Ост-Индский вояж (СИ) [Константин Волошин] (fb2) читать онлайн

Ост-Индский вояж

Глава 1

Светлой памяти моего отца, Юрия Волошина, посвящается…

Две лучины не могли проникнуть светом во все углы затхлой избы и высвечивали лишь дощатый стол с деревянными блюдами, почти опорожненными, с остатками нехитрой скудной еды.

Трое казаков сидели на чурбанах и изредка перебрасывались скупыми словами, поглядывали друг на друга темными глазами, рассмотреть их в полумраке казалось невозможным.

Один из них спросил, не поднимая головы и медленно прожёвывая корку:

— Ты, Андрюха, тут уверял, что царевич Димитрий вышлет нам подмогу. Где она?

— Мог бы и что другое спросить, — буркнул в ответ атаман Корела, потянулся к кувшину и налил мутного самогона. — Мы тут сидим не одну неделю, а вестей от него нет. Так что мы с тобой, Ванька, знаем одинаково мало. А что прикажешь делать? Сдаться этому спесивому Шереметеву?

— Сказал ещё! — Вскинул голову третий сиделец и приподнял кружку, предлагая выпить ещё по одной. — Мы и так шуганули этого боярина с его войском придворной челяди!

— Слышь, что глаголет Федька? — кивнул Корела на говорившего и чокнулся с ним. Выпили, занюхали солёным огурцом и бросили в рты щепоть квашеной капусты. Подышали. — Мы давали присягу царевичу, так и держать будем. Москали не дюже драться с нами желают. Сами видели. А там царевич всё ж подумает о нас и пришлёт подмогу. Пока есть чем воевать.

— Вчерась разведка донесла, что сюды поспешает с войском Васька Бутурлин.

— Сам сказал, что никто охотно против нас не будет воевать, — заметил Корела, не поднял головы, отяжелевшей от выпитого зелья. — Зато любо глянуть, как наши бояре драпают от наших казачков, хы!

— Да уж больно пакостно сидеть тут без харча. И это пойло уже кончается, — кивнул Иван на кувшин.

— Вот это другое дело, друг. Без этого пойла что-то нет охоты и воевать, — Корела вздохнул, и было ясно, что он на самом деле сильно опечален такой возможностью. — Надо бы послать кого половчее за этим, — кивнул он на кувшин.

— Стоит ли из-за этого рисковать ребятушками? — несмело возразил Федька.

— Никто не откажется от такого набега, — усмехнулся Корела. — А не пора ли нам подремать, а то поутру опять со стрельцами сподобиться столкнуться.

— Надо кожи бычьи хорошенько промочить, тушить ядра зажигательные, — напомнил Ивашка без уверенности. Небось опять начнут зажигалки кидать в нашу крепостцу. Как бы вовсе не лишиться жилья.

— Распорядисьс утра этим заняться, — поднял голову Корела. — Нам ещё долго тут сидеть, думаю.

*****

Фёдор Шереметев в сильном упадке духа встретил царского стольника Василия Бутурлина со всем возможным почтением и радостью.

— Проклятые Кромы[1] с казаками у меня уже, как кость в горле! — боярин рубанул ладонью воздух. — Этот Корела только и знает, что дразнит наших доблестных воинов.

— Тогда чего ты, воевода, так ничего и не делаешь тут? — с неприязнью ответил стольник Бутурлин. — У тебя достаточно ратников, а ты сиднем тут сидишь и плачешься!

— Я посмотрю, как ты сам с этим городишком разберёшься. Моих людишек уже мало стало для серьёзного дела. Вот Мстиславский с воинством и артиллерией припрётся, тогда другое дело.

— Нет уж, боярин! — Бутурлин чуть не вскочил от ярости. — Сами должны с этим Корелой покончить. Государь наш Борис поручил это нам. Кромы не такая крепость, чтобы возле неё топтаться месяцами. Будем крушить частокол. А там легче станет.

— Думаю, воеводы, что сжечь крепость не представится трудным, — подал голос князь Димитрий Пожарский. — Дров тут достаточно.

— Рассчитываешь это устроить? — с подозрением спросил Шереметев. — Не уверен в успехе, бояре.

— Без этого трудно будет взять крепость, — не согласился Димитрий. — Беру это на себя, бояре. Более недели мне не понадобится времени.

— Ну смотри, князь, — вздохнул Фёдор. — Буду молиться за твой успех. Одначе без осадной артиллерии вряд ли можно изничтожить казаков, даже уничтожив крепость. Уж больно высоко она стоит, проклятая!

— Пока князь Димитрий будет готовить поджог, мы проведём ещё раз пробный штурм, и поглядим, что из этого получится, — Бутурлин оглядел сподвижников.

— Только людишек потеряем, — пробурчал Шереметев. Его никто не поддержал, и Бутурлин наметил подготовить людей к послезавтра.

С утра пушки обрушили сотни ядер на крепость. Ни на валу, ни на частоколе казаков видно не было.

— Опять попрятались, проклятые холопы! — указал Шереметев на голые стены крепости, просматривающиеся через дым разрывов ядер и снежную пыль.

— Так стоит двинуть полки, пользуясь их отсутствием, — вскинулся Бутурлин и осмотрел ряды стрельцов, готовых к наступлению.

— Казачки те уже зорко следят за нашими действиями, стольник, — ответил Шереметев. — А палят они знатно. Вся надежда на измор, — мрачно закончил воевода, в его голосе прозвучало раздражение.

— Ладно ныть, воевода, — не оборачиваясь молвил Бутурлин. — Двигаем полки. Пусть пушки пореже палят.

Прозвучали трубы, забили барабаны, и стрельцы неровными рядами двинулись к валу, таща тяжёлые лестницы и багры, тяжело ступая по вязкому рыхлому снегу, тяжело дыша и подбадривая себя матерщиной.

— Вот проклятые! — ругнулся Шереметев, указав нагайкой на стены. — Бабы опять наших дразнить начали! Шлюхи казацкие!

— Что там такое, воевода? — спросил с интересом Бутурлин.

— Юбки задирают, и голые задницы кажут стрельцам нашим! Совсем озверели, проклятые! Пальнуть бы по ним сейчас!

Риды стрельцов стали ломаться, они побежали, трудно таща оружие и штурмовые лестницы.

— Я говорил, стольник, что зря ты затеял этот штурм. Гляди, как казачки валами кладут наших стрельцов! Сотнями!

— На то она и война, воевода, — зло ответил Бутурлин и тронул коня шпорами, предлагая приблизиться. На вал уже карабкались воины казаки, вопя и матерясь во всё горло.

— Стольник, труби отбой! — вскричал Шереметев. — Гляди, сколько уже полегло наших людишек! С чем останемся?

Бутурлин осадил пугающегося коня. Внимательно наблюдал с минуту, как у стен крепости увеличивается число павших стрельцов и махнул трубачу рукавицей, крикнув обеспокоенно:

— Труби отбой! Хватит нам убитых! Проклятье!

Он дёрнул повод, конь всхрапнул недовольно и поскакал назад. Впереди виднелись шатры воевод и начальства стрелецкого войска. Там их ждал сытный обед и проклятья рядовых воинов, избежавших смерти.

— Будем ждать Пожарского, — проговорил Бутурлин, не глядя на Шереметева. — Ты оказался прав, воевода. Этих казаков надо выкуривать огнём!

— Надо послать за князем Димитрием, стольник. Пусть доложит, как продвигается его работа. Вся на него теперь надёжа. Завтра же опять надо кидать зажигательные ядра в крепость, — настаивал Шереметев, пытаясь выглядеть деятельным. — Авось что и получится. Ждать Пожарского не стоит. Казачкам нельзя давать роздых. Пусть покрутятся.

Бутурлин молча кивнул, соглашаясь.

*****

— Всем в норы, казаки! — пронеслось по валу окрик наблюдателей. — Опять к нам зажигалки летят! Приготовить шкуры!

Большая часть казаков попряталась в земляные ходы под валом, остальные поливали коровьи шкуры водой и бросали их на ядра, пылавшие искрами и огнём. Те чадили, или зарывались в землю и сами затухали, шипя в снегу.

— Казачки, не робеть. Москали могут и сейчас полезть на вал! — Корела оглядывал острым глазом лагерь противника. — Порох беречь, потому стрелять только наверняка!

— Ты послал гонца к царевичу? — спросил Ивашка, не отрывая глаз от позиций москвичей. — Без помощи царевича нам не выстоять.

— Перед рассветом умчался. Уже который, а ответа и помощи всё нет и нет!

— Будем надеяться, — вздохнул Иван.

Ядра продолжали попадать в вал и стены, пролетали к избам и там особенно ретиво двигались казаки. Многие получали ожоги, но ядра почти не причиняли им вреда.

Довольно грузный казак Сафрон орудовал шкурами вместе с приятелем Лукашкой Гультяем. Все потные, раскрасневшиеся от жара, они быстро и сноровисто набрасывали шкуры на ядра и те затухали, шипя и искря.

— Ну и жара! — остановился Сафрон, утирал лоб, сняв меховую шапку. — Весь в испарине!

Пожары всё же пылали изредка среди изб, да и ядра давали жару порядочно.

— Кажись потише стали ядра кидать, — отозвался Лукашка, тоже утираясь подкладкой шапки. — Одначе, мало что им помогло, — кивнул в сторону противного лагеря стрельцов, где стрельба помаленьку стихала.

— А я все думаю, и удивление меня разбирает, как это наш атаман до сих пор жив и даже не ранен? — Сафрон искал глазами атамана, но не находил.

— Не каркай, друг. Знать, Господь бережёт нашего атамана на благо нашего казачества донского. Пусть и далее так будет с ним.

Гультяй перекрестил лоб и надел шапку.

— Лукашка, ты бы поведал чего ещё про то, как вы, черниговцы, знатных князей московских в полон захватили? Вот, наверное, царевич ликовал!

— Ещё как! — Лукашка осклабился крепкими зубами, огладил короткую бородёнку и приосанился. — Один Воронцов-Вельяминов поносил нас матерными словами.

— А что царевич? Стерпел, аль чего?

— Как стерпеть-то, братишка? Сам сабелькой востренькой башку и снёс. Только и покатилась, горемычная, окропив снежок. Вот радостный вой поднялся у придворной своры царевича.

— Ты говорил, что остальные, забыл, как их кличут, сами целовали крест, присягая царевичу. Во знать-то московская! А тот, первый, молодец! Не побоялся супротив царевича встать грудью.

— Это не наш брат. Нам нечего терять, потому нам легче держать присягу.

— Что верно, то верно, Лукаш, — вздохнул Сафрон. — Зато им есть что терять. Или приобресть. Потому и бегают от одного царя к другому. Боятся за живот свой, кровопийцы!

— Толково говоришь, Сафрон. Эти знатные бояре да князья своего не хотят упускать. Только и думка, как приумножить достояние себе. А мелкий дворянин Петька Басманов, слыхал, так и не сдал Новгород-Северский москалям. Такого не грех и зауважать, хоть и враг нам.

— Ох и верно ты молвил, Лукашка! У вас в Украйне, как там с этим?

— Да так же, друг! Чуть в старшины выбился — и давай грести в свой карман! А ещё постоянно посматривают, куда податься повыгоднее. Всюду одно и то же!

В глубокой землянке теплилась небольшая печурка, дым плавал у потолка. Шестеро казаков ютились здесь, отдыхая и переживая осаду.

— Эх бы на Дон бы сейчас махнуть! — мечтательно молвил старый казак с седыми усами и косматой бородой с проседью. — Скоро весна, пахать пора будет.

— Бог даст, пограбим Москву, тогда не зазорно домой показаться, — улыбнулся его товарищ, почёсывая завшивевшее тело под кожухом.

— Говорят, что царевич ложный, — проговорил ещё один тихо и немного боязливо, хотя тут были одни свои и прятаться вроде бы не от кого.

— Болтают всякое, — отозвался Сафрон. — Да по мне так это ничего не значит, мне бы побыстрее сумы набить — и домой! А так с десятком монет в кишени ничего не дают. А тряпки какие могут и подождать.

— Корела обещает большие подарки от царевича, — подал голос Данилка и потрогал грязную повязку на лбу с засохшей кровью. — Говорил, что скоро на Москву двинем. А там разных бояр и князей, как горобцов на дереве!

— До этого ещё дожить хотелось бы, — вздохнул Сафрон. — Подходит Мстиславский князь с большим войском. Как бы не задавили всех нас туг в наших норах. Сила знатная у него.

— Все в руках Господа! — вздохнул старый казак и со значением перекрестился, прошептав начало «Отче наш».

— Что вы о войне, казаки! — воскликнул Лукашка и блеснул глазами. — Словно нет лучшего разговора. Например, про баб, хе! Их здесь осталось совсем мало, а охочих людей хватает. — Он подкрутил длинный ус и оглядел товарищей.

— Ты молодой, статный хлопец, а что нам? — старый казак криво усмехнулся. — Нам это не так надо, уже своё отгуляли, небось.

— Не ворчи, старый ты пень! — толкнул того в грудь Сафрон, — ещё не весь порох ты выстрелил, казак! Ты просто притомился тут, а отдохнёшь на походе, да увидишь ядрёную девку, так взыграет всё нутро твоё, хе-хе!

— Может, и так, да здесь и в самом деле нет никакой прыти для девки.

Что-то грохнуло над головами. Глухо и щемяще стало на душе. Посыпалась земля с потолка. Казаки переглянулись.

— Лукашка, выйди, глянь, что там такое? — Сафрон кивнул на полость, закрывающую лаз в нору-землянку.

— Ни трубы, ни барабана не слыхать, чего вылазить, — отозвался черниговец.

— Да и то, — согласно кивнул Данилка Гриб, но шапку надвинул на лоб и полез посмотреть, как там москали себя ведут.

Через четыре дня под утро в Кромах поднялся страшный переполох. Весь тын сразу и дружно запылал ярким пламенем. Дым заполнил всю крепость, а казаки бросились тушить пожар.

Корела бегал всюду, торопил казаков, но пользы от этого не было.

— Хватит, ребята! — заорал он, видя тщету усилий казаков. — Не загасить! Я посмотрю, что можно сделать утром. Усилить посты, а то чего доброго Бутурлин двинет своих стрельцов на нас поутру.

Утром чуть свет все поняли, что опасения Корелы были верны. Полки подошедшего князя Мстиславского вместе с остальными готовились к штурму.

— Казаки, братва! — Корела орал, подгоняя товарищей. — Поработаем, пока москали не начали обстрел! Укрепим вал! Взялись!

За час казаки сумели немного укрепить вал и палисад, и тут ударили пушки. Ядра загнали казаков в землю, и лишь полчаса спустя они вылезли, услышав призывные звуки труб и бой барабанов.

— Стреляй метко, ребятушки! — орал Корела и сам постреливал из мушкета, на минуту присев за бруствер. — Не удержим вал, все схоронимся в остроге! Пали!

Казаки прицельно поражали подступавшие массы стрельцов. Скоро те подошли совсем близко, но огонь казаков оказался столь силен и меток, что сотни тел покрыли вал, а остальные отступили, унося раненых начальников.

Опять появились три бабы и, задирая подолы, светили белыми задами, а казаки свистели и улюлюкали вслед отступавшим полкам.

— Теперь скоро не полезут! — снял шапку Корела и вытер вспотевший лоб. — Всем по чарке водки! Заслужили, ребята!

Казаки весело приняли слова атамана, а тут Ванька протолкнул к нему хилого человечка в драном кожухе и в валенках.

— Андрюха, вот человек от царевича, — сказал Иван и с напряжённым ожиданием уставился в глаза Кореле. — Допроси. Может, что ценное привёз.

— Добре, человече! Сказывай! Давно ждём вестей от царевича. Здоров ли?

— Здоров! Куда ему деться, атаман. Вот письмо тебе от его величества. — И человек протянул трубочку смятой плотной бумаги в полотняном чехле.

— Посмотрим, что там, — заспешил Корела и развернул послание. Долго читал, шевеля губами. Потом оглядел товарищей — по глазам было видно, что весть хорошая. — Ребятки, царевич двинулся на Москву! Значит, и мы скоро будем догонять следом! Осталось совсем недолго нам тут торчать! Помолимся Господу и возблагодарим его милости! — Он снял шапку и перекрестился. За ним последовали и остальные казаки.

Радость казаков, однако, длилась недолго.

Уже на следующий день князь Мстиславский повёл полки на штурм крепости. Предварительно два часа пушки громили крепость, но казаки всё же сумели укрыться под землёй, что дало им возможность противостоять огромным массам стрельцов, сдерживая их наступление.

— Ребята, наши дела неважные! — кричал Корела, обходя позиции казаков. — Долго мы не продержимся. Придётся отступить в острог. Там мы закрепимся.

Казаки молча соглашались, не отрываясь от мушкетов, уверенно истребляя накатывающиеся волны наступавших. Трупы их завалили скат вала и продолжали расти. Но натиск продолжался. Сотники воплями, матом и угрозами гнали воинов на вал, теснили казаков, и те по траншеям и рвам стали просачиваться ближе к острогу.

— Казаки! Корела ранен! — кричавший встал во весь рост и махал руками.

— Уймись, несчастный! — крикнул тому Иван, но тот уже падал, сражённый пулей. — Всем заткнуться! Ничего не произошло! Отходим к острогу! Не спешить!

Вскоре все узнали, что их неуязвимый атаман ранен, и рана опасная. Казаки приуныли, но поддаваться этому чувству было некогда. Враг атаковал, его давление постоянно усиливалось.

— Занимаем позиции, казаки! — носился Иван по рядам защитников острога. — Палить прицельно! Натиск москалей ослабевает. Мы выдержим!

Сафрон выглянул после выстрела из бойницы. Весь двор перед острогом и дальше до сожжённой стены был усеяно трупами стрельцов. Сотники и воеводы орали, понукая их продолжать атаку, надеясь, что победа близка.

— Казаки, стяг веет над крепостью! — голос какого-то казака показался близким к паническому.

— Пусть развевается, мать его! — Иван побежал на голос, а казаки продолжали яростно отстреливаться, не подпуская стрельцов к воротам острога.

— Скоро стемнеет и они отступят! Держимся, казаки!

Так и произошло. Воеводы подали знак, трубачи заиграли столь долгожданный отбой. Барабаны торопливо выбивали дробь возвращаться назад.

Стрельцы массами ринулись назад, оставляя раненых и убитых.

Казаки смогли отдышаться и отдохнуть. Провианта почти не осталось, но у казаков появилось мясо убитых коней, и его было достаточно. С нарядом было хуже. И пуль, и пороха оставалось совсем немного, и это, как и ранение атамана сильно убавило прыти казацкому войску. А его оставалось всего несколько сотен. Большинство были ранены и едва держали оборону.

— Казаки! — кричал Иван, поддерживая раненую руку, собрав самых уважаемых воинов. — Нам больше нет смысла оставаться и защищать эту развалину! Атаман долго будет поправляться, если и выживет. Надо тикать отсюда, пока есть такая возможность. Что скажете?

Казаки угрюмо переговаривались, а Кирюшка, старый казак с сабельным шрамом через все лицо, молвил:

— Мы согласны, Ванька. Только что с ранеными? Не бросать же их тут.

С этим все согласились, а Сафрон предложил:

— После такого боя, москали не сразу очухаются. Надо пустить разведку, нащупать дорогу на Дон, и можно уйти, коль Господь нам поможет.

— Верно гутаришь, Сафрон! Так и сделаем. Ванька, отбирай охочих казаков!

Пятеро казаков вернулись вечером следующих суток.

— Отступить есть возможность, казаки, — молвил старший разведки. — Москали почти ничего не охраняют. Радуются победе и ждут очередной. Готовятся, а пока зализывают раны, пьют и совещаются. Дорога есть. Лучше прямо сейчас и выступать. Скоро они спохватятся.

Два часа спустя отряд на лошадях, в повозках и санях, что удалось достать и отладить, двинулся из ворот острога. Ни один огонёк не показал, что острог покидают. В нескольких оконцах оставили горящие свечи, лучины, а на стенах горели небольшие костры.

— Оружие держать наготове, казаки! — распорядился Иван, взявший на себя командование. — Берегите Корелу!

С осторожностью и, не поспешая, обоз из двух десятков саней и телег в окружении казаков на конях, выступил и тихо удалился, оставив посты стрельцов по бокам своего пути. Было слышно, как в лагере гуляли, пели песни и орали пьяными голосами.

— Неужели пронесло? — негромко сказал Сафрон, оглядывая черноту ночи. — Даже не верится! Огни лагеря ещё виднеются.

Услышали голос Ивана:

— Прибавить шагу! Можно и поспешить, а то как бы не нарваться на разъезд.

Лошади пошли быстрым шагом, часто переходя на рысь. Снег не скрипел под полозьями саней. Была небольшая оттепель. Близилась распутица.

— Теперь можно и постонать, казаки! — услышали раненые голоса казаков. — Лагерь миновали. Версты на три удалились, слава Богу!

И действительно, раненые стали постанывать, что как-то смягчало боль ран.

— Вёрст десять отмахали, — заметил Данилка, поравнявшись с Сафроном. — А где Лукашка? Что-то я его потерял. В каких санях едет?

— В такой темени его не найти, — ответил Сафрон. — Подождём до утра.

Прошли ещё с версту, как услышали впереди выстрелы и крики.

— Никак на разъезд напоролись! — воскликнул Данилка и пришпорил коня. Сафрон помчался следом, вытаскивая саблю.

Перестрелка быстро затихла, но звуки сшибки продолжались. Сафрон подскакал, когда всё уже заканчивалось. Четверых стрельцов из охранения уже вязали, остальные семеро лежали на снегу, истекая кровью.

— Да вот, Сафрон, пришлось порубиться малость, — ответил казак на вопрос Сафрона. — Жаль наших трое загинули, и раненые имеются. Зато дюжину коней захватили, Хорошо, что никто не успел утекти. Было бы худо.

Сафрон нашёл Данилку. Тот тяжело дышал после короткой схватки и скачки.

— Что узнал, Данил? Не дай Бог нас услышали!

— Ничего страшного! Могли и не услышать. Далеко уже. Ванька будет их допрашивать, — кивнул в сторону пленников.

После короткой остановки, обоз с конниками опять тронулся в путь, уже спеша и нахлёстывая усталых и отощавших коней.

В дороге пополнили запасы провианта, похоронили нескольких раненых и почти без добычи разошлись по хуторам и станицам.

---

[1] Кромы — посёлок в Орловской области. См. «Осада Кром».

Глава 2

Прошёл год, и везде стали просачиваться слухи о якобы уцелевшем царевиче и о его появлении вновь.

— И тогда было сомнительно в его подлинности, — говорил Сафрон. — Все в один голос говорили, что его убили в Москве.

— А я слыхал, что у царя было несколько двойников, и именно один из них был убит, — возражал Данилка Гриб без особого интереса.

— Леший их знает! — выругался Сафрон и тем показал, что говорить о новом царевиче нет его желания. — У нас своя жизнь. И так хлопот полный рот!

— Чего тебе серчать, друг ты мой? Жена скоро родит, ты станешь во второй раз отцом. С хозяйством справляешься. Чего тебе ещё надо? А у меня ничего нет. Я младший в семье. Кроме меня ещё трое братьев и две сестры. Мне самому надо подумать о собственной жизни. Помочь мне некому.

— К чему ты это говоришь?

— К тому, что я бы не прочь снова пуститься повоевать. Не сложу голову, так хоть смогу приехать с достатком сюда. Говорят, что некто Болотников приглашает казаков в поход на Москву. Ты знаешь такого казака?

— Слыхал. Казак знатный. Я его не видел, но тоже слышал про него. Отзываются благосклонно.

— Вот и я о том же! — Гриб воодушевлённо закивал. — Подумываю присоединиться к его отряду. Уверяет, что вскоре у него будет несколько тысяч воинов. А по пути присоединяться многие тыщи. Веришь в такое?

— Чего ж там? Верю. Народ сильно забит податями и насилием всякого сброда и бояр. Ему только клич брось.

— Жаль, Лукашки нет рядом. Вместе бы сподручнее было. Всё ж друг. Ты не знаешь, где он может быть?

— Он с Черниговщины. Значит, туда и махнул. Куда ему подаваться ещё?

— Может, кого с собой уговорю из таких же гультяев, как сам.

— Ну давай, Данилка! Удачи тебе. Вертайся богатым. Тогда мы с тобой заживём на славу, даст Бог.

Две недели спустя жена Сафрона родила девчонку, но сама изошла кровью и вскоре отдала Богу душу, бедолага.

— Сильно переживаешь? — спросил Данилка после поминок, едва держась на ногах. — Ничего! Ты ещё молодой казак и легко найдёшь себе кралю. Это не мне искать красивую и работящую. Ни харей, ни ростом не вышел. Говорят, у меня злой взгляд. Это верно?

— Есть маленько, — усмехнулся Сафрон криво и недобро. — Зато ты силой не обделён. Смотри, какие плечи! А ноги кренделем, и сбить тебя трудно.

— Для девок это не имеет значения, друг. Морда нужна смазливая.

— А ты на балалайке научись тренькать. Девки это привечают. Сразу повысишься в их глазах.

— Куда мне, Сафрон! Я лучше попытаю счастья в походе. Уже скоро собираются в дорогу. С нашего хутора я четвёртый согласился ехать. Благо коня сохранил, и оружие. Не с пустыми руками появлюсь перед атаманом.

— Когда отбываешь? — спросил Сафрон с некоторым сожалением, и остановил друга, пытавшегося затянуть песню.

— Через неделю. Попрощаюсь с братами, с родителями — и тронусь. Сбор у Хопра. Там Болотников устроил себе стан и собирает воинство. Он ведь беглый холоп какого-то боярина, и зуб имеет на него порядочный. Да и на остальных не меньший. Говорят, он высоченного роста. Мне боязно пред его очи становиться. Разве что атаманом Корелой похвастать.

— А что, Данилка! Это мысль. Даже очень хорошая!

Неделя почти промелькнула в прощальных попойках и весельях. А у Сафрона померла дочка, и он вовсе опечалился, схоронив её рядом с матерью. И огромная печаль навалилась на казака. Он только пил горькую и не обращал ни на кого внимания. Неожиданно быстро собрался и присоединился к Данилке и другим казакам, собравшимся в лагерь Болотникова.

— И верно, друг, — утешал Сафрона Данилка. — В походе нет места для печали и раздумий. Ты скоро перестанешь тосковать, а коль не сложишь головы, то вернёшься с полными сумами добра дорогого и монет золотых. Вон говорил один странник, что ляхи собираются снова поддержать нового Димитрия. То будет для русского народа печаль так печаль, Сафрон.

— Война, — мрачно ответил казак, не желая особо болтать по пустякам.

— Так ведь наши исконные вороги, Сафрон! — не унимался Данилка. — Я б их сам порубал, да теперича они наши, вроде бы, союзники.

Болотников всех принимал, зорко осматривал каждого, и знакомился.

— Значит, вы воевали под началом Корелы? Знатный казак. Слыхал, он так и остался где-то на севере. Может, повстречаем. Ты, Сафрон, бери этих казаков, до десятка тебе подкину ещё, и будешь десятником у нас. Потом видно будет.

Сафрон безразлично поклонился, промолчав.

— Что с ним? — спросил атаман, когда Сафрон отошёл к лошадям.

— Схоронил жену и дочку, атаман, — ответил Данилка. — Жаль казака. Бог не соизволил облагодетельствовать его.

— Он не стар ещё, найдёт себе подходящую в походе. Это для нас не задача, — махнул рукой атаман и ушёл по своим атаманским делам.

Данилка проводил того завистливым и восхищённым взглядом.

— Ну и громила! — воскликнул Данила, встретив Сафрона. — Мне он понравился. Без важности держит себя. Иван Исаевич, вроде так называют его.

— Не узнал, когда выступаем?

— Кто ж мне такое скажет, Сафрон! Это тебе легче узнать. Ты теперь у нас малый атаман будешь.

— Не смеши, — сурово ответил Сафрон и отвернулся, заметив: — Собирай наших. Пора устроиться. Темнеет уже.

Почти месяц толклись казаки в лагере. Собралось уже несколько тысяч, и у старших уже зачесались языки.

— Сколь можно сиднем сидеть! Пора и в дорогу трогаться! — ворчал пожилой казак с высоким лбом и шапкой на затылке.

— Этак отощаем вконец, и до ворога не дотянемся, — поддержали его остальные казаки. — Что думает атаман?

— Лучше скажи, что слышно про царевича. Тут однажды слышал, что он самозванец. Верно ли такое?

— Тут всякое услышишь! Кто чего хочет, тот и гутарит. Язык, он без костей.

— А хоть бы и самозванец! — воскликнул бойкий молодой казак в обтрёпанной рубахе и синих шароварах. — Лишь бы добра добыть поболее. На хутор приволочь, да семью обеспечить.

— Да у тебя и семьи ещё нету, байстрюк! — хохотнул пожилой.

— Того и стремлюсь добра нахапать, чтоб, значит, можно было жену поймать в сети мои. Не век же бобылём ходить. Хуже всех, что ли?

Начались байки про баб и девок, про детей и жён.

— А мне бы какую с Кавказа найти, — мечтательно молвил ещё один молодой казак без бороды и с жидкими усиками, едва пробившимися на верхней губе. — Уж очень они видные и работящие. Там баб в повиновении держат.

— Ещё молоко на губах не обсохло, а он уже про баб гутарит. Ишь, нашёлся!

— То богоугодное разумение, — молвил пожилой. — Так завсегда бывает, особливо по молодости лет. Пусть слюнями исходит. Полезно! Хе-хе!

— Оно и нам, старшим такое не помешает, хоть и семейные мы. Это у запорожцев казакам не позволено жениться. У нас иное дело.

— Мне такое не подходит, — отозвался Данилка и смутился смелости языка.

— Вестимо, парень! — осклабился пожилой. — Нам надоть казаков растить, и о хозяйстве думку думать. Опора государства мы!

Наконец лагерь неожиданно зашевелился, словно муравейник, и слух о скором походе тотчас разнёсся среди казаков.

Все повеселели, забыли про тоску и безделье и с охоткой принялись готовить телеги, коней и оружие. Обозные бегали, собирали провиант, собирали телеги и возчиков, а сотники перекликали своих казаков, собирая вместе.

Выступили в начале лета. Казаки мало что знали о путях-дорогах, выбранных атаманом Иваном Болотником, как звали того в лагере. По пути к атаману постоянно кто-нибудь присоединялся. Особенно много было из беглых ближних боярский усадеб. Их тут же распределяли по десяткам, сотням, ставили начальников, слегка вооружали чем придётся, и шли дальше.

— Слышь, Сафрон, — шептал на ухо казаку Данилка. — Кругом людишки боярские восстают и бегут кто куда. Много к нам прилепляются, но и в разбой бегут. Громят боярские усадьбы и прочих помещиков. Полная смута в крае!

— Сколько же можно народ мордовать и плетьми лупцевать? — Сафрон сам наблюдал разорение и нищету голодного народа.

Подошли к Ельцу. Здесь слух разнёсся, что царевич уже в Стародубе и собирается выступить на Москву.

— Что творится здесь, Сафрон! — чуть не кричал Данилка. — Почти все города восстали и ждут прихода царевича. Неужто Москва устоит против такого навала? Жуть берёт, что может произойти!

Сафрон помалкивал. Он ещё не совсем оправился от горя и часто впадал в прострацию, ничего не слышал и подолгу молчал. Данилка побаивался этого, однако и тревожить лишними вопросами не осмеливался.

А слухи ширились, обрастали всяческими небылицами. Появлялись разного рода предсказатели и юродивые. Они вещали всяческие беды на головы неизвестных врагов, и особенно на голову государю Ваське Шуйскому. Похоже, что всяк его ненавидел и желал быстрейшего его конца.

Наши друзья редко видели атамана Болотника, и Сафрон был доволен, что у него почти не бывает даже разговоров с сотником и тем более с атаманом его полка.

Вскоре стало известно, что к Ельцу подступает царское войско, и Болотник оповестил, что войско остаётся в городе и сядет в осаду.

— Неужто снова, как в Кромах будет? — воскликнул Данилка и Сафрон понял, что этот молодой казак сильно недоволен таким поворотом. — Этак никакого добра не добудешь! А как же семья, Сафрон? Что скажешь на это?

— Дурень ты, Данилка! Какая семья, когда неизвестно, будешь ли ты жить после этого сидения! Слышал, какое войско нас должно обложить со всех сторон? Молись, чтобы Господь даровал нам жизнь, а ты о семье уже печёшься.

Данила перекрестил лоб, вздохнул и долго молчал. Слова Сафрона его не убедили, но заставили пересмотреть свои намеренья.

— Ладно, Сафрон. Ты прав, а я дурак. Будем молить Бога, чтоб сохранил нам жизни и дал благополучия в делах наших.

Царские войска вскоре окружили Елец и тут же начали обстрел крепости. Казаки по приказу Болотника отвечали вяло, но урон производили хороший. Царское ополчение особенно несло большие потери, и уже прыть свою поубавило. А штурм, начавшийся вскоре, был отбит легко, с большими потерями для царева воинства.

— Что-то царь собрал не то воинство, Сафрон, — как-то заметил Данилка. — Ничего у них не получится. А я уже сейчас имею немного для будущего. А?

— Да что ты только о добыче и помышляешь? — вдруг вспылил Сафрон.

— А за каким хреном я тут мучения принимаю? Нужен мне тот царь или не нужен? Мне всё едино! Лучше жить не будем, кто бы ни сел в Москве!

Друзья потом день сердились друг на друга, но отступление войск царских тут же примирило друзей.

Уже на следующий день после отступления противника, Болотников отдал по войску приказ идти в Путивль, где по слухам должен быть царевич.

— Это ещё лучше, — заявил Данилка, радовался попасть в благодатный район, где легко надеялся обменять награбленное добро на монеты, звон которых так привлекал его душу.

Лагерь устроили за пределами города, раскинув шатры и шалаши, благо на дворе было лето и лишь комары и редкий дождик омрачали жизнь всего войска.

— Сафрон, тут кроме нашего Болотника, другой казак властвует. Слыхал?

— Слыхал. Юрка Беззубцев. Тоже с Дона. Но у него и запорожцы имеются.

— Сегодня видел царевича Димитрия. Не понравился он мне. Слишком задаётся и ставит из себя… Верно ли, что он не ложный?

— Разбери их тут! Слухи один другому про́тивные, а что мы можем тут?..

— А ты упрекаешь меня в желании заполучить добра поболее. А зачем тут горбиться и кровушку проливать? Хоть так возместить тяготы жизни.

— Да ладно тебе, Данилка. Пашкова Истому встречал?

— Это тот, что тоже в атаманах ходит? Встречал. Пыжится, как и остальные. Вот бы хотелось послушать кого из них в откровенном разговоре. Интересно, что у них на уме?

— Как и у тебя, Данилка! Одна выгода их тревожит и подвигает на всякие там интриги и заговоры. Всяк ищет выгоду для себя. Вот и бегают от одного царя к другому. И всякий раз клятву и присягу на Святом Писании произносят. И что? Им нарушить любую клятву — что нам плюнуть. Противно!

— Что это ты, Сафрон? Не иначе, как что худое задумал. Признавайся!

— Пошёл ты, Данилка! Без тебя тошно на душе, а ты со своими вопросами!

— Ты это брось, десятник! Мне ты нужен здоровый и весёлый. У нас с тобой и так мало дружков, а ты так себя ставишь! Угомонись и живи полегче.

Вскоре Сафрон услышал от старого знакомца весть, что сильно его расстроила. Он вопросительно смотрел на казака и не мог поверить.

— Сам слышал, как князь Шаховский говорил, что они с Мишкой Молчановым устроили всё с этим царевичем.

— А кто такой этот Молчанов?

— Ещё тот прохиндей! Ещё с первым царём дружбу водил. Шастает по Польше и Угорщине, и мутит всех, собирает средства для продолжения смуты на Руси. Что-то ему от этого должно перепасть, уверен.

— Откуда ты всё это знаешь?

— Я постоянно был поближе к царю, Димитрию Ивановичу, когда он рвался в Москву. И этого Мишку сам лично два раза сопровождал по делам к Польской границе. Ушлый мужик!

— Он что, знатного рода, этот Мишка?

— Какое там? Просто сын боярский или что-то такое. Вот и выслуживается.

— И что теперь делать нам, мне?

— Да что хочешь, Сафрон! Я, например, собираюсь отхватить для себя поболе, и до дому подамся. Раз такое дело, то больше нечего рисковать шкурой. Для кого? Ради этих бегунков-перебежчиков? Нет уж, перебьёмся!

Этот разговор сильно обеспокоил Сафрона. Вспомнил Данилку, и теперь его стремление поживиться на смуте не казались такими низкими. Главари здешние много хуже и жаднее.

И вот армии царевича снялись с лагерей и двинулись к Москве. Атаман Болотников вёл свою в том же направлении, и в ней где-то затерялся Сафрон, ведя свой десяток в авангарде, рыская по весям в поисках врага и провианта.

— Вот странное явление, Данилка, — говорил другу Сафрон. — Многие откровенно посмеиваются над царевичем, считая его самозванцем, а продолжают поддерживать. Что так?

— Все так же, друг! Выгоду ищут! Этим и держатся поблизости. Даже князья бегут к нему в надежде на победу и должности с землями. Разве не интересно, что половина воинства князя Трубецкого уже разбежалась по своим землям, разуверившись во всём, что им долдонят! Скоро в Москве будем!

— Да, ты прав. И города почти все сдаются без боя, и жители приветствуют нашего царевича, не видя, что этот самозванец лишь подделывается под царя.

— Говорят, что Истома Пашков скоро вступит в Москву. Он уже в Серпухове, а это совсем рядом. Его летучие отряду доходят до Коломенского, а это село для царей вроде бы для отдыха. Может, рванём к Пашкову?

— Тут сам чёрт не разберётся, а ты с меня чего-то хочешь! — Сафрон был несколько в замешательстве и ничего не мог сейчас принять.

— Однако, сам атаман сильно привержен царевичу, верит в него и всеми силами способствует ему в походе на Москву. Что бы это значило?

Сафрон не ответил. Ему тоже было странно такое поведение Болотникова, но разобраться в этом он не имел возможностей. Государственные мысли его не посещали. Однако, смута в голове нарастала.

Недавно сотник, куда входил десяток Сафрона, говорил со своими, и Сафрон был среди них. И вот что он услышал:

— Какие-то немцы тут сшиваются возле царевича. Это неспроста. И прежде такое было, когда всю Москву заполнили иноземцы, окружив царя. Мне это не по нутру как-то, ребята.

— Эти точно что-то замышляют, — раздался голос. — От них хорошего не можно ждать. Предадут во славу своей католической церкви.

— Предателейвсюду полно, друг мой, — ответил сотник.

Что он хотел этим сказать, Сафрон не уразумел, но осадок остался на душе и он поторопился уйти для размышления.

А вскоре в лагерь к Болотникову прибыла целая важная делегация во главе с купцами, братьями Мыльниковыми. Тотчас по лагерю поползли слухи, что те обещают открыть ворота Москвы, но требуют представить им подлинного царевича Димитрия Ивановича.

— Чего же наш атаман тянет и не привезёт нашего царевича? — говорили казаки в недоумении. — И тут же всё разрешилось бы.

— В том-то и дело, что многие полагают, что наш царевич не настоящий.

— Ну да! Как это, не настоящий? Какой же?

— А хрен его знает! Но москвичи требуют лицезреть его величество.

— Шуйский-то, царь московский, только и распускает слухи про нас и про всякие ужасы, войди мы в Москву. И то верно.

— Заткнись и помалкивай, пока цел! Гляди, услышит кто — головы не снести!

Казаки притихли, но сомнения росли.

— Пока мы тут толчемся, царские воеводы укрепляют свой лагерь в Замоскворечье, — подал голос пожилой казак, часто ходивший в разведку. — Родичи царя там богуют.

Пока войско Болотникова и Пашкова стояли в бездействии, соглядатаи царя шныряли по лагери беспрепятственно, и вели тайные переговоры с начальниками мятежников. И вскоре по лагерю лёгкий слушок пополз, что их командир Прошка Ляпунов, из именитых дворян, тоже принимает таких посланников царя.

— Брехня! Прошка сам перешёл к нам на службу. Царевич его обласкал и обещаниями завалил. Не будет он менять это на посулы Васьки Шуйского.

— Кто их знает, — ответил один из десятников, оглаживая бороду. — У них своя игра. Нам туда ходу нету. Одначе, вижу, как часто бегут туда-сюда, и в голове что-то складывается.

— Это верно, — подметил другой казак, и все переглянулись. — Однако кто поверит тебе, Флорка? Молчи уж…

И тут Болотников отдал приказ на штурм лагеря царских войск. Десятка Сафрона стояла вблизи ставки атамана. Видно было, как Ляпунов, возбуждённый предстоящей схваткой, подскакал к атаману и что-то бойко говорил. Болотник согласно махнул рукой, и большой отряд Ляпунова помчался в атаку. Следом поскакали лавы казаков, и среди них Сафрон с десятком своих казаков.

Опустив саблю в руке, он высматривал в пыли задние ряды ляпуновских всадников и в голове лишь одна мысль блуждала: «Хоть бы под картечь не попасть, остальное поправимо!»

И удивился, что пушки «гуляй-поле» тотчас смолкли, а потом все завопили, поворачивая коней и матерясь нещадно:

— Изменник Ляпунов к царю побежал! Предатель! Вертаем коней, казаки! Нас всех сейчас перебьют!

— Казаки! — прокричал тотчас Сафрон. — Вертай коней! Назад! Нас предали!

Казаки успели отскакать несколько десятков саженей, как пушки опять начали палить, поражая казаков, хотя и не так сильно. Войско огласилось воем, проклятьями и угрозами, но сражение уже было проиграно. Болотников отдал приказ отходить на позиции сзади. В Заборье отослали большой отряд в резерв.

— Вот тебе и слухи! — шептались казаки. — Выходит, все верно! Ляпунов перебежал, а на нас движется воодушевлённое войско царя. И воеводы у него довольно знатные. Мстиславский и Воротынский.

— Им что, они завсегда в выигрыше, а нам отдувайся! Всё на простого людишку наваливают, а сами гребут под себя.

— Эх! Чего гутарить-то! Всякое бывало, но всегда наверху будет боярин.

— Ладно, казаки, надо лагерь обустроить, — Сафрон увёл свой десяток устанавливать телеги и сани, окружая ими лагерь.

Лишь к полуночи он был оборудован несколькими рядами телег и саней.

— Пусть только сунутся, москали! — говорил пожилой казак. — Ноги мы им и пообломаем среди такого вала. Готовь пищали, казаки.

Весь день ожидали атаки царских войск, но они появились ближе к вечеру. С ходу ударили конницей, но меткие залпы казаков опрокинули передних, остальные запутались в ограждении и их нещадно валили казаки, сидя в укрытии, паля почти без промаха с близкого расстояния.

Понеся большие потери, ополченцы Скопина-Шуйского откатились назад.

— Теперь жди ядер. У них пушек много, ребята! Как бы не подожгли нас со всех сторон! Готовим шкуры, да побольше, водой мочите!

Так и случилось. Пушки загрохотали, а казаки носились со шкурами и тушили ядра и очаги пожара. Так стрельба ничего не принесла царскому отряду.

— Не робей, казаки! Подмога к нам идёт! Пашков сейчас нас освободит! Готовимся к вылазке! Поможем ему изничтожить врагов наших!

— Смотрите! Что деется! Пашков-то, тоже перебежал к царю! А его воинов посекут и перевяжут!

— Так и происходит, братцы! Что же такое творится?!

Паника хоть и не разрослась, но сильно подорвала настроение и боевой дух войска Болотникова. Лагерь тоже был захвачен и множество казаков оказались в плену. Попал в плен и Сафрон почти со всей своей сотней.

— Как бы попасть не в подвалы боярские, а к простым жителям, — говорил в растерянности Данилка и озирался по сторонам.

— Надеешься выжить, дурак? — спросил Сафрон, как-то безразлично взиравший на все протекавшее перед глазами.

— Как жить без надежды, Сафрон? Сейчас это и осталось у нас единственное, что надеяться. Я даже из татарского плена в шестнадцать лет сбежал и выжил. А здесь это должно быть полегче.

Сафрон вздохнул и последовал за стрельцом, который отвёл троих казаков в дом купца Корыткина.

— Ироды! — встретил тот затворников. — Супротив царя истинного умудрились пойти, нехристи! Теперича посидите, пока вас не вздёрнут, душегубы проклятые!

Казаки, изрядно уже побитые, помалкивали, боясь получить по рёбрам. Плелись к заточению, подталкиваемые бердышом стражника.

— Долго ты им не понадобишься, — молвилстражник, легонько уколов Данилку в зад. — Пошёл, изменник чёртов! Дня два-три вам отпустил государь наш. Купец, ты особо не корми их, тем более, что цены на еду так выросли, что не до колодников. Им же легче будет помирать на пустой желудок, хе-хе!

Цепь зазвенела жалобно и муторно. Холоп затолкал их в подвал, обшитый до потолка дубовым тёсом. Все здесь было покрыто лёгким налётом плесени, холод пробирал до костей. На дворе завьюжило, и здесь было не лучше.

Холоп ногой толкнул каждого в зад и в молчании задвинул за собой тяжёлую влажную дверь. Полная темнота окружила казаков.

— Так и ослепнуть легко, — молвил тихо Сафрон. — И не увидим, как друг дружку петлю на шею накинут.

— Увидим, — мрачно отозвался из темноты Данилка.

Ощупью пошарили по полу в поисках соломы. Ничего такого не нашли.

— Сядем на голый пол, что ли? — предложил Сафрон и сел, ощутив холод земли.

— Да, в ногах правды нет. Чего дополнительно мучить себя. Эй, казак, чего все время молчишь? Ты поговори, так легче снести судьбинушку нашу. Аким?

— Чего? — неохотно отозвался Аким. — И так на душе кошки скребут.

— Акимушка! Ты думал, что идя на войну, тебе будет так хорошо, как на печи под боком дородной бабы? Садись и говори. А то до казни не дотянешь. Посмотреть-то охота, небось, как мы повиснем на верёвочке. Или как иначе нас уморят?

Ему никто не ответил, и Данилка чем-то занялся. Слышно было только позвякивание цепи. Руки у всех были скованы спереди нетолстой цепью, весьма проржавевшей.

— Данилка, ты чего там позвякиваешь? — спросил Сафрон.

— Греюсь, Сафронушка. А то без работы окоченею раньше времени.

Казаки слышали, как Данилка пыхтит, кряхтит, словно исполняет трудную работу. Сафрон в недоумении слушал, пытаясь не думать о жутком, что его ждёт.

Тем временем Данилка продолжал пыхтеть и звякать цепью.

Время тянулось медленно, вернее, никто не знал о его течении. Даже лёгкие звуки не доходили до них из купеческого дома. Воздух становился всё прохладнее, как казалось пленникам, и дышать даже вроде бы стало труднее.

Данилка то затихал, то продолжал кряхтеть и Сафрон не выдержал и спросил:

— Чем ты там занят, Данила? Над чем трудишься так упорно?

— Да вот, Сафронка, пытаюсь освободиться от кандалов. Вроде бы получается. Да силы оставляют меня. Жратвы-то нет, а железо трудно поддаётся.

— Как же ты собираешься освободиться, мил человек?

— Гну кольцо. Надеюсь, что потом рука просунется. Осталось совсем немного. Тороплюсь до прихода стражника или хозяина. Кто-то же должен к нам заявиться и отвести на казнь.

Аким тоже зашевелился, спросил тихо:

— Ужель такое возможно, Данилка?

— Что, я слабак какой? Или впервой таким делом заниматься? Мне бы перехватить чего и воды испить. Весь мокрый стал от усилий.

— Может, чем помочь можно тебе? — спросил Сафрон.

— Можно было б, да тут нет ничего твёрдого и тяжёлого. Ударить пару раз по железяке — и все дела. Да где ж её взять тут? Я уж шарил — ничего нету.

Затворники замолчали, а Данилка снова начал свой трудный подвиг, временами отдыхая и тяжко вздыхая.

Сафрон наконец приснул и не слышал, как за дверью что-то зашуршало и голос холопа спросил грубо:

— Вы живы там, шпыни?

— Какого дьявола тебе надо, холоп? — крикнул вдруг Акимушка в ярости. — Принёс бы хоть водицы ковшик. Пить охота всем!

— Не велено! Скоро вам и этого не потребно будет. Уже нескольких ваших отправили к Сатане в гости, хи-хи!

Едва услышали, как звук шагов быстро заглох. Да и сам голос из-за толстой двери звучал глухо, как издалека.

— Значит, казнят наших бедолаг, — проговорил горестно Аким. Остальные не соизволили продолжить эту тему и молчали.

Лишь Данилка грязно выругался и с остервенением стал возиться с кольцом. Сколько прошло времени, никто не знал, но вдруг с лёгким стоном Данилка вздохнул, и все услышали, как шмякнулась цепь на пол, глухо звякнув.

— Ох! Одна слетела, проклятая! Руку всю ободрал. Теперь легче станет.

— Почему легче, Данилка? — спросил Аким с надеждой в голосе.

— Всё ж руки свободными оказались. Хоть на одной и имеется цепь. Да с нею, как с оружием будет. Я нарочно с левой руки снял перво-наперво. Только не проворонить прихода стражника или того холопа. Вдруг появится.

— И что мы сделаем? — спросил Аким глухо, с волнением.

— Трахнем по голове и выберемся на волю. А там уж, как Бог даст, други.

— Трудно будет такое свершить, — в сомнении молвил Аким.

— Всё трудно в жизни, — философски рек Данилка. — А куда деться? Жить-то охота. Всё одно подыхать нам. Так хоть попытаемся.

— Оно верно, да сумеем ли мы после голодухи и жажды?

— Разве это жажда, особливо у вас. Я работал и то терплю. Вытерпим! Я как в полоне был у татар, так пить не давали три дня. А это было летом и в степи, где укрыться негде было. Вытерпели. И не я один.

— Данилка верно говорит, — откликнулся Сафрон. — Будем прорываться. Вдруг повезёт. Чем чёрт не шутит! Молодец, Данилка!

— Поспать бы малость. Сил хоть немного набраться треба. Долго не давайте мне спать — замёрзну после работы. Мокрый я.

Они несколько раз уже вставали и ходили — три шага в один конец и три с небольшим в другой. Их трясло от холода, и согреться никак не могли. Даже пить расхотелось. Вонь повисла в подвале. Отхожего места им не предоставили, и пришлось опорожняться в углу.

Больше всего их беспокоило почему-то время. Его они никак не могли определять. То ли день был на дворе, то ли ночь? Для них была только ночь.

Наконец Данилка спросил Сафрона:

— Можно твою руку, Сафрон?

— На кой черт она тебе сдалась? — удивился казак, но руку протянул. Данилка молча ощупал плоское кольцо на запястье, проговорил уверенно:

— Делать всё одно нечего, так можно попробовать и тебя освободить. Тебе будет сподручней воевать за наши жизни. К тому же у тебя рука потоньше будет и, значит, легче просунуть её. Согласен?

— Если получится, то чего ж не согласиться. Давай, пробуй. Думаю, что у тебя пойдёт лучше со мной. Всё ж двумя руками орудовать станешь.

— Верно. И время быстрее станет ползти, а то уж больно тоскливо в ожидании тут сидеть.

Данила стал сдавливать кольцо из полосы железа и Сафрон, пробуя его, заявлял каждый раз:

— Кажись, поддаётся, проклятое. Как ты!?..

— Тебе виднее, — сопя и отдуваясь, проговорил казак. Я в темноте ничего не вижу, а наощупь не могу определить.

— Ну и силен ты, как я погляжу! Откуда столько силы в таком небольшом теле? Кто в роду такой был у тебя?

— Да, почитай, все. Лишь старший братан что-то не вышел. Может, мать была ещё слишком молода, но он слабоват вышел. Но и остальные послабей меня оказались. Зато выше ростом и харями не такие страшные.

— Ничего ты не страшный, — возразил Сафрон, пытаясь подбодрить друга. Не красень, но и не урод какой. Ещё отхватишь себе девку ядрёную.

— Да пусть Господь внемлет твоим словам, Сафронушка!

Сколько времени прошло, по-прежнему определить не мог никто, но наконец, общими усилиями кольцо удалось стащить.

— Теперь только ждать прихода кого-нибудь, — проговорил Данила, отдуваясь и дыша тяжело. — Больше двух никак не ожидаю. А с ними мы сможет совладать, коль неожиданно и дружно…

— Дай-то Бог! — воскликнул Сафрон с воодушевлением. — Лишь бы не очень задержались, а то вовсе силы покинут нас. Хоть бы тот холоп пришёл!

— Это было бы хорошо, но он не осмелится без дозволения хозяина.

И вдруг, по прошествии многого времени, как казалось затворникам, в двери проскрежетал засов, в замке проскрипел ключ и дверь со скрипом отворилась. Тусклый свет фонаря едва мог осветить мрачную вонючую картину подземелья.

Вошли два стражника, но холоп, слышно было, остался за дверью, сторожа.

— Ну, шпыни разбойные! — весело молвил стражник, поставив бердыш к стене. — Молитесь, голубки! Пришёл вас час прощаться с жизнями. Поднимайтесь!

Казаки поднялись, скрывая свободные руки в рукавах.

— Скоро вам, казачки, перестанет казаться жизнь такой тяжёлой. Ха! И от голода и жажды страдать не будете. Выходи!

Первым пошёл Данил, следом Сафрон и замыкал шествие Аким. Так распорядились стражники.

На лестнице Данил споткнулся, получил держаком бердыша в бок, и с трудом поднялся, пропустив вперёд товарищей, которые по договорённости поспешили пройти дальше. Данил поднялся, понукаемый стражником, и мощно ударил кулаком с цепью в нос стражнику. Тот опрокинулся на заднего. Данил успел их подтолкнуть, и с силой закрыл дверь, толкнув ею стражников. Прошептал громко холопу:

— Пикнешь, убью! Закрывай быстрее!

В дверь уже колотили, пытаясь помешать задвинуть засов. Все навалились на дверь и все же общими усилиями успели задвинуть засов.

— Закрывай на замок! — прошипел Данила холопу. — Быстро!

Тот трясущимися руками закрутил ключом в замке.

— Ключ сюда! — приказал Сафрон. — И не вздумай поднимать шум, паскуда! Принесёшь нам еды и воды. А мы тут поубиваем стражников немного.

— Как это? — прошептал холоп, мужик лет сорока пяти и чуть не рассмешил этим вопросом затворников.

— Просто! Одного убьём, остального только покалечим и скажем, что был с тобой сговор. Так что не вздумай нас предать и выдать хозяину. Иначе весь дом спалим, а тебе каюк будет. Пошёл, коль жить хочешь!

Тот с очумелыми от ужаса глазами опрометью бросился наверх. Вернулся почти сразу и протянул в тряпице гречневую кашу, хлеб и куски жареной рыбы. Явно с хозяйского стола. Поставил на верхней ступеньке малое ведёрко с водой и вопросительно и просительно силился угадать по глазам пленников, что они с ним сделают.

Казаки спешно все умяли, выпили воды. Сафрон спросил мужика:

— Сейчас день или ночь?

— Ночь, — коротко ответил тот. — Скоро полночь будет. Петухи ещё не голосили. Что ещё нужно вам?

— Ещё бы еды, приятель, — очень мирно ответил Данилка. И на ноги чего-нибудь потеплее, а то отморозим всё себе. И шапки. По дороге сюда всё потеряли. Рукавицы, если найдутся.

— Убьёте меня, ребята?

— Посмотрим, как ты справишься со всем, — ответил Данил, взяв руководство в свои руки. — И не вздумай убежать. Хозяина тут же поднимем, и тебе не уйти.

Ломило плечи и голову. Дрожь сотрясала их тела, страшно хотелось, не дожидаясь холопа, убежать подальше. В дверь продолжали колотить, но это их не очень волновало. Подвал был достаточно глубок и явно приготовлен для колодников. А дом спал и ничего не мог услышать.

Мужик вернулся нескоро и казаки уже готовились поспешить на улицу и постараться проскочить все рогатки и скрыться на время.

— Что так долго? — шипящим голосом спросил Данил.

— Пока собрал всё. Сразу ведь боязно. Темно везде. Вдруг кто заметит.

Казаки быстро одевали то, что было принесено и заметили, что и мужик одет по-зимнему. Сафрон спросил:

— А ты куда собрался? Или тоже бежать решил?

— Хотел бы с вами, да боюсь, что не возьмёте. Здесь оставаться нельзя. Дознаются, и мне не жить. Или так замордуют, что житья не будет. Возьмите!

— Оружия бы, хоть ножей, — проговорил Данил и посмотрел на мужика.

— Могу ножи достать. Другого оружия в доме нет. Разве что топоры.

— Давай всё и побыстрее. Надо сматываться, а то хватятся нас.

Когда мужик ушёл, Сафрон спросил товарищей:

— Где можно схорониться в посаде?

— Надо взять мужика. С ним будет легче это придумать. Мы тут ничего не знаем, — Данил многозначительно оглядел товарищей.

— Не выдаст? — засомневался Аким.

— Мы сами его заложим, коль он на такое пойдёт, — ответил Данил. — Не думаю, что ему это подойдёт.

Мужик появился через четверть часа. Раздал по длинному ножу и два топора. Казаки всё рассовали за кушаки и стали выбираться наружу. Собаки тут же подняли лай. Мужик огладил их, успокоил, и все прошли задами и огородами на соседнюю улицу. Снега было мало, идти можно было свободно. Под сопровождением собачьего лая вышли в переулок. Осмотрелись. Темнота была кромешная. Лишь белевший снег позволял что-то видеть.

— Сюда нельзя, — прошептал мужик и повёл казаков в другую сторону. Собаки лаяли на весь посад. — Щас речку перейдём, а дальше будет вольготнее.

Все молча следовали за мужиком. Разговаривать не хотелось. Хотелось лишь есть, и укрыться поглубже, и подольше не высовывать носов.

— Мужик, ты где собираешься укрыться? — спросил Данил, прерывая молчание.

— Вёрст пять за речкой имеется крохотное сельцо. Там живёт моя тётка. Там можно переждать несколько дней.

— Разве можно незаметно прожить несколько дней в маленькой деревне? — удивился Сафрон. — Там особенно трудно это устроить.

— Изба тётки стоит на отшибе и довольно далеко от остальных.

— Это не причина засветиться, — добавил Аким.

— Моя тётка старая и слывёт ведьмой в округе. Её все побаиваются, и не спешат приближаться без надобности к её избе.

— Она ведь и нас может как-то приворожить или околдовать, — испугался Аким и перекрестился.

— Ничего вам не будет, — заверил мужик. — Кстати, называйте меня Гераськой.

— Наконец-то познакомились по-настоящему, — буркнул Сафрон. — Тебе лет сколько уже?

— Через неделю после Рождества стукнет сорок два годка.

— Молодой ещё, — зачем-то молвил Сафрон. — Аким, а тебе сколько?

— Мне немного поболее будет. Сорок пять летом.

— Было или будет? — спросил Сафрон.

— Будет, Сафрон. Вы много моложе нас будете, казаки.

— Ещё надеемся до вашего возраста дожить, раз вырвались из того погреба. Видать, Господь ещё не собрался прибрать нас к себе, грешников.

Перешли речку. Редкие огоньки Москвы пропали, но Гераська уверенно шагал по появившейся тропе, и лёгкий мороз отступил от бывших пленников. В молчании они спешили побыстрее удалиться от речки, где чернели заросли кустарника и отдельные ракиты, свесив длинные космы тонких веток.

Вошли в лес. Тёмные деревья слегка шумели под порывами лёгкого ветра. С веток срывались маленькие хлопья снега, а в ушах чудились звуки, таинственные и страшноватые. Руки сами тянулись к топорам и ножам. Сафрон не выдержал молчания и спросил Гераську:

— Разве о твоей тётке никто не знает в городе, у купца?

— О тётке знает. Однако не знает о той деревеньке. Сейчас наш хозяин в бегах или у самозванца, и никто нас не потревожит. Там имеется хорошая схоронка, а кругом пустырь. Правда, лес шагах в сорока, но негустой.

— Жаль, у нас все деньги отобрали, ироды! — жалел Данилка и вздыхал сокрушённо. А Сафрон про себя даже усмехнулся злорадно. — Чего ухмыляешься? — даже приостановился Данил. — Чем заплатим старухе?

— Пусть это вас не тревожит, казаки, — подал голос Герасим. — Есть у меня задумка, как добыть немного денег. Но об этом потом.

— Не разбоем ли задумал заняться, Гераська? — спросил Сафрон.

Тот не ответил. Впереди завиднелся смутный просвет и вскоре они вышли на поляну, за которой можно было углядеть черные ели леса.

Глава 3

Казаки жили у бабки уже почти неделю. Лишь ночью осмеливались выйти в лес насобирать сучьев и сделать мелкую работу по хозяйству.

У бабки было две козы с козлом, казаки попивали молоко с черным тяжёлым хлебом с травой и отрубями. Больше ничего предложить она не могла, и мужчины подумывали, как пополнить свои потребности в еде.

А бабка была на самом деле интересная, Сафрон с трудом сдерживал себя в попытке расспросить её про ремесло, которым она слегка промышляла.

— Не вздумай расспрашивать, — предупредил Гераська. — Страсть, как не любит такого любопытства, — предупредил он и значительно поднял палец.

— Часто к ней наведываются за помощью? — спросил Аким.

— Не чаще раза в неделю. И то вечером. Днями она не принимает. Говорит, что вечером и ночами у неё озарение происходит. А днями она ничего не чувствует и не видит.

— Она может лечить разные недуги? — поинтересовался Данил.

— А как же. Многим помогает. И скотину лечит успешно.

— И колдует? — не унимался Данилка.

— Бывает, но не любит этого. И денег или чего другого за это не берёт.

— А может она предсказать мне, например, мою судьбу? Охота узнать, что меня ожидает в будущем.

— Не могу сказать. Редко берётся за такое, Данил.

— Ты поспрошай. Может, согласится. Правда, заплатить нечем, да ты сказывал, что она за такое и ничего не берет.

— Обещать не могу, казак. Боязно мне, вдруг осерчает тётка. А я её побаиваюсь. Ещё выгонит, а куда мне тогда деться?

— А куда ты собираешься податься?

— Хотелось бы с вами, да возможно ли такое?

— Что, казаком захотел сделаться? — удивился Сафрон.

— А что такого? Чем я хуже других. Хоть напоследок хотелось бы вольным стать и на себя поработать,

— Не так просто это, брат мой Гераська. Но возможно. Если с нами, то можно.

— Так подсобите, коль так. В долгу не останусь. Отработаю.

— Ладно. Потом поговорим. Ты как-то намекал на возможность добыть чего-то, — Аким вопросительно смотрел на мужика. — Что там у тебя?

— А… — Герасим помолчал, но всё же сказал загадочно: — Есть задумка, да одному мне не совладать. А вам боязно признаться.

— Говори уж, чего темнишь! — Сафрон ободряюще усмехнулся. — Мы все в твоей власти и от тебя в зависимости. Говори.

— Вёрстах в трёх имеется усадьба нашего хозяина.

— И что с того? — заинтересовался Данил.

— А то, что там почти никого нет, и есть возможность пошарпать там. Обязательно должно быть что-то ценное схоронено. А я тётку заведу. Она должна в этом разбираться.

— Гм. — Сафрон скривил губы, огладил бороду. — Думаешь, можно что-то добыть?

— А как же! Обязательно. И время подходящее. Легко всё свалить на войну и разбойников. А их развелось достаточно.

— А оружие? Без него трудно обойтись. Одними топорами дело не сделаешь, коль что приключится, — и Данил покачал головой в сомнении. Но это предложение его явно заинтересовало. — Сафрон, что скажешь?

— Если нам мало что грозит, то можно и так сделать. Пусть Гераська всё и разведает хорошенько. И у бабки получит добро на это.

— Тётка никогда не даст добро, но помочь может, коль с умом к ней подступить, — заверял Гераська. — Завтра же и поговорю. Я подумаю, как лучше это ей поднести. Чтоб, значит, не догадалась.

— Как поговоришь, так мы и решим, что делать. А ты ещё разведай про усадьбу и подходы к ней. И как устроить, чтобы никто не догадался. Про нас, конечно.

— Гераська, а твоя тётка может прояснить с самозванцем? — спросил Данил.

— С самозванцем? — в страхе переспросил мужик. — Бог его знает. Даже боязно спрашивать, казаки. Да и зачем вам это надобно?

— Очень уж интересно узнать. Ты попробуй. Это ведь никакого отношения к нам не имеет. Сделаешь?

— Если смогу, то лишь после того разговора… об усадьбе. Наш хозяин и так пропал уже давно. А наследники что-то не появляются. Может, их и вовсе нет. Где их будут искать?

Через три дня бабка всё же выложила свои предположения, и Гераська поведал казакам интересную историю.

— Вот упёртая баба! — ругнулся он перед казаками. — Но уломал всё же.

— Тогда не тяни, а выкладывай, — поторопил Данил. — Что узнал?

— В усадьбе всего два человека живут. Старая кухарка и конюх с одной клячей. Дров привезти, сена и разное там… Собаки одичали и часто убегают в лес, в поле. Кормить-то их нечем. А дом заколочен досками.

— А как проникнуть в дом? — спросил Аким.

— Это просто. Одна лишь дверь имеется, вторая заколочена и туда не сунешься. А эта легко откроется. Я это сделаю.

— Где ночует конюх? — поинтересовался Данил.

— Он в конюшне. Там у него угол. Отгородил себе и ему тепло под боком у лошади. Печка даже имеется малая. А бабка-кухарка спит в доме, на кухне. У неё ключи от дверей в комнаты и покои хозяина.

— И никто до сих пор не ограбил дом? — удивился Данил.

— Бог миловал. Пронесло. Надолго ли, — многозначительно молвил Герасим.

— Дело пустячное, — заметил Аким. — Когда можно приступать?

— Хоть когда. Как сами надумаете. Лишь одно надо учесть, казаки.

— Ну! Что там ещё у тебя?

— Следы нам надо как-то скрыть. Кругом ведь пустошь.

— Это твои заботы, Гераська, — серьёзно заметил Сафрон. — Ты тут всё знаешь, а мы всего лишь гости, и то тайные. Тётка не серчает на нас?

— Живите пока, — не очень уверенно ответил Гераська.

Через два дня разбойники пустились в путь. Мела метель, которую и дожидались. Ветер не столь сильный, но снег валил изрядно.

— Не заплутаем? — забеспокоился Сафрон.

— Не, казак, — ответил Герасим. — Тут не можно заплутать. Идите спокойно.

Тёмный дом помещика чернел перед ними, и ни одной собаки поблизости не видно и не слышно.

— К крыльцу, — почему-то тихо молвил Герасим.

Он повозился немного, дверь со скрипом приоткрылась, и все четверо юркнули в тепло и тишину.

Гуськом, осторожно двинулись за Герасимом. Тот, видимо, ориентировался в доме, но шёл очень медленно и осторожно. Шёл в поварню, где должна спать стряпуха. Остальные шли следом, тараща глаза.

Гераська остановился, прислушался. Рукой тронул товарищей, предлагая следовать дальше. За одной из дверей слышался тихий храп. Чуть приоткрыв её, увидели свет лампадки, озарявший лик святого на иконе.

Гераська перекрестился. Данил подкрался к кровати-топчану. Баба, укутанная платком и одеялом, похрапывала, и её лицо едва можно было различить. Он крепко прижал рот старухи ладонью, другой придавил тело и прошипел, заметив, что та проснулась и дёрнулась:

— Тихо, бабка! Отдашь денежки — и мы тебя не тронем. Нас хозяин прислал за ними. Он у царевича и поиздержался. Послал сюда.

Старая мычала и таращила глаза. Гераська отпустил ей рот.

— Кто такие? — прошамкал беззубый рот.

— Сказал ведь, от хозяина, Василия Дормидонтыча. Велел привезть денег. В случае отказа велел убить тебя. Сначала попытать железом аль огнём.

— Свят, свят! — шептал рот старухи, рука дёрнулась перекреститься, но Данил держал крепко. — Изыди, сатана! Я тебя не знаю!

— Тогда сделаю, как велел Василий Дормидонтович, бабка Палашка.

— Точно наш хозяин велел? — испуганно спросила бабка.

— А то! — тут же ответил Данил. — И поспеши, а то нас могут схватить. От царевича ведь. По Москве и так кровушка наша льётся. Казнят наших людишек.

Старуха согласно кивала головой, и Данил её отпустил. Зажгла лучину и с нею потопала в другую горницу. Следом шёл Данил.

— Тута, — указала на сундук, что стоял под образами. — Сам открывай, вот ключик, — и протянула ключ, сняв с шеи.

Данил открыл сундук, полный одежды. Выбросил её, и на дне оказался кожаный мешочек с монетами. Встряхнул и с довольным видом засунул за пазуху.

— Василь Дармидонтович просил одежонку прихватить. Обносился поди на войне, добиваясь правды царевичу.

Пелагея молча слушала и мелко тряслась, крестясь.

— Всё кажись, — молвил Данил и закрыл крышку горбатого сундука. — Мешок давай для одежонки. Рад будет хозяин. Он в чинах уже. Царевич привечает не только князей, но и нашего хозяина.

— Скоро хоть вертаться намерен? — осмелилась спросить Палашка.

— Весной жди, — коротко ответил Данил и заспешил к товарищам, запихивая тряпьё в мешок.

— Ты, мил человек, хоть привет передавай хозяину, — молвила старуха. — Мы тут блюдём добро его. Одначе, сами поди, голодаем. Пусть побыстрее приезжает.

— А как же, бабка! Доведу до ушей нашего хозяина. Чего уж там. Через два денька увижу его и всё передам.

— Обскажи, что, мил человек, людишки его почти все в бега пустились. Разбойничают, проклятые. Того и гляди заявятся. Обскажешь?

— Не серчай, старая. Всё обскажу, не беспокойся. Ну, бывай, Палашка.

Они вышли на ветер и, согнувшись пошли по своему следу, ещё не занесённому пургой, которая уже набирала силу. Кружным путём выбрались к избе тётки и в молчании устроились в чулане.

— Будем спать, — молвил тихо Данил, а Гераська, с дрожью в голосе, спросил:

— Тётке ничего не проболтайтесь. Боюсь я.

Данил положил руку тому на плечо и придавил. Отвечать не хотелось.

Прошла неделя и тётка как-то молвила племяшку:

— Не приспела пора уйти, голубки?

— Думаешь, что пора? — вопросом ответил Гераська. Он пытливо смотрел на тётку, зная, что она просто так ничего не скажет.

— Пора, милок, пора. Чует сердце, что пора. Вечером и собирайтесь.

— Дай Бог тебе долгой и благолепной жизни, тётка! — воскликнул племяш и поспешил к товарищам.

— Что, так и сказала, что вечером надо уйти? — удивился Данил. — А куда, хотел бы я знать? Кругом только и шныряют разные подозрительные шпыни да разбойные людишки.

— Мне нет никакого желания вертаться к царевичу, — молвил Сафрон. — Подадимся на полдень, поближе к нашим землям. Пусть другие воюют, а мне охота на покой. Как вы, ребята?

— Можно и так, да как пробраться туда? — Аким недоверчиво оглядывал товарищей. — Деньжата, правда, имеются, но их легко и лишиться вместе с головой.

— Ничего, казаки! — Данил бодро встал и потянулся, хрустнув суставами. — Я готов пуститься на Дон. По дороге ещё можно попробовать добыть чего. Гераська, дорогу знаешь на полдень?

— А как же. Выведу. Чего уж там. Топорик прихватить?

— Прихвати, — ответил Аким и добавил: — И рогатину не забудь. Мало ли что.

Как стемнело, казаки покинули двор тётки Герасима и бодро пошагали, к дороге, на которую вышли кружным путём.

— Гераська, держись поближе к лесу, — посоветовал Сафрон, оглядываясь во все стороны. — Может днями переждём в чаще, а?

— Замёрзнем, — засомневался Аким.

— Зато сохраним жизни. Думайте, казаки.

— Я постараюсь вывести вас на тропу, что петляет вдали от дороги, но следует в том же направлении, — предложил Герасим. — Там люди редко ходят.

— Это подойдёт, — молвил Данил. — Утром покажешь. Деревни в той местности имеются?

— Имеются, да все они наполовину пустые или пограблены. Кругом шастают отряды не то грабителей, не то разбойников, а, скорей всего, воинства разного.

— Вот его нам больше всего надо опасаться, — заметил Сафрон. — Тут не узнаешь, чьи они, за кого кровушку проливают. А прикончить нас им не составит труда. Поглядывайте по сторонам, казаки.

Утром свернули на тропу, что уходила немного в сторону. Видно было, что ею пользуются редко. После пурги идти по ней было трудно.

Недели через две вышли к Оке. На правом берегу виднелась деревенька. А редкие дымки над крышами показывали, что людей там не так много.

— Да, замордовали людишек, — в который раз сокрушался Сафрон, разглядывая жилье, до которого так рвалась душа. — Может, посчастливится, и добудем харчей?

— С этим везде плохо, казак, — ответил Герасим. — Помнишь, четвёртого лета, снег упал на Богородицу? Урожая давно хорошего не бывало. Изголодались мы, да и обтрепались. Хорошо, захватили господское, а то бы и вовсе замёрзли в лесу.

— Благодари Бога, что хоть живыми остались, — тихо молвил Сафрон. — Пошли, что ли? Лёд ещё по-зимнему крепок, не провалимся.

— Одначе, казаки, ступать осторожнее, — посоветовал Гераська.

— Вроде тихо в деревеньке. Там не больше двадцати изб. Совсем отощала землица русская! Когда это лихолетье кончится? — Аким вздыхал, глотал голодную слюну и ноздрями ловил струйки домашнего жилья.

Поднялись на высокий берег, прошли шагов двести и остановились перед полуразвалившейся избой с местами провалившейся кровлей. Солома, почерневшая и подгнившая, клоками торчала во все стороны. Оконца без пузырей смотрели жалко, подслеповато.

— Вот и жилье на худой конец, — молвил Герасим, оглядываясь. — Что-то собак не слышно. Поели, что ли?

— А что ты думаешь, — отозвался Сафрон. — Видать, и здесь побывали чьи-то вояки. Надо жителей расспросить. Найдём ли тут пожрать чего?

В деревне люди жили в половине изб и голодными безразличными глазами смотрели на чужаков. Ни о какой жратве не могло быть и речи. Сами едва держались, подгребая всё, что только можно.

— Надо хоть отдохнуть, — предложил Аким. — Попросимся в избу погреться.

Перекусить не удалось. Никто ничего не мог предложить. Но отогрелись и заторопились дальше.

Уже начинало смеркаться, день помутнел, а впереди завиднелась деревенька.

— Гляньте, казаки, рыбаки сидят у лунок. Видать рыбка-то ловится! — Данил ускорил шаг. — Может и нам что обломится, а?

Их встретили злобными недоверчивыми глазами. На приветствия не ответили, но никто ничего не предложил. Рыбаков было четверо и почти все древние старцы. Лишь один был юноша лет шестнадцати, замотанный в платки до глаз.

— Что тут у вас, люди добрые? — наигранно бодрым голосом спросил Данил. — Мы тут подумали, что вам не грех и с нами поделиться немного своим уловом.

Ему не ответили, лишь один старик пожал плечами и страх мелькнул в его слезящихся глазах.

Казаки осмотрели улов.

— Деревня, наловили порядочно, и мы просим продать часть улова нам, как пострадавшим от литовского да польского лиха. Вот вам четыре деньги, больше у нас нету, и мы забираем половину улова. — Данил деловито отобрал рыб побольше, завернул в кусок тряпки, подмигнул рыбакам и качнул головой товарищам. — Пошли в деревню, чай найдётся и для нас какая брошенная изба.

Изба, конечно, нашлась. А рядом стояла другая, добротная, но явно без хозяйского глаза, и молодуха стояла на крыльце и высматривала новых соседей. Покрасневшие щеки и нос выглядели соблазнительно.

Данилка ухмыльнулся, кивнул задорно, словно здороваясь. Молодуха слегка скривила губы в подобии улыбки, но не ответила.

— Надо подкрепиться немного — и я отправлюсь в гости, — ухмыльнулся Данил.

— Как бы не турнули тебя из гостей, — буркнул Аким. Он жадно раздувал огонь в печи, готовясь сварить рыбу в чугунке, валявшемся на полу.

— В деревне почти не осталось мужиков. А баба ядрёная и не прочь приласкать несчастного путника, пострадавшего за царя… или царевича, — усмехнулся казак. — Что там у тебя, Акимушка? Живот подвело от предвкушения божественного обеда. Или ужина, хе?

— Скорей завтрака, — мрачно усмехнулся Сафрон.

Аким бросил в чугунок щепоть соли, ещё оставшейся от старых запасов, и не отходил от печки, дожидаясь, когда рыба сварится. Потом они с жадностью пили жидкий горячий навар, обсасывали косточки и блаженно жмурились на огонь в печке, уже пышущей жаром таким приятным, что внутри разливалась божественная благость.

— Теперь можно и в гости отправляться, — молвил Данил и плотоядно осклабился.

— Смотри поосторожнее, кобель мартовский, — предупредил Аким, но видно было, что он завидует.

Поплотнее заткнув все щели в окнах, казаки устроились на печи, укрывшись кожухами и тряпками, что нашлись в избе. Было холодно, но намного лучше, чем в лесу у костра, который постоянно надо было поддерживать, вставая и дрожа от озноба.

Данил вернулся лишь утром, принёс ужасного полхлеба и солёных огурцов.

— Больше ничего не сумел выпросить у бабы. Приняла и даже не очень скромничала, и вам гостинца передала. Пользуйтесь моей добротой, казаки!

— Значит, уломал? — поинтересовался Аким.

— Сама была не против. Но… Сафронушка! Она заговаривала о тебе. Могу уступить по дружбе. Баба знатная и подкормить может. Негусто, но нам и такое за божественный дар покажется. Пойдёшь?

— Как-то совестно, — попытался отнекиваться казак, но все увидели, что у того глаза заблестели алчным светом.

— Ты что, сдурел, Сафронушка! — воскликнул Аким. — Баба сама тебя призывает, а ты так… Иди и не обижай молодуху. Небось скучает без мужика, а ты у нас видный и тихий. Иди, отведи душу!

Сафрон вроде бы с трудом, но согласился и отправился в гости. Вернулся смущённый, но довольный и тоже с гостинцами.

— Бедно живут людишки. Эта баба была при зажиточном мужике, да мужик загинул где-то. Я ей немного мелочи оставил. Вот лука дала и капусты.

Остальные казаки усмехались с завистью и жадным желанием хоть что-то перекусить.

— Тут больше оставаться нет смысла, — изрёк Данилка. — Пустимся дальше, а то силы иссякнут, и останемся в этой деревеньке ждать голодной смерти.

Молчаливо согласились с ним, и утром следующего дня, прикончив скудные запасы пищи, отправились дальше. Дней через десять с опаской приблизились к крепостце Воронеж, не надеясь встретить там своих.

Оказалось, что крепость сдалась без боя самозванцу, вернее его ватагам, и находилась в великом брожении.

— Есть надежда, что нас примут здесь, — с довольным видом молвил Данил. — Хоть с недельку побыть здесь и подкормиться, а там и до Дона рядом.

Атаман тут же, расспросив прибывших, распорядился откормить казаков и определить в курень в куренному Никишке, казаку матерому и хмурому.

— Вроде бы сзывают охочих людишек в отряд на подмогу в Тушино, — на другой день заявил Сафрон. — Что скажете, други?

— Когда отправка намечена? — спросил Данил без радости.

— Дней через пять. А что?

— Да вот думаю, что мы уже достаточно навоевались и больше рисковать шкурами мне что-то нет охоты. Хочу на Дон. Там хоть что-то можно делать, а гоняться за богатой добычей как-то не получается. Вся земелька пограблена и взять больше нечего. Бояре да дворяне все разбежались из своих вотчин, а у народа уже ничего нет. Я на Дон!

— Тогда где-то надо раздобыть харчей на дорогу, — подал голос Аким. — Уж больно смутно на душе без харчей.

— Тут есть всё, что нам надо. Поделиться с нами — их обязательное дело! — решительно отозвался Данил. — Дня два нам хватит для запаса харчей? Я готов пошарить в возах и телегах. Снег уже почти сошёл, а до Дона всего двенадцать вёрст. За день добредём, а там можно и лодкой разжиться. Всё легче, чем грязь месить. С них не убудет, а мы тоже своё заработали.

— Смотри, как бы тебе морду не набили, Данил, — строго предупредил Сафрон.

— Что делать? Посмотрю, как это лучше устроить. Такое дело по мне, и я не хочу упустить его.

Данил всё же приволок два дня спустя мешок с мукой, крупой и капустой с проросшим луком. В малом мешочке тяжелела соль.

— Теперь есть надежда, что до дома дойдём, казаки. Ещё узнал, что можно и ягнёнка спереть. Тут есть кошара. Никто почти не охраняет её. Когда пойдём?

— Лучше побыстрее смотаться отсюда, — молвил Сафрон, с опаской оглядывая тесный двор крепостцы. — И перебраться в посад, а то ворота могут нам не открыть, заподозрят чего.

— Верно, — молвил Аким. — Тут баб много осталось без мужиков, легко найти тоскующую душу и переспать ночь и день.

— С этим придётся повременить, Акимушка, — остановил того Сафрон. — Не до баб сейчас. Того и гляди забратают нас в отряд или ещё что… Я настаиваю на немедленном уходе. Сегодня же вечером уйдем в посад до закрытия ворот, и до рассвета мы должны уйти дальше, к Дону. С нашими силами и двенадцать вёрст — трудная дорога.

Герасим больше помалкивал, но тут вдруг рьяно поддержал Сафрона.

— Атаман верно говорит, казаки. Что тут дожидаться? На Дон поспешим!

— Во холоп наш! — воскликнул Данил живо. — Тоже своё слово имеет. Аким, а ты что скажешь?

— Даже затруднительно ответить, хотя больше на стороне Сафрона. Боязно и опасно здесь оставаться. Вон, отряд уже готов пуститься в путь. На семи возах.

Данил вздохнул и отчаянно махнул рукой.

— Идём! Ворота скоро захлопнут!

За три часа вышли к Дону. На другом берегу виднелся хуторок, но переправиться туда не оказалось возможным.

— Что, спускаться пёхом будем? — спросил Аким. — Лодку будет трудно достать. А кругом ещё только половодье началось. Как бы нам в него не угодить.

— Тоже об этом думку имею, — молвил Данил. — Я здесь никогда не бывал и мало чем могу посоветовать.

— Поторопимсявниз. Там должен быть хутор. За пару часов можно дойти, — Сафрон внимательно оглядывал бурые берега реки, несущие быстрые воды к морю. — Посмотрим, удастся ли нам избежать воды.

Путь оказался труднее ожидаемого. Лишь к полудню удалось обойти низину, залитую вешней водой. Дальше виднелся хуторок в два десятка мазанок и редкое стадо коров.

— Тут должно быть лучше, чем кругом, — с надеждой заметил Аким. — Хоть коровы имеются да овцы. И лодку можно раздобыть.

Через полчаса достигли околицы хутора. Бабы с редкими мужиками встретили бродяг весьма настороженно. У облупленной церквушки староватый мужик спросил их, прищурив глаза:

— Что за люди? Откуда?

— Сбежали от царского плена, добрый человек, — Сафрон дружелюбно поклонился. — Вот пробираемся на низ. Там наша станица.

— Мужики вы, или казаки?

— Казаки мы, казаки! — воскликнул Аким, — Правда, с оружием плохо. По дороге нам пришлось скрываться от царских соглядатаев. А из плена оружие захватить оказалось невозможным. Можно нам передохнуть малость у вас? Нам бы только погреться, хоть в сарае.

— Вы, я вижу, не казаки, — заметил Данил. — Откуда сюда пожаловали?

— С Тамбовщины, казаки. И мы не казаки. Но надеемся ими стать в скором времени. Всё легче будет в жизни. А сарай мы вам предоставим. Поживите несколько дней.

— Данилка, ты уверен, что в Воронежской крепости тебя никто не может заподозрить? — уже не в первый раз спрашивал Сафрон.

— Так же, как и вас, казаки, — усмехнулся Данил и, настороженно глянул на казака, ожидая ещё чего-то.

— Значит, и дальше такая угроза нас будет смущать?

— Никто не сможет нас обвинить в краже, казаки. Никто нас не хватился и никто ничего не видел. К тому же, сколько я взял? Мелочь! А то, что мы ушли, так это наше дело и никто из нас не обещал присоединяться к отряду.

— Ладно, — Сафрон стал спокойнее. — Будем надеяться на лучшее.

Они плыли у самого берега, опасаясь стремительных вешних вод реки. Можно было и не работать вёслами. Лишь постоянно кто-нибудь черпал воду, просачивающуюся на дне старого челнока, едва вместившего четверых беглецов.

Проплывая мимо станиц и хуторов, которые встречались совсем не часто, наши путешественники с трудом запасались едой, и так же часто Данил умудрялся уворовать немного.

— Не пора ли пристать к какому-нибудь хуторку и оглядеться? — спросил однажды Сафрон. Он уже немного сомневался в возможности так далеко забираться на полдень. — Могут и татары нас заприметить.

— Верно, — согласился Аким. — Нам бы не пропустить очередного хутора и там остановить свой бег.

Остальные, а это был Гераська, не возражали.

До вечера хуторов не встретили, и пришлось остановиться на берегу, вытащив уже изрядно прохудившийся челнок на заболоченный берег.

— Холодно, — жаловался Аким. Казаки кутались в дырявые кожухи, сушили онучи перед костром, развесив их на палках. — Треба к жилью приставать.

— До полудня можем добежать и до жилья. А то и раньше, — рёк Сафрон. — А пока помёрзнем у костра. Большой опасно иметь, далеко виден будет.

Так, продрогшие и голодные, казаки пустились снова в путь, подгоняемые водами Дона, несущих их всё дальше.

Только расположились обогреться на берегу и перекусить, как на низком холме показались встрёпанные всадники на гривастых конях. Их не сразу заметили и, лишь увидев их, бросились к челноку. Но было поздно. Татары стремительно вынеслись к берегу и окружили казаков, гогоча и скаля в усмешках жёлтые зубы.

— Казак? — спросил один из них, всматриваясь в пленников.

— Мужики! — почему-то ответил Гераська в испуге. Татарин, обернулся к товарищам и что-то молвил, смеясь.

Их было человек двадцать. Казаков связали, обыскали, отобрали ножи, топоры и тут же погнали, цепочкой связанных, в сторону от реки. Их конвоировали три воина, пощёлкивая нагайками и усмехаясь довольными улыбками. Не проехали и три версты, как увидели в лощине небольшой лагерь татар в окружении лошадей, пасущихся на бурой прошлогодней траве. Казаков бросили на майдане и ушли.

— Сглазил нас, Сафронушка, — мрачно заметил Аким и сплюнул с досады.

— Судьба, — так же мрачно ответил Сафрон. — Вся надежда на Данила. Слышь, друг, что я гутарю?

— Трудное дело, Сафрон. Хорошо, что Гераська сказал, что мы мужики.

— А что тут такого?

— Казаков так бы не связали, знают, что мы умеем хоть и изредка, но освободиться от пут. Стемнеет, и я попробую. Лишь бы не связали крепче.

— А что за отряд тут появился? — спросил озабоченно Герасим.

— Мурза какой-нибудь посчитал, что пора воинов своих размять перед основным походом на Русь, — отозвался Сафрон печально. — Здесь их не меньше сотни.

— Не похоже, — заметил Данил. — Меньше, но вполне может быть и намного больше. Наверняка шастают по округе, вылавливая таких дурней, как мы. Только мы тут первые, как погляжу. Вдруг Боженька над нами смилостивится и пошлёт к нам отряд казачков? — Данил даже поднял голову к небу, уже серевшему.

Некоторые татары подходили к казакам, осматривали и с довольными ухмылками отходили, судача.

— Кто знает татарский язык? — спросил Аким для чего-то.

— На хрена он кому нужен! — выругался Данил и оглянулся. — Руки занемели, проклятые?

— Кто проклятые? — усмехнулся Сафрон, сам страдая от этого. — Руки или татары? Если последние, то я согласен, Данилка!

Он не ответил, но повозился, примериваясь хоть как-то размять затёкшие руки. Ноги их связаны не были.

— У них чуть больше сотни коней, — заметил Аким. — А ведь кто-то обязательно вернётся с набега сюда. Большой отряд, целая орда.

Никто не ответил. Все старались наблюдать за татарами, готовившие конину на кострах. Вкусный дух раздражал казаков. Голод терзал их животы, а в головах роились самые ужасные мысли.

Наступили длинные сумерки. Сафрон вопросительно поглядел на Данила. Тот на взгляд не ответил, но было видно, что он так сел, чтобы татары поменьше могли видеть его спину.

Через час их подняли и отвели ближе к шатру, видимо, мурзы. Тот появился с ватагой татар и казаки сразу поняли, что у тех была стычка. Мурза был ранен и его с двух боков поддерживали нукеры. Воины загалдели, видимо стали расспрашивать прибывших. Их было человек тридцать — все грязные и некоторые раненые. Лошадей тут же младшие воины погнали пастись и поить в ручье, протекавшем недалеко.

Мурзу отнесли в шатёр и оттуда донеслись звуки угроз и ругани.

— Как у тебя, Данилка? — спросил Сафрон в тревоге.

— Скоро закончу, — прошептал тот. — Воды бы попить.

Сафрон наконец окликнул татарина, почти мальчишку и знаками попросил утого воды. Татарин засмеялся, состроил рожу и ушёл, не ответив.

Огни костров пылали, запах жареного мяса вызывал обильную слюну пленников, но никто из татар не пожелал бросить хоть кость. Правда, пир ещё только начинался. Правда, пиром это назвать было нельзя. Отряд вернулся изрядно и жестоко потрёпанным, и не привёз ни одного пленного.

— Как бы нам не было худа, — проговорил Аким, кивая на татар, что уже глодали горячее мясо, обжигая рты и ухмыляясь. — Неудача у них, явно злые. И поглядывают на нас совсем не с одобрением.

— Надо тикать, да как? — ответил Сафрон и посмотрел на Данила, в поту трудившегося над путами из сыромятных ремешков.

— Даже освободившись, мы не сможем улизнуть, — пробурчал Сафрон. — Кругом светло и татары постоянно поглядывают на нас,

— Не всю ведь ночь они будут жрать! — зло ответил Гераська. — Будь они прокляты, нехристи! Вы ведь тут чаще с ними встречались, да?

— Приходилось. И хорошего было мало. Эта саранча так иногда надоедала, что продыху не было! — отозвался Сафрон в отчаянии.

Неожиданно татары быстро покончили с ужином, и так же быстро устроились на ночлег. Шатров на всех не хватало и многие легли прямо на разостланных потниках, укрывшись кожухами с головами.

— А в шатре мурзы продолжают не спать, — заметил Сафрон, потирая ушибленную скулу плечом. — Лечат начальника, а он постанывает.

— Ребята, я свободен, — прошептал Данил и незаметно стал растирать руки. — Подлазьте ко мне незаметно, поближе, будто согреваясь. Они не должны обратить на нас внимания. Холодно, а у нас одни дыры, а не одёжка.

Данил сноровисто стал развязывать верёвки и ремешки и через полчаса все пленники оказались без пут.

Оглянувшись по сторонам, Данил молвил тихо:

— Подождём малость. Не все ещё заснули. Без коней нам не уйти. Думайте, как завладеть конями. И оружием, значит.

Казаки оглядывали тёмное пространство лагеря. Во многих местах виднелись караулы с пиками и редкими мушкетами. Шагах в ста и дальше паслись лошади, всхрапывая и стуча копытами по раскисшей земле.

— Ничего не выйдет, — грустно заметил Аким. — Слишком много сторожей, а у нас даже ножа нет.

— Будем ждать. Вдруг повезёт, — и Сафрон вздохнул, высвобождая руки из тугих верёвок.

Прошёл примерно час. Казаки дрожали от холода, но никто не бросил им ни кости, ни подал ковшик воды. И тут появился тот самый молодой татарин с кожаным ведром в руке. Оглянувшись на пленников, выплеснул ведро на них, усмехнулся, хотел уйти, но передумал и подошёл близко. Наклонился, заглядывая в лица казаков, оскалил зубы в довольной усмешке и в этот момент Данил схватил его за шиворот и мгновенно притянул к себе. Удар в лицо — и только начавшийся крик застрял у того в глотке.

Аким тут же повалил татарина, который оказался довольно щуплым. Гераська оказался проворнее всех и нащупал нож на поясе. Не раздумывая ткнул тому в шею, а Данил ещё крепче сжал его рот, предотвращая крик.

— Обшарь его, — прошипел он. — У него должна быть сабля.

— Ничего больше нет, — ответил Сафрон, судорожно шаря руками по уже затихшему телу. — Куда его девать?

— Под нас запихивай! — прошептал Данил и отпустил рот татарина. Всё было испачкано кровью, но это уже никого не занимало. Они оглядывались по сторонам, с ужасом ожидая зова этого мальчишки.

Гераська поднял свалившуюся шапку татарина и нахлобучил на голову себе.

Данил шарил по карманам и добыл несколько медных монеток. Стащил кожух. Словно зверь, оглядывался по сторонам, ожидая нападения. Но всё было тихо. Даже костры один за другим затухали, лишь несколько ещё горели малым пламенем у стражи.

— Ползём отсюда подальше, — прошептал снова Данил и первым полез по грязи, удаляясь от шатра мурзы. Там всё временно затихло.

Они незаметно выбрались за пределы лагеря и передохнули. Тяжело дышали.

— Обойдём дальше и подлезем к лошадям с другой стороны, — проговорил Данил и полез на четвереньках дальше. — Хорошо, собак с ними нет, а то бы ничего у нас не получилось с побегом.

— И так ещё не получилось, — буркнул недовольно Сафрон, трудно, натужно скользя по грязи.

Им понадобилось больше часа, чтобы выйти к табуну с другой стороны.

— Лежите на месте, а я пойду собирать лошадей, — сказал Данила. — У меня татарский кожух и они не должны испугаться меня. Когда отойду, двигайтесь в ту сторону, — и указал в сторону от лагеря.

Он исчез в темноте, а казаки стали осторожно и неторопливо идти, согнувшись, в нужном направлении.

Слышались окрики татарских пастухов, взвизгивания жеребцов и нервный топот копыт. То жеребцы пытались озорничать с кобылицами. Томительное ожидание чего-то ужасного длилось довольно долго. И наконец послышался негромкий топот лошадиных копыт, постоянно приближающийся. На фоне неба снизу казаки увидели нескольких лошадей, идущих неторопливо.

Ещё немного и голос Данилы спросил:

— Эй! Вы где? Вылазь! Садимся и тикаем быстрее!

Лошадей оказалось пять, но никто ничего не спросил. Быстро взобрались на низкорослых лошадей и ударили по бокам пятками. Кони недовольно замотали головами, но потрусили на полдень, куда указал Данила.

Удалились уже версты на две, когда от лагеря долетели в ночи далёкие крики, а небо там осветилось десятками факелов.

— Заметили! — проговорил Данила и стал понукать лошадь. — Погнали, казаки! Пока обнаружат следы, мы должны уйти далеко. Искать должны нас в сторону полуночи. У нас, может статься, будет ещё немного времени.

Никто ничего не говорил, все молча нахлёстывали коней. Гераська тащил в поводу запасного коня.

— Сафрон, надень кожух, а то у тебя вовсе почти ничего нет на плечах, — и Данил бросил казаку одежду.

— Татарина зарезал? — спросил тот, стуча зубами, от холода и возбуждения.

— А что с ним делать было? И сабелькой разжился. Хоть что-то на боку у меня болтается. Нож не успел нащупать — торопился.

Проехав, как казалось, часа два, казаки остановились на пригорке и затаили дыхание. Послушали ночь, Сафрон, как самый тяжёлый, пересел на запасную лошадь и помчали дальше.

— Погони не слышно, — заметил Аким. — Неужто не обнаружили следы?

— Рано ещё радоваться, казаки, — зловеще проговорил Данила. — Погоняй!

— Далеко до рассвета, интересно? — спросил Гераська. — Звёзд не видать…

— Когда будет, тогда и будет, — ответил Данил и опять стал нахлёстывать палкой круп коня.

— Как бы не загнать коней, — сказал Аким с неудовольствием. — Может, потише поедем. Пусть животина передохнёт малость.

Никто не ответил, но поехали шагом, вслушиваясь в тишину.

Серый рассвет застал казаков в незнакомой местности. Туман стлался по земле, цеплялся за кустарник и редкие низкорослые деревца. Где-то подала голос птица.

— Высмотретьбы пригорок, — нарушил молчание Сафрон. — Осмотреться бы.

Низкий холм обнаружили уже вскоре. С его вершины осмотрели местность.

— Кругом нет ни души, — со вздохом проговорил Аким. — Неужто татары не стали нас преследовать? Не верится что-то.

— Лучше скажи, куда направиться? — спросил Данилка. — К Дону, что ли?

— В тех местах наших уже нет, — ответил Сафрон. — Одни татары, а к ним у меня нет охоты попадать в лапы.

— Эх! Надо было оставаться в одном из хуторов, что раньше попадались, — с сожалением молвил Гераська. Он явно трусил.

С одного из пригорков заметили чернеющую рощу в низине между холмами.

— Не дальше версты, — заметил Сафрон. — Можно укрыться и передохнуть. Если забраться подальше, то можно до ночи переждать.

— А жрать что будем? — спросил Гераська.

— А коня лишнего на черта я добыл? — спросил Данил. — Поехали, пока никто не заметил нас. Вроде бы и ручей там имеется, по дну лога бежит.

Роща протянулась версты на две с лишним и, слегка взобравшись на склоны холмов, редела и исчезала, превратившись в низкий кустарник.

— Можно здесь остановиться, — натянул повод Сафрон. — Место глухое и нас трудно заметить. Можно и костерок запались. Ручей вблизи. Слезаем, казаки.

Коней стреножили и пустили пастись. Осмотрев их, выбрали самого слабого.

— Этого под нож, а то скоро ноги сами протянем, — заметил Данил и вытащил татарский нож. Посмотрел на него и отбросил к Акиму. — Лучше саблей, а то ещё промахнусь, и конь умчит.

Он отвёл коня чуть дальше, примерился и с потягом ударил по шее. Конь только успел всхрапнуть, Данил снова ударил, и животное повалилось на землю, задёргало ногами, поливая всё вокруг кровью. Данил подошёл и сильно ткнул под левую лопатку.

— Вырезай куски — и на костёр! Да побыстрее, а то слюнями изойдём тут! — и Данил отошёл к крупу вытереть клинок об шерсть убитого коня.

Без соли, едва обжарив мясо, казаки с остервенением вгрызались жадными зубами в жёсткое, но отменного вкуса мясо и молча жевали, обжигаясь и сопя.

— Нужно быть осторожными здесь, — заметил Сафрон, утирая рот рукавом. — Я пойду гляну вокруг. Негоже вот так беспечно сидеть тут, ничего не видя вокруг. А вы следите за конями. И мяса нарежьте полосками, и закоптите. Надо хоть дня на три запасти еды.

Глава 4

Все четверо стояли на базаре Азова, где их предлагали купцам и прочим богатым людям, ищущим рабов.

Они посматривали друг на друга, в глазах стоял упрёк. Каждый был виноват в случившемся и каждый не хотел признать только себя виновным.

— Какого дьявола ты все время на меня смотришь?! — наконец не выдержал Данил, огрызаясь довольно яростно.

— Думаю, как ты мог заснуть в карауле, — тихо сказал Сафрон.

— Мы истощены, Сафрон, были до предела. Остальные тоже просыпали, но просто им везло, а мне нет. Так что все виноваты. И чего тут гутарить?..

Сафрон вздохнул, и продолжать склоку расхотел. В словах Данилы была правда, и упрекать его можно было так же, как и всех остальных. И его в том числе. Сам две ночи просыпал караул свой.

Рядом остановился высокий турок с вислыми усами, в красной феске. Он с интересом вслушивался в говор рабов, а хозяин тут же подскочил и стал быстро, навязчиво уговаривать купить отличных рабов. Казаки уже немного знали, чего татарин так распинается, и мрачно слушали, показывали зубы, терпеливо дали себя ощупать.

Потом турок стал отсчитывать монеты, с сомнением поглядывал на новых рабов и наконец положил в ладонь татарина последнюю монету.

Татарин передал аркан купцу, а тот передал его слуге. Слуга дёрнул, и казаки потащились следом, молча опустив головы к земле.

— Куда нас тащат? — спросил Данила, ни к кому не обращаясь.

— Какая разница? — грубо откликнулся Аким, а Гераська спросил тихо:

— Как раз от этого турка мы и зависим, так что разница имеется, казаки?

— Да пошёл ты со своими разговорами! — одёрнул того Сафрон.

— Не надо ругаться, казаки, — примирительно бросил Гераська. — Нужно радоваться, что нас всех в одни руки продали. И то можно за это возблагодарить Бога. Всё ж не так тоскливо. Хоть родной говор услышать приходится.

Слуга привёл казаков на пристань. Рядом стояло судно, как потом узнали, фелука. По сходням грузчики таскали мешки с товаром, вкатывали бочки и несли огромные корзины, затянутые бычьими кожами на верёвках.

Слуга слегка ударил бичом казаков, прокричал что-то, из чего казаки с трудом поняли, что им надлежит подняться на борт.

По бокам судна сидели и полулежали истощённые и почти голые гребцы, с цепями на руках и ногах. Покинуть скамьи они не могли и вынуждены были постоянно сидеть на одном месте.

— Ну и вонь тут! — воскликнул Аким, принюхиваясь.

— А как ты думал на гребном судне? — ответил вопросом Сафрон. — Им некуда пойти. Ходят под себя и лишь водой морской обливают иногда, смывая нечистоты. Как видно и нас туда запрут.

Так и случилось. Им дали пробраться на свободные места, приковали к общей цепи, а человек сказал на плохом русском:

— Работать весло и нет жалоб, — и показал бич в сильной волосатой руке. Сафрон тоскливо покачал головой и сел на жёсткую доску скамьи. Сосед с безразличным видом посмотрел на него, что-то спросил, но Сафрон не понял и качнул головой. Сзади раздался голос Акима:

— А у меня сосед свой, хохол! Он уже второй год здесь! Ой!

Это бич надсмотрщика полоснул по говорившему, и Аким затих. И голос волосатого с бичом:

— Сказать тихо, урус! Бить быть!

Казаки притихли, а Данил, сидящий через скамью, прошептал себе под нос:

— С железом будет хуже, думаю.

Через два дня судно вышло из устья Дона и взяло курс на полдень. Сафрон стал припоминать рассказы бывалых казаков, особенно тех, кто побывал в рабстве в Турции, и решил, что они идут в Синопу или в Трабзон. Могут и в маленькие порты заходить. Тоска и отчаяние охватили его.

Фелука бодро шла под парусами и вёслами. Хозяин торопил матросов, волосатый турок или кто другой, постоянно щелкал бичом. Гребцы шептали проклятья, но гребли изо всех сил, не желая получить удар вездесущего бича.

Через два дня вошли в порт Синопы. Вдали виднелись синеватые горы, а на склонах легко рассмотреть сады и рощи плодовых деревьев.

Вскоре гребцам дали по апельсину и воды. Матрос черпал воду кожаным ведром и смывал нечистоты и поливал самих гребцов.

— Говорить, — крикнул надсмотрщик и жестом подтвердил разрешение.

— Сафрон, — позвал Аким. — Мы дальше пойдём. На восток! Слышал от соседа.

— Какая разница! — безразлично ответил Сафрон. Он был утомлён без меры и его интересовал только блаженный отдых.

Простояли здесь четыре дня, и за это время гребцы сумели отдохнуть. И с едой стало чуть лучше.

Надсмотрщик, его звали Омар, был сильно зол и нещадно лупил гребцов за самые незначительные провинности. Лишь немногие избежали его бича. Тем более, что ветер был встречным и гребцам приходилось работать до седьмого пота.

Лишь пройдя мыс Джива, едва заметный справа по борту, ветер поутих и поменял несколько направление, задув от полночи, что дало возможность поставить паруса и дать отдых гребцам.

В Трапезунд прибыли через две недели к вечеру. Открытая бухта встретила судно порывистым шквальным ветром средней силы, который двое суток продержал их на внешнем рейде. Омар соизволил сказать по-русски:

— Стоять неделя. Спать, отдых день, ночь. Ха-ха! — И щёлкнул бичом для острастки. Ещё посмеялся, оскалив крупные зубы.

Гребцы за это время перезнакомились, и могли общаться, хотя и с трудом. Тут были люди разных народов, но больше всего болгар и молдаван. Всего на фелуке находилось пять пар весел, на каждом весле по два гребца. Всего двадцать гребцов. Правда, один был так слаб, что его вот-вотдолжны были выбросить в море, если купец купит ему замену.

Наши казаки сильно отощали, и прежняя жизнь в бегах казалась им очень похожей на привольную. Здесь же голодать приходилось постоянно, а не неделю, как в прежние времена их бегства.

— Данил, ты ничего не придумал, а!? — всё спрашивали товарищи.

— Что тут придумаешь, казаки? Ничего не получается. Железо…

Казаки вздыхали, но приходилось терпеть, ожидая милости Господа.

С якоря снялись ранним утром, вышли в море на вёслах. Ветер был опять слегка про́тивный, и гребцам пришлось сильно поработать. Хорошо, что лето ещё не началось и жары не чувствовалось. Кончалась весна.

Курс фелуки был на восток. Куда, никто из гребцов не знал, да и не было уже охоты знать. Тупость овладела почти всеми, особенно старшими.

На четвёртый день ветер усилился, задувал от полуночи, и фелуку неудержимо прижимало к берегу. Омар надрывался, подгоняя гребцов, но двое уже не могли работать и их выбросили за борт, успев отковать от общей цепи. Ночью разразился шторм, ветер очень медленно поворачивал с запада. Ни один огонёк не радовал глаз, словно берег вымер. Молнии изредка прочерчивали чёрное небо, а удары грома заставляли вздрагивать гребцов.

Чуть рассвело, как в опасной близости показался берег. На судне заволновались. Омар продолжал нещадно хлестать гребцов, но это мало помогало. Судно продолжало прижимать к скалистому берегу. Фелука медленно дрейфовала к юго-востоку, и к полудню, когда пошёл дождь, стало ясно, что спасти судно нет никакой возможности.

— Вот и пришёл, братцы, нам каюк! — обречённо вздохнул Аким и бросил весло. — Осталось лишь молиться, испрашивая прощение за грехи наши.

Многие гребцы последовали его примеру и стали истово молиться, каждый на свой лад, и никакие попытки Омара не помогали. Один гребец получил такой удар веслом, что упал на доски и вскоре умер с разбитым черепом. И другие получали чувствительные удары кнутом. Наконец Омар, посовещавшись с хозяином, прокричал приказ на разных языках, и на русском тоже:

— Фелука бросить берег! Раб расковать!

Кузнец тотчас стал сбивать цепи и рабы могли выйти на палубу. У берега белели буруны, столбы водяной пены и брызг долетали до верхушек скал. Но судно тащило в крохотную бухточку с довольно пологим дном, усыпанным галькой. Рулевой всеми силами пытался направить судёнышко именно туда.

Хозяин бесновался, взывал к Аллаху и постоянно ругался то на рулевого, то на Омара, который теперь больше думал о своей безопасности, чем о рабах.

Высокая волна бросила фелуку на камни у берега, мачты сломались со страшным треском и с грохотом обрушились на палубу. Трое матросов упало под их обломками, ещё один, запутавшись в снастях, потонул, но продолжал болтаться у борта, избиваемый волнами о борт. Двух рабов смыло волнами и те лишь на мгновение показались в бушующих пенных водах и пропали.

Омар вопил, требуя немедленной высадки на берег. Фелука покачивалась на набегавших волнах, скрипя днищем по гальке и помаленьку подталкиваемая к берегу каждой волной. Двое рабов бросились в отчаянии за борт, надеясь доплыть до берега, но тоже не справились и пропали среди пены.

Шлюпку давно разнесло в щепки, и лишь канат болтался за кормой, оборванный и размочаленный.

Данил с напряжением всматривался в круговерть морских волн, что-то прикидывал, рассчитывал, но не двигался, крепко, судорожно уцепившись за обломок фок-мачты, торчащей из палубы.

Наконец достал кусок тонкого троса, обмотался им, свободный конец примотал к обломку мачты, посмотрел на товарищей и с разбегу бросился в волны. До берега было саженей пятнадцать бурлящего моря.

Казаки видели, как его тело скрылось под водой, но через несколько мгновений голова показалась среди пены. Он широко открыл рот, вдыхая воздух, но волна поглотила его. Сафрон перекрестился и зашептал молитву. Но вдруг голова Данила показалась снова, он успел два раза вдохнуть, и снова его накрыла волна с пенным гребнем. На этот раз головы долгих секунд десять не было видно.

И вдруг в провале между волнами Данил опять показался среди пены. Рот судорожно вдыхал живительный воздух, но теперь он оказался на три сажени ближе к берегу. Аким что-то крикнул ему, но ветер унёс крик, и даже Сафрон не разобрал слов. И тут все увидели, как Данил оказался ногами на дне и быстро семеня, стал приближаться к берегу, пока очередная волна не накрыла его пенным гребнем, скрыв его на несколько секунд.

Друзья вздохнули с облегчением, увидев его выходящим на берег. Данил рухнул на гальку и пролежал так с минуту, отдыхая. Поднялся и махнул рукой, рот открывался в крике, но слов разобрать невозможно. Лишь поняли жест, зовущий повторить его действие.

Фелука разваливалась довольно быстро и через четверть часа могла превратиться в груду щепок, носящихся по этой крохотной бухточке.

Данилка наконец отдохнул достаточно, привязал трос к камню, торчащему из галечного откоса и махал руками, призывая воспользоваться его помощью.

Казаки переглянулись, матросы тоже столпились у троса, не решаясь броситься в воду. Большинство людей не умело плавать, и они боялись прыгнуть в воду.

— Ну что, казаки? — спросил Аким с тоской в голосе. — Попробуем? Я рискну!

Трос провисал, так как с каждым ударом волны, судёнышко на шаг приближалось к берегу. Но Аким прыгнул, стараясь вынырнуть у троса. Это ему удалось. Он ухватился за него как раз тогда, когда волна накрыла его.

Скоро он появился снова, но уже ближе к берегу и продолжал жадно хватать ртом воздух, но торопливо перебирал руками по тросу. Данил стоял уже в воде по грудь и протягивал руку, держась за трос.

— Сафрон, прыгай, а я уж после, — проговорил Гераська с ужасом в глазах. — Я едва умею плавать. Торопись, а то матросы опередят.

Казак понял и тоже прыгнул прямо на трос и судорожно ухватил его мёртвой хваткой. С трудом перебрался на берег, обернулся и лишь мельком увидел, как Гераська прыгнул к тросу, а следом матрос.

Данил вытащил мужика уже в полусознательном состоянии. Тот захлебнулся, его пришлось немного откачивать, что сделал Аким, уже слегка передохнувший.

Хозяин бегал по разваливающейся палубе, вопил, держа в руке кожаный мешок, где наверняка были монеты и другие ценности. Матросы, поняв, что можно спастись, прыгали в волны один за другим и почти все успевали выбраться на берег. Лишь трое захлебнулись или разбились о камни. Оставались всего четверо во главе с хозяином.

— Спасём? — крикнул Данил, указывая на бледного и растерянного турка.

— Можно попробовать, — ответил Сафрон. — Натянем верёвку покрепче. Ты попробуй спуститься по ней подальше и сможешь подхватить хозяина. Если он не потонет прежде.

Ему стали махать, звать, но тот не решался. Наконец перекинул лямку мешка на шею, осторожно спустился ниже к воде, что было делом нескольких секунд. Немного поколебался и плюхнулся в провал между волнами. Его тотчас накрыло с головой, но руки крепко, до судорог, держали трос. Он никак не мог начать продвигаться дальше, скованный страхом, и чуть не захлебнувшись волнами. Ему кричали с берега, но тот с трудом, видимо, соображал, пока Данил не бросился к нему по тросу и не оторвал его руки. Толкая и ныряя, отплёвываясь и выбиваясь из сил, Данил все же заставил турка начать перебирать руками. Его вытащили уже без сознания. Он захлебнулся, и Омар стал приводить его в чувство. С трудом тот освободился от массы воды из живота, и наконец, задышал, широко открыв рот. Глаза выпученные, не осмысленные. Кашель душил его, но купец всё же был жив.

Ещё один матрос бросился в волны, и тут судно развалилось на части. Остальные двое так и пропали среди обломков, которые быстро растащило море. Что-то выбросило на берег, остальное разнесло по просторам морских вод.

Смеркалось, и моряки вместе с рабами стали собирать топливо и зажигать костры. Было холодно, огонь казался спасением от всех бед.

— Что теперь будет? — спросил Аким, оглядывая сборище потерпевших.

— Нам трудно это решить, друг, — откровенно растерянно ответил Сафрон. — У купца наверняка будет, что нам сказать. Или уйти побыстрее, пока нас не заковали опять. Хотя, где теперь наши цепи? — усмехнулся казак.

— Одним нам тут не выжить, — заметил Данил. — Опять захватят в рабство, а тут купец, может быть, смилуется над нами и отпустит сам?

— Не надеюсь я на этих купцов, — сердито махнул рукой Аким. — Эти жадные кровососы ни за что не откажутся от своего. А мы его рабы. И в Турции, проклятой.

Казаки приуныли, не зная, как поступить и что с ними может случиться.

Еды оказалось всего ничего. И то два матроса успели немного захватить за пазухами. Но казакам всё же отщипнули по небольшому куску сухарей, намоченных солёной морской водой. Но и эти сухари оказались очень вкусными. Некоторым рабам и того не досталось.

Один болгарин, хорошо понимавший турецкий и немного говоривший, сказал казакам:

— Хозяин вас всех может отпустить на волю, а тебе, Данил, даст ещё несколько монет за его спасение. Тебе повезло, друг.

— Это как сказать, — засомневался Данил. — Как я докажу, что свободен? Не, друг, так дело не пойдёт. Скажи ему, — он кивнул на купца, — пусть он нас выведет куда надо, чтобы для нас было безопасно. Скажи, что мы готовы сопровождать его и охранять, как телохранители.

Болгарин долго разговаривал с купцом.

— Ну что? — спросил Данил, когда тот подошёл.

— Он согласен. Он ещё сам не знает, что будет делать. Вначале надо выбраться к жилью. Тут должны быть деревни поблизости. Завтра пойдём искать пристанище, а пока будем ночевать здесь. Уже ночь на носу.

Купца звали Мехмед-ага, и Данил понял, что теперь он не раб, а охранник.

Турок довольно приветливо наградил Данила тремя серебряными монетами, а остальным дал по монетке. Казаки низко кланялись, благодарили, зарабатывая лучшие условия для себя.

Выброшенных на берег матросов и рабов пришлось хоронить, поэтому вышли в путь ближе к полудню. Шторм на море продолжал бушевать, ветер рвал пену с волн, а те неистово грызли каменистый берег.

Мехмед-ага показал направление, и все двинулись по берегу, выискивая тропинку или дорогу к селению. Её нашли довольно быстро. Не прошло и часа, как широкая вьючная тропа вывела на дорогу. А поднявшись на холм, вдали увидели деревню в зелёных купах садов. Она раскинулась у самой дороги, по которой тащились два осла, гружёные мешками. Мальчишка лениво погонял их хворостиной.

Вереница спасённых вызвала интерес и любопытство жителей. Староста деревни тотчас осознал важность купца и в подобострастном поклоне стал обещать всяческую помощь и содействие. Рабов определили в сарай, а хозяин, Омар, и казаки поселились в доме, который предоставил для них староста.

— Неужели мы смогли так скоро оказаться в деревне? — не унимался от радости Аким. Он только и делал, что прикладывался к простым кушаньям крестьян и рыбаков. — Видать, Господь к нам благоволит, мы свободны и едим с отдыхом!

— Погоди радоваться, друг, — остановил того Гераська, — От купца всегда можно ожидать всего самого худого! Знаю я их породу и повадки!

— Все ж возблагодарим Господа за такое его благодеяние, — и Аким истово перекрестился, а Сафрон заметил строго:

— Давайте не очень показывать свою веру, казаки. Тут с этим строго, и нас легко опять могут заковать в цепи. Молимся про себя и без крестного знамения. Крестимся втихаря, когда никто не смотрит на нас.

Казаки с неохотой, но согласились. Жизнь и свобода показалась слишком привлекательнойи желанной.

— Интересно, сколько дней мы тут проторчим? — спросил Данилка, повеселевший и отдохнувший. — И куда направится наш купец. Вот бы грабануть его, а?

— Хорошо бы, да опасно, — ответил Гераська с улыбкой на толстых губах. Сафрон вздохнул, но не стал развивать эту мысль.

Прошло с неделю, все отдохнули, и купец Мехмед-ага приказал двигаться к городу Ризе, что оказался на восход от их места крушения. Дорога пролегала по побережью, а в полуденной стороне высились горы, мрачные и неприветливые на взгляд. Много речек и ручьев сбегало с этих гор, впадая в море, вынося песок и устраивая бары и косы.

Мехмед-ага продал нескольких рабов и теперь ехал на осле. Второй осел был нагружен вещами, которые купец купил в деревне. Еду несли рабы, которых оставалось всего пятеро.

В городе Мехмед-ага устроился в доме знакомого купца, казаков определил в караван-сарае, а рабов продал с выгодой. Матросы сами получили расчёт и устраивались сами кто куда.

— Пока купец нам устроил вполне сносную жизнь, — говорил Данил с уверенностью и надеждой. — Вот дальше голова не может ничего надумать. Что с нами будет, что может нам обещать купец?

— Это всякого беспокоит, — проговорил Сафрон, но дальше его фантазия не распространилась. — Подзаработать бы где и вернуться на Дон.

— Один раз уже возвращались, — язвительно бросил Данил. — Хватит уже такого.

Время тянулось незаметно. Ризе был городком маленьким, но приятным, а море, успокоившись, стало ласковым и тёплым.

Казаки много купались и массой уплетали фрукты и всякие овощи, что давала эта земля. Но жители с ненавистью поглядывали на неверных, а женщины тут же сворачивали в другую сторону, завидев казаков, поплотнее закрываясь в покрывала, пряча лица.

— Экая глупость здесь с этими бабами! — возмущался Данила. — Даже лица не увидеть. Да и ничего, что может понравиться. Ходят в балахонах и ничего не разглядеть.

— А ты женись — и тогда все разглядеть сможешь, ха! — дразнил Аким, но и сам испытывал некоторое томление от такого долгого воздержания от женского общества. Его поддерживали и остальные товарищи.

— Тут не женишься без денег. Всяк норовит получить за невесту побольше.

— Везде так, — ухмылялся Сафрон. — Отцы везде требуют калым.

— А мне тута даже страшновато, — заметил Гераська. — Того и гляди могут голову проломить. Так и зыркают на тебя злющими глазами. Хоть к ним в мечеть переходи. Как это у них называется? Ислам, что ли?

— Так вроде, — ответил Сафрон. — Однако, скоро нам предстоит дорога, казаки.

— Дорога? Куда же наш Мехмед-ага решил направить свои денежки?

— Того он не говорит. Но верблюдов уже собрал десятка два, и товары закупает. А раз верблюды, то не морем же будет путешествовать.

— Может, нам стоит поискать судно и махнуть в Азов или куда ещё в наши земли? — предложил Аким. — Уж дюже тут муторно от этих басурманов.

— Городок малый и судно туда найти трудно, — вздохнул Сафрон. — Да и денег на проезд у нас нет. Купеческие монетки уже давно пропали. Вот купили что из одёжки да ичиги на ноги, а то тут такие дороги, что в день все ноги истопчешь до кровушки.

— И кормимся за счёт купца, — добавил Гераська. — Интересно, зима тут бывает? Снег падает или так и будет одна жара и солнышко?

— Сказывают, что и снежок выпадает изредка, — ответил Аким. — Даже мороз случается раз лет в десять. В Крыму и то холоднее бывает зимами.

Через две недели купец Мехмед-ага заявил казакам:

— Скоро выступаем по торговым делам. Вам надо будет вооружиться и охранять караван. Я добавлю ещё двух местных. Оружие получите в день выхода.

Всем хотелось узнать, куда будет двигаться караван, но не осмелились спрашивать, понимая, что купец не скажет. Он до сих пор опасался за них, иногда казаки замечали за собой слежку. Но это могли быть и местные фанатики.

Караван в двадцать два верблюда выступил ранним утром и запылил по каменистой дороге, постепенно поднимаясь к горам, темневшим на полдне.

Мехмед-ага ехал на коне, остальные на ослах и мулах. Казаки посмеивались, восседая на костлявых спинах этих маленьких животных. Два местных охранника ехали на небольших лошаках с длинными ушами и коровьим хвостом.

— Видать, купец нам нарочно дал ослов, чтобы, значит, не сбежали, — угрюмо заметил Данил и огрел тощий круп осла палкой. Животное недовольно мотнуло головой, но не ускорило шаг.

— Зато мы теперь, как настоящие казаки! — усмехнулся Сафрон. — С мушкетами и саблями. Даже приличные кинжалы получили. Давно не держал я ничего такого.

— Говорят, что в этих землях полно разных разбойников, — сказал Аким.

— Как и везде, — ответил Сафрон. — У нас их тоже хватает. Всяк норовит за чужой счёт поживиться. А что нам даст за работу Мехмед-ага?

— Два медяка, да ещё и потребует благодарности и перехода в их веру, — зло бросил в ответ Данилка. Он последнее время обычно был недоволен всем, но распространяться на этот счёт не желал.

— Всё ж наш купец сумел как-то сохранить свои денежки, — заметил Гераська, неумело поправляя оружие, к которому ещё не привык. — Это ты должен требовать у него благодарности, Данилка. Только попробуй заикнись!

Вошли в горы. Широкая тропа вилась замысловато среди откосов и круч. В ту сторону было боязно даже заглянуть.

— Говорят, что по таким дорогам лучше довериться животным. Они привычны и легко выберут самую безопасную дорогу, — Аким старался не заглядывать в пропасти, а Гераська и вовсе иногда закрывал глаза и тяжко вздыхал.

Через месяц трудного пути вышли к реке Карасу.

— По-моему тут нам и конец пути, — рёк Сафрон, оглядывая, как караван осторожно перебирается через мелкую реку, бурлящую по каменистому ложу.

— С чего ты взял такое? — спросил Данил с любопытством.

— Слышал разговор погонщиков. Они называли город что-то вроде Аразум. Он расположен за рекою в долине. Скоро должны увидеть.

— Большой город-то? — спросил Гераська, явно уставший и жаждущий спуститься на землю с этого ненавистного осла.

— Кто ж его знает. Но полагаю, что больше нашего Ризе. Хоть отдохнём малость. Сейчас мы очень похожи на местных жителей. Вот только обычаи нам мало известны. Тогда бы можно было спокойно пожить, — и Сафрон вздохнул.

Действительно, у казаков ничего не осталось от прежней одежды, лишь лица говорили, что они не местные. Особенно глаза, которые выдавали их с головой. Всё остальное легко было подделать краской, которой здесь пользовались многие. Красили бороды хной, и это ни у кого не вызывало удивления или подозрения. Но почти все были смуглыми, черноволосыми и совсем с другими глазами.

Через час караван вступил в ворота крепости и оказался внутри города. Разместились в обширном караван-сарае. Верблюдов тотчас разгрузили, снесли товары в амбар под замком, а люди поселились в тесных каморках, пыльных и полных разными насекомыми и мышами.

— Вот бы весь день не выползать из этой норы и спать целые сутки! — мечтательно проговорил Герасим и растянулся на циновке, не обращая никакого внимания ни на писк мышки, ни на чесотку от паразитов, давно угнездившихся на его теле и в одежде.

Целых две недели с небольшим казаки почти ничего не делали. Бродили по городу, удивлялись многолюдью толпы и шуму различных торговцев мелким товаром, предлагавшим его купить за мелкую монетку.

— Знаете что, казаки! — говорил Аким не раз. — Я здесь видел нескольких людишек вроде нас. Похожи на торговцев, но не турки.

— Думаешь, один ты таких встречал? — усмехнулся Сафрон. — Тут попадаются всякие, со всех почти земель Европы. Хоть и неверные они здесь, а денежки любят все. Так что купцам везде дорога, лишь бы это приносило барыш.

— Были б деньги — и мы смогли бы организовать караван и пуститься куда-нибудь поторговать, — мечтательно протянул Аким.

— Не думай, что это дело лёгкое, Акимушка, — остудил мечты Сафрон. — Всяк в любом деле должен что-то уметь. А без этого твои денежки улетят, и ты их больше не увидишь.

— Конечно, ты гутаришь верно, одначе и подумать иногда охота. Потешить себя мыслишкой. А что?..

— Ничего, лишь без дела не болтай, Аким. Тут нам ничего не светит. Ни денег, ни умений. Нас таких любой обдурит — и глазом не успеешь моргнуть.

Аким вздохнул и перестал докучать своими мечтаниями. Мехмед-ага заплатил каждому по пять монет серебром и заявил:

— Можете теперь сами устраиваться. Я возвращаюсь вскоре назад, а вы, если хотите, можете сопровождать мой караван.

Казаки переглянулись, не ответили, лишь Сафрон согласно кивнул, что могло означать что угодно.

Дома он сказал грустно:

— Вот и вся его благодарность. Бросает нас на произвол судьбы, без денег и оружия. Что мы тут будем делать, коль не последуем за ним?

— Я бы мог остаться, — неуверенно молвил Данилка и оглядел друзей. — Можно наняться к другому купцу. Деньги легко сохранить, если не тратить на всякую безделицу. Глядишь, через полгода такой работы мы смогли бы попробовать вернуться на полночный берег Чёрного моря. А там до своих совсем близко. К тому времени мы вовсе не будем отличаться от местных правоверных.

— Как все у тебя просто, Данилка! — воскликнул Сафрон. — Это так кажется, что у нас появятся денежки. Работа эта опасная и сохранить деньги совсем непросто. Но и ехать за свой счёт с Мехмедом не очень сподручно. Мы на дорогу все истратим.

После нескольких дней бурных совещаний и споров, всё же решили последовать предложению Данилки и поискать купца, готового нанять их в охрану.

— Я попробую поговорить с нашим купцом, — сказал Сафрон. — Пусть даст совет и поспособствует в знакомстве с купцами. Скажет про нас хорошее.

За день до ухода Мехмеда, он всё же познакомил Сафрона со своим знакомцем, и тот обещал помочь,

— Очень надёжные охранники, — заверял Мехмед купца. — Не прогадаешь!

— Хорошо, Мехмед-ага, — согласился купец и добавил: — Я буду теперь знать об этих неверных, и тотчас найду их, когда они понадобятся. Могу сейчас нанять на погрузку товаров за еду.

Сафрон тут же согласился, не советуясь с товарищами.

— Зато деньги сохраним. А это для нас самое главное, казаки. Что без дела шляться по городу и тратить денежки. Попробую и об этой норе договориться. Всё лишняя деньга будет в кармане.

Купец долго торговался, но уступил и обязался оплачивать жилье казакам.

Два месяца пролетели в трудах и изучении турецкого языка. Особенно преуспел в этом Сафрон, а Гераська едва мог запомнить около сотни слов, и никак не мог уяснить, как говорить. Лишь с трудом едва понимал общий смысл говоривших. Данил тоже сносно постигал язык.

Наконец к казакам прибежал мальчишка и сказал так быстро, что его с трудом понял даже Сафрон.

— Хозяин требует вас к себе. Поторопитесь, гяуры!

Казаки бросили работу и поспешили в дом к купцу.

— Я нашёл для вас хорошую работу, — тут же, без восточных витиеватостей, заявил купец. — Через неделю выходит караван в сто с лишним верблюдов. Будете охранниками. Вот записка к хозяину. Найдите его — он вас устроит, — и в конце разговора каждому вручил по монетке, на которую можно худо-бедно прокормиться день.

Дом купца Тимурджи нашли, но записку прочитать никто не смог. Слуга взял листок и удалился. Вскоре он вернулся и попросил старшего следовать за ним. Казаки переглянулись, а Аким молвил:

— Сафронушка, ты у нас самый знающий. Иди ты, а мы подождём тут.

Казак кивнул и зашагал за слугой.

Тимурджи-ага сидел у кальяна и с наслаждением слушал молодую, судя по фигуре, девушку, закутанную в тонкую материю мягкой окраски. Та тут же удалилась, обдав Сафрона волной благовоний. Он косо проводил её глазами.

— Эфенди[1], вот я по повелению Мехмед-аги…

Купец придирчиво оглядел Сафрона, помолчал и спросил:

— Оружием владеете хорошо?

— Любым оружием владеем отлично, эфенди.

— Могу положить одну монету в неделю. Серебром, — уточнил купец. — Но ты должен поклясться на Коране или… Библии, что будешь исполнять свою работу без страха и добросовестно.

— Я готов, эфенди, — поклонился Сафрон. — И отвечаю за своих товарищей.

— Хорошо, казак, — слегка скривил губы купец и спросил: — Я верно назвал тебя? Казак?

— Верно, мой господин, эфенди, Тимурджи-ага.

— Ты не собираешься принять нашу веру, казак?

— Нет ещё, эфенди, но уже думаю про это, — опять поклонился. Сафрон.

— У меня первое требование, казак. Никаких вопросов, никакого любопытства. Ваше дело — только охрана и больше ничего. Мне поведал Мехмед-ага, что вы спасли ему жизнь, рискуя своими. Это меня устраивает, это похвально. Потому и я согласился на предложение Мехмед-аги взять вас в своё путешествие. Караван большой и вы будете не одни охранять его. Выступаем через неделю. Я оплачу ваше проживание в караван-сарае. Каждый день приходи сюда, слуга будет о тебе знать. Если что надо будет, он тебе скажет. Иди.

Сафрон поклонился и задом, источая благодарность и почтение, удалился.

— Целый серебряный дукат! — удивился Данил и оглядел товарищей. — Как это он так расщедрился? Купцы всегда такие жадные!

— Я понял, что у него имеется какая-то тайна. Он потребовал в не задавать вопросов, не интересоваться и всё сохранять без болтовни. Я дал такое обещание.

— Нам это без надобности, — тут же отозвался Данил. — Зато такие денежки обещает! Выплата каждую неделю?

— Не спрашивал. И так удачно получилось. И за жильё заплатит.

— Здорово! Куда пойдём?

— Не сказал. Да нам и без разницы. Лишь бы платили хорошо. А он будет платить хорошо.

— Если не надует, — усмехнулся Данил.

— Я должен каждый день навещать его дом и встречаться со слугой.

— Это ещё зачем? — удивился Гераська.

— Что, мне трудно, что ли? — чуть не огрызнулся Сафрон. — Таков приказ того купца. Его зовут Тимурджи-ага. А какую я девку у него видел! Слюни потекли по бороде тут же!

Казаки облизали пересохшие губы и в мечтах унеслись в чертоги женских чар. А Сафрон заметил погодя:

— Так что, казаки, готовьте ноги и задницы. Долго нам предстоит трястись на ослах. Интересно, куда нас занесёт на этот раз?

---

[1] Эфенди — господин, начальник, повелитель, вежливое обращение.

Глава 5

Караван двигался в сторону полдня уже больше недели, а казаки так и не знали, куда он направляется. Тяжело гружёные верблюды мерно топали своими длинными ногами, поднимались на перевалы, спускались в долины, где цвели и благоухали растения, орошаемые источниками, бегущими с гор.

Прошли гору Паландекен-даг тотчас по выходе из города, оставили по левую руку Чакман-даг и продолжали путь до Диярбакыра, где остановились на длительный отдых. Он продолжался почти неделю.

— Казаки, что я заметил вчера вечером, — зашептал Данилка, оглядевшись.

— Что такое ты углядел? — спросил настороженно Сафрон.

— Заглянул в дыру в палатке, что стояла поодаль. Просто так. А там мужик бороду и брови подкрашивал, глядя в зеркальце.

— И что такого? — удивился Аким.

— А то, что это не местный человек. Он не похож на турка или курда. Скорей схож на нашего брата. Только морда светлая и он её чем-то натирал для смуглости. Странно, верно?

— Тут что-то не так, — протянул Аким и глянул вопросительно на Сафрона.

— Не лезьте не в своё дело, — осторожничал Сафрон. — Меня предупредил Тимурджи-ага — чтобы ничего не замечать.

— Я ж только вам, казаки! — обиделся Данилка.

— Ладно уж, Сафрон. Раз увидел, так пусть договорит, — попросил Аким.

— Да больше ничего такого не было. Я не стал больше подглядывать и поторопился смотаться. От греха…

— И правильно сделал, — успокоился Сафрон. — И больше не подглядывай, а то схлопочешь ненароком, а мы отвечать будем.

В Диярбакыре Тимурджи-ага вызвал к себе Сафрона.

— Казак Сафр, — заговорил купец важно. — Ты должен сопроводить одного господина к реке. Тигр называется. Должен уже знать.

Сафрон согласно кивнул, поклонившись.

— Ничего не спрашивай, только слушай. За это получишь лишний дукат серебром. Ты понял, казак?

— Понял, эфенди! Чего тут не понять. Выполню.

— Оружие захвати. И пусть один из твоих людейсопровождает вас издали.

Сафрон опять поклонился. Никаких вопросов не задал — он помнил поговорку, что здесь, на востоке, голова зачастую держится на кончике языка.

Вскоре появился слуга купца и знаком поманил Сафрона к себе.

— Бери человека и ступай за мной, эфенди.

Сафрон кивнул, удивился за «эфенди» и молча кивнул Данилке.

— Вот господин, которого вы должны охранять, — указал на довольно высокого человека, ничем не отличавшегося от турка. Только глаза были чуть не те.

Сафрон кивнул в знак понимания, шепнул Данилке:

— Следуй шагах в тридцати, и наблюдай. Вдруг понадобится помощь.

Сафрон поклонился господину, и они неторопливо пошли к реке. Вскоре господин сел в носилки и два дюжих раба понесли их дальше. Сафрон заметил, что говорит господин с акцентом, но определить его он не мог. Но понял, что это не турок и не правоверный, хотя и не был уверен.

У реки носилки были опущены. Человек зашёл вместе с Сафроном в гробницу какого-то святого, которых везде было натыкано в этих землях. Сафрон молча остановился в трёх шагах и стал ждать, видя, как господин с усердием молится, сложив руки ладонями вместе. Слов молитвы слышно не было.

Потом неслышно появился дервиш и стал рядом, оглянувшись на казака.

Они долго молились, и Сафрон ни разу не услышал их слов. Они стояли так близко друг к другу, что их одежды тесно соприкасались. И казак подумал, что они могли обменяться чем-то важным.

Дервиш удалился, а господин продолжал молиться, пока не вздохнул и не повернулся к Сафрону и пытливо уставился на него карими глазами. Ничего не сказал и вышел на воздух, вроде бы с облегчением вздохнул.

Он неторопливо шёл назад. Сафрон заметил Данилку, шествовавшего сзади в одежде не то воина, не то небогатого купца. Вид его мало отличался от турка. Вдруг господин спросил не поворачивая головы:

— Ты откуда? Какого народа?

Сафрон даже вздрогнул от неожиданности. Не сразу сообразил, что ответить.

— Мы русские, эфенди. Слыхали про такой народ?

Господин согласно кивнул.

— Пленные? Татары?

Сафрон удивился столь глубоким знаниям господина и утвердительно кивнул головой. Ничего не спросил и молча следовал в шаге позади.

Когда они вернулись в караван-сарай, где остановился купец, тот оставил Сафрона при себе, спросив его:

— Ты был всё время рядом, казак Сафр?

— Да, эфенди. Не дальше трёх шагов, эфенди.

— Твой товарищ ничего странного не заметил?

— Не успел спросить, эфенди. Я спрошу.

— Позови его ко мне. Потом отведёшь господина в палатку.

Данил низко склонился перед купцом и стоял в ожидании. Купец кивнул Сафрону, позволяя спрашивать.

— Данил, эфенди спрашивает, ты заметил что-нибудь подозрительное, когда мы проводили господина по городу к реке и обратно?

— Нет, Сафрон. Ничего не заметил. Смотрел по сторонам, но… ничего!

Сафрон пересказал купцу слова друга, тот кивнул и протянул ему монетку.

— Ты хорошо справился с поручением. Иди себе… — и махнул рукой.

— За это можно позволить себе и немного лучшего, чем то, чем нас потчевают, — усмехнулся довольный Данилка.

— Ты прав, — ответил Сафрон, и они поискали глазами харчевню. — Однако нам с тобой надо проводить господина до его палатки. Она недалеко.

В каморке, где они ютились в тесноте, казаки тихо переговаривались. Боясь Сафрона, никто не затрагивал прогулку по городу к гробнице святого. Лишь сам Сафрон поделился с ними своими впечатлениями.

— Ну и страшно мне было заходить в ту гробницу! Ничего особенного я не заметил, но что-то внутри у меня дрожало. С чего бы так?

— Святой чувствовал, что ты не правоверный и заставлял тебя дрожать, — усмехнулся Данил. — А что там было?

— Я даже не стал рассматривать. Всё наблюдал за господином и дервишем, что пришёл чуть позже. Они вместе молились. Уверен, что они чем-то обменялись. Но я ничего не заметил. Купец наверняка на этом здорово заработает.

— Почему? — спросил Аким, но понял, что дальше Сафрон ничего не скажет. Потом Сафрон с Данилом ещё раз сопроводили господина, но в гробницу никто не пришёл, и Сафрон понял, что господин встревожен и опечален.

У купца эти двое долго о чем-то говорили, а Сафрон стоял недалеко, озираясь по сторонам, держа руку на эфесе сабли. Недалеко находился Данилка. Караван, вновь пустился в путь. Верблюды были нагружены другим товаром, и Сафрон знал, что это лёгкий товар, хотя тюки казались большими и тяжёлыми.

Два недели спустя караван вошёл в древний город Мосул[1]. Тут почти не было турок, а город был наводнён другими купцами. Индусами, арабами, курдами и всякими другими мелкими народами и племенами. Часто виднелись сарбазы[2] и конные воины, которые с подозрением присматривались к чужеземцам, но не обыскивали и пропускали к рынкам и базарам. Их здесь было множество, словно весь город был сплошным базаром.

— А местность тут совсем иная, — заметил Аким, оглядывая песчаные холмы с чахлой растительностью. — И жара посильнее будет.

— Если и дальше будем идти в том же направлении, Акимушка, то вскоре нас изжарят и употребят в пищу местные бояре, или как их тут называют, ха-ха!

— Что тут смешного! — возмутился Аким и засопел. — На самом деле такое может случиться, если жара будет прибавляться.

— А река тут уже широкая, — заметил Сафрон. — А лодок и судов какое множество. Вот бы искупаться! Мальчишки, видел, купаются. Благодать! Наверное, вода тут тёплая и не освежишься.

Это их желание вскоре оказалось осуществимо. Тимурджи-ага позволил до сумерек побродить по городу, но вести себя тихо и незаметно.

— Пошли к реке. Страшно охота искупаться, — предложил Сафрон, зная, что никто не откажется. — Только купаемся по два человека. Остальные сторожат вещи и оружие. Простирнуть можно одежонку. Вся запылилась и затёрлась от жары, пыли и, пота. Вот земелька!

Они долго бултыхались в тёплой воде, но все равно получили удовольствие. В пути помыться им не удавалось, а горные речки были слишком холодны, местные жители боялись простудиться и не купались.

Мосул славился отличными ткачами. Эти труженики ткали такие ткани, которыми не пренебрегали даже монархи, и не захудалые, а самые могущественные. А караваны по тысяче верблюдов расходились из Мосула во все стороны, достигая туманного Альбиона и деревянной Руси.

Казаки сильно удивились, узнав, что Тимурджи продал все товары вместе с верблюдами и ничего не говорил казакам. Ещё стало ясно, что и охрану всю рассчитал, оставив только казаков и слугу, который, как догадывался Данил, был отменным воином. Это подсмотрел однажды Герасим.

— Вот орудовал саблей, казаки! — говорил он восторженно. — Куда там нашим!

— Кому это нашим? — обиженно спросил Данилка.

— Я никого не видел, чтоб так орудовали оружием, — смутился Гераська. — А как кинжал бросал в цель! Шагов с десяти попадал точно куда надо, почти не прицеливаясь. Я так испугался, что поспешил отползти подальше.

— А где ты его видел? — спросил Аким настороженно.

— Меня разморило, я и улёгся в саду под кустами. А проснулся от хеканья и увидел его. Его Мурад зовут. Да вы всё это знаете.

— Это новость, казаки, — покачал головой Сафрон. — И это говорит о тайне, в которую и мы втянуты нашим купцом. Стало быть — вести себя следует соответственно. Не навлекая на себя лишних подозрений с любой стороны. Интересно, кто тот неверный, что посещал гробницу святого? Но лучше об этом не задумываться, а то вляпаемся в ещё большее дерьмо.

Тимурджи всё же сообщил казакам через Сафрона, вызвав его вечером к себе:

— Казак Сафр, мы завтра уходим из города. Быть готовым к раннему утру, до первого намаза. Его мы совершим позже, в дороге.

— Будет исполнено, эфенди, — ответил Сафрон учтиво, скрывая любопытство.

— В пути быть всегда наготове и при оружии. Это очень важно. Быть у моего дома за час до рассвета. Иди, готовь своих людей.

Эта весть немного смутила казаков. Понимали, что задание сложное и отсутствие других охранников что-то да значило.

— Скорей всего на своих у него нет особой надежды, — проговорил Сафрон. — Здешние люди довольно корыстны и жадны, их легко подкупить. А мы плохо говорим по-турецки, а здешний и вовсе не понимаем. С нами трудно договориться.

— Куда же мы направимся и как? — спрашивал Данил в недоумении. — Ничего об том не говорил?

— Даже не намекнул, — сокрушался Сафрон. — Только за час до рассвета приказал быть у его дома в готовности.

В темноте близкого рассвета казаки подошли к дому Тимурджи. Их поджидал тот самый слуга, что был отменным воином.

Молча кивнул, пригласив зайти. В почти полной темноте они прождали не более четверти часа, когда вышел купец с тем самым господином, и все в тишине и довольно поспешно направились по грязной узкой улице, спускаясь к реке. Впереди шёл слуга с факелом, позади казаки.

У причала на реке их встретили матросы небольшого судна, что стояло у самой стенки причала из толстых брёвен с настилом.

Никто не проронил ни слова. Как только все оказались на судне, гребцы оттолкнулись вёслами от причала и погребли, осторожно работая вёслами. Их было десять человек, все черные негры с голыми торсами, лоснящимися от пота и источавшие дурной запах.

Никаких огней на судне не было, и маленькая фелука тихо удалялась от берега к середине реки, где её подхватило течение и понесло вниз к морю, о котором казаки уже знали. Скоро казаки сменили некоторых гребцов, и так продолжалось до полудня. К вечеру прошли Малый Заб, что впадал в реку слева и впереди показались редкие огни селения или города.

Фелука была без палубы, лишь на корме была надстройка, куда скрылись купец с господином. Они почти не выходили наружу, а всем распоряжался человек в лёгком халате без пояса и в красной чалме, замызганной и неряшливой.

На пристани судно встретил полуголый негр и опять в молчании повёл купца с господином на пристань, где они и растворились в сгустившихся сумерках. Остальные остались на судне, и им разрешили устроиться на ночлег, накормив сытно.

Утром их подняли поздно и все увидели, что фелука стоит на якоре почти на середине реки, а перед ними на берегу виднелось селение, поднимающееся по берегу среди садов и пальмовых рощ.

Солнце уже палило вовсю, а на пристани почти ничего не происходило. Несколько рыбаков возились с лодками да мальчишки играли в воде, брызгаясь и крича во все глотки. Фелука слегка покачивалась, матросы лениво возились со снастями, а капитан прохаживался с безразличным видом и украдкой поглядывал на берег.

— Что-то происходит на берегу, — заметил Аким и кивнул в ту сторону.

— Вполне может быть, — ответил с некоторым беспокойством Сафрон. — Да у нас нет никаких распоряжений. Будем отдыхать. Этого у нас всегда не хватает. И хозяин судна помалкивает. Я даже не хочу ничего спрашивать.

— Тоже верно, Сафронушка, — лениво потянулся Данилка и прилёг в тени паруса, повисшего без ветра, но всегда готового быть поднятым.

После полудня и обеда на судне, к пристани подкатила двуколка, вышли купец и господин, завёрнутый в бедуинский бурнус, словно пустынный житель.

Капитан тотчас приказал двум матросам прыгать в лодку, привязанную у кормы, и те быстро погребли к берегу. Остальные бросились поднимать рей с парусом, растягивая его шкотами, пытаясь уловить слабый ветер.

— Всем занять места на вёслах! — прозвучала команда, и матросы с казаками поспешили сесть на скамьи и разобрать вёсла. Лодка пристала к трапу и купец с господином спешно поднялись на борт. Капитан дал команду, и гребцы усиленно загребли по течению. Фелука заскользила по спокойной волне, стремясь выйти на стрежень.

Тимурджи всматривался в берег, но там ничего не происходило. Он вздохнул и направился в каюту на корме, где и закрылся с тем господином.

Лишь отойдя подальше, когда селение почти скрылось из виду, казаки заметили несколько всадников, подскакавших к пристани и, жестикулируя, показывали в сторону уходящей фелуки.

— Сейчас капитан будет докладывать, — шепнул Данилка и кивнул в сторону группы всадников, гарцующих на пристани и около.

Так и случилось. Но кроме капитана из каюты никто не вышел. Фелука продолжала спускаться по реке, используя стремнину.

— Что-то должно случиться, — молвил Сафрон. — Те всадники не случайно подскакали на пристань. Что придумают наши хозяева? А должны придумать.

— Скоро будет Багдад, — услышали казаки матроса, говорившего товарищу. — У нас будет время потратить часть заработанного, — и матрос усмехнулся, передавая весло тому.

Сафрон, услышав название, понял, о чем идёт речь и наклонился к Данилу.

— Столица здешнего царства. Здесь оно называется султанат, а раньше — халифат. Огромный и богатый город.

— Когда туда придём?

— Кто их знает. Не сказали. К утру будем на месте, думаю.

Часа за два до рассвета вошли в Багдад, раскинувшийся в основном на правом берегу реки, здесь уже очень широкой и мощной. Много огней светилось в городе, хотя время было вовсе не таким подходящим для них.

— Сафрон, ты же говорил, что будет остановка в этой столице! — воскликнул Данил с разочарованием. — А город и в самом деле большой.

— При чем тут я? Слышал и всё тут!

Грести не переставали, хотя ветер слегка усилился и парус надулся. А когда город стал пропадать вдали, фелука неожиданно свернула направо. В темноте берегов видно не было. Сам капитан стоял на румпеле и рулил, всматриваясь в темноту реки.

Приблизились к берегу, где течение было слабее и оказалось, что вошли в другую реку, приток Тигра. Скорость резко упала, но прибавило работы гребцам. Течение едва преодолевали, а ветер оказался про́тивным, и паруса убрали.

Гребли до самого утра, когда впереди показались два огонька, и капитан от румпеля послал матроса позвать эфенди. Тот вышел озабоченный и заспанный. Они переговорили, и фелука вскоре пристала к причалу небольшого городка. Светало, и первые жители и рыбаки уже появились на пристани. Жизнь продолжалась.

Капитан зашёл в каютку, но вскоре вышел. Обратился к матросам и охране:

— Всем оставаться на борту и не выставлять себя напоказ! Возможно, скоро отвалим. Можете отдыхать и поспать.

Капитан с Тимурджи отправились на берег в селение. Вернулись лишь после полудня, когда жара полыхала нещадно.

После некоторого отсутствия купца, он вышел и тут же сообщил новость:

— Приготовиться покинуть судно! Всем через четверть часа быть на берегу с пожитками и ждать распоряжений.

Тимурджи удалился и вскоре вышел с господином в бурнусе. Они сошли на берег по сходням и стали наблюдать, как это же делают матросы и казаки. Когда все покинули судно, Тимурджи поговорил с капитаном, тот поговорил с матросами, и те с недовольными лицами тут же стали расходиться в разные стороны.

— Что тут происходит? — спросил Аким у Сафрона. — Почему матросы ушли?

— Наверное, рассчитали их за ненадобностью. Посмотрим, что с нами будет.

— Время близится к вечеру, — заметил Аким, а Герасим испуганно жался поближе к товарищам, боясь что-нибудь прозевать. — Хозяева не двигаются с места. Что бы это значило?

— Скоро узнаем. Видимо, ждут темноты. У них какая-то тайна и мы её не можем узнать. Да и нет нужды в этом.

Появился капитан, переговорив с двумя арабами, явившимися на судно. Он с суровым лицом осмотрел казаков, проговорил медленно:

— Идите следом за мной. Надо хорошо поесть. То, что захватили, поберечь следует. Понадобится.

Они зашли в ближайшую харчевню и капитан на всех заказал отменный плов, лепёшки, жареное мясо какой-то птицы и шербет. Потом дал вина из собственного бронзового сосуда с тонким горлышком, заткнутым пробкой на цепочке. Вино было вкусным, но слабым. Капитан тоже выпил немного, и все поднялись уйти.

Было уже сумрачно и хозяина пришлось немного подождать. Потом все направились через городок, и вскоре оказались перед стеной караван-сарая. Калитку открыл кто-то в чалме неопределённого цвета — в темноте не разобрать. Во дворе стояли две лошади и пять мулов.

Хозяин сказал тихо, но значительно:

— Поехали. И не отставать, казаки.

Хозяин с господином сели на лошадей, остальные на мулов, им открыли ворота. Переулок, в который выехали всадники, был пуст, и они, погоняя животных, довольно быстро покинули городок и выехали на пыльную дорогу. Аким, посмотрев на звезды, определил направление, молвив тихо:

— На заход прём. Вроде бы туда, где недавно плыли на судне.

— Помалкивай, — прошептал Сафрон, и все поехали в молчании. Хозяин с господином поехали быстрее и остальные стали понукать, ленивых мулов, стараясь не отстать.

Так проехали с час, и вышли к реке. Она катила воды широко и вольготно.

— Такое, что вроде бы кроме нас, все знают эту реку, — проговорил Сафрон.

— Может, это та, по которой мы недавно проплыли? — сделал предположение Аким, но дальше говорить было опасно.

Их встретил слуга, что владел саблей. Обменявшись несколькими фразами, он повёл всех чуть в сторону, и скоро у них перед глазами покачивалась большая лодка с тентом на корме и мачтой ближе к носу. Парус, совсем небольшой, косой свернулся на банках.

Капитан со знанием дела тут же рассадил казаков на вёсла, сам с хозяйским слугой поднял и распустил парус, и лодка плавно тронулась вниз по течению. Казаки подгребали, помня слова капитана не спешить.

После полуночи вошли в Багдад. Его даже казаки узнали, и с удивлением посматривали на него со средины реки, надеясь, что будет остановка. Но не пристали, и продолжили плыть, слегка подгребая вёслами.

— Два человека могут поспать. Потом сменитесь, — распорядился капитан. Сафрон с Акимом устроились на дне, где подстелили циновки, укрывшись попоной.

Сафрон проснулся от ощущения тишины и спокойствия. Лодка не двигалась, а лишь незаметно покачивалась. Кроме капитана все спали тут же. Купец с господином, по-видимому, находились под тентом, низко нависшим над кормой.

Приподнявшись, Сафрон огляделся. На берегу чернели хижины, всё было погружено в темноту. Спать почему-то не хотелось, и он лежал, наслаждаясь покоем и тишиной южной ночи. Капитан спросил тихо:

— Чего не спишь, казак?

— Тревожно в груди как-то, эфенди. Не спится.

Было время перед рассветом, и в деревне уже чувствовалось движение. Крестьяне вставали рано, а рыбаки уже вышли в реку на лов. Залаяли собаки. Вдруг со стороны дороги послышался шум лошадиных копыт и к пристани на рысях вымахнули три всадника. Они остановили коней и вглядывались в тёмную реку. Конечно, заметили лодку и один крикнул:

— Что за люди? Откуда?

— Мелкие торговцы, господин! — прокричал капитан, а сам показал Сафрону на мушкет. — Готовимся отвалить дальше.

— Откуда идёте?

— Из Багдада, господин! А что стряслось?

— Не твоего ума дело, собачий сын! Ну-ка подгребай сюда, да поживей!

— Это зачем, господин? Мы спешим. У нас товар может обесцениться!

— Поговори мне, собачий сын! Немедленно подгребай, а то пальнём! — и говоривший направил на капитана ствол старинного мушкета, но уже с чадящим фитилём. Это возымело действие, и капитан приказал двум казакам сесть на вёсла.

Пока Сафрон с Акимом неспешно подгребали к пристани, другие уже приготовили оружие и ждали команды.

Не дошли до пристани шагов десять, как капитан махнул рукой, приказав: — Пали!

Несколько выстрелов разбудили тишину деревни. Два всадника тут же свалились с коней, третий согнулся, и его тут же добил Аким выстрелом из пистоля.

— Все на вёсла! — крикнул капитан. — Поднять парус!

Казаки бросились к вёслам, остальные и купец в том числе, стали поднимать парус. Слуга сидел на рулевом весле и правил вверх по течению. Лодка сделала широкий полукруг и взяла курс на Багдад. Сумерки разреживались, но капитан приблизил лодку к противоположному берегу и укрылся в тростнике, парус убрали и присмирели.

Купец с господином говорили на непонятном языке и казаки ничего не могли понять. Но прошло часа два, которые потрачены были на наблюдение за противоположным берегом и рекой и капитан тихо распорядился:

— Выгребаем в реку! Не торопиться!

Казаки погребли, и вскоре лодка прорвала стену зарослей тростника и оказалась у самого её края, едва не задевая вёслами. Мачта лежала на дне, парус был свернут, и ничто не напоминало прежнюю лодку.

Так проплыли до полудня, не встретив ничего подозрительного. Лишь ближе к сумеркам увидели небольшой отряд всадников, проскакавших по берегу вниз по течению.

Капитан проговорил, обращаясь к слуге:

— По нашу душу рыскали по берегам. В основном нас искали в Багдаде. Жители наверняка всё им поведали.

— Думаешь, уйдём? — спросил слуга спокойно.

— Аллах благоволит к нам. Уйдём! Но помолиться не мешает.

Они опустились на колени и вознесли молитву Аллаху, закончив её возгласом, наклоняясь до земли:

— Аллах акбар!

Купец на молитву не вышел, но это не значило, что он пропустил последний намаз.

Лодка шла медленно, и казаки спали по очереди. Грести их не заставляли, они наконец-то отдохнули немного. Даже днём им разрешили поспать каждому часа два-три.

До Эль-Куга река извивалась, словно змея, и продвижение вперёд шло очень медленно. Городок прошли, не останавливаясь, и к вечеру следующего дня достигли городка Эль-Кумбат. Там слуга хозяина разведал обстановку и все покинули лодку, оставив её под охраной сторожа. Рано легли спать и поздно встали. Слуга опять прошёлся по городку, по базару и вернулся с вестью, что всё спокойно.

А вечером пришли в город Амара и там заночевали. Всем было утомительно последние ночи и дни, поэтому Тимурджи распорядился сделать остановку на отдых. Казакам дали по монетке и слуга повёл их до продажных женщин. Усмехнулся им, понимая, как те тоскуют по женскому телу. Сам он не менее их жаждал обладать таким желанным телом, которое можно купить за деньги.

Ранним утром все вернулись к лодке и капитан с благодушной ухмылкой, спросил казаков:

— Отвели душу? Молите Аллаха, чтобы он не оставлял нас своими благодеяниями. Можете и своему Исе помолиться.

Казаки в недоумении уставились на улыбающегося капитана. Тот пояснил:

— У нас тоже чтят вашего Ису. Так у нас называют вашего Христа. Так что молитесь, я не против. Ваш Иса и наш Мухаммед — великие пророки!

---

[1] Мосул — город на севере теперешнего Ирака. Расположен на реке Тигр.

[2] Сарбаз — (перс.) пеший солдат.

Глава 6

В Басру[1] пришли ночью и стали на якорь вдали от главных причалов. В порту казаки на другой день впервые увидели большое парусное судно, как им сказали — европейское. Они вообще первый раз видели такое судно и дивились его размерам. В Чёрном море такие суда они тоже не видели. Хотя и такие там плавают иногда.

— Ну и жара здесь! — восклицал Аким и постоянно утирал лицо рукавом, а потом просто плескал водой, черпая ладонями.

— Да уж, — соглашались казаки и почти полностью раздевались. — Смотри, Сафрон, солнце дюже злое, и кожа так и полезет с тебя клочьями, — предупреждал Данил, тоже брызгая на себя водой.

— Куда теперь пройдёт наш путь? — спросил Аким, ни к кому не обращаясь.

— Кто этот гость нашего купца? Вот что интересно! — говорил Данил и с опаской оглядывался, словно его кто-то мог подслушать.

— Может, когда-нибудь и узнаем, — вяло отвечал Сафрон, Его разморила эта жара, а вода реки нисколько не освежала. Она была совсем тёплой.

— А мне уже надоело дожидаться, когда нам соизволят сказать хоть что-то, — сердился Аким, и всем стало ясно, что он просто не выносит такой жары.

— Меня больше интересует, почему нам не выплачивают недельную монету? — заметил Гераська, алчно сверкнув глазами.

— Это всех занимает, — спокойно ответил Сафрон. — Дел у наших хозяев по горло, и все опасные и тайные. Не удивлюсь, если тот корабль, что стоит на якоре, станет интересовать нашего господина.

Однако корабль никого не интересовал. Через два дня беглецы пустились дальше по руслу реки, которая здесь уже называлась Шатт-эль-Араб. Она широко разлилась среди плоских пустынных берегов, а дальше виднелись буроватые пески пустыни, где караваны верблюдов маячили на барханах, продвигаясь к Басре.

В городке Абадан лодка стала прямо, уткнувшись носом в песчаный берег. Капитан нашёл сторожа, заплатил ему, и все направились в деревню, где дальше на окраине виднелся домик, немного приличнее окружающих его хижин.

Хозяин домика переговорил с купцом Тимурджи и впустил всех внутрь. Спустились на четыре ступени вниз, и оказались в комнате с коврами на стенах и полу, но почти без мебели. Лишь подушки во множестве лежали вдоль голых выбеленных известью стен. Посредине стоял большой стол на низких ножках и кальяны, готовые к употреблению.

Все, и казаки в том числе, расселись вокруг столика, поджав ноги, к чему и казаки уже немного привыкли. Появился слуга, стал расставлять миски с пловом, довольно большой кувшин, вспотевший от подвального холода. В нём оказалось красное вино, весьма приятное на вкус.

В молчании выпили по большой кружке. Казаки с удивлением наблюдали процедуру, полагая, что это праздничный обед. Ведь слуга поставил на стол большой котёл, благоухающий ароматом шурпы. Хозяин разлил божественную шурпу в широкие чашки и все в молчании пили её, вытирая обильный пот с лиц.

Утолив первый голод, Тимурджи молвил негромко:

— Слава Аллаху, мы здесь, и можно считать наше путешествие законченным. — Он обернулся к господину и что-то сказал на незнакомом языке. Тот кивнул в знак согласия. — Наш общий друг благодарит вас всех, но намерен немного побыть здесь в ожидании судна.

— Аллах благоволит к своим рабам, коль они привечают гостей Всемилостивейшего и Всемогущего, — молвил хозяин и молитвенно сложил руки. — Всегда готов сопутствовать воле Аллаха и обеспечить гостям всё необходимое.

— Спасибо, друг, — ответил купец и налил всем вина. — Да простит нас Аллах за кощунство и нарушение заповеди шариата, но напиток сей достоин лучшего. Так выпьем за окончание нашего трудного путешествия!

В таких разговорах тянулось время, и не заметили, как в комнату вошёл слуга и шепнул хозяину что-то на ухо.

— Прошу дорогих гостей простить мою невнимательность, но мне необходимо срочно уладить небольшое, но важное дело со старостой.

Он ушёл, а Тимурджи с подозрением уставился на дверь, за которой скрылся хозяин. Слуга убрал грязную посуду и собрался уходить.

— Погоди, малый! — остановил того купец и встал, словно разминая суставы. — Ты не поведаешь нам, вашим гостям, что за тайну ты шепнул своему хозяину?

Слуга кисло улыбнулся и хотел уже ответить, но за дверью раздался шум и в комнату ворвались вооружённые люди. Их было человек шесть, и помещение вдруг стало тесным.

Никто не успел ничего сказать, как раздался пистолетный выстрел и передний воин, судя по всему старший, свалился на пол, опрокинув соседа. Казаки и все остальные выхватили сабли, пистоли и тут же началась схватка. Слуга купца молниеносно орудовал саблей и кинжалом и легко уклонялся от ударов. Казаки тыкали саблями, отбивались, и свалка стала всеобщей. Вопли, крики и стоны раненых слились во что-то целое, очень страшное и кровавое. Редкие выстрелы заполнили тесное помещение дымом и вонью. Тяжёлое дыхание людей, отдельные крики только усугубляли страшную картину резни.

Вдруг всё стихло, лишь бурное дыхание людей нарушала тишину комнаты.

Сафрон зажимал руку, сквозь пальцы сочилась кровь. На полу лежали мёртвые тела и стонущие раненые. Господин лежал у стены и смотрел широко открытыми глазами перед собой. Голова была залита кровью — сабельный удар пересекал его лицо наискосок. На груди виднелся другой рубец, расползающийся и кровоточащий. Сафрон оглядел комнату и с ужасом увидел бездыханное тело Герасима, лежащего на поверженном бандите.

— Где хозяин, шакал вонючий? — услышал Сафрон голос купца. — Исчез, исчадие Шайтана! Мурад, окажи помощь раненым. Посмотри, что с господином! Себя я сам осмотрю. Кто-то убежал вместе с хозяином! Тут не все напавшие! — и купец с саблей в руке выскочил из комнаты.

Слуга возился с господином, который истекал кровью. Его перевязали. Помогал Аким, чудом избежавший ранения. Зато Данил пострадал изрядно, но не в такой степени, как господин и Гераська. Последний оказался просто без памяти от удара в голову чем-то тяжёлым. Огромная шишка была заметна даже через спутанные волосы.

Сафрон возился со своей раной, мотая на руку оторванную холстину от рубахи, заливая её вином. Трое налётчиков были ранены, двоих убитых отволокли к стене и уложили друг на друга.

Появился Тимурджи. Он тяжело дышал, и вид его был затравленным.

— Ушли, гады! Аллах их покарает, изменников, предателей! Надо уходить, пока есть такая возможность! Собирайтесь!

— Хозяин, у вас рука кровоточит. Надо остановить кровь, — загородил слуга дорогу. — Это не займёт много времени, но необходимо, хозяин.

Тот согласился, а Аким собирал в скатерть еду и питье. Потом он занялся Данилом, у которого было две раны в бедре и боку. Последняя лёгкая, но нога сильно поранена и кровоточила сильно. Слуга купца с готовностью помог и ему, и скоро Данилка смог подняться на ноги, поджав, правда, раненую. Ему дали палку и он с трудом поковылял следом за всеми, с трудом справляясь с мутившим голову туманом.

Аким помогал ему и нёс скатерть с харчами. Лодки не было на месте.

— Мурад, — крикнул шипящим голосом купец, — достать лодку немедленно! Я с господином побуду.

Через четверть часа Мурад пригнал лодку, где сидел темнокожий гребец, которому тот и отдал два золотых.

Лодка была старая, ветхая, и не такая большая, как первая. Но на ней всё же можно было переправиться на правый берег, хотя течение на середине оказалось довольно быстрое. Господин стонал, придя в себя, слуга поил его вином и каким-то снадобьем из глиняного сосуда с узким горлом. Тимурджи поглядывал на него с опаской, и по глазам можно прочитать, что страх не покидает его.

Сафрон тоже попивал вино, которого оказалось не так много. Дал малость и Гераське, но у того голова кружилась так, что он едва смог сделать два глотка.

Гребли по очереди — слуга купца и Аким, единственные, кто не получил ни царапины. Остальные уже мучились болями и терпели.

Тимурджи со слугой и едва говорившим господином тихо беседовали, Сафрон со скрытым любопытством посматривал на них и гадал, что теперь может случиться, куда они направятся из этого пекла.

День незаметно превратился в вечер, лодку направили к крохотному селению рыбаков, видневшемуся на правом берегу. Их приняли, увидев золотую монету, а Сафрон уже давно заметил, что с сундучком, весьма тяжёлым, слуга Мурад не расстаётся. И на поясе у купца висел увесистый кожаный мешочек, где позвякивали монеты, отнюдь не медные.

Ночь прошла тревожная, неспокойная. Раненые постоянно чего-то требовали, особенно господин, который почти всё время постанывал и не мог заснуть. К утру все выглядели уставшими и осунувшимися. Лишь обильная еда помогла немного привести себя в относительный порядок.

Долго совещались купец с господином, а Сафрон порывался задать вопрос, постоянно вертевшийся у него в голове: Куда их теперь бросят и что с ними всеми будет. Вопроса он не задал, но Тимурджи посмотрел на Сафрона внимательным взглядом, помолчал выжидательно и приказал:

— Вам придётся сопровождать этого господина, — кивнул в сторону раненого, который откинулся на подушку и закрыл глаза. — Это далеко, но и плата будет хорошей. А там, как Аллах захочет. Может, и повезёт вам, и вы добудете себе многое, чего добиваются остальные белые люди.

Это прозвучало загадочно, но Сафрон всё же спросил:

— Мы ещё не получили обещанного, эфенди. — Он не стал ничего добавлять, ожидая, что этого и так достаточно. Тимурджи вздохнул и согласно кивнул.

— Ты прав, казак. Но я уже тогда собирался всё тебе выплатить, да проклятые разбойники помешали мне это сделать. Я готов сейчас исправить это.

Купец отвернулся, открыл сундучок и порылся в нем. Сафрон слышал, как там позвякивали монеты. Купец повернулся и протянул мешочек, заметив:

— Здесь больше обещанного. Вы хорошо поработали и достойны награды. Возьми и пользуйся. Если доставите господина на место, получите больше.

— Это далеко, эфенди?

— Очень далеко, казак Сафр. Но может случиться, что и не очень. Это в том случае, если встретите судно под английским флагом. Тогда ваше путешествие закончится быстрее.

— А если не встретим? — дотошно пытал Сафрон.

— Тогда до Сурата[2]. Это город, куда направляется господин. Там его контора и ваше благополучие, — добавил купец многозначительно.

— Сколько же времени туда добираться, эфенди?

— Трудно сказать, казак. Я там никогда, не бывал, но думаю, что далеко. И за месяц вы туда не сможете дойти даже на хорошем судне. Но у вас может быть остановка на острове Ормуз[3]. Это тоже далеко, но не так, как Сурат. Вам может повезти, и на этом острове окажется судно компании, куда направляется этот господин.

— Я могу посоветоваться с товарищами? Один я не могу решить такое важное дело. Простите, эфенди, — и Сафрон поклонился. Купец согласно кивнул.

— О чем вы так долго гутарили? — спросил Аким, мало что понимавший.

— Об очень важном деле, Акимушка. Нам предложили за большие деньги доставить этого господина до какого-то города Сурата. Никто, кроме него, — кивнул на лежащего господина, — не знает, где это и как далеко.

— Ого! Это ведь очень опасно. Мы не сможем такое исполнить, Сафронушка. Мы тут ничего не знаем и нас легко прикончить вместе с этим господином.

— И я так думаю. Но обещают хорошие деньги.

— А тот господин, кто он?

— Наверное, англиец. Был в плену у турок, а этот, — кивнул в сторону купца, — за деньги взялся помочь этому господину. Вот и нам обещают.

— Я бы не брался. Слишком опасно для людей, мало что смыслящих в тутошней жизни, Сафрон. Поговори с остальными.

Один Данилка не высказал отрицания, Гераська так испугался, что наотрез отказался даже слушать Сафрона, заметив:

— Да я лучше сразу головой в омут, чем буду что-то делать в этом пекле! Да и как мы сможем это исполнить, когда ничего не знаем? Со всеми куда ни шло, а так, одним… Не, я отказываюсь, Сафрон.

— С кем-либо из местных ещё можно было бы подумать, — отозвался Данил. — Гераська прав. Как мы это устроим, когда сами чужаки в этих землях? А к чужакам тут отношение лёгкое. Ножиком по горлу — и все дела!

— Ладно, — ответил Сафрон. — Так и доложу хозяину. Пусть ищет других.

Тимурджи внимательно выслушал Сафрона, помолчал немного, думая.

— У вас нет выбора, казаки. Сами вы отсюда не выберетесь. А придя в Сурат, вы легко на корабле компании вернётесь домой. Тогда у вас будет много возможностей и дорог. А относительно местного провожатого я подумаю. Это я могу принять. Резонно. И подумайте о моих словах, казак Сафр. Я не хочу вам зла. Вы достойно себя показали и мы договоримся.

Сафрон много раз возвращался к этому разговору в мыслях, переговаривал с друзьями и никак не мог решиться ни на что. Понимал, что купец прав, говоря, что выйти из этих мест самим будет трудно, если вообще удастся.

— Но и мы можем достать желающего заработать на нас проводником, — говорил Аким. — Какая разница!

— Мы не смогли бы заплатить столько, как купец, — возражал Сафрон. — А за малые деньги мало кто согласится на такую опасную работу. К тому же предателей тут хоть отбавляй.

— Такое легко случится и с проводником купца, — заметил Данил.

— Не скажи, — Сафрон задумался на минутку. — Тут немного не то. У него в этих местах могут быть не то, что знакомые, но купцы со связями, и они легко могут найти надёжного человека и даже не одного.

— Которые и перережут нам глотки за монеты, что у нас имеются, — и Аким зло выругался. Вид его говорил о сильном страхе за жизнь.

— А что, казаки! — Данил встрепенулся. — Возвращаясь, мы потратим все денежки, и в лучшем случае вернёмся с пустыми карманами. А так нам обещают большие деньги и возможность на судне вернуться домой. Знаете, я склоняюсь принять предложение купца. В его предложении имеется выгода и большая надёжа.

Казаки трудно задумались. А через день с доводами Данила согласился и Гераська, а Аким стал сильно сомневаться, колебаться, но тут уж ему деваться было некуда. Он вздохнул и проговорил обречённо:

— Чует моё сердце, до добра всё это нас не доведёт. Пропадём мы тут с потрохами! Но и одному мне несдобровать. Я с вами, други мои!

— Так я могу купцу наше согласие сказать? — Сафрон вопросительно уставился на друзей.

— Ладно, Сафрон! Говори. Только выторгуй проводника, а лучше двух. Так надёжнее будет, — Аким обречённо махнул рукой. — Только не забудь обговорить плату. Я должен знать, за что рискую.

Сафрон усмехнулся, кивнул и пошёл к купцу.

Прошло недели две, когда господин, которого звали Джон Мортон, уже достаточно поправился и уже ходил. Данил тоже избавился от раны в бедре, которая всё же напоминала о себе лёгкой хромотой. Купец со слугой простился со всеми, выплатил дополнительные монеты, и казаки остались одни с господином. Но с ними были два индуса с черными глазами и длинными волосами. Страшные и молчаливые, они всё выполняли беспрекословно, что давало повод думать о них с подозрением.

— Ух и не нравятся мне эти черные индусы! — каждый раз напоминал Аким. — Просто страх берет, глядя на них.

— С непривычки, — успокаивал Сафрон, хотя и сам посматривал на них с предубеждением.

Джон Мортон много говорил с казаками, пытаясь приобщить их к английскому языку. Получалось плохо, особенно у Гераськи, а Сафрон довольно успешно овладевал премудростью, а Мортон даже улыбался, слушая исковерканные слова.

Он владел турецким, но не сильно, и в основном общался с казаками на нём.

С индусами все говорили жестами и отдельными словами, запоминая их. Сафрон понял из рассказа купца, что они моряки и легко смогут доставить всех на остров Ормуз. Дальше разговор не достигал, но и этого было много для начала.

— Этот англиец не расстаётся с сундучком, — заметил Аким, кивая на Джона.

— Чего ты хотел? — Сафрон сделал удивлённую харю. — Без денег что можно сделать, а там наверняка не одна сотня монет.

— А сколько у нас имеется? — спросил Гераська с интересом.

Об этом Сафрон говорить не хотел, но товарищи пристали и ответил:

— Золотых двадцать монет и серебром около сотни. Не так много, если рассчитывать на длительное путешествие. Правда, купец обещал, что все расходы в пути будет оплачивать господин. Знаете, как его надо будет называть?

Казаки вопросительно глядели на Сафрона.

— Сэр! Это вроде такого же слова, как господин. Как эфенди у турок.

Казаки про себя несколько раз произнесли это слово, запоминая.

— Как мы будем двигаться? — спросил Аким. — Судно нам не купить, а полагаться на чужое боязно. Что говорит этот… сэр?

— Я понял, что мы должны дождаться судна, и за плату дойти до того острова, Ормуз, кажется.

— Долго нам следует ждать? — спросил Гераська.

— Один Аллах это может знать, — усмехнулся Сафрон. — А наши индусы тоже исламисты, но какие-то не такие, как здешние. Намаз исполняют не так тщательно по времени и вообще…

Прождали несколько дней, прежде чем появилась возможность устроиться на небольшом судне, идущем в сторону Ормуза. Купец согласился взять неверных за большую плату, но всё время с ненавистью в глазах поглядывал на них. Те расположились на палубе в тени паруса и страдали от жары, ловя малейшее дуновение морского ветерка.

Мортон играл роль больного паломника, что ему вполне удавалось. Он отлично владел обычаями мусульман и исполнял все молитвы, часто возносил молитвы Аллаху и постоянно вертел бусинки чёток из коричневого агата.

Постепенно низкие берега повышались и вот на горизонте появились туманные вершины гор. Некоторые спускались к морю, и это немного радовало глаз.

— Вот бы щас в горах побывать, вздохнуть студёного ветра! — мечтательно говорил Герасим и жадно глядел на берег, тянувшийся на горизонте.

Иногда вдали проплывал остров и пропадал в мареве жаркого воздуха. По утрам море заволакивало туманом, который висел почти до полудня. Дышалось трудно, а англичанин просто страдал в эти часы, хотя воздух был попрохладнее, а качка тише.

Один раз судно зашло в городок запастись водой и зеленью. Кормили на борту плохо, но никто не ворчал, понимая, что лучше не показываться лишний раз. Капитан, он же хозяин судна, только и ждал повода высадить неверных.

За три недели плавания пережили всего один небольшой шторм, длившийся часов десять. Гераська так страдал морской болезнью, что проклинал всякое море с его качкой и страшными волнами.

— Джон сказал, что мы уже близко, — говорил Сафрон как-то вечером. — Утром будем в виду острова Кешм. О нём и купец наш говорил.

— Что это значит? — поинтересовался Данил.

— Что после него сразу же будет виден тот самый Ормуз, куда нам и надлежит прибыть.

— А этот остров, что ты назвал первым, забыл уже его имя, большой? — Аким не особенно интересовался этим, но поговорить иногда хотелось.

— Увидим, — коротко ответил Сафрон. — Я тоже ничего почти не знаю, как и вы. Разве что Джон мне немного может растолковать.

Два дня шли вдоль берегов большого острова Кешм, а потом, как и говорил Мортон, и подтверждали индусы, увидели вершину острова, который и был Ормузом. Невысокая гора Селах-эд-Дин вырастала на горизонте из голубого моря. Капитан чуть изменил курс, и судно к вечеру пришвартовалось у причала, в тени португальской крепости, стоящей угрозой здешним владыкам.

— Теперь крепость и остров принадлежат Испании, — заметил Мортон. — С некоторых пор Португалия под властью Испании.

Он посмотрел на Сафрона и понял, что его вовсе не занимает этот вопрос.

— Разве вам не опасно тут находиться, сэр? — коверкая слова, спросил Сафрон. — Ведь вы тоже претендуете на всё, что здесь захватили португалы!

Мортон с интересом глянул на казака.

— Однако, казак, ты не так глуп, как можно думать. Соображаешь.

Сафрон улыбнулся, хотя понял не все. И ответил:

— Просто так все поступают, где находят слабость. У нас на Руси столько таким путём чужих земель захватили, чтонаше государство стало, наверное, самым большим в мире. Вот заселить его будет трудно.

— Я знаю, что наши купцы очень стремятся навязать вам свои услуги, надеясь создать кратчайший путь на севере в эти земли. В Индию.

— Этого я не знаю. Знаю про нашего донского казака Ермака. Он завоевал большие земли в Сибири, и все меха, что в Европу, идут именно из Сибири.

— О, Сибирь! — воскликнул Мортон воодушевлённо. — Это очень интересно. Я слышал про Сибирь! Мы потом поговорим об этом. Тебе надо лучше научиться нашему языку, казак Сафр. Или по-нашему лучше «Сафониус».

— Как хотите, сэр, — улыбнулся Сафрон, и тоже с интересом посмотрел на англичанина, который хоть чуточку знал о его родине. — Мы ведь сбежали из тюрьмы в Москве, сэр. Немного повоевали на стороне царевича Димитрия.

Мортон ещё с большим интересом глянул на казака.

— Димитрий! Я и о нём наслышан. У вас в Московии постоянные смуты происходят после смерти царя Ивана. Помнится, что он даже имел намеренье получить в жены нашу принцессу.

— Такие дела мне неизвестны, сэр, мы люди простые, военные, и дела царские нам слишком далеки и непонятны. Так вы будете высаживаться на берег, сэр?

— Обязательно, казак. Судно идёт назад, лишь загрузится другим товаром.

— А до Сурата далеко?

— Уже не очень. Недели за две на хорошем судне можно туда дойти. Мы с португальцами весьма дружны, особенно сейчас, когда они под испанским копытом. Надеюсь, что они мне помогут.

— Мы с вами должны пойти, сэр?

— Обязательно, казак! В тех местах легче белому человеку подняться. Я тоже надеюсь на это. В Англии я младший сын в семье и должен сам выбиваться в люди. А здесь это намного легче сделать. Тут за два-три года можно такие деньги сколотить, о которых на родине и не снится. Там и за всю жизнь мало кто может собрать состояние.

Сафрон с удивлением глядел на этого светловолосого, уже без краски, господина, и странные мысли завертелись в его голове. Подумалось, что можно попробовать и ему как-то пристроиться к этой компании. Он ещё не понял, что это за компания и как это может помочь ему и его товарищам, но попробовать надо обязательно.

Джон Мортон высадился с казаками на берег. Индусы получили свою плату и растворились в толпе жителей, весьма разношёрстной и красочной. Везде виднелись оборванцы и нищие, клянчившие милостыню. Белых людей было мало, и они выглядели принцами среди бедноты.

— Сейчас я нанесу визит губернатору, а вы посидите в харчевне. — Мортон многозначительно глянул на казаков. — Сидите, пока я не вернусь. Вот вам золотой. Его запросто хватит до моего прихода.

Казаки с испугом, но и с интересом поглядывали на город, на форт. На редких португальцев, которые почти все передвигались на носилках, что несли рабы.

— А порт не такой маленький для такого острова, — заметил Данил. — И корабли большие стоят на якорях. Удивительно, как мы сюда смогли добраться!

— Ну и что? На судне это не представилось таким трудным. Трудно было на судно попасть, а потом с разбойниками не встретиться, — и Сафрон многозначительно скривил губы.

— Что, и на море есть столько разбойников, как и у нас по лесам? — удивился Герасим, и его испуганное лицо рассмешило Сафрона.

— Тут ещё похлеще орудуют разные разбойники. Пиратами зовутся. Тут такие ценности случается добыть, что земным разбойникам и не снится. Сам потом услышишь. И жестокости, говорят, поболе будет.

— На кой чёрт тогда мне сдалось это море! — возопил Герасим и перекрестился, воздев глаза к небу.

— Терпи, Гераська! Теперь вопи, не вопи, а возврата долго ждать тебе, — и Данилка беззлобно осклабился. — Мы ещё до места не дотащились. А ты уже о разбойниках заговорил. Они, должно быть, ещё впереди будут. Спроси у Сафрона, он больше наслышан об этом.

— Не пойму, как сражаться на море? Тут и развернуться негде. Всем скопом биться, что ли?

— Вот повстречаем пиратов, тогда и посмотрим, а пока что об этом гутарить!

В харчевне казаки поели странные кушанья, острые и пряные.

— Ну и еда, рот прямо-таки горит! — Аким дышал, открыв пасть, словно желая охладить себя. — А что попреснее можно здесь поесть?

— А как ты о таком пояснишь подавальщикам? — Сафрон усмехнулся. Он поманил подавальщика и жестами показал, как горят у них рты и жестами же попросил повторить всё без перца. Подавальщик наконец понял и, заулыбавшись, кивнул.

Вскоре он принёс рыбу с рисом и зеленью и, показав на перец в глиняном кувшинчике, отрицательно качнул головой.

— Плохо, но всё же лучше прежнего! — воскликнул Гераська и с аппетитом обсосал косточки, а с рисом разделался осторожно, боясь чего-то страшного.

— Пока мы ждём сэра, надо ещё воды какой-нибудь попросить, — и Сафрон во второй раз стал пояснять индусу, чего им требуется. Это тот понял легко и принёс большой кувшин со сладковатым питьём. Оно оказалось не очень приятным, но освежило раскалённые рты и желудки.

— Теперь можно и ждать хозяина, — заметил Сафрон, отдуваясь. — Этого пойла нам ещё хватит, а там посмотрим.

Они внимательно оглядывались на немногих посетителей. Тут были одни белые, все разодеты в шелка, со шпагами, в шляпах с пышными перьями. Женщин с ними не было, но это не удивило казаков.

Джон Мортон появился нескоро. Хмурый вид его говорил, что ничего хорошего от визита он не получил. Сафрон вопросительно смотрел на него, ожидая.

— С губернатором не увиделся, а его помощники только время тянули, надеясь на взятку. Надо ждать удобного случая с судном.

— Значит, застряли, сэр? — спросил Сафрон без радости.

— Выходит, что так, казак Сафр. Завтра я ещё навещу губернатора. Он может изменить наше положение. Не хотелось бы на местное судно попасть. Оно небольшое и плохо вооружено или вовсе не вооружено. А в море много пиратов рыскают, голландцы тоже не брезгают этим. Словом, надо ждать большого и сильного судна с артиллерией.

Сафрон опять не всё понимал, но главное уяснил и вздохнул.

Джон к вечеру договорился о постое, и они разместились в жарком маленьком домике за пределами крепости. Здесь хозяином был метис и португальский знал достаточно. А Джон этот язык чуточку тоже знал.

— Собираясь сюда, я уже познакомился с португальским, — заметил Мортон с улыбкой и добавил: — Понимаю сносно, а говорить трудно. Как обычно.

Лишь через восемь дней Мортона принял губернатор и пообещал помощь, как только будет судно в Сурат.

Но прошло около месяца, прежде, чем такое судно смогло взять пассажиров. Это был большой трёхмачтовый корабль, с десятью пушками и шестью десятками матросов. Были и пассажиры, которых оказалось совсем мало, не больше десятка с нашими путешественниками.

Сафрон вдруг загорелся поскорее изучить язык и надоедал Джону своими просьбами говорить с ним.

— Ты, казак Сафр, давай говори про свою Русь, тогда я буду с тобой разговаривать и учить, а так мне не интересно.

— Охотно, сэр. Только спрашивайте, а то у меня ничего в голову не идёт.

— Расскажи, что это такое — казаки? Где они проживают, чем занимаются?

Сафрон с трудом подбирая слова и выражения, говорил об истории казачества, но потом вспылил, заявив:

— Я только и говорю, сэр Джон, а вы ничего мне не отвечаете и не поправляете. Так мне трудно будет овладеть вашим языком.

— Хорошо, казак Сафр, — улыбнулся Джон. — Буду поправлять и сам немного говорить. Но ты так интересно обо всем мне тут рассказываешь, что я забываю обо всём. К тому же я не всё понимаю из твоих слов.

— Вот и поправляйте, учите, я и сам буду легче вам о своей Руси говорить.

---

[1] Ба́сра — город на юго-востоке Ирака, главный порт страны, расположен между Кувейтом и Ираном.

[2] Сура́т — город на западе Индии.

[3] Остров Орму́з располагается в северной части Ормузского пролива, между Оманским и Персидским заливами.

Глава 7

Целая неделя понадобилась судну, чтобы войти в узкий длинный залив. В его глубине и находился город Сурат в окружении болот и влажных лесов. Лоцмана на судне не было, и они целый день едва продвигались до причала.

Как и все индийские города, Сурат был городом туземцев, ещё не совсем подчинённых местным раджам и султанам, и потому местные жители чувствовали себя дома. Почти не видно подобострастного преклонения перед белыми, да и их совсем мало оказалось в городе.

Сэр Джон расспросил местного англичанина о местонахождении фактории Британской Ост-Индской компании, и все они пошли пешком, надеясь ближе познакомиться с жизнью и обычаями города. А он был живописным, если не обращать внимания на мелочи вроде нищих, грязи на улицах, скорее походящих на щели или проходы между хижинами и редкими домами богатых индусов.

Фактория находилась на окраине и отгораживалась от внешнего мира стеной из толстых брёвен на каменной основе. Башни и стены были приспособлены, чтобы выдержать осаду небольших сил противника. В воротах стояла стража из двух солдат с алебардами и шпагами на боку.

— Кто, откуда, к кому? — коротко и строго спросил старший поста.

Джон показал ему измятый клочок бумаги, молча следил, как тот шевелил губами, с трудом разбирая затёртые слова, написанные отличным почерком хорошего секретаря. Посмотрел на гостя, перевёл взгляд на казаков.

— Это с вами, сэр Мортон?

— Со мной, — так же лаконично ответил Джон Мортон.

Солдат посторонился, пропуская прибывших.

Внутри казаки увидели внушительное здание компании, склады и казарму для солдат. Дальше виднелись небольшие домики для служащих. Всё было ухожено, подметено и выглядело парадным местом. Несколько индусов неторопливо что-то делали, видимо, убирали.

— Казак Сафр, ты с людьми подождите меня, а я представлюсь резиденту фактории. Это не должно занять много времени. Погуляйте, посмотрите, как тут живут наши работники.

Сэр Джон Мортон был тотчас принят резидентом, и они дружески беседовали минут десять, делясь короткими сведениями: один своими приключениями, другой тяжестью положения фактории и вообще дел компании.

Казаки вскоре убедились, что жизнь в фактории не так вольготна, как казалось вначале. Людей было очень мало, домики оказались всего лишь хижинами для прислуги, а самих работников компании было всего несколько человек. Даже дом резидента выглядел вблизи небольшим, в несколько комнат, и мало чем мог бы выделиться в городе.

— Чёрт! — ругнулся Данил. — Не думаю, что нам тут что-то перепадёт. Здесь ничего не добиться, не уворовав для себя порядочный кус.

— Не спеши, — остановил друга Сафрон. — Мы только знакомимся, а ты уже панику разводишь. Подождём Мортона. Послушаем, что он нам предложит.

Джон Мортон появился скорее, чем казаки ожидали. Он был хмур и не сразу ответил на немой вопросительный взгляд Сафрона.

— Дела компании здесь дышат на ладан, — вдруг молвил он, и Сафрон не сразу его понял. А тот продолжал недовольно: — Обещанного вознаграждения резидент не может выделить в достаточном количестве, казаки. Потому, я предлагаю вам протекцию, а вы сами тут устраивайтесь. От себя я могу выделить вам не больше, как по пять шиллингов.

— А это как? — не понял Сафрон, мало разбиравшийся в английской валюте.

— Это позволит вам продержаться недели три, а потом надо самим позаботиться о себе. Однако мы будем вас продвигать и поддерживать. Уверен, что это вам поможет. А для начала будете жить здесь. Хижину вам отведут. До конца недели можете питаться здесь, хотя это не то, что бы мне хотелось. Но два раза, утром и вечером, вы еду получите.

Сафрон хотел поблагодарить Мортона, передумал и только грустно качнул головой, спросив:

— А что вы можете нам сейчас посоветовать, сэр?

— Идите в порт и посмотрите, как можно добыть работу. Туземцы вас, конечно, к себе не возьмут, а на европейском судне в вас могут заинтересоваться.

Сафрон поклонился, взял монеты и все в молчании удалились, проклиная Мортона на чем свет стоит.

— Вот прохиндей! — ругался Аким и сплюнул. — А обещал! Купец Тимурджи, или как там его — тот всё своё выполнил! Что ж нам тут торчать? И уехать нельзя. Кто нас возьмёт на судно да ещё до Европы. А там как?

— Стало быть, Сафрон, Гераська был прав, не желая пускаться сюда, — с грустью молвил Данила. — Однако делать нечего. Пошли в порт. Хоть посмотрим, что и как там с работой. Вдруг что-то подвернётся.

Но прошло уже полтора месяца, а ничего для работы у казаков не получалось. Лишь несколько медных монет удалось заработать за всё это время, этого им хватило только поесть один день.

Мортон спешно уехал в неизвестном направлении и казаки полагали, что он сам поспешил исчезнуть, опасаясь не то мести казаков, не то угрызений совести, что маловероятно.

— Хорошо, что жить дают здесь, — со вздохом говорил Сафрон. — Иногда и поесть могут дать. А денег почти не осталось.

Но однажды, возвращаясь под вечер домой, стражник у ворот сказал Сафрону:

— Ты найди сэра Патрика Уэсли, Сафониус. Он просил.

— Что ему надо? — спросил Данил. — Ты его знаешь?

— Видел, но так мы не знакомы. Да тут все друг друга хорошо знают. Мы не владеем языком и потому не запоминаем имён. Но я завтра его найду. Послушаем, чего мы ему понадобились.

Рано не стали вставать, полагая, что стоит дождаться разговора с этим сэром Патриком.

Его Сафрон нашёл довольно быстро. Тот принял казака незамедлительно и, даже вроде бы с удовольствием. Спросил любезно:

— Ваши люди, Сафониус, ещё не устроились здесь?

— Вы, сэр, должны знать, что нет. Нас, белых, тут так мало, что все обо всех легко узнают. Мы не устроились, сэр.

— Понимаю, — посерьёзнел англичанин. — Сэр Мортон очень высоко о вас отзывался. И я готов предложить вам работу. И она будет хорошо оплачена.

— Мы заранее согласны, если она не связана с большим риском, сэр.

Англичанин немного помялся.

— Вообще-то, Сафониус, риск определённый имеется, но и плата приличная,

— И сколько, если можете назвать, сэр Патрик?

— По двадцать шиллингов на нос, а вам ещё пять, как начальнику.

— Хорошо, сэр, но что за работа? Говорите, а я прикину и решу. Возможно, мне понадобится совет моих товарищей.

Сэр Патрик задумался. Сафрон тоже молчал, ожидая.

— Обещай, что в случае отказа, никто из ваших не станет распространять то, что я сейчас поведаю.

— Можете не беспокоиться, сэр. Мы будем молчать. Говорите, сэр Патрик.

После длительного молчания, Уэсли молвил тихо, наклонившись к Сафрону:

— Можно считать, что это военная операция. Оружием вы владеете хорошо, а это главное в том деле, что я вам предлагаю.

Сафрон удивлённо поднял брови, огладил бородку, уже подстриженную и короткую, по местной моде.

— Продолжайте, сэр, — сказал Сафрон, заметив нерешительность Уэсли. — Я послушаю, и мы можем обсудить ваше предложение.

— Дело в общем-то весьма щекотливое и требует тайны, которую никто не должен узнать. Пока, — добавил он,

Сафрон терпеливо ждал продолжения, боясь спугнуть рассказчика.

— Так вот, Сафониус. Я вам предлагаю перейти залив Камбай и достичь португальской крепости Диу. Слышал про такую?

Сафрон отрицательно качнул головой.

— Ладно, это не так важно. Узнаешь. Так слушай дальше. Там живёт семья помощника коменданта форта дона Лопеса де…

— Что такое де, сэр? — успел вставить Сафрон.

— Это частица, означающая его дворянское происхождение. Так вот, друг мой. В доме этого сеньора живёт вдова, некая донна Патрисия. Весьма почтенная и привлекательная женщина. Муж её погиб примерно с год назад, и она ещё в трауре. Ты понимаешь, что я говорю?

— Почти, сэр. Но продолжайте.

— Эту сеньору надо или склонить приехать сюда, или похитить в случае её отказа. Это тебе понятно, Сафониус?

— Да, сэр.

— Ты сможешь со своими людьми это устроить? Причём, никого не надо убивать без острой необходимости. Только в крайнем случае, если вам самим угрожает смертельная опасность. Но это всё на ваше усмотрение. Главное, чтобы эта сеньора Патрисия была здесь. И вы на несколько месяцев можете жить совершенно беззаботно.

— Мало, сэр, — коротко заметил Сафрон.

— Что мало, — не понял англичанин.

— Плата, сэр. Прибавьте по десять шиллингов, и мы согласны. И то при условии наличия судна и хорошего рулевого и матроса.

Сэр Уэсли задумался, прикидывая свои возможности. Сафрон не стал спрашивать, для кого это надо. Его это не касалось.

— Хорошо, — заметил англичанин без энтузиазма. — Можете начинать работу.

— Судно уже готово для плавания в… Диу?

— Скоро будет готово. Я могу надеяться на вашу серьёзность и честность?

— Конечно, сэр! Как же иначе! Когда к вам прийти, сэр?

— Узнаешь у солдата у ворот. Он тебе сообщит.

Сафрон долго обсуждал предложение Уэсли, и наконец, все сошлись на том, что дело не такое уж сложное, если к нему хорошо подготовиться.

— Мы это сделаем, Сафронушка! — воскликнул Данил и оглядел товарищей. — Ну что скажете, казаки? Берёмся? Я готов, это по мне!

— Коль тот сэр готов нам предоставить всё необходимое, то чего ж не попробовать? — согласился Аким. — Ты, Сафрон, только задаток возьми. Хоть по два этих самых шиллинга. А то ничего вдруг не получится, а мы столько времени и сил потратим. А риск!?

— Вот именно! — воскликнул Гераська и даже встал в возбуждении. — И в случае успеха надо потребовать с него премию. Просто потребовать, Сафрон!

Тот согласно кивал головой, соглашаясь.

Через неделю солдат в воротах опять предложил Сафрону найти сэра Уэсли. Сафрон кивнул и отправился искать того, благо день ещё далеко не кончился.

— Я вас слушаю, сэр, — поклонился Сафрон, войдя в комнату, где находился Патрик Уэсли.

— Хорошо, что ты пришёл не утром, Сафониус. Я всё приготовил. Судно и людей ты найдёшь, в порту. Спросишь матроса по кличке Бородавка. У него на лбу у переносицы большая бородавка, его легко узнать. Он вас знает, и вы договоритесь обо всем.

— Сколько времени вы нам даёте для этого дела, сэр?

Тот подумал немного, прикидывая.

— Думаю, что недели две тебе хватит. В это время ты полностью располагаешь матросами. Но старший всё же Бородавка.

— У кого мне получить всё, что касается того города Диу?

— Бородавка его отлично знает и ответит на все твои вопросы. Он там даже жил несколько лет. Ты можешь ему во всем доверять.

— До скорого, сэр, — поклонился Сафрон и вышел к двери. Там он повернулся и добавил: — Ждите нас, сэр. И мои люди просят премию и задаток.

— Премию могу выделить в случае успешного и преждевременного исполнения дела. А задаток… ладно уж, идите к сэру Джеймсу, ты его знаешь, он наш казначей. Скажи, что я разрешил выдать тебе десять шиллингов. Желаю успеха, Сафониус, и да храни тебя Господь!

Следующий день казаки собирали сведения у Бородавки, знакомились с подходами к порту и всем, что связанно с городом.

Задаток так обрадовал казаков, что они тут же направились в ближайшую харчевню и отвели душу, напившись изрядно и поев самого вкусного, и почти без перца, к которому они привыкали очень трудно.

— Сколько времени понадобится, чтобы пересечь залив? — спросил Сафрон у Бородавки, когда они вышли в море ранним утром.

— При попутном и свежем ветре к трём часам пополудни будем в порту, — ответил Бородавка, стоя на румпеле.

Судно было старым, туземным, с огромным косым парусом на единственной мачте. Поскольку на борту находился единственный матрос, то со снастями надо было управляться всем казакам. Это их не смущало. Палуба была только на корме с двухскатной крышей из бамбуковых стоек и травяной кровлей. Там была тень, и казаки охотно проводили время под этой крышей.

Ветер был слабым, но судно шло довольно ходко. В порт Диу прибыли на полтора часа позже того, что обещал Бородавка.

— Ночь мы проведём на судне, — распорядился Сафрон. — На ночь глядя нет смысла выходить в город.

Бородавка согласно кивнул, и вышел на припортовую площадь купить еды.

— Завтра начнём собирать сведения об этом Лопесе. Узнаем, где он живёт.

— Угу, — безразлично ответил Аким, уплетая ужин из рыбы с рисом и какими-то стеблями, с которыми он ещё не успел познакомиться.

— Поскольку мы не знаем португальского, то пусть этот Бородавка рыщет в поисках Лопеса и его дома, — проговорил Данил. — Мы тотчас засветимся, и нас могут словить, а то и допросить с применением железа и огня. Нужно нам это?

— Само собой, — согласился Сафрон, — Ладно, ложимся спать. Оружие приготовить и иметь при себе. Мы как на войне.

С утра казаки пошли знакомиться с городом, а Бородавка искать дом Лопеса. Матрос остался на судёнышке сторожить.

— Что ты выяснил, Бородавка? — спросил Данил вечером, когда все собрались после утомительного знакомства с городом.

— Дом Лопеса совсем недалеко, сахиб[1]. Дом примерно из пяти комнат, в один этаж. Даже узнал, где комната сеньоры…

— Лучше не называть имён, Бородавка! — воскликнул Сафрон, оглядываясь по сторонам. — Ты, значит, почти всё разузнал?

— До всего ещё далеко, сахиб. Следует разведать все подходы и отходы с добычей. Лодку для этого надо куда-то перевести. Здесь слишком заметно.

— Завтра мы это сделаем. Осмотрим дом, и в сообразности с ним поищем место для лодки не очень далеко. Город ведь маленький. Плохо то, что дом находится в крепости, а ночами ворота всегда закрываются.

— Проверим, как себя ведёт сеньора, — предложил Данил. — Она должна обязательно выходить погулять, и это нам стоит выяснить.

— Сделаем так, ребята, — Сафрон оглядел товарищей. — Один человек будет постоянно следить за домом. Сменяться в разное время, чтобы не заметно было. Это может продлиться несколько дней.

— Пусть Бородавка познакомится со служанками. Ему это легко устроить, — Сафрон сказал об этом матросу. Тот согласился, заметив:

— Это просто и даже приятно. Стоит только утром посмотреть, кто выходит из дома. Можно прямо завтра пораньше.

— Пока это всё, — закончил Сафрон, не рассчитывая, что это будет длиться слишком долго. — Отдыхаем до утра.

Утром все разбрелись по делам, а Данил заступил на пост для слежки. Кроме Бородавки, никто ничего путного за день не подметил. А Бородавка заметил с усмешкой:

— Я своё дело уже сделал. Служанку выследил и познакомился. Там ещё две имеются, но и одной хватит для дела.

— Очень хорошо, — кивнул головой Сафрон. — Одно дело сделали. Теперь многое зависит от того, как скоро Бородавка добудет нужные сведения.

— Такое может произойти в любой день, сахиб.

Через пять дней всё, что надо было узнать казакам, узнали.

— Стало быть, осталось лишь продумать, как похитить сеньору, — молвил Аким.

— Совсем ничего, — усмехнулся Сафрон. — Это-то и есть самое главное для нас. Остальное выеденного яйца не стоит. Лишь подготовка. Куда за эти дни сеньора выходила и с кем?

— Всего один раз, — ответил Данил. — С бабой одной постарше. Прошлись к морю, походили там и вернулись. Правда, зашли в лавку посмотреть украшения,

— Плохо, — сказал Сафрон. — Значит, следующего выхода её можно ждать долго. А похищать из крепости бессмысленно. Нас тут же словят. Будем ждать… Мы должны теперь быть в постоянной готовности. А это довольно трудно. Может, Бородавка через служанку заранее сможет узнать о дне её выхода? Было бы подходяще.

Сафрон переговорил с туземцем.

— Уверен, что это легко сделать, сахиб. Завтра я встречусь с нею и выведаю про её прогулку.

— Это было бы здорово! — Сафрон огладил усы и задумался. — С утра переведём лодку в другое место. Я уже присмотрел такое. Шагах в двухстах дальше.

— Что, если нанять двуколку и пригласить её прокатиться? — сказал Аким. — По-моему было бы хорошо.

— Значит, необходимо и матроса на это брать. Нам с таким делом не справиться, — заметил Сафрон. Белые не перевозят людей. Бородавка, это можно устроить? С матросом?

— И легко, сахиб. Он и так ничего не делает. Как только узнаю день выхода сеньоры, так наймём коляску и будем поджидать. Однако, она может не согласиться с предложением. Что тогда?

— Тогда хватаем её за жабры и силой пихаем в повозку — и ходу! — заявил Данил. — Ждать больше нет смысла. Сколько можно!

Похитители переглянулись, Бородавка вопросительно смотрел на них, не понимая, и Сафрон пояснил.

Бородавка подумал и согласился.

— Пожалуй, это самое лучшее, сахиб. Ждите моего сообщения.

Бородавка уже до полудня нашёл Сафрона, сказав ему:

— Служанка ещё не знает, когда сеньора выйдет погулять. Но она ещё сказала, что та женщина, что сопровождает её, компаньонка, что ли, знает лучше. И я попробую её встретить, когда она выйдет из дома. Это она делает намного чаще. Может быть, даже сегодня.

Однако и вечерам Бородавка ничего не смог сообщить интересного. Компаньонку он не встретил.

Через сутки Бородавка всё же кое-что узнал.

— Она тоже не может точно назвать день прогулки, сахиб. Но уверена, что в среду это должно случиться. Сегодня вторник, значит, завтра всё может произойти, и мы сможем вернуться в Сурат. Здесь нам уже довольно опасно находиться. Португальцы слишком подозрительно на вас посматривают. Я это заметил, сахиб. Будьте осторожнее и поменьше показывайтесь в крепости.

Сафрон забеспокоился и тут же решил спрятать казаков от посторонних и любопытных глаз. Потому тут же распорядился, сказав Герасиму:

— Сам сиди тихо и не высовывайся. Кого наших встретишь — передавай мой приказ в крепость не ходить. Хватит нам и пригорода. Завтра всё может закончиться. Пусть не разбегаются.

Сеньора вышла погулять именно в среду, и об этом Бородавка тотчас сообщил Сафрону с казаками. Те были наготове и ждали этого момента.

— Пошли к крепости, а ты, Герасим, остаёшься в лодке и всё приготовь для срочного отплытия. И смотри ничего не забудь. Воды побольше запаси!

Они прошли от лодки к крепости, и Сафрон оставлял каждого на расстоянии примерно двухсот шагов друг от друга.

— Будьте внимательны и наблюдайте. Вдруг понадобится помощь. Тогда сразу же бросайтесь вызволять наших. Я буду первым в этой цепочке.

Сафрон вошёл в крепость. На него мало кто обращал внимание. Здесь белый человек не вызывал подозрений. Он заметил матроса, сидящего в коляске, запряжённой маленькой лошадью местной породы. Бородавки видно не было.

Прождав с полчаса и постоянно бросая украдкой взгляды в сторону, где могут появиться сеньоры, он раздумывал и прикидывал, как избежать погони в самой крепости?

Наконец матрос сделал знак, что заметил сеньору и слегка тронул пони. Он отказался от одного из желающих прокатиться, и неторопливо следовал за парой женщин, медленно идущих к воротам. Это понравилось Сафрону, и он с видом занятого португальца опередил сеньор и дал знак своим казакам.

Увидел, как они также подали знак задним и те поспешили к лодке, готовя побыстрее закончить приготовления к отплытию. Он обернулся, видя, как матрос уговаривает женщин сесть к нему в коляску. Те отказывались, продолжая медленно шествовать под зонтом, боясь лучей жгучего южного солнца.

Сафрон поспешил на помощь, видя, что события развиваются не так, как хотелось бы ему. Двое белых португальцев стали ругаться с матросом, грозясь отлупить назойливого приставалу.

Сафрон вскочил на подножку двуколки одной ногой, руками быстро схватил сеньору за руку и, не успела она ничего сообразить, как уже сидела на сидении, пытаясь закричать. Но матрос уже нахлёстывал лошадку, и та с места рванула галопом, увлекая коляску вниз к морю. Сзади закричали португальцы.

Сафрон в молчании зажимал рот сеньоре, не слушая воплей оставшейся компаньонки. А сеньора в ужасе рвалась освободиться, но ничего уже не могла сделать.

Несколько минут отчаянной гонки — и они у причала из гниющих досок, где лодка уже была готова к уходу. Парус уже распускался, наполнялся ветром, а причальный трос натянулся, готовый лопнуть.

— Бросай лошадь! — крикнул Сафрон матросу. — Прыгаем в лодку! Я притащу сеньору! Торопитесь! Уже народ собирается, нас покарать!

Он грубо перехватил сеньору за талию и силой, преодолевая брыкание, передал её Данилу. Тот расплылся от удовольствия в улыбке, лапая желанное благоухающее тело.

— На вёсла, казаки! — распорядился Сафрон, едва не забыв про Бородавку, который бежал, не в состоянии догнать коляску.

А народ тоже не собирался просто так уступать сеньору. С палками и шпагами мужчины бежали к пристани, грозя успеть захватить похитителей.

— Пальни в них из мушкета, Данилка! — крикнул Сафрон, и опять зажал рот женщине. Успокоить её он не мог — языка не знал, и лишь что-то бормотал на родном, забыв, что его никто не понимает.

Бородавка едва успел спрыгнуть в лодку, как Аким топором перерубил причальный трос, и лодка тут же пошла по ветру, удаляясь от берега. Грохнул выстрел и редкая толпа притормозила бег, оглашая воздух проклятьями и угрозами. Но лодка уже набрала ход и удалялась, оставив на берегу возмущённую толпу португальцев и ухмыляющихся туземцев.

— Вроде бы улизнули, хоть и не тайно, — проговорил Сафрон, смотря на удаляющуюся толпу людей на берегу. — Как бы погоню не устроили.

— Могут и устроить, да поздно будет, Сафронушка, — заметил довольный Данил. — Здесь нет лодок для этого, а пока они её достанут да всё остальное, мы им уже не дадимся. Да они, узнав, что мы вооружены, вряд ли осмелятся так просто броситься за нами. Но грести надо. От греха подальше.

Данил был доволен и рад приключению. Особенно возможности хоть немного, но подержать в руках такую богатую и нежную сеньору. Он бросал на неё жадные взгляды, и всем стало ясно, что он жаждет её.

Женщина в ужасе таращила глаза, боясь, что с нею смогут сделать всё, и даже надругаться над нею. Сафрон всё же отнял грязную ладонь от её рта и посмотрел на Бородавку, сказав строго:

— Скажи этой гусыне, что ей ничего от нас не будет. Пусть только не визжит, а то будет хуже, И не говори, куда её тащат.

Бородавка старался получше передать слова Сафрона, и женщина, хоть и не совсем успокоилась, остепенилась и затихла, сжавшись на корме, откуда выглядывала, блестя слезами.

В молчании похитители посматривали на несчастную женщину. Она была не столько красива, сколько очень приятна на вид, а глаза её, почти чёрные и немного раскосые по форме, притягивали неотрывно. Всякий, кто смотрел в них, с трудом отводил свой глаз, и долго не мог забыть. Недаром Данил так жадно в неё всматривался.

Она несколько раз обращалась к Сафрону, видя в нем старшего, но тот только пожимал плечами, давая понять, что ничем не может помочь и даже не понимает, чего она хочет от него.

Тем временем день клонился к завершению, а лодка находилась далеко от залива в Сурат. Сафрон начал нервничать. Обратился к Бородавке за советом и тот с неохотой ответил:

— Понимаю, сахиб. Но я смогу и ночью довести лодку до места. Лишь бы море не подкинуло какой каверзы, что вполне возможно.

— Ты что-то знаешь или чувствуешь? — насторожился Сафрон.

— Ничего вроде бы нет, а на душе неспокойно. А это не к добру.

— Сколько времени идти до залива?

Бородавка поглядел на небо, на закатное солнце, на птиц, что летали у моря и ответил:

— Часа через три может усилиться ветер, сахиб.

— Что это значит? — не унимался Сафрон, понимая, что туземец волнуется.

— Может начаться шторм, сахиб. Но он, если и начнётся, то не раньше утра.

— И что нужно предпринять? Лодка ведь такое судёнышко, что даже свежего ветра может не выдержать. Мы на середине залива. А он широкий.

— Если откровенно, сахиб, то я бы посоветовал повернуть к берегу и там постараться укрыться, переждать. Мы ближе к северному берегу, и туда же ветер задувает. Так мы быстрее дойдём до укрытия.

— Тогда чего ты ждёшь? Поворачиваем уже сейчас! Мы не имеем права рисковать. С нами добыча, а она стоит дорого. Разворачиваемся!

Матросы поворачивали тяжёлый рей, рулевой выправлял курс, и лодка с креном на правый борт быстро понеслась к берегу. Он едва виднелся на горизонте темной полосой.

Как и предполагал Бородавка, ветер уже часа через два начал усиливаться. Лодка уже неслась в брызгах, изредка черпала воду низким бортом. Женщина сжалась в страхе, кутаясь в покрывало, которое вовсе не защищало от брызг и пены, уже носящейся в воздухе.

— Что-то рано ветер посвежел, — проговорил Бородавка и тревожно посматривал на небо. Там уже появились рваные облака, несущиеся на северо-восток.

— Можем не успеть найти укрытие? — спросил Сафрон со страхом в голосе. Боялись все, лодка ведь никак не могла в шторм обеспечить безопасность людей.

— Может, погрести малость? — прокричал Аким, готовый сделать что угодно, лишь бы быстрее дойти до берега.

— Только весла поломаем и руки тоже, — прокричал Бородавка и приказал убрать слабину левого шкота. — И пора парус приспустить, а то можем легко лечь на бок — и поминай, как звали!

Парус приспустили, пришнуровали верхнюю часть к рею, отчего лодка перестала опасно крениться.

До берега оставалось не больше трёх миль, а ветер хоть и медленно, продолжал крепчать, грозя перерасти в штормовой. Герасим почти потерял дар что-либо понимать, кроме возможной гибели в пучине морской. Этого он больше всего боялся. Смертельно боялся глубины моря и одно представление, что там может быть, ужасала его сухопутное сердце.

Используя благоприятный ветер, Бородавка направлял лодку точно на север, что уменьшало расстояние до земли, сохраняя надежду на успех.

Вскоре он даже заулыбался, когда вдали увидел косу, выступающую мили на две в море, а за косой море было намного спокойнее и безопаснее,

— Молите богов, чтобы нам удалось зайти за косу! — прокричал Бородавка.

Казаки, женщина и туземцы не заставили богов ждать и тут же стали возносить молитвы с просьбами снизойти до несчастных грешников и не позволить им погибнуть в самой близости от тверди земной.

Однако Бородавка сам стоял за румпелем и довольно хладнокровно направлял лодку куда следует, внимательно следя за курсом и волнами. Матрос наготове ждал команду подтянуть ту или иную снасть, чтобы избежать катастрофы. Казаки дружно вычерпывали воду, и лишь сеньора, скрюченная на дне лодки, беспрестанно шептала молитвы и осеняла себя крестным знамением. Она была уже вся мокрая и дрожала от холода. Данил заметил это и накрыл её своим кафтаном, а сверху куском паруса. Она даже не обратила на это внимания, и лицо казака исказилось гримасой недовольства.

Наконец лодка миновала крайний язык косы и вошла под её прикрытие. Море здесь было намного спокойнее, и все с облегчением вздохнули.

Не прошло и четверти часа, как люди высадились на песчаную отмель. Чуть дальше трепались на ветру кокосовые пальмы, роняя орехи и шелестя жёсткими листьями. Волны накатывались на отлогий песчаный берег уже не так грозно.

— Бородавка, здесь нам ничего не угрожает? — спросил Сафрон, осматривая пустынный берег.

— Всякое может быть, сахиб. Тут ни за что нельзя поручиться. Очень много различных почти независимых княжеств и все они только и ждут, когда сосед ошибётся или потеряет осторожность. Потому следует быть очень внимательным и готовым к любым неожиданностям.

— Сафрон, кажись дождь собирается хлынуть, — заметил Аким, поглядывай на небо, готовое разразиться ливнем. — Может, лодку вытащим подальше и перевернём, пока можно это сделать? Всё затишнее будет. Гляди, наша птичка дрожит от холода и страха. Давай, а?

Сафрон согласился, и все дружно напряглись и подвинули лодку шагов на пять выше линии волн. Перевернуть оказалось делом полегче. Нашли старые чурбаки, подложили под нос и можно залазить, благо песок был ещё сухой. Ветер дул в корму и внутри было тесно, но относительно тихо и значительно теплее.

— Костерок бы запалить, — мечтательно молвил Гераська. — Обсушиться хорошо бы. Продрог я, да и вы все, казаки.

— Дождь уже начинается, — ответил Аким грустно. — С костром не получится.

И верно. Крупные капли забарабанили по днищу и через минуту страшный ливень обрушился на лодку. Всюду стало мрачно, видимость сильно уменьшилась.

Казаки старались насыпать песчаные валики, чтобы вода не проникала под лодку. Получалось, но плохо. Вскоре и внутри лодки было мокро, зато сверху не текло.

Данил старался как-то помочь женщине избежать мокроты, согреть и прижал её к себе, хотя сам был мокрым и холодным. А она вяло сопротивлялась, но позволила себя приголубить. По-видимому, она в этом сильно нуждалась.

Люди могли лишь сидеть под лодкой или лежать. Было неудобно, но терпимо. Они не разговаривали, слушая шум дождя и завывание ветра.

---

[1] Сахиб — вежливое название европейца в колониальной Индии, а также форма обращения к нему, а также к мусульманам-индийцам.

Глава 8

Шторм с периодами сильнейшего ливня продолжался почти три дня. Всё это время несчастные люди сидели под лодкой, пережидая непогоду. Сеньора начала кашлять, все признаки были того, что она простудилась,

— Надо огонь иметь, Сафрон, — заметил Данилка, кивая на женщину. — Она постоянно мокрая и изредка просыхает, и то на час-другой.

— Хорошо бы, да как с этим управиться? Льёт почти беспрестанно.

— Мы уже целый день тут сидим. Вполне можно было бы за это время подумать об этом. Напоить бы её хоть горячей водой. Я займусь этим.

— Гераська, иди помоги ему, — приказал Сафрон, а Бородавка понял о чём у них разговор и тоже вызвался помочь.

Переждав дождь, вышли из-под лодки и стали спешно сооружать крышу на шестах. Нарезали травы, пальмовых листьев и за полтора часа всё было готово.

С костром было хуже. Всё сырое, найти сухие дрова оказалось делом невозможным.

— Придётся подождать, пока хоть чуточку подсохнет трава, — молвил Гераська и разложил пучки травы под лодкой.

— Этак почти половина лодки под крышей, — радовался Сафрон, уже утомлённый сидением. — Ещё бы постелить вроде пола из жердей. Они просохнут, и будет уже лучше.

Данилка тотчас отправился выполнять совет Сафрона. Уже в ливень, весь мокрый и слегка замёрзший, он в тесноте стал настилать пол, вбив в песок колья с рогульками для поперечин.

Тем временем трава чуть подсохла и Бородавка и Гераська стали высекать огонь, а потом долго раздували труты, пытаясь поджечь траву. Это удалось нескоро, но всё же под лодкой затеплился огонёк, с трудом преодолевая сырость.

Дым ел глаза, но тепло всё же пошло. Опасались за нехватку дров. А дождь продолжал лить, как и ветер бушевать. Море грохотало, облизывая песчаный берег, пытаясь добраться до людей. Но сил на это не хватало.

Сеньора безучастно наблюдала за работами и покашливала. Она сильно осунулась и выглядела совсем не так привлекательно и соблазнительно.

Наконец настил из почти сухих трав и листьев был готов, и Данила жестами показал ей, что это её место. Она не спешила, плохо понимала, но всё же ей досказал Бородавка, и она легла на этот низкий настил. Сырой песок немного не доставал до настила и тепло костра постепенно высушивало траву.

— Бородавка, скажи ей, чтобы встала, мы положим туда свои кафтаны и кусок паруса, — предложил Сафрон, видя, что женщине не очень удобно.

Тот долго пояснял ей, пока она поняла и не позволила это сделать. Теперь она лежала, и по лицу её разлилось удовольствие.

— Костёр достаточно окреп и можно согреть ей горячей воды, — заметил Гераська, проникший к ней состраданием. — Я сделаю это сам.

Он нацедил из меха немного воды, которой было очень мало, и повесил над огнём. Котелок скоро вскипел и мужик жестами показал сеньоре, что это для неё.

Она осторожно взяла, боясь обжечься, и стала пить маленькими глотками с явным удовольствием. А Аким сказал серьёзно и деловито:

— Воды осталось мало, я пошёл собрать кокосовых орехов. Хоть так будет чем утолить жажду. Их нападало много.

Он вылез и под ливнем стал собирать орехи в кусок паруса. У лодки разделся, выкрутил всё мокрое и улыбался, поняв, что можно было это сделать раньше, но, видно, стеснялся женщины.

Ночью сильно похолодало, и костёр оказался отличным спасителем от холода. Данил собирал дождевую воду при помощи паруса, и просто выставив котёл под струи. Он наполнялся через час.

Наконец проглянуло солнце, небо стало голубеть и очищаться от туч. Ветер поменял направление и неторопливо слабел. Настроение всех улучшилось.

— Три дня прошло, как мы тут сидим, — грустно молвил Сафрон. — Хорошо бы завтра пуститься в путь. Бородавка, мы за день сможем дойти до места?

Тот утвердительно кивнул.

— Отсюда до Сурата намного ближе, чем от Диу. Так что путь не будет таким уж долгим. Посмотрим, как волнение на море. Даже если мы выйдем к полудню, то можно рассчитывать до темноты достичь города. Если не успеем, то не беда. В заливе волнение и ветер будут намного слабее. Он слишком узок.

Как и предполагал Бородавка, волнение утром было ещё сильным и они ждали тишины, просушивая лодку и осматривая её. Даже прорыли канал в десять шагов, чтобы легче было стащить лодку в воду.

— Еды у нас нет, ребята, — заметил Аким. — Хорошо бы пополнить запас хотя бы орехами. Всё что-то будет. Гераська, пошли собирать орехи.

Через час они прибежали и с волнением закричали:

— Мы видели людей. Троих! Они очень воинственно к нам отнеслись и мы тут же побежали сюда! — это кричал Аким, а Гераська с трудом дышал. — Они легко найдут нас и могут привести с собой много людей.

— Осмотреть оружие, всё просушить и приготовиться, — заторопился Сафрон.

— А если их будет очень много? — спросил, отдышавшись, Герасим.

— Скоро они не появятся. Часа два у нас есть, а к тому времени море немного успокоится. Рискнём и уйдём морем.

Сафрон переговорил с Бородавкой, но тот неопределённо пожимал плечами. Прошло два с лишним часа, и появились местные индусы, числом не менее сорока человек. Все были вооружены палками и домашними орудиями.

— Бородавка, спроси, что им от нас нужно? Мы ведь уже собирались уйти в море. Скажи им об этом.

Туземец долго кричал им, они ему, и наконец, все успокоились и сели поближе к лодке и стали ждать.

— Чего они не уходят? — с беспокойством спросил Сафрон.

— Я им сказал, что через час мы уйдём, вот они и ждут.

— Как они определят этот час?

— Всё приблизительно, сахиб. Как солнце или тень достигнет чего-нибудь, мы должны уходить. Эти люди очень нелюбят белого человека.

Казаки с нетерпением поглядывали на море. Оно продолжало волноваться и успокаивалось медленно. Но время подходило, туземцы тоже проявляли нетерпение, и казаки вынуждены были общими усилиями столкнуть лодку в море. Волны тотчас закачали её, гребни забрасывали внутрь воду.

— Данил, хватай сеньору на руки и в лодку неси. Сама она не сможет! — Сафрон даже подмигнул другу. — Смотри не урони, волна может сбить с ног!

— А ты поддержи, коль так радеешь за неё! — тоже усмехнулся казак.

Ей пришлось ухватить Данилу за шею и судорожно сжать. Волна легко могла её окатить, но Данил держал женщину высоко и лишь немного брызг смочили подол платья, уже изрядно замызганный и даже чуть порванный.

Аким сторожил с мушкетом, опасаясь внезапного нападения, но всё обошлось. Матрос с Герасимом подняли парус, он расправился под ветром, лодка пошла в море, набирая ход. Туземцы довольно кричали, провожая непрошеных гостей.

Прошёл час, а море продолжало волноваться. Матрос с Бородавкой с трудом избегали сильного крена и опрокидывания. Опять все были мокрыми, и лишь сеньора сидела под тентом и со страхом взирала на волны, готовые опрокинуть лодку.

— Все идёт хорошо! — подбадривал всех Бородавка. Ещё три-четыре часа — и мы у входа в залив Сурата. К тому времени и море успокоится.

Сафрон с надеждой поглядывал на этого туземца, но страх и у него так сильно угнездился в нём, что никак не мог от него освободиться. Руки сами судорожно хватали борт или снасть и не отпускали. А Герасим и вовсе с трудом держал себя от воплей и причитаний. Лишь Данил держался бодро, часто заглядывал к сеньоре и подбадривал её улыбками и жестами.

Наконец вошли в залив и в сумерках, что было кстати, подошли к причалу. На рейде и у причала стояли суда. Были и два корабля компании, но остальные — местные и арабские, что пришли сюда торговать.

— Спешить не будем, — тихо молвил Бородавка. — Пусть темнота полностью покроет всё. Вдруг кто полюбопытствует. Сидите здесь, а мы с сахибом отправимся к хозяину. — И он приглашающе кивнул Сафрону.

Уэсли с осуждением встретил прибывших, но плотно прикрыл дверь и тут же спросил нетерпеливо:

— Что так долго? Я уже беспокоиться начал.

— Сахиб, нас на полпути застал шторм. Пришлось искать укрытие. Три дня отсиживались. Могли и вовсе сгинуть. Сегодня едва смогли отвалить. Волнение держится долго. В океане шторм продолжается, наверное.

— Привезли?

— А как же, сэр! — ответил Сафрон, выступив вперёд. — Ждём ваших указаний. Не рискнули сразу привести. Как поступить, сэр?

— Хоть на это хватило ума, — буркнул Уэсли, подумал малость и молвил: — Сюда нельзя её. Я приготовил домик в городе. Бородавка знает. Ведите туда.

— А вы, сэр?.. — спросил Сафрон, думая о награде.

— С вами, Сафониус, всё обговорим завтра. Сегодня времени нет. Идите и постарайтесь не привлекать внимание. Лучше нанять коляску.

На следующий день Сафрон появился у Уэсли, но тот сделал вид, что сильно занят и попросил прийти завтра, добавив:

— У меня прибавилось хлопот и лучше тебе прийти завтра. Уверен, что это не обидит тебя.

Сафрон не осмелился протестовать, но поведение англичанина настораживало, и об этом он счёл нужным сказать друзьям.

— Ох уж эти чужаки! — молвил Аким в бороду. — Вечно стараются что-то не по договору. Как бы не надул нас, стервец!

— Пусть только попробует! — воскликнул Данил и пригрозил кулаком. — Просто так мы ему ничего не простим. Так рисковать — и не получить обещанного?

— Погоди ты! — остановил друга Сафрон. — Ещё ничего не известно, а ты уже кипятишься. Подождём малость.

— Да уж, конечно. Что ж делать? — Данил не хотел успокаиваться и Аким в молчаливой гримасе выражал поддержку.

— Хотелось бы мне знать, зачем он послал нас добывать эту бабу? — подал свой голос Герасим. — Себе, так не очень похоже. Может, нашему резиденту? Я лишь раз его и видел здесь. Важная птица, наверное.

— Какая разница! — вспылил Сафрон, не желая продолжать бесполезный разговор. — Лишь бы денежки выплатил. Да с работой помог бы.

— Я тут понаблюдал, казаки, мало кто из белых людей бедствует. Значит, как-то устраиваются здесь на тёплых местах, — и Данил вопросительно посмотрел на товарищей. — Вот бы нам так, да где там! Мы ведь не английцы!

— В том-то и дело, друг мой Данилка, — вздохнул Сафрон, понимая того. — Я бы не прочь попробовать тут какое дело заиметь. Хоть на службе у компании.

— Да у этой компании дела совсем плохи сейчас, — заметил Аким. — Местные князья и владетели дюже прижимают наших английцев. Да ещё пираты разбой на море устраивают. Говорят, эти разбойники житья никому не дают. А мы так ни разу с ними и не встретились. Чудно!

— Море большое, а судно какое? — и Данил вздохнул, вспомнив сеньору. Она часто возникала у него перед глазами, будоражила воображение и мечты. Казаки знали про его страдания, посмеивались над ним, но злить не решались, зная довольно буйный нрав друга.

Лишь через четыре дня сэр Уэсли с трудом, но выплатил казакам обещанные деньги. А на прощание спросил таинственно:

— Я могу на вас рассчитывать дальше, казаки?

— Вполне, сэр, — бодро ответил Сафрон, но добавил: — Однако, нам совсем не по душе такая проволочка с выплатой за работу.

— У каждого могут возникнуть свои трудности, Сафониус. И у меня как раз было такое время. Надеюсь, оно уже не повторится.

— Мы готовы, сэр. Только побыстрее давайте работу. А то мы уже подумываем попытаться устроиться на компанейское судно матросами и уйти в Европу.

— Хорошо, что предупредили, — слегка забеспокоился Уэсли. — Можно подумать и о следующем задании. Оно у меня намечается.

— Мы подождём, сэр.

— Ты мне не очень распространяйся насчёт этого английца! — говорил Аким. — Мне он совсем не нравится. Скользкий какой-то, словно уж. Обязательно обманет, а потом доказывай…

Сафрон не ответил, но понимал, что в этих словах кроется некоторый здравый смысл и опасение.

Они со смешанным чувством сожаления и надежды проводили компанейский трёхмачтовик, уходящий в Англию. Аким вздохнул чуть не горестно, а Сафрон попытался его успокоить, проговорив примирительно:

— Наш англиец ведь обещал дело, и прибыльное. Так что можно и повременить с кораблём. Тут они случаются не так редко. Успеем на следующий.

— Этот уж больно мне понравился, — оправдывался Аким. — Но ладно, можно и подождать. Особенно, если плату положит приличную. Не как первый раз.

Вскоре сэр Уэсли через солдата пригласил Сафрона опять к себе на разговор, и казаки воспрянули духом.

— Ты не опоздай, Сафронушка, — молвил Аким, с надеждой поглядывая на друга.

— Посмотрим, чего ему теперь от нас понадобилось. Тут легко и обмануть и местного, не то, что нас. Мы вообще тут чужие и никто с нами считаться не собирается. Спасибо, что хоть крышу над головой дали.

— Сомневаюсь, что мы должны благодарить, — заметил Данил. — Сколько мы услуг предоставили им, а ещё укрепляем эту крепостцу. Народу тут с гулькин хвост, а мы люди военные и сможем что-то сделать для них. Вдруг кто из местных князей вздумает напасть сюда. А у них народу хватает, не то, что у английцев. Тут и двух десятков трудно набрать, разве что слуг заставить. Да какой с них воин?

— И то верно, Данилка, — вздохнул Сафрон, раздумывая над завтрашним разговором с Уэсли. Аким подлил в голову каплю сомнения и теперь на душе скребли кошки. Неприятно стало.

Он шёл к Уэсли со смешанным чувством надежды и недоверия. Но последнее постоянно отодвигалось на задний план, уступая надежде. С нею легче было жить в этой незнакомой и непонятной стране.

Уэсли не оказалось на месте. Это даже немного обрадовало Сафрона. Ему совсем не хотелось получать от него новое задание. Оно обязательно будет сомнительного свойства, если не считать, что просто преступным, и здесь, в Сурате, им очень легко попасть в переплёт, из которого трудно или невозможно выбраться. Кто они такие, чтобы надеяться на чью-то помощь? Уэсли только может обещать. Сам он преследует лишь свои корыстные цели, давая им крохи. И все такие мысли проносились в голове Сафрона, и он постоянно испытывал смутное ощущение опасности.

Всё же вечером Уэсли сам нашёл Сафрона, и у них состоялся трудный разговор.

— Сэр, мы так мало знаем про всё это здесь, что я сомневаюсь, что у нас с вами что-то получится, — Сафрон мялся, не решаясь принять предложение Уэсли.

— Я вам всё предоставлю, Сафониус. Вам останется лишь выдать себя за голландцев. Вас научат нескольким словам, и вы это будете выкрикивать, проводя свои действия. Даже убивать никого не надо будет. А всё ценное можете забрать себе в качестве компенсации за риск.

— Вы уверены, что нам удастся справиться с таким трудным делом, сэр?

— У вас будут помощники и отличные. Вспомни, как прежнее дело хорошо у вас получилось. Я вами доволен и рассчитываю и в будущем не оставлять своим вниманием и… щедротами, — усмехнулся англичанин.

— Как обычно, сэр, мне надо обсудить это с товарищами. Без этого ничего не могу обещать, сэр.

— Только поторопись, Сафониус. У нас туго со временем. Скоро португальцы должны уйти домой. Я жду тебя завтра примерно в полдень. Будь непременно.

Сафрон поклонился, храня внутри недовольство своими уступками.

— Что тут такого, Сафрон? — вскричал Данил, выслушав рассказ друга. — Если всё, как он говорит, то я согласен принять его задание. У нас уже есть некоторый опыт, а это очень важно. Мы справимся, тем более что и помощники будут.

— А мне это не по душе, Данил, — серьёзно отвечал Сафрон. — Я не уверен в успехе и даже побаиваюсь. Через неделю португальцы уходят к себе, а за это время подготовиться очень трудно. Вряд ли английцам удастся задержать их хотя бы на день.

— Сколько хоть обещает заплатить? — спросил Герасим.

— Самое меньшее две сотни шиллингов.

— На всех? Даже и так для нас будет хорошая плата, — Герасим алчно облизал губу и почесал бороду. — Вот лишь слова вряд ли я смогу выучить за такое короткое время. А это очень надо, как я понял.

— Не всем же надо орать их, — вставил Данил. — Я, например, берусь запомнить и выучить за такие деньги что угодно и тут же! Соглашайтесь, казаки!

После долгих споров всё же поручили Сафрону заверить Уэсли, что они согласны выполнить работу при условии задатка.

— И не менее половины всей суммы, — опять настаивал Герасим. — Иначе я и пальцем не шевельну. Хватит того, что прошлый раз за нос водил!

Уэсли был доволен и тотчас поведал Сафрону, что надо сделать дополнительно для обеспечения дела.

— У вас будет судно с сильным вооружением. С пушками вы знакомы?

— Один был раньше пушкарём одно время, остальные вполне сведущи, сэр.

— Отлично. Команда человек двенадцать. Все туземные моряки, но немного похожи на европейцев. Потом их ещё подкрасят. Вам надо запомнить несколько фраз на голландском, и этим всё и ограничится. Главное, чтобы была видимость ограбления, но никого не надо убивать. Они все нам нужны живые.

— Странное задание, сэр, — счёл нужным заметить Сафрон.

— Этот план не я разрабатывал. Вы лишь будете следовать инструкции. А в этом положитесь на меня. Ограбите судно — и возвращайтесь, но не напрямую, а в другую сторону, Для отвода глаз, понимаешь, Сафониус?

— Да, сэр. Хоть и не могу уяснить, зачем всё это.

— Это тебе и не надо знать. Чем меньше будешь знать, тем лучше для вас. И ещё, Казак Сафониус, — очень серьёзно заметил Уэсли. — Все бумаги надо забрать и предоставить мне. По прибытии, конечно.

— Что за судно у них будет, сэр?

— Небольшой двухмачтовик, и я гарантирую его слабый ход. Только перед вашим выходом я тебе и капитану дам последние инструкции о маршруте. И ты своим поменьше рассказывай о подробностях. Это ни к чему нам всем. Какие у тебя будут вопросы?

— Один, сэр. Мои люди требуют задаток в размере половины договорённой суммы. Без этого они не смогут взяться за такое дело.

Уэсли сделал недовольное лицо, подумал и ответил с расстановкой:

— Я на такое не рассчитывал, Сафониус. Полагал, что достаточно будет двадцати шиллингов. Ты хорошо сделал, что заранее предупредил. Я подумаю и поговорю с начальством. Без него ничего не получится.

— Смотрите сами, сэр. Я честно предупредил. — И Сафрон поклонился и вышел.

Услышав отчёт Сафрона, казаки единодушно признали, что этот англиец очень ненадёжный тип, и с ним трудно будет договориться.

— И ты не уступай, Сафрон, — говорил Аким строго. — Пусть раскошеливается.

— Я так и предупредил, — заявил Сафрон. — Мне тоже не очень нравится, как он себя держит. А дело поручил нам очень опасное и серьёзное. А на море у нас обязательно будут промахи. Так что надо постараться и остаться живыми.

— А что такое, Сафрон? — спросил Данил обеспокоенно.

— А то, что никого не надо убивать, а только забрать всё ценное и бумаги. Так что из-за одного этого наш риск увеличивается. Вдруг они сумеют нас обстрелять, и мы просто вынуждены будем применить оружие.

— Да чёрт с ними, Сафрон! — воскликнул Данил. — Главное, нам надо добыть бумаги для английцев и ценности для себя. Остальное, как получится. Правдоподобней будет выглядеть. А так любой заподозрит подвох.

— Всё верно, Сафронушка, — проговорил Данил. — Молодец! Соображает!

— Ладно, казаки, — согласился Сафрон. — Посмотрим, как там получаться будет. Коль жизням нашим будет что угрожать, так мы не будем сидеть, сложа руки. На то мы и казаки. Готовьтесь, ребятушки.

Дня за два до выхода в море казаки нашли судно, стоящее на внешнем рейде в ожидании приказа выйти в море. Судно небольшое, а Сафрон, вернувшись с него, заметил уважительно:

— Пять пушек на нём, оружия много и наряда хватает. С командой не познакомился. Всего-то капитан да помощник с кашеваром на борту. Ждут остальных. Мне показалось, что судно хорошее. Двухмачтовое и должно быть быстроходное. Спросил капитана о маршруте, так он хотел у меня о том же спросить.

— Одни тайны! — воскликнул Данилка, — А за это надо ж дополнительно платить нашему английцу. Да он зело жаден.

— А кто знает о той сеньоре, что мы привезли? — спросил вдруг Аким и посмотрел на Данила.

— Откуда нам всё это знать, — ответил за всех Сафрон. — То тоже тайна, да не про нас. И нечего даже вспоминать об этом.

— Верно гутаришь, Сафрон, — мрачновато заметил Данилка.

Уэсли пригласил Сафрона за день до выхода в море и вручил тому тридцать пять шиллингов, заметил скромно:

— Прости, но больше мне не удалось найти. Но я выплачу остальное и даже с процентами. Клянусь!

— Что за проценты? — не понял Сафрон,

Тот терпеливо пояснил и Сафрон, мало что поняв, согласно кивнул. А Уэсли помолчал немного, добавил:

— Завтра вы выходите в море, я вас провожу на рассвете. Там окончательно ты и капитан получите все остальные инструкции. Удачи!

Казаки с вечера погрузились на судно. Команда тоже была там — все индусы, но не здешние. Лица светлее, бороды короткие или бритые с усами. Глаза тёмные, неприятные, внушающие опасение и беспокойство. Все вооружены европейским оружием и находились в таких же одеждах, весьма расхлыстанных и неопрятных, как и положено, видимо, пиратам. И по этому поводу Сафрон с усмешкой заметил своим казакам:

— Вот мы и стали пиратами, казаки. Опыт приобретём не от нападения на нас, а нападём сами. Я ещё с капитаном поговорю, а вы не забывайте бубнить те слова, что вам неделю назад сказали. И получше твердите, а то забудете в суматохе, и всё пропадёт даром.

— Нам без разницы, Сафрон, — отозвался Данил. — Но так и быть! Повторю.

— А эти местные или откуда они, тоже бубнят немного слов. Подходящих в таких случаях, — засмеялся Аким, с интересом оглядывая судно и команду. — А капитан наш белый. Англиец, думаю. Он тоже те слова гутарит, что и мы! Команды разные шепчет. Тоже учит, да ему легче. Слыхал, что эти два языка немного схожи. Как наш и польский.

— Значит, не только с нами этим занимались, — согласился Сафрон с уважением. — Надо будет с капитаном получше запомнить и выучить разные команды. Вдруг не поймём и попадём пальцем в небо!

— Завтра наш англиец появится на борту проводить нас? — спросил Аким.

— Волнуется, — ответил Сафрон. — Обещал проводить и дать последние инструкции на действия в море и вообще…

За кружкой вина Сафрон беседовал с капитаном в крохотной каюте, делясь мыслями относительно предстоящего дела.

— Я так понимаю, что никто пока здесь ничего определённого не знает, — с усмешкой сказал капитан. — Не доверяют. Да и правильно делают, коль дело в тайне требуется хранить. Компания сейчас в трудном положении и делает попытки укрепить своё положение здесь, любыми, кстати, способами.

— Голландцы мешают, капитан? — спросил Сафрон, подбирая слова и коверкая их, как только мог.

— Эти у нас главные конкуренты. Понахватали всего тут, а наши купцы припозднились, да теперь желание имеют наверстать упущенное. Плохо получается.

— И мы все призваны помочь компании?

— Вроде того, Сафониус. Твои люди хорошо с оружием управляются?

— Воины. Правда, один крестьянин, но уже участвовал в схватках и не должен опростоволоситься. Хотя моря побаивается. Всю жизнь на земле работал.

— Понятно. Мои родители тоже были на земле, пока не разорились. А я вынужден был уйти в море юнгой. Теперь мне за пятьдесят, а я только капитан на этом судёнышке. Если хорошо проведём дело, есть надежда на повышение.

— А нам бы хотелось поскорее на свою землю вернуться. Долгие у нас скитания вышли. Тоскуем.

— Слышал, вы с Руси?

Сафрон кивнул, а англичанин сказал:

— Слышал раза два про вашу страну. Наши корабли ходят иногда в ваш город на Белом море. Забыл, как называется. Говорят, что торговать с вами достаточно выгодно, и товар ценный, особенно меха и воск.

— Я даже не слыхал про такое море, капитан. Мы на юге живём. На Дону. У нас, казаков, это главная река. Слыхал?

Капитан отрицательно качнул головой, молвив скупо:

— Выпьем! — и поднял кружку в знак согласия и приветствия.

Чуть свет на палубу взобрался недовольный ранним подъёмом сэр Уэсли. В молчании осмотрел судно, готовое отвалить в сторону залива. Поманил капитана и Сафрона в каюту.

— Капитан, никаких бумаг тебе не даю. Всё на словах. Для верности, — и у капитана дёрнулась голова в знак понимания. — Слушайте внимательно. Побольше шума, поменьше выстрелов. Только слова на голландском — и не вздумайте ни в коем случае ошибиться. Лучше молчать вовсе. Все выучили?

Капитан с Сафроном поторопились подтвердить.

Потом Уэсли уединился с капитаном, и Сафрон понял, что они уточняют и выверяют маршрут и всё, что связано с возвращением назад. Он также понял, что ему это знать не обязательно. К тому же он всё равно ничего не смыслит ни в береговой линии, ни в морских картах и навигационных приёмах.

— Итак, друзья, — ободрил англичанин на прощание, — желаю вам поскорее и без потерь вернуться назад и выполнить поручение. Учтите, что в случае неприятного стечения обстоятельств, никто не должен упоминать нашу компанию или факторию. И вообще об англичанах.

Капитан и Сафрон согласно кивали, кланялись, и Уэсли заторопился покинуть судно. На нём уже матросы крутили барабан шпиля, выбирая якоря. Другие тянули снасти, ставя паруса, используя утренний бриз.

Сафрон с Данилкой осмотрели пушки. Все были девятифунтовые и для такого маленького судна они казались весьма внушительными. Мушкетов было около пятидесяти и пистолетов не менее пятнадцати, не считая тех, что постоянно носил капитан с помощником и все казаки. Холодное оружие аккуратно сложено в одном месте, готовое к применению.

Капитан не собирался посвящать казаков в свои действия, и казаки даже были довольны этим. Их дело — оружие и схватка со стрельбой.

— Прошло уже двое суток, как мы в море, а ничего не происходит, — довольный таким поворотом дела Сафрон.

— Хоть бы и дальше так же было, — говорил Герасим и поглядывал с опаской на горизонт, где ожидал парус. И вскоре он его заметил.

— Эй вы! Парус на горизонте! Что за судно может быть здесь?

Капитан тотчас приставил окуляр подзорной трубы к глазу и со всем внимание всматривался в далёкий парус. Отложил трубу, поманил Сафрона к себе.

— Этот, кажется, наш, Сафониус, — и указал на виднеющийся парус. — Можно без спешки готовиться к встрече. Внимание не привлекать своими приготовлениями. Не суетиться. Пушки зарядить порохом, а дальше будем ждать. Позже виднее будет, чем стволы забивать — картечью или ядрами.

— Матросы тоже должны участвовать в захвате.

— Само собой, Сафониус. Вас слишком мало для этого.

Данилка примерно через час, когда стало ясно, что капитан не ошибся, предложил свой план, заметив:

— Что, если мы все спрячемся под фальшбортом, а туземные матросы будут работать на палубе и мачтах. Подумают, что это арабское или туземное судно. Уверен, что так мы легче добьёмся успеха. Туземцев меньше боятся.

— Хорошо, Данилка. Пойду скажу капитану, что он скажет.

Капитан выслушал, подумал и согласился, заметив:

— Хорошо бы пушки замаскировать и порты. Развесить по бортам связки канатов и паруса, вроде бы для просушки. Сделаем?

— Плёвое дело, капитан. Распоряжусь, пока твои матросы выполняют команду для манёвра.

Солнце перевалило за полдень, пекло ужасно. Полуголые матросы проворно выполняли все команды, а казаки лежали в тени под фальшбортом и в щели наблюдали, как суда сближаются без признаков враждебности. Капитан просто направлял судно наискосок, стремясь подрезать бушприт португальского судна.

Это было медленно, и по всем расчётам, как и казаки поняли, их судно должно пройти далеко за кормой, но ветер оказался благоприятным и сближение не займёт много времени.

— Что-то на португальце никто не беспокоится, — говорил Данил, кивая Сафрону. — Неужели наш план может помочь нам?

— Мы для них не представляем угрозы, — сделал предположение Сафрон. — Так бы и дальше было. Страсть как не охота ввязываться в бой. Боязно воевать в море, непривычно как-то.

— Один черт! — пренебрежительно молвил Данил. — Война, она везде война и разницы почти никакой. Одинаково где помирать.

— Не, Данилка! Страшно, когда тебя опустят в пучину морскую. Не то, что в землю. Бр-р-р!

— Привычка, Сафрон. И больше ничего! Лучше не думать ни о чём таком.

— Ладно уж! Повтори лучше слова, что кричать можно.

Прошло немного времени и казаки вдруг заметили, что капитан и не думает разворачивать судно вдогонку. А оно удалялось, нисколько не обеспокоенное встречей.

— В чем дело, капитан? — спросил раздражённо Сафрон, указал на ушедшее судно и в недоумении ждал ответа.

— Сейчас нападение было бы слишком рискованным, Сафониус, — капитан кивнул на судно и добавил: — Ты не мог заметить, а я наблюдал его. Оно сильно вооружено и его команда значительно сильнее нашей. Мы просто не смогли бы ничего сделать.

— Тогда что и как мы сможем выполнить задание?

— Только ночью. Ему до места ещё почти сутки идти, у нас будет время для захвата. Так что готовим ночное нападение. Это даст нам возможность захватить португальцев и сохранить свои жизни.

— Ты знаешь хоть португальский, капитан?

— Не очень, но знаю. Достаточно, чтобы приказать им сдаться и выложить все ценности, какие имеются на судне. Этого достаточно для дела.

Перед сумерками капитан изменил курс и вскоре пошёл параллельным, медленно сближаясь и следя за меркнувшими парусами на горизонте,

— Мы его не потеряем в темноте? — спросил Сафрон. — Или те будут постоянно жечь фонари?

— Обязательно, а вот мы их потушим. Уже сейчас мы их поубавили, а с наступлением темноты и вовсе без них пойдём.

Прошла полночь, а огни судна не стали ближе. Сафрон нервничал и никак не мог понять манёвр капитана. И спросить не решался. Не хотел показать себя трусом или недоверчивым.

Наконец капитан подозвал к себе Сафрона и, указывая на огни судна, сказал:

— Сейчас мы резко идём на сближение, Сафониус. — Готовь людей для захвата.

Сафрон кивнул и в молчании пошёл к своим казакам. Бомбардиры с казаками приготовили пушки, оружие и ждали момента.

Через час примерно, суда сблизились. В темноте ночи паруса судёнышка трудно было заметить, а матросы уже готовились запалить затравки пушек, коль внезапность не удастся.

Капитан обошёл португальца, а потом шестеро матросов и помощник быстро спрыгнули в шлюпку, что тащилась за кормой, и погребли к судну, тихо работая вёслами, стремясь причалить к борту незамеченными. Это им легко удалось. Вахтенные в тихую погоду ничего не делали, а помощник тоже подрёмывал, оставив всё на рулевого.

Когда матросы в шлюпке были готовы взобраться на борт, капитан резко повернул руль, матросы тут же убавили парусов и суда почти столкнулись бортами и тотчас раздались крики и тех и других. Прогремели выстрелы, вопли, и среди этого гвалта легко можно различить голландские слова, приказывающие сдаватьсяи не сопротивляться. Матросы и казаки заполнили палубу, блокировали все двери и почти без сопротивления овладели судном. Всего один матрос случайно был убит и второй ранен. Остальные подняли руки, сдаваясь.

Когда всё было кончено, пираты взломали двери кают и обшарили их. Бумаги, за которыми охотились англичане, оказались у капитана, ценности сгребли отдельно. Всех португальцев ограбили до нитки, продолжая кричать по-голландски, особенно старался капитан. Так же быстро все покинули судно и отвалили в тёмное море, почти тотчас растворившись в темноте.

— Что-то мне не верится, что эти португалы попадутся на нашу удочку, — говорил Данил, рассматривая два перстня с красивыми камушками.

— Мы всё сделали правильно и как договаривались, — ответил Сафрон. — Остальное нас не касается. Пусть начальники решают и выкручиваются, если с этим получилось не так гладко.

— У кого что из добычи попалось? — спросил Гераська. По голосу можно понять, что у него оказалось не так много, как ему хотелось бы.

— Ерунда! — коротко ответил Данил. — У меня два кольца и с десяток монет.

— Так, примерно, и у остальных, — молвил Аким и тоже оказался недоволен. — Хорошо бы к капитану подлезть и спросить ещё. У него, наверняка, побольше нашего имеется. Как вы?

— Не стоит, — ответил Сафрон. — Ничего он нам не даст, а вражда может нам сильно повредить. В чужой стране трудно жить с врагами. Потерпим. Уэсли обещал доплатить.

И всё же поздним утром капитан вызвал Сафрона на полуют и без лишних слов протянул тому тощий мешочек с монетами, заметив:

— Больше предложить не могу. Наши ожидания не оправдались, Сафониус. Подели среди своих людей. Матросы своё получили.

— Спасибо, капитан, — поклонился Сафрон и принял кошель, встряхнув его.

У фок-мачты Сафрон высыпал монеты на ладонь. Их было не более полусотни, но далеко не все золотые. Больше серебра.

— Капитан расщедрился. Странно такое видеть. Но и то, слава Богу! Всё лучше, чем ничего.

— Я так посчитал, что нам пришлось по четыре золотых монетки, — молвил с сожалением Гераська, но свои аккуратно спрятал в пояс и проверил их.

В Сурате их встретил Уэсли и с довольным видом увёл капитана к себе. На Сафрона лишь взглянул неопределённо и кивнул ему одобрительно.

— Что-то мне не понравился, этот англиец, — заметил Данил. — Как бы снова не вздумал увильнуть от оплаты.

— Пусть только попробует! — процедил зло Гераська. — Мы ему устроим хорошую жизнь! Он надолго запомнит нас.

— Прикрой пасть, дурень! — одёрнул того Сафрон. — Мы в общем-то всё получили, о чем договаривались и даже чуть больше.

— Это не так, — вмешался Аким. — Он не выполнил основного. Обещал всё нам оплатить. С него причитается ещё половина с лишним. Ты, Сафрон, с него не слазь и стребуй всё до копейки. Он и так гребёт под себя, наверное! А что он делает? Только командует, а мы рискуем животами своими.

— Конечно, я стребую, — пообещал Сафрон. — Завтра же и посещу его.

Глава 9

Прошло больше двух недель, а Уэсли никак не смог выплатить казакам обещанную половину. Казаки злились, грозились, но не могли заставить через Сафрона вытянуть свои денежки.

— Сафрон, если ты не сможешь с него добыть причитающиеся монеты, мы сами возьмёмся за него, — Гераська был воинственно настроен и казак насторожился, боясь его выходки, весьма опасной для них.

— Ты знаешь, что я почти каждый день с ним разговариваю. Тянет, проклятый англиец! И всё же он не отказывается от своего слова. Лишь выдвигает отговорки, оправдываясь. А вы не вздумайте действовать самостоятельно. Пропадём из-за своей жадности.

— Ничего не пропадём, Сафронушка, — ответил Аким как-то уверенно.

— Что вы задумали, казаки?

— В порту стоит компанейское судно. Скоро уходит в Европу, — заметил с торжеством Гераська. — Мы уже договорились с капитаном, что он берет нас на борт в утро ухода, матросами, только за еду.

— Когда это ещё будет! — попробовал отговаривать Сафрон. — Вдруг задержка случится? Что тогда будете делать?

— Найдём что, Сафрон, — с уверенностью молвил Данил. — Ты лучше к нам прислоняйся, а то сам тут останешься без друзей и товарищей. Пропадёшь один!

Сафрон задумался. Слова казаков были угрозой, и он легко их понял. Уэсли надо как-то уломать с выплатой, но тут дело упиралось в то, что им тут нет поддержки или условий, для которых нужны надёжные люди. Лишь недоброжелатели, косо на них смотрящие.

А время шло, Уэсли под разными предлогами и увёртками тянул время. Сафрон тоже посетил судно, и капитан с удовольствием обещал зачислить в команду и его, на тех же условиях.

— Ты молодец, Сафрон! — одобрял друга Данил. — А о твоём английце можешь больше не думать. Через шесть дней судно уходит в море — и мы на нём. К тому времени мы с твоим английцем разберёмся сами. Своё получим — будь уверен. Нашим он не попользуется.

— Играете со смертью, Данил. И с огнём, — добавил он с сомнением и беспокойством. — Хоть поведай, что и как вы задумали. Не побегу же я докладывать тому прохиндею.

— Это и так понятно, Сафрон. А порешили мы ночью взять английца за жабры и вытрусить из него всё, что он нам задолжал, паразит! А утром уже ищи нас в море. Пусть попробуют! Пока он очухается, мы уже будем в океане.

— Не заходите только слишком далеко, казаки, — предупреждал Сафрон. — Английцы просто так не оставят нас даже в океане. Правда, у них сейчас не лучшие времена, а всё ж всякое может случиться.

— Нам лишь бы до Европы добраться, а там ищи нас! — бодро молвил Аким.

— Всё не так просто, казаки, — с сомнением проговорил Сафрон. — Но рассчитывайте и на меня. Одному мне тут делать нечего.

— Мы так и думали, Сафронушка, — обнял друга Аким. — Вместе были, вместе и помирать легче. А что наша жизнь стоит? Копейка, а вдруг что-то и выпадет нам. Судьбинушку не угадать.

И всё же казаки мало посвящали Сафрона в свои коварные планы. И в ночь перед уходом в море исчезли из глаз Сафрона. Тот понимал, что они задумали, но препятствовать этому не хотел, боясь потерять друзей. А те под водительством Данилы, уже наметили, что и как сделают. За последние дни они хорошо изучили Уэсли и теперь выжидали момента, когда лучше всего прихватить англичанина.

— Только после полуночи, казаки, — шептал Данил. — Нам надо подгадать к утру часа за два до рассвета, чтобы сразу на борт явиться.

— Уже полночь, — напомнил Аким. — Уже невмоготу ждать. Начнём, а?

— Я за Данилку, — с сомнением молвил Гераська. — Он верно всё задумал. И лодка будет нас ждать с Сафроном под утро. Лаз не обнаружили? Проверить бы не мешает.

— Верно, — согласился Данил. — Вот ты и полезь с проверкой. Чем чёрт не шутит. А то и выбраться наружу не удастся. Сафрону хорошо, он уже за пределами фактории.

Гераська вскоре вернулся.

— У лаза никого. Всё тихо. Пошли?

Недалеко от домика Уэсли они остановились и насторожились.

— Какого дьявола! — чуть не взвыл Данилка. — Они там пьянствуют! Глядите, свет горит, в окно видно, и слышны голоса. Кто там?

Никто не ответил, но у всех было смутное чувство загнанного зверя. Ничего уже нельзя было сделать. А Аким молвил тихо:

— Этак они до утра будут пить и играть в карты. Так уже бывало. Сам слышал и один раз даже видел.

— Что ж делать? — сокрушённо прошептал Данил в злобе.

— Не штурмом ведь брать домик, — мрачно заметил Аким. — Значит, не судьба.

— А что с уходом на судне? — с тоской в голосе молвил Гераська. — Мы уж навострились, а тут…

— Гераська, иди к Сафрону и спроси его совета. Времени у нас достаточно, — и Данил легко толкнул Герасима к кустарнику. — Но не тяни с этим. А мы тут подождём малость. Посмотрим, что у них там.

Герасим вздохнул и поспешил раствориться в ночной темноте. Часа через два Гераська появился, запыхавшийся и злой.

— Что Сафрон? — тут же спросил Данил, встрепенувшись.

— Советует всё отменить. И самим решать, как быть. На судне мы должны быть через часа полтора. Сам он ничего не мог придумать.

— Вот незадача! — Аким выругался шёпотом. — Как же быть?

— А что тут? — кивнул Гераська на домик, где по-прежнему светилось окно, доносились пьяные голоса, и конца попойки видно не было.

— Сам можешь посмотреть, — зло бросил Данил и вздохнул. — Ну что? Тикаем? Корабль ждать не будет, а до него ещё надо добраться.

Ответом ему было тяжёлое молчание. Никто не хотел брать на себя такую ответственность. Наконец Гераська молвил тихо:

— Пошли, а то не успеем на судно. Домой охота.

— С пустыми карманами? — спросил Данил обречённо.

— И то верно, — отозвался Аким. — Пошли к Сафрону. Вместе поговорим. А с судном можно и повременить. Не последнее, чай. Ещё будут.

Казаки в молчании поплелись к лазу, оглядываясь на проклятый домик Уэсли. Сафрон в волнении поджидал товарищей. Тут же спросил настороженно:

— Ну что? Договорились?

— Остаёмся, — коротко ответил Данил. — Гераська против. Спешит домой, дурень. Думает, что дома лучше ему будет спину гнуть на боярина. Здесь мы хоть свободные и всегда может что-то подвернуться. А там… — он не закончил и сокрушённо присел на камень у лодки.

— Так и будет, — согласился Сафрон. — Будем ждать другого случая. Пошли спать, а то глаза уже не выдерживают. Сейчас бы хлебнуть чего покрепче.

— Вот самое дельное предложение, — воодушевился Данил, и все направились назад, спеша утолить жажду в кружке вина.

— Эх, какая жалость! — уже в который раз вздыхал Гераська, вспоминая неудачу с Уэсли. — Уже были бы в океане на пути домой. А теперь?..

— А теперь будем ждать другого корабля, — ответил Сафрон с уверенностью. — Слыхал, что вскорости должны быть два компанейских судна в Европу.

— Опостылелождать, — буркнул Гераська.

— Можешь и пёхом переть! — огрызнулся Данил и отвернулся в раздражении.

— Сафрон, ты уже перестал ходить к нашему английцу, — посетовал Аким. — И не думай! Ходи и требуй. Можно и всем вместе пойти. Вдруг его проймёт.

— Его проймёт только нож к горлу, паскуду! — Данил ожесточённо рубанул ладонью воздух. — Мне уже невтерпёж это бездействие. Хоть сейчас готов к нему подступить с ножом!

Сафрон сморщил лицо, показав, как это глупо звучит. И сказал:

— Это можно сделать только тихо и тайно. И при условии, как в прошлый раз. Иначе все догадаются, кто его ограбил.

— Может, к какому радже податься в наёмники? — проговорил Аким. — Недавно слышал, что такое часто случается. Особенно португалы стремятся так устроиться, и платят вроде бы хорошо. Серебро в день, если война.

— Так и голову легко потерять. К чему тогда серебро? — проговорил Герасим и задумался.

— Думаешь, в других делах легко сохранить наши головы? — отозвался Сафрон.

— Такая наша жизнь, казаки. Вся жизнь в страхе за свои животы, — и Аким с угрюмым видом отвернулся. Легко можно было догадаться, что у него на душе скребли кошки. Да, собственно, у каждого, лишь по-разному.

— А денежки подтаивают, — напомнил Сафрон и со вздохом добавил: — Пойду-ка я ещё раз к английцу. Вдруг хоть что-то даст, стервец!

В конторе компании Сафрон долго ждал, когда его соизволит принять Уэсли.

— За деньгами пришёл, Сафониус? — спросил англичанин, увидев казака на пороге. — Угадал? — улыбнулся довольно весело.

— Товарищи беспокоятся, сэр.

— Думаешь, я не хочу вам оплатить условие? Тоже хочу и стараюсь. Но больше, как по фунту выдать пока не могу. Вот, — он порылся в столе и выложил на него четыре золотые монеты. — Остальное после. Когда — не знаю. У нашего начальства дела не улучшаются, и с деньгами скудость настала. Местные дела заставляют экономить, Сафониус. Кругом недруги, особенно наши соседи по Европе. Только и делают, что воду мутят, натравливают местных раджей на нас, а в море пираты всех мастей шныряют и грабят. Сладу с ними нету.

Иссякнув, Уэсли устало ухмыльнулся.

Сафрон чуть поклонился, не поблагодарил и вышел, понимая, что дальше нет смысла терять время с этим проходимцем.

— Надо наниматься к раджам, — уверенно молвил Аким, получив свой золотой.

— Это успеется, — Сафрон осмотрел товарищей. — Я буду ждать судна. И денег.

За это время, возможно, посчастливится, и мы ещё что-то подработаем. Мы ещё не знаем, как подступиться к туземным торговцам. А у них тоже можно подзаработать на харчи.

Две недели спустя все казаки оказались на борту судна Великого Могола. Оно шло в Маскат, и этот рейс показался им выгодным. О чём Сафрон молвил:

— Два золотых при харчах и всём готовом — не так плохо для нас. Посмотрим, что творится в мире, и будем что-то знать.

— Судно-то уж очень тяжёлое и никак не показывает скорости, — пожаловался Аким. — На таком далеко не уйдёшь.

— От пиратов? — спросил Герасим. — Это так, но где ты видел купцов на быстроходных судах? Все такие.

— А нас не прижучат неверные? Говорят, в том Маскате полно басурманов, — Герасим с явным страхом осмотрел горизонт.

— Мы на купце, а в тех землях уважают торговцев. На торговле всё у них держится. Здесь полно всяких вер и к этому уже привыкли. Распри что-то редко тут случаются. Разве что английцы да голландцы с португалами натравливают друг на дружку и тем пользуются в своих корыстных интересах.

— Тот-то я удивляюсь, что столько народа, воинов, и совсем не диких, а уступают кучке английцев или португалов, — Аким пренебрежительно скривился.

— Что ты хочешь, — возразил Сафрон. — Тут, что ни город — тосвой государь. Всякий владетель мнит себя царьком, и никому не хочет служить. А наш Ермак с тремя сотнями казаков сумел покорить всю Сибирь. Тоже не дикари были. А теперь португалы ничего не могут сделать с новыми конкурентами. Не по зубам пришлись.

— Так и получается, кто смел и вместе — тот и на коне, — заметил Данил. — У нас должно быть так же. Нас мало, но мы казаки. И это надо помнить.

— Что ты хочешь этим сказать? — насторожился Герасим.

— Пока ничего, но дальше надо приглядеться. Может, что и можно будет сделать. Здесь-то всего полтора десятка матросов да капитан с хозяином.

Аким с удивлением посмотрел на друга, подумал и спросил:

— Неужто задумал что страшное?

— Всякий что-то задумывает для своего пуза, Акимушка. А мы что, лыком шиты? Мы в стае волков, так и выть надо по-ихнему, иначе сами окажемся поеденными. Кругом одни волки.

— В массе овец, — добавил Сафрон с улыбкой.

— Так, — согласился Данил. — И этих овец не так трудно стричь. С каждого по нитке — нищему на рубашку. Надо лишь не упустить случай.

Это заявление Данилки сильно взволновало казаков. Они долго переваривали услышанное, и в душе были согласны с Данилом. Лишь боязнь проиграть и оказаться под угрозой казни несколько охладевали их разгорячённые головы.

— Да, — вздохнул Сафрон. — Всё надо обдумать и взвесить. А пока приглядывайтесь повнимательнее, и мотайте на ус. Мы охрана и лишь частично матросы. И этим можно воспользоваться. Оружие при нас, а это уже многое.

— Не ожидал от тебя такого! — удивился Данил, но был доволен и улыбался.

— А что такого? — возразил Сафрон. — Я ведь всегда с вами. Куда мне одному! В момент сгину, и никто не узнает, где и когда!

Маскат поразил казаков обилием торговых судов и лодок. Ещё с борта подходящего судна можно было заметить, как из ворот города выходят караваны верблюдов, и они удивили их своим количеством.

— Кругом голые горы и пески, а город такой оживлённый! — восклицал Данил.

— А судов сколько! — удивлялся Герасим, пальцем указывая на порт. — Даже в Багдаде вроде бы меньше было.

— Богатый город! По всему видно! — Сафрон жадно вглядывался в толпы людей в порту и движение их в сторону огромного базара за стенами города.

— Вот где раздолье для всякого сброда, вроде нас! — воскликнул Гераська. Он тут же осёкся, поняв, что кинул камень в свой огород.

— Схлопочешьты когда-нибудь, мужик! — пригрозил Данил без особого значения. — Сам ты сброд мужицкий!

— Не собачьтесь, — остановил Сафрон вроде бы начинающуюся склоку. — Без надобности такие разговоры.

— Пусть думает, что говорит, мужик! — миролюбиво ответил Данил.

Три недели, что простояло судно в порту, выдались довольно трудными. Хозяин гонял казаков на разные работы, а однажды выслал в пустыню с караваном своего друга-купца, и они четыре дня пеклись в песках и каменистых жаровнях.

— Зато по-настоящему узнали, что такое пустыня! — воскликнул Данил, понимая, как все с ужасом вспоминают эти четыре дня.

— Теперь меня в эту пустыню ни за какие деньги не заманить! — согласился Герасим, вздыхая и охая. — Но хоть золотые монеты получили от нового хозяина. Старый, наверняка, получил не меньше пяти.

— Хватит с тебя и двух за какие-то четыре дня. — Сафрон благодушно потягивал охлаждённое слабенькое вино, которое здесь было редкостью. — Зато теперь живём почти в подвале, как каторжане, но прохладно и ночами можно спать.

— Нет! Такое не по мне! — продолжал волноваться Герасим, — Такую жару выносить долго просто невозможно. Хочу домой, в зиму, со снегом и морозом!

— В Сурате совсем не так сильно жарит, но и там трудно жить нам, — поддержал Аким и тоже блаженно растянулся на тростниковой циновке, разложенной на полу устены. — Я бы тоже не отказался от дома на берегу нашего Дона. Рыбку половить, зайцев по осени пострелять по дубравам и полям. Красота!

— Что за глупые разговоры, казаки? — остановил бесполезные мечтания Сафрон. — Скоро назад будем двигать, а вы о Доне! О тутошних делах подумайте.

— А ведь верно молвит! — встрепенулся Данил. — Мы и забыли про то самое думать, оглушённые пеклом пустыни. — Начинайте думать, пока есть время. Сафрон, разведай, что за товар грузят на судно, и вообще, расспросить здешних надо про разные земли и порты с большими базарами. Может пригодиться.

— Говорят, что в Ормузе богатый базар и оттуда много судов уходит в разные земли. Мы уже там всё это видели, и я сейчас чего говорю об этом! Хорошо бы и туда заглянуть, к португалам. Вот где гребут они денежки! — и Аким мечтательно прикрыл глаза.

— Ну дурень! — усмехнулся Данил. — Кто тебе позволит туда сунуться для такого дела? Вон разные пираты — и те не осмеливаются на такое, а он возомнил! Ха! Брось дурить, и вернись на землю. У нас рядом достаточно и о нём лучше подумаем.

Через неделю судно снялось с якоря и вышло в море, взяв курс на восход.

Данил всё свободное время занимался планом захвата судна. На этот раз команда немного сократилась. Хозяин сильно нагружал всех, выкачивая побольше прибыли и поменьше затрат.

— Ветры постоянно про́тивные, — жаловался Сафрон. — Так мы будем два месяца добираться до Сурата.

— А ты уверен, что идём туда? — спросил Данил. — Слышал, что не сразу.

— То хозяина дела. Нам лучше подольше болтаться в море. Всё меньше трат, — и Аким посматривал на натруженные руки, покрытые мозолями.

— Зато кое-что надумал, — сообщил Данил. — Команда меньше на три человека. На нас уже не смотрят с недоверием. Значит, легче устроить захват.

— Захватим, а дальше что? — с сомнением спросил Сафрон. — Сами мы не сможем управиться с судном.

— Зачем самим? У нас будет команда. Мы только избавимся от хозяина. А всё остальное не составит труда, имея оружие. А оно у нас есть. Убрать хозяина, пригрозить капитану, а команда сама присоединится к нам.

— Таким уверенным нельзя быть, Данил, — остановил пыл друга Сафрон. — Нам не удастся привлечь команду. Как ты будешь с ними говорить? Знаем всего пару десятков слов.

— Достаточнодля дела! Мы недолго будем заниматься им. Сбыть груз и устроиться на судно, с деньгами это не будет трудным делом.

— Значит, поближе к приличному порту надо всё это сделать, — подал голос Аким. — Легче будет добраться до порта даже без капитана.

— Вот ценные слова! — воскликнул живо Гераська. — Умник ты у нас, Данил!

— Как узнать про близкий порт? — не унимался Сафрон. — Это может показаться подозрительным.

— Да чёрт с ним! Нам продержаться с неделю, а там ищи нас! — Данил был возбуждён, окрылён надеждами и не хотел уступать. — С деньгами всегда легче жить при любых условиях. Можно податься к португалам и от них попробовать смотаться в Европу. Другого пути ведь у нас нет! Не переться же по пустыням среди проклятых басурманов. Те сразу нас прикончат, и спрашивать не станут. А раскусить нас им не составит труда.

— Как ты намерен осуществить свой план, Данил? — спросил строго Сафрон.

— Ночью прижмём хозяина, свяжем его, и за борт. Тихо. Потом к капитану с ножом к горлу. А с командой будет легче, поведав им, что получат в пять раз больше обещанного хозяином. Уверен, мы это сделаем!

— Сомневаюсья, Данилка, — изрёк Сафрон. — Эти индусы могут вступиться за хозяина в расчёте на награду.

— Мы им сами выдадим награду, и больше хозяина! К тому же пригрозим им. Не станут они переть за хозяина, когда его и след простыл! Ну как, казаки? Рискнём? Уверен, что по паре сотен шиллингов мы получим за проданный груз. И это после выплат команде. Думайте, казаки!

Лица вытянулись, напряглись под натиском дум. Задача оказалась трудной, казаки потели, со страхом и надеждой поглядывая друг на друга.

— А что, — прервал молчание Герасим. — Я попробовал бы. Две сотни на дороге не валяются. С такими деньгами много можно сделать.

Товарищи посмотрели на него и закивали головами. А Аким молвил:

— Можно. Я тоже уверен, что мы справимся. А Гераська верно брякнул. Две сотни! — И Аким мечтательно поднял глаза к небу. — Сафрон, соглашайся.

— Куда мне деться от вас, казаки? Тут уж и я должен согласиться. Однако, хорошенько надо всё обмозговать и прикинуть. Наобум лезть глупо.

— Само собой, — тут же согласился Данил. — Времени у нас хватит и на это.

Они долго тихо переговаривались, посмеивались для отвода глаз, лишь бы их не заподозрили в кознях. Матросы так и не смогли полностью довериться чужакам, и постоянно косо посматривали на казаков.

Два дня спустя Данил заявил решительно и смело:

— Уже пора делать дело, казаки. Мы уже вблизи Камбийского залива. Ещё дня три-четыре — и мы уже не сможем ничего сделать. Кто что может сказать?

— Что тут говорить, — отозвался Сафрон. — Как ты говорил, так и надо поступить. Ночью убрать хозяина, захватить его казну, а утром подступить к капитану и матросам.

— Я бы убрал и ещё двух из матросов. Они слишком подозрительно на нас посматривают, и вид их слишком страшный, — Герасим с серьёзным лицом кивнул в сторону бака, где обычно сидели без дела матросы.

— Хорошо бы, — согласился Аким. — Без них будет проще и спокойнее. Шансов на успех будет больше.

— Всё оружие у хозяина в каюте, и мы всё захватим, — заметил Данил. — С ним можно быть спокойнее. И посвирепее с матросами. Пусть они нахлебаются страха, тогда послушными станут.

— Так и сделаем. Лишь бы удалось этих двоих без шума убрать с дороги, — и Аким многозначительно показал ладонью на горло.

— Тогда договоримся, как будем действовать, — предложил Сафрон. — Пусть Данил занимается хозяином, а мы все матросами. Надо узнать, когда те стоят вахту. Вместе или порознь. Хорошо бы вместе, не так подозрительно будет.

— Вот ты этим и займись. Ты у нас командир, вроде атамана. А вы с Акимом и Гераськой, Сафрон, будете сторожить матросов. Хозяин наверняка будет спать у себя в каюте. И следить за капитаном. Не пустить его в каюту хозяина раньше времени. Пусть до утра будет на судне спокойно.

До полуночи казаки выяснили вахту намеченных матросов. Они оказались из одного дома и были дальними родственниками, потому их и не разделили.

— Они заступают после полуночи часа через два, — предупредил Сафрон. — До этого времени трогать хозяина не стоит. Но и не затягивать с ним. Да и с матросами. Луна всходит поздно и будет слишком светло на палубе.

Казаки согласились и немного подремали, оставив настороже Герасима. Когда матросы сменили вахту, тот толкнул своих и прошептал:

— Пора, казаки. Надо начинать.

Данил оправил оружие, переглянулся в темноте с товарищами, перекрестился и растворился под кормовой надстройкой.

— И нам пора разведать обстановку, — прошептал Сафрон. — Тихо вряд ли получится, но тянуть всё же не стоит. Сколько матросов на вахте?

— Семь человек, — ответил Аким. — Братья, или как там они, устраиваются у задней мачты вздремнуть. Погода тихая и работы нет. Повременим малость, и полезем. А то их могут сменить другие.

Четверть часа спустя вернулся Данил. Казаки вопросительно уставились в его лицо. Тот вздохнул, вытер рукавом рубахи лоб.

— Ничего не слышали? — спросил казак. — Всё устроилось хорошо. Спокойно у вас? Я дверь в каюту закрыл. Так просто её уже не откроешь.

— Тогда и ты с нами, — с дрожью в голосе, молвил Герасим. — Я ведь не мастак такими делами орудовать. Боязно как-то мне!

— Привыкай, — бросил Данил и согласно кивнул. — Полезли, что ли?

Скрываясь в густой тени фальшборта, казаки полезли к мачте. Оказалось, что там спали трое матросов, и это смутило казаков. Переглянулись, а Данил прошептал мрачно:

— Троих порешим, аль одного оставим?

— Не поднимет ли шум? — спросил Аким. — Опасно.

— Пусть Аким заткнёт третьему рот и проследит за ним, — Сафрон кивнул в знак готовности. — Начали, разом!

Сафрон и Данил тут же ударили матросов кинжалами в сердце, Аким с Герасимом навалились на третьего и небольшой шум вроде никого не привлёк. До рулевого весла, где стояли капитан и рулевой, было шагов семь. Но капитан спросил, наклонившись с полуюта:

— Чего шум у вас?

Данил захрапел, завозился, а капитан повторил свой опрос:

— Вставали бы, голодранцы! Спите, словно у себя дома на постелях!

Никто не отозвался, скрытые густой тенью. Луна начала всходить, и эта тень стала особенно непроницаемой. И капитан отошёл, ругнувшись в бороду.

Пленный матрос в ужасе вращал глазами, но кинжал у горла сбавил его активность и жажду свободы. Сафрон приложил палец к губам, приблизив его лицо вплотную к своему. Проговорил, специально запомнившееся слово:

— Тихо! — а потом на английском: — Если охота жить, то молчи, матрос!

Последний всё понял и закивал кудлатой головой.

— Заткнуть ему рот и связать, — прошептал Сафрон. — Трупы надо бы спихнуть в море, да шум получится. Или?..

— Попробуем, — едва слышно ответил Данил. — Вы все слегка зашумите, словно до ветру захотели.

Казаки зашевелились, Данил забормотал что-то непонятное для капитана и матросов. Гераська с Акимом, переговариваясь уже довольно громко, тихо стащили труп к фальшборту и внимательно следили за полуютом.

Капитан как раз сменялся с помощником. Они разговаривали, а казаки успели тихо перевалить труп и, держа за ноги, опустили почти без всплеска в черные волны моря.

Капитан ушёл, а помощник решил обойти судно, проверив матросов.

Данил с озабоченным видом проследил его. Тот направлялся к ним, слыша разговор и шумок. Сафрон тут же успел подсунуть второй труп под фальшборт.

— Чего расшумелись? — спросил помощник, которым был простой матрос, но учившийся у капитана. — Это вы тут, казаки?

Он говорил на очень плохом английском и казаки его с трудом понимали.

— Нужду справляем, — довольно грубо ответил Сафрон, показывая, что он совсем не боится этого мнимого начальника, и это подействовало. — Да и жарко.

Матрос-помощник кивнул и ушёл к баку, потом вернулся и поднялся по трапу на полуют и тихо стал что-то говорить рулевому и матросу.

Вскоре и второй труп ушёл в море. Данил зачерпнул забортной воды и стал обливаться, елозя ногами по палубе, смывая кровь. Шум поднялся сильный, но к ним уже никто не обращался.

— Как-то с капитаном надо договориться, прежде чем всё раскроется, — заметил Сафрон. — Может, пойти к нему сейчас? До рассвета не больше трёх часов.

— Лучше повременить, — ответил Данил. — Ближе к рассвету. Скоро вахта не сменится. Подождём малость.

Все согласились и легли на другое место, притащив к себе матроса. Того вскоре стали звать, но никто не ответил на зов. Казаки переглянулись.

— Дело усложняется, — прошептал Аким, с опаской наблюдая палубу.

Матрос подошёл к казакам. Заметил лежащего матроса, спросил что-то на местном языке. Ответа не последовало, и пленный получил тычок в бок.

— Пошёл отсюда! — вскочил Данил, ощетинившись кинжалом. — Мы тут с ним беседуем! Сафрон, поясни этому парню!

Сафрон повторил слова Данилы, полагая, что матрос понимает его. Тот никак не показал этого, пожал плечами и ушёл.

— Придётся нам всё начинать со смены вахты, — заметил Сафрон. — Так что я пошёл к капитану. Мне легче с ним поговорить. А ты, Данилка, пойди в каюту к хозяину и выгреби все ценное. Может пригодиться для задабривания матросов.

Капитан с трудом разлепил глаза и при свете коптилки едва смог узнать казака. Удивился, спросил хриплым голосом:

— Что случилось, казак?

Сафрон не стал тянуть и тут же заявил решительно, подкрепив свои слова кинжалом у горла:

— Шуметь не надо, капитан. Мы захватываем судно. Хозяин убит, и мы намерены предложить тебе продолжать управлять судном, но под нашим началом.

Старый моряк не сразу нашёлся с ответом. Потом сказал:

— Это ведь такое преступление, сахиб! Вам несдобровать!

— В наши дела тебе нет смысла влезать, капитан. Твоё дело довести судно в нужное место и получить свою долю добычи. Остальное наше дело.

Капитан долго молчал, обдумывая услышанное.

— Куда же вы хотите привести судно, сахиб?

— В порт, где легко и быстро можно продать груз, разделить добычу и расстаться добрыми друзьями. Много мы не обещаем вам, но жизни не лишим. Разве этого мало? Соглашайся или мы тебя прирежем.

— Согласен, сахиб! Обещаете сохранить наши жизни?

— Уже сказал, капитан. Если согласен, то можешь спать и дальше, а утром я распоряжусь о дальнейшем пути. С твоей помощью, конечно. И ещё, капитан. Я должен обыскать каюту и забрать всё оружие. Это для твоей же безопасности.

После обыска и конфискации пистолета, Сафрон ещё заметил сурово:

— Я запру тебя здесь до утра. Лишь потом выпущу, и ты посоветуешь матросам подчиниться нам и выполнять все наши требования. Шутить не советую.

Капитан мрачно, подавленно, кивнул, и не проводил Сафрона даже взглядом.

— Ты нашёл у хозяина ценности? — спросил Сафрон, вернувшись.

— А как же! — с довольной ухмылкой ответил Данил. — Вот, считай сам. Я в этом не так силен, Сафрон.

— Здорово! — воскликнул Сафрон, не считая, взглянув в мешочек, довольно тяжёлый, где позвякивали монеты. — Теперь можно не сомневаться в успехе тех лишних схваток и резанины! Молодец. Половину можно отдать матросам. Они не заметили нашей деятельности?

— Как же? Заметили, Сафрон. Уже подняли всех матросов и что-то затевают.

— Тогда я пошёл предупредить капитана. Пусть сам успокоит их. А ещё что?

— Нашли связанного матроса и исчезновение родственников, — ответил Аким.

— Тогда будем готовы к самому худшему. Но я поспешу к капитану.

Капитан вышел на палубу, помолчал, оглядывая команду злым затравленным взглядом.

— Матросы, с этого момента мы все подчиняемся казакам. Они обещают нам жизнь и вознаграждение. Но только за работу и подчинение. Хозяин мёртв, как и два наших матроса, осмелившихся возразить казакам. Это всё! Будьте спокойны и честно выполняйте приказы казаков! Расходитесь по работам или на отдых! Я не хочу больше ничего сказать и слушать! Всё!

— Молодец! — похлопал по спине капитана Сафрон. — Надеюсь, твои слова убедили матросов не бунтовать. А теперь слушай, что нам надо. Найди порт, где мы сможем продать груз. И не вздумай юлить и играть с нами. Мы не будем с вами возиться в случае измены.

— Тогда я вам советую пойти в Даман, сахиб.

— Чей город? — с недоверием спросил Сафрон.

— Португальский, сахиб. Там всегда легко сбыть любой товар, если не заламывать слишком высокую цену. И почти рядом. За пару суток будем там, если нас никто не остановит.

— Постарайсятак и сделать, капитан. Куда сейчас идём?

— На юг, сахиб. Этот город точно к югу от Сурата. Ветер плохой, но за пару суток дойдём.

— Командуй! — распорядился Сафрон, немного подумав.

Как и предполагал капитан, судно стало на якорь на рейде Дамана в середине дня. Таможенники быстро осмотрели груз, получили мзду и разрешили с утра заниматься торгами.

— Как долго продлится торг, капитан? — спросил Сафрон, когда таможенники покинули судно.

— Это лучше будет спросить у знатоков торговли, сахиб. Наш бывший хозяин в этом хорошо разбирался. А я… лишь могу помочь слегка.

— Тогда завтра и помогай. В город отправишься один и к вечеру должен вернуться, если не хочешь потерять всё, кроме жизни, хи-хи! — Сафрон сознавал, что сильно рискует, но надеялся на жадность капитана, которому он обещал приличные деньги после продажи всего груза.

— Сбежит! — уверенно молвил Данил. — Лишь дурак вернётся сюда, Сафрон.

— Сами мы ничего бы не смогли продать, — недовольно ответил Сафрон. — К тому же с пиратами здесь все хотят поквитаться, хоть и с местными.

— Вот уж никак не думал, что мы станем пиратами и так легко захватим настоящее судно! — усмехался Герасим.

— Лучше так, чем самим попасть в лапы этим самым пиратам, — усмехнулся Аким. — А до вечера будем ждать, как выкрутится Сафрон, если наш капитан не вернётся к нам.

— Ладно тебе, Акимушка, — возразил Данил. — Мы сами его поддержали в таком решении с грузом. Не верится, что этот капитан откажется от судна, которое ему обещано в случае успеха его торгов.

День тянулся очень тоскливо и медленно. Даже аппетит не у всех казаков был достаточным, и лишь от вина никто не отказывался, заглушая неуверенность и разочарование.

Капитан появился перед закатом и с облегчением вздохнул, устало присев на бухту канатов.

— Завтра будут купцы для осмотра груза и оценки, — молвил он, казаки едва поняли его слова.

— Слава Богу! — воскликнул Сафрон, облегчённо вздохнул и перекрестился, но мысленно, не желая показать чужую веру.

Уже поздно вечером, стоя у фальшборта и поплёвывая в чёрную воду, Данил заметил:

— Что-то на душе неспокойно, Сафрон.

— С чего так? — удивился Сафрон и посмотрел на друга.

— Не знаю, но это так. Муторно и тревожно.

— Не стоит беспокоиться, Данилка. Капитан не должен нас надурить.

Данил не стал оспаривать слова Сафрона, но вздумал немного понаблюдать за матросами. Он незаметно устроился под трапом на ют, где чёрная тень не позволила бы заметить его. Сердце учащённо билось, и казак не раз трогал у пояса кинжал и пистолет, что неотступно торчал за кушаком.

Просидел он так часа полтора. На судне почти никого не было видно. Лишь два матроса несли вахту и подрёмывали на ступеньках трапа, да поправляли в двух фонарях фитили.

Вдруг звук скрипа двери привлёк внимание казака. Он прислушался и услышал едва слышимые звуки босых ног. Кто-то крался, выйдя из каюты. Данил встал и ждал, надеясь увидеть хоть кого-то. И тень человека появилась на палубе, оглядывающаяся и крадущаяся.

Одно это заставило сердце Данилы едва не выскочить из груди. Стало страшно и жутко при мысли, что это вполне может быть заговор против них. Он ступал босыми ногами неслышно, стараясь приблизиться к человеку. Тот услышал или почувствовал опасность и обернулся, чуть присев. Но Данил был быстр. Он бросился на человека, выхватив кинжал. Оба упали на палубу, а кинжал Данила уже вонзился куда-то в тело матроса. Он взвыл, пытаясь перекатиться и вскочить. Данил успел схватить того за ногу и дёрнуть. На палубе уже появлялись матросы и казаки, на ходу готовя оружие.

— Казаки, заговор! Нас тут дурят! — Данил тяжело дышал, пытаясь не упустить матроса. Тот уже слабел, а кровь окропила доски палубы. — Тащи фонари!

Несколько матросов обнажили ножи, но казаки тут же направили на них пистолеты и сабли, свирепо тараща глаза.

— Всем бросить ножи! — крикнул Сафрон. Подождал немного, подошёл к одному из матросов и ударил гардой сабли по голове. — Сказал, бросай ножи! Все на пол! Быстро! — и снова ударил по голове другого, что не очень спешил выполнить приказ. — Казаки, лупи всех, кто шевельнётся! Где капитан? Тащи его сюда!

Вскоре стало известно, что капитана на борту нет. Нет и лодки, что покачивалась на волнах за кормой судна. Стало ясно, что капитан в суматохе успел уйти на лодке, пользуясь неразберихой и нерасторопностью казаков.

— Дьявол! Я так и знал! — Данил был очень зол и готов был любого переполовинить саблей. — Сафрон, допроси моего матроса. А то истечёт кровью, и не успеем. Торопись!

Раненого матроса выволокли под свет фонаря, остальных матросов затолкали в тесное помещение на баке, и Аким стал их сторожить.

Матрос был слаб, но ему Данил уже заботливо перевязывал рану в боку.

— Говори, матрос, или будешь умирать долго и в мучениях, — прежде всего сказал Сафрон. — Ты должен понимать меня или я тебе сделаю так, что ты умолять меня станешь о смерти!

Тот в ужасе вращал глазами, переводя их с одного на другого казака.

— Гераська, заткни ему рот да покрепче, — приказал Сафрон. — Я попытаю его малость. Ты будешь говорить, или мне начать? — обратился он к матросу. Понял, что матрос понимает его намеренья, лицо того выражало ужас и согласие говорить.

— Долго не возись, Сафрон, — советовал Данил. — Самое главное спроси, попытай. Остальное не так важно.

— Ты обещаешь не кричать, а я вытащу тряпку изо рта. Если пикнешь, то не обещаю лёгкой смерти. Что задумал капитан? Когда?

Матрос застонал, отдышался и ответил так, что его долго никто не мог понять, пока не сообразили из его слов:

— Завтра на судно должны прибыть ваши враги и захватить вас, сахиб!

— Завтра — это когда, точнее?

— Утром, сахиб. Не убивайте меня, сахиб! У меня дома шестеро детишек!

— Что ещё можешь сказать? Все зависит от твоих слов. Отвечай!

— Матросы почти все согласились поддержать капитана, сахиб. Только двое не дали согласия. Из страха, сахиб.

— Назови их, — приказал Сафрон.

— Это Вихрам, сахиб и Чиахан, сахиб.

— Они могут нам помочь?

— Могут, сахиб. Они ненавидят капитана за обман и неуплату за работу, сахиб. И хозяина тоже, сахиб. Вы не убьёте меня, сахиб?

— Нет. Данил, пойти надо в комору и выпустить этих двух матросов. Они у нас на вес золота будут.

Матросов привели, и те в страхе смотрели на раненого, ожидая пытки или смерти. В свете фонарей их лица были бледны и покрыты испариной.

— Вы оба не хотели поддержать капитана, — сказал Сафрон. — Я вас освобождаю. Вы будете работать на судне, пока я вас не отпущу и не заплачу всё, что вам положено. И даже больше, но вы должны поклясться мне, что не измените, иначе вам будет очень плохо.

Матросы, как полагал Сафрон, ничего почти не поняли, но раненый что-то им сказал по-своему, и те с готовностью закивали, упали на колени и стали благодарить за доверие и спасение.

— Идите и ждите приказа сняться с якоря, — сказал Сафрон и жестами подкрепил свои слова. — Данил, приведи ещё трёх матросов. Они нам понадобятся.

— Будем уходить в море? — спросил Герасим с долей страха в голосе,

— А что, ждать утренних гостей? Ещё успеем ли. Капитан может нас опередить, так что поспешим. Всем на снасти — и работать, как проклятые! Давай!

Не прошло и получаса, как якорь был поднят, судно развернулось и неторопливо стало удаляться к морю.

— Все фонари потушить, — приказал Сафрон. — Пусть не знают, куда мы подевались. Выйдем в море и там решим, куда направиться. Может, что и надумаем. Спросим у матросов. Вдруг повезёт, и узнаем что-нибудь нужное.

Пока судно выходило в море, Сафрон успел расспросить матросов о портах, которыми владели португальцы.

— Только те, которые поближе, — несколько раз напоминал он, видя, что его плохо понимают.

Матросы долго поясняли, прежде, чем Сафрон понял, что речь идёт о португальской крепости на острове Диу.

— Это на другом берегу залива, — сказал он на немой вопрос Данила. — За два или три дня можно достичь этого острова.

Вместе с матросами Сафрон приблизительно определил направление и по компасу стал на полуюте наблюдать, как рулевой следует его приказам.

И опять ветер был мало благоприятным, и лишь косые паруса позволяли судну продвигаться в нужном направлении. Матросы с трудом справлялись с множеством снастей, приходилось часто вызывать всё большее число их для такелажных работ.

На четвёртый день вышли к побережью, но острова видно не было.

— Следует остановить судно поменьше и допросить об острове, — с беспокойством говорил Сафрон. — Я не могу назвать направление, хоть убей!

Перед вечером, идя вдоль и вблизи берега, сумели захватить баркас с местными торговцами, и те под угрозой оружия и расправы, поведали казакам о курсе на островок Диу.

— Дьявол! — ругался Сафрон. — Мы были совсем недалеко от него и ушли! Вечер надвигается, мы не успеем до ночи попасть туда.

— Надо бы уйти от берега, Сафрон, — говорил Данил. — Как бы ветер не поменялся, а то нас вынесет на скалы или мели. А их тут обязательно будет достаточно.

— Дураки мы! — зло молвил Аким. — Не догадались взять одного матроса с лодки. Он бы сумел нам указать путь на этот проклятый остров!

— Что делать? — Сафрон сам понимал, как мало они умеют на море. — Всего не учтёшь. Мы на море, а не в степи. Тут у нас ничего пока не получается.

— Идём вдоль берега потише, — сказал своё мнение Данил. — Если подойдём к порту, то легко сможем это определить по огням. В деревнях далеко не всегда можно увидеть огонь, а в порту они обязательно будут. Да и крепость у португальцев обязательно должна иметь огни. А они видны далеко.

Утром приблизились к берегу, а через три часа увидели строения порта и крепость на холме.

— Как бы нас и тут не обдурили, — вздыхал Сафрон, памятуя о предательстве капитана. — Что будем делать с матросами?

— Попробуем продать их кому-нибудь, — предложил Данил. — Рабы стоят дорого, нам это вполне подойдёт. И судно надо продать. Оно нам уже не пригодится. Всё равно мы ещё не знаем, куда направиться,

— Не болтай раньше времени! Сглазишь! — Аким перекрестился и что-то зашептал губами в бороду.

Через два часа всё же успокоились, стали на якорь на рейде, боясь нового подвоха или обмана.

— Как мы будем говорить с португалами? — Сафрон не на шутку трусил и волновался. — Разве столько говоров кто может изучить?

— Подождём таможенников, — успокаивал Данил. — Англицкий-то мы кое-как да знаем, а у этих таможенников тоже должны быть знающие его люди. Договоримся! Главное, мзду предложить вовремя. Я уже это давно уразумел, Сафрон.

— Дай Бог! — сокрушённо молвил тот, и тут же заметил шлюпку, направляющуюся к их судну. — Говорят, что и бумаги должны быть на судне какие-то. Да капитан все забрал с собой, собака!

— Значит, подарки будут побольше, только и всего, — не унимался Данил в попытках успокоить друга и ободрить.

С таможенниками пришлось договариваться долго и нудно. Лишь час спустя они удалились, пообещав прислать купцов для торгов.

— Этак мы ничего не получим из захваченного добра, — жаловался Герасим,

— Не ворчи, мужик! Главное — нам надо поскорее продать всё это, — Сафрон кивнул на судно, — и умотать подальше. Можно, правда, в Сурат вернуться. Кто там знаем про нас? Никто! Зато полегче найти судно в Европу.

Несколько купцов появились на судне до полудня. Облазили весь трюм, осмотрели судно и с трудом стали торговаться. Они стремились перекупить все друг у друга и в результате цена росла.

— Завтра мы должны будем покинуть судно, — заметил Сафрон с облегчением. — Продали, и даже не так плохо, как ожидали.

— Сколько же ты получил? — тут же спросил Герасим с алчным блеском глаз.

— Почти девятьсот монет золотом за всё. И матросов толкнули. Только тех двух мы отпустим. Они нам сильно помогли, и пусть будут на свободе.

— Не вздумай деньгами их одарить, — ввернул Гераська. — Они будут и так нас благодарить за сохранение жизни. А тот раненый умер вчера. Его бы тоже можно было освободить, да Господь не позволил.

Казаки прожили на островке вблизи крепости почти три недели. Всячески экономили деньги, не показывая своего богатства. Боялись ограбления. Едва нашли судно до Сурата, и с радостью покинули португальскую крепость, мечтая поскорее оказаться в знакомом Сурате. Там Патрик Уэсли опять будет сосать их кровь, выгадывая и грабя их.

— Да чёрт с ним с этим английцем! — восклицал Аким, махнув рукой. — Там у нас был домик, и можно было подработать, так что я с удовольствием жду нашего рыжего Патрика, будь он проклят!

Казаки долго смеялись, радуясь возможности покинуть остров.

Четыре дня спустя судно стало на якорь в порту Сурата. Ещё через час с небольшим казаки предстали перед солдатом у ворот, и потребовали впустить их на территорию фактории для встречи с Уэсли.

Старший поста послал солдата спросить позволения, а казаки расположились рядом, ожидая ответа. Он последовал незамедлительно. Уэсли был рад опять получить возможность иметь под рукой исполнительных и бессловесных помощников в своих грязных делах.

Глава 10

Наши казаки месяца три болтались в Сурате, исполняя мелкие поручении и подрабатывая в порту и у местных владетелей в борьбе их с соседями. Берегли деньги, готовясь попасть на судно до Европы. Попадались разные суда, но то их не брали или судно оказывалось неподходящим для них.

И наконец, такое судно нашлось. Весть о нем принёс Аким, работая в порту надсмотрщиком за грузчиками.

— Говоришь, хорошее судно? — с интересом спросил Сафрон. — И большое?

— Три мачты! Надстройки очень высокие. И пять пушек по каждому борту.

— Да, можно и нам глянуть, — проговорил Данил.

На следующее утро все отправились в порт знакомиться с судном и решить окончательно свои задумки.

— Мне нравится! — воскликнул Герасим после долгого осмотра судна с причала порта, где оно пришвартовалось. — На таком можно отправляться в такой далёкий путь. Возьмёт ли нас капитан?

— За деньги никто тебе не откажет, — с уверенностью молвил Данил. — Даже рады будут. Аким, ты узнал, когда оно уходит?

— Точно никто не знает, Данилка. Говорят, что недели через две. А там всё будет зависеть от ветров. Могут и подождать другие суда, чтобы легче отбиться от возможных пиратов. Сам знаешь, как сейчас в море рыщут и арабы, и те же гуджарадцы. Да и голландцы от них не отстают.

— Поищем капитана, а? — просительно смотрел Гераська на товарищей.

— Можно и поискать, — ответил Сафрон, и все тронулись к трапу, где маячил офицер, следя за порядком и погрузкой вместе с суперкарго.

— Прошу простить, сэр, — обратился Сафрон к офицеру. — Мы хотели бы поговорить с капитаном.

— По какому вопросу? — не очень приветливо повернулся тот к казакам.

— Хотим попасть на судно до Европы, сэр.

— Деньги есть? — глаза англичанина оживились.

— Смотря, сколько запросит капитан, сэр. Мы изрядно обтрепались и поиздержались здесь.

— Вас четверо? А кто вы такие? Говорите со странным акцентом.

Сафрон терпеливо пояснял и наблюдал, как меняется лицо англичанина. Он с заметным интересом всматривался в лица казаков, и наконец, назвал цену каждого пассажира, намекнув и на взятку за содействие.

Казаки долго переговаривались, обсуждая цену.

— Заломил порядочно, паразит! — ругался Аким и зло поглядывал на офицера.

— Сэр, а можно сбросить цену, но мы обязуемся работать палубными матросами или пушкарями и вообще… — Сафрон вопросительно смотрел на англичанина.

Тот долго раздумывал, оглядывая странных пассажиров.

— Приходите через два дня. Я переговорю с капитаном, и мы решим, что вам ответить. Все понимают английскую речь?

— Конечно, сэр, — с готовностью ответил Сафрон. — Но говорят похуже меня.

— Ладно, приходите. Спросите Рыжего Билла, — и он осклабился большими желтоватыми зубами.

— Спасибо, сэр, — поклонился Сафрон, и остальные последовали его примеру. Когда отошли подальше, Герасим с недовольством в голосе изрёк:

— Ну и цены! За такие денежки и пешком можно добраться до дому! Жмот!

— Ты хоть представляешь, как далеко нужно плыть? — спросил Сафрон миролюбиво. — Говорят, что и по полугоду в пути можно качаться. А ты такое говоришь. К тому же может быть нас всё же возьмут матросами. Тогда половину цены могут скостить. Подождём малость.

Рыжий Билл встретил казаков улыбкой и тут же оказал, многозначительно осклабившись:

— С вас причитается, казаки! Я уговорил капитана взять вас матросами и одновременно солдатами. Я говорил ему, что вы отменные воины и всегда можете пригодиться на судне. В море есть от кого спасаться и отбиваться.

— Сколько я должен вам? — спросил Сафрон, оглядываясь на товарищей.

— По два фунта[1] с каждого за проезд, и десять шиллингов мне за услугу, — в голосе Билла слышались металлические тона.

— Помилуйте, сэр! — вскричал Сафрон. — Мы рассчитывали на меньшее! Столько нам не собрать, сэр. Хоть на десять шиллингов снизьте цену, сэр!

Они долго препирались, пока Рыжий Билл не согласился, заметив строго:

— Это вам будет стоить лишней работы. И без претензий!

— Да мы что, сэр! Мы народ работящий и послушный. И оружием владеем…

— Ладно, проваливайте и молитесь за меня. Уходим недели через две. Появляйтесь тут почаще, и собирайте денежки. Без них на борт не попасть вам.

Сафрон благодарил и кланялся. Компания ушла в мрачном настроении, ругая англичанина всякими гадостями, грозясь ему не меньшими.

— Да и то, — наконец молвил Герасим. — Где ты найдёшь лучшее? Раскошелимся. Перетерпим.

— Собственно, не так дорого на каждого, — успокаиваясь, молвил Сафрон. — По тридцать шиллингов выходит с носа. Вполне приемлемо. Месяц назад я спрашивал, так намного больше требовали, а судно куда не такое надёжное было!

— Всё ж надо бы с Уэсли содрать его должок, — заговорил Гераська, вспомнив англичанина с его жаждой тянуть с отдачей. — Всё же деньги, и на дороге не валяются. Я не намерен ему их оставлять.

— Да, я пойду опять к нему с требованием, — пообещал Сафрон. — Нечего на нашем горбу наживаться!

Англичанин, конечно, опять стал выкручиваться, но обещал заплатить, особенно узнав, что казаки уходят скоро в Европу.

— Не вздумайте опять нас надуть, сэр, — неожиданно для англичанина пригрозил Сафрон, чем сильно удивил Уэсли. Тот даже порозовел не то от злости, не то от страха. Вид Сафрона говорил именно об этом.

Подошло время отхода в море, а Патрик Уэсли так и не удосужился исполнить своё обещание. Похоже, он просто забыл о такой мелочи.

— Я устрою ему сладкую жизнь! — кипятился Данил, а Герасим просто скрежетал зубами за свои два фунта.

— Я придумал, как можно всё устроить, — встрепенулся Аким и тут же поведал: — Попросим кого-нибудь написать тому записку с приглашением в порт. Он пойдёт, а мы в это время обыщем его домик и заберём свои денежки!

— Кого нанять в писцы? — с недоверием спросил Данил.

— Это легко, друг! Я уже давно приметил одного. Он этим занимается в порту, и кроме того ведёт разные подсчёты при погрузке-разгрузке грузов.

— Всем идти нет надобности. Слишком наглядно будет. Иди сам, Аким. А мы будем поблизости.

После полудня записка была готова, а Аким сокрушённо качал головой:

— Затребовалдва пенса! Вот жадность!..

— Теперь надо найти мальчишку и за пенс поручить передать записку Патрику Уэсли, — заметил Данил. — Самим что-то нет охоты это делать. Мы же будем караулить поблизости, следя, когда удалится англиец из конторы.

Ждать пришлось долго, но вот Уэсли покинул факторию и удалился к порту.

— Я в домик, а вы сторожите и сигнальте, если что заметите. Завтра мы со всеми будем на судне, но сегодня нам нет резона засвечиваться. Мало ли что. — Данил воровато огляделся по сторонам.

Выждав некоторое время, он подкрался к домику Уэсли и быстро справился с запором. Света в домике было мало, но это не остановило казака. Он быстро всё обыскал, но ничего особо ценного не нашёл, и в недоумении и беспокойстве стал оглядывать всё нехитрое хозяйство англичанина.

В кладовке он перерыл всё вверх дном, уже не опасаясь за порядок. И лишь после долгих поисков увидел, вернее услышал лёгкий лязг в одном из мешков.

Он выбросил разные старые тряпки из мешка и в середине нашёл кожаный мешочек, украшенный цветными ремешками. Он был тяжёл и, даже не заглядывая внутрь, Данил понял, что это деньги. Радостно вздохнул и быстро спрятал мешочек за пазуху.

Услышал предупреждающий свист и затаился, поняв, что вокруг опасность. Скоро услышал другой сигнал и вышел из домика. Аким с Герасимом поджидали его за кустами.

— Что-то ты долго, друг! — спросил Аким.

— Хитёр англиец! Запрятал денежки в мешок с барахлом. Едва нашёл. Пошли быстрее отсюда, пока не заметили нас тут. И так скоро все узнают, кто ограбил английца.

— Пусть попробуют доказать, — пробурчал Гераська. — А подозрения мало чего стоят. Это не у нас на Руси.

— Тут не лучше, друг, — ответил Данил, и все поспешили к воротам, беспечно болтая и смеясь нервными смешками. Солдат пошутил с ними, но подозрения не выказал и легко пропустил казаков наружу.

— Больше мы сюда не приврёмся! — зло бросил Герасим и добавил: — Лучше заплатим за ночлег на судне. Там трудно будет нас найти. Можно и в трюме переночевать. Дело привычное, не неженки боярские.

— Где Сафрон? — спросил Аким. — Надо его предупредить о нашем деле. А то ещё его могут схватить.

— Солдат заявит, что его с нами не было, — успокоил Герасим.

— Это не оправдание для него, — остудил пыл Данил. — Мы все заодно, и об этом все знают. Значит, и он виноват в воровстве.

Так разговаривая, казаки неожиданно встретили Патрика Уэсли. Тот возвращался в факторию, вид его был злой и недоуменный.

Казаки весело поздоровались с англичанином, а Данил даже спросил учтиво и немного задорно:

— Сэр, вы чем-то опечалены? Что стряслось?

— Пошёл к чёрту! Кто-то подшутил надо мной, гады! Гоняли меня в порт, а начальство обязательно затребует меня к себе в это время! Проклятье!

Казаки не успели посочувствовать ему, как Уэсли заторопился в факторию.

— Хотелось бы мне поглядеть, как он будет выглядеть, зайдя домой, — хохотнул Аким, а Герасим и вовсе расплылся в улыбке.

— До вечера у нас времени достаточно, — молвил Данил. — Хорошо бы основательно подкрепиться, а то до утра далеко. В трюме искать не приходится. Будем дрожать от ожидания обыска. И Сафрона надо найти. Он должен быть на пристани. С этим тянуть не стоит.

— Не верится, что у такого жулика, как Уэсли, так мало денег накоплено, — перевёл разговор на другое Герасим. — Это не всё, что он может иметь здесь.

— А как же, — согласился Данил. — Немного больше он мог держать в конторе. Там надёжнее под охраной, и железные ящики для этого имеются. А дома он не мог бы держать много. Так, для мелких расходов. А для нас и этого достаточно. Верно, казаки?

— Мне не терпится посчитать их, — возбуждённо сказал Герасим. — Может, займёмся этим, пока в порт не пришли? Уж очень охота, казаки!

— А что, можно и так, — согласился Аким. — Пошли в лесок. Можно и отдохнуть в тенёчке на травке. Куда время девать-то!

Полчаса казаки считали монеты разного достоинства и ценности. Потом Данил молвил, подытоживая свои подсчёты:

— У нас имеется всего пять золотых соверенов, двадцать два серебряных шиллинга, горсть пенсов и немного медных фартингов. Так что можно считать, что мы бесплатно можем пройти на судне до самой Англии!

— Мы заплатили больше, — молвил Герасим, который в денежных вопросах не уступал казакам. — Но и так хорошо. Там ещё ты не посчитал несколько шиллингов, Данилка. Посчитай и их. Сколько там? Штук десять, вижу.

— Данилка, брось нас дурить! — вскричал Аким и толкнул казака в грудь. — Там ещё какие-то монеты имеются. И золотые, и серебро! Ну-ка считай всё! А то мы с Гераськой быстро скрутим тебя! Вздумал, кого дурить!

Герасим даже вскочил и злобные искорки в глазах говорили, что он готов на многое, отстаивая свои права на честную долю в добыче.

— Да это я отложил для Сафрона, ребята! Мы ведь должны и с ним поделиться! Друг он нам или что?..

— Всё равно, Данилка! — не унимался Аким. — Считай все!

— Сафрон не участвовал в этом деле, — вдруг заявил Гераська.

— Ты это брось, мужик! — взвился Данил. — Этак и тебе не всё надо дать. Я основную работу сделал, а не требую больше своего! Нашёлся тут!

Аким успел остановить внезапно возникшую ссору.

— Хватит нам собачиться, лаясь друг на дружку! С кем не бывает? А о Сафроне ты, Гераська, зря сказал. За такое и по зубам схлопотать легко. Даже не заикайся об этом.

— Верно, Аким, — поспешил согласиться Данил, и они в молчании сопели, успокаиваясь. — Лучше поспешим в порт искать Сафрона. Горе ему будет, коль его схватят. Могут и пытать.

Сафрон в волнении выслушал рассказ Данилы и долго раздумывал.

— Дай Бог, чтобы нас не хватились до вечера, — наконец вздохнул он. — А на судно надо пролезть незаметно, и в темноте. Будем следить за ним. Солдаты должны будут с таможенниками проверить судно перед отплытием. И заодно в трюм заглянут в поисках воров и беглецов,

— А ведь верно гутаришь, Сафрон, — согласился Данил. — Даже сейчас немедленно надо скрыться до темноты. Ночью притворимся пьяными и сунем вахтенному шиллинг, и он нас пропустит на борт. Там укроемся до отплытия.

— Так и сделаем, — согласился и Сафрон. — Только шиллинга может не хватить. Приготовь два иди три, чтобы не искать в кошеле.

Казаки спешно перекусили в харчевне и тут же ушли искать схоронку.

То один, то другой казак, сменяя друг друга, следили за судном. Аким заметил уже в сумерках, как Уэсли заглядывал к капитану, но пробыл там недолго и ушёл. Потом удалились таможенники, а солдат не оказалось.

— Все ушли, — поспешил сообщить Аким. — Можно и нам вернуться.

— Надо хоть немного выпить для виду, — предложил Сафрон. — И плотно поужинать. Завтра мы переходим на судовые харчи, а это не сахар! Пошли!

Сидели в харчевне долго. Появились у трапа судна, опасливо озираясь и изображая пьяных. Вахтенный матрос доложил офицеру, тот придирчиво и дотошно расспрашивал казаков, которые с трудом могли ворочать языками.

— Проходите, и чтобы до утра вас никто не видел! — рявкнул вахтенный начальник, и намеревался отвесить по зубам, но передумал и пропустил их на борт. — Завтра я с вас не слезу, пока вы всё мне не выложите! Проходимцы!

Оказавшись на борту, Сафрон тут же предложил:

— Деньги надо спрятать где-нибудь до времени. Утром нас обязательно обыщут. Можно оставить не больше пары шиллингов на нос.

Матросы долго искали место, и наконец, спрятали в шлюпку под брезент и засунули под банку, вместе с теми, что получили от пиратства.

С рассветом их вызвали к капитану, тот учинил им допрос с пристрастием. Они ещё не протрезвели как следует и отвечали недоуменно и покорно сносили все оскорбления, но до побоев всё же не дошло.

— Чтоб я о вас ничего не слышал, бродяги! — кричал капитан и посмотрел на Рыжего Билла весьма красноречиво. — Гляди за ними, Билл!

Тот кровожадно усмехнулся, оскалив желтоватые зубы.

— Не стоит раздражать начальство, — предупредил Сафрон. — Работаем на совесть, и не огрызаться. Так самим лучше будет. Если сильно прижмут, можно и откупиться малыми монетками.

— Понятно,Сафрон, — буркнул Гераська. — Лишь бы до настоящих денег не добрались.

— Со временем мы их сами достанем и спрячем на себе, — сказал Сафрон. — А пока будем тише воды и ниже травы.

Судно в море встретилось с другим таким же, и они вместе взяли курс на полдень. Стоял июнь месяц, ветер постоянно задувал с носа, с дождями и шквалами. Потому суда двигались длинными галсами, и работы матросам всегда было очень много.

Лишь через неделю казаки понемногу привыкли к ритму судовой жизни, а тела их перестали болеть от беспрерывных работ со снастями и беготней по палубе и реям, исполняя команды капитана и помощников.

— И это так будем мучиться полгода!? — с возмущением и злобой восклицал Данил, с трудом разминая кисти рук, огрубевших и заскорузлых.

— Ты что, баба? — смеялся с него Гераська. — Зато есть надежда, что домой вернёмся с деньгами. А это тоже что-то, да значит. Можно хорошо устроиться. Семью завести, дом свой заиметь и весь достаток.

Данил скептически ухмылялся, посмеивался над мужиком, но в спор вступать было лень, и он отмалчивался, наслаждаясь короткими минутами отдыха.

Суда слегка двигались к Африканскому материку, но от берегов Индии не удалялись слишком далеко. Дожди и шквалы всем смертельно надоели, и даже у пассажиров отпала охота прогуливаться по палубе. А их было на судне человек пятнадцать. Среди них — половина женщины разного возраста, возвращающиеся домой в Англию после нескольких лет службы мужей.

На подходе к Аминдивским островам среди затуманенного океана показались паруса нескольких небольших судов, идущих на север, используя благоприятный ветер и течение.

Вскоре стало известно, что это небольшая эскадра арабо-индийских пиратов, их намеренья оказались самыми откровенными.

— Вот, Гераська, мы и повстречались с настоящими пиратами, — бросил Сафрон, пристально всматриваясь в приближавшие горабы[2] арабских пиратов. — Смотрите, их не менее восьми судов!

— Гляди зорче, Сафрон! — Гераська указывал на море, где из дождливого тумана показался девятый корабль. — Они стараются отсечь наши суда друг от друга! Схватки не миновать! Слышь, капитан уже отдал команду приготовиться к пальбе. Поспешим и мы, а то получим раньше времени по шеям!

Судно резко сменило курс, приближаясь к Индийскому берегу, до которого было ещё несколько сот миль. Второе судно оказалось далеко к западу и его уже отсекли три судёнышка, стремительно приближаясь к нему.

Не прошла и получаса, как с моря донеслись далёкие раскаты пушечных выстрелов, и все взоры устремились на запад, где началось сражение.

— Зря наши открыли стрельбу так рано, — говорил Данил, сжимая мушкет. — В такое волнение трудно попасть в такие маленькие суда. Глядите, как я и говорил. Все пираты целы и продолжают охват.

— Смотри лучше, что с нашим судном! — крикнул Сафрон. — Следи за мушкетом. Порох замочить легко в такой дождь! Прикрой!

— Если порох отсыреет, то нам несдобровать, казаки, — заметил Данил. — У пиратов куда больше народа, и все они отчаянные рубаки, как мне кажется.

— Им не так легко добраться до нас со своих низких судёнышек, да ещё в качку, — ответил Сафрон уверенно.

Капитан бросил матросов на реи и снасти. Корабль делал огромный круг, стараясь уйти по ветру от преследования, растянув пиратов и пощипать их поодиночке. Дождь то усиливался, скрывая вражеские паруса пеленой, то затихал, и тогда легко было увидеть манёвр каждого судна.

Ветер вдруг стих, и большое судно, влекомое течением, стало дрейфовать на юго-запад. Это оказалось под влиянием близких уже островов, что уже виднелись на горизонте, когда дождь на минуту прекращался.

— Что за острова такие низкие? — удивлялся Данил. Он с надеждой всматривался в них, думая, что среди них легко найти убежище.

Сафрон, поняв мысли друга, заметил:

— Там нет для нас спасения, Данилка, — он сам с чувством опасности смотрел на приближающиеся кусты островов, манящих своей свежей зеленью. — Мелкие суда легко пройдут мелководье, а нам придётся сесть на мель. Тогда нам по-настоящему крышка. Пираты нас обязательно захватят.

— Тогда о чём думает капитан!? — возмутился Данил.

— Ветер ослабел, а течение здесь неблагоприятное для судна. Авось пронесёт. Будем уповать на Господа. Интересно, чей Бог окажется сильнее?

— Не богохульствуй, Сафрон! — вскричал Гераська почти в отчаянии.

— Да что там боги? Тут столько разных, что сам чёрт не разберётся, в какого лучше верить! — и Сафрон перекрестился.

Тем временем пиратские суда значительно приблизились, и в тихую погоду их свободно можно было поразить пушечными ядрами или даже картечью.

Налетел довольно сильный шквал, накренил судно и улетел, оставив марсель разорванным и беспомощно трепыхающимся. Матросы тотчас полезли по вантам убирать повреждение и заменять парус, что в таком положении было весьма сомнительно.

Капитан отдал приказ готовить пушечный залп, и канониры засуетились у пушек. Прогрохотала одна пушка, ядро взрыло воду недалеко от носа ближайшей самбуки[3]. В ответ донеслись едва слышные вопли пиратов, дразнивших англичан. Вскоре четыре пушки нестройно рявкнули картечью и на суда пиратов обрушился шквал рубленого железа и свинца. Появились первые убитые и раненые.

— Это должно приободрить наших, — проговорил Данил, не отрываясь взглядом от манёвра пиратских судов. — Сафрон, кажись, они отжимают нас к островам. Ты верно сказал, что они решили загнать нас на мели и там взять.

— А что с другим судном? — спросил тот, оборачиваясь и ища глазами. — Ага! Там идёт жестокая сеча. Трудно разобраться в ней. Далеко очень. Но вроде бы наши держатся. А нам будет хуже. За нами охотится шесть самбук и горабов. А на каждой не менее тридцати пиратов.

— Надо биться, — обречённо молвил Данил. — Привычное дело, но не на море.

Большая самбука вышла к левому борту, пытаясь отвлечь англичан и попытать счастья в абордажном бою. Это могло позволить остальным судам тоже ввязаться в бой и завладеть судном в рукопашной схватке, где у пиратов было большое и неоспоримое преимущество.

Дружный залп пушек снёс с самбуки мачту, сделал пробоину ниже ватерлинии, и судно стало быстро крениться на нос, черпая забортную воду.

Сухие мушкетные выстрелы с английского судна заставили прекратить спасательные работы, и все пираты бросились в лодки. Мест для всех не хватало, началась свалка среди пиратов.

А с правого борта надвигались три судна, уже палящие из мушкетов, что в общем-то почти не причиняло урона. Англичане отвечали метким огнём. Казаки тоже старались на совесть, и не один пират пал от их пуль. Пушкари спешно заряжали стволы картечью, полагая, что только уменьшив силу нападавших, можно как-то спастись. Залп оказался весьма удачным. Крепко досталось одному горабу, рей которого свалился на палубу и придавил матросов.

Все англичане перешли на правый борт и огонь мушкетов усилился. У англичан оружие оказалось намного лучше, их огонь сильно вредил подходившим пиратам. Однако те продолжали надвигаться, грозя абордажем. Одна самбука подошла так близко, что некоторые матросы рискнули бросать в неё бомбы. Те редко долетали, но всё же там возник пожар, и пираты бросились его тушить.

Пушкари успели зарядить пушки до броска пиратов на борт, и с близкого расстояния всадили в два судна заряд картечи, наполовину выведя команды из строя. Мушкетёры продолжали стрелять, прореживая ряды пиратов.

Первая самбука уже тонула, когда из-за её кормы появилась ещё одна, и стремительно приблизилась на мушкетный выстрел. Канониры сделали залп, но он мало что дал. Лишь снёс часть кормовой надстройки, где начался пожар. Его быстро загасили, тем более что опять начался дождь.

Судно продолжало дрейфовать на восток, и мало кто замечал, что острова находятся уже довольно близко, а вскоре до них стало чуть больше полумили.

Капитан гнал матросов то на реи, то к фальшборту стрелять из мушкетов. Видно было, что он сильно нервничает и его приказы мало что значили.

Данил почему-то долго выбирал цель, потом тщательно целился и наконец, выстрелил. Проследил и завопил радостно:

— Я его сбил! Это их капитан на полуюте стоял с саблей и командовал своими головорезами! Пусть теперь попробуют нас взять!

— Посмотри, кого ещё можно снять важного, — сказал Аким, тоже целясь в кого-то из пиратов. Те уже приготовили крючья и багры для сцепления бортов. Это было очень опасно, но пираты пренебрегали этим.

Лихая самбука всё же успела толкнуться о борт. Полетели крючья, с хрустом вгрызаясь в дерево фальшборта. Матросы рубили топорами и саблями канаты, лезших на борт пиратов, а в это время волна качнула суда, тросы лопнули, и часть арабов оказалась в воде. Потом другая волна ударила самбуку о борт англичанина, что та получила серьёзное повреждение. Швы, видимо, разошлись, и в трюм пиратов хлынула вода. Бой почти заглох, лишь англичане продолжали отмахиваться саблями и пиками кололи ближайших пиратов. Волна ещё раз, но мягче, ударила суда и самбука отвалилась с ещё большими повреждениями.

— Казаки, не трусь! — заорал Данил, видя, как напавшая самбука отходит, накренившись уже на левый борт и нос. — Пали по другому судну! Подходит!

Стрельба возобновилась, но редкая. Порох у многих подмок, мушкеты давали осечки. Пистолетные выстрелы ещё звучали, но и те стали редеть.

Пираты, видя, как погибает столкнувшаяся самбука, уже не решались стягивать борта, ограничиваясь пальбой из мушкетов. Но их у пиратов оказалось мало и те с подмоченным порохом. Так и качались суда, не решаясь на окончательную атаку и захват добычи.

По судну прозвучал отчаянный крик кого-то из матросов:

— Братцы! Наших захватили пираты! Будь они прокляты!

Все взоры устремились к месту боя, но расстояние было слишком большим. Увидеть можно было лишь, как вокруг англичанина дрейфуют суда пиратов, а на флагштоке фок-мачты развевается совсем не английский флаг.

Команда с яростью стала стрелять по пиратам, а те маневрировали и изредка постреливали, ожидая, когда судно сядет на мель. Судя по всему, они это знали и надеялись без особых потерь и сил захватить добычу.

Канониры успели сделать ещё один залп картечью, надеясь истребить как можно больше пиратов. Это частично удалось. Десятка полтора из них были убиты или ранены.

— Пираты уходят ближе к островам! — донеслось до казаков. — Что это значит?

— Проклятье! Мы скоро окажемся на мели! Что думает капитан?!

Капитан думал об этом же. Он уже прокричал команду на поворот, матросы в страхе побежали к снастям, поворачивая реи. Судно по большой дуге направили к северу, но вскоре днище заскребло по ракушечнику со звуком, ужасным для слуха моряка. Судно дрогнуло и через несколько секунд сильно качнулось, заваливаясь на правый борт, и остановилось. Сквозь палубу донеслось жуткое журчание воды, льющейся в трюм через щели и проломы в днище. Пираты, заметив успех, огласили море победными воплями, потрясая оружием и паля в сторону английского судна. Оно уже прочно сидело на кораллах, продолжая крошить их с жалобным и страшным скрипом. Мачты наклонились, и в любую минуту готовы были рухнуть, круша все вокруг.

— Спустить шлюпки! — капитан распоряжался высадкой на остров. До него было не далее двухсот саженей. — Всех пассажиров в шлюпки! Женщин в первую очередь! Мушкеты приготовить! Пираты могут атаковать шлюпки!

Канониры пытались сделать последний залп, пользуясь ещё малым креном. С трудом ворочали тяжёлые стволы на лафетах, целя в близкие суда пиратов. Их осталось шесть, значит, три потонули. В море можно было видеть две шлюпки с арабами, спешащие быстрее присоединиться к остальным, пополнив их команды. Гераська насчитал в них больше тридцати пиратов.

Скоро эти шлюпки приблизились к судну, решив, что и для них осталась работа, спеша и на свою долю разделить добычу. Они шли на расстоянии примерно пятидесяти саженей друг от друга и спешили первыми взять судно на абордаж.

Данил подскочил к канониру у пушки и стал помогать тому наводить ствол на ближайшую шлюпку.

— Как надо нам попасть в неё! — ворчал он и резво работал, готовый уже всадить запальник в отверстие с порохом. — Скоро уже?

— Ещё немного! — ответил канонир. Он боялся опоздать, когда шлюпка уйдёт под линию прицела за борт судна, и тогда её уже не достать. — Готово! Пали!

Пушка грохнула, картечь с визгом врезалась в шлюпку, растрощила борта, матросы повалились в воду, призывая Аллаха на помощь.

— Вторую шлюпку встретить мушкетным огнём! — прокричал раненый в голову Рыжий Билл. — Канонир, есть возможность хоть ещё раз выстрелить?

— Никак нет, сэр! Ствол не повернуть к ней! Только мушкетами можно достать! Если б судно хоть слегка развернуть, да уже поздно, сэр!

— Бери топоры и рубим фальшборт! — крикнул Данил и сам первым стал остервенело рубить мокрые податливые бруски дерева.

Матросы тем временем заряжали пушку. Через пару минут часть фальшборта превратилась в щепки, а канонир смог нацелить ствол на приблизившуюся шлюпку.

— Пали! — крикнул канонир. Пушка опять грохнула. Картечь врезалась в носовую часть шлюпки. Три матроса упали в воду, а сама шлюпка быстро наполнялась водой через пролом на носу. До борта судна оставалось не более шести саженей.

Тем временем две шлюпки с пассажирами и ранеными уже подходили к острову, который зеленел саженях в двухстах. Было видно, как матросы спешно высадили всех, и тут же погребли назад, со страхом наблюдая за манёврами пиратов. Те больше занимались судном, спускали шлюпки, готовясь к последней атаке. Англичане с ужасом ждали своего конца.

Лишь канониры и их помощники что-то старались ещё сделать, наладить обстрел шлюпок, что им в общем-то удавалось. Последний пример подсказал им такую возможность. Они прорубали фальшборт, полностью круша его, им бросились помогать матросы, почти прекратив стрельбу из мушкетов.

Первые шлюпки уже подгребали, скоро можно было ожидать абордажного навала. Англичане нестройно и вяло стреляли, причиняя мало урона пиратам из-за поспешности и подмоченного пороха.

С судна увидели, как одна шлюпка, возвращавшаяся к судну, попала под обстрел пиратов, перевернулась, и гребцы частью утонули, а другие попали к пиратам. Участь их будет незавидной. Вторая шлюпка сумела избежать плена и гибели, и пристала к борту покачивающегося корпуса судна, уже изрядно расшатанного и скрипящего. Шестеро матросов уже не отваживались идти к берегу острова и посчитали за благо остаться на борту.

Тем временем канониры уже были готовы к стрельбе. Пираты сосредоточились на правом борту, оставив левый без угрозы.

— Пушки перетащить на правый борт! — приказал капитан, — Оставить на левом лишь одну! Картечью готовы?

Канониры подняли руки и пушки прогрохотали залп. Одна шлюпка тут же в щепки разлетелась, вторая повернула назад, теряя людей и плавучесть. Её с трудом подобрала самбука.

Но оставались ещё три шлюпки, идущие следом. С них постреливали, но и англичане отвечали очень сильно, решив, что лучше продать свои жизни подороже, чем быть рабами у неверных.

Теперь пушки стреляли, как придётся, но это были хорошие выстрелы. Картечь сильно прорежала ряды атакующих. Всё же пиратам удалось пришвартоваться к борту судна. На борт, карабкаясь, падая в волны, лезли полуголые люди. Матросы свирепо рубились с пиратами, не позволяя тем ступить на палубу и расширить место для высадки остальных. Казаки были в первых рядах. Почти все они были легко ранены, кровь стекала по их лицам или телу, ослабляя и мутя разум.

Один из канониров успел пальнуть из пушки, когда последняя лодка собиралась пристать к борту, готовясь матросами включиться в схватку. Тела, разорванные картечью, были просто выброшены в море, а сама шлюпка получила столько пробоин, что не успела дойти до борта. Пираты барахтались в воде, тонули, взывая к Аллаху.

Скоро стало ясно, что пиратам не удастся овладеть судном. Силы их были растрачены в бесплодных попытках завязать абордажный бой, и теперь оставшиеся лодки спешили назад к своим судам.

Эти суда тоже осторожно подходили ближе, и получилось так, что один гораб оказался в пятидесяти саженях от англичан, и канонир удачно всадил в него ядро ниже ватерлинии. В пробоину тут же хлынула вода. Попытка пиратов заделать пробоину пластырем не увенчалась успехом. Матросы сорвали мушкетным огнём все попытки залатать пробоину и судно медленно начало тонуть. Пираты поспешно попрыгали в шлюпку, их подобрала другая самбука.

После этого пираты посчитали за лучшее уйти за пределы досягаемости пушечных ядер и картечи. Они курсировали между островом и судном, сторожа его.

— Скоро ночь, нам надо срочно придумать план, как покинуть судно, — говорил капитан, баюкая раненую руку на перевязи. — Пираты легко могут нас захватить в темноте.

— А что тут сделаешь? — спросил Рыжий Билл, с трудом ворочая языком из-за ранения в голову. Я не вижу никакого выхода. У нас только одна шлюпка, а с нею трудно рассчитывать на успех. Уйдут одни, пираты захватят остальных. Разве мы сможем помешать этому?

— Куда подевались пассажиры, которых высадили на берег? — послышался вопрос, и все устремили глаза в том направлении. — Их не видно нигде. Капитан, посмотрите в трубу, сэр!

— Никого не видно, — опустил трубу капитан. — Наверняка ушли вглубь острова. Возможно, там имеется деревни туземцев. Пираты на остров не высаживали свой десант.

— За ночь можно сколотить большой плот и высадиться на берег, — подал голос один матрос и многие с ним согласились. — На нём даже пушку можно перевезти. Погода тихая, в дождик только будет способствовать нам. Думаю, что за две ходки можно всех доставить на берег.

— Нас и так мало осталось, большинство ранены, — ответил капитан. — Работать некому. Но я соглашусь с вами, матросы. Работайте.

Идея с плотом понравилась многим и его тут же стали вязать. Сколачивать побоялись, пираты могли услышать стук и догадаться.

К полуночи плот был готов. На него нагрузили пушку, провиант и всё, что могло пригодиться для жизни на острове.

Оказалось, что все могли поместиться на плоту и шлюпке. В ней шли и казаки. Аким был уже совсем плох от потери крови, и сам идти не мог. Товарищи снесли его в шлюпку, и та отвалила. Огни на судне не потушили, намереваясь ещё вернуться, да и пиратам будет спокойнее видеть эти огни.

Шлюпка не ушла вперёд, а буксировала плот. Он был слишком тяжёл и неповоротлив, и до утра мог не доплыть до берега. Потому шли медленно, стараясь не шуметь. Огни пиратских судов светились довольно близко, но дождик туманил обзор, мешал чётко рассмотреть окружающее море. За час до рассвета все благополучно оказались на берегу и спешно оттащили пушку и припасы к стрельбе подальше на плоскую возвышенность шагах в ста от кромки воды. Пассажиров и тут не оказалось.

Утром пираты в растерянности увидели, что судно опустело, а люди на берегу сноровисто строят укрепление, готовясь к отражению возможного нападения.

— Жаль не успели поджечь судно, — сетовал капитан. — Столько добра достанется пиратам! Пусть Господь их покарает за вероломство и разбой!

---

[1] Фунт — имеется в виду фунт стерлингов, равен 20 шиллингов.

[2] Гора́б — вид арабского парусного судна.

[3] Самбука — тип арабского парусного судна, использовавшегося в Индийском океане.

Глава 11

Все пассажиры оказались в безопасности. Они ушли за лагуну, где ютилось селение туземцев в шестнадцать хижин под пальмовыми крышами. Смуглые, глазастые, они были немного пугливы, и приняли белых людей безропотно, но и не проявив особого гостеприимства.

Около сотни людей, большинство из которых были дети, выращивали немного батата и другие огородные корнеплоды, перебивались в основном рыбой и кокосами. Староста, старый рыбак по имени Раджун, встретил новых потерпевших со страхом. Он охотно бы избавился от непрошеных гостей, но не решался проявить к ним враждебности.

— Они уже знают, что произошло в море, — говорил один из пассажиров, обнимая молодую жену, скромно поглядывающую на мужа снизу. — Боятся пиратов до ужаса. Потому никто не осмелился прийти нам на помощь.

— Как вы нашли селение? — спросил капитан.

— Нам показалось, что внутри острова будет безопаснее. Обошли лагуну и оказались в селении. Вот и вся история, сэр.

— Нам надо устроиться и побеспокоиться о раненых. Их очень много. — Капитан сам чувствовал себя неважно, а Рыжий Билл уже не мог ходить, и лежал в жару, его уже трясла лихорадка. Болел и Аким, остальные казаки едва держались, но опасались, что и их начнёт скоро трясти.

— Проклятый дождь! — чуть не голосил Данил. — Так и льёт почти беспрестанно! Так и вовсе загнуться можно. Даже без ранения.

Сафрон тут же распорядился строить хижину.

— Вначале построим крышу. Лишь бы сухо было под нею. Потом начнём и со стенами управляться. Аким пусть пока побудет в хижине, а мы должны побыстрее справиться с этим делом.

С трудом казаки взялись за работу, и к вечеру навес на столбах был готов. Им помогли два молодых туземца, споро накрывая крышу пальмовыми листьями и травой. Все это переплели лианами, укрепили от ветра и начали укладывать пальмовые стволы и настилать пол на высоте пять дюймов. Это будет посуше. Так поведали знаками помощники.

Сафрон выпросил поношенную циновку, и теперь на ней лежал Аким, страдая от ран и лихорадки. Половина людей была серьёзно ранена или болела лихорадкой, местная знахарка сбивалась с ног, помогая с остальными женщинами больным и раненым.

Стенки отложили на завтра, лишь навалив вокруг навеса валики из земли с песком, чтобы не текла вода под навес.

— Запалим костёр и будем поддерживать его все время, — предложил Герасим и сам же собрал целую кучу сырого топлива. Ещё выпросил за старый нож скорлупу ореха, полную козьего молока, и Аким с наслаждением выпил его, подогретого на костре.

Капитан раздал пищу на каждого и заявил серьёзно:

— Провианта мало, прошу экономить. Местное население не сможет нас обеспечить едой. И прошу местных не трогать и не раздражать. Никто не знает, когда нам удастся вырваться отсюда. А войны нам не нужно. Я надеюсь на это.

Настроение у всех было просто плохим. Еды хватит на несколько дней, а потом голод и распри неминуемы.

— Завтра же постараться поймать хоть немного рыбы, — заметил Герасим. — С берега, наверное, ничего нет, а лодки у нас нет. Попросить бы или купить.

— Деньги тут не ходят, — усмехнулся Сафрон. — А вещей у нас нет. Нож и тот пропал за молоко. Гераська, ты и завтра стребуй с того хозяина молока.

— Надо присматриваться к этим людям. Что они собирают и чем питаются дополнительно. Думаю, что они едят всё, что живёт здесь, — и Сафрон хмуро оглядел товарищей. — И хорошо бы посмотреть, что осталось от корабля. Вдруг что-нибудь полезное и найдём.

Прошло два дня, двоих матросов пришлось похоронить. Они умерли от ран и лихорадки. С этим никто здесь справиться не смог. После похорон Данил мрачно заметил:

— Уверен, что это не последние похороны, казаки. Как бы наш Акимка не покинул нас, переселившись на небо. Душой, конечно, — дополнил он.

— Да, — согласился Сафрон. — Тут такое будет продолжаться. Дела наши не очень…

Герасим всё же мог в день поймать на примитивную удочку трёх рыб не длиннее полутора ладоней, но и то было хорошо. Все собирали кокосовые орехи, скобли ножами, ели волокнистую мякоть. Герасим прибежал к своим и похвастал, что научился есть улиток и устриц, что во множестве можно было наловить на берегу и в рощах острова.

Герасим ещё принёс с берега, где море выносило разные обломки судов, несколько досок и брусков для хижины. И кусок тонкого стержня, вбитого в кусок дерева. Заметил на вопросительный взгляд товарищей:

— Железяку освобожу и сделаю острогу. Может, так лучше будет ловить рыбу. Я видел в лагуне больших рыб. Узнать только, можно их есть?

Так сталось, что главным в добыче пищи стал Герасим. У него это получалось довольно успешно, и многие англичане с подозрением и завистью поглядывали на него, полагая, что он колдует. Он полдня проводил в лагуне, охотясь на рыб, и приносил достаточно, чтобы экономно расходовать сухари и рис, которые были у них в малом количестве, что роздал капитан.

— Мы тут уже вторую неделю и похоронили четырёх человек, — в мрачном настроении молвил Сафрон. — А Акиму почти ничего не помогает. Не дай Бог помрёт! Страшно подумать!

Аким не помер. Даже после третьей недели стал поправляться. Казаки приободрились и повеселели. Однако с весельем пришлось повременить. Матросы с голодухи стали обирать туземцев, и те уже ранили одного в стычке. Капитан едва уговорил матросов не раздувать военные действия, но после этого матросы не только стали отбирать еду, но и насиловать женщин. Опять возникло напряжение, и капитан с трудом сдерживал и тех и других, готовых броситься друг на друга. Только трое англичан и казаки не вступали в конфликты с туземцами и не пытались ничего отбирать. Но и с ними отношения испортились.

— Проклятые лентяи! — ругался Сафрон на англичан. — Только и смотрят, у кого что отнять. Сами не хотят добывать себе еду. Из-за них и нам достанется. Проклятье! Нигде жизни нет!

— Этих англичан не так много, и я обязательно стану на сторону туземцев! — тут же заявил Данил, и Аким его охотно поддержал, сказав:

— Правильно, Данилка! Жили себе мирно и тихо, а тут мы заявились, и всё у них порушили. Надо их как-то защитить. Один капитан не справится уже.

— Я поговорю с Джоном, — пообещал Сафрон. — Они тоже не хотят войны. Пусть станут на нашу сторону. Так нас будет восемь человек. Это уже сила.

— Пойди к капитану и поговори с ним об этом, — предложил Данил. — Пусть знает, что нам так жить здесь не по душе.

Капитан выслушал Сафрона и обещал принять меры. Но матросы, а их было одиннадцать человек, никак не хотели уступать. Раненые требовали всё большего ухода, и Герасим как-то заметил сердито:

— Будь они прокляты, эти английцы! Нужно тикать от них подальше. Лучше самим жить. Что скажете?

— Хорошо бы, — сказал Аким, хотя сам он с трудом ещё ходил, опираясь на палку. — С этими кашу не сваришь. Будем сами думать, как выбраться с острова. Может, по дружбе местные подскажут чего полезного. У них опыта много.

Через три дня все в селении и вокруг, где располагались хижины матросов, были возбуждены и озлоблены очередной дракой. Выяснилось, что матрос изнасиловал девчонку, которую потом убил. Она сильно расцарапала его лицо и спину. За это отец и брат девчонки чуть не убили матроса, проломив тому голову

— Я предупреждал, требовал, чтобы никто не обижал туземцев! — орал капитан, сдерживая матросов от резни. — Вы не послушались, матросы! Я не могу с этим мириться и считаю ваше стремление отомстить грубым нарушением. А оно может стоить нам других жизней. Раненый едва держится и может умереть, а у вас только мщение на уме! Матрос сам виноват и поделом ему!

— Хорошо, что капитан спрятал оружие. У матросов лишь ножи да несколько топоров, — шептал Сафрон Данилу на ухо. — Ишь, как свирепо смотрят на туземцев, словно не сами повинны в смерти матроса!

А те перестали слушать капитана и ощетинились ножами и палками. Против них стояли два десятка голых туземца с копьями и луками наготове. Положение стало критическим.

Капитан стал между враждующими и продолжал уговаривать, положив руку на пистолет, который торчал за кушаком. К нему стали два англичанина и тотчас трое казаков. В молчании, но решительно они крепко стояли на ногах, готовые к отпору и это немного смутило матросов. Но продолжалось такое противостояние недолго. Кровь бурлила в груди матросов, они горели желанием наказать туземцев и уже требовали оружие, грозясь самим его добыть,

С трудом капитану и казакам с англичанами удалось успокоить матросов, однако все были уверены, что такое положение скоро опять нарушится.

Капитан провёл совещание с казаками и двумя англичанами. Сошлись на том, что надо всем вместе переселиться на другую сторону островка.

— Если мы этого не сделаем, то война неминуема! — горячился капитан, и с ним все согласились.

— Не думаю, что мы в состоянии с этим справиться, сэр, — сказал один из матросов. — Они слишком распалили себя и готовы добыть оружие и перебить всех туземцев.

— Тогда и сами погибнут от голода! — вставил Сафрон. — Они не желают добывать себе пропитание и лишь готовы грабить, а мы должны отвечать за них?

Так и получилось через день, когда тот раненый матрос всё же скончался и его похоронили. Матросы разобрали оружие и двинулись на туземцев. Произошла бойня. Туземцы были тут же разбиты, оставив на песке семь трупов. Матросы тоже потеряли одного, а трое получили ранения.

— Всё, казаки! — воскликнул Герасим. — Собираемся в дорогу. Нам тут делать нечего. Этак они скоро и до нас доберутся.

С ним согласились, и на другой день казаки ушли, ничего не сказав даже капитану. Они прошли версты три и оказались достаточно далеко от селения. Герасим построил с Сафроном добротную хижину с дощатым полом и кострищем на середине, обложенном камнями. Рядом лагуна с рыбой и ящерицами. Попадались и черепахи. Так что еды хватало, но приходилось все время только ею и заниматься.

Через неделю Герасим посетил деревню и вернулся со старым челноком с балансиром, который оказался бесхозным после побоища и резни.

— Будем выходить в море, как местные и ловить рыбу. Я и сеть раздобыл потихоньку. Туземцы меня приняли вполне приветливо, но остальных ненавидят и что-то замышляют.

— Всё это хорошо, Гераська. А пару мушкетов не мог бы ты добыть для нас?

— Не подумал об этом. Значит, надо снова посетить деревню. Мы тоже имеем право на оружие, и я получу его.

Обещание он выполнил и принёс два мушкета и пистолет. В мешке был порох, пыжи и пули. Последних было мало, но пока они и не были нужны.

— Здорово, Гераська! — воскликнул Сафрон радостно. — Теперь в случае чего можно и постоять за себя. Что там ещё в селении?

— Всё то же, Сафрон. Матросы вовсю распоясались, живут, не тужат. У каждого женщина и капитан уже бросил бороться с ними. Ещё умерло два человека. Один матрос и женщина из пассажиров. Туземцы ропщут, но боятся. Да их и осталось всего ничего. Воинов почти уже не стало, оставшиеся сидят, дрожат, ожидают своего конца.

— Вот так всегда, — с грустью проговорил Сафрон. — Нет бы жить в мире и дружбе со всеми. Эти туземцы ведь на своём острове живут, никому не вредят, а пришли мы и все порушили, как какие-то дьяволы. Жаль их.

Казаки стали осваивать плавание на челноке с балансиром. Это оказалось не таким простым делом. Челнок, выдолбленный из цельного ствола пальмы, был узким, борта едва возвышались над водой всего на пядь. Было страшно, но через несколько дней все трое кроме Акима могли выйти в море на лов рыбы.

— Трудно нам привыкнуть к таким утлым лодочкам, — говорил Гераська, подгребая коротким веслом. — Того и гляди перевернёмся или зачерпнём порядочно воды и пойдём ко дну.

— Наверное, такое не случится. Лодка с толстыми бортами, и не должна потонуть с нами. Хорошо бы проверить на мелководье в лагуне. Там всегда тихо и спокойно.

— Все же времени поменьше можно тратить на ловлю с лодки, — заметил Герасим, после трёх дней опыта. — Гляди, сколько наловили за пару часов. Такое раньше я мог наловить за полдня, и то не всегда.

Прошло недели две, и Гераська опять пошёл в деревню проведать новости. Вернулся он необычно скоро и вид его был обеспокоенный.

— Ты что такой хмурый? — спросил Аким, единственный, кто был под навесом.

— Там много чего случилось, Акимушка, — в раздражении ответил Герасим. — Туземцы тайно ночью покинули деревню и скрылись где-то. Островов-то много и выбор у них имеется.

— А что матросы? — в вопросе звучало беспокойство.

— Матросы голодают и ссорятся по каждому пустяку. Мне даже страшно стало, и я поспешил назад. Грозились до нас добраться. Мол, у нас есть чем поживиться.

— А те двое английцев, что были против своих?

— Я их не видел. Даже не вспомнил. Не до этого было, Акимушка.

— И что, всё с собой забрали туземцы?

— Всё не смогли, но ни одной лодки не оставили. Надо бы и нашу куда-нибудь спрятать от греха подальше. Вдруг заявятся, проклятые!

Весть всех насторожила. Сафрон с Данилом многозначительно переглянулись. Данила заявил:

— Они обязательно появятся, будьте уверены, казаки. Гераська, как у них с ранеными и женщинами, что спаслись первыми?

— Сплошные раздоры. Матросы пытаются хватать женщин от их мужей и потому возникают драки. За последние дни ещё двое умерли. Много больных. Здоровых всего человек десять осталось. Они-то и богуют над всеми.

— Надо бы укрепиться, казаки, — подал свой голос Аким. Он уже свободно ходил и занимался не очень трудными делами. — Нагрянут, так хоть отпугнуть можно будет. Когда ещё судно здесь пройдёт.

— Верно молвишь, Акимушка, — отозвался Сафрон. — От этих разбойников всего можно ожидать. С них станется и нас прикончить, когда они совсем взбесятся. Страшно подумать.

— У них почти все пассажиры ходят вроде, как рабы. Всё за них делают, а больше собирают всякую еду. Рыбу ловят мало, орехи только и спасают. Но на такой жратве долго не протянешь, — Герасим сокрушённо качнул головой.

— Может, переберёмся в рощу, а? — Сафрон вопросительно посмотрел на товарищей. — Там нас труднее найти, да и укрепиться легче, чем на побережье. Тут один песок и что-то соорудить трудно. Да и заметно сильно.

После некоторого раздумья казаки согласились. Уже к вечеру они перенесли всё в рощу, где были заросли кустарника и деревья, перевитые лианами. Было сыро, но скрытно.

— Нарубим тонких пальм и построим сруб, как на Руси. Невысокий, не под крышу. Нам этого и не надо. Тепло и так будет. Лишь бы пули не так пробивали. Вдруг придётся отстреливаться.

— Пуль совсем мало, — заметил Аким. — Всего штук пятнадцать. Хоть камушками заряжай!

— А что? Можно и так, — Данил уверенно оглядел друзей. — Можно нарубить из штыря кусочков и тоже пойдут за пули. Даже лучше. Такая разворотит в теле такую дыру, что мало не покажется. А с камушками пусть Акимка занимается. Он для другого ещё слабоват, так хоть так подмогнёт.

Четыре дня казаки обустраивали своё убежище. Лодку прятали недалеко от моря и каждый дань выходили на рыбалку. Уже накопили с дюжину вяленых рыбин, благо соль ещё оставалась, и кокосов целую горку насобирали. Данил легко научился лазать до самого верха пальм.

На пятый день Аким спешно пришёл с побережья. Казаки сразу поняли, что у него плохие вести. Он был чуть ли не перепуган.

— Английцы! Человек семь. С мушкетами. Рыщут по берегу. Наверняка нас ищут. Я немного понаблюдал из зарослей. Всё осмотрели на прежнем месте нашего жилья. Думаю, что они догадались, куда мы ушли.

— Заряжай мушкеты и пистолет, казаки! — Данил сам первый занялся этим делом, заметив: — Гераська, гони к берегу и посмотри, что там. Смотри не попадись. Спасти мы тебя не сможем.

— Хоть бы лодку не нашли, проклятые! — проворчал Сафрон и приладился к мушкету, давно не держал его в руках.

До вечера их никто не тревожил, а ночь прошла в тревоге. Казаки мало и неспокойно спали. Герасим ничего страшного не сообщил, лишь сказал:

— Они удалились дальше по берегу. Я проследил за ними. Версты на полторы ушли. Но по всему видно, что они вернутся. Постоянно оглядывались, вроде бы опасаясь кого-то.

— Вряд ли, — ответил Сафрон. — Они рассчитывали заметить тебя. Были уверены, что за ними наблюдают. Ты уверен, что тебя никто не заметил?

— А как же, Сафрон! Я был далеко от них, меня скрывали кусты. Даже я и то не очень хорошо их видел.

— Отдохни, а я пойду тоже понаблюдаю, что там на берегу, — Сафрон захватил пистолет, проверил его и сунул за кушак.

Берег был пустынен, лишь чайки оглашали его писком и криками. Шум волн мягко долетал до ушей Сафрона, и он подумал, что англичане ушли окончательно. Но всё же он оставался сидеть в кустах, вспоминая свои же обещания часа два посидеть в засаде. Потом он посчитал за лучшее пройтись вдоль берега под прикрытием прибрежных зарослей.

Пройдя с версту, он услышал далёкие голоса и насторожился. Сел отдохнуть и постоянно прислушивался. Голоса вроде бы перемещались вглубь острова, подальше от лагуны, и Сафрон тоже стал пробираться на эти голоса. Полагая, что англичане решили обследовать большую площадь острова, он через четверть часа сумел приблизиться к ним. Те шли наискосок и их пути должны были пересечься.

Затаившись в высокой траве, Сафрон едва увидел мелькавшие человеческие фигуры за ветвями и травой. Он сосчитал их. Герасим не ошибся. Их было семь человек — и все с оружием. Они негромко и довольно редко переговаривались, слов Сафрон разобрать не мог. Рискнул приблизиться, пропустив их вперёд.

Ещё немного — и Сафрон услышал слова, которые сильно его взволновали. Один англичанин, Сафрон его не узнал, сказал, что они обязательно должны найти их. И причину Сафрон уяснил. Им нужна была лодка и еда. Всё это они рассчитывали добыть у казаков, зная, что Герасим всё это добыл, когда приходил в деревню несколько недель назад.

Группа англичан двигалась немного в сторону от расположения сруба казаков, и это немного успокаивало Сафрона. Вдруг он услышал, как один англичанин попросил подождать его. Тому понадобилось справить нужду. Немного поспорили, подождали и неторопливо пошли дальше, оставив одного на месте. Облегчался тот торопливо, полагая, что одному тут совсем не так спокойно.

Сафрон посчитал, что можно захватить его, а главное — его оружие, которого у казаков оказалось слишком мало. Понимал, что это опасно. Англичане могли рассвирепеть и приняться за них серьёзнее. И всё же Сафрон посчитал, что в этом он может рассчитывать на успех в дальнейшем. Он подкрался в момент, когда матрос только стал заправлять драные штаны.

— Не кричать и не двигаться, парень, — тихо сказал Сафрон и ткнул стволом пистолета матросу в спину. — Руки подними. И не бойся, я тебе ничего не сделаю, — и Сафрон ногой оттолкнул мушкет подальше в траву.

— Чего ты хочешь, Сафониус? — спросил матрос, обернувшись.

— Какого черта вы тут шастаете? Что вам нужно?

— Просто ищем беглых дикарей, чего ж ещё?

— Врёшь, парень! Я слышал ваши разговоры. Если охота жить, то говори всё!

— Что тут говорить, когда и так всё знаешь? Жрать охота, и лодка нужна! Проклятые дикари всё забрали с собой.

— Убить нас хотите?

— С чего ты взял? Только лодка и жратва нам нужны.

Вдавив ствол в спину, Сафрон вытащил у моряка нож и пистолет. Саблю тоже отбросил подальше и в раздумье ждал, как поведёт себя англичанин.

— Отпустишь? — выдавил тот наконец, не дожидаясь очередного вопроса.

— Да вот думаю. Сколько вас там сейчас, в деревне?

— Что я, считаю людей? На что мне это?

— За последнюю неделю кто помер? Просто скажи, сколько?

— Двое, Сафониус. Да опусти ты свой пистолет! Один матрос и один пассажир. При нём оказалось порядочно таких милых золотых кружочков. Могу поделиться с тобой. Отпусти только.

— Здесь золото не имеет цены, парень.

— Не век же будем здесь сидеть. Когда-то и выберемся.

— Так, если я тебя отпущу, то мне крышка, парень. Сам должен понимать.

— На что ты кому нужен, Сафониус? Отпусти, и я обещаю, что даже не упомяну о тебе. Забирай всё и я пойду, а?

— Не трепыхайся! — прикрикнул на матроса Сафрон. — Я думаю, что с тобой лучше всего сделать.

— Можно я руки опущу и выну кошель с монетами. Забирай — и я пошёл!

В это время донёсся далёкий голос. Он звал матроса, торопил и беспокоился. Матрос, его звали Томом, встрепенулся и прошептал:

— Слыхал? Они скоро вернутся, и тебе несдобровать, Сафониус. Отпусти?!

— А ты покричи им, обещай догнать вскоре.

Матрос обернулся и прокричал ответ, вопросительно посмотрел на Сафрона, выжидая и готовясь. Но со спущенными штанами трудно рассчитывать на успех.

А Сафрон вдруг с очевидностью понял, что поставил и себя и товарищей в очень сложное положение, и в любом случае теперь не отвертеться. И он решился. Переложил пистолет в левую руку, вытащил кинжал и, не раздумывая, всадил его под лопатку матросу. Тот вскрикнул тихо и повалился на траву, обливая её кровью. Сафрон наклонился проверить смерть, вытер кинжал об одежду матроса, поднялся с намереньем уйти, передумал. Стал обшаривать карманы, нашёл кошель с деньгами. Потом оттащил тело подальше от тропы, проложенной англичанами, затёр ногами следы крови и быстро удалился, прихватив оружие.

Он ещё раз услышал зов этого Тома, но не стал выяснять, что предпримут матросы, обнаружив труп товарища.

— Ты их нашёл? — встретил Сафрона вопросом Данил.

— Откуда б у меня было оружие? Пришлось прирезать. Так хоть меньше по наши души будет охотников. А они точно намеревались нас не только ограбить, но и убить вполне могли. Они продираются немного дальше, — и Сафрон многозначительноосмотрел товарищей. — Пока они ничего не знают про наше место, но скоро могут обнаружить. Их шесть человек осталось. С ними легко можно разделаться.

— Что ты надумал, Сафрон? — спросил Аким с тревогой в голосе.

— Если они осмелились поохотиться на нас, то почему мы не можем ответить тем же? Данил, как считаешь?

— Так и считаю, Сафрон. Ты правильно поступил. Теперь у нас больше оружия и я готов пойти на охоту. Кто со мной?

— Кроме меня никто с этим не справится. Аким ещё слаб, а Гераська трусоват и с оружием плохо справляется. А у нас появилось два десятка пуль, пистолет с мушкетом и сабля. Это просто здорово! Чуток отдохну, перекушу и можно отправляться. Вряд ли они далеко ушли. Им ещё надо похоронить друга.

Через четверть часа охотники, вооружившись, ушли в лес искать англичан. Сафрон вёл Данила к месту его встречи с Томом и за полчаса успели туда.

— Трупа нет, — сказал тихо Сафрон, обследовав кусты. — Уволокли, но куда?

— Посмотрим, — тихо же ответил Данил, прислушиваясь и настороженно оглядевшись по сторонам. — Других следов, судя по всему, нет. Значит, пошли по тропе, что сами и проложили. С трупом другим путём трудно идти. Пошли. Хватит разговаривать, Сафрон.

Казаки быстро, как позволяла тропа, продвигались вперёд. Не прошло и получаса, как услышали невдалеке голос. Разобрать слова несмогли, но и голос затих. Определили расстояние в сто с лишним шагов.

Скорость хода сбавили и тихо стали пробираться дальше. Услышали неясные звуки, а потом и голос, сказавший:

— Да черт с ним, Джо! Хватит и так! Здесь зверей нет, а черви и так сожрут. Закапываем! Фута два есть и довольно.

Казаки переглянулись. Молча продвинулись ближе, шагах в двадцати пяти увидели англичан, что уже закапывали Тома в яму саблями и палками. Они изредка перебрасывалисьсловами, ничего интересного не сообщая казакам. Лишь можно понять, что они встревожены, озлоблены и готовы на многое ради мести. Это и так было ясно без слов.

Когда могилу немного оформили и водрузили связанный из палок крест, матрос, в котором они узнали Рея, сказал довольно тихо:

— Как бы я хотел найти этого вонючего Сафониуса. Это точно его рук дело!

— Лучше повременить с этим, Рей, — ответил пожилой матрос в грязной драной сорочке неопределённого цвета из грубой ткани. — Нас тут легко подстрелить. Они наверняка знают эти места и могут нас выследить. Им теперь терять нечего. Понимают!

— Уйдём побыстрее, — поддержал третий матрос. — Поговорим с остальными и можно вернуться. Пошли, а?

Рей согласился и матросы, захватив оружие и оглядываясь, пошли цепочкой.

— Что будем делать? — шёпотом спросил Сафрон.

— Теперь, когда мы знаем, что они вернутся, нам надо хоть одного пришить. Все меньше будет врагов. Хорошо б и оружие захватить.

— Тогда не стоит торопиться. Проследим за ними. Может, подвернётся случай. Если нет, то подстрелим парочку — и в кусты. Пусть ищут. Побоятся.

Данил согласился с доводами Сафрона, и они, не торопясь, пошли следом.

Вышли к лагуне. Прошёл час с момента захоронения, матросы устали. Сказывалось плохое питание, а последний день кроме кокосов у них, наверняка, ничего не было. Это было ясно из их разговоров, где главенствовала еда.

— Они отдохнут и отправятся в деревню, — молвил Сафрон. — Мы знаем этот путь. Я смогу засесть вблизи тропы, а ты будешь сзади. Так у нас появиться возможность застать их врасплох.

— Они собираются добыть рыбу, — кивнул Данил. — Я бы тоже не отказался пообедать рыбкой. Мы ведь не выходим в море за нею.

— Завтра обязательно выйдем. Лишь бы они не появились снова. В любом случае хорошо бы договориться о сигналах. На случай их появления.

— И что тогда? — не понял Данил.

— Когда они покажутся на берегу, один из нас подаст дымный сигнал. Тогда мы легко сможем на лодке выбраться в другое место, на другом конце острова. Там и сможем перекусить рыбой. Им не так скоро туда дойти будет.

— А прибой? Он может не позволить нам подойти в том месте, Сафрон.

— Будем надеяться на удачу. Что другое можно придумать?

— Ладно. Это потом. Пока нам надо подстрелить хоть одного.

Двое матросов зашли на мелководье и саблями пытались пронзить рыбу. У них ничего не получалось. Постоянно промахивались, не понимая, почему так. Лишь одну рыбу поймали и были довольны. Стали разжигать костёр и один матрос пошёл в лес подсобрать дров.

Казаки переглянулись понимающе и быстро поползли в том направлении. Им удалось выползти в место, где матрос собирал сухой хворост. Это оказалось делом не из лёгких, он долго искал сучья и листья посуше. Дожди шли часто, всё вокруг ещё дышало сыростью. И сейчас издали уже слышались приближающиеся раскаты грома. Очередная гроза через час может разразиться ливнем.

Казаки знаками показали, что кому делать. Сафрон прополз ближе к лагуне, а Данил готов был напасть в чаще. Это не казалось ему трудным делом. С охапкой сучьев матрос был лёгкой добычей. Даже крикни он, матросы не успели бы прийти ему на помощь.

Матрос успел заметить Данила, но у того пистолет был уже направлен, а голосом Данил предупредил:

— Не кричи, парень. Убью! Бросай пистолет и кинжал. И кошель с монетами тебе больше здесь не пригодится. Ну! — в грудь матроса смотрел зловещий кружок пистолетного ствола.

— Убьёшь? — спросил матрос хриплым от волнения голосом.

— Зачем? — соврал Данил, хотя весь его вид не оставлял матросу никакого шанса на спасение.

Неожиданно матрос заорал благим матом и бросился наутёк. Данил вскинул пистолет, но выстрела не получилось. Порох отсырел и не воспламенился. Данил выматерился, но преследовать было уже поздно. А впереди раздался вопль и тут же затих, словно оборвался. И крик Сафрона:

— Данил, где ты?

Тот ответил и подождал, пока появится друг. А у лагуны уже вопили матросы, бросившиеся, правда, не очень прытко, в заросли прибрежного леса, откуда доносился вопль их товарища.

— Ты его достал? — спросил Данил, торопясь подальше и быстрее покинуть это опасное место.

— Успел, — коротко бросил Сафрон и показал пистолет и кинжал. — Кошель не стал искать. Ко мне уже бежали матросы.

— Они приближаются! Бежим! Слышишь их крики?!

Казаки пустились наутёк, выбирая просветы в зарослях. Вдогонку грохнул выстрел, потом ещё, и всё относительно затихло. Только шумели ветки, раздвигаемые и хлещущие по ним.

— Передохнеммалость, — молвил Данил, останавливаясь. — Что-то тяжело мне.

— Ты же моложе меня, Данилка! Что с тобой?

— Чёрт его знает! Но я запыхался, и сердце колотится, как телячий хвост!

Прислушались. Далёкие крики ещё доносились до их слуха, но по всему было, что преследование прекратилось. Они посидели, напряжённо вслушиваясь в лес.

— Ладно, Сафрон, — Данил поднялся на ноги, — Пошли помаленьку. Если что, ты сам беги, а я попридержу их.

— Они не станут нас преследовать, Данил. Уже поняли, что это опасно для них самих. Терять людей им не с руки.

Казаки неторопливо продирались к побережью. Домой вернулись поздно и в ответ получили вопросительные и тревожные взгляды.

— Да вот Данилка что-то слабеть начал, — ответил Сафрон. — Может, заболел?

— Пустое, Сафрон. Уже отдышался и завтра мы отменно пообедаем рыбкой.

Сафрон рассказал про их приключение.

— Они нас не оставят, — рек Аким. — Ждите новое нашествие.

— Не обязательно, — ответил Сафрон. — Им стало понятно, что с нами шутки плохи и просто так, сломя голову, они не полезут. Значит, можно завтра спокойно выйти в море и наловить побольше рыбы. А пока можно и вяленой поужинать

Пока казаки дрались с матросами, Герасим сумел выкопать неглубокую ямку фута два глубиной. Там уже скопилось отстоявшейся воды. Её хватило, чтобы казаки напились вволю, чего давно им не приходилось.

— Немного солоноватая, но вполне пригодная, — заметил Аким. — Пусть набирается. Хоть жажду утолим, а то постоянно охота пить. А дождевая уже осточертела. Можно завтра и в лодку взять немного.

Глава 12

Матросы появились лишь неделю спустя. Об этом сообщил Герасим, услышав далёкие голоса на берегу.

— Сколько их? — спросил Данил встревоженно.

— Я не остался их проследить, казаки. Боялся, что не смогу от них убежать.

— Всё равно, больше десяти человек они не смогли бы прислать. — Сафрон взял мушкет и пистолет и обернулся: — Пойду гляну. Сидите тихо и будьте готовы встретить непрошеных гостей. Лодку хорошо спрятали?

Молчание было ему ответом, и он усомнился в этом.

Матросы уже стали проникать в лес, когда Сафрон вышел ближе к берегу. Шли они двумя цепочками, немного в стороне, и Сафрон легко мог определить их силы. Матросов оказалось одиннадцать человек, все хорошо вооружены и намеренья их выглядели вполне явно. Сафрон подумал, что пришёл им конец и заспешил к товарищам с предупреждением и советом. После недолгих переговоров, согласились на том, что здесь оставаться при таком преимуществе противника глупо.

— Ну перестреляем мы половину. Но и сами погибнем, — заявил Аким. — Я и Данил уже вполне оправились и сможем уйти от них. Будем уходить, и огрызаться выстрелами. Может, удастся кого подстрелить.

— Хорошо, казаки. Забираем оружие, еду — и в путь. Здесь ничего не оставим. — Сафрон оглядел тесное серое помещение и шагнул за порог. — Стараемся продвигаться потише. К берегу не выходить, там нас могут прижать к морю.

Они пробродили так весь день, так и не встретившись с матросами. Лишь однажды услышали выстрел, а потом, час спустя, далёкий крик. Но, может, это им показалось.

— Ночь надвигается, казаки, — молвил Данил, всё же трудно перенёсший этот день. — Надо устроиться на ночлег. Поедим сушёной рыбы и бананов. С водой плохо. Хоть насобирать кокосов.

Герасим до темноты успел собрать большую пригоршню личинок, их с отвращением, но поели, заев рыбой. Несколько пучков травы и побегов бамбука дополнили ужин беглецов.

— Как бы не проспать нам наши жизни, казаки, — молвил значительно Сафрон.

— Будем сторожить, — отозвался Аким. — Мы с Данилой последние будем, а то с непривычки я сильно устал и не смогу выдержать даже час.

Сафрон молча кивнул. Спросил с интересом:

— А чем поужинали матросы? Вот бы узнать!

— Уверен, что хуже нашего, Сафронушка, — ответил Герасим. — Разве они станут есть личинки да травку? А это тоже еда и вполне приличная для прибавки сил. А они нам ой как пригодятся!

Сафрон сторожил первым, и, чтобы не заснуть, стал пробираться в разных направлениях шагов на сто от лагеря. Всё было тихо, и лишь далёкий гул прибоя нарушал тишину тропической ночи. С неба моросил дождик, было сыро и даже немного зябко. Его смена давно прошла, но Сафрон всё ещё вслушивался в шуршание дождя, берег силы товарищей, полагая, что завтра они могут сильно пригодиться им.

Неожиданно он услышал далёкий выстрел и насторожился. Он почти точно определил его направление и ещё прислушался. Но тишина стояла обычная. С некоторым сомнением он встал и осторожно, продолжая сомневаться, пошёл в направлении выстрела. Всё думал, что за выстрел и пришёл к выводу, что пистолетный. И это больше всего смущало его.

Вышел на полянку, посмотрел на чёрное небо, но звёзд не увидел. Дождик монотонно шуршал в листве, по раскисшей земле идти стало трудно. Однако любопытство тянуло его в ту сторону, откуда прозвучал выстрел. Показалось, что это шагах с трёхстах, учитывая дождь.

Сафрон шёл медленно, стараясь поменьше производить шума. Вдруг среди ветвей заметил слабый блеск огня. Остановился в нерешительности, сжимая пистолет под полой ободранного кафтана. Прокрался ещё шагов на десять, раздвинул ветви и увидел полянку. В центре её чадил костёр под примитивным навесом, а рядом виднелась фигура склонённого матроса, опиравшегося на стоящий мушкет. В него наверняка просочилась вода.

До лагеря матросов не больше двадцати шагов. Все спали под навесом, беспокойно ворочались и бормотали под каплями просачивающейся воды.

Прошло с четверть часа, как кто-то приподнялся, огляделся и спросил:

— Больше не находится дурака, что стрелял с перепугу?

— Ничего не слышно, Чарли. Кто в такую ночь тебя побеспокоит? Спи, до смены ещё часа полтора. Да и не твоя она.

— Хорошо бы в их хижине остаться на ночь. Там всё сделано добротно и дождь на голову бы не капал.

— Не нам решать, Чарли, — вздохнул страж и опять оперся на мушкет, поправил сучья в костре, подбросил новых, и всё затихло.

Света от костра стало меньше, и Сафрон не успел сосчитать матросов. Но некоторые кашляли, ворчали и сопели с храпом. Стало быть, со здоровьем у некоторых не всё в порядке. Он заметил, что несколько мушкетов стояли пирамидой у костра по другую сторону от стража. Ясно, что оружие не заряжено и лишь береглось от сырости. Выждав несколько минут и поняв, что сторож задремал, Сафрон очень осторожно и медленно переполз на другую сторону навеса, опять выждал, дрожа от возбуждения и холода. До костра оставалось всего шагов пять.

Сафрон ещё какое-то время раздумывал, вздохнул, перекрестился и полез дальше. У костра встал, пристально смотря на стража, и протянул руку к пирамиде мушкетов. Их там было пять. Сафрон медленно сгребал их руками, стараясь не брякнуть ими, шепча про себя «Господи, помоги!». Это удалось, и он так же осторожно стал пятиться назад, пока не покинул небольшой круг света от разгоревшегося костра. Очень боялся наступить на что-нибудь такое, что вынудит его зашуметь или даже упасть. Но обошлось. Лишь страж поёжился, приподнял голову и опять опустил её на грудь.

Сафрону понадобилось некоторое время, чтобы отойти с тяжестями в руках, прежде, чем смог пуститься скорым шагом в свой лагерь, где, возможно, его уже хватились и не знают, что подумать. Так и было. Сафрон ещё издали услышал тревожные разговоры и шум шагов у потухшего костерка, и вышел к ним, предупредив сипло:

— Это я, успокойтесь, казаки. Был в разведке, — Сафрон с облегчением бросил тяжёлые мушкеты на землю и сел, измотанный смертельно. — Дайте попить, а то сил нет больше. Такая тяжесть, что думал бросить по пути.

— Как ты их достал, Сафрон? — воскликнул Аким с удивлением и страхом.

— Вы, конечно, ничего не слышали, сурки спящие! А я услышал пистолетный выстрел и долго раздумывал, прежде чем отправиться посмотреть, где это. Вот так я добрел до их лагеря. Благо они костёр жгли, и я его заметил.

— Ну ты и рисковал, Сафрон! — с осуждением воскликнул Данил. — А поймали бы! Что тогда?

— Такая наша жизнь, Данилка. Погодите, дайте отдохнуть хоть чуток и отдышаться! Замучили проклятые мушкеты! Жаль припас к ним не утащил. Не заметил. Но и так сойдёт. А теперь сами тут разбирайтесь, а я должен поспать.

Все мушкеты брать и таскать на себе казаки отказались, но два взяли. Остальные спрятали в дупле дерева, приметив место. Могли пригодиться.

Они два дня ещё бродили по острову. Неизвестно, кто за кем охотился. Но до стычки дело так и не дошло. Лишь однажды чуть не встретились нос к носу, и пару раз матросы стрельнули вслед. Тем всё и окончилось. Удалось проследить, как матросы с сожалением и проклятьями убирались восвояси, голодные и уставшие до смерти.

Казаки тоже были вымотаны. Потом лишь Аким смог выйти в море и поймать немного рыбы, что и поправило силы казаков.

Кончался дождливый сезон, солнце всё чаще сияло на небе. Лес просыхал, расцветал пышно и благоуханно. Ветры затихли перед переменой направления.

— Сколько времени нам тут околачиваться? — уже не первый раз спрашивал нетерпеливый Данил. Никто ему не отвечал. Никто ведь не знал этого, и такие вопросы только раздражали казаков.

— А что бы ты мог на это сказать, Данилка? — однажды спросил Герасим и с дразнящей усмешкой глянул на казака.

— Я ещё раньше слышал, что берега Индии совсем не так далеко. Что-то вроде трёх дней хода на судне.

— В том-то и дело, брат Данил! — заметил Аким. — Где твой корабль с таким ходом? У нас только прохудившаяся лодчонка. В ней нам четверым даже боязно в море выходить, когда оно спокойно. А ты про океан гутаришь.

— За те три с лишним месяца, что мы тут сидим, можно было бы что-нибудь построить.

— Что ты построишь, дурак? — огрызнулся Сафрон в раздражении. Такие разговоры его больше всего раздражали, и слушать их он не желал. — И не три получится дня, а неделя с лишком. А шторм? Что тогда?

— Тогда с молитвой пойдём на дно! — мрачно усмехнулся Аким. А Герасим с естественным ужасом заметил:

— Не, казаки, я лучше здесь жизнь кончу. Тепло, море хорошее, рыбки много. На худой конец можно с туземцами подружиться. Мы им ничего плохого не сделали. Может, примут к себе, и буду жить с чернявкой и детей плодить. Тут особо и горбиться не надо. Огородик заведу небольшой! Проживём!

— У них вера не та, — усмехнулся Аким.

— Мне это не помеха. Пусть каждый себе молится, как ему вздумается. А я по-своему буду.

— Да ты уже, небось, все позабыл. Только и знаешь, что крестишься.

— Не! Ещё «Отче наш» шепчу иногда. К тому же здесь и молитва будет ни к чему. Лишь бы белого человека не было. А матросы тоже не век тут будут ошиваться. Уйдут, или вымрут с голоду или разбоя. Слыхали, что о них рассказал тот англиец, что нас поддержал с капитаном? Драчка, и друг дружку скоро порежут да перестреляют. И так каждую неделю кто-то да помирает, бедолаги. Женщин всех перепортили! Ироды!

— А сам, как без бабы? — улыбался Данил коварно.

— Не скрою, казаки! Худо, но до такого себя не допущу. А знаете, что на полдень виден остров? Я как-то с пальмы увидел. За день можно дойти на лодке. Посмотреть бы, что там. Не туда ли наши дикие переселились?

— Иди, иди, Гераська! Авось тебя поджарят там на вертеле и слопают! — Сафрон вполне серьёзно это сказал, а Герасим испугался.

— Они ж не людоеды, Сафронушка! Не пугай меня!

— Им без разницы, лишь бы белый человек был. Могут и слопать.

— Однако за это время я видел три паруса на горизонте, — заявил Данил. — Да что-то ни один не желает сюда заворачивать. Неужели тут никто не появляется? Странно это!

— А что тут им делать? Ничего ценного тут нет, потому и не заглядывают. — Сафрон с тоской в голосе сплюнул.

— И всё же, мои казачки, я серьёзно намерен подумать, как нам вырваться с острова, — опять вернулся Данил к прерванному разговору. — Только с вашей помощью можно что-то придумать. Не идти же к матросам за советом. Те точно если не слопают, то прикончат. И так живём в постоянном страхе и ожидании нашествия на Русь святую! Надоело!

— Это так, да что можно сделать? — Сафрон был пассивен и не хотел больше говорить об этом. — Пустые разговоры и только!

Однако эти мысли каждому засели в головы, а через несколько дней Аким сказал Данилу, уже укладываясь спать:

— Я бы рискнул попросить совета и помощи у тех матросов, что тоже живут отдельно. Их двое осталась. Один умер недавно. Нас будет шесть человек, а так будет легче вырваться отсюда.

После долгого молчания, Данил заметил, приподнявшись:

— Я схожу навестить их. Они живут рядом с деревней, но шагах в двухсот от остальных матросов и пассажиров. Попробую, посоветуюсь.

Через несколько дней Данил под вечер пошёл в деревню, стараясь не попасть на глаза матросам. Это могло стоить ему жизни. Потому он шёл очень медленно, и дошёл до деревни через кустарники и рощи пальм уже в полной темноте при свете звёзд, что уже часто виднелись на небе.

В хижине тех двух англичан свет горел от костра. Одного звали Эдвард, а другого по фамилии — Томсон. Оба худые, измождённые и неряшливые. С удивлением уставились на гостя и даже приподнялись с чурбаков, словно опасаясь нападения.

— Сидите, — коротко сказал Данил. — Я один пришёл, с миром, и совет хочу услышать. Только не выдавайте меня своим.

Он говорил очень плохо и англичане с трудом понимали его бормотание. Эдвард молвил, ещё не оправившись от изумления и страха:

— Вы же убили нескольких наших людей! Я…

— Погоди, Эд, — остановил товарища Томсон. — Пусть скажет, что ему надо. У них были основания убивать людей. Сами напросились. — Повернулся к казаку: — Что тебя привело к нам, казак?

— Чертовски надоело сидеть на этом острове и чего-то ждать, — начал Данил без предисловия, спеша побыстрее поговорить и удалиться. — Хотим посоветоваться с вами. Вы ведь матросы, и больше нашего понимаете в морском деле и судах.

— И что же? — спросил Эд, поднялся на ноги и с подозрением смотрел на казака. — Или ты пришёл свести счёты с нами? Но мы ни в чем не участвуем.

— Наоборот, Эд! Мы хотим пригласить вас вместе как-то выбраться с острова. Индия вроде бы совсем рядом. Вот и пришёл посоветоваться с вами, моряками. Больше не к кому нам обратиться за советом.

Матросы долго раздумывали, переглядывались. Наконец Томсон спросил:

— Какой же совет вам нужен?

— Построить хотя бы большую лодку и на ней уйти с острова. Под парусом, с вёслами. Можно попробовать, чем ждать годы, пока судно нас заметит и подберёт. Это слишком долго ждать, а у нас уже терпение лопается.

— Тебя трудно понять, казак. Ещё повтори, чего хочешь.

Данил уже нервничал, но повторил, стараясь получше пояснить свои предложения и злясь, что не взял с собой Сафрона. Тот намного лучше знал язык. Наконец англичане уяснили предложение Данилы и потом долго переговаривались друг с другом. Данил почти ничего не понимал из их слов, но тоже с трудом уяснил, что они загорелись его предложением и ждал, что скажут.

— А кормёжка будет у вас? Слышали, что вы хорошо питаетесь, и лодка у вас имеется.

— А как же, ребята! Если согласитесь, то у нас все будет на равных, — и Данил заулыбался, предчувствуя успех.

— Мы можем подумать? — спросил Эд и вопросительно смотрел на Данила.

— Думайте, но не очень долго, — ответил Данил. — Если надумаете, можете к нам прийти. Лишь своим матросам ничего не говорите. Так лучше будет.

— Мы понимаем, — ответил Томсон. — Ждите, а своим мы ничего не собираемся говорить. Мы с ними почти не общаемся.

— Вы же знаете, где нас найти?

— Приблизительно, — ответил Эд, не ожидая пояснений.

— Тогда до скорого свидания, ребята, — поднялся Данил и оглянулся в темноту ночи. — Будем ждать.

Он ушёл, крадучись, словно зверь, обуреваемый страхом. А он на самом деле боялся подвоха и возможности попасть в руки матросов. С ладонью на рукоятке пистолета, он прошмыгнул в кусты и ускорил шаги, чтобы быстрее удрать от опасного соседства.

Ждать пришлось недолго. Уже через день англичане появились на берегу и ждали, когда казаки выйдут к ним. А те постоянно следили за берегом, перенесли свой сруб в другое место в полуверсте от старого места. Англичан заметили нескоро и те уже начинали собираться назад, разочарованные и злые. Сафрон с Данилой вышли к ним, остальные пошли проверить в обе стороны.

— Что решили, матросы? — спросил Сафрон, напряжённо всматриваясь в лица пришедших. — Мы вас ждали вчера, потому поздно вас заметили. Простите нас.

— Хотим поточнее уяснить ваши предложения. Дан очень плохо говорит, а у нас много вопросов к вам, Сафониус.

— Хорошо, ребята. Мы готовы поговорить и договориться. Если за вами никто не увязался, то скоро мы это узнаем и угостим вас. А пока давайте обсудим наш план. А он заключается в том, чтобы построить лодку и уйти к Индии. Что вы на это скажете?

Матросы немного поговорили между собой и Томсон сказал:

— До Индии примерно триста миль. Это вам понятно?

— Приблизительно, — ответил Сафрон. — И за сколько можно это расстояние перейти? При среднем ветре и погоде?

Англичане подумали, прикидывая, и Эдвард ответил:

— При скорости в три узла приблизительно за четыре дня. Это самое быстрое, а может и все шесть и десять дней. Какой ветер, волнение и течение.

— Значит, можно рассчитывать на шесть дней в среднем, — сказал Сафрон, и тут же добавил: — Мы ведь можем на вёслах работать. Это сократит наше время перехода в Индию?

— Ну… немного сократит. На полдня или даже больше. Смотря, какая погода будет. В волну трудно грести. Да и сил не так много будет. Не думаю, что у вас будет достаточно провианта и воды.

— Это тоже надо хорошо обдумать. Но, главное, как скоро можно построить такую лодку, чтобы можно переплыть до Индии?

— Нас шесть человек, и я полагаю, что за пару месяцев мы управимся. — Эд взглядом просил поддержки друга. — Но многое зависит от величины лодки.

— Тут надо всё точно обсудить и прикинуть, друзья, — ответил Сафрон.

Англичане согласно закивали, а Эд спросил осторожно:

— Хорошо бы пригласить к нам капитана. Он намного лучше может нам с вами помочь. Учился и всё про суда знает. С его помощью мы быстрее и надёжнее сможем справиться с таким делом.

— А он согласится? Все ж покидать своих придётся, — Сафрон пытливо смотрел на матросов.

— Он опустился, но его можно расшевелить. Матросы держат его в чёрном теле, и он вроде бы смирился со своей участью. Но мы поговорим с ним сегодня же. Думаем, что он согласится. А как с остальными матросами? Они ведь легко могут помешать нам.

— Это тоже главное, — согласился Сафрон. — Что тут можно придумать?

— Трудное дело, — вздохнул Томсон. — Надо хорошенько подумать. Мы поговорим с капитаном и это тоже обсудим. А пассажиров бы привлечь к нам?

Сафрон вопросительно посмотрел на Данила.

— Есть среди них надёжные? — спросил Сафрон.

— Конечно! Они-то больше всего рвутся выбраться с острова. Их ведь рабами сделали, можно сказать. Женщин отнимают! Ну, что скажете?

— Мы тоже подумаем, — ответил с улыбкой Сафрон. — А вот и наши разведчики! Что принесли, ребята?

— Никто за ними не пошёл, Сафрон, — ответил Герасим. Мы проверили на версту в оба конца.

— Тогда тащите угощение, а то мы все проголодались. Пора и обедать!

Два часа матросы переговаривались с казаками, но ничего лучшего придумать не могли. А насчёт капитана Аким заметил:

— Капитан был бы нам кстати. Это здорово английцы придумали. Да и с пассажирами неплохо может получиться. Тогда какую же лодку надо строить? Сможем ли справиться?

— Прежде всего нам надо справляться с матросами. Те обязательно станут нам мешать или попытаются захватить лодку у нас. Вот что может нас ожидать! — Сафрон был взволнован и не скрывал этого. — Но, если нас будет много, то и матросы не так будут страшны. Все должны об этом подумать, ребята!

Сафрон поведал и англичанам об их разговоре, и те согласились. Ушли они с надеждой в груди, а казаки тоже с воодушевлением стали обсуждать всякие подробности и мелочи жизни.

— Я так понимаю, что главная задача для нас — это защита от матросов, — заметил Аким и горестно призадумался, — А с этим бороться будет очень трудно и грозит несчастьями. Подождём, что скажет капитан и пассажиры.

— Да, они люди грамотные, умные и с опытом. Могут и дельное посоветовать. Но капитан для нас был бы очень кстати, — Сафрон был озадачен грандиозностью замысла Данила и боялся, что не смогут его осуществить. А так хотелось!

Все с нетерпением ожидали посланцев от капитана. Те появились на третий день и их тут же встретили, так как сами казаки ждали их с таким же нетерпением и надеждой.

— Ну как успехи, друзья? — торопливо спросил Сафрон. — С чем пришли?

— Капитан почти согласен, но выражает сомнение в возможности такое дело осилить. И все из-за матросов-бунтарей.

— А что с пассажирами? Как они?

— Мы говорили лишь с двумя наиболее серьёзными. Те с удовольствием и надеждой тут же согласились принять участие в вашем деле, — ответил Эд. — Но в то же время боятся матросов.

— А сколько тех матросов осталось, что так угрожают вам всем?

Англичане задумались, считая, а Томсон ответил:

— Четырнадцатьчеловек, Сафониус. Остальные болеют и не могут ничего для них сделать.

— Значит, четырнадцать, — в раздумье проговорил Сафрон. — А мы что имеем? Нас шестеро. Сколько пассажиров сможет к нам примкнуть?

— Полагаю, что человек шесть. Если не считать их жён. Можно ещё одного из матросов уговорить. Он, правда, болен, но не так сильно. И я говорил с ним ещё давно, и он вполне разделит наши предложения.

— Значит, силы равные, — сказал Сафрон. — Вы можете добыть оружие?

— У нас оно имеется. Два мушкета и две шпаги с ножами. Топор есть.

— У остальных, конечно, ничего нет, кроме ножей, — заметил Сафрон.

Англичане согласились, кивнув.

— Хорошо бы добыть или оружие или порох. Но весь, чтобы матросам не осталось ничего. Как это устроить?

— Надо подумать, Сафониус. Тут нельзя ошибиться. Могут и убить.

— Если мы завладеем порохом, то можно считать, что матросы нам не страшны.

— У них ещё пушка, Сафониус, — напомнил Эд.

— Её легко заклепать и пусть тогда ею пользуются, — ответил Сафрон уверенно и вопросительно глядел на англичан. — Вот ваша задача, сэры? — усмехнулся он, перейдя на русский язык.

Но прошла целая неделя, прежде, чем англичане принесли обнадёживающую и радостную весть. И Сафрон тут же пояснил друзьям суть вести:

— Порох скоро будет наш, ребята! Это даёт нам возможность уже сейчас начать заготовку материала для лодки. Теперь уже настоящего судна!

— Ты забыл про провиант, Сафрон, — напомнил Герасим. — Чем будем кормиться? Такую ораву не так просто прокормить. Сам знаешь.

— Ты будешь каждый день выходить в море и снабжать всех рыбой. Остальное сами добывать станем. Они и того сейчас не видят. И тем матросам станет не до войны, когда на них никто работать не станет. Отощают и не до боя им…

Все согласились, а Сафрон сказал англичанам:

— Мы начинаем заготовку материала, а вы приводите людей и приносите порох. Или уничтожьте его. И ещё инструмент надо принести и побольше. Пилы, топоры молотки, и всё, что можно. И не вздумайте позволить матросам опередить вас.

С этим англичане и ушли, оставив казаков радоваться надеждой.

Глава 13

События так быстро и стремительно развивались, что бунтовщики опомнились только после того, как все потерпевшие вдруг исчезли, и утром матросы обнаружили пустые хижины и навесы.

А у казаков уже были сооружены укрытия из брёвен и хвороста, где могли укрыться женщины и остальные, и откуда легко вести огонь по бунтовщикам и бандитам-матросам, вздумай они попытаться захватить их.

И они появились в тот же день ближе к вечеру. У них оказался и главарь, некий Джинер, боцман. Он был ранен, но уже поправился, и взял в свои руки всю банду взбунтовавшихся матросов.

Боцман выступил вперёд и с наглостью прокричал, сложив руки рупором:

— Выходи, кто затеял всю эту галиматью! Хочу поговорить с наглецом!

Ему никто не ответил, рассчитывая взбесить того, и пуститься на необдуманные и глупые действия. И он поддался, хвастливо прокричав:

— Что, испугались, жирные боровы? Чего там, выходи поговорить! Что вы задумали, ничтожные богатеи? Ваши денежки вам уже не помогут! Скоро вас опять запрягут, и будете возить нас на себе, рабы несчастные!

Один из пассажиров не выдержал похвальбы, поднялся выше брёвен, стащил штаны и выставил голый зад, показав все прелести матросам.

Его обругали, спустив вниз, но оказалось, что его поступок спровоцировал матросов, и они произвели нестройный залп из мушкетов. Он лишь слегка задел одного из пассажиров, зато позволил остальным сделать ответный. Этот оказался удачней. Четверо упали, двое из них стали отползать в сторону. Остальные бросились наутёк, и с ними хвастун Джинер. Вдогонку прозвучали несколько запоздалых выстрелов, но никто не пострадал.

— Как я не попал в этого наглеца!? — возмущался Данил. — Я в него целился.

— Ничего, они и так получили знатно. Не ожидали, уверен, — ответил Сафрон.

— Интересно, полезут они ещё? — спросил Томсон, заряжая мушкет.

— Обязательно, но по-другому, — ответил Данил, поняв вопрос.

— Пока пошлём разведку, — сказал Сафрон. — Без этого нам тут будет тоскливо. Гераська, бери кого из пассажиров или кого хочешь — иди проверь, куда они подались. И поосторожнее там!

— Какой с меня разведчик? — попытался возразить мужик, но Сафрон цыкнул на него, и тот поспешил взять молодого пассажира и вместе они ушли в лес.

— Капитан, — обратился Сафрон к пожилому моряку, — сколько времени вы даёте нам для постройки большой лодки или маленького судна?

— Не менее трёх месяцев, Сафониус. Это не такое простое дело, а плотников у нас к сожалению нет. Оба умерли уже. Надо ещё решить, каких размеров нам надо. И сколько материала заготовить. Очень сложное дело, Сафониус.

— Мы уже немного нарубили стволов пальм. Думаю, что особой прочности древесины нам не нужно. Лишь бы до Индии дойти.

— Это так, но у нас нет гвоздей, никаких железных приспособлений и скоб.

— Вот и подумайте, как заменить железо. Вы человек с опытом и должны из всего найти выход, что связано с морем и судами. У нас на Руси многие плотники обходятся без железа и стоят дома и церкви на сто с лишним лет.

— На море немного не так, молодой человек. Тут нагрузки другие. При качке всё может развалиться за полчаса.

— У нас и струги и кочи иногда без железа строят, капитан. Просто хорошо подумайте, а я у своих поспрошаю. Надо выходить из имеющегося.

Но материал всё же заготовляли, пока капитан чертил на песке конструкции и шпангоуты[1], готовя шаблоны. Вспоминал, как местные судостроители работали, как в старину это делалось. А пока нашли хорошее бревно для киля, установили его на обтёсанные бруски, спускающиеся к воде. Получалось, что лодка должна быть длиной в сорок футов и шириной в десять.

Герасим долго всматривался в основание на песке, потом мрачно молвил:

— Ничего не получится, капитан. Слишком большая лодка, и мы с нею справиться не сможем. Надо у́же и длину уменьшить хоть немного. Её и в воду не стащить. Смотрите сами, но потом не кусайте локти.

Капитан не всё понимал, но уяснил лишь то, что размеры увеличены непомерно. И после долгого раздумья, он вынужден был согласиться.

— Гераська, как это ты заставил капитана с тобой согласиться? — со смехом спросил Сафрон. — Вот не ожидал такого от тебя!

— А что тут такого. Я ведь в молодости намахался топориком дай Бог! А тут вроде такое же. Да нам и не нужно такое судно. Лишь бы несколько дней продержаться. А до дождей хорошо бы успеть с ним. Всё погода лучше тогда.

— Молодец ты, Гераська. Ты тут посматривай и поправляй, а то эти английцы народ хвастливый да гонористый.

Герасим важно хмыкнул и пошёл проверить обтёску стволов.

Инструментов явно не хватало и остальным, кто не мог работать, пришлось шастать по лесу, берегу и собирать то, что можно есть. Стали приучать англичан употреблять личинки, кузнечиков и ящериц, которых водилось здесь достаточно. А однажды кто-то заявил, что в лесу видел свинью.

— Наверное, убежала от хозяев, когда те уходили с острова, или от матросов спаслась. — Аким масляно улыбался. — Я пойду на неё поохочусь. Вдруг подстрелю. Какой праздник получится! Свинина! Просто во сне только и может присниться! — И он блаженно жмурился, предвкушая наслаждение.

— Ты не очень хвастай, Акимка, — предупреждал Сафрон. — На тебя тоже могут охоту учинить. Матросы ещё на острове и вполне могут тебя сцапать.

— Бог не выдаст — свинья не съест! — ответил Аким и ушёл, прихватив мушкет. Сафрон с неудовольствием проводил его глазами.

Работы продвигались довольно споро, хотя всего было мало. Капитан только и делал, что пытался придумать способ крепления частей корпуса. Тут Герасим стал главным плотником и почти все крепления сам вырубал и выпиливал, удивляя капитана и остальных.

Прошёл месяц, а судно даже не обозначилось. Лишь киль и несколько шпангоутов торчали, странно и непонятно. Сказывалось неумение людей и нехватка инструмента. И древесина оказывалась не того качества, хотя на это никто не обращал внимание.

Два человека постоянно, сменяя друг друга, сторожили подходы к работам. Угроза со стороны матросов ещё существовала и все побаивались этого.

Аким не вернулся. Ни сегодня, ни через день. Исчезновение Акима сильно подействовала на казаков. Матросы наверняка захватили его и теперь никто не питал надежды на его возвращение. Его конец казался очевидным.

Зато рядом росла груда почти готового материала для обшивки бортов, для двух мачт, реи и прочие детали, грубо и наспех обтёсанное. Кто-то плёл канаты, кто-то собирал камни для балласта. Ведь груза на судне не могло быть.

Труднее всего было со шпангоутами. Они имели кривизну, которую трудно было изготовить без должного инструмента и гвоздей. Всё скреплялось деревянными шипами и замками, которые вспоминал Герасим. Использовали и лианы с лыком. Его тоже долго искали. Сверлили тоже примитивными способами, используя большой лук и примитивно заточенный штырь из железа.

Голодали, но не так сильно, как раньше. И это радовало многих из пассажиров. Женщины, некоторые из которых оказались беременны от матросов, помогали шить паруса из старых полотнищ, захваченных с судна и сохранившихся в хижинах, как циновки. Но их было мало, и капитан предложил плести циновки из травы и разного материала, снятого с деревьев.

— Представляю, каков вид будет у нашего судна, — мрачно ухмылялся капитан. Его все звали по фамилии — Мордент. — Мне будет стыдно им командовать!

— Ещё хуже оставаться тут до скончания века, сэр, — с усмешкой молвил Сафрон, слушая болтовню капитана.

— Это и успокаивает меня, Сафониус. Я сам с нетерпением жду, когда можно спустить судно на воду. Это тоже будет трудная работа. Здесь мелко и надо быстро прорыть по дну канал для облегчения спуска.

— Пока об этом рано говорить, сэр. Мы ещё почти ничего не сделали.

— Потому, что долго делали заготовки, Сафониус. Теперь мы ускорим работы, и за два месяца спустим судно на воду. У нас многое уже готово.

— А как мы осмолим днище?

— С этим приходится повременить до прихода в порт. Будем тщательно конопатить и, уверен, это поможет избежать настоящей течи.

Как и обещал капитан, работы ускорились, и через второй месяц днище было готово, а конопатчики трудились выше. Даже надстройка на корме уже вчерне была готова и могла вместить пятерых женщин, оставшихся живыми.

Дожди выпадали редко, жара изнуряла людей. Особенно плохо было с водой. Её добывали, роя ямы и ожидая когда наберётся достаточно воды. Ведь плавания ожидало больше двадцати человек.

По прошествии второго месяца судно уже выглядело вполне сносно. Шли работы по настилу палубы, устанавливались детали румпеля, само перо руля укреплялось особенно тщательно, и Герасим тут был незаменим. Устанавливались пробныечасти мачт в гнезда в киле, для чего сильно укрепили его дополнительными брусьями. Трудно укладывали бимсы[2], слегка изогнутые для лучшего стока воды за борт. Один пассажир несколько дней долбил каменную глыбу для якоря. Ведь другого ничего не могли здесь добыть. Эту глыбу с трудом могли поднять четверо самых сильных мужчин. Для него плели специальный канат. И всё же работы затягивались. Ведь кроме спуска на воду необходимо установить две мачты, оснастить их реями и парусами, обтянуть такелаж, укрепить мачты вантами[3], штагами[4] и продумать, как поднимать паруса и опускать, не имея блоков. Несколько удалось выстругать и отладить вручную, но всего сделать никто не пытался.

— Что тут иногда делают наши враги матросы? — спрашивал Данил, поглядывая на троих матросов, внимательно наблюдавших издали за работами.

— Наверное, мечтают сами попасть на борт, — усмехался Сафрон. — Интересно, что у них там происходит?

— Кто ж об этом может сказать! Мы с ними не общаемся. Слава Богу, что и они нам не досаждают, дают работать.

— И это меня настораживает, — признался Сафрон. — Они явно что-то замыслили. Лишь бы не напали, тем более неожиданно. А мы уже потеряли осторожность, и почти не сторожим людей и стройку. Надо бы проследить и усилить.

— Хуже всего эта неизвестность, Сафрон! Хоть самому в разведку иди, да не хотелось бы пропасть, как наш Акимка. Что с ним могло случиться? Если его матросы убили, то я готов всех их перестрелять перед уходом в море.

— Согласен, но тут надо быть поосторожнее. Нет смысла сейчас заводить склоку. Будем терпеливыми.

— Мне никак не верится, что судно может быть готово через месяц. Ещё на воду не спустили, а и потом уйма работ по оснастке.

— А ещё надо опробовать на ходу, — напомнил Сафрон. — Так просто никто не будет рисковать без опробования. И капитан о том же говорил.

— Так что и не мечтай о скором выходе в море. Вроде бы и недалеко, а в сущности четыре месяца мы будем работать. Осталось чуть меньше двух. А с каждой неделей приближается дождливый сезон. Правда, тогда ветры будут к нам более благосклонны. Вспомни, сколько трудностей нам было с про́тивными ветрами, когда шли сюда. И времени уйма потрачено.

— Тогда и спешить нет надобности, — заметил Сафрон. — Лучше потратить немного больше, зато надёжнее будешь себя чувствовать на борту.

Неожиданно из враждебного лагеря матросов перебежал матрос и умолял принять его.

— Там меня истязают, ребята! Только и делают, что заставляют самую трудную работу делать, да ещё избивают и грозят убить.

— Что так? — спросил Сафрон, пристально глядя в бегающие глаза матроса.

— Мне припоминают мою попытку присоединиться к вам ещё во время первого бунта матросов. Теперь постоянно напоминают об этом тумаками и работой.

— Как тебя звать? — спросил Сафрон и посмотрел на товарищей, ища одобрения своим действиям.

— Джоном кличут, сэр!

— Я тебе не сэр, а простой матрос, как и ты, — почему-то озлился Сафрон, и махнул рукой, разрешая остаться и сдать оружие. — Оно тебе здесь не пригодится. Кстати, ты ничего не можешь сказать о пропавшем нашем товарище?

— Кто такой? — спросил Джон, выпучив глаза.

— Так знаешь или нет? — опять озлился Сафрон.

— Ничего не знаю. Даже разговора такого у нас там не было. А когда он пропал у вас?

— Ладно. Не твоего ума дело. Иди, работай. Капитан даст тебе задание. И не вздумай шутить или отлынивать. Прибью лично сам!

— Спасибо, Сафониус! Не изволь сомневаться. Я же с благодарностью к вам.

И все же Сафрона глодали сомнения в отношении этого матроса. Как-то не очень верилось в его честное повествование. Но он принял его, пусть так и будет. Обязательно что-то всплывёт, если что не так. Однако Джон работал на совесть и ни в чем предосудительном не замечался. Сафрон перестал им интересоваться.

Наконец подошло время спуска судна на воду. Долго всё это обсуждалось с капитаном, и по его требованию всем, и женщинам в том числе, было приказано помогать в этом важном и трудном деле. Канал был уже прорыт, но он быстро и непрерывно заносился песком. Перед самым спуском пять человек окончательно углубляли его, готовясь к главному делу.

Люди вооружились длинными шестами и канатами, вошли в воду по грудь, и по команде стали тащить, выбив подпорки. Судно не двинулось с места. Лишь покачивалось и скрипело всеми сочленениями, словно готово рассыпаться.

— Капитан, всех надо заставить тянуть, — говорил Сафрон, сильно волнуясь. — Пусть всё бросят и помогают. Это ведь лишние пять человек! Быстрее, пока канал не замыло!

С большим трудом удалось сдвинуть судно с места, и с каждым дюймом оно всё легче подавалось к воде. Наконец пошло свободнее и после больших усилий, закачалось на волне, набегавшей с океана через залив.

Измученные люди встретили это событие яростными воплями восторга и радости. У всех было прекрасное настроение, послышались и выстрелы, как салют трудам всех людей, жаждущих вырваться с острова.

Наблюдали это и матросы, стоя в отдалении, готовые тотчас удалиться, чуть заметив опасность. Но имникто не угрожал, были заняты своими делами.

Судно оказалось неказистым, но, по мнению капитана, должно выдержать две недели спокойного плавания. Два каменных якоря сбросили в воду, и оно развернулось носом против ветерка, дующего с побережья Индии.

Ещё больше месяца понадобилось капитану Морденту с его людьми на окончание работ. Потом — пробное плавание с командой из половины всех людей.

— Ну что скажете, капитан? — спрашивал Сафрон, придирчиво наблюдая за ходом судна и его манёвренностью.

— Тяжеловато, неуклюже, и не так хорошо слушается руля. Но дойти до Индии вполне можно. Уже говорил, что на две недели его хватит. Молитесь, чтобы в пути нас шторм не застал. Тогда ничего не могу обещать.

— Мы так и будем делать ежедневно, капитан, — обещал Сафрон. Сам чувствовал, что с судном шутки плохи. — Наверное, надо потом осмотреть трюм. Есть ли течь, капитан.

— Естественно, Сафониус! И ещё камушков погрузить стоит, а то слишком мал балласт. Можно и побольше, тонны две. Сумеете?

— Раз надо, то и сумеем, капитан. Это ведь улучшит остойчивость?

— Именно. А ты не боишься, что матросы в наше отсутствие могут учинить в нашем лагере?

— Боюсь, капитан, да что делать! С пятью матросами с управлением не сладить. А при наших грубых частях судна и тем более. Сколько времени будем ходить по морю?

— Ещё часа два и хватит. Сам опасаюсь, чтобы побыстрее вернуться.

— Как устроиться с водой, капитан? У нас нет ёмкостей для такого груза.

— Трудное дело, Сафониус. Полагаю, что ограничимся кокосовыми орехами, а из пустых сделать сосуды для воды. Хоть что-то будет на худой конец. Нам всем понадобится много терпения. Женщины уже изнемогают, а ведь есть беременные. Как сложится их судьба? Мужья могут и отказаться от них, хоть сами не смогли защитить их от проклятых бунтовщиков. Я постараюсь обязательно прислать сюда солдат и арестовать их.

После пробного плавания ещё с неделю доделывали огрехи и укрепляли швы обшивки. Они пропускали воду, однако, капитан уверял, что дерево разбухнет и швы улучшатся.

— Итак, мои дорогие, — торжественно обратился капитан к собравшимся. — Завтра на рассвете выходим! Отпраздновать такое событие мы не сможем — нечем! Но по приходе в первый порт обязательно устроим это. Настраивайте себя на экономию воды, да и провианта у нас совсем мало. Рыба вяленая и кокосы с малым количеством травы, побегов и корешков. Для двадцати человек с лишком — это как кот наплакал. Но другого способа добыть еду у нас нет. Потерпим. Сейчас полдень и до вечера всем собраться с силами и быть готовыми к погрузке. А женщины и больные уже сейчас будут грузиться на борт. Лодка у нас одна и это может затянуться на час.

Пространную речь капитана восприняли спокойно, не выражая бурной радости по поводу отплытия. Всем было понятно, что риск плавания большой и вытерпеть предстоит многое.

Погрузка людей почти закончилась, когда на пляже показались все матросы. Они выглядели довольно воинственно, и Сафрон тут же схватился за мушкет.

— Погоди, Сафониус! — поднял руку главарь Джинер. Он выступил вперёд, не угрожая оружием. — Мы тоже хотим в Индию!

— Вы этого не заслужили, твари болотные! — прокричал в ответ Данил. — Катитесь вон, собачье племя! — и Данил прицелился из мушкета.

— Не торопись, казак! У нас есть для вас условие! — и с этими словами вытолкнули связанного Акима. — Вот наше условие, казак! Вы обещаете доставить нас на берег, а мы сохраняем жизнь вашего человека! Идёт?

Сафрон и остальные люди на берегу с бешенством и негодованием не могли ничего ответить. Аким был жив — и это уже одно говорило о многом. Думали казаки недолго. Переглянувшись друг с другом, Сафрон закричал:

— Мы согласны! При условии сдачи оружия! Но у нас нет провианта и воды!

— Поклянитесьвсе! И капитан со всеми! Воду мы добудем, а с провиантом и у нас ничего нет. Потерпим как-нибудь! Клянитесь!

Скрепя сердцем все принесли клятву, что не станут препятствовать матросам в доставке их на побережье Индии.

— Мы поклялись, и обещание своё выполним! Сдавайте оружие! — Сафрон махнул рукой, приглашая начать разоружение.

Матросы бросили на песок мушкеты, пистолеты и сабли со шпагами и подошли ближе, подняв руки.

— Мы верим вам! Мы безоружные и в вашей власти! А сзади имеется два бочонка для воды. Его нам хватит на неделю и больше. Где набрать воды?

Им указали несколько ям и матросы тут же стали черпать воду, наполняя два бочонка.

— Как мы с ними управляться будем? — возмущался Данил. — Еды самим не хватает, а тут эти!

— Им надо ещё об этом напомнить. Пригласи сюда этого Джинера. Пусть знает, что его ждёт на судне.

— Сафониус, ты хотел что-то мне сказать? — нагло улыбался англичанин.

— Только то, что на судне самим почти нечего будет есть. Так что до утра позаботься о пропитании. Мы можем проплавать и две недели. А еды у нас только на неделю. И то из расчёта на одних нас. Сам должен понимать.

— Ничего, Сафониус! Мы что-нибудь придумаем. Ты о нас не очень-то переживай. Главное — доставь нас в Индию. Знаешь, у нас имеется сведения, что с соседнего острова, куда смылись эти черные туземцы, готовятся напасть на нас.

— Нам это уже не грозит. Думаю, что до утра мы продержимся, а дальше пусть эти туземцы ищут нас в море.

— Это так, но я хотел бы отомстить им. Нагрянуть к ним и добыть всего, чего нам не хватает. Вот только с пушкой вы сделали глупость, Сафониус. К чему было её выводить из строя. Сейчас бы она пригодилась.

— Может быть, ты и прав, но это не для нас. В лучшем случае можно зайти к ним и купить провиант. Надеюсь, у вас денежки имеются. Я точно знаю, что именно так, Джинер.

— И ты думаешь, что мы согласимся платить этим чернокожим обезьянам? И не тешь себя такими глупостями, приятель!

— Не слишком ли ты много на себя берёшь, Джинер? — Сафрон начинал злиться и готов уже вспылить, когда Данил подошёл к ним, держа руку на пистолете.

Он молча стоял рядом, слушал и ничего не предпринимал, но взгляд его говорил о чем-то серьёзном для всех. И Сафрон спросил, обернувшись:

— Что у тебя, Данил?

— Ты помнишь того матроса, что перебежал к нам недели две назад?

— Помню, а что? Что-то серьёзное?

— Даже очень, — Данил говорил по-русски. — Он опять перебежал к ним, — кивнул на Джинера. — И его там приняли с распростёртыми объятиями. Ты понимаешь, в чем дело? Эти подонки заслали его к нам соглядатаем, чтоб знать, когда мы выходим в море. Уверен, что у них ещё есть, что нам предложить. Без схватки тут не обойтись. Надо с ним кончать, — и Данил опять кивнул на Джинера.

Тот с беспокойством смотрел на казаков, ничего не понимая из их разговора. Это беспокойство Сафрон успел заметить, взглянув на того внезапно.

— Ты уверен в этом, Данил? — Сафрон проявлял колебание.

— Не только уверен, но и настаиваю, Сафрон! Этот гад собирается нам устроить приятное путешествие. Я его прикончу, пока есть такая возможность.

Сафрон задумался, а Джинер спросил, улыбаясь:

— Что он говорит, Сафониус? Чем недоволен?

Сафрон посмотрел на англичанина, помолчал, но ответил:

— Мой друг обвиняет тебя в злом умысле, Джинер, так что предлагает тебя прикончить. И я склоняюсь к его мнению. Вредный ты человек.

— Да что я сделал? Оружие даже всё сдали! Сафониус, ты не шути со мной!

— Мне тоже нет желания шутить, но так получается, что с тобой каши не сварить. Опасно с тобой иметь дело.

— Клянусь, Сафониус! Ничего плохого мы не думаем сделать!

— Это ведь ты заслал к нам своего матроса получать нужные для тебя сведения! И сейчас со мной говорил примерно о том же. Нет, Джинер, мы не можем тебе оставлять жизнь. В лучшем случае оставим тебя на острове — и живи один, но лучше с тем своим матросом. Как его звать, Джон, да?

— Ну не хотел я ничего плохого вам сделать! Просто и нам хотелось убраться с острова и побыстрее! Что тут такого?

— Мог бы с помощью прийти, так нет, тайком заслал шпиона, ничем не помог в строительстве судна, а теперь хочешь получить всё? Нет, Джинер, ты останешься здесь, на острове. Грех на душу брать не стану, но на острове ты останешься один. Или со своим шпионом.

Джинер продолжал уговаривать Сафрола, но Данил направил пистолет на боцмана, приказав ему лечь на землю лицом вниз.

— Я его свяжу от греха подальше, — сказал Данил Сафрону, и споро выполнил своё заявление. — Пусть не мутит воду. Кстати, я на всякий случай приказал и того Джона связать и охранять. А то ещё до отплытия они устроят нам весёлую жизнь, Сафрон. Хватит им играться с нами.

— Надо подумать, как обезопасить себя и судно от этих проходимцев, — заметил Сафрон. — Они вполне могут попытаться их освободить, да ещё завладеть судном. Ты подумай, а я посмотрю на того Джона. И хорошо бы этих матросов обезоружить вовсе, отобрать все ножи и кинжалы.

Тот затравленно смотрел, как Сафрон приближался к нему. Уже понял, что ничего хорошего ждать ему не приходится. Расправа с Джинером убедила его в этом. Лицо быстро побледнело и осунулось. Сафрон несколько секунд молча смотрел на матроса. Потом спросил:

— Жить охота?

Тот судорожно закивал.

— Говори всё, что вы задумали — и я обещаю тебе жизнь. И назовёшь главного помощника Джинера. Говори, я послушаю и решу.

Тот немного помолчал, собираясь с духом и, видимо, раздумывая.

— Я признаюсь, что пришёл к вам по поручению Джинера, сэр. Он заставил меня, обещая разные награды.

— Не выставляй себя, Джон. Это и так понятно. Ты о главном. Кто его поддерживает особенно рьяно.

— Тут и думать нечего. Это Джек Коротышка. Ты его знаешь. Они всегда вместе всё затевали и были друзьями ещё задолго до Индии.

— Кто ещё? Кого можешь назвать?

— Остальные просто подчинялись, как и я. Ни то, ни сё! Больше из страха. Это честно, Сафониус! Как на духу! Богом клянусь!

— Хорошо. Сейчас я проверю твои слова, и тогда решу, что с тобой делать.

Сафрон переговорил с Акимом, и тот подтвердил относительно дружбы Джинера с Джеком Коротышкой.

— Остальные просто шестёрки, Сафрон. Разве что Мартин, но и тот не очень шустрил. В общем, тот всё верно сказал. Что ты с ними сделаешь?

— Решил оставить их на острове. Пусть тут повеселятся одни. Оставлю им по ножу — и хватит с них. За их хитрости и разбои большего им не положено!

— Правильно сделал. Туземцы вернутся — пусть повертятся, бегая от них.

Вернулся Данил и протянул Сафрону мешочек с монетами.

— Гад однако, решил обеспечить себе безбедную жизнь. Гляди сколько натаскал себе монеток. Не менее сотни золотом!

— Ещё Коротышку надо прощупать, — предложил Аким. — Он хоть и не очень злобный, но меня изрядно помордовал, скотина! И ещё один не упускал меня из вида и часто отвешивал мне по шее или ногой в зад. Найл или Найлс его имя.

— Хорошо. Данил, займись этими двумя. Выпотроши их, а Джека Коротышку к своему дружку за компанию. Вечером мы их отправим в лес подальше, чтобы не мутили народ. Потом сами освободятся и пусть живут, подонки!

Матросы, пришедшие с Джинером, притихли, а когда увели Коротышку и Найлса, и совсем приуныли. Данил, вернувшись к ним, заявил решительно:

— Ребята, вам необходимо вернуть всё, что вы успели забрать у пассажиров.

Матросы переглянулись, явно смутившись и даже, оскорбившись. Один из них заметил, не очень уверенно:

— Да мы вроде бы и не так старались. И своих денег достаточно… было.

— Это у вас-то? — усмехнулся Данил и посуровел. — Вы не думайте, что с вами тут будут шутки разводить. Выполняйте, что вам говорят, а то ведь нам не составит труда и вас отправить к вашим друзьям, — и он мотнул головой в ту сторону, куда увели Джинера и остальных.

— Ладно, ладно, приятель! Мы не возражаем. Чего уж… Раз надо, то…

— Вот и хорошо, мои хорошие, — мрачно отозвался Данил, готовясь принять деньги, украденные у пассажиров.

— А где мы будем ночь проводить, друг? — спросил один из матросов.

— Откровенноговоря, не знаю. Сафрон это решает с капитаном. Уж очень вы опасные типы.

Матросы переглянулись, а Данил заметил строго:

— Хорошо бы вам пройтись по берегу и насобирать себе устриц, креветок половить, да травки насобирать. Жрать ведь вам надо, а у нас тоже с этим не густо. Да и на следующие дни запастись хоть чем-то надо.

Матросы переглянулись. Видно было, что они обескуражены и недовольны. И все же покорно пошли выполнять совет Данила. А тот крикнул вдогонку:

— К лесу не сворачивать! Хуже будет! Кто свернёт, тот там и останется! Аким, проследи за ними издали. И держись подальше и настороже. Пистолет с одним зарядом возьми и короткую саблю.

Уже в сумерках все матросы вернулись, жуя, морщась. Все несли охапки темных водорослей, и в подолах рубах устриц и других раковин.

— Поужинаетеэтим, ребята, и на судно, — распорядился Сафрон. — Вас перевезут на борт, а утром уходим.

Он заметил, как блеснули некоторые глазами, и на лицах можно было заметить надежду и ожидание.

— Видел, как они приняли твой приказ? — спросил Аким. — Думают воспользоваться этим. Что надумал?

— Мы с тобой будем нести вахту с капитаном всю ночь, а этих запрём в трюме. От греха подальше. Пусть посидят. А Данил с Гераськой будут на берегу с двумя пассажирами вахту нести, сторожить связанных Джинера с товарищами. Нельзя рисковать и этими. Гераська, отведёшь их в лес и привяжешь к дереву понадежнее. Прямо сейчас, пока они перед глазами.

За час почти все были доставлены на борт судна, и тишина опустилась на побережье. Лишь изредка доносились из леса жалобные просьбы пленников, да их никто не слушал. Даже воды не дали попить, боясь усилить их.

Утром последние четверо вернулись на борт, дружно подняли паруса, и судно тяжело тронулось на восход. Горизонт только-только засветлел яркой полоской, разделяя небо от воды океана.

Капитан сам управлял судном, боясь доверить это важное дело неопытному рулевому из старых матросов.

— Вот и прошёл первый день нашего плавания, — заметил Мордент, кивнув в сторону уже не видимого берега острова. — Пока все отлично, хотя идём медленно, не более трёх узлов. Но и ветер слабый. Сафониус, иди спать, а я постою вахту. Потом сменишь меня. Новых матросов опасайся.

— Понятно, — ответил Сафрон. — Их не так много, но ты прав, капитан. Я даже склонен опять запереть их в трюм. Погода позволяет обойтись без них.

— Я не против, распорядись, а я так устал, что долго не выдержу. Отощал.

К вечеру следующего дня ветер усилился, поменял немного направление, и капитан с тревогой посматривал на небо, на море, и качал головой.

— Как бы шторм нас не накрыл, Сафониус. Боюсь я за наше корыто. Выдержит ли оно? Уже сейчас волна усиливается, всё скрипит и грозит развалиться на куски! Господи, не допусти несчастья! Мы столько сил потратили на это корыто, не позволяй ветру усилиться!

Словно услышав горестную мольбу, ветер всю ночь дул довольно свежий, но до шторма было далеко. Судно грузно переваливалось с волны на волну, но шло со скоростью не менее пяти узлов, как считал капитан. Это был предел для судна, и капитан только постоянно шептал молитвы, прося благополучного достижения берега.

Прошли три дня. Ветер почти стих, даже поменял направление, и обтрёпанные паруса почти не двигали судно вперёд.

— Надеюсь, что Индия уже близко, — говорил капитан. — Три дня, особенно в последние два мы шли хорошо. Может быть, даже завтра увидим землю, Сафониус.

— Дай Бог! — воскликнул Сафрон, и тоже не преминул прошептать молитву и осенить себя крестным знамением. — Но это не парус впереди?

— Он! — воскликнул с довольным видом капитан. — Хорошо бы узнать, далеко ли до побережья. Сумеем ли мы с такой скоростью приблизиться к нему?

— Судно идёт почти нашим курсом, Сафониус, — вздохнул капитан. — Мы не в состоянии за ним угнаться. Оно уходит всё дальше от нас.

— Как ты думаешь, капитан, — спросил Сафрон пытливо, — в каком месте мы можем оказаться в Индии?

— Трудно сказать, Сафониус. У нас даже компаса нет. Но полагаю, что между городами Каннанур и Кочин. Это довольно большое расстояние между ними, но зато густо населённое. Потому нам не очень важно, куда именно мы подойдём. Лишь бы дошли, а там уже будет легче.

— А там португалы или английцы бывают? Их фактории имеются?

— Обязательно! Не много, но есть. Хорошо бы в Кочин попасть, это самый южный порт Индии, куда я надеюсь попасть, привести судно.

— И то слава Богу, капитан! Лишь бы нас не потопило наше судно, развалившись по дороге. Уж очень тоскливо слышать весь этот скрип. В трюме полно воды, мы не успеваем её убирать. Даже вёдер нет! Проклятье! И лодка всего одна! Боже! Помоги, не допусти до гибели!

Ещё полтора дня пути, когда в трюме воды накопилось уже почти два фута, капитан оповестил всех на борту, что видит гору Дели. Все бросились смотреть — и действительно, далеко впереди увидели смутные очертания выступающей из воды на горизонте крохотную тёмную возвышенность. Её-то Мордент и назвал горой Дели. Сафрон вопросительно посмотрел на капитана.

— Миль сорок до неё, Сафониус. Полсуток нашего хода до берега, но, учитывая, что гора не на самом берегу, то чуть меньше, миль на десять.

— Сумеем ли мы продержаться!? Люди уже изнемогают. Всё уже подъели, и воды осталось по паре глотков.

— Теперь уже недалеко, Сафониус! Чуть южнее город Каннанур — и мы можем считать себя спасёнными. Лишь бы там оказались фактории хотя бы португальцев. Мусульмане могут и враждебно нас принять. Мы столько насолили им, что это было бы естественно.

— Дай-то Бог, капитан! Да только вы так досаждаете местным, что и я не удивлюсь, если нас там пощипают. Уповать можем лишь на Господа!

Люди почти постоянно выливали трюмную воду чем попало, но она прибывала. Судно уже плохо слушалось руля, зарывалось носом в волну и с великим трудом поднималось на неё вновь.

Все со страхом ожидали момента, когда судёнышко в последний раз нырнёт в волну и больше не сможет вынырнуть, уходя в пучину.

А гора приближалась крайне медленно, и это заставляло женщин и некоторых мужчин впадать в истерику и постоянно взывать к Всевышнему, вспоминая самых мудрых и почитаемых святых.

Данил всех гонял в трюм, вычерпывать воду. Даже распорядился прорубить выше уровня воды отверстие и туда выливать воду, что сильно ускорило дело.

После этого уровень воды перестал повышаться. Прорубили и с другого борта отверстие фута на полтора выше и дело совсем наладилось. Удалось даже снизить уровень на полтора-два дюйма. Это воодушевило людей, настроение поднялось и даже самые упавшие духом, стали черпать воду шляпами, подолами кафтанов, что мало помогало, но все же давало результат.

Перед ночной темнотой гора уже приблизилась достаточно, чтобы надеяться утром пристать к берегу. Капитан с видом надеявшегося на удачу, сказал:

— Раз мы сумели предотвратить дальнейшее поступление воды в трюм, то я намерен сменить курс на южные румбы и попробовать за ночь подойти к Каннануру. Это большой порт, и там мы сможем устроиться на судно, куда кто захочет, если, конечно, есть деньги. Вы хорошо сделали, что отобрали у матросов наши средства. Мы все благодарим вас за такую услугу, Сафониус!

Тот криво усмехнулся, вспомнив, что Данил с Герасимом утаили сотню монет из собранного, и те, которые отобрали прежде у Джинера и его сообщников.

Всю ночь, меняя друг друга, все занимались исключительно водой в трюме. К утру она опять стала медленно прибывать и паника на борту снова возобновилась. Но капитан уже оповестил, что огни порта завиднелись справа по курсу. Все бросили работу и устремили жадные взгляды в ту сторону, вознося к небу молитвы благодарности и надежды.

С рассветом стали подходить к порту. Судно тащилось так медленно, что многие желали спуститься в лодчонку и плыть на вёслах. Капитан остановил их словами:

— Где надежда, что лодка вас выдержит, глупцы? А кто будет работать по отливу воды в трюме! Марш работать, лентяи!

Наконец судно пришвартовалось к причалу. На берегу с изумлением и удивлением глазели на полузатонувшее судно. Комендант порта тут же приказал отвести это судно подальше от причала и затопить на глубине. Три шлюпки тотчас взяли судно на буксир и оттащили дальше. Пассажиры не хотели отправиться в город и утолить жажду и голод, предпочитая проводить спасителя в последний путь.

Судёнышко затонуло через полчаса. Вздохнув с облегчением, люди поплелись утолять самые необходимые нужды человека.

— Сафониус, куда желаете путь держать? — спросил казака капитан. — Могу испросить для тебя милость у резидента компании — и ты получишь небольшую должность и будешь наживать для себя капитал.

— Это было бы хорошо, капитан. А отсюда есть возможность попасть на корабль до Европы? Мы бы хотели продолжить свой путь.

— Это будет трудно, — пожал плечами Мордент. — Отсюда редко такое судно можно найти. Правда, можно добраться до Мозамбика или Софалы. Это португальские колонии. Оттуда легче уйти в Европу. Или пойти до Гоа. Это совсем близко. Я как раз этим буду заниматься. Это главная колония португальцев. Там большой порт и судов много. Мне надо бы в Сурат.

— Бояться мне там некого, но моим друзьям там будет опасно.

— А что такое с ними? — удивился капитан.

— Знаешь некоего чиновника компании Уэсли? — спросил Сафрон и пояснил: — Он нам задолжал некую сумму за оказанную работу и никак не хотел отдавать. Уже несколько месяцев тянул. Вот мои друзья перед самым уходом судна, вашего судна, силой отобрали свои деньги. Вряд ли им это может сойти с рук в Сурате. Вот мы и боимся туда заявляться.

— Да, Сафониус! Дело плохое. Уэсли я знаю. Пройдоха и скользкий человек, Припоминаю, он приходил на судно ещё до отплытия и кого-то искал. С ним были ещё кто-то из помощников. Я вас подозревал, но вы заплатили, и мне не хотелось осложнений на борту. И я не ошибся в вас, казаки, — и капитан довольно хохотнул, огладил бороду и добавил: — Не пора ли привести себя в порядок? Мы на том острове уж слишком опустились за эти месяцы. А в Сурат я хочу заявиться в приличном виде. И тебе советую. И обещаю, что приложу все усилия для помощи всем вам. Вы проявили много хорошего, и это не должно остаться без внимания. Я лично знаком с резидентом, и в Лондоне у меня имеются влиятельные знакомые в компании. Мне обязательно пойдут навстречу, тем более, что у этого Уэсли плохая репутация.

---

[1] Шпангоут — поперечное ребро корпуса судна.

[2] Бимс — поперечная балка, поддерживающая палубу.

[3] Ванты — канатные растяжки между мачтами и бортом парусного судна.

[4] Штаг — канатная растяжка впереди и позади мачты.

Глава 14

Два с лишним месяца спустя, казаки всё же прибыли в Сурат на одном из небольших судов каботажного плавания, курсирующего изредка между портами Малабарского берега.

— Сафониус, тебе лучше расположиться с друзьями в городе, — советовал Мордент. — Я тем временем посмотрю, что за дела в фактории, поговорю с резидентом и тогда сообщу тебе о положении. Надеюсь, мне удастся снять все обвинения с вас. Но живите тихо и не высовывайтесь. Мне ещё надо решить, что делать с бунтовщиками. Я и так завяз с ними, что уже давно готов был бросить их на произвол судьбы, да долг не позволил мне это сделать. Пусть предстанут перед судом. Они того заслуживают.

Капитан и пассажиры с благодарностью простились с казаками, многие обещали свою поддержку и содействие в их делах.

— Что-то мне не по душе наша жизнь здесь, — бурчал Аким. — Уже две недели живём, а о капитане ни слуху, ни духу. И узнать не можем. Как появиться на дворе фактории? Боязно.

— Ничего страшного, Акимушка, — уговаривал Сафрон. — Мы слегка подрабатываем, на еду хватает, а за эту комнатку мы платим сущие пустяки. Местный раджа даже обещал нас пригласить в поход на соседа, да что-то у него не всё с этим ладится.

— На меня не надейся, Сафронушка, — взмолился Герасим, услышав о предполагаемом походе. — Это не для меня! Я лучше здесь посижу и подожду чего лучшего. Ты ведь обещал это лучшее, да что-то оно где-то затерялось. Дорогу не нашло к нам, горемычным.

И вот пришёл чумазый слуга и, отыскав хижину казаков, сказал едва понятно и запинаясь:

— Сахиб капитан просят приходить в факторию.

— Когда? — спросил Сафрон, но тот ничего не мог ответить и ушёл, получив медяк за услугу.

— Пойду я один, — сказал Сафрон многозначительно. — Вот все мои средства. Сохраните, если что случится. Но не думаю, что меня могут схватить. Капитан не стал бы звать для этого.

Солдат на воротах узнал Сафрона, улыбнулся ему и тут же пропустил.

— Тебя, Сафониус, ждут в вон той хижине. Капитан там живёт. Он предупредил. Я знаю твою историю. Не бойся, приятель!

Слова солдата ободрили казака и он уже с облегчением в душе, зашагал к указанному домику под соломенной крышей.

— Молодец, что пришёл без задержки, Сафониус, — встретил того капитан. Мордент был уже в новом кафтане, чулках и башмаках с серебряными пряжками. — Садись, а я поведаю тебе, что удалось мне сделать. Выпей вина.

Сафрон удивился столь любезному приглашению, выпил хорошего вина и приготовился слушать капитана. Тот источал приветливую улыбку.

— Я, как и обещал, переговорил с резидентом, с другими чиновниками, и убедил их простить вас и даже определить на работу. Вам предложат стать работниками факторий в ближайших владениях Гуджарата. Это не такая лёгкая работа, Сафониус, но достаточно прибыльная, — и капитан многозначительно поднял брови. — Наглеть не надо, но до десяти дукатов можно иметь в месяц. Это не фунты, но тоже приличные денежки.

— А как же Уэсли, капитан?

— Его тут нет, Сафониус. Уже два месяца, как его уволен за какие-то махинации, и это в первую очередь повлияло для вас положительным решением.

— Слава Богу! — со вздохом облегчения проговорил Сафрон. — И куда нам надо обратиться за получением направлений на эти фактории, капитан?

— Найдёшь некоего мистера Арбор Босуэлла — он все тебе пояснит и расскажет. Потом ты приведёшь своих казаков, получите направление — и можете приступать к работе. Конечно, надо ещё добраться до места, — усмехнулся капитан, набил трубочку табаком и закурил, с наслаждением выпуская дым в потолок,

— Каждый из нас будет один на фактории? — счёл нужным спросить Сафрон.

— Нет, что ты! Вас там может быть даже много. Но меньше пяти человек не будет. Тебе и твоим друзьям дадут конкретное задание — начнёте готовить товар для отправки сюда, на главную складскую базу компании.

Поблагодарив капитана, Сафрон с радостной вестью поспешил к друзьям.

— Мы ведь ничего не понимаем в их работе, — тут же заявил Аким, выслушав Сафрона. — Как мы сможем работать? Мы почти не знаем языка!

— Уже знаете. Не так хорошо, как я, но вполне достаточно, чтобы работать с туземными купцами, торговцами и крестьянами. Это ведь они выращивают для продажи товарные продукты и пряности. А всё главное будет решать начальник фактории. От него всё будет зависеть, и с ним надо дружить, казаки.

— Что мы — совсем бестолковые? — возмутился Герасим, услышав всё это. — Я с удовольствием приму такое дело, Сафронушка! Только скажи, куда и когда, и я тут же отправлюсь искать свою факторию.

— Завтра у нас встреча с этим Босуэллом. Он каждому скажет, куда направляться, и кто будет там начальником.

Босуэлл встретил казаков хмурым взглядом желчного человека. Он придирчиво разглядывал казаков, словно ничего не знал о них. Затем спросил:

— Как у вас с разговором? Я слышал, что плохо.

Сафрон поспешил с ответом, стараясь получше произносить трудные слова:

— Мы учимся, сэр. Я говорю немного лучше остальных, но всё хорошо понимают. Писать, правда, никто не умеет, даже я, простите, сэр.

— Писать и у нас далеко не все умеют, — пробурчал чиновник. — У меня три фактории, где нужны работники. Кто поедет вдвоём, решайте сами. Это всего день-два пути на муле верхами. Ездить умеете?

— Все казаки отличные наездники, сэр, — с гордостью ответил Сафрон.

— Приятно слышать, — буркнул чиновник, не отрываясь от бумаги. — Вот вам бумага. В ней направление на фактории. Все они по одной дороге, покажете руководителям факторий по очереди. Завтра можете зайти за мулами и снаряжением — и отправляйтесь. Зайдёте к Джошуа Робинсу, он вам дополнительно всё расскажет и предварительно введёт в курс дел.

Джошуа оказался юрким небольшим человеком с быстрыми карими глазами, буравящими посетителя. Он не предложил сесть, прочитал бумагу, хмыкнул и уставился на казаков,

— И что вы хотите?

— Сэр Босуэлл сказал, что мы должны получить от вас окончательные инструкции, сэр, — ответил Сафрон учтиво.

— Завтра получите мулов, припасы на дорогу. Оружие у вас должно быть. Лишь советую отправиться ранним утром, чтобы к вечеру заночевать в одной из факторий, куда успеете добраться до темноты. Начальники факторий вам всё расскажут. Идите себе и готовьтесь в дорогу. Она может оказаться не такой весёлой, как хотелось бы.

Сафрон хотел уточнить, но Джошуа махнул рукой, спеша отделаться от них.

Тощие мулы неохотно шагали по пыльной дороге, вьющейся среди невысоких холмов, в низинах которых гнездились гнилые болота и тучи мошки. Добрались до первой фактории ещё до полудня, оставилиАкима, и, пообедав весьма основательно, тронулись дальше, надеясь достичь второй фактории вечером. Но дорога была длинной, мулы устали, и до фактории добрались лишь далеко после захода солнца. В ворота их долго не пускали, боясь подвоха и обмана. Потом, с руганью, всё же открыли ворота, и казаки попали внутрь обширного двора с несколькими хижинами и большой хижиной начальника. Несколько складов чернели поблизости, двор пропах неузнаваемыми запахами с лёгким присутствием конского навоза.

Казаки долго спорили, кто здесь останется. Сафрон настоял на своём, предложив:

— Гераська пусть тут работает, а мы с Данилкой поедем в дальнюю. Там у нас будет поопаснее, а мы вдвоём. Всё легче будет осваиваться. Да и Гераське без меня полегче станет работать, — Сафрон ухмыльнулся загадочно, но мужик не обратил на это внимания, а был, казалось, доволен таким решением.

Управляющий факторией посоветовал не очень спешить, заметив:

— После полудня приедете, а дорога совсем нетрудная. Управляющему передайте мои приветы и обещания скорого приезда к нему в гости.

— Как с ним нам вести, сэр? — спросил Сафрон, пытаясь уже заранее подготовить себя к встрече с начальством.

— Сэр Хетчер весьма солидный человек, вы легко с ним сработаетесь, если не будете излишне совать свои носы в его дела, — усмехнулся управляющий. В его глазах засветился огонёк коварства и Сафрон понял, что с новым начальником надо вести себя очень осторожно и обдуманно.

— Случаются заварушки с местными поставщиками сырья?

— Как без этого? Обязательно! Но тут управляющий всё устраивает. У него должны быть отличные отношения с местными раджами, старостами деревень, в исключительных случаях с владетельным князем-раджой или даже султаном.

— Получается? Я имею в виду, договориться.

— Если у управляющего имеется достаточно средств для взятки или подарка. Без этого здесь вовсе невозможно было бы работать, И это нами учитывается прежде всего. Потому нам просто необходимо иметь определённые средства на эти цели. А откуда их брать? — он многозначительно смотрел на Сафрона, пытаясь определить, какова его реакция. — То-то, Казак Сафониус.

На середине дороги казаков сопровождали три подозрительных человека в рваных одеждах. Они неотступно следовали за всадниками, но на значительном расстоянии.

— Данил, не пора ли нам уйти от них? Погнали быстрее, а то нет желания столкнуться с этими типами. Они мне ух как не нравятся!

— Может пуганём их? — обернулся тот, и посмотрел на троицу глазастых.

— Ни к чему нам такие истории в самом начале нашего здесь пребывания.

— Тогда поехали быстрее. — Данил ударил ленивого мула верёвкой. Троица отстала, не в состоянии угнаться за мулами.

— Здесь тоже хватает разбойников и грабителей, — молвил Сафрон, перевёл мула на шаг и обернулся. — Недаром прежний управляющий намекал на трудности дороги. Будем осмотрительны.

Часа в два пополудни приехали на конечную факторию. Она оказалась поболее прежних. А управляющего на месте не оказалось. Но их приняли, и поселили в маленькой хижине из одной комнаты под соломенной кровлей.

Сафрон осмотрел всё и остался вполне доволен.

— Вполне можно жить. Даже очаг во дворике имеется под навесом. Можно себе готовить еду. Нас ведь должны кормить бесплатно, Данилка.

— И то дело, — безразлично ответил казак. — Вижу, что здесь и женщины встречаются. Можно одну и отхватить себе в услужение. Как ты?..

Сафрон неопределённо пожал плечами, а про себя подумал, что Данил постоянно озабочен женщинами, и усмехнулся про себя. Сам он тоже не прочь был потешить себя женской лаской и телом, но не ставил это во главу своей жизни. Вспомнил, что и Гераська больше не ими заботился, а деньгами. А Аким и к деньгам относился спокойно, как и к женщинам.

Вечерам к ним пришёл слуга и потребовал к управляющему. Сэр Хетчер встретил казаков пытливым взглядом, прочитав уже направление.

— Так вы не англичане, — заметил он голосом спокойным и уверенным, — Тут написано, что вы казаки. Это что такое? Народ такой или что?..

— Не народ, но что-то похожее, сэр, — ответил Сафрон. — Это войско в государстве Русском. Слышали про такое?

Фактор задумался и отрицательно качнул головой.

— Значит, оружием владеете? Это хорошо. Нам такие нужны. Значит, так, казаки. Завтра я пошлю вас с моим помощником в дальние деревни, и вы познакомитесь там со старостами и наладите доставку товаров. По дороге вам всё подробно расскажет Нель. Это и есть мой постоянный помощник. Так что можете немного осмотреться и познакомиться с людьми. Нас тут мало, но мы должны быть всегда заодно, иначе нам несдобровать среди туземного населения.

Три деревни, которые по договору должны были поставлять товары для фактории, находились не так далеко и Нель всю дорогу посвящал казаков в премудрости новой для них работы. Напоследок проговорил загадочно:

— Здесь вы сможете хорошенько поправить свои дела, друзья. Скоро вы узнаете, как это делается. Главное — не осложнять отношения со старостами. От них многое зависит. И для вас, мои друзья, — и Нель многозначительно усмехнулся, подбадривая новых работников.

Казаки знакомились с работами до позднего вечера и вернулись уже в ночной темноте. Усталые и немного обеспокоенные, они делились своими наблюдениями и впечатлениями.

— Знаешь, Сафрон, мне понравился этот Нель, — говорил Данил, устраиваясь на топчане. — С ним можно работать. И много полезного мы услышали. Уверен, что мы тут сможем получать намного больше, чем нам обещали.

— Значит, и ты понял намёки помощника?

— А как же, Сафрон? Он малый понятливый и не хочет нам зла. Сам наставлял нас, как вести себя со здешним народом, чтобы и самим не в накладе остаться. Если и у других так, то Гераська будет очень доволен, — и Данил усмехнулся, вспомнив жадного до денег мужика.

Сафрон же не стал ни спорить, ни обсуждать будущие дела и с удовольствием завалился спать.

Казаки очень быстро освоились с работой. Она оказалась не так сложна, как казалась вначале. А Данил получил для себя ещё одну деревню, новую, в которой надо было договариваться о регулярных поставках. Староста оказался покладистым пожилым индусом, и они легко договорились с ним.

— Сафрон, прошёл почти месяц нашей здесь работы, — говорил Данил другу. — Какие у тебя могут быть дополнительные прибыли? Я рассчитываю на восемь монет золотом. И без особого усилия! Никогда бы не подумал, что так легко можно добыть золотые кружочки! А что у тебя?

Сафрон опустил уголки губ и неопределённо пожал плечами, заметив:

— Я как-то не задумывался над этим. Старосты намекали, но я делал вид, что не понимаю их предложений.

— Ну и дурак. Они сами заинтересованы в такой работе. А наш фактор только поругает тебя за плохую работу. Если он ничего не будет иметь от твоей работы, то долго ты тут не продержишься.

— Просто мне не нравится, как все мы грабим несчастных крестьян, а они даже не понимают этого.

— Тем лучше для нас, Сафрон! Чего ты воображаешь себе! Хочешь быть выше остальных? Брось! Не нам изменять уже устоявшиеся привычки и положения!

— Посмотрим, Данил, — ответил Сафрон, не желая больше вдаваться в подробности местных обычаев.

По окончании месяца главный фактор собрал всех сборщиков товара и подвёл итог работы.

— У всех работа идёт вполне нормально. Лишь Сафониус не выполняет заданий, и я вынужден убавить его жалование. Потом я поговорю с ним и надеюсь вразумить его и поставить на путь истинный.

Сафрон стоял перед фактором и слушал грубую ругань начальника, а в голове вертелись бунтарские мысли. Хотелось плюнуть на всё и мотать отсюда в Сурат, а там на судно — и домой! Да одному как-то несподручно казалось.

Под конец Хетчер сказал строго:

— Сафониус, если не изменишь своего отношения к делу, то через месяц тебя отправлю назад. Такие мне тут не нужны.

Казак согласно кивнул, хотя сам не знал точно, согласен ли или всё ещё нет. Был на перепутье, хотелось посоветоваться с Данилом; понимал, что тот тоже будет уговаривать его последовать совету Хетчера. Дома Данил мрачно усмехнулся, проговорив чуть ли со злом:

— Ну и дурак ты, Сафрон! Кого удивить взялся? Живи, как все здесь и копи капитал. Другие уезжают отсюда с мошной, набитой золотом и серебром, а ты!..

Сафрон не отнекивался, молчал и думал. Понимал, что Данил прав, и он должен решить это раз и навсегда. Но как?..

Однако второй месяц прошёл намного лучше, хотя сам Сафрон почти ничего для себя не имел. Жаловался другу:

— Вот, Данил, всё отдал этому Нелю, а он, естественно, поделится с фактором. А себе осталось всего два серебряника. Я не жалуюсь, но на душе противно!

— Не бери в голову, Сафрон! Раз все так поступают, то и тебе стоит, хоть чуток походить на всех. Иначе тебе тут не выжить. Помяни мои слова, друг!

Фактор, конечно, не знал, что Сафрон остался без собственного дохода, но у него и в мыслях не возникло, что он ещё не свыкся с их системой облапошивать несчастных крестьян и наживаться на этом.

Зато на очередном совещании о Сафроне ничего не было сказано, хотя Данилу похвалил и даже многозначительно подмигнул, намекая на его друга Сафрона. Последний ничего не замечал, опустив голову.

Прошло три месяца, и фактор Хетчер вызвал Сафрона к себе. Тот, рассчитывая на очередной разнос, приготовился ответить резко и недвусмысленно. Но фактор проговорил совсем о другом:

— Я завтра выезжаю в Сурат, Сафониус. Поедешь со мной. Твой друг тебя заменит на время. Мне нужен воин и я выбрал тебя. С нами ещё два человека поедут. Нужно доставить важные бумаги и вернуться с жалованием для всех работников фактории.

— Рад услужить, сэр, — поклонился Сафрон, радуясь на самом деле, что сможет немного отвлечься от неприятных дел в деревнях.

— Лошади будут готовы и рано утром мы выезжаем. За день должны добраться.

— Сможем ли мы, сэр, за день совершить такой путь? — усомнился Сафрон. — У вас должны быть отменные лошади.

— Они у меня отличные, Сафониус! Мы успеем. К тому же у нас будет смена.

Солнце лишь слегка окрасило горизонт, как лёгкая коляска и три всадника выехали за ворота. Тотчас лошадей погнали размашистой рысью, иногда переходя на лёгкий галоп. Сафрон сразу понял, что под ним отличная лошадь, и это ощущение вернуло его в дни его молодости, когда он только готовился стать настоящим казаком. Тогда все его помыслы были о коне, но таких лошадей он не мог вспомнить.

— Сэр, — наклонился Сафрон к фактору на редкой остановке на обед, — откуда в Индии могут быть такие знатные кони? Слыхал, что с лошадьми тут дела почти плачевные.

— Только не для нас, англичан, Сафониус. Понравился конь? Арабских кровей. В Европе такой конь стоит состояние.

— Мне всегда казалось, что я повидал хороших коней, но таких мне впервые удалось увидеть, а тем более скакать на них. Чудо, а не кони!

Хетчер был явно доволен похвалам и даже благосклонно посмотрел на Сафрона, которого считал очень серьёзным и честным человеком.

По пути казак встретил Герасима и удивился его важному виду. С удивлением спросил, смотря на поправившуюся морду друга:

— Что это тебя так разнесло, Гераська?

— Работаю много, Сафронушка! — улыбался мужик, и Сафрон понял, как тот оказался в таком лоснящемся состоянии.

— Много нахапал? — прямо спросил Сафрон.

Тот сделал обиженное лицо, быстро изменил его и улыбнулся.

— Знатная работа, Сафрон! О такой только мечтать можно. Знаешь, сколько мне удалось скопить? Сорок семь шиллингов! И это за три месяца! Я не считаю фанамов[1], которых и не намерен считать. А у тебя как дела?

— У меня тоже хорошо, Гераська, — улыбнулся Сафрон. — И я скопил малость. Два с половиной шиллинга! Неплохо, а?!

— Ты что, дурак, Сафронушка? Хотя с тебя станется, я это понимаю. А что у Данила? Как у тебя, или?…

— Или! — опять улыбнулся Сафрон. — Он не так прыток, как ты, но вполне сносно. А что слышно об Акиме? Ты его видел?

— Куда там, Сафрон! Работаю не покладая рук! И не до Акима было. Да ты его можешь встретить. На обратном пути расскажешь. Привет нашим передавай.

В Сурате пробыли три дня, и Сафрон с сожалением покинул город и резиденцию компанейского резидента. Так не хотелось возвращаться в факторию!

Назад ехали медленно. В каждой фактории останавливались на день и пировали на славу. Упивались так, что потом день отходили. Аким тоже благоденствовал, но немного хуже Данила, а с Герасимом и сравниться нельзя была.

По приезду Хетчер весьма добродушно намекнул Сафрону, что тот его порадовал, а на прощание спросил:

— Ты грамотный, Сафониус?

— Не довелось, сэр, — ответил тот. — А что?

— Считаешь ты прилично, но этого мало. Ты научись читать, и я обещаю тебе хорошее место. Не пожалеешь, уверяю. Мне нужен человек надёжный и честный. Лучше тебя мне не сыскать. Поспеши с грамотой. Я напишу твоему начальнику или просто скажу, чтобы позанимался с тобой. Ты парень смышлёный.

И не прошло и месяца, как Сафрон уже мог читать. С письмом дело обстояло хуже, но это не такбыло надо фактору Хетчеру. Ещё через несколько недель фактор вызвал Сафрона к себе и долго вёл беседу наедине. В итоге Сафрон стал его доверенным человеком в дальних деревнях, где работали люди не только его подчинённые, но и других факторов.

— Твоя задача определить, как сильно те люди обворовывают всех нас. Особенно суратскую резиденцию. Если выявишь большие нарушения и воровство, я в долгу не останусь. Потом мы с тобой ещё поговорим об этом.

Теперь Сафрон проводил долгие часы в седле, посещая фактории за несколько дней пути. Бумага давала ему возможность проверить бумаги учёта и денежные перемещения в этих глухих местах. Сафрон терпеть не мог эту работу, но делал её добросовестно, и через месяц вернулся с обстоятельным отчётом, больше в цифрах и устно, но отчёт показался Хетчеру очень занимательным.

— Я выслушал тебя, Сафониус, потом проверю цифры, и мы с тобой вновь встретимся и поговорим. Думаю, что твоя работа сулит нам большую выгоду. Ты хорошо поработал, я даю тебе три дня отдыха.

Сафрон много думал, что за выгоду может получить Хетчер от его работы? Но знаний было слишком мало, и он отказался понять игру фактора.

Да это последние дни мало его занимало. У него в домике с некоторых пор поселилась смуглая девушка, и Данил с удовольствием покинул друга, уже давно затеяв связь с другой, не менее смуглой и большеглазой девушкой. Оба казака были довольны, и уже мысли их вертелись в другом направлении, отставив всё остальное на второй план.

— А что с тебя требует наш Хетчер? — допытывался Данил, а Сафрон, помня предупреждение фактора, отнекивался и отделывался шутками.

— Он затеял какую-то игру и надеется что-то от этого выиграть. А мне ничего не понятно, и я доволен, что не стал работать в деревнях. Деньги у меня такие же, и меня это устраивает, Данил.

— И то верно, друг! Нам не до начальства. У них свои дела. Лучше от их дел быть подальше. Спокойнее жить.

Потом Сафрон ещё несколько раз навещал дальние фактории, и наконец Хетчер, всё просмотрев и просчитав, заметил Сафрону:

— Готовься через пару дней отправляться в Сурат, Сафониус, — фактор многозначительно смотрел на казака, но тот ничем не выдал своего настроения и реакции, лишь ответил, учтиво поклонившись:

— Всегда готов, сэр, когда прикажете, сообщите.

— По дороге туда мы с тобой хорошенько все обмозгуем. От этого может многое зависеть для нас с тобой.

Этот намёк заинтересовал Сафрона, но он не стал любопытствовать, а ограничился понимающим кивком.

Выехали налегке с одним слугой-охранником, и те же прекрасные лошади благополучно донесли их до фактории Сурата.

В своей хижине Сафрон долго лежал, перебирая в уме те разговоры, что вёл с ним Хетчер. Выходило, что он надеется вывести наиболее крупных воров на чистую воду, написав на них кляузу резиденту. В случае успешного и благосклонного ответа на эту бумажку, фактор надеялся переместиться на одну ступеньку выше в своём положении и остаться в фактории Сурата. А это значительное повышение. От этого мог выиграть и Сафрон, что тоже льстило ему.

Повторял слова, которые Хетчер рекомендовал ему говорить резиденту. Тот прибыл в Сурат незадолго до приезда Сафрона в первый раз, и сейчас понимал, что у Хетчера были основания для радужных надежд. Резидент был земляком Хетчера, и они, оказывается, много беседовали в тот первый их приезд.

Два дня ничего не происходило. Сафрон почти не видел Хетчера. Казак с интересом бродил по городу и порту. Понял, что дела компании пошли в гору. Это было заметно по довольным лицам чиновников, а в порту капитаны кораблей выглядели не такими озабоченными, как ранее. В самой фактории за это время многое изменилось. Многие чиновники были отправлены домой, а новые всеми силами стремились побыстрее овладеть бросовыми богатствами страны, предназначенными для их обогащения.

Сафрону было скучно без друзей, но они находились далеко, и ему надо обзаводиться новыми, что в этих условиях не так-то просто. Но вскоре Хетчер нашёл его, и с загадочным видом приказал:

— Нам завтра назначена аудиенция, Сафониус. Будь готов и помни, о чем мы договаривались. Это очень важно.

Сафрон согласно кивнул и немного заволновался. Ему предстояло бросить тень на некоторых факторов и работников, что, собственно, соответствовало действительности. Но для казака это было не очень приятным занятием.

Новый резидент, теперь в чине генерал-губернатора, сэр Арчибальд, принял посетителей весьма любезно и даже Сафрону предложил сесть.

— Итак, дорогой Хетчер, я ознакомился с твоим посланием. Весьма рад встретить здесь такого преданного и радеющего за компанию человека.

Хетчер чуть приподнялся и поклонился. Сафрон внимательно слушал и осматривался по сторонам, отмечая убранство кабинета.

— Мне бы хотелось услышать предложения насчёт этих самых… жуликов. Я в компании человек новый, но пай у меня здесь достаточный, чтобы блюсти интересы компании. Я читал ваши предложения, но хочу услышать заново.

Хетчер заметно волновался, но быстро успокоился.

— Сэр, тут много сделать нельзя. Но наказать штрафами и конфискациями будет очень полезно для дела и для финансов компании. В теперешнем нашем положении это будет хорошим подспорьем. Я надеюсь истребовать для компании порядка тысячи фунтов, сэр. Таких средств мы долго не сможем получить из метрополии. И людям будет не так повадно продолжать свои незаконные и даже преступные махинации с поставками товаров.

Сэр Арчибальд внимательно слушал, что-то прикидывал. Спросил, повернувшись всем туловищем к Сафрону:

— А что скажет непосредственный проверяющий на этот счёт?

Сафрон смутился, Хетчер одобрительно наклонил голову, мол, не стоит переживать, смелее. И Сафрон ответил:

— Мне непонятно, как руководство компании могло допустить такое обширное воровство? Из компанейских средств изымаются такие деньги, что нет ничего удивительного, что компания терпит огромные убытки. Каждый месяц компания теряет около тысячи фунтов! Мне кажется это полным безобразием!

Сафрон говорил, волнуясь, сбиваясь, но сэр Арчибальд слушал внимательно.

— Хорошо, — наконец молвил он и заглянул в бумагу. — Тут имеется список наиболее злостных воров, Хетчер. Мы их оштрафуем, но штраф удвоим. Вы, Хетчер, слишком мягки с ворами. Ваш подчинённый… ладно, — махнул он рукой, не вспомнив имени, — ваш подчинённый смотрит на это более трезво. К тому же вы проделали большую работу и должны получить определённое вознаграждение, — и сэр Арчибальд многозначительно оглядел посетителей. — А с чьих средств брать деньги на это?

Сафрон мельком взглянул на Хетчера и понял, как тот напрягся от возбуждения и надежды. И сэр Арчибальд не обманул его ожиданий.

— Думаю, что мне будет приятнее работать с вами, Хетчер, когда вы будете поблизости. Так что вы не уезжайте, а я подготовлю приказ. А тебе, — повернулся он к Сафрону, — я намерен передать управление вашей фактории. Надеюсь, вы оправдаете мои надежды.

Хетчер поднялся, вскочил и Сафрон. Оба поклонились, молча благодаря за оказанную милость. Сэр Арчибальд величественным движением руки отпустил их, пообещав вскоре устроить все их переводы на новые места.

Хетчер был несказанно доволен, и по поводу такой радости тут же пригласил Сафрона к себе в домик, выпить и закусить лучшим, что он имел.

— Только, Сафониус, мне не верится, что у тебя получится с факторией. Ты слишком совестливый для этого. Но потом я тебе подыщу подходящую работу.

Сафрон был полностью согласен с Хетчером, и в своей хижине долго раздумывал над предложением резидент-губернатора. Всё складывалось вроде бы у него хорошо, но на душе не было светлого облачка удовлетворения. Или это у него в голове такое от выпитого виски и отменной закуски? Разбираться не стал и тут же заснул.

---

[1] Фанам — монета среднего достоинства в Индии.

Глава 15

Через две недели Сафрон был отправлен на старую факторию в новом качестве. Получил четырнадцать золотых монет в награду, и со смутным ощущением чего-то тревожного и неприятного в скором будущем, неторопливо ехал в коляске, которую ему подарили в фактории Сурата.

Держа оружие наготове и поглядывая по сторонам, и на старого слугу Хетчера, он неотрывно думал о предстоящей работе. Он не был уверен, что сможет справиться с нею, и потому каждый раз останавливался на ночь в той из факторий, где работали его друзья.

Аким был рад повышению друга, но заметил таинственно:

— Уверен, что долго ты там работать не будешь, Сафронушка.

— Откуда такая уверенность? — удивился казак.

— Не по тебе такая работа. Тут надо заниматься грабежом для ублажения ближайшего начальника. Это не для тебя. Я и то не так скоро свыкся с таким порядком, но теперь успокоился и всё идёт отлично. Начальник гребёт себе, и я помаленьку подгребаю. Иначе не прожить здесь.

Откровения Акима всю дорогу до фактории Гераськи не давали ему покоя. У Герасима он и не надеялся получить дельный совет. Так и получилось.

— Вот здорово, что ты получил такую важную работу, Сафрон! — радостно воскликнул друг Гераська и добавил: — Может, и меня куда можешь пропихнуть, а?

— По-моему, ты и так здорово устроился здесь, Гераська! Смотри, как бы не слететь раньше времени. Я мог бы уже тебе в этом помочь, да по-дружески пожалел. Потому воруй осмотрительно.

— Все ведь воруют, Сафрон, — чуть не обиделся Герасим. — А на что ты намекаешь? Неужто мог бы меня заложить?

— Не заложить, а вывести на чистую воду, — усмехнулся Сафрон и постарался поменять разговор, спросив игриво: — А бабу себе уже нашёл?

— А как же! — осклабился мужик. — Здесь они не то, что наши! Здесь они во всем угождают мужику и никогда не перечат, как наши. Я доволен! И никакая не жена и всегда можно поменять её. Вера только не наша. Да это и не так важно. Мы ладим и с разными верами, хи-хи!

— Это так, друг Гераська. Значит, ты доволен жизнью?

— А чего ж не быть довольным? Денежки текут помаленьку, жалование тоже, на всё остальное трачу совсем мало. Так что года за два-три можно скопить достаточно, чтобы убраться отсюда, пока голову не сложил в этой духоте и жаре! Это одно меня угнетает, да ещё помолиться, отмолить грехи свои тут нет возможности. Ни церкви нашей, ни попа, который отпустил бы мои грехи! — и Герасим тяжко вздохнул и наспех перекрестился.

Сафрон, не получив от Хетчера никаких чётких указаний по управлению факторией, очень трудно доходил до всего. Через месяц вышел в итоге с небольшим долгом, который в Сурате ему простили, прислав записку весьма таинственного содержания. У Сафрона даже голова заболела, когда он разбирал трудные слова и домысливал содержание, пока не осознал всего.

Чиновник, вероятно опираясь на Хетчера, прозрачно и туманно намекал на скорейшую присылку очередного взноса куда-то. Куда и кому — Сафрон и не понял, а лишь смутно догадывался, вспоминая разговоры и намёки ещё в Сурате. Это его сильно озадачило. Без обычного воровства и обмана крестьян, у него никогда не сможет появиться столько денег для мзды начальству.

Он даже пожаловался своей женщине, а та ничего не смогла ответить, лишь таращила глаза, и страх метался в её черных больших глазах. Он обратился к Данилу. Тот внимательно выслушал, вздохнул.

— Я так и знал, что у тебя здесь ничего не выйдет, Сафрон, — он сокрушённо вздыхал, морщил лоб и скрёб бороду. — Я готов тебе помочь, но и ты что-то должен для этого делать, друг! Без этого тебе тут не удержаться. Что тогда будет с тобой? Ты и фунта не можешь позволить себе, а с тебя требуют пять ежемесячно! Подумай и о себе хоть немного, дурья башка!

В подавленном состоянии, злясь и нервничая, Сафрон должен был признать, что Данил совершенно прав, и тут же надо менять свои отношения. И на следующий же день стал довольно интенсивно обвешивать крестьян, обсчитывать и вскоре собрал необходимую сумму, ничего не выкроив себе. Все работники втихую посмеивались над ним, вручая свои доли, но Сафрон с этого времени как-то ожесточился и стал давить на сборщиков товара сильнее, чем у Хетчера. Даже Данил как-то заметил хмуро:

— Ты что, Сафрон, так озверел? Со своих сдирать шкуру вздумал? Смотри, а то получишь выговор и увольнение. Тут уже собираются накатать на тебя жалобу начальству в Сурат.

— Пусть катают! — зло ответил Сафрон. — Сами вынудили меня к этому, так нечего бочку на меня катить. Будет хуже, коль я сам на вас всех бочку накачу. Не забывай, что у меня в Сурате мохнатая рука, а сам я не богатею, как все вы. Да иди ты к черту! — разозлился он и ушёл, не став слушать друга.

Отослал хорошую мзду, оставив себе всего три монетки золотом. Вскоре ожидал прибытия кассира с новой партией денег для закупки товаров. Готовил обоз с готовым товаром уже заваленным в складах. С обозом поехал сам, как и положено, взяв с собой Данила. Тот долго уговаривал друга, надеясь повидать остальных казаков, поделиться впечатлениями и надеждами, особенно с Акимом.

В Сурате дела Сафрона оказались вполне сносными и всё благодаря большому вкладу за последний месяц. Он даже встретился с Хетчером, который возглавил отдел по погрузке товаров на суда.

— Я не могу отказать себе в удовольствии угостить тебя знатным обедом, Сафониус, — он блаженно улыбался, заметно порозовел и приоделся. — Благодаря тебе нам удалось то, к чему я так стремился. Пошли, я угощаю, и ты будешь доволен, мой друг. Скоро ты сможешь отправиться в свою Европу. Хотя мне не очень охота туда возвращаться. Намерен ещё несколько лет подождать, — и он довольно смеялся, чем немного разозлил Сафрона. Вида, однако, он показать не посмел, а весело улыбался, прищурив глаза.

Немного успокоенный, Сафрон вернулся на факторию. Данил с радостным лицом благодарил друга за оказанное удовольствие посетить друзей и Сурат.

— Говорят, ты премию получил, Сафрон! — вопросительно глядел он на друга.

— О да! — весело воскликнул Сафрон. — Целых пять монет! Целое состояние!

Данил с удивлением поднял на него глаза.

— Неужели так мало? Вот скряги проклятые! Сами бросают в карманы сотнями, а простым людям оставляют крохи! Или ты такой человек, что все знают, что ты и этим будешь доволен.

— Может, и так, да мне это без разницы, Данилка! — Сафрон довольный улыбался. Он спешил побыстрее оказаться в своём домике, где должна его ждать его черноокая и страстная женщина.

Прошло довольно много времени. Здесь годы для казаков выглядели странно и непонятно, потому им почти не составило труда всё перепутать и даже забыть. Особенно при том, что теперь у них были деньги, и все возможности без особых осложнений отправиться с караваном судов в Европу. Иногда эти мысли всё же возвращались к ним, когда они пересчитывали свои накопления.

Вскоре Сафрону донесли, что крестьяне сильно возмущены его поборами и обманом, что приносило им большие убытки, а англичанам хорошие денежки.

И однажды большая толпа туземцев, вооружённых сельским хозяйственным оружием, подступила к воротам фактории, держа на вилах голову одного из агентов фактории, особенно жестоко поступавшего с ними.

— Быстрее хватайте оружие, болваны! — орал Сафрон, размахивая саблей. — Ворота не открывать! Смотрите за оградой! Вдруг кто перевалит через неё!

— Сафрон, стрелять, коль прорвутся? — спросил Данил, бледный и запыхавшийся после бега.

— Стрелять! — коротко ответил тот и приблизился к воротам, с пистолетом за кушаком широченных шаровар. Ворота уже покачивались под напором толпы и трещали. Шесть агентов с перепуганными лицами приготовились подороже продавать свои жизни, когда издали послышались свист, крики и наблюдатель с вышки закричал, срывающимся голосом:

— Конница раджи скачет к нам! Как это понимать?

Не успели англичане сообразить или принять меры отпора, как кони врезались в толпу крестьян. Раздавая удары во все стороны дубинками и саблями, воины носились среди людей. Вопли, проклятья и смертные крики слились с грохотом копыт, храпом и стонами раненых.

— Открывай ворота! — приказал Сафрон. Он вспрыгнул на коня и вместе со всеми принял участие в избиении крестьян. Те разбегались в разные стороны, не заботясь о раненых и убитых. Последних было человек пять. Собаки в азарте рвали убегавшим ноги, лаяли и бесновались при виде крови.

Начальник отряда приблизился к Сафрону, отсалютовал саблей и проговорил на отвратительном английском:

— Раджа получать весть бунт, сахиб! Нас посылать помощь! Ваш спасать!

Сафрон сердечно поблагодарил начальника, пригласил зайти освежиться и вручить награду. Для этого он шепнул Данилу собрать с агентов по золотому.

— Вы очень кстати подоспели, — улыбался Сафрон, радушно приглашая за стол. — Передайте радже мои самые искренние благодарности с пожеланием долголетия и счастливого царствования во славу Аллаха!

Сафрон приложил руку к сердцу, получил ответ, и небольшой пир продолжался до заката, когда воины ускакали восвояси, ведомые начальником, весьма навеселе от выпитого виски.

Этот бунт крестьян, промелькнувший так быстро, что даже осознать не было времени, сильно подействовал на Сафрона. Он полночи не спал, ворочался на жаркой постели, да и потом несколько дней почти ничего не делал, переживая и раздумывая.

Когда собрался обоз в Сурат, он отправился с ним и испросил позволение у Хетчера посетить его по личному делу.

— Что случилось, Сафониус! Слышал, что у вас случился бунт крестьян. Раджа уже отписал мне похвальное письмо о тебе. Молодец. Но у тебя вид не тот. Что случилось?

— Хочу получить расчёт, сэр, — коротко проговорил Сафрон. — Плохо себя я чувствую. Болеть тут начинаю.

— Гм! — удивился Хетчер, посмотрел пытливо на Сафрона. — А на самом деле?

— Мне тут плохо, сэр. Чувствую, что скоро окончательно слягу, сэр.

— Знакомо, — проговорил с грустью англичанин. — Многие тут не выдерживают, я понимаю тебя. Хорошо, приходи через два-три дня. Я посмотрю, что смогу для тебя сделать. А расчёт ты получишь потом.

— Я могу пожить здесь, сэр? — спросил Сафрон очень скромно и даже робко.

— Сколько угодно, Сафониус! Твой домик будет свободен, если занят сейчас.

Сафрон поблагодарил и вышел, чувствуя облегчение и покой.

Потом он часами бродил по городу. Долго наблюдал фокусы факиров и гуру — святых людей. Дивился им и никак не мог понять, как это простые люди так много умеют?

Особенно его забавляли игры с кобрами, когда мастер под звуки флейты заставлял змей подчиняться себе и при этом нисколько не боялся. Или делал вид, что не боится. И вообще, он был зачарован необычностью индийских улиц, где столько можно увидеть страшного и непонятного.

Долго смотрел в порту на суда компании, что грузились пряностями, лесом и тюками, где должны находиться ценности, о которых он имел смутное представление. Но представлял, как эти суда легко могут подвергнуться нападениям пиратов всяких народов. И европейские пираты наверняка нисколько не уступают индийским и арабским в своей жажде добычи и крови.

И множество мыслей теснилось в его возбуждённой голове, готовые вылиться в необдуманный поступок, чего он больше всего боялся. Даже некоторая зависть к своим друзьям однажды настигла его, и он на некоторое время перестал думать о всякой чепухе, как сказал бы Хетчер.

Прошёл год, как казалось Сафрону, а он всё никак не мог определиться со своей жизнью. Деньги медленно, но таяли, и он решил, что куда лучше купить хижину с кусочком земли и копаться на ней, обеспечивая себя минимумом еды.

Так он и сделал. Присмотрел хижину на окраине Сурата. В хижине жила немолодая женщина лет сорока из касты неприкасаемых, влача жалкое существование, презираемая. Её звали Панарада, и она согласилась продать хижину и уйти в далёкую деревню к родственникам. Она была молчалива, замкнута, её большие черные глаза всегда смотрели печально. Муж её скончался уже давно, и она по обычаю не могла снова выйти замуж. Сафрон уже намного знал местный говор и предложил ей остаться в качестве служанки и стряпухи.

— Нам будет не так тоскливо вместе, — пояснил он своё предложение.

— Меня не поймут соседи, сахиб, — опустила голову Панарада. — Я боюсь.

— Что тут такого, Панарада? Это обычная работа для тебя. Соглашайся. Я белый человек, и ко мне никто не посмеет относиться плохо. Местный султан подписал бумагу об этом. Будем жить, работать на земле и проживём.

Она долго не соглашалась, но уступила и осталась жить в своём бывшем домике, где имелась клетушка, которую и привела в порядок.

Уже через неделю Сафрон с удовольствием подумал, что его поступок оказался для него столь благотворен, что на душе стало покойно и легко. Он возился на огороде, выращивал овощи, батат, холил плодовые деревья, и мечтал о времени, когда сможет насладиться плодами своего труда. И он ни от кого не зависел. Панарада ему всячески помогала, молчаливая и старательная.

Казак раз в два-три месяца отправлялся проведать друзей и возвращался всегда довольный и воодушевлённый. Те обязательно давали ему немного денег, поддерживая, и ободряя. Особенно старался Аким. Тот и воровал не так нагло, как Данил, и постоянно уговаривал пожить хоть недельку в тиши фактории.

— Не могу, Акимушка! — возражал Сафрон. — Земля ждёт моих рук. Очень приятное занятие, друг, копаться в ней, ожидая урожая. Жди, скоро опять приеду.

— Знаешь, друг, возьми у меня мула. Он тебе пригодится в городе. Негоже белому человеку пешком всюду ходить. Возьми, прошу!

Сафрон подумал и согласился. Уже по дороге домой, ведя мула за повод, подумал, что можно его продать, купить лодку и ловить рыбку в заливе или реке Татипи, что протекает в городе.

Однако мула не продал, а на лодку наскрёб. Купил старенькую, долго ремонтировал, латал, пока она не стала почти новой и пригодной.

— Панарада, жди меня с рыбой, — улыбался он, отправляясь первый раз на ловлю, прихватив небольшую сеть и удочку с крючками.

Женщина слегка улыбнулась и наклонила голову, поправила сари и ушла, так и не ответив на слова Сафрона.

Тот проводил её глазами и вдруг обратил внимание, на её довольно грациозную походку и совсем не пожилую фигуру, хоть и закутанную в сари. Это открытие так возбудило его, взволновало, что он минут пять не мог и не хотел успокаиваться. И потом, на рыбалке он часто возвращался мысленно к тому моменту, когда понял, что его служанка весьма привлекательна и соблазнительна. Он даже поспешил вернуться, хотя улова едва хватило бы на обед.

Сафрон стал внимательно присматриваться к Панараде, и все больше убеждался, что она запала ему в душу. Вспомнил прежнюю женщину на фактории, но это воспоминание никак не всколыхнуло его сердце. Заметил, что с этого дня она стала ещё больше замкнутой и молчаливой, а её старания возросли, что удивляло и тревожило Сафрона.

Однажды он спросил, пристально всматриваясь в её лицо:

— Пана, почему ты никогда не сядешь со мной поесть? Мне так очень неприятно одному тут сидеть.

Она опустила голову, долго не могла произнести ни слова, а Сафрон все настаивал и она ответила:

— Мне не положено, сахиб. Это большой грех. Я нечистая.

— Что за глупости ты несёшь, Пана? — вскричал он и даже поднялся с табурета. — Я ведь не вашей крови и для меня это ничего не значит. Я хочу — и ты должна подчиниться. С этого дня ты будешь завтракать, обедать и ужинать со мной вместе. И слышать ничего не хочу!

Он видел, как женщина перепугалась и убежала в сильнейшем волнении. Он совершенно не интересовался местными обычаями, но они всё же вторгались в его сознание и отмахнуться просто так от них он не решался. Было небезопасно пренебрегать этим среди туземного населения. Но Сафрон подумал, что никто не сможет уличить их в нарушении законов и с лёгкостью настоял на своём.

А по прошествии пары месяцев он даже потребовал от Панарады принять от него предложение сожительствовать с ним. Она долго отказывалась, хотя он с лёгкостью увидел, что это лишь дань обычаю, а на самом деле она вовсе не прочь принять его. Ему пришлось с грубостью и резкостью всё же склонить её к сожительству, чем и вовсе опустил женщину в уныние и тревогу.

— Пана, ты перестань убиваться! — даже покрикивал он на неё. — Что тут такого. Мы свободные люди и можем распоряжаться собой по нашему усмотрению!

— Нет, сахиб! Это до добра не доведёт. Мы не сможем долго скрывать наши отношения. К тому же сахиб моложе меня и это позор для меня! Позор во всем!

Сафрон успокаивал, ласкал и целовал. Она же таила в себе закоренелый страх и боязнь быть побитой камнями, коль народ узнает про её грех.

— Знаешь, что я тебе скажу, — однажды заметил Сафрон. — Мне надоело, что ты постоянно переживаешь и страшишься за себя, да и за меня, как я полагаю. Мы продадим эту хижину и переберёмся в другое место, где тебя никто не узнает. Ты выбросишь все приметы твоей касты, и мы заживём спокойно и дружно.

Лицо её так выразительно показало ужас, что Сафрон испугался и тут же с рвением принялся вновь успокаивать Панараду, говоря:

— Какие же вы тут странные и забитые люди! Всего боитесь и не можете осмелиться ни на один шаг, чтобы вырваться из сетей обычаев! Перестань и успокойся! Кто может догадаться, что ты нечистая, коль всё, связанное с этим глупым обычаем, мы обратим в прах? Покорись и всё станет намного лучше!

Она стояла на своём, и после этого разговора перестала подпускать его к себе, ночуя опять в одиночестве и запирая дверь.

Сафрон возмущался, но что можно было сделать? Он некоторое время терпел, а потом неожиданно уехал к друзьям и пропадал почти три недели.

— Вот, Пана, — сказал он, выложив на стол несколько десятков фанамов, не больше десятка шиллингов, — я достал денег у друзей. Они даже не захотели требовать возврата долга. Мы продаём всё здесь и переезжаем в район, где тебя никто не узнает. Меня не устраивает твоё поведение!

Она покорно склонила голову, молчала, и Сафрон не смог определить её отношение к его предложению. Это его не смутило и он стал искать покупателя.

Недели три спустя он всё продал, нагрузил двуколку, посадил Панараду среди нехитрого скарба и тронул вожжами мула. Больше всего ему было жаль лодки. Но тут же решил сам такую построить, как только устроятся на новом месте.

Они долго блуждали по местностям к югу от Сурата, пока Сафрон не остановился у большого селения Вагхай вблизи горы Салхер, что возвышалась точно на востоке. Горная речка торопливо сбегала к океану, а кругом раскинулись сады и поля крестьян, где все дни копошились люди, обрабатывая тощие поля. Сафрону понравилось место своим прохладным воздухом и видом горных склонов, покрытых джунглями, где можно было услышать величественный рык тигра, вышедшего на охоту.

Староста с трудом мог поверить, что белый человек решил поселиться в таком месте, да ещё с местной женщиной. Он даже предложил вначале получить от местного правителя-раджи дозволение на этот редкостный шаг. Но Сафрон сумел убедить его и он согласился. Даже вскоре подыскал неплохой участок земли, который покинула семья, умершая от болезней.

— Хижину мы спалим, — заявил Сафрон, — построим новую и будем тут жить в своё удовольствие. С нас никто брать подати не станет, опасаясь мести белого начальника.

Женщина была грустна, озабочена и молчалива. А Сафрон понял, что она сильно устала после трёхнедельного путешествия по ужасным дорогам в поисках подходящего места.

Денег у него хватило на все покупки, даже несколько монет оставалось на чёрный день. Вскоре он узнал, что милях в ста находится португальская колония и крепость Даман, и что туда можно поехать за покупками.

Вдруг Сафрон понял, что Панарада ждет ребенка и это открытие так обрадовало его, что он тут же заявил, что должен жениться на ней, чтобы ребенок был законнорожденным. Услышав такое, Панарада так испугалась, что лишилась дара речи. А Сафрон ещё спросил:

— Пана, ты почему не общаешься с соседями? Разве так хорошо поступать? Ты живешь затворницей и дальше нашего участка ни шагу!

— Сахиб должен знать, что даже теперь во мне могут узнать нечистую.

— Как это они могут узнать, когда ты отбросила всё, что тебя связывало с твоим дурацким прошлым?

— Это вы, белые люди, ничего не можете узнать, подметить. А у нас всё это легко определяется по незаметным признакам. Эти признаки даже я не могу в полной мере уничтожить в себе. Лучше не настаивай, сахиб!

— Боже! Как всё сложно и глупо, Пана! А как же ребёнок?

— Это такой грех, сахиб, что в голове не укладывается! И я не могу его замолить, меня тотчас признают нечистой…

Но прошло время, Панарада с трудом, но разродилась, и Сафрон стал отцом мальчика, очень красивого и здорового на вид. Он оказался спокойным и почти не плакал, что было так приятно и покойно. Соседи едва сдерживали своё неудовольствие поступком Сафрона, отказавшегося устроить праздник в честь рождения наследника. Он отговаривался безденежьем, что несказанно удивляло деревенских, привыкших считать белого человека самым богатым.

А вскоре Панарада заметила с признаками беспокойства:

— Сахиб, на нас косо посматривают, и вскоре, уверена, нам тут житья не будет. Мне страшно за сына, сахиб.

Сафрон с удивлением смотрел на женщину, с которой так хотел пожениться.

— Почему ты так считаешь, Пана?

— По мелким приметам, сахиб. У нас слишком много возможностей вывести человека на чистую воду, сахиб.

— Пана, ты ни разу не назвала меня по имени. Только сахиб, а это мне совсем не нравится. Что так?

Она опустила голову и промолчала, не удосужившись пояснить такое.

Сына Сафрон решил назвать Николаем, потому что он родился перед днём святого Николая Угодника, а Панарада ничуть не противилась такому странному имени, полагая, что отец вправе назвать по своему усмотрению. Он быстро рос и уже ходил, хотя ему ещё не было года. Николай оказался смышлёным мальчиком, понимал всё, что ему говорили, но отвечал мычанием и жестами. Очень любил играть с животными и птицами, что шастали по двору. Маленькая обезьянка была его лучшим другом, и они почти не расставались, хотя та уж слишком шустрила, и у мальчика не хватало сил и сноровки соперничать с нею в скорости и шалостях.

Начинался период дождей, небо заволокло тучами, часто оно проливалось ливнями, и с гор неслись потоки воды и грязи. Дороги оказались небезопасными.

Как раз в это время к домику Сафрона подошла небольшая толпа односельчан с угрозами и криками, требуя Панараду на расправу. Сафрон вышел к ним и стал расспрашивать причину столь необычного поведения деревенских.

— Она грязная баба! — орал один беззубый старик, размахивая сухими руками. — Пусть и не показывается на глаза!

— Нечистых у нас нет, и мы не потерпим, чтобы твоя жена здесь жила! — кричал второй, угрожал палкой, на что Сафрон ответил, стараясь не вспылить:

— Кто вам дал право вмешиваться в мои семейные дела? И кто вам сказал, что моя жена нечистая! Глупости все это! Расходитесь по домам и не шумите!

— Мы будем жаловаться радже! Он нашлёт на тебя своих воинов. Уходите!

— Пусть придёт староста. Я с ним поговорю. Послушаю, что он мне скажет.

— Никто не войдёт в дом, где живёт нечистая! Убирайтесь, Аллах вас покарает! Вам нечего делать здесь!

— Аллах не признает ваших каст и обычаев! — ответил Сафрон, вспомнив о религии. — И он покарает вас за самоуправство!

— В Коране ничего не сказано о милости к таким нечистым, значит, мы вправе требовать от вас покинуть нашу деревню! Если через два дня вы не уедете, то мы будем считать вас врагами, и поступим, как с врагами!

— За два дня мы не сможем продать все это, — и Сафрон обвёл рукой свой домик и участок.

— Его у вас все равно никто не купит, неверный, гяур! Нечистый белый враг! Можете не рассчитывать, что найдётся дурак, что заплатит тебе хоть один фанам!

Староста не появился, а вскоре в хижину Сафрона пришёл служитель местного раджи и напрямую заявил, чтобы Сафрон с женой убрался из деревни в два дня.

— И никто не посмеет купить мой участок? — спросил Сафрон, уже теряющий терпение и выдержку.

— Никто, сахиб. Таков обычай, и тут ничего не сделаешь. Раджа, да продлится его жизнь ещё на сто лет, просит вас уступить и не осложнять положение.

— Хорошо, — согласился Сафрон с неохотой. — Я послезавтра уеду. Будь прокляты ваши дурацкие обычаи!

— Я бы не советовал вам, сахиб, такое говорить крестьянам. Они вас не смогут понять. А они сильно возмущены и готовы на всё. Прощайте, и не заставляйте ваших соседей пойти на более серьёзные поступки.

— Проклятье! — выругался Сафрон, понимая, что спорить и что-то доказывать тут бесполезно. — Куда нам податься, когда денег почти нет? У нас всего сотня фанамов осталась. Это очень мало. Наверное, нам придётся поехать ближе к Сурату, и поселиться в самом городе поближе к фактории. Это будет безопаснее.

— Там произойдёт то же самое, сахиб, — печально ответила Панарада.

— Тогда я должен раздобыть побольше денег и поселиться в городе, где живут только белые, а ваши лишь слуги и рабы. Значит, у португальцев. Англичане в этих землях ещё не понастроили своих городов и даже крепостей.

Глава 16

Под дождями и ветрами, двуколка с трудом за три с лишним недели добралась до Сурата. Сафрон упросил Хетчера позволить ему с женой пожить на территории фактории, опасаясь новых выступлений против Панарады.

— Я должен посетить своих друзей, — сказал Сафрон уже на следующий день. — Они должны помочь мне с деньгами, а я потом им отдам. Они и так много для меня делали, но и сейчас, думаю, они не откажут своему другу.

Она грустно, умоляюще смотрела на своего сахиба, возразить не посмела. Сафрон с тоскливым чувством вины и неуверенности, отправился верхом на фактории своих друзей.

Аким встретил друга радостными восклицаниями и тут же заговорил на родном языке, заметив с тоской:

— Боже, Сафронушка! Я так давно не говорю по-своему, что уже, наверное, и что-то не так произношу! Как я рад тебя видеть! А знаешь новость?

Сафрон вопросительно смотрел на друга.

— Хорошая или дурная новость, мой Акимушка?

— Дурная, дурная, Сафрон, — посерьёзнел Аким. — Гераську выгнали с фактории. Заворовался так, что уже терпежу ни у кого не стало. Теперь он уже три месяца, как пропал, и я беспокоюсь за него, дурака. Вот жадность у кого была!

— Да, — согласился Сафрон. — Он только о деньгах и говорил с удовольствием. Да точно, жадность его и сгубила, дурака. Я ему ещё тогда говорил, чтоб он поубавил её, да видно не впрок получилось. Где же он может быть?

— Вроде бы в Сурате его видели месяца три назад. Может, на судне ушёл?

— Я сейчас сам в Сурате, вернее на фактории живу. С женой.

Сафрон смутился немного, понимая, что жена его не настоящая. Однако, Аким не стал расспрашивать, заметив смущение друга. Лишь спросил с сочувствием:

— Тебе нужны деньги, друг? Я тебе дам. Сам подворовываю, но скромно, не в пример Гераськи и даже Данилки, но что-то уже накопил. Так что можешь рассчитывать на моё участие. Друзья ведь, и не просто, а ещё и почти родные…

Аким даже полез обниматься и обслюнявил Сафрона поцелуем.

— Спасибо, друг! Ты угадал. Мне пришлось срочно покинуть деревню, где я с женой устроился. Нас просто выгнали, и никто не стал покупать мою землю!

— Понимаю. Тут этого хватает. Странный и сложный народ, скажу я. Тебя устроят тысяча фанамов? Фунтов и шиллингов дать не могу, их почти у меня нет. Все в фактории положены на проценты. Небольшие, но надёжно. Здесь всё так зыбко…

— Я и не мог ожидать такое, мой Акимушка! — чуть не прослезился Сафрон.

— Ты не спеши, Сафрон. Поживи у меня. Мне так здесь одиноко, а ты смог бы мне скрасить мою убогую и тоскливую жизнь. Чувствую, что должен вскорости заболеть. И так многие наши болеют и уезжают, или помирают здесь. А знаешь, как не хочется лежать в чужой земле!

Сафрон прожил неделю у Акима и поехал навестить Данилку.

Тот встретил друга немного спокойнее Акима, но тоже был рад, и болтал не переставая, радуясь возможности поговорить по-русски.

— Ты плохо выглядишь, Сафрон. Что случилось? И где ты пропадал больше года? О тебе никаких вестей я не мог раздобыть.

— О, Данил! Я жил далеко на юге, почти в горной местности, да пришлось сбежать. Так случилось, что я живу с одной женщиной из местных, а та оказалась из касты неприкасаемых. Вот нас и вытурили из деревни. И землю мою в той деревне никто не захотел купить. Так что я почти без денег. Аким немного дал, но в другой раз мне надо будет отдать, а для этого необходимо занятие с жалованием.

— Как там Аким? Давно его не видел. Ты с ним долго пробыл?

— Почти неделю прожил с ним. Он доволен жизнью, но хочет вернуться на Дон. Тоска его заела. Говорит, скопит побольше денег и обязательно вернётся. А про Гераську слышал?

— Слышал. Дурак наш Гераська! Правда, и я чуть не поплатился за жадность, да вовремя одумался. Теперь пошло вполне нормально.

— А я уже и не думаю о возвращении домой, — сказал грустно Сафрон. — Я уже отец, а сыну Николе уже второй год пошёл. Бежит времечко!

— Вот так новость, Сафрон! Как это тебя угораздило? Вижу, что доволен.

— А как же, Данилка! Сын такой хороший, я его очень люблю, только не знаю, как его поставить на ноги без денег. Надо бы что-то придумать, да ещё не устроился по-настоящему. Живу на фактории, Хетчер позволил временно. Он теперь занимает хорошую должность и расщедрился по старой дружбе.

— Поживёшь у меня? — спросил Данил без всякой задней мысли.

— Только недолго, а то Панарада меня ждёт. Это так жену зовут. Очень хорошая попалась женщина, но вот с её обычаями не повезло. Да надеюсь, всё устроится. Всё ж я белый, а с этим тут полегче будет. Да и с Хетчером у меня отношения хорошие. Обязательно устроюсь.

Сафрон вернулся в Сурат через неделю. Он изумился тем, что Панарада встретила его благосклонной улыбкой, а сын подковылял к нему и требовательно показал желание взобраться на отца.

— Что ты так радостно выглядишь, Пана? — спросил Сафрон и обнял сына.

— Рада, что ты, сахиб, вернулся, — улыбнулась она, показав ряд своих белых зубов, отказавшись от жевания бетеля.

— Ждала? — настороженно спросил он.

— Ждала, сахиб. И твой сын Никола тоже ждал, мой сахиб.

— Что здесь произошло без меня? Ты не выглядишь озабоченной.

— Мне помогает белый сахиб, мой господин.

— Белый сахиб? — изумился Сафрон и вопросительно смотрел на жену. — Кто же это мог быть? Как его зовут?

— Его называют Хаттон, мой сахиб. Его слуга каждый день приносит корзину с едой, и мы с Николой хорошо жили.

— И ты часто с ним встречаешься? — в ужасе спросил казак.

— Почти каждый день, мой сахиб. Он очень любезен, мой сахиб!

— Откуда он вдруг появился около тебя? — продолжал допытываться Сафрон.

— Как ты уехал, на другой день он и подошёл ко мне. Стал расспрашивать, да я ведь плохо понимаю ваш язык. Потом подержал Николу на руках, поиграл с ним, а затем почти каждый день навещал меня, приносил вкусные плоды, конфеты и был очень ласков.

— Я плохо знаю этого Хаттона, но прошу больше не принимать этого человека. Англичане слишком коварны и могут нам сильно навредить.

Панарада ничуть не удивилась, не покраснела, а тут же покорно ответила:

— Как скажешь, сахиб. А что, он плохой человек?

— Просто так никто тебе не станет улыбаться, Пана, — заявил Сафрон, сдерживая охватившую его ревность. — Значит, он чего-то добивается от тебя.

Панарада скромно опустила голову, видимо, понимая.

Перед вечером следующего дня Сафрон увидел в окошко приход Хаттона. Панарада что-то говорила ему и тут же удалилась, не приняв ничего из того, что он принёс.

В комнате Сафрон не показал, что видел Хаттона, а Панарада сказала:

— Я ушла от того сахиба, даже не стала дальше слушать, сахиб мой. Ты доволен мною, мой сахиб? Он обещал больше не приходить.

Сафрон потом стал искать встречи с Хаттоном. Тот был простым служащим почти самого низшего положения и ничем особым не выделялся. Лет под пятьдесят, одинок, и собирался вскоре отбыть в Англию. Ему оставалось не больше полугода до этого срока. Видимо, Хаттон узнал о приезде Сафрона, и больше не появлялся вблизи домика. Сафрон успокоился, но про себя подумал, что в случае очередной попытки, он будет действовать соответственно.

Жить в фактории было уже невозможно, и Сафрон подыскал себе в городе, на его другом конце, домик с огородом на берегу реки. Стоил домик около ста фанамов, Сафрон был рад, что золото и серебро осталось нетронутым.

— Пана, будем тут жить, работать на огороде, а лодку сделаю — и проживём! — он бодро смотрел на жену, та тихо улыбалась, пожурила сына и согласно закивала головой.

Вскоре Сафрон отправился вверх по реке заготовить древесину для лодки. Мул тащился с трудом по раскисшей от дождей тропе и через несколько часов казак отметил место, где можно было срубить пару хороших деревьев. Поздним утром он отправился назад, впрягши мула в постромки, тащившие бревна вниз по тихим водам реки.

Пришлось дома устроить навес для брёвен, чтобы они не мокли под дождём. А пока Сафрон в сухие часы пытался ловить рыбу удочкой или забрасывал с берега сеть. Улов был крохотным, но на один раз хватало, что тоже оказалось хорошим подспорьем.

Часто ходил в порт и наблюдал английские суда, иногда грузившиеся местным пряным товаром. Тоска в такие посещения посещала его всё меньше, уступая совсем другим чувствам. И большая доля этих чувств пересекалась с Панарадой. С ней он чувствовал себя покойно и уверенно, готовый положить всё своё для сохранения его странной семьи.

— Как странно, что мы не венчаны, а так прилипли друг к другу, — Сафрон бормотал эти слова, сам удивлялся и постепенно проникся уверенностью, что судьбой ему предназначено прожить жизнь тут, с этой молчаливой, покладистой и доброй женщиной. И тут у него сын, в котором он души не чаял.

Неожиданно Сафрон встретил Герасима. Тот сам подошёл к нему и с радостной улыбкой воскликнул:

— Ба! Сафрон! Вот так встреча! Где ты пропадал столько времени? Как хорошо, что мы повстречались!

— Ты-то как? Я предупреждал тебя не зарываться. Не послушался. Жадность обуяла, дурака?

— Был грех, — признался Гераська. — Да что теперь делать? Вот перебиваюсь кое-как. Ты где работаешь, на фактории?

— Нет, я не работаю. Вот живу рыбалкой иогородом. Немного денег имею и берегу их, трачу только на то, без чего никак нельзя.

— Так я могу у тебя пожить? — обрадовался Герасим.

— Можно, но я с женой. И сын растёт. Уже второй год ему и он у нас просто красавчик!

— Ну, ты и дурень, Сафрон! Зачем тебе здесь семья? Ты уже не хочешь вернуться домой?

— А что мне там делать? Здесь мой дом теперь. Мы хорошо живём, хоть и не имеем постоянного заработка. Потом будет лучше. Вот лодку собрался построить — буду рыбалить. Вот и приработок будет. А много человеку надо?

— Не скажи, Сафрон! Мне так надо много. Ты наших видел?

— Недавно посещал. Довольны, особенно Аким. Тот только и думает о возвращении, а Данилка что-то непонятен мне. У того что-то иное на уме.

— Я тоже скоро поеду навестить друзей, — мечтательно провозгласил Гераська и в его словах Сафрону почудились неприятные нотки.

Герасим прожил у Сафрона в уголке совсем недолго. Уже через неделю он исчез, даже не сказав куда, и не попрощавшись. Это не очень опечалило Сафрона, поскольку Панарада очень его боялась, и все эти дни не отходила от сына и Сафрона, стараясь быть поближе к нему.

— Как хорошо, что твой друг ушёл от нас, — сказала она и не прибавила к этому своего обычного «сахиб». Это понравилось Сафрону, и он грубовато поцеловал её в тёмные губы, жадно ответившие ему.

А время бежало скаковой лошадью. Скоро Сафрон стал продавать наловленную рыбу, и с каждой неделей всё больше. Это оказалось довольно прибыльным занятием. А скоро он даже нанял одного помощника из местных мальчишек, платя ему рыбой.

— Мой дорогой сахиб! — уже в который раз восклицала Панарада. — Ты стал много приносить денег в дом. Так я скоро вовсе перестану работать, — и она скромно улыбнулась.

— Эти деньги лишь то немногое, что у богатых имеется, моя чернушка! — улыбался довольный Сафрон. — А ты так экономна, что мы лет через пятьдесят сможем назвать себя богатенькими людьми.

— Почему через пятьдесят? — удивилась Панарада.

— Потому что ты откладываешь в неделю одну серебряную монету, и можно посчитать, во сколько лет ты станешь богатой хоть чуточку.

— Разве сто серебра не богатство, мой сахиб?

— Некоторые богачи столько тратят в день и считают себя ущемлёнными.

— Боже мой! — воскликнула женщина в ужасе. — На что же можно потратить столько денег за день?

— Находят на что, милая моя Пана! А у нас сын подрастает. Скоро два года ему будет, и я хотел бы ему сделать хороший подарок. Он ведь уже начинает говорить?

— Да, мой сахиб! Вот только мне непонятно, как он сможет разобраться в наречиях? Он то твои слова пытается произнести, то мои. Мне страшно становится. Вдруг он всё перепутает и ничего не сможет понимать?

— Это скоро можно будет проверить. Пока он почти ничего не может сказать, и только ты что-то у него можешь разобрать. Скоро всё станет ясно, и ты успокоишься. Мальчик у нас смышлёный.

Она, покраснев, показала новое сари, купленное вчера на базаре. Смутившаяся, она спросила:

— Ты не будешь меня за неё ругать, мой сахиб?

— Буду, если ты купила не очень красивое, — усмехнулся Сафрон и тут же потребовал: — Тотчас одень его и я посмотрю. Мы с Николой определим его.

Она вышла к мужчинам чуть не в смятении и Сафрон заметил:

— Недорогое, но тебе очень идёт, Пана. Молодец! А ты не могла бы носить хоть иногда платья белых женщин? Мне бы очень хотелось.

— Разве это не грех, мой сахиб? — ужаснулась она.

— Я видел уже нескольких ваших женщин за последние месяцы в таких. Очень красиво, и я тоже хотел бы тебя видеть в европейских платьях. Давай мы с тобой в воскресенье пойдём на базар и посмотрим, что можно купить!

Она не ответила, пожала плечами и застеснялась.

Лишь недели три прошло, прежде, чем она осмелилась одеть такое платье, и ещё потом долго не осмеливалась показаться в нём на людях. Но и так было приятно Сафрону видеть её в таком наряде. Она выглядела моложе, стройнее, а Сафрон подумал, что одежда всё-таки сильно изменяет женщину.

Неожиданно Панарада с грустью доложила своему супругу:

— Мой сахиб, за последнее время мне не удаётся отложить свою серебрушку в неделю. Прости, но ты так много стал тратить, и всё на меня, что мне становится страшно и очень неловко.

— Я думал, что тебе нравится, Пана, — возразил Сафрон и удивился.

— Нравится, мой сахиб, но так больше нельзя. Ни к чему это. Ты согласен со мной?

— Не совсем, — ответил Сафрон. — Зато мне нравится, когда ты такая красивая и немного европейская. Мне это приятно. Однако, неволить не стану. Ты у меня распоряжаешься деньгами, тебе и решать.

Иногда Сафрон появлялся в фактории, где его принимал Хетчер. С каждым разом он становился всё холоднее и вскоре Сафрон счёл за лучшее больше к нему не заходить.

И к друзьям почти не наведывался. Лишь к Акиму однажды приехал, и они несколько дней провели в воспоминаниях и болтовне на родном наречии. Аким заверил друга, что не позднее, как через полгода он бросит всё и будет пробираться домой.

— Ох и далеко это! — вздыхал Сафрон. — Даже дух захватывает. Я последние месяцы много разговаривал в порту с моряками. Не простыми матросами, а с офицерами. Те уверяют, что до Англии надо идти не менее четырёх-пяти месяцев. А потом ещё через всю Европу, пока Дон увидишь. Я уже и думать перестал. Устроился вполне прилично. Живём скромно, но без долгов, без излишеств, и моя Панарада тоже довольна жизнью. Я даже убедил её иногда носить платья на англицкий манер. Очень мне нравится! И ты хочешь, чтобы я всё это бросил и подался с тобой!? Нет, друг! Я останусь. Мне даже нет охоты больше зарабатывать, А мог бы ещё нанять человека, купить лодку, и иметь уже в два-три раза больше. Но нет желания.

— Как сын поживает?

— Иногда болеет, да кто из детей не болеет. Мать его очень хорошо смотрит, и он быстро растёт. Уже третий год, говорит на двух языках, хотя не так ещё бойко.

— И на русском говорит? — встрепенулся Аким.

— Нет, что ты! На англицком и на местном, материнском.

— А… а… — разочарованно протянул Аким и перевёл разговор на другое.

— Гераська не появлялся? Грозился побывать у тебя?

— Давно не видел его. Гоняет где-нибудь. Ищет денежки, наверняка.

На прощание Аким выложил перед другом цепочку с камушком яркого красного цвета. Смутился и сказал:

— Вот… передай от меня твоей Пане подарок. Приобрёл по случаю. Почти бесплатно, а твоей женщине будет приятно. Только скажи, что от меня. Я ведь её никогда не видел, но по твоим рассказам уже будто хорошо знаю.

Сафрон отнекивался, но уступил другу и приобнял его, заметив:

— Ты настоящий друг, Акимушка. Мне будет недоставать тебя, когда ты уйдёшь в море. Но таков мир, такова жизнь. Спасибо, и пусть твои дни пробегут быстрее, а путь твой не окажется таким долгим. Храни тебя Господь!

Лишь через месяц Панарада обмолвилась Сафрону:

— Знаешь, сахиб, я прицепила твой, вернее Акима, подарок. Знаешь, как его оценил мастер-ювелир?

Сафрон лишь скривился, выражая полное незнание.

— Около сотни монет! Золотых! Разве можно дарить такие подарки незнакомым людям, особенно женщинам другого мужчины?

— Он мой лучший друг, Пана! К тому же уверен, что он даже не подозревал о его стоимости. Говорит, что достался почти даром. А Аким не такой, чтобы разбрасываться деньгами. Копит на обратную дорогу и для начала новой жизни у себя на Дону.

— Это очень удивительно, мой сахиб! — всё же молвила она и опустила голову, всматриваясь в драгоценность. — Я и не думала, что когда-нибудь и у меня будет такое, что и другие носят. Нам такое не положено носить.

— Я просил тебя даже не вспоминать о твоём прежнем положении, и уж не говорить вслух, С этим давно покончено! У тебя, надеюсь, уже ничего не осталось от твоей прежней жизни.

Она потемнела лицом и промолчала, озабоченная и встревоженная.

Вскоре Сафрон случайно увидел, как у калитки его двора стоит Хаттон и что-то говорит Панараде. Та порывается уйти, а англичанин пытается удержать её. Сафрон поспешил подойти, скрываясь от внезапного взгляда их двоих.

Панарада первая увидела Сафрона и вскрикнула. Хаттон обернулся и побледнел. Сафрон же быстро приблизился и проговорил сдавленным голосом:

— Какого черта ты тут ошиваешься, Хаттон? Захотел схлопотать по зубам? Ну-ка убирайся отсюда и больше не появляйся ближе квартала! Вон! Прибью!

Хаттон что-то пробормотал невнятное и поспешил уйти, а Панарада с облегчением вздохнула и виновато уставилась на Сафрона. Слова застряли у неё в горле.

— Что ему надо было, Пана? — спросил Сафрон, войдя во двор.

— Мой сахиб, я никак не могла закрыть калитку! Он ногу подставил! И всё уговаривал бросить тебя и перейти к нему жить! Какой наглец! Хорошо, что ты появился. Я сильно испугалась!

— Больше он не появится, моя Пана, — зло ответил Сафрон, но ревность обрушилась на него с новой силой и он вспылил: — А ты не давала ему повода такие предложения высказывать этому проходимцу?

— Как ты мог подумать, мой сахиб! — чуть не плача ответила женщина. — Мне так стыдно и горько! Сейчас он совсем не так любезен был, как раньше. Подумала даже, что он может увести меня силой, да тут соседи стояли с осуждающими взглядами! Какой стыд?

— Ладно, Пана! Хватит верещать. Уже всё прошло. Я немного про него узнаю. Тут что-то мне кажется не так. Столько времени он не появлялся — и вдруг опять заявился. Надо узнать его намеренья. Идём в дом.

Через неделю Сафрон узнал, что Хаттон собирается уходить в Англию на самом ближайшем судне. Стало ясна его активность и торопливость. И сейчас Сафрон решил из дома не отлучаться, находясь постоянно при Панараде. Работник и сам вполне может справиться с рыбалкой.

Панарада несколько дней ходила, как в воду опущенная и не могла смотреть на Сафрона, боясь осуждения и укора.

Несколько дней спустя, занимаясь ловлей рыбы рано утром, Сафрон не заметил, как довольно большая лодка с двумя местными рыбаками или просто лодочниками, без всякого предупреждения и криков ударила в бок его лодки и та с лёгкостью перевернулась. Сафрон оказался в воде вместе с половиной улова.

Он вынырнул и, отдуваясь, пристально всматривался в людей, злорадно ухмыляющихся и явно довольных результатом. Потом, выплыв к берегу и потеряв лодку, уплывшую к устью, он вспомнил, что уже видел эту лодку и того лодочника. Ничего конкретного вспомнить больше не мог, но зародилось сомнение или предчувствие чего-то нехорошего и опасного для него.

Мрачные мысли привели его к тому, что он посчитал нужным последить за Хаттоном и поспешил к фактории. Там он ждал недолго. Тот самый лодочник появился через полчаса после него и, не медля прошёл внутрь. Значит, ему в факторию вход не возбранялся.

— Ну англиец! — пробормотал он сквозь зубы. — Погоди, уедешь ты на родину!

Сафрон поспешил в порт и вскоре узнал, что ближайшее судно может уйти в море не позднее чем через десять дней. Ждёт другое судно.

Панарада со страхом встретила Сафрона, и тот счёл нужным рассказать лишь о гибели лодки и части улова.

— Какие-то болваны зацепили меня, и я оказался в воде. Едва выбрался на берег, — пояснял он встревоженной жене. — А ты не выходи за ворота, Пана. Больше будь дома. Мне надо будет заняться новой лодкой, так что будь осторожнее. И сына из виду не выпускай.

Сам Сафрон стал больше времени сторожить у ворот фактории, стремясь подкараулить или лодочника или Хаттона. Лодочник не показывался. Сафрон посчитал, что он получил своё и больше не спешил появляться у фактории. А Хаттона он встретил через пять дней. У того был озабоченный вид, он спешил. А время было раннее, солнце только взошло, дождь прекратился ещё перед рассветом, всё было слегка затянуто лёгким туманом.

Сафрон проследил Хаттона до квартала, где жили в основном владельцы лодок, рыбаки и перевозчики грузов. Хаттон, судя по всему, не очень знал эти места и осматривался по сторонам, словно что-то искал. Казак тотчас сообразил, что он ищет ещё одного исполнителя своего коварного плана повлиять на Сафрона и добиться своего. И мысль пронзила его голову. «Надо предотвратить его встречу с исполнителем. Сейчас я его отвлеку, подлеца, нечего лезть в мои дела!»

Он ускорил шаг, обогнал Хаттона и вдруг обернулся, сделав удивлённое лицо. Сказал почти естественно:

— Ба! Мистер Хаттон! Откуда такой господин оказался в таком месте? Я вас приветствую!

Замешательство на лице Хаттона не ускользнуло от Сафрона, но тот быстро взял себя в руки и в свою сторону спросил:

— А вы с чем сюда пожаловали, Сафониус?

— Я по делам сюда. Ищу мастера по строительству лодки. Меня недавно на реке утопить собрались, так я потерял лодку. Надо восполнить, хотя это и накладно для моих доходов.

— Сочувствую, — вяло отозвался Хаттон и в глазах завис вопрос и нетерпение побыстрее избавиться от нежелательного свидетеля и просто спутника.

— Можно к вам присоединиться, сэр? — с лёгкой наглостью спросил Сафрон.

— Вряд ли вам это будет интересно, Сафониус. Я уже возвращаюсь.

— Тогда нам тем более по пути, мистер Хаттон. Я уже узнал немного, и всё упирается в деньги. Их мне не хватает. Не одолжите ли мне немного? Всего пару шиллингов, сэр?

Сэр сильно замешкался, смутился, но все же ответил:

— Я уже собрался уходить в море. Судно скоро готово отправиться. Вряд ли вы сможете отдать долг в срок до отхода судна.

— Понимаю, — неторопливо ответил Сафрон, наблюдая за поведением Хаттона. — Тогда другое дело. С долгами шутить не положено. И всё же, сэр?..

— В чем дело? — насторожился англичанин и даже чуть приостановил шагать.

— Я подумал, что вы могли бы мне и не в долг ссудить, и не пару шиллингов, а в несколько раз больше, сэр.

— Как это понимать? — Хаттон забегал глазами в поисках чего-то надёжного и безопасного. Но кругом только были хижины местного населения, а просить помощи у них было глупо. Белых все терпеть не могли.

— Очень просто, сэр. Вы заплатили туземцам и они перевернули и утопили мою лодку. Сам я едва не утонул. Да и сейчас вы искали следующего исполнителя для меня, для моего уничтожения. Сами должны понять, что откупное надо заплатить. И много. Ведь жизнь вам должна быть намного дороже одной утопленной лодки и вымоченного казака.

— Я не позволю!.. — Хаттон не закончил свои возмущённые крики, как Сафрон с силой сжал шею англичанина сзади, словно дружески обнимая.

— Выкладывайденьги, сволочь! Или жить тебе осталось считанные минуты, пока до кустарника не дошли! Ну!

— Какие деньги? У меня почти ничего нет!

— Давай всё, что есть, остальное я могу немного подождать. Напишешь записку, и тебе принесут остальные. А вот и кусты! Скроемся за ними, сэр!

Хаттон растирал шею, вертел головой и оглядывался по сторонам, ища вызволения или хоть какого намёка на спасение. Промямлил неуверенно:

— Но это же напраслина, Сафониус! Как вы могли подумать?

— Я не думал, я знаю, наблюдал, как к тебе приходил туземец, потопивший мою лодку! Так что побыстрее закончим дела — и я буду удовлетворён. Сколько с собой имеется?

Хаттон торопливо порылся в карманах и выложил Сафрону крону и четыре шиллинга с горсточкой пенсов.

— Я так и знал! — воскликнул Сафрон, внимательно следя за англичанином. — За белого человека вздумал заплатить так мало? Это просто оскорбительно! Надо написать записку с требованием немедленно прислать хотя бы пару фунтов, сэр. Нехорошо местных так грабить. Грех большой.

Хаттон уже готов был закричать, но тут же получил увесистый удар в челюсть и слёг на траву с открытым ртом и закатившимися глазами. Очнулся он почти сразу и уже не пытался орать.

— Собственно, мне хватит на лодку и того, что у тебя уже взял, сэр. Но за оскорбление, жену и покушение на мою жизнь я требую сотню шиллингов! Пиши записку! Мы тут немного отдохнём. Дождик будет ещё нескоро. Пиши же, сэр! — прикрикнул Сафрон и опять стукнул того, но уже не так сильно.

Сафрон продиктовал послание, перечитал его, с трудом разбирая слова и буквы. Подумал немного и стал неторопливо связывать Хаттону руки и ноги.

— Зачем это? — спросил в ужасе тот.

— Мне же надо отослать эту бумажку в факторию. Для этого нужен мальчишка и времени понадобится много. Безопасность, сэр!

Связанного и с заткнутым ртом, Сафрон оставил Хаттона лежать, а сам пошёл искать курьера. Это было делом нетрудным. Мальчишка получил пенс и убежал, спеша получить ещё три по исполнении задания.

Ждать пришлось долго. Лишь под дождём слуга Хаттона появился в переулке, где его поджидал Сафрон, выглядывавший временами из кустов. Казак подал сигнал Хаттону и тот позвал слугу, заранее освобождённый от тряпки во рту, А Сафрон следил поблизости, сторожа и слугу и самого Хаттона, которые могли попытаться убежать. Он помнил записку и надеялся, что им ничего не удастся сделать. К тому же Сафрон, пропустив слугу, сам приблизился шагов на десять к месту лёжки Хаттона и мог даже слышать разговор и возню, если она возникнет.

Шум дождя всё заглушал, переулок был пуст, а в кустах явно происходило что-то не по плану. Сафрон скакнул к ним и вовремя — слуга уже перерезал шнурок на руках Хаттона и готовился сделать то же самое на ногах. Ударом ноги Сафрон свалил старенького слугу, подобрал нож и подступил к Хаттону. Тот с ужасом взирал на своего врага, ожидая самого худшего.

— Юлишь, сэр? — зловеще спросил Сафрон. — Жалко стало денег? Тогда я тебя не пожалею, — казак с исказившимся лицом ударил слугу ножом в шею и струя крови тут же смешалась с потоками дождя. — Прости, но я не могу больше доверять тебе.

Сафрон ударил Хаттона ногой в подбородок, свалил его и тоже вскрыл артерию. Наклонился в уже темнеющем воздухе и обшарил карманы слуги и Хаттона. Забрал мешочек с монетами и огляделся. Дождь поливал, ветер усиливался, и у Сафрона появилась возможность незаметно покинуть место преступления.

Домой вернулся в подавленном состоянии и ничего не ответил на немой вопрос Панарады. Переоделся в сухое и лёг на топчан, отказавшись от еды. Было противно на душе, даже боязно. Могли легко установить, с кем Хаттон встретился в том переулке. Но думать об этом не хотелось. Его бил озноб.

На следующий день Сафрон почувствовал, что серьёзно заболевает. Его немного трясло, он кутался под одеялами, потом его ошпаривал жар, и Панарада с беспокойством следила, как он страдает. В одно из просветов, Сафрон сказал:

— Будут спрашивать обо мне, скажи, что начал болеть, как лодка опрокинулась, но только сейчас болезнь стала сильной. — Он передохнул. — Вот кошель с деньгами. Спрячь и никому не говори о них. О других можешь и сказать.

Он отвалился на подушку, обессилив и покрывшись обильным потом.

Как в тумане ощущал, что с ним кто-то говорил, что-то над ним делали, но все это проходило мимо него в полусознании. Лишь две недели спустя Панарада рассказала, что и как было за эти дни.

— Значит, приходили из фактории? — спрашивал он без особого интереса. — И лекаря присылали? Чудно всё же! И что сказали?

— Что у тебя лихорадка, но странная. Я ничего не понимала, что они говорили. Но вспоминали Хаттона. К чему это?

— А что ты на это говорила?

— Что я о нем ничего не знаю. Мне было стыдно даже слышать его имя. Мы, вроде бы даже совсем незнакомы были, хотя они меня, конечно, видели с ним в фактории.

— Так как же ты могла такое сказать?

— Я сказала, что имени его не знала, а говорила всего ничего. К тому же кто-то из них сказал, что со мной заговаривали ещё два белых. На том всё и кончилось. Тебя жалели.

Сафрон вздохнул с облегчением. Он вспомнил только сейчас, как у него с Хаттоном получилось. И со слугой его. Правда, англичане о нем ничего не говорили. И это вполне естественно. Кто бы занимался туземцем, хоть и слугой англичанина?

Он выздоравливал медленно. Его работник продолжал рыбачить, но доход в это время резко упал. Панарада платила работнику и за продажу и за дополнительную работу без хозяина.

Когда Сафрон достаточно поправился, но оставался ещё дома, Панарада не утерпела от вопроса, спросив:

— Что за деньги ты мне приказал спрятать, сахиб мой? Их так много!

— Они целы? О них никто не спрашивал?

— Целы, целы, мой сахиб! Куда они денутся? И никто о них не спрашивал. А разве должны были?

— Не знаю. Могли и поинтересоваться. Тогда не страшно, что я не успел купить лодку. Можно и потом купить, когда окончательно поправлюсь. Пригласишь ко мне нашего работника, рыбака. Хочу с ним переговорить. Он хорошо с работой справлялся?

— Да, мой сахиб! Очень хорошо. Я ему приплачивала немного, боялась, что у него возникнут желания нас покинуть за прежнюю плату.

— Правильно сделала, моя Пана! Ты у меня соображаешь! А что с Николкой?

— Слава богам, сахиб! Он здоров и бегает на улице.

Сафрон всё же был грустен и мало стремился к общению. Словно его изнутри что-то грызло и тревожило. И неожиданно его тревоги превратились в реальность. Он даже побледнел от страха и безысходности.

— Сахиб мой! — воскликнула она как-то, придя домой в сильном волнении. — Я на базаре видела человека из моего селения. Я так испугалась!

— А что это тебя так напугало? — удивился Сафрон.

— Я не уверена, что он меня узнал, но вполне мог. А это мне не понравилось. Я поспешила домой.

— Но что с того? Почему это тебя так расстроило и испугало? Ты же была почти во всем английском,

— Он на меня посмотрел, я опустила голову и тут же ушла. А вдруг узнал! Ведь я неприкасаемая! Что будет, если он меня все же узнал?

— Не думаю, дорогая моя! Успокойся и не стоит так волноваться. А где деревня твоя, я так и не понял из твоих рассказов.

— Я говорила, сахиб. День пути на юг.

— Кстати, ты никогда не говорила о детях, Пана. Они у тебя были?

Она понурилась и долго молчала и уступила лишь по настоянию Сафрона.

— Незадолго до смерти мужа их забрал наш раджа. За какие-то долги мужа. Мне так тяжело было вспоминать это, что я никогда об этом старалась не говорить, мой сахиб! Прости меня, глупую!

Сафрон вздохнул, и расспрашивать не стал. Он стал думать о том незнакомце, который видел Панараду. Уверенности в том, что он её узнал, не было. Ведь она была так не похожа на ту крестьянку, которую он увидел в купленном домике-хижине. И платье делало её ещё больше непохожей. Однако… Чем чёрт не шутит, и тревога вновь угнездилась внутри, точа и расширяясь.

Прошло больше года. Панарада родила дочь, и та была так похожа на Сафрона глазами, что он тотчас стал боготворить её. Голубые глаза смотрели живо и с любопытством, не то, что у её братика с его большими синими глазами.

Николка был спокойным, немного даже медлительным, и с почти чёрными волосами. А у дочери они были светлые и немного кучерявились, отливая золотыми нитями. И лицом она была светлее и меньше походила на туземцев. Зато оба ребёнка имели одинаковый овал лица, удлинённый и мягкий. Прямые носики приятно посапывали во сне, а проснувшись, Николка тотчас бежал смотреть сестричку и долго неподвижно наблюдал её, явно дивясь и наслаждаясь живой куклой.

— Смотри, Пана, как Николка нежно смотрит на нашу дочурку, — улыбался Сафрон, кивая на сына.

— Да, сахиб. Ему уже пять лет, и он будет заступаться за сестру на улице.

— И в жизни, моя Рада! Так у меня на родине некоторых девушек зовут. Тебе нравится?

Женщина грустно улыбнулась, кивнула и взяла захныкавшую дочь на руки, готовясь покормить грудью.

Сафрон много работал, Панарада копила деньги, складывая на чёрный день, дети быстро подрастали, а время бежало неудержимо и быстро.

— Рада, сколько тебе лет? — спросил однажды Сафрон, и добавил: — Я сам своих лет уже не помню и затрудняюсь сосчитать. Тут года какие-то расплывчатые и незаметно проходят.

Женщина задумалась, подсчитывая.

— Мне кажется, что уже сорок два года минуло. И давно. А тебе, сахиб?

Сафрон тоже задумался. В памяти всплывали картины прошлого — Дон, казаки, Лжедмитрий и «Тушинский вор», в войсках которого они надеялись чего-то добыть для хозяйства на Дону. И побег из Москвы, который и привёл их сюда, в Индию. Странны, непостижимы повороты судьбы! И всё прикинув, он ответил:

— Думаю, Пана, что мне тоже порядочно. Тридцать пять лет определённо есть.

— Какой ты молодой, мой сахиб? Мне так неловко, что так получилось!

— Чего так, женщина? — вскинул он голову и всмотрелся в её чёрные большие глаза под почти сросшимися бровями, чёткими дугами прочертившиеся над ними.

Она смутилась и не ответила, но и так стало ясно, что её беспокоит.

Сафрон притянул её желанное тело и крепко прижал, поцеловал в алчущие губы, несколько темноватые, что единственное, что не очень нравилось казаку.

Сафрон успокоился, ещё немного подумал и молвил, ни для кого не предназначив свои слова:

— Полагаю, что сейчас тысяча шестьсот тринадцатый, или немного больший год. У нас считают годы от сотворения мира, а тут от рождения Христа. Так что мне трудно пересчитать на наше время. Но можно узнать в фактории. Там всё это великолепно знают. Им нужно.

— А нам не обязательно, — опять с грустью ответила Рада.

Торговля Сафрона процветала. Два раза в неделю он привозил рыбу в факторию и продавал по дешёвке, что было приятно чиновникам. Некоторые были с семьями и всячески экономили, готовясь вернуться на родину с деньгами.

Дочь Сафрон настоял назвать Еленой, или Хелен по-английски, что означало «солнечная». Она ведь была светлоголовой и голубоглазой. Рада не очень противилась, но предлагала имя Сунита, и Сафрон предложил дочери дать два имени, заявив решительно:

— Будем называть каждый на свой лад. Это даже интересно. Хелен Сунита!

Прошло почти два года. Никто больше не вспоминал ту злосчастную встречу на базаре.

Сафрон вернулся с рыбалки, собираясь отвезти улов в факторию, как Николка выскочил навстречу со слезами на глазах и закричал ещё издали:

— Папа! Маму убили! Её только что принесли в дом!

Тут Сафрон заметил, что на него странно смотрят соседи, и у его ворот толпится народ. Он ударил мула вожжами и скоро был во дворе. Там он с ужасом увидел уже обмытое тело несчастной Панарады, одетой и убранной сердобольными соседками.

— Её выследили какие-то люди из деревни, — говорил сосед, пожилой индус с длинной чёрной бородой и белых замызганных штанах. Его худой сморщенный торс без одежды выглядел неприятно и жалко. — Они тут же с криками принялись швырять в неё камнями. И первый же угодил в висок, и она упала.

И тут Сафрон вспомнил её рассказ о далёкой встречи с деревенским, что вроде бы не узнал её. Узнал-таки! Вот злодеи! Приехали, выследили и зверски убили, оставив двух малолетних детей! Проклятье на их дурацкие головы с их дикими обычаями!

Эти мысли молнией промелькнули в его голове, опустошили его, и он лишь старался выполнять плохо запоминающиеся обычаи местного захоронения. Всё это проходило мимо него, как в тумане. А после поминок он три дня ничего не соображал, не помнил по причине жуткого запоя.

Лишь потом, словно что-то толкнуло его в голову, он очнулся, осоловевшими глазами обвёл сарай, где он лежал, и с трудом поднялся, превозмогая головную боль и ломоту во всем теле. Добрел до лоханки с дождевой водой, ополоснул всего себя, не замечая, что одежда уже намокла, увидел безмолвный укор сына, стоящего рядом с тряпкой вместо полотенца. В хижине плакала дочь Хелен Сунита, и этот тихий, нудный плач больше всего заставил его встряхнуться и оглядеться.

— Сынок, сколько же я так провалялся в сарае? — спросил Сафрон, отдуваясь.

— Три дня, папа. И все время требовал вина, грозился всё сжечь и уйти.

— Ничего не помню! А где мама? — И тут же изменился в лице, вспомнив ритуал похорон, и в голове застучали молотки о наковальню. — Боже! Кто же вам помогал жить, детишки мои милые?

— Бабка Горбунья, папа. Она только что ушла. Обещала вернуться.

— Пойду к дочке. Успокою её. Не могу слышать её плача.

Глава 17

Сафрон с трудом выдержал две недели. Горе поутихло, и перед ним стал вопрос, как жить дальше. На похороны ушли большая часть сбережений Панарады, но он вспомнил её схоронку, и откопал две сотни шиллингов. А в доме почти ничего не оставалось. Работник перестал работать, полагая, что хозяин больше не сможет участвовать, в торговле и рыба не понадобится.

И всё же Сафрон уже начал возобновлять работу. Деньги для детей были необходимы. И платить бабке за них надо хоть по фанаму в неделю. А рыба давала ему даже вдвое больше.

Но мысль уже начинала сверлить мозг. Ему не хотелось оставаться в этих местах, а денег для начала новой жизни было недостаточно. И он пошёл как-то в факторию, где священник англиканской церкви занимался воспитанием детей редких английских семей. При церкви было помещение, где дети даже спали, если были слишком малы, и изучали некоторые науки, в основном Священное Писание и грамоту.

Преподобный отец Джозеф принял Сафрона вполне благосклонно, зная о несчастье, постигшее этого странного человека. Знал он и то, что этот Казак Сафониус, как звали его здесь, отличался честностью и по этой причине покинул службу в фактории.

— Что привело тебя, сын мой, к нам? — спросил он, пытливо буравя казака своими светлыми глазами.

Сафрон поцеловал сухую руку пожилого отца Джозефа, ответил:

— У меня двое детей, святой отец. Дочка совсем малютка, а сын уже большой. Ему уже семь лет. Я хотел испросить позволение приводить его к вам на обучение. Хочу приобщить его к лону церкви Христовой.

— Богоугодноежелание, сын мой Сафониус. Буду рад принять вашего сына в обучение. Приводите. И примите мои самые искренние соболезнования. Вы смелый и решительный человек. Я даже слыхал, что туземцы благосклонно отзываются о вас. Уважают вас, а это нам очень полезно, хотя явление весьма редкое.

Сафрон в тот же день поговорил с сыном и тот, сморщив нос в недовольной гримасе, не осмелился противиться и согласно кивнул. Лишь спросил:

— А долго там надо находиться, папа?

— Не спросил, но часа три-четыре будет для тебя дело.

— Этот поп сильно строгий? Бить будет?

— Разве тебя не били на улице? И где ты видел учителя без хворостины? Ничего, сынок! Это не так страшно, а ты должен привыкать ко всему. Матери у тебя нет, и мы должны себя так подготовить к жизни, чтобы выдержать все невзгоды и удары судьбы. Как, например, смерть мамы.

Утром Сафрон отвёл сына в факторию и представил отцу Джозефу.

— Очень красивый мальчик! А глаза какие синие! Ты должен хорошо постигать премудрость грамоты и Священного Писания, сын мой. Я надеюсь, что так и будет. Ты ведь не опозоришь своего отца? Ему будет очень неловко в таком случае. Обещаешь, сын мой Николас?

Мальчик с готовностью кивнул, и отец Джозеф подтолкнул мальчика в помещение, где уже находились три мальчика, и девочка разных возрастов. Но не старше десяти лет.

— Как тебе понравилось у отца Джозефа, Никола? — спросил Сафрон, встретив сына, самостоятельно вернувшегося из фактории.

— Скучно, пап. Отец Джозеф не такой страшный, как казалось. Но я многого не понимаю. Остальные дети уже давно учатся, а я отстал.

— Тебе дал отец священник задание на дом?

— Задал писать какие-то палочки и крючки. А бумага у нас есть? И перо требуется с чернилами. Я всё запачкаю!

— Ничего, сынок. Так надо, а остальное придёт к тебе. Ты только не ленись. За лень не только учитель, но и я буду наказывать. Так что смотри мне, сын! — и Сафрон серьёзно погладил мальчика по голове.

Кончался период дождей, жара постепенно обволокла все побережье.

Сафрон вспоминал время, прожитое с Панарадой в предгорье, где было прохладнее, и ему вдруг захотелось опять перебраться ближе к горам. Изнурительная жара не будет там так сильно донимать его и детей, хотя те не так к ней относились. Намного легче.

Неожиданно в фактории его остановил чиновник, которого он почти не знал.

— Сафониус, мне бы хотелось поговорить с тобой. Ты ведь работал с сэром Хетчером?

— Было дело, сэр. А что вы хотели?

— Я недавно рылся в бумагах и нашёл его писанину. Там упоминается и про тебя.

— Вот неожиданное явление, сэр! Никак не ожидал, что моя ничтожная личность может остаться на бумаге!

— Кстати, Сафониус, Хетчер очень высоко оценил вашу работу, но несколько удивлялся твоей честностью. Не секрет, что здесь все мы стараемся уехать к себе домой с хорошим мешочком золота. Ты оказался не таким. И я подумал, что мог бы предложить тебе хорошее место в отдалённой фактории. Там ты без труда смог бы за несколько лет сколотить приличный капитал. Ведь у тебя на руках два ребёнка. Вроде бы дочь около трёх лет, так?

— Да, сэр. Но куда деть детей? Как они без меня? Ведь не брать же их на далёкие острова! Да ещё на несколько лет. Это просто опасно для них.

— Это нетрудно устроить. Дело в том, что мне там нужны надёжные и честные факторы. Лучше тебя мне здесь не сыскать. Ты подумай, пока есть время.

— Я, конечно, подумаю, но дети…

— Их легко устроить к преподобному отцу Джозефу. Я однажды слышал, как он хвалил твоего сына за успехи в учёбе. И дочь твоя не так уже мала. Её тоже можно к нему подкинуть. У тебя хоть немного денег есть?

— А как же, сэр! Я ведь имею торговлю. Небольшую, но несколько пенсов в день зарабатываю. Надо посмотреть, что выгоднее, сэр, ваша фактория, или здешняя торговля с рыбалкой, — Сафрон улыбнулся и обещал подумать.

Недели через две Сафрон решил всё же испытать судьбу и отправиться в далёкие земли, на острова, где добывали пряности и вывозили их в Англию. Дело обещало до сотни соверенов в год. Это очень большие деньги, и он согласился с условием, что дети будут присмотрены.

— Очень рад твоему решению, Сафониус! — воскликнул сэр Айвор Уинн, с энтузиазмом выслушав казака. — И времени достаточно, чтобы подготовиться. Судно должно отойти не раньше месяца. Тебе выдадут аванс в сумме ста шиллингов, и ты легко рассчитаешься с церковью. Больше не потребуется.

— Можете считать, что я согласен, сэр, — заверил Сафрон. — Вот только дети меня по-прежнему волнуют и беспокоят. Но я ещё подумаю, что с ними, и как поступить в будущем.

— Ты правильно поступаешь, Сафониус! Вернёшься с большими деньгами и легко устроишь свою жизнь. И детей обеспечишь достаточно.

Дети сильно обеспокоились вестью отца.

— Пап, а разве нам с тобой нельзя туда поехать? — чуть не захныкал Никола.

— Это не для детей, мой мальчик. Там много опасностей будет, и всяких трудностей для меня, не то, что для тебя с Хелен. Время пробежит быстро, я вернусь богатым, и мы будем жить достойно все вместе. А вы будете учиться у отца Джозефа. Он тебя постоянно хвалит, сын. Это меня радует. Не забывай упражняться с оружием. Я тебе его оставлю. Мне дадут другое, новое. И береги сестру. Не позволяй её обижать. Ты уже почти мужчина и должен это помнить.

— За это не беспокойся, папа! Я уже с одним два раза дрался, и он отстал от меня с разбитым носом. Я ведь на улице рос, не в фактории, — в голосе мальчишки звучала гордость. Сафрон усмехнулся.

Вскоре Сафрон побывал в порту и увидел судно, на котором ему предстоит отправиться далеко на восток, где масса островов, полных пряностей и золота! Судно стояло на якорях недалеко от причала и называлось «Конкорд». Три мачты и десять орудий по двум бортам казались внушительной силой. Корабль понравился казаку. Он даже взошёл на борт и познакомился с помощником капитана, который с недоверием выслушал его повесть.

— Значит, это вы будете идти с нами на архипелаг Банда? Трудный будет переход. Наши моряки ещё мало знают те моря и острова. Да и климат там не из лучших, слыхал. Хотите посмотреть вашу каюту? Для факторов компания распорядилась выделить каюту на двоих. А меня зовут Хью Лейтон, — и моряк вопросительно смотрел на казака. Тот представился:

— Казак Сафониус. Так меня здесь зовут все. Очень рад знакомству, сэр.

— Ждём вас, Сафониус, — улыбнулся помощник, предлагая помощь у трапа. — Через три недели снимаемся с якорей.

— Спасибо за предупреждение и любезность, мистер Лейтон.

Дома Сафрон много говорил с сыном, посвящая его в семейные дела. Особенно в финансы.

— Сынок, я заплачу за три года за твоё пребывание у отца Джозефа. Там вы с Хелен будете питаться и учиться. Остальные деньги я покажу, где спрятаны. Никому о них не говори, даже сестре. Трать очень экономно. Только на одежду и немного на еду. Не думаю, что у падре будут слишком сытно вас кормить. И прошу, сын, — серьёзно говорил отец, — учись всему с прилежанием. И сестру наставляй. Правда, когда я вернусь, она ещё не начнёт учить грамоту,

— Папа, а домик наш куда ты собираешься деть? Продать?

— Пока не решил, но скорей всего оставлю вам на всякий случай. Заплачу бабке Горбунье — и пусть присматривает или даже живёт там. И вам будет, куда голову приклонить, когда в этом появится нужда. Продать всегда можно. Я тебе на всякий случай доверенность оставлю.

— А что это такое, папа?

— Это такая бумага, заверенная нотариусом, которая даёт тебе право продать дом по твоему усмотрению. И помни, что не иди ни на какие уговоры взрослых, сынок. Они тебя легко могут обмануть.

Время отхода судна два раза откладывалось из-за встречного ветра, но наконец Сафрон узнал, что завтра на рассвете он должен уйти в море, и целых три года не будет видеть детей. От одной мысли об этом сердце его сжималось тоской и билось тревожно и учащённо.

— Сынок, я завершил все дела здесь и надеюсь, что ты покажешь себя серьёзным человеком, и мне не будет стыдно за твои поступки, — Сафрон с жалостью смотрел то на сына, то на дочь и не решался окончательно проститься. — Не оставляй без присмотра сестру. Будьте всегда дружны и любите друг друга. У меня больше нет никого дороже вас, дети!

Он едва сдерживал слезы, а Хелен уже плакала и просила не уезжать.

Гребцы нетерпеливо окликали Сафрона, он перецеловал детей и с пустотой в груди сел в шлюпку. Он стоял и смотрел на детей, которые постепенно таяли в густых сумерках начинающегося рассвета.

Он не знал, что судьбой уготовано ему больше никогда не увидеть своих детишек, но в глубине души что-то говорило неясными голосами, что это именно так. И всё же разобраться вот так сразу в своих предчувствиях он не мог, и продолжал искать фигурки детей, уже растаявших среди лёгкого тумана.

Брат с сестрой ещё долго стояли на причале, следя, как огни, а потом и весь корпус судна медленно и тяжело удаляется к заливу. Туман постепенно таял, но силуэт корабля размывался, удаляясь в неизвестность.

Сафрон до полудня не уходил с палубы, всё всматривался в уже пропавшие признаки порта и города. Тоска сжимала сердце, ему казалось, что он удаляется от своего счастья, от своей ненаглядной Панарады, заменить которую он уже не мыслил.

Несколько дней Сафрон находился в состоянии угрюмой меланхолии. Ни с кем не знакомился, хотя народу на судне было достаточно. Многие шли, как и Сафрон, работать на фактории, но на разные острова. Был один, который вместе с Сафроном направлялся на остров Ай, и он первым был, с кем познакомился Сафрон. Они и жили в одной каютке, что было предусмотрено компанией.

Судно шло вместе с ещё двумя судами поменьше, прошли Зондский пролив без приключений. Несколько раз встречали подозрительные паруса, но никто из них не делал попыток проявить признаки агрессии.

Идя северными берегами Явы, сильно опасались голландского флота, но лишь вблизи острова Бавеан на траверзе пролива Сурабая заметили два больших судна под голландскими флагами, и поспешили укрыться за северными берегами острова. Вступать в схватку было бессмысленно — голландцы были военными кораблями с пушками раз в шесть мощнее английской флотилии.

С неделю шли спокойно, а потом попали в район скопления мелких островков и рифов. Пришлось убрать половину парусов и идти очень осторожно. Точных и надёжных карт у капитанов не было, а тут ещё под конец их накрыл небольшой шторм, который в условиях сложного фарватера разбросал суда в разные стороны. «Конкорд» оказался в одиночестве, и положение остальных судов было неизвестно. Это вселяло тревогу и неуверенность.

Спустились к югу и прошли морем Флорес, постоянно следя за морем в ожидании голландских судов. Повезло. Лишь однажды повстречали два малайских прау больших размеров, но хватило одного залпа левого борта, чтобы пираты тут же отвалили в сторону и больше не докучали своими угрозами.

Прошли крупные острова Алор, а Сафрон всё никак не мог дождаться окончания пути. А море преподносило каждый день всё новые и новые острова, выплывавшие зелёными купами из синих или бирюзовых вод моря. Приходилось двигаться не быстрее трёх узлов. Кругом мели, банки и рифы с множеством опасных и часто не обозначенных на карте островов. Много туземных судов и лодок встречалось на пути, но те спешили укрыться на мелководье или среди рифов, которые малайцы отлично знали с незапамятных времён.

Напарник Сафрона, англичанин низкого роста и с копной рыжих волос, укороченным носом и большими глазами на небольшом длинном лице, выглядел несколько странно и даже смешно. Его звали Мак-Ги, и он скорее был шотландцем или ирландцем. Сафрон в этих тонкостях не разбирался. Он был назначен помощником Сафрона, и тот с трудом мог себе представить англичанина подчинённым себе человеком.

Уже в пути этот Мак-Ги намекал, как они вдвоём должны будут спешно пополнять свои карманы звонкой монетой, на что Сафрон помалкивал, тем самым возбуждал подозрение Мак-Ги. А сейчас они всё же сдружились, и Сафрон называл его просто Мак. Так ему было проще, на что тот не возражал.

— Мак, мне придётся поработать с тобой над инструкцией, которая у меня имеется. Я что-то неважно разбираю почерк.

Но оказалось, что этот Мак читал ещё хуже Сафрона, и после долгих трудов, Мак заметил:

— Да чёрт с ней, с инструкцией! Немного мы разобрали, остальное, как всегда никому не пригодится, Сафониус! Посмотрим, что будет на месте.

— Мы уже четвёртый месяц в пути, сколько же осталось?

— Думаю, что не меньше месяца. Тут моря очень трудные для плавания. Приходиться сбавлять ход. И ветры постоянством не грешат. Как пройдём острова Туканбеси, так уже совсем близко будет. Это я у помощников узнал.

Как ни странно, вскоре судно изменило несколько курс на северные румбы и пошло два дня веселее, подняв почти все паруса.

— А вот и обещанные острова! — воскликнул Мак, указал наподнимающиеся из моря зелёные букеты. — Слыхал, что надо сделать остановку и запастись водой. Хорошо бы, а то уже противно пить разную муть и тухлятину.

Остров Моро-Маха был выбран для стоянки, и две шлюпки ушли с бочками к острову, где туземцы уже стаскивали свои узкие однодеревки с балансирами в море, спеша заняться меновой торговлей.

Сафрон с наслаждением поедал массу фруктов, бананов и кокосов. Даже осмелился попробовать зловонного дуриана и признался, что это восхитительная еда, хотя и вонючая.

— Странно, такой вкусный плод, и так отвратительно воняет!

— Ещё четыре или немного больше — и пройдём два крошечных архипелага, и прямо по курсу будут острова Банда, — говорил Мак-Ги, с усталым видом оглядывая горизонт. На этот раз он был пуст. Эти воды мало кого привлекали, кроме главных конкурентов за пряностями: голландцев и англичан. Португальцы уже покинули эти острова, смирившись перед сильнейшими.

Встречные ветры с трудом пропускали корабль вперёд, и архипелаг Банда в виде острова Рон появился лишь через девять дней трудного перехода. Море штормило, и подойти к острову оказалось невозможно. Туда должны были высадить двух факторов для налаживания закупок и заготовки пряностей.

Погоды не дождались и судно направилось к острову Ай, где должны были работать Сафрон и Мак-Ги. Здесь, пока медленно дошли до острова и вошли в довольно удобную бухту, ветер слегка утих, и после полудня факторы сумели в шлюпке ступить на землю островка. С его возвышенности хорошо были видны острова Рон и на востоке Лантар, самый большой остров архипелага.

Выгрузили провиант, инструмент и товары для торговли с туземцами. Последние весьма настороженно встретили новых купцов, помня португальских и голландских претендентов. Португальцы уже изрядно похозяйничали на островах, а восстание десятилетней давности ещё были свежи в памяти островитян. Тогда острова были захвачены голландцами, и островитяне отчаянно сопротивлялись голландскому захвату.

— Сейчас на соседнем острове Нейра ещё находятся голландцы, — заметил Мак-Ги и указал на островок недалеко от Лантара, который поднимал свою вершину из синих вод моря.

— Наверное, нам будет необходимо укрепиться здесь, — кивнул Сафрон. — Надеяться мы может лишь на местное население. Оно ведь совсем недавно изгнало голландцев с остальных островов.

— Прежде всего надо задобрить туземцев, Сафониус. У нас для этого имеется несколько мушкетов с припасами и десятка три холодного оружия. Хотя с этим у малайцев не будет трудностей.

— Судя по всему, нам стоит построить укрепление именно в этой бухте. Капитан сказал, что дальше высадка очень опасна из-за отсутствия бухт и трудности в подходе к берегу.

— Хорошая мысль, но без островитян нам ничего не удастся сделать. — Мак с опаской оглядел большую толпу малайцев, у которых виднелось оружие.

— Этим займусь я, Мак. У меня это получится лучше. А ты занимайся факторией. Тут всё уже разрушено, и всё надо начинать заново. Склады, хижины и, главное, укрепления. Жаль, нам не оставили ни одной пушки. Она бы пригодилась. Сколько у нас мушкетов оказалось?

— Должно быть двадцать. Если ничего не испортилось за переход. Всё тут ржавеет, и я завтра же проверю оружие и займусь им с туземцами.

— На каком языке с ними говорить? — спросил Сафрон, не надеясь на ответ. Он подошёл к вождю, как он решил по внешнему виду старого воина с копьём в руке и крисом за поясом. Поклонился слегка и спросил на английском:

— Кто тут понимает английский?

Вождь выступил вперёд, приставил копье к ноге и ответил коротко:

— Я! Немного.

— Мы пришли сюда помочь вам против голландцев. Для этого мы привезли два десятка мушкетов, пистолеты и холодное оружие. Я буду вас учить им пользоваться и вести бой.

Вождь и все туземцы внимательно слушали, удивились подарку оружием, а вождь сказал вопросительно:

— Это я?

— Ты! Ты! — вскричал Сафрон и поманил вождя за собой. — Вот, смотри, — открыл ящик, и вождь увидел мушкеты, завёрнутые в промасленную мешковину. — А это порох и пули. Остальное и здесь можно сделать. Это вам!

Малайцы с восторгом рассматривали оружие, и лица их расплывались в улыбках. Старейшины протягивали руки для пожатия, вождь улыбался, кивал головой и что-то говорил на своём, что никто из факторов не понимал.

Труднее было растолковать, что необходимо построить укрепления на берегу и склады для мускатного ореха. Орех рос только в этих местах и поэтому в Европе стоил огромные деньги.

Через полтора месяца укрепление было построено, склады тоже возведены под крышу, а стен можно не строить. Туземцы не воровали. Скоро склады стали наполняться мускатным орехом, а запасы товара англичан таять, что несколько волновало факторов.

— Сафрон, не слишком ли мы щедро платим этим обезьянам? — жаловался Мак-Ги и просительно смотрел на начальника.

— Так положено ещё в Сурате. Компания установила цену, мы так и поступаем. Можно слегка и понизить её, но чуточку.

Помощник утвердительно кивнул, и вскоре туземцы удивились, получая за мешок орехов намного меньше тканей, украшений и одежды. Но молчали, считая англичан защитниками и союзниками.

К осени островитяне стали доставлять агентам острова Ай тревожные сведения. И Мак-Ги заявил начальнику Сафониусу:

— Следует связаться с другими агентами и факторами на островах. Голландцы опять зашевелились, не исключено, что они сделают попытку опять захватить наш остров Ай. Да и другие острова.

— Будем отбиваться, — заявил в ответ Сафрон. — Вождь обещал помощь. Я с ним договорился. Все мушкеты розданы и воины обучены. Даже наблюдатели постоянно следят за морем, сторожа голландцев.

— Трудно нам придётся, Сафониус. Нас всего двое, а островитяне не такие стойкие воины, как мы. Могут и дрогнуть. Вдруг пушками нас попотчуют?

— Посмотрим, — спокойно ответил Сафониус. — Лишь бы судно военное не подошло. Остальное не так страшно. Будем бить по ним из укрытия. Я их хорошо замаскировал, и для голландцев это будет неожиданностью.

Спустя ещё недели три туземцы оповестили остров о появлении трёх малайских больших лодок, идущих от Нейра.

Сафрон в подзорную трубу увидел, что это голландцы. В каждой примерно по двадцать голландцев и туземцев, союзников их.

— Слушай Мак, — закричал Сафрон, беря в руки мушкет, — собирай воинов — и на укрепление! Часть по берегу бухты расставить по три человека и с мушкетом на тройку. Основные силы поставить здесь! Беги!

Пока лодки приближались, малайцы ещё укрыли свой примитивный форт, и голландцы, видя небольшие группы малайцев, весьма мирно передвигавшихся, смело и решительно направили лодки к причалам, выстроенным уже теперь.

— Приготовиться! — проговорил Сафрон и добавил: — Никто не высовывается, стрелять из положения лёжа. Так удобнее и пули полетят в цель! Выбегать за пределы укрепления не сметь! Разите врагов из укрытия!

Голландцы стали высаживаться, туземцы разбежались с воплями, размахивая своими копьями и крисами.

— Они должны уже заметить наши склады, — сказал Мак-Ги. — Не пора ли произвести залп, Сафониус?

— Приготовиться! — негромко приказал Сафониус и сам прицелился в голландского начальника, как ему казалось. — Пли!

Залп прогрохотал негромко, но четверо голландцев и двое малайцев упали на песок пляжа вблизи пристани.

— Заряжай! — повторил приказ Сафрон, видя, что у противника произошла заминка. — Поторопись! Не высовываться! Стреляют!

По брёвнам укрытия ударяли пули. С берега грохотали мушкеты. Их было намного больше английских, но урона защитники почти не понесли. Всего два раненых были отнесены подальше, где их уже поджидали женщины.

— Они пошли, побежали! — воскликнул Мак в страхе. — Что делать?

— Кто зарядил, стреляйте! — кричал Сафрон, и первым выстрелил в переднего голландца. Тот споткнулся, вскочил на колени, но так и остался стоять, смотря, откуда ведётся уже совсем нестройный огонь мушкетов.

Ещё пятеро нападавших были ранены или убиты, остальные бросились бегом к укреплению. Сафрон с Маком стреляли из пистолетов. У каждого было их по два и двое голландцев опять упали на песок. Малайцы метали копья, в ответ получали такие же. Бой разгорался.

— Все копья не бросать! Оставить по одному себе для отражения атаки! — Сафрон кричал в азарте боя и выбирал себе противника. Малайский мальчишка торопливо заряжал ему пистолет.

— Туан! Пистол! — услышал Сафрон и протянул руку за оружием. Голландец был уже шагах в двадцати, когда пуля казака свалила его вблизи от брёвен укрепления. Ещё несколько бегущих нападающих стали карабкаться вверх. Их кололи пиками, метали в них камни и крисы поменьше. Два малайца и один голландец успели спрыгнуть вовнутрь и с ними стали биться защитники. Мак сбоку всадил малайцу шпагу, отбил нападение голландца, остальные не позволяли ворваться внутрь, сбрасывая и коля нападавших. Изредка грохал выстрел, но в основном бой шёл уже рукопашный.

Сафрон сумел свалить ретивого голландца, готового спрыгнуть внутрь, отбросил пистолет и саблей ударил малайца по руке. Тот скрылся за бруствером, но появились другие и бой продолжался — с воплями, стонами и предсмертными криками.

Наконец нападавшие дрогнули, и начали отбегать назад, вопя и волоча раненых.

— Заряжай! — кричал Сафрон в отчаянии, боясь выпустить большое число врагов. — Мы сможем ещё нескольких уложить! Собирай мушкеты, оружие!

Голландцы уже добежали с малайцами до лодок и стали толкать их в море. Из укрепления уже бежали защитники, воодушевлённые победой. Сзади слышались выстрелы, но результат поспешности давал мало. Только два малайца были ранены, а один упал в воду и его не стали вытаскивать.

Бои затих, люди с бурным дыханием и окровавленные смотрели, как враг спешил побыстрее покинуть опасный остров, где его встретили таким неожиданным огнём мушкетов.

— Подсчитатьпотери! — распорядился Сафрон. — Собрать всё оружие и раненых. Сколько убитых у нас?

— Человек шесть, Сафониус, — заметил Мак с бледным лицом в крови.

— Ты ранен? — спросил Сафрон.

— Пока не знаю! Но кровь чувствую. Да, со щеки что-то стекает, — и размазал кровь по лицу. — Знать, зацепило малость. А ты как?

— Вроде пронесло. Скольких мы убили?

— Человек пятнадцать, — доложил вскоре Мак, уже промывший ранку и перевязав её. — И раненых чуть меньше. Некоторых унесли. Зато собрали семь мушкетов и много холодного оружия! Знатно мы побили этих голландцев! Так им и надо! Пусть не лезут!

— Не радуйся прежде времени, Мак, — остановил нервное оживление Сафрон. — Ещё припрутся! Так что это только разведка боем. Но мы будем тоже готовиться. Даже в горах надо построить форт для защиты, если придётся отступить.

Вождь тоже был доволен. Сказал больше жестами:

— Ты, Сафанг, мудро сделать! Бревно, защита! Хорошо! Много враг убить!

— Ты не очень радуйся, туан. Они вскоре опять полезут. Нам предстоит много работы. И на горе тоже.

— Гора? — удивился вождь. — Зачем гора?

— Они придут большими силами, и нам придётся отступить. Куда? На подготовленные укрепления. Там они нам будут не так страшны. И население мог бы укрыть там. Потом можно будет оттуда и напасть на голландцев, коль они сами не уйдут. Завтра пойдём искать место получше.

Островитяне были готовы тут же устроить праздник с пиром, но Сафрон уговорил вождя запретить пир, а заняться ранеными и укреплением.

Доводы англичан с трудом убедили вождя, но потом он согласился и отправил два десятка воинов готовить новое укрепление на склоне горы. Женщины и дети повзрослее тоже отправились в гору, неся нехитрый скарб и гоня коз и свиней, укрывая их от врага. Собаки с лаем сопровождали шумное шествие.

Однако больше месяца голландцы не проявляли себя.

— Может, они отказались от повторного штурма нашего острова? — спрашивал Мак-Ги, на что Сафрон ответил:

— Вряд ли. Они надеются на помощь судна, которое может появиться у острова. Это будет уже не тот бой, что прежде. Потому нам надо подготовиться основательно.

— У нас не больше ста воинов, Сафониус. А голландцы могут нас перестрелять из пушек, коль появится корабль.

— Потому стоит подготовить на побережье ещё одну позицию. Они не смогут заметить изменения у нас, и будут обстреливать это укрепление и селение. А там уже никого не будет.

— Собственно, нам ничего не остаётся делать, — согласился Мак-Ги. — Лишь попытаться выполнить твои намеренья и сохранить силы для настоящего боя.

— И запас мускатного ореха немедленно надо перенести подальше от побережья. Нет нужды сразу отдавать его врагу. Ещё есть возможность всё спасти.

— Ты о чем, Сафониус?

— Если предупредить нашего резидента на Яве, то они вышлют сюда судно к нам на подмогу и заберут такой ценный товар. И мы сможем одержать победу.

— Сдурел ты, что ли! возмутился Мак-Ги. — Это так далеко, что за это время тут все закончится. Даже думать об этом глупо!

— Посмотрим. А пока надо работать, как и прежде, и укрепляться здесь. На других островах тоже противодействуют голландцам. Есть вероятность, что они не выдержат и бросят свои нападения.

— Держи шире карман, Сафониус! Как бы не так! Ты в этом скоро убедишься.

Вскоре на Ай пришло известие, что голландцы нисколько не бросили свои попытки завладеть островом.

— У них большой корабль, — заметил вождь в разговоре с Сафроном. — И люди много. Пушка, мушкет! Плохо!

— Как я и говорил, — заметил Мак-Ги. — Нам с такими силами не совладать.

— Стало быть, Мак, мне точно надо ехать на Яву к резиденту. Пусть предпринимают, коль хотят сохранить острова за собой. А наши хозяева что-то не очень спешат воевать с голландцами.

— Дело в том, что здесь у нас сил намного меньше, чем у голландцев. Вот и осторожничают. Значит, собираешься ехать?

— Собираюсь. Хорошо бы с других островов собрать делегацию вождей и пусть они тоже скажут своё слово.

— Наверное, ты прав, Сафониус. Но мне кажется, что дойти на простой лодке до Явы настоящее безумие. На судне — и то долго, а на лодке…

— И все же я должен ехать. Иначе всё погибнет здесь.

Глава 18

Большая ланчара[1], гружёная продуктами и водой отвалила от причала острова Ай и тотчас взяла курс на запад. С десяток островных вождей разместились на циновках на дне лодки, где было пространство для них. Парус был туго натянут свежим ветром, и лодка весело побежала по курсу. Рулевой малаец и лодочник с двумя матросами легко управлялись со снастями.

Главный вождь острова Лонтор по имени Сутан Батуан постоянно вёл разговоры с Сафроном, сидя под навесом на корме. Все они касались положения на островах и возможной помощи англичан против алчных голландцев.

Сам Сафрон уже скоро стал сомневаться в действенности английской помощи, а, главное, в том, что англичане окажутся лучше голландцев. «Один черт!» — думал он каждый раз, как заканчивались разговоры про благородство и помощь англичан. «Эти народы и их цари только и думают, как облапошить не только туземцев, но и друг друга!»

Своих мыслей он не высказывал, но рассуждал именно в таком направлении. Ему даже в какой-то раз стало жаль этих довольно наивных людей, жаждущих союза с англичанами. Для них выигрыша никакого не будет.

Сафрон постоянно торопил лодочника и матросов, стремясь как можно скорее достичь Явы. И тоже сомневался, сумеют ли англичане удержаться на том острове, где основательно уже укрепились голландцы, где всё большее влияние оказывал будущий генерал-губернатор Нидерландской Индии Ян Кун. А он был таким ярым противником не только португальцев, но и англичан, что последние поневоле оставались в тени, боясь испортить мирные отношения с главными конкурентами на этих островах.

Сафрон лишь радовался, что ветер постоянно дул попутный и ланчара стремительно приближалась к цели путешествия. Проплывали знакомые уже острова и островки, приносящие на судёнышко запахи тропиков. Сафрон даже подумал, что одни такие запахи могли вскружить головы прежних авантюристов-португальцев, которые первыми завладели всеми богатствами здешнего мира.

Не прошло и месяца, как ланчара уже стояла у причала главной фактории англичан на Яве. Сафрона принял резидент сэр Герберт Филдинг, весьма солидный мужчина с седеющими рыжеватыми усами и редкими волосами, сквозь которые просвечивала загорелая до красноты кожа черепа.

— Что привело вас, Сафониус, в наши края? — выслушав представление, спросил Филдинг, внимательно разглядывая странное одеяние Сафрона в широченных шароварах и холщовой рубахе, довольно изношенной и грязной с дороги.

— Как видите, сэр, я спешил доложить вашей милости, что на островах Банда сложилась ситуация противная политике компании.

— Мы в курсе, Сафониус. Чего вы добиваетесь конкретно?

— Только одного, сэр — помощи людьми и оружием. Голландцы уже делали попытки завладеть островами. Мы отбились, но они готовят очередное вторжение.

Филдинг задумался, поглядывал на Сафрона и молчал. Последний терпеливо ждал, нервничая.

— Дело в том, мистер Сафониус, — с расстановкой молвил англичанин, — что положение наше осложняется настоящим миром Английского королевства с Голландией. И те острова по закону принадлежат им, хотя когда-то недавно они были португальскими. И силы в настоящее время у нас недостаточно для такой акции.

— Вы хотите, сэр, сказать, что ничего не сделаете для удержания островов в своих руках?

— Ни в коем случае! — Филдинг был уже на взводе. — Просто в настоящее время ни политическое положение, ни ресурсы наши нам этого сделать не позволяют. Надо подождать, собраться с силами, всё взвесить…

— Но время идёт, сэр! Там в любой момент может начаться вторжение! Мы с лёгкостью можем потерять все острова, что с таким трудом нам удалось приобрести. И островитяне требуют нашего вмешательства и защиты. Десять вождей прибыли со мной для переговоров. Они желают незамедлительной посылки людей, оружия и судов.

— Хорошо, что напомнили, Сафониус. Я приму вождей и поговорю с ними. Мне желательно самому убедиться в их лояльности к нам и желании работать на благо Англии и… их самих.

— Позвольте, сэр! — вскричал Сафрон в возмущении. — Время уходит. Мы и так сильно рисковали, отправляясь сюда на таком малом судёнышке, почти лодке!

— Я вам сочувствую, Сафониус, но пока у меня связаны руки. Под моим началом нет ни одного свободного судна, которое могло бы доставить туда всё, что вы просите. Особенно людей. Где их взять?

— Но оружие вы могли бы послать туда, сэр! Без него голландцам очень легко будет овладеть островом за островом! Мне кажется, что это недальновидно, мистер Филдинг!

Сафрон в смятении и недоумении встал и поклонился. Его душил гнев и непонимание этого господина. Или он чего-то недопонимает. Скорей всего именно так и есть.

Вожди тоже выразили недоумение, и даже растерянность. Многие посчитали за благо для островов тотчас вернуться назад и возглавить борьбу с колонизаторами-голландцами. Сафрон стал их отговаривать, убеждать подождать. Но проходили дни, недели, месяцы, а резидент ничего не предпринимал для спасения островов. Сафрон сошёлся с одним агентом из местной фактории и тот постоянно утешал приятеля, говоря спокойно:

— Нам, простым агентам, трудно понять высокую политику, Сафониус. К тому же Филдинг боится брать на себя всю полноту ответственности за такие политические акции. И он прав, утверждая, что сил для этого у нас слишком мало. Голландцы уже давно здесь и укрепились во многих местах, особенно здесь, на Яве. Мне даже странно сознавать, что мы ещё находимся здесь.

— Почему так? — удивился Сафрон.

— Голландцы на Яве очень сильны в сравнении с нами. У них тут войска, а мы располагаем лишь агентами да факторами, У них уже строятся крепости, форты, а мы только намечаем наши дальнейшие шаги. А будут ли они давать результаты?.. Вряд ли кто осмелится это предсказать.

— Выходит здесь, на островах, англичане лишь для того, чтобы урвать кус и убраться восвояси?

— Пока так, Сафониус. Лишь в Индии мы наращиваем влияние, но там очень сильные местные государства, особенно Великий Могол. С ним трудно вести дела. Хоть он и слабеет на глазах, но нам с ним пока справиться не удаётся.

— Знать бы мне об этом пораньше! — вздохнул Сафрон. — Я оставил в Сурате детей, а их мать недавно погибла от рук дурацких фанатиков. Вы мне слишком сильно испортили настроение, Пит. Теперь долго буду раздумывать.

— Это не для твоих мозгов, Сафониус. Ты слишком простодушен и мало что смыслишь в политике и государственных интересах. Мы могли бы послать туда судно с оружием и людьми, но тогда получили бы в ответ от голландцев такой удар по нашим здесь факториям, что удержать их было бы невозможно. А так у нас видимость мира и голландцы практически нас не трогают.

— Ты, скорей всего, прав, Пит. Но от этого мне ещё хуже. Хоть всё бросай и возвращайся в Сурат к детям.

— Тебя никто не отпустит. Наш резидент мистер Филдинг очень высоко тебя оценил, и всё же ищет возможность как-то помочь, но его усилия ничтожны в сравнении с теми требованиями, которые ты выдвигаешь со своими вождями.

Несколько месяцев Сафрон жил на фактории и даже получил на некоторое время возможность побаловать с местной служанкой из малайек. Он прожил с нею не больше полугода, и она ушла от него, ничего не пояснив и не сказав.

— Такое тут случается довольно часто, Сафониус, — успокаивал приятеля Пит. — Ты легко найдёшь ей замену. Этого добра тут хватает.

— Я трудно меняю свои привязанности и привычки, Пит, — с огорчением ответил Сафрон. — Я и свою жену никак не могу забыть. Даже сильнее по ней тоскую, чем по детям. Стыдно признаться, но это так.

— А знаешь что, Сафониус, я позавчера слышал в конторе разговор. Он может тебя заинтересовать,

Сафрон насторожился и весь превратился в слух, поторопив приятеля:

— Так говори быстрее, Пит! Мне и так трудно здесь усидеть без дела.

— Твои требования, судя по всему, скоро начнут осуществляться.

— Как это? — встрепенулся Сафрон.

— Очень просто. Тебе для островов Банда выделены два судна. Их ещё нет, но мистер Филдинг обязан их вскоре получить, если кто заглянет сюда. И оружие уже собирается отовсюду, где только можно. Так что с тебя бутылка джина!

Сафрон с готовностью кивнул и поспешил узнавать новости. Уже через две недели на рейде покачивалось судно, предназначенное для похода с Сафониусом к островам Банда. Загружалось провиантом, оружием, набирались добровольцы из небольшого числа европейцев, мечтающих обогатиться за счёт войны, и других национальностей вроде бродячих японских воинов-профессионалов. Были и малайцы, прельстившиеся жалованием. Словом, Филдинг все же выполнял обещание, данное Сафрону ещё почти год назад.

Но только с наступлением нового 1617 года второй корабль стал на якоря у фактории и приступил к подготовке к походу.

— Мистер Сафониус, я почти выполнил свои обещания, — говорил довольный резидент. — Ты назначаешься командиром флотилии и поведёшь её на острова Банда вызволять своих аборигенов и доставить сюда груз мускатного ореха.

— О, сэр! — воскликнул Сафрон в волнении. — Такая честь! Спасибо, сэр! Осмелюсь спросить, когда намечается выход в море?

— Теперь это уже твои заботы, Сафониус. Сам заканчивай подготовку и назначай время выхода. Я уже отдал распоряжения, капитаны всё уяснили и ждут твоих указаний.

Сафрон тотчас бросился на суда, и с тщательностью старого воина, проверил прежде всего оружие и припасы к нему. Больше всего его радовали орудия. Их оказалось на двух судах двадцать шесть. Это внушительная сила, если даже учесть, что большинство из пушек были девятифунтовые. Лишь несколько оказались двенадцатифунтовыми. Но это тоже радовало и вселяло надежду на успех.

В конце января флотилия всё же вышла в море и взяла курс на восток. Началось тропическое лето и тайфунов могло и не встретиться на пути. Однако жара и противный муссон делали путь излишне долгим и трудным. Лишь в самом начале марта суда вышли к островам и заметили флотилию голландцев, крейсирующую вблизи острова Лонтор, что совсем рядом от Ай.

— Судя по всему, мистер Сафониус, — заметил капитан судна, — все острова в руках голландцев. Их три судна несут патрулирование поблизости. Значит, им известны наши намеренья. Будем действовать осторожно и осмотрительно.

— Мне кажется, капитан, что ваши страхи преждевременны, — ответил Сафрон не очень любезно. — Их суда небольшие и вооружены слабее наших. Видимо, и людей у них не так много. Можно попробовать навязать им сражение на выгодных для нас позициях. У нас мощнее артиллерия, а это большое преимущество для нас и на пользу нам.

— Я того же мнения, мистер Сафониус, — ответил с готовностью капитан, желая стушевать первое впечатление от его замечания. — Для этого нам надлежит хорошенько изучить здешние ветры, течения и рифы. Уверен, что голландцы сами не начнут атаковать нас и тоже будут осторожничать.

— Будем надеяться, капитан. Готовность должна быть постоянная.

Две недели суда гонялись друг за другом, выискивая наилучшие возможности для атаки, и этот день наступил. Два английских корабля сумели загнать судно голландцев к острову Нейра, и у тех ничего не оставалось, как идти в бой или сесть на рифы, что равносильно гибели или расстрелу из пушек.

— Капитан, всё внимание артиллерии, — просил Сафрон. — Нам во чтобы-то ни стало надо сохранять людей. Их у нас слишком мало.

— Сам так полагаю, мистер. Но эти голландцы тоже не лыком шиты. Второй наш корабль сильно ушёл к третьему судну голландцев, и нам помочь не в состоянии. А ваши замечания насчёт артиллерии я учту обязательно. С этого и начнём сражение.

Англичане начали стрельбу с дальней дистанции, но результата не добились, а второй корабль голландцев осторожно подбирался с кормы, готовя атаку силами команды и ручного оружия.

Слегка сблизившись с первым судном, англичане снова открыли огонь и сбили фок-мачту и повредили руль. Это позволило заняться вторым судном, но немного опоздали. Голландцы уже заарканили крючьями борт с кормы и под прикрытием мушкетного огня карабкались на борт англичан.

Мушкетная трескотня усилилась, началась рукопашная, где ни одна сторона не желала уступать.

Сафрон рубился саблей и кинжалом в первом ряду, они уже теснили врага. В голове уже мелькали обрывки мыслей, связанных с победой, но в это время в голове словно взорвался пороховой заряд, и всё потонуло во мраке. Лишь душа всплыла над палубой и увидела, как тело Сафрона распростёрлось на палубе, посыпанной песком, и ручеек крови растекался к борту. А рубка продолжалась, и победа была близка. Но Сафрон уже ничего не видел и не слышал, а душа на всё это взирала без переживаний и волнений. Просто смотрела безучастно и почти равнодушно, понимая, что ничего уже нельзя сделать.

Англичане победили в том бою, но острова ещё были заняты голландцами. На всех островах малайцы поднялись на борьбу с врагами, воодушевлённые победой на море.

Остров Рон первым выгнал голландцев за море, но остальные держались. Туземцы выбивались из сил, теряли множество воинов и силы их кончались. Так англичанам и не удалось закрепиться на островах и лишь добились от голландцев разрешения закупать треть пряностей на всех островах.

Друг Сафрона, англичанин Мак-Ги тоже погиб ещё год назад, отражая очередное нападение голландцев. Без разумного руководства Сафрона, он не смог организовать достойного отпора, и враги всё же захватили остров, произведя массовые расправы с мужским населением острова. И так происходило на всех островах Банда. Так продолжалось и позже, когда и те и другие, нещадно грабя острова, истребляли жителей, набивая свои карманы звонкой монетой.

Никто не вспомнил про детей Сафрона. Его жалование за три года так и осталось в казне компании, хотя по договору должно было выплачено детям ещё с пенсией за гибель кормильца. Но дети об этом не догадывались. Вспомнить от отца пояснения и наставления мальчишке семи лет было не под силу, а бороться и чего-то требовать и в голове не возникало.

К этому времени Аким и Данила уже покинули Индию, уехав в Европу искать пути на Дон. Лишь Герасим пропал где-то в неизвестности, и никто им уже не интересовался. И на Дону совсем не осталось следов этих людей, приключении которых оказались бы сказкой и никто бы не поверил в их рассказы.

[1] Ланчара (ланкаран) — парусно-весельное судно, популярное в морской Юго-Восточной Азии. Похожа на европейскую галеру.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18