Сентябрь [Ярослав Зарин RavenTores] (fb2) читать онлайн

Ярослав Зарин (RavenTores) Сентябрь

Посвящение: Себе из прошлого

Часть 1

Сентябрь — с неизменными дождями, текучими прогорклыми туманами, масляным блеском газовых фонарей в мокрых мостовых — всегда приходил неожиданно. Он словно бы не смотрел на календарь, а потому то оказывался ранним гостем, то непунктуально задерживался, и всякий раз Тэйлос пропускал тот самый миг, когда следовало надеть плащ.

Сегодня он стоял в сыром переулке и ёжился от прохлады. Ветра не было, туман повис облаком, пах машинным маслом и прошедшим дождём. Недовольный уличный кот выполз погреться у выхода вентиляционной шахты, откуда дышало теплом и пылью заводского нутра, и Тэйлос едва не позавидовал животному.

Было ещё так рано, что даже вывеска «Красного дракона» не погасла, всё так же помигивая алыми лампочками. Далеко на востоке, в клубящихся облаках разливалось сияние зари.

Несмотря на ранний час, улица уже оживала — кто-то возвращался домой после ночной смены, кто-то, как и Тэйлос, уже спешил по утренним делам. Пропустив экипаж — звонкий цокот хорошо подкованной лошади отражался эхом от стен, казался особенно влажным и гулким — Тэйлос наконец-то решился выйти из переулка и подойти к условленному месту встречи. Встав прямо под фосфоресцирующий циферблат часов, он пошарил по карманам и выудил трубку, но не успел даже забить её.

— Вы пунктуальны, — раздался голос. Тэйлос резко обернулся.

— Мистер Грэйс, — кивнул он, решив не снимать цилиндра. Они были не в тех отношениях, даже до рукопожатия вряд ли бы снизошли.

— Итак, ваш долг?..

Тэйлос вытащил из нагрудного кармана пачку денег. Ему, конечно, вовсе не хотелось отдавать их, но иного выхода не было. Глупо подставившись на последних гонках паромобилей, он должен был теперь расплачиваться за необдуманные ставки и сорвавшиеся с губ слова разом.

— С вами приятно иметь дело, — Грэйс оскалил в улыбке металлические зубы. Отливавшие синевой, они превращали его из человека в автомат, в механическое существо, лишь по прихоти создателя имеющее человеческий облик. Тэйлосу было приятнее думать, что Грэйс действительно не имеет ничего общего с людской природой. Пожалуй, он и биение его сердца принял бы за неумолчное тиканье часового механизма.

— Взаимно, — отрывисто бросил он и снова взялся за трубку, намереваясь за привычными жестами скрыть волнение. — Хорошая погодка, да?

— Шутите? — Грэйс засмеялся — будто залаял. — Отменное чувство юмора.

Видимо, он не разделял очарованности Тэйлоса, не чувствовал прелести тумана или влажности. Отчего-то это было ужасающе грустно, но стоило ли ждать от машины — не человека — чего-то иного?..

Тэйлос улыбнулся, точно и впрямь пошутил.

— До встречи, — и Грэйс оставил его одного на вновь опустевшей — теперь уже до девяти утра — улице.

Тэйлос поднял глаза к сумрачному небу, где бесшумно завис дирижабль, потом потёр переносицу и передумал курить. «Красный Дракон» подмигнул вывеской, но он всё же не решился зайти — нужно было стать осмотрительнее, не так-то легко теперь будет подзаработать деньжат. Нет ни единого лишнего цента, так что и виски с утра не будет.

Он зашагал по улице, почти рассеянно поглядывая на прикрытые ставнями витрины и окна первых этажей. Слишком рано, никто ещё не взялся за работу, только от булочной плыл дурманящий аромат выпекающегося хлеба. А ведь днём всё преобразится — забегают цветочницы, закричат зазывалы, раскроются двери лавок… Тэйлос любил городской шум и даже заскучал по нему — этакое иррациональное ощущение в самом сердце раннего утра.

Он завернул за угол и поднялся по лестнице к дому, где снимал комнатушку. Нашарив ключ под почтовым ящиком, Тэйлос некоторое время озирался, точно опасался, что его застукают соседи, и только потом вошёл в дом.

Сумрак скрипучей лестницы, навсегда пропахшей жареным луком из-за любительницы готовить с первого этажа, заставил Тэйлоса подождать внизу, пока зрение не привыкло и не позволило разобрать иссохшие деревянные ступени и причудливые балясины, источенные жучком.

Иногда казалось, что дом скоро и вовсе развалится, особенно если приходили ветра, из-за которых жестяная кровля стонала и пела, пронзительно вскрикивала, будто желая оторваться и улететь. Квартирка Тэйлоса была на третьем этаже, как раз под крышей, и эти грустные завывания приносили ему меланхоличное настроение.

Поднявшись к себе, он скинул пиджак на старое кресло и встал у окна, чтобы ещё немного поглядеть на город, прежде чем усядется за работу. Мягкий утренний свет уже разгорелся настолько, что залил весь письменный стол — с записками, стопками бумаги, раскрытыми и заложенными чем попало книгами… Тэйлос лишь скользнул взглядом по этому беспорядку.

Ему открывался чудный вид на Фергюсон-лейн, улочку, что неспешно уводила к чёрной кованой ограде городского кладбища. Мало кто мог оценить прелесть этих мест. Но Тэйлоса не смущало соседство, напротив, мёртвых он любил больше, чем живых, ведь они уже никого не могли предать. С особенным удовольствием он писал некрологи, и сегодня ему как раз следовало заняться одним из них.

Снова он вернулся мыслями к тому, с чего начался день. Мистер Грэйс — мошенник и, чего уж там, ублюдок. И стоило бы как истинному журналисту написать о нём разгромную статью, даже сократив его имя до инициалов, но Тэйлос был лишён журналистского чутья, которое повлекло бы в самые рискованные авантюры. Он был лишь хорошим ремесленником, и его статьи — добротные и пронизанные духом времени — никогда не были остры и не печатались на первых полосах. Потому он и писал вдобавок некрологи или скромные рекламные объявления.

Он и не ставил-то никогда… Это вышло почти случайно.

Тэйлос оборвал эти мысли и сел за стол, словно наказывая себя лишением утреннего кофе. Работа не могла подождать, уже в обед начиналась печать завтрашнего выпуска «Фэйтон Таймс», где должны быть его заметки.

* * *

Текст всегда увлекал и затягивал его. В открытое окно с осенней прохладой приходили голоса и звуки, но Тэйлос уже ничего не чувствовал и не слышал, погрузившись в зыбкий мир, что вырисовывался в его строчках. Порой он задумывался, что должен написать настоящую книгу, иногда даже набрасывал несколько обрывков — такими полнился один из ящиков его стола — но рутина не позволяла взяться за эту идею.

Впрочем, он любил рутину, как любил пришедший на пару недель раньше срока сентябрь, как любил промозглый и простуженный октябрь, что прикатится следом, или свежий ноябрь, когда над могилами чёрные деревья вытянут нагие ветви в пустоту.

По меркам многих Тэйлос был странным, и он нянчил эту странность, не давая ей испариться. Ему не хотелось ничего менять в своей жизни. Так что это утреннее… а точнее, позавчерашнее происшествие…

Тэйлос недовольно поморщился, прекратив печатать. Машинка, которую он использовал для работы, была громоздким, но замечательным изобретением. Пусть клавиши требовали вложения немалых сил, но каждый оттиск литеры оказывался чёрным и ясным. Тэйлос терпеть не мог, когда в эту ясность вмешивались посторонние мыслишки. Они не подумал бы, что встреча с мистером Грэйсом окажется настолько впечатляющей, что даже в любимой работе найдётся место для рефлексии.

Сплюнув, Тэйлос перечитал последнее предложение. Время поджимало, скоро нужно было собираться в типографию, где наборщики наверняка начнут ругать его, потому что времени на подбор окажется совсем немного.

Он снова погрузился в работу, представляя себе покойного — мистер Бэрнс был человеком грузным, с печальным лицом. Усатый, с вечными кругами под глазами, он тем не менее излучал доброту и уверенность. Его лавка торговала тканями — не шелками и кружевом, а добротными тканями для мужских костюмов и фетром для шляп. Наверное, в городе все его знали. Он умер скоропостижно, оставив вдовой молодую супругу и двоих ребятишек. Теперь было ясно, что в лавке изменится ассортимент, и Тэйлосу было немного горько от этого. Устоявшиеся вещи не должны были меняться вот так стремительно и необратимо.

Заметка наконец была закончена, и он спешно выдернул лист из машинки. В папке было ещё несколько, но не все предназначались в этот номер, Тэйлос поставил пометку, прежде чем сунул только что отпечатанное к остальным материалам.

На этот раз он не забыл о плаще — несмотря на солнечный свет, пробивавшийся из-за туч, промозглая сырость никуда не девалась и вряд ли собиралась исчезнуть до двух часов дня. Тэйлос, уже наказанный коварством погоды с утра, больше не шёл у неё на поводу.

* * *

Мистер Грюнвальт встретил Тэйлоса прохладно. У него, видимо, было множество дел, так что он даже не просмотрел заметку как следует, да и другим материалам не уделил внимания.

— Слышал, — сказал он как бы между прочим, отдавая папку подбежавшему мальчишке, который здесь был вместо курьера, — что у тебя были проблемы.

— Ничего такого, просто неудачная ставка, только и всего, — отмахнулся Тэйлос.

— Настолько неудачная, что ты отдавал деньги самому… — он не назвал имени, только хмыкнул. — Поосторожнее с этим, или на твоё место придётся находить другого писателя.

— Всё уже улажено, — Тэйлос старался не показать своего волнения, вот только ладони вспотели.

— Хорошо, если так… — и Грюнвальт словно потерял к нему интерес.

Тэйлос помялся немного, но потом всё-таки решил уйти. Жалованье в любом случае отдали бы не прямо сейчас.

Осведомлённость босса его немного расстроила, потому он шёл по улице совершенно бездумно, не глядя по сторонам. Прохладный ветер, совершенно уже не августовский, теребил полы его плаща и норовил отобрать цилиндр. Мостовая, уже просохшая от утреннего дождя, всё ещё пахла сыростью.

Чтобы отвлечься от тягостных мыслей, Тэйлос представил, как уже скоро все дороги запорошит прелой листвой, дворники будут переругиваться из-за территории, а дождь станет идти почти каждый день, лишь изредка сменяясь ясным до кристальной прозрачности днём, когда синева небес кажется особенно пронзительной.

Так он дошёл до кладбищенской ограды, пропустив подъездную дорожку к дому, где снимал комнату. Ворота были заперты, но маленькая калитка стояла распахнутой и почти уже вросла в землю, потому что кладбищенский сторож не желал её запирать. Его сторожка, служившая ему и домом много лет, стояла на территории кладбища, и это способствовало появлению у него своеобразного понимания мира.

Тэйлос не раз беседовал с ним. Старик Джонатан знал много историй — мистических и не слишком, помнил едва ли не каждого покойника за последние тридцать лет и мог с лёгкостью водить по кладбищу экскурсии для любопытных. Впрочем, Тэйлос не расспрашивал его о тех, кто нашёл покой под могильными плитами. Чаще они беседовали о живых.

«Мальчик мой, — не раз говаривал Джонатан, — нигде, кроме кладбища, человек не раскрывается настолько полно. Само то, как он входит на территорию, уже скажет знающему многое… Например, ты до сих пор в обиде на мать, потому её могила стоит неубранной который год. Я ставлю ей цветок в день рождения, знаешь ли…»

И Тэйлос, пристыженный, шёл к могиле матери, долго стоял над ней, рассматривая скорбного ангела, чьи крылья изъело сыростью, а ступни укрыл мох.

Сегодня он тоже решил не возвращаться домой, а сначала взглянуть в печальный каменный лик. Это почему-то его успокаивало. В очередной раз посетовав, что забыл о цветах, Тэйлос в нерешительности замер у сторожки. Джонатан, видимо, заметивший его через пыльное стекло, выглянул из-за двери.

— Опять без цветов? — спросил он спокойно. — Стало быть, забрёл просто так.

— Ноги сами привели, — Тэйлос пожал плечами. — Она же не будет в обиде… Она столько лет мертва.

— Не встречал я здесь обиженных среди них, — Джонатан кивнул на ряды могил. — Поговаривают, конечно, всякое, но у нас спокойно.

Тэйлос усмехнулся шутке.

— Я зайду к тебе на обратном пути, Джо, — пообещал он и двинулся вглубь кладбища. Он помнил ещё имена тех, кто ушёл совсем недавно, и теперь почему-то опасался увидеть их свежие холмики, укрытые траурными цветами и венками, перевитыми лентами со скорбными пожеланиями.

На кладбище всегда было ветрено, как будто этого пожелали сами покойники, точно им нравилось, как шелестит листва или как подвывают порывы ветра в голых ветвях. Сейчас среди трав ещё встречались цветы, а деревья стояли зелёными, но Тэйлосу мнилось, что сентябрь уже запорошил листвой гранитные плиты и уснувших ангелов, скорбных дев и крыши склепов.

Он шёл по дорожке, присыпанной сероватым речным песком, и ему казалось, что мать ступает рядом, будто у них прогулка, а кладбище всего лишь парк. Ему не хотелось говорить, как никогда не было желания обсуждать что-либо с ней ещё при жизни, но он был благодарен незримому призраку за то, что было с кем разделить одиночество.

Наконец он остановился над могилой, в который уже раз прочёл имя — Лилиана Торртон. Он носил громоздкую фамилию отца — Эксвилберг, но мать не сменила своей. Эта загадка так и осталась загадкой. Впрочем, как и личность отца.

Тэйлос снял цилиндр и чуть поклонился безразличному ангелу. Он не раз слышал, как люди беседуют с могилами или памятниками, но сам обратился к матери беззвучно, словно опасался, что кто-то примет его разговор за признак душевного нездоровья.

«Я запутался, — объяснял он ей. — Был неосторожен, пришлось отдать все сбережения… И теперь меня, кажется, считают потерянным человеком. Но ты бы сказала, что мне не стоит их слушать».

Не сказала бы. Лилиана Торртон отругала бы его, на чём свет стоит. Но не это сейчас нужно было Тэйлосу. Он смахнул с лица ангела паутинку и снова замер, глядя на зелёную траву, укрывшую могилу.

Мать покинула этот мир, когда ему исполнилось шестнадцать, с той поры уже минуло десять лет, и Тэйлос не раз ловил себя на удивительной пустоте, точно её смерть не оставила ему ни облегчения, ни боли. Но именно сейчас хотелось, чтобы пустоту наконец подменило какое-то иное чувство.

В сущности, неделю назад он не сделал ничего плохого, всего лишь робко попытался провернуть то же самое, что делали многие, — выиграть больше, вынудив остальных поставить на заведомо проигрышную лошадку. Однако его неопытность в этих делах подвела и… Вот теперь он потерял почти всё, что долгие годы копил.

Тэйлос поморщился от воспоминаний и снова перевёл взгляд на ангела. Он ещё помнил, как выбирал его — мать оставила достаточно средств на свои похороны, и он не поскупился, потребовав эту статую в качестве памятника. Тогда многие качали головами, ведь хватило бы и простого камня, пусть не изящного, но добротного напоминания о том, что некогда Лилиана Торртон топтала эту землю.

Лик ангела был пуст, как и душа Тэйлоса. Каменная скорбь на поверку обернулась безразличием. Но всё же этот компаньон, навеки застывший на могиле матери, казался ему лучше простых камней, у которых и вовсе не было никакого взгляда.

— Слышал, ты проигрался, — скрипучий голос Джонатана разнёсся по кладбищу вороньим криком. Поднимался ветер — совсем не летний.

— Слухи расходятся быстро, — Тэйлос обернулся к нему. — Но я больше не собираюсь повторять этой ошибки.

— Похвально, — Джонатан забил трубку и закурил, отчего над могилами потянулся терпкий сизый дымок. В иные дни Тэйлосу казалось, что этим дымком пропиталось всё кладбище.

Наверное, нужно было что-то сказать или как-то оправдаться, но Тэйлос не желал этого, потому лишь упрямо отвернулся к могиле, вперившись взглядом в молчавшего ангела.

— Все будут ждать, что ты попробуешь отыграться, — добавил Джонатан позже. — Все судачат между собой, хотят знать, есть ли у тебя… — он замялся, точно подбирая слова, — хоть капля мужественности.

— Именно поэтому я не собираюсь ставить ещё, — слишком резко сказал Тэйлос. Так вот чего все ожидают! Проверка на мужественность, хах!

Конечно, раньше его никто не видел ни на скачках, ни на гонках, но он вовсе не собирался начинать играть, чтобы доказать, что наконец-то стал не мальчиком, но мужем. Сплюнув, Тэйлос постарался взять себя в руки, потому что гнев неизвестно на кого поднялся в груди, заставляя голос разума смолкнуть.

— Не пойми меня неправильно, — снова заскрипел Джонатан, попыхивая трубкой, — но раз уж ты однажды сунулся в это болото, придётся сделать это опять. Попытать удачу.

— Дело было совсем не в удаче. А в том, что я — идиот! — Тэйлос развернулся на каблуках. — Я подставился.

— Вот оно что, — старик прищурился, и Тэйлосу стало ясно, что он ни капли в том не сомневался, а может, уже и в подробностях знал, что случилось. И не стоило спрашивать откуда — каким бы тихим ни было кладбище, но неухоженных могил тут не водилось, а это значило, что горожане посещают здешние места с завидным постоянством.

— Не собираюсь никому ничего доказывать, — сказал Тэйлос уже спокойнее.

— Что ж, не позволять искушению овладеть душой — великая сила, — Джонатан с тоской глянул на трубку и выколотил её о ближайший могильный камень. — Я помолюсь за тебя в воскресенье.

Тэйлос усмехнулся, но не ответил. Их беседы с Джонатаном часто приходили к такому финалу. То ли старик считал его слишком благочестивым, то ли, наоборот, всегда скорбел об уже пропавшей душе, но он регулярно добавлял, что намеревается вознести молитвы. Сам Тэйлос был совершенно не религиозен, он верил науке, что сейчас подняла голову и стала сильнее россказней проповедников. Однако посещать церковь хотя бы однажды в месяц считалось хорошим тоном.

Иногда Тэйлос уставал от условностей, ему мечталось отправиться через океан, в одну из загадочных стран, где будто бы жили чародеи и не встречалось священников — Кэсендия, Экрандо, Свитсель… Он порой повторял названия, чувствуя глухую тоску. Теперь выходило, что путешествия придётся подождать ещё долго.

— Послушай, — Джонатан подошёл ближе, и теперь его голос напоминал шорох сухих листьев, — Хаос с ними, с гонками, но ты должен понимать, что заинтересовал Грэйса. А у него нюх на людей.

— Чем бы я мог его заинтересовать? — Тэйлос не хотел знать ответ, но всё же не мог не переспросить.

— Его молодчики давеча заходили сюда проведать их братишку — во-о-он там, видишь, сизый ангел, прислонившийся к гранитной глыбе, — так вот, они говорили между собой, да только очень громко… — Джонатан закашлялся и продолжил не сразу — как раз когда Тэйлос едва не потерял терпение: — Говорили, значит, что Грэйс отметил твоё чутьё.

Тэйлос смерил Джонатана взглядом, но было ясно, что старик не приврал. Следовало в деталях вспомнить день гонок, чтобы понять, о чём именно высказался Грэйс. И хоть слова Джонатана сразу же пробудили азарт, Тэйлос лишь сухо поблагодарил его и отправился домой: ветер пригнал тучи, и явно собирался дождь, а дождь на кладбище Тэйлос совершенно не любил.

Часть 2

Добравшись домой, Тэйлос первым делом вскипятил чайник и, только сделав себе некое подобие обеда, дал волю воспоминаниям.

Он попал на гонки совершенно случайно — размышлял, не попробовать ли отбить хлеб у старины Ринко, этого рыжего прохвоста, что освещал все подобные материалы в их газете. Они частенько соревновались в литературном мастерстве, но всякий раз выходило, что Тэйлосу оставались добротные статьи о спокойствии и некрологи, а Ринко писал о спорте и мужских развлечениях.

Иногда редактор — Драйзер Уоткинс — говаривал, что Тэйлосу не хватает азарта, а Ринко — основательности, и овладеть именно этими чертами письма друг друга они и старались, да только не особенно выходило.

Так или иначе, причина побывать на гонках у Тэйлоса была, а причина ставить — нет. Но послушав разговоры, влившись в атмосферу возбуждённого ожидания, он всё-таки поймал настроение и тоже решился на ставку. Обойдя всех пилотов, что похвалялись своими паромобилями, пока гонка не началась, Тэйлос как будто бы вычислил будущего победителя.

И вот тут-то он и сделал промашку. Захотел сорвать куш.

Он уже видел такое — только на скачках. Побродив среди толпы рассуждающих о ставках, он постарался настроить людей поставить на другого пилота. И ему почему-то верили, вскоре ставки оказались почти что один к пятнадцати! Тэйлос чувствовал возбуждение и азарт, ему некогда было думать.

…Его фаворит не пришёл первым. Но Тэйлос и проиграл, и не слишком — потому что тот участник, за которого он столь активно агитировал, оказался лидером. Многие похлопывали его по плечу и благодарили, а вот мистер Грэйс, видимо, решил, что таким образом кто-то хочет лишить его честных денег… Или не очень честных денег.

Чутьё?

Не мог же он не понимать, что Тэйлос всего лишь ошибся, а не точно знал, кто выиграет на самом деле?

В окно наконец-то забарабанили капли, и Тэйлос отогнал воспоминания. Ему чудился запах машинного масла и пота, виделись лица мужчин, оживлённо рассуждающих об устройстве паромобилей и выбирающих фаворитов, и само собой в груди разгоралось жаркое пламя азарта.

Скачки не приносили ему таких ощущений, хоть он и бывал там, но единство человека с машиной, с порождением человеческой мысли, казалось ему столь очаровательным, что… Если бы Тэйлос только мог себе позволить так разбазаривать время и деньги!

Но кто он — всего лишь жалкий писака! Так что не стоило и мечтать когда-либо оказаться в кругу тех, кто рассуждает об инженерных делах столь вольно. Не стоило и предполагать, что когда-нибудь гонки станут и его жизнью тоже. Хотя и тут он больше тяготел к механизмам…

…Стук в дверь вырвал его из размышлений. Тэйлос отправился открывать, недоумевая, кого могло принести в такой ливень. На пороге стоял Ринко, с его плаща текло, а всегда непокрытые волосы оказались всклокочены и мокры насквозь.

— Входи, тебе нужно согреться, — Тэйлос пропустил коллегу. — Что-то случилось?

— Ты ставил на этого парня, Трейси Ситкайма? — спросил Ринко, словно не собираясь зайти.

— Ну да, — Тэйлос пожал плечами. — Я проиграл, какое это теперь…

— Он выиграл сегодня, — Ринко наконец скинул плащ. — Никто не думал, что он выиграет. Да ты вообще смотрел на его развалюху?!

— Мне она не показалась развалюхой… — недоумённо протянул Тэйлос.

— А всем показалась, — фыркнул Ринко. — Ты словно видишь что-то иное.

— А тот… Марко Флэтчер?

— Марко разбился, — Ринко выдохнул сквозь зубы. — Техническая неисправность, тормоза отказали. Да не бойся, не насмерть, — он качнул головой. — Жить будет, а вот гонять — даже и не знаю.

— Печально, — поморщился Тэйлос. — Но что такого важного во всём этом, что ты пришёл ко мне в такую погоду?

— Ах, ты не помнишь, что говорил?! А людям вот особенно запомнилось: «Он обязательно придёт первым, если не забудет притормозить в повороте».

Тэйлос нахмурился.

— Хаос забери, что ты имеешь в виду?

— Марко не смог притормозить и влетел в ограждение, — Ринко приметил чашку на столе и бесцеремонно схватил её, тут же наливая горячего чая. — Ты словно знал о таком… Ты знал?

— Нисколько, — честно ответил Тэйлос, но сердце его неприятно заныло.

* * *

Уже когда Ринко ушёл — растворился во влажном мраке почти не августовской ночи, Тэйлос снова перебрал в памяти события того — не самого приятного для него — вечера. Он действительно говорил что-то этакое, но разве у него была уверенность, разве он действительно что-то знал?

Решив, что всё это — не более чем нелепое совпадение, Тэйлос лёг спать, но мерное шуршание дождя ни капли не убаюкивало его. Казалось, в окна скребётся сам страх, нечто мерзкое и таинственное, несущее злость.

Может быть, даже Хаос.

Возносить молитву Светоносному не имело никакого смысла — Тэйлос понял это ещё в глубоком детстве, хотя каждую неделю исправно посещал храм и стоял там на коленях перед многочисленными ликами божества, вокруг которых на специальных подставках были расставлены свечи. Обилие золота и аромат масла в лампадах, подвешенных к потолку на длиннющих цепях, всегда заставляли Тэйлоса щуриться, отчего блики света разбивались радугами… В общем-то, он тогда больше думал о своём восприятии, а не о словах, которые машинально повторял вслед за священником, стоявшим перед алтарём, где курилась большущая чаша благовоний.

Теперь же, лёжа без сна, Тэйлос с тоской подумал, что утратил веру, но ничего не приобрёл, наука в тихий и жуткий час не давала стойкости и не помогала одолеть страх. Напротив, она нашёптывала, что в мире есть много всякого, необъятого ещё научной мыслью, необъяснённого и не ставшего понятным. И с жутью сражаться уже не было сил.

Закрывая глаза, Тэйлос отчего-то представлял исхлёстанное дождём кладбище, открывая — видел лишь сумрак ночи.

* * *

Он забылся сном лишь под утро и, когда будильник и шум за окном вынудили его вынырнуть из спутанных видений, испытал только что-то вроде облегчения. Совершенно не отдохнувший, он умылся и отправился в редакцию, не позаботившись о завтраке.

Уоткинс уже был на месте, и они довольно быстро решили все вопросы по следующим материалам. Получив свежий выпуск газеты, Тэйлос завернул в кафе, чтобы за чашкой кофе, трубкой и сдобной выпечкой просмотреть его как следует.

Не успел он расположиться за столиком у окна, как к нему подсел незнакомый мужчина. Низкий рост, не слишком хороший костюм, битая молью шляпа… Тэйлос с интересом рассматривал его, не понимая, что тому может понадобиться.

— Грэйс передаёт тебе привет, — осклабился тот, когда Тэйлос вопросительно взглянул на него поверх газеты.

— Моё почтению мистеру Грэйсу, — неприязненно отозвался Тэйлос, чувствуя, как сердце ускоряет ритм.

— Выигрыш, — и незнакомец подвинул к нему конверт. — Твоё.

И тут же подошла официантка — дородная девица с зычным голосом. Тэйлос знал, что её звали Мартой.

— Что это ты тут забыл, Харрис! — прикрикнула она, да так, что на столике звякнули друг о друга соусник и перечница. — Тебе сюда хозяин приходить запретил. Пошёл вон, пока не выволокла за шиворот!

— Я ухожу, Марта, — засмеялся тот и действительно поспешно убежал, хлопнув дверью сильнее положенного.

Тэйлос глянул мельком на конверт, но всё-таки взял его и сунул в нагрудный карман. Он понятия не имел, что происходит. Марта приняла его заказ и удалилась, а газета больше не развлекала. Тэйлос поглядел на улицу сквозь чуть желтоватое на просвет стекло. После вчерашнего дождя все тротуары были мокры, на мостовой среди камней блестела влага, а свинцово-серое небо обещало, что это вовсе не конец ненастья. Однако сквозь крашеное стекло мир приобретал новые оттенки, превращался в солнечный. Отчасти именно потому Тэйлос и любил эту кофейню.

Рассматривая городской пейзаж, прохожих и экипажи, Тэйлос вдруг подумал, что каждый человек является таким вот стеклом. Его восприятие отличается от восприятия остальных, и вот уже у кого-то день становится солнечным, а кому-то кажется настоящей бурей.

Он не знал, куда отнести самого себя, но пути его размышлений вывели к упомянутому Джонатаном чутью. Что, если Грэйс всего лишь воспринял слова или действия Тэйлоса через своё собственное стекло? Принял желаемое за действительное?

Что же в конверте?

Тэйлос был достаточно умён, чтобы не вскрывать тот прямо здесь, на глазах у Марты, стоявшего за стойкой Джонни и нескольких посетителей. Им хватит и того, что — как его там? Харрис? — подсел к нему за столик и что-то сказал.

Вместо того он неспешно набил трубку и выкурил, точно его совершенно ничто не тревожило. Когда он выбил остатки табака на салфетку, как раз появился свежий кофе.

Пока он пил, снова зарядил дождь, на этот раз серый и мелкий, явно надолго. Тэйлос смотрел на сползающие по стеклу капли и видел в них множественные искажения. Это подстёгивало его фантазию, он гадал, сколько таких капелек на стекле души, сквозь которое каждый человек смотрит на окружающий мир. И конечно, можно ли познать мир именно таким, каков он есть. Не в этом ли будет тогда природа всех закономерностей? Не там ли будут крыться корни всех случайностей?

Меланхоличные философские мысли текли словно сами по себе, Тэйлос пригрелся в кофейне и не желал уходить, хоть и пора было возвращаться к себе и садиться за работу. Марта даже принесла счёт на маленьком металлическом подносе, и не было причин задерживаться здесь.

Дверь кофейни открылась, впуская очередного беглеца от сырости и промозглого ветра. Тэйлос кивнул ему — это был Уиллард, приказчик из лавки, где он всегда покупал бумагу.

— А, доброго дня, — улыбнулся тот. — Вам бы зайти ко мне, мистер Эксвилберг, доставили бумагу и крайне интересные записные книжки.

— Зайду, — пообещал Тэйлос, хотя понимал, что сейчас на это попросту нет средств.

— Буду ждать, буду ждать, — Уиллард прошёл к стойке и о чём-то зашептался с Джонни.

Тэйлосу вдруг стало невыносимо неприятно рассматривать спину Уилларда, затянутую в бархатистый пиджак, взбрызнутый каплями влаги. Приказчик, очевидно, был одет не по погоде и продрог, потому выпрашивал у Джонни ром, что обычно добавляли в выпечку. Бары-то ещё не открылись, и пивнушки пока не дали возможность промочить горло заядлым любителям.

Кивнув Марте на прощание и оставив на подносе мелочь — с точностью до цента — Тэйлос вышел под дождь и почти с облегчением почувствовал, как холодные капельки ласково касаются щёк. Ветер заставлял дождь лететь косо, потому никакой цилиндр, никакой зонт не могли спасти от их проникновенных прикосновений.

Дома Тэйлос не сразу вспомнил о конверте — прогулка под дождём освежила его, и он тут же устроился за печатной машинкой, чтобы набросать первые несколько абзацев в большую статью, которую ему поручил Уоткинс. Только когда работа застопорилась, конверт, спрятанный прежде во внутренний карман рубашки, начал мешать и шуршать.

Тэйлос вытащил его и долго рассматривал плотную бумагу. Конверт был самым простым, таких продавали по дюжине за два цента на почте. Коричневатый оттенок бумаги и отсутствие клея делали их непривлекательными в глазах более богатых покупателей, за что эти конверты и были прозваны «бедняцкими». Тэйлос не сразу решился заглянуть внутрь, ожидая там послания, требований, а то и просто пустых листов, чьё значение придётся истолковать самостоятельно, но оказалось, что там деньги. Сумма была внушительной даже на первый взгляд, и Тэйлос побоялся сразу пересчитывать.

«Выигрыш», — назвал это Харрис. Что на самом деле имел в виду Грэйс?

* * *

Следующие несколько дней Тэйлос тщетно пытался найти Грэйса в свободное от работы время. Он даже сунулся в тот самый паб, где обычно принимали ставки, но не понял, через кого можно передать Грэйсу сообщение. В последний момент вспомнив о том, что говорил Джонатан, он решил завернуть и на кладбище. Старик-то всегда был в курсе, кто и у кого является доверенной персоной.

Снова накрапывал дождь, и букет, который Тэйлос решил заодно принести на могилу матери, был словно окроплён прозрачными слезами. В этом была печальная красота, и потому сердце щемило неясной грустью. Но в остальном никаких сентиментальных чувств Тэйлос не испытывал, потому быстро прошёл между могилами к печально-безразличному ангелу над Лилианой Торртон и уложил цветы к его ногам.

Джонатан уже ждал его на крыльце, щурясь на дождь и пуская дым из трубки.

— Что стряслось? — спросил он сразу. — Вряд ли тебе приснилась мать и попросила принести фиалок.

— Мне нужно передать сообщение Грэйсу, — Тэйлос вздохнул.

— Но ты не знаешь, к кому можно обратиться, — завершил Джонатан. — Обратись ко мне, я старик, а не курьер, но как отправить такое письмецо знаю.

Тэйлос удивлённо посмотрел на него, и Джонатан заворчал:

— Ладно уж, заходи. Чего мокнуть-то? Что за дела у тебя теперь с Грэйсом, то он тебя ищет, то ты его…

Тэйлос не стал ничего уточнять, потому что принял это ворчание всего лишь за нудный стариковский характер. Сбросив плащ на старую вешалку, он послушно сел к столу, стараясь не слишком пялиться на жилище Джонатана.

У старика была страсть к вещам, потому по стенам и полкам были разложены и расставлены самые разнообразные предметы. Видимо, Джонатан и сам понимал пагубность своего увлечения, его ненормальность и вычурность, потому страшно не любил, когда кто-то начинал задавать об этом вопросы или же рассматривать что-то слишком пристально. Тэйлос привык сидеть у стола, глядя на собственные руки, но всё равно нет-нет, а поднимал глаза, всякий раз натыкаясь на что-то странное или необычное лишь своим расположением — на посмертную маску из полураскрошившегося гипса, на копилку, зачем-то привинченную к стене, на часы, висевшие вверх ногами, альбомы для марок, сложенные стопкой под стулом, и прочее, и прочее.

Джонатан, бурча что-то себе под нос, поставил чайник на огонь и сел напротив него в старинное кресло, которое протестующе заскрипело.

— Грэйс ходит на могилу своей маленькой дочери, — сказал он. — Случается это каждую неделю. Он проводит у камня не больше пары минут, при этом лицо его похоже на вот эту маску, да. На ту, что ты так рассматриваешь.

Тэйлос одёрнул себя и посмотрел на Джонатана.

— И ты сможешь передать ему, что я хочу с ним встретиться? В такой же утренний час, на том же месте. Он должен понять.

— Да уж он-то поймёт, — Джонатан дотянулся до полки и снял с неё пару изящных фарфоровых чашек. — Кэсендийские, мои любимые.

Представив цену этого фарфора, Тэйлос едва сдержал изумление, но Джонатан как раз отвлёкся, наливая чай.

— Так я могу рассчитывать?..

— Я скажу ему.

Над чашкой вился пар, и Тэйлос чуть улыбнулся, почему-то подумав о детстве. Он осторожно взял фарфоровое изящество в руки, пальцы обдало приятным жаром.

— Буду признателен, — сказал он и отпил глоток.

— Лучше уж будь осторожен, это не тот человек, с которым стоит вести дела тебе, Тэй, — Джонатан намеренно сократил его имя, возможно, желая задеть, но сейчас, когда чай напомнил о беззаботных днях, Тэйлос совсем не обратил на это внимания.

— Я и не хочу вести с ним дела, — пояснил он спокойно. — Но вот он упорно пытается показать мне, что какие-то общие дела у нас всё-таки есть.

— Не хочу и слышать, — Джонатан выудил из вазочки застарелое печенье. — Принеси мне сдобы в следующий раз, что-то давно никто не угощал меня булкой…

* * *

Тэйлос лишь дома понял, что теперь ему придётся таскаться на кладбище ежедневно, чтобы узнать, как отреагирует на приглашение Грэйс и что скажет в ответ. Посмеявшись над хитрым Джонатаном, наладившим себе поставки сдобы, он довольно долго пребывал в хорошем настроении, пока взгляд снова не наткнулся на бедняцкий конверт, в котором были совсем не бедняцкие деньги.

Велик был искус оставить их себе, не выясняя, о чём там думал Грэйс, но Тэйлос не верил этому человеку и не хотел, чтобы всё обернулось проблемами. Он твёрдо намеревался вернуть всю сумму.

За дни поисков Грэйса он выяснил, что о том мало кто знает хоть что-то конкретное. Никто не ошибся бы, встреть его на улице, но не смог бы рассказать ни о доме, ни о семье. Узнать, что у Грэйса была маленькая дочь, было неожиданностью. Значит, была и мать этого ребёнка. Но ведь Грэйс — холостяк? Никто никогда не упоминал о его супруге.

Тэйлос слышал о махинациях, которые проворачивал Грэйс, знал, что многие зовут его нечестным и даже подлецом за глаза, но это не мешает им улыбаться и лебезить. Фигура Грэйса словно возвышалась над городом, наполненная слухами и пересудами, но за нею будто бы и не существовало реального человека. Легко было предположить, что это сказка, несуществующий фантом, которому приписана вина за все неприятности. Если бы только Тэйлос не видел его собственными глазами, если бы не услышал от Джонатана, что у него была дочь.

Может быть, Тэйлос не был азартным журналистом, как Ринко, а скорее, походил на писателя, боявшегося начать настоящую книгу, но именно сейчас, глядя на коричневую бумагу конверта, скрывавшего в себе немалые деньги, он почувствовал желание найти наконец ответы на вопросы, окружавшие Грэйса, точно стая мошкары гуляющего в парке в летний вечер. И потому он отложил очередную заметку и собрался в архив. Конечно, придётся выдумать причину, чтобы ему позволили порыться на полках самостоятельно, но Светоносный вроде бы должен был покровительствовать познающим, а рациональный разум советовал захватить с собой гостинец для архивариуса.

Часть 3

Он провёл в архиве несколько часов, старик-архивариус — Майк Дэстер — всячески ему помогал, но найти удалось не так уж много. Мистер Грэйс никогда не рождался в городке Фэйтон-сити. Не было никаких записей о регистрации младенца с такой фамилией. Очевидно, он прибыл откуда-то около двадцати лет назад — по крайней мере, именно тогда он был впервые вскользь упомянут в газете в связи со скачками.

Паромобили всё ещё были новинкой, первые гонки организовал именно Грэйс, и никто не знал, откуда у него на это средства. Тэйлос нашёл статью шестилетней давности об этом событии — скептическую и не слишком приятную. Забавно, что написал её Ринко.

Сам Тэйлос в ту пору был двадцатилетним юнцом, который как раз прозябал в столице, пытаясь с горем пополам закончить университет, куда отправился, как следовало из завещания матери. Он не знал, что происходит в родном городке, ведь никто не отсылал ему писем.

Не нашлось записей о браке или упоминаний о дочери Грэйса — он не подтверждал отцовства. Не было ничего о недвижимости, ничего о собственности. Единственные скромные упоминания выплывали только в газетах, но если опираться на официальные документы, Грэйса вообще не существовало.

У Тэйлоса началась головная боль от попыток связать немногие факты хоть в насколько-то цельную картину. Ничего не прояснилось, да ещё и Майк подлил масла в огонь:

— Я сам когда-то пытался навести о нём справки, но ничегошеньки. Говорят, у него действительно есть документы на эту фамилию, даже банки вроде как принимают их. Но никто не знает, где же тогда он родился, откуда приехал, как появился в нашем городе. Судя по всему, ему должно быть около пятидесяти-шестидесяти лет, но сколько ты дашь ему, если посмотришь в лицо?

— Не больше сорока, — согласно кивнул Тэйлос. — Как странно.

— Посмотри-ка сюда, — Майк снова вытащил самую первую статью. — Конечно, эта фотография слова доброго не стоит, и всё же…

На плохо отпечатанном, уже чуть тронутом желтизной снимке всё же было видно, что Грэйс — вовсе не юнец. Ему смело можно было дать тридцать.

— Такие дела, — вздохнул Майк. — Не лезь ты в это, приятель.

Тэйлос вздохнул, выписал себе в записную книжку всё, что показалось сколько-нибудь важным, и засобирался домой. Ему хотелось поговорить с Ринко. Может быть, тот что-то вспомнит?..

Впрочем, уже добравшись к себе, Тэйлос передумал. Сейчас Ринко восхищался Грэйсом и вряд ли рассказал бы, почему некогда относился к нему с меньшей теплотой. Да и можно ли было верить, что Грэйсу не станет известно о таком пристальном внимании. Тэйлос не хотел, чтобы тот прознал об этих изысканиях.

* * *

Следующий день выдался солнечным, точно август вспомнил, что на самом деле летний месяц. Свет лился с чистейших небес, заполняя улицы, высушивая набравшиеся за эти дни лужи и превращая грязь в сизую пыль. Пришлось забыть о плаще, и Тэйлос даже позволил себе повязать яркий шейный платок, точно тоже обрадовался возвращению тепла.

Уже к полудню в городе было жарко и душно, в воздухе дрожало знойное марево. Тэйлос выбрал этот час — когда все попрятались в тени — чтобы дойти до кладбища. На этот раз он не взял с собой цветы, лишь прикупил пару булок для Джонатана.

Солнечный свет преображал последний приют жителей Фэйтон-сити. Листва деревьев загоралась изумрудом, могильные камни в тени обретали благородство, ангелы смотрели на мир одухотворёнными лицами, словно тая меланхоличную улыбку в уголках губ. Ряды склепов превращались в таинственную улочку, где ждёшь, что вот-вот повстречаются обитатели. Цветы на могилах и в траве казались подтверждением торжества жизни над смертью. И всё это Тэйлос не любил. Ему казалось, что солнце совершенно мешало прочувствовать скорбь, прикоснуться к атмосфере, которая должна окружать свидетельство смерти.

Хмуро оглядев расцветшее в солнечных красках кладбище, он постучал в окно сторожки, но Джонатан не отозвался. Тэйлос сразу понял, что это значит, — в такую погоду ему наверняка пришлось выйти подметать и разравнивать дорожки, которые повредили бежавшие пару дней назад ручьи.

Булки Тэйлос оставил в тени крыльца, а сам медленно двинулся вглубь, обходя памятники и пытаясь отыскать среди серых плит сгорбленную спину работающего Джонатана. Территория кладбища располагалась на склоне холма, дорожки постепенно забирали вверх, и Тэйлос шёл, не торопясь. Он не знал на самом деле, насколько велико кладбище, потому удивился, когда поднялся на вершину, где едва ли не в самом центре высился простой, но очень красивый склеп, принадлежавший, как оказалось, семье отца-основателя города. Здесь уже нашли покой едва ли не пять поколений славного рода.

За склепом дорожка спускалась вниз, прихотливо виляя и обегая особенно интересные склепы и памятники. С высоты Тэйлос и заметил Джонатана. Тот стоял у одной из могил с метёлкой, рассматривал надгробный камень, ничего не замечая вокруг.

— Хэй, — окликнул Тэйлос, почти потеряв терпение. Теперь он шёл быстро — даже слишком для этого места.

— А вот и ты, — отозвался Джонатан, не поворачивая головы. — Смотри-ка, как всё здесь зажило после дождей.

Тэйлос встал рядом с ним и понял, что старик рассматривает разросшиеся вокруг камня грибы. Разошедшиеся ровным кругом оранжеватые шляпки выглядывали из травы. На могиле стояли даты жизни и была выбита надпись «Милой Анри».

— Знаешь ли, если бы это видел прежний священник, милую Анри потревожили бы речитативами и запахом храмового масла, — Джонатан качнул головой. — Старый Генрих был уверен, что это знак ведьмы.

— Грэйс появлялся? — прервал его Тэйлос.

— А как же, — теперь старик кивнул в сторону белоснежного ангела, замершего над могилой чуть в стороне. — Завтра утром вы должны встретиться там, где условились.

— Это её могила? — проследил за его взглядом Тэйлос.

— Она самая, чистейший мрамор…

Тэйлос приблизился, рассматривая строгие черты ангельского лика, рассыпанные по прихоти скульптора кудри, вскинутые крылья, сложенные перед грудью изящные кисти. У ног ангела стояла простая каменная табличка: Глория Фанси. Малышка прожила чутьменьше пяти лет.

Быстро записав себе имя ребёнка, Тэйлос посмотрел на Джонатана, всё ещё изучавшего грибы.

— Он ничего не сказал?

— Ничего, что тебе было бы интересно, — усмехнулся Джонатан. — Улыбнулся только. Видать, знал, что ты заглотишь этот крючок.

Радоваться было нечему, но Тэйлос понимал, что так оно и есть, потому и не расстроился тоже. Конечно, в этой игре первый ход сделал Грэйс, а это означало, что сейчас у него есть преимущество, но раунд ещё не закончился.

— Кто же её мать? — спросил он вслух, не ожидая, что Джонатан ответит.

— Об этом мне ничего неизвестно. Я никогда не видел её здесь. Даже в день похорон.

Тэйлос снова присмотрелся к дате. Глория ушла из этого мира шесть лет назад.

— А ты уверен, что это именно его дочь? — этот вопрос вырвался сам собой, Тэйлос даже не мог понять, почему сказал именно это.

— Хм, — Джонатан подошёл ближе и тоже посмотрел на даты. — Пожалуй, тут ты меня уел. Я не могу такое утверждать, но как иначе объяснить, почему мужчина неделя за неделей, год за годом приходит на кладбище к чужому ребёнку?..

— Например, как чувство вины, — прошептал Тэйлос. — Благодарю, старина. Я оставил тебе булки на крыльце.

— Уходишь? — удивился Джонатан.

Но Тэйлос уже спешил прочь. Догадки вспарывали его сознание одна за другой. Срочно требовалось завернуть к Майку, чтобы проверить хоть какие-нибудь из них.

* * *

Глория Фанси оказалась единственной дочерью Элизабет Фанси. Несмотря на очень красивое имя, та вела не совсем праведный образ жизни, а если уж совсем точно — частенько продавала себя в «Красном Драконе». И кто отец Глории, она не знала, впрочем, как и то, что делать с ребёнком.

Она отдала девочку в городской приют, едва та научилась ползать, но исправно навещала её каждые выходные. Когда Глории исполнилось три года, Элизабет стала брать её на прогулку. Сердобольные нянечки надеялись, что беспутная мать одумается и заберёт ребёнка насовсем, потому смотрели сквозь пальцы на нарушения правил приюта.

Где именно прогуливалась Элизабет с девочкой, как они проводили время — об этом Тэйлос, конечно, совсем ничего не нашёл. Картина жизни Глории складывалась из скупых отписок в отданном в архив журнале посещений приюта да личного дела, на первой странице которого стояла жирная сине-фиолетовая печать: «Погибла при невыясненных обстоятельствах».

Свидетельство о смерти Глории не очень прояснило ситуацию. Выходило, что на прогулке с матерью случился несчастный случай, в результате чего девочка получила «множественные травмы, несовместимые с жизнью», но что это был за случай и какие травмы? Тэйлос не нашёл ничего — следствие, очевидно, не проводилось, несчастный ребёнок из приюта никому не был нужен.

Однако каким-то образом Глория была всё-таки связана с Грэйсом. И фантазия Тэйлоса, подстёгиваемая грустной историей девочки, нарисовала несколько вариантов, один другого мрачнее.

Всё же теперь он был почти полностью уверен, что Грэйс приходит на эту могилу, снедаемый чувством вины, а вовсе не как покинутый родитель.

В надежде расспросить Элизабет о дочери, Тэйлос поискал информацию и о ней. Но оказалось, что вопросы задавать придётся на кладбище. Не прошло и полгода после смерти Глории, и её мать умерла, захлебнувшись рвотными массами. Неприглядная смерть на этот раз показалась Тэйлосу своего рода возмездием.

Поблагодарив Майка — тот снова составил компанию и изрядно помог — Тэйлос отправился домой. Было около десяти вечера, наползший на город туман едва разгоняли газовые фонари.

В мглистых сумерках Тэйлосу чудилось что-то зловещее, потому он всё ускорял шаг, пока едва не побежал. Его шаги гулко разносились по улице, отражались эхом от стен, звенели и множились. Может быть, во всём этом нужно было искать предупреждение, знак от Светоносного или от самого Хаоса, а может, ещё какую-нибудь мистическую чушь, но Тэйлос предпочёл сослаться на усталость. Так что, добравшись домой, он почти сразу же умылся и отправился спать. Все собранные записки и пометки остались лежать на его рабочем столе в полном беспорядке.

* * *

Раннее утро оказалось промозглым, мелкий моросящий дождь зарядил задолго до рассвета, и теперь все улицы полнились влагой, она бежала ручьями по проезжей части, разливалась лужами на тротуарах, хлестала из водостоков, наполняла лёгкие вместо воздуха.

Тэйлос вновь стоял в переулке, ожидая, когда же появится Грэйс. Конверт пришлось переложить из кармана плаща в нагрудный карман рубашки.

Подсвеченный циферблат часов казался заблудившейся между зданий луной, и Тэйлос невольно подумал, что другие люди в его возрасте вот так назначают свидания девушкам, а не ждут известного всем мошенника, ёжась от сырости и неприятного ветра.

Но не успел он начать себя жалеть, как Грэйс всё-таки явился — крайне недовольный.

Тэйлос выступил из проулка и молча протянул ему конверт.

— Что это? — спросил Грэйс, словно ничего не знал о деньгах.

— Мне не нужны ваши деньги… — начал Тэйлос, но его грубо оборвали.

— Это твои деньги, мальчишка. Ты сделал ставку, она выиграла.

— Ничего подобного, — качнул головой Тэйлос. — Не знаю, почему вы решили, что можно таким образом втянуть меня в ваши игры, но я отказываюсь принимать в этом участие! Заберите. Я был наказан своим проигрышем, вот и всё.

— Не понимаю, почему ты решил, что можешь разговаривать со мной в таком тоне, — Грэйс вдруг сильно толкнул его в грудь, Тэйлос ударился спиной о стену и остался стоять, прислонившись к ней, не понимая, что происходит. — Ты — чующий. И ты сделал верную ставку, только не в тот день. Я не ошибаюсь в таких вещах. Так что забирай свой выигрыш и больше не заходи на мою территорию.

— Я и не собирался, — огрызнулся Тэйлос.

Они смотрели друг на друга, и казалось, что сейчас между ними проскочит разряд.

— Пусть так, — наконец ответил Грэйс, заметно успокаиваясь. — Но попробуй только сделать хоть одну ставку.

— Я не игрок.

Но тот уже не слушал. Тэйлос долго смотрел ему вслед, даже когда пелена усилившегося дождя полностью скрыла не только фигуру Грэйса, но и улицу…

* * *

Чующий. Чутьё.

По дороге домой Тэйлос снова и снова взвешивал эти слова, силясь разгадать их значение. Он даже не мог знать, кто бы сумел в этом помочь. Как назло в голову не приходило ни одного имени. К кому нужно обращаться в таких случаях? К профессорам университета? К гадалкам, что нередко зазывали в свои шатры, рядком стоявшие на рыночной площади? В те странные общества, которых в последнее время стало так много, что занимали промежуточное звено между профессорами и гадалками и были, похоже, хуже и тех, и других?

Тэйлос не знал, с кем можно посоветоваться. Разве что написать письмо бывшему однокашнику…

Именно эта мысль засела в голове, зудя, словно большой комар. Дэвид Энрайз ещё в университете прослыл сведущим не в самых точных науках. Но — что было, пожалуй, самым странным — если Дэвид говорил о чём-то, раскидывал на картах или же отдавал кому-то амулет, всё неизменно срабатывало и исполнялось.

Тэйлос тогда не только не прибегал к подобного рода помощи, но старался даже не упоминать ни о чём таком. Теперь же, видимо, пришла пора обратиться к загадочной стороне жизни.

Он взялся за письмо, едва согревшись после прогулки и даже не выкурив трубку. Было сложно заново начинать прервавшееся пару лет назад общение — их переписка была вычурной и интересной, но постепенно точки соприкосновения оказались утеряны, и Тэйлос первый не ответил на пространное письмо. Возможно, теперь ему предстояло пожалеть о том, как он проигнорировал странные описания и удивительные гипотезы, на которые не скупился его приятель.

Именно поэтому первые несколько вариантов — набросанные от руки — оказались в мусорной корзине меньше чем через полчаса. Следующий лист Тэйлос заправил в машинку, справедливо предполагая, что это дисциплинирует его сознание.

Теперь он начал почти официально: «Уважаемый Дэвид, мы не виделись пять лет, и, может быть, в том виноват именно я. Сейчас мне бы хотелось искать встречи с вами — и чтобы вспомнить о былых весёлых временах, и чтобы найти помощь в очень деликатном деле. Я не могу, пожалуй, рассказать все подробности письмом, но вкратце обрисую ситуацию. Возможно, вам, друг мой, и этого окажется достаточно, чтобы дать мне путеводную нить, следуя которой, я и сам смогу найти выход из лабиринта…»

Далее следовало сухое изложение событий — без имён и точного описания, что именно произошло. Тэйлос даже не решился объяснить, что речь идёт именно о нём.

На почту он вышел после полудня. Дождь как раз кончился, теперь всё было сизым и влажным. Отстояв крикливую очередь, Тэйлос прикупил дорогой конверт, оплатил цветастые марки и попросил доставить послание как можно скорее.

Он надеялся, что Дэвид не сменил адрес и не уехал из страны в неизвестном направлении. В сущности, больше ему нечего было ожидать.

Часть 4

Не прошло и пары недель, как от Дэвида добрался ответ — телеграммой. Он обещал приехать уже утренним поездом! Тэйлос с некоторым удивлением и даже смутным восторгом забронировал для него номер в отеле — том самом, что стоял неподалёку от площади и считался самым внушительным в Фэйтон-сити, на что намекало и настолько же громкое, насколько банальное название: «Гранд-мотель».

Железнодорожная станция находилась в некотором отдалении от города, и к нужному времени Тэйлос нанял экипаж. Провожая взглядом городские улочки, освещённые утренним солнцем, он всё гадал, каким увидит Дэвида и почему тот внезапно решил даже приехать, а не написал пространное письмо, к которым у него была страсть ещё в университете.

Потянулись поля, местами — уже убранные, потом за окном встала чахлая роща, а миновав её, экипаж развернулся и остановился на утоптанной площадке напротив приземистого здания станции, увенчанного шпилем с флюгером в виде бегущего в клубах дыма паровоза. Железнодорожные пути поблёскивали в первых солнечных лучах.

Людей здесь почти не было, видимо, в будни этим поездом ездили мало. Тэйлос отметил только печальную женщину в чёрном, восседавшую под козырьком на чемодане вместо того, чтобы усесться на лавочку, да мужчину за сорок, раскуривавшего трубку.

Он попросил возницу подождать и прошёл сквозь здание станции на платформу, здесь было ещё несколько человек — слонявшиеся без дела встречающие и пара будущих пассажиров. Пахло машинным маслом, а по гравию, засыпавшему откос, бродил крупный чёрный ворон, выискивая что-то, известное только ему одному. Тэйлос посмотрел на птицу, и ему ясно представилось, как он превращается в такого же ворона, так же выискивая нечто, природы чего даже не знал. Тут ворон на насыпи ловко изловил ящерицу, подкинул в воздухе и заглотил целиком, после чего тяжело взлетел, заставляя представить, как сам Тэйлос поступит с изловленной истиной, если уж ему такое удастся.

Вдалеке показался поезд — ещё почти беззвучно, серые клубы дыма поднимались в воздух, заслоняя солнце, ярко горел фонарь. Было ясно, что ворона спугнули завибрировавшие рельсы и отдалённый гул. Тэйлосу же захотелось коснуться их, чтобы почувствовать мягкое приближение состава. Подавив странное желание, он взглянул на часы — бесполезное действие, которое только немного успокоило внезапно разволновавшееся сердце.

Перестук колёс раздавался всё отчётливее, шипение и посвистывание локомотива прерывалось короткими и сильными гудками — машинист оповещал о прибытии. Люди на платформе оживились и приблизились, кто-то засуетился, подбирая вещи.

Поезд подходил медленно, но вот уже голова состава проплыла мимо, обдав немногих встречающих паром, запахом раскалённого металла и смазки, затем потянулись вагоны — их было только пять, и вскоре состав содрогнулся последний раз, полностью останавливаясь.

Дэвида Тэйлос узнал сразу, едва тот спрыгнул с неудобных ступенек, отсалютовав проводнику в строгой ливрее.

— Эй, приятель! — воскликнул Энрайз, нахлобучив на голову котелок, которым только что размахивал. Его лёгонький чемодан стоял у ног, и Тэйлос счёл необходимым подхватить его.

— Рад, что ты приехал, — сказал он просто. — Нас ждёт экипаж.

— Чудесно, — Дэвид жизнерадостно улыбнулся. — Твоё деликатное дело, с кем бы оно ни произошло, требует долгого разговора, который я не хотел бы доверять почтовой службе. Знаешь ли, наше правительство одержимо идеей шпионажа, а я не люблю, когда мои пространные рассуждения читает кто-то, кому они не предназначаются. В этом отношении я чересчур ревнив.

— Согласен, — Тэйлос вздохнул. — А вот и наш экипаж.

Едва они устроились на потёртых кожаных диванчиках, как лошадь тронулась и за окном поползла рощица, за которой проглядывали поля.

— Нам ехать недолго, — успокоил Тэйлос. — Я, честно говоря, не ожидал, что ты согласишься…

— О, я поясню почему, — прервал его Дэвид. — Закончив университет, я полностью отдался страсти — сплетению метафизики и науки. Это захватило меня целиком. Но тут следует понимать, что реальность не так богата на метафизические проявления, как того хочется моему пытливому уму. Потому на каждый момент, хотя бы сколько-нибудь… подходящий, я обращаю самое пристальное внимание. Не могу иначе, знаешь ли.

— Значит, мне повезло, — Тэйлос позволил себе улыбку. Его взгляд скользнул по Дэвиду, отмечая дорогой костюм, плащ, что он небрежно держал в руке, а теперь бросил рядом с собой, великолепный шейный платок из свитсельского шёлка… Было похоже, что исследования Энрайза, какими бы они ни были, дают ему возможность существовать безбедно.

Дэвид заметил его оценивающий взгляд и мягко улыбнулся.

— Да, я умею повернуть своё увлечение себе на пользу, — сказал он, подтверждая невысказанные размышления Тэйлоса. — А ты чем промышляешь?

— Журналистикой, — Тэйлосу оставалось только развести руками. — Наверное, это единственное, что я хоть немного умею.

— Тебе стоило бы написать книгу, — взгляд Дэвида чуть затуманился, он внезапно стал очень серьёзным. — Непременно роман. Ты не должен думать, что журналистика — это всё, на что ты способен… — затем его лицо просветлело, и он добавил: — Пожалуй, об этом мы тоже как-нибудь поговорим.

— Ты прибыл надолго? — впервые решился спросить Тэйлос.

— О, пока твоя проблема будет казаться мне достойной изучения, — отозвался Энрайз, засмеявшись.

* * *

Город встретил их будней суетой, но в холле отеля было спокойно и по-утреннему свежо. Блестящая поверхность стойки отражала веснушчатое лицо мальчишки-администратора, сына владельца, который только-только начинал познавать глубины этой незамысловатой, но важной профессии. Увидев клиентов, он тут же расцвёл притворной, но очень широкой улыбкой. Тэйлос назвал номер брони, чем заслужил одобрительный взгляд Дэвида.

Получив ключ, Дэвид позволил дежурившему у лифта бою оттащить чемодан наверх, а сам повернулся к Тэйлосу:

— Мне нужно отдохнуть с дороги, как ты понимаешь. Но я буду не против, если к трём часам мы отправимся куда-нибудь пообедать. Затем — найдём тихое место, где нам не помешают говорить.

— Я зайду за тобой, — тут же уверил его Тэйлос.

— Великолепно, — и Энрайз прошёл к лестнице, более не оборачиваясь. Ковёр глушил звук его шагов, и в какой-то момент Дэвид превратился в вышагивающего по холлу франтоватого призрака.

Тэйлос недолго смотрел ему вслед. До трёх часов оставалось не так уж много времени, ему предстояло написать заметку и отнести её в редакцию.

* * *

Дэвид отнюдь не сразу заговорил о деле. Тэйлос изнывал от нетерпения, стараясь не показывать этого слишком сильно, но размеренное течение обеда его слишком нервировало. Энрайз же спокойно вкушал закуски, пробовал салат и отдавал должное жаркому, словно приехал погостить. В конце концов он посмотрел на Тэйлоса очень насмешливо и заметил:

— Вот уже четверть часа ты совершенно не слушаешь мою глупую болтовню и киваешь исключительно невпопад. Я помню о твоём деле, но разве стоит начинать разговор прямо здесь?

— Ты прав, вероятно, не стоит, — Тэйлос развёл руками. — Но я очень взволнован.

— О, это невозможно не заметить, — Дэвид рассмеялся. — Мы продолжим нашу встречу в моём номере, как бы двусмысленно это ни прозвучало сейчас. Но чтобы занять твой разум, который уже, очевидно, застоялся без дела от бессмысленных разговоров, подскажу — способности предвиденья не являются мифом.

Тэйлос поспешил отпить вина. Ему словно стало не хватать воздуха. На самом деле когда Энрайз нашёл для обозначения чутья новый термин, жуть прокралась из самых глубин, захватила на мгновение волю, заставила дрожать пальцы. Возможно, сам Дэвид не предполагал, какой может быть реакция, но дело было в том, что одно только слово «предвиденье» позвало за собой ворох разрозненных воспоминаний.

* * *

…Когда Тэйлос был совсем мальчишкой, одержимым жаждой гонять голубей на крыше или катать разноцветные стеклянные шарики в пыли вместе с оравой сорванцов разного возраста, мать частенько водила его к бабушке. Как сейчас понимал Тэйлос, та древняя старуха не была его прямой родственницей — мать Лилианы Торртон умерла давным-давно, а её могила находилась в самом удалённом уголке кладбища. Бабушка Саманта была её сестрой, то есть приходилась Лилиане тётушкой.

Её дом навсегда врезался в память Тэйлоса, и частенько кошмарные сны начинались именно там — в гостиной, где под потолком сушились травы и всегда стоял тяжёлый и пряный запах.

Маленького Тэйлоса пугало здесь совершенно всё. Он помнил высокие тёмные шкафы, где все полки были заставлены склянками и шкатулками, в которых порой можно было обнаружить совсем уж странные вещи, например, сухие лягушачьи лапки, полупрозрачные жабьи глаза, мышиные хвосты или крылья. Крыльев было особенно много — целые коробки с прозрачными стрекозиными, банки, наполненные разноцветными крылышками бабочек, а запылённые птичьи лежали едва ли не на всех полках, были даже крылья летучей мыши, подвешенные на тонкой нити к потолку…

Ужас вселяла библиотека, хотя Тэйлос всегда любил книги. Здесь же он не мог чувствовать себя спокойно — слишком странными казались ему тома, написанные порой на чужих языках, переплетённые в черные и коричневые кожаные обложки с тяжёлыми застёжками. Казалось, из книг может кто-то сбежать, потому их следовало запирать на ключ.

Жуть прокрадывалась в сердце, даже когда он находился в комнатушке под крышей, что была выделена ему — порой Лилиана оставляла его с тётушкой на пару-тройку дней.

Окно комнатушки выходило на тёмный овраг, в котором трепетали листвой высокие деревья и клубился вечерами туман. Скромная кровать, укрытая пёстрым покрывалом, была единственным мирным предметом во всём доме. Напротив же неё располагались полки, где стояла музыкальная шкатулка — уже не работающая, старинное зеркало в серебряной раме с львиными лапами, пусть небольшое, но очень тяжёлое, и снова книги — такие же зловещие тома, надёжно запертые от проникновения пусть и ужасно волнующегося, но очень любопытного ребёнка.

Только кухня была приветливой и чистой, но и в ней таился страшный секрет — дверь в кладовую и тяжёлый люк, ведущий в подвал. Тэйлос не бывал ни там, ни там, и ему порой мерещилось, что в подвале бабушка Саманта держит черепа незадачливых коммивояжёров, а в кладовой у неё или алхимическая лаборатория, или ведьмин котёл.

Что там было на самом деле, Тэйлос так и не узнал, и вспомнились ему дни, проведённые в том домике, совсем по другой причине. Бабушка Саманта обладала даром. Она словно всех видела насквозь и даже больше того — она могла с точностью рассказать, что и где произошло, хотя её самой никогда там не было.

Много времени она проводила в саду — или копаясь среди клумб, где росли не цветы, но странные травы, или же сидя в громоздком кресле и созерцая. Тэйлос никогда не видел, чтобы она читала свои страшные книги, но кольцо с ключиками от их замков всегда было на её поясе.

Приезжать на двуколке к старой тётке Лилиана перестала после очень странного происшествия. И Тэйлос поначалу не сумел оценить всей его странности. Но оно запало в память, и потому постепенно он проникся им, осознал в полной мере.

…В тот день была гроза, и Тэйлос сидел в кухне, прижимаясь спиной к тёплому боку печки. Лилиана — уставшая и печальная — неторопливо пила чай, а Саманта, укутанная в шаль, в старом чепце с креповой лентой аккуратно нарезала морковь и лук, намереваясь зажарить их с мясом.

— Ты зря думаешь, что у тебя выгорит хоть что-то с этим Джеймсом, — сказала она так внезапно, что Лилиана сразу же поставила чашку.

Тэйлос отвлёкся на слово «выгорит», пытаясь представить, о чём речь. Детское живое воображение рисовало картины пожаров.

— Откуда вы… Тётушка, кто вам рассказал?

— Мне нет нужды слушать сплетни, чтобы знать такие вещи, — проворчала старуха. — Ты должна сама это понимать, твоя мать разве никогда не рассказывала?.. — она оборвала себя, чтобы продолжить после минуты тягостного молчания: — Барбара, конечно, была куда умнее меня, милочка, но неужели она ничего не рассказала, не передала тебе?

— Не понимаю, — пролепетала Лилиан, и Саманта глянула на неё уже раздражённо.

— Что ж, тогда прими, как есть, — бросила она и отвернулась к уже нагревшейся сковородке. — Джеймс обманывает тебя, у него есть другая женщина. Ты ездишь к нему каждую неделю, но ему вовсе не хочется взять на себя обузу, — она зыркнула в сторону Тэйлоса. — Казалось бы, это можно понять и так, просто пошевелив мозгами. Но я-то вижу, что именно произойдёт! Если ты завтра же не порвёшь с ним, в конце месяца тебя может не стать!

— Что за… Чушь! — Лилиана поднялась. Как раз в эту секунду блеснула молния и раздался угрожающе близкий громовой раскат.

Тэйлос сжался в комок, потому что невероятно боялся грозы.

— Одержимость предвиденьем сгубила мою мать, — почти выплёвывала слова Лилиана. — И я не позволю губить ещё и мою жизнь!

— Тогда послушай меня хотя бы сегодня! — повысила на неё голос Саманта. — И прекрати кричать на меня при ребёнке.

Лилиана оглянулась, Тэйлос увидел слёзы в её глазах. Он никогда прежде не сомневался в том, что мать любит его, но в тот вечер ему показалось, что она плачет от злости и бессильной ярости. Её лицо, озаряемое с одной стороны бликами открытого огня, на котором готовила Саманта, а с другой подсвечиваемое холодным светом часто забивших молний, показалось Тэйлосу страшной маской.

…Тэйлос не знал, послушалась ли Лилиана Саманты, но она перестала отлучаться и оставлять его там. И ему даже казалось, что это хорошо, пусть дом и не отпускал его очень долго, приходя в кошмарных снах.

Позже он вспомнил ещё немало моментов, которые казались ему необъяснимыми. Сейчас, после слов Дэвида, все они словно обрели опору, стали абсолютно ясны. Саманта Торртон, сестра Барбары Торртон владела некими тайными силами, она умела предвидеть. Тэйлос не знал своей родной бабки, но подозревал, что и та отличалась подобными умениями. Быть может, они её и сгубили. И, что, пожалуй, было даже страшнее, эти силы могли погубить и его мать.

* * *

— Эй, приятель, — вырвал его из воспоминаний Дэвид. — Вот теперь пора.

Они действительно отправились в отель и поднялись в опрятный номер, где Дэвид, взяв на себя роль хозяина, тут же открыл бар и щедро плеснул виски в два бокала.

— Так вот, пожалуй, начать следует мне, — сказал он, подавая бокал Тэйлосу. — Ты знаешь меня, я никогда не отрицал науку. Наш мир причудлив, он вмещает религию и суеверия, чудеса научной мысли и откровенное колдовство. Последнее в нашей стране почитают за суеверия, но хотя бы в Экрандо и Кэсендии это вполне обыденные практики. И я — не один, конечно, — пытался найти ключ, который помог бы понять, откуда у мастеров Экрандо возможность совершать то, что они — я видел сам — могут совершать.

Он отпил глоток и посмотрел на Тэйлоса изучающим взглядом.

— В Кэсендии есть мастера иллюзий, но их силы довольно просты, часто — объяснимы обычной физикой. Но вот Экрандо… Это тёмная страна, где никакой Светлейший не может пролить свет своих истин на головы благодарной паствы. Там правит Хаос, и потому она была мне особенно интересна. Именно там я встретил потрясающие вещи, волнительное мастерство, безо всякой иллюзии. И именно там я нашёл замок… Одного ключа ведь мало, чтобы что-то открыть. Нужна и замочная скважина.

Довольный своей речью, Дэвид наконец-то сел напротив Тэйлоса. Задавать ему вопросы сейчас казалось совершенно лишним. Энрайз только кивнул на молчание и заговорил уже спокойнее:

— Источник силы лежит в самом человеке. Замок — наш разум, пытливый мозг, который способен развиваться, в том числе овладевать силами, как будто бы человеку неподвластными. Но это — замок, а ключа, который бы помог нам открыть дверь в этот мир, не существует. Как увидеть течение процесса размышлений? Как заглянуть за кости, защищающие наш самый ценный орган?.. — он вздохнул. — Вот ключ.

Немного помолчав, он продолжал:

— И конечно, я нередко встречал самые причудливые выражения тайной силы нашего разума. Одно из них — умение предвидеть или же читать мысли. Умение знать на расстоянии то, что где-то происходит или произойдёт. У всех одарённых свои истории, мне хотелось бы узнать твою. Не стремись прикрыться другом с проблемой, я точно знаю — речь идёт о тебе самом.

Тэйлос растерянно посмотрел на бокал, а затем, отставив его на столик, рассказал обо всём, что произошло. Дэвид слушал, не перебивая. Его взгляд был обращён словно внутрь него самого, лицо почти закаменело, не выражая никаких чувств. Но Тэйлосу не были нужны дружеское участие или же яркие эмоции. Он хотел найти ответ.

— Очень похоже, — выдохнул Дэвид, когда рассказ закончился. — Очень.

— Похоже на что?

— На пробуждение дара, — Энрайз усмехнулся. — Ничего страшного, Тэйлос. Ты сможешь знать о многом наперёд. Гораздо любопытнее не то, что происходит с тобой, а как это заметил Грэйс.

— Я даже не смог понять, кто он, — признался Тэйлос. — Расследование привело только к большему числу вопросов, и потому мне понадобился… кто-то со стороны.

— Что ж, значит… — Дэвид изящно повёл плечом, — пора на скачки! Или гонки. Выбирай сам. Не окунувшись в мир, привычный хищнику, охотнику не добыть тигра.

Поначалу Тэйлос хотел отказаться, но взгляд Дэвида был твёрд, и его улыбка слишком не сочеталась с холодом, который, казалось, залёг в глубине зрачков. Противоречивость удивительным образом подталкивала согласиться, точно Дэвид молчаливо показывал — он поддержит на этом пути, но сама дорога ведёт в темноту.

— Этот дар… — спросил Тэйлос, чтобы отвлечься, зашарив по карманам в поисках трубки, — он может помочь увидеть не будущее?

— А что же ещё?

— Прошлое? Узнать, что доподлинно произошло, — Тэйлос потёр переносицу, стараясь скрыть тем самым смущение.

— Забавно, все смотрят в будущее, а тебе вдруг понадобилось прошлое? Почему? — Дэвид оживлённо подался вперёд. — Что тому причиной?

— Так это возможно? — всё-таки справившись с собой, Тэйлос принялся забивать трубку, не поднимая на Дэвида взгляд.

— Если теоретически… — Дэвид качнул головой, — видишь ли, будущее вариативно. В той или иной степени — это результат действий человека. Лишь некоторые моменты стабильны — их-то и можно увидеть, насколько я разобрался в предмете. Но прошлое уже свершившийся факт, так что… Увидеть его должно быть проще. Чистая логика, верно?

— Это обнадёживает, — Тэйлос всё-таки поймал взгляд Энрайза и неохотно добавил: — Грэйс совершенно закрыт, он словно явился в город ниоткуда, о нём ничего неизвестно. Люди знают, где он бывает, но понятия не имеют, где он живёт. И только на кладбище есть одна могила, куда он приходит с завидной частотой. Это могила ребёнка, который даже не носит его фамилию, отцом которого он не был… Но тогда почему? Что его гложет?

— Да, ты, определённо, журналист, — засмеялся Дэвид. — Возможно, ты сумеешь раскрыть свои тайны, но для этого дар — если он есть — нужно тренировать.

— Как? — Тэйлос раскурил трубку, и терпкий аромат табака прояснил его мысли, дисциплинировал их, так что они прекратили носиться по кругу.

— О, это уже совсем другая история, — Дэвид снова сделал глоток и откинулся на спинку кресла, созерцая Тэйлоса сквозь стекло бокала. — Но я расскажу тебе, если ты будешь с точностью описывать, что ощущаешь, как мыслишь… А лучше — будешь вести дневник. Пойми меня верно, я учёный, пусть и странного толка. Я хочу знать, как это происходит, а не опираться на рассказы бывалых шаманов, которые только произносят загадки, — он усмехнулся. — Мне нужен человек со схожим сознанием, который сумеет объясниться в словах, мне понятных.

— Согласен, — Тэйлос выпустил облачко дыма. — Если у меня есть дар, то я хочу уметь им пользоваться.

Часть 5

Возвращаясь в вечернем свете домой, Тэйлос старался ни о чём не раздумывать. Разум, не привыкший к такому обилию информации, которую невозможно было сходу подтвердить хоть какими-то фактами, стремился свести всё к шутке, доказать невозможность и несостоятельность изложенного, и Тэйлос старательно давил все — даже самые мимолётные и призрачные — мысли, которые бы этому способствовали. От него впервые за долгое время требовалась исключительно вера. Как в детстве, когда мать приводила его в храм, где они выстаивали долгие проповеди. Тэйлос и тогда задавал много вопросов, выдавая пытливость ума и цепкость памяти, но мать на всё отвечала просто: «Тебе не нужно разбираться в этом, тебе нужно верить». И как бы он ни жаждал разузнать хоть один ответ, получалось услышать только эту скучную фразу.

Впрочем, Дэвид обещал, что со временем можно начать разбираться, и вовсе не так, как это происходит в религиозном ключе. Он не звал это колдовством или магией, а слово «метафизика» для Тэйлоса было почти привычным.

В конце концов он постарался сосредоточиться на окружающем мире. Стать наблюдателем, который не стремится искать причинно-следственных связей. На мотыльках, кружащихся у газовых фонарей зеленоватыми искрами, на очертаниях тёмных крыш, едва выделяющихся на фоне чернильного неба, усыпанного звёздами. Глядя на это, Тэйлос вспомнил, что огни столицы намного ярче, они даже глушат свет звёзд, потому небо кажется совсем пустым. Но здесь небеса смотрели тысячами глаз, и не стоило вспоминать, о чём говорит астрономия, достаточно было поднять голову и вглядеться в ответ.

Он прислушался к звуку своих шагов — на этой улице он был единственным пешеходом, и эхо отражалось от стен, отскакивало гулким мячиком, словно ударяясь в закрытые двери и прикрытые ставнями окна. Он вгляделся в блестящую влагой мостовую, вдохнул поглубже ночной воздух.

Едва слышное журчание бегущей по водостоку воды, звук падающих в канаву капель ткали ночную атмосферу, где-то вдалеке неумолчно пел сверчок. Пальцы покалывало прохладой, щёки покусывал поднявшийся ветерок — ночь дышала подступившей осенью. Тэйлос чуть улыбнулся и ощутил невероятное желание писать.

Обычно он тратил такие моменты на статьи, но теперь, едва поднявшись к себе в квартиру и сбросив плащ, начал набирать совершенно отвлечённый текст. В машинке уже был заправлен лист бумаги, но Тэйлос не вспомнил, что собирался набросать заметку для газеты. Новый текст лился откуда-то изнутри будто сам собой — это походило на автоматическое письмо, о котором вскользь упоминал Дэвид уже в конце вечера. Не вдумываясь, Тэйлос писал и писал, захваченный не мыслью, но эмоцией, и слова ложились невероятно легко, а главное, мозг совершенно забыл осмыслять услышанное от Энрайза. Пальцы летали по тугим клавишам очень быстро, но всё же едва успевали за бегущей мыслью. Поглощённый совершенно новыми ощущениями, Тэйлос забылся до самого утра, и только хмурый рассвет заставил его оторвать взгляд от очередной страницы.

«Тебе нужно написать книгу», — говорил Дэвид, улыбаясь. Они тогда стояли на пороге его номера, прощаясь. И глядя на только что отпечатанные листы, Тэйлос понял, что именно это и начал делать. Даже не понимая, о чём именно пишет. Нужно было перечитать, поймать сюжет, узнать, кто именно рассказывает и оживляет для автора эти картины. Однако стоило на мгновение позволить себе коснуться воспоминаний и посмотреть на готовые страницы, как навалилась усталость, и ничего не оставалось, как умыться и лечь спать.

Дав себе слово, что непременно перечитает каждую строчку несколько раз — но уже днём — Тэйлос почти торопливо разделся и скользнул под плед. Утреннее солнце бессильно было пробиться сквозь плотную гардину, и он даже не стал напоминать себе, что нужно закончить ещё одну заметку, книга — или что там он такое написал — была гораздо важнее. И это было последней мыслью, прежде чем Тэйлос растворился в сновидениях, едва коснувшись головой подушки.

* * *

Ему приснилась мать. Ничего неожиданного, если уж учитывать всё, что пришлось вспомнить из-за разговора с Дэвидом.

Лилиана Торртон сидела у стола и вышивала лентами. Перед ней лежали самые разные — сияющие атласом, всех оттенков и цветов, что только мог представить Тэйлос, туго смотанные и лежащие свободно, точно реки и ручейки красок. Он с любопытством взглянул на неготовую пока ещё вышивку из-за плеча Лилианы — мать была замечательной рукодельницей, творила целые картины с помощью лент и ниток. Ей прекрасно удавались цветы и пейзажи, но больше всего она любила вышивать дивные орнаменты. Однако в этот раз Тэйлоса ждало разочарование. Вместо красочной картины он увидел тёмный пейзаж кладбища — все яркие краски переливались на столе, а на ткани остался лишь чёрный, поблёскивающий в свете свечей атлас.

— Почему? — спросил он, и Лилиана подняла голову от шитья, чуть повернувшись к нему.

Лицо её оказалось юным — такой Тэйлос её почти не помнил — но по подбородку ползло некрасивое трупное пятно. Это не напугало, только расставило необходимые точки.

— Здесь теперь мой дом, странно ли, что я вышиваю именно это? — усмехнулась она. Мир вокруг неуловимо менялся, теперь мать сидела на траве у собственной могилы, чопорное тёмное платье — то самое, в котором она легла в гроб, — лежало красивыми складками, но было испачкано землёй.

— Может, тебе одиноко? — совесть или жалость — что-то непонятное — сдавили ему горло, да так сильно, что он не сумел задать ещё хоть один вопрос. Сколько мертвецу требуется цветов и слёз, чтобы чувствовать себя не брошенным?..

— Здесь не может быть одиноко, смотри, сколько вокруг прекрасных людей, — возразила Лилиана и стала строгой, как бывало, если он приносил плохие отметки из школы или же шалил в храме. Теперь её лицо постарело, осунулось, а кожа стала чуть зеленоватой, как если бы оказалась освещена газовым фонарём.

Вокруг вдруг появилось множество людей, Тэйлос не понимал, откуда у него такая уверенность, но твёрдо знал, что все они уже мертвы. В толпе он заметил и маленькую большеглазую девочку с венком в волосах. Она стояла чуть поодаль от остальных, видимо, отчаянно робея.

— Глория? — позвал он, забыв вмиг о матери.

Девочка испуганно вздрогнула и посмотрела на него. Глаза у неё оказались пустыми и холодными, глазами мертвеца на живеньком и чистом личике с будто фарфоровой кожей.

Возможно, Тэйлос и должен был испугаться, но сегодня во сне страх забыл к нему дорогу. Он не заметил, когда исчезла Лилиана. Словно проводник, она привела его в мир мёртвых и оставила, не в силах пройти дальше и глубже. Но было ли ему теперь дело до матери?.. Тэйлоса охватил азарт, страстное желание поймать тревожившую тайну.

— Я хочу знать, что с тобой произошло, — сказал он, двинувшись сквозь молча расступавшуюся толпу призраков, теперь уже почти прозрачных. Но Глория — единственная яркая в этом сонме исчезающих фигур — только скривила рот, будто собираясь плакать, а затем провалилась под землю, не оставив после себя даже разверстого зева могилы.

Тэйлос остался стоять на кладбище между гранитных плит, каменные памятники хранили тайны, ангелы смотрели с укором. Ветер шевелил траву и шуршал иссохшими цветами.

— Почему ты не отвечаешь мне? — спросил Тэйлос, обращаясь ко всему разом, к собственному сну, а может, к самому себе. Но его обняла тишина, и даже своего голоса он совсем не услышал.

Мир померк — медленно, словно кто-то осторожно протирал доску с меловой картиной сухой ветошью, и уже минуту спустя Тэйлос открыл глаза. В окно барабанил дождь, и его настойчивый стук почти сразу выгнал из памяти все образы сна.

По всему выходило, спал он недолго. Тело непривычно ломило, а глаза были слишком сухи и даже умывание ничуть не помогло. Тэйлос сварил себе крепкий кофе и потёр виски, чувствуя приближение головной боли. Взгляд его натолкнулся на отпечатанные листы. Их было пятнадцать штук! Никогда прежде он не писал так много за одну ночь.

Забыв о чашке с горячим напитком, Тэйлос сел к столу и вчитался, им владело неясное ощущение — он не узнавал слова и фразы, а ведь отличался прекрасной памятью на собственные тексты! Теперь же казалось, что он и вовсе не писал ничего из этого.

Голова шла кругом, он совершенно точно помнил, как набирал абзац за абзацем, но не мог восстановить в памяти ни единой строки.

— Хаос меня забери, — шептал он то и дело, всё сильнее поражаясь тому, что выписалось само собой в ночной тишине.

А дочитав, он решил, что непременно расскажет и покажет эти страницы Дэвиду. Теперь самое время было заняться работой, скучной рутиной, что сумеет избавить от тревожных мыслей, но Тэйлос некоторое время сидел за столом просто так, стараясь принять, что именно его пальцы вчера выстукивали по клавишам историю жизни маленькой девочки, помеченной на бумаге лишь буквой и точкой: «Ф.». Тэйлос знал — это фамилия.

— Может ли быть, что это она говорит со мной? — на вопрос силился ответить только дождь, но Тэйлос не понимал, что он там барабанит.

В любом случае сейчас нужно было написать статью и спешить в редакцию. Тэйлос отложил бесплодные размышления, увлёкшись работой. Несмотря на то, что вся ночь прошла без сна, а стопка страниц красноречиво свидетельствовала, что он неплохо потрудился, ощущения опустошённости, как то бывало после нескольких статей разом, не приходило. Напротив, он с большим удовольствием окунулся в рутинный мир журналистики и оказался вполне доволен результатом.

Не став ломать голову, как так получилось, Тэйлос спешно собрался и уже через двадцать минут был у Драйзера. Разговор у них получился коротким, Уоткинс выдал ещё несколько тем для следующего номера и посоветовал, с кем о них поговорить, а затем Тэйлос оказался на улице и… Тут его охватило удивительное чувство, а может быть, даже и страстное желание.

Он всегда таскал с собой блокнот, и теперь ему пришлось завернуть в переулок и присесть на выпирающий костью фундамент старого дома, чтобы начать записывать возникающие слова. Они словно нашёптывались кем-то, вольно приходили из глубин, вспыхивали, и Тэйлос не мог противиться их зову.

Он нанизывал их на нитку фраз, выписывал в блокнот, а потом осознал, что не успевает за призрачным диктующим, и перешёл на стенографию. За почти полчаса такой диктовки он весь взмок, хоть ветер был пронизывающим и холодным, а солнце совсем не жаждало согреть город.

В какой-то миг всё исчезло — ни шёпота, ни слов. Тэйлос понял, что исписал десяток страниц блокнота. Он потёр затёкшую шею и поднялся, стряхнул с плаща прилипшие ошмётки известковой побелки. Подворотня отнюдь не дарила впечатления прибежища муз. Здесь было неприглядно, лежал мусор, а у стены притаилась целая батарея бутылок, запылённых и заплетённых паутиной. Откуда-то несло затхлостью и сырым подвалом.

Тэйлос пожал плечами и отправился домой. Он уже признал, что не может осознать природы происходящего, а значит, путь был только один. Даже не перечитывая заметки, которые успел сделать только что, Тэйлос знал — они станут продолжением той истории, что он начал ночью.

Той самой, которую кто-то начал ему рассказывать вчера.

Размышления об истоках писательства были не свойственны Тэйлосу. Пока многие спорили о том, как рождается произведение, он писал статьи, не обращая внимания на такие тонкие структуры, как вдохновение или страсть. У него была тема и срок, и он укладывался в сроки, раскрывая тему. По мнению редактора, писал он неплохо, а порой — даже очень хорошо. Но именно принцип скрупулёзной работы теперь мешал ему в полной мере осознать природу происходящего. Быть может, это и есть вдохновение? А может, это уже вторжение в его разум извне?

Тэйлос легко бы запутался в этом, но предпочёл оставить все размышления до разговора с Дэвидом.

Уже подходя к дому, он вдруг вспомнил свой сон, и необходимость снова завернуть на кладбище вспыхнула в нём едва ли не ярче, чем то захватывающее ощущение, что заставило руку летать над страницей блокнота.

Тэйлос приблизился к кладбищенской ограде и почти сразу же заметил Джонатана. Вооружённый метлой, тот приводил в порядок центральную аллею.

— Снова к нам, — усмехнулся он. — В последнее время мёртвые беспокоят тебя больше, чем живые.

— Мне снилась мать, — посчитал нужным объяснить Тэйлос. — Я не слишком суеверный, но почему бы не проведать её ещё разок? Быть может, она стала к этому привыкать?

Джонатан отрывисто засмеялся, оценив шутку.

— Мне как раз доставили свежие цветы, — кивнул он на сторожку. — Возьми себе букетик.

— А зачем тебе цветы? — удивился Тэйлос, послушно поворачивая к сторожке.

— В одном из склепов сегодня вечер памяти, — Джонатан снова взялся за метлу. — Но отсутствие одного из букетов вряд ли кто-то заметит.

Тэйлос выбрал из большущей корзины самый скромный букетик из лиловых фиалок и направился к могиле матери. Ангел смотрел всё так же безразлично, пока он ставил цветы в каменную вазу, где фиалки должны были постепенно поблекнуть, отдавая свою красоту во славу чужой смерти.

— Я пришёл, — произнёс Тэйлос вслух. — Не знаю зачем.

Накатила грусть, вместо сна вспомнилось детство, смеющаяся мать, чисто выметенное крыльцо домика, где они как-то жили неполных три года… Ветер пронёсся над кладбищем, дохнул на принесённые фиалки, ударил Тэйлоса по щеке, возвращая в реальность.

«Не стоило приходить», — запоздалая мысль отдалась горечью.

Тэйлос поднял голову и посмотрел на ровные ряды плит и памятников, каменных ангелов и скорбных дев. Мир смерти был спокоен и хранил молчание. Возможно, мёртвым и вовсе уже небыло никакого дела до живых… Но… пригрезилось ли это, или было наяву, Тэйлос увидел, как между памятниками бежит хрупкая тень. Ребёнок, девочка в пышном белом платьице. Она бежала к нему, широко раскинув руки, точно старалась не потерять равновесие.

Он смотрел на видение, не понимая его природы. Солнечный день, сильный ветер… Разве в такую погоду появляются призраки? Может, это игра воображения, ведь он спал так недолго?

А девочка замерла и теперь смотрела на него. Он чувствовал взгляд, хотя не мог разобрать черт её лица. Слишком сияющее, оно всё время ускользало, как бывает во сне. Что, если он уснул на могиле матери?..

Тэйлос ущипнул себя, но видение не исчезло, а он, очевидно, не спал. Солнце скрылось за облаком, и только тогда девочка словно растворилась, мягко замерцав перед самым исчезновением.

«А может, это всего лишь оптическая иллюзия», — вывод почти не удовлетворил Тэйлоса, и он пошёл мимо могил к тому самому месту, где стоял мираж. Там ничего не было, кроме зелёных трав. Пустая площадка, где ещё никого не успели похоронить. Ничего, что могло бы дать такой странный оптический эффект.

Жуть прошлась морозом по коже, сбежала мурашками по спине, но Тэйлос быстро взял себя в руки. В конечном счёте он пока не мог поручиться, что находится в здравом уме — бессонница, нахлынувшая одержимость рассказом, строки которого он не может вспомнить, только что написав, возбуждённое состояние из-за свалившихся на голову тайн и историй… Да, Тэйлос вполне признавал за собой право на видения и галлюцинации. Конечно, это не то, о чём говорят в обществе, но знакомцы по университету — будущие психиатры — не раз обсуждали, что галлюцинации в той или иной мере испытывает почти каждый человек. Этого было достаточно, чтобы не паниковать, а рассуждать трезво, даже столкнувшись с порождённым мозгом видением.

Успокоив себя вот так, Тэйлос решил вернуться домой. И если о страницах он намеревался рассказать Дэвиду, то о кладбищенских миражах точно нет. Ему даже не хотелось признавать возможность метафизического объяснения. А ещё больше не хотелось, чтобы Энрайз попытался установить, есть ли призраки на кладбище Фэйтон-сити. Эта мысль была словно и не его, но столь навязчива и настойчива, что Тэйлос не стал разбираться, откуда она могла заявиться к нему в голову.

* * *

На лестничной клетке его поджидал Ринко. Тэйлос удивился его визиту, но не успел ни о чём спросить: едва они переступили порог, как Ринко сам заговорил, видимо, стараясь как можно скорее высказать терзавшую его мысль:

— Я пришёл в газету поздновато, тебя там уже не было, вот… решил навестить… Ждал не так долго, но… Послушай, Марко Флэтчер… Не жилец.

— Что? — Тэйлос повесил плащ в шкаф и удивлённо посмотрел на Ринко. — Что случилось?

— Травмы у него были как будто бы небольшие, но внезапно началась гангрена. Доктора говорят, что уже не сумеют спасти, слишком уж стремительно развивается болезнь.

— Как жаль его, — Тэйлос вздохнул. — Но почему ты так спешил рассказать это мне?

— Потому что только ты знал, что Марко Флэтчер больше не станет победителем, — Ринко глянул на него с подозрением. — Ты знал, что он умрёт?

— Какая чушь, — возмутился Тэйлос, едва подавив желание ударить Ринко. — Я сделал ставку — неудачную ставку. Это вовсе никак не связано с тем, что Марко должен был разбиться. Я ничего не знал, не предполагал и не предвидел! Не надо думать, что я просчитал его печальную судьбу. Зачем тогда я ставил заранее? Чтобы дать себе возможность проиграть? Ты не находишь, что это нелогично?

— Да… Да, ты прав, пожалуй, — Ринко отступил. — Меня слишком впечатлила цепочка событий. Знаешь, когда пишешь о скачках и гонках, всегда надеешься ухватить леди Удачу за подол, увидеть, как она работает, найти объяснение… Хоть какое-то… Ты прав, прав, я перегнул, извини.

Тэйлос развёл руками.

— Мне горько слышать, что Марко не выкарабкается. Но я не знал, не знал, даже не думал.

Однако едва за Ринко захлопнулась дверь, как Тэйлос привалился к ней спиной. Его бросало то в жар, то в холод, точно изнутри грызли демоны. Быть может, он не сознавал того, что чувствует, но, без всякого сомнения, он что-то понимал, что-то, чего не видели другие. Да, никто не смог бы поймать его на этом, но сам Тэйлос теперь признавал, что обладает чутьём, а это значило, что кровь Марко косвенно была и на его руках.

Может быть, это была всего лишь иллюзия, может, всего лишь утешительная надежда, но Тэйлосу хотелось верить, что, зная будущее, можно попробовать его изменить, хоть немного. Он мог бы рассказать Марко о своих ощущениях, если бы только понимал их.

Мог бы спасти жизнь.

Мог бы?..

Тэйлос прошёл к рабочему столу, взглянул на отпечатанные листы и потянулся за блокнотом. Совершенно ошеломлённый известием Ринко, он всё равно чувствовал глубокую необходимость продолжать. Что-то мешало ему остановиться, не позволяло соскользнуть в усталость, не давало возможности погрузиться в самого себя, чтобы взрастить чувство вины. Единственное, что с жаждой и страстью требовало это нечто, — записывать историю.

Разместив перед собой деревянную подставку с блокнотом, Тэйлос принялся переводить стенографию в печатные строки. Мысли и сожаления почти сразу оставили его, важно было перенести на бумагу всё, что было набросано на чуть желтоватых страницах. К тому же на задворках сознания уже скреблись новые слова, тоже желая выбраться на волю.

Часть 6

Оторваться от печатной машинки заставил стук в дверь. Тэйлос недовольно оглянулся: комната уже тонула в сумраке, солнце опустилось за крыши, и тени пролегли через улицу, заполнив собой и пространство его квартиры. Строчки на листе бумаги слились, слова были почти неразличимы, но ещё секунду назад он видел их все до единого. Поёжившись от неприятного ощущения, Тэйлос встал и зажёг лампу, только после того вспомнив, почему остановился.

Стук повторился, на этот раз более громкий.

— Иду, — отозвался Тэйлос, спешно оглядев комнату. Но прибираться, конечно, было уже поздно, так что он только посетовал, каким неприглядным предстанет его обиталище перед ночным гостем.

За дверью прислонившись к стене стоял Дэвид. Он был одет даже щеголевато, точно собирался на приём, а не зайти к другу.

— А ты не торопился, — заметил он. Его внимательный взгляд оказался почти физически ощутимым. — И не спал. Что случилось?

— Ничего особенного, — пожал плечами Тэйлос, наконец-то пропуская его внутрь. — Тут не прибрано, извини…

— Не имеет значения, я видел и куда более захламлённые места… Чем ты занят? — Энрайз ловко выставил в центр комнаты стул и сел на него верхом.

— Я… — Тэйлос не знал, как именовать то, что он делает. Было слишком смело сказать: «Я пишу книгу», потому что книга — если это была книга — писалась сама по себе. История выплёскивалась на бумагу текстом, совершенно не зная границ или законов литературного творчества, она сама собой завязалась и сама по себе раскрывалась, подобно цветку. Тэйлос, конечно, ещё не дошёл до кульминации, он словно читал параллельно тому, как писал, и понятия не имел, что же там будет на следующей странице.

Дэвид ждал ответа, и Тэйлосу пришлось отвернуться к столу. Он взглянул на отпечатанные листы и, решившись, собрал в пачку и последнюю страницу, выдернув её — ещё недописанную — прямо из машинки.

— Вот что я делаю, — выдохнул он, отдавая Дэвиду всё разом.

Тот словно и не удивился, только переложил страницы по порядку, прежде чем начать читать. Отвлечённо Тэйлос отметил, насколько сильна в нём привычка — он проставил вверху страницы номер, хотя был настолько захвачен текстом, что не помнил сам себя.

Энрайз между тем уже дочитал первую и перешёл ко второй. Внезапно Тэйлос заволновался, будто бы дал Дэвиду прочесть дело всей своей жизни, и теперь можно было ожидать насмешки или же критических замечаний.

Но разве должно ему волноваться за историю, которая пишет себя сама? Успел ли он вложить в неё хоть чуточку собственного мастерства?..

— Интересное изложение, — сказал Дэвид, не отрывая глаз от текста. — Очень любопытное. Ты давно задумывал эту историю?

— Я не думал над ней ни секунды, — едва сдержал выкрик Тэйлос. — Она пришла сама по себе. И я… не могу остановиться, едва сажусь к машинке, чтобы писать её.

— Как будто кто-то диктует тебе? — теперь Дэвид вчитался с гораздо большим интересом. — Удивительно.

Тэйлос вздохнул, стараясь хоть немного успокоиться. Он не знал, что именно в этой истории было удивительного, потому что сейчас не мог даже точно вспомнить всех сюжетных поворотов, если там были именно сюжетные повороты. Казалось, ему нужно ощущать пальцами клавиши машинки, чтобы сознавать историю целиком.

— Автоматическое письмо — истинное, я имею в виду, — очень редкая особенность для медиума, — почти снисходительно пояснил Дэвид. — Ты пишешь историю, рассказанную маленькой, но чертовски умной девочкой. Она, быть может, не знает всех имён взрослых, что её окружают, а потому зовёт их придуманными прозвищами, но совершенно точно подмечает такие моменты, которые могли бы многих чрезвычайно напугать… Скажи, — тут Дэвид повернулся, — что тебе известно о Глории?..

Но Тэйлос уже понял и сам, сумел наконец-то сложить все факты, и осознание обрушилось на его плечи подобно неумолимой морской волне, захватывающей берег.

— Она говорит со мной, — прошептал он, потому что не сумел совладать с голосом. — Она всё-таки пришла.

Дэвид не был бы своего рода экспертом, если бы не понял сразу, о чём идёт речь. Лицо его засияло, он снова посмотрел на страницы, которые держал в руках.

— Ты — медиум, ты говоришь с мёртвыми, а они говорят через тебя. В этом сила твоего предвиденья!

— Разве предвидеть не означает смотреть в будущее? — резонно заметил Тэйлос, хотя всё внутри него дрожало.

— Прошлое влияет на будущее, — с радостью принялся объяснять Энрайз. — А уж смерть — постоянная спутница жизни. Глядя через неё, как через зеркало, ты видишь и отражения в будущее. Потому и…

— Запутанно, — признал Тэйлос. — Но ты можешь оказаться прав, хотя я понятия не имею, что и как происходит. Но… Марко… Марко умирает?

— Марко? — Дэвид нахмурился. — Кто такой Марко?

И Тэйлосу пришлось дополнять историю, с которой и началось его погружение в самого себя.

Дэвид долго молчал, то поглядывая на отпечатанные страницы, то потирая подбородок. Потом он посмотрел на Тэйлоса с прежним чутким вниманием.

— Не могу считать себя компетентным, прости, но мне кажется, что ты связан со смертью, — он тут же заторопился, вскинул ладонь, и Тэйлос едва не побежал взглянуть на себя в зеркало, чтобы понять, как изменилось его лицо, что Дэвид так бурно отреагировал на это. — Не торопись делать выводы. Вовсе не значит, что ты виноват в смерти Марко — будущей или уже свершившейся, какой бы то ни было. Ты видишь смерть, когда она неизбежна, и можешь принять послание с той стороны. Это… вполне обычно, если мы рассуждаем о метафизике, конечно.

— Пусть так, — отмахнулся Тэйлос и подошёл к окну. — Не желаю разбираться в этом сейчас.

— Устал? — понимающе переспросил Дэвид.

— Нет, не устал… — Тэйлос провёл рукой по лицу, словно снимая с него налипшие паутиной чувства и эмоции. — Это всё очень странно, как будто кто-то внутри меня открыл кран, и душа начала заполняться… чем-то… жидкостью, не имеющей отношения к нашему миру.

Дэвид положил ладонь ему на плечо — Тэйлос даже не заметил, когда он подошёл.

— Вот здесь можешь мне поверить, я видел многих… имеющих дар. И каждый обретал этот дар совершенно внезапно. Кому-то пришлось отказаться от собственной жизни, кто-то едва не оказался на пороге гибели в тот самый миг, когда обрёл силы. Видимо, дар до поры до времени спокойно спит внутри, пока не пробуждается, мгновенно заполняя носителя.

Тэйлос только кивнул. Ему было, в общем-то, безразлично, нормально ли это для проявления дара, или он на самом деле необычен, отличается от всех прочих. Понимание такого рода ничуть не помогло бы переживать то, что он сейчас испытывал. На самом деле в нём уже назревала потребность снова сесть за рабочий стол и продолжить печатать.

— Она зовёт тебя, — заметил Дэвид и это. — Пожалуй, тебе лучше сделать то, о чём она просит. Я принесу тебе чай.

Тэйлос послушался, хотя никогда прежде не писал в одной комнате с наблюдателем. Его всегда раздражали чужие люди рядом в момент работы.

Впрочем, Дэвид оказался достаточно деликатным. Он действительно заварил чай, поставив его так, чтобы Тэйлосу оказалось удобно между делом делать глоток из чашки, а затем словно испарился. Немногим позже Тэйлос понял, что Энрайз сел в углу, в тени, и почти не двигался.

Призрака — если это действительно надиктовывал призрак — не смущало присутствие кого-то ещё. Текст лился свободно, проходил сквозь память Тэйлоса, сквозь его пальцы и ложился чёрными отпечатками на свежую бумагу строка за строкой.

Он почти не осмыслял написанного, но сама собой сложилась живая картина о хрупкой девочке, которая за недолгую жизнь увидела слишком многое. И всё же Тэйлос никак не мог понять главного — что её убило?

Стало ясно — болезнь не приходила к ней, но что тогда позволило перейти на другую сторону? Даже в призраке оставалось ещё столько жизни, что Тэйлос едва ли мог не завидовать. И он страстно надеялся, что призрак расскажет всё до конца.

«…и тогда она велела мне одеться и повела гулять. Я думала, что прогулка будет такой же, как обычно, но оказалось, что мы идём в новое место. Никогда и не знала, что такие места бывают. Там висел густой табачный дым, я даже закашлялась поначалу. Много взрослых, к которым нужно было относиться очень почтительно… Я так хотела, чтобы мама хотя бы взяла меня на руки, как это обычно делает воспитательница, что мы зовём Плюшкой, но мама, конечно, ничего такого не сделала.

Иногда мне даже чудилось, что мама и не должна так делать, и тогда все дети, которых несли на руках по улице, казались мне очень несчастными. Ведь получалось, что их несли чужие люди, в то время как родители были где-то очень далеко.

…В тот день я была далека от таких мыслей, полностью погрузившись в своё несчастие. Но мне нельзя было плакать, совсем нельзя. Я выучила немало важных слов и фраз, но главным уроком было именно это — никогда не плакать, иначе встреча с мамой закончится очень быстро, а на следующих выходных никто не придёт за мной.

Проживая свою боль молча и даже улыбаясь, я смотрела на тех, кто был рядом, стараясь понять, зачем они все тут. Потом я услышала автомобильные гудки. О, я очень любила паромобили и даже попросила дяденьку показать мне их. Оказалось, что дяденька понимает, как это может быть важно. Он взял меня за руку и повёл прочь из дымной комнаты.

Мама даже не заметила, но я отчего-то совсем не испугалась. Ведь дяденька был из её друзей. Чего ж мне было бояться тогда?

Мы вышли на большой балкон. Людей тут было немало, и я даже не могла рассмотреть, что за вид открывался с этого балкона. Но дяденька и тут оказался очень предупредительным. Он попросил людей разойтись и поставил меня на перила. Теперь-то мне всё было видно…»

Голос стих, и Тэйлос понял, что уже занимается заря. Дэвид шумно размял суставы.

— Теперь пора поспать, дружище, — сказал он.

— Откуда ты знаешь, что она ушла? — удивился, почти не удивляясь Тэйлос.

— Твой взгляд стал другим, — пояснил Энрайз. — Ложись. Я послежу, чтобы тебя не беспокоили.

— У меня есть работа, — заупрямился Тэйлос. Он ещё не чувствовал усталости.

— Это сожрёт тебя, если ты будешь так упрямиться, — строго оборвал Дэвид. — Ложись немедленно.

Пришлось послушаться, и, конечно, Тэйлос уснул, едва только устроился под одеялом.

* * *

Пробуждение оказалось мучительным. В комнате было душно, гардины оказались задвинуты. Видимо, солнце взглянуло утром на календарь и решило выжарить за день всё, что задолжало к приходу сентября, и даже плотная ткань не спасла от его жара.

Едва Тэйлос пошевелился, Дэвид оказался рядом и подал ему воды. Живительная влага вернула способность мыслить.

— Ты не уходил? — удивился Тэйлос, испытав смутное чувство, нечто между виной и благодарностью.

— Нет, следил, как ты спишь, — Энрайз усмехнулся, словно и в этот раз прочёл его мысли. — Нормальная практика в таких ситуациях.

— Нужно бы позавтракать, и у меня полно работы, — Тэйлос наконец сел, потёр руками лицо.

— Пообедать, — поправил его Дэвид. — Пойдём, я плачу.

— Только приведу себя в порядок.

В миниатюрной ванной Тэйлос постарался справиться как можно скорее. Во время бритья он внимательно изучил тёмные круги под глазами, но даже умывание ледяной водой не помогло ему выглядеть хоть немногим свежее. Причесавшись, он вышел к Дэвиду. Тот уже подготовил ему костюм.

— Я подожду тебя на лестнице, — сообщил он.

Едва он скрылся за дверью, как Тэйлос ощутил укол одиночества. Странное ощущение опустелости завладело им. Покинутый и призраком, и Дэвидом, он словно остановился посреди пустыни, а злое и жаркое солнце грызло его, желая испепелить.

Через мгновение странное чувство растворилось, не оставив и следа, разоружённое воспоминаниями о том, что Тэйлос уже не первый год жил совершенно один, не имея близких друзей и не общаясь с кем-то по ту сторону. Но, даже исчезнув, оно оставило послевкусие, которое никому не могло понравиться.

* * *

Расположившись в ресторанчике, они сделали заказ. Только после этого Дэвид заговорил:

— Что ж, не могу не поблагодарить тебя, я впервые оказался на самом настоящем сеансе автоматического письма.

— Рад, что это тебя так воодушевляет, — качнул головой Тэйлос. Недостаток сна сказывался тяжестью в висках, и он не мог в полной мере оценить радость Дэвида.

— Жаль, что она остановилась на таком месте, — продолжал тот. — Но, думаю, она расскажет историю до конца, возможно, уже сегодня ночью.

— Может быть, и надеюсь, она не упала с того балкона, — Тэйлос улыбнулся официантке, принёсшей еду — больше из-за того, что так не нужно было ничего говорить.

Пока расставлялись тарелки, Дэвиду тоже пришлось молчать.

— Но ты говорил, что она пришла… или как-то так, — вспомнил он, когда они снова остались одни. — Ты, получается, звал её?

— Мне снился сон, — Тэйлос пожал плечами, голод не позволял ему углубиться в рассказ. — Там и была она… Казалось, что она не хочет говорить со мной, но история её жизни была мне интересна. Возможно ли, что призрак услышал меня и решился на разговор?

— Оказалось, она действительно не против говорить с тобой, — усмехнулся Дэвид. — Что ж, давай поедим спокойно.

Больше всего в эту минуту Тэйлос боялся ощутить настойчивый зов, и в то же время он именно этого отчаянно жаждал. Впрочем, призрак Глории был не лишён деликатности и позволил не только закончить обед, но и заняться делами. Дэвид пообещал прийти вечером, а Тэйлос принялся набрасывать планы статей. Их следовало сначала утвердить у Уоткинса.

* * *

К закату Тэйлос уже полностью освободился. Он с нетерпением бродил по комнате, ожидая знакомого захватывающего ощущения, которое подскажет, что пора садиться за машинку. Однако ничего подобного не случилось. Глория всё не появлялась.

Когда пришёл Дэвид, Тэйлос уже был достаточно раздражён, но некоторое время ему удавалось отвлечься за разговорами о метафизике и рассказами о причудливости человеческих дарований. Но вот в небо уже поднялась похудевшая к новолунию луна, заливая улицы серебристым светом, а призрак всё не приходила.

— Тебе нужно спать, — решил Дэвид. — Если она дала тебе передышку, то лучше пользоваться этим с умом.

— А если она не расскажет до конца?! — вспылил Тэйлос. Теперь его обуревала жажда, он хотел узнать окончание истории, ни трубка, ни тёплый чай с лавандой не помогли ему успокоить нервы.

— Расскажет, верь мне, — Энрайз, напротив, говорил подчёркнуто спокойно, а взгляд его был внимательным и строгим. Он кивнул в сторону постели. — Немедленно ложись.

— Я не усну! — возмутился Тэйлос, потеряв всякое самообладание.

— Конечно же, уснёшь, — Дэвид приблизился и опустил ладонь ему на плечо. Только соприкосновение привело Тэйлоса в чувство. — Уснёшь. И тебе это нужно.

Дэвид был прав.

Часть 7

Провалившись в сон, Тэйлос почти сразу оказался на трассе, где соревновались паромобили. Они и сейчас метались туда-сюда в клубах пара и пыли, страшно взрёвывая и скрипя тормозами на резких поворотах.

Тэйлос огляделся, размышляя, где здесь более безопасное место, и тут увидел сияющий силуэт девочки. Она замерла словно в эпицентре песчаной бури, вокруг неё кружились комья сухой грязи, пыль и дым. Не заслоняя лица, сияя всё ярче, девочка стояла в центре площадки, а вокруг неё, так близко и жутко, летали чудовища-паромобили.

Только теперь Тэйлос обратил внимание, что все они с окровавленными пастями, выпученными фарами глаз, что они вопят и бегают по кругу, с каждым мгновением приближаясь к ребёнку.

Фантастическая реальность сна превращала парамобили в огнедышащих чудовищ, и Тэйлос поверил в эту реальность. Желание спасти и защитить пересилило чувство страха, он кинулся через поле, стремясь успеть к девочке до того, как чудовища подберутся к ней слишком близко.

И тут она повернулась к нему. Светлые волосы вздымались волнами вокруг её лица, мягкие губы были открыты в немом крике, в глазах стоял ужас. Тэйлос рванулся вперёд, не обращая уже внимания на слишком близко проносящиеся тяжёлые стальные тела. Он упал перед девочкой на колени, обхватил хрупкую фигурку…

И в тот момент одно из чудищ врезалось в них, сминая, размалывая, превращая в кровь и песок, в ошмётки и мусор.

Тэйлос закричал — и проснулся от крика. Было ли ему больно там, во сне, он так и не понял, но точно знал, что Глория — а это была Глория — испытывала чудовищную боль. И она уж точно не могла вырваться из сна.

«Вот что толкает тебя говорить, — шевельнулась мысль. — Смерть не стала для тебя отдохновением, ты варишься в боли, бедная девочка».

Он сравнил Глорию с хрупким цветком на кладбищенском холме, что даже суровой осенью продолжает упрямо цвести, пока ветер не оборвёт все лепестки до единого.

Ночь почти кончилась, истекла, превратившись в мягкий отсвет зари на тёмных облаках. Тэйлос сварил кофе, чтобы привести себя в порядок. Сон не желал отпускать его, потому он никак не мог перестать думать о Глории. Он преисполнился печали и сострадания, едва сдерживал слёзы, хотя это было так странно — скорбеть по давно исчезнувшей из мира живых девочке.

— Тебя нужно отпустить, — прошептал он наступающему утру. И эта мысль казалась ему единственно верной.

* * *

Однако слова не приходили.

Тэйлосу удалось закончить работу и получить новую, но напряжения в пальцах так и не возникло, а вечером он почувствовал себя совершенно одиноким — даже духи покинули его.

Несмотря на то, что солнце уже село и только газовые фонари немного рассеивали чернильный влажный мрак, Тэйлос собрался к Дэвиду. Ему некуда было больше обратиться за советом, никто не сумел бы объяснить ему, что происходит и почему. Как оказалось, Энрайз ждал его, совсем не удивившись позднему визиту.

— Она замолчала? — уточнил он, когда Тэйлос повесил плащ на вешалку и прошёл в комнату.

— Да, замолчала.

— Думаю, это потому, что мы подходим к кульминации, драматическая пауза, — Дэвид улыбнулся и указал на диван. — Присаживайся. Тебе стоило отдохнуть, а не спешить ко мне.

— Уверен, что её нужно отпустить, — Тэйлос сел нехотя, всё в нём было слишком напряжено, слишком готово к действиям. — И каждый час промедления…

— Ничто для призрака, который столько лет скитается, ожидая подходящего медиума, — холодно отрезал Дэвид. — Ты жив, подумай о себе. Для неё нет времени. Находясь между мирами жизни и смерти, она всё время в одном и том же мгновении. А ты — нет. Для тебя время продолжает течь. И если ты станешь себя загонять, то превратишься в такого же призрака раньше, чем применишь свой дар во благо кому-либо.

— Ты прав, — Тэйлос вздохнул. — Но что же мне делать?..

— Мы навестим её, — Дэвид оглядел комнату, словно что-то разыскивая. — Кладбище закрывается на ночь?

— Нет, калитка всегда остаётся открытой, — чуть удивлённо отозвался Тэйлос. — Погоди, что это ты задумал?

— Мистические учения говорят нам, что призраки активны именно в ночной час, — Дэвид вытащил небольшой чемоданчик и увлечённо рылся в его содержимом. — Потому мы навестим Глорию именно сегодня. Или ты боишься ночного кладбища?

— Нисколько, — Тэйлос пожал плечами. — Разве россказни о кладбищах хоть чем-то подтверждаются?

— О, когда-нибудь я расскажу тебе, — Дэвид вытащил из чемоданчика мешочек, от которого потянуло сладковатым ароматом, и удовлетворённо кивнул. — Ну вот и всё, мы готовы.

* * *

Они не стали нанимать экипаж, и Тэйлос втайне был этому рад — вовсе не потому, что потянулись бы слухи о такой поездке, а больше из-за того, что им пришлось идти сквозь влажную туманную ночь по гулким улочкам. Тэйлоса всегда радовала такая возможность, он любил прогуливаться в это время, в час тихий и немного зловещий, когда город ещё не решился полностью отдаться сентябрю, но уже не находится в ведении августа. Календарь сменил месяц, а город словно стоял на пороге между одним сезоном и другим.

Туман и неяркий фонарный свет, крючковатые тени на стенах домов, закрывших ставни, как веки, уснувших среди мрака… Влажный проблеск водостоков, перекатывающийся по трамвайным рельсам блик, журчание тёмной воды в сточной канаве… Этот мир казался Тэйлосу совершенным.

Дэвид, возможно, разделял с ним восхищение или хотя бы понимал, что разговор нарушит очарование. Они шли быстро, но молча, и каждый был отдан собственным мыслям. Кладбищенская ограда выросла из тумана, который просачивался между коваными прутьями и тёк вниз по улице — навстречу Тэйлосу и Дэвиду, неожиданно, словно выпрыгнула из засады. И только тогда Тэйлос понял, что слишком погрузился в миры собственных размышлений.

— Удивительный вид, — впервые подал голос Энрайз. — Разве не чудная ночь?

— Да, — согласился Тэйлос, хоть это прозвучало обрывочно и странно. Он хотел бы продолжить, чтобы Дэвид не подумал, что они ощущают сумерки по-разному, но одёрнул себя.

Ворота были закрыты, а калитка, как и прежде, как и всегда, распахнута, Тэйлос задумчиво глянул на сторожку, где в этот поздний час едва теплился огонёк старой керосиновой лампы.

— Не стоит звать его, — перехватил его взгляд Дэвид и тронул покрытые каплями влаги сплетения металлических цветов. Тэйлос изумлённо уставился на него, но по лицу Энрайза ничего нельзя было прочесть. Не успев никак отреагировать на эти слова, он услышал ворчливый голос:

— Кого там Хаосом принесло? — хрипло гаркнул Джонатан с крыльца. Дверь приоткрылась, и слабый луч света разрезал темноту, вычертив золотом клубы тумана.

— Это всего лишь я, — отозвался ему Тэйлос, надеясь, что Джонатан узнает его по голосу и не станет задавать вопросы.

— Смотри-ка… — ворча, Джонатан спустился с крыльца и подошёл к воротам. — Тэйлос, что-то ты припозднился. Боюсь, Лилиана не будет рада такому визиту.

— Впустите нас, достопочтенный, — вступил в разговор Дэвид. — Нам требуется поговорить с важным свидетелем…

— Это ещё что за умник? — Джонатан, щурясь, приподнял потайной фонарь и отодвинул прикрывавшую свечу створку. Свет полился прямо в лицо Дэвиду, и тому пришлось отвернуться.

— Это Дэвид, мой однокашник, — Тэйлос вздохнул. — Нам действительно нужно пройти.

— Это уж я понял, — Джонатан отодвинул фонарь и отошёл, всё же пропуская их на кладбище. — Входите. И справляйтесь как-нибудь без меня, постарайтесь не ломать ангелам крылья и не увозить тел для алхимических нужд. И не отвлекайте покойников попусту. Они здесь должны отдохнуть от бренного мира.

Высказавшись, Джонатан ушёл в сторожку, оставив потайной фонарь на высокой тумбе, где некогда стоял вазон для цветов. Дэвид тут же подхватил его и поднял повыше. В тумане свет казался призрачным и неверным, но это было лучше, чем совсем ничего. Тучи скрывали небо, ждать помощи от луны не приходилось.

— Попробуем отыскать могилу, — сказал Тэйлос и двинулся по дорожке. Каждый шаг давался ему с трудом, и теперь он с удивлением понимал, что, кажется, солгал Дэвиду прежде. В нём всколыхнулась детская вера в слова матери: он слышал слишком много всяких рассказов от неё, призванных уберечь и предостеречь. Тревожить покой мёртвых ночью… Разве это была хорошая мысль? Теперь он так совсем не думал.

Знакомые ангелы в темноте и тумане казались ожившими чудовищами, затаившимися среди могильных камней и плит. Деревья укрывали в кронах крылатых тварей, туман прятал что-то несоизмеримо большее, демоническое, может быть, сам Хаос. Но Дэвид двигался сквозь мглу так уверенно, что и Тэйлос вскоре привык не замечать подтачивающую сердце жуть. Он шёл, ведомый больше не зрением, не памятью, а внутренним чувством, названия которому не знал.

В тот миг, когда луч фонарного света упал на плиту с именем Глории, небеса прояснились и появился округлый бочок луны. Однако неверное лунное сияние превратило кладбище в ещё более жуткое и странное место. Тэйлос постарался не оглядываться, а потому осторожно опустился на корточки у могилы, провёл ладонью по влажной плите.

— Так вот… — Дэвид зашуршал мешочком и вытащил из него две тёмных свечи, палочку благовоний и какой-то порошок. — Этот ритуал я узнал довольно давно, но применять его мне не приходилось.

— Надеюсь, мы обойдёмся без крови, — поморщился Тэйлос, он немного знал о ритуалах, потому память подкинула истории с отрубанием голов чёрному петуху в полнолуние, и только.

— Что за чушь… — проворчал Дэвид даже не вопросительно. Он ножом подрезал дёрн и установил свечи в получившиеся ямки, обрисовал порошком круг и поставил в него благовоние, а потом поджёг каждую свечу и палочку. Над могилой потянулся сладковатый аромат, мерцающий свет отогнал туман.

Тэйлос смотрел на огонь, не понимая, чем это всё может помочь. Дэвид стоял рядом, сложив руки на груди.

— Ты, конечно, не понимаешь, что происходит, — сказал он, когда палочка догорела до середины. — Этот аромат подпитывает усталых призраков, а свечи указывают путь во тьме. Глория — где бы она ни была — придёт на своё место. А как только она вернётся из своих блужданий, то сразу же захочет завершить то, что начала. Завтра ночью она придёт к тебе.

— Почему не сегодня? — удивился Тэйлос и тоже поднялся — колени затекли в неудобном положении.

— Потому что сегодня она будет танцевать у огня. Нам пора, — Дэвид подхватил потайной фонарь. — К утру свечи прогорят, почти не оставив следа.

— Грэйс… Грэйс может заметить, что тут… Кто-то был, — внезапно разволновался Тэйлос.

— Ну и прекрасно, — усмехнулся Энрайз, и блики пламени превратили его лицо в зловещую маску. — Быть может, ему стоит знать, что кто-то ещё разговаривает с маленькой девочкой, о которой, как он думал, все успели позабыть.

* * *

Тэйлос думал ослушаться Дэвида, но тот не только проводил его до квартиры, но и настоял, чтобы он лёг. Конечно, стоило хотя бы на мгновение расслабиться в объятиях одеяла, как сон не заставил себя ждать.

Утром Тэйлос даже не понял, когда именно Дэвид покинул его квартиру и как он запер дверь. В голове была звенящая пустота — ни образов сна, ни воспоминаний — ничего, точно кто-то отмыл комнату его мыслей дочиста. Сев на постели, Тэйлос некоторое время созерцал захламлённый стол, пачки бумаги под ним, стопку записных книжек на краю, затем его взгляд переместился на сейчас залитый светом стеллаж, где пылились книги и папки с заметками. Он словно видел всё впервые, острое чувство неузнавания едва не покалывало пальцы. Однако уже секундой спустя всё прошло.

«Надо прибраться», — убедил себя Тэйлос, чтобы хоть как-то объяснить непонятные ощущения. Он прошёл в маленькую кухню и поставил чайник на огонь, пока тот вскипал, быстро умылся и чисто выбрил щёки, покрывшиеся синеватой щетиной.

Сделав чай вместо кофе, Тэйлос пришёл к рабочему столу и сел, тронул клавиатуру машинки — единственное место, где не было пыли. И почти в тот же миг в глубине сознания вспыхнули слова. Их было так много, что они перемешивались и спорили друг с другом, теснились, точно воды реки за плотиной. У Тэйлоса перехватило дыхание, он быстро вкрутил новый лист и отставил чашку подальше, совсем уже не желая пить.

Глория говорила с ним снова, торопилась рассказать историю, и он готов был записать каждое слово.

Ещё мгновение внутри него разрасталась звенящая тишина, захватывающая и глубокая, какая бывает перед тем, как на город падёт стихия. Такая, быть может, застывает в воздухе перед обрушением лавины, перед самой большой волной, перемалывающей судёнышко. И Тэйлос знал, что сейчас окажется в самом эпицентре.

Он был готов, но всё равно захлебнулся, когда слова побежали потоком. Пальцы заломило от скорости, машинка жалобно звякала, но он всё-таки сумел приноровиться и скоро был захвачен разворачивающимся рассказом.

* * *

Он не помнил, во сколько очнулся, но оторвался от клавиатуры неохотно, только лишь потому, что кто-то барабанил в дверь. Слова милостиво разрешили пойти и проверить, кто причиняет неудобства, замерли на границе сознания настойчивым роем гудящих ос.

На пороге стоял Ринко.

— Тебе нездоровится? — спросил он сходу, заглядывая в квартиру так, точно ожидал найти здесь кого-то ещё.

— Я пишу, — пожал плечами Тэйлос, не зная, как охарактеризовать своё занятие для коллеги.

— Хм-хм… Уоткинс говорил, что ты сегодня должен сдать одну заметку… Но это не к спеху, кажется, тебе не до неё.

Тэйлос чуть нахмурился, пытаясь вызвать внутри себя негодование. Но он слышал эхо слов, и все чувства оказались где-то позади, ничего не значили, ни к чему не обязывали.

— Ты заставил его поставить свой материал вместо моего?

— Конечно, — Ринко усмехнулся. — Но разве у тебя есть хоть какой-то материал?

— Пусть так, но я тебе припомню, — рассердиться всё равно не получилось, Тэйлос наконец посторонился, пропуская Ринко в комнату. Только в этот момент он почувствовал что-то вроде раздражения, которое, конечно, тут же угасло.

— Ты хоть завтракал? — Ринко озирался, словно был здесь впервые или ожидал что-то найти. Он настолько напоминал потерявшего след пса, что Тэйлос едва не улыбнулся.

— Нет, наверное, — в эту минуту голод дал о себе знать, приглушив даже шёпот голосов на периферии сознания. — Было бы неплохо сходить куда-нибудь, хоть к Марте.

— Что же это тебя так захватило? — Ринко мельком глянул на пачку листов на краю стола, изрядно пополневшую за сегодняшнее утро и часть дня. Однако он всё-таки не стал протягивать руку, а Тэйлос тут же заслонил стол собой, готовый всеми силами защитить историю Глории.

— Об этом пока рано говорить, — сухо заметил он, переключая внимание Ринко. — Пойдём пообедать.

* * *

Усевшись за любимый столик у Марты, Ринко принялся рассказывать о слухах и ставках, так что Тэйлос очень скоро соскользнул в собственные мысли. Он кивал, но почти ничего не слышал, пока не было произнесено имя Энрайза.

— …Дэвид Энрайз… Говорят, вы учились вместе?

— Так и есть, он приехал по моему приглашению, — чуть раздражённо отозвался Тэйлос. Упустив разговор, он даже не смог сориентироваться, отчего Ринко вспомнил о Дэвиде.

— Ах, вот оно что… — Ринко замолчал.

Безумно хотелось переспросить его, но Тэйлос понимал, что рискует, потому выжидал, надеясь, что Ринко вернётся к оставленной теме.

— Тогда тебе лучше знать, конечно, — и Ринко опустил голову, словно в тарелке произошло какое-то событие, которое ему показалось чрезмерно увлекательным. Он делал это намеренно, понимая, что собеседнику ничего не останется, как задать вопрос, подтолкнув его поторговаться из-за информации.

— Лучше знать что? — не сумел удержаться и Тэйлос.

— Ну, правдивы ли слухи о нём, — Ринко продолжал ковырять вилкой жалкие остатки мяса.

— Какие именно слухи? — поторопил его Тэйлос, и на этот раз слова уже не смогли оградить его от ярости. Возможно, что-то такое в его голосе заметил и Ринко, по крайней мере он выпучил на него глаза, и Тэйлосу пришлось выдержать возмущённый взгляд.

— Как я говорил, толкуют, что вокруг него немало странностей творится, — он усмехнулся, разводя руками, дескать «я ведь сразу рассказал тебе». — Что он занимается неестественной наукой, — он пристально смотрел на Тэйлоса, точно ждал его реакции, — что у него любовник — мужчина…

— А как одно сочетается с другим? — фыркнул Тэйлос, его тут же отпустило напряжение. — Какая чушь, право слово.

— Так зачем ты пригласил его? — Ринко всё не сводил с него глаз.

— По личному делу, — Тэйлос качнул головой. — Откуда о нём вообще все знают, откуда появились эти слухи?..

— Понятия не имею, — наконец Ринко опять опустил взгляд в тарелку. — Но на гонках только о том и разговоров…

Тэйлос посмотрел на Ринко внимательно и строго, но тот, конечно, плевать хотел на это и ничуть не смутился. Одно было ясно — некто распускает неприятные слухи о Дэвиде, и непонятно, зачем это может кому-то понадобиться.

Слова настойчиво рвались на свободу, и Тэйлос не мог позволить себе игнорировать их, даже ради того, чтобы дознаться, откуда у обывателей Фэйтон-сити возникли странные фантазии о его однокашнике. Он был не в силах продолжать обед и слушать болтовню приятеля, был не в состоянии улыбаться Марте и даже к трубке его не тянуло. Внутри болезненно раскручивался словесный вихрь, казалось, что сейчас он превратится в нарыв на груди и взорвётся пеной из фраз.

— Мне нужно идти, — Тэйлос отодвинул почти нетронутую тарелку. — Действительно нужно.

— Конечно, — кивнул Ринко, и стало совершенно очевидно, что он проследит, куда именно направится Тэйлос.

Не придавая этому значения, ведь он собирался домой, Тэйлос поспешно расплатился. Пока он шёл по улицам, настойчивое желание прорваться в мир настолько овладело Глорией, что слова едва ли не начали вырываться в воздух сквозь плотно сомкнутые губы.

Сдержавшись, чтобы не начать проговаривать их вслух, Тэйлос преодолел последние ступеньки лестницы, поспешно открыл дверь и бросил плащ на стул в углу. Клавиатура звала его, бумага ждала призрачных откровений. Едва коснувшись клавиш, Тэйлос перестал владеть собой, всё вокруг закачалось, стало туманным и неясным, светили огни вдалеке. Он словно шёл по пустынному пространству под неумолчный звон, стук и щелчки клавиш машинки. Ничего не видя вокруг, ничего не разбирая внутри себя, он брёл по пустыне в тумане, выискивая выход.

А в это время пальцы жили своей жизнью, отбивая фразу за фразой, заправляя новые листы.

Часть 8

Дэвид сам пришёл к Тэйлосу — уже в сумерках, когда за окном замаячили огни газовых фонарей, а лист, заправленный в пишущую машинку, стал расплываться, превращаясь в белое пятно. Впрочем, Тэйлосу и не нужно было смотреть на него, чтобы следовать за настойчивым голосом Глории, да и владение слепым набором позволяло вообще закрыть глаза и слушать, слушать в бесконечной темноте, выпуская услышанное на свободу. Энрайз вывел его из этого состояния прикосновением к плечу.

— Ты просидел так весь день? — спросил Дэвид, когда заметил, что пальцы Тэйлоса замерли.

— Почти, — хрипло отозвался он, и тут на него накатили разом усталость и жажда, жгучая боль в пояснице и жжение в глазах. — Слишком долго…

— Попробуй лечь, — Дэвид помог ему встать. — Я принесу чай и позабочусь о лампе.

— Сегодня… — Тэйлос закашлялся.

— Не торопись, — Дэвид устроил его на постели и отлучился на кухню, откуда вернулся с самой большой чашкой — на самом деле даже не чашкой, а супницей, оставшейся Тэйлосу в наследство от матери, — какую только нашёл. — Пей.

Первый глоток отозвался мучительной болью, распухший от жажды язык даже засаднило. Тэйлос пил, пока на донышке не осталась лишь пара капель, и только потом поднял голову. В комнате уже разлился тёплый свет лампы, а Дэвид сидел напротив него на стуле, расположившись всё так же верхом, положив руки на спинку. В пальцах его поблёскивал странного вида костяной амулет.

— Приходил Ринко, — сказал Тэйлос и тут же вспомнил, что нужно пояснить: — Мой… коллега, занимается в основном скачками и гонками. Так вот, кто-то распускает о тебе слухи.

— Слухи? — Дэвид чуть склонил голову, словно его удивляло столь живое внимание к его скромной персоне. — Это кто-то из окружения Грэйса?

— Кажется, именно так, — Тэйлос всмотрелся в него, но не стал задавать вопросов. Не хотелось ему и повторять услышанное, и узнавать — правда это или ложь.

Словно прочитав его мысли, Дэвид усмехнулся и качнул головой.

— Не стоит заострять внимание на людской болтовне, — похоже, гораздо сильнее его интересовало другое. — Она снова говорила с тобой?

— О да, — Тэйлос хотел уже встать, чтобы собрать со стола отпечатанные листы, пусть поясница и отозвалась протестующей болью, но Энрайз остановил его движением ладони.

— Погоди, тебе действительно нужно отдохнуть, — теперь голос его изменился, и Тэйлос не рискнул спорить. — Призраки не знают усталости, но ты сам — не призрак. Пока ещё нет, — он чуть сощурил глаза. — Держи, — он протянул амулет.

— Хочешь заставить меня уснуть? — возмутился Тэйлос. — Сейчас?! Мне нужно только несколько минут, и…

— Нет, — Дэвид поднялся и насильно надел на шею Тэйлоса амулет. Казалось, сонливость словно хлынула прямиком из центра вырезанной из кости фигурки. Никогда прежде Тэйлос не чувствовал ничего подобного — сон наваливался на него, затуманивал голову и неудержимо хотелось тут же свернуться клубком и не просыпаться вообще никогда. Глаза закрылись сами собой, он едва услышал: — Спи.

Сновидения затянули его, как забирает жертву топь, он рухнул в самую их глубь и не сумел запомнить ни образов, ничего, и когда проснулся утром, вспомнил, что видел лишь темноту и пустоту. Удивительное дело — это успокоило и взбодрило.

Когда Тэйлос приподнялся на локте, то увидел, как неясный серый свет раннего утра очерчивает профиль Дэвида, замершего у окна. В пальцах его покачивался амулет, словно он только что снял его. Утро высветило круги под глазами Энрайза, запавшие от усталости глаза и ставшие более резкими скулы.

— Тебе тоже… нужно поспать, — сказал Тэйлос. — Ты вымотался.

— Не время, — развернулся к нему Дэвид. Голос его звучал приглушённо и даже зыбко, точно на самом деле только сейчас Тэйлос по-настоящему оказался во сне, и его приятель — лишь морок, возникший из тумана сознания.

— Ты прочёл? Узнал что-то? — как и прежде, написанное полностью выветрилось из головы, как будто освобождая место новым словам. Тэйлос нехотя поднялся, и тело протестующе напомнило, что отдыха было недостаточно.

— Он убил её, это становится очевидным, пусть прямо она ещё не рассказала об этом, — Дэвид спрятал амулет в карман. — Она пересказала часть разговоров, из которых выходит, что он собирался… — и тут он замолчал, а лицо его помрачнело.

— Что? Что-то страшное? Что-то… преступное? — Тэйлос потёр лицо руками, пытаясь как можно скорее прийти в себя. Память ничего не подсказывала. — Я не…

— Не помнишь, — кивнул Энрайз. — Перечитаешь позднее. Нужно подумать, куда всё это может завести нас, чего хочет мстительный дух и как мы можем удовлетворить её желания.

— Мы должны отпустить её, — напомнил Тэйлос. — Как это сделать?

— Либо исполнить её волю, либо раскопать могилу и сжечь останки, — Дэвид проговорил это будничным тоном, точно ничего странного ни в том, ни в другом не было. — Какой вариант тебе нравится?

Он улыбнулся, но улыбка хранила следы беспокойства и усталости. Тэйлос вздохнул, ничего не ответив. Внезапно ему захотелось отрешиться от всего, набить трубку и неспешно выкурить её, отдавая должное сумрачному утру. Он глянул на аккуратно сложенные на краю стола листки и подумал, что такую объёмную рукопись можно нести в издательство. Приблизившись, он всё-таки вытащил трубку из-под стопки чистой пока бумаги, отыскал табак и принялся набивать её.

— Если издам отредактированный рассказ Глории, — заметил он вскользь, — Грэйс убьёт меня.

Дэвид прищурился, а потом отчего-то забрал у него трубку. Тэйлос не помнил, чтобы он курил прежде.

— Не пытайся затуманить разум. Не поможет, — строго заметил он, подтверждая неприятную догадку. — Издать ли её рассказ? Возможно, в этом есть разумное зерно. Но пока мы не можем понять, что такое есть сам Грэйс.

— Что ты… имеешь в виду? — Тэйлос поднял голову от пальцев, в которых осталась трубка, вновь посмотрев Энрайзу в лицо.

— Ты и сам сомневаешься, что он — человек, — Дэвид отвечал всё тем же повседневным тоном, и Тэйлос на мгновение забыл, как дышать, даже опёрся о столешницу. Когда в утреннем свете неясные предположения преподносятся вот так, это… кажется слишком странным. Энрайз испытующе смотрел на него.

— Не знаю, сомневаться ли в этом, — наконец отмахнулся он. — Разве это меня касается? Можно отправить историю Глории в издательство из столицы, например.

— Касается ли? Посмотрим, — Дэвид отвернулся от него, и нотка разочарования не ускользнула от внимания Тэйлоса. Отчего-то это задело, потому он тут же спросил:

— Что мне делать сейчас?

— Работу, — предложил Энрайз, кивнув на записную книжку, заложенную автоматическим пером. — Тебе нужно сдать три заметки. И Глория пока спит, ведь так?

Отчего он был так уверен? Тэйлос прислушался к себе, но теснящиеся где-то на грани восприятия слова действительно не собирались прорываться прямо сейчас. Он поднял записную книжку и просмотрел записи. Впервые он совершенно не желал погружаться в рутину.

— Без твоей помощи я бы утонул в этом, — вырвалось у него.

Дэвид на мгновение ободряюще коснулся его плеча.

— Поработай, я принесу что-нибудь на завтрак, — легкомысленно сказал он, точно утреннего разговора не было, словно они — всё те же студенты. На последнем курсе они как раз достигли той хрупкой дружеской близости, когда можно было носить друг другу завтраки…

Тэйлос отмахнулся от призраков ушедшего времени, не стал взывать к призраку настоящего, который временно давал ему передышку, лишь согласно кивнул, но Дэвида уже не было в комнате. Похоже, он выскользнул за дверь так тихо, что Тэйлос попросту не заметил этого.

* * *

Глория не стала рассказывать последнюю часть истории. Тэйлос начал клевать носом прямо за столом, не окончив третью из заметок, и она тут же пришла за ним. Он увидел её прямо в комнате — Глория подала ему чуть прозрачную ладонь. Взгляд её был холодным и требовательным, совсем не похожим на детский, на человеческий. Он послушался и принял тонкие пальцы, чтобы тут же почувствовать, что сила тоненькой ладошки превосходит силу взрослого мужчины. Глория дёрнула его и… протащила через непонятную субстанцию, повела странными путями, где не должны были бродить живые души — и это было единственное, что он чётко сознавал.

Наконец она замерла и приложила палец другой руки к губам, после чего кивнула на дверь, из щели в которой пробивался тонкий лучик света. Тэйлос понял, что от него требуют, и осторожно повернул ручку.

Его сразу же оглушило обилие звуков: смех и голоса, рёв паровых двигателей, хлопки… Глаза ослепило солнечным полуднем. Глория растворилась в этом свете, хотя Тэйлос ощущал её присутствие, едва заметное прикосновение к запястью.

Немногим позже догнало осознание — он оказался на арене, как раз перед началом гонок. Люди расселись на трибунах, туда-сюда сновали подавальщики с напитками и закусками, по нижним рядам бегали мальчишки с хот-догами и свежими газетами.

Тэйлос некоторое время — не больше мгновения — стоял на сером песке, а потом перенёсся в ложу, где никого пока не было. Отсюда открывался прекрасный вид на всех зрителей и на всю трассу, где парамобили уже выстроились на старте — кто-то из гонщиков заботливо протирал лобовое стекло ветошью, кто-то осматривал и прощупывал колёса, придирчиво проверяя, насколько они накачаны.

Глории не было видно, и её незримое участие исчезло, не показывался и Грэйс.

Рассудив, что ему остаётся только смотреть и ждать, Тэйлос, усевшись в одно из обитых кожей кресел, положил руки на бортик балкона и стал разглядывать толпу и арену методично и придирчиво, стараясь не упустить ни малейшей детали и запомнить всё, что только возможно. Раздался свисток, и участники гонки заняли свои места.

В тот же самый миг позади Тэйлоса распахнулась дверь. Громко смеясь, в ложу вошёл сам Грэйс. Он вёл за руку Глорию, и помимо неё вошли ещё двое мужчин. Удивительно, но никто из них не заметил Тэйлоса. Возможно, для них, являвшихся лишь тенями и воспоминаниями, и он сам тоже был тенью, сгустком тумана, от которого легко отмахнуться.

— Они не начнут без моего приказа, — пояснил Грэйс, усаживаясь и похлопывая по коленям, словно приглашал. Глория посомневалась, но всё-таки села, и Тэйлос вспомнил, как она рассказывала, что мать учила её соответствовать желаниям взрослых мужчин и вести себя мило. Его передёрнуло, а Грэйс тем временем продолжил: — Так о чём мы говорили?

— Ты занялся развлечениями, — осуждающе произнёс один из мужчин. — Где былой размах, Сигил?

«Сигил?!» — поразился Тэйлос. Почему-то он и представить себе не мог, что у Грэйса может быть ещё одно имя.

— Абрахам, — скрупулёзно поправил его Грэйс. — И поверь, это развлечение раскрывает каждого, точно он — переспелый орех. Взгляни-ка! — Он подхватил Глорию под мышки — точно куклу — и поставил на бортик. По лицу девочки было непонятно, нравится ей это или нет, страх смешался с восторгом и удивлением.

Тут же раздался второй свисток, заревели двигатели, согреваясь и готовясь к настоящему старту.

— Махни им, дорогая.

Глория выудила из кармашка белоснежный платок — как будто делала это прежде не раз — и махнула им со всей серьёзностью и грацией, на какие была способна.

Наблюдающие молчали, и в этом чудилось недоверие и осуждение, но Грэйс довольно улыбался, точно всё шло по плану.

— Всё очень просто, — сказал он. — Пока они смотрят сюда, они ничего другого не видят…

И в этот момент он толкнул Глорию в спину.

Девочка неловко взмахнула руками, но не смогла поймать равновесия, не удержалась на бортике и рухнула вниз. Её крик перекрыло визжание и грохот носящихся по арене паромобилей.

Тэйлос подскочил в тщетной попытке поймать, но Глория уже была внизу, лежала на первых рядах, среди скамеек, и зрители отодвигались от её распростёртого тела, не переставая следить за паромобилями, а кое-кто брезгливо вытирал кровь со щеки, даже привстав, чтобы увидеть, как окончится заезд.

Изломанной куклой Глория оказалась никому не нужна.

— Заберите её, — кивнул Грэйс. — Нужны другие?

— Такой жертвы хватит. На некоторое время, — задумчиво протянул один из мужчин, но второй тут же заметил:

— Я понял твою идею, но дети — совсем не сытная еда, ты и сам это знаешь.

Они рассмеялись так жутко и страшно, оскалили слишком ровные и белые зубы, что Тэйлос, едва оторвавший взгляд от Глории, чьи глаза слепо уставились в небо, посмотрел на них пристальнее и угадал в лицах нечеловеческие черты. Ему показалось — они надели тела, как костюмы, но сами по себе никогда не были людьми.

— Помни, чему ты служишь, — добавил первый. И они покинули ложу.

Грэйс перестал улыбаться и нервно глянул на свои ладони. Тэйлос тоже присмотрелся, желая понять, как именно тот связан с этими существами и является ли человеком сам.

— Цена растёт, — Грэйс сжал кулаки, будто скрывая от него что-то или сжимая тончайшую нить. В солнечном свете его пальцы выглядели странно, ногти пожелтели, казалось, они принадлежат мужчине, который много старше, будто кто-то приставил к его запястьям чужие ладони.

Тэйлос поёжился, и в ту же секунду мир вокруг стал меркнуть. Звуки и голоса зазвучали глуше, тьма накатила волной, и некоторое время он то ли стоял, то ли висел в полной пустоте, а затем дёрнулся и проснулся.

Оказалось, Дэвид трогает его за плечо.

— Что тебе снилось? — спросил он, и то, как он сощурился, выдавало затаённое волнение.

— Она… она рассказала… показала, — Тэйлос прикрыл веки, стараясь выровнять дыхание. Его неожиданно замутило, всё тело выворачивало болью. — Странно, — вырвалось, и он сам не понял, описал ли так своё состояние или то, что увидел.

— Что ты узнал? — оживился Дэвид.

— Не знаю, как объяснить, — Тэйлос взглянул на печатную машинку. Она показалась надёжной, подчёркнуто материальной, весомой. Такой, что за неё можно было уцепиться и не утонуть в лихорадочных мыслях и странных видениях. — Попробую написать, — решил он. Так почему-то было намного легче.

* * *

Забыв о недописанной заметке, Тэйлос выпечатывал слово за словом, а Дэвид нетерпеливо перехватывал каждую новую страницу, чтобы как можно скорее погрузиться в историю Глории. Когда же с последней было покончено, он перевёл взгляд на уставшего Тэйлоса. В глазах его крылось нечто странное. Таким Энрайза Тэйлос прежде не видел.

Поставив на стол недопитую чашку с горчащим чаем — кажется, туда были добавлены какие-то травы, Тэйлос не вникал, он спросил:

— Что?

— Значит, Сигил? — Энрайз вздохнул и потёр переносицу таким усталым жестом, что Тэйлос заподозрил — это имя хорошо ему известно. — Ты уверен, что услышал именно это?

— Совершенно уверен, — Тэйлос и сейчас слышал, как оно было произнесено, звучание навечно отпечаталось в памяти. Он только не мог взять в толк почему. — Что с ним не так?

— Видишь ли… — Дэвид посмотрел на последнюю страницу, и Тэйлос почувствовал, как в нём борется желание открыть некую тайну и придержать её до лучших времён. — Мне нужно навести справки, чтобы быть полностью уверенным, — тайна всё-таки победила. — Если я правильно понимаю, не всё прошло гладко, раз уж дух Глории — здесь.

— То есть?..

Дэвид некоторое время молчал, словно то, что он собирался — или не желал — объяснять — было знанием, простым людям недоступным. В нём боролось желание высказаться и необходимость сохранять секретность. Но наконец он глубоко вздохнул.

— Запомни, это вовсе… не умозрительная модель, не метафизическая теория, — предупредил он. — То, что я расскажу… подтверждается практически, — он дождался, чтобы Тэйлос кивнул. — Если Грэйс отдал Глорию в жертву, душа должна была попасть в вечное рабство. Но совершенно очевидно, что Глория избежала подобной участи, иначе призрак не сумел бы дозваться тебя. Однако и Грэйс живёт и здравствует, даже… переживает о своём поступке? Нет, — тут Дэвид остановил себя, — не переживает. Ты сделал вывод, опираясь на самого себя, а твоя душа, Тэйлос… чиста, тебе не близко то, чем живёт Грэйс, — он поднялся и принялся ходить по комнате туда-сюда. — Совсем не переживания влекут его к могиле, а нечто другое. Это имя… — он замер и на миг сжал кулак.

Тэйлос чувствовал себя очень уставшим и вымотанным, у него не было сил настаивать, хотя он видел, что Энрайз не спешит делиться всем, что знает. Солнце ещё не думало садиться, очередной — быть может, последний — солнечный и даже жаркий день не собирался заканчиваться, а ему хотелось, чтобы все оставили его и дали выспаться как следует. Рассеянно допив чай, Тэйлос вдруг услышал, что Дэвид шепчет себе под нос:

— Наверняка Грэйс задумается, кто приходил на могилу. Но сумеет ли он выйти на нас?.. Или для него не секрет, что я…

Тэйлос не вникал в его слова. Узнав то, к чему стремился, он резко охладел к чужим тайнам. Смерть маленькой Глории так и стояла перед глазами, в ушах звенели странные, почти нечеловеческие голоса, вспоминались руки Грэйса с жёлтыми плотными ногтями, какие бывают только у древних стариков. И ничто из этого нисколько не привлекало и не подталкивало сейчас же находить ответы.

Тэйлос вспомнил, что в тот день, когда он пытался вернуть деньги, ногти Грэйса были совершенно нормальными. Так что же тогда он видел?

— Может, это всего лишь сон? — предположил он. — Может, моё сознание создало причудливую картину на основе слов Глории? Или, что хуже, я и не слишал никакого голоса, а просто помешался? — объяснение было ничем не хуже любого другого. К тому же Тэйлос ещё помнил курс психиатрии, где нудный лектор расписывал, как много иллюзий расцветает на почве из самообмана, как сны воссоздают реальность в причудливых вариациях, пугая того, к кому приходят. Вспомнилась даже фраза: «…И нет ничего удивительного в том, чтобы увидеть недавно умерших во сне, это не есть послание с того света. Игра сознания, не более, ведь ваш мозг старается уложить на полках памяти каждое мгновение, заставляя вас переживать их снова — во время сновидений».

— Совершенно исключено, — прервал его размышления Дэвид, качнув головой, и вид у него был такой, что нельзя было не поверить. — Это был голос Глории.

— Откуда тебе знать? — Тэйлос потёр лицо. — Разве не может ребёнок преувеличить то, что видел? Можно ли доверять таким воспоминаниям?

— Призраки, друг мой, совсем не умеют лгать, — ответил Энрайз и поморщился, словно вспомнил о чём-то неприятном. — В отличие от других странных существ, с которыми, я надеюсь, тебе не придётся столкнуться. В Кэсендии, например, общение с духами и призраками возведено в ранг искусства, никто не страшится его и не признаёт за лженауку, как здесь. Я научился там многим любопытным вещам. В Экрандо и вовсе не существует понятия призрак, они зовут это «незримый человек» и объясняют, что духи могут быть активнее живых. Они наделяют их обязанностями, и, представь себе, эти обязанности действительно кто-то исполняет… — поймав взгляд Тэйлоса, Дэвид резко замолчал и чуть улыбнулся. — Прости, я увлёкся. Так вот, совершенно точно известно, что призраки не могут солгать, особенно медиуму. Ложь — удел живых душ, а не перешедших порог смерти.

— Для ребёнка преувеличение не становится ложью, — попытался объяснить Тэйлос, вспоминая некогда вызубренные лекции. — Глория могла… не разобраться в том, что видела и слышала, а живое воображение довершило дело. И эти… непонятные люди могли быть обычными, а фантазия превратила их в гротескных страшилищ.

— Ты всё ещё считаешь её ребёнком, но она больше не дитя, — пояснил Дэвид, остановившись у окна. Солнце вызолотило его кожу, и Тэйлос вздрогнул от контраста этого лёгкого света и слов, которые срывались с губ его старого знакомого: — Соприкоснувшись со смертью, дух обретает целостность, Глория теперь знает больше, чем ты или я, даже если сохранила игривый характер. Она намного мудрее нас обоих.

— Занятно, — Тэйлос коснулся виска, где расцветал цветок головной боли, он почти не поверил в эти слова, но возразить было нечего. — Значит, мы имеем дело с чудовищами в человечьем обличии, с человеком, заключившим с ними сделку. Да поможет нам Светозарный и убережёт от Хаоса…

— Светозарный нам не помощник, — отмахнулся Дэвид, — нам нужна наука, пусть и пограничная, — он развернулся на каблуках. — Пожалуй, мне стоит воспользоваться телеграфом.

— С кем ты собираешься связаться?

— О, с самым лучшим специалистом в этой области. Возможно, нам даже потребуется вызвать его сюда. Надеюсь, рейсовый дирижабль тут имеется. Мне нужно идти, друг мой, — и Энрайз кивнул на рабочий стол. — Тебе же пора закончить заметку и отнести её в редакцию.

Тэйлос нехотя кивнул, и Энрайз, снова мимолётно улыбнувшись, вышел, оставив его наедине с работой.

Часть 9

Тэйлос понимал — Дэвид прав. Пора закончить несколько дел, а главное, дать себе хоть немного времени, отдохнуть после изматывающих дней. Как только Энрайз ушёл, в комнате словно стало пусто, и на миг показалось — всё, что произошло, только плод воображения, не больше.

Вместо того, чтобы заняться заметками, Тэйлос с опаской взял увесистую пачку страниц со стола. Читать их прямо сейчас он, конечно, не собирался, но нужно было найти им лучшее место. Тэйлос вспомнил о пустой папке, которую давно собирался занять рукописью… ведь на самом деле Дэвид был прав, ему очень хотелось написать роман. Что ж, возможно, единственной книгой, которую он когда-либо напишет, и будет история Глории — трагическая гибель ребёнка в самый разгар взрослых игр. Интересно, почему об этом не было статей? И где находилась мать Глории, неужели она, пусть и почти лишённая материнского инстинкта, не потребовала объяснений от Грэйса? И разве от неё не потребовали объяснений в приюте?..

Тэйлос нахмурился, внезапно осознав, сколько возможных ниточек можно найти, если хоть на секунду отвлечься от мистической составляющей произошедшего. Он тут же отложил и папку, и рукопись и сел за стол, где выхватил из стопки одну из записных книжек. Быстро — почти стенографируя — он начал записывать все пришедшие на ум соображения, заодно прикидывая, куда и к кому следует обратиться, чтобы найти нужную информацию. Конечно, сперва он посетит архив, поболтает с приятелем — Майк вряд ли откажет ему теперь, особенно если подбросить пару интересных фактов. Нужно будет навестить и приют, только стоит изобрести название для статьи…

Сон как рукой сняло, Тэйлос вновь переполнился силами и идеями, хоть на этот раз призрак и не стоял у него за плечом. Однако он осадил себя. Нельзя было позволить внезапно вспыхнувшему энтузиазму выжать его досуха. Это коварное состояние! Тэйлос прекрасно знал, чем оно обычно заканчивается. Нужно действовать размеренно и не забывать об отдыхе, а в последние дни он и так изрядно измотался.

Потому он оглядел комнату, всё-таки сложил листы в папку и надёжно спрятал её в личный тайник, а затем только решил пройтись — до ближайшего ресторанчика, чтобы пообедать, а на обратном пути завернуть к Майку в архив — занести булочек и сообщить, что в ближайшие дни зайдёт поизучать информацию.

* * *

Дэвид появился только на следующий день, во второй его половине, когда предзакатный свет рассеянно скользил по конькам крыш и лениво стекал на тротуары, навевая ностальгические размышления. Вечер заводился неспешно, и потому сразу бросалась в глаза некоторая нервозность Энрайза — было ясно, что он пока не получил никаких сведений, и это его несколько расстроило. Тэйлос не решился расспрашивать, терпеливо ожидая, когда Дэвид сам решится начать разговор. Вскоре так и случилось — после чашки крепкого чая, которую он пил с ожесточённой сосредоточенностью, тот заговорил:

— Ничего определённого, не могу тебя порадовать, — он вздохнул. — Но история вырисовывается очень интересная.

— И когда что-нибудь прояснится? — Тэйлос чувствовал, Дэвид ждёт этого вопроса, и не спешил раскрывать собственные соображения.

— Дирижабль прибывает послезавтра. Мы встретимся с величайшим умом нашего века, — усмехнулся Дэвид. — Возможно, ты будешь удивлён, да…

— Кто же это? — Тэйлос чуть поднял одну бровь. Когда-то, ещё во времена их переписки, Энрайз действительно упоминал немало имён, отзываясь положительно или негативно о чужих способностях. Тэйлос ждал, что на этот раз он познакомится с кем-то, о ком уже слышал. Но Дэвид загадочно усмехнулся. Тайна, которую он так тщательно охранял, словно вернула ему спокойствие.

— Позволь, я сделаю тебе сюрприз?

Тэйлосу оставалось только пожать плечами. Он постучал пальцем по кожаному переплёту, привлекая внимание, и когда Дэвид чуть кивнул, открыл записную книжку. Опираясь на пометки, он начал рассказывать, что успел узнать в архиве:

— Мы просмотрели далеко не все документы, но о падении Глории нигде не сказано ни слова. Точно этого и не случалось никогда. Врач, выдававший свидетельство о смерти, поставил ей «остановку сердца в результате множественных травм». В приюте не задавали лишних вопросов. Её мать тоже никак себя не проявила. Я проверю архив газеты — в издательстве — потому что там обычно прикладываются материалы, которые подавались, но были отбракованы и не попали в номер… Быть может, найдётся что-то интересное, — он поднял взгляд от страницы. — Выглядит очень странно, если, как ты говорил, призраки не лгут.

— Значит, Грэйс хорошо себя обезопасил. Наверняка деньги закрыли всем глаза, — Дэвид задумчиво глянул в окно. — Мы можем не найти ничего существенного, если не узнаем, кто именно сидел на тех трибунах.

— Мать Глории исчезла, есть свидетельство о смерти, в котором указана на редкость нелепая причина, — добавил Тэйлос. — Даже и не знаю, можно ли найти сведения о ней. Впрочем, есть ли толк от женщины, которая так пренебрежительно относилась к своему ребёнку?

— Возможно, раз она тоже мертва, — предположил Энрайз. — Если её выгоднее было убить, а не подкупить, что весьма вероятно. Она быстро поняла, что девочка может дать ей дополнительные средства, и вряд ли не осознала, что мёртвой в этом отношении её дочь даже выгоднее, чем живая.

Хищное выражение, на миг отразившееся в лице Дэвида, показалось Тэйлосу незнакомым. Он поспешил одёрнуть его:

— Ты говоришь ужасные вещи, — поморщившись, он задал вопрос: — А может ли Глория знать, мертва её мать или нет, может она помочь… найти и с ней контакт?

— Не так давно ты не стал бы даже думать о таком, да? — Энрайз засмеялся и погрозил ему пальцем. — Теперь ты хочешь посоветоваться с призраком, как будто это привычное дело.

— У меня есть весомое свидетельство, что призрак говорил и весьма охотно, — нахмурился Тэйлос. — Отрицать факты — не в моей привычке. Но ты не ответил.

— Мы можем спросить, — задумчиво произнёс Дэвид, — но получим ли ответ? Нам снова придётся отправиться на кладбище, а значит, нужно подготовить инструменты, — и он поднялся.

* * *

На этот раз Дэвид не потребовал идти на кладбище ночью. Небо зазолотилось, а солнце зависло на ладонь от линии горизонта, с севера поползли тяжёлые тучи, обещая холодный ночной ливень, когда он вернулся к Тэйлосу. Больше они не теряли времени. Улица, ведущая к погосту, была пустынна, никто не видел, как они прошли к кладбищенской ограде. Джонатан подметал главную аллею и едва удостоил их взглядом. Тэйлос лишь улыбнулся — нужно было в следующий раз принести старику что-нибудь сладкое.

Оставив позади калитку, Дэвид уверенно повёл Тэйлоса к могиле Глории, точно теперь знал кладбище не хуже смотрителя. Косые солнечные лучи высвечивали надгробия, позади которых густой чернотой разливались тени. Это было настолько красиво, что Тэйлос едва не забыл, зачем они здесь.

Но вдруг Дэвид остановился и опустился на колени, поставив небольшой саквояж прямо в уже немного пожухлую траву. Тэйлос увидел знакомый камень и тоже опустился рядом.

— Что нужно делать? — спросил он, почему-то переходя на шёпот. Порыв ветра неодобрительно прошелестел травой, словно укоряя за то, что они нарушают покой мёртвых непонятными делами.

— Пока только наблюдай, — Энрайз сосредоточенно выставлял у могилы свечи в одному ему известном порядке. — Ты — медиум, сосуд, и дух придёт к тебе и в тебя. Но для этого нужен тот, кто сможет призвать его… На твоё счастье, я именно здесь.

Он мимолётно улыбнулся, но вскоре сосредоточился, и даже лёгкая морщинка пролегла между бровей.

Наблюдать за точными, подчёркнуто аккуратными движениями Дэвида было завораживающе приятно. Вот пять чёрных свечей расположились на могиле как раз в тот миг, когда солнечные лучи померкли. Тэйлос обернулся — на западе высилась огромная туча, в которой, точно в вате, утонуло солнце. Энрайз, не обращая на это внимания, достал изящную подставку для благовоний и установил её чуть в стороне, оценив, видимо, направление ветра.

Закончив с приготовлениями, он поднёс зажигалку к первой свече и что-то прошептал — так тихо, что Тэйлосу не удалось разобрать слов. Одна за другой загорелись все свечи, раскурилась, даря сладкий аромат, палочка, и в ускользающем свете заката от язычков пламени поднялись и протянулись друг к другу тонкие линии, сложившиеся в пентаграмму. Едва заметный, чуть дрожащий рисунок висел в воздухе, подобный паучьей сети, которых так много в сентябре.

Впервые Тэйлос столкнулся с магической энергией вот так запросто. Он принял как должное сны и почти не удивился диктовке Глории, но простая, вероятно, даже иллюзорная фигура заставила его иначе воспринимать мир. Приверженец фактов, он теперь не мог отрицать, что вокруг существует нечто, не объяснённое наукой.

Пока он восхищался и недоумевал, не решаясь задать вопрос, Дэвид взял в руки нож. Светлое и тонкое лезвие сверкнуло в последнем, остром как игла, солнечном луче, словно обагрившись кровью. Закат собирался уступить ночи, и Энрайз выжидал, кисти его были странно напряжены, спину он держал подчёркнуто прямо.

Тэйлос почувствовал, как сознание слегка затуманивается. Возникло небольшое головокружение, во всём теле появилось ощущение лёгкости, а звуки вокруг отдалились, стали смазанными и приглушёнными. Фигура Дэвида, освещённая теперь лишь слабым отблеском свечей, выросла, набралась густой темноты, превращаясь в картонный силуэт, плоский, но угрожающий. Только лезвие ножа в его ладони сияло ярко, словно напитавшись пламени, было слишком настоящим для растекающегося грёзой мира.

Когда Энрайз резким движением рассёк собственную левую ладонь, Тэйлос ощутил неприятную боль, и тут же мир предстал перед ним во всей чёткости и ясности. В голове было столь тихо, точно все мысли, когда-либо там существовавшие, умерли.

Золотые линии пентаграммы, что всё ещё висели над свечами, окрасились алым, поймав в себя все до единой капельки крови. Дэвид не озаботился раненой кистью, а внимательно смотрел на огонь, будто ожидал знака. Тэйлос снова увидел его лицо и впервые отчего-то решил, что его друг — невероятно хорош собой. Мысль словно принадлежала не ему, а пришла извне, чтобы смутить его.

— Здесь, — отозвался, стирая неподходящие размышления, казалось, весь мир разом. И из земли, прорастая сквозь пентаграмму, поднялась девочка. Взгляд её внезапно тёмных и внимательных глаз был слишком тяжёлым для ребёнка столь юных лет.

— Глория, — мягко улыбнулся Дэвид, и Тэйлос увидел, как дрогнули в ответной улыбке губы девочки, но понял, что улыбается сам, что его собственный рот теперь ожил и из него доносятся слова, сказанные совсем не его голосом. Удивительно, но он даже чувствовал, что его голосовые связки ничуть не двигаются.

— Зачем ты позвал меня?

— Ты многое рассказала нам, — Дэвид говорил подчёркнуто спокойно и медленно, звучание его голоса растекалось в послезакатном сумраке. — Но у нас есть один вопрос.

— Я слушаю.

— Где твоя мать, Глория?

Призрак качнул головой, оглядел кладбище с внезапным интересом. Лицо девочки стало задумчивым, точно она никак не могла чего-то рассмотреть.

— Она не жива, — ответ пришёл не сразу, и в нём чувствовалась неуверенность. — Но она не мертва.

Дэвид нахмурился, словно силился выбрать слова для нового вопроса, но Тэйлос уже чувствовал, что задать его невозможно. Связь между ним и призраком нарушилась, отозвавшись дрожью во всём теле.

Глория уходила.

— Освободи меня, — шепнула она на прощанье. — Разве ты не обещал мне?

Тут же рассыпалась пентаграмма, свечи превратились в жалкие потёки воска. Мрак расползался вокруг, и только светлая полоса на западе подсказывала, что солнце село не так давно.

Тэйлос тяжело опустился на землю, хотя не сумел вспомнить, когда именно встал, голова кружилась, виски наполнялись свинцовой болью, а во рту пересохло. Напротив него Дэвид старательно перетягивал кисть, бинтуя рану.

— Не жива и не мертва, — наконец-то к Тэйлосу вернулся собственный голос. Он поднял взгляд на Энрайза. — Понимаешь, что это значит?

Дэвид хмыкнул и принялся собирать вещи.

— Мы нашли, кем заменил девочку Грэйс, — только и сказал он. Тэйлос хотел бы узнать больше, но по лицу Энрайза было видно — он не стремится поделиться своими знаниями. — Выпей, — он протянул ему фляжку. — Не торопись, захлебнёшься.

Обжигающая и горькая жидкость, не похожая ни на какой известный Тэйлосу алкоголь, принесла облегчение. От головокружения не осталось и следа, и даже зарождавшаяся головная боль отступила. Он помог Дэвиду навести порядок на могиле. В считанные минуты всё было закончено, и они неспешно вышли к центральной аллее. Кладбище безмолвствовало, улёгся даже ветер.

У выхода их поджидал Джонатан. Опираясь на верную метлу, он смотрелся гротескным памятником, внезапно ожившим в сиреневых сумерках. Тэйлос кивнул ему, не думая, что старик заведёт разговор, но тот прищурился и заметил:

— Грэйс знает, что вы там были. Он стал реже приходить сюда, точно чего-то опасается, да только вы должны понимать — он не из тех людей, которые любят чего-то опасаться.

— Мы понимаем, — вмешался Дэвид, не дав Тэйлосу ответить. — Не беспокойся о нашей безопасности.

— Не прими близко к сердцу, парень, но тебя я и знать не знаю, а вот Тэйлос мне не чужой. Ты уж постарайся в своих играх не зайти чересчур далеко, — теперь он говорил только с Тэйлосом, и в голосе звучала неподдельная забота. — Поберегись. Это опасный зверь, не тебе с ним тягаться.

— У Глории ведь была мать, — сказал Тэйлос, больше желая отвлечь Джонатана, чем рассчитывая узнать что-то новое. — Разве она не похоронена тут же?

— А разве она умерла? — Джонатан почесал подбородок. — Говорил же тебе, я ничего не знаю о ней и никогда её не видел.

— Хорошо, — Тэйлос решил, что задаст тот же вопрос позже, возможно, без Дэвида, потому что тогда будет проще найти подход к старику, который Энрайза отчего-то невзлюбил. Конечно, Джонатан не раз упоминал, что не знает о матери Глории ничего конкретного, но если назвать ему имя, он может вспомнить могилу.

Они покинули кладбище, когда начал накрапывать дождь. Редкие фонари едва освещали улицу, и казалось, что она напиталась влагой и дышит сыростью. Тэйлос поёжился, услышав, как Джонатан запирает кладбищенские ворота.

— Не жива и не мертва, — повторил вдруг Дэвид, едва они отошли от ограды. — Думаешь, она всё-таки в могиле?

— Не знаю, но почему бы не проверить? — Тэйлос коротко глянул на него. — Или ты считаешь иначе? Есть иной вариант?

— Начать следует не с кладбища, — Дэвид бросил взгляд на забинтованную кисть. — Здесь есть клиника для душевнобольных?

— Конечно… — ошеломлённо отозвался Тэйлос. Подобная мысль ни за что не пришла бы к нему в голову, но теперь он понимал, что Дэвид прав. Неугодную женщину, что могла бы назвать Грэйса убийцей, легко упечь как сумасшедшую, когда в кармане не переводятся деньги.

— Вот куда наведаемся завтра, — Энрайз бодро зашагал к его дому.

Тэйлос думал, что Дэвид не станет подниматься к нему в квартиру — ведь они будто бы закончили все дела на сегодня, но Энрайз не изъявил желания возвращаться в гостиницу.

— Напомни мне, — сказал он, когда Тэйлос начал подниматься по лестнице, — куда подевались амулеты, что я делал для тебя?

Ещё когда они учились в университете, Дэвид порой преподносил Тэйлосу странные подарки — то ли чтобы доказать дружеское расположение, то ли просто в шутку. Тэйлос не придавал им особенного значения, хотя принимал и сохранял их. Сейчас они лежали в том самом тайнике — больше, конечно, в память о дружбе, чем из понимания истинной ценности.

— Они целы, если ты об этом, — недоумённо протянул он, впуская Дэвида в квартиру. — А в чём дело?

— Ты их не используешь? — Дэвид задал вопрос тем же тоном, но взгляд его был пронизывающим и странным.

Подарки тогда напоминали замысловатое ухаживание, но, собственно, Тэйлосу и в голову бы не пришло, что необычные подвесы, которые Дэвид передавал ему, действительно являются амулетами.

— А как их использовать? — оторопел он, чувствуя, как от него что-то ускользает. — Я полагал, что это… безделушки? Пусть красивые и, вероятно, дорогие.

— Стал бы я делать бессмысленные подарки, как думаешь? Тем более что ты никогда не пытался… принарядиться и не был склонен носить украшения, — всё-таки подобрал он слова. — Так где они сейчас?

Тэйлос вздохнул и подошёл к стеллажу. Тайник достался ему в наследство от предыдущего обитателя квартиры. Он нашёл его совершенно случайно — как раз когда решил, что пора увеличить количество книжных полок и обновить стены. Теперь ему пришлось снять книги и с помощью ножа отодвинуть фанерный лист, за которым скрывалась металлическая дверца — замок в ней пришлось заменять, прошлый был сломан, и ключ теперь Тэйлос носил на тонкой цепочке, глубоко под рубашкой.

Возможно, стоило бы и от Дэвида скрыть местоположение тайника, но в тот момент Тэйлос ни о чём таком не задумался. Открыв дверцу, он отставил в сторону папку с рукописью и вытащил шкатулку.

— Здесь, — сказал он, поворачиваясь.

Подарки Дэвида он содержал в исключительном порядке, у каждого амулета был бархатный мешочек, и все они, аккуратно уложенные в шкатулку, внезапно напомнили Тэйлосу о студенческих годах. Он с удовольствием поперекладывал бы их сейчас, чтобы вновь окунуться в годы, наполненные познанием и новыми знакомствами, но ностальгический порыв пришлось сдержать.

Дэвид принял шкатулку из его рук, никак не прокомментировав увиденное. Он поставил её на стул и принялся с задумчивым видом перебирать мешочки, иногда доставая некоторые и заглядывая в них. Лишь через несколько минут он всё же остановил свой выбор на изящной подвеске с тёмным тяжёлым камнем, похожим на слезу, и повернулся к Тэйлосу.

— Приятно видеть, что ты все сохранил, — сказал он, улыбнувшись. — Правда, мне придётся взять их и… обновить — прошло слишком много времени, от многих сейчас уже не будет никакого прока. Но этот нам подойдёт, — и Дэвид, приблизившись, аккуратно приколол его изнутри кармана рубашки Тэйлоса.

— Что это значит? — спросил он, внезапно ощутив волну спокойствия, которая словно растекалась из амулета. Камень, который должен был оставаться холодным, показался почти раскалённым.

— Он не помешает слушать призраков, но оградит от навязчивости живых, — Дэвид снова вернулся к шкатулке, продолжая объяснять: — Твой дар пробуждается, и ты наиболее восприимчив ко всему вокруг. Потому попасть под воздействие не только пересёкших границу жизни и смерти, но и настойчиво интересующихся тобой особенно легко. Это станет твоей защитой.

— Ты о Грэйсе? — Тэйлос накрыл амулет ладонью. — Думаешь, это может как-то помочь?

— Боюсь, что именно Грейсу он не помешает, — Дэвид качнул головой и неожиданно резко разорвал нить, скрепляющую другой амулет, отчего камни рассыпались по бархату, которым была обита внутренняя поверхность крышки шкатулки. — Нет, я говорю о людях — как там его, твой коллега?.. Он слишком заинтересовался событиями, случающимися вокруг тебя и тобой самим. Даже успел оставить у тебя занятную вещицу, — и, хмыкнув, Энрайз запустил ладонь в карман пальто, а затем показал Тэйлосу иглу, воткнутую в грязный узелок. Тэйлос удивлённо протянул руку, но Дэвид качнул головой. — Не стоит, — и снова спрятал узел в карман. — Это, в сущности, почти безобидная штука. Помогает расположить к себе, вызвать доверие. Выполнено явно не в первый раз, так что я бы поставил на то, что твой знакомый привык пользоваться такими вещами.

— Зачем ему моё расположение? Мы никогда и не враждовали, — Тэйлос сел на кровать, вернулись и головокружение, и головная боль. — Ничего не понимаю. Чего он хотел добиться?

Дэвид пожал плечами, продолжая разбирать амулет.

— Кто знает. Хотел, чтобы ты поделился тем, что знаешь, или напротив — чтобы поверил тому, что он скажет.

И Тэйлос сразу вспомнил о том, как Ринко отзывался о Дэвиде.

— Забавно, — заключил он. — Последний раз Ринко говорил именно о тебе. Но я частично прослушал… — Тэйлос замялся.

— А что именно он говорил? — Дэвид всё-таки коротко глянул на него, а потом принялся раскладывать на столе камни, и бусины, и что-то ещё, тщательно отобранное им. Истерзанный амулет был отложен в сторону.

— Что ты занимаешься неестественной наукой, — и снова Тэйлос замолчал. — Это, в целом, не секрет, да. А ещё… о твоей сердечной привязанности к мужчине. Было что-то ещё, но я не помню — слишком погрузился в свои мысли.

— Что? — Дэвид замер и удивлённо обернулся, но потом качнул головой и вернулся к работе. — А вот это уже интересно, — прокомментировал он через некоторое время.

— Хочешь сказать, что у тебя действительно есть любовник? — Тэйлос даже не понял, отчего это предположение внезапно так его укололо.

— Как, однако, звучит, когда ты произносишь это, — хмыкнул Дэвид, скрепляя между собой два камня. — Нет, любовника у меня нет. Но ты сказал — сердечная привязанность… Впрочем, давнишняя и безответная. Вряд ли подобная болтовня стоит внимания, удивительно только, откуда об этом прознал Ринко — не сказать, чтобы я кому-либо распространялся на этот счёт. А значит… — и, довольно улыбнувшись, он повернулся к Тэйлосу, удерживая в пальцах несколько мелких амулетиков, — кто-то ему подсказал. Кто-то гораздо более сведущий. Использующий для собственных целей… отнюдь не простые способы получения информации.

— Грэйс, — заключил Тэйлос. — Вряд ли Ринко обращался к гадалкам по поводу твоей персоны.

— Или кто-то, у кого есть выход на Грейса, — добавил Дэвид. — Но сейчас важнее подумать о тебе, — и он принялся обходить комнату, тщательно разглядывая углы, тёмные полки, подоконник единственного окна. Тэйлос даже не мог сказать, на чём в итоге Энрайз остановил свой выбор, но когда подошёл к нему снова, его руки были пусты.

Тэйлос внимательно посмотрел на него, пытаясь угадать, что всё-таки скрывалось за словами о сердечной привязанности и как об этом можно было узнать, если Дэвид не делился ни с кем своими переживаниями, но потом отбросил эти мысли. К нему подбиралась усталость, и он уже готов был уснуть даже сидя.

— Ложись, — почувствовал его состояние Дэвид. — Сегодня твои сны будут спокойными и без моего присутствия. Мне тоже нужно отдохнуть. Я зайду утром, — он подхватил шкатулку и вышел, прикрыв за собой дверь.

Тэйлос вздохнул, потому что сразу же почувствовал себя неуютно, но всё же послушался. Приняв душ, он скользнул под одеяло и почти сразу же уснул — будто провалился в тёмный колодец. Никаких видений, голосов и призраков к нему не пришло.

Часть 10

Утром Тэйлос проснулся от звука открывающегося замка и сквозь дрёму даже успел задуматься, кому бы это мог оставить ключ. И внезапное осознание — никому — поразило его настолько, что он подскочил на кровати. В комнату между тем вошёл Дэвид, в руках у него были совсем не ключи, а отмычки.

— Я разбудил тебя? Извини, — сказал он, аккуратно убирая инструменты в футляр. Он ничуть не выглядел виноватым. — Надеялся, что ты спишь крепче, но раз уж проснулся, пойдём завтракать? Кстати, возвращаю твою шкатулку, — и, улыбнувшись, он поставил её на стол.

Тэйлос со вздохом отбросил одеяло. Он подошёл к столу и провёл по шкатулке ладонью и тут же удивлённо обернулся к приятелю.

— Что ты с ней сделал?

— С ней — ничего, — тот опустился на стул и оправил плащ. — Я перезарядил амулеты, некоторые немного усовершенствовал, пустяки, — Дэвид беззаботно качнул головой, словно у него и не было теней под глазами, выдававших, сколько на это на самом деле ушло сил. — Одевайся, я отправился к тебе, даже не выпив кофе, и теперь чувствую настойчивую необходимость подкрепиться.

— Отчего ты не спал? — следы усталости на чересчур довольном и жизнерадостном лице насторожили Тэйлоса. — Разве это было настолько важно? — он подошёл к шкафу и принялся выбирать одежду. — Думаю, у Марты скоро будет открыто, можно надеяться на завтрак.

— Настолько важно, — с нажимом отозвался Дэвид, но тут же его голос стал расслабленным и насмешливым: — Значит, к ней и пойдём.

— Расскажешь мне, что всё-таки значат твои подарки, раз уж мы заговорили о важности? — Тэйлос развернулся, застёгивая свежую рубашку. Дэвид поднялся и, открепив амулет от висевшей здесь же вчерашней, также аккуратно пристроил его на новой.

— Не забывай о нём, — серьёзно сказал он. — А что касается рассказа… Думаю, это подождёт, я предоставлю тебе возможность поисследовать амулеты самостоятельно, — Дэвид улыбнулся, отступая. — В университете я полагал, что исследовательский азарт подстегнёт тебя экспериментировать, но тогда ты, пожалуй, был слишком далёк от этой области. Теперь же она обступила со всех сторон, и тебе не скрыться.

Тэйлос только вздохнул. Дэвид был прав, теперь ему придётся отбрасывать сомнения и погружаться в метафизические концепции, хотя прежде он к этому отнюдь не стремился и отдельные интересы Дэвида находил… вздорными. Что, впрочем, не мешало ему восхищаться умом и безупречной логикой друга.

Сон всё ещё не отступил до конца. Извинившись, Тэйлос ушёл в ванную и долго умывался холодной водой, пока к нему не вернулась ясность сознания. Он уже решил воспользоваться бритвой, но потом отложил её, в сущности, щетина была едва заметна, а вот позавтракать хотелось скорее.

— Идём, — сказал он, останавливаясь в дверях. — Ты хотел сегодня посетить клинику?

— Верно, — Дэвид едва заметно кивнул. — Нас там наверняка ждёт что-то интересное.

* * *

Утро оказалось сырым и промозглым, и ветер рвал с головы цилиндр. Тэйлос украдкой взглянул на невозмутимого Дэвида, казалось, ветер избегает касаться его, лишь изредка чуть дотрагиваясь дуновением его яркого шейного платка. Такая избирательность непогоды отчего-то приносила дурные мысли и портила настроение.

Однако Марта уже открыла свою забегаловку, пусть предложить она могла только бекон и омлет — слишком уж ранним было утро, чтобы у неё нашлось что-то иное. Не имея другого выбора, Тэйлос заказал две порции и кофе, а потом вновь посмотрел на Дэвида.

— Что ты намерен отыскать среди душевнобольных?

— Не что, а кого, — поправил тот, задумчиво вытащив салфетку и начиная складывать её в подобие пятиконечной звезды. — Элизабет Фанси. Глория сказала нам, что её нет ни среди живых, ни среди мёртвых, а застрявшие между мирами зачастую похожи на сумасшедших.

— Но свидетельство о смерти… — Тэйлос оборвал сам себя и потянулся за трубкой, чтобы было чем занять руки. — Впрочем, оно действительно может оказаться поддельным. Ты говорил, что Грэйс нашёл, кем заменить Глорию?

— Скорее всего, ему пришлось искать замену и срочно, а что может быть удобнее, чем мать? Она близка девочке по крови и при этом собиралась шантажировать Грейса, — Дэвид откинулся на спинку стула, на его ладони необыкновенным образом расцвёл бумажный цветок. — Подходящая по всем статьям кандидатура. Правда, не ребёнок, не та чистота души, но, думаю, тут Грейсу не пришлось выбирать.

— Что означает — застрявшие между мирами? — спросил Тэйлос.

В этот момент Марта принесла поднос, и пока она расставляла тарелки, они молчали. Дэвид сделал глоток кофе и одобрительно кивнул ей. Марта нежно улыбнулась и ушла, он же, проводив её взглядом, ответил:

— Те, кто по какой-либо причине потерял душу, но сохранил здоровое тело. Они находятся между миром живых и миром мёртвых, — и он принялся за бекон, как будто бы сказанное не несло в себе ужасающий смысл. Тэйлос оставил трубку в покое, но приступить к еде не смог. Почувствовав его вопросительный взгляд, Дэвид, прожевав кусочек, добавил: — В случае с Элизабет, вероятно, всё обстоит сложнее — её душа, скорее всего, ещё не пропала полностью, но находится у кого-то в залоге.

— У тех существ, — кивнул Тэйлос, пытаясь не слишком глубоко осмыслять малопонятную концепцию. — Кто это может быть, Дэвид? Ты знаешь?

К его удивлению, Энрайз словно замкнулся. Его лицо мгновенно превратилось в нечитаемую маску, и некоторое время он ел, точно не услышал вопроса.

— Пока что не время озвучивать догадки, — наконец он качнул головой. — Сначала мы поговорим с моим другом, который приедет уже завтра. Только после этого можно будет судить, имеют ли под собой реальное основание мои предположения. Но пока мы всё равно заняты ожиданием, посещение клиники может оказаться занимательным и полезным предприятием.

— Если с нами согласятся поговорить, — Тэйлос взял в руку вилку и наколол кусочек бекона. Несмотря на то, что он аппетитно пах и был отлично прожарен, он всё равно вызывал почти физическое отвращение. — Сам знаешь, такие заведения не любят показывать, что таится за их высокими каменными заборами.

— Разве мы станем спрашивать прямо? — улыбнулся Дэвид и чуть подмигнул ему. — Ешь, Тэйлос, силы тебе понадобятся.

Казалось, в его голосе прозвучала чужая интонация, и сразу после того, как он договорил фразу, наваждение схлынуло, и Тэйлос смог насладиться завтраком.

* * *

Тэйлос предложил Дэвиду нанять экипаж: клиника находилась на отшибе, почти что за городской чертой, и была окружена старым садом, скрывавшимся за высоким забором из светлого песчаника. Он был там лишь однажды — по делам газеты — но разговаривал с профессором, исполняющим обязанности главного врача, на подъездной дорожке. Стояло жаркое лето, и настаивать на посещении высящегося за кованной оградой мрачного здания Тэйлос тогда не стал. Теперь же он вспомнил каждое мгновение очень ярко.

Пока двуколка неспешно следовала по пробуждающимся городским улицам, Тэйлос рассказал Дэвиду о той своей поездке и в завершение заметил:

— Профессор Тэйренс не любит гостей.

— Доверься мне, — только и ответил на это Дэвид. Он был подчёркнуто сосредоточен, пристально рассматривал городские улицы, а когда экипаж свернул на дорогу, проходившую мимо скучных заводских стен и пустырей, казалось, подобрался ещё больше.

Тэйлос, прежде не размышлявший об этом, позволил себе допустить мысль, что Дэвид не только умеет использовать магические техники и предметы, но и каким-то образом сам по себе является наполненным неясной силой существом. Если вспомнить их обучение в университете, а затем допустить, что такая догадка имеет под собой основания, многие моменты становились кристально ясны и логичны.

Наконец возница остановился на присыпанной гравием дорожке, и Тэйлосу пришлось оставить бесплодные мысли. Он выглянул, чтобы убедиться — ничего не изменилось, только сырость оставила потёки на каменной ограде, а здание из-за ворот показалось ещё мрачнее. Некогда выкрашенное в жёлтый цвет, оно теперь было скорее грязно-серым, а тёмные окна, наверное, не мыли последние пять лет.

Тэйлос предложил вознице подождать, и тот нехотя согласился, ворча что-то о том, что посещать подобное заведение в здравом уме не стоит. Слушать его они не стали, а, выбравшись из двуколки, подошли к неприметной калитке, спрятавшейся между двумя массивными плитами. Здесь был приделан шнурок, видимо, ведущий к колокольчику. Тэйлос осторожно дёрнул за него, но никакого звука не услышал.

— Возможно, никому и дела нет до посетителей, — предположил он. Неприятное чувство зловещей покинутости окружало и здание, и всю территорию, Тэйлос не мог бы поручиться, что тут вообще кто-нибудь есть.

Дэвид молчал, словно прислушиваясь, прочесть по его лицу, о чём он думает, было невозможно. Тэйлос уже хотел предложить уйти, тем более что возница ворчал всё громче, но тут дверь отворилась и на дорожке появился крупный мужчина в белом халате. Он шёл неспешно и совсем не напоминал врача, скорее, мясника, зачем-то сменившего окровавленный передник на одежду докторов.

— Кто вам нужен? — пророкотал он, подойдя ближе. Тэйлос с неприязнью рассмотрел одутловатое лицо с мелкими глазками, в которых, казалось, навечно застыла злость на весь мир, но не успел ответить — вперёд выступил Дэвид.

— Здравствуйте, — он необычайно вежливо улыбнулся, приподняв шляпу. — Мы к профессору Тэйренсу, приехали из столицы, по научному вопросу. Можете нас проводить?

Тэйлос ожидал грубости, резкого отказа, даже того, что мужчина развернётся и уйдёт, оставив реплику Дэвида без ответа, но тот почти поспешно полез в карман за ключами.

— У вас назначено? — спросил он, но тут же махнул рукой, сам отвечая на это: — Конечно, профессор наверняка ждёт вас. Вы как раз вовремя, он готов выпить утренний кофе на террасе. Пойдёмте.

Такой обходительности от этого субъекта Тэйлос никак не ожидал. Посмотрев на Дэвида, он поёжился, почувствовав неладное, но ни о чём не спросил. Закрыв калитку за ними, мужчина повёл их в обход здания. Окна первого этажа были забраны массивными решётками, проржавевшие водостоки отставали от стен, и казалось, что у здания выросли суставчатые паучьи лапы. За немытыми стёклами Тэйлос заметил силуэты слоняющихся туда-сюда людей, одетых неказисто, в одинаковые серые рубища. Ему на миг стало больно видеть это, но он взял себя в руки.

Повернув за угол, они оказались перед застеклённой террасой, смотрящей на заросший сад. Здесь решёток не было, да и окна оказались начисто вымыты. Невысокое — всего в две ступени — мраморное крыльцо недавно подметали.

Профессор сидел в кресле-качалке у небольшого столика и читал газету. С того дня, как Тэйлос впервые встретился с ним, он ещё сильнее постарел, волосы стали совсем седыми, а глаза словно вовсе утратили цвет, превратившись в водянистые полупрозрачные лужицы, влитые в череп. Тонкие губы презрительно усмехались.

— Кто к нам пожаловал, Джон? — спросил он, не отрываясь от чтения. — Я велел никого не пускать.

— Этих господ вы ждали, — убеждённо проговорил Джон и вышел. Профессор удивлённо глянул ему вслед и опустил газету, рассматривая теперь Дэвида и Тэйлоса с недоумением и даже некоторой брезгливостью.

— Ждал? — проскользнувшее в его голосе выражение внезапно — и чересчур бурно — сменилось радостью. — Ах, ну конечно, ждал. Присаживайтесь! — он кивнул на пару кресел, таящихся в углу.

— Благодарю, — сдержанно отозвался Дэвид, но остался стоять. Он необычайно спокойно и размеренно повёл разговор сначала о вещах как будто бы совсем не имеющих отношения к их визиту. Они с Тэйренсом обменялись мнениями о какой-то недавно прошедшей конференции — и в ходе беседы профессор выдал несколько столь едких реплик о своих коллегах, что Тэйлос с удивлением понял — он ничего не скрывает, говорит так, как действительно думает.

Тот Тэйренс, с которым он сам беседовал в памятный летний день, был скользким и обходительным, и все его слова казались лживыми насквозь, но были пропитаны учтивой вежливостью, лестью и даже самобичеванием. Теперь же все маски точно осыпались, и желчный старик не стеснялся высказаться прямо, ничуть не опасаясь, что его откровения могут принести ему неприятности.

Тэйлос понял и кое-что ещё — даже если Дэвид каким-то образом подготовил этот визит, Тэйренс — тот, которого он знал раньше, — ни за что не стал бы рассказывать подобные вещи. Что-то было не так, но пока что трудно было уловить, в чём причина таких перемен. Дэвид же вёл себя как ни в чём не бывало, продолжая расспросы и постепенно углубляясь всё больше в темы, касающиеся больных, оставшихся на попечении профессора. В какой-то момент Тэйлос осознал, что Тэйренс и не видит его. Даже встречаясь взглядом, он смотрел будто бы насквозь, ничем не выдавая того, что узнаёт его, не стараясь беседовать с ними обоими или вообще признавать присутствие ещё одного человека поблизости. Тэйлос был сродни пустому месту, на которое старик вовсе не собирался обращать внимания.

Разговор длился уже довольно долго, и только сейчас Дэвид сказал:

— К слову о примечательных клинических случаях. Вы ещё помните женщину, ту самую, которая попала к вам шесть лет назад? Почему вы не написали о ней статью, это ведь был бы прорыв!

— Женщину? — сначала словно не понял Тэйренс. — Ах, вы об Элизабет? Какой же тут прорыв… — он покачал головой. — Поначалу, конечно, выглядело многообещающе — она то полностью приходила в себя, то снова становилась абсолютно невосприимчива к внешнему миру. Знаете, такое нетипичное течение болезни, когда сознание ярко борется с иллюзией, навязанной недугом? Но сейчас, увы, — он почти горестно развёл руками. — Она уже несколько лет не встаёт с постели и не реагирует решительно ни на что. Я даже пробовал электрошоковую терапию, всё без толку, — и он потянулся к давно остывшему кофе. — Думаю, скоро она так и скончается, бедняжка, — сожаления в его голосе не было.

— Действительно? — будто бы по-настоящему удивился Дэвид. — Досадно это слышать, — и тут же засобирался. — Знаете, это была потрясающая беседа. К сожалению, нам пора возвращаться.

Тэйренс важно покивал в ответ.

— Я позову Джона, — сказал он. — Нужно будет запереть калитку, — и, поднявшись, медленно прошёл к двери. — Подождите немного.

Тэйлос встал вплотную к Дэвиду и тихо спросил:

— Разве мы не собирались взглянуть на неё, раз уж она здесь?

— Этого не требуется, — также тихо ответил Энрайз. — И с твоей нынешней восприимчивостью последнее место, где тебе нужно быть, — это в обществе душевнобольных. Любое прикосновение может спровоцировать контакт с тем, что попробует обрести через тебя голос. Мы не можем так рисковать. Я достаточно услышал и увидел отсюда.

Тэйлос хотел уточнить, что именно может ему угрожать и что там удалось узнать Дэвиду, но тут вернулся Джон и, улыбаясь, кивнул им.

— Что ж, — сказал он. — Профессор просил проводить вас. Он был рад разговору. Нечасто появляются люди, которые столь ему близки и при этом — настолько приятны в общении.

И снова Дэвид удивительно вежливо поблагодарил и даже пожал Джону руку — хотя Тэйлос ни за что не пересилил бы собственное отвращение. Они неторопливо прошли через сад, и вскоре калитка за ними захлопнулась. Возница, задремавший на козлах, дёрнул головой и взглянул в их сторону.

— Поехали? — уточнил он, вдруг улыбнувшись.

Заняв место внутри, Тэйлос настороженно посмотрел на Дэвида.

— Что произошло? — спросил он прямо. — Ни Джон, ни Тэйренс не вели себя так, как должны были. Почему?

Дэвид внимательно посмотрел на него, а затем раскрыл ладонь, не сказав ни слова, — Тэйлос безошибочно узнал иглу, которую видел накануне, правда теперь не было странного узелка. Сталь искусно оплетала толстая, поблёскивающая в сумраке двуколки зелёная нить, на конце которой был небольшой мутно-белый камушек.

Дэвид подождал, пока Тэйлос рассмотрит амулет, а затем достал плотный футляр и убрал его туда.

— У нашего сегодняшнего визита было несколько целей, — заговорил он наконец. — Да, я хотел узнать про Элизабет, но специально поехал с тобой, чтобы ты мог убедиться, — невинная безделушка, которую оставил у тебя Ринко, в опытных руках может заиграть совсем иначе. Джонатан прав, Грэйс действительно опасный противник. И тебе нельзя пренебрегать собственной безопасностью.

— Вот только я совсем ничего в этом не понимаю, — признал Тэйлос. — Как только ты уедешь, я останусь один на один с этими проблемами.

— Тэйлос, я не уеду, пока буду тебе нужен, — спокойно отозвался Дэвид. — Меня ничто не держало в столице и ничто не влечёт сейчас обратно. Я помогу.

Тэйлоса успокоили эти слова, и он глянул в окно, но там всё ещё тянулись заводские окраины, замусоренные и такие неприглядные, что захотелось тут же отвернуться. Было немного странно не чувствовать зова, не ощущать никакого интереса к словам, и Тэйлос с удивлением осознал, что уже слишком привык к наполненности чужими мыслями.

— Могу ли я найти Элизабет? — спросил он, пока двуколка, покачиваясь, ехала мимо серых стен.

— Слишком опасно, — Дэвид качнул головой. — Мы почти наверняка знаем, что она не вольна быть самой собой, и последнее, что нам нужно, — чтобы ты соприкасался с подобными существами. Они не должны видеть тебя.

— Грэйс назвал меня чующим, — вспомнил Тэйлос. — Разве они не знают от него обо мне? Он запретил мне появляться на его территории.

— Он понял твой дар по-своему, потому и запретил, — Дэвид усмехнулся и тоже взглянул в окно, теперь без той сосредоточенности и интереса, что прежде. — Решил, ты хороший игрок, тот, кто легко заглядывает в будущее и читает вероятности. Но ты не читаешь вероятности, ты читаешь смерть, Тэйлос, а это для него гораздо опаснее.

— Почему же?

— Давай пока оставим этот разговор, — Дэвид вздохнул, и между его бровями наметилась крохотная морщинка. — Действительно, не место, не время, Тэйлос.

Тэйлос не стал настаивать, к тому же они наконец-то въехали на оживлённые улицы.

— Мне нужно дописать и утвердить несколько статей, — вспомнил он, хотя возвращаться к привычной рутине совсем не хотелось. — Тебе стоит отдохнуть. Так что сегодня мы вряд ли будем углубляться в подобные темы.

Дэвид согласно кивнул. По нему действительно было видно, что усталость, накопившаяся за неделю, которую он провел в Фэйтон-сити, берёт верх.

Часть 11

Двуколка остановилась напротив отеля, и Тэйлос решил прогуляться пешком, проводив Дэвида до стеклянных дверей, которые открыл вежливый лакей. Сырость и мрачность этого дня наводили его на печальные размышления, и раньше он бы непременно спустился к кладбищу, но сейчас отчего-то не решился на это, зато забрёл в кондитерскую и купил пирожное. Покрытое шоколадной глазурью, оно напоминало морскую ракушку, и Тэйлос почувствовал отчаянное желание съесть его, хотя раньше не особенно любил сладкое.

Дома он поставил чайник и подошёл к окну, окидывая улицу задумчивым взглядом. В какой-то миг ему вдруг захотелось задёрнуть шторы, пусть ещё было совершенно не время. Поддавшись этому порыву, Тэйлос отвернулся от окна и тогда вспомнил о шкатулке, дожидавшейся его в тайнике. Дэвид просил посмотреть амулеты, и теперь это вызвало настоящий интерес.

Налив себе чаю, взяв ложечку для пирожного, Тэйлос устроился за столом со шкатулкой и открыл её почти с благоговением. Всё так же уложенные в бархатные мешочки, амулеты будто сияли изнутри. Он не мог бы поручиться, что действительно видит их свечение, но в то же время был абсолютно уверен, что ощущения ничуть его не обманывают.

Он вытащил один из амулетов и положил на стол, рассматривая. Синие камни хищно поблёскивали, и Тэйлос, зачерпнув ложечку крема, крепко задумался. Что могло означать причудливое плетение? Почему Дэвид подарил ему эту изящную вещицу? Что она была призвана делать?

Пирожное уже заканчивалось, когда Тэйлос оторвался от созерцания. Он не знал ответов, но совершенно точно успокоился и даже будто напитался силой. Так, один за другим, он изучил каждый амулет, и пусть ничего конкретного не понял, но почувствовал, что все они теперь напитаны живой энергией, которая была как будто бы особенно дружелюбно настроена по отношению к нему. Один из амулетов — подвес на длинном чёрном шнурке — Тэйлос даже надел на себя. Как прежде он не подавил порыва завесить окно, так теперь не хотел отказываться от тёмного камня, приятно захолодившего кожу груди.

Налюбовавшись, он сложил остальные амулеты в мешочки и поставил шкатулку на место, тщательно замаскировав тайник. И едва сделал это, как в дверь постучали. Тэйлосу очень не хотелось открывать, но он всё же пересилил себя. На пороге топтался Ринко и отчего-то вовсе не желал зайти.

— Пообедаем вместе? — предложил он.

— Мне нужно работать, — отмахнулся Тэйлос, испытав внезапно жгучую неприязнь. Он будто посмотрел на Ринко иными глазами, и никакого желания общаться с коллегой у него больше не было.

— А жаль, — усмехнулся тот, на миг его лицо приобрело странное выражение. — Твои материалы ждут в редакции, это правда.

— Буду там сегодня вечером или завтра утром, — Тэйлос был уверен, что ни за что не пойдёт туда в ближайшие пару дней, а статьи отошлёт с мальчишкой — так он уже поступал, и ничего страшного в этом не было.

— Хорошо, там и поговорим, — Ринко чуть качнул головой. — Как твой друг, уже уехал?

— Не стоит твоего внимания, — отрезал Тэйлос. Он никогда прежде не испытывал такого странного чувства — это была не злость и не ярость, не глухое раздражение. Он будто оставался спокоен внутри, но вёл себя неприветливо и резко. Казалось даже, это не он сам, не его нежелание общаться, а нечто ещё.

— Ну, бывай, — Ринко спешно начал спускаться, как будто бы прочитал неприязнь в его лице. Тэйлос закрыл дверь и прислонился к ней спиной. Действовал ли так амулет Дэвида? На помощь пришли другие чары? Он не мог найти ответ сам, но точно был уверен, что Ринко приходил не просто так, а главное — вовсе не по своей воле.

Тэйлос не хотел беспокоить Дэвида, но чем дольше находился один в своей квартире, тем меньше мог работать и тем сильнее было беспокойство. На закате небо очистилось, и сквозь щель между штор упал розоватый луч. Глядя, как в нём танцует пыль, Тэйлос подумал, что больше не может находиться здесь. Ему был необходим Дэвид, точно только в нём он мог найти утешение и поддержку.

Спешно собравшись, Тэйлос, почти не задумавшись о том, что делает, прихватил шкатулку с амулетами и почти бегом направился в отель. Назвав мальчишке за стойкой знакомый номер, он поднялся по лестнице и замер перед дверью, внезапно оробев. Дэвид был слишком уставшим, стоило ли будить его прямо сейчас?.. Тэйлос отошёл к лестнице и заприметил боя, скучавшего на площадке. Идея заказать ужин — и тем самым смягчить возможное недовольство — показалась удачной, Тэйлос тут же подозвал мальчишку и объяснил, что ему нужно.

Теперь он постучал в комнату Дэвида совсем в ином настроении. Тот открыл не сразу, он явно ещё не вставал и был сонным. Тэйлосу даже показалось, что сейчас он выглядит старше своих двадцати семи.

— Проходи, — он отступил, пропуская его в сумрачную комнату — шторы были плотно завешены, мебель тонула в полумраке.

— Скоро принесут ужин, — сообщил Тэйлос, когда Дэвид закрыл за ним дверь и кивнул на кресло, сам устраиваясь на диванчике и потирая лицо ладонями.

— Но тебя привело нечто иное, — предположил он, бросив на него короткий взгляд. Тэйлос едва коснулся амулета через ткань рубашки. — Ты надел другой амулет, — сразу заметил Дэвид этот жест. — Какой?

Поколебавшись из-за внезапно возникшего смущения — столь же иррационального, как беспокойство, пригнавшее его сюда, Тэйлос вытащил из-под рубашки подвес за шнурок и показал, удерживая на ладони. В сумраке комнаты мелкие камни на нём почему-то сияли особенно ярко, точно поймали отражённый луч, а крупный тёмный, напротив, точно излучал темноту.

— Почему именно его? — спросил Дэвид, и сейчас в его голосе не было шутливых ноток или подначки. Он даже будто бы был удивлён.

— Не знаю, — пожал плечами Тэйлос. — Он словно сам попросился в руки, но… я пришёл не из-за него. Ко мне заходил Ринко.

— Твой коллега очень удачно выбирает время — всякий раз появляется, когда меня нет, — заметил Дэвид, откидываясь на спинку дивана.

— Он вёл себя не так, как обычно, — Тэйлос снова спрятал подвес и продолжил, стараясь холодно проанализировать ситуацию, только выходило не слишком хорошо: — Мне показалось, что он боится войти. Мы разговаривали на пороге, и он звал меня прогуляться, слишком быстро закончил разговор. Вот что ещё странно — он спрашивал о тебе. Возможно, это от усталости, но он не произвёл на меня впечатления приятного человека, однако раньше я находил его приятным.

Дэвид слабо улыбнулся.

— Ты всё ещё сомневаешься, но уже знаешь ответ на все свои вопросы.

— Пожалуй, — задумался Тэйлос. Как бы ему сейчас хотелось возразить, отказаться верить в то, что Ринко всего лишь использовал амулет, чтобы нравится ему… Но факты указывали на другое положение вещей. Вздохнув, Тэйлос добавил: — Мне не нравится его интерес к тебе.

— Почему же? — Дэвид внимательно посмотрел на него. — Считаешь, мне что-то угрожает?

Тэйлос пожал плечами. Когда он всматривался вглубь себя, оказывалось, что раздражение вызывали вовсе не распускаемые Ринко слухи — а он был уверен, что тот не держит языка за зубами и горазд придумать что-то неприятное, не мнимая или реально существующая опасность. Внутри него словно поднималась странная ревность — он просто не желал обсуждать друга с кем-то ещё! Можно ли ревновать друзей вот так?

— Не знаю, — сказал он в итоге, потому что Дэвид, казалось, всё ещё ждёт его ответа. — Непонятное чувство. Не желаю, чтобы он соприкасался с тобой или говорил о тебе.

В номер постучали, и Тэйлос облегчённо вздохнул, точно это давало ему возможность не продолжать неприятный разговор. Дэвид поднялся, чтобы принять ужин и вскользь заметил:

— В любом случае это лучше, чем его интерес к тебе.

Пока официант расставлял тарелки, Дэвид зажёг лампы, и комната осветилась, вмиг став намного уютнее. Когда же они снова остались одни, Тэйлос взглянул на Дэвида и сказал:

— Он не смог войти ко мне в квартиру из-за того, что сделал ты?

— Да, — кивнул Дэвид после небольшой паузы. Он прошёл в спальню, но было видно, как он скинул шёлковый халат, в котором был до сих пор, и надел свежую рубашку, аккуратно и неторопливо застёгивая пуговицы. — А значит, его мотивы не чисты.

— Отчего-то я не мог оставаться один, — признался Тэйлос, посчитав, что Дэвид сумеет растолковать это его состояние и не примет его слова за жалобу. — Не хотелось тебя тревожить, но… Кажется, со мной что-то происходит, но я не понимаю что. Ты же как будто бы должен понимать.

— Можешь оставаться у меня, сколько нужно, — отозвался Дэвид и появился из спальни полностью одетым. Он повязывал шейный платок. — Правда, возможно, тебе будет лучше без него… — он подошёл и аккуратно подцепил шнурок амулета, осторожно снимая подвес с его шеи. — Не знаю, почему ты остановил выбор именно на нём, это, пожалуй, наиболее… бесполезный из всех, что есть в твоей шкатулке, — Дэвид мимолётно и тепло улыбнулся. — Всего лишь… выражение моей к тебе приязни, не более.

Тэйлос поймал камень в ладонь и сжал пальцы.

— Хочу его оставить, — сказал он твёрдо. Дэвид вгляделся в его лицо, медля, но потом отпустил подвес и отступил.

— Твоё право.

Они принялись за ужин, и подвес как будто бы оказался забыт. Вкусные блюда отвлекли от непонятных ощущений, и Тэйлос решил заговорить о деле, только когда они перешли к десерту.

— Насколько мне теперь нужно погружаться в метафизику? — спросил он. — Следует почитать какие-то книги, или ты сам расскажешь всё, что мне нужно знать? Как управляться с моим даром?

— Боюсь, без погружения не обойтись, — Дэвид задумчиво качнул головой и отвёл взгляд. — Знаю, ты выстроил свою жизнь иначе, никак не соприкасался с этим и в университете, оставаясь чрезвычайно аккуратным, даже щепетильным в том, чтобы не переступать опасных граней. К сожалению, проснувшийся дар не позволит полумер — ты научишься им управлять или он поглотит тебя.

— Пугающая перспектива, — усмехнулся Тэйлос, отправляя в рот ложку сладкого. — Что, в таком случае, мне следует сделать сейчас?

— Начнём с амулетов, — Дэвид бросил взгляд на шкатулку. — Ты должен научиться их чувствовать — в первую очередь, чтобы начать различать, что именно берёшь в руки и какие вещи тебя окружают. Делать их тебе не придётся — с этим справлюсь и я. Ты медиум, внешний мир для тебя значительно богаче, чем для других, и иногда амулеты будут твоим щитом против всех этих ярких красок.

— И как их чувствовать? — Тэйлос прикоснулся кончиками пальцев к тёмному камню, спрятавшемуся за тонкой тканью рубашки, снова ощутив, как тот будто зовёт или притягивает его. Дэвид словно не заметил его прикосновения и принялся объяснять почти вдохновенно:

— Мы все поначалу совершаем одну и ту же ошибку — пытаемся анализировать, впускаем разум в сферу, где на первый план должны прийти ощущения. Тебе следует отказаться от рационального, но позволить ощущениям родиться внутри свободно, без вмешательства твоего несомненно острого ума. Цветок прячется под землёй, прорастая сквозь неё постепенно, пробиваясь к свету, накапливая силы. Так и чувствование. Оно позволит тебе увидеть, как цветок раскроет лепестки, и только в тот момент сорвать его.

— Интересно, — Тэйлос снова провёл по камню пальцами, на этот раз стремясь отрешиться от голоса собственного разума и прислушаться к иным ощущениям, возникающим где-то на кончиках пальцев, отзывающимся в самых глубинах сердца. Но стоило сосредоточиться — и он услышал внутри себя только тишину — не ту, что никогда не сможет превратиться в чужой голос, но иную, наполненную ожиданием.

— Возможно, если ты попробуешь описать свои впечатления, они станут яснее, — предположил Дэвид. Голос его звучал неожиданно приглушённо. Снова коснувшись камня, Тэйлос вслушался в звенящую тишину, и его окатило волной тепла. Не физическое — камень под пальцами оставался холодным — но совершенно точно существующее, оно не позволяло подобрать слова для описания. Тэйлос только понял, что амулет раскрывается ему… как цветок.

— Я не совсем понимаю… — признался он. И прежде чем Дэвид успел возразить, что ему и не нужно понимать, на губах Тэйлоса ожили странные слова: — Мой дар как-то связан с тобой?

Дэвид сощурился и замер напротив него.

— Неудачный амулет для начала, — пробормотал он. — У нас… ещё будет время поговорить об этом. Главное, я вижу, что у тебя начинает получаться.

Тэйлос отпустил камень — оказалось, он сжал его так сильно, что тот оставил следы на ладони даже через ткань рубашки.

— Будет время поговорить об этом? — уточнил он. — Дэвид, что ты имеешь в виду?

— Взгляни, как поздно, — вместо ответа тот кивнул на шторы — теперь они были открыты. — Ты блуждал в ощущениях очень долго и наверняка устал. Ложись у меня? Я всё равно не усну до утра. Ложись, завтра нас ждёт важная встреча.

Тэйлосу хотелось возразить, но Дэвид был прав — его сморила сонливость. Он послушался и прошёл в спальню. Как он опустился на кровать, он уже не сознавал.

* * *

Вокзал, где приземлялись дирижабли, собирались выстроить в черте города, отчего должны были пострадать бедняцкие кварталы, но в последний момент кто-то напомнил размечтавшимся градостроителям, что дирижабли иногда падают. Опасения, что может начаться пожар, от которого пострадает весь Фэйтон-сити, вынудили заняться строительством на безопасном расстоянии. Конечно, понемногу город разрастался, заполняя пустое пространство, но когда экипаж, в котором Тэйлос и Дэвид направлялись встречать таинственного гостя, ехал мощёной дорогой к месту назначения, по сторонам ещё не возвышалось ни одного мало-мальски приличного строения.

Дэвид без интереса скользил взглядом по чахлым, уже теряющим листву деревцам, иногда загадочно улыбался и пока не ответил ни на один вопрос ничего кроме да или нет. Тэйлос же понимал, что никак не может справиться с неизвестно откуда взявшимся нервным возбуждением. Он жаждал поскорее встретиться с таинственным помощником, узнать его, возможно, именно потому, что Дэвид не захотел объяснить ровным счётом ничего.

Наконец экипаж миновал разросшийся кустарник и выехал на широкую подъездную аллею, в конце которой высилось здание вокзала. Оно было выстроено в форме подковы, больше напоминало диковинную арену, центр которой мог одновременно принять три воздушных корабля. Один воздушный купол уже поднимался над покатой крышей. Оранжевая парусина чуть надувалась и опадала, покачиваясь на осеннем ветру.

— У нас есть ещё время, — заметил Дэвид, когда экипаж остановился. — Почти час.

— Я думал, мы уже опоздали, — кивнул на купол Тэйлос.

— Нет, этот готовится к отлёту.

И действительно, купол начал расти, поднимаясь над вокзалом, а затем показалась и продолговатая сигара кабины. Величественное отбытие завораживало, и Тэйлосу стало совершенно ясно, почему некогда архитектор представил себе воздушный вокзал именно таким.

«Подкова» была развёрнута к подъездной аллее кольцом, а расходящиеся крылья здания смотрели в поле. Дэвид уверенно двинулся к центральному входу, Тэйлосу пришлось поспешить за ним.

В холле было невероятно чисто, свет дробился в тысяче хрустальных подвесок крупной люстры. Дэвид усмехнулся:

— Здесь даже богаче, чем в столице.

Тэйлос пожал плечами. Он никогда не бывал внутри, ему не приходилось путешествовать дирижаблем, так что не с чем было и сравнивать.

— Лучше всего подождать в буфете, — сориентировался Дэвид. — А ещё нужно приобрести… — он огляделся, а затем с улыбкой направился к цветочнице. Лоток со свежими букетами занимал заметное место, юная девушка, продававшая их, сидела рядом, читая газету, но едва заметила покупателя, как тут же вскочила. Тэйлос удивлённо смотрел на то, как Дэвид выбирает корзинку фиалок — небольшую, но очень миленькую, из тех, что дарят подругам, в которых давно и страстно влюблены.

— Хочешь заверить гостя, что снедаем любовной тоской? — спросил он, едва Дэвид отвернулся от цветочницы, удерживая в руках свою покупку.

— О, этого не требуется, — засмеялся тот. Настроение у него, видно, было самое замечательное.

Они успели выпить кофе с булочками, когда под сводами разнеслось объявление о прибытии ещё одного дирижабля. Дэвид оживился ещё больше, хотя казалось, что это почти невозможно, и они проследовали в зал для встречающих. Стена, обращённая к полю, куда садились корабли, была стеклянной, и было видно, как опускается дирижабль, как его швартуют к специальным опорам, а затем подводят деревянный трап. Пассажиры — их было немного, спускались медленно и чинно. В основном это были мужчины, но среди них резко выделялась женщина. Эффектная шляпа с пером и тёмное платье вишнёвого оттенка сразу обратили на себя внимание. Тэйлос смотрел на неё и думал, что это удивительно, как грациозно она может двигаться на столь высоких и тонких каблуках, да ещё и удерживая в руке крупный чемодан из дорогой кожи.

Вот первые прибывшие распахнули стеклянные двери, но Дэвид всё ещё не двинулся вперёд. Тэйлос гадал, кому же он приготовил корзинку с цветами, уже подозревая за этим шутку — должно быть их гость весельчак, если его можно встречать вот так… Но тут порог пересекла та самая дама, и Дэвид громко воскликнул:

— Брун, вот и ты!

Она остановилась в центре зала, опустив чемодан на начищенный, сияющий в солнечном свете пол, поправила шляпку и улыбнулась. Сейчас Тэйлос понял, что она не из красавиц — черты лица слишком резкие, крупный рот, острый нос. Это не делало из неё дурнушку, но она не была миловидной ни в одной своей чёрточке. Тёмные волосы, собранные в красивую косу странного плетения, спускались до середины спины, талию подчёркивал жёсткий кожаный корсет, на котором явственно выделялись ножны с небольшим кинжалом.

— Дэвид, — сказала она, подавая затянутую в перчатку ладонь для рукопожатия, а не поцелуя.

Тот протянул ей в ответ корзинку фиалок. Она усмехнулась лишь половиной рта, тёмные глаза блеснули.

— Знаешь, я ни в грош не ставлю твои чувства, которых на самом деле и не может быть.

— Это напоминание о той вечеринке, Брун, — он усмехнулся, и она тоже засмеялась, а затем посмотрела на Тэйлоса. — А это?..

— Тэйлос, — он с радостью пожал тонкие пальцы, которые казались совсем хрупкими в чёрном шёлке.

— Очень приятно, Дэвид рассказывал о тебе, — Брун ни капли не церемонилась. — Меня зовут Брунхельд, Брунхельд де Стьяно.

— Интересное имя, — Тэйлос не сдержался и подумал было, что это прозвучало бестактно, но Брун только улыбнулась.

— Интересное, я долго его выбирала… Ах да, Дэвид, возьми чемодан, ты знаешь, как с ним обращаться. А ты, — обратилась она к Тэйлосу, — дай опереться, потому что обувь, которая дарит красоту, не создана для прогулок.

Пока они шли к поджидавшему их экипажу, Брунхельд молчала, и Тэйлоса это почему-то удивило, точно женщина должна говорить без умолку. Зато у него была возможность заметить изящное колье, в которое удивительным образом вплетался ряд пентаграмм, браслет, случайно выскользнувший из-под рукава — с чернильно-чёрными камнями, которых он не узнал. Её серьги, тоже с чёрным камнем, чуть покачивались при ходьбе, и Тэйлос подумал, что они, должно быть, невероятно тяжелы.

Дэвид поставил чемодан на землю и распахнул дверцу экипажа. Брун легко скользнула внутрь, отказавшись от чьей-либо помощи. Корзинку с фиалками она пристроила у себя на коленях.

Когда экипаж тронулся, она задорно посмотрела сначала на Дэвида, потом на Тэйлоса и спросила:

— Так в чём же суть, что происходит? Зачем ты позвал меня, Дэвид?

— Здесь очень любопытное дело, — усмехнулся тот. — Но сначала мы пообедаем, и только потом я стану что-то рассказывать.

— Скучный, — она отвернулась к окошку, продемонстрировав изящный профиль, но тут же обернулась. — Может быть, ты расскажешь?

— Пожалуй, Дэвид справится с этим лучше, — Тэйлос замялся. — Произошло слишком много всего…

— Ты — медиум, — она вдруг стала задумчивой, проницательный взгляд точно пронзал. — И не только… В тебе есть что-то ещё.

— Это часть дела, — признал Тэйлос.

Брун тут же улыбнулась и, чуть склонившись, похлопала его по колену.

— Что ж, мы всем этим займёмся. Надо сказать, последние три месяца моя жизнь была очень скучна и однообразна, даже пришлось писать статьи в журналы… Рассуждать о том, чему нужно быть свидетелем, а не почитывать в печати. Я рада, что ты вспомнил обо мне, Дэвид, даже польщена…

— Мне напомнить, что ты лучший специалист этого направления науки, что я знаю? — совершенно серьёзно уточнил тот. — Последние пятнадцать лет слышно только твоё имя.

— Нехорошо указывать даме на возраст, мальчик мой, — она сощурила глаза, и на мгновение Тэйлос увидел в ней очень мудрую и совсем не молодую женщину. Он подавил неуместный вопрос, но Брун, видимо, всё же заметила что-то в его лице, потому что повернулась к окну с усмешкой.

— Молодость быстротечна, если ничего с этим не делать, мальчик мой, — она чуть дёрнула плечом, как будто от холода. — Забавно чувствовать, что кто-то находится ближе к могиле, чем ты, и вовсе не из-за болезни или возраста, а по долгу рождения… Так вот, Тэйлос, — она снова посмотрела на него. — Мне пятьдесят семь.

Нельзя было этому не удивиться, но Тэйлос благоразумно сдержал едва не вырвавшийся из груди возглас. Брун улыбнулась ему и продолжила:

— Каждый из тех, кто задумывался когда-то о мистических учениях, на самом деле искал свой способ бегства от смерти… Или хотя бы от увядания. Трудно сказать, что страшнее, уйти или же увянуть, стать немощным и никому не нужным. И каждый, кто хоть раз заходил достаточно далеко, находил какой-либо ключ, ответ на хотя бы один вопрос. И я, как видишь, тоже нашла… Кое-что, достаточно важное.

Экипаж въехал в город, за окном замелькали низенькие домишки бедного района, стайки чумазых детей бежали вслед за каретой в надежде получить хоть какую-то мелочь. Брун приоткрыла окно и бросила горсть прямо в пыль.

— Собственно, поиски и привели меня сюда. Дэвид знает, чем я интересуюсь… Но об этом мы поговорим позднее. Мне не нужен отдых, но жизненно необходим хороший обед. Желательно прямо в номер.

— Я распорядился, — вмешался Дэвид. — Всё будет, как ты любишь.

— Ты прекрасно воспитан, — засмеялась она.

Дэвид снял номер для Брун в том же отеле, и пока она устраивалась и переодевалась с дороги, они получили возможность обменяться впечатлениями.

— Я полагал, что твой специалист — мужчина, — сказал Тэйлос, пожимая плечами. — Следовало догадаться, что за сюрприз ты имел в виду.

— Брун — лучшая в своём деле, — Дэвид почти мечтательно улыбнулся. — Но я позвал её не только поэтому. Как ты уже понял из её слов — она непосредственно заинтересована в происшедшем. И интерес этот не академического свойства… Это я здесь оказался почти случайно. Но она — идёт по следу.

— Ты же не хочешь сказать, что она каким-то образом связана с Грэйсом? — удивился Тэйлос.

— Я подожду того, что скажет она сама, — Дэвид похлопал его по плечу. — А ей есть что порассказать, поверь. Встретившись с ней впервые, я даже и предположить не мог, что существует человек, настолько разносторонний и полный знаний. У неё потрясающая память…

— Начинаю подозревать, что фиалки действительно говорили о твоих чувствах, — отметил Тэйлос, но Дэвид только отмахнулся.

— Нет-нет, моё восхищение ни капли не связано с душевными терзаниями. Она — мой учитель, мой друг и не более того. А фиалки — наша старая игра, символ, который мы оба понимаем.

— Не расскажешь?

— Может быть когда-нибудь, но не сейчас. Ты должен меня понять, это как пароль, который выдать я могу только тому, кому она позволит.

Тэйлос кивнул. Дэвид выглядел чрезвычайно воодушевлённым, и было понятно, что Брун — по-настоящему важный человек в его жизни.

Часть 12

Деликатный стук в дверь раздался минут через десять, на пороге номера стоял официант. Посмотрев на загромождённый блюдами сервировочный столик, Тэйлос вдруг понял, что тоже не прочь пообедать. Дэвид кивнул на кофейный стол в гостиной номера, а сам отправился в соседний — пригласить Брун. Официант быстро сервировал на троих, позвякивали тарелки и приборы, и в этом почти уютном шуме забывались истинные причины, которые привели Брунхельду в Фэйтон-сити.

Однако они не успели начать обед, как Брун напомнила:

— Что ж, ты упоминал о некоей личности, Дэвид.

— Так и есть, здесь его именуют Грэйсом, но у нас есть весомые подозрения, что это именно тот, кого ты ищешь.

— Любопытно… Значит, он некогда всё-таки пересёк океан… — она положила себе салата. — Очень любопытно, мало кто действительно предполагал такое.

— А где именно о нём было известно раньше? — насторожился Тэйлос.

— О, полную версию истории я расскажу позднее, когда — и если — мы убедимся, что всё именно так. Пока же просто довольствуйся разыгравшимся воображением.

Она засмеялась, улыбнулся и Дэвид.

— Что ж, тогда расскажу тебе нашу часть истории, — начал Дэвид.

Пока он говорил, Тэйлос оказался всего лишь сторонним наблюдателем. Брун изредка кидала на него заинтересованные взгляды, но никак не привлекала к беседе, только хитро улыбалась. Дэвид же увлёкся рассказом, заодно упомянув, что и сам побывал на гонках у Грэйса. Он описал его Брун, и та чуть нахмурилась, точно что-то прикидывала в уме. А история Глории заставила её покачать головой:

— Позже дашь мне прочитать, — сказала она Дэвиду тоном, не терпящим возражений. — Так, значит, дар только открывается, забавно.

— Да, и он довольно требователен, — подтвердил Дэвид.

— Он тебя выбрал, — пожала плечами Брун. — Почему бы ему не быть требовательным, когда ты уже рядом? Ведь ты уже провёл ритуал, Дэвид?

Впервые на памяти Тэйлоса Дэвид потерялся и не нашёл, что сказать. Он какое-то время смотрел на Брун, как будто был поражён её словами, а потом перевёл взгляд на тарелку и, нахмурившись, качнул головой. Тэйлос хотел вмешаться — задать вопрос или ещё каким-то образом отвлечь внимание Брун, но та едко усмехнулась:

— Нельзя быть таким беспечным, Дэвид.

— Я не стану проводить ритуал, не сейчас, — хмуро отрезал он, не поднимая взгляда.

— Это жизненно необходимо вам обоим! — возмутилась она. — Ты уже не мальчишка, что за школьное упрямство в тридцать-то лет! Если медиум сейчас не получит опоры, дар пожрёт его, — она взглянула на Тэйлоса, но спросила у Дэвида: — Ты хоть что-то рассказал ему?

Дэвид подчёркнуто недовольно отложил приборы и промолчал.

— Ты до сих пор ничего не открыл ему? — она тоже отложила нож и вилку. — Но как же тогда получается, что ваша энергия течёт, как ей положено? Вы переспали?

Тэйлос смутился, хотя часть разговора от него ускользала.

— Ну, это уже переходит всякие границы! — Дэвид шумно поднялся.

— Хаос тебя забери, Дэвид, — Брун стукнула ладонью по столу. — Ты не забываешь, с кемразговариваешь? Я вижу тебя, чувствую тебя, ты по-прежнему мой ученик. Усмири свою гордыню и эгоизм! — она перевела дыхание. — Что за уродливая сцена. Если тот, кто обратил внимание на твоего медиума, — Сигил, действительно Сигил, — то ритуал нужно провести как можно скорее. А если девочка — душа, сбежавшая от него и спутавшая ему планы, то дела совсем плохи. Дар пробуждается, эта тварь почует его. Если ты сейчас ничего не сделаешь, Дэвид, то эта сила смелет вас обоих. И я ничем не сумею помочь.

Дэвид смотрел на Брун с совершенно нечитаемым лицом, но потом отложил салфетку, которую до того сжимал в руках.

— Прошу меня извинить, — сказал он тихо и даже слишком спокойно и вышел из номера.

— Так и не изжил эту подростковую привычку, — вздохнула она. — Упрямец… — теперь она посмотрела на Тэйлоса. — Ты чем-то удивлён, мой мальчик?

— Всем, — вздохнул он и не решился что-либо спросить. Брун из импульсивной, разгневанной, отчитывающей оплошавшего ученика мгновенно превратилась в воплощение понимания и спокойствия, и теперь Тэйлос не мог понять, какой её лик более соответствует действительности. К тому же он волновался за Дэвида, но встать из-за стола и пойти за ним было бы дурным тоном.

— Полагаю, Дэвид многое тебе объяснит лично, — она снова принялась за еду. — Времени мало, твой дар, пусть и экранируемый его амулетом, всё равно вызывающе ярок. Скоро к тебе постучатся гости из-за грани, а такие события не оставляют без внимания те, кто охотится за душами. В сущности, им почти безразлично, какую душу ловить — имеющую тело или его утратившую. С первыми немного проще, они глупы, неосмотрительны… Ну ты и сам должен это понимать, раз уж соприкоснулся с историей Глории. Твой дар — как фонарь для бабочек. Заполучив тебя, Сигил сможет добраться и до тех, кто способен сбежать от него. Ему нужны души.

— Зачем? — Тэйлос мало понимал её речь, но всё же надеялся позднее заполнить все белые пятна. Пока он поступал, как следует поступать журналисту, запоминал каждое слово, чтобы разобраться в спокойной обстановке.

— Зачем? Похоже, он заключил с кем-то контракт, — Брун покачала головой. — Опасное дело, но, очевидно, это шаг отчаяния. Должно быть, я близка к своей цели.

Тут она задумчиво коснулась ожерелья, провела по нему пальцами, точно искала там поддержки, и посмотрела на дверь.

— У нас есть ещё добрых полчаса, если не больше. Дэвиду сейчас требуется одиночество, — грустно усмехнулась она.

— Как давно вы знакомы? — Тэйлос понадеялся, что так сумеет разобраться в отношениях, которые связывали Брунхельду и Дэвида.

— Знаю его с восьми лет, — теперь её улыбка стала почти милой, в ней проступили эмоции, которые можно заметить на лицах матерей, что по-настоящему любят своих детей. — Очаровательный ребёнок, который устроил пожар в родовом поместье. Его мать и отец были убеждены, что он — порождение Хаоса. Едва не оставили его в приюте. На счастье в те годы я интересовалась одарёнными детьми. Конечно, у меня не было особого опыта, я и сама ещё училась… Но мой наставник позволил мне принять сироту при живых родителях.

Некоторое время она молчала, точно вспоминала или же выбирала, о чём именно рассказать. Тэйлос не торопил её, глубоко поражённый даже этим скромным фактом.

— Дэвид был упрямым мальчишкой… — продолжила Брун чуть позднее. — Мне пришлось потратить немало сил, чтобы убедить его отца — он вовсе не испорчен демонами Хаоса, а всего лишь одарён сверх меры. Так или иначе, родители не желали видеть его чаще, чем раз в год, и согласились оставить ему наследство только с тем условием, что он окажется идеально воспитан, — она перевела на Тэйлоса печальный взгляд. — Замечал ли ты, что богатые родители зачастую смотрят на ребёнка как на очередную породистую лошадь или собачку на подушечке? Они совершенно не видят в своих детях личность. А у Дэвида очень непростой характер.

Тэйлос только кивнул, не рискуя задавать вопросы или же ещё как-нибудь вмешиваться в монолог Брун.

— Он талантливый маг, — сказала она. — Но этой науки ему было мало, так что в двадцать два он получил моё позволение и уехал учиться в университет. Там вы и познакомились.

— В двадцать два? — Тэйлос удивлённо посмотрел на неё. Казалось, что упомянутое прежде «тридцать лет» всего лишь послышалось ему. — Но…

— Посмотри на меня, сегодня ты уже удивлялся чужому возрасту, — чуть ворчливо отметила Брун. — Вряд ли в ближайшие десять лет он хоть каплю изменится внешне. Если только не займётся наведением чар, — она усмехнулась. — Я много знаю о тебе. Дэвид умеет писать совершенно очаровательные письма. Но кто бы мог подумать, что ты окажешься медиумом. Мне следовало настоять на знакомстве с тобой, быть может, мы обнаружили бы твой дар раньше. Впрочем, всё к лучшему, — и она отставила пустую тарелку.

Тэйлос посмотрел на свою порцию, едва тронутую и уже заметно остывшую, и тоже отодвинул её в сторону.

— Однако меня тревожит, что Дэвид ничего не предпринял на твой счёт, — добавила она, проследив за его немного неловким движением.

— А что он должен был предпринять? — Тэйлос почувствовал себя неуютно. Брун склонила голову к плечу и долго молчала, рассматривая его столь пристально, будто собралась прямо сейчас разобрать на кусочки. В комнате повисло молчание.

Тэйлос, почти не сознавая, что делает, коснулся тёмного камня сквозь ткань рубашки, ища того спокойствия и тепла, что прежде он ему дарил. Если бы была возможность, он сейчас же набил бы трубку и закурил, вот только та осталась в его квартире, совершенно забытая.

Когда же пауза начала затягиваться, дверь открылась и в номер всё-таки вернулся Дэвид. В руках у него была папка — Тэйлос безошибочно узнал ту, что хранила в себе историю Глории, — и упаковка пирожных — к слову, таких же, как то, что он съел перед приходом Ринко вчера.

— Надеюсь, я не сильно задержался, — как ни в чём не бывало, Дэвид прошёл к столу и протянул Брун папку. — Подумал, ты захочешь взглянуть на текст уже сегодня. И… небольшой десерт для вас обоих, — он бросил взгляд на почти нетронутую тарелку Тэйлоса и недовольно нахмурился.

— Благодарю, — Брун смерила его взглядом, но улыбнулась и открыла папку, тут же зашуршав листами. — Весьма любопытно.

Дэвид опустился на своё место и только тогда встретился взглядом с Тэйлосом. Он словно хотел задать вопрос, но тут же отвернулся, с подчёркнутой осторожностью занявшись пирожными — аккуратно выставил их на пустую тарелку, отложил прочь картонную коробку.

— Глория, вероятно, будет просить отпустить её, — заметила Брун, отрываясь от чтения и чуть приподнимая голову.

— Так и есть, — согласился Тэйлос. — Она говорила об этом.

— Если не хотите прослыть вандалами, нам придётся разобраться с контрактом Сигила, — поморщилась в ответ Брун. — Очень неприятное, но захватывающее дельце. За вами следят, Дэвид?

— Да, я уже закрыл квартиру Тэйлоса от неожиданных и неприятных посетителей, — кивнул тот в ответ. — И, наверное, мне пора обосноваться в доме, а не в номере отеля — тут очень неподходящее для серьёзной работы пространство.

— Это верно, — Брун перевернула страницу, продолжая читать. — Вот что, поезжайте-ка на поиски подходящего дома. И, Тэйлос, не хочу показаться тебе совершенно бестактной, но следует хотя бы на время забыть о твоей квартире. Вы должны жить вместе, по крайней мере поначалу. Если, конечно, Дэвид не рискнёт провести ритуал этой же ночью.

— Это… было бы неправильно, и… неудобно, и нет подходящего места, — начал перечислять Дэвид, и с каждым словом его голос становился всё твёрже. В этот раз Брун почему-то не была с ним так же резка, как прежде, только печально посмотрела на него.

— Отправляйтесь, — сказала она спокойно. — Выбери что-нибудь неприметное. И пусть там будет сад. Если окажется, что места достаточно, я даже могу погостить у вас, — она лукаво усмехнулась. — Впрочем, мне подойдёт и гостиница. А твой десерт мы попробуем позднее, когда вы вернётесь.

— Мы постараемся найти что-нибудь, подходящее нам всем, — Дэвид поднялся. Тэйлос кивнул Брун на прощание и последовал за ним.

* * *

Первым делом они заехали на квартиру Тэйлоса — ему нужно было переодеться, на улице ощутимо похолодало. Кроме того, Дэвид, кажется, и сам понимал, что им следует поговорить. Меняя рубашку на более тёплую, Тэйлос спросил, стараясь не поворачиваться к Дэвиду:

— Так сколько тебе лет?

— Тридцать два, — отозвался тот мгновением позже. Он остался стоять у стола, не пожелав опуститься на предложенный Тэйлосом стул.

— Что ж, теперь хотя бы понятно, почему ты всегда казался мне таким недостижимым, — усмехнулся Тэйлос. — Ты ничего не рассказывал о своей семье.

Дэвид вздохнул и снова помедлил, прежде чем объясниться:

— Не мог, таковы были условия, на которых я отправился учиться. Я уехал инкогнито. К тому же… что мне было рассказывать? Прямо заявить, что живу с учителем, который заменяет мне всех родных разом? Не слишком подходящая история для того, кто не терпит чужой жалости.

Услышав горечь в его словах, Тэйлос сделал шаг к нему, будто собирался заключил в объятия, но замер, не понимая, насколько это уместно между ними и сумеет ли такой поступок хотя бы немного усмирить чужую душевную боль.

— Знаю, Брун может показаться… невыносимой, но на самом деле она ничего не говорит и не делает понапрасну. Тяжело признавать, но это так, — Дэвид посмотрел на него, но по его лицу невозможно было понять, заметил ли он неоконченный жест, придал ли ему значение. — Надеюсь, ты не обижаешься на её резкие замечания.

— Неважно, — качнул головой Тэйлос. — Я только хотел бы знать, о каком ритуале вы поспорили? Что значит «медиуму нужна опора»?

Дэвид поморщился, как будто этот вопрос причинил ему куда больше боли, чем воспоминания о лишённом родительского тепла детстве.

— Ритуал, который призван окончательно связать силы мага и медиума. Очень откровенный, — осторожно подобрал он слова. — Я… действительно считаю, что пока не время проводить что-либо подобное.

— Расскажешь в подробностях? — Тэйлос не мог понять его эмоций, ему хотелось понять, что так настораживало Дэвида, но тот как будто бы не собирался просвещать его.

— Не знаю, каких подробностей ты ждёшь, — Дэвид отступил на шаг и не сдержал вздох. — Неправильно так давить на тебя, — пробормотал он. — Я должен буду… — и замолчал.

— Даже если я дам своё согласие? — поинтересовался Тэйлос будничным тоном. Дэвид горько усмехнулся на это.

— Мы оба понимаем — ты не знаешь, на что соглашаешься, — он качнул головой. — Хуже всего, что Брун права, и у нас нет времени.

— Быть может, тогда нужно закончить с этим скорее? — Тэйлос вгляделся Дэвиду в глаза, но тот упрямо сжал губы и отрывисто качнул головой. Тэйлосу ничего не оставалось, как только поменять тему разговора: — Вернёмся к этому позже. Знаю, поблизости сдавался один дом, как раз с садом. Возможно, нам повезёт, и он пока свободен, — он оглядел квартиру. — Признаться, я привык к ней, но… Наверное, действительно пора менять свою жизнь, а раз так, то на обратном пути стоит завернуть и в редакцию.

У него осталось множество незаданных вопросов, но Дэвид явно не был расположен к дальнейшей беседе. Тэйлос надеялся, что их доверие друг к другу вернётся, и тогда он узнает, что именно имела в виду Брун, пока же он собирался оставить в покое все эти размышления и переключиться на действия.

* * *

На Эштон-стрит сдавался дом, и Тэйлос вспомнил о нём сразу, как Брун упомянула, что следует найти уединённое жилище. Постройка была мрачноватой, в редакции не раз публиковали объявление о ней, да только желающий арендовать особняк так и не находился. Окружённый буйно разросшимся садом, этот дом не отличался богатой историей и находился во владении у премилой женщины лет сорока. Однако же архитектор придал ему черты замка, а выбранные для фасада тёмные тона добавили тех самых ноток, что отпугивали практически любых квартиросъёмщиков.

До Эштон-стрит вполне можно было дойти пешком — одним концом она как раз упиралась в идущую перпендикулярно Фергюсон-лейн улочку, чьё название Тэйлос постоянно забывал. Узкая и тёмная, она отличалась тем, что дома здесь подступали чересчур близко, почти соприкасаясь крышами, а все стены были слепыми, как будто ни одно из зданий не хотело видеть, что происходит в полумраке.

В отличие от этого проулка, Эштон-стрит была ухоженной и нарядной. Дома, выстроенные здесь, стояли среди аккуратных садиков, но при этом находились довольно далеко друг от друга, создавая тем самым иллюзию некой удалённости от городской суеты, почти деревенской пасторали. И это было ещё одной причиной, почему дом пустовал — он слишком выделялся на фоне нежных красок и ярких цветников.

Тэйлос был практически уверен, что Аманда Брукс до сих пор не нашла никого, кто пожелал бы въехать туда. Но сперва ему хотелось взглянуть на сам дом, а заодно — и показать его Дэвиду.

Обычно на Эштон-стрит ничего не сдавали в аренду. Тэйлос знал, что только Брукс решилась на такое вопиющее нарушение местных традиций, да и то потому, что, будучи дамой очень нежной, не смогла вынести мрачности стен и самой архитектуры. Особняк достался ей в наследство от дальних родственников, которые и сами никогда не жили в этом доме постоянно, лишь временами удалялись сюда отдохнуть от будней, чем также снискали прозвище чудаковатых.

Объявление — изрядно размытое дождями и сильно поблёкшее — всё ещё красовалось на воротах. В отличие от прочих домов, стоящих за низенькими белёными деревянными заборчиками, ограда этого особняка оказалась каменной, поросшей вечнозелёным плющом и возвышалась над головой на добрый метр.

— Вряд ли этот дом можно назвать неприметным, — с сомнением сказал Дэвид, когда они остановились у ворот. — Кроме того, не знаю, что именно рассказала обо мне Брун, но… ты уверен, что нам это будет по карману? — он коротко глянул на Тэйлоса.

— Если мы не станем трогать это объявление, вряд ли кто-то заподозрит, что здесь появились жильцы, — хмыкнул Тэйлос и тронул калитку. — Заперто, конечно.

— Давно пустует? — угадал Дэвид, теперь уже подаваясь вперёд, чтобы рассмотреть виднеющийся сквозь кованый рисунок ворот уголок сада с куда большим интересом.

— Аманда не может сдать его вот уже два года, — Тэйлос оглядел улицу, но поблизости не было совершенно никого. — Просит она немного, но никто не хочет жить в окружении такой мрачности. Как видишь, фасад выполнен из натурального камня, такой не покрасишь… Да и рамы — это тёмное дерево, вскрытое лаком, может служить долгие годы, но его цвет… Люди в нашем городе стараются оградить себя от любых упоминаний тьмы. Так что этот дом не пользуется популярностью.

— А по-моему, у архитектора был прекрасный вкус, — прокомментировал Дэвид, изучая фасад. — И неплохой кругозор, кстати. В Кэсэндии любят так обработанное дерево в сочетании с натуральным фактурным камнем, и это крыльцо… очень похоже на стиль её северных областей. Немного тяжеловесно, массивно, но в то же время все элементы уравновешены.

— Аманда будет от тебя в восторге, — усмехнулся на это Тэйлос. — Отличное объяснение, почему вдруг тебе вздумалось арендовать этот дом. Что ж, самое время навестить хозяйку. Она живёт поблизости, на Саммерс-стрит.

День хоть и был прохладным, но хорошо подходил для прогулки, потому они и сейчас прошлись пешком, не нанимая экипаж. С первого взгляда на дом Аманды Брукс было ясно, почему особняк на Эштон-стрит ей никак не подходит — это был небольшой коттедж, исполненный в сливочных оттенках и больше напоминающий торт с розочками из крема, а не здание. Калитка оказалась не заперта, и, пройдя по чисто выметенной подъездной дорожке, Тэйлос постучал в дверь.

Почти сразу же её открыли. На пороге застыла юная горничная.

— Передай хозяйке, что я привёл ей квартиросъёмщика, — сказал Тэйлос. Эту девицу он знал — с Амандой они так или иначе пересекались всякий раз, когда она предпринимала очередную попытку сдать ненавистный особняк, а девушка работала у неё уже давно.

Пропустив гостей в холл, горничная умчалась наверх, и Дэвид отметил:

— Всё-таки архитектура Кэссендии мне ближе, чем этот… переслащённый воздушный тортик, — он чуть поморщился. Тэйлос улыбнулся, но промолчал.

Аманда появилась через несколько минут. Одетая в пышное розовое платье, которое ей не слишком шло, чрезмерно обнажая полные плечи, она казалась слишком беззаботной для своих тридцати восьми.

— Тэйлос! — воскликнула она, почти подбегая и одаривая его поцелуем в щёку. — Ты говоришь, что кто-то наконец пожелал остановиться в той мрачной норе?

— Дэвид Энрайз, — представил Тэйлос. — Мы вместе учились в университете. Сейчас у него есть дела в нашем городе, и он хотел бы снять подходящий дом.

— Ох, чем же тот дом показался вам подходящим? — Аманда перевела на Дэвида сияющий взор. — Это страшное здание разве не угнетает вас?

— Последние несколько лет я провёл за границей, и ваш особняк — прекрасный образец стиля северных архитектурных традиций. Я успел привыкнуть к ним и буду рад остановиться в столь приятном моему сердцу месте, — вежливо улыбнулся Дэвид и, приняв протянутую ладонь Аманды, поцеловал её пальцы.

— О, даже так, — она зарделась, но тут же деловито засуетилась. — У меня давно готов договор, вам нужно только подписать. Я не требую задаток, всё-таки любой переезд — дело хлопотное, поэтому первая выплата только по истечению месяца… Пойдёмте в мой кабинет.

Аманда провела их по первому этажу, не переставая расписывать выгоды составленного ею договора. Наивная и не слишком нуждающаяся в деньгах, Аманда почти ничего не хотела от того, кто решился бы избавить её от мыслей о мрачном особняке. И вот уже через сорок минут — в большинстве своём ушедших на болтовню — Дэвид получил ключи.

— С вашего позволения я не пойду с вами осматривать дом, — печально улыбнулась Брукс. — У меня от этих мрачных стен сразу же начинается мигрень. Но поверьте, здание в полном порядке! Недавно проверялась крыша и отопление. Так что можно въезжать хоть бы и сегодня вечером. Только наймите девушку, чтобы она протёрла пыль и выбила ковры. Надеюсь, вам понравится и мебель, она такая же… такая же серьёзная, как и весь этот архитектурный… изыск. Я же… люблю пышность, лёгкость, ажурность… Да вы и сами понимаете, что обстановка там совсем не близка мне по духу. Но вы… вы же мужчина, наверняка для вас мои вкусы кажутся причудами.

Дэвид в ответ только улыбнулся.

— Я хорошо знаком с атмосферой, присущей таким домам. Не переживайте, вряд ли что-то будет мне в новинку. И совершенно точно ничто меня не разочарует.

Покинув чрезмерно гостеприимную Аманду, они остановились на улице, и Тэйлос предложил:

— Ты можешь осмотреть дом, пока я схожу в редакцию и утрясу все дела. Полагаю, сначала мне следует взять отпуск.

— Мне лучше сходить с тобой, — отозвался Дэвид и поправил шейный платок. — В конце концов, твой коллега так часто говорит обо мне, что я бы хотел познакомиться с ним лично.

— Ты же не всерьёз? — нахмурился Тэйлос.

— Всерьёз, — Дэвид спокойно взглянул на него. — Лучше разобраться, что руководит им сейчас, чем пускать дело на самотёк.

— Как скажешь, — Тэйлос пожал плечами.

К редакции они подошли как раз вовремя — на крыльце раскуривал трубку Уоткинс.

— А, Тэйлос, — Драйзер глянул на него с хитрецой. — Что-то от тебя в последнее время ничего не поступало. Ринко заявил, что обскачет тебя в этом месяце.

— Так и будет, — усмехнулся Тэйлос. — Собираюсь в творческий отпуск. И те три статьи… Пожалуй, я и от них откажусь. Бывает такое ощущение, когда материал… Не тот, что стоит писать.

— Понимаю, — задумчиво протянул Уоткинс. — Ринко всё твердил о том, что ты весь в делах.

— Пробую себя на ином поприще, — развёл руками Тэйлос, хотя его неприятно царапнуло, что Ринко так вольно рассказывает всем и каждому о том, чем именно он занят.

— Небось, пишешь книгу, — продолжал Уоткинс и выпустил дым, склонив голову к плечу. — Тебе давно стоило этим заняться. Если нужна помощь редактора — обращайся, дорого не возьму.

— Идёт, — легко согласился с ним Тэйлос. — А Грюнвальт у себя?

— Да, сегодня он собирался уходить после обеда, так что времени у тебя немного.

Тэйлос кивнул и вошёл в здание. Дэвид, обменявшись с Уоткинсом вежливыми кивками, последовал за ним.

— Тебе лучше остаться в холле, — Тэйлос взглянул на тёмную лестницу, ведущую к кабинету директора. — Я быстро.

Он уже представлял, что скажет, но на деле всё оказалось ещё проще. Мистер Грюнвальт скучал в своём кабинете и, едва завидев его, заметил:

— Что, покидаешь наши страницы?

— Это опять домыслы Ринко? — спросил Тэйлос с подозрением в голосе.

— Нет, мои собственные. Я с самого начала предполагал, что рано или поздно тебе надоест. А сейчас… Всё-таки если ты начал задерживать материал, то, стало быть, уже не хочешь и писать.

— Я думал о творческом отпуске, — начал Тэйлос осторожно. — Сейчас меня занимает другая идея…

— Что, своя книга?.. На тебя это похоже. Буду рад принять в штат снова, если раздумаешь быть романистом, — Грюнвальт положил перед ним контракт. — А пока предлагаю сойтись вот на этом.

Тэйлос пробежал документ глазами. Это был договор о работе внештатно, который давал ему необходимую свободу, но при этом мог послужить гарантией, что редакция с радостью примет его статьи, когда бы они ни были написаны.

— Пожалуй, вы правы, — и Тэйлос поставил подпись. — Полезная вещь. Благодарю за предусмотрительность.

— Прекрасно, — Грюнвальт усмехнулся. — Удачи, и если тебе всё-таки взбредёт в голову написать те три… Приноси, Уоткинс заберёт их у тебя. И выдаст жалованье.

— Хорошо, — кивнул на это Тэйлос, хотя прекрасно понимал, что у него не будет ни желания, ни времени.

Выйдя из кабинета, он некоторое время стоял на лестничной площадке. Ему не верилось, что всё прошло так легко. Он даже заподозрил, что Дэвид подложил ему какой-то амулет, но в карманах ничего не нашлось. Впрочем, сердиться на него за подобный шаг он бы всё равно не стал.

Внезапно из холла донёсся звук раздражённого голоса, и Тэйлос узнал Ринко. Ускорив шаг, он почти перепрыгнул несколько последних ступенек и увидел, что тот стоит напротив Дэвида и явно не в духе.

— Что именно во мне вызывает у вас такое беспокойство? — осведомился Дэвид, как будто бы они беседовали на светском рауте, причём в абсолютно дружеской манере.

— Ни для кого не является секретом, что вы поднаторели в тёмных искусствах, отвернувшись от лика Светоносного и отдавшись служению Хаосу, — Ринко словно превратился в проповедника. — И ваша наука — никакая не наука! До добра это вас не доведёт! Но ладно бы только вас. Вы собираетесь утянуть за собой в бездну к Хаосу простых и честных людей вроде Тэйлоса…

— Как вы верно заметили, это не секрет. И уж точно не секрет для Тэйлоса, который не так наивен, как вы пытаетесь это преподнести, — заметил Дэвид довольно холодным тоном. — И уж не вам говорить о служении Хаосу, или вы в скрижалях Светоносного вычитали, как изготавливать амулеты на доверие? К слову, где бы вы это ни вычитали, больше не доверяйте источнику. Сразу же несколько грубых ошибок свели весь эффект на нет.

— Это клевета! Грязная ложь! — возмутился Ринко, заметно бледнея.

— Ах, клевета?.. В таком случае приношу свои извинения, — тут же уступил Дэвид и улыбнулся так саркастично, что Ринко теперь пошёл красными пятнами. — Значит, вам не нужно опасаться неприятных эффектов, которые часто дают неверно изготовленные магические атрибуты.

— Дэвид? — всё-таки окликнул Тэйлос. — Что происходит?

— Слышал, ты пришёл увольняться? Или как там… творческий отпуск? — Ринко с неприязнью посмотрел на него.

— Вроде того, — Тэйлос смерил его взглядом. — Что за бедлам ты устроил?

— Всё в порядке, мы просто не сошлись в религиозных взглядах, — примиряюще вмешался Дэвид и даже поймал руку Ринко, пожимая его ладонь с видимым усилием. — Не стоит так волноваться по пустякам, милейший, берегите сердце.

Тэйлос обратил внимание на перстень с лазурным камнем, которого ещё вчера не замечал у Дэвида, и задумался, что бы он мог нести в себе. В любом случае, рукопожатие заметно озадачило Ринко. Он несколько мгновений только моргал с совершенно ошеломлённым видом.

— Прошу меня простить, — сказал он позже. — У меня лёгкое недомогание, знаете ли, сознание путается. Вероятно, простыл. Уж очень промозглая осень в этом году… Только шестое сентября, а кажется, уж ноябрь пожаловал.

— Давайте встретимся ближе к концу следующей недели, — миролюбиво предложил Дэвид. — Пропустим по стаканчику, поговорим. Вероятно, ваше недомогание отступит перед хорошо выдержанным виски.

— Да… Было бы неплохо… А сейчас у меня дела, — и Ринко чересчур поспешно скрылся в недрах редакции.

— Что ты с ним сделал? — спросил Тэйлос сразу же. Но Дэвид, конечно, лишь качнул головой и направился к выходу.

Только когда они отошли довольно далеко, снова направляясь к особняку, и свернули на тёмную улочку, где никого не оказалось, Дэвид озадаченно качнул головой:

— Твой друг не вполне владеет собой. А ведь у него действительно слабое сердце, с такими нагрузками и бессонницей он не протянет и полгода, — он задумчиво потёр ладонь и коснулся перстня, на миг по лазурному камню будто бы пробежала тень. — Надо посоветоваться с Брун. Если я явно вмешаюсь, Грэйс тут же поймёт, в чём дело.

— Мы не друзья, просто коллеги, — поправил Тэйлос. — Что это за перстень?

— Этот? — Дэвид будто бы только сейчас заметил, что касается его пальцами. — А, мой защитник и помощник в переговорах, — улыбнулся он, будто речь шла о хорошем знакомом. — Мы многое прошли вместе.

— Непременно расскажешь, — Тэйлос усмехнулся.

Часть 13

Замок в калитке немного заржавел и подался с трудом, но всё же они сумели пройти на территорию сада. Некогда он, вероятно, был очень красив, но сейчас, заросший бурьяном и крапивой, казался, скорее участком дикого леса, среди которого зачем-то поставили внушительный дом.

Крыльцо было усыпано первыми жёлтыми листьями, тёмный мрамор влажно поблёскивал сквозь них. Дэвид поднялся первым и вытащил из связки очередной ключ. Дубовая дверь открылась совсем тихо, и он удовлетворённо улыбнулся.

В холле было сумрачно, он поражал не только простором, но и изысканностью обстановки. Мебель тёмного дерева, лестница с витыми балясинами, тяжёлые гардины из искрящейся ткани глубокого винного цвета… Казалось, тот, кто продумывал интерьер, хотел произвести особенное впечатление. Поражала и висящая под потолком на цепях пыльная хрустальная люстра. Но самое интересное — она предназначалась для электрического света, что означало — в доме был и собственный генератор.

— Возможно, если история кончится достаточно благополучно, мне стоит задуматься о покупке этого дома, — прокомментировал Дэвид, явно приятно удивлённый.

— Впечатляет, — согласился Тэйлос. — Поднимемся наверх или спустимся в подвал? Вероятно, генератор располагается именно там.

— Давай сначала в подвал, — исследовательский интерес Дэвида, конечно, пересилил.

Они пересекли холл, вошли в просторную кухню, где за стеклянными дверцами высоких шкафов загадочно поблёскивала посуда, и отыскали вход в подвал — узкая дверь тоже была заперта, но к ней подошёл очередной ключ из связки. Лестница была тесной и тёмной, но воздух оказался сухим и только немного пыльным. Тэйлос захватил с кухни обычный потайной фонарь и теперь осветил представшее перед ними помещение — подвал оказался просторным и уходил далеко вглубь. Здесь нашлись и небольшая котельная, и генератор, у которого был заполнен бак с топливом. Дэвид сразу же решил запустить его, и уже через несколько минут — по щелчку выключателя — подвал осветило мягкое сияние электрических ламп.

— Тот, кто построил этот дом, был не чужд науки, — оценил Тэйлос. — Аманда понятия не имеет, от чего отказывается.

— Похоже, там дальше кладовая, — отметил Дэвид. — И, вероятно, ледник.

— Скорее всего, — Тэйлос прошёл немного дальше. — Думаю, мы можем осмотреть это позднее. Тут несколько закрытых дверей.

— Конечно, — Дэвид явно был готов продолжить исследование дома прямо сейчас, но взял себя в руки. — Да, нам лучше взглянуть на комнаты и вернуться к Брун.

Выключив лампы, они снова прошли через кухню и поднялись на второй этаж. Здесь мебель защищали чехлы, а шторы были плотно завешены. В доме имелось две гостиных и три спальни, два кабинета — один на первом этаже, второй — наверху. Под самой крышей оказалась просторная студия с большим окном и камином. Здесь штор не оказалось, и Тэйлос отметил, что день клонится к закату.

На первом этаже отыскалась и библиотека, впрочем, книг там оказалось прискорбно мало, хотя роскошные полки подразумевали, что некогда томов тут хранилось порядочно.

— Я договорюсь с кем-нибудь из горничных, чтобы в ближайшие дни дом привели в жилой вид, — Дэвид провёл ладонью по полке. — А переезжать начнём уже завтра — лучше не терять времени.

— Да, — согласился Тэйлос. — Думаю, Брун тоже будет здесь удобно.

— Она, без всякого сомнения, займёт студию в мансарде, — усмехнулся Дэвид.

Уже через сорок минут они снова были в гостинице. Дэвид постучал в дверь номера Брун, и та почти сразу открыла.

— Ну, как ваши изыскания? — она внимательно оглядела коридор, точно подозревала, что Дэвид и Тэйлос приведут с собой кого-то ещё. — Заходите.

— Успешно. Тебе понравится — дом очень похож на тот, в котором мы останавливалась в Бьерне, — ответил Дэвид, шагая в номер и скидывая плащ.

— Интересно, — отозвалась Брун. — Садитесь. Я как раз дочитала историю Глории и заказала обед. Полагаю, мы действительно на верном пути. Вы уже нашли мать девочки?

— Она числится умершей, но на самом деле находится в клинике для душевнобольных, — сообщил Тэйлос, усаживаясь на софу. Дэвид устроился рядом с ним, а Брун расположилась в уютном кресле, где, похоже, проводила время и раньше.

— Значит, он всё ещё терзает её душу, — она вытащила из потайного кармана на платье колоду гадательных карт. — Посмотрим…

— И, кстати, я встречался с коллегой Тэйлоса — Грэйс явно использует его, чтобы быть в курсе событий, — Дэвид явно хотел добавить что-то ещё, и от Брун это не укрылось.

— Отчего ты заволновался об этом человеке? — она прищурилась.

Дэвид повёл плечом, но всё же пояснил:

— Он не имеет ничего против Тэйлоса, даже наоборот — довольно приятный парень. И у него слабое сердце, он не протянет долго, если Грэйс продолжит тянуть из него соки.

— Дэвид… — Брун покачала головой. — Ты ведь понимаешь, как это сложно. Особенно сейчас, пока у твоего медиума нет никакой привязки к тебе. Мы не можем рисковать из-за этого человека, даже если он трижды хороший парень. Или ты готов провести ритуал?

Дэвид довольно долго молчал.

— Не сегодня, — сказал он потом. — Когда закончим с переездом. Много времени это всё равно не займёт.

— Вам нужно отдохнуть, — Брун усмехнулась и перетасовала колоду, а затем вытащила из неё сразу три карты, — и лучше не покидать отель. Кое-кто сегодня желает наведаться в дом Тэйлоса, — она снова вытащила карты. — Намеревается поговорить с ним. Вероятно, это и есть соглядатай Грэйса. Пусть останется разочарованным. В этом деле, Дэвид, нам нельзя медлить и нельзя спешить.

— Я понимаю. Мы всё сделаем правильно, — уверил её Дэвид.

— Не сомневаюсь, делать неправильно я тебя не учила, — она улыбнулась. — А вот и обед.

И в тот же момент в дверь постучали.

* * *

После обеда Брун выслала их прочь. Расположившись в номере Дэвида, они вернулись к разговору о талисманах и амулетах, и Тэйлос снова напомнил о перстне.

— Расскажешь, что он умеет? — поинтересовался он.

— Это один из первых магических атрибутов, который я создал, вступив в полную силу — к слову, незадолго до того, как отправился в университет, — Дэвид с особой нежностью коснулся камня насыщенного синего цвета. — Он действует не так прямолинейно, как амулеты, что мы обсуждали прежде. Действие амулета в принципе довольно узко направлено — всегда есть конкретная функция, которой он служит. С этим перстнем дело обстоит иначе. Он — мой проводник в работе.

Дэвид аккуратно снял его с пальца и протянул Тэйлосу. Тяжёлый перстень оказался неожиданно тёплым, и в нём легко читался сам Дэвид, отчего Тэйлос едва подавил желание надеть его себе на палец.

— Я никому не даю его в руки, даже Брун, но тебя он примет, я чувствую, — заметил Дэвид через некоторое время и поднялся, чтобы налить себе воды. — Тяжело так просто объяснить, в чём заключается его ценность. Сам по себе он как будто бы не делает ничего, но как инструмент в моих руках может помочь в любом деле, — Дэвид сделал глоток и, продолжая удерживать бокал в пальцах, вернулся на прежнее место. — Например, сегодня он помог немного отрезвить Ринко. Возможно, тому даже удастся нормально поспать, не попав под влияние Грэйса так уж скоро.

— Удивительно, — сказал Тэйлос. У него нашлось бы много вопросов, но он не хотел задавать их. Если раньше он полагал, что знает Дэвида, то теперь такой уверенности у него не было, но, как ни странно, он продолжал всецело доверять ему. Не в силах до конца разобраться в своих эмоциях, чувствах и мыслях, Тэйлос только и мог, что впитывать всё новую и новую информацию в надежде, что когда-нибудь все кусочки соберутся в цельную мозаику.

Дэвид мягко улыбнулся и отставил бокал.

— Понимаю, ты, наверное, растерян. Всё оказалось не совсем так, как тебе это представлялось, да и я… тоже сейчас выгляжу иначе, — он всё-таки забрал перстень и вернул его на палец, снова почти незаметно огладив камень. — Я маг, не медиум, и не могу прочитать твоих мыслей так же просто, как ты можешь прочитать мои, — он внимательно посмотрел ему в лицо. — Но когда ты будешь готов спрашивать, я отвечу.

— Дэвид… — Тэйлос вздохнул и чуть качнул головой. — Я не понимаю, что спрашивать. Со слов Брун я знаю, что… ты едва ли не с самого детства погружён в магию. Значит ли это, что ты родился отнюдь не в Рианте? Отправляясь учиться, чего ты искал на самом деле? Раньше я полагал, что пограничная наука привлекла тебя после того, как ты познал стандартные научные установки… Но, получается, напротив, сначала тебе стала близка магия и метафизика? Я немного растерян, ты прав. И не знаю даже, с какой стороны распутывать этот клубок, да и стоит ли, когда совершенно очевидно, что вокруг нас происходит что-то страшное.

— Всё, что происходит вокруг, пока что ждёт — даже твой дар даёт тебе отдых, — Дэвид откинулся на спинку дивана и отвёл взгляд на окно, будто погружаясь в собственную память. — Я родился в Кэссендии — это легко угадать по тому, как часто я говорю о ней. Но когда мне было десять, Брун и я переехали в Риант, так что большую часть своей юности я провёл здесь, — чуть улыбнулся он. — Что касается магии… Пожалуй, будет неверно сказать, что мне близка метафизика — я родился слишком близко к грани, и моё самоощущение изначально было наполнено переживаниями, которые могла объяснить только она. Метафизика для меня непреложна. Но полученных от Брун знаний мне было мало — я хотел чувствовать себя уверенно и понимать принципы обоих миров — и чувственного, и материального. Потому и отправился в университет.

— А почему ритуал, о котором говорит Брун, столь необходим? — задал Тэйлос ещё один волнующий его вопрос.

— Начать, наверное, стоит с того, в чём принципиальное отличие медиума и мага, — Дэвид обернулся, будто собирался прямо сейчас принести один из томов, что привёз с собой, но остался сидеть. — Я позже дам тебе книгу, а пока постараюсь объяснить на словах. Сам по себе медиум — это канал, проводник информации и энергии любого плана. Медиум видит, медиум вступает в контакт. Маги видят далеко не так хорошо, однако умеют направлять энергию. Ритуал призван связать оба дара — маг получает доступ к щедрому источнику силы, а медиум оказывается под защитой и перестаёт быть жертвой собственного дара, который способен выжечь его дотла. И что самое главное — перестаёт быть лёгкой добычей для охочих до силы.

— И всё же ты не хочешь проводить его, — Тэйлос посмотрел на Дэвида чуть удивлённо.

— Не хотел, — педантично поправил его Дэвид. — А точнее — не хотел спешить. Это очень серьёзный шаг, Тэйлос, с необратимыми последствиями. Фактически, связь, которая образуется посредством ритуала, уже нерасторжима — даже смерть здесь будет бессильна, потому что и маги, и медиумы взаимодействуют с планом духов. И… я бы хотел успеть рассказать тебе как можно больше, чтобы ты взвесил и действительно понимал, что выбираешь. Или кого выбираешь.

— Но разве у меня есть выбор? — спросил Тэйлос. — Разве могу я теперь отказаться от дара?

— Ты не можешь отказаться от дара, но всё ещё можешь отказаться от меня, — слабо улыбнулся Дэвид. — Что бы ни говорила Брун, пока не проведён ритуал, не случилось ничего необратимого. Да, твой дар выбрал меня. Но даже вопреки этому ты можешь решить связать себя с любым другим магом — и пусть такая связь будет слабее, чем наша, в сущности, это тоже выбор. Наш силы текут согласованно, возможно… потому что мы друзья. И это хорошее основание, однако… — и он замолчал. Тэйлос тщетно ждал продолжения. Долгое молчание прервалось только коротким: — Оставайся в спальне на эту ночь, мне ещё нужно… поработать.

Тэйлос почувствовал, как его одолевает сон, и почти разозлился, что Дэвид так запросто уходит от разговора, но даже высказать своё возмущение не успел. На смену реальности пришли смутные видения, напоминающие отголоски эха среди глухих стен запутанного лабиринта.

* * *

Утром Тэйлос проснулся от деликатного прикосновения к плечу.

— Твой дар привлёк нового желающего говорить, — сказал Дэвид, не спрашивая, и хотя Тэйлос не понимал, как он мог почувствовать это, всё же кивнул. — Надень, — Дэвид протянул уже знакомый амулет, который прежде помог заглушить настойчивый зов Глории. — Это поможет, пусть ненадолго, но мы успеем перевести необходимые вещи и твою машинку, — он уже был одет. — Мне надо к Брун, и я закажу завтрак, ты пока можешь поспать ещё.

— Пожалуй, мне лучше встать, — вздохнул Тэйлос, на что Дэвид коротко кивнул и вышел из номера.

Ни завтрак, ни переезд он почти не запомнил — несмотря на амулет, некто настойчивый нашёптывал ему свою историю, повторяя первую фразу снова, и снова, и снова. И если бы была возможность, Тэйлос бы принялся записывать сразу, но Дэвид следил за ним и позволил сесть за машинку только в кабинете.

Стоило коснуться пальцами клавиш, и слова хлынули несдержанным потоком, оживляя образы, звуча на разные голоса. Тэйлос едва успевал за ними, совершенно забыв о том, что находится в новом доме, а рядом есть кто-то ещё. Единственным его желанием стало написание новой истории, которая уже с первых строк напиталась тьмой и ужасом.

Впрочем, осмыслять и сопереживать тому, кто рассказывал на этот раз, Тэйлос не успевал. Он стал пустым сосудом, в который вливалась чужая, до того оторвавшаяся от тела жизнь, и если Глорию можно было отстранить или же попросить прерваться, то этот голос был чрезмерно настойчив и не терпел невнимания к себе.

Сколько прошло часов, Тэйлос не знал. Когда он наконец-то поставил последнюю точку, то обнаружил себя сидящим в кабинете второго этажа за тяжёлым столом тёмного дерева. Рядом с машинкой высилась пачка чистой бумаги и пачка уже использованных страниц, нашлась и полупустая чашка с чаем. Сквозь большое, выходящее на юго-запад окно проникало золотое солнечное сияние, был уже закат.

Тэйлос поднялся и потянулся, разминая спину. У него болели глаза и ломило виски, но, пожалуй, больше всего хотелось хоть что-нибудь съесть. Он не мог вспомнить, завтракал ли.

Выйдя из кабинета, Тэйлос направился к лестнице, но, едва подошёл к площадке, замер, услышав внизу раздражённый голос Брун:

— Я всегда считала, что чрезмерная воспитанность не идёт тебе на пользу, но в этот раз она даже затмила благоразумие!

— Магический ритуал не может быть оправданием для насилия, — жёстко отрезал Дэвид, очевидно, он тоже уже был на взводе.

— О каком насилии ты говоришь?! Лучше представь, что произойдёт, если Сигил наконец-то разберётся, кем является твой Тэйлос. Представь себе, что тогда совершит с ним он! Вот что такое насилие, Дэвид, — послышался дробный стук каблуков, очевидно, Брун прошлась по холлу. — Ты как будто не понимаешь!

— Что я, по-твоему, должен сделать?! Я уже сказал, что проведу ритуал!

— Чего ты опасаешься? — снова заговорила Брун. — Он принимает тебя, его дар выбрал тебя. Вас тянет друг к другу. Почему ты останавливаешься? Неужели мы вернулись к тому, что ты стесняешься своей силы? Жизнь и смерть — не противодействие, это часть целого, сколько раз мне нужно повторить это, прежде чем ты окончательно примешь себя и дашь своим способностям развиваться, не казнясь чувством вины, не отвергая даров, которые тебе преподносит мир?

— Даров? — Дэвид усмехнулся. — Когда Тэйлос увидит, как труп от моего прикосновения оживает, он вряд ли разделит твою точку зрения. И он имеет право знать, кто я, раньше, чем окажется связан со мной навечно. Я просто… не могу найти момент.

— Дэзмонд, — теперь уже голос Брун был почти спокойным, и Тэйлосу пришлось сделать несколько шагов вниз по лестнице, чтобы расслышать. — Некромантия — не проклятье, не клеймо на твоей жизни. Ты не должен так относиться к своему естеству…

— Мы оба знаем, как это выглядит в глазах людей. Табу о сакральности трупа, о том, что мёртвое должно оставаться мёртвым… Я не хочу видеть страх в его глазах. А я увижу. Рано или поздно.

Голос его звучал так горько, что Тэйлос невольно качнул головой. На этот раз он не стал таиться, спускаясь по лестнице дальше. Брун и Дэвид сразу замолчали, услышав его.

Они стояли среди не до конца разобранных вещей. Брун раздражённо поигрывала кинжалом, а Дэвид сейчас отставил сумку, которую до того, очевидно, хотел поднять наверх, и шагнул навстречу Тэйлосу.

— Ты закончил раньше, чем я ожидал, — сказал он и мягко улыбнулся, будто мгновение назад не был полон сомнений. — Это хорошо.

— Ты говорил, что не можешь найти момента, — качнул головой Тэйлос. — Видимо, момент сам нашёл тебя.

Дэвид переменился в лице и замер на месте, так и оставшись стоять у подножия лестницы, на несколько ступеней ниже его. Тэйлос сделал шагнавстречу и протянул ему ладонь.

— Ты некромант?

Дэвид сначала принял руку, крепко сжав его пальцы в своих, а уже потом отозвался:

— Да.

— Что ж, мы подходим друг к другу. Разве не ты говорил мне, что я связан со смертью? Почему ты думаешь, что это напугает меня? — Тэйлос впился взглядом в его лицо.

— Потому что это естественно? Такой страх воспитывается в нас с детства. Не все маги признают некромантию равной прочим искусствам…

— Перестань повторять эту чушь! — прервала его Брун. — Чистому сознанию ни к чему чужие рамки. Если уж ты сам не можешь от этого избавиться, хотя бы не одаривай своими проблемами Тэйлоса.

Дэвид промолчал, только внимательно посмотрел на Тэйлоса.

— Нужно поужинать и ложиться. Ты вымотан.

— Я не устал, — Тэйлос не отпустил его ладонь. — О чём ещё ты не говорил мне, опасаясь, что я оттолкну тебя… Дэзмонд?

Брун усмехнулась.

— Вам лучше пройти в гостиную, — сказала она. — Или переговоры на лестнице вам нравятся больше?

Дэвид…. или всё-таки Дэзмонд кивнул и, не отпуская руки Тэйлоса, повёл его наверх. Он прикрыл за ними дубовые двери, щёлкнул выключателем, отчего тяжёлые портьеры озарил тёплый электрический свет.

— Меня действительно зовут Дэзмонд. Герцог Дэзмонд де Нэйво. Титул — это формальность, но если уж речь идёт о всей правде, он у меня есть, — он опустился на край софы, продолжая удерживать руку Тэйлоса в своей. — Ты можешь звать меня Дэвидом, за столько лет я привык к этому имени, тем более что оно не так уж сильно и отличается от данного мне при рождении.

Тэйлос сел рядом с ним, не отнимая ладони.

— Обручён с кем-то?

— Я? — Дэвид удивлённо посмотрел на него. — Никогда не был ни обручён, ни женат. Как я уже говорил, юность я провёл в Рианте. Кроме того, даже к Кэссендии традиции обручения при рождении уже почти ушли в историю.

— Ещё какие-нибудь страшные семейные тайны? — усмехнулся вдруг Тэйлос. — Что ещё должно меня напугать?

— В общем-то, ничего, или ничего, о чём бы я сейчас помнил, — Дэвид улыбнулся, но лишь уголками губ. — Всё, что я рассказывал о себе, всегда было правдой. Просто не всей.

— Мне всё ещё не страшно, — Тэйлос покачал головой. — Только поверить не могу…

— Во что?

— Что ты всерьёз сомневался во мне. Прости, что… вынужденно подслушал ваш разговор.

— Всё в порядке, — Дэвид качнул головой. — Кто приходил сегодня? — спросил он, внимательно взглянув Тэйлосу в лицо.

— Я не успел перечитать, а он не называл имени, — Тэйлос коснулся виска. — Он совершенно опустошил меня.

— Тебе нужно поесть, — сказал Дэвид тоном, не терпящим возражений. — Уже поздно куда-то идти, но я заранее позаботился, нужно лишь подогреть. Хочешь спуститься в столовую или перекусишь здесь?

— Я действительно нехорошо себя чувствую, — признался Тэйлос. Он устал до тошноты и сейчас, когда головная боль разрасталась в висках, даже не был уверен, что может съесть хоть кусочек. Едва волнение за Дэвида схлынуло, Тэйлос заметил, что у него начали мелко дрожать пальцы, да и сердце билось слишком часто.

Дэвид окинул его внимательным взглядом, но никак не прокомментировал состояние, лишь сказал:

— Сейчас принесу, — и вышел из комнаты.

Тэйлос откинулся на спинку софы и сам не заметил, как задремал. Видения пришли отнюдь не спокойные, он снова видел арену гонок, но на этот раз совершенно пустую. Проходя по трибунам, Тэйлос чувствовал чей-то злой взгляд и никак не мог понять, откуда он исходит. А потом раздался голос, и он знал только, что этот голос не принадлежит мёртвому:

— Где ты, кто ты и что ты? — вопрошал он. — Где ты, кто ты и что ты?!

Тэйлос не хотел отвечать и не знал, как спрятаться от взгляда. Внезапно он понял, что не может двинуться с места, сердце стучало так больно, звонко и часто, будто решило вырваться из грудной клетки.

Быть может, следовало позвать Дэвида, но Тэйлос совершенно ясно представил, что жуткий некто услышит его имя, и потому решил молчать.

— Кто ты? — снова раздался вопрос. И почти сразу же Тэйлос почувствовал тёплое прикосновение и сумел открыть глаза. Дэвид сидел рядом.

— Что тебе снилось? — спросил он, чуть нахмурившись.

— Не знаю, — Тэйлос сел на постели и закрыл лицо руками. — Голос. Кто-то искал меня, хотел узнать меня.

От сна привкусом осталось ощущение жути, точно взгляд и голос, само присутствие кого-то жуткого проявились и в реальности. Будто бы этот некто смотрел из теней, таился за окном, пусть и завешенным плотными шторами. И избавиться от этого почти липкого чувства Тэйлосу никак не удавалось.

Дэвид какое-то время молчал. Тэйлос видел, как он сражается со своими сомнениями. Наконец очень тихо он пообещал:

— Завтра мы проведём ритуал, и это больше не повторится. Кто бы это ни был, я смогу закрыть тебя.

— Не хочу, чтобы он покушался ещё и на тебя, — отозвался на это Тэйлос. — Ему нельзя знать твоё имя… — это понимание пришло так же, как раньше приходили слова, и Тэйлос не мог поручиться, что они не исходят из одного источника.

— Он не узнает. И не покусится — я же не медиум, — Дэвид перехватил его взгляд. — Я справлюсь с ним.

— Ты ещё не смотрел записи? — Тэйлос наконец-то вспомнил об отпечатанных листах. — Я опять совершенно ничего не могу вспомнить.

— Нет, ты спал, может, десять минут — я успел только разогреть ужин, — и Дэвид кивнул на небольшой столик, стоявший на кровати.

Есть по-прежнему не хотелось, но Тэйлос сделал над собой усилие и всё-таки принялся за еду — больше чтобы не огорчать Дэвида, чем потому, что действительно в том нуждался.

— Глория не была такой тяжёлой, — пробормотал он тихо. — Почему с этим так сложно?

— Возможно, ответ кроется в его рассказе, но я бы не хотел сейчас погружаться в новые образы. Нам нужно отдохнуть, подготовиться и провести ритуал. Всё остальное потерпит, — Дэвид задумчиво взглянул на него. — Но я могу попросить Брун. Ей это не составит труда, к тому же она всё равно спросит.

— Хорошо, — кивнул Тэйлос. — Возможно, там есть что-то важное, — он отодвинул тарелку. — Прости, я не могу больше есть. Ты уже опробовал ванную?

— Ещё не успел, — Дэвид отставил стол в сторону. — Я подготовлю кровать ко сну, а ты иди, — и он кивнул на дверь, расположенную справа от шкафа. — Горячая вода работает, об этом я уже позаботился.

Тэйлос поднялся и некоторое время приходил в себя — у него потемнело в глазах и закружилась голова. Впрочем, он постарался ничем не подать виду и прошёл к ванной почти уверенно. Горячая вода должна была помочь — или он просто хотел убедить себя в этом.

Часть 14

Только закрыв дверь за собой, Тэйлос опустился на край чугунной ванны, не глядя крутнув кран, чтобы выпустить воду, и постарался преодолеть головокружение. Дурнота отступила не сразу, и Тэйлос едва нашёл в себе силы, чтобы снять одежду и оставить её на крючках у двери. Ванна наполнялась достаточно быстро, Дэвид был прав, вода действительно оказалась горячей, так что, едва перестало темнеть в глазах, Тэйлос шагнул через край.

Вскоре он смог расслабиться, погрузившись почти по подбородок. В запотевшем зеркале, занимающем всю противоположную стену, он видел самого себя, но из-за пара облик размылся и стал почти фантастическим. Тэйлос, повинуясь неясному импульсу, переместился ближе и провёл ладонью, вытирая капли. Отражение его удивило — глаза оказались тёмными до черноты. Словно что-то подменило привычную светло-голубую радужку. И нельзя было сказать, что так сильно расширились его зрачки. Нет, они оставались обычного размера.

«Быть может, мне мерещится от усталости», — подумал он и отклонился, избегая взгляда отражения. Снова вытянувшись в воде, он успокоил участившееся дыхание, и сразу же его потянуло в сон. Тэйлос решил, что не будет особого вреда, если хотя бы на мгновение закрыть глаза. Удобно устроив голову на бортике, он расслабился и сразу же соскользнул в темноту.

Он оказался в полном мраке и тишине. Было холодно, так, что его тут же начала бить дрожь, и куда бы он ни повернулся — невозможно было что-нибудь различить. Чернота — почти живая, почти осязаемая — пугающе шептала на разные голоса, и Тэйлос замер, не понимая, где находится.

Мгновением позже он осознал, что связан. Он не мог пошевелиться, не мог заговорить — что-то вязкое заклеило рот. Он будто бы оказался посреди паутины. Запоздалый страх смёл его огромной волной, заставил забиться, задёргаться, словно Тэйлос действительно был всего лишь мотыльком или мухой и неудачно попался восьмиглазому охотнику. Почти выбившись из сил, Тэйлос ничего не добился — незримые путы только прильнули ближе к коже, почти причиняя боль. Он тяжело втянул ставший обжигающе ледяным воздух через нос, и замер, осматриваясь, хотя темнота как будто бы стала ещё гуще, и даже собственные руки, раскинутые в стороны, он мог рассмотреть с трудом.

Внезапно послышался смех — пока далёкий. Следом зазвучали шаги, будто бы он находился в центре огромного сводчатого зала, и кто-то шёл к нему, медленно и чётко впечатывая окованные металлом каблуки в камень.

Тэйлос снова ощутил, как внутри поднимается ужас. Он отчего-то до отвращения, до тошноты боялся того, кто приближался к нему. Он почти готов был потерять разум, и если б только мог кричать — сорвал бы голос, когда услышал холодное и насмешливое:

— Попался!

…но в этот момент тёплые ладони уверенно легли ему на плечи.

Он узнал прикосновение сразу, как будто имя звучало на кончиках пальцев. Он увидел себя на миг распластанным в чёрной паутине, а позади — прямо у него за спиной — возник Дэвид, и пусть он не излучал света, но темнота, шумно встрепенувшись, отпрянула назад. Чёрные волокна, опутывавшие запястья, заклеившие губы, опали пеплом, и уходящий мрак потащил серые хлопья за собой вместе с холодом, страхом, шагами и пугающим голосом.

Тэйлос моргнул. И только тогда понял, что у него были закрыты глаза.

— Просыпайся, — мягко сказал Дэвид. Казалось, что он по-прежнему поддерживает, мягко, но настойчиво тянет куда-то. Его голос пробудил в душе Тэйлоса чистую радость, ликование, которого он прежде не знал. И тогда он захотел обернуться, и это желание позволило ему получить контроль над собственным телом. Он резко обнял Дэвида, прижался к нему, стремясь поделиться своим незамутнённым счастьем, и отпустил его не сразу — только несколько томительных мгновений спустя.

— Проснуться? — переспросил он, осознав внезапно, что именно сказал ему Дэвид. Он мельком осмотрелся, но мир ускользал от его взгляда, он был теперь наполнен цветными пятнами, мелькал, как в калейдоскопе собираясь во фрактальные узоры. — Разве я сплю? Вот почему так хорошо и спокойно?..

— Спишь… в каком-то смысле, — уклончиво ответил Дэвид, ловя его за подбородок и поворачивая к себе лицом. Тэйлос встретился с ним взглядом и осознал, что Дэвид чересчур серьёзен. — Нам нужно вернуться.

— Вернуться, — повторил за ним Тэйлос, словно в этом был какой-то особенный смысл.

— Ничего не бойся больше, — добавил Дэвид. Его ладонь коснулась груди Тэйлоса, замерла прямо напротив сердца. Лёгкий, но резкий толчок как будто бы сотряс весь этот цветной и причудливый мир, всё сновидение. Опора под ногами исчезла, Тэйлос ощутил головокружительное падение, почти готов был вскрикнуть, но вместо того резко вдохнул и… пришёл в себя.

Оказалось, он был обёрнут большим махровым полотенцем и лежал на полу ванной. Его голова покоилась на коленях Брун, влажные волосы намочили дорогую ткань её платья, а Дэвид сидел рядом, на расстоянии вытянутой руки, привалившись к зеркалу спиной. Глаза его были закрыты, он что-то беззвучно говорил — было видно только, как быстро шевелятся его губы.

— Тс-с-с, — Брун придержала Тэйлоса за плечи, заметив, что он чуть дёрнулся. — Не трогай, он должен вернуться сам. Ты только помешаешь.

Тэйлос попытался вздохнуть — грудь саднило, внутри словно поселилась какая-то тяжесть — и закашлялся, сплёвывая воду. Горло охватило едкой болью, заломило виски, отчего в голове стало до звенящего пусто. Брун помогла ему сесть, осторожно пробежала чуткими пальцами по спине, точно проверяла что-то, а после спокойно кивнула.

Тэйлос смущённо поправил попытавшееся сползти с плеч полотенце, но Брун уже смотрела в сторону — на Дэвида, который пока не торопился открывать глаза. Тэйлос с удивлением обнаружил, что не желает задавать вопросы. Ему совсем не хотелось знать, что случилось. Напротив, он мечтал бы забыть, но образы сна, который был, похоже, совсем не сном, против его воли возникли перед глазами — и чернота, и смех, и шаги.

Тэйлос представил, что Дэвид теперь где-то в одиночестве, что тот пёстрый мир отличается чернотой изнанки, и, значит, тот, кто скрывается в нём, тот самый паук теперь может поймать его в паутину.

Он уже хотел поделиться ужаснувшей его идеей с Брун, когда веки Дэвида дёрнулись, и он открыл глаза, сразу же встречаясь взглядом с Тэйлосом. Выражение его лица на миг стало мягким, но затем он повернул голову к Брун.

— Всё в порядке, он не найдёт к нам дорогу, — он шумно вздохнул, закрыл лицо ладонями и с усилием провёл ими по щекам, будто стряхивая с себя невидимые нити.

— Хорошо, — в голосе Брун звучало напряжение. — Но ты должен остаться с Тэйлосом на ночь. Кто знает, куда уже простираются его владения. Не стоит сбрасывать со счетов то, кем он стремится стать…

Тэйлос не понял ни слова, но Дэвид кивнул, встал сам и помог ему подняться. Брун окинула их задумчивым взглядом, тут же резко развернулась к ванне и потянула за цепочку, чтобы спустить воду.

Тэйлос проследил её действия бездумно и тут же задохнулся от удивления — вода оказалась чёрной.

— Идите, — повторила Брун. — Я должна кое-что сделать, и мне не потребуется помощь. Дэвид, — она замолчала на миг, снова оглянулась на них, — понимаешь ты теперь, что если бы ритуал был завершён, такого не случилось бы? — она шумно вздохнула. — Мы растревожили осиное гнездо. Дай Тэйлосу отдохнуть, чтобы уже завтра мы смогли закончить то, что требуется. Мы больше не можем рисковать его жизнью. Ты больше не имеешь права оставаться беспечным.

— Тэйлос… Ты можешь идти? — уточнил Дэвид, подставляя плечо. Он ничего не ответил Брун, только помрачнел.

Качнувшись и удержавшись за край ванны, Тэйлос наконец почувствовал себя достаточно уверенно, чтобы сказать:

— Вероятно, смогу.

Они добрались до постели, и Тэйлос сел на свежую простынь, внезапно чувствуя почти что стыд за свою наготу. Он видел влажные следы на рубашке Дэвида и сознавал, что виноват в их появлении. Однако прежде чем он сумел подобрать слова, чтобы извиниться, Дэвид опустился перед ним на корточки и заглянул в лицо.

— Прости, я не усмотрел за тобой, — сказал он. — Сигил, видимо, зацепился, ухватил что-то, когда ты задремал перед ужином, и ему ничего не стоило утянуть тебя обратно в сон — только теперь уже на собственную территорию. Ты чуть не захлебнулся — начал сползать в воду, но это, конечно, не самое страшное. Я… я ведь успел?

Тэйлос чуть нахмурился, пытаясь понять, о чём он спрашивает. Ему не хотелось говорить про беспомощность, тьму, паутину и смех. Про холод, от мысли о котором возникали неприятные мурашки.

— Со мной ничего не случилось, — подобрал он слова наконец.

— Хорошо, — в голосе Дэвида звучало облегчение. — Постарайся уснуть, — сказал он. Но Тэйлос удержал его за запястье.

— Не смей делать так со мной, — вырвалось у него. — Не смей усыплять меня амулетом.

— Заметил… — чуть усмехнулся Дэвид. — Тебе нужен отдых. Я буду рядом, оберегать тебя. Не дам в обиду…

— Я не ребёнок, — покачал головой Тэйлос. — О чём ты не хочешь рассказать мне? Что такого в этом ритуале? Чего ты боишься?..

— Не боюсь, — Дэвид встал и отвернулся. — Просто не хочу предавать твоё доверие.

— Тогда расскажи о нём всё? — предложил Тэйлос. — Разве не так должно поступать друзьям?..

— Друзьям, — повторил Дэвид, и голос его внезапно показался Тэйлосу надломленным. — Маг и медиум — не друзья, Тэйлос. Силы сплетаются так, что образуется союз… единение… сравнимое… — он замолчал, словно последнее слово обжигало его. Словно он не мог произнести.

— Союз? — подтолкнул его Тэйлос.

— Сравнимый с супружеством, — Дэвид сложил руки на груди и посмотрел на него искоса. — Чтобы соединить души, Тэйлос, нужно соединить тела.

Тэйлос вспомнил, что там, во мраке, был совершенно обнажён. Осознание, обрушившееся на него, на миг вернуло ему дурноту. Он посмотрел на Дэвида и усмехнулся.

— И ты думал, что лучше умолчать об этом? Как будто бы… я не замечу? — его мутило.

— Во время ритуала, — вздохнул Дэвид, — если проводить его с согласия медиума, оба участника будут в изменённом состоянии сознания. Так что… да… Физическое единение превратится в нечто иное. И я надеялся… — он закрыл лицо ладонью. — Невозможно! Я не могу так поступить с тобой.

Тэйлос подавил истерический смех, который грозился вырваться из всё ещё саднящего горла.

— Дэвид, — позвал он. — Очнись наконец. Если я должен быть с кем-то связан… я хотел бы, чтобы это был ты. Хаос, Дэвид! — он качнул головой. — Ты ведь успел вовремя не для того, чтобы отдать меня кому-то ещё?..

— Ты мог бы… — Дэвид не смотрел на него, — мог бы найти женщину, магичку как Брун. И ритуал…

— Не слышал, чтобы в этом городе была хоть одна такая, — отрезал Тэйлос. — И на поиски не осталось времени.

Коротко кивнув на это, Дэвид опустился в кресло у стола.

— Тебе нужно поспать и набраться сил, — сказал он, так и не повернув головы. — Ложись, я буду оберегать тебя.

На этот раз Тэйлос не стал возмущаться. Он отбросил полотенце на пол, укутался в одеяло, отвернувшись от Дэвида. Ему казалось, что он не сумеет заснуть, но очень скоро сновидения позвали его — на этот раз спокойные и приятные, полные солнца.

* * *

Утром Тэйлос проснулся действительно отдохнувшим, хоть саднило горло и в висках оставалась свинцовая тяжесть. Дэвид по-прежнему сидел в кресле и, похоже, дочитывал отпечатанные вчера страницы. Тэйлос неохотно приподнялся на локте, хрипло окликая:

— Доброе утро.

Память отчего-то смазывала вечер в мутное пятно, Тэйлос сел на постели, удивляясь своей наготе. В замешательстве он огляделся вокруг, пытаясь найти свою одежду, и только через мгновение понял, что раздевался в ванной, а потом Дэвид привёл его в спальню в одном лишь полотенце.

— Доброе, выспался? — тем временем Дэвид улыбнулся ему, но не отложил листы, продолжив бежать взглядом по строкам. — Знаешь, этот дух крайне необычен, — добавил он, как раз когда Тэйлос справился с непрошенным смущением и поднялся, кутаясь в одеяло.

— Правда? — он прошёл к шкафу. — Почему?

— Мы с Брун оба пришли к одной мысли, так что, полагаю, ошибки быть не может. Он всё ещё связан с телом, — и Дэвид всё-таки отложил страницы, закончив с последней. — Скорее всего, с тобой разговаривает не призрак, а умирающий.

— Он не назвал своего имени, — Тэйлос одевался, не оборачиваясь. — Но мне кажется, что я могу его узнать.

— Вероятно, но этим мы займёмся завтра, — Дэвид поднялся и подошёл, как раз когда Тэйлос заканчивал застёгивать рубашку. — Я… определился с комнатой, закончил необходимые для ритуала приготовления… — он сделал паузу. — И всё равно спрошу — в последний раз — ты уверен в своём выборе? Я найду способ уберечь тебя, если нет.

Тэйлос обернулся к нему, смерил взглядом. Хотелось ли ему отказаться?.. Он смотрел Дэвиду в глаза, тщетно пытаясь представить то, что им предстояло. Отчего-то он прекрасно понимал, что бы с ним сделал Сигил, но едва задумывался о Дэвиде, как фантазия отключалась. Так был ли он уверен?

— Абсолютно, — сказал он твёрдо. Дэвид закрыл на миг глаза, а потом подал ему руку.

* * *

Тэйлос полагал, что они сначала позавтракают, но вместо кухни Дэвид провёл его в библиотеку. Сейчас всё ещё зачехлённая мебель сгруппировалась у одной из стен, благодаря чему появилось довольно большое пустое пространство. Ковёр, прикрывавший тёмный паркет, был скатан, и на поблёскивающем лаком дереве оказалась нарисована строгая геометрическая фигура, состоящая из переплетения линий и окружностей. Воздух в комнате загустел от сплетения ароматов благовоний и масел, но Тэйлос не сразу заметил подставку, на которой высилась крупная аромалампа и курилось сразу несколько конусов.

— Садись, — Дэвид указал ему на бархатную подушку, оставленную в центре фигуры. — От тебя не требуется что-либо делать, это ещё не сам ритуал, лишь подготовка.

Почти очарованный и опьянённый происходящим, Тэйлос послушно прошёл на указанное место и сел. Дэвид опустился перед ним на колени и коснулся ладонями пола.

— Просто слушай мой голос, — сказал он.

Тэйлос кивнул и внимательно прислушался. От запахов ли, от волнения или от самой атмосферы комнаты он вдруг потерял возможность мыслить связно. И хоть что есть сил концентрировался на голосе и самом образе Дэвида, так и не смог разобрать, что именно тот произнёс — слово упало с его губ и качнуло комнату.

Тени удлинились, стали насыщеннее и гуще, явственней стал и аромат благовоний. Полутона теперь наливались цветом, становились ярче, а потом мерцающий изумрудный свет камня — только сейчас Тэйлос заметил, что между ними с Дэвидом появился камень, — озарил комнату, множа тени и контуры предметов, разбрасывая зелёные блики.

Тэйлос понимал, что по-прежнему сидит не шевелясь, и в то же время он будто заблудился в диковинном лесу, где всё было живым и искрилось, множа вокруг радужные пятна. Он шёл тропой, всё ещё оставаясь на месте, и Дэвид был рядом, но одновременно где-то далеко.

Мыслей не осталось, как и самого желания мыслить, Тэйлос превратился в безмолвного наблюдателя, чувствовал, как сквозь него течёт дивный, полный красок мир, не заставляя задумываться, тревожиться или же искать ответы. Его кутало тепло, нежность, мягкость, в какой-то миг Дэвид оказался рядом — очень близко — и губы его шевелились, но Тэйлос не понимал слов. Он не удивился, не взволновался, принял как должное.

Всё шло, как нужно. И это было его единственным осознанием, его удивительным прозрением, от которого он едва не засмеялся.

Понимание, что всё течёт заведённым порядком, довлело над ним и дарило спокойствие. Он точно путешествовал из сна в сон, и все видения были приятными, переливались мягкими красками, множились и собирались в единое целое. Не в силах уследить за ними, найти точку отсчёта, Тэйлос шёл очарованным странником, удивляясь тому, что как будто бы всё равно находится на одном месте. А может, это весь мир двигался мимо него, танцевал и изгибался, являя ему новые грани, искристые и полные изначальных тонов, самых чистых и ярких.

В какой-то миг Тэйлос узнал магию, понял, что находится в двух мирах сразу, один из которых не принадлежал людям, а был домом призраков и духов, магических волн и рек. Он — прекрасный и чистый — влёк и манил его, нашёптывая отказаться от физических оков собственного тела.

А затем даже ощущения этого чудесного мира отошли на второй план, потому что Тэйлос ясно почувствовал присутствие Дэвида. Они замерли друг напротив друга — такие же искрящиеся, светлые, как и всё вокруг, — и можно было видеть, как их суть тянется друг к другу, сплетаясь в нечто единое. Зачарованный, Тэйлос потерял ощущения собственного тела, но понял, что Дэвид уже не стоит напротив, а будто превратился в него самого, будто ожил в нём, пророс в него так глубоко, что каждый нерв Тэйлоса оказался затронут им, и было невозможно понять, наслаждение или боль приносит это слияние.

Мир сиял. Сиял слишком нестерпимо.

Потом Тэйлос почувствовал ладонь Дэвида в своей ладони. Разнять их не получится, понял он: нет Дэвида отдельного от него, как нет его отдельно от Дэвида.

Краски вокруг меркли, их кружение останавливалось, и Тэйлос вдруг открыл глаза.

Теперь он не поручился бы, что всё увиденное не было лишь игрой сознания, рождённой опьяняющим наркотиком. Отрицать произошедшее он тоже не мог, лишь с удивлением обнаружил, что лежит в центре вычерченной фигуры полностью обнажённый. Догорели свечи и не курились больше благовония, даже за окнами успело стемнеть, и свет уже не пробивался из-под закрытых гардин.

Дэвид, обнажённый до пояса, появился рядом и набросил на него плед. Он опустился рядом, снова поймав ладонь — совсем так же, как сделал это во время странного путешествия — и во время пика, когда они вдруг стали одним, единым. Когда…

Тэйлос не знал, чувствовать ли стыд. В теле пробуждались отголоски того, что происходило с ним, и эти ощущения не были ни приятными, ни неприятными.

— Сосредоточься, — попросил Дэвид. — Почувствуй меня.

Тэйлос слабо улыбнулся — он ощущал его даже слишком сильно. Будто вокруг него вырос щит или внутри него что-то безраздельно принадлежало Дэвиду.

— Чувствую, — сказал он, осознав, что от него терпеливо ждут ответа. — Значит, всё получилось.

— Получилось, — кивнул Дэвид и отвёл взгляд.

И хоть Тэйлосу было хорошо и спокойно, хоть его окружало тепло, он почувствовал лёгкую горчинку, что-то холодное и тёмное внутри Дэвида. Он быстро нашёл, в чём причина. Дэвид скрывал что-то ещё.

Усталость не позволила ему задать вопрос. Дэвид же помог ему подняться, но потом нахмурился, присматриваясь к его лицу, подхватил его на руки, точно Тэйлос ничего не весил, и понёс по лестнице вверх, даже не вспомнив о его одежде. Впрочем, Тэйлос не возмутился, из него точно вытащили все кости, так что, вероятно, он действительно не сумел бы добраться до спальни сам.

Дэвид устроил его на постели и некоторое время сидел рядом, словно собираясь что-то сказать. В последний момент он лишь качнул головой и произнёс бессмысленное:

— Засыпай.

Когда он вышел за дверь, Тэйлос вздохнул и закрыл глаза. Однако вопреки растёкшейся по телу слабости, он долго не спал. Ночь текла мимо, за окном слышался шум сентябрьского ветра, обрывавшего листву с деревьев в саду. Иные ветки поскрипывали по карнизу, иногда тяжёлая капля срывалась и ударяла по жестяному подоконнику по ту сторону стекла. Неспокойная погода точно оттеняла его собственные эмоции, что казались спокойным и глубоким озером.

Тэйлос рассматривал их, опасаясь погрузиться. Он их не узнавал.

Часть 15

Когда Тэйлос спустился в холл в поисках Дэвида, был уже почти полдень. Память о ритуале всё ещё не хотела складываться воедино, но его это отчего-то не беспокоило. Напротив, странные и страшные события, с которыми они так или иначе оказались связанными, перестали тревожить его с прежней силой, а новые чувства, которым он не мог подобрать названия, почему-то к утру преобразовались, подарили привкус то ли подступающего счастья, то ли опьянения. В любом случае Тэйлос не спешил отбрасывать их или выспрашивать Дэвида, что именно с ним случилось. Он решил позволить эмоциям течь самим по себе, не стал ограничивать их, лишь рассматривал, будто драгоценную игрушку.

С утра было пасмурно, но свинцово-серое небо никак не хотело пролиться дождём. Тэйлос подошёл к высокому окну и некоторое время созерцал сад, теряющий листву. На мгновение ему показалось, что этот дом уже полностью принадлежит им, и воспоминание об Аманде внезапно принесло разочарование. Он с лёгкостью мог представить, как, закатав рукава рубашки, срезает в этом саду первые цветы, чтобы поставить их в строгую вазу, украшавшую каминную полку, почти не закрывая глаз мог увидеть, как поднимается вечером по лестнице с подносом, где стоят две чашки чая. Как Дэвид кивает ему, поднимая голову от раскрытого на столе в кабинете увесистого тома…

Стояла тишина, не подсказывающая, где сейчас находятся другие обитатели дома, но Тэйлос внезапно осознал, что найдёт Дэвида в библиотеке. Глубинное знание, где тот находится, ощущалось столь же естественным, как понимание, каким образом располагается в пространстве собственная рука или нога. Поправив шторы — а заодно отметив, что их следует отправить в стирку, — Тэйлос отбросил прочь досужие фантазии и прошёл дальше.

Когда он открыл тяжёлые двери, то сразу увидел Дэвида. Тот читал и делал пометки, а весь рабочий стол перед ним занимали разложенные листы бумаги, на полях которых тут и там пестрели красные росчерки.

— Чем занимаешься? — спросил Тэйлос, подойдя ближе. Он отметил, что это — те самые страницы, которые он отпечатал до ритуала. Странно, но теперь они не вызвали никакого отклика, в то время как рукопись Глории звала его к себе до того самого момента, как он закончил её. Впрочем, Тэйлос был уверен, что если возьмётся перечитывать, настойчивая девочка напомнит, что он обещал ей помочь, отпустить… Но дух, что надиктовывал ему листы, с которыми теперь возился Дэвид, будто отступил за грань.

— Пытаюсь найти общий паттерн, — поднял на него глаза Дэвид и отложил перьевую ручку. Он откинулся на спинку кресла. — Пока что больших успехов нет. Иногда дух как будто сбивается, и это мешает мне вычислить хоть что-то конкретное.

Тэйлос взял в руки одну из страниц, чтобы напомнить себе историю, ухватить что-то, что могло ускользнуть от внимательного взгляда Дэвида. Этот призрак был совсем не похож на Глорию. Его мысли походили на лихорадочный бред, они были непоследовательны и обрывочны. Но всё же… Тэйлосу чудилось, что он знаком с этим человеком. Рассматривая его слова, он почувствовал, как знание приобретает вес и форму, как оно трансформируется в уверенность, как оно обращается в слова.

— Знаю, кто это, — произнёс он, и звук собственного голоса показался чужим. — Значит ли его рассказ, что он всё же умрёт?

— Полагаю, что так и есть, — отозвался на это Дэвид, ничуть не удивившись, что Тэйлос узнал духа. — Он жалуется, что ему мешают уйти — но описываемое им не похоже на лечение, на попытку спасти. Напротив, кто-то держит его на пороге смерти, искусственно заперев в полумёртвом страдающем теле. Жестоко и действенно, но я не могу понять, какую преследуют цель.

— Нужно бы поговорить с Ринко, — Тэйлос качнул головой, чтобы не представлять, как выглядит то, что описал Дэвид. Дух в своих рассказах не упоминал подробности, его страдания были в большей степени связаны с внутренней болью, а не с внешними ранами. — Но… я почти не сомневаюсь.

— Кто это? — Дэвид внимательно и пытливо посмотрел на него. — Скажи мне, если узнал имя.

— Думаю, это Марко, — как только Тэйлос назвал его, призрак будто пробудился, открыл глаза, на границе сознания заколыхались, как рябь на воде, слова… Но лишь на мгновение, всё затихло стремительно быстро.

— Который… разбился на гонках, — всё-таки восстановил в памяти его рассказ Дэвид. — Вот как Грэйс пытался найти тебя! — хлопнул он ладонью по колену. — Сейчас ведь ты не слышишь зов этого духа? — он взглянул на Тэйлоса и поднялся, уже набрасывая пиджак, прежде висевший на спинке.

— Зов… отступил, — признал Тэйлос. — Куда ты собираешься? — ему выходить из дома не хотелось, нежелание было похоже на дурное предчувствие, и Тэйлос не хотел его игнорировать.

— Увидеть Ринко, — Дэвид подхватил со стола небольшие деревянные чётки, которые прежде скрывались за бумагами, и обернулся. — Схожу один, а в зависимости от того, что смогу узнать, — сориентируемся дальше.

— Подожди, — Тэйлос говорил как будто бы спокойным голосом, но повелительные нотки возникли сами собой. — Мне не нравится эта идея, — продолжил он спокойнее. — Тебе… может угрожать опасность.

— Тэйлос… — Дэвид подошёл к нему, чуть сжал его плечо. — Со мной ничего не случится, вот увидишь. Не хочу тратить время на спор.

И он вышел, а Тэйлос слишком поздно осознал, что его прикосновение о чём-то напомнило телу. Воспоминание было слишком физическим и при этом нисколько не отразилось ни в картинах, ни в словах, ни в чём-то ещё, за что могло бы зацепиться сознание.

* * *

Брун дома не оказалось, и пока Дэвида не было, Тэйлос просматривал его заметки и вчитывался в рассказ Марко, всё больше убеждаясь, что не ошибся, называя имя. Неприятное чувство, что он всё же мог бы попробовать спасти этого человека, никуда не делось, но хуже него было чёткое ощущение, что впереди ждёт ещё какая-то неприятность.

Волнение в основном касалось Дэвида, и Тэйлос уже начал жалеть, что отпустил его одного, не попытавшись доказать, что следует доверять его предчувствию. В конце концов тревога полностью разрушила то настроение, в котором он проснулся. Он легко мог представить, где именно найти Дэвида, если тот решил поговорить с Ринко, так что можно было отправиться следом. Размышляя таким образом, а может, уже просто не в силах оставаться не у дел, Тэйлос оставил библиотеку, вышел в холл, где набросил плащ и подхватил цилиндр, однако как раз когда уже собрался выходить, двери дома открылись.

— Ты готов идти, это замечательно! — сказал Дэвид, так и не переступив порог. — Поторопимся. Я обещал Брун встретить её на вокзале около четырёх — она уехала куда-то в пригород, и мы как раз успеваем проведать Марко. Это всё равно по пути.

— Дэвид… — Тэйлос приблизился и поймал его за руку, посчитав, что так тот не станет игнорировать его. — Мне кажется, лучше быть осторожными… Я чувствую, что…

— Не волнуйся, — мягко улыбнулся Дэвид на это и сжал его пальцы, в глубине его глаз было странное выражение, которого Тэйлос не разгадал. — Мы не пробудем там долго. Но выяснение обстоятельств откладывать некуда, нам нужно знать.

Тэйлосу всё это казалось неправильным, но он уступил. Всё-таки его опыт в мистических учениях был исключительно жалок, а Дэвиду эта сторона мира была знакома, даже близка. Так что Тэйлос решил довериться ему, предоставить ему судить о происходящем. Он вздохнул и проследовал за ним по засыпанной листвой дорожке к воротам, за которыми их уже ждал экипаж.

Та часть города, где располагалась квартира Марко — хотя Тэйлос прежде был убеждён, что гонщик должен доживать свои дни в городской больнице, — была застроена жмущимися друг к другу пятиэтажными зданиями с шумными водостоками и узкими колодцами дворов. Нужный дом отыскался не сразу, и Дэвиду пришлось несколько раз проверять адрес. Но наконец они вышли на влажную мостовую и остановились перед тёмной аркой, за которой виднелся пустынный двор.

— Неуютно, — отметил Тэйлос. Его предчувствия стали только сильнее, а оттого, что вокруг не было ни души и окна слепо таращились на улицу, словно тут совсем не было никаких обитателей, казалось, что они пересекли грань и теперь находятся среди призраков.

— В разгар рабочего дня многие районы выглядят совершенно заброшенными, — пожал плечами Дэвид. — Все эти люди вынуждены покидать свои дома, возвращаться в них только по вечерам… Пойдём, Тэйлос. То, что здесь никого нет, нам только на руку.

С этим трудно было не согласиться, Тэйлос признал, что совершенно не хотел бы, чтобы об их визите узнал кто-то, кто может донести Грэйсу. Они прошли во двор, предварительно осмотревшись и удостоверившись — действительно нет ни души. Дэвид выбрал один из тёмных подъездов, дверь в который оказалась открыта, даже подоткнута камнем, хотя состояние петель подсказывало, что она и не закроется никогда.

Внутри стоял неприятный полумрак. То, что квартира Марко располагалась на первом этаже, даже радовало, потому что лестничная клетка источала неприятный запах. Тэйлос почти не удивился, когда Дэвид вскрыл замок отмычками, а не постучал, чтобы привлечь внимание хозяина.

Чувство чего-то непоправимого всё росло и росло внутри, Тэйлосу чудилось, будто что-то страшное затаилось за дверью и ожидало их — и только их, как обученный зверь, которого отослали охотиться на конкретную дичь. Высказывать свои опасения Тэйлос не стал, лишь коснулся локтя Дэвида пальцами, чуть склонил голову в сторону двери, намекая, что следует быть осторожнее.

Дэвид едва заметно улыбнулся ему — ободряюще, светло. И тут же распахнул дверь. Квартира встретила их мертвенной тишиной, сумраком. Тяжёлый, словно загустевший воздух наполнял пространство, но Дэвид как будто бы не замечал и этого, продвигаясь по длинному коридору. Звуки его аккуратных шагов тонули в тенях.

Тэйлос шёл позади, ощущение небезопасности с каждым мгновением усиливалось. Он предположил, что Марко — его дух или он сам — заметят вторжение, что это Марко чем-то им угрожает. Но дом точно был мёртв. Мёртв и безголос. И тем страшнее становились очертания воображаемого зверя.

Дэвид толкнул дверь спальни, и их глазам предстала комната, свет в которую едва проникал через замызганное окошко. Марко был там — он лежал на влажных от крови простынях, безвольно запрокинув голову. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять — он наконец нашёл покой.

— Зачем убивать того, кто и так почти перешагнул черту смерти? — задумчиво и тихо сказал Дэвид. Он шагнул к постели без колебаний и некоторое время всматривался в лицо, измождённое тяжёлой болезнью и физическим страданием. — Ты слышишь его? — спросил он и оглянулся.

Тэйлос лишь качнул головой. Здесь было тихо, так тихо, точно они внезапно оказались посреди пустоты. Никто не хотел говорить с ним, никто не хотел его внимания или помощи. Он даже позвал — интуитивное понимание того, как это сделать, пришло к нему само собой, — но никто не откликнулся. И его не покидало ощущение, что они каким-то образом оказались прямо в пасти зверя.

— Нет выбора, — глухо уронил Дэвид. — Мне придётся его поднять, — он стянул перчатки, которые прежде защищали его руки от холодного осеннего ветра.

Тэйлос наблюдал за ним с внезапно проснувшимся и не подходящим ситуации интересом, на мгновение почти забыв о своей тревоге. Он прежде не видел Дэвида настолько собранным и одновременно отстранённым. Вспоминая, как они готовились к ритуалу на кладбище, он удивлялся, что теперь Дэвиду словно и не требуется никаких дополнительных атрибутов. И в то же время прошлые ритуалы походили на игру, а этот был преисполнен серьёзности.

Дэвид аккуратно подложил под голову Марко подушку, возвращая ей естественное положение, а затем проследил пальцами шею — будто пытался нащупать пульс. Не обращая внимания на кровь — тёмную и вязкую — он опустил ладонь на развороченную несколькими ударами ножа грудь, а потом коснулся пальцами лба, прикрывая остекленевшие глаза.

Тэйлос почувствовал и почти увидел, как Дэвид вливает в опустошённое тело собственную магию, но сразу же вздрогнул — что-то было не так! Он не мог судить, не мог понимать, не мог знать или быть уверенным, но на мгновение он увидел иную реальность, в которой всё пространство квартиры оказалось лишь искусно выполненной ловушкой, до отказа наполненной вязкой, как чёрная грязь, энергией.

— Мы действительно в пасти, — прошептал Тэйлос.

Дэвид пошатнулся и отступил от кровати, почти сразу же он начал оседать и постарался удержаться на ногах, тяжело оперевшись окровавленной ладонью о стену.

— Нет, — слабо сказал он, когда Тэйлос встревоженно шагнул к нему, чтобы подхватить и удержать. — Найди… найди Брун! — он прикрыл глаза и шумно перевёл дыхание. — Иди, уходи скорее.

Тэйлос чувствовал — Дэвида скрутило болью, но послушался его. Каким-то образом у него действительно оставалась возможность выйти из-под зависших над ними обоими острых клыков и обратиться за помощью. Он отступал к дверям квартиры, пятясь, а выскочив из подъезда, бросил взгляд на часы. Поезд, на котором обещала вернуться Брун, уже скоро должен был оказаться на вокзале.

Тэйлос выбежал из-под арки — улица была по-прежнему пуста. Здесь почти никогда нельзя было поймать экипаж. Пришлось идти к маленькой площади, где стояло несколько магазинчиков. Наконец удача улыбнулась ему, и вот уже извозчик погнал бурую лошадку по улочкам. В дробном стуке копыт Тэйлосу слышались отзвуки странного смеха, но он не пытался вслушаться, иначе тревога овладела бы им целиком.

Попытавшись сосредоточиться, Тэйлос мысленно взвесил произошедшие события. Кто-то убил Марко. Убил и использовал его, пусть Тэйлос пока не понимал зачем. Единственная мысль, что тревожила его сильнее, чем попавшийся в неизвестную ловушку Дэвид, была вполне будничной, — если этот кто-то знал и ждал именно их, не привлечёт ли он полицию, чтобы назвать Дэвида убийцей? Тот охотник, что готовил им силки, собирался ударить со стороны мистики или решил задавить их в обычном мире?..

К сожалению, не было никакой возможности ускорить время, его оковы казались Тэйлосу почти физически ощутимыми. Сколько бы он мысленно не подгонял стрелку на часах, та двигалась с прежней скоростью. К вокзалу они подъехали как раз в тот момент, когда Брун спускалась по лестнице, удерживая в руках небольшую сумочку. Тэйлос распахнул дверь экипажа и позвал её:

— Брун! Скорее!

Она поймала его взгляд и ничего не спросила, сразу же запрыгнув внутрь. Тэйлос стукнул извозчику и назвал адрес, посулив двойную оплату. Лошадка бодро зацокала копытами, экипаж качнуло при развороте.

Брун сначала внимательно рассматривала его, а потом сказала:

— Я просчиталась.

Тэйлос вопросительно взглянул на неё. Но теперь она замолчала и, прикрыв глаза, принялась медленно перебирать тёмные камни браслета. Они скользили в пальцах, и Тэйлос через мгновение уже не мог отвести взгляда. Околдовывающее движение заставило его освободиться от всех тревог и размышлений, он словно утонул в этом… и его привёл в себя резкий толчок — экипаж остановился.

Брун тут же выскочила из него, безошибочно определив, куда следует идти. Тэйлос отдал извозчику обещанную сумму и бросился следом. Вполне возможно, что со стороны они казались странными любовниками — что-то такое было в глазах возницы, когда он стегнул лошадку по крупу, заставляя её развернуться, но, впрочем, это сейчас было Тэйлосу совершенно безразлично. Он предпочёл бы, чтобы в городе судачили о его несуществующем романе с такой женщиной как Брун, чем о том, что заезжий богатый аристократ оказался убийцей.

Перед дверью квартиры Брун остановилась и выставила вперёд ладонь. Тэйлос нагнал её и замер, не понимая, что она делает.

— Как же ты в это попался, мальчик мой? — прошептала Брун и тут же добавила уже громче: — Стой позади.

Уходя, Тэйлос не защёлкнул дверь на замок, лишь притворил её, и теперь Брун стоило только толкнуть, чтобы она широко распахнулась, а старые петли взвизгнули, разбивая тишину. Решительным шагом Брун прошла по коридору к комнате и остановилась на пороге. Звук её каблуков тоже звучал чётко и звонко, отчего Тэйлосу на миг показалось, что так она ослабляет саму ловушку.

Он двигался следом на расстоянии, пусть и не получил на это прямого разрешения. Однако было выше его сил неувидеть, что Брун будет делать с Дэвидом, как она сумеет освободить его.

Рассмотрев открывшуюся сцену в подробностях, Брун, выдохнув, вытащила из ножен, спрятавшихся в складках пышной юбки, кинжал. Тэйлос сразу ощутил, как магическая сила вокруг словно пришла в движение, будто опасаясь Брун, но сбежать от неё она не могла. Брун сощурила глаза, а затем резко бросила кинжал, и он рассёк густой воздух и воткнулся в стену немногим выше того места, где Дэвид оставил отпечаток ладони. В тот же момент мёртвая давящая атмосфера звонко лопнула, чужая магия исчезла, и Тэйлос почти услышал нечеловеческий вопль.

…Дэвид сидел на полу, откинувшись на кровать, отчего его волосы перепачкались в чужой крови. Он был чрезвычайно бледен. Брун поспешно подошла и опустилась рядом.

— Дэвид, — позвала она, поднимая его лицо за подбородок, но тот, кажется, всё ещё был далеко.

Тэйлос преодолел охвативший его ступор и тоже опустился рядом с ним, забыв о мертвеце, безучастном свидетеле магического действа. Дэвид, словно ощутив его присутствие, скользнул по комнате пустым взглядом, белки его глаз были красны от крови. Брун положила ладони ему на плечи и замерла, губы её двинулись, точно она произнесла какое-то слово, но Тэйлос не услышал ни звука. Миг он не мог понять, что происходит, а потом его самого охватила тёплая волна покоя, источником которой была Брун.

Дэвид, до этого болезненно напряжённый, постепенно обмяк и в конце концов шумно вздохнул, приходя в себя.

— Просчитался, — хрипло сказал он, едва его взгляд снова стал осмысленным. Он сразу же дёрнулся, пытаясь подняться. — Нам надо уходить, он скоро будет здесь.

Брун настойчиво удержала его.

— Мы пойдём, когда ты сможешь идти, — она провела ладонями по его волосам, поймала взгляд. — Ты очень слаб…

Тэйлос подался вперёд, отодвигая Брун в сторону. Им руководило нечто, чему он не мог противоречить. Поймав ладони Дэвида, он сплёл с ним пальцы, склонился к нему, мягко касаясь лба лбом. Он сам себе показался источником, из которого Дэвид нехотя начал пить, пока вдруг не отстранился.

— Хватит, — пальцы его стали не такими холодными, и он сжал ладони Тэйлоса уверенно, чтобы тут же отпустить. — Достаточно, нам правда нужно идти.

Ему удалось встать, хоть им с Брун всё равно пришлось удержать его под локти. Тэйлос бросил обеспокоенный взгляд на смазанный отпечаток ладони на стене, и Брун, проследив за ним, нахмурилась, едва поняла, что это такое. Но, конечно, сейчас невозможно было успеть придумать этому решение.

Оставив Брун и Дэвида под аркой, Тэйлос отправился на поиски экипажа, на этот раз он окликнул совсем юного извозчика, и вскоре они уже мчались домой. Мальчишка не стал задавать вопросов, но в свете пасмурного дня Дэвид выглядел едва ли лучше Марко.

Лишь когда они удалились достаточно далеко, Тэйлос понял, что опасность по-настоящему миновала. Он коротко вздохнул и тут же поймал взгляд Дэвида. Странный взгляд, непонятный, очень схожий с теми чувствами, которые прошлой ночью мешали ему заснуть.

Часть 16

Едва они переступили порог дома, Брун распорядилась:

— Тэйлос, помоги Дэвиду принять ванну. Я пока приготовлю отвар, который поставит его на ноги, — и когда Дэвид поморщился, отрезала: — Я знаю, что ты его терпеть не можешь, но сейчас это абсолютно неважно.

Они медленно поднялись наверх, и Тэйлос усадил Дэвида на постель, пока сам готовил ванну. Он хотел помочь Дэвиду раздеться, но тот качнул головой:

— Тебе… просто нужно оставаться рядом со мной. Я… справлюсь.

Раздевался он медленно, каждое движение казалось отрывистым, будто ему приходилось преодолевать боль. Тэйлос набросил ему на плечи халат, едва и рубашка и брюки остались в стороне, и помог добраться до ванной комнаты и опуститься в горячую воду.

Дэвид глубоко вздохнул, закрывая глаза, и на мгновение это напугало Тэйлоса. Он опустился на пол, не сводя с него взгляда.

— Дэвид?..

— М?.. — откликнулся тот мгновение спустя, и эта задержка тоже показалась Тэйлосу опасной. Он не знал, о чём говорить или спрашивать. Было ясно, что Дэвид совершенно точно не захочет объяснить, что случилось, что ему в принципе тяжело говорить. Не найдя ничего лучшего, Тэйлос заговорил сам обо всяких пустяках.

— Я подумал, — начал он шёпотом, — что идея купить этот дом действительно хороша. Аманда вряд ли откажет, да и не станет набивать цену… Здесь удобно и тихо. Ты ведь видел сад? Привести его в порядок, конечно, будет хлопотно, но всё равно можно попробовать.

Слушая его, Дэвид мягко улыбнулся, откинул голову на бортик ванной, по-прежнему не открывая глаз.

— Уединённый и тихий… Разве он нам не подойдёт? — продолжал Тэйлос, почти не сознавая, что говорит.

— И ты готов, что всему городу станет известно, что ты живёшь со мной вместе — страшным чернокнижником из столицы? — хмыкнул вдруг Дэвид. Его голос стал твёрже, и это успокоило Тэйлоса. Он не стал заострять внимания на том, как странно прозвучало это «живёшь со мной вместе».

— Мне плевать, — отозвался он с долей запальчивости. — У меня нет отца, бабушка прослыла ведьмой. Я уже проходил через подобное и знаю, как могут реагировать люди, слышал все слухи, что они могут распускать за спиной.

Он ожидал, что Дэвид посмеётся снова, но тот неожиданно спросил:

— Была ведьмой, говоришь? Какая у неё была сила?

— Я не рассказывал раньше? — Тэйлосу казалось, что в этом нет ничего нового — но, возможно, он просто привык ко всеобщей осведомлённости, в городе его происхождение ни для кого не было секретом. Но делился ли он подобным, когда они учились в Университете, не вспомнил. — Её саму я видел совсем ребёнком, теперь даже не помню лица, — поделился он. — Дар сгубил её слишком рано — но её сестру не забыл. Они обе обладали тем, что называли предвиденьем, и моя мать страшно не любила это.

— Такое обычно передаётся по женской линии, — задумчиво произнёс Дэвид и теперь уже сел в ванне ровнее и посмотрел на Тэйлоса серьёзно. — Однако твой дар вызывает к жизни и родовую магию, очевидно, они растут из одного корня. Сегодня ты пытался остановить меня ещё перед тем, как мы вышли из дома, — и Дэвид устало вздохнул. — Нужно было послушаться тебя, — тут он поморщился. — Вода остывает.

— Мне не кажется, что сегодня я что-то предвидел, — возразил ему Тэйлос. — Но в одном ты прав — пора выбираться. Как ты себя чувствуешь?

— Лучше, — успокоил его Дэвид. — Не переживай, отвар, который делает Брун, отвратителен на вкус, но уже утром я буду в полном порядке.

Тэйлосу тяжело было поверить в это, но он всё равно кивнул. Когда они вернулись в спальню, Тэйлос настоял, чтобы Дэвид лёг — хотя тот и не собирался — а сам направился к Брун.

Спускаясь по лестнице, он снова мысленно вернулся к их обрывочному диалогу в ванной. «Ты готов, что всему городу станет известно, что ты живёшь со мной вместе», «живёшь со мной вместе»… Что в этом было такое… царапающее? Тэйлос почувствовал, будто в теле исподволь оживают странные воспоминания, но не стал сосредотачиваться на них, слишком уж это напоминало погоню за призраками, слишком походило на фантазию, иллюзию, сновидение — что угодно, но не реальность. «Твой дар вызывает к жизни и родовую магию», — тоже вызывало сомнения, и Тэйлос нахмурился, не понимая, какой кусочек мозаики пропустил и что именно так сильно его тревожит.

Когда он вошёл на кухню, Брун процеживала отвар. Она переоделась в сшитый на мужской манер костюм тёмного тона, но не отказалась от корсета, где, как и на прошлом, были ножны для кинжала. Волосы же заколола вверх, отчего стала заметно миловиднее и как будто ещё моложе.

— Он лёг? — она глянула на Тэйлоса и вздохнула, затем снова занялась отваром. — Бедный мальчик.

— Что сегодня произошло? — спросил Тэйлос, решив, что Брун расскажет ему больше, чем сам Дэвид. Образы, которые приходили к нему в квартире Марко, были пугающими и мрачными, он так и не смог собрать их в полную картину. — Как помочь Дэвиду? Что с ним случилось?

— Ты уже помогаешь, хочешь того или нет, вы же связаны теперь, — Брун качнула головой и отставила кастрюльку, в которой готовила, в сторону. Она выпрямилась и посмотрела на Тэйлоса строго: — Дэвид попался в магическую ловушку, открыл себя Грэйсу. Наследил. И последнее очень плохо.

— Отпечаток? — Тэйлос поморщился, вспомнив, в каком состоянии они бросили квартиру Марко. — Но ведь там никого не было.

— Отсутствие свидетелей нам на руку, — согласилась с ним Брун, но строгости в голосе только прибавилось. — Но нельзя поручиться, что их там действительно не было. Невозможно знать, сколько людей неудачно выглянули на улицу в тот миг, когда мы спешили прочь. Как вы нашли этого бедолагу?

— Марко, — назвал Тэйлос. — Это он говорил со мной, ещё когда находился между жизнью и смертью, — пояснил он. — Дэвид узнал, где он находится, от Ринко.

— Значит, Ринко будет первым, кто укажет на него, — рассудила Брун, и взгляд её заметно потемнел. — Если только с ним Дэвид не поработал аккуратнее. Ох уж это его упрямство и порывы… — она отвернулась. — Нужно поскорее найти Ринко. Но я не могу отпустить тебя искать его одного.

— Привлечёт ли Грэйс полицию? — Тэйлос вспомнил окровавленное тело. — Какая жуткая смерть.

— Жутким был его путь к смерти, — поправила Брун. — Грэйс-Сигил может сыграть по-разному, и я не знаю, какой путь покажется ему более интересным. Он переиграл Дэвида, и заметил меня, и потерял тебя. Он должен быть одновременно воодушевлён и раздосадован. Обычные люди станут ему мешать. Но, с другой стороны, полиция помешает нам всем. Он может разыграть карты уважаемого горожанина, и тогда мы попадём в ещё одну ловушку.

— Если к Дэвиду может вывести только Ринко, — сообразил Тэйлос, — то немного времени у нас всё-таки есть.

— На восстановление и подготовку, но почти в обрез, — согласилась Брун. — Впрочем, зато теперь я ни в чём не сомневаюсь.

Это прозвучало так странно, что Тэйлос не удержался от вопроса:

— Кто такой Сигил на самом деле? — он взглянул на неё и удивился, заметив, как она сжала пальцы в кулак, сощурила глаза. Ответа не было почти минуту, но потом Брун подняла чашку и протянула ему.

— Рассказ о Сигиле — разговор для нас троих. Отнеси пока Дэвиду и проследи, чтобы он выпил всё до последнего глотка. Мне нужно подготовиться, и я поднимусь к вам.

Тэйлосу ничего не оставалось, как отправиться вверх по лестнице. Чашка приятно согревала ладони, и он, сосредоточенный на том, чтобы не пролить лечебный напиток, отбросил любые размышления. Он полагал, что Дэвид уснул, пока они переговаривались с Брун, но нашёл его сидящим в постели.

— Брун просила тебя выпить, — он опустился рядом и протянул Дэвиду чашку.

— Приказала, — поправил тот, морщась. Он принял чашку и сделал аккуратный глоток. — Почему все отвары такая дрянь… — пробормотав, снова сделал глоток.

— Скажи, Ринко вспомнит, о чём вы говорили? Он вспомнит, что вы общались сегодня? — спросил Тэйлос, когда чашка опустела. Ему всё ещё не хотелось обсуждать то, что произошло на квартире Марко, к тому же были вопросы, которые хотелось уточнить поскорее.

— Нет, — Дэвид качнул головой так, будто это было само собой разумеющимся. — Я не спрашивал напрямую — мы столкнулись на улице у редакции, вокруг были люди. Я использовал старый трюк и, конечно, должен был насторожиться, что всё далось так просто. Не думаю, что Ринко вообще был в курсе, что с Марко случится нечто подобное. Грэйс знал, что я приду, и специально оставил этот крючок, позволил мне узнать чуть больше, чтобы я точно попался в сеть.

— Откуда ему было знать, что ты придёшь? — чуть удивился Тэйлос.

— Накануне ритуала, в ванной, помнишь? Он думал, что поймал тебя, специально для этого направил к тебе ещё не ушедший дух Марко, но не справился. Это всегда значит только одно — рядом с медиумом есть маг. Я для него лишь помеха на пути к тебе, — и тут Дэвид тихо и невесело усмехнулся. — Правда только до той поры, пока он не поймёт, что мы провели ритуал.

— А потом? Что будет потом? — насторожился Тэйлос.

— Потом мы оба станем его врагами, так же, как Брун, — Дэвид помолчал и всё-таки пояснил: — Он мог бы выстроить с тобой связь — не такую, как у нас, гораздо более… пагубную, опасную для тебя. Такое бывает, медиум оказывается связан односторонне — сила через него уходит к партнёру, однако он не получает ни защиты, ни магического покровительства. Именно поэтому у многих дар не раскрывается, пока рядом не окажется подходящего мага. Ты почувствовал Глорию до моего приезда, но только когда я оказался в Фэйтон-сити — пришли слова и ты обрёл свою силу.

Тэйлос помолчал немного, осмысляя услышанное. Раньше он не пытался сложить события в такой последовательности, но Дэвид был прав, так всё и случилось. И всё равно оставался ещё один вопрос — вопрос, который тревожил Тэйлоса всё сильнее, потому что он слишком хорошо помнил, как раскуривал трубку ранним утром, ожидая Грейса в темноте хмурого августовского ещё утра.

— Почему он не понял, кто я? — Тэйлос испытующе посмотрел на Дэвида. — Почему не узнал меня раньше? Почему Брун увидела, кто я, а он только назвал чующим?

— Брун — мой учитель, она чувствует меня, она… чувствует то же, что и я. Так как мы с тобой уже оказались в каком-то смысле связаны, было легко понять, в чём дело, — Дэвид мягко поймал его за руку. — Грэйс узнал, кто я — мои способности, мою силу, но он не знает моего имени, он не знает, кто ты вне теней, вне круга призраков и духов. У него нет цельной картины.

— Нельзя его недооценивать, — Тэйлос вспомнил варварски изуродованное тело Марко. — Следуя к своей цели, он ни перед чем не останавливается.

В этот момент раздался стук, и едва они откликнулись, в комнату шагнула Брун. Она строго глянула на Дэвида и прошла к окну, плотнее задёргивая гардины.

— Что ж, у нас совершенно очевидно есть проблемы, — сказала она чуть погодя. — Ты оставил отпечаток ладони в комнате со зверски убитым… Марко. И если на тебя выйдет полиция, то тебе придётся срочно уезжать из страны.

— Не думаю, что всё зайдёт так далеко, — Дэвид поправил одеяло, словно пытался занять руки, пока размышляет. Тэйлос отметил, что теперь он и вправду выглядит значительно лучше: цвет лица вернулся в норму и белки глаз больше не были налиты кровью. — Ринко ежедневно видит множество лиц и сегодня не выделит моё из череды остальных. А парню, что подвозил нас домой, в числе прочих монет я отдал ту, что заставит его забыть и наши лица, и наш адрес. Ничто не должно вывести на меня, а отпечатки, которые не с чем сравнить, ничего не докажут.

— Этого всё же недостаточно, — но было ясно, что Брун несколько успокоилась. Некоторое время она ещё стояла у окна, а затем всё же подошла и опустилась на постель рядом с Дэвидом — Тэйлосу пришлось уступить ей место. — Ты был неосторожен и подставился под удар, теперь Грэйс знает, что рядом с тобой есть ещё и я. Возможно, он даже узнал меня — моя магия ему хорошо знакома и вряд ли он страдает от потери памяти, — она грустно усмехнулась. — На самом деле это моя вина, я должна была пресечь твои изыскания и не ввязывать тебя в наше противостояние. Но теперь уже поздно, мы все оказались в этом замешаны. Возможно, Грэйс сам не допустит вмешательства полиции, ему это может оказаться не на руку, но кто знает… Я бы просила вас обоих уехать немедленно, но знаю, что ты мне откажешь.

— Откажу, — спокойно ответил Дэвид. — Мне уже не пятнадцать, я могу постоять за себя и за Тэйлоса. И не оставлю тебя одну, — он нашёл её руку и сейчас мягко сжал. — Это не только ваше противостояние, Брун. Я уже замешан.

— Никогда не хотела тебя вмешивать, — она покачала головой. — Моё обещание Ариану было только моим, Дэвид. Я долго выслеживала Сигила, но все нити обрывались, он научился прятаться, этого у него не отнять. Теперь же я слишком близко, а ты не хочешь отступить. Что прикажешь мне делать? — она погладила его ладонь. — Сигил больше не человек. Он перестал быть человеческим существом, когда воспользовался артефактом Ариана. Насколько я понимаю, сейчас он застрял между миром духов и более высоким планом. И заключил договор — ценой чужих жизней он может получить путь наверх. Опрометчиво играть так с сущностями, которые вечно голодны, это может плохо для него кончиться… — теперь она задумчиво посмотрела на Тэйлоса. — Первая его жертва сбежала. Чистым душам — таким, как Глория, — порой благоволит судьба. Но Сигила, конечно, это не остановило. И он готов принести в жертву многих и многих, чтобы наконец открыть для себя врата в иное пространство, куда запрещён вход смертным.

— Значит, он жаждет подняться, — задумчиво проговорил Дэвид. — Так кто он сейчас? Дух, маг, медиум, существо, запечатанное в физическую оболочку?.. Что он такое?

— Он сам по себе является печатью, закрытой дверью, — Брун потёрла висок. — Ты, должно быть, не сталкивался с таким… путём мага. Отрекаясь от физического в поисках бессмертия, можно самому превратиться в печать — воплотить в своём физическом теле сигил своего желания, а затем — заключив надлежащий контракт — отринуть мир физический ради бессмертия в мире сущностном.

— Но ведь это… — начал Дэвид, поражённый, и Брун закончила за него:

— Преступление, да. Нарушение естественного хода вещей, служение Хаосу в том его смысле, в котором только и следует воспринимать концепцию существования Хаоса и Светоносного, — она прикрыла глаза. — Сигил — это не имя. Это то, чем он стал. И мой учитель клялся найти его и остановить. Потому что только так можно сохранить равновесие, а значит, и саму жизнь, как бы громко это ни звучало. Видишь, какая ирония, мой мальчик, ты — держащий смерть за руку, твой медиум — говорящий с ней, внезапно пожелали помочь противоположной, казалось бы, силе. Понимаешь ты теперь, что есть твой дар, Дэвид? Чувствуешь, что значит на самом деле неестественное течение магических сил?

— Я… — Дэвид качнул головой, будто пытаясь справиться с услышанным. — Если у него получится, это ведь качнёт чашу весов… Границы между мирами людей и духов и так слишком тонки — не в Риенте, так в других странах. Неужели он не понимает?.. В таком случае мне придётся не поднимать мёртвых, а возвращать их в могилы!..

— Его это не заботит, Дэвид. Такое сознание, покорённое страхом гибели, самовлюблённое и жадное до силы, которую научилось не взращивать в себе, а отбирать, уже не станет размышлять о судьбах мира, — Брун поднялась. — Я не хочу верить, что нечто было сломано в нём с самого начала, но понимаю, что… Ариан мог ошибиться. Не все ошибки можно исправить вовремя.

Дэвид продолжал молчать, не находил слов и Тэйлос, и тогда она мягко и успокаивающе улыбнулась.

— Сегодня был тяжёлый день, и нам всем нужно отдохнуть, особенно тебе. Отвар успокоит магию и излечит тело, но твоей силе нужно восстановиться, и я не знаю лучшего способа, чем просить помощи у медиума, с которым ты связан, — она посмотрела на Тэйлоса, который не нашёл ничего иного, кроме как кивнуть ей в ответ. — Я вас оставлю, — пожелав им добрых снов, Брун вышла, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Дэвид откинулся на подушку и прикрыл глаза, на его лице застыло упрямое выражение. Тэйлос, не до конца понимая, что имела в виду Брун, опустился к нему на постель и спросил:

— Ты не голоден? Могу приготовить ужин, если хочешь.

— Нет… Лучше уснуть, — отозвался Дэвид и, как показалось Тэйлосу, раздражённо поморщился. — Я бы предпочёл исследовать твою рукопись, там наверняка есть что-то важное, но сейчас от меня мало толка.

— Как я могу тебе помочь? — Тэйлос поймал ладонь Дэвида. — Объясни мне, что имела в виду Брун.

— Хотел бы я дать тебе чёткое научное описание того, что требуется, но, увы, такого не существует, — Дэвид глянул на него, приоткрыв глаза, и тут же продолжил, отведя взгляд в сторону: — Магия — область экспериментов, пусть и облечённых в строгую ритуальную форму. Сколько бы теорий я ни рассказал, когда ты станешь делать — найдёшь что-то своё, не указанное прежде никем, — Дэвид притянул его вторую руку к себе, очертил ладонь пальцем — будто нарисовал круг, а затем прижал свою. — Чувствуешь? — спросил он, бросая на Тэйлоса короткий взгляд. За теплом было что-то ещё — будто бы покалывание или биение энергии. Тэйлос кивнул. — Мы можем ощущать биение силы друг друга, направлять её… друг другу.

И едва Дэвид договорил, в памяти Тэйлоса что-то шевельнулось, но не сложилось ни в образы, ни в слова, лишь прокатилось горячей волной по позвоночнику, огнём свернулось внизу живота и тут же исчезло. Дэвид не смотрел на него.

— То есть я могу направить тебе собственную силу, чтобы ты восстановился быстрее? — неловко переспросил Тэйлос.

— Да, — согласился тот. — Есть разные способы сделать это… — и снова замолчал. Тэйлос чувствовал, что не может понять чего-то важного. Не может чего-то вспомнить. Он неловко провёл свободной рукой над телом Дэвида, ненадолго остановившись над сердцем. И внезапно — точно прозрел — почувствовал, как всё в нём пронизано энергией, где она будто бы блекнет, а где очень заметна.

— Кажется, я понимаю, как это исправить, — заметил он наконец, обратив внимание, как пристально смотрит на него Энрайз. — Сейчас попробую.

Он предпочёл закрыть глаза и удивился, что теперь энергетический поток стал чётче, буквально вырисовывался под веками. Действуя больше интуитивно, Тэйлос всей душой потянулся туда, где энергия слабела. Он будто раскрашивал, добавлял яркости в каждую видимую или ощущаемую линию. Вскоре на плечи легла внезапная усталость, но он не прекратил, пока все линии не засияли одинаково ясно.

Тэйлос едва ли мог сказать, сколько времени ему потребовалось, чтобы закончить, но когда он открыл глаза, то с удивлением обнаружил, что Дэвид дремлет. Его дыхание было глубоким и ровным, и можно было решить, что он и вовсе уснул, но когда Тэйлос, не решившись позвать его, осторожно отпустил ладонь, тот вздохнул и взглянул на него.

— Так намного лучше, — улыбнулся он сонно, и сейчас в его лице уже почти не видно было ни усталости, ни истинного возраста.

— Спи, — Тэйлос поднялся. — Пожалуй, это необходимо тебе больше всего.

— А ты? — Дэвид даже приподнялся на локте, будто собирался удержать его, если потребуется.

Тэйлос с сомнением оглянулся на дверь. С одной стороны, он очень устал и тоже хотел бы уснуть, с другой — ему казалось, что у Брун есть невысказанные мысли и стоит сходить к ней. Но сильнее всего ему хотелось остаться рядом с Дэвидом.

— Я… посижу с тобой, пока ты не заснёшь достаточно крепко, — решил он наконец. Дэвид словно хотел что-то сказать, но только кивнул. Тэйлос снова почувствовал, что часть картины ускользает от его взгляда, но подвинул кресло к постели и устроился в нём, как обещал, не задавая больше вопросов. Отчего-то это казалось единственно правильным.

Часть 17

Тэйлос не заметил, когда задремал сам, и, возможно, поэтому не сразу разобрался в происходящем. Он вдруг осознал себя стоящим на пустыре, простирающемся так далеко, что казался пустыней. Выжженная плотная земля чуть потрескалась, местами высились руины, по которым невозможно было понять, какими зданиями или чем ещё они были раньше. В первый момент Тэйлос никак не мог решить, нужно ли ему куда-то двигаться, он был совершенно один, никто не звал его, не приходил к нему. Не было похоже, что он оказался здесь по воле говорливого духа или по прихоти зловещих сил, и вместе с тем место удручало своей бесплодностью.

Поразмышляв немного, Тэйлос решился подойти к одному из обломков. Приблизившись, он удивился — тот оказался очень большим, несуразным, точно в нём и рядом с ним преломлялись законы пространства. Не похожий ни на природную скалу, ни на дело человеческих рук, он торчал из земли причудливым клыком. Тэйлос мимолётно задумался, как это странно, когда вдруг услышал горестный стон. Звук доносился словно бы сзади, но обернувшись, Тэйлос ничего не увидел. Только трещины на земле, будто раскрытые рты, умоляющие о дожде.

Он почти собрался коснуться пальцами поверхности обломка, когда стон раздался снова, и Тэйлос понял, что исходит он ниоткуда и отовсюду разом. Металлически гулкий, он разносился ритмично и отчего-то — причинял боль. На него отзывалось всё пространство разом — эхом и заклубившим пыль ветром.

Тэйлос поморщился и всё же дотронулся до камня, больше желая найти опору, чем ощутить его шероховатость под пальцами, но тут же отдёрнул ладонь — на ощупь камень оказался плотью, прохладной и осклизлой, точно это была часть кого-то давно мёртвого.

Едва одолев брезгливость, он двинулся дальше, почти уверенный, что должен отыскать что-то. Руины больше не выглядели такими безжизненными, как прежде. Тэйлос почувствовал, будто они сами некогда были живым существом, но теперь оказались на грани между жизнью и смертью. Возможно, он и дальше должен был испытывать отвращение, однако едва он осознал природу странного места, сразу поймал себя на любопытстве. Понимание ускользало от него, но он жаждал разобраться, узнать, что происходит и почему. Он совсем не испытывал страха. Так или иначе, но пространство сна чудилось ему знакомым, не ощущалось чужеродным или враждебным.

Картина постепенно менялась. Тэйлос блуждал между камней или останков, пока не заметил, что однообразный пейзаж разбавила новая деталь. Присмотревшись, он ускорил шаг — впереди, возле одного из камней, обнажённый до пояса стоял Дэвид. Спину его испещряли выведенные кровью знаки, казалось, что та всё ещё сочится из них, и Тэйлос испугался, что это — не рисунок, но увечья. Когда же он подошёл достаточно близко, Дэвид развернулся к нему — на груди его тоже были запёкшиеся кровавые символы. Он смотрел пронзительно, и взгляд его был холодным, будто он и себя ощущал одним из камней, лежавших вокруг.

Тэйлос на миг опустил глаза и заметил, что ступни Дэвида погружены в почву, будто она была не сухой до окаменелости, а зыбкой, как песок на дюнах.

— Мой мир, — обратился Дэвид к нему, обвёл взглядом руины. Он начал так, точно они и прежде вели беседу. Тэйлос же качнул головой, не торопясь отвечать, предоставляя Дэвиду продолжить, точно он был таким же духом, как те, что приходили говорить через Тэйлоса прежде. — Вызывает отвращение, не так ли? — по лицу Дэвида скользнула печальная улыбка. — Должно быть, большое разочарование узнать, что у того, кто умеет быть респектабельным снаружи, внутри так… неприглядно и пусто.

Тэйлос не спешил с ним соглашаться. И это место не казалось ему принадлежащим Дэвиду. Возможно, он был заключённым здесь?..

— Кто внушил тебе такие мысли? — спросил Тэйлос.

— Брось! Требуется ли чужое внушение, когда всё очевидно, — Дэвид поморщился, вырывая ступни из земли, шагнул в сторону от Тэйлоса, но отвернулся.

Тэйлос в ответ поймал его за руку и притянул к себе, заставив посмотреть в глаза. Пространство вокруг них было изломанным, что-то в нём было неправильно, намеренно искажено, и Тэйлосу казалось, что все искажения сходятся в самом Дэвиде, что каждый знак на его теле представляет собой один из узлов запутанной сети.

— Когда же ты это обнаружил? — вопрос сорвался с губ сам собой, точно говорил даже не сам Тэйлос, а его дар.

Дэвид некоторое время смотрел ему в лицо, но молчал, а после сон будто подёрнулся туманом — и вот уже сбоку, прямо за грудой камней, появилась просторная гостиная, декорированная траурными лентами, точно они рассматривали чудовищных размеров кукольный домик, где для удобства на петлях откидывалась передняя стенка. Мебель в представшей их глазам комнате была переставлена, разбежалась по углам, повсюду стояли свечи, а в самом центре возвышался массивный гроб красного дерева. На белом атласе, которым гроб был обит изнутри, покоился уже не молодой, но всё ещё крепкий мужчина.

Тут в комнату зашла облачённая в траур пара с ребёнком: мужчина придерживал за руку ребёнка, и Тэйлос, конечно, узнал — то был Дэвид, пусть ещё очень юный. Женщина что-то говорила ему, и в лице её было столько назидательности, что не осталось печали. Наконец мужчина выпустил пальцы Дэвида, и он несмело подошёл ближе к гробу. Замер в нескольких шагах, словно в недоумении, потом всё-таки подошёл вплотную. Он вглядывался в лицо мужчины со странным вниманием, а после, поколебавшись, коснулся его руки.

Поначалу ничего не происходило, но вдруг мужчина шевельнулся и сел в гробу. Изумлённый Дэвид даже не отпрянул в сторону, глядя на него расширившимися глазами, но его родители — а это были именно они, Тэйлос более не сомневался — синхронно закричали. Мать бросилась в сторону, повалив массивный канделябр, где дрожали язычки десятка свечей. Тут же занялась обивка кресла и ковёр. Дэвид оказался посреди разгорающегося пламени, но вряд ли видел, что происходит. Он слишком пристально вглядывался в лицо мужчины. Тот же, очевидно, каким-то образом сознавал происходящее, неловко выбрался из гроба и подхватил Дэвида на руки.

Картина моргнула, и теперь полыхающая гостиная отдалилась, превратилась в дом на заднем плане. Из него вышел человек с ребёнком на руках. Он медленно опустился на колени, отпуская свою драгоценную ношу, и тут же в его ноги вцепилось жадное пламя.

К мальчишке, растерянно застывшему в опасной близости от огня, подбежали родители. Их лица искажались ужасом. Мимо бежали слуги, стараясь потушить огонь… Ни криков, ни голосов не было слышно, и по губам Тэйлосу не удалось прочесть, что же твердили удивлённому и огорчённому ребёнку. Картина ещё мгновение оставалась яркой, а затем рассыпалась искрами.

— Мой дядя, — пояснил Дэвид негромко. — Я вернул его в умершее тело, хотя всего лишь хотел проститься. То мгновение показалось мне таким удивительным, таким простым — я ведь любил его. Его смерть стала ударом для отца, и на миг мне подумалось, что так легко решить все проблемы… — он печально улыбнулся.

— Удивительно, — негромко согласился Тэйлос. — Хотел бы я получить хоть одно мгновение с матерью. Мне до сих пор кажется, она не всё успела мне сказать, а теперь и не желает говорить. А ты… Ты поверил, что чудовище? Так тебя назвали тогда, Дэзмонд?

Тот отозвался безразлично:

— Ну что ты, мои родители не стали бы так выражаться. В любом случае я осквернил его дух, вернув в разлагающуюся плоть. И мне вдвойне больно от того, что первым его инстинктом было спасти меня, а не проклясть.

— Брун рассказывала мне другую историю, — Тэйлос поймал его ладони. — Разве вернувшийся дух должен был тебя возненавидеть? Разве не естественно — спасти того, кого любишь? Кощунство… Что кощунственного в естественном порыве ребёнка, который даже не знает, на что способен?

— Тэйлос, посмотри вокруг, вот моя сила, — убеждённо отозвался Дэвид. — И пусть даже в порыве нет ничего странного, но моё естество идёт против заведённого хода вещей. Я — тот, кто попирает главную необратимость человеческой жизни — смерть. И поверь мне, ты не хочешь знать, на что походит человек, когда преступает ощущение неотвратимости. Сигил и я — мы оба… нарушаем законы времени.

— Наверняка Брун знает, что на это ответить. И говорила она тебе это не раз, — Тэйлос сжал его пальцы. — Мне же не хватает познаний, в моём распоряжении лишь чувства. То, что делаешь ты, не кажется мне чем-то неправильным. Соприкоснувшись с миром духов, я точно ощутил — каждый из них на мгновение хотел бы вновь обрести тело. И лишь те, кому нечего сказать, не придут и не отзовутся тебе, сколько бы ты ни звал их. Так кто же тогда нарушил законы времени — некромат, давший ещё один шанс, или тот, по чьему умыслу душа томится между тем миром и этим?

Пожалуй, после этих слов Дэвид впервые за весь разговор взглянул на него осмысленно, будто на мгновение его собственные страхи и мысли отступили. Взгляд его стал теплее, и, ободрённый этим, Тэйлос продолжил:

— Дэвид, — он прижал его ладонь к своей груди. — Я твой медиум, и ты можешь слышать меня, можешь чувствовать через меня. Смотри, — и хотя в жизни Тэйлос бы ни за что не нашёл в себе знаний о том, что собирался сделать, сейчас достаточно было прикрыть глаза — и голоса умерших гулко заполнили его, а затем и вырвались наружу, наполняя пространство.

Они говорили все разом — тихо и громко, монотонно бормоча и срываясь на крик. Каждый торопился, стремился высказать и рассказать, и не было возможности заставить их замолкнуть. И все они как на подбор просили об одном-единственном шансе. Месть, любовь, сотни тысяч иных причин вели их, но каждый готов был склониться перед тем, кто умел отпирать дверь, в чьих руках был магический ключ, позволявший им обрести подобие жизни пусть на краткий срок.

Пальцы Дэвида дрогнули, и Тэйлос открыл глаза.

— Но ведь не всегда так, — Дэвид смотрел с сомнением, почти с болью. — Есть те, кто хочет говорить, но некромант поднимает, в том числе пустые тела, привязывает дух к ненавистной ему плоти, пусть даже вопреки всякой воле…

— Разве ты сам так поступаешь? — Тэйлос вздохнул. — Каждый человек может убить, искалечить, уничтожить другого. Но все ли действуют именно так? Разве не для этого существуют наши принципы, Дэзмонд? — называя его настоящим именем, Тэйлос чувствовал себя так, будто пробивается к самому его естеству. И действительно, постепенно отчуждённость, с которой Дэвид смотрел на него, исчезала. Какими бы ни были его страхи, сейчас они отступали, а вместе с ними постепенно исчезало и царившее вокруг запустение. — Доверься нам с Брун, — попросил Тэйлос, смутно чувствуя, что начинает просыпаться.

Дэвид неуверенно кивнул, а в следующее мгновение всё исчезло, и Тэйлос приоткрыл глаза. Было ещё очень рано. Привидевшийся сон был странным и оставил после себя послевкусие, точно на самом деле не был только грёзой.

Тэйлос перевёл взгляд на Дэвида, мирно спящего на постели. По его лицу не было понятно, снится ли ему что-то, или он спокоен в темноте без всяких видений.

Размяв затёкшие плечи и руки, потянувшись, Тэйлос решил, что снова задрёмывать в кресле не стоит, и отправился на кухню. Там никого не было, и он поначалу хотел только сварить себе кофе, но внезапно почувствовал, что Дэвид проснулся. Ощущение было настолько ясным, что нельзя было принять его за игру воображения. Улыбнувшись, Тэйлос решил приготовить лёгкий завтрак. Он рассчитывал, что Дэвид ещё хотя бы ненадолго останется в постели и он успеет подняться с подносом и пошутить о том, что кое-кто требует внимания и ухода.

Но скоро Дэвид вошёл в кухню. Сон пошёл ему на пользу, но всё же Тэйлос сразу увидел в нём уязвимость, даже хрупкость. Становилось понятно, что до полного восстановления ещё должно пройти какое-то время.

— Что тебе снилось? — спросил он, переворачивая колбаски на сковороде.

— Доброе утро, — отозвался Дэвид и качнул головой. — Я не видел снов. Ты решил приготовить завтрак?

— Ты же не ел ничего вечером, — напомнил Тэйлос. — Кстати, я не спрашивал раньше… Как ты обрёл свой дар? Брун упоминала, что ты устроил пожар в родительском доме.

— Не в родительском, — педантично уточнил Дэвид, усаживаясь за стол. — В доме родственников. Если точнее — на похоронах дяди. Я очень его любил, отец решил, что самое время приобщить меня к смерти. Ну и дать проститься, конечно, — он замолчал, и Тэйлос уже решил, что не продолжит, но Дэвид вздохнул и добавил: — Обычно дар не пробуждается так рано. Раньше десяти только сильное потрясение может спровоцировать магию открыться. Потрясение, которое обычно связано с угрозой жизни.

— Значит, ты по-настоящему сильно любил его, — поддержал Тэйлос, оборачиваясь. Запах жареных колбасок был восхитителен, и он уже погасил огонь, но пока не торопился раскладывать завтрак по тарелкам.

— Магия услышала моё желание и воплотила его, мой дядя… поднялся, — Дэвид пожал плечами. — Открытие дара у мага всегда очень сильное. Того, что он может достичь в этом первом выплеске, потом приходится добиваться годы обучения и старательной работы. Конечно, я устроил скандал. Пожар… Это лишь малая часть.

— Что ж… — Тэйлос замялся, но тут Дэвид снова заговорил:

— На самом деле такое обучение, как у меня и Брун… Это редкость. Большинство магов обучаются в орденах. Но я был слишком юн, чтобы попасть туда, да и вряд ли бы кто-то оказался в восторге от некроманта. Если бы Брун не вступилась за меня… в общем, лучше не думать, что со мной могло произойти. Учитель Брун — один из немногих, кто занимался обучением индивидуально. Я всем обязан им обоим.

Тэйлос наконец-то засуетился, расставляя тарелки и раскладывая по нескольку колбасок. Дэвид подтянул поближе хлебную корзинку, и в этот самый момент на кухню вошла Брун. Она уже была полностью облачена, и её тёмные волосы были сколоты изящной заколкой с сияющим камнем. Окинув их насмешливым взглядом, она заметила:

— Ранний завтрак? Надеешься избежать отвара, Дэвид?

— Доброе утро, Брун. Как будто это возможно, — отозвался тот и взял в руки тканевую салфетку. — Позавтракаешь с нами?

— Нет, благодарю, — отказалась она и, налив воды в бокал, опустилась рядом с ними. Она окинула Дэвида внимательным взглядом. — Как ты себя чувствуешь?

— Неплохо, — он дождался, пока Тэйлос тоже опустится рядом, и только тогда принялся за еду. — И всё же не настолько хорошо, чтобы рискнуть уже сегодня проводить новый ритуал.

— Неужели это в тебе заговорило благоразумие? — она усмехнулась, но слова прозвучали скорее печально. — К сожалению, именно в этот раз придётся поступиться осторожностью — время играет против нас, а Сигил слишком умён, чтобы давать ему даже одну лишнюю секунду.

— Что нужно сделать в первую очередь? — Дэвид коротко глянул на неё, он выглядел невозмутимым и собранным, но Тэйлос чувствовал, что это напускное, что его готовность сорваться с места — усилие на грани возможностей.

— Ринко, — Брун проронила лишь это имя и умолкла, казалось, задумчиво разглядывая собственный бокал. — Его нужно вытащить, и как можно быстрее — как ни крути, но он единственный свидетель, и он уже во власти Сигила. Пускай полиции не удастся получить от него свидетельства, Сигил знает другие способы добывать информацию. Мы забираем его прямо сейчас, или к вечеру Сигил будет уже здесь, а Ринко… Боюсь, от него мало что останется.

Тэйлос ощутил, как похолодели пальцы, аппетит тоже сразу исчез. Отодвинув тарелку, он посмотрел сначала на Дэвида, потом на Брун, но заговорить не решился.

— Что именно мы будем делать? — Дэвид тоже отложил приборы. — Нельзя просто похитить его и удерживать здесь. Первым делом — замыкающий ритуал, но что дальше?

— Дальше нужно освободить Ринко от влияния Сигила, но это возможно только на достаточном расстоянии. Я уже приглядела подходящее место. Там я смогу не только выгнать из него чужую силу, но и спасти ему жизнь. Поезд уходит в три, — она не продолжила, Дэвид всё понял сам.

Он кивнул, а затем всё же педантично доел завтрак. Брун вручила ему чашу с отваром, и он выпил её залпом, пусть и морщась. Лишь после этого Дэвид обратился к Тэйлосу:

— Если Ринко сегодня всё-таки придёт на работу, во сколько это может быть?

— Первым делом он заглянет не на работу, а в забегаловку к Марте, — задумчиво прикинул Тэйлос. — Мы как раз можем успеть.

— Идём, — Дэвид промокнул уголки губ салфеткой и поднялся. Его решимость совсем не нравилась Тэйлосу, но Брун смотрела на них с таким пониманием и печалью, что у него не нашлось возражений. Им требовалось действовать прямо сейчас.

Часть 18

На улице никого не было — город только просыпался, а сырое и промозглое утро многих убеждало остаться дома подольше. Особняки прятались среди поредевших садов, скрывались за оградами, их двери были замкнуты, а окна зашторены. Влажный воздух словно предупреждал о скором дожде, а ветер пробирался под одежду и заставлял вздрагивать, как от прикосновений. Тэйлос недовольно глянул на часы и заметил:

— Если пройти на квартал выше, то можно взять экипаж. Так будет лучше, разве нет?

Но Дэвид был слишком погружён в собственные мысли, лишь кивнул в ответ и послушно двинулся рядом. Тэйлос не стал больше его отвлекать. На счастье, едва они повернули за угол, как появилась свободная двуколка. Мальчишка, управлявший ей, едва приподнял видавший виды котелок, когда Тэйлос обратился к нему, и хмуро буркнул: «Садитесь».

Когда они устроились на сиденьях, а лошади тронулись с места, Дэвид сказал:

— Постарайся не отходить от меня, держаться рядом и не выступать впереди, ладно? Попросил бы тебя остаться с Брун, но нам сейчас небезопасно разлучаться — ты сможешь поднять меня, если я ослабею, а я смогу взять удар на себя, если возникнет угроза, — он говорил отстранённо, и голос его звучал глухо, странно, даже зловеще.

— Как скажешь, — несколько удивился Тэйлос. Ему казалось, что Дэвид недоговаривает, и хоть рассуждать о таком в двуколке было небезопасно, всё же попробовал уточнить: — Подозреваешь, что возможна… засада? Что Сигил снова… как это? Смотрит глазами Ринко? Что нам грозит? — он не стал спрашивать, что означает «поднять меня», понадеявшись, что в критической ситуации его дар сам найдёт дорогу, как и прежде.

Дэвид мельком взглянул на него и словно смягчился. Его ладонь легла Тэйлосу на плечо, будто бы он собирался успокоить, хотя, скорее всего, сам нуждался в подобной поддержке куда сильнее.

— Буквально посмотреть он не сможет — нужна слишком сильная связь, которой не достичь с Ринко теперь, — пояснил он, пусть Тэйлосу и такие объяснения казались весьма туманными. — А в остальном — всё возможно. Вряд ли Сигил займёт чужое тело, но магия… Для него всё это дело критически важно, он может пойти на риск, чтобы добиться успеха.

— Что ж, — Тэйлосу стало немного не по себе. Он пока смутно представлял, на что способен Сигил и как он может занять чужое тело, но и этого было достаточно, чтобы насторожиться, — будем надеяться, что всё пройдёт успешно.

Дэвид кивнул, тронул потёртую штору, на миг выглянув в пыльное окно, скоро лицо его приобрело прежнее выражение глубокой отстранённости. Дальше они ехали молча, пока экипаж не остановился напротив забегаловки. Дэвид вышел первым и даже подал руку, но Тэйлос рассмотрел в этом не столько желание помочь спуститься, сколько просьбу о прикосновении, и, конечно, он на мгновение крепко сжал прохладные пальцы.

Получив монеты, мальчишка тронул поводья, двуколка отправилась на поиски новых пассажиров. Только тогда Дэвид, настороженно взглянув по сторонам, направился к ресторанчику.

Двери уже были открыты, но в зале едва успели перестелить скатерти, обновить соусницы и разложить салфетки, когда Дэвид и Тэйлос вошли внутрь.Марта, дававшая указания помощникам, обрадовалась им, и Тэйлос решил заказать кофе, чтобы не внушать ей подозрений.

Они оказались первыми посетителями и выбрали столик в углу, тот самый, что никогда и никому не бросался в глаза. Здесь Тэйлос любил делать первые наброски заметок — никто не беспокоил его, не мешал течению мысли, при этом хоть место и было достаточно уединённым, сквозь большое окно было прекрасно видно улицу. То, что нужно, чтобы ощутить ритм города, но остаться наблюдателем. Дэвид оценил выбор по достоинству, одобрительно кивнув, когда они расположились напротив друг друга.

Марта не заставила их ждать, и вскоре они в тишине прихлёбывали горячий кофе, а улица потихоньку оживала. Мимо проехало несколько экипажей, пробежал мальчишка-разносчик с полной сумкой газет, прошёл почтальон. Появились прохожие, звякнул и колокольчик на двери — кто-то явился позавтракать.

Раньше Тэйлосу нравилось наблюдать, как город из утреннего и тихого превращается в суетливый дневной. Он зачарованно следил за метаморфозой, и течение жизни успокаивало его. Сегодня никакого умиротворения это не приносило. Волнение исподволь занимало его душу, и в каждом человеке виделось нечто зловещее.

Ринко не появлялся довольно долго — подступал час, когда он обычно приходил в редакцию. Тэйлос заволновался. Возникла мысль, что самое страшное уже произошло, Сигил использовал — и уничтожил Ринко, как паук выпивает запутавшуюся в паутине муху.

Но не успел Тэйлос высказать вслух свои опасения, как тот вывернул из-за угла. Он шёл не слишком быстро и подволакивал ногу, чего за ним обычно не водилось. Прежде жизнерадостный, сегодня он казался почти стариком, а в рыжих волосах поблёскивала седина. Почти оглушающее облегчение, что Ринко всё же появился, тут же сменилось новой тревогой. Он был слишком растрёпан и одет небрежно, не по погоде, словно забыл набросить плащ. Было похоже, что он вообще не сомкнул глаз этой ночью, лицо посерело, а белки глаз казались розовато-жёлтыми.

Когда он вошёл, то, не раздумывая, тяжело опустился за столик прямо напротив двери и уткнулся взглядом в столешницу. Голова его склонилась, как у повреждённой механической куклы. Марта подскочила к нему, достав блокнот, но Ринко не сделал обычного — довольно обильного — заказа, только мотнул головой. Тэйлос со всё большим волнением отмечал изменения: Ринко не поздоровался с Мартой, не отпустил ни одной шутки, лишь безразлично скользнул взглядом по её лицу, отчего та нахмурилась, но, конечно, ничего не сказала. Чувствовалось, на плечи Ринко лег невидимый груз, грозивший вот-вот переломить позвоночник.

— Что теперь? — шёпотом уточнил Тэйлос, не отрывая взгляда от коллеги.

— Теперь нужно убедить его пойти с нами, — тихо отозвался Дэвид. Он не поворачивал головы, но заметно напрягся. — Желательно, как можно быстрее, — он чувствовал и понимал значительно больше, чем Тэйлос, и в голосе его звенели напряжённые нотки.

Тэйлос задумчиво проследил за тем, как Ринко пьёт предложенный Мартой кофе, и поднялся. «Постарайся не отходить от меня, держаться рядом и не выступать впереди», — слова Дэвида не выдержали столкновения с реальностью.

— Это дело двух минут, если позволишь мне повести разговор, — сказал он. Дэвид в ответ схватил его за запястье, удержал, пристально глядя в глаза.

— Рискованно, — прошептал он. Тэйлос чуть улыбнулся.

— У нас нет выбора, — отозвался он. Было заметно, что Дэвиду это не очень понравилось, но он коротко кивнул и нехотя убрал руку. Тэйлос тут же прошёл к столу Ринко и сел напротив него, беззаботно потянувшись к салфетнице.

— Доброе утро, — улыбнулся он приветливо, доставая одну из салфеток, словно намеревался то ли вытереть пальцы, то ли записать на ней что-то. — Сильно торопишься? Есть к тебе дело.

Ринко неспешно поднял голову и посмотрел на него, глаза его оказались совершенно пустыми. Он точно ослеп или всё время смотрел только внутрь себя, расширенные зрачки, казалось, совсем перестали реагировать на свет. Тэйлос нахмурился, напряжённо всматриваясь в лицо Ринко и точно пытаясь услышать, что происходит у того внутри.

Время ли тянулось медленно, или Ринко на самом деле слишком долго пытался понять, кто перед ним, но наконец он узнал:

— Тэйлос, — он не улыбнулся, напротив, лицо его точно заострилось, глаза сощурились. В чертах проступило что-то хищное, и голос тоже неуловимо изменился. Что-то хрипело, звякало, словно Ринко обзавёлся механическими частями, засевшими глубоко в горле и трущимися друг о друга, стоило ему слишком сильно вздохнуть или сказать хоть что-то. Почти жутко, и Тэйлос надеялся только, что Дэвид разбирается в подобном лучше, чем он. В глубине души снова поднял голову страх. А если уже поздно? Если Ринко уже не стать прежним?.. — Откуда ты здесь?

— У Марты? — усмехнулся Тэйлос, надеясь, что всё ещё кажется беззаботным. — Зашёл выпить кофе. А ты?..

— Кофе, — повторил за ним Ринко, чуть наклонив голову. — Да, кофе.

— Я говорил тебе о деле, — напомнил Тэйлос. Он мог ошибаться, но рискнул бы предположить, что происходящее с Ринко пора остановить. — Не выйдешь со мной? Здесь слишком людно.

— Людно, — согласился — или просто отозвался эхом Ринко. У Марты было занято только три столика, и в зале царила утренняя тишина, но Тэйлос решил, что такие детали его коллега заметить уже не способен.

— Так что? — поторопил он.

— Тэйлос, — Ринко вдруг слишком быстро выбросил руку вперёд и схватил его за воротник. — Выйдем. Нужно выйти. — Тэйлосу показалось, что в огромных зрачках Ринко он видит чужое лицо. Не отражение себя, а кого-то ещё, выглядывавшего изнутри. Но иллюзия пропала, а Ринко отпустил его и неспешно поднялся, как автоматон, следующий определённой программе. Движения его были скупы, как у механизма, — он уложил на столешницу банкноту, втрое превышавшую стоимость его скудного завтрака, нацепил на голову шляпу, не удосужившись поправить. — Выйти, — повторил он, точно напоминая себе последовательность действий.

Так они и двинулись к дверям — Дэвид догнал их на улице, но остановился у Ринко за спиной. Тэйлос мельком огляделся, но на этот раз удача была не на их стороне, свободных двуколок поблизости не ошивалось.

— Идём со мной, — Ринко снова поймал его, и пальцы сомкнулись на запястье, точно металлические кандалы. Он потянул на другую сторону улицы, и Тэйлос приложил немало сил, чтобы остаться на месте.

— Лучше поедем, — легкомысленным тоном предложил он. — Поедем, верно? — глаза Ринко были всё так же пусты. Тэйлос не поручился бы, что его слова вообще понимают. Однако всё же услышал ответ:

— Едем, — Ринко замер, и как раз в этот момент из проулка показался экипаж. Дэвид бросился ему наперерез, отчего вознице пришлось резко натянуть поводья, и принялся что-то втолковывать. Ринко же по-прежнему держал Тэйлоса за руку и, медленно поворачивая голову, смотрел то вправо, то влево, точно никак не мог узнать улицу, где находится.

— Нашему другу нехорошо, — донеслись торопливые объяснения Дэвида. Возница кивнул, похоже, они столковались о цене. Тэйлос потянул Ринко за собой, и тот сделал несколько шагов, тяжело переставляя ноги, но даже не глядя в ту сторону, куда его увлекли. Вдвоём с Дэвидом они всё же сумели втащить его в экипаж, и лошади тронулись с места. Тэйлос едва успел перевести дыхание, как почувствовал, что пальцы Ринко на запястье сжимаются сильнее, теперь до боли.

— Ты выбрал неверный путь, Тэйлос, — Ринко смотрел на него пристально и не мигая, зрачки закрыли собой радужку, и глаза казались чёрными дырами, из которых будто бы должно было выскользнуть что-то мерзкое. Слова прорывались сквозь хрип, звучали так, будто их произносил нечеловеческий голос, неживой или исходящий с той стороны мира, где могли существовать лишь призраки. — Ты должен прийти ко мне! Ко мне!

В одно мгновение Тэйлосу пришло неприятное озарение — Сигил наконец разобрался, кто он, выяснил, сложил все факты, увидел его и узнал. Он ещё не мог представить, насколько чудовищному риску они все теперь подвергаются, когда Ринко потянулся к нему, приоткрыв рот. У него не было ни клыков, ни искажённой пасти, но Тэйлос отчего-то поверил, что его сейчас же проглотят целиком.

И в этот момент Дэвид надавил чуть ниже затылка Ринко. Тот всхлипнул, как обиженный младенец, у него закатились глаза, и вот он уже осел на сиденье, смирный и спокойный, точно уснул. Медленно разжались пальцы, и Тэйлос принялся растирать запястье, на котором немедленно проступили тёмные следы.

— Недооценил, — выдохнул Дэвид. — Недооценил его. Мы все недооценили его.

— Мы успеваем? — уточнил Тэйлос со вздохом. Сокрушаться о том, что они недооценили противника, было бессмысленно. — Или… — он не хотел договаривать, но Дэвид и без того понял, что кроется за «или». Едва заметная улыбка тронула его губы.

— Успеваем. Ещё успеваем, — он качнул головой. — Ничего, даже так мы всё ещё на шаг впереди.

Тэйлос не рискнул расспрашивать, откуда у Дэвида такая уверенность.

* * *

Дэвид приказал вознице подождать, и пока Тэйлос оставался в экипаже с Ринко на случай, если тот проснётся, вихрем пронёсся в дом. Не прошло и пяти минут, как появилась Брун. В руках у неё был небольшой чемоданчик. Кивнув вознице, она выразительно стукнула себя по запястью и сощурила глаза, пронизав Дэвида, сопровождавшего её, взглядом.

— Неудачное время! — и тут же переключилась опять на хмуро взиравшего на неё с козел мужчину. — Едем на вокзал, плачу двойную цену.

— Идёт, — безразлично выдохнул тот. Его лицо оставалось таким бесстрастным, что Тэйлос заподозрил — в дело пошёл артефакт, но кто применил его — Брун или Дэвид — он сказать бы не смог.

Спрыгнув на мощёный тротуар, он помог Брун подняться внутрь и прикрыл за ней дверь. Возница тут же тронул поводья, и вот экипаж, плавно покачиваясь, скрылся за углом. Дэвид шумно вздохнул, провёл ладонями по лицу, а затем повернулся к дому.

— Нам нужно закончить ещё несколько дел, — сказал он. — Брун сумеет разобраться с Ринко и сама, но нам нужно скрыть тебя от Сигила. Нам нужно… Что же он предпримет?..

— Дэвид, — Тэйлос окликнул его, и тот обернулся, взволнованный и уставший. — Если он понял, кто я, то сначала попробует найти меня в моей собственной квартире, не так ли?..

— Или в редакции, — согласился Дэвид. — И оттуда узнает, что ты исчез.

— Ему потребуется некоторое время, чтобы обнаружить нас здесь, — продолжал Тэйлос. — Зачем-то я нужен ему, хоть он должен был понять, что теперь я… связан с магом.

— Связан со мной, — отчего-то поправил Дэвид. — Со мной… — и тут же прикрыл глаза. — О, всё ещё хуже, чем я мог бы представить.

— Что ты имеешь в виду? — уточнил Тэйлос.

— Сигил достаточно хорош в том, чтобы связывать факты друг с другом, — Дэвид вошёл в сад и направился к дому, вынуждая Тэйлоса следовать за собой. — Значит, он не только поймёт, что ты связан с магом, но и разберётся, что за природа у моих магических сил.

— Дэвид… — Тэйлосу отчего-то стало дурно.

— Да, он поймёт, что я — некромант, — Дэвид толкнул дверь дома. — Боюсь, он знает, как обратить это в выгоду.

Тэйлос не знал — но чувствовал. Поднимавшиеся изнутри ощущения были схожи с тем, как заполняется колодец в весеннюю пору, холодная и тёмная вода карабкается вверх до тех самых пор, пока не перехлестнёт через край, высвобождённая и упрямая. Тэйлос не рискнул бы давать этим чувствам имена, но недосказанного вокруг и без того было чересчур много.

Это был страх, тревога, ужас. Но главное, Тэйлос понимал — ничто из этого не принадлежало ему. Его заполняли ощущения, эмоции тысяч душ.

Часть 19

Начался дождь, нудный и холодный, он зарядил надолго, расчерчивал сад косыми струями, сбивал листву с деревьев. Тэйлос, застывший у окна в кабинете, под мерный перестук капель по жестяному подоконнику пытался отделить собственные ощущения от волн эмоций, накатывавших на него, казалось бы, со всех сторон разом. Дэвид сказал, что ему хотелось бы некоторое время побыть одному, Тэйлос легко уступил, потому что и сам нуждался в подобном, но его желание отыскать среди эмоционального шторма определённый ответ оставалось лишь недоступной мечтой.

Наконец он развернулся к печатной машинке, в которую уже был заправлен лист бумаги. Прятаться было поздно, отказываться от своего дара — глупо, потому он решился воззвать к нему. Прежде души приходили к нему и нашёптывали с такой жаждой внимания, что он не мог им противиться. Но может ли он заставить души дать ему слова?..

Тэйлос коротко взглянул на дверь, будто ожидая, что Дэвид зайдёт в этот самый момент, скажет, что наметил новый план, распишет, что им требуется сделать немедленно, но ручка не повернулась, не раздалось шагов, только капли всё так же стучали по подоконнику.

Тэйлос подошёл к столу и опустился на стул, ладони привычно легли на клавиатуру, округлые тугие клавиши словно наполнили кончики пальцев напряжением. Слов не возникло. Тэйлос закрыл глаза. Ему никогда не нужно было смотреть на клавиши, чтобы писать, каждая буква находилась в нужном месте, и руки точно знали, где искать её. Забавно и жутко одновременно было понимать, что он не знает, где искать слова.

Тревога и волнение вокруг него будто вышли на новый виток, он замер посреди бушующего океана, где волны поднимались размером с дом, и никак не мог рассмотреть чего-то важного, услышать что-то необходимое.

Тэйлос напечатал: «Что вас так тревожит?». Он не знал, сработает ли это. Общение с духами во снах было куда понятнее и проще того, что он собирался сделать сейчас. Возможно, увидь это, Дэвид бы рассмеялся и покачал головой, а Брун мягко бы объяснила, в чём он не прав. Однако Тэйлос больше не мог оставаться в стороне — и одновременно в эпицентре шторма.

«Что вас так тревожит?» — значилось на листе. Он словно приглашал призраков войти внутрь его самого, воспользоваться его руками, рассказать свою историю.

«Ритуал, — вдруг сами собой напечатали пальцы. — Рисунок, связывающий души. Печать».

У Тэйлоса перехватило дыхание. Он смотрел на темнеющие на белой странице буквы, а сердце билось так сильно, точно он своими глазами увидел чудовищ, которые приносили на крыльях и спинах Хаос.

«Где должен быть ритуал?» — напечатал он, спустившись на строчку ниже.

«На арене. Все погибнут на арене. Смерть ждёт на арене», — откликнулись тысячи голосов, отозвались чьи-то пальцы, занявшие место его самого.

— Дэвид! — выкрикнул Тэйлос. Ладони замерли, голоса стихли, хоть тревожность растекалась в воздухе и никуда не исчезла. Призраки, души — кем бы они ни были — отступили, позволив ему осознать и ужаснуться открывающейся чудовищной картине.

Дэвид появился мгновением позже, заглянул в комнату, недоумевающе подняв бровь. Было похоже, что он испугался, но тщательно прятал это. Тэйлос мимолётно подумал, отчего ему так переживать из-за него.

— Что-то произошло?..

Тэйлос выдернул из машинки лист бумаги с такой силой, что нижний угол зацепился, тонкая полоска оторвалась, медленно и плавно легла на печатную ленту, точно невысказанный символ чего-то печального.

— Взгляни, — протянул лист Дэвиду Тэйлос. — Они… Я… Я рискнул задать вопрос, — он запоздало взволновался, что Дэвид назовёт это неосторожностью, но тот качнул головой, забирая бумагу из пальцев и вчитываясь с вниманием и даже азартом.

— Как я сразу не подумал об этом, — вздохнул он. — Безусловно, ему нужна именно арена. Она становится отличным местом для крупного ритуала, держу пари, под трибунами мы найдём расчерченные линии, под песком скрываются нужные символы… Нужно было понять весь размах куда раньше, я глупец…

— Значит, нам нужно отправляться туда? — поднялся из-за стола Тэйлос. Он готов был бежать прямо сейчас, через дождь, сквозь ветер, проникнуться разворачивающимся сентябрём и…

— Чтобы провести ритуал такого масштаба, — поднял на него взгляд Дэвид, — нужно учесть положение звёзд, рассчитать отдельные показатели. Конечно, он уже давно проделал необходимые расчёты, он предусмотрел всё, а потому в день, когда должно случиться задуманное, на арене будет больше всего народа.

Тэйлос смотрел на него широко раскрытыми глазами.

— Больше всего народа? — повторил он. — Дэвид…

— Что такое? Ты услышал что-то ещё? — Дэвид опустил белый лист, всмотревшись в него с удивительными тревогой и участием. — Тэйлос?..

— Гонки проходят круг за кругом, — заговорил Тэйлос медленно. — Никогда не вникал в особенности ставок и соревнований, но каждый сентябрь Грэйс устраивает главное событие, когда один из гонщиков получает кубок Фэйтон-сити. Всякий раз это привлекает множество внимания. Даже те, кто не посещает гонки, приходит посмотреть на сопровождающие заезды танцевальные и песенные номера, а вечером, когда достаточно темнеет небо, Грэйс запускает фейерверк.

— Фейерверк, — повторил точно чужим голосом Дэвид. — Прежде кто-то погибал на этом празднике?..

Тэйлосу вспомнились некрологи. Ежегодно в сентябре он писал их под шорох дождя, не задумываясь о том, что они могли означать. Он вспомнил и пролистанные заметки в архиве, рассуждения Майка, даже полез за записной книжкой, в последний момент осознав, что та самая, о которой он подумал, осталась в квартире.

— Да, погибшие были, — признал он. — Несчастные случаи среди простых и незаметных людей — кто-то испугался разрывающихся ракет, кто-то выпил слишком много дешёвого виски, кого-то толкнули под экипаж… Эти мелочи город проглатывает, не разжёвывая, мчится дальше, не замечая… — он замолчал и нахмурился. — Но на этот раз ему нужно что-то большее? Нечто грандиозное?..

Дэвид кивнул и снова коротко взглянул на лист, прежде чем отложить его на стол.

— Он не может не понимать, что теперь его жертвоприношения замечены, — добавил он. — А значит, он больше не может позволить себе ждать и накапливать силы постепенно. Чтобы разом получить достаточное количество энергии, не хватит пяти, десяти… даже двадцати человек!

— Он готовит что-то действительно ужасное, — подхватил Тэйлос, и души безмолвно возопили, отчего по спине сбежали мурашки. — Массовое жертвоприношение. Быть может… взрыв?..

— Взрыв, — повторил Дэвид, прикрывая глаза. Он словно рассчитывал в уме, и Тэйлос видел по его лицу — этот расчёт ему не нравится. — Действительно. Он готовит взрыв. Те, кто не пойдёт на арену, обвинят фейерверки. Он сам выставит себя погибшим, обезображенных тел и искалеченных душ будет не счесть. Долгие годы его будет подпитывать всеобщая скорбь, направленная на это самое место, на его воплощённую в арене печать… Брун должна узнать об этом! Когда же будут гонки за кубок Фэйтон-сити?..

Тэйлос судорожно вздохнул. Второе воскресенье сентября — день, когда Грэйс устраивал свой чудовищный и великолепный праздник — было слишком быстро.

— В этот раз четырнадцатого сентября, — голос его неожиданно надломился. — Дэвид, разве мы можем остановить это?..

— Должны, — отвернулся от него Дэвид. — Брун не позволит ему обрести могущество. И мы обязаны помочь ей.

— Что именно сделал Грэйс когда-то? Что за артефакт он использовал? — вспомнил обрывки разговоров с Брун Тэйлос. — Расскажи мне, что такого чудовищного он уже совершил, отчего Брун обязана остановить его?..

— Разве тебе недостаточно того, что он задумал? — Дэвид коротко взглянул на него через плечо, внезапно развернулся и обнял за плечи: — Тэйлос! Одни стремятся к могуществу, вторые — к бессмертию, кто-то пытается подтолкнуть к гибели целый мир, а кто-то хочет сохранить гармонию. Грэйс был учеником Ариана, но цель у него была лишь одна — стать сродни божеству, получить так много сил, чтобы никогда не задумываться о человеческой смерти… — он качнул головой. — Артефакт, который он использовал, позволил остановить время, удержать старение, но этого ему оказалось мало, и он захотел отринуть человеческое в себе, — и тут он отпустил его, отступил. — Прости, я больше путаю тебя, чем объясняю.

Тэйлос сглотнул. То, как Дэвид удерживал его, пробудило в теле странные ощущения, будто бы воспоминания растекались в его мышцах, существовали в его крови, но совсем стёрлись из разума. Из-за этих разнородных и непонятных отголосков он едва осознал, о чём говорил Дэвид.

— Существует ли Светоносный? — спросил он вместо того, чтобы попытаться взыскать с памяти за неясную пустоту. — Всегда полагал, что это лишь удобная выдумка, но соприкоснувшись с этой стороной мира, начинаю задумываться, что ему находится место в системе. Но если он есть, отчего не хочет остановить происходящее, отчего не вмешается?..

— Такого Светоносного, что мог бы вмешаться, не существует, — хмыкнул в ответ Дэвид. — Но Грэйс, обретя своё могущество, может стать таковым. Боюсь только, что с милостью и прощением у него не задастся.

— Значит, буквально мы должны остановить восхождение бога, — Тэйлос покачал головой. — Если бы в годы обучения я услышал от тебя нечто подобное, подумал бы, что ты сошёл с ума.

* * *

Чтобы отправить Брун сообщение, Дэвид не стал полагаться на почтовые службы или телеграмм. Вместо того он расчертил пространство пола в библиотеке несколькими геометрическими фигурами, написал множество странных символов и расставил свечи.

— Ты должен вовремя разбудить меня, чтобы я нашёл дорогу назад, — объяснил он Тэйлосу задачу. — Когда догорит алая свеча, приведи меня в чувство.

Тэйлос коротко кивнул, хоть происходящее его настораживало. Вместе с Дэвидом они расположились в центре рисунка. Энрайз закрыл глаза, лицо его стало очень спокойным и будто бы… пустым. И вглядываясь в его черты, Тэйлос поймал себя на мысли, что вспоминает времена обучения в университете.

* * *

Тень от громады университета пересекала кладбище, потому часть могил — особенно старых, с покосившимися надгробиями, — оказалась едва ли не в сумраке, а другая всё ещё освещалась позолотевшим на закате солнцем. Тэйлос остановился на посыпанной гравием дорожке, прямо на границе между светом и тьмой. Он точно не знал, что привело его сюда, возможно, покой и уединённость этого места, а может, неясное и тревожное осеннее чувство, овладевавшее им всякий раз, как наступал сентябрь.

Он прогуливался между могил, читая таблички или рассматривая каменных ангелов и скорбных дев, пока не заметил неподалёку знакомую фигуру. Теперь же медлил, не зная, стоит ли подойти, стоит ли нарушить чужое уединение.

Довольно далеко, среди освещённых золотым сиянием памятников, стоял Дэвид. Он был одет в чёрный плащ, а в руках вертел совершенно не вязавшиеся с дорогой тканью простецкие цветы, наверное, сорванные тут же, на одной из тех могил, к которым забыли дорогу родственники усопших.

Тэйлос всегда был рад поговорить с Дэвидом, невероятно умным и всесторонне образованным, но желание завести интересную беседу спорило с ощущением неуместности. Разве сам он не искал одиночества, когда вошёл сквозь приоткрытые ворота? Разве Дэвид не захотел бы так же остаться наедине со своими мыслями?

Вздохнув, Тэйлос на мгновение чуть склонил голову и вдруг заметил, как в пальцах статуи рядом что-то блеснуло. Заинтригованный, он приблизился, но тут же разочаровался — это была лишь ниточка паутины, в которой запутался солнечный блик. Ничего особенного.

— Должно быть, это невероятный дар, — Дэвид возник рядом так быстро, что Тэйлос растерялся, потому ничего не смог сказать в ответ, — я имею в виду — дар подмечать такие вещи.

Кивнув на паутинку, Дэвид протянул руку, затянутую атласной чёрной перчаткой, и коснулся холодных каменных пальцев, смахивая и сминая работу неведомого паука.

— Естественная красота порой принимает причудливые формы, да?

Тэйлос кивнул и тут же, торопясь, продолжил, чтобы Дэвид не счёл его бесчувственным:

— Немногие найдут это привлекательным. Пауки — не самые приятные соседи человека, разве нет?

— О, человечество даже не подозревает, насколько неприятными соседями обзавелось, и пауки тут — наиболее безобидные, — Дэвид говорил будто бы себе, и Тэйлос не совсем понял, о чём он. — Однако посмотри, эта ловчая сеть не может больше поймать насекомых, но вполне способна удержать суть самой осени.

В тончайших нитях, теперь трепетавших в поднявшемся ветре между пальцев Дэвида, дрожало закатное пламя.

Тэйлос очаровался, он всматривался в открывшуюся глазам картину и забыл, что, вероятно, Дэвид ждёт его ответа.

А потом свет исчез.

— Как точно сказано, — слова дались с трудом и прозвучали странно, но Дэвид будто ничего не заметил, хоть и смотрел очень внимательно.

— Пожалуй, нам пора возвращаться в корпус, — бросил он словно между прочим. — Мы продрогли, не помешает выпить горячего грога. Я угощаю.

— Разве… — тут Тэйлос понял, что кладбище погрузилось в сумрак и солнечные лучи больше не расчерчивали его на две равные половины. Солнце село. — Как быстро исчез свет.

— Быстро? — улыбнулся Дэвид и осторожно подхватил его под локоть, увлекая к выходу. — Иногда время теряет всякое значение, течёт будто бы само по себе, а наш бедный разум не способен уловить его движение. Тогда-то нам и кажется, что поток времени может ускоряться или замедляться. Но, скорее, это мы внезапно останавливаемся или бежим быстрее него.

— Интересная мысль, — Тэйлос поддержал разговор. — Значит, это только для меня всё произошло слишком скоро?

— Возможно, — и улыбка Дэвида стала шире.

Только сейчас Тэйлос заметил, что его руки больше не скрывает чёрная ткань. Но когда Дэвид успел снять перчатки, оставалось для него загадкой.

Вечером, оставшись в скромной комнате общежития, где ему приходилось ютиться во время учёбы, Тэйлос остановился у окна, за которым виднелись университетский сад и часть стены, обегавшей всю территорию и местами выгибавшейся причудливым каменным позвоночником древнего чудища.

За окном было темно, потому стекло могло служить подобием зеркала. Тэйлос сначала смотрел за собственное размытое отражение, а потом с удивлением отметил, что в волосах будто бы запутался цветок. Тэйлос поднёс руку и нащупал уже немного увядшие лепестки.

Он выпутал растение из волос и рассмотрел его с придирчивой внимательностью, не понимая, как же оно могло оказаться там, где нашлось. Это был тот самый цветок, что Дэвид вертел в руках, когда Тэйлос заметил его на кладбище.

Причудливая шутка…

Тэйлос уже собрался выбросить цветок, но в последнюю минуту передумал и бережно положил его на письменный стол, обрекая засохнуть, но остаться напоминанием о вечере, в котором солнце было поймано паутинкой, а время бежало слишком быстро.

* * *

Вздрогнув, Тэйлос очнулся от воспоминаний. Огонёк алой свечи, превратившейся в лужицу воска, едва трепетал, остальные свечи горели едва-едва, и в комнате сгустился сумрак.

«Приведи меня в чувство», — напутствовал Дэвид. И Тэйлос коснулся его плеча торопливым и резким движением, будто на самом деле испугался или игр собственной памяти, или наползающего мрака.

— Эй, пора вернуться, — проговорил он тихо, будто бы старался разбудить. — Эй, Дэвид.

«Что означал тот цветок?» — возникла непрошеная мысль. Воспоминание пришло, вероятно, потому, что Тэйлосу пришлось ожидать — и блуждать во времени как в тот раз, на кладбище. Но как и тогда он не сумел распознать, что за шутку сыграл с ним Дэвид, так и сейчас этот вопрос оставался без ответа.

Дэвид не открывал глаз. Тэйлос всмотрелся в его лицо с ещё большим вниманием, разволновался, что почти не ощущает дыхания, подался вперёд, намереваясь снова позвать… И в этот миг Дэвид вернулся, вздрогнул и легко поцеловал его в губы.

Вряд ли нужно было принимать это в расчёт! Их лица были слишком близко друг к другу, и в этом был виноват Тэйлос. Однако мягкое соприкосновение пробудило внутри нечто, похожее на жар. Всё тело будто вспыхнуло разом, Тэйлос отстранился, вспоминая яркие краски, свет и переполняющее чувство наслаждения и покоя. Однако теперь он был не путешественником по умозрительным далям. Его тело подсказало, что есть иная, физическая составляющая произошедшего, что он почти коснулся ответа.

Резко поднявшись, Тэйлос вышел за границы фигуры, а Дэвид следил за ним взволнованно и, казалось, смущённо.

— Тэйлос?.. — позвал он.

— Что рассказала Брун? — отвернувшись, спросил Тэйлос, чтобы отвлечься от собственных ощущений. «Что означал тот цветок?» — настойчиво повторился вопрос. «Что произошло во время ритуала?» — возник и ещё один.

Тэйлос знал, что должен сосредоточиться на Сигиле, что обязан думать лишь о том, что произойдёт через каких-то четыре дня. Но, кажется, всё это отступило на второй план.

Дэвид что-то скрывал от него, что-то личное, важное, необходимое. И наступил миг, когда он больше не хотел закрывать на это глаза.

Часть 20

За окнами плыла темнота, до полуночи оставалось не больше полутора часов, и осенний мрак казался особенно густым. Прогоревшие свечи стали кляксами воска на полу, и Тэйлос, посмотрев на них, отчего-то подумал, как придётся оттирать его, быть может, поддевать лезвием ножа, чтобы отчистить с поверхности. Дэвид, только что поднявшийся, выступивший из чётких геометрических линий магической фигуры, медлил, будто собираясь с мыслями, а может, просто не услышал ответа, всё ещё пребывая на полпути между этим домом и тем, где осталась Брун.

— Тэйлос, — повторил он теперь уже без вопросительной интонации, — Брун сказала, что Ринко пришёл в себя и очень слаб. Зато он помнит, где находится тело Марко.

— Тело Марко? Ты хочешь снова вернуться к нему и попробовать… — Тэйлос коротко глянул на него и тут же отвёл глаза. — Наверняка там будет ещё одна ловушка.

— Нет, — Дэвид шагнул к нему, оказавшись внезапно даже слишком близко, — нет, нам это больше ни к чему. Но если тело Марко убрали из квартиры, значит, никто не пустит по нашему следу полицию. Впрочем, это вовсе не облегчает наше положение.

— Да? — снова Тэйлос на мгновение поймал взглядом его лицо. Вопросы внутри разрастались, превращаясь во что-то ядовитое, прожигающее насквозь, разворачивающее щупальца. Но пока что он не мог позволить им сорваться с губ. В конце концов что значили его сомнения, неуверенность, подозрения, когда столько жизней стояло на кону? Почти не сознавая, что делает, Тэйлос обыскал карманы и вытащил трубку, будто желая набить её и затянуться терпким табаком с вишнёвым ароматом. Но, конечно, так и остался стоять с ней в руках.

Дэвид глубоко вздохнул и продолжил:

— Грэйс знает природу моей силы. И, раз уж на то пошло, как уважаемый в городе господин он легко мог бы сказать, что я — убийца, поправший заодно заветы Светоносного, служитель Хаоса, которому место если не в тюрьме, то на костре. Как давно в последний раз здесь обвинялись в колдовстве?..

— Брось, до такого бы не дошло, — внезапная тревога вызвала у Тэйлоса ледяные мурашки. — Никто не сжигает сейчас… Метафизические теории вызывают интересные научные споры, так что…

Дэвид отмахнулся, положил ладонь ему на плечо:

— Поверь, страх перед такими как я мгновенно отбрасывает людскую толпу на века в прошлое! Но это сейчас неважно. Грэйс ничего не сделал, а подобное может означать только одно… — он словно набрал воздуха перед прыжком в пропасть. Тэйлос внутренне сжался, уже понимая, что Дэвид скажет: — Ему нужна моя сила. Он хочет… или склонить меня к сотрудничеству, или принудить к нему.

— И как это возможно? — Тэйлос сжал трубку так сильно, что будь она немного менее прочной, и корпус украсила бы трещина.

— Полагаю, он… Тэйлос, я… — только что говоривший вполне уверенно, Дэвид будто потерял все слова. — Мне нужно объяснить тебе кое-что, — договорил он медленно.

— Ну, так объясни, — предложил Тэйлос. Дэвид взял его за руку и повёл за собой. Пока они шли по необычайно тихому, точно пропитанному сумраком дому, Тэйлосу вдруг пришло одно воспоминание. Чем уж этот вечер напомнил ему те дни, он не знал, но на краткое мгновение позволил себе погрузиться в него почти целиком.

* * *

Тэйлос вернулся в родной город в марте, когда весна ещё только поднимала голову, влажные туманы не спеша пожирали снег, днями с крыш текло, а по ночам ветер обращал воду льдом. От вокзала Тэйлос решил добраться пешком, пройти по улицам и вспомнить воздух, саму атмосферу, но вскоре сдался и всё же окликнул извозчика.

Оказалось, радостное предвкушение от свидания со знакомыми местами слишком быстро сменяется тревожной грустью.

Он смотрел в окно, на залитую талой водой дорогу, на бегущие грязные ручьи, извергающиеся из жестяных водостоков потоки, и отчего-то становилось тяжело на сердце. Разве он учился для того, чтобы вернуться сюда?

Откинувшись на почти полностью вытертый бархат сиденья, Тэйлос прикрыл глаза, перебирая в памяти лица однокурсников и приятелей по университету. Все они теперь оказались так далеко!..

Может быть, письма спасут от тоски?

Неосознанно Тэйлос провёл пальцами по застёжкам небольшого чемодана. У него было немного вещей, а самое ценное представляли бумаги, записки и заметки. И прямо сейчас отчаянно захотелось погрузиться в них, сбежать из-под хмурого мартовского неба, забыться, захлебнуться в чём-то привычном, в чём-то сотворённом его собственными руками, рождённом из его мыслей.

Экипаж качнуло, Тэйлос встрепенулся, возвращаясь к реальности.

— Приехали! — окликнул извозчик.

Вскоре Тэйлос остался на мостовой один. В окнах отражались мрачные облака, стремительно темнело, и поднялся ветер, сырой и промозглый. Подышав на ладони — о перчатках он благополучно забыл, Тэйлос подхватил свой багаж и направился к небольшой гостинице. Сначала он хотел найти хоть какое-то место, где можно было отдохнуть, а разбираться с собственностью, если таковую ещё не присвоил город, Тэйлос собирался позже.

Вечером, отказавшись от ужина в пользу чашки чая, Тэйлос открыл записную книжку, служившую ему небольшим дневником. На странице уже была обозначена дата, и ему оставалось только вписать что-то важное. Слова, которые смогли бы отразить первый день его возвращения.

Подумав немного, Тэйлос написал: «Грусть». Затем его взгляд сам собой скользнул на не до конца разобранные вещи, он заметил выглядывающий из-за стопок бумаг и книг край шкатулки. Немедленно отложив свои заметки, он вынул её и открыл, бегло перебрал бархатные мешочки, пока один не лёг в ладонь как-то… по-особенному.

Тэйлос вытащил оттуда тяжёлый подвес на длинном чёрном шнурке. Отполированный до блеска камень на миг отразил его черты, исказив их почти до неузнаваемости. Тэйлос сжал подвес в пальцах, очень и очень сильно, и грусть отступила.

Он достал бумагу для писем и вместо дневника набросал на чистом листе: «Друг мой, казалось бы, не так давно мы вместе спускались по лестницам университета…»

* * *

Мотнув головой, Тэйлос избавился от воспоминания. Подвес на чёрном шнурке и сейчас был с ним. Обрывок мартовского стылого дня словно заставил пробудиться внутри неясные чувства, и камень, сейчас касающийся кожи, нагрелся.

«Не знаю, почему ты остановил выбор именно на нём, это, пожалуй, наиболее… бесполезный из всех, что есть в твоей шкатулке. Всего лишь… выражение моей к тебе приязни, не более», — сказал ему Дэвид. И когда Тэйлос вглядывался, вслушивался, вчувствывался в этот амулет, он помнил только тепло.

Тепло… как и во время ритуала, о котором тело и разум помнят такие разные вещи!

«Как, однако, звучит, когда ты произносишь это. Нет, любовника у меня нет. Но ты сказал — сердечная привязанность… Впрочем, давнишняя и безответная. Вряд ли подобная болтовня стоит внимания, удивительно только, откуда об этом прознал Ринко — не сказать, чтобы я кому-либо распространялся на этот счёт. А значит… кто-то ему подсказал. Кто-то гораздо более сведущий. Использующий для собственных целей… отнюдь не простые способы получения информации», — прозвучал голос Дэвида внутри как раз в тот момент, когда они расположились на кухне.

Дэвид отступил от него, чтобы поставить чайник на огонь.

— Когда я приехал учиться, скрылся за чужим именем, — заговорил он мягким голосом, — я не рассчитывал завести друзей. Брун смеялась над первыми моими письмами, укоряя меня, что я не понимаю, насколько притягательным могу показаться юным и нетерпеливым умам, жаждущим познания. Из-за того, что мне приходилось скрывать собственное происхождение, то, чем я являюсь, магические силы, которыми привык пользоваться… я нёс на себе печать тайны, и многие души это притягивало сродни тому, как пламя привлекает мотыльков. Не могу сказать, что я был столь же опасен, как огонь для тонких крыльев, но… я считал себя таковым.

— Дэвид… — решился прервать его Тэйлос. Картина складывалась перед ним, она была столь простой, столь… явной, что внутри даже пробуждался гнев — как можно было оказаться настолько слепым, настолько глупым!

— Подожди, — Дэвид качнул головой. — Разве я закончил?..

Он поставил две чашки и в каждую бросил по щепотке чая из стеклянной банки причудливой формы. Чайник пока не вскипел, и Дэвид стоял, не отрывая от него взгляда.

— Но оказалось, что и пламя может становиться мотыльком. Познакомившись с тобой, я понял, что увлёкся. То, как ты видел и чувствовал мир, то, как ты рассуждал и излагал свои мысли, в конце концов даже очертания твоей фигуры, черты лица… Всё влекло меня к тебе. Если мы не разговаривали, не обменивались ни единым словом — это был пустой и серый день, — Дэвид подхватил чайник и залил чашки кипятком. Тяжело уронил чайник на место и всё же не повернулся. — Но я был обречён. Подарки, намёки… Я не силён в этом, но хуже всего — понятия не имел, как можно было бы объяснить тебе тогда, что мне не хватает только лишь нашей дружбы.

Тэйлос поражённо молчал. Он был удивлён не тем, что Дэвид рассказал сейчас, но тем, как именно он говорил, что за горечь и тоска, что за отчаяние звучали в его голосе.

— В конце концов я сделал для тебя амулет, подвес, в котором сосредоточена вся моя… отвратительная и беззащитная любовь к тебе, — наконец он развернулся на каблуках. — И Грэйс знает — между нами не только связь медиума и мага. Он видит ясно, что я люблю тебя. Что за тебя и ради тебя я готов буду предать и собственные принципы, и множество других людей. Вполне возможно, если выбор встанет между тобой и Брун — я отрекусь и от неё.

— Дэвид, — Тэйлос глубоко вздохнул. — Он не доберётся до меня. Он не сможет ни к чему принудить тебя и… — он подошёл ближе. — Отчего — отвратительная?..

— Тэйлос… — но больше он ничего не сказал. В чашках чайный лист набухал и разворачивался, медленно оседал на дно. Тэйлос взглянул на это и мельком улыбнулся.

— Дай руку, — попросил он.

Дэвид протянул ему правую ладонь, и Тэйлос сплёл с ним пальцы, вновь полагаясь на пробудившееся внутри интуитивное знание.

«Уважаемый Дэвид, мы не виделись пять лет и, может быть, в том виноват именно я. Сейчас мне бы хотелось искать встречи с вами — и чтобы вспомнить о былых весёлых временах, и чтобы найти помощь в очень деликатном деле. Я не могу, пожалуй, рассказать все подробности письмом, но вкратце обрисую ситуацию. Возможно, вам, друг мой, и этого окажется достаточно, чтобы дать мне путеводную нить, следуя которой, я и сам смогу найти выход из лабиринта…» — пришло в голову начало того самого письма, которое Тэйлос отправил, когда ещё не понимал и не сознавал и десятой доли того, что вообще происходит в городе.

— Так ты… любил меня все эти годы? — спросил он удивлённо. — И не делал никаких попыток приблизиться?.. И что же ты почувствовал, когда заметил пробуждение дара?..

— Твой дар, Тэйлос, я нашёл ещё в университете. Помнишь, когда-то мы столкнулись на кладбище? Впрочем, — тут же перебил сам себя Дэвид, — как ты можешь помнить столь незначительный случай! Тогда я… был несдержан, заметив в тебе что-то… необычное, я очаровал тебя и позволил себе проверить. Увидел зерно таланта и был пленён и им тоже. Когда я описывал тебя Брун, она сразу сказала, что ты… ты — моя идеальная пара. Медиум, связь с которым позволит достичь… — он качнул головой.

— Тот самый день, когда ты оставил цветок в моих волосах, — усмехнулся Тэйлос. — Совсем недавно я вспомнил этот случай. Ты понятия не имеешь, Дэвид, сколько значил для меня тогда и что значишь сейчас. Как будто бы бегство стало частью твоей натуры! Ты убегаешь от того, чтобы признать собственную магию достойной, ты отступаешь от меня, потому что боишься, что не понравишься мне…

«Ты до сих пор ничего не открыл ему? Но как же тогда получается, что ваша энергия течёт, как ей положено? Вы переспали?» — отозвался в памяти неловкий разговор, случившийся в тот самый день, когда приехала Брун.

— Открой наконец глаза, Дэзмонд! — потребовал он. — Наша энергия текла как полагается до ритуала. Ты помнишь?..

Дэвид очень медленно кивнул, сплёл с ним пальцы, сжал почти до боли. Тэйлос видел, как судорожно, как болезненно даётся ему осознание простого в сущности факта.

— Наши чувства взаимны, — сказал он наконец, точно наблюдал за химической реакцией и по запаху отделившегося газа определил, что за вещество получилось при смеси реагентов. — Я… слепец и не понимал, что ты… заинтересован во мне.

— В таком случае слепы мы оба, — мягко закончил за него Тэйлос. — Потому что я не понимал, что чувствую к тебе.

— Что ж… — глаза Дэвида вдруг засияли, а губы сложились в улыбку. — Это действительно дарит силы. И всё же теперь ты должен понимать — Грэйс попробует… он что-то сделает, он знает, как сильно я…

Тэйлос опустил свободную ладонь ему на затылок, с силой притянул его к себе для поцелуя. Он чувствовал, как тело откликается на жест, отчего становилось ясно — тогда, во время ритуала, они сотни раз целовали друг друга. Тело помнило, и что они делали друг с другом ещё, и возможно, стоило бы выкроить время, чтобы… попробовать снова. Но пока что Тэйлос сминал чужие, пока ещё недоверчиво раскрывающиеся навстречу губы своими.

— Хаос, Дэвид, — выдохнул он прямо в них. — Плевать мне на Грэйса и его планы. Мы вместе, мы объединены магией, мы прошли ритуал. Ему не забрать меня. Ему не надавить на тебя. Мы едины.

— Едины, — согласился Дэвид.

Чай остывал в чашках, в полночь на город обрушился ливень.

Часть 21

Тэйлос проснулся резко, точно услышал что-то или чего-то испугался. Последние мгновения сна схлынули так быстро, что он вспомнил только ощущение общей атмосферы: золотистый свет, тепло, а ещё словно бы лёгкая горчинка, как бывает в хорошем белом вине. Он сел напостели, пытаясь понять, что же всё-таки его потревожило, но рядом безмятежно спал Дэвид — они решили лечь на одну постель, чтобы магический дар и сила медиума сплелись прочнее.

Могло ли такое быть, что он не услышал бы тот же звук? Не насторожился и не пробудился бы так же точно?

Темнота вокруг казалась бархатистой, она колыхалась за окнами, окутывала каждый угол, будто живая, скрадывала очертания мебели. Тэйлос чуть сощурился, не понимая собственных ощущений. Не был ли этот мрак опасным? Что вообще было не так?..

И внезапно он осознал — тишина. Ветви деревьев не скреблись в стекло и не скрежетали по крыше. Не барабанил дождь по жестяному подоконнику, не тикали часы. Звуков не было, и даже Дэвид дышал как будто бы совсем не слышно.

Сглотнув, Тэйлос неосознанно коснулся мочки левого уха, точно так мог вернуть звучание всему миру, но, конечно, ничего не произошло. Слабый шорох его движения поглотила звонкая тишь. Словно бы раззявилась огромная пасть и откусила его.

Тэйлос хотел позвать Дэвида по имени, но тишина лишила его голоса. Тогда он легко коснулся чужого плеча. Дэвид недовольно нахмурился во сне, но всё-таки шевельнулся и мгновением позже открыл глаза. Его губы шевельнулись, и Тэйлос угадал, что за вопрос должен был разбить тишину. Дэвид сразу же сел, как только осознал, что его слова остаются беззвучными.

В квартире Марко тишина была похожей, но за ней была ещё и пустота, таращилась пустыми глазницами. Сейчас же за тишью стояло что-то большое, даже огромное, что-то непостижимое. Тэйлос поймал взгляд Дэвида и по его изменившемуся лицу понял, что тот узнаёт нависшую опасность.

Не медля больше, он поднялся с постели и схватил со стола небольшой нож для бумаг. Он полоснул по ладони, не обращая внимания на то, как дёрнулся к нему Тэйлос, и когда из небольшого тонкого разреза показались первые капли крови, набрал их на пальцы и принялся выписывать прямо на столешнице какие-то вычурные знаки.

Тэйлос следил за каждым движением, и волнение внутри нарастало. В горле встал ком, а губы пересохли. Он не вмешивался, уверенный, что не в силах помочь, но готов был в один миг оказаться рядом, если понадобится. Однако Дэвид выглядел уверенным, точно не нуждался в какой-либо помощи.

Над столешницей несколько долгих минут спустя медленно поднялось алое свечение и сформировалось в геометрическую фигуру, на которой сияли символы. Некоторые Тэйлос узнавал, другие видел впервые, но удивительным образом ему стало ясно, что это — щит, который Дэвид создал, чтобы укрыться от приблизившегося к ним зла.

— Он нашёл нас, но не может войти, — разрезал устоявшуюся тишину голос Дэвида.

— Грэйс здесь? — удивился Тэйлос, подходя к нему.

— Не лично, конечно, — Дэвид пожал плечами. — И даже не прислал к нам своих шестёрок. Только эту… это, — он хмыкнул. — В Экрандо это называют туманом безмолвия. Он… не опасен сам по себе, но слабые духом люди часто сходят с ума, если пробудут в зачарованном им месте более двенадцати часов. В Свитселе есть такая казнь. Свой туман безмолвия они именуют пастью пустоты… — он покачал головой. — Не знаю, где именно Грэйс выучил эту технику, но она не могла причинить нам вреда, разве что сумела бы сделать сговорчивее. Полагаю, он недооценил меня в той же степени, в которой я прежде недооценил его. Он не мог и подумать, что я бывал в Экрандо и изучил техники защиты, которые там применяют.

— Ты использовал собственную кровь, — выдохнул Тэйлос, пока не разобравшись, как к этому относится.

— А, это пустяки, — Дэвид продемонстрировал ладонь, на которой почти затянулся порез. — Это тоже Экрандо… Там некромантию считают одним из подвидов магии крови. Мёртвая кровь остаётся кровью, как говорят они, — он чуть усмехнулся. — Что ж, он намеревался лишить нас душевного равновесия, и это не удалось. Каким будет следующий шаг?..

— Нам нужно предупредить Брун, — разволновался Тэйлос.

— Она уже знает, — и Дэвид вытащил из-под рубашки небольшой кулон. — Она заставила меня снова воспользоваться этим амулетом.

— Заставила? — чуть поднял бровь Тэйлос.

— Это… ученический, — вздохнул Дэвид, точно ему было неловко говорить о таких вещах. — Когда я был ребёнком, с его помощью Брун могла в любой момент убедиться, что со мной всё в порядке. Некромант до определённого времени контролирует свои возможности хуже, чем любой другой маг. И я вполне мог заявиться домой, окружённый армией восставших бабочек, стрекоз и сопровождаемый трупами собак, кошек, ёжиков… — оно оборвал себя. — Брун сразу же узнала, что происходит. Даже раньше, чем я сам разобрался в ситуации.

— Значит, этот дом небезопасен теперь? — Тэйлос приблизился к окну и выглянул в сад. Время приближалось к пяти утра, небо над кронами деревьев уже высветлилось, но до восхода было ещё далеко. Шёл дождь, и его слабое шуршание сейчас успокаивало.

Дэвид задумчиво осмотрелся, точно чужая магия должна была оставить видимые следы. Впрочем, Тэйлос не мог поручиться, что они с Дэвидом действительно видят мир одинаково. По крайней мере как медиум он точно слышал и чувствовал больше прочих людей.

— Не думаю… Пасть пустоты — одна из немногих техник, что могла проникнуть сквозь барьер, который мы с Брун оставили здесь. Чтобы попытаться снова, Грэйс должен прийти — сам или воспользовавшись чужим телом как марионеткой. Ринко за пределами города, вдали от его власти. И даже тот, кто готовится стать божеством, не может одновременно использовать так нескольких людей в своих целях.

Тэйлос не успокоился до конца. Внутри словно что-то царапалось, идея или догадка, которую он никак не мог ухватить за хвост.

— Что мы будем делать дальше? — спросил он наконец, когда молчание показалось угнетающим.

— Думаю, самое время отправляться на арену, — Дэвид поймал его взгляд.

— Вряд ли сейчас можно нанять экипаж, — с сомнением качнул головой Тэйлос. — Слишком рано. Если кто и встаёт в такое время, то это заводские работяги, а им, как ты понимаешь, не по карману экипажи.

— Мы попадём на место иначе, — мягко отозвался Дэвид. — Чтобы обмануть Грэйса, нам нельзя покидать дом обычным способом. Но раз уж он не знает, насколько я хорошо разбираюсь в техниках Экрандо, это наш шанс выбраться незамеченными.

— О чём ты? — Тэйлос недоверчиво сложил руки на груди. — Только не рассказывай мне, что появляющиеся из ниоткуда маги в детских сказках — это реальность для того, кто владеет магической силой. Тогда отчего ты выбрал поезд, когда прибыл сюда, почему Брун воспользовалась дирижаблем, если вы умеете… мгновенно переноситься с места на место?

— Тэйлос… — усмехнулся Дэвид. — В мире даже магия подчиняется логическим законам. Нужно помнить о целесообразности, о затратах сил… — он вздохнул. — Нет, техники Экрандо не позволят нам самовольно переноситься с одного места на другое, точно сильная рука переставляет с полки на полку игрушечную фигурку. Но в Экрандо умеют ходить путями воды. А сейчас, как видишь, на улице дождь.

— Путями воды, — повторил сбитый с толку Тэйлос.

— Это тяжело, — продолжал Дэвид. — И тебе придётся во всём положиться на меня. Я проведу нас на крышу арены.

* * *

Тэйлос сперва решил, что им нужно будет хотя бы выйти в сад, но в итоге они только открыли окно. Дождь усилился, поднялся ветер, и теперь холодные капли попадали и в комнату. Дэвид остановился так, чтобы они мелкой взвесью обнимали его, и что-то прошептал. Его ладонь снова кровоточила.

— Встань прямо за мной, — сказал он немного погодя, и Тэйлос послушался. — Опусти ладони мне на плечи. Для магии мы должны стать одним существом.

«Одним существом», — откликнулось где-то внутри, и в тот же миг Тэйлос почувствовал, как в нём оживает что-то мягкое и жаркое, что-то, не имеющее границ и очертаний. И такое же точно нечто раскрывается подобно цветку в Дэвиде. Он закрыл глаза, чтобы сосредоточиться на ощущении, и под веками внезапно вспыхнули радужные краски. Он словно увидел, как их энергии сплетаются, и почти забыл, как дышать.

Ему представилось, что они превратились в двух оранжево-золотых карпов — из тех, что выпускали в столице в каналы и пруды в парках. Яркие спинки и длинные плавники привлекали и детей, и взрослых, многие кормили рыб, любуясь сияющей чешуёй. Ощутив себя столь же беззаботным и подвижным в текущей, летящей, бегущей воде, Тэйлос устремился за Дэвидом, которого узнавал скорее сердцем, чем как-то ещё.

Внезапно его охватила дрожь. Она помогла понять, что тело его — отнюдь не рыбье. В следующее мгновение Тэйлос осознал, что замер, опираясь одним коленом о влажную и холодную поверхность, что под пальцами рук ощущается металл. Он открыл глаза и убедился, что застыл на покатой жестяной крыше самых дорогих трибун арены. Внизу мок песок.

Дэвид протянул ему руку:

— С тобой путешествовать намного приятнее, — улыбнулся он.

Тэйлос опёрся на него, поднимаясь. Пронизывающий ветер пробирался даже под плащи, в которые они благоразумно оделись, а назойливый дождь промочил насквозь волосы, тонкие струйки воды затекали даже за воротник.

— Отсюда ведёт лестница, — указал Дэвид, — идём. — Казалось, он уже не раз бывал здесь. Тэйлос доверился ему.

Шаткие и местами уже проржавевшие ступени скользили под ногами. Лестница протяжно скрипела, словно желала оторваться от сырого камня стены, но вниз Дэвид и Тэйлос спустились без происшествий. Оглядевшись, Дэвид задумчиво коснулся чуть согнутым указательным пальцем подбородка.

— Сегодня уже одиннадцатое.

— Так и есть, — кивнул Тэйлос.

— Значит, у него уже всё должно быть готово. Всё должно быть на месте. Наверняка основной чертёж он прячет прямо под песком… — Дэвид огляделся. — Достаточно нарушить его и…

— Допустим, мы нарушим его, возможно, это помешает Грэйсу добиться своих целей, — вмешался Тэйлос. — Но если он планировал взрыв, тот всё равно произойдёт. Нарушив магический чертёж, мы никого не спасём.

— Ты… прав, — Дэвид развернулся к нему, донельзя удивлённый. — Совсем не подумал об этом. Мало только разрушить ступени лестницы, которую он подготовил для собственного восхождения.

— И если сейчас мы отыщем заряды, у него всё ещё останется время установить новые, — рассуждал Тэйлос дальше. — Мы можем осмотреться, но план нужно придумать получше.

— Однако я бы начал с чертежа, — закончил за него Дэвид. — Здесь и сейчас за нами не следят. Грэйс стянул основные силы к нашему дому, возможно, и к твоей квартире, а может, затронул и гостиницу, где я остановился. Но тут тихо, и я… не чувствую следящих заклинаний. Мы можем разорвать линию, и тогда останется только предотвратить взрыв.

— Какие самонадеянные мальчишки, — Грэйс выступил из тени и улыбнулся. Металлические зубы поймали слабый отсвет бледного неба. — Нарушить чертёж, да? — он чуть наклонил голову, как это бы сделал автоматон. Скупое движение было полностью лишено пластики, характерной живому существу. — Ты… не можешь быть учеником Ариана. Тот умер. И всё же ты имеешь к нему отношение. Кто ты?..

Дэвид не удостоил его ответом. Он лишь развернулся так, чтобы в случае чего закрыть Тэйлоса собой. Грэйс тут же отметил этот жест и снова рассмеялся.

— Тэйлос Эксвилберг, оказавшийся полноценным медиумом, — он сощурился. — Когда я наводил справки, узнал только, что Вайона и Саманта Торртон были чующими. Откуда же такой талант? Жаль, я упустил тебя в тот самый день… Впрочем, ты пригодишься мне и так.

Тэйлос сжал кулаки. Дэвид же стоял спокойно, казалось, вся речь Грэйса нисколько его не затронула.

— Если прямо сейчас оборвать вашу жизнь, — сказал он холодно, — вы окажетесь лицом к лицу с теми, с кем заключили договор. И вам придётся расплатиться собой вместо всех душ, что вы пообещали отдать.

— Ты не сумеешь меня убить, мальчик, — Грэйс всё так же улыбался.

— Он не принадлежит к миру людей, — обратился Тэйлос к Дэвиду, вспомнив, как о том же говорила Брун. Но все остальные слова приходили к нему уже сами собой, он будто повторял за хором бесплотных голосов. — Перестал быть человеческим существом. Он скорее дух, чем что-либо ещё. Запертая дверь, которая жаждет отпереть саму себя. — Дэвид коротко оглянулся на него, будто хотел уточнить, зачем Тэйлос говорит о том, о чём им обоим прекрасно известно. Но Тэйлос смотрел только на Грэйса. — Он полагает, что некому разгадать здесь его природу, что жертва, которую он задумал, утолит голод тех, кто стоит за ним. И тогда он обретёт свободу и крылья, станет равным то ли Хаосу, то ли Светоносному, смешает оба облика признанных богов в себе самом, станет тем, кому поклонятся тысячи, сотни тысяч…

— Тэйлос… — прошептал Дэвид взволнованно.

Грэйс больше не улыбался, казалось, в глазах у него загорелось пламя.

— Медиум, да? Так много можно узнать, слушая болтовню призраков? — желваки на его в одно мгновение ставшем уродливым лице дрогнули. — И что ты будешь делать со всем этим знанием? Оно только и сможет, что свести тебя с ума.

— Сигил есть дверь. Заключённое в теле, что больше не должно жить, страстное желание, дикая жажда, которая на самом деле является страхом, — продолжал Тэйлос. Его голос звучал всё громче и всё увереннее, он словно усиливался из-за шороха капель, разносился по всей пустой арене, звенел, звенел и снова набирал силу. Ему вторило эхо. — Столько лет, столько сил, а страх всё тот же. Никогда не стать божеством существу, что так отчаянно боится смерти.

Тэйлос раскинул руки, вместо капель дождя он ощутил на коже прикосновения множества ладоней. Призраки явились к нему, кем они были и отчего захотели прийти, он не знал, но они пришли и встали рядом с ним.

— Сигил есть дверь, — повторил он немногим тише. — Дверь между миром живых и миром мёртвых. Некромант — ключ в замочной скважине. Ему нет нужды убивать, он должен лишь открыть замок.

Грэйс нахмурился, словно не уследил за аллегорией, а Дэвид внезапно кивнул. Тэйлос почувствовал себя обессилившим. Возможно, он расстратил всего себя на то, чтобы сейчас сказать то, что сказал. Он понятия не имел, зачем говорил, но не мог молчать.

Грэйс стоял от них в двух шагах, и по выражению его лица ничего было не прочесть. Он не собирался бежать и, казалось, не делал ровным счётом ничего необычного. Дэвид двинулся вперёд обманчиво медленно.

— Действительно, я не сумею убить тебя, — сказал он, протягивая руку словно в растерянности. — Но этого… и не нужно, — и его пальцы на миг коснулись лба Грэйса. Тэйлос увидел, как на восковой бледности чужой кожи остался кровавый след. — Как ты там сказал, Тэйлос? Каждый дух на мгновение желает обрести тело, если ему есть, что сказать?.. Так вот оно — тело, которое я им предлагаю!

Грэйс отшатнулся от него, даже замахнулся, будто желая ударить, но в тот же самый миг захрипел и тяжело повалился на колени, пачкая мокрым песком дорогие брюки. Тэйлос чувствовал, как мимо него подобные быстрой воде, похожие на срывающийся с неизмеримой высоты водопад мчатся души. Их было так много, так оглушающе много, что он обхватил себя руками, боясь не удержаться. И каждая душа мечтала прорваться сквозь открытую теперь дверь, на миг овладеть телом, выкрикнуть в мир слова, которые накопились внутри и мешали оставить земную жизнь и раствориться в сиянии.

Дэвид схватил Тэйлоса за руку и потащил за собой.

— Это не убьёт его, — качнул он головой на невысказанный вопрос. — И не нам ставить точку. Это дело Брун. Мы же должны разрушить рисунок и отыскать заряды. Духи займут его надолго.

Часть 22

Дэвид привёл Тэйлоса в центр арены и замер. Дождь снова ослабел, превратившись в неприятную морось, проникавшую под одежду слишком легко, и Тэйлос зябко повёл плечами, вопросительно глядя на своего спутника. Тот изучал песок под ногами с таким пристальным вниманием, будто ждал от него ответа.

— Не понимаю, — нарушил наконец Дэвид повисшую между ними тишину. — Неужели рисунок действительно под всем этим песком?..

Внезапно Тэйлос ощутил присутствие кого-то ещё. Он огляделся, отчего-то решив, что обнаружит поблизости человека, но нет — то был лишь дух, очень знакомый и беспокойный дух, которому не терпелось вмешаться. Некто, решивший не пользоваться приглашением Дэвида, не ищущий тела для мимолётного воплощения.

— Глория? — сказал Тэйлос удивлённо. Воздух совсем рядом с ним замерцал, и на краткий миг он увидел хрупкую фигурку девочки, словно нарисованную белым карандашом. Только глаза у неё были живыми, тёмными, цепко вглядывались в его лицо. — Ты знаешь ответ?..

Он торопливо вытащил записную книжку из внутреннего кармана плаща, но Глория не стала диктовать ему. Вместо вскипания внутри тысяч слов он почувствовал холодное прикосновение к запястью — призрак хотела, чтобы он шёл за ней!

— Веди, — тут же согласился Дэвид, не выказав ни малейшего удивления.

Призрак двигалась гораздо быстрее, чем того можно было бы ожидать от маленькой девочки, которой она была, прежде чем погибла на этой арене. Она провела их к трибунам и замерла в первом ряду кресел, на миг снова проявившись в физическом мире. Тэйлос понимал — ею владеет странное нетерпение. Она так сильно взволнована, что получила возможность прикасаться и показывать себя, и такая трата сил могла для неё плохо закончиться. Пусть он не знал, как именно, но им требовалось спешить, чтобы дать ей должный покой, чтобы… чтобы отпустить её, как она и хотела.

Пока Тэйлос размышлял, как задать ей вопрос, как узнать у неё, зачем она притащила их именно сюда, Дэвид наклонился, рассматривая что-то на каменных блоках, из которых были выложены трибуны.

— Интересно, — сказал он вдруг, — ни у кого не вызвало вопросов то, насколько дорогую стройку некогда затеял Грэйс?

— Дорогую стройку? — удивился Тэйлос.

— Никогда прежде не задумывался, но… Сам посуди, зачем возводить всё это, — и Дэвид обвёл пространство рукой, — из камня? Он отстроил трибуны из каменных блоков, даже не из кирпича! Это цельный камень, который наверняка привезли издалека. А ведь подобные постройки порой требуется расширять. Это не вокзал, не городская ратуша, которые возводятся навека.

— К чему ты клонишь? — Тэйлоса охватило волнением Глории. Она будто подпрыгивала на месте, намекая, что они на правильном пути.

— Рисунок — здесь, — Дэвид указал на камень. И тут с Тэйлосом словно произошла перемена, на миг он точно поднялся в воздух и увидел арену с высоты — с ярко сияющим рисунком, кольцами охватывающим песчаное поле в центре. Пространство, предназначенное для того, кто жаждет получить всю силу!

Тэйлос качнул головой, вновь возвращаясь к самому себе. Его охватила дрожь, но он справился с минутной слабостью и заговорил быстро и чётко:

— Каждый ряд скамей скреплён металлическим штырём, который на самом деле и является частью рисунка. Нужные символы отлиты в металле и погружены под камень. Нам… нам не под силу разрушить это. Уверен, что заряды заложены под трибунами, и в момент, когда здесь всё взлетит на воздух, огромная сила, собранная этой ловушкой, устремится к центру арены.

— Где должен стоять Сигил, — кивнул ему Дэвид. — Если мы обезвредим заряды, чертёж останется, он — как раскрытая пасть, как замершее перед прыжком чудовище. И в какой-то миг он притянет к себе жертв, что так жаждет. Притянет и поглотит. А любой, кто окажется в центре в тот момент, обретёт силы, которых, быть может, и не искал.

— Что нам делать? — Тэйлос сжал кулаки. — Как поступить?.. — Дэвид нахмурился, будто рассчитывал в уме. Где-то внизу прокатился хриплый крик, и Тэйлос понял, что рядом осталась только беспокойная душа Глории. Он словно перестал слышать гомон сотен других голосов, который прежде стал таким привычным, как неумолчный шум волн. — Неужели призраки… закончили с ним? — спросил он.

— М? — Дэвид коротко оглянулся. — Ты о Грэйсе? Вероятно, он нашёл способ защититься от них. Или пропустить их сквозь себя быстрее, раз уж он дверь, — он сжал амулет на груди, прикрывая глаза. Тэйлос решил, что так он может посоветоваться с Брун, и не решился мешать.

В тот же самый момент Глория взяла его за руку снова. Не препятствуя ей, Тэйлос позволил отвести себя к лестнице, ведущей в пространство под трибунами. Узкий проход убегал вдаль, и буквально в двух шагах от входа, где света было ещё достаточно, Тэйлос нашёл первый заряд.

— Если кто-то в момент взрыва будет находиться на трибунах, то он станет жертвой, — вслух сказал Тэйлос и почувствовал, что Глория согласна с ним. — Если не будет никого?

— Если не будет никого, то ловушка захлопнется, но может оставить след. Это первое, о чём я подумал, — возник позади него Дэвид. — Глория снова увела тебя?

— Да… — Тэйлос посмотрел на него, на заряд, соединённый с другими тонким шнуром, который уходил прочь, в полумрак коридора. — А если на трибунах в этот момент будет сам Грэйс? Тот, кто выстроил чертёж и зарядил ловушку?..

— Тогда… — Дэвид взволнованно коснулся его плеча. — Ты прав! Тогда он сам станет жертвой себе, и это… это никак не повредит миру.

— Если исключить разрушения, — напомнил Тэйлос. — И нужно убедиться, что тут никого не осталось. Даже таких, как Глория.

Дэвид кивнул, огляделся, чуть прикусив губу. На лбу его образовалась тонкая морщинка, выдавая крайнюю озабоченность.

— Но где-то должен находиться взрыватель? Вряд ли тот, кто должен был инициировать взрыв, собирался сделать это ценой своей жизни. Значит, если мы пойдём… следуя за этим шнуром, то покинем арену и найдём то, что ищем?

Тэйлос медленно покачал головой — Глория не шептала ему больше, но показывала: картины возникали прямо под веками, замещали собой реальность. Вот Грэйс входит в узкий коридор в сопровождении Ринко и ведёт его далеко-далеко, сквозь сырость и мрак, подсвечивая тусклым фонарём дорогу, потом они останавливаются. Грэйс указывает на рукоять. Он ничего не говорит, ничего не поясняет. Ринко кивает — медленно и механически, его глаза совершенно пусты. Он движется как кукла-автоматон, а это значит, часть его сознания полностью подавлена, и Грэйсу вовсе незачем ему что-то объяснять.

— Собирался, — вырвалось у Тэйлоса, когда он в полной мере воспринял и осознал ужас открывшейся картины. — Ринко должен был сделать это. Рукоять, которая приведёт всё это в движение, находится здесь же, немногим дальше, — он указал в темный конец коридора.

— Признаться, прежде мне не приходилось иметь дело со взрывчаткой, — хмыкнул Дэвид и озадаченно потёр висок. — Значит, нам нужно каким-то образом изменить этот механизм? Мы сами не можем остаться здесь. Боюсь, моей магии… Да и силам Брун за взрывом не успеть.

— Изменить механизм, убедить Грэйса задержаться на трибунах… — Тэйлос задумчиво взглянул на шнур. — Что ж, нужно найти место раньше, чем Грэйсу придёт в голову, что можно взорвать под трибунами нас самих. Говоришь, у него не может быть других, подобных Ринко, кукол?..

— Он не рискнёт самостоятельно разрушить труд всей своей жизни, — засомневался Дэвид, но всё же последовал за Тэйлосом, не медля. — Раз Ринко больше нет в городе, он должен кому-то другому поручить эту работу. Он уже наверняка понял, что Ринко больше не явится на зов.

— Полагаешь, после того, что ты с ним сделал, он решит, что мы на этом остановимся, и отправится искать нового человека для самопожертвования? — коротко взглянул на него Тэйлос. — Прямо сейчас оставит арену нам? Мне кажется, что он всё ещё здесь. И, скорее всего, отдышавшись, он спустится сюда же. Хотя бы чтобы проверить, насколько мы успели испортить его планы.

— Просто изъять взрыватель мало, — вслух проговорил Дэвид. — На этот случай он наверняка припас другой…

— Ничего не смыслю во взрывчатке, — Тэйлос коснулся шнура. В стылом и сыром воздухе тот ощущался потрясающе сухим. — И не рискнул бы лично убирать заряды отсюда. Но если мы обратимся за помощью в полицию, не будет ли это, во-первых, странно, во-вторых, опрометчиво, пока мы не разобрались с самим Грэйсом? И в конечном итоге так мы не остановим его.

— Мне кажется, что ты нашёл единственный удачный вариант решения проблемы, — проворчал Дэвид, сбрасывая с плеча невесть как там оказавшуюся паутинку. — Но полиция не позволит привести его в действие, так что нам придётся обойтись без неё. Мы можем рассчитывать лишь на себя и Брун. Она обещала мне приехать первым же поездом. Быть может, она уже на вокзале…

Внезапно из стены перед ними выступила Глория и приложила палец к губам. Крайнее волнение снова позволило ей на мгновение обрести плотность, достаточную, чтобы оказаться белым силуэтом на фоне тёмных стен. Тэйлос и Дэвид послушно замерли и затихли. Над ними послышались шаги — кто-то шёл по трибунам. Несколько человек. Сквозь каменные блоки звуки проходили плохо, и всё же голос Грэйса они оба расслышали очень явно.

— Совершенно уверен, господа, что эти двое замыслили что-то чудовищное. Они угрожали мне, — говорил он. — Вероятно, они хотят сорвать наш большой праздник, гонки за кубок. Вы же придёте на праздник? Для вас приготовят лучшие места, не на трибунах, а в ложах, если вы, конечно, сейчас же поймаете негодяев.

— Не волнуйтесь, мистер Грэйс, — откликнулся другой голос, и шаги сместились так сильно, что больше ничего не было слышно.

— Он собирается выставить всё так, будто это мы разместили тут взрывчатку, — выдохнул Тэйлос и схватил Дэвида за руку. — Нам пора убираться отсюда. Есть у тебя в запасе подходящее колдовство?.. Мы не успеем добраться до выхода, обнаружим себя. Полиция может задержать нас до выяснения обстоятельств, и тогда нам никак не сдержать Грэйса.

Дэвид притянул его ближе к себе, взглянул в глаза. В отдалении раздался собачий лай.

— Тебе не понравится, — предупредил Дэвид тут же.

В одно мгновение земля под ними раскрылась как чудовищная пасть и поглотила их обоих. Тэйлос потерялся в чёрном вихре, было нечем дышать, всё тело сжало будто тисками. На один-единственный миг Тэйлос предположил, что Дэвид ошибся и теперь им суждено погибнуть. Остаться погребёнными заживо в земле под трибунами. И в то же мгновение они взлетели в воздух, будто кому-то, живущему на глубине, попросту надоело их жевать, и он выплюнул их, досадуя, что попался такой невкусный и беспокойный кусок.

Мотнув головой, Тэйлос осознал, что лежит спиной на земле, глядя в сизо-серую пелену облаков, скрывшую небо. Он приподнялся на локтях и обнаружил, что оказался на кладбище в стороне от дальних аллей. На него укоризненно взирала статуя, на волосах которой плотным покрывалом лежал изумрудно-зелёный мох. Некогда белое лицо омрачилось пылью, а от пустых глазниц пролегли дорожки влаги, будто статуя много лет рыдала, оплакивая того, на чьей могиле стояла.

Оторвав взгляд от каменного лица, Тэйлос посмотрел на землю вокруг и обнаружил, что Дэвид лежит рядом с ним, вцепившись в полу его плаща. Он всё ещё не пришёл в себя. Тэйлос хотел позвать его и обнаружил, что рот залепило землёй. А едва он сплюнул, как услышал позади себя голос:

— Так-так, — Тэйлос с облегчением узнал его — старик Джонатан! Впрочем, кому же тут быть, как не ему! — Разве я не говорил тебе, мальчик мой, что нужно остерегаться дурной компании? Где это видано, чтобы хороших людей вот так исторгала из себя земля?..

— Может, это я — дурная компания, — выдохнул Тэйлос и потряс Дэвида за плечо. — И это меня земля не желает более принимать.

Дэвид дышал поверхностно, и прикосновения Тэйлоса не привели его в чувство, было заметно, что его скрытые веками глаза непрестанно двигаются, точно он видит сон. Удивительно, но его лицо сохранилось чистым, и только в волосах запуталась грязь.

— Сдаётся мне, — встрял Джонатан, рассматривая их обоих, склонив голову к плечу, — что этот юноша перетрудился и так просто не очнётся. Давай-ка поднимем его и перенесём в мою сторожку, пока не появились люди, которым станет слишком интересно, отчего это вы с ног до головы покрыты землёй.

Тэйлос только сейчас обратил внимание на то, в каком виде они предстали перед Джонатаном. Конечно, тот был прав, и Тэйлос поспешно поднялся, подхватил Дэвида и с помощью старика направился через кладбище к домику сторожа.

Часть 23

Дэвид не приходил в себя, и дыхание его было поверхностным, будто бы он сражался с чем-то внутри собственных снов. Тэйлос даже попытался обратиться к собственному дару, нащупать в нём подсказку и вывести Дэвида из пленивших кошмаров, но ощутил только абсолютное бессилие, которое плавно переродилось в чувство, что он — лишь самозванец и никогда не обладал ничем особенным. Они с Джонатаном определили Дэвида на небольшой диванчик, который спрятался от взглядов входящих в сторожку за ширмой, на которой взлетали в рассветное небо журавли. Ширма служила ещё одной вешалкой, неудивительно, что весь угол напоминал воронье гнездо и никому не пришло бы в голову, что там есть что-то кроме. Тэйлос не знал, к чему такая предосторожность, но в сторожке Джонатан был хозяином, так что перечить ему не хотелось. Внезапно навалившаяся усталось мешала и тревожиться, и размышлять, даже рассматривать нагромождение безделушек.

Тэйлос никак не мог понять, не случилось ли с Дэвидом чего-то непоправимого, но он не разбирался ни в магическом истощении, если то было оно, ни даже в обычных обмороках.

— Что-то ты загрустил, мальчик мой, — Джонатан возник из-за ширмы и протянул Тэйлосу чашку чая. — Тебе бы стоило позаботиться и о себе, — кивнул он на глубокую миску с который раз заменённой водой, где отмокал платок. Тэйлос заботливо убрал с лица Дэвида грязные разводы, отмыл кисти рук и шею, выбрал комья земли из волос. Только одежду удалось лишь стряхнуть, но не отчистить; пятна глины сильно испортили костюм. Им обоим следовало бы сменить платье после путешествия путями земли.

— Позже, — выдохнул Тэйлос, не желая представлять, как выглядит сам. Умыться, конечно, не помешало бы, но ему чудилось — стоит отойти от Дэвида, и того заберёт земля. Отнимет, запрячет в глубину и больше уже ни за что не выпустит.

Джонатан хмыкнул, словно бы увидел что-то смешное. Он сделал глоток из собственной чашки, вдвое превышавшей ту, что он протянул Тэйлосу. На этот раз он не предложил дорогой фарфор, ограничившись коричневатой керамикой: на стенках чашей будто выплывали из темноты странные символы. Тэйлосу и в этом поначалу померещился подвох, но теперь он уже не мог распознать, что же его так разволновало.

— Этот умник как будто бы стал значить для тебя больше, чем прежде, — снова прервал молчание Джонатан. — В городе о нём ходили не самые хорошие слухи… Не думал, что они правдивы и что речь в них о тебе.

— Что?.. — Тэйлос вздрогнул и поднял голову. — Какие ещё… — но он, конечно, сразу вспомнил, как Ринко говорит с усмешкой: «…толкуют, что вокруг него немало странностей творится. Что он занимается неестественной наукой, что у него любовник — мужчина…»

— Разве, мальчик мой, я когда-нибудь обманывал тебя хоть в чём-то, чтобы теперь ты пытался обмануть меня? — укорил Джонатан, прищурившись. — О ком бы ты ни помышлял, не мне тебя осуждать. Но сейчас в городе болтают, и на твоём месте я бы поспешил убраться прочь.

— Боюсь, с этим мы уже опоздали, — покачал головой Тэйлос и внезапно открылся: — Мы были на арене, Грэйс собирается взорвать её… Или собирался, теперь уже не сказать точно. Полиция считает, что взрывчатку там разместили мы, нас… вероятно, нас ищут сейчас. И кладбище показалось Дэвиду единственно верным убежищем, где нас не обнаружат хотя бы первое время. По крайней мере я думаю, он выбрал это место из таких соображений.

Джонатан внезапно рассмеялся и смеялся так долго, что Тэйлосу на миг стало нестерпимо обидно. Однако всё-таки старик чуть успокоился и, всё ещё хихикая, высказался:

— Да уж, вот это поворот событий! То есть вы почти прижали эту старую змею, но она попыталась укусить вас в ответ и теперь только на кладбище вы можете хотя бы отдышаться? — он покачал седой головой. — Сдаётся мне, кто-то обязательно растреплет, что ты водишь со мной дружбу. Было бы неплохо, если бы твой друг пришёл в себя.

— Это… никому неизвестно, — нахмурился Тэйлос, запоздало понимая, что кладбище действительно не самое недоступное для других место. — Кто-то разве обращал внимание, как часто я захожу сюда и с кем говорю здесь?

— Удивишься, сколько в этом городе праздных ушей и глаз, — Джонатан неприязненно вздохнул, и Тэйлос впервые осознал, что сторожем кладбища он, должно быть, стал вовсе не потому, что любил общество покойников. Скорее дело было в том, что он недолюбливал общество живых. — Что ж, вам всё же пора убираться из Фэйтон-сити. Если вы не сумели помешать планам Грэйса, какими бы те ни были, у вас не осталось ни одной лишней секунды. Он отыщет и отомстит даже за попытку. Как вы намереваетесь защититься от него?

— Всё не так просто, — Тэйлос взглянул на бледное лицо Дэвида. — Но… — у него не получалось рассказать что-то ещё. Язык словно примёрз, отказываясь шевелиться. Тэйлос сделал глоток из чашки, но это нисколько не помогло. Он недовольно замычал, пытаясь разобраться, в чём на самом деле проблема, когда дверь сторожки открылась — скрипнули петли.

— Эй, кто там? — Джонатан тут же отступил назад. — Дамочка, что это вы тут забыли? Всё-таки мертвецы не ждут посетителей прямо в моей сторожке. Если пришли кого-то проведать, следует отправиться к могилам, а не вламываться прямиком сюда.

— Где они? — послышался голос Брун. Джонатан не отвечал слишком долго, и Тэйлос испугался, что сейчас произойдёт что-нибудь неприятное, но когда уже поднялся, Брун, на этот раз одетая по-мужски, вошла в ограниченное ширмой пространство. — Он снова ни о чём не подумал! Что за мальчишка!

— А что со стариком? — разволновался Тэйлос.

— Ничего, он под действием амулета, — отмахнулась от него Брун и стянула перчатку с руки, чтобы тут же прощупать пульс Дэвида. — Приехала так быстро, как только могла, и всё равно не успела. Вы что-то нашли? Едва почувствовала, что Дэвид решил опробовать путь воды, и сорвалась с места!

— Арена представляет собой… рисунок для жертвоприношения, — сбился Тэйлос, растерянно глядя на то, как Брун прикасается к вискам Дэвида, что-то шепча. — Мы… мы подумали, что если Грэйс окажется на трибунах, где должны быть жертвы, и всё взлетит на воздух, то мир освободится и от этой… печати, и от него самого, а его планы не сбудутся…

— М… — Брун на миг задержала взгляд на Тэйлосе, и по дрогнувшим бровям стало ясно, что он зря не стал умываться. — Хорошо, даже очень хорошо, такой план мне нравится. Но потом вам пришлось убегать?

— Грэйс позвал полицию, — признался Тэйлос, краем глаза замечая старое серебряное зеркало, поверхность которого необычайно потемнела, но всё ещё была способна отразить его лицо. Не успел он договорить — или действительно посмотреть на себя в зеркало, как Брун рассмеялась — почти так же, как и старик Джонатан прежде.

— Полицию? — переспросила она. — Тот, кто был без двух минут богом, позвал полицию, чтобы она защитила от Дэвида и тебя?.. Что произошло перед этим?..

— Э… — Тэйлос никак не мог уловить, что такого весёлого было в его рассказе. — Перед этим Дэвид позволил призракам воспользоваться его телом. Ведь Сигил — это дверь…

— Дверь, — кивнула Брун, улыбаясь. — Сигил — Дверь. А вы — те, кто открывает двери. Это так логично и так забавно с точки зрения магии, что Дэвид и сам бы посмеялся, если бы помнил о том, как экономить силы. А теперь немедленно приведи себя в порядок, усади старика к столу и возвращайся.

Тэйлосу пришлось отступить за ширму, и он тут же обнаружил замершего с чашкой Джонатана, пристально вглядывавшегося в пустоту перед собой. Он отвёл старика к столу — удивительно, но тот не противился и даже сел, как только Тэйлос опустил ладонь ему на плечо. Затем пришла очередь лица, волос, костюма. У Тэйлоса это заняло не меньше четверти часа, и с каждой минутой он всё больше волновался, не понимая, можно ли вернуться за ширму сразу же, как он закончит, или Брун всё же позовёт его.

Впрочем, вопрос разрешился внезапно — Брун окликнула его:

— Иди сюда. — Тэйлос в то же мгновение оказался рядом. Брун придержала его за локоть и кивнула на Дэвида, после чего пояснила: — Если ты позовёшь его теперь, он сможет проснуться. Но услышит он только тебя, вот и подумай, что такого ты можешь сказать, чтобы ему захотелось вернуться.

— Вернуться откуда? — уточнил Тэйлос, точно это было необычайно важно.

— Ты сам понимаешь откуда, ведь тебе уже снились подобные сны, — усмехнулась Брун. — Думаешь, как я узнала? Он мой ученик. Я читаю его сердце… — она покачала головой, — а теперь и твоё, потому что вы на самом деле едины. Что за мальчишка… — и она вздохнула, — с самого начала он узнал тебя и жаждал тебя, потому что вы предначертаны друг другу. И боялся в это поверить.

Тэйлос немного смущённо кивнул, соглашаясь сразу со всем перечисленным. И в тот же момент ему пришло в голову, что именно он мог сказать Дэвиду. Он отступил от Брун, оказавшись слишком близко к диванчику, наклонился к заблудившемуся среди снов о бескрайней пустыне Дэвиду и с затаённой нежностью убрал локон с его лица, рассматривая узорчатую тень от ресниц и чуть закушенные губы. Прежде разве он отдавал себе отчёт, как его тревожили эти мелочи и что за чувства будили в глубине его души?

— Люблю тебя и жду, — прошептал он, почти коснувшись губами уха, хотя такая предосторожность была излишней — Брун и не услышав поняла, что он сказал.

Дыхание Дэвида на миг замедлилось, а затем он немедленно открыл глаза, выбросил ладонь, притянув Тэйлоса к себе, и поцеловал с такой страстью, будто на самом деле проснулся давным-давно и только и ждал, когда же тот подойдёт. Однако едва их поцелуй прервался, он заметил Брун и его бледные скулы тронул легчайший румянец. Похоже, он не ожидал, что кто-то станет свидетелем их взаимной нежности.

— Рада, что вы наконец объяснились, — чуть ворчливо отозвалась та, закатив глаза. — Но теперь вам пора уходить, а мне нужно спешить на арену, чтобы воплотить в жизнь ваш план. Если за вами действительно отправили полицию, лучше покинуть город хотя бы на время.

— Что? Нет, Брун, — Дэвид тут же сел на диванчике. — Постой-постой, во-первых, да, там была полиция, так что вряд ли заряды сохранились на месте… Разве их не должны были изъять? Во-вторых, даже если они там, как ты собираешься воспользоваться ими и остаться в живых? Даже магические пути не сумеют вывести тебя оттуда в момент взрыва!

Тэйлос поразился тому, как быстро Дэвид включился в происходящее, — сам он всё ещё переживал поцелуй! — и сразу же заподозрил, что им с Брун не впервые приходится разрешать такие ситуации, не имея ни единой секунды на вдумчивое размышление.

— Принести в жертву того, кто сам является Сигилом, уничтожив ловушку сразу после этого, чтобы ею никто не мог воспользоваться, — это слишком хороший план, — вздохнула Брун. — И я от него не откажусь. Не волнуйся, я что-нибудь придумаю на ходу, разве мне привыкать…

— Если ты сама погибнешь, то план не сработает, — угрожающим тоном начал Дэвид. — Ты и сама понимаешь, что тогда ловушка останется впечатанной в ткань мироздания…

— Я не собираюсь заниматься самопожертвованием или пререкаться с тобой! — Брун ткнула ему пальцем в грудь. — Посмотри на себя, ты обессилел! Снова ни о чём не подумал, а теперь смеешь упрекать меня!

— Кажется, эту черту он перенял у своего учителя, — вполголоса произнёс Тэйлос. И в этот момент ощутил, как лица касается дуновение ветра. Он нахмурился — дверь в сторожку была не просто закрыта, а заперта. Он сам повернул ключ, когда привёл себя в порядок по просьбе Брун. Окна же тут и вовсе никогда не открывались, потому что были слишком заставлены безделушками Джонатана. Но откуда тогда взяться сквозняку?..

— Что ты сказал? — строго посмотрела на него Брун, пока Дэвид негромко рассмеялся. Но Тэйлос не обращал внимания на них обоих, всё ещё пытаясь отследить, откуда же возникло мимолётное ощущение.

Неужели здесь… призрак?.. И в тот же миг он почувствовал знакомое уже прикосновение Глории.

— А может ли опустить рычаг призрак? — спросил он. — Если взрывчатка на месте.

— Призрак? — удивился Дэвид. — О чём ты?..

— Призрак? — повторила Брун, и глаза её загорелись пониманием. — Действительно! Такое возможно, хотя для духа это будет означать полное энергетическое истощение. Но… — она не успела продолжить — Тэйлос подхватил за ней следом:

— Но если это будет Глория, такой поступок поможет ей отправиться прочь, она наконец-то сумеет покинуть мир, к которому оказалась привязана не по своей воле, — то ли вернулся его дар, то ли сама Глория подсказала этот выход, а может, нашептали прочие духи, но он был уверен в вырвавшихся словах.

— Глория подойдёт, — кивнула Брун, тут же улыбнувшись. — Дело за малым — убедить Грэйса остаться на трибунах в одиночестве и удостовериться, что там больше никого нет…

— Он сейчас там, — прервал её Дэвид. Тэйлос мельком взглянул на него, не понимая, отчего он так уверен. Дэвид поднялся, чуть шатнувшись, тут же схватил его за плечо, чтобы удержаться на ногах, и после этого пояснил: — Да, я признаю, что потратил слишком много сил, но только потому, что оставил в Грэйсе духа-соглядатая! Не из-за того, что выбрал путь земли. Мне пришлось выбрать того, кому хотелось сказать слишком много, и подпитать его, чтобы он мог уцепиться за вождеденное тело.

— Ты… — Брун словно на миг потеряла все слова. — Это безрассудство! Если он осознает, что в нём твой якорь, то мгновенно найдёт тебя! Вас обоих!

— Разве это не значит, что нам нужно поторопиться? — Дэвид прошёл мимо неё, держась вполне уверенно. — И забери уже у старика этот камень, он бы пустил тебя и без ухищрений.

— Как ты разговариваешь со мной! — возмутилась Брун. Тэйлос только покачал головой.

* * *

У кладбищенских ворот их ждал экипаж, запряжённый парой вороных. Брун прыжком уселась на козлы и кивнула им забираться внутрь, тут же подхватывая вожжи.

— Позаимствовала на вокзале, — пояснила она на вопросительный взгляд Дэвида. — Возница проспится после выпитого только дня через два и ничего не заметит. Поторопитесь!

Тэйлос на миг коснулся ладонью лба, но Дэвид заметил его жест и самодовольно усмехнулся, будто гордился безрассудностью Брун. Впрочем, Тэйлос не мог не признать — сейчас это было оправданно, и каждая секунда была на счету. Едва они устроились на жёстких подушках экипажа, как тот дёрнул с места. Казалось, лошади понесли — так быстро они помчались по улицам.

Дэвид поморщился и крикнул, стукнув в стенку:

— Хватит подгонять ихмагией, это не останется незамеченным!

— Нам не от кого больше скрываться, — донёсся голос Брун. — Мы собираемся взорвать этот город!..

Часть 24

Сентябрьские вечера наваливались на Фэйтон-сити стремительно, как будто захлёстывали город волной темноты. Казалось, только недавно небо полыхало огнями заката, и вот уже настоящий мрак кутает улицы. На дороге разлились стылые лужи, в которых огни газовых фонарей дрожали и переливались, точно боялись пробудившегося с ночью ветра.

Тэйлос следил за изменениями света, прежде приносившими покой, а теперь только подстёгивавшими тревогу, пока дробный стук копыт прокатывался по городским улицам, отражаясь от стен домов кратким эхо. Дэвид то ли всё ещё не до конца пришёл в себя, то ли был слишком сосредоточен — но они больше не разговаривали. Когда же экипаж резко остановился, он встрепенулся, будто бы спал всю дорогу.

Свет фонарей почти не разгонял темноты, окутавшей арену. Тэйлос выбрался первым и запрокинул голову, рассматривая подавляющее своим размером сооружение. Ещё утром они были внутри, даже стояли на крыше, и он не чувствовал ничего такого, но оказалось, лишь потому, что совсем забыл, какое впечатление арена производит со стороны. На самом деле это было одно из самых больших зданий, что ему довелось увидеть за всю жизнь. Разве что, главный корпус столичного университета мог в чём-то посоперничать с ним.

Невольно Тэйлос испытал странную дрожь, будто бы они собираются посягнуть на нечто такое, на что не имеют никакого права. Впрочем, его тут же тронул за плечо Дэвид, вырывая из задумчивости. Оказалось, Брун уже далеко впереди, приближается к запертому на ночь входу, и в её решительном шаге нет никакого благоговения перед каменным строением.

Тэйлос рассчитывал, что полицейские будут дежурить у кованых ворот, где причудливо вырисовывался вензель Грэйса, однако никого там не оказалось. Улица тоже была совершенно пустынна, ближайшие жилые здания находились только в соседнем квартале, а к арене примыкал сквер, где даже аллеи не освещались. Однако Брун всё равно вытащила из потайного кармана амулет с оплетённым серебряными листьями прозрачным белым камнем и подняла его на уровень глаз тонкой цепочке, позволив свободно покачиваться и вращаться. Удовлетворившись увиденным, хоть Тэйлос не заметил никаких изменений в поведении камня, она снова сунула амулет в карман и оглянулась на Дэвида.

— Ты ведь дотрагивался до него? — бросила она так небрежно, точно они вели светскую беседу.

— Да, — откликнулся Дэвид отрывисто, и Тэйлос чуть нахмурился, пытаясь понять, о чём идёт речь. О Грэйсе? Он вспомнил, как Дэвид выступил вперёд, чтобы открыть того для призраков, как его пальцы коснулись словно бы воскового лба.

— Он здесь? — продолжала допрашивать Брун. Теперь уже Дэвид взглянул на амулеты — на этот раз на перстень, после чего с уверенностью ответил:

— Да, он здесь. Но… он где-то в центре арены.

Тэйлосу, конечно, было любопытно, как Дэвид сумел определить это с подобной точностью, но он не вмешивался в разговор.

— Значит, нам нужно заставить его прийти на трибуны, а после это место должно взлететь на воздух. Следует ли нам самим подниматься туда? — Брун размышляла вслух, глядя на запертые врата, и её ладонь нервно теребила небольшую поясную сумку. Тэйлосу отчего-то казалось, что там найдутся и отмычки, и что-нибудь ещё, например изящный дамский пистолет.

— А где Глория? — обернулся в этот момент на него Дэвид. Внезапно будто бы отвечая ему, ветер толкнулся изнутри, распахивая настежь высокие створки, ведущие на арену. Порыв был настолько сильным, что кованый металл впечатался в камень, выбив искры и оставив следы. Сквозь эти ворота обычно проезжали паромобили, готовясь выстроиться на стартовой линии, они были тяжёлыми и открывались с торжественной медлительностью. Тэйлос широко раскрыл глаза в удивлении, когда увидел, как быстро они могут распахнуться, и тут же почувствовал, что это Глория стоит там, словно приглашая их. Это она сумела привести врата в движение, и всё же она была невидима и неосязаема.

Брун удовлетворённо кивнула, будто убедилась, что все находятся на нужных местах, но пока не спешила пройти сквозь врата. Задумчиво окинув взглядом арену, она на миг коснулась пальцами виска.

— Теперь Грэйс должен проверить, кто же осмелился снова явиться на арену в неурочный час и побеспокоить его, — сказала она. — Если он в центре чертежа, значит, пытается разобраться, нет ли разрушений. Амулет показал, что там нет никого другого, ни одной живой души, потому что никто не должен видеть его подготовки. Глория же слышит нас и знает, что ей нужно сделать, она невидима для него, потому что погибла ровным счётом в этом месте. Она старается изо всех сил. Дэвид… отправь ей кого-то на помощь. Кого-то, кто останется таким же невидимым.

Дэвид лишь кивнул и тут же опустился на одно колено, прикасаясь кончиками пальцев к земле. Тэйлос с удивлением увидел, как оживает под этим прикосновением камнем, точно становится жидким и даже вскипает. Но тут же всё это закончилось, а рядом выросли духи — Тэйлосу показалось, их не меньше десятка. Тэйлос не видел их, но ощущал очень ясно. Одним из этих духов был Марко.

— Пусть оберегают её и развеются в нужный момент, — пояснила Брун, и Дэвид медленно кивнул на это. — А теперь настало время мне выйти на сцену. Я должна сыграть роль приманки.

— Что? — удивился Тэйлос, и едва утихомирившееся волнение вновь поднялось в нём. — Приманки?.. Как это понимать?

— Думаешь, тот, кто жаждет стать богом, не знает в точности, как неблагоразумно оставаться на месте жертвы, когда ловушка готова захлопнуться? — оглянулась Брун через плечо. — О, чтобы он встал на нужное место, чтобы план наш пришёл в движение, приманка должна быть убедительной. У него должна быть серьёзная причина выйти ко мне. И есть только одна такая.

И она двинулась вперёд, вошла во врата, чеканя шаг и не оглядываясь. Каблуки впечатывались в камень площадки, порождая звучное эхо, и Тэйлос едва ли не вздрагивал от каждого удара, настолько тревога захватила его.

— Я, Брунхельд де Стьяно, ищу мести как ученица Ариана. Как мне называть тебя — Элиот Вайс, Абрахам Грэйс? Или, может, Сигил?.. — она засмеялась, и её голос словно стал в десятки раз сильнее. — Выходи, какое бы имя ни пыталось спрятать тебя. Приди ко мне и ответь за то, что сделал.

Тэйлос хотел рвануться за ней следом, остановить, уберечь от преждевременной гибели, но Дэвид удержал его слишком решительно, почти до боли вжав пальцы в предплечье.

— Не мешай, — посоветовал он строгим голосом. — Нам лучше отойти как можно дальше, если всё это в одночасье рухнет, будет глупо погибнуть под осколками.

— Дэвид! — одёрнул его Тэйлос. — Но как же Брун?! Как она… как она сможет вырваться оттуда? Разве мы не обратились к помощи призрака лишь потому, что никто иной не должен пострадать от взрыва? Я и не думал, что она решит отправиться на трибуны сама.

— Брун… не пострадает, — качнул головой Дэвид, но Тэйлос не услышал в его голосе уверенности. Удерживая за локоть, Дэвид с силой потянул его по улице обратно к экипажу, заставил встать прямо за ним, отчего чёрная крыша загородила собой арену. Оказалось, так много легче дышать.

— Скажи мне, что ты не предлагаешь просто бездействовать, — не выдержал Тэйлос, отталкивая Дэвида от себя. — Неужели нам остаётся только стоять и смотреть? Она совершает самоубийство, а ты хочешь, чтобы я хладнокровно наблюдал за этим?

Дэвид качнул головой и глубоко вздохнул.

— Тэйлос, мы должны оставаться здесь, в безопасности, — сказал он тихо. — У неё — один шанс из тысячи вырваться из эпицентра взрыва, — на миг голос его дрогнул. — Но мы должны довериться. Магией она дотянется до нас и выберется. Да, Тэйлос, да, так и есть, мы должны стоять и смотреть.

— У неё не получится, — уверенно сказал Тэйлос, и от того, насколько он был убеждён в этом, его замутило. — Что-то пойдёт не так, нам нужен иной план!

— Иной? Это какой же? Ты знаешь магическую технику, которая сумеет сработать лучше? — горько усмехнулся Дэвид. — Да, она идёт на риск, но только так можно добиться справедливости и…

— Да к Хаосу твою справедливость! — Тэйлос взбешённо отвернулся. Ему хотелось бездумно ринуться следом за Брун, схватить её, увести… Что-то сделать! На арену наползала тьма, и несколько газовых фонарей друг за другом погасли, точно испугались её. — Неправильно, всё не так… а если, если Грэйс выберет жертвой её, Брун, это поможет ему добиться цели?..

— Что ты сказал? — побледнел Дэвид и устремил взгляд к арене. — О, неужели мы просчитались?..

* * *

Тэйлос надеялся, что когда-нибудь сможет вспомнить ту ночь более чётко, что сумеет выстроить события в хронологическом порядке или хотя бы найти между ними логику, но ровно с того момента, как он предположил, что Брун может стать жертвой, всё смешалось, и он совершенно терялся в калейдоскопе картинок.

Тогда они сорвались с места, хотя оба понимали, что времени не осталось, им просто не догнать Брун, не задержать её, как не сдержать набравшуюся сил Глорию, ведомую жаждой совершить месть. Во рту разлился привкус крови, желудок сжался в рвотном спазме — так быстро они бежали и так отчаянно понимали, что уже опоздали.

В миг, когда они пробегали под аркой ворот, устремившись зачем-то к центру арены, под трибунами засияло алое свечение. Вычертился сокрытый прежде рисунок, и Дэвид на ходу выругался, смешав сразу несколько языков.

Всё пришло в движение, и у них не было возможности остановить его! Обращаясь к этому в воспоминаниях, Тэйлос всякий раз пытался осознать — было ли это красиво и зрелищно, было ли жутко? Но сияние не позволяло найти слов для оценки, наверное, в тот самый миг им владело отчаяние, стёршее всякие другие эмоции и чувства.

Они мчались по ещё влажному от дождя песку, и казалось, что арена увеличилась вдвое, может, даже втрое, что перед ними на самом деле бескрайняя пустыня, вокруг которой скалятся подсвеченные алым клыки трибун.

А потом оказалось, что они в нужном месте. Сразу, без мгновения перехода. Тэйлос замер, тяжело дыша, а Дэвид встал перед ним, словно бы желая защитить от угрозы.

В центре арены стоял Грэйс, и с его лица так и хотелось стереть торжествующую улыбку. Он был одет в белое, как будто бы собирался вознестись в потоке света, как на тех иконах Светоносного, что располагали над алтарём в храме. Он не сразу заметил Дэвида и Тэйлоса — слишком упивался своим успехом, смаковал и предвкушал его, но увидев их наконец, не помрачнел, а только расхохотался.

— Вы проиграли, — сказал он сипящим голосом. — Проиграли. Ученица Ариана — столь лакомый приз, что мне не нужны все остальные. Сейчас… Вот сейчас… Я сумел изменить расчёты, всё…

Тэйлос не разбирался в магии так досконально, как Дэвид и Брун. Его чутьё тоже ничего не подсказывало, а голоса призраков внутри испуганно затихли. В нём остался только он сам, только его собственный гнев. Наверное, поэтому он презрел всякие свои принципы и в один прыжок достиг Грэйса. Возможно, если бы он уделял боксу больше времени, его удар был бы поставленным и чётким, но и так получилось достаточно сильно. Он целился в челюсть, а Грэйс, увлечённый моментом, жаждущий рассказать им, как ему удалось изменить собственную ловушку, забыл уклониться, будто бы уже решил, что его физическая оболочка рассыпалась, распалась, что он уже превратился в нового бога, которому никто не может причинить вреда.

Но арена ещё стояла, пусть и сияла в расстилающемся мраке, и взрыв не торопился завершить задумку. Жертва не была принесена, врата не открылись, и существо, замершее на границе между смертным и божественным, ещё не отличалось неуязвимостью. От удара Тэйлоса Грэйс согнулся, удивлённо сплюнул кровь, нелепо взмахнул руками.

— Ты… — выдохнул он и хрипло закашлялся.

Тэйлос не стал ждать, что последует дальше. Когда он выстраивал этот момент в памяти позже, ему казалось, что кровь застилала глаза. Ярость в нём кипела с такой силой, требуя выхода, что он ударил ещё, и ещё… столько раз, что сбился со счёта. Может, это было неверно с точки зрения метафизики, но когда Грэйс лежал в песке арены недвижимым и лишь хрипящее дыхание, вырывавшееся из его груди со странным свистом, подсказывало, что он ещё жив, Тэйлос внезапно успокоился.

Вот теперь его дар говорил — беда пройдёт стороной.

И только в этот момент он понял, что Дэвид с видимым усилием удерживает его за плечи.

— Хватит… хватит ему, — говорил он. — Тэйлос, Тэйлос, стой, ты убьёшь его…

— Нет, он умрёт в своей сети, — неожиданно холодно отозвался Тэйлос. И Дэвид наконец отпустил его. В его лице мешались удивление с восхищением. Будь Тэйлос студентом, таким же, как когда встретил Дэвида впервые, он бы смутился от этого. Но на арене он не был смущён.

— Что у вас тут происходит? — подбежала к ним наконец Брун. — О… кто его так отделал?..

Тэйлос качнул головой, пытаясь избавиться от звона в ушах, от головокружения, настигших его так же внезапно, как чудовищная ярость. Ноги отказались его держать, и он повис на Дэвиде, а мир вокруг поплыл, размылся, алое смешалось с чёрным.

— Откат, — странно отозвался Дэвид. — Мы уходим, иначе я его не закрою, заверши начатое, Брун!

— Конечно, — кивнула она.

Последнее, что Тэйлос сумел разобрать — как тело Грэйса поднялось над песком, точно подхваченное незримой силой или потоком ветра. Вполне возможно, это всё ему лишь показалось, может, было наполовину явью, наполовину галлюцинацией. Он не мог разобраться ни тогда, ни много позже. Ясно было только, что затем темнота обрушилась отовсюду, затопив весь мир.

Дальше воспоминания были обрывочны, как заметки на салфетках или блики в витражном стекле. Возможно, он очнулся в экипаже в тот момент, когда вздрогнула земля, а арена, оказавшись не мощным каменным строением, а карточным домиком, с шумом сложилась сама в себя. Удивительно, как мало осколков поднялось в воздух. Лошади тогда испугались, но тут же встали смирно, будто их волю подавила чья-то ещё, и Тэйлос попытался уцепиться за это, чтобы убедить себя, что не остался один в стороне.

— Дэвид? — позвал он во внезапном смятении. — Дэвид?! — и попробовал выбраться, пусть его и шатало. Но едва он открыл дверь, как сильные руки втолкнули его назад.

— Я здесь, всё в порядке, — успокоил знакомый голос. — Тебе нельзя покидать экипаж.

И снова пришла темнота.

…После он увидел бледное лицо Брун — рассечённый висок и струйка запёкшейся крови. Его самого окутало усталостью так, что он не мог даже поднять руки. Экипаж, кажется, двигался, а может, то всё ещё дрожала земля, и взрыв всё продолжался. Тэйлосу отчего-то казалось, что ночь на исходе, а в следующий миг он был убеждён, что на самом деле с той минуты, как он увидел Грэйса на песке арены, он не сделал и десятка вдохов.

— Закрывай глаза, — приказала ему тут же Брун. — Тебе нужно долго спать…

Отчего?.. Тэйлос хотел задать вопрос, но тьма унесла его снова. Прямо в её сердце он внезапно увидел Глорию. Она посмотрела ему в глаза и улыбнулась. То была расслабленная улыбка. По ней Тэйлос прочитал, что закончилась всякая боль.

«У нас получилось?» — хотел он спросить, но и сияющий облик Глории оставил его в темноте.

Часть 25

Тэйлос меланхолично следил за тем, как под ними меняется пейзаж. Ржаво-золотые леса чередовались с блеклыми и чёрными квадратами полей, иногда возникала россыпь домиков, серебрились реки или расчерчивали землю линии дорог. По этой картине медлительно плыла их величавая тень: расплывчатые контуры сигары дирижабля и гондолы под ним.

Дэвид, сидевший напротив Тэйлоса за миниатюрным столиком с привинченными ножками, обескураженно молчал, как будто не ждал вопросов и теперь не знал, что может ответить. Перед ними остывал завтрак, сервированный как в лучшем ресторане. Ни Дэвид, ни он сам не притронулись к украшенному зеленью омлету с беконом.

Последние дни — Тэйлос пока даже не понял, сколько именно их было, — он то пробуждался, то вновь соскальзывал в зыбкое забытье, переполненное голосами и тенями. Возможно, то были призраки, а может, измученное сознание силилось разобраться с произошедшим, — что бы то ни было, Тэйлос ничего не запомнил. Он мог уцепиться за реальность только на несколько кратких минут, пока Дэвид давал ему горчащий на языке отвар с удивительно медовым послевкусием.

Конечно, Тэйлос не ожидал, что проснётся вот так — внезапно и резко.

Когда сегодня он открыл глаза, то ощутил невероятную бодрость и силу. Он едва не предложил почти сразу же возникшему перед ним Дэвиду прогуляться на завтрак к Марте, выпить кофе и съесть её фирменных тостов… А оказалось, что они находятся в каюте дирижабля, расположенной на втором этаже изящной гондолы, что до Фэйтон-сити теперь слишком далеко и невозможно просто выйти из дома, пройти парочку кварталов и улыбнуться Марте, присаживаясь за любимый столик; они пересекли море и уверенно двигались к столице Кэсендии.

— Послушай, — снова попробовал Дэвид. — Мы… не могли оставаться в Фэйтон-сити. И дело не в том, что оказались бы вовлечены в полицейское расследование из-за взрыва арены и гибели Грэйса… Дело в тебе, Тэйлос. Только в тебе.

— Во мне? — Тэйлос снова перевёл взгляд на Дэвида. Он никак не мог разобраться в собственных чувствах. Может, ему просто было непривычно, что время пронеслось мимо него, ничего о себе не оставив? — Что ты имеешь в виду, говоря — дело во мне? Отчего было не дождаться там, на земле, когда я приду в себя, чтобы хотя бы узнать, желаю ли я путешествовать дирижаблем… — он вздохнул, потому что слова не выражали его эмоций, они были неправильными, искажали весь смысл. Как будто он цеплялся к сущим мелочам, которые и вспоминать не стоило бы после всего, что им выдалось пережить. — Извини, я… наверное, просто не ожидал, что ты поступишь подобным образом.

— Выбора не было, — покачал головой Дэвид и на миг поймал его ладонь, прижал к столешнице, успокаивающе согревая. — После всего этого — и вдруг потерять тебя? Нет уж. Не теперь, когда наша связь может быть столь прочной, не сейчас, когда мы едины…

— Постой, — прервал его Тэйлос, потому что за всем этим потоком было легко не заметить главного. — Что значит, выбора не было? — он слышал это не впервые. В нём разрасталась тревога, удивительно контрастная прекрасному самочувствию. Он рассматривал Дэвида пристально, пытаясь найти в его лице, во всём его облике малейшие признаки, что тот готов утаить что-то важное или и вовсе солгать. Вместо того ему пришлось отметить, что сегодня Дэвид одет намного сдержаннее обычного, с пальцев исчезли кольца, амулеты не украшали воротника или нагрудного кармана. Только один скромный перстень остался на большом пальце правой руки.

— В Фэйтон-сити ты бы погиб, — убеждённо ответил ему Дэвид, хоть было видно, как ему непросто сформулировать подобные слова. — Не пришёл бы в себя. Шутка ли — получить таким откатом! Честно говоря, ты должен был погибнуть на месте, но я… — он взволнованно отвёл взгляд. — Виноват, да. Я виноват перед тобой. Ничего не объяснил, не дал… не дал базовых знаний. И едва не потерял.

Тэйлос потёр висок, вздохнул и снова взглянул на проплывающий внизу пейзаж. К сожалению, они как раз поднялись над облаками, землю заслонили бело-золотые клубы — невероятно красиво и успокаивающе, но не помогает сосредоточиться в той же мере, что расчерченная людскими занятиями земля.

— Хорошо, я уже трижды выслушал твою пламенную речь о том, как сильно ты виноват, — кивнул он медленно. — Но она ничего не прояснила. Откат — меня задело из-за того, что Грэйс погиб?

— Нет, — Дэвид поймал его взгляд. Тэйлос заметил, с какой нежностью и в то же время — с каким восхищением он смотрит. — Ты бросился на Грэйса с кулаками, помнишь?.. Ударить того, кто готов стать божеством, — то ещё испытание для физического тела. Ты получил ответ от его магии, должен был утратить разум или погибнуть — так это работает обычно. Ни Брун, ни я пока не разобрались, как у тебя получилось уйти безнаказанным. Почти… почти безнаказанным. Но в итоге стало ясно, что сам воздух Фэйтон-сити тебя убивает.

— Воздух? — глупо переспросил Тэйлос, хотя ему была ясна такая фигура речи. — Если Грэйс мёртв, почему тогда…

— Полагаю, он отравлял собой город слишком долго, чтобы его энергия так просто развеялась, — пожал плечами Дэвид. — Брун… выяснит это, она купила тот самый дом, осталась там, в Фэйтон-сити, чтобы разобраться. Когда она пришлёт письмо, мы вернёмся. Не подумай, что я похитил тебя навсегда.

— Вернёмся, — Тэйлос поднялся из-за стола. Как ни странно, аппетита у него не было. Он почувствовал сразу, что за эти дни исхудал. Всё это время он не ел как следует, и теперь сам мог увидеть, какими тонкими и острыми стали запястья. Тело стало лёгким, и от этого кружилась голова.

Он приметил в дальнем углу зеркало и приблизился к нему теперь, чтобы убедиться, что скулы стали выделяться так ярко, а глаза будто увеличились. Вынужденная диета заставила его выглядеть моложе, он видел себя таким, когда ему едва исполнилось шестнадцать.

— Он действительно погиб? — вырвалось само собой. Тэйлос отвернулся от отражения, взгляд которого казался чересчур тёмным. — Ничто не могло… сохранить его?

— Он мёртв, — подтвердил Дэвид. — Этот счёт совершенно точно оплачен.

— Что ж… — Тэйлос наконец чуть улыбнулся. — Но почему Кэсендия? Если было достаточно…

— Не достаточно, — Дэвид тоже поднялся и приблизился к нему. — Да, Фэйтон-сити для тебя опаснее всего, но и… весь материк пока представляет угрозу. Магические поля, сплетённые для восхождения нового бога, простираются слишком далеко. Я не могу так рисковать тобой.

— Может, ты просто желаешь показать мне мир? — поддел Тэйлос. Ему не хотелось верить, что сеть, которую они решили разрушить, могла захватить такое огромное пространство.

— Может, — поспешно согласился Дэвид. — Но больше всего я мечтаю наконец-то убедиться, что ты полностью здоров.

— Как видишь, — Тэйлос повернулся вокруг своей оси, и на миг его замутило. — Что тебе нужно ещё?

— Что ещё?.. — Дэвид поймал его за талию и притянул к себе.

* * *

С прогулочной палубы можно было любоваться слаженной работой винтов, взбивающих облако, в котором они плыли, как венчик взбивает сливки. Тэйлос опустил ладони на перила и замер, вглядываясь в кружение белого пара внизу, а Дэвид остановился чуть позади него. Изредка через перила переваливалось щупальцем облако, расплывалось туманом и уходило куда-то ближе к корме.

— Уже завтра наш дирижабль опустится в столице, — уронил Дэвид, которому, очевидно, молчание было в тягость. — Даже странно.

— Странно?.. — Тэйлос глянул на него через плечо. Дэвид выглядел озабоченным, точно вспомнил о чём-то. — Отчего?

— Странно, что мы успели до конца сентября, — Дэвид подступил к нему ближе, и Тэйлос почувствовал мягкий аромат его лосьона. Запах был таким знакомым, так глубоко врезался в память, что он всё же рискнул задать вопрос, беспокоивший его дольше других. — Нам повезло с розой ветров. Не пришлось отклоняться от курса над морем.

— Какое сегодня число?..

— Двадцать седьмое сентября, — отозвался Дэвид, совершенно не удивлённый. — Ты… действительно слишком долго не приходил в себя, Тэйлос. Когда мы останавливались в прошлый раз, письмо Брун нагнало нас. Она волновалась о тебе, а заодно рассказала, что Ринко полностью восстановился… Понимаешь, Ринко был его куклой, но уже совершенно забыл об этом, а ты… — он снова замолчал, словно дожидался, когда мелкое, оторванное винтом облачко поднимется выше к серебристому боку сигары. — Я выбрал Кэсендию потому, что здесь умеют врачевать раны вроде той, которую Грэйс нанёс тебе.

— Раны… — Тэйлос чуть усмехнулся. — Как же они выглядят, эти раны?.. — винт оторвал ещё один облачный клочок, но тот развеялся, не успев подняться. Вслушиваясь в мягкое гудение, которое издавали винты, Тэйлос мимолётно задумался о том, как спокойно здесь, на такой высоте над землёй.

— Они незримы, но ощутимы, — пояснил Дэвид, дождавшись, когда Тэйлос снова переведёт на него взгляд. — Это раны, нанесённые твоему дару. Нельзя так просто махнуть на них рукой. Тебе нужен подходящий лекарь.

— Хочешь сказать, сейчас я не медиум? — чуть удивился Тэйлос. Он не задумывался о собственном даре. В общем-то, он почти ни о чём не успел задуматься как следует, слишком стремясь хоть как-то вжиться в столь стремительно переменившийся мир.

— Ты не можешь обратиться к дару, — подтвердил Дэвид. — Но остаёшься моим медиумом, можешь дать мне сил, сколько мне нужно. Не волнуйся об этом, может, даже и к лучшему, что пока ты не слышишь никаких голосов.

Тэйлос хотел возразить, но не стал. Всё же сны и голоса — разные вещи. Вряд ли то, как он тонул в неясных образах, можно было сравнивать с чёткостью и требовательностью, с которыми ему диктовали свои истории и Глория, и Марко.

— Рад, что Ринко в порядке, — сказал он, желая перевести тему. — Полагаю, и весь остальной город стоит, как и прежде.

Дэвид с облегчением кивнул.

— Куда же ему деваться. Арена была не самым красивым сооружением, к тому же ипподром сохранился, и люди с удовольствием делают ставки на скачках, забыв о паромобилях.

Тэйлос на мгновение закрыл глаза и представил, как, должно быть, течёт эта самая жизнь. Мысленно он прошёлся по улицам, взглянул на ограду кладбища, позволил себе на краткое мгновение ощутить горечь сожаления — он любил Фэйтон-сити и не желал его покидать…

— Видимо, я боюсь перемен, — озвучил он свои чувства.

Но сколько бы он их ни боялся, перемены только набирали ход. Он уже был затянут в водоворот, как облачка затягивались винтами, чтобы измениться, отделиться от целого, обрести себя в новой форме.

* * *

Сентябрь в Кэсендии разительно отличался от того, что приходил в Фэйтон-сити. И дело было не в том, что октябрь уже стоял на пороге. Сам воздух здесь был суше, в нём не звучало ни отголосков прелой листвы, ни ароматов дождей. И ветер по-прежнему нёс тепло с привкусом пыли, винограда и яблок. Если в Фэйтон-сити октябрь тянул могильной землёй, дышал в лицо приближающимися холодами, кидал в глаза мелкую водяную пыль, то здесь воздух был пронизан солнечным светом, и казалось, земля настолько напитана теплом, что в парках можно спать на траве.

Стоя на площади перед зданием вокзала, пока Дэвид искал экипаж, Тэйлос рассеянно оглядывался, выискивая взглядом привычные осенние краски. Но в городе они казались ненастоящими — листва деревьев была лишь немного тронута ржавчиной, на клумбах пёстро цвели цветы, да и люди пренебрегали плащами, как будто не видели календаря. Высокое сооружение позади него напоминало хрустальный замок — весь верхний этаж искрился в лучах осеннего солнца. За стеклянными окнами просматривалась серебристая сигара дирижабля, оставшегося на посадочной площадке. Мысленно Тэйлос сравнил покатую крышу вокзала Фэйтон-сити и местные башенки, за которыми прятались дирижабли, но не пришёл ни к какому выводу.

Он качнул головой, не понимая, сумеет ли вообще прижиться, влиться в такой сентябрь, сможет ли ощутить осень — осенью, получится ли у него не томиться ожиданием среди причудливых зданий, а просто жить рядом с Дэвидом, наслаждаясь каждым днём.

Он ещё не нашёл ответа на этот вопрос, когда вместо экипажа к нему приблизились четверо дюжих мужчин, несущих на плечах паланкин. Дэвид выскочил из-за них и усмехнулся, увидев его изумление.

— В Кэсендии такое — не традиция, — пояснил он, как будто Тэйлос уже поинтересовался этим. — Но я сам люблю экзотический транспорт, прости мне эту слабость. Они сами из Экрандо, видишь, насколько темна их кожа? Впрочем, там они не были бы так свободны, как здесь, вот и решили… остаться, насколько я понял. Они пока ещё не слишком хорошо понимают язык.

— Почти ничего не знаю об Экрандо, — признал Тэйлос и пересел в паланкин, который как раз опустили на землю. Дэвид забрался следом за ним. Вещей у них с собой было совсем немного, по скромному саквояжу. — Будешь учить меня всё то время, что мы проведём в вынужденных скитаниях?.. — продолжил Тэйлос, когда паланкин плавно качнуло — их подняли на плечи.

— С большим удовольствием, учеником ты был прекрасным, — лукавая усмешка Дэвида намекала, что они будут учиться друг у друга в том числе, и наука, которую им придётся постигнуть вместе, далека от географии и культуры других государств.

Паланкин двигался, как большая лодка по спокойной глади пруда, но в сердце Тэйлоса не было никакого спокойствия. Впрочем, отпустила его и тревога. Это было… это было предвкушение. И, наконец, разобравшись, Тэйлос вдохнул такой странный, но всё ещё сентябрьский воздух.

Перемены… Что ж, он был готов перелистнуть страницу.

Оглавление

Часть 1

Часть 2

Часть 3

Часть 4

Часть 5

Часть 6

Часть 7

Часть 8

Часть 9

Часть 10

Часть 11

Часть 12

Часть 13

Часть 14

Часть 15

Часть 16

Часть 17

Часть 18

Часть 19

Часть 20

Часть 21

Часть 22

Часть 23

Часть 24

Часть 25