Профсоюз сумасшедших [Леонід Кіндратович Чернов] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Леонид Чернов
Профсоюз сумасшедших
Лирика
Владивосток
1924
Вам — грузчики И Колумбы корабля отплывущего в Индию Радости — компасом эту книгу.
Профсоюз сумасшедших (Интродукция)
Друзьям — имажинистам: Виктории Белаковской, Сергею Гончарову, Иосифу Кричевскому, Георгию Филянскому. ' Эй, — все, кому нудно в вонючей квартире Чадить в этих днях, как грошовые свечи — Давайте откроем Единственный в Мире Профсоюз Сумасшедших! ' В этой жизни бездарной как мозг недоноска, В неделях Хрипящих как злой онанист — Плевком — на огни из дешёвого воска, И рёвом в Любовь — громовое Проснись! ' И средь тех, что колбасами в буднях висели, Чтоб валюту, вагоны и кожу ловить — Мы в огненных розах Свистим в карусели Весёлой, бушующей, пьяной Любви. ' И вместо того, чтоб блохой в Упродкоме Сверлить головою Отчётов свинец — Голодные, юные — души знакомить С жонглёрами тел и пасхальных сердец. ' В этой жизни «нормальной», где тупость овечья, Где в плесени дней — невозможная вонь, — Мы, Люди в цветах, Конечно — сумасшедшие, Которым повсюду «вон». …………………………… Так давайте же к солнцу прямо чрез тучи, Чтобы радугой в небо железные плечи, Давайте откроем — весёлый, могучий — Профсоюз Сумасшедших! ' Декабрь 1922. Украина.
Профсоюз сумасшедших (Второй крик)
Сгинь во мгле, Пресвятая троица, Мы смываем твой дикий грим! На развалинах Мира строится Межпланетный завтрашний Рим. ' На макушках горного темени — Шевелюра щетинных лесов. Мы не знаем ни чисел ни времени Закруживши веков колесо. ' Так давайте же с нами в ногу, Бунтари всех народов и стран! Мы обратно вышвырнем богу И Евангелие и Коран. ' На бумаге, которую выбелил Красной кровью безумный поэт — Мы напишем Новую Библию Пером из хвостов комет. ' Мы, Из дымов Земли пришедшие, Разольющие бунтов поток, — Мы конечно и есть сумасшедшие, Для которых жизнь — кипяток. ' Наши строчки — покойников мучить, Наши песни — скорее бы сжечь их. Пусть веками гремит наш гремучий Профсоюз Сумасшедших! ' Июнь 1923. Ольдой.
Факультеты радости
Эдуарду Лескову ' Красками дней торопливо малёваны — Бешенным хохотом палим пищали Мы — сумасшедшие клоуны Осточертевших печалей. ' Бубнами в днях в одиночку и парами Каждому — лишь бы «ура» достиг! Мы торговать золотыми товарами Пенной искрящейся Радости. ' Вы там! Чего развели эпидемию Нудно-рицинного зелья? В каждой лавчонке у нас — академия И факультеты Веселья. ' Плюйте, орите и войте «распни их»! — Вам бы — лишь блеском валют сиять. Колосом Радости в солнечных нивах Зреет для нас Революция. ' Только с весенними нам по дороге, Ленты улыбок — на галстук. Нам всё равно — даже хмурому богу Порцию солнца — пожалуйста! ' В Мире запаянном, в Мире закованном Бешенным хохотом палим в пищали Мы — сумасшедшие клоуны Осточертевших печалей! ' Август 1923. Владивосток.
Динамика жизнежелания
Каждый мускул — пружина. Сердце — мой канонир. Тело — машина. Душа — целый Мир. ' Мысль моя — бык на бойне. Строчка — сплошная дрожь. Вот теперь бы Миру спокойней В дряблую спину нож! ' И не я ли визжа вам сорвал очки Чтобы в новые Солнца шли? Но теперь я у Мира на палочке — Как гигантский кровавый шашлык, ' А любовницей мне Революция — Долгожданного сына родить. И не Ей ли семь лет Мой салют сиял На Земле И звездой на груди? ' Верю я — будет, будет! Страсть моя — тысячи солнц! Из сверкающей стали — груди, Ноги — Из золот и бронз. ' Каждая строчка — семя Тебя оплодотворить — Чтоб Единственной между всеми Мне желанного сына родить. ' Ты — я. Мускул — пружина. Сердце — наш канонир. Тело — машина. Души — весь Мир. ' Июль 1923. Тихий Океан.
Последний бунт
Германии ' Вынимайте из сна свои мордочки, Вдохновенье не мерьте на фунт! Разбивайте все двери и форточки, Ниагарой вливайтесь в бунт! ' Запевайте пропеллером песни, Семивёрстный держите шаг! Не сегодня-завтра воскреснет Над Всемирьем кровавый флаг. ' Так давайте же в ногу с вождями Мы теченье Времён означать: В красных днях — бунтарём беспощадным, И любовником нежным в ночах. ' Шире хохоты, бешеней Радость Огневыми гирляндами в Мир! Мы оркестром Вселенских парадов Разодрать голубую ширь. ' От Сатурна до Красной Пресни Распылать запылавший мрак... Не сегодня-завтра воскреснет Над Всемирьем кровавый флаг. ' Июнь 1923 Сибирь.
Каменоломня зорь
Ник. Костареву ' Я швырнул своё сердце дрожаньям и бунтам, Каждой ночью века — на весы. Оттого-ль 10 лет Из секунды в секунду Над виском моим Кольт висит? ' Мне смеяться Маратом под лицом Менестреля — Сколько неб и ракет, Сколько мечт и огней!.. Каждый клок моей кожи исстрелян Ядовитыми пулями дней. ' Как червяк На крючок Этой жизни насажен, Под клещами какой-то железной руки Злобно корчусь Тараща Глазищи На сажень — В половодье кровавой реки. ' И когда истекал бурой кровью в закатах Мной пробитый распухший солнца пузырь, — Я взрывался в гремучих плакатах Расшвырять в ваши души осколки грозы. ' Но экватором словно вожжой опоясан Шар земной как мясник и надут и горбат — Мне прихлопнуть ко лбу этикетку паяца, Ухмыляясь гнилыми зубами Карпат. ' Скрежеща своим сердцем Развернусь из консервной коробки, Просвистя как пружина в стомильный свой рост — Семицветить горящие строки В запевающих ротиках звезд. ' Июль 1923. Амур.
Цветы Земли
Ждите, морские, земные дороги, Скоро ногами мне вас расчесать! Леонид Чернов. ' Сегодня метнусь из своей берлоги В великую Радость воскресшим Христом. — Топчи нас! — кричат мне земные дороги, И Мир предо мною — Как письменный стол. ' Под марши желудка (какая же музыка Кроме этой поэту может играть?) — Иду, А в глазах Твоя жёлтая блузка И огненных мыслей веселая рать. ' Пропеллером вою — а там уже паника На бирже печалей, тоски и гробов. Смотри — я развесил на мачтах «Титаника» Свою однодневную Радость — Любовь! ' Влачащим печали я гаркаю: — Киньте их! — Гирляндою Радости душу обвить! Смотрите — какие невероятные Индии Каждый день открываю в своей Любви! ' Какое мне дело, что даже глаза на вес Женщины тем и другим продают, Если я в клочья паршивый свой занавес, Прятавший в слякоти Радость мою! ' А шарик земной — сплошную улыбку Ртом Брамапутры швыряет в меня: — Сердце, скорей похоронную скрипку На кларнеты Веселья менять! ' Будем голодными, юными, пьяными Пулями Радости в сердце врагу: Девушки, женщины, вейтесь лианами, Пейте росу из цветов моих губ! ' Ты ли Любовь мою в далях развесила? Ты ль напоила огнями мой стих?.. ... Даже сгореть и погибнуть мне весело В диких пожарах безумий моих! ' Февраль 1923.
Плюнуть в лицо
Тёмною медью как церковь гремящий, Пьяный от пряной всесветной ходьбы, — Я — как послушный крокетный мячик Под молотком судьбы. ' Милая — милая! Ты меня слышишь? Фабричной сиреной мой рёв: Снова Любви иглозубые мыши Тёплыми рыльцами В тёплую кровь. ' Жадный как пламя, Голодный Любовью, Вечно-чужой серой своре мужчин — Снова несу к Твоему изголовью Много Любви и немного морщин. ' Но теперь, когда весь я — Сплошная осень, Когда Ты для меня — Как машине пар, Когда все говорят: — Он теперь уже Тосин, Когда Мартом смеётся беззубый Январь, — ' Я — Как стальной электрический молот Самое сердце скуки бить, Камень тоски как песчинка измолот Единственным в Мире «Любить». ' Вас, положительных, хохот мой дразнит, Ну-ка, в футляры своих сюртуков! Весь я — сплошной торжествующий праздник, Красная метка средь чёрных листков. ' Милые дети! Позвольте мне туже вам Петлю стихов, чтоб на землю слеза. Тонко блеснуть бледнорозовым кружевом, Сеткой поэз на бычачьи глаза. ' А потом... А потом засмеяться над вами — Грудой застывших офраченных мяс, Блёстким хохотом выть себе Вечную Память, Чтоб не стыдно Миру за вас. ' Слишком тонко щетинятся Иглы наших кустарников, Пятилетье мы пели пред злым дураком, — И никто не додумался Поколенью бездарников Просто выстрелить в рожу весёлым плевком. ' Мне от вас — пару брюк бы, вина, папиросу Ну а вам? А вам от меня — Не пора ли сюртук похоронных вопросов На блестящее платье Любви Обменять? ' Впрочем... вы ведь свободны только в 12... У вас ведь — котлеты, отчеты и нэп, Вам ли теперь ерундой заниматься, Если как блохи цены на хлеб? ' А мы вам — О розовых чашах женщин, — Когда вам достаточно просто калош, Женского мяса, Модного френча, А ночью с женой — Официальная дрожь. ' С шевелюрами Листа, с душою базарников, Рельсы тупости в даль, В свинохлев, В Далеко... Как я счастлив, что первый Поколенью бездарников В рожу выстрелил Звучным Веселым Плевком! ' Декабрь 1922. Кременчуг.
Последнее предупреждение
Слёзы звёзд, небосвод из атласной материи, А внизу на Земле — океанами кровь. Перерезать бы дряхлому Миру артерии И швырнуть эту падаль в ров. ' И у старого бога добиться гарантии, Чтобы в Новой Вселенной — сплошная весна. А людей бы одеть в ярко-красные мантии, В ризы бешенной Радости, Смеха и Сна! ' Чтоб для них — ни Европ, ни Америк, ни Англий, Чтобы травы для них не тонули в крови, Чтоб для них мои песни — второе Евангелие у Колоссальной Любви. ' Наша каста поэтов — святое купечество — За кредитки стихов Красотою звенеть. Мы всегда в авангарде твоем, человечество, Если ты на пути к вековечной весне. ' Ну а если и дальше в слепой бухгалтерии Колоссальными цифрами злобу и кровь, — Мы разрежем проклятому Миру артерии И швырнём эту падаль в ров. ' Апрель 1928. Одесса.
Метрополитены улыбок
Одураченный жизнью — пред смертью брошу Обалделой Земле своей Радости глыбу. Храпящему Миру в печальную рожу — Метрополитены Улыбок! ' В пасхальном набате жужжать и вертеться, Жужжать и кружиться сплошной каруселью! Поэты! Куда на Земле бы нам деться С таким неземным необычным весельем? ' Лязгаем Радостью, Смехом скрежещем, Издеваемся злобно над скорбью столетий. Хохотом квакаем в рупоры женщин — Дьявольской Радости буйные дети! ' Скорбь и тоску избирая мишенью, Звонко швыряем Беспечия глыбы: Мы уже знаем о близком крушении Метрополитенов наших Улыбок. ' Февраль 1923.
Эквилибристика образа
«Ярмарке Мечтателей». ' Ночь — алмазный хлев, в котором мы доили Вымя неба, где сосцы — в звезде. В колокольнях сердца зазвонили Мы — Пономари Страстей. ' В букварях Любви — Колумбы ижиц солнца, Акробаты сумасшедших ласк. Рундучки поэтов — захлебнуться бронзой (Раненой луны бараний глаз). ' Кардиналы Страсти — бешенств Аллилуйа, Прожигатели ночных динамо-снов. Мы — барышники смертельных поцелуев И бродяги в царственный Любовь! ' Мы — мошенники в своём Екклезиасте, Мы в трактире мук — Любви аукцион. Мы — лабазники сверкающего Счастья Открывать ликующий Притон! ' На базаре дрожи — снов эквилибристы, От заразы грёз — Стихов презерватив. Мы в Театре Бунтов — первые артисты, Каждый с алой солнцой Плещущей груди! ' Но в вертепе звёздном мы плести монисто — Дьявола и бога на одном кресте. Мы — бродяги в Счастье, мы — имажинисты, Спекулянты бешенств, дьяконы Страстей. ' Апрель 1923.
Коллекция проклятий
1. Первое — самое страшное — для Отца моего, чтоб его душить: В 99-м тела футляр Он подарил для моей души. ' В колыбели зелёных кометных лучей Сердце моё золотило тьму. Он сколотил клетку душе — Первый «будь проклят» — ему.
2. Вы, Рублекопящие от зари до зари, Вместо Любви — только дрожь с женой, Жрущие звери, жизни цари, Ты — миллионный — проклят мной. ' Стихи для тебя — поллюции грамм, Вулканы грудей — сладострастий слюна. Вечный, Великий, Могучий Хам, Тебе — мое жгучее На́!
3. Вам, засвинившие очи Весны За то, что нет котлет и калош, Я — у жизни ворующий сны — Третьих Проклятий синеющий нож.
4. Вам, для которых Смерть — лакей Гениальных людей — к чертям, Вам, истерзавшие мысль в кулаке, Четвертое Страшное — вам.
5. Вам, жандармы морали густой «То добро, ну а это — зло», Вам зеленеющий злобой стон: — Несите хлам На слом. 6. Моей Возлюбленной за боль и страсть Изжевавшие жизнь мою, За бездны, за муки, за дикую власть, За сонный последний приют, ' Моей Любимой за то, что люби́м, За то, что мы в Мире вдвоём — Шестое Проклятье, — и вместе с ним «Да святится Имя Твоё». ' Февраль 1923.
Женщина у меня в лапах
Солнечный шар рыжий — В лузу заката Тощей Ночи Киём. Тучных громад грыжи Вздулись над рощей, Где мы вдвоём. ' Наше знакомство скрежещет экспрессом Дачным, который в пятницу. Знайте — Каждую женщину сжатую прессом, В каждой слезинке распять несу. ' Зазвеневши губами — распну Вас бесстонно На кресте Революций Ваш ужас исплачу. ... Только Вам ведь сейчас выходить из вагона И дворняжкой протиснуться В мужнину дачу. ' Ах, каким диссонансом это Ваше «не троньте»! И какой ерундою «мне надо спешить»... Только многие дни Ваш сиреневый зонтик Мне разбойничьим присвистом Сердце кружить. ' И когда Распахнувшись духами Вы низко Чётким шёпотом яростно мне запестрели — Не услыша я понял, что Вы — коммунистка, И что юность в подполье, Что отец Ваш расстрелян. ' Что супруг — офицер, контрразведчик и белый, Но любовь в Ваше сердце — железную лапу. Только так Вы сумели Информацию нашему штабу. ' Прошуршала — И стихла. И взглядом месила Словно липкое тесто — мой шалый покой. Осторожно спросила: — А Вы кто такой?. ' — Разорвите Все нити, Все пута, Все цепи! Развернитесь душой словно парусом в бред! И вгрызайтесь В мой Вой, Рёв, Стенанья И лепет, Потому что я — ваш поэт! ' В алый хохот знамён И в декрет Совнаркома Я вплету вашу боль, как в причёску цветок. Я лечу вас на площадь из маленьких комнат, Ваш последний поэт и пророк! ' Вас промок пульный дождь в этих громах орудий Героинями в кожаных куртках густой. Пусть я первый венчать ваши юные груди Ярко-алой моей Звездой! ' Июль 1923. Лян-чи-хэ.
Убийство
Туман — Кисель молочный в глотке улиц. И в жести луж — Фонариков опухшие глаза. Завесы тьмы шурша сомкнулись, Чтоб душу Жёстким языком тоски лизать, ' Тревожно каркая Мигали сонных пятна. Ночными птицами слетало с белых губ: — Кошмар... — Убит... А в оловяной луже внятно Шептал хихи Кая ехи Дно тих Ий труп. ' Бесшумный шелест: — Ах, какая прелесть... Кто?! Кто сказал?! — Налитый кровью рот. Завыла мать. А ночь сомкнула челюсть И чёрным вороном шарахнулась вперед. ' И солнце дёрнется рассветом в серой вате И раздерёт лучом пугливой ночи плащ. А им вползти в уют своих кроватей И зло шептать, Что жизнь — палач, ' Но ни один испуганный мерзавец Не будет знать перед своим концом, Что мне всю жизнь носить в груди пылающую зависть К тому, кто с дыркой в черепе Хихикал нам в лицо. ' Март 1923.
Леонид Чернов
Автопортрет ' От 26-ти до 32-х лет В своём пламенном свинцовом полёте, Где бездарное с солнечным скрещено, Где каждый мужчина — поэт, Где героиня — каждая женщина, — Вы многих ещё найдете... Вы многими вновь забредите — И сердце завоет, звеня. Вы узнаете гениальных поэтов, Блестящих художников встретите, Но никогда не найдёте Меня... ' Леонид Чернов — весёлый грешник, Влюблённый в колючки акаций, Променявший весенние черешни На страсти изумительных вселенских комбинаций! ' Парижи, Нью-Йорки, Берлины! Не судите его слишком строго: Он создал из бледной картины Пылающий факел восторгов. ' У него миллионы трепещущих душ, И он схватил самую лучшую, 10 лет как невесту лелеял, Написал на ней «Мулен Руж», И швырнул её плавать над тучею — Прямо в руки кометы Галлея. ' И когда она свою вынула И на её место вставила душу Леонида Чернова, — 40 миллионов звезд хлынуло Сиять над Богородицей новой! ' А Леонид Чернов золото жил Тянул и тянул в бархатном мраке. 20 лет со всем Миром жил В гражданском браке. ……………………..... Но 33-й весне вы всё равно ответите За страстность мелодии спетой, За право гореть и менять... Вы узнаете гениальных поэтов, Блестящих художников встретите, Но Никогда Не найдете Меня... ' 1921-я весна.
Женщины
Наши женщины Ездят верхом и стреляют из пушек! Наши женщины — Винтят пропеллер в стоцветную твердь. Командиры дредноутов, кино- и радио-уши — Наши женщины с нами — И в жизнь и на смерть! ' Им, стальным — Все равно — к пулемету ли, к швейной машине. Днём — железо, Ночами — бесстыдная дрожь. Наши женщины Красные губы и взгляды пружинят, — Одинаково ловко — Винтовка, Влюблённость И нож. ' Ваши женщины Самкой разрыхлились в сладкое тесто, «В шумных платьях муаровых» — Клочья и плесень души. ... Слышишь крик мой, Невеста? Приходи. Взвейся в страсть. Задуши. ' Пусть они — источённые бромом — Швыряют на свет паралитиков. Белый яд кокаина В гостиных Сожрать их насквозь. Всё для нас драгоценность — И Любовь, и война, и политика, И прибивший Тебя в моё сердце гвоздь. ' Наши женщины — Петь, Жечь Любовью И кашлять из пушек! В монопланах и фабриках — Строить, любить, Голодать и звенеть! Распахните над Миром певучие души На путях к заповедной Весне. ' Никогда Вы никем Никаким не увенчаны, Но отныне, сметая окурки грехов — Я взвиваю вас, новые женщины, Алым флагом Над бурей моих стихов. ' Июль 1923.
Квадрат решётки
Поэма. Отрывки.
ПРЕОБРАЖЕНИЕ.
…… Уважаемые собратья! Люди, Ювелиры чудесных бесплодий! Я — накануне великого краха. В единый фокус хотел собрать я Свою любовь к вековечной Свободе, Но боюсь — загорится бумага. ' ......... Удивительное дело! Думаю, что неспроста Сегодня в тёмном проходе на меня глядело Лицо Иисуса Христа. ' Уважаемый Коллега! Ты думаешь, что Твоя Голгофа, Трагедия Твоего Места Лобного — Наивысшая искупительная необъятность? Ошибаешься! Ничего подобного! Твоя трагедия перед трагедией Леонида Чернова — Только маленькая неприятность. ' ………. Впрочем, Разве вы поймёте, Вы, — привыкшие к мыслительной жвачке? Ведь мои мысли — Свинец в пулемёте, Ружейный огонь Пачками. ' ....... Пылай — пылай, зарево глаз! Гори — гори, моя голова! Потей, мозг, в сумасшедшей работе. Сегодня в первый раз Я сказал огневые слова: — Я — абсолютно свободен.
МИР — НАШ!
Мир — на вулкане. Мир — я сам. Мир — моей души мистерия. Крикну, прикажу глазам, И вот — Предо мной разостлалась прерия. ' …….. А утром — пьяный своей душой, Взорванный воздухом пьяным, — Совершу сумасшедший стомильный прыжок, В девственный лес, К сонным лианам! ' Мне странно думать, что есть тоска. Самому богу равен по силе я. Как возлюбленного будет меня ласкать Полная солнца Бразилия. ' Мыльный пузырь мои жалкие цепи. Мозг мой — безумье пилота. Я разрушил чугунные скрепы, Здравствуй, моя Свобода! ' Каждой букашке отныне жить! В целой Вселенной — ни одного гробика. Смотрите, как бодро корабль мой бежит В объятья стоцветного тропика. ' Безумным восторгом Взметнется свисток его, Сотни улыбок вспыхнут на звездах Сейчас я у тропика, завтра я в Токио, Ночью — в Париже, Вечером — в воздух! ' Тело моё — в гениальной новелле. Птицы — всё могут! Ночью звенит мой певучий пропеллер — Сердце. К звездным сверканиям, к богу!.. ... Просто не верится... ' ..... Цезарем в старый Рим! — Северный полюс? — Есть! Сказкам братьев Гримм Чудовищная месть. ' Солнцу — мой первый крик. Второй — тротуарным тумбам, Взлезшим на берег. Сейчас я вместе с Колумбом
БАЛ ГЕНИАЛЬНЫХ.
Оснастил белопарусный бриг — В путь К миллиардам Америк! ' Путь Океана. Измерь его. В блесках — обрывки веков! Вместе с хохочущим Блерио Средь облаков. ' Здравствуй, Шопэн! Как поживаешь? Сыграй мне. Знаю твой плен. — Камнем их! Камнем! ' А когда целомудренная ночь Соберёт облака В чернильную груду, — Попрошу в сомненьях моих помочь Эдиссона, Софокла и Будду. ' Весёлый народ! Летим! Соберу их — и буду Шутить. ' А когда лучами рельс Расползётся в подвалы тьма, — Придёт старикашка Уэлльс, Ленин, Маяковский и Александр Дюма. ' Эй, все великие, кто был и есть! Уважаемые товарищи! Закатим бал. — Леонид Чернов. Имею честь. Всех вас до единого в себя впитал, Как сказку. ' В пляску, гениальные! В пляску! — Эс-та-та! Эс-та-та! Эс-та-та!.. Вальс. Оркестр. Закружило. На всем земном шаре нет места, Которое бы нам не служило. ' Солнце экватора. Небо Италии. Музыка Сирии. Сонной Сахары истерики. Лава Везувьего кратера. Сибирские дали. Реки безмерной Америки. ' Всё в нас. Мы во всём! Шире, Вселенная, шире! Жадными губами жадно сосём Красоту окрылённого Мира. ' Тысячи вдохновеннейших лир: Пушкины, Блоки, Бетховены, Бруты... Такого бала не видал Мир С первой своей минуты! ' Плавься — плавься, бешеное Солнце! Люди! В цепь всемирного хоровода! Негры, европейцы, малайцы, японцы! Свобода! Свобода!! Своб…
КАК ЭТО ПРИШЛО.
Это пришло в один из вечеров... Незаметно, вкрадчиво, вздорно... Скрипки оркестра отчаянно плакали, Когда я, Леонид Чернов, Был на спектакле В полутьме неряшливой уборной. ' ……… Взметнулись красные нити. Распахнулась хрустальная дверца. Звоните, Звоните, Любовные звоны сердца! ' Забе́гали, Засуетились по лицу красные пятна. Сердце стучало За салютом салют. И стало до ужаса понятно: — ... Люблю. ' Здравствуй, Возлюбленная! Ты думаешь — Мы не вместе? 'Ты думаешь — Ты далеко от меня? Каждый миг Тебе, моей Невесте, Миллион поцелуев моих отнять. ' Распустить по ветру золотые волосы, Развеять платьев шуршащих панно. Каждый звук Твоего голоса Пью, Как драгоценное вино. ' Слух мой мучительно ловит, Где простучал Твой каблук фут. В каждом Твоём слове Перецелую каждую букву. ' ....... Ты — электричество. Я — электричество. Сжатые в страсть, мы— сияние. В пространствах мирового величества Вершится наше слияние. ' И когда разольёт нежность По земному лицу Заря, — Нашу Любовь — в безбрежность, Как динамитный заряд!.............. …………………………… 1921-я весна.
Карусель сердец
В этой жизни, построенной с точностью ватера, Слишком сильно мы любим, чтоб можно вдвоём. А Любовь копошится ножом оператора В деревянеющем сердце моём. ' Пусть ещё бы надела мне сладкую маску, Пропитав хлороформом легенд и баллад, — А то начинила мне сердце сказкой И швырнула в помойку, как мёртвых котят. ' В каждом дне (фаршированном болью) не верится, Что на роже Земли Загораются сны. Нафталином Любви пересыпать бы сердце И во сне ожидать настоящей весны. ' Ну а как? — Если сердце — гимназист-непоседа — Всюду жадно суёт любопытный свой нос, Если бойким мальчишкою сердце поэта — В карусель сумасшествий, Кричаний И грёз. ' Вейся в свист, серпантин обжигающих нервов! Конфетти из сердец, В карнавале кружись! Пусть весёлый поэт захихикает первый, Что задохлась от вони «нормальная» жизнь! ' Ветер — вечный союзник — целует нам волосы, Солнце — путь нам сиренью, как добрый отец. Засвисти, Завизжи от экватора к полюсу, Карусель сумасшедших сердец! ' Январь 1923.
Динамо-сердце
Песнь песней
Опыт динамизма скульптуры. ' Тебе, спалившей моноплан моей кровати, Чтоб заживо-горящим авиаторам — Нам к Вечности лететь, Тебе в Евангельи страстей — «Вторая Богоматерь, Единая в Любви среди людей». ' Звеня трепещет тела Твоего динамо, В электро-стул на казнь меня, преступника, влача. А я проводку губ — На раскалённый мрамор, Благословляя смерть и Палача. ' В Твоём бушующем Великом Океане тела Моей подводной лодки перископ. И вдруг — Комета губ Твоих Над грудью просвистела, И капитана — белым метеором в лоб. ' Но на холмах грудей — рубиновые вышки — Беспроволочный радио сердец. И телеграфом губ — отчаянные вспышки: — ... Корабль... огне.....крушение.... конец... ' И захлебнувшись кипятке Твоих дрожаний, Я мёртвым был всю ночь, Которая как миг. А утром — Твой живот, аэродром желаний, Где каждый день — Бипланы губ моих. ' И богомольцы рук молитвенно и бодро — Крутым изгибам пламенных основ, Туда где Альтами трепещущие бёдра — Червоной радугой Следы моих зубов. ' А дальше — Алой кровью поцелуев отпечаток, Где прячется ночей моих тоска, Верблюдом губ Господню Гробу пяток, Чтоб там возжечь, рыдая, свечку языка. ' Прожектор глаз моих и губ мотоциклеты В лучах волос Твоих — как в зарослях челнок. Через китайский фарфор чашечек коленных — Христом Скорбящим В Мраморное Море ног. ' И электро-магниты наших переносиц Не удержать ни зверю ни врагу. Язык мой, как горящий броненосец, Спасенья ищет в гавани Твоих скользящих губ. ' И там, где от затылка меж лопаток От шеи вниз Спины Твоей шоссе — Автомобилю губ моих лететь как вихрь и падать И над волнами бёдер в воздухе висеть. ' Какой же бог мне предназначил муки — Взобраться санкам губ На горы снежных плеч? Но там как змеи жаждущие руки, И мне на них Сгоревшим солнцем лечь. ' Взбешённый сплетнями и шамканьем базара Себя к Тебе Гвоздями слёз прибить, — Чтоб в этом Мире все, не исключая комиссаров, Умели боль растить И так как я Любить. ' В Голгофах Страсти жизнь моя висела, Но знаю — Из груди Твоей мне высосать Весну, — И на кресте Твоего жаждущего тела Себя, Христа, Гвоздями мук распну. ' Декабрь 1922. Украина.
Любить
Трилогия.
1. МЕСЯЦ-ФОНАРЩИК.
Прыгнет месяц-апаш в небесную синюю чащу, Серебром белых тучек размечет свою шевелюру, Золотым фонарём хулиганя помашет, — А людские сердца — любви увертюру. ' И еще не успеет любовь Из гробов Набухающих (радостью) почек Треснуть в день, распирая улыбками мрак, — А уже два свидетеля, Ломаной змейкою росчерк — И уже сфабрикован Брак. ' В ту же ночь — его страсти голодной собака В золотую помойку, откуда наследник потом. А на утро ей — женщине — глупо заплакать И бояться в отцовский дом. ' А на утро — В окошко истерзанный ночью платочек, За столом в Губпродкоме — Огрызок щемящих страстей. Неизбежный обед, под кроватью какой-то горшочек, И они — фабриканты пищащих детей. ' И опять прыгнет месяц-фонарщик В небесную синюю чащу, Зафутболит мячом золотого огня, — Но супругам обиженный что он расскажет? Разве только — пелёнки менять...
2. БЕЗ ДВУСПАЛЬНОЙ КРОВАТИ.
Мещанин без подтяжек Провинцией в доску пропревший, Обнаглевший, актёрски-невежливый трус, Оцилиндренный жулик В последней игре прогоревший: — Если деньги — женюсь. ' Длинноногий студент, искалеченный римским правом, Идеальный бездарник, лизака научных блюд, — Подбоченясь в кафе громогласно и браво: — Я женюсь — потому что люблю. ' Ну, а я? Как мне думать об этом браке С той, что в сердце — хирурга ножом, — Если даже чернилами плакать Страшно ночами об имени Твоем. ' Мне 6 только губ электрическим током К алым рубинам грудных куполов. Мне бы молчанья — долго и много, Мне бы — из клетки любовных стихов. ' Милая — милая! Ты думаешь — легка мне Мысль о понедельниках Любви моей? — Сердце букашкой под мельничным камнем Серой громады придущих дней. ' И пока не прокрались — облезлые, старые Будней коты Птиц Любви задушить — Смычок Твоего имени неслыханные арии На скрипке моей души. ' И — честное слово — не нужно истерик, Рычаний, взвизгов и медных труб. В поисках новых, незнанных Америк В океан Твоего тела Корабли моих губ. ' 3. ПОТОМУ ЧТО ЛЮБЛЮ.
Когда канцелярщик, прогнивший входящими, Гнилью чернил — скуки итог, — До любви ли ему, одуренному чащами Леса балансов и треска тревог? ' Когда инженер — иглы зданий в небо, Врач — рыцарь смерти — на страже гробов, — Им бы вина, комфорта, хлеба, — На черта тогда им душа и любовь? ' Когда тихий поэт в поэзном смерче, Так что воздух огнём и больно дышать, — Призрак любви в отдаленность заверчен И колючею мухой только мешать. ' Но зато когда по чёрному бархату — свечи, Когда лодка луны — облака в рассвет — Посмотрите, какими огнями засвечен Канцелярщик — врач — инженер — поэт! ' Покрывало их — звездоблёсков полог, Ложе у них — поцелуи трав, Знамя Любви — сумасшедший астролог На подушках любовных прав. ' А днём Любовь — боль зубная, И альков у неё — хлеб. Но каждый рассвет — милая, знаю — Вдовьей ночи прозрачный креп. ' И когда едва касаясь губами Пьяных букв, Твоё имя ночью шепчу — Только в эту минуту я слышу меж нами Любовных узлов золотую парчу. ' И когда моих рук обезумевший Цельсий На солнцах груди твоей плюс 100, — Твоё тело экспрессом на губ моих рельсы В сжигающий будни Восток. ' И когда на трещащей лодке кровати Извиваясь в волнах кипятка — к нулю, — На Твоих И моих губ Кровавом закате — Не женюсь — потому что люблю. ' Август 1922. Махудрам.
Первая конструкция Москвы
Эти пятна огней и реклам по Арбату — Словно язвы На теле ночной синевы. Я тащусь Этой пущей Верблюдом горбатым В цепком капкане Москвы. ' Я трублю паровозным гудком этих строчек Прямо в уши разорванных болью дней. Красной молнией бунтов Чернильные ночи Разостлались над скукой моей. ' И всегда мне проклятое «бы» и «почти» В этом грязном дырявом корыте-ль нести? Знаю, Что свет самой тусклой мечты Ярче ярчайшей действительности. ' И окончив работу — желудок наполнить — Зажигаю огни своих глаз на Тверской, И швыряю снопы фиолетовых молний, Убивая тоску тоской. ' И топча каблуком своей славы цветы, Рысаков моей юности взмылить — Потому что огни самой тусклой мечты Ярче ярчайшей были. ' И в душе моей пятна реклам по Арбату — Словно трели бича на спине синевы. Возвещая Час пятый — Умираю Распятый На перекрестках Москвы. ' Июнь 1923. Москва.
Вторая конструкция Москвы
Есть ли такие Голгофы, На которых ещё не висел я? Леонид Чернов. ' Утопая в кипучей моче, Где скрежещет огнями Арбат — По изъезженным кочкам ночей Расшвырялся по свету набат. ' Пусть исступлённых стихов коса Сбрить эту оспу спрессованных пней... Мне ли, поэту, окурки сосать Испепелённых дней? ' Мне ли для юности строить гробы Словно голодный индус, Если на чёрном столе судьбы Бит моей жизни туз? ' И суждено ль мне средь грома «распни» Вспенив стихов кипяток — Вымыть прогорклые дни Как носовой платок? ' Распахнувшись рекламой О хламе Мострест Над потухшей кометой своей головы — Добровольцем полезу на крест Всех перекрестков Москвы. ' Лишь бы земной Измотавшийся Шар Нежно притиснуть к груди Лишь бы со мной Вселенский пожар Новых людей родить! ' Дальше — хоть рельсы, Хоть кожу виска, Браунинг, пулей целуй. Лишь бы бельё этих дней полоскать Ядом поэзных струй... ' Июнь 1923. Москва.
Чертополохи земли
Хорошо вам, серенькие, тихенькие, Каждый день на службах в жвачку слов влезать. Вечерами — порцию Чехова и Киплинга И жену покорную нехотя лизать. ' Хорошо вам, люди серой масти! Вам мигнут десятки парой жёлтых глаз — И рассветом маленького счастья Вам сверкает раскалённый час. ' За сиденье в канцелярии вы купите Дров, кровать, И для неё — жену. И ночами будете умильно губы те сосать, Что раскрылись в первую весну. ' Хорошо вам. Ну а мне-то как же В этих днях найти заветное кольцо, Если каждый день морщинкой мажет Потускневшее как зеркало лицо? ' Если в топи дней Загруз по горло весь я, И до новых маков мне едва ль дожить. Ах, какая сумасшедшая профессия — Перед каждым олухом открыть врата души! ' Петь и знать, Что песни (мои дети) — только ворох Никому ненужных черканных бумаг. Жить, любить и знать, что очень, Очень скоро Всё равно мне соскочить с ума. ' Но не все ещё сонеты Перепеты, И не всю Любовь швырнул Земле поэт. ... Хорошо нам, граждане-поэты, Покупать за кровь ботинки и обед! ' Март 1923.
Тайфун сердца
Опыт динамичной статики. ' Третью ночь Нашим бешенством пляшут бесстыдные очи, Очумелым тайфуном у сердца — Набаты и взрывы, И лязги и стук. Пусть для других это — вкусный постельный кусочек, Для меня — Магдалина, пришедшая ночью к Христу. ' Соскочивши с ума, мы у жизни легенду украли, Цепи с ночи сорвали, Блеснули уйти в Навсегда. В серых сукнах недель Менестрель С гениальной актрисой сыграли Перевитый огнями безумный последний спектакль. ' Разве важно, что я — Дон-Кихот и игрушечный рыцарь? Я же знаю, что стоит мне в Мир прокричать — Сотням девушек пальцы кусать И в истерике биться От пылающей зависти к нашим угарным ночам. ' Наши крики плетутся призывным узором фазановым, Раскалённая сталь наших тел — Ни стоять, ни лежать, ни сидеть. И когда опустился шурша примелькавшийся занавес, Вместо нас — Только пепел сгоревших живыми людей. ' Вы ушли как и те... Как десятки, как сотни, как тысячи... Будет снова мне сердце кровавить весна. Но резцом Вашей страсти на многие месяцы высечен На надгробии сердца кроваво-уродливый знак. ' Вы ушли — И усталые стуки реже. И какое мне в эту минуту до гибнущих в буре Европ, Если только что Я, понимаете — Я пережил Новый всемирный потоп? ' От махрового цвета души — обгорелые клочья, Даже пепел Танцующий ветер раздул. ... Пусть для других это — только постельный кусочек, Для меня — Магдалина, пришедшая ночью к Христу. ' Март 1923. Кременчуг.
Охотничья аналогия
Золотые щупальцы лунного шарика Бороздят мою голову пятнами снов. А в душе моей розовой — Южная Африка, И я— Охотник на глупых слонов. ' Увешанный с пяток до носа оружием, На лошадь — как в лодку весёлый моряк. А луна оплетёт серебреющим кружевом Эластичный (как женские груди) мрак. ' Встречу тигра ль, слона или точку колибри — Эта ночь в меня дышит Чудесами Чудес. Туда, где бритвой культуры выбрит Для железной дороги девственный лес! ' Из кадильницы далей Мне ладаном, Ладаном Задышал огнегрудый циклоп-паровоз. А на фраке небес — луною залатанном — Муравьи голубые испуганных звёзд. ' И вдруг — кинолентой — шумы, скакания! Кашель ружей! Упал карабин! Под конём! И над клеткой груди — чьей-то пулею раненый — Слон уж лапу занес, обдавая огнём. ' И слоновые глазки горят, как бенгальские свечи, Предвещая, что хрустнет коробкой от спичек Хоровод моих будущих дней. Как же мне проклинать тебя, жизнь и судьба сумасшедшая, Что свою стопудовую лапу Ты так часто заносишь над грудью моей? ' Январь 1923.
Золотой кипяток
Этот сон — как ночь. Эта ночь — как сон Зацвела, чтоб меня душить. Кто же я? — сумасшедший Поксон? Гариссон На экране твоей души? ' А секунды летели расплавленным оловом В нервы и в сердце, — А сердце в крови. И футбольным мячом я швырнул свою голову В золотой кипяток Любви. ' Разъярённые мысли (монопланы в аварии) — Вверх ногами Шекспира, Ницше, Дюма. Выкипал золотой кипяток в самоваре, И сереющим пледом Тьма. ' Фиолетовый нож невиданных молний Полоснул небосвод моей головы (Пронырнувшая мышь). Громы, штормы и волны. Взрыв! ... И ТИШЬ. Гробовая могильная тишь. ' И конец. И один... Вы, конечно, уйдёте В одинокое, скользко-больное Вчера. И никто не поймёт, что на Вашей, Вот именно — Вашей звенящей неслыханной ноте Оборвались умолкнуть мои вечера. ' Март 1923. Предвечерие.
Королева Экрана
Почему Вы не едете в Москву, заграницу? Почему живёте в глуши? Из письма ко мне. ' Много раз уже Вены, Нью-Йорки, Берлины Завыванием труб меня звали, маня: — Не пора ль Пастораль Азиатской картины На гременье блестящих культур обменять? ' Мир бесился, что я так бездумно, так рано Свою душу швырнул в азиатскую степь. Мне бы быть королём мирового экрана, А не виснуть полжизни Христом на кресте. ' Я бы мог в монопланах, моторах, экспрессах, В мягких лапах авто — серебриться вперёд. Только знаю — Дрессированный тигр прогресса В тот же миг азиатское сердце сожрёт. ' Только здесь, в голубой допотопной обители Хищным лапам прогресса меня не сдушить. Так позвольте же быть мне его укротителем В этих девственных чащах дикарской души. ' В Бостоне, в Бомбее и в строчках Корана, В костюмах Пакэна, как в струях огня, Ночами скользит Королева экрана И ищет кого-то, Конечно — меня. ' И в блесках моноклей скучающих фраков Она Магдалиною отражена. И режет глазами завесы из мрака Стотысячный раз — уже чья-то жена. ' Но то́лпы в цилиндрах Слезинок не видели. Не всё ли равно ей — Иван иль Артур? Я знаю — Она истерзалась по мне, Укротителе Грозного тигра гремящих культур. ' Февраль 1923. Глушь.
Мальчишка в сочельник
Сегодня вспыхнуть ёлочным свечам в могилах Огнями стареньких Забытых детских сказок. — И мне, мальчишке, о благих и злобных силах Словами страшного Наивного рассказа. ' Сегодня в комнатке души — я старенький отшельник Смывать обман и ложь, Чтоб снова настежь дверца. Разбивши корку лет, волчком пустить в сочельник Десятилетнее танцующее сердце. ' Я знал, что здесь, Где пахнут мёдом шишки, Под коркой лжи, измен и боли злого волка — Смеется Лёлька, Солнечный мальчишка, — И каждый год В лачуге сердца — ёлка. ' И каждый год дворец тоски его разрушен, Огни свечей — как пальцы жалящего перца. Но в тёмныхветках — вместо блещущих игрушек — Пылающее собственное сердце. ' Он целый вечер поросёнком возле ёлки Визжащим пажем тоненькой кузины. ... Но слишком больно в душу мне зелёные иголки Знакомым ароматом пахнущих слезинок. ………………………… И только ночью — В узенькой трепещущей постели Мне корчиться И выть как волк до света О том, что я — большой, Что у меня — усы, долги и «цели», Что это всё — Рождественский кошмар поэта. ' Сочельник 1922.
24 года
Тучи красною шалью Над лесами Твоими. Душу пчелою жалит Твое чёрноземное имя. ' 24 года В чёрном предсмертном гриме В дикую власть Тебе отдан Плакал слезами Твоими. ' Пил я с девчонками кофе В залах большого веселья... Есть ли такие Голгофы, На которых ещё не висел я? ' Только что, только что завтрак, И уже моей жизни ужин. Ни сегодня ни завтра Я никому не нужен. ' Только Восток мой новый Знает, что в год из года Мне, Леониду Чернову, Плакать у чёрного входа. ' Знает мой Друг небесный, Что скоро народятся люди, Для которых цветы мои — песни Огненной Библией будут. ' А сейчас мои чёткие строфы Прозвенят меня в муках веселья — Искать невозможной Голгофы, На которой еще не висел я. ' Май 1923.
Бантик в бурьяне
Памяти Натали Волошиновой (†). ' Стуки сердца — закоренелые грешники, Рецидивисты девических мук. Весною в жизни — Сплошные подснежники, А душа — Ароматный луг. ' На ковре веснопраздников — фиалки и лилии, А садовник — малюсенький грех. Голубые конвертики — Ручейки легкокрылые, Где журча кувыркается смех. ' Каждый взгляд — Ниагара, куда как с разбега Самоцветы улыбок в ресничных лучах ... Мне всю жизнь по прочитанным строчкам бегать, Электрическим молотом В юность стучать. ' А потом На эстраду степей — Лето. Визгом солнца Любовь — В комфорта гамак. И в душе — теплотою грудей согретый Любовных безумий багровый мак. ' И от зноя кусаний, от крика бессилий, От пламени бёдер, от вулканов в крови — В душе увядают фиалки и лилии Хрустальных улыбок Робкой Любви. ' А потом — Балериною осени ладан, В паутину туманов — солнце-буян. Каждый день тоской о весне залатан, А на площади сердца — Сплошной бурьян. ' Барабаны души, Бейте в смерть, барабаньте, Всё равно мне ковра весны не соткать. Но смотрите — В бурьяне лихорадочный бантик Не хотящего в смерть цветка. ' Я помню — весною его потеряла Гимназисточка с красным ртом. Я — Шерлоком по лугу души, а она уверяла, Что найдём мы его Потом... ' И вот я нашёл... Но косматые ночи Поседели снегами в алмазной глуши. А я — как Любовь — запоздалый цветочек В парники моей души. ' И я знаю: От зноя кричащих бессилий, И от белых осенних туманов в крови — В душе отцветают фиалки и лилии Хрустальных улыбок И первой Любви... ' Сентябрь 1922.
Томление духа
Всё суета сует И томление духа. Соломон. ' Сплетались и рвались взгляды. Слова свистели как плети. Хрустя скрежетали зубы И грудь обжигала грудь. ' А ты балериной чёрной В каком-то кошмарном балете Забилась в подвалы печали И дико прервала игру. ' Тонкой рукой дилетантки Сердце как скрипку мучить, Чёрным огнём твоих взглядов Красные слезы сушить. ' И вдруг, раскалённо крикнув, Ты разорвала тучи — Струнные нервы арфы Нервные струны души. ' Ты распахнула сердце Визгам и лязгам конок, В пледы тоски завернувшись. Прыгнула в ночь — не моя. ' А в мышеловке улиц Плакал бездомный ребёнок — И всем, даже мне показалось, Что это рыдаю я. ' И мне уже странно верить, Что в океанах жизни В море томленья духа Есть пароход Любви. ' Сердце-маяк застонет, Треснувший колокол взвизгнет, И пароход забьется В красных волнах крови. ' Дёрнутся в небе ракеты — Молний секундный танец, В чёрном экране ночи Вспышку уронит Борей. ' И я начинаю верить, Что Любовь — «Летучий Голландец», Просто — корабль-призрак, Вечный скиталец морей. ' Март 1923.
Последний концерт
Отуманенный облачной дымкою, В иглах страсти, в терновом венце, Я иду к вам, иду невидимкою, Чтобы петь последний концерт. ' Уже многие нити порваны На душе у бродяги в Любовь. Закружились бездомные вороны У истлевших любовных гробов. ' И какие пути мне назначены? Пить ли ласки арктических стуж? — Околеть ли у дымных прачечных Человечьих надорванных душ?.. ' И теперь, отрываясь с кровью Закружиться в земном колесе — Выдираю сердце коровье И швыряю над Миром висеть. ' Вихревой каруселью заверчен, В иглах страсти, в терновом венце — Я, Предвидя тайфуны и смерчи, Объявляю последний концерт. ' Апрель 1923.
После шторма страстей
Гению художницы Виктории Белаковской (Петроград). ' Всё равно — так или иначе После каждого шторма страстей Мой корабль долго-долго чинится В пристань души Твоей. ' И когда от полночных бешенств Парус в клочья и руль в куски — Путь мой всегда намечен В светлую гавань тоски. ' Окровавлен Любовью прежней Пью покой на Твоём плече. Я всегда сумасшедший грешник У престола Твоих очей. ' Растерзавши меня у колонны Те уходят, печаль затая. Только Ты чудотворной иконой Остаешься во мгле сиять. ' И когда моё сердце — кратер, Моя вера сильна и чиста: — Ты придешь, Ты придешь, Богоматерь, Чтобы снять меня с креста. ' Апрель 1923.
Я хочу есть
Трагический примитив. ' Небывалый случай! Спешите! Недорого! ' Открываю лавчонку — «Поэтическая Обитель». Громадный выбор творческих восторгов! Не теряйте случая! Купите, Купите!.. ' «Воскресшие Радости». «Искание Счастья». Спешите, покупайте за пол цены! Для вас — за бесценок. Валитесь! Налазьте! За фунтик ржаного — Бессмертные сны! ' Первая Любовь — немного дороже, Но зато — какая сила, Какая мощь! 200 кусков — купите! — ложе, Где провёл я с Музою первую ночь. ' Я не смеюсь — совершенно серьезно: Пуд вдохновенья — 300 кусков. Покупайте! Покупайте, пока не поздно, Самые свежие нервы и кровь! ' Сахарин? — Не имеется. Брюки? — Не держим. Не хотите ли лучше мой череп, надкостницу? Есть самый лучший поэтический стержень. Продаю вдохновенье — Оптом и в розницу. ' Для Вас — пол-лимончика Тоска о Небе. (Почтенные граждане, не довольно ли ржать?) Полпуда крупы — За «Кометный Трепет»! Нужно ж поэту любить и жрать. ' Подходите! Купите Творческие муки Совсем задаром — пуд пшена. Вчера только съел Последние брюки, Теперь на прилавке — Тоска.... и жена. ' Золотые десятки? Яблоки? — Скисли! Простите, не держим. Зато — на вес: Сумасшедшие взлёты гениальной мысли, Гремучий огонь Гениальных поэз. ' Хотите? — чёрт с вами! — 5 фунтов хлеба, — Забирайте оптом: «Динамо-любовь», «Квадрат решетки», «Дьявол на небе» — Самые свежие нервы и кровь'... ' Не хочешь, мерзавец? Не нужно, грабитель? Проваливай, падаль, подальше ржать!! Гремя матерщиной, Закрою обитель — И снова сегодня Не буду жрать! ' Пойду в конуру От голода пухнуть сердце сжигать на всемирной тоске. Но слушай, мерзавец: — Душе не протухнуть, Пока не почувствую сталь на виске! ………………………………… .... А в голову молотом — За сутками сутки, Но мне ли захныкать, Мне ль зарыдать? Поцелую на камне следы проститутки И брошу: — Нам Нечего больше продать... ' Июль 1922 Украина.
Предсмертная поэма
Тамаре Жевченко.
Отрывки.
ГЛАВА I.
.... О, где я возьму эти лица Улыбкой возжегшие твердь? Какими словами молиться Тебе, осиянная Смерть? ' Сочащихся трупов вагоны В гниющий алтарь я сожму И нежно расставлю иконы: Холеру, Сыпняк и Чуму. ' Тоской о Невесте расколот — Завою грозою слова И буду Тебе, хриплый Голод, Костлявую кисть целовать. ' Холерный! Сапной! Сифилитик! Разлейте свой гной-фимиам, Европе носы провалите И жертвуйте трупы на храм. ' А я — озарённый и грубый — В века — биллионы зараз! И жадно притисну я губы К цветам ваших липнущих язв. ' И мертвое тело на тело Всё выше и выше вали! Нам нужно, чтоб к богу взлетела Хрипящая песня Земли. ………………………. ... Провалившимся ртом грозите, Зажигайте огнем лица, — Зловонием язв заразите, Заразите Его, Подлеца!.. …………………….
ГЛАВА II.
....Прольется ль солёная влага В пожары всесветных горнил? Но кто-нибудь должен заплакать Кровавой слезою чернил! ' ... А если — сражённый — лягу У клозета Времен умирать — Кто прольет драгоценную влагу С острия моего пера? ' Ты окна своего не откроешь, Дирижабль Твоих дней — вперёд, И отравою слез не напоишь Мой засохший зияющий рот. ' Но знай: даже чумным трупом Буду в рожу Любви хрипеть И выть в колоссальный рупор Гимны и Славу Тебе. ' С провалившейся грудью и носом, Сплошной окровавленный струп — Довлачу ли по жизни откосам До бессмертья Любви своей труп? ' Но буду то резче, то глуше Хрипеть, завывать и трубить, Реветь в равнодушные уши О вечной свободе Любви. ' О Святая! С какими словами У Твоих каблуков умереть? О какой Сумасшедшей Драме Лебединую песню пропеть?.. ………………………. ... Я не знаю, есть ли звуки, Которые меня заглушат? Какие не стиснутся руки? Какая не взвоет душа? ' Какие столетья мимо — Не дрогнув даже — пройдут, Чтоб славить несмятое Имя В танце веков и минут. ………………………. В молнии, в громы снова — Эти крики сумасшедший поэт! А Леонида Чернова Не было с вами — и нет. ' Июль 1922.
Смерть Леонида Чернова
Прорыв во времени. ' Играйте пошленькие вальсы, Польку, канкан завойте, стеня! Судорожно скрючились пальцы. Я иду... Молитесь за меня. ' С кровью и мясом выгрызу Из тела земного язву моей души. Верхом на метле — к Сириусу Душу на солнце менять!... ... Я сам себя задушил. Молитесь за меня. ' Под маской смешка не заметили Мою багровую трагедию. Всё равно! Те ли, эти ли? — Лишний прыщик на рожу столетию. ' Смерть — это хорошо. Ничего печального, ничего смешного. Человек — разбитый горшок. Даже для идиота не ново. 4 1/2 пуда испорченного мяса — Всё что осталось от Леонида Чернова. ' А если под польку и вальсы 10 лет сердце воет стеня?! Конец. Скрючились пальцы. Я иду... Молитесь за меня. ' 1921-я весна.
Самосожжение
Этими стихами сжигаю себя Сегодняшнего, приветствую себя Завтрашнего.
1.
Обожжённый Сахарой страстей Среди знойных песчаных гор — Проклинаю пути к Звезде, По которым я шёл до сих пор. ' В лабиринте любовных стен Проклиная вулканы газет — Не хочу Христом на кресте Одураченным богом висеть. ' Я свяжу ускользнувшую нить, И словами этих стихов Мне у Мира сегодня купить Искупленье великих грехов. ' Я пришёл к грозовой полосе, Где засеяны бунтом поля... Я ведь спица в Твоём колесе, Обновленная кровью Земля.
2.
И на красном костре этих строк Хохоча панихиду пою: Я сегодня безжалостно сжёг Облысевшую душу мою. ' Вырываю сердца куски, Разрушаю всё, что любил. Я Голгофой великой Тоски У Земли искупленье купил. ' Я провижу Твои пути, И не мой ли там зов гремит: — Приюти меня, Мать, на груди, Блудного сына прими! ' На ухабах Твоих дорог Я Твой первый пророк И поэт. Я Твой новый сигнальный гудок, Паровоз обновленных лет.
3.
Как Возлюбленной песен цветы Нёс — и звал Тебя странно — Любовь... Это Ты, это только Ты, Мать-Земля, освятившая кровь. ' Небоскрёбы — и дым лучин... Кабаре — и будней груз... В океанах каких пучин Мне искать Твою душу, Русь? ' Много, много будет потерь, Но глухая душа сожжена. Знаю, Милая, знаю: — Теперь Мы навеки — муж и жена. ' Май 1923 Одесса
Стрелы бури
Сила, громадная сила Таится во мне! ' Окропи меня стрелами бури, Осиянный завтрашний день. Золотую сигару курит Предзакатная синяя тень. ' Окропи меня стрелами бури, Дай мне счастье всосаться в века. Пусть несутся небесные куры Золотыми мячами в Закат. ' Мне немного, немного надо, Моё счастье — в бурьян, за плетень. Мне на каждом ухабе падать По дороге в Завтрашний День. ' Я с судьбой неучтив и дерзок, Но раскрыв как коробку грудь — Я последним кусочком сердца Окроплю Твой победный путь. ' Это я прокричал Тебе волю, Запылавшая кровью Земля. Это я экватор и полюс Приволок на Твои поля. ' Безнадежно влюблён в Твои ночи, Революций багровый хребет, Я от первой до смертной строчки — Всегда Тебе о Тебе. ' Май 1923. Одесса.
Рождество радости
Закружи меня, солнце, в вихре Золотых воскресений Твоих! В зацветающем Радостью Мире Иоанном Предтечей мой стих. ' Русь беременной женщиной бродит По руинам вчерашних камней, Не сегодня-завтра родит Долгожданного сына мне. ' Спеленает пелёнками радуг На углях заревого костра. Солнце, солнце! Ты наш декоратор, Приготовь нам постель из трав. ' Плавься, плавься калёными визгами, Зацелуй наши злые уста. Мы поделимся белыми ризами Не хотящего в смерть Христа. ' Пусть увидят-узнают мудрые, Как в печали Твоей растворюсь — О Невеста моя златокудрая, Разорвавшая тучи Русь. ' Май 1923
Мир не скит
Дженни Райт. ' Нами смяты, нами смяты Одеяла серых будней. Я наполнил, я наполнил Грудь земную молоком! В сотый раз Тобой распятый Ожидаю День мой Судный — Синий веер наших молний Вышить лунным серебром. ' Скрежет верфей, рёв моторов — И вечерни тихих далей. Нью-Иорки — и избушки. Сны — и взрывы. Мир не скит! Только слишком, слишком скоро Я сражен ружейной сталью, Я оплёван кашлем пушек Вековой земной тоски. ' Если ж нужно мне Любовью Окропить цветы и всходы, Чтоб беременная волей Разрешилася Земля, — Я рвану из сердца с кровью Язвы счастья и невзгоды И дождём голгофных болей Оболью Твои поля. ' Не грусти, не плачь, Невеста... Если смерть — так значит надо. На путях земных бродяге Много слёз и много встреч. Мир не скит! В нем много места Чтоб летать и чтобы падать И отравленной собакой У Твоей кровати лечь. ' Май 1923.
Сон о кометном знаке
Ты заплакала кровавыми дождями, Бедная Земля. Злой тоски железными клещами Щёк Твоих поля. ' Разменяла Ты двурогий месяц На копейки звёзд — Оттого веками люди месят Золотой навоз. ' Оттого поэт печали нижет В ожерелье строк. Оттого я каждый вечер вижу Новый Твой Восток. ' Как же мне скучающим и косным К алым всходам трав, Если Ты в своём неверьи грозном — Новый Голиаф? ' Как же мне в Тебе не раствориться, Как вода в вазон, — Если третий год мне тот же снится Сумасшедший сон? ' Сотни лет в алмазных чашах бродит Твой кометный Знак. Солнцем сеян — в алых нивах всходит Долгожданный злак. ' Он придёт, в чернильных тучах воя, Разорвёт туман, И целительной водой омоет Кровь священных ран. ' Май 1923.
А всё-таки она вертится!..
Сергею Есенину А. Мариенгофу Вадиму Шершеневичу. ' На канатах стихов Разлохмаченно-грязных, Как бурлак задыхаясь грузней и трудней, Я тащу на какой-то чудовищный праздник Эту серую барку подмоченных дней. ' Эти жёсткие рифмы мозоли натерли На нетронутом теле Дремучей Души. От взрывов созвучий, От копоти в горле Слишком больно дышать, Слишком трудно мне жить. ' Ну а всё же я верю в чудовищный праздник В колоссальные солнца во взглядах людей И что скоро чрез горы столетий напрасных Мне в великую Радость снарядом влететь. ' Только каждой секунде всё выше и выше Разлохмаченный крик моих вздувшихся вен: — Никаким механическим поршнем не выжать Из цилиндра души эту веру в День!.. ' 1928-я зима.
______________________________
Автор — Леонид Чернов. Художник — Павел Любарский. Фотограф — П. П. Быков. Издание — Примкомпомгол. Тираж 2500.
Последние комментарии
1 день 4 часов назад
1 день 7 часов назад
1 день 21 часов назад
1 день 21 часов назад
2 дней 3 часов назад
2 дней 6 часов назад