вернул мое внимание к ванне. Служанка погрузила руки в воду.

Туман надвигающейся жажды крови застыл на краях моего существа, когда я смотрел, как она ухватилась за бортики ванны и наклонилась над водой.

— Ты собираешься мыться?

Она подняла на меня глаза.

— У тебя с этим проблемы?

— Мне плевать, что ты делаешь.

— Хорошо. — Она вырвала грязный локон. — У меня кровь в волосах.

Затем Прислужница наклонилась вперед. Она сразу окунула голову в ванну. Некогда прозрачная вода сразу же стала черной.

Что за чертовщина? Я уставился во мрак, пока Прислужница проводила пальцами по волосам, смывая то, что казалось какой-то краской, и открывая светлый оттенок волос, такой бледный, почти белоснежный…

По камню заскребли когти. Я напрягся, когда Жаждущий издал низкий пронзительный крик. Прислужница отбросила волосы назад, рассыпав по полу тонкий туман воды, и выхватила из сапога клинок. Повернувшись на колене, она метнула оружие, поразив существо в то, что осталось от его лица, когда оно бросилось в камеру. Отброшенный назад, Жаждущий упал в коридор.

— Жаждущие такие надоедливые. — Прислужница наклонила голову. Полосы черной краски стекали по ее щекам, пробиваясь сквозь нарисованную маску и зубы, когда она широко улыбнулась. — Я чувствую себя такой красивой прямо сейчас.

— Какого хрена? — пробормотал я, начиная думать, что это какая-то галлюцинация, вызванная жаждой крови.

Она хихикнула, повернувшись обратно к ванне.

— Ты же знаешь, что королева не пришлет тебе ни еды, ни воды.

— Ни капельки.

Засунув руки в ванну, она побрызгала лицо и принялась оттирать, наблюдая, как черная краска медленно стекает по ее рукам.

— Я должна тебе кое-что сказать. Что-то очень важное. — Ее руки заглушали слова. — И это ранит твое маленькое сердечко.

Я почти не обращал внимания на ее слова, потому что был заворожен тем, что она делала.

Тем, что я видел, как она преображается на моих глазах.

Теперь краска с лица почти полностью сошла, открывая ее черты — то, как она выглядела на самом деле. И я не мог поверить тому, что подсказывали мне мои глаза.

Волосы были не того же цвета, и локоны плотнее, но лицо было той же овальной формы. Рот полный и широкий. У нее были такие же выразительные брови. Я увидел веснушки на переносице и на щеках… гораздо более заметные и пышные. То, как она теперь смотрела на меня, слегка наклонив упрямую челюсть…

Боже правый.

Все это было знакомо. Слишком знакомо.

Улыбка Прислужницы была медленной и натянутой.

— Я тебе кого-то напоминаю?

— Боги, — прохрипел я.

Она поднялась, плечи простой черной туники, которую она носила, намокли. Волосы цвета серебристо-белого лунного света ниспадали до многочисленных кожаных ремней, охватывающих ее талию и подчеркивающих бедра, которые не нуждались в помощи. Она была стройнее, не такая пышная, но выглядела как-то…

Меня захлестнуло неверие.

— Невозможно.

Вода капала с кончиков ее пальцев, пока она молча шла ко мне.

— Почему ты думаешь, что то, что ты видишь, невозможно, Кастил?

— Почему? — Хриплый смех вырвался из моих пересохших губ. Не было никакой логической причины, кроме того факта, что мой разум не мог принять то, что эта Прислужница… эта Восставшая… была почти зеркальным отражением Поппи. Но я не мог этого отрицать. Не может быть, чтобы она не была родственницей моей королевы.

— Кто ты? — задыхаясь спросил я.

— Я первая дочь, — сказала она, и, черт возьми, если это не было еще одним шоком. — Я никогда не должна была стать первой. Как и второй. Но сейчас это не важно. Я предпочитаю, чтобы меня называли моим настоящим именем — Миллисента. Или Милли. Любое из них подходит.

— Твое имя означает «храбрая сила», — услышал я себя.

— Так мне сказали. — Миллисента уставилась на меня, снова не моргая. Жутко. — И это все, что ты можешь сказать?

Черт, нет. Мне было что сказать. Черт. Я чувствовал себя как Поппи, потому что у меня было много вопросов.

— Ты… ее сестра, не так ли? Чистокровная.

— Да.

Мои мысли бешено метались.

— Айрес — и твой отец тоже.

Она кивнула.

И это также означало…

— Ты — богиня.

Миллисента мрачно рассмеялась.

— Я не богиня. То, что я есть — это провал.

— Что? Если твой отец…

— Если ты похож на своего брата, то думаешь, что знаешь все, — заметила она. — Но, как и он, ты не знаешь, что возможно, а что нет. Ты понятия не имеешь.

— Тогда расскажи мне.

Миллисента одарила меня еще одной натянутой улыбкой, покачала головой, обдав мою грудь и лицо струей холодной воды.

Во мне горело разочарование, почти такое же сильное, как подступающая жажда крови.

— Какого черта? Почему ты не бог?

— С чего бы я вообще начала, если бы отвечала на твои вопросы? И когда твои вопросы прекратятся? Они не прекратятся. Каждый мой ответ приводил бы к другому, и, прежде чем мы узнали бы об этом, пришлось бы пересказать всю историю царств. — Миллисента моргнула, а затем отвернулась, переступая через мои ноги. — Настоящую историю.

— Я знаю настоящую историю.

— Нет, не знаешь. Как и Малик.

При упоминании имени брата из моих легких вырвался воздух, на мгновение ошеломив меня. Мой брат… Я не видел его с тех пор, как он перевязал мне руку. В памяти всплыло то, что он сказал о Прислужнице: «У нее был весьма ограниченный выбор». — Малик знает, — выдохнул я. — Этот сукин сын знает, кто ты.

Миллисента быстро переместилась, приседая у моих ног. Достаточно близко, чтобы, если бы я оттолкнулся, то повалил ее. Она должна была это знать, но осталась на месте.

— Ты не представляешь, что пришлось сделать твоему брату. Ты не… — Она оборвала себя, резко повернув шею. — Все, что делает королева… она делает не просто так. Почему она забрала тебя в первый раз. Почему она оставила Малика. Ей нужен был кто-то с сильной атлантийской родословной, чтобы помочь Пенеллаф в ее вознесении. Чтобы убедиться, что она не потерпит неудачу. Ей повезло, когда ты вернулся в игру, не так ли? Тот, кого она изначально планировала использовать. А потом наша мать ждала, пока Пенеллаф пройдет Выбраковку… это происходит сейчас. И теперь она снова ждет, пока Пенеллаф завершит ее.

— Поппи вознеслась в божество…

— Она не завершила Выбраковку, — перебила Миллисента. — Но когда она это сделает, моя сестра даст нашей матери то, чего она хотела с тех пор, как узнала, что ее сын мертв.

— Месть?

— Месть всем. — Миллисента наклонилась, положив руку мне на колено. Ее голос упал до шепота. — И она не хочет переделывать королевства. Это царства. Она хочет восстановить их такими, какими они были до создания первого атлантийца. Когда смертные были подчинены богам и Первородным. И это… это уничтожит не только царство смертных, но и Илизеум.

Меня пронзил шок.

— И ты думаешь, что Поппи поможет ей сделать это?

— У нее не будет выбора. Моей сестре суждено сделать именно это. Она — Предвестник, о котором было предсказано.

— Чушь, — прорычал я. — Она…

— Помнишь, что я говорила тебе раньше? Наша мать недостаточно сильна, чтобы сделать такое. Но она создала нечто подобное. Пенеллаф.

Холодный воздух хлынул мне в грудь.

— Нет.

— Это правда. — Черты ее лица сжались, и я увидел это на мгновение, прежде чем ее глаза опустились. Печаль. Глубокая, бесконечная печаль. — Я бы хотела, чтобы это было не так, потому что знаю: что бы я ни делала… что бы ни делал любой… Королева добьется своего. Потому что ты тоже не справишься.

Я наклонился, насколько позволяла цепь.

— Не справлюсь с чем?

Миллисента подняла на меня взгляд.

— С убийством моей сестры.

Я отпрянул назад к стене, едва успев почувствовать вспышку боли в спине.

— Пенеллаф скоро завершит Выбраковку. — Миллисента поднялась. — Тогда ее любовь к тебе станет одной из очень, очень немногих ее слабостей. Ты будешь единственным, кто сможет остановить ее тогда. Если этого не сделать, Пенеллаф поможет положить конец царствам, какими мы их знаем, в результате чего миллионы людей погибнут, а те, кто выживет, подвергнутся чему-то гораздо худшему. В любом случае, моя сестра не переживет этого. Она умрет на твоих руках или утопит царства в крови.

ГЛАВА 27

Поппи

На следующий день после обеда я расхаживала по спальне, а принесенный одной из менее болтливых Прислужниц обед съела только потому, что не могла позволить себе ослабеть.

Вместе с едой принесли еще один белый наряд. Предпочитая надеть то, что было на мне накануне, я уничтожила платье искрой эфира. Мне не следовало использовать эссенцию для такого детского поступка, но о минутной радости, которую она принесла, трудно сожалеть.

Время от времени я бросала взгляд на двойные двери. Я не видела и не слышала о Кровавой Королеве с тех пор, как они вернули меня в мои покои накануне вечером. Я осталась в этой проклятой комнате только потому, что не хотела рисковать безопасностью Киерана и Ривера, а также Кастила.

Я связалась с Киераном по нотаму, сообщив ему, что мы с Кастилом в порядке. Он обрадовался, но по связи я поняла, что он сомневается в Кастиле.

У меня тоже были сомнения.

Мое прикосновение принесло бы ему облегчение лишь на несколько часов… если бы вообще принесло. Может быть, даже ненадолго. Я могла только молиться, чтобы ему дали кровь и еду. Что исцеление этих ран дало ему более длительную передышку.

Я отчаянно пыталась заснуть. Чтобы добраться до Кастила. Но мне это не удавалось. Комната казалась слишком тихой и слишком большой. Слишком одинокой и слишком знакомой. Слишком…

Я остановила себя.

Ничего из этого не помогло бы. А вот что помогло бы точно, так это сосредоточиться на том, что будет дальше, и именно это я прокручивала в голове уже несколько часов. Наш план состоял в том, чтобы попасть в столицу и освободить Кастила и моего отца. План оставался таковым. Вот только нас технически взяли в плен, и я не знала, где держат моего отца, если не здесь.

Мне придется заставить Избет сказать, где он, когда я вернусь за ним.

Я ненавидела эту мысль… мне ужасно не нравилась идея оставить Айреса позади. Но я должна была вытащить Кастила, и поскорее.

Потому что он был не в порядке.

Я залечила все раны, какие могла, но он был на грани жажды крови и рисковал потерять часть себя. Я не могла этого допустить.

Ища уникальный отпечаток Киерана, я обнаружила богатое кедром ощущение.

— Лисса?

На моих губах заиграла кривая ухмылка.

— Не называй меня так.

— Тогда может, моя королева?

Я вздохнула.

— Как насчет ни того, ни другого?

Его усмешка щекотала мне нервы.

— Что случилось?

— Нам нужно убираться отсюда.

Наступила пауза.

— О чем ты думаешь?

— Нам нужно добраться до одного из храмов. Кастила должны держать где-то рядом. Под землей. — Я подошла к окну. — У нас есть заклинание. Как только мы найдем вход в туннели, то сможем его использовать. А насчет того, что делать дальше, я не уверена.

Прошло несколько мгновений тишины, когда я почувствовала, что меня окружает лесная атмосфера.

— Мы можем попробовать тот способ, которым планировали попасть внутрь.

— Через шахты?

— Да. Мы можем попытаться получить к ним доступ. Или…

Мое сердце сильно заколотилось. Они будут ожидать этого. Должен быть лучший способ.

— Сражаться.

Я остановилась у окна, глядя на столицу.

— Не уверена, что это лучший вариант.

— Борьба будет нашим единственным вариантом, несмотря ни на что, — рассуждал Киеран. — Либо через одни из ворот, либо изнутри Вала и через шахты.

Мы обсуждали это, ходили туда-сюда, пока Киеран не решил.

— Самый быстрый способ — идти прямо к восточным воротам. У нас есть Ривер. У нас есть ты. Мы можем сражаться.

Я поджала нижнюю губу.

— Если мы сделаем это… если я сделаю это… мы рискуем, что люди увидят во мне демиса. Мы рискуем тем, что люди будут верить в худшее о нас и бояться того, что их ждет.

— Мы сделаем это. — Наступила очередная пропасть молчания. — Но сейчас мы не можем об этом беспокоиться. Это не наша забота. А вот Кас — да. Необходимо выбраться отсюда. И если это означает уничтожение части Вала, то мы уничтожим ее, Поппи.

Я закрыла глаза. Сущность в моей груди пульсировала.

— Мы не можем спасти всех, — напомнил мне Киеран. — Но можем спасти тех, кого любим.

Меня пронзила дрожь. В разговоре с генералами я понимала, что есть вероятность того, что наши планы могут рухнуть. Что нам придется уничтожить Восставших. Что это повлечет за собой неисчислимые потери. Что мы станем монстрами, которых боялись жители Солиса.

И сейчас это было правдой.

Киеран, должно быть, почувствовал мое согласие, потому что дальше он сказал:

— Нам просто нужно отвлечение.

Отвлекающий маневр. Серьезный, который даст нам время пройти через Вэйфер и добраться до храмов.

Мои глаза открылись, и я сосредоточилась на черном камне Возвышения, маячившего вдалеке.

— У меня есть идея.

***

Мое терпение было на пределе, когда я сидела в мягком кресле в алькове главного этажа Большого зала. Дюжина рыцарей и Прислужниц выстроились вдоль стены позади меня.

Солнце только начало садиться, когда Кровавая Королева призвала меня к себе. И все же я сидела здесь, пока она развлекалась.

Я окинула взглядом заполненный зал: лица многих смертных сливались воедино, они болтали и боролись за несколько мгновений ее времени. Она двигалась среди них, сопровождаемая Миллисентой и еще одной Прислужницей. Подобно яркой птице, сияя рубиновой короной, она милостиво улыбалась, когда смертные кланялись. Сегодня она не надела белое. Она, как и Миллисента, была облачена в пунцовое одеяние.

Я не совсем поняла, как это платье оставалось на ее теле. Или же верхняя половина была сделана из какой-то краски для тела. Оно было настолько облегающим и без рукавов, что бросало вызов гравитации. Декольте доходило до пупка, открывая гораздо больше, чем я когда-либо хотела видеть, учитывая… независимо от того, хотела ли я это признать… что она была моей матерью. Нижняя часть платья была более свободной, но я не осмеливалась слишком долго смотреть на сплетение ткани. Мне не нужна была эта травма в моей жизни.

— Ты выглядишь так, как будто получаешь удовольствие.

При звуке голоса Малика я напряглась еще больше.

— Я наслаждаюсь временем своей жизни.

Раздался короткий грубый смешок, когда он прошел мимо моего кресла и сел на одно из двух пустых, стоявших по обе стороны от меня.

— Не сомневаюсь.

В течение нескольких мгновений никто ничего не сказал.

— Я понятия не имею, зачем она вызвала меня в Большой зал.

— Она хотела, чтобы ты увидела, как ее любят, — ответил Малик. — На случай, если демонстрации в Большом зале было недостаточно.

Взглянув на него, я увидела, как он подносит к губам бокал с красной жидкостью. Я не была уверена, что это вино. Он говорил тихо, но рыцари и Прислужницы были достаточно близко, чтобы услышать его. Больше никого рядом не было. То, что я почувствовала от него накануне, не давало мне покоя, когда я вернула свое внимание к полу.

— Конечно, они любят ее. Они — элита Карсодонии. Самые богатые. Пока их жизнь легка, они будут любить того, кто сидит на этом троне.

— Они не единственные. Ты сама это видела.

Я сказала:

— Только она дает Благословения вместе с атлантийской кровью. — Я снова посмотрела на него. Он пожал плечами. — Что-то, что не может иметь длительного эффекта.

Он сделал еще глоток.

— И она заставляет их бояться…

— Тебя, — проговорил он. — Предвестника.

Я заставила себя медленно, ровно вздохнуть.

— То, что она сказала людям вчера, было ложью. Те, кто живет в Оук-Эмблере и других городах, не подвергались насилию. Ты, что бы сейчас ни думал, должен знать, что атлантийцы… твой отец… никогда бы не сделали того, что она утверждала.

Малик снова ничего не ответил.

— Люди здесь в конце концов узнают правду, — продолжила я в тишине. — И я не верю, что все смертные в Карсодонии считают ее благосклонной королевой. Они также не поддерживают Обряд.

Малик опустил свой бокал.

— Ты была бы права, если бы не верила в это.

Я внимательно наблюдала за ним, открывая свои чувства, пока он смотрел на пол. В щитах все еще были трещины.

— Я видела вчера Кастила.

Его лицо ничего не выражало, но я уловила внезапный привкус кислого. Стыд.

— Он был не в лучшей форме. — Я понизила голос, вцепившись в ручки кресла. — Он был почти потерян из-за жажды крови. Он был ранен и…

— Я знаю. — Его челюсть была твердой, и когда он заговорил, его голос был едва выше шепота. — Я привел его в порядок, как мог, после того, как королева прислала тебе такой прекрасный подарок.

Малик приходил к нему.

Кастил не сказал об этом, но у него было не так много возможностей передать информацию. Кто-то перевязал ему руку. Это должно было что-то значить. Это, а также сырая агония, которую я чувствовала от Малика. Что именно это значило, я не понимала.

Я наклонилась к нему, и плечи под белой рубашкой напряглись.

— Значит, ты знаешь, как его найти, — прошептала я. — Скажи мне…

— Осторожно, Королева Плоти и Огня, — пробормотал Малик с хрупким изгибом губ. — Это очень опасный путь, на который ты ступаешь.

— Я знаю.

Его взгляд скользнул к моему.

— Ты многого не знаешь, если думаешь, что я отвечу на этот вопрос.

Я подавила поднимающуюся волну гнева.

— Я почувствовала твою боль. Попробовала ее на вкус.

В его челюсти запульсировал мускул.

— Это было, кстати, очень грубо с твоей стороны, — сказал он через мгновение. — И это было больно.

— Ты остался жив.

Он издал короткий смешок.

— Да, остался. — Он взял еще один бокал. — Именно так.

Сардоническая изюминка его слов заставила меня изучать его черты.

— Почему? Почему ты здесь. С ней? Это не потому, что она открыла тебе глаза на что-то, не говоря уже о правде. Она не настолько убедительна.

Малик ничего не сказал, глядя вперед, но я увидела, как его внимание переключилось с Кровавой Королевы на темноволосую Прислужницу. Это было мимолетно. Я бы не заметила этого, если бы не наблюдала за ним так пристально.

— Это она.

Его взгляд метнулся к моему, а затем его выражение лица превратилось в полуухмылку.

— Королева?

— Миллисента, — тихо сказала я.

Он снова рассмеялся, очередным коротким всплеском сухого звука.

Я села обратно.

— Может быть, я спрошу Кровавую Королеву, думает ли она, что ты здесь ради нее или ради ее Прислужницы.

Медленно, Малик склонился над небольшим между нами пространством.

— Спроси ее об этом, — появилась одинокая ямочка, — и я заверну тебя в кости божества и брошу в проклятое Страудское море.

— Это немного чрезмерная угроза, — ответила я, чувствуя, как во мне просыпается удовлетворение. Так и было. Оставалось совсем немного причин для этого. Ему должно быть не все равно. — Именно такая реакция была бы у меня, если бы ты угрожал Кастилу.

Малик посмотрел на меня.

Я улыбнулась.

— Только в моей реакции не было бы ни костей божества, ни моря. И это не была бы пустая угроза.

Он допил свой напиток.

— Принято к сведению. — Его взгляд переместился на пол. — Она идет.

Кровавая королева приблизилась. Малик поднялся. Я не встала. В зале раздался ропот, пока я смотрела на нее. Черты лица Избет заострились, когда она пронеслась мимо меня и опустилась в кресло по другую сторону от меня. Только после этого Малик сел. Десятки глаз наблюдали за тем, как Миллисента осталась стоять перед нами, к ней присоединились остальные Прислужницы. Их прямые спины создавали довольно впечатляющий заслон для уединения.

Кто-то протянул Кровавой королеве бокал с пузырящимся вином. Она подождала, пока слуга не скрылся в тени, и сказала:

— За нами наблюдают, и они считают твое неуважение к королеве… твое поведение, позорным.

— А если бы они узнали правду о тебе? О том, что ты сделала? — спросила я, наблюдая, как молодая пара говорит, глядя на статую того, кого я всегда считала Никтосом, но, судя по всему, это был не он.

— Сомневаюсь, что для большинства в этой комнате что-то изменится, — заметила она. — Но мы знаем, что они сделают, если узнают, кто ты.

— Бог, а не Предвестник.

— Для многих это одно и то же, — пробормотала она.

Я напряглась.

— Возможно, но я готова доказать им, что им нечего бояться меня.

— И как же ты это сделаешь?

— Ну, я могла бы начать с того, что не стала бы забирать их детей и использовать их как скот, — ответила я.

— А Тони использовали как скот? — Она жестом указала на толпу украшенной драгоценностями рукой. — Или кого-нибудь из лордов и леди, присутствующих сегодня вечером?

— Нет, их просто превратят в существ, которые потом будут охотиться на других без особых угрызений совести.

Ее темныйвзгляд скользнул к моему.

— Или они будут отбирать слабых из общей массы.

Я скривила губы.

— Ты действительно в это веришь?

— Я знаю это. — Она взяла бокал.

Мне стоило больших усилий удержаться от того, чтобы не выбить хрустальный бокал из ее руки.

— А дети, которых забрали во время последнего Обряда? Те, что были повешены под Редроком?

— Служили богам.

— Ложь, — прошипела я. — И мне не терпится увидеть твое лицо, когда вся эта ложь будет разоблачена.

Она усмехнулась, глядя на пол.

— Ты думаешь, я позволю твоим армиям осадить столицу, как осаждала другие города? Города, которые я даже не считаю потерянными? — Она повернула голову ко мне. — Потому что они не являются потерями. Но то, что произошло в этих городах, не произойдет здесь. Если твои армии прибудут к Валу, я украшу эти стены и ворота новорожденными. И какие бы дракены у вас ни остались, какие бы армии ни стояли на ногах, вам придется сжигать и разрезать их.

Я могла только смотреть, медленно осознавая, что она говорит серьезно. Мои пальцы вцепились в ручки кресла, когда во мне глубоко запульсировала Первобытная сущность. По телу пробежала слабая дрожь, когда я уставилась на статую, но видела только смертных на воротах Оук-Эмблера и тех, кто находился под Редроком. Рядом со мной Малик вытянулся вперед, а Миллисента слегка повернулась. Пара, стоявшая перед статуей, нахмурилась, глядя вниз, где вибрировали только что упавшие лепестки ночных роз.

Это была я.

Мой гнев.

Я это делала.

На мгновение закрыв глаза, я обуздала свои эмоции, и это было очень похоже на все те времена, когда я надевала вуаль и представала перед герцогом Тирманом. Когда я должна была просто стоять и принимать все, что он скажет. Это также было похоже на отключение моих чувств к другим. Вместо этого я закрылась от своих эмоций. Только когда эфир в моей груди успокоился, я снова открыла глаза. Лепестки осели на пол.

— Умница, — прошептала Кровавая Королева, когда Малик расслабился. — Я вижу, ты научилась в какой-то степени контролировать эту силу.

Я заставила себя ослабить хватку на подлокотниках кресла.

— Это то, о чем ты хотела поговорить со мной? О том, как ты будешь убивать еще больше детей и невинных людей?

— Не я буду убивать этих смертных, — заявила она. — Это будут делать армии под твоим командованием. — Ее взгляд был напряженным. Я чувствовала, как он прослеживает каждый дюйм моего лица. — Или это просто сделаешь ты. Поэтому, если хочешь избежать этого, позаботься о том, чтобы твои армии отступили.

Я перевела взгляд в ее сторону.

— Теперь мы собираемся обсудить будущее королевств? Неужели ты думаешь, что я буду вести с тобой переговоры, если ты планируешь действовать именно так? — Эти слова вырвались из меня в спешке. — Я не отдам тебе Атлантию. Я не прикажу своим армиям отступить. И я не позволю тебе использовать невинных людей в качестве щита.

Ее внимание переключилось на принца.

— Малик, если ты не возражаешь, мне нужно поговорить с дочерью наедине.

— Конечно. — Малик поднялся, поклонился, когда его глаза ненадолго встретились с моими. Он спустился по коротким широким ступеням, проходя мимо Миллисенты, и сразу же был завален улыбающимися дамами и лордами.

— Они так очарованы им, — сказала Кровавая Королева. — Если бы он захотел, то отбил бы их тростью.

Прислужница отвела взгляд от Малика, ее внимание устремилось дальше по Большому залу.

— Знаешь ли ты, что помогло мне выжить? — спросила она через несколько мгновений. — Месть.

— Это… весьма банально, — заметила я.

Ее смех был мягким и коротким.

— Как бы то ни было, это правда. И я думаю, причина, по которой это стало таким клише, в том, что месть помогла многим остаться в живых в самые мрачные моменты их жизни. Моменты, которые длятся годами и десятилетиями. Я получу это.

— Подавляющее большинство атлантийцев не имеют никакого отношения к тому, что было сделано с тобой или твоим сыном, — сказала я ей. — И все же ты думаешь, что контроль над Атлантией каким-то образом даст тебе возможность отомстить. Это не так.

— Я… я должна признаться тебе кое в чем. — Кровавая Королева наклонила свое тело к моему. До меня донесся аромат роз. — У меня никогда не было намерения править Атлантией. Мне не нужно королевство. Я даже не хочу его. Я просто хочу увидеть, как оно сгорит. Конец. Я хочу видеть каждого атлантийца мертвым.

***

Кастил

Она умрет в твоих объятиях…

Слова Миллисенты постоянно крутились у меня в голове. Я не спал с тех пор, как она была здесь. Я не мог перестать думать о том, кем она была, чем поделилась. Я не мог отрицать, что она сестра Поппи. Они были слишком похожи. Черт, если бы их волосы были одного цвета, а у Миллисенты было меньше веснушек, их можно было бы принять за близняшек. А то, что она сказала о Поппи? То, что она сказала, что мне нужно сделать?

Я зарычал во все горло.

К черту.

Даже если бы Поппи была достаточно могущественной, чтобы посеять такой хаос, о котором предупреждала Миллисента, она никогда бы этого не сделала. В ней не было такого зла.

Может Миллисента и была сестрой Поппи, но я не доверял ей. И я не доверял ни единому слову из ее уст.

В коридоре послышались шаги, и я резко поднял голову. Вошел Золотой Мальчик. Один. У него не было с собой ни еды, ни воды.

— Какого черта тебе нужно? — прорычал я, мое горло пересохло.

— Хотел узнать, как у вас дела, Ваше Величество.

— Чушь.

Он улыбнулся, его краска на лице и одежда были такими чертовски золотыми, что он сиял, как лампочка.

— Ты снова начинаешь выглядеть… не очень хорошо.

Мне не нужно было, чтобы этот осел указывал на то, что я и так знал. Голод грыз мои внутренности, и я готов был поклясться, что видел пульс у него на шее.

Но Восставший просто стоял и смотрел.

— Если ты здесь не для того, чтобы рассказать мне о погоде, — пробурчал я, — можешь выметаться к чертовой матери.

Каллум хихикнул.

— Впечатляет.

— Я? — ухмыльнулся я. — Я знаю.

— Твое высокомерие, — сказал он, и низкий гул вырвался из моей груди, когда он шагнул вперед. Его улыбка расширилась. — Ты прикован к стене, голоден и грязен, не в состоянии сделать ничего, чтобы помочь своей любимой девушке, и все равно остаешься таким высокомерным.

Еще один рык когтями впился в мое горло.

— Она не нуждается в моей помощи.

— Думаю, нет. — Он коснулся своей груди. — Она заколола меня вчера. Моим собственным кинжалом.

Из меня вырвался грубый смех.

— Это моя девочка.

— Ты, должно быть, очень гордишься ею. — Он медленно опустился на колени. — Посмотрим, как это изменится.

— Это никогда не изменится, — поклялся я, моя челюсть кипела. — Несмотря ни на что.

Он изучал меня несколько мгновений.

— Любовь. Такая странная эмоция. Я видел, как она уничтожает самых могущественных существ, — сказал он. Слова Миллисенты снова зазвучали у меня в голове. — Я видел, как она придавала другим невероятную силу. Но за все те многие… многие годы, что я прожил, лишь однажды видел, как любовь останавливает смерть.

— Это так?

Каллум кивнул.

— Никтос и его Супруга.

Я уставился на него.

— Ты настолько стар?

— Я достаточно стар, чтобы помнить, как все было раньше. Достаточно стар, чтобы знать, когда любовь — это сила или слабость.

— Мне все равно.

— А зря. Потому что для тебя это слабость. — Эти бледные, немигающие глаза были чертовски тревожными. — Ты знаешь, почему?

Мои губы оттопырились.

— Держу пари, ты собираешься мне рассказать.

— Ты должен был питаться от нее, когда у тебя был шанс, — сказал он. — Ты будешь жалеть, что не сделал этого.

— Неверно. — Я никогда не пожалею о том, что не поставил под угрозу безопасность Поппи. Никогда.

— Это мы еще посмотрим. — Восставший долго смотрел на меня, а затем двинулся с места.

Он был быстр. Я отшатнулся назад при виде блеска стали. Отступать было некуда. Мои рефлексы были дерьмовыми.

Боль взорвалась в моей груди, огненной волной забрав с собой воздух в легких. Металлический привкус мгновенно заполнил мой рот. Я посмотрел вниз и увидел кинжал глубоко в центре моей груди и повсюду красное, стекающее по животу.

Я поднял голову и выругался:

— Промахнулся мимо сердца, тупица.

— Я знаю. — Восставший улыбнулся, выдергивая кинжал. Я зарычал. — Скажите мне, Ваше Величество. Что происходит с атлантийцем, когда в его жилах больше не течет кровь?

Рана словно горела, но внутри меня все было покрыто льдом. Мое сердце вяло забилось. Жажда крови. Полная и абсолютная. Вот что произошло.

— Я слышал, что это делает человека монстром, как Жаждущие. — Поднявшись, он поднес кинжал ко рту и провел языком по пропитанному кровью лезвию. — Удачи.

ГЛАВА 28

Поппи

Я хочу видеть каждого атлантийца мертвым.

Холодное чувство тревоги пробежало по моему позвоночнику, когда я встретилась взглядом с Кровавой Королевой.

— Даже Малика?

— Даже его. — Она потягивала свое шампанское. — Это не значит, что я увижу его смерть. Или твоего возлюбленного. Мне нужно, чтобы ты действовала вместе со мной. А не против меня. Убийство любого из них только помешает тому, чего я хочу. Он, — она направила свой бокал на скопление людей вокруг Малика, — и его брат переживут мой гнев. Я ничего не имею против вольвенов. Они тоже могут жить дальше, как им заблагорассудится, но остальные? Они умрут. Не потому, что я виню их за то, что было сделано со мной. Я знаю, что они не сыграли никакой роли в погребении Малека или смерти нашего сына. Я даже по-настоящему не виню Элоану.

— Правда? — с сомнением сказала я.

— Не пойми меня неправильно. Я ненавижу эту женщину и запланировала для нее нечто особенное, но она не та, кто позволил этому случиться. Я знаю, кто действительно несет ответственность.

— Кто это?

— Никтос.

Ошеломленная, я отпрянула назад.

— Ты… ты винишь Никтоса?

— А кого еще мне винить? Малеку нужны были испытания родственных сердец. Он позвал своего отца. Даже спящий Никтос услышал бы его. Он ответил, и он отказался, — сказала она мне, и еще одна волна неверия прошла через меня. — Из-за этого Малек вознес меня. И ты знаешь, что случилось потом. Я виню не только Элоану или Валина. Я виню Никтоса. Он мог бы предотвратить все это.

Никтос. Он действительно мог. Но то, что он не дал своему сыну что-то подобное после того, как увидел, что случилось, когда он отказал ему в этом раньше, и бог умер, не имело смысла.

— Почему он отказался?

— Я не знаю. — Она посмотрела вниз на свое кольцо с бриллиантом. — Если Малек и знал, он никогда не делился. Но сейчас неважно, почему, не так ли? — Кожа в уголках ее рта напряглась. — Никтос стал причиной этого.

Предотвратить случившееся и быть первопричиной — две совершенно разные вещи. Во всем, что делала Избет, она обвиняла других. Ее способность избегать ответственности была потрясающе впечатляющей.

— Я не понимаю, как ты думаешь, что сможешь отомстить Первородному Жизни, — сказала я.

Ее смех был легким, как звон колокольчиков, когда она убирала со щеки густую прядь.

— Никтос ценит все виды жизни, но особенно ему нравятся атлантийцы. Они были созданы в результате испытаний родственных сердец — плод любви. Малек однажды сказал мне, что его отец даже считал атлантийцев своими детьми. Их гибель вершит правосудие, которого я ищу.

Я подумала, что, возможно, она гораздо более сумасшедшая, чем я считала раньше.

— И ты думаешь, что я каким-то образом помогу тебе убить сотни тысяч людей? Ты этого от меня хочешь?

— Ты уже это сделала.

— Я не делала ничего подобного…

— Разве?

Взявшись за ручки кресла, я наклонилась к ней.

— Что именно, по-твоему, я сделала или сделаю?

— Твой гнев. Твоя страсть. Твое чувство добра и зла. Твоя любовь. Твоя сила. Все это. В конце концов, ты такая же, как я. Ты будешь делать то, для чего была рождена, моя дорогая дочь. — Она подняла свой бокал ко мне. — Ты принесешь смерть моим врагам.

Все, что ты освободишь — это смерть.

Резко вдохнув, я отпрянула от нее. Она говорила так, будто у меня не было выбора. Как будто это было предопределено, и какие-то слова, сказанные много веков назад, перевешивали мою свободу воли.

Энергия пульсировала в моей груди, заряжая окружающий нас воздух. Ее улыбка не дрогнула… ни разу, когда она обвела долгим взглядом Большой зал — помещение, заполненное смертными. Я поняла, что именно поэтому она ждала этого момента, чтобы сказать мне, что хочет увидеть, как сгорит Атлантия. Она уже начала использовать людей как щит.

А впрочем, когда она не использовала?

Но она ошибалась. Мой гнев. Мое чувство справедливости. Моя любовь. Моя сила. Это были сильные стороны. А не роковые недостатки, которые могут привести к гибели несметного количества невинных.

— Ты ошибаешься, — сказала я, дрожащими руками снова ухватившись за ручки кресла. — Я — не ты.

— Если это то, что тебе нужно сказать себе, — ответила она с улыбкой и подмигиванием. — Но если бы тебе пришлось уничтожить всех в этой комнате, чтобы спасти то, что тебе дороже всего, ты бы сделала это без колебаний. Так же, как и я.

Мое дыхание остановилось. Мое сердце заколотилось. Я хотела отрицать то, что она утверждала. Мне нужно было это сделать.

Но я не могла.

И это задело каждый нерв в моем теле.

— Может, ты и родила меня, но кровь — единственное, что у нас есть общее. Мы совсем не похожи. И никогда не будем. Ты не моя мать, не мой друг и не мой помощник, — сказала я, наблюдая, как улыбка исчезает с ее лица. — Все, кем ты являешься — это королева, чье правление вот-вот закончится. Вот и все.

В ее глазах появился слабый проблеск злобы, она крепче сжала бокал. Ее губы истончились.

— Я не хочу враждовать с тобой, дочь. Не сейчас, — сказала она, и внезапный горький привкус печали застрял у меня в горле. — Но надави на мою руку, и я надавлю на твою и докажу, насколько мы похожи.

Кастил.

Она угрожала Кастилом.

Моя кожа стала такой же холодной, как и то пустое, ноющее место внутри меня, и когда я снова заговорила, мой голос звучал так же, как в Массене. Дымный. Тенистый.

— Я могу убить тебя прямо сейчас.

Ее глаза встретились с моими.

— Тогда сделай это. Высвободи эту силу, дитя. Используй эту ярость. — В ее глазах мелькнула ярость. — Но, прежде чем ты это сделаешь, вспомни, что ты сидишь не перед Вознесенным.

По Большому залу пронесся короткий, пронзительный крик, за ним последовал звон разбивающегося стекла, а затем тишина. Я повернулась в ту сторону, откуда раздался крик, и у меня свело живот, когда я увидела, как пара, стоявшая у статуй, упала на колени, кровь хлынула из их глаз, ушей, ртов и носов. Раздались более громкие и протяжные крики, смертные разбегались от этой пары, уменьшаясь в размерах, превращаясь лишь в кожу и кости, скрепленные шелком и атласом.

Малик и Миллисента промчались к нам, когда люди закричали и отошли подальше. Но Избет… она не сводила с меня глаз. Ни разу. Но она сделала это, и такая сила была…

Это было ужасно.

Я не знала, способна ли я на такое. И никогда не хотела узнать.

Кровавая Королева села, наклонив голову, изучая меня.

— Я думаю, тебе будет полезно побыть одной. А завтра мы поговорим об этом подробнее. — Она указала одному из рыцарей вперед. — Проводите ее в ее покои и проследите, чтобы она оставалась там.

Я поднялась, когда несколько рыцарей покинули свои посты и окружили меня.

Завтрашнего дня не будет.

Больше никаких обсуждений.

Отвернувшись от нее, я прошла по краю алькова, опустив руки. Инстинкт подсказывал мне, что время на исходе. Не имело значения, что она думает, что я сделаю, и мне не верилось, что я смогу умерить свой пыл настолько, чтобы остановить ее руку и не дать ей бессмысленно причинить вред другим. Инстинкт также подсказывал мне, что Избет не станет сразу же нападать на Кастила. Прежде чем прибегнуть к этому, ей нужно было убить еще двоих.

Киерана.

И Ривера.

Она сделает это, чтобы доказать, что я такая же неуравновешенная и жестокая, как и она.

Все, что ты освободишь — это смерть.

Хотя, возможно, она знала меня лучше, чем я сама. Возможно, пророчество было именно таким, как верила она и другие. Возможно, Уилла ошибалась, и Виктер был послан охранять нечто зловещее. Возможно, я была Предвестник.

Потому что если она сделает то, чем угрожала, я утону в пролитой мною крови.

Это означало, что у меня нет времени.

Я поискала отпечаток Киерана и отправила ему быстрое сообщение.

— Мы должны сделать наш ход сегодня вечером.

Его ответ был мгновенным и полным решимости. У входа в Большой зал я оглянулась через плечо и увидела, что Кровавая Королева стоит за альковом, тонкий хрустальный бокал все еще в руке, она наблюдала за мной, как хищник, которым она себя считала.

Я отвернулась, мысленно формируя свою волю. Эфир пульсировал в моей груди.

Бокал, который держала Кровавая Королева, разбился, напомнив ей, что рядом с ней сидела не испуганная, покорная Дева.

***

В небе над городом засияла луна, ее свет заливал воды Страудского моря. Я стояла у окна. За внутренними стенами Вэйфера и храмами Никтоса и Персеса возвышался Вал.

Это было самое высокое возвышение из всех, почти такое же высокое, как замок Вэйфер. Сотни факелов выстроились на земле сразу за Валом, их пламя было ярким и ровным, служившим маяком безопасности и обещанием защиты. Все они были охвачены пламенем.

Отвлекающий маневр.

Большой.

Я подумала о тумане — как он кружился вокруг Жаждущих и покрывал горы Скотос. Это была первобытная магия. Продолжение их сущности и воли. Что, как я поняла, означало, что ее можно вызвать.

Я не знала, сработает ли это. Я не была Первородной, но я была потомком Первородного. Его сущность текла по моим венам. Дракен ответил на мою волю. Первородный нотам связал меня с вольвеном.

Положив руки на каменный карниз окна, я закрыла глаза и призвала эфир к себе. Сущность отозвалась волнующим порывом, и я мысленно представила туман, густой и похожий на облака, как это было в горах Скотос. Я увидела, как он просачивается из-под земли, растет и расширяется. Моя кожа потеплела, когда я представила, как он катится по холмам и лугам за пределами столицы, сгущаясь, пока не скрыл все на своем пути. Открыв глаза, я не остановилась на этом.

Серебристые искры потрескивали на моей коже, когда я смотрела на Вал и ждала, вспоминая другую ночь и другой город, другую меня, которая верила в защиту Вала. В эту безопасность.

Пламя за Валом начало дико пульсировать. Во мне и надо мной клубился эфир, пока я продолжала призывать туман. Вызывая его. Создавая его.

Пламя рядом с первым начало танцевать, потом еще и еще, пока вся масса не запульсировала в бешеном ритме, разбрасывая угли на десятки футов во все стороны. Первыми погасли два факела в конце линии, а затем все они разом погасли, погрузив землю за Валом в кромешную тьму.

Вдоль всей стены вспыхнуло пламя. Были подняты и выпущены горящие стрелы. Они дугой пронеслись сквозь ночь, а затем упали вниз, вонзившись в траншеи с хворостом, которые тянулись по всей длине восточной стены. Огонь вспыхнул, заливая землю оранжевым сиянием…

И над густым, клубящимся туманом, просачивающимся к траншеям. Туман проникал под хворост и стелился над пламенем, покрывая его, пока густая масса не заглушила свет от огня.

Туман, в котором, по мнению любого на Вале или в городе, обитали извращенные фигуры Жаждущих.

Со стороны Вала донеслись звуки рога, сотрясая ночь, но я не остановилась на этом.

Я продолжала призывать туман дальше, и… почувствовала, как он откликнулся, устремившись к подножию Вала. Он распространился вдоль массивной стены. Я услышала крики и мысленно увидела, как туман поднимается, раздуваясь, пока не достиг крепостных стен и башен на Вале.

А потом я увидела его перед собой, превратившегося в облачный молочно-белый занавес на фоне ночного неба.

У меня перехватило дыхание при виде этого зрелища. В этом тумане не было бы Жаждущих. Он не причинит вреда. Это была не моя воля. Он лишь вызовет хаос и смятение.

Оно уже началось, когда прозвучал еще один горн.

Первобытный туман огромной волной обрушился на Вал, переливаясь через край и стекая по сторонам. Далекие, панические крики прорезали воздух, когда туман хлынул в Карсодонию и заполнил улицы. Крики страха звучали все ближе и громче, когда туман затопил районы и мосты, захлестнул холмы и долины, пока не поглотил внутренние стены Вэйфера.

Я отступила от окна, поднимая капюшон, когда поворачивалась. Просунув ремешок мешочка под плащ, я обнажила вольвений кинжал.

Пора было пробивать путь к свободе.

ГЛАВА 29

Направляясь к двери, я отключила свои эмоции — чувство добра и зла. Я должна была сделать это, если у меня была хоть какая-то надежда найти Кастила и сбежать.

Я обхватила пальцами золотую ручку. Эфир наполнил мои вены и заструился из пальцев. По серебристой дымке пробежали тонкие тени. Это было немного нервирующее зрелище. Энергия омыла металл, расплавив замок. Открыв дверь, я вышла в коридор.

Королевский рыцарь обернулся, от удивления над черной мантией, закрывающей нижнюю половину лица, расширились его глаза. Я рванулась вперед, вонзая кинжал в уязвимое основание его горла. Затем вывернула руку, перерубив позвоночник вампира. Рыцарь упал, когда другой потянулся к его мечу.

Мысленно сформировав свою волю, я воплотила ее в реальность. Черная мантия, накинутая на плечи рыцаря, взметнулась вперед и поднялась, обернувшись вокруг его лица. Я нырнула под его вытянутый меч, когда он, шатаясь, отступил назад. Его приглушенный крик резко оборвался, когда я вонзила кинжал ему в бок, между броневыми пластинами. Кровавый камень пробил хрящ и вонзился глубоко в сердце вампира.

Стены замка задрожали, когда толстые железные двери на главном этаже начали опускаться. Из неглубоких альковов зала вышли еще два рыцаря, мечи уже были наготове, а гейтеры опущены до уровня подбородка.

— У нас есть приказ не убивать тебя, — сказал один из них, шагнув вперед. — Но это не значит, что мы не причиним тебе вреда.

Я даже не удостоила его ответом, пробираясь вперед, вампирская кровь капала с кончика моего кинжала. Моя воля простиралась за пределы меня. Теневая дымка выплеснулась наружу. Рыцари поднялись с пола, словно их схватили за лодыжки гигантские руки, впечатав сначала в каменный пол, а затем высоко в потолок. Камень и кости трещали, разрываясь под доспехами.

В конце зала распахнулись двери. Полдюжины рыцарей выбежали из башни и остановились, когда из отдаленных частей замка донеслись резкие крики тревоги. Некоторые оглянулись. Другие оскалили клыки и бросились ко мне.

Все они стояли на моем пути.

А время было драгоценно.

Я держала свои эмоции и мысли под замком. Не думала о том, что мне нужно делать… что я сделаю. Позже будет время поразмышлять о той бойне, которую я собиралась развязать… или уже развязала.

Тенистая серебристая паутина пронеслась по полу, взбираясь по стенам и потолку. Она обрушилась на рыцарей, просачиваясь внутрь и находя суставы в их костях, жилы в их мышцах и органах, жизненно важных даже для вампиров. У них не было возможности сделать что-либо с мечами, которые они достали, крикнуть предупреждение другим. Или даже закричать.

Я разорвала их изнутри, не позволяя себе думать о том, насколько это было похоже на то, что сделала Избет. Они рухнули замертво, упав на пол грудой хрупких доспехов и пустой кожи.

Все, кроме одного.

Среди них был Восставший, стоявший за пределами разрушенных тел. Я шагнула вперед, втягивая эфир обратно.

Его темный смех был приглушенным.

— Предвестник.

— Добрый вечер.

Он набросился на меня, и я опустилась ниже, подхватив с земли упавший меч. Когда я вывернулась, его рука схватила меня за плечо сквозь плащ. Восставший отпрыгнул назад, ожидая, что я ударю ногой, но это было не то, что я планировала. Я вскочила на ноги и, вращаясь, провела мечом в воздухе по широкой дуге, занося клинок над закрытой гейтерами шеей Восставшего, перерубая позвоночник и голову.

Когда Восставший падал, мне очень хотелось, чтобы было время посмотреть, как именно они отращивают головы, но его не было. Я вышла на лестницу, оставив позади коридор смерти.

Спускаясь по широкой, спиральной лестнице башни, я начала считать секунды. Надеюсь, память мне не изменяла, и эта лестница заканчивалась возле кухонь и проходов. Если бы я ошибалась, было бы гораздо больше пространства для передвижения…

И гораздо больше смерти.

Дверь на площадке третьего этажа распахнулась, ударившись о стену, когда внутрь вошел Киеран. Его лицо и горло были в крови, но я не заметила никаких признаков боли.

— Ты это сделала? — потребовал он. — Туман?

Я кивнула.

— Не знала, сработает ли он.

Он уставился на меня, когда я спустилась еще на несколько ступенек.

— Ты вызвала туман, Поппи.

— Я знаю.

— Я знаю только две вещи, которые могут это сделать. Жаждущие, — сказал он, его глаза расширились, — и Первородные.

— Ну, теперь ты знаешь три вещи. Где Ривер? — спросила я, зная, что дракен ответил бы на мою волю.

— Там, откуда доносились эти крики, — ответил он, поднимая капюшон своего плаща.

О, Боже.

— Нам нужно поговорить обо всей этой истории с туманом позже. — Киеран начал спускаться по лестнице. — Как ты думаешь, сколько у нас есть времени, прежде чем нас закроют?

— Меньше минуты.

— Тогда нам лучше поторопиться, — сказал Киеран, когда дверь на этаже ниже распахнулась, сорвавшись с петель.

Мои брови поднялись, когда Ривер вышел на лестничную площадку. Его лицо и одежда не были забрызганы кровью. Они были вымазаны в ней, когда он смотрел на нас с нижнего этажа.

Киеран вздохнул.

— Ну, я рад, что это была не одна из моих рубашек.

Дракен улыбнулся, обнажив измазанные кровью зубы.

— Простите, — ответил он, убирая кинжал в ножны. — Я грязный едок.

Я решила, что об этом подумаю позже, когда мы присоединимся к нему, и Киеран поспешно рассказал о планах.

— Чертовски вовремя мы делаем шаг, — сказал Ривер. — Я уже начал сомневаться, не собираемся ли мы переезжать.

Я фыркнула на это.

— Там будет много гвардейцев, — предупредил Киеран, когда мы прибыли на главный этаж.

— Я разберусь с этим, — сказала я, не позволяя себе думать о том, что это значит. Если мы не выберемся из замка до того, как он закроется, мне придется пробиваться сквозь стены и людей… стены, защищавшие смертных, которые служили в Вэйфере. Может быть, рыцари просто отойдут в сторону. Случались и более странные вещи.

— А если там Восставшие? — спросил Киеран.

— Тогда этим займусь я, — ответил Ривер, распахивая двойные двери.

Нас встретил широкий коридор, наполненный ароматом сегодняшнего ужина. Я повернулась налево, с облегчением увидев темноту за дверями, ведущими в проход. Облегчение было недолгим. Тяжелая железная дверь покачнулась и начала опускаться.

Киеран был прав. Два с лишним десятка рыцарей заполнили малиновый зал. Слуги тоже. Они стояли среди рыцарей, сжимая в руках корзины и тарелки с пустой посудой, их страх явно выражался в их лицах и царапался о мои щиты. Я не была уверена, был ли это туман у стен Вала, рыцари или… залитое кровью лицо Ривера. Но никаких признаков Восставших не было.

Где же они были?

Рыцари сразу поняли, кто мы такие, даже когда наши с Киераном лица были скрыты. Все мои надежды на то, что они отойдут в сторону, быстро угасли, когда один из рыцарей рванулся вперед, схватив мальчика-слугу. Блюда с подноса посыпались на пол, рыцарь рывком отбросил мальчика назад, всаживая изогнутый клинок ему в шею. Несколько других рыцарей сделали то же самое, схватив больше не застывших слуг. Они потащили запаниковавших смертных вперед, и это напомнило мне о другой ночи… той, что произошла в Нью-Хейвене.

Все внутри меня похолодело.

— Еще один шаг к нам… — начал рыцарь, удерживая дрожащего мальчика на месте. Слезы текли по щекам юноши, но он не издавал ни звука. — И мы убьем их. Всех. Потом прикончим вольвена и еще какую-то с тобой тварь.

— Я бы обиделся на это заявление, — заметил Ривер, — если бы то, что осталось от ваших душ, не собиралось отправиться в ожидающую вас Бездну.

Я глубоко вдохнула, и сущность Первородного бога соединилась с моей волей. Серебряная паутина, окрашенная тенью, атаковала сначала оружие, сокрушая лезвия кинжалов, ножей и мечей.

Восставших среди них по-прежнему не было.

— Тени вернулись, — кисло заметил Киеран.

— Я знаю. — Я принялась за рыцарей, разрывая их на части, пока от них не осталось ничего, кроме смятых куч. Через несколько ударов сердца перед нами стояли только слуги. Они не двигались и не произносили ни слова, пока мы проходили мимо них, но их страх… он усиливался и рос, пробиваясь сквозь мои щиты и оседая в груди.

Осознание того, что я напугала их, что они смотрели на меня, считая именно тем, о ком предупреждала людей Избет — Предвестником, тяготило меня. Этот ужас преследовал меня, когда я вышла на затянутые туманом дорожки, в напоенный цветочным ароматом воздух. Рядом были розовые сады. Сердце заколотилось, и я обернулась, когда железная дверь с грохотом встала на место, закрыв всех, кто находился внутри замка. Я уставилась на двери. Многие Вознесенные были там. Она была там вместе со всеми смертными, которых мы оставили позади.

— Сюда, — сказал Киеран, выходя из прохода в густой туман.

У меня пересохло в горле, когда свет наверху погас, погрузив проход во тьму. Я отвлеклась от Вэйфера и мыслей о том, что я натворила внутри.

Сейчас значение имел только Кастил, и нам все еще нужно было пройти через внутренний Вал и попасть в один из храмов.

Мы направились к воротам, выходящим в город, пробегая мимо увитых виноградом стен сада — места, в котором я провела много дней в детстве. Теперь оно манило, как кошмарный сон, но перед нами возникло другое приведение.

— Я понятия не имею, сколько времени потребуется, чтобы туман рассеялся, — предупредила их я.

— Здесь не ветрено, поэтому полагаю, что он задержится на некоторое время, — сказал Киеран. — Надеюсь, нам хватит времени, чтобы найти Каса и добраться до ворот.

— Не думаю, что нам так повезет, — сказал Ривер. — Нам бы повезло, если бы ты использовала туман не только для того, чтобы сбить людей с толку.

— Я не хотела никому навредить, — сказала я ему.

— И именно поэтому нам приходится полагаться на удачу, — ответил он.

Королевские рыцари стояли у ворот между замком Вэйфер и домами, в которых жили самые богатые жители Карсодонии. Мы замедлили шаг, зная, что туман скрывает нас лишь на мгновение.

Мы были вне замка, но Кровавой Короне не понадобится много времени, чтобы понять, что мы пропали и что в неестественном тумане ничего нет. Тогда весь город был бы полон рыцарей и не только.

Я шагнула вперед, но Киеран поймал меня за руку.

— Если будешь продолжать использовать эфир, то сильно ослабнешь, — напомнил он мне. — А Касу скоро нужно будет питаться. Тебе нужно беречь свою энергию.

Мои мышцы напряглись, когда я боролась с желанием использовать эфир и быстро справиться с тем, что ждет меня впереди.

— Ты прав.

— Знаю. — Он сжал мою руку. — Но я ценю, что ты признаешь это.

— Заткнись, — прошипела я, освобождая свой кинжал. — Это не значит, что я не могу сражаться.

— Нет. — Хватка Киерана сжалась еще раз, а затем он отпустил ее. — Не значит.

От предвкушения у меня свело мышцы: королевские рыцари почувствовали нас за несколько секунд до того, как мы покинули темноту и приблизились к освещенным факелами воротам.

Ривер вынырнул из ночи, багрово-солнечное пятно пронеслось по освещенной огнем земле. Он схватил ближайшего рыцаря…

Я быстро поняла, как именно он так испачкался, и даже пожалела, что сделала это.

Он схватил рыцаря за гейтеры и дернул вниз, открыв рот — широкий и зияющий рот, полный зубов, которые больше ничем не напоминали зубы смертного. Его голова опустилась, и он впился в горло рыцаря… в ткани и мышцы. Он прорвал кость. Хлынула кровь, когда Ривер перекусил проклятый позвоночник рыцаря. Мой рот хотел открыться, но меня могло вырвать, если бы я позволила.

— Напомни мне перестать его раздражать, — пробормотал Киеран.

— Ага.

Ривер отшвырнул рыцаря в сторону, а затем взвился в воздух и приземлился на несколько футов впереди, присев на корточки, когда один из рыцарей пошел вперед, освободив лицо от одежды и ухмыляясь. Поднялся запах несвежей сирени.

— Восставший, — предупредила я.

— Веселье закончилось, — сказал Восставший, поднимая тяжелый меч.

— Неверно. — Ривер поднялся. — Веселье только началось. — Он выдохнул.

Я попятилась в сторону, столкнувшись с Киераном, когда изо рта Ривера хлынул мощный поток серебряного пламени. Он ударил Восставшего, а затем повернулся и ударил двух рыцарей. Их охватило пламя. С криками они бросились врассыпную, умудрившись при этом поджечь еще одного рыцаря.

Смеясь, Ривер повернулся и поймал руку рыцаря, прежде чем тот успел воспользоваться своим мечом. Дракен резко дернулся, ломая кость. Вопли рыцаря от боли резко прекратились, когда Ривер схватил его за горло.

Он дернул головой назад и повернулся к нам, выплевывая полный рот крови.

— Вы двое так и будете стоять здесь?

— Может быть, — пробормотал Киеран, и Ривер бросил рыцаря.

Когда несколько охранников набросились на нас, я сразу же вышла из оцепенения. Все происходило так быстро, что не было времени определить, кто из них Восставший, а кто нет. Я бросилась вперед, схватившись за рукоять меча рыцаря. Сильно дернувшись, я закрутилась вокруг него, используя его вес и силу удара против него самого. Как только я повернулась и перевернула рыцаря на спину, плащ хлестнул меня по ногам.

Внезапно рядом оказался Киеран, обрушивший кинжал на руку упавшего рыцаря и пронзивший ее насквозь. Пригнувшись, я подобрала упавший меч из кровавого камня. Убрав кинжал в ножны, я поднялась, когда рыцарь замахнулся мечом прямо мне в голову.

Я встретила удар, от которого зазвенело в голове. Черные матерчатые гейтеры рыцаря заглушила его рык, когда я отбила удар, попав ему между ног. Он застонал, потеряв равновесие. Я замахнулась, поднося меч к его горлу. Кровь забрызгала мои щеки, а затем Киеран издал вопль боли. Сердце заколотилось, я обернулась.

Рыцарь пронзил мечом плечо Киерана. Он поймал руку рыцаря, не давая вонзить клинок еще глубже. Я направилась к ним…

Поток серебристого пламени пронесся по воздуху и врезался в рыцаря. Мужчина вскрикнул, выронил меч и пошатнулся, охваченный неестественным огнем.

— Ты в порядке? — спросила я, потянувшись к Киерану.

Он поймал мою руку.

— Я в порядке. Рана едва заметна.

Я открыла ему свои чувства, ощущая горячую, жгучую боль. Может быть, это всего лишь небольшая рана, но она причиняла ему боль.

— Я могу залечить ее…

— Позже, — настаивал он. — Нам нужно найти Каса. Это единственное, что имеет значение. — Он наклонил голову к Риверу. — Спасибо, приятель.

— Как скажешь, — ответил дракен, шагая вперед. — Я не хочу, чтобы Лисса расстраивалась.

Напряжение вокруг рта Киерана ослабло, и он слегка улыбнулся, следуя за дракеном, его рука по-прежнему крепко обхватывала мою.

— Кастил — не единственный, кто имеет значение, — сказала я ему, когда мы спешили под пологом деревьев джакаранды. — И ты тоже, Киеран.

Сильно разросшиеся ветви и туман были слишком густыми, чтобы сквозь них проникал лунный свет, но я чувствовала его взгляд, пока направляла в него энергию. Пока мы втроем проходили мимо величественных усадеб, которые стали совсем темными и тихими, как могилы, я исцеляла его рану. Только когда я перестала чувствовать его боль, то освободила руку. Он задержался на мгновение, а потом отпустил.

Мы подошли к последней внутренней стене и воротам — участку, охраняемому гвардейцами Вала. Только полдюжины из них находились на земле, так как большинство передвигалось по крепостным стенам на внешнем Вале, окружающем город.

Сквозь туман промелькнула стрела, выпущенная откуда-то с земли. Рука Ривера вскинулась, поймав древко снаряда. Он повернул голову к охранникам, его голубые глаза засветились, а зрачки превратились в тонкие черные щели.

— Серьезно? — Ривер держал стрелу перед собой и выпустил дыхание — дымное, искрящееся, а затем быстро воспламеняющееся. Узкий след серебристого пламени рассек туман, уничтожив снаряд. — Кто следующий?

Стражники бросились в туман, бросив оружие и оставив лошадей.

— Умные смертные, — заметил Ривер.

— А почему рыцари не могли этого сделать? — спросила я.

— Потому что мы не представляем угрозы источнику пищи смертных. — Дракен прошел вперед, оглядывая стражников, прижавшихся к стене, словно пытаясь стать с ней одним целым. — Я наблюдаю за вами. За всеми вами. Продолжайте быть умными, и вы переживете эту ночь.

Никто из них не двинулся с места, пока Киеран разглядывал лошадей.

— Мы должны идти пешком, — посоветовала я, когда мы вышли на дорогу, огибающую крепость, известную как Истфолл. — Все будут направляться внутрь. Лошади привлекут внимание, когда туман начнет рассеиваться.

— Хорошая идея. — Киеран внимательно следил за крепостной стеной. — Куда нам идти?

Я осмотрела впереди укутанную туманом дорогу.

— Если Карсодония чем-то похожа на Оук-Эмблер, то здесь должен быть вход в систему туннелей.

— Согласен, — сказал Киеран. — Ты знаешь, какой из них ближе всего?

— Думаю, храм Никтоса. Мы должны начать оттуда.

— Храм Теней, — сказал Ривер, глядя вверх.

Я взглянул на Ривера.

— Что?

— Так изначально назывался храм, когда это королевство называлось Ласания. Солнце олицетворяло Первородного жизни, а тень — Первородного смерти, — сказал он.

Я и не подозревала, что эти храмы были такими старыми. К тому же я не могла вспомнить, водили ли меня и Йена к ним родители до того, как мы покинули Карсодонию. Под опекой Кровавой Королевы мне не разрешалось входить ни в одно из мест поклонения.

Мне никогда не разрешалось покидать территорию замка.

— Тот, который ты назвал храмом Теней, — спросила я, — он находится в Садовом районе?

— Он расположен на краю района, называемого Роскошным, — закончил за меня Ривер.

Я нахмурилась.

— Да.

Ривер убрал немного крови с лица, проведя по предплечью.

— Думаю, я помню, как туда попасть.

— Насколько ты знаком с Карсодонией? — Я жила здесь много лет и гораздо меньше, чем Ривер. Когда он говорил о Ласании и Илизеуме, он говорил так, будто не был здесь очень долго.

— Достаточно знаком, чтобы запомнить дорогу, — ответил он, и это было все, что он сказал, оставив загадкой, насколько он был знаком. Мы ускорили шаг и пошли в сторону Истфолла. В зданиях общежитий было тихо. Тех, кто там тренировался, скорее всего, отправили на стену или за нее, чтобы справиться с тем, что, по их мнению, было нападением Жаждущих.

Я отбросила меч в сторону, когда мы достигли окраины Роскошного района… района, который, насколько я помнила, был известен своими пышными сборищами на крышах и тайными закутками, о которых я не должна была знать. Ривер привел нас прямо в один из покрытых виноградом проходов, о которых говорил Йен. Когда мы были моложе, ему разрешали покидать Вэйфер и исследовать их, поэтому я слышала только о тоннелях, увитых шпалерами, которые тянулись через весь Садовый квартал и вели куда угодно.

Жуткую тишину города нарушил далекий пронзительный крик. Такой крик могло издать только одно существо.

Жаждущий.

— Боги, — прошептала я. — Туман. Должно быть, он привлек Жаждущих из Кровавого леса. Я не…

Я не подумала об этом.

— Удача на нашей стороне, — сказал Киеран сзади меня, когда мы шли за Ривером по туннелю, заросшему цветами гороха. — Это отвлечет их.

— Согласен, — согласился Ривер.

Они были правы. Но там, где были Жаждущие, ждала смерть. Я сжала челюсти. Я не хотела этого, но смерть…

Она была старым другом, как однажды сказал Кастил.

— Не думай об этом. — Рука Киерана легла на мое плечо. — Мы делаем то, что должны.

Было почти невозможно не думать о последствиях. Что, если Жаждущим удастся одолеть Вал, как они уже пытались в Масадонии? Вал никогда не терпел неудач, но, насколько я знала, Первобытный туман никогда не захлестывал и Карсодонию.

Шаги Ривера замедлились, когда мы прошли по сладко пахнущему проходу, и я заметила, что даже Первобытный туман не осмелился окутать храм Никтоса. Он был единственным, что было видно.

Храм располагался у подножия Утесов Печали, за толстой каменной стеной, опоясывающей все строение. Улица была пуста, когда мы пересекли ее и прошли через открытые ворота, ступая по двору, построенному из сумеречного камня. Я не могла подавить дрожь, глядя на извилистые шпили, которые тянулись почти до самых скал, стройные башенки и гладкие, черные как смоль стены. Ночью полированный сумеречный камень, казалось, манил с неба звезды, запечатлевая их в обсидиановом камне. Весь храм сверкал, как будто в нем зажгли и расставили сотни свечей.

Мы поднялись по широким ступеням, пройдя между двумя толстыми колоннами. Двери были широко распахнуты и вели в длинный узкий коридор.

— Если этот храм чем-то похож на тот, что в Оук-Эмблере, то подземный вход, скорее всего, находится за главной комнатой, — сказал Киеран.

— Там могут быть жрецы и жрицы, — напомнила я им, пока мы шли вперед.

— Как мы должны с ними обращаться? — спросил Киеран.

— Сжечь их?

Я бросила взгляд на Ривера.

— Если они не мешают, то оставить их в покое.

— Скучно, — ответил он.

— Они могут предупредить других, что мы здесь, — заметил Киеран. — Нам не нужно их убивать, но мы должны заставить их замолчать.

Я кивнула, пока мы шли к целле — главной комнате храма. Лунный свет струился сквозь стеклянный потолок, заливая мягким светом пол. Не было видно ни жрецов, ни жриц. Из сотен канделябров, расставленных вдоль стен, горели лишь несколько десятков. Здесь не было ни лавок, ни скамеек, где могли бы собраться поклоняющиеся. Был только помост и то, что стояло на возвышении.

Я никогда раньше не видела такого трона.

Вырезанный из сумеречного камня, он был больше, чем троны в Эваемоне и здесь. Массивный. Лунный свет ласкал кресло, отражаясь от спинки, вырезанной в виде полумесяца… точно такого же, как трон в Вэйфере.

— Сидел ли когда-нибудь Никтос наэтом троне? — прошептала я.

— Только некоторое время. — Ривер пошел вперед.

Я прошла в целлу.

— Почему здесь только один?

Незажженные свечи ожили, заливая всю целлу ярким серебристо-белым светом. Волосы поднялись у меня на затылке и под капюшоном, когда я огляделась.

Киеран остановился позади меня.

— Это было… странно.

— Это она. — Ривер продолжил путь, направляясь к правой стороне помоста.

— Я?

— В тебе течет кровь Первородных, — сказал он. — И ты находишься в храме Первородного. Он реагирует на твое присутствие. Сущность осталась здесь.

Все это звучало глупо, но в целле была энергия, которая пропитала сам воздух, которым я дышала, и потрескивала на моей коже. Эфир в моей груди гудел.

— Ты такая особенная. — Киеран полуулыбнулся, когда мы обходили помост.

— Очень, — сухо сказал Ривер.

Я бросила взгляд на спину дракена.

— Ни один из вас не похож на того, кто так думает.

— Очень особенная, — добавил Киеран.

Я закатила глаза, когда мы проходили мимо колоннады. Я увидела несколько дверей, все закрытые. Всего их было десять. Меня охватило разочарование, когда я осмотрела все вокруг.

— Ты случайно не знаешь, в какую дверь нам стоит зайти?

— Нет. — Ривер остановился. — Это заклинание? Думаешь, оно сработает отсюда?

Я не была уверена. Мне хотелось использовать его, как только мы окажемся под землей, но лорд Свен сказал, что заклинание будет действовать до тех пор, пока не будет найден пропавший предмет или человек. К тому же, последнее, что нам было нужно, это начать наугад открывать двери и потенциально столкнуться лицом к лицу со жрецами и жрицами, которые должны были быть где-то здесь. Придется попробовать и надеяться на лучшее.

— Я могу сделать это здесь. — Я потянулась за мешочком, надеясь, что была права в том, что здесь есть доступ к туннелям под храмами. — Мне просто нужно…

Ривер внезапно обернулся в тот же момент, что и Киеран. Они услышали тихие шаги раньше меня. Я обернулась и потянулась за кинжалом, когда в тени между колоннами появилась фигура в капюшоне. Он так слился с ней, что сначала я его почти не заметила.

Киеран поднял меч, и мое сердце гулко забилось в груди. Эта фигура, рост, форма и голос.

— Нет необходимости использовать этот меч, — посоветовала фигура в капюшоне, и голос заставил меня вздрогнуть от неожиданности. Малик. Но это было что-то другое…

— Нам придется согласиться с этим, — прорычал Киеран.

— Я не могу винить тебя за то, что ты так думаешь. — Руки поднялись, откидывая капюшон. Яркие янтарные глаза окинули нас троих. — Я видел, как вы все довольно поспешно покинули Вэйфер и скрылись в тумане, оставив после себя немалый беспорядок.

Подбородок Киерана опустился, он крепко держал меч.

— Неужели?

Малик кивнул, держа руки на виду по бокам.

— Подумал, что мне стоит проследить за всеми вами. Я единственный. Пока что. Пройдет немного времени, и ваше отсутствие будет замечено. — Он сделал паузу. — Я знаю, почему вы здесь.

— Поздравляю, — огрызнулся Киеран. — Это означает лишь то, что ты доставляешь мне неудобства, с которыми я не могу справиться.

Взгляд принца переместился на меня.

— Ты спросила меня ранее, знаю ли я, как добраться до Каса. Знаю, — сказал он, и мои чувства потянулись к нему. Щитов не было. В горле собралась решимость. — Вот почему я здесь. Я отведу вас к нему, а потом вам всем нужно убраться из города.

— Да, — пробурчал Ривер, когда Киеран взглянул на меня. — Как удобно с твоей стороны появиться и быть таким полезным.

— Не удобно. Просто огромный риск. — Взгляд Малика не покидал меня. — Ты можешь чувствовать мои эмоции. Ты можешь сказать, что я здесь не для того, чтобы обмануть вас.

— То, что я могу чувствовать, не определяет, лжешь ли ты. Особенно если ты намеренно скрываешь свои эмоции под личиной другого.

— Я не обманываю. — Он шагнул вперед и остановился, когда Киеран поднял меч выше, направив его в грудь Малика. В его виске запульсировал мускул. — Я помог Касу после того, как она послала тебе тот подарок. Я сделал все возможное, чтобы избавиться от инфекции, с которой его тело не могло бороться. Верите или нет, но я не хочу, чтобы мой брат был здесь. Я не хочу, чтобы он находился поблизости. Вы должны довериться мне в этом.

— Довериться тебе? — Усмешка Киерана была резкой.

— У нас нет на это времени, — возразил Ривер. — Либо убей его, либо сделай так, чтобы он не смог нас предать.

Глаза Малика ярко вспыхнули.

— Это она. Ты права. Я здесь из-за нее.

Я снова почувствовала терпкий, почти горький вкус страдания. Он был сильным, но сквозь него пробивалась сладость, напоминающая мне шоколад и ягоды.

Я резко вдохнула.

— Миллисента.

Киеран нахмурился.

— Прислужница?

Он кивнул.

— Почти все… — Голос Малика огрубел. — Почти все, что я сделал, я сделал ради нее. Она мое родственное сердце.

У меня открылся рот. Я не ожидала этого.

— Какого черта? — пробормотал Киеран, его меч опустился на дюйм. — Прислужница? Восставшая? Эта очень странная, возможно, безумная…

— Осторожно. — Малик резко повернул голову в сторону Киерана, в нем бурлил гнев. — Помнишь, я говорил, что тебе не стоит связываться с Элашьей? Что это закончится только душевной болью?

— Да, я помню. — Кожа Киерана, казалось, истончилась. — Я сказал тебе, что, если ты еще раз заговоришь об этом, я вырву твою гребаную глотку.

— Именно. — Улыбка Малика была свободной, но кислотный ожог, который я почувствовала, обещал насилие. — Я все еще люблю тебя как брата. Ты, наверное, не веришь в это, но не заблуждайся, если ты скажешь еще хоть одно дурное слово о Миллисенте, я вырву твою поганую глотку.

Мои брови поднялись.

— Это все душевно и дерьмово, — прошипел Ривер, — но у нас серьезно нет на это времени.

— Ты остался из-за нее, — сказала я.

Малик вздрогнул.

— Я сделал для нее много невообразимых вещей. То, о чем она никогда не узнает.

Приняв решение, я шагнула вперед.

— Я верю тебе. Но это не значит, что я тебе доверяю. Покажи нам, где Кастил. Но если ты предашь нас, я сама тебя убью.

ГЛАВА 30

Малик провел нас мимо ряда дверей и дальше в глубь храма. Входом оказалась дверь, которую мы никогда бы не подумали открыть. Она вела в кладовую, скрытую фальшивой стеной.

Вход в подземную камеру был узким и, казалось, таким же старым, как и храм, а ступеньки крошились под нашим весом. Он выходил в коридор, который вливался в многочисленные дорожки, и стоило нам пройти не более десяти футов, как мы сворачивали налево или направо.

Я понятия не имела, как кто-то мог запомнить этот путь, но одно я знала точно — заклинание здесь, возможно, и сработало, но мы никогда бы не нашли обратного пути, не пробив потолок и не попав в боги знают что. Потому что не было никаких шансов, что мы все еще находимся под храмом.

Мы все не сводили глаз с Малика. Недоверие Киерана к своему бывшему брату было столь же сильным, как и его нежелание верить, что Малик не оставил свою семью и свое королевство ради Кровавой Короны. Он боролся с этим. Я чувствовала и видела это каждый раз, когда мое внимание переключалось на принца, куда бы он нас ни вел. В его челюсти был гнев. Надежда в том, как резко вздымалась его грудь. Разочарование в сужении его глаз. Неуверенность во взгляде, который он послал мне, и который отражал мой. Совершили ли мы ошибку? Если нет, то оправдывает ли причина, по которой Малик остался с Кровавой Короной, все то, что он сделал?

— Почему ты не помог Кастилу сбежать? — спросила я. — Ты мог бы сделать это в любой момент.

— Ты видела, в каком он состоянии. Ему не удалось бы далеко уйти, — ответил Малик сквозь стиснутые зубы. — Его исчезновение тоже быстро бы заметили. Они бы поймали его, и это не закончилось бы хорошо для Каса.

— Ты мог бы вывезти его из города к нам, — возразил Киеран.

— Я не оставлю ее здесь, — сказал Малик без колебаний. — Даже ради Каса.

Конфликт Киерана усилился, но мой ослаб. Потому что я могла это понять. Я выбрала спасение Кастила вместо своего отца еще до того, как отправилась в Карсодонию.

— Сколько еще осталось? — потребовал Ривер.

— Не очень много, — заверил Малик. — Но нам нужно спешить. Я столкнулся с Каллумом за несколько минут до того, как затрубили рога, и он помчался на своей заднице к Избет. Мы с ним повздорили, — сказал он, и тут я заметила костяшки его пальцев. Они были красными, кожа повреждена и порвана, но уже заживает. Он определенно подрался. — Каллум был…

— Каким он был? — спросила я.

Малик посмотрел на меня.

— Он просто говорил какую-то херню о Касе. Он всегда говорит дерьмо. Тем не менее, у меня плохое предчувствие. Я сам собирался проведать Каса, когда на город опустился туман, и я увидел вас всех.

— Думаешь, он что-то сделал? — Сквозь меня пронесся холодный ветер беспокойства.

— С этим ублюдком возможно все.

Ужас нарастал. Все выглядело так же, как и десять шагов назад. Я начала бояться, что нас разыграли, и мне придется убить Малика в этом подземном лабиринте.

Мы завернули за угол, и до нас донесся запах затхлого гниения. Впереди показались сырые стены, освещенные факелами, и длинный прямой коридор с одной камерой слева. Изнутри доносилось глубокое, ужасное рычание.

Меня покинул какой-то измученный звук. Я прибавила темп, а затем перешла на бег, обогнав Малика.

— Поппи, — крикнул Киеран, когда я вбежала в проем.

Отпрянув назад, я подавила крик, когда существо, прикованное к стене, бросилось вперед, вытянув руки. Меня охватил шок. Я поскользнулась и тяжело упала на задницу, даже не почувствовав удара от падения.

Я едва узнала его.

Его кожа была ужасающе бледной, почти как у Жаждущего. Поразительные линии и плоскости его лица были искажены, губы оттопырены, а клыки толще и длиннее, чем я когда-либо видела. Его глаза… Боже правый, они были темно-черными… ни малейшего намека на янтарь. А его грудь…

В центре туловища, чуть ниже сердца, зияла дыра. Кровь залила его живот. Пол. Я поняла, что именно это заставило меня поскользнуться.

— О, боги, — задохнулась я, мое сердце разрывалось на части.

Кастил с силой ударил по воздуху, цепи застонали, когда он натянул их. Сумеречный камень перерезал ему горло, но это не помешало Кастилу броситься на меня и зарычать.

— Нет. — Киеран схватил меня за плечи, оттаскивая от себя, пока его агония будоражила мои чувства. Он уставился на человека, который был для него больше, чем просто друг. — Нет.

Мои чувства открылись, потянулись к Кастилу, когда Киеран поднял меня на ноги. Я не столкнулась ни с одной стеной. Ни гнева, ни боли. Ни намека на страдание. Не было ничего, кроме зияющей, багровой пустоты коварного, бесконечного голода.

В густой, красной дымке жажды крови не осталось и следа Кастила.

— Вчера он не был таким. — Я вздрогнула. — Эта рана…

— Каллум, — прорычал Малик, входя в камеру. Он прижался к стене, а Кастил попятился в сторону, следя за движениями брата. Его окровавленная грудь сотрясалась от звуков. — Это его рук дело!

Ярость взорвалась, всколыхнув Первобытную сущность.

— Я хочу, чтобы он умер.

— Принято к сведению, — сказал с порога Ривер.

— Нам нужно его успокоить. — Я начала подходить ближе. — Тогда мы…

Рука Киерана обвилась вокруг моей талии, притягивая меня к своей груди.

— Ты ни за что не подойдешь к нему близко.

Внимание Кастила переключилось в нашу сторону. Его голова наклонилась, и он зарычал.

— Он… он слишком далеко зашел, — сказал Киеран, его голос был хриплым.

Мое сердце болезненно остановилось.

— Нет. Это не так. Он не может быть таким. — Я стерла кровь с ладони. Золотистый вихрь был тусклым в угасающем свете свечи. — Он все еще жив.

— Но он жаждет крови, Поппи. — Голос Киерана был наполнен осколками боли. — Он не узнает тебя.

Кастил снова рванулся вперед. Цепь резко дернула его назад. Я вскрикнула, когда он зашатался и опустился на одно колено.

— Это не Кас, — дрожа, прошептал Киеран.

Эти четыре слова угрожали уничтожить меня.

— Но мы можем вернуть его. Ему просто нужно поесть. Я буду в порядке. Он не сможет меня убить. — Я потянула Киерана за руку. Когда он не отпустил ее, я повернулась к нему, наши лица оказались на расстоянии дюйма друг от друга. — Киеран…

— Я знаю. — Киеран обхватил мою шею сзади, притянув мой лоб к своему. — Ему нужно питаться, но он не узнает тебя, Поппи, — повторил он. — Он причинит тебе боль. Я не могу стоять здесь и позволять это. Я не хочу, чтобы это случилось с тобой. Я не хочу видеть, как это уничтожит его, когда он выйдет из состояния жажды крови и поймет, что он натворил.

Меня пронзила еще одна дрожь.

— Но мне нужно помочь ему…

— Что нужно моему брату, так это питание и время для этого, чтобы вытащить его из жажды крови. Ему может понадобиться несколько кормлений. На это у нас здесь нет времени, — сказал Малик, откидывая с лица короткие пряди волос. — Нам нужно увезти его отсюда. В безопасное место, где у нас есть время. — У него дрогнул мускул в виске, когда он уставился на брата. — Я знаю одно место. Если мы сможем доставить его туда, у нас будет по крайней мере день или два.

— Ты серьезно? — взорвался Киеран, когда Кастил повернул голову. — Ты думаешь, мы будем тебе доверять?

Губы Малика истончились.

— У вас не так много выбора, не так ли?

— Буквально выйти отсюда и попасть в объятия этой суки Королевы — вот лучший выбор, — прошипел Киеран.

— Да ладно, парень. Ты знаешь, что мы не можем кормить его здесь. Ты знаешь, что ему нужно время. — Глаза Малика были яркими, как цитриновые драгоценные камни, когда он встретился взглядом с Киераном. — Если мы попытаемся сделать это здесь, нас поймают, и все мы… да, все мы… пожалеем, что не умерли.

Этого не могло случиться.

— Как нам вытащить его отсюда?

— Ты действительно хочешь рискнуть? — потребовал Киеран. — С ним?

— Сколько времени нужно, чтобы оправиться от жажды крови? — спросила я вместо ответа. — Сколько времени пройдет, прежде чем человек сможет достаточно овладеть собой?

Киеран втянул воздух, но слов не последовало. Отвернувшись, он провел рукой по лицу.

— У нас нет выбора, — сказала я, смягчив голос. — Малик знает это. Я это знаю. Ты тоже знаешь. Так как же нам вытащить его отсюда?

Рука Киерана упала на бок.

— Нам придется вырубить его.

У меня пересохло в горле.

— Мы должны причинить ему боль?

— Это единственный способ. — Киеран покачал головой. — А потом надеяться, что он останется без сознания достаточно долго.

С болью в сердце я обернулась к Кастилу. Он корчился, тянулся ко мне. Я ничего не видела в его лице. Его глаза.

— Я… я не знаю, смогу ли сделать это, не причинив ему еще больше боли. Я никогда не использовала сущность для чего-то подобного, и я…

— Я могу это сделать, — сказал Малик. — Киеран, мне нужно, чтобы ты отвлек его достаточно надолго, чтобы я смог подобраться к нему сзади.

Киеран резко кивнул, а затем сделал шаг, обойдя меня. Через секунду Малик бросился под цепь. Кастил обернулся, но Малик уже был у него за спиной. Он сложил руку вокруг горла Кастила, зажав трахею так, что казалось, еще одно сжатие… и хрящи будут раздавлены.

Кастил бросился назад, впечатав Малика в стену, но тот держался, сжимая и разжимая руки Кастила, вцепившегося когтями в его руки, в воздух…

Я хотела отвернуться. Хотела закрыть глаза и закричать, но заставила себя смотреть на это. Смотреть, пока движения Кастила не стали вялыми и размытыми, и он, наконец, обмяк на руках Малика.

Это заняло несколько минут.

Минуты, которые, как я знала, будут преследовать меня.

— Боги, — пробурчал Малик, осторожно укладывая Кастила на землю. Он посмотрел через плечо на стену. — Цепи? Отлично, они там.

— Ривер? — прохрипела я. — Ты можешь сломать их?

Дракен прошел вперед и встал на колени у стены. Он оглядел нас.

— Я бы предложил оставить на нем цепи, пока мы не убедимся, что он спокоен.

— Нет. — Я шагнула вперед. — Я хочу снять цепи.

— Я тоже хочу их снять, — сказал Киеран. — Но они, вероятно, понадобятся нам, когда он проснется.

— Да, — согласился Малик. — Последнее, что нам нужно, это чтобы он от нас сбежал.

Я ненавидела это. Ненавидела все это.

— Мы можем снять кандалы с его лодыжек и шеи, по крайней мере?

Малик кивнул, глядя вниз на своего брата.

— Мы можем это сделать, — сказал он, его голос был густым.

Ривер наклонился, его рот открылся, когда Киеран отвернулся от меня.

— Боже милостивый, — прохрипел Малик, когда серебристое пламя осветило темные стены. — Ты чертов дракен. — Наступила тишина. — Вот почему те рыцари пылали.

Взгляд Киерана встретился с моим, когда я услышала, как упала тяжелая цепь, звякнув о камень. Молча он поднял руки к моим щекам. Еще одна цепь упала на пол. Я вздрогнула. Киеран провел большими пальцами по моим щекам, вытирая слезы. Звякнула третья цепь, и глаза Киерана устремились куда-то вдаль. Через несколько мгновений он кивнул и отпустил меня. Я повернулась и увидела, как Ривер аккуратно укладывает костяные цепи, все еще прикрепленные к кандалам на запястьях Кастила, на его неподвижной груди.

Я посмотрела вниз на свою ладонь. Золотой отпечаток тускло мерцал в полумраке камеры. Он жив. Я продолжала говорить себе это. Он жив.

Киеран подошел к Кастилу.

— Я понесу его.

— Нет, — выдохнул Малик. — Он мой брат. И если он тебе нужен, тебе придется вырвать его из моих мертвых пальцев. Я понесу его.

Киеран выглядел так, словно хотел сделать именно это, но все же сдался.

— Тогда куда мы идем?

Малик зашагал вперед.

— К другу.

Я последовала за ним из камеры, ненадолго остановившись, чтобы положить руку на камень. Во мне забурлила сущность, когда я обрушила потолок камеры.

Никого больше не будут держать здесь.

***

Мы шли за Маликом по извилистому лабиринту залов и туннелей, пока он не свернул в узкий, тесный проход, где пахло сырой землей и канализацией. Я знала, что мы находимся на уровне земли.

Впереди виднелось отверстие, похожее на то, что осталось от кирпичной стены. Она наполовину обрушилась, оставив проем, достаточно широкий, чтобы протиснуться через него. Я следовала за Маликом, не сводя глаз с Кастила. Он ни разу не шелохнулся под плащом Киерана, который был накинут на него, скрывая его тело и цепи.

Не было времени остановиться и залечить рану Кастила, которая резала меня с каждым шагом. Но такая рана не затягивается всего за несколько секунд, и мы рисковали разбудить его во время процесса.

— Что вы все планировали делать, когда найдете Каса? — спросил Малик, пока я пробиралась через проем, неровные края кирпичей зацепили мой плащ. — Пробиваться через главные ворота?

Его встретила тишина, когда я выпрямилась, оглядываясь по сторонам. Здесь туман был еще плотным, но уже не таким густым.

— Именно это вы все и собирались сделать. — Малик выругался под нос. — Думаете, вам действительно удалось бы выбраться? Даже если бы Жаждущие не присоединились к веселью?

— А ты как думаешь? — Киеран присоединился к нам снаружи, за ним последовал Ривер.

— Я думаю, что вы все были бы пойманы там внизу. И даже если бы Кас не был в таком состоянии, как сейчас, Избет сделала бы то же самое, что угрожала сделать, как только поняла, что вы пропали.

— Она грозилась разместить детей на стенах и воротах Вала, — ответила я, чувствуя на себе взгляд Киерана, когда повернулась и посмотрела вверх. Туман приглушал свет уличных фонарей, но я видела достаточно, чтобы понять, где мы находимся. — Золотой мост.

— Да. — Малик начал подниматься по склону набережной, его фигура в капюшоне почти исчезла в тумане. Земля была грязной и наполненной жижей, о которой я не хотела думать. — Вход в туннель обвалился там несколько лет назад. Оттуда выбирались Жаждущие, но никто не починил его.

— Выбирались? — переспросил Киеран, когда несколько огненных стрел осветили небо за Валом. Я оторвала свой взгляд оттуда.

— Что, по-твоему, происходит со смертными, которых вампиры немного переедают? Нельзя позволить им вернуться в свои дома, — сказал Малик, когда мы преодолели насыпь и продолжили путь сквозь густой, все еще клубящийся туман. — Их сбрасывают под землю, где они превращаются. Иногда они выбираются наружу, ну, когда боги гневаются. Конечно, значительная десятина в храмы помогает унять этот гнев настолько, чтобы с Жаждущими можно было справиться.

Мои глаза сузились на спине Малика.

— И ты согласен с этим? Что невинные люди превращаются в монстров? Что у людей, которые не могут себе этого позволить, отбирают деньги?

— Я никогда не говорил, что меня все это устраивает, — ответил Малик.

— Но ты здесь. — Ривер осмотрел туман и пустую улицу. — Принимаешь все это ради самки?

— Я тоже никогда не говорил, что принимаю это.

После этого долгое время никто ничего не говорил, но Киеран, казалось, еще пристальнее наблюдал за Маликом. Мы шли по самой окраине тесного района под названием Перекресток Крофта, хотя я не могла разглядеть ни одного из зданий, стоящих друг на друге громоздкими рядами. Это был запах моря и запах слишком большого количества людей, вынужденных жить в слишком маленьком месте, что и навело меня на мысль.

Туман рассеивался над краями района у моря. Я видела больше воды, поцелованной лунным светом, но с Вала по-прежнему выкрикивались приказы, по-прежнему пускались стрелы. Ни один рог больше не трубил, оповещая горожан о том, что здесь безопасно.

Здесь, ближе к океану, туман был более мягким, и тонкий блеск пота усеивал мой лоб под капюшоном. Сквозь туман стройные улочки с магазинами и домами казались пустыми и безмолвными. Не было слышно даже наших шагов, когда мы проскочили между двумя одноэтажными домами и начали подниматься по крутой тропинке — земляному проходу среди берез.

— Кто этот друг? — Киеран нарушил тишину. — И куда, черт возьми, мы идем? В Атлантию?

— Каменный Холм, — ответила я, когда Малик фыркнул. — Разве не так?

— Так и есть.

Каменный холм был районом где-то между Перекрестком Крофта и Страудским морем, где жили те, у кого имелось какое-то количество монет, но не много. Обычно на один дом приходилась одна семья, а между одноэтажными домами с терракотовыми крышами было мало места для внутренних двориков.

— А этот друг? — спросил Киеран, когда мы вышли на другой неровный тротуар.

— Тот, кому можно доверять, — ответил Малик, когда мы подошли к дому с лепниной без внутреннего двора и дверью, ведущей прямо на тротуар. Я смогла разглядеть, что за двумя решетчатыми окнами по обе стороны от двери было темно. — Его зовут Блаз. Жену зовут Клариза.

— А откуда ты их знаешь? — спросила я, когда он ударил обутой ногой по нижней части двери. — Почему мы должны им доверять?

— Я встретил Кларизу однажды ночью в Нижнем городе, когда она и ее друзья занимались контрабандой бочек с корабля, приплывшего с Водинских островов. Бочки подозрительно пахли черным порохом, — ответил он, снова пиная дверь и разгоняя туман. — Вы должны им верить, потому что в этих бочках действительно был черный порох, который они планируют использовать для взрыва внутренних стен Вэйфера.

Ривер медленно посмотрел на него.

— Какого хрена?

Последователи. Это должны быть Последователи. Но как в этом замешан Малик?

— И еще ты должна знать, — продолжал Малик, — что они не считают тебя Предвестником Судьбы.

Что ж, это было хорошо.

— А ты? Ты веришь в это?

Малик ничего не ответил.

В этот момент дверь распахнулась, обнажив загорелую щеку и один карий глаз. Этот глаз поднялся к теневой глубине капюшона Малика, опустился на тело в плаще на его руках, а затем метнулся к тому месту, где стояли мы. Глаз сузился.

— Хочу ли я вообще знать?

— Сначала, наверное, нет, — ответил Малик голосом, едва превышающим шепот. — Но, да, ты захочешь, когда узнаешь, кто у меня на руках и кто стоит рядом со мной.

От Киерана исходила настороженность с привкусом уксуса, когда он прижался к спине Малика.

— Кто в твоих объятиях? — таким же низким голосом потребовал мужчина, который, как я могла предположить, был Блазом.

Я не думала, что Малик ответит.

Но он ответил.

— Король Атлантии.

Мой рот открылся, когда Блаз произнес:

— Чушь.

— И со мной его жена, — продолжил Малик. На мгновение я подумала, что Ривер действительно может его съесть. — Ну, знаешь, королева.

— Двойная чушь, — ответил Блаз.

Вздохнув, Малик посмотрел через плечо туда, где стояла я.

— Покажи ему.

— Да. — Глаз сузился еще больше. — Покажи мне, а потом скажи, что курил мой хороший человек, что заставило его появиться у моей двери в такую ночь и рассказывать дикие истории.

Тот факт, что мужчина не закричал до небес при упоминании Атлантии, несколько обнадежил.

Решив, что мы уже по колено погружены во все это, я обошла Киерана и встала рядом с Маликом. Я откинула капюшон своего плаща.

Его взгляд прошелся по моему лицу, затем вернулся к шраму на моем лбу и расширился.

— Вот черт, — задохнулся он, когда Киеран протянул руку и вернул мой капюшон на место. — Это ты. Это действительно ты. Срань господня.

— Мои шрамы так хорошо известны? — спросила я.

— Шрамы? — пробормотал Блаз, когда дверь широко распахнулась. — Святое дерьмо на бутерброде с сардинами. Да, заходите.

— Я слегка обеспокоен этим смертным, — пробормотал Ривер.

Я была более чем обеспокоена всем этим, но, когда Малик вошел, я последовала за ним без колебаний, поскольку он нес Кастила. Киеран шел прямо за мной, войдя в небольшое фойе. В помещении не было света, поэтому все, что я могла различить, это очертания стульев, стоящих низко к полу.

— Дело не в шрамах, — сказал Киеран низким голосом, когда Блаз закрыл дверь за Ривером. — Дело в твоих глазах. В них серебристые искорки. Они были такими с тех пор, как ты вошла на лестничную площадку в Вэйфере.

Я быстро моргнула, хотя понятия не имела, поможет ли это или нет. Может, это из-за адреналина?

— Блаз? — раздался мягкий голос из узкого коридора, освещенного только настенным бра. — Что происходит?

— Ты должна войти сюда. — Блаз медленно отступил назад в коридор. Волосы мужчины соответствовали его имени. Огненные пряди покрывали кожу на висках, которая наверняка обгорела после нескольких пребываний на солнце. Его челюсть прикрывала борода более насыщенного рыжего цвета. — У нас гости. Элиан и особые гости.

— Элиан? — повторила я под нос, думая, что узнала это имя.

— Это его второе имя. — Киеран кивнул на спину Малика. — Назван в честь их предка.

Элиан Да'Нир. Тот, кто призвал богов после войны с божествами, чтобы сгладить отношения с вольвенами. В результате этой встречи произошла первая связь между вольвеном и атлантийцем. Так вот почему Тони не знала Малика, когда была в Вэйфере? Потому что она знала его как Элиана?

Мгновение спустя из одной из комнат, выходящих в коридор, на свет лампы вышла невысокая фигура. Темные волосы длиной до плеч обрамляли оливково-бежевые щеки и округлый подбородок. Женщина была примерно одного возраста с Блазом, где-то около третьего десятка своей жизни. Она была одета в темный ночной халат, подпоясанный на талии.

Ее руки не были пусты.

Клариза держала тонкий железный кинжал, пробираясь вперед.

— Что за особых гостей ты нам привел, Элиан? — спросила она, окидывая группу темными умными глазами и задерживаясь на Ривере, чье лицо было единственным видимым. Его зрачки были нормальными, но смертная все равно сглотнула.

— Короля Атлантии, — ответил Блаз, присоединяясь к своей жене. — И королеву.

— Чушь. — Клариза повторила слова своего мужа. — Ты не баловался Красной Руиной?

Кастил мог проснуться в любой момент. Я шагнула вперед, чтобы избежать долгих попыток доказать нашу личность, когда могла просто показать ее. Я приподняла капюшон, позволив ему упасть с моих плеч.

Глаза Кларизы расширились.

— Святое дерьмо.

— То, что он утверждает, правда. Меня зовут Пенеллаф. Когда-то вы могли знать обо мне как о Деве. Он действительно держит моего мужа в своих объятиях. Его удерживала Кровавая Корона, — сказала я им, заметив, как сжалась челюсть Кларизы. — Он был ранен и нуждается в убежище, чтобы я могла оказать ему помощь. Нас привели сюда, потому что сказали, что мы можем вам доверять.

Не сводя с меня глаз, Клариза опустилась на одно колено. Одну руку она положила на сердце, а другую, в которой держала кинжал, прижала к полу. Ее муж последовал ее примеру.

— Из крови и пепла, — сказала она, склонив голову.

— Мы восстанем, — закончил Блаз.

Я вздрогнула. Эти слова эхом отозвались во мне, их смысл был совсем иным, чем тогда, когда я впервые услышала их.

— В этом нет необходимости. Я не ваша королева, — сказала я, глядя на окутанного пеленой Кастила. — Нам просто нужно пространство. Уединенное место, где я смогу помочь своему мужу.

Голова Малика резко повернулась в мою сторону, но он ничего не сказал.

— Может быть, сейчас ты и не наша королева, — сказала Клариза, поднимая голову, — но ты бог.

— Да. — Я сглотнула, на меня давило беспокойство. — Но вам все равно не нужно склоняться передо мной.

— Не то, что я ожидал услышать от настоящего бога, — пробормотал Блаз. — Но я не собираюсь жаловаться. — Он взял жену за руку, и они вместе поднялись. — Все, что нужно.

— Комната? — предложил Малик. — С крепкой дверью. — Он сделал паузу. — И стенами. На всякий случай.

Клариза нахмурилась.

— У нас есть спальня, которую когда-то использовала мать Ризы. — Блаз повернулся и начал идти. — Не уверен, насколько прочны стены или дверь, но они целы.

Мы пошли следом, миновав то, что казалось входом в комнату для отдыха, а затем еще одну закрытую дверь. Блаз открыл закругленную дверь слева на противоположной стороне зала.

— Его морили голодом, не так ли? — спросила Клариза, когда ее муж поспешил в комнату, зажигая газовую лампу на маленьком столике.

Мой взгляд метнулся к ней, когда Малик отнес Кастила на узкую кровать. Цепи звякнули, когда он укладывал его, привлекая внимание Блаза.

— Моя прапрабабушка была атлантийкой, — объяснила Клариза. — Моя бабушка рассказывала мне, что происходило, когда ее мать не могла легко найти другого атлантийца, от которого она могла бы питаться. Из того, что я помню, это не было похоже на то, что многие стены или двери достаточно прочны.

У меня было много вопросов о том, почему ее семья решила остаться, а не отправиться в Атлантию, но эти вопросы должны были подождать, пока я переходила на другую сторону кровати. Малик стянул с себя плащ.

— Чертовы боги. — Вздох Блаза превратился в хрип. — Простите. Вероятно, это было оскорбительно. Я глубоко сожалею.

— Все в порядке. — Мое сердце вновь заколотилось, как только я увидела слишком бледную кожу Кастила и страшную рану.

— Черт, — выругался Малик, и мой взгляд переместился на лицо Кастила. Темные брови нахмурились. Я увидела напряжение, прокравшееся в суровые черты его лица.

— Вам всем лучше уйти, — посоветовал Киеран, выходя вперед, когда Малик взялся за цепи. Он снял их с груди Кастила. — Он вот-вот проснется.

ГЛАВА 31

Клариза схватила мужа за руку и уже начала отступать к двери.

— Я приготовлю немного еды и подогрею свежей воды. Ему понадобится и то, и другое.

— Спасибо. — Я заставила себя улыбнуться, бросив взгляд на Ривера.

Дракен почувствовал мою волю. Он повернулся к смертным.

— Я помогу.

Другими словами, он будет присматривать за ними. Может быть, они и Последователи и сейчас планируют напасть на Вэйфер, но это не значит, что я доверю им жизнь Кастила.

— Конечно. Ты можешь рассказать нам, откуда родом, пока помогаешь, — услышала я слова Кларизы, когда она вышла в коридор. — Например, с какого именно ты востока.

Это было бы странно, если бы не тот факт, что Ривер был родом с самого дальнего востока.

— Тебе нужно поделиться многими вещами после того, как ты закончишь здесь. — Блаз указал на Малика, когда тот остановился в дверном проеме. — Многими вещами.

На этом дверь закрылась. Я посмотрела на Малика.

— Они знают, кто ты?

— Нет, — сказал он. — Не знают.

Глаза Кастила открылись, радужка была темно-черной. Я не была готова увидеть это снова. Мое сердце раскололось еще больше, но времени на это не было.

Он соскочил с кровати, брыкаясь, как загнанная в угол гадюка. Я отпрыгнула назад, ударившись о стену. Его пальцы задели переднюю часть моей рубашки, когда Малик закручивал цепи вокруг своего предплечья и с ворчанием тащил Кастила назад. Ругаясь, Малик пытался уложить брата обратно на кровать, но Кастил был невероятно силен в таком состоянии.

— Малик может покормить его, — процедил Киеран, когда Кастил издал низкий вой. — Я возьму цепи.

— Нет. — Я оттолкнулась от стены. Взгляд Киерана метнулся ко мне. — Во мне гораздо больше эфира. Разве моя кровь не избавит его от жажды крови гораздо быстрее?

Киеран не ответил.

Малик ответил.

— Маловероятно, что моя кровь поможет ему в данный момент, — сказал он, его челюсть сжалась, когда он уперся каблуками. — Мы оба это знаем. Она — бог. Ее кровь — лучший выбор.

Беспокойство Киерана заполнило мое горло, как слишком густой крем — его беспокойство за меня и за Кастила.

— Сначала я могу исцелить его. Мне просто нужно прикоснуться к нему. Это должно его успокоить.

Малик с сомнением поднял брови, когда Кастил повернулся к нему, заставив Малика запрыгнуть на кровать и перебраться на другую сторону.

— Мне просто нужно, чтобы один из вас отвлек его. — Я прижалась к щекам Киерана. — Сначала я его успокою. Хорошо? Я не позволю ему причинить мне боль. Никто из нас не позволит.

В моей ладони запульсировали мышцы, а глаза Киерана засветились синим светом.

— Черт. Я ненавижу это.

— Я тоже. — Потянувшись вверх, я прижалась губами к его лбу.

По его телу пробежала мелкая дрожь, а затем он отпустил меня.

— Пожалуйста…

Киеран не закончил. Ему это было не нужно, так как я стояла лицом к лицу с Кастилом. Он был уже в нескольких футах от меня, рычал и огрызался.

— На этот раз я буду у него за спиной. — Киеран посмотрел на Малика. — Мне нужно, чтобы ты приблизил его к себе.

Малик кивнул.

Киеран глубоко вздохнул. — Как только я возьму его в руки, ты сможешь сделать свое дело. Понятно?

Кастил завыл, звук был так жутко похож на вопль Жаждущего, что у меня похолодело внутри.

Но я не боялась.

Я никогда не боялась Кастила. Даже в таком состоянии.

— Готова? — сказал Киеран.

— Да.

Малик дернул цепи к себе, пытаясь обернуть их вокруг одного из столбиков кровати. Кастил повернулся к брату, не сводя глаз с Киерана. Вольвен бросился за Кастилом, обхватил его одной рукой за грудь, прижал его руки к бокам, а другой подставил ладонь под его челюсть.

Кастил впал в ярость, дергался, рычал и плевался. Он бросился назад, впечатав Киерана в стену. Треснула штукатурка. Цепь соскользнула со столбика кровати.

— Сейчас, — гаркнул Киеран.

С помощью эфира я начала вызывать счастливые мысли — воспоминания о нем и обо мне под ивой в Масадонии. Воспоминания о том, как он играл с моими волосами и учил меня управлять лошадью. Все это и многое другое заполнило мои мысли, когда моя рука сомкнулась вокруг его кожи… его холодной, холодной кожи. Серебристо-белый свет заискрился от кончиков моих пальцев.

— Не делай этого, — прохрипел Киеран, когда Кастил выгнулся в его сторону, прижимаясь ко мне. Сильная жажда крови Кастила оттащила Киерана от стены. — Давай, парень.

Кастил разорвал хватку Киерана на своей шее.

— Черт, — простонал Киеран, его ботинки заскользили по деревянному полу.

Малик был рядом, сбросив цепи, чтобы схватить брата за подбородок.

— Я поймал его.

— Пожалуйста, Кас, — сказал Киеран — действительно умолял. — Ты должен позволить ей помочь тебе обрести спокойствие.

От ответного рыка Кастила по всему моему телу зашевелились волосы, и от меня пошло тепло. Я поняла, когда в него попала исцеляющая энергия, потому что Кастил застыл на месте. Мерцающая паутина пронеслась над ним, на кратчайшую секунду заполнив комнату, а затем растворилась в его коже. Разорванная рана на его груди была залита водой, и Кастил пошатнулся, упав на Киерана. Они оба опустились на пол, и мы с Маликом последовали за ними.

— Боги, — произнес Малик, глядя на быстро заживающую грудь брата. Свечение потускнело, обнажив ярко-розовый участок вновь образовавшейся кожи. Его взгляд метнулся к лицу Кастила. — Кас?

Его веки были опущены, губы разошлись, пытаясь отдышаться. Он дрожал так сильно, что затряс Киерана.

Я скользнула рукой по его руке. Кожа была все еще слишком холодной.

— Кастил? — прошептала я.

Его глаза широко раскрылись, и в них появилась тонкая полоска золота, когда они встретились с моими. Он был там — по крайней мере, часть его восстановилась.

Я поднесла запястье к его рту.

— Тебе нужно питаться.

— Я… я не могу, — выдавил Кастил, слова прозвучали невнятно, когда он отвернул голову в сторону.

— Ты должен. — Я прижалась к его щеке другой рукой.

— Я… я едва здесь… прямо сейчас. — Его взгляд вернулся к моему, и тогда я увидела его, красный блеск в темноте. — Тебе нужно убраться подальше от меня.

— Кас…

— Уйди от меня. — Красный блеск стал ярче.

— Ты гребаный идиот, — прорычал его брат, крепче сжимая подбородок Кастила. — У нас нет времени на то, чтобы ты геройствовал и беспокоился о том, что взял слишком много крови у проклятого бога.

Голова Кастила дернулась назад, врезавшись в бок Киерана. Сухожилия резко выступили в его горле, а губы сомкнулись над клыками.

— Убери ее от меня!

Сила его слов отбросила меня назад.

Малик повернулся ко мне.

— Он не сделает этого без какой-то сильной мотивации. Например, запаха твоей крови.

— Нет, — прорычал Кастил, ударяя ногами об пол, отталкивая себя и Киерана назад. Малик потерял хватку на подбородке брата.

— Сделай это. — Мышцы рук Киерана вздулись, когда он боролся за то, чтобы удержать Кастила на месте. — Сделай это, пока его не услышал весь район.

Я быстро двинулась вперед, выхватывая из ножен свой вольвений кинжал. Я сжала губы, чтобы заглушить шипение боли, когда провела острием лезвия по запястью.

Как только в воздухе запахло моей кровью, Кастил повернул голову. Он больше не пытался отстраниться, казалось, все его существо было приковано к крови, проступающей на моей коже.

— Питайся, — умоляла я. — Пожалуйста.

И тут его голова опустилась.

Его клыки царапнули мою кожу, когда рот сомкнулся над раной. Я могла бы закричать от радости, когда почувствовала, как его рот тянется к моей коже. Он пил глубоко.

— Вот и все, — сказал Киеран, его голос был низким, когда он откидывал пряди волос с лица Кастила. — Хорошо.

Я подползла ближе, моя нога запуталась в его ноге, когда я осторожно коснулась его щеки. Мои чувства столкнулись с клубящейся, багровой темнотой, которая, казалось, заполняла каждую его часть. Я искала там голод, находила осколки терпкого страдания, когда проводила пальцами по грубой щетине на его щеках. Я почувствовала вкус боли… ледяной и пронизывающей до костей, когда продолжала касаться его щеки. Его челюсти. Та душевная боль, которая резала гораздо глубже, чем физическая. Я закрыла глаза, направляя в него облегчение, как делала раньше…

Кастил без предупреждения двинулся, оторвав свой рот от моей руки, быстрее, чем кто-либо из нас думал, что он на это способен. Никто не успел среагировать. Цепи загрохотали по полу, когда он бросился на меня. Ухватившись за мое бедро, он потащил меня под себя, когда его тело навалилось на мое.

Киеран закричал.

— Кас…

Холодная, неровная поверхность деревянного пола уперлась мне в спину. Сердце испуганно забилось, когда он схватился за застежку плаща. Пуговицы полетели, ударяясь об пол. Его голова метнулась вниз. Жгучая боль от его клыков, пронзивших кожу моего горла, была резкой и внезапной, на мгновение лишив меня дыхания. Я прикусила губу, когда он впился в меня сильно и глубоко, его рот яростно двигался по моему горлу.

— Нет. — Киеран навис над нами, подставив предплечье под подбородок Кастила. — Неа.

Кастил издал яростный рык. Его правая рука погрузилась в мои волосы, рывком откинув мою голову назад, и он подтянул руку под себя. Зажав мои руки между нами, он притянул меня к себе так близко, как только мог.

— Я знаю, что тебе это не нравится, но, если ты причинишь ей боль, тебе это понравится гораздо меньше, — предупредил Киеран, схватив в кулак его волосы.

Рычание Кастила вырвалось из самых глубин его существа. Я почувствовала резкий привкус нарастающего отчаяния. Это было так сильно, что я почти слышала его слова. Не достаточно, не достаточно. Если мы остановим его сейчас…

Мы потеряем его снова.

Я нашла глаза Киерана и заставила себя улыбнуться.

— Все в порядке.

— Чушь, — прорычал Киеран.

— Правда, — настаивала я. И так оно и было. Жгучая боль теперь была больше похожа на ожог, но она утихала. Это не был чистый укол, как в прошлые разы, но это не было похоже на то, когда питался Вознесенный. Я не чувствовала, будто меня разрывают изнутри, и это могло означать только то, что остался не просто осколок Кастила. Их было несколько. Нам просто нужно было дать ему время, чтобы собрать их воедино. — Ему нужно больше. Я чувствую это.

Мне удалось освободить одну из рук, и Кастил издал отчаянный звук, когда до меня донесся слабый, горький привкус страха. Неужели он думал, что я собираюсь оттолкнуть его? Остановить его?

Никогда.

Проведя рукой по его щетинистой щеке, я почувствовала, как напряглись мышцы его челюсти, когда он сглотнул. Я провела пальцами по его волосам, закручивая их вокруг его затылка и удерживая в таком положении.

— Мне это не нравится, — сказал Киеран.

— Если Кас остановится до того, как получит достаточно, будет хуже, — предупредил Малик где-то из комнаты. — Ты знаешь это.

Киеран выдержал мой взгляд, а затем выругался, склонив голову. Он высунул руку из-под шеи Кастила, но далеко не ушел. Он присел рядом.

Кастилу все это не понравилось. Его тело отклонилось от Киерана, и я почти полностью оказалась под ним, прижавшись к твердому дереву у изножья кровати.

Его рот не покидал моего горла, не переставая сосать, и я чувствовала каждый тягучий рывок. Каждый глоток. Ошеломляющие прикосновения к моейкоже были почти слишком интенсивными, заставляя мое дыхание то и дело сбиваться.

Но красная дымка облаков внутри него была уже не такой густой. Она рассеивалась. Страдание и чувство отчаяния все еще вихрились в нем, но теперь их было больше. Он потянул сильнее, глубже, вырвав вздох из моих плотно сжатых губ.

Киеран придвинулся ближе, но укус Кастила больше не причинял боли. Он просто обжигал другим жаром, совершенно неуместным в данной ситуации.

Я зажмурила глаза, сосредоточившись на его эмоциях и на том, что я почувствовала от него. В нем ощущался привкус печали, но ледяная боль утихала. И под всем этим, под бурей, было что-то сладкое и теплое…

Шоколад.

Ягоды.

Любовь.

Рычание Кастила стало мягче, грубее. Его рот замедлился, и потягивания стали вялыми, но все еще глубокими. Рука в моих волосах ослабла настолько, что напряжение спало с моей шеи, но я не двигалась. Дымный, пряный аромат, заполнивший мое горло, вторгся в мою кровь. Он снова издал этот звук, густой, рокочущий гул, и все мое тело содрогнулось. Он извивался надо мной, его тело прижималось к моему. Я пыталась игнорировать бурю, нарастающую внутри меня, но эти губы у моего горла, постоянная и глубокая тяга моей крови, текущей из меня в него, не позволяли сосредоточиться ни на чем, кроме ощущения его тела напротив моего. Ноющее давление поселилось в моей груди и ниже, между бедер, где я чувствовала, как он утолщается и твердеет.

— Что ж, черт… — услышала я бормотание Киерана за мгновение до того, как горячее, влажное скольжение языка Кастила по стенке моего горла вызвало во мне тугую, пульсирующую дрожь.

Мои глаза распахнулись.

— Не уверен, что сейчас подходящее время для всего этого. — Киеран обхватил плечи Кастила, оттягивая его на дюйм назад.

Кастил издал горловой рык, но это не было похоже на дикие, примитивные звуки, которые он издавал раньше. Это был голод другого рода. На который мое тело ответило влажным приливом тепла. Но облегчение… боги, облегчение, бурлившее во мне, было не менее сильным, чем возбуждение.

Я смогла освободить вторую руку. Зажав его щеки, я приподняла голову Кастила. Золото. На меня смотрели блестящие золотые глаза.

— Кас, — прошептала я.

Эти прекрасные глаза блестели от влаги. Слезы.

— Моя королева, — сказал он густым и грубым голосом.

Меня пробрала дрожь, и я обхватила руками его лицо, наконец-то увидев, что насыщенный золотисто-бронзовый оттенок начал возвращаться к его коже. Я поднесла свои губы к его…

Кастил повернул голову, прижавшись щекой к моей.

— Я не должен чувствовать твой рот на своем. — Его слова прозвучали сырым шепотом у моего уха. — Если почувствую, то трахну тебя. Я войду в тебя так глубоко, что не останется ни одной части тебя, до которой я не дотянусь. Прямо здесь. Прямо сейчас. Неважно, кто находится в этой комнате. У меня уже все силы уходят на то, чтобы не быть внутри тебя.

О.

О, Боже.

Кто-то прочистил горло. Это мог быть его брат, и… что ж, я не хотела об этом думать.

От насыщенного, дымного аромата, заполнившего меня, пульс заколотился, и я разомкнула внезапно пересохшие губы, когда он поднял голову.

— Хорошо. Так как ты себя чувствуешь? Кроме этого?

Густые ресницы взметнулись вниз, наполовину закрывая его глаза.

— Я… здесь. — Его горло с трудом сглотнуло. — Вместе.

Я снова задрожала. Это было не так много слов, но я знала, что он имел в виду. Киеран тоже. Его облегчение было сильным, оно накатывало на него освежающими, землистыми волнами.

Кастил убрал пальцы с моих волос, проведя их кончиками по щеке. Где-то на полу звякнула цепь. Он замолчал, его внимание переключилось на них.

— Мне нужно снять их с себя. Сейчас же.

Мои глаза нашли Киерана.

— Позови Ривера.

Малик, не колеблясь, вышел из комнаты. Взгляд Кастила медленно покинул цепи и вернулся к моему.

— Все в порядке, — сказала я, снова и снова проводя пальцами по его волосам. — Мы их снимем.

Кастил ничего не ответил, его сверкающие глаза были устремлены на меня, его взгляд был напряженным и всепоглощающим. Пустота в его чертах заполнилась, но я все еще видела там резкие тени нужды.

Ривер вскочил в комнату, за ним последовал Малик. Дверь с щелчком закрылась.

— Цепи, — сказала я. — Ты можешь сломать их на его запястьях?

— Я могу это сделать. — Ривер пошел вперед.

— Слава богам, — пробормотал Киеран. — Но я бы взял…

Голова Кастила повернулась в моей хватке, его тело затряслось, когда он глубоко и низко зарычал на Ривера.

— Медленно, — закончил Киеран.

Дракен перевел взгляд на Кастила, кожа на его лице истончилась. На его щеках и шее появились борозды.

— Правда?

— Эй. Эй. — Я изо всех сил старалась вернуть внимание Кастила на себя. — Это Ривер, — сказала я ему, и его ноздри раздулись. — Помнишь? Я рассказывала тебе о нем. Он мой друг. А еще он дракен. Ты не выиграешь эту битву.

— Мне кажется, он хочет попробовать, — заметил Малик.

По тому, как Кастил следил за движениями Ривера, я поняла, что Малик не ошибся.

Ривер опустился на колени рядом с нами.

— Мне нужно, чтобы ты поднимал по одной руке за раз, — велел он. — И мне нужно, чтобы ты сделал это, не пытаясь укусить меня, потому что я укушу в ответ.

Кастил молчал, но убрал руку от моей щеки. Он смотрел, как Ривер опустил голову, наблюдая за тем, как близко дракен подобрался ко мне. Его верхняя губа начала кривиться.

Я повернула его голову к себе, и холод тут же исчез из его золотых глаз. В них было только тепло, когда он смотрел на меня. И разве так было не всегда? С самого первого момента в Красной Жемчужине и до сих пор? Так и было. Я так много хотела сказать. Так много всего. Но вырвалось только:

— Я скучала по тебе.

По чертам лица Кастила пробежала серебристо-белая вспышка. Он даже не вздрогнул, но его челюсть сжалась, когда кандалы из сумеречного камня упали на пол.

— Я никогда не покидал тебя.

— Знаю. — Слезы застряли у меня в горле.

— Другую руку, — приказал Ривер.

Кастил перенес вес на левую руку, и его нижняя часть тела плотнее прижалась к моей. Невозможно было не заметить его толстую, жесткую длину. В его глазах мелькали искорки яркого золота.

— Вы здесь в безопасности?

— Мы здесь в безопасности. — Я продолжала зачесывать назад его волосы, в то время как поток серебристого огня освещал пространство между нашими телами и кроватью. — Пока что.

Его взгляд опустился к моему рту. В его пристальном взгляде было желание, от которого меня пронзила волна дрожи.

— Поппи, — прошептал он.

Кандалы из сумеречного камня упали на пол, и Киеран быстро схватил их, когда голова Кастила опустилась к моей. Его дыхание плясало на моих губах.

— Мне нужно, чтобы вы все ушли. Сейчас же.

Послышались шаги, но Киеран колебался, оставаясь на полу рядом с нами. Сквозь его облегчение пробились нотки беспокойства.

— Кас…

Только тогда Кастил отвел от меня взгляд. Он повернул голову в сторону Киерана. Он поднял перевязанную руку и обнял вольвена за шею. Они наклонились друг к другу, прижавшись лбами. Прилив сладких, приятных эмоций вытеснил беспокойство и даже облегчение.

— Спасибо, — прохрипел Кастил, и эти два слова прозвучали с трудом.

— За что, черт возьми, ты меня благодаришь?

— За все.

Киеран вздрогнул, и так они простояли долгое время, пока Киеран не отодвинулся от Кастила. В отличие от Ривера, Кастил не сделал ни единого движения, чтобы остановить вольвена, когда тот потянулся ко мне. Рука Киерана убрала пряди волос с моего лица, а затем он наклонился и прижался губами к моему лбу. Эмоции забили мое горло, и я не знала, принадлежат ли они ему, мне или это сочетание всех нас.

Киеран ничего не сказал, когда отстранился, и меня охватило странное желание протянуть руку и остановить его. Я не понимала, откуда взялось это желание. Было ли оно моим или Кастила. И я не знала, почему мне казалось неправильным не действовать в соответствии с этим желанием.

Но потом мы с Кастилом остались одни, и эти прекрасные золотые глаза, полные огня и любви, устремились на меня. Были только мы, и больше ничего… абсолютно ничего… не было вокруг. Ни пятна засохшей грязи и крови, покрывавшие почти каждый дюйм его кожи. Ни туман снаружи, ни Жаждущие, которых я непреднамеренно вызвала. Ни то, что будет после этого — Кровавая Королева или война.

Ничего, кроме нас, нашей любви и потребности друг в друге.

— Кас, — прошептала я.

Он стал таким неподвижным, что мне показалось, он даже не дышал, глядя на меня. Но то, что ревело в нем, было безумным движением. Я почувствовала его внутри себя… его желание и потребность смешались с моими. Снова расцвела боль, пульсируя и согревая мою кровь и кожу.

Его ноздри раздувались, а золото глаз горело еще ярче. Ни одна часть меня не испытывала стыда за то, как остро он почувствовал мое возбуждение.

— Поппи, — повторил он, а затем его рот оказался на моем.

Поцелуй…

В нем не было ничего мягкого. Мы сошлись в столкновении зубов, губ и сырых, переполняющих эмоций. Его рука вцепилась в мое бедро, а моя сжимала его волосы. Поцелуй был безумным. Неистовым. Одержимым. В нем можно было утонуть, и я никогда не была так счастлива, как сейчас. Его язык проникал внутрь моего рта, к моему, и я почувствовала вкус своей крови, насыщенной и теплой. В этом было что-то дикое. Что-то неизведанное.

Его рот переместился на мой, его клыки пронзили мою нижнюю губу. Я начала обвивать ногами его талию, но рука на моем бедре остановила. Он поднял голову, его грудь неровно вздымалась и опадала. На его губе блестела капелька крови.

Я вытянула голову вверх, поймав эту каплю крови и его губы между своими. Он застонал, глаза на мгновение закрылись. Когда они снова открылись, в них полыхало расплавленное золото.

Кастил опустился на колени, оторвав свое тело от моего. Прежде чем я успела догадаться о его намерениях, он снова схватил меня за бедро. Перевернув на живот, он поднял меня на колени.

— Мне нужно почувствовать твою кожу на своей, — выдохнул он едва узнаваемым голосом.

Моя распущенная коса упала вперед, а одна рука взялась за подол моей туники и задрала рубашку над моей головой. Он стянул ее так, что она оказалась у моих запястий.

Грубость, с которой он стягивал марлевую ткань там, где она зацепилась за мою грудь, вызвала в моей крови злую дрожь. А вот его рука… Нежность, с которой он провел ладонью по центру моей спины, заставила мое сердце заколотиться.

Скользя рукой по моей попке, а затем между бедер, он провел пальцем по этой горячей части. Я вздрогнула…

Все мое тело дернулось, когда он разорвал бриджи, подставляя ему мою задницу и самые чувствительные части. Моя голова удивленно качнулась в сторону. Я начала поворачиваться…

По комнате пронесся предупреждающий рокот. Мой инстинкт остановил меня… все чувства обострились. Я перевела взгляд на него, но его глаза были прикованы к надрыву, который он сделал на бриджах. Он выглядел таким же голодным, как и раньше, но я знала, что сейчас он жаждет не крови.

Он приподнял мои бедра, и я едва заметила его движение. Все, что я знала, это то, что его рот был на мне. Воздух покинул легкие. Его язык проникал внутрь моей влажной горячей кожи, его голова поворачивалась, вызывая у меня крик удовольствия, когда один клык коснулся моего чувствительного узла плоти. Удары языка были твердыми и решительными. Он лизал и сосал. Он пировал, питаясь мной так же отчаянно, как и моим горлом. Я потерялась. Мое тело пыталось следовать за ним, но руки на моих бедрах удерживали меня на месте.

Кастил пожирал.

Я дрожала и трепетала, жар нарастал во мне яростно и интенсивно… почти слишком интенсивно. Мои пальцы скрутились, вдавливаясь в пол, когда он снова провел клыком по пучку нервов. Я дернулась, вскрикнув от резкой боли. Его рот сомкнулся вокруг пульсирующей плоти, и это ощущение отозвалось эхом в следе от укуса на моем горле. И это… это… было слишком.

Я захлебнулась криком, рассыпавшись на тысячи шелковых осколков, и едва могла удержаться на ногах, когда меня сотрясали сильные спазмы. Я все еще дрожала, когда его рот покинул меня. Я почувствовала прикосновение его блестящих губ к центру моей спины.

— Медовая роса, — прорычал он. — Ты на вкус как медовая роса, а твоя кожа пахнет жасмином. Блядь.

Опустив голову, я снова посмотрела на него. Я видела, как его рука потянулась к ширинке бриджей. Он порвал их, разбросав по полу маленькие металлические детали. Мое тело покраснело, когда он стянул испорченные, грязные бриджи вниз по худым бедрам, освобождая толстую, твердую длину своей эрекции.

Он растянулся надо мной, его рот коснулся моей челюсти, а затем линии шеи, посылая горячую, тугую дрожь по позвоночнику. Ощущение его кожи, теперь пылающей жаром на моей спине, потрясло меня.

Он провел губами по моей коже, а затем я почувствовала его клыки на этих сверхчувствительных следах укусов, когда головка его члена коснулась моего влажного центра. Он не проткнул кожу. Его клыки были просто там, удерживая меня на месте, когда одна рука снова обхватила мое бедро, а другая обвилась вокруг моего подбородка. Он наклонил мою голову еще дальше назад и в сторону. Очередное незаконное возбуждение всколыхнуло меня, вытеснив весь воздух из легких. Все эти ненадолго расслабившиеся мышцы снова напряглись. Я задыхалась, когда острый вихрь предвкушения прокладывал себе путь через меня.

— Я не… — Его тело прижалось к моему, его пальцы дрожали на моих щеках, горле и руках, когда он потащил их вниз, следуя за изгибом моей талии. Он обхватил мои бедра, его пальцы вдавились в плоть там, и когда он заговорил, его голос был густым и нуждающимся, грубым и неровным шепотом. — Я не… я не контролирую себя.

За этими словами последовала волна желания, превратившаяся в рев в моей крови. Это была такая интенсивная волна ощущений, что кончики моих грудей напряглись, а в самой глубине души снова возникла пульсация.

— Я тоже.

— Слава богу, — прохрипел он, а затем его рот сомкнулся над моим.

Закончив поцелуй, Кастил нанес удар, вонзив клыки в мое горло и глубоко войдя в меня до самого основания. Я вскрикнула, выгнув спину. Скручивающая боль от удовольствия с оттенком боли пробила себе путь через мое тело, зажгла каждый нерв и разгорелась в пламя диких, сырых ощущений, которые превратились в чистый экстаз. Ощущение того, как он заполняет меня, растягивает, не оставляло места ни для чего другого. Его присутствие доминировало.

Кастил держал меня на руках и коленях, выгнув спину так, что его клыки все еще были глубоко в моем горле. Не было ни колебаний, ни минутной передышки. Он двигался позади меня, быстро и сильно, и пил из меня, глубоко и долго. Я чувствовала каждое прикосновение к горлу, каждый рывок и толчок его пульсирующей длины всем телом. Его вес… сила, с которой он входил и выходил… повалил меня на пол, прижав к нему. Холодное прикосновение дерева к моей груди и тепло его тела на моей спине, когда он держал мою голову приподнятой, обнажая шею, было греховным шоком.

Внезапно он снова поднял меня на колени, притянув к себе так, что я оказалась вровень с его грудью. Туника наконец-то соскользнула с моих запястий, но его рука зацепила мои, прижав их под грудью. Его толчки были неистовой бурей, и звуки, которые он издавал, когда питался, и звуки, которые издавала я, когда он брал меня, были весьма скандальными. И я упивалась этим.

Он поднялся без предупреждения, встав одним мощным толчком. У меня вырвался непроизвольный вздох удивления, когда мои ноги оторвались от пола. Боги, его сила…

Кастил резко повернулся и прижал меня к столбику кровати.

— Приготовься, моя королева.

Я чуть не кончила снова, прямо здесь, при звуке его грубого требования. Ухватившись за перекладину, я никак не могла подготовиться. Не сейчас, когда он притянул меня к себе за кончики пальцев ног, его бедра упирались в мою задницу. Его рука запуталась в моих волосах, когда он откинул мою голову назад.

Ощущение того, как его рот смыкается над следом от укуса, вызвало во мне прилив желания. Он переместился, оттащив меня от перекладины, а затем прижал меня так, что мои бедра уперлись в твердую доску у изножья кровати. Его рот все еще был прижат к моей шее, и он все еще был так глубоко, входя в меня, снова и снова. Мои пальцы впились в одеяло, когда я задыхалась. Одна из его рук зацепилась за мое колено. Он приподнял мою ногу, меняя угол, углубляя свои толчки и усиливая ощущения. А потом он сорвался.

Бежать было некуда, невозможно было спастись от огня, который раздували жесткие толчки его бедер, или от дикой, грубой силы его рта, двигавшегося у моего горла. И я не хотела бежать. Я не знала, что это говорит обо мне — знание того, что нет никакого контроля, никакого сдерживания. Что это было требованием, и я с готовностью вошла в это пламя, когда изголовье кровати ударилось о стену с быстрым, почти беспорядочным стуком. Звуки. Его прикосновения. Полное господство…

Все мое тело сжалось, напряглось. Освобождение было внезапным и резким, пульсирующими волнами проходя через меня. И все же он не остановился. Он входил и выходил, его бедра бились и терлись, пока я не потеряла равновесие и не упала…

Кастил оторвал свой рот от моей шеи и вырвался. Он перевернул меня на спину и схватил за бедра, притянув к краю кровати. А затем он снова вошел в меня. Моя голова откинулась назад, и я задыхалась…

Он застыл, глядя на меня сверху вниз…

Я проследила за его взглядом, спустившимся по тонкой золотой цепочке к тому месту, где между грудей лежало его кольцо.

— Я ношу его близко к сердцу с тех пор, как получила его.

Кастил вздрогнул, и его рот накрыл мой, заглушая крик, когда он прижался ко мне бедрами. Он целовал и целовал, а потом его рот покинул мой, и он поднял голову. Рубиново-красные губы разошлись.

— Больше никогда, — прорычал он, его слова сопровождались глубокими, потрясающими толчками. — Больше никогда мы не отдалимся друг от друга.

— Никогда, — прошептала я, вздрагивая от его вкуса… моей крови и меня… который теперь оставался на моих губах.

Его голова опустилась, на этот раз к моей груди. Края его клыков провели по пику, а затем вонзились в кожу. Все мое тело выгнулось, когда его рот сомкнулся над налившейся плотью.

Я обхватила его руками, прижав к себе его голову и обхватив ногами его бедра. Он снова разжег огонь, воспламеняя меня до тех пор, пока мышцы глубоко внутри меня не сжались, напрягаясь и сокращаясь. Кастил зарычал, застонал, его движения стали отрывистыми и неистовыми. Мои чувства широко раскрылись, соединяя меня с ним, и все, что я ощутила и попробовала на вкус, было его похотью, его любовью. Она совпадала с моей, окружая и меня, и его. Никогда прежде я не чувствовала ничего подобного… как он.

— Я люблю тебя, — задыхаясь, произнесла я, когда все это напряжение начало ослабевать.

Его рот покинул мою грудь и нашел мой.

— Всегда, — вздохнул он и глубоко и сильно вошел в меня, напрягаясь. Нас было не остановить: мы перевалились через край, дрожали, тряслись и падали в блаженство.

Вместе.

Всегда.

И навечно.

ГЛАВА 32

Кастил

Я смотрел, как Поппи проводит мочалкой по моей руке, вытирая остатки мыла, и все мое внимание было приковано к ней. Одержимый.

Рубашка, которую ей дали, снова сползла вниз, обнажив кремовое плечо. Она боролась с этим рукавом с тех пор, как надела тунику, и в кои-то веки я был рад, что она проигрывает войну.

На плече была веснушка. Я никогда не замечал ее раньше. Чуть ниже хрупкой кости. Она проглядывала сквозь пряди ее волос, которые теперь были свободны от косы и рассыпались в буйном беспорядке свободных волн и полу завитых локонов.

Поппи изменилась.

Россыпь веснушек на переносице и щеках стала темнее от времени, проведенного на солнце. Волосы отросли, все еще влажные концы, оставшиеся после быстрого купания, почти достигали изгиба ее попки. Лицо немного похудело. Я не думал, что кто-то другой заметил бы это, но я заметил, и это заставило меня подумать, что она плохо ела. И это…

Я не мог думать об этом без желания разрушить стены вокруг нас. Добрые смертные, приютившие нас, не заслуживали этого, поэтому я сосредоточился на ее глазах.

Каждый раз, когда густые ресницы приподнимались, казалось, что весь дом сдвигается с места.

Ее глаза были такими, как тогда, когда мы снились друг другу — весенне-зелеными, пронизанными крупинками светящегося серебра. И они оставались такими с тех пор, как я снова обрел себя.

Но изменения в ней были не только физическими. В ней появилась тишина, которой раньше не было. Не совсем спокойствие, поскольку в ней все еще присутствовала какая-то бешеная энергия, как будто само ее присутствие влияло на воздух вокруг нее. Но что-то в ней было глубоким и спокойным. Уверенность? Пробуждение? Я не знал. Что бы это ни было, она была самым прекрасным существом, которое я когда-либо видел.

Я не отрывал от нее глаз дольше, чем требовалось, чтобы моргнуть. Как только я это делал, случалось плохое. Ощущение нереальности или панический страх, что это какая-то галлюцинация. Это случилось, когда я зашел в соседнюю купальню, чтобы облегчиться и воспользоваться бритвой и кремом, которые принесли вместе с водой. Там было темно. Электричества не было. Тусклый свет из спальни ничем не рассеивал темноту. На мгновение мне показалось, что я снова там, в камере. Я почувствовал кандалы на своих запястьях и лодыжках. Мое горло. Я сидел взаперти, держась одной рукой за раковину, а другой сжимая рукоятку бритвы.

Так Поппи нашла меня.

Она принесла в комнату лампу и поставила ее у раковины. Никто ничего не сказал. Она просто обхватила меня руками за талию, прижалась к моей спине и оставалась так до тех пор, пока панический страх не утих. Пока я не закончил сбривать зудящую отросшую щетину.

Я не мог поверить, что она здесь.

Я не мог поверить, что я здесь. Собранный по кусочкам. Почти целый. В моих воспоминаниях были пробелы. Темные пустоты, вызванные жаждой крови. Но я сидел в ванне, стоящей в углу комнаты, под картиной с изображением гор Скотос.

Пока Поппи осторожно заталкивала меня в теплую, чистую воду, настаивая на том, чтобы именно она смыла с меня всю грязь, она делилась со мной всем, что произошло. О событиях в Массене. О старухе с украденной Первородной сущностью. Что произошло в Оук-Эмблере. О странном выздоровлении Тони и о том, кем был Виктер. То, чему она была свидетелем под замком Редрок и в храме Теона. То, что Избет рассказала ей об отце. Причине, по которой Малик остался. Я знал кое-что из этого. А кое-что — нет. От многого из этого у меня болела грудь, а в нутре кипел гнев, портивший густое, сдобренное травами рагу, которое мне принесли.

Я ненавидел чувство вины, промелькнувшее на ее лице. Затянувшуюся боль. Я знал, что моя королева может стоять на ногах. Я был здесь из-за ее силы. Ее храбрости. Но я должен был быть там, чтобы взять на себя часть того груза, который, как я знал, несла она.

Но она была не одна.

Я должен был постоянно напоминать себе об этом. Это было единственное, что удерживало меня от того, чтобы впасть в другой вид жажды крови. У нее была поддержка. С ней был Киеран. Как и другие, но Киеран… да, зная, что у нее есть он, я сдерживал нарастающую ярость.

То, как я гордился ею, всем, чего она добилась, тоже помогало. Поппи была чертовски необыкновенной.

А я был всего лишь монстром, прикованным к стене, когда она пришла за мной, не способным сделать ни черта, чтобы помочь нам сбежать. В груди поселилось давление. Я был обузой. Опасным, слабым звеном.

Черт. Эту правду было трудно проглотить.

— Знаешь, — сказала Поппи, отвлекая меня от моих мыслей, когда опускала мою правую руку в воду. — Те бриджи, которые ты уничтожил? — Ее удивительно странные и красивые глаза поднялись к моим, когда она взяла мою левую руку и принялась вытирать грязь. — Это была единственная пара штанов, которая у меня была.

Некоторое напряжение в груди ослабло. Несомненно, она почувствовала спутанные эмоции, которые скрывались за моими мыслями.

— Я бы сказал, что мне жаль, но я бы солгал.

Она криво усмехнулась, проведя мочалкой по моей руке.

— Я ценю честность.

Я смотрел, как она наклонила голову. Винного оттенка пряди сползли набок, открывая взору затянувшиеся красные раны на ее горле. Их вид вызвал двойную реакцию, в результате которой моя голова и член оказались в полном противоречии друг с другом.

К этому я не совсем привык, так как они обычно были на одной волне, когда дело касалось Поппи.

— Ты когда-нибудь раньше слышал о викторах? — спросила она.

— Нет, но учитывая то, как Виктер вел себя с тобой, это имеет смысл. — Мужчина вел себя так, словно он был отцом Поппи, и я не произвел на него особого впечатления. Мне стало интересно, как много викторы знают и видят.

— Тони сказала, что он гордится мной, — прошептала она.

Я затих.

— А ты думала, что он не гордится?

— Не знаю, — призналась она, ее голос охрип. — Я надеялась на это.

— Он должен был, независимо от того, знал ли он о своем предназначении как виктора или нет, — тихо настаивал я. — Не может быть, чтобы он не знал.

Она кивнула.

Я наклонился, чтобы поцеловать ее в лоб.

— Этот человек… кем бы он ни был, любил тебя так, словно ты была его собственной плотью и кровью. Он гордился тобой.

Поппи быстро моргнула и мягко улыбнулась мне.

— Сядь назад. Я еще не закончила с тобой.

— Да, моя королева. — Я сделал, как было приказано, и она придвинулась ближе, ее брови сжались от быстрого вздрагивания. У меня свело живот.

— Я причинил тебе боль?

Ее глаза снова поднялись к моим.

— Ты уже раз пять задал мне этот вопрос.

— Вообще-то, семь… — У меня были только краткие воспоминания о том, как я питался от нее… от ее запястья, а затем от ее горла. Я помнил достаточно, чтобы понять, что не был нежен. Большие, больше чем обычно, раны на ее горле были тому доказательством. — Да?

Поппи увидела, на что я уставился.

— Твой укус почти не причинил боли.

Она говорила это и раньше, и я знал, что она лжет. Я также знал, что не очень-то заботился обо всем, что последовало за этим.

— Ты поморщилась.

— Ничего такого. Просто неприятная боль в виске или челюсти. Ничего общего с тобой. Она уже прошла.

Я не был уверен, что поверил ей.

— Я был груб с тобой. Тогда и после.

Мочалка замерла прямо над моим запястьем.

— Я наслаждалась каждым моментом и даже больше.

Меня охватил прилив удовлетворения, но в нем не было самодовольства. По мере того, как мой разум продолжал собирать себя воедино, формировалось еще одно растущее беспокойство. Поппи поделилась со мной многим, но об одном она не упомянула.

— Ты когда-нибудь узнавала, нужно ли тебе питаться?

Поппи села обратно, все еще держа меня за руку, и кивнула.

— Очевидно, все боги должны питаться… предположительно, не так часто, как атлантийцы, и бог не должен питаться от другого бога или атлантийца. Подойдет любая кровь, лишь бы не кровь дракена. — Она сделала паузу, ее бровь сжалась. — Не совсем ясно, как часто мне нужно питаться. Использование моих способностей и травмы ускорят потребность.

— Тогда тебе нужно питаться. — Я начал поднимать запястье ко рту…

Поппи остановила меня, ее хватка на моей руке была теплой.

— Тебе нужна каждая капля крови, которая у тебя есть. Тебе нужно еще больше крови.

— Я взял много, Поппи.

— Сейчас я чувствую себя хорошо, — сказала она, снова наклоняясь вперед, ее взгляд не отрывался от моего. — И мне пришлось питаться пару дней назад, прямо перед тем, как мы отправились в путь между Тремя реками и Уайтбриджем. Я начала чувствовать потребность. Я… я должна была.

— Киеран, — сказал я, и мои глаза искали ее. — Ты питалась от Киерана.

Ее голова качнулась в сторону.

— Почему я не удивлена, что ты каким-то образом догадался об этом?

Осознание того, что Киеран оказал ей эту помощь, принесло только облегчение. Он бы позаботился о том, чтобы ей было комфортно и безопасно, и чтобы не было даже унции стыда. Боги, я так много ему задолжал.

— Я не мог представить, что ты пойдешь к кому-то еще. Ты близка с Делано, Вонеттой и другими, но Киеран… с ним все по-другому.

— Да, — прошептала она, наклоняясь и целуя влажную кожу моей руки. — Я также подумала, что он единственный человек, которому ты не откажешь в удовольствии питать меня.

— Мне было бы все равно, кого ты используешь, если бы у тебя была такая потребность.

Она подняла бровь.

— Правда?

— Правда.

— Итак, если бы я решила питаться от Эмиля? — предложила она, и у меня сжалась челюсть. — Или Нейла…

— Хорошо. Ты права, — признал я. Неважно, у кого она искала помощи, я бы никогда не стал на нее обижаться. Другой человек? Мысли и молитвы за их задницу, однако. — Киеран — единственный.

Поппи тихонько засмеялась.

— Я ждала так долго, как только могла, потому что не хотела делать это ни с кем, кроме тебя.

— Из-за моей эгоистичной натуры я ценю эти чувства. Но, Поппи, я бы не хотел, чтобы ты ждала. Ты ведь знаешь это, правда? — Я искал ее взгляд. — Твое благополучие превыше моей нелогичной ревности.

— Я знаю. Правда знаю. — Ее зубы провели по нижней губе. — Это было иначе, чем питаться от тебя. Я имею в виду, я могла читать воспоминания Киерана, но это было не так, как между нами.

— Это не всегда так, как между нами. — Я протянул правую руку, заправляя прядку волос за ее ухо. — Это не всегда так интенсивно. Мы можем контролировать эмоции, связанные с кормлением, до определенной степени, так же как можем сделать укус чем-то, чего человек должен бояться или жаждать.

— Мне было интересно узнать об этом, — призналась она с усмешкой. — Чувствовал ли ты себя так, когда питался от других. Ну, знаешь, в целях… познания.

— Да, в целях познания. — Улыбаясь, я провел пальцами по ее щеке.

Ее подбородок приподнялся.

— Зачем бы еще я спрашивала, если не в образовательных целях, Кас?

Я задрожал. Эту реакцию было не остановить.

— Тебе не стоит так меня называть.

Она сморщила нос.

— Почему? Тебе нравится, когда я так называю.

— В этом-то и проблема. Мне это слишком нравится, — сказал я ей, и она улыбнулась, широко и ярко. И, боги, я мог бы жить за счет таких улыбок. Процветать. — Нам еще о многом нужно поговорить.

О чертовски многом.

Улыбка Поппи чуть померкла, когда я опустил правую руку обратно на край ванны.

— Я знаю. Думаю, мы можем поговорить о том, как нам выбраться из Карсодонии, когда вернутся Киеран и твой брат.

Мой брат.

Я крепче ухватился за бортик ванны. Они с Киераном были там, пока туман еще покрывал город, и следили, чтобы никто поблизости не предупредил Корону о каких-либо подозрительных событиях.

Поппи посмотрела на дверь.

— Надеюсь, они не причинят друг другу вреда. — Она наморщила лоб. — Слишком сильно.

— Ты беспокоишься за Малика? — Я приподнял бровь. — Ты ему веришь?

— Я верю, что он сказал правду о том, почему остался. Я почувствовала его эмоции. Он любит ее. Но под этим также было много вины и мучений. Я не знаю, это вина за то, что он сделал, оставшись здесь, или что-то другое.

Во мне зародилось немного сочувствия. Но не много. Мне не было жаль его, пока я точно не знал, что он не играет с нами.

Пока я не узнаю, придется ли мне убить его или нет.

Кроме этого, я не знал, что думать. Мне хотелось верить, что Маликом руководила любовь, но осознание того, что он предпочел Восставшую своей семье и королевству, не давало мне покоя.

Как и осознание того, что я сделал бы то же самое для Поппи.

Но этот Восставшая…

Сестра Поппи.

Как она вписалась во все это?

И как, черт возьми, теперь мне рассказать о ней Поппи?

Она снова провела тканью по моей руке, вдоль золотого брачного отпечатка. Ее движения снова замерли.

— Все еще больно? — прошептала она.

Я посмотрел вниз и увидел, что она смотрит на то, что осталось от моего пальца. Инфекция исчезла. Благодаря крови Поппи, новая кожа, теперь глянцево-розовая, натянулась на некогда открытую кость и ткань.

И, возможно, помощи Малика.

Что за хрень.

— Что самое болезненное, так это осознание того, что ты знала, что это было сделано.

Поджав губы, она покачала головой, ее глаза ненадолго закрылись.

— Я должна была быть последней вещью, о которой ты беспокоился.

— Ты всегда будешь первой, о ком я буду беспокоиться.

Её трясла заметная дрожь, когда она наклонилась вперед и поцеловала костяшку пальца. Поместив мою руку обратно в воду, она перекинула ткань через бортик ванны. Затем потянулась к шее и сняла золотую цепочку с кольцом.

— Это твое. Оно принадлежит тебе. — Ее глаза поднялись к моим, яркие и завораживающие. — Ты можешь носить его на правой руке?

Я прочистил горло, но оно все еще было хриплым.

— Я могу носить его там, где ты захочешь.

— Где угодно? — поддразнила она, хотя ее пальцы дрожали, когда она работала с застежкой на цепочке.

— Где захочешь, — подтвердил я. — На любом пальце руки или ноги по твоему выбору. Я могу сделать пирсинг на соске. Или переплавить в болт и проткнуть в член… вообще-то, тебе это может понравиться.

Взгляд Поппи переместился на меня.

— В твой… член?

При этих словах член затвердел, а ее губы разошлись при упоминании этого слова. Я кивнул.

Ее щеки порозовели, когда она наклонилась вперед.

— Это возможно?

— Да.

— Не будет ли больно от такого пирсинга?

— Наверное, больно, как от огня Бездны.

Она посмотрела вниз на кольцо. Прошло мгновение.

— И… и почему я должна находить это приятным?

Боги.

Я обожал ее любопытство.

— Я слышал, что многие находят трение шарика, который удерживает болт на месте, очень приятным.

— О. — Она глубоко вздохнула. — А обладатель такого пирсинга находит это приятным?

— О, да. — Я усмехнулся, когда цвет ее щек перешел на горло.

— Интересно, — пробормотала она, ее бровь еще раз изогнулась. Я бы все отдал, чтобы узнать, о чем она думает. Но она подняла кольцо. — Думаю, тебе подойдет указательный палец на правой руке. — Появилась небольшая ухмылка. — Пока.

Я грубовато хихикнул.

— Пока.

Она поднялась на колени, и я протянул ей правую руку. У меня защемило в груди. Никогда бы не подумал, что смогу перейти от разговора о пирсинге на члене к тому, что задохнусь меньше чем за минуту, но это произошло. Задыхаясь, я смотрел, как она надевает кольцо на указательный палец моей правой руки, золотое кольцо было теплым от близости ее тела. При виде кольца меня охватило чувство полноты.

Немного возрождения.

Ее прекрасные глаза мерцали, когда она смотрела в мои.

— Ты… ты все время спрашиваешь, все ли со мной в порядке, но так ли это с тобой?

Моя грудь снова сжалась, но это ощущение было более холодным и жестоким. Через секунду я почувствовал горький панический страх от того, что меня держат в ловушке и я не могу ничего сделать, чтобы оказать достойное сопротивление.

Чтобы хоть как-то помочь Поппи.

— Кас, — прошептала она.

Я выдохнул, переплетая свои пальцы с ее.

— Думаю, мне нужно поработать над восстановлением ментальных щитов вокруг тебя.

— Я не пытаюсь читать твои эмоции. — Поппи поджала губы. — Ладно. Это ложь. Пытаюсь. Понимаю, что не должна. Просто… я не знаю, через что ты прошел, и я видела следы на твоем теле. Порезы. Их было так много.

— Они брали мою кровь, — сказал я ей, переводя взгляд с нее на наши соединенные руки. — Ежедневно в течение некоторого времени. Они собирали ее в эти пробирки. Я полагал, что ее используют для Восставших, но они перестали это делать за пару дней до твоего приезда.

— Возможно, Избет использовала её для Восставших, но я думаю, что она могла использовать её для Королевского благословения. — Она тоже уставилась на наши руки, и прошло долгое мгновение. — Она… они обращались с тобой так же, как и раньше?

Моя грудь горела, когда я поднял взгляд к ее лицу.

— Никто не трогал меня в этот раз. Не так.

Её покинул дрожащий вздох.

— Я рада это слышать, но ничего из того, что было сделано, не делает лучше. Не тогда, когда она держала тебя в этом месте. У тебя были следы укусов на ноге. Тебя морили голодом… — Прервав себя, она глубоко вдохнула. Когда поднялись ее глаза, я увидел, что серебристые нити эфира стали светиться. — Я знаю, что ты скажешь мне, что с тобой все в порядке. Что ты в порядке. И я знаю, что ты сильный. Ты самый сильный человек, которого я знаю, но они причинили тебе боль.

Она наклонилась и поцеловала костяшку пальца под кольцом. Ощущение ее губ отбило угрожающий холод.

— Однажды ты сказал мне, что я не всегда должна быть сильной, когда я с тобой. Что мне можно быть не в порядке, — сказала она, и мышцы моей шеи свело судорогой. — Ты сказал мне, что твой долг как моего мужа — убедиться, насколько я знаю, что мне не нужно притворяться. Так вот, мой долг как твоей жены — убедиться, что ты тоже это знаешь. Ты — мое убежище, Кас. Моя крыша, мои стены, мой фундамент. А я — твоя.

В горле образовался комок, и я уставился на картину окутанных туманом гор. Желание сказать ей, что со мной все в порядке, было. Именно так я поступил в последний раз, когда спрашивали родители или кто-то еще. Даже Киеран. Даже когда врать ему было бессмысленно. Я не хотел, чтобы кто-то из них волновался. Они и так потратили на это достаточно времени. И я не хотел перекладывать это на Поппи. Она и так уже достаточно натерпелась.

Но мне не нужно было притворяться с ней.

Больше нет.

С ней я был в безопасности.

— Было время, когда я боялся, что никогда не услышу, как ты произносишь мое имя, кроме как во сне. — Слова были тяжелыми и грубыми, но я заставил себя их произнести. — Я не боялся, что ты не придешь за мной. Я знал, что ты придешь. И это знание пугало меня до смерти, но все дело было во мраке камеры. Голод. Знание того, что в конце концов он настигнет меня, и я сломаюсь. Снова сломаюсь. Я даже не узнаю своего имени, чтобы понять, что это ты его произнесла. Так что, да, я не… — Я сглотнул. — Я не совсем в порядке, но скоро буду.

— Да, — прошептала она. — Будешь.

Мы оба ничего не говорили в течение нескольких долгих мгновений. Наконец, я посмотрел на нее, и все, что увидел, это преданность в ее глазах.

Получить такое? Это заставило мое чертово сердце заколотиться.

— Я не заслуживаю тебя.

— Перестань так говорить. Ты заслуживаешь.

— Правда, нет. — Я поднял наши руки, прижав поцелуй к макушке. — Но с этого момента я буду следить за тем, чтобы быть достойным.

— Тогда я позабочусь о том, чтобы ты понял, что уже достоин.

На губах мелькнула слабая ухмылка.

— Наверное, мне пора выходить из этой ванны. Киеран уже должен вернуться. — А мне нужно было кое-что ей сказать. Вещи, которые мне нужно было вспомнить.

— Вернулся. — Освободив руку, она потянулась за полотенцем, которое лежало рядом. — Он сказал мне через нотам. Всего пару минут назад. Думаю, они дают нам пространство.

— Должен признать, — схватившись за бортики ванны, я приподнялся. Вода стекала с меня, падая каплями — Я немного завидую этой штуке с нотамом.

— Да, что ж, у меня это есть, но у вас у всех есть клыки, особый слух, зрение и обоняние. — Она тоже поднялась, и мое внимание сразу же привлек подол рубашки и то, как он развевается вокруг бедер, едва прикрывая изгиб ее задницы. — Так что, думаю, будет справедливо, если у меня будет вот это.

Я перевел взгляд вверх.

— Держу пари, ты все еще разочарована тем, что не можешь ни во что переодеться.

— Действительно. — Она провела полотенцем по моим рукам, а затем по груди.

— Я и сам могу вытереться.

— Знаю, — сказала она, приглашая меня выйти из ванны. — Но сейчас я чувствую себя довольно полезной.

— Угу, — пробормотал я, наблюдая, как она проводит тряпкой по бедру и нижней части живота, где мышцы выделялись гораздо сильнее, чем следовало бы.

Мне нужно было больше этого рагу и много белка. Ее кровь поможет мне насытиться, но часть веса придется набирать по старинке.

Когда Поппи обошла вокруг меня, полотенце прошлось по моей спине, а затем ниже. И тут я перестал думать обо всех калориях, которые мне нужно потреблять.

Поппи вдруг оказалась передо мной на коленях, двигая слегка шершавым полотенцем по моей левой ноге. Ее голова… черт, она была прямо там. В дюймах от моего члена, и я никак не мог проигнорировать это. В горле пересохло. Она медленно провела полотенцем вверх, по внутренней стороне моей ноги. Она поднималась все выше и выше. Меня пронзила сильная дрожь предвкушения. Тыльная сторона ее руки коснулась моей груди, и все тело сжалось.

Она перешла на другую ногу, ее черты лица были совершенно безмятежны. Невинные. Как будто она понятия не имела, что сделало это прикосновение. Чушь. Она знала. Небольшой изгиб в уголке ее губ сказал мне об этом, когда она начала медленное, мучительное восхождение по моей ноге.

— Поппи, — предупредил я, прекрасно понимая, что если она продолжит, разговор будет последним, о чем я думаю. Черт, это уже быстро становилось таковым.

— Хм? — Она провела полотенцем по задней поверхности моего бедра.

— Я уверен, что ты не в курсе… — Я зажал челюсть, когда ее рука снова провела между моих ног.

— Не в курсе чего? — спросила она, ее дыхание ласкало плоть моего бедра.

— Того, что ты делаешь, — хрипло сказал я.

Сбросив полотенце, она положила руки по бокам обеих моих ног и посмотрела на меня сверху. Ну, не до конца. Взгляд Поппи не прошел дальше моего твердого члена. Ее взгляд. То, как разошлись ее губы. Ее раскрасневшиеся щеки. Все это не помогало мне следить за ходом моих мыслей.

— Я точно знаю, что делаю, — сказала она, проводя руками по бокам моих ног.

— И что именно ты делаешь?

— Показываю тебе, насколько ты достоин.

Я открыл рот, но она потянулась выше и прижалась губами к старому шраму на моем бедре. Клейму, которое никогда не исчезало.

Тот поцелуй.

Он разрушил меня.

И она не остановилась на этом. Эти мягкие губы провели дорожку по моему бедру. Я был твердым как камень, а она еще даже не коснулась меня. Не совсем. Такая реакция не имела ничего общего с отсутствием секса в последние несколько недель. Это было намного, намного дольше. Это пробивающее все нутро вожделение было связано только с ней.

Поппи отстранилась настолько, что я увидел румянец на ее носу и щеках, когда она обхватила пальцами основание моего члена. Задыхаясь от ее имени, я чуть не кончил прямо там.

Изумленные зелено-серебристые глаза встретились с моими, когда она провела рукой по моей длине.

— Ялюблю тебя, Кас.

— Всегда? — Я выдохнул.

— И навечно. — Ее голос стал гуще, когда она медленно провела ладонью вдоль меня. — Потому что ты достоин.

Я задрожал, мои руки раскрылись и сомкнулись по бокам. На моем лбу выступили капельки пота, когда она снова провела ладонью по моей длине. Ее движения были медленными и осторожными. А ее рот… черт возьми. Ее горячее дыхание дразнило головку моего члена. Она еще даже не взяла меня в рот, но я уже чувствовал знакомое напряжение в основании позвоночника, глубокое напряжение.

— Я поверю всему, что ты сейчас скажешь.

Ее смех был легким, дразнящим головку моего члена.

— Поверь. Потому что, если бы это было не так? — Эта рука продолжала двигаться, медленно, уверенно и горячо. — Я бы не стояла перед тобой на коленях.

— Нет. Не стояла бы, — задыхался я, не в силах держать руки по бокам. Я коснулся ее щеки. Провел пальцами по ее шелковистым волосам. — Но это забавно.

— Что именно?

— Может, я и стою, но это я все еще преклоняюсь перед тобой.

Ее улыбка была широкой, а в уголках глаз появились морщинки. И, боги, эти улыбки… они были слишком редки. Слишком изысканными.

— Достоин, — прошептала она.

А потом взяла меня в рот.

Мой стон был грубым и эхом разнесся по маленькой комнате. Возможно, во всем чертовом здании. Мне было все равно. Весь мир сосредоточился на ощущении ее рта, на скольжении ее языка, когда она продолжала двигать рукой, обрабатывая меня с искусным совершенством.

Но я сохранял спокойствие. Я не дергал ее за волосы. Я не трахал ее рот. Я не…

Поппи взяла меня глубоко… глубже, чем я думал, и сосала. Мои бедра дергались. Моя рука крепко вцепилась в ее волосы. Я почти поднялся на кончики пальцев ног.

— В какой, черт возьми, главе дневника мисс Уиллы это было?

Ее смех был гулом, который едва не сломил меня, и я почувствовал, как учащается ее пульс и дыхание. Она наслаждалась этим, находя удовольствие в том, чтобы доставить удовольствие мне. И это было мощным афродизиаком. Мои бедра задвигались. Я не мог остановить себя. Моя рука опустилась на ее затылок. Голова откинулась назад, я задрожал. Ничто. Ничто по сравнению с ней. Я был близок, напряжение становилось все сильнее. Мои толчки стали менее поверхностными, менее нежными.

Застонав, я вырвался из ее рта. Ее рука на моем бедре напряглась, но я не оставил ей выбора. Я поднял ее на ноги и поднес свой рот к ее. Она почувствовала вкус фруктового напитка, который подавали вместе с тушеным мясом. Я поддержал ее, поднимая одолженную тунику.

— Ты должна гордиться мной, — сказал я, когда мы разошлись достаточно далеко, чтобы я смог стянуть рубашку через голову. — Я не порвал ее.

Ее смех был моим личным солнцем.

— Очень горжусь.

Я повел ее к кровати, представляя, как устроюсь между ее пухлыми бедрами и погружусь в нее, кружась в голове. Но Поппи положила руки мне на плечи и повернула меня.

Толкнув меня за задницу, а затем на спину, она забралась на кровать, поставив колени по обе стороны от моих бедер и усевшись на меня.

— Черт, — задыхался я, мое сердце колотилось.

Ее волосы упали вперед, скользнув по моей груди, и она потянулась между нами, нащупывая мой член. Я даже не знаю, что сказал, когда почувствовал ее влажное тепло на головке своего члена. Возможно, это была молитва. Мои руки легли на ее бедра, поддерживая ее, когда она начала опускаться, дюйм за дюймом, сладким, горячим дюймом. Я боялся, что все закончится еще до того, как она полностью сядет.

— Боги, — вздохнула она, напрягаясь, когда наши тела встретились. Ее пальцы впились в мою грудь. Мягкий женственный звук вырвался из ее уст, когда она медленно вынула член, оставив только кончик, и снова опустилась вниз.

Поппи продолжала захватывающие дух подъемы и спады, находя свой ритм и угол наклона. Ее спина изгибалась, когда она раскачивалась надо мной.

Мне нравился контроль. Я всегда был таким. Но с Поппи… наблюдать, как она находит свой путь, как она живет и любит без стыда? Ничто не было более сильным. Более сокрушительным. Я бы с радостью отказывался от контроля снова и снова ради этого — ради нее.

Но потом она начала действительно двигаться.

Быстрее. Сильнее. Я встретил ее движения, пальцы погрузились в плоть ее бедер. На ощупь она была скользкой и тугой, когда сжимала мой член. Ее вид — полная грудь, изгиб талии, складки на бедрах и вся эта раскрасневшаяся плоть, стал для меня гибельным.

Поппи обхватила мое левое запястье, притянув руку, на которой когда-то было кольцо, от бедра к груди — к сердцу. Ее пальцы сплелись с моими.

Я принадлежал ей.

Сердцем и душой.

Пока она скакала на мне все сильнее, я скользнул рукой к месту нашего соединения. Я нашел этот пучок нервов и надавил большим пальцем.

— О, боги, — вскрикнула она, и я почувствовал ее спазмы вокруг меня, когда она задрожала.

— Думаю, тебе это нравится. — Я застонал, когда она прижалась ко мне.

— Нравится, — задыхалась она. — Очень.

Ее стоны и мое рычание наполнили тускло освещенную комнату, присоединяясь к частым звукам сближения наших тел. Мои клыки пульсировали. Я хотел ее вены, но уже взял слишком много. Поэтому я сосредоточился на том, как она подходит мне, словно я был создан для нее. Как она двигалась по мне с дикой непринужденностью, всей любовью и доверием, которые она подарила мне. И всегда дарила.

Я хотел оставаться глубоко внутри нее часами — потерять себя в ней. Но она была во мне, под моей кожей, и обвилась вокруг моего сердца так же крепко, как вокруг моего члена.

Приподнявшись, она наклонилась вперед, заведя руку мне под голову. Она поднесла мой рот к своей груди. К твердому соску и двум колотым ранкам, которые я оставил ранее. Я закрыл рот над затвердевшим соском.

— Питайся, — прошептала она мне в макушку, ее бедра двигались. — Укуси. Пожалуйста.

Я не помню, какое из ее слов сломало мою сдержанность. Возможно, это было «пожалуйста». Мои губы разошлись, и я вонзил клыки в следы, которые оставил ранее. Она дернулась в моих руках, закричала, когда ее тело сжалось вокруг моего. Ее кровь попала мне на язык. Теплая. Густая. Древняя. Я жадно глотал и глубоко пил, вбирая ее в себя. Ее кровь была молнией в моих венах. Чистая сила, окутанная жасмином и кашемиром. То, как она обхватила мой член, стало моей погибелью. Приглушенное «Кас», вырвавшееся из ее губ. Ее кровь ударила в мое горло, в мое нутро. Все это вывело меня из равновесия.

По моему позвоночнику прокатилась мощная разрядка. Я сложил руки вокруг нее, прижав ее к своей груди, когда подался вверх, поднимая оба наших тела с кровати. Я высвободил свои клыки из ее плоти и нашел ее рот, целуя, пока не кончил. Разрядка уничтожила меня самым лучшим образом. Волна за волной, она казалась бесконечной, оставляя меня ошеломленным ее интенсивностью.

Всем тем, что я чувствовал к ней.

Прошло довольно много времени, прежде чем мой пульс замедлился. Я держал ее там, где хотел, на себе. В последующие тихие мгновения я кое-что понял. Мои пальцы замерли в ее волосах, когда я открыл глаза.

— Поппи?

— Да? — пробормотала она, прижавшись щекой к моей груди.

— Я не принимал эту траву, — сказал я ей, испытывая настоящий кавардак от противоречивых эмоций. — Ту, которая предотвращает беременность.

— Я так и поняла, — сказала она, зевая. — Я начала принимать меры предосторожности.

Мои брови взлетели вверх.

— Это тоже было в дневнике?

Поппи засмеялась.

— Нет. Я спросила Вонетту, — сказала она, поднимая голову. Я решил, что мне действительно нужно поблагодарить Нетту. — Она сказала мне, что нужно взять, поскольку маленький Кастил — это последнее, что нам нужно… по крайней мере, в данный момент.

Во мне забурлили эмоции, смесь холодного, жесткого ужаса и сладкого предвкушения.

— А как насчет маленькой Поппи? — Я зачесал ее волосы назад. — С темно-рыжими волосами, веснушками и серебристо-зелеными глазами?

— Мои глаза все еще такие?

— Да.

Она вздохнула.

— Я не знаю, почему они такие, но твой вопрос? Ты это серьезно?

— Всегда.

— Ты не всегда серьезен.

— Сейчас я серьезен.

— Я не знаю. То есть… да? — Она сморщила нос. — Однажды, далеко, далеко, далеко, далеко, далеко от этого момента. Да.

— Когда мы не будем в центре войны, например? — Я улыбнулся ей. — И я буду готов не быть в центре твоего внимания?

— Скорее, когда я буду уверена, что случайно не оставлю ребенка там, где не следовало бы.

Я усмехнулся, поднял голову и поцеловал ее.

— Позже.

— Позже, — согласилась она.

Опустив голову, я откинул ее волосы назад.

— Я хочу, чтобы ты питалась.

— Вероятно, тебе нужно питаться снова.

— Возможно, но я не поэтому хочу, чтобы ты питалась. Я не хочу, чтобы ты стала слабой, — сказал я ей. — Никогда, но особенно не тогда, когда мы находимся в центре Карсодонии.

Через мгновение она кивнула.

— Я посмотрю, захочет ли Киеран…

— Он захочет.

Поппи нахмурилась.

— Ты говоришь немного самоуверенно, ведь это не твоя кровь.

— Он захочет, — повторил я, думая, что она действительно не имеет ни малейшего представления о Киеране и о том, что он может или не может сделать для нее.

— Неважно, — пробормотала она, опуская подбородок мне на грудь. — Нам пора вставать. Нужно придумать план. Разобраться с Маликом. Придумать, как выбраться отсюда. Надеюсь, узнать что-нибудь о текущем состоянии Тони. Вернуться. Убить эту суку, — сказала она, и мои брови поднялись. — А потом мне нужно освободить отца. Я вроде как обещала Нектасу, что сделаю это. Ты мельком встречался с ним в форме дракена, — продолжила она с очередным зевком, и мои брови поднялись еще выше. — Мой отец должен быть в Карсодонии…

— Он в Вэйфере. — Тени, окружавшие одну из темных пустот в моем сознании, рассыпались. — Избет сказала, что он там.

Ее глаза расширились.

— Как ты…?

— После того, как ты сказала мне, что он был пещерным котом, я подговорил ее рассказать о нем. И ударил ножом в грудь. — При воспоминании я усмехнулся. — Не убил, но держу пари, было больно.

Поппи моргнула.

— Ты ударил ее ножом?

— Да, костью Жаждущего.

— Жаль, что я этого не видела. — Ее глаза снова расширились. — Я так сильно тебя люблю.

Я рассмеялся от полной неправильности этого.

— Возвращаемся к твоему отцу? Она сказала, что пещерный кот был там, где его всегда держали.

— Где его всегда держали, — пробормотала она, когда я провел большим пальцем по ее челюсти. — В покоях под Вэйфером, в главном зале. — Она внезапно наклонила голову и поцеловала меня. — Она сказала, что его нет в Вэйфере.

— Она солгала.

Поппи затрепетала.

— Спасибо.

— Не нужно меня благодарить. — Я поцеловал ее. — Ты думаешь, что сможешь найти его снова?

Подняв голову, она кивнула.

— Думаю, да, но снова попасть в Вэйфер…

— Мы разберемся, — заверил я ее. — И мы справимся с тем пугающим списком дел, о котором ты говорила. Вместе. Кроме убийства Избет. Ты хочешь этого? Она в твоем распоряжении, — сказал я, и она улыбнулась так, что должно было бы меня обеспокоить, но я только ожесточился.

— Кстати, мой список еще не закончен, — сказала она мне. — Есть еще кое-что. Вознесенные. Люди. Королевства. Твои родители.

Вспыхнул гнев. Она рассказала мне, что обо всем говорили мои мать и отец.

— Я действительно не хочу думать о них в данный момент.

Ее взгляд поднялся к моему.

— Я все еще очень зла на них, но они… они любят тебя. Они любят вас обоих. И я думаю, что именно эта любовь стала одной из причин, по которой они так и не сказали правду.

— Они облажались.

— Да, они облажались.

— По большому счету.

— Я знаю, но мы ничего не можем с этим поделать.

— Не будь логичной, — сказал я ей.

— Кто-то должен быть.

Потянувшись вниз, я сжал ее пухлую попку и был немедленно очарован тем, как серебристые искорки в ее глазах засветились в ответ.

— Это было немного грубо.

— Ты это переживешь.

— Возможно, — сказал я, обожая маленькую улыбку, которая появлялась, когда мы дразнили друг друга — нормальная ситуация. Боги, я бы никогда не принял это как должное. Мне не хотелось все разрушать. Но пришлось.

— Мне нужно тебе кое-что сказать.

— Если это о том, что твой член — подменыш, то я знаю, — сухо сказала она. — Я чувствую это.

Из меня вырвался удивленный смех.

— Веришь или нет, но это не так.

— Я потрясена. — Она снова зевнула, прижимаясь к моей груди. — В чем дело?

Я открыл рот, наблюдая за ней. Когда она моргнула, ее глаза медленно открылись и быстро закрылись. Она устала, и я сомневался, что она спала намного больше, чем я за последние несколько недель. Мало того, я взял много крови. Она должна была быть измотана.

Я взглянул на маленькое окно. За ним было темно. Даже если бы туман все еще был густым, мы бы никуда сегодня не поехали. Только не с Жаждущими на Вале. Время еще было.

Должно было быть.

Поппи нужно было поспать, а потом питаться. Это были две самые важные вещи. Даже важнее, чем рассказать ей о Миллисенте. И дело не в том, что я избегал рассказывать ей о Прислужнице. Я больше никогда не буду хранить от нее секреты, как бы сильно мне этого ни хотелось. Потому что я знал, что это может испортить ей жизнь, и поэтому ей нужно было отдохнуть и подкрепиться. Сила. Никому не нужно было узнавать такие новости полусонным и ослабленным.

— Что? — спросила Поппи, ее голос был едва выше шепота. — Что ты хотел мне сказать?

Я провел рукой по ее спине и по густым прядям ее волос. Я обхватил ее затылок, прижимая ее щеку к своей груди.

— Только то, что я люблю тебя, — сказал я, приподнявшись настолько, чтобы поцеловать ее в макушку. — Всем сердцем и душой, сегодня и завтра. Мне никогда не будет достаточно тебя.

— Ты говоришь это сейчас…

— Не через сто лет. — Я посмотрел на нее сверху вниз и увидел намек на мягкую улыбку. Прекрасную. Я мог бы питаться ее улыбками. Они были настолько драгоценны. Каждая из них — чертов подарок. Я мог бы существовать на ее смехе. Этот звук был настолько важен. Это меняет жизнь. — Ни через тысячу лет. Никогда. Хватит.

Она крепко обняла меня, а затем начала поднимать голову.

Я остановил ее.

— Я знаю. Нам нужно вставать, но просто… дай мне немного подержать тебя. Хорошо? Еще несколько мгновений.

Поппи сразу же расслабилась, как я и знал, что она расслабится после этой просьбы. И, как я и предполагал, когда ее глаза снова закрылись, больше они не открывались. Она заснула, а я… я смотрел на ее нос, на ее губы, гладил рукой ее волосы, когда из пустоты вырвались слова Миллисенты.

Она умрет в твоих объятиях.

ГЛАВА 33

Я не мог заснуть.

Предупреждение Миллисенты не давало мне покоя. Но я оставался с Поппи, проводя пальцами по ее волосам. Впитывая ее тепло. Считал ровные, сильные удары ее сердца. Слушал каждый ее вздох, пока шаги не приблизились к двери, а затем остановились.

Только тогда я поднял ее с себя и осторожно положил на бок. Она не проснулась. Не издала ни звука, пока я натягивал тонкое одеяло на ее тело. Настолько она была измучена.

Я поднялся, чтобы убрать пряди волос с ее лица и поцеловать в щеку. Находясь так близко, я увидел слабые серые тени под ее глазами. Мне потребовалась почти каждая унция самообладания, чтобы покинуть эту кровать, но я это сделал. За это я заслужил чертову медаль.

Остановившись там, где на небольшом кресле лежала аккуратная стопка одежды, я натянул черные брюки. Застегивая пуговицы, я взглянул на Поппи. Она спала на боку, как я и оставил ее, одно плечо было обнажено над одеялом, а волосы рассыпались огненным потоком позади нее. В груди у меня завязался узел, нахлынули воспоминания. Впервые я обнял ее, когда она спала на холодной, твердой земле Кровавого леса. В последний раз перед тем, как меня забрали, на корабле, на той мягко качающейся кровати. Она всегда выглядела такой чертовски спокойной. Красивой. Сильной. Смелой, даже в покое.

И я был ее.

Я отвернулся, но тут же забрался обратно на кровать. Моя плоть уже скучала по ее ощущениям, когда я подошел к двери и открыл ее.

Киеран прислонился к стене, откинув назад голову. Его глаза открылись и встретились с моими. Он стал совершенно неподвижным, когда я закрыл дверь. Его рот шевельнулся, но я не расслышал ни слова, когда он рванулся вперед. Я встретил его на полпути. Один из нас или оба немного пошатнулись, когда мы столкнулись. Его рука дрожала, когда он прижимался к моей шее. Узел эмоций в моей груди разрастался, когда я прижимал его к себе так же близко, как Поппи, и в этой тишине я поблагодарил богов — спящих, мертвых или еще каких-нибудь, прижавшись лбом к его плечу. За то, что он был рядом с Поппи. За то, что он просто был здесь. За связь, которая крепче крови и традиций.

— Ты цел? — спросил Киеран голосом, который казался таким же грубым, как мое горло.

Я закрыл глаза.

— Буду.

— Хорошо. — Рука на моем затылке окрепла. — Я скучал по тебе, парень. Очень сильно.

— То же самое.

— А еще хотел врезать тебе по члену за то, что ты сделал, — сказал он, и меня пробрал слабый смех. — До сих пор хочу, если честно.

— Ты знаешь, почему я это сделал.

— Знаю. — Киеран сжал заднюю часть моей шеи. — Это единственная причина, по которой я не бью тебя прямо сейчас.

Я снова засмеялся, поднимая голову.

— Это и тот факт, что ты боишься, что Поппи надерёт тебе задницу за такое.

Он грубовато усмехнулся.

— Чистая правда.

Схватив его за плечо, мы встретились взглядами.

— Ты ведь знаешь, почему я сдался? Я должен был остановить Избет. Она причиняла боль Поппи.

— Я знаю. Знаю. Я не ожидал от тебя ничего меньшего, — сказал он. — Это не значит, что мне это должно нравиться. Это не значит, что Поппи тоже.

Кивнув, я снова ощутил дрожь в его руке. И зная его всю свою жизнь, я увидел тени страха в его глазах. Незаданные вопросы. Зло, которое, как он боялся, настигло меня, и кошмары, которые, как он опасался, могут воскреснуть.

Я прижался к его щеке левой рукой и склонил голову к его голове.

— Это было не так, как в прошлый раз. Единственное, что у меня забрали, так это мою кровь.

Некоторые тени рассеялись, но не все.

— И это все? Правда?

У меня заныла челюсть. Тишина той камеры. Холод. Часы, дни и недели этого — отчаяния и всего остального. Нет, это было не все.

Киеран провел ладонью по моей щеке.

— У тебя есть я. У тебя есть Поппи. Ты не один. Мы оба здесь. Всегда и навечно.

Черт.

Ком подкатил к моему горлу и затуманил глаза.

— Да, — сказал я голосом, полным гравия. — Я знаю.

Его грудь поднялась в глубоком вдохе, а затем взгляд метнулся к закрытой двери. Он не спрашивал. Да и не нужно было.

— Она спит.

Он почувствовал видимое облегчение. Его глаза ненадолго закрылись, а затем снова открылись, радужки мерцали.

— Ей нужно питаться. Это не можешь быть ты. Я сделаю это, как только она проснется.

— Спасибо.

— Не нужно благодарить меня за это.

— Но я хочу.

Он пожал плечами.

— Не то, чтобы я возражал против ее питания.

— Уверен, что нет, — сухо ответил я.

Одна сторона его губ скривилась, когда он опустил руки.

— Пойдем. На огне осталось тушеное мясо. Тебе нужно поесть еще.

— Да, мама.

Киеран фыркнул, ведя меня по короткому, узкому коридору, мимо еще двух закрытых дверей. Я оглянулся, но не услышал никакого движения.

— На что это похоже снаружи? — спросил я.

— Туман рассеивается, здесь и в более высоких точках города, но в нижних районах он все еще густой. — Киеран вошел в освещенную свечами кухню, взяв миску с одной из полок вдоль стены. — Похоже, они все еще разбираются с Жаждущими. Если они и поняли, что кто-то из нас пропал, то пока не в полную силу.

— Это скоро изменится, — сказал я, оглядывая широкую комнату. Жалюзи закрывали большое окно за столом и стульями. На поверхности стола было разбросано несколько кинжалов. — Как думаешь, сколько у нас времени?

— Вероятно, остаток ночи и, возможно, день. — Он подошел к котелку у очага. — Мы должны сделать свой ход до наступления ночи.

Логично. Тогда нам не придется иметь дело с рыцарями, но Восставшие? Другая история. Может, Избет и не привязана к луне, как Вознесенные, но она не осмелилась бы выйти днем и подвергнуть себя риску разоблачения.

Я снова взглянул на вход.

— Где все? — А именно, где был мой гребаный брат?

— Смертные — Блаз и Клариза? Они спят. — Киеран налил в миску рагу из небольшого горшочка. — Хорошие люди. Поппи сказала тебе, что эта женщина — потомок?

— Она упоминала об этом. — Я взял миску и ложку, желудок заурчал от пряного аромата трав. Миска немного странно ощущалась в четырехпалом захвате, но к этому придется привыкнуть.

Киеран прошел к маленькому столику и сел за него. Я встал, поскольку и так провел достаточно времени на своей заднице.

— Дракен шныряет снаружи, надеясь остаться незамеченным и ничего не спалить.

Мои брови поднялись, пока я жевал кусочки овощей и курицы. Что-то из сказанного Поппи вернулось ко мне.

— Он действительно пытался тебя укусить?

— Да, черт возьми, он пытался. — Челюсть Киерана затвердела. — Он не очень-то любит общаться. Возможно, он покажется тебе забавным.

Я усмехнулся, проглотив густое рагу. Однако ухмылка померкла, когда Киеран стал наблюдать за мной. Я не хотел спрашивать, потому что если ответ будет таким, который я не хотел слышать — что моего брата здесь нет, то я выйду из себя. Но я должен был знать.

— Малик?

— Спит в гостиной, вырубившись на диване.

Я что-то почувствовал. Не знаю, было ли это удивление или облегчение.

Киеран наклонился вперед.

— Он помогал тебе, когда ты был в той камере?

— Видел его один раз. Он помог избавиться от инфекции. — Я поднял оставшиеся пальцы на левой руке.

— Только один раз?

— Он сказал так, будто это было рискованно для меня, — сказал я ему между глотками.

— Ты ему веришь?

— Не знаю, — признался я, мой желудок заныл. Тем не менее, я продолжал есть. — А ты?

Он потер подбородок.

— Он говорит, что может обеспечить нам корабль. Что нас можно тайно переправить на него и сбежать таким образом.

— Это так? — Я подошел к очагу, наполнив свою миску только потому, что чем быстрее я приду в норму, тем быстрее смогу позаботиться о нуждах Поппи. — И ты настолько доверяешь ему — доверяешь ему безопасность Поппи?

— Есть только несколько человек, которым я доверяю ее безопасность, и он, черт возьми, точно не один из них, — ответил Киеран. — Но он помог нам вытащить тебя. Он не пытался уйти, и он мог предупредить охранников, которых мы видели, когда осматривали все вокруг. Но он этого не сделал. Он многим рискует, и он знает, что будет, если его поймают.

Я обдумал это.

— Не думаю, что он предаст нас.

Киеран кивнул.

— Но он — большая ответственность, — сказал я, поднося ко рту ложку с тушеным мясом.

— Прислужница.

— Если она действительно его родственное сердце, она — рычаг, который можно использовать для контроля над ним. Возможно, так уже и было.

— Только если Избет знает, — возразил Киеран. — Ты действительно думаешь, что она все еще будет жить и дышать, если узнает Избет?

— Да.

Он нахмурился.

— Почему ты так думаешь?

— Я сейчас взорву твой мозг. — Я доел оставшееся рагу и поставил миску рядом с собой. — Миллисента — дочь Избет. Ее отец — Айрес. Она сестра Поппи.

Губы Киерана разошлись, и прошло долгое мгновение.

— Какого черта?

— Да. — Сложив руку на животе, я провел рукой по лицу. — Если бы я не видел Миллисенту без краски на лице, то никогда бы не поверил. Но это правда. Она чертовски похожа на Поппи.

— Какого хрена? — прошептал Киеран, выпрямляясь.

Я бы рассмеялся, но ничего смешного в этом не было.

— И я не сомневаюсь, что Малик это знает.

Киеран медленно покачал головой, его рука опустилась на стол рядом с кинжалами.

— Но она Восставшая, — сказал он, а затем вкратце рассказал мне, как и почему третьи сыновья и дочери могут стать Восставшими.

Все это имело определенный смысл, учитывая, как были созданы смертные.

— Она чем-то похожа на Восставшего, — сказала я, поделившись тем, что рассказала мне Миллисента. Это ничего не прояснило, потому что то, что сказала Прислужница, было так же ясно, как суп в этой кастрюле.

— Боги, — произнес он. — Ты сказал Поппи?

— Я не хотел вываливать это на нее, когда она так измучена. Как только она проснется и покормится…

— Черт.

— Да.

— Это ее расстроит.

Мышцы в моих плечах судорожно сжались. — Так и будет.

Он провел рукой по голове, где его волосы отросли с тех пор, как я видел его в последний раз.

— Подожди. Поппи сказала тебе, что в этом пророчестве было что-то еще? То, что сказала ей Тони?

— Она рассказала мне некоторые части, черт возьми. Части про первую и вторую дочь? Я даже не понял, когда Поппи это сказала. Судьба некогда обещанного короля? — Я посмотрел в сторону зала. — Если Малик говорит правду о том, что она его родственное сердце, это имеет смысл.

— И не имеет, потому что Поппи не собирается переделывать никакие царства.

Я кивнул.

— Знаешь, Миллисента даже называла себя первой дочерью. Она также называла себя провалом своей матери.

— Провалом в чем?

— Я не знаю, но думаю, что это то, что планирует Избет. — Я оттолкнулся от стойки, когда в моей голове прояснилось то, чем поделилась со мной Миллисента. — Она сказала мне, что планирует переделать царства. — Я подошел к окну и немного отодвинул жалюзи, чтобы увидеть тонкие клубы туманной ночи.

Киеран повернулся в своем кресле.

— Да, мы слышали это. Один из жрецов в Оук-Эмблере сказал, что это было целью Поппи.

Закрыв глаза, я позволил жалюзи опуститься на место. Я вспомнил беспорядочные слова, сказанные Миллисентой и Кровавой Королевой, некоторые проскользнули мимо меня, прежде чем я успел их осмыслить.

— Миллисента сказала, что для того, чтобы переделать царства, нужно сначала их разрушить. И я думаю, что именно так Избет потерпела неудачу с Миллисентой. Ей пришлось бы пройти через Выбраковку и вознестись в божество. Вряд ли Миллисента пережила это.

— И ты думаешь, Избет превратила ее в одну из этих тварей, чтобы тем самым спасти? — Киеран звучал недоверчиво. — Ты думаешь, она так сильно переживает?

— Я думаю, что она любит Поппи своим извращенным, безумным способом. Полагаю, именно поэтому она не тронула меня и в этот раз. — Я встретился взглядом с Киераном. — И думаю, что она, вероятно, любит и Миллисенту тем же своим извращенным способом. В конце концов, смерть одного ребенка привела все это в движение, не так ли?

— Черт. — Киеран посмотрел вверх на неприкрытые балки потолка. — И что? Ты думаешь, что Миллисента была ее первой, а Поппи — второй попыткой создать нечто, что, по ее мнению, уничтожит царства?

— Да.

— Поппи никогда не сделает ничего подобного. Никогда, — сказал Киеран между стиснутых зубов, взмахнув рукой. Боги, я не мог любить этого вольвена больше. Его преданность нашей королеве — это все. — Да, у нее были моменты, которых ты не видел, когда она… она была чем-то другим. Например, когда она увидела, что Избет сделала с тобой.

Мне пришлось дышать сквозь ярость, чтобы не выхватить один из кинжалов и не вонзить его в стену дома смертных. Тех, кто только и делал, что помогал нам. Я должен был преодолеть чувство вины.

— Но это все еще Поппи, — сказал Киеран, и по его лицу поползли тени, которые быстро исчезли. — Возможно, Избет и удалось создать могущественного бога, но в конечном итоге она потерпела неудачу.

— Согласен. — Я подошел к столу, мои движения были скованными. — Есть еще кое-что. Я знаю, что есть. Но моя голова… в ней есть эти пятна пустоты. Они медленно заполняются. — Положив руки на стол, я наклонился. — Знаю, что Миллисента сказала, что мне нужно остановить Поппи. Что скоро я буду единственным.

— Остановить ее в смысле…? — Киеран напрягся, и перемена, охватившая его, была огромной и быстрой. Его кожа истончилась. Глаза засветились. — Убить ее?

— Этого не произойдет, — напомнил я ему.

— Чертовски верно, не будет, — прорычал он. — Потому что я собираюсь найти Ривера и позволить ему сжечь этого подражателя Восставших.

— Ты действительно думаешь, что Поппи позволит это, когда узнает, кто такая Миллисента? — спросил я, и Киеран низко зарычал. — Не думаю, что Миллисента хочет смерти Поппи. Похоже, она считает, что другого выхода нет.

— Потому что она думает, что Поппи — Предвестник?

Я кивнул.

— Это не так. И мне плевать на разницу между желанием смерти Поппи и мнением, что другого выхода нет, — ответил он. — Ты хочешь сказать, что он есть?

Мой взгляд встретился с его.

— Ты прекрасно знаешь, что, если она окажется угрозой для Поппи, я передам ее Риверу. Я предпочту ненависть Поппи, чем то, что она пострадает.

Киеран откинулся назад, его пальцы напряглись на столе.

— Поппи никогда не будет тебя ненавидеть.

Я фыркнул.

— Ты недооцениваешь ее способность испытывать сильные эмоции.

— Вообще-то, нет. — Он перевел взгляд на меня. — Единственное, что подтолкнуло ее к уничтожению Солиса, была ее любовь к тебе.

Любовь.

Дразнящие слова Избет всплыли из темноты. Я никогда не хотела этой слабости.

Я выпрямился.

Любовь можно использовать в качестве оружия, ослабляя…

Мое сердце начало колотиться.

— Что? — потребовал Киеран. — Что такое?

— Поппи сказала мне, что дракен сказал, якобы она еще не завершила Выбраковку, — прохрипел я. Так же сказала и Миллисента. Именно поэтому Избет сделала все, что могла. Поэтому она взяла меня в первую очередь. Поэтому она ждала.

— Да. И что?

— Бог не настолько силен, чтобы уничтожить царства, Киеран. Избет это знает.

И бог также не настолько могущественен, чтобы сделать то, что утверждала Миллисента — передать ей месть Избет против Никтоса.

Киеран открыл было рот, но тут его взгляд метнулся к зашторенному окну. Его глаза расширились, и я понял, что он осознал то же самое, что и я. Это было невозможно, но…

Киеран повернул голову обратно ко мне.

— Туман. Она не призывала его, Кас. Она создала Первобытный туман.

***

Несколько часов спустя, когда над городом взошло солнце, я сидел в постели рядом с Поппи, скрестив лодыжки и прислонившись спиной к изголовью. Она не проснулась, когда я присоединился к ней, но прижалась ближе, уткнувшись щекой в мою грудь.

Я спал не больше часа, если вообще спал. Теперь по совершенно другим причинам. Я сидел там, перебирая мягкие пряди волос Поппи, пока она спала. Просто ошеломленный ею. Изумленный.

Дверь с треском распахнулась, и вошел Киеран. Его шаги были тихими, осторожными, когда он подошел к кровати.

— Я ненавижу делать это…

— Знаю, — сказал я, глядя на Поппи. Он не хотел ее будить. Я тоже, но это было необходимо. Время было не на нашей стороне.

Откинув пряди с ее щеки, я наклонился и поцеловал ее в лоб.

— Королева, — тихо позвал я, проводя большим пальцем по ее нижней челюсти. Брови Поппи прищурились, когда она придвинулась ближе. Я усмехнулся, когда Киеран сел с другой стороны от нее. — Открой для меня свои прекрасные глаза.

Ее ресницы затрепетали, а затем взметнулись вверх. В ее взгляде застыл сон. Серые тени под глазами все еще были там, но серебряные искорки были яркими, пронзая весеннюю зелень.

— Кас.

Из моей груди вырвался стон.

— Ты — мой любимый вид пытки, — сказал я ей, целуя ее лоб. — Киеран здесь.

Она слегка повернула голову, оглядываясь через плечо.

— Привет.

Киеран улыбнулся ей, опираясь на ее бедро, поддерживая свой вес рукой на кровати. Его черты смягчились так, как я не видел у него уже долгое время.

— Доброе утро.

— Доброе утро? — повторила она, моргая. — Я так долго спала?

— Все в порядке. Тебе нужен был отдых, и мы все равно не могли уехать, — сказал я ей, сжав ее плечо.

— Вы отдохнули? — Она оглянулась на Киерана. — Кто-нибудь из вас двоих отдыхал?

— Конечно, — солгал Киеран так гладко, что я почти поверил ему.

Поппи наблюдала за Киераном какое-то мгновение, а затем посмотрела на меня.

— Как ты себя чувствуешь?

— Божественно, — сказал я ей, проводя большим пальцем по изгибу ее ключицы.

Она внимательно изучала меня, а затем села, тонкое одеяло сбилось на ее бедрах, а буйство волн и локонов разлетелось во все стороны. — Малик все еще здесь?

Я проигнорировал внезапный толчок в груди, обхватив ее талию рукой, полагая, что она была в нескольких секундах от того, чтобы подняться с кровати.

— Он здесь.

— Только что видел его. — Взгляд Киерана переместился на меня. — Все еще спит.

— А Ривер? — спросила она, когда я притянул ее между ног, так что она оказалась прижатой к моей груди. Она позволила это, расслабившись так, что трудно было поверить, что раньше она сидела так скованно рядом со мной. — Он…?

— Он в порядке, — сказал Киеран. — Никого не сжег заживо. — Он сделал паузу. — За последнее время.

Я приподнял бровь.

— У Ривера, — со вздохом пробормотала Поппи, положив ладонь на мою руку, — есть навязчивая идея сжигать людей. Полагаю, это дело рук дракенов.

— Я думаю, это просто особенность Ривера, — сухо заявил Киеран.

— Верно. — С небольшой ухмылкой она поднесла мою левую руку ко рту и поцеловала ее. — А что насчет тумана? Пробрался ли кто-нибудь из Жаждущих в город? Как мы…?

— Так много вопросов… — засмеялся Киеран, откидывая с ее лица непокорную прядь волос, которая так и норовила выскользнуть. — Это должно подождать.

Ее глаза сузились на него.

— Не думаю, что кому-то из них нужно ждать.

— Им нужно, — сказал я, и ее взгляд переместился на меня. Я улыбнулся.

— Не улыбайся мне, — огрызнулась она.

Моя улыбка стала шире.

— Такая вздорная.

Ее взгляд потеплел, даже когда она вздернула подбородок.

— Дурацкие ямочки, — пробормотала она.

Смеясь, я прильнул к ее рту и поцеловал.

— Тебе нравятся мои ямочки, — сказал я ей, выпрямляясь. — И тебе нужно питаться.

Она открыла рот, затем сомкнула его.

— Я вызвался, даже не спрашивая, — заверил ее Киеран. — Учитывая, сколько эфира ты использовала, и сколько крови отдала Касу, это просто необходимо.

Поппи на мгновение замолчала.

— Я знаю, но я…

Загнув пальцы под ее подбородок, я вернул ее взгляд к своему.

— Твои сомнения не могут быть из-за меня.

— Это не так. — Она опустила голову, целуя кончик моего пальца. Ее взгляд остановился на Киеране. — Просто мне не нравится использовать тебя в качестве закуски.

Его брови взлетели вверх.

— Ну, во-первых, мне не нравится думать о себе как о закуске. Скорее, это целая трапеза.

Я опустил лицо на макушку Поппи, и мне потребовалось все, чтобы не рассмеяться.

— Ладно, мистер Целая Трапеза, мне не нравится использовать тебя в целом, и ты это знаешь. — Внезапно переместившись, она ткнула меня локтем в живот, заставив меня ахнуть. — А ты? Это не смешно.

— Конечно, нет, моя королева, — ответил я, ухмыляясь ей в волосы.

Она двинулась, чтобы снова ткнуть меня локтем, но я обхватил ее другой рукой, останавливая и смеясь. Наклонив голову, я поцеловал ее в щеку.

— Ты не используешь его. Это взаимовыгодный акт.

Поппи повернула шею, чтобы посмотреть на меня.

— Как это взаимовыгодный акт?

Киеран открыл рот, но тут же благоразумно закрыл его, когда его взгляд встретился с моим.

— Потому что, — сказал я, ослабляя свою хватку, — это помогает ему чувствовать себя полезным.

Она закатила глаза.

— Поппи. — Киеран наклонился вперед, подложив пальцы под ее подбородок и переключив внимание на себя. — Ты знаешь, что я счастлив быть полезным тебе таким образом. Ты не используешь меня. Ты позволяешь мне помочь тебе. Между этими двумя вещами есть огромная разница.

Она молча смотрела на него, и у меня возникло ощущение, что она читает его. Что бы она ни чувствовала, мне придется поблагодарить Киерана за это позже, потому что она со вздохом кивнула.

— Хорошо.

Меня пронзила волна облегчения. Я еще раз быстро поцеловал ее в уголок губ, а затем поднял руку. Мне не нужно было ничего говорить. Киеран протянул свою, и Поппи прижалась ко мне, когда я опустил рот на его запястье. Ее хватка вернулась к моей руке, когда она повернулась, давая мне место. Я нерешительно коснулся кожи Киерана и поднял глаза на нее. Крошечные ноготки впились в плоть моей руки, когда она смотрела, как я пронзаю кожу Киерана. На языке ощущался землистый привкус. Я не пил и не погружался слишком глубоко. Киеран даже не пошевелился, но обеспокоенный взгляд Поппи переместился на вольвена.

— Я в порядке, — заверил он.

Подняв голову, я все еще держал руку Киерана, когда он поднес к ее рту струйку крови. Какое-то мгновение Поппи не двигалась, но потом опустила голову, смыкая рот вокруг следов.

Тогда Киеран пошевелился.

Всего лишь небольшой рывок. Не думаю, что Поппи заметила это, поскольку я собрал пряди ее волос, упавшие вперед, и зачесал их на одно плечо.

Затем моя рука покинула руку Киерана, и я обхватил ее за талию, положив ладонь на одно бедро. Она слегка вздрогнула от этого прикосновения, а затем ее нога просунулась под одеяло и прижалась к моей, пока я проводил другой рукой вверх и вниз по ее спине.

Я наблюдал за ней — за густой бахромой ресниц на ее щеках, за тем, как ее горло напрягалось при каждом глотке, когда я проводил пальцами по ее бедру медленными, ровными кругами. Я не отрывал от нее глаз. Я увидел момент, когда тени под ее глазами рассеялись. Я вдохнул знакомый аромат. Уголки моих губ приподнялись, чтобы поцеловать ее макушку, а затем висок.

Эти острые маленькие ноготки впились в мою плоть, когда по ее щекам разлился розовый румянец. Ее глаза распахнулись, уставившись на Киерана. Этот ублюдок ухмылялся, выглядя слишком гордым собой, и у меня возникло ощущение, что она наткнулась на его воспоминания, и он показывает ей что-то, что она, вероятно, сочтет крайне неуместным.

И интригующим.

Потому что этот запах усилился, присоединившись к другому, и моя кровь стала густеть в ответ. Поппи беспокойно покачивалась, заставляя свое бедро касаться моего полностью заинтригованного члена. Я сжал ее бедро, притягивая к себе плотнее.

Поппи сглотнула в последний раз, а затем открыла рот.

— Спасибо, — прошептала она, сложив обе руки вокруг предплечья Киерана, чуть ниже моего укуса. От ее рук исходило серебристое сияние, и неважно, сколько раз я видел, как она это делает. Это было чертовски впечатляюще. Две ранки от проколов исчезли через несколько ударов сердца. Она отпустила его руку. — Но ты все равно придурок.

Усмешка Киерана сморщила кожу в уголках его глаз.

— Тебе достаточно?

Поппи прислонилась к моей груди.

— Да.

— Хорошо. — Он посмотрел на меня яркими глазами — глазами, в которых за зрачками пульсировал огонь, затем схватился за затылок Поппи и наклонился, целуя ее лоб. Он поднялся с кровати. — Я буду ждать.

Как только за Киераном закрылась дверь, я схватил ее за щеки и перевел взгляд на нее. Розовый румянец на ее коже усилился.

— Моя королева?

Кончик языка смочил ее губы.

— Да?

— Ты нужна мне на моем члене. — Опустив голову, я провел языком по ее губам. — Сейчас.

Поппи вздрогнула.

Я скользнул руками по ее бокам, приподнял ее бедра и поставил на колени. Ее рот нашел мой, и в поцелуе, черт возьми, чувствовался вкус сладости и чего-то теплого. Земли. Ее руки легли на мои плечи, на волосы на затылке. У нас было много важных дел, которые нужно было обсудить и закончить, но мне нужно было то же, что и ей. Быть внутри нее. Я потянулся к пуговицам на своих бриджах, с трудом сумев расстегнуть их, не порвав. Обхватив руками талию, я потянул ее вниз.

Первое прикосновение к ней, горячей и влажной, почти развязало меня. Как и звук, который она издала, прижавшись к моим губам, когда я потянул ее вниз, пока между нами не осталось пространства. Ничего. Я запустил пальцы в ее волосы и просунул руку под подол рубашки, обхватив ее попку.

— Как я уже говорил… — Я покачивал ее на себе. — Ты — мой любимый вид пытки.

Она застонала, дрожа.

— А ты мой. — У нее перехватило дыхание, когда я сжал ее попку, насаживая ее на свой член. — Ты — все для меня любимое.

Я прикусил ее нижнюю губу.

— Знаю.

— Высокомерно.

— Просто говорю правду. — Я завладел ее ртом, втягивая в себя неповторимый аромат ее поцелуя. — Я чувствую вкус его крови на твоем языке.

Ее бедра издали восхитительный рывок, но она начала отстраняться. Я остановил ее.

— Это не плохо, — сказал я ей, заставляя ее бедра двигаться, работать. — Какова на вкус его кровь?

— Ты… не пробовала ее на вкус? — Ее слова вырвались короткими фразами.

— Мне она показалась землистой на вкус.

— Это… его кровь на вкус как осеннее утро, — сказала она.

— Мне немного завидно. — Я скользнул рукой по мягкой плоти ее задницы, проведя пальцем и войдя в тугую плоть. Все ее тело напряглось, и она резко вдохнула. — Это больно?

— Нет, — прошептала она, ее грудь быстро поднималась и опускалась на мою. — Просто ощущения другие.

— Но хорошо? — Я внимательно наблюдал за ней, ища любой намек на дискомфорт, оставаясь под ней неподвижным.

Поппи прикусила губу.

— Да.

Я улыбнулся ей, а затем снова начал двигать бедрами.

— Ты читала о чем-то подобном в дневнике мисс Уиллы?

Ее лицо стало еще розовее.

— Возможно.

Я грубо усмехнулся, захватив своими губами прикушенную ею губу. Руки на моих плечах дрожали.

— Тебе было интересно, когда ты его читала? Готов поспорить, что да.

— Может быть, немного, — сказала она.

— Боги. — Я укусил ее за шею, избегая почти заживших следов от укусов. — Я в восторге от этой гребаной книги.

— Не удивлена слышать это… — Она дернулась, и почувствовала себя более горячей, более влажной. — Не думала, что это будет как… — Ее стон превратился в дрожь всем телом, когда я вошел глубже. — Я не думала, что это будет как…

— Что например?

— Как сейчас. — Ее лоб прижался к моему. — Горячо. Жарко. Полно.

Ее дыхание зациклилось, то задерживаясь, то отпуская, и я не думаю, что она поняла, что я больше не направлял ее движения. Она скакала на мне, ее дыхание обжигало мои губы, ее тело двигалось в извилистых изгибах и толчках. Она наслаждалась порочностью. В полной мере. Я слышал это в тех вдохах. Я чувствовал, как она сжимается вокруг моего члена и пальца. Когда она кончила, то вместе с ней кончил и я. Разрядка потрясла нас обоих, оставив у меня ощущение, что я потерял контроль над всеми мышцами своего тела.

Мне потребовалось много силы воли, чтобы выйти из нееи оставить на кровати, снова свернувшись на боку, с видом тщательно оттраханной самым непристойным образом. Я не стал задерживаться в купальне, быстро привел себя в порядок и вернулся к ней, присев у ее бедра.

Поппи не спала, хотя ее глаза были открыты лишь наполовину. В ее мягкой улыбке был покой, который я не хотел нарушать.

Но я должен был.

Она была отдохнувшей, сытой и оттраханной.

Оставалось надеяться, что эти три вещи помогут ей переварить то, что я должен был ей сказать.

— Есть кое-что, о чем мне нужно с тобой поговорить. В это будет трудно поверить, и это будет шоком.

Перемена в Поппи была мгновенной. Улыбка исчезла, и она стала совершенно неподвижной, уставившись на меня.

— Что?

Я глубоко вздохнул, потянув подол ее рубашки вниз.

— Прислужница, в которую, как ты говоришь, влюблен мой брат? В ту, которая, как он утверждает, его родственное сердце?

Ее брови сошлись.

— Миллисента?

— Да. Она. — Я судорожно сглотнул. — Она приходила ко мне в камеру несколько раз. Я знаю, что это она сказала Малику, что рана на моей руке инфицирована. А потом она пришла снова, после того как я увидел тебя. Она показала мне что-то. Вот откуда я знаю, что то, что она мне сказала, правда. Я видел это. И это невозможно отрицать. Она… она твоя сестра, Поппи. Твоя родная сестра.

ГЛАВА 34

Поппи

— Моя сестра? — Я никак не могла правильно его расслышать. Я села, как будто это могло как-то изменить то, что он сказал. — Она не может быть моей сестрой, Кастил.

В горле появился теплый ванильный привкус, когда он провел большим пальцем по шраму на моей левой щеке.

— Это правда, Поппи.

Как будто существовал какой-то барьер, который полностью отталкивал всю идею.

— И ты так думаешь, потому что она тебе так сказала?

— Потому что она мне показала, — мягко сказал он. — Ты видела ее без этой маски, нарисованной на ее лице?

Я нахмурилась.

— Нет.

— А я видел. — Он провел большим пальцем по изгибу моей челюсти. — Я видел, как она выглядит после того, как смыла краску и разводы.

— Подожди. Она купалась у тебя на глазах?

— Вроде того. — Одна сторона его губ изогнулась, и на правой щеке появилась ямочка. — Она, без всякого предупреждения, прямо с головой окунулась в ванну, которую принесли в мою камеру.

Это звучало как странный поступок.

Но потом я вспомнила, как она забралась на стул и лежала вверх ногами без всякой причины.

— Ее волосы не черные, — продолжил он, и я подумала о том, насколько равномерно был окрашен ее волос, как он выглядел в некоторых местах. — Это очень светлый блонд, почти белый.

Я отпрянула назад, когда передо мной возник образ женщины, которую я видела в тех странных снах или воспоминаниях. Та, которую я считала Супругой. У нее были такие бледные волосы, что они напоминали мне лунный свет. Мое сердце заколотилось.

— А ее лицо? — Кастил наклонился и провел рукой по моему затылку. — У нее твои глаза, только цвет другой. Нос. Структура ее черт. Даже наклон челюсти. — Его взгляд искал мой. — У нее гораздо больше веснушек, чем у тебя, но она почти может сойти за твоего близнеца, Поппи.

Я снова уставилась на него, охваченная бурей неверия. Почти похожа на мою близняшку? Если бы это было правдой, как я могла не заметить этого? Но маска… краска на лице… была толстой и плотной, из-за чего трудно было даже определить, какова структура ее лица.

Но он не мог быть прав. Каким-то образом его ввели в заблуждение. Обманули.

Наклонившись назад, я покачала головой.

— Это бессмыслица. Восставшие — это третьи сыновья и дочери. И если она была моей сестрой, значит, у меня есть еще два брата или сестры. И она была бы богиней.

— Я сначала тоже так подумал — что она должна быть богиней. Но, по ее словам, это не так. Единственное, что я могу предположить, это то, что она не пережила Выбраковку, и Избет использовала свои знания, чтобы спасти ее, — сказал он мне.

Из моих уст вырвался неровный смех, а в горле собралось густое, как сливки, беспокойство Кастила.

— Она не может… если она моя сестра… — Я запнулась, в горле запершило, когда я вспомнила ее отчаяние — безнадежность, которая была очень похожа на то, что я чувствовала в детстве от Айреса. Я тяжело сглотнула. — Она сказала, что видела меня, когда я была ребенком. Если то, что она говорит, правда, почему бы ей не сказать что-нибудь?

— Может быть, она не могла. Не знаю. — Кастил заправил несколько прядей моих волос назад. — Но она твоя сестра.

Может ли это быть правдой? Знал ли Йен? Я вспомнила ее шок, когда его убили. Ее печаль. В замке не было других детей, кроме нас с Йеном, когда мы были моложе, но она также сказала, что ей почти столько же лет, сколько Кастилу.

Боже правый, этого просто не может быть…

Все сказанное Избет вернулось ко мне. Он был зол. Но когда мы объединились, чтобы сотворить тебя, он не был вынужден. Ни в тот, ни в другой раз.

Ни в тот, ни в другой раз.

Тогда я не обратила внимания на эти слова. А может, просто решила, что она имела в виду, что они были вместе всего два раза.

— Если она дочь Избет, то, как она может быть согласна с тем, что ее отца держат в клетке? — спросила я, мое сердце все еще колотилось. Я знала, что у Каса нет ответа на этот вопрос, но не могла себя остановить. — Она должна знать, что он где-то у Избет. Неужели ей все равно? Неужели она такая же, как ее мать?

— Не думаю, что она такая же, как Избет. Если бы она не пошла к Малику…

— Малик. — Я соскочила с кровати и повернулась, чтобы поискать свою одежду. — Малик бы знал.

— Возможно. — Кастил встал, найдя мою рубашку на полпути под кроватью. Казалось, он собирался заговорить снова, но замолчал, надевая черную льняную рубашку, которая не должна была быть на нем такой свободной. Я должна была помешать своему беспокойству перерасти в нечто большее. Он вернет себе потерянный вес и силы быстрее, чем я даже могла ожидать.

Штаны, оставленные для меня, определенно были бриджами. Они были впору, хотя и немного тесноваты, но мне не хотелось ходить без штанов, так что я не жаловалась. Кто-то также одолжил мне жилет, на котором спереди было семьсот крошечных крючков. Я надела его поверх рубашки и начала утомительную работу по застегиванию крючков, не пропуская ни одного.

— Позволь мне помочь. — Кастил подошел ко мне, его руки заменили мои дрожащие пальцы. Ему потребовалось время, чтобы привыкнуть к тому, что он не может пользоваться указательным пальцем на левой руке, но он справился с этим гораздо быстрее, чем я.

Близость его помощи успокаивающе подействовала на мой разум. Мои мысли затихли, глядя, как он застегивает крошечные крючки. Их было не семьсот. Возможно, тридцать. Мне хотелось, чтобы их было семьсот. Потому что этот момент казался таким нормальным, несмотря ни на что. То, что пары могли бы делать каждый день.

То, чего мне так не хватало.

Тыльная сторона его пальцев коснулась выпуклости моей груди, когда он заканчивал последнюю пару застежек.

— Я уже говорил тебе, как мне нравится именно этот предмет одежды на тебе?

— Думаю, да. — Я поправила подол, чтобы он облегал и слегка развевался по бедрам. — Всякий раз, когда я надевала такую одежду, то думала о том, как она тебе нравится.

Снова появилась ямочка, и тогда я не думала, что это так глупо. Он провел пальцем по лифу жилета с закругленными краями. Там была пришита крошечная полоска кружева, такого же глубокого серого оттенка, как и жилет.

— Думаю, без рубашки он бы мне понравился еще больше.

— Еще бы, — язвительно ответила я. Моя грудь и живот уже испытывали на прочность застежки, практически не скрывая глубокое декольте, проглядывающее сквозь V-образный вырез рубашки. Без нее все королевство было бы в восторге.

Пока он подбирал расстегнутый рукав и закатывал его, на лице появилась еще одна ямочка.

— Я знаю, что то, что я тебе только что рассказал — огромное потрясение, и это лишь одно из многих за последние месяцы, — сказал он, загибая рукав вокруг моего локтя. — Я знаю, что у тебя голова пойдет кругом, когда ты примешь это как правду.

Она уже шла кругом.

— И это не то, что тебе сейчас нужно. — Он перешел к другому рукаву, проделывая с ним то же самое. — Но я не мог скрывать это от тебя.

Я подняла на него глаза. Темные блестящие волны падали ему на лоб, почти в глаза. Ровная линия челюсти была знакомой, а впадинка под щеками уже не так заметна. Сорок пять дней я мечтала стоять перед ним. Я не хотела ничего больше, чем этого, и вот он здесь.

Когда он закончил с рукавом, я потянулась и нежно поцеловала его. Удивительные черты его лица смягчились под моей ладонью.

— Я не знаю, что думать и во что верить, но то, что ты сказал мне, было правильно. Я бы поступила так же, если бы у тебя был случайный брат или сестра, бродящие где-то рядом.

Он усмехнулся.

— Не думаю, что моя родословная настолько интересна, как твоя.

Я бросила на него взгляд, остановившись, чтобы подобрать кинжал в ножнах и пристегнуть его к бедру.

Кастил ждал у двери, наблюдая за мной горячими золотыми глазами. Медленно его взгляд перешел на меня.

— Я все еще нахожу этот кинжал в ножнах на твоем бедре дико возбуждающим.

Я улыбнулась, присоединяясь к нему.

— Я все еще нахожу это слегка тревожным.

— Только слегка? Я вижу, что моя дисфункция передается и тебе.

— Это потому, что ты плохо на меня влияешь.

— Я уже говорил тебе, моя королева. — Он коснулся большим пальцем моего подбородка, а затем положил руку мне на поясницу, когда открывал дверь, что заставило мое сердце трепетать. Боги, как мне не хватало этих маленьких прикосновений. — Только и без того соблазнительно порочные могут поддаваться влиянию.

Я рассмеялась, выйдя в пахнущий кофе холл и сразу же столкнувшись лицом к лицу с Киераном.

Он прислонился к стене и выпрямился, увидев нас.

— Я пришел не так давно, — сказал он, его бледный взгляд скользнул по нам обоим. — Я просто пришел сказать вам, ребята, что вам нужно прекратить целоваться хотя бы на пять секунд.

— Лжец, — с ухмылкой пробормотал Кастил. — Ты, наверное, все это время был здесь.

Киеран ничего не ответил, и Кастил направился к нему, когда мои чувства открылись, потянувшись к вольвену. На смену дразнящему веселью, когда я питалась от него, пришла тяжесть беспокойства. Он все еще беспокоился о Кастиле, но я не думала, что это была единственная причина, по которой он задержался за пределами комнаты. Я подумала, что, возможно, ему просто нужно было быть рядом с Кастилом.

И я также подумала, что Кастил, возможно, как-то почувствовал это, потому что, когда он подошел к Киерану, тот заключил его в крепкие объятия.

Видеть их вместе, так крепко обнимающих друг друга, вызвало во мне теплоту. Между Кастилом и Киераном не было никакой связи — я разорвала ее, когда вознеслась в божество. Но любовь, которую они испытывали друг к другу, превосходила любые узы. Тем не менее, я чувствовала и некоторую печаль, потому что сомневалась, что Кастил разделил эти чувства со своим братом.

Никто ничего не сказал, но, как всегда, между ними возникла некая молчаливая связь, которая, должно быть, появилась благодаря тому, что они так долго знали друг друга.

Кастил протянул мне руку. Я подалась вперед, вложив в нее свою. Он притянул меня к себе, и через мгновение другая рука Киерана запуталась в моих волосах. Я почувствовала, как вздрогнул воздух, и крепко зажмурила глаза от нахлынувших слез… нахлынувших… сладких эмоций. Этот простой жест стал мощным напоминанием о том, что этот момент был связан не только с ними. Это касается нас.

Я глубоко вдохнула, чувствуя, что это был первый настоящий вдох за последние несколько недель. Мои глаза закрылись, когда тепло Кастила и Киерана окружило меня и проникло внутрь. До того холодного места в центре моего существа, о котором я заставляла себя не думать. Оно нагревалось в те моменты, когда были только Кастил и я, и между нашими телами ничего не было. В моем сознании не было ничего, кроме ощущения его кожи на моей. Однако холодная пустота вернулась, когда я купала его. Она немного ослабла, когда он питался и что последовало за этим. Но она вернулась, когда я одевалась.

А сейчас, когда я стояла между ними, было только тепло.

Киеран подвинулся и прижался лбом к моему.

— Не чувствуешь усталости или чего-то еще? — спросил он, понизив голос. — Думаешь, у тебя достаточно крови?

Я кивнула, отступая назад, но не успела далеко отойти. Рука Кастила крепко обхватила мою талию.

— Мне нужно поговорить с Маликом.

Кастил посмотрел на меня сверху вниз.

— Я рассказал Киерану, пока ты спала.

— Ты веришь в это? — спросила я его.

— Сначала не поверил, но я не понимаю, зачем ей лгать и как она может быть так похожа на тебя. — Киеран повернулся. — Малик на кухне.

— Все еще удивлен, что он здесь, — сказал Кастил, и я напряглась от настороженности в его тоне.

Киеран кивнул.

— Я могу это понять.

Рука Кастила вернулась на середину моей спины и оставалась там, пока мы шли за Киераном по коридору в сторону кухни. Я успела сделать всего несколько шагов, как в мои мысли ворвалось одно слово.

Сестра.

Я резко выдохнула, когда мы прошли через округлый проем. Помещение было хорошо освещено, но на окнах в стене были задернуты шторы, загораживая утреннее солнце. Блаз и Клариза сидели за потёртым столом, поверхность которого была тусклой и покрыта множеством зазубрин разного размера. На нем лежали различные кинжалы и клинки.

Малик сидел с ними, уставившись на чашку кофе между ладонями. Он не поднял глаз, когда мы вошли, но его плечи напряглись так же, как у Кастила рядом со мной. Не было теплых, долгожданных объятий. Не было признания.

Стулья заскрипели о дерево, когда Блаз и Клариза поднялись, и я заподозрила, что они собираются преклонить колени.

— Нет необходимости.

Они обменялись взглядами. Садясь, Блаз одарил меня зубастой ухмылкой.

— Спасибо, что открыли для нас свой дом. — обратился к ним Кастил, проводя рукой вверх-вниз по моей спине. — Я знаю, что для вас обоих это был большой риск.

— Это наша честь, и она стоит любого риска, — сказала Клариза, ее глаза расширились, когда она сцепила руки вместе. — Вы выглядите намного лучше.

Кастил наклонил голову.

— Я чувствую себя намного лучше.

— Не хотите ли чашечку кофе, Ваше Величество? — спросил Блаз.

— С удовольствием. — Кастил взглянул на меня, и я кивнула. — И вам не обязательно использовать какой-либо титул. Мы не ваши правители.

Поднимаясь, Клариза слабо улыбнулась.

— Я принесу вам двоим кофе. Блаз склонен делать его больше со сливками и сахаром, чем с настоящим кофе.

— Я не вижу в этом ничего плохого, — ответил смертный, откинувшись назад.

Я тоже не видела, пока Клариза спешила к очагу. Нам нужно было многое узнать, но Малик оставался за столом, склонив голову и застыв на месте. Я взглянула на Кастила. Он смотрел на Малика. С тех пор как мы вошли в кухню. Я огляделась вокруг, мои брови сжались.

— Где Ривер?

— Чистится, — ответил Малик, делая глоток кофе.

— Наконец-то, — пробормотал Киеран, и Кастил посмотрел на него.

Я было открыла рот и сразу закрыла, но тут Малик наконец поднял взгляд. Из меня вырвался вопрос.

— Миллисента — моя сестра?

На меня уставились несколько глаз, так как лимонное любопытство смертных собралось у меня в горле, но Малик… Его глаза сузились, когда он сел прямо.

— Блаз? Риза? Не хочу просить, но можно нам поговорить?

Блаз закатил глаза.

— Не знаю. Я бы хотел знать ответ на этот вопрос. Я также хотел бы знать, кто такая Миллисента.

— Еще бы, — кисло ответил Малик.

Клариза подошла к нам с двумя чашками в руках.

— Здесь также есть печенье, если вы голодны, — сказала она, когда я взяла одну из кружек кремового цвета. — Мы с Блазом проверим, как там Ривер.

— Спасибо, — прошептала я.

Ее взгляд на мгновение задержался на мне, а затем она кивнула. После чего повернулась к своему мужу.

— Вставай.

— Правда? — воскликнул Блаз. — Ты знаешь, какой я любопытный, и просишь меня уйти?

— Правда. — Она пригвоздила его суровым взглядом, который был довольно впечатляющим, пока я отпивала большой глоток горячего, насыщенного кофе.

Блаз вздохнул, с ворчанием поднимаясь на ноги.

— Я собираюсь подслушивать, просто чтобы вы знали.

— Нет, не собирается. — Клариза протянула свою руку через его. — Он просто будет ворчать и стонать в нашей спальне.

— Может, просто стонать, а не ворчать, знаешь? — ответил Блаз, взмахнув бровями.

— Ты продолжаешь трепаться, — ответила она, когда они шли из кухни, — и это становится еще более маловероятным.

Губы Кастила подергивались вокруг ободка его кружки.

— Они мне нравятся, — сказал он, когда они скрылись в коридоре.

— Они хорошие люди, — сказал Малик, глядя на меня. — Это Миллисента тебе сказала?

— Она рассказала мне, — ответил Кастил. — И показала.

— Ты не веришь ему? — спросил меня Малик.

— Я верю, что ему так сказали, но я не понимаю, как это возможно, — ответила я. — Даже если она похожа на меня…

— Похожа, — перебил Малик, и у меня свело живот. На его виске дрогнул мускул. — Это жутко, как сильно вы похожи.

— Не только внешне, — заметил Кастил, его рука все еще двигалась вверх и вниз по моей спине… успокаивая, заземляя. — И характером тоже.

Мой взгляд метнулся к нему.

— Простите? Мы ведь действительно говорим об одном и том же человеке, верно? — Я посмотрела на Киерана. — О том, кто выбежал… буквально выбежал… из комнаты и сел на стул вверх ногами без всякой причины?

— У вас похожие манеры. То, как вы обе… двигаетесь, — сказал Кастил, и я почувствовала, как на моем лице навсегда запечатлелся хмурый взгляд, потому что я ниоткуда не выпрыгивала. — Она также имеет склонность к…

— К болтовне? — Малик закончил за него, появилась полуухмылка.

Мои глаза сузились.

— Ничего подобного.

Кастил кашлянул в свой напиток, а Киеран молча водрузился на стойку, подняв брови.

— Нет, — настаивала я.

— А вот и да, — сказал Ривер, входя в кухню. Он взглянул на Кастила. — Ривер. Приятно познакомиться. Рад, что ты не укусил меня, и мне не пришлось сжигать тебя заживо.

Мне нечего было на это сказать.

— Я тоже рад знакомству, — пробурчал Кастил, глядя на дракена, в его глазах мелькнул намек на недоуменное веселье. — Спасибо за помощь.

— Неважно. — Ривер прошел мимо нас, направляясь к прикрытому блюду у очага.

— В любом случае, — сказала я, сосредоточившись на Малике, пока Кастил наблюдал за Ривером. Я поняла, что, вероятно, это был первый раз, когда он увидел дракена, находясь здесь. — Если она моя сестра, то почему она Восставшая, а не богиня? Это то, что подозревает Кастил? У нее были проблемы с вознесением?

Малик ничего не ответил.

Рука Кастила замерла на моей спине, когда Ривер запихнул в рот половину печенья.

— Брат, на твоем месте я бы начал делиться тем, что ты знаешь.

— Или что? — Малик склонил голову в поклоне, который был так шокирующе похож на манеру Кастила, что я подумала, может быть, действительно есть что-то в манерах братьев и сестер. — Ты собираешься заставить меня?

Кастил сухо рассмеялся.

— Не думаю, что тебе стоит беспокоиться о том, что я заставлю тебя делать всякую ерунду.

— Правда, — пробормотал Малик, ухмыляясь, когда его взгляд переместился на меня. Прошло мгновение. — Кас прав. Милли… она была бы богом, если бы пережила Выбраковку. Но этого не случилось.

— Подожди-ка, — сказал Ривер, вытирая крошки со рта тыльной стороной ладони. — Эта Прислужница — сестра Поппи?

Киеран вздохнул.

— Где ты был?

— Не на кухне, — огрызнулся Ривер. — Очевидно.

Вольвен закатил глаза.

Ривер сосредоточился на Малике.

— Айрес — отец? — Когда Малик кивнул, брови дракена взлетели вверх. — О, черт. Она будет… — Он покачал головой, откусив еще кусочек. — Если это правда, то Прислужнице понадобилась бы кровь…

— У нее есть имя, — перебил Малик, ровным тоном. — Ее зовут Миллисента.

Ривер склонил голову набок, и на мгновение я испугалась, что может вспыхнуть огонь.

— Чтобы завершить вознесение в божество, Миллисенте нужна была сильная кровь. То есть, ей бы понадобилась кровь бога. Или потомка богов. — Он жестом указал на Малика. — Атлантийца, например. Элементаля. У них кровь сильнее, но нет гарантии, что ее было бы достаточно. Никогда нет гарантии. — Он посмотрел на меня. — Можно было даже умереть.

Кастил напрягся.

— Я этого не сделала, — напомнила я ему, что казалось глупым, потому что, очевидно, я этого не сделала.

— Для Милли этого было недостаточно, — подтвердил Малик. — Твоя кровь была недостаточно сильной.

У меня свело живот, когда я повернулась к Кастилу.

— Какого черта? — прошептал он.

— Избет взяла твою кровь, пока держала тебя в плену, и отдала ее Милли, надеясь, что этого будет достаточно. Но в тот момент ты был слишком слаб. Избет не приняла во внимание твой плен и то, что он с тобой сделает.

Кастил уставился на Малика, его черты лица заострились и стали более резкими. Я осторожно придвинулась к нему. Он был так же потрясен, как и я.

— Но у Избет есть Айрес, — сказал Киеран. — Почему она не могла использовать его кровь?

— Клетка, в которой его держит Избет, опустошает эфир в его крови, делая его бессильным, а кровь бесполезной, — объяснил Малик. — Еще одна вещь, о которой она не подумала. Вот почему она сохранила тебе жизнь, когда убила других атлантийцев. Ей нужна была твоя кровь.

Я прижала пальцы к виску, когда рука Кастила снова начала двигаться вверх и вниз по моей спине.

— Тогда как она стала Восставшей?

— Каллум, — ответил Малик. — Он показал Избет, что нужно делать.

— Золотой ублюдок? — прорычал Кастил.

— Сколько лет этому… Каллуму? — Глаза Ривера сузились.

— Он старый. Не знаю точно. Не знаю, откуда он вообще взялся, но он действительно старый. Каллум знал, как создавать Восставших. Это магия. Старая, первобытная магия. — У Малика отвисла челюсть. — Какой бы ужасной ни была Избет… а никто из вас не знает, насколько она ужасна, в действительности она любит своих дочерей. По-своему извращенно.

Мой желудок снова заныл.

— Она не могла позволить Милли умереть, поэтому использовала старую магию. И поскольку в крови Милли был эфир, она сработала, — сказал через мгновение Малик. — Это спасло ее, и она стала первой дочерью, а Избет начала строить планы, чтобы получить еще один шанс. Вторую дочь.

Первая дочь.

В полном пророчестве, которым поделилась со мной Тони, говорилось о первой дочери с огненной кровью, предназначенной для некогда обещанного короля. Боже милостивый, мы даже предположили, что речь шла о Малике.

Эта Прислужница была моей сестрой, первой дочерью, о которой говорилось в пророчестве Пенеллаф, и мы…

— Мы действительно продукт жажды мести безумной женщины.

— Нет. — Кастил повернулся ко мне, опустив свою кружку. — Ты — нечто большее. Ты всегда была такой.

Так и было. Я повторяла это снова и снова, пока это не стало правдой.

Малик натянуто улыбнулся.

— Милли следовало держать язык за зубами о том, кто она на самом деле. Только горстка людей знает, и большинство из них уже мертвы. — Его взгляд переместился на брата. — Она знала, что случится, если расскажет кому-то этот маленький секрет. Этот человек будет убит, а Милли примет на себя всю тяжесть недовольства Избет.

Я напряглась.

— Так что мне стало интересно, почему она рассказала тебе это? Должна же быть причина, чтобы она так рисковала. — Малик непоколебимо смотрел на своего брата. — Не так ли, Кас?

Кастил отставил свою кружку в сторону.

— Она сказала какое-то дерьмо.

Губы его брата истончились.

— Наверняка.

Рука на моей спине соскользнула, когда Кастил шагнул вперед. Киеран напрягся, сидя на своем месте, его глаза горели бледным, светло-голубым огнем.

— Позволь мне прояснить, — сказал Кастил, его голос понизился до мягкого, обманчивого тона, который часто был прелюдией к тому, что кому-то отрезали жизненно важный орган. — Она сказала кое-что, что может быть правдой, и кое-что, что определенно является чушью.

Малик усмехнулся.

— По мне, она сказала то, что ты не хотел слышать.

— Знаешь, что я хочу услышать? — Подбородок Кастила опустился. — Почему ты здесь. Почему ты помогаешь нам сейчас.

— Может, тебе стоит рассказать своей жене, почему ее сестра так рискует, — возразил Малик.

— Они собираются драться? — пробормотал Ривер.

— Похоже на то, — ответил Киеран, взглянув на него. — Если так, то это не будет совсем уж ненормально.

Мое сердце снова начало колотиться.

— Что она сказала?

— Я собирался сказать тебе, — прорычал Кастил, его гнев поглаживал мою кожу. — Но это не стоит того, чтобы повторять.

Малик поднял брови.

— Может быть, это ты живешь в отрицании. Не могу винить тебя за это. Я бы тоже не хотел в это верить.

— Во что верить? — Тогда я схватила Кастила за руку, остановив его, когда он сделал еще один шаг вперед. — Что она тебе сказала?

Его глаза метнулись ко мне, но он ничего не сказал. Мои чувства растянулись, натолкнувшись на стену. В горле застрял воздух. Он блокировал меня, и это могло означать только…

— Ты была создана по той же причине, что и Милли. С одной целью, — сказал Малик. — Твоя сестра провалила свое вознесение. А ты — нет. И ты уже сказала, что это за цель. Вот только твое внимание сосредоточено только на Атлантии, а это гораздо больше. Твоя цель…

— Переделать королевства, — вклинилась я. — Королевства. Я знаю. Я слышала об этом.

Малик покачал головой.

— Твоя цель — уничтожить царства. Смертное и Илизеум. Именно так она планирует их переделать.

— Это звучит несколько чрезмерно, — пробормотал Ривер.

Я отпрянула назад. Избет говорила, что хочет увидеть, как сгорит Атлантия. Но это… это было не то же самое. Это было нечто совсем другое. Это звучало очень похоже на…

Берегитесь, ибо конец придет с запада, чтобы разрушить восток и уничтожить все, что лежит между ними.

В желудке заныло, и я резко вдохнула.

Пророчество — что в нем говорилось? Что первая и вторая дочери переделают царства и приблизят конец. Нет. То, что это было написано, еще не означало, что это произойдет. То, чего хотела Избет, не имело значения по целому ряду причин.

— Во-первых, я даже не настолько сильна, чтобы сделать что-то подобное.

Малик наклонился вперед:

— Во-первых, ты еще недостаточно сильна, чтобы сделать это. Ты еще не прошла Выбраковку. Тогда ты станешь достаточно сильной.

— Достаточно сильной, чтобы уничтожить царства? — Я рассмеялась. — Бог не настолько могущественен.

— Не думаю, что ты именно такая, — сказал Кастил.

Помедлив, я повернулась к нему.

— Опять?

— Это то, что я понял некоторое время назад, — сказал он мне. — Я не до конца понимаю и не знаю, как это возможно, но я не думаю, что ты бог.

— Тогда кто же я, черт возьми? — Я вскинула руки.

— Первородная, — объявил Малик.

Я закатила глаза.

— Да ладно.

— Он говорит правду, — объявил Ривер, и мы все повернулись к нему. — Оба. Ты — Первородная, рожденная из смертной плоти.

ГЛАВА 35

В ушах зазвенело от грохота. Моя рука упала с руки Кастила. Рожденная из смертной плоти, великая первобытная сила…

— Сначала я подумал, что ты знаешь об этом, — продолжал Ривер, отвлекая меня от моих мыслей. — Ты сумела призвать нас. Ты владела Первородным нотамом, но потом я понял, что ты очень мало знаешь, ну, вообще, обо всем.

Я закрыла рот.

— И ты не подумал рассказать ей? — спросил Кастил. — Как только ты понял, что она не знает?

Дракен пожал плечами.

Кастил выпрямился во весь рост. В то время как мои эмоции были слишком разбросаны, его гнев был раскален до предела.

— Ты просто пожал плечами?

— Да, пожал. — Киеран посмотрел на дракена. — Если бы ты был рядом с ним дольше, это бы тебя не удивило.

— Слушай, я подумал, что ей и так приходится несладко, — рассудил дракен. — Знала она или нет, ничего бы не изменилось. Она уже пережила начало Выбраковки. Сейчас для нее нет никакой опасности или риска для завершения Вознесения.

— Даже не знаю, что сказать. — Я быстро моргнула. — Ты мог бы сказать мне, чтобы я была подготовлена. Чтобы я не узнала об этом в тот же день, когда узнала, что у меня есть сестра. Или, когда я…

— Похоже, ты знаешь, что сказать, — сухо прервал Ривер. — И ты еще не закончила Выбраковку. Так что, поздравляю. Ты будешь подготовлена.

— Ты хуже всех, — прошептала я, внезапно вспомнив его слова о том, что дракен знает, какова моя воля. Так всегда было с Первородными. И когда я сказала, что я не Первородная, он не согласился. Если подумать, вряд ли он когда-нибудь называл меня богом.

— Подожди-ка. Почему нотам должен был быть признаком того, что она Первородная? — спросил Киеран. — Нотам есть и у богов.

— Почему ты так думаешь? — Ривер нахмурился. — Это Первородный нотам. Не нотам бога. Только Первородный может сформировать любой тип нотама — такую связь, как эта.

— Поскольку это…, — выругался Киеран. — Я не думаю, что кто-то действительно знал. Мы просто предположили, что это связано с богами.

— Вы ошиблись в своих предположениях, — категорично заявил Ривер.

Из хаоса, который был моим разумом, кое-что вдруг обрело смысл.

— Вот почему у Малека никогда не было нотама. — Я повернулась к Кастилу, а затем к Киерану. — Я думала, это из-за ослабления его сил, но он не был Первородным. — Моя голова вернулась к Риверу. — Вот почему ты сказал, что я буду более сильна, чем мой отец. Почему мне не нужно будет питаться так часто. А туман? Я ведь не призывала его, верно?

— Только Первородный может создать туман. — Ривер наклонил голову, и занавес из светлых волос упал ему на щеку, когда он взял еще одно печенье. — Это признак того, что ты, вероятно, близка к завершению Выбраковки. Это, и твои глаза.

— Полоски эфира? — спросила я. — Они такими и останутся?

— Они могут стать полностью серебристыми, как у Никтоса, — ответил он. — Или останутся такими.

Чувствуя головокружение, я начала делать шаг назад. Рука Кастила легла мне на затылок. Он повернулся и подошел вплотную.

— Первородная? — На его губах появилась медленная ухмылка, когда он поймал мой взгляд и задержал его. — Я не знаю, как мне тебя называть. Королева? Высочество? Ни то, ни другое не кажется подходящим.

— Поппи, — прошептала я. — Зови меня Поппи.

Он наклонил голову, проведя губами по переносице, когда его рот приблизился к моему уху.

— Я буду называть тебя так, как тебе нравится, если только ты будешь называть меня своим.

Я издала короткий смешок и почувствовала улыбку Кастила на своей щеке. Он успешно оттащил меня от края панической пропасти.

Ривер издал рвотный звук.

— Он что, серьезно это сказал?

— К сожалению, — пробормотал Киеран.

Не обращая на них внимания, я сжала в кулак рубашку Кастила.

— Ты знал?

— Я только сейчас догадался. Некоторые вещи, которые говорили Избет и Миллисента… они были лишены смысла. Или я не мог сразу вспомнить.

Отступив назад, я уставилась на него.

— Например?

Его взгляд искал мой.

— Например, когда обе говорили о планах Избет переделать царства. А когда они дали мне кровь, она сказала… — В его золотистые глаза закрались тени. Он ненадолго закрыл их, а затем посмотрел на Ривера. — Одного я не понимаю. Почему она Первородная, а не Малек или Айрес? — спросил он, запустив руку мне под волосы и погладив по затылку. — И как она стала Первородной, рожденной из смертной плоти?

Ривер замолчал, отложив в сторону недоеденное печенье.

— Это то, на что я не могу ответить.

— Не можешь или не хочешь? — заявил Кастил, его глаза стали золотыми драгоценными камнями.

Ривер уставился на Кастила, затем его взгляд переместился на меня.

— Не могу. Ты — первая Первородная, родившаяся после Первородной Жизни. Я не знаю почему. Только Первородная Жизни может ответить на этот вопрос.

Что ж, маловероятно, что в ближайшее время мы сможем отправиться в Илизеум, чтобы попытаться выяснить это.

— Но еще важнее то, почему Кровавая Королева верит, что она уничтожит царства. — Ривер посмотрел на Малика.

— Она этого не сделает, — без колебаний и сомнений заявил Кастил. — Кровавая Королева настолько поглощена местью, что убедила себя в том, что может использовать Поппи.

— Да, я тоже так думал. Вначале, — добавил Малик. — Но потом я узнал, что Избет была не единственной, кто верил, что последний Избранный пробудится как Предвестник, несущий смерть и разрушение.

— Чушь собачья, — прорычал Кастил, продолжая нежно водить большим пальцем. — Пророчество — полная чушь.

— Не тогда, когда его произносит бог, — отрезал Ривер. — Не тогда, когда его озвучивает богиня Пенеллаф, которая тесно связана с судьбами.

Малик посмотрел на меня.

— Избет назвала тебя в честь богини, которая предупреждала о тебе, не случайно. Она сделала это, думая, что это принесет ей удачу с Эрае.

На мгновение, на секунду, через меня пронесся смерч чистой паники, всколыхнувший эфир в моей груди. Если бы я полностью стала Первородной, я была бы достаточно могущественна, чтобы сделать то, о чем говорилось в пророчестве. Мой взгляд метнулся к Киерану, и он понял, куда ушли мои мысли. Он тоже думал о том, о чем я его попросила. Киеран укоризненно покачал головой.

Я начала делать шаг назад… куда, я не знала. Но я напомнила себе, что я не просто побочный продукт мести Избет.

Я… я не была орудием Избет. Ее оружием. Я была самой собой.

Мои мысли… мои идеалы, выбор и убеждения, не были предопределены и не управлялись никем, кроме меня. Вдох за вдохом паника ослабевала.

— Что бы ни говорило пророчество, у меня есть свобода воли. Я контролирую свои действия. Я бы не сделала ничего подобного, — сказала я ему, и шепот поднялся из холодного места глубоко в моей груди. Я отчаянно игнорировала его. — Я не буду участвовать в том, что, по мнению Избет, я сделаю.

— Но ты уже участвовала, — возразил Малик, и по коже пробежал холодок, когда эти слова эхом отозвались в голосе Избет. — Ты родилась. Твоя кровь пролилась, и ты вознеслась. После этого Вознесения ты возродилась — родилась из плоти и огня Первородных. Ты пробудилась. — Он покачал головой. — Возможно, ты права. Возможно, твой выбор — твоя свободная воля, больше, чем пророчество. Чем судьбы и то, во что верит Избет. Черт, в это верила Коралина. Она была уверена, что ты принесешь перемены, но не так, как хотела Избет.

Мое тело вспыхнуло жаром, а затем холодом.

— Ты знал мою мать? — Как только я это сказала, то поняла, что, конечно же, он знал ее. Он должен был быть в Вэйфере, когда она служила Прислужницей.

— Да. — Его взгляд опустился, а рот сжался от напряжения. — Она верила, что, если бы тебе дали шанс… если бы тебя вырастили вдали от Избет и Вознесенных, ты бы не стала Предвестником, который уничтожит царства.

Воспоминание о той ночи вызвало во мне дрожь.

— Это должно произойти, — сказал безликий человек. — Ты знаешь, что случится.

— Она всего лишь ребенок…

— И она станет концом всего.

— Или она будет их концом. Началом…

Я отступила назад, мое сердце колотилось.

— Началом новой эры, — прошептала я, закончив то, что сказала Коралина…

Малик смотрел на меня, и желудок скрутило от тошноты.

Рука Кастила обхватила мою талию, и он прижался ко мне сзади.

— Поппи? — Он опустил свою голову к моей. — В чем дело?

Моя кожа металась от жара к холоду, когда я смотрела на брата Кастила, но не видела его. Я видела человека с тенью на лице. Замаскированную фигуру.

Темного.

— Поппи. — Беспокойство Кастила излучалось волнами, когда он переместился и встал рядом со мной.

Кислый стыд сковал мое горло, когда Малик грубо сказал, низким голосом:

— Ты помнишь.

Этот голос.

Его голос.

— Нет, — прошептала я, меня захлестнуло неверие.

Малик ничего не сказал.

— Что, черт возьми, происходит? — потребовал Кастил, его рука обхватила меня крепче, когда мой желудок сжался. Я начала сгибаться, заставляя себя сглотнуть поднявшуюся желчь.

— Я был сломлен, — сказал Малик Кастилу. — Ты был прав. То, что они сделали с Прелой, сломило меня. Но я никогда не был предан этой суке. Никогда.

Кастил напрягся при этом имени.

— Прела? — прошептала я.

— Его связанный вольвен, — прорычал Киеран.

О, боги…

— Не после того, что она сделала с тобой. Не после того, что Джалара сделал с Прелой. Не после того, что она заставила меня сделать с Мил… — Он резко вдохнул и застыл, когда сырая, удушающая боль пронзила мою кожу. Такая печаль, которая пробирала до костей и причиняла больше боли, чем любая рана. И она была настолько сильной, что я едва почувствовала удивление Кастила и Киерана. Оно потерялось в ледяной агонии. — Я хотел убить Избет. Боги знают, что я пытался, прежде чем понял, что она собой представляет. Я бы и дальше пытался, Кас, но это пророчество. — Его ноздри раздувались, когда он покачал головой. — Дело было уже не в ней. В тебе. Во мне. Милли. Никто из нас не имел значения. Атлантия имела. Солис имел. Все люди, которые заплатят цену за то, к чему они не имеют никакого отношения. Я должен был остановить ее.

Рука Кастила соскользнула с моей талии, и он повернулся к своему брату.

Глаза Малика плотно закрылись.

— Я не мог позволить Избет уничтожить Атлантию или царство смертных. Я не мог позволить ей уничтожить Милли в процессе. А она уничтожала ее. — В нем бурлили гнев и чувство вины, будоража эфир глубоко в моей груди. Его глаза распахнулись и встретились с моими. — Я должен был что-то сделать.

Пол как будто завибрировал под моими ногами. Я не чувствовала своих ног. Позади меня опрокинулась чашка и покатилась по столу. Ривер поймал ее, его глаза прищурились, глядя на дрожащие жалюзи на окне. На звенящие кинжалы на столе.

— Что именно ты должен был сделать? — спросил Киеран, но Кастил промолчал, потому что он… боги, он все переваривал. Боролся с собой, чтобы поверить в это.

Малик все еще смотрел на меня. Его голос охрип, и он сказал:

— Я был готов на все, чтобы остановить Избет, и Коралина это знала. Потому что Леопольд знал.

Но она…

Он — ее Виктор.

Воспоминания о той ночи в Локсвуде нахлынули на меня, ясные и без тени травм. Я прислонилась к стойке, когда они нахлынули, одно за другим, одно за другим. Все это в быстрой последовательности и за считанные секунды, ошеломляя своей ясностью.

Шокирующие воспоминания.

Во мне вспыхнул гнев, сжигая неверие. Но это была не единственная эмоция. Их была целая буря, но печаль была не менее сильной, потому что я вспомнила. Наконец-то. И какая-то часть меня, что-то, что либо не было затронуто этой яростью, либо происходило из того же холодного места во мне, тоже поняла.

— Я все помню, — сказала я, и комната застыла. Я выпрямилась, сосредоточившись на Малике. — Почему? Почему ты тогда не сделал это? Не закончил?

Кастил повернулся ко мне, и я увидела, что его кожа побледнела, почти так же сильно, как во время жажды крови.

— Я сделал много ужасных вещей… совершил поступки, которые будут преследовать меня до последнего вздоха и после, но я не мог пройти через это. Даже веря в то, что я сделал, не смог, — сказал он с мрачным, сдавленным смехом. — Видимо, убийство ребенка было чертой, которую я не мог переступить.

— Ублюдок, — прохрипел Киеран.

— Нет, — сказал Кас, и это одно слово было жестким. Оно не оставляло места для споров. Это было заявление. Мольба. — Скажи мне, что этого не может быть.

Я не хотела ничего больше, чем иметь возможность так поступить.

— У меня была возможность. Когда я вытащил тебя из шкафа? Я собирался тогда… прямо тогда. Я собирался покончить с этим. Но я не смог. И попытался снова. — Малик откинул голову назад, глядя в потолок, а моя рука метнулась к горлу, где я почувствовала призрачное давление холодного лезвия. — Я попытался снова, но в тот раз я видел это… видел, что сделала Коралина.

Я вижу это. Я вижу, как она смотрит на меня.

Эти бессвязные воспоминания обрели смысл, когда их удалось собрать воедино.

— Что ты видел? Кого?

Глаза Малика закрылись, и все это время Кастил не двигался.

— Ее. Супругу. Я видел ее в твоих глазах, которые смотрели на меня.

Я резко вдохнула, когда Ривер выругался.

— Я не знаю, как это возможно. Она ведь спит, верно? — сказал Малик. — Но я видел ее.

— Супруга спит некрепко, — сказал Ривер. — Иногда случаются вещи, которые настигают ее даже во сне, частично пробуждая.

— Ты — Темный, — сказал Кастил в своей обманчиво мягкой манере. Я повернулась к нему, и мне следовало обратить на него внимание раньше. Если бы я не была поглощена своими открытиями, я бы почувствовала, как рядом со мной образуется пустота ледяной ярости. — Ты привел Жаждущих в трактир в Локсвуде. Ты отправился туда, чтобы убить ее.

— Жаждущие пошли по кровавому следу, который я оставил, — признался он. — Это был единственный способ, с помощью которого я знал, что смогу пройти мимо Коралины и Лео.

Киеран что-то сказал. Малик вздрогнул, но Кастил был кипящей массой ярости, и это погладило сущность в моей груди. Мне пришлось отключить свои чувства. Это было слишком.

Глаза Кастила были ярко-золотыми, а его голос… боги, его голос был ровным и наполненным силой. Шепот, превратившийся в гул, пронесся по моей коже и наполнил комнату.

— Возьми кинжал, Малик.

И Малик, брат Кастила, дрожащей рукой поднял кинжал… длинный, толстый, с остро отточенным лезвием. Сухожилия на его шее напряглись.

— На колени, — потребовал Кастил.

Все тело Малика задрожало, и он повиновался, упав на колени.

— Прижми его к горлу, — уговаривал король, бархатным и железным голосом.

Внушение.

Он использовал внушение.

Малик сделал то, что ему внушили.

— Чтобы все знали, — сказал Ривер, — я не буду убирать этот беспорядок.

Во мне было много противоречий. С одной стороны, я была рада видеть, что к Кастилу вернулась часть его сил. С другой стороны, он собирался заставить своего брата перерезать себе горло.

Я не знала, как мне относиться к этому — к осознанию того, что это был Малик. Мой шурин. Я не знала, как относиться к тому факту, что я на самом деле понимаю, почему Малик чувствовал, что ему нужно сделать то, что он сделал.

Но я знала, что немогу позволить Кастилу сделать это. Это не убьет Малика, но нанесет серьезный вред, а Кастилу не нужно, чтобы это тяготило его. Это было клеймо, которое я не позволила бы ему нести.

Я шагнула вперед, взглянув на Киерана. Он смотрел на Малика, его грудь быстро поднималась и опускалась, а кожа истончилась. Вольвен здесь не поможет.

— Не делай этого, Кастил.

— Не лезь в это, — рявкнул он, перехватив взгляд брата. Подбородок Кастила приподнялся. Появилась слабая струйка крови, стекающая по горлу Малика.

— Этого не случится. Малик не причинил мне вреда, — рассуждала я. — Он остановился раньше, чем мог.

— Он остановился раньше, чем мог? Ты себя слышишь? — Кастил выстрелил в ответ. — Ты пострадала из-за него.

— Она пострадала, — прошептал Малик.

Я бросила взгляд на принца.

— Тебе следует просто помолчать.

— Он оставил тебя там на растерзание Жаждущим! — прорычал Кастил.

— Но он этого не сделал. Он вытащил меня оттуда, — сказала я. — Теперь я вспомнила.

— Жаждущие уже добрались до нее, — сказал ему Малик. — Укусили ее. Вцепились когтями…

— Заткнись, — зашипела я на Малика, когда по Кастилу пробежала дрожь. Протянув руку, я схватила его за плечо. — Он думал, что поступает правильно. Но все было не так. Он был неправ. Но он остановился. Он не причинил мне вреда…

— Прекрати это говорить! — Кастил обернулся ко мне, его глаза полыхнули золотыми копьями. Когда его внимание было рассеяно, внушение Малику разрушилось. Кинжал упал на пол, а плечо Малика опустилось. — Он причинил тебе боль, Поппи. Может быть, не своими руками, но этих Жаждущих никогда бы не было, если бы не он.

— Ты прав. — Я прижала ладонь к его щеке, направляя…

— Не надо. — Кастил рывком откинул голову назад от моего прикосновения. — Не смей использовать свои силы. Мне нужно это почувствовать.

— Хорошо. Не буду, — пообещала я, снова положив руку ему на щеку. На этот раз он не отстранился, но я почувствовала, как его мышцы напряглись под моей ладонью. — Ты прав. Жаждущих никогда бы не было, если бы не Малик, но он действовал в соответствии с тем, во что верила Избет. Вина лежит на ней.

— Это ничего не меняет. — Он посмотрел на меня, когда Малик поднялся на ноги. — Он не невиновен в этом. Им не манипулировали. Он сделал выбор…

— Чтобы защитить свое королевство. Чтобы защитить тебя. Царства. Вот почему он сделал свой выбор. Никто из нас не обязан его любить или соглашаться с ним, но мы можем его понять.

— Понять? Быть готовым убить ребенка? Даже подумать об этом? — воскликнул он в недоумении. — Подставить тебя под удар. Тебя? Мое чертово родственное сердце?

— Тогда он этого не знал. — Я сжала в кулак край его рубашки.

— Даже если бы знал, я бы все равно это сделал, — признался Малик. — Я бы все равно…

— Заткнись! — крикнула я.

Малик покачал головой.

— Это правда.

Кастил двигался так быстро, что даже Ривер не смог бы его остановить… если бы захотел. Он пронесся через всю кухню и ударил кулаком в челюсть брата. Удар отбросил Малика назад на стул. У него не было шанса прийти в себя. Кастил повалил его на пол, рука взметнулась так быстро, что это было лишь смазанное пятно. Сильный удар его кулака эхом разнесся по кухне.

— Кастил! — крикнула я.

Он схватил Малика за рубашку и поднял его с пола, продолжая бить брата.

Я бросилась к Киерану.

— Ты собираешься остановить его?

— Нет. — Киеран скрестил руки. — Этот ублюдок заслужил.

Малику, очевидно, было достаточно. Он поймал запястье Кастила и перевернул его, затем сел, кровь текла из его носа и рта. Короткая передышка длилась целую секунду, когда Кастил вскочил на ноги и ударил коленом в подбородок Малика, отбросив его голову назад.

А потом они снова упали, врезавшись в ножки стола.

Я повернулась к Риверу.

— Не смотри на меня. — Ривер поднял свое печенье. — Это чертовски занимательно.

Мой взгляд сощурился.

— Вы, ребята, бесполезны, — огрызнулась я, поворачиваясь к братьям. Я была близка к тому, чтобы самой выбить сопли из них обоих. Потянувшись к эфиру, я подняла руку. Серебристое свечение заискрилось на моих пальцах. — Перестаньте, — сказала я поверх ворчания. Либо они меня не слышали, либо предпочли не слушать. — О, ради всего святого, я должна быть самой яростной, а приходится быть самой разумной и спокойной.

Мысленно я разняла их, и то, что я пожелала… что ж, оно соединилось с сущностью, и это сработало. Возможно, даже слишком хорошо, поскольку в данный момент я не слишком беспокоилась о том, чтобы не навредить ни одному из них.

В одну секунду они катались по земле, как два ребенка-переростка. В следующую, они уже неслись по полу в противоположных направлениях. Малик врезался в стену под окном с такой силой, что сотряс весь дом. Я вздрогнула, когда Киеран поймал Кастила, прежде чем тот успел оторвать вольвену ногу.

Голова Кастила дернулась в мою сторону. Кровь запеклась на его рассеченной губе, когда он уперся в ноги Киерана.

— Какого хрена?

— Именно. — Я снова втянула эфир.

— Дерьмо. — Малик шарахнулся в сторону, закашлялся, опираясь на одну руку. — Это было больнее, чем все его удары. Думаю, ты сломала несколько ребер.

— Я сейчас разобью тебе лицо, если ты скажешь еще хоть слово, — ответила я.

— Разобьешь ему лицо? — повторил Кастил, его брови взлетели вверх.

— И твое тоже, — предупредила я.

Медленная, кровавая ухмылка расползлась по его губам, и появилась эта дурацкая, богом забытая ямочка. Я просто знала, что он сейчас скажет что-то такое, от чего мне захочется его ударить.

— Не хочу вас прерывать, — сказала Клариза с порога, войдя незаметно для нас. Я повернулась к ней, мои щеки пылали. Ее глаза были широко раскрыты. — Но на улице небольшая армия Стражей Вала, они ходят от дома к дому.

За то время, которое потребовалось моему желудку, чтобы сжаться, шокирующие открытия были отброшены в сторону. Кастил поднялся на ноги и присоединился ко мне, прикрывая рот тыльной стороной ладони.

— Как близко они находятся?

— Через два дома, — ответил Блаз, проскочив мимо Кларизы. Он нес несколько плащей, вручив по одному каждому из нас, и направился прямо к столу, прихватив два кинжала. Один он спрятал в сапог.

Малик выругался.

— Нам нужно убираться отсюда. Сейчас же.

— Я возьму наше оружие. — Киеран поспешил мимо нас, войдя в гостиную.

— Идите через черный ход. — Блаз бросил Кларизе тонкий кинжал, который она сунула под рукав. — Мы будем занимать их столько, сколько сможем.

Беспокойство за них расцвело.

— Вы не можете пойти с нами?

Спрятав еще один кинжал, Клариза улыбнулась мне.

— Я бы хотела увидеть дом своих предков, и я планирую сделать это в один прекрасный день, но наше место здесь. Есть люди, которые зависят от нас.

— Последователи? — спросил Кастил, когда Киеран вернулся и передал ему меч. Я увидела, что у него мой мешочек.

Блаз кивнул.

— Элиан может сказать тебе, что довольно много людей противостоит Кровавой Короне. Целая сеть, работающая изнутри, чтобы свергнуть Вознесенных. Возможно, вы поспешите с этим, когда прибудут ваши армии, но до тех пор мы нужны здесь.

При звуке имени своего предка Кастил бросил взгляд на Малика, а затем шагнул вперед, схватив Блаза за плечо.

— Спасибо… спасибо вам обоим за помощь.

Клариза поклонилась, пока я накидывала плащ.

— Это честь для нас.

В доме раздался стук, и Кастил повернулся, схватив меня за щеки. Его прикосновение успокоило мои нервы.

— Моя королева?

— Да?

— Думаю, ты будешь рада узнать, — сказал он, скользя руками по краям капюшона, когда поднимал его, — что сейчас ты раскрасишь несколько лиц.

Из меня вырвался грубый, дрожащий смех, и мое сердце успокоилось. Я повернулась к Кларизе и Блазу, когда Ривер и Малик отошли к задней части дома.

— Будьте осторожны.

— Нам пора в путь, — сказал Малик, поднимая капюшон плаща, который он надел, как вдруг спереди раздался еще один стук.

Клариза приподняла подбородок, положив свернутый кулак на сердце.

— Из крови и пепла, — сказала она, и Блаз сделал то же самое.

— Мы восстанем, — закончил Кастил, положив руку на сердце, когда он, король, поклонился им.

Я встала позади Киерана и посмотрела на Малика, пока Блаз шел по коридору.

— Будут ли они в безопасности, когда придут стражники?

— Возможно, — ответил он.

Это не слишком обнадеживало.

— Мы с тобой тоже не закончили наш разговор. — Кастил шагнул ко мне, прикрыв лицо капюшоном плаща.

Это тоже не обнадеживало.

— Это подождет, — сказал Киеран, положив руку мне на поясницу.

— Куда? — Ривер потянулся к задней двери.

— В гавань, — ответил Малик. — Нижний город.

Кивнув, дракен открыл дверь.

Четверо королевских гвардейцев стояли там, их белые мантии развевались на ветру.

— Куда, по-вашему, вы все направляетесь? — спросил стражник постарше.

Только Ривер был без маскировки, но стражник взглянул на всех нас, скрытых капюшонами, и вынул меч.

— Отойдите, — приказал он.

У меня не было возможности даже призвать эфир.

Ривер рванулся вперед, схватившись за рукоять меча стражника, который вытянул шею. Его челюсть отвисла, а рот широко раскрылся. Из груди вырвался низкий гул, а изо рта хлынул поток серебристого огня.

Мои глаза расширились.

— Вот дерьмо, — пробормотал Кастил, застыв передо мной, когда серебристое пламя охватило стражника.

— Да, — заметил Киеран.

Ривер толкнул кричащего стражника обратно в другого, и неестественный огонь охватил его. Повернувшись, Ривер выпустил еще один мощный поток пламени, быстро уничтожив стражников у задней двери.

Запах обугленной плоти поднялся по ветру, и у меня свело живот, когда Ривер выпрямился.

— Путь свободен.

Кастил повернулся к дракену.

— Да, это точно.

Из дома донесся резкий крик боли, заставивший меня обернуться. Клариза вскрикнула в тревоге.

— Нам нужно уходить, — настаивал Малик, отталкивая в сторону обгоревшие останки.

Мы должны были, но…

— Они помогли нам, — сказала я.

— И они знали цену, — возразил Малик, когда со стороны дома донеслись грубые крики.

— Как и мы, когда пришли к их двери. — Я шагнула вперед. Рука Киерана ненадолго задержалась на моем плаще, а затем расслабилась.

— Согласен, — сказал Кастил, крепче сжав меч.

— Ради всего святого, — пробормотал Малик. — Сейчас не время быть героями. Если вас поймают…

— Мы не попадемся. — Замаскированная голова Кастила повернулась ко мне.

Я кивнула, позволяя сущности вырваться на поверхность, когда по коридору раздались тяжелые шаги. Несколько королевских гвардейцев мчались вперед. По моей коже заструился эфир, когда моя воля слилась с сущностью. Слабая серебристая паутина растекалась от меня по руке, тени, сплетенные со свечением, стали гуще.

— Это что-то новенькое, — заметил Кастил.

— Началось пару недель назад, — сказал ему Киеран, когда стражники резко остановились.

Мечи выпали из их рук, звонко ударившись об пол, а шеи вывернулись в стороны и треснули.

— Ты, вероятно, будешь обеспокоена, услышав это, но и не удивлена, — сказал Кастил, и дымный, пряный привкус во рту вытеснил вкус смерти. — Но я нашел это дико… горячим.

— С ним что-то не так, — пробормотал Ривер сзади нас. — Разве нет?

Определенно так оно и есть, но я любила его за это.

Киеран фыркнул, когда вошел еще один королевский стражник. Сущность потянулась от меня, когда я опустила подбородок. Паутина вспыхнула, а затем отпрянула…

— Восставший, — прошипела я.

Стражник без маски ухмыльнулся. И тут я увидела его глаза. Бледно-голубые.

Кастил резко повернулся, схватил со стола кинжал и метнул его одним плавным движением. Лезвие ударило точно, попав Восставшему между глаз. Посмотрим, сколько времени тебе понадобится, чтобы восстановиться после этого.

— Столько, сколько потребуется, чтобы извлечь клинок, — раздался голос. Из тени вышел золотой Воссташий. Каллум.

— Ты, — прорычал Кастил.

— Полагаю, дела у тебя обстоят гораздо лучше, чем когда я видел тебя в последний раз, — ответил Каллум, и меня охватила ярость. Он был не один. При беглом взгляде с ним было по меньшей мере полдюжины охранников. Все бледноглазые.

— Ривер, — сказала я. — Есть кое-что, что мне хотелось бы, чтобы ты сделал для меня, и ты будешь очень рад этому.

Дракен кровожадно улыбнулся, проходя между мной и Кастилом.

Каллум взглянул на Ривера, нарисованное крыло поднялось на одной стороне его лица.

— Кажется, я знаю, кто ты.

— А я думаю, что скоро ты узнаешь это наверняка. — Из ноздрей Ривера повалил дым.

— Может быть, позже. — Каллум поднял руку.

В коридоре появилась Клариза с окровавленным носом и клинком у горла. Охранник толкнул ее в сторону Каллума. Он схватил ее за руку, а Блаз потащился вперед, удерживаемый другим охранником.

— Ты настолько трус, что используешь их как щиты? — спросила я в ярости.

— Ты говоришь трус, — сказал Каллум, когда в горле собрался горячий и кислый гнев Кларизы. — Я говорю — умный.

Киеран подошел ко мне с другой стороны.

— Этот ублюдок умеет шутить.

— Бесконечно. — Каллум посмотрел на вольвена. — Когда все это закончится, я хотел бы оставить тебя себе. Всегда хотел иметь домашнего вольвена.

— Пошел ты, — прорычал Киеран.

Злость была не единственным чувством, которое я уловила в этой паре, когда насилие сгустило воздух. В них также чувствовалась соленая решимость. Они были готовы умереть.

Но я не могла этого допустить.

— Отставить, — сказала я Риверу.

Дракен зарычал, но дым рассеялся.

Каллум улыбнулся.

— Некоторые говорят, что человечность — это слабость.

— Так оно и есть, — вмешался другой голос, и каждый мускул в моем теле напрягся.

Каллум и другой Восставший отошли в сторону, а я тут же встала перед Кастилом. Вперед выступила фигура в багровом одеянии, но я знала, что это не Прислужница.

Тонкие руки поднялись и опустили капюшон, открыв то, что я уже и так знала.

Перед нами стояла Избет. Рубиновой короны не было, как и пудры, которая придавала ее коже светлый оттенок. Тогда мне показалось, что я видела ее такой в ее личных покоях, с более теплой, розовой кожей. Тогда, в сумерках, она показала мне Звезду — алмаз, желанный во всем королевстве и известный своим серебристым сиянием.

«Самые прекрасные вещи во всем королевстве часто имеют неровные линии, шрамы, которые усиливают красоту сложными способами, которые наши глаза и разум не могут обнаружить или даже понять», сказала она.

И это было правдой. Такие же, как она, с гладкими и ровными линиями, безупречной кожей и бесконечной красотой, могли быть злыми и уродливыми. И моя мать была самой чудовищной из них. А что же моя сестра? Возможно, она не хочет, чтобы царства были уничтожены, но что она сделала, чтобы остановить нашу мать?

— Твое сострадание к смертным достойно восхищения, но это не сила, — сказала Избет, взглянув на Ривера, прежде чем эти темные глаза остановились на мне. — Настоящая королева знает, когда нужно пожертвовать своими пешками.

— Настоящая королева не сделает ничего подобного, — сказала я, откидывая капюшон, поскольку теперь не было смысла его надевать. — Только тиран может думать о людях как о пешках, которыми можно пожертвовать.

Она натянуто улыбнулась.

— Нам придется согласиться с тем, что это не так. — Она наклонила голову в сторону Кастила. — Один из вас уничтожил мою камеру. Извинения будут приняты с радостью.

— Разве кто-то из нас выглядит так, будто собирается принести тебе извинения? — Кастил сместился так, что заслонил собой скрытого капюшоном Малика. Киеран сделал то же самое.

— Случались и более странные вещи, — сказала она. — Даже более странные, чем туман, который был без Жаждущих, пока не привлек их из Кровавого леса к нашим стенам. Вот это было умно. Даже впечатляюще.

— Мне все равно, что ты думаешь, — выдохнула я.

Избет вскинула бровь, оглядывая кухню, ее губы скривились в отвращении.

— Ты действительно думала, что тебе удастся сбежать? Что ты выйдешь прямо из столицы, да еще и с чем-то, что принадлежит мне?

Я зарычала, когда в груди запульсировал эфир.

— Я говорила не о тебе. — Ее взгляд переместился за нашу спину, и ее улыбка исказилась холодом. — А о нем.

Кастил застыл, когда Кровавая Королева уставилась на тихо стоящего Малика.

— Он тоже не принадлежит тебе.

— Я так гордилась тобой, — сказала Избет. — И все же, еще один Да'Нир предал меня. Шок.

— Предал? — Малик звучал так же недоверчиво, как и я. — Ты похитила и пытала моего брата. Ты держала меня в плену и использовала в своих целях. И ты обвиняешь меня в предательстве?

— Ну вот, опять. — Избет закатила глаза. — Боги, да брось ты это.

— Пошла ты, — прошипел Малик.

— Никого из нас это не интересует уже много лет, — ответила она. — Так что нет, спасибо.

Тошнота резко усилилась, когда я уставилась на эту женщину… это чудовище, которое было моей матерью.

Ее взгляд снова обратился ко мне.

— Если бы ты осталась там, где должна быть, то могла бы избежать этого. Мы бы поговорили сегодня, и я бы дала тебе выбор. Выбор, который привел бы к его свободе. — Она дернула подбородком в сторону Кастила. — И гораздо меньше хаоса. Но этот способ? Это гораздо драматичнее. Мне нравится такое, поскольку я тоже люблю устраивать сцены.

Мои руки сжались в кулаки.

— О чем ты говоришь?

— О выборе, — повторила она. — Выбор, который я все еще готова предложить, потому что я настолько милосердна и снисходительна.

— Ты бредишь, — сказала я, ошеломленная осознанием того, что она действительно верит в эти слова.

Глаза Избет сощурились.

— Ты знаешь, где находится Малек. Ты сама это сказала. Если ты надеешься покинуть этот город со своим возлюбленным, ты найдешь его и приведешь ко мне.

ГЛАВА 36

— Что за черт? — воскликнул Малик, его терпкое замешательство повторило мое, но наше замешательство было не единственной эмоцией, которую я почувствовала. Более слабый след исходил от…

Каллум уставился на Кровавую Королеву, его хватка на Кларизе все еще была крепкой, но брови под крылатой маской поднялись.

— Какое отношение он имеет к чему-либо? — потребовал Кастил.

— Все, — ответила она, поглаживая кольцо с бриллиантом. — Приведите его ко мне, и он даст мне то, что я хочу.

— Ты думаешь, он поможет тебе уничтожить царства? Наказать Никтоса? — Брови Кастила приподнялись. — Ты знаешь, как долго он был замурован. Он даже не сможет вести с тобой беседу, не говоря уже о том, чтобы помочь тебе что-то уничтожить.

Взгляд Избет заострился.

— Но он сможет.

— Ваше Величество, — начал Каллум. — Это не…

— Молчи, — приказала Избет, ее взгляд был прикован ко мне.

Восставший напрягся, его глаза сузились. Он явно не знал, что планирует или хочет Избет.

А я была просто потрясена. Вот как, по ее мнению, я должна была помочь ей уничтожить Атлантию и, возможно, все царства? Освободив Малека? Кастил был прав. Малек не будет в том состоянии духа, чтобы принять участие в том, что, по ее мнению, ей удастся осуществить.

— Просто чтобы убедиться, что я все правильно понимаю, ты думаешь, что я уйду, найду Малека, а потом вернусь с ним, чтобы ты могла использовать его для уничтожения моего королевства? Царств?

— Именно так я и думаю.

Я посмотрела на Ривера, который стал совершенно неподвижным и тихим, наблюдая за Кровавой Королевой.

— Почему бы тебе просто не попросить меня сказать тебе, где он находится? — спросила я.

— Потому что я бы тебе не поверила.

— И все же ты веришь, что я выполню твою просьбу, как только уйду отсюда?

Ее взгляд встретился с моим.

— Как я уже сказала, я бы предложила тебе его свободу в обмен. И до сих пор предлагаю.

— Разве я выгляжу так, будто закован в цепи? — прорычал Кастил.

— Может, они и не на твоей шее, но цепи все еще там. Только теперь они на шее у всех… только в разных формах. Восставшие окружают это жалкое подобие дома. Весь район кишит ими. Их слишком много, чтобы ваш интересный попутчик мог справиться с ними, не причинив вреда тем невинным людям, о которых вы все так беспокоитесь. Надо было догадаться, что ты возьмешь с собой дракена. — Она бросила быстрый, недовольный взгляд в сторону Каллума. Он передал Кларизу другому, но наполовину остался прикрытым ею. — Как бы то ни было, ты должна знать, что твоим очаровательным… хотя и разрушительным… побегам пришел конец. И хоть ты можешь думать обо мне самое плохое, я очень щедрая королева.

Я чуть не задохнулась.

— Найди Малека и приведи его ко мне, а я позволю вам уйти. Я позволю уйти и Кастилу. В ожидании она пристально наблюдала за мной. — Твой ответ должен был быть немедленным, Пенеллаф. Я знаю, что ты сделаешь для него все.

Я бы все сделала для Кастила, но Малек был богом, который сотни лет пролежал в могиле. Он был сыном Первородного Смерти и его Супруги. Я даже представить себе не могла, что будет означать его освобождение.

Я снова быстро взглянула на Ривера. Его выражение лица было нечитаемым. Что бы сделали Никтос и его Супруга, если бы Малек был освобожден? Но, насколько я знала, они не вмешивались, когда он был замурован.

Но так ли это? Как она хотела использовать меня? Это было то, для чего я была рождена? Тогда почему она ждала этого момента, чтобы попросить меня об этом? Она могла бы сделать это в первый же момент, когда заговорила со мной здесь. Она могла бы послать свое предложение вместе с подарком.

Что-то в этом не имело смысла. Черт, да много чего, на самом деле. Начиная с того, почему она верила, что Малек сможет дать ей то, что она хочет, и заканчивая тем, что, по ее мнению, произойдет потом.

— Если я соглашусь, что тогда? Вы с Малеком уничтожите Атлантию, переделаете царства и на этом все закончится? А если я откажусь?

Ее глаза ожесточились.

— Если ты откажешься, я сделаю так, что ты будешь жалеть об этом до последнего вздоха.

Первобытная сущность ожила, прижавшись к моей коже. Я сразу поняла, что она имела в виду Кастила.

— И что, по-твоему, с тобой случится, если ты это сделаешь?

— Я знаю, что ты сделаешь, — сказала она, улыбаясь. — Но я также знаю, что до такого ты не дойдешь. В конце концов, ты одумаешься и сделаешь то, что я прошу. И я знаю это, потому что, признаешь ты это или нет, мы похожи. Ты заботишься о нем больше, чем о любом королевстве.

— Заткнись, — рыкнул Кастил, шагнув вперед.

Несколько Восставших придвинулись ближе, когда Избет сказала:

— Но это правда. Она такая же, как и я. Наша разница в том, что у меня хватает смелости признать это. — Ее взгляд снова переместился на меня. — Итак, каким будет твой выбор?

Мои мысли устремились вперед, за пределы этого момента. Я была уверена, что смогу убить королеву. Она была могущественна, тем не менее, я не стала бы ее сдерживать. По крайней мере, я бы серьезно ранила ее.

Но если бы то, что она сказала, было правдой, и Восставшие действительно окружили нас? Ривер смог бы справиться лишь с большим количеством. Пострадают люди. Среди них могут быть те, кто мне дорог.

И та холодная часть во мне…

Та часть, которая почувствовала вкус смерти…

Это не было похоже на мою мать.

Это было хуже.

Я взглянула на Кастила. Его взгляд встретился с моим, и он отрывисто кивнул. Мне было противно даже думать о том, чтобы подчиниться Избет, но она должна была знать, что Малек никак не сможет помочь ей отомстить. Не думаю, что он имеет какое-то отношение к ее планам. Ее предложение исходило из отчаяния воссоединиться со своим родственным сердцем, в каком бы состоянии он ни был, и он был ее слабостью.

Которую мы можем использовать. Начиная с согласия на ее требования без намерения их выполнить.

— Я приведу тебе Малека, — решила я.

Ликования не последовало. Избет долго молчала.

— Ты спросила меня, как я могу доверять твоему возвращению. Когда-то я привела твоего короля, чтобы обеспечить твое сотрудничество. Теперь, что я должна сделать, чтобы ты не пыталась предать меня?

— Думаю, тебе просто придется подождать и посмотреть, — ответила я.

Избет тихонько рассмеялась, переведя взгляд на Каллума. Это было единственным предупреждением. Восставший колебался всего мгновение, но он был быстр, выхватывая тонкий черный кинжал и бросаясь вперед. Сумеречный камень. Ривер повернулся к нему, когда Кастил взмахнул мечом.

Но Восставший был невероятно быстр.

Каллум провел Сумеречным камнем по руке Киерана и что-то прошептал — слова на языке, который я не понимала, но в ответ на которые в моей груди загорелась сущность. Над неглубоким разрезом повис красновато-черный дым, подобный тому, что клубился вокруг комнаты в Массене, когда им управляла Весса.

— Что за хрень? — взорвался Киеран, когда Малик схватил его сзади и дернул назад. Тень пронеслась по всему телу Киерана, отбросив Малика назад, когда Кастил вогнал клинок в грудь Каллума.

На руке Киерана появилась тонкая полоска крови, когда он пытался стряхнуть тень. Я схватила его за руку, когда дымка тени погрузилась в его кожу и исчезла.

— Что ты сделала? — закричала я в панике, повернув голову в сторону Избет. Все, что я увидела, это распростертое тело Тони, неподвижное после удара сумеречным камнем.

Каллум попятился назад, освобождаясь от лезвия.

— Боги. — Кровь хлынула у него изо рта, и он упал на стол. — Жжет как…, — сказал Восставший, сползая на пол, пока что замертво.

Сердце колотилось, я закрыла рукой рану Киерана, призывая исцеляющее тепло.

— Не надо паниковать, — мягко сказала Избет. — С ним все будет в порядке. Сумеречный камень не окажет особого влияния на вольвена. Тебя должно беспокоить проклятие, которое передал Каллум.

— Что? — В глазах Кастила бушевала буря золотых, клубящихся искр.

— С ограничением по времени. Только я могу его снять, — ответила Избет. — Возвращайся с Малеком, или твой драгоценный вольвен умрет.

Губы Киеран разошлись, и моя ярость разгорелась с новой силой.

Кастил бросился на нее, но Малик извернулся и поймал его, когда Киеран рванулась вперед.

— Оставь это. — Ривер выбросил руку, блокируя Киерана. Он уставился на вольвена. — Оставь это.

Киеран зарычал, отбрасывая руку Ривера. Но тот отступил, тяжело дыша. Порез оставался на его руке. При такой неглубокой ране его должно было залечить лишь самое короткое прикосновение.

Избет оставалась безучастной, даже скучающей. Я ненавидела ее. Боги, как я ее ненавидела.

— Мне нужно время, — сказала я. — Поэтому Киерану нужно время.

Ее глаза засветились слабым блеском.

— У тебя есть неделя.

— Мне нужно больше времени. Королевство огромное. Три недели.

— Две. Твой вольвен будет в порядке в течение этого времени. Не больше.

— Хорошо, — отрезала я, чувствуя беспокойство Киерана. Две недели — это, конечно, много, но не тогда, когда мы понятия не имели, с чего начать в Кровавом лесу. Если бы мы могли определить местонахождение Малека… — Мне нужно кое-что еще. Что-то, что принадлежало Малеку.

Ее бровь изогнулась.

— Зачем?

— Это имеет значение? — спросила я.

— Имеет. — Верну ли я его обратно?

— Не знаю. Может быть? С ним я смогу быстрее добраться до его гробницы.

Взгляд Избет задержался на Каллуме, уже вернувшемся к жизни. Ее губы сжались, когда она посмотрела на кольцо с бриллиантом, которое носила.

— У меня есть это. Оно принадлежало ему. Он подарил его мне.

— Я знал, что это атлантийское золото, — пробормотал Кастил.

— Оно должно сработать, — сказала я. — Как и моя кровь, по крайней мере, по словам лорда Свена.

Она начала снимать кольцо, замешкалась, а затем сняла его, когда Каллум медленно поднялся.

— Это все, что у меня есть от него. — Она подняла взгляд, в глазах блестели непролитые слезы. — Это все.

Я ничего не сказала.

Я ничего не почувствовала, когда подняла руку ладонью вверх.

— Мне это нужно, если ты хочешь, чтобы я нашла Малека.

Поджав губы, она протянула руку и опустила кольцо в мою ладонь. Я взяла его и положила в мешочек с игрушечной лошадкой. Она вздрогнула, и на мгновение я ощутила вкус ее горького горя.

Но мне было все равно.

— Мы встретимся в Костяном храме, за Валом, через две недели, — сказала Избет, оторвав взгляд от мешочка, в который я положила кольцо. — И помни об этом.

— Конечно. — Древний храм находился между самой северной точкой Карсодонии и Пенсдуртом за несколько лет до того, как вокруг обоих городов выросли стены. В нем предположительно были захоронены останки жрецов и жриц.

— Тогда договорились. — Избет сделала шаг назад и остановилась. — Я позволю Кастилу, дракену и вольвену уйти. Но не Малику.

— Как я уже сказал, — глаза Кастила сверкнули ярким золотым светом, — он больше не принадлежит тебе. Он уходит с нами.

— Все в порядке. — Малик обошел Киерана. — Иди и найди Малека.

— Нет. — Кастил обернулся, и я мгновенно поняла, что Малик хотел вернуться к Избет. Не ради нее, а ради Миллисенты. И нетерпеливый, жестокий свет в глазах Избет сказал мне, что Малик сильно поплатится за свои действия, возможно, своей жизнью. Малик должен был это знать.

— Ты не можешь получить его, — сказала я Избет. — Ты хочешь Малека? Ты отпустишь всех нас, включая Малика… — Я остановила себя, прежде чем произнести ее имя. Моя сестра. Прежде чем я попросила о ней. Здесь среди Восставших ее не было. Если бы я сказала ее имя, то подвергла бы опасности ее саму.

— Дай мне пройти, — прорычал Малик, его паника нарастала и тяжело оседала на моей груди.

— Этого не случится, — предупредил Кастил.

— Я не спрашивал.

Кастил оттолкнул его назад.

— Я знаю.

Я схватила Малика за руку.

— Мертвым ты никому не нужен.

Он вырвал руку, и я вспомнила о Кастиле, когда мы были в Оук-Эмблере. Как он отдал себя в руки Избет. Добровольно. Ради меня. Никто не мог остановить его. Никто не смог бы остановить и Малика, и Кастил это понимал. Его взгляд метнулся к Киерану.

Вольвен ударил, врезавшись рукоятью своего меча в затылок Малика. Меня передернуло от звонкого треска. Я повернулась к Киерану.

— Что? — С помощью Кастила он подхватил Малика. — С ним все будет в порядке.

— Ха, — пробормотал Каллум, вытирая кровь со рта тыльной стороной ладони. — Это было неожиданно.

— Согласна, — пробурчала Избет, нахмурив брови.

— Он или Малек, — сказала я. — Это твой выбор.

Ее глаза еще раз сузились, а затем она вздохнула.

— Неважно. Бери его. Я все равно устала от него. Вы можете свободно уйти через Вал, как цивилизованная группа людей. Я надеюсь, что вы не будете устраивать сцену на пути к выходу. — Она повернулась, поднимая капюшон. И снова остановилась. — О, и еще кое-что, — сказала она. И тут ее глаза блеснули.

И все.

Клариза и Блаз застыли в объятиях своих пленителей, их глаза выпучились настолько, что стали видны почти все их белки. Кровь быстро отхлынула от их лиц. Крошечные трещины появились на щеках, в горле и на всех участках кожи. Я попятилась назад к Кастилу, наблюдая, как их кожа сжимается и разрушается, как они падают… как они съеживаются, превращаясь не более чем в высохшую шелуху.

Стражник толкнул их сапогом, и они… их куски, рассыпались.

— Даже не пытайтесь вернуть им жизнь, — сказал Каллум. — После такого никто не возвращается.

Меня охватил шок, когда я смотрела на кусочки высохшей, разложившейся кожи, стекающие на дерево. Мои руки задрожали, когда я подняла взгляд.

— Знаешь, как говорят, — заметила Избет, натягивая малиновый капюшон на горло. — Единственный хороший Последователь — мертвый Последователь.

Рев в моих ушах вернулся, ударив в грудь, и сущность в мгновение ока поднялась на поверхность. Остановить ее было невозможно. Я даже не пыталась, пока в горле собирался знакомый вкус, мрачный и полный огня.

Смерть.

Древняя сила металась в моих костях, наполняла мои мышцы и текла по венам, просачиваясь в кожу. Я закричала, придавая смерти звук.

Из меня хлынул серебристый свет, сдобренный густыми, мечущимися тенями. Кто-то закричал, когда я шагнула вперед, под моими шагами трещал пол, дерево раскалывалось. Температура в комнате упала до того, что неровное дыхание образовало туманные облака. В вспышке энергии меня покинула холодная ярость… ударная волна сущности ударила в воздух. Стол и стулья превратились в пыль, когда ярость врезалась в стены. Они растянулись под тяжестью. Штукатурка и камень застонали. Крыша содрогнулась, а затем стены разлетелись вдребезги, когда внутри меня распространилось темное, маслянистое ощущение. Старое. Холодное. Предвестник.

Часть камня превратилась в пепел под лучами солнца. Большие куски летели по воздуху, сшибая находившихся снаружи Восставших, врезаясь в соседние здания и пробиваясь сквозь них, а тень и свет распространялись вокруг меня, образуя толстые, потрескивающие нити. Моя кожа то вспыхивала холодом, то раскалялась от резких покалываний. Среди Восставших были смертные стражи. Клубящаяся масса лунного света и полуночи нашла их, остановила, когда они бросились ко мне, и я не оставила от них ничего.

С меня было достаточно.

Налетел соленый ветер, сопровождаемый пронзительными звуками. Крики с горьким привкусом. Страх. Ветер и крики растрепали мои волосы, пока я призывала сущность. Над головой и над морем потемнели облака, надвигаясь и сгущаясь, к грохоту присоединилось темное рычание. Доски пола заскрипели, когда я двинулась вперед, к Восставшим, охранявшим ее. Она стояла в их центре, ее лицо было скрыто, но я чувствовала ее улыбку. Ее удовольствие. Возбуждение. Оно бурлило у меня в горле, смешиваясь со смертью и ужасом, когда смертные хлынули на улицы, выбегая из своих близлежащих домов, когда стены начали трескаться и содрогаться. Крыши обрывались и взлетали в воздух, когда молния ударяла в скалы.

«Сделай это. Выпусти всю эту ярость» уговаривал голос. Он звучал как тот, что шептал во тьме столько лет назад. «Сделай это, Предвестник».

Я хотела этого.

Моя воля начала расти за пределами меня, призывая…

Вокруг моей талии сомкнулась рука, пронзая бурлящую и трещащую массу окружающего меня пространства. От такого прикосновения я испугалась. Под моим подбородком закрутилась рука, оттягивая меня назад.

— Остановись, — призывал другой голос, который согревал холодные участки внутри меня и охлаждал жар моей кожи. Кастил. Такой храбрый. Такой верный. Он снова прижал меня к своей груди, не боясь силы, которая липла к его коже и искрилась от нее. Но у него не было причин бояться. Я не причиню ему вреда.

— Тебе нужно остановиться, — сказал он.

— Нет, — возразила я, произнося это слово мягко и наполняя его тенью и огнем. Очередная крыша оторвалась, улетев в море. — С меня хватит. — Я начала отстраняться.

Кастил удержал меня.

— Только не так. Это то, чего она хочет. Восставшие не нападают, Поппи, — сказал он низким голосом мне на ухо. — Смотри, Поппи. Посмотри вокруг себя. — Он повернул мою голову, и я увидела…

Я увидела густые нити эфира, рассыпающие угольки, и разрушенные дома за пределами того, в котором мы находились. Темные облака, и смертных, стоящих на коленях, прикрывающих голову руками, прячущихся под деревьями и прижимающихся к бокам дрожащих стен. Я видела их на улицах Каменного холма, они прикрывали детей, когда ветви деревьев трещали и падали на землю. Они были в ужасе, прижавшись друг к другу, плача и молясь

Но я не причиню им вреда.

— Ты не она, — сказал Кастил, сжимая меня. — Это то, чего она хочет, но ты не она.

Я увидела Киерана, сухожилия на его шее напряглись, как будто он боролся с потребностью измениться…

Как будто он боролся с осознанием того, что ему придется сделать то, о чем я просила его в Оук-Эмблере.

Все мое тело содрогнулось. Я закрыла глаза. Я не была… Я не была ею. Я не была смертью. Я не хотела этого. Пугать смертных. Причинять им боль. Я не была ею. Не я. Не была. Не была. В панике я отключила свои чувства и потянула Первобытную сущность назад. Окрашенный тенями эфир втянулся и отпрянул, возвращаясь ко мне. Тяжесть нерастраченной силы осела в груди и на плечах, когда я открыла глаза.

Темные тучи рассеялись, и снова появился солнечный свет, сверкающий на не выпущенных стрелах из сумеречного камня, которые держали все еще стоящие Восставшие и направляли на нас — на меня. Смертные поднялись, но все затихли и замерли, их страх царапался о мои щиты.

И тут я услышала их шепот.

Мой взгляд устремился туда, где когда-то был дверной проем на кухню, туда, где лежали останки Кларизы и Блаза. Еще одна дрожь сотрясла меня, когда я подняла взгляд. В толчее Восставших я совсем не видела Избет, зато видела Каллума.

Он стоял всего в нескольких футах от меня, его золотая рубашка была испачкана кровью, а светлые волосы развевались на ветру. Он улыбался.

Я дернулась, вырываясь из рук Кастила.

— Позже, — прошептал он, проводя ладонью по моей щеке. — Позже мы будем стоять на том, что осталось от его костей. Это я тебе обещаю.

Каллум наклонил голову — единственный признак того, что он, возможно, услышал Кастила. Его улыбка стала шире, и я поняла, что никто из них не был уверен, что я так отреагирую, но они надеялись, что так и будет. Потому что те шепоты…

Я сделала то, что требовала от атлантийских генералов не делать при захвате городов. Я разрушила дома. Возможно, я даже ранила невинных смертных. И в своей ярости я превратилась в то, кем меня рисовала Избет.

Предвестником.

ГЛАВА 37

Кастил

Поппи прижалась ко мне, когда мы ехали на лошадях, предоставленных нам на окраине Каменного холма, мимо пасущихся овец. С тех пор как мы покинули остатки домов, она вела себя в основном тихо, но сейчас все было иначе.

С тех пор как мы покинули Карсодонию, мои мысли замедлились, когда я взглянул на ее макушку, волосы которой отливали глубокой медью в лучах солнца.

На лице Поппи появилась улыбка — первая, которую я увидел с тех пор, как мы вышли из развалин того дома.

— Падония.

При виде этой улыбки у меня защемило сердце.

— Что?

Глаза закрыты, она подняла руку. Тогда я понял. Последние пару часов Поппи использовала Первородный нотам, чтобы связаться с вольвенами… а именно с Делано.

Теперь Первородный нотам приобрел совершенно новое значение.

Меня снова охватило удивление, а также затянувшийся след неверия, когда щепотка сосредоточенности осела на ее бровях. Моя жена была Первородным богом.

Боже, если я раньше не считал себя достойным…

Я чуть не рассмеялся, но воспоминания о погибшей смертной паре, которая помогала нам, не давали покоя.

Как и то, как смертные отреагировали на Поппи, в страхе убегая дальше в Карсодонию.

Мой взгляд переместился на зеленые холмы. Я увидел лишь овец, нервных фермеров и Стражей Вала. Я не мог винить встревоженных смертных. Наша группа привлекала внимание, и это не было связано с тем, что мы ехали за пределами Вала без охраны или егерей.

Отчасти это было связано с Киераном. В своей вольвеньей форме, бродящей рядом с нами, он был крупнее любого волка, которого когда-либо видели фермеры или стражники. И еще был Малик, связанный частью цепей, которые были на моих запястьях, и сидящий верхом на лошади, которую вел дракен. Никто из нас не верил, что он не сбежит обратно в Карсодонию, как только представится возможность.

Красивый изгиб губ Поппи поблек, когда густая бахрома ее ресниц взметнулась вверх.

— Я связалась с Делано, — сказала она, как ни в чем не бывало. Как будто она разговаривала с ним, пока он стоял в нескольких футах от нее. — Они должны были ждать нас в Трех реках, но он сказал, что сначала они должны поехать в Падонию — это рядом с Локсвудом.

Моя рука сжалась вокруг ее талии.

— Я знаю, где это. — Я мало что знал об этой в основном фермерской общине. Я понятия не имел, какие Вознесенные правят, и сколько из них называют этот изолированный городок своим домом. Но я знал, что нападения Жаждущих были частыми из-за его близости к Кровавому лесу. — Он сказал, зачем они туда отправились?

Она покачала головой.

— Делано сказал, что объяснит, как только мы прибудем туда, но мы и так все поймем. Большая часть армий с ними, за исключением нескольких батальонов, которые они оставили для охраны других городов, которые мы взяли. — Ее рука вернулась к моей руке, а пальцы лениво двигались. — Я не знаю, что могло привлечь их туда. Мы не планировали брать Падонию, сосредоточившись сначала на более крупных городах. Но я… я чувствовала, что это нехорошо.

Только боги знали, какая чертовщина их туда завлекла. Я переместился за ее спину, положил руку ей на бедро и посмотрел за холмы на далекое багровое зарево у горизонта, где вырисовывался Кровавый лес.

— Падония ближе к Кровавому лесу, чем Три реки. Мы встретимся со всеми, узнаем, что, черт возьми, происходит, и оттуда отправимся в Кровавый лес.

Поппи повернула голову ко мне, ее голос был низким.

— Я сообщила Делано о Малике. Я не смогла сказать ему многого, кроме того, что все сложно. — Она сделала паузу. — Я подумала, что твоего отца нужно предупредить.

Хотя я не был уверен, что мой отец заслуживает этого, наши друзья заслужили. Я опустил голову и поцеловал ее в щеку.

— Спасибо.

Улыбка начала возвращаться, но она внезапно повернула голову, резко вдохнув, когда подняла руку к другой щеке, потирая чуть ниже кости.

— Ты в порядке? — спросил я как можно тише. Тем не менее, дракен и Киеран обратили свое внимание на нас.

— Просто болит. Кажется, я стиснула зубы, — сказала она, оглядываясь на смертных и опуская руку к моему запястью. Это простое прикосновение… боги, как я дорожил им. Прошло несколько долгих мгновений, прежде чем она сказала:

— Я должна была догадаться, что она сделает что-то настолько ужасное.

Я точно знал, что ее мысли не только ушли, но и остались с тех пор, как мы выехали из столицы, проезжая мимо домов, украшенных белыми знаменами над дверями. Знамена, которые, по словам Малика, означали, что они являются убежищем для Последователей.

— Тот факт, что ты этого не сделала, говорит о том, что ты совсем не похожа на нее. — Наклонив голову, я снова прикоснулся губами к ее виску. — К некоторым вещам нельзя подготовиться, даже если ты их предвидишь. Она — одна из них.

Поппи перевела взгляд вперед, туда, где словно омытый кровью блестел горизонт.

— Как ты думаешь, сколько времени нам понадобится, чтобы добраться доПадонии?

— Около дня пути, если поднажать, то меньше. Но я не думаю, что эти лошади смогут это выдержать.

— Я тоже так не думаю. — Она похлопала кобылу. — Им нужен отдых.

Мы проехали еще несколько часов. По дороге Киеран обшаривал заброшенные фермерские дома, предупреждая нас, когда находил что-то полезное в тех, которые недавно освободились. Здесь несколько одеял. Там — связки вяленой говядины. Дракен заметил вишневые кусты у старой дороги. Этого было немного, но мы справимся.

Небо окрасилось в глубокие сине-фиолетовые тона, когда Поппи оторвалась от своих мыслей.

— После того как мы найдем Малека и убедимся, что проклятие снято… — Поппи прижалась ко мне, но ее тело медленно напрягалось. — Мы должны положить этому конец.

Положить этому конец.

Я потратил большую часть своей жизни на то, чтобы уничтожить Кровавую Корону. Так долго, что сейчас, когда мы находились на пороге этого, все казалось сюрреалистичным.

Что мы дошли до точки, когда уже виден конец.

— Да. — Я провел большим пальцем по ее бедру медленным, ровным кругом, зная, что ей это нравится так же, как и мне. Древний храм, который Избет назначила местом встречи, возник у меня в голове, как размытое воспоминание многолетней давности. — Костяной храм находится за пределами Карсодонии и Пенсдурта, в тени столицы. Наши армии должны иметь возможность войти в Карсодонию через северные ворота.

— Это не идеальная точка входа, — сказала Поппи. — Мы бы вошли через Каменный холм и Перекресток Крофта, и не смогли бы предупредить людей.

— Нет, мы бы не смогли. — Это знание прочно обосновалось в моем нутре. — Но ворота там не будут так укреплены, как главные.

Она кивнула, медленно выдыхая.

— Те белые полотнища на дверях домов? Окна? В Масадонии они означали, что человек проклят и заражен Жаждущими. Я не знала, что они означают что-то еще, особенно то, что они обозначают убежище для Последователей.

Я тоже не знал.

— Сколько их? — спросил Ривер у Малика, и я напряглась. — Ты знаешь, сколько их?

Малик поднял голову.

— Тысячи, если не больше. Все, кто готов оказать помощь, как только поймут, что атлантийские армии на Вале.

— Тысячи, — пробормотала Поппи. — Это… это много.

— Но есть сотни тысяч, которые верят, что ты — Предвестник, — добавил Малик. — И то, что произошло при Каменном холме, не сильно изменит их мнение или лояльность.

Поппи напряглась.

— Заткнись, — предупредил я.

— Ничего личного, — сказал он, глядя на Поппи. — Я просто говорю правду.

— Я знаю, — тихо ответила она. — То, что я сделала, не поможет нашему делу.

Усилием воли мне удалось удержать себя от того, чтобы не спрыгнуть с лошади и не сделать еще что-нибудь похуже, чем снова окровавить нос брата. Между нами была целая куча дерьма. В конце концов, я мог бы смириться с тем, почему он решил остаться под каблуком Кровавой Королевы… черт, я бы сделал то же самое, если бы у нее была Поппи. Я не был настолько большим засранцем, чтобы не признать это. Но это был он. Темный, который преследовал кошмары Поппи. И он смотрел на нее гораздо дольше, чем, блядь, заслуживал.

Поппи сжала мое запястье, и я разжал челюсть, заставив себя отвести от него внимание.

— Я не могу поверить, что вы все действительно планируете отдать ей Малека. — Малик подался вперед, добавив свои два гребаных цента, о которых никто из нас не просил. — Что вы сделаете все, что она захочет.

— Возможно, я слишком сильно стукнул тебя по голове, поскольку, похоже, ты забыл, что у нас нет выбора. — Мои глаза сузились на него. — Мы не позволим причинить вред Киерану.

Малик перевел взгляд на вольвена, который смотрел на него так, словно хотел отхватить кусок от его ноги. Он вздрогнул, разминая пальцы, сцепленные на спине.

— Я не хочу, чтобы с тобой случилось что-то плохое. Не то чтобы мне было все равно.

— Знаешь, что меня не волнует? — Я натянуто улыбнулся. — Твое мнение по этому поводу.

— Настоящий взрослый, — прошипел Малик.

— Пошел в задницу.

Рука Поппи снова сжалась на моем запястье.

— Она не сможет его оставить, потому что вскоре умрет, — сказала она ему. — И не похоже, что Малек рискует. Он не может быть в таком состоянии, чтобы представлять угрозу для нас или кого-либо еще. По крайней мере, не в тот короткий период времени, когда он будет находиться в ее присутствии. Но даже если освобождение Малека сопряжено с риском, мы все равно на него идем.

Дракен нахмурился.

— Вы все действительно так беспокоитесь о проклятии? — Он задал самый идиотский вопрос, который только можно было придумать.

— Да, — категорично заявила Поппи. — Мы действительно так волнуемся.

Он наклонил голову.

— Проклятие, вероятно, не подействует на вашего вольвена… — Он остановил себя. — Ну, с другой стороны, оно может сработать. Сущность, которую использовал Восставший, несла в себе зловоние Колиса. Это было проклятие Первородных. Так что, возможно, у тебя есть право беспокоиться.

Я уставился на дракена.

— Не хочешь рассказать подробнее об этом ходе мыслей?

— Не могу поверить, что мне приходится объяснять это вслух, — пробормотал дракен. — Вы соединены, верно? Обе ваши жизни связаны с его жизнью… с ее очень длинной, почти бесконечной жизнью. Если она не уйдет, никто из вас двоих не уйдет.

Я услышал резкий вдох Поппи.

— Но опять же, — продолжал дракен, — это было проклятие Первородных, так что…

Дракен продолжал говорить, но я не слушал. Ногти Поппи впились в мое запястье, когда она смотрела на Киерана. Он замедлил шаг, но только потому, что это сделала наша лошадь. Под густой рыжевато-коричневой шерстью я заметил, что мышцы его плеч напряжены.

— Черт, — пробормотал Малик, а затем грубо рассмеялся. Черты его лица расслабились. — Я даже не подумал об этом.

Я крепче сжал руку на талии Поппи. Ее хватка на моем запястье ослабла, и ее пальцы задвигались, подражая кругам, которые я делал на ее бедре. Она расслабилась.

И я тоже.

***

Поппи

Я отвлеклась от того, что узнала, и от всего, что произошло, когда мы остановились на ночлег, ужиная вяленым мясом и вишнями среди деревьев черного ореха.

Все было трудно воспринять.

Но Кастил был здесь.

Он был свободен. Как и его брат… нравилось ему это или нет. Они оба были свободны. Это было почти все, что имело сейчас значение.

Почти.

К сожалению, проклятие, наложенное Каллумом на Киерана, отбросило все остальные мысли. Это тоже имело значение сейчас. Моя грудь сжалась, когда я мысленно увидела, как дымка просачивается сквозь его кожу. Услышала, что сказал Ривер… предположил, что это может быть ответом на случай, если мы не сможем найти Малека, или Избет попытается предать нас в тот самый момент, когда мы задумаем сделать то же самое с ней.

Я также не в первый раз подумала о том, что Присоединение — это…

Тупая вспышка боли пронеслась по моей верхней челюсти, заставив меня резко вдохнуть. Поморщившись, я потерла щеку. Боль вонзилась в самые корни моих зубов, а затем исчезла так же быстро, как и появилась.

— Голова болит? — спросил Киеран, сидевший рядом со мной, не так давно приняв свою смертную форму.

— Немного, но уже нет. — Я посмотрела вниз на его руку. Неглубокий порез все еще был там. Мое прикосновение ничего не дало. — Как ты себя чувствуешь?

— Так же, как и в прошлый раз, когда ты спрашивала. Я чувствую себя хорошо. — Киеран внимательно изучал меня. — Ты сегодня какая-то тихая.

Я подняла плечо.

— Есть о чем подумать.

— Есть, — согласился он. — Но я знаю, что это за вещи. То, что ты сделала при Каменном холме.

Я открыла рот, потом закрыла его. Мой разум зациклился на многих вещах, но это… Я не могла перестать думать о том холодном пятне, распространяющемся по моему телу, когда Избет приказала убить смертную пару.

— Я потеряла контроль, — прошептала я.

— Но это не так.

— Только потому, что Кастил остановил меня.

Киеран наклонился ко мне, низко опустив голову.

— Ты действительно так думаешь? Что Кас или любой из нас действительно мог остановить тебя? — Когда я ничего не сказала, он обхватил пальцами мой подбородок и поднял мой взгляд к себе. — Ты остановила себя сама. Не забывай об этом.

Я хотела, чтобы это было правдой. Он тоже. Но это не означало, что это правда.

— И не забывай, что ты обещал.

— Я бы хотел, чтобы это забыть Поппи. — Он опустил руку. — Но я не могу.

Мое горло горело.

— Мне жаль.

— Я знаю. — Он поднял подбородок. — Кас идет.

Я повернулась, когда Кастил вынырнул из гущи деревьев. Он осматривал окрестности, чтобы выяснить, нет ли поблизости следов Жаждущих.

— Тут все хорошо? — спросила я.

— Так хорошо, как нигде, — ответил он, когда Киеран поднялся и остановился, чтобы нежно погладить прядь моих волос. Я даже не хотела думать о том, в каком беспорядке должны были быть мои волосы. Кастил протянул руку. — Пойдем. Я хочу показать тебе кое-что.

Я нахмурила брови, но взяла его за руку. Когда я встала, то увидела, что Киеран остановился возле Малика, за которым присматривал Ривер.

— Осторожно, — посоветовал Кастил, ведя меня через деревья. — Здесь не было никаких признаков активности Жаждущих, но вокруг разбросано много недозрелых грецких орехов.

Глядя вниз, я задумалась, как именно я должна была их обходить, ведь на земле не было ничего, кроме теней от травы и камней.

— Что ты мне хочешь показать?

— Это сюрприз.

Мы зашли глубже в лес, где последние лучи солнца едва пробивались сквозь тяжелые ветви. Кас поднял с дороги низко висящую ветку.

— Вот. — Он потянул меня вперед. — Смотри.

Я прошла мимо него и плотно стоящих деревьев, нырнув под сук. То, что я увидела, лишило меня дара речи. Я выпрямилась, мои глаза расширились. Кастил привел меня к краю ореховой рощи, где земля резко уходила вниз, в долину, полную потрясающих оттенков синего и фиолетового, впитывающих остатки солнца. Среди ярких деревьев змеилась река, вода в которой была такой чистой, что я сразу поняла — это река Рейн.

— Леса глициний, — сказал Кастил, обхватив меня сзади. — Они идут вдоль дороги в Падонию и до самого Кровавого леса.

— Я и забыла о них. — Мой взгляд поднялся туда, где я могла видеть багровые пятна на горизонте. — Это прекрасно.

— Великолепно, — пробормотал он, и когда я посмотрела через плечо, то увидела, что его внимание приковано ко мне. Он притянул меня ближе к своей груди, и, боги, как же мне этого не хватало. Ощущение его тела… его тела, так плотно прижатого к моему. Уверенности в том, как его рука пробежала по бокам моего тела, и легкости, с которой я погрузилась в его объятия. — Я подумал, что тебе понравится вид, но у меня также был скрытый мотив, чтобы увести тебя от остальных.

При упоминании об этих скрытых мотивах мои мысли сразу же отправились в очень, очень неподходящие места. Я представила, что ему нужно снова питаться, чтобы полностью восстановить свои силы. Что-то, что мое тело немедленно одобрило с приливом тепла.

— Скрытые мотивы? Ты? Никогда.

Его смех коснулся моей щеки.

— Я хотел посмотреть, как ты держишься. На тебя свалилось много неожиданных новостей.

Мои брови приподнялись.

— Твой скрытый мотив в том, что ты хотел поговорить?

— Конечно. — Его ладонь коснулась изгиба моей груди, заставив меня вздохнуть. — Что еще это может быть?

Я прикусила губу.

— Я в порядке.

Его рука еще раз медленно провела по моему боку.

— Помнишь, что ты сказала мне в Каменном холме? Я сказал это первым, Поппи. Это нормально — не быть в порядке, когда ты со мной.

— Я не забыла. — Мое сердце забилось, когда я смотрела, как ветерок колышет тяжелые стебли глициний внизу. — Секреты и новые открытия о себе уже не тревожат меня так, как раньше.

— Я не знаю, хорошо это или плохо.

Я тоже.

— Это просто так. Но я… я все это перевариваю. — Я повернула голову в сторону. — А ты? Как ты себя чувствуешь?

— Я перевариваю то, что все эти крошечные крючки на твоем жилете скрывают от меня, — сказал он, проводя рукой по моему животу. — И тот факт, что это я их застегнул.

Я рассмеялась.

— Это не то, что ты рассматриваешь.

— Это тоже. — Его дыхание дразнило мои губы. — И я также рассматриваю свою потребность вырвать горло моему брату. Я могу работать в многозадачном режиме.

Мое сердце заколотилось.

— Кас…

Его рот взял мой, его грудь упиралась в мою спину, а рука… она скользила вверх по моей груди, пока проворные пальцы, большой и средний, не нашли затвердевший пик сквозь тонкий жилет и блузку под ним. Он ущипнул. Не сильно, но достаточно, чтобы мои бедра дернулись, а из груди вырвалась струйка злобного удовольствия.

— Я не хочу говорить о нем. Позже. Только не сейчас.

Мне хотелось узнать, о чем он думает, но я чувствовала терпкий вкус конфликта и смятения, которые он ощущал. Поэтому я оставила это на время. И вместо этого я поцеловала его, и получила еще одно дразнящее прикосновение к моей покалывающей, чувствительной плоти.

— Я также думаю о том, какая ты потрясающая, — сказал он, когда наши уста разделились. — Ты — сила, с которой нужно считаться, Поппи.

Постепенно нарастающее тепло остыло, а холодное место внутри меня зашевелилось, и запульсировал эфир. Я повернула голову назад к долине.

— Я что-то, ладно.

Его пальцы ослабли на моей груди.

— Что это значит?

Я открыла рот, но не могла найти слов, чтобы описать, что это значит. Не то чтобы у меня не было слов. У меня их было слишком много.

— Я… я разнесла тот дом.

— Разнесла. — Его рука на моем бедре переместилась к пупку.

— Я повредила другие дома. — Мои глаза закрылись, когда его пальцы начали двигаться по моей груди. — Я могла убить невинных людей.

— Могла.

Мое сердце сжалось.

— Но ты этого не сделала, — мягко сказал он, проведя правой рукой по моему пупку. — Ты знаешь это.

Все, что я знала, это то, что я не чувствовала боли, когда мы покидали Каменный холм, но это не означало, что я не оборвала жизнь кого-либо невинного. Это было возможно.

— Ты уверен? — прошептала я.

— Уверен, — заверил он. — Ты не причинила вреда никому из невинных, Поппи.

— Потому что ты остановил меня, — прошептала я, мои губы разошлись, когда он быстро расстегнул застежки на моих бриджах. Лоскуты разошлись, и материал ослаб. — Кастил.

— Что?

У меня перехватило дыхание, когда его пальцы скользнули внутрь тонкого слоя нижнего белья, которое я носила.

— Ты знаешь, что.

— Я знаю, что не имею никакого отношения к тому, чтобы ты не причинила вреда кому-то невинному, — возразил он, погружая пальцы между моих бедер. Все мое тело вздрогнуло, когда я открыла глаза.

Это было странно — серьезность разговора и то, как мое тело, тем не менее, отреагировало на дразнящее прикосновение. Мои ноги раздвинулись, давая ему больше доступа.

— Откуда ты это знаешь?

— Потому что, если бы ты этого хотела? — Его палец провел по ноющей плоти. — Если бы такова была твоя воля, ты бы причинила вред этим смертным прежде, чем я смог бы остановить тебя. — Он погрузил палец в мое тепло, заставив меня снова вздохнуть. — Ты сделала сознательное усилие, чтобы остановиться. Я уверен в этом, потому что знаю, как работает сущность, Поппи.

Я смотрела на деревья глициний, пока его палец двигался, медленно входя и выходя, никогда не погружаясь слишком глубоко. Мои бедра следовали за этими неглубокими погружениями. Тепло струилось по моим венам, ослабляя узел холода, который пульсировал рядом с сущностью. Возможно, он был прав. Когда я вызывала туман, моя воля не была направлена на причинение вреда. Не было ее и тогда, когда меня покинула волна ярости.

Но так ли это, когда речь шла о вспышке ярости?

На самом деле я вообще не думала. Я просто была в ярости. Неужели мне повезло?

— Ты ведь понимаешь это, да? — Дыхание Кастила горячо касалось моей шеи. — Твоя воля, как ты сказала, принадлежит тебе.

Мое сердце забилось быстрее, когда его палец вошел глубже, и пастельные оттенки глициний стали темнее.

— Твоя воля не контролируется пророчеством, — продолжал он, острый край его клыков коснулся моего горла и заставил мой пульс участиться. — Твоей волей не управляет ни королева, ни кто-либо другой, кроме тебя. — Он ввел еще один палец, и мои колени напряглись, я поднялась на кончики пальцев. — Ты не предвестник смерти и разрушения, Поппи. Ты — предвестник перемен и новых начинаний. Скажи мне, что ты веришь в это.

— Да, — задыхалась я. — Верю.

Кастил наклонил голову, и его клыки вонзились в рану, которую он создал раньше, ошеломив меня. Мои мышцы напряглись, а бедра сжались вокруг его руки, когда жгучий укус прошел сквозь меня, а за ним последовал рев острого удовольствия, когда его рот сомкнулся над вновь открывшимися отметинами, и он начал пить.

Вздрогнув, я закрыла глаза, когда он пил из меня… брал мою кровь и впивался в меня своими пальцами, а коварный голос в глубине моего сознания ругал меня. Мне так хотелось сказать ему, что я верю в то, что он сказал, так же сильно, как и он, и Киеран. Поэтому я так и поступила. Я солгала. Я солгала ему, и мне это не понравилось. Не понравилось то, что я чувствовала. И мне не нравилось, что я заставила Киерана пообещать то, чем он никогда не сможет поделиться с Кастилом. Но его прикосновение… эти пальцы и его рот… прогнали не только холод. Оно вытеснило чувство вины, пока я качалась на пальцах Каса, соприкасаясь с его ладонью и твердым телом, прижимавшимся к моей пояснице. Когда мои чувства были открыты, дымный аромат его похоти и сладость его любви привели меня к пульсирующей, внезапной разрядке, которую он мудро заглушил рукой.

Я все еще дрожала, когда его пальцы отстранились от меня, и он сделал последний, тягучий глоток. Его рука ослабла на моей талии, когда он поднял руку. Я повернулась на полпути и остановилась, когда горячие золотистые глаза встретились с моими. У меня перехватило дыхание, когда его губы, окрашенные кровью, сомкнулись на его скользких пальцах.

— Я не знаю, какая часть тебя вкуснее, — пробормотал он.

Мое тело вспыхнуло.

— Ты… ты очень плохой.

Он усмехнулся, но улыбка потерялась в пульсации потребности, когда я потянулась к его бриджам. Он ничего не сказал, просто пристально смотрел, как я расстегиваю ширинку, стягивая бриджи вниз по его худым бедрам. Его тело дернулось, когда я обхватила пальцами член, и он застонал, когда я опустилась на колени.

— Кто плохой? — спросил он, его голос был густым и удивительно грубым.

— Ты. — Я провела рукой по его длине. — И ты плохо влияешь.

Его рука обвилась вокруг моего затылка, и он притянул меня к себе, пока мои губы не коснулись его кончика.

— Я уже говорил тебе раньше, Поппи. Только на плохих можно повлиять.

Я улыбнулась ему, наслаждаясь этими украденными мгновениями.

Я улыбнулась ему, наслаждаясь этими украденными мгновениями, когда не существовало ничего, кроме нас.

— Я кое-что прочитала в дневнике Уиллы.

— Держу пари, что ты читала в ее дневнике всякое разное, — ответил он, запутавшись пальцами в моих волосах. — Но о чем ты думаешь сейчас?

— Она написала, что вена… эта вена…, — сказала я, проводя по ней большим пальцем. Он застонал. — Может быть чрезвычайно чувствительной. Это правда?

— Может быть. — Его грудь резко поднялась.

— Она также утверждала, что она еще более чувствительна к языку, — сказала я, мое лицо потеплело.

— Почему бы тебе не удовлетворить свое любопытство и не выяснить это? — Он сделал паузу. — В исследовательских целях.

Я рассмеялась, а потом узнала, когда провела языком по толстой вене. Уилла была права. Это было чувствительное место. Когда я сомкнула свой рот над ним, жидкость уже начала стекать по головке его члена. Я втягивала его так глубоко, как только могла, и не беспокоилась о том, что делаю, потому что знала, что ему это нравится. То, как его рука сжалась на моем затылке, говорило мне об этом. И толчки его бедер, и пряный вкус, который присоединился к земляному аромату его кожи.

— Знаешь, я думаю… — Он вздрогнул, убирая другой рукой пряди моих волос с моего лица. — Мне кажется, тебе очень нравится мой член у тебя во рту, — сказал он, и я стала сосать сильнее. Он застонал. — Я также думаю, что тебе нравится, когда я говорю такие неуместные вещи.

Мое лицо разгорелось еще больше, потому что мне действительно нравилось.

— Моя королева очень… — Его ругательство было резким, и ритм его бедер ускорился. — Черт.

Кастил не пытался отстраниться. На этот раз он держал меня, пока кончал, все его тело содрогалось от разрядки. Когда его дрожь утихла, я поцеловала нижнюю часть его члена, затем выцветшее клеймо на его бедре, прежде чем снова надеть бриджи. Его руки скользнули к моим плечам, но он не стал поднимать меня на ноги. Вместо этого он опустился на землю и притянул меня к себе на колени и к своей груди. Мы оба еще немного учащенно дышали, пока он застегивал застежку на моих бриджах.

— Есть еще кое-что, о чем нам нужно поговорить, — сказал он, поправляя край моего жилета.

Я положила голову ему под подбородок, наблюдая за восходом луны. У нас, вероятно, был длинный список вещей, которые нам нужно было обсудить, но я подозревала, что знаю, что именно было самым насущным.

— Присоединение?

Он сложил руки вокруг меня.

— О чем ты думаешь?

О многом. В те тихие минуты, которые последовали за этим, пока луна продолжала свое ночное восхождение, я много думала.

— Я не могу воскресить вольвена, — сказала я наконец, не зная, говорила ли я ему об этом, когда купала его в Каменном холме. — Или дракена. Я не могу вернуть ни одно существо этих двух миров.

Кастил ничего не сказал.

— А Киеран… он был согласен с этим, хотя это пугало меня. Потерять его. — Вздрогнув, я закрыла глаза и сделала ошеломленный, слишком короткий вдох. — Я едва могу даже думать об этом.

— Не надо. — Кончики пальцев Кастила коснулись моей щеки, когда он наклонил мой подбородок вверх и назад. Я открыла глаза. — Ты не потеряешь Киерана.

— Я хочу в это верить. — Я повернула голову, целуя ладонь его раненой руки. — Я хочу верить, что мы найдем Малека, и что Избет не предаст нас. Что мы возьмем Карсодонию и не понесем потерь. Что мы переживем это, и все, кто нам дорог, тоже. Но это сказочный конец. Идеальный вариант, который, скорее всего, не станет реальностью.

Кастил проследил линии моего лица, и на мгновение я погрузилась в ощущение его прикосновений, позволяя себе только это.

— Мы можем сделать это наиболее близким к реальности.

— С помощью Присоединения, — прошептала я.

Его взгляд вернулся к моему, и он кивнул.

— Это не защитит всех.

У меня защемило в груди.

— Если бы я могла присоединиться ко всем, кто мне дорог, как бы неловко это ни было, — сказала я, и Кастил полуулыбнулся, — я бы присоединилась. Но я не думаю, что это работает таким образом, не так ли?

— Не думаю.

Я вздохнула.

— Но это обеспечит Киерану и тебе более высокий уровень защиты. Верно? Это может заменить это проклятие.

— Верно. — Он провел большим пальцем по моей нижней губе. — Мы будем жить столько же, сколько и ты. То, как ты будешь стареть, каким бы это ни было, будет и тем, как будем стареть мы. — Он опустил голову, целуя меня. — Но это важное решение, Поппи. Это будет не только твоя жизнь, за которую ты несешь ответственность. Это будет моя и Киерана жизнь.

— Но разве я, как королева, уже не несу на себе груз жизней всех наших людей? — спросила я. — Разве нет?

Появилась слабая улыбка, когда до меня донесся сладкий и насыщенный, напоминающий гвоздику вкус корицы. Любовь. Гордость. Я поцеловала его большой палец.

— Ты так и делаешь. Мы оба так делаем. Но это другое. — Другой рукой он заправил несколько прядей моих волос за ухо. — Присоединение может быть интенсивным.

К моему горлу подступило тепло.

— Я знаю.

— Даже если это не становится чем-то эротическим, сама близость акта выходит за рамки этого.

Я сглотнула.

— А что на самом деле это значит? — спросила я, не уверенная, что то немногое, что сказал Аластир, было правдой.

— Это должно быть под луной, среди природы. Я не знаю почему, но это часть неизвестности, когда речь идет о том, как это работает. В нем есть… магическое свойство, которое выходит за рамки крови. В прошлом ходили слухи о том, что это не работает, если намерения сделать это не были искренними или что-то в этом роде, — поделился он. — Но кроме этой неизвестной части, между нами ничего не может быть. И да, под словом «ничего» я подразумеваю одежду.

Мое лицо потеплело еще больше.

— О.

— Все мы должны быть обнажены и открыты друг другу. Стихиям и судьбам, — объяснил он, и я сдержала желание закатить глаза при упоминании Эрае. — Мы должны оставаться в контакте друг с другом на протяжении всего ритуала.

— И мы будем пить друг от друга?

— Сначала ты будешь питаться от нас. — Его пальцы опустились на кожу под чувствительным укусом на боку моей шеи, пока он рассказывал подробности. Это было много, и мое тело уже казалось красным, как Кровавый лес. — Ты можешь видеть, как вещи могут… перерасти в нечто большее.

О, неужели.

— Я не знаю, как они не могут, — признала я.

— Они не смогут, если ты этого не захочешь, — сказал он мне. — И если это станет чем-то, что тебе нужно, то так оно и будет. Ничего, что тебя не устраивает, никогда не произойдет. Я бы этого не допустил. И Киеран тоже. Все очень просто.

Действительно ли это так? Я повернулась на его коленях, глядя прямо на него.

— А если бы это… переросло в нечто большее? Что бы случилось потом? Между нами?

Его голова наклонилась, когда его глаза искали мои.

— Ты ведь любишь меня, да?

— Да.

— Я люблю тебя, — сказал он, прижав ладонь к моей щеке. — А ты любишь Киерана.

Я вздрогнула, мой желудок опустился.

— Я… — Я не знала, как на это ответить.

— Я люблю его, — сказал Кастил в наступившей тишине. — Но не так, как тебя. Не так, как я чувствую к тебе. Потому что то, что я чувствую к тебе… никто не имел такого раньше. И не будет.

У меня пересохло в горле. Ему не нужно было говорить мне это. Я и так это знала.

— Киеран… он много значит для меня.

— Ты много значишь для него.

По какой-то глупой причине мои глаза наполнились огнем, когда я уставилась на горло Кастила.

— Я не знаю, как объяснить, что я чувствую. Потому что я этого не понимаю.

— Я понимаю, — сказал он, и я действительно думала, что понимает. — Это еще не все.

Я смахнула слезы и посмотрела на него.

— Есть еще кое-что, что нужно принять во внимание. Правда?

Он кивнул.

— Мы оба должны быть готовы к тому, что это может быть не единственное Присоединение. Если Киеран найдет кого-то, он может захотеть соединить его жизнь с твоей. Тебе придется снова пройти через Присоединение.

— Чтобы он не пережил их. — Я медленно выдохнула. — Я бы не хотела, чтобы он столкнулся с этим. Я бы снова совершила Присоединение, если бы он этого хотел.

— Нет. Ты бы не позволила ему пройти через это. — Кастил провел рукой по моим волосам и прижался губами к моему виску.

— И чего, по-твоему, хочет Киеран? — спросила я. — Хотел бы он этого?

Кастил смотрел на меня, казалось, целую минуту.

— Честно?

— Конечно.

— До того, как ты появилась, Киеран согласился бы просто потому, что это была бы моя просьба. Не потому, что между нами была связь, а потому, что он сделал бы для меня все. Так же, как и я для него. Но сейчас? Он сделал бы это для тебя.

Я нахмурилась.

— Но мы делаем это для него.

— И для меня окольными путями, но он сделает это, если ты этого хочешь, — настаивал он.

Мой живот и грудь затрепетали, как будто одновременно взлетела дюжина птиц.

— И если мы решим это сделать, когда это произойдет?

— Зная тебя, ты, вероятно, захочешь сделать это как можно скорее. — Он поцеловал мой лоб. — Но я думаю, что нам стоит подождать, пока мы не отправимся в Кровавый лес и не вернемся в Падонию…

— Но…

— Это серьезный выбор, Поппи. Такой, который нельзя отменить. Ты можешь не думать, что тебе нужно время, чтобы убедиться в этом, и, возможно, это не так, но я все равно хочу, чтобы у тебя было это время.

— Но тебе не нужно это время. Ты знаешь, чего хочешь.

Он откинул несколько прядей волос с моего лица.

— Знаю, но это потому, что я вырос, зная, что такое Присоединение и все, что оно влечет за собой. Для тебя это что-то новое.

Я оценила заботу о том, чтобы убедиться, что я не передумала. Это было большое дело, и была вероятность того, что, если мы совершим Присоединение, это не защитит Киерана от проклятия Первородных. Даже зная это, шанс, что это произойдет, был более важным. Присоединение также могло защитить Киерана и Кастила в грядущих битвах.

А еще это означало, что ни с кем из них не придется прощаться.

Но это было не все. Это было еще и знание того, что, если Киерану когда-нибудь придется выполнить обещание, которое он дал мне, и я ошибусь с решением Кастила, он не сможет причинить Киерану настоящий вред. Оба останутся в безопасности, если я буду замурована.

Встретившись взглядом с Кастилом, я глубоко вздохнула.

— Я найду время, но я знаю, что мой ответ не изменится. Я хочу совершить Присоединение.

ГЛАВА 38

Кастил

Я тихо сидел рядом с Поппи, когда она спала под ореховым деревом, заснув через несколько мгновений после того, как положила щеку на мой свернутый плащ. Я не хотел ее беспокоить, но в то же время не мог удержаться от того, чтобы не прикоснуться к ней. Это было похоже на какое-то принуждение. Я поправлял плащ, накинутый на нее, полдюжины раз. Я возился с ее волосами, приглаживая упавшие на щеку пряди, а потом с надеждой ждал, когда ветерок унесет мою работу, чтобы у меня была веская причина прикоснуться к ней снова.

Все это было смешно. Возможно, даже немного навязчиво, но прикосновение было успокаивающим, особенно в темноте и тишине. Моя рука слегка дрожала, когда я натягивал плащ на ее плечо. Прикосновение остановило надвигающийся и панический страх, который заставлял мои мысли возвращаться в ту камеру.

Оторвав от нее взгляд, я посмотрел туда, где к одному из деревьев был прикован Малик. Его подбородок был прижат к груди, но я знал, что он не спит.

И я готов был поспорить, что он замышляет побег.

Я не знал, что думать о Малике, но одно было ясно. Он не был предан Избет. Он стремился вернуться не к Кровавой Королеве.

Это было его родственное сердце.

И все же я не думал, что когда-нибудь смогу его простить.

Я даже не был уверен, что смогу простить своих родителей за их ложь.

Из ночи вынырнул Киеран и подошел ко мне. Он присел рядом со мной, его голос был низким.

— Я присмотрю за ней.

Эмоции сжались в кулак.

— Не знаю, хочу ли с ним вообще разговаривать.

Киеран посмотрел на Малика, его челюсть напряглась.

— Ты не хочешь, но тебе нужно, и ты должен.

— Это предполагалось как мудрый совет?

— Кто-то должен давать мудрые советы.

Я ухмыльнулся, отпустив руку ото рта.

— Надеюсь, мы найдем человека, который возьмет на себя эту роль.

Киеран тихо хихикнул, взглянув на Поппи.

— Знаешь, она никогда так не спала, когда тебя не было. Она вообще почти не спала. А когда спала, ей почти всегда снились кошмары. Наверное, поэтому сейчас она спит так крепко. Ее тело пытается восполнить потерю.

Я закрыл глаза.

Услышать все это… Черт, это был удар в самое сердце. Я потянулся к ней, мои пальцы коснулись ее щеки, просто чтобы почувствовать ее.

— Если бы я мог вернуть любую боль, которую она испытала, я бы это сделал.

— Но ты бы ничего не изменил из того, что сделал.

— Нет.

Он тяжело вздохнул.

— То, что Ривер сказал ранее…

Я повернулся к нему, слабый свет луны освещал его щеку и один глаз.

— Присоединение?

Киеран кивнул.

— Ривер даже не был уверен, сможет ли оно блокировать проклятие Первородных.

— Вполне вероятно.

Прошло много времени, пока он смотрел на Поппи.

— Я не хочу, чтобы кто-то из вас чувствовал, что должен сделать это для меня. Мы найдем Малека, а потом убьем эту суку.

Я изучал его. Челюсть была жесткой. Твердой. Решительной. Я видел это выражение тысячу раз. Например, когда мы отправились в Солис на поиски Девы. Он не был согласен с этой идеей, но все время был рядом со мной. Тогда он был так же решителен, как и тогда, когда я приказал ему оставаться в Атлантии, пока сам отправлялся на свои идиотские поиски, чтобы убить Кровавых Королеву и Короля, все эти годы назад. Я знал, что легкое движение его губ означает, что он неохотно забавляется, что я часто видел, когда он впервые оказался рядом с Поппи. Я знал, как он выглядит, когда он в ярости и когда его разрывает на части горе. Я видел, как он становится совершенно холодным. Пустым. Я знал его лицо достаточно хорошо, чтобы понять, когда он смотрел на кого-то, кто был ему глубоко дорог. Тонкие, едва заметные линии напряжения вокруг его рта исчезли. Киеран смягчился. Он делал это, когда смотрел на Элашью… всякий раз, когда говорил о ней. Сейчас он смягчился почти так же, когда смотрел на Поппи.

Я потянулся к нему и сжал его плечо.

— Мы не единокровные братья. Мы не друзья из-за каких-то уз, — сказал я ему, и его взгляд встретился с моим. — Мы не преданы друг другу из-за вежливости, традиций или титула. Мы всегда были выше всего этого. И, во многом, мы две половины одного целого. Разные, как Поппи и я, но не настолько разные. Ты это знаешь.

Киеран закрыл глаза.

— Мы с Поппи говорили об этом.

— Я полагал, что именно этим вы и занимались. — Он сделал паузу. — Ну, одно из того, чем, как я понял, вы двое занимались.

Я усмехнулся, наблюдая за ним.

— Когда дело доходит до Присоединения, это не потому, что мы чувствуем, будто нам это нужно. Это потому, что мы хотим этого, — сказал я ему. — Это делается для тебя так же, как и для нас.

Киеран снова сглотнул.

— Я просто хотел, чтобы ты знал… хотел, чтобы она знала… что я этого не жду.

— Мы оба это знаем.

Он прочистил горло.

— Так вы говорили об этом?

— Да. — Я сжал его плечо. — И ты знаешь наш ответ… то, что она решила.

— Знаю. — Глаза Киерана открылись. — И что ты чувствуешь по этому поводу?

— Ты знаешь, как я к этому отношусь.

Появилась ухмылка.

— Заинтригован?

— Я всегда нахожусь в состоянии постоянной интриги, когда дело касается ее, — признался я.

— Да, — вздохнул он, глядя на нее сверху вниз. — Держу пари, у нее было столько вопросов.

Я усмехнулся.

— И все они обоснованные, и ты, наверное, втайне мечтал, чтобы она задала их тебе, чтобы ты почувствовал себя полезным.

Киеран хрипло рассмеялся.

— Да, это так.

— Я хотел, чтобы она потратила время на то, чтобы убедиться, что это то, чего она хочет, — сказал я ему, и он кивнул. — Если она все еще хочет совершить Присоединение, мы сделаем это, когда вернемся из Кровавого леса.

— Это хорошо. Я хочу, чтобы она была уверена.

Его взгляд переместился на меня.

— Иди, поговори со своим братом. Со мной она будет в порядке.

— Знаю. — Сжав его плечо в последний раз, я поднялся и ушел. Когда я обернулся, Киеран занял свое место рядом с ней, бдительный и внимательный, и это согрело мою грудь.

Я прошел через небольшую поляну. Малик не заметил моего приближения, но он был в курсе. Все эти отвратительные эмоции теснились в моей груди, когда я опустился перед ним на колени. Я ничего не сказал. Он тоже ничего не говорил в течение нескольких мгновений. Когда он заговорил, я чертовски хотел, чтобы он этого не делал.

— Ты ненавидишь меня.

Стиснув челюсти, я повертел шеей из стороны в сторону. Ненавижу ли я? Да. Нет.

— Я бы тебя не винил, если бы это было так. — Он вытянул ногу. — Я знаю, что ты искал меня все это время. Я слышал, как тебя называли Последователи. Темный…

— Только ты был единственным Темным, который когда-либо имел значение.

Его плечи напряглись, когда он продолжил.

— Я не хотел, чтобы ты искал меня. Я хотел, чтобы ты отказался от этого. Молился, чтобы ты так и сделал. Я все думал, что ты услышишь обо мне — о человеке по имени Элиан, которого часто видели в Вэйфере. Что ты поймешь, предположишь, что я предал тебя, и сдашься. Ты не сдался. Надо было знать лучше. Ты всегда была упрямым сопляком…

— Мне плевать на все это. Ты даже не хочешь знать, на что я готов ради Поппи, так что я понял. Ты сделал это для своего родственного сердца. Как только эти слова были произнесены, я вздохнул, насколько они, черт возьми, правдивы. — То, как я поступил с Поппи, чтобы освободить тебя. Я солгал ей. Предал ее. И, да, это на моей совести. Я должен с этим разобраться. Но это также то, что ты сделал с ней, чего я не могу понять, независимо от того, во что ты верил, что она сделает, став взрослой. Она была ребенком. А ты, который ненавидит насилие в любом виде… никогда бы даже не подумал о том, чтобы причинить вред ребенку.

Малик ничего не сказал.

Уродливый кулак эмоций сжался сильнее.

— Неважно, что ты не смог довести дело до конца. Она пострадала из-за тебя, Малик. Страшно.

— Знаю, — сказал он неровным тоном, как будто ему было больно признавать это. Я хотел сделать ему больно даже за то, что он признал это.

— Знаешь ли ты? Знаешь ли ты шрамы, которые никто не может увидеть? Как глубоко они в ней засели? Твои действия мучили ее годами. — Я опустился на одно колено, положив руку на прохладную траву, чтобы не дать себе заехать ему по лицу. — Ты оставил ее там умирать.

Малик поднял голову. Точно такие же глаза встретились с моими.

— Я не оставлял. Она пыталась сказать тебе это еще в Каменном холме. Как, по-твоему, она выжила в ту ночь? Первородный бог или нет, она еще не прошла Выбраковку. — Он наклонился вперед, насколько позволяла цепь. — Ты знаешь, что это означает, что она бы умерла, если бы ее оставили там. Никто из тех, кто пережил ту ночь, не смог бы вытащить ее оттуда. Я смог. Я отвез ее обратно в Карсодонию, и эта чертова… — Его пронзила дрожь, и он негромко рассмеялся. Сурово. — Я не оставил ее там.

Я уставился на него. Поппи сказала, что он вытащил ее из Локсвуда. Он сказал правду. Но имело ли это значение?

— Это должно как-то искупить твою вину?

— Нет, черт возьми. Потому что ты прав. Я был причиной этих шрамов — скрытых или нет. — Малик прислонился к дереву. — Я видел Пенеллаф. Не часто. Избет держала ее подальше от большинства, но я видел ее до того, как они заключили ее в эту вуаль. Я видел, к чему привели мои действия. И поверь мне, это должно принести тебе немного покоя, если ты не видел последствий, когда все было так свежо.

Я быстро поднялся и сделал шаг к нему, но остановился, увидев, что Киеран сделал то же самое на другой стороне поляны. Я отвернулся от брата, втягивая прохладный ночной воздух, пока он не заглушил ярость.

— Аластир когда-нибудь кому-нибудь говорил, что видел меня?

Я повернулся к нему.

— Потому что он видел.

Твою мать.

— Нет.

Глаза Малика закрылись.

— Он увидел и узнал меня. Не знаю, должен ли я чувствовать облегчение или нет, что он держал это при себе.

Но так ли это? Или это было что-то другое, о чем лгали наши родители? Поэтому они поверили, что Малик отправился к ним? В Атлантию? Почему они так настаивали на том, чтобы я занял трон?

— В ту ночь, когда я посмотрел в глаза Пенеллаф и увидел Супругу, я поверил Коре. Ты знаешь, что она была права, — сказал он через мгновение. — Что Пенеллаф положит конец Кровавой короне. Но с годами я понял, что для нее не имело значения, кем в душе была Пенеллаф. Важно было лишь то, нашла ли Избет способ использовать ее силу. — Его глаза открылись. — И ты знаешь, что она это сделает. Ты видел это в Каменном холме. В Оук-Эмблере. Избет разжигает свой гнев, и Поппи отвечает яростью.

— Заткнись.

— И когда она завершит Выбраковку, то ответит не яростью. Это будет смерть. Это будет именно то, на что рассчитывает Избет. Что-то…

Я бросился вперед, обхватив рукой горло Малика.

— Поппи никогда не уничтожит ни королевство, ни тем более царство. Не важно, что сделает Избет, — сказал я ему, понимая, что Киеран снова поднялся, но остался рядом с Поппи. — Она, в отличие от своей матери и меня, умеет контролировать свой гнев.

— Ты знаешь, как сильно я хочу в это верить? — Его голос сломался.

Я застыл, не сводя с него взгляда.

— Если ты сейчас хотя бы подумаешь о том, чтобы причинить ей вред, клянусь богами, я разорву тебя на части, конечность за конечностью.

— Если бы я хотел что-то попробовать, я бы сделал шаг, когда она была моложе и вернулась в Вэйфер, — процедил он. — Я этого не сделал. И Миллисента тоже.

— Да, это верно. Миллисента сказала, что это должен быть я, когда она закончит Выбраковку.

— И это было нелегко для нее сказать тебе.

— Похоже, она не очень-то и старалась подобрать слова.

— Милли не знает свою сестру, но она не выбрала бы для нее такой конец. Она просто пытается защитить людей. — Он выдержал мой взгляд. — И мне неприятно, что тебе пришлось это услышать. Да. Носить в себе такое знание… что скоро только ты сможешь остановить ее.

— Не переживай за меня, брат. — Я впился пальцами в его трахею настолько, что он вздрогнул. — Я не потеряю из-за этого ни секунды сна, потому что я никогда не сделаю этого, и она не даст мне повода.

— А если ты ошибаешься? — выдавил он.

— Я не ошибаюсь. — Я отпустил его горло и отступил назад, пока не сделал что-то, о чем мог бы пожалеть. — Мы собираемся найти Малека. Мы собираемся привести его к Избет.

— Но ведь дракен сказал о Присоединении…

— Мы еще не сделали этого. — Я уставился на небо, не понимая, зачем вообще признался в этом.

— Черт. Серьезно? Ты женат на своем родственном сердце и не сделал этого? Ты? Киеран? Черт… — В нем проскользнуло немного прежнего Малика, которого я знал. — Просто я предположил, что вы связаны. Видимо, и дракен тоже. — Он сделал паузу. — А вы можете? Может, это и не сработает против проклятия Первородных, но…

— Это не твое гребаное дело. Но, соединились или нет, я не стану рисковать. — Я повернулся к нему лицом. — И Поппи тоже.

Малик взглянул на Киерана. Он вернулся на место рядом с Поппи и сидел так, что склонился над половиной ее тела, словно защищая ее.

— Ты уверен, что вы не связаны?

— Да, — язвительно ответил я. — Вполне.

— Ха, — пробормотал он.

Прошло несколько долгих мгновений, пока я смотрел на него сверху вниз.

— Почему ты никогда не пытался снова лишить ее жизни, когда она была молодой и уязвимой? — спросил я, хотя не был уверен, что должен знать. Потому что, как я уже сказал, Поппи гораздо лучше меняумела контролировать свой гнев. — Почему этого не сделала Миллисента, если она тоже верила в пророчество?

Малик снова покачал головой.

— Это ее сестра. Милли не могла этого сделать. Неважно, что Пенеллаф никогда не должна была узнать о ней.

— А ты? Ты перестал верить в то, что сказала Кора.

— Я… я просто не мог этого сделать. И когда она стала достаточно взрослой, что я перестал видеть в ней ребенка, ее отправили в Масадонию, — сказал он, его глаза превратились в тонкие щелки. — И к концу я уже слышал о Темном. О тебе. И я подумал…

Я напрягся.

— Подумал что?

— Что ты убьешь ее, чтобы отомстить Кровавой Королеве.

Ругаясь себе под нос, я отвернулся. Было время, когда я именно так и собирался поступить. До того, как я встретил Поппи. Когда знал ее только как Деву. Но те короткие моменты дурманили мне голову даже сейчас.

Я провел рукой по лицу. Я все еще не знал, имеет ли значение то, что Малик изменил свое мнение. И будет ли это вообще иметь значение. Я снова опустился на колени.

— Так ты хочешь или не хочешь победить Избет и Кровавую Корону?

Глаза Малика затвердели, превратившись в янтарные осколки.

— Я хочу увидеть, как они сгорят.

— А как же Миллисента? — спросил я.

— Она хочет того же. — Его взгляд упал на место, где спала Поппи, а затем вернулся к моему. — Она хочет быть свободной от своей матери. Наконец-то она сможет жить.

— Если ты действительно этого хочешь, то не станешь бежать обратно в столицу и убивать себя. Ты будешь сражаться рядом с нами. Ты поможешь нам найти Малека, а потом убить Избет. Ты поможешь нам покончить с этим.

— Я помогу вам, — сказал Малик. — Я не буду пытаться сбежать.

Я внял его словам, желая поверить в то, что он утверждал, так же сильно, как он хотел поверить в то, что я говорил о Поппи. Проблема была в том, что вера не приобретается словами. Вера зарабатывается поступками. — Есть еще кое-что, что мне нужно знать о той ночи в Локсвуде. Что за чертовщина была с тем стишком?

— Что? — Он нахмурился. — Каким стишком?

— Про красивый мак. Сорви его и смотри, как кровоточит. — Я изучал его черты лица.

— Если это стишок, то он звучит на пятом уровне отстоя, — сказал Малик. — Но я понятия не имею, о чем ты говоришь. Я даже никогда не слышал ничего подобного.

***

На следующее утро, когда мы взошли на скалистый холм, взору предстали крепостные стены гор, окружающих Падонию. Предвкушение и решимость стремительно нарастали, как и благоговение. Леса глициний, которые я видел накануне вечером, теперь заполонили земляную дорогу и сам город Падония, а их ветви разных оттенков синего и фиолетового переходили в глубокий малиновый цвет внешних границ Кровавого леса.

Поппи была явно захвачена красотой, ее взгляд метался по каждому дюйму пейзажа. Я надеялся, что это помогло ей забыть о том, что мы проехали дорогу в Локсвуд не более часа назад. Ее плечи не расслаблялись, пока глицинии не стали более заметными. Тем не менее, она молчала почти все утро.

Сдвинувшись в седле, я взглянул на Малика. Между нашим вчерашним разговором и предстоящей встречей с отцом, я был поглощен своими мыслями и надеялся на богов, что не совершил огромную ошибку, сняв костяные цепи с его запястий и позволив ему свободно ездить верхом.

Я не хотел, чтобы наши войска впервые увидели своего принца в цепях.

Поппи положила руку поверх той, которой я обхватил ее талию, и повернулась ко мне лицом.

— Ты в порядке?

— Не уверен, — признался я, глядя на нее сверху вниз. — Я думал о том, что скажу отцу.

— И что придумал?

— Ничего подходящего для повторения, — сказал я с сухим смешком.

Она посмотрела вперед, когда сквозь извивающиеся лозы голубовато-фиолетового цвета стал виден мост через реку Рейн.

— Мы можем отложить это, если тебе нужно больше времени.

— Не нужно. — Я поцеловал ее в макушку. — Будет лучше, если я покончу с этим.

Стали видны верхушки многих палаток, и казалось, что основная часть армий разбила лагерь за пределами Вала. Рискованный шаг, но, скорее всего, решение было принято в пользу того, чтобы не разрушать поля внутри.

Из города до нас донесся низкий, грохочущий рев. Я притормозил коня, когда Киеран остановился рядом с нами, и до наших ушей донесся стук копыт и лап.

— У нас скоро будут гости. — Я сжал ее бедра, а затем сошел с лошади. Она без вопросов и колебаний вложила свою руку в мою. Лошадь, на которой мы ехали, только сейчас привыкала к Киерану в его вольвеньей форме, и у меня было чувство, что скоро нас нагонит еще много народу. Я не хотел, чтобы она сбросила Поппи.

Ее губы сжались.

— Я до сих пор не могу поверить, что у меня нет отличного слуха или зрения. Нелепо.

— Или умения превратиться во что-нибудь, — напомнил я ей, когда шум стал громче и ближе.

— И это тоже.

— Ты совершенна такая, какая ты есть. — Я наклонился и поцеловал уголок ее рта. — Средний слух и все такое.

— Это было банально, — сказала она, усмехаясь, глядя на меня сквозь ресницы своими лучистыми зелено-серебристыми глазами. — Но мило.

Первым сквозь лианы глицинии прорвался белый вольвен и помчался прямо к нам. Я не смог сдержать улыбку, когда Делано практически бросился в мою сторону.

— О, Боже, — пробормотала Поппи, успокаивая нервную лошадь.

Я поймал чертова вольвена и с хохотом отпрянул назад. Делано был отнюдь не самым крупным из вольвенов, но все же тяжелым и сильным, как бык. Я опустился на одно колено и попытался успокоить мохнатую, извивающуюся массу, которой был Делано, когда он прижал свою голову к моей.

— Я скучал по тебе, дружище. — Сжимая его голову, я крепко обнимал его, пока вольвен цвета пепла, похожий на Киерана, но меньший по весу и росту, не оттолкнул его с дороги.

В моей груди потеплело, когда я обнял Нетту. Она была немного менее спокойна в своем рвении, только один раз чуть не опрокинула меня на задницу.

— Я тоже по тебе скучал.

— А как же я? — прозвучало в ответ.

Я провел рукой по макушке Нетты и сказал:

— Я ни разу не вспомнил о тебе, Эмиль.

— Ай, — со смехом сказал атлантиец, а затем более мягким голосом я услышал, как он сказал:

— Я знал, что ты его достанешь.

Подняв глаза, я увидел, как пурпурноволосый ублюдок взял руку Поппи в свою и прижал ее к золотой и стальной броне, украшавшей его грудь. В кои-то веки мне не захотелось пробить ему горло до позвоночника. Только потому, что в его взгляде было обожание и уважение.

И потому, что он быстро отпустил ее руку.

Меня окружили другие вольвены, и я сдался, оставшись стоять на коленях, пока каждый из них подходил, чтобы либо прикоснуться ко мне, либо прижать свою голову к моей. Я с удовольствием ждал. Для вольвена сделать такое было знаком уважения, и для меня было честью быть принятым.

Когда я наконец смог подняться, меня охватило еще одно чувство. Я наблюдал, как Поппи приветствовали точно так же, увидел, как она повернулась, чтобы зарыться лицом в шерсть на шее Делано, а затем крепко прижать к себе Нетту. Ее смех, когда к ней прижимались вольвены. Ее принятие их… эта сияющая любовь в ее ярких глазах… и их явное поклонение ей сделали что-то с моей грудью и моими чертовыми глазами.

Это была моя жена.

Мое родственное сердце.

Черт возьми.

Прочистив горло, я посмотрел на стоящего передо мной высокого атлантийца.

— Сдержался, — густо сказал Нейл. — Не хотел быть затоптанным.

Смеясь, я преодолел между нами расстояние и обнял его.

— Рад тебя видеть.

— Как и. — Его рука обвилась вокруг моих плеч. — Без тебя мне было не по себе.

Я судорожно выдохнул.

— Но теперь я вернулся.

— Я знаю, что вернулся. Просто не оставляй нас снова.

— И не мечтай.

Нейл сжал меня в последний раз, прежде чем отойти. Он поймал мое левое запястье. Взгляд был коротким, но его янтарные глаза стали жесткими.

— Мы заставим их заплатить за это.

— Заставим. — Я сцепил наши руки.

Когда Нейл отошел в сторону, его быстро сменил Перри и притянул меня в однорукое объятие. Доспехи, которые он носил, упирались мне в грудь, но мне было все равно. Долгое время мы не разговаривали, а потом он грубо сказал:

— Хорошо выглядишь.

— Так и есть, — сказал я ему. — Ты следил за Делано?

— Всегда. Это как задание на двадцать четыре часа. — Перри засмеялся, откинувшись назад, его янтарные глаза сияли. — Никто из нас не сомневался, что Киеран и наша королева найдут тебя. Ни на одну чертову секунду.

Мое горло сжалось.

— Я тоже.

Медленно выдохнув, Перри отступил назад и наконец посмотрел на Малика. Рука вокруг моих плеч напряглась.

— Боги, это действительно он.

— Да. — Я смотрел, как Делано подходит к Малику. Остальные вольвены наблюдали внимательно, настороженно. Их неуверенность в отношении принца висела в воздухе.

— Он выглядит… — Нейл присоединился к нам, и я заметил, как на челюсти Перри напрягся мускул.

— Он выглядит совсем не так, как я ожидал, — закончил Эмиль.

Другими словами, он не был похож на ту беспорядочную груду плоти и костей, которой был я, когда вернулся после нескольких десятилетий плена.

Эмиль сжал мою руку, и я притянул этого ублюдка в тесное, крепкое объятие.

— Делано сказал, что Малик не хотел возвращаться? — тихо спросил он.

Перри взглянул на нас.

— И что Поппи сказала ему, что все сложно.

— Так и есть. — Я повернулся, обнял Поппи, когда она встала рядом со мной, но не отрывал взгляда от брата.

Малик стоял на коленях перед Делано, а Киеран подкрался поближе, наблюдая за ними обоими. Мой брат заговорил, но даже я не смог разобрать слов. Что бы он ни сказал, Делано ответил легким толчком головы о руку Малика.

От этого действия Малика пробрала мелкая дрожь, и это не осталось незамеченным другими вольвенами. Напряжение, сгустившееся в воздухе, ослабло. Поппи прижалась к моему боку, ее ладонь лежала чуть ниже моей груди, а Малик положил дрожащую руку на макушку склоненной головы Делано. Глаза Малика закрылись, когда пальцы Поппи вцепились в мою рубашку, его черты лица исказились, когда он повернул голову, проведя плечом по его щеке. Я знал, что должна была почувствовать Поппи. Эмоции были четко прописаны на лице Малика. Печаль.

Прела, вольвен Малика, была сестрой Делано.

ГЛАВА 39

Мы спустились с холма в Падонию, сопровождаемые десятками вольвенов, которые не отставали от нас по узкой дороге и даже уходили дальше, в лес глициний. Нетта и несколько других уже вернулись в город. Когда мы преодолели самую гущу деревьев, перед нами открылась долина, в которой покоилась Падония.

Множество белых палаток раскинулось на берегу реки Рейн и у подножия холма, где… У меня в груди перехватило дыхание.

Знамена.

На вершине Вала развевались золотые и белые знамена, на каждом из которых был изображен атлантийский герб — тот, что выбрала Поппи, с мечом и стрелой, закрепленными в центре солнца на равном расстоянии.

Боги.

Она сделала это.

Изменила многовековой герб. Она показала королевству и всему царству, что существует баланс сил между королем и королевой несмотря на то, что она была намного могущественнее меня.

Увидеть это было для меня ударом неожиданных эмоций, прямо в грудь. Я крепче прижался к Поппи, наклонив голову.

— Ты чертовски совершенна, — прошептал я ей на ухо.

Она слегка повернула голову, ее брови нахмурились.

— В чем?

— Во всем, — сказал я ей, моргая от влаги. — Во всем.

Поппи посмотрела на Вал.

— Знамена, — прошептала она. — Они тебе нравятся?

— Мне не терпится показать тебе, как я их чертовски люблю. — Я ущипнул ее за ухо, вызвав у нее тихий вздох.

Ее лицо покраснело, но резкий, внезапный подъем возбуждения сказал мне, что она тоже не может дождаться, когда я покажу ей это.

Я выпрямился, переключив внимание на сам Вал. Ветви близлежащих деревьев глицинии обвивали конструкцию, вдавливаясь в камень и заглушая Вал лавандовым цветом ветвей.

— Что ж, это проблема, — пробормотал я. — Глицинии.

— Они прекрасны, — прошептала Поппи. — Это самый красивый Вал, который я когда-либо видела.

— Это так, но тебе не понравится то, что я собираюсь сказать, — ответил я.

Она вздохнула.

— Думаю, я знаю, что ты собираешься сказать. Деревья нужно обрезать.

Появилась слабая ухмылка.

— Их нужно выдернуть. Это нужно было сделать задолго до того, как дело дошло до такого. Скорее всего, это уже ослабило Вал.

— Так и есть, — подтвердил Эмиль, ехавший чуть впереди, Киеран следовал между нами, а Нейл ехал слева. — Деревья пробили восточные стены в некоторых местах.

— Ну, Вознесенные никогда не славились поддержанием инфраструктуры, — пробормотала Поппи. — Кстати, о Вознесенных, а что насчет властей, которые управляли Падонией?

— Они покинули город до нашего прибытия, — ответил Эмиль, фыркнув от отвращения. — Так же, как они сделали это в Уайтбридже…

— И в Трех реках, — проговорил Малик, нарушив навязанное им самим себе молчание. — Большинство королевских семей бежали в Карсодонию. Они прибывали с тех пор, как Поппи обезглавила Джалара.

Взгляд Нейла метнулся к нему.

— Да, но Вознесенные не просто бежали из Уайтбриджа и Падонии.

В душе поселился ужас.

— Что они сделали?

— Это не было похоже на Оук-Эмблер. Они оставили после себя кладбище в Уайтбридже. — Нейл смотрел вдаль, его челюсть напряглась. — Как они сделали это в северных землях Помпей.

— О, боги, — напрягаясь произнесла Поппи. — Там был…?

— Ни один смертный… ни взрослый, ни ребенок… не остался в живых в Уайтбридже, — подтвердил Перри, сглатывая, когда ужас волной ярости сжег его дотла. — Тысячи были мертвы и уже обратились. Мы потеряли несколько вольвенов и солдат. Жаждущих было слишком много.

Поппи опустила голову, прислонившись ко мне. Хотелось бы мне что-нибудь сказать, но для такого случая не было ничего. Абсолютно ничего.

— Они сделали то же самое в Падонии, но люди здесь дали отпор, — продолжил Нейл, и ее голова поднялась. — Погибло много смертных, но все было не так плохо, как в Уайтбридже. В процессе они уничтожили нескольких Вознесенных.

— А как же Три реки? — спросил я, подавляя ярость.

— Вознесенные бежали оттуда, но оставили смертных в живых, — сказал Эмиль. — Не знаю точно, почему. Может быть, правящие там отличались от остальных. Я не знаю.

— А ты? — потребовал я у Малика.

Он побледнел и уставился вперед.

— Я не знал, что произошло в Уайтбридже или здесь, — хрипло сказал он. — Но я видел при дворе Дравана — он герцог Трех рек. Держится особняком. Я мало что о нем знаю.

— Но ты его знаешь? — спросил Нейл, и когда Малик кивнул, его глаза сузились. — Насколько сложными были ваши дела, принц Малик?

— Это довольно длинная история, — перебил я, когда на повороте дорогу пересекла темная тень, всколыхнув верхушки глициний. — Это подождет.

Впереди показались ворота Вала, но мое внимание привлекло то, что пролетало над нами.

Сквозь облачный покров я увидел лишь дымчато-серую вспышку, прежде чем тень упала на мост и палатки. У меня отвисла челюсть, когда над нами пронеслось существо размером с Сетти и опустилось задними лапами на Вал, его изогнутые рога сверкали в лучах солнца, пробившихся сквозь облака.

Дракен издал тихую трель, от которой по моей плоти пробежали мурашки.

— Мейа Лисса? — сказал Ривер, притормозив своего коня. — Если я тебе больше не нужен…?

— Нет. — Поппи слегка улыбнулась. — Ты можешь делать все, что пожелаешь.

Дракен склонил голову, а затем сошел с коня, передав поводья Перри. Он быстро скрылся в лесу.

— Это Найт, — сказала Поппи, жестом указывая в сторону серого дракена на Вале.

Все, что я мог сделать, это кивнуть. Потому что, боги мои, я не мог поверить, что снова смотрю на дракена.

Когда мы подошли к мосту, над нами упали еще две тени. Зеленая, которая была чуть больше Найта, и третья, чуть меньше.

— Зеленоватая — это Аурелия, — добавила Поппи. «А коричневато-черный — Тад.

Я снова кивнул, когда крылья длиной с их тела широко расправились, замедляя спуск. Они спустились по обе стороны ворот. Толстые когти впились в верхушку ворот, сотрясая ветви глицинии, а их длинные шеи вытянулись. Подняв головы к небу, рога и чешуя на шее вибрировали, и их ошеломляющий клич эхом разнесся по долине.

Из леса раздался ответ. Наши взгляды метнулись вверх, когда на нас упала еще большая тень. Мои глаза расширились при виде темно-фиолетово дракена, пересекающего палатки и Вал.

— А это Ривер, — сказала Поппи.

— Да, — пробормотал я, медленно моргая. Ривер был почти вдвое больше боевого коня, но скользил беззвучно.

Остальные три дракена взлетели, поднявшись с Вала в мощном взмахе крыльев, от которого по долине пошла воздушная рябь. Они присоединились к Риверу, пролетая над Падонией. Я никогда не думал, что стану свидетелем такого зрелища: я наблюдал, как они исчезают на горизонте, пока мы пересекали мост, к которому присоединились вольвены, вошедшие в лес. Они заполонили дорожку к воротам, а из палаток потянулись солдаты.

Я подвел нашу лошадь ближе к лошади Малика. Он смотрел вперед, застыв, как мертвый. Когда Эмиль и остальные проскакали мимо, солдаты заметили Малика… Поппи и меня, а затем раздался шум.

Раздались крики. Золотые атлантийские мечи взвились в воздух и ударились о щиты — щиты, на которых был выгравирован новый атлантийский герб. Они плавно опустились, когда мы проскакали мимо, и солдаты упали на колени, отталкиваясь руками и рукоятками от земли.

Поппи прижалась ко мне, когда ликование продолжилось, и ворота открылись. Она не привыкла к такой реакции. Черт, я и сам никогда к этому не привыкал, но это было другое.

Так приветствовали королеву и короля.

Я нашел ее руку и сжал свою вокруг нее, пока мы ехали между двумя истоками реки Рейн и проходили через ворота. Крики продолжались и внутри Вала, где у входа стояли лагерем солдаты.

И все равно крики не прекращались, даже когда мы достигли полей, где выращивали зерно, и из кукурузных стеблей выходили смертные, поднимая свои косы и ликуя. Смертные ликовали.

Я прислонился к Поппи.

— Было ли так в Оук-Эмблере или Массене?

Поппи вцепилась в меня смертельной хваткой.

— Нет. — Она трепетно вздохнула. Ее улыбка была такой же дрожащей, когда Киеран приблизился к нам, навострив уши. — Это… это слишком.

Я крепче прижал ее к себе, пока мы ехали по дороге, мимо скопления домов и предприятий, где смертные выходили на улицы, а другие останавливались на тротуарах, склоняясь с руками над сердцем и ладонями до самой земли.

Оглянувшись назад, Эмиль посмотрел на Поппи.

— Кстати, твой план сработал. Они услышали о том, что мы сделали в Массене и Оук-Эмблере, еще до того, как мы добрались до Трех рек. Они знали, что мы пришли не завоевывать. То же самое и здесь.

Улыбка на лице Поппи теперь была более спокойной.

— Это был наш план, — сказала она. — И всех, кто следовал за нами. Ты. Вонетта. Все вы.

Эмиль улыбнулся, уткнувшись подбородком вперед, его щеки запылали от осознания.

Гордость подняла подбородок еще выше. Она так боялась принять корону. Не быть хорошей королевой, потому что считала, что недостаточно подготовлена, обучена и не обладает достаточным опытом. И все же она знала, что сыграла в этом роль — главную роль, но далеко не всю.

Глицинии вернулись, выстроившись вдоль дороги, и звук журчащей воды преследовал нас до поместья в центре города. Даже здесь лес прижался к земле, оставив внутреннюю часть Вала едва заметной.

Большие палатки были расставлены вокруг крепостной стены и внутри двора. Я посмотрел вперед, мое сердце сжалось в комок, когда несколько генералов встали у входа в поместье.

Горстка молодых атлантийцев бросилась к нам с широко раскрытыми глазами, торопливо кланяясь, когда мы сошли с коней. Они начали запрягать лошадей, когда Нетта вернулась и прошла мимо генералов. Она была не одна. За ней следовала смертная, которую я не видел со времен Оук-Эмблера, и которая выглядела совершенно иначе с ее белыми волосами, откинутыми с лица. В груди поселилось странное чувство, когда я взглянул на Тони.

Поппи обошла меня и направилась к Нетте и Тони. Смертная первой подошла к Поппи, обняла ее, и я напрягся без всякой причины, кроме как…

Взгляд Киерана поймал мой. Он поднял брови. Он предупреждал меня, что смертная чувствует себя не в своей тарелке. Это не было чем-то плохим. Просто что-то другое. Ощущение, которое я не мог определить.

— Как ты поживаешь? — спросила Поппи, сжимая руки Тони. — Чувствуешь себя теплее?

— Немного. — Тони улыбнулась. — Наверное, потому что Вонетта заставляет меня быть активной и все такое.

Поппи вскинула бровь на Нетту, та усмехнулась.

— Мы с Джианной учили ее драться. Она быстро учится.

— Только благодаря тому, чему Поппи научила меня, — сказала Тони.

— Я научила тебя только втыкать острый конец во что-то, — поправила Поппи.

Тони усмехнулась, отпустив руку Поппи.

— Эй, если это больше половины необходимых знаний, то я научилась.

Я расслабился, когда Поппи повернулась к Нетте.

— Я хочу еще раз обняться, но так, чтобы мы обе были на двух ногах.

Смеясь, Нетта подчинилась, пока Делано держался поближе к Поппи.

— Я скучала по тебе, — отстраняясь сказала Поппи. — У тебя все хорошо? Никаких травм? Ты…?

— Я в порядке. — Нетта обняла ее за плечи. — Мы все в порядке.

— Из-за тебя, — настаивала Поппи. — Ты потрясающе руководила армиями.

— Мне помогали.

— А именно я. — Эмиль обогнул лошадей.

Покачав головой, я передал поводья управляющему.

— Сетти? Он здесь?

— Да, Ваше Величество, — ответил молодой мужчина. — Ему давали только самое свежее сено и корм, пока он ждал вашего возвращения.

— Спасибо.

Я повернулся и увидел, что недалеко от меня стоит Тони. Проклятье. Ее глаза… Они были лишены всякого цвета.

— Я рад видеть тебя на ногах и в движении.

Она смотрела на меня так же прямо, как я на нее.

— И я рада видеть, что, по словам всех, кого я спрашивала, ты любишь Поппи так же яростно, как она тебя, и мне не придется бить тебя за то, что ты ей лгал.

Поппи обернулась.

— Тони.

— И за то, что похитил ее, — добавила она.

— Тони. — Поппи поспешила к нам, а Нетта рассмеялась.

— Что? — Смертная, которая чувствовала себя чем-то другим, скрестила руки. — Я просто указываю на то, что все…

— И она действительно спрашивала всех, — вклинился Эмиль.

— Сказали, что ты беззаветно предан Поппи, — закончила Тони.

— Это не то, на что ты намекаешь, — возразила Поппи.

Борясь с ухмылкой, я наклонил голову.

— Если ты чувствуешь, что тебе все еще нужно ударить меня, я не буду тебя останавливать.

Поппи бросила на меня взгляд.

Ее подруга просто изучала меня, словно пытаясь определить, стою ли я таких усилий.

— Запомню на будущее.

— Нет, не запомнишь, — сказала Поппи. — Ты не можешь ходить и бить короля.

— Кто-то забыл тебе это сказать, — ответил Киеран, проходя мимо Поппи.

— Ты ударила его? — моргая спросила Тони.

— Нет. Не совсем. — Щеки Поппи покраснели.

— Но она ударила меня ножом. — Я взял Поппи за руку. — В грудь.

— О, боги, — огрызнулась Поппи, когда глаза Тони расширились. — Тебе действительно нужно перестать это рассказывать.

— Но я это заслужил, — добавил я, и моя улыбка угасла, когда я повернулся к входу и увидел, как к генералам присоединилась Хиса. Но мое внимание привлек тот, кто шел с ней. Мой отец. От напряжения мои плечи напряглись, и я увидел, что Малик сошел с коня в нескольких футах от меня. Я повернулся к Нейлу и заговорил низким голосом. — Я хочу, чтобы вы с Эмилем присмотрели за Маликом.

Нейл кивнул.

— Договорились.

Не выпуская руку Поппи из своей, рядом с Киераном и Неттой с Делано, я направился к отцу. Зная, что Малик идет позади меня, я приготовился к нескольким раундам неловких воссоединений.

Я узнал стоявших передо мной генералов. Лизет Дамрон стояла рядом с отцом Перри, у которого была довольно внушительная борода. Мой взгляд остановился на Эйларде, генерале, о котором меня предупреждала Поппи, когда они опустились на колени.

— Ла'Сере остался в Трех реках, — сообщила нам Нетта. — Мурин в Уайтбридже.

— У вас были с ними какие-нибудь проблемы? — спросила Поппи, когда Тони шла позади Нетты. — С Эйлардом?

— Ничего такого, с чем мы не смогли бы справиться, — поделилась она, когда генералы поднялись и отошли в сторону.

Мой взгляд встретился со взглядом отца, и вот так я замер, не в силах идти дальше. Он спустился на ступеньку. Он выглядел старше, чем я помнил — морщины в уголках его глаз стали глубже, линии вокруг рта превратились в борозды. Его доспехи скрипели, когда он опустился на одно колено и поклонился.

— Можете встать. — Именно Поппи отдала мягко произнесенный приказ, которому я когда-то научил ее, поскольку я, очевидно, забыл, как, черт возьми, говорить.

Я все еще не двигался, когда мой отец поднялся, его золотые глаза не отрывались от моих.

— Кас.

В тот же момент я был маленьким мальчиком, за несколько лет до его Выбраковки, и меня трясло от желания побежать и взять его протянутую руку. Но я остался стоять на месте.

Поппи сжала мою руку, напоминая, что мы не одни. На нас смотрели глаза, многие из которых принадлежали тем, кто даже не подозревал, что их бывшие король и королева знали, кем на самом деле была Кровавая Королева.

По мне пробежала дрожь, когда я отпустил руку Поппи и потянулся к руке отца. Он сжал мою руку, его глаза сияли, когда он притянул меня в крепкие объятия. Я почувствовал, как мой отец, который всегда был больше жизни и сильнее всех, кого я знал, пошатнулся. Мои глаза закрылись, и я тоже содрогнулся. Гнев разбился о любовь, и в тот момент я понял, что сейчас не время требовать от него ответов. Ответственность придет, но это не тот вид ответственности, который требует аудитории. Это был не тот вид ответственности, который требовался, когда мы собирались закончить войну с Кровавой Короной.

— Я не хотел, чтобы она уезжала, — сказал мой отец, его слова были приглушены. — Я потребовал, чтобы она осталась. Но она быстро поставила меня на место.

Меня пронзил густой смех.

— Держу пари, что так и было.

— И я рад, что она это сделала. — Его объятия стали еще крепче, а затем он сказал, еще ниже:

— Я знаю, что нам нужно многое обсудить.

— Так и есть. — Сглотнув, я отступил назад, и рука Поппи оказалась рядом, когда я потянулся к ней. — Но придется подождать.

Он кивнул, наконец подняв взгляд на Поппи. Он начал говорить с ней, но его внимание переключилось не на нас, а на старшего. Он побледнел, словно увидел призрака, а Малик… он вообще не смотрел на нашего отца.

Наш отец тяжело сглотнул и сделал шаг вперед.

— Малик, — грубо сказал он, и этот звук немного сломал твердь, скопившуюся в моей груди. Наш отец говорил как человек, смотрящий на умершего ребенка.

Малик уставился на глицинии, растущие вдоль поместья, его лицо было бесстрастным.

— Рад видеть тебя, отец, — сказал он ровным тоном. Его голос был пустым. — Ты хорошо выглядишь.

Наш отец застыл на несколько секунд, а затем превратился в человека на поле боя, смотрящего на того, кто только что сразил его.

— Как и ты, сын, — ответил он таким же пустым тоном, как и Малик. В его виске запульсировал мускул — единственный признак того, что он вообще что-то чувствует. То же самое произошло и у Малика. Наш отец прочистил горло. — Еда и напитки готовятся. — Он жестко повернулся к нам. — Полагаю, нам есть о чем поговорить.

— Да, — сказал я, глядя на нашу королеву, которая свернулась калачиком в моей руке. — Война должна быть закончена.

***

Мой отец пристально смотрел на мою левую руку, пока мы рассказывали ему и генералам о том, что произошло в Карсодонии, и о требованиях Избет, пока мы ели жареное мясо и пили пряный эль.

Он пытался скрыть, что видел, каким образом поступили с моей рукой. Как и остальные. Я думал, что им будет удобнее, если я буду скрывать это, но отсутствующий палец теперь был частью меня. Им нужно было привыкнуть к этому. Поэтому я держал руку на столе, на виду у всех.

— Что вообще Кровавая Королева может хотеть от Малека? — спросил Свен.

Поппи немного покачивалась у меня на коленях, глядя на стол, ее палец застыл над порезом в дереве, который она праздно прослеживала. Я взял ее на руки, когда она вернулась после того, как воспользовалась близлежащим туалетом, и притянул к себе на колени. Возможно, это было не самое подходящее место для такого разговора, но мне было все равно, что подумают другие. Я хотел, чтобы она была рядом. Мне нужно было, чтобы она была как можно ближе ко мне. Ощущение ее присутствия поддерживало меня и придавало сил.

И мне просто нравился изгиб ее задницы на моих коленях.

Сидящий слева от меня Киеран отпивал свой эль, его глаза слегка расширились над ободком стакана. Мой взгляд ненадолго переместился туда, где между Эмилем и Нейлом сидел Малик. Зная, что присутствующие генералы знают Кровавую Королеву только как Илеану, мы не могли ничего сказать. Малик ни разу не заговорил. Он даже не поднял глаз от бочки с элем, которую продолжал наполнять. До тех пор, пока Свен не задал свой вопрос. Теперь он уставился на нашего отца.

Наш отец тоже уставился на стол, подняв свой стакан и сделав большой глоток. Он тяжело выдохнул и перевел взгляд на Малика, а затем на меня.

— Настоящее имя Кровавой королевы — Избет.

От неожиданности я вздрогнул, когда Поппи вскинула голову. Генералы потрясенно замолчали. Я не ожидал, что он признается в этом. Один взгляд на моего брата сказал мне, что он тоже не ожидал. Тот же взгляд сказал мне, что он наслаждается дискомфортом нашего отца. Малик ухмыльнулся.

Лорд Свен первым пришел в себя и откинулся в кресле.

— Конечно, вы имеете в виду не ту Избет, которую мы все знаем.

— Да, это та Избет, с которой вы все знакомы, — продолжил отец с тяжелым вздохом. — Любовница Малека.

— И первый вампир, — сказал Эйлард.

— Она была не такая. — Отец посмотрел на атлантийского генерала. — Она никогда не была вампиром. Малек вознес ее, но бог не может создать вампира. Бог создает нечто совсем другое.

— Избет — демис, — сказала Поппи, глядя вверх. — Ложный бог, но бог во всех смыслах. Все это время она маскировалась под Вознесенную, и не многие из них даже знают, кто она на самом деле.

Эйлард посмотрел на Поппи.

— Но вы знали все это время? Вы знали и не сказали нам? — В его тоне промелькнуло недоумение, когда Поппи кивнула. Впадины его щек вспыхнули от гнева. — Как вы могли скрывать от нас такую информацию?

Ни одной частичке меня не понравился его тон.

— Эта информация была необязательна для вас, пока она не стала известна, — сказал я, прежде чем Поппи успела это сделать. — Но ваш шок и гнев неуместны. Не от своей королевы вы должны требовать ответов.

Эйлард напрягся, румянец стал еще глубже.

— Мой сын говорит правду. Вся ответственность лежит на мне и Элоане. Мы скрывали правду о ее личности от большинства, — ответил мой отец. — Наша королева могла в любой момент открыть, кем была Кровавая королева, но я считаю, что она не сделала этого из уважения к нам. — Его взгляд встретился с моим. — Уважения, которое ни Элоана, ни я не считаем заслуженным.

Я отвернулся, глубоко вдыхая.

Свен покачал головой в недоумении.

— Вы держали это в секрете годами… сотнями лет.

Отец кивнул.

— Такая информация крайне важна, — продолжил Эйлард, прочистив горло. — Она меняет то, что мы знаем о Кровавой Короне. Им нужна не только власть.

Свен кивнул.

— Это месть.

Эмиль издал низкий, приглушенный свист с другой стороны от Киерана.

— Это неловко, — пробормотал он.

Я был вынужден с ним согласиться.

— И то, скрывала ли наша королева эту информацию от нас из уважения или нет, не имеет никакого значения. Без обид, Ваши Величества, — сказал Эйлард. И тут мое внимание снова переключилось на него. Рука, лежащая на бедре Поппи, замерла. — Вы знали, что она практически бог, и решили держать нас в неведении, пока планировали послать наши армии, чтобы справиться с ней? Это то, что мы должны были знать.

Поппи выпрямилась.

— Я разберусь с Избет. Ни одна из наших армий не будет этого делать.

— Это не имеет значения! — воскликнул Эйлард. — Вы не имеете права…

— Осторожно, — предупредил я.

Киеран опустил свой стакан на стол, устремив взгляд на атлантийского генерала.

— У меня такое чувство, что ситуация станет еще более неловкой, — тихо сказал он Эмилю.

Эмиль фыркнул.

— Я бы посоветовал вам хорошенько подумать над тем, что, по вашему мнению, вы имеете право говорить моей королеве. — Я выдержал взгляд атлантийца. — Прежде чем говорить снова. Или вы довольно быстро узнаете, как ваш король реагирует, когда вы оскорбляете свою королеву. Предупреждаю сразу, это будет последнее, что вы сделаете в течение некоторого времени.

Цвет лица Эйларда побагровел, он отвернулся, его поза стала неестественно жесткой.

— Все вы правы. И вы также ошибаетесь, — сказал я, убедившись, что Эйлард понял мою мысль. — Это действительно меняет то, что мы знаем. Это меняет историю нашего королевства. Но это не меняет будущее. Кровавая корона по-прежнему должна быть уничтожена, а война окончена. Это то, на чем мы должны сосредоточиться сейчас. Вот и все.

Сидящая напротив нас вольвений генерал наклонилась к Хисе и прошептал, а затем посмотрел на отца.

— Согласна, — сказала Дамрон. — Итак, я думаю, мы все знаем, зачем ей нужен Малек.

— И знаем, и не знаем, — сказала Поппи, и я легонько сжал ее бедро. — Очевидно, есть личные причины. Она все еще любит его, но она также верит, что он сможет дать ей то, что она хочет.

— Атлантия? — догадалась Дамрон.

— Разрушение Атлантии, — мягко поправила Поппи. Последовали негромкие проклятия. — Она верит, что он сможет переделать царства в единое целое. Это ее конечный план.

Брови отца взлетели вверх.

— Он никак не может быть ей полезен. — Он посмотрел на Поппи. — Мы знаем, что он не может быть в нормальном состоянии.

— Мы знаем. — Поппи откинула с лица прядку волос. — Это та часть, которая не имеет смысла. Но помните, что сказал Фрамонт — жрец в Оук-Эмблере? Мы были правы насчет того, кого он считал Истинным Королем. Это Малек. Но мы не знаем, как и почему Избет думает, что он сможет что-то для нее сделать.

Пока Поппи говорила, я наблюдал за Маликом, ища хоть намек на то, что он заговорит о пророчестве или о том, что Поппи — Предвестник. Он этого не сделал. Пока.

— Но в конце концов он сможет восстановиться, — ответила Вонетта с того места, где она сидела. Стул, на котором сидела Поппи, пустовал между нами. — Разве нет?

Отец кивнул.

— Ему нужно будет много питаться, и я полагаю, что это займет время. В этот момент, даже когда он выздоровеет, невозможно сказать, в каком психическом состоянии он будет и что он может сделать.

Я послал Нейлу отрывистый кивок, и он поднялся вместе с Эмилем. Они тихонько подтолкнули Малика с его места и выпроводили из комнаты. Возможно, Малик и согласился помочь нам победить Кровавую Корону, возможно, он уже знал, что мы планировали, когда вернемся с Малеком, но ему не нужно было знать никаких подробностей. Я доверял ему до определенного предела, но я не был дураком.

— Но мы не допустим, чтобы это время прошло, — сказал я им, как только Малик ушел. Челюсть нашего отца затвердела после ухода Малика, но он продолжал молчать. — Мы сделаем, как она просит, и приведем ей Малека, но только для того, чтобы снять проклятие, которое она наложила на Киерана, и выманить ее из Карсодонии. У нее не будет возможности использовать Малека каким-либо образом. Когда мы встретимся с ней через две недели, то закончим эту войну раз и навсегда.

Все генералы внимательно слушали, пока Дамрон говорила:

— Мне нравится, как это звучит.

Обсуждение того, как мы возьмем Карсодонию, прошло довольно гладко, учитывая то, как оно началось, в основном потому, что Эйлард практиковал свое жизненное правило «заткнись, мать твою». Планировалось вызвать Мурина и Ла'Сере из окрестных городов. Сир был слишком далеко в Оук-Эмблере. У нас не было времени, чтобы связаться с ним, а у генерала — чтобы присоединиться к нам, но весть ему все равно будет послана. Мы обсудили все, что могли, о том, как мы планируем осадить Карсодонию, зная при этом, что нам придется быть переменчивыми в этих планах, в которые мы должны будем включить и дракенов, когда они вернутся из полета.

— Вы слышали что-нибудь об Элоане? — спросила Поппи у моего отца. — Смогла ли она рассказать вам что-нибудь о том, где она похоронила Малека?

Отец прочистил горло.

— Да. Как раз перед тем, как мы прибыли в Падонию. Элоана смогла рассказать некоторые подробности, — сказал он, когда Поппи наклонилась вперед, длина ее косы соскользнула на одно плечо. — Гробница Малека находится в самой северо-восточной части Кровавого леса.

— Это значит… — Поппи подобрала край своей косы.

— Около Масадонии, — сказал ей Делано, проводя большим пальцем по изгибу ее бедра. — Несколько дней езды отсюда, если это так.

Поппи начала расплетать косу.

— Что-нибудь еще?

— Ты была там, — сказал отец, указывая подбородком на узкое окно. — Ты знаешь, что многое здесь выглядит одинаково. Но она сказала, что в той части Кровавого леса есть руины. Останки того, что существовало там задолго до того, как вырос Кровавый лес. Он был бы недалеко от этого.

— Когда-то здесь могло быть сколько угодно маленьких городков. — Свен почесал бороду. — Но во время Войны двух королей там не было ничего, кроме полей.

Значит, все, что там когда-то существовало, было старым. Возможно, еще со времен, когда боги не спали.

— Хотя это поможет. — Поппи посмотрела через плечо на меня, потом на Киерана, который кивнул. — Я могу использовать заклинание, о котором вы мне говорили, — обратилась она к Свену. — У меня есть кое-что, принадлежавшее ему. Кольцо.

Свен тепло улыбнулся ей.

— Умно.

На ее щеках появился розовый, довольно очаровательный румянец. Я наклонился и быстро поцеловал ее в затылок.

— Когда мы его найдем, — начала она, — я не думаю, что нам стоит пытаться его разбудить. Кто-нибудь из вас знает, возможно ли это?

Мой отец покачал головой, посмотрев на Свена.

— Ну…, — начал лорд, и Перри наполнил стакан виски, подвинув его к нему. — Все зависит от обстоятельств. Он был похоронен в каком-нибудь гробу?

— Да, — подтвердил отец. — В гробу, покрытом костями божеств.

— Это должно быть забавно перевозить, — заметил Киеран.

— Итак, я полагаю, если вы не откроете его, он должен остаться таким, какой он есть, когда вы его найдете, — сказал Свен.

— Он без сознания, — сказала Поппи, и взгляд Свена стал любопытным. — Именно так мой отец понял, что с ним что-то случилось. Когда Малек потерял сознание, это разбудило Айреса.

— Интересно, — пробормотал Свен, вернувшись к почесыванию бороды. — Итак, он — сын Первородного и Супруги, — начал Свен, — и его погребение должно было как-то повлиять на окружающую среду.

— Кроме Кровавого леса? — сказал я, и Поппи выпрямилась. Черт. Я не мог поверить, что это только что пришло мне в голову. — Вот почему там Кровавый лес. Деревья выросли, потому что он был там замурован.

— Так же, как деревья растут из-за тебя, — сказал Киеран, глядя на Поппи.

— Я думал, вы все это знаете, — заметил Свен, подняв брови.

— Видимо, не знали, — сказал его сын, и Делано усмехнулся, потому что мы не знали.

Поппи наклонила голову, изучая моего отца.

— Кто именно помог Элоане с Первородным заклинанием? Знаем ли мы, чью Первородную сущность она использовала?

— Это был не я, — заметил Свен.

— Полагаю, ей помогла Вильгельмина, — сказал отец, и никто из нас не ожидал этого. — Какую сущность она использовала… я не знаю.

— Но знаем ли мы, что станет с Малеком, когда мы победим Кровавую корону? — спросила Хиса. — Вернем ли мы его обратно в землю?

Все взгляды, включая взгляд Эйларда, обратились к нам. Я не ответил, имея достаточно здравого смысла, чтобы понять, что это не мое дело. Это было дело Поппи.

— Нет, — сказала она, расправив плечи. — Мы позаботимся о том, чтобы он вернулся домой со своим братом, к Никтосу и Супруге.

ГЛАВА 40

Поппи

К тому времени, когда мы закончили обсуждение наших планов отправиться в Кровавый лес, был уже ранний вечер, и я смогла провести некоторое время с Тони. Войдя в покои, я с облегчением обнаружила две глубокие ванны, стоящие рядом друг с другом и наполненные водой, от которой шел пар.

Пока Кастил задержался… в надежде поговорить с отцом… я осмотрела покои, пока раздевалась. Открытые потолочные балки и побеленные каменные стены напомнили мне о спальнях в Нью-Хейвене. Однако эти покои были намного просторнее, в них имелись гостиная и столовая, разделенные ширмой. Дверцы шкафа были открыты, и я обнаружила там одежду, которую привезла Вонетта. Но то, что висело рядом с ней, вызвало у меня улыбку.

Одежда для Кастила.

Они действительно не сомневались, что мы вернемся. Вместе.

На дне шкафа стоял ящик… тот самый, в котором хранилась корона короля Джалары. Скоро к ней присоединится еще одна. Я все еще не знала, что мне с ними делать.

Я подошла к столику у кровати и положила руку на коробку из-под сигар, зная, что лежит внутри.

Наши короны.

Глубоко вдохнув, я оставила коробку закрытой и пошла в ванну. Слабая боль в челюсти вернулась ко мне, когда я принимала ванну и смывала с себя, казалось, недельную грязь, а затем высушилась и, найдя халат, накинула его. В дверь постучали как раз в тот момент, когда я закончила завязывать поясок.

— Войдите, — позвала я, проходя мимо стоящей ширмы.

Киеран вошел, закрыв за собой дверь.

— Ты одна? Я подумал, что с тобой будет Тони.

— Я была с ней, но она устала.

Он огляделся.

— Я просто хотел проверить, как ты держишься.

Моя бровь приподнялась.

— Я в порядке. А ты?

— Прекрасно.

Я уставилась на него.

Киеран уставился в ответ.

— Ты тоже здесь, потому что Кастил разговаривает со своим отцом? — спросила я.

Он грубо рассмеялся.

— Это так очевидно?

— Немного. — Я подошла к одному из кресел у незажженного камина. На маленьком столике рядом с парой стаканов стоял графин с какой-то янтарной жидкостью. — Хочешь что-нибудь выпить?

— Конечно, — ответил он, пока я наливала два стакана. — Я подумал, что если задержусь, то Кас использует меня как предлог, чтобы неразговаривать с его отцом.

Моя грудь сжалась, когда я протянула Киерану стакан.

— Я надеюсь, что он поговорит с отцом и с Маликом, но…

— Но у него должно быть много чего в голове. — Киеран прислонился к камину, пока я сидела в кресле. — И он может быть не в том состоянии, чтобы выслушать все, что хочет сказать его отец.

Я сделала глоток дымящегося виски, думая о том, что сказал мне Валин.

— Вряд ли ему понравится то, что скажет его отец.

Я сделала глоток дымного виски, думая о том, что сказал мне Валин.

— Вряд ли ему понравится то, что скажет его отец.

— Вряд ли. — Киеран отпил, уставившись в узкое окно, когда мой взгляд упал на тонкий шрам на его предплечье.

Поджав ноги, я опустилась в мягкое кресло, наблюдая за Киераном. Кастил наверняка нашел бы дорогу ко мне скорее раньше, чем позже, если бы поверил, что я одна. Но Киеран мог навестить свою сестру или кого-нибудь из друзей, с которыми он не виделся неделями. Он мог бы провести время с Маликом. Но, вероятно, он также не был готов сесть и поговорить с ним. В любом случае, Киеран был здесь по другим причинам, и я догадывалась, по каким.

— Кастил сказал тебе, что мы говорили о Присоединении?

Киеран взглянул на меня.

— Сказал. — Прошло мгновение. — Он сказал, что ты хочешь сделать это.

Приказывая себе не окраситься в сто оттенков красного, я сделала еще один маленький глоток.

— Он хочет, чтобы я взяла следующие пару дней на обдумывание, но я знаю ответ. Он не изменится.

Его ветреные глаза внимательно смотрели на меня.

— Тебе стоит воспользоваться этими днями и действительно все обдумать.

— Я так и сделаю, но ничего не изменится. Кастил все обдумал. Я знаю, что это влечет за собой… что может произойти, а что нет. — Я знала, что влечет за собой Присоединение. Кастил подробно рассказал об этом, когда мы сидели в лесу глициний. Неважно, что получится или не получится, когда мы соединим их сущности с моей, это будет интимно. Интенсивно. Меняющее жизнь. Никто из нас не будет прежним после этого. — Ты уверен, что это то, чего ты хочешь? По-настоящему?

— Этот вопрос должен задавать я, Поппи.

Я опустила стакан на согнутое колено, наблюдая, как он идет к креслу напротив меня и садится.

— Мы бы не вели этот разговор, если бы я не была уверена.

— Правда. — Он наклонился вперед, держа в руке стакан. — То же самое касается и меня, Поппи. Я здесь, потому что хочу быть здесь. — Оттенок его голубых глаз был ярким, сияние за зрачками — еще ярче. — Я не думаю, что многие вольвены отказались бы присоединиться к Королю и Первородному.

Мои щеки потеплели. Я все еще не могла поверить, что я такая, но в данный момент это не имело значения.

— Ты не просто вольвен. Это был бы не кто иной, как ты.

Киеран опустил подбородок, когда у меня во рту появился сладкий вкус, противоречащий привкусу виски.

— Не заставляй меня переживать по этому поводу. Если ты это сделаешь, то получится что-то странное.

Я рассмеялась.

— Ну, сейчас как раз то время, когда именно я могу сделать что-то странным.

Он покачал головой, сжимая свободной рукой затылок. Прошло несколько долгих мгновений.

— Ты ведь знаешь, что я люблю Каса, верно?

— Да, — прошептала я. — И я знаю, что он любит тебя.

— Я готов на все ради него. Я сделаю все ради тебя, — сказал он, повторяя слова Кастила. Он поднял на меня глаза. — И знать, что ты сделаешь это для меня, значит… — Он сглотнул. — На самом деле нет слов, кроме того, что мои причины согласиться на Присоединение имеют очень мало общего с тем, что Кас — король, а ты — Первородный бог, а все это связано с любовью, которую я испытываю к вам обоим.

У меня перехватило дыхание, а в груди завязался узел эмоций.

— Теперь ты делаешь все это эмоциональным.

— Прости.

— Нет, не извиняйся.

Киеран усмехнулся и опустил руку, пока я боролась с желанием спросить его, какую любовь он испытывает к Кастилу. Ко мне. Я знала, что это не семейная любовь и что она выходит за рамки того, что человек чувствует к друзьям. Я также думала, что это не то же самое, что он чувствовал к Элашье или что мы с Кастилом чувствовали друг к другу. Но я также знала, что то, что я чувствовала к Киерану, не было тем же самым, что я чувствовала к Делано, Вонетте или Тони. Это было… больше.

Он сидел, глядя на меня, положив лодыжку на колено.

— У тебя такой взгляд.

— Какой взгляд?

— Такой, который говорит, что у тебя есть вопрос, который ты пытаешься не задавать.

— Нет, это не так.

Киеран выгнул бровь.

Я вздохнула, подумав, что меня раздражает то, что он так хорошо меня знает. Набравшись смелости, чтобы спросить то, что я хотела знать, я сделала еще глоток. Это очень мало помогло мне.

— Что… что за любовь ты чувствуешь?

Он изучал меня до тех пор, пока я не начала ерзать на стуле.

— Есть много видов любви, но когда речь идет о тебе, это тот вид, который позволил мне сделать то… — Он резко вдохнул, его челюсть затвердела. — Это та любовь, которая позволила мне дать это тебе обещание, Поппи. Это та же самая любовь, которая позволила тебе попросить меня об этом.

***

Кастил

Когда я вошел в спальню, комната была тускло освещена. Запах Киерана витал у камина, где на маленьком столике стояли два пустых стакана. Сняв оружие и ремни, удерживающие его на месте, я оставил все кинжалы, за исключением одного, на комоде у стоящей ширмы.

Мое сердце неуверенно забилось, когда я взглянул на кровать и увидел там Поппи, свернувшуюся калачиком на боку, одеяло сбилось на ее талии, а халат распахнулся, обнажив одно кремовое плечо. Снимая с себя одежду и быстро омываясь остывшей водой в ванной, я не думал, что мое сердце когда-нибудь перестанет делать маленькие прыжки, когда я смотрю на нее. Не думал, что когда-нибудь привыкну смотреть на нее и знать, что я принадлежу ей, а она — мне.

Я убедился, что полностью высох, прежде чем шагнуть к кровати. Я не хотел ее будить… что ж, это была ложь. Я хотел увидеть эти прекрасные глаза. Чтобы она подарила мне одну из своих улыбок. Услышать ее голос. Ее смех. Так что, да, я хотел, чтобы она проснулась, но утро наступит достаточно скоро. Нам всем нужен был отдых, ведь путь в Кровавый лес будет нелегким. Осторожно откинув одеяло, я лег в постель и держал свои чертовы руки при себе. Если бы я дотронулся до нее, то да, я бы провел ночь, уставившись в потолок с твердым членом.

Заставив себя закрыть глаза и выровнять дыхание, я каким-то чудом заснул. Даже не знаю, как долго я пролежал, прежде чем обнаружил себя в этой затхлой и темной камере, единственными звуками в которой были скрежет когтей Жаждущих и бряцание цепей. Цепь на моем горле была почти слишком тугой, чтобы глотать или глубоко дышать, а боль в руке и в…

Я проснулся от толчка, открыл глаза и увидел тени, колышущиеся на открытых балках потолка. Меня там нет. Мое сердце колотилось. Я здесь. Воздух с хрипом входил и выходил из легких, когда я повторял эти слова, как молитву.

Кровать слегка сдвинулась, когда я провел руками по лицу, ощущая шероховатость мозолей… того, чего там не было.

Поппи перекатилась ко мне, прижимаясь всей длиной своего полураздетого тела к моему.

— Я скучала по тебе, — пробормотала она.

Черт.

Мое сердце.

Ее голос.

Он успокаивал меня.

Опустив руки, я обхватил ее спину, впитывая тепло и мягкость.

— Я скучал по тебе.

Она придвинулась ближе, просунув ногу между моими.

— Ты поговорил со своим отцом?

— Достаточно долго, чтобы сказать ему, что все, что он считает нужным сказать, должно подождать. — Я запутался пальцами в ее волосах. — Он не был рад это услышать, но отступил.

— Значит, ты с ним вообще не разговаривал.

— Мне не нужно, чтобы он говорил то, что я сейчас думаю, — признался я. Ничто из того, что он мог сказать в данный момент, не заставило бы меня понять, почему он и моя мать скрывали от нас личность Кровавой Королевы. — Нет, когда есть все остальное — поиски Малека. Встреча с Избет. Окончание войны.

Ее рука скользнула по моей груди.

— Я понимаю. — Она тихонько зевнула. — Именно поэтому я больше не задавала Малику вопросов о той ночи в Локсвуде или о Коралине и Лео.

Я посмотрел вниз на ее макушку. Она не была готова к тому, чем Малик хотел поделиться. Так же, как и я не был готов к тому, что касается моего брата и нашего отца.

— Тебе пора спать.

— Да. — Но ее рука скользнула вниз по моему животу.

— Не похоже, что ты собираешься снова заснуть.

Поппи молчала несколько мгновений.

— Ты в порядке?

Дошел ли до нее мой кошмар? Или она проснулась и просто почувствовала затянувшуюся неразбериху эмоций? Закрыв глаза, я глубоко вздохнул. Когда я не ответил, когда я не смог ответить, она повернула голову и поцеловала меня в грудь.

— Будешь, — прошептала она.

— Да, обязательно.

— Я знаю. — Ее рука скользнула под одеяло.

Все мое тело дернулось, когда ее пальцы коснулись кончика моего уже затвердевшего члена, и затем она слегка приподнялась.

Она не дала мне шанса сказать больше ни слова. Не то чтобы я жаловался. Ее губы нашли мои, и ее поцелуй был сладким. Я крепко обнял ее, когда она провела языком по моим губам. Поцелуй продолжался до тех пор, пока я не застонал от желания.

Боги, я всегда страдал по ней.

— Кас, — прошептала она, обхватив пальцами мой член. — Ты мне нужен.

Я вздрогнул от ее слов — от правды. Это я нуждался в ней, и она знала это… знала, что ее прикосновение, ее близость были основой. Напоминание о том, что я здесь.

— Сейчас же, — потребовала она.

Ее дерзкий приказ вызвал усмешку, когда я прижался к ее щеке. — Чего ты хочешь?

— Ты знаешь, — прошептала она мне в губы.

— Может быть. — Я скользнул рукой по ее горлу, мимо чувствительных, заживающих следов укусов и по ее груди, где под хлопковой тканью халата блестел сосок. Я продолжал двигаться дальше, по мягкой выпуклости ее живота, а затем между ее ног. — Но ты должна мне сказать. — Я провел тыльной стороной пальцев по ее влажному теплу и улыбнулся, когда она застонала. — На всякий случай.

Ее хватка на моем члене усилилась.

— Я хочу, чтобы ты прикоснулся ко мне. — Она прижалась лбом к моему. — Пожалуйста.

— Тебе никогда не нужно говорить «пожалуйста». Я провел пальцем по самому центру ее тела. — Но из твоих уст это звучит так красиво.

У Поппи перехватило дыхание, когда я просунул в нее палец. Она укусила меня за подбородок, заставив все мое тело еще раз дернуться. Я ввел палец глубже.

— Вот так?

— Да.

Я поцеловал ее, вводя и выводя палец.

— И вот так? — Мой голос был грубым, тяжелым.

Ее спина выгнулась дугой, когда ее рука начала двигаться в такт моим неглубоким толчкам. Ее бедра начали двигаться.

— Мм-хмм.

Проводя большим пальцем по ее клитору, я изумился тому, как напряглось все ее тело, как перестала двигаться ее рука. Я усмехнулся.

— А что насчет этого?

Она застонала, и это был звук, который я мог бы слушать вечно.

— Мне это очень нравится, — сказала она, но ее рука оставила мой член и сложилась вокруг моего запястья, отстраняя мое прикосновение. — Но я хочу большего.

Поппи пошевелилась, отпустив мою руку и опустившись на локти. Полураспахнутый халат соскользнул с ее рук. Никогда в жизни я не был так благодарен за усиленное зрение, которому она так завидовала.

Розовые груди приподнялись, их кончики сжались. Ее щеки раскраснелись, ноги широко расставлены, открытые и манящие. У меня, черт возьми, рот разинулся от одного ее вида. Я поднялся на полпути.

— Ты прекрасна. — Я осмотрел каждый дюйм обнаженной плоти. — Знаешь, чего я не понимаю?

— Чего?

— Как ты не проводишь весь день с этими красивыми пальчиками между этих красивых бедер. — Я просунул руку под халат, обхватив ее бедро. — Вот что бы я сделал на твоем месте.

Она засмеялась.

— Тогда бы ты мало что успел сделать.

— Это того стоило бы. — Мой взгляд остановился на том месте, где ее рука лежала на нижней части живота, в нескольких дюймах от ее чудесного тепла. — Я только что кое-что понял. — У меня пересохло в горле. — Ты когда-нибудь прикасалась к себе?

По ее щекам разлился румянец, и через мгновение она кивнула. И, черт бы меня побрал, если бы это не вызвало во мне почти болезненную вспышку вожделения.

— Мне бы не хотелось ничего большего, — подхватив ее руку, я поднес ее ко рту. — Мне бы хотелось, чтобы ты показала мне, как именно ты прикасаешься к себе, — я сомкнул губы вокруг пальца с нашим кольцом.

Она шумно вдохнула, когда я опустил ее руку в тенистое пространство между ее бедер. В какой-то момент мне показалось, что она не сможет этого сделать.

Но не стоило сомневаться.

Моя Королева не отступила ни перед чем.

Нежные сухожилия вдоль верхней части ее руки двигались, как клавиши пианино, когда она вводила палец внутрь себя, совершая крошечные погружения.

— Черт, — простонал я. — Не останавливайся.

Она продолжала играть с собой, и аромат ее возбуждения заполнил все мои чувства. Я был одержим, наблюдая за ней. Я даже не моргнул. Ни разу, пока ее дыхание учащалось, пока ее бедра двигались навстречу толчкам пальца.

— Кас, — стонала она.

Я мог бы кончить, просто наблюдая за этим. Была большая вероятность, что я так и сделаю.

— Я хочу поклоняться тебе.

Поппи вздрогнула.

И тогда я сделал это, начав с пальцев ее ног и продвигаясь вверх по икрам к бедрам. Ее палец двигался быстрее, когда я приближался, и остановился достаточно, чтобы провести языком по влажной коже. Она вскрикнула, ее спина выгнулась дугой, когда я снова начал оказывать ей почтение, проводя языком по ее животу и изгибам бедер. Я не торопился, как будто через несколько часов мы не отправимся снова в путь. Я уделял особое внимание ее груди, лизал и сосал, пока она не задрожала… пока каждая часть меня не стала твердой, тяжелой и набухшей. Только тогда я протянул руку между нами, оттянув ее руку к своему рту, и попробовал ее вкус.

— Думаю, мне нужно будет видеть, как ты делаешь это ежедневно.

— Боги, — прохрипела она. — Ты такой плохой.

— Да, я такой. — Обхватив ее руку, я вжал ее в матрас рядом с ее головой, а ногу просунул между мягкими, пухлыми бедрами. Я навалился на нее всем своим весом, погружаясь во всю эту теплую мягкость, и она приняла все с мягкой улыбкой. — Но я могу быть и хорошим. И даже гораздо более плохим. Я могу быть таким, каким ты захочешь.

— Я просто хочу тебя. — Она прижала ладонь к моей щеке. — Такого, какой ты есть.

Черт.

Я задрожал, как хрупкий саженец во время урагана, от прикосновения ее тепла к головке моего члена. Я погрузился в ее жар, осыпаемый осколками наслаждения.

— Я люблю тебя. Я так сильно люблю тебя.

Ее руки обхватили меня, крепко прижимая к себе, она подняла ноги, обхватила ими мои бедра и потянула вперед.

— Я люблю тебя всегда и навечно.

Я проигнорировал пульсацию в клыках. Я не буду питаться. Я не буду ничего брать у нее сегодня. Я бы просто отдал.

Мое сердце забилось, когда я принялся двигаться, собираясь действовать медленно и уверенно, чтобы это длилось долго. Но тихие звуки, которые она издавала, поразительное трение наших тел и все, что было до этого, делали это невозможным. Ничто не было похоже на нее. Абсолютно ничто не могло сравниться с тем, что она заставляла меня чувствовать и как само ее присутствие вторгалось в каждую клеточку моего тела. Не было меня. Не было ее. Были только мы, наши рты, прижавшиеся друг к другу, наши руки и бедра. Мы были так близко, так тесно, когда я прижимался к ней, что почувствовал, когда Поппи сломалась. Содрогания уничтожили мой контроль. Моя разрядка пронеслась через меня, приходя и приходя тугими волнами, от которых мое тело еще несколько мгновений подергивалось.

Рот Поппи нашел мой и она нежно поцеловала меня. Она была, боги, она была всем. Мне не хотелось разлучать нас, но я знал, что был в нескольких секундах от того, чтобы рухнуть на нее. Издав рваный стон, я вышел из нее и лег на бок. Подхватив на руки, я прижал ее к себе, а она прижалась ко мне еще крепче. Когда мои глаза закрылись на этот раз, я знал, что никакие дурные сны меня не настигнут.

Моя королева просто не допустит этого.

ГЛАВА 41

Поппи

Жаждущий спотыкался в густом тумане, его угольно-красные глаза были бездумны от голода, а серая кожа, покрытая пятнами, прилипала к черепу.

— Этот… — Кастил резко повернулся, его движения были так же грациозны, как у танцора на балах в Масадонии. Его меч из кровавого камня с шипением прорезал воздух, рассекая шею Жаждущего. — Старый.

Старый — это мягко сказано.

Я понятия не имела, когда этот Жаждущий был обращен. Его кожа была так же плоха, как и одежда. Его пасть раскрылась, обнажив зазубренные клыки. Зарычав, Жаждущий помчался ко мне. Я крепче сжала свой кинжал из вольвеньей кости.

Из тумана вырвался гладкий, русоволосый вольвен, приземлился на спину Жаждущего и повалил его.

— Да ладно, — проворчала я. — Он был мой.

Через нотам до меня донесся отпечаток кедра и ванили. Смех Вонетты прорвался сквозь мои мысли.

Мои глаза сузились на нее.

— Ты даже не должна была быть здесь, регент.

Ее смех стал громче, сильнее, когда она впилась когтями в грудь Жаждущего, проникая прямо в сердце.

Мои губы скривились.

— Это отвратительно.

— Определенно, тебе еще есть, что проткнуть. — Эмиль поймал Жаждущего, запихивая его обратно во влажную, сероватую кору кровавого дерева. — Потому что они… повсюду. Выбирай.

Я повернулся, когда воздух потряс вопль. В тумане я различила фигуры еще по меньшей мере дюжины Жаждущих.

Три дня в северо-восточном округе Кровавого леса, и это был первый раз, когда мы столкнулись с ордой такого размера. Мы видели несколько Жаждущих то тут, то там — максимум полдюжины. Но сегодняшний день… или это была ночь? Трудно было сказать в глубине леса, куда не проникало солнце, а снежные хлопья были постоянным спутником… мы словно наткнулись на их гнездо.

Я отпрыгнула в сторону, когда Нейл сбил одного, который, казалось, поднимался из земли.

— Я не могу быть единственной, кто считает такое количество Жаждущих странным, — сказала я, прижав себя к земле, когда те, что были в тумане, потекли вперед, их низкий вой быстро усиливался… и это раздражало.

— Ты не единственная, — согласился Кастил, отстегивая свой второй короткий меч из кровавого камня и присоединяясь ко мне.

Киеран в своей смертной форме метнул кинжал и пригвоздил Жаждущего к ближайшему дереву, а мы, вместе с Нейлом, Перри и полудюжиной вольвенов, образовали круг.

— Возможно, мы приближаемся к руинам или даже к месту, где похоронен Малек.

Именно об этом я и подумала, когда ударом ноги отбросила Жаждущего назад на путь Делано. Он вонзил свой клинок в грудь Жаждущего, когда я повернулась и вонзила свой кинжал в сердце другого. Я не хотела использовать заклинание поиска, пока мы не достигнем руин, и надеялась, что это означает, что мы приближаемся к этому месту.

Шагнув вперед, я едва уклонилась от Сейдж и еще одного вольвена, когда они пронеслись мимо меня, загоняя Жаждущих в более тесный круг. Я поймала одного, который был больше скелетом, чем плотью, и, затаив дыхание, вонзила кинжал ему в грудь.

— Знаете, я мог бы помочь, — пробурчал Малик из центра нашего круга, где он прислонился к повозке, держа поводья наших лошадей. Мы не оставили ему особого выбора, когда речь зашла о том, чтобы сопровождать нас в Кровавом лесу. Хотя я и верила в то, что он не вернется в Карсодонию, это доверие зашло слишком далеко. Он должен был остаться с нами.

Закружившись, Кастил метнул оба коротких меча, пронзив шеи двух Жаждущих. Сверкающие золотые глаза встретились с моими.

— Ты что-то слышала?

— Нет. — Я последовала за ним, поймав один из коротких мечей, которые Кастил бросил в мою сторону.

Сейдж заставила еще одну группу Жаждущих двигаться вперед. Я развернулась, перерубив шею одному и вонзив кинжал в грудь другому. Киеран проскочил мимо меня, сбив с ног еще одного.

— Мне просто нужно оружие, — продолжал Малик, когда я повернулась и увидела Перри, разрубающего Жаждущего пополам топором из кровавого камня… настоящим топором, пока я перепрыгивала через нагромождение камней. — Любое оружие. Сейчас я бы даже взял заточенную палку.

— Забавно, что я все время что-то слышу. — Кастил перепрыгнул через Руна, крупного черно-бурого вольвена, который присоединился к нам. Вольвен схватил одного из Жаждущих, когда Кастил приземлился, и выставил вперед меч. — И этот ворчливый голос повторяет одно и то же.

— Можно мне меч? — Киеран отбросил хромого Жаждущего в сторону. — Можно мне кинжал? Палку?

— Настоящий, блядь, взрослый, — рыкнул Малик.

— Ты не получишь оружия. — Кастил оттолкнулся ногой от покрытого мхом валуна, зацепив Жаждущего сзади, а я бросилась вперед, обрушив меч на шею другого — маленького. Слишком маленького. — Ты не получишь оружия. Даже тупого предмета, такого как камень.

Я почувствовала, как закатились глаза Малика.

— Думал, ты поверил мне, когда я сказал, что хочу сражаться с Кровавой Короной?

Я бросила взгляд на Кастила, пока Вонетта тащила Жаждущего за ноги.

— Верить в то, что ты хочешь уничтожить Кровавую Корону — это одно, — сказал Кастил, когда я расправилась с Жаждущим, которого Вонетта держала за лодыжку.

— Как я должен помочь тебе сражаться с Кровавой Короной, не имея оружия? — потребовал Малик.

— Используя свою очаровательную личность? — спросил Нейл.

Края моего тяжелого плаща закрутились, когда я повернулась и низко опустилась, в то время как меч Кастила с шипением пронесся над моей головой.

— Мы перейдем этот мост, когда до него доберемся, — сказал Кастил, хватая меня за руку, когда я поднималась. Он притянул меня к себе и быстро поцеловал. У меня свело живот от удовольствия, когда он повернулся и вонзил меч в грудь Жаждущего. Отпустив меня, он посмотрел через плечо на своего брата. — Итак, до тех пор давай попробуем заткнуться.

Киеран ухмыльнулся, когда я отбросила прядь волос, упавшую мне на лицо.

— Сомневаюсь, что это произойдет, — сказал он.

— Нет. — Я прыгнула вперед, когда Жаждущий схватил Сейдж за хвост, и вонзила вольвений кинжал в основание черепа бедняги, перерубив ему позвоночник.

— Какого черта? — начал Эмиль, глядя на свою руку. — Из этих деревьев течет кровь? Что это?

— Я дам тебе одну подсказку. — Перри толкнул Малика назад, когда Жаждущий нарушил строй и бросился на них. — Дело в названии.

— Чертова гадость, — пробормотал Эмиль, вытирая вещество цвета ржавчины с ладони о бедро.

Мне не было ясно, действительно ли деревья сочатся кровью, но это определенно не был обычный сок, и я решила не зацикливаться на этом.

— Внимание, — крикнул Нейл. — Справа от нас.

Мы с Кастилом одновременно повернулись. Сквозь густой туман я увидела еще несколько тенистых форм.

— Там должны быть еще десятки, — сказал Кастил, когда вольвены зарычали во все горло.

Выдохнув с досадой, я посмотрела на Кастила.

— Знаю, мы говорили о том, что я воздержусь от использования эфира, но это становится действительно…

Над нами зашумела листва, когда яростный ветер пронесся по маленькой поляне, рассеивая туман и поднимая запах гнили и разложения. Я откинула голову назад, когда Киеран рванулся вперед, схватившись за переднюю часть туники Жаждущего и вонзив свой клинок ему в грудь. На нас упала еще более темная тень, заслонив собой то немногое, что пробивалось сквозь деревья.

— Чертовски вовремя, — пробормотал Киеран, наклоняясь, чтобы коснуться спины сестры, которая была в секунде от того, чтобы броситься на новую группу Жаждущих.

Потянувшись через нотам, я позвала вольвенов обратно. В ответ раздалось несколько воплей, и они выпрыгнули из тумана, промчавшись мимо нас в круг. Кастил обхватил меня за талию, поднял на ноги и прижал к своей груди.

— Осторожно, — прошептал он мне на ухо.

Когда Ривер спустился среди кровавых деревьев, несколько веток сорвались и упали, как стрелы, его крылья широко расправились, а затем захлопали в ответ.

Киеран попятился в сторону.

— Чертовы боги, как всегда. — Ветрено-голубые глаза вспыхнули. — Скажи мне, что он не делает этого специально.

Поскольку сказать ему это было бы ложью, я ничего не ответила, когда Ривер вытянул свою длинную шею и зарычал. Впереди полыхнул серебристый огонь, мгновенно ослепляя, когда пламя прорезало туман и перекинулось на Жаждущих. Огонь уничтожил их сразу, в считанные секунды исчезли десятки, оставив после себя лишь пепел и туман.

— Хорошо, что он наконец-то присоединился к нам, — заметил Эмиль, заслужив ухмылку Киерана и узкоглазый взгляд Ривера, повернувшего рогатую голову в сторону Эмиля. Атлантиец поднял руки. — Я имел в виду, что рад тебя видеть.

— Думаешь, он что-нибудь нашел? — спросил Кастил, откидывая с лица выбившуюся прядь волос.

— Надеюсь, — сказала я, убирая кинжал в ножны, когда Кастил забрал свой меч. Накануне Ривер поднялся в воздух, чтобы поискать хоть какие-то признаки руин, о которых сообщила Элоана. — Мы уже в трех днях пути. Значит, еще как минимум три, чтобы выбраться отсюда. Еще день, чтобы добраться до Падонии.

— Все будет хорошо, — заверил меня Кастил, застегивая две расстегнутые пряжки на моем плаще. — Мы успеем выбраться отсюда и добраться до Костяного храма.

Я кивнула, но, чтобы добраться до Костяного храма, потребуется около трех дней. Я закусила нижнюю губу, когда в челюсти вспыхнула тупая боль. Нам нужно было найти Малека и вернуться в Падонию с некоторым запасом времени на отдых. Чтобы подготовиться.

— Не волнуйся. — Подойдя к нам вплотную, Киеран поймал мой взгляд, когда взял мою косу и перекинул ее через плечо. — Я знаю, это легче сказать, чем сделать, — продолжил он, когда по телу Ривера пронесся мерцающий свет. — Но мы в порядке. Мы справимся.

Кастил поцеловал меня в висок и посмотрел на человека, который стоял на том месте, где несколько секунд назад находился дракен.

— Время голого ривера, — пробормотал он.

Все уже привыкли к этому. В то время как большинство из нас старательно избегали смотреть ему в лицо, Сейдж практически сидела в первом ряду и без стеснения оценивала его, в какой бы форме она ни была.

— Около дня пути на север, — сообщил Ривер, когда Нейл бросил ему свою одежду. — Там есть несколько руин, похоже, небольшого города.

***

Нам потребовалось чуть меньше дня, чтобы добраться до руин. Как Ривер увидел их с неба… уму непостижимо. От них не осталось ничего, кроме каменных фундаментов и полуразрушенных стен.

— Это должно быть оно, верно? — спросила Вонетта, когда Кастил обхватил меня за талию, помогая спуститься с Сетти. Его поступок был приятным, учитывая, что я больше не нуждалась в помощи.

— Должно быть. — Я повернулась к Риверу. — Ты больше ничего не видел?

— Я добрался до берегов, — ответил он, вскочив и присев на стену. — Там не было ничего, кроме этого. Руины большие. Дальше лес густеет, но это была не маленькая деревня.

— Гуще, чем здесь? — Эмиль жестом указал на тесно стоящие деревья.

Ривер кивнул, когда над разрушающимися строениями закружился снежный вихрь.

Киеран отстегнул мешочек и поднес его ко мне, пока Делано, теперь уже в вольвеньей форме, и остальные расхаживали по руинам, продолжая наблюдать.

— Думаешь, это хорошее место?

— Честно? — Я положила мешочек на стену и открыла его. — Надеюсь, что да.

Он усмехнулся, когда Перри подошел ближе, и Малик медленно сошел с коня… под непрерывным наблюдением Нейла.

— Интересно, что здесь раньше было.

— Понятия не имею. — Кастил нахмурил брови, осматривая руины. — Это могло упасть, пока он спал, и потеряться во времени.

По коже пробежала дрожь, когда я достала пергамент и тонкий кусочек угля. Мысль о том, что город, полный людей… возможно, сотен, если не больше, мог быть полностью стерт из истории, была тревожной.

Кастил поднял небольшой камень и положил его на пергамент, чтобы удержать на месте.

— Спасибо, — прошептала я, записывая имя Малека, когда мне в голову пришла одна мысль. — Как фамилия Малека?

— О'Мер, — ответил Кастил.

Я посмотрела на Ривера.

— Это не может быть его настоящей фамилией, не так ли?

Ривер медленно повернул голову в мою сторону. Прошло долгое мгновение.

— Не может.

— У него вообще есть фамилия?

— У Никтоса не было, но… — Ветер поднял бледные пряди его волос. — Если бы его можно было узнать по фамилии, это был бы Мирель.

— Мирель, — повторила я, прижимая уголь к пергаменту. — Это фамилия Супруги?

Пауза.

— Когда-то была.

Взгляд Кастила встретился с моим, и тогда я написала ее. Малек Мирель. В груди гудел эфир.

— Что дальше? — спросил Кастил, его грудь коснулась моей руки.

Я потянулась в сумку на бедре, минуя игрушечную лошадку, которую мне очень нужно было вернуть Кастилу. Я вытащила кольцо с бриллиантом и положила его на имя.

— Сейчас мне нужна только моя кровь.

— Это напомнило мне, — пробормотал Кастил вынимая свой кинжал. — Я должен тебе очень большой алмаз.

Я усмехнулась, потянувшись за кинжалом.

— Должен.

Кастил взял кинжал в руки.

— Не хочу смотреть, как ты себя режешь.

— Значит, ты предпочитаешь быть тем, кто пустит кровь? — спросила я.

— Не таким способом. — Он бросил на меня горячий взгляд, от которого мое лицо потеплело. — Но я бы предпочел сделать это, чем смотреть, как ты причиняешь себе боль.

— Это странно мило.

— Главное ударение на «странно», — сказал Киеран, откинувшись назад и скрестив руки. Вонетта и Эмиль подкрались ближе.

— Готова? — спросил Кастил. Когда я подняла руку и кивнула, он наклонил голову и поцеловал меня. Он прикусил мою губу, когда по пальцу пробежал быстрый укол боли. — Вот так.

Почувствовав, что мне стало еще жарче, я провела пальцем по кольцу и пергаменту, сжимая их, пока кровь не заструилась и не упала, забрызгав сначала кольцо, а затем испачкав бумагу.

— Я очень надеюсь, что это нечто большее, — пробормотала Вонетта.

— Это всегда так, — сказал ей Эмиль.

— Ты помнишь, что сказал тебе мой отец? — спросил Перри.

Кивнув, я прочистила горло.

— Я призываю сущность богини Бель — великой охотницы и искательницы всего необходимого. Я прошу, чтобы вы направили меня к тому, что я ищу, связав кровью, именем и принадлежностью.

Никто не заговорил. Не думаю, что кто-то осмелился даже глубоко вздохнуть, когда моя кровь просочилась в имя Малека. И как раз тогда, когда я подумала, что могла неправильно произнести слово или что-то еще, пергамент, куда просочилась моя кровь, воспламенился.

Вонетта вскрикнула и отступила к Эмилю, когда в воздух взметнулось одинокое пламя, почти такое же высокое, как деревья, и это пламя было холодным. Ледяным. Сущность в моей крови всколыхнулась, когда пламя яростно затрепетало, а затем сжалось до того, что пергамент обгорел и обуглился, начав сгорать, пока на каменной стене не осталось ничего, кроме кольца, которое Малек дал Избет.

Рука Кастила опустилась на середину моей спины, когда Киеран развел руки. Сверху и сзади нас налетел порыв ветра, подхватил пепел и поднял его в воздух. На мгновение поднялась паника, но пепел соединился с порывами ветра, и тысячи крошечных частичек засияли, как светлячки.

— Ух ты, — пробормотал Нейл, когда сверкающая воронка пепла закрутилась и понеслась вперед, образовав крутящийся циклон, который пронесся между ним и Маликом и прорезал деревья.

— Это происходит слишком быстро. — Киеран отпрянул от стены, когда Ривер спрыгнул вниз. Мерцающий серебристый свет зигзагами пробивался сквозь деревья, расширяясь. — Слишком быстро.

Мы все бросились вперед, вольвены перепрыгнули через руины, чтобы преследовать сверкающий свет…

Неожиданно блестящий пепел рассыпался, падая на землю, как светящийся снег. Вольвены остановились, когда свет остался, образуя искрящуюся дорожку через Кровавый лес. Мои губы медленно разошлись.

— Это даже красиво, — прошептала Вонетта. Взгляд Эмиля скользнул к ней, когда он покачал головой.

— Что ж, — пробурчал Малик, шагнув вперед. — Кажется, это сработало, если кому-то интересно.

Кастил усмехнулся, но изгиб его губ застыл, когда он остановился. Его выражение лица разгладилось, и челюсть снова затвердела.

Боже, как мне стало грустно.

Я подошла к нему и коснулась его руки. Кастил улыбнулся мне, но улыбка не достигла его глаз.

— Мы должны следовать за ним и делать это быстро, — сказал он. — Мы понятия не имеем, как долго это продлится.

Взяв кольцо, я положила его в мешочек, пока Кастил шел к Сетти.

— Время, — тихо сказал мне Киеран. — Дай ему время. Обоим.

— Я знаю. — И я так и сделала, но когда мы начали идти по сверкающему, сплетающемуся следу, в холодной, пустой части меня поселилось странное беспокойство. Чувство ужаса, которое я не могла определить, но оно ощущалось как предупреждение. Напоминание.

О том, что не всегда есть время.

***

Извилистый путь покрывал местность, мерцая над землей, когда он входил и выходил из-под деревьев. Кастил ехал верхом на Сетти, а я шла с Делано, который был справа от меня, чувствуя себя слишком возбужденной, чтобы сидеть. Я была не одна. Впереди шел Ривер, а еще дальше — вольвены. Киеран ехал рядом с Кастилом, но Малик каким-то образом оказался рядом со мной.

Возможно, поэтому Делано был так близко, что иногда задевал мои ноги.

— Я начинаю думать, что эта тропа приведет нас прямо к Страудскому морю, — заметил он, его слова оставляли за собой туманные облака.

— Я тоже так думаю. — Мы шли уже не меньше часа, сверкающая тропа исчезала за Эмилем и Вонеттой, которые ехали сзади.

Несколько мгновений между нами царило молчание, и я, не глядя, поняла, что Малик продолжает смотреть на меня. Я также знала, не глядя, что эти быстрые взгляды действительно начинают злить Кастила.

Мы обошли несколько низко нависших ветвей, когда Малик спросил:

— Почему ты не спросила меня о той ночи?

В моем горле собралась кислота, и я не знала, исходит ли она от Кастила, Киерана или от обоих.

— У тебя наверняка есть вопросы, — спокойно продолжил Малик, глядя прямо перед собой. — Скорее всего, ты хочешь что-то сказать.

Я рассмеялась, но звук был сухим.

— У меня есть много вещей, которые я хочу сказать, но ни одна из них не изменит прошлого. — И какие бы ответы у него ни были на вопросы, которые я могла бы задать, вероятно, не сильно повлияют на мое душевное состояние или состояние Кастила. Но кое-что все-таки было. Я сглотнула.

— Как умерла Коралина?

— Ты уверена, что хочешь это знать? — Малик тяжело выдохнул, сдерживая порыв. — Ее заставили выпить кровь дракена.

Ужас и печаль столкнулись, когда Ривер напрягся, и я тут же пожалела, что задала этот вопрос.

— Это было быстро, — тихо добавил Малик, когда к нам приблизился Делано, его голова коснулась моих пальцев в перчатках. — Я говорю это не для того, чтобы уменьшить то, что было сделано. Это правда. Кора… Избет благоволила ей. Это был один из немногих случаев, когда она не тянула с наказанием или смертью.

Поджав губы, я покачала головой. Я не знала, что на это ответить. Я не знала, что чувствовать по этому поводу.

— Кас, он… — Малик оглянулся через плечо, а затем сосредоточился на мне, когда с неба посыпались хлопья. — Он упомянул какой-то стишок, который, по твоим словам, ты слышала той ночью. Это был не я.

Мой взгляд метнулся к нему, в горле пересохло. Каким-то образом, после всего случившегося, я забыла.

— Знаю, — прошептала я, моя кожа еще больше похолодела, когда сущность запульсировала в моей груди. — Это пришло потом. Это был не твой голос. Это было похоже на…

Это было похоже на голос, который я слышала при Каменном холме, призывающий меня высвободить свою ярость. Принести смерть. Это была не Избет.

— Поппи? — От Кастила исходило беспокойство.

Я перестала идти. Делано прижался к моим ногам, а сердце колотилось…

На мои мысли наложился отпечаток, который напомнил мне о свежем дожде.

— Сейдж?

— Мы нашли конец тропы, — ответила она. — Здесь определенно что-то есть. Это что-то нехорошее.

Мои брови поднялись, и я посмотрела вверх, когда Кастил притянул Сетти к себе.

— Вольвены нашли конец тропы. Сейдж говорит, что в том месте, где они находятся, чувствуется что-то нехорошее.

Черты лица Кастила были жесткими, когда он кивнул. Прошло всего несколько минут, прежде чем мы присоединились к вольвенам, где они беспокойно шагали по разбитым столбам перед стеной скалы высотой с Вал, поросшей кровавыми деревьями, почти сложенными одно на другое. Их беспокойство было осязаемым, оно покрывало мою кожу.

Тропа заканчивалась прямо на краю деревьев перед скалистым холмом, который был больше похож на гору, чем на что-либо другое. Я посмотрела вниз и увидела, что тропа уже начала исчезать.

— Какого черта? — пробормотал Кастил, спрыгивая с лошади. — Это чертова гора из камня и кровавых деревьев.

— Я совсем не видел этого с неба, — сказал Ривер, глядя вверх. — Это должно быть там, где лес был самым густым.

Кастил прошел мимо меня, войдя в тесные ряды деревьев.

— Там есть вход — в скале.

Делано последовал за мной, когда я подошла к Кастилу и заглянула за него, в… огромное небытие.

— Ты что-нибудь видишь?

— Немного. Похоже на туннель, — ответил он, прищурившись. — Киеран или Вонетта? Что вы видите?

Первым к нам присоединился Киеран, облокотившись на меня, чтобы заглянуть внутрь.

— Определенно туннель. Естественный, вроде того, что есть в горах на родине. Достаточно широкий, чтобы по нему могла пройти группа.

Я глубоко вздохнула.

— Нам действительно придется идти по нему, не так ли?

Сейдж коснулась моей руки, ее слова дошли до моих мыслей.

— Мы идем первыми.

— Нет, — сказала я вслух на случай, если у кого-то еще возникнет такая же мысль. — Мы понятия не имеем, что там внизу.

— Вот почему мы идем первыми. — До меня донесся мягкий отпечаток Делано.

— Поппи, — начал Кастил.

— Я не хочу, чтобы они шли в бог знает что.

Он подошел вплотную.

— Я тоже не хочу.

— Но у нас органы чувств гораздо лучше, чем у всех присутствующих здесь атлантийцев. И даже у тебя, — сказала Вонетта.

Киеран кивнул.

— Она права. Мы узнаем, если там что-то есть, чего нам следует остерегаться, раньше, чем кто-либо другой.

— Вы можете спорить сколько угодно, — сказал Малик. — Но это бессмысленно. Потому что что-то приближается.

Все наши головы повернулись в сторону скалы. Я не видела ничего, кроме темноты.

Внезапный порыв ветра ударил по деревьям, затрещали ветки. В воздухе запахло чем-то странным и раздался низкий вой, от которого по всему телу зашевелились волосы.

— Мне бы очень хотелось иметь оружие, — объявил Малик.

Ривер поднял голову. Ветки с листьями затихли над головой и вокруг, но этот звук… он все еще доносился. Из темноты туннеля до нас донесся стон.

— Что это, во имя богов? — спросил Киеран, держа в руке меч из кровавого камня. — Жаждущие?

Во тьме появились более плотные, более твердые тени. Фигуры, которые двигались вперед.

Определенно не Жаждущие.

Они выскользнули из-за деревьев, облаченные в черное. Их очень тонкий слой кожи имел отвратительную, восковую бледность смерти. Несмотря на то, что у этих существ было некое подобие лица — темные глаза, два отверстия для носа и рот, оно было каким-то неправильным, так сильно растянутым в щеках, как будто на их лицах была вырезана, а затем зашита постоянная улыбка. Во весь рот. Но они были скорее скелетом, чем плотью.

— О, черт, — пробормотал Кастил.

Я знала, что это такое. И он тоже.

Гирмы.

ГЛАВА 42

— Отлично, — пробормотал Эмиль, когда Вонетта застонала. — Опять эти ублюдки.

Но их зашитые рты…

Мне бы точно потом снились кошмары на эту тему.

— Не надо, — предупредил Ривер Руна, который пробирался к устью туннеля. — Не кусай их. То, что в них, это не кровь. Это яд.

Взгляд Кастила устремился на дракена.

— Они уже нападали на Гирмов раньше.

— Не на таких. — Ривер поднял свой меч. — Это Часовые. Они похожи на Охотников. Ни с теми, ни с другими вы раньше не сталкивались.

Уголки губ Кастила опустились.

— Мне придется поверить тебе на слово.

— Так и есть, — ответил Ривер. — Или тот хлам, который в них содержится, выест внутренности вольвенов.

Мои глаза расширились.

— Не вступайте с ними в бой, — я приказала вольвенам. — Охраняйте Малика.

Никто из них не выглядел довольным, особенно Делано, но они отступили, обступив еще менее возбужденного атлантийского принца.

— Может, тогда тебе стоит использовать свой огонь, — предложил Киеран. — Тем более, тебе все время хочется поджечь дерьмо.

— Огонь на них не подействует, — сказал Ривер. — Они уже мертвы.

— Что? — пробормотал Кастил, и у меня возникло столько вопросов… все они должны были подождать. В груди бился эфир, когда я взяла в руки вольвений кинжал. Они выглядели как жуткая комбинация тех, что Невидимые наколдовали в Бухте Сайона, и тех, что охраняли Илизеум. Я вздрогнула. Первобытная сущность уже действовала на Гирмов и скелетов, но значит ли это, что она подействует и на этот тип?

— Мы сделаем это по старинке. — Кастил переложил меч в другую руку.

Выйдя из туннеля, Гирмы остановились, уперев руки в бока. Все они. Больше дюжины.

— Как думаешь, у них есть руки? — спросил Кастил.

Мой взгляд метнулся вниз. Рукава мантии были слишком длинными, чтобы судить об этом.

— Я не могу поверить, что ты смотришь именно на это.

Киеран посмотрел на меня.

— А на что ты смотришь?

— Ты видел их рты?

— Конечно, — пробормотал Кастил.

— Я не могу перестать смотреть на них.

Киеран бросил на меня острый взгляд.

— Правда?

— Их рты зашиты. Это жутко, но, думаю, это хорошо, — сказала я.

Кастил посмотрел на меня.

— И почему ты думаешь, что это хорошо?

— Потому что это означает, что не может быть… — Я замолчала, когда один из Гирмов склонил голову набок. Из его запечатанного рта вырвался низкий, придыхательный стон.

— Это… что ж, тревожно, — заметил Эмиль.

Вонетта покачала головой, сжимая в ладонях свои клинки.

— Ты — король…

— Красоты и обаяния? — предположил он.

— Недосказанности.

Моя ухмылка замерла, когда Гирмы двинулись в унисон… и они были быстры. Из обоих рукавов спускались длинные тонкие клинки, сверкавшие в лучах солнца, как полированныйоникс.

— Сумеречный камень, — прошептала я, когда Нейл обогнул кровавое дерево.

Голова одного из Гирмов дернулась в его сторону. Лишенная волос голова наклонилась. Существо шевельнулось, его мантия раздулась сзади, словно поток тени. Перри крутанулся, и его клинок встретился с клинком Гирма — столкновение багрового и ночного.

Остальные Гирмы устремились вперед, двигаясь точно по диагонали. Я бросилась вперед, когда меч Кастила пронесся по воздуху, отсекая голову существа от плеч, а Гирм схватился за меня.

— Так, это не такие скелеты, как в Илизеуме, — объявил Кастил. — Голова или сердце, похоже, делают свое дело.

— Слава богам! — Эмиль крутанулся, отсекая голову Гирму.

Я проскочила под вытянутой рукой другого. В глубине сознания я заметила, что Гирм не замахнулся на меня, что было очень странно. Я выскочила из-за спины существа, когда оно повернулось, и вонзила кинжал ему в грудь. Гирм вздрогнул, а затем рухнул на землю, напомнив мне о том, что случалось с Вознесенными, когда их поражал кровавый камень. Но это существо не раскололось. Вместо этого оно сморщилось, словно из его тела за один вдох была выпита вся влага, а затем рассыпалось в прах. Все, включая меч из сумеречного камня, оставив после себя лишь запах сирени — несвежей сирени.

В мое плечо вцепилась рука, костлявые пальцы протиснулись сквозь плащ и рывком отбросили меня назад. Я повернулась и обрушила свой удар на руку Гирма с достаточной силой, чтобы ослабить хватку. Кастил подпрыгнул в воздух и врезался в Гирма, закрутив его вокруг себя. Я крутанулась, всаживая кинжал в его грудь, а Кастил дико ухмыльнулся и повернулся, чтобы встретить другого.

Мысли Делано столкнулись с моими в волне весенне-свежего воздуха, когда я отступила назад.

— Эти Гирмы не нападают на тебя.

Я проследила за его отпечатком, когда один из Гирмов замахнулся мечом на Перри.

— Я заметила.

Может быть, они узнали тебя.

Может, и узнали, но это не помешало им напасть на остальных… или напасть на меня. Двое Гирмов направились ко мне, держа клинки наготове. Эфир вибрировал, прижимаясь к моей коже. Я открыла свои чувства, но, как и в случае с другими Гирмами, не почувствовала ничего, кроме пустоты — холодной пустоты.

Киеран оттолкнул Гирма к дереву.

— Придут еще. — Он с рычанием вонзил свой клинок в грудь твари. — Еще дюжина.

— Конечно. — Я пошла вперед.

— По крайней мере, на этот раз они не вылезают из земли, — заметила Вонетта, вонзая свой клинок в грудь.

— Это точно, — согласился Нейл, взмахнув мечом в воздухе.

Гирм слева сделал движение, как будто хотел зайти мне за спину.

— Я так не думаю.

Резко повернувшись, я ударила существо ногой в грудь. Оно попятилось назад. Я повернулась и с размаху обрушила вольвений кинжал на предплечье другого Гирма. Кровавый камень, такой острый, прорезал тонкую кожу и полую кость, отсекая руку. Бледные пальцы судорожно разжались, выпуская меч из сумеречного камня, который он сжимал. Поймав его за рукоять, я широко взмахнула мечом, рассекая шею другого Гирма, и не встретила абсолютно никакого сопротивления. Меч из сумеречного камня распался в моей руке, исчезнув, когда Кастил сразил того, кому он принадлежал.

Я надулась.

— Мне вроде как понравился этот меч.

Киеран бросил на меня взгляд, отталкивая еще одного Гирма.

— Жаль.

— С тобой не весело. — Я крепче сжала кинжал. — Ты ведь знаешь это, верно? Не весело…

— Вот дерьмо, — воскликнул Эмиль, пятясь назад. — Их рты. Святое дерьмо. Их рты.

— Он только сейчас понял, что они зашиты? — Кастил воткнул свой меч в спину и в сердце Гирма.

— Я же говорила, что это тревожно. — Я отбила руку Гирма в сторону. — Прикосновения без разрешения — это нехорошо.

Голова Гирма наклонилась, а потом он улыбнулся. Или попытался. Швы натянулись, а затем разошлись, вырвавшись на свободу. Рот открылся, и оттуда высунулось что-то черное и блестящее…

— Почему это обязательно должны быть змеи? — Я отпрыгнула назад, в животе заклокотало от ужаса, когда змея скользнула вперед, быстро сливаясь с темной землей. — Змеи. Я ненавижу змей.

— А я вас всех предупреждал. — Эмиль вонзил свой меч в землю, и звук, который издала змея, когда он ударил по ней, был неправильным. Это было так неправильно. Это был пронзительный вопль.

— Что за хрень? — Малик запрыгнул на низкую стену.

— Ты не рассказал подробности! — крикнула Вонетта, отпрыгивая назад, когда Сейдж ударила лапой по земле, отправив в полет змею. — И снова ты не рассказал подробности!

— Все, что ты сказал, это «их рты». — Я задыхалась, осматривая землю, потеряв из виду маленького извивающегося ублюдка. — Почему? Почему там змеи?

— У большинства Гирмов они внутри, — сказал Ривер, вонзая свой меч в змею.

Я даже не смогла переварить этот полный… бред. Гирм пробирался вперед, из его пасти выплескивалось еще одно отвратительное существо. Я врезалась спиной в валун. Вскарабкавшись с земли, я поднялась на колени на камень.

— Не-а. Не-а. Не-а. Сработает ли эфир на этих штуках? — спросила я Ривера.

— Из тебя? — Его губы скривились в отвращении, когда он ударил змею ножом. — Да, только потому, что ты — Первородный, который вот-вот закончит Выбраковку.

Кастил повернулся ко мне, на его губах заиграла ухмылка.

— Ты прячешься на валуне?

— Да.

— Ты очаровательна.

— Заткнись. — В моей груди яростно пульсировал эфир, когда Кастил захихикал. Я позволила энергии выйти на поверхность. Серебристое сияние разлилось по земле… о, боги, здесь была не одна змея. Три. Семь…

Киеран рванулся вперед, ударив сапогом по одной из них. Звук. Пятно. Желчь забила горло.

Шесть. Я видела шесть змей. Возможно, их было больше, и я не собиралась спать следующие десять лет. Первородная сущность ответила на мою волю, распространяясь от меня в виде сети мерцающего серебристо-белого света, причудливо переливающегося среди теней. Он разлился по земле, искрясь при столкновении со змеей, а затем воспламеняясь. Спутанные кошмары закричали, обжигая мои уши, когда они скрылись в дыму.

Оставшиеся Гирмы закрутились в мою сторону. Как и в случае с солдатами-скелетами в Илизеуме, сущность притягивала их, как Жаждущих к пролитой крови. Швы рвались, рты раскрывались, и змеи выплескивались на землю, устремляясь к валуну.

— Может быть, пришло время тебе наброситься на этих гадов, — позвал Малик со своей стены.

Мою кожу и руки покалывало и грело, а уголки зрения стали серебристо-белыми. Сила хлынула по моим венам. Сущность вырвалась из моих рук серебристым пламенем из того места, где я стояла на коленях.

Эфир трещал и искрился, метался между Перри и Делано и поражал Гирма позади них, а огненная сущность разливалась и катилась по земле, сжигая новую партию змей. Я повернулась, сузив глаза, когда увидела, что оставшийся Гирм преследует вольвена. Он исчез в серебристой вспышке.

А потом на кровавых деревьях не осталось ничего, что могло бы извергать змей из своей пасти.

— Придут еще?

Киеран подошел ближе к устью туннеля.

— Не думаю.

— Отойдите, — сказала я, у меня появилась идея. Используя эфир, я повернулась к отверстию в скале и послала тонкий поток энергии вперед. Свет брызнул на стены, проникая вглубь пещеры.

Когда он не обнаружил больше Гирмов, я вернула эфир обратно. Серебристое сияние померкло.

— Хоть одна из этих змей кого-нибудь укусила? — потребовал Ривер. — Отвечайте сейчас же. Их укус ядовит.

Все ответили отрицательно, когда Делано поставил лапы на валун и потянулся вверх, подталкивая меня под руку. Я потянулась и погрузила пальцы в его шерсть, убирая кинжал в ножны.

Тяжело дыша, я посмотрела туда, где в повозке стоял Ривер.

— Мне просто нужно знать, — сказала я, заставляя свое сердце замедлиться, — почему у них внутри змеи?

— У них нет внутренностей. Нет органов, — ответил Ривер. — Змеи — это все, что их наполняет.

Все мы повернулись к Риверу. Перри сглотнул, как будто был в секунде от рвоты. Я сбросила руку с шеи Делано.

— Ну, это… это еще более тревожно. Лучше бы я не спрашивала.

Кастил остановился передо мной, протягивая руку.

— Я в порядке. — Я села. — Просто останусь здесь.

— Надолго? — спросил он, когда Делано запрыгнул на валун и устроился на животе рядом со мной.

— Не знаю.

Его губы подергивались.

— Не смей улыбаться, — предупредила я.

— Не посмею, — поклялся он, и это определенно была ложь. — Змей больше нет, Поппи.

— Мне все равно.

Кастил пошевелил пальцами.

— Ты не можешь оставаться там, моя королева. Нам нужно достать Малека, и для этого нам может понадобиться твоя особая Первородная крутость.

Мои глаза укоризненно посмотрели на него.

— Меня раздражает, когда ты прав.

— Тогда ты, должно быть, часто раздражаешься, — ответил Кастил.

Киеран фыркнул.

— Пожалуйста, спускайтесь оттуда, пока моя сестра не присоединилась к вам, и нам придется уговаривать вас троих слезть с валуна.

— Я уже близка к тому, чтобы присоединиться к вам, — призналась Вонетта, продолжая смотреть на землю.

Делано снова подтолкнул меня под руку, и я вздохнула, взяв Кастила за руку, чтобы соскочить с валуна. Когда Делано спрыгнул рядом со мной, я откинула голову назад.

— Если я увижу змею, это будет твоя вина.

Смеясь под нос, Кас прижался губами к моей макушке.

— Очаровательно.

— Что ж, я не единственный, кто заметил, что они не нападают на нее, — заметил Перри, когда Малик опустился на землю.

— О, да. — Я повернулась к Риверу. — Они узнали меня как его… племянницу или что-то в этом роде?

— Вероятно, они узнали сущность Первородного, — сказал Ривер.

— Но Гирмы, созданные Невидимыми, все же отправились за ней, — выдохнул Кастил.

— Я не знаю, кто такие эти Невидимые, и, как и зачем им вызывать Гирмов, — сказал Ривер. — Расскажи мне.

Я вкратце обрисовала ему ситуацию.

— Думаю, все эти Невидимые появились, пока вы все спали.

— Похоже на правду, — пробормотал Киеран.

— Три вещи. — Ривер поднял три пальца. — Во-первых, мне нужен отдых. Если я не отдыхаю, я становлюсь раздражительным.

— Кто теперь говорит как чувствительный? — ответил Киеран.

— А когда я раздражаюсь, мне нравится поджигать вещи, а потом их есть, — продолжил Ривер, и я ненадолго закрыла глаза. — Во-вторых, это были не просто случайные Гирмы, которых можно призвать, чтобы они выполнили твою просьбу. Как я уже сказал, это были Часовые.

Я открыла глаза.

— Какая между ними разница?

Ривер все еще держал один палец.

— Большинство из них когда-то были смертными — теми, кто призвал бога и поклялся служить ему после смерти в обмен на любую услугу, оказанную богом. Охотники охотятся. Часовые — вы угадали, охраняют вещи. Предметы. Обычно людей. Но Часовые, как и Охотники и Искатели, могут чувствовать то, что ищут. Они либо находят эту вещь и возвращают ее, либо погибают, защищая ее.

Мой взгляд вернулся к земле. Эти твари когда-то были смертными? Боже правый…

Теперь мне было немного жаль убивать их.

Кастил обнял меня за талию и слегка сжал.

— Значит, эти Гирмы пролежали там сотни лет?

Ривер кивнул.

— Должно быть, это было очень скучно, — сказал Эмиль.

— Опять. — Вонетта посмотрела на него. — Преуменьшение.

— И это не то, что сделала твоя мать, послало сюда Стражей, — сказал Ривер.

— Что ты имеешь в виду? — Глаза Кастила сузились. — И не мог бы ты перестать показывать Киерану средний палец?

— Вообще-то я показывал его всем, но неважно. — Медленно, Ривер опустил средний палец. — У меня есть ощущение, что эта гора образовалась как способ охранять склеп Малека, но эти типы Гирмов не могут быть вызваны Первобытной магией. Их может послать только Первородный.

Медленно, я повернулась к устью пещеры.

— Ты думаешь, их послал Никтос? Что он и Супруга знали, где находится их сын?

Ривер замолчал на долгий миг.

— Когда Малек покинул Илизеум, он сделал это прямо перед тем, как остальные легли спать. Он ушел не в лучших чувствах, но… Первородный Жизни, даже во сне, почувствовал бы его уязвимость. Кости божества, скорее всего, заблокировали их способность узнать, где он находится, — сказал он, и я поняла, что то, в чем Избет держала Айреса, скорее всего, должно было быть таким же. — Пока он спал, Первородный Жизни, должно быть, призвал Часовых, чтобы те защитили его.

***

Дальше моя первобытная крутизна не понадобилась. Больше Гирмы не появлялись, когда мы вошли в пещеру и наткнулись на обглоданный до костей гроб в самом конце, покоящийся наполовину под землей в центре камеры, которая была едва ли достаточно велика, чтобы в ней могли находиться все Гирмы.

Мне не хотелось думать об этом. О том, как Никтос пытался защитить своего сына. Ривер уничтожил корни кровавых деревьев, которые обвивали цепи. Я не хотела представлять, как его неспособность найти Айреса и сделать то же самое для него мучает его каждую секунду, как во сне, так и наяву. Должно быть, именно поэтому Супруга так беспокойно спала.

Мы оставили костяные цепи на гробу на случай, если движение взбудоражит того, кто внутри. Все мы молчали, прислушиваясь к любым признакам жизни, пока деревянный гроб без опознавательных знаков осторожно выносили из пещеры и укладывали в повозку. Ривер оставался с ним, пока мы начинали свой путь в Падонию.

Сначала я думала, что это от беспокойства, что Малек проснется и попытается сбежать, но несколько раз я видела, как Ривер сидел рядом с гробом, положив на него руку и закрыв глаза. И это… это оставило меня с беспорядочным узлом эмоций в груди.

Когда мы приблизились к краю Кровавого леса, и мы с Кастилом ехали рядом с гробом, я наконец спросила Ривера о том, что занимало мои мысли.

— Ты дружил с Малеком?

Он долго смотрел на гроб, прежде чем ответить.

— Мы были друзьями, когда были моложе, до того, как он начал посещать царство смертных.

— А после этого все изменилось? — спросил Кастил, ведя Сетти вокруг нескольких куч камней.

Ривер кивнул.

— Он потерял интерес к Илизеуму, и эта потеря интереса стала… потерей привязанности ко всем, кто там жил.

— Мне жаль это слышать, — сказал Кастил, его взгляд метнулся через мою голову туда, где Малик ехал рядом с Нейлом.

Взгляд Ривера последовал за его взглядом.

— Странно, не правда ли, что его назвали очень схоже с Малеком?

Я не сказала ни слова.

Это сделал Кастил.

— Моя мать любила Малека. Я думаю, что часть ее всегда будет любить. Имя Малик было способом…

— Почтить память того, что могло бы быть?

— Да. — Кастил на мгновение замолчал. — Я думал о том, что ты сказал. Если Никтос мог посылать Часовых следить за Малеком, разве он не мог знать, когда Малек был замурован? Разве он не мог бы предотвратить это?

Ривер на мгновение замолчал.

— Первородный Жизни мог. Малек должен был сильно ослабнуть, чтобы быть замурованным. Пострадать. И Никтос, и Супруга почувствовали бы это. Ни один из них не вмешался.

Я уставилась на гроб, общее чувство тревоги вернулось. Они пытались защитить его, но не освободить.

— Ты знаешь, почему они этого не сделали? — спросил Кастил.

Ривер покачал головой.

— Я не знаю, но полагаю, что у них были свои причины.

Никто из нас не спал так хорошо, когда мы останавливались на отдых в последующие ночи. Думаю, мы были более чем немного встревожены тем, кто был в гробу, а не существами, которые называли Кровавый лес своим домом. Это чувство не ослабевало до тех пор, пока на девятый день мы наконец не выехали из-под багровых листьев.

— Как думаешь, мы доберемся до Падонии к ночи? — спросила я, когда мы поскакали дальше.

— Думаю, да, — ответил Киеран, сидя на лошади, которая ехала рядом с нашей.

— У нас будет день отдыха, прежде чем мы отправимся в Костяной храм, — добавил Кастил.

— Мне бы хотелось, чтобы у нас было больше времени. — Я откинулась назад, прижав ладонь к внезапно разболевшейся челюсти.

Кастил нахмурился и посмотрел вниз.

— В чем дело?

— Я не знаю. — Во рту появился вкус, насыщенный железом. — У меня болит рот. — Я потрогала верхнюю челюсть…

— Если это больно, — сказал Кастил, обхватив пальцами мое запястье, — тогда, может, не стоит в него тыкать.

— Это было бы слишком логично, — заметил Киеран, когда Кастил отнял мою руку от рта.

— Не помню, чтобы я спрашивала твоего мнения, — отмахнулась я.

Киеран усмехнулся. Впрочем, улыбка быстро угасла.

— Поппи. — Кастил излучал беспокойство, когда его взгляд переместился с моей руки. — У тебя изо рта идет кровь.

— Что? — Я провела языком по деснам. — Ну, думаю, это объясняет привкус крови во рту. Это довольно мерзко.

— Кас… — Киеран посмотрел на него.

Я нахмурилась, открывая для них свои чувства. Беспокойство исчезло.

— Что?

— У тебя болит рот или челюсть? — спросил Кастил, все еще держа меня за запястье, как будто ожидая, что я продолжу тыкать себя.

Что было вполне возможно.

— Скорее, это моя челюсть — верхняя. И боль иногда отдает в висок, — сказала я.

— И она то появляется, то исчезает? — Кастил сменил хватку на поводьях.

Я кивнула.

— Да. Уже даже не больно. И я думаю, что кровь перестала идти. — Я оглянулась на него. — Почему ты спрашиваешь?

Одна сторона его губ скривилась.

— Потому что я думаю, что знаю, почему это было больно. — Ухмылка стала глубже, пока не появилась ямочка. — Или, по крайней мере, я на это надеюсь.

Улыбаясь, Киеран покачал головой, пока Кастил подталкивал Сетти к обочине, замедляя его, чтобы Эмиль и Вонетта проехали мимо нас. Вольвены, следовавшие за нами, сделали то же самое, когда Кастил подъехал к Риверу, оставшемуся в задней части повозки. Малик и Нейл ехали с другой стороны.

— Что? — спросил Ривер.

— Понятия не имею, — ответила я.

— У меня к тебе вопрос, — начал Кастил, отпустив мое запястье.

— Отлично, — пробормотал Ривер.

Кастил был обескуражен таким не слишком охотным ответом.

— Есть ли у Первородных клыки?

Мои глаза расширились.

Ривер нахмурился.

— Если отвечать на этот случайный вопрос, то да. Как, по-твоему, они питаются?

В то же время, когда Кастил наклонил подбородок вниз, появилась вторая ямочка.

— Вот почему я думаю, что у тебя болит челюсть.

Я не могла ничего сказать целую минуту.

— Ты… ты думаешь, что у меня есть клыки? — спросила я.

Кастил кивнул.

— Мы не обзаведемся клыками, пока не пройдем Выбраковку. Наши рты будут болеть и кровоточить. Это похоже на прорезывание зубов.

— Почему я не удивлен, что вы до сих пор этого не поняли? — пробормотал Ривер, отступая назад.

У меня будут… клыки?

Вот дерьмо.

Я тут же подняла руку, и Кастил с усмешкой снова поймал мое запястье.

— Не разевай рот, Поппи.

Как я могла? У меня росли клыки! Я провела языком по деснам, не почувствовав там ничего странного. От Кастила исходило сладковатое веселье, но это было не единственное, что я почувствовала, когда он присоединился к Киерану. В горле собрался пряный, дымный аромат.

Моя шея выгнулась назад, когда я перевела взгляд на него.

— Ты в восторге от этого, не так ли?

— Да, черт возьми, очень. — Он опустил свою голову к моей, его голос был низким, когда он сказал:

— Не могу дождаться, когда почувствую твои клыки на своей коже.

По моему лицу поползло тепло.

— Кас…

— На многих местах, — добавил он.

— Гребаные боги, — пробормотал Киеран.

Кастил рассмеялся, проведя губами по моим губам. Затем он объяснил, чего, по его мнению, я могу ожидать, сменив тему на более подходящую. Клыки появятся, вытеснив остальные зубы, о чем было очень неприятно думать. Но он сказал, что они спускаются, как только прорвутся. Все это звучало не очень весело.

— Это на самом деле не так, — сказал Киеран, когда я озвучила именно это. — В тот день Кас был чертовски плаксивым ребенком.

— Да, ну, когда у тебя будут выталкивать два зуба, дай мне знать, каково это, — ответил Кастил.

Мысли о зубах занимали мой разум до конца поездки, и была большая вероятность, что эти мысли будут преследовать меня и во сне. Не то чтобы меня беспокоила мысль о клыках. Они действительно облегчили бы кормление, но это было бы совсем другое.

Еще одно доказательство того, как сильно я изменилась.

И все еще меняюсь.

ГЛАВА 43

По возвращении в Падонию Малек был помещен в конюшню, что было, ну, как-то неправильно, но где еще мы могли бы его пристроить? Никто не захочет, чтобы гроб с богом стоял в Большом зале.

Я положила кольцо Избет обратно в мешочек, вместе с деревянной лошадкой. Мне действительно нужно было вернуть его Кастилу, но, когда я сидела на краю кровати после ванны, одетая лишь в марлевую сорочку длиной до колен, которую нашла в шкафу, я не думала ни о Малеке, ни о кольце, ни о лошадке. Я решила, что нет смысла одеваться дальше, поскольку… Ну, поскольку мне придется только раздеться.

Мой желудок слегка подрагивал. Слабая боль вернулась в челюсть и висок, пока я проводила время с Тони, но во время купания она почти исчезла. Я не понимала, связана ли головная боль с Выбраковкой и тем, что у меня появлялись клыки, как сказал Ривер, или с тем, что должно произойти.

Присоединение.

Я не могла позволить своим мыслям забрести слишком далеко по этому пути. Не потому, что я не была уверена или боялась. А потому что знала, что если буду думать об этом слишком много, то только накручу себя до состояния тревоги.

А это никому не нужно.

Мне удалось задремать, пока Кастил принимал ванну, и было странно проснуться без Киерана, прижавшегося к моему бедру.

Кастил вышел из купальни, одетый в свои бриджи.

— Опять ты с этими дурацкими бретельками, — сказал он, и на его лице появилась ямочка, когда он потянул за одну из тонких бретелек. — Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо.

Он изогнул бровь.

Я тихонько засмеялась.

— Я чувствую себя хорошо. Только потому, что пытаюсь не думать о том, что у нас в конюшне есть замурованный бог.

— Да, по-моему, все стараются не думать об этом. — Он сел рядом со мной.

Дыхание, которое я сделала, было неглубоким.

— Где Киеран?

Появилась легкая ухмылка.

— Он ждет нас.

Мой желудок сделал еще одно падение.

— Хорошо.

Густые ресницы поднялись, и золотые глаза встретились с моими.

— Ты уверена, что хочешь пройти через это?

— Да, — сказала я без колебаний. — Да. А ты?

— Конечно. — Он потянул бретельку вверх по моему плечу.

— А Киеран? — спросила я. — Он все еще хочет сделать это?

— Да. — На его губах играла улыбка. — Вот почему он ждет нас.

Мой желудок снова скрутило.

— Тогда чего мы ждем?

Кастил усмехнулся.

— Тебя.

Я начала вставать, но он схватил меня за щеку.

— Что?

— Ничего. — Его левая ладонь нашла мою, сжимая наши отпечатки. — Ничего, кроме того, что я влюблен в тебя. Что я всегда буду любить тебя, с этого момента и до последнего вздоха.

Мое сердце забилось, когда я прижалась к нему, наполняясь такими сильными и глубокими эмоциями, что слова даже не могли передать то, что я чувствовала.

— Я люблю тебя.

Кастил поцеловал меня, нежно приникнув к моему рту. Это был один из его сладких поцелуев. Нежный, который согревал каждую частичку меня — даже холодные, полые части.

— Готова, моя королева? — прошептал он мне в губы.

— Готова.

***

Надев плащи и то немногое, что было под ними, Кастил вывел меня из комнаты и повел по заднему коридору. Мы незаметно покинули поместье через двери, ведущие в заросший сад, который понравился бы Кирхе.

Это заставило меня вспомнить о Джаспере.

— Где Джаспер?

— С моим отцом и Хисой.

— Не с Вонеттой?

— Думаю, она с Эмилем. — Он приподнял бровь, ведя меня по дорожке. — Между ними что-то происходит, не так ли?

— Ты только сейчас это понял?

Он фыркнул.

— Лучше спросить, понял ли это Киеран?

— Думаю, он только начал, когда мы покинули Оук-Эмблер.

Его ухмылка стала еще шире.

— Мысли и молитвы за Эмиля.

— Скорее, мысли и молитвы за Киерана, если он попытается вмешаться. Вонетте нравится Эмиль. Не думаю, что она так уж хорошо отнесется к тому, что Киеран полезет не в свое дело.

— Правда.

С рукой Каса, крепко обхватившей мою, мы вошли в лес глициний и вышли за внутреннюю крепостную стену, углубившись в лес. Звук журчащей воды становился все ближе, пока мы пробирались сквозь сплетение лиан, казавшихся в лунном свете серебристо-фиолетовыми. Пока мы шли, Кастил рассказывал, как они с Киераном следили за тем, чтобы не заблудиться в туннелях, которые они исследовали в молодости. Они помечали каменные стены своими инициалами, и мне стало интересно, сделали ли они это сейчас. Если Киеран вырезал свое имя на стволах, то Кастил точно знал, где его найти в лабиринте деревьев.

Слова Кастила, его голос… весь он… успокоили мои нервы к тому моменту, когда он раздвинул тяжелый занавес из сучьев. За ним виднелся берег реки Рейн. И тут я увидела Киерана.

Сидя на берегу реки, он поднялся и повернулся к нам лицом, когда мы вышли на узкую поляну. Под плащом на нем были только бриджи, как у Кастила. Я сотни раз видела его без рубашки, иногда даже без одежды, но сейчас все выглядело иначе.

— Я уже начал сомневаться, не собираетесь ли вы проспать всю ночь.

— У меня такое чувство, что она ударит меня ножом, если я позволю себе это, — заметил Кастил, когда ветви глициний опустились на место позади нас.

Я укоризненно посмотрела на него.

— Я не собиралась засыпать.

— Все в порядке. — Киеран усмехнулся и посмотрел на усыпанное звездами небо, когда мы остановились перед ним. — Я не против подождать. Здесь красиво. Мирно.

Так оно и было: вода в реке была настолько прозрачной, что казалась серебристой, щебетание птиц на деревьях и приятный сладкий аромат глициний. Когда взгляд Киерана вернулся ко мне, я почувствовала, что мое сердце заколотилось. Не было возможности думать ни о чем, кроме того, что здесь происходило. Я открыла свои чувства. От Киерана исходила солоновато-ореховая решимость. Было также что-то сладкое и мягкое, немного пузырчатое и дымное. Я не чувствовала никакой неуверенности. То же самое я чувствовала от Кастила… ну, почти то же самое. В нем было сладостное веселье, и жар с другой, более тяжелой мягкостью… пряной и сладкой. Я огляделась.

— Мы здесь одни?

Киеран кивнул.

— Никто к нам не приблизится.

Он сказал это с такой уверенностью, что у меня возникло чувство, будто я знаю, почему. Я повернулась к Кастилу.

— Нас охраняют?

— Вольвены, — подтвердил он. — Они не так близко. Они ничего не услышат и не увидят, но будут следить, чтобы никто не подошел к нам слишком близко.

Я кивнула.

— Они… они знают, что мы делаем?

— Тебя бы это беспокоило, если бы они знали? — спросил Киеран.

Я подумала об этом и поняла, что нет. Если бы Вонетта не была с Эмилем, а была среди них, мне было бы искренне жаль ее. Потому что это было бы так неловко для нее.

— Нет.

Одобрение Киерана было рябью на маслянистом торте.

— Они считают большой честью защищать такую традицию.

— О, — прошептала я, краснея. — Я рада, что они это одобряют.

Губы Кастила изогнулись в улыбке, когда он прижал их к моему лбу. Я сделала неглубокий вдох, и меня окутал роскошный аромат хвои и пряных специй. Его дыхание танцевало на моих губах, а затем на изгибе моей щеки, когда он наклонил голову и тихо сказал мне на ухо.

— Я подумал, что тебе понравится здесь, в окружении реки и глициний.

— Мне нравится.

— Хорошо. — Он поцеловал место под моим ухом. — Я собираюсь спросить тебя снова. Я собираюсь спросить тебя о важном. Ты хочешь этого?

В горле пересохло, я кивнула.

Его губы коснулись кончика моего уха, вызвав во мне дрожь.

— Нам нужно услышать, как ты произносишь слова, моя королева.

— Да, — сказала я, прочищая горло. — Я уверена.

Он поцеловал чувствительное место под моим ухом, а его пальцы коснулись кожи у моего горла. Он расстегнул крючки, и тяжесть плаща спала.

— Мы можем прекратить это в любой момент.

— Знаю. — Прикосновение его пальцев к моим обнаженным плечам и скольжение под тонкими бретельками плаща вызвало толчок в моем теле.

Он обхватил пальцами бретельки.

— Ничего не произойдет — абсолютно ничего, в чем бы ты не хотела принять участие, — сказал он, целуя нижнюю часть моей челюсти. — Неважно, что ты думаешь, что мы можем хотеть или что ты чувствуешь от нас.

— Мы ничего не ожидаем, — сказал Киеран, его голос был близок.

— Знаю. — Мое сердце билось так быстро, что это было похоже на трепетание крыльев дикой птицы в полете. — С вами обоими я в безопасности.

— Всегда, — подтвердил Киеран.

Губы Кастила коснулись моего подбородка.

— И навечно.

В горле забушевал нелепый всплеск эмоций, и, заблокировав чувства, я поняла, что этот сладкий прилив принадлежит только мне. Слезы захлестнули мои глаза. Я любила их. Обоих. По-разному и по разным причинам, которые я не понимала, но действительно любила. И от этого знания я немного пошатнулась.

Руки Кастила опустились, и за ними последовал прохладный воздух, скользнувший по моей груди, животу и дальше, пока только лунный свет не залил мою кожу. Я задрожала, но не думала, что это связано с прохладным воздухом. Рот Кастила коснулся моего, и это был еще один сладкий и мягкий поцелуй.

Когда его рот покинул мой, он прошептал:

— Ты можешь открыть глаза, когда будешь готова.

Он отстранился, и дикий трепет в моей груди переместился в живот. Возникло желание прикрыться, но я сопротивлялась. Поскольку было неизвестно, как работает Присоединение, некая магия, не связанная с кровью или словами, я не хотела делать ничего, что могло бы привести к тому, что оно не сработает.

Я чувствовала их взгляды почти как физическую ласку, мягкую, теплую и… боготворящую.

В эти мгновения я не слышала ничего, кроме журчания близлежащей реки, а затем ночных птиц, взывающих друг к другу с деревьев над головой в хоре, который казался древним, первобытным, немного волшебным и всецело неистовым.

Мои глаза открылись.

Сначала я увидела Кастила, купающегося в серебристом лунном свете. Он действительно выглядел так, как, по моим представлениям, должен выглядеть бог. Яростная буря плоти и костей, все изысканные углы и линии. Его глаза окрасились в медово-золотистый цвет, и я почувствовала, как он проскользнул сквозь мои щиты. В горле появился сладкий вкус, напомнивший мне ягоды в шоколаде с нотками корицы. Меня переполняли его любовь и гордость, и я вновь ощутила бурю эмоций.

Затем я увидела Киерана, стоящего рядом с Кастилом, плечом к плечу. Какими они были до того, как я вошла в их жизнь. И какими всегда будут. Я вгляделась в гордые, нетронутые плоскости его лица и сильный изгиб широкой челюсти. Его кожа была завораживающего серебристо-коричневого цвета в лунном сиянии, и он напоминал мне какое-то потустороннее существо, которое я создала в своем воображении. Его глаза были голубыми, как зима, а за зрачками мерцал яркий отблеск эфира. Мои щиты снова опустились, и я почувствовала от него то же самое, что и раньше — сладкое и мягкое. Не так интенсивно, как от Кастила, но не менее значимо. Ничто в Киеране не было менее значимым.

Оба сбросили с себя одежду в те безмолвные мгновения, пока мои глаза были закрыты. Их тела свидетельствовали о годах тренировок и сражений в линиях мышц и отметинах на коже. Кастил носил больше напоминаний в виде бесчисленных шрамов, при виде которых у меня всегда щемило сердце, но и Киеран носил свою долю. Я не замечала их раньше: потускневшие следы когтей на его груди, давно зажившие проколы на талии. Киеран был стройнее, его тело было более сформированным, даже несмотря на то, что Кастил только начал набирать вес. Я подумала, не связано ли это с бегом, который он совершал в своей вольвеньей форме. Я чуть было не спросила, но остановила себя, прежде чем открыть рот.

Киеран наверняка оценит мою сдержанность.

Затем я посмотрела ниже. В глубине души я понимала, что это, вероятно, не самый лучший выбор. Не потому, что они этого не хотели, и, конечно, не потому, что я этого не хотела, а потому, что я рассматривала. Не то чтобы я не видела ни одного из них голым, но старалась вести себя прилично, когда дело касалось Киерана.

Сейчас я вела себя крайне неуместно, когда мой взгляд скользил по их бедрам, туда, где они оба были… ну, не менее скандальными, чем я.

Я знала, что Кастил доволен каждым дюймом моего тела — бедрами, которые некоторые могут счесть слишком полными, ляжками, которые могут быть слишком толстыми, животом, который слишком мягкий, и шрамами, которыми я отмечена. Но было очевидно, что ни один из них не находил то, что видел, неприятным. А может быть, это не имело никакого отношения к тому, что они видели или как я выглядела. Возможно, это было связано только с тем, что они чувствовали. То, что мы разделяли. В любом случае, они были…

Добрые боги.

— Всегда такая любопытная, — пробормотал Кастил.

Мой взгляд устремился вверх, лицо потеплело.

Одна сторона губ Кастила изогнулась вверх, и я увидела намек на ямочку, появившуюся на его правой щеке.

— Заткнись, — прохрипела я.

Он усмехнулся, но, когда его глаза снова коснулись моих, они задали невысказанный вопрос.

Я сглотнула, надеясь, что это успокоит мое сердце, как дуновение ветерка, пронесшегося по поляне. Этого не произошло, но мой голос прозвучал.

— Я готова.

Оба, казалось, сделали один и тот же вдох, а затем, вместе, подошли ко мне.

ГЛАВА 44

Мои ноги немного ослабли, когда по мне пронесся циклон ощущений, настолько быстрых и постоянно меняющихся, что я смогла разобраться лишь в некоторых из них. Нервозность разбилась о любопытство и уступила место неуверенности, которую затем захлестнула острая волна предвкушения, не имеющая никакого отношения к тому, что может или не может произойти. Это был весь ритуал. Весь акт соединения наших сущностей воедино. Будем ли мы чувствовать себя по-другому после этого? Изменится ли что-то, независимо от того, закончим ли мы обмен кровью или пойдем дальше?

С клинком в руке Кастил остановился передо мной на расстоянии волоска, а Киеран встал позади меня. Ни один из них не коснулся меня, но их близость уже согревала мою поцелованную ночью кожу.

Когда я стояла там, мне вспомнился Конец Спессы, в котором Киеран был рядом, когда Кастилу нужно было питаться. Это было очень похоже на то время.

Только мы все были обнажены, как в день своего рождения.

Если я думала, что будет легче не замечать нашу наготу, когда не будет видно всех непристойных мест, то я ошибалась. Теперь мне это казалось еще более очевидным.

Взгляд Кастила метнулся вверх и за мою спину. Он кивнул, и тут грудь Киерана коснулась моей. У меня перехватило дыхание от его прикосновения, от его кожи, которая всегда была горячей… от его внезапного прикосновения к моей пояснице, когда он выпрямился.

— Прости, — сказал Киеран грубым и густым голосом, который щекотал мое плечо. — Просто ты красивая, а я… — Он запнулся, и я никогда не слышала его таким раздраженным. — Я пытаюсь вести себя… подобающим образом.

— Все в порядке, — сказала я ему, сглатывая, чтобы унять сухость в горле, и убеждаясь, что мои чувства заперты. Последнее, что мне было нужно, это соединиться с тем, что Киеран, возможно, чувствует. Это не помогло бы никому вести себя прилично. — Твоя… физическая реакция вполне естественна, — добавила я, чувствуя, как пылает мое лицо.

Точно так же, как естественной реакцией было дрожащее осознание Киерана, сосредоточенное на каждой части наших тел, которые соприкасались.

Ухмылка Кастила распространилась до тех пор, пока не стала заметна раздражающая ямочка на его левой щеке, а его взгляд стал откровенно злым.

Мы с Киераном пытались вести себя подобающим образом. Очевидно, Кастил этого не делал. Он прикусил нижнюю губу, обнажив клыки.

То, что он не вел себя подобающим образом, не стало для нас потрясением.

Нисколько.

Киеран тяжело вздохнул.

— Никакой помощи, парень.

Смеясь под нос, Кастил нашел и задержал взгляд на мне.

— Сначала выпьешь ты, — напомнил он мне мягким голосом. Его взгляд не отрывался от меня. — Сначала из моей груди, а потом из горла Киерана. После тебя мы будем пить друг из друга. Затем мы оба будем пить из твоего горла. Мы должны будем находиться в постоянном контакте друг с другом, когда ты начнешь пить, и потом на протяжении всего процесса.

Чувствуя, что мои щеки разгорелись еще больше, я кивнула, не давая своему воображению разгуляться. Он все объяснил. Поскольку вольвен не мог впитывать кровь, как атлантиец, для вытягивания сущности из атлантийца использовался клинок, а метка делалась возле сердца в центре груди, примерно там, где я чувствовала, как в моей груди беспокойно пульсирует эфир. Из горла вольвена брали кровь, потому что он был своего рода проводником, мостом, призванным связать жизнь атлантийца с его напарником. Но в нашем случае, чтобы связать его с нашими… его с моей. Затем кровь брали одновременно у самого сильного — у того, кто держал в себе обе жизненные силы.

У меня.

Взгляд Кастила все еще был прикован к моему, он провел пальцами по изгибу моей щеки.

— Ты должна произнести слова, которые я тебе сказал, — тихо проинструктировал он.

Я сделала неглубокий вдох, вспоминая их и то, что нужно делать.

— Вступаешь ли ты, Кастил Да'Нир, в это Присоединение свободно и по собственной, только собственной воле? — спросила я, поднимая левую руку. Она слегка дрожала.

— Я вступаю в это Присоединение свободно и только по своей воле, — сказал он, взяв мою левую руку в свою.

Ночные птицы замолчали.

Я подняла правую руку.

— Вступаешь ли ты, Киеран Конту, в это Присоединение свободно и по собственной, только собственной воле?

— Я вступаю в это Присоединение свободно и только по своей воле. — Теплая правая рука Киерана обхватила мою, и он поднес наши соединенные руки к центру моей груди, где когда-то покоилось кольцо Кастила между моих грудей.

Воздух вокруг нас затих.

И когда нужно было произнести последние слова… их было всего несколько, но казалось, что царство их слышит, Первобытная сущность затрепетала еще больше, словно просыпаясь и прислушиваясь.

— Я люблю тебя, Пенеллаф Да'Нир, — прошептал Кастил, наклонив голову, чтобы провести губами по моим губам. — С этого момента и до твоего последнего мгновения.

Я вздрогнула от его слов. В них не было ничего общего с Присоединением. Они были просто напоминанием.

— Я люблю тебя, Кастил Да'Нир, — тихо прошептала я. — С этого момента и до нашего последнего мгновения.

Та же дрожь пробежала по его телу, когда он поднял клинок. Не отводя взгляда, не дрогнув, он провел острием по груди, рассекая кожу. Кровь тут же хлынула струйками. Кастил отбросил клинок в сторону и шагнул ко мне. Прикосновение его тела к моему, когда Киеран так крепко стоял позади меня, а Кастил упирался мне в живот, стало еще одним ошеломляющим, резким толчком в моей душе.

Сердце снова заколотилось, забилось так быстро, что я удивилась, как оно может поддерживать такую скорость, когда Кастил положил свою правую руку на Киерана. Мог ли Киеран почувствовать его под нашими руками? Слышал ли Кастил, как оно бьется?

Левая рука Киерана легла на шею Кастила, и затем мы все трое соединились.

Они ждали меня, и им не пришлось ждать слишком долго. Я потянулась вверх, мой пульс учащенно бился, когда их тела, казалось, прилегали к моему так, что казалось, будто они поддерживают меня, становясь двумя опорными столбами. Ирония судьбы заключалась в том, что именно мне предстояло стать тем, кто будет их поддерживать.

Мой рот коснулся груди Кастила, и он сделал небольшой толчок, который я почувствовала всем телом. Мои губы покалывало от первого прикосновения. Я закрыла рот над раной, втягивая в себя его кровь.

Казалось, что прошла целая вечность с тех пор, как я пробовала его на вкус. Мои воспоминания не оправдали его надежд. Его кровь на вкус напоминала цитрусовые на снегу. Я пила, присасываясь к его коже, втягивая в себя его сущность.

Сквозь него прорывался стон Кастила, вибрируя на моей груди и переходя к Киерану. Я почувствовала, как его голова откинулась назад. Вкус его… его сущности… был пробуждением, ни с чем не сравнимым приступом свободного падения. Его кровь была теплой и густой, согревая мою и без того разгоряченную кожу. В глубине своего сознания я поняла, что даже не подумала о воздействии крови Кастила. Возможно, это было к лучшему, что я не задумывалась об этом до сих пор, пока его кровь не зажгла каждую клеточку моего тела, а эфир в моей груди не начал пульсировать.

— Поппи, — застонал Кастил, его подбородок коснулся моей макушки. — Достаточно.

Я слышала его, но продолжала брать и брать, пока это скрытое от посторонних глаз место во мне, холодная часть, не начала согреваться…

— Если ты не остановишься, — сказал Кастил, его тело прижалось к моему, — это закончится прямо здесь и закончится совсем другим присоединением.

Эти слова дошли до меня. Покраснев от чувственного предупреждения, я оторвала свой рот от его груди и встретилась с ним взглядом.

Глядя на него, на суровую потребность, запечатленную в каждой черточке его лица, я не могла сосредоточить свои мысли на поставленной цели. Опустив взгляд, я провела языком по нижней губе, поймав последнюю каплю крови, собравшуюся там.

Кастил снова застонал, его рука крепче сжала мою.

— Веди себя хорошо, — грубо приказал он. — Или ты заставишь Киерана покраснеть.

— Да, — прозвучал не очень сухой ответ. — Именно это и произойдет.

У меня было ощущение, что краснею только я одна, когда немного сдвинулась с места, чтобы Киеран смог дотянуться до Кастила. Из-за такого положения его части соприкасались с моими и, когда его рот сменился моим, я отчаянно пыталась не обращать на это внимания.

Кастил снова дернулся, и его горящие золотые глаза впились в мои. Я едва могла дышать, пока Киеран пил из него, а Кастил наблюдал за мной, его грудь начала подниматься и опускаться все быстрее. Сначала я забеспокоилась, что он не готов расстаться с таким количеством крови, но когда достаточно приоткрыла свои чувства, то сразу поняла, что это не так.

Его похоть была подобна вихрю, и даже малая толика ее была непосильной ношей. Его губы изогнулись, обнажив клыки, пока Киеран пил из него. Ноющая пульсация прошла по моей груди и сосредоточилась между бедер. Ноздри Кастила раздувались, и он зарычал,низко и жарко.

У меня немного закружилась голова, когда Киеран остановился, и они осторожно повернули меня так, чтобы Кастил оказался у меня за спиной. Мои губы все еще покалывало, как и горло, и я почувствовала, как это ощущение начало распространяться по мне, когда я медленно подняла взгляд на Киерана.

Его взгляд поймал мой. Мое сердце неуверенно забилось при виде полосок эфира в его глазах. Он повернул голову в сторону, обнажив горло. Кастил наклонился надо мной, чтобы достать до Киерана, не оставляя между нами абсолютно никакого пространства. Казалось, все нервные окончания разом заискрились от того, что они прижались так неподобающе близко. Они должны были почувствовать, как заколотилось мое сердце, когда Кастил нанес удар, вонзив клыки в горло Киерана. Они должны были почувствовать неприличную дрожь, охватившую меня при виде того, как Кастил кусает Киерана.

Взяв его кровь.

Я не могла даже моргнуть.

Я едва могла дышать, наблюдая, как горло Кастила работает над каждым глотательным движением. Когда напряженность исчезла с лица Киерана, и его губы разошлись. Толстый, твердый член Кастила упирался в мою поясницу.

Я недоумевала, как кто-то может остаться равнодушным к этому.

Кастил поднял голову, и до меня донесся аромат крови Киерана. В груди бешено крутился эфир, а хватка Кастила оставалась крепкой. Я снова потянулась вверх, наши с Киераном руки оказались между нашими телами, и тут мои мысли рассеялись: на его груди лежала тонкая пыль мягких волос, которых раньше, я бы поклялась, там не было. Его кожа… она казалась еще горячее, еще тверже. Может быть, даже немного тоньше. Я покачнулась. Не знаю, почему. Я не чувствовала слабости, но была шаткой, словно стрела, выпущенная без раздумий и цели.

Я задрожала, когда мой рот сомкнулся на горле Киерана. Его кровь, дикая и лесная, удивительно дополняла вкус крови Кастила, и эта мысль вызвала у меня приглушенное хихиканье. Обе их руки крепко сжали мои. Возможно, они думали, что я схожу с ума, но я не контролировала свой разум.

Это было мое тело, когда я пила из Киерана. Ощущение его груди, прижимающейся к моей с глубокими, быстрыми вдохами. Его тяжесть, когда я втягивала в себя его сущность. Горячий, твердый напор Кастила у меня за спиной, его дыхание на моем плече. Его рот там. Его клыки были там, когда я пила… не пронзая мою кожу, только там. Я вздрогнула. Мой контроль над своими способностями ослаб. Богатый вкус крови, землистый и благородный, потерялся в клубах дымной пряности, собирающейся в моем горле. Я понятия не имела, от кого из них это исходило, или от обоих. А может, от меня.

Ночь, казалось, все еще прислушивалась, когда Кастил сумел остановить меня, обнажив клыки. Внутри не осталось ни одной холодной частички, хотя я задрожала, когда кто-то снова развернул меня к Кастилу.

Он прижался своим лбом к моему.

— Ты в порядке? — спросил он, его голос был неровным и бездыханным.

Я кивнула, уловив запах крови Киерана в его дыхании.

— Мне нужно услышать, как ты это скажешь, — сказал Киеран, и его голос звучал так же грубо, как и голос Кастила.

— Да, — прошептала я, мою кожу покалывало от жара крови Кастила и Киерана, мое тело пульсировало от их тепла. — Я в порядке.

— Мне придется укусить тебя дважды, — сказал Кастил, и я вспомнила. Пальцы моих ног начали выгибаться на влажной, прохладной траве. — Это будет… напряженно.

Рука Киерана, все еще обхватившая мою и прижатая к груди, напряглась.

Кастил быстро поцеловал меня, а затем подождал, пока я дам ему разрешение, как будто у него его еще не было. Закрыв глаза, я прижалась затылком к груди Киерана, открыв Кастилу свое горло.

На мгновение никто из нас не пошевелился, и ожидание стало почти слишком тягостным.

А затем Кастил нанес быстрый удар. Я дернулась от укола его клыков, застигнутая врасплох, как бы я этого ни ожидала. Хотела этого. К этому нельзя было подготовиться. Смесь всепоглощающего удовольствия и жгучей боли была поразительной. Но он не пил. Его голова поднялась, и он снова укусил, вонзив клыки в другую сторону моего горла. Все мое тело выгнулось дугой, прижимаясь к ним обоим, глаза широко раскрылись, когда Кастил вцепился в левую сторону моего горла.

Киеран сделал то же самое, закрыв рот на правой стороне.

На этот раз я вскрикнула, но не от боли, а от двойной интенсивности их ртов, движущихся к моему горлу. Это было слишком сильно. Мои руки дернулись против моей воли, но они держали их, не давая нам отстраниться друг от друга. Буйство ощущений обрушилось на меня, как проливной дождь. Каждая часть моего тела напряглась почти до боли. Рев крови в моих ушах утих, и единственное, что я слышала, были они… их грубые, нуждающиеся звуки, когда они пили.

Мои глаза оставались широко раскрытыми, устремленными на небо и звезды, которые, казалось, кружились в ночи, становясь все ярче и ярче.

И я тоже.

Из центра моей груди поднималась серебристая тень, которая окутывала Кастила и Киерана, образуя потрескивающие струны света, которые извивались и закручивались вокруг наших тел.

Только их рты, их языки двигались у моего горла, и я не была уверена, могли ли они видеть то, что делала я — соединение наших сущностей. Мне казалось, они даже не осознавали, что берут и берут, и серебристые нити горели все ярче. Так много тепла прижималось к моей спине и переду, оно пылало внутри меня, заполняя горло, грудь и скапливаясь в моей сердцевине. Контроль над моими способностями стал ослабевать, и то, что они чувствовали, присоединилось к потоку ливня, увлекая меня за собой.

Двигались не только их рты. Двигалась я. Мои бедра. Мое тело. Я извивалась между ними, к их приглушенным звукам присоединялись более тихие, когда кончики моих грудей касались груди Кастила, а изгиб моей спины — бедер Киерана. Мои ноги заскользили по траве, и грубое, твердое бедро вклинилось между моими. Перемена положения была поразительной. Я почувствовала, как Киеран прижимается ко мне, туда, где несколько дней назад Кастил шокирующе, порочно прикасался ко мне. Я задрожала от его прикосновения и от ощущения сильного бедра, прижатого к ноющей, набухшей плоти между моими.

Ни одна мысль не руководила моими действиями. Ни намека на стыд. Только инстинкт, пока нити продолжали обвиваться вокруг нас троих. Я скакала на бедре, сжимая их руки все крепче и крепче. Всего было слишком и в то же время недостаточно. Я застонала, когда их губы переместились на кожу моего горла. Желание сжималось и разжималось, а я стиснула свои бедра вокруг того, кто был между моих ног…

Я задыхалась, когда один из них или оба подняли меня так, что пальцы моих ног едва касались земли. Внезапно я ощутила не только бедро, на котором качалась, но и горячую длину члена, по которому скользила и терлась. Постепенно я осознала, что губы все еще находятся у моего горла, хотя я все еще ощущала их притяжение и там, в глубине себя.

Открыв глаза, я увидела, что вокруг нас все еще колышутся потрескивающие нити сущности.

Груди Кастила и Киерана вздымались в неглубоких толчках. В остальном они были неподвижны, хотя я чувствовала их потребность. Тяжелая пряность окутала мою кожу, и моя кровь окрасилась ею. Это было почти больно, сочетание всего этого, и все же ни один из них не двигался. Они были неподвижны, даже когда я качалась на бедре, на члене, становясь все более влажной, зная, что они видят серебристый кокон, образовавшийся вокруг нас, зная, что они смотрят на меня, на мою грудь, на мои бедра, на мое лицо, когда грудь Киерана обхватила мою голову, а мои глаза встретились с золотыми. Они смотрели так же жадно, как я, когда они питались друг другом, и новая скрытая часть меня, которую я недавно открыла для себя, наслаждалась этим — чувственностью, свободой и первобытной силой.

Они просто держали меня, их руки крепко сжимали мои, пока я скакала по влажному бедру и эрекции. Они не делали никаких движений, потому что мы… мы пришли к этому. К острой как лезвие точке. Линии. Краю. Мы были там, и я танцевала вдоль него. Они оставались там со мной, сердца бились в такт, и я знала, что можно было бы легко отступить от этого, положить конец. Я знала, что они останутся такими, какие они есть, позволяя мне бесстыдно искать удовольствие, к которому я была так близка. Я знала, что они последуют моему примеру, куда бы он их ни привел.

Они ждали.

Гудящие нити сущности, щелкающие и потрескивающие вокруг нас, ждали, а золотистые глаза смотрели на меня. Моя беспрестанная возня утихла, и я поняла, что мы были дико танцующими искрами, живыми и находящимися на грани воспламенения, пока не стали ничем иным, как плотью и огнем.

И я хотела быть огнем.

Я хотела гореть.

— Да, — прошептала я, и нити затрепетали.

Кастил задрожал. Они оба. И ни один из них не двигался в течение долгого мгновения. Затем Кас поднес наши соединенные руки ко рту и поцеловал в макушку. Моя правая рука тоже была поднята, Киеран сделал то же самое. Я задрожала.

— Чертовски недостоин тебя, — прорычал Кастил, и, прежде чем я успела сказать ему что-то другое, его рот прильнул к моему.

О, боги.

Этот поцелуй не был похож ни на что, что я когда-либо испытывала раньше. Я почувствовала вкус своей крови на его губах. Я чувствовала вкус Киерана, когда его язык проникал в мой рот. Он пил из меня, как пил из моей шеи, когда грубая ладонь провела по изгибу моего бедра, а затем по талии. Мои руки все еще были в их руках, и я не знала, чья рука прикасалась ко мне, но нити все еще были там. Я слышала, как они шипят и вращаются, когда ладонь прошлась по моему животу и сомкнулась на ноющей груди. Я застонала в рот Кастила. Его губы поймали мой крик, а пальцы нашли покалывающую вершину другой груди. Рот Кастила покинул мой только тогда, когда я подумала, что точно потеряю сознание, и его рот прочертил дорожку по моему горлу, мимо следов укусов и еще ниже. Его язык ласкал мою грудь, перебирая пальцы. Мой стон затерялся в стоне, который я почувствовала на своей спине.

Их руки отстранились от моих, а нити так и остались, мерцая в пространстве вокруг нас, между нами и внутри нас. Я провела рукой по шее Кастила. Я обвила руку Киерана, впиваясь пальцами в кожу его бицепсов. Кастил втянул в рот чувствительный узелок пика плоти и палец, который терзал ту же кожу. Он глубоко и сильно засосал, вырвав из меня сдавленный вздох.

— Ублюдок, — прохрипел Киеран.

Смех Кастила перешел в рычание, когда мое тело снова выгнулось дугой. На мое бедро легла рука, побуждая меня двигаться. Я задыхалась от волос, дразнящих напряженную плоть, от неистового скольжения по разгоряченной эрекции. Пальцы коснулись моего живота, танцуя ниже и ниже пупка. У меня перехватило дыхание, когда шершавая подушечка пальца провела по пучку нервов на вершине бедер. Пальцы заиграли, когда рот Кастила переместился к другой моей груди.

— Не хочу, чтобы ей было одиноко, — сказал он, нащупывая плоть и поднося ее ко рту.

Рука Киерана оставалась на другой, влажной от ласк Кастила, и я не знала, чья рука была на моем бедре, чей палец дразнил, чей…

Я вскрикнула, когда палец скользнул по нарастающему жару, а затем внутрь меня. Мое тело горело, когда палец двигался в унисон со ртом у моей груди, и с каждым движением он погружался в меня. Мои пальцы сжались вокруг руки Кастила. Мои ногти впились в руку Киерана.

— О, боги, — задыхалась я.

— Ты собираешься начать молиться? — спросил Киеран, его дыхание обжигало следы укусов на моей шее, посылая сквозь меня пульсацию.

— Может быть, — призналась я, и палец погрузился быстрее, глубже.

Кастил засмеялся, поднимая голову. Его язык прошелся по моим губам.

— О чем бы ты молилась? — спросил Киеран, прижавшись своей щекой к моей.

— Что…? — Кастил украл мои слова, покрывая поцелуями мои губы. — Что?

— Он спросил, о чем бы ты молилась, — сказал Кастил, и к пальцу внутри меня присоединился второй. — Думаю, я знаю.

Усмешка Киерана была темной и чувственной. Он провел зубами по моему уху.

— Наверняка знаешь, но я хочу услышать, как она это скажет.

— Не могу поверить, что ты задаешь вопросы. — Я застонала, когда пальцы потянулись к моему соску, а потом погрузились глубже. — Ты, как никто другой.

— Это единственный раз, когда у кого-то еще есть шанс задать вопрос, — ответил Киеран, и я почувствовала неожиданно резкий укус в плечо, который, как я была уверена, принадлежал ему. — О чем бы ты молилась?

— О чем-то, что могло бы доставить тебе больше удовольствия, чем палец? — Рот Кастила прильнул к моему. — Или двух? Или тебе нужен язык между твоих красивых бедер?

Теперь моя кровь пылала.

Горячее лизание успокоило боль в плече. Возможно, это был Киеран у моего плеча. Возможно, это он был у моего рта. Когда я открыла глаза, ни на моем плече, ни во рту его не было. Я начала опускать глаза, но тут рядом оказался Кастил, его пальцы обвились вокруг моего подбородка, притягивая мой рот к своему.

Его пальцы обхватили мой зад, направляя меня дальше на это бедро, на этот член. Они оба вздрогнули.

— Или ты будешь молиться, чтобы кончить? — прошептал мне на ухо знойный голос.

— Я думаю, это определенно оно.

— Не думаю, что вы оба мне так уж сильно нравитесь в данный момент, — сказала я.

— Ты ужасная лгунья, Мейа Лисса, — передразнил Киеран. — Я знаю, что это неправда. Я почти чувствую, как сильно мы тебе сейчас нравимся.

— Это твое раздутое эго, — ответила я. Прежде чем мне удалось сказать что-то еще, кто-то наклонил мою голову назад, и мой рот оказался в еще одном глубоком поцелуе.

— Я думаю, он просто хочет услышать, как ты произносишь неподобающее слово, — посоветовал Кастил, и в этот момент его рот точно был на моем. — Член. Возбужденный. Кончить. Ты украсишь его ночь.

Я думаю, что это ты хочешь услышать, — сказала я, глубоко вдыхая, когда его губы покинули мои.

— Это не было бы ложью, — подтвердил он, усмехаясь. — Скажи нам, чего ты хочешь, моя королева.

Все остановилось. Пальцы. Поцелуи. Руки. Мои бедра. Я издала очень взрослый возглас разочарования.

— Чего ты хочешь? — спросил Киеран.

Мои ногти еще сильнее впились в его кожу, вызвав смех.

— Я… я хочу кончить, — огрызнулась я. — Вот. Довольны?

— Чертовски рад, — сказал Кастил.

— И даже больше, — добавил Киеран.

Мою голову снова наклонили, и в рот проник язык. Я даже не поняла, что меня опускают, пока мои колени не коснулись влажной травы. Я открыла глаза, когда мой рот освободился, а нити… они все еще были вокруг нас, настолько ослепительные в своей яркости, что теперь мы были не более чем тенями.

И все было жадным. Руки. Рты. Языки. Зубы. Клыки. Мы были так жадны, и этот огонь в моей крови наконец разгорелся. Я была огнем, который перекинулся на них и запылал.

Я понятия не имела, чьи руки обхватили мои бедра или чей рот опустился на мой, я знала только, что меня прижали к груди, а другой прижался к моей спине. Я знала только, что на моем рту был чей-то рот, уловив мой почти крик облегчения, когда я почувствовала, как густой, твердый жар пронзил меня так же быстро, как ранее клыки Каса. Я лишь знала, что мою ладонь поднесли к другому жесткому члену, присоединив к уже имеющейся руке. То, о чем я просила, нашло меня быстро, обрушиваясь волна за волной. Резкий рык на моей шее, то, как эти руки вцепились в меня, удерживая на месте, сказали мне, что я нашла освобождение не одна. Я также не была одинока, когда оказалась на боку, и мой рот захватил тот, кто держал меня сзади, удерживая мою ногу, перекинутую через его бедро, в то время как тот, кто прижимался к моей груди, брал меня настойчиво, безжалостно, и я снова упала за эту грань. Я могла бы иметь их обоих внутри себя сегодня ночью, не сразу, а в разное время. Это мог быть только один из них, который двигался во мне, но я знала, кто перевернул меня на спину, на чьих коленях я лежала, когда темная головка и злой рот оказались между моих бедер, облизывая и мучая, пробуя и дразня, пока я не распалась на части. Пока я не почувствовала горячие брызги на своей пояснице, освобождение, вызванное моими бешеными движениями, когда меня пожирали.

— Медовая роса, — пробормотал Кастил, поднимая голову, когда я полностью обмякла.

Я даже не помню, как оказалась в объятиях Кастила и как мы втроем оказались спутанными, вялыми и обессиленными под мерцающими нитями. Но мы оставались там, пока те нити не исчезли вокруг нас и не проникли в нашу плоть, соединенные нашими сущностями, нашими дыханиями и нашими телами — с этого момента и до наших последних вздохов.

ГЛАВА 45

Наша кожа медленно остывала, пока мы лежали на травянистом берегу реки, наши тела купались в лунном свете. Мы все еще были прижаты друг к другу, ноги и руки переплетены, и меня, как всегда, тянуло к Кастилу. Моя щека лежала на его груди, а щека Киерана — на его плече.

Сердцем и грудью, где тихонько гудел эфир, я знала, что Присоединение сработало. Вот чем были все эти серебристые, сверкающие нити, соединяющие нас вместе отныне и до конца.

Никто из нас не разговаривал, пока птицы тихонько трещали друг с другом высоко над нами в зарослях глициний. Это была не неловкая тишина, а скорее комфортная, удовлетворенная тишина, когда сердце Кастила стабильно билось под моей щекой, а сердце Киерана — в верхней части спины.

И пока я лежала, окруженная их теплом, с каждым вдохом вдыхая их земные и сочные ароматы, я искала хоть намек на стыд или сожаление о том, что именно я привела нас троих к этой черте, а затем танцевала прямо над ней, позволяя Присоединению стать чем-то бесконечно большим. В те спокойные, тихие моменты, когда я начала понимать, что наши сердца бьются в тандеме, а дыхание совпадает по ритму, не было ни капли стыда. Ни от одного из них не исходило ни сожаления, ни растерянности. Я ощущала лишь мягкость и воздушность.

Покой.

Я чувствовала их покой.

И свой.

И я не знала, должна ли я чувствовать конфликт из-за того, что мы разделили… на самом деле, я чувствовала. Тогда меня поразило, что я не должна была ничего чувствовать. Не имело значения, что бы я думала или чувствовала год назад. Все, что имело значение, это то, что я чувствовала сейчас. То, что чувствовали мы. И это было что-то хорошее. Правильное. Спокойное.

Прекрасное.

Кастил слегка подвинулся, повернув голову ко мне. На моих губах заиграла улыбка, когда я почувствовала, как его рот коснулся макушки моей головы. Его одна рука была переплетена с моей и лежала чуть ниже его груди. Глупая маленькая часть меня даже хотела, чтобы мы остались здесь, на берегу реки, под глициниями, оставаясь в этом кусочке королевства, который мы каким-то образом вырезали для себя и который теперь принадлежал нам.

Но мы не могли. Мир ждал всего в нескольких футах от нас, и там ждало все то, о чем я не позволяла себе думать раньше.

Киеран пошевелился, убирая руку из-под Кастила и меня, и тут я вспомнила. Я обернулась.

— Метка на твоей руке?

Сделав паузу, Киеран поднял левую руку.

— Она исчезла, — прошептал он, переворачивая руку, когда в моем горле собралось пузырчатое, сахарное удивление.

Когда я смотрела на его неповрежденную кожу, меня охватило чувство облегчения.

— Как думаешь, это значит, что Присоединение сняло проклятие?

— Я не знаю, — сказал Кастил, его голос был густым. — Не думаю, что мы узнаем, пока Избет не попытается расторгнуть сделку и не откажется снять проклятие.

— А это значит, что нам все еще нужно привезти ей Малека. — Я перевела взгляд на Киерана.

Он кивнул.

— Я знаю, что ты не хочешь ждать и смотреть, — сказал он, и он был прав. — Но я думаю, это значит, что мы должны продолжать, как запланировали.

— Просто чтобы убедиться. — Я прикусила нижнюю губу, откинув голову на грудь Кастила. Я знала, что Присоединение сработало. Мы все видели серебряные нити. Метка на коже Киерана исчезла, но никто не знал, может ли Присоединение противостоять силе Первородного проклятия. — Кто-нибудь из вас чувствует себя по-другому?

Кастил прочистил горло.

— Я почувствовал… покалывание.

Мои брови сошлись.

— Не уверена, серьезный ли это ответ или ты просто ведешь себя неприлично.

— Когда я не вел себя непристойно? — с усмешкой спросил Кастил.

— Это хорошая мысль, — сказал Киеран, положив руку мне на плечо. — Но я думаю, что это тот редкий случай, когда он был лишь слегка неприличен. Потому что я знаю, о чем он говорит. Я тоже чувствовал… покалывание. По всему телу.

— Когда вокруг нас обвились нити, — добавил Кастил, повернув голову к моей. — Я чувствовал это внутри себя. Тепло. — Он сделал паузу. — Покалывание.

Я усмехнулась.

— А как сейчас?

— Нормально, — ответил Киеран.

Большой палец Кастила прошелся по верхней части моей руки.

— Неприлично.

— Значит, ничем не отличается? — предположила я.

— Нет.

Рука Киерана соскользнула с моего плеча, когда он сел еще выше, остановившись, чтобы поцеловать то место, где была его рука, прежде чем подняться. Сладость этого действия затронула мое сердце. Я приподняла щеку, чтобы увидеть, как он идет к реке.

— Что он делает?

Рука Кастила поднялась и обвилась вокруг моих плеч, восполняя недостаток тепла, который я ощущала из-за отсутствия Киерана.

— Думаю, он собирается искупаться.

Мои глаза расширились, когда Киеран сделал именно это. Пошел прямо в бурлящую воду и нырнул под нее, всплыв через несколько секунд.

— Эта вода должна быть такой холодной.

— Все не так уж плохо. — Киеран посмотрел через плечо на нас, глядя, как сверкающая вода стекает по его шее и спине. — Вам двоим стоит попробовать.

Я покачала головой.

— Спасибо, но мне не нужно, чтобы все мои забавные частички замерзли, — ответил Кастил, проводя маленькие круги по моему плечу и верхней части руки.

— Трусы, — поддразнил Киеран, отплывая подальше.

Кастил хихикнул.

— Поппи расстроится, если ее любимая часть меня пострадает.

Я закатила глаза, когда Киеран рассмеялся.

— Ты нелеп, — пробормотала я.

— Но ты любишь меня. — Кастил перекатился, перекладывая меня на спину, когда половина его тела опустилась на мое. — И особенно все мои нелепости.

Я положила руку на центр его груди.

— Люблю.

На его правой щеке появилась ямочка, когда он поймал прядь моих волос и откинул их с лица.

— Как ты себя чувствуешь? И я не спрашиваю, чувствуешь ли ты покалывание внутри.

— Я чувствую себя… нормально. — Я потянулась вверх, зарываясь пальцами в мягкие пряди его волос.

— Не помешало бы немного больше деталей, моя королева. Что для тебя значит «нормально»?

— Это значит, что я чувствую себя хорошо. Не сожалею. — Я провела пальцами по его лицу до небольшой вмятины на правой щеке. — Я не чувствую стыда. Я чувствую облегчение, что мы совершили Присоединение. Я молюсь, чтобы это сработало, и я… я наслаждалась всем этим.

Глаза Кастила пристально смотрели в мои.

— Я чертовски рад это слышать.

— Ты думал, что я пожалею об этом?

— Не думал, что пожалеешь… по крайней мере, надеялся, что нет, — сказал он мне, его голос был тихим, когда он проследил за линией моей челюсти. — Думать о чем-то, а потом делать это, и чувствовать потом — это три совершенно разные вещи.

Он был прав.

— А ты?

— Что я чувствую по поводу всего этого? — Опустив голову, он поцеловал переносицу. — Ты спрашиваешь, когда уже знаешь ответ?

Я сжала губы.

Кастил усмехнулся.

— Я чувствую себя польщенным, Мейа Лисса. Смиренным. — Его губы коснулись уголка моих. — В восторге. Облегчение. Избранным. Да, я чувствую себя избранным. Любимым. — Он прикусил мою нижнюю губу, посылая в меня поток тепла. — Заинтригованным. — Подняв голову, я увидела, что появилась вторая ямочка. — Но вернемся к той волнующей части. — Он провел рукой вниз по моей руке, касаясь кончиками пальцев изгиба моей груди. — Ты чувствуешь это?

— Я всегда это чувствую, когда дело касается тебя.

— Я знал это, — пробормотал он, целуя меня еще раз. Этот поцелуй был более долгим, глубоким и томным. — Я думаю о том, чтобы искусить судьбу, заморозив свои интересные частички, и присоединиться к Киерану. Пойдем?

Я покачала головой.

— Думаю, я останусь здесь.

— Ты уверена?

— Да. — Когда он заколебался, я слегка подтолкнула его. — Иди.

Опустив голову, я открылась ему навстречу и настолько потерялась в его прощальном поцелуе, что окунуться в холодную воду показалось мне не такой уж плохой идеей. Кастил поднялся, остановился, чтобы подобрать один из брошенных плащей. Он опустился на колени, жестом велев мне сесть. Он накинул плащ мне на плечи и затянул его половинки вокруг меня.

— Кстати, — сказал он, положив пальцы мне на подбородок, — ты прекрасна в таком виде, закутанная в плащ. Ты так же прекрасна, как и тогда, когда облачена в тонкие шелка, одета в бриджи и тунику. А сегодня, когда ты двигалась между нами? Когда ты открылась нам? — сказал он, и у меня перехватило дыхание, — И твоя сущность выплеснулась из тебя, окружая нас? Вошла в нас? Вошла в меня? Я почувствовал себя достойным такого прекрасного дара, как ты.

На моих глазах выступили слезы, когда он нежно меня поцеловал. Я не могла говорить, когда он выпрямился, и смотрела, как он входит в реку, присоединяясь к Киерану. Моргая от сырости, я обхватила пальцами края плаща и поднесла его к подбородку. Я смотрела на Кастила и Киерана, стоящих по пояс в воде, и надеялась, что оба они знают, насколько они достойны.

Как мне повезло.

И когда я натянула плащ потуже, отчаянно игнорируя пустоту, медленно возвращающуюся, как незваный гость, я молилась богам, которые спали, чтобы я была достойна их.

***

Я проснулась на рассвете следующего дня, крепко обнимая Кастила. Прошло совсем немного времени, прежде чем он перевернул меня на спину, и мы медленно сблизились, целуясь и исследуя друг друга, как будто у нас было все время мира.

Но это было не так.

Часы отсчитывали минуты и секунды, но пока прохладные серые лучи рассвета просачивались в комнату, мы глубоко переживали каждый удар сердца.

— Когда ты поговоришь с отцом? — спросила я, сидя на кровати с закрытыми глазами, пока Кастил проводил расческой по моим волосам.

— Скоро, — ответил он.

Я изогнула бровь.

— Мы отправляемся в Костяной храм через несколько часов, так что я надеюсь, что скоро — это действительно скоро.

— Так и будет. — Он осторожно провел расческой по спутанным волосам. — Как вообще у тебя волосы так спутались от того, что ты прошла всего несколько шагов?

Я фыркнула.

— Этот вопрос я задавала тысячу раз.

Его смех был мягким и приятным, поэтому я улыбнулась, любя этот звук так же сильно, как и его. Он замолчал, когда ему удалось распутать волосы, а затем перешел к другому участку.

— Мой отец не будет доволен тем, что мы решили.

Нет, он не будет доволен.

После возвращения с берегов реки Рейн мы провели большую часть вчерашнего утра в постели, спали… и определенно не спали. Затем нам наконец удалось сделать ответственное дело и встретиться с генералами, чтобы более подробно обсудить наши планы. Мы с Кастилом решили некоторые вещи, которые должны были стать достоянием общественности.

Никто из нас не знал, что на самом деле планирует Избет и на что она способна в качестве демиса, а поскольку до завершения Выбраковки оставались дни, а может, и недели, я, как бы ни хотелось признать Кастилу, не могла действовать безошибочно. Я могла быть тяжело ранена… или даже хуже. Что также означало, что Кастил и Киеран…

От одной мысли об этом мне хотелось рвать и метать, но это была реальность. И потому это также означало, что лидерство должно быть на месте. К счастью, оно уже было.

Вонетта была регентом Короны.

В случае, если ни Кастил, ни я не сможем править, на трон взойдет Вонетта. Для этого ей нужно было быть здоровой и целой. Итак, мы с Кастилом… утвердили свою власть и приказали Вонетте оставаться в Падонии с приличным войском, насчитывающим около пятидесяти тысяч солдат. Конечно, она не была рада услышать это, но, когда до нее дошло, что это значит, ей показалось, что ей нужно присесть.

Не шок от осознания того, что она будет править Атлантией, заставил ее сделать несколько коротких вдохов. Это было осознание того, что должно произойти, чтобы это случилось.

И Кастил, как сказал Киеран, когда мы говорили с ним о том, что решили, снова перейдет на сторону отца.

— Готово. — Кастил перекинул тяжелые волосы через мое плечо, наклонился и поцеловал в шею.

— Спасибо.

— Не за что. — Он поднялся с кровати с такой грацией, которой мне никогда не овладеть, возможно, даже будучи Первородной.

Мой взгляд блуждал по четким линиям его груди и живота, пока он натягивал черную тунику, которую носил под доспехами, и я с облегчением увидела, что он еще больше подтянулся. Я полагала, что через день или около того он вернется к своему нормальному весу. То, что моя кровь могла сделать для него, было настоящим чудом.

Он вернулся к тому месту, где я сидела, чтобы надеть сапоги.

— Я собираюсь поговорить с ним сейчас.

— Хочешь, чтобы я была с тобой? — спросила я.

Кастил покачал головой.

— Наверное, будет лучше, если тебя не будет. — Он посмотрел на меня, застегивая пряжки на своих ботинках. — Он наверняка захочет поднять тему о том дерьме, которое они с моей матерью должны были сказать давным-давно. Тогда я буду смотреть на тебя и думать о том, как по-другому все могло бы сложиться, если бы мы знали правду, и тогда я захочу ударить его.

— Не бей своего отца, Кастил.

Он слабо усмехнулся, переходя к другому сапогу.

— Это приказ, моя королева?

— Это не должно быть приказом.

— Но?

— Да.

Он наклонился и быстро поцеловал.

— Со мной будет Киеран. Он не позволит мне ударить его.

Вспомнив, как Киеран позволил Кастилу неоднократно ударить своего брата, я не была в этом уверена.

— Встретимся в приемном зале? — Кастил коснулся моей щеки. Я кивнула, и этот поцелуй… он был достаточно долгим, чтобы я пожалела, что у нас нет больше времени.

После ухода Кастила я заплела волосы в косу и поднялась, надев такой же наряд, как у него. Легинсы были почти такими же толстыми, как бриджи, и я заправила в них черную рубашку, а поверх нее надела жилет с золотой парчой. Пристегнув к бедру кинжал из вольвеньей кости, я улыбнулась, подумав о том, что Избет сочла бы эту одежду неподходящей для королевы. Я не стала надевать доспехи и вынимать из шкатулки короны. Это будет позже. Покинув покои, я заглянула в кухню, взяла кекс, а затем вышла наружу, предоставив Кастилу достаточно времени для разговора с отцом.

Я заметила Тада, сидящего на Вале, с которого открывался вид на конюшни, его крылья были прижаты к узкому коричневато-черному телу. Я проследила за его пристальным взглядом, и мое сердце заколотилось.

Доев кекс, я пересекла заросший двор и вошла в конюшню. Внутри оставалось всего несколько лошадей, так как большинство было с солдатами, на которых надевали доспехи. Я остановилась, чтобы дать Сетти кусочек сахара и осыпать его лаской, а затем прошла в заднюю часть строения. Под ногами захрустела солома, когда я потянулась, держась за столб, чтобы свернуть за угол.

Деревянный гроб Малека оставался в повозке, готовый к тому, чтобы его вынесли через закрытые двери конюшни. Сверху лежало несколько пластин тусклых беловато-серых костей, и я поняла, что в дерево впились несколько костяных шпор.

Перекинув руку на талию, я подавила дрожь. Гроб. Присутствие Малека. Это влияние было трудно не заметить, оно холодило воздух. По моей коже побежали мелкие мурашки. Я подошла ближе, затаив дыхание, как глупый ребенок, и прижала ладонь к гробу.

Дерево было теплым.

Я отдернула руку, прижав ее к груди, где гудел эфир, и холодное место внутри меня сжалось от боли.

Будет ли дерево, в котором меня похоронят, холодным?

Я резко вдохнула, расстроенная своими мрачными мыслями. Судьба Малека не была моей…

С мягким хрустом соломы я вынула кинжал и обернулась.

В коридоре у стойла находился Малик, его глаза были расширены за упавшей на глаза прядью песочно-каштановых волос.

— Прыткая?

— Я бы скорее назвала это осторожностью, — сказала я, опуская кинжал, но не убирая его. С ним больше никого не было. — Ты здесь один?

— Не должен был. — Появилась полуухмылка, настолько похожая на ухмылку Кастила, что это было немного странно. — Но у меня хорошо получается быть там, где меня не должно быть.

— Ага.

— Уверен, что Нейл скоро поймет, что я не в своей ка…мере… то есть не в своих покоях, — поправил он.

Я наблюдала, как он приближается.

— Почему ты здесь?

— Увидел из окна, что ты направляешься сюда. — Он остановился у задней стенки повозки и сделал то же самое, что и я, положив руку на гроб. Он никак не отреагировал на температуру, что заставило меня задуматься.

— Дерево кажется тебе теплым?

Он покачал головой.

— А тебе?

Я хотела ответить, но пожала плечами.

— Надеюсь, ты не попытаешься сделать с ним что-нибудь в попытке остановить нас.

Малик грубо рассмеялся.

— Не могу сказать, что мне это не приходило в голову.

— Ты готов так рисковать Киераном? — потребовала я, мой желудок переворачивался, потому что я ненавидела, абсолютно ненавидела все это выжидание, связанное с тем, отменило ли Присоединение проклятие, или снимет ли его Избет.

— Мне приходило в голову всякое, — ответил он. — Но я предпочитаю не быть заживо сожженным дракеном.

— Это не должно быть единственным, что тебя останавливает.

— Нет, не должно. И раньше не должно было, — сказал он, и я поняла, что он имел в виду до того, как его схватила Кровавая Королева. — Но я уже не тот, кем был раньше, — сказал он, и в горле собрался слабый привкус грусти.

— Сейчас ты готов пожертвовать теми, кто тебе дорог?

Его губы скривились в издевательской улыбке.

— Кем бы ты пожертвовала ради освобождения Кастила?

— Ни кем, — сказала я ему.

Малик посмотрел на меня.

— Неужели?

Я напряглась.

— Я освобожу своего отца.

Прошло долгое мгновение.

— Но мы с тобой оба знаем, что если бы тебе пришлось выбирать, то выбора бы не было. — Его взгляд переместился на гроб. — Честно говоря, я рад это слышать. Кастил заслуживает того, кто сожжет царство ради него.

— А ты нет?

Он сухо рассмеялся.

— Это серьезный вопрос?

Я изучала его холодные красивые черты.

— Ты подверг себя десятилетиям боги знают чего ради Миллисенты. Разве она не сделала бы то же самое для тебя?

Малик снова рассмеялся, и на этот раз по-настоящему.

— Нет. Она скорее подожжет меня, чем царство.

Мои брови взлетели вверх.

— Ты сказал, что вы родственные сердца…

— Так и есть. — Он наклонил свое тело ко мне. — Но она этого не знает.

Смущение нарастало, и тут я вспомнила, как он говорил, что делал невообразимые вещи, о которых она никогда не узнает.

— Почему она не знает?

— Просто не знает.

— Тогда откуда ты знаешь?

Он наклонил голову.

— Ты задаешь много вопросов.

— Мне об этом говорили.

— А кто-нибудь говорил тебе, что задавать вопросы — это признак интеллекта?

— Мне не нужно этого говорить, — сказала я. — Потому что я и так знаю.

Тогда Малик улыбнулся.

— Я просто знаю.

Чувствуя, что больше ничего не добьюсь от него на эту тему, я перешла к тому, что мне было более интересно.

— Как думаешь, будет ли Миллисента с Избет, когда мы с ней встретимся?

Его плечи напряглись.

— Боги, надеюсь, что нет. Но она, вероятно, будет. Избет, скорее всего, потребует ее присутствия.

Я закусила нижнюю губу, уставившись на костяные цепи.

— Почему Миллисента не попыталась остановить ее?

— Почему ты думаешь, что она не пыталась? — возразил Малик. — Ты видела, что может сделать Избет. Милли сильна, она свирепа, но она не демис.

Он был прав, но…

— Тогда почему она не попыталась убить меня? Она верит, что я Предвестник, так? У нее была возможность, как и у тебя — особенно когда я была моложе.

— Милли никогда не пыталась убедить себя, что она может убить ребенка или свою сестру. — Взгляд Малика пронзил меня насквозь. — Она не злая только потому, что она дочь Избет.

Но они, очевидно, думали, что я такая.

— А что насчет тебя? Ты был достаточно зол, чтобы думать, что сможешь это сделать.

— Я был достаточно отчаян. — Малик сделал паузу. — И достаточно сломлен, чтобы ухватиться за любую цель.

Я вспомнила, что сказал ему Кастил.

— Твой связанный вольвен? Прела? Как это сломило тебя?

— Джалара убил ее у меня на глазах, — ответил он так резко, что я почти подумала, что вихрь горя был моим. — То, что он и другие сделали с ней, не было ни быстрым, ни благородным. — Он повернулся ко мне лицом. — И тебе не нужно спрашивать, что это было. Ты носишь часть ее с собой. Ты держишь ее в своей руке даже сейчас.

Медленно я опустила взгляд на кинжал из кровавого камня, который держала в руке — рукоять из вольвеньей кости, которая никогда не нагревалась от моего прикосновения.

— Нет.

Малик ничего не сказал.

Мой взгляд переместился на него.

— Откуда ты вообще знаешь?

— Я видел каждый из них, сделанный из ее костей. Я никогда не забуду, как они выглядят.

По моей руке пробежала дрожь.

— И он был подарен Коралине, которая, в свою очередь, передала его Леопольду, — продолжил он, под его виском запульсировал мускул. — Мне интересно знать, как он оказался после этого у тебя.

— Мне дал его Виктер, — прошептала я. — Он тоже был виктором.

Малик натянуто улыбнулся.

— Что ж, по-моему, это похоже на судьбу, не так ли?

ГЛАВА 46

Кастил

Из окна приемного зала я наблюдал, как в сторону Вала едут несколько солдат, чтобы присоединиться к остальным армиям за воротами Падонии.

Двести тысяч мужчин и женщин готовились закончить эту войну. Готовые сражаться. Готовые умереть. Их преданность и решимость лежали на моих плечах и груди тяжелее, чем доспехи, которые я теперь носил.

Киеран молча присоединился ко мне у окна, его плечо коснулось моего. Я взглянул на него. Он был одет в черное с золотой отделкой, но без доспехов. Он подстриг волосы с тех пор, как я видел его в последний раз. Мой взгляд упал на его руку, где был порез. Присоединение сработало. Какими бы близкими мы с Киераном ни были, наши сердца никогда не бились одинаково, даже после соединения. Но избавило ли это от проклятия?

Толчок в моем сердце отозвался эхом в его. Он посмотрел на меня.

— Хочу ли я знать, что у тебя на уме?

Ему не нужно было знать, поскольку я был уверен, что эта мысль уже достаточно овладела его разумом.

Я снова повернулся к окну.

— Я думал о том, что хочу, чтобы каждый из этих солдат дожил до того момента, когда в царстве наступит мир. — Это не было ложью. — Но я знаю, что не всем это удастся.

Он кивнул.

— Я бы сказал тебе то же самое, что и Поппи, но ты уже знаешь, что это такое, поскольку именно ты сказал мне об этом, когда мы впервые покинули Атлантию.

Я знал, о чем он говорил.

— Ты не можешь спасти всех, но можешь спасти тех, кого любишь, — сказал я. — И как Поппи отреагировала на это?

Одна сторона его губ приподнялась.

— Ты здесь, не так ли?

— Как и ты.

— Именно. — Наступила пауза. — Я вызвал твоего отца, как ты просил. Он сейчас придет. Ты все еще планируешь получить звание?

Я кивнул.

— Ему это не понравится.

— Я знаю, но ему придется с этим смириться. — Сделав глубокий вдох, я повернулся, когда мой отец вошел в приемный зал вместе с лордом Свеном, держа под мышкой шлем, который ему не понадобился.

— Ты звал меня? — спросил отец, и морщинки в уголках его глаз казались еще глубже, чем накануне.

Это было нереальное ощущение — быть тем, кто вызывает своего отца.

Киеран повернулся, чтобы встать плечом к плечу со мной, когда я сказал:

— Есть кое-что, что я не обсудил с тобой вчера.

Мой отец наклонил голову, но внезапное сужение глаз Свена подсказало мне, что этот проклятый человек догадался, что я собираюсь сказать. Его челюсть сжалась, но он быстро кивнул, чего не заметил мой отец.

— Королева и я… — начал я, и мой отец сразу же напрягся от формального использования наших титулов. Будучи королем так долго, он знал, что то, что я собираюсь сказать, не оставляет места для споров. — Мы решили, что, поскольку Нетта останется в Падонии в качестве регента, ей понадобится сильное руководство, которое будет стоять рядом с ней.

На его щеках появились два красных пятна.

— Кас…

— Кто-то, кому доверяют остальные армии и народ Атлантии, — продолжил я, мой голос стал тверже, когда я выдержал его взгляд. — И на кого регент сможет опереться для поддержки, если ни королева, ни я не сможем править.

Мой отец резко вдохнул, и пятна быстро исчезли.

— Ты знаешь, что это возможно, — сказал я. Мне было неприятно даже признавать это, но, тем не менее, это была суровая реальность. Поппи не завершила Выбраковку. Технически, она все еще была богом, а богов убить легче, чем Первородных. Если бы она была уничтожена, мы с Киераном полегли бы вместе с ней.

Черт, я бы погиб, даже если бы мы не были связаны.

— Конечно, это возможно, — сказал мой отец. — Но есть еще Джаспер.

— Джаспер никогда не возглавлял армию, — вмешался Свен. — Да, он пользуется доверием народа Атлантии, но он не в состоянии возглавить ни одну из оставшихся армий.

В виске моего отца дрогнул мускул.

— И ты думаешь, что я достоин этого доверия? — спросил он меня.

Я напрягся.

— Я верю, что ты будешь направлять регента к лучшему для королевства и не будешь настолько глуп, чтобы повторять свои ошибки.

Он взглянул на Киерана.

— Ваш советник должен оставаться…

— Если мы потерпим неудачу на поле боя, Киеран не сможет поддержать регента, — оборвал я его.

В его глазах промелькнуло понимание и облегчение. Он понял, что я имел в виду, а еще он знал, что мне и Киерану будет предоставлена большая защита, чем кому-либо на этом поле боя.

— Я останусь, пока оба моих сына будут сражаться?

— Да, — сказал я. — Так и должно быть.

Он замолчал на долгий миг, а затем тяжело выдохнул.

— Если это приказ, то я подчинюсь.

Я наклонил голову.

— На самом деле у тебя нет выбора.

Его плечи напряглись.

— Ответь на один вопрос, как сын своему отцу. Только ли доверие народа и мой опыт помогли тебе принять это решение?

Нам с отцом нужно было многое обсудить, когда доведем эту войну до конца. И хотя мы предусмотрели возможность того, что у нас ничего не получится, мы сделали это только потому, что так поступают ответственныекоролева и король. Тем не менее, ни одна часть меня не верила, что будет после. Тем не менее, я все равно сказал то, что должен был сказать.

— Ты тот, кто научил меня, что я не могу спасти всех, — начал я. — Но я могу спасти тех, кого люблю.

***

Вскоре после встречи с отцом Поппи вошла вместе с Тони и Вонеттой, но я узнал о ней только потому, что мое сердце заколотилось. Я не был уверен, от кого это исходило — от Киерана или от меня. Потому что он тоже смотрел так же, как и я.

Ее толстая коса цвета вина лежала поверх доспехов, облегавших от плеч до бедер. Набедренные повязки защищали голени и ляжки. Над левым бедром виднелась рукоять меча. Ни доспехи, ни белая мантия, накинутая на спину, ничем не отличались от других. Никаких особых украшений или знаков, кроме золотого атлантийского герба, красующегося на нагруднике всех наших доспехов. Но никто не выглядел так царственно, как она, и не был так силен.

Поппи выглядела как Богиня Войны… нет, как Первородная Войны.

При виде того, как она проходит перед окнами, выходящими в зал, у меня сжался живот от чистого, безупречного и раскаленного вожделения. Это чувство было почти таким же сильным, как и волна уважения. В каждом ее шаге чувствовалась уверенность не королевы, а солдата, который, как и ее солдаты, готов сражаться до смерти.

Уголки ее губ слегка изогнулись, когда глаза остановились на моих, и слабый румянец проступил на шраме ее щеки. Я даже не пытался скрыть свои чувства. Я хотел, чтобы она знала, какой чертовски великолепной я ее считаю, когда преодолевал оставшееся между нами расстояние.

Взяв ее руки в свои, я наклонился так, что мой рот оказался у ее уха, и прошептал:

— Я хочу трахнуть тебя в этих доспехах. Это возможно?

Ее дыхание вызвало улыбку на моем лице.

— Это может оказаться не очень удобным для тебя.

— Оно того стоит. — Я поцеловал шрам на ее виске и выпрямился. — Я поговорил с отцом.

Розовый цвет начал исчезать с ее щек, но ее сердце все еще колотилось. Как и мое. Как и у Киерана.

— Как он это воспринял?

— Примерно так же, как и следовало ожидать, — сказал я ей, взглянув на коробку из-под сигар, которую держала Нетта.

— Лучше, чем я думал, — сказал Киеран, подходя к нам. Он протянул руку и дернул за кончик косы Поппи. Она послала ему ухмылку.

— Надеюсь, это правда, — сказала Нетта. — Потому что именно я застряну с ним в обозримом будущем.

— Что у тебя в этой коробке? — спросил я.

Тони изогнула бровь.

— Я хотела спросить то же самое.

— Короны, — ответила Нетта, протягивая мне коробку. — Поппи ушла без них. Не уверена, действительно ли она забыла или это было намеренно.

Поппи пожала плечами.

— О. — Глаза Тони расширились, и я заметил, что в них появилось немного цвета. — Я даже не видела их.

Я приподнял крышку, и Тони тихонько вдохнула. Золотые кости лежали рядом, поблескивая в солнечном свете, проникающем через окно.

— Они прекрасны. — Тони посмотрела на Поппи. — Я бы носила их каждый день и ночь. Даже в постели.

Моя бровь поднялась, когда я понял, что еще не занимался любовью с Поппи с короной на голове. По моему лицу начала медленно расползаться улыбка. Взгляд Поппи метнулся к моему.

Киеран вздохнул.

— Ты, скорее всего ненамеренно, подала Касу идеи.

— Мне любопытны эти идеи, — заметила Тони, когда я достал одну корону.

— Нет, не любопытны, — быстро сказала Поппи.

— Не шевелись, — пробормотал я Поппи, надевая корону ей на голову. — Идеально.

Тони смотрела, как Поппи поднимает оставшуюся корону.

— Они сделаны из настоящих костей?

— Да, — ответил я.

— На самом деле? — Тони не выглядела такой очарованной коронами, как несколько минут назад.

Поппи вздрогнула, когда я опустил голову.

— Я стараюсь не думать об этом.

— Чьи это кости? — спросила она.

— Вряд ли кто-то знает ответ на этот вопрос, — сказал Киеран. — Мы знаем только то, что это не кости божества. Некоторые считают, что это кости бога.

— Или Первородного, — добавила Нетта. — Но они показывают свой истинный облик, только когда на троне восседает божество или бог. — Она сделала паузу. — Или Первородный.

Поппи возложила корону на мою голову.

— Вот так, — прошептала она, ее глаза мерцали, когда руки на мгновение задержались. Наши глаза встретились, и все проклятое царство отступило. — Теперь все идеально.

Эмоции забили мое горло и охватили грудь. Меня волновала не корона на моей голове, а руки, которые ее туда поместили.

Снаружи Вала затрубил рог. Я коснулся щеки Поппи, а затем отошел, чтобы дать ей несколько мгновений побыть с Неттой и Тони, прежде чем настанет время расстаться. Вскоре появился мой отец, присоединился к Нетте и Тони, и мы вышли на улицу, где для нас были приготовлены лошади, а Нейл и Эмиль ждали с вольвенами. Серый конь рядом с Сетти принадлежал к его роду. Фобас был назван в честь боевого коня богини мира и мести. Я был удивлен, увидев его здесь, но он будет прекрасным конем для Поппи.

Протрубил еще один рог, и по всей дороге, ведущей к воротам Падонии и дальше, поднялись бело-золотые знамена. Мы втроем остановились на вершине лестницы. Вольвены склонили головы, и в это время от деревьев глициний донесся низкий гул. Не в силах остановиться, я поднял голову. На ряды солдат упали четыре тени, и Поппи потянулась между нами, взяв мои и Киерана руки в свои.

— Из крови и пепла, — крикнул я, поднимая руку, соединенную с рукой Поппи. Люди эхом разнесли эти слова по городу и долине.

Поппи посмотрела на меня, затем на толпу, подняв руку, в которой находилась рука Киерана.

— Мы восстали!

***

Поппи

Двухдневный путь до Костяного храма, который пролегал через узкий участок Кровавого леса, прошел в основном без происшествий. Были нападения Жаждущих, но с ними быстро справились, когда к нам присоединились генерал Мурин и его войска, а также дивизия Ла'Сере, прискакавшие из Уайтбриджа и Трех рек.

Наши армии разбили лагерь на ночь неподалеку от Кровавого леса, и при свете луны, освещавшей верх палатки, Кастил пил из вены на моей шее, а я, после его заверения, что он достаточно восстановился, брала кровь из пореза на его груди. Этот интимный акт стал таким же естественным, как дыхание, и он не колебался, когда подводил мои губы к месту, где текла его кровь.

А его вкус…

Как всегда, он был ярким, как цитрусовые на снегу, и он согревал мои вены и пустоту внутри, когда двигался надо мной, а затем внутри меня, его кровь на моем языке, а мое имя — шепотом на его губах. Я заснула в его объятиях и проснулась посреди ночи, дезориентированная сном, который мне приснился. Я помнила лишь отдельные фрагменты. Спина женщины с короной из черных бриллиантов на серебристых волосах, сидящей на троне, очень похожем на тот, который я видела в Храме Никтоса. Она плакала. Слева от нее стоял мужчина со светло-русыми волосами. Что-то в нем было таким знакомым. Он начал поворачиваться и произнес лишь одно слово. Но я проснулась, так и не увидев его лица.

И все же грусть от сна скопилась в горле, как терпкий эль. Женщина… Это была Супруга. Я знала это. А мужчина…

Он был похож на Виктера.

Но даже если бы он был виктором, почему я видела его с Супругой? Это не имело смысла. Постепенно я осознала, что под половиной моего тела лежат свернутые одеяла, а спереди и со спины прижимается жаркое тепло. Все мысли о странном сне исчезли.

Моя щека прижалась к плечу Кастила, и я обнимала его, словно медведь на дереве: моя нога была перекинута через его ногу, а его рука обвилась вокруг моей талии. Он держал меня крепко, как будто даже во сне боялся, что я каким-то образом от него ускользну.

Но он был не единственным источником тепла.

Я глубоко вдохнула пьянящий аромат пряностей, пышной сосны и земляного кедра, и мне сразу вспомнилась туманная ночь в горах Скотос.

Позади меня спал Киеран.

Я не знала, когда он к нам присоединился, но его нога была пристроена между моими, а рука чуть ниже руки Кастила лежала на моем бедре. Я открыла глаза. В слабом лунном свете, просачивающемся сквозь полотно палатки, я видела свою и Киерана руки, его рука лежала ниже моей на животе Кастила.

Между нами не было никакого пространства. Даже дюйма не осталось. Я чувствовала дыхание каждого из них, ровное и глубокое, и была уверена, что если сосредоточусь достаточно сильно, то узнаю, что, как и наши сердца, наши дыхания настроены на один и тот же лад.

Тогда, как и ночью в горах, я поняла, что повернулась к Кастилу, как и Киеран. У Кастила было свое собственное притяжение, на которое мы оба откликнулись во сне. Также, как и в ту ночь, ничто не казалось греховным в том, как мы… прижимались друг к другу. Единственное, что теперь отличалось, так это то, что это было совершенно естественно. Ну, и то, что мы были связаны.

Я ожидала, когда меня охватит смущение. Вокруг нас были солдаты и вольвены. Многие должны были знать, что Киеран вошел в палатку, но стыда не было. Наоборот, казалось, что так и должно быть. И думать так было верным признаком того, что мне, вероятно, следует заставить себя снова заснуть.

Или ударить себя.

Потому что это звучало глупо.

Могу ли я вырубить себя?

Боги, я почти готова была это выяснить.

Я закрыла глаза, но сон не приходил, независимо от того, насколько тепло мне было. Или насколько безопасно я чувствовала себя между ними. Легко было забыть о том, что меня ждет.

Киеран придвинулся ко мне сзади, и мое дыхание перехватило в груди. Между мной и Киераном лежали меха, которыми меня укутал Кастил, но легкое движение его тела заставило его ногу скользнуть дальше между моими. Его движение настолько взволновало Кастила, что он крепче обхватил меня, а его пальцы на несколько коротких секунд впились в мое бедро. Я прикусила губу, так как мой пульс участился от давления бедра Киерана и прижатия тела Кастила к моему. Меня охватил прилив дрожи от осознания происходящего. Я закрыла глаза, так как…

Я не знала, что делаю, но мои мысли позорно пронеслись назад, к ночи на берегу реки Рейн, когда мои пальцы сжимали живот Кастила. Через несколько секунд Киеран успокоился, его грудь вздымалась и опускалась, а я лежала совершенно неподвижно.

Секунды превратились в минуты, и мой разум начал блуждать под звуки шелеста листьев и приглушенный храп тех, кому посчастливилось заснуть. И тут мне пришла в голову одна мысль. За все время, что Киеран спал рядом со мной, пока Кастила не было, он лишь однажды был в своей смертной форме, и это была та ночь, когда я попросила его предать меня земле, если я стану чем-то страшным. Я не знала, что это значило и значило ли вообще. Но с момента Присоединения между нами тремя не изменилось ничего и все. Наши отношения остались прежними, но теперь в них появилась близость, которой не было раньше. Близость. Связь, о которой мы вспоминали каждый раз, когда я чувствовала, как наши сердца бьются в тандеме. Я действительно хотела бы спать и не думать…

Меня напугали пальцы, коснувшиеся моего подбородка. Я распахнула глаза, откинув голову назад. Слабый золотой свет пронзил ночные тени. Мое сердце забилось быстрее, когда Кастил провел большим пальцем по моей нижней губе. Я начала извиняться за то, что разбудила его, но он опустил голову и провел губами по моим. Поцелуй был мягким и очень сладким. Я никогда не могла выбрать любимый его поцелуй, но эти… эти были особенными, с привкусом любви и преданности.

Но были и более глубокие поцелуи, темные, полные нужды и тоски. И именно таким стал этот поцелуй. Его язык проскользнул между моими губами и прижался к ним, заглушая любой звук, который я могла бы издать. Его рука обвилась вокруг моей талии, пальцы на моем бедре сжались сильнее, притягивая еще ближе и посылая во мне совершенно нежелательную дрожь наслаждения.

Губы Кастила покинули мои, но не ушли далеко.

— Спи, моя королева.

— Вам обоим нужно поспать. — Раздался низкий голос Киерана у меня за спиной.

Мои глаза расширились, даже когда я почувствовала, как губы Кастила изогнулись в ухмылке на моих.

— Спи, — повторил он и поцеловал меня еще раз, после чего снова прижал мою щеку к своему плечу. Его рука оставила мой подбородок и скользнула по его груди к моей руке. К руке Киерана под моей. К обоим. Кастил не использовал внушение, но мои глаза закрылись, и я снова погрузилась в сон с нашими тремя соединенными руками.

ГЛАВА 47

Мы преодолели последний гребень долины Ниэдь как раз в тот момент, когда солнце начало садиться, окрашивая небо в глубокий фиолетово-синий цвет. Киеран ехал справа от Кастила, а Делано и вольвены следовали рядом со мной, когда показалась северная часть Вала, окружавшей Карсодонию. Район Костяного храма и Пенсдурта находился на гораздо большей высоте, чем Карсодония, как и Масадония. Воздух здесь был немного прохладнее и менее влажным. Держа руки на поводьях Фобаса, я взглянула на Сейдж.

Вольвен оторвалась от стаи, за ней последовали дивизии генерала Свена и Мурина, направляясь к парадным воротам Карсодонии, как и планировалось. Дракены остались в густом лесу у нас за спиной, поскольку мы не были уверены, что Кровавая Корона выяснила, сколько дракенов выжило после нападения. В случае, если не узнали, мы хотели, чтобы эта деталь осталась неизвестной. Учитывая скорость дракенов в воздухе, им потребовались бы считанные минуты, чтобы добраться до нас.

Я оглянулась назад, где рядом с повозкой ехали Хиса и несколько гвардейцев Короны. Я то и дело поглядывала на повозку, словно ожидая, что гроб с Малеком каким-то образом исчезнет.

Это было так же глупо, как и большинство мыслей, которые приходили мне в голову посреди ночи.

Наши сердца были спокойны, когда мы продолжали двигаться вперед, внимательно наблюдая за стражниками, стоявшими вдоль Вала. Их луки были наготове, но никто не стал стрелять в нас, пока мы ехали дальше. Наши атлантийские знамена развевались на слабом морском бризе. Тишина была пугающей, но ее нарушали рога, раздававшиеся по углам Вала. Те же самые, которые затрубили, когда заметили туман. Я подумала, не ищут ли люди убежища в своих домах, прячась на этот раз от того, кого им внушили, что вместо Жаждущих — это Предвестник Смерти и Разрушения.

Я перевела взгляд на лучников, стоящих на Вале, и мои чувства вспыхнули. В горле собрался горький страх, поглаживая беспокойно бушующий эфир.

— Они боятся.

— Так и должно быть, — заметил Кастил, и я отвлеклась от них, сосредоточившись на своем короле. Он тоже смотрел на них. — Атлантийские армии никогда не заходили так далеко на запад.

— Даже во время Войны двух королей, — добавил Киеран. — Большинство из тех стражников там, наверху, вероятно, никогда не видели атлантийцев или вольвенов… или не подозревали об этом.

— Они, наверное, будут шокированы тем, что мы похожи на них, — сказал Эмиль сзади нас, где он ехал с Нейлом и Маликом. — И не похожи на Жаждущих.

— Все это, скорее всего, правда, — сказала я. — И это значит, что когда все закончится, после того, как мы покончим с Кровавой Короной, нам нужно будет доказать жителям Карсодонии и всего Солиса, что мы не те монстры, о которых их предупреждали. Это будет не так легко, как в Падонии или в любом из городов дальше на восток, — рассуждала я, хотя не сказала бы, что в любом городе, кроме Падонии, было особенно легко.

— Мы сделаем это. — Взгляд Кастила нашел мой. — Это займет время, но время — это то, что будет на нашей стороне.

Я кивнула. У нас было время, как и у всех Вознесенных, которые бежали из своих городов, либо бросив их, либо оставив после себя только смерть. Теперь они были за этими стенами. С ними тоже нужно будет разобраться.

Но именно то, что ждало нас впереди, требовало всего нашего внимания.

На горизонте возвышался Костяной храм — огромное сооружение, построенное из тысяч тяжелых каменных блоков, в которых покоились тела погребенных жрецов и жриц. Храм был таким же высоким, как и сам Вал, мраморные и известняковые колонны тянулись еще выше, а крутые ступени взбирались на северную и южную стороны. С востока и запада храм был увит виноградными лозами, которые уже начали взбираться на колонны.

— Ну что ж, — пробурчал Нейл, когда взору предстала территория за храмом. — Похоже, Кровавая Королева привела с собой нескольких друзей.

— Это точно, — пробормотал Кастил. — Ничего неожиданного.

И правда. Избет ни за что не встретила бы нас вот так на открытом месте без значительных сил. Так же, как и мы.

В свете восходящей луны земля за храмом казалась красной, перекрывая северные ворота и простираясь так далеко, как только мог видеть глаз. Воины в черных и малиновых доспехах стояли щит к щиту, их лица закрывали шлемы или гейтеры.

— Что перед нами? — спросил Кастил, когда мы подошли ближе.

Я дала волю своим чувствам. Ко мне вернулась смесь эмоций разной силы. Соленая решимость. Огромная пустота. Страх. Более слабая пустота от тех, кто скрывал свои эмоции.

— Смертные, рыцари и Восставшие, — сказала я им.

— До чего же разнообразна Кровавая Королева, — пробормотал Киеран.

Мой взгляд упал на землю храма. Я не могла разглядеть, кто там был. Была ли там Миллисента с нашей матерью? Вмешается ли она от ее имени, когда станет ясно, что мы планируем? Или она будет помогать нам?

Кастил подал сигнал, лошади замедлили ход и остановились, когда мы подъехали к подножию храма. Он посмотрел на меня, и я, сделав неглубокий вдох, кивнула.

Ослабив поводья, я сошла с лошади, и Кастил сделал то же самое. Остальные, кто присоединился к нам в храме, последовали за ним, а Кастил направился к месту, где ждали генералы.

— Помните о плане, — сказал он. — Вольвены предупредят вас, когда придет время.

Генерал Эйлард и Свен кивнули, пока Нейл и Эмиль осторожно выгружали гроб Малека из повозки.

— Будьте осторожны, — обратился к нам Свен.

Вспомнив то, что слышала раньше, я ответила:

— Но будьте храбрыми.

Хиса поймала мой взгляд и усмехнулась, помогая Нейлу и Эмилю. Я улыбнулась, когда Кастил поймал Малика за руку. Изгиб моих губ потускнел.

— Держись рядом со мной, — проговорил Кастил, понизив голос, когда встретился взглядом с братом. — Не делай ничего, что может поставить под угрозу то, что мы здесь делаем, или твою жизнь.

Выражение лица Малика было невозмутимым, но он кивнул

— Ты мог бы хотя бы улыбнуться, — сказал Киеран Малику, когда Кастил отпустил его руку. — По крайней мере, на этот раз у тебя есть меч.

— Ну спасибо, — пробормотал Малик, когда Кастил бросил на него взгляд, после которого мудрый человек замолчал бы. — Знаешь, за то, что позволил мне иметь минимальную защиту.

— Как насчет того, чтобы перестать ныть и помочь нам? — пробурчал Нейл. — Для спящего бога этот ублюдок, конечно, тяжеловат.

Ругаясь себе под нос, Малик подошел к передней части гроба.

— Может, дело не в том, что он тяжелый. Просто вы все слабые.

— Скажи это еще раз, — предупредила Хиса, ее глаза сверкнули янтарным светом над защитным шлемом, — и я надеру тебе задницу.

Малик ничего не сказал, помогая опустить гроб на землю, но его губы дернулись, когда во рту появился приторный вкус.

— Что это с мужчинами Да'Нир, которых забавляет, когда им угрожают женщины? — спросила я.

Киеран фыркнул, взял меня за руку и повернул к себе лицом.

— Вероятно, у этого вопроса есть сложный ответ, — сказал он, осторожно взяв мою корону и приподняв ее так, чтобы она не зацепилась за волосы. Ни Кастил, ни я не стали бы носить наши короны. На поле мы и так были бы мишенями, и нам не нужно было ничего, что облегчило бы нашу идентификацию. — Глубоко укоренившиеся проблемы, охватывающие многие поколения.

— Я нахожу это глубоко оскорбительным, — улыбнувшись, подходя к нам, заметил Кастил.

— Конечно, находишь. — Киеран взял мою корону и положил ее в шкатулку, которую держал страж короны — гораздо более богато украшенную, деревянную, с гравировкой и атлантийским гербом. Полагаю, люди устали видеть короны в коробке из-под сигар. Затем он повернулся к Кастилу и с той же нежностью снял его корону, положив ее рядом с моей. Он смотрел между нами, пока стражник садился на лошадь и уезжал, чтобы сохранить короны. — Мы готовы?

Кастил посмотрел на меня.

— Моя королева?

Мой пульс слегка участился, и в груди зародился трепет нервного предвкушения. Сущность затрепетала.

— Да.

— Тогда время пришло. — Рот Кастила коснулся моего. Его губы приобрели вкус соленого бриза, когда он взял мою левую руку. Его большой палец провел по ослепительному, золотому орнаменту. — Мы покончим с этим сегодня вечером, так или иначе. А потом я собираюсь найти тот бриллиант, о котором тебе говорил. — Он снова поцеловал меня. — Но перед этим я собираюсь получить то, что хочу. Тебя. В доспехах.

— Боги, — Киеран наполовину вздохнул, наполовину рассмеялся.

Губы Кастила изогнулись в улыбке на моих.

— Не похоже, что ты об этом не думаешь.

Мои глаза расширились, когда Киеран словно подавился своим дыханием. То, что я вдруг почувствовала от него, пока Кастил хихикал, не было смущением. Оно было острым и тяжелым, слишком мимолетным, чтобы я могла ухватиться за это. Мои глаза сузились на Киерана, когда Кастил взял меня за руку.

— Ты скрываешь свои эмоции?

— Я бы никогда этого не сделал, — ответил Киеран, выражение его лица выражало чистую невинность.

— Угу, — пробормотала я, пока Кастил вел нас вокруг повозки к храму.

Как только мы начали подниматься по крутым ступеням, за нами последовали Делано и другие вольвены. Все, что чувствовал или не чувствовал Киеран, отошло на второй план. То, что должно было произойти, было больше, чем я, чем мы с Кастилом. Даже больше, чем Киеран. Будущее королевств зависело от того, что произойдет сегодня вечером. Не было никакого способа подготовиться к этому. Не тогда, когда не так давно я была под вуалью и известна только как Дева. Мое сердце забилось так же быстро, как тогда, когда мы подъезжали к Валу Оук-Эмблера, и по мне пробежала мелкая дрожь.

Когда мы приблизились к вершине ступеней, и как раз в тот момент, когда мне показалось, что мои ноги превратятся в жидкую массу, Кастил остановился. Он повернулся ко мне и сжал мою руку.

— Помнишь, что мы говорили тебе в Эваемоне?

Я покачала головой, мои мысли слишком сильно метались, чтобы вспомнить, что он мог иметь в виду.

Его золотые сверкающие в звездном свете глаза поймали мой взгляд.

— Ты сталкивалась с Жаждущими и вампирами, людьми в масках из смертной плоти. Ты противостояла атлантийцам, которые хотели навредить тебе, захватила города и освободила меня, — сказал он, коснувшись моей щеки. — Ты больше, чем королева. Больше, чем богиня на грани превращения в Первородную. Ты — Пенеллаф Да'Нир, и ты бесстрашна.

Мое дыхание перехватило в груди.

Киеран коснулся другой стороны моей щеки и перевел взгляд на меня. Он улыбнулся.

— И ты ни от кого и ни от чего не убегаешь.

Эмоции забили мне горло, и, как и в Эваемоне, их слова были такими же сильными, как и стук эфира в моей груди.

Они были правы.

Я была храброй.

Сильной.

И я не боялась.

Кивнув, я пошла вперед, пока Делано касался моих ног, а несколько вольвенов пробирались мимо нас. Я подняла подбородок и расправила плечи, мое сердце замерло, когда мы поднялись на вершину ступеней.

Делано держался рядом со мной, пока вольвены расступались, их тела были изящны в лунном свете, когда они пробирались между бледных каменных статуй коленопреклоненных богов, выстроившихся вдоль дорожки к ней.

Одетая в плотно облегающий малиновый полуплащ и мантию, Кровавая Королева стояла перед алтарем, на котором когда-то выставляли тела умерших жрецов и жриц. Рубиново-бриллиантовая корона на ее голове сверкала, как звезды, усыпавшие небо, как и рубин, пронзавший ее нос, и широкий, украшенный драгоценными камнями пояс на талии, видневшийся под половинками плаща. Ее губы были такими же красными, как и ее одежда, и когда она стояла, то была столь же прекрасна, сколь и ужасающа.

Моя мать.

Мой враг.

Она была не одна. Справа от нее стоял Каллум, золотой, как само солнце. По бокам от нее стояли десятки королевских гвардейцев и рыцарей, а за алтарем выстроилась шеренга Прислужниц, но мое внимание привлекла лишь одна.

Как и другие Прислужницы, Миллисента была одета в малиновую тунику без рукавов, облегающую бедра. Через разрезы по обеим сторонам виднелись штаны того же цвета с кинжалами в ножнах на обоих бедрах. На ее руках снова красовались нарисованные знаки, а на лице сияла красновато-черная маска, скрывавшая то, что видел Кастил. Наши общие черты. Ее волосы были заплетены в косу, как у меня, и откинуты назад, чтобы упасть на спину. Их цвет был ровным, тускло-черным.

Один взгляд на нее, и я поняла, что она не скрывает своих эмоций. Беспокойство Миллисенты было сильным и терпким, смешиваясь с тяжестью ее беспокойства, когда ее внимание переместилось на нас троих и дальше, туда, где, как я подозревала, она искала Малика. Я понятия не имела, что происходит между ними… как и почему она недолюбливает его, как утверждал Малик, и в то же время явно беспокоится о нем. Я не знала, где ее истинная преданность, но все это не имело значения.

Имела значение только наша мать.

— Ты привела с собой армию, и ты одета для битвы, — проговорила Кровавая Королева. — Должна ли я беспокоиться?

Мой взгляд встретился с ее взглядом, и я не позволила себе искать какие-либо чувства по отношению к ней.

— Ты всегда должна быть обеспокоена.

Избет натянуто улыбнулась, шагнув вперед, сцепив руки на талии.

— Надеюсь, ты проделала весь этот путь не только для того, чтобы поумничать. Где Малек?

— Он у нас, но сначала нужно снять проклятие, — сказала я.

— Или что? — ответил Каллум.

Голова Делано опустилась, губы скривились, и он издал низкий рык. Я потянулась к нотаму, успокаивая его… и успокаивая остальных, которые рыскали по полу храма. Их инстинкты были взбудоражены таким количеством вампиров и Восставших.

— Или мы подожжем его гроб, — холодно ответил Кастил. — А потом убьем тебя.

— Ты все время так говоришь, — ответил Восставший, — и все же я все еще здесь.

Кастил повернул голову к Каллуму, и его губы искривились в тени улыбки.

— И я здесь.

— Проклятие будет снято, как только я увижу, что Малек с тобой и он все еще жив, — вмешалась Избет, прежде чем это успел сделать Каллум. — Мне нужно доказательство того, что ты выполнила свою часть сделки, прежде чем я выполню свою.

Я взглянула на Кастила. Он отрывисто кивнул, и через нотам я связалась с Руном, который ждал вместе с остальными. Ответ вольвена был быстрым.

— Он идет.

Взгляд Избет оставил мой и направился к ступеням, когда Кастил сказал:

— Он спит.

— Конечно, — ответила она быстрым взглядом. Моя голова повернулась влево, когда Миллисента тихо двинулась вперед. — Он будет спать, пока ему не дадут кровь.

Я наблюдала, как Миллисента еще больше подалась вперед, напрягаясь.

— До тех пор он будет спать глубоким сном, — продолжала Избет. — Ничто в обоих царствах не сможет разбудить его в этот момент.

— И все же ты веришь, что он проснется, когда его накормят, и тогда он даст тебе то, что ты ищешь? — спросил Кастил, когда я подалась вперед, частично загораживая его и Киерана.

— Я знаю, что он это сделает, — сказала Избет.

Мне удалось увидеть момент, когда на вершине ступеней храма появились Малик и остальные. Руки Избет расцепились. Одна из них прижалась к ее груди, когда они проходили между коленопреклоненными безликими богами. Шаги Миллисенты замедлились, и ее беспокойство возросло, давя на мои плечи.

Они поставили гроб перед тем местом, где стояли мы, а затем Малик и остальные отошли назад. Я двинулась вперед, потянувшись к мешочку на бедре. Когда я вынула кольцо, мои пальцы скользнули по лошадке. Я положила его на плоскую поверхность гроба, рядом с костяными цепями. Избет подняла руку. Несколько рыцарей двинулись вперед, их темные, бездушные глаза были единственными видимыми частями тела, когда они забирали гроб и несли его к алтарю, пока Миллисента приближалась ко мне.

Делано настороженно смотрел на нее, когда ее бледные глаза ненадолго переместились на Малика, а затем на меня.

— Где блондин? — тихо спросила она. — Тот, кого зовут Ривер. Твой дракен.

— Ты беспокоишься о том, где он может скрываться? — возразил Кастил, когда Избет повернулась к нам спиной.

Миллисента не смотрела на него.

— Нет. — Ее глаза оставались на мне, и как бы близко мы ни находились, трудно было не заметить, что мы одного роста. — Но вы должны.

Мои брови поднялись, пока рыцари начали снимать костяные цепи с гроба.

— И почему же?

Она оглянулась через плечо на грохот костей, ударяющихся о пол храма.

— Потому что она не спросила, где он, — ответила она, и голова Киерана дернулась в ее сторону. — Можно подумать, что она беспокоится о том, что может уничтожить большую часть тех, кто находится на территории храма.

Я взглянула на алтарь. Избет как раз надевала атлантийский алмаз обратно на палец — я даже не была уверена, зачем вообще потрудилась его вернуть, когда рыцарь вонзил острие меча в щель гроба. Дерево застонало. Вряд ли Избет знала, где сейчас находится Миллисента. Она была сосредоточена исключительно на гробе, переместившись по другую сторону алтаря. Однако за ней наблюдал Каллум.

— Она также не упомянула о том, что у тебя на пятьдесят тысяч меньше, чем было, когда ты пересекала долину Ниэль, — продолжала Миллисента, опустив взгляд. Другой рыцарь возился с центральной частью крышки, и я услышала еще один трещащий и хлопающий звук. — Она прекрасно понимает, что с тобой их больше нет, а это может означать только то, что их отправили куда-то еще.

Сосредоточившись на Миллисенте, у меня на языке вертелось сто разных мыслей. Я так много хотела узнать, но все, что я сказала, было:

— Я знаю.

Взгляд Миллисенты переместился на меня, и я знала, что она понимает, что я имею в виду. Что я знаю, кто она.

Одна сторона ее губ дернулась, приподнялась, а затем опустилась.

— Тогда ты также должна знать, что во всем этом есть что-то очень неправильное.

По моим рукам побежали мелкие мурашки, когда рыцари освободили верхнюю часть гроба и подняли крышку. Обернувшись, Миллисента увидела, как они ставят гроб на пол. Все рыцари отступили назад. Только Избет двинулась вперед, и сделала это медленно, почти боязливо.

Малик подошел к Киерану. Он не смотрел на Миллисенту, но я знала, что он говорит с ней, когда прошептал

— Ты в порядке?

Я не знала, что ответила Миллисента. Я была целиком сосредоточена на Избет, когда она прижалась к краю гроба и смотрела внутрь. Меня пронзила стрела сырой, пульсирующей агонии, и это удивило. Эти эмоции принадлежали Избет. Кровавая королева содрогнулась.

Все, что я смогла разглядеть в Малеке, было… нехорошо. На впалых щеках лежали пряди тусклых рыжевато-коричневых волос. Слишком сухие губы были раздвинуты и отпечатались на клыках, как будто он потерял сознание во время крика. Он был скелетом и скорее обветренной плотью, чем человеком. Оболочка того, кем он, возможно, когда-то был. И его вид, независимо от того, к чему могли привести его действия, представлял собой жалкое зрелище.

— О, любовь моя, — прошептала Избет, а затем перешла на незнакомый мне хриплый язык.

— Старый атлантийский, — объяснил Киеран.

Может быть, я и не поняла, что она сказала, но я поняла муки, смешанные со сладостью любви. Горе. Не было облегчения. Ни радости, ни предвкушения. Только ледяная боль, пронизывающая до костей, больнее любой физической боли.

— Как видишь, мы выполнили свою часть сделки, — сказал Кастил, заставив Избет замолчать. — Сними проклятие.

Избет не двигалась и не отвечала в течение, казалось, целой вечности. Мое сердце сжалось. Если она не сделает того, что обещала, и Присоединение не отменит проклятие…

Я потянулась вниз, схватив Киерана за руку. Он был спокоен, его эмоции были скрыты, в то время как Кастил представлял собой быстро нарастающую бурю гнева.

Затем Избет кивнула.

Каллум вышел вперед, оттеснив Миллисенту назад и в сторону. Ее реакция на него была тревожной. Я видела, как она обращалась с Делано в его смертной форме, словно он был всего лишь ребенком. Но этот Восставший был предположительно старым, очень старым. Сущность зашевелилась, когда он приблизился. Через нотам я оттолкнула Делано назад.

— Подними раненую руку, — попросил Каллум с приятной улыбкой. Восставший был совершенно невозмутим под взглядами вольвенов и элементалей.

Я отпустила руку Киерана, и он выполнил просьбу Каллума. Восставший склонил голову набок.

— Метка проклятия? — Одно крыло приподнялось, когда он посмотрел на меня. Расплылась улыбка. — Она исчезла.

— Да, — ответил Кастил.

— Этого не должно быть.

— И? — Голос Кастила был мягким, таким, который всегда был предупреждением.

— Ничего. Просто интересно. — Каллум сомкнул пальцы на руке Киерана и достал кинжал, сделанный из какого-то молочно-белого камня, которого я никогда раньше не видела. — Это может ужалить.

— Если ты причинишь ему вред, то пожалеешь об этом, — предупредила я.

— Мне нужно сделать только неглубокий надрез, как раньше, — сказал Каллум. — Но я подозреваю, что не так уж много я могу сделать, чтобы причинить ему серьезный вред. — Его рука быстро сделала неглубокий порез на том же участке предплечья Киерана, что и раньше. — А сейчас?

Я даже не успела ответить, как от неглубокого пореза поднялась слабая черная тень. Мое сердце замерло. Означало ли это, что Присоединение не смогло бы преодолеть проклятие? Я не знала, и не была уверена, что мы когда-нибудь узнаем. Я знала только то, что это не имеет значения.

— Боги, — пробормотал Нейл, наблюдая, как из крови Киерана вытекает чернильный туман и поднимается вверх, исчезая в ночи.

— Вот так. — Каллум опустил руку Киерана, убирая в ножны странный кинжал, и ярко улыбнулся.

— И это все? — спросил Кастил.

Восставший кивнул.

В мгновение ока рука Киерана отлетела в сторону. Я увидела блеск кровавого камня, а затем рукоять кинжала оказалась вровень с грудью Каллума.

— Спасибо, — прорычал он, резко выдергивая кинжал. — Ублюдок.

Каллум пошатнулся назад. Из его рта потекла струйка крови.

— Черт побери…

Миллисента грубо рассмеялась, когда Каллум упал на пол.

— Никогда не постареет, — сказала она, переступая через его тело. — Хотя он быстро восстанавливается. В следующий раз попади в его тупую голову.

— Совет получен и принят, — пробормотал Киеран, глядя на меня, когда я сложила ладонь на его руке. — Я в порядке… — Он вздохнул, когда его охватило исцеляющее тепло. Его взгляд переместился на Кастила.

— Пусть она занимается своими делами, — ответил Кастил, его внимание теперь было сосредоточено на Избет. — Ей от этого хорошо.

Киеран затих, а когда я подняла руку, на ней не было следа.

— Чувствуешь себя хорошо? — спросила я, совсем не доверяя Восставшему.

Он кивнул.

— Он в порядке, — огрызнулась Миллисента. — В отличие от Королевы, которая, похоже, в нескольких секундах от того, чтобы забраться в гроб.

— Это плохо? — спросил Эмиль.

Меня покинул сдавленный смех, который быстро угас, когда я увидела, что Избет склонилась над телом Малека.

— Он мое родственное сердце — часть меня. Мое сердце. Моя душа. Он — мое все. Если бы Никтос даровал нам испытания, мы были бы вместе.

— И правили бы Атлантией? — предположил Кастил.

— Я так не думаю. Он покончил с этим богом забытым королевством, — сказала она. — Мы бы путешествовали по царству, нашли бы место, где было бы спокойно. Там бы и остались. Вместе. С нашим сыном. С нашими детьми.

Кто знает, было ли то, что она говорила, правдой для кого-либо, кроме нее, но, тем не менее, наблюдать за этим было больно.

Избет провела ладонью по щеке Малека, ее рука дрожала, когда она наклонилась над ним еще больше, ее рот был в дюйме от его сухих, бледных губ.

— Я люблю тебя сейчас так же сильно, как тогда, когда наши глаза впервые встретились в розовых садах. Я всегда буду любить тебя, Малек. Всегда.

Я пошатнулась под тяжестью прилива эмоций, которые не смогла скрыть Избет. Слезы катились по ее щекам, оставляя слабые следы на бледной пудре, которую она носила.

— Ты ведь знаешь это, верно? — Ее голос понизился, когда она потянулась к украшенному драгоценными камнями поясу на талии. — Ты должен, даже сейчас, когда так крепко спишь. Ты должен знать, как сильно я люблю тебя. — Пальцы Избет пробежались по его шее, и она прижалась поцелуем к его губам.

— Это действительно отвратительно, — пробормотал Эмиль.

Так и было.

И это было также печально. Какой бы ужасной и злой до глубины души ни была Избет, она все равно любила глубоко и болезненно. Будет еще больнее, когда она поймет, что мы не намерены позволить ей оставить его у себя.

— Чертов мальчик проснулся, — пробормотал Киеран, когда Каллум медленно поднялся на ноги. — Выше голову.

Кастил встал между нами, обхватив мою руку своей. Подмигнув мне, он не только доказал, что может сделать это, не выглядя нелепо, но и подал знак. Время пришло. Отвлекаясь от печальной сцены, разыгравшейся перед нами, я сузила свои чувства до ощущения нотама и поискала свежий отпечаток дождя Сейдж…

— И вот почему… Вот почему ты должен понять, — сказала Избет спящему Малеку. — Ты знаешь, как сильно я любила нашего сына. Ты понимаешь, почему все должно быть именно так. Иначе и быть не может.

В тот же момент, когда Миллисента повернула голову в сторону Избет, моя концентрация нарушилась. Избет рывком подняла руку. Кастил притянул меня к себе при первом же отблеске сумеречного камня. В украшенном драгоценностями поясе на ее талии был спрятан кинжал из сумеречного камня. Я потянулась к эфиру, опасаясь, что она направит кинжал на всех, кто стоял рядом…

Избет закричала… и, боги, это был звук чистого страдания. Она опустила кинжал вниз… в грудь Малека. В его сердце.

Мой рот открылся.

Избет…

Она вонзила Малеку в сердце сумеречный камень.

Сумеречный камень может убить бога. Я вспомнила, как об этом говорил Ривер.

То, чему мы только что стали свидетелями, не имело смысла. Ни в одном царстве. Но она… она убила Малека. Свое родственное сердце.

— Какого черта? — воскликнул Кастил, выронив мою руку, когда Миллисента попятилась назад, широко раскрыв глаза.

Киеран выругался, когда Избет рывком освободила руки от кинжала. Ее тело лежало поверх тела Малека.

— Мне жаль. Мне так жаль, — рыдала она. — Мне так жаль.

Мои руки упали по бокам. Шок от вида сверкающей, инкрустированной рубинами рукояти, торчащей из груди Малека, пригвоздил меня к месту. И это изумление накатывало волнами на всех, кто был его свидетелем… на всех, кроме одного.

Золотого, теперь уже окровавленного Восставшего.

Каллум улыбнулся.

В моей груди взорвалось почти непреодолимое чувство ужаса, когда Каллум медленно повернул голову в мою сторону. Он сцепил руки вместе, кланяясь.

— Спасибо.

Сущность яростно зашипела. Я протянула руку, сжимая руку Кастила.

— Спасибо, что сделала то, что тебе было предсказано давным-давно. Спасибо, что выполнила свое предназначение, Предвестница. — Бледные глаза Каллума за золотой маской засветились, и в моих венах запульсировал эфир. — Все было не совсем так, как было предсказано или как многие из нас понимали, но пророчества… ну, детали не всегда точны, и интерпретации могут быть разными.

— Я не понимаю, — сказала Миллисента, ее широко раскрытые глаза метались между Каллумом и нашей матерью.

— Что именно ты не понимаешь?

— Все, — прорычала она. — Все, что только что произошло.

— Ты имеешь в виду то, что могло бы случиться с тобой, если бы ты не была неудачницей? — Каллум парировал, и Малик бросился вперед, заслоненный только Кастилом, который был просто быстрее. — Ты бы пролила за него кровь, и он бы тебя за это очень вознаградил.

Миллисента отпрянула назад, ее кожа побледнела под маской. Ее взгляд встретился с моим, и внезапно я все поняла. Во рту пересохло, мой взгляд упал на Малека.

— Это должна была быть я, не так ли?

— Ты справилась там, где не справилась она, — сказал Каллум. — И я долго ждал тебя. Он ждал жертвы. Равновесия, на котором всегда настаивают Эрае. Ждал того, кто родился из смертной плоти, на пороге становления великой Первородной силы. Ты прибыла, как и было обещано, но… — Он протянул руку. — Но ты не была единственной. До тех пор, пока оба разделяли кровь Первородного Жизни и были любимы, она восстанавливала его. Ей просто нужна была ты… кто-то из его рода… чтобы найти Малека. Мы все знаем, что Айрес, конечно, не сделал бы этого. Нам пришлось бы освободить его. А он, мягко говоря, немного… взбешен.

— Что за черт? — потребовал Нейл.

Каллум покачал головой.

— Я просто не думал, что она сделает это. Пока она не попросила его. И даже тогда я не думал, что она пойдет на это, если честно. — Он засмеялся. — Я думал, что это будет пятьдесят на пятьдесят на то, кого она выберет. Тебя. Или Малека.

Сердце колотилось, я прижала руку к груди, когда над морем появились облака, омрачившие ночное небо. Я была на грани того, чтобы стать Первородной, и меня наконец-то поразило, почему именно сейчас все это произошло. Почему Избет ждала этого времени, чтобы осуществить свои многовековые планы. Ей пришлось ждать, пока я пройду Выбраковку, чтобы она могла… Я уставилась на алтарь. Чтобы она могла убить меня. Но она…

Но на алтаре была не я.

Малек не был Истинным Королем Царств, как мы считали. Это не имело никакого отношения ни к нему, ни ко мне. Мы были просто пешками.

Внезапно я вспомнила о пророчестве.

— Несущий смерть и разрушение, — прошептала я, и взгляд Кастила переместился на меня. — Не Смерть и Разрушение, а приносящий их. — Моя рука поднялась ко рту. Это проклятое пророчество… — И я сделала именно это.

— Черт, — прорычал Малик.

— Сейчас не самое подходящее время, — вздохнул Кастил, — но хочу заметить, что я всегда говорил, что ты не смерть и разрушение.

Киеран бросил на него взгляд, потому что сейчас действительно, действительно было не время, и потому что, несмотря на то, что нежелание Малика отдавать Малека Избет, возможно, не было основано на знании того, что должно произойти, но если бы мы его послушали…

Нет. Если бы мы знали, то не остановились. Мы бы не стали рисковать Киераном. Правильно это или нет, это было очень просто.

— Тогда что это? — потребовала Миллисента. — Ктотакой Предвестник?

— Она — Предвестник. — Каллум повернул к ней голову. — Предупреждение. — Его глаза расширились. — А что ты думала, дорогая? Что она — та, кто уничтожит царства? — Он взглянул на меня. — Первородный, рожденный из смертной плоти? Она? — Его смех эхом разнесся по долине. — Серьезно?

Я напряглась.

— В любое другое время я бы сочла это грубостью.

— Без обид, Ваше Высочество, — сказал он с насмешливым поклоном. — Просто для того, чтобы стать настолько могущественной, вам потребовались бы эпохи, и то если бы эта сила не свела вас с ума.

Всклокоченные волосы разлетелись по лицу Миллисенты, когда она покачала головой, а Избет продолжала всхлипывать — ужас все нарастал и нарастал. Последняя часть замечания Каллума — это то, о чем нам придется беспокоиться позже.

— Нет.

— Да. — Каллум откинул голову назад, глядя на меня. — На алтаре должна была быть ты. Таков был план. Вот ради чего все это было. Ты. — Он указал на Миллисенту, а затем на меня. — И ты. Да, с тобой мы разберемся позже. Каллум подмигнул. — Но сейчас время пришло.

— Время для чего, глупый ублюдок? — прорычал Киеран, хватаясь за рукоять своего меча.

Глаза Восставшего закрылись.

— Пора поклониться единственному Истинному Королю Царств.

Кастил шагнул к нему.

— И кто же это должен быть?

Давление осело на мои плечи. Осознание этого факта вызвало холодок в затылке. Тяжелое, гнетущее чувство… такое же, как в ту ночь, когда Весса сбила дракенов, и в лесу за Тремя реками… охватило меня. Я чувствовала его и раньше, когда мы были в Каменном холме и я слышала этот голос, призывающий меня потерять контроль.

Тот же голос я слышала той ночью в Локсвуде, когда плыла в небытии.

— Он ждал. — Каллум игнорировал Киерана, его подбородок был опущен, глаза смотрели с нетерпением, а голос был мягким, полным поклонения… очень похожим на жрецов и жриц в Оук-Эмблере. — Все это время он тоже спал беспробудным сном. Его хорошо питали в храме Теона.

Кожа Киерана побледнела, а меня пронзила дрожь.

— Дети, — вздохнула я. — Дополнительный Обряд.

— Он должен был быть достаточно сильным, чтобы пробудиться, и он пробудился. — Каллум провел зубами по нижней губе. — Когда ты сбросила смертную плоть и начала свое Вознесение, это освободило его. И скоро, когда Малек сделает свой последний вздох, он будет в полной силе. Все эти годы — все эти века и века — он ждал. После твоего рождения он спал еще более беспокойно. Чувствуя тебя, ощущая тебя. Он ждал и ждал пресловутого ключа к своему замку, своего… красивого мака, чтобы сорвать его и посмотреть, как он истекает кровью.

Раскаленная ярость захлестнула Кастила, собираясь в моем горле, как лужа кислоты. Он двигался так быстро, что я не видела его руки, пока она не разорвала грудь Каллума, и сердце Восставшего было у него на ладони, залитое кровью и плотной тканью.

Малик и Миллисента повернулись к нему.

— Что? — прорычал Кастил, отбрасывая сердце в сторону. — Я не мог слушать больше ни слова. Даже не собираюсь просить прощения. Да пошел он.

Отпечаток Делано столкнулся с моими мыслями.

— Что-то приближается…

Нет, кто-то уже был здесь.

Смерть.

Разрушение.

Затхлая сирень.

О, боги.

Ужас перерос в панику, когда я резко дернулась в сторону.

— Колис.

ГЛАВА 48

Из Малека вырвался взрыв энергии, невидимый, но ощутимый. Темный. маслянистый. Удушающий, он врезался в нас. Не было ни предупреждения, ни времени на подготовку. Статуи коленопреклоненных богов взорвались по всему храму. Мы с Кастилом отскочили назад на несколько футов и столкнулись с Киераном. Он поймал нас обоих, а Малик потерял равновесие и упал на одно колено. Миллисента ударилась о колонны. Повернувшись, я увидела Делано и нескольких вольвенов, прижавшихся к земле, с прижатыми ушами и оскаленными зубами. И эта затянувшаяся энергия… от нее ползли мурашки по коже и пахло несвежей сиренью.

Взяв меня за руку, Кастил выпрямился и повернулся к Киерану.

— Ты в порядке?

Киеран кивнул, когда по земле загрохотали мелкие камешки. Я посмотрела вниз, и тут раздался звук — низкий раскат грома, который доносился снизу и становился все громче и громче, пока земля не задрожала, и Костяной храм не содрогнулся. Фундамент алтаря, на котором находился Малек, разрушился, опустившись примерно на фут. От плиты пошли глубокие трещины, заставив вольвенов отступить назад. Из трещин просочился серый туман с запахом увядшей сирени.

Смерти.

— Это можно остановить! — крикнула Миллисента. — Если это требует жертвоприношения — смерти, Малек еще не умер. Он все еще дышит. Мы не можем…

Трещины взорвались, разбрасывая куски камня. Я вскрикнула, когда большой обломок ударил Миллисенту в голову, отбросив ее подбородок назад. Она зашаталась, ее ноги подкосились, но Малик извернулся и поймал ее прежде, чем она упала на пол. Кровь стекала по ее лицу, когда Малик прижал ладонь к ее затылку.

— С ней все будет в порядке, — сказал он хриплым голосом. — С ней все будет хорошо. Ей просто нужно проснуться.

Я надеялась, что это скоро произойдет. Из-за тряски было трудно стоять, а трещины распространялись, расширяясь по всей длине пола, одна из них направилась прямо к Кастилу. Он прыгнул, ловко избежав разрыва, но нескольким королевским гвардейцам повезло меньше. Они исчезли в трещинах, их крики отдавались эхом до тех пор, пока они не оказались там, где не может пройти ни один звук. Столбы задрожали, и по ступеням с обеих сторон Костяного храма, где сзади нас ждали атлантийские войска, а спереди — Восставшие, пошли трещины. Обе стороны рассеялись, чтобы избежать расширяющихся трещин.

Тряска прекратилась, но серый туман продолжал подниматься. Вольвены крались вперед, принюхиваясь к туману, пока стражник кричал:

— Помогите! Помогите!

Нейл повернулся к стражнику, державшемуся за край расщелины; пальцы мужчины побелели.

— Черт побери, — пробурчал он и начал двигаться вперед.

— Подождите, — приказал Кастил, подняв руку. Нейл остановился. — Вы это слышали?

— Пожалуйста. Боги, помогите мне! — закричал стражник.

— Я не… — Я замолчала, когда до меня донесся звук. Звук чего-то… скребущего по камню.

Вокруг стояли солдаты и смотрели вниз, когда Делано и Рун поползли вперед, а за ними последовали еще несколько вольвенов. Они принюхивались к туману, к глубоким трещинам, которые стали достаточно широкими, чтобы исчезнуть в них.

Когда Нейл наклонился и потянулся к стражнику, тот закричал. Вспышка горячей боли пронзила мои чувства, когда атлантиец дернулся назад, а стражник исчез.

— Что за…? — Нейл поднялся, его рука все еще висела в воздухе.

От горького страха у меня внезапно пересохло во рту. Я обернулась туда, и увидела, как вольвены стали отступать от трещин на земле под храмом. Они резко повернулись и бросились бежать, двигаясь боком, их лапы скользили по влажной траве, когда они наскакивали друг на друга.

— Я никогда не видел, чтобы вольвены убегали. — Эмиль обнажил меч. — Ни от чего.

— Я тоже. — Кастил вытащил свой меч.

Воздух пронзил испуганный крик атлантийского солдата, которого затянуло в трещину.

— Что-то в земле, — объявил Эмиль.

— Не что-то. — Каллум перекатился на бок, рана… боги, рваная дыра в груди все еще была на месте, хотя кровь уже не сочилась. — Стражи Истинного Короля. Даккаи.

— Что? — Киеран держал свои мечи.

— Неважно, что они собой представляют, — сказала я, сжимая руки в кулаки, когда прикоснулась к сущности. — Они недолго будут чем-то.

Каллум ухмыльнулся.

— И ты тоже, — предупредила я, позволяя своей воле распространиться, чтобы призвать дракена.

— Чем бы они ни были, они приближаются, — крикнул Кастил, и звук, напомнивший мне скребущихся по камню барратов, усилился. Его взгляд метнулся к моему.

— Позаботься о наших мужчинах и женщинах. Мы разберемся с этим здесь.

Уголки моего зрения стали серебристо-белыми, когда я кивнула.

Появилась одна ямочка, прежде чем он взял себя в руки. Через мгновение из расщелины вырвались существа размером почти с Сетти, их кожа, покрытая твердым панцирем, была блестящей и цвета полуночи. По форме они напоминали вольвенов, но были крупнее, и… у них не было никаких черт лица, кроме двух щелей там, где должен быть нос, и широких пастей с острыми зубами.

Что ж, это было полное ведро кошмаров.

Один из Даккаи прыгнул в сторону Эмиля, но его рефлексы были быстры. Он вонзил свой меч в грудь твари. Серебристый эфир вихрем струился по моим рукам, когда Кастил, вращаясь, отсек голову одному из них, а Делано перепрыгнул через расщелину, столкнувшись с Даккаи, который бросился на Малика, когда тот помогал Миллисенте сесть.

Я повернулась к солдатам внизу и с облегчением увидела, что Сетти и многие лошади были отвязаны и успели убежать, пока из-под земли появлялись новые твари. Из меня вырвался поток сущности, ударив в строй Даккаи. Мой желудок сжался от звука ломающихся костей. Они упали на землю, но их место заняли другие. Я направилась к ступеням, а в груди нарастало напряжение. Еще один импульс, более сильный, поглотил тварей.

— Приближается! — крикнул Нейл, схватив Руна за шиворот и потащив его назад, когда сквозь облака над головой прорвалась тень и упала на нас.

Поток серебристого огня прорезал пол храма, окрасив его в серебристый цвет, когда Аурелия пронеслась вниз, поражая существ. Две воронки светящегося пламени ударили по земле, когда появились Найт и Тад.

— Защищайте своего короля! — крикнула Избет с алтаря, подняв голову и намазав щеки черным карандашом.

Оттуда, где ждала армия Восставших, донесся крик. Они бросились в атаку, и на стены храма хлынуло багровое море. Найт приземлился рядом с солдатами, а затем Тад, и я увидела, как Малик сражается с Каллумом.

— Черт! — Кастил закрутился, отбрасывая Даккаи назад. Он перепрыгнул через трещину, схватил меня за талию и потащил за колонну.

Тело Кастила прижало к колонне мое тело, когда на пол храма и территорию обрушился залп стрел. В течение кратчайшей секунды существовали только он и его запах, а затем эта секунда закончилась. Я вздрогнула, когда меня ошпарило жгучей болью, а затем раздались крики.

— С Вала. — Дыхание Кастила коснулось моей щеки. — Ты можешь их убрать?

Я заглянула за колонну, чтобы понять, сколько их там, когда в меня полетел еще один шквал стрел. Я дернулась…

— Отключи их. — Он погладил меня по щеке. — Успокойся, моя королева.

Резко вдохнув, я кивнула. Я отключила их, как могла.

— Ты справишься?

Я встретила его взгляд.

— Да.

Кастил отступил назад, поворачиваясь, чтобы погрузить свой меч в Даккаи, а я вышла из-за колонны. Сконцентрировавшись на Вале, я направила на него свой взгляд, и сущность тут же откликнулась. Луки лучников выскользнули из рук, а их шеи сломались. Они упали, и, хотя я знала, что их будет больше, у нас была отсрочка.

Повернувшись, я выругалась, когда орда даккаи бросилась на храм. От меня исходила огненная волна, превращая их в пепел. Напротив меня закружились несколько даккаи, завывая, когда отказались от атаки на Нейла и Эмиля. Их головы поднялись, а затем они атаковали, когда Киеран присоединился к Кастилу. Сущность вихрем пронеслась сквозь меня, когда я подняла руки к тем, кто мчался вверх по ступеням, и к тем, кто перепрыгивал через храм. Из моих ладоней вырвался огонь, не слишком отличающийся от того, что исходил от дракенов, и врезался в существ. Они падали, дергаясь и тлея. У нас не было времени возиться с ними.

— Идите к Малеку, — сказала я Киерану и Кастилу. — И выньте кинжал.

— Уже делаю. — Кастил поймал мой подбородок в свою ладонь и поцеловал меня в щеку, прежде чем броситься вперед.

В своем сознании я видела, как сущность распространяется вокруг меня, вокруг храма, где она отталкивалась от Восставших, но перетекала в даккаи. Все мое зрение стало серебристым, когда в горле появился вкус. Холодное место во мне запульсировало. Я дышала сквозь него, когда из меня вырвались десятки и десятки потоков света, пронесшихся по храму и земле под ним.

Когда я снова втянула эфир, то не увидела ни одного живого, безликого существа среди тех, кто сражался у подножия храма. Улыбаясь, я потянулась к Сейдж через нотам, когда повернулась, и… ничего не почувствовала.

Я ничего не почувствовала.

У меня перехватило дыхание, когда мой взгляд остановился на Избет. Ее руки лежали на груди Малека, двигаясь вверх и вниз в неглубоких вдохах.

— Это еще не все! — крикнул Эмиль.

Я обернулась, при виде даккаи в груди защемило сердце. Они появлялись из расщелин, но на этот раз их были сотни, они карабкались друг на друга, их похожие на лезвия когти царапали землю и камень. И они…

Боже правый, они захлестнули армию и вольвенов в волне криков и воплей. Кровь забрызгала воздух. Аурелия взлетела, но недостаточно быстро. Твари набросились на ее спину и крылья, царапая и кусая.

— Нет! — крикнула я, призывая эфир и заставляя дракена взлететь. Тад поднялся, стряхивая с себя даккаи, пока несколько атлантийских солдат пускали стрелы в тех, кто карабкался на Аурелию. Сущность потянулась от меня, когда даккаи наводнили ступени, рыча и огрызаясь.

На меня упала темная тень, и порыв ветра разметал по лицу косу. Ривер приземлился, сотрясая весь храм, взмахнул крыльями и вытянул шею, посылая поток огня на даккаи в храме, а затем на тех, кто стоял на ступенях. Пламя было таким ярким, что на мгновение ослепило меня, поэтому мне не удалось увидеть Ривера, пока он не обрел смертную форму.

— Не используй сущность. Она притягивает к тебе даккаи. Ты не сможешь отбиться от них всех, — сказал мне Ривер, приседая рядом со мной, обнаженный. — Ты должна остановить то, что они сделали, чтобы высвободить их. Это все, что ты должна сделать.

У меня перехватило дыхание, когда я перевела взгляд на Каллума. Эта чертова ухмылка. Он знал.

— Хорошо, — процедила я, убирая мечи. Времени на объяснения не хватало. — Это Малек. Он умирает. Вот в чем причина. Он умрет, и Колис будет в полной силе.

— Если это случится, мы все будем молиться о смерти. Доберись до него. Сейчас же, — сказал Ривер, а затем поднялся. По всему его телу вспыхнул мерцающий серебристый свет, он удлинялся и рос. Чешуя заменила плоть, а из спины выросли крылья.

Ривер поднялся в воздух и с ревом выпустил поток огня, который прорезал пространство над моей головой, когда я поразила бросившегося на меня даккаи. Мое сердце застряло в горле, когда я оглянулась через плечо на территорию храма — Ривер освещал ее, и я… я знала, что ничем не могу помочь солдатам внизу. Малек не мог умереть. Это было приоритетом. Я повернулась, убирая вольвений кинжал, всадила меч в живот даккаи и закрутилась, столкнувшись лицом к лицу с королевским гвардейцем. Я не позволила себе ни думать, ни чувствовать, когда провела кинжалом по его горлу.

Я отпрянула назад, когда в нескольких дюймах от моего лица вспыхнуло яркое серебряное пламя, а над головой пронесся Найт. Я отпрыгнула туда, где трещины в храме были не такими широкими. Боги, это был настоящий хаос — рычание и ворчание, доносящиеся из огня, туман и дым, извивающиеся, падающие тела. Я заметила Хису: ее шлем исчез, а лицо было залито кровью, когда она пронзала мечом даккаи. Она повернулась, ее глаза встретились с моими.

— Мы можем…

Я вздрогнула, когда ее слова оборвались, закончившись бульканьем. Мы обе посмотрели вниз на ее грудь, где торчало лезвие из сумеречного камня.

Солдат выдернул лезвие, и Хиса упала на землю, ее тело обмякло, а глаза открылись. Я понимала, что если кинжал из сумеречного камня способен убить бога, то атлантийца он точно убьет быстрее. Я вскинула глаза на убившего ее Восставшего и бросилась вперед, мои мечи пронзали кожу и кости. Я разрубила плечи Восставшего, отсекая рукояти, в то время как горло жгло, а к коже прижимался эфир. Я отскочила назад, отбрасывая Восставшего на пути огня Ривера, а затем повернулась к Хисе. Я направилась к ней…

— Кинжал! — Миллисента вонзила свой меч в грудь Восставшего. — Нам нужно вытащить кинжал!

Мое внимание переключилось на Избет, ее рука лежала на рукояти, глаза были закрыты. Хиса. О, боги, времени не было. Во мне кипела ярость, я выругалась, заставляя себя отстраниться от Хисы.

Я поймала даккаи, когда он прыгнул, и обрушила меч на его шею, а его когти впились мне в руку. Боль была жгучей, но я не обратила на нее внимания, крутанувшись на месте и вонзив вольвений кинжал в грудь стражника. Сквозь хаос смерти, дыма и тумана я видела, как Кастил кружится, нанося удары и даккаи, и стражникам. На его горле была кровь. Его рука. Ближе я увидела Киерана, его тело было не лучше, когда он отбросил даккаи от солдата. Пронзительный вопль заставил меня обернуться. Даккаи набросились на черно-коричневого вольвена, свалив Руна. Я двинулась вперед, но мой путь прервался, когда сквозь туман и дым появился Восставшая.

— Черт. — Я блокировала ее удар предплечьем, пока искала Руна с помощью нотама, мое горло горело все сильнее, когда я ничего не чувствовала. Эфир яростно пульсировал в моей груди, когда я повернулась, ударила ногой и зацепила Восставшую за грудь. Не обращая внимания на призыв использовать сущность, я закрутилась и провела мечом по ее горлу, отсекая голову…

Из дыма выскочило белое пятно. Я втянула густой, насыщенный кровью воздух, когда лапы Делано приземлились на мою грудь, отбрасывая меня назад, с пути огненного потока.

— Спасибо, — вздохнула я, коротко прижавшись к его шее и поцеловав в лоб. — Нам нужно попасть к Малеку.

— Я с тобой, — последовал его ответ.

Мы поднялись, пробивая себе путь через храм. Делано прыгнул, сбив стражника, бегущего вдоль нижних стен сооружения. Я бросилась вперед, вонзая свой меч в другого, как раз в тот момент, когда даккаи свалил стражника: его острые зубы впились ему в горло. Стало ясно, что, в то время как даккаи избегали Восставших, они не делали исключения для смертных стражников.

— Нейл! — крикнул Эмиль, отпихивая от себя тело даккаи, поднимаясь, грудь его доспеха была разорвана. Его живот окрасился в багровый цвет. — Черт! — гаркнул он, отбрасывая меч назад, когда к нему подскочил еще один даккаи.

А Нейл… он лежал на спине, раскинув руки, его доспехи были разорваны. Мое сердце раскололось.

— Нет. — Кастил крутанулся, золотые глаза сверкнули, когда со стены сорвался зверь, отбросив вольвена в сторону. Набрав скорость, он проскользнул под тварью, проведя мечом по ее брюху. Он вскочил на ноги и бросился к Нейлу.

— Бегите к ней! — крикнула Миллисента, хватая Малика за руку и отталкивая в сторону. Его доспехи были распороты когтями даккаи. У меня перехватило дыхание, когда Миллисента отлетела назад, а даккаи навалился на нее сверху. Времени не было.

Отключив все свои чувства, я вихрем помчалась обратно к алтарю. Избет достала меч.

Сзади раздались крики. Я остановилась, оглянувшись через плечо, и увидела, как стражники с Вала Карсодонии устремились к крепостным стенам, стрелы горели огнем, когда они целились. Вместо нас они стреляли по даккаи, поднимавшимся на Вал. Мое сердце заколотилось. Если даккаи прорвутся в город…

Я потянулась к дракену и увидела, как полуночные крылья Найта резко развернулись, когда он нацелился на Вал. Я не искала Аурелию. Не могла. Я не могла позволить себе сделать это, когда начала бежать, перепрыгивая через тела. Я крепче сжала кинжал. Все мое внимание сосредоточилось на Избет, когда она подняла меч, ее руки и кисти дрожали, когда лезвие зависло над горлом Малека. Мое сердце заколотилось, когда до меня дошло, что она задумала. Я откинула руку назад и выпустила кинжал.

Я затаила дыхание, когда клинок пролетел по воздуху и устремился прямо к Избет. Ее голова дернулась вверх, и кинжал отскочил назад.

— Черт! — Я поскользнулась, когда Делано врезался в меня, отбросив в сторону.

Из легких вырвался воздух, и я тяжело упала на пол. Делано наполовину приземлился на меня, и я застонала, положив руки ему на плечи и подняв голову, чтобы встретиться с его ярко-синими глазами.

— Это было лишним. Я бы… — Что-то горячее и мокрое капнуло на мою руку. Я посмотрела вниз на красные полосы на его шерсти. С нарастающим ужасом я увидела свой кинжал, торчащий из его груди. Меч выскользнул из моей руки. — Нет.

Делано вздрогнул.

Я обратилась к эфиру, направив в него всю целительную энергию, на которую была способна. Мне было плевать на даккаи. Мне было плевать на Малека или Колиса, потому что я не могла потерять Делано. Не могла. Я не потеряю…

Мех под моими руками истончился, сменившись кожей. Появились бледные светлые волосы, падающие на глаза, которые не моргали. Не фокусировались. Не видели.

— Нет! — Я осторожно перевернула Делано на бок, схватила его за плечи, встряхнула. Но ничего не было. Я потянулась за кинжалом, но остановилась. — Пожалуйста. Пожалуйста, не делай этого. Вставай, Делано. Пожалуйста. Пожалуйста.

Ничего не было.

Меня ослепили слезы, когда серебристый огонь вспыхнул над моей головой и перекинулся на мчащихся к нам даккаи. Горе резко нарастало, вытесняя все остальное. Схватив Делано, я оттащила его от края, когда кто-то закричал. Эмиль попятился назад, его мечи выскользнули из рук, и он опустился на одно колено перед Восставшим, который пронзил его грудь. Киеран внезапно оказался рядом, с открытым от ярости ртом и с размаху вонзил свой меч в шею Восставшего.

Кастил крутанулся на месте, обнажив клыки, чтобы пронзить Восставшего. Кровь залила его лицо, его доспехи, и под моими руками кожа Делано уже начала остывать.

— Я же говорила тебе, дочь моя. — Голос Избет был мягким, но отчетливым сквозь безумие. — Я говорила, что ты дашь мне то, чего я хочу.

Та трещина внутри меня, которая разверзлась после смерти Виктера, теперь рвалась наружу, выходя из пустоты внутри меня. Все мое тело содрогнулось, когда ярость, связанная с горем, хлынула из меня, ледяная и бесконечная. Меч выпал из моей руки, а другая скользнула прочь от Делано. Ярость присоединилась к сущности Первородных, давя на мою кожу, когда я поднялась и медленно повернулась.

Я посмотрела на Избет, когда она снова подняла меч над Малеком, и закричала.

Из меня хлынула энергия, треща и плюясь, она разлилась по полу и врезалась в Избет, отбросив ее назад. Она потеряла меч, когда пыталась встать на ноги. Храм содрогнулся, когда из меня хлынул эфир, ударив в притянутых ко мне даккаи.

Избет поднялась, отступая назад. Укрепившись, она подняла руку.

— Не заставляй меня делать это, Пенеллаф.

— Я убью тебя, — сказала я, шагая вперед, и это был тот самый голос, полный дыма и тени. — Я разорву тебя на части.

Ее глаза широко раскрылись, и она отскочила назад на несколько футов. Из нее вырвался поток эфира.

И я рассмеялась.

На меня обрушилась энергия, и я приняла ее в себя… жгучую боль, ожог… позволила ей просочиться в мою кожу и стать частью меня. А потом я послала ее обратно.

Избет отлетела назад и врезалась в колонну. От столкновения треснул мрамор, и она упала вперед на колени.

— Ай, — прорычала она, поднимая голову.

Я улыбалась, даже когда с меня капала кровь… от ударов, которые она нанесла, и попадала на камень. По мере того, как я шла, из новых трещин в камне прорастали корни, а мои глаза сужались, глядя на нее.

Ее кожа рассеклась у линии волос, когда я шла вперед, и еще одно кровавое дерево пустило корни, затем еще и еще позади меня. По разрезу, изогнутому к виску, стекала кровь, едва не задев левый глаз. Еще один глубокий порез образовался у нее на лбу и прошел через бровь.

В меня ударил очередной поток эфира, когда она, шатаясь, поднялась на ноги. Я втянула его в себя, чувствуя жжение в горле. В центре спины поселилась боль, а челюсть пульсировала. Я подняла руки, и все упавшее оружие поднялось с пола храма и полетело вперед.

Избет взмахнула рукой, разбрасывая их в разные стороны.

— Милый детский фокус.

Сократив расстояние между нами, я наклонила голову в сторону, когда ей в голову врезался кусок камня. Кровь хлынула из ее носа и рта.

— Как тебе такой милый детский фокус, мама?

Избет споткнулась и попыталась удержаться на ногах. Ее голова метнулась в мою сторону.

— Ты хочешь убить меня? Это не вернет никого из них. Это не остановит то, что грядет…

Волна эфира покатилась от меня и ударила по Избет. Смеясь, она упала назад.

В воздухе вокруг меня вспыхнула молния. Я втянула в себя эту энергию, видя, как Миллисента старается добраться до Малека. Избет вскинула руку. Импульс света ударил в мою ногу и разлетелся на осколки, поразив Миллисенту, когда она схватила кинжал, торчащий из груди Малека. Она крутанулась назад и упала в лужу крови возле опрокинутой колонны, клинок застыл в ее руке.

— Меня предали обе мои дочери. — Избет вытерла кровь с лица. — Очень горжусь.

Бросившись вперед, я схватила корону. Она застонала, поскольку драгоценные камни зацепились, и я вырвала клок ее волос, снимая ее с головы. Меня обуяла ярость, я отдернула руку и ударила ее короной, повалив тем самым на пол.

— Боги, — прохрипела она, выплевывая полный рот крови и зубов. — Это было неуместно.

Энергия нарастала, и я разбила корону, на пол посыпались кусочки рубинов и бриллиантов. Я опустилась на колени, схватив ее за волосы. Под моей кожей закружились тени и свет, когда она встретила мой взгляд.

— Твое правление подошло к концу.

— Я выбрала Малека, — сказала Избет, схватив меня за руку, ее прикосновение обжигало. — Это должен был быть он, потому что я не могла убить тебя. Я не смогла бы, потому что люблю тебя, — прошептала она, упираясь рукой мне в грудь.

Эфир прожег меня насквозь, подавляя контроль над собой, поднял меня на ноги и отправил назад в полет. Каждое нервное окончание вскрикнуло от боли, когда эфир пронзил меня насквозь. Это было похоже на удар молнии, лишивший меня дыхания и лишивший контроля над мышцами. Я знала, что падаю, но ничего не могла сделать, чтобы смягчить удар.

— Поппи! — крикнул Кастил.

Каждая косточка в моем теле задрожала, когда я упала на пол. В глазах вспыхнул яркий свет, когда я перекатилась на бок. Вдох, который я сделала, обжег мои легкие. Мои ребра протестовали в попытке сесть. Боль в спине перешла на плечи, и все это время свет продолжал мигать, позволяя лишь мельком увидеть хаос вокруг меня. Ривер лежал, от него исходили мерцающие огоньки, когда он пытался стряхнуть с себя даккаи. Малик лежал, обхватив Миллисенту одной рукой, словно пытался защитить ее последним вздохом. Не осталось ни одного сантиметра их тел, не обожженного и не разорванного. Дракены больше не летали, и Киеран, он тоже выкрикнул мое имя, когда вспыхнули огни…

Внезапно, не осталось никакого света. Ни цвета, ни звука.

Затем серебристое пятнышко запульсировало и расширилось, став ярче, и в этом свете появилась она. Рассыпанные по плечам каскадом спутанных локонов и волн волосы цвета лунного света. Светящийся блеск почти скрывал веснушки на носу и щеках и придавал коже серебристое, перламутровое сияние. Но я узнала ее по снам, которые не были снами. Ее глаза открылись, и я увидела, что они цвета весенней травы — зеленые с ярким светящимся отливом.

— Так не должно было быть, — прошептала она, но теперь это были не кровавые слезы. На меня обрушился едкий, ледяной гнев. Бесконечная ярость, которую я никогда не чувствовала раньше и никогда не смогу испытать, потому что она росла десятилетиями. Столетиями.

Все тело свело судорогой, когда я вспомнила слова Ривера — то, что Виктер сказал Тони. Начало пророчества. Рожденная из смертной плоти, великая первобытная сила восстает как наследница земель и морей, небес и всех царств. Тень в тлеющих углях, свет в пламени, чтобы стать огнем во плоти…

Произнести ее имя — значит низвергнуть с небес звезды и опрокинуть в море горы…

Ее имя было силой, но только когда его произносил тот, кто родился как она, и обладал великой первородной силой.

— Он сказал мне, что ты уже знаешь ее имя, — сказала Тони.

Она смотрела на меня, и я увидела нас, плавающих в небытии, дрейфующих, пока она не появилась передо мной. Пока она не сказала:

— Так не должно было быть. — Когда она сказала мне, что во мне всегда была сила.

Но это были не единственные слова, которые она мне сказала. Теперь я вспомнила. Она назвала мне свое имя. Она умоляла меня разбудить ее.

Как Супруга могла быть такой могущественной?

Потому что она не была Супругой.

Она выдержала мой взгляд и улыбнулась, и я… я поняла. Она тоже ждала.

Я открыла глаза и сквозь дым и туман увидела Кастила и Киерана, окруженных даккаи. Восставшими. Они приблизились к ним, когда я прижала ладони к камню, и мои руки погрузились в него, когда я откинула голову назад и выкрикнула имя. Не Короля Богов, а Королевы Богов.

Истинной Первородной Жизни.

ГЛАВА 49

Темные глаза Избет расширились, когда взглянули на мои. Ее губы шевелились, но я не могла расслышать, что она говорит. Кастил обернулся, в воздух брызнула кровь, когда в храм ударила молния — и ударила в меня.

Боль Кастила и страх Киерана врезались в меня, когда доспехи и сапоги взорвались. Моя одежда порвалась, каждая клетка моего тела засветилась, а боль — она была всепоглощающей. Она убила бы меня. Это убьет их.

Мои легкие сжались.

Мое сердце колотилось.

Во рту скопилась кровь. Зубы расшатались, и из моего открытого рта выпали два зуба. Храм не дрожал. Сотрясалось само царство. В моих лопатках поселилась тяжесть, глубоко укоренившись, проникая туда, где пульсировал и клубился эфир. Моя кровь то остывала, то нагревалась. В костях появился гул, который распространился по мышцам. Моя кожа вибрировала. Над головой раздался оглушительный раскат грома. Воздух зарядился, и мое тело… изменилось. Это началось с гула внутри меня, а затем переросло в рев, похожий на звук тысяч лошадей, мчащихся ко мне, но ни одна лошадь или солдат не устояли на ногах. Он нарастал и нарастал, пока я поднималась на свои теперь уже голые ноги. По всей поверхности моих рук и кистей мелькали пятна тени и света. Я подняла глаза и увидела перед собой странную тень — очертания головы, плеч и двух… крыльев. Совсем как статуи, охраняющие город Далос, которые когда-то защищали Первородных. Вот только они были сделаны из эфира, клубящейся массы света и тьмы. Вся моя сущность вдруг оказалась лишь трещащим, пылающим серебристым светом и бесконечными тенями.

Я смутно заметила Кастила и Киерана, их широко раскрытые глаза и благоговейный трепет, бурлящий в моем горле и на моей коже.

Появились густые, наполненные тенями облака. Ветер хлестал, отбрасывая назад мои волосы и трепая мою изорванную одежду. И ветер, он пах свежей сиренью.

Тогда сам воздух раскололся, выплевывая трещащий свет, и из него просочился густой белый туман, проливаясь на меня, на разрушенную землю и покрывая тела.

Из пропасти в воздухе вылетела огромная черно-серая фигура в несколько раз больше Сетти, ее крылья были настолько массивными, что на мгновение закрыли восходящую луну. Воздух разорвал оглушительный рев, когда дракен пронесся над храмом, раскрыв мощные челюсти. Вырвался поток сильного серебристого огня, закручиваясь в воронку, которая врезалась в существ, карабкавшихся на Вал.

— Нектас, — прохрипел Кастил.

Все мое внимание сосредоточилось на Избет. Она стояла за алтарем, почти застыв. И бесконечная ярость, которую я чувствовала от нее, присоединилась к моей.

Она.

Серафена.

Истинная Первородная Жизни.

Та, от кого я получила дар жизни и исцеления. Не от Никтоса. Его даром были тени на моей коже, смерть в моих прикосновениях и холод в моей груди.

Моя воля вырвалась из меня и устремилась к Костяному храму, к земле внизу и за его пределами. Я сделала шаг, и сделала его как нечто бесконечное. Нечто Первородное.

В воздухе разлилась сила, аура отступила настолько, что я увидела, как светящийся блеск улегся и превратился в перламутровое, серебристое и теневое сияние. При каждом шаге камень дрожал и трескался, а туман следовал за мной, оседая и обнимая тела.

Я шла вперед, ступая босыми ногами по крови, разбитым щитам и сломанным мечам. А потом скользнула, поднимаясь с земли. Изломанные тела солдат, вольвенов и дракенов… моих друзей и тех, о ком я заботилась… поднялись вместе со мной. Делано. Нейл. Эмиль. Хиса…

— Слишком рано, — вскрикнула Избет, и ее страх… ее ужас… был так же силен, как и ее горе, осыпая меня горьким ледяным дождем. Она споткнулась о тело даккаи и прижалась к алтарю, на котором лежал Малек. — Что ты сделала?

Я почувствовала, что поднимаюсь, когда тела Ривера и Малика выплыли из луж крови, моя голова запрокинулась назад. А потом все остановилось. Ветер. Стоны. Мое сердце. Единственным движением был Нектас, который летел вниз по длине Вала, оставляя за собой волну огня, подпитываемого сущностью. Мои пальцы раскинулись по бокам.

Я дала волю своему гневу. Ее. Крик, вырвавшийся из моего горла, был не только моим. Он был нашим.

Звук ударил в воздух, как ударная волна, сокрушая камень и опрокидывая недавно укоренившиеся кровавые деревья. Кастил повернулся, пытаясь заслонить Киерана, но в этом не было нужды. Они не пострадали бы, пока моя ярость бушевала над нами, разрывая небо. Пошел дождь, кроваво-красный и проливной.

И окончательный.

Миллисента медленно села, ее бледные глаза расширились, когда из дыма выбежали даккаи — два, потом четыре и пять, их когти выбивали куски камня. Я повернула голову в их сторону, и все. Даккаи просто исчезли посреди бега или прыжка, уничтоженные одним лишь взглядом. От них ничего не осталось. Даже пепла не осталось, когда волна энергии распространилась, настигая оставшихся даккаи и Восставших, превращая их в пыль.

Кровавый дождь прекратился, и ни одна капля не коснулась меня, когда я вновь обратила свое внимание на Избет.

— Ты. — В одном этом слове было столько силы, столько едва сдерживаемого насилия, что по позвоночнику пробежала холодная дрожь. Потому что это была я… и это также была Серафена. Ее сущность… ее сознание… шевелилось во мне.

— Слишком поздно, — сказала Избет. И я почувствовала, что это одновременно и так, и не так. Она провела рукой по окровавленному лицу. — Все уже свершилось.

— Она знала, что ты замышляла, — сказала я ей. — Она видела это во сне. Видела все.

Ужас Избет задушил меня, когда та покачала головой.

— Тогда она должна знать, что я сделала это ради Малека. Это все ради ее сына и внука, которых они забрали у меня!

— Все это было напрасно. — Я подняла руку, и тело Избет напряглось, ее рот открылся, но не издал ни звука. Никаких слов. Ничего. Облака сгустились еще больше, и она поднялась, зависнув в нескольких футах над землей. — Это была любовь, которая создала тебя. Она бы простила Малека за то, что он сделал, создав тебя. Но твоя ненависть? Твоя скорбь? Твоя жажда мести? Она разложила твой разум сильнее, чем это могла бы сделать кровь бога. То, чем ты стала… то, что ты принесла в царства… не спасет тебя.

Правая рука Избет дернулась назад. Треск кости был громким, а вспышка боли, которую я ощутила, была раскаленной.

— То, что ты сотворила и принесла в эти царства, не исцелит тебя и не избавит от боли, — сказала я, и ее вторая рука дрогнула. — Это не принесет тебе ни славы, ни мира, ни любви.

Левая и правая ноги Избет переломились в колене, и я впитала боль, позволив ей стать частью меня.

— И за то, что ты сделала с теми, кто принадлежит к ее крови, ты будешь стерта, — провозгласила я. Кровь сочилась из глаз Избет. Ее носа. Изо рта. — Ничто о тебе не будет написано в истории, которую еще предстоит написать. Ты не будешь известна ни за те деяния, которые совершила как смертная, ни за твое бесславие как королевы. Ты недостойна памяти.

Позвоночник Избет сломался. Верхняя часть ее тела отклонилась назад, и боль… она была абсолютной.

На меня навалилось внезапное осознание. Пробуждение. Оно отозвалось эхом не в этом царстве, а в Илизеуме и в глубине Города Богов, когда Нектас приземлился позади меня. Меня наполнило присутствие, и когда я заговорила, это был голос истинной Первородной Жизни.

— Когда-то меня учили, что все существа достойны почетной и быстрой смерти. Я больше не верю в это. Ибо твоя смерть будет бесчестной и бесконечной. Никтос ожидает начала твоей вечности в Бездне.

Присутствие отступило от меня, когда крылья Нектаса расправились, развеяв прах тех, кто был уничтожен. В последующие секунды я чувствовала лишь противоположности. Безразличие и печаль. Ненависть и любовь. Облегчение и ужас. Я жалела стоящую передо мной разбитую женщину, которая была сломлена давным-давно. Я ненавидела то, во что она позволила себе превратиться.

Избет никогда не была матерью, но я… я когда-то любила ее, а она любила меня по-своему, извращенно. Это что-то значило.

Но этого было недостаточно.

Я опустила руку, и на коже Избет появились кровавые пятна. Ее поры кровоточили. Я дрожала, глядя, как трескается и отслаивается ее плоть, как рвутся мышцы и связки, как трещат кости и падают волосы, больше не держась за кожу.

— Не смотри, — услышала я слова Кастила, когда он пытался дотянуться до меня. — Закрой глаза. Не…

Но я смотрела.

Я заставила себя смотреть, как моя мать, Кровавая Королева, испустила последний вздох. Я заставляла себя смотреть, пока Избет больше не стало… пока от меня не отступило царство.

ГЛАВА 50

Медленно я осознала мягкое прикосновение к своей щеке. Пальцы провели по изгибу челюсти и под губами. Рука, гладящая мои волосы. Голос. Голоса. Особенно выделялись два.

— Поппи, — звал один.

— Открой глаза, моя королева, — сказал другой… с мольбой, по настоящему, и я никогда не смогла бы ему отказать.

Мои глаза распахнулись, встретившись с глазами цвета меда, обрамленными густой бахромой ресниц. Он. Мой муж и король. Мое родственное сердце. Мое все. Кровь залила его лицо, запятнала волосы, но кожа под ней была без пятен, сочная и теплая. Его пальцы были теплыми на коже под моими губами.

— Кас.

Кастил издал грубый звук, похожий на нечто среднее между смехом и стоном, и он исходил откуда-то из глубины его души. Он опустил губы к моему лбу.

— Королева.

Я подняла руку и коснулась его челюсти. Он вздрогнул, прижавшись губами к моему лбу. Медленно я осознала, что моя голова лежит у него на коленях, но не его рука обхватила мою шею и не его ладонь лежала на моей щеке. Кастил поднял голову, и мой взгляд переместился на глаза оттенка зимы.

Киеран улыбнулся мне, проведя большим пальцем по моей щеке.

— Приятно, что ты решила присоединиться к нам.

— Я не… — Я сглотнула. Во рту было странное ощущение. Я потянулась вверх.

Киеран поймал мое запястье.

— Прежде чем ты спросишь, да.

У меня перехватило дыхание, когда я осторожно провела языком по линии верхних зубов. Они казались нормальными, пока я не задела маленькую острую точку, на которой выступила кровь. Я вздрогнула.

— Осторожно, — пробормотал Кастил. — К ним нужно немного привыкнуть.

О, боги.

— У меня есть клыки.

Киеран кивнул.

— Кас должен будет помочь тебе привыкнуть к ним. Это не мой конек.

Мой взгляд переместился на Кастила.

— Как они выглядят?

Его губы дернулись.

— Как… клыки.

— Это мне ни о чем не говорит.

— Они очаровательны.

— Как клыки могут быть очаровательными… подожди. — Клыки не были здесь самым насущным вопросом, как и то, что я закончила Выбраковку. Я села так быстро, что и Кастил, и Киеран отпрянули назад, чтобы не столкнуться с ними. Мой взгляд метнулся к потрескавшимся колоннам, и Нейл…

Нейл сидел, прислонившись спиной к одной из них, его голова была запрокинута, глаза закрыты, но грудь вздымалась и опускалась… грудь, которая была разорвана. Его темно-коричневая кожа потеряла серую бледность смерти.

Я смотрела на него, понимая, что видела его смерть. Я видела, как он умирает.

— Я… я не…

Меня коснулся прохладный нос, и я повернула голову в сторону. На меня смотрели яркие голубые глаза в белом меху с рыжими прожилками. Дрожь сотрясла все мое тело.

— Делано…?

Его пружинистый отпечаток столкнулся с моими мыслями.

— Поппи.

Вскрикнув, я обняла вольвена. Кастил издал грубый смешок, когда я зарылась лицом в шею Делано. Я не знала, как он здесь оказался, и не могла перестать дрожать, когда обнимала его, впитывая ощущение его мягкого меха между пальцами и на своей щеке. Рука Киерана двигалась вверх и вниз по моей спине, и тогда я поняла, что плачу, всхлипываю, когда держала Делано в почти удушающем захвате. Но он позволил это, прижав свое тело к моему так близко, как только мог. Он был жив.

— Поппи, — прошептал Кастил, осторожно взяв меня за плечи. — Ему нужно дышать.

Неохотно я отпустила руки, но не успел Делано уйти далеко, как Кастил обхватил меня сзади за талию. Я чувствовала, как его голова покоится на моем плече, а Киеран легкими прикосновениями смахнул слезы с моих щек. Я посмотрела…

Мое сердце снова остановилось, когда я увидела стоящего Эмиля, разрушенные доспехи исчезли, а рваная рана на его рубашке от копья, которое я видела, как вошло в его грудь, стала еще более заметной. Он… он стоял рядом с Хисой, которая сидела на низкой стене, ее руки безвольно свисали между коленями, и она смотрела на меня.

— Как? — спросила я, неровным голосом. — Как они живы?

— Ты, — сказал Киеран.

Мои брови сжались.

— Что?

— Ты, — повторил Кастил, прижавшись губами к моей щеке. — Ты вернула их. Всех.

— Смотри. — Киеран коснулся моего подбородка, повернув мою голову к земле под храмом.

То, что я увидела, поразило меня.

Повсюду сновали солдаты, избегая трещин в земле. Некоторые сидели, как Нейл и Хиса. Но все они носили следы битвы. Истрепанные доспехи. Порванная одежда. Засохшая кровь.

— Ты потеряла сознание, — сказал Кастил, прижавшись лбом к моему виску. — И тогда они вернулись. Все они. Даже чертовы стражники.

— Это было и самое безумное, и, — голос Киерана запнулся, — и самое прекрасное зрелище, которое я когда-либо видел.

— Все эти маленькие… я не знаю что, — сказал Кастил, его смех был густым от эмоций. — Шары? Тысячи, сотни тысяч из них падали с неба. Казалось, что падают звезды.

Произнести ее имя — значит низвергнуть с небес звезды…

Я застыла, моя голова дернулась в сторону Вала, где я увидела Аурелию и Найта,сидящих рядом с Тадом. Я не видела…

— Ривер?

— Он забрал Малека в Илизеум.

Мое сердце сжалось от голоса, который я уже слышала однажды в Илизеуме. Киеран качнулся назад, и тут я увидела Нектаса, склонившегося перед алтарем, его длинные, черно-серебристые волосы спадали на обнаженные плечи и на отчетливый рисунок чешуи на теплой медной коже.

— Откуда на тебе штаны? — промолвила я.

Кастил тихо рассмеялся, крепче прижимая меня к себе.

— Как из всего, что есть, ты задала именно этот вопрос?

— Если бы ты видел Ривера голым столько же раз, сколько и мы, — пробормотал Киеран, — ты бы тоже подумал, что это обоснованный вопрос.

Глаза Нектаса с тонкими вертикальными зрачками остановились на мне.

— Я могу проявлять одежду, если захочу. Ривер еще недостаточно взрослый для этого.

Мои брови приподнялись.

— Недостаточно?

— Он может быть старше, чем все, что ты знаешь, но он все еще юнец, — объяснил Нектас, и мое сердце сжалось, потому что я подумала о его ребенке. Джадис. — И для многих он все еще Ривер-Задница.

Ривер-Задница? Кастил напрягся позади меня.

— Подождите. — Киеран моргнул. — Что?

— Это было прозвище, которое ему нравилось, когда он был очень молод. — Нектас пожал плечами. — Дело в том, что он недостаточно силен, чтобы проявлять одежду.

Мне пришлось оставить это прозвище на время.

— Я сожалею о Джадис. Я… — Я замолчала, желая сказать что-то еще, но зная, что ничего не могу.

Глаза Нектаса на мгновение закрылись, кожа вокруг них натянулась.

— Она не умерла.

Я посмотрела на Киерана и Кастила.

— Что? Ривер считал, что она была… — Я не хотела говорить «убита». — Откуда ты знаешь?

— Я чувствую ее. Она здесь, в этом царстве. — Глаза Нектаса распахнулись к небу. — Я ее отец. Ривер не смог бы чувствовать ее так, как я. Она жива.

Потрясенная открытием, я сказала себе, что это хорошая новость. И так оно и было. Просто… где она была? И почему Избет не использовала ее?

— Мы найдем ее.

Нектас кивнул.

— Найдем.

— Ривер забрал Малека в Илизеум? — спросила я, глядя на гроб, лежащий на алтаре. — Это значит, что Малек жив?

— Пока, — сказал Нектас.

Это было не совсем обнадеживающе, но все равно меня охватило облегчение. Я прислонилась к Кастилу.

— Слава богам, — пробормотала я, оглядываясь на Хису и Эмиля, когда Делано опустился на живот, прижавшись к моим ногам. — Подождите. — Я повернулась, ища… — Где Малик? — Мое сердце заколотилось. — Миллисента?

— Миллисента сбежала, — объяснил Кастил. — Малик погнался за ней.

То, что обе были живы, меня немного утешало. Но неужели Миллисента сбежала, потому что стала свидетельницей смерти нашей матери? От моих рук? Вряд ли это произошло только из-за меня, но неужели она боялась, что с ней случится то же самое? Она была расстроена? Злилась.

Сглотнув, я отбросила эти мысли, пока у меня не будет времени разобраться в них.

— Как я смогла оживить всех…? — Это была моя воля. Я вспомнила. Я позволила своей воле вырваться из меня, когда туман обволакивал их тела, но я не была Первородной Жизни.

— Не только ты вернула их. Ты еще не настолько сильна. Тебе помогли, — сказал Нектас, и мой взгляд снова устремился на него. — Тебе помогла Первородная Жизни, и Никтос захватил их души, прежде чем они смогли попасть в Долину или Бездну, а затем освободил их.

— Вероятно, можно было бы обойтись без стражников и всех этих возвращений, — пробормотал Киеран.

Дракен посмотрел на него.

— Равновесие. Всегда должен быть баланс, — сказал он. — Особенно когда Первородная Жизни дарует такой подарок, как этот.

По мне пробежала дрожь.

— Серафена — Супруга. Она — истинная Первородная Жизни.

— Она — наследница земель и морей, небес и царств, — тихо произнес Нектас. Но слова… они были полны уважения и отозвались громом в моей груди. — Огонь во плоти, Первородная жизни и королева богов. Самая могущественная Первородная. — Он сделал паузу. — На данный момент.

На данный момент?

— Как это возможно? — спросил Кастил.

— Это сложный путь к тому, как Супруга стала Первородной, — сказал Нектас, глядя на меня. — Но все началось с твоего прадеда, Эйтоса, когда он был Первородным Жизни. А его брат, Колис, был истинным Первородным Смерти.

— Колис — мой двоюродный дед? — воскликнула я, забыв обо всей этой части.

Нектас кивнул, когда Эмиль и Нейл подошли ближе, обходя древнего дракена стороной, пока те слушали.

— Твоя родословная еще интереснее, чем я полагал, — пробормотал Кастил, а Киеран фыркнул. — Какое отношение он к этому имеет?

— Если коротко, то Колис влюбился в смертную. Напугал ее, пока она собирала цветы для свадьбы. Когда она убежала от него, то сорвалась с…

— Утеса Печали. — Мои глаза расширились. — Ее звали Сотория, верно? Это было на самом деле? Йен… — Я оглянулась на Кастила. — Йен рассказал мне эту историю после того, как вознесся. Я думала, что он просто что-то выдумал.

— Интересно, — пробормотал Нектас. — Это правда. Колис обратился к Эйтосу с просьбой вернуть ее к жизни. Эйтос отказался, зная, что возвращать жизнь мертвым не следует так часто. — Его взгляд остановился на мне, и захотелось сползти на землю, чтобы избежать его знающего взгляда. — Это положило начало ожесточенной вражде между братьями, в результате которой Колис с помощью какой-то магии украл сущность своего брата, что позволило ему стать Первородным Жизни, а Эйтосу — Первородным Смерти. Но ни тот, ни другой не были предназначены для управления такими вещами. Колис не мог забрать всю сущность Эйтоса, как и стереть всю свою. В Эйтосе остался уголек жизни, а другой уголек был передан Никтосу. Но Эйтос боялся, что Колис обнаружит уголек в Никтосе, поэтому он забрал его.

— И поместил его в смертную, — закончила я. — В Супругу. Вот почему она была лишь частично смертной.

Киеран наклонился вперед.

— Тогда кто такой Никтос? Я думал, он — Первородный Жизни и Смерти.

— Он — Первородный Смерти, — ответил Нектас. — Но он не истинный Первородный Смерти, и никогда не было Первородного Жизни и Смерти. Это был титул, данный ему давно после того, как он уснул, и не тот, на который он когда-либо отвечал.

— Мне кажется, что мне нужно сесть, но я уже сижу, — пробормотала я, и Кастил легонько сжал мою шею. Так много вещей, которые говорил и не говорил Ривер, теперь обрели смысл. — Так вот почему ее имя нельзя произносить? Потому что она — Первородная Жизни? Это… бред.

На меня уставились несколько пар глаз.

— Так и есть! Все говорят: «Ой, Никтос то-то и Никтос это», а все это время должна была быть Серафена то-то и Серафена это. А Никтос хоть создал вольвенов? Это он встречался с Элианом, чтобы успокоить ситуацию после убийства божеств?

— Никтос действительно встречался с атлантийцами и волками кийю, — поделился Нектас. — Но именно сущность Супруги дала вольвенам жизнь.

Я смотрела на него, казалось, целую вечность.

— Это какая-то сексистская, патриархальная чушь!

Тело Кастила снова прижалось к моему.

— Она права.

— Да. — Нектас поднял подбородок. — И нет. Супруга — та, кто решил, что все будет именно так. Чтобы она оставалась неизвестной. Никтос чтит ее только потому, что так хочет она.

— Но почему? — потребовала я.

— Знаете… — сказал Киеран. — На этот раз я тоже хотел бы узнать ответ на вопрос, который она задает.

Я бросила на него взгляд.

— Из-за этого. — Нектас развел руками. — Все, что сделали Никтос и Супруга. Все, чем они пожертвовали, было сделано, чтобы предотвратить это.

В моей голове зазвенели тревожные колокольчики.

Веселье Кастила быстро угасло.

— На какую часть всего того, что только что произошло, ты ссылаешься?

Дракен сосредоточился на тоне Кастила, наклонив голову.

— То, что сделал Колис, когда украл сущность Эйтоса, имело катастрофические последствия. Это предотвратило рождение любого другого Первородного. Вознесение Супруги было подобно… космической перезагрузке, — объяснил он. — Но только если родится и вознесется потомок женского пола, перезагрузка начнется заново. И она начнется с вас и ваших детей, если вы решите их завести. Они будут первыми первородными после Никтоса.

— Я… — начала я, чувствуя, что моя голова может слететь с плеч. — Это очень много.

— Да. — Большой палец Кастила провел по изгибу моей шеи. — Почему только женщина?

— Потому что она следует за тем, кто в настоящее время является Первородным Жизни.

— Значит, если бы Колис не забрал сущность Эйтоса, а Никтос в конце концов стал бы Первородным Жизни, как и должен был, тогда Малек и Айрес были бы Первородными? — рассуждал Кастил. — Но они не стали ими, потому что для этого нужно было, чтобы первым родился потомок женского пола?

Нектас кивнул, и я была рада, что Кастил это понял, потому что я не была уверена, что сама понимаю.

— Но какое это имеет отношение к предотвращению подобного? — спросил Киеран.

Взгляд Нектаса переместился на меня.

— Потому что то, что сделали Никтос и Супруга, чтобы остановить Колиса… то, чего требовало равновесие судеб… означало, что больше не может родиться ни одного Первородного. Причины этого кроются в том, что в царствах не хватит времени, чтобы углубиться в эту тему, — сказал Нектас. Но Никтос должен был стать последним рожденным Первородным, а Супруга — последним Первородным, рожденным из смертной плоти. — Ты, — тихо сказал он, — никогда не должна была им стать.

— Прости? — прошептала я.

Дракен ухмыльнулся. Она была короткой, но я ее увидела.

— Заговор, который привел к твоему созданию — это не то, за что тебе следует извиняться, — сказал он, его голос смягчился. — Малек и Айрес к тому моменту уже были на пути к рождению. Но то, что было сделано, чтобы остановить Колиса, означало, что Малек и Айрес никогда не могли рисковать детьми. Малек все равно рискнул, но это… это Малек, — сказал он со вздохом. — Раньше нам всем везло.

— Потому что это означало риск иметь дочь. — У меня по коже пробежал холодок. — Вот почему они остались в Илизеуме.

— До тех пор, пока не перестали. — Взгляд Нектаса метнулся к ночному небу. — Им не было запрещено приходить сюда. Они родились в этом царстве. Но им настоятельно рекомендовали отказаться от этого. Риск был слишком велик. Создание этого космического перезапуска позволило отменить то, что сделали Никтос и Супруга, чтобы остановить Колиса.

Но мы остановили его. Малек выжил. Пока что.

— Почему они родились в царстве смертных?

— Никтос и Супруга посчитали, что так будет безопаснее.

Его ответ оставил у меня еще больше вопросов, но были и гораздо более важные.

— Так я что? Лазейка? — сказала я, и Киеран нахмурился. — Та, о которой узнала Избет и воспользовалась ею? — Это мог быть Малек, который рассказал ей об этом, или… — Каллум. Где он?

Рычание пронеслось по телу Кастила.

— Я думаю, он вышел, когда ты назвала имя Супруги.

— Это потому, что он знал, что это означает. — Черты лица Нектаса заострились. — Его нужно найти и разобраться с ним.

— Это входит в список моих дел, — сказал Киеран.

— Хорошо. — Взгляд Нектаса снова остановился на мне. — Ты не просто лазейка. Ты — множество вещей. Первородная крови и кости — истинная Первородная жизни и смерти. — Он говорил так, как раньше, когда говорил о Супруге, и во мне отозвалась сущность. — Эти две сущности никогда не существовали в одной. Ни в Супруге. Ни в Никтосе.

— Это хорошо или плохо? — прошептала я.

— Это еще предстоит узнать.

Руки Кастила сжались вокруг меня.

— Мы уже знаем, что это означает что-то хорошее.

Нектас посмотрел на него так, что в душе поселились крошечные зернышки беспокойства.

— Тогда убедись в этом. — Он поднялся с грацией, противоречащей его размерам. — Айрес? Вы нашли его?

Отложив заботы на другое время, я прочистила горло и в итоге снова провела языком по клыкам. Я поморщилась, решив, что уже давно пора встать. Поднявшись на ноги, я сдержала улыбку, когда Кастил и Киеран придержали меня, словно опасаясь, что я снова опрокинусь.

— Я знаю, где он.

— Тогда отведи меня к нему, — сказал Нектас.

Я начала поворачиваться и остановилась, глядя вниз. Что-то странное привлекло мое внимание.

— Что это?

Киеран отбросил в сторону упавший меч, который угодил в лианы, разросшиеся над ступеньками. Но если большинство лоз были темно-зелеными в свете звезд, то этот участок был цвета пепла. Не обугленного. Просто серого. И он распространялся оттуда тонкими, тусклыми прожилками, превращая мох под ним в такой же безжизненный цвет.

Я наклонилась, потянулась к лозе, но Кастил поймал мою руку.

— Почему, — спросил он, золотые глаза устали, но в них плясало веселье, — ты должна все трогать?

— Не знаю. Может быть, я тактильный человек? — сказала я, и одна сторона его губ приподнялась, намекая на ямочку. Мои пальцы скрутились вокруг пустого воздуха. — Как думаешь, что это?

— Колис, — сказал Нектас сзади нас. — Как я уже сказал, то, что было сделано, чтобы остановить его, было отменено.

Мы втроем повернулись к нему лицом, наши сердца заколотились в один и тот же момент. Глаза Кастила сузились.

— Малек жив. Мы остановили то, что планировала Избет.

Нектас наклонил голову.

— Вы ничего не остановили.

Мой желудок скрутило, когда я вдруг поняла, что имели в виду Каллум и Избет… почему я почувствовала, что мы не остановили их и опоздали.

— Колис уже проснулся.

Нектас кивнул.

— И то, что было сделано здесь сегодня ночью, освободило его.

— Сукин сын, — прорычал Киеран, когда губы Кастила разошлись.

— Ты лишь замедлила то, что было сделано, не позволив Колису вернуться к полной, из плоти и костей, силе. Но он вернется, если его не остановить. — Нектас уставился на пепельную лозу, его губы скривились. — Его разложение уже здесь, оскверняет земли. Вот почему Первородная Жизни помогла тебе вернуть жизнь стольким людям. Тебе понадобится каждый из них, если у тебя есть хоть какая-то надежда остановить его.

— Замуровать его снова? — спросила я.

— Убить его.

У меня открылся рот.

— И как именно мы это сделаем? — Гнев и разочарование пылали в Кастиле. — Когда кажется, что Первородная Жизни и Никтос были не в состоянии сделать это?

— Если бы я знал ответ на этот вопрос, думаешь, я бы стоял здесь? — спросил Нектас, и я захлопнула рот. Эти вертикальные зрачки сузились, а затем расширились. — Отведи меня к Айресу. Мы должны найти Джадис. А потом мне нужно будет вернуться в Илизеум, и вы… все вы… должны подготовиться. Колис — не единственный, кто пробудился. Супруга и Никтос больше не спят. Это значит, что боги будут пробуждаться по всем многочисленным дворам Илизеума и в царстве смертных, и многие из них не будут преданы Первородной Жизни. Война, которую ты вела, не закончилась. Она только началась.

БОНУСНАЯ СЦЕНА КЕКСЫ И ПОЦЕЛУИ

Меня разбудило легкое прикосновение к щеке, а затем к брови. Перевернувшись на бок, я подняла ресницы. На меня смотрели яркие янтарные глаза.

Прекрасные глаза.

Любимые.

Приятное удивление от того, что он сидит на кровати рядом со мной, прогнало паутину сна.

— Кас, — прошептала я, вдыхая неповторимый аромат пряностей и хвои, присущий только ему.

По его пышным губам расползлась медленная улыбка, обнажив глубокую ямочку на правой, а затем на левой. Показался намек на два острых клыка, вызвав во мне злую, восхитительную дрожь.

Мне было бы трудно выбрать любимую улыбку, но я дорожила этой — широкой, настоящей, которая согревала поразительные линии и углы его черт. Особенно сейчас.

— Моя королева, — пробормотал он, проводя подушечками пальцев по бокам моего лица, чуть ниже шрама на щеке.

На него падал свет от лампы, которую я оставила включенной. Он был все еще одет после поездки с Киераном, мягкая кожа, которую он стал носить в последнее время, покрылась тонким слоем пыли. Рубашка была расстегнута, и я заметила, что многочисленное оружие, которое он обычно носил на теле, отсутствовало.

— Не думала, что ты вернешься так скоро.

— Хм? — Он перевел взгляд с дорожки, которую прокладывал по моему горлу, на тонкую бретельку моей ночной рубашки. — Мне жаль. Ты назвала меня Касом, и теперь я совершенно отвлекся.

Я рассмеялась.

— Серьезно?

— Ты даже не представляешь, как на меня действует то, что ты меня так называешь. — Его взгляд снова поднялся и встретился с моим. — Поистине.

Он подтрунивал, но я знала.

Как и Киеран, который знал все о том, как Вознесенные впервые захватили Каса. Он забыл, кто он такой, его заставили чувствовать себя больше вещью, чем человеком. Услышав, как его назвали Касом, он выныривал из тьмы. При одной мысли об этом во мне поднимался гнев, будоража Первородную сущность в моих жилах, но я подавляла его, пока тот не обрел новую жизнь, потому что Кас был свободен. В безопасности. И большинство из тех, кто причинил ему боль все эти годы назад… и снова в недалеком прошлом, с ними разобрались. Как и с остальными.

Каждый из тех, кто когда-либо хоть пальцем тронул его, однажды заплатит за это тяжкую цену.

Это была клятва, которую я не забывала.

Тонкий плед соскользнул на бедра, я приподнялась на локтях и прикоснулась к его щеке. Щетина коротких волос шершаво прижалась к моей ладони, когда я приникла к его рту. Все еще не привыкшая к клыкам, я осторожно прижалась губами к его. Кас открылся без колебаний. Движение его языка стало толчком для моих чувств, и, боже, как же я соскучилась по его вкусу, несмотря на то, что его не было так долго.

Из глубины его груди раздалось рычание, когда он сдвинулся со своего места и перевернул меня на спину. Его вес и ощущения, когда он накрыл меня своим телом, вызвали дрожь наслаждения. Он углубил поцелуй, прикоснувшись к моему бедру, впиваясь пальцами в плоть. Я запустила руку в его влажные волосы и задохнулась, когда он провел языком по одному из моих острых клыков. Пробежала еще одна сильная дрожь, и моя спина выгнулась дугой, прижимаясь к его груди. Я и не подозревала, что мои клыки могут быть такими чувствительными.

— Это не помогает быть менее отвлекающим. — Кас провел своими губами по моим. — Думаю, ты скучала по мне.

Я провела рукой по его шее.

— Да.

Он прижался лбом к моему.

— Очень.

— Всегда.

Его губы изогнулись в улыбке.

— Я тоже скучал по тебе. Почти уверен, что действовал всем на нервы, говоря о том, что мне нужно вернуться к тебе.

— Даже Киерану?

— Думаю, он научился просто не обращать на меня внимания. — Он поцеловал уголок моих губ, и я поняла, что это в какой-то степени невозможно. Нам потребовалось некоторое время, нам троим, чтобы понять, что никто никогда открыто не обсуждал некоторые вещи, связанные с Присоединением. Одним из них был тот факт, что наши тела словно синхронизировались друг с другом. Вернее, их тела синхронизировались с моими. Но еще одна вещь — это способность Каса и Киерана улавливать не только эмоции друг друга, но и мои. И хотя Киеран считал это забавным проявлением Кармы, меня очень раздражало, когда они чувствовали изменения в моем настроении.

Особенно, когда они решались высказаться по этому поводу.

— Мне кажется, Нетта в какой-то момент собиралась меня укусить, — продолжил Кас. — Просто чтобы заткнуть мой рот.

— Она бы никогда.

— Правда. — Он поцеловал другую сторону моих губ. — И укусила.

Я рассмеялась, но звук быстро затих, когда я отвела его голову назад, встретившись с ним взглядом.

— Ты… нашел его?

Нашел ли ты их, не было сказано.

— Нет, — тихо сказал он, сжав мое бедро. — Город огромный. У нас еще есть большие районы для проверки, а он знает расположение и где спрятаться, когда не хочет, чтобы его нашли… они оба знают. Но мы их найдем.

Я выдохнула, долго и медленно, кивнула, позволяя своим чувствам распространиться на него. У Каса было так много слоев. Увядающая сладость его веселья. Насыщенный вкус корицы — гордость. Шоколад и ягоды — любовь. Но под всем этим я ощущала терпкую колючесть разочарования.

— Я могу попытаться использовать…

— Давай не будем пытаться, — вклинился он с дразнящей ухмылкой. — Нам совершенно не нужно повторение того, что случилось в прошлый раз, когда ты попыталась использовать сущность Первородного для того, для чего обычный человек не стал бы.

— Я хотела бы знать, кто решил, для чего использовать сущность, а для чего нет.

— Твой дедушка? — предположил Кас. — Бабушка?

Мои глаза сузились.

— Не впутывай логику в этот разговор. Обычно этим занимается Киеран. Или, по крайней мере, Нейл.

Кас фыркнул.

— Никто из нас не хочет еще одного неожиданного визита твоей бабушки. — Сделав паузу, он вздрогнул. — Или Нектаса.

— Не думаю, что кому-то из них нравится, когда их называют бабушкой или дедушкой, — сказала я, и было странно даже думать о них так, поскольку ни один из них не выглядел намного старше нас. — И если Тони смогла пережить мгновенное состояние заморозки, то и они смогут.

Он выгнул бровь, глядя на меня.

— Отлично. — Опустив руки на кровать, я вздохнула. — Я не буду пытаться.

Кас усмехнулся, опустив подбородок, чтобы провести губами по моим.

Это быстрое прикосновение губ быстро переросло в нечто бесконечно большее, оставив нас обоих бездыханными и желанными.

— Что это с тобой и такими хитрыми, крошечными бретельками? — спросил Кас, спуская бретельки с моих рук, обнажая грудь.

— Я… я не знаю, — задыхалась я, когда его губы танцевали по обнаженной коже, облизывая и покусывая, пробуя на вкус. В мою кровь ворвалось тепло, и в глубине груди вместо льда запульсировала сущность. — Просто так их делают.

— По-моему, это ложь. Ты изменила их только для того, чтобы помучить меня. — Его рот сомкнулся на кончике моей груди, вызвав из меня вырвавшийся у меня стон. — Черт, — простонал он, поднимая голову. Его щеки резко выделялись, когда он провел клыками по нижней губе. — Хотя я их люблю.

По моему горлу и груди разлился приятный румянец.

— Я не думаю, что ты все еще говоришь о бретельках.

На его правой щеке появилась ямочка, а по лицу расползлась медленная полуулыбка. Он посмотрел на меня сквозь густые ресницы, его глаза были цвета жидкого золота.

— Знаешь, о чем я подумал? — Он встал на колени.

— Только боги знают, о чем… — Я запнулась, когда он потянулся за спиной, схватил в кулак рубашку и стянул ее через голову. Мышцы на его плечах и груди напряглись, когда он отбросил одежду в сторону. Мой взгляд скользнул по очерченным линиям его груди и тощим, туго свернутым мышцам его живота, когда его руки взялись за застежку на кожаных штанах. Он стянул их на бедрах. Мои губы разошлись в резком вдохе, когда меня охватило непристойное трепетное желание.

— Похоже, не я один отвлекаюсь, — прокомментировал он, приторно-сладкий всплеск его веселья щекотал мой язык. — Возможно, тебе будет легче внимать моим словам, если ты воздержишься от разглядывания моих мужских достоинств.

— Мужских достоинств? — Я подавила смех. — Ты только что пялился на мою грудь!

— Мужественность звучит лучше? — возразил Кас, когда его руки взялись за подол моей темно-зеленой ночной рубашки. — И я пялился на бретельки.

— Лжец. — Я прикусила губу, когда он задрал подол платья, грубые ладони скользили по шрамам на моих бедрах. — И нет, я бы предпочла, чтобы ты не называл это мужественностью или мужскими достоинствами.

— Тогда как…? — Он сделал паузу, чтобы наклонить голову и взять в рот набухший пик моей груди. — Твоя грудь выглядит одинокой, — объяснил он. — Как бы ты предпочла, чтобы я это называл?

— Член? — прошептала я.

Его взгляд переместился на меня.

— Скажи это еще раз.

Мои щеки потеплели.

— Член.

Ухмылка Каса была прямо-таки непристойной.

— Как, черт возьми, ты можешь заставить это слово звучать так… очаровательно невинно?

Я закатила глаза.

— Я не знаю, как и почему мы вообще об этом говорим.

— Это ты начала.

— Я не начинала.

— Тогда это я? Виноват. — Его губы разошлись, когда он разглядел кружевное нижнее белье, которое я носила в том же цвете, что и платье. — Прелесть, — пробормотал он. Мои бедра дернулись, когда он провел пальцем по тонкому, покрытому кружевом краю. — Очень красиво. — Эти горячие глаза поднялись на меня. — Тебе нравится?

— Нижнее белье?

Он кивнул.

— Наверное, да, — ответила я, подумав, что это странный вопрос.

— Тогда я прошу прощения.

— За что? — Я задохнулась, когда он одним быстрым движением руки разорвал ткань. — Кас!

— Я достану тебе новую пару, — пообещал он.

Мое сердце заколотилось, и я знала, что и его тоже.

— Знаешь, ты мог бы просто снять их, как нормальный человек.

— А что интересного в том, чтобы вести себя как нормальный человек? — На лице появилась лукавая улыбка, когда его палец двинулся вниз по самому центру меня, не оставляя ничего между собой и моей влажной кожей. Он ввел палец внутрь. — Моя королева?

Моя спина выгнулась дугой, а руки по обе стороны вцепились в простыню.

Его смех был богатым, хриплым, а взгляд, которым он смотрел, как медленно вводит и выводит палец, был не иначе как скандальным.

— А, теперь я вспомнил, что пытался тебе сказать, — произнес он, делая что-то совершенно коварное своим большим пальцем. — О чем я думал. Не уверен, что называть тебя «моя королева» — это уместно.

Я не совсем понимала, о чем он говорит. Мои бедра приподнялись, повторяя погружение его пальца, прежде чем он добавил еще один.

— Особенно учитывая, что ты больше, чем королева. — Его рука переместилась между моих бедер, когда он растянулся надо мной, а его рот танцевал по коже моей груди и нижней части челюсти. — Должен ли я называть тебя моим Первородным Высочеством?

Я покачала головой.

— Думаю, это официальный титул. — Кас погладил меня по линии пульса. — Надо посмотреть, как оно будет слетать с языка, — решил он. — Ваша киска такая мокрая, мое Первородное Высочество.

— О, боги, — я полусмеялась полустонала. — Не могу поверить, что ты только что произнес это предложение вслух.

— Поверь. — Его рот танцевал на моей щеке. — Или как насчет… хотите ли вы, чтобы мой член был внутри вас, мое Первородное Высочество?

Я прижалась к его щеке.

— Как насчет…? — Моя голова откинулась назад, когда он прижал большой палец к самой чувствительной части меня.

Он уставился на меня сверху вниз, его черты лица были маской невинности.

— Как насчет чего?

— Как… как насчет того, чтобы ты называл меня просто Поппи? — Я справилась.

— Это кажется неуместным.

— Все, что ты сейчас сказал, звучит крайне неуместно.

— Правда. — Он поймал мою нижнюю губу между зубами. — Но ты не ответила на мой вопрос.

Мышцы глубоко внутри меня начали сворачиваться и напрягаться, когда я простонала,

— Ч-что за вопрос?

Кас прильнул ртом к моему уху и прошептал:

— Ты хочешь мой член?

Огонь зажег мою кровь, и я не была уверена, что именно это или его вопрос раскалили мои щеки. Или мой ответ.

— Да.

— Спасибо, черт возьми. — Он высвободил из меня свою руку.

Я смотрела, как моя грудь быстро поднимается и опускается, когда он поднял эти влажные пальцы и сомкнул на них свои губы. Внутри меня все перевернулось.

— Медовая роса, — прорычал он.

Его рот сомкнулся над моим, и его вкус… вкус меня, закрутил мои внутренности в головокружительной, пьянящей волне.

В течение некоторого времени никто не сказал и слова. Да они и не нужны были, поскольку наши сердца и тела захватили контроль. Он отсутствовал недолго, всего несколько дней, но мне все еще казалось, что прошла целая вечность с тех пор, как я чувствовала его вот так, на зыбкой грани контроля, когда мы сходились вместе. За несколько ударов сердца я потеряла его, всего его, и я знала, что он потерян для меня. Всей меня.

Потому что я была окунута в пряный, дымный аромат его похоти, тонула в нем вместе с ним.

Кас не торопился. Мы не торопились, мои ноги обвивали его талию, а наши руки обхватывали друг друга. Между нами не было ни сантиметра пространства, когда он входил в меня, и я приподнималась навстречу каждому декадентски медленному движению его бедер. Не было никакой спешки. Ни жадных рук, ни бешеных толчков. Когда пришло освобождение, оно нашло нас вместе, и оно было шокирующим и полным, оставив наши тела влажными, наши сердца стучали в такт, наше дыхание смешивалось, когда мы лежали бок о бок, лицом друг к другу на спутанных простынях.

— Поппи?

— Ммм?

Пальцы Каса захватили несколько прядей моих волос и заправили их за ухо.

— Ты думала, что меня здесь не будет? Сегодня?

— Сегодня? — Я в замешательстве открыла глаза.

Его взгляд искал меня.

— Ты забыла. — Появилась ухмылка. — Вполне понятно. У тебя много забот. Предстоящая коронация…

Во мне всколыхнулась нервозность. Более официальная коронация и бал, которые вскоре состоятся в Карсодонии, а не в Эваемоне, но это было наименьшее из того, что занимало мои мысли.

— У нас обоих много забот.

Кас кивнул.

— Мой брат.

— Моя сестра.

Он усмехнулся.

— Твои свекры.

— Ты имеешь в виду, твои родители.

— Твои бабушка и дедушка. — Он коснулся большим пальцем моей нижней губы.

Я проигнорировала это.

— Королевства, которые слились в единое государство.

— Невидимые, — продолжил он, проведя большим пальцем по моей щеке.

— Вознесенные, которые… другие.

— И Вознесенные, которые одинаковые, — добавила я. — Гниль.

Его глаза встретились с моими.

— Колис.

— Колис, — повторила я, дрожа, прижимаясь к нему ближе.

Кас обхватил меня, прижимая наши тела друг к другу. А потом было то, что осталось невысказанным.

Первобытная сила во мне.

Что она делала.

Со мной.

С нами.

С нами троими.

Я прижалась щекой к его груди, зажмурив глаза. Его рука крепко обхватила меня, и несколько мгновений мы не разговаривали. Пока страх не покинул нас обоих.

— О чем я забыла?

— Сегодня. — Кас протянул руку между нами, загибая пальцы под мой подбородок. Он перевел мой взгляд на него. — Полночь наступила как раз тогда, когда я приехал. 20 апреля. Твой день рождения.

Меня пронзила волна удивления, а глаза расширились.

Боже правый, я не обращала внимания на даты, и у меня совершенно вылетело из головы, что я приближаюсь к своему дню рождения.

Кас улыбнулся. Была видна всего одна ямочка, и это удивление сменилось сладким подъемом любви, такой большой любви, что мое сердце почти разорвалось от ее полноты.

— Ты вспомнил, — прошептала я.

— Видимо, кто-то должен был, — поддразнил он, проведя большим пальцем по моей щеке. Его глаза остановились на моих. — И я никогда не забуду, Поппи. Я буду с тобой в каждый твой день рождения.

Я уставилась на него, наблюдая, как бушует и бурлит множество эмоций.

В глазах щипало, в горле стояли слезы.

— Не надо. — Кас приподнялся на локте и навис надо мной. — Не плачь, Поппи.

Я шлепнула рукой по лицу.

— Почему ты продолжаешь это делать? — Он грубо рассмеялся. — Звучит так, как будто это больно.

— Я пытаюсь не плакать, — фыркнула я.

Он взял меня за запястье.

— Я не понимаю, как можно ударить себя по лицу.

— Это помогает.

— Поппи. — Он отнял мою руку от лица.

— Это слезы счастья, — сказала я ему.

— Я знаю. — Он поцеловал мою ладонь, как раз там, где на золотом отпечатке проступил слабый блеск влаги. — Но твои слезы меня убивают, — сказал он, его брови напряглись, когда в мою ладонь вдруг ткнулось что-то маленькое и твердое. — Даже когда они превращаются в бриллианты.

Я перевела взгляд на два крошечных бриллианта, похожих на слезы, лежащие на моей ладони.

— Черт возьми, — прошептала я. — Я все еще не понимаю, как это возможно.

— Я тоже. — Он взял их с моей ладони, затем потянулся и положил на тумбочку, после чего снова устроился рядом со мной. — Но это довольно впечатляет.

— Да, это… в некотором роде так. — Я прижалась к его груди. — Спасибо.

— Тебе не нужно благодарить меня за это. — Кас поцеловал меня в макушку. — И, вероятно, ты не захочешь благодарить меня позже.

— Сомневаюсь. — Я перекинула руку через него, сжав так сильно, как только могла.

— Вспомни об этом, когда Киеран явится с кексами…

— Кексы? У Киерана есть кексы? — Я села прямо, мои глаза расширились. — И где же он с этими кексами?

Кас явно боролся с ухмылкой.

— Вспомни об этом, когда Киеран придет с кексами, — повторил он, — которые испекли Тони и Эмиль.

Мой восторг перешел в замешательство.

— Тони испекла их? Не думаю, что она или Эмиль хоть раз в жизни что-то пекли.

— Именно, — сухо ответил Кас.

— Ох. — Мои плечи опустились, но не остановились. — Но главное — мысль. — И это была правда. От того, что кто-то из них вспомнил о моем дне рождения и сделал что-то, чтобы отпраздновать его, мне снова захотелось плакать. — И это невероятно мило.

Кас приподнял бровь.

— Я видел кексы, Поппи.

— На что они похожи?

— Трудно описать, но они выглядят так, будто их лучше бросить в Жаждущих.

— Эм…

Его губы дернулись.

— Однако, Нетта сделала партию или две. Просто позволь Киерану выбрать, какие из них ты сможешь съесть.

— О, слава богам.

Взгляд Каса упал на мою грудь.

— Я прямо сейчас благодарю богов.

— Прекрати. — Я положила руки ему на грудь и начала перелезать через него.

Он остановил меня, обхватив ладонями мои бедра.

— Я знаю, что ты в восторге от кексов и думаешь сейчас только об этом…

Я посмотрела на него сверху вниз, потому что это было все, о чем я сейчас думала.

— Но сейчас середина ночи.

О. Да. Так и есть. Я вздохнула.

Его ухмылка стала еще шире.

— И пока я держу тебя в руках, то думаю о других вещах, которые хотелось бы иметь в наших ртах, — сказал он.

По мне пробежала мелкая дрожь, и я загнула пальцы внутрь, впиваясь ногтями в его грудь. У меня перехватило дыхание, когда его руки скользнули к моему заду.

— Например?

Кас усмехнулся.

— Может, я тебе покажу?

И он показал, на протяжении всей ночи и раннего утра моего дня рождения.

Оглавление

Информация о переводе:

***

ГЛАВА 1

ГЛАВА 2

ГЛАВА 3

ГЛАВА 4

ГЛАВА 5

ГЛАВА 6

ГЛАВА 7

ГЛАВА 8

ГЛАВА 9

ГЛАВА 10

ГЛАВА 11

ГЛАВА 12

ГЛАВА 13

ГЛАВА 14

ГЛАВА 15

ГЛАВА 16

ГЛАВА 17

ГЛАВА 18

ГЛАВА 19

ГЛАВА 20

ГЛАВА 21

ГЛАВА 22

ГЛАВА 23

ГЛАВА 24

ГЛАВА 25

ГЛАВА 26

ГЛАВА 27

ГЛАВА 28

ГЛАВА 29

ГЛАВА 30

ГЛАВА 31

ГЛАВА 32

ГЛАВА 33

ГЛАВА 34

ГЛАВА 35

ГЛАВА 36

ГЛАВА 37

ГЛАВА 38

ГЛАВА 39

ГЛАВА 40

ГЛАВА 41

ГЛАВА 42

ГЛАВА 43

ГЛАВА 44

ГЛАВА 45

ГЛАВА 46

ГЛАВА 47

ГЛАВА 48

ГЛАВА 49

ГЛАВА 50

БОНУСНАЯ СЦЕНА КЕКСЫ И ПОЦЕЛУИ