Сердце Моего Монстра (ЛП) [Рина Кент] (fb2) читать онлайн

Рина Кент

Просим НЕ использовать русифицированные обложки в таких социальных сетях как: Инстаграм, Тик-Ток, Фейсбук, Твиттер, Пинтерест.

Перевод группы:

В прекрасный, развратный уголок твоей души.

Примечание автора

Привет, друг-читатель!

Если ты раньше не читал мои книги, возможно, ты этого не знаешь, но я пишу более мрачные истории, которые могут расстраивать и тревожить. Мои книги и главные герои не для слабонервных.

Сердце Моего Монстра — первая книга трилогии и НЕ является отдельной.

Трилогия «Монстра»:

#1 Кровь Моего Монстра

#2 Ложь Моего Монстра

#3 Сердце Моего Монстра

Плейлист

Glasgow — You Me At Six

Just Pretend — Bad Omens

Nothing at All — Traceless

Redeemer — Palaye Royale

Crash — Mokita & Charlotte Sands

Best Excuse — Saint Chaos

Rain — grandson & Jessie Reyez

I’ll Carry You — Tommee Profitt & Stephen Stanley

Maps — Maroon 5

The Grave — LOWBORN

Roads Untraveled — Linkin Park

New York — Snow Patrol

7 Minutes — Dean Lewis

Lose My Mind — Dean Lewis

Ссылка на плейлист в Spotify:

https://open.spotify.com/playlist/0TYA2Od83ARGsmcunsCqq2?si=4a982b19f2134da8

Пролог

Саша

Шестнадцать лет

— Поймай меня, если сможешь!

Мой визг эхом разносится в воздухе, когда я бегу по снегу. Близнецы, Эрик и Эдуард, следуют сразу за мной, их шаги хлюпают по мокрому снегу.

Они одеты в брюки, в то время как я в дурацком платье, которое не позволяет мне двигаться так, как я хочу.

Мне крышка.

— Ты — мертвец, Саша! — кричит Эрик, его голос эхом разносится в тишине.

Мне так и хочется проверить, как далеко он ушел, но это только замедлит меня.

Мои ботинки тонут в глубоком снегу. Папа сказал персоналу не убирать его в саду, а только у входа. Невозможно победить снег в северной части страны. И все же моя семья владеет несколькими домами в этих районах из-за потрясающей, нетронутой природы.

Когда я бегу по огромному саду, у меня перехватывает дыхание при виде гигантских деревьев, окружающих дом, и успокаивающей белизны, простирающейся настолько далеко, насколько может видеть глаз.

— Черт возьми, Саша! — Эдуард кричит, когда я выскальзываю из зоны его досягаемости.

Я оборачиваюсь и корчу рожицу, все еще убегая назад.

— Очень-очень медленный. Не могу поверить, что ты моего возраста.

Несколько светлых прядей выбиваются из-под его шапочки и попадают ему в глаза. Эдуард отталкивает их с явным нетерпением. В нашей семье мы в основном все блондины, но наши глаза разные. У близнецов светло-голубые глаза, которые могут сливаться со снегом. Они также раздражающе выше меня. Невозможно прыгнуть так же высоко, как они, и они тыкали мне этим в лицо все время полового созревания.

Тем не менее, я быстрее, несмотря на то, что на мне платье, девчачьи туфли и нежно-розовое пальто в тон.

— Ты проглотил язык? — я издеваюсь. — Какой смысл в твоем росте, если ты не можешь поймать меня…?

Я замолкаю, когда мой затылок ударяется о твердую поверхность. Я медленно поворачиваюсь и вздрагиваю, когда Антон, мой старший брат — и старший внук — смотрит на меня сверху вниз.

Он — одно из исключений из генов блондинов, передающихся по наследству. Его волосы темно-каштановые и часто уложены до совершенства. В то время как я всегда ищу неприятностей и раздражаю своих кузенов так, что они присоединяются ко мне, Антон — воплощение собранности и немного скучный.

Что?

Я действительно не могу вспомнить, когда он играл со мной во что-то, кроме надоедливых настольных игр. Он говорит, что это для того, чтобы научить меня критическому мышлению, но я, честно говоря, не вижу в этом смысла.

— Что ты делаешь, malyshka?

Я упоминала, что он любит ругать меня? Потому что он ругает меня и делает это постоянно. Он также склонен проявлять любовь самыми странными способами, например, покупает мне подарки, но никогда не дарит их лично.

Я пинаю снег.

— Просто играю.

Эрик и Эдуард трогают меня за плечи, ухмыляются, как чеширские коты, и кричат одновременно.

— Мы победили!

— Нет, не победили. Это не считается!

Но они уже бегут обратно в дом, оборачиваясь только для того, чтобы состроить мне злорадные рожицы.

Я пристально смотрю на Антона.

— Это все из-за тебя. Почему ты здесь?

Антон поднимает идеальную бровь.

— Не я ли должен быть тем, кто спрашивает об этом? Разве ты не должна ждать внутри, как сказала мама?

— Да, ладно. Скучно сидеть дома весь день. И бабушка была бы такая типа: Сядь как следует, Саша! Перестань быть клоуном, Саша! Не заставляй меня повторять, Саша! А потом она поправляла бы мою позу своей тростью, — я фыркаю. — Я ненавижу это все.

Мой брат качает головой скорее от смирения, чем от гнева.

— Ты никогда не повзрослеешь, не так ли?

Я вскидываю руки в воздух.

— Что такого веселого в взрослении, а? Кроме того, ты достаточно взрослый для нас обоих.

Его губы кривятся в улыбке, когда он хватает меня за затылок и начинает тащить обратно в дом.

— Пора ужинать.

— Нет! — я пытаюсь вырваться из его хватки, но безуспешно. — Еще слишком рано.

— Перестань вести себя как ребенок.

— Но я не хочу. Оставь меня в покое, Тоша.

Он только усиливает хватку и фактически заталкивает меня в дом, занося как мешок с картошкой.

Радостная атмосфера вдруг взрывается. Рождественское настроение разливается перед нами, как королевский пир. Несколько елок украшают круглый вестибюль, а самая огромная стоит посередине, почти достигая люстры, свисающей с потолка в конце второго этажа.

Она сверкает десятками золотых украшений и мигающих огней. Она даже окружена тонной снега, и рядом с ней есть настоящий снеговик, которого мы с близнецами настояли принести.

Папа распорядился сохранить его с помощью специального метода замораживания, так как в доме тепло.

Волнение, болтовня и бесконечные шаги эхом разносятся по дому. Персонал занят тем, что разносит посуду, готовит обеденный стол и следит за тем, чтобы все было так безупречно, как велела бабушка.

Да, папа и мои дяди занимаются бизнесом, но она абсолютный монарх в этом доме. Жены моих дядей за глаза называют ее вдовствующей королевой, но мама никогда не поддерживала клевету, которой наслаждаются мои тети.

Она просто слишком милая и не стала бы участвовать ни в чем, что причиняет боль другим, включая мою невероятно строгую бабушку, которой вряд ли кто-то или что-то нравится.

Антон — исключение, вероятно, потому, что он сделан из той же авторитарной ткани, что и она. Он никогда не жил своей жизнью, никогда не развлекался, и он всегда был сосредоточен либо на учебе, либо на том, что он делает с папой по «работе».

— Malyshka!

Я вздрагиваю от голоса мамы, и мой ублюдочный брат отпускает меня, слегка подергивая губами.

Мама стоит передо мной, положив руку на бедро. Она высокая, абсолютно потрясающая женщина с темными волосами, круглым лицом и большими карими глазами, которые она передала мне.

Ее вечернее платье — простое темно-зеленое, длиной выше колен, но оно облегает ее фигуру во всех нужных местах и делает ее похожей на модель. Я думаю, что она может быть вампиром, потому что она ничуть не постарела с тех пор, как я была маленькой.

— Привет, mama, — я играю с поясом своего пальто.

— Не здоровайся со мной, юная леди, — она лезет в свою сумку через плечо и достает маленькую кисточку. У нее всегда есть эти маленькие наборы и необходимые вещи, которые можно использовать для чего угодно. — Ты выглядишь как крыса, вылезшая из канализации. Разве я не говорила тебе вести себя прилично, по крайней мере, сегодня?

— Я сказал ей то же самое, — добавляет Антон без необходимости. — По-видимому, твоя дочь хочет вести себя так, как будто ей всегда будет десять лет.

Я пристально смотрю на него, а он просто наблюдает за мной со своим глупым пустым выражением лица. Клянусь Богом, он растет, чтобы стать второй бабушкой, но без трости.

Может быть, однажды он унаследует и трость нашей бабушки и выгонит меня с ней из дома.

Мама расстегивает пуговицы моего пальто и снимает его быстрыми, уверенными движениями.

— Думаю, я должна быть рада, что ты еще не испачкала и не порвала свое платье. Я даже не знаю, что с тобой делать, malyshka.

Она слегка распушает светло-розовое кружево и поправляет ленту у меня на талии, затем расчесывает мне волосы.

— Я в порядке, mama. Смотри, — я дергаю себя за платье. — Все хорошо.

— Твои туфли испорчены! — она бросается к шкафу под лестницей и возвращается со второй парой, которая выглядит точно так же, как на мне. Только мама купила бы две пары вещей, потому что она знает, что я испорчу их в мгновение ока.

Она помогает мне переобуться, в то время как Антон просто качает головой, как придурок. Он мог бы уйти или что-то подобное, но он прислонился к стене, скрестив руки и лодыжки, выглядя безупречно в своем костюме и осуждая меня всеми возможными способами.

Ему также нравится смотреть, как моя мать вечно ругает меня.

Все, что я могу сделать, это опустить голову и принять это с надутыми губами. Если я попытаюсь защититься, она действительно устроит мне головомойку. Не то чтобы у меня было слишком много аргументов, которые могли бы сработать в мою пользу.

Дверь офиса открывается, и папа выходит с дядей Альбертом. Мой папа, Аким Иванов, самый красивый, сострадательный и харизматичный мужчина, которого я знаю. Меня не волнует, что те, кто работает на него, думают, что он такой же авторитарный, как бабушка. Он не такой со мной или остальными членами семьи, и это все, что имеет значение.

Антон похож на него почти во всем, за исключением темных волос. Я противоположность, но у меня золотые волосы папы.

Увидев меня, он улыбается.

— Саша!

Я высвобождаюсь из безжалостной хватки мамы и бросаюсь в его распростертые объятия. Он обнимает меня и целует в макушку.

— Ты так хорошо выглядишь, моя Сашенька.

— Это только потому, что я спасла ситуацию в последнюю минуту, — раздраженно говорит мама позади меня.

— И я предотвратил катастрофу, — добавляет мой брат.

— Саша всегда будет Сашей, — говорит дядя Альберт с искренним смехом.

— В этом мое очарование, — я застенчиво улыбаюсь отцу. — Верно, papa?

Он ласкает мою голову.

— Верно. Ты навсегда останешься моей маленькой девочкой.

— Да!

— Не поощряй ее, Аким, — мама тоже ругает его. — Ты причина, по которой она такая.

— Я согласен, — Антон стоит рядом с нашей матерью. — Ты слишком ее балуешь, papa.

— Мне все равно. Я хочу, чтобы она оставалась маленькой как можно дольше, — он снова обнимает меня, и я утыкаюсь носом в его грудь.

Папа пахнет зимой. Суровый снаружи, но с теплой душой внутри. Он ощущается якорем, который никогда нельзя вырвать.

Мама и Антон, которые принадлежат к клубу жесткой любви, качают головами, когда папа берет меня за плечо и ведет в столовую.

Все уже внутри, болтают между собой и начинают занимать свои места. Столовая величественно оформлена в рождественской тематике. Длинный стол занимает большую часть комнаты, заставленный бесчисленными блюдами, покрытыми золотыми крышками. Соответствующая посуда эстетично стоит перед каждым стулом.

Эрик и Эдуард оба корчат рожи, и я делаю то же самое в ответ, хватаясь за папу.

Дядя Анатолий перехватывает папу и дядю Альберта — и меня. Он самый младший из моих дядей и отец близнецов. Он стройнее папы, но такого же роста и имеет похожие черты лица. Его лицо замкнуто, а под глазами темные синяки.

Папа самый красивый, дядя Альберт самый маленький, так что дядя Анатолий находится где-то посередине. Он также забавный и шутит от всей души.

Правда, не в последнее время.

В последние несколько месяцев из него, похоже, высосали жизнь, оставив после себя бездушный скелет.

Я также заметила некоторые изменения в дяде Альберте. Обычно у него есть время, чтобы побаловать нас игрой или сборкой чего-нибудь, что мы покупаем, но не в последнее время.

Только папа — неизменный якорь, если не считать некоторых темных кругов под глазами, потому что в последнее время он проводит много времени в офисе.

— Что ты решил? — дядя Анатолий спрашивает тихим голосом.

— Сейчас не время, — шепчет в ответ дядя Альберт.

— Заткнись! — дядя Анатолий шипит. — Мы должны были остановить это до того, как дошло до этой стадии, но нет, нам пришлось держаться за тонущий гребаный корабль…

Не отпуская меня, папа протягивает свободную руку и сжимает его плечо.

— Ни слова больше, Анатолий. Сейчас не время и не место. Мне нужно, чтобы ты взял себя в руки. Иди, сядь рядом со своей женой и детьми и будь Ивановым. Контролируй свою бурную энергию и успокойся, черт возьми.

Дрожь пробегает по моей коже, хотя слова адресованы не мне. Это… я впервые слышу, чтобы папа был таким… бесчувственным.

Ясно, что дядю Анатолия что-то волнует, но вместо того, чтобы предложить ему какое-либо утешение, папа практически унизил его. Нет, может быть, унизил — это сильно сказано. Он отругал его.

В мгновение ока губы папы расплываются в улыбке, и он как будто щелкнул выключателем, чтобы вернуться к отцу, которого я знаю.

— Мы поговорим после ужина.

Дядя Анатолий смотрит на них обоих.

— Мы в непосредственной опасности, а все, что тебя волнует, это дурацкий гребаный ужин?

Он качает головой и, не дожидаясь ответа, подходит к своей жене, затем плюхается рядом с ней с серьезным выражением лица.

— Не обращай внимания на своего дядю Анатолия, Сашенька. Он просто устал, — папа целует меня в макушку. — Иди, займи свое место.

Я целую его в щеку, а затем бреду к своему креслу. Когда чья-то нога подставляет мне подножку, и я чуть не падаю, плечи Эрика и Эдуарда трясутся от сдерживаемого смеха.

Ох, вы хотите поиграть?

Я толкаю стул Эрика, и они оба почти падают на землю.

Трость постукивает по земле, и я выпрямляюсь. Бабушка, сидящая во главе стола, прищуривается, глядя на меня, и я улыбаюсь, а затем сажусь рядом с близнецами. Эти ублюдки хотят увидеть, как я умру от трости нашей бабушки.

После того, как все рассаживаются, бабушка кивает старшей горничной, которая такая же стойкая, как и она, и леди жестом приказывает остальным сотрудникам снять крышки.

Звуки наслаждения наполняют комнату, когда бесчисленные запахи щекочут наши носы. Есть разные виды супа, гигантский жареный ягненок, а некоторые овощи имеют форму рождественских елок и звезд.

Мы начинаем есть, и вокруг нас раздается эхо разговоров. Эрик и Эдуард пытаются меня разозлить, но я пинаю и щиплю их под столом, пока они не начинают громко скулить. На этот раз именно они получают неодобрительный взгляд бабушки.

Начальник службы безопасности папы врывается в зал, его лицо искажено напряжением. Это первый раз, когда я вижу его обеспокоенным и на грани.

Суровый взгляд папы обращается к нему.

— Разве я не говорил тебе не беспокоить нас во время семейных ужинов?

— Это чрезвычайная ситуация, сэр. Центральная система безопасности была отключена, и я не могу связаться с охранниками, которые находятся снаружи…

Его слова обрываются, когда на его лбу появляется красная лазерная точка, а затем его голова разлетается на куски. Кровь брызжет на рождественские украшения и еду перед двумя моими кузенами, когда мужчина с глухим стуком падает.

Откуда-то из комнаты доносится крик, но я не могу отвести взгляд от мужчины. Когда я наконец поднимаю взгляд, я нахожу маленькие красные точки на лбу, груди и животе мамы. У папы тоже.

У каждого есть эти лазерные точки.

О, нет.

Нет.

Снаружи раздаются резкие шаги, звучащие так, как будто они доносятся из-под земли. Нет, возможно, они пришли из параллельной вселенной.

Мои обнадеживающие мысли уничтожаются, когда бесчисленное количество мужчин проникает в столовую. Они одеты в черное боевое снаряжение, тяжелые ботинки и толстые шлемы, их лица скрыты балаклавами, и у них длинные винтовки, которые перекинуты через грудь. Единственный раз, когда я видела что-то подобное, был в фильме о Второй мировой войне. Я ненавидела этот фильм. Он был об осаде, умирающих молодых людях и гниющих трупах на улице.

Это было худшее время для человечества, когда жадность и власть убили миллионы и миллионы невинных людей.

Почему мне кажется, что я в том времени?

— Всем лечь!! — папа кричит и хватает маму за затылок, но прежде чем он успевает повалить ее на пол, кровь брызжет ему на грудь, и он смотрит на меня, даже когда его глаза начинают закатываться.

Мама кричит, но ее крик прерывается, когда ей сносит половину головы.

Я кричу, кричу, и кричу, но мой голос не слышен среди стрельбы и других криков ужаса. Солдаты похожи на роботов, устраняющих одного человека за другим.

Дядя Анатолий хватает свою беременную жену и начинает тянуть ее к себе, но она ранена в живот. Он достает свой пистолет и кричит, стреляя и опустошая его без какой-либо цели или направления. Прежде чем он успевает закончить, он получает пулю в спину и падает в лужу крови своей мертвой жены.

Выстрел.

Выстрел.

Выстрел.

Внезапно все становится черным.

Однако крики, визги и грубые вопли не исчезают. Многие вещи не исчезают.

Выстрелы.

Острый запах крови.

Вопли и рыдания.

Плач детей.

Женские испуганные крики.

Я думаю, что это кошмар, поэтому ничего не вижу, но потом я понимаю, что меня толкнули под стол, лицом вниз, на ковер. Я медленно поднимаю голову.

— Ш-ш-ш, — Эрик закрывает мне рот дрожащей рукой, слезы цепляются за его ресницы. — Прекрати кричать… Саша, пожалуйста…

Я дышу в его ладонь. Я не уверена, но думаю, что я кричала с тех пор, как увидела, как убивают моих родителей.

— Все в порядке, — шепчет Эрик, дрожа, его слезящиеся глаза наполняются небывалым ужасом.

Он также был свидетелем убийства своих родителей? Он… где Эдуард? Антон?

Я хватаюсь за руку Эрика обеими своими, и он прижимает меня к своей груди. Я понимаю, что Эдуард защищает нас обоих, как и Тимур и Гавриил — сыновья дяди Альберта. Они кружат вокруг нас, пока мы с Эриком вместе сворачиваемся на земле, забившись в небольшое пространство между столом и стеной.

Мои пальцы сжимаются на спине Эрика. Мы трясемся друг против друга, пряча наши лица во влажных шеях друг друга. Наши сердца бьются настолько громко, что мне кажется, они взорвутся в любую секунду. Мои глаза закрыты так крепко, что они болят.

На меня наваливается тяжесть, и я плачу, яростно дергаясь в объятиях Эрика. Что-то горячее стекает по моей голове и лицу, и я приоткрываю глаза.

Кровь заливает мое нежно-розовое платье и макушку Эрика, его щеки и шею. Я поднимаю взгляд, и мой рот открывается, когда я вижу безжизненные глаза Эдуарда и Тимура. Дыры в их груди, и половина лица Тимура исчезла. Гавриил тоже хватается за живот и кричит, когда из него льется кровь.

— Нет… — всхлипывает Эрик, протягивая руку к своему близнецу.

Он отпускает меня, его лицо пепельно-серое, и слезы текут по кровавым щекам.

— Эрик… нет… не… не уходи… — я отчаянно держусь за его запястье своей нетвердой рукой. Если он подымется, они узнают, что он жив…

Его тело отшатывается, и я собираюсь закричать, но он падает на меня сверху. Вес его безжизненного тела душит меня, и я перестаю дышать.

На мгновение я думаю, что меня тоже застрелили.

Но если бы это было так, слышала бы я все еще выстрелы? Почувствовала бы я кровь, которая пропитывает меня?

Крики и вопли стихли, но выстрелы — нет. Они продолжаются продолжаться и продолжаются.

Все, что я могу делать, это дрожать и тихо плакать, будучи покрытой моими мертвыми кузенами и лужей крови.

В этот момент все, чего я желаю — это смерти.

Я желаю и желаю…

Но этого так и не происходит.

Глава 1

Кирилл

Сегодня день моей свадьбы.

Которая, оказывается, является второй за неделю.

И хотя я не верю в свадебную лихорадку или сам институт брака¹, определенные обстоятельства сделали этот исход неизбежным.

Весь этот процесс необходим для выживания карточного домика. Пройдет совсем немного времени, прежде чем шахматные фигуры займут свои места на доске.

Правда в том, что они были там, где должны были быть с самого начала.

Все идет точно по плану.

Церковь полна людей. На вершине пищевой цепочки находятся Пахан, лидеры братства и остальные члены из разных организаций.

Они здесь, чтобы засвидетельствовать рождение нового человека, через которого пройдут все сделки.

Он же я.

Учитывая важность этого события, церковь заминирована охраной из всех фракций. Однако Виктор — тот, кто руководит процессом. Я не доверяю никому другому, а все должно идти по плану.

Большинство моих людей размещены внутри, в то время как остальные охраняют внешний периметр. Я могу позволить Виктору разработать наилучшие планы безопасности.

Я смотрю на часы и хмурюсь, когда не нахожу новостей от Максима. Он должен был уже связаться с нами.

Если только он… не был убит?

Я внутренне качаю головой. Он не мог быть убит. Максим — один из моих лучших бойцов, второй после Виктора в бою, так что нет никого лучше него, кто бы позаботился об этом незавершенном деле.

— Сэр?

Я поднимаю голову, чтобы посмотреть на священника. Возрастные морщины окружают его глаза, когда он внимательно переводит взгляд с меня на мою «предполагаемую» будущую жену. Возможно, я слишком долго смотрел на часы и игнорировал женщину-робота, которая не должна быть ничьей женой.

Но она будет.

Если все пойдет по плану.

— Я прошу прощения, — говорю я, позволяя очаровательной улыбке тронуть мои губы. — Я так хочу забрать свою жену домой, что считаю минуты.

Разрозненный смех наполняет зал. Священник улыбается и бормочет, что все в порядке.

Кристина, однако, совсем не удивлена. Она выглядит слишком бледной, как будто может упасть в обморок в любую секунду.

Вот и все, робот. Прояви эмоции хоть раз в своей жалкой жизни.

— Вы можете продолжать, — говорю я священнику и беру руки Кристины в перчатках в свои. Они ледяные, как выражение ее лица и мертвое присутствие.

Ее темно-синие глаза смотрят в мои, но они безжизненные и чертовски неправильного цвета.

Единственный цвет, который я одобряю, принадлежит тем глазам, которые мерцают между зеленым, коричневым и желтым в симфонии эмоций.

Ее руки были теплыми, когда я держал их, и она не могла перестать улыбаться. Она даже ущипнула себя за бедро, когда подумала, что я не смотрю.

И когда я сказал «Да», блеск покрыл ее глаза, когда они стали ярко-желтыми и зелеными. Она была настолько переполнена эмоциями, что, казалось, задыхалась из-за них.

Но эта? Как будто у нее гребаный инсульт. И не из-за эмоций, а скорее из-за их отсутствия.

Должен ли я еще больше все испортить?

Если быть до конца честным, я не верю, что эта женщина когда-либо сможет быть полезной в моих планах, но если то, что я узнал о ситуации, верно, то, возможно, стоит попробовать.

Я бросаю взгляд на первую скамейку, где Юлия сидит с моей сестрой Кариной, которая едва держится. Я сказал ей, что ей не обязательно присутствовать на свадьбе, но она категорически отказалась и попросила Анну сопровождать ее. Пожилая женщина держит за руку мою сестру — к ужасу Юлии. Излишне говорить, что моя дорогая мама не хотела, чтобы кто-то из них присутствовал, поскольку, согласно ее социопатическому мышлению, они разрушают имидж семьи.

На самом деле, она была против всей этой свадьбы, и это видно по лазерам, которыми она продолжает стрелять из своих прогорклых глаз.

Но звезда этой театральной драмы явно отсутствует.

Игорь, его жена и сын, с другой стороны, внимательно наблюдают за шоу со стороны невесты. Или, скорее, они сосредоточены на Кристине и ее ледяном поведении.

Она следит за моим взглядом, смотрит на Юлию — или на того, кто должен сидеть рядом с Юлей — затем незаметно поворачивается к священнику.

— Берешь ли ты, Кристина Петрова, Кирилла Морозова в мужья, чтобы жить вместе в священном браке, любить его, почитать его, утешать его и поддерживать его в болезни и здравии, забыв обо всех остальных, до тех пор, пока вы оба будете жить?

Ее глаза пристально смотрят на меня, но она как будто не видит меня. Или, возможно, видит кого-то другого в моем безжизненном взгляде.

— Я… — она давится словами, сглатывает, затем на секунду закрывает глаза.

Она покачивается на ногах, и воспитанный мужчина протянул бы руку, чтобы поддержать ее, но где в этом драма?

Боковым зрением я замечаю, что Игорь поднимается на ноги и становится все более взволнованным, чем дольше его дочь молчит.

— Кристина? — спрашивает священник, когда в толпе раздается тихий ропот.

Она открывает глаза, но когда смотрит на меня, в них стоят слезы, хотя выражение ее лица остается прежним.

Боже, боже. Кто же знал, что робот способен чувствовать?

Я не ожидал от нее многого сегодня, так что все идет намного лучше, чем я предполагал.

— Все в порядке? — я говорю достаточно громко, чтобы первый ряд услышал. Мне нужно, чтобы Игорь услышал меня, будучи абсолютным джентльменом по отношению к его дочери, которая портит его имидж, пока мы разговариваем.

Ее губы дрожат, и она шепчет так тихо, что я едва слышу ее.

— Я не могу…

— Это просто «Да», Кристина. Скажи это.

Она качает головой.

— Все смотрят, включая твоего отца, — мой тон становится зловещим, провокационным. — Скажи. Это.

— Нет! Я не могу! — кричит она во всю силу своих легких. На этот раз это слышу не только я, но и все присутствующие.

Это действительно выходит за рамки того, что я ожидал.

Кристина кричит? На публике? На всех, если уж на то пошло? И с таким количеством эмоций?

Кто-нибудь, вызовите полицию апатии.

Я не думал, что она способна сказать что-то, что не звучит как имитация робота в реальной жизни.

Не говоря больше ни слова, она хватает материал своего свадебного платья, поднимает его и выбегает из церкви, оставляя меня в затруднительном положении у алтаря.

Со стороны, глядя на это, я должен быть либо в бешенстве, либо униженным. На самом деле, я едва сдерживаюсь, чтобы не расхохотаться.

Вот как это делается.

Толпа замолкает, но только на мгновение, прежде чем их голоса повышаются, и все головы поворачиваются к покрасневшему Игорю и мне.

Время быть героем.

— Все, — говорю я им спокойным, совершенно невозмутимым голосом. — Кажется, Кристина сейчас слишком эмоциональна. Пожалуйста, оставайтесь на своих местах. Мы скоро вернемся.

Я выхожу из церкви, стараясь не обращать внимания на взгляды и пустые сплетни. Как только я выхожу за дверь, Виктор идет рядом со мной.

— Есть что-нибудь от Максима? — спрашиваю я, ослабляя галстук-бабочку.

— Пока нет, босс.

Блять.

— Продолжай попытки связаться с ним, — я останавливаюсь у церкви и смотрю на него. — Где Юрий?

— Он сказал, что чувствует себя плохо и должен вернуться домой.

Хм. Не хотелось бы, чтобы он пропустил такое событие, но я дам ему презумпцию невиновности. И он, и Максим были придурками с тех пор, как я отослал Сашу, хотя она сказала, что сама хочет уехать.

Карина тоже.

Я застал ее и Максима за чашечкой кофе, как тогда, когда с ними была Саша. Но вместо того, чтобы смеяться и шутить, они вздыхали, как старые девы.

Затем эти наглые маленькие засранцы рассказали мне об этом и чуть не получили по морде в процессе. Юрий, с другой стороны, стоял там и смотрел на меня. Он сдерживал свое выражение лица, когда я смотрел на него, и мне это не понравилось.

Я должен буду разобраться с этим после того, как разберусь с этой ситуацией. По одному делу за раз.

— Заблокируй выходы, — говорю я Виктору. — Ни одна машина не уедет, пока я не скажу.

Он кивает и шагает ко входу.

Я выбираю маршрут в противоположном направлении, рука в кармане, на лице легкая улыбка. Конечно же, Кристина пошла к черному ходу, где есть парковка, которой обычно пользуется персонал.

Хотя она и бежала, двигалась совсем не быстро, учитывая каблуки и невероятно длинное свадебное платье. К тому времени, когда я добираюсь до нее, она бегает по всей парковке. Ее слезы начинают течь быстрее с каждым разом, как она лихорадочно оббегает машины и не находит того, что ищет.

Я прячусь за углом и смотрю на часы. Такими темпами я вернусь к своей настоящей жене раньше, чем рассчитывал.

Но сейчас мне не хватает только попкорна для фильма, который, я был уверен, состоится.

Фаза безголовой курицы Кристины заканчивается, и бывший робот действительно рыдает.

— Где ты? Я пришла, как ты и просил… Где ты…

Она обрывает себя и позволяет своему платью упасть на землю, когда никто иной, как мой бывший младший брат — теперь он гребаный гигант — появляется из-за машин. Он держит руку в кармане, а в другой держит пистолет, тяжело дыша.

— Константин… — пробормотала она.

— Ты пришла, — шепчет он в ответ, его лицо кажется мальчишеским, как будто он на десять лет моложе.

Немного странный момент, чтобы быть свидетелем.

Кристина делает нерешительный шаг к нему.

— Я… не могла этого сделать. Даже если мои родители откажутся от меня, а мой брат убьет меня, я не могла… не могла выйти замуж за Кирилла, когда все, что я вижу, это ты. Я просто… не могла.

— Хорошо, потому что, если бы ты не пришла, я планировал похитить тебя и держать в заложниках, прежде чем мой ублюдочный брат смог бы жениться на тебе.

Пошел ты, мудак. Если бы не я, ничего из этого не случилось бы.

— О, Константин, — она гладит его по щеке. — Я люблю тебя. Я прожила всю свою жизнь ради долга и согласилась быть козырной картой своей семьи. Я не позволяла себе чувствовать, жить или дышать ни для чего, кроме долга, но это изменилось, когда появился ты. Я ненавижу тебя за то, что ты заставляешь меня чувствовать, но я бы не хотела, чтобы было по-другому.

Он хватает ее за талию и притягивает к себе.

— Я тоже люблю тебя, meelaya. Ты единственная причина, по которой мне удается просыпаться каждый день.

А затем он целует ее, издавая отвратительные звуки.

Я сопротивляюсь желанию закатить глаза или съежиться, когда делаю несколько фотографий.

Только мой брат настолько слащав, что выбирает самое тошнотворно сладкое слово для обозначения своей женщины. Милая.

Хотя это удивительно подходит кому-то вроде Кристины.

Когда они отстраняются, она улыбается и стирает помаду с его рта.

— Что мы собираемся делать теперь? Если папа увидит тебя… я даже не хочу думать об этом. А Кирилл? Что он собирается с тобой сделать?

— К черту этого мудака.

Эй. Это вся благодарность, которую я получу за свои услуги?

— Давай уйдем, — говорит он решительным тоном. — Никто не одобрит наши отношения, когда ты бросила моего всемогущего ублюдочного брата у алтаря. Вина падет на тебя больше, чем на меня, а я не хочу видеть, как ты страдаешь в этом мире.

— Но… папа и Алексей будут охотиться на нас, — она заметно дрожит рядом с ним. — Ты не знаешь моего брата. Он не такой дипломатичный, как папа, и он убьет тебя на месте. Я не могу… я не могу так поступить с тобой.

— Я готов рискнуть, если это означает быть с тобой.

— Но… как насчет твоих целей и стремлений?

— Мне это не нужно, если я должен достичь их без тебя.

Я наконец-то насытился своим дрянным братцем и выхожу из своего убежища, хлопая в ладоши.

— Браво! Люблю концепцию запретной любви. Однако для ее исполнения потребуется диалог получше.

Они оба напрягаются, и Константин на самом деле прячет Кристину за собой, как будто я могу ее похитить или что-то в этом роде.

Теперь я полностью осознаю, что мой брат не так рад применять насилие, как, скажем, Дэмиен, но у него все еще бывают свои моменты, и прямо сейчас, похоже, один из них, когда он крепче сжимает пистолет, который никогда не прятал.

— Потрудись объяснить, что ты делаешь с моей будущей женой, Константин?

Его верхняя губа приподнимается в оскале.

— Она никогда не будет твоей женой. Она, блять, моя.

Я сохраняю свой беспечный тон.

— Неужели? Ты обсуждал этот вопрос с Игорем? Алексеем? Паханом, если уж на то пошло? Потому что, как я уверен, ты знаешь, Братва крайне неодобрительно относится к этому. Это немного табу. Ее голова на кону, и, эй, твоя тоже.

— Отпусти ее, — говорит он почти умоляюще.

Мой брат никогда ни о чем меня не просил с того дня, как я стал рядовым. Он также ни о чем меня не просил, а только уговорил выступить в роли послушного миньона Юлии.

Мы не были в хороших отношениях с того дня, когда Карина получила травму на всю жизнь, но, когда я решил уйти, он посмотрел на меня такими же умоляющими глазами.

Теми, которыми младший брат смотрел бы на своего старшего брата.

Тогда он сказал.

— Пожалуйста, не оставляй нас.

Теперь он говорит.

— Ты достаточно могущественен, чтобы расторгнуть этот брак.

— Это так, но, боюсь, я не могу быть тем, кто пойдет против сделки, которую я заключил с Игорем и Паханом. В противном случае мои интересы окажутся под угрозой.

— Кирилл, — он изо всех сил пытается сохранять спокойствие, когда я уверен, что все, чего он хочет, это ударить меня. — Можешь ли ты, на один день, на один гребаный день, просто перестать быть таким эгоистичным и сделать что-нибудь для меня?

— Зачем мне это? Ты сказал, что я больше не твой брат в тот день, когда я уехал в Россию, не так ли? Я внезапно снова стал твоим братом? Кроме того, я делаю тебе огромное одолжение прямо сейчас. Как ты думаешь, почему я разозлил тебя несколько дней назад?

Его глаза расширяются, и в его взгляде начинает читаться понимание.

Так что, возможно, я был мудаком и сказал Константину, что с нетерпением жду, когда у меня появится жена, которая будет ублажать меня каждую ночь. Я думал о другой жене, но он этого не знал и ударил бы меня, если бы я не отошел в сторону.

Так я подтвердил свои подозрения. Это, и я видел их вместе во время вечеринки по случаю помолвки. Тогда я не мог ничего рассказать, потому что мне нужно было, чтобы состоялась свадебная церемония.

Константин и Кристина выглядят как призраки, слишком увлеченные своим маленьким романом, чтобы понять, что не у них на руках все карты в этой игре.

Я уже построил им хороший аккуратный карточный домик, и если они сыграют правильно, я, возможно, решу не разрушать его.

— Ты… сделал это нарочно? — спрашивает мой брат.

— Может быть.

— Ты знал?

— Возможно.

— Тогда почему? — Константин тяжело дышит. — Какого черта ты заключил сделку, которая включает в себя женитьбу на моей женщине?

— Потому что она не была твоей женщиной на публике, и у меня была возможность достичь больших целей, поэтому я воспользовался ею.

— Ты, блять…

— Успокойся, — я стою с ним лицом к лицу. — Игорь, Алексей и Пахан уже на пути сюда. Они могут привести своих охранников или всю свадебную вечеринку, хотя я сомневаюсь в этом, потому что я отправил Игорю и Алексею эту милую и аккуратную фотографию, на которой вы двое целуетесь.

Я разблокирую свой телефон и показываю им доказательства их робкого поцелуя.

Кристина дрожит и отталкивает Константина.

— Быстрее! Уходи! Они не убьют меня, но определенно убьют тебя.

— Нет, — рычит мой брат. — Они могут не убить тебя физически, но они все равно продадут тебя тому, кто больше заплатит. Если это не Кирилл, то это будет кто-то другой.

— Пожалуйста, уходи, Костя, — она отчаянно толкает его, плача, но он не двигается. — Пожалуйста, я умоляю тебя.

— Я не уйду без тебя, — он обнимает ее за талию и притягивает к себе.

— И потерять все, что вы с Юлией строили? — я спрашиваю своим покровительственным тоном.

— Мне похуй.

— Я уверен, что нет. Кристина права. Ее отец и брат выследят тебя и убьют за то, что ты запятнал ее честь. Кроме того, ты хочешь, чтобы она жила в страхе всю оставшуюся жизнь? А как насчет тебя? Ты амбициозный человек с множеством планов на будущее. Сможешь ли ты справиться с тем, что тебя отвергли, и у тебя нет другого выбора, кроме как бежать?

— У нас нет выбора, поскольку ты отказываешься помогать.

— Кто сказал, что я отказываюсь? — я поднимаю бровь. — На самом деле, я собираюсь дать тебе шанс всей твоей жизни. Все, что тебе нужно сделать, это соглашаться с тем, что я говорю.

Он прищуривает глаза.

— Что ты планируешь сейчас?

— Кое-что приятное, — шепчу я. — Погнали.

Как и ожидалось, появляются только Игорь, Алексей и Пахан. Кристина частично прячется за Константином. Идиоты, вероятно, долгое время тайно встречались друг с другом, но только взяли себя в руки и признались в своей бессмертной любви, когда все рухнуло. Ну да ладно. Это сыграло мне на руку.

— Кристина! — Игорь срывается. — Что все это значит?

Она плотно сжимает губы, затем бормочет.

— Я… я люблю Константина. Я всегда любила его.

Алексей поднимает руку, вероятно, чтобы ударить ее или оттащить, но мой брат замечает это и сердито смотрит на него.

— Не прикасайся к ней, блять.

Алексей крупный мужчина, но примерно того же роста, что и мой брат, и все же он смотрит на него свысока.

— Отойди от моей сестры, пока я тебя не убил.

— Секунду, секунду, — я без усилий разъединяю их, вставая между ними. — В такой счастливый день нет необходимости в насилии.

— Ты выйдешь замуж за Кирилла сию же минуту, — говорит Игорь своей дочери, на что она качает головой и впивается ногтями в куртку Константина.

— Боюсь, я не могу жениться на женщине другого мужчины, Игорь. Особенно, если этот человек — мой родной брат.

Лицо Игоря искажается.

— Мы заключили сделку.

— Да, и ты не сдержал свою часть сделки. Мне обещали твою дочь, но я прихожу сюда, чтобы узнать, что у нее не только уже есть мужчина, но и она беременна.

Все замолкают, включая Константина и Кристину.

Конечно, она не беременна, но не помешает добавить еще соли на рану Игоря. Кроме того, это играет важную роль в следующей части моего плана.

— Ты гребаный ублюдок! — Алексей снова бросается на моего брата, и на этот раз я отхожу в сторону, чтобы он мог ударить его.

Ему нужно было вставить, чтобы как-то уменьшить свой гнев. Кристина вскрикивает, когда кровь хлещет из носа Константина.

Когда Алексей снова поднимает кулак, я блокирую его и пристально смотрю на него.

— Я позволил тебе ударить его в первый раз из вежливости, но если ты снова ударишь моего брата, я переломаю тебе ноги.

Я краем глаза замечаю, как губы Константина приоткрываются, и он выглядит как абсолютный идиот.

Так что да, у меня могут быть проблемы с ним, но никто не шутит с моим братом.

— Алексей, — Игорь качает головой, глядя на сына, и тот отступает на шаг.

Я смотрю на Пахана, чье правление заканчивается сегодня. Он наблюдал за шоу с неодобрительным молчанием. Сергей не дурак и, вероятно, точно понимает, к чему все идет.

— Поскольку сторона Игоря отказалась от сделки, о чем свидетельствует то, что Кристина бросила меня у алтаря, и тот факт, что она носит ребенка другого мужчины, я требую, чтобы моя инаугурация состоялась.

— Что за… — начинает Алексей, но Игорь снова качает головой.

— Он прав. Мы ошиблись, и мы ничего не можем с этим поделать.

— Это верно, но я справедливый человек, Игорь. Я не брошу тебя под автобус или не объявлю о твоем бесчестии в соответствии с контрактом, который мы подписали. Я все еще хотел бы предложить тебе партнерство, — я хватаю Константина за плечо. — Кристина выйдет замуж за члена моей семьи, и у нас будет союз, о котором мы договорились.

Константин все еще разевает рот, как гребаный клоун, и я смотрю на него, чтобы он взял себя в руки. Он прочищает горло.

— Я буду защищать ее ценой своей жизни.

Игорь продолжает молчать, но затем переводит дыхание и кивает мне.

— Спасибо.

— Пахан? — я поднимаю бровь.

— Ты гребаный манипулятивный ублюдок, и ты так сильно напоминаешь мне моего брата, что это тревожит, — Сергей глубоко вздыхает. — Но, по-видимому, из таких людей получаются лучшие лидеры, так что мое одобрение, Кирилл. Давай посмотрим, сможешь ли ты сохранить мир или все испортишь.

Я ухмыляюсь.

— Думаю, время покажет.

— Мы возвращаемся домой, — Алексей хватает Кристину за руку, но она не отпускает Константина, ее глаза дикие и испуганные.

— Теперь наш дом — ее дом, — говорю я. — Поскольку все собрались здесь на свадьбу, давайте устроим им свадьбу.

Константин действительно обнимает меня. Дерьмовый мудак, я клянусь. Я похлопываю его по спине. Только для галочки. Больше ничего.

Абсолютно ничего.

Я даже не помню, когда в последний раз обнимал это маленькое дерьмо. Вероятно, когда мы были детьми. Его хватка все такая же крепкая.

Он обнимается, как девочка. Просто для справки.

Как только все это закончится, я стану Паханом и пойду праздновать со своей женщиной.

Нет, моей женой.

Глава 2

Кирилл

Присутствовать на свадьбе моего брата чертовски утомительно.

Было непросто убедить присутствующих в том, что произошла небольшая смена жениха. Несмотря на то, что я потрясающе очаровательно преподношу новости, я не уверен, что все верят в эту историю.

Игорь, Пахан и я должны присутствовать на церемонии, чтобы показать, что мы поддерживаем этот союз и что мы с Игорем все еще строим партнерство.

Только одна вещь стоит этих хлопот — искаженное лицо Юлии. Похоже, что в лучшем случае у нее запор, а в худшем — инсульт.

Она попыталась поговорить с Константином, вероятно, чтобы отговорить его. Я слышал, как она говорила:

— У тебя мог бы быть кто-то намного лучше, чем эти дьявольские объедки, — дьявол в этом уравнении — это я, между прочим.

Константин действительно разозлился на нее. Нет. Он накричал на неевпервые за… ну, целую вечность. Мой брат может ненавидеть методы своей матери, но обычно он пытается выразить свои разногласия дипломатично.

Не сегодня. Он посмотрел в эти глаза шутливой матери и указал на дверь.

— Кристина — единственная жена, которая у меня будет. Если ты не можешь принять это, уходи!

Конечно, она этого не сделала. Кажется, что единственной целью ее существования является весь Константин. Она скорее будет съедена акулами, чем пропустит его свадьбу.

Теперь я должен отметить, что было немного комично наблюдать, как он женился с разбитым носом, когда Алексей попытался чутка подправить его лицо. К счастью для него, у нас общая кровь, и я не позволил причинить ему боль больше, чем необходимо.

Другой человек, с которым у меня общая кровь — не Юлия, она не в счет — расплакался после того, как Константин и Кристина были объявлены мужем и женой.

Допустим, Карина была на самом деле самой легкомысленной из-за такого поворота событий. Вероятно, потому, что она держалась за мою руку во время всей церемонии и не испытывала приступов паники. Кажется, она забыла о своей легкой враждебности по отношению ко мне из-за ухода Саши.

Поскольку у моей сестры концентрация внимания, как у золотой рыбки, она, вероятно, вернется к своей любимой игре в ненависть, как только мы вернемся домой.

Как только свадьба заканчивается, она пулей вылетает и обнимает нашего брата.

— Поздравляю, Костя!

Он взъерошивает ее волосы.

— Спасибо, малышка Кара.

Она улыбается и пожимает Кристине руку.

— Добро пожаловать в семью. Я покажу тебе все.

— Спасибо, — тихо, даже застенчиво говорит Кристина. Столько эмоций от робота за один день начинает казаться передозировкой.

— Вы такая идеальная пара! — Карина держит их за руки, волнение волнами исходит от нее.

Я подхожу к ней и поправляю очки.

— Мне кажется, или ты не казалась такой счастливой, когда я объявил о своем браке, Кара?

Она неловко улыбается и берет меня под руку.

— Конечно, была!

— Попробуй еще раз без посредственных актерских навыков.

— Ну… я просто не думала, что Кристина подходит тебе, — она улыбается своей новой невестке. — Без обид. Я верила в тебя и Косту.

Интересно. Так случилось, что Карина и я разделяем одно и то же чувство.

Я смотрю на молодоженов, которые носят кольца, которые я выбрал — или, скорее, Виктор выбрал. Я сказал ему, чтобы он взял размер Константина, а не мой, потому что я предвидел эту сцену задолго до того, как она произошла.

Единственная разница заключалась в том, что я был слишком близок к тому, чтобы пожалеть жалкого ублюдка за то, что ему понравился робот. Оказывается, она не робот рядом с ним. Полагаю, это все, что имеет значение.

— Поздравления уместны, — говорю я своим холодным тоном.

— Спасибо тебе, — говорит Кристина. — Я твоя должница.

— Ты чертовски права. Я буду считать тебя ответственной за это.

— Вместо нее привлеки меня к ответственности, — Константин переплетает свои пальцы с ее, но не смотрит мне в глаза.

— Вы оба будете привлечены. Сделай так, чтобы она забеременела как можно скорее, иначе я не смогу защитить тебя, если Игорь узнает, что единственная причина, по которой он позволил этому случиться — вранье.

Карина сжимает мою руку.

— Ты можешь перестать приказывать людям, особенно в день их свадьбы?

— Я отказываюсь, — говорю я рассеянно, глядя на часы.

Сообщение от Максима.

Наконец-то, блять.

Максим: Возникли некоторые сложности, Босс. Мне нужно какое-то время скрываться. Я поговорю с вами, когда у меня будет возможность. Я в безопасности.

Знаю, он сказал, что в безопасности, но тот факт, что он вынужден скрываться и не возвращается немедленно, как я его просил, срывает мой первоначальный план.

Он даже не упомянул, была ли миссия успешной.

Все отправляются на свадебный прием, который состоялся в моем доме. Я бы хотел отказаться от этого душераздирающего приема, но это невозможно, учитывая, что кульминация дня произойдет во время мероприятия.

Днем прекрасная погода с ясным небом и легкой прохладой в воздухе. Прием организован в саду и вокруг бассейна с огромным буфетом. В воздухе звучит классическая музыка, которую играет какой-то знаменитый квартет, который организатор свадьбы где-то нашел. Гости болтают и выпивают от души, или, скорее, сплетничают о драматическом обмене женихами.

Братья, не меньше.

Как обычно, Кристина принимает удар на себя, поскольку она «шлюха» которая встала между братьями. Я слышу, как Рай ставит на место любого, кто говорит такую чушь.

— Ты должен добавить Адриана в список, так как она была помолвлена с ним давным-давно, — говорит кому-то Рай. — Это не ее вина, что она популярна, и ты не можешь заполучить ее.

Боже упаси кого-то плохо отзываться о какой-либо женщине в присутствии Рай. Она снимет с них шкуру заживо и будет носить ее как мех.

Константин и Кристина, которые являются главной темой обсуждения, похоже, мало о чем беспокоятся. За последний час они либо танцевали, либо целовались, как гормональные подростки.

Я ожидал, что Карина спрячется в своей комнате, но она назначила себя несуществующей подружкой невесты Кристины. Она потратила большую часть времени на то, чтобы поправить прическу невесты, макияж, платье или все вышеперечисленное вместе. Она также сделала тысячу их фотографий и заставила меня позировать на нескольких из них, включая несколько селфи нас четверых.

Я просто жду, когда этот день уже закончится. Рай и Владимир безостановочно пялились на меня, Адриан не раз качал головой, глядя на меня, а Михаил кажется более смущенным, чем девственница в первую брачную ночь. Дэмиен неправильно прочитал всю эту гребаную атмосферу, и я не шучу, он думает, что тот факт, что я не женат, означает, что мы можем подраться.

Как он пришел к такому выводу — загадка, но я не собираюсь спрашивать. На самом деле, я готов отправить его на другую планету, за исключением того небольшого факта, что он нужен мне сегодня.

Наконец, Пахан созывает закрытое совещание в моем офисе. Внутрь не допускаются охранники. Это просто лидеры Братвы.

Я задерживаюсь перед своим кабинетом, где собрались все старшие охранники, и шепчу Виктору.

— Продолжай пытаться связаться с Максимом.

Он кивает. По-видимому, Виктор получил похожее сообщение от Максима — опять же, без конкретики относительно того, была ли миссия успешной или он действительно в безопасности.

— И найди Юрия. Скажи ему накачать себя лекарствами и тащить свою задницу сюда.

Он снова кивает.

Когда я захожу в свой офис, выражение моего лица холодное и собранное. Пахан сидит за моим столом, а Михаил и Игорь расположились на двух стульях напротив него.

Владимир стоит справа от него, а Адриан слева, прислонившись к книжным полкам, скрестив ноги в лодыжках.

Рай и ее муж Кайл сидят на диване, оба охраняя ее очень беременный живот.

Дэмиен, с другой стороны, открывает и закрывает, а затем выбрасывает книги, которые его неграмотный разум не понимает. Я готов поспорить, что он искал какие-то картинки и лично оскорблен, когда не находит ни одной.

В тот момент, когда я закрываю за собой дверь, Дэмиен швыряет книгу, которую держит в руке, на пол.

— Наконец-то, блять. Давай покончим с этим, Пахан. У меня много дерьмовых дел.

Сергей с трудом встает, его внимание приковано ко мне. Я так очаровательно улыбаюсь в ответ, что на лице Владимира появляется оскал.

Я могу сказать, что Сергей не на сто процентов согласен с этим вариантом, но он, Игорь и даже Адриан знают, что я лучший выбор на руководящую должность. Дэмиен и Михаил слишком переменчивы. Адриан и Владимир выступают против лидерства. Игорь лучше всего работает, когда он на позиции поддержки. Рай — женщина. Кайл — новое дополнение, которому предстоит пройти долгий путь, чтобы доказать свою верность.

Я самый уравновешенный и прибыльный из всех, и это факт.

Сергей обращается ко всем в комнате.

— Как я объявил в начале этого года, я ухожу с поста пахана из-за болезни. Пришло время внести новую кровь в братство, и хотя я планировал оставить эту должность за своим зятем, моя дочь вышла замуж за какого-то адвоката, которому не место в нашем мире. В результате я назначаю Кирилла следующим паханом.

— Ты не можешь быть серьезным! — Рай встает с помощью Кайла. — Он слишком манипулитивный, чтобы руководить, дедушка

— Манипулирует он или нет, не имеет значения. Кирилл приносит Братве больше всего сделок, денег и успеха, и ему удалось сделать это всего за несколько лет после возвращения из армии. Не говоря уже о его чисто русских связях, которые были в Братве на протяжении поколений. Я считаю, что он — лучший вариант для выживания организации, но я не приму окончательного решения по этому поводу, пока не будет проведено голосование, — он делает паузу для эффекта. — Те, кто за то, чтобы Кирилл стал следующим Паханом, поднимите руку.

Сергей — первый, кто делает это, за ним следует Игорь. Михаил наблюдает за двумя другими, затем фокусируется на мне. Он всегда был последователем Игоря и Сергея, но в то же время он подозрителен. Тем не менее, я пообещал ему солидную награду, поэтому он поднимает руку.

Однако, это все еще три против пяти.

Я смотрю на Адриана. Его непроницаемое лицо остается прежним, и хотя он не был поклонником этой идеи, он достаточно умен, чтобы медленно поднять руку.

Четыре против четырех.

— Дэмиен? — я прижимаю его взглядом, когда он отбрасывает еще одну из моих книг в сторону.

Этому мудаку было обещано больше, чем кому-либо другому, включая любую войну, на которую он настроен.

Я не беспокоился о Рай, потому что она бы никогда это не одобрила. Ее муж придерживается того же мнения. Владимир — это серая зона, на которую я бы предпочел не рассчитывать.

Так что мой единственный вариант — этот непредсказуемый ублюдок.

— Мне похуй, что ты Пахан, — говорит он, поднимая руку. — Ты будешь драться со мной.

Я думаю, что голосование окончено, но затем Владимир поднимает руку. Я бы сказал, что это сюрприз, но это не так, не совсем. Владимир может быть этим гигантским бородатым ослом, но он достаточно логичен, чтобы понять, что я лучший выбор.

Или, после того, как Дэмиен отдал решающий голос, он понял, что его сторона проигрывает, и сбежал с корабля, чтобы не быть отвергнутым новым Паханом.

Шесть против двух. Семь, если считать мой голос.

Рай поджимает губы и смотрит на меня. Я улыбаюсь в ответ, показывая зубы.

— Пожалуйста, присоединяйтесь ко мне и поприветствуйте нового Пахана, — говорит Сергей. — Кирилл.

Все идет по плану.

К тому времени, когда встреча заканчивается, я в настроении выгнать всех, но делаю этого. Во-первых, мне придется привыкнуть к их присутствию в моем пространстве, учитывая, что мой дом будет базой для всех будущих встреч.

Сергей отправляется в семейное путешествие со своей дочерью и зятем и полностью уходит на пенсию. Адриан остается, чтобы рассказать мне о специальных встречах, которые он всегда проводит с Паханом, и все это время пытается убедить меня уйти в отставку, пока не стало слишком поздно.

Дэмиен напрашивается на драку сразу после моего вступления на должность.

Владимир ворчит, но посвящает меня в детали безопасности, поскольку отвечает за нее.

Рай хочет обозвать меня, но знает, что не может. Она больше не пользуется поддержкой своего двоюродного дедушки, и поэтому, если я решу привлечь ее к ответственности за дерзость, никто меня не остановит.

А я? Я хочу отпраздновать со своей женой.

Никто из этих людей не имеет значения, и их лица не те, на которые я хочу смотреть, потягивая шампанское.

Я сказал Саше, что она должна подождать шесть месяцев, пока я не почувствую себя более комфортно в новом положении, и тогда смогу вернуть ее без чьего-либо вмешательства, но, возможно, это слишком долго.

Вначале у меня был только пятидесятипроцентный шанс, что это сработает, в основном потому, что в уравнении было слишком много переменных.

Теперь, когда ситуация изменилась, трех месяцев должно быть достаточно. На данный момент мне похуй, если они узнают, что Александра — это Александр, которого они знали годами. Я просто не уверен, что ей не все равно.

Вот почему я отправил Максима в Россию, чтобы позаботиться о последней нити, которая сдерживает ее.

Тот факт, что у меня до сих пор нет новостей о нем — единственная загвоздка в плане.

После того, как все покидают офис, Виктор врывается внутрь с напряженным лицом и темными глазами.

— Что-нибудь от Максима? — я спрашиваю.

— Нет, но я получил тревожные новости об одном из наших объектов недвижимости.

— Мне похуй на нашу недвижимость. Свяжись с Максимом. И где, черт возьми, Юрий?

— Кирилл, — он делает шаг вперед.

Я делаю паузу.

Виктор редко называет меня по имени и только когда случается конкретное дерьмо.

— Что такое?

— Дом, ключи от которого ты просил у меня около недели назад.

Мой позвоночник выпрямляется, а в ушах звенит.

Я всегда был из тех, кто полагается на свою интуицию, чтобы не только определить следующий курс действий, но и на самом деле выжить. Сегодняшний день шел отлично до сообщения Максима, и с тех пор у меня было ужасное чувство.

До этого момента я просто не знал, насколько все плохо.

— Что с ним? — я не узнаю, как спокойно звучит мой голос, несмотря на шум в ушах.

— Я получил сообщение о взрыве коттеджа, а затем поджигании останков.

Каждая моя сегодняшняя победа рушится на землю при этих словах.

Блять.

Блять.

Блять!

Только одна мысль заполняет мою голову — мне нужно найти Сашу.

Глава 3

Кирилл

Здесь, должно быть, какая-то ошибка.

Я отказываюсь верить, что коттедж, где находилась Саша, был разнесен в клочья.

Я просто, блять, отказываюсь.

И все же, когда мы прибываем на место происшествия, разворачивается хаос.

Нам потребовалось на четыре часа больше, чем у меня было в запасе, чтобы добраться до коттеджа, и доехали мы сюда за это время только потому, что Виктор ехал на сверхзвуковой скорости, едва избежав нескольких аварий.

И это было все еще недостаточно быстро.

Всю дорогу сюда я звонил Саше и попадал на ее голосовую почту. Я также не мог отследить ее, так как ее телефон выключен.

Я действительно должен был вставить гребаный трекер в ее кожу. Я был одурачен ложным чувством безопасности от того, что она была рядом со мной в течение многих лет, поэтому упустил этот момент.

Если — когда — я найду ее, я вставлю этот маячок в ее кожу. Лично, если придется.

Мрачная реальность сводит мои лопатки вместе, когда мы с Виктором выходим из машины. Вид, который нас встречает — это куча машин скорой помощи и полиции перед коттеджем.

Или тем, что от него осталось.

Место было разрушено до неузнаваемости. Остатки деревянного пола, дверей и мебели разбросаны — черные, грязные и едва узнаваемые. Некоторые из окружающих деревьев также сломались и упали навстречу своей гибели в разгар катастрофы.

Я замираю, мои ноги едва держат мое тело. Крики и приказы полиции и пожарных медленно затихают до приглушенного шума, как будто они говорят из-под воды.

Пронзительный звенящий звук наполняет мои уши, и меня выбрасывает из моего физического тела. Теперь мы отдельные сущности. В то время как снаружи я остаюсь спокойным, собранным и выгляжу совершенно невозмутимым, внутри меня вспыхивает опасное пламя, которое угрожает съесть мое тело заживо.

Я мельком вижу машину, которую подарил Саше в день ее отъезда. Виден только каркас транспортного средства, да и тот едва различим. Сцена прямо из какой-то ближневосточной войны.

Мои ноги сами по себе движутся к машине скорой помощи. Я ожидаю найти Сашу, стоящую перед разрушением с гребаной винтовкой, перекинутой через грудь, после того, как она убила тех, кто осмелился напасть на нее.

Но, возможно, это слишком оптимистично. Она все еще одна женщина, и хотя у нее яйца больше, чем у большинства мужчин, никто не может предсказать взрыв.

Должно быть, она была ранена при попытке бегства — это единственный вариант, который я допускаю.

Один из медиков имеет наглость пытаться помешать мне открыть заднюю дверь машины скорой помощи.

Он хватает меня за руку.

— Вы не можете этого сделать, сэр.

Я разворачиваю его и отталкиваю так сильно, что он оказывается на заднице на земле.

Когда он снова пытается встать, Виктор оказывается у него перед лицом.

Я протягиваю руку к ручке и останавливаюсь, когда чувствую легкую дрожь в конечностях. Явление, которое я полностью вычеркнул из своей системы. Феномен, который произошел только после того, как меня несколько дней подряд пытала банда садистов моего отца.

Успокойся, блять.

Если я прошел через этот темный период своей жизни, то смогу пережить и это.

Саша просто сжимает свою раненую руку или ногу внутри машины. Не может быть…

Моя рука опускается в тот момент, когда я открываю дверь.

На носилках лежит тело, накрытое белой простыней. Запах тошнотворно горелой плоти забивает мои ноздри, но это не причина, по которой мне трудно дышать.

Это черная рука, похожая на скелет, выглядывающая из-под простыни. Я медленно подхожу к ней, мои движения скованны и неестественны.

Я беру поджаренную руку в свою дрожащую. Пепел и обгоревшая плоть покрывают мою кожу, но единственное, на чем я сосредоточен — это кольцо, выжженное на предпоследнем пальце.

Я протираю верхнюю часть, и мое сердце, блять, падает на колени, когда показывается зеленый.

Нет.

Я снимаю его с части тела, и «Кирилла» смотрит мне прямо в лицо.

Блять, нет.

Я лихорадочно проверяю ее другое запястье, и моя рука неудержимо дрожит, когда я нахожу браслет, который я подарил ей на прошлый день рождения. Я изо всех сил пытаюсь отделить его от обожженной кожи, но, когда я вижу «Саша», крик вырывается из моего горла.

Черт возьми, нет.

Я не знаю, как остаюсь на ногах, когда снимаю ткань, чтобы увидеть ее лицо.

Или то, что раньше было лицом.

Вместо этого там черный скелет. Часть плоти расплавилась на кости, оставив кровавое месиво там, где должны были быть ее глаза, нос и губы. Ее волос больше нет, как и любых других черт, с которыми я мог бы ее идентифицировать.

Я долго стою там, изучая каждый ожог, каждый порез, каждую изуродованную черту.

Может быть, если я буду смотреть достаточно пристально, эта сцена исчезнет.

— Босс…

Моя голова медленно наклоняется в направлении Виктора. Он смотрит на обгоревшее тело, нахмурив брови и поджав губы. Это самое впечатлительное его выражение лица, которое я видел с тех пор, как мы потеряли Рулана и его бригаду в той последней миссии спецназа.

— Сотри это гребаное выражение со своего лица, Виктор. Это не Саша, — я не знаю, как, блять, я могу говорить спокойно, когда я на грани потери своего гребаного разума.

Кольцо и браслет горят в моих пальцах, как будто они все еще в огне.

— Прости, Кирилл.

— За что, черт возьми, ты извиняешься? Это не моя гребаная жена. Найди ее.

Он не двигается, ни на дюйм.

— Чего ты ждешь? Я сказал тебе, черт возьми, найти ее.

— Ты уже сделал это, Кирилл.

Я хватаю его за воротник и притягиваю к себе, чтобы заглянуть в его чертову несуществующую душу.

— Не морочь мне голову, Виктор. Я сказал тебе, что это не она, так что твоя задача — кивнуть своей гребаной головой и пойти искать ее.

Он ударяет меня по руке, и вместо того, чтобы убрать ее, он ее сжимает.

— Моя работа — говорить тебе суровые истины, и текущая из них заключается в том, что мы опоздали. Липовский умер после взрыва. Я понимаю, что ты не хочешь принять это…

Его слова обрываются, когда я бью кулаком ему по лицу. Он отшатывается назад, едва удерживаясь, прежде чем упасть.

— Заткнись нахуй. Она не умерла.

Он ничего не говорит, но его взгляд падает на кольцо и браслет, которые я все еще сжимаю в руке. Ему не нужно ничего озвучивать, чтобы я услышал.

— У тебя есть доказательства.

Я поднимаю голову и смотрю на облачное небо. Это серая, мрачная и абсолютно депрессивная история, но она не сравнится с темной бездной, которая в настоящее время заменила мое сердце.

Мир всегда был для меня монотонным — либо черным, либо серым. Единственный человек, который познакомил меня с гребаной радугой цветов, теперь стал черным.

Сейчас ее вырывают из моего сердца и оставляют за собой бездонную яму.

Все превратилось в пепел. Все, что я могу сделать, это уставиться в небо, почувствовать, как слезы наполняют мои глаза, и испустить дикий крик.

* * *

Я был готов поверить, что Саша не была мертва.

Любой мог надеть этот браслет и кольцо на труп, чтобы заставить меня думать, что это была моя Саша.

Но потом тест ДНК совпал, и теперь я на грани, всего в нескольких моментах от того, чтобы переступить через себя.

Но я пока не могу присоединиться к ней.

Прошла неделя с тех пор, как я видел ее скелет. Им пришлось искать ее ноги, так как они были разбросаны по разным сторонам.

За неделю, в течение которой я не сомкнул глаз, я то и дело спотыкался в пьяном угаре и чуть не начал убивать всех, кого видел идущим по улице.

Если единственный свет в моей жизни был отнят, то как они смеют оставлять свой?

Если мой мир перевернулся с ног на голову, почему, черт возьми, все остальные живут так, как будто ничего не произошло?

Неделю Карина плакала без остановки и пыталась утешить меня, только для того, чтобы я закрыл дверь перед ее носом. Константин тоже пытался, но ему также оказали холодный прием.

Даже Анне не разрешалось прикасаться ко мне.

По-видимому, Виктор рассказал семье о личности Саши, чтобы они знали о том, что она была женщиной и моей женой.

Была. Блять. Я все еще не могу поверить, что она была.

Тем не менее, я не принимал ничьих соболезнований. Мне не нужны гребаные эмоции. Я убил их давным-давно, и они не вернутся.

Все это головокружение, дезориентация и настоящая гребаная мания — это перевод моей потребности в месть.

После того сообщения мы потеряли связь с Максимом. Виктор отправил людей на его поиски, но безрезультатно.

И с этим мы потеряли нашу единственную ниточку к Ивановым.

Например, основатели Организации Бельского. Сначала я не уловил связи, но после того, как Саша уехала в коттедж, Виктор рассказал, что, по данным разведки КГБ, семью, стоящую за Организацией Бельского, зовут Ивановы.

Они своего рода аристократы, которые, по-видимому, всегда заключали сделки с правительством в России и зашли так далеко, что привели их к власти. До нынешнего правителя Кремля, который стремился уничтожить их с тех пор, как вступил в должность.

Я сомневался, что Саша знала что-либо из этого. Ее единственной целью, казалось, была месть за убийство ее семьи.

Однако, независимо от того, под каким углом я смотрю на эту историю, в ней все еще слишком много сюжетных дыр. Во-первых, я не имел дела ни с какими Ивановыми в своей жизни. Единственный инцидент с их участием, который приходит на ум — это когда Константин был похищен и подвергнут пыткам кем-то, кто, как я полагаю, был одним из них.

Все их существование все еще размыто.

Все размыто.

Даже Юрий исчез с лица гребаной земли. Что делает меня чертовым параноиком.

Потерять не только Сашу, но и Максима, и Юрия — все равно, что ходить с зияющими ранами.

Прошло три дня с тех пор, как я похоронил ее на семейном кладбище и заказал надгробный камень с «Александрой Морозовой», выгравированной на нем.

Прошло два дня с тех пор, как мы начали искать зацепки, кто мог заказать это убийство.

Прошел один день с тех пор, как мы обнаружили наиболее вероятных подозреваемых — албанцев.

Я вытаскиваю пистолет и смотрю на старое здание на окраине древнего индустриального района Бостона.

Солнце садится вдалеке, отбрасывая оранжевый оттенок, который превратится в красный от крови этих ублюдков.

— Мы готовы, — говорит Виктор рядом со мной.

Темные круги окружают его глаза от того, как сильно я переутомил его на этой неделе. Он почти не спал, а когда спал, я звал его к себе в офис, чтобы разобраться в любой собранной мной информации.

Он не жалуется, но причитает, что мне нужен отдых и что я могу упасть замертво.

Возможно.

Я не был в своей комнате с тех пор, как увидел это тело. Каждый уголок наполнен ее присутствием, естественным ароматом и мягкими улыбками.

Она полна ее заботы, ее бесчисленных попыток усыпить меня. Она полна ее ощутимого волнения о моем благополучии и безопасности.

Каждый дюйм меня восстает при мысли о том, что я могу быть там, когда ее нет.

Мысль о том, чтобы закрыть глаза без нее, пугает меня до чертиков.

— Повернуть налево, да? — глаза Дэмиена сияют в темноте, как у сумасшедшего. Он был моим спутником в миссии по уничтожению всех, кого я подозреваю.

На этот раз мы расширили наши возможности до Бостона, потому что лидер здешних албанцев, Роэл, является двоюродным братом ублюдка, которого мы убили несколько месяцев назад в Нью-Йорке.

Как новый Пахан Нью-Йоркской Братвы, самое безрассудное, что можно сделать, это развязать войны или наступить на пятки другим фракциям. Два дня назад состоялась церемония, на которой присутствовал весь мир организованной преступности, но я едва показался на глаза.

Мне похуй на положение.

Я использую силу, которую оно дало мне, только для того, чтобы выяснить, кто стоит за этим взрывом, и мне нужно точно знать, почему это произошло.

— Делай, блять, что хочешь. Просто не вставай у меня на пути, — я не жду ответа Дэмиена и иду к зданию.

Виктор посоветовал мне замести следы, но к черту это. Я хочу, чтобы они увидели, что я приближаюсь, и разбежались, как крысы. Мой охранник тихо ругается позади, затем бежит, чтобы прикрыть меня, когда люди внутри просачиваются, как муравьи.

Все, что я вижу, это люди, которые должны быть мертвы. Все до единого, блять. Я не остановлюсь, пока все они не окажутся погребенными на шесть футов под землей, как она.

Я поднимаю пистолет и стреляю в любого, кто появляется в поле зрения. Мои движения кажутся собранными, но в них нет рифмы или ритма.

Пуля задевает мой бицепс, отчего моя рука отлетает в сторону. Я перекладываю пистолет в другую руку и продолжаю стрелять. Моя куртка пропитывается кровью, прежде чем она капает на бетон, но я не чувствую боли.

Сейчас я не чувствую ничего, кроме гребаной ярости.

Если бы Саша была здесь, она бы убила любого, кто попытался причинить мне боль. Если бы она увидела эту рану, она бы заискивала передо мной с любовью и беспокойством. Впервые в жизни я почувствовал, что мое благополучие имеет значение и что я значу весь мир для кого-то другого.

И теперь та, кто сделала меня центром своего мира, исчезла, превратив мой в бездну.

Дэмиен смеется как маньяк, убивая всех на своем пути, их кровь мгновенно пропитывает его одежду, так как он любит делать это близко и лично.

Позади к нам приближается машина, я разворачиваюсь и простреливаю все четыре шины. Она сворачивает и врезается в стену здания, а затем начинается настоящая перестрелка. Мои люди прикрывают меня и умудряются убить тех, кто в машине, кроме того, ради которого мы здесь.

Виктор толкает передо мной на колени грузного мужчину с короткой стрижкой. Охранники Дэмиена и другие мои люди заняты устранением остальных албанцев, но сейчас мне на них наплевать.

Единственный, кто имеет значение, это этот ублюдок прямо здесь. Его зовут Роэл, и он мертвец, но не раньше, чем скажет мне то, что мне нужно знать.

— Какого хрена ты делаешь? — он выплевывает с сильным акцентом. — У нас есть союзники, которые придут за тобой и всей гребаной Братвой, Морозов. Ты даже не представляешь, сколько гребаного хаоса ты начинаешь.

— Очевидно, ты тоже не понимаешь, иначе ты бы не шутил со мной, — я достаю свой телефон, затем просматриваю картинку, на которую я смотрел всякий раз, когда мне нужно что-то, чтобы успокоиться.

Это Саша на моей последней вечеринке по случаю дня рождения. Максим сделал бесчисленное количество фотографий той ночью и отправил их всем. На этой она смеется с Юрием. Я вырезал его и оставил только ее.

Я смотрю на ее беззаботное выражение лица сквозь красную дымку. Буквально. Мои очки забрызганы кровью, и я не могу их протереть.

— Кто заказал убийство этого человека? — я спрашиваю спокойно, даже апатично.

Роэл смотрит на фотографию, и выражение его лица не меняется. Я отдам ему должное. Но в его глазах мелькает узнавание.

Он точно знает, какого хрена я здесь.

— Я никогда в жизни ее не видел.

— Я не говорил, что это была «она», — я тычу телефоном ему в лицо. — Почему ее убили?

— Я не знаю, — бормочет он, глядя на экран.

— Очень хорошо, — я кладу свой телефон в карман. — Виктор. Приведи мне несколько ублюдков.

Я снимаю пиджак, отбрасываю его в сторону и медленно закатываю рукава рубашки до локтей. Рана в моем бицепсе перестала кровоточить, но не раньше, чем пропитала мою белую рубашку красным.

Виктор и несколько других моих охранников толкают передо мной пятерых албанцев рядом с Роэлом. Они смотрят на своего лидера со страхом и мольбой.

— Какого хрена ты делаешь? — он повторяет сквозь стиснутые зубы. — Если ты чего-то хочешь, помучай меня!

— Где в этом веселье? — я беру свой нож. — Кроме того, ты, вероятно, никогда не заговоришь, даже если тебя будут пытать до полусмерти, а я бы предпочел не тратить на это никаких усилий.

— Ты должен быть гребаным Паханом! Это безумие.

Я хватаю одного из его людей, ставлю его на колени лицом к Роэлу и приставляю лезвие к его горлу.

— Кто заказал убийство?

— Я, блять, не знаю!

Я перерезаю ему горло одним движением. Кровь брызжет из его шеи, омывая Роэла и меня. Я не моргаю, когда отбрасываю жалкого ублюдка в сторону, пока он булькает и захлебывается собственной кровью.

Роэл ругается, в то время как другие его люди выглядят так, будто их сейчас стошнит.

Я протираю очки рубашкой, затем хватаюсь за второго и приставляю нож к его горлу.

— Кто его заказал?

— Я сказал, что ни хрена не знаю!! — сейчас он кричит, так близко к потере контроля, когда тот, кого я держу, дрожит.

Я вонзаю ему нож в заднюю часть шеи, затем в горло, сердце и грудь, снова и снова, и, блять, снова. Я делаю это еще долго после того, как он мертв и искалечен, пока кого-нибудь действительно не стошнит.

На этот раз я не утруждаю себя протиранием очков и не бросаю их на труп.

— Ты чертовски сумасшедший, — шепчет Роэл, дрожа всем телом.

Я поднимаю третьего мужчину на ноги, затем пинаю его в голень, когда он кричит и бесплодно пытается вырваться из моей хватки.

— Кто его заказал?

Роэл качает головой, на этот раз нерешительно.

Я сворачиваю третьему шею и отталкиваю его в сторону.

— Я могу заниматься этим всю ночь напролет. Я приведу твою жену и детей тоже. Я убью каждого из них на твоих глазах. Я нанесу им столько ударов ножом, что ты не узнаешь их гребаные трупы. Точно так же, как я не узнал ее труп.

— Иисус, блять, Христос!

— Не тот ответ, который мне нужен, — я хватаю четвертого за волосы. От него пахнет блевотиной, и он обоссался, наблюдая, как убивают его товарищей.

Он даже не сопротивляется мне и бормочет что-то похожее на молитву на албанском.

Ни один Бог не ответит ему, когда я перерезаю ему горло.

— Виктор, — я вытираю кровь с лица тыльной стороной ладони. — Приведи ко мне семью Роэла.

— Подожди! Подожди! — Роэл тяжело дышит, и мужчина рядом с ним почти падает в обморок от облегчения.

— После того, как ты убил моего кузена, я хотел убить тебя голыми руками, но это было невозможно с моей рабочей силой, — он тяжело дышит, как будто спускается после марафонской пробежки. — Несколько недель назад мы встретили человека, который сказал, что если я хочу по-настоящему причинить тебе боль, я должен убить твоего женоподобного охранника. Он сказал нам подождать, пока он не даст нам добро и не расчистит путь. Это произошло неделю назад, когда тот охранник был один. Он прислал нам координаты места и сказал, чтобы мы уничтожили его и всех, кто в нем находится.

Моя челюсть сжимается.

— Как он выглядит?

— Когда мы встретились, он был по другую сторону стены и говорил, используя устройство, изменяющее голос. Наше последующее общение осуществлялось по электронной почте.

— Где эти электронные письма?

— В машине.

Виктор направляется туда и достает портфель из багажника. Он открывает его и вытаскивает ноутбук, затем приносит его Роэлу, который включает его отпечатком большого пальца.

Виктор просматривает его несколько минут, затем кивает.

Я наклоняюсь и смотрю в глаза-бусинки Роэла.

— Ты связался не с тем гребаным человеком. Я позабочусь о том, чтобы никто из вас больше никогда не бродил по улицам.

Глядя на него, я бросаю нож прямо в горло его последнего человека.

— Я собираюсь пытать тебя до тех пор, пока ты не пожелаешь гребаной смерти, Роэл, и даже тогда я не дам ее тебе. Я сделаю твою жизнь такой же мрачной, какой ты сделала мою.

Но я знаю — я просто знаю — что ничто никогда не заполнит дыру, которая становится все больше и глубже в моей груди.

Единственный человек, который знал, как это сделать, теперь ушел.

Глава 4

Кирилл

Этого недостаточно.

Не массовых убийств.

Не пыток.

Не той зацепки, которой я следую, чтобы выманить человека, передавшего эту информацию албанцам.

Ничего не достаточно.

Особенно не этих чертовых пыток.

Я планировал сохранить жизнь Роэлу, пытая его сколько душе угодно, но я оступился, и он умер у меня на руках всего через две недели после того, как я его поймал.

Мои ноги отяжелели, когда я поднимаюсь по лестнице в дом. Куртка перекинута через мое плечо, а очки запачканы остатками крови этого подонка.

До моего слуха доносится вздох, прежде чем я поднимаю глаза и вижу Карину, бегущую вниз по лестнице, рука прикрывает ее рот.

В отличие от ее обычных розовых девчачьих платьев, сейчас она в небрежных черных брюках и толстовке с капюшоном. Ее волосы собраны в беспорядочный пучок, а на лице нет макияжа.

Моя сестра останавливается передо мной, выглядя как тень себя прежней. Налитые кровью глаза. Темные круги. Призрачное бледное лицо.

— Ты в порядке? Что это за кровь?

Я машинально смотрю на себя и понимаю, что моя рубашка в крови, как и мои руки. Должно быть, я забыл помыться. В последнее время я многое забываю. Мир начинает выглядеть как черная петля небытия, которой я не смог бы положить конец, даже если бы попытался.

Это может быть недостаток сна или тот факт, что все пусто и безлюдно. Если я буду спать как следует, у меня может возникнуть соблазн никогда, блять, не проснуться.

— Она не моя, — я начинаю обходить Карину, но она снова преграждает мне путь. — Что такое?

Ее губы дрожат, и она кусает сухую нижнюю. Плоть трескается, и в середине появляется полоска крови.

— Ты выглядишь так, будто вот-вот рухнешь. Тебе следует немного отдохнуть.

— Иди спать, Кара.

— Я не могу, — ее голос становится ломким. — Все, о чем я думаю, это о том, что чувствовала Саша до… до того, как ее убили и… и я не могу ни спать, ни есть, ни заставить себя что-либо делать. Он… нет, она была моим единственным другом.

Она.

Верно. Имя, которое я написал на ее могиле, указывает на то, что Саша была женщиной и моей женой.

Женой, которую я, блять, не смог защитить.

Виктор нашел время, чтобы объяснить сложную ситуацию членам моей семьи.

А я? Мне похуй на то, что кто-то из них думает.

Мне даже теперь похуй на будущее. Раньше я видел закономерности, пути и направления действий. Раньше меня мотивировали все цели, которые мне еще предстояло уничтожить.

Теперь я вижу только чертов черный.

Я провел всю свою жизнь, тщательно строя карточный домик, но смерть Саши заставила его развалиться.

Карина обнимает меня за талию и выжимает из меня все соки.

— Если я так себя чувствую, то тебе должно быть хуже. Она всегда была с тобой и… ты женился на ней поэтому… поэтому…

Я хватаю ее за плечо и отталкиваю. Тошнота подступает к моему горлу при воспоминании о последнем объятии, которое Саша подарила мне.

И я отказываюсь позволить кому-либо еще забрать это воспоминание.

Моя жена любила это дрянное дерьмо. Ей нравилось обнимать меня и пытаться утешить. Она также любила петь и целоваться. Но потом она ушла и забрала свои объятия, свои улыбки и даже свои приводящие в бешенство споры.

Мысль о том, что меня обнимут, вызывает у меня желание вонзить себе нож в гребаную грудь и смотреть, как льется моя кровь.

Слезы текут по щекам Карины.

— Я просто… я просто хотела тебя утешить.

— Не надо. Мне это не нужно.

— Тебе… действительно это не нужно?

— Да. Я в полном порядке.

— Пошел ты, Кирилл! Как ты можешь быть совершенно в порядке после ее смерти? Она посвятила тебе всю свою жизнь! Меньшее, что ты можешь сделать, это, блять, должным образом оплакать ее, ты, гребаный мудак! — она бьет меня кулаками, ногтями и шлепает по груди.

Я не останавливаю ее. У меня нет сил что-либо делать.

Моя сестра плачет и проклинает меня всеми существующими способами, выплескивая на меня свой гнев и разочарование.

Я ничего не чувствую.

Абсолютно, блять, ничего.

— Кара! — Константин врывается внутрь и уводит нашу сестру.

Она мечется и пинает воздух, ее заплаканные глаза метают лазеры в мою сторону.

— Отпусти меня! Этот мудак даже не притворяется, что на него это подействовало. Это как шесть лет назад, когда мы умоляли его остаться, а он просто повернулся к нам спиной, как психопат, Костя! Ему все равно! Все равно! Даже если человек, который защищал его ценой своей жизни, умер из-за него и всего дерьма, которое он устроил!

Мои челюсти сжимаются. Карина не замечает этого, но глаза Константина становятся жестче, когда он встряхивает ее.

— Заткнись, Кара. Ты ни хрена не понимаешь, о чем говоришь.

— Я точно знаю, о чем говорю! Посмотри на него, такой беспечный после того, как пришел Бог знает откуда. Он не хочет говорить о ней. Но я буду, каждый гребаный день! Я напомню тебе о девушке, которая защищала и любила тебя, но взамен получила только смерть!

Я протягиваю руку с раскрытой ладонью к ее лицу и почти раздавливаю его в своей руке. Она наконец замолкает, ее глаза расширяются.

Я не узнаю спокойствия в своем голосе, когда отпускаю ее.

— Убирайся нахуй с моих глаз, пока я не сделал что-то, о чем пожалею.

Ее подбородок и губы дрожат. Рыдание вырывается из ее горла, прежде чем она бежит вверх по лестнице, ее всхлипы остаются позади.

Мой брат наблюдает за мной, нахмурив брови.

— У тебя тоже есть, что сказать? Я не могу гарантировать твою безопасность, если ты меня разозлишь нахуй, так как насчет того, чтобы ты вместо этого исчез?

— Не обращай внимания на Кару, — его голос слишком нежный, на мой вкус. — Она слишком защищена ради ее же блага, и ты знаешь, что она никогда не могла читать атмосферу.

— А ты можешь?

— Боюсь, не тогда, когда дело касается тебя. Но я начинаю учиться.

Его глаза смягчаются, и я так готов ударить его прямо в лицо, если он начнет жалеть меня, но это выражение не появляется. Вместо этого я смотрю на версию моего брата, которую, как я думал, потерял.

Давным-давно, когда Юлия решала взять его с собой на пикник или на какое-нибудь шоу, он прятался в моей комнате, просто чтобы провести со мной как можно больше времени.

Я взъерошил его волосы и сказал, чтобы он наслаждался тем, куда она его ведет, ради нас обоих. Вот тогда он смотрел на меня с тем же выражением, что и сейчас.

Я думал, что это была всего лишь печаль. Может быть, дискомфорт, но теперь я понимаю, что это форма тоски.

Константин всегда хотел быть со мной, но случилась Юлия, и это стало невозможным.

Он делает вдох.

— На случай, если ты не знал, тебя труднее всего прочитать, и это о чем-то да говорит, учитывая, что я знаю тебя всю свою жизнь. Сколько бы ни пытался проанализировать твои действия, я не могу найти объяснения тому, как работает твой разум. Я не могу сказать, действительно ли ты психопат, который не чувствует, или ты просто понятия не имеешь, что такое эмоции, и поэтому не можешь их выразить. Я помню, когда мы были молоды, ты любил Кару и меня больше, чем кого-либо другого, но эта часть тебя исчезла, и ты стал… этим. Что бы это ни было.

— Если за твоей утомительной речью есть какой-то смысл, ты уже должен был до него дойти.

— Я знаю, что ты все еще заботишься о Каре и, возможно, обо мне.

— Я не знал, что ты добавил бред в свой репертуар слов.

— Я знаю, что ты любишь, иначе ты бы не устроил мой брак с Кристиной, — он сжимает мое плечо. — И именно поэтому я знаю, что смерть Саши влияет на тебя больше, чем ты показываешь. Ты всегда был из тех, кто выглядел устрашающе спокойным, даже после того, как возвращался с пыток Романа. Ты был либо в состоянии буйства, либо в этом притворно спокойном режиме, поэтому я предполагаю, что ты страдаешь внутри, или сдерживаешь свою боль, или и то, и другое.

— Если ты закончил быть терапевтом-любителем… — я поворачиваю плечо, заставляя его отпустить меня, и отступаю в сторону, направляясь к лестнице.

— Тебе нужно взять себя в руки, Кирилл! — кричит он мне вслед. — Теперь ты Пахан, и твоя голова стоит больше, чем когда-либо прежде.

— Оставь беспокойство для своей жены, — я не смотрю на него, когда поднимаюсь по лестнице.

Он тонко пытается не быть с ней отвратительно влюбленным, когда я рядом. Даже Кристина воздерживается от любой формы ППЧ ² в моем присутствии. Они оба ходят по яичной скорлупе вокруг меня, как будто я могу сломаться, увидев, что они ведут себя как муж и жена.

Честно говоря, я подумывал о том, чтобы выстрелить им в голову всякий раз, когда видел, как они улыбаются друг другу. Это не из-за них. Это чувство гребаной обреченности, которое я испытываю всякийраз, когда вижу, как другие счастливы, когда это чувство навсегда исчезло из моей жизни.

Я не знал, что такое счастье, пока не заснул, как гребаный ребенок, на руках у Саши. Не было ни кошмаров, ни мыслей о будущем.

Просто… тишина.

Впервые за целую вечность я отвлекся от своих мыслей и просто чувствовал.

Теперь, когда это чувство, блять, ушло, я хочу конфисковать счастье каждого, раздавить его на куски и искупаться в его крови. Мне нужно превратить их миры в такие же черные, как и мой.

Юлия пересекает мой путь, поднимает подбородок и делает вид, что не видит меня. Она единственная, кто не пытался поговорить со мной, и я рад, что она этого не сделала, иначе у нас на руках было бы убийство.

Возможно, я немного терпим к Карине и Константину, но я бы задушил эту женщину до смерти, если бы она когда-нибудь упомянула имя Саши.

Я попросил персонал перенести мою одежду в другую комнату рядом с офисом. Моя старая комната теперь закрыта на ключ, и я сказал Анне сохранить его и никогда не отдавать мне.

Мои движения механичны, когда я снимаю одежду и вхожу в душ. Я смотрю, как кровь смывается с меня, смешивается с водой и исчезает в канализации.

Мог ли я так же легко исчезнуть?

Нет. Пока нет.

Я все еще не нашел ублюдка, который приказал ее убить.

Это, блять, не конец.

Пытки Роэла не утолили мою жажду насилия. Моя ярость остается сильной, спрятанной под поверхностью, ожидая другого выхода.

Я закрываю глаза и кладу голову на кафель, пока на меня льется холодная вода.

Мягкие руки обвивают мою талию сзади, и тепло сталкивается с ледяной водой. Ее маленькие ручки гладят мои бока и грудные мышцы, когда она кладет голову мне на спину. Я чувствую ее губы на своем затылке, нежно целующие меня.

Я хочу обернуться и посмотреть на нее, но, если открою глаза, она исчезнет.

Она всегда исчезает.

Поэтому я кручу обручальное кольцо, которое она надела мне на палец в тот день, когда сказала: «Да». Я ношу его с тех пор, как увидел ее тело на заднем сиденье машины скорой помощи. Моя рука кажется тяжелой, как будто она теперь весит тонну, когда на ней нет кольца.

— Тебе нужно поспать, Кирилл, — ее мягкий голос разносится в воздухе, как испорченная мелодия. — Твое тело в конечном итоге подведет тебя.

Саша звучит так взволнованно в моем воображении. Она всегда так звучала. Были времена, когда я думал, что она переступила черту, чтобы защитить меня, но только после того, как она ушла, я понял, что это был ее способ показать свою привязанность ко мне.

Она доказала свою любовь больше действиями, чем словами.

Я напомню тебе о девушке, которая защищала и любила тебя, но взамен получила только смерть!

Слова Карины ранят меня в мое кровоточащее сердце.

— Если я умру, смогу ли присоединиться к тебе? — я шепчу в тишине ванной.

— О чем ты говоришь? Ты был рожден для великих дел, а не для того, чтобы умереть, Кирилл. Теперь ты Пахан. Разве это не удивительно?

— Нет. Какой смысл быть Паханом, если я не могу защитить тебя?

— У тебя всегда были правильные приоритеты, и я никогда не была на их вершине.

— Это, блять, неправда! — я оборачиваюсь и тихо ругаюсь, когда ее тепло исчезает.

Блять.

Испытывая отвращение к собственной коже, я выхожу из душа и обматываю полотенце вокруг живота. Не имеет значения, что я переехал в другую комнату. Она повсюду. Ее душа цепляется за каждый угол и каждого гребаного человека в этом доме.

Но, возможно, это не так уж плохо.

Если ее призрак, блять, преследует меня и обвиняет в ее смерти, я все равно буду рад этому.

По крайней мере, она будет рядом.

Я надеваю другой костюм и направляюсь в свой офис. Дверь открывается, когда я достаю бутылку Макаллана из мини-бара. Я не заморачиваюсь со стаканом и пью прямо из бутылки.

Мое горло горит, но это никак не помогает избавиться от давящей тяжести в груди.

Виктор стоит напротив меня, и я указываю на мини-бар.

— Выпей.

Он не шевелит ни единым мускулом.

— Босс. Тебе действительно нужно поспать.

Я прислоняюсь к шкафу, скрестив ноги.

— Есть какие-нибудь новости о зацепке, которую мы получили с компьютера Роэла?

— Нет. Это тупик. Мы подозреваем, что отправитель находится за пределами страны.

— Россия, например.

— Я не уверен.

— Ну, я уверен, — я делаю большой глоток и слегка морщусь от острого вкуса. — У меня такое чувство, что Организация Бельского имела какое-то отношение к ее смерти. Она призналась, что изначально приехала в Нью-Йорк, чтобы шпионить за мной — или, точнее, за моим отцом — но в конце концов сдалась и решила остаться со мной. Существует огромная вероятность, что они избавились от нее, как только поняли, что она сменила сторону.

— Это всего лишь предположение.

— Правдоподобное предположение, — я с грохотом ставлю бутылку на стойку, отчего несколько брызг пачкают мне руку. — Я еду в Россию, чтобы расследовать это.

— Ты не можешь отправиться в Россию без доказательств и без подсказки об их местонахождении, не говоря уже об их участии. Кроме того, ты теперь гребаный Пахан, Кирилл. Твое положение уязвимо, учитывая, что ты не был на этой должности слишком долго. Не говоря уже обо всех фракциях, которые тебе удалось оскорбить за небольшой промежуток времени. Единственное, что ты можешь сделать прямо сейчас, это остаться и попытаться укрепить свой авторитет.

— Мне похуй на это. Я еду в Россию. Организуй все.

— Нет, я не буду.

Я смотрю в бесстрастные глаза Виктора.

— Ты не подчиняешься прямому приказу?

— Да. Я также скажу тебе, что если ты пойдешь не подготовленным, то только встретишь свою смерть. Ты был капитаном в чертовом спецназе, ты чертовски хорошо знаешь, что нельзя действовать без надежной информации.

— Убирайся нахуй с моего пути.

— Если ты настаиваешь, — он достает свой пистолет и пытается всунуть его мне в руку. — Сначала застрели меня. Я лучше умру, чем увижу, как ты выходишь из-под гребаного контроля.

— Не будь смешным. Я не знал, что ты научился драматизировать.

— Я не шучу, Кирилл, — он смотрит на меня. — Я был с тобой всю твою жизнь и видел, как тебя пытали и доводили до грани. Я видел, как ты преодолевал любые препятствия, которые стояли на твоем пути. Ты зашел так далеко, потому что ты сделал так, чтобы это произошло. Если ты не возьмешь себя в руки и не начнешь вести себя как Пахан, тебя убьют. Как ты думаешь, Александре понравилось бы видеть тебя этим гребаным самоубийцей?

— Заткнись, Виктор.

— Это правда. Она, должно быть, только что перевернулась в могиле.

Я хватаю пистолет и направляю его ему в лицо.

— Я сказал. Заткнись нахуй.

Он смотрит на меня, не моргая.

— Убей меня, а затем делай все, что, черт возьми, захочешь. Александра ушла, как и Юрий, и Максим. Я единственный, кто может обеспечить твою безопасность сейчас, но ты делаешь мою работу невозможной, навлекая все эти угрозы в свою жизнь. Если ты не убьешь меня до того, как отправишься в Россию, я застрелюсь сам.

— Виктор, — рычу я.

— Я делаю то, что сделала бы она, — говорит он. — Мы не ладили, но у нас была одна общая черта. Оберегать тебя. И будь я проклят, если отправлю тебя на верную смерть.

Я опускаю пистолет на бок и другой рукой кручу обручальное кольцо.

Как бы мне ни хотелось придушить этого ублюдка, он прав.

Это не я. И она не хотела бы видеть, как я попадаю в опасную ситуацию.

Она умерла не для того, чтобы я мог последовать за ней.

По крайней мере, пока.

Сначала мне нужно выяснить, кто, черт возьми, забрал ее у меня.

Только когда я вырву их сердце голыми руками, я смогу присоединиться к ней.

Глава 5

Саша

Иногда умереть лучше, чем остаться в живых.

В смерти вы не чувствуете боли, ваше сердце не разбивается, и вам не нужно плакать каждую ночь перед сном и каждое утро после пробуждения.

В смерти, наконец, есть покой.

Больше не нужно убегать, страдать и быть свидетелем того, как твое сердце разрывается, безнадежно наблюдая.

Как и каждое утро, я просыпаюсь от одной и той же смеси кошмаров. Моя рубашка прилипает к спине от пота, а волосы кажутся влажными.

Маленькая комната, которую я использую в течение нескольких недель, кажется меньше, как будто стены смыкаются вокруг и скоро раздавят меня.

Мое сердце, которое просто настаивает на том, чтобы биться, выходит за рамки в своих попытках остаться в живых.

Я постукиваю себя по груди, когда образы кошмаров накладываются друг на друга в моем сознании. Некоторые из них наполнены воспоминаниями о смерти моих родителей. Выражение отчаяния на лице дяди Анатолия, когда он понял, что все будет кончено.

Чистый ужас на бледных чертах лица Эрика, когда он умолял меня перестать кричать, чтобы стрелки не нашли нас.

Пустые глаза Эдуарда.

Лицо Тимура, наполовину уничтоженное.

Крик Эрика, прежде чем его заставили замолчать навсегда.

Но большинство из них заполнены изображениями свадьбы Кирилла. Я всегда думаю об этом сквозь красноту, как будто наблюдаю за этим через кровавую дымку. Я вижу, как Кристине перерезают горло, ее кровь омывает его, прежде чем он падает рядом с ней.

Пока смерть не разлучит их, черт возьми.

Я тру рукой лицо и хлопаю себя по щеке. Мне нужно сосредоточиться.

Прошел месяц с тех пор, как Антон нашел меня в том коттедже. Мы чуть не погибли при том первом взрыве, но мой брат толкнул меня за себя, и мы укрылись под столом. Нам удалось сбежать до того, как взорвалась вторая бомба.

Я все еще отказывалась верить, что это дело рук Кирилла, пока не увидела, как один из его охранников убегает с территории.

Макар.

Он был старшим охранником Романа. После его смерти он стал отвечать за различные независимые задания, которые Кирилл поручал ему, включая шпионаж и нанесение ударов по некоторым врагам, которых Кирилл разделял с Романом.

Макар никогда не отвечал мне или даже Виктору. Поскольку у него была прямая связь с Кириллом, я почти не видела его, если вообще когда-либо видела. Иногда я забывала, что он там, учитывая, что он не живет в доме.

В тот момент, когда я увидела Макара, реальность начала оседать в моем сознании. После того, как я по глупости сказала Кириллу свое настоящее имя, он понял, что я была частью семьи, от которой он и его отец не могли избавиться, поэтому он отправил Максима в Россию, чтобы убить оставшихся членов моей семьи, и поручил Макару стереть меня с лица земли.

Когда эти факты дошли до меня, я хотела умереть и серьезно думала об этом, пока Антон не встряхнул меня и не напомнил мне о всех членах нашей семьи, которые умерли в тот день.

Он напомнил мне о папе и маме и о том, что еще не пришло мое время уходить.

Мне все еще нужно было отомстить единственному мужчине, которого я когда-либо любила.

Мужчине, который предпочел мне другую женщину.

И поскольку он причинил мне боль, я попыталась причинить ему боль в ответ.

В тот день Антон больше беспокоился о том, как выбраться из того места.

Но мы не смогли быстро сбежать, так как оказалось, что рядом с домом были вооруженные люди, которые напали на нас. После того, как мы убили нескольких, я выбрала человека примерно моего телосложения, надела на него кольцо и браслет, а затем сожгла его и то, что осталось от коттеджа.

Часть меня хотела испортить день свадьбы Кирилла. Но другая часть знала, что ему будет все равно, учитывая, что он послал этих людей убить меня и все такое.

Кроме того, тест ДНК немедленно докажет, что это не я.

И я все еще хотела испортить кольцо и браслет, которые когда-то почитала, только потому, что он подарил их мне.

— Саша!!

Дверь в мою комнату ударяется о стену, когда мой маленький кузен Майк вбегает внутрь. Он так сильно вырос с тех пор, как я видела его в последний раз более двух лет назад. Его золотые волосы падают ему на лоб, почти попадая в глаза, когда он врезается в меня.

Я похлопываю его по спине.

— Доброе утро, Мишка.

— Доброе утро! Доброе утро! — он кладет свою руку в мою. — Давай, нам нужно позавтракать.

Я улыбаюсь, когда он ведет меня по коридору небольшого дома, расположенного на окраине Сибири. Я никогда не знала, что он существует, но, по-видимому, это один из нескольких конспиративных домов, которыми владеет моя семья по всей стране.

Поскольку Сибирь относительно безопаснее, чем Санкт-Петербург или Москва, это лучшее место для пребывания после последнего нападения.

Мы до сих пор не знаем, сколько там было мужчин, но я точно знаю, что Максим был прямо возле одного из наших семейных складов. Он и его люди перестреливались с моим дядей и наемниками, которых он нанял, прежде чем ушел. Но не раньше, чем один из его людей подстрелил бабушку.

Она поправляется, но ее состояние все еще плохое. С тех пор она не может встать с постели. Она также не разговаривала со мной, сказав, что я для нее уже мертва.

— Папа! Антоша! Саша здесь, — объявляет Майк, как только мы оказываемся на маленькой кухне внизу. Затем он обнимает Антона, а мой брат ерошит его волосы.

Дядя Альберт улыбается мне и предлагает чашку кофе. Его лицо осунулось, и он выглядит намного старше, чем я помню.

Когда мы с Антоном приехали сюда, мой дядя обнял меня, и я плакала, как гребаный ребенок, извиняясь. Он ничего не сказал. Просто утешал меня, как это сделал бы папа.

— Доброе утро, дядя, — я опускаю голову и сажусь рядом с Майком. — Тоша.

Мой брат издает горловой звук, но ничего не говорит, пока режет яйца и ест в тишине. Странно даже смотреть ему в лицо.

По-видимому, Антон убил настоящего Юрия. Один из близких знакомых дяди Альберта в КГБ, пластический хирург и мастер маскировки, сделал моему брату пластическую операцию на нос и изменил структуру его челюсти, чтобы она имитировала черты настоящего Юрия. Он также дал ему какую-то таблетку, чтобы изменить его голос. Мой брат подстриг и покрасил волосы, набрал вес и носил коричневые контактные линзы.

В результате получился не идеальный Юрий, но было похоже, так как Антон заставил всех думать, что Юрий попал в аварию и нуждается в восстановительной операции. Следовательно, его внешности было достаточно, чтобы походить на Юрия, но не точь-в-точь. Причина, по которой он выбрал Юрия из всех людей Кирилла, заключалась в нескольких обстоятельствах. К сожалению, у них был одинаковый тип телосложения, рост и форма глаз. Во-вторых, он был одиночкой, сиротой и не разговаривал ни с кем, кроме Максима.

Это как наблюдать за психопатом в действии. Антон без колебаний покончил с жизнью того, кто был самым слабым звеном в окружении Кирилла. Он адаптировал некоторые свои манеры и постарался вписаться в элиту Кирилла.

Он служил в спецназе и обучался вождению на высокой скорости, но ему удавалось эффективно скрывать свои превосходные боевые навыки.

Черт возьми, ему удалось одурачить меня, а я его чертова сестра. Когда я спросила его, почему он это сделал, он сказал, что должен был это сделать, чтобы избежать подозрений. Кроме того, нам всем пришлось пойти на жертвы ради мести и семьи.

Теперь, когда я знаю, что все это было фасадом, я вижу некоторые старые черты моего брата в его лице, но они неуловимы. Помогает то, что он снял линзы и позволил своим волосам отрасти до их первоначального цвета. Неудивительно, что я всегда испытывала чувство близости и фамильярности с Юрием. Возможно, часть меня уже признала его своим братом.

Хотя он более взрослая, более пугающая версия. В то время он всегда был молчаливым и сварливым, теперь он как стена.

Его темные волосы растрепаны на макушке, челюсть сжата, а движения почти роботизированы. В глазах моего брата никогда не было много света, но теперь он полностью исчез.

Это заставляет меня задуматься, были ли смех и улыбки, которые он иногда демонстрировал в армии или в Нью-Йорке, подлинными или просто очередным фасадом.

Он, конечно же, не улыбался с тех пор, как мы вернулись в Россию.

Ни разу.

Он встает, и я хватаю кусочек тоста, затем торопливо выпиваю кофе, умудряясь обжечь язык.

— Мы собираемся на пробежку? Дай мне пять минут.

Мои утренние пробежки с ним и боевая подготовка, которую он не переставал мне давать с тех пор, как подстрелили Кирилла — это единственное, что поддерживает меня в здравом уме. Я направляла всю свою ярость и чувство предательства на то, чтобы стрелять по мишеням и представлять на них лицо Кирилла.

Он надевает пальто, не обращая на меня внимания.

— Не сегодня.

— Почему нет?

— Мне нужно бежать по делу.

— О, хорошо.

Он смотрит на меня.

Я ерзаю под его пристальным взглядом.

— Что?

— Не выходи в таком виде.

Он имеет в виду, как женщина. Я отказываюсь снова одеваться как мужчина. Мне все равно, даже если мне придется умереть ради этого.

— Я больше этим не занимаюсь. Ты перестал быть Юрием, а я перестала быть Александром. Если мы собираемся что-то сделать, мы сделаем это, оставаясь самими собой.

Он качает головой, но ничего не говорит.

— Принеси мне конфетку, Антоша! — просит Майк. Нет, больше похоже на то, что он требует.

Мой брат тепло смотрит на него и кивает.

— Хорошо.

— И торт!

— С каким вкусом? — Антон на самом деле потакает нашему кузену.

Странно видеть его таким терпеливым с ребенком, тем более что он стоик до крайности.

— Клубника, шоколад, — Майк считает на пальцах, его брови сосредоточенно сдвинуты. — Чизкейк и… и… весь торт!

— Я посмотрю, что смогу найти, — Антон гладит его по голове и уходит.

Майк торжествующе улыбается, идет в соседнюю комнату и включает телевизор. Вскоре после этого звуки мультфильмов наполняют дом. Он настолько крошечный, что вы можете слышать все отовсюду.

Мой дядя похлопывает меня по плечу.

— Не обращай внимания на Антона, Саша. Ты знаешь, каким недалеким он может быть.

— Есть кое-что, чего я все еще не понимаю, — я играю с банкой джема, хотя у меня нет аппетита. — Он провел в компании Кирилла более шести лет. Почему он так и не предпринял никаких действий? Он мог бы легко убить его.

— Их было всего пять. Он провел первый год, восстанавливаясь после травмы и разрабатывая этот план.

Верно. Мой брат был тяжело ранен в перестрелке, которая, как я думала, убила его. У Антона рана на спине, покрытая несколькими татуировками. Все в Нью-Йорке считают, что это из-за несчастного случая, в котором он предположительно пострадал. Но на самом деле это сувенир с бойни, после которой Антон на несколько недель впал в кому, а дядя спрятал его от нас, потому что не хотел давать нам ложную надежду.

После того, как он проснулся, Антон сказал дяде держать свое выздоровление в секрете и продолжать внедряться в ряды людей Кирилла.

— Сначала, — продолжает дядя, — у нас не было конкретных доказательств того, что Кирилл был тем, кто сообщил своему отцу о плане уничтожения нашей семьи. Мы знали только, что Роман имеет какое-то отношение к нападению.

— Ты собираешься рассказать мне, о чем он говорил в тот день?

Он поджимает губы.

— Я заслуживаю знать, дядя.

— Ты знаешь, что наша семья особенная, верно?

— Из-за благородной крови, да.

— Не только кровь, но и все, что с ней связано. Видишь ли, мы не просто занимаемся бизнесом. Мы изобретаем бизнес. Мы были кукловодами многих политиков и контролировали правительство. Президенту и его министрам нужно было проявить уважение к нам и спросить нашего разрешения, прежде чем они примут какой-либо закон. Мы были — нет, мы являемся — тайной российской королевской семьей.

— Что это значит? Мы секта?

— Не секта. Королевская семья. Мы — то, что нужно каждому правительству.

— Но предполагается, что правительства избираются народом.

— Ты действительно веришь в эту чушь? В каждом обществе есть тайный орден, который контролирует политику и политиков. У них могут быть разные планы, но концепция одна и та же.

— Если мы были настолько могущественны, почему я должна была видеть, как на моих глазах убивали моих собственных родителей и остальных членов моей семьи?

— Потому что мы совершили ошибку и позволили посторонним проникнуть в наш семейный бизнес, — отстраненный взгляд пересекает его черты. — Мы допустили несколько инвестиционных ошибок, и не тот человек пришел к власти, и этот не тот человек теперь президент России.

— Федор Петров?

— Тот самый. Ему не нравится, что кто-то контролирует его или его решения. Фактически, он посвятил свою юность КГБ, безуспешно пытаясь получить какую-либо компрометирующую информацию о нас. То, что он пришел к власти, было катастрофой, и мы должны были прикончить его, прежде чем он прикончит нас.

— И как ты планировал это сделать? Если только… ты не планировал переворот?

Он кивает.

— Для этого нам нужна была помощь извне. У нас было оружие и «кроты» на более высоких должностях, но недостаточно людей, чтобы перевернуть Кремль с ног на голову.

— Дай угадаю, Роман был одним из аутсайдеров?

— К сожалению, да. Он был знаком с твоим дядей Анатолием, и он предложил своих наемников и логистическую поддержку. Пока не ударил нас в спину. Правительству нужно было только отдать приказ генералу Абраму Кузьмину. Объявите операцию «ликвидация возможной террористической группы» и выйти за нами.

— Значит, как только Антон выздоровел, он решил взять все в свои руки?

— Да. Однако, как и ты, он до недавнего времени считал, что Кирилл не имеет к этому никакого отношения.

— Что… заставило его передумать?

— Может быть, нападение на нас и на тебя месяц назад?

Я прочищаю горло.

— Верно.

— Просто восстанови силы сейчас. У нас будет шанс наконец заполучить Кирилла.

Мое сердце болит, но я киваю. Какого черта я должна была отдать свое сердце человеку, который уничтожил меня? Не один раз, а дважды.

Я запихиваю тост в рот, затем встаю и надеваю пальто.

— Я собираюсь купить несколько вещей.

— Например, каких? — дядя спрашивает. — У нас есть все.

— Женских… вещей, — вру я сквозь зубы. — Я скоро вернусь.

Майк вбегает на кухню, широко раскинув руки.

— Я хочу пойти!

— Может быть, в следующий раз, Мишка. Я принесу тебе конфету вместо этого?

— Хорошо! — он подпрыгивает от возбуждения, хотя Антон обещал ему то же самое.

Я целую его в щеку и выбегаю через парадную дверь, затем направляюсь в гараж, где мы держим три снегохода. Я смотрю на часы и улыбаюсь, когда на экране появляется точка.

Итак, Антон что-то задумал.

Я знаю, потому что он имеет тенденцию исчезать на несколько часов и не говорит мне, что он делает.

Мне надоело оставаться в неведении, поэтому я вставила один из маячков, которые дядя держит в двигателе каждого снегохода. Я хватаю свой, надеваю перчатки и мчусь через поле.

Нам требуется час, чтобы добраться на снегоходе до самого маленького городка, и, похоже, Антон направляется именно туда.

Я начинаю следовать, сохраняя безопасную дистанцию. Прежде чем я успеваю добраться до центра города, он снова в пути, на этот раз, кажется, направляясь из города в… никуда. На поле, в которое он входит, нет зданий. Только лес.

Странно.

Я следую за ним еще тридцать минут, прежде чем он останавливается. Как только я оказываюсь в двух минутах езды от цели, я паркую снегоход под низким деревом, отмечаю местоположение на своих часах, а затем иду пешком.

Мои движения осторожны и бесшумны, но мне даже не нужно прилагать ни грамма усилий. В конце концов, я снайпер. Двигаться как тень — это то, что у нас получается лучше всего.

Снегоход Антона припаркован возле небольшого коттеджа посреди замерзшего леса. Я прячусь за деревом и присматриваюсь. Окна разбиты, часть дерева расколота, а щели заполнены льдом.

Что он здесь делает?

Когда я подхожу ближе, то замечаю проблеск света из окна на уровне земли.

Конечно.

Чем бы ни было это место, оно расположено под землей.

Я еще больше поднимаю воротник пальто, бегу ко входу, затем проскальзываю внутрь и проверяю свой пистолет, на всякий случай.

Конечно же, интерьер коттеджа в лучшем случае убогий и чертовски морозный. Однако в дальнем конце есть приоткрытая дверь. Я осторожно проскальзываю через нее, и меня встречает темная лестница, освещенная слабой оранжевой лампочкой.

Я спускаюсь по ступеньке за раз. Из-за жары ощущения медленно возвращаются к моим конечностям.

Голоса доносятся до меня снизу, и я останавливаюсь у подножия лестницы, прежде чем выглянуть из-за стены. Подвал более защищен, чем комната наверху, но он все еще убогий. Стены сделаны из бетона, но освещение такое же неприятное для глаз — оранжевое, как и на лестнице.

Однако не подвал заставляет меня сглотнуть.

Это мой брат, стоящий перед человеком, подвешенным к потолку за руки. Я вижу только напряженную спину Антона сквозь рубашку, которая была на нем этим утром, когда он сует контейнер с едой в лицо своему пленнику.

— Если ты хочешь снова голодать, я могу это устроить.

Мой позвоночник дергается от его мрачного тона. Это та часть Антона, которую я никогда не хотела видеть. В некотором смысле, это похоже на версию папы, от которой я была защищена.

— Пошел ты, — шепчет мужчина на едва слышном русском.

Мое сердце сжимается в груди, когда Антон заезжает кулаком мужчине по лицу.

— Попробуй еще раз и перестань выводить меня из себя.

Я наклоняю голову набок и вижу, что, конечно же, это Максим.

Он висит полуголый, его грудь полна рваных ран и засохшей крови, лицо в синяках, а губы кровоточат от удара Антона.

— Зачем Кирилл послал тебя сюда?

— Может быть, это для того, чтобы увидеть твое истинное гребаное лицо, мудак, — издевается Максим, а затем кашляет, захлебываясь собственной кровью.

Антон снова бьет его, заставляя цепи греметь.

— Я же просил тебя не злить меня.

Мой брат снова поднимает кулак, но я выскакиваю из своего укрытия.

— Остановись!

Глава 6

Саша

У меня трясутся ноги, когда я смотрю на ужасную сцену передо мной.

Я никогда не ожидала, что настанет день, когда Юрий — нет, Антон — будет пытать Максима.

Он его лучший друг.

Или, точнее, был его лучшим другом.

Если я правильно собираю все воедино, то, возможно, все, что связано с его дружбой с Максимом, тоже было фасадом.

Как и вся личность Юрия, Антон был погружен в течение многих лет.

Мой брат разворачивается, его мышцы напрягаются под рубашкой. Суровый взгляд превращает его глаза в зеленые, напоминающие гору с привидениями.

— Какого хрена ты здесь делаешь?

— Это я должна спросить тебя об этом, — я бросаюсь к ним, при этом пряча пистолет.

Большие глаза Максима расширяются, когда я приближаюсь к ним, даже когда он изо всех сил пытается удержать свое тело, хватаясь за цепи.

— Саша…?

Его невнятный вопрос ударяет меня в грудь. Я ожидала, что он будет шокирован моей сменой пола, тем более что он был против моего ухода из семьи Морозовых. Однако я не думала, что это задело его до такой степени.

Он выглядит таким преданным, таким… расстроенным.

Антон переводит свое внимание с него на меня, прежде чем сосредоточиться на том, кого можно смело считать его бывшим другом. Его челюсти сжимаются, а глаза сверкают так, как я никогда раньше не видела.

Нет.

На самом деле так было, когда он необъяснимо злился всякий раз, когда Максим вел себя фамильярно со мной или другими. Но это были лишь намеки на его сдерживаемые чувства — это, однако, чистая ярость.

— Ты девушка? — спрашивает Максим слабым, нехарактерным тоном.

Он всегда был громким, неукротимым, но сейчас он похож на побитого щенка с ранами по всему телу. Буквально и фигурально.

— Она девушка, — мой брат выплевывает это ему в лице. — Она все это время была женщиной, но ты, как гребаный дурак, верил, что она мужчина. Интеллект никогда не был твоим самым сильным навыком.

— Ты, блять, заткнись! — Максим вырывается из своих пут. — Это не твое дело…

Его слова прерываются, когда Антон сильно и быстро бьет его наотмашь. Удар плоти о плоть отдается эхом в тихом воздухе хуже, чем удар кнута. Это не удар, но ощущения намного хуже, судя по тому, как Максим замирает.

— Антон!! — я хватаю его за руку. — Что с тобой не так? Отпусти его!

— Отпустить его? — он повторяет медленно, даже угрожающе. — Он возглавлял людей, которые не так давно напали на нашу семью.

— Я уверена, что это еще не все. Кроме того, он не знал, что они были нашей семьей.

— Вот почему ты никогда не смогла бы победить Кирилла, — он смотрит мне в лицо. — Ты наивна и всегда пытаешься увидеть ситуацию под углом, которого не существует.

Мое горло наполняется тошнотой, а конечности дрожат, но я все еще смотрю на своего брата в его чертовски бесчувственные глаза.

— Человек, которого ты пытаешь до полусмерти, мой друг. Он также был твоим лучшим другом на протяжении многих лет, если только у тебя не раздвоение личности, которое заставило тебя забыть все, что произошло, когда ты был Юрием.

— Он охранник Кирилла.

— Он Макс, — я протягиваю ладонь. — Дай мне ключи.

— Знаешь, именно поэтому папа оберегал тебя. Он знал, что ты позволишь своим эмоциям руководить тобой во всем.

— Я бы предпочла иметь эти эмоции, чем жить как пустая оболочка. Так что, если ты не собираешься приковать меня цепью к потолку, дай мне чертовы ключи.

Мы смотрим друг на друга, кажется, целую вечность, ни один из нас не хочет отступать. Наконец, Антон лезет в карман и достает ключи, но не отдает их. Вместо этого он рывком развязывает путы Максима самостоятельно.

В тот момент, когда ноги моего друга касаются земли, он теряет равновесие. Мой брат мог бы поймать его, но он уходит с дороги, позволяя ему упасть.

Придурок.

Я бросаюсь к Максиму и пытаюсь помочь ему. Он отталкивает меня и мучительно принимает сидячее положение, так что его спина прижимается к стене.

Максим может быть добродушным, но у него есть глубокое чувство гордости. Например, ему никогда не нравилось навязываться людям или быть слабым. Он всегда гордился тем, что сумел выйти невредимым из всех операций, которые у нас были.

Его боевые навыки сравнимы только с навыками Кирилла и Виктора, и он постоянно бросает это всем в лицо, особенно Юрию/Антону. Поэтому оказаться в таком положении, должно быть, унизительно.

Мой брат стоит в стороне, прямо между Максимом и дверью. Если мой друг попытается сбежать, я уверена, что это плохо закончится.

— Ты в порядке? — я спрашиваю медленно, может быть, слишком, потому что он выглядит дерьмово. Его губы сухие и окровавленные. Один его глаз заплыл, а на груди — карта уничтожения Антона.

— Кто он для тебя? — Максим спрашивает вместо ответа на мой вопрос и выставляет подбородок в сторону.

— Он… мой брат.

— Брат, — повторяет он, как будто убеждаясь, что правильно расслышал. — Означает ли это, что вы вместе проникли в Организацию?

— Нет. Я только недавно узнала, что он мой брат. Я думала, что он мертв и… ну, он выглядел по-другому.

— Он убил Юрия.

— И я бы сделал это снова, если бы мне пришлось, — хладнокровно объявляет Антон с достаточной апатией, чтобы вывести меня из себя.

Максим рычит на него, хотя сам почти падает в обморок.

Я поспешно хватаю контейнер, который Антон поставил на стол, и сажусь рядом с Максимом, затем открываю его и даю ему бутылку воды.

— Ты выглядишь обезвоженным. Тебе нужно поесть и попить.

Все еще глядя на моего брата, Максим хватает бутылку и выпивает все залпом. У меня болит грудь при виде синяков и порезов от наручников, оставшихся на его запястьях.

Должно быть, он долгое время висел под потолком.

Мне действительно следовало пойти за Антоном раньше.

Максим выхватывает контейнер из моих рук и останавливается, когда видит стейк средней прожарки и овощи — без моркови, потому что он ее не любит. Его челюсти сжимаются, но он опустошает контейнер в рекордно короткие сроки.

Закончив, он смотрит на меня.

— Ты тоже в этом замешана?

— В этом?

— В моих пытках.

— Нет. Конечно, нет. Я только сегодня узнала, и только потому, что я последовала за ним.

— Значит ли это, что ты меня отпустишь?

— В твоих мечтах, — говорит Антон. — Ты не выйдешь отсюда ни на шаг, пока не скажешь мне, для чего тебя послал Кирилл. И даже тогда ты не уйдешь из моего поля зрения.

— Убей меня, ублюдок. Если ты этого не сделаешь, я буду тем, кто убьет тебя.

Антон протягивает руку, вероятно, чтобы дать ему пощечину или врезать еще раз, но я вскакиваю и встаю между ними.

— Прекратите это, вы оба, просто остановитесь. Вы были лучшими друзьями. Вы не можете об этом подумать?

— Он напал на нашу семью!

— Он убил моего настоящего друга! — Максим говорит в то же время.

Я выдыхаю и сажусь между ними.

— Это никуда не приведет.

— Уходи, — приказывает мой брат. — Я разберусь с ним по-своему.

— И позволить тебе пытать, а затем, возможно, убить его? Нет, — я смотрю в лицо своему другу. — Я не хочу верить, что ты напал на безоружных людей, Макс. Эти люди — единственные выжившие после семейной резни, и так случилось, что ими оказались моя пожилая бабушка, мой дядя и мой шестилетний двоюродный брат. Но я узнала твое лицо на записи с камер видеонаблюдения. Если ты не скажешь мне, что на самом деле произошло, версия Антона логична.

— Я был здесь не для того, чтобы на кого-то нападать. Я должен найти последних членов Организации Бельского и попытаться наладить их связь с Кириллом.

— Лжец, — рычит Антон. — Если бы это было так просто, ты бы сказал мне это вместо того, чтобы выдерживать пытки.

— Я предпочитаю подвергаться пыткам, чем разговаривать с твоей уродливой гребаной рожей.

Кулак Антона сжимается, и я прочищаю горло, прежде чем он начнет действовать.

— Ты уверен, что Кирилл не хотел, чтобы ты убил последних членов Организации Бельского?

— Если бы он хотел, то послал бы армию и Виктора. Я пришел всего с четырьмя другими мужчинами, и они были убиты вашими людьми.

Мое сердце, которое безостановочно истекало кровью, воспрянуло духом. Разве не печально, что простого проблеска надежды — такого минимального и умозрительного — достаточно, чтобы оживить мое глупое сердце?

Я внутренне качаю головой.

— Ты знаешь, почему он пытается наладить связь?

Максим качает головой.

— Он не из тех, кто раскрывает свои карты.

Разве это не правда, черт возьми?

Он всегда держал свои планы так близко к сердцу, что даже мы с Виктором не были посвящены в них до финальных стадий. Вот как я была ошеломлена его помолвкой, его браком и его проклятым предательством.

Заметка для себя: позже убить другие цели.

— Что ты собираешься со мной сделать, Саша? — Максим говорит с явным напряжением. — Фальшивый мудак вон там будет рад пустить пулю мне в голову, как он сделал с Юрием, но я сомневаюсь, что это твоя позиция.

— Думаю, если бы я попросила тебя перейти на другую сторону, ты бы не стал, верно?

— Зачем спрашивать о том, на что ты уже знаешь ответ?

Я понимаю это. Кирилл и его семья — покровители Максима. Они дали ему цель и привилегированное воспитание, о котором он не смог бы даже мечтал нигде в другом месте.

Не говоря уже о том, что он искренне уважает Кирилла и даже Виктора. Последний лично тренировал его с юных лет и был причиной, по которой он развил превосходные боевые навыки.

С моей стороны было глупо надеяться, что он будет на стороне двух людей, которые лгали ему. Один из них пытал его в течение чертовых недель и убил его настоящего друга.

— Если ты вернешься к Кириллу… — мой голос срывается, как бывает каждый раз, когда я говорю или думаю о нем. — Мы встретимся снова как враги.

— Разве мы уже не враги?

— Я не хочу причинять тебе боль, Макс. Ты первый друг, которого я обрела после потери семьи. Ты помог мне легко войти в жизнь военных и мафии. Ты всегда прикрывал мою спину и подбадривал меня, когда мне было плохо, не прося ничего взамен. Ты легко стал моим лучшим другом, даже не пытаясь. Я никогда не забуду эти моменты.

Он бросает на Антона косой взгляд.

— Это делает тебя одной из нас.

— Какого хрена ты только что сказал? — огрызается мой брат пугающим тоном.

— Я сказал, что один из вас не неблагодарный ублюдок. Хочешь услышать это снова, ты, хрен?

— Ты, должно быть, устал от жизни, — Антон пытается схватить его, но я отталкиваю его руку.

— Прекратите это, черт возьми. Что за взрыв тестостерона между вами двумя? Смотреть на это утомительно.

Максим рычит, и Антон смотрит на него так, как будто хочет свернуть ему шею. Если бы меня здесь не было, я уверена, что это именно то, что он бы сделал.

— Но мы больше не можем быть друзьями, — говорю я сдавленным голосом. — Ты охраняешь человека, чью кончину я планирую. Человека, которому я была верна, но он решил предать меня. Мы по разные стороны баррикад, Макс. Если мы встретимся как враги, мы можем убить друг друга.

— Мы могли бы легко обойти это, если бы ты была честна в том, кем была с самого начала.

— Если бы я сказала правду, то не смогла бы отомстить.

— Вы оба продолжаете это говорить. Посмотрите на свои гребаные лица! Вы взрослые люди, живущие прошлым. Ну и что, если ты отомстишь? Думаешь, ты будешь счастливее? Свободнее? Лучше? Что ж, вот вам новость — вы просто почувствуете себя чертовски опустошенными.

— Мы, по крайней мере, закончим с этим, — говорю я невозмутимо.

— Убивая людей, которые когда-то были твоими товарищами и защищали тебя в ответ? Дело не только в Боссе. Это о жизнях всех других людей. Были ли они ответственны за смерть вашей семьи? Нет. Но вы все равно убьете их, потому что они будут защищать Босса ценой своей жизни. Чем вы отличаетесь от террористов?

— Я клянусь Богом, Максим. Если ты не заткнешь свой гребаный рот, я отправлю тебя к твоему дорогому Боссу в гроб.

— Сделай это, черт возьми! — Максим, пошатываясь, поднимается на ноги, используя стену для равновесия, и хватает Антона за воротник рубашки. — Убей меня. Смерть лучше, чем видеть твое истинное гребаное лицо.

У меня болит грудь при воспоминании о чувствах, которые разрывали ее, когда я обнаружила предательство Кирилла. Максим, должно быть, испытывает похожие чувства.

Ему искренне нравился Юрий, но он узнал, что все это время это был Антон.

И хотя Юрий и Антон имеют одну и ту же молчаливую личность, они совершенно разные во всем остальном.

Мой брат всегда был наследником империи Ивановых, и это превратило его в бесчувственного человека в молодом возрасте.

Нападение усугубило его негативные черты.

Даже сейчас он смотрит на Максима холодными глазами, как будто не чувствует ни капли ярости, направленной на него. Но он хватает Максима за волосы, его пальцы тянут их назад, пока это не выглядит болезненным.

Я встаю и осторожно, но твердо разнимаю их. Максим прислоняется к стене, и мой брат ненадолго закрывает глаза и глубоко дышит, прежде чем снова их открыть.

— Я думаю, нам всем не помешал бы перерыв, — тихо говорю я.

— Ты собираешься меня отпустить? — Максим спрашивает не подлежащим обсуждению тоном.

— Я сказала тебе, что не хочу сражаться с тобой, Макс, — я похлопываю его по плечу. — Я думаю, тебе лучше остаться здесь. По крайней мере, на данный момент.

— Чтобы этот садистский мудак мог еще немного помучить меня?

— Я собираюсь выбить твои гребаные зубы, — рычит Антон, медленно, но верно теряя терпение.

— Пыток не будет, — объявляю я.

— И как ты в этом убедишься? В тот момент, когда ты отвернешься, твой дорогой гребаный брат вернется к своему любимому хобби — помечать мою кожу.

— Я останусь здесь.

— Ты не сделаешь ничего подобного, — говорит Антон.

— Макс прав. Я также не могу верить тому, что ты не будешь пытать его только потому, что можешь.

— Ты не останешься с ним наедине, — Антон четко произносит каждое слово.

Максим криво усмехается.

— Что? Боишься, что я нравлюсь Саше больше, чем ты?

— Ты, блять…

— Ты тоже можешь остаться, Антон. Но если мы уйдем, мы сделаем это вместе. Таким образом, ни один из нас не остается с ним наедине в любой момент времени.

Я могу сказать, что Антону не нравится этот план, однако у него нет выбора, кроме как принять его. Во-первых, я не уйду. Во-вторых, он тоже не уйдет.

Это осложнение, которое я никогда не рассматривала, но по какой-то причине я рада любому событию, которому удается отвлечь меня от кровавого месива в моей груди.

Даже если временно.

Глава 7

Саша

Сказать, что атмосфера была напряженной, было бы преуменьшением.

Прошло две недели с тех пор, как я последовала за своим братом и обнаружила, что он мучает Максима после странной покупки его любимой еды.

Это была деталь, которая заставила меня подумать, что позиция Антона по этому поводу может быть искажена. Я думала, что он бесчувственный и ему наплевать на то, что случилось с Максимом. Он, безусловно, мог бы выиграть Оскар за представление, которое он устроил в армии и в Нью-Йорке.

Однако, после того, как мы втроем отсиживались здесь, я начинаю менять свою точку зрения.

Во-первых, Антон поймал Макса, когда тот скрывался после того, как дядя Альберт послал за ним наемников, но он не сказал моему дяде об этом.

Он держал его здесь, чтобы тот был вне досягаемости дяди и бабушки. Он сказал, что это потому, что хотел получить от него ответы, но я думаю, что он хотел защитить его.

Во-вторых, он поместил его в очень хорошо отапливаемое место, подходящее для борьбы с сибирским холодом и снегом в конце октября.

Тем не менее, я не могу доверять ему, так как он действительно пытал его.

Первые несколько дней я проводила здесь большую часть дня, потому что Максим был болен. У него была лихорадка, и он нуждался в постоянном внимании.

Однако всякий раз, когда я пыталась протереть его тело холодной тряпкой от лихорадки, Антон отталкивал меня в сторону и делал это сам. Он сказал, что я все еще егосестра, и ему не нравится, что я прикасаюсь к мужчинам.

Я пыталась объяснить, что Макс — мой друг, и я так о нем не думаю, но Антон заставил меня замолчать, сказав:

— Нет. Я все еще не хочу думать о том, что вы делали с Кириллом каждый раз, когда он выгонял нас.

Если бы мое сердце не было уже слишком разбито, чтобы чувствовать, я бы смутилась от перспективы, что мой брат все это время знал о нас с Кириллом.

Он, вероятно, не вмешивался, потому что: А) он выглядел бы подозрительно, и Б) он думал, что все это было частью моего тщательно продуманного плана.

План, результат которого, возможно, будет разбит на куски. Но у меня не было никакого чертова плана, и это самое печальное во всем этом.

Несмотря на мои попытки, Антон не позволил мне прикоснуться к Максиму и был единственным, кто в одиночку заботился о нем, пока я делала ремонт наверху.

Но мне пришлось вернуться, чтобы проверить, не убил ли он его, пока меня не было.

Затем он помог мне с ремонтом, или, скорее, сделал все, что я ему сказала. Антон на удивление хорош в ручной работе, чего я раньше не знала. Может быть, это потому, что мы выросли богатыми, поэтому нам никогда не приходилось работать самостоятельно.

Но опять же, Антону пришлось завербоваться в армию и работать в мафии. Несмотря на то, что он проделал отличную работу, притворяясь слабаком в бою, на самом деле это не так.

В течение двух недель мы приходим сюда утром и уезжаем на закате. Дядя, бабушка и Майк думают, что мы проводим специальную подготовку, поэтому ничего не подозревают.

Поначалу Максим вел себя с нами тихо, поэтому я принесла карты и настольные игры и попыталась разговорить его.

Учитывая, что он безнадежный экстраверт, ему не потребовалось много времени, чтобы заговорить со мной. Антон, однако — это совсем другая история. Они разговаривают друг с другом только тогда, когда готовы вырвать друг другу сердца.

С тех пор, как Максиму стало лучше, все стало только хуже. Мы часто видим, как он расхаживает по подвалу, как зверь в клетке.

Он, должно быть, действительно чувствует себя таковым.

Максим — человек, который с детства сталкивался с насилием. Он завербовался в армию в возрасте девятнадцати лет. Провел там четыре года, прожив свою лучшую жизнь, а затем отправился в мир мафии, где ему поручали в основном наземные операции.

Итак, теперь, когда он заперт, мы как будто отрезали ему крылья. Но я действительно не вижу другого способа избежать конфликта. Если мы его отпустим, он вернется к Кириллу, и это будет катастрофа.

Или, может быть, я просто пытаюсь отсрочить неизбежное.

Дядя Альберт уже приводит все в движение, и мы в конечном итоге отправимся в Нью-Йорк, чтобы убить Кирилла.

Нам просто нужно подождать, пока его шпионы в преступных организациях расставят все по местам. Это должно произойти во время мероприятия в его доме, потому что мы с Антоном знаем это место как свои пять пальцев.

И поскольку правосудие поэтично, он умрет на глазах у своей семьи.

Я буду той, кто убьет его. Не Антон. Не дядя Альберт. Я.

Я выбрала это. Это достаточное наказание за то, что ты влюбился в монстра.

Я, вероятно, не выживу после того, как убью его, но кого, блять, это волнует?

Какое у меня будущее, кроме мести, в любом случае? Это просто несбыточная мечта. Я не помню, кем я хотела быть, когда была маленькой девочкой. Все, на что я когда-либо надеялась, это вырасти со своими двоюродными братьями, избегая маминых выговоров и бабушкиной трости.

Теперь моей единственной целью, похоже, стала месть.

— Доброе утро, Макс, — приветствую я, заходя внутрь.

Он ворчит себе под нос, его взгляд тверд, а мышцы под рубашкой напряжены. Я могу сказать, что он на грани, без единого слова.

— Нам нужно что-то сделать, — говорит он. — Если я проведу еще один день в этом месте, я пробью стену.

Судя по его ушибленным костяшкам пальцев, я думаю, что он, возможно, уже сделал это.

— И никаких гребаных настольных игр, — огрызается он, прежде чем я успеваю заговорить.

— Следи за своим гребаным ртом, — предупреждает Антон рядом со мной.

Максим прищуривается, глядя на него.

— Ты. Сразись со мной.

Я успокаивающе улыбаюсь.

— Я уверена, что мы можем придумать что-нибудь получше… Антон!

Мой брат уже снимает пальто и выходит на середину подвала. Антон соорудил ему новую кровать, и мы привезли несколько гирь и телевизор, но, видимо, этого недостаточно, чтобы развлечь Максима.

— Что вы, ребята, делаете? — я пытаюсь встать между ними.

— Не вмешивайся в это, Саша, — Максим разговаривает со мной, но его ястребиное внимание сосредоточено на моем брате. — Это между мной и этим фальшивым ублюдком.

— Да. Держись подальше. Я собираюсь поставить этого наглого засранца на место…

Его предложение не закончено, а Максим уже заехал кулаком ему по лицу.

— Не так весело, когда я не связан и беспомощен, не так ли, мудак?

Антон наносит ответный удар своим. Затем они прямо-таки швыряют друг друга об стену, на диван и на пол, обмениваясь ударами.

Я оставляю попытки прекратить драку через несколько минут после ее начала. Это вполне может быть тем, что им нужно, чтобы избавиться от враждебности, которая скрывается в их системах.

Со вздохом я сажусь и перекладываю карты.

Вот и все, что нужно для того, чтобы сделать подвал немного домашним. Теперь это похоже на зону боевых действий.

Если бы мы были в Нью-Йорке или даже в армии, у Антона не было бы шансов против Максима, но это было только потому, что он скрывал свои реальные способности. Однако теперь он не сдерживается и загоняет Максима в угол.

Мой друг валит его на землю и бьет по лицу. Нет, он бьет его наотмашь. Как Антон поступил с ним раньше.

Антон рычит и удерживает Максима, но это длится всего секунду, прежде чем они катаются по полу, ударяя друг друга повсюду. Адреналин, должно быть, сильнее, чем любые травмы, которые они наносят друг другу, потому что продолжают. Нет никаких признаков того, что кто-то из них сдастся.

Я поднимаюсь наверх, чтобы взять бутылку водки и пару стаканов. Когда я возвращаюсь, они все такие же энергичные, как и до этого. Я наливаю себе стакан и сажусь за маленький столик, чтобы с большим интересом наблюдать за их дракой. Я ожидаю, что это закончится в любой момент, но этого не происходит. На самом деле это длится более получаса, прежде чем они, наконец, падают на пол после разрушений, которые устроили.

Их тяжелое дыхание, пот и запах крови витают в воздухе, прерываемые только моими случайными глотками.

— Вы, ребята, получаете пятерку с плюсом за выносливость.

Антон, шатаясь, поднимается на ноги и пинает Максима в ребра.

— Я победил.

Максим хватает его за лодыжку и заставляет рухнуть обратно — на него сверху.

— Как, черт возьми, ты это сделал?

Антон сжимает в кулаке свою рубашку.

— Признай, что ты, в конце концов, не Бог.

— Для тебя я Бог, хрен, — Максим сбрасывает его с себя и встает, затем идет в мою сторону, хватает бутылку водки и пьет прямо из нее. — Ты смотрела, Саша. Я победил, верно?

— Чушь, — Антон берет бутылку и пьет прямо из нее, хотя несколько стаканов стоят рядом. — Любой, у кого есть глаза, мог видеть, что у меня больше очков, чем у тебя.

— В твоих гребаных снах, — Максим забирает бутылку обратно и вливает себе в горло еще алкоголя.

— Честно говоря, я не уверена, — я наклоняю голову в сторону, пока они продолжают сражаться за водку до тех пор, как не допивают всю бутылку.

Их лица — сплошные синяки, порезы и кровоточащие губы.

Максим наваливается всем весом на сиденье рядом со мной, делая деревянный стул карликовым.

— У тебя, очевидно, проблемы с непотизмом.

Антон садится на стул с другой стороны от меня, заставляя его скрипеть под его весом.

— Следи за своим гребаным ртом, когда разговариваешь с ней.

— Что ты собираешься с ним делать, ублюдок?

— Ты…

Я стучу своим стаканом по столу.

— Серьезно, прекратите это. У меня от вас болит голова. Вы как дети.

— Единственный мужчина-ребенок в этом уравнении — твой брат, у которого энергия маленького члена.

— Ты говоришь так, как будто твой член более впечатляющий.

— Ты знаешь, что это так.

— Хорошо, — я поднимаю руку. — На мой вкус, слишком много разговоров о члене, и серьезно, Тоша — мой брат, и мне не нужны эти образы.

Последний закрывает глаза, как будто он только что понял, что говорил о членах перед своей сестрой. Что удивительно, учитывая, что он собран до предела.

Максим пугает его — или его гнев по отношению к нему.

Интересно.

Максим ударяет меня по плечу своим.

— Ты два года жила с мужчинами, и, хотя никогда не участвовала в соревнованиях по измерению члена, ты никогда не уклонялась от этого.

— Ну, это было до того, как я узнала, что Юрий на самом деле мой брат.

— Думаю, я должен чувствовать, что нахожусь в хорошей компании, если ему также удалось обмануть свою собственную сестру.

— Перестань говорить обо мне так, как будто меня здесь нет, — говорит мой брат.

Максим не смотрит на него и вместо этого улыбается мне.

— В какую игру будем играть?

— Не игнорируй меня, блять, — Антон говорит так тихо, что у меня по коже бегут мурашки.

— В карты? — Максим проделывает великолепную работу по его полному уничтожению. — Я предпочитаю их настольным играм.

— Ты привлекающая внимание шлюха? — голос Антона возвращается к норме.

Максим медленно поднимает голову, сжимая карты в кулаке.

— Какого хрена ты только что сказал?

Губы моего брата кривятся в ухмылке.

— Уже понял намек. Она женщина и никогда не интересовалась тобой.

— Заткнись нахуй.

— Что? Ты смущен тем, что твоя любовь оказалась женщиной?

Максим делает выпад, и Антон тоже. Я поднимаюсь вовремя, чтобы остановить оба их удара.

— Ребята, вы можете просто расслабиться на минутку?

— У тебя не было гребаного права раскрывать это, — процедил Максим сквозь зубы.

— Мне похуй, — Антон смотрит на меня сверху вниз. — Максим гей, и поскольку он думал, что ты мужчина, он был влюблен в тебя. Теперь все его надежды разрушены. Вот так.

— Ты, блять…

— Убирайся, Антон, — я толкаю его.

— Нет.

— Я сказала убирайся, — я смягчаю свой голос. — Пожалуйста.

Он скрежещет зубами, но направляется к выходу.

Мой друг все еще хочет пойти за ним, но я встаю у него на пути. Он впечатывается в меня, и поскольку он чертов бык, я не могу удержать его на месте.

— Макс! — я толкаю его в грудь. — Не обращай на него внимания. Антон был мудаком, но оно того не стоит. Кроме того, мне все равно, гей ты, натурал или инопланетянин. Ты всегда будешь моим другом.

Он глубоко дышит и перестает толкать меня, на его губах появляется горькая улыбка.

— Спасибо за тысячный переход во френдзону.

— Я женщина, поэтому что-либо между нами было бы практически невозможно.

— Ты говоришь так, как будто это было бы возможно, будь ты мужчиной.

— Я имею это в виду, никогда нельзя знать наверняка.

— Не морочь мне голову, Саша. Ты смотрела на босса так, словно он был твоим Богом.

— Это не… правда.

— Да, это правда, — он вздыхает. — Наверное, я хотел, чтобы кто-то так же смотрел на меня.

Я похлопываю его по руке.

— Прости, что солгала тебе. Я не хотела причинить тебе боль.

— По крайней мере, ты не хотела причинить мне боль.

— Антон — это… — я делаю паузу, подыскивая подходящее слово. — Не такой уж плохой. Он просто слишком упрямый.

— Если ты продолжишь держать меня здесь взаперти, один из нас в конечном итоге убьет другого. Ты это знаешь, он это знает, и я это знаю. Поступи правильно, Саша.

— Я… подумаю об этом.

— Думай быстрее, — он делает паузу. — Кроме того, я не верю, что Босс когда-либо организовал бы смерть детей. Он не настолько монстр.

— Брось это, Макс.

— Я серьезно. Он посвятил всю свою юность защите своих брата и сестры, в том числе заставил их поверить, что ему на них наплевать. Такой человек, как он, не стал бы убивать детей.

Глупая часть меня хочет верить его словам, но Кирилл убил эту часть в том коттедже, где я ждала его, не зная, что он приготовил для меня.

Мы с Максимом играем в карты. Но затем Антон отправляет мне экстренное сообщение, и мне приходится оставить ворчащего Максима, предварительно обняв его.

Я нахожу Антона, ожидающего у снегохода снаружи, и запрыгиваю за ним.

— Просто чтобы ты знал, это был идиотский поступок. Ты не просто разоблачил чью-то сексуальную ориентацию, пока этот человек сам не раскрылся.

— Мне похуй.

— Иногда ты действительно ублюдок, — я качаю головой. — Что за чрезвычайная ситуация?

— Возможно, нам придется перенести дату нападения.

Мое сердце трепещет.

— У нас есть зацепка?

— Да. Дядя прорабатывает детали, — он делает паузу. — Бабушка хочет, чтобы мы убили семью Кирилла на его глазах.

Я спрыгиваю со снегохода и смотрю на него.

— О чем ты говоришь? Мы договорились, что убьем только Кирилла.

— Бабушка думает иначе.

— Бабушка — это старая женщина, которая большую часть времени не знает, о чем, черт возьми, говорит.

— Осторожней, Саша. Что, черт возьми, с тобой не так?

— Ну, разве это не правда? Все это время она скрывалась, и это повлияло на ее разум. Мы с тобой отправились в ад и обратно и договорились, что платить будет только Кирилл. Карина и Константин не имеют к этому никакого отношения. И, на самом деле, Юлия тоже.

— Мы также не имели никакого отношения к решению, которое приняли папа и наши дяди, но мы потеряли всю нашу семью из-за этого.

— Ты… согласен с этим?

— Было бы несправедливо, если бы он был единственным, кто умрет.

— Нет, Антон! Мы не собираемся их убивать. Карина — мой друг, и Константин тоже, если уж на то пошло.

Он прищуривает глаза.

— Ты уехала из Нью-Йорка, но, по-видимому, твое сердце все еще там.

— Мы не убьем их, и это окончательно.

Если бабушка и дядя проголосуют против меня, я возьму все в свои руки.

Глава 8

Кирилл

Мои убийства так и не прекратились.

Тем не менее, я начал нажимать на тормоза достаточно, чтобы защитить свое положение. Нелегко и невесело находиться на этой должности, когда все остальное… пусто.

Тем не менее, это трон, ради которого я усердно работал. Возможно, я потерял Сашу, но она была рядом со мной годами, чтобы помочь мне добраться сюда.

Точнее, все, чего она хотела, это помочь мне. Ей было все равно, попаду я сюда или куда-нибудь еще, пока она защищала и поддерживала меня.

Я тот, кто боролся за эту должность и причинил ей боль этой помолвкой. У меня не было возможности отпраздновать наш брак должным образом, прежде чем ее похитили.

Она ушла из моей жизни пятьдесят три дня назад, а я все еще не могу зайти в свою старую комнату.

Избегать моей старой комнаты бессмысленно, так как я вижу ее в каждом уголке моего дома, в саду и даже на улицах.

Она, блять, везде.

Невозможно вычеркнуть ее из моей головы или покончить с этим.

На самом деле, я отказываюсь.

— Что ты думаешь, Пахан? — спрашивает Владимир справа от меня, возвращая мое внимание к встрече.

Это одна из тех еженедельных встреч, когда все в организации надоедают мне своей ерундой, прежде чем мы проголосуем, а затем они идут своей дорогой.

После того, как я потерял самообладание и оскорбил лидера русской мафии в Бостоне, наступив ему на пятки в албанском вопросе, здесь все было нестабильно.

Игорь был крайне недоволен моим поведением, но, поскольку его дочь в моей семье, он сдержался. Рай попросила переизбрания Пахана и была чертовой сукой по этому вопросу. На самом деле, она была абсолютным бельмом на глазу с тех пор, как узнала о смерти Саши.

Если я умру от отравления, знайте, это сделала Рай.

Владимир сказал мне, что я ему не нравлюсь, но теперь я Пахан, так что мне лучше вести себя соответственно и сохранить организацию целой.

Адриан пригрозил прекратить свою поддержку и повесить меня, если я поставлю под угрозу все, что он построил.

Михаил и Дэмиен — единственные мои поклонники. Михаил — потому что я вернул ему часть силы, которую он потерял. Дэмиен — потому что я подпитывал его садизм.

На самом деле, он заходит так далеко, что голосует за все, что я предлагаю, пока развлекаю его.

После того, как Виктор пригрозил мне своей собственной жизнью — чего он раньше не делал — мне пришлось заставить себя войти в мою нынешнюю роль.

Роль, которую я, возможно, неосознанно выбрал вместо Саши.

Без нее это ничего не значит, но, если я откажусь от этого, все, что у меня останется — это смерть.

Итак, я уладил дела с картелем Хуана и заключил с ним более выгодную сделку. С другой стороны, некоторые организации попросили стать союзниками после того, как стали свидетелями того, как я уничтожил албанцев.

Поэтому Рай может лаять, но никогда не сможет укусить.

Несмотря на все дерьмо, которое я разворошил, я по-прежнему лучший вариант для Братвы.

— Я думаю, — говорю я в ответ на вопрос Владимира. — Мы должны переждать, не предпринимать никаких действий против ирландцев и посмотреть, как они отреагируют. Если они выберут насилие…

— Я зарежу их во сне, — заканчивает за меня Дэмиен, потирая руки.

— Верно, — я поднимаю подбородок в его сторону, и он ухмыляется, как злобный маньяк.

— Разве мы не можем начать войну первыми и посмотреть, как она пойдет дальше?

— Нет, — говорю я прямо.

— Давай! Почему никто не принимает мои предложения всерьез?

— Потому что за ними почти нет смысла, — отвечает Игорь, затем фокусируется на мне. — Я согласен с этим планом, но мы также должны попытаться внедрить шпионов.

— Уже сделано, — говорю я. — У Адриана есть своя сеть внутри.

Мужчина, о котором идет речь, кивает.

— Мы начали это около недели назад. Если будет что-то подозрительное, я доложу Пахану.

— Всегда на шаг впереди, да? — Михаил ухмыляется.

— Я бы не согласился ни на что другое, — говорю я и затем завершаю встречу.

В большинстве дней я слишком оцепенелый, чтобы что-то чувствовать, но в другие дни облако слишком близко. Мрак душит мое дыхание, мое существо и все, к чему я когда-либо стремился.

Иногда я поражаюсь тому факту, что не увижу, как она следит за мной и соревнуется с Виктором за то, кто может защитить меня лучше.

А потом бывают дни, когда я удивляюсь, почему все еще дышу, когда она нет.

Это один из тех дней.

Мне нужно, чтобы все эти гребаные люди исчезли с моего лица, чтобы я мог напиться на ее могиле, как делаю это каждый день. Несколько часов, пока я сплю, прислонившись к дереву напротив ее надгробия — это единственный сон, который я могу получить, и даже он пронизан кошмарами о ее трупе.

Кошмарами о том, как она плачет, проклинает и бьет меня, потому что я решил обручиться с Кристиной, которая сейчас на самом деле беременна.

Рай задерживается позади, ее глаза практически стреляют лазерами в мою сторону. Ее муж стоит рядом с ней, главным образом, чтобы не дать ей меня застрелить. У нее громкий рот, который нужно обуздать.

Я подпираю подбородок кулаком и изображаю беззаботность, которой не чувствую.

— Есть ли причина твоего утомительного присутствия?

— Просто чтобы ты знал, я никогда тебя не прощу.

— Очень смело с твоей стороны предполагать, что мне есть дело до твоего мнения.

— Как ты можешь так равнодушно относиться к ее смерти, ты, гребаный мудак! — она бросается на меня, вероятно, чтобы ударить или дать пощечину, но Кайл держит ее за талию и оттаскивает назад. — Отпусти меня! — она борется с ним. — Кто-то должен вбить немного здравого смысла в его тупую голову!

— Я бы хотел отпустить, но я предпочту не быть свидетелем того, как тебя застрелят, принцесса.

— По крайней мере, один из вас умен, — я пренебрежительно поднимаю руку. — Убери ее с моих глаз, пока я не потерял ту немногую доброжелательность, что у меня осталось.

— Это твоя вина, что Саша умерла, — спокойно говорит она, ее борьба прошла. — У нее не было врагов, но у тебя они были. Черт возьми, ты собираешь их как знаки отличия, не заботясь о том, как это может повлиять на близких тебе людей. Я уже говорила, что ты не был достоин ее и, что тебе следовало отпустить ее, но, конечно, ты этого не сделал, и посмотри, чем это обернулось.

Я быстро встаю, но рефлексы Кайла быстрее. Он почти тащит ее из столовой.

— Мы уходим.

Моя рука сжимается в кулак. Если бы я прикоснулся к ней, я бы свернул ей гребаную шею. В этом нет сомнений.

Кайл был достаточно быстр, чтобы спасти ее из моих лап. Даже если временно.

Я стою там секунду, две…

Одним движением я хватаюсь за края стола и сбрасываю вниз все, что было сверху.

Тарелки, стаканы и остатки еды раскалываются и оставляют пятна на полу, но это никак не помогает утихомирить бушующий внутри огонь.

Может быть, я должен быть тем, кто отравит Рай, чтобы навсегда отключить ее гребаный раздражающий голос.

Это твоя вина, что Саша умерла.

Эти слова повторяются снова и снова, вступая в противоречие с тиканьем старых часов.

Тик.

Она умерла из-за меня.

Так.

Если бы она не знала меня, она была бы жива.

Тик.

Если бы я выбрал ее, ее бы не убили.

Так…

Кажется, что в моей голове происходит короткое замыкание. Либо это, либо я схожу с ума. Мое тело не может угнаться за моими мыслями, и ярость сотрясает меня.

Красная ярость.

Ярость, которая нуждается в пролитии крови и все равно будет недовольна.

Я перекатываю кольцо на пальце взад и вперед в безумном ритме, когда выбегаю из столовой. Я рад, что Виктора здесь нет, чтобы пилить меня, как моя несуществующая мать. Или что Карина не ждет меня с ножом — она снова взяла эту привычку после того, как в прошлый раз также обвинила меня в бесчувственности.

Холодный.

Апатичный.

Если бы я был таким же равнодушным, как утверждают она и Рай, смог бы я чувствовать удушье, независимо от того, сколько воздуха я вдыхаю?

Нужен ли мне алкоголь и ее гребаная могила, чтобы обрести некое подобие смутного покоя?

Почувствую ли я ее рядом с собой? Даже сейчас? Идущую рядом со мной, блять, молча, или, может быть, грустно?

Возможно, ее призрак преследует меня, потому что я не смог защитить ее. Хотя какого-то конкретного призрака нет. Просто покачать головой здесь и чертовски обнять там, как будто она снова собирает мои кусочки вместе, чтобы я мог пережить еще один день.

Хотел бы я быть таким бесчувственным, как думают Карина и Рай. Хотя я обычно такой, это не тот случай, когда дело касается Саши.

Жизнь без нее похожа на возвращение к той слабой, бесцельной и абсолютно жалкой версии меня самого.

Нет. Тогда у меня была цель.

Теперь у меня, блять, ничего нет.

Я хватаю бутылку водки по пути к выходу. Хотя мне она не нравится, Саше бы понравилась.

Это был ее любимый напиток в тех редких случаях, когда она употребляла алкоголь. Она была стереотипной русской, которая любила свою водку.

Теперь это мой любимый яд.

Все машины, которые заполонили мою подъездную дорожку, теперь уехали, позволив моим охранникам немного вздохнуть. Я не хочу показаться предвзятым — хотя я им являюсь — но у меня лучшие люди.

Адриан и некоторые из его людей также отбывали там срок, но их было всего несколько. Я был единственным, у кого было достаточно сил, чтобы забрать всех своих людей с собой, когда я покидал этот дом. Я потерял многих из них, но те, кто остался — самые дисциплинированные, верные люди, которые могут быть у любого лидера.

Несмотря на их общую депрессию из-за потери Саши, Максима и Юрия одновременно, они выкладывались на тысячу процентов под командованием Виктора.

Возможно, это единственная причина, по которой я все еще держусь, а не похоронен на шесть футов под землей с Сашей. Она считала их друзьями, и я никогда не прощу себя, если позволю чему-нибудь случиться с ними.

Если бы она узнала о Максиме, она бы возненавидела меня навсегда.

И Юрий… я не знаю, что, черт возьми, с ним случилось. Как будто земля раскололась и поглотила его, не оставив и следа.

Я подумал, что, может быть, он пошел за Максимом, но это не в его стиле — исчезать, не сообщив мне.

Он мог бы убежать или… я не знаю.

На данный момент мне, блять, все равно.

— Босс! — Виктор бежит в мою сторону, когда я направляюсь к машине.

Я игнорирую его и открываю дверь.

— Не сейчас. На сегодня я закончил.

— Это чрезвычайная ситуация.

— Мне все еще все равно.

Он отрывает мою руку от ручки и захлопывает дверь.

— Какого хрена ты делаешь, по-твоему?

— Тебе нужно это увидеть.

— Клянусь Богом… — я останавливаюсь как вкопанный, когда к нам приближается очень знакомое лицо, одетое в брюки-карго и растрепанную футболку. — Максим.

Он натянуто улыбается.

— Давно не виделись, босс.

Я медленно подхожу к нему, как будто вижу другого призрака, кроме настойчивого призрака Саши. За исключением нескольких заживающих синяков на его лице, он выглядит точно так же, как Максим, которого я знаю.

— Он вышел из такси перед особняком, — говорит Виктор. — Охранники на входе позвонили, чтобы сообщить мне о его прибытии.

— Что, черт возьми, произошло? — я спрашиваю. — Почему ты исчез?

— Меня схватили после того, как я отправил вам то первое сообщение, а затем они избавились от моего телефона.

Я прищуриваю глаза.

— Как ты освободился?

— Один из них помог мне

— Кто такие они и них, Максим?

— Антон Иванов и Саша. Хотя вы, вероятно, знаете Антона как Юрия. Он лгал все эти чертовы годы, босс. На самом деле, он убил Юрия пять лет назад, инсценировал несчастный случай и занял его место, затем…

— Подожди. Повтори, — мое горло пересыхает с каждым словом. — Ты только что сказал «Саша»?

— Да. Она сказала, я цитирую: «Я жива. Хотя ты, наверное, уже знаешь, что тело было уловкой. В следующий раз, когда мы встретимся, я убью тебя».

— Она… жива? — слова душат меня на выходе.

— Да. Ей удалось избежать взрыва, но сейчас не в этом дело. Она помогла мне уехать из России, потому что ее семья хочет убить всех в этом доме, включая твою семью. Она сказала, что хочет назначить встречу только для вас двоих, чтобы больше никто не погиб на этой войне. Она делает это за их спинами, поэтому они не могут узнать…

Максим замолкает, когда я роняю бутылку водки. Она разбивается о землю, когда я откидываю голову назад и издаю долгий, глубокий смех.

Жизнь проносится сквозь мои конечности одновременно, смывая всю пустоту и ад, который пришел с ней.

Я дышу. Нет.

Я живу.

Блять.

Блять, блять.

Она действительно поймала меня. Она чуть не свела меня с ума, но все это время находилась в России, занимаясь черт знает чем.

Она хочет убить меня, когда мы встретимся в следующий раз?

Во что бы то ни стало.

Что угодно для моей прекрасной жены.

Глава 9

Саша

— Саша!

Я выпрямляюсь на самодельном табурете, который сделала из каких-то коробок, когда Антон врывается в гараж. Я кладу винтовку на колени, мои пальцы сжимают тряпку, которой я ее чистила. Я предпочитаю делать это здесь, чтобы Майк не видел эту сторону меня — или своей семьи.

Он просто ребенок, который любит свои мультфильмы и конфеты, и я хочу сохранить эту невинность как можно дольше.

Холодный воздух проникает в мои кости, и снежная буря проскальзывает внутрь, прежде чем мой брат захлопывает дверь.

Его пальто покрыто снегом, а лицо настолько белое, что может соперничать с суровыми природными стихиями. Его глаза сверкают хуже, чем шторм снаружи, ужасающие в своей глубине.

— Что, черт возьми, ты наделала? — он рычит, его голос и лицо напряжены.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь.

— Максим сбежал.

— Правда? — я протираю тряпкой тыльную сторону своего оружия. — И откуда ты это знаешь? Если только ты не пошел к нему сам?

Он регулярно ускользает, после того как думает, что мы все легли спать. Я думала, может быть, он собирался потренироваться или встретиться с людьми, которые все еще следуют этой падшей империи, но, судя по его дерьмовому настроению каждое утро, я уверена, что он посещал тот старый коттедж.

Я подумывала последовать за ним, но поскольку Максим стал достаточно сильным, чтобы защитить себя, я подумала, что будет лучше не вмешиваться. Кроме того, они не пострадали, по крайней мере, физически, так что мне было бессмысленно вставать между ними.

Антон, кажется, ведет себя как придурок всякий раз, когда я пытаюсь прекратить их бесконечные ссоры, поэтому я выбрала дипломатический путь и предоставила им самим заботиться о себе.

Однако сейчас Антон, похоже, близок к тому, чтобы разорвать меня на куски.

— Так ты все-таки отпустила его.

— Нет, я этого не делала. Но ты не ответил на мой вопрос. Ты ходил в коттедж за моей спиной?

— Саша, — рычит он глубоко в горле.

— Да, Тоша?

— Не шути со мной, — он бросается передо мной, его плечи, ноги и кулаки наполнены смертельным напряжением. — Когда он сбежал? Как? Каков его маршрут?

— Без понятия, — я пожимаю плечом. — Я могла случайно оставить там ключ и пронести контрабандой какое-нибудь лыжное снаряжение.

— Ты гребаная идиотка! — он протягивает руку, чтобы схватить меня за воротник рубашки, но я вскакиваю и отступаю в последнюю секунду. Винтовка с лязгом падает с моих колен на землю.

— Что? — я встречаю его холодный взгляд своим. — Макс не твой пленник. Если уж на то пошло, он ни у кого не в плену. Он никогда не должен был оставаться в этом подвале навсегда.

— Да, он должен был.

— Что, черт возьми, с тобой не так?

— Что, черт возьми, с тобой не так? Ты только что отправила его прямиком в Нью-Йорк. В мгновение ока Кирилл и его люди соберутся перед нашим домом, чтобы закончить то, что они начали.

— Нет, они не будут, потому что Макс не знает точного местоположения этого дома.

— Ты недооцениваешь этого ублюдка. Он может точно определить район, и они легко отследят нас.

— Он этого не сделает.

— О, да? И почему ты так уверена?

— Он мой лучший друг, и я доверяю ему.

Антон издает отвратительный смех, который пронзает мои уши.

— Лучший друг? Доверяешь? Ты была и всегда будешь наивной гребаной дурачкой, Саша. Вот почему Кириллу удалось одурачить тебя и растоптать.

Я смотрю ему в лицо, теряя хладнокровие, когда толкаюсь к нему.

— Ну и что, что я допустила ошибку? Ну и что, что я хотела любви и стабильности в этом испорченном существовании? Да, я была идиоткой. Да, я доверилась не тому человеку, но это не значит, что я потеряю свою человечность из-за этого, как ты! Я не робот, Тоша! Я никогда не буду чертовски бесчувственным монстром, который согласен сажать своих друзей в тюрьму и сводить их с ума. Он и твой друг тоже. Или был, потому что теперь ты определенно потерял его. Я нет, и я не потеряю. Макс — один из лучших людей. У него чистая, сострадательная душа, чего нельзя сказать о тебе.

Его ноздри раздуваются, и я могу сказать, что он едва сдерживается, чтобы не задушить меня.

— Ты проглотишь эти слова, когда владелец этой чистой, сострадательной души предаст тебя. Совсем как Кирилл.

— Я отказываюсь иметь черное сердце и верю, что все хотят меня сдать.

— Это черное сердце — причина, по которой ты все еще жива.

— И я благодарна за это, но я не буду перенимать твой образ мышления. Ты считаешь, что мы должны были оставить Макса навсегда, но ты не можешь быть слеп к тому, насколько взволнованным он становился с течением времени. У него были царапины на задней части шеи и кровь под ногтями от агрессивного способа, которым он погружал пальцы в свою кожу. Если бы он остался, то вполне мог бы убить себя или тебя, просто чтобы закончить это. Возможно, ты не захочешь это признавать, но я поступила правильно, предоставив ему свободу.

Кроме того, у нас с Максом есть план, который гарантирует, что вся эта трагедия закончится для меня и Кирилла, не вовлекая никого другого.

Не мою семью.

Не его семью.

Только он и я.

В течение последнего дня мне было интересно, получил ли Кирилл сообщение. Я не знаю, действительно ли он думал, что я мертва, или понял, что тело не мое.

Причина, по которой я оставила браслет и кольцо, которые он дал мне, на том трупе, прежде чем мы сожгли то, что осталось от коттеджа, заключалась в шоковом эффекте на него.

Или… это то, на что я надеялась.

Правда в том, что он, возможно, одобрил это, поскольку у него теперь есть настоящая жена, и он был бы рад избавиться от поддельной.

— Вот то, что ты не хочешь признавать, Саша. Ты здорово облажалась, — Антон отходит в сторону. — Нам нужна срочная встреча с дядей Альбертом и бабушкой, чтобы мы могли рассказать о дне нападения. Сейчас мы в гонке со временем и должны добраться до Кирилла, прежде чем он сможет добраться до нас.

* * *

Три дня спустя Антон, дюжина наемников и я летим в Нью-Йорк.

У меня расстройство желудка с тех пор, как мы приземлились. Я хотела бы обвинить в этом давление в салоне, но я знаю, что это далеко от истины.

Я вернулась в то место, которое покинула в слезах менее двух месяцев назад, и напоминание о том, что я, вероятно, тоже вернусь домой в слезах, сжимает мою грудь.

Но это означало бы, что у меня, по крайней мере, было бы завершение.

Наконец-то.

Может быть, предыдущие шесть — почти семь — лет моей жизни наконец-то закончатся. Может быть, кошмары о смерти моей семьи наконец исчезнут.

Хотя, это принятие желаемого за действительное.

Более реалистичный сценарий заключается в том, что я буду чувствовать себя более опустошенной, чем когда-либо. Я потеряю чувство цели и у меня… ничего не останется.

Я буду стоять на вершине пропасти и стремиться ко дну.

Все эти годы я сопротивлялась желанию покончить со всем этим, потому что должна была отомстить. Правосудие.

После этой поездки ничто не помешает мне поддаться порыву и принять небытие.

Прямо сейчас я стою на вершине утеса — в буквальном смысле. В ярком лунном свете, проникающем сквозь деревья, он кажется крутым, почти бездонным.

Если кто-то упадет туда, он умрет.

Может быть, это моя бездна.

— Саша.

Я медленно поворачиваюсь лицом к своему брату. Мы одеты в одинаковую черную боевую одежду, с той лишь разницей, что он надел балаклаву.

Когда он проверяет свое оружие, мои губы приоткрываются.

Увидев его в этом наряде, я вспоминаю об инциденте, которому так и не нашла объяснения.

— Ты был тем, кто организовал нападение перед отправкой? Тем, кто держал пистолет у головы Кирилла на крыше того контейнера?

Он не поднимает головы.

— И я бы убил его, если бы ты по глупости не защитила его и не выстрелила в меня.

Я вздрагиваю.

— На тебе был жилет.

— Это извинение?

— Прости, — бормочу я.

Никто, даже Кирилл, не заподозрил бы, что один из его самых верных людей, Юрий, который, как он думал, искал его, будет держать его на мушке.

Теперь, когда я думаю об этом, Юрий был нехарактерно хмур на протяжении всей поездки домой.

Он также носил куртку застегнутой, вероятно, чтобы скрыть какой-то выстрел.

Но есть кое-что еще, что я помню слишком ярко, даже когда я была глупо взволнована перспективой того, что Кирилл пострадает.

— Ты… колебался.

Мой брат медленно поднимает голову со своей руки.

— Нет.

— Ты колебался. У него не было боеприпасов, и ты мог бы выстрелить ему в голову прямо тогда и там, и хотя ты попал в него, это был не смертельный выстрел. Может быть, это потому, что… он тебе тоже понравился? Или ты не верил, что он может стоять за нападением?

— Не будь чертовски смешной. Ты та, кто остановила меня, прежде чем я смог убить его.

— У тебя были другие шансы избавиться от него, но ты не воспользовался ни одним.

— Я определенно воспользуюсь этим, если ты не выстрелишь ему между глаз.

— Но ты не делал этого раньше.

— Раньше у меня не было доказательств. Я получил их после того, как он вознамерился убить тебя и остальных членов нашей семьи.

— Это достаточно справедливо.

Разве это неправильно, что я нахожу утешение в том, что Антон тоже поддался чарам Кирилла? Он, вероятно, также колебался, потому что не хотел причинять ему боль.

И он подумал, что, возможно, доказательства дяди Альберта не были верными.

Мой брат сжимает меня за плечо.

— Могу ли я рассчитывать на тебя?

Я киваю.

— Не может быть никаких ошибок, Саша.

— Я знаю. Мы наконец-то отомстим.

— Наконец-то, — говорит он с убежденностью, подобной моей. Едва ли. Мрачный. Наполненный напряжением, причину которого никто из нас не признает. — После этого мы вернемся домой.

— Но в чем смысл?

— Что?

— Бабушка и дядя хотят, чтобы мы продолжали сражаться в России. Снова взяться за оружие и пойти против правительства. Нам придется обучать людей и провести остаток наших жизней в безнадежной попытке вернуть контроль.

— Мы мстим.

— Я так устала от этого слова. А ты нет?

— Это мой долг.

— Ну, он больше не мой. Это последнее, что я сделаю ради семьи. Я не собираюсь провести остаток своей жизни в погоне за несбыточной мечтой или стоять в стороне и смотреть, как Майка превращают в другую версию тебя.

Он глубоко вздыхает.

— Ты сегодня ужасно откровенна.

— Я научилась у Макса.

Его челюсти сжимаются, но его маска вскоре возвращается на место.

— Давай сначала покончим с этим, а потом поговорим.

План довольно прост.

Согласно сведениям, собранным дядей Альбертом, у Кирилла здесь встреча с одним из высокопоставленных лиц ирландской мафии.

Они были в ссоре с Братвой всю свою жизнь, но новый лидер почему-то любит Кирилла и, по-видимому, готов положить конец войне. У него были разногласия с семейством Соколовых, например, с Сергеем и его братом до него, но теперь, когда Кирилл стал Паханом, ситуация изменилась.

По иронии судьбы, Кирилл был тем, кто в первую очередь спровоцировал войну, просто чтобы он мог сдержать свое обещание Дэмиену и подарить ему что-нибудь интересное.

Теперь он воспользуется этим шансом, чтобы закрепить свою позицию лучшего лидера, который когда-либо мог быть у Братвы. У других не будет причин голосовать против него, если он приносит мир и прибыль.

Его мечта о лидерстве наконец-то сбывается. По крайней мере, пока.

Потому что я разрушу все, ради чего он работал, включая его жизнь.

Антон и другие люди перехватят охрану Кирилла, пока я позабочусь о нем.

Только я.

После того, как мы с Антоном расстаемся, я забираюсь на дерево возле скалы и выставляю винтовку перед собой. Я не собираюсь стрелять в него с расстояния. Нет, я сделаю это, глядя в его холодные глаза.

Это на случай, если кто-то еще вмешается.

Антон и другие прикрывают мою спину, но что-то может пойти не так.

Я отправила сообщение Максиму с просьбой не приходить и позаботиться о том, чтобы в этой миссии участвовало как можно меньше мужчин.

Его ответ был странным.

Максим: Ты не можешь остановить это и поговорить? Достаточно всего пятнадцати минут, пока ты выслушаешь его версию. Все не так, как ты думала, Саша.

Саша: Я закончила с ним разговаривать, и он не сможет найти оправдание, которое разубедило бы меня в этом.

Максим: В таком случае, я буду там.

Я, правда надеялась на то, что он передумает. Если он и Антон действительно в конечном итоге убьют друг друга, тот, кто останется в живых, будет травмирован на всю жизнь.

И мне тоже придется их ненавидеть.

Но я не позволяю себе думать об этом прямо сейчас, когда я вдыхаю через нос и выдыхаю через рот. Вдалеке звучат выстрелы, и я напрягаюсь.

Черт.

Мое сердце громко бьется, и я понимаю, что я не в ужасе от жизней наемников, которые пришли с нами. Кроме моего брата, мне было на них наплевать.

Я на самом деле дрожу от перспективы, что люди, которых я знала и с которыми тренировалась годами, умирают из-за меня.

Что, если Максим — один из них? Или даже Виктор?

Черт.

Черт.

Может быть, это была не такая уж хорошая идея, в конце концов. Смогла бы я жить, если бы знала, что стала причиной их смерти? Они не имели никакого отношения к нападению на мою семью, и все же они расплачиваются за это.

Нет.

Это не я.

Это Кирилл втянул их в это, прекрасно зная, что он ведет их к верной гибели.

Что-то шуршит справа от меня, и я направляю винтовку в том направлении, мои мышцы напрягаются. Он исчезает, но затем появляется снова с юга, вне пределов моей досягаемости.

Я держусь в своей позиции, но не вижу источника звука. Удалось ли кому-то из людей Кирилла сбежать от моего брата?

Движение происходит снова, почти как шелест деревьев. Если я выстрелю, то выдам свою позицию, и это не сработает, если у меня не будет определенной цели.

Я осторожно перекидываю винтовку через грудь и соскальзываю с дерева.

В тот момент, когда мои ноги касаются земли, дрожь пробегает по моему позвоночнику, когда тепло окутывает мою спину, и горячие слова проникают в мои уши.

— Скучала по мне, жена?

Глава 10

Саша

Я не хочу этого, но все мое тело погружается в состояние шока.

Знаю, потому что дыхание превращается в рутинную работу, о которой мне приходится напоминать себе, и даже тогда оно становится прерывистым и сбивчивым.

Я знаю, потому что на моей коже появляются мурашки, которые воспламеняются от близости его тепла. Неважно, что с момента нашей последней встречи прошло более двух месяцев.

Единственная встреча.

Несколько слов.

Его присутствие.

И словно мы и дня не провели порознь.

Мое глупое мертвое сердце колотится, словно пытаясь восстать из пепла.

Я неделями ждала этого момента, момента, когда мне придется столкнуться с единственным мужчиной, которого я когда-либо любила. С мужчиной, которому я отдала свое сердце насеребряном блюдечке, а он лишь раздавил его в своей ладони.

Но я никогда не думала, что меня будет трясти от эмоций, как это происходит сейчас.

Гнев.

Предательство.

Ненависть.

Но больше всего — гребаное разочарование, застрявшее у меня в горле.

Мне кажется, что в последнее время со мной творится что-то неладное, поскольку я испытываю все эти сильные чувства, которые больше не дают мне спокойно спать.

И все это из-за него.

Мужчины, который непринужденно стоит позади меня и имеет гребаную наглость называть меня своей женой.

Его гребаная жена — Кристина, не я.

Я разворачиваюсь и одновременно отскакиваю назад, поднимая винтовку и целясь в него.

Я ожидаю, что он в ответ выставит свой пистолет. В конце концов, даже если это засада, Максим уже сказал ему, что я приду за его жизнью.

Такие, как Кирилл, не думают, что смерть распространяется на него. Он прожил всю свою жизнь, обманывая ее и манипулируя ею в своих интересах.

Питая Мрачного Жнеца множеством жизней, он снова и снова умудряется вырваться из его лап.

Поэтому, когда я вижу, как он просто стоит на месте, засунув одну руку в карман, а другая беззаботно болтается на боку, я ошеломлена.

Нет ни оружия, ни намека на то, что он собирается его использовать.

Так же, как только что его голос вторгся в мое ухо, его присутствие делает что-то намного хуже.

Теперь мне кажется, что я не видела его целую вечность.

В полумраке его лицо выглядит более суровым, а челюсть — более заостренной. В его обычно безэмоциональных глазах, поблескивающих из-под очков, заметен едва уловимый блеск, но рот остается в нейтральной линии.

Щетина покрывает его щеки, и это добавляет слой таинственной опасности к его и без того ужасающему образу. Пиджак натянут на его плечи, но похоже, что он немного похудел.

Его взгляд изучает меня от ног до лица, не обращая внимания на оружие, которое я направляю на него. Я не отвожу взгляд, даже когда на его губах появляется улыбка.

Кирилл не из тех, кто улыбается — по крайней мере, не искренне — поэтому быть свидетелем этой его версии заставляет желчь подниматься к моему горлу.

— Это действительно ты, — в его голосе звучит то, что можно описать только как… благоговение. Неверие, может быть.

Нет. Облегчение.

— Ты думал, что избавился от меня? — огрызаюсь я, не в силах контролировать всепоглощающую ярость, наполняющую мои вены.

Как он смеет выглядеть нормально после того, как разнес мой мир вдребезги?

Как он смеет смотреть на меня так, когда я вышла за него замуж после того, как он стоял у алтаря с другой?

Я не ожидала, что он будет испытывать эмоциональный беспорядок, как я каждую гребаную ночь, но я, по крайней мере, надеялась, что он будет немного потрясен.

Поубавит гордость.

Что-нибудь.

Что угодно.

Я не получаю абсолютно ничего.

— Тебе не повезло, что я не умерла в тот день, когда ты послал людей взорвать коттедж.

Он хмурит брови.

— О чем ты, блять, говоришь? Зачем мне посылать кого-то убить мою жену?

— Чтобы у тебя могла быть вторая жена.

Он смеется, звук в лучшем случае смутно веселый.

— Саша… Саша… Твоя проблема в том, что ты всегда воспринимаешь все слишком серьезно и за чистую монету, — он достает руку из кармана, и я напрягаюсь, думая, что это оружие, но он поднимает ее, чтобы я могла видеть.

Что-то сверкает в воздухе, и мои губы раздвигаются, когда я вижу кольцо, которое я надела ему на палец во время нашей фиктивной свадьбы.

Почему оно у него?

Нет. Это еще одна его тактика, чтобы дестабилизировать меня. Свести меня с ума больше, нежели я думала, что это возможно.

— Ты моя жена.

Я фыркаю, чувствуя, как мое выражение лица закрывается, пока оно не становится слишком напряженным, чтобы говорить, но я заставляю себя произнести слова.

— Если ты думаешь, что я поведусь на это, то ты действительно переоценил свои возможности, Кирилл. Какой позор. Похоже, твоя новая должность и жизнь лишили тебя критического мышления.

— Что-нибудь да произошло, верно, но это не моя новая должность и не моя новая жизнь, — он делает паузу и смотрит на меня так, как будто именно он, тот кто обижен. — Это была твоя фальшивая смерть. Ты довела меня до этого, но впредь такого не повторится.

— Ничего уже не повторится. Как я уже сказала, я убью тебя сегодня. За все, что ты сделал не только со мной, но и с моей семьей, я намерена отомстить.

— Неужели ты это сейчас сделаешь? — его тон звучит спокойно, задорно, в то время как он делает шаг вперед.

Я приподнимаю винтовку, мои руки тверды.

— Ни шагу, или я тебя пристрелю.

— Сделай это, — он постукивает себя по груди. — Прямо сюда, чтобы на этот раз это было смертельно.

Мой подбородок дрожит. Что, черт возьми, он делает?

Это другая тактика? Попаду ли я в засаду Виктора или кого-то другого, кто прячется в кустах?

Попытается ли он обезоружить меня или застрелить из спрятанного пистолета?

Я крепче сжимаю винтовку, палец нависает над спусковым крючком.

— Я на это не куплюсь.

— На что? Ты сказала, что застрелишь меня, а я говорю тебе сделать это.

— Это все, что ты можешь сказать в свое оправдание?

— Я не знал, что здесь есть возможность оправдываться.

— Не издевайся надо мной, Кирилл! — я тяжело вдыхаю и выдыхаю в безнадежной попытке привести дыхание в норму. — Что ты можешь сказать в оправдание своих действий? Я тебе не поверю, но давай послушаем. Давай послушаем причины, по которым тебе казалось забавным играть со мной все это время.

— Ты уже сказала, что не поверишь ничему, что я скажу, так почему я должен утруждаться? Поскольку ты, очевидно, пришла сюда с единственной целью — убить меня. Почему бы тебе не заняться этим?

— Ты засранец… — мой голос срывается, прежде чем я успеваю его успокоить. — Ты даже не попытаешься?

— Ты моя единственная жена. Я хотел договориться с твоей семьей исключительно из-за этого факта. Я действовал за твоей спиной, потому что знал, что ты никогда не допустишь такой встречи. Я не пытался убить тебя и никогда не стану. Последние пару месяцев я сходил с ума, пока Максим не сказал, что ты жива. И я верил ему лишь наполовину, пока не увидел тебя. Вот. Я попытался. Ты мне веришь?

Он произносит эти слова с легкостью, которую трудно воспринимать всерьез, не говоря уже о том, чтобы поверить.

Он говорит мне то, что я хочу услышать, просто чтобы снова поиграть со мной.

Одурачить меня снова.

В этот раз убить меня по-настоящему.

Он делает еще один шаг вперед.

— Я сказала тебе остановиться! — кричу я, мой голос сухой, как будто я кричала несколько дней.

— Я не остановлюсь. Ни сейчас, ни когда-либо. Ты моя жена, и твое место рядом со мной.

— Пошел ты, Кирилл. Если ты думаешь, что я когда-нибудь вернусь к тебе, или что чувствую к тебе хоть малейшую привязанность, то ты, должно быть, действительно потерял рассудок.

— Если ты не чувствуешь ко мне никакой привязанности, тогда пристрели меня. Это единственный способ остановить меня от обладания тобой, — он делает еще один шаг, медленно, намеренно, как будто не видит ни винтовки в моей руке, ни моего дрожащего пальца на спусковом крючке.

— Остановись!

— Заставь меня остановиться.

— Ты стоишь за смертью моей семьи. Я убью тебя!

— Настоящий человек, стоящий за смертью твоей семьи, может быть предателем, но ты не готова к этому разговору.

— Если ты сделаешь еще один шаг, я убью тебя. Клянусь, я это сделаю.

— Почему? Потому что ты боишься, что если мы соприкоснемся, ты вспомнишь, что всегда принадлежала только мне? Не твоей семье, не твоему долгу, а, блять, мне.

— Это мое последнее предупреждение…

Пот покрывает мои виски и верхнюю губу. Я чувствую вкус желчи на языке, а мой палец дрожит.

— Ты даешь ужасно много шансов тому, к кому, по твоим словам, не испытываешь никакой привязанности, — он протягивает руку к моему лицу, игнорируя винтовку, которая теперь прижата к его груди.

К его сердцу.

Сердцу, в котором мне никогда не было места, как бы я ни старалась.

Сердцу, которое никогда не принимало меня, хотя мое полно им.

Прежде чем этот дурацкий орган размякнет, прежде чем он сможет коснуться меня, я поднимаю винтовку выше и нажимаю на курок.

Моя грудь опадает, когда он пятится в сторону, и кровь струится по его правой руке из раны на коже. Она стекает по его вялой руке — руке, которой он пытался дотронуться до меня.

Мое сердце, которое я считала давно мертвым, кровоточит при виде этого.

Дерьмо.

Блять.

Твою мать!

Как я могу убить его, если чувствую себя так, будто только что сама себя застрелила, просто задев его руку?

Кирилл стонет, его лицо искажается, но он не пытается остановить кровотечение. Я постаралась не задеть крупную артерию, но, должно быть, задела мелкую, потому что кровь все еще течет из раны.

Вместо того чтобы позвать на помощь или даже выстрелить в ответ, он делает несколько шагов назад и протягивает левую руку к моему лицу.

— Что, блять, с тобой не так? — я направляю винтовку на его левое плечо, удерживая его на расстоянии вытянутой руки.

— Ты.

— Держись от меня подальше!

— Я не могу. Ты моя жена. Пока смерть не разлучит нас, помнишь?

— Ты сошел с ума?

— Скорее всего.

— Кирилл, не подходи, я серьезно.

— Я не стану. Я серьезно. Ты можешь прострелить мне вторую руку, и я дойду до тебя. Если ты прострелишь мне ноги, я поползу к тебе.

— Ты спятил?

— Когда дело касается тебя? Возможно, — он давит на винтовку с невозможной силой, учитывая, что его правая рука повреждена. — Так что пока ты меня не убьешь, ты не сможешь меня остановить.

Я вижу это.

В глубине его арктических глаз, которые могут заморозить кого угодно до смерти.

Он имеет в виду каждое слово. Если я не пущу пулю в его сердце или голову, он будет преследовать меня без устали.

До тех пор, пока либо я не убью его, либо он не овладеет мной.

И это пугает, потому что на данный момент я не знаю, какой вариант более вероятен.

Я буду ненавидеть себя в обоих случаях.

Я поднимаю винтовку и выстреливаю в небо, и точно так же из моих легких вырывается длинный, истошный крик.

Пока я почти не теряю голос.

Пока мое сердце метафорически не выплескивается на землю.

Когда я снова смотрю на Кирилла, он наблюдает за мной с большим интересом. Его правая рука обмякла, кровь стекает на землю, но его полное, непоколебимое внимание не покидает меня.

Я опускаю винтовку, чтобы она повисла у моей груди, и смотрю на него.

— Ты не можешь меня убить, — произносит он как заявление.

Нет. Утверждение.

— Тебе лучше тщательно обдумать свои следующие слова, потому что они могут стать последними, которые ты произнесешь, засранец.

Он предлагает мне свою левую ладонь.

— Пойдем домой, и поговорим об этом.

Дерзость этого ублюдка.

Почему я не могу снова выстрелить в него?

— Это не обдуманно, Кирилл. У тебя есть желание умереть?

— Не особенно, но единственный вариант на столе сейчас — это пойти со мной.

— Ты сошел с ума, если думаешь, что я куда-то с тобой пойду.

— Как еще ты позволишь мне изменить твое мнение?

— Ничто из того, что ты сделаешь, не заставит меня передумать.

— Ну, согласимся не соглашаться.

— Ты можешь перестать так спокойно к этому относиться? Почему… просто почему ты такой, когда я схожу с ума?

— Если я не заставлю себя сохранять спокойствие, то трахну тебя как дикарь посреди леса и накажу тебя за все то время, которое я провел без тебя. Но поскольку я предполагаю, что это весьма маловероятно, я должен быть вежливым.

Мои зубы крепко стиснуты.

— Ты называешь это вежливостью?

— Ты знаешь, как я веду себя, когда не получаю того, чего хочу, так что да, это чертовски вежливо. Пока что.

— Что, черт возьми, это значит?

— Пойдем домой со мной, solnyshko.

— Не смей меня так блять называть! — огрызнулась я.

— Ладно, ты идешь?

— Нет.

— Ты моя жена, Саша. Твое место со мной.

— Мое место где угодно, только не с тобой.

Даже если я не знаю, где это, черт возьми, находится.

Терпение моей семьи имеет предел. Если я вернусь после того, как не смогла убить Кирилла, это сделает Антон, и они меня выгонят.

Я останусь ни с чем.

— Последняя попытка быть вежливым, — он показывает на свою ладонь. — Бери.

— Я сказала «нет».

— Очень хорошо. Не говори, что я тебя не предупреждал, — он сует руку в карман, достает телефон и неловко набирает одной рукой, затем показывает мне фотографию Антона, связанного и с кляпом во рту, кровь струйкой стекает по его виску.

— Нет… — я направляю на него свою винтовку. — Я убью тебя прямо сейчас, если ты не освободишь его.

— Убей меня, и он умрет.

— Ты гребаное чудовище!

— Я не против быть таким, — он убирает телефон в карман. — Я привел сюда целую армию, Саша. Ни ты, ни твой брат не уйдете.

— Это должны были быть только я и ты.

— Это только я и ты. Всегда были и всегда будем. Я просто позаботился о том, чтобы не было никаких осложнений, говоря иначе.

— То есть, ты заманил нас в ловушку.

— Я предпочитаю «вернул вас». Единственный способ сохранить жизнь твоему брату — это быть со мной.

— Как ты смеешь…

— Как, блять, ты смеешь? — его голос понижается до пугающего уровня. — Как ты посмела инсценировать свою смерть, бросить меня, устроить заговор против меня и явиться, чтобы объявить, что убьешь меня? Неужели ты думала, что я оставлю это без внимания?

— Не говори как жертва, когда ты вонзил нож мне в спину!

— Я никогда этого не делал. Ты сама придумала себе драму, основанную на твоей гребаной неуверенности в себе, — он испустил вздох. — Но сейчас это не имеет значения. Мы возвращаемся домой.

— Отпусти Антона.

— Нет, если ты не пойдешь со мной и не останешься рядом.

— Как надолго?

— У брака нет срока, Саша.

— Нет, есть. Это называется развод, и я хочу его.

Его челюсть сжимается, а глаза темнеют до чудовищного цвета.

— Нет.

— Тогда я не пойду с тобой.

— Я убью твоего брата.

— Тогда я убью тебя и буду ненавидеть тебя вечно.

— Не доводи меня, Саша.

— Три месяца.

— Что?

— Через три месяца ты дашь мне развод, и мы исчезнем из жизни друг друга.

Он начинает давать свой раздражающий коленопреклоненный ответ «нет», но я поднимаю руку.

— Или так, или ты даешь мне развод прямо сейчас. Выбирай.

— Очень хорошо сыграно, — он говорит это с напряжением, даже когда улыбается и снова протягивает руку. — Бери, жена.

Я отбиваю ее с дороги и говорю, проходя мимо него.

— Я не твоя жена, Кирилл. Я твоя будущая бывшая жена.

Глава 11

Кирилл

Саша жива.

Моя жена не покоится под землей в холодной могиле.

Я похоронил ее кости собственными руками и заставил себя смотреть на ее изуродованное лицо, потому что думал, что вижу ее в последний раз.

Даже если она больше не была похожа на мою Сашу, я должен был запечатлеть ее последний образ в своей памяти.

Но оказалось, что все это было спектаклем, чтобы обмануть меня.

Она так сильно хотела покинуть меня, что инсценировала свою смерть и, как следствие, вогнала острое копье в мою грудь.

Рана зияет и кровоточит сильнее, чем пуля, которую она буквально выпустила в мою руку.

Да, она выстрелила в меня, но это было не столько потому, что она хотела убить меня, сколько потому, что она боялась, что я прикоснусь к ней.

Одна только мысль о том, что моя кожа может прикоснуться к ее коже, напугала ее настолько, что это запустило ее защитный механизм. Ее нога была буквально согнута на случай, если она решит бежать.

Интересно, была ли у нее такая же реакция, когда она решила оставить мне тот фальшивый труп?

Точнее, она, вероятно, думала, что покинула меня навсегда.

Что она все еще может оставить меня.

В ее гребаных мечтах.

Я согласился на ее абсурдное трехмесячное условие только потому, что это был единственный способ заставить ее пойти со мной.

Планирую ли я выполнить свою часть сделки? Ни хрена подобного.

Но ей не обязательно об этом знать.

Я настигаю ее стремительные шаги, но отстаю на шаг, чтобы полюбоваться тем, как ее боевое обмундирование обтягивает изгиб ее талии и бедер.

Впервые — возможно, за все время — на ней женская боевая экипировка, а не нелестная мужская.

Она перекрасила волосы обратно в блонд. Теперь они убраны в низкий хвост, который заканчивается у плеч. Я знал, что ее волосы растут быстро, но не думал, что настолько.

Я часто пытался представить ее с природным цветом волос, но ни один из образов, которые я создавал в своем мозгу, не оправдал ожиданий.

Она сияет в образе блондинки.

И такая же свирепая.

И чертовски злая.

И это заставляет мой член подрагивать от желания вытрахать эту злость из нас обоих.

Да, я мог бы не усугублять ситуацию и не забирать Юрия — простите, я имею в виду Антона — но другого способа заставить ее остаться практически не было.

Может, она и не убила бы меня, но она бы пытала меня другим очень эффективным способом — исчезнув от меня.

Запретив мне видеться с ней когда-либо еще.

Она бы исчезла в таком месте, где я не смог бы ее найти, и наказывала бы нас обоих до конца наших дней.

А мы не можем этого допустить, не так ли?

Я делаю шаг к ней, направляя нас к месту, где была припаркована машина. Саша не смотрит на меня, все ее внимание сосредоточено на далеком горизонте или на деревьях, неразличимых в темноте.

Она либо сбежала в свои мысли, либо наказывает меня молчанием, а может, и то, и другое.

Не то чтобы я возражал. Я не ожидал, что она так быстро придет в себя, но пока она здесь, я могу придумать множество методов, чтобы вернуть ее.

Когда мы подходим к машине, я открываю водительскую дверь своей здоровой рукой. Однако моя рана пульсирует болью, которая проникает до самой груди. Я глубоко стону и на короткую секунду закрываю глаза, чтобы справиться с дискомфортом.

Кровотечение не такое сильное, как раньше, но оно все еще продолжается, и, возможно, я потерял больше крови, чем может позволить себе мое тело.

Я все еще не хочу лечить это, пока не верну Сашу домой. Что, если она снова сбежит от меня?

В особняке у меня достаточно сил, чтобы не позволить ей уйти.

Она встает между мной и дверью водителя. Ее лицо все еще замкнуто, губы сжаты, а брови нахмурены.

— Я поведу.

Я улыбаюсь.

— Волнуешься за меня?

— Скорее, я не хочу попасть в аварию, если ты замертво свалишься на руль.

— Ты ранила меня в мое маленькое черное сердце, solnyshko.

Она стискивает зубы и смотрит на меня своими неземными глазами. Сейчас они карие, темные и пропитаны нездоровой дозой ненависти.

Ее лицо мягкое и нежное, но немного бледное. Она потеряла вес и часть своего естественного сияния. Темные круги очерчивают контуры ее усталых глаз.

Надеюсь, она страдала так же сильно, как и я.

Надеюсь, она не могла спать по ночам, и я проникал в ее кошмары так же жестоко, как она вторгалась в мои.

Она впивается пальцами в мою рану, а затем погружает их внутрь с намерением причинить боль.

— Я сказала тебе перестать называть меня так.

Я стону, когда моя рука начинает пылать и пульсировать. Да, это больно, но мне плевать.

— Мне приятно, когда ты ко мне прикасаешься.

Саша резко отпускает меня, ее рука вся в моей крови. Если добавить к этому уравнению мою сперму, это будет выглядеть как шедевр.

Но эта мысль для другого случая.

— У тебя, должно быть, действительно не все в порядке с головой, — она щелкает языком. — Почему ты не угрожаешь мне телесными повреждениями в ответ?

— Ты единственная в списке людей, которым я воздерживаюсь угрожать.

— Забавно, потому что ты держишь жизнь моего брата в качестве залога.

— Это другое.

— Как это отличается? Знаешь что? Забудь об этом. Ты просто перекрутишь слова так, чтобы ситуация сыграла в твою пользу, и это только больше разозлит меня. Давай покончим с этим.

Я улыбаюсь.

Она действительно умеет читать меня лучше, чем кто-либо другой. Даже Виктор со своими навыками слежки не может сравниться с ней.

Саша пытается сделать чистый разрыв, но у нее ничего не получается. Чем больше я ее слушаю, тем глубже она втягивается в ситуацию, от которой убегает.

Я никогда — я имею в виду никогда — не отпущу ее.

Даже если мне придется задушить ее в процессе.

Она кладет свою винтовку на заднее сиденье и садится на водительское сиденье, пока я пытаюсь забраться внутрь.

Саша тянется к бардачку, ее рука касается моего бедра, и от этого легкого движения мой член дергается, не выдерживая напряжения.

Прошло слишком много времени с тех пор, как я пробовал ее на вкус, и, скажем так, у моего члена был напряженный роман с моей рукой, который он готов прекратить.

Моя жена достает аптечку и разворачивает меня так, чтобы я оказался лицом к ней. Она не смотрит на меня, пока обматывает бинтом мой бицепс и рану, которую подарила в честь воссоединения. Первые несколько бинтов сразу же пропитываются кровью, но она продолжает, оказывая давление.

Ее брови нахмурены, но я не могу сдержать улыбку, которая поднимает мои губы.

Неважно, как долго мы были в разлуке; она всегда будет беспокоиться обо мне и следить, чтобы мне не было больно.

— Твоя забота трогательна.

— Спустись на землю. Если ты умрешь, Виктор убьет Антона. Это только ради моего брата.

— Хмм. Похоже, мы согласимся, что у нас разные определения для этого согл…блять.

Саша мило улыбается после того, как затягивает повязку на моей ране, а затем практически отбрасывает мою руку в сторону.

Она хочет доказать, что может и хочет причинить мне боль? Отлично. Я позволю ей делать это сколько ее душе угодно.

— Ой, прости, — она притворяется невинной. — Это больно?

— Все что угодно для моей прекрасной жены, — я улыбаюсь, хотя боль разливается по руке и распространяется на все остальное тело.

Ее юмор испаряется, и она нажимает на кнопку зажигания, а затем мчится вниз по грунтовой дороге.

Она выбита из колеи.

Хорошо.

Пока я все еще влияю на нее, я уверен в том, что добьюсь ее расположения. Сегодня, завтра или через месяц. Мне плевать.

Однажды она устанет от этого кинка³ молчания и вернется к другим увлекательным кинкам.

Я облокотился на подголовник и уставился на нее, пока она ведет машину с поджатыми губами и сосредоточенностью, как у ястреба.

Чем дольше я смотрю, тем крепче она сжимает руль. Поначалу это незаметно, но через некоторое время костяшки ее пальцев побелели.

— Перестань так на меня смотреть, — выдавливает она из себя, не глядя на меня.

— Как?

Она бросает мимолетный взгляд в мою сторону и машет рукой в неопределенном жесте.

— Например, так.

— Смотря на тебя, я получаю удовольствие после того, как два месяца считал тебя мертвой.

Ее внимание по-прежнему приковано к дороге, но ее губы раздвигаются, прежде чем она снова смыкает их.

— Как ты на это купился? Только потому, что я оставила кольцо и браслет?

— Тест ДНК совпал идеально. Полагаю, ты сфальсифицировала его, чтобы твой тщательно продуманный план довел меня до белого каления.

Тот факт, что я не перепроверил результаты ДНК, заставляет меня хотеть задушить того меня двухмесячной давности.

— Я… ничего не подделывала.

— Может, это сделал твой гребаный брат.

Не могу поверить, что я не предвидел Юрия.

По словам Максима, Антон Иванов поменялся местами с моим охранником после «несчастного случая». Юрий не хотел присоединяться ко мне и остальным, когда я решил пойти в армию, поэтому мне показалось странным, что он догнал нас позже. Впрочем, это было не настолько странно, чтобы подозревать, поскольку несколько других мужчин поступили так же.

Раньше я его почти не замечал. Он был некомпетентным и медлительным. Но после того, как он последовал за нами после аварии, прежний Юрий исчез.

Как выяснилось, именно так и было.

Он обманул меня в плане своей преданности, но по какой-то причине я всегда держал его на расстоянии вытянутой руки, по сравнению, скажем, с Виктором или Максимом. Мне нравились его планы, но я всегда вносил свои коррективы, прежде чем воплотить их в жизнь.

Я также никогда не посылал его на одиночные задания и не посвящал в расследования Организации Бельского, которые поручал Виктору.

Может быть, я не подозревал его, но что-то внутри меня настороженно относилось к нему. По всем правильным причинам.

Хотя он хорош. Ему удалось обмануть не только меня, но и свою сестру и лучшего друга.

Теперь мне нужно решить, как поступить с этим ублюдком.

Самое сложное то, что он связан с Сашей, и я не могу убить его и при этом не потерять ее.

— Нет, он не делал этого, — говорит она в ответ на мое предыдущее заявление. — У нас едва хватило времени, чтобы подбросить труп. Как мы могли подделать ДНК, когда мы были в России?

Хмм.

Интересно.

Раз у нее нет причин лгать, значит, это сделал кто-то другой.

А именно, тот, кто подговорил албанцев организовать ее смерть. Если тот, кто это сделал, смог так эффективно подложить тест ДНК, значит, они могут быть гораздо ближе, чем я думал.

Теперь мне придется вырвать их сердца и смотреть, как жизнь покидает их несчастные глаза.

Какая наглость — заставить меня поверить, что она умерла.

Чертова дерзость.

К тому времени, как мы подъезжаем к дому, я киплю от ярости.

В адрес Саши за то, что она посмела уйти.

На тех ублюдков, которые, должно быть, наблюдали из тени, как я медленно канул в бездну небытия.

Они, должно быть, смеялись, глядя, как их план воплощается в жизнь.

Надеюсь, сейчас они также наблюдают за тем, как я возвращаю Сашу. Я не буду их разыскивать. Рано или поздно они предстанут во всей красе.

Саша открывает дверь с большей силой, чем нужно, и выскакивает наружу, как будто не может больше ни секунды находиться со мной в одном пространстве.

К черту.

Я отказываюсь верить, что она забыла нас за два месяца.

Если только она никогда не любила тебя по-настоящему, и у нее действительно был любовник, к которому она вернулась.

Я заглушаю этот садистский голос и выхожу из машины. Как только я встаю, меня охватывает головокружение, и я приваливаюсь к борту машины.

Переоценил ли я свою способность не истечь кровью? Возможно.

Саша бросается в мою сторону, но в последнюю секунду останавливается и сжимает кулаки, словно вспоминая, что больше не должна заботиться о моем благополучии.

— Не можешь собраться? — она вкладывает в свои слова как можно больше яда, но это звучит натянуто, фальшиво.

— Я могу умереть, — говорю я с фальшивым стоном.

— Хорошо. Меньше зла в мире.

— Ты будешь плакать по мне, если я умру?

— Нет, — она вздергивает подбородок. — На самом деле, я даже могу отпраздновать.

— Ты выглядишь очаровательно, когда говоришь то, что не имеешь в виду, — я касаюсь ее щеки тыльной стороной двух пальцев, и она замирает. Я тоже замираю, когда прилив хаотичных эмоций ударяет мне в грудь.

Это простое прикосновение, но его достаточно, чтобы убить все мрачные мысли, которые возникли у меня после того, как я увидел ее фальшивый труп.

Впервые за несколько месяцев я дышу свежим воздухом.

Впервые за многие месяцы я чувствую все.

Она здесь.

Она снова моя — даже если будет утверждать обратное.

Ее широкие глаза наполняются огнем, и она отбивает мою руку. Этот жест ранит сильнее, чем сам удар.

Будь это в любое другое время, я бы схватил ее за горло, связал и оттрахал за дерзость.

Но, учитывая обстоятельства, я оставил все как есть.

Пока что.

— Не трогай меня, — в ее голосе чувствуется напряжение.

— Ты ужасно боишься моих прикосновений. Ты это заметила?

Она бросает на меня еще один взгляд, который, похоже, сегодня является ее modus operandi⁴, а затем устремляется в дом.

Я собираюсь последовать за ней, когда мой телефон начинает вибрировать. Это Виктор.

Мне требуется больше усилий, чем нужно, чтобы ответить.

— Статус.

— Все чисто. Мы держим Антона — ака фальшивого Юрия — под наблюдением. Должны ли мы пытать его, чтобы получить ответы?

— Нет. Скорее всего, он не захочет говорить.

А я не хочу терять свои баллы с Сашей, если она узнает, что я избивал ее брата.

— Максим хочет охранять его лично.

Хмм.

С тех пор, как он вернулся из России, в нем что-то изменилось. Как будто его душа была раздавлена, и он изо всех сил пытался собрать себя заново.

Он не шутил с остальными и проводил больше времени в одиночестве или со мной и Виктором — что для него не свойственно. И самое главное, он снова погрузился в свою работу, как будто ничего не произошло. Вначале я думал, что это из-за пыток, но теперь я пришел к выводу, что это может быть нечто большим.

Например, предательство со стороны того, кого он считал своим лучшим другом.

И кто я такой, если не вершу поэтическое правосудие? Таким образом, я не пытаю Антона и не отдаю приказ подвергнуть его пыткам.

Максим будет нести за него полную ответственность.

— Пусть Максим полностью возьмет на себя ответственность за него, — отвечаю я Виктору.

После того как он положил трубку, я направляюсь к входу в особняк, мои шаги тяжелые, как черт.

Когда я догоняю Сашу, в воздухе раздается громкий вздох, а потом по лестнице сбегает Карина. Эта маленькая дрянь спотыкается о свою ночную рубашку и оступается на нескольких ступеньках, но она спохватывается и продолжает бежать дальше.

— Саша! Боже мой, Саша! — она бросается в объятия моей жены. — Пожалуйста, скажи мне, что это ты и что на самом деле я не вызвала тебя с помощью вуду, которое использовала, чтобы вызвать твой дух.

Она сделала что?

— Это я.

Саша погладила ее по голове своей чистой рукой.

Моя сестра, кажется, не замечает меня или моего почти бессознательного состояния, когда отстраняется. Слезы застилают ей глаза, она широко улыбается, даже когда ее голос дрожит.

— Это действительно ты.

— Как ты поживаешь, Кара?

— Не нужно мне этого! — она ударяет ее по плечу. — Как ты могла заставить нас поверить, что ты умерла? Разве ты не знаешь, как много ты для меня значишь?

Мало-помалу эмоции проскальзывают во взгляде Саши. Острое чувство вины придает ее глазам глубокий желтый оттенок, который вступает в борьбу с карими.

Это не я. Это Карина.

Она ничего ей не сделала, но Саша причинила боль ей и другим, инсценировав свою смерть. Моя жена медленно, но верно осознает свою ошибку.

— Мне жаль, — шепчет она. — Я не делала этого специально, и действительно думала, что вы обнаружите, что тело — не мое.

— Просто не повторяй этого снова, хорошо? — Карина обнимает ее еще раз, и хотя Саша старается не подавать виду, ее плечи опускаются.

Я знаю, что это неуместно, но мне все равно хочется отбросить сестру к стене, чтобы занять ее место.

С другой стороны, Карина может быть одним из методов, которые я буду использовать, чтобы удержать Сашу здесь.

Ты получаешь разрешение, Кара. Пока что.

— Кара? — Кристина появляется на лестнице. Она действительно ладит с моей сестрой, особенно после того, как Карина узнала, что скоро станет тетей.

Саша превращается в камень, глядя на Кристину, которая медленно спускается по лестнице.

Ха.

Минуту назад я уже собирался рухнуть, но думаю, что останусь здесь и посмотрю, как это шоу развернется в реальном времени.

Саша делает вид, что я ей не нужен, но выражение ее глаз говорит о том, что она хочет задушить Кристину до смерти.

Моя жена может врать сколько угодно, но я верну ее.

Глава 12

Саша

Мое тело напрягается.

Задняя часть моего горла кажется сухой и напоминает наждачную бумагу.

Все обостряется.

Мои ноздри наполняются лавандовыми духами Карины и металлическим запахом крови.

Мои уши наполняются пронзительным звуком, как будто я стою на месте взрыва бомбы.

И тут меня осеняет.

Это моя реакция на ситуацию «дерись или беги».

Я должна выбрать последнее, но почему мои пальцы дергаются, чтобы потянуться за пистолетом и всадить пулю ей в голову?

Стрелять надо не в нее, а в тупого мудака, которого ты не смогла убить.

Она не виновата в том, что он выбрал ее, а не тебя.

Оба эти аргумента уместны, но прислушивается ли к ним мое кровоточащее сердце? Абсолютно нет.

На самом деле, я нахожу себя в нелогичном сравнении себя с ней. В то время как она одета в элегантное темно-красное платье, а ее волосы уложены в идеальную прическу, я одета в дурацкую боевую форму, а мои волосы стянуты так туго, что болит кожа головы.

На ней естественный макияж и нежно-розовая помада, а я без макияжа, и мои губы потрескавшиеся и сухие.

Возможно, мы обе являемся женщинами, но мы в разных лигах.

Готова поспорить, что она не сможет выстрелить из пистолета, чтобы спасти свою жизнь. Вот и все.

Кристина как-то странно наблюдает за мной, пока добирается до подножия лестницы. Наверное, ей интересно, почему охранник Кирилла теперь женщина.

А может, она слышала обо мне. Почувствовала ли она огонь, который пожирает меня изнутри, когда увидела кольцо на его пальце?

Хотя этот бесчувственный мудак Кирилл мог купить одинаковые кольца, и на том, которое он носит, могло быть выгравировано ее имя.

Карина отстраняется от меня, и я не знаю, потому ли это, что Кристина назвала ее имя, или потому что она почувствовала, как я напряглась рядом с ней.

Разве это неправильно, что я чувствую себя немного мстительной из-за того, что Кристина с Кариной находятся на уровне уменьшительных форм? Я думала, что она нелегко заводит друзей, и я была ее единственным другом. Но, как и ее чертов брат, она, похоже, не испытывала проблем с тем, чтобы быстро заменить меня.

Карина берет ее за руку и ухмыляется мне.

— Саша, это моя новая невестка, Крис!

Мой желудок опускается, и я пытаюсь сглотнуть, но мне мешает застрявший в горле ком. Я краем глаза наблюдаю за гребаным лжецом Кириллом, который непринужденно прислонился к колонне, скрестив лодыжки и изображая знающую ухмылку на губах.

Единственная жена, твою мать.

Не могу поверить, что он готов опуститься до такого уровня, чтобы получить желаемое.

— А еще, еще! — Карина похлопывает Кристину по животу. — Она носит мою племянницу.

Щеки Кристины покрываются румянцем.

— Мы все еще не знаем пол, Кара.

— Неважно. Я принимаю только девочек. Я уже начала ходить по магазинам и покупать розовое.

Я… я правильно расслышала?

Кристина беременна? Уже?

Тошнота подкатывает к горлу, и я физически вздрагиваю.

Кажется, меня сейчас вырвет.

— Ох, Кирилл. — Кристина подходит к нему. — Ты выглядишь бледным, и твоя повязка вся пропитана кровью. Может, тебе стоит показаться врачу?

Она кладет свою руку на его руку, и я думаю, что проигрываю битву, потому что уже тянусь за пистолетом.

Прекрати прикасаться к нему.

Или я действительно убью его сейчас.

Я лишу твоего долбаного ребенка отца еще до того, как он родится.

— Не беспокойся о нем, — насмехается Карина. — Он как кот с девятью жизнями, который отказывается умирать.

— Кара! — Кристина мягко усмехается.

Она все еще держит свою руку на его руке.

Прекрати прикасаться к нему.

Прекрати, блять, прикасаться его…

Мои мысли обрываются, когда губы Кирилла медленно растягиваются в ухмылке. Он переводит взгляд на мою руку, лежащую на поясе. Ненавижу, что он точно знает, что я собираюсь сделать.

Ненавижу, что он так легко читает меня, и я ничего не могу предпринять, чтобы помешать этому.

— По крайней мере, у тебя хватает вежливости беспокоиться обо мне, дорогая невестка, — его брови сходятся вместе. — Моя настоящая жена бессердечна, и ее не волнует, жив ли я или умираю.

Что…?

Невестка?

— Что, блять, с тобой случилось? — Константин заходит со стороны входа и останавливается при виде Кирилла, истекающего кровью и едва стоящего на ногах.

Он обнимает Кристину за талию и целует в макушку.

— Небольшой спор, — говорит Кирилл своим обычным провокационным, но одновременно задорным голосом.

Мой рот открывается, и моя рука опускается с задней части моих брюк.

Можно с уверенностью сказать, что я не имею ни малейшего представления о том, что, черт возьми, здесь происходит.

— Саша, — Константин заразительно счастливо улыбается. — Ты жива.

— Вроде того, — шепчу я.

— А я-то гадал, почему вокруг Кирилла не крутится дюжина демонов, — он подходит ко мне и похлопывает по плечу. — С возвращением.

— Спасибо, — я смотрю между ним и Кристиной. — Вы ребята… женаты?

— Да, — они смотрят друг на друга с глубоким чувством привязанности, которое режет мне сердце. Наверное, потому что я так наивно смотрела на Кирилла, пока он не ударил меня в спину.

— Разве Кристина… не должна была выйти замуж за Кирилла?

— Он затеял все это, чтобы мы могли быть вместе, — тихо говорит Кристина и с глубокой благодарностью смотрит на Кирилла.

Кто-то действительно благодарен монстру.

Наверное, я попала в альтернативную реальность.

И все же я не могу избавиться от чувства облегчения, которое проникает в меня при осознании того, что он никогда не женился на ней. Она не беременна его ребенком, и она любит его брата.

Этот придурок знал это с самого начала, но ему все равно нравилось играть с моими эмоциями. Наверное, это своего рода испытание для него.

С Кириллом это всегда испытание.

Для всех и всего.

— Поздравляю, — мой тихий голос разносится по коридору, и это действительно звучит так, словно я говорю искренне.

И так оно и есть.

Просто я уже не знаю, что делать с этой ситуацией. Все это время я держалась за осознание его предательства как за топливо для моей ненависти.

Каждую ночь мне снился он у алтаря с Кристиной. Мне снились кошмары об их счастливой совместной жизни после того, как я исчезла из поля зрения.

Но теперь, когда я вижу своими глазами, что они никогда не были парой, я не знаю, как сохранить свою ненависть и ярость на прежнем уровне.

Значительная часть была вычищена из моей системы, и я не уверена, что смогу восстановить ее в обозримом будущем.

— Кирилл! — Константин отходит от жены и ловит брата перед самым его падением на пол.

Я бросаюсь вперед, но успеваю остановить себя лишь в нескольких шагах. Да, старые привычки умирают с трудом, но почему, черт возьми, я все еще считаю себя его защитницей?

И это после того, как я всадила пулю в его руку?

Константин с трудом удерживает его бессознательное тело в вертикальном положении. К ним подбегает Карина, выражение ее лица в мгновение ока превращается из презрительного в обеспокоенное.

Лицо Кирилла бледное, а губы меняют цвет. Мало того, кровь пропитала повязку и продолжает капать на пол.

Нелогичная часть меня чувствует себя дискомфортно, и я не уверена, связано ли это с тем, что Кирилл потерял сознание, или с тем, что я являюсь причиной сцены, разыгрывающейся передо мной.

Я делаю длинный вдох.

Нет. Я больше не буду этого делать. Просто не буду.

Единственная причина, по которой я здесь, — это спасение моего брата.

Как только это будет сделано, я в мгновение ока покину Кирилла.

* * *

Пока Кириллу оказывают помощь в клинике, я отправляюсь на поиски брата в подвал, где Кирилл обычно держит заключенных.

У меня трясутся руки, когда я прохожу мимо комнаты, в которой мы поженились.

Эта комната была одновременно моим кошмаром во время плена, но и местом самого счастливого времени в моей жизни.

Я продолжаю поиски, но весь подвал пуст. Нет никаких следов Антона или кого-либо еще, если на то пошло.

Если Виктора здесь нет, значит, нет и моего брата.

Я знаю, что есть склад, где Кирилл предпочитает пытать людей в поисках ответов, но поскольку я знаю о его местонахождении, сомневаюсь, что он забрал его туда.

Не дай Бог, чтобы этот помешанный на контроле упустил какую-нибудь деталь. Когда я возвращаюсь наверх, я ожидаю найти Карину, поскольку она отказалась ехать в клинику с Константином и Кристиной, несмотря на дрожащий подбородок.

Однако меня встречает не кто иной, как Анна. Она держит стопку одежды и стоит возле лестницы, словно поджидая меня.

Прошло не так много времени с тех пор, как я видела ее в последний раз, но у нее появилось несколько морщин, а глаза утратили тот острый блеск, который был неотъемлемой частью ее личности.

— Привет, Анна, — медленно говорю я.

— Не надо мне тут «привет», юная леди, — она сует мне в руку одежду. — Здесь одежда миссис Кристины, которую она попросила передать вам. Она решила, что вы ближе к ней по росту и телосложению, чем мисс Карина.

Мои пальцы крепко сжимают одежду.

— Спасибо.

Думаю, это значит, что Кристина — та, кто предупредил ее о моем появлении.

Анна лезет в карман фартука и достает ключ.

— Это от спальни Кирилла. Он держал ее закрытой два месяца и дал мне ключ только для того, чтобы я могла проследить за уборкой.

Он… держал свою комнату закрытой в течение двух месяцев?

Она кладет ключ поверх одежды.

— Я не знаю, что происходит между вами, но ему лучше не превращаться обратно в кровожадного демона, каким он был после твоего отъезда.

— Что… ты имеешь в виду?

— В течение первого месяца он приходил домой весь в крови. Каждую ночь. Виктор говорил, что он ищет того, кто виновен в твоей смерти, и что он даже убивает всех, кто оказывается бесполезным в его поисках. Каждую ночь он останавливался перед своей комнатой, трогал дверь, а потом уходил в свою новую комнату. Каждый вечер мне приходилось выбрасывать окровавленную одежду, потому что спасти ее было невозможно.

Мои пальцысжимаются вокруг одежды. С одной стороны, у Анны нет причин лгать. На самом деле, она честна до прямоты и не опускается до лжи.

Но с другой стороны, я не могу снова доверять Кириллу. Может быть, он совершал эти поступки по другой причине, а не по очевидной.

Анна положила руку на бедро.

— Лучше бы сегодня был последний день, когда я получаю новую партию окровавленной одежды.

— Не думаю, что я могу контролировать настроение и решения Кирилла.

— Ты единственная, кто может, ты наивное дитя.

Я стараюсь не обращать на это внимания и терплю неудачу. Поэтому сменяю тему.

— Ты собираешься спросить, почему меня выдавали за мужчину?

— Я предположила, что это как-то связано с твоей безопасностью. Поэтому Кирилл тоже держал это в секрете.

— Ты… знала?

— Я заподозрила это после того, как несколько раз видела тебя в его постели. Я подозревала, что, возможно, он переметнулся на другую сторону, но… ну, не было других доказательств, подтверждающих эту теорию.

— Ох, — значит, все это время Анна закрывала глаза и делала вид, что ничего не замечает.

— Иди прими душ и отмой всю эту кровь. Я отправлю тебе немного еды через некоторое время.

— О, хорошо. Спасибо.

— С возвращением, Саша, — она похлопывает меня по плечу. — И дом, и Кирилл были невыносимо мрачными без тебя.

Моя грудь вздымается, и я сопротивляюсь желанию сказать что-то глупое, вроде «правда?».

Тяжелыми шагами я направляюсь в комнату. Я останавливаюсь перед дверью, и мне приходится сделать несколько дрожащих вдохов, прежде чем провернуть ключ в замке.

Когда я захожу внутрь, меня охватывает множество эмоций. Все точно так же, как я оставила, только нет ни одной куртки Кирилла, брошенной где попало, ни моих повязок для груди, разбросанных на какой-нибудь поверхности.

А вот запах какой-то странный. Здесь больше не пахнет нами.

Я ругаюсь про себя. Какого черта я хочу, чтобы здесь пахло нами?

Я бегу в ванную, снимаю одежду и захожу в душ. Когда я стою под струями воды, в моей голове проносятся образы других занятий, которыми я занималась в этом же душе, и мне приходится закрыть глаза.

Но это не мешает эротическим картинкам проигрываться снова и снова, словно дразня мое неудовлетворенное в сексуальном плане тело.

Со стоном я закрываю кран, поспешно вытираюсь и надеваю новое белье, которое дала мне Кристина, застонав вслух, когда случайно задела ногтями твердый сосок.

Черт. Почему они такие чувствительные? Это потому что я снова здесь, когда думала, что никогда не вернусь?

Восстановив дыхание, я надеваю мягкую клетчатую ночную рубашку. Она тесновата на бедрах, но этого вполне достаточно.

Я возвращаюсь в спальню и нахожу поднос с едой на журнальном столике. Мой желудок урчит, и я выпиваю порцию супа, а затем ем рыбу, пока отправляю дяде сообщение.

Саша: Миссия провалена. Антон в плену. Я останусь здесь, пока не смогу доставить его домой в целости и сохранности. Пожалуйста, не вмешивайтесь, пока я не разберусь с этим.

Не знаю, согласится ли он, и особенно бабушка, на это. Она смотрит на Антона так, словно он — ответ на все ее молитвы.

Но они должны осознать, что только я могу спасти Антона. Зная Кирилла, он позаботится об этом.

Закончив есть, я зеваю.

Сегодня был такой длинный день. Наверное, один из худших в моей жизни.

Моего брата держат в плену Бог знает где.

Я не смогу уехать в течение трех месяцев.

И самое главное, я с горькой иронией поняла, что не могу убить Кирилла. На самом деле, часть меня возмущается тем, что я вообще в него стреляла.

Это глупая, верная, наивная часть, которая полностью потеряла голову, когда увидела его у подножия холма с раной в груди.

Думаю, я никогда не забуду эту сцену, как бы ни старалась и сколько бы времени ни прошло.

Еще раз зевнув, я ложусь на кровать и закрываю глаза. Я просто отдохну минутку, а потом отправлюсь на поиски брата.

Всего минуту…

Сильная рука обхватывает меня, а сзади меня окутывает тепло. Это кошмар, понимаю я.

Нет, сон.

Присутствие позади меня нисколько не кажется угрожающим. На самом деле, я поддаюсь его прикосновениям, и с моих губ срывается тихий стон.

Мне нравится Кирилл из моих снов. Он не разговаривает и позволяет мне использовать его только в качестве утешения против преследующих кошмаров.

Они не приходят, когда он вот так обнимает меня.

Они не вмешиваются в эту маленькую фантазию, в которую я притворялась, что она мне не нравится.

Но потом этот якобы похожий на сон Кирилл надевает мне на палец кольцо и шепчет на ухо.

— Добро пожаловать домой, solnyshko.

Глава 13

Саша

Тяжелый вес покоится на моем теле.

Но вместо того, чтобы быть бременем, он на самом деле успокаивает. Я утыкаюсь носом в подушку, и мои ноздри наполняются запретным ароматом глубокого леса и кедра.

Возможно, я все это выдумала?

Это единственное объяснение этой сенсорной перегрузки или того, почему я прижимаюсь ближе к источнику.

Тепло охватывает мое тело и распространяется на грудь и сердцевину, поэтому я двигаюсь дальше, нуждаясь в большем.

Мои движения приостанавливаются, когда что-то твердое упирается в мой живот, тыкаясь в меня через одежду.

— Ммм.

Знакомый глубокий голос заставляет меня открыть глаза.

Пожалуйста, скажите мне, что это мое воображение…

Нет.

Не-а.

Это определенно реальность. Я действительно заперта в объятиях Кирилла, мое лицо покоится на его шее, и я почти чувствую вкус его геля для душа на своем языке. Я с ужасом понимаю, что именно этот запах я ощущаю с тех пор, как проснулась.

Наши тела прижаты друг к другу, а то, что упирается в мой живот? Это его эрекция.

Ох, и еще одна вещь.

Он голый.

Что дает ему право прикасаться ко мне? Держать меня, словно я ему принадлежу?

Как он смеет?

Я отстраняюсь, вынуждая его руку упасть с моей талии.

Кирилл ворчит, так как это его травмированная рука. Мои глаза встречаются с его арктическими, и, судя по сосредоточенному взгляду, он, вероятно, проснулся гораздо раньше меня. А может, он вообще не спал.

Я перебираюсь на другую сторону кровати, стараясь не смотреть на его покрытые чернилами грудь и руки. В утреннем свете, проникающем через окна и балкон, его татуировки кажутся темнее. И угрожающими. Как и все в нем.

Я не могу не смотреть на два шрама от пулевых ранений на его груди. Они скрыты новой замысловатой татуировкой и были бы незаметны для того, кто не очень присматривается. Однако я могу найти их, даже если бы ослепла.

После всего, что произошло, мысль о том, что он чуть не умер в России из-за меня, все еще вызывает у меня раздражение.

Ты играешь в опасную игру, Саша. Ты сочувствуешь монстру, который без колебаний уничтожил бы тебя.

Он садится, и одеяло опускается ниже его пупка, обнажая V-образную линию, ведущую к…

Я возвращаю свое внимание к его лицу и поджимаю губы, когда вижу, что он ухмыляется.

— Доброе утро, жена. Ты хорошо спала?

— Нет, не очень.

О, подожди. На самом деле да.

Мой рот приоткрылся. У меня не было никаких кошмаров прошлой ночью. Или снов.

Ничего не было. Впервые за очень долгое время я просто делала что-то нормальное и спала.

— Это из-за матраса? — он прижимается к нему, потом к одеялу. — Подушки? Самой кровати?

— Скорее, в кровати, — бормочу я себе под нос.

— Это говорит твой защитный механизм, но это нормально. Я могу подождать.

— Подождать чего?

— Того дня, когда ты снова станешь моей женой.

— Я никогда не была твоей женой, Кирилл.

— Нет, была. Ты сказала «да» и в ту же ночь взяла мой член, как очень хорошая жена. Кроме того, у меня есть свидетельство о браке, чтобы доказать это.

— Это не считается, так как мы разводимся.

Его неизменная ухмылка исчезает, но выражение лица остается легким, даже игривым, но это не выглядит естественным.

— До тех пор ты все еще моя жена.

— Неохотно.

— Законно.

Я вздергиваю подбородок.

— Временно.

— В настоящее время.

Этот ублюдок получает удовольствие от любой войны, которую я пытаюсь начать. Если я хочу чего-то добиться в этой ситуации, мне нужно прекратить подпитывать его извращения.

Я скрещиваю руки на груди, и его взгляд падает на мою грудь, вспыхивая и заставляя мое тело нагреваться. Я прочищаю горло.

— Когда ты собираешься освободить Антона?

— Как только удостоверюсь, что ты сдержишь свое слово.

— Я здесь, не так ли?

Его прозрачные глаза медленно скользят к моему лицу.

— Не полностью.

— И что это значит?

— Ничего, что стоило бы объяснять.

— Ты не можешь просто продолжать держать его в заложниках.

— Именно это я и планирую делать.

— И ты думаешь, что это заставит меня принять тебя?

— Я не верю, что что-либо из того, что я сделаю, заставит тебя принять меня на данном этапе, поэтому могу создать некоторые рычаги влияния в виде твоего брата.

— Ты чертов мудак.

Его губы подергиваются.

— Ты знаешь, что я люблю, когда ты делаешь мне комплименты.

— Это была полная противоположность комплименту.

— Не от тебя.

Я издаю раздраженный вздох.

— По крайней мере, своди меня к нему.

— Пока нет.

— Почему?

— Он наслаждался твоей компанией в течение двух месяцев после того, как имел наглость забрать тебя у меня, — его голос становится глубже с каждым словом, пока по моей коже не поползли мурашки.

— Он мой брат.

— Это не оправдывает его действий. Единственная причина, по которой я удерживаю себя от того, чтобы разрубить его на куски, — это ты, так что не испытывай мое и без того иссякающие терпение.

— Твое терпение иссякающее? Твое? Ты сейчас шутишь? Мое терпение должно иссякать. Не твое!

Он смотрит на меня с минуту, его брови опускаются.

— Это твоя попытка перенять чрезмерное эмоциональное поведение Карины?

Я бью его в грудь. Черт. Это было приятно.

— Еще раз назовешь меня эмоциональной, и я испорчу твое лицо.

Он ворчит и массирует грудь своей здоровой рукой.

— Ты уверена? Я думал, тебе нравится мое лицо, и ты находишь его, цитирую, «великолепным».

— Это было до того, как я поняла, какой ты манипулятор. Ни одно из моих прежних чувств не считается.

— Это мы еще посмотрим. Кроме того, вчера вечером ты узнала, что я не женился на Кристине, а воссоединил ее с любовником, которым оказался Константин. Так что твои причины ненавидеть меня недействительны.

— Но ты все равно действовал за моей спиной и стоял с ней у алтаря.

— Брак никогда не должен был состояться. Это все было показухой.

— Тогда почему ты не сказал мне об этом?

— Ты бы согласилась, если бы я сказал?

Я поджала губы.

— Вот, — он вскидывает руку в моем направлении. — Твой ответ.

— Сейчас это не имеет значения. Кроме того, речь идет не только о браке. Дело в том, что ты послал кого-то уничтожить мою семью и меня после того, как понял, что мы были последними живыми членами организации, уничтожение которой ты замышлял.

— Я говорил тебе, что это неправда, но ясно, что ты не готова быть непредвзятой и рассмотреть эту точку зрения.

— Тогда… скажи мне. Вчера вечером ты упомянул о возможности предателя в моей семье. Кто это? У тебя есть доказательства?

— Кто знает? Мне нужно подождать, пока я не удостоверюсь, что ты не планируешь использовать меня для получения информации, а потом выбросить.

— У тебя уже есть Антон как рычаг давления.

— Не помешает приобрести дополнительный, — он протягивает руку к моему лицу и целует в макушку.

Движение настолько быстрое и внезапное, что я понимаю это только после того, как он это сделал.

Я толкаю его в грудь с такой силой, что мы оба чуть не падаем.

Он ударяется поврежденным бицепсом об изголовье кровати и стонет.

Черт.

У него разошлись швы?

Я скрещиваю руки, в моем голосе звучит чувство вины.

— Я же просила тебя не прикасаться ко меня.

— Я буду прикасаться к своей жене, когда, блять, захочу, — он встает, и я проваливаюсь с головой от великолепного вида его обнаженного тела. Он даже не пытается спрятать свой полуэрегированный член.

Но кое-что еще, кроме его бесстыдной наготы, привлекает мое внимание. Он стал гораздо стройнее, чем в последний раз, когда я его видела. Это более значительно, чем после того, как его подстрелили в России.

Я смотрю в другую сторону, не желая попадаться в эту паутину.

— Ты не можешь надеть какую-нибудь одежду?

— Почему я должен одеваться, находясь перед своей женой? Кстати говоря, не хочешь снять стояк, вызванный тем, что ты постоянно терлась об меня?

— Я… не делала этого.

— Мой член хотел бы уважительно не согласиться. Его состояние — физическое доказательство домогательств, какими бы непреднамеренными они ни были.

— Я не виновата, что ты извращенец.

С его губ слетает негромкий смешок, звук разносится в моей голове, а затем он взъерошивает мои волосы.

— Вот тут ты ошибаешься, solnyshko. Это полностью твоя вина.

Я отталкиваю его руку и смотрю на него, стараясь не обращать внимания на его член, который находится слишком близко к моему лицу.

Он опускает руку, его юмор угасает.

— Иди, переоденься. Я принес тебе одежду прошлой ночью и положил в шкаф.

Прежде чем я успеваю ответить, он направляется в ванную.

Мой взгляд задерживается на его мускулистой спине, упругой заднице и сильных сухожилиях бедер, которые напрягаются при каждом движении. Татуировки, покрывающие их, кажутся одушевленными.

Кирилл останавливается на пороге и с ухмылкой оглядывается, как будто знает, что я глазею.

Я вскакиваю с кровати и откидываю одеяло. Здесь слишком жарко.

По пути к шкафу я мельком взглянула на кольцо на своем пальце. Зеленый драгоценный камень сверкает под утренним светом. Кирилл также застегнул браслет на моем запястье. Я не могу справиться со смесью эмоций, которые проносятся через меня. Часть меня всегда оплакивала потерю этих двух предметов, но теперь я боюсь, что все вернется на круги своя.

Внутренне качая головой, я пишу Максиму.

Саша: Ты не знаешь, где Кирилл держит Антона?

Когда от него не приходит ответ, я отправляю еще одно сообщение.

Саша: Пожалуйста, скажи мне, что Виктор не несет личной ответственности за его заключение. Этот бык убьет его за то, что он посмел предать Кирилла.

В голову приходит еще одна, более мрачная мысль.

Саша: Только не говори мне… что это ты? Макс, я знаю, что Антон может быть сволочью, и он не имел права держать тебя взаперти и пытать все это время, но ты лучше его, понимаешь? Пожалуйста, не делай того, о чем потом пожалеешь. Ответь мне, как только получишь это сообщение.

Моя грудь сжимается, когда я смотрю на экран и не получаю ни ответа, ни доказательств того, что он это прочитал.

Пожалуйста, будь лучшим мужчиной, Макс. Пожалуйста.

Я оставляю телефон на столе и иду к шкафу. Конечно, там бесчисленное множество платьев, брюк, рубашек и даже джинсов. Все новое и моего размера.

Кирилл положил их вместе с моей старой одеждой, которая все еще там. Наверное, он распаковал сумку, которую я отнесла в подвал, и положил сюда костюмы и мужскую одежду.

У меня запершило в горле, когда я обнаружила, что мое свадебное платье висит в дальнем конце среди старой одежды. Фата задрапирована вокруг него, а самодельная корона из цветов, которую я сделала, лежит на коробке с моими туфлями.

Наплыв эмоций обрушивается на меня, и я беру первую попавшуюся вещь и захлопываю дверцу.

Это оказывается платье с модными длинными рукавами. Но я, наверное, буду выглядеть в нем странно.

Поэтому я кладу его на место и выбираю джинсы и белую футболку.

После того как Кирилл заканчивает принимать душ, он подходит к шкафу и бросает полотенце в дверном проеме. Мне приходится выбегать, чтобы он мог переодеться. Кажется, он не стесняется раздеваться при каждом удобном случае, как будто ему нравится играть со мной.

Когда я выхожу из шкафа, он просто улыбается и качает головой.

Через несколько минут он появляется, будучи одетым в один из своих обычных чарующих черных костюмов, подогнанных по фигуре.

Я заставляю себя сосредоточиться на его лице.

— Ты поручил Максиму охранять Антона?

— Кто знает?

— Хватит издеваться надо мной. Как ты мог это сделать?

— Как твой драгоценный брат мог мучить Максима? Он сбросил много веса и потерял всю свою искру, я почти не узнал его, когда он вернулся. Разве ты не думаешь, что он заслуживает завершения?

— Ты только нагнетаешь обстановку и делаешь все намного хуже, чем есть.

— Я лишь играю роль темной лошадки правосудия. Ничего больше. И ничего меньше. Кроме того, я запретил Виктору пытки. Будь уверена.

Я не уверена. Он расслаблен, что никогда не является хорошей новостью для того, кто против него.

— А теперь пошли. Мы опаздываем на очень важное объявление.

— Какого рода объявление?

— Ты скоро узнаешь.

Он начинает тянуть меня к себе, но я вырываюсь из его рук.

— Тебе нужно серьезно прекратить попытки дотронуться до меня.

— Почему я должен прекращать прикасаться к своей жене?

— Для начала, твои прикосновения вызывают у меня отвращение.

— Правда? — он склоняет голову набок. — А разве не наоборот?

Я упираюсь указательным пальцем ему в грудь.

— Ты больше ничего для меня не значишь.

Он сжимает мою руку и уже собирается поцеловать тыльную сторону, когда я отдергиваю ее.

— Перестань прикасаться ко мне. Я серьезно.

Кирилл поднимает руки, как бы сдаваясь, но этот жест в лучшем случае насмешливый.

Мне кажется, или за два месяца он стал в десять раз более раздражающим?

Как только мы попадаем в главную гостиную, я замираю. Все, и, я имею в виду всех до единого членов охраны, стоят возле двери, во главе с самим горой Виктором.

Ну, все, кроме Максима.

Неужели Кирилл действительно назначил его охранником Антона?

У меня нет возможности думать об этом, поскольку я также вижу членов персонала, стоящих на противоположной стороне, с Анной на переднем плане.

Константин, Кристина и Карина сидят на диване, и даже Юля там, которая, как всегда, скрестила руки и выглядит недовольной миром.

Как только она замечает нас, выражение ее лица меняется на полное отвращение.

— Что значит эта…

— Сядь, мама, — прерывает он ее.

— Я не позволю тебе указывать мне, что делать, ты, дьявол. Как ты смеешь требовать, чтобы твой жестокий человек приводил меня сюда силой? Ты знаешь, с кем имеешь дело?

— Я догадываюсь. Но ты точно узнаешь, с кем имеешь дело, если сейчас же не сядешь. Я не буду повторяться дважды.

Карина вздрогнула и придвинулась ближе к Константину, когда капли брызнули из ее чашки с кофе. Она всегда была такой несчастной и нервной рядом со своей матерью.

Я действительно ненавижу эту женщину.

Она мерзкая, бессердечная и нанесла своей собственной дочери непоправимый вред. Черт, она поступила так же с Кириллом, только, наверное, гораздо хуже. Было бы гораздо лучше, если бы у них никогда не было матери.

Прекрати. Ты жалеешь его, хотя это должно быть последним, что должно быть у тебя на уме.

Константин берет Юлю за руку, и тогда она неохотно садится обратно.

Я стараюсь и не могу не обращать внимания на выражение лиц охранников. Они, должно быть, шокированы преображением, хотя формально я та же Саша, которую они знают уже много лет.

— Я собрал вас всех здесь, чтобы объявить о чем-то чрезвычайно важном, — властный голос Кирилла приковывает внимание всей комнаты.

Даже моя собственная спина выпрямляется, прежде чем я успеваю остановить себя.

Глупые старые привычки.

Кирилл скользит рукой по моей спине и сжимает мое бедро. По моей коже пробегают мурашки, хотя нас разделяют слои одежды.

Я уже собираюсь оттолкнуть его, но тут он говорит.

— Саша — моя жена. С сегодняшнего дня вы будете уважать и защищать ее так же, как и меня.

Глава 14

Кирилл

Саша активно избегает моего присутствия, прикосновений и компании.

На самом деле, она могла бы получить награду за раздражающе последовательное соблюдение правила «не прикасайся».

Прошла неделя с тех пор, как она вернулась туда, где ее место — рядом со мной.

Однако нет никакого ощущения близости. Да, она здесь телом, но ее душа либо где-то вдали, либо она подавляет ее, пока она не становится почти невидимой.

Она ложится спать раньше меня, повернувшись ко мне спиной. Если я пытаюсь прикоснуться к ней, она дает пощечину, бьет или отталкивает меня, как будто я самое отвратительное существо, которое когда-либо существовало.

Не имеет значения, сколько методов я использую и как далеко захожу, чтобы возобновить хоть какую-то форму связи.

Чем больше я пытаюсь, тем сильнее она старается перечеркнуть эти планы.

Я знаю, что она принуждает себя к этому. Я чувствую это по едва заметному подрагиванию ее кожи, когда я прикасаюсь к ней. Я вижу это в ее приоткрытых губах и глазах-хамелеонах. Я слышу это в замирании ее дыхания, когда мое тело оказывается рядом с ее телом.

Но она твердо решила не поддаваться этим эмоциям.

Рано или поздно она сдастся.

Я не отступлю, пока она снова не станет моей женой.

В последнее время она проводит время с охранниками, перекидывается парой слов и какой-то, блять, херней. Мне не нравится, что она улыбается им, Константину, Карине и даже чертовой Кристине, но эти улыбки никогда не направлены на меня.

Думал ли я о том, чтобы наказать своих охранников именно по этой иррациональной причине? Безусловно. Проблема заключается лишь в том, что, сколько бы я ни подвергал их своему гневу, это не изменит отношения Саши ко мне.

В тот день, когда я объявил всем, что она моя жена, она застыла в моих объятиях, как будто я объявил ей смертный приговор.

У остальных были всевозможные вопросы, на которые она отвечала, что у нее не было выбора, кроме как быть мужчиной. Но теперь она вернула свою силу и решила снова стать собой. Она также извинилась за то, что «лгала» им все это время.

Признаться, они восприняли это гораздо лучше, чем я ожидал, возможно, потому что они уже знали, что она женщина, после того как я похоронил ее фальшивое тело. Однако их принятие поднимает проблему того, что она слишком близка к ним, на мой взгляд.

То же самое относится и к проклятым членам моей организации. Мы только что закончили наше общее собрание, и я привел ее в столовую, обнял за талию и представил как свою жену.

У большинства из них открылись рты, кроме Рай, у которой хватило наглости вырвать мою жену из моих объятий и обнять ее.

— Я знала, что твое время еще не вышло! — говорит женщина, которая угрожала мне телесными повреждениями каждый раз, когда видела меня, потому что думала, что я убил свою жену.

Даже я начал верить в эту проклятую теорию в глубине своего безумного сердца.

Я думал, что зашел слишком далеко и расплачиваюсь за свою неудачу.

Саша обнимает ее в ответ, хотя и неуверенно и с достаточной неловкостью, которая проявляется в каждой линии ее нежного лица.

Моя жена никогда не была на высоте в общении — по крайней мере, когда дело касалось прикосновений.

Несколько месяцев назад я был единственным, чьего прикосновения она жаждала. В любое время и в любом месте.

Теперь я единственный, от кого она отчаянно хочет убежать.

Хочу ли я из-за этого вышвырнуть Рай на другую планету? Да. Но меня всегда посещают мысли о насилии, когда речь заходит об этой мерзавке Рай.

Михаил и Игорь делают вид, что никогда раньше не видели Сашу. Владимир сужает глаза, но держит свое ненужное мнение при себе.

Дэмиен, который во время встречи либо спал, либо набивал лицо печеньем, наблюдает за этой сценой с нахмуренным выражением лица. Странно, что он не окликнул Сашу, но никто не знает, что творится в голове у этого сумасшедшего.

Адриан приподнимает бровь, но это больше похоже на веселье, чем на что-либо еще.

Кайл стоит позади Рай, вероятно, чтобы защитить ее от меня, если я решу, что сегодняшний день будет последним, когда ей позволено дышать.

Если бы у нее не было его, ее труп сейчас покоился бы прямо в бетоне какого-нибудь ближайшего торгового центра.

Рай, наконец, отрывается от Саши.

— Нам нужно многое наверстать.

— Нет, — я притягиваю Сашу к себе, крепко сжимая рукой ее бедро. — Я отказываюсь делить ее время.

Моя жена деликатно отталкивает мою руку, улыбаясь Рай.

— Мне бы это понравилось.

Моя челюсть напрягается, и я бросаю взгляд на Кайла с ясным посланием: «Уведи свою жену».

Он приподнимает плечо и не может скрыть ухмылку, которую я собираюсь сбить прямо с его лица.

Все начинают выходить из комнаты, Саша и Рай следуют за ними, радостно болтая о хрен знает чем.

Адриан остается позади. Он подходит ко мне и постукивает указательным пальцем по бедру, его дурацкая бровь все еще приподнята.

Мое внимание по-прежнему приковано к выходу, через который только что вышла Саша, и я рассеянно говорю.

— Если тебе есть что сказать, говори и перестань стоять здесь, как клоун.

— Я бы заявил, что кто-то другой в этой комнате лучше подходит на роль клоуна.

Мое внимание переключилось на него.

— Это то, что ты хотел сказать?

— Эй, не сердись на меня. Я не тот, кто отнял у тебя жену, — он делает паузу. — Значит ли это, что ты перестанешь быть сумасшедшим ублюдком теперь, когда она вернулась?

— Слишком рано об этом говорить.

— Я могу это понять, — он сжимает мое плечо. — Хочешь, чтобы она осталась?

Я сужаю глаза.

— Почему ты думаешь, что она не останется?

— Догадка. Кроме того, почему ты думаешь, что я могу к этому относиться?

Я смотрю ему в лицо.

— Не могу поверить, что слушаю твои советы по поводу отношений.

— По крайней мере, моя жена со мной, в отличие от твоей, которая, похоже, уже одной ногой за дверью.

— Это не смешно.

— Это и не должно быть смешным. Во всяком случае, если ты хочешь, чтобы она осталась, не давай ей выхода.

— Если я не дам, она уйдет.

— Она все равно уйдет, но если ты воспользуешься методом, о котором я говорил, процент успеха будет выше, — он отпускает меня. — Все, о чем я забочусь, это о том, чтобы твоя голова была в игре.

И затем он выходит из столовой.

Я беру несколько минут, чтобы успокоиться и остановить постоянные креативные убийственные мысли в адрес Рай, а затем выхожу на улицу.

В гостиной до меня доносится несколько голосов, а именно голос Дэмиена, который считает прекрасной идеей проверить мое гостеприимство и присоединиться к моей жене и Рай.

— Я должен сказать, — он тыкает ее в щеку, как будто она безжизненная кукла. — Ты похожа на этого симпатичного мальчишку Сашу, который был охранником Кирилла. У вас даже одинаковые имена.

— Ты серьезно? — Рай закатывает глаза. — Она и есть Саша.

— Ох, — он снова пристально изучает ее, и у меня возникает искушение выколоть ему глаза и сломать палец, которым он ее трогает.

— Ты стала женщиной? — спрашивает он, как гребаный идиот.

— Я всегда была женщиной, Дэмиен.

— Оооо. Вот почему ты была симпатичным мальчишкой. Имеет смысл, — он снова тыкает ее в щеку. — Женщиной ты выглядишь гораздо лучше.

Вот и все.

Я подбегаю к ним и хватаю его за палец, затем выкручиваю его назад и в сторону от Саши.

Она застывает, ее губы складываются в линию. Хотя на ней джинсы и простая футболка, она сияет и выглядит соблазнительно.

Или же это мог говорить мой член, пытаясь, наконец, получить удовольствие.

— Какого хрена? — Дэмиен высвобождается из моей хватки и осматривает свой палец.

— Если не хочешь, чтобы и остальные были сломаны, больше не прикасайся к моей жене.

Рай закатывает глаза.

— Давай уйдем от всего этого отвратительного тестостерона, Саша.

— Нет, — говорю я.

Моя жена смотрит на меня, затем дарит мне сладкую улыбку, которая в лучшем случае выглядит вынужденной, а в худшем — злой. Она, вероятно, собирается провести остаток дня с Рай, просто чтобы поиздеваться надо мной.

Так же, как она провела последние несколько дней либо с охранниками, либо с Анной и Кариной.

Вначале я думал, что мне нужно дать ей пространство, и она в конце концов вернется ко мне, но она использовала эту возможность, чтобы вбить еще больший клин между нами.

Поскольку этот метод, очевидно, не работает, мне придется усилить свою игру.

Я хватаю ее за локоть и притягиваю к себе. В книге Саши «Как Избежать Мужа» любые прикосновения полностью запрещены, поэтому она пытается увернуться.

Однако на публике она делает это более тонко, что означает, что это менее эффективно.

Я опускаю рот к ее уху и шепчу:

— Если ты в настроении увидеть своего брата сегодня, оставайся, блять, неподвижной.

Она замирает, и все ее попытки борьбы прекращаются.

Я улыбаюсь и Рай, и Дэмиену.

— У нас с женой есть дела. Вы можете идти.

Рай пытается протестовать, но она неохотно освобождает мою территорию от своего нежелательного присутствия, когда Саша говорит, что они встретятся в другой раз.

Не в мою смену.

Дэмиен говорит, что тоже вернется, и мне действительно хочется, чтобы он вел себя как придурок только для того, чтобы потрепать мне нервы, а не по какой-то другой причине.

Как только они уходят, Саша отходит от меня.

— Ты отведешь меня к Антону?

— Только если ты будешь хорошей девочкой.

Ее губы поджаты, но на щеках играет розовый оттенок. Держу пари, она даже не знает, что он есть, но опять же, она не может контролировать реакции своего тела.

Еще одна причина, почему я уверен, что она просто сдерживает себя в этой ситуации.

Похоже, мне нужно взять дело в собственные руки.

* * *

Вопреки тому, что предпочитает Саша, ее рука в моей.

Это происходит по совершенно необходимой причине, не связанной с прикосновениями или соблазнением, и у нее нет другого выбора, кроме как держаться за меня изо всех сил.

— Разве я не могу снять повязку? Она была на мне всю дорогу, и ты убедился, что я понятия не имею, где находится это место.

— Ты все еще можешь определить это место, так что короткий ответ — нет.

Ее ногти впиваются в плоть моей руки с единственной целью — причинить боль, но это нормально. Ее злость и разочарование в отношении меня все равно лучше, чем горькая пилюля безразличия.

— Осторожно, мы идем по неустойчивому мосту, и под нами сильное течение, — говорю я, направляя ее по скользкой грунтовой дорожке, где вода находится достаточно далеко, чтобы не доставать до нас, но достаточно близко, чтобы она слышала звуки.

Что? Я должен держать ее так близко, как только возможно.

— Я знаю, как ходить… — я начинаю убирать руку, и она поскальзывается, затем хватается обеими руками за мой бицепс, ее ногти впиваются в мою куртку.

Позднее полуденное солнце отбрасывает оранжевые тени на ее бледное лицо и приоткрытые губы. Ее светлые пряди развеваются на ветру, попадают ей в рот и задевают повязку.

Она выглядит такой красивой с распущенными волосами, особенно когда они отросли и достигают плеч.

Я обхватываю ее за талию и шепчу на ухо:

— Я же говорил тебе быть осторожной.

Она поджимает губы и начинает отталкивать меня.

Я крепко сжимаю ее руку.

— Если не хочешь разбиться насмерть, стой спокойно.

Она сдается, но только слегка.

— Я просто делаю это из необходимости.

— Если ты так говоришь, — я наклоняюсь и вдыхаю ее запах. Она… похожа на прежнюю себя, но она начала пользоваться духами, которые купила для нее Карина. В этом цветочном аромате есть едва уловимая нотка таинственности.

Заметка для себя: Поблагодарить мою сестру за ее безупречный вкус.

Именно так, по моим представлениям, должна была бы пахнуть Саша, если бы я впервые встретил ее женщиной. Мягко, но таинственно.

— Мы покинули мост? — спрашивает она.

— Еще нет.

Она обхватывает меня за спину, чтобы лучше держать равновесие. Нравится ли мне это? Определенно. Возможно, даже больше, чем следовало бы.

Это первый раз, когда она добровольно прикасается ко мне с тех пор, как вернулась. Кто-то скажет, что я не оставил ей выбора, но мне плевать.

Я все еще наслаждаюсь каждой минутой, когда ее тепло смешивается с моим. Да, я мог бы попросить Виктора высадить нас перед конспиративной квартирой, но как еще я мог добиться того, чтобы Саша так прижималась ко мне?

Слишком быстро мы приехали в безопасное место, которое находится примерно в двух часах езды от дома, плюс те двадцать минут, в течение которых я наслаждался прикосновениями Саши.

Кроме того, я явно сексуально неудовлетворен, потому что мой член не желает со мной мириться, пока я не погружу его в киску своей жены. Однако он любит подергиваться при малейшем прикосновении, так что его нынешнее состояние — это состояние полного раздражения.

— Мы на месте? — неуверенно спрашивает она.

— Почти, — я открываю главную дверь отпечатком большого пальца. Только отпечатки Виктора, Максима и мой могут открыть эту дверь или любую другую дверь на территории.

После того, как мы вошли внутрь, мы пересекаем сад и направляемся к пристроенному гаражу, где находится Антон. Я снова открываю дверь отпечатком большого пальца, затем снимаю повязку с глаз Саши.

Она щурится, хотя небо темнеет.

Я указываю подбородком вперед, и она недоверчиво смотрит на меня, прежде чем осторожно войти внутрь и сделать несколько шагов вниз по лестнице.

Стены подземного бункера, спрятанного под гаражом, звуконепроницаемы и ударопрочны. Он был построен моим отцом, чтобы выдержать бомбы, если понадобится. Не знаю, кто, по его мнению, мог его бомбардировать, но он всегда был параноиком до мозга костей.

В остальном помещение большое, поэтому металлическая кровать в углу и несколько полок, разбросанных вокруг, выглядят как попытка малыша украсить комнату.

Саша останавливается, когда видит, что ее брат сидит на кровати со скрещенными ногами, глаза закрыты, а руки беспечно лежат на коленях, как будто он находится в позе медитации.

Наручники, которые должны быть на его запястьях, висят на стене.

Максим отжимается на одной руке в другом конце комнаты, но при виде нас встает.

Саша бежит к Юрию — извините, Антону. Не надейтесь, что я буду следить за его множественными личностями.

— Тоша, — она останавливается рядом с ним.

Он открывает глаза, смотрит на нас с Максимом, потом снова на сестру с холодным выражением лица.

— Что ты здесь делаешь?

— Что ты имеешь в виду? Я пришла проведать тебя.

— Уходи, — приказывает он. — И я имею в виду не отсюда, а из страны.

Я убью этого ублюдка.

Максим застывает рядом со мной, скрестив руки.

— О чем ты, черт возьми, говоришь? Я не брошу тебя, — возражает она.

— Я приказываю тебе.

— Нет, — она поднимает подбородок. — С меня хватит приказов от тебя, дядюшки и Бабушки. Отныне я буду делать то, что хочу.

Это моя женщина.

— Саша… — предупреждает он.

— Я не уеду, Тоша. Не без тебя.

Он ненадолго закрывает глаза и испускает разочарованный вздох.

— Неужели ты не видишь, что он использует тебя против меня?

Он — это я, если никто не понял.

— Мне все равно, — она сжимает его руку. — Со мной все будет в порядке.

Я подхожу к ним и обхватываю ее плечо рукой.

— Я хорошо позабочусь о своей жене.

— Ты, ублюдочный… — он делает выпад, чтобы ударить меня, но Максим мгновенно настигает его и прижимает к матрасу ударом локтя по горлу.

— Прекрати, остановись! — Саша безрезультатно дергает Максима за плечо.

Лицо Антона краснеет, когда он бьет Максима по руке, но чем сильнее мой охранник сдавливает его трахею, тем слабее становится его борьба.

— Макс! — кричит она, но он ее не слышит. — Пожалуйста, отпусти его.

Наконец, она понимает, с кем ей следует говорить, и поворачивается ко мне.

— Скажи ему, чтобы он остановился.

Я смотрю на нее сверху вниз.

— Сначала извинись.

— Извиниться за что?

— За то, что бросила меня. За то, что заставила меня поверить, что ты мертва. Я хочу, чтобы ты сказала, что тебе чертовски жаль.

— Пошел ты, — выдавливает она.

Я приподнимаю плечо, когда в воздухе раздаются судорожные вздохи Антона, смешанные с его отчаянной борьбой за дыхание.

— Макс, пожалуйста, — умоляет она его, но он все еще не слышит ее. Судя по покрасневшему лицу ее брата, у него осталось около минуты до того, как он перейдет на другую сторону. Если не меньше.

Саша смотрит на меня со слезами на глазах.

— Извини меня.

— За что?

— За то, что полюбила такого монстра, как ты.

Моя челюсть сжимается, и я испытываю искушение придушить ее на хрен, но я не уверен, что не убью ее, если поступлю так.

— Отпусти его, Максим.

Мой охранник, кажется, не слушает, поэтому я толкаю его, дестабилизируя его локоть от шеи Антона.

— Я сказал отпустить его.

Он смотрит на меня, как будто только что вышел из транса, что вполне возможно.

Антон кашляет, звук грубый в огромном пространстве. Саша садится рядом с ним и поглаживает его по спине. Выражение ее лица — чистый ужас.

Не то, на что я рассчитывал.

Я смотрю на Максима. Он медленно опускает голову, потому что точно знает, как сильно он облажался.

Может быть, я тоже облажался, поскольку не уверен в том, что мой следующий план сработает так, как я надеялся.

Глава 15

Саша

Я так близка к точке извержения.

Хаотичные эмоции бурлят во мне, и я хочу разразиться вспышкой насилия или испустить протяжный крик.

Лишь бы причинить боль мудаку, который держит меня за руку и ведет через хрен знает что.

Опять же, мне пришлось надеть повязку на глаза, чтобы я не узнала, где он держит моего брата.

В голове гудит напоминание о том, что Макс может убить его в любую секунду. Черт, если бы Кирилл не применил силу раньше, я, возможно, сейчас оплакивала бы смерть своего брата.

Мой друг не сказал мне ни слова, не говоря уже о том, чтобы попытаться объяснить, почему он игнорирует все сообщения, которые я отправляла в течение последней недели.

Может быть, Антон был прав, и Максим слепо предан Кириллу, а значит, без колебаний убьет моего брата, если мой чудовищный муж отдаст приказ.

Мои мышцы напряжены до боли, и я вынуждена терпеть прикосновения этого ублюдка, несмотря на желание повалить его и дать ему по яйцам.

Все, что я вижу, — черное, и это точно передает мое нынешнее настроение. Хуже всего, что из-за отнятого зрения у меня обостряются другие чувства.

Я слышу отдаленные завывания ночных существ и шорох листьев под нашими ботинками. Даже ровное дыхание Кирилла проносится сквозь меня, как раздражающий акцент звуков.

Мои руки покрываются мурашками, и я хочу списать это на ночную прохладу, но если это так, то почему мне жарче, чем обычно?

На самом деле, они ощущаются так, будто оторваны от моего тела и живут в странном промежуточном состоянии. Наполненном подавляющим присутствием Кирилла.

Его запах сливается с запахом леса — древесным, глубоким и, что самое главное, бездонным. Как и его эмоции.

— Мы еще не пришли? — резко спрашиваю я.

Мы идем уже, я уверена, больше получаса — хотя кажется, что целую вечность.

Прогулка до тюрьмы Антона заняла двадцать минут. Я смогла определить это, посчитав время между тем, как он надел повязку на глаза, и тем, как он ее снял.

— Значит, у тебя есть голос. А я-то думал, что ты его потеряла.

Я смотрю на него даже сквозь повязку.

— Ты думаешь, я в настроении разговаривать с тобой после того, как ты заставил меня смотреть на попытку убийства моего брата?

— Ты прекрасно знаешь, что это не было моим намерением.

— Прекрасно знаю? — недоверчиво повторяю я и заставляю его остановиться, после чего срываю повязку с глаз. Меня встречают тенистые деревья и упрямое выражение лица Кирилла. — Ты из тех, кто подстраховывает людей только для того, чтобы выдернуть ковер у них из-под ног, так что нет, о твоих истинных намерениях невозможно узнать.

Он делает шаг вперед, вторгаясь в мое пространство и заманивая меня в ловушку своим арктическим волчьим взглядом.

— Это может относиться ко всем остальным, но никогда к тебе.

Я бью его в плечо.

— Прекрати говорить такие вещи!

— Почему? — он сжимает мой кулак в своей руке и прижимает его к своей груди. — Неужели ты боишься, что если будешь слушать меня, не проецируя свою самовнушенную ненависть, ты действительно поверишь мне и, в конце концов, простишь меня?

— Простить тебя? За что именно? За то, что держал меня в секрете, замышляя жениться на другой? За то, что послал своих людей избавиться от моей семьи и от меня, потому что не смог закончить работу шесть лет назад?

— Если бы ты была моим секретом, я бы не представил тебя моей семье и организации в качестве своей гребаной жены. Я никого не посылал убивать тебя или твою семью. Ни сейчас, ни шесть лет назад.

— Но я видела Макара в тот день! Он был там, возле коттеджа, чтобы убедиться, что меня подорвали внутри него.

Он делает паузу, глаза сужаются.

— Макара?

— Старший охранник твоего отца, который был предан тебе после его смерти, или ты также собираешься притвориться, что не знаешь его или не отдавал ему приказ?

— Я знаю его, но у него не было такого гребаного приказа. На самом деле, он должен был тесно сотрудничать с филиалом Братвы в Чикаго, причем уже несколько месяцев.

— Так ты хочешь сказать, что это не ты его вызвал, чтобы устранить меня?

Он хватает меня за плечо своей свободной рукой и трясет меня, почти выбивая все мои чувства из колеи.

— Это последний раз, блять, когда я говорю это, я бы никогда не причинил тебе вреда.

— Но ты причинил! — я бью себя в грудь. — Ты взял глупые чувства,которые я испытывала к тебе, и использовал их против меня самым жестоким образом. Но теперь это не имеет значения. Я покончила с этим и с тобой.

— Лгунья, — его хрипло произнесенное слово посылает разряд электричества через мое глупое сердце, которое отказывается умирать. — Если бы ты с этим покончила, ты бы не стала избегать меня. Ты бы не дрожала в моих объятиях, как сейчас.

Я пытаюсь отстраниться, но он обхватывает мою поясницу и прижимает меня к себе.

В темноте наши резкие вдохи отдаются эхом в воздухе, переплетаясь со звуками ночных существ.

— Отпусти меня, — я толкаю его в грудь.

— Однажды я совершил эту ошибку. Я поверил, что ты мертва, и своими руками похоронил то, что считал твоими гребаными костями. Я никогда не сделаю этого снова.

— Ты только оттягиваешь неизбежное.

— Это мы еще посмотрим.

— Что это значит? Ты согласился развестись со мной через три месяца.

Он опускает голову так, что его лицо оказывается почти на одном уровне с моим. Я почти забыла, как он красив вблизи. Его прямой нос дополняет четкую линию челюсти и очерченные губы. Он один из тех людей, которые обладают внешностью модели, но при этом обаянием проницательного бизнесмена.

Что бы ни произошло, он стоит на месте, как неподвижная гора, вечно контролируя ситуацию и не обращая на нее внимания. Это почти нечеловеческое зрелище. Хотела бы я увидеть ту его версию, когда, по словам Карины, Анны и даже Рай, он стал призраком самого себя после моего ухода.

Как я хотела бы перестать дрожать, когда он прикасается ко мне.

Как бы я хотела… просто заставить его исчезнуть и больше не скучать по нему.

— Почему ты не рассказала мне о Макаре? — спрашивает он вместо ответа на мой предыдущий вопрос.

— Почему это важно?

— Дай мне подумать. Из-за того, что в моих рядах есть гребаный предатель? Благодаря тебе он, возможно, уже сбежал.

— Так это теперь моя вина?

— Просто прекрати это. Прекрати пытаться выдумать ссору и вбить между нами еще больший клин. Хоть раз перестань, блять, убегать.

Легче сказать, чем сделать, когда мой триггер бегства пробужден. На самом деле, все, чего я хочу, — это бежать в незнакомое, далекое место, лишь бы не находиться в непосредственной близости от него.

Его безжалостная хватка — единственное, что удерживает меня на месте, и он, кажется, тоже это понимает, потому что крепче сжимает руку вокруг моей талии.

Я не знаю, что это — дополнительное давление его прикосновения или тот факт, что глупая часть меня начинает верить ему, но моя борьба постепенно ослабевает, и я едва чувствую ее.

Напряжение витает в воздухе, даже когда мой кулак пытается надавить на него. Это моя последняя отчаянная попытка сохранить дистанцию между нами.

Он сжимает мою руку, но не для того, чтобы раздавить мои пальцы, как я ожидала. Это больше похоже на то, что он требует моего внимания.

— Работай со мной, а не против меня.

— Иначе что?

— Зачем тебе это «иначе», Саша? Ты думаешь, я не вижу твоих слабых попыток спровоцировать меня? Ты хочешь, чтобы я снова поставил тебе ультиматум, чтобы ты могла убедить себя, что ненавидеть меня — это правильно. Мне жаль ломать твой иллюзорный пузырь, но этого не произойдет.

Мудак.

Неужели он не может быть менее проницательным?

— Ты уже поставил мне ультиматум, поместив Антона в заключение.

— Это потому, что если бы я дал тебе выбор, ты бы снова сбежала, а я не могу вынести разлуки с женой.

— Перестань говорить такие вещи.

— Какие? Что ты моя жена, миссис Морозова?

Я чувствую, как во мне поднимается жар и как бессознательно расслабляются мои мышцы. Я снова проигрываю битву.

Ты не можешь, Саша.

Если ты снова доверишься ему, тебе будет больно. На этот раз ты не сможешь вернуть себя.

Но даже когда я говорю себе эти слова, я не уверена, что смогу ненавидеть его вечно. Черт, я не могу ненавидеть его с тех пор, как узнала, что Кристина вышла замуж за Константина, а он был тем, кто это спланировал.

Сбоку раздается шорох, но я едва слышу его за биением сердца, которое гулко отдается в моих ушах.

Кирилл, однако, более бдителен. Он незаметно отпускает мою руку, лежащую на его груди, и тянется под куртку за оружием.

Я наконец отстраняюсь и делаю то же самое, затем шепчу:

— Это Виктор?

— Нет. Я отправил его домой.

— Что? Кто отвезет нас обратно?

— Мы не должны были возвращаться сегодня, — он изучает наше окружение. — У нас незваная компания. Их трое. Один на дереве позади тебя, другой — позади меня, а третий — к северо-западу от первого. Их может быть больше.

Я сглатываю. Пожалуйста, скажите мне, что это не люди, которых прислал мой дядя. Я просила его не вмешиваться, но он и особенно бабушка никогда меня не слушали.

Кроме того, это связано с их драгоценным наследником, Антоном, в конце концов.

— Иди на север, — голос Кирилла прерывает мои мысли, а затем он несколько раз постукивает по своим часам. — Я только что отправил тебе координаты хижины, в которой мы проведем ночь. Я думаю, они следили за нами, так что они не знают о местонахождении хижины, но, если вдруг окажется, что знают, беги как можно быстрее.

— А ты?

— Я остановлю их и присоединюсь к тебе в хижине.

— Ты думаешь, я позволю тебе сделать это в одиночку?

— Я серьезно, Саша, иди.

— И я серьезно, Кирилл. Мне не нужна твоя защита.

— Ты…

— Давай разделим их, двигаясь разными путями, — говорю я и, не дожидаясь его ответа, направляюсь на восток.

Я слышу его ругательства, прежде чем он бежит в противоположном направлении.

Прежде чем я успеваю найти безопасное место, сзади меня слышатся шаги. Я бросаюсь в сторону, стреляю и промахиваюсь.

Дерьмо.

Мне нужно наносить лишь расчетливые удары. Иначе у меня закончатся патроны, и я окажусь в смертельно опасном положении.

Они стреляют в меня, но я успеваю увернуться и спрятаться за деревом.

Если они стреляют на поражение, то их не могла послать моя семья, верно? По крайней мере, я надеюсь, что они не пытаются устранить меня.

Хотя это вполне возможно, если они думают, что я вернулась к Кириллу.

Проклятье.

Я перевожу дыхание, удерживаю пистолет обеими руками и медленно выглядываю из-за дерева.

Странно. Пока я была быстрой, они, вероятно, тоже, так где же они?

Внезапно в моей голове возникает предчувствие конца света, и я оглядываюсь назад как раз вовремя, чтобы увидеть фигуру в черной одежде, смотрящую на меня. Я стреляю в него до того, как он убивает меня.

Кровь заливает мое лицо, когда он падает на землю передо мной.

У меня нет времени проверять его личность, так как ко мне приближаются другие шаги. Поэтому я обращаю внимание на его оружие и бегу глубже в лес.

Тем временем мне удается перекинуться парой пуль с одним из моих преследователей.

Только когда я уже углубилась в гущу деревьев, мне удается убить второго.

Но я продолжаю бежать, подозревая, что третий находится где-то рядом.

Если это так, то что с Кириллом?

Убедившись, что никто не следует за мной по горячим следам, я проверяю координаты, которые он мне прислал. Я нахожусь в двадцати минутах ходьбы от хижины, до которой можно добраться, не возвращаясь через лес.

Я потратила примерно тридцать минут на погоню в кошки-мышки со вторым. Проще было бы встретиться с Кириллом в хижине, чем возвращаться в лес и рисковать быть подстреленной.

Тем более что у меня остался всего один патрон.

До хижины я добираюсь в рекордные сроки. Она расположена в горах, окружена деревьями, простирающимися до самого горизонта.

Вместо того чтобы войти внутрь, я осматриваю всю территорию, держа палец на спусковом крючке.

К счастью, Кирилл оказался прав, и они, похоже, не знают об этом месте.

Но есть одна проблема. У меня нет ключа. Я ищу под ковриком и под крыльцом, но в итоге нахожу его в одном из цветочных горшков, стоящих на ступеньках.

Оказавшись внутри, я облегченно выдыхаю, но продолжаю осматривать уютный уголок на случай появления незваного гостя. Убедившись, что я здесь одна, я прислоняюсь к спинке дивана и звоню Кириллу. Звонок сразу переключается на голосовую почту.

Черт.

Я прохожусь по домику. Он в порядке. Это Кирилл, в конце концов. Эти ребята не могли его достать.

Если только он не попал в засаду.

Может быть, те двое, что следовали за мной, были отвлекающим маневром, а в действительности армия охотится за жизнью Кирилла.

Дерьмо.

Дерьмо.

Чем дольше я ему звоню, а он не берет трубку, тем сильнее колотится мое сердце.

Я совсем забываю, почему я хочу, чтобы он покинул этот мир, и то, что если он умрет, я наконец-то освобожусь от него.

Но в том-то и дело. Я не думаю, что когда-нибудь освобожусь.

Горькая правда бьет меня по лицу: Я предпочитаю быть в этом поганом сосуществовании с ним, чем быть счастливой без него.

Я так чертовски больна.

Но, видимо, мне наплевать, потому что я выбегаю из дома и бегу через весь сад.

Он уже должен был быть здесь.

Он должен был…

Мои ноги подкашиваются, когда я вижу, как он заходит на территорию, в его руке пистолет, а на шее и груди кровь.

— Кирилл! — я бегу к нему. — Что случилось? В тебя стреляли…

Слова замирают у меня в горле, когда он встречает меня на полпути и прижимается своими губами к моим.

Глава 16

Саша

Я ошеломлена.

Нет, я парализована.

Какая-то часть меня полностью осознает, что я должна бороться с этим. Я должна дать ему по яйцам и убежать как можно дальше, потому что я знаю о его природе. Несколько месяцев назад он манипулировал ситуацией, чтобы заполучить меня и реализовать свои амбиции. Я не уверена, что он не повторит этого снова. Что в один прекрасный день он не заключит сделку, в которой ему придется пожертвовать мной.

Но с другой стороны, я так устала от своего режима бегства. Невозможно вспомнить, почему я должна сопротивляться, уходить и исчезать.

Мои губы дрожат под его жесткими, требовательными губами.

Поцелуи Кирилла всегда были незабываемыми, но этот поцелуй? Как будто я столкнулась с ураганом, и мой единственный выбор — позволить себя унести.

Он захватывает мой подбородок, его пальцы давят на кожу с неоспоримой силой. Все в нем кипит контролем и властью.

Его прикосновения.

Его грудь, которая прижимается к моей.

Его рука, которая приклеилась к моей спине.

Мои губы приоткрыты — или, может быть, я добровольно позволяю им разойтись.

Эмоции захлестывают меня с головой, и я уже не могу определить, что из этого — то.

Это легкое колебание — то, что нужно Кириллу, чтобы вторгнуться в мой рот. Его зубы впиваются в мой язык, давление растет по нарастающей, удерживая меня в заложниках своей интенсивностью. В тот момент, когда я думаю, что он прорвет кожу, он всасывает атакованную часть.

Я кусаю его в ответ так же сильно, может быть, даже сильнее. Я должна причинить ему боль за всю эту путаницу, предательство, разочарование.

Я хочу причинить ему боль.

Нет, мне нужно причинить ему боль за все, через что он заставил меня пройти только потому, что я глупо любила его.

На этот раз во рту появляется металлический привкус. Он тоже должен почувствовать его, но он не останавливается и не делает паузы в своей миссии по завоеванию меня.

Дрожащими пальцами я сжимаю его челюсть и закидываю руку, в которой держу пистолет, ему на плечо.

Кирилла не останавливает тот факт, что я укусила его до крови. На самом деле, он опускает руку к моему горлу и сжимает, одновременно углубляя поцелуй, почти высасывая душу из моего рта.

И знаете что? Я делаю то же самое.

Я месяцами не прикасалась к нему, и теперь, когда наконец-то делаю это, я не могу остановиться.

Я не остановлюсь.

Это все из-за глупых эмоций, которые во мне бурлят, и из-за тех проклятых мыслей, которые у меня были раньше. Я верила, что он мертв, или ранен, или его похитили, и только прикоснувшись к нему снова, я окончательно убедилась, что он жив.

Я могла бы положить этому конец сейчас.

Я должна.

Именно это я говорю себе, встречаясь с ним на пути. Наши сердца бьются друг о друга, и я наслаждаюсь этим.

Я запечатлеваю это в глубине души, чтобы потом вспоминать, когда его не будет рядом со мной. Сердцебиение Кирилла всегда было мягким, невозмутимым и полностью контролируемым. Как и он сам.

Это первый раз, когда он позволил своим эмоциям взорваться.

Я чувствую вспышки через его укусы, через то, как он сжимает мое горло, и как его губы захватывают мои в войне за доминирование.

Я вскрикиваю, когда он отпускает мою шею, просовывает обе руки под мои бедра и приподнимает меня. У меня нет другого выбора, кроме как обхватить ногами его скульптурную талию и положить руки ему на плечи.

Он идет к хижине, не прерывая поцелуя. На самом деле, поцелуй стал глубже, более животным, как будто он пытается впечатать себя в меня.

Поставить на мне клеймо.

Полностью завладеть мной.

Он распахивает дверь и прижимает меня к ближайшей стене. Удар пронзает мою спину, но я не могу сосредоточиться на этом, когда он бросает пистолет и отрывает свои губы от моих.

Он не отстраняется.

Но и не отводит взгляд.

Наши лбы встречаются, и он выпускает длинный, напряженный вздох, который смешивается с моим дрожащим дыханием.

— Я думал, что снова потерял тебя, — он отрывает руку от моего бедра и гладит мои волосы, щеку, припухшие губы. Он прикасается ко мне везде, как будто хочет — нет, нуждается — убедиться, что я действительно здесь.

Я не хотела этого, но моя рука теряет хватку на пистолете, и я разряжаю его, прежде чем позволить упасть на землю.

Я колеблюсь, прежде чем вцепиться в пряди на его затылке.

— Я думала, ты ранен, — мой шепот звучит сбивчиво в напряженном воздухе.

Кирилл медленно открывает глаза, и я перестаю дышать от их интенсивности.

— Так ты вышла, чтобы спасти меня?

— Это не…

— Не лги мне, Саша. Не сейчас.

Я молчу, боясь озвучить вслух мысли, которые возникли у меня ранее. Черт, мне страшно признаться в них самой себе.

— Очень хорошо. Тогда мы сделаем это по-твоему.

Его губы снова поглощают мои, на этот раз более жадно, более злобно и с такой упаднической яростью, какой я никогда раньше не испытывала.

Он сжимает мою руку и тащит меня вверх по лестнице, затем останавливается на середине и прижимает меня спиной к деревянным перилам, которые скрипят от удара. Когда он опускает меня на землю, я едва могу стоять на своих нетвердых ногах.

— Что ты делаешь… — мой вопрос прерывается, когда он прикусывает мою нижнюю губу. Одна его рука сжимает мою грудь через рубашку, а другая расстегивает молнию на брюках и стягивает их вниз.

Мои ноги сжимаются вместе, но это только усиливает пульсирующее давление между бедер.

— Кажется, у тебя есть странная мысль, что ты можешь меня бросить, Саша, — он проводит пальцами по моим трусикам, и они становятся влажными. Они были такими с тех пор, как он начал целовать меня до потери сознания.

Несмотря на себя, я обнаруживаю, что мое сердце и тело реагируют на присутствие и прикосновения Кирилла самым развратным образом.

Мои бедра дергаются, когда он медленно, но твердо обводит пальцами мой клитор, стимулируя его, но, не уделяя должного внимания.

Я откидываю голову назад, становясь заложницей мучительных всплесков удовольствия.

Кирилл обхватывает рукой мое горло и возвращает мое внимание к себе.

— Смотри на меня.

Мой взгляд сталкивается с его ледяным. Только теперь в нем есть огонь. Опасное пламя, которое может и хочет поглотить все на своем пути — и меня в том числе.

— Ответь мне. Ты действительно веришь, что покинешь меня?

— У нас был уговор, — мой голос гортанный, низкий, и это определенно не то, как я хочу звучать в этой испорченной борьбе за власть.

— Уговор, — он сдвигает мои трусики в сторону и вводит два пальца в мою киску. — Ты хочешь соблюдать условия сделки? Очень хорошо, жена.

Он добавляет третий палец, и я вонзаю ногти в перила, чтобы не упасть и не ухватиться за него.

Его большой палец скользит взад-вперед по моему клитору, пока он трахает меня пальцами. Этого давления достаточно, чтобы я хотела кончить, но недостаточно, чтобы довести меня до этого.

Я издаю разочарованный звук, но это, кажется, не останавливает его. Он замедляет темп всякий раз, когда я быстрее дергаю бедрами.

— Кто-нибудь еще трогал эту киску, жена?

Я смотрю на него.

— Это не твое дело.

— Неправильный ответ, — его ритм притупляется до простой ласки, и я ненавижу это. Я хочу грубых прикосновений, бурного оргазма.

Мне это нужно.

Может быть, он действительно развратил меня, в конце концов.

— Мы попробуем еще раз, — он делает толчки с нарастающим темпом и оказывает идеальное давление на мой клитор. — Какой-нибудь другой ублюдок трогал мою киску?

— Ох, черт.

— Это вопрос с ответом «да» или «нет». Что из этого?

Его рука начинает отстраняться от моей киски, и я дергаюсь, хватая его за запястье, чтобы удержать ее там.

— Нет.

— Нет, что?

— Никто не прикасался ко мне после тебя.

В его глазах сверкает собственнический огонь, и он идет до конца, вонзаясь в меня в животном исступлении.

Я кончаю от сильного толчка, мой клитор и киска пульсируют синхронно с его прикосновениями.

— И никто не сможет, — шепчет он против моего горла. — Я единственный, кому позволено прикасаться к моей гребаной жене.

Я все еще нахожусь на волнах оргазма и не могу ни говорить, ни тем более думать.

Все, что я могу сделать, это поддаться плотскому искушению и неумолимому удовольствию, которое Кирилл выжимает из меня.

Он убирает руку с моей киски, и чувство пустоты пробирает меня до костей. Я хочу, чтобы меня снова заполнили и жестоко трахнули, как умеет только он.

К моему ужасу, он также освобождает мое горло, оставляя меня совершенно пустой. Его суровый взгляд не отрывается от меня, пока он расстегивает ремень и наматывает его на ладонь.

Возбуждение захлестывает мои внутренности при этой картине. Этот ремень всегда ассоциировался у меня с самыми развратными наклонностями.

Другой рукой он освобождает свой член. Он покрыт венами, твердый, и на его головке блестит капелька предэякулята.

Я не могу отвести взгляд, когда он начинает дрочить несколькими сильными рывками, делая его еще тверже.

Я обхватываю его руку и медленно отодвигаю ее с дороги, так, чтобы именно я прикасалась к нему.

Прошло так много времени, что я почти забыла, как сильно я люблю его член и то, как он подергивается под моими пальцами.

— Вот так, — застонал он в задней части горла и запрокинул голову назад. — Делай это быстрее. Ты не сделаешь мне больно.

Я ускоряю темп, и как только чувствую, что он напрягается, сжимаю его так сильно, как только могу.

— Ты трахался с кем-нибудь еще, пока меня не было?

Его глаза снова фокусируются на моих, и он прикусывает нижнюю губу, словно какой-то бог секса. Затем он обхватывает ремнем мое горло и прижимает меня к своей сильной груди. Его член зажат между нами, и я все еще сжимаю его.

Чем больше я представляю, как его имеет другая женщина, тем сильнее сжимаю кулак.

В моей голове он никогда не должен был принадлежать кому-то другому. Честно говоря, я не знаю, что бы я сделала, если бы он действительно женился на Кристине.

Мне нравится думать о себе как о хорошем человеке, но я бы точно стала чертовой дьяволицей, если бы она стала его женой.

— Думаешь, у меня было время смотреть на других женщин, когда я, блять, оплакивал тебя? — в его глубоком голосе звучит неприкрытый гнев, и я не думаю, что это связано с болью, которую я причиняю.

Он звучит более грубо и въедливо. Более… обидно.

И тут меня осеняет.

Ранее, когда он требовал, чтобы я извинилась за то, что бросила его, я думала, что это какая-то игра за власть, и ненавидела его за это. Но теперь, когда я ясно вижу, что скрывается под его маской, я склоняюсь к мысли, что ему действительно было больно.

Могучему Кириллу Морозову было больно из-за меня.

Мне приходится сдерживать себя, чтобы не разразиться извинениями, которые так и норовят вырваться наружу. Вместо этого я дрочу ему вверх-вниз, пытаясь вновь пробудить его удовольствие.

Кирилл заставляет меня отпустить его, и я сбрасываю свои джинсы и трусики, чтобы дать ему лучшую перспективу. Он поднимает одну из моих ног так, что она оказывается на одной линии с его талией, и его фантастические глаза встречаются с моими.

Я на мгновение отвлекаюсь.

Нет, правильнее было бы сказать «попадаю в ловушку».

Я полностью впала в транс от их глубины. Мистические эмоции, бурлящие в них. Как будто… он выпускает на свободу зверя, который все это время таился внутри него.

Или, может быть, это человек, которого он наконец-то выпустил на свободу в этот раз.

Кирилл держит ремень в одном кулаке и крепко затягивает хватку. Мое дыхание сбивается, и это заставляет мою киску пульсировать сильнее.

— Тебе никогда больше не разрешено покидать мое поле зрения, — и тут он врывается в меня.

Мое тело дергается, и мое бедро ударяется о деревянные перила позади меня. Прошло много времени, а Кирилл чертовски огромен. Оттенок боли смешивается с непреодолимым удовольствием, и мне приходится схватиться за перила, чтобы не упасть.

Первые несколько недель после моего отъезда в Россию были физическим и эмоциональным адом. Я говорила себе, что ненавижу его, и я ненавидела, но это не означало, что я перестала скучать по нему или по животной ласке, которую мог дать только он.

Этот ублюдок разрушил меня для всех других мужчин. Я не могу смотреть ни на кого другого и чувствовать это всепоглощающее удовольствие и эти проклятые эмоции.

Нет.

Я вращаю бедрами, принимая его, по мере того как он входит глубже. Здесь нет никаких эмоций. Здесь не должно быть никаких эмоций.

Речь идет только о физическом влечении и заботе о телесных потребностях друг друга.

— Моя жена, — он затягивает ремень еще туже, и я сжимаюсь вокруг его члена. — Моя женщина, — толчок. — Чертовски моя.

Затем он целует меня. Как будто не может насытиться. Как будто мой вкус — это все, что ему нужно.

Это только физически.

Я повторяю это мысленно, целуя его с той же животной потребностью. Мне даже не важно, что перила впиваются мне в спину и что я чувствую, как образуются синяки.

Они того стоят.

Мне нравится видеть свидетельства наших трах-сессий, и, возможно, это часть причины, почему я так по нему скучала.

Он никогда не уклонялся от того, чтобы использовать меня для своего удовольствия. В ответ он дарил мне самые волнующие оргазмы, о которых только может мечтать любая женщина.

Мы первобытны. Мы грубые. И мы — идеальный пример совместимой пары во время секса.

Кирилл сжимает мое бедро, выходит почти полностью, а потом снова входит. Он попадает в мою чувствительную точку снова и снова, пока мои стоны не раздаются эхом вокруг нас.

— Вот так, solnyshko, — прохрипел он мне в рот. — Покажи мне, как сильно ты хочешь мой член.

Я смотрю на него, даже когда двигаю бедрами и чувствую его вкус на своем языке.

Почему это должен быть именно он? Почему из всех мужчин на этой планете я должна быть связана с самым чудовищным из всех?

Почему он не может быть нормальным?

Наверное, потому что ты сама ненормальная, Саша.

— Ты ненавидишь это, не так ли? — он высовывает язык и облизывает кончик моего носа, затем верхнюю губу. — Ты ненавидишь то, как сильно ты хочешь меня, и то, что ты не можешь остановить это. Ты ненавидишь, что твое тело подчиняется мне, несмотря на все твои усилия. Именно поэтому ты отталкивала меня все это время, не так ли? Ты пыталась не поддаваться этому плотскому желанию, но вот в чем дело. Ты никогда не сможешь убежать от меня, жена.

— З-заткнись, — простонала я. Черт возьми.

— Я был терпеливым, Саша, а ты знаешь, что терпение — не самая сильная моя черта. Я готов быть настолько терпеливым, насколько ты захочешь, если это означает, что ты вернешься ко мне, но я больше никогда не стану слушать о том, что ты уходишь от меня.

Его толчки становятся все более дикими и глубокими, пока все мое тело не становится истерзанным и податливым. Пока каждый дюйм меня не истекает кровью прямо перед ним.

Это только физически, — заставляю я себя думать, пока кончаю с беззвучным криком. Затем я опускаю голову ему на плечо и кусаю пространство между его шеей и ключицей.

Меня не волнует, что оно покрыто засохшей кровью. На самом деле, я кусаю сильнее, просто чтобы убедиться, что он здесь, со мной, а не где-то там, раненый.

Это всего лишь гребаная физическая близость. Ничего большего быть не может.

Кирилл с дикой энергией переходит на более быстрый темп. Мои ягодицы ударяются о перила при каждом толчке.

Я продолжаю кусать его, причиняя как можно больше боли. Он стонет, а затем кусает и мое горло.

И тут же он кончает глубоко внутри меня. Он выходит и отпускает мое бедро лишь для того, чтобы небрежно помассировать мой клитор своей спермой, после чего он толчком возвращает ее обратно в мою киску.

Я не знаю, почему тот факт, что он всегда так делает, заставляет меня так сильно возбуждаться в течение нескольких секунд. Словно он не хочет, чтобы хоть капелька вытекла, и заставляет меня принять все.

Мы находимся в таком положении несколько минут. Я перевожу дыхание, пока он сосет и покусывает мое горло. Завтра там точно будет красоваться темный засос.

Когда я кладу голову ему на плечо, дымка наслаждения медленно рассеивается, и мрачная реальность бьет меня по лицу.

Теперь это невозможно отрицать.

Я поддалась старым привычкам.

Глава 17

Кирилл

Саша отстранилась от меня.

Она использовала предлог, что ей нужно в душ, и поскольку мне нужно было позвонить Виктору, я отпустил ее.

Пока.

Помывшись в душе внизу, я обернул полотенце вокруг талии и просушил волосы другим.

Прижав телефон к уху, я иду в гостиную.

— Тебе что-нибудь нужно, Босс? — Виктор отвечает полусонным голосом.

Я забыл, что сейчас раннее утро. И хотя Виктору нужен сон после нескольких лишенных месяцев, сейчас на него нет времени.

— Сегодня ночью на нас напали.

На другом конце — тишина, за которой последовал какой-то звук. Что-то стучит на его конце, когда он говорит трезвым голосом:

— Я буду через несколько минут.

— Нет.

— Что, мать твою, ты имеешь в виду под «нет»? Я говорил тебе, что это глупая идея — оставаться в одиночку без какой-либо защиты.

— Это тот самый момент, когда ты говоришь: «я же тебе говорил»?

— Я не в настроении шутить. Мне следовало остаться, — я слышу шорох одежды и звук застегиваемого ремня.

— Перестань одеваться. Ты не придешь, а если придешь, я запру тебя к черту вместе с Максимом и Антоном. В тот раз тебе не понравилась атмосфера, так что, возможно, ты изменишь свое мнение, если проведешь еще несколько дней в их компании.

— Что же мне делать, если я не приду тебя защищать?

— Найти того, кто это сделал, — я отбрасываю полотенце для волос и смотрю в окно на кромешную тьму снаружи. Хижина может показаться старой и неухоженной, но окна здесь двойные и пуленепробиваемые. Стены настолько толстые, что трудно услышать возню ночных животных снаружи.

— Именно по этой причине я должен отправиться на место происшествия, и собрать улики, — говорит Виктор.

— Сомневаюсь, что там что-то осталось. Они, наверное, уже убрали трупы.

— Это Ивановы?

— Я тоже так подумал. Логично, что они пришли спасать Антона, но их оружие было не из тех, что мы нашли на складе во время той миссии. Я сомневаюсь, что они сменили оружие со времени последней операции после возвращения Саши. Кроме того, они напали на нее.

— Или она может притворяться, чтобы подыграть и заманить тебя в ловушку.

— Ты говоришь о моей жене, Виктор.

— Она все еще принадлежит семье, которая стремится устранить тебя. Я подозревал об этом все это время, ведь это она выманила тебя в Россию перед тем, как тебя подстрелили, не так ли?

— Брось это.

— Нет, не могу. Ты слишком доверяешь ей, хотя она ни разу не доказала свою преданность тебе после возвращения.

— Как, блять, она должна это сделать, если она считает, что я причинил вред ее семье?

— Как насчет того, чтобы не считать тебя настолько бесчеловечным, чтобы организовывать убийство детей?

Я щипаю себя за переносицу. Он раздражающе прав, и мне хочется ударить его, но поскольку по телефону такой возможности нет, я выпускаю вздох.

— Ты слышал что-нибудь о Макаре в последнее время?

Он делает паузу, вероятно, застигнутый врасплох сменой темы.

— Нет. Разве у него нет прямого контакта с тобой?

— Найди его. Последнее местонахождение, которое мне известно, это Чикаго.

— Почему я должен его разыскать?

— Потому что он предатель. Саша думает, что я пытался убить ее в том коттедже, потому что она видела Макара. Я хочу знать, кто его туда послал.

— Занимаюсь этим, — он делает паузу. — И будь осторожен. Я не в том настроении, чтобы собирать трупы.

Я смотрю на телефон, когда он вешает трубку. В последнее время этот засранец ведет себя более дерзко, чем обычно. В основном это связано с недостатком сна, за что мне, наверное, стоит извиниться.

Дело в том, что я не просил его быть назойливой тенью. Он сам выбрал эту должность, и он должен нести за нее полную ответственность.

— Это был Виктор?

Я медленно поворачиваюсь на голос Саши. Я вполне ожидал, что она заснет или притворится, и мне придется будить ее для второго раунда.

Хорошо, что будить не придется, так как это гарантированно сделало бы ее раздраженной.

Она стоит у лестницы, одетая в шерстяное платье с разрезом посередине. Это один из тех предметов одежды, которые я доставил сюда сегодня, когда придумывал план, как загнать ее в угол, где будем лишь мы вдвоем.

Ни Карины, ни Рай, ни Анны, ни Кристины, ни моих гребаных охранников.

Что? Она решила направить свое внимание на них, а не на меня, а я не люблю быть второстепенным персонажем в жизни моей жены.

Я иду к мини-бару и наливаю две рюмки водки, затем предлагаю одну ей.

— Ага. Виктор.

Она делает глоток и смотрит в мою сторону.

— С каких это пор ты любишь водку?

— С тех пор, как я пытаюсь задобрить свою жену.

Она останавливается, прежде чем закатить глаза, но улыбается и скрывает это, делая еще один глоток.

Я повторяю за ней, терпя безвкусную водку. Теперь я уверен, что мои русские предки перевернулись бы в своих могилах и прокляли бы меня до самой глубокой ямы в аду за это заявление. Виктор даже обвинил меня в том, что я фальшивый русский за клевету на святую мессию его существования.

Максим также сказал, что я должен извиниться перед его русской кровью.

К счастью для них, моя прекрасная жена любит этот напиток, и поэтому я воздержусь от ненужных дерьмовых разговоров.

Саша серьезно относится к своей водке. Она сидит на диване, ее поза несколько расслаблена, и она наслаждается каждым глотком. Мое внимание полностью поглощено мягкими чертами ее лица и влажными светлыми прядями, спадающими на шею.

Но шедевром является большой засос, который я оставил на ее горле. Красные следы от ремня окружают его, синяки на коже свидетельствуют о том, кому она принадлежит.

Предупреждение о спойлере: мне.

После нескольких минут молчания она поднимает голову, и ее глаза слегка расширяются, когда она видит, что я прислонился к шкафу и смотрю на нее.

Она прочищает горло.

— Ты действительно попросил Виктора разыскать Макара?

— У кого-то появились привычки подслушивать.

— Я не хотела… Я просто случайно проходила мимо.

Как много из этого разговора она слышала? К счастью, она не могла услышать злобные комментарии Виктора, так как они определенно не играют в мою пользу.

— Если ты попросил Виктора найти его, значит, ты не знаешь, где он.

— Или что он сделал.

— Или это, — повторила она низким, мягким голосом.

— Теперь ты мне веришь?

Она делает длинный глоток и испускает вздох.

— Я уже даже не знаю, во что верить.

— Ты думаешь, что люди, которые напали на нас сегодня ночью, были посланы твоей семьей?

Она качает головой.

— По крайней мере, я надеюсь, что нет, учитывая, что они пытались убить меня и все такое.

— Насколько велик шанс, что они придут за тобой, чтобы спасти Антона?

— Семьдесят процентов? — говорит она с болезненной улыбкой, и я хочу убить всех и каждого из них, кто вызвал эту боль.

Это хлопотно.

Если ее собственная семья не защищает ее, она находится под серьезной угрозой. Я не против, если они придут за мной, но если они попытаются причинить ей вред, мне придется вырвать их сердца. И она может возненавидеть меня за это.

— Так много?

— Я никогда не имела значения в великой схеме вещей, — она смотрит в окно на бесконечную темноту. — Когда я была ребенком, я была невежественным, замкнутым сорванцом, который заботился только об играх. После резни я превратилась в солдата семьи. Почти в одночасье я стала оружием, которое использовалось для защиты наших активов и мести. Я лишь поддержка для Антона, инструмент, который он сможет использовать, когда станет наследником. Самое печальное, что я не думаю, что после того, как все это закончится, у меня будет цель. Мне придется найти себе другую роль, когда все закончится.

— Ты уже начала искать эту роль, снова став женщиной?

Ее губы разошлись.

— Откуда ты это знаешь?

— Догадка.

— Да. Я сказала им, что больше не буду продолжать жить как мужчина. Теперь я достаточно сильна, чтобы защитить себя. Если на меня нападут, значит, так тому и быть.

Это моя женщина.

Мне нравится, как в ее глазах светится уверенность в своем решении наконец-то стать свободной. Или частично свободной, поскольку она все еще связана со своей семьей негласным кодексом верности.

— Вот тут ты ошибаешься, — я приношу ей еще один стакан и сажусь рядом с ней. — Никто не сможет причинить вред моей жене, пока я здесь.

Она ставит пустой стакан на стол и берет новый.

— Может, хватит меня так называть?

— А разве ты не моя жена?

— А ты не задумывался о том, что больше всего боли причиняешь мне ты?

— Как же? Мне кажется, я доказал, что ни одно из твоих заблуждений обо мне не соответствует действительности. Представь, если бы ты продолжала верить, что я женился на другой женщине и пытался убить тебя и твою семью.

Она напрягается. Это едва уловимо, и она быстро скрывает это, но такая возможность пронеслась в ее голове тысячу раз.

Слабость Саши — то, что она склонна к излишним размышлениям, — может привести к ее гибели.

После минутного молчания она смотрит на меня, ее глаза — смесь мягкого зеленого и сурового карего.

— Ты все еще ставишь свои планы, амбиции и гонку за властью выше меня. Я не могу полагаться на то, что ты не повторишь это снова.

— Ты параноик.

— Параноик? Я сказала тебе, что люблю тебя, а ты через несколько часов объявил о своей чертовой помолвке на весь мир. Похоже на паранойю?

Я начинаю говорить, но она поднимает руку.

— Давай поговорим о чем-нибудь другом. Что ты собираешься делать, когда найдешь Макара?

— Пытать его, чтобы получить ответы. Албанцы сказали, что они вступили в сговор с человеком, чтобы убрать тебя.

— Ты не думаешь, что это Макар?

— Нет. Он всю жизнь был слугой. Он не мог внезапно превратиться в хозяина.

— Ты думаешь, кто-то стоит за его действиями?

— Я не думаю. Я уверен. Теперь мне нужно выяснить, насколько близок этот кто-то.

— У тебя есть подозреваемые?

— Всегда есть.

— Конечно, — она испустила вздох. — Значит, ты будешь пытать его, а что потом?

— Потом ты сделаешь с ним все, что захочешь.

— Ты доверишь его мне?

— По-моему, это справедливо, раз он пытался убить тебя.

— Ничего себе. Неужели могущественный Кирилл дает кому-то другому право последнего слова в важнейшем вопросе?

— Не кому-то другому, — я скольжу рукой по ее талии и притягиваю ее к себе так неожиданно, что несколько капель водки расплескиваются по ее груди. — Своей жене.

Несмотря на все ее попытки казаться невозмутимой, розовый оттенок окрашивает ее щеки.

Я поглаживаю эти щеки, словно могу почувствовать этот румянец на своей коже. Саша остается неподвижной, но ее губы раздвигаются, пока я ласкаю ее.

— Я уже говорил тебе, что ты выглядишь сексуально, когда позволяешь себе быть самой собой?

— Оставь это, — она отстраняется. — Я даже не крашусь, так что лесть ни к чему.

— О чем ты, блять, говоришь? — я снова притягиваю ее к себе, стараясь не обижаться на то, что она создала между нами дистанцию. — Мне похуй на макияж. Я говорю о тебе и твоих потрясающих белокурых волосах.

— Я знала, что блондинки в твоем вкусе, — ворчит она.

Я ухмыляюсь.

— И поэтому ты перекрасилась?

— Нет, — она смотрит в другую сторону, как самая ужасная лгунья, которая когда-либо ходила по земле.

— Ты говорила мне, что тоже была блондинкой, когда я только обручился с Кристиной.

— Я этого не помню.

— Ты также сказала, что могла бы быть похожей на нее. Ты настолько ревновала?

— Нет. Какая Кристина? Я не думала о ней с тех пор, как уехала, — даже когда она говорит это, ее щеки краснеют, а губы поджимаются.

Мне придется купить моей новой невестке открытку с благодарностью: «Прости, что назвал тебя роботом», за то, что мне удалось спровоцировать эту сторону моей жены.

Это показывает, что ей не все равно, как бы она это ни отрицала.

Она может бороться со мной сколько угодно, пока остается рядом со мной.

Я позабочусь о том, чтобы у нее никогда не было выхода.

Даже одного.

Развод? Я не верю в это гребаное слово, когда речь заходит о ней.

— Зачем ты вообще на мне женился? — спрашивает она через некоторое время. — Ты мог бы легко найти себе другую сделку или партнерство через брак.

— Потому что ты попросила меня об этом.

Она тяжело сглатывает, и следующее слово произносит шепотом.

— Что?

— Ты сказала, цитирую: «Если бы я хотела стать твоей женой, ты бы устроил это?». И я это сделал.

— Даже несмотря на то, что ты не веришь в этот институт брака?

— Теперь верю. И знаешь что? Я все еще чертовски зол, что ты инсценировала свою смерть, но у меня не будет никакой другой жены, кроме тебя.

Ее губы раздвигаются, и медленно, слишком медленно, она кладет голову мне на плечо.

Теперь я хотел бы отметить, что мой член не в восторге от перспективы саботажа его обещанного второго раунда, но она через многое сегодня прошла, и я могу позволить ей поспать.

Или я так думаю, когда сам закрываю глаза. Она берет меня за руку и кладет мою ладонь на свое ровное сердцебиение.

И вот так я отключаюсь.

Глава 18

Саша

Видимо, план Кирилла с самого начала заключался в том, чтобы привезти меня сюда.

Прошла неделя с тех пор, как мы приехали в этот домик, а он все отказывается уезжать.

Честно говоря, я и сама не думаю, что хочу уезжать. Но в отличие от него, я не могу полностью игнорировать реальные проблемы, поджидающие нас снаружи.

Кирилл должен быть тем, кто об этом беспокоится в большей степени, учитывая, что он Пахан и все такое. Он новичок в этой роли, поэтому не может позволить себе оставаться в стороне от событий, полагаясь на Виктора, который является его единственным источником информации о том, что происходит вовне.

Однако это его не останавливает.

Ни капельки.

Он больше озабочен тем, чтобы трахать меня при каждом удобном случае. Я бы солгала, если бы сказала, что мне не нравится быть загнанной им в угол в течение всего дня. В последнее время я странно возбуждена, и он потакает мне при любой возможности.

У Кирилла всегда было животное сексуальное влечение, но я никогда не думала, что это может стать еще хуже.

Он не только рассматривает каждую возможность как шанс вытрахать мне мозги, но и не кончает, а продолжает и продолжает, пока я не кончаю, не двигаюсь и не нахожусь на грани обморока.

Я думаю, он делает это для того, чтобы у него была возможность помочь мне принять душ и ванну, а затем заставить меня заснуть в его объятиях.

И самое великое чудо? Он действительно спит. Каждую ночь. Иногда положив голову мне на грудь. В других случаях — с моей головой на его груди.

Он спит не всю ночь, но он получает свои несколько столь необходимых часов отдыха.

Отчасти причина, по которой я охотно здесь нахожусь, помимо того, что несколько дней назад он снова отвел меня к Антону, — это сюрреалистическая перемена, которую я наблюдаю в нем.

Как будто я нахожусь в компании совершенно другого Кирилла, но это не так.

Он все тот же загадочный, немного спокойный — ладно, очень сильно — неуравновешенный человек, недоверчивый манипулятор с претензиями к миру. Но за время, проведенное с ним в этой хижине, я обнаружила, что он… больше.

Например, он любит готовить и на самом деле чертовски хорош в этом. Он говорит, что это потому, что, когда они были детьми, ему нравилось готовить любимые блюда Константина и Карины.

Поскольку он Кирилл, он никогда не признается, что в глубине души в нем есть что-то от опекуна и защитника. Не каждый имеет право на такую привилегию, но те немногие, кто входит в этот список, получают его безоговорочную поддержку.

Я была рада видеть, как сильно улучшились его отношения с Константином после того, как тот женился на Кристине. Когда я подняла эту тему, Кирилл сказал: «Меня интересовала только деловая сделка».

Он такой лжец. Если бы это было так, он бы не стал из кожи вон лезть, чтобы соврать за них и сделать так, чтобы они поженились на месте, на случай, если Игорь передумает.

За последние несколько дней он стал таким дружелюбным, чтоэто немного пугает.

Он предложил научить меня готовить, так как я всегда говорила, что хочу научиться. Он приносит мне цветы каждое утро, а потом ставит их в вазу.

Без шуток. Кирилл, который убивает ради спорта, собирает для меня цветы, как какой-нибудь заботливый любовник.

Иногда мы разговариваем до глубокой ночи. Иногда отправляемся в поход, пока не достигаем вершины, а потом он смотрит, как я кричу во всю мощь своих легких с огромной ухмылкой на лице.

Он делает мне глубокий массаж, расслабляя мои мышцы. Отчасти он делает это для того, чтобы я была более энергичной для следующей сессии траха, но я принимаю это с благодарностью.

Я знаю, что такие вещи не приходят к нему естественно. Он прилагает усилия ради меня. Он позволяет мне увидеть ту его сторону, о которой я только мечтала.

Все время Кирилла для меня?

Его улыбки?

Его смех?

Его дурачества?

Его полное внимание?

Ни при каком воображении я не могла подумать, что такое возможно.

Но это возможно. И это начинает пугать меня до смерти.

Каждое утро я просыпаюсь с ужасом, что фаза медового месяца закончилась. Нам придется вернуться в мир, в котором он враг моей семьи.

Каждый раз, когда мы выходим на улицу, часть меня наблюдает за окружающей обстановкой, ожидая, что эти люди снова нападут на нас.

То, что этого не произошло сегодня, не означает, что этого не произойдет вообще.

И этот ход мыслей сводит меня с ума.

Я не хочу впадать в то наивное состояние надежды, в котором я была после свадьбы, поскольку я точно знаю, что всему хорошему приходит конец.

Всему.

Но при этом я не могу контролировать всепоглощающее счастье, переполняющее меня.

Потребность в большем.

Желание отпустить. Хотя бы на время.

К несчастью для меня, и как бы я ни пыталась с этим бороться, Кирилл по-прежнему единственный человек, которого я когда-либо хотела иметь для себя.

Не ради долга. Не ради семьи. Не ради мести.

Просто кто-то для меня.

Я слишком увлеклась нашей утренней рутиной, которая заключается в том, что мы вместе делаем зарядку. Несколько раз мне удалось ударить его, но это случалось крайне редко.

Он не стесняется одолеть меня при любой возможности.

Я спускаюсь по лестнице в своей тренировочной одежде. Сегодня я решила надеть лишь спортивный бюстгальтер и свои обтягивающие шорты, с одним из тех швов, которые очерчивают мою задницу.

Не то чтобы я пыталась соблазнить его или что-то в этом роде. Ладно, возможно, самую малость.

Я купила их на днях, когда мы отправились за покупками в ближайший город, который находится в часе ходьбы.

До Рождества осталось около двух недель, поэтому весь город сиял огнями, украшениями и предвкушением. Мое сердце болело от воспоминаний о прошлом Рождестве, отметить которое у меня не было возможности. Однако мне нравилось видеть людей счастливыми.

Кирилл, с другой стороны, не был впечатлен и продолжал осуждать всю эту радостную атмосферу, как Гринч⁵.

Поскольку мы несли много сумок, на обратном пути нам пришлось воспользоваться попуткой на фермерском грузовике. Водитель, возможно, на секунду засмотрелся на меня, и мне пришлось остановить Кирилла, чтобы он не всадил пулю в голову бедняге.

Вернемся к настоящему. Обычно он будит меня с букетом цветов, но не сегодня. Хотя я проснулась немного раньше, чем обычно.

Я останавливаюсь, когда дохожу до подножия лестницы. Свежие цветы красиво стоят в вазе на обеденном столе.

Значит, он все-таки вернулся.

Я нюхаю их, затем фотографирую и делаю селфи, держа их в руках, и отправляю снимки Карине.

Саша: Мои сегодняшние цветы.

Она сразу же отвечает.

Карина: Фу. Он все делает правильно, чтобы держать тебя подальше от меня. Я собираюсь прирезать его насмерть, когда увижу в следующий раз.

Я улыбаюсь, набирая ответ.

Саша: В конце концов, мы вернемся. Мы не можем остаться здесь вечно.

Карина: Не сомневаюсь, что ты этого хочешь.

Если бы я была уверена, что моего брата отпустят и он не создаст проблем, то да. Но сейчас ситуация похожа на катастрофу, которая только и ждет своего часа.

Затишье перед бурей.

Хорошо, что нет никаких пыток. Когда мы навестили их несколько дней назад, Антон и Максим просто смотрели друг на друга с разных концов комнаты.

Саша: Не говори глупостей. Конечно, я хочу вернуться.

Карина: Пожалуйста, вернись. Я по тебе скучаю! Но не по Кириллу.

Я качаю головой.

Клянусь, эта семья не может выжить без проявления жесткой любви. Они должны получить награду в этом искусстве.

Сделав еще несколько фотографий цветов, я оставляю их и свой телефон на столе и выхожу на улицу.

Мои шаги прекращаются, когда я обнаруживаю другого мужчину, не Кирилла, стоящего в саду.

— Виктор?

Мужчина-гора оборачивается, приподнимает бровь, вероятно, не привыкший к тому, что я так одета, прежде чем зафиксировать свое выражение лица и кивнуть.

— Миссис Морозова.

Я дразняще касаюсь его плеча.

— Что это вдруг за учтивость? Зови меня Сашей или Александрой, раз у тебя аллергия на уменьшительно-ласкательные формы имен.

— Ты жена Босса. Я буду называть тебя по твоему официальному титулу.

Я закатываю глаза.

— Ты называешь его Кириллом, когда злишься на него.

— Я буду называть тебя по имени, когда разозлюсь на тебя.

Боже. Он несгибаемый мудак.

И все же я всегда чувствовала, что Кирилл в безопасности, пока Виктор рядом. И хотя я ненавидела, что он, вероятно, мог защитить его лучше, чем я, я рада, что Виктор не позволит, чтобы с ним что-то случилось.

— Где он?

Я оглядываюсь вокруг него, как будто мускулистый мужчина ростом в метр девяносто — это что-то вроде иголки в стоге сена, которую нельзя заметить сразу.

— Он кое-что проверяет.

— Что именно?

Он приподнимает бровь.

— Я не обязан докладывать тебе о его действиях.

— Ты на самом деле придурок, ты знаешь об этом? Никому не повредит, если ты просто ответишь на вопрос.

— Судить об этом буду я.

Я скрещиваю руки и вытягиваюсь во весь рост, что немного бессмысленно, так как Виктор намного больше по росту и комплекции.

— У тебя проблемы со мной?

— Ох, — говорит он роботизированным, бесстрастным тоном. — Почему ты так думаешь? Из-за того, что ты шпионила за ним? Или из-за того, что из-за тебя его чуть не убили в России? Или, может быть, только может быть, из-за того факта, что сейчас ты то же самое?

Я ненадолго закрываю глаза.

— Инцидент в России не был преднамеренным, и, если бы я хотела его смерти, я бы убила его, когда вернулась.

— Получается, ты попросту пустила ему пулю в руку?

Мои губы раздвигаются.

— Это он тебе сказал?

— Нет. Он сказал, что один из солдат попал в него, но я подозревал, что это не так. Он бы не позволил так просто выстрелить в себя, если бы это не был кто-то из его близких, или если бы он сам не позволил этого. Теперь я убедился, что это была ты.

— Я… думала, что…

— Что? Что он женился на другой? Пытался убить тебя и твою семью? Ты была так уверена, даже не попытавшись обсудить это с ним.

Я поджала губы, затем прищелкнула языком.

— Я была не совсем в том состоянии духа.

— А ты думаешь, он был? Он только что узнал, что ты жива, после того как похоронил тебя своими руками. Ты думаешь, он был готов к тому, что ты вернешься?

Сглотнув, мой глоток застревает в задней части горла, и я несколько мгновений смотрю на него, не зная, что сказать. С одной стороны, я не могу винить его за то, на что он указал, но с другой стороны, он не испытывал тех эмоций, которые испытала я после того, как мне пришлось вернуться в Россию.

Чувства предательства, ярости и полного отчаяния. Черт, даже тоска была. Мне так не хватало Кирилла, и я ненавидела себя за это каждый день.

Виктор шагнул вперед.

— Я предупреждаю тебя. Если ты снова попытаешься причинить ему боль, мне будет наплевать, что он тебя простит. Я убью тебя и навсегда вычеркну из его жизни, Александра.

Я вздергиваю подбородок.

— Я бы хотела посмотреть, как ты попытаешься.

— Не вынуждай меня. Я видел, как он превратился в призрак себя прежнего после твоей предполагаемой смерти, но я бы предпочел это вместо того, чтобы похоронить его самостоятельно.

— Я не хочу, чтобы он пострадал или умер, Виктор.

— Твой послужной список работает не в твою пользу. Мне нужно что-то более убедительное, чем просто слова.

— Я докажу тебе это.

— Докажешь что?

Мой позвоночник резко выпрямился от глубокого голоса Кирилла. Любой другой человек услышал бы только закрытый тон, но я легко уловила ярость, кипящую под поверхностью.

Его рука обхватывает мою спину, вызывая острые мурашки на моей обнаженной коже.

Я смотрю на него и жалею, что посмотрела. На его лице видны острые углы неодобрения. В его глазах бушует невиданная буря, потемневшая до яростной синевы.

И эти глаза теперь направлены на Виктора.

— Что тебе докажет моя жена?

Охранник лишь приподнимает плечо.

— Почему бы тебе не спросить ее?

— Я спрашиваю тебя, и если ты не начнешь давать мне ответы на следующем вдохе, я конфискую весь твой воздух, пока ты не выплюнешь все до последнего.

— Ничего, все хорошо.

Я кладу нетвердую руку ему на грудь.

В последнее время я была в таком блаженстве, что почти забыла, каким суровым он может быть.

— Я решу, ничего это или что-то, когда узнаю подробности.

— Она сказала, что не хочет, чтобы ты пострадал, а я сказал, что не верю ей, учитывая ее шпионское и конспиративное прошлое, поэтому она предложила доказать это.

Я уставилась на Виктора, приоткрыв рот. Этот ублюдок просто выложил все, не жалея деталей. Не то чтобы я удивлена, но я думала, что он хотя бы избавит меня от смущения.

— Я ухожу, — объявляет Виктор, прежде чем повернуться и уйти, не дожидаясь ответа.

Должно быть, он приехал сюда на машине и оставил ее на главной грунтовой дороге, которая находится в паре минут ходьбы.

Выражение лица Кирилла не меняется, несмотря на сеанс раскрытия секретов Виктором. Его взгляд становится еще более мрачным, зрачки почти поглощают радужку.

Я пытаюсь улыбнуться, хотя и осторожно.

— Ты готов к этому поединку?

— Ты выглядишь по-другому.

Мои щеки краснеют без моего разрешения.

— Хорошо по-другому?

— Плохо.

— Пошел ты, — шепчу я.

Он впивается пальцами в мою руку.

— Ты так оделась, как только заметила Виктора? Не знал, что он в твоем вкусе.

— Может, и так, — я поднимаю подбородок.

— Это так? — его губы кривятся в улыбке, но это больше похоже на пугающую ухмылку. Мне не нравится, когда он так спокоен. Это верный способ понять, что он замышляет что-то гнусное.

— Да. Я решила оставить свои варианты открытыми на случай, если мы разведемся, — я знаю, что провоцирую его, но он сделал это первым.

Я принарядилась для него, а этот гребаный урод заставляет меня чувствовать себя плохо.

В один момент я стою, а в другой он хватает меня за горло, его пальцы сжимают по бокам так, что я оказываюсь обездвиженной.

— Тебе нужно научиться, когда стоит заткнуться, Саша.

Я бью его по руке и пинаю по ноге, но он едва позволяет мне двигаться.

Это всегда гребаная борьба с этим человеком. Как будто я сражаюсь с быком без шансов на победу.

— Отпусти меня, придурок, — задыхаясь, процедила я.

— Пойми это, жена, — он говорит так близко к моему лицу, что его рот почти касается моей щеки. — Для тебя нет других вариантов, кроме меня. Если ты будешь продолжать настаивать на том, что они существуют, я заставлю тебя наблюдать за тем, как я убиваю всех и каждого.

Со мной определенно что-то не так. Иначе почему, черт возьми, его дикие прикосновения и безумные слова повышают температуру в моем теле?

Может быть, я такая же испорченная, как и он.

Может быть, я влюбилась в него в первую очередь потому, что он говорит с той частью меня, о существовании которой я даже не подозревала.

Он толкает меня назад, но я падаю на траву, так что удар получился не очень сильным. В последнее время он так часто меня толкает и швыряет, что я всегда ожидаю какого-нибудь падения.

— Похоже, тебе нужно напоминание о том, кому ты, блять, принадлежишь, — он нависает надо мной, как разгневанный бог, его грудь сильно вздымается и опадает. Его тонкая серая рубашка облегает мышцы, оставляя мало места для воображения.

Он стягивает с меня шорты, и я с шипением вдыхаю, когда ткань создает трение о мой набухший клитор.

Он отбрасывает шорты в сторону.

— Ты даже ничего не надела под них.

— Ты же сказал мне не делать этого.

Он шлепает меня по киске, и я дергаюсь. Святое дерьмо. Это должно быть так приятно?

— Тссс. Больше ни единого гребаного слова, Саша.

— Пошел ты.

Он снова шлепает меня по киске, а затем трет мой клитор. Моя голова откидывается назад, а сердцевина пульсирует.

Я думаю, что сейчас кончу, но он вдруг убирает пальцы.

— Какую часть фразы «заткнись, блять», ты не понимаешь, мм? — он нависает надо мной так, что его колени оказываются по обе стороны от моей головы, и дергает меня за волосы. Боль взрывается в моем скальпе, но у меня нет времени сосредоточиться на этом, так как он освобождает свой член и прижимает мое лицо к своему паху. — Похоже, мне нужно трахнуть этот рот, чтобы заставить замолчать тебя.

Я размыкаю губы, чтобы сказать что-нибудь, но он использует эту возможность, чтобы ворваться внутрь. Его член упирается в заднюю стенку моего горла и остается там.

Я смотрю на него, слезы выступают на моих веках, и срабатывает рвотный рефлекс.

Я не могу дышать.

Я не могу дышать, черт возьми.

— Это те глаза, в которые я хочу смотреть. Они мои.

Он отстраняется, чтобы снова войти в меня. Его пальцы впиваются в мой череп, он использует свою хватку, чтобы управлять моей головой и трахать мой рот. Я даже не пытаюсь сосать ему. Это не то, что ему сейчас нужно. Ему нужно доминировать надо мной, использовать меня, и от его безумного взгляда в его глазах мои бедра покрываются липким слоем возбуждения.

— Вот так, solnyshko. Сделай мой член твердым и мокрым, чтобы я мог засунуть его в твою киску.

Должно показаться странным, что он использует мое прозвище, одновременно обращаясь со мной как со шлюхой, но это далеко не так.

Я задыхаюсь и захлебываюсь от его члена, а он толкается бедрами вперед, заставляя меня принять его настолько глубоко, насколько я могу. Мои собственные бедра дергаются, нуждаясь в прикосновении, всего лишь крошечной стимуляции, и я кончу.

Когда он выходит, слюна и слезы прилипают к моему лицу, но он едва позволяет мне глотнуть воздуха, прежде чем снова войти в меня. Одна его рука сжимает мои волосы, а другая почти закрывает все мое лицо, размазывая по нему слезы и мою слюну.

Я протягиваю руку между ног, но он отпускает мое лицо и шлепает по ноющим соскам, а затем отдергивает мою руку.

— То, что тебя используют, делает тебя горячей и возбужденной, жена? — он выскальзывает из моего рта. — Скажи мне трахнуть себя.

Я хриплю и задыхаюсь. Мои легкие горят от нехватки воздуха, а зрение затуманено.

— Трахни себя, — шепчу я.

Он одаривает меня ухмылкой.

— Достаточно хорошо.

Он устраивается между моих ног, раздвигает их, а затем обхватывает обеими руками мою шею.

Не знаю, что это: нехватка дыхания, тот факт, что я вся липкая внизу, или состояние, в которое он ввел меня, трахая мой рот, или, может быть, это комбинация всего. Но в тот момент, когда он входит в меня, я кончаю.

Это резкий, но сильный оргазм, который сотрясает все мое тело. Я хочу закричать, но это невозможно из-за его дикой хватки на моем горле. На мгновение мне кажется, что я умираю, пока он вытрахивает из меня всю душу.

— Твоя киска точно знает, кому она принадлежит, solnyshko. Ей не нужны никакие другие варианты, кроме моего члена, не так ли?

Моя спина отрывается от земли, и я цепляю руками траву, чтобы не рухнуть.

— Ты моя, — он сжимает сильнее и трахает меня глубже, снова и снова попадая в ту чувствительную точку. — Только, блять, моя.

Я думаю, что собираюсь кончить снова, но он внезапно отстраняется и отпускает мою шею. С моих губ срывается стон разочарования, а он садистски усмехается.

Он без предупреждения переворачивает меня на живот, поднимает меня на четвереньки, а затем толкает вниз так, что моя задница оказывается в воздухе.

Я чувствую, что он стоит на коленях позади меня, тепло его тела — желанное спасение от холода внешнего мира. Хотя сюда никто не придет, факт остается фактом: он трахает меня на публике, и это усиливает мое возбуждение.

Кирилл раздвигает мои ягодицы и размазывает мою влагу из киски по задней дырочке. Я напрягаюсь, сердце колотится.

— Что ты делаешь?

— Владею каждым твоим сантиметром. Твоя задница так и просится, чтобы ее взяли, — он плюет на мою дырочку, и по какой-то причине это так возбуждает, что я задыхаюсь.

Мы уже много раз занимались анальными играми на протяжении последней недели, но дело не доходило до его члена.

Теперь, когда момент настал, меня охватывает чувство страха. Я протягиваю дрожащую руку и сжимаю его запястье.

— Подожди… подожди.

— Мне надоело ждать.

— Но…

— Ш-ш-ш… — говорит он удивительно успокаивающим тоном и шлепает меня по заднице, а затем плюет на мой пульсирующий задний вход.

Я задыхаюсь, мои бедра дрожат, и он использует эту возможность, чтобы ввести головку внутрь.

О, Боже.

Я мокрая, но это все еще больно.

За ней следует еще один сантиметр, и я издаю всхлип.

— Кирилл, пожалуйста… это больно…

— Шшшш… ты берешь мой член как очень хорошая девочка, solnyshko.

Мои губы дрожат, и я впиваюсь ногтями в траву и грязь. Он протягивает руку вниз и растирает мой клитор приятными кругами.

— Не выталкивай меня. Расслабься.

Я опускаю спину и заставляю себя расслабиться, и тогда он входит до конца. Растяжение настолько резкое, что я вскрикиваю, но боль вскоре сменяется удовольствием, так как он продолжает стимулировать мой клитор медленными, почти успокаивающими кругами.

— Ты такая хорошая девочка, жена.

— Luchik… — я не хотела произносить его прозвище, но теперь, когда сделала это, я не смогу взять свои слова обратно.

Его темп ускоряется, и он рычит.

— Скажи это еще раз.

— Luchik, пожалуйста.

— Пожалуйста, что?

— Трахни меня.

Он шлепает меня по заднице и впивается в нее, одновременно вводя три пальца в мою киску.

— Мы не можем допустить, чтобы моя киска почувствовала себя обделенной.

Ощущение полного заполнения оставляет меня бездыханной, желающей — нет, нуждающейся — в разрядке.

Я не думаю, что когда-либо в своей жизни чувствовала себя настолько нуждающейся.

Я отталкиваюсь от него, мои ягодицы создают звук шлепков о его бедра и пах.

Он шлепает меня по заднице, затем погружает пальцы в плоть.

— Ты никогда не будешь носить эту одежду ни для кого, кроме меня. Только я могу смотреть на тебя так. Трахать тебя так. Владеть тобой вот так.

— Хватит сходить с ума…

Он хватает горсть моих волос и поднимает меня так, что я прижимаюсь спиной к его груди, и поворачивает мою голову, чтобы говорить прямо в мой рот.

— Ты уже должна знать, что я гребаный псих, когда дело касается тебя. Не испытывай меня на прочность.

Он вонзается в меня сильнее, и на этот раз я кричу, кончая от его члена и пальцев.

Кирилл целует меня, мой язык воюет с его языком, даже когда он душит меня.

Он точно знает, какой тесной я становлюсь, когда он крадет мое дыхание, и никогда не уклоняется от повторения этого движения снова и снова.

Но если я надеялась, что он закончил, то оказалась совершенно не права.

Он снова бросает меня на траву, задрав задницу вверх, и продолжает двигаться в безумном темпе.

Дальше.

И дальше.

И дальше.

Пока я почти не теряю сознание.

Пока я больше не могу думать о предложении «это только физическое».

В этом точно нет ничего чисто физического.

Глава 19

Саша

— Сдавайся уже.

Саша рычит, набрасываясь на меня. На этот раз я спровоцировал ее так тщательно, что она не останавливается и не думает о стратегии.

Она бездумна, переполнена адреналином и нездоровой дозой ярости.

Пот ручьями стекает по ее вискам и горлу и проскальзывает под спортивный лифчик прямо между сисек. Раздражает ли меня пот за то, что он занял место, которое по праву принадлежит мне? Возможно.

Я ухожу с дороги, когда она пытается ударить меня ногой, затем толкаю ее в противоположном направлении. Она падает на траву, но не настолько сильно, чтобы причинить серьезный ущерб.

Да и вообще какой-либо ущерб.

Она всегда просила меня воспринимать ее всерьез и идти до конца, но это невозможно. Я лишь причиню ей боль, а я лучше отрежу себе руки, чем сделаю это.

Я знаю, что она получает удовольствие от практики и насилия. Она — настоящий продукт военной жизни и неосознанно превратилась в одного из тех солдат, которые не могут выжить без физических стимулов.

И хотя я в какой-то степени я разделяю это чувство, но не формирую из него всю свою личность, как некоторые из моих мужчин. И Саша.

Мы живем в хижине уже две с половиной недели, и всякий раз, когда я не вытрахиваю из нее мозги, она требует поединка. Эти утренние схватки превратились в рутину, которую она каждый раз ждет с нетерпением. Она даже одевается по этому случаю.

Теперь я хотел бы отметить, что тесный спортивный лифчик и эти крошечные шорты, обтягивающие ее подтянутые ноги, сильно отвлекают внимание. Если бы я не знал лучше, то сказал бы, что она делает это специально, чтобы рассеять мое внимание.

— Ты закончила быть избитой ради спорта? — я скрещиваю руки, смотрю вниз на ее положение на четвереньках и понижаю голос. — Мы можем перейти к более интересному занятию.

Она смотрит на меня, вскакивает, затем вскидывает руки вверх в защитной стойке.

— Я еще не закончила.

В воздухе раздается боевой клич, прежде чем она наносит удар. Я обхватываю ее кулак своей ладонью.

— Хватит упрямиться. Если я решил, что ты не сможешь нанести удар, ты не сможешь.

— Уф, — она толкается изо всех сил. — Я не сдамся.

— В таком случае, возможно, нам придется остаться здесь на весь день.

— Мне все равно!

— А мне не все равно. Я предпочитаю другие приятные физические нагрузки.

— Мечтай, засранец, — она уворачивается и пытается снова.

Я хватаю ее за талию, удерживая ее руку так, чтобы ее спина была прижата к моей груди. Затем я опускаю голову и шепчу ей на ухо.

— Я обещаю, что тебе понравится то, что я задумал, больше, чем это. На самом деле, это поможет ослабить гнев.

— Ты делаешь меня еще злее прямо сейчас своей глупой беззаботностью.

— Я также могу приготовить тебе травяной чай, чтобы снять напряжение, — я покусываю ее ушную раковину.

— Кирилл! — ворчит она, явно находясь на грани взрыва.

— Да?

— Борись со мной всерьез и прекрати играть.

— Я отказываюсь.

— Но почему? — она сужает глаза. — Ты так мало обо мне думаешь?

— Нет. Просто мне не нравится идея причинять тебе боль.

— Правда? — она пихает меня локтем и выскальзывает из моей хватки. — Ты прекрасно справился с этим, когда объявил о своей помолвке с Кристиной, а я стояла рядом.

— Ты никогда не простишь меня за это, да?

— Я не знаю. Может, и не прощу. Я могу рассмотреть этот вопрос, если ты будешь относиться ко мне серьезно.

— Ты сама попросила об этом, так что не приходи ко мне плакаться, когда не сможешь ходить.

Она ухмыляется и не теряет времени. Саша набрасывается на меня со всей силы. Я прижимаю ее к земле, наслаждаясь ощущением того, что она зажата подо мной.

Через несколько мгновений ей удается вырваться и она пытается ударить меня ногой. Я обхватываю ее лодыжку и дергаю. Она теряет равновесие и снова падает на землю.

Обычно она тут же вскакивает на ноги, но она остается неподвижной.

Я не прикладывал силу для рывка, так что она должна быть в порядке.

Верно?

— Ай, — ворчит она, сворачиваясь в позу эмбриона и держась за живот.

— Черт, — я бегу к ней. — Ты в порядке?

Ее лицо искажено, глаза полузакрыты, а на верхней губе выступили бисеринки пота.

Гребаный пиздец.

Я протягиваю к ней руку.

— Я же говорил тебе блять не драться со мной! Где болит? Ты можешь пошевелиться…

За долю секунды она переворачивается на спину и бьет меня по лицу, а затем отскакивает в сторону с ехидной ухмылкой.

— Попался!

Я прикасаюсь тыльной стороной ладони к пульсирующему месту на щеке. Гребенная маленькая…

Не говоря ни слова, я разворачиваюсь и направляюсь к хижине. Мои сухожилия чуть ли не трещат от напряжения, а голова словно готова взорваться.

Саша вскоре оказывается рядом со мной и толкает меня плечом.

— Не строй из себя горемыку. Давай продолжим.

Я молчу.

— Да ладно. Ты все время отбрасываешь меня. Ты же не видел, чтобы я обижалась.

Она обижается — все время ноет и ворчит, как чертов ребенок. У Саши, похоже, память как у золотой рыбки на некоторые вещи, но она без проблем вспоминает все обиды, которые держит на меня.

— Разве это так плохо, что я выиграла хоть раз?

Никакого ответа.

— Ты что, всерьез решил замолчать, потому что я тебя пнула?

Я сталкиваюсь с ней так неожиданно, что она врезается в меня, прежде чем отступить назад.

Ее горло перехватывает, когда ее глаза встречаются с моими.

— Почему… почему ты выглядишь таким устрашающим?

— Я думал, что ты серьезно пострадала из-за меня. Никогда, и я имею в виду, блять, никогда, не делай этого дерьма снова. Ты слышишь меня?

Ее горло с трудом сглатывает.

— Я не думала…

— Ты явно не думала. Если ты так сильно хочешь меня ударить, я просто буду стоять и терпеть. Не делай больше этой гребаной ерунды.

— Дело не в том, что я хочу тебя ударить, — ее голос дрожит, и она прочищает горло. — Я тоже не хочу причинять тебе боль, но ты провокационный засранец, который никогда не воспринимает меня всерьез, — она трогает мою пострадавшую щеку. — Это очень больно?

— Я переживу.

— Давай, — она поднимает уголки моих губ указательными пальцами. — Я больше не стану так делать. Ты можешь убрать это угрюмое выражение лица?

Я даже не знаю, почему меня это так чертовски бесит.

Нет. На самом деле, я прекрасно осознаю масштаб этих эмоций.

Когда я считал, что Саша умерла, часть меня верила, что это произошло по моей вине, и это лишь заставило меня еще больше выйти из-под контроля.

Я ненавижу ту своенравную версию себя, которая не смогла остановить процесс моего разрушения.

Поэтому снова оказаться в той же ситуации — думать, что Саша страдает из-за меня снова, — это вытащило из глубин моей черной души те же негодующие чувства.

Я отхожу от нее.

— Я еду в город за покупками.

Она отпускает меня, но ее плечи сгорблены. Я собирался подготовить ей сюрприз сегодня вечером, и я все еще собираюсь, но мое настроение по этому поводу в данный момент отсутствует.

После того, как я заканчиваю принимать душ и переодеваться, я обнаруживаю, что Саша ждет меня перед домом, уже приняв душ и надев пальто.

Увидев меня, она перестает пинать камни. Ее мягкое лицо озаряется осторожной улыбкой.

— Я поеду с тобой.

Я действительно хочу, чтобы она пошла со мной, чтобы мой план сработал, но я не думал, что она согласится добровольно.

Обычно мы ходим в город пешком, но около недели назад я попросил Виктора привезти мне грузовик на случай непредвиденных обстоятельств.

Я веду машину в тишине, а Саша возится с радиостанциями. Она любит слушать музыку, подпевать и безуспешно пытается заставить меня присоединиться.

Но сегодня, похоже, она не в настроении петь. После нескольких минут переключения станций она выключает радио и вздыхает.

— Ты действительно собираешься быть таким?

— Каким?

— Мудаком, — она поворачивается лицом ко мне на своем сиденье, скрестив руки. — Я уже сказала, что больше так не буду. Что тебя так задело?

— Просто сиди тихо.

— Пошел ты, — ее голос дрожит, прежде чем она останавливает себя. — Это я должна злиться на тебя за все то дерьмо, которое ты устроил. Я не позволю тебе заставить меня чувствовать себя виноватой из-за какого-то пустяка.

Пустяк.

Она только что назвала это гребаное дерьмо пустяком?

Я крепче вцепился в руль, чтобы не дать себе потянуться и задушить ее на хрен, что противоречит всей цели не хотеть причинить ей боль.

— Если это один из твоих манипулятивных, обратных психологических методов, то мне жаль сообщать тебе, что он не сработает, ты, гребаный ублюдок.

— Если ты закончила, заткнись нахуй. Я серьезно.

Она хрипит, открывает рот, вероятно, чтобы сказать что-то более яростное, но к счастью снова закрывает его.

Город противоположен нашему настроению. Учитывая, что сегодня канун Рождества, все делают покупки в последнюю минуту. Вдалеке звучат колядки, а дети сидят на коленях у скучающего Санты и читают свои запоздалые списки желаемых подарков.

Красочные елки и декорации украшают фасад каждого магазина, и в воздухе витает общая отвратительно радостная атмосфера.

Я никогда не был поклонником Рождества, да и вообще любых праздников. Это праздник для семьи, а у меня ее никогда не было.

Роман был более заинтересован в том, чтобы сделать из меня своего наследника, и думал, что глупые праздники смягчат меня. Юля отмечала праздники только с Константином.

Я упаковывал подарки для брата и сестры, но вскоре бросил это занятие после того, как решил создать дистанцию между нами.

Теперь это просто раздражающее время года, когда все вокруг красочное и отвратительно счастливое.

Когда мы только приехали в этот город в преддверии Рождества, Саша сказала, что хотела бы его полюбить, но не может.

Рождество напоминает ей о том дне, когда на ее глазах умерла ее семья, и поэтому она предпочитает не праздновать его.

Однако, в то время как я превратился в Гринча, ей на самом деле нравится атмосфера города. Даже сейчас ее глаза светлеют, когда она слышит повторяющиеся рождественские песни или видит семью, посещающую магазины.

Порой она подпевает клоунским песням.

— Просто потому, что для меня это было травмирующим событием, я думаю, мне нравится знать, что для остальных это все еще счастливый праздник, — сказала она мне на днях.

Она всегда была сострадательной, с чистым сердцем — за исключением тех случаев, когда злится на меня, конечно.

И нет, я не собираюсь молчать об этом в ближайшем будущем.

Мы покупаем кое-какие продукты, и я пристально наблюдаю за каждым, кто подходит к ней слишком близко. Она замечает это, улыбается, а затем качает головой в знак смирения.

Когда мы идем по главной улице, она фотографирует украшенные магазины. После некоторого времени съемки обыденных вещей, которые начинают сливаться воедино, она поворачивается ко мне лицом.

— Ты разозлишься, если мы купим елку в последнюю минуту?

— Да.

Она поджимает губы и выпускает длинный, разочарованный вздох.

— Сегодня с тобой очень приятно находиться рядом.

— Спасибо.

— Это был не комплимент. Разве это так плохо — чувствовать дух?

— Какой дух? Кроме того, мы не празднуем Рождество завтра. В России оно седьмого января.

— Еще лучше. Мы можем сделать это дважды!

— Я лучше умру.

— Гринч, — она проталкивается мимо меня, и маленькая девочка натыкается на нее.

Саша опускается до уровня девочки и взъерошивает ее красную шапочку.

— Ты в порядке?

Девочка застенчиво улыбается и играет с помпонами, свисающими с ее шапочки, затем кричит «Счастливого Рождества!» и убегает к ожидающим ее маме и брату.

— Счастливого Рождества! — кричит Саша в ответ и машет рукой с большим энтузиазмом, чем нужно.

Я внимательно слежу за ее ярким выражением лица и блестящими глазами, представляя, как однажды этот взгляд будет направлен на наших собственных детей.

Она будет прекрасной матерью, и самое главное, она будет выглядеть чертовски сексуально, вынашивая моего ребенка.

Оплодотворить ее — самый верный способ продержать ее рядом дольше трех кощунственных месяцев, на которые она так настаивает.

Вопрос в том, как.

Нет никаких таблеток.

Она религиозно относится к повторным уколам. Если мои расчеты верны, она должна сделать его в ближайшее время. Возможно, через пару недель.

Как я могу вмешаться в этот процесс, не вынудив ее возненавидеть меня?

Ты можешь просто попросить ее.

Самая тупая часть моего гребаного мозга, которой позорно даже существовать, шепчет.

Очевидно, ответ будет отрицательным. Согласится ли она завести чертовых детей, когда ставит сроки, как долго она останется со мной?

Кстати, остался всего семьдесят один день. Я знаю, потому что считаю каждый из них.

Я останавливаюсь рядом с ней и вскидываю подбородок в сторону удаляющейся семьи.

— Можно подумать, что они ходячая рождественская елка со всем этим красным и зеленым.

— Перестань быть Гринчем, — она ударяет меня по плечу своим. — Я думаю, они выглядят очень мило.

— Дети или любители рождественской моды?

Она подавляет улыбку.

— И те, и другие. И серьезно, прекрати. Если ты пренебрегаешь праздником, это не значит, что все должны.

— Я этого не говорю.

— Ты просто осуждаешь их?

— И за их бросающийся в глаза выбор цвета, который они охотно носят, как значок.

— Ты просто завидуешь, что не будешь выглядеть круто в рождественском свитере и пить горячий шоколад с зефиром, как все нормальные люди.

Я смотрю на нее сверху вниз.

— Я выгляжу круто, делая что угодно.

— Да ну? Хочешь поспорить?

Я прекрасно понимаю, что она пытается сделать, но поскольку я был засранцем из-за собственной неуверенности, я все равно согласился с ее попыткой манипуляции.

Час спустя мы были одеты в одинаковые рождественские свитера, в которых я бы и бездомного не одел. Саша даже купила красную шапку Санты с белым помпоном.

Она предложила мне одну, но я пригрозил, что перестреляю весь магазин, если она наденет ее на меня, поэтому она уступила.

Сейчас мы сидим на пирсе с видом на лес и потягиваем горячий шоколад с большим количеством тошнотворно сладкого зефира, чем положено человеку. Позади меня стоит гигантская рождественская елка, назойливые украшения которой свисают над моей головой. Я выбрал это место, потому что Саша не переставала меня фотографировать.

Она делает это с тех пор, как я согласилась на этот план, о котором уже начинаю жалеть. Хотя на самом деле не очень, так как она все время улыбалась и радовалась, как ребенок, делая покупки и примеряя разную одежду.

— Ты скоро перестанешь фотографировать?

Она сделала еще один снимок.

— Ты такой фотогеничный.

Я поправляю очки.

— Я знаю. Это связано с превосходными генами.

Она закатывает глаза.

— Тебе не навредит быть более скромным?

— Нет, но и пользы мне это не принесет.

Она копается в своем телефоне, вероятно, проверяя свои фотографии.

— Карина не расстроится, если я отправлю ей эти…? Что я говорю? Конечно, расстроится. Она сказала, что хочет, чтобы мы встретили Рождество вместе.

— Что ты ей сказала?

— Что я не могу. Но, возможно, мне следовало бы. Я не могу не праздновать всю жизнь, в конце концов.

Я протягиваю руку через стол и зажимаю ее подбородок между пальцами. Ее изумленные глаза встречаются с моими, наполняясь зеленым и нежно-желтым.

— Ч-что?

— Смотри на меня, когда говоришь со мной.

Она медленно кладет телефон на стол.

— Ты мог бы просто сказать это. Почему ты вдруг так напрягаешься по этому поводу?

— А как еще я могу стать центром твоего внимания? — я погладил ее подбородок, прежде чем отпустить его. — Я знаю, что на фотографиях я выгляжу идеально, но в реальной жизни я лучше.

— Вау. Я больше не могу этого выносить.

— Это то, что ты говорила прошлой ночью.

Она смотрит на людей, снующих вокруг нас, и шипит, смеясь.

— Кирилл!

— Что? Разве это не та отсылка, которую ты хотела использовать?

— Нет, — она снова смеется, ее выражение лица самое счастливое из всех, что я видел со дня нашей свадьбы. — Иногда ты просто невозможен.

— Значит ли это, что в другое время я терпим?

— Я не знаю. Может быть, — она делает глоток своего горячего шоколада, но продолжает наблюдать за мной поверх стакана. — Рискуя подпитать твое эго, я признаю, что ты выглядишь круто даже в рождественском свитере.

— Я знаю, — я тоже делаю глоток. — С чистым намерением подпитать твое эго, ты выглядишь красиво, даже когда носишь эти отвратительные цвета.

Она ухмыляется, как восхитительная дурочка.

— Правда?

— Да. На самом деле, я бы не возражал, если бы ты села ко мне на колени, чтобы продемонстрировать тебе доказательства.

Я не ожидал многого от этого заявления, но Саша покидает свое место и садится ко мне на колени. Ее ноги располагаются по обе стороны от моей талии, а руками она обхватывает мою шею.

— Думаю, тут ничего не поделаешь, раз ты сегодня ведешь себя как подобает, я прощаю тебя за то, что ты был засранцем сегодня утром.

— Я прощаю тебя за то, что ты напугала меня до смерти.

Ее губы разошлись.

— Я не знала, что ты способен на такие чувства.

— Я способен на все, когда дело касается тебя, — я впиваюсь пальцами в ее бедро. — У меня травма от вида твоего фальшивого тела.

— Именно поэтому ты попросил меня извиниться на днях?

Я киваю.

— Извини, — шепчет она мне в губы. — Я хотела причинить тебе столько же боли, сколько ты причинил мне.

— Ты превзошла все ожидания, причинив мне ответную боль.

— Мне жаль, — повторяет она, на этот раз, осыпая поцелуями мои щеки, нос, веки и губы.

Мое тело расслабляется под ее прикосновениями, и я закрываю глаза, чтобы почувствовать, как ее тепло сталкивается с моим, а ее сердце бьется в унисон с моим.

Она здесь.

Она действительно здесь.

Каждое утро я просыпаюсь с мыслью, что моя реальность — это сон и что я окажусь в альтернативной реальности, где она мертва.

Через несколько минут она отстраняется и говорит.

— Что теперь, Кирилл?

Я медленно открываю глаза и смотрю на ее ожидающее лицо.

— Теперь?

— После этого, — она вскидывает руки.

— Почему здесь должно быть «после»?

— Мы не можем вечно жить в фазе медового месяца. У тебя есть обязанности Пахана.

Мое настроение меняется, резко пикируя в противоположном направлении.

— К черту.

— Ну, у меня есть свои обязанности.

— Я не хочу этого слышать, — я начинаю вставать, но она проводит ладонями по моим щекам.

— Ты не можешь притворяться, что внешнего мира не существует.

— Наблюдай.

— Но…

Я затыкаю ее своими губами и рукой, сжимающей ее горло. Она задыхается в моем рту, но вскоре сталкивается своим языком с моим.

Саша может притворяться, что не будет колебаться, прежде чем покинуть меня, но она тоже в заложниках у этой невидимой связи, которую мы с ней разделяем.

Связи, которая отказывается разрываться, независимо от обстоятельств.

Связи, которая существует столько, сколько мы знаем друг друга.

Я готов вести миллионолетнюю войну, лишь бы в конце найти ее.

Когда мы отрываемся друг от друга, она задыхается, ее губы распухли, а глаза блестят.

— Для чего это было?

— Чтобы заткнуть тебя, — я встаю и проверяю свой телефон. Когда нахожу сообщение, которого так долго ждал, я хватаю ее за руку. — Мы уходим.

Она молчит, кажется, ошеломленная. Но потом включает какую-то отвратительную рождественскую музыку и подпевает, когда я отъезжаю.

Я улыбаюсь каждый раз, когда она оживляется, потому что знает слова песни. Возможно, я веду машину медленнее.

Когда мы подъезжаем к коттеджу, она вылезает из машины, ее плечи ссутулены.

— Мы должны были купить хотя бы маленькое деревце.

— В этом нет необходимости.

Она останавливается перед домом, когда видит дюжину гирлянд и две елки снаружи.

— Ты… сделал это?

— Я заказал. Это считается?

— Да! — она обнимает меня, прыгая при этом вверх и вниз. Поскольку я пристрастился к ее объятиям, то использую любую возможность, чтобы насладиться ее прикосновениями.

Через некоторое время она замечает две машины, стоящие у подъездной дорожки, и переводит взгляд на меня.

— Кого ты пригласил?

Она не дожидается моего ответа и бросается внутрь. В доме царит раздражающий дух Рождества. Карина говорит Виктору, что он неправильно украшает елку и что, видимо, гирлянды нельзя размещать так, как будто это охранные тросы.

Константин и Кристина расставляют свои собственные украшения и улыбаются друг другу, как герои какого-нибудь заезженного фильма Hallmark⁶.

— Саша! — сестра бросает попытки исправить слабые потуги Виктора в декорировании и бросается в объятия моей жены. — Что ты думаешь? Что ты думаешь?

— Это так красиво! — Саша приветствует остальных и даже похлопывает Виктора по спине, на что тот ворчит.

Если я — Гринч, то он — еретик⁷.

— Это ты? — говорит он, оценивая мой свитер так строго, что я удивляюсь, как он не проделал в нем дыры с помощью лазерных лучей. — Не смог узнать тебя в этих отвратительных цветах.

— Очень смешно, — я принужденно улыбаюсь, а он только качает головой, подавляя собственную улыбку.

Я поднимаюсь наверх, чтобы сменить эту ужасную вещь. Я застегиваю рубашку, когда дверь в спальню открывается. Вскоре тонкие руки обхватывают меня сзади, и Саша зарывается головой в мою спину.

Мои глаза ненадолго закрываются, я вспоминаю тот ее образ, который создал после того, как решил, что она мертва.

Нет. Это реальность. Она вернулась.

Моя жена шепчет:

— Спасибо за то, что всеспланировал.

Я поворачиваюсь к ней лицом.

— Ты не чувствуешь дискомфорта от всей этой рождественской атмосферы?

— Не так сильно, как думала. Пришло время отпустить это. Спасибо, что заставил меня выйти из зоны комфорта и поделился со мной своей семьей.

— Мне сказать Максиму, чтобы он привел Антона?

Она качает головой.

— Он попытается убить тебя или взять Карину в заложники, чтобы убить тебя.

Я рад, что она достаточно умна, чтобы это понять. Я упомянул об этом только для того, чтобы успокоить ее. Я бы никогда не позволил этому вредителю приблизиться к моей семье. Если бы это зависело от меня, я бы не подпустил его и к ней.

— Отведи меня к нему позже, — предлагает она. — А сейчас давай просто жить моментом.

Моментом.

Мне это нравится.

Но есть одна проблема. Я не из тех, кто живет моментом.

Мой разум уже переполнен возможными планами на будущее. Однако все мысли затихают, когда моя жена приподнимается на цыпочках и приникает поцелуем к моим губам.

— Schastlivogo Rozhdestva, Luchik.

Счастливого Рождества.

Никогда я не любил этот мерзкий праздник так сильно, как сейчас.

Глава 20

Саша

Я никогда не думала, что скажу это, но последние несколько дней были, возможно, самыми счастливыми в моей жизни.

Ничто не могло подготовить меня к тем ошеломляющим эмоциям, которые я испытала с тех пор, как семья Кирилла приехала отмечать праздники с нами.

Ну, за исключением Юлии. И я благодарна ей за это, потому что она постоянно смотрит на меня с тех пор, как я вернулась.

На Рождество я пригласила многих охранников, с которыми провела большое количество времени, присоединиться к нам за ужином.

Кириллу определенно не понравился такой поворот событий, и он выразил свое раздражение в виде недовольных взглядов, но я загладила свою вину перед ним в душе той ночью.

Ему это определенно понравилось, так что я бы сказала, что миссия выполнена успешно.

За то время, что мы провели здесь, мне начала нравиться эта новая сторона Кирилла. Он все тот же приводящий в бешенство человек, которого я впервые встретила в армии, но теперь он кажется мне чуть ближе. Более реальным. Осязаемым.

Но это чувство комфорта, как я и подозревала, скоро закончится.

Я знаю, что дядя и бабушка всегда будут хотеть его убить. Помимо желания добиться свободы Антона, я не знаю, разделяю ли я с ними какие-либо цели.

Но опять же, как я могу спасти Антона, не рискуя жизнью Кирилла?

Всякий раз, когда я думаю об этом, у меня болит голова, вот почему я предпочитаю сосредоточиться только на настоящем.

Столько, сколько это будет длиться. Будь то несколько дней или месяцев. Мне все равно, пока я нахожусь в этом состоянии, похожем на сон.

Мне будет больно в тот день, когда я, наконец, проснусь, но этот день не сегодня.

Сегодня происходит нечто гораздо более напряженное.

— Может быть, я зайду в другой раз, — бормочу я, хотя в стерильно белой комнате нас только двое.

Кристина сжимает мою руку в своей и улыбается.

— Сегодняшний день ничем не хуже любого другого.

Если бы месяц назад кто-нибудь сказал мне, что я буду держаться за руки с Кристиной и сидеть на столе акушера-гинеколога, я бы назвала их дураками.

Но мы здесь вместе.

Это началось, когда меня вырвало после обеда. Кирилл сказал, что отвезет меня в отделение неотложной помощи, но Кристина сказала, что позаботится об этом.

Она задавала какие-то странные вопросы об эмоциональных реакциях и изменениях в теле, а затем сказала мне, что я могу быть беременна.

Конечно, я рассмеялась и полностью отрицала это, но потом вспомнила, что пропустила несколько приемов противозачаточных за то время, пока Кирилл запирал меня в подвале.

Я подумала об этом только потом, так как в то время находилась в стрессовом состоянии, в котором по иронии судьбы была виновата Кристина. Даже неосознанно. После того как я вернулась в Россию, я подумала о том, что продлевать его бессмысленно, поскольку планировала обходиться без секса.

Она сказала, что если я стала более эмоциональной или возбужденной, чем обычно, то причиной могут быть гормоны беременности. Я пришла сюда только для того, чтобы доказать, что она ошибается. Вот и все.

Ну и что, что в последнее время я была эмоциональной? Это не значит, что я беременна.

Да, я пришла с Кристиной вместо того, чтобы прийти с Кириллом, потому что не хочу чтобы он пронюхал всю эту ситуацию, пока я сама не разберусь в ней.

Он прищурился при мысли о нас с Кристиной вместе, но оставил это без внимания. Тогда нам пришлось убедить Константина на этот раз действительно оставить ее. Теста могло бы быть достаточно, но я подумала, что лучше сразу обратиться к врачу. Кроме того, я действительно начинаю верить в эту безумную теорию. По крайней мере, таким образом, многие вещи получат реальное объяснение.

Ожидание результатов анализа мочи заставляет мои конечности нервничать.

Дверь открывается, и входит молодой врач с короткой стрижкой и широкой улыбкой на лице.

О, боже.

О, боже.

Возможно ли сейчас убежать…

— Поздравляю, — объявляет она. — Вы беременна.

Врач говорит что-то о регулярных осмотрах и нескольких других вещах, которые я должна была делать в первом триместре, но её слова проходят мимо моих ушей.

Мое сердце бьется так громко, что, кажется, вот-вот выпрыгнет из горла.

Какая-то часть меня необъяснимо счастлива. Подавлена, да, но мысль о том, чтобы стать матерью, всегда завораживала меня.

Однако другая часть, та, которая логична и обоснована, знает, что это сильно все усложнит.

Кирилл никогда не отпустит меня, если узнает.

Он будет использовать ребенка чтобы обладать мной еще сильнее, чем раньше. Он заставит меня остаться.

Он задушит меня до смерти.

От этой мысли меня тошнит, что иронично, поскольку у меня никогда не было утренней тошноты, несмотря на то, что я беременна уже несколько месяцев.

Дерьмо.

Реальность доходит до меня с жуткой скоростью, и я прислушиваюсь к словам доктора. Очевидно, не у всех женщин так рано появляются бугорки, что объясняет почему мой живот не такой плоский как раньше. Я думала, что немного набираю вес, но, видимо, это результат беременности.

Он такой маленький боец, этот малыш. Он не только пережил ту бомбежку, но и кучу физических нагрузок, которым я подвергла свое тело. Не говоря уже о стрессе, путешествиях и сокрушительной сердечной боли.

Врач спрашивает меня, не хочу ли я сделать УЗИ и, возможно, выяснить пол ребенка. После того, как я соглашаюсь, приходит сонолог. В тот момент, когда я вижу движущийся черно-белый сгусток на экране, все мои мысли успокаиваются.

Мои губы приоткрываются, когда я наблюдаю за шевелением плода и слышу гулкое сердцебиение.

— Вы на пятнадцатой неделе беременности, — говорит доктор с улыбкой. — Он выглядит здоровым.

— Он? — спросила я, а потом посмотрела на нее. — Как вы это поняли?

Она указывает на темное пятно посередине.

— Вот почему ребенок — это он.

— Ой, — Кристина улыбается. — Поздравляю, Саша. Я не могу дождаться, когда узнаю пол своего ребенка.

Я продолжаю смотреть на экран, в моих глазах собирается влага. Я думаю что, возможно, становлюсь слишком эмоциональной или что-то в этом роде.

Потому что я действительно хочу подержать этого ребенка на руках. Я думала, что у меня нет цели после мести, но, может быть, это знак.

После долгого разглядывания ультразвукового изображения, я засовываю его в задний карман джинсов и прошу Кристину спрятать витамины для беременных, которые дал мне доктор, в ее сумку.

Прежде чем мы уйдем, я хватаю ее за руку.

— Не говори Кириллу или Константину, или даже Карине. Вообще никому не говори.

Ее брови хмурятся.

— Почему?

— Это сложно объяснить. Мне нужно кое с чем разобраться, прежде чем я расскажу Кириллу.

— Хорошо.

— Правда?

— Конечно. В любом случае, это твоя хорошая новость, которой ты можешь поделиться.

— Спасибо, Кристина.

— Всегда пожалуйста. Я счастлива, что теперь у меня есть с кем разделить беременность, — выражение ее лица омрачается. — Я пыталась быть рядом с Юлей, но не думаю, что я ей нравлюсь.

— Ей никто не нравится, кроме Константина.

— Я знаю, именно поэтому я пыталась выполнить свой долг невестки, но она никогда не одобряла меня.

— Игнорируй ее, как это делаю я. Она не стоит твоих усилий.

— Спасибо. Мы можем вместе ходить на занятия для беременных… Если ты, конечно, не ненавидишь меня.

— Почему я должна тебя ненавидеть?

— Из-за помолвки?

— Ох. Ты об этом. Не беспокойся. Все это осталось в прошлом.

— Спасибо. Если это тебя хоть как-то утешит, я Кириллу никогда даже не нравилась. Ты единственная женщина, на которую он смотрит так, словно боится дышать.

Я смеюсь.

— Ты преувеличиваешь.

— Тебя не было там, когда он думал, что ты умерла. Он каждый день посещал твою предполагаемую могилу и напивался до потери сознания. Он едва дышал без тебя и вернулся к жизни только после твоего возвращения.

Я сглатываю, мое сердце колотится так быстро, как будто на него никогда не наступали и не рвали в клочья. Лучше бы это были просто гормоны.

Так и должно быть.

* * *

— Я буду ждать здесь.

Я смотрю на Виктора, который сопровождал меня сегодня к моему брату.

Новый год наступил и прошел, поэтому Кирилл был обязан вернуться к своим обязанностям. Итак, мы все вернулись в Нью-Йорк.

Поскольку у него важная встреча с другими лидерами, он поручил Виктору отвезти меня сюда. Давайте просто скажем, что поездка с ним была не так ужасна, как я предполагала. Мы просто игнорировали друг друга.

Когда мы прибыли в смежную комнату, он открыл ее своим отпечатком большого пальца и сказал мне зайти внутрь.

Он, вероятно, хочет остаться снаружи, на случай если я попытаюсь что-то предпринять и помогу Антону сбежать.

Я осторожно делаю несколько шагов вниз. Мои тренировки прекратились, а вместо них я начала заниматься спортом, который разрешен для беременных. Кирилл продолжал спрашивать, почему у нас больше не бывает утренних боев, но остановился после того, как я сказала ему, что тоже не хочу причинять ему боль.

Он сказал, что я не буду драться ни с кем, кроме него, и я согласилась, на что он сузил глаза. Я знаю, что он что-то подозревает, но не уверена что именно.

Однако, это мысль для другого дня.

Мой приоритет сейчас — маленький мальчик, которого я ношу. Я не смогла позаботиться о нем в первом триместре, так что теперь сделаю это должным образом.

У меня на животе начинает появляться выпуклость, и Кирилл определенно скоро заметит это, учитывая все то количество секса, к которому он относится как к религии. Проблема в том, что я не уверена, как, черт возьми, поговорить с ним об этом.

Я не могу сказать ему, пока не пойму что делать со всей этой ситуацией, а именно с моей семьей.

Мои ноги останавливаются у подножия нескольких ступенек.

Что за…?

Мне приходится моргнуть, чтобы убедиться что сцена передо мной реальна, а не галлюцинация.

В углу комнаты, где Антон обычно медитирует на кровати, происходит нечто совершенно иное.

Мой брат и мой друг спят, обняв друг друга за талию и соприкоснувшись лбами.

И они голые.

Или, по крайней мере, их верхние половины и ноги, что выглядывают из под одеяла. Я рада, что на их интимные места наброшена простыня.

Я должно быть издала какой-то звук, потому что Макс вскакивает одним быстрым движением. Антон следует сразу за ним, а я поворачиваю голову вовремя, чтобы не видеть их полностью обнаженными.

«Блять» и «Дерьмо» эхом отдаются позади меня, сопровождаемые стонами и возней с одеждой. Я захлопываю глаза, хотя уже отвернулась. Я не хочу становиться случайным свидетелем их наготы и травмировать себя на всю жизнь.

— Что ты здесь делаешь? — спрашивает Макс с ноткой разочарования. — Босс не сказал мне, что ты придешь.

Это то, чем раньше занимался Кирилл? Сообщал ему о наших визитах?

— Может быть, он забыл. Кроме того, Виктор — тот, кто привел меня сюда.

Чья-то рука касается моей руки, и я медленно открываю глаза.

— Вы, ребята, одеты?

— Да, — говорят оба одновременно, Антон звучит более расстроенным, чем Макс.

Последний — тот, кто коснулся моей руки. Он потирает затылок, впервые за все время, выглядя взволнованным. На мгновение он, кажется, теряет дар речи, прежде чем указывает на вход большим пальцем.

— Я просто собираюсь поговорить с Виктором.

Он бросает мимолетный взгляд на Антона, который на мгновение оборачивается, прежде чем мой друг уходит, и я слышу как за ним закрывается дверь.

Мой брат сидит на кровать, с опущенной головой и напряженными плечами. Я медленно подхожу к нему, затем сажусь рядом с ним.

— Есть что-то, что мне нужно знать?

— Если я скажу «нет», ты оставишь меня в покое?

— Наверное, нет.

Он стонет и запускает пальцы в волосы. Раньше его лицо выглядело таким умиротворенным, но теперь война бушует в глубине его души и волнами выплескивается за пределы тела.

— Тоша… — я касаюсь его руки. — Что происходит?

— Ничего.

— Только что это не выглядело, как ничего.

— Я не знаю, что это, черт возьми такое. На данный момент я ничего не знаю. Все чертовски сложно.

Я сжимаю его плечо.

— Я никогда в жизни не общалась с тобой так, как сейчас.

Его глаза встречаются с моими, медленно успокаиваясь.

— В каком смысле?

— Тот факт, что все сложно и что ничто больше не имеет смысла.

Между нами на несколько мгновений воцаряется тишина, прежде чем мы одновременно вздыхаем.

Я смеюсь над этим, и Антон неуверенно улыбается в ответ.

— Что, черт возьми, мы вообще делаем? — спрашивает он шепотом, больше для себя, чем для кого-либо другого.

— Понятия не имею, — все равно отвечаю я.

— Мы не можем продолжать в том же духе. На наших плечах смерть членов нашей семьи.

Я не знаю, пытается ли он убедить меня или себя в данный момент.

— Я понимаю, — говорю я.

— Ты придумала, как вытащить меня отсюда, или теперь тебе удобно оставаться женой Кирилла?

— Даже если бы мне было удобно, мне не нравится тот факт, что ты заперт.

— Но?

— Я не хочу, чтобы ты причинил боль Кириллу.

— Твою мать, Саша. Ты снова попадаешь в ту же ловушку.

— Нет, это не так. Кирилл никогда не планировал жениться на другой женщине или убивать меня. Кроме того, я не верю, что он причастен к смерти нашей семьи.

— Так ты теперь ему доверяешь?

— На данный момент, да.

Я просто не верю в то, что он может использовать меня как пешку в своих предстоящих манипуляциях.

— Ты всегда была наивной, — он вздыхает. — Будь то в семье, то с мужчинами, с которыми ты служила, и особенно с Кириллом. Теперь я понимаю, почему папа хотел сохранить твою отвратительно наивную натуру и почему мама нянчилась с тобой и заискивала. Они не хотели, чтобы ты сталкивалась с реальным миром.

— Я благодарна им за это, но не думаю, что впоследствии это пошло мне на пользу.

— Поверь мне, тебе повезло. По крайней мере, ты не превратилась в монстра.

— Ты тоже не монстр, Тоша.

Он ворчит в ответ, затем глубоко выдыхает.

— Сейчас ты на распутье.

— Ну, разве ты не такой же?

— Это… другое.

— Да, точно. Я даже не уверена, лжешь ли ты мне или себе в данный момент. В этом мире нет ни черного, ни белого. Просто невозможно впадать в крайности.

— Тогда что ты предлагаешь?

— Разве… разве мы не можем исправить эту ситуацию и тоже стать счастливыми? Только один раз?

— Я не уверен в том, что это возможно.

— Но почему? — мой голос срывается, а губы дрожат.

На этот раз Антон сжимает мое плечо.

— Такие люди, как мы, не заслуживают счастья, Саша. Оно было вырвано у нас в тот день, когда мы должны были умереть.

Я качаю головой.

Я отказываюсь верить, что после этого у нас не будет счастливой жизни.

Возможно, Антон уже выбрал путь, по которому пойдет, но я — нет.

У меня еще есть время решить, что делать и как покончить с этой злой судьбой раз и навсегда.

Ради моего ребенка.

Ради самой себя.

Глава 21

Кирилл

Что-то не так…

Я знаю это, чувствую это и слышу этот гребаный запах в воздухе.

Все изменилось с тех пор, как мы вернулись из хижины три недели назад.

Саша искусно держала дистанцию. Это не так вопиюще, как в самом начале. На этот раз дело больше в мелких деталях.

Например, она прекратила утреннюю тренировку, и больше не ждет меня, не пьет со мной и предпочитает навещать своего брата в компании Виктора.

Я действительно ничего не могу поделать с последним, так как перегружен всем дерьмом в Братве, а именно сдерживанием разгула убийств Дэмиена.

Хотя вышеуказанные изменения заметны, их можно рассматривать как мимолетные по сравнению со всем остальным.

Во-первых, она больше не говорит о том, чтобы уйти от меня через несколько недель.

Она не использует каждый шанс, который у нее есть, чтобы напомнить мне о том, что она моя жена только временно.

И, самое главное, она испытывает ко мне такое же безумное желание, как и я к ней. Я пытался разбудить ее своим ртом на ее киске, но в последнее время мы поменялись ролями, так что я тот, кто просыпается на небесах с ее губами вокруг своего члена.

Однако самым большим тревожным сигналом является то, что она проводит больше времени с Кристиной, к большому разочарованию меня и моего брата.

Я выхватываю бокал шампанского у проходящего официанта и встаю рядом с упомянутым братом. Мы проводим собрание в доме, чтобы отпраздновать союз Братвы с Якудзой. Лидеры Братвы и других кланов тоже появились.

Причина укрепления этих отношений — Дэмиен — свалил, бог знает куда. Я не видел его невесту с тех пор, как ее отец представил ее ранее.

Недостатком должности пахана является обязанность проводить частные встречи и предаваться глупым светским разговорам, но это последнее, о чем я думаю.

Я не смог найти объяснение чувству, которое терзало меня последние пару дней.

Простым определением было бы беспокойство и боязнь неизвестности там, где дело касается Саши. Первой реакцией, пришедшей в голову моему мозгу, было душить ее еще сильнее, запереть к чертовой матери, если понадобится, чтобы не было выхода, как бы она ни старалась его найти.

Но это означало бы полное уничтожение любого подобия мира, которое у нас было.

Она возненавидела бы меня за это.

Кроме того, дело не в том, что Саша пытается уйти.

Или, может быть, это то, что она делает, но незаметно, чтобы я не смог помешать ее планам.

— Они удивительно близки, — говорит мой брат рядом со мной, его внимание сосредоточено на двух женщинах.

Они стоят рядом с надоедливой Рай и женой Адриана, Лией, как будто это какое-то женское общество.

На Саше свободное черное платье длиной чуть выше колен. Ее блестящие светлые волосы распущены и теперь достигают середины спины. Она ни разу не стригла их с тех пор, как снова стала женщиной.

На её ногах не особо высокие каблуки, как у остальных, но она все равно самая высокая из всей компании. К тому же самая красивая. Просто к слову.

— Твоя жена на удивление прилипчива, — я направляю свой злобный взгляд на моего брата. — Держи ее подальше от моей.

Он приподнимает бровь.

— Не уверен, что это так работает.

— Тогда найди решение, которое работает.

Он улыбается, и это удивительно озорно.

— Неужели это так плохо, что у нее появляются подруги? По крайней мере, они не те охранники, против которых ты категорически выступаешь.

— Мне не нравятся те люди, которые склонны красть ее время.

— Тебе нужна помощь.

— Да. Твоя. В форме того, чтобы помешать Кристине увезти мою жену хрен знает куда.

Даже Карина начала злиться из-за того, что не может проводить с Сашей как можно больше времени. Пока мы разговариваем, моя сестра прячется в своей комнате. Возможно, она и начала время от времени выходить из дома, но толпы людей все еще пугают ее.

— Но ведь когда-нибудь ей действительно может понадобиться круг общения за пределами тебя. Разве нет? — Константин спрашивает, как идиот.

— Нет.

— Я бы сказал, что удивлен, но это было бы ложью… — он замолкает, когда наша мама — поправка, его мать — появляется на лестнице со своим братом Яковом.

Он входит в правление семейного банка, а еще всегда игнорировал меня, в отличие от остальных ее братьев и сестер, которые поддерживали меня с самого первого дня. Включая моего старшего дядю, который является главой семьи и банка.

Юлия всегда ладила с Яковом. Он единственный брат, которого она навещала на протяжении многих лет, но в прошлом он редко приезжал сюда, потому что они с Романом страстно ненавидели друг друга.

Он начал появляться в нашем семейном доме только после его смерти.

Мое внимание возвращается к Константину, который так крепко сжимает свой бокал, что я удивляюсь, как он не разбивается на куски.

Ни для кого не секрет, что у него с Юлией натянутые отношения, поскольку он косвенно предпочел Кристину ей и женился на женщине, которую не одобряет его мать.

Но Юлии потребовалось бы чудо, чтобы возненавидеть своего золотого ребенка. Я думал, что Константин использовал этот шанс, чтобы установить некоторую дистанцию между ним и его ядовитой матерью, но, возможно, это не вся история.

Я прищуриваюсь на Юлию и Якова, затем перевожу взгляд на своего брата.

— Есть что-то, что мне нужно знать?

Он поджимает губы, но ничего не говорит.

— Константин, — я принимаю свой самый дипломатичный тон, когда смотрю ему в лицо. — Я знаю, мы не были образцовой семьей, но ты все еще мой брат. Если Яков несет тебе какую-нибудь чушь, я повешу его за яйца, прежде чем он успеет моргнуть. Тебе не нужно беспокоиться о последствиях. У меня достаточно силы, чтобы раздавить его…

— Это Юля.

— Ты хочешь, чтобы я повесил Юлю за ее воображаемые яйца?

Он хихикает, но это мимолетно.

— Будь серьезен.

— В чем проблема?

— Сегодня утром кое-что произошло, и я… я хочу верить в то, что это ошибка.

— Я тебя слушаю.

— Она… Я уже пару раз слышал, как она что-то шептала своей горничной. Что-то насчет того, чтобы давать Крис травы, улучшающие иммунитет, и хрен знает что еще. Вначале я не придал этому особого значения, но из предосторожности предложил дать Кристине все травы, которые приготовила моя мать, а потом выбросил их в канализацию. Я попросил Крис никогда не пить и не есть в ее компании и употреблять только то, что дает ей Анна, — его кадык подпрыгивает при сглатывании. — Скажи мне, что я веду себя как параноик.

— Ты проверял эти травы?

— Сегодня я получил результаты.

— Дай угадать. Они ядовиты.

Сжатие его челюстей — это весь ответ, который мне нужен.

— Может быть, она не знала…

— Проснись, мать твою. Эта женщина никогда ничего не делает без цели. Она хочет, чтобы твой ребенок умер.

— Но это ее внук.

— А мы с Карой — ее гребаные дети. Как ты думаешь, она принимала это во внимание, когда пыталась нас убить? Ты видел как она бросилась с чертовой лестницы, когда была беременна нашей сестрой. Ты был достаточно взрослым, чтобы помнить, — я делаю паузу и смягчаю свой тон. — Она всегда была одержима твоей безопасностью и благополучием, но она терпеть не может Кристину. Она та женщина, из-за которой ты пошел против нее. Твоя мать не из тех, кто принимает отказ в качестве ответа. Она, наверное, думает, что если избавится от ребенка Кристины, у тебя не будет причин оставаться женатым и ты разведешься с ней.

— Этого не случится.

— Тогда она не остановится, пока это не произойдет.

Его грудь поднимается и опускается в интенсивном ритме.

— Что мне теперь делать? Я думаю, что Крис больше не в безопасности рядом с ней.

— Я могу выгнать Юлю.

Он делает паузу, касается своей шеи, затем вздыхает:

— Она бы попросила меня пойти с ней.

— Тогда скажи «нет», ублюдок. Если только ты не в настроении стать свидетелем трагедии?

— Конечно, нет.

— Тогда я сделаю так, чтобы это произошло первым делом утром, — я чокаюсь своим бокалом с его.

Он пьет, хотя все еще кажется нерешительным. Проблема Константина в том, что он всегда пытается увидеть в Юлии хорошие стороны. Это имеет смысл, учитывая всю любовь, которую она излила на него. В какой-то момент она закончила тем, что задушила его, и он всегда ненавидел ее отношение к нам, даже если притворялся, что это не так.

— Возможно, ты захочешь подробнее узнать о Якове, — говорит Константин.

— Для чего?

— Он ее правая рука во всем, в чем я отказываюсь принимать участие.

Хм.

Интересно.

Это может быть ключом, которого мне не хватало в основе моей теории. Я отправляю Виктору сообщение.

Кирилл: Проверь местонахождение Якова во время взрыва коттеджа и любые возможные связи с Макаром.

Вскоре после этого к нам присоединяется Адриан, который тоже не в восторге от разлуки со своей женой. Однако нам не обязательно наслаждаться обществом друг друга, потому что, к счастью, наш вечер уже закончен.

У меня запланировано несколько встреч с лидерами Якудзы и Лучано, но мои мысли заняты другими, более насущными проблемами.

Когда я возвращаюсь в главный зал, то мельком вижу Кристину с Константином, а Рай разговаривает с Кайлом. Лия с охраной своего мужа, но Саши нигде не видно.

Сильное чувство парализующего ужаса охватывает меня, и я должен заставить себя нормально дышать, когда зову ее. Ее телефон выключен.

Черт. Блять. Черт!

Я спрашиваю Кристину о местонахождении моей жены, и она говорит, что Саша ушла давно.

Значит ли это, что она покинула меня навсегда? Был ли я застигнут врасплох?

Я направляюсь в нашу комнату, перепрыгивая через два шага за раз, крутя обручальное кольцо, пока чуть не ломаю палец.

Когда я открываю дверь и захожу внутрь, мое дыхание медленно приходит в норму. Саша лежит на диване, закрыв глаза и обхватив себя руками за талию.

Черт.

Если я буду продолжать в том же духе, у меня может случиться сердечный приступ в тот момент, когда она снова исчезнет.

Мне нужен маячок на ней. Сейчас же.

Да, на данный момент она все еще со мной, но кто знает, что произойдет через несколько дней или даже часов.

Моя тревога достигла уровня, который я больше не могу контролировать. Дошло до того, что я стал опасаться покидать дом и, следовательно, ее.

Я только что закончил писать сообщение Виктору, чтобы договориться, когда Саша шевелится. Она приподнимается на локтях, глаза сонные, голос хриплый.

— Кто это?

— Это я, — я убираю телефон обратно в карман.

Она садится, узнавание медленно возвращается в ее глаза.

— Неужели меня не было слишком долго? Мне просто нужно было немного вздремнуть.

— С каких это пор тебе нужно вздремнуть?

Она сглатывает, но вскоре улыбается.

— Ты не давал мне выспаться в последнее время, если не заметил.

— Хм.

— И ты, вероятно, тоже не будешь сдерживаться сегодня вечером, не так ли? — она начинает вставать, но я качаю головой.

Растерянные глаза Саши встречаются с моими, и я пристально наблюдаю за ней несколько секунд.

— Что происходит, жена?

— Что ты имеешь в виду?

— Ты точно знаешь, что я имею в виду. Ты изменилась, и мне нужно выяснить причину этого. Я предлагаю тебе шанс рассказать мне все самой. Если ты откажешься, мне, возможно, придется использовать методы, которые ты не одобряешь.

— Ничего не изменилось.

— Чушь собачья. Еще один шанс.

— Кирилл…

— Это твоя семья? Они снова втягивают тебя в это? Это из-за каких-то встреч с Антоном? Он настраивает тебя против меня? Ты предпочитаешь верить их пропаганде?

— Это не…

— Тогда объясни мне! — я прерываю ее, мой голос теряет всю свою невозмутимость, прежде чем я делаю вдох и пытаюсь ухватиться за свое несуществующее спокойствие. — Последний шанс.

— Ничего не изменилось. Это правда.

— Очень хорошо, — я поправляю очки. — Иди сюда.

Она идет осторожно, ее глаза сияют, когда она замечает животную похоть, которая, должно быть, видна на моем лице.

Саша — идеальное зеркало моих примитивных наклонностей. Тот факт, что она приходит в восторг всякий раз, когда я близок к краю, является четким показателем того, насколько мы совместимы.

— Остановись, — приказываю я, и она останавливается. — На колени.

Саша медленно подчиняется, как будто это впервые.

— А теперь ползи ко мне. Покажи мне, как сильно ты хочешь мой член.

Ее губы приоткрываются, и я клянусь, она собирается что-то сказать, но вместо этого встает на четвереньки и медленно ползет ко мне. Изгибы ее бледных сисек дразнят из-под декольте, создавая контраст с черной тканью.

Она слегка покачивает бедрами, и розовый румянец покрывает ее щеки и шею. Моя Саша не торопится с игрой в соблазн, не торопясь и не замедляясь, как будто точно знает, какой эффект оказывает на мой изголодавшийся член.

Моя эрекция уплотняется и напрягается под моими боксерскими трусами, требуя ее тепла.

Однако мне удается оставаться на месте, терпеливо ожидая когда она притащит сюда свою задницу.

Выражение моего лица, должно быть, неприветливое, потому что Саша останавливается, когда, наконец, доходит до меня. Ее пытливый взгляд впивается в мой, как будто она пытается разобраться в ситуации.

— Вытащи мой член, — приказываю я замкнутым тоном.

Ее мягкие руки расстегивают мои брюки, и она возится с молнией и боксерами, прежде чем освободить мой член.

На протяжении всего шоу он был полутверд, но в ее руках становится мучительно тяжелым. Ей приходится взять его обеими руками, нежно поглаживая, когда она смотрит на меня снизу вверх.

Моя ладонь накрывает ее щеку, и она наклоняется навстречу моему прикосновению, на мгновение закрыв глаза.

— Не просто ласкай его, solnyshko. Подавись моим членом.

Дрожь проходит сквозь нее, но она берет меня так глубоко и нежно, как только может, не вызывая рвотного рефлекса. Затем вытаскивает его, облизывает и сосет головку, прежде чем снова взять в рот. Трение ее маленького влажного ротика делает меня чертовски твердым.

Но это не единственная эмоция, проходящая через меня. Похоть преобладает, но к ней примешивается оттенок ярости. Волна гнева такая крутая и пустотелая, что я не знаю, как далеко зайду, если буду действовать в соответствии с этим.

Вот почему я не такой.

Я даю ей свободу сделать это самой, потому что, если трахну ее в рот, то причиню ей боль. В этом нет никаких сомнений.

Ее звуки удовольствия эхом разносятся в воздухе, когда она глубоко заглатывает мой член, вероятно, потому что знает, что мне это нравится. И поскольку она так хорошо изучила мои наклонности, она не останавливается на достигнутом и использует свой язык, чтобы доставить мне больше удовольствия.

Может быть, я и знаю, на какие ее кнопки нажимать, но она также выучила мои наизусть. И, может быть, именно поэтому меня это чертовски бесит.

— Я не слышу, как ты задыхаешься, Саша, — мой голос колеблется между похотью и контролем.

Ее глаза, теперь зеленые с легким оттенком желтого, наполняются решимостью, когда встречаются с моими. Она ускоряет темп, берет меня в свое горло и даже гладит мои яйца.

Саша продолжает в том же ритме, посасывая мой член, как будто это эскимо, пока ее стоны эхом не разносятся в воздухе. Я должен заставить себя не вонзиться ей в горло.

Если сделаю это, я не остановлюсь.

Она вытаскивает меня изо рта, ее глаза сверкают, а губы блестят от спермы и слюны.

— Кирилл…

— Да?

— Что ты делаешь?

— Что я делаю? Это ты должна делать мне небрежный минет.

— Да, но в обычных условиях ты бы уже взял все под свой контроль.

Ухмылка приподнимает мои губы.

— Ты хочешь этого?

Ее голова подпрыгивает вверх-вниз в нетерпеливом кивке.

— Чего ты еще хочешь, solnyshko?

Она ложится спиной на ковер, раздвигает ноги и приподнимает платье достаточно, чтобы показать свои насквозь мокрые белые трусики. Мне всегда нравится, как она возбуждается, даже отсасывая у меня.

— Трахни меня, — говорит она хриплым голосом, который почти заставляет меня кончить.

— Что, если я не в настроении? — говорю я, опускаясь на колени между ее ног и снимая свой ремень.

— О, пожалуйста. Ты всегда в настроении.

— Может быть, сегодня я в плохом настроении, Саша, — я оборачиваю ремень вокруг своей руки и шлепаю ее по киске, прикрытой трусиками.

Она задыхается, ее ногти впиваются в ковер, но глаза наполняются похотью. Поэтому я снимаю с нее трусики и стону от надписи «Лучика», навсегда вытатуированного на ее коже.

— Тебе не следовало просить меня трахнуть тебя, когда я в таком настроении, потому что я не остановлюсь. — Шлепок. — Мне придется измотать тебя и владеть тобой, жена. — Шлепок. — Мне придется делать тебя своей снова и снова, чтобы ты больше не могла думать о побеге.

Мое имя срывается со стоном с ее губ, когда она отрывается от ковра, ее внутренняя поверхность бедер дрожит, а глаза закатываются.

— Нет, не закрывай глаза, — я перестаю шлепать ее по киске и оборачиваю кожу вокруг ее горла.

Она издает стон, дергая бедрами так, что мой член оказывается у ее киски.

— Пожалуйста, прошу тебя, не делай это глупое отрицание оргазма. Я ненавижу это.

— И ты думаешь, я не ненавижу, когда ты мне лжешь?

— Кирилл… — она пытается прижаться к моему члену, но я затягиваю кожаный ремень вокруг ее горла, останавливая ее движение.

Она протягивает руку и гладит меня по щеке, носу и губам.

— Пожалуйста… Пожалуйста…

Отчаяние в ее голосе сводит меня с ума. Я действительно не могу отказать ей, когда она смотрит на меня своими блестящими глазами.

Я бы сделал все, что угодно, черт возьми, ради этих глаз.

Ее стон эхом разносится в воздухе, когда я толкаюсь в нее, но он обрывается, когда я держу каждый конец ремня на ковре, потянув в противоположных направлениях.

Моя Саша подходит для этого, потому что она создана для меня. Я получаю удовольствие от того, что краду у нее воздух, а она получает удовольствие от того, что я его забираю. Я получаю удовольствие от жесткого траха, а она получает удовольствие от грубого обращения.

Я врываюсь в нее сквозь ее оргазм, ударяя по чувствительному месту снова и снова. Ее губы складываются в тихий крик, и ее спина выгибается дугой, отрываясь от ковра.

Она не пытается ослабить ремень на своем горле. Нет даже этого естественного инстинкта самосохранения.

Это потому, что она верит, что я не убью ее.

Не причиню ей боль.

Не… обману ее доверие.

Я отпускаю ремень, когда ее лицо становится слишком красным, а затем поднимаю ее, обхватив рукой за спину. Теперь, когда она сидит у меня на коленях, угол наклона глубже, и я толкаюсь быстрее снизу.

— Ты берешь мой член, как хорошая девочка, — я собираюсь снять с нее платье, но Саша обвивает руками мою шею и прижимается губами к моим.

Она целует меня как сумасшедшая, подстраиваясь под мой ритм. Ее задница шлепается о мой пах снова и снова.

Ну, блять.

Мне не требуется много времени, чтобы кончить в нее. Моя жена не перестает целовать меня, вращая бедрами, поднимаясь и опускаясь в медленном, соблазнительном ритме.

Я отстраняюсь от нее.

— Ты массируешь свою киску моей спермой, solnyshko?

Ее яркие глаза встречаются с моими.

— Разве ты не делаешь это все время?

Да, делаю. Но я не знал, что ей это так нравится. Я медленно выскальзываю и перемещаю ее так, чтобы она сидела на моих раздвинутых бедрах. Моя сперма и ее возбуждение капают на ковер.

— Такая грязная, — я собираю свою сперму с ее половых губ и засовываю ее обратно в нее.

Саша вздрагивает, сексуальная улыбка приоткрывает ее рот, когда она приподнимается на моих пальцах.

Она все еще гоняется за остатками своего оргазма, судя по ее дрожащим ногам и сжимающейся киске.

Я потакаю ей, мне слишком нравится ощущать ее в своих объятиях. Я трахал Сашу четыреста двадцать раз, а искра все та же.

Что? Конечно, я все еще считаю.

Через некоторое время я отпускаю ее, а она прижимается ко мне, ее голова прячется в моей шее, а ноги обвиваются вокруг моей талии.

Мы проводим так несколько мгновений, прежде чем я говорю:

— Ты не собираешься рассказать мне, что с тобой происходит?

Она вздрагивает рядом со мной, ее сердцебиение учащается у моей груди.

— Откуда ты знаешь, что что-то происходит?

— Потому что ты ведешь себя ненормально, а я замечаю в тебе все.

Она отстраняется, но продолжает сжимать пальцами мой затылок.

— Ты можешь дать мне время?

— Сколько? День? Два?

— Немного больше. Мне… сначала нужно встретиться со своей семьей и…

— Нет.

— Я не могу просто избегать их вечно. Точно так же, как ты не можешь запереть Антона на всю жизнь.

— И то, и другое вполне выполнимо.

— Кирилл, — говорит она с ноткой разочарования. — Будь благоразумен.

— Я совершенно благоразумен. Последние два раза, когда ты навещала свою гребаную семью, в меня дважды стреляли, и ты заставила меня поверить, что ты мертва.

— Так мы никогда не будем в мире.

— Позволь мне беспокоиться об этом.

— Это наша жизнь. Твоя и моя. Ты не единственный, кого это волнует. У меня тоже есть право голоса в этом вопросе. Ты продолжаешь называть меня своей женой, но ты никогда не станешь моим мужем, если не сделаешь меня своим партнером во всем.

— Ты уже мой партнер во всем.

— Нет, если ты не будешь говорить со мной о решениях, которые принимаешь в отношении нас двоих.

— Ты говорила со мной, когда инсценировала свою гребаную смерть, Саша? — я повышаю голос, и она замирает, у нее перехватывает дыхание. — Как бы ты себя чувствовала, если бы я это сделал, хм?

— Я уже сказала, что сожалею, — бормочет она, ее пальцы гладят мой затылок. — Мы оба совершали ошибки, но сейчас мы находимся на новом уровне. Ты должен дать мне время, пожалуйста.

Каждая клеточка во мне восстает против этой идеи, но я знаю, что это именно то, что мне нужно сделать, чтобы мы могли начать все сначала.

— Прекрасно, но ты не встретишься с ними без меня.

Она закатывает глаза, но на ее губах появляется улыбка, когда она снова кладет голову мне на плечо.

— Спасибо.

— Не благодари меня, пока мы с этим не покончим.

Она хмыкает.

— Нам обязательно возвращаться на вечеринку?

— Да.

— Тьфу. Но люди узнают, что ты трахнул меня.

— Мне плевать. На самом деле, это хорошо, что они знают о том, что ты моя и под запретом.

— Пещерный человек.

— Твой пещерный человек.

— Ммм. Мне это нравится, — ее голос затихает, звуча сонно. — Дай мне десять минут.

Я глажу ее волосы, а она откидывается на мою грудь, когда мой телефон вибрирует.

Имя на экране заставляет меня остановиться.

Босс. Это Макар. Мне жаль, что я исчезаю, но я должен сказать вам, что вы в опасности. Мы можем встретиться?

Глава 22

Саша

— Что мы здесь делаем? — мой взгляд скользит по узорам ковра в приемной клиники.

Кирилл привел меня сюда сегодня утром первым делом после того, как выгнал Юлию. Он рассказал мне о том, что она представляет опасность для беременности Кристины и что даже Константин согласился на это.

Это было так драматично. Она отказалась уходить, и когда Кирилл приказал Виктору увести ее силой, она пришла в ярость. Поскольку она никак не могла причинить вред Кириллу, то обратила свою злобную энергию на Карину и попыталась дать ей пощечину.

Прежде чем кто-либо смог остановить ее, я встала перед дрожащей Кариной и оттолкнула женщину.

Сейчас она собирает свои вещи после того, как Константин отговорил ее от каких бы то ни было ядовитых планов, которые у нее были.

Мне все еще не по себе из-за обмена мнениями, который произошел сегодня утром. Я почти вижу, как ее ядовитые глаза смотрят на меня сверху вниз, как будто она хочет моей смерти.

Сегодня я планировала провести время за чтением книг о беременности с Кристиной — правда, только в электронном варианте, поскольку не могу быть настолько открытой.

Самый насущный вопрос — как долго я смогу обманывать Кирилла? Несмотря на то, что мы все время трахались, я стараюсь не раздеваться полностью. Моя грудь стала больше, а на животе появилась выпуклость, поэтому я боюсь, что он заметит эти не очень значительные изменения. На самом деле все не так заметно, как у Кристины, и может быть списано на прибавку в весе, но, вероятно, позже станет еще больше.

И хотя я пытаюсь отвлечь его, чтобы он не сосредотачивался на моем теле слишком долго, это не может длиться вечно.

Кирилл не идиот. Он уже чувствует, что что-то не так. И если я ему не скажу, то он, в конце концов, сам все узнает.

Часть меня хочет рассказать ему. Я даже удержалась от того, чтобы не выболтать все это прошлой ночью.

Но другая часть понимает, что, если я сделаю этот шаг, пути назад не будет.

Я просто окажусь в ловушке Кирилла без выхода, а я не уверена, что это то, что мне нужно.

Особенно с тех пор, как я пыталась связаться со своим дядей и не смогла дозвониться. Ситуация в лучшем случае запутанная, и я нахожусь на распутье, где ничто не имеет смысла.

Ничего, кроме малыша.

Я была на удивление в приподнятом настроении с тех пор, как узнала о нем. Он — единственное, чего я хочу всем своим существом. Остальное размыто.

Ладно, это ложь. Я также хочу Кирилла. Я хочу его до безумия, и я имею в виду не только физически. Я хочу его сердце. Хочу проникнуть в него так глубоко, что он не сможет заменить меня.

Но рана такая свежая; не думаю, что на этот раз у меня получится отбросить осторожность на ветер.

Даже когда он представлял меня всем как свою жену, я была в тайне счастлива.

И я имею в виду не только его семью, членов его штаба и лидеров Братвы, но и весь его социальный круг.

Он водил меня покомнате, положив руку мне на поясницу, и говорил:

— Ты знаком с моей прекрасной женой? Она русская.

Да, вся эта светская беседа была утомительной, и я почти уверена, что он сделал это только для того, чтобы показать, что я недоступна и принадлежу ему, но я наслаждалась каждой секундой этого.

Возможно, потому что я никогда не мечтала о том, что окажусь в его руках, как женщина.

Нет, не в его руках.

Окажусь в них, как его жена.

Единственная жена, которая у него когда-либо будет.

— Кирилл? — я встаю перед ним, так что он останавливается.

Он игнорирует мои вопросы с тех пор, как мы вышли из дома. Выражение его лица замкнутое, взгляд более пристальный, чем у арктического волка, а челюсть сжата.

Я касаюсь лацкана его пиджака, замечая намек на татуировки, выглядывающие из-за верхних расстегнутых пуговиц его рубашки.

Хотя я проснулась с его членом, скользящим внутри меня, и он трахал меня до бесчувствия только этим утром, я, кажется, не могу насытиться им.

Мое сексуальное влечение соответствует его — если не больше. Я могла бы обвинить гормоны, но опять же, не было дня, когда я не хотела Кирилла Морозова.

Даже в то время, когда планировала убить его.

— Что происходит? — спросила я осторожным тоном.

Я ненавижу, когда он намеренно закрывается от меня.

— Ты узнаешь совсем скоро, — он берет мою руку в свою и фактически тащит меня в одну из комнат.

Медсестра и врач ждут, неся поднос с каким-то оборудованием.

— Можете начинать, — говорит он им и давит на мое плечо, чтобы я села на кровать.

— Начинать… Что?

Дерьмо.

Только не говорите мне, что он уже узнал, что я беременна? И если да, то к чему они приступают?

Кирилл нависает надо мной, его плечи кажутся шире и пугающе.

— Сейчас доктор вставит тебе в руку маячок. Это не должно занять много времени.

Мои губы приоткрываются.

— Ч-что?

— Ты прекрасно меня услышала, Саша.

— Да, но я пытаюсь понять, не шутишь ли ты.

— Я никогда не шучу.

— Ты уже отслеживаешь мой чертов телефон. Зачем тебе еще и это?

— Потому что твой телефон ненадежен, когда выключен или когда ты теряешь его намеренно или непреднамеренно.

— Так ты вставляешь в меня маячок? Просто так?

— Это единственный способ обеспечить твою безопасность.

Я встаюи тыкаю пальцем ему в грудь.

— Скорее, это единственный вариант для тебя следить за мной. Я не буду этого делать.

Я начинаю уходить, но он хватает меня за руки и усаживает обратно так быстро, что у меня начинает кружиться голова.

Он наклоняется так, что его холодные глаза оказываются на одном уровне с моими.

— Не будь такой сложной.

— Сложной? Так это со мной сложно?

— У тебя есть склонность исчезать, так что это лучшее решение, чтобы убедиться, что ты в безопасности.

— Не делай этого, — нежно шепчу я. — Это не то, что ты должен делать, как мой партнер, Кирилл.

— Я не могу сделать тебя своим гребаным партнером, когда ты думаешь о побеге, — он оглядывается на доктора и медсестру, которые молча наблюдали за шоу. — Сделайте это.

Я начинаю бороться, пинаю и царапаю его руку, но он прижимает меня к кровати с грубой силой. Его колени находятся по обе стороны от моих бедер, удерживая их на месте, и он держит мои запястья над головой на кровати.

Мне приходится расслаблять мышцы, чтобы он не раздавил мне живот или что-то в этом роде.

Он нависает надо мной и отпускает руку, но удерживает мое плечо на кровати прямым и неподвижным.

Медсестра дезинфицирует мое предплечье. Холод даже не доставляет дискомфорта, но в моих глазах собирается влага.

Я смотрю на него затуманенным зрением, затем шепчу:

— Я ненавижу тебя.

— Ты можешь ненавидеть меня сколько угодно, пока ты в безопасности.

— Единственный человек, от которого мне нужно быть в безопасности, — это от тебя, засранец.

— Оставь это все, — говорит он почти саркастическим голосом.

— Я собираюсь убрать его, как только мы разведемся через несколько недель.

Ему это не нравится. На самом деле, ему это так сильно не нравится, что я чувствую, как тяжесть его негативных эмоций давит мне на грудь.

Хорошо. Я сказал это, чтобы причинить ему такую же боль, какую он причиняет мне.

Я ожидаю, что он скажет, что этого не произойдет или что я сплю, но он ничего не говорит и оставляет меня на милость своей тьмы.

Укол от того, что делает доктор, не причиняет боли. Тот факт, что Кирилл подчиняет меня этому, причиняет.

Я пристально смотрю на него.

— Как бы ты себя чувствовал, если бы мы поменялись ролями, и я заставила тебя сделать это?

— Я бы сделал это.

— Это просто слова.

— Если тебе нужен маячок внутри меня, я немедленно сделаю это, Саша.

— Тогда сделай это. Давай посмотрим, что ты почувствуешь, когда я буду следить за каждым твоим движением.

Проходит секунда.

Две.

На третьей он отрывается от меня и садится в моих ногах. Затем объявляет:

— Вставьте в меня еще один маячок.

Медсестра заканчивает с моей рукой, но я не могу сосредоточиться на ней, так как доктор направляется к шкафу, а затем возвращается с другим подносом.

Кирилл снимает пиджак и расстегивает рубашку аккуратными, спокойными движениями, прежде чем обнажить левую руку.

Как только медсестра заканчивает, я медленно сажусь и устраиваюсь рядом с ним.

— Ты действительно это делаешь?

— Если тебе станет легче от того, что мы на одном уровне, то я не возражаю.

Я бы предпочла, чтобы ни у кого из нас не было маячка, но поскольку это невозможно, это как бальзам на рану.

Все еще есть тот крошечный факт, что он делает это добровольно, и мне не нужно его к этому принуждать.

Если бы я не боялась за безопасность ребенка, то поборола бы этого засранца и прижала его к земле.

Доктор заканчивает с ним в рекордно короткие сроки, а затем говорит, что Виктор должен иметь возможность активировать маячок.

Я выхожу из клиники первой, мои плечи опущены, а шаги напряжены.

Кирилл догоняет меня и обнимает за талию. Я пытаюсь оттолкнуть его.

— Не прикасайся ко мне.

— Почему я не могу прикасаться к своей жене?

— Я не знаю, может быть, из-за того, что прямо сейчас я хочу выцарапать тебе глаза?

— Тогда как я буду смотреть на тебя?

Я закатываю свои и сосредотачиваюсь на дороге.

— Это последний раз, когда ты принуждаешь меня к чему-либо. Сделай что-нибудь подобное еще раз, и я исчезну так, что ты никогда меня не найдешь, даже если ценой этому будет моя чёртова рука.

Его пальцы впиваются в мое бедро, оставляя синяки.

— Мне бы не пришлось этого делать, если бы ты не думала о подобной чепухе.

— Может быть, я думаю об этом из-за твоих действий, — я бросаю на него свирепый взгляд. — Я не буду терпеть это все, если ты не будешь считать меня равной себе или не ценить мое мнение. Я серьезно, Кирилл. Я растоптала свои чувства к тебе, когда уехала в Россию, и могу сделать это снова в мгновение ока.

Медленная ухмылка растягивает его губы.

— Значит, у тебя есть чувства ко мне.

— Серьезно? Это все, что ты понял из того, что я сказала?

— Разве это не главное?

— Знаешь что? Забудь об этом. Мы просто идем по закрытому пути.

— Значит, путь к чувствам теперь закрыт?

— Когда я злюсь на тебя, они тоже злятся.

Мы останавливаемся перед домом, где дюжина чемоданов загружается в кузов фургона. Кирилл остановился только потому, что это сделала я. Он настолько далек от ситуации, что не уделяет ни машине, ни персоналу никакого внимания.

Интересно, всегда ли он хотел выгнать ее, но держал Юлию рядом ради своего брата? Теперь, когда Константин относится к ней настороженно, Кирилл, вероятно, решил, что ей пора уходить.

Он, скорее всего, позволил ей жить в доме из принципа «держи врагов поближе», но он пахан с долями в банке, которым сейчас владеет ее семья, так что ему больше не нужно этого делать.

Когда мы входим в дом, в воздухе витает ощутимое напряжение. Карина стоит у лестницы, изо всех сил вцепившись в перила.

Кристина хватает ее за плечо, успокаивающе поглаживая пальцами. Юлия попадает в пространство Константина и, хотя она выглядит так же элегантно, как обычно, в платье до колен и с уложенными волосами, от нее исходит разрушительная энергия.

— Из всех людей только ты не можешь так поступить со мной, Костя. Если я ухожу, то ты пойдешь со мной.

— Он взрослый женатый мужчина, Юлия, — Кирилл заходит внутрь со мной рядом. — Забудь об этом уже, черт возьми.

Она разворачивается, ее яд мгновенно направляется на него.

— Я должна была догадаться, что это ты вбил ему в голову эту чушь, чертов дьявол.

— Что я могу сказать? — он ухмыляется, хотя выражение его лица замкнутое. — Я оказываю большее влияние, чем ты.

— Все не так, мама, — Константин пытается спасти ситуацию, но я думаю, что уже слишком поздно.

— Пусть она верит во что угодно, черт возьми, — Кирилл смотрит на нее сверху вниз. — Константин — не твоя кричащая игрушка или домашнее животное, которому ты указываешь, что делать или хотеть. Отпусти его, или я заставлю тебя сделать это. Поверь мне, второй вариант тебе не понравится.

— Если ты думаешь, что можешь забрать у меня моего сына…

— Я никого не забираю. Он решил остаться здесь по собственному желанию, потому что я действительно уважаю его как личность. То, чего ты никогда не делала…

Она протягивает к нему руку, но я уже перехватываю и выкручиваю ее, а затем отбрасываю назад.

— Я говорила тебе не прикасаться к нему.

Юля рычит на меня, затем на Кирилла:

— Я должна была убить тебя и твою сестру-демона, когда у меня был шанс. Я должна была положить конец вашим жалким жизням еще до вашего рождения.

С другого конца комнаты доносится икота, и Карина трясется в объятиях Кристины. Она всегда была эмоционально слабой из них троих и, похоже, так и не привыкла к жесткому отношению своей матери.

— Мама, остановись, — Константин притягивает ее к себе с удивительной силой, его голос впервые за все время повышается. — Прекрати. Просто прекрати это!

Ее губы приоткрываются.

— Костя, что ты…

— Мне надоело искать для тебя оправдания, надоело, что мои собственные брат и сестра ненавидят меня, потому что думают, что я бросил их много лет назад, — он пристально смотрит на Кирилла и Карину. — Мама сказала, что пришлет лодки и за вами, если я выйду оттуда первым. Всякий раз, когда я пытался объяснить это позже, она угрожала, что устроит заговор против следующей тренировочной миссии Кирилла или отправит Кару в школу-интернат. Единственный способ для меня обезопасить вас — это притвориться, что вы мне больше безразличны. Как ты делал, когда пытался защитить нас от папы, Кирилл.

Губы моего мужа поджимаются, и весь его гнев обрушивается на Юлию.

Но именно Константин продолжает:

— Мне никогда не нравилась твоя удушающая забота, мама. Мне всегда казалось, что я должен ходить по яичной скорлупе рядом с тобой и оправдывать твои грандиозные ожидания. Я начал ненавидеть тебя, когда понял, что ты ненавидишь моих брата и сестру и без колебаний причиняешь им боль. Я возненавидел тебя еще больше, когда ты попыталась заставить меня ненавидеть и их тоже. Но знаешь ли ты, каким был переломный момент? Когда ты пыталась причинить вред моей жене и ребенку. Это то, чего я тебе никогда не прощу.

Подбородок Юлии дрожит, но она высоко держит голову.

— Я хочу для тебя только лучшего.

— Мы тоже твои дети, — говорит Карина тихим, ломким голосом. — Почему ты не можешь хотеть для нас лучшего?

— Потому что твой гребаный отец изнасиловал меня! — кричит она и поворачивается к Кириллу. — Ты — причина всего, ты гребаный дьявол. Роман хотел меня и не мог заполучить, поэтому он насиловал и трахал меня снова и снова, пока я не забеременела тобой. Он заставил меня выйти за него замуж и связал меня из-за тебя. Он заставил меня обладать тобой, хотя я ненавидела тебя и его больше всего на свете. Всякий раз, когда я смотрю на твое гребаное лицо, я вспоминаю, как ты был зачат, и мне хочется убить тебя голыми руками. Я хочу заколоть тебя до смерти и смотреть, как ты барахтаешься в собственной крови. Ты и твоя гребаная сестра, вы оба были зачаты в результате изнасилования, ты меня слышишь? Каждый случай полового акта с вашим отцом был без согласия и болезненным, но вы двое выходили из него как маленькие демоны. Константин мой сын от единственного мужчины, которого я когда-либо любила, поэтому, конечно, я бы любила его, а не тебя.

Оглушительная тишина опускается на гостиную, пока слова Юлии медленно доходят до сознания.

Константин и Кристина бледны. Карина выглядит так, словно ее сейчас стошнит, и даже Юлю, которая обычно так же бесчувственна, как Кирилл, трясет.

С одной стороны, вся ее глубокая ненависть к Карине и особенно к Кириллу, имеет смысл.

С другой стороны, это все равно неправильно.

Из всех присутствующих Кирилл единственный, чье выражение лица не меняется. Но опять же, он всегда устрашающе спокоен в экстремальных ситуациях. Вот почему он был идеальным капитаном в армии и теперь вполне подходит на роль пахана.

Но то, что он спокоен, не означает, что на него это не влияет. Он проделывает такую замечательную работу по скрытию своих эмоций, что иногда забывает об их существовании.

— Поскольку Роман был категорически против того, чтобы Константин имел какую-либо власть или наследство, я подозревал, что у него мог быть другой отец, — говорит он с озадачивающей беспечностью. — Кто он?

Остальные все еще не оправились от тяжести новостей, которые она только что сообщила, но сама женщина сердито смотрит на Кирилла.

— Это все, что тебя волнует?

— Чего ты ожидала? Что я буду любящим сыном, когда ты никогда не была мне матерью? Срочная новость, Юля, нет нашей вины в том, что мой подонок отец изнасиловал тебя. Мы не просили, блять, родиться у тебя или у него. У нас не было выбора, но у тебя был полный выбор любить или ненавидеть нас, и ты решила не быть нашей матерью. А я выбираю не быть твоим сыном.

— Ты убила его, — Карина оставляет Кристину и медленно идет к своей матери. — Ты убила папу… Верно? Все это время ты готовила ему кофе… Ты… Ты причина, по которой ему настолько быстро стало хуже.

Юлия поднимает голову в воздух.

— Это заняло больше времени, чем я бы предпочла, но, по крайней мере, этот идиот ничего не заподозрил.

— Ты сука! — Карина бросается на нее, но Константин хватает ее за талию, прежде чем она успевает ударить.

— Что? — кричит Юля. — Что? Вам всем теперь грустно из-за этого дурака? Я единственная, кто пострадала из-за него.

— Это я страдала! — Карина кричит в ответ. — По крайней мере, он любил меня. Он испортил мне жизнь, но потом полюбил меня. Он целовал меня на ночь и спрашивал, как у меня дела. Возможно, он был ужасным человеком, но он пытался быть моим отцом. Ты никогда не была моей матерью!

Юлия прищелкивает языком, как будто не может вынести вида собственной дочери.

— Бессмысленно общаться с вами. Пойдем, Костя.

Ее сын не двигается, когда Карина плачет, прижавшись к нему, дрожа всем телом. Он смотрит на свою мать с мертвым выражением лица.

— Кто мой отец, мама?

— Мы поговорим об этом, как только выберемся из этого змеиного логова.

— Я никуда с тобой не пойду. Кто мой отец? Он все еще жив, или ты тоже от него избавилась? — Константин! — Юлия сжимает свои руки, а затем медленно отпускает их. — Мы поговорим, когда ты успокоишься и поймешь, что никто не позаботится о тебе так, как я. Меньше всего этот дьявол.

Она сердито смотрит на Кирилла, выходя. Ее голова высоко поднята, а шаги размеренны.

Я восхищаюсь силой этой женщины, но все еще презираю роль, которую она сыграла в жизни своих детей.

Карина всхлипывает, когда Константин похлопывает ее по спине. Он обменивается взглядом с Кириллом. Я не уверена, товарищество это или понимание.

По какой-то причине мне кажется, что я вмешиваюсь в отношения братьев и сестры. Может быть, они так смотрели друг на друга, когда росли.

Через мгновение Кирилл поднимается по лестнице. Я похлопываю Карину и Константина по плечам, затем следую за ним.

Даже при том, что я должна злиться на него, я не могу оставить его после этого. Он из тех, кто скрывает свои эмоции до такой степени, что это оборачивается против него.

Я нахожу его в гардеробе. Его куртка брошена на пол, и он снимает рубашку.

— Ты в порядке? — спросила я, медленно подходя к нему.

Кирилл сбрасывает рубашку, обнажая напряженные мышцы.

— А почему нет?

Я встаю перед ним так, чтобы оказаться между его телом и дверью шкафа. Мои пальцы находят его загривок и гладят по щеке.

— Это нормально — не быть в порядке.

— Я в полном порядке. На самом деле приятно знать, почему я ей никогда не нравился и никогда не понравлюсь. У меня его гены насильника, а это не то, что она когда-либо одобряла.

— Мне жаль, через что она прошла, но она не имела права обращаться с тобой и Кариной так, как будто это была ваша вина.

Он ничего не говорит, но наклоняется навстречу моим прикосновениям, медленно закрывая глаза.

Я обнимаю его за талию и зарываюсь лицом в его обнаженную грудь. Оказывается, это тот тип утешения, в котором он нуждается, потому что Кирилл обхватывает мою талию руками и заключает меня в свои объятия.

Его тихий шепот почти останавливает мое сердце.

— Спасибо, что ты здесь, solnyshko.

Глава 23

Кирилл

Я раздражен.

Нет, это еще мягко сказано. Я балансирую на грани ярости и потери контроля.

Мне потребовалась нечеловеческая сила, чтобы сохранять хладнокровие по отношению к ситуации, в которой я оказался. А именно дистанция, которую Саша медленно, но верно продолжала внедрять между нами.

Становится все только хуже с тех пор, как я вставил в нее этот маячок около недели назад. Но опять-таки, не то, чтобы она не делала этого раньше. Единственная разница в том, что она идет дальше.

Она пыталась проводить как можно больше времени с кем угодно, только не со мной. И хотя в последнее время у нее на удивление усилилось сексуальное влечение, она почти сразу же отстраняется, придумывая всевозможные отговорки.

Я должна встретиться с Кристиной.

Я обещала Карине, что погуляю с ней.

Рай и Лия пригласили меня на обед.

Виктор везет меня к моему брату.

Каждый день находится какая-то причина, по которой она не может проводить время со мной. Не помогает и то, что я увяз в каком-то новом дерьме, которое заварил Дэмиен, и у меня не было времени загнать ее в угол.

Может быть, мне снова отвести ее в ту хижину, чтобы мы остались наедине, и никто не посмел нам помешать.

Иначе она будет уходить все дальше, пока мы не достигнем гребаного срока, который она установила.

— У меня плохое предчувствие по этому поводу. Пахнет ловушкой, — говорит Виктор, наблюдая за нашим окружением с пистолетом в руке.

Мы находимся рядом с судоходным причалом на окраине города. Это одно из мест, где мы завершаем наши сделки с картелями. Хотя я не был здесь целую вечность. Особенно с тех пор, как стал паханом.

Обо всех этих мелких операциях могут позаботиться другие.

Уже поздняя ночь, поэтому единственным звуком является хриплое дыхание Виктора и случайный плеск воды о пирс.

— У нас уже есть подкрепление, размещенное по всему причалу, — я поправляю очки. — Так что, даже если Макар планировал устроить мне засаду, у нас достаточно людей, чтобы устранить его и тех, кого он приведет с собой.

— Что, если он вступил в сговор с паханом чикагского отделения и приведет больше людей, чем у нас?

— Во-первых, не будь параноиком. Во-вторых, ты переоцениваешь влияние Макара.

— Или, может быть, это ты недооцениваешь его… — он замолкает и напрягается, и я чувствую третьего человека рядом с нами.

Конечно же, Макар осторожно выскальзывает из-под контейнеров. Приближаясь к нам, он внимательно изучает местность.

Его шаги становятся тяжелее после того, как он замечает Виктора рядом со мной. Он попросил о встрече наедине, но уже должен был знать, что Виктор категорически отказывается перестать быть моей тенью.

Макар — лысый мужчина среднего телосложения, с заостренным носом и тонкими губами. Он также всегда носит костюмы, которые выглядят на размер меньше.

— Я думал, мы встретимся наедине? — спрашивает он, когда оказывается перед нами, и указывает подбородком на Виктора.

— Не тебе устанавливать правила, ублюдок, — говорит мой старший охранник в своей обычной прямолинейной манере.

— Ты знаешь, он думает, что мы родились связанными в бедре, — мой тон приветливый и менее напряженный, чем у Виктора.

Макару удается немного расслабиться, хотя его взгляд продолжает блуждать по сторонам.

— Не хочешь рассказать мне, где ты был? — спрашиваю я тем же дружелюбным тоном.

— Рядом, — он делает вдох. — Я никогда не должен был снова вступать с тобой в контакт.

— Что заставило тебя передумать?

— Я узнал, что человек, с которым работал, планирует убить тебя, и это никогда не было частью плана. Я не мог просто сидеть сложа руки и смотреть на это. Твой отец сказал мне помочь тебе взобраться на вершину, а не избавляться от тебя.

Виктор делает шаг вперед.

— У тебя хватает чертовой наглости стоять здесь и признавать, что ты вступил в сговор с кем-то еще, против своего собственного Босса?

— У меня не было выбора! Моей семье угрожали.

— Ты мог бы прийти ко мне за этим. Я бы позаботился об их безопасности, — я хватаю Виктора за плечо и тяну назад. — Но была и другая причина, не так ли?

Макар почесывает сбоку свою лысую голову.

— Я думал, Саша отвлекает тебя от того, что важно. Кроме того, она дочь врагов твоего отца.

— И ты решил, что лучший способ позаботиться об этом — убить ее, — мое утверждение спокойно, настолько спокойно, что он сглатывает.

— Меня всего лишь попросили о помощи.

— Кто?

— Константин.

Мое тело напрягается, и в ушах звучит звон. Даже брови Виктора хмурятся, как будто он не может поверить в то, что слышит.

Был ли я слишком мягок и небрежен со своим братом? Как я мог игнорировать тот факт, что он мог участвовать в этой миссии?

Это имеет смысл из того, что албанец сказал о тайных встречах и о том, как его союзник хотел причинить мне как можно больше боли.

Было ли все, что он делал за последние несколько месяцев, отличной актерской игрой? Или я слепо смотрел на тот факт, что он мог бы быть лучшим манипулятором, чем я?

Он сказал правильные слова. Проявил правильные эмоции. Он стоял рядом со мной, как когда мы были детьми, и смотрел на меня как на брата.

— Доказательства? — говорю я с таким напряжением, что Макар выпрямляется.

Он показывает мне сообщения, которыми он обменялся с моим братом об этом плане, и несколько их совместных фотографий.

По логике вещей, это не должно быть достаточным доказательством, поскольку их можно подделать, но мой разум движется в прямо противоположном направлении.

Это та деталь, которую я упустил во время поиска убийцы Саши — или того, кто пытался совершить это.

С тех пор, как моя жена сказала мне, что оставила подделку, и я понял, что результатами анализа ДНК манипулировали, я знал, что преступник был близок.

Я просто не знал, насколько близко.

Я был готов подозревать своих охранников, но на самом деле никогда не подозревал Константина. Особенно с тех пор, как начал видеть проблески прежнего него после его свадьбы.

Может быть, все это тоже было фасадом.

Ему, должно быть, нравилось видеть, как я рушусь и теряю контроль в течение двух месяцев, когда я думал, что Саша мертва.

Должно быть, внутри он смеялся, предлагая свою поддержку.

— Ты сказал, что он планировал убрать меня, — я свирепо смотрю на Макара. — Каким образом?

— Я не знаю, но он думает, что ты не подходишь на роль пахана и что он должен быть тем, кто займет твое место. Вы должны поверить мне, Босс. Я бы никогда не стал помогать ему в этом. Ваш отец не хотел, чтобы он когда-либо становился главой семьи, и я согласен с этим.

— Знал ли Роман, что Константин не его сын?

Губы Макара приоткрываются, но он кивает.

— Он приложил все свои усилия, чтобы найти мужчину, с которым ему изменила Юля. Он даже подружился с ним, поскольку этот ублюдок даже не знал, что он ее муж. Когда пришло время, он устранил его.

Кусочки головоломки начинают складываться вместе.

— Возможно, он был частью Организации Бельского?

Макар снова кивает.

— Кто?

— Анатолий Иванов.

Дядя Саши. Слава богу, что это был не ее отец, иначе ситуация слишком быстро усложнилась бы.

Хотя она все еще двоюродная сестра моего ублюдочного брата.

— Как Роман узнал?

— Юлия каждое лето ездила в деревню в России. В первый раз она поехала туда через год после твоего рождения. Но потом начала делать это постоянно. Вначале мы все предполагали, что это пустяк. Но Роман узнал, что она использовала это время для встречи с определенным мужчиной. По-видимому, у них был роман, который длился годами, но они встретились только летом в каком-то безымянном русском городке, вдали от всех, кого они знали. По истечении этого времени она возвращалась в Нью-Йорк, а он возвращался к своей семье.

— Поэтому Роман решил уничтожить его и всю его семью.

— Он думал только о том, чтобы поиграть с ним, а затем убить его у нее на глазах, но затем российское правительство обратилось к нему с просьбой внедриться и устранить угрозу, которую представляла Организация Бельского, поэтому он немедленно согласился. В их последние дни Юлия могла узнать об участии Романа и, возможно, попытаться предупредить Анатолия, но, вероятно, было слишком поздно.

— Вел ли мой отец какие-либо записи об этой операции?

— Всего несколько заметок, спрятанных на страницах его любимой книги.

— Преступление и наказание, — мне было интересно, какого хрена он положил эту книгу в сейф, но теперь я получил ответ.

— Вам нужно быть осторожным, Босс. Устраните Константина, прежде чем он устранит вас.

— Я так и сделаю, — я достаю пистолет и направляю ему в лоб.

Его лицо бледнеет.

— Что… Вы обещали мою безопасность.

— Только на время твоего признания. Ты совершил ужасную, гребаную ошибку, попытавшись убить мою жену, Макар, и этот грех карается смертью.

Я стреляю ему между глаз, эхо выстрела наполняет воздух, когда он с глухим стуком падает на землю.

Ах. Черт.

Я пообещал Саше, что позволю ей решать его судьбу, но я пошел напролом и потерял контроль. Снова.

Мое лицо слишком напряжено, я удивлен, что сухожилия не лопаются.

Виктор наблюдает за происходящим, а затем сосредотачивается на мне.

— Что теперь?

— Теперь я накажу другого ублюдка, который думал, что может убить мою жену.

Никто не сможет причинить вред Саше и остаться в живых.

Даже мой гребаный брат.

* * *

Когда мы возвращаемся, я нахожу свою семью — или то, что считал своей семьей, — за ужином.

Константин смеется над чем-то, что сказала Карина, пока Саша и Кристина передают тарелки друг другу.

Это настроение было преобладающим с тех пор, как ушла Юля. Константин ни разу не навестил ее и предпочел остаться здесь со своей женой и остальными членами семьи.

Или, скорее, он хотел не спускать глаз с приза — он же моя позиция.

В тот момент, когда я вхожу в столовую в сопровождении Виктора и нескольких других моих людей, их внимание переключается на меня.

— Кирилл, — говорит Константин, все еще улыбаясь. — Ты бы слышал, какую чушь несет Кара.

— Желание иметь дюжину племянников и племянниц — это не чушь. Вы с Кристиной можете взять половину, а Кирилл и Саша — другую.

Саша смотрит на меня, румянец покрывает ее щеки, но в тот момент, когда она видит мое лицо, ее движения замирают.

Если в мире и есть кто-то, кто может понять, когда со мной что-то не так, так это именно эта женщина.

Мне не нужно ничего говорить, она уже почувствовала черную ауру, которая окружала меня с тех пор, как я услышал признание Макара.

— Тогда как насчет тебя, Кара? — Константин хмурит брови. — Ты не планируешь завести детей?

— Не-а. Я всего лишь хочу быть классной тетей, — Моя сестра пристально смотрит на меня. — Тебе лучше поторопиться и поклоняться Саше, чтобы она согласилась иметь от тебя детей.

Саша заставляет себя улыбнуться, но ее внимание немедленно возвращается ко мне, когда она одними губами спрашивает:

— Что случилось?

— Присоединяйся к нам, Кирилл, — говорит Кристина. — Виктор и остальные тоже, если хотите.

Карина усмехается.

— Да, присоединяйтесь к нам!

Я подаю Виктору сигнал.

— Возьми его.

За обеденным столом воцаряется тишина, когда двое моих людей направляются к Константину. Его глаза расширяются, когда он осознает реальность ситуации.

У него хватает наглости смотреть на меня предательским взглядом, как будто это я вонзаю ему нож в спину, а не наоборот.

— Кирилл…? — спрашивает он сдавленным голосом.

Карина вцепляется в его руку и смотрит на меня, крича:

— Что ты делаешь? Скажи им, чтобы они отпустили его.

Саша вскакивает со стула, но ее тон мягок, когда она спрашивает:

— Что случилось?

— Он пытался убить тебя и претендует на мое место, среди прочих вещей, которые я расследую.

Константин борется с моими людьми.

— О чем, черт возьми, ты говоришь? Я никогда этого не делал!

— Я и не ожидал, что ты сразу признаешься, но мы дойдем до этого момента. Отведите его в подвал.

— Нет, пожалуйста, — голос и тело Кристины дрожат, когда она поднимается на ноги.

Она наблюдала за всем шоу с бледным лицом и выпученными глазами, как будто не могла поверить в такой поворот событий.

— Всему этому должно быть объяснение, — говорит Саша, ее внимание сосредоточено на Кристине и Карине, которые безуспешно пытаются вцепиться в охранников.

— Я уже знаю обо всем, вот почему буду наказывать его.

— Кирилл, пожалуйста… — глаза Кристины наполняются слезами. — Он твой брат.

— Именно потому, что он мой брат, у меня нет никакой гребаной терпимости к его предательству. Виктор, отведи его в подвал. Сейчас же.

Он и другие охранники подчиняются. Константина утаскивают несмотря на то, что он дерется, ругается и просит меня объясниться.

Карина начинает пинать, кричать и бить меня в одном из своих чрезвычайно драматичных эпизодов, но у меня нет времени на ее глупости, поэтому я отталкиваю ее.

Самая решительная из всех — Кристина. Чем больше она видит, как ее мужа похищают во время драки, тем бледнее она становится. Слезы текут по ее щекам, но когда она пытается пойти за ним, то теряет равновесие.

Саша ловит ее и усаживает обратно, затем дает ей стакан воды.

Константин становится от этого еще безумнее, и ему почти удается вырваться из мужских лап, но у него нет шансов, когда Виктор берет верх.

Как только он скрывается из виду, я поднимаюсь наверх, не сказав больше ни слова.

Я предпочитаю не слышать криков и воплей Карины, хрупких просьб Кристины или даже Саши, зовущей меня по имени.

Предатель заплатит, что бы ни говорили эти женщины.

Я иду в свой кабинет, открываю сейф и достаю старую русскую копию «Преступления и наказания» Федора Достоевского.

Хотя я не нашел ничего странного, когда впервые заглянул в нее, все равно хранил ее в сейфе. Может быть, потому что уже знал, что Роман не из тех, кто делает что-то просто так. Он бы не стал просто класть книгу в сейф, даже если бы она была его любимой.

Дверь в мой кабинет распахивается, когда я кладу книгу на стол. Врывается Саша, выглядящая свирепой, как воин, хотя на ней свободное темно-синее платье. Я думаю, что сейчас это ее стиль, даже несмотря на то, что он ошеломляюще нелестен.

Она останавливается перед моим столом, ее глаза пылают огнем.

— Что ты делаешь, Кирилл?

— Я же тебе говорил. Наказываю предателя.

— Я не верю ничему, в чем ты его обвиняешь. У тебя нет никаких доказательств.

— У Макара есть. Он мне все рассказал.

— Ты… встречался с Макаром?

— И убил его, но не раньше, чем он раскрыл личность того, кто подтолкнул его к подготовке твоего убийства.

Она несколько раз качает головой, как будто не слышит меня.

— Я отказываюсь верить в то, что Константин когда-либо сделал бы это.

— Тогда ты такая же наивная, какой он хотел тебя видеть.

— Это еще не все. Ты, должно быть, тоже чувствуешь нечто другое. Это Константин! Он всегда уважал тебя как брата, даже когда ему приходилось притворяться, что он тебя ненавидит.

— Может быть, часть ненависти настоящая, и все это было притворством.

Она глубоко вздыхает, ее плечи опускаются.

— Ты ведь не собираешься изменять свое мнение, не так ли? Ты всегда будешь тем человеком, который сомневается во всех, включая свою семью. Может быть, однажды ты запрешь меня и будешь мучить при мысли о предательстве.

— Не будь смешной.

— Почему это смешно? Если ты сомневаешься в собственной плоти и крови, то что будет со мной? Как только я сделаю шаг, который не будет одобрен тобой, ты заподозришь меня.

— И почему ты делаешь что-то, чего я не одобряю, Саша? Хм? Какого черта ты создаешь дистанцию между нами в последнее время?

— Потому что ты гребаный идиот, вот почему! — она хрипло дышит. — Ты собираешься освободить Константина?

— Нет.

— В таком случае, я останусь с Кристиной, пока ты не отпустишь ее мужа.

А потом она поворачивается и уходит, хлопнув за собой дверью.

Меня так и подмывает последовать за ней и дернуть ее назад за волосы, но это только усложнило бы дело.

Поэтому я беру паузу и делаю глубокий вдох, прежде чем снова сосредоточиться на книге.

Конечно же, две страницы склеены вместе. Я осторожно раздвигаю их и нахожу внутри маленькую карточку памяти и письмо. Я открываю листок бумаги и смотрю на слова, нацарапанные неаккуратным почерком моего отца.

«Кириллу,

Если ты читаешь это, значит, я мертв, и ты стал моим наследником.

Есть несколько вещей, которые тебе нужно знать…»

Чем больше я читаю, тем яснее становится картина. Снова и снова мне кажется, что я нахожусь в голове Романа, когда он писал это.

Как только я заканчиваю, то точно знаю, что нужно сделать, чтобы наказать предателя.

Глава 24

Саша

— Я была так близка к тому, чтобы сдаться в этот момент. Так чертовски близка!

Сейчас я разглагольствую, но мне повезло что есть кто-то, кто слушает меня без жалоб.

Или больше похоже на двух людей.

Антон и Макс сидят по обе стороны от меня. Мой друг кладет руку мне на плечо, в то время как Антон молча кивает. Он наименее разговорчивый, но отличный слушатель.

Прошло три дня с тех пор, как Кирилл посадил Константина в тюрьму, как преступника. Никому из нас не был разрешен доступ в подвал, так что мы даже не знаем, что он там с ним делал.

А недостаток знаний хуже, потому что это поощряет мысли о плохих сценариях.

Я пыталась утешить Кристину и Карину, но это невозможно, когда никто из нас не знает о планах Кирилла. Он может убить его в любую секунду, и что тогда?

Думал ли он о том, что будет с Кристиной и ее ребенком? Ее семья на самом деле недолюбливает ее с тех пор, как она пошла против их воли и вышла замуж за Константина.

Потом есть Карина. Думал ли он о том, как ухудшится ее состояние, если ее брат убьет другого ее брата?

Но опять же, Кириллу всегда было наплевать на эмоции других людей. У него есть только свои планы и манипуляции, и он показывает всем остальным средний палец.

Включая меня.

Этот ублюдок не пытался поговорить со мной. Он воспринял то, что я сказал в тот день в его кабинете буквально, и проигнорировал мое существование. Не помогает и то, что он часто бывает вне дома допоздна. Или что я пристально смотрю на него каждый раз, когда вижу.

Выражение его лица не меняется, когда он смотрит в ответ, а затем запирается в своем кабинете с чертовым Виктором.

— Вы знаете, что забавно? Это он сказал, что я создаю дистанцию между нами, когда именно он тот, кто роет яму прямо посреди нас, — я хрипло дышу. — И что хорошего в том, чтобы все время находиться рядом с Виктором?

Макс улыбается, и я, прищурившись, смотрю на него. Я попросила Виктора привезти меня сюда, потому что мне нужна была передышка от напряжения в доме.

Я была рада, что Антон и Макс действительно шутили и дразнили друг друга. Когда я приходила в последний раз, Антон сказал, что Макс выпускает его, пока он обещает не убегать.

Не уверена, как долго мой брат сможет забывать о своих обязанностях и выполнять это обещание, но пока все идет хорошо. Он не выглядит напряженным или нервным. На самом деле, я не думаю, что он когда-либо выглядел таким умиротворенным, как в последние несколько недель.

— Чему ты улыбаешься? — спросила я у Макса.

Он делает дерьмовую работу, пытаясь скрыть свое веселье.

— Мне кажется, или ты ревнуешь к Виктору?

— Это неправда.

— На самом деле так и есть, — без всякой необходимости добавляет Антон.

— Теперь, когда я думаю об этом, ты всегда каким-то образом завидовала ему, — продолжает Макс.

— Верно. Она обижалась всякий раз, когда Кирилл встречался с ним наедине.

— Тоша! — я толкаю его локтем. — Почему вы двое ополчились против меня? Я пришла сюда не за этим.

— Тем не менее, это правда, — Макс гладит меня по плечу. — Тебе нужно привыкнуть к тому факту, что Виктор здесь надолго. Он оставит Кирилла только тогда, когда тот умрет.

Антон незаметно убирает руку Макса с моего плеча.

Я улыбаюсь ему с нескрываемым злорадством.

— Кто теперь ревнует?

Антон искоса смотрит на меня.

— Мне не нравится, когда кто-то прикасается к моей сестре.

— Лжец. Тебе не нравилось, что Макс прикасался к кому-либо в прошлом, не только ко мне.

— Он слишком прилипчивый. Это отвратительно.

Мой друг ухмыляется, полностью игнорируя комментарии Антона.

— О? О чем это ты, Саша?

— Не надо, — одними губами произносит мой брат, но я уже поворачиваюсь к Максу.

— Помнишь, как он выкручивал тебе руку и время от времени внезапно впадал в ярость?

— Ах, да. У него были моменты, когда он вел себя странно.

— Скорее всего, он потерял контроль, потому что ему не понравилось, что ты был таким прилипчивым со всеми. Особенно ко мне, поскольку он думал, что я тебе нравлюсь.

— Кто-то ревновал, да? — выражение лица Макса проясняется, когда он смотрит через мое плечо на Антона, на лице которого невеселое выражение.

— Ты закончил? — Он свирепо смотрит на нас обоих.

— Нет. Вообще-то мне это нравится, — Макс наклоняется ближе ко мне. — Каким он был ребенком?

— Взрослым, — я улыбаюсь. — Я не помню, чтобы Антон когда-либо был ребенком, за исключением тех случаев, когда ты втягивал его во все эти игры в течение последних нескольких лет.

Макс выпячивает подбородок.

— Так это значит, что я оказываю на него хорошее влияние?

— Самое лучшее.

— Прекрати раздувать его эго в форме члена, — ворчит Антон. — Он уже думает, что является Божьим даром.

— Я чертовски в этом уверен. Верно, Саша?

— Да, — я смеюсь. — Ты слишком экстравагантен. Мне это нравится.

— Слышишь это, Антоша? — Макс толкает ногу моего брата своей. — Тебе нужно брать уроки благодарности у своей сестры. Она более эмоционально зрелая, чем ты.

— Если бы это было так, она бы не влюбилась в социопата.

Мой юмор угасает, а плечи горбятся.

— Ой.

На этот раз Макс пинает Антона в ногу.

— Извинись, мудак.

— Что? Это правда.

— Она пришла сюда не для того, чтобы ей напоминали об этом, не так ли?

— О, мне очень жаль. Может, лучше спрятать голову в песок и притвориться, что все это нормально и что наша семья не приедет за нами или что-то в этом роде?

Мы с Максом оба напрягаемся.

— И ты с нетерпением ждешь этого, верно? — спрашивает мой друг напряженным тоном.

— Конечно. Ты думаешь, что я мечтал оказаться здесь взаперти?

Лицо Макса каменеет, и его мышцы напрягаются до такой степени, что я думаю, он ударит что-нибудь или, точнее, кого-нибудь.

Вместо этого он встает одним быстрым движением.

— Я собираюсь узнать, есть ли у Виктора что-нибудь для меня.

— Макс… — говорю я, не зная, как разрядить напряжение.

— Ты гребаный мудак, — говорит он Антону, затем вылетает из комнаты.

Мой брат все время наблюдает за ним, нахмурив брови. Когда Макс выходит, Антон потирает затылок и ругается себе под нос.

— Тебе не следовало этого говорить, Тоша.

— Я — не ты и не он. Я не могу просто забыть о надвигающейся битве, которая рано или поздно произойдет, — он снова ерошит волосы, на этот раз сильнее. — Никто из нас не может остановить это.

— Ты можешь. Если поговоришь с дядей и бабушкой, они тебя выслушают. Ты их надежда на будущее, и если ты скажешь им, что отказался от того безумного переворота, который они задумали осуществить…

— Это работает не так. Продолжить с того места, на котором остановился папа, — мой долг.

— Что для тебя важнее? Макс или твой долг?

Его кадык двигается, когда он сглатывает, но ничего не говорит.

— Если ты пойдешь по этому пути, то потеряешь его. Так что, если тебя это устраивает, пожалуйста, — я касаюсь его руки и смягчаю свой тон. — Я вижу, что он — лучшее, что когда-либо случалось с тобой, Тоша. Тебе нужен кто-то вроде него рядом, чтобы ты перестал думать о долге и войнах. Ты никогда не жил своей жизнью и не имел собственных мечтаний. Это твой шанс.

— Это не так легко, как ты думаешь. Реальность гораздо более ужасна, чем мечты.

— Откуда тебе знать, если ты никогда не боролся за эту мечту?

— А как насчет тебя? Ты снова собираешься бороться за Кирилла?

— Я не знаю, но я определенно буду бороться за это, — я беру его руку и кладу себе на живот.

Брови Антона хмурятся, но затем его губы раздвигаются в знак узнавания.

— Ты случайно не…?

— Беременна.Да.

— Вау. Это не заняло много времени.

Я шутливо хлопнула его по плечу.

— Это случилось перед тем, как я уехала. У меня сейчас второй триместр беременности.

— Кирилл, должно быть, в восторге от того, что у него есть причина держать тебя рядом с собой.

— Я не сказала ему именно из-за этого, — я отпускаю его руку и переплетаю пальцы у себя на коленях. — Я не хочу, чтобы он заставлял меня оставаться из-за ребенка, но в то же время не знаю, как долго смогу скрывать это от него. Я просто хочу чтобы он… Я не знаю…

— Любил тебя как нормального человека?

— Да, я так думаю.

— Никто в этой семье не нормальный. Меньше всего Кирилл.

— А ты?

— Я мог бы быть.

— Как будто ты перешел в оборонительный режим на Макса, потому что боишься неизвестности.

— Это другое. У Макса мягкий характер, а у Кирилла — нет. Он больше заинтересован в успехе своих планов, чем в ком-то или чем-то еще.

Я хотела верить в обратное, но после того, как он посадил в тюрьму собственного брата, я больше не уверена, во что верить. Возможно, Антон и все остальные, кто описывал его как бесчувственного, правы.

После всех этих лет я должна признать, что ошибалась, полагая, что у него есть другая сторона, которую он держит в секрете.

Сторона, посвященная только мне.

Может быть, я была в бреду, когда подумала об этом.

— Что ты теперь собираешься делать? — спрашивает он, когда я ничего не отвечаю. — Мы с тобой оба знаем, что не можем вечно сохранять статус-кво.

— Я безуспешно пыталась связаться с дядей Альбертом.

— Попробуй воспользоваться моим кодом экстренной ситуации. Он придет за мной.

— Но не за мной?

— Наверное, нет.

— Ой.

Антон бросает на меня сочувственный взгляд.

— Они никогда не доверяли тебе после того, как ты спасла Кирилла, когда они были близки к тому, чтобы убить его. Они думают, что ты сделала бы это снова, и вероятно, не ошибаются.

— Ты думаешь, я позволю им убить отца моего сына?

— Ты бы не позволила им убить его, даже если бы не было ребенка.

Что ж, это правда.

Часть меня всегда будет защищать Кирилла, что бы он ни делал. Я могу ненавидеть его, хотеть дать ему пощечину, пинать и колотить, но никогда никому не позволю причинить ему боль.

Что является определением токсичных отношений.

— В любом случае, вытащи меня отсюда, — говорит Антон.

— Только если ты пообещаешь мне помочь.

— Помочь тебе убить нашу семью?

— Нет, просто заставь их хоть раз образумиться, — я сжимаю его плечо. — Сделай это для Макса и, самое главное, для себя, Тоша. Тебе нужно начать все сначала.

Он ворчит, но ничего не говорит.

По пути к выходу я пересекаюсь с Максом в дверях.

— Ты уходишь, Саша?

— Да. Я не могу надолго оставить Кристину и Карину одних, когда они несчастны.

Он хватает меня за плечи.

— Не слушай чушь, которую несет твой придурок брат. Я никогда не видел, чтобы Кирилл заботился о ком-то так сильно, как он заботится о тебе. По словам мужчин, он был на грани саморазрушения, когда думал, что ты мертва. Он не самый лучший в выражении своих эмоций, но я точно знаю, что ты для него много значишь.

— Спасибо, Макс, — я касаюсь его руки, которая лежит у меня на плече. — И, если это тебя хоть как-то утешит, мой мудак брат переходит к обороне, когда думает, что загнан в угол, так что не слушай его брехню. Ты сказал, что всегда хотел кого-то, кто смотрит на тебя так, как я смотрю на Кирилла, верно? Ну, этот кто-то — Антон.

Его губы приоткрываются, но вскоре он прочищает горло.

— Не будь смешной.

— А ты не будь слепым. Ты не видел выражения его лица, когда уходил, — я целую его в щеку. — Заботьтесь друг о друге, хорошо?

Он издает утвердительный звук, а я ухожу с улыбкой на лице.

Но она вскоре исчезает, когда я нахожу сварливого Виктора, ожидающего у машины. Он определенно ненавидит везти меня сюда вместо того, чтобы быть приклеенным к своему боссу.

Наверное, я могла бы попросить Кирилла позволить мне прийти одной, раз уж у него теперь на мне этот чертов маячок.

Виктор начинает открывать мне заднюю дверь, но я устраиваюсь на переднем пассажирском сиденье.

— Ты можешь просто ехать сзади, — говорит он, заняв свое место за рулем.

— Мне не нравится идея, что ты будешь моим водителем.

Он ворчит своим фирменным недовольным голосом, пока едет по грунтовой дороге. Когда мы выезжаем на шоссе, я спрашиваю:

— Ты действительно не против того, что Кирилл мучает собственного брата?

— Мое мнение или его отсутствие не имеет никакого значения.

— Ну, так не должно быть.

— Мы согласимся не соглашаться.

— Виктор, перестань. Это не какой-то член другой банды, которому он преподает урок. Это его брат. Если он причинит ему боль, то потеряет не только Константина, но и Карину, и Кристину, и свою племянницу в ее животе.

— Ты говоришь это так, как будто он не думал о последствиях, прежде чем решиться на это.

— Это намного хуже! Означает ли это, что ему все равно, даже если он наносит непоправимый ущерб своей семье?

— Почему ты спрашиваешь меня? Спроси у него. Кроме того, ты уверена, что ты его жена?

— Что это должно означать?

— Я не знаю. Ты мне скажи.

— Есть ли что-то, что я должна знать?

— Возможно.

— Что…

— Я не имею права рассказывать.

Тьфу. Иногда он выводит из себя так же, как Кирилл. Неудивительно, что они так хорошо ладят.

— Прекрати говорить загадками, Виктор…

Мои слова обрываются, когда раздается хлопок, и машина сворачивает вправо. Я держусь за ремень безопасности, пока Виктор пытается удержать машину на дороге.

— Они попали в задние шины. Оставайся внизу! — Виктор хватает меня за голову и толкает вперед. Я нащупываю свой пистолет, а затем дополнительные патроны, которые, как я знаю, у нас всегда есть в бардачке.

Я отталкиваю руку Виктора, и ему приходится отпустить меня, иначе он потеряет концентрацию на дороге.

Его пылающие глаза устремляются на меня.

— Что ты делаешь?

— Готовлю пистолет, пока ты ведешь машину.

— Даже не думай об этом. Если ты пострадаешь, босс убьет меня.

— Мне плевать на твоего босса, когда мы оба сейчас в опасности.

Я опускаю стекло и делаю несколько выстрелов по двум фургонам, которые следуют за нами. Но они бьют по нам сильнее, потому что у них чертовы винтовки.

Дерьмо.

— Просто лежи, мать твою, на месте! — резкие слова Виктора эхом разносятся в воздухе.

Он борется с управлением неисправной машины, пытаясь уклониться от ливня пуль, направленных на нас.

Мы не можем держаться вечно.

Мои боеприпасы на исходе, а на уровень адреналина влияет проклятый страх.

При других обстоятельствах я бы так не испугалась, но теперь я не могу выкладываться полностью, иначе ребенку будет больно.

Моя цель не так велика, как я хочу, и мое сердце сильнее стучит в груди.

Наконец, мы сворачиваем на обочину, но к счастью, Виктору удается остановить машину прямо перед тем, как мы упадем с крутого обрыва. Она балансирует на краю, угрожая бросить нас в пропасть.

Мы обмениваемся взглядами и одновременно выбегаем. В тот момент, когда мы выходим, машина падает вниз.

Однако, прежде чем мы успеваем перевести дух, два фургона останавливаются недалеко от нас.

— Беги, — говорит Виктор, держа пистолет обеими руками. — Я как-нибудь позабочусь об этом.

— Ни за что на свете. Тебя просто убьют.

— Не будь идиоткой. Если ты останешься здесь, тебя тоже убьют.

— Меня убьют, даже если я сейчас убегу.

— По крайней мере, попытайся, — он свирепо смотрит на меня. — Кирилл не простит мне, если ты умрешь.

— Ему некого прощать, когда ты тоже умрешь, гений.

— Александра… — предупреждает он.

— Что?

— Ты жена Пахана. Веди себя соответственно, ради всего святого.

— А ты его старший охранник. Ты думаешь, он сможет функционировать без тебя?

Он глубоко вздыхает, но больше не произносит ни слова, поскольку несколько мужчин выходят из машины.

Мне так жаль, малыш. Мне жаль, что ты был зачат от глупых родителей, которые живут на адреналине и не могут защитить тебя.

Слезы наворачиваются на мои глаза при мысли о том, что я не встречу своего сына. Не буду держать его в своих объятиях. Или целовать его в щеки.

С другой стороны, мы уйдем вместе.

Последняя мысль, которая приходит в голову, — Кирилл. Я ненавижу то, что не увижу его в последний раз, или то, что в последний раз, когда видела его, я впилась в него взглядом, или то, что…

Мои мысли рассеиваются, когда элегантный мерседес останавливается позади фургонов.

Человек, который выходит из него, заставляет мои губы приоткрыться.

Бабушка…?

Глава 25

Кирилл

Я бы хотел сказать, что все идет по плану.

Ну, не все, учитывая, что Саша ненавидит меня и, вероятно, считает дни, когда сможет уйти.

Части про уход не будет — просто говорю.

Она может злиться на меня сколько угодно. Может критиковать мои методы и запретить мне прикасаться к ней целых три дня.

Может обманывать себя, думая, что может уйти от меня, если захочет, но на самом деле, ничего из этой ерунды не произойдет.

Чем больше она будет настаивать на этом, тем быстрее я найду решение, чтобы заставить ее остаться.

Если она возненавидит меня за это, значит, так тому и быть.

Я бы предпочел, чтобы меня ненавидели, чем заставляли жить без нее.

Я был там, сделал это, и одна мысль об этих двух месяцах из ада все еще терроризирует меня.

Саша всегда была важна для меня так или иначе, но только когда я подумал, что потерял ее, я понял, что она важнее воздуха, которым я дышу.

Но это мысль для другого дня.

Сегодня я пялюсь на свой телефон, слушая, как Дэмиен болтает о своей дозе адреналина и о чем-то еще, черт возьми.

Недостатком того, чтобы быть паханом, является ведение бизнеса из дома. Это не то, что мне особенно нравится, и это определенно то, что я мог бы сделать без этого.

Тем более, что мой дом сейчас находится в зоне боевых действий. Карина буквально рвется за мной, а Кристина выглядит как разбитый фарфор и льет слезы всякий раз, когда видит меня.

Добавьте тот факт, что моя жена смотрит на меня каждый раз, когда наши взгляды встречаются, и можно с уверенностью сказать, что сейчас я не кумир дома.

Итак, я навязался Адриану под предлогом того, что нам нужно обсудить недавний план, который он предложил. Исполнение упомянутого плана по совпадению связано с Дэмиеном. Я мог бы отправить ему сообщение с просьбой встретиться со мной здесь, если бы он захотел.

Что?

Мне скучно ждать результата моих усилий, а Дэмиен — самый занимательный клоун, к которому у меня есть непосредственный доступ.

Но даже его сверхвысокие предложения не помогают мне сегодня.

Возможно, это мысль о том, что как только этот шторм закончится, у меня будет либо все, либо ничего.

Адриан, который сидит рядом со мной на диване в своем кабинете, подталкивает меня локтем.

— Если ты закончил использовать мой дом в качестве развлекательного центра…

Я поднимаю голову, которой опирался на кулак, и смотрю на него.

— Ты выгоняешь своего Пахана?

— Некоторым из нас нужно работать.

— А ты думаешь, что я этого не знаю? — я двигаюсь вперед. — Мы здесь по очень важному вопросу… повтори, о ком мы говорили, Дэмиен?

Он вытирает остатки брауни с губ. Этот парень — худший сладкоежка на планете и обижается, когда люди не предлагают ему пирожные, брауни или печенье.

Однажды он будет отравлен своей второй зависимостью. То есть, если его изначальная зависимость — насилие — не выведет его из строя раньше.

— Слушай внимательно, Пахан. Я повторяю это в последний раз, — он делает глоток из второго стакана водки, хотя сейчас ранний полдень. — Ты знаешь о тех тотальных войнах, которые мы устраиваем всякий раз, когда кто-то оскорбляет тебя лично?

— Тотально.

Адриан прищуривает глаза.

— Что именно ты имеешь в виду?

— Ну же, Адриан. Не будь идиотом.

Я издаю смешок, и он искоса смотрит на меня.

— Что? — спросил я, изображая невинность. — Я нахожу забавным, что Дэмиен называет тебя идиотом.

— Ну, он такой, — Дэмиен хлопает своим стаканом водки по столу. — Тотальная война включает в себя кровопролитие, убийство всех, кто движется, и я единственный, кто может руководить действиями, включая тех, кто находится на чужих территориях. Они могут беспокоиться о прибыли, а я позабочусь о подсчете тел.

Я задумчиво киваю.

— Какую территорию ты имел в виду?

— Какого хрена ты ему потакаешь? — Адриан шепчет что-то себе под нос. — Он просто сойдет с ума еще больше.

Я приподнимаю плечо.

— Это весело.

Дэмиен щелкает пальцами в мою сторону.

— Я рад, что ты спросил! Я предпочитаю любую из итальянских семей. Они более закоренелые, чем другие неудачники. Еще лучше, несколько русских из Чикаго или Бостона.

— Хм. Есть над чем подумать.

Адриан наклоняет голову в мою сторону.

— Серьезно?

— Что ты имеешь в виду под словом «серьезно»? — Дэмиен бросает на него убийственный взгляд. — Говорю тебе, ублюдок, даже не пытайся испортить мне удовольствие своей раздражающей тарабарщиной.

— Твое сумасшествие обходится Братве дороже, чем мы можем себе позволить.

— Бла-бла-бла, и еще больше гребаного бла-бла. Пахан не возражает. Из-за чего у тебя трусики встали дыбом, ботаник?

На этот раз я громко смеюсь.

— Что, черт возьми, ты только что сказал? — спрашивает Адриан мрачным голосом.

— Ты всегда сидишь за своим компьютером, занимаешься хакерством и еще черт знает чем. Определение ботаника, если вы спросите меня.

— Он не ошибается, — говорю я после того, как мой смех стихает.

— Я собираюсь стереть тебя с лица земли, пока ты спишь, Орлов. Давай посмотрим, сможешь ли ты тогда справиться с этим ботаником.

— Не считается, потому что настоящая драка не происходит, пока я сплю, — он переводит свое внимание на меня. — В любом случае, вернемся к настоящему разговору. Когда ты собираешься развязать эту войну, Пахан?

— Я?

— Ты меня слушал? Тебе нужно обидеться, чтобы все это могло начаться.

— Верно. Как можно заставить себя обидеться?

— Ты умный. Разберись в этом сам. Я не могу делать всю работу за тебя.

— Понятно, — говорю я притворно задумчивым тоном. — Я буду держать тебя в курсе любого прогресса, которого добьюсь.

— Это произойдет в ближайшее время?

— Нет.

— Почему, черт возьми, нет?

— Потому что тебе предстоит сыграть очень важную роль.

— Что? — спросил он. Его глаза загораются. — Еще одна война?

— Брак.

— Как это может заменить гребаную войну, Пахан?

— Так и есть. На случай, если ты не знал, брак иногда может быть похож на войну. Разве это не так, Адриан?

Он утвердительно ворчит.

— Худшее, что у тебя когда-либо будет, Орлов.

— Верно, — соглашаюсь я. — Твоя жена будет пытаться выиграть на каждом шагу, а тебе придется проиграть. Охотно.

— Блять, нет. Я не проиграю эту войну.

— В браке нет выигрыша, — говорит Адриан. — Твоя жена — единственная, кому ты уступишь власть, или ты должен быть готов потерять ее.

Я киваю.

— Иногда тебе приходится притворяться, что ты потерял ее, просто чтобы вернуть.

Его брови хмурятся, чем больше мы говорим.

— Это так чертовски сбивает с толку. Я собираюсь победить. Конец истории.

— Новичок, — говорю я Адриану.

— Слишком неопытен, — отвечает он.

— Ему придется учиться на собственном горьком опыте.

— И мы будем наслаждаться просмотром каждой секунды этого.

— Эй! — он смотрит между нами. — Что, черт возьми, это должно означать?

Я собираюсь ответить, когда мой телефон вибрирует у меня в руке. Я смотрю на экран и делаю паузу.

Конечно же, это сообщение с анонимного номера. Я ожидал, что они свяжутся с нами раньше, чтобы попросить о встрече, но чего я не ожидал, так это этого сообщения.

Твоя жена у нас. Будь здесь через час, или она умрет.

Хватка на телефоне усиливается, а челюсть сжимается так сильно, что я удивляюсь, как не лопается сухожилие.

Гребаные ублюдки.

Должно быть, они похитили ее на обратном пути после посещения Антона. Я звоню Виктору, но звонок поступает прямо на его голосовую почту.

Я ненадолго закрываю глаза, пытаясь отбросить наихудший сценарий. Если бы они похитили ее, Виктор бы сразу сказал мне.

Если только они не убили его и не забрали ее.

Я перехожу к трекеру маячка и делаю паузу. Это место находится примерно в сорока пяти минутах езды.

— Что случилось? — спрашивает Адриан, кажется, уловив внезапную перемену в моем поведении.

— Мне нужно, чтобы ты кое-что для меня сделал.

— Что?

— Проникнул в систему безопасности, если такая существует.

— Которую из них?

— Я напишу тебе подробности, пока буду в пути, — я встаю и смотрю на Дэмиена. — Я просто взял и обиделся, так что у тебя есть зеленый свет, чтобы убить всех в том месте, куда я тебя посылаю. Всех, кроме моей жены и Виктора.

Уходя, я звоню Максиму. Он отвечает после двух гудков.

— Макс слушает.

— Пора.

Его голос становится жестче.

— Да, Босс.

Я знал, что они сделают это, но они совершили ужасную ошибку: вовлекли Сашу.

Это не первая, но, безусловно, последняя ошибка, которую они совершают.

Глава 26

Саша

Кап.

Кап.

Кап!

Я медленно открываю глаза, готовясь к образу мертвых тел членов моей семьи и их крови, брызжущей на мое лицо.

Справа от меня раздается стон, за которым следует тихое проклятие и «Давай же!».

Я смотрю вверх, но вместо тел, висящих над моей головой, вижу темно-зеленую крышу, полную пятен черной грязи по углам. Трещины расползлись по стенам, как паутина.

Отвратительный запах влажности затрудняет дыхание. Мои легкие задыхаются при каждом вдохе, едва не вызывая реакцию клаустрофобии, о которой я и не подозревала.

Тут нет окон, и единственный выход — ржавая металлическая дверь. Соедините это с мерцающими лампами, и получится сцена из армейской комнаты для допросов.

Звук капель исходит из шаткого крана, которые льются в желтоватую раковину в углу.

Однако источником стонов является Виктор, который сидит на металлическом стуле рядом со мной. Мы оба связаны толстыми пластиковыми ремнями, которые создают неудобное трение.

Я выдыхаю, убедившись, что он жив и здоров, несмотря на засохшую кровь, стекающую по его виску.

Если бы что-то случилось с Виктором, Кирилл не смог бы справиться, так что я безмерно рада, что он выжил.

Я ломаю голову, пытаясь придумать причину, по которой мы здесь.

Последнее, что я помню, это то, как увидела бабушку, прежде чем кто-то вырубил меня. Я предполагаю, что они сделали то же самое с Виктором, но он, вероятно, боролся больше, что объясняет его рану.

После этого я ничего не помню, кроме того, что проснулась здесь.

Судя по тому, как Виктор ерзает на стуле, не похоже, что он может расстегнуть ремни. Я сама их испытываю, но они слишком туго стянуты на моих руках, груди и ногах.

— Есть какие-нибудь успехи? — мой голос звучит немного неуверенно, и мне приходится откашляться.

Виктор обращает свое внимание на меня и качает головой.

— Я пытался, но безрезультатно.

Если он не сможет сбежать, мне будет трудно придумать альтернативу.

Как раз в тот момент, когда я думаю о логистике попытки перевернуть одного из нас или сесть спиной к спине, чтобы помочь друг другу, дверь со скрипом открывается.

Мы оба замираем, когда наши похитители входят внутрь.

Я уже видела бабушку раньше, с ее замкнутым выражением лица и устрашающей тростью, но двое других, которые ее сопровождают, — сюрприз.

Моя челюсть почти падает на пол, когда они трое останавливаются на безопасном расстоянии от нас.

Бабушка стоит посередине и стучит тростью по земле, явно требуя внимания, но я не смогла бы смотреть на нее, даже если бы захотела.

Мое внимание захвачено двумя другими.

Один из них — дядя Альберт, и хотя это предсказуемо, третий человек — нет.

Даже Виктор прищуривается, глядя на нее несмотря на то, что все еще ерзает на стуле.

Человек, который смотрит на нас сверху вниз с самодовольным взглядом — не кто иная, как Юлия.

Она выглядит так же элегантно, как всегда, в темно-красном платье и черных дизайнерских туфлях на каблуках. Ее золотистые волосы собраны во французский пучок, а руки скрещены на груди.

— Что за… — я замолкаю, не находя слов. Что я должна спросить в подобной ситуации?

— Я разочарован в тебе, Саша, — голос дяди разносится в воздухе и бьет меня по лицу. — Я действительно хотел дать тебе еще один шанс, но ты пошла дальше и решила остаться с человеком, который убил твою семью.

Мои губы дрожат.

— Я… не верю, что он это сделал, и я не видела никаких доказательств, которые убеждали бы меня в обратном.

Подходит бабушка, замахивается тростью и бьет меня ею по животу. То чувство ужаса, которое я испытала, когда за нами гнались, возвращается с удвоенной силой.

Мой малыш.

— Наглая девчонка! Твой отец, должно быть, переворачивается в гробу из-за того, что у него такая дочь, как ты.

— Мой отец не был таким бессердечным, как ты, — я пристально смотрю на нее, а затем на дядю. — Что здесь делает Юля?

— Я союзник, — отвечает женщина, ее нос почти достает до неба. — Поскольку у нас один и тот же враг, имеет смысл только объединить наши силы.

— Если ты думаешь, что Кирилл попадется на твои уловки…

— Он уже в пути, — обрывает меня дядя. — Похоже, у нас все это время была его слабость. Ты.

Мой позвоночник выпрямляется, и на ум приходят возможные последующие события.

Они похитили нас, чтобы заставить Кирилла прийти одного, и когда он это сделает, они убьют его.

У меня есть надежда, что он знает, что это ловушка, и не придет. Или, по крайней мере, приведет подкрепление.

Конечно, он поймет, что идет прямо к своей смерти.

Верно?

— Как только этот дьявол умрет, — говорит Юлия. — Костя будет новым паханом.

— И Антон будет освобожден и вернется на свое законное место главы семьи, — говорит бабушка. Ее голос звучит тише, и при ближайшем рассмотрении она выглядит намного старше, как будто ветры времени дули ей в лицо.

Мои мысли постоянно возвращаются к тому факту, что они планируют убить Кирилла, и если они это сделают…

Нет.

Я отказываюсь думать о такой возможности. Никто не сможет убить Кирилла.

Никто.

Я встречаю злобный взгляд бабушки своим собственным.

— Вы когда-нибудь думали, что Антон не заинтересован в руководстве семейным теневым бизнесом? Может быть, он думает о другой жизни, кроме долга, ненужных драм и войн.

— Чепуха. Антон знает свою роль, и он примет ее с гордостью, в отличие от определенного предателя среди нас.

— Предатель? Предатель теперь я? — недоверчиво спрашиваю я. — Последние шесть лет я жила как мужчина только для того, чтобы быть марионеткой для семьи, которая никогда не ценила меня и не давала мне почувствовать, что я принадлежу к ней. Я пожертвовала собой и своей личностью, чтобы защитить тебя, но ты все равно никогда не давала мне почувствовать себя членом этой чертовой семьи. Знаете, кто это сделал? Кирилл! Он безоговорочно сделал меня своей семьей только потому, что я попросила, и если ты думаешь, что я позволю тебе убить его, не имея доказательств, то ты бредишь.

— Ты здесь единственная кто бредит, — говорит мой дядя. — Ты больше не можешь остановить нас, Саша. Вот почему ты привязана к этому стулу.

— Мы позаботимся о том, чтобы ты увидела, как его убивают прямо у тебя на глазах, — добавляет Юлия.

— Он твой сын!

— Я никогда не считала этого дьявола своим сыном. Он просто бельмо на глазу, напоминающее о его гребаном отце. Как только я избавлюсь от него, то, наконец, перестану видеть Романа в его чертовом лице.

— Перестань так говорить! Он не имеет никакого отношения к тому, что сделал его отец, и Карина тоже.

— Я избавлюсь от них обоих по очереди.

Тут до меня доходит, и я переключаю свое внимание на дядю Альберта.

— Когда ты сказал, что у тебя есть источник, который рассказал тебе о том, кто устроил резню, и который сказал, что Кирилл был вдохновителем, ты случайно не имел в виду Юлию?

Он кивает.

— Мы обмениваемся информацией в течение нескольких лет.

— Ты не можешь говорить это всерьез. Ты только что слышал ее. Все, чего она когда-либо хотела, это избавиться от Романа и Кирилла. Она годами отравляла своего мужа, чтобы его здоровье ухудшилось, и, в конце концов, он умер. Она лжет, чтобы иметь возможность убить Кирилла.

— Она слышала, как Роман и Кирилл говорили об этом плане прямо перед тем, как он завербовался в армию.

— Она лжет! — я не могу поверить в то, что почти поддалась на мысль, что он может быть тем, кто стоит за заговором по уничтожению моей семьи.

Мне следовало держаться за правду, которую я знала глубоко в своем сердце — тот факт, что Кирилл не из тех, кто нападает на безоружных гражданских лиц или детей.

И все же я так глупо поддалась их планам, что мне хочется пнуть себя.

У меня нет ни тени сомнения, что все это — часть тщательно разработанного плана Юлии по захвату власти для Константина. Все эти годы она изо всех сил пыталась даже заручиться поддержкой своей семьи, но никогда не сдавалась и никогда не выглядела униженной.

Вероятно, потому, что она знала, что ее союз с бабушкой и дядей в конечном итоге даст ей желаемые результаты.

— Ты бредишь, — Юлия подходит ко мне и наклоняется вперед, так что ее лицо оказывается на одном уровне с моим. — Ты думаешь, что он другой, но он не более чем монстр. Я была прямо за дверью, когда Роман спросил его, что ему делать с определенной семьей, которая преграждала ему путь. Кирилл дал ему полный отчет о том, как эффективно избавиться от каждого из них. На самом деле ты должна быть благодарна. Я дарю тебе месть, которую ты не смогла бы осуществить сама.

Я плюю на ее злобное лицо.

— Ты самовлюбленная лгунья и стерва. Если ты думаешь, что я поверю хоть одному слову из твоих уст, то это ты бредишь.

Ее глаза закрываются, и она вытирает щеки тыльной стороной ладони, затем дает мне пощечину с такой силой, что я покачиваюсь на стуле.

Отпечаток ее руки горит на моей щеке, и мои глаза щиплет. Виктор напрягает мышцы, пытаясь освободиться от пут, и проклинает.

— Не прикасайся к ней!

— Иначе что? — она свирепо смотрит на него. — Ты такой же бесполезный, как и она.

Он рычит, и в тишине это звучит по-звериному. Я обмениваюсь с ним взглядом, давая понять, что он не может позволить ей вывести его из себя. Она сделана из того же теста, что и Кирилл, и их типажу действительно нравится играть с сильными эмоциями других людей.

— Ты права, — говорит мне Виктор. — Она лгунья. Босс никогда не посвящал своего отца ни в один из планов, о которых она говорит. Фактически, с тех пор как в него стреляли в России, он пытался выяснить, почему Организация Бельского нацелилась на него.

Ответ ясен как божий день: это потому, что Юлия скормила им эту информацию.

— Ты должна была остаться мертвой после того взрыва, — Юлия смотрит на меня сверху вниз. — Я даже прошла через все трудности с фальсификацией теста ДНК, чтобы заставить этого дьявола поверить, что ты умерла.

Мои губы приоткрываются.

— Ты это спланировала?

— И я наслаждалась каждой секундой, наблюдая за страданиями Кирилла. Если бы ты не вернулась, он бы дал себя убить, но нет, ты должна была отказаться от сотрудничества.

— Ты… ты… — у меня нет слов. Часть меня не может поверить в то, что мать добровольно причинила бы своему сыну такую глубокую боль, но другая часть знает, что она может пойти дальше этого.

Она не только никогда не считала Кирилла своим сыном, но и считает его врагом.

Дядя Альберт проверяет свой телефон, а затем улыбается.

— Наконец-то он здесь.

Мое сердцебиение учащается, и я сглатываю слюну, наполняющую мой рот.

Пожалуйста, скажите мне, что он привел подкрепление. Пожалуйста…

Мои надежды тают, когда дверь снова открывается, и двое дюжих наемников ведут Кирилла внутрь.

Он один.

Черт.

Черт побери!

О чем, черт возьми, он думал?

Они, должно быть, отобрали у него оружие, прежде чем привести его сюда, так что он совершенно беззащитен.

Все внимание переключается на него, но его светлые глаза останавливаются на мне, пока он изучает меня с ног до головы. Когда его взгляд достигает моего лица, мускул на его челюсти сжимается, вероятно, при виде красного пятна на моей щеке.

Я смотрю на него с тем, что должно показаться страхом, в моей голове крутятся бесконечные вопросы. Ты здесь для того, чтобы тебя убили? Как ты мог клюнуть на это?

Но спокойному выражению его лица удается ослабить волнение, хотя бы частично.

Мужчины толкают его на колени перед этой троицей. Я вздрагиваю, когда он с глухим стуком падает на землю. Он стоит ко мне спиной, но я почти вижу его беззаботное выражение лица, когда он смотрит на них.

— Опусти свою чертову голову, дьявол, — Юлия так сильно бьет его по лицу, что его голова отлетает вправо.

Он снова смотрит на нее, вероятно, с более вызывающим выражением, потому что ее глаза сверкают, и она дает ему пощечину сильнее.

— Я сказала, опусти голову.

— Прекрати это! — я борюсь со своими оковами, желая выцарапать ей глаза за то, что она посмела ударить его после всего, через что она заставила его пройти.

— Не обращай на нее внимания, Саша. Мама, похоже, испытывает ко мне непреодолимую ненависть, поэтому я позволю ей выплеснуть недовольство.

— Ты можешь издеваться сколько угодно, ублюдок, но сегодня твой последний день. Я была готова позволить тебе подняться выше и еще немного насладиться семейной жизнью, прежде чем уничтожить тебя, но ты совершил роковую ошибку, заперев и мучая моего сына.

О. Так вот почему она сегодня такая ядовитая. Мне было интересно, что бы она сделала, если бы услышала о том, что Кирилл сделал со своим братом, но я не думала, что у нее уже был подготовлен этот план.

Дядя Альберт достает пистолет и целится Кириллу в голову.

— Есть какие-нибудь последние пожелания?

— Нет… — мой голос дрожит, когда я раскачиваюсь взад-вперед на своем стуле. Виктор делает то же самое, его лицо слишком напряженное и красное. — Не делай этого, дядя, — умоляю я. — Он не виноват. Пожалуйста, дядя, если я когда-либо что-то значил для тебя, не делай этого.

— Заткнись, дерзкий ребенок, — бабушка постукивает своей тростью по земле. — Делай свое дело, Альберт.

— Одну секунду, — говорит Кирилл с такой беспечностью, что это сбивает с толку, учитывая ситуацию. — Я полагаю, ваше доказательство того, что я спланировал гибель вашей семьи, заключается в том, что Юлия сказала вам об этом, нет?

Дядя Альберт приподнимает бровь.

— Ты тоже собираешься сказать, что она лгунья, как сделала это Саша?

Кирилл оглядывается на меня, и гордая, останавливающая сердце улыбка приподнимает уголки его губ. Я улыбаюсь в ответ, даже когда слезы обжигают мои веки.

Я верю в тебя, говорю я глазами. Прости, что не была уверена до сих пор.

Он снова смотрит на моего дядю.

— Мне любопытно. Вы знали, что у моей дорогой матери был роман с вашим братом?

Лицо бабушки бледнеет.

— Что это за чушь?

— Пристрели его уже, — говорит Юлия.

Лицо дяди Альберта не меняется, когда он наводит пистолет.

Я кричу:

— Нет, — но прежде, чем он успевает это сделать, бабушка бьет моего дядю по руке, отчего пистолет отлетает к противоположной стене. — Я хочу услышать то, что он хочет сказать.

Выражение лица Юлии остается холодным, но все ее тело становится устрашающе неподвижным.

— Весьма признателен. Я знал, что вы — голос разума, — говорит Кирилл тем же отстраненным тоном. — Итак, дело в том, что у Юлии был роман с вашим сыном Анатолием в течение многих лет. В результате он биологический отец моего брата. Я думал, что на этом история закончилась, но из недавнего письма, оставленного моим отцом, я узнал, что ваш сын прекратил роман после того, как его жена забеременела их младшим ребенком. Конечно, Юле, которая всегда получает то, что хочет, это не понравилось. Она немного чересчур собственница, моя мать. Поправка, много. Если она не смогла заполучить Анатолия, то никто другой не сможет. Так что же она сделала? Намеренно сообщила Роману об этом романе. Она думала, что он не знал о ее манипуляциях, но упустила тот факт, что он всегда нанимал частных детективов, чтобы убедиться, что любые обвинения были правдой. Так он узнал, что Анатолий расстался с ней ровно за год до резни. Ему все еще не нравилась мысль о том, что его собственность достанется другому человеку, поэтому, когда правительство обратилось к нему с просьбой уничтожить вас, он согласился. Но вот самая важная часть головоломки, миссис Иванова. Юлия — та, кто подсказала ему этот план. Но это еще не конец всего. Мой отец оставил мне карту памяти, на которой есть совместные фотографии Юлии и Анатолия, а также видеозаписи того, как Анатолий выгнал Юлию из своего клуба, когда она приехала в Россию. Я приглашаю вас прослушать эту небольшую запись, которая лучше объяснит мой следующий пункт.

Кирилл достает свой телефон, и оба, дядя Альберт и Юля, набрасываются на него. Бабушка неожиданно бьет их обоих своей тростью, удерживая их на расстоянии, пока телефон Кирилла озвучивает аудиозапись.

— Ты хочешь сказать, что у меня будет возможность убить их? — Роман говорит по-русски.

Раздается звук соприкосновения кожи с кожей, как будто кто-то осыпает поцелуями все его лицо, прежде чем следует голос Юлии.

— Да, дорогой. У меня есть свой человек в этом доме, который позаботится о том, чтобы сопротивления практически не было.

— Ты уверена? Я убью твоего любовника.

— Он не мой любовник. Ты единственный мужчина, которого я когда-либо любила.

— Правда?

— Правда, дорогой.

Ложь. Даже я слышу фальшь в ее тоне. Судя по тому, как спросил Роман, он, скорее всего, тоже знал. Но, вероятно, решил плыть по течению, потому что все равно хотел использовать ее.

— Кто твой инсайдер? — спрашивает он.

— Альберт. Ему никогда не нравилось находиться под диктаторским руководством своей матери и брата. Он никогда не любил свою жену или даже своих детей. Он тоже готов к работе, пока он и старая леди остаются в живых, поскольку именно она сможет сделать его главой семьи…

Голос Юли обрывается, когда дядя Альберт выбивает телефон прямо из рук Кирилла.

Бледное лицо бабушки должно быть отражает мое.

От груза информации, которую я только что услышала, у меня кружится голова, а сердце сжимается в груди.

Именно дядя Альберт и Юлия спланировали эту резню.

Мой дядя.

Мой собственный дядя убил всех, о ком я когда-либо заботилась.

Брат моего отца задумал бесчеловечное истребление собственной семьи, включая его детей.

— Что… — бабушка не находит слов. Ее тонкие, морщинистые губы открываются и закрываются в сцене, свидетелем которой я никогда раньше не была. Когда она заговаривает, ее голос едва слышен. — Что все это значит, Альберт?

— Аааа, — он смеется почти издевательски. — Черт. На самом деле мне приятно, что я наконец-то могу сбросить надоедливую маску.

— Альберт!

— Что, мама, что? — кричит он ей в лицо. — Ты всегда боготворила Акима и обожала Анатолия, но я был единственным, кого не хватало в твоем списке. Ты никогда не думала, что я на что-то способен, и все время отталкивала меня в пользу этих двух ублюдков. Ты заставила меня жениться на наименее влиятельной женщине только для того, чтобы помешать мне подняться на вершину.

— Так ты убил свою семью?

Он приподнимает плечо.

— Я никогда не считал их своей семьей. Они были всего лишь препятствием на моем пути к успеху. Я бы предпочел, чтобы Саша и Тоша не выжили, так что мне бы никто не преградил путь, но что ж, я просто убью их сейчас.

— Майк, — рычу я. — А что насчет него?

— Мне нужен был наследник, — он закатывает глаза. — Его мать была жива и сидела вместе с ним в шкафу. Она была так счастлива, когда я пришел им на помощь. Я выстрелил этой суке в голову и забрал его у нее из рук.

— Альберт… — впервые за все время по щекам бабушки текут слезы. — Что ты наделал?

— Заткнись, мама. Хоть раз в своей жизни просто заткнись. Я терпел твое присутствие все эти годы из-за власти, которую ты имеешь над всеми другими семьями. Я мирился с Тошей и Сашей, потому что они были моими глазами во вражеских лагерях. Но сейчас вы мне не нужны.

Мое зрение затуманено водопадом слез. Как будто я смотрю на незнакомого человека. Все эти годы я думала, что мы боремся за одно и то же дело, даже если у нас были разные методы, но он все это время был злодеем.

Он не только обманул меня, Антона, бабушку и Майка, но и притворялся, что мы семья.

Мои губы дрожат.

— Ты… сделал все это ради власти?

— И избавления от надоедливых людей, которые не позволяли мне раскрыть свой потенциал. Особенно твой чертов отец. Вы с Тошей так похожи на него, что мне хочется ударить тебя ножом в глаза каждый раз, когда я тебя вижу. Черт! Было трудно притворяться, что ты мне нравишься, когда все, чего я хотел, это убить тебя. Вот почему я послал этих наемников напасть на вас во время той миссии спецназа. Очень жаль, что вы оба только получили травмы и не отказались умирать. И снова, ты отказалась быть убитой, когда я послал людей преследовать тебя в лесу после того, как ты вернулась сюда.

О. Мой. Бог.

Неудивительно, что снайпер был так сосредоточен на мне. Если бы Кирилла не было там — в России и в лесу, — я бы точно умерла. То же самое и с Антоном — если бы там не было Максима и Виктора, он не смог бы спастись с простой травмой руки.

— Так это был ты.

Всеобщее внимание переключается на новичков, Антона — того, кто только что говорил, — Максима и… Константина.

Он стоит там без единого синяка на лице. Их мрачные выражения указывают на то, что они слышали все это.

Только бабушка все еще пялится на своего второго ребенка, как на привидение.

Или, возможно, демона в человеческом обличье.

Охранники смотрят на моего дядю, вероятно, ожидая приказа, но если он скажет им идти за теми тремя, которые только что прибыли, это означает, что им придется отпустить Кирилла.

Учитывая это, разве у них не должно быть здесь больше охраны?

— Вот почему ты все это время не приходил мне на помощь, — продолжает Антон. — Ты надеялся, что Кирилл убьет меня, пока сам убеждал бабушку, что работаешь над логистикой. Оправдание, к которому ты всегда прибегаешь, когда тебе нужно больше времени.

— Разве ты не молодец? — говорит мой дядя с ноткой насмешки. — Ты должен был умереть вместе со своими родителями, но ты отказался, даже после того, как они всадили в твое тело три пули.

— Ты… — голос бабушки звучит хрипло, затравленно, когда она давится слезами и поднимает трость в его сторону. — Ты убил моих детей… и хотел убить моих внуков… Я разорву тебя на части, неблагодарный ублюдок…

Ее трость падает на пол первой, когда пуля попадает ей в лоб. Я кричу, когда она падает на пол, ее безжизненные глаза смотрят в никуда.

— Я сказал тебе заткнуться нахрен, — мой дядя вздыхает и качает головой. — Теперь ты будешь молчать вечно.

Антон бежит к бабушке, за ним следует Максим.

— Бабушка…

— Ты следующий, — мой дядя направляет на него пистолет. — А потом Саша и ее надоедливый муж. Таким образом, никто не будет стоять у меня на пути к трону.

Антон смотрит на него снизу-вверх и достает свой собственный пистолет.

— Опусти свое гребаное оружие. Это место окружено.

— Ерунда, — говорит Юлия. — Разве твои люди не убедились, что Кирилл пришел один, Альберт?

Мужчина, о котором идет речь, Кирилл, смотрит на парней, держащих его.

— Мы собираемся сделать это красиво или не очень красиво?

Они обмениваются взглядом, но нерешительно остаются на месте.

— Тогда не так красиво.

Он без особых усилий высвобождает плечо из захвата одного парня и начинает пинать другого, но Юля выхватывает пистолет у одного из охранников и направляет его на Кирилла.

— Больше ни шагу. Я не позволю тебе продолжать жить.

— Мама, остановись! — Константин бросается к ней.

— Даже не пытайся переубедить меня, Костя! Он запер тебя и пытал.

— Он этого не сделал. Он просто хотел кое-что проверить.

— Кое-что проверить? — повторяет она.

— Тот факт, что ты использовала Макара, чтобы попытаться убить мою жену, — говорит Кирилл с резкостью, которая пробирает меня до костей. — Ты заставила его сказать мне, что это был Константин, и даже подделала доказательства этого. Ты спровоцировала меня причинить ему боль, чтобы ты могла спасти его и доказать, что он мне безразличен. Ты хотела, чтобы он приполз обратно к тебе, потому что ты единственная, кто его любит. Но что же делать, мама? Я на шаг впереди тебя. Я притворился, что попался на твою уловку, и заставил всех в доме поверить в это, чтобы твой шпион передал тебе нужную информацию. Я заставил тебя раскрыть свое истинное лицо Константину.

— Ты не можешь верить этому дьяволу, Костя, — говорит она со спокойной решимостью. — Все, что я делала, было для тебя.

— Тогда прекрати это, мама, — умоляет он. — Просто прекрати это уже. Я никогда не хотел ничего из того, что ты мне давала. Я тоже никогда не просил об этом, так что перестань навязывать это мне.

— Как… как ты можешь так говорить? — она сердито смотрит в ответ на Кирилла. — Это все из-за тебя! Я знала, что ты будешь чертовым кошмаром с первого дня, гребаное дьявольское отродье. Просто умри!

— Нет! — я кричу, когда она делает выстрел.

Все происходит слишком быстро.

Дядя стреляет одновременно, а затем следует еще несколько выстрелов.

Льется кровь.

И еще большекрови.

Она брызжет на меня.

Нет, она льется изнутри меня.

У меня кружится голова, когда я смотрю вниз и обнаруживаю, что мои бедра пропитаны кровью.

Кто-то зовет меня по имени, но моя голова откидывается назад, и все погружается во тьму.

Глава 27

Саша

Я просыпаюсь из-за кошмара.

Я не знаю, в чем дело. Все, что я помню, — это барахтанье, удушье в луже крови.

— Саша?

Я смаргиваю влагу с век, а мое дыхание приходит в норму, когда я встречаюсь взглядом с налитыми кровью глазами Карины. Анна стоит рядом с ней, сострадательный взгляд скрывает ее обычно суровые черты.

В моей голове вспыхивают сигналы тревоги, и я начинаю садиться. Трубка капельницы впивается в мою руку, и Анна помогает мне выпрямиться.

Я смотрю на больничный халат и вспоминаю кровь у себя между ног.

Воспоминания нападают на меня все сразу. Будучи беспомощно привязанной к стулу, когда Кирилл получил…

— Где Кирилл? — выпаливаю я.

— С Костей, — отвечает Карина. — Он сказал, что Юля пыталась убить его, поэтому Костя оттолкнул ее, в то время как Кирилл сделал выстрел. Она в отделении интенсивной терапии. Чувство облегчения охватывает меня, и я делаю долгий вдох. Я была так уверена, что на этот раз в него точно стреляли.

Дверь открывается, и Кристина заходит внутрь. Она улыбается, увидев меня, хотя ее лицо бледное и усталое.

— Саша, ты проснулась. Слава богу.

— Мой… — я изучаю их лица. — С моим малышом все в порядке?

— Да, да, — Кристина сжимает мою руку. — У тебя было небольшое осложнение, но ты защитила его. Доктор сказал, что тебе нужно много отдыхать.

Моя грудь опускается, а слезы наполняют мои глаза, когда я кладу ладонь на живот. Когда я увидела кровь, то подумала, что точно потеряла его.

Их. Моего мужа и нашего сына.

— А… Кирилл знает?

— Про беременность? — спрашивает Карина. — Конечно. Это он привез тебя сюда и угрожал убить всех в больнице, если тебя не спасут.

— Как он воспринял это? — я чувствую себя ужасно из-за того, что не успела сказать ему сама. Хуже того, меня даже не было там, чтобы увидеть его реакцию.

Теперь все мои причины скрывать это от него исчезли. Ну и что, если он использует это, чтобы удержать меня рядом с собой? Это именно то, чего я хочу.

— Это было непонятно, — говорит Анна материнским тоном. — Он казался более обеспокоенным твоей безопасностью.

— Ох.

Сомнение начинает терзать меня изнутри. Может быть, я просчиталась в этом. С чего я взяла, что Кирилл хочет ребенка? Зная своих родителей, он мог испытывать отвращение к тому, чтобы иметь детей.

Мы никогда раньше не говорили о детях, и он, казалось, не заинтересовался, когда Карина упомянула об этом в тот день, когда он запер своего брата.

— Ты в порядке? — спросила я, сжимая руку Карины. — По поводу Юлии.

Она приподнимает плечо.

— Мне всё равно на эту женщину. Я просто рада, что ты, Виктор, и мои братья в безопасности.

Я тоже.

Я надеюсь, что Константин думает так же и не держит зла на Кирилла.

Мой муж может притворяться одиноким волком, но он нуждается в поддержке, которую может оказать ему только Константин.

У меня сводит живот при мысли о том, чтобы увидеть его и поговорить с ним о беременности. Что я должна сказать? Должна ли я вообще что-то говорить?

Сейчас все мутно, и я, кажется, не могу слишком долго концентрироваться на одной мысли.

В то же время я не могу перестать думать о Кирилле. Разочарована ли я тем, что его нет рядом со мной? Да.

Но я также знаю, почему ему нужно быть с Константином после того, как он выстрелил в свою мать.

В любом случае, мне нужно его найти. Но прежде, чем я успеваю это сделать, приходит врач, чтобы проверить меня, и говорит, что и я, и ребенок в безопасности. Однако мне нужно отдохнуть несколько недель, чтобы не усугублять свое состояние.

Никаких физических нагрузок, кроме ходьбы. Никакого грубого секса — это немного меня расстроило. Никаких поездок, которые длятся более часа. И летать тоже нельзя.

После того, как он уходит, я встаю и надеваю пушистый халат, который принесла для меня Карина. Пока Анна помогает мне завязать пояс, я спрашиваю:

— О, кстати, кто-нибудь из вас видел моего брата?

Лицо Карины бледнеет.

Мое сердце едва не падает к ногам. Кажется, я помню, как дядя Альберт стрелял, но у Антона тоже был пистолет. Он не мог причинить ему вреда, верно?

— Что такое? — спросила я. Мой голос дрожит. — С ним все в порядке?

— Да, не волнуйся, — Кристина похлопывает меня по плечу. — Он в безопасности.

— Почему я чувствую, что здесь есть «но»?

— Макс спас его, и получил пулю вместо него. Он тоже в отделении интенсивной терапии, — выпаливает Карина, ее веки наполняются слезами.

О, боже.

Нет.

Я не знаю, откуда у меня берутся силы, но я уже беру капельницу и выбегаю из палаты.

Я не слушаю их, как они зовут меня по имени или просят быть осторожной.

Все мое тело словно горит, когда я поднимаюсь на лифте в отделение интенсивной терапии. Затем все мои хаотичные эмоции прекращаются, когда я подхожу к зоне ожидания.

Массивная масса мышц сидит на одном из стульев, кровь пропитывает его шею, руки и рубашку, когда он держит голову в ладонях.

Я медленно подхожу к своему брату, мое сердце колотится так громко, что я боюсь, что оно вырвется наружу. Оказавшись перед ним, я осторожно касаюсь его плеча.

Антон поднимает голову, и впервые в нашей жизни я вижу слезы, подступающие к его глазам.

— Malyshka… — тихо шепчет он, а я просто прижимаю его к груди.

Его руки обхватывают меня за талию, и все его тело сотрясается рядом со мной.

— Мне так жаль, Тоша.

— Я мог бы убить дядю Альберта в тот момент, но заколебался и убил его только тогда, когда было слишком поздно. Я — причина, по которой Макс бросился передо мной. Он не колебался, Саша… Он просто предложил свою жизнь за мою, даже не задумываясь.

— Это потому, что он любит тебя, Тоша. И я знаю, что ты тоже его любишь.

— Что, если… что, если я потеряю его, Саша…? Что мне тогда делать? — я чувствую тоску и боль, волнами исходящие от моего брата.

Я должна остановить себя, чтобы не поддаться обреченным мыслям, но не могу контролировать это, когда мы оба дрожим.

— Ты не потеряешь его, — я отстраняюсь и глажу его по волосам. — Макс — боец и просто так не умрет.

— Он…потерял много крови.

— Это все равно его не убьет. Он Макс, помнишь?

— Он Макс, — повторяет он менее уверенным тоном.

Я снова обнимаю его, и мы остаемся так, кажется, целый час, прежде чем приходит доктор.

Мой брат, шатаясь, поднимается на ноги и почти ударяется о стену, когда врач говорит, что состояние Макса стабильно.

Я сжимаю его руку, улыбаясь сквозь непролитые слезы.

— Я же тебе говорила.

Он улыбается в ответ, выражение его лица смягчается, прежде чем становится трезвым.

— Помнишь, ты сказала, что мне нужно стать счастливым?

Я киваю.

— Я это сделаю.

— Да?

— Да. Ты была права, Саша. Макс важнее долга.

Я ухмыляюсь, как идиотка. Что? Я их сторонник номер один.

— Что ты собираешься делать?

— Как только с ним все будет в порядке, я покину эту жизнь и начну все заново. Теперь, когда бабушки и дяди Альберта больше нет, я буду растить Майка и расхлебывать кашу, которую наша семья заварила в России.

— Ты знаешь, где они оставили Майка?

— Он в Санкт-Петербурге с няней. Я сказал ей, чтобы она пока привезла его сюда, так что они уже в пути.

— Я могу воспитать его, Тоша. Я до смерти люблю Мишку, а ты никогда не умел обращаться с детьми.

— Нет, я сделаю это. Мы с Майком нуждаемся друг в друге. Кроме того, тебе нужно беспокоиться о собственном сыне.

— Мишка — не обуза. Мы можем разделить его опеку, пока я не решу, что ты сможешь заботиться о нем должным образом, — я делаю паузу. — Как вы с Максом вообще там оказались?

— Кирилл отпустил меня. Он пришел раньше в тот день и сказал, что у него есть доказательства, которые он хотел бы, чтобы я увидел лично.

Верно.

Все является частью тщательно разработанного плана для Кирилла. Он заставил нас с Антоном увидеть истинное лицо нашего дяди и сделал то же самое с Константином и Юлией.

Хотя я сомневаюсь, что он просчитал все перестрелки, которые произошли. По крайней мере, я надеюсь, что он этого не сделал.

— Ты… знаешь, где он? — я спрашиваю своего брата.

— Вероятно, в следующем отделении.

— Я вернусь, хорошо?

— В этом нет необходимости. Я собираюсь навестить Макса.

— Я вернусь, — повторяю я, затем быстро обнимаю его.

Убедившись, что он может стоять прямо, я перевожу капельницу в другое отделение интенсивной терапии.

Конечно же, Кирилл сидит напротив торгового автомата. Ноги расставлены, пиджак перекинут через спинку сиденья, лицо замкнуто.

В ярком свете ламп холодно, и я не знаю, почему это заставляет меня спрятаться за углом.

Он поправляет очки средним пальцем, пока Константин берет две чашки растворимого кофе и присоединяется к нему.

Братья сидят плечом к плечу, молча потягивая кофе.

— Эта гадость на вкус как переработанная моча, — ворчит Кирилл, делая еще глоток.

— У меня слишком много вопросов, но самые важные из них: первый: откуда ты знаешь, какова на вкус переработанная моча? Во-вторых, моча вообще пригодна для вторичной переработки?

— Догадка для первого. Да, пригодна, — Кирилл сжимает чашку обеими руками и украдкой бросает взгляд на брата. — Разве мы не собираемся говорить о слоне в комнате?

— Ты пьешь растворимый кофе?

— Юля в коме из-за меня.

Константин глубоко вздыхает, но ничего не говорит.

— Я не буду извиняться за то, что сделал это, но знаю, что твои чувства к ней отличаются от моих.

Его брат делает паузу, и я задерживаю дыхание, пока он не вздыхает.

— Ты знаешь, я долго и упорно думал об этом, но всегда прихожу к одному и тому же выводу. Если бы ты не выстрелил в нее, она бы выстрелила в тебя, — он пристально смотрит на Кирилла. — Я предпочитаю такой исход гораздо больше, чем альтернативный. Я рад, что именно ты сейчас сидишь рядом со мной.

Константин, вероятно, не заметил этого, но грудь Кирилла только что расширилась от облегчения. Даже если его лицо все еще выглядит как та же невозмутимая холодная сущность.

Через долю секунды этот бесстрастный взгляд останавливается на мне. Хотя я наполовину прячусь за стеной, он сразу же видит меня.

Я не знаю, почему чувствую необходимость бежать.

Однако мои ноги не двигаются.

Кирилл встает, а затем сжимает плечо Константина.

— Я вернусь.

Он выбрасывает чашку кофе в ближайший мусорный бак и шагает ко мне.

Как только он останавливается передо мной, мне кажется, что он прибавил в росте на несколько дюймов. Темные татуировки, выглядывающие из-под воротника его рубашки, кажутся чудовищными в сочетании с его замкнутым выражением лица.

— Что ты здесь делаешь? — спросил он. Его голос резкий и авторитетный, как в наши армейские времена. — Тебе следует отдохнуть.

— Я… в порядке. Доктор сказал, что я могу ходить.

— Доктор также сказал не подвергать опасности твое здоровье.

Я сглатываю.

— Это потому, что я беременна? Ты беспокоишься о жизни нашего сына?

— Я беспокоюсь о твоей жизни, черт возьми, — его глаза сверкают огнем. — Почему ты не сказала мне, что беременна? Почему ты решила вести себя подозрительно и вместо этого отстраниться от меня?

Эмоции застревают у меня в горле, и я ненавижу это чувство уязвимости. Такое… чертовски неполноценное.

— Я… не хотела, чтобы ты заставлял меня оставаться из-за ребенка. Я хотела, что мы все решили.

— Нас больше нет, так как мы разводимся через несколько недель.

Я вздрагиваю, как будто кто-то ударил меня в живот. Мое тело дрожит, а глаза щиплет.

— Ты… разводишься со мной?

— Разве ты не этого хотела, когда вернулась? Ты явно требовала развода через три месяца.

Но это было до того, как я узнала обо всем. Развод — последнее, чего я хочу прямо сейчас.

Кроме того, я искренне думала, что этого не произойдет, учитывая, как часто он напоминал, что не позволит мне уйти от него.

— Я… — я замолкаю, не зная, что сказать. — Мы можем… продлить брак до тех пор, пока я не рожу. Ты знаешь, что это будет означать, что он не незаконнорожденный.

— Нет.

Я снова молчу. Какого черта он сегодня бьет меня резкими словами?

— Я тоже не хочу, чтобы ты оставалась со мной только из-за ребенка, — говорит он.

О.

— Но… ты хочешь, чтобы я осталась?

— Только если ты любишь меня, — он берет мои руки в свои. — Если ты этого не сделаешь, я буду преследовать тебя снова и столько, сколько потребуется, пока ты не влюбишься в меня по уши.

— Тогда, развод…

— Я проверял тебя. Слова «развод» не существует в нашем с тобой словаре. В тот день, когда я женился на тебе, я пообещал быть твоим мужем, пока смерть не разлучит нас, и я намерен сдержать это обещание. Я уже потерял тебя однажды, будь я проклят, если потеряю тебя снова.

Мое горло сжимается.

— Означает ли это, что ты любишь меня?

Он нежно гладит мои волосы.

— Я не просто люблю тебя. Я ничто без тебя. Я не знаю, когда это началось или когда переросло в этот огненный взрыв, но точно знаю, что ты стала неотъемлемой частью меня. Ты — утешение, в котором я нуждаюсь каждую ночь, и свет, которого я с нетерпением жду каждое утро. Я мог бы стремиться к власти и престижу, но мне потребовалось потерять тебя, чтобы понять, что моя вселенная вращается вокруг тебя.

Дрожь во всем теле охватывает меня, и я едва сдерживаюсь, чтобы не выплакать глаза.

Я всегда хотела, чтобы Кирилл сказал мне, что я для него особенная. Он много раз показывал это действиями, и я думала, что меня это устраивает, но глубоко внутри я хотела это услышать.

Слова, которые он только что сказал, — больше, чем я когда-либо могла себе представить.

Больше, чем я когда-либо желала.

Я кладу дрожащую ладонь ему на грудь.

— Значит ли это, что если я попрошу тебя отказаться от должности, ты сделаешь это ради меня?

Он берет меня за руку и целует мою ладонь.

— Сегодня, если ты этого хочешь.

— Правда?

— Все что угодно для моей прекрасной жены.

— Но ты так усердно работал ради этого.

— Это положение ничего не значит без тебя.

— О, Кирилл, — я бросаюсь в его объятия. — Конечно, я не буду просить тебя отказаться от твоей с трудом заработанной силы. Я буду рядом с тобой на каждом шагу этого пути.

— Значит ли это, что ты все еще любишь меня?

Я отстраняюсь и глажу его по щеке.

— Я никогда и не переставала, идиот. Трудно жить без тебя и невозможно забыть, но я всегда любила тебя.

— Хорошо. Потому что я не намерен когда-либо отпускать тебя.

— Даже если я иногда ненавижу тебя?

— Особенно тогда.

— Даже если со мной трудно?

— Со мной тоже трудно.

— Даже если я тебе надоем?

— Я бы устал от мира, но никогда от тебя, жена.

— Тебе лучше этого не делать, — я обвиваю руками его шею. — Потому что я тоже никогда не отпущу тебя, муж.

Я принадлежу ему.

Он мой.

И никто из нас не имеет права голоса в этом.

Эпилог 1

Саша

Пять месяцев спустя

Несмотря на все сумасшествие, жизнь продолжается.

Кажется, что с того дня прошла целая вечность, упало много тел и были приняты важные решения. Вероятно, потому, что с тех пор многое произошло.

Юлия умерла примерно через две недели после того, как впала в кому. В то время как Константин выглядел грустным, а у Карины было противоречивое выражение лица, Кирилл стоял на ее похоронах как холодная статуя.

Для него она уже была мертва, вероятно, с тех пор, как он был молод. Я рада, что он, по крайней мере, успокоился, когда она рассказала ему, почему страстно ненавидела его. Именно тогда он точно узнал, что она никогда не полюбит его и даже не будет терпеть.

Кирилл олицетворял все, что она ненавидела, — темперамент Романа и постоянное напоминание о жестоком обращении, которому она подвергалась. Но что еще хуже, так это то, что он также унаследовал ее ум и умение манипулировать.

Я все еще ненавижу эту женщину всем своим существом. Она разрушила жизни всех своих детей, в том числе и Константина. Она не только фигурально задушила его своей любовью, но и приложила руку к смерти его биологического отца.

Если бы у Кирилла была другая мать, он не подвергся бы эмоциональному или физическому насилию. По крайней мере, я рада, что у него была Анна в подростковом возрасте, поскольку он считает ее единственной матерью в своей жизни.

Кирилл также убил Якова — своего дядю по материнской линии. По-видимому, это он помог Юле с делом Макара. Мой муж устранил его до того, как он смог отомстить или угрожать нашей семьи.

С другой стороны, Максим не торопился с восстановлением. Мы с Антоном были рядом с ним — хотя в основном это был мой брат. Я перестала быть настолько вовлеченной.

Во-первых, потому что Кирилл узнал, что Макс был увлечен мной, когда я притворялась мужчиной, и угрожал убить его.

И да, именно Антон рассказал ему эту информацию, потому что он все еще необъяснимо ревнует.

Во-вторых, оказывается, Максиму так нравилось быть в центре внимания Антона, что он, возможно, специально затянул процесс выздоровления.

После того, как он вернулся в форму, он ушел из команды Кирилла, что мой муж приветствовал, потому что он мудак, которому даже не нравится идея безобидной влюбленности.

Сейчас мой брат и мой друг находятся в России с Майком. Вначале Майк был рядом со мной, и, хотя ему здесь нравилось, он был сбит с толку всеми англичанами. Кроме того, после того, как мы поехали в Россию и увидели, как он беззаботен в компании моего брата, я неохотно позволила ему остаться.

Мой двоюродный брат обожает Макса до смерти — что Антона раздражало, так как все, кажется, любят Макса с первой встречи.

Я рада, что Мишка провел несколько месяцев со мной, потому что Антон столкнулся с трудностями, как только вернулся в Россию. Он должен был передать незаконное оружие семьи правительству и заключить сделку с высшими чинами. Сейчас уже лучше, но он все еще расхлебывает кашу, которую устроил дядя Альберт, и пытается направить ресурсы семьи в более безопасное и прибыльное русло.

Мое сердце было разбито, когда нам пришлось расстаться, но это было не надолго. Я общаюсь с ними по FaceTime каждый день, в основном с Максом и Мишкой, потому что у Антона все еще аллергия на проявление эмоций, и он присоединяется только, когда его заставляют.

Кроме того, я уверена, что у них троих все будет просто отлично. Каждый раз, когда я их вижу, они все больше становятся семьей.

Что так полезно, учитывая, через что прошел каждый из них. Это прекрасно, когда самые поврежденные души могут найти утешение друг в друге.

Я думаю, это относится и к нам с Кириллом.

Я смотрю на него с другого конца комнаты, пока он разговаривает с лидерами других организаций. Вечеринка, устроенная в честь очередной победы Кирилла, в самом разгаре, но все, на чем я могу сосредоточиться, — это мой муж.

Его рука лежит в кармане, а в другой он держит бокал шампанского.

Авторитет выглядит на нем сексуально. Он всегда должен был быть на вершине, независимо от того, какие методы использовал. Дело не только в позиции с Кириллом. У него действительно есть талант управлять людьми и извлекать из них максимум пользы.

Кроме того, он никогда не бывает полностью доволен тем, чего достигает, и продолжает заключать новые союзы и прекращать войны — к ужасу Дэмиена.

Я не могу не ощущать присутствия моего мужа, даже на расстоянии. Сшитый на заказ смокинг облегает его плечи и выставляет напоказ его впечатляющее подвижное телосложение.

Беспечная, кажущаяся расслабленной аура, которую он излучает, — всего лишь фасад. Этот человек может превратиться в смертоносное оружие за долю секунды.

И я не знаю, почему нахожу это таким волнующим.

Наверное, это из-за гормонов. Они не уменьшились ни во втором триместре, ни в этом последнем.

Примерно через неделю я должна родить нашего мальчика, но мой живот так и не вырос по-настоящему. Кристина, которую Константин кормит разнообразными закусками, выглядит по-настоящему беременной с огромным животом и изогнутой осанкой.

Я? Я выгляжу так, словно нахожусь на пятом или шестом месяце.

Выпуклость есть, но поскольку на мне свободное платье, она не так заметна.

Врач сказал, что разница между Кристиной и мной может быть в том, что все переносят по-разному. Хорошей новостью является то, что оба наших ребенка здоровы и, надеюсь, вырастут лучшими друзьями.

Они также станут наследниками состояния своих отцов, поскольку Константин был назначен на предыдущую должность Кирилла. Мой муж оставил эту должность пустой после того, как стал паханом, но я думаю, что он всегда хотел, чтобы его брат занял ее. Единственная причина, по которой он не сделал этого раньше, заключалась в том, что он не хотел, чтобы Юлия пыталась повлиять на Константина или получить в свои руки внутреннюю информацию.

Теперь мы превращаемся в большую семью. Я почувствовала это в тот день, когда снова праздновала Рождество после почти семи лет избегания этого праздника, но теперь я счастлива, потому что у меня появилась эта новая семья.

Это лучше всего, о чем я могла бы мечтать.

У меня есть две сестры, которые не связаны со мной кровными узами. Изворотливая Карина, которая спорит с Виктором в углу, в то время как он игнорирует ее. Она проходит курс терапии с тех пор, как умерла Юлия, и добилась большого прогресса.

Другая неожиданная сестра — Кристина. Мы вместе проходили все сложности беременности. Она оказала мне огромную помощь, и я не смогла бы сделать это без нее.

Есть также поддержка Анны, сострадание Константина и даже угрюмое существование Виктора. Не говоря уже об остальных охранниках, которые приносят мне всевозможные экзотические фрукты и вкусные десерты на случай, если мне чего-нибудь захочется.

Эти люди были и всегда будут моими товарищами, несмотря на прищуренные глаза Кирилла и молчаливые угрозы устранить их.

Но самый важный член моей семьи — это мой муж. Иногда меня пугает то, как сильно я его люблю.

Так же, как боюсь за его благополучие и защиту.

Если он когда-нибудь окажется в опасности, я не сомневаюсь, что сделаю прием «Максим» и использую свое тело как живой щит. И что самое приятное? Я знаю, что он бы сделал то же самое без колебаний.

Мы потратили так много времени, либо подозревая, либо опасаясь друг друга, так что этот этап взаимопонимания и доверия был подобен небесам.

— Извините меня, — говорю я Лии и Рай, затем быстро покидаю маленький круг.

Я даже больше не виню в этом гормоны, я просто хочу своего мужа.

Он говорит, что был травмирован двумя месяцами, когда думал, что я мертва, но я также тосковала по нему до безумия — в том числе, когда думала, что ненавижу его.

Кирилл поднимает голову, чувствуя, что я приближаюсь к нему, даже когда я все еще далеко. Его глаза вспыхивают ярко-синим цветом, и он покидает людей, с которыми находится, в одно мгновение. Оставив свой бокал шампанского на столе, он идет мне навстречу и обнимает меня за талию.

Все мое тело оживает, когда я в его объятиях. Я кладу руку ему на плечо, нуждаясь в том, чтобы почувствовать его тепло рядом.

— Тебе следует отдохнуть, Саша, — он гладит мои волосы за ухом. Теперь они доходят мне до поясницы, и, хотя мать и укладывать их довольно хлопотно, меня это устраивает, пока он всегда прикасается к ним, будь то вот так или когда дергает меня за них во время секса.

Мы раскачиваемся в такт музыке, обнимая друг друга.

— Я устала отдыхать.

— Сегодня утром твои ноги были более опухшими, чем обычно.

— Это нормально. Я могу это вынести.

— Ну, а я не могу. Мне не нравится, когда тебе больно.

— На самом деле это не так.

Он приподнимает бровь.

— Вчера ты плакала, потому что хотела стакан воды.

— Да, ну, такое случается.

— Позавчера ты плакала, потому что, цитирую: «Ты не трахаешь меня как следует, гребаный ублюдок».

— Ты был слишком нежен.

Я действительно ненавижу то, как он в последнее время психует из-за того, что причинил боль нашему сыну или мне. Через несколько недель после этого случая врач сказал, что секс разрешен, даже грубый, но он все равно слишком нежен.

Ошибаюсь ли я, желая получить версию до того, как он узнал, что я беременна?

— Похоже, я создал монстра, — он хихикает. — Со всей серьезностью, я действительно не хочу, чтобы тебе было больно или даже некомфортно, solnysko.

— Мне не будет больно. Действительно. Доктор же сказал, что все в порядке, — я встаю на цыпочки и целую его небритую челюсть. — Ты же знаешь, я люблю, когда ты не сдерживаешься.

Он стонет, когда я трусь животом о его растущую эрекцию.

— Саша…

— Что? — невинно спрашиваю я.

— Прекрати это, если ты не в настроении быть трахнутой.

— Ты знаешь, что это не так.

Он ругается себе под нос и едва выдерживает несколько секунд, прежде чем хватает меня за запястье и тащит в свободную комнату на втором этаже.

Это больше похоже на гостиную с несколькими диванами, журнальным столиком и камином.

Как только он закрывает дверь, он прижимает меня к ней, и его рот сталкивается с моим. Кирилл всегда целует меня с жаром и безграничным желанием, но прямо сейчас он более дикий и грубый, но в то же время нежный.

С тех пор, как я попала в больницу, он целует меня с любовью. Как будто благодарен за то, что у него есть я.

Кто-то вроде Кирилла всегда будет монстром с искаженными взглядами на мир, но он заставляет меня чувствовать себя центром его мира.

Единственным человеком, которого он ищет каждое утро и обнимает перед сном каждую ночь.

Единственным человеком, которому он рассказывает все, будь то дела Братвы или его семейный бизнес.

Он сделал меня своей женой и партнером не только словами, но и действиями.

Он также предложил мне официальную должность своего советника, если это то, чего я хочу.

Не отрываясь от моих губ, он тащит меня к дивану и укладывает сверху, его большие руки ощупывают меня повсюду. Я настолько сверхчувствительна, что стону от каждого прикосновения. Он отстраняется, и я поражена страстным, животным выражением его глаз.

— Я пытался, — он расстегивает ремень и вытаскивает свой твердый член. — Я действительно пытался быть с тобой помягче, но ты делаешь это невозможным, solnyshko.

Я приподнимаю платье и спускаю трусики, затем отбрасываю их и раздвигаю ноги как можно шире. Моя влажная киска пульсирует, когда я провожу ладонью по его щеке.

— Я никогда не просила тебя быть со мной помягче.

— Это так?

Я прикусываю его нижнюю губу, а затем отпускаю ее с хлопком.

— Трахни меня, luchik.

Это приглашение, в котором он нуждается, когда он проникает внутрь на одном дыхании. Я напряжена, и трение такое приятное.

— Ты хочешь, чтобы все было именно так, жена? — спрашивает он у моего горла, затем прикусывает. — Ты хочешь, чтобы я трахнул тебя, как животное?

— Да, да… — я держусь за него и дергаю бедрами.

— Ты сводишь меня с ума, блять, — он обхватывает рукой мое горло и входит глубже, жестче, давая мне стимуляцию, о которой я умоляла.

Да, он доставляет мне оргазмы, но в основном, поедая меня или стимулируя. Обычно он не хочет заходить так далеко.

Если бы я знала, что все, что мне нужно было сделать, это спровоцировать его, я бы сделал это давным-давно.

Мои ноги напрягаются, и я кусаю его за шею, когда кончаю с приглушенным криком. Кирилл продолжает, врываясь в меня с восхитительной интенсивностью, пока не кончает.

— Я люблю тебя, luchik, — шепчу я ему в шею, пока мы нежимся в лучах заката.

Он проводит пальцем по татуировке со своим именем, затем целует мой живот.

— Я люблю тебя больше, solnyshko.

— Ни за что на свете.

Он вырывается, устраивается поудобнее и меняет позу, так что я сижу у него на коленях. Его не волнует тот факт, что я пачкаю его штаны доказательством нашего удовольствия, которое стекает у меня между бедер.

— На мне татуировка с твоим именем, — говорю я.

— Как ты думаешь, почему у меня на коже вытатуировано слишком много солнц? Кроме того… — он расстегивает рубашку и проводит пальцами по татуировкам, которые он сделал поверх огнестрельной раны.

Я наклоняюсь ближе, и мои глаза расширяются. Все это время я думала, что это солнце и череп, переплетенные линиями, но в середине я прочитал это громко и четко по-русски.

Солнышка.

Как на наших кольцах.

— А еще на мне вытатуировано твое имя.

— Как… — я сглатываю. — Почему ты мне не сказал?

— Я думал, ты уже заметила это.

— Я не знала, что это за слово.

— Теперь знаешь.

Я наклоняюсь и целую татуировку, но больше шрам от пули.

— Никто больше не сможет причинить тебе боль. Я обещаю.

— Я должен был сказать тебе это, жена.

— Ну, я тоже способна защитить тебя, муж.

— А пока побеспокойся о том, чтобы защитить себя, — он усаживает меня на диван, затем поднимает мои ноги и снимает балетки. — Видишь? Я же говорил тебе, что отек усилился.

Как и каждый день, он кладет мои ноги к себе на колени и потирает их медленными, успокаивающими круговыми движениями.

Я удовлетворенно вздыхаю и откидываю голову назад, чтобы насладиться ощущением.

— Сколько раз я должен повторять тебе, что всякий раз, когда ты почувствуешь, что они опухают сильнее, ты должна говорить мне об этом, Саша? Если я не буду регулярно проверять, тебе будет больно.

— Все в порядке. Они не так уж сильно болят.

Он качает головой и продолжает выполнять свою задачу более пятнадцати минут. Закончив, он помогает мне встать, и я замираю, чувствуя, как что-то мокрое стекает по моим бедрам, а затем на ботинки Кирилла.

Мы смотрим друг на друга.

Похоже, наш маленький мальчик с нетерпением ждет встречи с нами так же сильно, как и мы с нетерпением ждем встречи с ним.

Мы улыбаемся, когда осознание поражает нас.

Сегодня мы официально станем родителями.

Эпилог 2

Кирилл

Восемнадцать месяцев спустя

Я раздражен, и это имеет прямое отношение ко всем людям, толпящимся в моем доме.

Помните, я сказал, что ненавижу Рождество?

Теперь я готов занять позицию Гринча и превратиться в саботажника номер один.

В прошлом году мы провели его в новом особняке Антона и Максима в России, но в этом году они приехали в сопровождении этого маленького засранца Майка, который не отходит от Саши.

Ревную ли я к девятилетнему ребенку? Возможно.

Оказывается, это с ним она разговаривала по телефону много лет назад и сказала, что скучает по нему. И я подумал, что он её любовник, которого планировала убить в течение многих лет.

И эта идея будет жить в моей голове, если он продолжит красть время моей жены, как будто имеет на это право. Мало того, что мне приходится мириться с его присутствием два раза в год, но он еще и звонит ей ежедневно.

Она волнуется, когда ей не звонят ни он, ни Максим.

Еще один мудак, который возглавляет мой список дерьма. Как он посмел запасть на нее, когда она притворялась мужчиной?

И нет, тот факт, что он гей, не имеет значения. Он все еще смотрел на то, что принадлежит мне, а я не фанат этого.

К счастью, Антон тоже не фанат, и у нас одинаковый уровень мелочности.

Это единственное, что позволило нам со временем сблизиться.

Это, а также тот факт, что наши соответствующие партнеры по-прежнему остаются лучшими друзьями, несмотря на все наши усилия.

Я обмениваюсь с ним взглядом с другого конца комнаты, и мы качаем головами, глядя на сцену перед нами. Саша и Максим помогают Майку собрать какую-то новую игрушку, которую она подарила ему на Рождество.

Мой брат и его жена читают инструкции, слишком сосредоточенные на задаче.

Карина, однако, гоняется за своими племянником и племянницей, когда они визжат и задыхаются в приступе хихиканья.

Мой сын Вон, очевидно, самый умный, потому что он водит свою тетю кругами, а затем нарушает ее ритм. Лидия, однако, просто маленький лучик солнца и глупенькая, потому что ее легко поймать.

Хотя у нее бывают моменты проявления детской сообразительности, потому что всякий раз, когда ей грустно, она прячется за Воном для защиты и даже корчит рожи Каре.

Мой сын и моя племянница совсем не похожи. Хотя у него темные волосы и глаза-хамелеоны его матери, она платиновая блондинка с чертами лица своей матери. Единственное, что она получила от Кости, — это глаза.

Лидия родилась ровно через две недели после Вона, но, в отличие от него, ей нравится вести себя как ребенок.

Саша всегда напоминает мне, что они дети и что я не могу закатывать глаза только потому, что они ведут себя как король и королева драмы.

Два человека, которые больше всего любят этих детей, — это Анна, которая является послом их здорового питания и привычек, и Карина. Она ужасно их балует, как и ожидалось, но чего не ожидалось, так это того, насколько они помогли ей восстановить контроль над своей жизнью.

Она больше не боится внешнего мира, и эта маленькая засранка даже попросила меня отдать ей Виктора сейчас.

Без шуток. Моя сестра действительно стояла там и говорила с невозмутимым лицом:

— Привет, Киря. Я хочу Виктора, так отдай его мне.

Последние пару лет она открыто флиртовала с ним, в то время как он пытался притвориться, что ее не существует.

Я сказал ему, что он потеряет свой член в тот момент, когда прикоснется к ней, на что Саша рассмеялась и сказала, что этого не произойдет.

Она поощряет вредные привычки, которые я терпеть не буду. Конечно, никто не узнает, что я предпочел бы, чтобы Карина была с ним, а не с посторонним человеком. Он единственный, кого я могу назвать другом. Он никогда не сомневался во мне, никогда не уклонялся от того, чтобы обвинять меня в моем дерьме, и он ответственный. Иногда даже чересчур.

Проблема в этом уравнении действительно в Викторе. Он считает Карину слишком избалованной и требовательной к уходу, не говоря уже о том, что она моя сестра, поэтому он отказывается прикасаться к ней даже десятифутовым шестом.

Сейчас он помогает Анне открывать подарки и не уделяет Карине ни капли своего внимания. Что мудро, учитывая, что я рядом.

Вону надоедают выходки его тети, и он бежит в мою сторону. Я приседаю, чтобы поймать его, и он обвивает своими крошечными ручками мою шею.

— Папа!

— Привет, малыш. Кто победил?

— Я! — он показывает большим пальцем на себя и вздыхает. — Кара слишком медленная.

— Я не медленная, ты, маленький демон! — она пытается поймать Лидию, которая визжит и бежит к своей матери.

— Она медленная, — шепчу я ему, и он усмехается.

— Я это слышала! — Кара сердито смотрит, но продолжает свою миссию со своей племянницей.

— Мама, мама, — он раскрывает и закрывает ладони в ее направлении.

— Кажется, у твоей мамы сегодня нет на нас времени, — ворчу я достаточно громко, чтобы она услышала.

Она поднимает голову, и я поражаюсь тому, как красиво она выглядит. Ее длинные светлые волосы свободно спадают на спину, и она чертовски сексуальна, даже будучи одетой в отвратительную рождественскую пижаму. Все, кроме Антона, Виктора и меня, носят эти уродливые вещи.

Костя входит в число любителей беззаботного времяпрепровождения. Его было так легко убедить, когда его жена купила ему подходящий набор.

Саша отдает Антону часть игры, которую держала в руках, и идет к нам.

— Ты звал меня? — спрашивает она мягким голосом.

Я поправляю очки.

— Нет, мы злимся на тебя.

— Злимся на тебя, — повторяет мой сын, как хороший напарник, и даже скрещивает руки на груди.

— Ты говоришь, что он король драмы, но мне интересно, кто же его научил? — она толкает меня плечом. — Я, конечно, не мелочная и не смотрю на всех так, чтобы они ушли.

— Я готов к тому, что вся эта неделя закончится, и ты будешь принадлежать только мне.

— Ты всегда так делаешь. Разве не так, малыш? — она щекочет Вона, и он хихикает, совершенно забыв о битве.

Я беру свои слова обратно. Он не такой уж хороший напарник.

Она кладет руку мне на грудь и поправляет воротник моей рубашки.

— Вместо того, чтобы быть Гринчем ради спорта, как насчет того, чтобы помочь нам?

— Мне придется отказаться.

— Если ты поможешь, возможно, позже у меня будет для тебя особый подарок.

Я поднимаю бровь.

— Какого типа подарок?

Она делает вид, что застегивает рот на молнию, запирает его и выбрасывает ключ.

— Но я обещаю, что тебе это понравится.

— Понравится, да?

— Угу.

— Ты же знаешь, что я не могу сказать «нет».

— Да! — она улыбается, а затем целует меня в губы, прежде чем забрать Вона из моих рук.

Он держится за нее изо всех сил и улыбается мне, как маленький ангел.

Я прожил всю свою жизнь, не веря в семью. Я никогда не думал, что у меня будет своя собственная, но эти два человека заставили меня гордиться тем, что я и отец, и муж.

Долгое время я искал цель и думал, что это грандиозные вещи, престижное положение и бесконечные деньги.

Оказывается, найти цель было так просто. Теперь у меня есть женщина, которая бросает мне вызов на каждом шагу, но все равно безоговорочно любит. И сын, который смотрит на меня так, словно я его образец для подражания.

Я хватаю ее за талию и целую в лоб.

— Спасибо.

Она смотрит на меня с прекрасной улыбкой.

— За что?

— За то, что ты моя семья, solnyshko.

— Это я должна благодарить тебя, — она поворачивается ко мне. — Спасибо тебе за то, что подарил мне это счастье, которое, как мне казалось, я потеряла навсегда, luchik.

Я приподнимаю ее подбородок и целую, пока наш сын хлопает, как лучший болельщик.

Мы встретились, когда были сломлены, но теперь собираем друг друга воедино.

По кусочку за раз.

Мы были разными, но теперь мы одно целое.

Я принадлежу ей.

Она, блять, моя.

Пока смерть не разлучит нас.

КОНЕЦ

Перевод группы: t.me/dreambooks1

Что дальше?

Бог Разрушения (Лэндон&Мия) — 10 августа.

Notes

[

←1

]

Институт брака — это система правых норм, регулирующих отношения по заключению, прекращению, признанию брака недействительным.

[

←2

]

ППЧ — публичное проявление чувств.

[

←3

]

Кинк — это сексуальная фантазия, необычный сексуальный интерес к чему-либо кроме гениталий партнера. Кинк и фетиш не одно и тоже, фетиш — часть кинки.

[

←4

]

Modus operandi — с лат. образ действия

[

←5

]

Гринч — персонаж, который презирает рождественский сезон и предпраздничную суету; более того, его раздражает счастье других, поскольку сам Гринч получает удовольствие от того, что портит всем настроение.

[

←6

]

Hallmark — кинокомпания и телеканал в США. Специализируется на семейный и романтических фильмах/сериалах.

[

←7

]

Еретик — тот, кто отступает от господствующих или общепринятых взглядов, правил, положений; противник господствующего верования церкви.

Оглавление

Рина Кент

Примечание автора

Плейлист

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Эпилог 1

Эпилог 2