Потанцуй со мной (ЛП) [Сьюзен Элизабет Филлипс] (fb2) читать онлайн

Сьюзен Элизабет Филлипс "Потанцуй со мной"

Переводчики: Karmenn, Talita

Редактор: Sig ra Elena

ПРОЛОГ

Посвящение

Любимым «бонусам» в моей жизни.

Самой первой появилась Ники, королева танца.

А потом пришли Лия, Энди и Аня.

Семьи строятся самым удивительным образом.

Парнишка твердой рукой держал баллончик. Держал почти вплотную к ребристой стальной поверхности. Нажал на распылитель, глядя, как струя блестящей красной краски выводит букву «И».

Он своего добился. Добрался-таки до поезда. Да, любой мог бы разрисовать стену или рольставни на каком-нибудь дурацком ломбарде, но только настоящие мятежники, лучшие художники граффити, способны поставить свой тэг на поезде нью-йоркского метро. А ему ведь всего-то исполнилось десять.

Пробраться сюда из Верхнего Ист-Сайда грозило столькими же опасностями, как прогуляться по гребаной Боснии, Ираку или еще чему подобному. Пересечь в потемках Центральный парк. Сесть на поезд номер один в северном направлении с четырьмя баллончиками «Крилона» в рюкзаке. Всю дорогу натягивать капюшон черного свитшота на голову, стараясь не привлекать внимания пьянчуг и наркоманов, ехавших с ним до самой 207-ой улицы. До вонючего Инвуда, худшего места на Манхэттене, где всякого готовы убить, ограбить или еще какую дрянь сотворить.

Прячась в тени. Именно так он умудрился проскользнуть мимо охраны на железнодорожной станции. Пригибая голову, прокрался в ночные джунгли металлических рельсов, чтобы расписаться на своем первом поезде.

Он нанес спреем несколько оранжевых и фиолетовых травинок у днища махины. Пририсовал выглядывающих из травы крутяшных демонических существ. И теперь осталось только подписаться, пока его не засекли. «ИГН4».

Подпись не выдуманная, как водится у всех. Только не у него. Самые настоящие инициалы, первые три буквы, как у его старика, как у деда и прадеда. Только четверка его собственная, единственная.

Лишь дилетанты пишут все буквы одинаково, поэтому он изобразит четверку большой. В прошлом году он ничего еще не соображал, когда расписывал свое первое здание, кооператив «Централ Парк Уэст», где жил. Ох, и чертов же гвалт тогда поднялся в совете кооператива. Никто еготак и не заподозрил. Почти никто.

Если он вскорости отсюда не выберется, его засекут. Он добавил черные трещины на буквах, словно те разваливались. Будь у него кисточка и время, он бы изобразил все, как следует. Увы, времени в обрез.

Теперь осталось только сфотографировать. С недавних пор долбаные власти метрополитена завели новую моду: любой раскрашенный поезд снимали с линии, пока дочиста не стирали граффити. Так что художник мог доказать, что его творение существовало, единственным способом — сделать снимок. Нет фотографии — нет и росписи.

Он порылся в рюкзаке и вытащил камеру «Олимпус», которую их экономка подарила ему на день рождения. Вспышка может выдать, но придется рискнуть. Без фото он не сможет заявить, что оставил свой тэг на поезде.

— А ну-ка, стой!

Он нажал на кнопку затвора. Вспышка сработала в тот самый миг, как охранник схватил его за руку, испоганив снимок.

***

Из полицейского участка его забрал отец. Папаша, большая шишка в городе, прикинулся с копами в доску своим парнем, типа «пусть это останется между нами». Но стоило им выйти из участка, пересечь потрескавшуюся парковку, как отец припечатал его к двери своего нового «Порше 911».

— Паршивый неудачник!

И залепил пощечину. С одной стороны, потом с другой. Вмазал кулаком.

Внутри машины блеснули бриллианты — мать, сидевшая в салоне, отвернулась в другую сторону.

Отец бросил его на крошечное заднее сидение. Вытирая рукавом кровь из носа, Иен с досадой думал лишь о том, что не удалось сделать фото. Черт с ними, с побоями. Он их переживет, как всегда. Но фотография…

Снимок превратил бы его в бога.

ГЛАВА 1

Тесс танцевала под дождем. Танцевала в трусиках и старой майке, сунув ноги в когда-то серебристые, но теперь уже потускневшие балетки. Притопывала по скользким, заросшим мхом плитам под роняющим капли гикори (разновидность сев. амер. орешника — Прим. пер.), который долгие годы укрывал горную хижину. Сегодня Тесс отплясывала хип-хоп, вчера регги, а позавчера, может, гранж, может еще что, главное, что-то громкое, достаточно оглушительное, чтобы вколачивать ритм в такт с пульсирующим внутри гневом, чтобы очиститься от горя, которое никак и ни за что не собиралось проходить. Такой шум не учинишь в Милуоки, но здесь, в Ранэвей Маунтин, где ближайшие соседи лишь олени да еноты, она могла оглушать окрестности какой угодно громоподобной музыкой.

Холодный и влажный февральский ветер восточного Теннеси нес запах прелых листьев и скунсов. Не по погоде разгуливать лишь в майке и трусиках, однако, в отличие от ее покойного мужа, если промокнет и замерзнет, Тесс сможет разобраться с этим в любой момент.

Носком балетка угодила в трещину в плите и слетела с ноги, шлепнувшись где-то в зарослях бурьяна. Одна нога обута, другая босая. Всю ярость — в ноги. Острый камешек впился в пятку, но если остановиться, то гнев сожжет Тесс. Она напряженно двигала бедрами, встряхивала головой так, что разлетались в стороны влажные спутанные пряди. Быстрее, быстрее.

«Не останавливайся. Только не останавливайся. Если остановишься»…

— Вы что, глухая?

Она застыла, когда на шаткий деревянный мосток, перекинутый через ручей Пурхаус-Крик, влетел какой-то мужчина. Больше всего он был похож на горца с лохматыми темными волосами, свирепыми чертами и твердой, как отбойный молоток, челюстью. Человек-медведь — ростом с платан, такому дождь нипочем — в незаправленной фланелевой рубашке в черно-красную клетку, в заляпанных краской сапогах и грубых джинсах, годных лишь для тяжелой работы. Тесс читала об этих горцах-отшельниках, которые скрывались в дебрях со стаей диких собак и арсеналом военных винтовок. Они жили без человеческого общества месяцами, а то и годами, пока не забывали, кто они родом.

Тесс так и замерла в старых трусиках-бикини и промокшей белой майке, облепившей голую грудь. Взбешенная, сама полудикая и очень-очень одинокая.

Он помчался к ней, не обращая внимания на дождь. Шаткий мостик заходил ходуном.

— Я это дерьмо терпел вчера и днем, и вечером, а потом в чертовы два часа ночи, и больше терпеть не намерен!

Несколько деталей сразу же бросились Тесс в глаза и произвели мгновенное впечатление. Непокорные волны непослушных, слишком длинных волос вились у него на шее. Одежда работяги мятая, а на потрескавшихся кожаных сапогах брызги дюжин различных цветов краски. Его щетина еще недостаточно отросла, чтобы сойти за длинную бороду сумасшедшего отшельника, но он и так выглядел слетевшим с катушек.

Не станет Тесс извиняться. Она уже достаточно принесла извинений дома за то бремя, которое ее горе наложило на друзей и коллег. Здесь от нее этого не дождутся. Она выбрала Ранэвей Маунтин (Горное убежище — Прим. пер.) не только за название, но и за его уединенность — отыскала место, где можно не соблюдать вежливость, зато горевать и злиться на вселенную сколько угодно.

— Не орите на меня!

— А как вы еще меня услышите?

Он схватил беспроводную колонку, спрятанную от дождя под останками стола для пикников.

— Положите на место!

Горец ткнул выключатель грубой лапищей, оборвав музыку.

— Можно немного поучтивее?

— Поучтивее? — С каким удовольствием Тесс давала выход гневу за всю несправедливость жизни, которая на нее обрушилась. — Это так называется? Врываться сюда и нападать, как дикарь?

— Прояви вы хоть каплю уважения ко всему этому… — Он резко махнул в сторону деревьев и Пурхаус-Крика, жесткие черты его лица выглядели такими грубыми, словно их вырезали бензопилой. — Прояви вы хоть каплю уважения, не пришлось бы сюда врываться!

И тут Тесс увидела. Момент, когда до него вдруг дошло, как она одета, точнее не одета. Синевато-серые глаза пренебрежительно скользнули по ней. И что тут достойно пренебрежения? Мокрые спутанные волосы? Тело, набравшее больший, чем надо вес, от старания задушить себя едой? Или потрепанное нижнее белье? А может, просто, что Тесс имела наглость занимать место на его планете?

Кого она обманывала? С грудью, натянувшей мокрую ткань майки, она, должно быть, казалась гротескным клише — эдакая надравшаяся студентка колледжа на весенних каникулах в Канкуне. От приступа ярости у Тесс потемнело в глазах.

— Вам нужно было только вежливо попросить!

Он прожег ее взглядом и, понизив голос, хрипло пророкотал:

— Ага, наверняка это бы сработало.

Она явно была неправа, но наплевать.

— Кто вы?

— Тот, кто хочет немного покоя и тишины. Два слова, которые вы, похоже, не понимаете.

Никто ее не отчитывал с тех самых пор, как умер муж. Наоборот, все вели себя так, словно все еще стояли в похоронном бюро с его мягкой мебелью и тошнотворным запахом лилий. Возникшая вдруг цель, куда можно выплеснуть ярость, нездорово опьяняла.

— Вы что, со всеми такой грубиян? — воскликнула Тесс. — Потому что если вы…

В этот самый момент по узкому мостику, легко перепрыгивая через недостающие доски, лесная фея пролетела столь воздушной походкой, что шаткое сооружение едва шелохнулось.

— Иен!

Под большим красным зонтом позади эфемерного создания развевались длинные светлые волосы. Тонкое ситцевое платье длиной до лодыжек, более уместное в июле, чем в начале февраля, колыхалось вокруг ее икр. Она была высокой и гибкой, за исключением внушительного живота, свидетельствующего о беременности.

— Иен, прекрати на нее кричать, — строго заявило неземное существо. — Тебя слышно от самой школы.

Так вот откуда он явился — из отремонтированной белой деревянной школы на горе над хижиной. В январе, только переехав сюда, Тесс прогулялась по тропе, чтобы осмотреться. Когда она заглянула в окна, то сделала вывод, что здание превратили в жилой дом, но там, похоже, никто не обитал. До сих пор.

— Не обращайте на него внимания. — Голубоглазой диснеевской фее было, может, немногим больше тридцати, как Тесс. Уже миновавшая свою первую весну фея. Как ветерок она пролетела через подлесок, огораживающий хижину, не замечая влажной травы, хлеставшей по ногам. — Он всегда такой, когда не ладится с картиной.

Картиной. Не рисованием вообще. Горец, должно быть, художник. И весьма темпераментный художник.

Фея засмеялась, но улыбка не вполне отразилась в сказочных голубых глазах. Что-то в фее казалось знакомым, хотя Тесс понимала, что они никогда не встречались.

— Он лает, но не кусается, — заверила фея, — хотя и этим славится тоже. — Она протянула из-под красного зонта тонкую горячую руку: — Я Бьянка.

— Тесс Хартсонг.

— У вас ладони холодные, — заметила Бьянка. — Как приятно. Я совсем изжарилась.

В Тесс взяла верх профессиональная акушерка. Бьянке было трудно дышать, как и многим женщинам, когда те приближались к своему третьему триместру. Может, около семи месяцев. Живот высокий и выступает вперед. Вид у нее был бледный, но не настолько утомленный, чтобы вызывать беспокойство.

— Иен, ты уже достаточно набедокурил, — напомнила фея. — Идем домой.

Он держал колонку так, словно собирался забрать с собой. Однако наградил Тесс еще одним рыком и грохнул динамик на скамейку:

— Не заставляйте меня возвращаться сюда.

— Иен!

Игнорируя фею, горец решительно прошагал по узкому мостику, так бешено грохоча по мокрым доскам, что казалось, вся конструкция вот-вот рухнет в Пурхаус-Крик.

— Не обращайте на него внимания, — сказала Бьянка. — Он болван.

После бурного горца фея под красным зонтиком казалась росистой радугой, и Тесс отвернула защелку на своем внутреннем ящике Пандоры, где прятала чувства, когда ей требовалось прожить очередной день.

— Я сама виновата, — призналась она. — Я не знала, что там наверху кто-то живет.

— Мы переехали три дня назад. Вопреки моей воле. Просто муж решил, что горный воздух мне полезен. По крайней мере, он так сказал. — Бьянка вручила Тесс зонт и стянула через голову тонкое платье. Под ним ничего не оказалось, за исключением крошечных стрингов цвета шампанского. — О боже, я все утро хотела это сделать. У меня внутри как будто жарит печка.

Дождь перешел в морось, и Бьянка принялась созерцать мокрые деревья. Она была стройной, с узкими бедрами, маленькие фарфоровые груди испещряли голубые прожилки вен. Не стесняясь своей наготы, гостья потянулась, встав на носки сандалий, и длинные волосы шелковистым водопадом обрушились на спину.

— Здесь так спокойно. Но скукота. — Она посмотрела в сторону хижины. — У вас есть кофе? Иен с катушек слетает, стоит мне хотя бы посмотреть на кофейную кружку, а у меня впереди еще два месяца.

Тесс приехала сюда, в горы штата Теннесси, чтобы сбежать от людей, но было приятно поговорить с кем-то новеньким, кто не смотрел на нее, как на скорбящую вдову. Кроме того, у нее не имелось лучшего занятия, кроме как приплясывать или глазеть в окно.

— Конечно. — Она подобрала слетевшую балетку. — Честно предупреждаю. Там все еще беспорядок.

Бьянка пожала плечами и сложила зонтик.

— Организованные люди меня бесят.

Тесс умудрилась выдавить фальшивую улыбку, которую приберегала на случай, когда хотела убедить всех, что с ней все в порядке.

— Уж об этом не беспокойтесь.

В старые времена все было иначе. Она была организованной личностью. Верила в упорядоченность, логику, предсказуемость. В старые времена Тесс верила в соблюдение правил. Если делаешь домашнюю работу, останавливаешься на красный свет, платишь налоги, то все будет хорошо.

Хижина из грубо отесанных бревен была крепкой, но внешне уродливой. На крыше рос мох, навес над задней дверью поддерживали два тонких ствола деревьев, давно лишенных коры. Все еще голые вершины гикори, клена и черного ореха парили над старым домом, их ветви царапали крышу, точно ведьмины когти.

В главной комнате располагались кухня и гостиная с деревянной лестницей, ведущей в две спальни. Стены обшили сосной и побелили, но они пожелтели от старости. Пыльные шторы расползлись, когда Тесс попыталась снять их, чтобы постирать, поэтому пришлось заменить полотна на простую белую ткань. Из большого переднего окна открывался вид на долину внизу и небольшой городок Темпест. Задние окна выходили на Пурхаус-Крик.

Бьянка повесила свое платье на кресло и, опираясь на спинку, стащила сандалии, жавшие ноги. Выпрямившись, она перевела взгляд с почерневшего от копоти сложенного из камня камина в одном конце хижины на старомодную кухню в другом.

Настоящая чугунная раковина, как и газовая плита пятидесятых годов. Открытый стеллаж, теперь очищенный от прежде выстилавшей его истлевшей бумаги, содержал скудную коллекцию посуды и консервов, привезенных Тесс с собой из Милуоки.

— Мечта мастера-декоратора, — сделала вывод Бьянка.

Только когда начали стучать зубы, Тесс поняла, как же замерзла. Она сунула мокрые ноги в джинсы, которые прежде бросила рядом с задней дверью, и натянула на мокрую майку древнюю толстовку с логотипом университета Висконсина.

— Мастер из меня никакой.

Как и из Трева. Он был из тех, кто держал фонарик, пока она ползала под раковиной, чиня протекающую трубу.

«Я тебе когда-нибудь говорил, какая ты сексуальная с газовым ключом?» — говаривал он.

«Можешь повторить».

Тесс потерла палец, на котором когда-то носила обручальное кольцо. У нее чуть не разорвалось сердце, когда настало время снять символ супружества, но носи она его здесь, пришлось бы терпеть расспросы. Хуже того, пришлось бы выслушивать чужие истории о личных потерях.

«Я понимаю, что вы чувствуете. Я потерял свою бабушку в прошлом году».

«…моего дядю».

«…мою кошку».

«Нет, вы понятия не имеете, что чувствую я! — хотелось вопить Тесс всем исполненным благих намерений друзьям и коллегам. — Вы понимаете лишь то, что чувствуете сами!»

Она расцепила пальцы.

— Самое лучшее, что можно сказать, — здесь чисто.

Тесс отскребла кухню снизу доверху, отскоблив духовку железной мочалкой, а раковину — чистящим порошком. Отмыла старые деревянные полы, вытащила и выбила потертый турецкий ковер и расчихалась, когда предприняла ту же операцию с мягкой мебелью, которую украшали предельно неуместные сцены английской охоты на лису. Единственным значительным приобретением явился новый матрас для двуспальной кровати наверху.

Бьянка оглянулась через плечо и сморщила идеальный носик:

— Вы ходите в уборную на улицу?

— Господь милостив. Наверху есть туалет.

Тесс застегнула молнию на толстовке Трева. Она носила эту вещь несколько месяцев после его смерти, пока так не замусолила, что пришлось выстирать. И теперь толстовка больше не хранила знакомый запах: сочетание теплой кожи, мыла и дезодоранта «Райт Гард».

«Что за черт, Трев? Сколько тридцатипятилетних умирает в наши дни от пневмококковой пневмонии?»

Она вытянула из-под ворота толстовки длинные спутанные волосы.

— Я купила этот дом вслепую. Цена устраивала, но фотографии ввели в заблуждение.

Бьянка вперевалку подошла к кухонному столу.

— Кое-где подкрасить, поменять мебель и будет прелесть что такое.

Когда-нибудь Тесс дорастет до такого подвига, но не сейчас. Не только новую мебель не смогла притащить, но и вообще ей не было дела до любых покупок.

— Когда-нибудь возьмусь.

Пока Тесс занималась кофе, Бьянка болтала о недавно прочитанной биографии одной из любовниц Пикассо и о том, как тоскует по тайской еде. Тесс узнала, что Бьянка с мужем жили на Манхэттене, где фея работала визуальным мерчендайзером в модной индустрии.

— Украшаю витрины и магазины, — пояснила она. — Куда лучше, чем трудиться моделью, хотя и не так выгодно.

— Моделью? — повернулась от плиты Тесс и уставилась на Бьянку, наконец сложив два и два. — Так вот почему мне кажется, что я вас где-то видела. Бьянка Дженсен. Мы все мечтали походить на вас.

Лишь сейчас Тесс уловила связь между собственными студенческими днями и именем Бьянки, когда лицо той украшали обложки каждого модного журнала.

— Моя карьера удалась, — скромно заметила Бьянка.

— Более чем. Вы были повсюду.

Пока Тесс наполняла кружки кофе и несла на стол, то припомнила, как ненавидела эти обложки, как чувствовала собственную неполноценность со своим большим бюстом, непокорными волосами и смуглой кожей. Бьянка сделала глоток и испустила долгий вздох удовольствия.

— Как хорошо. Судя по тому, как ведет себя Иен, можно подумать, будто это героин.

Как акушерка Тесс вряд ли впервые сидела за столом напротив почти обнаженной женщины, но в отличие от Бьянки, те женщины рожали. Гостья обхватила живот свободной рукой, словно хотела защитить его, как и все беременные.

— Давно вы живете в Темпесте?

— Почти двадцать четыре дня. — Если излишне уклоняться от ответов, только пробудишь ненужное любопытство, поэтому лучше добровольно выдавать скупую информацию, ведь стоит людям узнать, что ты вдова, как все меняется. Тесс поставила пятки на перекладину стула. — Устала от Милуоки.

— А почему здесь?

«Потому что увидела на карте название Ранэвей Маунтин».

— Не сидится на месте.

Неправда. Трев — вот кому не сиделось на месте. За одиннадцать лет их брака они успели пожить в Калифорнии, Колорадо и Аризоне, прежде чем переехать в Милуоки, где оба выросли. Трев уже готов был сорваться с места снова, как его настигла смерть. Тесс потерла большим пальцем ручку кружки.

— А что насчет вас? Как вы очутились здесь, в горах?

— Не я выбирала. В этом богом забытом местечке живет не больше восьми сотен человек. — Точнее восемьсот шестьдесят восемь, судя по табличке на шоссе. — Это все Иен виноват, — пояснила Бьянка. — Его столько народу донимало в городе — торговые агенты, пресса, фанаты — поэтому он решил, что мы переедем сюда.

— Торговые агенты? Пресса?

— Тот грубиян, что орал на вас, Иен Гамильтон Норт Четвертый. Художник.

Даже если бы Тесс не любила музеи, то уж это имя она бы узнала. Иен Гамильтон Норт IV был одним из самых знаменитых уличных художников, вторым после таинственного Бэнкси. И если она правильно помнила, он также слыл паршивой овцой в династии финансистов Нортов, аристократов голубых кровей. И пусть Тесс немного знала об уличных художниках или граффити-хренологах, как называл их Трев, работы Норта ее заворожили.

«Дай мне баллончик краски, и я изображу не хуже», — говорил Трев.

Но критики с ним не соглашались.

Тесс вспомнила, что читала о Норте. Он поднялся от тэгов в городских закоулках, которые рисовал еще ребенком, до трафаретных плакатов, наклеенных на автобусных остановках и в подсобках. Затем перешел на масштабные полотна, что поначалу нелегально стали возникать на стенах зданий по всему миру, и наконец сделанные на заказ фрески. Теперь выставки в галереях и музеях шли с неизменным аншлагом, как та, которую видела Тесс, и демонстрировали его плакаты и картины, на каждой из которых стояла подпись, выбранная им еще в детстве — ИГН4, Иен Гамильтон Норт IV.

Уличных художников по своей натуре мало заботят закон и порядок, поэтому чего уж тут удивляться, что данному конкретному художнику, пусть и блестящему, не хватает гена доброжелательности. Один только факт, что он за два месяца до родов потащил глубоко беременную жену из дома к черту на куличики, чего стоит.

— Я видела выставку в Музее современного искусства в Нью-Йорке.

Они с Тревом побывали на Манхэттене незадолго до того, как муж заболел. Тогда ей понравились взрывные образы на стенах музея, однако теперь, встретив художника лично, Тесс подрастеряла энтузиазм.

— Я его муза. — Бьянка тронула ключицу. — Довожу его до ручки, но он во мне нуждается. Два года назад мы разругались. Так он почти три месяца пребывал в застое. Не мог рисовать.

Она улыбнулась, даже не стараясь скрыть удовлетворение. Тесс не совсем понимала, как столь воздушное создание могло вдохновить на такой сюрреалистический труд. На выставке, которую она видела, словно вышедшие из видеоигр твари из ранних работ Норта превратились в гротескных мифологических существ, которых он поместил в повседневную обстановку — семейный стол для завтрака, барбекю на заднем дворе, офисная кабинка. Каллиграфия на его картинах также становилась все более запутанной, пока, наконец, буквы не потерялись в абстрактном дизайне.

Улыбка Бьянки стала мечтательной, когда она обхватила руками живот.

— Сейчас у меня есть врач в Ноксвилле, и за пару недель до моего срока мы переедем в гостиницу рядом с больницей. Дождаться не могу, когда все закончится.

По ней и не скажешь. Казалось, Бьянка наслаждалась каждым моментом своей беременности. Сердце Тесс пронзила боль.

«Ты должен был оставить меня с ребенком, Трев. Это наименьшее, что ты мог сделать».

— Я так давно хотела ребенка, но Иен… — Бьянка оперлась ладонями о стол и поднялась со стула. — Мне лучше вернуться, пока он не пришел за мной. Муж чрезмерно заботлив. — Она прошлась по полу, чтобы забрать платье и сандалии. — Модельная жизнь превратила меня в нудистку. Надеюсь, я вас не испугала. — Гостья с трудом попыталась натянуть сандалии. — Не надо было разуваться. Теперь мне ни за что их не надеть.

Ее отеки не вызывали тревоги, но выглядели не ахти.

— Попробуйте пить больше воды, — посоветовала Тесс. — Да, кажется нелогичным, но это поможет вашему организму удерживать меньше жидкости. И поднимайте ноги при любом удобном случае.

— Вы говорите, как опытная мамочка. Сколько у вас детей?

— Детей у меня нет. Раньше я работала медсестрой.

Только часть правды. Тесс была дипломированной медсестрой-акушеркой, чью радость от рождения детей горе высосало из нее вместе со всем остальным.

— Здорово! — воскликнула Бьянка. — Я слышала, как трудно получить хорошую медицинскую помощь в этой деревне.

— Я пока… в отпуске.

Если бы Тесс бережней обращалась с деньгами от продажи их квартиры, то могла бы продержаться еще несколько месяцев, прежде чем придется взять себя в руки в достаточной мере, чтобы найти практику и вернуться к работе.

— Приходите к нам завтра, — предложила Бьянка. — Иен отправится в поход или запрется в своей студии — у него сейчас очередной творческий кризис, — и я покажу вам дом. Жажду компанию, которая не станет на меня рычать.

Тесс нуждалась в новых друзьях, которые не знали о смерти Трева и не смотрели на нее как на сломленную женщину, каковой она по сути и была.

Когда Бьянка ушла, Тесс отнесла кружки к сельской раковине с ее старомодной встроенной сливной доской, сколотым фарфором и ржавыми пятнами, которые не поддавались чистке. Вытирая руки, она заметила неровные кутикулы и сломанные ногти. В отличие от Бьянки, Тесс никогда не станет ничьей музой, если только у художника не будет страсти к неопрятным брюнеткам с миндалевидными глазами, дикими вьющимися волосами и двадцатью фунтами лишнего веса.

Трев говорил, что она со своими темными голубовато-фиолетовыми очами, смуглой кожей и почти черными локонами выглядит земной и экзотической, словно вышла из итальянского кино шестидесятых, которое муж так любил. Тесс не раз напоминала ему, что шевелюрой удалась в какую-то гречанку, которая сроду не прогуливалась плавной походкой по улицам Неаполя в обтягивающем хлопчатобумажном платье, как Софи Лорен, когда ее преследовал Марчелло Мастроянни, но это Трева не останавливало. Он продолжал дразнить любимую выдуманными итальянскими словечками.

Тесс сама была мастерицей посмешить. Она умела развеселить даже самую нервную беременную мамочку. Теперь же не могла вспомнить, как почувствовать веселье.

Она подошла к передним окнам, пытаясь решить, чем заполнить остаток дня. Гравийная горная дорога вилась по склону Ранэвей Маунтин от городка, огибала ее хижину, затем школу и заканчивалась у того, что осталось от старой пятидесятнической церкви. Рядом с Тесс на шатком столе лежала книга Элизабет Кюблер-Росс «О смерти и умирании». Увидев обложку, Тесс внезапно обуял прилив ярости. Она схватила книгу и швырнула через всю комнату.

«Пошла ты на хрен, Лиз, и твои пять стадий горя! Как насчет ста пяти стадий? А тысячи пяти?»

Ведь Элизабет Кюблер-Росс никогда не встречала Тревиса Хартсонга с его мягкими рыжими волосами и смеющимися глазами, его прекрасными руками и бесконечным оптимизмом. Элизабет Кюблер-Росс никогда не ела с ним пиццу в постели, не заставляла его гоняться за ней по дому в маске Чубакки. А теперь Тесс жила в полуразрушенной хижине, на горе с таким точным названием, посреди невесть чего. Но вместо того, чтобы нажать кнопку перезагрузки своей жизни, чувствовала только гнев, отчаяние и стыд за свою слабость. Так уже длилось почти два года. Другие люди оправились от трагедии. Почему у Тесс не получалось?

***

У Иена Гамильтона Норта IV выдался паршивый денек. Особенно паршивый в целой череде таких же мерзостных дней. Кого, черт возьми, он обманывает? Ничего не складывалось уже несколько месяцев.

Он купил это место в Темпесте, штат Теннесси, из-за его уединенности. Главная улица находилась на коварном двухполосном шоссе с заправочной станцией, баром «Петух», барбекю на вынос, магазином сети «Доллар Дженерал» и зданием из красного кирпича, в котором размещались мэрия, полицейский участок и почта. Вдобавок тут располагались три церкви, подозрительное учреждение, которое именовало себя кафе, и еще несколько церквей, рассыпанных среди холмов.

Новое одноэтажное здание в конце шоссе носило название Центра отдыха Брэда Винчестера. Иен уже узнал, что сенатор штата, Брэд Винчестер, считался самым богатым и влиятельным гражданином города. В былые времена Норт пометил бы здание при первой же возможности — желтые буквы ИГН4 с характерной вплетенной в них горгульей. Вероятно, его бы заодно арестовали. Общественность отличалась весьма ограниченными вкусами, когда дело касалось публичного искусства, особенно в небольших городах. Они все хотели свои фрески, но ненавидели тэги, не понимая, что одного без другого не существует. Но где проходит грань между вандализмом и гениальностью, можно было трактовать как угодно, а Иен давно оставил роль непонятого художника.

Городок был слишком мал, чтобы нарушать природную красоту окрестностей: точно нарисованные акварелью холмы и горы, легкая утренняя дымка, невероятные закаты и чистый воздух. Увы, здесь водились и люди. Некоторые вышли из семей, живших тут поколениями, не считая пенсионеров, кустарей, поселенцев и любителей дикой природы, также поселившихся в горах. Иен стремился свести общение со всеми ними к минимуму и приезжал в город, только если возникала слабая вероятность, что в «Доллар Дженерал» могут появиться так обожаемые Бьянкой английские маффины. В заказе, за который Норт платил целое состояние, чтобы тот доставляли каждую неделю из ближайшего приличного продуктового магазина в двадцати милях отсюда, маффины отсутствовали. Подобное лакомство было чересчур экзотичным для «Доллар Дженерал», а настроения съездить и достать их где-нибудь еще у Иена не имелось.

По дороге к машине он остановился.

Танцующий Дервиш.

Она таращилась в витрину «Разбитого дымохода», так называемого кофейного магазинчика, места, где также торговали мороженым, книгами, сигаретами и бог знает чем еще. Странное дело. Несмотря на собственную ярость, Иен тогда заметил полнейшее отсутствие удовольствия в ее танце. Ее жестокие движения-удары больше напоминали боевой племенной танец, чем изящное искусство. Но теперь она спокойно стояла, словно зависла в солнечном свете, и ему тут же захотелось ее нарисовать.

Он буквально видел картину. Взрыв цвета в каждом мазке, каждом нажатии насадки. Кобальтово-синий в этих буйных цыганских волосах с оттенком изумрудной зелени у висков. Красный кадмий, тронувший смуглую кожу на скулах, капля желтого хрома на их самых высоких точках. Полоска охры затеняет длинный нос. Вся палитра оттенков. И ее глаза. Цвета спелых августовских слив. Как он мог бы ухватить их глубины?

Как он мог вообще ухватить хоть что-нибудь в эти дни? Иен угодил в ловушку. Застрял в своей юношеской репутации, как муха в янтаре. Отцу не удалось «изгнать из него художника», а теперь Иен сам взял эту работу на себя. Уличные творцы, такие как Бэнкси, могли продолжать свою карьеру в зрелом возрасте, но не Иен. Уличное искусство было искусством восстания. Против чего восставать теперь, когда отец в могиле, а на банковском счету денег больше, чем Иен знал, куда деть? Конечно, он мог бы вырезать больше трафаретов, сделать больше плакатов, нарисовать больше холстов, но все это отдавало бы фальшью. Потому что это она и была бы.

Но если не так, то как?

На этот вопрос Иен не мог ответить, поэтому снова обратил внимание на Дервиша. На ней были невзрачные джинсы и мешковатая бордовая толстовка, однако Норт обладал отличной зрительной памятью. Тело, что он рассмотрел, пока она исполняла свой примитивный танец, было слишком худым, но добавь несколько килограмм, и оно станет великолепным. На ум пришла сочная Вирсавия из «Купания Вирсавии» Рембрандта, «Обнаженная Маха» Гойи, чувственная «Венера Урбинская» Тициана. Дервишу придется больше питаться, чтобы соответствовать тем бессмертным, но Иен все равно хотел ее нарисовать. Это был первый творческий порыв, который он испытал за несколько месяцев.

Иен прогнал мысль из головы. В первую очередь он должен избавиться от этой женщины. И быстро. До того, как она привлечет внимание Бьянки больше, чем уже сумела.

Он отправился в сторону кофейни.

ГЛАВА 2

Тесс ощутила его присутствие, еще даже не увидев. В воздухе возникло какое-то напряжение. Запах. Вибрация. А затем раздалось врезавшееся в память неприветливое ворчание:

— Бьянка утверждает, утром я вел себя грубо.

— А что, ей пришлось это объяснять?

Тесс как раз изучала объявление в окне «Разбитого дымохода», когда появился Норт. Вблизи он оказался даже еще внушительнее — полная противоположность устоявшемуся стереотипу о художнике, которому полагается быть худым как борзая, жить на чердаке, носить жидкую бородку-эспаньолку, обладать пожелтевшими от никотина пальцами и глубоко запавшими глазами. Ничего подобного. Норт мог похвастать широкими плечами и каменно-твердой челюстью. Длинный шрам тянулся вдоль шеи, а судя по проколотым мочкам, некогда там были серьги. Скорее всего, в виде черепа и скрещенных костей. Норт был преступником, повзрослевшей версией подростка-панка, что носит вместо пистолета баллончик с краской — молодым бандитом, который годами то и дело попадал в тюрьму за нарушение границ частной собственности и вандализм. Несмотря на потертые джинсы и фланелевую рубашку, это был мужчина, достигший высот в своем деле и привыкший, что все ему поклоняются. Да, Тесс испытывала некую робость перед самим Нортом и его славой. Но нет, она не собиралась это показывать.

— Я склонен к эгоизму, — начал он, констатируя очевидное, — кроме случаев, когда это затрагивает Бьянку. — И к концу фразы заговорил медленнее, от чего каждое слово обрело дополнительный вес.

— Серьезно? — Не ее, конечно, дело, но с той минуты, как Норт влетел во двор Тесс, они только и делали, что пререкались. А может, она просто упивалась свободой вызывать у людей какие-то иные эмоции, кроме опостылевшей жалости. — Притащить беременную женщину из нормального дома в городок, где даже врача нет?

Непомерное эго не позволило Норту снизойти до оправданий, так что он просто отмахнулся от обвинений.

— До родов еще два месяца, а там она получит лучший уход из возможных. Прямо сейчас ей нужен только покой и тишина. — Серые глаза, похожие на неприветливое зимнее небо перед снежной бурей, вперились в Тесс. — Знаю, Бьянка позвала вас к нам, но я отменяю приглашение.

— Это почему же? — уперлась Тесс вместо того, чтобы уступить, как любой нормальный человек.

— Я же сказал, ей нужен покой.

— В наши дни здоровым беременным рекомендуют сохранять активность. Разве не это посоветовал ей врач?

Непривыкший к наблюдениям человек не заметил бы последовавшего едва уловимого колебания, но не Тесс.

— Врач Бьянки желает ей только лучшего, а я прослежу, чтобы она ни в чем не нуждалась.

Коротко кивнув, Норт пошел прочь. Мощное телосложение и уверенный шаг придавали ему вид человека, которому сам Бог велел варить балки или качать нефть, а не создавать одни из самых запоминающихся произведений двадцать первого века.

Бьянка назвала мужа сверхзаботливым, однако он скорее душил ее своей опекой. Что-то между ними было не так.

Мимо промчался грязный пикап, выплевывая выхлопные газы. Тесс приехала в город за пончиками, а не за тем, чтобы лезть в чужую жизнь, поэтому снова обратила свое внимание на объявление в окне.

«Требуется помощник».

Она была акушеркой. Однажды ее гнев, ее отчаяние поблекнут, и она смирится с потерей. Непременно. И как только это случится, станет искать работу по специальности. Найдет место, где вновь обретет счастье от того, что помогает уязвимым роженицам благополучно разрешиться от бремени.

«Требуется помощник».

Ей пока нет нужды трудиться, отчего ж она пялится на объявление так, словно весь ее исполненный хаоса мир сузился до этой кофейни в глухомани?

Потому что Тесс было страшно. Уединение в Рануэй Маунтин, которое, как предполагалось, должно исцелить душу, не приносило облегчения. Все чаще хотелось вообще не вылезать из кровати. Есть пончики и танцевать под дождем. На прошлой неделе Тесс лишь на пятый день вспомнила, что до сих пор не принимала душ.

Всплеск горького отвращения к себе заставил ее перешагнуть порог. Что за беда, ну спросит она о работе или — того лучше — просто купит пончик и уйдет.

Желанная выпечка обнаружилась на прилавке справа, но само заведение ничем не напоминало модную городскую кофейню. В небольшом морозильнике стояло всего восемь ванночек с мороженым. На полках лежали сигареты, сладкие батончики, батарейки и прочая ерунда, которой обычно не увидишь ни в пекарне, ни в магазине мороженого, ни в кофейне. В углу примостилась пара крутящихся проволочных стоек для книг в мягкой обложке, а фоном играла смутно знакомая рок-песня.

Зашипела машина для эспрессо. В зеркальной стене за прилавком Тесс увидела свое отражение. Опухшее лицо, лиловые круги под глазами, спутанная копна волос, что не видела расчески с… кажется, вчерашнего или позавчерашнего дня, и поношенная темно-бордовая толстовка Трева с логотипом университета Висконсина.

Мужчина с жидким седым хвостиком, управлявшийся с кофемашиной, передал готовый напиток пожилому посетителю с тросточкой. Тот, прихрамывая, пошел к столу, а бариста повернулся к Тесс и осмотрел ее небольшими глазками, прячущимися в складках его изрезанного морщинами лица, похожего на кожаную дорожную карту.

— Пончик или пирог?

— С чего вы решили, что я именно за ними?

Бариста сунул большие пальцы за пояс завязанного спереди красного фартука.

— Угадывать желания людей — моя работа. Ты здесь новенькая. Меня зовут Фииш. С двумя «и».

— Я Тесс. Вы, наверное, большой их поклонник.

— Группы? О, да. Я фанат «Грейтфул Дэд», величайших рокеров на земле. А «Рипл» поставил… ну, потому что это единственный хит, который большинство слышало. — Фииш скривился, всем видом демонстрируя свое отношение к столь вопиющему невежеству. — Моя фамилия Фиишер.

— А имя?

— Элвуд. Забыл сказать. — Он кивнул на трехуровневую витрину на прилавке. Рядом стояла небольшая грифельная доска с названием пирога дня. — Голландский яблочный. Один из моих фирменных.

— Я больше по пончикам. — Выбирать было особо не из чего. Либо в глазури, либо в сахарной пудре. Тесс вообще не считала их настоящими пончиками, скорее замаскированными пирогами. Она указала головой на дверь: — Странное название, «Разбитый дымоход».

— Видела б ты это место, когда я его купил. Двадцать тысяч угрохал, чтоб в порядок привести.

— А вот трубу не починили.

— Все равно камин кирпичами заложен. Зато нас без труда найдешь.

Тесс поскребла ногтями шов джинсов.

— Я… увидела объявление в окне. Вы ищите помощника?

— Хочешь работу? Она твоя.

Тесс даже моргнула от неожиданности.

— Вот так просто? А вдруг я беглая преступница?

— Эй, Орланд! — окликнул Фииш старика-завсегдатая. — Как считаешь, Тесс похожа на беглую преступницу?

Орланд поднял голову от газеты.

— Она на итальянку смахивает, так что кто знает. Хотя мясо на костях у нее есть. Приятно будет глянуть, когда снова сюда приду.

— Ну вот. — Фииш улыбнулся, обнажив ряд кривых зубов. — Если ты по душе Орланду, то и меня устроишь.

— Я не итальянка. — Тесс решила не комментировать пассаж про «мясо на костях».

— Покуда ты готова работать за гроши и брать смены, от которых все отказываются, — ну и вдобавок мириться с моими племянницей и невесткой, — мне плевать, кто ты.

— Да я пришла-то сюда за парой пончиков.

— Тогда чего спросила о работе?

— Потому что… — Тесс запустила пальцы в волосы и наткнулась на колтун. — Не знаю. Проехали.

— Эспрессо готовить умеешь?

— Нет.

— А с кассовым аппаратом управляться?

— Нет.

— Прямо сейчас у тебя есть занятия поинтереснее?

— Чем что?

— Чем надеть на себя фартук.

Тесс задумалась.

— Не особо.

— Тогда приступай.

Следующие несколько часов Фииш, в ожидании клиентов, учил ее основам. Тесс послушно следовала указаниям, не особо понимая, как такое допустила, но не имея сил воспротивиться. Вскоре она, похоже, перезнакомилась с половиной городка, включая местного пивовара, нескольких пенсионеров родом с севера, главу женского союза и двух членов школьного правления. Все они живо заинтересовались новенькой, — именно то, чего Тесс так боялась, — но их любопытство носило естественный и безобидный характер, и тех уклончивых ответов, коими она уже потчевала Бьянку, им хватило.

В четыре часа Тесс приняла заказ у своего первого клиента. Два шарика сливочного мороженого с пеканами и экземпляр «Нэшнл Энквайр». В пять, когда «Грейтфул Дэд» исполнили заключительные аккорды «Берты», Фииш стянул фартук через голову и пошел к двери.

— Саванна сменит тебя в семь.

— Стойте! Я не…

— Если возникнут вопросы, прибереги их до завтра. Или попроси помощи у кого-то из посетителей. Чужаки здесь редкость.

И вот так в секунду Тесс осталась в кофейне за главную. Бариста, мороженщица, подавальщица пирогов, шоколадок и сигарет…

Она продала два кусочка пирога (один с мороженым), упаковку пальчиковых батареек, чашку горячего шоколада и несколько ментоловых леденцов. Навела первый в жизни капучино — только затем, чтобы тут же переделать, потому что облажалась с пропорциями. Когда наконец поток клиентов иссяк, вошел он — с практически приросшей к голове кепкой дальнобойщика и ржаво-рыжими усами до самой груди. И неспешно оценил скрытый фартуком бюст новой продавщицы.

— Пачку «Мальборо».

Тесс следовало ожидать подобного, но в эти дни она ничего не ждала от жизни, поэтому принялась тянуть время, перекладывая бананы в чаше на прилавке.

— Вы хоть представляете, что табак делает с вашим организмом?

Мужик почесал грудь.

— И чего?

— Курение повышает риск сердечных заболеваний, рака легких и инсульта. А еще изо рта плохо пахнет.

— Просто дай мне чертовы сигареты.

— Я… я… не могу.

— Почему?

— Я вроде как… отказник по убеждениям.

— Кто?

— Совесть не позволяет мне продавать вредные для здоровья людей вещи.

— Ты серьезно, что ли?

Отличный вопрос.

— Думаю да.

— Я звоню Фиишу!

— Как пожелаете. — Тесс все равно не прикипела душой к новой работе, поэтому увольнения не боялась.

Не отходя от прилавка и не сводя с нее неприязненного взгляда, мужик набрал номер.

— Фииш, это Арти. Твоя новенькая не хочет продавать мне «Мальборо»… Ага. Ага. Ага. Сейчас. — И сунул телефон Тесс: —Фииш хочет с тобой поговорить.

От сотового несло табаком. Тесс не стала подносить его к лицу слишком близко.

— Алло.

— Какого черта, Тесс! — воскликнул Фииш. — Арти жалуется, ты не хочешь ему сигареты продавать.

— Это… против моих убеждений.

— Это входит в твои обязанности, черт подери.

— Понимаю. Но ничего не могу поделать.

— Это твоя работа, — повторил Фииш.

— Да, я знаю. Мне стоило подумать наперед, но увы.

Из вонючей трубки донеслось ворчание.

— Ладно. Дай мне Арти.

Озадаченная Тесс вернула телефон владельцу. Тот аж выхватил трубку.

— Ага… ага… Фииш, да ты прикалываешься? Твое кафе так ко всем чертям полетит. — Арти сунул телефон в карман и воззрился на Тесс. — Ты прям как моя подружка.

— Наверное, она о тебе заботится. — Тесс пригляделась к его футболке. Надпись призывала покупать выпивку, а следом красовалось изображение кота. Тесс даже слегка зависла. — А о футболке она что думает?

— Тебе не нравится?

— Не особо.

— Много ты понимаешь. Как раз подружка мне ее и подарила.

— Что ж, у всех свои недостатки.

— А вот у нее недостатков нет. И я сюда в твои смены приходить не буду.

— Принято.

— Дамочка, ты чокнутая. — С этими словами Арти гневно протопал к выходу.

Что ж, Тесс одержала своего рода победу. Треву бы очень понравилась эта история. Вот только он больше не ждет Тесс дома. Не запрокинет голову и не разразится своим громоподобным смехом, который она так любила. У Тесс был новый город, новый дом, новая гора и новая работа, но все это не имело значения. Она потеряла любовь всей своей жизни, и лучше уже не станет.

Наконец явилась племянница Фииша, Саванна — и мгновенно невзлюбила Тесс. Девушка оказалась достаточно агрессивной девятнадцатилеткой с взъерошенными пурпурными волосами, очками «кошачий глаз», тоннелями в ушах и «рукавами» татушек. Еще она щеголяла большим животом — впрочем, Тесс не успела спросить, какой срок, потому что Саванна немедленно велела ей вымыть туалет.

— Фииш же мыл его пару часов назад, — заметила Тесс, не утруждаясь прибавить, что девица опоздала, а ее собственная смена закончилась полчаса назад.

— Вымой еще раз. Когда дяди нет, я здесь главная.

В отличие от сигарет, биться в этой ситуации не хотелось, по крайней мере, не в первый день работы. Тесс нашла чистящие принадлежности, быстро освежила уборную и ушла через заднюю дверь, пока неприятная сменщица еще чего не придумала.

Вернувшись в хижину, Тесс сбросила толстовку, сунула в уши наушники и вышла на улицу танцевать. Она танцевала сквозь боль в ушибленном пальце ноги, сквозь первые капли дождя, сквозь вечерний холод. Танцевала и танцевала. Но как бы быстро Тесс ни двигалась, как бы яростно ни топала ногами, все равно прыгнуть на другую сторону жизни не могла.

***

На куполе остроконечной школьной крыши все еще висел железный колокол, но три ступени, что вели к блестящим черным двойным дверям, явно были новоделом. Тесс вспомнила предупреждение Иена Норта, но все равно постучала. Дверь практически тут же распахнулась, и на пороге возникла сияющая Бьянка с перекинутой через плечо светлой косой, прямо как Эльза из «Холодного сердца».

— Я знала, что вы придете! — Она схватила Тесс за запястье и затащила в холл, где ученики, должно быть, некогда оставляли верхнюю одежду и грязную обувь. Бьянка расхаживала босиком в прозрачном летнем платье с открытыми плечами, которое ласкало ее живот. — Погодите, пока не увидите это место как следует. — Она закинула куртку Тесс на один из старых медных крючков для одежды и повела новообретенную подругу в главную гостиную. — Иен купил его у моих друзей, Бена и Марка. Они оба декораторы и сами тут все отремонтировали. Думали использовать здание как студию и место для отдыха, но уже через год заскучали.

Водянистый утренний свет лился сквозь большие выщербленные окна школы. Потолки были высокими, наверное, футов восемь, стены сверху закрывали белые, как мел рифленые декоративные панели, а внизу — слой васильково-синей припыленной краски. Под сводом висели типичные школьные лампы в виде белых шаров, а оригинальные полы покрыли лаком прямо со всеми выбоинами и царапинами.

Мебель в большой открытой комнате была низкой и удобной. Диваны, обитые белой тканью, длинный деревянный обеденный стол в индустриальном стиле с металлическими ножками и большой журнальный столик в том же духе, но на колесиках. Под окнами на книжных полках расставлены камни, кости животных, несколько скрученных корней деревьев и внушительная коллекция книг в твердом переплете. Школьный глобус красовался на старом пианино. Маятниковые часы Сета Томаса висели возле старой буржуйки, а в прямоугольном отверстии в потолке болталась веревка от колокола.

Бьянка указала на лестницу с открытыми деревянными ступенями и перилами, сделанными из толстых кусков окрашенной в серый цвет железной трубы.

— Студия Иена наверху, но лучше нам туда не соваться. Не то чтобы он был чем-то занят. Полный творческий кризис. Главная спальня тоже там. На этом этаже есть гостевая, поменьше. Бен и Марк любили готовить, поэтому кухня просто отличная, но никто из нас с кулинарией не дружит. А вы?

Вообще-то Тесс готовила, но уже долгое время не подходила к плите. Жареное свиное филе, спаржа, клецки с рикоттой, панчеттой и свежим шалфеем… Это была последняя настоящая еда в исполнении Тесс. Клецки удались на славу, но Трев почти не ел.

«Прости, детка. Что-то аппетита нет. Чертова простуда, никак не отвяжется».

Это была не простуда. Он болел пневмококковой пневмонией, болезнью, которая лечится — но не в этот раз. Десять дней спустя его не стало.

— С вами все хорошо? — озабоченно спросила Бьянка.

Тесс вспомнила, что надо улыбнуться.

— Да. Нормально. Я… люблю готовить, только не слишком напрягалась последнее время.

— А я люблю поесть. Может, подскажете пару несложных рецептов?

Бьянка повела ее на кухню: белый плиточный «фартук» за раковиной; одно длинное окно в узком конце; белая рифленая декоративная панель; шкафы, выкрашенные в более светлый оттенок синего, чем остальная часть нижнего этажа. Внешняя дверь вела в заднюю часть дома. На стойке из мыльного камня примостился баклажан, пара слегка мятых помидоров и половинка багета.

Бьянка села на низкий подоконник, положив руки на живот, и радостно перечислила некоторые из своих обожаемых блюд, рестораны, которые любила и ненавидела, недостающие продукты из их еженедельной доставки и свои беременные капризы. Разговор имел тенденцию вращаться вокруг самой Бьянки, как обнаружила Тэсс, что идеально ее устраивало.

— Сделайте что-нибудь! — попросила Бьянка почти с ребячьим энтузиазмом. — Что-то полезное и вкусное, чего никто из нас никогда не ел. Что-нибудь, чтобы накормить моего малыша.

У Тесс не было аппетита, но она вытащила из холодильника пучок увядшего мангольда, головку чеснока и бутылку бальзамического уксуса для импровизированной брускетты.

Бьянка восхищенно комментировала все, что делала Тесс, как будто никогда не видела, чтобы нарезали кубиками баклажан или очищали зубчик чеснока.

— Все равно, что наблюдать за работой матери-земли.

— Не понимаю, о чем вы.

— Посмотрите на себя. На свои волосы, на тело. Рядом с вами я бледная немочь.

— Это у вас гормоны шалят. Вы одна из самых красивых женщин, которых я когда-либо видела.

Бьянка вздохнула, словно собственная внешность была для нее тяжким крестом.

— Все так говорят. — Она отвернулась и уставилась в окно на высохшую поляну, что простиралась за домом. — Я так хочу этого ребенка. Иметь что-то исключительно свое.

Тесс сбросила очистки баклажана в ведро.

— Думаю, вашему мужу найдется что сказать по этому поводу.

— В шесть лет я потеряла родителей, — продолжила Бьянка, словно и не слышала ремарки. — Меня вырастила бабушка.

Тесс лишилась матери почти десять лет назад. Отец бросил их, когда ей было пять, оставив о себе лишь смутные воспоминания.

— Долгое время я не особо любила детей, — призналась Бьянка. — Но забеременев, стала прямо одержимой.

Тесс задумалась, а как на все это смотрит Иен. Бьянка непринужденно болтала о своей жизни, а вот о браке почти не упоминала.

Восхитительные ароматы поплыли по кухне. Тесс припустила чеснок с мангольдом в оливковом масле, добавив немного сливочного, чтобы уменьшить горечь овощей. Затем обжарила багет и нарезала кубиками подвядшие помидоры вместе с оливками. Смешав ингредиенты вместе, Тесс добавила приправы, еще немного оливкового масла и выложила топпинг на подсушенный хлеб. Пристроив готовые ломтики на пару пластин железняка, они с Бьянкой уселись за длинный обеденный стол.

Брускетта получилась идеальной: хрустящий хлеб, сочная начинка и дивный аромат.

Было что-то живительное в том, чтобы сидеть в этой красивой, залитой солнцем комнате с такой жизнерадостной и энергичной женщиной. Тесс удивилась, поняв, что голодна. Впервые за долгое время она смогла попробовать собственную еду, а не купленную готовую.

Входная дверь открылась, и вошел Норт в своей тяжелой куртке с рюкзаком, перекинутым через плечо. Он остановился в дверях и молча посмотрел на Тесс.

Собственно, это молчание говорило красноречивее любых слов: «Я сказал вам держаться подальше, и все же вы здесь».

Последний кусок брускетты внезапно потерял всякий вкус.

— Меня пригласили, — сказала Тесс.

— И мы отлично провели время! — В оживленном щебетании Бьянки проскочили фальшивые нотки.

— Рад слышать.

Судя по тону — вообще не рад.

— Ты должен это попробовать, — предложила Бьянка.

— Я не голоден. — Он скинул рюкзак и примостил тот на длинной деревянной скамье.

— Не будь таким занудой. Мы с самого приезда сюда ничего путного не ели.

Норт снял куртку и пошел к ним. Чем ближе подходил, тем сильнее становилось желание Тесс защитить Бьянку.

— Сейчас тебя угощу. — Бьянка спрыгнула со стула, насколько это вообще было возможно в ее положении, и ушла на кухню.

Норт остановился у торца стола, там, где сидела Бьянка, и воззрился на Тесс. Февральское солнце, что лилось в окна, подчеркнуло тенями длинный шрам у него на шее.

— Ей это не на пользу.

Тесс намеренно притворилась, будто не поняла смысл сказанного.

— Овощи и оливковое масло богаты питательными веществами.

Его жена вновь появилась, уже с тарелкой в руках. Иен взял еду, но садиться не стал.

— Тебе надо отдохнуть, Бьянка.

— Мне надо прогуляться, — возразила она, выказывая невиданное прежде неповиновение. — Идемте, Тесс. Вы обещали со мной пройтись.

Вообще-то не обещала, но Тесс была рада подыграть. А вот чего она не предвидела, так это того, что Норт увяжется с ними.

Бьянка всю дорогу обращалась только к Тесс, отчего беседа получалась неловкой, ведь Норт шел по узкой тропинке бок о бок с женой, а ей приходилось плестись следом. На кочках он тут же брал супругу под руку — но мгновенно отпускал, стоило им дойти до ровной земли. Тесс нашла отговорку уйти, как только подвернулась возможность. Бьянка остановилась.

— Увидимся завтра.

— Не получится, — возразил Норт. — У нас планы.

— Мы их изменим

— Нет, не изменим.

Бьянка пожала плечами и склонила голову на плечо мужа, а сама улыбнулась Тесс:

— Мы что-нибудь придумаем. Из нас двоих получатся отличные подружки.

Тесс не разделяла ее энтузиазм. Последнее, чего ей недоставало в жизни, — это быть втянутой в странные отношения, царившие внутри этой парочки.

***

Прошла неделя. Тесс танцевала посреди ночи, когда не могла заснуть, в три часа утра, когда ее будил кошмар. На рассвете, на закате — каждый раз, когда становилось трудно дышать.

Бьянка приходила без предупреждения, иногда по несколько раз за день. Тесс не возражала, невзирая на преимущественно односторонний характер их разговоров. Куда больше ее раздражали вторжения Норта. Он неизменно утаскивал жену под тем или иным предлогом.

«Не могу найти кошелек… Нам надо позвонить и заказать доставку продуктов… Давай съездим в Ноксвиль…»

Он вел себя так, будто Тесс представляла из себя какую-то угрозу.

Прошла неделя. Затем другая. Тесс связалась с родителями Трева — те оправлялись от потери куда лучше. Написала друзьям пару сообщений — непринужденных, жизнерадостных насквозь лживых.

«Все супер. В горах классно».

Внезапно возникший график вынуждал Тесс вылезать из кровати, принимать душ и расчесываться. Работу она не любила — но и не ненавидела. Труд в «Разбитом дымоходе» позволял чем-то заполнить дни, а покладистый характер Фииша вкупе с его привычкой курить травку делал из него идеального босса.

Однажды, когда образовалось окно в обслуживании клиентов, Тесс воспользовалась местным вайфаем и загуглила мужа Бьянки.

«Иен Гамильтон Норт IV, известный под тэгом ИГН4, самый известный уличный художник в Америке. Последний отпрыск могущественной семьи Нортов, единственный сын покойного Иена Гамильтона Норта III и светской львицы Селесты Бринкман Норт. Хотя художники граффити обычно скрывают свою личность, Норт намеренно подписывал работы своими настоящими инициалами, что, как правило, трактуют как признак напряженных отношений с родителями. Известности он достиг, когда оставил уличные граффити ради более вдумчивой работы, начиная с…»

Тесс захлопнула ноутбук, услышав, как мистер Фелтер стучит по прилавку, требуя добавить в свой кофе еще порцию фундучного сиропа.

***

Беременная племянница Фииша, Саванна, обращалась с клиентами лишь немногим лучше, чем с Тесс. Хозяин кафе явно держал нахалку только во имя преданности ее отцу, своему брату Дейву.

— Саванна раньше такой не была, — признался Фииш Тесс, — но потом парень бросил ее и сбежал из города. Я-то сразу понял, что он лузер. Вообще о «Грейтфул Дэд» не слышал!

По мнению Фииша, хуже греха в мире не существовало.

Другой коллегой Тесс оказалась мать Саванны, Мишель, блондинка сорока двух лет с глубоким декольте — и тоже беременная.

— А я-то думала, у меня пременопауза, — сообщала она каждому, кто останавливался послушать. — Ха!

Мишель оказалась столь же неприветливой, как и дочь. Впрочем, ее неприязнь к Тесс основывалась на том факте, что Фииш нанял чужачку вместо младшей сестры Мишель.

— Стоило тратиться на учебу в колледже, а потом оказаться на побегушках у Фииша, — фыркнула Мишель в первый же раз, как увидела Тесс в форменной толстовке Трева.

Между матерью и дочерью существовали свои разногласия, и за три недели работы Тесс научилась в них не влезать.

— Она как будто назло мне, — прошипела Саванна Тесс. — Тоже залетела, и я теперь чувствую себя фриком. — И взмахнула тряпкой, очищая кофемашину после недавно приготовленного латте. — Вечно так делает.

— Залетает? — Тесс вытряхнула использованные зерна кофе в мусорное ведро.

— Да нет же. Словно пытается меня обставить.

Тесс от души порадовалась, когда к стойке подошли двое барменов из «Петуха». Они заболтали ее дольше, чем следовало, но общаться с ними было куда приятнее, чем с любой из этих родственниц Фииша.

В конце концов Тесс добралась до задней комнаты, где смогла продолжить спор, который вела с Фиишем всю прошлую неделю. Она была права. Она знала, что права.

— Совсем немного, в сторонке от основной витрины. Чтобы клиенты знали, что мы их продаем.

Фииш достал с полки мешок с кофейными зернами.

— Слушай, Тесс, сколько раз повторять: я не выставляю на витрину резинки. Люди, которым они нужны, знают, что я держу их в задней комнате.

Ей хотелось сделать что-то полезное, а не сидеть и ощущать, как душа утекает из тела, поэтому Тесс решила не отступать.

— Мужчины, может, и в курсе, а вот женщины, что заглянут к нам в поисках презервативов? Подростки, которым они особенно нужны?

— Ты опять за свое. Да если я выставлю резинки для тинейджеров, тут в городе такой хай поднимется, что тебе и не снилось.

— Тебе бы чуть больше верить в людей.

— Ты не местная, Тесс. Резинки останутся в задней комнате — и точка.

Вместо того чтобы спорить, Тесс дождалась ухода Фииша и выставила несколько пачек презервативов на стойке рядом с общей уборной. Примостила среди мыла ручной работы, пилочек для ногтей с цитатами из Библии и листовками для подростков, ради печати которых ей пришлось проехать пятнадцать миль. В конце смены Тесс спрятала кондомы и листовки в кладовой. Даже такая маленькая победа ощущалась как шаг вперед, а о чем Фииш не знает, то ему не повредит.

***

Иен не показывался в городе с тех самых пор, как Тесс Хартсонг начала трудиться в «Разбитом дымоходе». И не приехал бы, не закончись у них дома кофе. Едва войдя, Иен увидел Тесс за прилавком. Она повязала на талии красный фартук и собрала волосы в хвост, но отдельные упрямые прядки обрамляли ее лицо и сбегали вниз по шее.

У прилавка стоял мужик в джинсах и замшевом бомбере. Из разговора Иен понял, что парень держит небольшую пивоварню поблизости — а еще, судя по поведению, его больше интересовали формы Тесс Хартсонг, чем заказанный им пирог.

— Разрешите пригласить вас на барбекю после конца вашей смены.

— Спасибо, но я вегетарианка.

Черта с два. Она приготовила для Бьянки брускетту и сама ее ела.

— А как насчет того, чтоб пропустить стаканчик в «Петухе»?

— Очень мило с вашей стороны, но у меня есть парень.

И снова ложь. К настоящему времени Иен увидел достаточно, чтобы понять: Тесс — одиночка.

— Если передумаете, дайте мне знать.

Парень отнес свой пирог и кофе к общему столу, но продолжал краем глаза наблюдать за Тесс. Неудивительно, что его особенно привлекли ее бедра.

Заведение было заполнено разношерстной группой горожан, о слишком многих из которых Иен слышал от Бьянки.

«Тесс вскоре перезнакомится со всеми. Она говорит, что многие люди в городе обязаны своей работой Брэду Винчестеру. Он здесь большая шишка…»

«Тесс говорит, что горожане втайне свысока поглядывают на пенсионеров, переехавших из другого штата, но не показывают этого из-за денег, которые те приносят…»

«Тесс говорит, что встретила пару людей искусства: одного парня, что работает по железу, и женщину, которая делает мандолины. Нам нужно устроить вечеринку».

Только через его труп. А еще Иену изрядно поднадоело слышать, что еще там говорит Тесс. Очевидно, она не упомянула никого из поселенцев и выживальщиков, обосновавшихся в горах. Сам он встречал их во время своих прогулок. Довольно интересное общество — искренние защитники окружающей среды, которые хотели уменьшить свой углеродный след, сторонники теории заговора, скрывающиеся от апокалипсиса, пара религиозных фанатиков. Некоторые даже с детьми.

Иен подошел к стойке. На фартуке Тесс виднелись следы сахарной пудры, должно быть, от пончиков. Он никогда не понимал, почему эти плотные рассыпчатые куски теста вообще считались пончиками. За исключением формы, они не имели ничего общего с воздушными, как перышко, глазированными пончиками.

Иен знал, чего хочет, но все равно взглянул на доску меню.

— Чашку местного помола, плюс фунт вашего самого темного кофе и пару пончиков. В глазури.

Не спрашивая, нужны ли пончики здесь или на вынос, Тесс сложила их в белый бумажный пакет, пробила чек и протянула ему кофе в бумажном стаканчике вместо кружки.

— Вы хоть немного Бьянке выпить дадите?

— Думаю, ей решать.

Тесс замерла у кассового аппарата и посмотрела на Иена.

— Неужели?

Он не любил ходить вокруг да около.

— Вам-то что?

— От чашки кофе ей ничего не сделается.

— Запомню на будущее.

— А откуда у вас шрам на шее?

Большинство людей стеснялись спрашивать из вежливости, но Тесс, похоже, не слишком беспокоилась из-за манер. Иен тоже.

— В восемнадцать попытался протиснуться под сетку забора, пока за мной гнались копы. Про остальные отметины рассказать?

Одну из рук серьезно потрепала сторожевая собака в Новом Орлеане. Нога пострадала при падении с крыши многоквартирного дома в Берлине. Когда большую часть жизни лазишь по лестницам и снуешь по темным городским улицам, неизбежно случается всякое дерьмо.

Одной из самых памятных отметин был зазубренный шрам поперек тыльной стороны ладони. Иен заработал его, когда оставил тэг на отцовском «порше». Шрам служил напоминанием о беспрецедентных побоях — а еще свидетельством того, что Норт-младший нашел в себе мужество отбиваться.

— Нет. Все в порядке. — Тесс оставила тему, равно как и самого Иена.

Он взял кофе и сдачу. Но вместо того, чтобы, согласно ожиданиям Тесс, уйти, уселся в противоположном, от озабоченного пивовара, конце общего стола и открыл пакет с пончиками.

Вошла женщина. Иен наверняка не знал, что она прежде была местной королевой красоты, но лицо с заостренным подбородком и потускневшие светлые волосы еще хранили следы былого блеска. Однако ныне блондинистый боб утратил прежний объем, а черты заострились. Лет двадцать назад ее можно было назвать красоткой, но теперь жизнь выпила из нее все соки.

— Тесс, могу я с вами поговорить?

— Здравствуйте, миссис Винчестер.

Винчестер. Даже Иен слышал о местном парне, который преуспел в каком-то стартапе, связанном с торговлей доменными именами в Интернете. Судя по всему, он продал бизнес за целое состояние и вложил деньги в продвижение своей политической карьеры.

Тесс кивнула девочке, что сопровождала женщину.

— Привет, Ава.

А вот и нынешняя королева красоты. Блондинка, как и ее мать, но фигуристая. Круглые щеки, румяные губы, в полном расцвете красоты. Она улыбнулась Тесс, затем оставила родительницу и присоединилась к двум другим подросткам за столиком у окна.

— Мы можем поговорить наедине? — Миссис Винчестер кивнула куда-то в глубину кофейни.

Тесс трудилась одна, но все же направилась к крохотному коридору, ведущему в уборную. Иен мог их видеть, но не слышал, о чем они беседовали.

В основном говорила миссис Винчестер, ее жесты были такими же резкими, как и все остальное. Когда Тесс наконец ответила, то повела себя совершенно спокойно. Винчестер затрясла головой, явно отрицая все услышанное. Тем временем ее дочь Ава изо всех сил старалась не смотреть на мать.

Иен проклял собственное любопытство. Какая бы человеческая драма ни разворачивалась у него на глазах, он не имел к происходящему никакого отношения. Иен взял оставшийся пончик вместе с кофе и бросил на стол чаевые. Ему не нравилось оставлять Бьянку одну.

ГЛАВА 3

Шторм налетел в пятницу, первый день марта, месяц спустя, как Тесс начала работать в «Разбитом дымоходе». Весь этот день и следующий шел дождь. К утру воскресенья температура опустилась ниже нуля, дождь сменился мокрым снегом с дождем, а Пурхаус-Крик превратился в бурную реку. Вместо того, чтобы идти на работу, Тесс хотелось свернуться калачиком под одеялом у окна и наблюдать, как стремительная вода подползает ближе к задней двери.

Прошлым вечером «Хонда Си Ар-Ви» еле-еле проехала через затопленные низины на дороге, ведущей от шоссе, и сегодня, когда вода поднялась еще выше, машина Тесс вряд ли могла добраться до города. Придется идти на работу пешком — почти милю вниз по Ранэвей Маунтин, что не так плохо, как поход обратно с работы. С работы, за которую Тесс взялась из прихоти.

Сотовая связь здесь была нестабильной, но Тесс хватило сигнала, чтобы дозвониться до Фииша, который приходил в себя от похмелья после какого-то рок-концерта в Нэшвилле. Когда она поставила шефа в известность, что не может добраться до работы, он принялся возражать. «… иди туда…». Его голос прерывался из-за плохой связи. «…рассчитываю на…Женский союз…ежемесячное собрание…».

— Дорогу затопило. Я не могу проехать на машине.

«…раньше-то приходила пешком. Сама говорила… полезно для здоровья».

— Ходила, когда погода была хорошая.

«…нынче горянка, а не какая-то городская краля…»

— Поди-ка прочь и позови к телефону того прекрасного парня, что работает моим боссом, — сердито пробормотала Тесс.

Но связь уже прервалась.

Ворча себе под нос, она сунула сухие джинсы, башмаки на плоской подошве и фонарик в пластиковый пакет, который запихнула в рюкзак. Надела старые сникерсы, накинула капюшон дождевика на голову и вышла в дождь и мглу.

Идти под гору было холодно и мерзко, но не так мерзко, как придется возвращаться. Дорогу местами затопило почти на три фута, и Тесс прилипла к узкой дорожке, которая служила тропой.

Когда наконец добралась до городка, на тротуаре образовался каток, и Тесс чуть не упала на пороге «Разбитого дымохода». Сквозь запотевшие передние окна ярко сиял свет. Несмотря на погоду или, может быть, благодаря ей, не меньше десятка человек собрались внутри. Саванна в леггинсах и футболке большого размера нетерпеливо маялась за стойкой.

— Опаздываешь.

— И тебе добрый день.

Тесс повесила дождевик в задней комнате и сменила свои грязные кроссовки и мокрые джинсы на сухую одежду, которую принесла с собой. Старое зеркало с рекламой «Кампари» показывало, что ее волосы по дикости не уступали погоде. Тесс укротила их, завязав в хвост, достала из-за сломанного стола и выставила стенд с презервативами.

— Достанется тебе на орехи, если попадется Фиишу на глаза, — напомнила Саванна, забирая пальто перед уходом.

— Ты собираешься ему доложить?

— Может быть. — Она отстраненно почесала выступающий живот. — Не любят парни презервативы.

Тесс проглотила полдюжины саркастических замечаний. Она выставляла стенд вот уже неделю, и только Келли Винчестер выразила протест. Это случилось в тот же день, когда в магазин заглянул Иен Норт. Келли была главой городского общества и женой Брэда Винчестера, сенатора штата. Фииш еще ничего не сказал Тесс о презервативах, которые она выставила, поэтому миссис Винчестер, должно быть, не добралась до него. Но из того, что Тесс узнала о влиянии этой семейки, когда Келли поговорит с Фиишем, презервативы сгинут.

На данный же момент Тесс посчитала сделку, заключенную вчера с одним подростком — как обнаружилось, с младшим братом Саванны, — крупной победой.

Фииш не ошибался насчет их клиентов. Через дверь тянулся непрерывный поток с сообщениями об ухудшении погоды, а также с новостями о том, что шоссе затопило и город официально отрезало от внешнего мира. Все, казалось, воспринимали эту новость философски.

— Пару раз в году случается, — вещал Арти, ее клиент, отрицающий вред сигарет. — Обычно по весне, но и то не всегда.

Несмотря на клятву, что ноги его не будет в кофейне, когда она здесь работает, Арти являлся как ни в чем не бывало.

Фиона Лестер, владелица гостиницы «Пурпурный барвинок», отряхнула пуховик.

— Помните, когда у нас был большой обвал на ферме Ледбеддеров?

Все согласно загудели.

— Хуже приключилась лишь метель в две тысячи пятнадцатом.

— Два дня снегоочистители пахали, чтобы нас откопать. Заняло бы и дольше, если бы Брэд не подключился к делу.

Тесс еще не встречала мистера Винчестера, но уже наслышалась, как город гордится тем, что один из его жителей занял столь высокую должность на государственном уровне. Она также слышала время от времени возмущенные разглагольствования Фииша о контроле Винчестера над бюджетом города и работой горожан.

Попозже даже Кортни Хувер заглянула в «Разбитый дымоход». Вот уж кто была самой нелюбимой клиенткой Тесс. В свои чуть за двадцать Кортни жила с семьей в Темпесте, но работала портье за стойкой в каком-то бюджетном отелишке за тридцать миль отсюда. Ее огромные амбиции простирались до желания стать звездой Инстаграм, поэтому она тратила чертову уйму времени на всяческие провокационные селфи.

— Здорово, Тесс.

Приторный голосок с южным выговором.

— Привет, Кортни.

Сегодня Кортни утянула свою фигуру на зависть в короткое платье с V-образным вырезом и сапоги до бедер. Густо нанесенная мерцающая пудра придала ее лицу странное переливающееся сияние. Кортни изучила меню, нарисованное на зеркале за прилавком, хотя всегда заказывала мокко средней прожарки.

Тесс вытерла руки о фартук.

— Что вам подать?

Тесс готовила мокко точно так же, как это делали Фииш, Мишель и Саванна, но Кортни только жаловалась: то у Тесс слишком крепкий эспрессо, то недостаточно взбитых сливок, то шоколад «старый», что бы это ни значило.

— Мне средний мокко. — Блеск для губ цвета ириски у Кортни казался таким же твердым, как корабельный лак. Она критически осмотрела Тесс. — Вы что, больны, Тесс? Выглядите паршиво.

— Здорова как лошадь, — ответствовала Тесс. — Только природа обделила красотой.

Пока Кортни пыталась понять, шутит Тесс или нет, та достала молоко.

— Ну и сколько подписчиков у вас теперь?

Кортни обожала, когда интересовались ее персоной, может, так отвлечется от жалоб на кофе.

— Почти три сотни. Я собрала еще четверых на прошлой неделе.

— Впечатляюще.

— Эта работа труднее, чем вы думаете. — Она откинула прямые светлые волосы. — Подвиньтесь к вазе с бананами. Давайте сделаем селфи.

Кортни захотела селфи с Тесс лишь по одной причине: чтобы иметь возможность выложить потом фото с хэштегом #красавицаичудовище, однако Тесс подперла локтями прилавок, пока Кортни десять раз меняла позу. В конце концов она так и не нашла ту, что ее бы устроила.

— Ой, ладно. Как-нибудь в другой раз попробуем, когда сможете привести в порядок ваши волосы.

— Отличная идея.

Тесс приготовила мокко. Кортни глотнула и объявила, что он пересолен.

— Состав тот же, — возразила Тесс.

— Что-то поменяли. Он соленый.

— Может, заменить на капучино?

— Неважно.

И Кортни раздраженно отвернулась.

К трем часам Темпестский женский союз закончил собрание, и место опустело. К четырем постукивание снежных крупинок по окну сменилось полноценной снежной вьюгой. Тесс предполагалось держать заведение открытым до пяти, но когда к половине пятого не явился ни один клиент, то перевернула табличку на «закрыто».

Она было подумала провести ночь в задней комнате, а не взбираться на занесенную снегом гору после наступления темноты, но перспектива сотворить постель из порванных картонных коробок и побитого молью лоскутного одеяла, на котором почил старый лабрадор Фииша, казалась еще менее привлекательной, чем предстоящее испытание. У нее был фонарик, относительно теплая одежда и здравый смысл. Можно рискнуть.

Тесс посыпала солью дорожку перед магазином, но за пределами тротуара лежал чистый лед, и приходилось цепляться за стены зданий. На шоссе царила зловещая тишина. Никаких восемнадцатиколесных фур, мотоциклов или рухляди без глушителя. Тротуар закончился у «Петуха». Тесс едва могла разглядеть затопленную гравийную дорогу, не говоря уже о тропе, ведущей в гору, но с помощью фонарика в конце концов отыскала ее и начала подниматься. Лед покрывал все подряд, и даже при свете было трудно удержаться на ногах.

Капюшон дождевика сорвало. Мокрый снег забирался за ворот, а щеки резали льдинки. Местные жители уверяли ее, что такая погода не продлится долго, но сейчас это отнюдь не успокаивало.

Кроссовки поскользнулись на бурьяне, и Тесс упала в третий раз, еще больше промокнув и замерзнув. Все ради работы с минимальной заработной платой в кофейном магазине, который в действительности не был таковым, в городе, что не сулил никаких перспектив. Ее руки дрожали, а пальцы ног застыли. К тому времени, когда Тесс добралась до коттеджа, она превратилась в продрогшее и грязное нечто.

Разумеется, пропановая печь погасла, поэтому Тесс завернулась во все одеяла, пока не перестала дрожать. И с чего она решила, что приехать сюда будет хорошей идеей?

«Это все ты виноват, Трев! Это ведь ты, а не я, хотел переехать в Теннеси».

Она слишком вымоталась, чтобы плакать, и чересчур замерзла, чтобы танцевать.

***

Среди ночи ее что-то разбудило. Буря еще билась о хижину, но сквозь дождь и снег можно было расслышать другой, более громкий шум.

Звонил церковный колокол. Звонил и звонил. Протяжный низкий гул. Тесс повернулась на спину, медленно приходя в себя в уродливой комнате с полосами цветочных обоев, покоробившихся по швам, так отличной от солнечной желтой спальни, которую они вместе с Тревом раскрасили.

Она закрыла глаза. Колокол продолжал звонить. Громоподобно. Упорно.

Тесс зарылась глубже в одеяла. Церковь на вершине горы давным-давно превратилась в руины. Должно быть, звонит школьный колокол. Видать, Иен Норт затеял чертову месть за ее громкую музыку. Но сейчас час ночи, и он решил, что самое подходящее время…

Тесс резко распахнула глаза. Со стоном выбралась из постели и схватила первую попавшуюся сухую одежду. И в считанные минуты уже была за дверью.

***

Лившийся из длинных окон свет свидетельствовал, что генератор в здании школы работал. Тесс без стука вторглась в дом и стянула дождевик.

— Бьянка! Где вы?

Из нижней спальни откликнулся Норт:

— Сюда. Скорее!

«Пусть это будет ложная тревога».

У Бьянки только-только около тридцати четырех недель. Тесс и раньше доводилось принимать недоношенных детей, но тогда у нее был доступ к отделению интенсивной терапии новорожденных и мониторам наблюдения за состоянием плода. Здесь же у нее не имелось никакого оборудования: ни стетоскопа, ни инструментов, ни шприцев, ни наборов для наложения швов. А более всего у нее не лежало ко всему этому сердце. И все же она здесь.

Тесс заставила себя пойти в спальню и переступить порог.

Сочетание бледно-серых стен, матовых никелевых ламп и тонких белых занавесок действовало успокаивающе. Бьянка лежала неприкрытой на низкой кровати; ночная рубашка цвета олова обвила ее тело, лицо исказилось от паники.

— Тесс! Все слишком рано! У меня отошли воды, и начались схватки. Это… это еще не должно было произойти.

У Тесс заныло сердце. Не похоже на ложную тревогу, а в Темпесте нет врача. Даже если они по такой погоде и смогли бы добраться до ближайшей больницы, та находилась за полсотни миль отсюда.

Тесс пошарила в кармане джинсов, ища, чем завязать волосы.

— Малыши, они маленькие засранцы. Им закон не писан.

Эдакая непочтительность на время расслабила уголки губ Бьянки. Тесс убрала волосы и подошла к кровати.

— Я боюсь.

— Все будет прекрасно, — с лживой уверенностью заявила Тесс. — Я приняла младенцев больше, чем могу припомнить, и мы справимся. Какой интервал между схватками?

— Около шести минут, — ответил позади нее Норт.

Она мягко освободилась от хватки Бьянки.

— Мне нужно вымыть руки.

Бьянка сжала кулак.

— Побыстрее!

Норт повел Тесс в смежную ванную, но вместо того, чтобы оставить одну, зашел следом. Пока она стояла над раковиной, в зеркале отражались его твердая челюсть и чересчур длинные волосы.

— Бьянка говорила, что вы медсестра по родовспоможению. Это правда?

От его настойчивости комната вдруг сузилась, будя ощущение клаустрофобии у Тесс. Она закатала рукава и включила воду.

— Правда.

— Что это в точности значит? Вы сами принимали когда-нибудь роды?

Что он сделает, если она скажет «нет»? Тесс стала намыливать руки. Неважно, каким знаменитым, талантливым и богатым был этот мужчина, он ей не нравился. Не нравилось, как он обращался с женой. Не нравилось смотреть, как Бьянка то вцепляется в него, то язвит над ним.

— Я сертифицированная сестра-акушерка. И уже принимала преждевременные роды.

«Но не без подручных средств».

В зеркале она увидела, как он расслабил плечи, от чего больше не выглядел таким агрессивным.

— Я… я не могу дозвониться, нет связи, — пожаловался он. — Думал, может, сюда вертолет доберется. Мы собирались в Ноксвил через пару дней. Была еще уйма времени в запасе.

— Ваш малыш не получил уведомление.

Он поморщился, и Тесс пожалела о своей резкости. Она много раз сталкивалась с трудными папашами, и в опыте ей не было равных.

— Мне нужно, чтобы вы кое-что собрали. — И выкатила список: чистые полотенца, санитайзер для рук, стерилизованные ножницы, шнурок, любые марлевые прокладки, которые сможет найти, большой кувшин воды со льдом. — У вас есть пеленки? Что-нибудь для младенца?

— Нет. Бьянка собиралась получить все отправленное из Манхэттена.

— Тогда нарежьте. Из самой мягкой и чистейшей ткани, которую сможете найти. Два или три куска.

Он не попросил повторить список, а вышел.

Тесс подперла Бьянку подушками и, положа руку ей на живот, стала считать время между схватками.

— Это займет время. Хотите погулять?

Бьянка смотрела с кровати огромными и вопрошающими как у ребенка глазами.

— А можно?

— Конечно. Ходьба полезна. Можете рожать под душем или качаясь на руках и коленях. Все, что хотите, от чего чувствуете себя лучше. Тут нет единых правил.

Как выяснилось, правильным казалось рожать в ванной.

Норт появился, когда Тесс помогала Бьянке, все еще замотанной в ночную рубашку, сесть в теплую воду. Он со стуком уронил вещи на тумбочку.

— Что вы вытворяете? Она должна быть в кровати!

Тесс уже достаточно наслышалась от самозваного доктора Норта.

— В наше время роды сильно отличаются от того, как женщины рожали в пятидесятых.

— Но…

— Рожать, лежа в постели, самый непродуктивный способ, но положите-ка несколько свежих простыней на случай, если она решит делать это там.

— На случай?

Тесс принимала младенцев в родильном центре от матерей, сидящих на полу или свернувшихся в тесных закуточках. Удивительно, какое число женщин хотело втиснуться между кроватью и стеной.

— Если у вас есть пластиковая пленка, положите под простыню, чтобы уберечь матрас.

— К черту матрас! — И выскочил вон.

Тонкая сорочка Бьянки дымным облаком плавала вокруг ее тела. Тесс растирала роженице плечи, подливала теплой воды, и дышала с ней во время схваток. К счастью, эгоцентричный характер Бьянки не давал ей ощутить напряжение Тесс.

— Хочу таблетки! — закричала Бьянка после особо сильной схватки.

С этими родами не поможет.

— Обезболивающие переоценивают, — мягко массируя Бьянке голову, говорила Тесс. — Ваше тело само знает, что делать.

А сама молилась, чтобы это оказалось правдой.

— Где Иен? Хочу Иена!

— Я здесь.

Иен появился из-за двери, но на Бьянку не смотрел.

— Тебе наплевать! — рычала она на него. — Ты даже не притворялся счастливым, когда я забеременела!

— Твоего счастья хватало на двоих, — тихо сказал он.

Тесс не раз наблюдала, как некоторые женщины ругались на своих мужей во время родов, и потянулась к кранам.

— Вода остывает. Давайте добавлю теплой.

В конце концов Бьянка захотела выйти из ванны. Тесс помогла ей снять рубашку и подала халат.

— Походите немного.

Они перешли в гостиную. Норт стоял у окна, уставившись в ночь. Теперь, собрав необходимое для родов, он не знал, чем себя занять. Однако Тесс считала, что отцы должны активно участвовать, особенно когда между супругами такое напряжение.

— Походите с ней, — предложила она. — Пусть на вас опирается, когда наступает схватка.

— Нет! — возопила Бьянка. — Хочу вас! Хочу с вами ходить, Тесс!

Казалось, Норт испытал облегчение — еще одно очко не в его пользу.

Тесс ходила туда-сюда с Бьянкой. Когда наступала схватка, Бьянка вцеплялась в Тесс.

Прошло двадцать минут… тридцать. Схватки наступали чаще, с каждым разом длились дольше.

Бьянка захотела, чтобы ее держал Иен, как до этого Тесс. И прислонилась к нему.

— Ты знаешь, что я тебя люблю.

— Знаю, — отвечал он.

Бьянка выбилась из сил и наконец захотела лечь. Тесс устроила ее как можно удобнее, но боль от родов взяла свое. Бьянка потянулась к мужу, сильно сжала ему руку, потом резко отпустила. Когда схватки достигли пика, стоны ее стали громче и гортаннее. Норт ушел к изголовью кровати, чтобы не видеть, что происходит. Тесс подсунула под бедра Бьянки чистое полотенце.

Бьянка запрокинула назад голову и завопила, когда очередная схватка достигла вершины.

— Позаботьтесь о моем ребенке! — Она вцепилась ногтями в простыню. — Если что-нибудь случится… обещайте, Тесс… Ему все равно! Обещайте, что позаботитесь о моем малыше.

Тесс погладила ее по ноге.

— Вы сильная, здоровая. Вы сами о нем позаботитесь.

Схватка ослабла, но глаза Бьянки смотрели так же безумно. С неистовой силой она схватила руку Тесс. Та поморщилась.

— Хочу, чтобы вы! — закричала Бьянка. — Обещайте мне! — Тесс посмотрела на Норта, который стоял и угрюмо молчал. Пальцы Бьянки глубоко впились в руку Тесс. — Если что-то случится со мной, обещайте, что позаботитесь о моем ребенке.

— Ох, милая… Я… я не могу это обещать. Я…

Еще схватка. Еще один вопль вырвался из горла роженицы.

— Вы должны.

— Да обещайте же ей! — воскликнул Норт. — Ради бога, обещайте ей!

Появилась самая верхушка крошечной головки, сморщенная от давления, как черносливина.

— Головка прорезалась, — успокаивающе сообщила Тесс. — У вас все отлично. Повернитесь сейчас на бок. Вот. Давайте вам помогу.

Такая лежачая поза даст ребенку больше кислорода и может уменьшить разрывы.

Тесс приказала Норту закрепить согнутую в колене ногу Бьянки. Судя по его реакции, она, наверно, просила его подержать кобру, но он подчинился, пока Тесс приговаривала:

— Вот и хорошо. Отлично.

Норт смотрел куда угодно, только не туда, откуда появлялось его потомство.

Шею младенца обвила пуповина. Тесс без труда освободила ее через головку ребенка.

С очередной схваткой показались крошечное плечико. Тесс осторожно подняла его и подождала, бормоча одобрительные слова.

Появилось другое плечико, и со следующей схваткой младенец скользнул ей в руки.

Тесс продолжительно выдохнула от облегчения.

— У вас девочка.

Тесс подержала ребенка головкой вниз, чтобы удалить жидкость, и положила младенца на голую грудь Бьянки. Малышка выглядела такой беззащитной. Морское создание, внезапно выброшенное на берег.

— Девочка, — слабо прошептала Бьянка. — Посмотри, Иен…девочка.

— Вижу.

Голос его охрип.

«Дыши, малышка, дыши».

Тесс бережно обтерла маленькое тельце полотенцем. Провела вдоль ноздрей крошечного носика, чтобы удалить попавшую жидкость.

«Я знаю, твои хрупкие маленькие легкие еще не хотят работать, но они должны постараться».

Голос Бьянки раздавался, словно из другой комнаты.

— Она не плачет. Разве она не должна плакать?

— Дайте ей время. Это серьезная настройка. Плацента еще прикреплена, поэтому малышка получает кислород.

Текли секунды. А потом крошечный младенец чуть-чуть вздохнул раз… Другой… И прорезался тонкий, как у пташки, писк…

Тесс заулыбалась.

— Вот так, милая.

Бьянка заворковала, поглаживая дочку по спинке. Тесс приняла плаценту. Пуповина перестала биться. Тесс перевязала ее. Перерезала.

А потом наступил ад.

— Мне холодно. Я так замерзла.

Тесс подняла голову. Лицо Бьянки приобрело синюшный оттенок. По коже Тесс пробежал мороз.

— Снимайте рубашку, — приказала она Норту.

Он тупо на нее уставился.

— Да снимайте же рубашку! — заорала она, подхватывая ребенка. — Прижимайте ее к себе. Согревайте! — И всучила ему малышку.

Бьянка подавилась и ее вырвало.

Кровь хлынула между ее ног…

С ней случился приступ удушья.

— Что не так? — закричал Норт. — Что с ней? Почему она задыхается?

Тесс пыталась понять, что происходит. Такого она еще не видела. Однако уже знала, что это.

Амниотическая эмболия.

С пугающей ясностью в голове пронеслись слова из давней лекции, будто Тесс слышала их только вчера.

«Одно из самых редких осложнений беременности… Клеткам удалось попасть в кровоток матери и вызвать аллергическую реакцию… Амниотическая жидкость, кожа плода, даже фрагмент ногтя младенца… Бронхиолы сужаются… Дыхательные пути закрыты…»

Последнюю часть она помнила особенно отчетливо. «Часто приводит к смерти матери».

Это было настолько редкое, настолько ужасное состояние, что большинство акушерок уходили на пенсию после продолжительной карьеры, даже ни разу не столкнувшись с этим явлением. Состояние, при котором уровень смертности 80 процентов…

Тесс схватила полотенце и заткнула поток крови. Разум судорожно несся вскачь, пытаясь придумать что-нибудь — хоть что-то, чтобы предотвратить неизбежное. Голова закружилась, затошнило.

— Что с ней не так?

Сладкий, приторный запах крови заполнил ноздри Тесс. Она взяла себя в руки достаточно, чтобы выговорить:

— Анафилактический шок. У нее аллергическая реакция на клетки ребенка. — Смертельная аллергическая реакция. — Это редкость… случайность.

Как будто это как-то утешало.

Бьянка закричала от боли, заглушив все, что бы Тесс еще ни говорила. Несмотря на попытки остановить льющуюся кровь, давление у Бьянки падало. Скоро она не сможет дышать. Ей нужны были артериальные катетеры, дыхательная трубка, дыхательный аппарат. И даже при всем вмешательстве современной медицины женщины по-прежнему от этого умирали.

Без хирургического вмешательства… Тесс боролась с паникой.

— Я не понимаю! — кричал Норт. — Почему вы ничего не делаете?

Потому что ничего не могла сделать.

«Потому что ваша жена умирает, а я бессильна ее спасти».

Она не могла произнести это вслух. Не могла сказать ему, что за какие-то считанные минуты жизнь Бьянки уносилась по причине настолько редкой, настолько катастрофической, что казалась почти непостижимой.

Тесс ощущала беспомощность. Такую же беспомощность, как когда умирал Трев. Сердце колотилось так сильно, словно переместилось в горло. Весь ее опыт, все годы обучения ничего не значили.

Бьянка начала издавать ужасные удушающие хрипы. У нее наступил отек гортани. Тесс пришлось принять невозможное решение. Она могла сделать трахеотомию без наркоза, используя любые инструменты, которые были в доме. Самая жестокая, варварская трахеотомия из всех возможных. Боль будет мучительной. И с какой целью? Операция не спасет бедную женщину, а только сделает ее смерть более тягостной.

— Она не может дышать! Сделайте же что-нибудь!

Тесс посмотрела на Норта. Увидела его страх и недоумение, в то время, когда ребенок лежал забытым на груди отца. Только что его жена ворковала над своей новорожденной дочерью, а в следующую минуту уже умирает. Тесс покачала головой, безмолвно говоря Норту то, что не могла произнести вслух.

Его рот скривился. Рычание, такое дикое, что едва ли походило на человеческое, ударило ее словно кинжал:

— Вы не можете этого допустить!

Тесс отвернулась, ненавидя свое бессилие, ненавидя себя. Пока Бьянка задыхалась, Тесс гладила ее волосы, борясь со слезами, пыталась успокоить и утешить.

Взгляд Бьянки отчаянно метался по комнате, ища своего ребенка — ребенка, которого забыли на груди отца. Она снова закричала от боли. Ее глаза нашли Тесс. Они едва могли сфокусироваться, и все же красноречиво молили.

— Я обещаю, — прошептала Тесс, пока Бьянка постепенно впадала в беспамятство. — Обещаю.

Спустя двадцать минут Бьянки не стало.

ГЛАВА 4

Неподвижное окровавленное тело Бьянки.

Норт, застывший, словно надгробное изваяние.

Ребенок.

Тесс заставила себя подняться с кровати. Забрала дитя у отца. Проглотила крик. Это слишком. Это все слишком. Такого никогда не должно было случиться.

С другой стороны, многое в ее жизни не должно было случиться, и однако же.

Норт шевельнулся. Секунды спустя хлопнула парадная дверь. Тесс осталась одна. Одна с мертвой женщиной и беспомощным ребенком.

Словно в трансе, она обернула животик малышки в пленку и кусок одеяла, что успел отрезать Норт. Затем расстегнула толстовку и прижала тельце к своему телу. Сидя на диване в потемневшей гостиной, Тесс старалась не оборачиваться к закрытой спальне, где неподвижная и холодная лежала Бьянка. Ее болтливая эгоистичная подруга. Подруга, которую Тесс оказалась не в силах спасти. Впервые за годы практики она потеряла в родах мать, и ничто не могло это исправить.

Тянулись часы. Тесс не могла кричать. Не могла плакать. А всему виной ее гнев. Он опалил плацентарную мембрану и нагрел кровь Бьянки, пока та не начала свертываться. Тесс подышала на хрупкую малышку, словно на маленькую птаху. Мать не вернуть. Нельзя потерять еще и дитя.

Тесс считала секунды между вдохами малютки, прислушивалась к издаваемым ей слабым мяукающим звукам и следила за едва заметными трепыханиями, означавшими, что девочка по-прежнему жива. Розовый свет начал просачиваться в окна. Самая длинная ночь в ее жизни. Тесс прикрыла глазки ребенка, чтобы уберечь от света.

Утро было в разгаре, когда раздался шум лопастей вертолета. Похоже, отсутствующий отец девочки сумел-таки дозвониться медикам. Тесс встала, ощущая, как закололо онемевшие ноги. Примостившаяся на груди малышка по-прежнему дышала сама. Еще жила.

Тесс в окно наблюдала, как вертолет приземляется на травянистом участке между школой и зиявшим далее обрывом. Там, где раньше была тишина, воцарилась суматоха. Двое медиков ворвались в незапертые двери.

— Национальная гвардия, мэм.

— Мать в спальне, — сообщила Тесс хриплым от долгого молчания голосом.

Один из медиков исчез. Второй, сам еще юнец, подошел к ней. Тесс понимала, что в заляпанной кровью одежде выглядит дико, и постаралась прибегнуть к весу профессии, которой больше никогда не будет заниматься.

— Я медсестра. Малышка родилась примерно на месяц раньше срока. Дышит сама, но ее нужно доставить в больницу. Мать… — Она едва могла произнести это вслух. — Эмболия околоплодными водами.

Самый простой ответ, пусть его и нельзя подтвердить без вскрытия. Научный ответ. Но Тесс знала правду. Во всем виноват ее гнев.

Безжизненное тело Бьянки выкатили на носилках. Медик помоложе снова подошел к Тесс.

— Я заберу ребенка.

— Нет. Придется вам везти нас обеих.

Она не приходилась матерью девочке и ожидала неминуемого спора, но медик просто кивнул.

Весь путь на вертолете Тесс не видела ничего вокруг, кроме малышки в портативном инкубаторе и прикрытого тела напротив. В больнице Иена Норта также не обнаружилось.

Несмотря на ужасный внешний вид Тесс, старшая медсестра отделения интенсивной терапии новорожденных позволила ей остаться, пока они подключали ребенка к монитору и ставили капельницу.

— Тяжеловато ей пришлось, — заметила медсестра, — но вы все сделали правильно, и она держится.

«Не все, — подумала Тесс. — Я не спасла ее мать».

Ребенок получился кило девятьсот, приличный вес для недоношенного, но все равно идентификационная лента на крошечной лодыжке выглядела огромной как покрышка. Когда девочку благополучно поместили в инкубатор отделения интенсивной терапии, медсестра отослала Тесс прочь.

— Приведите себя в порядок, — мягко сказала она. — Мы за ней присмотрим.

Тесс была грязной, измученной, раздавленной. Она наконец увидела Норта. Он бессильно сгорбился на одном из виниловых стульев в холле, опершись локтями о колени и свесив голову. На соседнем месте валялась позабытая парка. Судя по засохшей грязи на ботинках и джинсах, он пешком шел из Темпеста — наверное, так и сумел вызвать подмогу. Тесс заставила себя подойти.

— Мне жаль, — произнесла она пустым, бесцветным голосом, выдав самое неадекватное ситуации извинение.

Иен поднял на нее мертвые глаза. Тесс не стала объяснять, что не могла бы спасти Бьянку. Да и так ли это на самом деле? Слова не вернут ему жену, а сама Тесс не заслуживала отпущения грехов.

— Вы уже говорили с доктором насчет малышки? — спросила она. Норт едва заметно кивнул. — Вы… ее видели?

— Нет.

— Вам надо сходить.

Он схватил парку и поднялся на ноги.

— Вы принимаете медицинские решения. Я подписал документы. — Норт вытащил из кармана пачку банкнот, сунул ей и зашагал к лифту. — Не облажайтесь и здесь тоже.

***

Двери лифта закрылись. Иен привалился к стене. И когда только он превратился в такого ублюдка? Стал совсем как отец.

Бьянка ушла. Его прекрасная хрупкая Бьянка… Его вдохновение, его обуза, его пробный камень, его кара…

Иен потер глаза. Попытался ослабить стягивающие грудь путы. Он прошел несколько миль по темноте, пробираясь сквозь деревья и замерзший кустарник, едва удерживаясь над потоками, пока искал неуловимый сигнал сотовой связи. Ему нужно было привести помощь. Чтобы все закончилось иначе.

Батарея в фонаре села, но Иен продолжал идти, иногда успешно переступая через упавшие ветки и выступающие корни, иногда нет. Наконец добравшись до затопленного шоссе, он попытался поймать машину, но в этот час мало кто рискнул отправиться в путь, а если и выбрался, то не горел желанием подбирать грязного попутчика.

Лишь на рассвете ему удалось дозвониться. Вскоре местная полиция отвезла Иена в больницу, где персонал отвел его в небольшую комнату ожидания. Наконец пришла социальная работница и сообщила, что привезли дочь Иена, и он может на нее взглянуть. Иен отослал женщину прочь.

Зашла доктор и объяснила ему ситуацию.

— Мы пока не можем сказать наверняка, но по всем признакам случилась амниотическая эмболия. Фатальный случай без хирургического вмешательства.

Точный диагноз не менял итог. Бьянки не стало.

Кабина лифта не двигалась. Он забыл нажать кнопку.

Доктор еще что-то говорила о ребенке. Иен не особо запомнил. Ему было все равно. А вот Тесс Хартсонг — нет, и как поистине бессердечный ублюдок, он свалил все на нее, несчастного танцующего дервиша.

Двери лифта открылись. Женщина по ту сторону лишь глянула на лицо Иена и резко отпрянула. У него кололо глаза. Горло будто наждачкой обработали.

Бьянка умерла, и виноват был он.

***

Пачка наличных, которую Норт бросил в Тесс на прощание, жгла ладонь. Ей не нужны были его деньги. Безумие — вот так уйти от собственной дочери, предоставить принимать жизненно важные решения практически чужому человеку. Но Тесс слишком хорошо знала горе и почти поняла Иена.

Одна из медсестер нашла ей гигиенический набор и щетки. Тесс понимала, что больше никогда не сможет взглянуть на свою окровавленную одежду, и выбросила ту в мусорное ведро. Поколебалась только из-за толстовки Трева, но теперь от нее пахло кровью и смертью. Тесс запихала толстовку в мусорное ведро вместе с джинсами, затем заперлась в кабинке, и ее стошнило.

***

Она заснула в одном из кресел отделения интенсивной терапии.

Искаженное мукой лицо Бьянки.

— Помоги мне! Почему ты мне не помогаешь?

Кровь разлилась по полу и достигла щиколоток Тесс. Океан крови, что затягивал ее в свои глубины. Руки словно налились свинцом. Она не чуяла ног…

Тесс резко проснулась, вынырнув из кошмара. Кожа на груди покрылась потом. Тесс поморгала. Попыталась собраться с мыслями.

Уже наступил вечер. Малютка лежала в инкубаторе, в подковообразном гнезде из одеял, с капельницей в ручке, детской канюлей в крошечных ноздрях и электродами, прикрепленными к груди. Как все недоношенные, она была похожа на лягушонка.

— Давайте выждем двадцать четыре часа, — предложила медсестра, — а потом вы сможете ее подержать.

Тесс не хотела держать девочку. Не хотела связываться с ней больше, чем уже есть. Но знала протокол больницы. Всем младенцам требовался телесный контакт со своими матерями — особенно недоношенным. Вот только Тесс не была ее матерью. У этой малышки не осталось ни матери, ни отца. И контакт с Тесс — все, на что она могла рассчитывать.

Тесс сбежала из отделения интенсивной терапии. В коридоре было пусто. Она прислонилась к стене и заставила себя дышать. Заставила себя действовать как положено.

Волонтеры на стойке информации направили ее в мини-гостиницу всего в нескольких кварталах от больницы. Оттуда Тесс пошла в ближайший магазин, чтобы купить на деньги Норта пару смен одежды и туалетные принадлежности.

Она установила прикроватный будильник ровно на один час, но не смогла заснуть из-за страха, что кошмар вернется. В конце концов Тесс встала, приняла душ и вернулась в больницу, где снова устроилась рядом с ребенком.

Ближе к утру медсестра вынула малышку из инкубатора и попросила Тесс расстегнуть рубашку, чтобы ребенок мог чувствовать ее тепло. Тесс сама обращалась с подобной просьбой к десяткам молодых мам, но не была матерью этого ребенка, и ее пальцы дрожали, пока она возилась с пуговицами.

Тесс поместила младенца в правильное положение, прижала к груди и повернула головку так, чтобы девочка могла дышать. Медсестра укрыла их одеялом, согревая.

Ребенка на руках должна держать Бьянка. Или Норт. Но была только Тесс.

Младенец прижался к ее груди. Больше для тебя ничего нет, малышка. Больше ничего.

***

Следующие несколько дней прошли как в тумане. Тесс узнала от медсестер, что Норт справлялся о состоянии дочери по телефону, а вот Тесс даже не звонил. Она позвонила Фиишу. Благодаря местному сарафанному радио все уже знали о ребенке и смерти Бьянки. Тесс не спрашивала, что думают люди, но Фииш не страдал излишком такта.

— Привет, Тесс. Здесь все только об этом и судачат. Никто не знал, что ты медсестра, а теперь чего только не болтают. Люди говорят…

— Да уж, могу представить. Дорога открыта?

— Ага. Приехать забрать тебя?

— Нет. Я… Мне нужно остаться здесь ненадолго.

***

Тесс начала кормить малышку. Каждый день держала ее дольше, и маленькая птичка в одном только подгузнике прижималась к обнаженной коже Тесс, пока они сидели под теплым одеялом. У младенца из-под чепчика выглядывала прядь темных волос. Тесс считала дыхание девочки и прислушивалась к ее тихим звукам.

Придется нанять адвоката. У Тесс не было сертификата для практики акушерства в Теннесси, а Норт почти наверняка подал на нее в суд. Может быть, законы штата ее защитят. А может, нет. В любом случае судебные издержки погубят Тесс, но она не могла заставить себя отвернуться от ребенка.

Один день сменялся другим. Звонил Фииш. Он вынуждал Саванну и Мишель выходить вместо Тесс, отчего обе наверняка ненавидели ее еще больше. Она разговаривала с медсестрами, когда было нужно, и обменялась вежливыми фразами с парой, что управляла гостиницей, куда Тесс приходила только принять душ и переодеться. Все остальное время она держала ребенка и думала о Бьянке.

Через неделю после прибытия врач сообщил ей, что девочку выпишут на следующее утро. Тесс почувствовала только страх. Она все еще не видела Норта. Он вообще появится? А если нет — что станет с этим беспомощным птенцом?

***

Все эти салфетки, павлиньи перья и фарфоровые купидоны в отделанной в викторианском стиле гостинице его душили. Иен любил большие, чистые пространства: высокие цементные стены, огромные холсты, пустые горизонты.

Он полез в карман за салфеткой. Простуда, которую Иен только что перенес, его особо не беспокоила. У насморка имелись пределы. Рано или поздно он проходил, в отличие от других бедствий.

Последние несколько дней Иен провел на Манхэттене. У Бьянки не осталось родных, но были деловые знакомые. Он ответил на их вопросы о ребенке и устроил поминальную службу.

Открылась входная дверь.

Тесс остановилась внутри арки, ведущей в гостиную. На ней были джинсы и мешковатый белый свитер, а темные волосы свободно вились вокруг лица. Никакого макияжа. Она выглядела усталой и вымотанной. Но живой. Действующей. Даже с залегшими под глазами тенями Тесс производила впечатление надежного и практичного человека. Полная противоположность Бьянке. Тесс Хартсонг была созданием земли, а не неба. Готовая раздеться до нижнего белья и станцевать свою яростную панихиду. Иену хотелось заставить ее танцевать для него, станцевать все эмоции, которые он не мог выразить. Ее темные глаза — цвета фиолетовой марганцевой краски — привлекли его внимание. Они видели Иена насквозь. Осуждали. И разве она не имела на это права?

Одно-единственное неловкое движение в переполненной комнате могло спровоцировать цепочку обрушений всех этих викторианских финтифлюшек. Надо торопиться. И убраться отсюда.

Иен уставился на лоб Тесс, а не в эти глаза. Он должен был снять с нее ответственность. Ради справедливости.

— Насчет того, что я сказал в больнице…

«Не облажайтесь и здесь тоже».

Но если он оправдает ее, то потеряет свое преимущество.

Неужели Иен действительно собирался использовать против Тесс ее угрызения совести? Врач подтвердила то, что Тесс сказала о причине смерти Бьянки, но требовалось вскрытие. Это означало разрезать идеальное тело Бьянки. И ответственность лежала на Иене. Не на Тесс. На нем. Но ему требовалась от нее услуга. А вина служила мощным рычагом для манипуляции.

Он посмотрел на камин со стеклянными колпаками и эмалированными урнами, золоченое зеркало и мраморные часы. Взгляд остановился на плохо выполненном морском пейзаже с бурлящей водой и уродливыми выступами.

Иен не мог этого сделать.

Он прочистил горло.

— То, что я сказал в больнице… Это было несправедливо. Я знаю, вы сделали все возможное.

— Правда?

Он не мог разбираться с ее чувством вины. У самого было предостаточно. Ему не следовало поддаваться на мольбы Бьянки и позволять ей ехать с ним в Темпест. Следовало остаться с ней в городе, но она так настаивала.

— Насчет ребенка… — неуклюже продолжил Иен.

— Вашей дочери.

— Есть некоторые трудности.

***

Трудности?! Тесс попыталась усмирить гнев, но Норт стоял прямо перед ней. Холодный и отстраненный. Вовсе не такой измученный, как она сама. Норт выглядел почти респектабельно — темные брюки и синяя рубашка. Чисто выбритый подбородок. Волосы по-прежнему длинные, но ровно подстриженные.

Тесс подавила вспыхнувшую в груди панику.

— Да, трудности есть. Недоношенные дети очень уязвимы, им нужен особый уход.

— Об этом я и хотел поговорить. — Норт подошел ближе. — Я хочу нанять вас заботиться о ней.

— Нанять меня?

Он что, с ума сошел?

— Пока я со всем не разберусь. Буквально пара дней. Максимум неделя.

— Невозможно. — Тесс почти не ела и не спала, жила на чистом адреналине и мечтала как можно скорее избавиться и от ребенка, и от его отца. — Здесь есть специально подготовленные медсестры.

— Не хочу связываться с незнакомым человеком. Заплачу, сколько скажете.

— Вопрос не в деньгах. — Тесс осталась с малышкой в больнице. Но не могла еще сильнее терзать себе душу. Этот мужчина. Этот ребенок. Живые напоминания ее провала. — Я справлюсь у персонала, кого они могут предложить, и сама обзвоню кандидаток.

— Никто другой мне не нужен. Вы умная. Компетентная. И не терпите всякой чуши.

— Ценю ваше доверие, особенно в свете того, что случилось, но предложение не приму.

Иен твердо посмотрел на упрямицу и ударил по больному.

— Так понимаю, вы забыли.

— О чем?

— Об обещании, которое дали Бьянке. Прямо перед ее смертью.

***

В больнице удостоверились, что прививки Иен делал по календарю, и провели ему курс по сердечно-легочной реанимации младенцев, от которого бросало в холодный пот. Затем рассказали об автокреслах и о чем-то под названием «кенгуряние». Иен от души надеялся, что Тесс все это знает, потому что сам, черт возьми, не собирался разбираться ни в чем таком. Он попытался сосредоточиться на выданном ему листе свидетельства о рождении. Иен едва узнавал собственный почерк.

Тесс сидела в другом конце гостиной. Не смотрела на него. Не говорила. Он перестал писать.

— Им нужно имя ребенка.

Тесс встала со стула и подошла к нему. Взяла планшет. Ручку. Написала что-то, потом все вернула.

«Рен Бьянка Норт». (Рен — дословно маленькая птичка — Прим. пер.)

Не идеально, но достаточно хорошо.

За ними пришла медсестра, но за ней последовала одна Тесс. Шли минуты. Он поерзал на стуле. Иен был жестким человеком. Не склонным к сантиментам. Он вложил свою душу в работу. Только в ней он существовал. Так жил. Так хотел жить. А теперь стряслось все это.

Появилась Тесс с младенцем. Он старался не смотреть ни на кого из них.

В лифте ехали молча.

В конце концов двери открылись. Люди в вестибюле улыбались, видя в Тесс и Иене любящих родителей, несущих домой своего драгоценного новорожденного. Иену хотелось убежать. Прочь ото всех. Чтобы все стало как раньше, когда он мог спрятаться от мира за своими кистями и аэрозольными баллончиками, своими плакатами, трафаретами и фресками. Когда новый заказ, новая выставка в галерее, новая армия критиков, хвалящих его работы, что-то значили.

Когда Иен еще знал, кто он такой и что означает его труд.

Он оставил Тесс и подогнал ее автомобиль ко входу в больницу. Вчера Иен забрал ключи от ее домика и нанял девушку, что работала на заправке, позаботиться обо всем остальном — установить автокресло и доставить машину Тесс из Темпеста в больницу. Собственный автомобиль ему нужен здесь. Тесс придется взять ребенка с собой.

Все остальные варианты немыслимы.

ГЛАВА 5

Всю дорогу до Темпеста Тесс цеплялась за руль так, что побелели костяшки пальцев. Прежде она никогда не нервничала, ведя машину, но ведь раньше и не приходилось возить на заднем сидении новорожденного младенца. К счастью, младенца, который спал, чему в любой момент мог прийти конец.

Что-то большее, чем обещание Бьянке на смертном одре, заставило Тесс согласиться на все это. Что-то еще. Что-то эгоистичное, что она только начинала понимать. Поскольку Рен нуждалась в ее безраздельном внимании, Тесс могла час-другой не думать о Треве. Этот хрупкий ребенок принес ей передышку.

Тесс посмотрела в зеркало заднего вида, чтобы бросить очередной тщетный взгляд на малышку. Ничего не видно. Она понимала, почему лучше, когда детские автокресла повернуты назад, но дважды уже съезжала на обочину убедиться, что Рен все еще дышит. И боролась с желанием остановиться в третий раз.

Мимо промелькнул обшарпанный знак женского союза. Тесс осторожно покатила по ухабистой горной дороге к хижине. Норт уехал первым и должен был встретиться с ней здесь, но не виднелось никаких признаков его грязного белого «Ленд Крузера».

Малышка сползла в самый угол автомобильного кресла, лавандовая шапочка криво сидела на маленькой, словно кукольной, головке. Девочка проснулась, когда Тесс ее вытащила. Она не выглядела счастливой, и к тому времени, когда Тесс зашла с ней внутрь, начала плакать — неестественно пронзительно для столь крошечного тельца.

— Ш-ш-ш… Дай мне перевести дух, ладно?

В хижине было холодно. Холодно и сыро. Норт должен был включить маленькую печь и разгрузить вещи, которые Тесс просила его заказать, но он ничего не сделал. У нее имелся лишь базовый набор принадлежностей, с которыми ее отослала больница, а также темно-зеленый слинг ручной работы, подаренный любимой медсестрой из отделения интенсивной терапии. Тесс разозлилась на Норта за то, что он ничего не выполнил. Рен тем временем вовсю расплакалась.

Тесс положила ее, только чтобы успеть снять куртку, расстегнуть блузку и надеть слинг. Она приложила ребенка к своему обнаженному телу, щечкой к груди, и накинула на них обеих шаль, которую сняла со спинки дивана. Еще не пришло время очередного искусственного кормления, поэтому Тесс принялась шагать по хижине, пока убаюканная малышка снова не уснула. И все время Тесс злилась на отсутствовавшего Норта. Только после того, как Рен успокоилась, она пошла в закуток позади кухни проверить печь.

С этим ничего не вышло — не могла же Тесс просто ползать по полу с ребенком на руках и выяснять, что с печью. Отсутствие обогрева в хижине сильно беспокоило. Как она сможет держать Рен в тепле? Где пропадал Норт? Уход за Рен должен был стать улицей с двусторонним движением, но пока весь трафик шел только в одном направлении. Вдруг Норт изначально намеревался бросить на нее ребенка и слинять?

Рен проснулась и завозилась. Тесс вытащила бутылочку с соской. Пока она отмеряла нужное количество, то думала о собственной груди.

— Прости, — прошептала Тесс. — Придется тебе довольствоваться тем, что есть.

Питание было тяжкой работой для Рен, которая после нескольких сосаний снова засыпала. Тесс давала ей время передохнуть, нежно держа вертикально и помогая срыгивать. Когда кормление закончилось, обе совсем выбились из сил. Тесс приподнялась и уселась на диван, плотно закутав себя с Рен в шаль.

Тесс чувствовала, как у ее груди бьется маленькое сердечко. Видела, как трепещут крошечные, похожие на раковинки, веки. Вслушивалась в тихое, нежное дыхание. Может быть, у Норта спустила шина. Скорее всего, он сбежал обратно на Манхэттен. Тесс потихоньку задремала.

Кровь засасывала икры, поднималась к поясу. Бьянка кричала.

Надо до нее добраться. Спасти ее. Но кровь не давала Тесс двигаться. Она боролась изо всей силы. Вот ее ноги исчезли в алой жиже. Вот руки. Бьянка скользнула в красный омут.

Задыхаясь, Тесс пробудилась. Потерла глаза, стараясь избавиться от остатков кошмара, и услышала, как снаружи подъехала машина. Тесс посмотрела на телефон. Миновало два часа.

Но вместо Норта в дверь ввалился Фииш. На нем красовался старый богемный пуловер из арсенала хиппи, в руках — белый пакет с выпечкой. Неряшливый седой хвост болтался за спиной.

— Привет, Тесс. — Фииш вытер кроссовки о коврик за дверью и махнул в сторону младенца. — Вот это точно сломает весь график работы. Мишель из кожи вон лезет, чтобы я нанял ее сестру.

— Я предупредила Иена Норта, что присмотрю за ребенком с неделю. Думаю, тебе лучше ее нанять.

— Ни за все муки ада. Ты никогда с ней не сталкивалась. — Он поставил пакет и направился взглянуть на малышку. — Обалдеть, ну и кроха.

Расслышав нотку осуждения, Тесс ощетинилась.

— Она сильнее, чем кажется.

— Поверю на слово.

— Точно говорю.

Фииш поднял руки, сдаваясь.

— Мир, идет?

— Мне нужен кофе. — Тесс тихо спустила ноги с дивана, чтобы не разбудить Рен. — Это пончики?

— Твои любимые.

— Ты святой. Видел в городке Иена Норта?

— Не-а, — ответил он, направляясь в кухню готовить кофе.

— Вот ублюдок. — Тесс размяла сведенные судорогой ноги. — Можешь проверить печь? Она не греет.

Фииш пожал плечами и пошел посмотреть. Несколько минут спустя появился и заявил:

— Она не работает.

— Правда? И как я не заметила.

Сарказм его не прошибал.

— Может, у тебя кончился пропан.

— Я только что сменила баллон.

Снаружи под шинами захрустел гравий. Баюкая спеленатого младенца, Тесс подошла к окну и увидела, как подъезжает потрепанный «Ленд Крузер». Она попятилась, чтобы на ребенка не попал сквозняк, когда Норт нырнул в дверной проем. Крик напугал бы Рен, поэтому Тесс пришлось довольствоваться яростным шепотом:

— Где вы пропадали?

— Были кое-какие дела.

Он заполнил все пространство: казалось, потолок стал ниже, а стены сдвинулись теснее.

— Да ну. У меня тоже. Вы должны были приехать еще несколько часов назад. — Она полезла под шаль, чтобы отстегнуть слинг. — Подержите-ка ее, пока я осмотрю печь.

Норт отступил.

— Я уже ее осмотрел. Поэтому и опоздал. Вам нужна новая.

— Хотите кофе? — спросил Фииш из кухни.

Норт окинул взглядом пакет с выпечкой.

— Нет, спасибо.

Тесс высвободилась из слинга и понизила голос до шипения.

— Что значит, мне нужна новая печь?

— Ваша старше вас. Очевидно, вы не получили мое сообщение.

— Какое сообщение?

— То, что я наговорил вам на голосовую почту, мол, съезжу и найду кого-нибудь заменить печь.

Она и забыла, что убрала звук у телефона, боясь разбудить Рен, но учитывая отношение Норта, откуда Тесс было знать, вдруг он от них сбежал?

— Я заказал новую, — сообщил Иен. — Плохие новости — нужную печь трудно достать, потребуется время.

— Сколько?

— Несколько недель.

— Недель? Я не могу держать здесь младенца без тепла!

— Верно. Вам придется переехать в школу.

Она ухватилась за две мысли сразу. Расходы, которые потребуются на новую печь, и идея пожить в школе. С первым Тесс как-нибудь разберется, а что касается школы — только не с воспоминаниями, которые там еще витали.

— Последнее место, куда я перееду.

— Достойной замены не имеется. Я перевезу туда все, что вам нужно, а потом уеду в город. У вас одной будет места сколько угодно.

— В город? Вы в своем уме? Вы в самом деле думаете, что я позволю вам сбежать на этот ваш Манхэттен и оставить меня наедине с вашим ребенком?

Фииш, все еще возившийся с кофейником, с интересом наблюдал за перепалкой. Хозяин кафе — тип непредсказуемый. Он мог удержать их ссору при себе, а мог разболтать о ней каждому встречному-поперечному, кто заглянет в «Разбитый дымоход».

— Так не пойдет, — заявила Тесс.

— Придется смириться. — Норт, кажется, решил, что владелец кофейни уже достаточно услышал, поэтому закрыл тему и подхватил пакет с пончиками. — Не возражаете, если я возьму один?

— Спрашиваете не у меня, — ответил Фииш.

— Они мои, — возразила Тесс.

— У меня в машине есть еще, — повернулся Фииш к Норту. — По доллару за штуку. Тесс у меня работает, потому ей они причитаются даром.

Норт посмотрел на Тесс:

— Он ведь не очень меня жалует?

Она скрипнула зубами.

— Никто вас не жалует. Все считают, что вы слишком задираете нос.

Он кивнул.

— Вполне справедливо.

Фииш вдруг заметно смутился.

— Я забыл о вашей потере. Никогда не встречался с вашей супругой, но наверняка она была хорошим человеком. — И поспешил к входной двери. — У меня есть еще пончики в машине. Они в грузовике.

Вскоре после того, как приволок пакет со вчерашними пончиками, Фииш отчалил. Небольшая отсрочка дала Тесс шанс привести мысли в порядок, и как только владелец кофейни вышел за дверь, она повернулась к Норту.

— Вы не бросите вашу дочь. Вы несете за нее ответственность. Как вы вообще подумали, чтобы оставить ее, и…

— Я ее не бросаю. У вас будет все, что вам нужно.

— Важно не то, что нужно мне. А то, что нужно ей.

Его каменное выражение сказало все.

Тесс вытащила малышку из слинга.

— Неважно. Я увольняюсь.

Его наконец проняло.

— Вы не можете так поступить.

Тесс свободной рукой потянулась за одеяльцем.

— Забирайте ее. Я не хочу в этом участвовать.

Норт отступил назад.

— Хорошо. Вы победили. Чего вы хотите?

Она хотела, чтобы он стал отцом этому крошечному человеческому созданию, но на подобное требовалось время.

— Не покидайте ее.

— Вы хотите, чтобы я остался в школе?

Последнее, чего ей хотелось. Тесс укутала ребенка.

— Где она — там должны быть и вы. — И где придется быть Тесс. Она настолько зациклилась на попытках наладить связь отца и дочери, что не подумала, как тяжело будет делить с ним пространство, но не видела альтернативы. — Даже думать не смейте о том, чтобы бросить ее и жить сам по себе. Я достаточно ясно выражаюсь?

Его губы едва дернулись.

— Более чем.

Рен снова завозилась.

— Мне нужно переодеться, а вы не можете отказываться от нее вечно. Рано или поздно вам придется взять ее на руки.

— Скорее поздно. Имейте в виду, что я простужен.

— А на вид уже выздоровели. — Тесс остановилась, прежде чем еще кое-что сказать. Если уж придется сосуществовать с Нортом, нужно добиться какого-никакого мира. Тесс знала, под сколькими личинами может прятаться горе, и ей придется сделать то, что она поклялась не делать, когда приедет в Темпест. Голос ее оставался ровным. Глаза сухими. — Я понимаю горе лучше, чем вы думаете. Я сама потеряла мужа. Он тоже был молод, и ему не следовало умирать.

Тесс говорила твердым голосом, создавая впечатление, будто это произошло давным-давно и она оправилась. Как же далеко от истины.

— Соболезную.

Ни грамма жалости. Просто утверждение.

— Говорю только потому, чтобы вы не считали, будто я черствая. Но у вас есть дочь, и ей нужен отец. Сейчас, когда вы потеряли жену, дитя может показаться вам слабым утешением, но возможно скоро этим утешением станет.

Слова звучали пустыми, но в то же время могли обернуться правдой. Если бы у них с Тревом рос ребенок… Но Трев был не готов.

Норт положил недоеденный пончик на бумажный пакет.

— Вы все еще не поняли, как вижу?

— Поняла что?

Он потер шрам на тыльной стороне руки.

— Бьянка не была мне женой.

Рен издала тоненькие протестующие звуки. Тесс уставилась на Норта.

— Но…

Бьянка настойчиво называла его мужем, а поскольку вряд ли слыла рабыней условностей, Тесс не могла представить, что той было бы стыдно за беременность вне брака.

— Тогда почему она говорила, что вы ее муж?

Норт схватил ключи от машины.

— Мне кое-что нужно сделать в доме. Я за вами вернусь.

— Погодите! Вы же не можете уйти, как…

Оказывается, мог.

***

Иен скинул куртку и бросил ее на диван. От пота рубашка прилипла к телу. Он солгал о том, что здесь есть, чем заняться. Солгал, потому что Тесс хотела объяснений, а когда дело доходило до Бьянки и его самого, объяснять было сложно.

Он оглядел просторную комнату. Этот дом на вершине Ранэвей Маунтин задумывался как идеальное убежище. Никакие льстивые галеристы или фанатичные приверженцы не стучались в его дверь. На Манхэттене все в мире искусства чего-то хотели от Иена: его одобрения, его наставничества, его денег. Он думал, что сможет сбежать сюда. Выяснить, что он собой представляет как тридцатишестилетний художник, а не мятежный ребенок. Найти новое направление, которое имело бы смысл. Но затем он уступил уговорам Бьянки поехать с ним. Теперь она была мертва, и ему приходится иметь дело с последствиями, в том числе с возмущением, которое вцепилось в Тесс Хартсонг так же крепко, как и этот ребенок.

Иен посмотрел в другой конец комнаты на дверь, за которой крылось место, где умерла Бьянка. Бог ей судья, что она сказала Тесс, дескать, они женаты.

И пусть Бьянки не стало, он все ждал, что вот-вот зазвонит телефон, как уже бывало много раз.

«Иен! Я устроилась на новую работу. В нашумевший магазин этого нового дизайнера мужской одежды. Он великолепен! Мне не терпится вас познакомить».

«Улетаю на выходные на Арубу с Джейком… Он изумительный. Вот увидишь. Никогда раньше ни в кого так не влюблялась».

«Итан хочет, чтобы я к нему переехала. О, боже… Он такой потрясающий. Неважно, что он актер. Он другой».

«Иен, у меня дерьмовый день. Можно, я приеду?»

«Жизнь — отстой, Иен. Я принесу вино».

«Иен, ну почему люди такие говнюки? Приедь, забери меня, ладно?»

Теперь она внесла еще одну сумятицу в его жизнь и оставила разгребать. И он разгребет. Как всегда.

***

В школе было тепло, но к двери не бросилась гостеприимная Бьянка, а без нее у Тесс возникло ощущение пустоты. Норт направился к открытой лестнице, держа в одной руке чемодан, а в другой — вещи, которые Тесс просила его заказать для малышки.

— Вы вдвоем можете занять мою спальню наверху.

От его недружелюбного тона веяло зимним ледяным штормом.

В школе имелись две спальни, а значит, ему доставалась та, что на нижнем этаже. Комната, где…

Повсюду витала тень смерти Бьянки. Тесс непроизвольно плотнее закутала Рен. Жить с этим типом в одном доме даже несколько дней невозможно, и все же, как еще он сблизится с ребенком, которого до сих пор отвергал?

— Вы меня почти не увидите, — предупредил Норт, исчезая наверху. — Я буду в студии.

Тесс оглядела залитую светом комнату. Словно Бьянки никогда здесь и не было. Никаких шлепанцев, брошенных у входной двери. Никаких модных журналов, полупустых бутылок из-под воды или оберток от батончиков мюсли. Взгляд упал на закрытую дверь спальни.

Рано или поздно придется туда зайти. Если Тесс не покончит с этим сейчас, то не сможет думать ни о чем другом. Пока Рен дремала в слинге, Тесс подошла к комнате. Потом тяжело вздохнула и повернула ручку.

Кровать убрали. С окон сорвали занавески. Ковер исчез, оставив деревянные полы голыми. И остальное… Как будто Норт краской выплеснул свои чувства по всем этим прежде светло-серым стенам.

Поверхности покрывали вихри в палитре от угольно-черного, грязно-серого и дымчато-серо-коричневого до цвета беленой кости. Он нарисовал витки и завихрения, петли и дуги. Некоторые фигуры забирались на потолок. Другие сползали по плинтусу и выливались на пол. Тусклый пейзаж горя со всеми его ловушками и запутанными клубками, которые Тесс так хорошо знала.

— Здесь все, — прошептала Тесс, обращаясь к себе, к Рен. — Каждая эмоция… — Горло перехватило. — Каждое… чувство.

Позади раздался хриплый голос:

— Выйдите.

Взяв себя в руки, она вышла.

***

В отличие от царившего в нижней спальне хаоса, главная была приглушенной и упорядоченной, с угольными стенами в мужском духе и контрастной белой отделкой. Простая мебель включала в себя полосатый серо-белый коврик, большую кровать с прочным изголовьем, комод и набор прикроватных тумб. Изогнутая хромированная лампа для чтения склонилась над мягким креслом и пуфиком в тон.

Тесс пустилась в объяснения Норту о «кенгурянии», важности контакта тела к телу для недоношенных детей. Рассказала ему, как это регулирует температуру тела ребенка, стабилизирует дыхание, снижает младенческую смертность и так далее и тому подобное. Однако не была уверена, что он слушал. Не упомянула лишь о том, насколько это может быть утомительно.

К счастью, Рен не заплакала, когда Тесс уложила ее в переносную детскую кроватку, которую Норт доставил наверх — уютное желтое гнездышко. Она оставила малышку там ровно настолько, чтобы разогнуть спину и устроить на комоде пеленальный столик.

Тесс открыла ящики, надеясь, что Норт очистил хоть один для вещей Рен. Вместо этого нашла носки с принтом и однотонные боксеры черного и темно-синего цветов, все простое мужское, без каких-либо следов его дерзкого искусства. Обычные футболки, джинсы, пара прочных свитеров. Только тонкий аромат древесного мха и кедра намекал на что-то более экзотическое.

Он заказал все для Рен в элитном бутике на Манхэттене. Роскошные комбинезончики, дорогие пеленки, пастельные детские чепчики и носочки дороже, чем что-либо когда-то носила Тесс.

Тесс оставила вещи Рен на комоде, проверила, дышит ли она, и направилась к двум передним окнам комнаты. Горе стало ее хорошим приятелем. Так же, как и гнев. Оба перекроили Тесс. Теперь, глядя на незнакомый вид из окна, она задавалась вопросом, кем бы могла быть без тяжелого груза того и другого.

Столько всего случилось сегодня, что Тесс почти не вспоминала о Треве. Несмотря на напряжение от заботы о Рен, несмотря на собственную вину и горе из-за смерти Бьянки, она начала испытывать странное ощущение смирения. Это новое чувство выбивало из колеи.

Рядом с небольшим садом внизу стояла пара деревянных садовых стульев и железная скамья. В середине марта деревья все еще были голыми, но весна в Теннесси ожидалась со дня на день. Вернется ли сад к жизни или требуется посадить в нем что-то новое? Укоренить что-то новое в ее душе?

Полоски золотого света от заката в Аппалачах тянулись над деревьями в персиково-лиловое небо. Она упивалась его красотой.

— Ты это видишь, Птичка? — прошептала Тесс. — Только взгляни.

— Сомневаюсь, что ей интересно, — сказал Норт.

Он занял дверной проем, и его внезапное появление нарушило спокойствие момента. Что видел Норт, когда смотрел на мир? Смотрел на Тесс?

— Я думал, она должна быть в вашей кенгуровой сумке, — сказал он грубым голосом.

Значит, все-таки ее слушал.

— Ей стало со мной скучно.

Собственный ответ напомнил Тесс, что раньше она была забавной. Так думали все ее друзья. И она могла так рассмешить Трева, что он задыхался от смеха.

Норт не смеялся. Он взглянул на пеленальный столик и детские принадлежности на комоде.

— Я заберу отсюда свои вещи.

Поскольку мебели в нижней спальне не было, Тесс стало интересно, куда он все положит. Его студия занимала большую часть второго этажа. Может, Норт переедет туда. Она посмотрела на него по другую сторону комода.

— Сколько вамлет?

— Тридцать шесть. К чему вам знать?

Старше ее на год.

— Несколько лет назад увидела ваш автопортрет в черно-белых тонах. До сих пор помню. Вы себе не польстили.

— Нужды не было.

Норт открыл средний ящик. Тот, что с однотонными трусами.

— Почему вы так себя изобразили? — спросила она. — Больше скелета, чем плоти.

— Почему я вообще что-то делаю?

Он схватил стопку одежды, которую выложил на пеленальный столик, и оставил Тесс одну.

***

В студии Иен бросил свои вещи на длинный фиолетовый диван. В комнате пахло свежей древесиной от открытых полок, которые он соорудил сам. Друзья Бьянки спроектировали это пространство с большими окнами в крыше и открытой кирпичной кладкой как вторую студию, место, куда можно приехать, когда им требовалось вдохновение для своего дизайнерского бизнеса. Но уединение от внешнего мира оказалось более романтичным в их воображении, чем на самом деле, в то время как здешняя изоляция была всем, чего жаждал Иен.

Он добавил дополнительное освещение, стеллажи и обитый фиолетовым бархатом большой диван. Настроил компьютерную рабочую станцию, необходимую для цифровых проектов по искусству, которые простирались от создания трафаретов размером со стену до проектирования гигантских световых шоу на небоскребах. Но графические манипуляции, которыми он раньше увлекался, потеряли свою привлекательность. Ему нужно было заняться чем-то другим. Чем-то…

И как, черт возьми, прикажете думать во всем этом хаосе? Он с таким же успехом мог заниматься всем на Манхэттене.

В голове всплыла спальня Бьянки внизу. Вдова Хартсонг не показалась ему замысловатой личностью, но все же поняла задумку. Иен сомневался, нравится ли ему это. Нет, точно.

Ему не нравится.

***

Утро наступило слишком рано. Тесс проковыляла вниз, держа малышку на сгибе локтя. Когда же наконец дала Рен ее бутылочку, из задней спальни вышел Норт. В неряшливой фланелевой рубашке и джинсах он выглядел так, будто принадлежал к этим горам — такой же большой и суровый, как окружающий их пейзаж.

— Кофе, — прохрипела она, прежде чем Норт вымолвил хоть слово. — И не разговаривайте со мной. Я к ней три раза за ночь вставала. Терпеть ее не могу.

— Ну теперь понятно, почему вы то и дело целуете ее в макушку.

— Стокгольмский синдром. Я попала под чары своего захватчика. Это все стратегия выживания.

Возможно, ворчание Норта являло собой его версию смеха, но Тесс не знала наверняка.

— Сядьте, — приказал он. — Я займусь кофе.

Более скупого предложения она не слышала.

— Вас я тоже терпеть не могу. Всю ночь спали, а еще семи нет, как уже на ногах.

— Кто-то в стране должен стоять на страже демократии.

Он что, пошутил? Тесс не могла точно сказать, поскольку Норт уже покинул кухню.

Длинный обеденный стол занимал северную сторону открытого пространства. Его тяжелую, грубо обтесанную столешницу покрыли толстым слоем лака, чтобы защититься от заноз. Контраст между белым пенопластом на стенах и всем этим темным деревом — столом, блестящими дощатыми полами, книжными шкафами, установленными под окнами, — превращал помещение в уютное зимнее жилище, но также и в прохладное убежище в самые знойные летние дни.

Норт принес из кухни две кружки кофе, одну поставил перед Тесс, а сам сел на дальнем конце стола, в добрых восьми футах. Не будь она такой капризной после бессонной ночи, сочла бы его поведение забавным.

— А, ну понятно, — протянула Тесс. — Вы, похоже, до сих пор верите, что у девочек бывают вши. Как закончите начальную школу, не будете так сильно на нас реагировать.

Его рот дернулся.

— Я пересяду ближе, если обещаете не разговаривать.

Он подвинул кружку на середину стола.

— Не делайте мне одолжений. — Тесс убрала волосы с глаз. — Мне нужно позаимствовать одну из ваших фланелевых рубашек. В мою мы вместе с Птичкой не влезаем.

Толстовка Трева была бы достаточно большой, чтобы обернуть ее вокруг них обеих — пропитанная кровью Бьянки толстовка, которую Тесс без лишних церемоний выбросила в больничную урну. Она велела себе не думать об этом.

— И к вашему сведению, вам придется взять на себя хотя бы одну из ночных смен.

— Я не буду знать, что делать.

— Я покажу.

— Это не обязательно.

— Очень даже обязательно. Знаете, вы можете трогать собственную дочь. Она ни в чем не виновата.

— Я не говорил, что виновата.

Он понес свою кружку в кухню.

Тесс пошла за ним по пятам.

— Ловите!

Он резко обернулся, инстинктивно вытянув руки, и она осторожно вручила ему туго запеленатую малышку.

— Что за…

Тесс отступила.

— Мне нужно почистить зубы, принять душ и хотя бы сходить в туалет без младенца на коленях. Вам придется потерпеть.

— Но…

— Справляйтесь.

Когда Тесс решительно вышла, Рен принялась плакать. Тесс поколебалась, но заставила себя не возвращаться. Рен только что поела. Тесс ничего не могла сейчас для нее сделать, чего бы не осилил Норт.

— Я вас нанял! — крикнул он вслед.

— Считайте это регулярным перерывом на отдых, который предусмотрен трудовым законодательством.

ГЛАВА 6

Полчаса спустя, приняв душ и помыв голову, Тесс вернулась вниз. Норт едва пошевелился. Стоял у кухонного окна всего в паре шагов от места, где Тесс его оставила. Рен плакала, но Норт, вместо того, чтобы расхаживать и укачивать малютку, держал ее как готовую вот-вот взорваться гранату. Любые надежды, что близкий контакт сломает лед в сердце Норта, рухнули.

— Это дело не по мне, — безапелляционно заявил он.

— Вижу. — Тесс прошла к стойке и налила себе еще чашку кофе.

Рен, что казалась крохотной мышкой в огромных мужских руках, разошлась не на шутку, и хмурое лицо Норта стало совсем уж мрачным. Он сунул ребенка Тесс.

— Мне нужно работать.

Тесс уложила малышку на сгиб локтя и принялась поправлять мягкое одеяльце, как внезапно застыла, осененная мыслью: а вдруг она все неправильно поняла с самого начала? Тесс обернулась вслед Норту:

— Рен ведь не ваша дочь?

Он на секунду замер по пути из кухни.

— С чего вы взяли?

— В противном случае вряд ли бы вы до такой степени плевали на ее благополучие. — Она проследовала за ним в гостиную. — Впрочем, учитывая ваше в целом неприятное поведение, я могу ошибаться.

— Да, можете. — Норт направился к дверям и схватил куртку. — И мне не плевать на ее благополучие. Вы же здесь, разве нет? — И вышел вон.

Тесс глянула в несчастное личико завывающей Рен — сморщенный лобик, курносый носик, крохотный язычок, свернутый, точно картофельный чипс. Неужто интуиция подсказала верно? Но если Норт не отец, зачем разрешил записать себя в свидетельство о рождении? А если отец…

Так много вопросов, так мало ответов. Баюкая хрупкое тельце, Тесс поколебалась, но затем направилась в спальню Бьянки. Открыла дверь и переступила порог.

Комната напоминала юдоль скорби. Тесс не верилось, что мужчина, выплеснувший на стены столько эмоций, мог хладнокровно отвергнуть собственного ребенка. Если только она не ошиблась в суждениях. Возможно, все эти эмоции как раз объясняли, почему Норт отказывался сближаться с девочкой.

Рен начала затихать. Тесс глянула на личико, что больше смахивало на лягушачье.

— Я не твоя мама, милая.

Но прямо сейчас сиротка лучше всякого другого распознавала прикосновение Тесс. Она плотнее прижала ребенка. Годы практики в профессиональной отстраненности и собственное трезвомыслие не дадут ей привязаться с чужой малышке. Вот только чья же она дочь?

— Я постараюсь, Бьянка, — прошептала Тесс пустой комнате. — Обещаю. Я постараюсь изо всех сил.

***

Иену требовалось убраться подальше от дома, от нее. Вдова Хартсонг подмечала слишком многое. Он зашагал к тропе, что вела в горы. Для человека, выросшего в городе, Иен слишком любил находиться вне дома. Он прошел часть Аппалачской тропы, во время зимней метели поднялся на гору Уитни и одолел тропу Джона Мьюира. Еще Иен облазил Европу, не имея в рюкзаке ничего, кроме смены нижнего белья и тех препаратов, которые ему удавалось достать в то время.

Порыв сырого мартовского ветра заставил его пожалеть о более теплой куртке, но Иен не был готов повернуть назад. На востоке маячила старая пожарная каланча. Он поднимался на нее пару раз, но сегодня ему хотелось твердо стоять на земле.

Белохвостый олень перебежал дорогу. Иен свернул с тропы и пошел за ним к ручью. Подойдя ближе, он услышал звук, отличный от обычного шума текущей воды. Что-то вроде вопля доносилось от обломков старого самогонного аппарата.

Иен ускорил шаг. Он обнаружил перегонный куб еще во время одного из своих первых походов, определив, что это такое, по характерному U-образному расположению камней, которые отмечали местонахождение заброшенной печи. Рядом лежала ржавая бочка емкостью пятьдесят пять галлонов, старое оцинкованное ведро без дна и несколько битых мутных от грязи стеклянных банок. Но внимание Иена привлекли остатки старого котла — ржавые плиты из листового металла со следами топоров: метка на память от таможенных инспекторов. Теперь под ним застрял мальчишка.

— Как больно!

Нога мальчика попала под самую тяжелую часть изношенного котла. Иен поспешил к нему.

— Не шевелись, Илай.

Мальчуган поднял на него перемазанное слезами, грязью и соплями лицо. Карие глаза увеличились до размеров плошек, а густая темная прямая челка упала на глаза.

— Оно на меня рухнуло.

— Вижу.

Иен уже встречался с Илаем. Выражаясь современным языком, парнишка жил на природе и бродил по лесу, наслаждаясь такой свободой и отсутствием присмотра, о коих не смели даже мечтать городские восьмилетки.

Впрочем, Илай уточнил, что ему восемь с половиной.

Несмотря на вечно грязную мордашку и явно домашнюю стрижку, о мальчугане, похоже, нормально заботились. По крайней мере, синяков на худеньком теле появлялось не больше, чем у любого парнишки его возраста.

— Не лучшее ты место выбрал, чтобы лазить. — Корявая железяка оказалась тяжелее, чем с виду, а еще обладала ужасно острыми краями. Иен осторожно ее приподнял и отодвинул в сторону. Из длинного пореза, видного в порванной штанине Илая, потекла кровь. Слишком обильно. Иен сбросил куртку и расстегнул фланелевую рубашку. — Сейчас будет больно.

— Я… я не боюсь. — Очередная слезинка прочертила новую дорожку на покрытом грязью лице Илая, что напоминало дорожную карту.

— Конечно. — Иен стянул с себя рубашку, оставшись в одной футболке, и перевязал рану длинным рукавом, чтобы остановить кровотечение. — Пообещай, что больше здесь лазить не будешь.

— Ну, наверное.

Иен обернул остальную рубашку вокруг груди парнишки и осторожно того поднял. Илай всхлипнул.

— Больно.

— Верю. Давай отнесем тебя домой.

Илай прижался к груди Иена.

— Не надо меня носить, я ж не маленький.

— Знаю. Но я тут тренируюсь для участия в соревнованиях по триатлону. Хочу поработать над выносливостью.

— Ты будешь выступать в «Айронмене»?

— Думаю, да.

Или нет. Одно дело бегать и плавать, но вот сто двенадцать миль на велосипеде — серьезная загвоздка для человека, предпочитающего твердо стоять на земле.

Родители Илая держали ферму. Жестяная крыша их дома уже виднелась на горизонте. Заметив, как лицо мальчика исказилось от боли, Иен сбавил шаг.

— Как поживает твоя мама? — спросил он, чтобы отвлечь Илая.

— Все еще грустная.

— Жаль.

В их последнюю встречу Илай рассказал, мол, мама должна была родить братика или сестричку, но «что-то пошло не так, и теперь она много плачет».

Парнишка крепче ухватился за шею Иена.

— Папа говорит, она скоро перестанет.

— Хорошо, — кивнул Иен и аккуратно перешагнул через молодое деревце, которое рухнуло поперек дороги. — Тебя чем последнее время кормили? Весишь целую тонну!

На самом деле, восьмилетка был легче цыпленка.

Илай скривился.

— Бобами. Съели почти все, что мама собрала прошлым летом, но скоро вырастут лук и горчичный салат.

Мальчуган говорил как заправский фермер. Карабкаясь вверх по склону, Иен продолжал его забалтывать. Спрашивал, каких новых птиц узнал Илай, не встречал ли тот медведя, как продвигается школьный проект по пчеловодству. Наконец в поле зрения возникла обшарпанная ферма.

Простой дом был обшит некрашеными досками, на крыше виднелась пара солнечных батарей. Взрыхленная земля слева, видимо, обозначала огород. Хозяйственные постройки включали в себя старый табачный сарай, загон для коз и курятник с простенькой сеткой. Все это окружал грубый забор из колючей проволоки под охраной пары лающих собак и здоровенного мужчины, который сейчас приближался к незваным гостям с винтовкой.

— А ну стой где стоишь!

Иен не слишком разбирался в огнестрельном оружии, однако полуавтоматическую AR-15 опознал.

— Папа!

— Илай? — прищурился мужчина в лучах утреннего солнца.

— С Илаем беда приключилась, — сообщил Иен.

— Ребекка!

Мужчина бросился к ним через изрытый колеями грязный двор, все еще не выпуская из рук винтовку, но уже не направляя ее в грудь Иена. И как раз одной рукой возился с воротами, когда из передней двери вышла стройная шатенка.

— Что случилось?

— Илай! — Мужчина прислонил оружие к столбу и поспешил навстречу. — Что стряслось?

— Илай порезал ногу краем металлического листа от старого самогонного аппарата, — объяснил Иен.

— Проклятье, Илай! Чем ты только думал.

Мать Илая, прижав ладонь ко рту, кинулась к сыну.

— Я не виноват! — заявил парнишка уже из рук отца.

— Никто тебя и не обвиняет, — успокоила мать. Тревога отпечаталась в каждой черточке ее усталого лица.

— Я обвиняю, — рявкнул отец. — Надо было думать головой, Илай.

— Ему нужно зашить рану, — вмешался Иен.

— Не надо зашивать! — взвыл парнишка.

— Дай погляжу. — Трясущейся рукой мать начала разворачивать повязку на ноге сына, но Иен остановил.

— Сперва покажите его доктору. Рана довольно глубокая.

— Ох, милый… — Женщина убрала пряди со лба Илая.

Ей, вероятно, было около тридцати. Длинный нос, печальные глаза с чуть опущенными внешними уголками. Мать с сыном роднили прямые темные волосы и почти одинаковая челка. Однако материнские пряди уныло обвисли и нуждались в мытье.

Мужчина кивнул Иену.

— Ценю вашу помощь. Но дальше мы сами.

Что-то в его напряженном тоне подсказало Иену, что визит к доктору не намечается.

— Его нужно показать врачу.

— Мы умеем позаботиться о себе, — твердо заявил отец Илая.

В противоположность жене Пол отличался коренастым телосложением и светлыми вьющимися волосами. Не слишком высокий — где-то метр семьдесят шесть, — но широкие плечи и массивные бицепсы говорили о недюжинной силе.

Судя по виду фермы, семья жила очень скромно, вероятно, на уровне прожиточного минимума, не имея свободных денег для оплаты визита к врачу. Это Иена не касалось, но просто уйти он не мог.

— В бывшей школе есть медсестра, — неохотно сказал Иен. — Наверняка согласится посмотреть Илая в обмен на свежие яйца. Она из фанатов натуральной еды.

Абсолютная ложь, но у этих людей тоже есть гордость.

— Нужно показать ей сына, Пол.

Судя по умоляющему голосу жены, переубедить мужа представлялось той еще задачей.

Полу явно не хотелось отступать, но то ли он понимал, что супруга права, то ли не желал устраивать стычку с незнакомцем, поэтому в итоге коротко кивнул.

Судя по вмятинам и потрескавшемуся лобовому стеклу древнего пикапа, он уже много лет служил своим хозяевам. Ребекка ехала на заднем сиденье, держа Илая, а Иен сидел впереди.

Семья не отвечала расхожему стереотипу о горцах Теннесси. Они говорили с южным, но не провинциальным акцентом. Они пять лет жили в приусадебном хозяйстве. Ребекка рассказала Иену, что они с Полом познакомились на первом курсе университета, но не вдалась в подробности, разве что назвала их фамилию — Элдрилж.

Когда они вошли внутрь, Тесс расхаживала по дому с ребенком. От Норта не укрылось, как она, словно защищая, едва заметно прикрыла головку малышки и притянула ближе. Однако завидев мальчика на руках у отца, Тесс мгновенно переключилась в деловой режим.

— Кладите его туда, — кивнула она в сторону обеденного стола и предсказуемо передала малышку Норту. После Илая девочка показалась ему легче перышка, но приятнее встреча от этого не стала. — Привет, парень. Я Тесс. Иен, не принесете аптечку? Она над плитой.

На его памяти над плитой раньше не хранилось ничего, кроме жестяной банки с имбирным печеньем, да и та осталась в наследство от предыдущих хозяев. Но теперь Норт нашел ярко-желтую коробку размером с кирпич, которую Тесс, должно быть, принесла с собой. Судя по весу, она больше не желала когда-нибудь снова оказаться застигнутой врасплох в непредвиденных обстоятельствах.

Иен слышал, как Тесс сказала Ребекке пройти на кухню помыть руки. Они пересеклись в дверном проеме. Илай лежал на обеденном столе с диванной подушкой под головой. Тесс срезала с парнишки его джинсы, оставив в футболке и трусах с супергероями, признавшись, что хочет себе такие же. Пол прошел через комнату и встал у окон рядом с книжным шкафом.

Иен поставил аптечку рядом с Тесс и тихо, чтобы не слышал Илай, предупредил, что медицинская помощь на ней и закончится:

— Они не собираются везти его к доктору.

Тесс коротко кивнула. Малышка на руках у Иена скривилась, пока не стала походить на ненормальную, и, разумеется, принялась плакать. Тесс мгновенно вскинулась, но снова повернулась к Илаю.

— Давай-ка посмотрим, что у нас тут. — Успокаивающе бормоча, она принялась разворачивать самодельную повязку. — Люблю отважных ребят. И кто на тебя напал? Медведь? Ой, погоди, сама догадаюсь… Белка-зомби?

Илай улыбнулся сквозь слезы.

— Ни то ни другое.

И принялся рассказывать про самогонный аппарат и помощь Иена. Тесс ахала и охала, но сама четко делала то, что надо. Норт переложил малышку с руки на руку. Из кухни вернулась Ребекка, и Тесс попросила ее развернуть одну из марлевых повязок.

— Ладно, я смотрю рану, — предупредила Тесс. — Надеюсь, меня не вывернет.

— Вы точно выдержите, — расцвел улыбкой Илай.

— Да уж надеюсь. — Тесс бросила на пол пропитанную кровью рубашку, быстро оглядела порез и прижала салфетку, останавливая вновь открывшееся кровотечение. — Хм, а чего ж говорили, будто рана серьезная?

— Разве нет?

— Серьезная — это когда у тебя нога отваливается. А порез куда проще залечить.

— Лист был ржавым, — предупредил Иен.

— Сына прививали от столбняка два года назад. — Ребекка оглянулась на мужа, что расхаживал у окон. — Придется опять делать укол.

— Не хочу уколов! — вскрикнул Илай.

— Тебе и не нужно, — успокоила Тесс и посмотрела на Ребекку. — Опасность не в ржавчине, а в размножающихся на ее поверхности бактериях. Но раз прививку делали всего два года назад, достаточно просто очистить рану. Илай, плохая новость — мне все равно придется в ней ковыряться, чтобы удалить всю грязь. Постараюсь очень аккуратно, но, боюсь, больно все равно будет. Не стесняйся плакать. Иен вон какой большой, а то и дело плачет.

Норт подавил желание опровергнуть это утверждение.

— Папа не плачет, — открыто заявил Илай, — а вот мама — да.

— Мисс Тесс наши семейные дела неинтересны, — быстро оборвала сына Ребекка.

По опыту Иена «мисс Тесс» очень даже заинтересовалась гостями, но умело это скрывала.

Тесс попросила Пола отнести Илая к кухонной раковине, где начала промывать рану под проточной водой и обрабатывать ее раствором бетадина. Илай держался замечательно, учитывая, насколько это должно быть болезненно. Даже малышка на время притихла, но вновь начала пинаться. Иен вспомнил, что говорила Тесс о контакте кожа к коже, но твердо решил не снимать футболку.

Разобравшись с раной, Тесс попросила Пола отнести Илая обратно на обеденный стол. Там нанесла на порез мазь с антибиотиком и закрыла какой-то странной хирургической салфеткой, состоящей из петлевых полосок клея.

— Это относительно новый тип повязки, которую можно использовать вместо швов, — объяснила Тесс, помогая Илаю сесть. — Я слышала о ней хорошие отзывы, но никогда ее не использовала, и мне было бы спокойнее, если бы вы попросили врача осмотреть рану. Подозреваю, что у Илая останется шрам поменьше, если наложат швы.

— Да неважно, какой там будет шрам, — отмахнулся Пол. — Лишь бы ходить мог.

Тесс не стала настаивать. Просто объяснила, как ухаживать за раной и на какие признаки заражения стоит обращать внимание.

— Привезите Илая через пару дней на проверку, хорошо?

— Спасибо! — Поддавшись порыву, Ребекка обняла Тесс. — Не знаю, как нам вас благодарить.

— Скажите, что мы вам должны, — напряженно произнес Пол.

— Я уже договорился, Тесс, — вмешался Иен. — Знаю, как вы любите натуральную пищу, поэтому решил, пусть Илай принесет вам несколько свежих яиц, когда поправится.

Тесс послала Илаю до смешного недоверчивый взгляд.

— Серьезно? Ты правда сделаешь это для меня?

Мальчик яростно закивал, потом посмотрел на отца.

— Хорошо, папа?

— Конечно, — коротко кивнул Пол.

***

После их ухода Тесс принялась убираться.

— Я сам, — вызвался Норт и поспешно сунул ей малышку, словно та была заразной.

Тесс устроила девочку обратно в слинг и привела в порядок аптечку, которую приготовила, пока Рен еще была в больнице. Попутно она краем глаза наблюдала, как Норт аккуратно подобрал грязную рубашку и марлю и вытер стол. А когда принялся отмывать раковину, Тесс не выдержала.

— Вы очень хорошо поступили с Илаем.

— А вы что думали, я его там брошу?

— Сложно сказать. — Тесс поправила слинг, наблюдая за скупыми движениями Норта и гадая, какой же он на самом деле. — Я до сих пор не понимаю. Вы могли нанять хоть дюжину профессиональных нянь. Почему не стали? Я же вам даже не нравлюсь.

— Кто сказал? — обернулся Норт. Он не то чтобы спорил, но близко к тому.

— Да вы же сами и сказали.

— Ничего такого я никогда не говорил.

— Ваше лицо говорило. Ваши слова. Да вы едва не кривитесь всякий раз, как меня видите.

— Я никогда не кривлюсь.

— Прямо сейчас кривитесь.

— У меня просто лицо такое. Ничего не поделаешь.

Тесс уперла руку в бок.

— А если так, то, может, вы мне не нравитесь?

— Вполне объяснимо. Я не слишком обаятельный человек.

— Да, я заметила.

Зато он был очень талантливым. И похоже, не спешил этот талант пускать в дело. Тесс начала подозревать, что, возможно, — только возможно — Норт обладал куда большей человечностью, чем желал в том признаться.

***

Когда в дверь постучали, Тесс сидела голой по пояс, прикрывшись только шалью. Испугавшись, вдруг рана у Илая снова открылась, Тесс плотнее закутала себя и Рен и пошла на стук.

По ту сторону двери обнаружились три девочки-подростка, одна из них была чернокожей. Тесс опознала Аву, дочь той самой Келли Винчестер, но остальных видела впервые. У другой были брекеты, светло-каштановые волосы и россыпь прыщей на лбу. Третья, с неуверенной улыбкой и лицом в форме сердечка, укротила свою шевелюру, собрав ее ярко-розовым пластиковым ободком. Тесс подождала, не скажут ли чего-нибудь гостьи, но те лишь отводили взгляд. Наконец она нарушила молчание:

— Чем могу помочь?

Ава нервно облизала губы:

— Это тот самый ребенок?

— Да. Зайдете внутрь? Не хотелось бы ее застудить.

Ава была одной из тех счастливиц, что даже в юном возрасте могут похвастать прямыми сияющими прядями, нежным ровным цветом лица и идеальными белыми зубами.

— Так грустно, что ее мама умерла.

— Да, нелегко пришлось.

— Это Джордан, а это Имани, — кивнула на подруг Ава. — Если вам нужны няньки, мы все хорошо ладим с детьми.

— Рен еще нескоро можно будет оставлять с няней.

— А, вот как ее зовут? — Ава хотела коснуться головки ребенка, но Тесс отступила.

— Она еще совсем слабенькая, поэтому я никого особо к ней не подпускаю. У вас может быть простуда, а вы и понятия не имеете.

— Женщины должны рожать в больнице с нормальными врачами, — заявила Ава так безапелляционно, что стало ясно: девочка повторяет кого-то из взрослых, скорее всего, свою строгую мать.

— Это не всегда возможно.

Тут в разговор вступила Джордан, та, что с брекетами:

— Мои мама и папа ходили сюда в школу.

— Мои тоже, — подхватила Ава. — А до них — бабушка с дедушкой.

— Мои родители учились в Джексоне, — вставила Имани.

Две другие кивнули.

— Это потому, что раньше черных заставляли учиться отдельно от белых, — пояснила Ава. — Некоторым местным до сих пор не по нраву, что у нас чернокожие друзья.

Имани закатила глаза.

— Да я единственная чернокожая в твоем окружении. Не говори так, будто много с кем водишься. — А потом добавила, уже Тесс: — Я их символическая лучшая подруга, чтобы они не выглядели такими расистками, как их родители.

— Мои родители не расисты, — возмутилась Ава.

— Имани нравилась бы нам, даже если бы не была черной, — честно подтвердила Джордан.

Имани отреагировала скорее снисходительно, чем обиженно. Тесс улыбнулась. Она решила, что ей нравится вся троица, даже идеальная Ава, чью безупречность она бы возненавидела в их возрасте.

Две других начали нервничать. Наконец Ава вытащила из кармана сложенный листок желтой бумаги.

— Мы слышали, это вы написали.

Тесс узнала брошюру, которую положила рядом со стойкой презервативов, чем и навлекла на себя гнев Келли Винчестер. «Что нужно знать о безопасном сексе».

— Мы уже в десятом классе, — сказала Джордан. — Но на уроках здоровья нам об этом не рассказывают.

— Только твердят не делать этого, — объяснила Имани. — Прямо урок воздержания какой-то.

— По предписанию государства, — вставила Ава.

Судя по терминологии, ее отец активно трудился в законодательном органе.

— И мы ни с кем не спим! — добавила Ава так быстро, что Тесс задумалась, не лжет ли гостья. — Мы все девственницы. Но дело в том…

— У нас с Авой есть парни, — сказала Имани. — И… — Она замолчала. В комнате стало тихо.

— И, — продолжила Тесс, — вы думаете о сексе?

— Нет! — Ава и Имани слишком энергично замотали головами. — У нас просто возникло несколько вопросов. То, что нам может пригодиться, например, когда мы станем старше.

— В смысле, мы пытались поискать информацию в интернете… но… «Родительский контроль», — нарисовала Ава в воздухе кавычки.

— А поговорить не пробовали? Ну, с родителями? — уточнила Тесс.

Девочки воззрились на нее так, словно она упала с другой планеты.

— Мой отец — пастор при Апостольской церкви Огненных Ангелов, — пояснила Имани. — Он очень строгий, а еще входит в школьный совет.

— А мой отец — Брэд Винчестер. Вы наверное уже про него слышали.

Тесс кивнула.

— У меня пока парня нет, — вставила Джордан, — но может появиться. А мама твердит, что если девушка займется сексом до брака, то обязательно поймает СПИД.

— Это неправда, — сказала Тесс. — Но без предохранения легко заразиться ЗППП или забеременеть, поэтому вам нужно позаботиться о себе.

На руках завозилась проголодавшаяся Рен. У Тесс и так хлопот был полон рот, а тут еще три девицы смотрели на нее, словно она хранительница всех тайн интимного мира. Надо отослать их обратно по домам.

А если родители попросту откажутся обсуждать тему? Такое случалось слишком часто.

— Погодите, дам ей бутылочку, и поговорим. Присаживайтесь.

Несколько минут спустя гостьи расселись на диване, а Рен сонно уцепилась за бутылочку. Тесс напомнила себе, сколько раз Трев наказывал ей не совать нос не в свое дело. Еще муж попрекал ее излишней страстью судить людей, но это в основном относилось к его музыкальным предпочтениям.

Тесс прижала Рен плотнее.

— Давайте я сразу скажу: не думаю, что начинать половую жизнь в вашем возрасте — хорошая мысль.

Гостьи заговорили хором.

— Мы не собираемся…

— Да я никогда…

— Я не…

Тесс вскинула руку.

— У вас сейчас и так проблем предостаточно — учеба, родители, давление сверстников — и каким бы замечательным ни был парень, ранний секс может серьезно осложнить жизнь. Чаще всего девушка в таких отношениях проигрывает.

— Например, если они переспали и об этом узнали другие ребята, — подхватила Ава. — И все теперь станут называть ее шлюхой.

— Ненавижу, когда это слово применяют к женщинам, — призналась Тесс. — Если уж она шлюха, то и партнер, получается, тоже.

— И я так считаю, — кивнула Джордан.

— Может, он готов не больше нее, — продолжила Тесс. — Или девушка сама давила поскорее начать. Или он оказался не таким хорошим, как ей думалось.

— Коннор просто отличный, — заявила Ава.

— Энтони тоже, — поддакнула Имани.

Шаль сползла с обнаженного плеча Тесс, и пришлось ее поправлять.

— Но судя по тому, что происходит на ваших уроках здоровья, ребята знают о половой жизни не больше вашего.

Имани принялась ковырять подлокотник.

— Ребята вечно твердят, мол, лишиться девственности — это ничего особенного.

— И если у тебя боли во время месячных, то после первого раза все пройдет, — добавила Ава.

Джордан потянула себя за прядь.

— Я слышала, что в первый раз невозможно забеременеть. Но что-то не верится. Это же неправда?

— Точно неправда, — заверила Тесс.

Ава закусила розовую нижнюю губу.

— А если парень говорит, мол, если не переспим, я тебя брошу?

Тесс глубоко вздохнула, чтобы успокоиться.

— Считай, тебе повезло, ведь ты выяснила, что встречаешься с полным придурком и должна сама его поскорее бросить.

Джордан выразительно посмотрела на Аву, но та продолжала:

— Но вроде нельзя забеременеть, если занимаешься сексом в бассейне или горячей ванне? Или стоя?

— Стоп! — Тесс невольно повысила голос, и Рен беспокойно заворочалась. — Прости, малышка. — Тесс погладила ее по щеке и вновь посмотрела на девушек. — Забеременеть можно в любой позе — сидя, стоя, лежа, в машине, да хоть на трамплине, хотя там, конечно, придется поднапрячься. Суть одна: если в деле замешаны сперма и вагина, вероятно зачатие ребенка. И если секс — ничего особенного, чего ж мы так много о нем говорим?

Она уловила какое-то движение краем глаза и вдруг поняла, что Норт вернулся и стоит на пороге входной двери. Судя по выражению его лица, где к привычному раздражению примешалась добрая толика скептицизма, стоял он там уже долго.

Тесс широко улыбнулась девочкам и встала.

— Если есть еще вопросы, пожалуйста, побеседуйте с родителями.

— Но…

— Обещайте, что хотя бы обдумаете такой вариант.

В ответ на нее уставились три пары обиженных глаз. Ава перекинула через плечо свои роскошные волосы.

— Ага, я ж прям мечтаю просидеть под замком до конца жизни.

Тесс хотела было попросить девочку больше верить в родителей, но судя по поведению Келли Винчестер, Ава имела основания им не доверять. Тесс почувствовала знакомое раздражение. Ох уж эти оторванные от реальности родители и школы, что выстраивают программу, оставляя подростков уязвимыми пред лицом действительности! Если она не поможет, то чем будет лучше?

— Если захотите еще что-то спросить, возвращайтесь через пару дней. — Даже не договорив фразу, Тесс почуяла, что совершает ошибку. — И постарайтесь не забеременеть до тех пор!

Девочки захихикали, прощебетали слова благодарности — и смущенно запнулись, наконец заметив Норта.

— Не переживайте, — успокоила Тесс, — его волнует только собственная личность.

Норт отступил в сторону, пропуская девочек. А когда дверь закрылась, метнул в Тесс один из своих фирменных недоверчивых взглядов.

— Давайте-ка проясним, вдруг я неправильно понял… Мы тут уже не просто клинику открыли, но теперь еще и уроки полового воспитания даем?

— Если у вас тоже есть вопросы, составьте список. Мальчикам эта информация так же важна, как и девочкам. Я их не приглашала, они сами заявились. И пока вы не ударились обратно в образ принца тьмы, имейте в виду — две из этих девочек имеют все шансы на подростковую беременность.

— Это не ваша проблема.

Тесс коснулась щечки Рен.

— Не бойся этого мрачного дядьку, милая. Я положу тебе в пеленки пару долек чеснока для верности.

Фыркнув, он снял с крючка черно-красную фланелевую рубашку, в которой был утром в день их первой встречи, и положил на видном месте. Но вместо того, чтобы уйти, остался стоять, на что-то засмотревшись.

Только тогда Тесс поняла, что шаль снова соскользнула с плеча. Причем ощутимо. Так, что обнажила большую часть груди. Тесс резко прикрылась, словно оскорбленная девственница.

— Подумайте о том, что делаете, Тесс, — сказал Норт. — Представьте, как бы вы себя чувствовали, если бы незнакомец заговорил с вашим ребенком о сексе.

— Я поступаю правильно.

Заявление показалась излишне самонадеянным даже ей самой.

Норт слегка наклонил голову и пошел наверх.

Она услышала, как закрылась дверь студии, и несколько секунд смотрела на его фланелевую рубашку, прежде чем вспомнила, что сама о ней попросила. Тесс сбросила шаль и целиком закуталась в ткань вместе с Рен, только нос наружу оставила. Рубашка казалась неправильной. Не пахла толстовкой Трева. Вместо этого пахла улицей. А самое тревожное — не имела капюшона, внутри которого Тесс могла бы спрятаться.

Рен что-то проворковала. Рубашка Норта ее устраивала. У малышки не было воспоминаний о том, как Трев пролил на себя кофе, и ей никогда не приходилось подбирать одежду с пола и просить хоть разок донести чертову штуку в шкаф, а не бросать где попало.

Было ли предательством, что ныне Тесс больше переживала смерть Бьянки, а не мужа? Могла ли Тесс сделать для нее нечто большее? За Бьянкой, заботой о Рен и оказанием помощи Илаю гнев, который подпитывал Тесс в течение стольких месяцев, сместился на новую цель. На Иена Норта.

Она посмотрела на лестницу. Ей нужны были ответы, и Тесс не позволит ему и дальше увиливать.

ГЛАВА 7

Просторную студию щедро освещала пара больших окон на крыше. Полы были новыми, из светлого дерева твердых пород, в отличие от остальной, более темной, отделки. Никаких ярких картин на стене — никаких зажигательных плакатов с вылетающими из праздничных шляп ракетами, никаких тебе двенадцатифутовых трафаретов в ожидании, чтобы их приставили к кирпичу или холсту и оживили с помощью аэрозольной краски. Норт сидел за компьютером спиной к двери.

— Не слышал, чтобы вы постучали.

— Странно. — С Рен, легчайшим перышком, на руках Тесс прошла в комнату. — Вы настоящий человек-загадка. Мне любопытно. Есть ли у вас какие-нибудь человеческие черты, кроме этой темной загадочности?

— В моей натуре много чего имеется, — повернулся он к Тесс.

— Спесь? Склонность к мрачному пессимизму?

Норт встал из-за стола, ничуть не показывая, что ее оскорбление достигло цели. Его рост, челюсть грузчика и длинные мускулистые руки казались неуместными для человека, которому не требовалось поднимать что-нибудь тяжелее красильного валика.

— Если я отказываюсь демонстрировать всему свету каждую эмоцию, которая мельтешит в моем мозгу, это еще не делает меня заносчивым.

Тесс уловила намек.

— Я не мельтешу. А если Птичка не ваш ребенок, то чья она?

— Не люблю, когда меня прерывают во время работы.

— Да вы наверно пасьянс на компьютере раскладывали. Будь вы семейным, вас бы все время прерывали. Дети, мужья, подруги, доставка посылок. Так обстоит дело с нами, женщинами. А Птичка вообще на первом месте. Важнее даже вашей работы. Так чья она?

Он сунул руку в карман своих неряшливых джинсов.

— А если я скажу, что она моя? Вы тогда уберетесь отсюда?

Тесс глянула на него как на идиота: так на нее смотрели давешние девочки-подростки.

— Вы что, меня за дурочку принимаете?

— Я вас принимаю за занозу в заднице!

— Мы можем поговорить откровенно?

— Я не люблю разговоры, хоть откровенные, хоть нет. Не могу работать, когда вы то и дело выскакиваете, словно чертик из табакерки.

— Грубо как. Вы втянули меня в свой бардак, и мне нужно знать, во что я вляпалась.

— Делайте свою работу, — резко парировал Норт. — Я позабочусь об остальном.

Тесс не отступала.

— Обещаю не смотреть вам в глаза, пока вы будете говорить. Я знаю, вы от этого нервничаете.

— Я вовсе не боюсь смотреть вам в глаза.

И доказал это. Взгляд его глаз, темных как грех, сомкнулся с ее взглядом, пока Тесс не почувствовала: Норт увидел все, что ей хотелось скрыть — ее гнев, угрызения совести за смерть Бьянки и стыд за то, что не могла отрешиться от потери единственного мужчины, которого когда-либо любила. Тесс первая отвела взгляд, переключив внимание на Рен.

— Один из нас должен заботиться о ней.

— Считаете, что я не забочусь? — Он резко махнул рукой в сторону окна. — Сядьте там. На тот стул.

Тесс посмотрела на стул с прямой спинкой, на который показывал Норт.

— Зачем?

— Потому что вам сейчас все равно нечего делать.

Любопытство пересилило, и она села, куда указано. Он закатал рукава джинсовой рубашки, обнажив мускулистые предплечья, словно созданные рубить дрова. Но вместо топора взял альбом для рисования.

Тесс уставилась на Норта:

— Вы собираетесь меня рисовать?

— Не ждите ничего лестного.

Она смущенно заерзала.

— Я вообще удивлена, что вы умеете рисовать. Думала, вы орудуете только валиками, трафаретами и баллончиками с краской.

— А я и не утверждал, будто хорошо рисую. Ну-ка, сдвиньте ноги влево.

Тесс ощутила себя большой и неловкой, однако сделала, как он велел.

— Если вы нарисуете мне фиолетовые рожки или «пузырь» с какой-нибудь надписью, я подам в суд.

— Я запомню.

— А можно мне потом получить рисунок, чтобы продать на eBay? — Норт склонил к ней голову так, что лохматый завиток упал ему на лоб, но не ответил. — По-вашему, сколько я сумею выручить?

Он подвинул второй стул под потолочное окно и сел.

— Поверните свой торс так, чтобы быть лицом ко мне.

— Никогда не представляла, что вы используете блокнот для рисования. Вот паяльную лампу — да, но… — Он положил лодыжку на противоположное колено, поставил альбом себе на бедро и стал изучать Тесс. Она смущенно уставилась на стену за его головой. — Я серьезно насчет eBay. Мне бы пригодилась новая машина. Яхта тоже сойдет. — Его карандаш задвигался по бумаге. Она скрестила ноги и снова выпрямила. — Или домик в Тоскане. Может, с оливковым садом. Или виноградником. — Более длинные штрихи карандаша. Пауза. Норт вырвал листок из блокнота, скомкал его в шар и швырнул на пол. Она смотрела, как комок катится к фиолетовому дивану. — Бьянка сказала, что вы не можете работать. Что у вас застой.

— Вот как?

Норт перевернул новую страницу и начал рисовать снова.

— Могли бы, по крайней мере, позволить мне сначала причесаться. Великий Иен Норт хочет меня изобразить, а у меня на голове воронье гнездо. Вы ведь не собираетесь пририсовать мне усы?

— Не кладите ногу на ногу.

Она и не осознала, когда скрестила ноги.

Тесс больше не выдержала напряжение и стала смотреть на Рен. Прислушивалась к ее малейшей возне — подергиваниям и вдохам. И опять услышала треск рвущейся бумаги и увидела, как еще один комок упал на пол. Снова сосредоточилась на лягушачьем личике малышки. На ее дыхании…

Тесс вздрогнула, когда пальцы Норта коснулись ее скулы: не слышала, как он подошел. Осторожно коснулся ее подбородка. Прикосновение было легким, словно мазок кисточкой, но что-то внутри нее закололо, будто невылупившийся цыпленок принялся расклевывать мельчайшую дырочку в своей скорлупе. Давно уже никто не прикасался к ее лицу. С тех пор как…

Горло перехватило. Шаль соскользнула на грудь. Тесс вернула ее обратно.

Норт уронил руку и отвернулся.

— Отец Рен — человек по имени Саймон Деннинг. Он фотокорреспондент. Занимается освещением событий в горячих точках.

Спазм в горле отпустил.

— Я рада.

— Чему?

— Что ее отец не вы.

Он начал снова рисовать, сосредоточившись на альбоме.

— Мы с Бьянкой никогда не были любовниками.

Тесс поразмыслила.

— Трудно поверить. Она вас любила.

— Да. И ненавидела тоже.

— Потому что вы ее не любили в ответ.

— Не разговаривайте. Мешаете сосредоточиться.

— Вы так ее защищали. Сверх меры. Пытались держать подальше от меня. Чего вы боялись, что я с ней сделаю? — В тот момент, когда слова были произнесены, ее горло сжалось. — Простите, я…

— Тихо. Я пытаюсь сосредоточиться.

Норт отодвинулся, давая ей перевести дух.

Тесс повернула голову.

— Не понимаю, почему вам так трудно брать на руки Птичку.

Тесс не ждала ответа, но он произнес так тихо, что она едва расслышала:

— Мне не по себе рядом с хрупкими вещами.

Как он это сказал… Так стоически. Что она почти прониклась к нему жалостью. Почти.

— Если вы ее не любили, почему она была с вами?

Рука ткнулась в альбом.

— Потому что могла рассчитывать только на меня. Хватит вопросов.

Тесс взъерошила темные волосики Рен, превратив ее в младенца-могавка.

— Итак, вот мы, двое, заботимся о ничейном ребенке.

Норт перевернул страницу.

— Мой адвокат пытается найти Деннинга. Через пару дней я что-нибудь буду знать.

Рен пискнула. Тесс погладила ушко, немного торчавшее из-под чепчика.

— Меня судорогой свело.

— Великое искусство требует жертв, — проворчал Норт.

— Это не великое искусство. А набросок серой личности с усами, и вам нужно переменить Рен подгузник.

Вот тут он и в самом деле рассмеялся. Впервые. Тесс вздохнула и встала.

— Пойдем, Птичка. Девочки идут в дамскую комнату.

— Я не закончил.

— А я закончила.

— Вы хоть имеете представление, сколько женщин мечтает, чтобы я их нарисовал?

— Несметное число?

— Может, не так много. Но солидных полдюжины точно.

Она засмеялась, но потом поняла, что ей не нравится лицезреть его с этой легкой стороны. Так он казался человечней, чего ей не очень-то хотелось.

Закрывая за собой дверь, Тесс услышала треск рвущейся бумаги на два… три… четыре куска.

***

На следующий день по дороге домой из Ноксвилла, после первого осмотра Рен, Тесс витала в облаках, вспоминая тот момент, когда Норт прикоснулся к ее лицу. Ощущение, которое у нее возникло… Обостренное осознание собственного тела — поразительное напоминание о том, что она все еще являлась существом, в котором крылись сексуальные желания. Удивительно, учитывая, насколько уставшей она была от недосыпания. Тесс чувствовала себя — не совсем сильной, но… в силах что ли. Уже не как раненое животное. Как будто она попробовала пальцами ноги новую версию своего старого «я» — более жесткую и немного циничную.

Тесс нравилось соревноваться с Нортом на равных в остроумии. От этого ей захотелось снова выступить против него и изводить вопросами, чтобы получить ответы, от которых он, казалось, решительно увиливал. Какую власть имела над ним Бьянка? Или он сам имел власть над Бьянкой? И почему он пытался ее изолировать?

В течение следующих нескольких дней Тесс почти не видела своего соседа по дому. Его машина исчезала и появлялась снова. Тесс слышала его твердые шаги над головой в студии, где он, может, работал, может, нет. Слышала его за закрытыми дверями почти пустой спальни Бьянки, когда вставала ночью, чтобы покормить Рен. Видела доказательства того, что он питался — грязную тарелку, огрызок яблока в мусоре, но никогда не заставала за этим занятием. Норт исчезал в лесу на несколько часов, а однажды Тесс заподозрила, что он не появлялся всю ночь.

Элдриджи не привели Илая, что беспокоило Тесс. Что, если в рану занесли инфекцию? Она выглянула в заднее окно и узрела, как Норт уничтожает кусты позади школы. Он набрасывался топором на толстые ветви и складывал их на дрова.

Тесс спеленала Рен и решилась выйти через черный ход. День был пасмурным, в воздухе витал запах снега, но Норт сбросил куртку и закатал рукава джинсовой рубашки. Бледный шрам белел полумесяцем выше запястья.

— Где городской мальчишка вроде вас научился рубить дрова? — спросила Тесс.

Норт вытер рукавом вспотевший лоб.

— Наверно, слишком много времени провел в школах для трудных подростков. Это отличное место для приобретения нужных для жизни навыков.

— По выживанию в дикой природе?

— Наряду с тем, как, соединив провода, завести машину и изготовить нож из зубной щетки. Большинство людей этого не знают, но есть верный и неверный способ ограбить невинного гражданина.

— От масштаба ваших знаний захватывает дух.

— Приятно, когда тебя ценят.

— Разве что вы никогда никого не грабили.

— Но мог бы, если бы захотел. — Норт перевел взгляд на деревья, окаймлявшие овраг позади дома. — Я подумываю о том, чтобы построить дом на том дубе. Что-то вроде студии под открытым небом.

Тесс мало что знала о художниках, но кое-что понимала в людях. Строительство студии в виде дома на дереве может быть продуктивным, а может обернуться просто еще одним поводом отложить дела на потом — способом, которым Норт может обманывать себя, будто работает, но на самом деле бьет баклуши.

— Я беспокоюсь об Илае, — сменила она тему. — Элдриджи должны были привести его на осмотр. Вы его видели?

— Нет. Но могу к ним подняться и его проведать.

— Мне было бы спокойнее, если бы сама его увидела, но моя «хонда» может не вытянуть подъем. Могу я одолжить ваш «Лэнд Крузер»?

— Поеду я. Пол обычно встречает гостей с автоматом.

— С чего бы это?

— Элдриджи — это так называемые выживальщики. Они стремятся к самодостаточности, поэтому готовятся к любой катастрофе: пандемиям, ядерной атаке, экономическому коллапсу, Третьей мировой войне, падению метеорита и тому подобному. Честно говоря, кое-что из того, что они делают, отдает здравым смыслом — запасаться едой, батареями, водой. Прежде всего, заботиться о земле. Но слишком много среди них пропагандистов-параноиков. Скажите мне, что нужно узнать, и я загляну.

— Нет. Мне нужно самой его осмотреть. Вы не умрете, если приглядите часок за Рен.

— Откуда вам знать?

Тесс вздохнула.

— Прекрасно. Едем вместе.

Он отнюдь не обрадовался, но, кажется, до него дошло, что он проиграл в споре.

***

Внутри салона древнего «Лэнд Крузера» с его выцветшими кожаными сиденьями, отсутствующей ручкой радио и разболтанной приборной панелью было не так побито, как снаружи, и это лучшее, что Тесс могла сказать. Она устроилась на заднем сиденье рядом с Рен, схватившись рукой за подлокотник.

— Вы когда-нибудь думали о том, чтобы потратить часть своих миллионов на установку новых рессор в эту штуку?

— Это будет не то же самое.

— О том и речь.

Рен, в свою очередь, не имела ничего против подскоков и толчков. Она просто-напросто заснула.

Ферма Элдриджа выглядела такой убогой, как описал ее Норт. За исключением солнечных панелей на крыше и допотопного грузовика «Додж Рэм», она могла сойти за усадьбу начала двадцатого века. Когда Норт подъехал к забору, на них бросилась с сумасшедшим лаем пара собак бурой шерсти.

В парадной двери появилась Ребекка и без оружия. Но не Пол Элдридж. Он вышел из ветхого сарая с винтовкой, как и предупреждал Норт. За отцом бежал Илай: похоже, на нем и следа не осталось от несчастного случая.

— Оставайтесь здесь, — приказал Норт, выбираясь из машины и шагая к Полу и Илаю.

Ребекка приближалась к забору, двигаясь медленно, словно каждый шаг давался ей с трудом. Игнорируя приказ Норта, Тесс покинула машину. Она подошла к забору одновременно с Ребеккой.

— Мне жаль, что вам пришлось самим сюда приехать. — Тусклый цвет лица Ребекки, немытые волосы и обломанные ногти свидетельствовали о тяжелой жизни. — Нога Илая прекрасно заживает. Я должна была вам сообщить. Хотите зайти? Неплохо, если бы для разнообразия в доме погостила женщина.

Тесс вытащила Рен из детского кресла и последовала за Ребеккой в дом.

В отличие от некрашеного фасада, внутри были бледно-зеленые стены и несколько деталей, свидетельствующих о присутствии женщины: декоративная подушка ручной работы из яркого ситца и вереница светлых бумажных фонариков над прочным семейным обеденным столом. Столик поменьше, заваленный учебниками и ручками, отмечал место домашнего обучения Илая. Рядом висели его художественные работы в простых рамках, украшенных расписными веточками и галькой.

Ребекка с тоской взглянула на Рен:

— Сколько ей?

— Почти две недели. Родилась раньше срока, но развивается хорошо.

Неожиданно издав почти неслышный удушающий хрип, Ребекка отвернулась.

— Вы в порядке?

Глупый вопрос. Очевидно, что нет.

— Нужно перестать плакать. Это расстраивает Пола и Илая. — Ребека медленно повернулась, слезы текли у нее по щекам. От того, как опустились внешние уголки глаз, ее взгляд стал еще более уязвимым. — Два месяца назад у меня случился выкидыш.

Тесс взяла Ребекку за руку.

— Мне так жаль.

— Срок был почти четыре месяца. — Ребекка посмотрела на Рен. — Я как-нибудь справлюсь.

Те же самые слова столько раз говорила себе Тесс.

— Кажется, у горя свое расписание.

— Я столько лет хотела еще одного ребенка. — Ребекка пыталась взять себя в руки, но не могла отвести глаз от Рен. — Вам так повезло с ней.

— Она не моя. Я лишь временная опекунша.

— Что вы имеете в виду? — Ребекка указала на кухонный стол, и когда они уселись, Тесс выложила весьма сокращенную версию того, что произошло. Она изо всех сил старалась придерживаться правды и излагать подальше от подводных эмоциональных течений, но к тому времени, когда она закончила, Ребекка снова начала плакать. — Мне так неловко. Все никак не перестану раскисать.

— Я и сама не раз раскисала.

— Что же будет с этой сладкой малюткой?

— О ней позаботятся, — твердо заявила Тесс, в душе не чувствуя такой уверенности.

Ребекка оторвала взгляд от Рен и встала.

— Не хотите чаю? Я сама выращиваю травы.

Тесс была не большой фанаткой травяных чаев, но приняла предложение.

Пока заваривался чай, прибежал Илай. Тесс проверила его рану и убедилась, что та хорошо заживает. Он бросился обратно, чтобы присоединиться к мужчинам.

— Папа показывает Иену ветряную турбину.

— Последняя задумка Пола, — пояснила Ребекка, когда дверь за сынишкой захлопнулась.

Она поставила пару одинаковых кружек на стол и села напротив Тесс. Позади Ребекки на кухонном подоконнике светились бутылки разных размеров и цветов.

— Знаете, мы не сумасшедшие. Мы просто хотим быть готовыми ко всему.

Чай пах лавандой, шиповником и лемонграссом — всеми ароматами, которые Тесс любила, но не так чтобы хотела их иметь в напитках. Она все равно сделала глоток. Получилось на удивление вкусно. Может, не стоит предвзято относиться.

— К чему готовыми?

Ребекка посмотрела на Рен.

— Когда родился Илай, я могла думать лишь о том, как ненадежно наше существование на этой планете. Не только мусор, отходы, пластик, заполняющий наши океаны, но и сумасшедшие с ядерными бомбами, микробы, которые мы даже не можем идентифицировать, кибератаки, уничтожающие энергосистему страны. Мы решили, что должны сами позаботиться о себе.

Тесс подумала, что с ощутимым беспокойством Ребекки, возможно, лучше справиться с помощью лекарств, чем этим тяжким образом жизни, но решила, что не ей судить, и ничего не сказала вслух.

***

— Что вы о них думаете? — спросила Тесс Норта на обратном пути.

— Илай замечательный парнишка, видать, родители хорошие. Но как по мне, Пол слишком уж сдвинулся на правительственных заговорах. Я не представляю, как кто-то с мозгами может думать, что наше правительство достаточно хорошо организовано, чтобы скрывать инопланетян или фальшивые высадки на Луну, не говоря уже о всеобщей конфискации оружия. Хотя надо отдать должное парню. У него потрясающий набор навыков.

Они вернулись в школу раньше, чем ей хотелось. Затворничество сводило Тесс с ума. Несмотря на низкую зарплату и несносных коллег, она скучала по «Разбитому дымоходу». К тому же не хотела оставлять Фииша без персонала, даже несмотря на то, что он все время советовал ей не торопиться.

Норт вернулся к расчистке кустов на заднем дворе. Ей хотелось свернуться калачиком в постели и вздремнуть, но Рен не желала спать. Пока Тесс укачивала ее в слинге, успевала исследовать книжные шкафы. Сошел бы даже самый занудный роман, но она обнаружила яркий том, посвященный иностранным уличным художникам, еще один — о работе британского уличного художника Бэнкси, и третий — «ИГН4: История бунтаря», с подзаголовком «Как сын одной из самых богатых семей Америки отказался от своего наследия и поднял уличное искусство из сточной канавы до галерей».

Рен заплакала, когда Тесс попыталась сесть, поэтому она поставила книгу на кухонный прилавок и прочитала:

«Норт провел свои подростковые годы как обычный художник-граффити, варварски портя поезда и метро. Но по мере того, как он взрослел, изменялось и его видение мира. Его юношеская графика, вдохновленная видеоиграми, уступила место более детальной, социально осознанной работе, иногда даже причудливой, такой как превращение железной решетки на стене бакалейного магазина в клетку зоопарка, вокруг которой он приклеил стадо убегающих антилоп гну, или превращение кирпичей неправильной формы на городской стене в выпавшие зубы во рту ребенка.

В последнее время Норт проявляет признаки разочарования, поскольку спекулянты искусством приобретают целые стены, на которых были обнаружены его работы, — покупают их у владельцев собственности, платят за ремонт зданий, а затем продают работы с огромной прибылью, и все это без его разрешения».

Тесс прочитала о семье Иена — его враждебном, целеустремленном отце, погибшем в авиакатастрофе, и его матери, красивой светской львице, склонной к саморазрушению. О ее смерти ничего не говорилось, так что на момент публикации она, должно быть, была жива.

«Стрит-арт, — цитировались слова Норта, — украл искусство у элитарной музейной толпы и аккуратно установил его на пути обычных людей в их повседневной жизни».

Тесс все еще думала о том, что прочитала, быстро купая Рен в раковине в ванной наверху. Норт заглянул к ним. В отличие от нее, его цвет лица не был бледным, а под глазами не водилось темных кругов от сна урывками. Тесс хотелось отрубить ему голову.

— Что вам надо? — проворчала она.

— К вам явилась компания.

— Компания?

— О, да. — Слова сочились сарказмом.

Тесс завернула Рен, пропихнулась мимо Норта и отравилась вниз по лестнице.

Перед входной дверью маячили восемь девочек: Ава, Имани и Джордан с еще пятью любопытными подружками.

***

Полтора часа спустя, когда девочки наконец ушли, сверху примчался Норт с таким видом, словно у него над ухом взорвалась граната.

— Они спрашивали об анальном сексе!

Тесс неловко заерзала:

— Да уж, современные детишки.

— А вы им отвечали!

— А вы бы не подслушивали, дольше бы прожили.

— Вы хоть представляете, как далеко разносятся голоса девчонок?

Он прошел через всю комнату к паре старых деревянных шкафов.

— Послушайте, Тесс, я знаю, вы стараетесь делать доброе дело, но тут черным по белому написано «плохая идея».

В чем-то она была с ним согласна. Рен ткнулась носиком ей в грудь.

— Что вы предлагаете?

Норт распахнул дверцы шкафчиков и нашел в одном бутылку виски.

— Предлагаю сказать им, чтобы сидели дома и поговорили со своими родителями.

— Думаете, я не пробовала? Но у большинства этих девочек родители, кажется, живут в альтернативной реальности. А уж что касается их уроков по здоровью… В их программе стоит только воздержание. Для государственных школ и учителей считается незаконным предлагать что-то еще.

Норт открутил крышку и плеснул виски в стакан с толстым дном.

— Это не ваша проблема.

Она со вздохом откинулась на диванные подушки.

— Знаю. Вы правы.

— Конечно я прав. Но… Погодите. Вы сказали, что я прав? Дайте мне прийти в себя. — Норт глотнул виски и уставился на нее. — Вперед, давайте. Выкладывайте все, что удержали при себе.

Он слишком легко читал ее мысли. Тесс потеребила нижнюю пуговицу заимствованной фланелевой рубашки.

— Я видела, как сексуальное невежество разрушало жизнь детей. По мне, так просвещать их — это…

Она замолчала, чувствуя себя беззащитной.

— Это веление совести, — напрямик, однако явно беззлобно закончил он.

Как мог этот откровенный эгоцентрист так ее понять?

Норт поставил бокал и достал из шкафчика бутылку вина.

— Это все похоже на то, как вы отказываетесь продавать сигареты в «Разбитом дымоходе», верно?

Провернув штопор, он вытащил пробку.

— Откуда вы узнали?

— Даже такой отшельник, как я, не смог избежать столь пикантной городской сплетни.

Он наполнил бокал и принес Тесс. Было почти пять часов, так почему бы и нет?

— Я хочу, чтобы девушки уважали себя, — сказала она. — И не хочу, чтобы они занимались сексом, внушая себе, что это единственный способ найти парня. Я также не хочу, чтобы и девочки заставляли мальчиков заниматься сексом до того, как сами мальчики будут готовы. — Она сделала большой глоток. — Боже, какое хорошее вино.

— Наслаждайтесь. — Норт глотнул виски. — И вам нужно обязательно вмешиваться.

— Знаю. — Тесс отставила бокал. Слинг натер ей плечо, и когда Норт отошел к окну, она вытащила слинг вместе с Рен из-под фланелевой рубашки и завернула голенькую, в одном памперсе малышку в пеленку, которая висела на подлокотнике дивана. — Чем вы занимаетесь в лесу?

— Брожу. А вы что подумали?

Норт уклонялся от ответа. Тесс положила спеленатую малышку рядом с собой на подушку. Когда потянулась размять затекшие плечи, то кончики грудей коснулись ткани рубашки. Хотя Норт стоял к ней спиной, она почувствовала себя безоружной без бюстгальтера и скрестила руки на груди.

— Вы думаете о Бьянке?

— Конечно.

— Я тоже о ней думаю все время. Как она доверяла мне. — Тесс вновь тысячу раз переживала те моменты, когда у Бьянки начиналось кровотечение, выискивала то, что пропустила, ничего не находя, но все еще не могла принять свою беспомощность. Она подавила желание допить вино одним махом. — Почему Бьянка заставила меня поверить в то, что вы женаты?

— Бьянка весьма вольно обращалась с правдой.

— Я думала, что вы ей житья не даете.

Он отвернулся от окна и хрипло, невесело рассмеялся.

— Если вы имеете в виду, что видели, как я пытался контролировать как можно большую часть ее жизни, тут вы правы. — Он сильнее сжал стакан, в голосе послышалась горечь. — И посмотрите, чем это в итоге обернулось.

Тесс обвела большим пальцем край бокала.

— Вы пытались ее оберегать.

— Только чтобы в конце концов она умерла.

— Нет, неправда! — Тесс вскочила с дивана. — Не вы отвечали за ее роды. Только у одного из нас этот груз на плечах.

Норт наставил на нее палец.

— Прекратите сейчас же. Я говорил с врачами. Они ясно растолковали, почему она умерла.

— Это лишь их предположения. Никто не может ничего сказать, пока не проведут вскрытие. И даже тогда…

— Не берите это на себя, — резко оборвал он. — Вся вина на мне. Не стоило позволять ей приезжать сюда.

— Это было ее решение, я думаю. Она могла уехать в любой момент.

— Она ждала ребенка. Беременные женщины не всегда мыслят здраво.

— Вы это вынесли из своего широкого опыта общения с беременными?

Норт пожал плечами.

Тесс уселась на подлокотник дивана и взглянула на Рен убедиться, что она не вознамерилась перестать дышать. — Я до сих пор не понимаю, почему вы пытались держать меня подальше от нее.

— Читали «Великий Гэтсби»?

— Конечно.

— Бьянка копия Дэйзи Бьюкенен. Такая же легкомысленная и импульсивная. — Норт сунул большой палец в карман джинсов. — Она вцеплялась в кого-нибудь — заводила тесные отношения — в точности, как у нее складывались с вами, я же видел. А потом разрывала их, вообразив, что ею пренебрегают. После этого она впадала в депрессию.

— Вы пытались не допустить, чтобы такое случилось. — Тесс подумала о Рен. — Бьянка говорила, что вы не в восторге от ее беременности.

— У нее имелась тенденция поступать под влиянием момента, а потом терять интерес.

Многое из того, что Тесс думала об Иене Норте, оказалось чистейшей ложью.

— Она и с вами порывала?

— Столько раз, что и не сосчитать, но, в общем-то, ненадолго.

— Это почему же?

Норт подошел к пианино.

— Это длинная скучная история. Поберегите себя.

— Вы шутите. Да мы с Птичкой живем ради таких историй. Поведайте.

ГЛАВА 8

— Не собираюсь ничего рассказывать, — предупредил Норт.

Тут завозилась малышка. Тесс соскользнула с подлокотника дивана и взяла ее на руки.

— Мы не пророним ни слова. Верно, цветочек? В рассказе упоминается какое-нибудь орудие убийства?

— Самоуничтожение считается?

— Да уж, такая обыденность не утешает, но выбирать не приходится.

Она прижала Рен к груди.

Норт улыбнулся. Лишь тень настоящей, но все же улыбка.

— Мне исполнилось двадцать пять, я только что вышел из тюрьмы, где отсидел за незаконное проникновение, и у меня не было ни цента в кармане. — К удивлению Тесс, он сел. — Я провел год в Европе и завоевал кой-какое имя среди других художников, но на этом все. Я больше не был ребенком, устал от нищеты — ирония судьбы, учитывая, как я презирал деньги своей семьи задолго до того, как меня лишили наследства.

— Лишили наследства — звучит так круто. Прямо из романа эпохи Регентства.

Норт весело вздернул бровь.

— Именно так поступают с нами, паршивыми овцами. — Он допил виски. Свет упал на шрам на тыльной стороне ладони. — Моя работа перестала что-либо значить. То же и с моей жизнью. Я тонул в жалости к себе и наказывал себя наркотиками. Стимуляторы, депрессанты, кокс, когда мог его достать, алкоголь. Перебивался на диванах друзей, пока у меня не кончились друзья. Меня продолжали увольнять с любой черной работы, которую мог найти, потому что просыпал после бессонной ночи, когда наносил трафареты на распределительные щитки или расклеивал плакаты. Отец всегда говорил, что я неудачник, и я раз за разом доказывал его правоту. Вам еще не наскучило?

— Ни в коем случае. — Если проявить сочувствие, он замолкнет. — Я люблю эту хрень про путь художников, выстланный муками и терниями. Продолжайте.

Уголок его рта дернулся.

— Не ожидал такого бессердечия от женщины, совесть которой не позволяет ей продавать сигареты.

— У меня раздвоение личности. А ваш отец — настоящий говнюк. Рассказывайте дальше.

— Хотел заниматься только одним, — единственным, что умел, — клеить подрывные плакаты и рисовать фрески, которые никто не заказывал. Но отсидки в тюрьме уже надоели. Между искусством и вандализмом тонкая грань, и я потерял задор расписывать здания, которые уже не были заброшены. Мне нужны были настоящие заказы, но я их не получал. — Он поставил стакан с виски, поднялся и прошел к старому пианино. — Бьянка нашла меня в разгар зимы, когда я лежал в отключке в дверном проеме рядом с клубом на Восточной Тринадцатой. Я скатился на самое дно. Но вместо того, чтобы пройти мимо, она погрузила меня в такси и заставила швейцара затащить в ее квартиру. Там запихнула меня в душ — прямо в одежде — включила холодную воду и оставила, пока я сам, пошатываясь, не вышел.

Тесс прижала Рен крепче.

— Вы могли оказаться опасным типом. Почему она пошла на такой риск?

— Такая уж она была — взбалмошная и импульсивная. Ей исполнилось всего девятнадцать, она пребывала на пике карьеры и считала себя непобедимой. — Норт оперся локтем на пианино, недалеко от веревки звонка, которая свисала через небольшое отверстие в потолке. — У нее водились деньги, имелась дорогая квартира, и весь город лежал у ее ног. Все, что отсутствовало у меня. Она была просто ребенком, а я — взрослым человеком старше ее на шесть лет. Но она подобрала меня и спасла мне жизнь. — Указательным пальцем Норт покрутил школьный глобус на пианино. — Она арендовала для меня складское помещение и предупредила, что у меня есть два месяца на подготовку к андеграундному арт-шоу. Я спорил с ней, но она не отступила. — Он остановил вращающийся глобус ладонью. — Бьянка купила мне краски, бумагу, холст, большие листы ацетата для трафаретов. У меня не осталось гордости. Я взял все, что она предлагала.

— Умное решение с вашей стороны.

Он пожал плечами.

— Бьянка наняла строительную бригаду, привлекла всех своих звездных друзей и создала ажиотаж вокруг шоу. Это стоило ей более ста тысяч долларов.

— Ого. С чего бы ей так хлопотать?

— У нее было столько людей, которые контролировали ее карьеру — агенты, фотографы, клиенты. Думаю, что ей нужно было что-то контролировать самой, и я стал этим объектом. — Норт посмотрел прямо на Тесс, не пытаясь избежать ее взгляда. — Я продал работы на сумму более миллиона долларов за три недели. Вот так быстро я стал новым популярным товаром в мире искусства. И я взлетел. Она устроила мою карьеру.

— Именно ваш талант сделал вашу карьеру.

— Это не совсем так. Я достиг самого дна. Если бы не Бьянка, я бы уже умер.

Тесс подумала о том, каково это — быть многим обязанным другому человеку. Норт зажег сложенные поленья в буржуйке.

— И Бьянка влюбилась в вас.

Он не стал отрицать.

— Она легко влюблялась.

— Но вы не любили ее в ответ.

Норт закрыл дверцу печи. Пламя осветило его острые скулы и подчеркнуло впадины.

— Вы видели, какой она была. Соблазнительной. Харизматичной. Я был ей всем обязан, и она меня очаровала. Да, я любил ее. Но как брат младшую сестру.

— А Бьянка хотела большего.

Он отошел от огня.

— Она выгнала меня, когда поняла, что ничего не выйдет. Это было примерно в то время, когда я получил свой первый большой заказ по росписи. Я в ней больше не нуждался.

— И все же вы остались в ее жизни.

— Пару месяцев видеть меня не хотела — не отвечала на мои звонки. Затем впуталась в плохие отношения…

— И вы оказались рядом с ней.

— Как всегда. Бьянка прежде опекала меня. Теперь я взялся опекать ее. Она влипала в неприятности. Я их устранял.

Тесс потерла мозоль на большом пальце.

— Когда вы начали на нее обижаться?

— Как я мог обижаться на нее? Она спасла мне жизнь. Я бы сделал для нее все.

— Вы и сделали. — Тесс посмотрела на Рен в своих руках. — А теперь вам нужно разобраться с еще одной ее неразберихой.

— Самой большой. — Норт снова упал на диван. — Вы все копаетесь в моей жизни, однако ничего не сказали мне о своей собственной.

Тесс и вообразить не могла, как будет рассказать Иену Норту о Тревисе Хартсонге.

— Бывшая медсестра-акушерка. В настоящее время работаю няней у загадочного уличного художника с полумрачным характером, к которому, готова признать, постепенно привыкаю. Во временном отпуске от подработки в явно не модном кафе в захолустье Теннесси. Нет твердого плана на будущее. Ну как?

— Кто теперь увиливает?

Она подхватила ребенка.

— Вперед, Птичка. Давай-ка сходим за сухим подгузником.

***

Тесс пробыла в школе десять дней. Как-то раз явился Пол Элдридж, чтобы помочь Норту установить опоры для его дома-студии на дереве. Если Норт не трудился над домом на дереве, то пропадал на одной из своих лесных экскурсий, по возвращении принося с собой запах свежести. Занимался всем, чем угодно, кроме рисования.

За исключением очередного визита к педиатру Рен и их краткого визита на ферму Элдриджа, Тесс не выходила из дома, и природа манила ее так же сильно, как запах синнабонов в торговом центре. Если бы только третья неделя марта не принесла такой сырой, унылой погоды, Тесс бы вывела Рен на прогулку, но для новорожденной было слишком холодно.

Когда заточение стало невыносимым, Тесс положила на диван спальное гнездо Рен и, стоило Норту вернулся с очередной прогулки, засунула туда спящую малышку и схватила пальто.

— До скорого.

Норт стоял у входа, от него исходил запах сосен, точно так же, как от других мужчин запах дорогого одеколона.

— Куда вы собрались?

— На воздух! Больше не смогу вытерпеть ни минуты сидеть в четырех стенах.

— Вы не осмелитесь…

— О, конечно осмелюсь! — Тесс повернулась к Норту, нацелив пальцем ему в лицо. — И ей лучше быть живой, когда я вернусь!

Он ничего не мог сделать, разве что оставалось схватить и удержать силой.

***

В тенистых местах по-прежнему лежал грязный снег, по щекам хлестал ветер, но Тесс было все равно — она выбралась на улицу. За берега Пухаус Крик цеплялась ледяная корка, а в быстром потоке, как волосы ведьмы, волочились нити растущих на камнях водорослей. Еще одна доска деревянного мостика оторвалась. Тесс вспомнила, как качался мост тем утром, когда ворвался в ее жизнь Норт.

Свободные от постоянного давления слинга плечи расслабились. Но когда Тесс сошла с моста, в глубине души зашевелилось тревожное беспокойство.

«Не очень хорошо умею обращаться с хрупкими вещами», — сказал он.

Но у Тесс вся жизнь вертелась вокруг хрупких вещей. Детей, которым она помогла появиться на свет. Испуганных молодых мамочек, о которых она заботилась. Что, если Рен проснется и заплачет? Возьмет ли ее на руки Норт? Будет ли он проверять ее, чтобы убедиться, что она все еще дышит? Рен приклеилась к телу Тесс с того дня, как родилась. И вот место, которому она принадлежала. У тела Тесс.

Она повернулась, чтобы броситься обратно в школу, но заставила себя остановиться. Тесс вела себя как до смерти встревоженная молодая мать. Кем, вообще-то, она не была.

Тесс сделала несколько глубоких вдохов. С Рен будет все хорошо. Иен не собирался дать ей умереть. И Рен нуждалась, чтобы за ней присматривал не один человек, пока не появился ее отец.

Что, если отец Рен окажется ненадежным придурком, как и отец Тесс? Или пьяницей? Если она продолжит думать в таком духе, то впадет в очередное царство безумия. Тесс заставила себя идти дальше.

Задняя дверь разбухла, и Тесс уперлась в нее плечом. Внутри в хижине царили холод и затхлость. Тесс не могла представить себе Рен в настолько печальном месте. Нужны новые коврики. Купить достойную мебель. Вот только Рен никогда сюда не переедет. К тому времени, как появится новая печь, ребенка уже не будет. Тесс могла оставить все как есть. Мрачно и неприветливо.

Школа ее портила. Ей уже хотелось для себя чего-нибудь получше. Чистые белые стены, диван без обивки со сценами английской охоты. Раньше ей было все равно, а теперь нет.

«Трев… Похоже, мне наконец-то становится лучше».

Это дало совершенно новый повод для расстройства.

Она выбросила пакет увядшей зелени и заплесневелый огурец. Съела яблоко, которое не помнила, чтобы покупала, и набила сумку одеждой. Потом взглянула на стопку профессиональных журналов, которые были переправлены на ее абонементный почтовый ящик в городе. «Журнал акушерства», «Международный журнал женского здоровья». Ни один из них не имел ничего общего с ее новой жизнью, но она положила журналы в хозяйственную сумку вместе с остальной поклажей.

Беспокойство взяло верх, и Тесс помчалась обратно в школу.

Она обнаружила, что Норт расхаживает, держа Рен на сгибе руки, как футбольный мяч. Но малышка была жива.

Норт подошел к Тесс.

— Она начала плакать, — словно обвиняя Тесс, возмущенно зашептал он.

— Да неужели? Как странно, — стиснула она зубы. — А ведь еще нет и трех часов ночи.

До него дошел ее сарказм, и Норт прижал ребенка к груди, но только до тех пор, пока Тесс не сняла пальто, тогда он передал малышку ей.

— Мой адвокат никак не может найти отца Рен, так что собираюсь завтра на Манхэттен и займусь расследованием сам. Я, наверное, уеду на несколько дней. Вы не возражаете?

По его тону было понятно, что ему все равно, возражает она или нет.

— Когда вы здесь, то пользы от вас особой нет.

— Когда вернусь, мне нужно будет работать. Я серьезно, Тесс… Я больше не могу отвлекаться на вас и на ребенка.

— Мы с Птичкой это обсудим.

Его взгляд стал критическим.

— Вы что, худеете?

Норт вывел ее из равновесия.

— Я не знаю. Почему?

— Ваше лицо стало тоньше.

Он говорил так, будто обвинял в преступлении.

— И что?

— Ничего. Только то, что вам не нужно худеть.

— Спасибо за ваше участие. Я приму во внимание.

У него хватило наглости выглядеть обиженным.

***

Той же ночью кошмар вернулся еще хуже, чем прежде. Перестанет ли она когда-нибудь видеть этот кровавый и страшный сон, или он будет мерещиться ей всю оставшуюся жизнь, не позволяя нормально спать?

Утром, когда они с Рен спустились, Норта уже не было. За утренним кофе Тесс думала о кошмаре, а затем о фотографиях, которые обнаружила в Интернете: Норта то с одной экзотической женщиной, то с другой. И пнула в сторону кроссовки, которые бросила на лестнице. Она не хотела, чтобы он встречался с одной из своих возлюбленных. Она хотела…

Она не знала, чего хотела. Может быть, любовника для себя? Даже несколько недель назад такое было немыслимо. Она винила Норта. Жизнь рядом с его чрезмерно проявляющей себя мужественностью приводила в замешательство.

Тесс думала, что ее сексуальность умерла вместе с Тревом, и тревожилась из-за того, что мужчина, который отличался от Трева, как небо от земли, похоже, ее воскресил. Но, может быть, дело именно в этом. Может быть, то, что Норт был противоположностью Трева, подсознательно позволило ей возбудиться, не чувствуя себя предательницей. На какую бы кривую дорожку не сворачивали мысли, она никогда не ляжет в постель с Нортом. Если… когда… она снова займется сексом, то с кем-то вроде Трева. Разве что у Трева не было ни капли сексуальной напористости.

«Всегда соблазнительница. Никогда не соблазняли ее».

Тесс радовалась, что никогда не говорила Треву, дескать, ей нужно, чтобы он вел себя более агрессивно. Теперь ее сексуальное рвение казалось мелочным. Учитывая, как сильно он ее любил, она не могла представить, как вести с ним такой разговор. Трева бы он сильно задел.

Тесс поправила Рен младенческий ирокез.

— Отвлеки меня от вредных мыслей, дорогая. Как насчет немного поболтать?

Рен моргнула сонными глазками и скривила ротик.

— Не плачь, ладно? Неужели тебе не хватило прошлой ночи?

Тесс накормила Рен и насыпала себе сухой завтрак в миску. За завтраком перед ней встала мрачная перспектива остаться наедине с мисс Капризулей, пока Норт обедал в прекрасных ресторанах и мял простыни с какой-нибудь красоткой. Может быть, и не с одной.

Тесс услышала звук машины и выглянула в окно как раз вовремя, чтобы увидеть, как из грязного внедорожника вышла и направилась к дому незнакомая женщина. Тесс открыла дверь.

Женщина выглядела как шестидесятилетняя модель для любителей бохо и йоги: блестящие седые волосы, заплетенные в косу, сияющий цвет лица и яркие карие глаза с тонкими морщинками в уголках, которые подчеркивали характер. Стройную фигуру облачали вышитая топ-туника, облегающие джинсы и ботильоны. А завершали наряд длинные бирюзовые серьги и ожерелье из бусинок мала.

— Вы, должно быть, Тесс, — обратилась женщина. — Я Хизер.

Тесс не узнала ее по «Разбитому дымоходу», но была рада любой компании.

— Входите.

Хизер вошла и распахнула руки, как проповедник, обнимающий свою паству.

— Какое великолепное место! Я хотела купить себе это здание школы для домашней студии. Собиралась заняться гончарным делом. — Она опустила руки. — К сожалению, я никогда не умела обращаться с деньгами. — И посмотрела на Рен. — Ты ведь маленькое чудо? Дайте мне вымыть руки, чтобы можно было взять ее на руки. — Хизер видела колебания Тесс. — Не волнуйтесь. Все мои прививки сделаны вовремя, и я много лет уже не болела.

— Не мешает знать, но… Кто вы и зачем здесь?

— Иен разве вам не говорил? Я Хизер Лайтфилд. Ваша резервная няня. Его беспокоит, что вы остаетесь одна, пока его нет, и он знает, что вы нужны Фиишу.

— Моя резервная…

— Фииш рассказал ему обо мне. И Фииш хочет, чтобы вы как можно скорее вернулись в «Разбитый дымоход».

— Я знаю. Но Иен ничего не сказал мне о резервной няне.

— Может, подумал, что вы станете возражать. Как вижу, вы крепко привязаны друг к другу.

На мгновение Тесс показалось, что она говорит о сближении с Нортом, но потом поняла, что Хизер имела в виду Рен.

Хизер направилась на кухню, говоря на ходу:

— Иен проверил все мои данные, обзвонил с полдюжины моих знакомых, устроил себе головную боль. Можете спросить у Фииша. — В раковину потекла вода. — Я работала раньше дошкольной учительницей, — донеслось из другой комнаты. — После ухода на пенсию хотела посвятить все время гончарному делу. Вместо этого начала заботиться о детях. Горшки леплю, но не так часто, как планировала. — Хизер вышла из кухни, вытирая руки бумажным полотенцем. — Попробуйте поглаживать ее, а не так похлопывать, Тесс. Недоношенные не любят, когда их похлопывают.

Тесс все это знала очень хорошо, но была так увлечена рассказом Хизер, что машинально похлопывала Рен по попке.

— Да, у вас есть опыт работы с недоношенными детьми, — признала Тесс.

— Ухаживала за близнецами вскоре после того, как переехала в Темпест. Я быстро научилась.

Она нырнула обратно на кухню.

Тесс подошла к двери.

— Почему я никогда не видела вас в «Разбитом дымоходе»?

Хизер выбросила бумажное полотенце в мусор.

— Я уже почти два месяца живу в Кентукки, разбирая вещи в доме моей матери. Она умерла незадолго до своего сотого дня рождения.

— Соболезную.

— Не стоит. Она была ужасным человеком. — Хизер протянула руки к малышке. — Иди сюда, ангелочек. Почему бы вам не принять ванну, Тесс? Или пойти прогуляться. Я уверена, вы могли бы потратить немного времени на себя.

Без лишних разговоров Тесс подчинилась. Передала Рен незнакомой женщине, которая могла обернуться сумасшедшей похитительницей. Впрочем, вряд ли такое случится. Все в Хизер источало энергию, компетентность и доброту хиппи. Тем не менее, как только поднялась наверх, Тесс позвонила Норту.

— Пришла женщина по имени Хизер Лайтфилд.

— Она классная, верно?

— Почему вы не поговорили со мной о дополнительной помощи с Рен?

— Я не хотел с вами спорить.

— С чего бы мне спорить?

— Вы серьезно? Вы бы сразу ощетинились.

Он был прав.

— Я подумал, как только вы познакомитесь с Хизер, — признался Норт, — она вас покорит.

— Она в порядке. — Норт рассмеялся. — Ладно, она более чем в порядке, но я не могу позволить себе оплачивать няню. Она, наверное, берет больше, чем я зарабатываю.

— Почему вы должны ей платить? Я позаботился об этом.

— Но…

— Я же обещал, что постараюсь как можно больше облегчить вам жизнь, вот и держу обещание.

Он не говорил ей ничего подобного.

— Кроме того, Фииш начал уже доставать. И не спрашивайте, сколько я ей плачу, потому что забыл. Я плохо разбираюсь в деньгах. Никогда особо не разбирался. Пока я могу покупать краску, я счастлив. Кроме того, речь шла о самосохранении. Моем.

— Что вы имеете в виду?

— Скажем так, вся эта занятость доводит вас до… Я сталкиваюсь с капризной мегерой.

— Выбор слов, прямо скажем…

Тесс услышала короткий хрипловатый смех. Повесив трубку, она поняла, что Норт нашел эффективный способ вытащить ее и Рен из дома, чтобы у него было место для себя, когда он вернется.

Она помокла в ванне, но еще до того, как закончила сушить волосы, ей уже не терпелось вернуться к малышке. Спустившись вниз, она обнаружила, что Хизер бродит по комнате с Рен в слинге и по памяти читает «Баю-баюшки, луна». (стихотворение Маргарет Уайз Браун в переводе М. Бородицкой)

Хизер кивнула Тесс, но в остальном не обращала на нее внимания, пока не закончила:

— «И весь мир, укутанный ти-ши-ной!». — Потом улыбнулась. — Никогда не рано для них начинать с великой литературы. — Она подставила под головку Рен ладонь. — Я живу недалеко от «Разбитого дымохода». Вы можете подбросить ее по дороге на работу.

Все происходило слишком быстро. Тесс хотела вернуться к работе, но как она могла оставить свою Птичку?

Хизер посмотрела на нее сочувственно.

— Напишите ее расписание — все, что мне нужно знать. Почему бы вам не пойти погулять и подумать?

И снова Тесс последовала приказам Хизер.

Холодный, бодрящий воздух наполнял энергией, но Тесс едва прошла милю, как потребность проверить, как там малышка, заставила ее вернуться.

Хизер сидела на полу, скрестив ноги, и медитировала, Рен удобно устроилась у нее на коленях. Хизер посмотрела вверх, затем коснулась кончиком пальца между бровями Рен.

— Удивительно, насколько открыты ее чакры. Вы прекрасно о ней заботитесь. Ее третий глаз уже проясняется. Это знак того, что она будет мудрой.

Рен ворковала в ответ на прикосновение Хизер, и Тесс почувствовала иррациональное чувство гордости, узнав, что третий глаз ее новорожденной уже так хорошо развит. Что официально сделало ее еще одной сумасшедшей, любящей мамочкой.

Приемной мамочкой, напомнила она себе. Вот кем она была. Временной опекуншей, пока Рен не нашла свою настоящую семью.

***

Оставить Рен в первый раз было мучительно, Хизер это хорошо понимала, потому что все утро телефон Тесс гудел, принимая фотографии: Рен спит, Рен ест, Рен какает. Норт прислал сообщение, что уедет на дольше, чем ожидал, но не объяснил причину. Наверное, ему хотелось провести больше времени в постели с какой-нибудь красоткой-моделью.

Осознание того, что Рен в надежных руках, должно было расслабить Тесс, но настроение в «Разбитом дымоходе», похоже, изменилось. Возможно, это было только в ее воображении, но клиенты, которые когда-то находили время поболтать, теперь куда-то спешили. Потребовался визит Кортни Гувер, чтобы прояснить ситуацию.

Претендующая на звание королевы инстаграмщица появилась у стойки: лицо только что отполировано патентованной пудрой с эффектом сияния, вокруг глаз нанесен калейдоскоп из ванили, розы и сливы и закреплен идеальной дымчатой подводкой.

— Я слышала, вы вернулись.

— У нас закончился мокко, — солгала Тесс. — В Бразилии неурожай какао-бобов.

— Облом. — Кортни сжала пальцы вокруг своего вездесущего сотового телефона, демонстрируя темно-бордовые твердые ногти с крошечными кристаллами на кончиках. — Тогда я просто возьму пончик. Давно не публиковала фото с едой.

Тесс взяла щипцы. За почти три недели ее отсутствия Фииш пополнил набор пончиков, и Кортни указала на замороженные шоколадные лонг-джоны.

— Дайте мне один из них.

Тесс подумала, знал ли Норт о лонг-джонах в «Разбитом дымоходе».

— Как продвигается ваш канал в Instagram? — спросила она, чтобы отвлечься от мыслей.

— Я запостила еще видео. Видео — лучший выбор. — Кортни постучала по крышке витрины. — Не этот. Тот, что слева, с более блестящей глазурью. — Когда Тесс положила более фотогеничный пончик на тарелку, Кортни понизила голос и наклонилась вперед. — Вы должны знать, Тесс, что о вас все говорят.

— Вот как?

— Я просто не хочу утаивать правду.

За те часы, которые оцепеневшая после смерти Трева Тесс провела в этом подобии реалити-шоу, она узнала одну вещь. Когда кто-то заявляет, что он «просто говорит правду», на самом деле прикрывает этим обычное жестокосердие.

Кортни вытащила бумажник.

— Многие думают, что то, что случилось с женой Иена Норта, вызывает подозрения.

У Тесс сперло дыхание. Ей следовало быть к этому готовой.

— Бьянка не была его женой, — осторожно заметила она. — Она была его подругой. А амниотическая эмболия — это что угодно, только не то, что вызывает подозрение.

Назаднемплане «Grateful Dead» запели «Brokedown Palace». Ногти Кортни стали похожи на кончики когтей, когда она положила руку на стойку.

— Я просто откровенна с вами,Тесс. Как только она умерла, вы с Иеном Нортом съехались вместе. Люди всегда такое замечают.

Тесс бросила пятидолларовую купюру Кортни в кассовый ящик и отсчитала сдачу.

— Я забочусь о ребенке. Это все.

— Правильно. Вот почему вы сейчас здесь.

Кортни положила деньги в бумажник, закинула сумочку на плечо и проскользнула с пончиком к переднему окну, где стала позировать, наклонив шею: пряди волос спускались по ее спине, Лонг Джон свисал над приоткрытыми губами. #МинетПончику.

Тесс поставила в раковину пару грязных кружек, ругая себя за то, что повелась на злобу Кортни. Фииш, должно быть, знал, что многие люди в городе настроились против нее, но боялся, что она уйдет, если узнает об этом раньше времени.

Звякнул телефон. Тесс посмотрела на экран. Рен очаровательно свернулась клубочком в своем гнездышке на коврике для йоги Хизер, между ее бровями красовалось крошечное красное бинди.

«Не волнуйтесь, — гласил текст. — Натуральный кетчуп».

Тесс влюблялась в Хизер. В то же время ее руки ощущали пустоту. Ей не терпелось сбросить фартук, уйти подальше от осуждающих взглядов и вернуть своего птенчика.

Небольшая ватага школьников после уроков ввалилась в дверь. В отличие от взрослых, они были рады ее видеть. Ава Винчестер пришла последней.

— Тесс! Вы вернулись! — Она схватила за руку девушку, с которой Тесс еще не встречалась, и потащила к стойке. — Тесс, это Габи. — У Габи было круглое лицо, вьющиеся рыжие волосы и внимательный взгляд зеленых глаз. Подойдя ближе к стойке, Ава понизила голос. — У Габи аутизм.

— Тебе не нужно было ей это говорить, — возразила Габи.

— А как еще она может тебе помочь, если не знает всех фактов? — спросила как всегда практичная Ава.

Однажды, решила Тесс, из Авы получится крутой социальный работник. Если она раньше не забеременеет.

— Габи нужно поговорить с вами сами-знаете — о-чем.

Тесс не спросила, о чем Ава хотела, чтобы она поговорила с Габи. Тесс уже знала.

— Я буду рада поговорить с тобой, Габи. Но только если захочешь.

— Она хочет.

— Не дави на нее, Ава.

— Ты хочешь поговорить с ней, Габи, — серьезно заявила Ава. — В самом деле. Тесс крутая.

Тесс не чувствовала себя крутой. Ей казалось, что она прыгнула выше головы.

Тесс отвлекла Аву от неудобной Габи, спросив ее, как она назовет своих будущих детей, если они у нее будут.

— Только не Рен. Честно говоря, Тесс, это отстой.

— Я находилась под давлением.

Ава отправилась к своим друзьям. Габи, взглянув через плечо на Тесс, присоединилась к подруге.

Мишель прибыла через полчаса. Ее беременный живот вырос за три с половиной недели с тех пор, как Тесс видела ее в последний раз.

— Я работаю с тобой, потому что должна, — сказала она, завязывая фартук над круглым животом, — но не собираюсь делать вид, что все в порядке. Бедная женщина. Ее тело даже не остыло, а ты переезжаешь к ее мужу.

До сегодняшнего дня Тесс не думала, как это будет выглядеть в городе.

***

Причудливый маленький домик Хизер был эклектично обставлен прозрачными шторами, китайскими фонариками и декоративными подушками. Тесс прижала Рен к себе и посмотрела в ее милое, эльфийское личико.

— Клянусь, с сегодняшнего утра она прибавила в весе.

— Она проглотила тот пакет картофельных чипсов, который, как истинный профессионал, я ей дала, — пошутила Хизер.

Губы Рен из розового бутончика образовали мягкий овал, и Тесс поцеловала ее в лобик.

— Леди думает, что она смешная, но нам виднее, правда?

Для такой маленькой леди Хизер смеялась очень громко.

Тесс не очень хотелось возвращаться в школу, поэтому она с радостью приняла приглашение Хизер на ужин. Острая смесь киноа, нута, брокколи и авокадо оказалась на вкус намного лучше, чем выглядела. Когда они закончили есть, Тесс решила опередить события.

— Наверняка вы уже слышали сплетни, и чтобы вы знали… Я не убивала мать Рен, чтобы переехать к Норту. — Речь выходила яростнее, чем хотелось. — Мы двое с трудом терпим друг друга.

Хизер стряхнула с сервировочной ложки избыток киноа.

— Вот что я уяснила о людях… Жизнь сама по себе скучна, а изобретение теорий заговора делает повседневное существование более захватывающим. — Она коснулась руки Тесс. — Это пройдет. Чем больше люди узнают вас, тем быстрее утихнут сплетни.

Тесс хотела верить, что Хизер права, но не питала иллюзий.

***

На обратном пути в школу Тесс остановилась в своей хижине, чтобы забрать сережки, которые до сих пор ей не хотелось носить. Уже уходя, она заметила у задней двери комки засохшей грязи, которые, должно быть, оставила в последний раз, когда сюда приходила.

Она схватила метлу и убрала их.

Норт вернулся домой, когда стемнело. Рен, наконец, успокоилась после долгого плача, заставившего Тесс считать часы, пока она сможет бросить маленькую проказницу обратно на Хизер. Когда Норт скидывал рюкзак у двери, его плечи проверяли на прочность швы изношенной коричневой кожаной куртки — плечи, которые должны были тащить связки кровельной черепицы, вместо того чтобы участвовать в вырезании трафаретов и использовании баллончиков с распылителем. Он заметил спутанные волосы Тесс, обвисшие джинсы и заляпанную молочной смесью рубашку. Как обычно, он казался недовольным тем, что увидел. Но не по той причине, о которой она думала.

— Вы вообще ели, пока меня не было?

— Простую миску каши. Ваше отсутствие лишило меня аппетита.

Уголок его рта приподнялся, затем вернулся на свое обычное место.

— Я нашел отца Рен, — сообщил Норт. — Но есть проблема.

ГЛАВА 9

Иен так долго пребывал в ловушке кризисов Бьянки, что забыл, каково это иметь дело с женщиной, которая твердо стоит на земле. Волосы Тесс собрала в небрежный пучок. На лице ни следа макияжа. Вырез мятой белой блузки слегка покосился — точно в ее духе. Над сверкающими сливово-синими глазами сошлись прямые темные брови — не так уж она и рада его видеть.

— Я хочу услышать все, — прошептала она, — но если вы ее разбудите, я вас убью.

Ему же хотелось разбудить Тесс. Он не мог вспомнить, когда в последний раз переживал такую… необузданную похоть. Обузданную — да. Он чувствовал ее много раз. Но только не это примитивное желание опрокинуть Тесс прямо здесь, у входной двери. Это привело его в ярость. Секс — само собой, но не эта же полная перегрузка. Он ни разу не выдал достойной работы, когда заводил отношения. Женщины тут ни при чем. Это у него хрупкая душевная организация.

Наблюдая, как Тесс несет Рен наверх, Иен думал о Бьянке. Даже без осложнений, связанных с сексом, их связь высосала из него все творческие соки. Ему никогда не вернуть дни, недели, месяцы производительного труда, которые он потерял, когда у нее наступал очередной кризис. И все же, доведись ему пройти все это снова, ничего бы не изменилось. Бьянка была рядом с ним, когда даже больше ничьего духа поблизости не наблюдалось.

Сверху послышались шаги Тесс. Иен вернулся к угрюмости, с которой уже уютно сжился, когда поблизости маячила Тесс, и направился к холодильнику и холодному пиву. Если так и дальше будет продолжаться, он превратится в алкоголика, прежде чем она уедет.

***

Тесс удалось, не разбудив, перенести маленькое чудовище в спальное гнездышко рядом с ее собственной кроватью. Рен набирала вес и хорошо дышала, поэтому Тесс меньше беспокоилась по поводу этих коротких передышек от ношения ее в слинге. Тесс прихватила радионяню и поспешила обратно вниз, чтобы устроить перекрестный допрос Норту.

Он снял кожаную куртку и закатал рукава джинсовой рубашки до локтей, обнажив длинные мускулистые предплечья.

— Вам стоило бы заниматься физическим трудом, — пробормотала она. — Держу пари, вы вырыли немало канав.

— А также навешивал гипсокартон и водил вилочный погрузчик, но надеюсь, что те дни остались далеко позади. — Он сел на диван. — Почему мы ведем весь этот разговор?

— Просто так. — Если не считать намерения отвлечься от вида этих предплечий плюс трусливое желание отложить разговор об отце Рен. Тесс опустилась на диван напротив Норта, положив рядом радионяню, и подтянула под себя ноги. — Что вы узнали? Как он отреагировал?

— Я с ним не разговаривал. — Он устроил скрещенные лодыжки на журнальном столике. В отличие от ее носков, у его не светились дырки на мыске. — Этот парень фотокорреспондент, и сейчас он в какой-то зоне боевых действий за границей. Но я нашел его родителей. Они живут в Нью-Джерси. В Принстоне. Вот почему я так долго не возвращался.

— Они знали о Бьянке? Что она была беременна?

— Нет. Но он их единственный сын, и как только они отошли от шока, то обрадовались, узнав, что у них есть внучка.

Тесс опустилась ниже на диванные подушки.

— И что теперь будет?

— Они пытаются выйти с сыном на связь, но независимо от того, поговорят с ним или нет, планируют прилететь на следующей неделе, чтобы увидеть Рен.

— Ясно. — Тесс потеребила нитку на подлокотнике. — Вы сказали им, что она недоношенная?

— Сказал. Я также сообщил им, что за ней смотрит медсестра. — Норт глотнул пива и, в упор глядя на Тесс, медленно поставил бутылку на стол. — Рен не ваша, Тесс.

Она ощетинилась от грубоватой нежности, прозвучавшей в его голосе:

— С чего вы так заговорили?

— Потому что вижу вас насквозь.

Да не видел он ничего. Ему невдомек, как долго она пребывала в мертвом оцепенении или как сильно раньше любила смеяться. Не знал, что у нее была карьера, которую она никогда не сможет повторить. А еще Тесс и понятия не имела, что будет делать со своим будущим.

— Я почти не разлучалась с Птичкой с момента ее рождения. Конечно, я привязываюсь. — Тесс встала с дивана. — Знаю, что между нами временная договоренность, но это не значит, что я готова просто так передать ее пожилым бабушкам и дедушкам, которые не знают ничего об уходе за младенцами.

— Им едва исполнилось шестьдесят. Когда я приехал к ним, миссис Деннинг возвращалась с тенниса. Ее муж, кажется, любит кататься на горных велосипедах.

Сдувшись как воздушный шарик, Тесс снова откинулась на диванные подушки.

Норт посмотрел на нее с выражением, которое на любом другом лице выглядело бы состраданием.

— Они кажутся порядочными людьми.

— Отлично.

Он распрямил ноги и, сменив тему, дал ей время подумать.

— В отъезде до меня дошло, что еще вам не заплатил.

Тесс взяла радионяню и приложила к уху, чтобы расслышать дыхание своей Птички.

— Некуда спешить.

— Рен уже три недели.

— Меньше, чем через неделю, у нее был бы официальный день рождения, — сказала Тесс.

Норт перенес вес на правое бедро и вытащил из левого кармана чек. Она безотчетно отпрянула, когда он встал.

— Вы можете отдать его мне позже. Или совсем не надо. Вы платите Хизер.

— Это ваше.

Он стоял перед ней, протягивая чек. Никогда еще Тесс не заслуживала заработанной таким тяжелым трудом зарплаты. Все часы бессонницы, ее ноющие плечи из-за миль, которые она прошагала, пытаясь успокоить плачущего ребенка, испачканная смесью одежда, беспокойство, стресс. Тесс посмотрела на чек и закрыла глаза.

— Я не могу это взять.

— Уверен, можете.

— Поговорим об этом позже.

Тесс вертела в руках радионяню, не желая показать, какое смятение испытывала в душе.

Диван рядом с ней прогнулся.

— Вы устали. Мы утрясем этот вопрос, когда пару ночей прилично выспитесь.

Грубоватая доброта Норта не удивляла ее так, как когда-то. Она почувствовала эту подспудную мягкость, эту чувствительность, которую он упорно продолжал прятать. Тесс совершила ошибку, подняв глаза.

Норт сидел так близко… Ее пальцы непроизвольно вцепились в подлокотник. Их взгляды встретились. Сначала она увидела только его участие, но когда в тяжелой тишине послышалось тиканье школьных настенных часов, что-то вдруг изменилось. У основания его горла забилась жилка, и ее собственное дыхание участилось. Ладонь Норта легла ей на колено, как ласка, и сквозь одежду проникло тепло его тела. Как будто ее отказ от зарплаты изменил ландшафт, построил мост там, где раньше была только пустая долина.

Застонали стропила. Окна сотряс порыв ветра, и Норт полуприкрыл глаза. Дальние углы комнаты начали растворяться в тенях — стены и окна, потолки и двери таяли.

По коже побежали мурашки, когда внутри Тесс ожило пламя, вспыхивая тут и там, подползая к границам того, что когда-то застыло навеки. Тесс не могла отвести взгляд, и, похоже, Норт тоже.

Его губы шевельнулись. Хриплым голосом он обронил всего одно слово.

«Спальня».

Тесс встала. Не думая ни о чем. Кровь забурлила в жилах, и ноги сами понесли ее.

Спальня.

Теперь радионяню держал Иен. Старые школьные часы тикали, и Тесс следовала за ним — не в заднюю спальню, а наверх. Спаль-ня. Спаль-ня.

Ритм часов бил в такт слогам, которые звучали у нее в голове, но не тому, что сказал Иен, потому что слово, которое он произнес так тихо, было «студия».

Как оглушенная, Тесс двинулась дальше.

В комнате было темно, но Иен не стал включать верхний свет. Вместо этого зажег лампу, которая лишь слегка проливала бледное сияние. Тесс стояла у двери студии и наблюдала, как он поставил радионяню и стал вытаскивать толстые белые свечи с деревянных полок. Одну за другой он поставил их на пол полукругом вокруг фиолетового бархатного дивана.

Осталась лишь одна свеча. Он поставил ее на полку над диваном, повернулся к Тесс и сделал жест. Она знала, чего он хотел. Еще бы не знать. Она встала между свечей и села на диван с краю под свечой на полке.

Норт чиркнул спичкой и начал зажигать свечи на полу. Когда спичка догорела почти до конца, он ее задул и зажег другую. По стенам плясали тени, удушливым запахом серы наполнился воздух.

Дыхание Тесс участилось, когда Норт встал перед ней, коснувшись рукой ее волос. Он дернул за шнурок, который их удерживал, и беспорядочный водопад упал ей на плечи. Норт помедлил и погрузился рукой в копну.

Тесс попыталась сострить — как-нибудь — как угодно, — чтобы развеять заряженный воздух, потрескивающий между ними. Рука переместилась с волос на верхнюю пуговицу ее блузки. Когда Норт расстегнул ее, его костяшки задели кожу. Запах серы наполнил ноздри.

Норт расстегнул другую пуговицу, потом следующую. Полы блузки образовали глубокую букву V. Кончиком указательного пальца он стянул букву V через одно плечо, обнажая выпуклую грудь над изношенным кружевом бюстгальтера.

Потом мягко прижал Тесс к подлокотнику дивана, и она машинально вытянула на диване ноги. Норт снял с нее кроссовки и поставил их за пределами свечного круга. Затем стянул носок — только один. Рука нежно обняла голую лодыжку. Большой палец тронул углубление и погладил это маленькое чувствительное место.

Не в правилах Тесс быть пассивной. Не было у нее такого опыта. Всегда соблазнительница. Никогда не соблазняли ее. И все же вот она здесь, позволяет ему все это вытворять.

Норт провел большим пальцем по ее щеке, поправляя прядь волос. Блузка спустилась ниже на плече, но он был недоволен. Зацепил пальцем лямку бюстгальтера и тоже спустил вниз.

Тесс видела себя глазами Иена. Обнаженный изгиб ее плеча, выпуклая грудь. Складки блузки на локте, и тонкая белая лямка бюстгальтера пересекает руку.

Он едва отвел от нее взгляд, пока устанавливал гигантский блокнот на мольберте с H-образной рамой. Толстым карандашом начал рисовать широкими резкими штрихами. Ничего секретного или подспудного. Никаких разорванных и скомканных страниц на полу.

Она лежала, опираясь на подлокотник, наполовину раздетая, согнув ноги на диване. В одном носке, глазея на Норта. Рассматривая его.

Сгорали с шипением свечи. Норт потянулся свободной рукой к собственной рубашке. В студии было прохладно, но он расстегнул верхние пуговицы: на шее блестел пот, когда карандаш касался бумаги.

По мере того как текли минуты, Тесс все больше волновалась. Ей хотелось скинуть блузку, снять бюстгальтер. Избавиться от джинсов и трусиков. Но она не станет этого делать. Если он хочет от нее большего, ему придется взять это на себя. Она не будет облегчать ему задачу. Не так, как поступала с Тревом.

Всегда соблазнительница. Никогда не соблазняли ее.

Свет был тусклым, но не настолько, чтобы Тесс не могла разглядеть, что Норт возбудился. Она все ждала, когда он разрушит то, что создал. Когда выйдет из-за мольберта и подойдет к ней. Но его рука с карандашом продолжала движение. Кривая. Косая черта. Танец. Поппинг и локинг. Квикстеп, брейк-данс. Адажио, аллегро.

Она не сделает шаг первой. Больше не сделает. В сей новой главе ее жизни, какой бы в ней ни царил хаос, Тесс больше никогда не будет сексуальной попрошайкой. Ей необходимо стать желанной — желанной настолько, насколько она желала Норта.

«Вот и постарайся. Придется постараться».

На лоб ему упала прядь, но, поглощенный своим занятием, он даже не заметил, пребывая в идеальном, мучительном союзе с карандашом и бумагой. Тесс наблюдала, как гений борется со своей работой.

И тут она все поняла.

Да, у него был стояк. Стояк на его искусство. На создание шедевра. Не на нее. Она просто средство для достижения цели. Великий художник пытается использовать ее, чтобы прорваться сквозь то, что его сдерживало. Это соблазнение не было плотским. Речь шла только о его работе.

Тесс резко спустила ноги на пол. Пламя свечей затрепетало. Норт поднял на нее взгляд и заморгал невидяще, будто пребывал где-то очень далеко.

Она прошагала между свечами и оставила его в студии одного.

***

Иен уронил карандаш и потер глаза. Он точно не знал, в чем облажался, только понял, что облажался. Он приложил всю силу воли, чтобы удержать себя в узде, но все равно каким-то образом обидел Тесс.

Тесс Хартсонг не та женщина, которую можно взять у стенки. Однако как же он желал. Все его основные инстинкты подбивали заняться именно этим.

Что сделало бы его полным ублюдком. Он был виноват во многих вещах, но грубое обращение с женщинами не входило в их число. И разве тому не доказательство, что он отстранился от вида растянувшейся на диване Тесс? И отошел к мольберту?

Наконец Иен позволил себе посмотреть на то, что нарисовал. Замысловатая часть ее босой ноги. Тонкий набросок плеча. Изгиб шеи.

Какое дерьмо. Худшая разновидность шаблонной, сентиментальной чуши.

Иен сорвал бумагу с мольберта. Это было не то, что он творил! Он создавал огромные, смелые произведения. Он вырезал гигантские трафареты ножами X-Acto. Формировал свои фрески кислотами и отбеливателем, насадками и валиками. Трудился не покладая рук, не оставляя места старому и утонченному, заплесневелому и земному.

Иен подошел к окну и распахнул его, чтобы остыть. Он приехал сюда в поисках переосмысления — иного пути, который позволил бы ему вдохнуть новую жизнь в свое творчество. Но все, чего достиг, — абсолютное ничто. Сначала это была Бьянка, а теперь — Тесс. Одно отвлекает внимание за другим.

Свечи зашипели на сквозняке из окна. Свирепость и решимость Тесс, этот саркастический рот, сила, которой она, казалось, даже не подозревая, обладает… Все это отвлекало его, и вот он, полюбуйтесь, создает какую-то фигню, достойную поздравительных открыток. Превратился в клише. Художника, которому пришлось вести жизнь себялюбца. Пикассо, может, и был способен создавать шедевры со всеми этими женами и любовницами в своей жизни, но Иена скроили из другой ткани. Если он хотел работать вопреки всему, что ему мешало, нужно было сдерживать свои эмоции и половое влечение. Так было всегда. Так будет всегда.

Ледяная лента одиночества обернулась вокруг него. Он наклонился, чтобы задуть свечи. Одно за другим их пламя замерцало и погасло.

***

Рен пробудилась в пять утра и не выказывала ни малейшего желания снова уснуть.

— Тебя что, убьет хоть раз поспать, маленькая заднюшка? А? Убьет?

Очевидно да.

За окном светило солнце. Тесс подняла створку. Воздух веял прохладой и свежестью. Как будто в одночасье наступила весна. Прошлая ночь в студии казалась сном. Диван. Свечи. Что, по ее мнению, должно было произойти? А еще обиднее, что она хотела, чтобы произошло?

Слишком рано. Она не готова иметь дело с этой только что пробудившейся частью себя. Кожа зудела. Тело жаждало двигаться. Танцевать. Прошло несколько недель с тех пор, как она отплясывала последний раз.

Вместо того Тесс перепеленала и накормила Рен.

— А теперь, пожалуйста, засыпай.

Малышка высунула маленький розовый язычок.

— Глазам не верю! — Тесс засунула ноги в кроссовки. — Ну, хорошо, юная леди. На улице тепло, и если вам хватает сил доводить меня, значит, хватит, чтобы привыкнуть к свежему воздуху.

Тесс упаковала малышку во флисовый комбинезончик и теплую шапочку, сунула в слинг и вышла.

Птицы праздновали еще один воздушный поцелуй тепла шумной кантатой. Вместо того чтобы отправиться в хижину, Тесс выбрала тропу, ведущую вверх на гору к заброшенной церкви пятидесятников. Парочка белок искала орехи, которые они и их приятели спрятали осенью. Вдали возвышалась старая пожарная каланча. Шапочка Рен сползла на бровь, но она бодрствовала и внимательно посматривала, ее взгляд приковался к движущимся узорам света и тени, когда они проходили под деревьями. Тесс услышала далекий лай собаки. Одна из собак Элдриджей?

Тропа выходила на изрезанную колеями дорогу, которая когда-то вела верующих на богослужение. Остатки церкви осели на фундаменте. На гниющей деревянной обшивке поселился бурьян, а через отверстие в дымоходе проросло дерево. На месте входных дверей зияла дыра. Через нее Тесс разглядела разбитое алтарное окно.

Несмотря на ветхий вид, церковь выглядела дружелюбной, ее оживляли птичье пение и яркий солнечный свет. На востоке последние завитки тумана разворачивались в ложбинках небольшой поляны. Среди этих завихрений в медленной, методичной хореографии двигалась фигура.

Невзирая на утренний холод, Норт был без рубашки, мускулы его груди идеально очертились, когда он вытянул руку, а затем другую со сжатыми кулаками в медленной пантомиме, одновременно размеренной и мощной. Зачарованная, Тесс смотрела, как он повернул руку. Изменил положение кисти. Каждое движение взвешенно.

Поднял колено. На весу отвел ногу в сторону, полностью контролируя тело. Оттянул колено назад и снова выставил его наружу. Дважды, трижды, четырежды… Его торс оставался совершенно вертикальным, а неподвижная ступня такой устойчивой, как если бы корнями уходила глубоко в землю. Норт поднял другое колено. И снова идеальное равновесие.

Движения ускорились в красивом балете боевых искусств, состоящем из медленных приседаний и точных выпадов ногами. Тесс задавалась вопросом, как ему удается остаться таким мускулистым. Теперь она знала.

Норт ее не видел, и она не хотела, чтобы он видел. Это был личный ритуал. Пискнула Рен, но Норт находился слишком далеко, чтобы услышать. Наблюдение этой личной стороны его жизни смущало Тесс. Она с самого начала знала о его физическом состоянии, но увидеть это воочию — совсем другое дело.

Чем больше Тесс узнавала об Иене Норте, тем более сложной виделась его натура.

***

После того, что произошло в студии прошлой ночью, и того, чему она только что стала свидетельницей, Тесс не предвкушала прямо сейчас испытать неловкость от встречи с ним, но, как оказалось, они не пересеклись друг с другом до полудня. Закутывая Рен в теплое полотенце после купания в кухонной раковине, она услышала голоса из другой комнаты. Голоса взрослых, а не девочек-подростков.

В кухню вошел Норт.

— К вам компания.

Тесс с недоумением на него посмотрела. К ее удивлению, он потянулся за Рен. Она отдала ему завернутую в кокон мокрую малышку и пошла следом.

В гостиной ждали два человека, ни одного из которых она не жаждала видеть. Келли Винчестер, мать Авы, стояла рядом с высоким, плотным мужчиной, одетым в костюм с галстуком. Мужчина мог быть только ее мужем, о котором Тесс так много слышала.

Угловатые брови почти сходились у переносицы на широком лице сенатора штата Брэда Винчестера. У него были красивые правильные черты лица и густая шевелюра, определенно преждевременно поседевшая, так как Тесс знала, что ему только за тридцать. И он, и Иен обладали внушительными фигурами, но Винчестер казался более массивным. Рядом с ним его худая светловолосая жена, которая так наводила страх в «Разбитом дымоходе», казалась как-то приниженной.

— Мисс Хартсонг, — заговорил он звучным голосом диктора радио или профессионального политика. — Я уверен, что вы прекрасно осведомлены о том, почему мы здесь.

Грянул миг расплаты. Тесс неохотно указала на диван:

— Присаживайтесь.

Келли села, но когда муж не последовал ее примеру, снова встала. Она не обладала энергией своей дочери Авы. Взамен этого в матери преобладала хрупкость, от острых черт до выступающих ключиц.

— Вы встречались с некоторыми из наших местных детей, — уточнил Винчестер.

— И без согласия их родителей. — Келли сложила на груди руки, бриллианты на ее левой руке отражали осколки полуденного света. — Ава нам все рассказала.

Тесс очень в этом сомневалась.

— Что конкретно она вам рассказала?

— Что вы обучаете их сексу и методам контроля рождаемости. — Учитывая враждебность в его голосе, Винчестер мог с таким же успехом заявить, что Тесс учила девочек изготавливать самодельные бомбы. — Вы собираетесь это отрицать?

Тесс напомнила себе, что у нее есть моральное превосходство, или, по крайней мере, она так считала.

— Девочки пришли ко мне с конкретными вопросами. Я на них ответила.

— Вы не имели права, — воскликнула Келли. — Это родительская обязанность.

— Да, так и есть.

Брэд Винчестер заметно ощетинился.

— Вы намекаете, что мы не знаем, как растить собственного ребенка?

Тесс боролась с чувством праведности, которым женщина, потерявшая своего последнего пациента, не имела права обладать.

— Ава милая девочка. Вы должны очень ею гордиться.

Если она надеялась, что ее слова успокоят Винчестера, то мрачное выражение его лица говорило обратное.

— Мы дружная семья. И у нас здесь дружное сообщество с высокими моральными стандартами. Мы не считаем, что надо поощрять наших пятнадцатилетних детей к сексу.

— Конечно вы не считаете.

Он сдвинул сильнее угловатые брови.

— Тем не менее, вы снабдили их всей информацией, с которой они скрытничают за спинами родителей.

— В наших школах действует сильная программа по охране здоровья, — сказала Келли. — Учебная программа, которая соответствует ценностям нашего сообщества.

Тесс попыталась было прикусить язык, но не смогла.

— Тогда как вы объясните высокий уровень подростковой беременности в Темпесте?

Блеф чистой воды. Она понятия не имела, каков уровень беременностей в городе, но, основываясь на всех доступных статистических данных, отслеживающих эффективность таких вот образовательных программ, могла его предположить.

Келли вздрогнула, но быстро оправилась.

— Статистика показывает, что обучение воздержанию в средних классах значительно снижает сексуальную активность.

— Ваша дочь уже не в средних классах.

— Воздержанные девушки защищены от венерических заболеваний. — Келли скрестила руки на груди, что казалось скорее жестом самозащиты, чем враждебности. — Если бы вы видели исследования, мисс Хартсонг, вы бы знали, что этим девушкам меньше угрожает опасность оказаться вовлеченными в неправильные отношения или заразиться. И вы бы поняли, что эти же девушки имеют более высокую самооценку, чем девушки, ведущие половую жизнь в слишком молодом возрасте. Когда моя дочь практикует воздержание, она знает, что мальчик любит ее саму по себе, а не из-за секса.

Тесс вышла из себя.

— Я хорошо осведомлена об этих исследованиях, миссис Винчестер, но эти исследования также указывают на слабые стороны программ. Подростки, участвующие в программах только воздержания, по-прежнему занимаются сексом так же, как и другие подростки, но подростки, участвующие в программах, подобных вашей, беременеют чаще, потому что реже используют противозачаточные средства. — Она попыталась смягчить тон. — Я знаю, родители хотят верить, что стоит поговорить со своими детьми о воздержании, как те послушаются, но подросткам не составляет большого труда скидывать штаны, и все разговоры в мире, похоже, этого факта не изменят.

Винчестер надулся, как будто его накачали гелием.

— Вот тут-то и проявляется влияние родителей. Мы не те невежественные южные деревенщины, которыми вы, кажется, нас считаете.

— Я не считаю…

Он наставил палец ей в лицо.

— Вы чужачка. Вы не из нашего круга, но думаете, что можете прийти здесь и указывать нам, как управлять нашими школами.

— Я не хочу ничем управлять, мистер Винчестер. Ваши дети сами ко мне заявились.

— Они бы к вам не пришли, не выстави вы тот стенд в «Разбитом дымоходе», — напомнила Келли. — Я говорила с вами об этом. Я очень вежливо просила вас снять его, но вы отказались.

— А теперь мы обнаруживаем, что вы забили голову нашей дочери мерзостью, — вмешался Винчестер.

— Определите, что, по-вашему, мерзость, — раздался позади Тесс голос Норта.

Тесс позабыла о его присутствии. Он шагнул вперед с бодрствующей, завернутой в полотенце Рен на руках. В отличие от малышки, Норт выглядел разозленным.

— Я знаю, что такое мерзость, когда ее вижу, — огрызнулся Винчестер.

— А мерзость вы видите, когда смотрите на свою дочь? — возразил Норт.

Ситуация была достаточно сложной и без того, чтобы Норт усугублял ее, и Винчестер сделал угрожающий шаг вперед.

— Поверить не могу, что вы это сказали.

Тесс кинулась между ними. Ей хотелось бы, чтобы Норт замахнулся на напыщенного Брэда Винчестера, но только не с ребенком на руках.

— Мистер Винчестер, у меня многолетний опыт работы с женским здоровьем, и я могу вас заверить, что просто запретить детям что-то делать — не самая эффективная форма полового воспитания. Если не хотите, чтобы Ава приходила сюда, скажи ей об этом. Но я медсестра. — Была медсестрой. — С моей стороны этически безответственно отказывать кому-либо в информации, которая поддерживает их здоровье, и если эти дети появятся у моей двери с вопросами, я отвечу им.

Даже для ее собственных ушей это звучало высокопарно, но она все-таки была права.

Мускул на челюсти Норта дернулся.

— Настоятельно рекомендую вам не вставать между этой женщиной и ее этикой. Совершенно несгибаемая особа.

Винчестер не любил, когда ему бросали вызов.

— А как насчет вашей этики, мистер Норт? Жить с женщиной, убившей вашу жену.

— Я думаю, вам пора уходить, — сказал Иен с холодным достоинством.

Иен, может, и не испугался, зато Тесс струхнула. Как, похоже, и Келли.

— Брэд…

Она взяла мужа за руку, но тот вырвал ее.

— Месяца не прошло, как мать этого ребенка умерла, а вы двое уже живете вместе. Может быть, шерифу нужно тщательней разобраться, что именно здесь произошло.

У Тесс перехватило дыхание, но Норт и ухом не повел.

— Да пожалуйста.

— Вас предупредили.

Винчестер схватил жену и потащил к двери. У Келли подвернулся каблук, и она бы упала, если бы муж не держал ее за руку так крепко.

Хлопок двери напугал Рен, и она замолотила ручками.

— Что ж, — сказал Норт, — это было весело.

Тесс ждала, что он скажет, мол, я же вас предупреждал. Когда он не доставил себе такого удовольствия, она высказалась сама:

— Знаю, что именно об этом вы меня предупреждали.

— Забудьте. Он просто осел.

— Облеченный властью. Хоть я и права, это не означает, что я должна кому-то указывать, как растить их детей.

— Вот почему вам нужно сделать большой шаг назад.

— Слухи о Бьянке… О нас.

— Кучка мелких глупцов. Вы знаете, что меня действительно беспокоит?

— Без понятия.

— Тот факт, что этот ваш маленький сгусток радости всего меня описал.

Он протянул ей Рен. Разумеется, на его рубашке красовалось влажное пятно.

Тесс забрала у него завернутого в полотенце ребенка.

— Так держать, Птичка.

Уголок рта Норта скривился. Он подошел к лестнице, но остановился на полпути и снова посмотрел на Тесс.

— Насчет вчерашнего позирования… Вы хорошая натурщица.

В ней забурлила целая гамма чувств. Тесс прибегла к острой шутке, чтобы развеять их.

— Да, Леонардо да Винчи говорил мне то же самое, но платил куда лучше.

Она подумала, что это чертовски находчиво, но Норт даже не улыбнулся. Вместо этого он сказал:

— У вас интересное лицо.

— К нему прилагается и тело.

«Заткнись. Если не можешь ничего лучше придумать, держи свой глупый рот на замке!»

— Хорошее тело, — сухо уточнил он.

— Лучше его было бы поменьше.

— Удивительно, насколько заблуждаетесь вы, женщины.

И исчез наверху.

***

Тесс нужно было подумать о своем будущем. Убраться из школы. Начать новую карьеру. Она сосредоточилась на простейшей из своих проблем и позвонила человеку, который должен был разобраться с ее печью.

— Еще не отправлено, мэм, — сообщил он ей. — Там забастовка. Я дам вам знать, когда она прибудет.

Следующие несколько дней она работала утренними сменами в «Разбитом дымоходе», пока Хизер сидела с Рен. За исключением компании мужчин, которым, казалось, нравилось с ней перекидываться словечками, атмосфера стала еще прохладнее. Лишь несколько клиентов откровенно спрашивали о смерти Бьянки, но она чувствовала, как остальные судачат за ее спиной. Одним из клиентов, который не избегал Тесс, был Арти, никотиновый наркоман. В новой фуражке дальнобойщика он забрел в конце ее смены.

— Черт, Тесс. Когда ты снова начала работать?

— Сегодня утром. Но Мишель заступит через полчаса, если хочешь сигарет. Надеюсь, что нет. Серьезно, Арти. Советую отказаться от этой отравы.

— Может быть. Я не знаю. — Он прислонился к стойке. — Мы с моей девушкой расстались.

— Жаль слышать.

— Да уж. Она решила, что я для нее недостаточно хорош.

— Тогда я думаю, что разрыв ваш не такое уж плохое дело.

— Вот и я себе это постоянно повторяю. Все-таки… Блин, она была такой горячей. — Он оперся локтем о стеклянную поверхность прямо над пончиками «Лонг Джонс». — Так хочешь пойти куда-нибудь сегодня вечером?

— Не могу. Я не встречаюсь с курильщиками.

— Может, я брошу.

— Сначала брось, тогда и поговорим.

— Блин, Тесс. Ну почему ты такая?

Саванна бросила на Тесс злобный взгляд от барного блендера, где ей потребовалась целая вечность, чтобы развернуть стопку чашек.

— Должно быть, приятно развлекаться, флиртуя с мужиками, пока я тут надрываю свою задницу.

Тесс была благодарна за предлог, чтобы прекратить разговор с Арти, поэтому она не стала указывать, что Саванна провела большую часть утра, болтая по мобильному телефону.

***

Тесс вернулась в школу незадолго до полудня, в то же время, когда Норт спустился по горной тропе. Он вынул Рен из автокресла, не дожидаясь, пока это сделает Тесс. Хотя он не общался с Рен, как Тесс, — без сюсюканья или смешных рожиц — он, похоже, больше не боялся прикасаться к малышке.

— Тяжелый день в офисе? — спросил Норт.

— Кортни Гувер — она работает в одном из дешевых отелей, но ее настоящая работа — строить из себя королеву Инстаграма. Она все еще меня ненавидит. Не знаю почему. А люди, которые раньше были дружелюбны, смотрят на меня, как на серийного убийцу. Я знаю почему. К счастью, Ава Винчестер и ее компания были в школе во время моей смены, поэтому никто не задавал мне вопросов об ароматизированных презервативах или минете.

Норт лениво улыбнулся, заставив Тесс пожалеть, что она упомянула минет, а затем закрыл дверцу машины свободной рукой.

— Я получил известия от бабушки и дедушки Рен. Они будут здесь через час.

— Вот дерьмо.

Тесс ринулась наверх.

ГЛАВА 10

Не стоило Тесс так долго откладывать стирку: джинсы и футболка с пятнами от кофе уж точно не внушали доверия, а ей необходимо было предстать самой что ни на есть компетентной профессиональной няней. Пытаясь подавить панику, она вытащила последнюю чистую одежку Рен и поспешила вниз.

Норт выходил из кухни с бутербродом в руке.

— Переоденьте ее! — Тесс сунула ему малышку и, не заморачиваясь с курткой, побежала к хижине.

Через передние окна струился солнечный свет, когда Тесс вошла внутрь. Она помнила, что оставила шторы закрытыми, чтобы случайные посторонние ненароком не заглянули в пустой дом. Была уверена, что оставила окна зашторенными. Кажется, уверена. Или нет.

Тесс бросилась наверх и схватила свои лучшие темные брюки, простой белый пуловер и серый кардиган до бедер. Просто. Профессионально. Собрала в хвост волосы и постаралась скрепить свободную копну в нечто похожее на пучок. Точно Мэри, гребаная Поппинс. Книжная версия, а не киношная.

Потом, запыхавшись, вернулась в школу. На улице не было припарковано какой-либо незнакомой машины, поэтому еще имелось время прибрать весь раскиданный вокруг детский беспорядок, но как только Тесс вошла внутрь, из кухни появился Норт с объявлением, что Рен вырвало.

Она бросилась к малышке.

— Ну, давай, Птичка! Иди сюда.

— Она, кажется, не любит людей.

Тесс схватила Рен и снова начала подниматься по лестнице, только чтобы услышать, как к дому подъезжает машина:

— Дерьмо.

— Ш-ш-ш. Ш-ш-ш. Не при ребенке.

Не обращая на него внимания, она развернулась и побежала вниз, чтобы добраться до бумажных полотенец на кухне.

— В этом наряде вы похожи на тюремную охранницу, — крикнул ей вслед Норт.

— От вас никакого толку! — рявкнула Тесс.

— Да вы расслабьтесь, ладно?

— Не смейте говорить мне расслабиться! — крикнула она.

Раздался стук. Волки были у дверей.

— Черт, дерьмо, дерьмо.

Тесс кинулась в спешке к раковине.

Норт просунул голову в кухню.

— Оставайтесь здесь, пока достаточно не успокоитесь, чтобы перестать вести себя как идиотка. Это приказ.

Она схватилась за край стойки и заставила себя дышать. От Рен пахло кислым молоком. Тесс схватила бумажное полотенце, намочила его и давай стараться ее вымыть.

Рен смотрела на нее большими темно-синими глазами. Ее ротик задрожал. Наморщился лобик.

— Нет! — прошептала Тесс. — Нет, милая, нет. Пожалуйста. Только не плачь.

Тесс прислонила малышку к плечу и стала покачивать, как иногда успокаивала ее по ночам.

— Я когда-нибудь чего-нибудь тебя просила? Просила? — шептала она в пушистую макушку. — Разве что кроме ночи? — Она услышала голоса в гостиной. Норт их впустил. Тельце Рен напряглось, а ее хныканье стало громче. — Не сейчас. Пожалуйста, не сейчас…

Малышка испустила вопль, от которого задребезжали стекла.

В кухню ворвалась женщина. Ей наверно стукнуло все шестьдесят, но выглядела она моложе. Теплые светлые блики сияли на ее длинном бобе. Идеальный макияж — ни слишком мало, ни слишком много. На ней ладно сидели скроенные белые брюки с четким рисунком из черных ракушек, массивное ожерелье из серебра и черного янтаря и молодежная джинсовая куртка. Хотя она не была высокой, трехдюймовые каблуки на плетеных босоножках-ботинках существенно прибавляли ей роста.

— Это она? — Вопрос был риторическим, потому что женщина уже протянула вперед руки, готовая вырвать вопящего ребенка из рук Тесс. — О, милая…

Это Тесс было разрешено называть Рен «милой», а не этому стройному жалкому оправданию звания бабушки, одетому как подросток. Где седые кудряшки, мягкая грудь, запах печенья? Эта изящная "новая операционная система" служила оскорблением всех милых бабушек.

— Можно мне ее подержать? — спросила женщина.

«Нет, нельзя!»

— Она сейчас немного расстроена. — Тесс прижала ребенка крепче.

— Конечно.

Рен заметил новое лицо и сразу же перестал плакать. Ах ты маленькая предательница!

Глаза женщины наполнились слезами.

— Она точь-в-точь как Саймон на детских фотографиях. — Через нижние накрашенные ресницы полился мини-водопад слез. — Те же глаза. Тот же ротик.

Следом появился мужчина. С гладко выбритой челюстью, вьющимися волосами цвета соли с перцем и в опрятной одежде он выглядел так, будто пришел прямо с поля для гольфа.

— Джефф Деннинг, — нарочито дружелюбно кивнув, представился он Тесс. — Вы уже познакомились с моей женой, Дайаной. А кто это у нас здесь?

— Ее зовут Рен, — сказала Тесс, хотя никто из них, похоже, ее не слушал.

Еще одна слеза скатилась по щеке степфордской бабушки.

— Посмотри на нее, Джефф. Она похожа на Саймона. И ее нос. Это же твой нос.

— Не пожелаю ей обзавестись моим носом, — отозвался тот с улыбкой.

— У тебя отличный нос.

Его жена не сводила глаз с малышки.

Только самый презренный человек откажется отдать Рен этим двум молодым, атлетичным, влюбленным бабушке и дедушке. Тесс крепче сжала Птичку.

Знакомые руки подхватили ребенка.

— Я уверен, что вы хотите ее обнять.

Норт передал Рен в объятия Дайаны.

Тесс ненавидела их. Ненавидел его. Все, что он хотел сделать с самого начала, — это избавиться от Рен. Эти двое могли быть торговцами людьми, и он бы выдал ее. Ладно, может быть, не торговцы людьми, но дело в том, что ему было все равно. В отличие от Тесс. Даже не близко.

Рен уютно устроилась в объятиях бабушки, перестав возиться, и казалась полностью довольной. Дайана всхлипнула, кончик ее носа начал краснеть.

— Мы этого не ожидали. Саймон — наш единственный ребенок, и он был непреклонен в отношении того, что никогда не женится и не заведет детей.

— Одно из двух он точно сделал, — пробормотала Тесс.

Норт схватил ее за руку и повел к двери.

— Почему бы нам не пойти в гостиную, где всем будет удобнее?

— Я не отдам ее им, — прошипела Тесс так, что только он мог слышать.

Норт предупреждающе сжал ей руку.

Позади них Джефф не отставал от жены.

— Ты собираешься целый день не выпускать из рук этого ребенка?

— Да, собираюсь. Ты же знаешь, как давно я мечтала о внуке. Твойчеред не настанет, пока я не скажу.

Обмен нежностями, который лучше всего удается парам, состоящим в долгом браке.

Дайана подошла к окну. Рен заворожило ее сверкающее серебром массивное ожерелье.

— Посмотри на ее ручки, — сказала Дайана. — Готова поспорить, она станет пловцом, как Саймон.

Тесс услышала как загукала Рен, словно ей не терпелось прыгнуть в бассейн. Просто отстой.

Джефф подошел к своей жене, но повернулся, чтобы объяснить:

— Саймон был в очень сильной команде по плаванию в старшей школе.

Браво ему.

Норт, должно быть, читал мысли Тесс, потому что ущипнул ее. Вот же поганец! Он ее ущипнул!

— Мы еще не смогли связаться с Саймоном, — сообщила Дайана, — но теперь, когда мы ее увидели, нет никаких сомнений в том, что она наша.

Тесс ощетинилась.

— Будут большие сложности. Крайне запутанная ситуация. Юридически, мистер Норт — отец Рен. В ее свидетельстве о рождении указано его имя.

«Мистер» Норт нахмурился.

— Мы с этим разберемся.

Они не сказали ни слова о Бьянке, и Тесс была в ярости от обиды за нее. Похоже, они забыли, что у Рен умерла родная мать. Мать, которая любила бы ее. Заботилась бы о ней. Но образ матери, сидящей часами со спящим младенцем на руках, как-то не увязывался с Бьянкой. Было легче представить ее, сбегающую поесть суши и потерявшую по дороге дочь.

— Наверняка вы слышали, что Рен родилась на месяц раньше срока, — напомнила Тесс. — Для нее жизненно важно, чтобы о ней хорошо заботились. — Она стала подробно описывать все осложнения, с которыми сталкивались недоношенные дети, ни одно из которых на данный момент не грозило Рен. Когда достаточно напугала их, принялась приукрашивать свои профессиональные навыки, подчеркивая, что ухаживает за младенцами после родов, в отличие от того, чем в основном занималась, — помогала появиться им на свет. — Я думаю, все мы согласны с тем, что в обозримом будущем лучше оставить все как есть.

Норт косо на нее посмотрел.

— Что касается этого… — сказал Джефф. — Нам нужно поговорить с Саймоном, но он переезжает с места на место, и мы знаем, что он не в состоянии заботиться о ребенке.

Тесс затаила дыхание.

— Как бы мы ни любили нашего сына, — призналась Дайана, — сомневаюсь, что он когда-нибудь остепенится, поэтому, естественно, возьмем ее мы.

Ну конечно. Тесс с ходу обрела язык.

— Разве вы малость не староваты для этого? — Даже она знала, что зашла слишком далеко. — Не то чтобы кто-то из вас выглядит старым, — поспешно поправилась она. — Вы в прекрасной форме. Но с новорожденной… Вам будет сколько? Вам будет под девяносто, когда она станет подростком.

— Примерно семьдесят пять, — поправила Дайана.

— Да, но наверняка маленький ребенок помешает вашему образу жизни. Я вижу, что вы очень активные люди. Полагаю, любите путешествовать. Совершаете велосипедные прогулки. Играете в теннис. Участвуете в турнирах по шаффлборду. Уверена, вы любите делать многое, от чего вам придется отказаться.

— Мы знаем, что придется чем-то жертвовать, — сказала Дайана, — но она заслуживает постоянной заботы, и мы единственные, кто может ей это обеспечить.

— У вас есть другие варианты. Вы могли бы…

— Тесс, — поднялся на ноги Норт и увел ее за собой. — Давайте-ка прогуляемся и дадим им немного времени побыть наедине с Рен.

И практически вытащил ее на улицу.

— Прекратите меня тащить!

Он не послушался. Вместо этого силой увел ее от дома через поляну, где менее месяца назад приземлялся спасательный вертолет. Когда они оказались среди деревьев, вне поля зрения из дома, Норт к ней повернулся.

— Что, черт возьми, вы делаете?

— Я… переживаю и все.

Его рука сжала ей плечо.

— Вы не можете получить Рен, Тесс. Она не ваша.

— Я знаю. Вы думаете, я не знаю? Но… Я пообещала. Обещала у смертного одра присматривать за ней.

— Эти люди от нее без ума. Они бабушка и дедушка, о которых можно только мечтать. Чего же еще хотеть?

Сердце Тесс восстало против его холодной логики.

— Они всего лишь бабушка и дедушка. Она заслуживает… Она заслуживает большего.

Тесс знала, насколько глупо звучит то, что она говорит. Большего Рен не получить. Ее мать умерла, ее отец ничтожество. Рен посчастливилось иметь бабушку и дедушку, которые уже полюбили ее и были готовы пойти на жертвы, чтобы ее вырастить.

— Я знаю, что вы хотите для нее самого лучшего, — сказал Норт, когда Тесс начала приходить в себя. — Но ей нужно быть со своей семьей.

«Я ее семья. Я первая, кто прикоснулся к ней. Та, кто ее кормила, пеленала, прижимала к своему телу…»

Ей придется перестать так думать и начать думать как приемная мать — одна из легионов хороших женщин, которые с любовью заботятся о новорожденных, пока те не смогут воссоединиться со своими семьями.

Норт подстроил свой шаг к Тесс, его тон почти незаметно смягчился.

— Все с вами будет в порядке.

— Конечно будет. — Тесс задрожала. Она вышла без куртки, только в сером кардигане. — И я знаю, что веду себя ужасно.

— Не так уж и ужасно, — угрюмо сказал он. — У вас большое сердце. В этом вся вы.

Она выдавила дрожащую улыбку.

— Ну, с этого никакого толку.

— Могу только представить.

Некоторое время они шли молча, Тесс кроссовками сгребала листья на тропе, а Норт молчал. Они подошли к старой пожарной вышке. Тесс остановилась. Вогнала пятку в грязь. Пристально посмотрела на него.

— Любите ли вы ее? Птичку? Хоть немного?

Норт посмотрел мимо нее на лес, заговорил медленно, подбирая слова.

— Меня волнует, что с ней происходит.

— Но вы ее не любите, — решительно сказала она.

— Такая любовь, о которой вы говорите, для меня невозможна.

— Конечно возможна.

Он покачал головой, наконец встретившись с ней взглядом.

— Нет, Тесс. Я не такой, как большинство людей. Я эгоист. Эмоции мешают мне работать, а моя работа всегда на первом месте. Вот почему мне нужно личное пространство.

— Бьянка, должно быть, стала для вас настоящим испытанием. — То, что она уже знала. Он снова пошел, и Тесс поплелась за ним. — Так вы никогда не влюблялись?

Я бы так не сказал. Когда учился в интернате, влюблялся, как все подростки.

— В девушку?

Норт приподнял бровь, глядя на нее.

— Да. В девушку.

***

Из книги о Норте Тесс знала, что родители засунули его в частную школу-интернат на другом конце континента, но все равно звучало странно, когда она сравнивала это с тем, как он, должно быть, выглядел, когда Бьянка обнаружила его без сознания в каком-то дверном проеме.

— Серьезных отношений не было, пока мне не исполнилось двадцать пять, — сказал он, — и тогда дела пошли хуже некуда.

— Они разбили вам сердце. — Тесс чуть-чуть подтрунила над ним, чтобы разрядить обстановку.

— Нет, — тихо сказал он. — Я разбил им сердца. И ни одна из них этого не заслужила.

— Ох. — Тесс попыталась осознать то, что он ей сказал. — Вы не производите на меня впечатление безжалостного сердцееда. Вы довольно порядочный. Когда не ведете себя как придурок.

— Признателен за витиеватый комплимент, но у меня хватает грехов, чтобы не добавлять лишних в список. Больше никаких разбитых сердец.

— Боже. Вы не так уж и неотразимы. — Если не учитывать мужественность, которая пропитывала его, как древесный дым. Или эту суровую красоту… У шеи болталась выскочившая из волос шпилька. Тесс сунула ее в карман кардигана. — Так вы с тех пор водитесь только с проститутками?

— Хорошая попытка.

— Это значит, что у вас был секс с настоящими женщинами?

— Да, Тесс. С настоящими женщинами. Теперь мы можем поговорить о чем-нибудь другом?

— Нет, пока я не закончу переваривать. Секс с настоящими женщинами обычно вызывает самые разные бо-о-ольшие эмоции. Вас это не пугает?

— Необязательно испытывать бо-о-ольшие эмоции, если вы найдете правильных партнеров. Это может быть просто развлечение.

— Снова возвращаемся к проституткам, верно?

— Теперь вы действительно загоняете меня в угол.

Она быстро нашлась, как пойти в обход.

— Я думала, любовь должна вдохновлять творческих людей.

— Возможно, некоторых из них. Но только не этого конкретного.

— Так что ужасного случилось с вами, когда вы влюбились?

— Я же сказал вам, что я одиночка. Я перестал работать. Приготовьтесь к новым издевательствам.

— Потому что…?

Он засунул руки в карманы джинсов.

— Потому что моя работа — это то, кем я являюсь. Мелодраматично, знаю, но это так. Я живу жизнью самоотверженного эгоиста.

— Не очень забавный образ жизни.

— Может быть, для вас, но великий стрит-арт не похож на другие виды искусства. Он коренится в гневе, и он больше, чем человек, который его создает.

— Я не знаю, что отличает великое уличное искусство от случайных тегов банд.

— Вы понимаете, когда видите это. Великий стрит-арт — это не о том, что головорезы распыляют свои инициалы на любой подвернувшейся им поверхности. За этим не стоит никаких мыслей. Помните парней в калифорнийском гараже — Джобса и Возняка?

— Начало «Эппл».

Норт кивнул.

— Власть людям. Это был их девиз, и он наш тоже. Мы дарим искусство людям, которые никогда не заходили в музей. Искусство развлекать. Искусство с социальным посланием. Искусство, которое существует только для того, чтобы нести красоту.

— Так вот что вы делаете.

— Конечно, все началось не так. В детстве каждый раз, когда я нажимал на сопло баллончика, я посылал моего отца на хрен. Это была терапия. Настоящее искусство пришло позже. Хорошее уличное искусство должно вызывать у вас что-то — гнев, любопытство, смех, признание.

Тесс вытащила еще одну болтающуюся шпильку.

— И гигантская крыса на стене здания?

— Вы говорите о Бэнкси. Чем питается эта крыса? Почему она там оказалась? Это последний выживший? Представляет ли она нас или то, что мы потеряли? И как вы относитесь к нависшей над вами гигантской крысе?

Любое желание посмеяться над ним угасло, когда она подумала о своем всепоглощающем горе.

— Но как вы живете без этих сильных эмоций?

— Вы просто живете.

— Пребывая в уверенности, что вы никогда чрезмерно не станете заботиться ни о ком еще?

— Вы вдова, Тесс. Как бы вы ни пытались это скрыть, я знаю, что вы страдали. Ну, вот скажите… Насколько хорошую вам сослужила службу любовь?

Норт не сказал это с горечью или недоброжелательностью. Вместо этого заговорил с такой задумчивостью, которая заставила ее почувствовать себя так, словно он действительно хотел понять.

— Вы не знали его, — сказала Тесс.

— Ну, так расскажите мне.

Она сроду не могла представить, что будет говорить о Треве с Нортом. И все же…

— Мы познакомились в детском саду. Трев нарочно раскрошил мои мелки — без причины. И все же к директору повели меня.

— Как это?

— Я сильно его толкнула.

— Любовь с первого взгляда.

— Когда я вернулась в класс из кабинета директора, он показал мне язык из-за спины мисс Роулинг.

Норт улыбнулся.

— Это все еще задевает.

Она улыбнулась в ответ.

— Мы превратили класс в поле битвы. Я что-нибудь рисовала, а Трев рвал. Он строил машину из лего, а я ее ломала.

— Битва не на жизнь, а на смерть.

— Его мать заставила школу развести нас по классам.

— Мудрая женщина.

— Но мы нашли друг друга на перемене. Он гнался за мной, а я преследовала его с палкой. Он обзывал меня, и я обзывала его похуже. Однажды он заблокировал горку, так что я не могла подняться, поэтому я подождала, пока он повиснет на лесенках, и стащила его вниз.

— Никогда не недооценивайте силу рассерженной женщины.

— Я сломала ему зуб. К счастью, это был молочный зуб.

— Малые милости.

— Не смейтесь. Это было серьезно.

Норт ухмыльнулся.

— Я не смеюсь. Возношу молитвы за то, что вас не знал. Так когда же закончилась война?

— Не раньше, чем нам исполнилось двенадцать.

— Чудо, что вы оба выжили до этого времени. Как совершился волшебный поворот?

— Я сломала ему ногу.

— Сначала зуб. Потом нога. Неудивительно, что вы занялись медициной.

— Это был несчастный случай, но моя мать заставила меня пойти к нему домой и извиниться. — Ее пучок а-ля Мэри Поппинс рассыпался. Тесс вытащила последние булавки и резинку для волос. — Трев лежал в постели и выглядел таким грустным. В эти выходные был поход у шестиклассников. Мы только об этом и говорили, и как он будет скучать по этому поводу. Он кричал на меня, но все время пытался не плакать, и мне стало так плохо, что я сказала ему, что тоже не пойду.

— Ваше жестокое сердечко растаяло.

— Не совсем. Школа уже запретила мне поездку из-за инцидента с ногой.

— Но вы ему этого не сказали.

— В итоге… — Она натянула резинку на запястье. — В итоге мы провели выходные, смотря комедии с Джимом Керри в спальне Трева. После этого мы стали лучшими друзьями. Он даже дрался в восьмом классе с парнем, который порвал лямку моего бюстгальтера.

— Я догадываюсь, вы могли бы разобраться с парнем в одиночку, но все же — с его стороны храбрый поступок.

— Я вынудила его расстаться с Лорри Уилкинс. Между нами, она использовала его только затем, чтобы заставить Чарли Доббса ревновать.

— Мой рот закрыт на замок. Выходит, это была дружба, а не романтика. До того как…?

— Последний год. У каждого из нас не было пары на выпускной, поэтому мы решили пойти как друзья. К концу ночи мы стали больше, чем друзьями.

— Вы со своими лекциями о подростковом сексе…

— Мы подождали, но не очень долго. И в отличие от здешних детей, у нас было достойное половое воспитание. — Тесс перешагнула через корень дерева. — Мы поженились через две недели после того, как я окончила колледж. Он пару раз менял специальность, так что учеба заняла у него больше времени.

— Вы двое были вместе с последнего года обучения в старшей школе?

— Пару раз мы встречались с другими людьми. Но ни один из нас не увлекся. — Она остановилась и посмотрела на Норта. — Вы правы, Иен. Если вы никого не любите, то любовь никогда не причинит вам вреда. Но я не могу представить, чтобы я никогда не полюбила Трева.

— Вы пострадали за это.

Да, пострадала. Но каким-то образом страдания, которые она так долго выносила, утихли.

***

— Мы надеемся, что это не займет больше двух недель, — сказала им Дайана, когда они вернулись.

Семья Деннингов планировала вылететь домой в Нью-Джерси той же ночью, но, как только у них закончится предварительная подготовка документов с юристами, они намеревались вернуться и забрать Рен. — К тому времени мы поговорим с Саймоном, — сказала Дайана, глядя на Рен.

Джефф обнял жену за плечи.

— Мы отменяем запланированный речной круиз. От Праги до Будапешта. Мы с нетерпением этого ждали. Празднование сороковой годовщины свадьбы.

— Нет ничего важнее семьи, — твердо заявила Дайана.

Наконец, сделав десятки фотографий на мобильный телефон, Дайана вытерла слезы, и они с мужем уехали.

Норт заперся в своей студии. Тесс слонялась по школе, затем собрала Рен и пошла в хижину, чтобы забрать одежду, которую отложила. Рен заметила ее дурное настроение и начала возиться. Тесс заставила себя сделать длинную серию успокаивающих вдохов и начала наводить порядок. Закончив, она подошла к окнам и, нахмурившись, задернула шторы.

***

В «Разбитом дымоходе» Арти похвастался Тесс, что не курил уже два дня, и снова попытался к ней подкатить.

— Тебе всегда нравились большие сиськи, — прокомментировал мистер Фелдер со своего поста за угловым столиком.

Арти подавился кофе, а Тесс указала металлическим кувшином для вспенивания молока на задний столик.

— Меня не волнует, сколько вам лет, мистер Фелдер. Подобные комментарии неуместны и оскорбительны.

— Мне девяносто лет, мисс Горячие Штанишки, а это значит, что я могу говорить любую чертову глупость, какую захочу.

— Нет, пока я здесь работаю, — возразила Тесс. — Еще одна такая шуточка, и вы удалитесь отсюда.

— Ты не можешь выставить меня вон. — Он ухмыльнулся ей. — Я на тебя напущу законников.

Тесс хлопнула кувшином с пеной.

— Кому-нибудь лучше убрать его трость, потому что я серьезно собираюсь ударить его по голове.

— Я сделаю это. — Арти взялся за трость. — Что с тобой, Орланд? Нельзя говорить такое дерьмо перед дамой.

Миссис Уоткинс, глава Женского союза Темпеста, оторвалась от своего экземпляра «Дилеммы всеядного» Майкла Поллана.

— Неудивительно, что северяне думают, будто мы здесь — стадо деревенщин.

Мужская половина пары пенсионеров, уехавшей на покой в Темпест, отставила кружку американо:

— Мы просто говорим нашим старым соседям по Бостону, что вы колоритные личности.

Тесс нравилась эта парочка пенсионеров. В отличие от местных жителей, они не знали о смерти Бьянки и не распространяли сплетни о том, что она позволила Бьянке умереть, чтобы получить Иена.

За исключением мистера Фелдера, ее нынешние клиенты были очень близкой по духу компанией, но в последние два дня такое не наблюдалось. Явился отец Имани, преподобный Пиплз, и хотя вел себя более вежливо, чем Винчестеры, его посыл был столь же ясным. «Прекратите развращать наших дочерей».

Беременная женщина, которую Тесс не узнала, но которая, очевидно, узнала ее, ушла, ничего не заказав, как будто боялась, что в ее зеленый чай со льдом подсыпят какой-нибудь смертоносный яд. А отношения Тесс с коллегами ухудшились еще больше. Мишель имела привычку прикрывать живот руками, когда ей приходилось приближаться к Тесс. Саванна смотрела на нее, как на дьяволицу. Пожалуй, муж Мишель, Дэйв, был единственным в семье, кому, казалось, нравилось общество Тесс.

Толпа школьников после уроков начала прибывать, но Авы не было видно. Тесс подозревала, что ее родители объявляли «Разбитый дымоход» запретной территорий, когда Тесс находилась за прилавком.

В конце смены она пошла к своей машине. Вдоль крыла на пыльной поверхности написали одно слово. «Шлюха».

ГЛАВА 11

На следующее утро в «Разбитом дымоходе» появился Фредди Дэвис, единственный на весь город полицейский офицер. Большой и медлительный, с кустистыми бровями, тонкой верхней губой и с пристрастием к карамельному макиато.

— В какое время вы заканчиваете сегодня, Тесс?

Что, Фредди тоже ее приглашал? Даже несмотря на то, что полгорода избегали Тесс, к ней то и дело клеились, и она не могла этого понять. Что же так заинтриговало мужчин Темпеста в слегка полноватой тридцатипятилетней вдове с невыносимыми волосами?

«Шлюха»… Пыльная надпись на ее машине… Тесс позволяла себе разнузданный секс только в своих мыслях, которые не возникали бы так назойливо, не натыкайся она на Норта ночами, когда спускалась вниз, чтобы нагреть бутылочку, или если бы ей не приходилось слушать звук его шагов в студии, где он делал бог знает что, поскольку явно не работал.

— Моя смена заканчивается в полдень.

Рен снова не давала ей уснуть прошлой ночью, и Тесс подавила зевок.

— Не могли бы вы зайти в полицейский участок?

Дэвис нацепил официальную мину, так что приглашали ее не за тем, чтобы пообщаться, и Тесс внезапно проснулась.

— Э-э-э… конечно.

— Тогда увидимся.

Он ушел без карамельного макиато и не удосужившись что-то объяснить.

Полицейский участок Темпеста занимал пару комнат в небольшой городской ратуше. На одной стене висел американский флаг, на другой — доска, а также сертификаты в рамках и фотография церемонии закладки фундамента Центра отдыха Винчестера. Тесс возилась с ремешком на сумочке, усаживаясь на оранжевый пластиковый стул.

Фредди взял синий маркер для доски и постучал по пустому пакету от закусок.

— У меня есть пара вопросов о жене того художника. Той, что умерла.

Ее пальцы сжали ремешок сумочки.

— Бьянка и Иен Норт не были женаты.

— В наши дни необычно для женщины умереть при родах.

Тесс попыталась изобразить спокойствие, которого не чувствовала.

— У Бьянки была эмболия околоплодными водами. Это редкое явление и почти всегда приводит к летальному исходу. В больнице есть мой полный отчет.

— Хотел бы услышать об этом вашими словами.

Тесс выпрямилась на шатком пластиковом стуле, напоминая себе, что ей нечего скрывать. Она описала случившееся, придерживаясь основных фактов.

Дэвис слушал, не делая заметок, откинувшись на спинку стула и крутя маркер между пальцами.

— Иен Норт, — сказал он, когда Тесс закончила. — Художник. Вы сейчас живете с ним?

— Я его сотрудник. — Прозвучало будто оправдание, и Тесс заставила себя говорить более спокойно. — Я временно забочусь о ребенке, пока он не уладит этот вопрос по-другому.

— Много болтают. О вас обоих.

Она не могла игнорировать подтекст и почувствовала, как краснеет.

— Я и не знала, что полиции есть дело до злонамеренных сплетен.

— Иногда трудно отличить слухи от правды.

С нее было достаточно, и Тесс встала со стула.

— Мне больше нечего сказать.

Дэвис бросил маркер в пустую кофейную кружку.

— Дело в том, что у нас есть только ваше слово. Вскрытие кажется безрезультатным.

— Безрезультатным? Что вы имеете в виду?

— Я получил отчет из офиса коронера. — Он встал из-за стола, отпуская ее. — Благодарю, что вы пришли. Я дам вам знать, если будут новости.

Она знала, что такое могло произойти, — эмболию околоплодными водами трудно было подтвердить даже при вскрытии, — но все равно Тесс тошнило. Прижав руку к животу, она поспешила обратно к своей машине.

Вот оно снова. Еще одно сообщение. На этот раз написано на пыльном капоте. «Шлюха».

***

Тесс знала, что в конце концов расскажет Иену о надписи на ее машине, протоколе вскрытия и своем визите в полицейский участок, но сейчас ее эмоции зашкаливали. Беспокойство Рен вносило свою лепту. Малышку, казалось, не мучили колики, и у нее не было температуры. Как все младенцы, просто она частенько капризничала.

На следующий день на работе Тесс чуть не клевала носом, просматривая квитанции, которые Фииш наказал ей проверить. Если бы только она могла поспать четыре часа подряд.

Но не получилось. Этой ночью, вскоре после того, как Тесс второй раз уложила Рен в спальное гнездо у своей кровати, малышка снова начала хныкать. Тесс не двигалась. Может быть, если вести себя тихо, Рен снова заснет.

Рен была слишком умна, чтобы не распознать такое мошенничество, и начала плакать по-настоящему.

— Птичка, пожалуйста. Ради бога, замолчи.

Тесс уткнулась лицом в подушку.

Рен обиделась и зарыдала громче.

Со стоном Тесс потянулась, чтобы вытащить ребенка из гнезда. Может, удастся успокоить ее, не вставая.

Рен этого не позволила. Ей хотелось полноценной прогулки кругами по комнате.

Тесс встала, поднесла малышку к подбородку и понюхала ее головку. Вдохновляясь теплым запахом, она подумала, каким мощным механизмом выживания он был в защите от вымирания этого капризного, эгоцентричного, какающего, отрыгивающего вида, известного как человеческий новорожденный. Будут ли Джефф и Дайана вот так же укачивать ее, когда Рен раскапризничается?

Тесс ходила от одного угла спальни к другому. Глаза зудели от усталости.

Дверь открылась, и луч света из коридора осветил высокую знакомую фигуру, одетую только в футболку и боксеры. Норт выглядел таким же сердитым, как Рен.

— Не кричите на нее, — предупредила Тесс. — Она ничего не может с собой поделать.

— Не имею привычки кричать на младенцев. Как бы сильно мне ни хотелось.

Когда он подошел ближе, Тесс окутал опьяняющий аромат теплого мужчины. Сначала запах Рен, а теперь запах Норта. Ей срочно требовались затычки для носа.

— Дайте ее мне, — потребовал он. — Вам нужно немного поспать.

Тесс поверить не могла, что правильно его расслышала. Норт никогда добровольно не вызывался подержать Рен и все же вот предложил. Она должна быть благодарна, но доверяла ему не полностью. В отличие от Хизер, Норт понятия не имел, как отличить один крик Рен от другого или как сделать ее ножками велосипед, чтобы отошли газы.

Тесс одернула себя. Ей нужно отказаться от мысли, что она — единственная компетентная няня Рен.

— Вот, берите.

Она заставила себя отдать малышку и снова забралась в кровать.

Норт не сразу вышел из комнаты, а Тесс слишком устала, чтобы спрашивать почему. В конце концов, однако, она услышала, как дверь спальни за ними закрылась.

«Все будет хорошо. С Рен все будет хорошо».

***

Этой ночью Тесс снова приснился кошмар. Всегда одно и то же. Кровь. Крики Бьянки. Тесс не может до нее добраться. Незадолго до шести Тесс отказалась от попыток снова заснуть.

Когда она выбралась из постели, в животе комом стояли остатки кошмара. Ей срочно потребовалось убедиться, что Рен в безопасности. Она протопала в тихий коридор и заглянула в студию. Там никого не оказалось. В гостиной было пусто, а в доме стояла тишина. Иен, должно быть, вынес Рен на улицу. Но его куртка висела на крючке. Осталось только одно место, где они могли быть.

Спальня Бьянки.

Тесс не заходила туда с того дня три недели назад, когда они с Рен переехали сюда жить. Дверь всегда была закрыта, поэтому не составляло труда избегать комнаты. Тесс поколебалась, затем повернула ручку.

Вспышки жемчужного света осветили угольные водовороты краски на стенах. Когда Тесс в последний раз видела эту комнату, там отсутствовала мебель. Теперь в ней стояла простая двуспальная кровать — не та, на которой умерла Бьянка. У этой кровати не было ни изголовья, ни изножья, только пружины на металлическом каркасе и матрас. Норт лежал на спине, высоко опираясь на груду подушек, а вокруг него обернулись черные простыни. Он снял футболку, и Рен крепко спала, свернувшись клубочком на его обнаженной груди, поджав под себя коленки, попкой вверх, щечка прижалась к коже Норта, а его рука бережно обнимала детское тельце.

Малышка спала на животе, что запрещено современной педиатрией, но риска никакого, когда ее головка лежала выше, чем остальная часть ее тельца. Кто-то придрался бы к ее насесту на груди, но для Рен все выглядело совершенно безопасно.

В горле у Тесс застряла смесь нежности, печали и тоски. Как она хотела бы видеть Трева таким — с их ребенком — но Трев в душе был чересчур мальчишкой, чтобы стать отцом.

Трев… Ее охватила тоскливая грусть. Печаль, но не горе. Пришло время. Пора отпустить Трева.

Она тихонько закрыла дверь и надела кроссовки и куртку Норта. Все еще в пижамных штанах, в куртке с длинными болтающими рукавами, Тесс вступила в новый день, насыщенный запахами росы, земли и листвы. Столько всего, что было непонятным во время ее замужества, теперь прояснилось. В их с Тревом отношениях она выполняла роль взрослой, несла ответственность, бремя, которое ей не хотелось признавать.

Тесс обняла себя за плечи. Трев был ее девичьей любовью, любовью молодой женщины, которой она когда-то была, но горе, время, эта новая жизнь — этот ребенок — ее изменили.

Тесс пересекла двор. Слева от нее у дома на дереве появилась платформа. На любовь к Треву чувства, которые Тесс испытывала к Иену Норту, не походили, но она больше не могла отрицать, насколько сильно к нему привязалась. Когда она была с ним, то чувствовала себя надежно. Ощущала себя самой собой. Ей не нужно было о нем заботиться. Ей не нужно было его поднимать, загонять в загон или распекать. Иен Норт был человеком, который твердо знал, кто он такой, человеком с ясным представлением о своем месте в мире.

Подол пижамных штанов волочился по росистой траве, пока Тесс спускалась по тропе. Норт был натурой сложной, тревожной и загадочной. Мужчина, который смирился с тем, как ему нужно прожить свою жизнь. Замкнутый. Может быть, эта эмоциональная отстраненность и объясняла его мощное сексуальное очарование. Потому что Тесс хотела его. Хватит лгать себе. Она хотела безумного, грязного, чрезмерного секса с ним. Земной, непристойный, возможно, даже изощренный секс. О таком сексе она мечтала задолго до смерти Трева. Такой секс, по ее представлению, даст ей Норт — с его приверженностью эмоциональной отстраненности.

И она к тому же могла это получить. Все, что ей нужно было сделать, это попросить.

Единственное, чего она не сделает.

Если Норт хотел ее, он должен сделать первые шаги. Агрессивная сексуальность — мощная фантазия, но не ее фантазия. Тесс должна быть объектом страсти — преследуемой, а не преследовательницей.

Сексуальное влечение Трева никогда не было таким сильным, как ее собственное. Он всегда откликался — тут ей не в чем его винить, — но она всегда должна была сделать первый шаг.

«Заведи меня, горячая штучка. Мне нравится, как ты меня заводишь».

«Как насчет того, чтобы возбудить для разнообразия меня?» — говорила иногда она ему, только чтобы услышать в ответ: «Покажи мне как».

Трев относился к вещам легко. Легкий смех, легкие комплименты, легкий, непринужденный характер были такой же его неотъемлемой частью, как и каштановые волосы и вечный оптимизм. Трев никого не осуждал и не критиковал. Он любил всех такими, какие они есть. Вот почему так много людей искали его компании. Вот почему его любила Тесс. Вот почему она не придавала значения его недостаткам: его нестабильную работу и небрежное отношение к необходимым жизненным делам. Когда-нибудь, говорила она себе, он будет платить налоги или починит расшатанную ножку стула вместо того, чтобы оставлять все на ее усмотрение. Когда-нибудь, внушала она себе, он будет настолько охвачен похотью, что затащит ее в постель, разденет догола и займется с ней любовью, как если бы Тесс была самой неотразимой женщиной в мире.

Но ничего этого никогда бы и не случилось. Поскольку было не в его натуре.

Когда Тесс переходила мост, вода Пурхаус Крик вздымалась пеной. Тесс пристально посмотрела на то место, где упавшее дерево образовало маленький водопад. Норт представлял для нее новую разновидность. Не нуждавшийся в няньках взрослый и зрелый мужчина.

Тесс добралась до хижины и отперла заднюю дверь. Шторы были задернуты, как она их и оставила, но что-то изменилось. У двери валялись кроссовки. Кроссовки, которые ей не принадлежали. Она осторожно шагнула внутрь.

На диване крепко спала Келли Винчестер.

Она свернулась клубком, полностью одетая, стеганая куртка с логотипом известного дизайнера лежала на ковре. Келли натянула до плеч старое одеяло, которое Тесс бросила на спинке дивана.

Желудок Тесс сжался при виде этого вторжения в ее частную жизнь. И кем? Из всех людей именно Келли Винчестер. Тесс подумала о маленьких незамеченных ею подсказках: засохшая грязь, занавески, которые обнаружила раздвинутыми, хотя их оставила их закрытыми. Келли приходила сюда не впервые. Но почему?

Келли не шевельнулась. Тесс было двинулась к ней и остановилась. Она задумалась на мгновение, затем попятилась тем же путем, что и вошла, стараясь произвести как можно меньше шума. Никаких следов машины не было, так что Келли, должно быть, поднялась сюда пешком. Но зачем? Воровать здесь нечего, а если бы она намеревалась осквернить жилье Тесс из чувства мести, то уже сделала бы это. Столько возникало вопросов, на которых не имелось ответов.

И Тесс тоже получила оружие.

Она увидела нечто не подходящее Винчестерам. Что, если вместо того, чтобы противостоять Келли, она позволит этому разыграться еще немного? Винчестеры представляли собой мощную финансовую и политическую силу в Темпесте. Келли испытывала к Тесс настоящую враждебность, а у Брэда присутствовала очевидная безжалостная хватка. Они избрали мишенью Тесс, и у них были на руках все карты.

Кроме вот этой одной.

Теперь Тесс знала то, что, по ее представлению, Келли не захочет обнародовать. Это хрупкое оружие и, возможно, ни на что не годное, но Келли не причиняла никакого вреда, и Тесс могла смело встретиться с ней в любое время, когда захотела бы. Почему бы не подождать и не посмотреть, что из этого получится?

Поднимаясь по тропе, на обратном пути к школе, Тесс решила, что это еще одна вещь, о которой она не скажет Норту. По крайней мере, пока. Он не тот человек, который верит в тонкости, и скорей всего станет настаивать на немедленной конфронтации. Возможно, он прав, но, может быть, и нет.

***

Норт и Рен не спали, когда Тесс вернулась. Норт сидел в одном из мягких кресел в гостиной и кормил малышку. Он устроил лодыжку на бедро, а Рен уместилась на ней сверху. Она, должно быть, промочила насквозь ночной комбинезончик, потому что на ней красовался свежий. Норт глянул на Тесс:

— Она воплощение дьявола.

— Она такая.

Тесс и представить себе не могла, что он заметит приготовленную на утро бутылочку в холодильнике, но, очевидно, обратил внимание. И поскольку не похоже, чтобы он заменил молочную смесь пивом, можно расслабиться. За исключением того простого факта, что Тесс не могла этого сделать, когда на нем были только майка и джинсы. Майка такая старая и поношенная, что сквозь нее виднелось тело. Норт не побрился, его волосы взъерошились после сна, рука, сжимающая бутылочку, выглядела массивной.

Тесс только заворожено таращилась. Потом быстро наклонилась, чтобы закатать мокрые манжеты пижамных штанов.

— Спасибо, что забрали ее прошлой ночью.

— Я, должно быть, свихнулся.

— Тем не менее, поступок хороший.

Вешая его куртку, Тесс вспомнила, что под футболкой на ней не было бюстгальтера. Норт, наверное, не заметит.

Он заметил. И прямо уставился на нее, не пытаясь это скрыть, скользя взглядом от ее груди к бедрам, что было формально оскорбительно, но только формально. Тесс даже не позавтракала, а уже возбудилась.

Затем проступила холодная реальность. Он изучал ее тело, как художник, в то время как она смотрела на его тело глазами жаждущей мужчин сексуальной демоницы. Тесс отодвинула кроссовки.

— Вы ее головку нюхали?

Взгляд Норта снова переместился на ее грудь.

— Трудно удержаться.

— Правда здорово?

— Куда лучше, чем то, что выходит с другого конца. Я оставил кое-какой беспорядок в ванной, чтобы вы убрали.

— Вы просто дары приносящий.

Он улыбнулся.

Вместо того, чтобы забрать у него Рен, Тесс поднялась наверх и, войдя в ванную, сморщила нос. По поводу беспорядка Норт не преувеличивал. Она все убрала и приняла душ. Холодный.

К тому времени, как она вернулась вниз, Норт уже уложил Рен в ее гнездышко на кухонном столе. Еще он жарил яйца, что было необычно, поскольку его обычный завтрак состоял из черного кофе. Тесс украла стекающий маслом на бумажное полотенце кусок бекона.

— По какому случаю?

Норт перевернул два яйца на тарелку, добавил тост и еще бекона и протянул ей.

— Просто так.

— Я все это не съем. То есть, я могу это съесть, но не стоит.

— Почему?

— Этот вопрос может задать только мужчина, которому никогда не приходилось ложиться, чтобы застегнуть молнию на джинсах.

— Да что такое с красивыми женщинами и их весом? Вы когда-нибудь смотрели на себя в зеркало?

Она так увлеклась словом «красивая», что стояла с тарелкой в руке, уставившись на него как дура.

Тесс могла поклясться, что он скривил губы, глядя на нее.

— Вы, женщины, любите рассуждать о том, насколько вы проницательнее мужчин, насколько вы более зрелы в эмоциональном плане. Что мужчины, по сути, непросвещенные головорезы, годные только для отрыжки и чесания под мышками.

— Я сроду не…

— Ну так ответьте мне, раз такая умница. Если вы, женщины, такие знающие — такие зрелые и такие просвещенные — почему так много из вас, — он ткнул лопаткой в ее направлении, — так недовольны своими невероятными телами?

— Невероятными?

Вышло какое-то кваканье.

— Неважно. Давайте ешьте.

— Вам… действительно нравится мое тело?

Она говорила так, будто ей четырнадцать. Но когда задумалась, сколько времени потратила на пересчет своих недостатков — непослушные волосы, слишком пышную грудь, полное отсутствие просвета между бедрами, — то поняла, что Норт, по сути, прав.

— Да, мне оно нравится, — протянул он.

— Ох. — Тесс отодвинула тост от края тарелки. — Вам ведь нравится как художнику?

— Ага, как художнику. — Этот косой блеск у него в глазах наводил на мысль, что Норт ее дразнит. — А что, по-вашему, я еще имел в виду?

Наступая на свое чувство гордости, Тесс стала рыть яму еще глубже.

— Потому что я выгляжу как одна из тех пышек, которых так любили рисовать Ренуар и иже с ним?

— Наберите еще фунтов двадцать и тогда, возможно, попадете в их лигу.

Он ведь совсем не ухмыльнулся? Такой человек, как Иен Норт, не станет усмехаться. Но все же сделал что-то своим ртом, говорившее Тесс, что он подумывает об этом.

— Мои яйца остывают.

Вместо яиц на тарелке она думала о своих внутренних яйцах, о неиспользованных яйцах, которые ее яичники старательно вырабатывали. Но как долго это продлится?

Рен скривилась и испустила один из ее очаровательных коротких писков. Тесс встала у стойки и окунула краешек тоста в желток.

— Вы не завтракаете? — спросила она.

— Я уже поел.

Она не могла больше это откладывать.

— Кое-что случилось, о чем вам следует знать. — Тесс возилась с тостом. — Вы встречались с Фредди Дэвисом?

Норт остановился на пути к раковине.

— Местные правоохранительные органы Темпеста? Имел удовольствие вскоре после того, как переехал сюда. Он слышал о моем роде занятий и посоветовал мне даже не думать о бомбардировке города бандитскими тегами.

Она улыбнулась.

— Ваше подростковое прошлое все еще вас догоняет.

— Они никогда не были бандитскими тегами, Тесс. — Норт сделал вид, что оскорбился. — Это лозунги свободы.

— Виновата. — Ее смех утих. — Фредди вызвал меня в полицейский участок пару дней назад. Чтобы учинить допрос о смерти Бьянки.

Норт бросил сковороду в раковину и выругался вполголоса.

Тесс удивленно на него посмотрела.

— Он сказал, что связался с офисом коронера. Они закончили вскрытие и посчитали причину ее смерти неубедительной. — Ей расхотелось есть, она поставила тарелку на стойку. — В городе ходят слухи о нас двоих. О том, что я переехала сразу после смерти Бьянки. Я четко дала понять, что живу здесь только для того, чтобы позаботиться о Рен, но…

Норт схватил кухонное полотенце.

— Я поговорю с ним. Все ему растолкую. Мы с вами разговаривали с врачами. Они сказали, дескать, вскрытие может не показать больше того, что мы уже знали. А что думают другие — неважно.

— Для меня это имеет значение. — Рен заворковала и засучила ножками. — Я хочу поселиться здесь. — Тесс впервые произнесла это вслух. Несмотря на то, что у нее здесь был только один настоящий друг — полтора, если считать Фииша, — эти горы начали казаться ей необходимыми, как воздух и вода. Она хотела остаться. — Как я могу стать частью сообщества, когда эта тень нависает над моей головой?

— Не смейте позволять этим идиотам добраться до вас.

— Здравствуйте. — В дверном проеме кухни стоял Илай в поношенной футболке с логотипом «Титанов», к штанинам его джинсов прилипла ежевика. — Я принес вам яйца. — Он поставил их на стойку рядом с Рен. Похоже, он не хромал, так что выздоровление шло полным ходом. — Ваш ребенок и вправду очень маленький.

— Мы пока только за ней ухаживаем, — сказал Норт. — И в следующий раз, когда придешь, сначала постучи.

— Я забыл. — Илай посмотрел на Рен. — Может, вы когда-нибудь возьмете его с собой к маме? Может, она порадуется тогда.

Тесс очень сомневалась, что встреча с Рен заставит Ребекку почувствовать себя лучше после выкидыша.

— Он это она. Ее зовут Рен.

— У вас так вкусно пахнет. Это бекон? У нас нет свиней, но иногда папа обменивает что-нибудь на бекон.

— Хочешь попробовать? — спросил Норт.

Илай переминулся с ноги на ногу и посмотрел на плиту с видом ребенка, который хотел бекона, но получил указание ни о чем не просить.

— У нас слишком много, — сказала Тесс. — Будет стыдно его выбросить.

— Ну тогда ладно.

Пока Тесс ела свою теперь уже остывшую яичницу, Норт поджаривал оставшуюся часть бекона, а Илай уплетал его так, как мог есть только восьмилетний мальчик, даже такой маленький для его возраста.

Они болтали о лисе, которую Норт заметил в лесу, и о предстоящем одновременном вылете светлячков, от которого оба были в восторге.

— Это явление случается лишь в нескольких местах в Северной Америке, — объяснил Норт, — куда входит Восточный Теннесси. Тысячи светлячков загораются вместе.

Тесс снова поразилась, насколько такой городской пижон, как Иен Норт, приспособлен к миру природы.

— Это будет в середине июня, — сообщил ей Илай. — Наверно, вашему ребенку это понравится.

«Ее ребенок», — подумала она, когда Илай наконец ушел. Но Рен принадлежала кому-то другому.

— Позвонил Джефф Деннинг, пока вы были в душе. — Норт поставил пустой кофейник в раковину. — Наконец-то они добрались до своего сына.

Тост застрял у Тесс в горле.

— Бьянка не удосужилась сообщить ему, что он собирается стать отцом. Джефф не очень откровенничал, но ясно, что их сын совсем не в восторге, потому что он дал родителям карт-бланш. Сказал, чтобы они справлялись с этим недоразумением, как хотят.

— С этим недоразумением?

Норт наконец повернулся к ней лицом.

— На следующей неделе они приедут за Рен. Через шесть дней.

Шесть дней. Она схватила Рен и убежала из кухни.

***

Иен не совсем понимал, почему он решил, что приготовление завтрака поможет смягчить новости. Потерять Рен будет тяжело для Тесс, но она знала, что это случится. Она пережила потерю мужа. И достаточно стойкая, чтобы пережить еще и это. А когда Тесс и Рен уйдут, он, наконец, сможет выбраться из этого творческого дерьма, в котором барахтался.

Пошел дождь, но Иену требовалось прояснить мозги, и он схватил дождевик. Ему не нравилось, когда приглушаются лесные звуки, поэтому не стал натягивать капюшон, и к тому времени, когда добрался до пожарной вышки, ворот рубашки промок, как и джинсы.

Иен поднялся по скользким ступеням и нырнул внутрь. Несмотря на запах пыли и сырости, ему нравилосьприходить сюда. Тихо. Пусто. Не осталось ничего особенного, кроме старой четырехконфорочной печи, которая больше не работала, шаткого деревянного стола и пары стульев с прямой спинкой. Окна были все еще целы и чище, чем во время его первого визита, благодаря старой метле, которой он воспользовался, чтобы смести худшую из паутин. Сегодня облака висели так низко, что окрестности не очень хорошо просматривались, но в солнечный день он мог видеть на многие мили вокруг.

Иен придвинул один из стульев и поставил ноги на подоконник. Он хотел, чтобы Тесс снова ему позировала. Хотел сделать еще один из тех поспешных, китчевых рисунков, в которых не было ни дерзости, ни твердости, ни призывов к оружию — вообще никакого смысла. Он хотел нарисовать ее обнаженной. Каждую ее часть. Чтобы передать ее чувственность пером и чернилами: как она наслаждалась едой, запускала пальцы в волосы, поглаживала ножку бокала. То, как она поднимала руки, чтобы потянуться, и закусывала нижнюю губу. Он наблюдал, когда она просто поглаживала внутреннюю часть запястья кончиками пальцев, отчего покрывалась мурашками, но сама, казалось, того не замечала.

Теперь Иену нужно было решить, насколько далеко он готов пойти в этом принудительном желании, потому что одно было точно. Если запечатлеть восхитительную вдову Хартсонг обнаженной, то неразбериха, в которую он вляпался, станет еще хуже.

ГЛАВА 12

Норт вернулся с одной из своих загадочных прогулок, капая мутной водой на покрытые лаком деревянные полы в прихожей, точно так же, по представлению Тесс, как когда-то делали поколения школьников. Он переоделся в сухую одежду и уехал на своей машине, не известив, куда отправился.

Сегодня Тесс было труднее оставить Рен с Хизер. Так хотелось свернуться калачиком с малышкой. Поиграть с ее прядью и поразмышлять, всегда ли ее глаза будут такими темно-синими. Тесс хотелось полюбоваться, как надуваются щечки Рен, и понаблюдать за игрой миниатюрного ротика. Нюхать ее головку и оберегать, как сокровище, каждое уходящее мгновение.

Тесс заставила себя поступить разумно — поцеловать Рен в ее крошечный чубчик и отправиться в «Разбитый дымоход».

***

Теперь на работе Тесс пребывала в состоянии повышенной готовности, наблюдая за каждым, кто входил, пытаясь выяснить, кто считал, что она стала причиной смерти Бьянки, и кто испоганил ее машину. Особенно враждебными казались женщины. Куда только подевалась женская солидарность?

У Мишель появились темные круги под глазами и участились боли в спине по мере того, как увеличивался срок.

— Вы понятия не имеете, каково это — быстрые роды, как у нас с Саванной, — твердила она каждому встречному-поперечному, готовому предоставить свои уши. — Вы не представляете, как это ужасно.

Тесс как раз могла представить, потому что ей это доводилось наблюдать. Быстрые роды — это когда ребенок рождался менее чем через пять часов после первой схватки, а у некоторых матерей роды проходили менее чем за три. Казалось бы, можно чувствовать себя счастливыми из-за таких коротких схваток, но у рожениц не было времени приспособиться к жестокой боли. Хотя их дети рождались здоровыми, некоторые женщины в конечном итоге переживали послеродовую депрессию или даже посттравматическое стрессовое расстройство, в то время как другие смогли оставить это позади. Мишель, похоже, не относилась к их числу.

Мишель столкнулась с Тесс, которая протирала витрину с пончиками.

— Если ты будешь рядом, когда у меня начнутся быстрые роды, пообещай мне прямо сейчас, что ко мне не прикоснешься.

— Мишель, принимать роды — последнее, что я хочу.

Меньше всего Тесс хотелось помочь появиться на свет еще одному ребенку. Даже от мысли об этом у нее кружилась голова. То, что когда-то доставляло столько радости и удовлетворения, теперь являлось в кошмарах.

Мишель опорожнила нокс-бокс в мусорное ведро, просыпав на пол мокрую кофейную гущу.

— Ты найдешь кого-нибудь, кто доставит меня в больницу как можно скорее. Не жди Дэйва.

После нескольких бесед с мужем Мишель Тесс обнаружила, что главная цель в жизни Дэйва Фиишера, похоже, заключалась в том, чтобы держаться подальше от беспокойных путей его жены и дочери.

— Хорошо, — покорно согласилась Тесс.

Саванна прокричала из дальнего угла, где она наслаждалась латте с лесным орехом. У нее был выходной, но ей нравилось смотреть, как они работают.

— Я бы не стала упускать из виду, что Тесс сама попытается принять твои роды, просто чтобы похвастаться.

Тесс хлопнула о стол стеклоочистителем.

— Клянусь Богом, если бы ты не была беременна, я бы встретила тебя в переулке прямо сейчас и разобралась с тобой!

Саванна ухмыльнулась:

— Раньше я была гимнасткой.

— А я раньше была сукой. Погоди… Я ведь все еще сука.

— Это правда, — встрял мистер Фелдер, сидя за своим обычным столиком у книжной полки. — Ты пыталась выставить меня на прошлой неделе.

— Ну-ка, все заткнулись! — заорала Мишель. — Если бы кто-то из вас прошел через быстрые роды, как я, вы сочувствовали бы больше.

— Если я услышу еще одно слово о тебе и твоих быстрых родах, я закричу, — возмутилась Саванна.

Не обращая внимания на дочь, Мишель указала сначала на беспорядок, который устроила на полу, а затем на Тесс.

— Убери. Мне слишком тяжело наклоняться.

Тесс схватила швабру и затерла пролитую кофейную гущу до смерти.

***

Пока Тесс ехала за Рен, ей позвонил ремонтник и сообщил, что печь прибыла, и он может установить ее на следующей неделе. Тесс сказала, где найти запасной ключ, и подумала о том, что надо бы также посоветовать ему позвонить Келли Винчестер, если у него возникнут проблемы с входом.

Подойдя к дому Хизер, она обнаружила на крыльце свою няню и Рен. Прошло всего несколько часов, но Тесс могла поклясться, что у малышки шейка стала сильнее и прибавилось несколько прядок темных пушистых волос. Не успеешь оглянуться, как Рен уже будет готовиться к выпускному балу.

И Тесс не будет рядом, чтобы это увидеть.

***

— У меня слишком много сейчас сложностей в жизни, чтобы ходить на свидания, — заявила она Арти на следующий день, когда он появился у стойки, чтобы снова ее пригласить.

Какое совпадение — менее чем за час до этого Тим Корбетт, местный пивовар, приглашал ее на свидание, хотя и не так навязчиво, как Арти.

— Ты зациклилась на этом своем художнике? — спросил Арти. — Вот о чем все болтают. Что ты типа недостаточно старалась спасти его жену.

— Иди к черту.

— Эй, я не говорил, что это я болтаю. Так ты хочешь пойти куда-нибудь или как?

— Нет, не хочу.

— Ты зациклилась на нем. Я так и знал.

— Сделай мне одолжение, Арти, перестань быть засранцем.

***

Днем они с Рен вернулись домой и учуяли запах свежей краски. Не художественной, а малярной. Тесс проследовала за запахом до комнаты Бьянки.

Полы были покрыты тряпками, а в углу стояла лестница. Норт заканчивал последнюю стену. Все мучительные изгибы и углы в комнате исчезли, их заменил свежий слой первоначальной бледно-серой краски. Но Норт не просто восстановил обстановку. Поверх серого он наносил прозрачную глазурь с крошечными кристаллами. Остался нетронутым только участок стены между окнами.

Тесс взирала на картину с чувством благоговения.

— Ощущение такое, как будто попала в пещеру. Бьянке бы понравилось.

Норт отступил, чтобы оценить свою работу.

— Да, ей бы понравилось.

Тесс повернула Рен на руках. Воняет краской или нет, но малышка должна это видеть.

— Птичка, вот такой была твоя мама.

— В хороший день, — добавил Норт.

— Но я думаю, в сердце она всегда была такой. Разве я не права?

Он отложил кисть.

— Да. Даже если ее блеск часто был направлен не в ту сторону.

— Почему вы решили заняться этим сейчас?

— Пришло время, вот и все.

Она поняла, так как сама прощалась с Тревом.

Свет померк, когда солнце скрылось за облаком, но комната все еще мерцала.

— Мы пропустили важное событие, — сказала она. — Два дня назад должен был наступить день рождения Птички, день, когда ей предстояло родиться. Мы решили приготовить сегодня настоящий ужин, и вы приглашены.

— Я польщен.

— И правильно делаете. Верно, Птичка?

Рен зевнула: взрослые ей наскучили.

***

Они только что получили партию свежих продуктов, и пока Рен спала, Тесс готовила фаршированный печеный картофель и жареную курицу. На кухне пахло божественно.

— Почему вы все это время не готовили для меня вот так? — просил Иен, когда запах привлек его на кухню.

Тесс бросила в салат последний ингредиент.

— Потому что вы ничего не едите.

— Я ем.

— В десять часов замороженные обеды со вкусом кошачьего корма.

— Теперь я знаю, чего мне не хватало.

За едой они разговаривали как нормальные люди. Легкая беседа даже после того, как Рен проснулась. У них были схожие мнения о политике, разные музыкальные вкусы и общая ненависть к фильмам ужасов. Норт сказал, что завтра едет в город, и Тесс должна убедиться, что глазированные пончики не будут распроданы к тому времени, когда он приедет.

— Не думаю, что вам стоит заходить в «Разбитый дымоход», когда моя смена, — сказала она.

— Что вас беспокоит?

— Не то чтобы беспокоит. Просто не вижу причин разгонять жернова мельницы сплетен больше, чем они уже вертятся.

— Единственный способ справиться с задирами — столкнуться лоб в лоб.

— Это вы преступник. Так поступаете вы, а не я.

— А вы предпочитаете спрятаться?

— Работая в «Разбитом дымоходе», вряд ли спрячешься, — ощетинилась Тесс.

— Вы прячетесь, раз не хотите, чтобы нас вместе видели на людях.

— Я стараюсь больше не поднимать шума. Поддержите меня.

Норт не обещал не появляться, однако перестал с ней спорить.

Их ужин давно закончился, но, кроме приготовления бутылочки для Рен, никто из них не пошевелился. Заговорили об искусстве. Норт называл палеолитические наскальные рисунки истоками стрит-арта, а Микеланджело — первым знаменитым художником. Он говорил о литографиях Домье, точках Сера и об авангардных модернистах. Тесс ожидала, что Норт посмеется над ее страстью к Мэри Кассат. Вместо этого он рассказал ей о Берте Моризо, еще одной импрессионистке, которая, как он думал, ей понравится.

Последняя ложка манго-джелато давно растаяла в их вазочках, когда Норт удивил ее, упомянув свою мать.

— Когда я был маленьким, она водила меня в Метрополитен, Уитни, Гуггенхайм — по ее настроению.

— Приятное воспоминание.

— Их было не так уж много. — Норт откинулся на спинку стула, совершенно непринужденно. — Она была красивой светской львицей-алкоголичкой, которая едва могла позаботиться о себе, не говоря уже о том, чтобы защитить меня от отца.

В Тесс вспыхнуло чувство справедливости.

— Судя по тому, что я прочитала, вашего отца следовало бросить в тюрьму за жестокое обращение с детьми. Почему он так ужасно вел себя с вами?

— Потому что был придурком. Но к тому же я не был его ребенком.

Тесс выпрямилась на стуле. Норт обронил эту сенсацию столь небрежно, словно сообщил о погоде.

— Он не был вашим отцом?

— Нет. Но не узнал об интрижке моей матери, пока мне не исполнилось пять лет. Слишком поздно, чтобы лишать своего имени.

Тесс переместила Рен к противоположному плечу.

— В вашей биографии об этом не упоминается.

— Я не скрываю, но и не вещаю на каждом перекрестке. Наверно, из ложной преданности матери. Сейчас она из-за деменции находится в учреждении длительного ухода. Она любила меня, но все же отворачивалась, когда старик колотил меня, чем позволяла мне нести наказание за ее роман. Личность матери изменилась с болезнью. Вы не могли бы найти никого ласковей.

Тесс вспыхнула гневом.

— Меня не волнует, какая она сейчас милая. Ей следовало защитить своего ребенка.

— Не все женщины такие сильные, как вы, Тесс. — Норт искренне улыбнулся. — Она понятия не имеет, кто я, когда я навещаю ее, но она все время суетится надо мной — пытается дать мне печенье, беспокоится, что я простужусь, водит меня и знакомит со всеми, хотя не может вспомнить мое имя.

— Почему ваш отец не развелся с ней вместо того, чтобы обижать вас?

Единственное хорошее, что Тесс могла сказать о собственном отце. Он, может, и бросил ее, но не оскорблял.

— Развод означал признание своей ошибки. И Иен Гамильтон Норт-Третий никогда не мог ошибиться. — Выражение его лица стало жестким. — Гордость была для него всем. Он относился к фамилии Норт как к святой реликвии. Вы можете себе представить, как его взбесило, что это имя распылено на мусорных баках и уличных туалетных будках.

— А как насчет вашего биологического отца?

— Актер. Он снялся в паре фильмов в восьмидесятых, прежде чем его карьера рухнула. Около десяти лет назад у нас была неприятная встреча, и ни у одного из нас нет никакого желания повторить этот опыт.

— То, через что вы прошли в детстве, ужасно. Но вы так невозмутимо об этом рассказываете. Как у вас получается?

— Я человек не эмоциональный, Тесс. Вы сами это знаете. Я прагматик. Подхожу к жизни аналитически. Это не значит, что я бесчувственный. Просто не позволяю этим чувствам мной управлять. Здоровая степень отстраненности облегчает жизнь.

Она видела гнев в его работе и не купилась на его объяснение, особенно когда думала о его матери. Женщина, которая якобы любила сына, никогда не вмешивалась, чтобы защитить его от жестокого обращения отца. А что, если он чувствовал слишком много, а не слишком мало?

— Да не переживайте так, — сказал Норт. — Когда мне исполнилось семнадцать, я отыгрался. Выбил дерьмо из отца. Он не мог вызвать копов, потому что это навлекло бы на фамилию Норт еще больший позор, чем мои аресты.

— Некоторым людям никогда не следовало рождаться. — Рен издала легкий хрип. Тесс прижала ее к шее. — Не ты, дорогая. Ты определенно должна была родиться.

И через пять дней Деннинги приехали, чтобы забрать Рен.

***

На работе у Тесс все валилось из рук. Она перепутала заказы, уронила поднос с кружками, а когда вошел Фредди Дэвис, обожглась о кофемашину. Тесс хотела быть только с Птичкой. Хотя быть с ней иногда хуже, чем без нее. Все эти тихие звуки, которые она издавала — писк и зевание, младенческое сопение. Ее безупречная прелесть.

Они с Нортом не повторяли больше уютный ужин, но каждый день, когда Тесс возвращалась из «Разбитого дымохода», он забирал у нее Рен и отправлял отдыхать.

***

В последний день перед тем, как передать Рен Деннингам, Тесс осталась дома и не отпускала малышку, прижимала к себе. Ложась спать, она прислонилась к изголовью и так всю ночь держала Рен.

— Все будет хорошо, Птичка, — шептала она. — Они хорошо о тебе позаботятся. Вот увидишь.

Но кто позаботится о Тесс?

Несмотря на свои лучшие намерения, она влюбилась в это крошечное создание. Дикая, слепая любовь, более могущественная, чем Тесс могла вообразить. Она зарекалась привязываться, но это случилось. Как же иначе? Она проводила дни, ночи, недели с этим крошечным комочком, прижимавшимся к ее сердцу.

Малышка спала лучше, чем последние несколько недель, ее дыхание прерывалось шумными ягнячьими всхрипами. Пока текли часы в темноте, Тесс впитывала ее запах, целовала румяные щечки, проводила пальцами по мягкому родничку. Этот ребеночек был ее, Тесс. Она отдаст жизнь за это дитя. Она не могла отпустить Рен.

Но придется.

К тому времени, как первые лучи рассвета проникли в комнату, Тесс уже тошнило. Рен же, напротив, проснулась и приготовилась взорваться. Тесс отнесла ее вниз и накормила, вдыхая молочный запах. Теперь Рен держала бутылочку намного легче, чем вначале. Ее взгляд фокусировался на Тесс, пальцы которой она сжимала своими пальчиками-щупальцами морских звезд.

Норт, в спортивных шортах и футболке, с влажными после душа волосами и покрасневшим от теплой воды шрамом на шее, появился из задней спальни и молча прошел мимо Тесс, чтобы сварить кофе.

Рен допила свою бутылку, как чемпион. Тесс подперла ладонью ее головку, пока Норт принес ей кружку кофе.

— Она не знает, что я не ее мать.

— О ней будут хорошо заботиться.

Если бы Тесс не держала Рен, она бы бросилась на Норта. Какой же он хладнокровный. Бессердечный. Этому мужику, казалось, не ведомы никакие эмоции кроме гнева.

Именно он собирал вещи Рен, пока Тесс обнимала ее в сверкающей спальне-пещере. Это он упаковывал бутылочки, молочную смесь. Достал стопку комбинезонов из ящика комода и положил коробку с подгузниками в спальное гнездо. Положил слинг рядом с подгузниками, но Тесс не могла представить, что Дайана или Джефф его носят. Позволят ли они Рен плакать по ночам, в одиночестве и в отчаянии, в своей постельке?

Одна только мысль об этом заставила Тесс похолодеть.

Она услышала снаружи хруст гравия под шинами.

— Они здесь, — без надобности объявил Норт.

Тесс кивнула.

Он пошел поприветствовать Деннингов.

Холодный пот прошиб Тесс. Она просто умрет. Она не могла этого сделать. Не могла отдать своего ребенка незнакомцам. К горлу подступила тошнота. Тесс бросилась за своей курткой, за флисовым ночным комбинезончиком Рен. Неловко расстегнув защелки, она впихнула ребенка внутрь.

Голоса приближались. Норт собирался привести их в дом. Тесс выбежала из комнаты, через кухню, через черный ход. Она мчалась по лугу, прижимая Рен к груди.

В доме Норта на дереве еще не было стен. Негде спрятаться. Она бросилась в лес, ее сердце колотилось так сильно, что болели ребра. Тесс задыхалась. Свернула с тропы глубже в чащу.

— Все в порядке, мой ангелочек… Все нормально.

Легкие горели. Она не могла пойти в хижину. Туда Норт отправится в первую очередь. Старая церковь… одни руины. Тесс пересекла подлесок и помчалась к пожарной вышке, не ведая, что там найдет, зная только, что ей нужно продолжать бежать.

Она взбиралась по гниющим деревянным ступеням, одной рукой держа ребенка, а другой хватаясь за неустойчивые перила.

— Не волнуйся. У меня есть ты. Никто не заберет тебя у меня. Никто.

Она добралась до вершины. Дверь заклинило. Тесс надавила плечом. Та поддалась. Тесс закрыла дверь за собой и прислонилась к ней, судорожно глотая воздух.

Рен доверчиво посмотрела на нее. Не видя сумасшедшую женщину.

Слезы текли по щекам. Тесс соскользнула по стене, села на грязный пол и, согнув колени, прижала к себе малышку.

— Мы уедем в Висконсин. — Голос дрожал от слез, но она продолжала. — Или в Аризону. У меня там есть друзья. Или в Канаду. Только мы вдвоем. Мы останемся там, где нас никто никогда не найдет…

Тесс все говорила и говорила. Озвучивала один безумный, невозможный сценарий за другим, пока Рен слушала, довольная, на ее руках.

Тесс не знала, сколько времени прошло, прежде чем Норт ее нашел. Дверь пожарной вышки со скрипом открылась. Он вошел внутрь и посмотрел на нее, скрючившуюся в углу.

— Тесс…

Как он произнес ее имя. Так много печали. Он знал. Он понял.

Но нет.

— Отдайте ее мне, Тесс.

— Нет! Вы не можете ее забрать.

Норт опустился перед ней на одно колено.

— Не делайте этого.

— Она моя!

Он погладил Тесс по волосам, коснулся ее виска большим пальцем.

— Нет. Она не ваша.

Тесс стряхнула его руку.

— Вам плевать! Вы не понимаете!

Резкое движение, пронзительный голос заставили Рен заплакать.

— Я понимаю, — просто сказал Норт. — Дайте ее мне.

Рен закричала громче, ее маленькая грудка напряглась.

— Вы не можете. Не можете ее забрать.

— Мне придется.

Она боролась с ним, пытаясь не отпускать…

— Тесс… Тесс, пожалуйста…

Норт оторвал плачущего ребенка от ее рук.

— Не надо. — Она с трудом поднялась на ноги. — Не делайте этого!

— Все будет хорошо.

Те же слова, которые она сказала своему ребенку. Но он ошибался. Ничего больше не будет хорошо.

— Верните ее мне!

Складки вокруг его рта стали глубже.

— Оставайтесь здесь, — тихо сказал Норт. — Вам же будет легче.

Он открыл дверь пожарной каланчи и с плачущим младенцем на руках исчез.

— Нет! — Тесс побежала к двери, споткнулась и упала на колени. — Нет!

А потом из самой глубины ее души вырвался отчаянный вой.

***

Сколько будет жить, Иен никогда не забудет этот жуткий звук. Он зажал ладонями голову малышки, чтобы она не услышала, как разбивается сердце Тесс Хартсонг.

Он держал ребенка на руках, когда лгал Деннингсам.

— Рен вела себя беспокойно, и Тесс взяла ее на прогулку.

По своей природе Деннинги не были подозрительными и приняли его объяснение за чистую монету.

— Где она? — спросил Джефф. — Нам нужно ее поблагодарить.

— Тесс держится в стороне. Она привязалась к Рен, и так ей будет легче.

Дайана прижала руку к груди.

— Конечно. Мы понимаем. И мы никогда не сможем достаточно отблагодарить вас за то, что вы сделали.

Как же они оба нервничали. Дайана продолжала облизывать губы. Джефф крутил головой, словно ему жал воротник рубашки.

— Нам нужно было многое сделать, чтобы подготовиться к появлению ребенка, — пояснил он. — Уже не припомню, чтобы Саймон столько требовал хлопот.

— Тогда мы были моложе. — Дайана прикусила нижнюю губу. — Я молилась, чтобы стать бабушкой, но, признаюсь, никогда не представляла себе это именно так.

— Забавно, как жизнь может измениться с одного телефонного звонка, — сказал Джефф. — То вы мирно живете на пенсии, и вам ничего не осталось, кроме как планировать свой предстоящий круиз. А на следующий день вам звонит известный художник и сообщает, что вы стали бабушкой и дедушкой.

Дайана теребила свой серебряный кулон.

— Мы готовы пойти на любые жертвы, чтобы Рен знала, что воспитывается любящими ее бабушкой и дедушкой.

Они были хорошими людьми, но Рен не знала их так, как знала Тесс или даже его самого. Именно он записал расписание Рен этим утром — как часто она ела, сколько смеси ей давать, где находились ее медицинские записи — все, что Тесс должна была записать, но не сделала. Иен удивлялся, как много он впитал, не осознавая этого. Но когда он попытался перепроверить свои записи с Тесс, она промолчала.

Деннинги переживали, можно ли везти недоношенного младенца в самолете, поэтому приехали из Нью-Джерси на машине. Иен продолжал держать малышку на руках, пока они с Джеффом коротко обсуждали юридические вопросы и обменивались контактной информацией для своих адвокатов. Тесс была права насчет того, как пахнет головка Рен.

Когда их обсуждение закончилось, Дайана и Джефф начали переносить вещи Рен в свой «Лексус». Джефф вернулся из последнего похода к машине и пристально посмотрел на ребенка.

— В этих глазках — озорство.

Иен достаточно хорошо знал Рен, чтобы подозревать, что это, скорее, газы.

Пришло время. Иен отнес Рен к машине и под ладонью почувствовал, как она выпустила длинный, удовлетворенный пук: насчет газов он был прав.

Глупышка выбрала этот момент, чтобы встретиться с ним взглядом, и Иен мог поклясться, что на ее лице было удовлетворенное выражение. Он не мог поверить, что когда-то думал, что она похожа на белку.

— У вас есть мой номер, — сказал он. — Звоните, если будут вопросы. Все что угодно. Хоть ночью, хоть днем.

— Обязательно.

Джефф открыл заднюю дверь седана. Иен наклонился, чтобы устроить Рен на сиденье. Краем глаза заметив красную вспышку, он отвлекся.

Из леса выскочила Тэсс.

Ее лицо покраснело, но она не выглядела безумной или сумасшедшей, как в пожарной каланче. У нее был вменяемый и очень решительный вид.

— Погодите! — Она двинулась вперед, волосы развевались темными, вьющимися завитками, нос красный, твердый как кремень взгляд. — Нам нужно поговорить.

— Тесс? — повернулась Дайана, озабоченно наморщив лоб. — О боже, я знаю, что вам тяжело.

— Вы понятия не имеете. — Тесс остановилась перед ними, слегка запыхавшись, но решительно сжав челюсти. — Дело вот в чем. Рен моя. Ваш сын только донор спермы. Я заботилась о ней с того дня, как она родилась, и она мне нужна. — Она будто выстрелила в них электрошокером. Все застыли на месте. Тесс ринулась дальше. — Посмотрите на нее. Она хорошо себя чувствует. Разве не видите? Я знаю ее так, как никто другой. Я знаю, что означают ее крики — голодна ли она, хочет спать или злится на этот мир. Я знаю, как ей нравится, когда ее держат на руках и…

— Тесс, — вмешался Норт. — Это несправедливо по отношению к Дайане и Джеффу.

— Мне плевать на Дайану и Джеффа!

Джефф поднял голову, Дайана выглядела задетой.

Тесс смягчилась.

— Я не то имела в виду. Совершенно очевидно, что вы хорошие люди, и Рен не пожелаешь лучших бабушки и дедушки. Но вы бабушка и дедушка! — Слова лились потоком нужды, любви и отчаяния. — Она моя! Вы можете увидеть ее в любое время, когда захотите, но она моя. Вы можете быть бабушкой и дедушкой, как всегда желали. Я буду отправлять ее к вам на каникулы. На отдых летом. Я подпишу все, что вы хотите, для защиты ваших прав. Но она принадлежит мне.

— О, Тесс. — Вспышка Тесс пробудила в Дайане материнские чувства. — Мы видим, насколько это тяжело для вас. Но Рен наша.

От досады Тесс сжала губы.

— Почему? Потому что ваш сын обрюхатил ее мать?

— Тесс… — мягко перебил Норт. — Достаточно.

Джефф был не таким сострадательным, как его жена, и его челюсти напряглись.

— Она наша плоть и кровь.

— Но я единственная мать, которую она знает! — воскликнула Тэсс. — Я хороший человек! Ответственный. Я сильная и здоровая. В здравом уме. По крайней мере, в большинстве случаев. Я честная, и… Иен, скажи им. Скажи им, что я хороший, компетентный человек.

— Вы замечательный человек, Тесс, но…

— Вы только усложняете себе жизнь, — сказала Дайана.

— Ей нужна настоящая мама! — воскликнула Тесс. — Кто-то молодой. Тот, кто любит ее безоговорочно. Не то чтобы вы этого не делали, но… — Из нее вдруг вышел весь пар. — Я ей нужна.

— Мы видим, как много она для вас значит, — более спокойно сказал Джефф. — Но мы не хотим, чтобы Рен воспитала мать-одиночка. Она заслуживает семьи.

Дайана потянулась было к руке Тесс, но, похоже, передумала.

— Женщины часто растят детей одни, и, кажется, у них все хорошо, но мы не этого хотим для нашей внучки. Мы можем быть только бабушкой и дедушкой, но нас двое. Девочкам нужен отец. Или, в данном случае, дедушка, чтобы сказать им, что они красивы и их любят. Чтобы показать им, как хорошие мужчины относятся к женщинам. — Она заломила руки. — Тесс, у меня этого не было. Меня воспитывала мать, которая так уставала и мучилась, что у нее никогда не находилось на меня времени. Потом парни. — Дайана крепче сцепила руки, на лице застыло отчаяние. — Я… я не потерплю, чтобы Рен прошла через то, через что прошла я.

Джефф обнял жену за плечи.

К Дайане приставали. В этом суть дела. Иен видел это так же, как он мог видеть, что Тесс не стала бы с этим мириться.

Ее плечи снова взлетели.

— Бьянка стала бы матерью-одиночкой.

— Если бы мать Рен осталась жива, Саймон поступил бы правильно, — твердо заявил Джефф. — Похоже, у вас нестабильный образ жизни, и предполагаю, что вы не защищены в финансовом отношении. Насколько мы понимаем, вы работаете в кафе. Возможно, дедушка и бабушка занимают второе место, но нас двое, а вы только одна.

Тесс уставилась на него. Моргнула. Она иссякла. У нее больше не осталось аргументов. Она повернулась к Норту, но он ничего не мог сказать, чтобы исправить дело, и ему это было не по нутру. Он также ненавидел то, как Тесс хмуро смотрела на него, как будто это его вина, а может быть, так оно и было, поскольку именно он втянул ее в эту неразбериху.

Тесс пристально посмотрела на него и покачала головой.

— Ты им не сказал.

Он почувствовал неприятный холодок в затылке.

Она быстро шагнула к нему.

— Мы планировали не торопиться. Сначала рассказать нашим семьям. Но я вижу, что это не сработает.

— Тесс…

Она проигнорировала предупреждение, прозвучавшее в его голосе. И быстро взяла Норта за руку.

— Мы собирались подождать до следующего года, но если для вас это так важно, мы можем пожениться раньше. Посмотрите на нас. Мы порядочные люди. Иен на вершине своей профессии. Его единственная судимость связана с ранней карьерой, и посмотрите, насколько это ему пошло на пользу. Он здравомыслящий человек и чист перед законом. Богаче, чем кто-либо заслуживает. Более того… — Тесс заметно сглотнула. — Он любит Рен и никогда не причинит ей вреда. Видели бы вы их вместе. Как будто они одно существо. Он ее кормит, ходит с ней гулять. Ее любимое место для сна — у него на груди. Иногда мне приходится заставлять его вернуть Рен мне.

Норт очнулся от паралича.

— Тесс!

Она пристально посмотрела на него.

— Я знаю, что мы договорились никому не рассказывать, но теперь у нас нет выбора. — Она повернулась к Деннингам. — Двое родителей. Два стабильных, любящих, вовлеченных родителя. Не бездельники, не растлители малолетних. Разве вы не этого хотите для нее?

К его ужасу, они заколебались, внезапно растерявшись. Тесс погрузила Иена в самый ужасный хаос, который он никогда не мог себе представить, и пока он пытался разобраться со своими мыслями, она вышла на охоту.

— Какое значение имеет лишний день?

Лишний день для чего?

Тесс прерывисто и глубоко вздохнула.

— Возьмите ее с собой. На сегодняшний вечер. Прямо на шоссе есть пансион. У них всегда свободны места, и вам будет там комфортно. — Она продолжила гнуть свою линию. Не давая никому вставить и слова. — У вас есть ее вещи. Вы сможете держать ее сколько угодно и подумать о том, что я вам сказала. Вы можете заглянуть в свои сердца и решить, что для нее лучше. Для нее. Не для вас.

Тесс сделала замахала руками, будто говорила «кыш-ш» цыплятам.

— Давайте. Я позвоню в «Пурпурный барвинок» и скажу, чтобы они приготовили для вас лучший номер. — Она выхватила у Норта Рен. — Веди себя хорошо с бабушкой и дедушкой, дорогая. Мамочка любит тебя. — Тесс поцеловала Рен в головку, нырнула на заднее сиденье «Лексуса» и пристегнула малышку.

Потом высунулась обратно.

— Я приготовлю завтрак для всех нас завтра утром. Иен делает лучший в мире кофе, а за мои яйца Бенедикт умереть можно. Допустим, в десять часов. Так вы все сможете выспаться. Вот! Решено.

У Джеффа и Дайаны был вид оленей, застигнутых светом фар, и Иен мог только вообразить собственное выражение лица. Но Тесс была такой сильной, компетентной, такой властной — дураки сделали именно то, что она сказала.

Джефф медленно двинулся к водительскому месту.

— Ну, если вы уверены…

— Конечно. Легче легкого, — щебетала женщина, известная как Тесс Хартсонг. Одной рукой она открыла дверь со стороны пассажира для Дайаны, а другой втолкнула ее внутрь. — Давайте, давайте. Наслаждайтесь ею.

Следующее, что осталось в сознании Иена, — Тесс, как дурочка, махала рукой вслед «Лексусу» Деннингов, пока тот не исчез на дороге.

Иен схватил ее за плечи.

— Вы! Домой! Сейчас же.

ГЛАВА 13

Тесс хотелось погнаться за машиной. Схватить ее за бампер, как Супергёрл, и остановить так, чтобы аж шины взвизгнули. Что, если Птичка решит не плакать всем своим маленьким сердечком с четырех часов дня до шести? Что, если она не станет просыпаться сегодня раза три за ночь? Или пренебрежет одной из своих взрывоопасных какашек? Что, если она не подвергнет Деннингов испытаниям?

Тесс рискнула всей своей жизнью.

— Вы слышали, что я сказал?

Глас погибели. Норт навис над ней, даже громадней и свирепее, чем во время их зловещей первой встречи. На этот раз на его виске по-настоящему вздулась жила.

— Что на вас нашло? — Он рассек рукой воздух. — Совсем из ума выжили? Что вы надеетесь выиграть от такой лжи? И ведь не просто лжи! О нет. Это же Гранд-Каньон вранья! — Он говорил и говорил, от его едких слов коже Тесс впору было покрыться волдырями. Норт схватил ее за локоть и поволок к входной двери, но резко остановился и снова начал на нее кричать: — Куда именно, по-вашему, это приведет? В каком темном уголке вашего мозга вы решили, что это сработает?

Тесс ответила честно:

— Это единственное, что смогла придумать.

— Придумать? Да вы совсем не думали!

Она схватила его за руку.

— Вы же все для них записали, да? Вы сказали им, что она должна спать на спине и нужно терпеливо относиться к кормлению. И… Что, если что-то пойдет не так? Что, если они попытаются позвонить нам, когда у нас нет сигнала? Вы дали им номер телефона врача? — Тесс застонала. — Что я наделала?

— С Рен все будет в порядке, — утешил Норт. — А вот с вами — нет!

Она не могла справиться с ним прямо сейчас, только не когда Рен, возможно, плакала навзрыд. Тесс требовалось уйти. Куда-нибудь. Куда угодно. Она схватила свой телефон — единственный путь к ее ребенку — и сбежала, оставив Норта пребывать в ярости.

— А ну вернитесь!

Тесс устремилась к своей хижине, единственному убежищу, которое пришло на ум.

«Пожалуйста, Птичка. Покажи сегодня все самое худшее. Ты ведь можешь! Ты просто должна!»

Что, если Рен не послушает?

За лицо цеплялась паутина, по тропе перебежал олень. Тесс с такой скоростью пробежала по мосту, что затрещали доски. Норт не следовал за ней — либо потому, что боялся убить ее, либо понял, что ей нужно время. Она вошла в хижину. Там царила благословенная пустота.

Когда унялось сердцебиение, Тесс позвонила Фионе Лестер в гостиницу и узнала, что Деннинги устраиваются. Понятно, что Фионе было любопытно, почему ребенок с ними. «Друзья семьи», — пробормотала Тесс и прервала связь, прежде чем Фиона успела задать еще какие вопросы.

Знание того, что Деннинги не улетели в Нью-Джерси с Рен, ничуть не успокаивало. Они в любой момент могли переменить свое решение. Тесс раздвинула шторы, схватила метлу и снова ее бросила. Следовало залезть в кровать и заснуть, но она места себе не находила от беспокойства. Нашла тряпку и смахнула пыль, накопившуюся за последний месяц, но могла думать только о Рен и о том, что делать с шатким карточным домиком, который построила для себя вместе с Иеном.

Тесс заметила свою Bluetooth-колонку и вынесла ее на улицу. Двор устилали опавшие ветки и разбросанные бурей листья. Тесс поставила динамик на разбитый стол для пикника, сбросила куртку и включила музыку.

Джастин Тимберлейк.

Она позволила песне пробрать ее до костей.

«Давай, чувак. Делай свою работу. Дай забыться в твоей заводной толпе. Работай, Джастин, потому что я едва держусь на ногах».

Прошло так много времени с тех пор, как Тесс пыталась танцем избавиться от своих чувств. Она задрала голову. Вьющиеся волосы упали на спину. Когда она крутанулась, деревья над ней закружились. Тесс вдохнула запахи скунса, сосны и креозота. Прохладный воздух пробирался сквозь копну ее волос, овевая кожу на голове.

«Я не стану бояться зла, Джей Ти. Потому что ты со мной».

Следующей вступила Бейонсе. Славная Бейонсе.

«Ты сама мать, Бей. Ты поймешь. Присмотри за моим дитя, ладно?»

Ее движения становились все более беспорядочными, рваными. Заболело колено. Но она не остановилась.

— Вы что, глухая?

Слова явились словно из прошлого. С того первого раза, когда она его увидела.

Тесс остановилась. Глубоко втянула воздух. Опустила руки и попыталась отдышаться. Она знала, что Норт не оставит ее надолго. Даже удивительно, что он дал ей столько времени, чтобы взять себя в руки.

Он стоял на том же месте, что и в то первое утро. Вместо красно-черной фланелевой рубашки на нем была белая футболка, которая плотно облегала тело. Волосы были такими же непослушными — густые и темные, вьющиеся на шее. Норт больше не выглядел так, словно собирался задушить Тесс, но и не казался дружелюбным. Он выключил динамик, как и в первый раз, заставив мать-Бей замолчать.

— Вы понимаете, что завтра утром, когда они появятся — если они появятся — вы должны сказать им правду.

— Они появятся! — воскликнула Тесс. — Им придется.

Норт был неумолим.

— Вы должны сказать им, что соврали про весь этот брак.

Она опустилась на уцелевшую скамейку и внимательно посмотрела на осыпающийся кирпич под ногами. Ткнула в него носками.

— Это было бы так ужасно? — тихо спросила Тесс. — Жениться?

— Вы серьезно? — Листья разлетелись под его ботинками, когда Норт двинулся к ней. — Вы ведь ни на секунду не верите, что я соглашусь с вашим безумием?

— Может быть. — Тесс посмотрела на него. — Вам только и нужно сказать им, что мы поженимся. После этого мы сможем их остановить.

— Они намерены стать частью жизни Рен! По-вашему, как долго это будет работать?

Тесс уперлась руками в бедра и начала говорить быстрее, слова вылетали одно за другим, пока она пыталась донести ими суть дела.

— Допустим, нам нужно пожениться. Подумаешь? Что вообще значит брак? Особенно для нас двоих. Кого это волнует, кроме Деннингов? Мы умеем держаться подальше друг от друга, и не похоже, чтобы мы не ужились вместе. Вы могли бы получить свое драгоценное одиночество, а я… Ну, я точно не знаю, что собираюсь делать, но точно не с вами. Я подпишу любой брачный договор, который вы захотите, чтобы защитить те деньги, которые вам не нужны. Никакой разницы!

— Я хочу рисовать вас, а не жениться!

Тесс моргнула.

— Если мы поженимся, вы сможете рисовать меня сколько угодно. Это… Это комплексная сделка.

— Я не торгуюсь.

Норт отвернулся.

Тесс встала. Каким бы безумием это ни казалось, она не могла сдаться.

— Вы когда-нибудь читали об этих невероятных людях, которые делают великие жесты? Жесты, навсегда меняющие жизнь? Подобно… донорству почки. Или построить школу. Или… спасти кого-нибудь из-под машины. Вот что это будет. Ваш великодушный жест.

Норт повернулся к ней.

— Вам нужна почка? Об этом подумаю. Но на вас не женюсь.

Она впилась ногтями в ладони.

— Вам нужно бы сделать такую малость, и это изменило бы ее жизнь.

— Вы называете женитьбу «такой малостью»?

— Разве вы не хотите оставить Рен? Хоть чуть-чуть?

— Это тут ни при чем.

— Все дело только в этом! И брак для меня не был бы таким ужасным, как вы думаете. — Даже она не верила тому, что плела, поэтому попыталась убедить их обоих. — Мы вроде как друзья, если вы считаете другом человека, с которым вы можете быть собой. Кого-то, кого не нужно удивлять или скрывать от него свои недостатки. Мы видели друг у друга самое худшее. По крайней мере, я надеюсь, что это ваше худшее, потому что вы видели мою худшую сторону. И со дня на день мы с Птичкой переберемся сюда, в хижину. Вы даже знать не будете, что мы рядом. Разве вы не видите? Ничего не изменится.

— Вот только я буду женат, чего никогда не значилось в моих планах на жизнь.

— Только пока чернила не высохнут на документах. Когда я точно буду знать, что Птичка моя навсегда — мы можем расстаться. — Тесс искала что-нибудь, что угодно, что могло бы его убедить. — До тех пор… вы можете заниматься сексом столько, сколько хотите.

Одна из этих темных бровей взлетела.

— Вы имеете в виду, что вы можете заниматься сексом столько, сколько хотите.

— Что в лоб, что по лбу. — Тесс бросилась дальше. — Будет справедливо признаться вам… Я… — Она сглотнула. — Я хорошо поднаторела в искусстве соблазнения.

Гораздо лучше, чем хотела.

— Выражаетесь, как куртизанка восемнадцатого века.

— Но с лучшей гигиеной. — Хотя не была уверена, что чистила зубы этим утром. — Конечно, мне нужно знать, что у вас нет ЗППП. Потому что я чиста в этом отношении.

— Я тоже, и вообще это безумие.

Норт запустил в волосы пятерню.

Неужели она наконец утомила его? Ее измученное сердце бешено забилось. Что еще можно сказать, чтобы заключить сделку? Тесс облизнула губы.

— Как насчет пробного запуска?

— А..?

Мечты о том, что ее будут когда-нибудь соблазнять, испарились, но вопрос стоял о благополучии Рен, а не о сексе.

— Пробный запуск. Ну, при условии, что вы серьезно обдумаете мое предложение?

Его молчание было хуже, чем отказ. Норт взял динамик и повертел в руках, как будто выискивая изъяны конструкции. Наконец взглянул на Тесс.

— Вот встречное предложение. Позируйте мне сегодня вечером. Обнаженной.

Она сглотнула.

— Если я соглашусь, вы скажете им, что мы собираемся пожениться? Просто хотя бы планируете?

— Нет.

— Тогда не буду.

Он переложил колонку из одной руки в другую.

— Как насчет того, чтобы я согласился не говорить им, что вы бесстыдно лжете. Но…

— Я согласна, — быстро перебила Тесс.

— Но… Только если они меня прямо не спросят. В отличие от вас, я не собираюсь лгать.

Не этого она хотела, но все же лучше, чем ничего.

— По рукам. А теперь, пожалуйста, уходите, чтобы я могла поплакать спокойно.

Норт исчез в мгновение ока.

***

Тесс была слишком взволнована, чтобы заснуть, а в хижине на нее давили стены, поэтому она вымыла лицо, провела щеткой по волосам, нашла запасной набор ключей от машины, добралась до школы взять свою машину и поехала в город.

Она бездумно побродила по проходам «Доллар Дженерал», затем села на скамейку снаружи и попыталась успокоиться. Когда это не помогло, встала и обнаружила, что села на что-то липкое. Как могла оттерла джинсы, прежде чем страх, который привел ее в город, охватил ее окончательно. Она должна была убедиться, что Деннинги по-прежнему проживают в гостинице Фионы «Пурпурный барвинок».

Тесс проехала мимо спортивного центра Брэда Винчестера и Апостольской церкви Ангелов Огня. За поворотом слева находился «Пурпурный барвинок». Она медленно подъехала.

«Лексус» Деннингсов стоял на месте, но это ее не успокоило. Рен была слишком хрупкой, чтобы находиться рядом со множеством людей. Что, если там есть другие постояльцы? Дети без прививок?

Чтобы вернуться в город, ей потребовалась вся сила воли. Тесс добралась до центра отдыха, прежде чем остановиться. Она прислонилась лбом к рулю, и одна ужасная картина за другой заполнили ее мозг. Рен плакала так сильно, что ее лицо покрылось пятнами. Ренрвало в автокресле. Рен с одним из ее приступов взрывного поноса. Тесс хотела, чтобы Рен вела себя как можно хуже, но знать, что малышка может делать в точности это, без утешающей ее Тесс, вынести не могла.

Она заставила себя вернуться в хижину. Коврик у входной двери перекосило, на кухонном столе лежала инструкция, но на этот раз Келли Винчестер была ни при чем. Здесь побывал установщик печи. Теперь, когда это уже не имело значения, в хижине воцарилось тепло.

С телефоном в руке Тесс потащилась наверх, залезла под одеяло и забылась беспокойным сном.

Звонок телефона разбудил прежде, чем кошмар охватил ее. Она порылась в одеялах, чтобы достать трубку.

Сообщение от Иена.

«Где вы?»

Она прищурилась и потыкала по кнопкам.

«Пляжный домик на Бора-Бора».

«Закажите обратный билет. Ужин через час. Я готовлю».

«Не голодна».

Живот протестующе заурчал.

«Неважно. У нас сделка».

Картина в стиле ню. Как будто Тесс могла забыть.

Она взглянула на время. Почти семь часов. У нее болела голова, а во рту был привкус грязных носков. Она через силу потащилась в теплую ванную, наполнила старую ванну на ножках, сняла грязную одежду и погрузилась в воду.

«У нас сделка».

Лежа в воде, Тесс представила себя обнаженной на фиолетовом бархатном диване. А с какой целью? Неужели она действительно думала, что ее сомнительное сексуальное очарование убедит Норта согласиться с глупой историей, сочененной ею на лету?

Нужно было подготовиться к тому, что предстояло сегодня вечером, но в голову пришло лишь побрить ноги.

Вода остыла. Тесс вытерла волосы полотенцем и расчесала их пальцами. Джинсы слишком загрязнились, чтобы их можно было снова надеть, и рубашка промокла от пота, но из почти всех вещей, что находились при Тесс в школе, нечего выбирать.

Она отказалась от черного платья-футляр, в котором была на похоронах Трева, и от ярко-розового комбинезона с леопардовым принтом, купленным как-то в шутку ее коллегами-акушерками. Оставалось алое коктейльное платье с пышной юбкой и открытыми плечами, которое служило ей основным нарядом для праздничных вечеринок.

Что-то в этом красном платье… Ей нужна была броня, и оно казалось бросающим вызов, как боевой флаг. Тесс надела его через голову и вздрогнула, когда холодная ткань скользнула по обнаженному телу. Пышная юбка позволяла ветру гулять по ногам. Как только доберется до школы, то наденет нижнее белье.

Собрав грязную одежду, Тесс взглянула на себя в зеркало. Без макияжа, с зачесанными пальцами волосами и в ярко-красном коктейльном платье она выглядела как тусовщица с похмелья, которая крадется домой на рассвете после того, как всю ночь напролет нюхала кокаин с инди-режиссером.

Тесс скользнула в потертые серебряные балетки, которые хранила у задней двери, и села в машину. До школы она добралась слишком быстро.

В доме ее застал запах готовки.

— Сюда, — позвал из кухни Норт.

Тесс пошла на звук его голоса. Норт стоял у кухонной стойки в джинсах и темно-синей футболке чемпионата мира по футболу, перед ним — остатки от приготовления салата, бутылка вина и два полных стакана. Он окинул Тесс восхищенным взглядом.

— Отлично смотрится.

— Я переоденусь.

— Позже. — Норт протянул один из бокалов с вином. — Это очень хорошее каберне.

Она выпила весь стакан и протянула его за новой порцией.

— Я это предвидел.

— Что?

— Вашу настоятельную потребность злоупотребить алкоголем. — Он снова наполнил ее стакан. — Мне нравится, как вы для меня оделись.

— Моя одежда грязная, а я переодеваюсь, как только предстоит обед.

Из-за вина и роскошных запахов, исходящих из духовки, она внезапно почувствовала голод. Достаточный, чтобы почти забыть, что на ней нет нижнего белья.

— На ужин лазанья.

— Замороженная?

Норт заметно обиделся.

— Вы недооцениваете мои кулинарные способности.

— Определенно замороженая.

Его рот дернулся.

— Захватите тарелки.

***

Она была похожа на необузданную четвертую жену распутного греческого судоходного магната. Красное платье и босиком. Этот экстравагантный хаос чернильных волос на смуглой коже. Женщина слишком уверенная в себе, чтобы возиться с макияжем. И эти груди… Норт видел много грудей, но эти просто исключительные. Он давно подозревал, что они не полностью симметричные, что делало их еще более совершенными.

Тесс переложила бесформенную кучу, которую он соорудил из салата, в миски, юбка шуршала, задевая голые ноги. Норт достал лазанью из духовки.

— Я зажег печь. Давайте поедим у огня.

Тесс пожала плечами и отнесла салаты в гостиную. Норт бросил шерстяной плед на пол перед печью-буржуйкой и принес оставшиеся блюда. Стол, может, был бы удобнее, но не создавал такого захватывающего вида. Сначала Тесс села, скрестив ноги, заправив юбку между бедер, обнажив икры и босые ступни. Позже сдвинула ноги в сторону, так что пышная юбка волнами сползла до середины бедра. Тесс словно дирижировала балетом декадентского алого и земного кремового цветов.

И тревожилась. Невооруженным глазом было видно, как она расстроена. К тому же Норт сегодня думал о Рен больше, чем хотел. Он снова наполнил бокал Тесс, но оставил свой в покое. Ни он, ни она не говорили много. В конце концов, он отказался от попыток поесть и сделал то, о чем думал весь день. Взял альбом для рисования.

Тесс застыла, вспомнив свое обещание позволить Норту нарисовать ее обнаженной. Он не спеша выбрал мягкий графитовый карандаш, поскольку снова забушевала внутренняя война между его принуждением рисовать ее и его презрением к тому, что он собирался произвести. Это не было искусством. Эти заезженные рисунки отвлекали его от того, чем следует заняться, исключая то, что он не знал, чем же. Да как он мог понять со всем этим бардаком?

Огонь светился через проем печки. Тесс, до этого пристально смотревшая на пламя, оглянулась на Норта.

— Я не понимаю. Не понимаю, зачем вы хотите меня нарисовать.

И он не собирался объяснять.

— Вдохновение приходит странным образом. — Норт оторвался от блокнота. — Сегодня это вы. Завтра найду в лесу какую-нибудь здоровенную поганку.

Тесс засмеялась — впервые за последнее время он услышал ее смех.

— Какое лестное сравнение. Хорошо, что мне наплевать, что вы обо мне думаете.

— Не самое лучшее отношение к типу, кого вы пытаетесь убедить на вас жениться.

Ему захотелось пнуть себя за то, что поднял эту тему, потому что весь смех в глазах Тесс рассеялся. Она взглянула на свою юбку.

— Теперь я должна раздеться?

Это разозлило его, на что не имел права, потому что именно он к ней первым приставал.

— Вам, черт возьми, не нужно делать ничего, чего вы не хотите.

— Я не хочу. — Тесс поставила бокал рядом с собой на журнальный столик. — Но буду.

Она потянулась за спину, чтобы расстегнуть молнию на платье.

— Остановитесь прямо так.

Как бы ему ни хотелось видеть большего, но только не таким образом. Не с этим выражением раненого существа, из-за которого Норту казалось, будто он превратил ее в десятидолларовую проститутку.

— Завтра вы мне нужны на моей стороне, — напомнила Тесс.

Он сильнее сжал карандаш.

— Я знаю. Оставайтесь так, как есть.

И поэтому, вместо того, чтобы рисовать ее обнаженной на фиолетовом диване в студии, она позировала ему такой, какой была. Сидя боком с вытянутыми ногами, с собранной в складки юбкой на бедрах, склоненной головой. Норт был зол на самого себя.

***

Тесс твердила себе, что она должна почувствовать облегчение от того, насколько он отстранен. Идея лежать перед ним обнаженной и пассивной, позволять ему изучать ее, как насекомое, закрепленное булавками, вызывала огромное беспокойство. Но вместо облегчения она чувствовала себя кем-то вроде сексуально жалкой. Она хотела большего, так почему бы и ему не хотеть?

Всегда соблазнительница. Никогда не соблазняемая.

Тесс села.

— Вы достаточно насмотрелись на сегодня?

— Вы устали?

— Да.

Ложь. Сон освежил ее.

Его карандаш внезапно перестал двигаться.

— Не могу поверить, что вы пытались подкупить меня сексом.

В тот момент он не злился, так почему расстроился сейчас? Она подтянула колени под себя.

— Мне больше нечем было торговать.

Норт вскочил на ноги одним резким движением.

— У вас свой… ваш характер. Ваш интеллект. Ваш… — Он с трудом подбирал слова. — Вы умеете готовить!

Его реакция озадачила ее.

— Почему я не подумала об этом? Следуйте моему гнусному брачному плану, и я приготовлю вам мясной рулет.

Норт подошел ближе, навис над ней.

— Когда мы ляжем в постель, это произойдет потому, что мы оба хотим там быть. Не потому, что вы приносите себя в жертву, как весталка-девственница.

— Вы сказали, «когда мы ляжем в постель»…

— Сказал.

— Но…

— Не делайте вид, что не понимаете. Такая женщина, как вы, источающая секс…

Тесс моргнула.

— Вы считаете, я источаю секс?

— Вы точно знаете, о чем я. Эти глаза. Эти волосы. Ваше тело.

Она сглотнула.

— Я могу согласиться насчет глаз и догадываюсь, что мои волосы — это личное предпочтение, но тело?

— Этого достаточно. Более, чем достаточно.

Он стянул футболку через голову.

ГЛАВА 14

Отблески пламени лизали обнаженную грудь Иена. Он навис над Тесс, протянул ей руку, и она вложила в нее свою. Этот непритязательный жест, когда его большая рука сжала ее маленькую ладонь, казался самым интимным из всего, что они когда-либо делали вместе.

Иен помог Тесс встать. Она посмотрела в эти темные, залитые серебром глаза. Как она вообще могла считать, что они холодны? Иен нежно очертил большим пальцем на ее ладони круг.

— Мне нужно убедиться, что мы оба понимаем… Это не имеет ничего общего с завтрашним.

Нет, как раз все дело в завтрашнем дне.

Иен снова нарисовал круг на ее ладони.

— Скажи вслух, чтобы я слышал.

Если это то, что ему нужно услышать…

— Это не имеет никакого отношения к завтрашнему дню.

— И все это имеет отношение только к сегодняшней ночи.

Если он сейчас возьмет свой блокнот для рисования, она никогда ему не простит.

— Я не принимаю таблетки.

— Без проблем. Те презервативы, которые ты так рекламируешь… — Он коснулся кармана джинсов. — Я никуда без них не хожу, только не когда ты поблизости.

— Льстишь, — улыбнулась Тесс.

Большие руки скользнули по ее спине. Кожа загудела. Может быть, этот вечер станет для них особенным моментом, оторванным от остальной их жизни. Иен задержал ладони на талии Тесс.

— Ты меня убиваешь, — простонал он. — Хочу только одно — раздеть тебя догола и взять прямо тут. Но…

Никаких «но»!

— …это может сильно все испортить между нами.

— Для такого немногословного человека ты наговорил достаточно.

Тесс взяла инициативу на себя. Обняла за шею, поднялась на цыпочки и приоткрыла губы. Пальцы играли с густыми жесткими волосами на затылке Иена. Она поймала его нижнюю губу своими губами. Не отпуская. Соблазняя.

Всегда соблазнительница. Никогда не соблазняемая.

Иен тесно к ней прижался. Тесс подалась вперед бедрами и потерлась, как кошка, но поцелуй так и не разорвала.

Трев не понимал толк в поцелуях с языком.

Иена обхватил ее ягодицы, отделенные от него только тонким слоем малиновой ткани. Тесс ждала, пока он уберет эту преграду.

Он ничего не предпринял.

Вместо этого он взял верх в поцелуе. Только что она была главной. В следующий момент оказалась прижатой к стене, ее лицо обхватили большие умелые руки. Иен слегка наклонил ее голову и приподнял подбородок. Большим пальцем коснулся пухлой нижней губы, легко разомкнув ей губы.

Скользнул руками по ее плечам, опустил голову, и Тесс почувствовала его язык. Сначала только дразнил, а потом проскользнул внутрь. Пробуя.

Это было похоже на поцелуй в первый раз. Совершенно по-новому. Она была чужестранкой, попавшей в неизведанную заморскую страну. Неужели ей действительно нравилось, когда ее так целовали?

Еще как нравилось.

Игра губ не прекращалась. Сколькими способами он мог целоваться? Иен прижался ладонями к стене по обеим сторонам ее головы, грудью к ее груди. Тесс приоткрыла глаза. Его были полузакрыты. Он собирался ее поглотить. Кожа покрылась мурашками.

Иен сжал Тесс запястья. Легкая клаустрофобия ей всегда была присуща, а тут он поймал ее в ловушку своим телом. Она ни стремилась отстраниться, ни чувствовала себя в полной безопасности.

Запах древесного дымка. Его запах. Все вкупе так соблазнительно.

Иен отпустил ее. Огладил тело Тесс, пока не остановился на ее бедрах.

«Под одежду. Заберись под одежду…»

Она мысленно уговаривала его, но он не выполнил просьбу. Наоборот, отступил. Изучая ее взглядом. Нахмурив лоб.

Иен хотел ее. Она чувствовала, насколько сильно он ее хотел.

— Боже, Тесс…

Она соскользнула и опустилась на колени на одеяло. Кровать была бы удобнее, но стояла слишком далеко. Иен встал рядом с Тесс на колени, яркое пламя дровяной печи раскрасило их голые руки золотом и умброй.

Они снова легли рядом.

Иен застонал.

— Ты — просто фантазия любого мужчины.

Тесс боролась с желанием с ним поспорить.

Он снова поцеловал ее. И опять. Глубокие, основательные поцелуи так возбуждали, что она просто ими упивалась. Грудь Иена была обнажена, но он все еще не снял джинсы. Тесс же все еще не сняла платье. Его рука нашла свое место под ее коленом. Ну наконец-то. Но даже сейчас Иен не спешил, продвигаясь медленно. Он нашел ее ключицу. Поцеловал горло. Замер, когда понял, что на Тесс нет нижнего белья.

Она была влажная. Как стыдно. Но он, похоже, ничего не имел против. Тесс выгнула шею. Ее бедра раздвинулись.

Иен прикоснулся к ней. В самом центре. Только легчайшие ласки. Потом глубже. Тверже. Быстрее. Тесс распалась на куски.

Иен едва дал ей время прийти в себя, как снова к ней прикоснулся. У нее сбилось дыхание, и она снова разбилась вдребезги.

Тесс нужен был он весь. Придется заполучить. Она уперлась руками ему в грудь и очутилась сверху. Дотянулась до молнии на джинсах. Почувствовала, что там под ними. Большое и возбужденное.

Иен схватил ее за руки, прежде чем она успела расстегнуть молнию. Тесс потрясенно посмотрела на него и увидела, как тревожно напряглись углы его рта. Обладая обостренным чутьем, она смогла угадать его мысли и прошептала:

— Это не имеет никакого отношения к завтрашнему дню.

— Господи, как бы хотелось, чтобы этого не случилось.

Он поднялся с пола и направился к входной двери.

— Куда ты?

— Наружу.

— Почему?

— Угадай.

— Ой…

Тесс хотела сказать ему, что нет нужды. Что она позаботится об этом. Позаботится о нем. Но дверь уже закрылась. По-прежнему обнаженный по пояс, Иен вышел в холодную апрельскую ночь.

***

Тесс не смогла бы вынести неловкости, увидев его по возвращении, поэтому трусливо ретировалась в свою комнату. Что она могла сказать, зная, что он прав? Как могла сегодняшняя ночь не быть связана с тем, что случится завтра? Несмотря на внешнюю грубость, Иен был человеком чести. Прямо сейчас она ненавидела эту его черту.

Тесс слышала, как он вернулся, когда снимала безнадежно помятое платье, которое больше никогда не наденет. Слабый звук текущей воды доносился из ванной на первом этаже. Иен заставил ее на время забыть о Рен, но это волшебное бегство от реальности закончилось. Деннинги не обращались за советом. Они не умоляли ее забрать от них кричащего ребенка. Джефф и Дайана Деннинг влюбились в Рен, как только ее увидели. Именно это Тесс понимала слишком хорошо.

***

На следующее утро, приняв душ и одевшись, она даже накрасилась, чтобы встретить день во всеоружии. Едва ли было семь часов, когда она закончила, а Деннинги не ожидались раньше десяти. Она спустилась вниз. Дверь в спальню-пещеру была слегка приоткрыта. Не заглядывая внутрь, Тесс уже знала, что там пусто. Пропала энергия, которая в присутствии Иена заряжала дом.

Тесс взглянула на школьные часы. Что ей делать наедине с собой следующие три часа? Она была слишком взволнована, чтобы читать, и сошла бы с ума, если бы осталась дома, поэтому надела кроссовки, накинула ветровку и вышла.

Ей требовалось танцевать, чтобы избавиться от грохочущего внутри смятения, она было направилась к хижине, но развернулась и пошла в противоположном направлении. В тот последний раз, когда она поднималась к разрушенной церкви, на руках у нее была Рен. На этот раз она шла одна.

Иен был там, на туманном лугу. Тесс проскользнула за деревья. Мощь в его позе завораживала. Его руки двигались в размеренных толчках, затем в игру вступили ноги. На нем были только футболка и серые шорты. Даже из своего укрытия Тесс могла видеть мускулатуру его икр, мощь его бедер.

Она шпионила за ним, словно пятнадцатилетняя девочка, которая таилась в кустах в надежде увидеть предмет своей юной влюбленности. Хватит. Тесс сунула руки в карманы ветровки и вышла на солнечный свет.

Иен так увлекся своей тренировкой, что потребовалось несколько мгновений, прежде чем он заметил Тесс. В качестве пункта наблюдения она выбрала самый плоский пень. Иен потерял ритм. Снова поймал. Но продолжал недолго. Вытерев лоб рукавом футболки, он подошел к ней.

Тесс была взрослой женщиной, и играть краснеющую девственницу ей не пристало.

— Очень хорошо, мистер Норт. Вам следует взимать плату за вход.

— Что тебе нужно?

Он не сказал это грубо. Скорее осторожно.

— Просто избежать ужасной неловкости наутро после. Не то чтобы у нас действительно наступило такое следующее утро. С тех пор, как кто-то струсил.

Она не собиралась так дерзить, но само напрашивалось.

— Я не струсил!

— Не одурачишь меня.

Темная бровь изогнулась.

— Не стоит так собой гордиться.

— В отличие от тебя, я получила то, что хотела.

Наглость подарила ощущение, словно она раскопала в себе другую женщину, которая всегда жила у нее в голове.

К сожалению, Иен не разделял эту высокую самооценку.

— Я, должно быть, сошел с ума.

— Играть в человека чести — настоящий отстой, правда?

— Господи, Тесс…

— Кстати об Иисусе. А поскольку мы практически в церкви… Я знаю, что должна простить тебя за то, что ты не поделился своими благами. — Она сделала вид, что задумалась. — Но нет. Не выйдет.

Он ухмыльнулся.

— Ты единственная в своем роде, Тесс Хартсонг.

Эта ухмылка растопила ее. Вот как он выглядел бы, если бы вырос в другой семье, без всего того детского багажа, который, как ему казалось, он оставил в прошлом, но который все еще носил с собой, как спящего слона. Отец, который оскорблял его, но куда хуже… Мать, которая недостаточно любила его, чтобы уберечь от зла.

— Как долго ты этим занимаешься, чем бы это ни было?

— В основном тхэквондо. Около десяти лет. Еще я практикуюсь в захолустном додзё в Вэлли-Сити.

— Так вот где ты пропадаешь. — Вэлли-Сити находился примерно в пятнадцати милях отсюда, городок лишь ненамного больше Темпеста. Она кивнула на его рюкзак. — У тебя есть с собой альбом для рисования?

— Конечно.

— Нарисуй что-нибудь для меня. Что-нибудь, только не меня. — Она показала. — Это окно, к примеру. То, увитое виноградными лозами.

Иен посмотрел на место, которое она указала, на узкое боковое окно с остроконечной аркой. Стекла не было, а оставшиеся деревянные части решетки свисали под странными углами.

Потом пожал плечами и пошел за альбомом.

— Не забудь подписать, когда закончишь, — крикнула она ему вслед.

— Все еще разрабатываешь стратегию продаж на eBay?

— Женщина должна каким-то образом планировать выход на пенсию.

Иен фыркнул и направился к ней.

— Уступи-ка мне свой пень.

Тесс встала и отошла, давая ему возможность поработать. Пока он рисовал, она обошла церковь сквозь бурьян и направилась к ручью, который бежал за зданием. Большая часть некогда белой краски церкви отслоилась, обнажив изъеденное непогодой дерево. Она представила себе голоса пятидесятников, говорящих за этими стенами на неведомых им языках. Верующих, входящих в бурлящие воды Пурхауз Крик, чтобы креститься Святым Духом.

Она размышляла над их абсолютной уверенностью в том, что каждое слово в Библии истина. Над их способностью отвергать многовековые устные традиции, существовавшие до того, как слово из Священного Писания было записано. Как утешительно иметь такую сильную веру, но она предпочла более всеобъемлющую разновидность христианства. Тем не менее, Тесс чувствовала родство с этими пятидесятниками. Разве они не верили в спонтанный танец?

Она нашла пучок высокой травы и сплела косичку. Когда попыталась закрепить ее на запястье, Иен крикнул с пня:

— Все готово.

Тесс бросила косичку и подошла посмотреть.

— О боже…

Она не знала, чего ожидала, но не такое изысканное исполнение. Окно и виноградные лозы были выписаны с такой безупречной детальностью, что напоминали средневековую гравюру. А в окошке стоял…

— Это же кролик!

— Очень хороший кролик.

— Мультяшный кролик! Какого черта, Иен?

Он чуть ли не ухмыльнулся.

— Я думал, ты хочешь вложить деньги. Инвестиции — вот что это такое.

— Ты так считаешь?

Он посмотрел на нее с преувеличенной снисходительностью.

— Ты, очевидно, ни черта не смыслишь в современном искусстве. Тайна добавляет ценности.

— Ага.

— Мир искусства сойдет с ума, пытаясь понять значение этого кролика. Твой аукцион eBay взлетит до небес.

— И в чем смысл этого кролика?

— Я в детстве любил Багза Банни. — Тесс улыбнулась. — Лучше я подпишу.

Иен забрал у нее альбом, подумал мгновение, а затем что-то написал. Потом вернул ей. Над его именем и датой были слова «Композиция в карандаше и корм для кролика».

— О, нет!

— К сожалению, не смог найти гранул для кроликов. Но с этим названием ты только что заработала еще одну тысчонку.

Тесс прыснула.

Он улыбнулся ей в ответ, совсем как ребенок, который когда-то любил Багза Банни.

***

В дом они вернулись вместе. На тропе Иен указал на медвежий помет и следы койота. Потом туда, где под деревьями, которые еще не распустились, росли густые заросли клейтоний и печеночниц.

— Ты же городской парень, — заметила Тесс. — Не устаю удивляться, откуда ты так много знаешь?

— Долгие годы проводил много времени на открытом воздухе. Походы, кемпинг, гребля на каноэ. А художники, как правило, внимательно наблюдают, что творится вокруг.

Что же он заметил насчет нее?

Напряжение, которое на время ослабло, возникло снова, когда они подошли к зданию школы.

— Мне нужно привести себя в порядок, — сообщил Иен. — Не раскисай, пока меня нет.

— Не в моих привычках раскисать.

Вопиющая неправда, поскольку она регулярно распадалась на части.

Когда Иен исчез в спальне-пещере, Тесс пошла на кухню. Выдаст ли он ее, когда приедут Деннинги? Он ведь дал ясно понять, что не согласен с ее выдумкой о браке, однако также заверил, что не станет разоблачать ложь. Если только они не спросят прямо.

Тесс оглядела кухню, пытаясь вспомнить, зачем пришла сюда. Потому что по глупости пообещала им яйца по-бенедиктински. Она попыталась достаточно прояснить свою голову, чтобы собрать нужные ингредиенты. Под рукой не было канадского бекона, поэтому пришлось использовать обычный. Также требовалось сообразить голландский соус, который Тесс готовила раньше только один раз.

Как и следовало ожидать, соус приказал долго жить, сливочное масло и яичные желтки свернулись и превратились в зернистую водянистую массу. Тесс начала все сначала, но опять не получилось. Она вышла на улицу, чтобы поймать сигнал сотового телефона, и нашла его, взгромоздившись на передний правый бампер машины, где посмотрела видео на YouTube, как исправить соус. К тому времени, как она все переделала, Иен удалился в свою студию, а у нее в животе уже творилось непонятное. Уже десять часов. Где же они?

Пятнадцать минут спустя, охваченная тревогой, Тесс услышала, как подъехала машина, подбежала к окну и увидела, что «лексус» Деннингов остановился перед школой. Она схватилась за живот и заставила себя сделать три глубоких вдоха, прежде чем выбежать на улицу.

Даже из запертой машины Тесс расслышала плач Рен. Она рывком распахнула заднюю дверь. Рен втиснулась в угол автокресла, ее глазки опухли, ротик широко раскрылся, а между розовыми беззубыми деснами дрожал язычок-чипс.

Повозившись с пряжками сиденья, Тесс вытащила малышку и прижала к себе. Рен немедленно замолчала. Тесс снова захотелось сбежать в лес, спрятаться в пожарной вышке. Сделать для них двоих домик, с подножием горы и звездами вместо ночных огней.

Она, укачивая, прижимала к себе ребенка, бормоча успокаивающе «ш-ш-ш». Жаждала выпросить у Птички прощения за то, что ее бросила. Постепенно тельце Рен расслабилось, и Тесс услышала негромкий мужской разговор.

— У вас волшебные руки, — призналась Дайана.

Только тогда Тесс повернулась. Джефф выглядел как обычно, опрятно, но вот Дайана, похоже, не вспомнила о том, что нужно причесаться. Губная помада была на месте, но не макияж на глазах, а вместо массивного серебряного ожерелья на черном свитере красовалось молочно-белое пятно.

— Рен похожа на своего отца, — гордо заявил Джефф. — Саймон тоже частенько мог скандалить.

Дайана протянула руку, чтобы погладить Рен по головке.

— Тогда мы были моложе.

— Она умеет высосать все соки, — с трудом выдавила Тесс.

Дайана устало улыбнулась.

— У меня определенно были ночи получше.

Тесс воспрянула духом. Может, ее план сработал. Может быть, пообщавшись с капризной новорожденной воочию, они поняли, что не хотят заниматься ею все время. Возможно, видя, как быстро Рен успокоилась на руках у Тесс, они откроют свои души.

Дайана сразу же разбила ее надежды.

— Она такая прелесть. Стоит каждого мгновения потерянного сна. Как можно не любить эту крошку?

— Я чую запах бекона из кухни, — сказал Иен. — Посмотрим, что там Тесс для нас приготовила.

— С беконом все вкуснее, — заявил Джефф, воплощение жизнерадостного дедушки.

Тесс поправила чепчик Рен. Малышка не пахла собой. Вместо этого от нее несло духами Дайаны и лосьоном после бритья Джеффа.

Иен налил кофе.

— Вчера вечером Рен мне улыбнулась, — похвастался Джефф.

— А мне она не улыбалась. — Резкость Дайаны подняла дух Тесс только для того, чтобы снова его подорвать. — Зато я не разучилась держать малышку, чтобы она срыгнула, и мне очень нравится, как она хватается за мой палец.

Рен заснула. Чтобы закончить готовить завтрак, Тесс придется ее уложить. Или вернуть ее бабушке и дедушке. Ни то ни другое было неприемлемо. Как и таскать в слинге у раскаленной печки.

Поэтому она вложила ребенка в руки Иену. К счастью, он не протестовал, хотя и не выглядел счастливым.

У нее получился превосходный голландский соус, но яйца по-бенедиктински переварились, а края английских кексов обгорели. Джефф был единственным, кто ел все.

Тесс почти не касалась еды. Она снова держала Рен, баюкая. Дайана отодвинула тарелку от края стола.

— Вы, наверное, думаете, что мы безнадежно старомодны, настаивая на том, чтобы Рен росла в стабильной семье, но мне невыносимо думать, что у нее будут такие же шрамы, как у меня.

Тесс тщательно подбирала слова.

— Я не уверена, что справедливо равнять жизнь всех детей, которых воспитывали матери-одиночки, под одну гребенку.

— Вы правы. Разве что… У моей матери были самые лучшие намерения, и я гарантирую, что эти намерения не включали попадание под влияние жестоких мужчин.

— Одно я точно знаю, — встрял Джефф, — что мы все хотим для Рен самого лучшего. Оформление документов может занять некоторое время, но я думаю, мы можем согласиться с тем, что нам не в ее интересах ждать, пока не будут расставлены все точки над i. Ей всего месяц. Нам нужно действовать быстро. Уладить все, пока она не слишком привязалась. — Тесс начала было им говорить, что Рен уже привязалась, но Джефф на этом не закончил. — Мы с Дайаной понимаем, какие изменения нам придется внести, чтобы вырастить ребенка в нашем возрасте, но мы более чем готовы это сделать. К счастью, мы можем позволить себе нанять помощников.

— Помощников? — Тесс так резко выпрямилась на стуле, что Рен выразила протест. — Вы говорите о няне?

— Не обязательно, но…

Тесс встала со стула.

— Так вы считаете, что лучше оторвать Рен от единственной знакомой матери и отдать ее какой-то няне?

Дайана сжала челюсти.

— У нас нет такой цели, Тесс. И, возможно, вам стоит задать этот вопрос себе. Как вы думаете, что для Рен лучше: если ее будет воспитывать еле сводящая концы с концами женщина, которая сейчас, кажется, безработная и чьи планы на замужество более чем расплывчаты?

— Конечно, это ваше дело, — поспешно добавил Джефф. — Мы с Дайаной не осуждаем ваш выбор, но он влияет на Рен.

Тесс заговорила так твердо, как могла.

— Единственная причина, по которой наши планы расплывчаты, состоит в том, что у нас не было причин торопиться. До сих пор.

Она не могла смотреть на Иена. Выдал ли он ее в этот момент?

Джефф повернулся к нему.

— После вашего первого телефонного звонка я еще немного покопался. В вашей биографии указано, что вы вовсю развлекались, когда вам было немного за двадцать.

— Развлекался — мягко сказано, — категорично сказал Иен. — Моя семья отреклась от меня. Я чересчур много пил, употреблял наркотики и жил на улице. Я не мог работать, и меня не заботило ничего, кроме как оставлять свой след на любой плоской поверхности, привлекавшей мое внимание.

— У тебя была пародия на семью! — заявила Тесс. — Счастье, что ты от них ушел.

Джефф и глазом не моргнул, услышав самооценку Иена.

— Меня восхищают люди, который признают свои ошибки. И вы наверняка восполнили это не только своей карьерой, но и своей благотворительной деятельностью.

«Какая еще благотворительная деятельность?» — про себя удивилась Тесс.

Иен отмахнулся.

— Никакой работы по этому поводу. Выписывать чеки легко, вряд ли это показатель сильной личности.

— Вы слишком скромничаете, — возразил Джефф. — А как насчет времени — не говоря уже о деньгах — которое вы проводите в этих общественных художественных центрах?

Еще одна вещь, о которой Тесс не знала.

Иен нахмурился.

— Всякий раз, когда сокращают бюджет, всегда первым делом нацеливаются на искусство. Более чем недальновидно, учитывая, что порой оно единственное спасение для детей в кризисной ситуации.

— Все это похвально, но Интернет не может сказать нам самое важное. — Дайана посмотрела на свою внучку, спящую в объятиях Тесс. — Мы знаем, как Тесс относится к Рен, но что насчет вас?

— Иен любит Рен, — опередила Тесс. — Он сделал бы для нее все. Он просто более скрывает свои чувства. — Она повернулась к нему, молча умоляя. — Вы не могли бы найти лучшего отца.

Его глаза встретились с ее собственными. Вот оно. Он не мог больше уклоняться. Конечно же, Иен встал из-за стола и поднялся наверх. Бросая ее. Бросая Рен.

Все было кончено. С него было достаточно. Тесс сморгнула. Сглотнула. Приложила Рен к плечу, не глядя на Дайану и Джеффа.

Она услышала, как Дайана звякнула вилкой, положив ее на тарелку. Джефф откашлялся. Рен пискнула во сне. А потом шаги по лестнице, когда вернулся Иен.

Он принес один из своих альбомов для рисования. Поставил его на стол перед ними и открыл карандашный рисунок Рен, спящей на руках Тесс. Потом перешел на следующую страницу. Рен воет. Другая страница. Рен зевает. Были изучены ее ушки-ракушки и ее рот, напоминающий лепестки орхидеи, с пухлой верхней губой. Один рисунок за другим — каждый изящнее, утонченнее предыдущего, и ни один из них нельзя было бы нарисовать с помощью баллончика или малярного валика.

У Тесс защипало глаза. Она понятия не имела, что Иен этим занимался.

— О, боже… — Рука Дайаны взлетела к щеке, и у нее перехватило горло. — Это… Они милые.

На этот раз Джефф, казалось, не смог найти слов, и ему потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя.

— Думаю, вот ответ на твой вопрос, Дайана.

Рука Дайаны задержалась на странице, где был виден похожий на перышко хохолок Рен. Она смотрела на всех, явно обеспокоенная.

— Люди могут оставаться помолвленными годами. Так происходит сплошь и рядом. Нам… мне нужно знать, что вы настроены на долгий путь. Что у Рен будут родители.

— Мы говорим, как парочка старых зануд, правда? — сказал Джефф.

Дайана отмахнулась от примирительного смешка мужа.

— Я не извиняюсь, просто не собираюсь тратить остаток своей жизни, беспокоясь о том, что у Тесс появится вереница жестоких парней.

Тесс приподняла подбородок.

— У меня нет привычки окружать себя жестокими мужчинами!

— Одного хватит, — уточнила Дайана. — Да сгниет он в аду.

— А что насчет Иена? — воскликнула Тесс. — Откуда вы знаете, что наедине он не раздает мне пощечины или, скажем, не вынашивает больную одержимость маленькими девочками?

— А он такой?

Тесс не имела права обижаться, так как именно она подняла этот вопрос.

— Конечно нет!

— И я так не думаю, — согласилась Дайана. — Когда дело касается свиней, у меня исключительно хороший нюх. Даже на самых респектабельных.

— Она знает, — подтвердил Джефф. — Вот, к примеру, местный судья. Один из самых важных людей в городе, но именно Дайана его раскусила.

Она отмахнулась от него.

— Это тут ни при чем. Мне нужно знать, что у вас серьезные отношения.

Иен сунул альбом под мышку.

— Это между мной и Тесс, — твердо сказал он.

— Иен советует нам не вмешиваться, — поделился Джефф.

Но бабушка-тигрица ничего не хотела знать.

— А я говорю им обоим… Я позабочусь о том, чтобы Саймон не отказался от своих родительских прав, пока не буду уверена, что моя внучка действительно защищена.

Тесс прижала Рен ближе.

— Я бы отдала за нее жизнь.

Дайана опустила глаза.

— Наверняка моя мать думала также.

— В том, что вы требуете, нет необходимости, — возразила Тесс.

— Несправедливо, да, — сказала Дайана. — Нет, необходимо.

Тесс проиграла. Не только битву, но и войну.

— Ничем не могу помочь.

— Тогда у нас есть ответ, — тихо сказала Дайана.

— Постойте. — Джефф обнял жену за плечи. — Дайана, мы хотели посетить Эшвилл, а до него всего пара часов езды. Давай оставим их в покое на день-другой, чтобы все обсудить. — Он посмотрел на Тесс. — Обещаю, мы сделаем перемены для Рен настолько легкими, насколько это возможно.

Дайана коснулась руки мужа и посмотрела на внучку.

— Вы не единственная, кто отдал бы свою жизнь за нее, Тесс.

***

Деннинги предлагали Тесс короткую отсрочку. Иен, как и ожидалось, ушел в лес, как только они уехали, бормоча на ходу что-то о тишине и покое. Тесс накормила Рен, сменила памперс, пытаясь не думать — не чувствовать — но это было невозможно. Дайана и Джефф были одними из самых порядочных людей с благими намерениями, которых она когда-либо знала, и неправильно ненавидеть их так, как она сейчас. Что касается Иена… Он вел себя благородно — более чем благородно. То, что Тесс требовала от него, было совершенно необоснованным, и она не имела права обвинять его в отказе. Нет права винить кого-либо из них. Но она не могла не винить.

***

Иена уже не было, когда она спустилась на следующее утро, но его «лендкрузер» стоял снаружи, так что, по крайней мере, он не сбежал на Манхэттен. Когда Тесс закончила кормить Рен, то услышала стук в дверь. Деннинги уже вернулись? Или явились еще какие подростки? Она не могла ни с кем иметь дела сейчас, но совесть не позволяла игнорировать стук. Она сунула Рен в слинг и пошла открывать.

С другой стороны двери стояла худая, как швабра, женщина с короткими с проседью волосами. В возрасте от сорока до шестидесяти. У нее была грубая обветренная кожа человека, который заработал себе морщины на свежем воздухе. В отличие от Ребекки Элдридж, женщина, казалось, была частью этих гор на протяжении многих поколений.

— Извините, что беспокою вас, миссус. Меня зовут Сара Чилдерс, а мой муж Дюк — вон он там в грузовике — сегодня утром ручным буром сильно порезал руку. Я слышала, вы помогли Элдриджам, когда их малыш поранил ногу, и я была бы вам очень признательна, если бы вы взглянули на Дюка.

Тесс начала было говорить все, что ей требовалось, — что она не врач, у нее практически нет медицинских принадлежностей и нет сертификата на практику какой-либо медицинской деятельности в Теннесси, но женщина уже сосредоточилась на Рен.

— Да благословит Бог Америку, разве она не сладкий пирожок? — Она прижала загорелую руку к щеке. — Дюк зол на меня, как шершень, потому что сама я не зашила бы ему руку.

Маловероятно, что Сара Чилдерс сможет отвести мужа к врачу.

Тесс отступила от двери.

— Я посмотрю на рану, миссис Чилдерс, но если она серьезная, ваш муж должен обратиться к врачу.

— Дюк не верит во врачей. И в прошлый раз, когда я зашила его, благослови Бог Америку, я потеряла сознание прямо на полу, и у меня неделю болела голова.

— Сотрясение мозга заработали, — пробормотала Тесс, когда миссис Чилдерс подошла к грузовику, чтобы забрать своего мужа.

Дюк Чайлдерс был поседевшим еще больше, чем его жена, с большими ушами, растрепанными усами и проволокой седых волос, торчащих из-под поношенной шляпы неопределенного цвета. Его руку обернули не слишком чистым полотенцем.

— Бога ради, уж зашейте побыстрее. Мне нужно работать, — сказал он вместо приветствия.

— Нельзя так разговаривать с миссус, — упрекнула его Сара, когда Тесс принесла аптечку. — Извините моего мужа. У него портится характер, когда он болеет.

— Если бы ты сделала то, что я тебе сказал… — проворчал он.

— Я больше не буду тебя зашивать, Дюк Чайлдерс!

Тесс повела его к обеденному столу, который, похоже, уже превращался в хирургический.

— Присаживайтесь, мистер Чайлдерс.

— Дюком меня кличут, — поправил он. — Всю жизнь столбы для забора ставлю. Черт, как же глупо вышло.

У большого пальца на ладони оказался глубокий порез, из которого хлынула свежая кровь, когда Тесс развернула полотенце. Даже если бы у нее было припасено больше той же повязки на рану, которую она истратила на Илая, она не смогла бы использовать ее в этом месте.

— Здесь нужны швы, — сообщила она.

— Да благословит Бог Америку, но мы же поэтому здесь, — сказала Сара, как будто Тесс упустила суть.

Тесс прижала чистую марлевую салфетку к ране.

— Я не врач. У меня нет анестезии, чтобы обезболить, а вам нужны антибиотики.

Дюк растянул губы, показав кривые пожелтевшие зубы.

— Вот и видать, что ты нездешняя. Здесь, в горах, мы помогаем друг другу. Пойдем, Сара.

Тесс знала, когда ее били, и остановила Дюка, положив руку ему на плечо, когда он начал вставать из-за стола.

— Это будет чертовски больно.

Он пожал плечами.

— «Много скорбей праведника; но от всех избавляет его Господь». Псалом тридцать четвертый.

— Ну, тогда ладно.

Тесс потянулась через спящего ребенка, чтобы очистить и зашить руку Дюка. Это было похоже на шитье кожи для обуви, но он почти не вздрогнул.

Иен вошел, когда она заканчивала. Тесс иррационально злилась на него за то, что он в очередной раз разгуливал на природе, в то время как ей приходилось иметь дело с неотложной медицинской помощью.

— Ты художник, парень? — сказал Дюк, когда Иен сел на скамейку и снял туристические ботинки.

Тот отложил ботинки в сторону.

— Иен Норт.

— Я слышал, ты помог Питу Миллеру с его ульями.

Иен поднялся со скамейки.

— В основном я мешал ему.

— Ага, он мне так и сказал.

Дюк крепко держал руку, пока Тесс накладывала еще один шов.

— Твоя женщина здесь неплохо разбирается в лечении, так?

Иен подошел достаточно близко, чтобы взглянуть через плечо Тесс.

— Думаю, вы сами сможете ответить на этот вопрос. — Он, должно быть, насмотрелся, потому что быстро отступил. — Я бы не стал ей доверять, если вам понадобится операция на открытом сердце.

Верно замечено.

Тесс наложила последний шов и забинтовала рану, когда у ее груди начала шевелиться Рен.

— Даже если вы будете держать рану чистой, есть большая вероятность, что может воспалиться без антибиотиков. — Она погладила Рен по спинке. — Вы когда-нибудь видели гангрену? Может быть, у одной из ваших собак? Вот как будет выглядеть ваша рука. И если вы хоть на минуту решите, что можете прибежать сюда и приказать мне отрезать руку, вам лучше подумать лишний раз, потому что я пошлю вас к черту. Понятно?

Дюк ничуть не выглядел задетым.

— Да, мэм.

Иен улыбнулся.

Тесс заставила Дюка дать ей честное слово, что он вернется через несколько дней, чтобы проверить рану.

Иен задумчиво посмотрел на него.

— Я настоятельно рекомендую вам не заставлять ее преследовать вас. Она грязно играет.

— Как все бабы.

После того, как Сара и Дюк ушли, Тесс посмотрела на скомканную десятидолларовую купюру, которую он сунул ей, когда они выходили за дверь, и пробормотала:

— Да благословит Бог Америку.

Иен помог ей навести порядок.

— Если ты собираешься остаться в Темпесте надолго, лучше либо держать дверь навсегда запертой, либо узаконить твою деятельность, потому как я чувствую, что дальше будет только хуже.

— Неправда! Беременные смотрят на меня так, будто я собираюсь проклясть их детей, а эти люди относятся ко мне, как к местной «скорой помощи». Я не хочу быть деревенским целителем!

— Тогда ты не должна так хорошо заботиться о людях. А теперь иди одевайся. Хизер забирает Рен, чтобы мы могли ненадолго выбраться отсюда.

— Забирает Птичку? Я не хочу оставлять ее. И куда?

— В цивилизацию. — Его взгляд скользнул по ее джинсам и заляпанному свитеру. — Дело твое, но, возможно, ты захочешь переодеться.

Тесс поспорила с ним о том, чтобы оставить Рен, но он твердо стоял на своем. Она неохотно переоделась в брюки,шелковисто-белую футболку и приталенный блейзер. Вскоре они были на пути в Ноксвилл.

— Почему туда?

— Почему нет?

Иен намеренно притворялся непонятливым, и они замолчали. С каждой милей атмосфера в машине становилась все тяжелее. Будь это обычный день, а они двумя нормальными людьми, он бы сказал ей, куда они направляются, но Иен сопротивлялся всем ее попыткам поговорить, и ничто в этом не казалось нормальным.

К тому времени, как они добрались до автостоянки в центре города, Тесс горько пожалела о поездке. Она вышла на полуденное солнце. Иен шел быстро, и пришлось ускорила шаг, чтобы не отставать, но как бы быстро Тесс ни шла, он оставался на несколько шагов впереди.

В конце концов он остановился перед внушительным зданием из красного кирпича. Его лицо было каменным — нахмуренный лоб, прищуренные глаза, мрачный рот. Тесс прочитала вывеску.

«Ноксвиллский окружной суд».

— Вот, Тесс. — Скорее шипение, чем фраза. — Считай, это мой великодушный жест.

Возможно, Иен знал, о чем говорил, но она-то не представляла о чем речь.

— Не понимаю. Что…

Он вошел в здание впереди нее. Тесс поспешила за ним.

— Иен! Ты остановишься или нет? Ты о чем? Почему…

— Никаких вопросов! — Иен повернулся к ней. — Давай покончим с этим, чтобы мы могли притвориться, что этого никогда не было.

— С чем покончить?

Он взглядом сверлил ее. Непоколебимо. Тесс смотрела на него. Проходили секунды. Она не понимала.

И тут до нее дошло.

Тесс чувствовала, будто из нее вышибли дух.

— О, Иен… — Она хватала ртом воздух. — Это… Ты уверен?

— Черт, нет, не уверен! Будут еще какие-нибудь дурацкие вопросы?

Тесс словно проглотила язык. Она покачала головой.

***

Оформление документов заняло вечность. Место рождения. Родители. Образование. Тесс остановилась, когда дошла до вопросов о семейном анамнезе.

Дата последнего брака: __

Причина последнего расторжения брака: __

Тесс заполнила эту информацию с тяжелым сердцем — не из-за горя, которое так долго истощало ее, а из-за тревоги за того, кто неподготовленным вступил в следующий этап ее жизни.

Периода ожидания не было, но для фактической церемонии требовалась предварительная запись. Каким-то образом Иену удалось принудить священника — возможно, угрозой, потому что определенно сделал это не с помощью чар — совершить черное дело.

Роль священника исполняла жизнерадостная брюнетка, которая едва ли казалась достаточно взрослой, чтобы водить машину, и веселости которой решительно поубавилось, когда развернулась короткая церемония. Кто мог ее винить? Жених с мрачным лицом и невеста-робот не были воплощением звездных молодоженов. Когда пришло время Иену надеть кольцо невесте, он на мгновение был сбит с толку, затем вытащил из кармана шариковую ручку, взял свободную руку Тесс и провел линию вокруг ее безымянного пальца.

Как только все закончилось, Тесс убежала в туалет, заперлась в кабинке и попыталась переварить противоречие между безумием того, что они сделали, с его надвигающимися осложнениями и восторгом от осознания, что Рен теперь может стать ее навсегда. Если только Деннинги не передумали.

Когда она вышла, Иен стоял, прислонившись к стене, скрестив руки и опустив голову. Этот мужчина победил. Тесс была ему всем обязана, и все, что она могла сделать, это прикоснуться к его руке.

— Почему ты передумал? Зачем ты это сделал?

— Потому что ты мать этого маленького демона, и ты лучший человек, чтобы ее растить, и это, черт возьми, то, чего хотела бы Бьянка.

Еще один долг, который, по мнению Иена, он должен Бьянке. Долг, который он давно полностью выплатил.

ГЛАВА 15

Во время долгого молчания на обратном пути Тесс таращилась на свое нарисованное шариковой ручкой обручальное кольцо. Ее настоящее обручальное кольцо лежало в коробочке в нижнем ящике комода. Изучая размазанные вокруг пальца чернила, она знала, что должна перестать плыть по течению. Все изменилось. Если Деннинги сдержат свое слово, Рен станет ее, и придётся навести порядок в своей жизни. Это означало найти настоящую работу, которая поддержала бы их двоих, чего не мог предложить «Разбитый дымоход».

Мили пролетали незаметно. Как бы Тесс ни желала иного, она могла принять только одно-единственное решение. Ей придется вернуться к профессии медсестры. Другого способа обеспечить ей и Рен достойную жизнь не предвиделось.

Образы из кошмаров пронеслись в ее мозгу. Кровь. Беспомощность. Сестринское дело, да, но не акушерство. Больше ни за что на свете. Может, гериатрия или дерматология. Все, что не связано с тем, чтобы привести в мир еще одного скользкого от околоплодных вод младенца с вытянутой головкой. Работа, на которой ей больше никогда не придется смотреть, как умирает молодая мать.

К тому времени, как они забирали Рен из дома Хизер, Тесс смирилась с неизбежным. У нее не было страсти ни к гериатрии, ни к дерматологии, но она будет делать то, что должна.

Хизер открыла дверь, взглянула на каменные лица Тесс и Иена и состроила гримасу.

— Вас можно поздравить?

Тесс повернулась к Иену:

— Ты проболтался Хизер, чем мы займемся, но не предупредил меня?

— Хизер сродни Богу, — возразил он. — Ей можно рассказать все что угодно.

— Младенцы улавливают энергию вокруг себя, — пожурила их Хизер, передавая Рен, — Будьте терпеливее друг с другом.

Иен и Тесс запротестовали в голос.

— Скажите ей, а не мне.

— Вообще-то я всегда терпелива.

Хизер потрогала четки.

— Вам обоим не помешала бы регулярная практика в медитации.

— Особенно ему, — вставила Тесс.

Хизер вздохнула.

В здании школы все осталось по-прежнему. Сапоги Иена так и лежали там, где он их бросил. Посуда после завтрака валялась в раковине. Тесс отнесла Рен наверх и сумела уложить ее в спальное гнездо, не разбудив.

Потом прокралась в ванную. На нее глянуло собственное отражение: тусклая кожа, покрасневшие глаза, напряженные скулы. Адский видок. Она попыталась смыть нарисованное обручальное кольцо, но чернила оказались слишком стойкими.

Тесс понесла радионяню вниз и обнаружила, что Иен сидит, ссутулившись, на кушетке с полным стаканом виски. Он поднял его, изображая фальшивый тост.

— Вот и все. Ты ведь понимаешь? Вы и Рен больше не моя ответственность.

Тесс чувствовала к нему странную нежность.

— Совершенно верно, — согласилась она. — Ты сделал более чем достаточно. Теперь настает мой черед.

Пришла ее очередь сделать великодушный жест. Тесс села рядом с ним на диван. Всегда соблазнительница. Никогда не соблазняемая. Она перекинула ногу через его бедра и уселась сверху. Иен обвил ладонями ее талию.

— Было бы намного лучше, если бы ты перестала хмуриться.

— Я не хмурюсь! — Дерьмо. Она хмурилась. А он был возбужден. Тесс заставила свое лицо разгладиться. — Лучше?

— Не на много. — Его рука коснулась ее бедра. — Но, Тесс, это ведь не работа. — В дверь раздался громкий стук. Она подскочила, и Иен сердито на нее посмотрел. — Что на этот раз?

Было почти десять часов вечера. Слишком поздно для случайных посетителей. Тесс стиснула зубы и слезла с его колен.

— Ты откроешь и скажешь им, что я не врач!

Иен подошел к двери и открыл ее.

— Э… Тесс здесь?

Голос прозвучал молодой и мужской. Она посмотрела через плечо Иена и увидела четырех мальчиков-подростков. Узнала парня Авы, Коннора, красивого атлетичного блондина, и Энтони, долговязого в очках парня Имани. Двух других она смутно помнила по «Разбитому дымоходу»: субтильного парнишку по имени Ной и рыжеволосого великана, которого все звали Психо.

Коннор сунул руку в карман.

— Ава… Она это… типа прислала нас.

Сегодня вечером? Неужели Тесс вот так придется завершить этот, бесспорно, самый длинный день в истории?

— Уже поздно, — сказал Иен.

— Не могли бы вы вернуться, может быть, завтра? — спросила Тесс. — Или послезавтра?

— Да, конечно… Ага.

Отступление было таким быстрым, что она поняла — они никогда не вернутся.

— Подождите.

Парни уже очутились в конце тротуара.

Иен застонал, но отошел в сторону, впуская их и шепча ей на ухо:

— Пока что это худшая идея.

***

Мальчики потащились к двум диванам, но втиснулись только в один из них. Все четверо обладали такими неуклюжими руками и ногами, что, казалось, не знали, куда их девать. Иен был прав. Это принесет ей только больше неприятностей.

— Ваши родители знают, что вы здесь? Неважно. Конечно нет.

Каждый из них увлеченно рассматривал свои ноги.

Тесс разрывалась между долгом и чувством самосохранения. Долг победил. В отличие от девочек, это может быть ее единственный шанс найти общий язык с мальчиками, и ей нужно быстро сломать лед.

— Давайте для начала избавимся вот от чего. Перестаньте беспокоиться о размере своего члена, ладно? Больше — не всегда лучше. Верно, Иен? — От неожиданности он резко замер, скрипнув половицей, поскольку в этот момент совершал незаметный побег к лестнице. Бороздки у него на лбу превратились в целые дорожные траншеи. Тесс, должно быть, события этого дня довели до шокового состояния, потому что она без особого труда выдала самую сияющую и бодрую улыбку. — Больше, меньше… Все разные, и все они работают одинаково хорошо, ты согласен?

— Я бы и не мечтал с тобой спорить, — сказал Иен таким тоном, которым явно давал знать, что ему очень хотелось бы возразить ей во многом, особенно в ее намерении вовлечь его в эту дискуссию.

— Не мог бы ты найти для этих парней бумагу и карандаши.

— Только об этом и думаю.

Он даже не пытался обуздать свой сарказм.

Мальчики вели себя сдержаннее, открывались труднее, чем девочки, и ей нужен был эффективный способ охватить самое необходимое и отправить их восвояси.

— Запишите все свои вопросы, какими бы глупыми они ни казались. Если хотите, замаскируйте свой почерк.

Великан, называвший себя Психо, фыркнул, но после того, как Иен протянул им бумагу из кухонного блокнота, они начали строчить. Тесс взяла радионяню, чтобы проверить Рен, и услышала обнадеживающий звук детского сопения. Потом прошла через комнату и встала между Иеном и лестницей, чтобы тот не мог сбежать. Он увидел ее уловку и наклонился, чтобы шепнуть на ухо:

— У меня имеется парочка вопросов.

— Я подарю тебе копию своей брошюры, — прошептала она в ответ.

— Это мило с твоей стороны, но… Я размышлял… — Его взгляд стал намеренно похотливым. — Какая величина считается слишком большой?

Иен заткнул ее за пояс, и она поспешила собрать вопросы мальчиков.

«Что делать, если пенис застрянет?»

«Сколько дюймов на самом деле слишком мало? Серьезно?»

«Это плохо, если вы пукнете, когда это делаете?»

«Как лесбиянки занимаются сексом?»

«Сколько раз ты можешь дрочить и не считаться извращенцем?»

— Отличные вопросы, ребята, — сказала Тесс с невозмутимым видом. — Но слишком много, чтобы обсудить за сегодняшний вечер, так что давайте начнем с самого важного. — Она села на диван напротив них. — Первое. Вам не нужно делать это только потому, что вы думаете, что должны или, по-вашему мнению, все остальные этим занимаются. Вступать в половые отношения до того, как вы будете готовы, — признак незрелости. Есть тысяча веских причин подождать.

— Я готов, — похвастался Коннор.

— Я тоже, — поддакнул Психо.

— В самом деле? — Она ткнула в них листками бумаги. — Тогда почему никто из вас не спросил о контроле над рождаемостью? Или, может быть, вы хотите стать отцами-подростками?

Это привлекло их внимание.

Тесс начала скупо обрисовывать основы контроля над рождаемостью и ЗППП, а также касаться некоторых тонкостей, уже упомянутых девочками, включая джакузи, оральный секс и — не глядя на Иена — анальный.

Пока она говорила, Энтони Имани наклонился вперед, уперевшись руками в бедра. Друг Авы, Коннор, сутулился на подушках дивана и выглядел угрюмым. Психо, казалось, хотел делать записи, а Ной принялся грызть ногти.

Тесс еще раз упомянула, что с сексом стоит подождать, а затем вернулась к основам.

— Если вы когда-нибудь скажете девушке, что не хотите пользоваться презервативом, потому что он вам не нравится, или скажете ей, что она на самом деле вас не любит, если заставит вас пользоваться им… Если вы так поступите, значит, вы полный засранец, который заботится только о себе.

С дерзкой ухмылкой Коннор закинул руку на спинку дивана. У Тесс пробуждалась сердечная неприязнь к красивому парню Авы.

— Есть кое-что еще, о чем никто из вас меня не спрашивал, — сказала она. — Это называется согласием.

Она начала было объяснять, но тут у нее появилась идея получше. Тесс повернулась к Иену.

— Иен, может, ты мог бы поговорить об этом? С мужской точки зрения.

Вместо того, чтобы отступить, он подошел и сел рядом с ней.

— Это просто. — Иен выстрелил им прямо в глаза. — «Нет» означает «нет». «Может быть» также означает «нет». Скажем, девушка пьяна… Ты должен отступить. Потому что, если она пьяна, а ты будешь продолжать это делать, а она проснется и пожалеет, ты почувствуешь себя настоящим дерьмом и к тому же можешь оказаться в тюрьме. — Тесс подавила желание зааплодировать, но Иен на этом не остановился. — Некоторые парни говорят себе, что девушка просто строит из себя недотрогу, значит, можно грубо настаивать. Это называется изнасилованием. Женщины не боятся высказываться, и вот в чем дело… Уход от ситуации сделает вас больше мужчиной, чем попытки трахнуть каждую встреченную вами женщину.

Коротко и по делу.

Тесс встала с дивана.

— Не могли бы вы поговорить со своими родителями? Я знаю, что это неловко, но попробуйте подождать, пока вы не окажитесь с ними в машине. Так вам не придется на них смотреть.

Только Психо, казалось, рассматривал такую возможность.

Когда мальчики выкарабкались из дивана, она взглянула на Ноя, все еще грызущего ногти, уже обкусанные до корней. Он один ничего не говорил.

— Еще кое-что. Сегодня мы говорили только о девочках, но это может быть непростое время для подростков. Может быть, некоторые из вас или некоторые из парней, с которыми вы дружите… Может, они уже знают, что им нравятся мальчики больше, чем девочки. — Они захмыкали, особенно громко Ной. Не глядя им в глаза, Тесс сказала: — Быть геем или трансгендером — сейчас не так уж важно, как было раньше, но подросткам все еще очень сложно во всем разобраться. Если кто-нибудь захочет поговорить со мной об этом, меня не так уж и сложно найти.

Иен сильно ткнул ее в ребра, а затем шокировал, сказав:

— Меня тоже. Я не выношу нетерпимости. Это сильно ограничивает жизнь.

Закрыв за парнями дверь, она опустилась на табурет пианино.

— Все, что я хотела — или когда-то хотела — это помогать появляться на свет младенцам. А не мешать им родиться.

Иен взял листки с вопросами мальчиков и начал их листать.

— Ты же знаешь, что дорого за это заплатишь, да?

— Знаю.

Он поднял одну из бумажек и кивнул Тесс.

— Уточняющий вопрос. Сколько раз ты сможешь дрочить, не будучи извращенцем?

Она засмеялась и встала с табурета, когда радионяня уловила возню Рен.

— Мне нужно ее покормить.

— Приступай.

***

На следующее утро Тесс положила Рен в слинг и спустилась в хижину. После всего, что сделал Иен, он заслужил, чтобы ему вернули уединение, а ей нужно было подготовить хижину, чтобы они с Рен могли туда переехать.

Дом пустовал, шторы все еще задернуты. И тут было тепло. Слишком тепло. Нужно оставить записку Келли с просьбой выключать отопление, когда та уходит.

Возможно, Тесс допустила ошибку, позволив тянуться этой ситуации с Келли, но сейчас вторжение в дом было наименьшей из проблем. Тесс гораздо больше беспокоили сложные отношения с Иеном и опасения, что Деннинги все равно откажутся оставить ей Рен. Тесс оглядела тусклый, унылый интерьер. Никаких сверкающих белых досок на стенах и васильково-голубой краски, никаких блестящих темных деревянных полов и полных книжных полок. Каким-то чудом ей придется превратить это место в настоящий дом.

Она отнесла Рен наверх устроить посреди кровати, подальше от запаха чистящих средств, пока будет отскребать ванную комнату. Но войдя в спальню, Тесс замерла. Покрывало скомкано, одна подушка помята, другая на полу.

Златовласка тоже здесь побывала.

— Черт!

Тесс вошла в комнату. И так ничего хорошего, что Келли спала на диване. Но это было уже слишком.

Позади нее скрипнула половица. Она обернулась и увидела, что Келли пытается спуститься вниз.

— Ты могла хотя бы заправить постель!

— Я… я проверяла состояние дома. Крыша обычно протекала.

Келли поспешила вниз по лестнице.

— Ну-ка, стой! — Тесс бросилась за ней, но Келли продолжала спускаться.

— С этой… с этой хижиной много лет были проблемы. Ее построили до Второй мировой войны, поэтому она совсем старая. — Келли поспешила к входной двери, пола ее мятой шелковой блузки выбилась из брюк. — Второй этаж не достроили…

— Я знаю, что ты пробиралась сюда.

Тесс ее догнала.

Келли споткнулась.

— Я не…

— Я тебя видела. Полторы недели назад. Ты спала на диване.

Келли почти подошла к двери.

— Я… Ну, тогда… Я прошу прощения.

— Мне не нужны извинения. Я хочу знать, почему ты продолжаешь здесь появляться.

Тесс встала перед Келли и увидела то, чего эта злоумышленница пыталась от нее скрыть: она плакала. Ее волосы прилипли к голове, макияж стерся, а глаза покраснели.

Келли отвела взгляд.

— Это был дом моей бабушки. Я… у меня остались счастливые воспоминания о времени, которое я провела здесь, когда росла. Когда мне плохо… — Она опустила руки и сжала кулаки. — Этого больше не повторится.

Тесс в защитном жесте обняла Рен и подумала об Аве и ее неприятном парне Конноре. Не из-за этого ли беспокоилась Келли, или причина — тяжким грузом давившая роль жены самого важного гражданина города?

Келли попыталась прошмыгнуть мимо Тесс.

— Я должна идти.

— Подожди. Мои плечи меня убивают. Держи Птичку.

Тесс вынула малышку из слинга и вложила в руки Келли. Плечи Тесс были в порядке, но что-то в уязвимости этой женщины ее трогало.

Только самые черствые могли сопротивляться новорожденному младенцу, а Келли не была настолько черствой. Она инстинктивно прижала Рен, которая не выглядела довольной передачей с рук на руки. Тесс говорила себе, что боль этой женщины, женщины, которая ей даже не нравилась, — не ее дело, но вмешиваться в жизни других людей в последнее время, похоже, стало для нее навязчивой идеей. Кроме того, легче иметь ясное представление о проблемах других, чем о своих собственных.

— Я сделаю кофе. Или чай. Считается, что чай всегда должен помогать. И мне нужен совет.

Келли отошла от двери.

— Тебе нужен мой совет?

Келли в конце концов узнает о визите мальчиков прошлым вечером, так почему бы не поговорить об этом сейчас? Может быть, это поможет справиться с последствиями. Тесс сняла чайник с плиты и указала на кухонный стол.

— Ты знаешь город намного лучше меня, и, кажется, я снова вляпалась.

— Каким образом?

— Вчера вечером в школу пришли четверо подростков. На этот раз мальчики. — На чайнике образовалась пыльная пленка, и Тесс смыла ее в раковине. — И прежде чем ты что-нибудь скажешь, я посоветовала им поговорить со своими родителями. — Один из кухонных стульев заскрипел о половицы, когда Келли села за стол. — Они не послушались.

— Кто они?

— Местные мальчики. Хорошие ребята. Или, по крайней мере, трое из них кажутся такими.

Если она назовет имя Коннора, то подорвет доверие подростков. Тесс поставила чайник на плиту и повернулась к столу.

Келли прижала Рен к плечу. Отсюда Тесс не могла видеть, были ли глаза Рен открыты, но ребенок, похоже, не корчился.

— Если бы ты на моем месте, — сказала Тесс, — заподозрила, что хотя бы один из мальчиков возможно приготовился к незащищенному сексу, что бы ты сделала?

Выражение лица Келли стало жестким.

— Я бы сказала им остановиться. Подростки не должны заниматься сексом.

— Сомневаюсь, что это бы эффективно сработало.

Тесс не стала смягчать голос, но Келли слишком погрузилась в собственное страдание, чтобы заметить резкость.

— Они понятия не имеют, как секс может разрушить их жизнь. — Келли моргнула, борясь со слезами. — Они слишком молодые. Думают, что любовь будет длиться вечно. И не понимают последствий. Они думают, что знают все, но на деле ничего не знают. — Келли проиграла битву, и Тесс наблюдала, как женщина, которую она так не любила, развалилась на глазах. — Ты должна заставить их понять, насколько тяжелой может быть жизнь. Они думают, что влюблены, но понятия не имеют, что такое любовь. Не понимают, какой ловушкой может стать секс. Как это может разрушить их жизнь. Ты обязана… Они должны остановиться, прежде чем это произойдет. Ты должна их убедить.

Рен заплакала. Тесс взяла ее и засунула обратно в слинг. Келли закрыла лицо руками, и Тесс сложила все вместе.

— Вот что с тобой случилось.

— Городской скандал, — с горечью уточнила Келли.

— Вы попали в ловушку.

— Люди до сих пор не забыли. Столько прошло времени. Вся моя благотворительная деятельность. Женский союз. Школьный совет. Все это ничего не значит.

— И все же ты ни за что не отдала бы Аву.

Келли вытерла нос тыльной стороной ладони.

— Она самое важное в моей жизни.

Тесс протянула ей салфетку. Теперь она поняла, почему Келли решительно поддерживает половое воспитание воздержанием. Будучи подростком, она забеременела. Тесс подсчитала в уме. Аве было пятнадцать, так что Келли всего на несколько лет моложе Тесс, хотя выглядит старше.

Келли уставилась в конец комнаты.

— В старшей школе я была самой популярной девочкой. Не из тех подлых девчонок. Я дружила со всеми. И была счастлива. А потом счастье закончилось. — Массивный бриллиант на ее обручальном кольце блеснул в дневном свете, когда она высморкалась. — Я сидела дома с младенцем, пока Брэд учился в колледже. Я не хочу такой жизни для своей дочери. Хочу, чтобы она получила образование и построила карьеру, чтобы она научилась быть самой собой.

— Ты хочешь, чтобы у нее был шанс, которого ты лишилась.

Глаза Келли затуманились, как будто смотрели куда-то вдаль.

— Я исчезаю. С каждым днем я становлюсь все меньше. — Не этого ожидала Тесс, но, с другой стороны, каких только странных откровений она только не наслушалась за долгие годы. Келли крутила обручальное кольцо. — Становлюсь все меньше и меньше, пока, боюсь, однажды утром проснусь и стану такой маленькой, что Брэд даже не увидит, что я рядом. — Она прижала пальцы ко рту и вскочила из-за стола. — Я должна идти.

Несмотря на неприятности, причиненные этой женщиной, Тесс ее жалела.

— Ты можешь поговорить со мной, если хочешь. Я городской изгой, помнишь? Твои секреты в безопасности.

Чайник засвистел, и Келли откинулась на спинку стула, как будто у нее не было сил сделать что-нибудь еще.

— У меня нет секретов. Забудь, что я сказала. Я просто дура.

— Ты ничего глупого не сказала. — Тесс выключила чайник и задала вопрос, который ее учили задавать. — Ты дома чувствуешь себя в безопасности?

— Что ты имеешь в виду?

— Твой муж когда-нибудь причинял тебе боль?

Покрасневшие глаза Келли расширились.

— Ты спрашиваешь, обижает ли меня Брэд? Боже, нет. — Она обронила: — Брэд идеальный муж. Проблема во мне.

Тесс бросила в кружки чайные пакетики.

— Cомневаюсь, что он такой уж идеал. Ты боишься, что он тебя раздавит.

— Я не боюсь. Я же сказала. Я просто дура.

Келли смолкла.

Тесс одну за другой носила на стол чашки, не давя на нее.

Келли оглядела хижину.

— Иногда я представляю, что живу здесь. Раньше там сзади был внутренний дворик с двумя коваными стульями и столиком. Мы с бабушкой устраивали чаепития. Она… Она заставила меня почувствовать себя самым важным человеком в мире. — Глаза Келли затуманились, как будто она уплыла далеко-далеко. — Я представляю, как Ава приедет ко мне в гости. А Брэд… Брэд стоит за окном. Не может войти. — Она закрыла рот рукой. — Не могу поверить, что это сказала. Я, должно быть, сошла с ума.

— Не сошла с ума. Просто несчастна.

— У меня нет причин быть несчастной. У меня есть все, что можно захотеть. Все! — Она комкала влажную ткань в руке. — Вот только… Он такой большой. Все вокруг него. Его голос. Его аппетит. Его амбиции. Он высасывает из дома весь кислород, а я не могу дышать! — Ее глаза расширились от тревоги. — Господи, что я говорю? Он хороший муж. Хороший отец. Он дает мне все, что я хочу. Он любит меня.

Тесс села за стол, ничего не говоря.

Келли охватила ладонями теплую кружку.

— Это… изматывает.

— Ты не думала поговорить с кем-нибудь? — мягко спросила Тесс.

— Что ты имеешь в виду?

— У вас много связей. Консультант мог бы помочь.

— Мне не нужен психотерапевт! Боже, нет. Брэд еще обидится.

Тесс склонила голову и тихо спросила:

— Тогда как ты собираешься это исправить?

— Мне не нужно ничего исправлять! Все хорошо. Просто плохое настроение, вот и все. — Келли отодвинула кружку и встала. — Прости, что тебе пришлось все это выслушать.

— Может, станет легче, если будет с кем поговорить. — Тесс заколебалась, затем поддалась своим добрым инстинктам, нашла блокнот с логотипом клиники, где работала раньше. Потом написала свое имя и номер мобильного. — Я не всегда могу поймать сигнал, поэтому не знаю, насколько пригодится номер. — Она протянула листок. — Если тебе нужно будет поговорить…

— Я уверена, что со мной все будет в порядке, — заверила Келли, даже когда сунула записку в сумочку.

Тесс этого не хотелось, но пришлось сказать:

— Можешь пользоваться хижиной, когда тебе нужно сбежать.

— В самом деле? Ты разрешаешь?

— Конечно.

— Спасибо. — Келли возилась с застежкой на сумочке. — Если кто-нибудь узнает, что я тут наговорила… Буду признательна, если ты оставишь этот разговор при себе.

— Скажи это Птичке. Она у нас болтушка.

Келли удалось впервой улыбнуться.

— Спасибо.

***

Только Келли вышла через переднюю дверь, как задняя дверь открылась и вошел Иен. Такой сильный и надежный. Такой порядочный. Под этой жесткой внешностью — самый благородный из всех знакомых Тесс мужчин. Он указал на переднее окно.

— Это мое воображение или я вправду видел, как Келли Винчестер спускается по тропе к городу?

— Твое воображение ни при чем. Она моя новая лучшая подруга.

— Как это получилось?

— Магия моей личности.

— Почему мне кажется, что в этой истории есть нечто большее?

— Потому что ты более проницателен, чем хочешь показать. Что ты здесь делаешь?

— Проверяю вас. В следующий раз, когда решите исчезнуть, оставь записку.

— Зачем?

— Потому что ты таскаешь шестинедельного ребенка!

Она была рада, что Иен не узнал о мерзких надписях на ее машине.

Когда он подошел к камину и наклонился, чтобы проверить дымоход, Тесс поджала пальцы ног в кроссовках. Ей нужно было кое-что убрать с дороги, прежде чем пройдет еще час.

— Птичка спит, — сказала она. — Пойдем наверх и сдвинем с мертвой точки этот брак.

ГЛАВА 16

Иен выпрямился у камина и посмотрел на нее этим своим запатентованным взглядом полуприкрытых глаз.

— Не нравится мне твое отношение.

— Мое отношение?

— Как начинать семейную жизнь с нуля. Звучит как очередная работа в твоем списке дел.

Что ж, так и было. Как только все будет позади, она сможет снова расслабиться.

— Ты хочешь, чтобы тебя соблазняли? Я могу это сделать.

— И наверняка очень хорошо. — Он оперся локтем на грубо обтесанную каминную полку. — Как уже не раз говорила.

Все шло не так, как должно бы. Тесс чувствовала себя неуклюжей, словно один из подростков, которые то и дело появлялись у их дверей.

— Я не знаю, чего ты хочешь.

— Уверен, что это не так.

Иен скрестил лодыжки, улыбаясь чуть ли не самодовольно.

Он вывел ее из равновесия, и Тесс это не понравилось.

— Так ты хочешь сделать это или нет?

— Ну, вот снова. Этот твой ужасный хмурый взгляд.

— Все, хватит! — Она пошагала к лестнице. — Кончаем с этой игрой. Если ты хочешь меня, приходи за мной. В противном случае можешь отправляться к чертям!

***

Иен смотрел, как она — роскошная вдова Хартсонг — несется наверх. Она разозлилась на него, и он злился на себя. С того дня, как они встретились, он ее хотел. И вот она — вся такая готовая сдаться, и что он сделал? Притормозил. Не один раз, а дважды! Любой другой мужчина пошел бы напролом, но не он. Почему? Потому что родился сверхчувствительным засранцем, вот почему.

Просто не хотел, чтобы секс стал еще одной обязанностью, которую Тесс должна взвалить на свои плечи, как и все остальные, что она на себя взяла. Ответственность за Рен, за подростков, очевидно, за Келли Винчестер. А теперь за то, чтобы трахнуть его.

Он услышал, как наверху Рен начала вопить. Ну разве не идеальное завершение? Воющий младенец, подростки, стучащие в дверь, люди, истекающие кровью на его обеденном столе, и в довершение всего — теперь он стал тем, кем даже близко не мог себя представить. Женатым мужчиной. Темпест не стал для него убежищем. Это место обернулось чертовой катастрофой!

Иен последовал за Тесс наверх и вошел в ближайшую из двух спален. У этой комнаты был наклонный потолок, пара окон, облупившиеся цветочные обои и минимальный набор мебели: кровать, тумбочка и комод. Тесс ходила с Рен по комнате. Иен заговорил сквозь вопли ребенка.

— Скоро приедут Деннинги. Они хотят увидеть счастливых молодоженов.

Гнев Тесс сменился беспокойством.

— Ты с ними разговаривал?

— Сегодня рано утром. Дайана чувствует себя чуть виноватой за то, что подтолкнула нас к такому быстрому бракосочетанию, но, думаю, теперь они оба вздохнули с облегчением, что не несут полную ответственность за Рен.

— Они действительно позволят мне ее оставить?

— Похоже на то.

— А что насчет отца Птички? Вдруг он передумает?

Рен закричала громче.

— Кажется, они уверены, что этого не произойдет. На то, чтобы все оформить официально, потребуется время, но пока ты гарантируешь им разумные привилегии посещения, я не думаю, что они будут тебе мешать.

Пока Тесс пыталась это осмыслить, он сунул руку в карман и что-то вытащил.

— Тебе это понадобится. — Когда Иен разжал ладонь, она увидела кольцо. Шириной чуть больше четверти дюйма, оно было сделано вручную из чего-то похожего на медный электрический провод. — Сработал наспех, но тебе нужно что-то надеть перед ними.

Он скрутил и сплел проволоку, создав замысловатые спирали и неожиданные изгибы. Это было восхитительно. Работа художника.

— Оно прекрасно. — Тесс взяла кольцо и только мгновение поколебалась, прежде чем надела его на тот же палец, на котором когда-то носила тонкий платиновый ободок. Кольцо на ее руке сидело легко, все неровные края были сглажены. — Это стоит тебе целое состояние.

— Я нашел провод в сарае с инструментами.

— Не кольцо. — Она перевернула Рен на руках, все еще пытаясь ее успокоить. — Юристы. Вообще все.

— Забудь об этом. Эдак ты начнешь подсчитывать, сколько еще времени тебе придется проводить на спине, обслуживая меня.

Ее глаза сверкнули тринадцатью разными фейерверками.

— Что мне нужно сделать, Иен? Скажи. Я тебе всем обязана! Как я должна отплатить?

— В первую очередь… Перестань так раздражать! — Он шагнул к ней. — А теперь отдай мне этого ребенка. Ты снова ее выводишь из себя.

Он выхватил у нее рыдающую ведьмочку и направился к лестнице.

— Куда ты направляешься? — воскликнула Тесс, когда он достиг нижней ступеньки. — Подожди меня!

Иен посмотрел на Рен, которая внезапно перестала плакать.

— Твоя мать не всегда сумасшедшая. У тебя, наверное, все будет хорошо.

***

Встреча с Деннингами прошла лучше, чем могла надеяться Тесс. К тому времени, когда гости уходили, она и Дайана обливались слезами, и Тесс пообещала себе, что позаботится о том, чтобы у Рен с дедушкой и бабушкой были отношения, которых они все заслуживали. Малышка стала почти ее.

Она сунула палец в зажатый кулачок Рен. Отеки с век ребенка прошли, исчезла крошечная белая просянка вокруг носика. Поток любви, омывающий душу Тесс, был подобен реке, течение которой такое быстрое, что уносит весь мусор, скопившийся под поверхностью. Ранэвей Маунтин подарила ей новую жизнь. Несмотря на враждебность города и воспоминания об ужасной ночи, когда она потеряла Бьянку, ей хотелось здесь остаться. Наблюдать, как Рен растет при солнечном свете и в тени гор. Сладкая ноша на ее руках, ребенок, за которого Тесс теперь отвечала… Это была ее новая жизнь.

Иен вышел на улицу, чтобы поработать над своей студией, домиком на дереве, проектом, который, казалось, продвигался куда успешнее, чем его остальные работы. Каждый яростный удар молотка эхом разносился по дому. Тесс надеялась, что Иен избавится от агрессии, прежде чем ей придется снова с ним поговорить.

***

В тот день Тесс пошла на работу с обручальным кольцом из медной проволоки в кармане. Саванна проигнорировала ее, а Тесс воздержалась от комментариев по поводу отекших ног коллеги или того факта, что она выглядела так, будто плакала.

Заявилась толпа после уроков. Тесс узнала Психо, Джордана и Ноя. Ава была с Коннором, и Тесс не понравилось, как он покровительственно положил той руку на плечи, как если бы Ава приходилась ему личной вешалкой. Ной и Психо избегали смотреть на Тесс, но Коннор дерзко ухмыльнулся.

Как только у нее выдался перерыв, она бросилась в заднюю комнату, схватила старый постер и черный маркер и на чистой стороне постера написала объявление:

ОБЩЕЕ СОБРАНИЕ

КАК ПОГОВОРИТЬ С ВАШИМ ПОДРОСТКОМ О СЕКСЕ

Добавила дату на следующей неделе, отметила внизу время — 20:00 — и место, «Разбитый дымоход».

Когда Тесс вышла, Фииш стоял за морозилкой для мороженого. Она прошла мимо него и приклеила постер к входной двери.

— Что за черт, Тесс?! — воскликнул он. — Сними это!

Она подошла к нему и наклонилась достаточно близко, чтобы мог слышать только он.

— Не трогай это объявление. Если уберешь, я расскажу всему городу, что ты продаешь травку из подсобки.

Его явно задело.

— Разделять заначку с друзьями —… подумаешь, большое дело.

— Ты слышал меня. Я закончила играть по правилам.

Она подошла к двери.

— Ты с самого начала не играла по правилам! — проорал Фииш вслед.

Тесс сделала ему неприличный жест и поехала забирать дочь.

***

На следующее утро купание Рен вымотало Тесс, и на время ее короткой двухчасовой рабочей смены Иен наполовину добровольно взялся присматривать за малышкой.

— Если ты принесешь мне пончики.

— Заметано.

Фииш пребывал в отвратительном настроении.

— Проклятые интернет-скваттеры. Они думают, что раз взяли одну чашку кофе, значит, могут пользоваться моим Wi-Fi весь день. А если им не дать, они вопят о политических махинациях или доставляют мне неприятности, потому что у меня нет проклятых пончиков без глютена. Вот что за фигня, Тесс?

— Жизнь — отстой.

Она быстро чмокнула его в щеку в знак компенсации за вчерашнее.

Кортни Гувер вошла прямо перед окончанием смены Тесс. Сделала селфи, облизывая край одной из их кофейных кружек, и нависла над стойкой.

— Что ты делаешь в городе, Тесс? Я думала, у тебя будет медовый месяц.

Фииш повернулся от кофемашины.

— Какой еще медовый месяц?

— Разве ты не слышал, Фииш? Тесс вышла замуж. За художника. Того, чья жена умерла в марте, родив ребенка.

Самодовольство Кортни заставило Тесс покраснеть.

— Неужели твоя жизнь настолько ничтожна, что ты не находишь ничего лучше, чем сплетничать о моей?

Кортни это не отпугнуло.

— Это потрясающе, Тесс, как ты вскидываешь вот так голову.

— И чтобы ни одной фотографии, на которой я это делаю!

Тесс вылетела наружу.

***

Когда она вернулась в школу, ее муж и ребенок пропали без вести. Нарциссы пробились сквозь сорняки в заброшенном палисаднике, а малиновка принесла несколько стеблей высушенной травы к изгибу водосточной трубы, где строила гнездо. Тесс стряхнула пыль со скамейки и села. Несмотря на злобу Кортни, подозрительность общества и стервозность ее коллег, Тесс чувствовала себя на Ранэвей Маунтин как дома. Она представила, как Птичка мчится сквозь деревья с забинтованным коленом и перемазанным личиком. Тесс увидела подоконник спальни Рен, заваленный камнями и пыльными птичьими перьями. Рен, выходящую из леса, верхом на плечах отца, который указывает на помет животных и…

Она резко себя одернула. Отец не предвиделся.

Как по ее волшебству со стороны тропы появился Иен. Он должен был выглядеть нелепо с Рен в слинге поперек его груди, но нес ее как патронташ с патронами. Малышка была бодрой и довольной, когда Иен подошел к Тесс.

— Я чертовски долго удерживал ее от того, чтобы она не жевала ядовитый плющ и не ласкала медведей, но в остальном она хорошая путешественница.

Если бы Тесс не знала, как сильно Иен это ненавидит, она бы обняла его и сказала, что он лучший из известных ей мужчин. Вместо этого она поправила сбившуюся на бок шапочку Рен.

— У меня плохие новости. Я забыла твои пончики.

— Вот те на! Нам нужно серьезно поговорить о гендерных ролях. Я приношу домой тушу мамонта. Ты должна принести домой пончики.

— Принято к сведению.

Его глаза подозрительно сузились.

— Это не похоже на Фииша, чтобы у него закончились пончики.

Она возобновила возню с шапочкой Рен.

— Я могла забыть о них, когда выскочила в сердцах.

— Дай угадаю. Один из твоих многочисленных врагов.

— Саванна и Мишель практически осеняют свои беременные животы крестным знамением, когда я рядом, но на этот раз Кортни Гувер вещала на весь город, что мы поженились. Она напомнила всем, что твоя жена умерла менее двух месяцев назад, подразумевая, что я могла ее убить.

Он поморщился.

— Как она узнала, что мы поженились?

— Не от Хизер. Скорей всего, Деннинги упомянули об этом Фионе Лестер в «Пурпурном барвинке». У Фионы репутация городской сплетницы. Могу добавить, что она одна из целой толпы таких же.

— Черт, лучше бы люди занимались своими делами.

— В маленьких городках, похоже, принято по-другому.

***

Она постаралась восполнить недостаток пончиков, решив испечь шоколадный листовой пирог, пока Рен дремала в слинге. Поставив пирог в духовку, Тесс вышла на улицу, чтобы покопаться в саду и попытаться набраться энтузиазма по части поисков работы. Эта идея оказалась настолько удручающей, что Тесс потеряла счет времени и когда вернулась в дом, ее встретили вонь сгоревшей выпечки и вид обтянутой джинсами задницы Иена, склонившегося над открытой дверцей духовки.

— Может быть, притаскивать домой тушу мамонта стоило бы тебе, — предложил он, вытаскивая обугленный пирог.

— Прости.

— Я видел объявление, которую ты повесила в «Разбитом дымоходе». Насчет собрания, которое ты запланировала. Кажется, ты никак не можешь удержать свое мнение при себе, да?

Тесс подумала об ухмылке Коннора и о том, как его пальцы сомкнулись на плечах Авы.

— Я делаю то, что должна.

Иен выбросил испорченный пирог в мусорное ведро.

— Люди тобой возмущаются. Отмени встречу, Тесс, и дай всем время найти кого-нибудь другого, о ком можно посплетничать. — Он поставил грязный противень на плиту и посмотрел на Тесс с беспокойством. — Темпест — городок замкнутый. Ты это знаешь. Они оказывают гостеприимство только нашим деньгам. Не наше дело — врываться сюда без спроса и рассказывать им, как надо жить.

— Это моя работа, и им нужно послушать.

Она говорила самоуверенным и осуждающим тоном, но ей было все равно.

Иен прислонился к стойке.

— Я разговаривал с Фредди Дэвисом. Он пытался навешать мне то же дерьмо, что и тебе.

— Хотелось бы на это посмотреть.

— Дело в том, что кто-то имеет на тебя зуб.

Она прошла мимо Иена, чтобы отнести пустую кастрюлю к раковине и включить воду.

— На ум приходит Брэд Винчестер.

— Мне он тоже приходит на ум. — Иен зацепился большим пальцем за пояс джинсов. — Ты говоришь, что думаешь остаться здесь.

— Я не думаю об этом. Я делаю это. — Рен засопела во сне. — Мне придется устроиться на работу медсестрой. Может, дерматология. Или гериатрия.

Он нахмурился.

— Ты акушерка, Тесс. О чем ты говоришь?

— Как ты вообще такое мог сказать? — Она чувствовала себя преданной. — Ты, как никто другой, знаешь, почему я не могу больше принять ни одни роды!

Их прервала серия требовательных стуков в дверь. Иен вышел из кухни.

— Мы сейчас выложим на крыльцо целую корзину презервативов. С большой табличкой: «Бери, сколько хочешь, и проваливай».

Но вместо настырных подростков, за дверью стоял Илай.

— Моя мама. Я очень боюсь, Тесс. Она не встает с постели.

***

Иен отказался отпускать ее одну, но остался снаружи с Рен и Илаем. Ребекка Элдридж лежала, свернувшись клубочком, подтянув колени, ее длинные волосы рассыпались на подушке. Пола нигде не было видно.

Спальня была скудно обставлена: матрас и двухслойные кровати, голое окно, старый комод и стул с прямой спинкой, выкрашенный зеленой краской. Одежда висела на металлической вешалке, а не в шкафу.

— Ребекка, это я, Тесс Хартсонг.

Тесс придвинула стул к краю кровати.

Веки Ребекки дрогнули.

— Тесс?

— Как вы себя чувствуете?

— Устала. — Ребекка перевернулась на спину. Несколько прядей волос прилипли к ее щеке, на которой отпечатались складки подушки, и от Ребекки исходил несвежий запах человека, который не мылся несколько дней. — Что вы здесь делаете?

— Илай переживает за вас.

— Он беспокоил вас? — вяло спросила она. — Я наказала ему не мешать вам. Я устала, вот и все.

Тесс коснулась ее лба. Холодный.

— Как долго вы в постели?

— Недолго. День или два.

По словам Илая, три дня.

— Вы что-нибудь ели?

— Не хочу.

Тесс убрала волосы Ребекки с лица.

— Вы не хотите мне об этом рассказать?

Ребекка нерешительно пожала плечами.

— Женщины теряют детей. В жизни случается.

Из уголка ее глаза скатилась слеза.

— Мне жаль.

Тесс слишком хорошо знала, насколько недостаточно этих слов.

— Это была девочка. Пол говорит, что я не могла этого знать, но я знаю. Я знаю, что это была девочка.

— И вы очень хотели ее.

— Больше всего на свете. Но Пол говорит, что от судьбы не уйдешь. Откуда ему знать?

— Ниоткуда.

— Это моя вина!

— Ребекка, это не ваша вина.

— Вы ничего не знаете. Полу требовалась помощь в расчистке поля от камней. Я должна была отказаться, но ему так не скажешь. Мне нельзя таскать тяжести. Я должна была быть более осторожной.

— Вы не сделали ничего плохого. Большинство выкидышей — результат хромосомных проблем. Я уверена, что ваш врач сказал вам это.

— Я видела его только один раз.

Ребекка уткнулась лицом в подушку.

Тесс не была психотерапевтом и не знала, как помочь, но Ребекке требовалась помощь.

— Давайте приготовлю вам что-нибудь поесть.

— Я не голодна.

— Я понимаю. Но я все равно вам что-нибудь соображу.

Она пресекла слабые протесты Ребекки, вытащила ту из постели и, поглаживая по спине, подвела к кухонному столу. Когда Тесс взбивала яичницу, то видела через окно Илая, демонстрирующего цыплят Иену и Рен.

Ребекка как раз подхватила на вилку и съела немного яичницы, когда появился Пол. Круги пота запачкали подмышки его рабочей рубашки с длинными рукавами, а грязь прилипла к манжетам джинсов. Не обращая внимания на жену, он обратился к Тесс.

— Вам не нужно было сюда подниматься. Мы собираемся поговорить с Илаем.

— Ничего страшного. Иногда женщине нужна другая женщина.

Пол стянул оранжевые рабочие перчатки.

— Уже прошло три месяца. Ей нужно это пережить.

— Мне то же самое постоянно говорили после того, как мой муж умер. — Она вспомнила, как Пол пришел помочь Иену со студией в домике на дереве, и пожалела, что говорила так резко. — К сожалению, у горя, кажется, свой график. Вашей жене нужно обратиться к врачу.

— Ей нужно чем-то заняться, — парировал Пол, прежде чем повернуться к жене. — Бекка, держись подальше от кровати. Ты беспокоишь Илая, и тебе это не на пользу.

Ей не на пользу больше, чем беспокойство Илая. Ребекке требовалась дополнительная помощь, а ее муж отказывался это признавать.

***

Когда они вернулись в здание школы, на крыльце стояли двое незнакомцев: у Эбби Уинзлер, которая оказалась подругой Сары Чайлдерс, сломан палец, а у ее мужа-выживальщика Чета сильно заболела голова, и Тесс сразу заподозрила сотрясение мозга. По приказу Тесс Иен силой запихнул воинственного Чета в свой «Ленд Крузер» и отвез в больницу. Тесс зафиксировала Эбби палец и получила взамен две кварты прошлогодних персиков вместе с тревожным списком других недугов Эбби: все не вылечены.

Вокруг было так много женщин, таких как Эбби и Ребекка. Слишком бедных, слишком одиноких или с подозрением относившихся к врачам, чтобы получить достойную медицинскую помощь. Им некуда было обратиться за советом по поводу менструальных проблем или состояния груди, не с кем поговорить о депрессии, сердечных заболеваниях, остеопорозе. Похоже, что практически отсутствовал дородовой и послеродовой уход.

Весь уход, который Тесс научили оказывать.

Она не могла на это пойти. Только не с криками Бьянки, которые эхом до сих пор разносятся в ее голове. Кто-то другой должен этим заняться. Это не ее обязанность.

Иен написал, что в больнице Чета оставили под наблюдением на ночь, и Иен намеревался остаться в Ноксвилле, чтобы завтра привезти Чета домой.

Настроение Тесс упало еще ниже. Что-то подсказывало ей, что великодушие Иена больше связано с тем, что он избегает ее, чем с транспортировкой Чета.

ГЛАВА 17

Когда следующим вечером Тесс вернулась в школу из хижины, она обнаружила, что Иен приканчивал пиво.

— В следующий раз, когда появится один из этих старых горных козлов, сама справляйся.

Тесс вытащила Рен из слинга.

— Я так понимаю, вы с Четом не поладили.

— Он не верит, что мы отправили человека на Луну, и думает, что следы от самолетов — это на самом деле ядовитые токсины, тайно распыляемые какими-то инопланетными силами. Не спрашивай, почему.

Снаружи подъехала машина.

Иен осуждающе посмотрел на Тесс.

— Клянусь Богом, я вывешу часы приема на входной двери.

Но это оказалась Хизер, и она явилась с подарками.

— Надеюсь, вы еще не ели, потому что я принесла еду из «Петуха». — Длинные серьги касались ее щек, когда она ставила на пол туго набитый пакет. — Кроме того, мой собственный домашний свадебный торт из стручков рожкового дерева с глазурью из авокадо. Шучу! Это от «Сары Ли». Запоздалый свадебный подарок. Я человек спонтанный. — Она перекинула слабо заплетенную косу через плечо. — И это еще не все. Собирайтесь, мисс Упрямица. У вас ночевка в доме тети Хизер.

— Хизер, вам не обязательно…

— Мой свадебный подарок. Не теряйте времени. У меня дома с минуты на минуту должен появиться любимый стриптизёр Рен.

Тесс улыбнулась, но меньше всего ей хотелось остаться наедине с Иеном. Однако Хизер была непреодолимой силой и вскоре уже загрузила Рен и пухлый мешок с подгузниками.

— Возьми одеяло, — попросил Иен, когда Хизер уехала. — Я принесу вино.

— Одеяло?

— Я не хочу оставаться в четырех стенах.

Он имел в виду дом на дереве. Прочная платформа с каркасом высилась примерно в десяти футах от земли. Сначала Иен поднялся по лестнице с едой и вином, затем потянулся, чтобы забрать у Тесс одеяло. Когда она добралась до платформы, то расстелила одеяло и уселась на него, скрестив ноги, пытаясь использовать открывшийся вид как предлог, чтобы не смотреть на Иена.

Наступил золотой час, тот, что прямо перед закатом. Сияние медового света окутало деревья и смягчило края скалистых выступов. Иен протянул Тесс вино в пластиковом стакане, налил немного себе и сел рядом, коснувшись рукой ее руки.

— Мне нравится твой домик на дереве, — сказала Тесс.

— Студия, — уточнил он.

— Гм.

Иен поставил бокал на бедро.

— Ты не веришь, что я буду здесь работать?

— Конечно будешь.

Тесс ответила слишком быстро, и он нахмурился.

— И буду. Однажды у меня будет тишина и покой.

— Это наступит скоро. — Тесс смотрела на землю — деревья и скалы, гребни и долины. — Мы с Рен, должно быть, переселимся в хижину в ближайшие день или два.

— Тогда чем я буду оправдываться?

Такая жестокая честность тронула ее.

— Ты ищешь свой путь. Эти прекрасные рисунки Рен…

— И твои, — презрительно напомнил он. — Таких эскизов пруд пруди.

— Ты в этом дока, так что полагаю, ты прав. Но я люблю их.

Солнце скрылось за холмами. Соломинки бледного света тянулись до облаков, которые словно обрызгали краской для пасхальных яиц. Иен провел тыльной стороной ладони по шее Тесс и приподнял длинную прядь ее волос. Намотал на палец, и мурашки пробежались по коже Тесс. Она разглядывала жесткие очертания его носа и словно высеченную из камня челюсть… ломаные линии скул… эти загадочные глаза. Лицо человека, который в болезненно раннем возрасте научился скрывать свои эмоции. Лицо человека, который вскрывает свои секреты только инструментами художника.

Что он видел, когда смотрел на нее? Видел ли под ее глазами тени от беспокойства и сна урывками? Видел ли, какая она обычная?

Иен поцеловал ее. Легчайшее прикосновение его губ к ее. Потом отстранился и посмотрел в глаза.

— Скажи «стоп», когда посчитаешь нужным.

— Продолжай, — услышала она свой шепот.

— Не позволяй мне торопить тебя.

Он не мог торопиться с тем, чего Тесс так долго ждала.

Иен снова поцеловал ее. Более глубоким поцелуем. Пальцы скользнули по ее волосам. Язык тронул ее приоткрытые губы. Иен их исследовал, не торопясь, повергая Тесс в медленное безумие. Его большие руки скользнули к ее плечам, вниз по спине, притянули ближе, пока груди Тесс не прижались к его груди. Это был всего лишь поцелуй. Только поцелуй. И все же она думала, что сейчас умрет на месте.

Ей бы все взять на себя. Делать свою работу так, как ей положено. Чтобы отплатить ему. И она этим займется. В любую секунду. Как только кончится этот поцелуй. Но сейчас будет наслаждаться.

Момент закончился, когда Иен перекатился с ней на полу платформы. Он притянул ее сверху на себя, как будто она ничего не весила. Тесс слишком хорошо знала это положение. Вечно сверху. Она оседлала его, готовая взять на себя инициативу. Она ему всем обязана и должна все сделать как надо. Что бы он хотел больше всего?

Иен любил целоваться. Она определенно могла этим заняться.

Их лица укрылись под завесой ее волос, когда Тесс наклонилась вперед и коснулась его губами. Ему нравились глубокие поцелуи, но она не особо практиковалась в использовании языка. Слава богу, она пила только вино и не ела никакого сыра. Сырный рот был бы противнее.

Насколько глубоко она должна зайти? Недалеко, иначе она его задушит. Ей ведь тоже не хотелось, чтобы поцелуй напоминал стоматологическое обследование.

Попытка сделать все идеально остудила горевший внутри ее огонь до пепла. Ей нужно перестать так много думать и положиться на свои инстинкты, чтобы разжечь этот огонь. Но инстинкты хотели, чтобы она слезла с него, спустилась по лестнице и поспешила к дому в тумане разочарования.

Иен произнес в ее едва приоткрытые губы:

— Где ты?

Тесс запрокинула голову.

— Что ты имеешь в виду? Я прямо здесь.

— Разве?

Она приподнялась на его бедрах.

— Ты собираешься меня критиковать?

Иен улыбнулся, а Тесс захотелось заплакать. Она слезла с него, решив добраться до лестницы, прежде чем окончательно унизит себя. Он протянул руку и схватил ее за запястье.

— Подожди.

— Отпусти.

Он не послушался.

— Я сказала тебе отпустить!

Иен встал на колени, все еще сжимая ее запястье.

— Отпущу. Обещаю. Но можешь дать мне отсрочку секунд в тридцать?

— Зачем?

— Не знаю. Устроить возню. Рассказать анекдот. Изобразить Томаса Эдисона. — Он отпустил ее запястье. — Мне нужно обдумать это.

Желание плакать исчезло, но Тесс не позволяла себе улыбаться.

— Никто не сможет скопировать Эдисона, а твои тридцать секунд уже истекли.

Иен выглядел обиженным.

— Насколько я понимаю, таймер не начинает тикать, пока я не перестану думать.

Тяжесть в груди исчезла, и Тесс сумела угрюмо проворчать:

— Наверное.

— Отлично. — Он откинулся на одеяло, вытянув ногу и согнув другую в колене, и притворился, что глубоко задумался, только чтобы покачать головой. — Это не работает. Мне нужно вдохновение. Не могла бы ты снять рубашку, пока я думаю? Это ведь не повредит?

Куда девался мрачный незнакомец, которого она так хорошо знала? Этот человек, казалось, перестал прятаться за ворчанием и рычанием. Собиралась ли она играть в его игру? Собиралась.

— Наверно не повредит. — Тесс опустилась на колени у края одеяла и скрестила руки на груди. — Возможно, ты захочешь подготовиться. Я не ношу сексуальный бюстгальтер. — Она стянула рубашку через голову, показав простой белый лифчик с кромкой мягкого кружева на верхней части.

Иен рассматривал бюстгальтер без всякой критики.

— Это точно проблема. Как я могу возбудиться, если на тебе нет сексуального бюстгальтера? — Взгляд не отрывался от ее груди. — Прежде чем ты ответишь на этот вопрос, мне нужно знать… те сексуальные трусики на тебе?

— Я не помню, какие трусы надела сегодня утром, — чопорно ответила Тесс, — но я почти уверена, что не те, мои сексуальные.

— Видишь ли, вот в чем дело. Сексуальность в глазах смотрящего.

— Вот как?

— Я удивлен, что ты этого не знаешь, — сказал Иен очень серьезно. — Что тебе нужно сделать сейчас, так это снять джинсы, чтобы я мог высказать свое беспристрастное мнение. Если только не считаешь, что я могу обидеть твои чувства.

Смех и возбуждение образовали внутри Тесс восхитительно тающую мешанину. Она встала.

— Я рискну.

Щелкнула застежка на джинсах, вжикнула молния.

— Подожди. Ты делаешь это неправильно.

— Я неправильно расстегиваю джинсы? Ты меня разыгрываешь.

— Может, то, что скажу, заденет чьи-то чувства, но я немного шокирован тем, что такая опытная медсестра, как ты, не знает о травмах, которые человек может получить от застежки-молнии.

— Правда, что ли? Не имела представления.

— Вижу. Медицинские работники, такие как ты, должны знать больше об основных правилах безопасности.

— Какие такие?

— Такие как… Лучше мужчинам взять на себя расстегивание молнии. Наши пальцы сильнее.

Могло ли такое случиться? Может ли секс с Иеном Нортом быть одновременно горячим и веселым? Тесс сделала вид, что задумалась.

— Полагаю, ты прав.

— Я очень не глупый парень.

Он встал перед ней на колени, сунул кончики пальцев ей за пояс и потянул за бегунок застежки-молнии. Но расстегнул молнию только наполовину, прежде чем остановиться, чтобы провести пальцами по пухлому изгибу ее живота. Тесс автоматически втянула живот, а затем подумала, какого черта, и отпустила.

Иен прижался губами к обнажившейся коже. Потом опустился ниже, прямо вместе с застежкой-молнией, пока не добрался до верхнего края трусиков, уткнулся в нее носом, кожи коснулось теплое дыхание.

— Вот что, — прошептал Иен, — по моему мнению, хорошо провести время.

И она ничего не сделала. Ничего, кроме того, что стояла здесь с начавшими трястись коленями.

Он спустил ее джинсы ниже, до этих самых колен, скользнув руками по ее бедрам.

Тесс солгала о своих трусиках. Это был бесстыдный бледно-лиловый экземпляр, который подарила ей подруга в надежде подбодрить. И под бесстыдством имелись в виду… выставленные напоказ ягодицы.

Которые Иен тут же обнаружил.

— Ты соврала. — Он обхватил ее обнаженный зад ладонями. — Это, наверно, самые великолепные трусики, которые мужчина когда-либо мог надеяться увидеть.

И снова зарылся носом.

Колени больше не собирались ее держать. Может быть, Иен почувствовал эту дрожь, потому что сжал Тесс за запястья и потянул к одеялу. Через несколько секунд сандалии Тесс испарились, как и джинсы. Она лежала перед ним в практичном лифчике и соблазнительных трусиках. Иен опустился над ней на колени, его голова и плечи выделялись на фоне неба цвета расплавленных мармеладных мишек.

Несмотря на заметную выпуклость на его джинсах, Иен, похоже, никуда не торопился.

— Не прими за критику, — сказал он, — но это убожество, а не бюстгальтер. Может, мне стоит его снять?

Тесс приподнялась на локте.

— Я сама могу. Или это еще одна угроза безопасности?

— Ты быстро схватываешь. Одно из качеств, которые я в тебе больше всего ценю.

Ее собирались сжечь дотла, а она даже еще не голая.

— Опасные застежки бюстгальтера?

— Постоянно отправляют женщин в «скорую помощь». — Он уткнулся губами ей в плечо, поглаживая спину. — Но только не эту женщину. — После чего расстегнул бюстгальтер и освободил ее груди.

И уставился на нее. Вбирая целиком. Рассматривая детали. Форму сосков, то, что одна из грудей была немного больше другой. Иен нежно надавил на плечи Тесс, откидывая ее обратно на одеяло.

— Это преступление против человечества, — пробормотал он, — держать такое в секрете.

Его слова… Его взгляд… Тесс никогда еще не чувствовала себя более роскошной в своей женственности. Иен обнял ее, обдав теплым дыханием кожу, оценивая наклон ее грудей, их вес, восхищаясь ее телом. Он слегка провел подбородком по одному соску, нежно его потирая. А потом другой. Тесс невольно выгнула спину. Ей пришлось заставить его остановиться, а не то она достигнет кульминации.

— Избавься от рубашки.

Он повиновался. Занимая все отведенное миру время. Вел себя так, будто расстегивание каждой кнопки потребовало всей его концентрации. Но когда Тесс встала на колени, чтобы быстро справиться с такой легкой задачей, удержал ее руки.

И вот тогда она поняла. Ее соблазняли.

Она, Тесс Хартсонг, королева соблазнения, стала теперь объектом изысканного, расчетливого и чрезмерного… совращения.

***

Сняв наконец рубашку, но лишь расстегнув джинсы, Иен опустился рядом с Тесс и принялся исследовать ее тело. Вернулся к ее груди. Сначала руками, потом губами. Трогал, заставлял извиваться под ним, несмотря на то, что ее глупые бледно-лиловые трусики упорно оставались на месте. Тесс не смогла сдержать мольбы.

— Пожалуйста… Пожалуйста.

Иен дотронулся до ее живота. Прикоснулся к ней через кружево трусиков. Будто легко-легко провел кончиком кисти. И этого оказалось достаточно.

Тесс выгнула шею. Ее тело напряглось. И она взмыла вверх, полетела над облаками, зависла в космосе и, наконец, разбилась вдребезги.

Прошли секунды, часы, дни, прежде чем Тесс смогла вернуться на землю, а над ней продолжало кружиться небо. Уже второй раз Иен сотворил с ней такое, а она не сделала ничего, чтобы ответить взаимностью.

Он откинулся на пятки.

— Еще вина?

Тесс резко поднялась на локти, чуть не крича на него:

— Что ты вытворяешь? Как ты можешь быть таким… отстраненным?

— Отстраненным? — Его глаза метали молнии. — С тех пор, как я встретил тебя, я только и делаю, что живу с вечным стояком. Наблюдая, как ты расхаживаешь тут…

— Я не расхаживаю.

— Видя твою великолепную грудь. Эту красивую задницу. Даже затылок. И все это время ты не обращала на меня внимания. А теперь, детка, — прорычал он, — пришло время расплаты.

— Расплаты?

— Думай об этом как о заслуженном возмездии.

То, как он сказал это слово. Восхитительная угроза взволновала Тесс.

— Мне жаль.

Вовсе не жаль, но ей нравилось, как кротко она говорила. Больше никакая не соблазнительница…

— Сейчас еще больше пожалеешь. — Иен сунул руку в карман джинсов, вытащил один из тех презервативов, которые носил с собой, и шлепнул им по платформе, давая понять, насколько он серьезен. Одним махом джинсы соскользнули с него вместе с шелковистыми боксерами, которые Тесс видела в его ящике комода. Ей вряд ли была незнакома мужская анатомия, но вот это… Это было…

— Я не думаю… — предупредила она. — Что готова ко всему этому.

— Постарайся, — сказал Иен, — потому что ты должна это выдержать.

Она вздрогнула. Что ж, совершенно новая игра, и Тесс была более чем согласна играть в нее.

— Я… я не готова.

Самая большая ложь в мире.

Иен опустился рядом с ней.

— Посмотрим.

И он это сделал.

Исследовал ее. Тщательно. Пробуя. Ее трусики куда-то исчезли. Выражение его лица было жестким, а прикосновение — совершенным. Откуда он знал, что именно вот такого она жаждала в своих горячих снах?

Тесс снова взорвалась, еще до того, как он вошел в нее, но теперь была его очередь. Иен толкнулся глубоко. Она потянулась навстречу. Он выгнулся. Подался вперед. Вперед и вперед. Достиг кульминации.

Насытившись и улыбаясь, Тесс сжимала его сквозь последние содрогания, ощущая его шрамы, желая поцеловать каждый из них. Наконец Иен перевернулся и простонал:

— Полный провал.

— Какое разочарование.

— Осталось только одно.

— Попробовать еще раз?

— Боюсь, что так. Но сначала…

Он налил еще вина.

Они пили, сидя обнаженными на одеяле в темноте, почти не разговаривая. В конце концов снова легли на одеяло, и на этот раз все было даже еще лучше.

После они лежали на спине. Тесс потянулась и сказала единственное, что, по ее мнению, имело смысл:

— Давай поедим?

— Эта женщина мне по сердцу.

Что не соответствовало правде. Какое бы удовольствие ни доставляли эти слова, его сердце надежно погребено в прочной стене, которая так долго его защищала.

***

Ночью похолодало, и они вернулись в дом. Иену казалось естественным вернуться в свою старую спальню, чтобы лечь с Тесс. Снова заняться любовью. А потом еще раз.

В конце концов, Тесс услышала его глубокое ровное дыхание, но сама не могла уснуть. Ей стукнуло тридцать пять лет, и до сих пор она спала только с одним мужчиной.

Иен не шевельнулся, когда она соскользнула с кровати и свернулась в кресле у окна. Она уперлась ногами в оттоманку и попыталась привести в порядок спутанные мысли. Близость совместного сна заставила ее почувствовать себя уязвимой и беззащитной, но беззащитной перед чем?

Перед этим всплеском чувств… Этим комком в ее сердце… Этим стремлением к большему, чем секс. Ради…

Стоп! Она не могла зайти так далеко. Эмоциональные границы Иена высечены в камне, и ей нужно иметь не менее твердые свои собственные. Однажды любовь чуть не уничтожила ее. Такого больше никогда не повторится.

***

Тесс проснулась на рассвете с одеревеневшей шеей и парой-другой болезненных местечек, которые не имели ничего общего с ночевкой в кресле, и прокралась в ванную, чтобы принять душ. Когда она вышла, завернувшись в полотенце, Иен все еще был в постели, но не спал. Волосы сбоку на голове встали дыбом, а снежно-белые подушки только подчеркивали его загар.

— Ты что-то рано.

— Хочу увидеть Птичку перед тем, как пойти на работу.

— Скучаешь по ней?

— Ничего не могу с собой поделать.

Рен была в полной безопасности с Хизер. Отправить к ней малышку прошлой ночью было совсем не похоже на тот день, когда ее забрали Деннинги. Но руки Тесс казались пустыми.

Иен закинул руку за голову, обнажив белый шрам, и, полуприкрыв веки, окинул ее небрежным, сексуальным взглядом.

— Как насчет того, чтобы уронить это полотенце?

Тесс одолело искушение. Слишком соблазнительно.

— Я не то чтобы не против, но тогда ты подумаешь, что я слишком доступна.

Он засмеялся, встал с постели и пошел голым по комнате. Его тело было сильным и стройным, с длинными сухими мускулами. Иен был худым там, где у Тесс имелись округлые формы. Его шрамы приобретены вследствие драматичных событий, в то время как ее отметины возникли в результате падения со скейтборда в детстве.

Он знал, что она смотрит на него, но просто улыбнулся и исчез в ванной, оставив ее наедине с беспорядочной мешаниной мыслей.

***

Иен вошел под душ, прежде чем тот согрелся. Ему требовался шок от холодной воды. В противном случае придется сразу же вернуться в спальню и заставить Тесс передумать, и он сомневался, что это потребует много усилий.

Он никогда не был с такой женщиной, как она. Возлюбленной такой чрезмерно сексуальной, такой одаренной воображением, такой раскрепощенной и соблазнительной. Когда вода стала горячей, он указательным пальцем нарисовал обнаженный силуэт на запотевшей дверце душа. Изгиб бедра, линия груди.

Стер то, что нарисовал, и сунул лицо под струи. Он ни за что не причинит ей вреда. Он дал ей секс, которого они оба жаждали. Это весело и непристойно. Но он также охранял ее так, как она не защищала бы себя. Несмотря на всю свою стойкость, Тесс Хартсонг была женщиной, которая слишком свободно отдавала свое сердце. Худшее, что она могла сделать, — это отдать его мужчине, который не оценил бы его.

Иен намеревался сделать все, чтобы этого не произошло.

ГЛАВА 18

Когда кончилась ее дневная смена, то из дома Хизер, где сигнал был сильнее, Тесс включила на смартфоне видеосвязь с Деннингами. Она подняла Рен, чтобы бабушка и дедушка могли ее увидеть.

— Посмотрите. У Птички шейка уже окрепла.

— И правда! Посмотри, Джефф. Как она выросла!

Они изо всех сил восхищались Рен и захлопали в ладоши, когда малышка очень мило чихнула. Сеанс связи закончился, и Тесс подумала о том, как эти люди, которые казались такими пугающими незнакомцами всего несколько недель назад, теперь становились неотъемлемой частью ее жизни. И удивительно, насколько ощущалось в душе, что так и должно быть.

В хижину переместилось еще несколько вещей. Хотя Тесс освежила это место, но все равно здесь было тесно и пахло затхлостью. Не хватало современной кухонной техники, удобной мебели и больших окон без занавесок.

— Обещаю, дорогая, — она поцеловала Рен в макушку, — я в самое ближайшее время приготовлю для нас дом.

С наступлением сумерек Тесс накормила малышку и приготовила себе бутерброд из того, что захватила из школы. Без доставки на дом, за которую платил Иен, покупать продукты будет сложнее и затратней.

Через заднюю дверь вошел Иен. Он глянул на корзину для белья, в которой Тесс упаковала одноразовые подгузники Рен, смеси и другие принадлежности.

— Не могу поверить, что ты сюда переезжаешь. Посмотри на это безобразие вокруг.

— Ничего такого, что не исправит небольшая покраска. — Она указала на грязные стены. — Флаг тебе в руки. Может, желтовато-кремовый.

— Я известный художник. Ты не можешь позволить себе мою работу.

Тесс было собралась сострить насчет предложения сексуальной скидки, но остановилась. Она должна заплатить ему.

— Тебе нужно вернуть себе свободное пространство.

— Здесь не город. Вокруг ни души.

— Если ты испугаешься темноты, потяни за шнурок звонка. Мы с Птичкой примчимся.

— Не смешно.

Она посмотрела на Рен.

— Мы думаем, что мы довольно забавные, правда, солнышко?

Рен фыркнула и шлепнула ручкой.

— Я серьезно, Тесс. Это же жалкая лачуга. А Рен слишком мала, чтобы ты оставалась здесь одна.

— Я собираюсь это исправить.

— Не понимаю, зачем такая спешка.

— Я куплю тебе рупор.

— Отдай мне ребенка! Ты подбрасываешь ее, как теннисный мяч. — Не успела Тесс возразить, как он вытащил Рен у нее из слинга и взял на руки. — Если хочешь, чтобы она вернулась, приходи и забери ее!

И с решительным видом выскочил за дверь с ее малышкой.

Тесс включила свет и поднялась наверх, чтобы убрать кое-что из вещей Рен. Хижина незнакомо скрипнула. Всегда ли та издавала эти звуки? Все, что Тесс могла вспомнить с первых недель пребывания здесь, — это свои страдания. Она оглядела в спальне отслаивающиеся обои и тусклые углы. Здесь она была одинока не больше, чем в школе, но ей стало как-то не по себе. Не то чтобы страшно — окна были закрыты занавесками, — но занервничала, что ей не понравилось.

Следует насладиться этими мгновениями передышки, прежде чем забрать дочь, но на душе кошки скребли, не было никакого настроения ни читать, ни заниматься рутинными домашними делами. Несколько месяцев назад Тесс включила бы музыку и станцевала, но у нее пропало желание. Теперь хотелось поговорить с Иеном за бокалом вина. Или — кого она обманывала? — снова любить его. Тесс вздрогнула при воспоминании о том, что произошло в домике на дереве.

Она будет скучать не столько по школе, сколько по простому существованию с Иеном. Тесс вышла на крыльцо, таща с собой за компанию туман депрессии. Вечер был прохладным, и ей требовалась куртка, но Тесс не стала возвращаться за ней в дом. Мотылек безуспешно стучал по единственной лампочке, ввинченной в потрескавшееся фарфоровое основание на стене. Ей нужен настоящий светильник и качели на крыльце, где они с Рен могли бы посидеть и поболтать. Пара удобных диванов и уютное кресло для чтения. Ухоженная кухня… и комната, раскрашенная как сверкающие недра пещеры.

Она подпрыгнула, когда что-то большое двинулось в лесу. Хрустнула ветка, и из тени вышел мужчина. Тесс инстинктивно сделала шаг назад и уперлась спиной в бревенчатую стену.

— Вижу, для разнообразия вы одна? — спросил он.

Тесс забыла, каким большим и громоздким был Брэд Винчестер. Широкая грудь, мощный торс, тяжелые руки…

— Что вы хотите?

Он подошел к краю тусклого желтого пятна света с крыльца. На нем была легкая куртка, темные брюки. От него исходила угроза. Несколько мгновений назад Тесс было холодно, но теперь ее ладони стали такими липкими, чего не было бы, если бы Винчестер подъехал к ее входной двери на машине, вместо того чтобы подкрасться из леса.

Когда он без приглашения ступил на крыльцо, единственная лампочка залила его преждевременно поседевшие волосы жутким светом. Он осмотрел бревенчатые столбы и нависающую крышу крыльца.

— Здесь выросла бабушка Келли. Келли любит этот дом. Я должен был купить его, когда его выставили на продажу. Это избавило бы всех нас от множества неприятностей.

— Но вы этого не сделали.

Винчестер подошел ближе.

— Я не потерплю, чтобы кто-то обижал мою жену.

Тесс заставила себя отойти от стены хижины.

— Вам нужно уйти.

— Я нашел это в вещах моей жены.

Он вытащил что-то из кармана пиджака и протянул, чтобы Тесс могла видеть.

Это был номер телефона Тесс, написанный на фирменном бланке ее старой клиники.

Винчестер смял бумагу в кулаке.

— Келли должна была сразу сказать мне, что вы приставали к ней, но она не хотела меня беспокоить.

— Приставала к ней?

Он уронил мятую бумажку на крыльцо.

— То, как вы пытались заставить ее встретиться с вами, чтобы могли изводить ее своей пропагандой.

Тесс сложила два и два, и ей не понравилось то, что она поняла. Брэд нашел телефонный номер Тесс, а Келли солгала о том, зачем он ей понадобился.

Винчестер подошел ближе, нависая громадиной, чтобы запугать Тесс.

— Мы с женой думаем одинаково. Вы действительно верите, что сможете заставить ее поменять взгляды? Она никогда не вмешивается в политику.

— Политика? — Тесс засунула большой палец за пояс джинсов. — Я скорее думала, как лучше для детей.

На поляне мелькнул свет фар. Они оба повернулись и увидели серебристый «Лексус», остановившийся перед хижиной. Двигатель выключился, дверь открылась, и выскочила Келли.

Она стояла сбоку от машины, ее взгляд нервно метался между Тесс и мужем, выказывая явное беспокойство о том, что Тесс могла ему сказать. Потом двинулась к ним.

— Что-то не так, Брэд? Я увидела твою машину, припаркованную на дороге. Ты ведь не должен был вернуться из Нэшвилла до завтра.

— Мы закончили рано. Где ты была?

— Мать Марджи Векслер больна. Я посидела с ней немного.

— Это мило с твоей стороны. — Он сошел с крыльца и протянул руку к жене. Не подходя к Келли, но вынуждая ее подойти к нему. Она колебалась всего мгновение, прежде чем подчиниться.

Покровительственный жест, с которым он обнял мясистой рукой ее тонкие плечи, напомнил Тесс о том, как Коннор поймал в ловушку Аву.

— Мне нужно было немного потренироваться, — сказал Винчестер, — и мне также нужно поговорить здесь с Тесс. Знаю, ты не хотела, чтобы я вмешивался, но ты слишком снисходительна к людям. Тесс нужно понять, что она больше никогда не должна тебя беспокоить.

Келли потрясенно посмотрела на Тесс, а затем на мужа. Брэд ткнул жену под подбородок, словно ребенка.

— Она досаждала не только тебе. Сегодня мне позвонила мать Коннора. Оказывается, Тесс встречалась с некоторыми из наших мальчиков. Элен этому не обрадовалась.

Келли пристально посмотрела на мужа.

— Конечно она расстроена.

— Не придумала ничего лучше, чем у нас за спиной учить кучу похотливых мальчишек заниматься сексом. — Он отпустил жену и повернулся к Тесс. — Вы продолжаете совать нос туда, куда вас не просят.

Пришла очередь Тесс проявить агрессию.

— Кажется, вы проводите много времени, суя нос в мою жизнь, так что назовем это честным обменом.

Его грудь раздулась, как горячий зефир.

— Вы должны прекратить приставать к моей жене или еще к кому в нашем городе. Нам не интересно ваше мнение. Ведь так, Келли?

Келли наклонила голову и пробормотала что-то неразборчивое. Тесс ненавидела робость этой женщины. Куда подевалось ее достоинство?

Винчестера не устроил невнятный ответ жены.

— Келли?

Она подняла голову и пробормотала:

— Тебе следует послушать Брэда, Тесс.

Любые теплые чувства, которые Тесс испытывала к Келли, исчезли перед проявлением такой трусости.

— Я слушаю только тех людей, которых уважаю, а сейчас вы оба выпали из моего списка.

— Да неужели? — Брэд Винчестер отпустил жену. — Иди домой, детка. Я вернусь на своей машине.

Келли нерешительно посмотрела на них — видно, все еще боялась, что Тесс разоблачит ее ложь. Тесс могла бы подбодрить ее каким-нибудь обнадеживающим жестом, но была милой не до такой степени.

Келли медленно побрела к своей машине. Тесс не хотела оставаться с Винчестером наедине, но и не могла заставить себя убежать внутрь. Брэд позвал жену.

— Я хочу, когда приеду, чтобы меня ждала выпивка. На этот раз добавь три оливки. Те вкусные, что ты начиняешь голубым сыром.

Та уверенная в себе женщина, которая впервые схлестнулась с Тесс в «Разбитом дымоходе» из-за выставленных презервативов, вмиг испарилась. Келли коротко отрывисто кивнула и уехала.

Тесс с отвращением посмотрела на Брэда.

— Таких мужчин больше не делают.

— Я старой закалки, — резко возразил он, — и не буду за это извиняться. Я защищаю свою семью.

— Ага, а я невесть какая большая угроза.

Он ткнул в нее пальцем:

— Оставьте мою жену в покое. Мою дочь тоже.

— Есть предложение. Почему бы вам не сделать им обеим одолжение и не позволить говорить за себя?

— Вы серьезно думаете, что сможете бросить мне вызов? Вы никто.

Тесс собрала всю браваду, на которую способна.

— А вы большая шишка. Бесспорный король Темпеста, штат Теннесси. Я понимаю. Мне просто наплевать.

— А вот это зря.

Он повернулся и исчез в лесу.

Тесс вернулась внутрь и заперла дверь. Брэд Винчестер — узколобый, надменный, задиристый, худший из тиранов. Но был ли он также жестоким?

Келли отрицала, что он применял физическое насилие, но правда ли это? Враждебность Винчестера казалась несоразмерной поступкам Тесс. Может быть, его антипатия больше связана с его потребностью всем управлять, чем с городской программой полового воспитания. Он из тех типов, кто привык во всем поступать по-своему, и не собирался позволять никому, особенно женщине и чужачке, бросать ему вызов.

***

Тесс вернулась в школу. Рен спала в своем гнездышке в спальне наверху. Когда с радионяней в руке подошел Иен, она решила не рассказывать ему о визите Брэда Винчестера. Это только усилило бы беспокойство Иена, который еще больше встревожился бы по поводу переезда в хижину, а Тесс настоятельно требовалось снова вернуться к самостоятельной жизни. Без него. И как можно скорее.

Иен лениво окинул ее взглядом.

— На этот раз я собираюсь нарисовать тебя по-настоящему.

Она стряхнула с себя последствия неприятной встречи в хижине.

— Я уже слышала это раньше. Ты склонен отвлекаться.

— Все дело в умственной дисциплине. В прошлый раз я недостаточно сконцентрировался.

— А на этот раз будет по-другому?

— Абсолютно.

Он повел ее в студию, где посреди комнаты уже стояла металлическая тележка, нагруженная банками, горшками и выдавленными тюбиками с краской.

— Не стесняйся снимать одежду, — сказал Иен. — Я не буду смотреть.

И повернулся спиной, без надобности изучая уже припасенные принадлежности.

— Мы что, обязательно должны это делать? — уточнила Тесс. — Я чувствую себя неловко.

Иен подбоченился.

— Мы снова вернулись к этому твоему дерьму со стеснением своего тела?

— Могу себе позволить спорить насчет стеснения тела. Это мое тело.

— И Бог не мог создать более совершенного. Давай, Тесс. Вдохновляй меня.

— Черт! — Она стянула свитер через голову, все еще ворча. — Ты ведь можешь нанять самых красивых в мире моделей с потрясающими фигурами, но разве ты так поступаешь? Нет. — Она сбросила туфли. — Вот что я думаю. Я думаю, ты просто скупердяй. — Она стянула джинсы и расстегнула бюстгальтер. — Ты не хочешь платить профессионалам. Вместо этого пользуешься беззащитной вдовой…

Иен фыркнул.

Тесс отбросила бюстгальтер.

— И я оставляю свои трусы!

Он скрестил руки на груди с раздражающим самодовольством.

— Немного поздновато, учитывая, что я все под ними видел. И я имею в виду все.

Тесс нравилась эта новая, игривая его сторона. И ей нравилось не знать точно, что будет дальше.

— Мне холодно, — сказала она чуть обиженно.

— Вот где ты ошибаешься. Ты горячая, детка. Чертовски горячая.

Тесс подавила улыбку.

— Как скажешь. — На ней не было ничего, кроме скудных трусиков бикини, усыпанных фламинго, и она повернулась к Иену лицом. — Никаких фотографий. Я не хочу, чтобы мой целлюлит разлетелся по Интернету в следующий раз, когда ты на меня разозлишься. Что, как ты знаешь, не за горами.

— Твоему целлюлиту не грозит никакая моя мелкая месть.

Иен развернул длинный лист чего-то вроде белой мясницкой бумаги, разложил на полу и привлек Тесс, чтобы она на него встала.

Тесс поупражнялась в надувании губ.

— Как так получилось, что ты все еще в одежде?

— Дисциплина, помнишь? — Он погрузил руки в ее волосы и взлохматил их, пока она не стала похожа на дикарку. — Идеально. — Потом потянулся к одной из баночек с краской. — Не беспокойся. Это нетоксично.

— Почему я должна… Эй! — Она непроизвольно вскрикнула, когда он коснулся ее соска, оставив ярко-синий мазок. — Что ты творишь?

— Я же бунтарь, разве не помнишь? Работаю с любыми поверхностями.

И обвел краской вокруг соска.

Вот тогда Тесс поняла. Когда он сказал, что хочет ее нарисовать, то имел в виду буквально.

Она стояла неподвижно и позволила Иену превратить ее грудь в сложный медальон из синего, малинового, бордового и золотого цветов, с перистыми краями, скользящими по ее ребрам. Теплота краски и чувственное прикосновение его пальцев превратились в изысканную пытку. Ее кости начали таять, когда он обхватил ее грудь одной рукой и мизинцем другой размазал пигмент.

Иен выбрал квадрат тонкого холста из кипы ткани на тележке и осторожно и тщательно прилепил к ее груди, перенеся изображение с кожи Тесс на небольшой холст. Используя ее тело как гибкий штамп.

Тесс стояла перед ним, с ослабевшими коленями и дико возбужденная. Иен отложил холст и разрисовал другую ее грудь замысловатым разноцветным узором воздушного кружева. Ее ладони стали влажными, когда он терзал сосок охрой, лимоном и бордо. Пот начал стекать по его горлу.

Иен снова прижал холст к груди Тесс, сделал отпечаток, отложил холст в сторону и двинулся к ее пупку. Его волосы упали на лоб, брови хмурились от сосредоточенного напряжения.

Кожа Тесс жила, каждый ее дюйм будоражился от чувственных прикосновений. Иен окружил овал ее пупка мозаикой из набегающих волн. Прижал к животу Тесс новый холст. Отложил в сторону.

Краска капала ей на трусики. Иен стянул с плеч мокрую от пота рубашку и упал на колени. Тесс сжала кулаки, подавляя искушение вонзить пальцы в его волосы. Его дыхание обжигало кожу. Иен передвинулся ей за спину. Спустил с одной стороны край ее трусиков и заткнул ткань в расщелине ее ягодиц, обнажив одну из них.

Тесс не могла его видеть, только чувствовала его руки на своей коже и представляла, что они создают. В комнате стало чересчур жарко, ощущения были слишком острыми. Иен прилепил холст к ее ягодицам, проведя поверх пальцем.

Теперь он снова был перед ней. Краска размазалась по его бицепсу и забрызгала волосы. Трусики мешали. Иен снял их и раздвинул ей ноги. Он работал аккуратно, нарисовав крохотный узор высоко на бедре Тесс. Тыльная сторона его руки касалась ее, когда он работал в этом месте, пока Тесс не потеряла равновесие и не упала на колени перед ним.

Их глаза встретились и замерли. Брызги белой краски прилипли к щетине на его подбородке. В уголке рта появилась капля зелени. Не сводя сИена глаз, Тесс обхватила грудь и растерла оставшуюся краску ладонями.

— Теперь ты, — прошептала она.

Он застонал, когда она положила ладони ему на ключицы и провела по его груди до талии.

***

Когда Иен почувствовал, как пальцы Тесс отщелкнули кнопку на его джинсах, вытаскивая презерватив, он потерял последний контроль, за который так сильно цеплялся, и притянул ее к себе на пол. Запустил заляпанные краской руки ей в волосы, поцеловал и вдохнул ее запах. Они перевернулись, прижавшись губами, оба боролись с мешавшими джинсами, их дыхание отяжелело, движения стали неуклюжими.

Локоть здесь, колено там, своенравное царапание ногтем — никакой изящной хореографии. Тела скользкие от краски и пота.

Иен переворачивал ее. Под себя. Поверх себя. Скольжение пигмента между их телами. На коленях Тесс. Обнимая ее сзади, размазывая то, что осталось от созданных им узоров.

Снова поворачивая ее.

Горшки с краской опрокинулись, и пигмент разлился на полу. Они катались в нем. Оба вышли из-под контроля, сошли с ума.

А потом он оказался внутри нее. Стал ее частью. Частью этого пышного, щедрого тела. Этой женщины с полуприкрытыми от страсти фиолетово-голубыми глазами и полуночными волосами, обрамлявшими хаотической короной ее голову.

Пока Иен удерживал себя в узде, по его телу лился пот. Дожидался выгнутой спины. Крика. Ее выгнутой спины. Никогда… сроду ему не удавалось до такой степени сдерживаться.

Он проник глубже. Держа ее. Через ее встречный натиск. Через его собственный. В самый взрыв спектра.

Придя в себя, Иен увидел, что они превратили его тщательную работу в хаос, прекрасный кошмар размазанной краски по смуглой коже. Тесс взяла из тележки один из нетронутых квадратов холста и прижала его к пятну краски на его боку. Еще один она прижала к его груди. Ее волосы падали вперед, закрывая лицо, пряди были испещрены ультрамарином и киноварью. Она отпечатала его бедро. Его пах.

Поочередно.

Иен лежал неподвижно и наблюдал за ее работой, хотя внутри него начала расти паника, биться все сильнее и быстрее. Он спрятал ее за улыбкой и шуткой. Прятал, когда они вместе принимали душ, вымывая краску из всех потайных мест. Прятал, когда они снова брали друг друга.

Когда из радионяни раздался плач, Тесс схватила халат и исчезла, лишь следы от ее мокрых ног отпечатались на полу. Иен вернулся в студию и поставилкаждый из квадратов холста сушиться, прежде чем убрать сотворенный беспорядок. И все же паника его не покидала.

Он должен бежать отсюда. От нее.

***

Даже воинственные сослуживицы Тесс не могли испортить ей настроение на следующий день. Она забрала Рен у Хизер и поехала в школу, все еще думая о сумасшедшем безумии прошлой ночи. Когда она добралась до школы, перед ней оказался криво припаркованный «Ниссан Ультима», а на крыльце стоял готовый постучать в дверь мужчина, которого она прежде не видела. Когда Тесс вышла из машины, он повернулся к ней лицом.

На вид ему было чуть меньше тридцати, небритый, с взъерошенными светло-каштановыми волосами и в одежде, которую он, похоже, не менял на несколько дней дольше, чем надо: мятые брюки чинос, коричневая рубашка с закатанными рукавами, и старый сафари-жилет цвета хаки с несколькими карманами.

Оставив Рен на заднем сиденье, Тесс пошла по тропинке.

— Могу я чем-то помочь?

— Вы Тесс Хартсонг?

— Да. А вы?

— Я Саймон Деннинг.

ГЛАВА 19

Тесс старалась тянуть время. Открыла входную дверь, пригласила гостя войти, а сама вернулась к машине достать Рен и, забираясь внутрь, ударилась головой о дверную раму. Она схватилась за крышу машины, чтобы не упасть, и крепко зажмурилась от внезапно подступивших слез, но не от боли, а от ощущения, что на нее снова вот-вот обрушится мир.

Рен широко таращила глазки, которые синели небом Ван Гога, кулачок беспорядочно двигался к ротику. Тесс подняла ее и прижала к шее: пульс под родничком малышки стучал ей в щеку. Она поцеловала пушистую макушку и повернулась лицом к новому демону, вторгшемуся в их жизни.

Деннинг стоял в коридоре в точности там, где его и оставили. Свободной рукой Тесс щелкнула выключателем и зажгла верхний свет.

— Это тот ребенок? — без всякой надобности уточнил Деннинг.

— Да, это Рен. Моя дочь.

Он засунул руку в карман брюк.

— У вас случайно не найдется пива? И свободной ванной? Я в дороге почти два дня.

Тесс направила его в старую комнату Бьянки. Он остановился на пороге и посмотрел на убранство сказочной пещеры.

— Проклятие. Никогда не видел ничего подобного.

— Да, это необычно.

— Невероятно.

Прижимая к себе Рен, Тесс достала пиво из холодильника. Она двигалась на автомате, пытаясь убедить себя, что этот человек слыл перекати-полем и не желал растить ребенка. Но если он не хотел воспитывать Рен, почему же проделал весь этот путь, чтобы ее увидеть? А где Иен? Она хотела, чтобы он был здесь, рядом с ней, хотя знала, что это препятствие ей нужно преодолеть в одиночку.

Выйдя из спальни, Деннинг принес с собой слабый запах мыла. Тесс поставила пиво на одном конце обеденного стола и отошла с Рен к другому, как можно дальше. Он взял бутылку, но не сел. И она тоже. Между ними простерся, словно минное поле, стол.

— Ваши родители сказали, что вы были в Афганистане.

— Да, был.

— Вы их видели?

— Я поеду к ним после того, как уеду отсюда.

Рен пососала ее ключицу. Тесс томилась в ожидании.

Деннинг поднес бутылку к губам и сделал долгий глоток, прежде чем снова заговорил.

— Я не знаю, что вам сказала Бьянка, но это не мой ребенок.

Где-то внутри резко зашумело.

— Я посчитал, — пояснил он. — Даты не сходятся.

Влажные пальчики Рен коснулись ее щеки. Тесс взяла малышку за ручку.

— Но… Вы говорили со своими родителями. Вы же сказали…

— Я знаю, что сказал. — Он сделал еще один большой глоток пива. — Я находился недалеко от Долины смерти, и связь все время рвалась. Только два дня назад, когда вернулся в Кабул, я смог разобраться во всех датах. У меня был отпуск, поэтому я вылетел следующим рейсом — сначала увидеть вас, а потом поговорить с ними. — Наконец Деннинг сел за стол, все еще вертя в руках бутылку. — Слушайте, мне жаль, что вам пришлось пройти через все это. Вот почему я считал, что должен приехать сюда и рассказать вам лично. Рассказать им.

Входная дверь открылась, и вошел Иен. Он остановился, увидев гостя.

— Еще одна травма по соседству?

Тесс отошла от стола.

— Иен, это Саймон Деннинг.

Иен был дока по части скрывать свои эмоции, и она в очередной раз стала свидетелем его мастерства.

— Вот как?

— Он говорит, что не он отец Рен.

— Я не ее отец.

Деннинг осушил бутылку и со стуком поставил на место.

Иен подошел ближе, не глядя на Тесс, только на Деннинга.

— Может, вам лучше рассказать нам всю историю.

Деннинг в общих чертах обрисовал свой короткий роман с Бьянкой, который начался с их встречи в баре Ист-Виллиджа.

— К ней приставала пара парней, что ей явно не нравилось, поэтому я вмешался и повел себя так, будто у нас свидание. Она была девушкой веселой и какой-то бесшабашной. Такую, как она, я прежде не встречал. Я ей нравился, но в городе собирался пробыть всего неделю, так что ничего серьезного бы не вышло. Тем не менее, у нас случился роман страстный, но короткий.

Он продолжил рассказ, описывая свидания, где бывал с Бьянкой, с кем виделись. Был столь откровенен, что Тесс чуяла, что он говорит правду еще до того, как он вытащил свой телефон и пролистал серию устаревших фотографий их двоих вместе. Живот Бьянки был плоским, но быстрый мысленный подсчет показал, что она была примерно на шестой неделе беременности.

Саймон потер небритую челюсть.

— В то время я не задумывался об этом, но припоминаю, что никогда не видел, чтобы она пила алкоголь, даже в ту ночь, когда мы встретились в том баре. Теперь это приобрело смысл. Она уже была беременна.

— Вы сдадите ДНК-тест? — спросил Иен.

— Если вы за это заплатите.

***

— Это моя вина, — пробормотал Иен, когда Саймон ушел. — Она сказала мне, что забеременела от Деннинга, и я купился, хотя уж кто-кто, а я должен знать, насколько небрежно Бьянка обращалась с фактами.

Почему Иен не взглянул на нее, Тесс?

— У тебя не было причин подозревать, что она солгала.

— Я ее знал. — Он потер шею сзади. — Мне следовало провести расследование, но она сказала то же самое нескольким знакомым.

Тесс закусила нижнюю губу.

— Может быть, это к лучшему.

— Ты знаешь, что это не так.

Он был прав. Тесс не могла представить себе, как она может протянуть месяцы — годы — в ожидании, когда появится другой мужчина и заберет ее ребенка.

— Я собираюсь на Манхэттен, — сказал Иен. — Поговорю со всеми, кто ее знал. Я разберусь с этим.

— Это моя ответственность.

— Почему?

— Потому что Рен моя. Ты просто ее… ее крестный фей.

Наконец он посмотрел на нее, но между ними пролегло такое расстояние, как будто они только-только познакомились.

— Ты понимаешь, о чем я, — сказала она.

— Да, о многом. Но не об этом.

— Я справлюсь сама.

— Уверен, что сможешь, но зачем тебе?

Потому что именно так она будет воспитывать Рен. В одиночестве, сама.

***

Иен удивил ее, уехав спустя несколько часов. Что-то в его поведении — отстраненность, которая отсутствовала еще несколько дней назад, — заставляло тревожиться. Тесс убеждала себя не брать в голову. Ей надо перестать пытаться читать его мысли и сосредоточиться на своей жизни. Это означало переехать в хижину окончательно.

Остальные вещи перевезли быстро. Тесс работала над своими записями к завтрашнему вечернему собранию общины, но в основном держала на руках свою крошечную капризную дочку и старалась не думать о лежавшей впереди неопределенности.

Даже с закрытыми шторами в ту ночь она представляла заглядывающего в окно Брэда Винчестера, и ей не нравилось, что он заставил ее так нервничать. Лежа в постели, она скучала по Иену, и не только по их сексуальной жизни. Ей не хватало возможности поговорить с ним, быть с ним.

Рен, похоже, не нравилась хижина больше, чем Тесс, — а может, она тоже скучала по Иену, — потому что всю ночь куксилась.

Утром Тесс проглотила две чашки крепкого кофе, пока беспокоилась, придет ли кто-нибудь на сегодняшнюю встречу. Или, может быть, жители явятся с горячей смолой и ведром перьев, приготовившись выгнать ее из города за развращение их молодежи. Она уговаривала себя, что этого не произойдет. Да, в городе были свои реакционные приверженцы, но имелись и здравомыслящие люди… хотя многие из них могли верить в то, что она виновата в смерти Бьянки.

***

Тем утром Темпестский женский союз собирался в «Разбитом дымоходе». Так что народу было битком, чтобы Тесс могла подумать, что она будет делать, если не сможет преодолеть это последнее препятствие. Мишель, которая должна была родить в любой момент, уже неделю как уволилась. Саванна все еще работала, но двигалась так медленно, что пользы от нее было никакой. Поскольку Тесс любила беременных женщин — даже тех, которые ей сильно не нравились, — она не жаловалась, даже на затянувшийся перерыв на отдых, который устроила себе Саванна.

Мишель явилась в качестве клиента и заняла место за столиком на четверых под последним лозунгом Фииша:

НИЩИЕ ГРАБИТЕЛИ WiFi

Платите или выметайтесь вон!

Раскинув колени и обхватив руками живот, Мишель уселась спиной к столу. Саванна использовала появление матери как предлог, чтобы продлить свой перерыв на отдых еще больше.

Несколькими неделями ранее Саванна побрила нижнюю половину головы, а волосы наверхней покрасила в зеленый цвет, так что казалось, будто на голове у нее вырос пучок зеленого лука. Как только она села на место напротив матери, то начала ворчать по поводу своей лучшей подруги Тейлор.

— Она ничего не смыслит. Ведет себя так, будто мне все еще хочется каждую ночь таскаться в «Петуха».

Мишель обмахнулась салфеткой.

— Тейлор просто соплячка. Не люблю повторять: «Я же тебе говорила», но…

— Вот и не повторяй! — резко ответила Саванна. — Тебе ничего нельзя сказать. Стоит о ком-нибудь упомянуть, как ты принимаешься критиковать.

— Я не критикую. Все, что я говорю, для твоего же блага. Тейлор лентяйка, а тебе нужны подруги получше. — Мишель потянула за последнюю расстегнутую пуговицу на своей блузке для беременных в черно-белую клетку и дунула в щедрое декольте, чтобы остыть. — Перестань так на меня пялиться. Тебе нужно быть внимательнее к моему состоянию.

— Твое состояние? А как насчет моего состояния?

— Это совсем другое. — Мишель забила мяч в корзину. — Тебе не сорок два года и у тебя не было раньше стремительных родов.

— Если ты не прекратишь талдычить о своих стремительных родах, клянусь, я опрокину этот стол прямо на твои большие жирные коленки.

Тесс поставила лимонад перед Мишель.

— Не могли бы вы двое потише? Всех клиентов распугаете.

— А тебе какое дело? — огрызнулась Саванна. — Это место Фииша, а не твое.

Тесс прижала руки к сердцу.

— Вот что мне больше всего нравится в здешней работе. Глубокие узы дружбы, которые я разделяю с моими любимыми коллегами. — Она посмотрела на Саванну. — Это сарказм, если до тебя не способно дойти.

Мишель с трудом поднялась на ноги.

— Ты не имеешь права так разговаривать с моей дочерью.

— Хорошо, оставлю это на твое усмотрение, поскольку…

Мишель внезапно вскрикнула от боли и согнулась пополам.

— О Боже! Господи Иисусе!

Тесс подхватила ее, не дав упасть.

— Позвони… позвони своему отцу! — ахнула Мишель.

Саванна вскочила и бросилась за телефоном быстрее, чем шевелилась за весь день. Когда схватка закончилась, Мишель посмотрела на Тесс большими испуганными глазами.

— Вот оно опять! У меня сейчас будет ребенок! Так и знала, что так случится!

Тесс почувствовала, как начала вращаться комната. Сердце неслось вскачь, а тем временем Мишель вновь упала на стул.

— Именно так и было в прошлый раз! — восклицала она. — Не смей принимать роды. Мне нужно прямо сейчас в больницу!

— Папа не отвечает! — крикнула Саванна.

— Мудак! — Мишель стиснула зубы. — Я же сказала ему, чтобы он никуда не смел ходить без телефона.

Мишель билась в истерике, и Тесс не могла ни с чем справиться: мольбы и крики Бьянки, агония тех последних минут вошли в ее плоть и кровь. Все, от чего ей нужно спастись. Ей хотелось бежать, но Мишель вцепилась мертвой хваткой ей в руки.

— Бери машину! — визжала Мишель на дочь. — Саванна родилась за два с половиной часа. Боль была такой сильной и ударила так быстро. Врачи мне тогда не поверили. Они хотели отправить меня домой.

Тесс заставила себя шевелить губами.

— Твой… твой врач знает твою историю родов.

— Мне сорок два года! Я слишком стара, чтобы рожать, — простонала Мишель и продолжала стонать, пока прошло три минуты, четыре, затем пять, сопровождаемые долгим потоком жалоб, но ни одной схватки не повторялось.

— Я хочу свой пирог! — с обычным своим бесчувствием выкрикнул восседавший за стойкой мистер Фелдер.

— Где Саванна? — воскликнула Мишель. — Где машина? Мне надо в больницу! Лентяйка такая. Она всегда была ленивой. Единственный раз, когда она двигалась быстро, было в день ее рождения.

Через шесть минут наступила еще одна схватка. Мишель закричала и больно сжала пальцы Тесс.

Тесс пыталась уговорить себя. Воды уМишель не отошли, и с таким большим промежутком времени между схватками маловероятно, что она родит так быстро, как ожидала. Маловероятно, но возможно.

Придерживая свой большой живот, в дверь вбежала Саванна.

— Я достала машину.

— Пора! — Мишель встала со стула. — Идем. Нам нужно идти.

— Я хочу свой пирог! — прохрипел мистер Фелдер.

— Возьми сам, старый скряга! — завопила Мишель. — Я рожу этого ребенка в машине. Я точно знаю! — Она цеплялась за Тесс. — Ты едешь со мной.

— Нет! Нет, не могу. У тебя еще много времени. С тобой все будет хорошо.

Мишель схватила ее крепче.

— Ты ведь должна людям помогать.

— Да, но… ты же меня ненавидишь, если помнишь.

— Я никогда этого не говорила.

— Ты предупреждала, чтобы я тебя не трогала. Ты заставила меня пообещать, что пальцем тебя коснусь. Твои точные слова.

— Я ничего подобного не говорила! — заплакала Мишель.

— Перестань быть такой сукой, Тесс! — крикнула Саванна из дверей. — Если она умрет, это будет на твоей совести.

Мишель не собиралась умирать. В отличие от Бьянки. Между схватками Мишель было шесть минут. Скорее всего, ее отправят домой из больницы за то, что она приехала слишком рано. Но все разговоры в мире с самой собой не удерживали Тесс от желания плакать вместе с Мишель.

Саванна расставила ноги, балансируя на каблуках.

— У тебя нет сердца.

Тесс привыкла к стервозности Саванны, но слезы испуганной Мишель победили. Каким-то образом Тесс удалось помочь Мишель подняться со стула, хотя она не знала, кто кого поддерживает на самом деле.

— Позвоните Фиишу! — крикнула мистеру Фелдеру Саванна, когда они выходили за дверь. — Вы будете за главного, пока он не приедет. И лучше вам не давать никому ничего воровать.

Несмотря на то, что Саванна с трудом втиснулась за руль, Мишель настояла на том, чтобы та вела машину, тогда Тесс могла остаться с ней на заднем сиденье. Она впилась ногтями в руку Тесс.

— У нас не получится.

— Когда у меня будут роды, я ни за что так себя вести не буду, — прорычала Саванна, выезжая на шоссе.

— Это ты сейчас так говоришь!

Мишель глубже впилась Тесс в руку.

— Сама виновата, что забеременела, — возразила Саванна.

— И ты виновата, что залетела, так что перестань меня тыкать носом.

За свою карьеру Тесс успокоила десятки иррациональных женщин. Просто мастер создания спокойной атмосферы. Но все навыки, которые она приобрела, исчезли. Она была парализована, беспомощна. И могла лишь молиться, чтобы схватки Мишель повторялись не чаще, чем ровно через шесть минут. Тесс подумала о собрании, которое назначила на сегодняшний вечер. Как она могла поверить, что ей есть чем поделиться с другими людьми, когда она сама пребывала в таком раздрае?

Через пятьдесят минут они подъехали к аварийному входу в больницу. Мишель ударила по кнопке на заднем окне и высунула голову.

— Пригоните мне инвалидную коляску!

Санитар извлек Мишель из машины. Когда дверь за ними закрылась, Тесс откинулась на сиденье, закрыла глаза и потерла следы от ногтей на руке. Все закончилось. На ней больше не лежала ответственность. Казалось, должно полегчать, но вместо этого она чувствовала себя сломленной.

Автомобиль тронулся и остановился через несколько мгновений, когда Саванна остановилась на парковке.

— Пойдем.

— Я тебя в вестибюле подожду.

— Черта с два! Что, если ей достанется какая-нибудь идиотка медсестра, которая не знает, что делать? Как, по-твоему, я с этим справлюсь?

— Ей не достанется неумеха.

— Откуда тебе знать? Боже, да перестань думать только о себе.

Тесс пришлось выйти из машины не из-за нападок Саванны, а из-за того, что задыхалась под лавиной уродливых воспоминаний. Она ухватилась за дверцу машины, пытаясь уговорить себя: «Все у тебя будет хорошо. Ты ни за что не отвечаешь. Тебе не нужно ничего делать».

Саванна сложила руки под животом.

— Боже, можно подумать, что это у тебя будет ребенок.

Тесс последовала за Саванной в родильное отделение. Вместо того, чтобы успокоиться, от знакомой обстановки и шума Тесс хотелось сбежать.

Саванна попыталась ворваться в приемный покой, и когда ее не пустили, она изо всех сил попыталась протолкнуть Тесс.

— Она обученная акушерка. Вы должны впустить ее!

Тесс покачала головой, движение было еле заметным, но медсестра поняла.

— Вам обеим придется подождать снаружи, пока мы ее не осмотрим.

— Вот сука, — пробормотала Саванна.

Наконец-то у Тесс появился повод для ее отвращения к себе.

— Ты можешь оскорблять меня сколько угодно, но не проявляй неуважение к персоналу.

Саванна на мгновение испуганно склонила голову.

— Я не сказала ничего плохого.

— Вообще ничего не говори!

— Боже, ты такая неразумная, — пробормотала она.

В конце концов медсестра сообщила, что роды у Мишель проходят нормально и она зовет их обеих. Но когда Саванна последовала за женщиной в родильную комнату, Тесс бросилась в коридор напротив.

Какое-то время она болталась у детской, смотрела в окно на сморщенных новорожденных. Рен уже выглядела по-другому — более пухленькая, более внимательная. Тесс нужен был ее ребенок.

Она поднялась на лифте в отделение кардиологии и выпила чашку больничного кофе в приемной. Успокаивающий скрип кроссовок на кафельном полу, тихий гул разговоров, знакомый запах дезинфицирующего средства никак ее не расслабляли. С ней все будет в порядке. Она была бы в безопасности в другой сфере, где ей не пришлось бы бояться истекающих кровью матерей. Это сработает. Должно сработать.

Ее общественное собрание назначено в восемь. Ей нипочем не стоило вешать это объявление. Учебная программа Темпеста по половому воспитанию — не ее поле битвы. Она позвонит Фиишу. Заставит его снять объявление и сказать всем, что она заболела. А потом…

***

Снова убегать? Разве не этим она занималась? Она пыталась убежать от горя, переехав сюда. Сбежала от своей профессии, работая в «Разбитом дымоходе». Даже избегала признаться самой себе, что влюбилась в Иена Норта.

Что правда, то правда. Она любила этого тяжелого раненого человека, который хотел только уединения. Вместо того, чтобы противостоять своим чувствам, она сосредоточилась на Рен, на своей работе, на подростках — на всем, что позволяло ей упорно убегать от болезненной реальности, что она влюбилась в мужчину, который никогда не полюбит ее в ответ.

Теперь все кончено. Потеря Трева была неожиданной, но потеря Иена..? Он с самого начала ей не принадлежал. Отныне она будет смотреть на все трезво. Убегать больше ни от чего нельзя, даже от сегодняшнего собрания.

Тесс покинула кардиологию и обнаружила, что Саванна укрылась в приемном покое.

— Мама на меня плохо действует, — объяснила та.

— Мне нужно одолжить твою машину. Ты можешь поехать обратно со своим отцом, когда он сюда доберется.

— Ты хочешь уйти?

— Твоя мать в надежных руках, а мне нужно вернуться.

— Ты пока не можешь уйти, — заявила Саванна в своей обычной агрессивной манере. — Что, если что-то случится?

Нервы Тесс не выдержали.

— Если что-то случится, за мной не пошлют. Я убийца, если помнишь.

Слово повисло между ними в воздухе. Саванна опустила взгляд.

— Я никогда этого не говорила.

Тесс смотрела в окно на стоянку внизу.

Саванна тихо заговорила.

— Я не могу связаться с папой. Кто-то должен остаться со мной.

Бедственное положение неприятной сослуживицы тронуло Тесс, и она осталась ждать.

Ребенок, здоровый мальчик весом семь фунтов и восемь унций, родился только после обеда, менее чем через полчаса после прибытия мужа Мишель, Дэйва. Саванна затащила Тесс с собой на встречу со своим новым братиком. Тесс сказала все правильные вещи, а затем быстро извинилась. Если она уйдет сейчас, у нее будет как раз достаточно времени, чтобы взять себя в руки и переодеться перед собранием. Она повторила Саванне свою просьбу насчет ключей от машины.

— Я здесь долго не задержусь, — сказала Саванна. — Мы можем вернуться вместе.

— Мне нужно спешить.

Саванна подперла ладонью спину и закатила глаза.

— Ах, да. У тебя сегодня большое собрание. Удачи.

Если Тесс думала, что краткое проявление уязвимости у Саванны что-то изменит, то ошибалась.

Саванна так долго разговаривала с отцом, изводила измученную мать и с трудом ковыляла к гаражу, что Тесс подумала, что они уже никогда не доберутся до машины. Тут уж не до отдыха и речи не шло, чтобы успеть прийти в себя, не говоря уже о том, чтобы принять душ. Ей повезет, если она успеет переодеться в чистую одежду.

Тесс схватила ключи.

— Я поведу. Тебе стоит отдохнуть.

Они едва миновали вход в больницу, как наткнулись на дорожные работы. Саванна потянулась на пассажирском сиденье, чтобы расслабить спину.

— Не могу поверить, мама просто с ума сошла. То есть, я знаю, что у нее не все дома, но не на столько же.

— Она это от страха.

— Я лучше умру, но так себя вести не буду. У меня есть гордость.

— Женщины рожают по-разному.

Тесс барабанила пальцами по рулю, пока поток машин медленно продвигался. Уже не до смены одежды. При таких темпах лучшее, на что Тесс могла надеяться, — прийти на собрание вовремя. Если она не успеет явиться, все в городе подумают, что она струсила.

***

Они прибыли в «Разбитый дымоход» три минуты девятого. Надежды Тесс на то, что никто не придет, не оправдались, когда она увидела, что все парковочные места перед зданием заняты. Она остановилась на парковке и вышла, оставив Саванну на произвол судьбы.

Помещение было забито людьми, все свободные места заняты. Она узнала многих завсегдатаев кафе, а также родителей нескольких школьников. Неудивительно, что Брэд и Келли заняли столик в середине комнаты. Там присутствовали семьи Имани и Джордана. Пришел старый мистер Фелдер. Арти тоже явился. Кортни с недовольной миной уткнулась в телефон, ища лучший ракурс, а Фииш стоял за прилавком, подавая мороженое и пироги так быстро, как только мог. Тесс заметила в толпе несколько пенсионеров, которые, должно быть, уже давно не беспокоятся о том, что подростки забеременеют. Мероприятие превратилось в цирк, а гвоздем программы была она, Тесс.

Заметив ее, толпа постепенно успокоилась. Вместо того чтобы чувствовать себя профессионально и авторитетно, она, запыхавшаяся и растрепанная, испытывала неловкость в своих старых джинсах и залитой кофе футболке. Легкий макияж, который Тесс наносила утром, стерся, а волосы превратились в крысиное гнездо. Она огляделась в поисках Иена, но нигде его не увидела и подавила разочарование.

Фииш кивнул в сторону покрытого царапинами деревянного табурета, который извлек из подсобки. Подойдя к табурету, она вспомнила информационные листки, которые все еще лежали на кухонном столе в хижине.

Саванна вошла через парадную дверь вместе с Куинси, барменом «Петуха». Тесс откашлялась. Независимо от того, насколько нервничала, она должна была излучать уверенность. Но голос ей не повиновался.

— С-спасибо всем, что пришли.

— Не слышим! — крикнул кто-то.

Она заговорила громче.

— Разрешите… Позвольте мне начать с вопроса. Есть здесь кто-нибудь… Кто-нибудь из вас считает, что подросткам стоит становиться родителями?

К счастью, никто не поднял руку.

— Отлично. Пока мы все единодушны.

— Сомневаюсь, что за этим долго станет дело, — крикнул Фииш из-за стойки.

Последовавший за этим общий смех ослабил несколько узлов в животе Тесс. Она глубоко вздохнула.

— Родители играют большую роль в обеспечении здоровья своих детей в этом их возрасте.

— Скажите своим девчонкам, чтобы они держали ноги вместе, — крикнул мистер Фелдер.

— Как насчет того, чтобы сказать мальчишкам, чтобы они держали свои проклятые штаны на замке? — возразила миссис Уоткинс.

Тесс повысила голос, чтобы заглушить их.

— Надеюсь, мы все знаем, что это не так просто.

Полный неодобрения выступил вперед преподобный Пиплз. Тесс поспешила продолжить, прежде чем он смог заговорить.

— Обратимся к «Биологии 101» (Эпизод ситкома «Однокурсники» — Прим. пер.). — Все милостиво успокоились, и она прочитала краткую лекцию о физиологии полового созревания и развитии подросткового мозга. — Наш мозг не развивается полностью до подросткового возраста или даже до двадцати лет. Это означает, что у подростков есть незрелая префронтальная кора — именно та часть мозга, которая оценивает риски. — Она соскользнула со стула. — Это та часть мозга, которая пропадает без вести, когда ребенок решает, что было бы очень весело украсть упаковку пива и отправиться на прогулку. Это также часть мозга, которая, скорее всего, будет игнорировать лекции по половому воспитанию, которые начинаются и заканчиваются воздержанием.

— Давайте вместо этого расскажите детям, как трахаться! — Со стула поднялась с виду рассвирепевшая блондинка с большим начесом.

Тесс изо всех сил пыталась обуздать свой нрав.

— Вы сами можете поговорить со своими подростками об эмоциональных последствиях раннего секса и дать им информацию, необходимую, как себе не навредить.

— Вот что. — Миссис Уоткинс потрогала распятие на шее. — Вам нужно ее послушать.

Ободренная этим небольшим проявлением поддержки, Тесс сказала:

— Некоторые из ваших подростков испытывают трудности, о которых вы, возможно, не подозреваете. Например, геи и трансгендеры…

— У нас здесь нет таких! — крикнул незнакомый мужчина.

— Заткнись, Фрэнк, — крикнул Фииш.

— Я не знаю, в каком мире вы живете, — обратилась к Тесс мать Джордан, — но моя дочь меньше всего хочет говорить со мной о сексе.

— Вот почему им нужен еще один надежный источник информации.

— Теперь она переходит к своей настоящей повестке дня. Наши школы. — Брэд Винчестер шагнул вперед, командуя залом. — С тех пор, как сюда приехала мисс Хартсонг, она решила игнорировать наши ценности. Она за нашими спинами разговаривала с нашими детьми без нашего разрешения, говоря бог знает что. Она считает нас кучкой деревенских простачков, которые не способны решить, что лучше для наших собственных семей. Она хочет, чтобы наши школы выполняли работу за родителей.

Все, что у Тесс вертелось на языке, — что их школьная политика не имела ничего общего с благополучием подростка, а больше касалась беспокойства родителей, — но пышная блондинка снова встала на ноги.

— Я не хочу, чтобы мои дети получали инструкции по всем способам, как заниматься сексом!

— Тогда тебе лучше держать их подальше от мисс Хартсонг, — ответил Винчестер, — потому что это именно та информация, которую она передает.

Хриплый стон прорвался сквозь суматоху, когда Саванна схватилась за стену и недоверчиво посмотрела на пол.

— У меня отходят воды!

ГЛАВА 20

Схватившись за живот, Саванна согнулась пополам, как на том же самом месте ранее ее мать. Келли бросилась к ней. Быстро присоединились еще четыре женщины. Все они слишком тесно столпились вокруг Саванны.

В этот момент вошел Иен. Он выглядел растерянным и взволнованным. Не обращая внимания на суету вокруг Саванны, он глазами поискал в толпе Тесс. И ускорил шаги, когда ее заметил.

— Я пытался вернуться раньше, но…

— Ой, мамочка! — крикнула Саванна от двери.

Иен повернулся на шум.

— Что тут творится?

— У Саванны отошли воды.

Он обратил внимание на суетившихся женщин. Посмотрел на Тесс. Потер щетину на подбородке.

— А ты не должна… Ну там… Проверить ее?

— Незачем.

Тут достаточно народу, чтобы отвезти Саванну в больницу. На этот раз дело Тесс не касается.

Саванна взвыла от очередной схватки. Тесс не требовалось смотреть на часы, чтобы понять, что с момента предыдущей прошло всего две минуты.

— С ней все будет в порядке.

Иен медленно кивнул.

— Может, кому-нибудь стоит ей это сказать?

— Это ее первый ребенок, — твердо ответила Тесс. — Первенцы рождаются целую вечность.

Саванна вскрикнула.

— Ты точно уверена? — уточнил Иен.

— Ночь ясная. Дороги сухие. В больницу ее довезут мигом.

— Ты у нас специалист.

Тесс осторожно отнесла табурет в заднюю комнату. Толпа вокруг Саванны все росла. Она снова вскрикнула. Иен повернулся к Тесс. Та облизнула пересохшие губы и отвела взгляд.

— Некоторые женщины кричат больше, чем другие.

— Что-то многовато криков, — заметил он.

В следующий раз Саванна завопила так, как может кричать только испытывающая ужасную боль женщина. Сильную боль, которую та могла бы ощущать, если бы у нее наступали тяжелые роды.

Тесс поморщилась.

Иен вопросительно посмотрел на нее.

— Это ведь ненормально?

Ей удалось коротко кивнуть головой.

— Не пора ли отвезти ее в больницу?

Не успела Тесс ответить, Саванна снова закричала. На этот раз с определенной целью.

— Тесс!

Келли обернулась:

— Тесс, где ты?

В панике Тесс взглянула на Иена.

— Я не могу этого сделать.

— Конечно можешь, — заверил он.

— Нет! Ты не понимаешь.

— Я как раз понимаю.

— Тогда ты знаешь почему.

Он посмотрел ей в глаза, не торопясь, все обдумывая, а затем кивнул.

— Хорошо. Скажи мне, что нужно делать.

Тесс отвела взгляд.

— Я не могу сказать тебе, что делать!

— Наверняка можешь. — Но уговаривая, Иен потихоньку вел ее вперед, нежно придерживая рукой за талию. — Я тут, рядом.

— Пропустите Тесс, — воскликнула Келли.

Успокаивающая, ободряющая рука прошлась по спине Тесс, легонько легла ей на плечо, помогая пройти сквозь толпу женщин, скопившихся вокруг Саванны.

Саванна лежала на полу, ее черные трикотажные штаны для беременных промокли, лицо покрылось пятнами от боли и страха. Тесс вспомнила, как Саванна весь день держалась за поясницу. Похоже, у нее начались роды, но она об этом не подозревала.

Дыхание Саванны перешло в прерывистые всхрипы.

— Я не хотела как мама. Устраивать сцену каждый раз, когда у нее бывали спазмы. Я думала, что это ложные схватки.

— Кабы не раздвигала ноги, не влипла бы, — встрял мистер Фелдер.

— Вон! — приказал Иен. — Все вон отсюда!

Арти схватил мистера Фелдера за загривок.

— Давай-ка потолкуем с тобой на улице, Орланд.

Тесс слепо потянулась к руке стоящей рядом с ней женщины.

— Вы останьтесь.

Только когда женщина опустилась рядом с ней на колени, она поняла, что это Келли Винчестер.

— Так больно! — как девочка захныкала Саванна. — Ты не сказала мне, что будет так больно.

Тесс не могла сдержать дрожь.

— Кто-нибудь вызовите скорую.

— Уже вызываем, — откликнулся Фииш.

Ближайшая служба экстренной помощи находилась в Вэлли-Сити, в пятнадцати милях от дома. Не так уж и далеко.

Саванна пристально посмотрела на Тесс из-под зеленой пряди волос.

— Я боюсь.

— У тебя все будет хорошо.

Те же слова, что Тесс говорила Бьянке.

— Что ты хочешь, чтобы я делала? — спросила Келли.

Тесс порылась в своей голове и ничего не могла придумать. Она просто стояла, застывшая и тупая.

— Фииш, у тебя есть пластиковая скатерть, которую мы можем под нее подложить? — спросил Иен. — И зашторь окна, чтобы не глазели. Миссис Винчестер, найдите чистые кухонные полотенца, веревку и ножницы.

Иен вспомнил то, чего не могла Тесс.

— Пожарная служба уже в пути, — сообщил Фииш.

Всего пятнадцать миль. Они успеют вовремя. Они должны. Потому что Тесс не могла и рукой пошевелить.

— Сделай что-нибудь, Тесс! — умоляла Саванна. — Сделай, чтобы не было так больно.

Тесс стояла неподвижно. Не вымолвив ни слова. Наблюдая, как жизнь Бьянки утекает в море крови.

Знакомый мужской голос прошептал ей на ухо.

— Не заставляй меня шлепать тебя, дорогая. Я художник, а не драчун.

А потом ущипнул ее за зад. Сильно.

Тесс подняла голову. Втянула свежий воздух.

— Я… нужно вымыть посуду.

Иен повернул ее к раковине за стойкой. И она пошла. Шаг за шагом. Она прошла мимо Келли, которая несла стопку чистых кухонных полотенец. Разомкнула челюсти и услышала собственный дрожащий голос:

— Снимайте штаны Саванне.

Она начала мыть раковину. Фииш стоял у окна, закрывая обзор собравшейся снаружи толпе, пока Иен расстилал на полу пластиковую скатерть. Тесс уставилась на коробку одноразовых перчаток для приготовления пищи, а затем взяла их. После всех разговоров Мишель о стремительных родах их жертвой стала ее дочь.

Келли сняла с Саванны штаны. С трудом сглотнув, Тесс встала на колени между ног. Воды у Саванны отошли. Вагинальное обследование в таких условиях могло бы привести к заражению, но без него она не могла знать, насколько далеко продвинулись роды. Раньше Тесс полагалась бы на инстинкт, но ее инстинкты были подавлены, а она парализована.

— Тесс! Помоги мне! Почему ты мне не помогаешь?

Подавив тошноту, Тесс погладила Саванну по руке.

— Можешь встать на четвереньки? Так лучше?

Саванна с трудом кивнула. Келли помогла ей перевернуться и занять более удобное положение, в котором у нее меньше шансов разорваться. Саванна вскрикнула. Тесс в ответ сказала машинально, неуверенно:

— Ты можешь справиться. Твое тело знает, что делать.

Тело Бьянки не справилось. Оно ее предало.

Футболка прилипла к груди Тесс. Сзади стоял Иен, его теплые руки лежали у нее на плечах. Она привыкла к зрелищу и запахам родов: какашек и мочи, выпуклой промежности, течки околоплодных вод, а он нет. Она должна была сказать ему, чтобы он ушел, но не могла. Иен ей нужен.

Схватки наступали чаще и интенсивнее. У Саванны не хватало времени приспособиться к их силе, и Тесс чувствовала ее нарастающую панику вместе с собственной.

— Мы будем… будем дышать вместе. Дыши со мной, Саванна.

Но когда Тесс попыталась вдохнуть, воздух застрял у нее в горле.

Ей свело руки. Схема дыхания была знакома, как звук собственного голоса. Вдох, вдох, выдох… Вдох, вдох, выдох… Она провела бесчисленное количество женщин через последовательность этих двух быстрых вдохов, за которыми следовал короткий выдох, но ее легкие сжимались. Комната закружилась. Ей не хватало кислорода.

Иен шепотом коснулся ее уха.

— Трусливое дерьмо.

Воздух ворвался в ее легкие, и комната остановилась. Тесс снова вдохнула, тело обрело равновесие, и она начала дышать.

Отсчитывались минуты. Келли убрала волосы с влажного лица Саванны. Роженица попала в ритм схваток, которые становились все более мощными.

Входная дверь распахнулась, и в комнату ворвались трое пожарных-добровольцев Вэлли-Сити. Иен вскочил и встал перед ними.

— Все под контролем.

«Нет, ничего подобного!»

— Она медсестра-акушерка, — заверил Иен. — Она справляется.

— Выдворите их отсюда! — задыхалась Саванна. — Не позволяйте им трогать меня.

— Стойте у двери, — приказал Иен мужчинам. — Она сообщит, если вы ей понадобитесь.

«Она». Он имел в виду Тесс, а не Саванну.

Пожарные были обучены уступать дорогу любому, у кого более высокий уровень опыта, и подчинились, даже когда Тесс пыталась приказывать им взять на себя ответственность. Но она уже могла видеть, как показалась макушка ребенка.

Саванна издала безошибочный гортанный крик женщины, которой нужно было тужиться.

— Не тужься! Вдох.

Тесс не могла позволить себе слезы. Она действовала автоматически, массируя промежность Саванны, чтобы та растянулась естественным образом. Иен отошел в сторону, чтобы дать ей место. Он стойко держался перед всей этой грязью родов, и Тесс никогда еще не любила его больше.

— Продолжай дышать, — сказала она Саванне. — Мы делаем все медленно. Вот так. Хорошо.

Головка ребенка начала двигаться.

— Медленно сейчас. Медленно. — Верхняя часть головки ребенка появилась, и схватка ослабла. — Молодец. У тебя все отлично получается.

Саванна опустила голову на скрещенные руки, чтобы передохнуть, ее бедра все еще были высоко задраны. Красивое унижение родов.

— Продолжай дышать, — сказала Тесс. — Ты почти справилась.

С глубоким ворчанием Саванна снова оперлась на руки.

— Легче! Не тужься. Дыши. — Появилась еще больше влажная, морщинистая головка. Тесс ее поддерживала. На заднем плане она услышала вклад, который внес Фииш. Младенец войдет в мир под приглушенные звуки «Grateful Dead», исполняющих «Ripple».

— Вот так. Ты почти закончила. — Еще одна схватка. Крошечное плечико. Ребенок скользнул в ладони Тесс. — Это мальчик.

Саванна рухнула на спину. Тесс завернула грязного синюшного ребенка в одно из кухонных полотенец, которые ей передал Иен. Младенец издал крошечное мяуканье, за которым последовал яростный крик. У Тесс не было стетоскопа, но остальные шаги она прошла автоматически: крик, сгибание, движение грудной клетки. Ребенок порозовел. Все хорошо.

Она положила ребенка на грудь Саванны и накрыла их обоих пальто, которое дал ей Иен. Потом откинулась на пятки, с сердцем, которое бешено колотилось, слушая «Ripple» и ожидая появления плаценты. Тесс подставила под плаценту пластиковую миску, которую, как подозревала, Фииш никогда больше не будет использовать.

Саванна лежала неподвижно, ребенок прижался к груди. И вдруг…

Крики… Море крови…

Тесс тяжело сглотнула.

Но в отличие от Бьянки Саванна не умирала. Она была слишком занята, восхищаясь своим малышом.

— Он намного симпатичнее маминого.

Тесс никогда не слышала более приветливых слов. У нее была здоровая мама. Здоровый малыш. Ей хотелось плакать от благодарности.

Однако цвет лица Иена приобрел бледно-зеленый оттенок.

— Хорошая работа, — похвалил он. — И я больше никогда не буду заниматься сексом.

***

Сначала Саванна, будучи Саванной, отказалась ехать в больницу с пожарными.

— Да с какой стати? Ты же сказала, что у меня и малыша все хорошо?

Она остановилась, чтобы посмотреть на своего новорожденного сына, черты ее лица смягчились от избытка материнской любви.

— Да, но вас обоих нужно проверить.

— Ты уже нас проверила.

— Я не врач, — возразила Тесс.

— Половину времени ты вела себя как врач.

Все та же старушка Саванна.

Саванна ошеломила ее улыбкой, которая превратила ее угрюмое девятнадцатилетнее лицо в лицо Мадонны.

— Зоро.

— Прошу прощения?

— Его зовут Зоро. С одним «р». Я не хочу, чтобы у него было то же имя, что и у любого другого ребенка.

— Не стоит беспокоиться. Ты и… Зоро… поедете в больницу, хотите вы этого или нет. Каждый новорожденный нуждается в немедленной инъекции витамина К.

К счастью, Саванна услышала о важности укола и согласилась, но только после того, как Тесс пообещала лично отвезти ее и малыша Зоро домой из больницы на следующий день — и только после того, как она раскритиковала Тесс за то, что у нее не было запаса витамина К при себе.

— Если ты собираешься и дальше принимать роды, тебе нужно оставаться в курсе всего этого дерьма, — сказала она, когда к ним подошли пожарные с носилками.

— Я больше не собираюсь принимать роды.

— Почему?

— Потому что не хочу.

— Не будь эгоисткой. — Саванна продолжала говорить, пока пожарные перекладывали ее и ребенка на носилки. — Кто угодно может молоть кофе, но никто не может делать то, что делала ты. Не говори мне, что ты серьезно все еще зависаешь на том, что случилось с женой Иена Норта.

— Она не была его…

— Боже, Тесс, да что с тобой? Ты не виновата. Это могло случиться с кем угодно. — Саванна подняла голову, когда пожарные повезли ее к двери. — Я точно знаю, если буду еще рожать, чего я серьезно не собираюсь делать, но если бы рожала, я бы никому не позволила принимать роды, кроме тебя. Преодолей себя, ладно? Ты нужна людям.

И она уехала.

Иен подошел к Тесс сзади.

— Слышишь даже от стервы.

— Не начинай и ты тоже.

— Нет надобности. Ты уже знаешь, что тебе нужно делать.

***

Иен уехал, чтобы забрать Рен у Хизер, а Тесс отправилась домой. Она подъехала к хижине, а не к школе, где ей хотелось быть. Дом присел на поляне, мрачный и негостеприимный, ни одного приветливого огонька. Она попыталась выбраться из машины, но не могла заставить себя взглянуть на это место: не ночью, когда столько всего произошло. Тесс сдалась и поехала к школе. Только на одну ночь. И только с ясной головой.

Белые обшитые досками стены и старые деревянные полы приняли ее. Она была грязной, уставшей как собака, но слишком взбудоражена, чтобы спать, поэтому развела огонь в печурке и налила себе бокал вина. Но едва успокоилась, как дверь распахнулась и в комнату ворвалась обезумевшая Ава Винчестер.

— Тесс!

Ава кинулась через комнату и бросилась в объятия Тесс так внезапно, что Тесс чуть не опрокинула свой бокал.

— О, милая…

Ава рыдала ей в плечо и так быстро тараторила, что было невозможно разобрать, что же она говорила. Тесс погладила ее так же, как гладила Рен. Она думала о том, как жители этого города вплетались в ткань еежизни. Какой естественной казалась эта новая жизнь со всеми ее недостатками и неопределенностями.

Ава плакала с отчаянием подростка, который считал, что жизнь кончена. Когда она наконец подняла голову, ее щеки покрылись красными пятнами от слез, и слова прозвучали как икота. «…ужасно, и… не могу вернуться… карман… убьет меня… останусь здесь…»

— Ш-ш-ш, дорогая. Передохни минутку. Все нормально.

— Нет! — Ее плечи содрогалась. — Папа собирается… он убьет меня! Он нашел… Коннор…

Тесс подпрыгнула, когда в дверь ударили кулаком. Ава ахнула и вскочила с дивана. Дверь распахнулась, и ворвался Брэд Винчестер.

— Ава! Иди сюда сейчас же!

В дверном проеме позади него появилась Келли, бледная и дрожащая, все еще в той же одежде, что и в «Разбитом дымоходе». Ава съежилась. Тесс ее обняла и приказала Винчестеру.

— Оставайтесь на месте.

— Не указывайте мне, что делать! Вы несете ответственность за это! — Он разжал кулак и показал пару пакетиков презервативов. — Я нашел их, когда пришел домой с того собрания. Они выпали из кармана ее пальто. Моя дочь! — Его брови сошлись, как серебряные молнии. — Знаете ли вы, каково наказание за то, что даете противозачаточные средства несовершеннолетней без разрешения родителей?

Тесс удалось казаться спокойнее, чем на самом деле.

— Наказание тут ни при чем, мистер Винчестер, и предлагаю вам успокоиться, пока я вас не вышвырнула.

Это ты, что ли? Он не сказал этого вслух, но именно это Тесс услышала в своей голове, о чем говорил его устрашающий вид.

Винчестер наставил палец на свою дочь.

— Не знаю, что тебе сказала эта женщина, но тебя не так воспитали. Ты идешь домой прямо сейчас. Если мне придется тебя закрыть дома на всю оставшуюся жизнь, я так и сделаю. Надеюсь, что еще не поздно.

— Папа!

— Я знаю, что для тебя лучше, и не хочу слышать ни слова. — Его глаза остановились на Тесс, даже когда он разговаривал со своей дочерью. — Иди сейчас же со своей матерью.

Келли бросилась вперед. Ава упала в ее объятия.

— Мама…

— Идите к машине! — Он указал пальцем на Тесс. — А вы… Вы проигнорировали мои предупреждения с самого начала, а теперь еще и вот это. Вы хоть представляете, как я могу осложнить вам жизнь?

— Брэд, не надо, — взмолилась Келли.

— Идите к машине. Вы обе.

Келли крепче прижала дочь к себе, но не двинулась с места. Он говорил холодно, методично.

— Вы почти не платите налоги на недвижимость на этом своем месте. Я думаю, что окружному налоговику нужно разобраться.

— Брэд! — воскликнула Келли.

— И дорога сюда. Если налоговая не справится с работой, то ездить на машине будет практически невозможно. Что до вашей работы…

— Брэд, перестань.

— Это тебя не касается, Келли. — Он задрал подбородок. — Та женщина, которая умерла, родив ребенка, к которому вы так привязаны…

— Достаточно! — воскликнула Келли.

— Может быть, пришло время кому-нибудь, кроме Фредди Дэвиса, поближе познакомиться с…

— Я дала Аве презервативы! — перебила Келли.

Брэду показалось, что он ослышался.

— Что?

Она отпустила дочь.

— Это я дала Аве презервативы.

Он покачал головой, его самодовольство сменилось замешательством.

— Ты? Ты дала нашему ребенку…

— Да, я! Потому что она смотрит на Коннора так же, как я смотрела на тебя. Потому что я не хочу, чтобы она оказалась в такой же ловушке, как я!

— В ловушке? — Он попытался снова обрести грозный вид. — Ты вряд ли попала в ловушку.

— Я чувствую себя в ловушке! Келли, сделай это. Келли, сделай то. Ты никогда не спрашиваешь. Ты требуешь. И мне это надоело. Надоело!

— Перестань так говорить. Ты же не имеешь в виду ничего такого.

— Я отвечаю за каждое слово.

Ава снова заплакала. Тесс поспешила вмешаться. Это был личный разговор Келли и Брэда.

— Объявляю тайм-аут. Сейчас.

— Вы не можете…

— Еще как могу.

— Да, она может! — воскликнула Келли.

— Я должна поговорить с Тесс! — причитала Ава.

Тесс коснулась плеча Келли.

— Идите с Авой в хижину. Посидите там сегодня вечером и передохните немного.

— Не слушай ее, — сказал Брэд. — Всем нужно успокоиться. Мы едем домой…

Не обращая на него внимания, Тесс подтолкнула Келли:

— Идите.

Не взглянув на мужа, Келли схватила дочь и выскочила за дверь.

Брэд посмотрел на Тесс, гнев сменился недоумением.

— Что вы наделали?

— Дайте вашей семье немного передышки.

Вошел Иен с Рен на плече и осмотрел сцену, открывшуюся перед ним.

— Проклятие. Почему все самое интересное происходит без меня?

— Ступайте домой, — сказала Тесс Винчестеру. — Или спать в машину. В палатку. Мне плевать. Но если вы сегодня вечером сделаете хоть шаг к хижине, вы об этом пожалеете.

— Не угрожайте мне!

— Почему нет? Вы дали понять, что мне нечего терять. У вас же есть все.

— Винчестер, делай, что она говорит, — сказал Иен. — У нее был тяжелый день, и она может запросто слететь с катушек.

Тесс устало улыбнулась Иену и забрала ребенка. Ее умопомрачительно красивого, крепко спящего кальмарчика.

Брэд Винчестер рухнул на диван и уткнулся лбом в ладони.

Завтра она извинится перед Иеном за то, что бросила его, но она больше не могла терпеть Винчестера или даже Келли с Авой. Тесс прижала малышку к груди, поднялась по ступенькам в спальню и закрылась от них всех.

ГЛАВА 21

Иен изучал осевшего на диване гостя, столь же незваного, как утечка угарного газа.

— Тесс натура импульсивная, но у нее хорошее чутье. И львиное сердце. Если она говорит, что тебе нужно держаться подальше от хижины сегодня вечером, я тоже советую тебе держаться подальше.

Винчестер потер лицо ладонями.

— Моя Ава… Она для меня свет в окошке.

— Господи, Винчестер… Прибереги свои откровения для психотерапевта.

— И Келли… Я никогда не любил другую женщину.

— Шутки в сторону. Я не тот, кому ты можешь поплакаться в жилетку.

Наконец Винчестер поднял голову: густые седые пряди, за которыми он так тщеславно ухаживал, свисали со лба.

— Ага. Ты прав. Извини.

Иен посмотрел на него с отвращением.

— Уходи или спи в машине. Мне плевать. Но держись подальше от хижины.

Иен посмотрел на лестницу, помедлил и свернул в спальню-пещеру.

***

Рен разбудила Тесс еще до шести после ночи отвратительного сна. Тесс сменила дочке подгузник, натянула толстовку с джинсами и понесла малышку вниз по лестнице, где нашла Брэда Винчестера, храпящего на диване, а на полу рядом валялась пустая бутылка из-под виски из запасов Иена. Для любой смертной женщине лицезреть такую картину было уж слишком.

Иен либо еще спал, либо отправился на утреннюю прогулку. Тесс взяла бутылочку с молочной смесью, спеленала Рен и пошла по тропинке к хижине.

В лесу свистели птицы, а багряник у заднего окна выдавал крошечный намек на розовый цвет. Когда-нибудь она сможет все это оценить.

Тесс поднялась наверх и обнаружила, что Ава и Келли спят вместе в маленькой дальней спальне. К этому моменту Келли уже достаточно насмотрелась на вещи Тесс в хижине, чтобы уяснить, что та больше не живет в школе.

Стараясь не разбудить их, Тесс вернулась вниз, чтобы дать Рен ее бутылочку, к которой взгляд Рен сразу же приковался.

— Ты самая умная, храбрая, самая математически одаренная девочка во Вселенной, — приговаривала Тесс.

Нет смысла передавать своему ребенку отвращение к математике.

Ее ребенок. Старая рана заныла в душе. Троица из них не сложилась, есть только Тесс и Рен, а Иен навсегда остался в сторонке.

Рен срыгнула — какой громкий звук из такого маленького тельца. Тесс похлопала ее по попке и подумала о вчерашнем дне: поездке в больницу, прерванном собрании общины, родах Саванны и последнем столкновении с Винчестерами. Над всем этим нависала личность отца Рен. Хотелось убежать от всего, но это уже не вариант.

В конце концов Келли спустилась вниз, за ней последовала Ава. На них была та же помятая одежда, что и накануне вечером, хотя джинсы и свитер Авы выглядели лучше, чем блузка ее матери. Келли посмотрела мимо Тесс и провела рукой по растрепанным волосам. Ава ткнула половицу черно-серым носком с ромбами. Похоже, никто из них не знал, что сказать. Тесс предложила Рен в качестве спасительного круга.

— Кто-нибудь из вас подержите ее, ладно? Я сделаю кофе. А как насчет тостов? Боюсь, мне больше нечего предложить.

— Ты и так много чего предложила, Тесс. — Келли наконец встретилась с ней глазами. — Мне жаль, что мы заставили тебя пройти через все это прошлой ночью. Прости за то, как Брэд обращался с тобой. То, как я относилась к тебе. — Она взяла сумочку со столика рядом с диваном. — Мы должны идти. Мы достаточно долго тебе навязываемся.

— Если вам нужно остаться ненадолго, добро пожаловать.

Келли прикусила нижнюю губу.

— Рано или поздно мне придется столкнуться с ним.

— Мама. — Ава подняла голову, ее обычное сияние померкло. — Мам, мне нужно поговорить с Тесс. Наедине.

Лицо Келли уныло вытянулось.

— Ох… — Ее пальцы сжали ремешок сумочки. — Только с ней?

— Пожалуйста. Мне очень нужно.

Наблюдать за внутренней борьбой Келли, столкнувшейся с отказом дочери, было душераздирающе.

— Я понимаю. — Плечи Келли поникли. — Все в порядке. Может быть, я могла бы… — Она с трудом пыталась что-то сказать, куда-то пойти. — Я… я могу подождать на крыльце.

Тесс не могла этого вынести.

— Ава, твоя мама всегда будет рядом с тобой. Ты можешь рассчитывать на нее так, как не можешь рассчитывать на меня. Мы можем поговорить вместе? Все втроем?

Рен закричала.

— Извини, Птичка, — поправилась Тесс. — Все вчетвером.

Это вызвало у Авы неуверенную улыбку, которая быстро исчезла.

— Мне плохо, мама. Вправду плохо.

Рука Келли взметнулась ко рту.

— Ты беременна!

— Нет! О боже, нет!

Келли бросилась к ней.

— Он изнасиловал тебя.

— Нет! — Ава отстранилась от матери и рухнула на диван и заплакала. — Я почти… Я не хотела бы, чтобы он это сделал. Я имею ввиду, это ужасно. Но… Если бы он это сделал, я бы не чувствовал себя такой виноватой. Это была бы не моя вина.

Тесс отнесла Рен к окну, чтобы Келли и Ава могли провести время вместе. Келли опустилась на подушку рядом с дочерью.

— Детка, это не имеет ничего общего с виной. Ни чуточки.

Ава подняла голову и посмотрела на мать.

— Но мы сделали это, мама. Вчера вечером. Пока вы с папой были на собрании. Я сказала Коннору, что не буду этого делать, если ему не нравится с презервативом, и он не хотел, но надел. Но было больно. Мне это не понравилось. Я сказал ему, что не хочу делать это снова, пока. И он посмеялся надо мной, мама. Он посмеялся надо мной и сказал, что я большой ребенок.

Тесс стиснула зубы, не в силах молчать.

— Я уничтожу этого мальчишку!

Но все внимание Келли было сосредоточено на дочери. Келли погладила ее спутанные волосы и взяла ее лицо в ладони.

— Ты постояла за себя, детка. Я так горжусь тобой.

— Но я спохватилась слишком поздно, — всхлипнула Ава. — И еще… Я хотела это сделать. Но сейчас… Я ненавижу Коннора! Все думают, что он такой хороший, а это не так. А теперь вы с папой собираетесь развестись, и все из-за меня.

— Нет! — Келли схватила Аву за руки и сжала. — Даже не думай так. Если мы с твоим отцом разводимся, то это из-за меня. Потому что у меня нет такой смелости, как у тебя. Я все время молчу. Я позволила папе принимать все решения за нас. За тебя и меня. Я позволила ему командовать мной. Но хуже всего то, что я позволила ему говорить мне, кто я, вместо того, чтобы разбираться в этом самой.

Нижняя губа Авы дрожала, как у ребенка, которым она и была.

— Ты… Ты его больше не любишь?

— Я люблю тебя. Мы оба любим тебя.

— Но… Ты все еще любищь его?

Келли было отвернулась от нее, а затем снова посмотрела.

— Я хочу сказать «да», чтобы не напугать тебя. Но так я вела себя всю жизнь. Говорить то, что другие люди хотят от меня, вместо того, что на душе. И сейчас… Сейчас нет… Я так не думаю.

Ава снова заплакала. Келли погладила ее по голове, но не стала брать назад свои слова. Тесс все это заметила и молча пообещала Рен, что сделает все возможное, чтобы отношения между ними были честными.

Тесс сварила кофе и налила для Авы чашку мятного чая с медом, чтобы у нее с матерью была передышка перед тем, как вернуться домой. Откровенный разговор друг с другом, казалось, их сблизил. Они обе возились с Рен, и Тесс обнаружила, что рассказывает о Треве. Было приятно поделиться с ними этой частью своего прошлого, даже приятнее говорить о Треве, как она могла бы говорить о когда-то любимом друге детства, который уехал далеко.

Когда прошло достаточно времени, чтобы прийти в себя, Тесс предложила гостям свою машину, чтобы поехать домой, но те решили прогуляться. Она отнесла Рен наверх. Кровать выглядела так привлекательно, что Тесс свернулась калачиком рядом с малышкой, и они обе заснули.

Тесс проснулась от звука шагов на лестнице. Она открыла глаза, когда вошел Иен. Он посмотрел на нее сверху вниз, охватывая взглядом от пальцев ног до встрепанных волос.

— Ты еще то зрелище, Тесс Хартсонг.

Тесс зевнула.

— И тебе доброго утра.

Она спустила ноги с кровати. Рен исполнила свою лучшую детскую потягушку, и Иен подошел, чтобы ее забрать.

— Я выдворил Винчестера, но теперь он вернулся. И настаивает, что должен с тобой поговорить.

Тесс застонала.

— Неужели похоже, будто я достаточно проснулась, чтобы стерпеть еще одну злобную клевету?

— Не похоже. — Иен устроил Рен на согнутом локте. — Он говорит, что не уйдет, пока не поговорит с тобой. Мне не терпится выкинуть его задницу, но я не хочу, чтобы он таскался сюда, пока ты одна.

— Какой заботливый.

— Зная тебя, я также подозреваю, что есть шанс, что ты действительно хочешь поговорить с сукиным сыном, от чего я настоятельно рекомендую тебе отказаться.

— Смотри! Птичка тебе улыбается!

— Да, она проделывает это время от времени.

— Похоже, флиртует.

— Маленькие девочки и их… — Он остановился и провел большим пальцем по краю одеяла Рен, поднял глаза и с раздражением посмотрел на Тесс. — Ты ведь собираешься это сделать? Говорить с ним.

— Это диагноз.

Она взяла щетку из комода и провела ею по спутанным волосам.

— Если он ожидает, что я оставлю тебя с ним наедине, то ошибается.

Тесс потянула прядь.

— Для человека, который ненавидит беспорядочные эмоции, кажется, ты не можешь выбраться из этого болота.

— Мне почти жаль сукиного сына. Ты должна на него посмотреть. Он настолько привык к тому, что все идет по плану, что не знает, как справиться, когда это не так.

***

Тесс поняла, что имел в виду Иен. Кожа Винчестера побледнела, ухоженные седые волосы были растрепаны настолько, что на макушке проглядывала недавно обретенная плешь. Одна пола рубашки свешивалась из мятых брюк, а голые лодыжки свидетельствовали о том, что он снова забыл надеть носки, прежде чем сунул ноги в строгие черные ботинки.

Винчестер поднялся с дивана и посмотрел на Тесс с присущей ему воинственностью.

— Поскольку ты, кажется, все знаешь, объясни, с чего это моя жена слетела с катушек.

— С головой у нее все нормально, — возразила Тесс.

— Все было хорошо, пока сюда не приехала ты.

Иен передал ей Рен, у него задергался уголок рта.

— У меня есть идея, Винчестер. Может быть, если ты перестанешь винить Тесс в своих проблемах и посмотришь на себя, то сможешь это понять.

— Келли не стала тайком ходить в хижину, пока здесь не поселилась ты.

— Возможно, потому что Тесс снова сделала этот дом пригодным для жилья, — парировал Иен. — У тебя семья рушится, приятель. Семья, которой вы так гордились. Твоя жена задыхается, а твоя дочь боится тебя, и все, что ты делаешь, это винишь Тесс.

Воинственность Брэда увяла, как парашют, упавший на землю. Он рухнул на диван и опустил голову на руки.

— Когда я превратился в мерзавца? Я люблю свою жену. И с каких пор это грех — беречь невинность дочери? И защищать ее.

— Ты любишь свою дочь, — сказал Иен. — Допустим. Ну а жену? Ты любишь ее или тебе нравится только, как она потворствует тебе и во всем подчиняется? — Он прислонился к стене у пианино. — Вот поэтому, по-моему, ты устроил такую вендетту Тесс. Потому что не можешь ее контролировать. Ей плевать, что ты здесь большая шишка, и она пропустила инструкцию, в которой говорится, что все должны к тебе подлизываться.

— Это неправда. — Больше походило на вопрос, чем на утверждение. — Она… У нас есть свои моральные ценности. Мы… — Он сделал беспомощный, вялый жест. — Сколько раз мне подворачивался случай, но я ни разу не изменил Келли. Все эти годы. Я дал ей все, что она могла пожелать.

Иен не отступал.

— Попробую угадать, а ты подумал спросить ее, чего она хочет, или только ей указывал? Ты тиран, Винчестер. Поверил в чушь о собственной важности. Ты парень с деньгами и связями. Но теперь кто-то, кто тебе небезразличен, оттолкнул тебя, и ты не можешь этого снести. — Винчестер вздрогнул, но Иен на этом не остановился. — Мужайся, чувак. Возьми на себя чертову ответственность.

Самый выдающийся гражданин города на глазах впадал в депрессию.

— Я хочу только вернуть жену и все. Как мне это прикажешь сделать?

— Черт меня дери, если я знаю, — ответил Иен. — Тебе нужно спросить Келли.

Винчестер неуверенно поднялся с дивана. Не оглянувшись ни на кого из них, он, спотыкаясь, вышел.

А Тесс едва промолвила хоть слово.

— Это, — выдохнула она, — было потрясающе.

Иен улыбнулся.

— Впереди еще больше потрясающего.

— Что ты имеешь в виду?

Он посмотрел на ребенка у нее на руках.

— Рен, хочешь увидеть мой домик на дереве? — Он наклонился к малышке, словно прислушиваясь. — Ага. Она хочет.

И они вместе забрались в домик на дереве, втроем, с Рен на руках у Иена. Тесс села на край, свесив ноги. Иен устроился рядом. Рен таращилась во все глазенки, очарованная игрой солнечного света сквозь начинавшие распускаться над ней хрупкие весенние листья.

Тесс собралась с силами, чтобы задать вопрос, мучивший ее с тех пор, как уезжал Иен.

— Расскажи мне, что ты узнал.

— Никто из настоящих и бывших друзей Бьянки не знал больше, чем мы, поэтому я поехал в Квинс. Я отправил ее вещи на склад, не знал, что с ними делать, и решил еще раз на них взглянуть.

— Ты что-то нашел.

Он утвердительно кивнул.

— Внутри старой косметички, еще с ее модельных годов. Я чуть не пропустил.

— Что это было?

— Святой Грааль.

Рен чихнула.

— Я нашел документы, — сказал он. — Из банка спермы.

Тесс потребовалось мгновение, чтобы понять.

— Ты хочешь сказать?..

— Рен — ребенок от донора спермы. — Рука Тесс подлетела ко рту. — Я отнес документы прямо своему адвокату. Все законно. Впервые в жизни Бьянка все сделала правильно.

— О, Иен… — Ее сердце так сильно сжалось в груди, что вытеснило все остальное. У Бьянки не было семьи, а в свидетельстве о рождении Рен стояло имя Иена. Глаза ребенка Тесс распахнулись, когда слеза упала ей на щечку. Тесс всхлипнула и тыльной стороной ладони смахнула слезы. — Это действительно конец? Она вправду моя?

Иен кивнул.

— У тебя есть все, что ты хочешь. Не только Рен. После вчерашней ночи, я думаю, и твоя карьера вернулась.

И то правда. Тесс благополучно приняла роды в сложных обстоятельствах, не потеряв при этом мать, но было ли этого достаточно, чтобы вырваться из паралича, или она собиралась продолжать убегать?

Больше ни за что. Смерть Бьянки навсегда останется с ней. Тесс не могла представить, что принимает роды, не испытывая страха. Но она это будет делать. Она преодолела себя вчера вечером и будет проходить через этот ад всякий раз. Она акушерка. Это ее суть.

Над их головами в ветвях порхала птица. У нее будет все. Карьера. Ребенок. Гора, которая стала ей домом, и город, который одновременно принимал ее в свои объятья и бросал вызов. Все, кроме Иена Норта.

Тесс посмотрела на верхушки деревьев.

— Теперь нам не нужно оставаться в браке.

Иен подошел к ней.

— Нет никакой спешки, но… — Он потер рукой подбородок. — Я получил предложение насчет школы.

Тесс сглотнула. Посмотрела прямо перед собой.

— Ты собираешься продавать дом?

— Я не знаю.

Она заставила себя высказать очевидное.

— Речь не о том, что твоя жизнь здесь сложилась.

— Нет, не так.

Она поднялась с края платформы.

— Мне нужно забрать Саванну из больницы.

— Лестница крутая. Отдай мне Рен.

— Я могу справиться с ней.

— Я знаю, что можешь, но…

Тесс уже спускалась по ступенькам. Внизу она помедлила. Иен стоял над ней наверху лестницы. Ей нужно было что-то сказать, и требовалось сказать это сейчас, когда она еще в одежде и ясно мыслила.

— Я думаю, тебе стоит принять это предложение.

— Почему?

Он спустился по лестнице наполовину, прежде чем спрыгнуть на землю.

— Тебе лучше знать. С тех пор, как живешь здесь, ты не смог сотворить ничего, что тебе нравится, связал себя браком, который тебе не нужен, и взял на себя ответственность за ребенка, который тебе не принадлежит.

— Никто меня не заставлял, — упрямо возразил Иен.

— Иен, ты должен разрубить этот Гордиев узел. Ради себя и ради Рен. — Тесс знала, что должна прояснить ситуацию, даже если это разбивало ей сердце. — Если ты останешься здесь, то Рен будет казаться, что это навсегда, и она станет рассчитывать на большее, чем ты сможешь дать. Я не хочу, чтобы она связывала с тобой фантазии об отце. Это несправедливо по отношению к вам обоим.

— Господи, Тесс, ей всего семь недель. Времени впереди много.

— Она уже идет к тебе так же легко, как ко мне.

— Она только родилась! Куда спешить.

— Просто сделай это, Иен. Нет смысла ждать.

И Тесс зашагала к школе, оставив его позади.

***

Иену не понравился их разговор, особенно намек на то, что он представлял какую-то опасность для Рен. Тесс просто сумасшедшая. И все же…

Та нервозность, с которой он имел дело с той ночи, когда рисовал ее тело, беспокойство, мешавшее ему уснуть, не были такими уж острыми. Тесс не только дала ему разрешение вернуться к его прежней жизни, она практически приказала это сделать.

***

Когда позвонила Келли, Тесс находилась в больнице, ожидая выписки Саванны.

— Брэд вернулся домой сегодня утром, но я не готова с ним разговаривать. Я знаю, что вы с Рен сейчас живете в хижине, но не будет ужасным, если я займу другую спальню? Просто ненадолго. Не стоило спрашивать, но…

— Конечно можешь.

Келли не спросила, почему Тесс теперь там живет, но ей должно быть любопытно.

На обратном пути в Темпест шел дождь. Саванна вместе с Зоро и Рен устроилась на заднем сиденье. Первые несколько миль она провела, злорадствуя по поводу того, что ее выписали менее чем через двадцать четыре часа после прибытия в больницу, а ее мать не могла уехать до сегодняшнего дня. На этот раз Тесс устраивала болтовня Саванны, так как почти не давала думать об Иене.

— Ты меня вообще слушаешь? — поинтересовалась Саванна.

— Я слушаю.

— Обещай, что скажешь мне, если я делаю что-то не так. Я не собираюсь облажаться с Зоро, как мама со мной.

— Саванна, с каких пор ты прислушиваешься к моим советам?

Саванна щелкнула жевательной резинкой.

— Я изменилась. Теперь я мать.

— Когда это ты успела измениться? Не далее как двадцать минут назад ты заявила, что мои джинсы слишком мешковатые и мне следует покрасить волосы, потому что они скучные.

— Это не имеет никакого отношения к ребенку! Это для твоего же блага.

Тесс воздела очи.

— Дорогой Господь, не дай мне выкинуть ее на обочину, как бы сильно ни хотелось.

Саванна ухмыльнулась.

— Вчера я отлично справилась, правда?

— Ты отлично справилась, — подтвердила Тесс.

— Намного лучше, чем мама.

— Сошлюсь на Пятую поправку.

— Я не знаю, что это значит, но хочу только сказать, что не слетала с катушек, как она. — Еще один щелчок жевательной резинки. — Из-за тебя.

— Я рада, что все хорошо закончилось.

Более рада, чем Саванна могла себе представить.

— Ты была такой спокойной. Ты точно знала, что делать.

— Если ты сделаешь мне еще какие-нибудь комплименты, я отправлю тебя проверить в порядке ли у тебя с головой.

— Я заставлю Фииша очистить заднюю комнату, чтобы мы с мамой устроили там детскую комнату для Зоро и Джона. Что за дурацкое имечко Джон? Все дети над ним будут смеяться.

Тесс многое могла высказать по этому поводу, но решила выбрать примирительный тон.

— Хорошо, что они вырастут вместе.

— Рен тоже вырастет с ними.

— Надеюсь, что так.

В зеркало заднего вида Тесс видела, как Саванна обняла рукой автокресло сына.

— Тебе нужно открыть врачебную практику, Тесс. В самом деле.

— Я не врач.

— Ты знаешь, о чем я. Работать акушеркой. Многие женщины здесь врачей не любят, но они пойдут к тебе. Помнишь то пустое здание, которое принадлежит Фиишу, недалеко от «Разбитого дымохода»? Ты можешь арендовать его. Завести там какой-нибудь офис.

— Тпру, не гони так быстро.

— Кто-то должен тебя подтолкнуть. Похоже, тебе нужна целая вечность, чтобы решиться на что-то.

— Не забывай, сколько людей все еще думают, что я убила мать Птички.

— На самом деле никто так не думает, Тесс. Просто много народу — типа многие женщины — вроде как тебя боятся.

— Боятся? — Дворники скрипели по стеклу. — С чего вдруг я могла так кого-то напугать?

— Да ладно тебе. Будто ты не знаешь.

— Да не знаю я! — воскликнула Тесс.

— Смотри на дорогу. У тебя дети на заднем сиденье.

— Говорит худший водитель в мире.

— Да уж, ты наверно и понятия не имеешь. Это из-за того, как на тебя смотрят их парни, — сказала Саванна с преувеличенным терпением. — Не так уж все. Но типа многие. Даже порядочные парни, как мой папа, которые не спят с кем попало. Это сводит маму с ума. Женам и подругам это не нравится.

— Ты делаешь из мухи слона.

— Медик должен быть более наблюдательным.

Тесс вспомнила то глупое определение, которое ей дал Иен. Сочная вдова. Она нажала на педаль газа.

— Не смеши меня.

***

Устроив Саванну с сыночком, Тесс остановилась у хижины, чтобы проверить Келли, где ее встретил запах свежей выпечки.

— Понимаю, что навязываюсь, — сказала Келли с дивана, где они с Авой ели сахарное печенье, наблюдая, как дождь стучит по окнам. — Извини. Я не знаю, куда мне еще идти.

— Мама, ты обещала, что перестанешь все время извиняться.

— Да, но… Мы захватили дом Тесс.

Тесс повесила куртку и перенесла Рен в слинг.

— Добро пожаловать, пока можно лакомиться таким печеньем. Это правда из моей духовки?

— Надеюсь, ты не против.

— Я рада, что эта штуковина работает.

Тесс села в кресло напротив дивана со свернувшейся у груди Рен и взяла предложенное Келли печенье.

— Это временно, — сказала Келли и уточнила: — пожить здесь.

Нет ничего лучше теплого печенья, чтобы избавиться от печали, и Тесс откусила еще разок. — Если ты и дальше будешь так вкусно печь, мне все равно, как надолго ты останешься.

Келли села рядом с дочерью и посмотрела в окно.

— Я подумываю поступить в колледж.

— Правда, мама?

— Я хотела сделать это долгие годы. — Келли посмотрела на Тесс. — Всякий раз, когда я заговаривала об этом с Брэдом, он уверял, что у меня уже есть все, что я хочу, и мне не нужна степень.

— Папа странный, — сказала Ава. — Мне он всегда говорит, как важно поступить в колледж. Он хочет, чтобы я стала юристом.

— А чего хочешь ты? — спросила Тесс.

— Ну… — Ава выглядела смущенной. — Я как бы тоже хочу быть юристом. — Келли засмеялась, отчего Ава заняла оборонительную позицию. — Так я лучше подготовлюсь к тому, чтобы заниматься политикой. Я думаю, что в правительстве должно быть больше женщин, как считаете?

— Определенно, — согласилась Тесс.

Ава распрямила ноги.

— Мама, я помню, что папа говорил тебе, когда ты говорила о возвращении в школу.

— Это не имеет значения.

— Он сказал, что это глупая идея. Что ты недостаточно хорошо училась в старшей школе, чтобы поступить в колледж.

— Я отлынивала от учебы. Вот почему я так строго слежу, чтобы ты делала уроки.

— Ты намного лучше меня понимаешь в математике. — Ава посмотрела на Тесс. — Папа сказал маме, что ей не нужна еще одна степень, потому что у нее уже есть степень «доктор семейных наук». Разве это не похоже на то, что старики говорили в шестидесятые или что-то в этом роде?

— Не смотри на меня, — предупредила Тесс. — Я тогда еще не родилась.

Ава отложила остатки от ее третьего по счету печенья и изучила свои носки.

— Папа вытащил меня сегодня с урока алгебры.

Келли нахмурилась.

— Он не должен был этого делать.

— Да все нормально. Мы сели в его машину и поговорили. Или, наверно, говорил он. Сказал, что ему очень жаль и что он хочет, чтобы между нами все было по-другому. — Она потерлась носком о коврик. — Он сказал, что я могу рассказывать ему все, что угодно, и он не будет злиться на меня. Типа я бы вправду стала. — Она закрутила прядь волос. — Я думаю, он считает, что мне не понравилось заниматься сексом, и я не сказала ему, что не так. Но… Он не очень хорошо выглядел, мама. Я так зла на него, но мне его тоже как-то жалко.

— Твой отец — взрослый мужчина. Ты не несешь за него ответственности.

— Я знаю, но… Я сказала ему, что сожалею, что разочаровала его. Я старалась не плакать, но немного поплакала, и знаете, что он сказал? Он сказал, что я никогда не смогу разочаровать его и за миллион лет. Он сказал мне, что я совершенство.

Келли улыбнулась:

— Вовсе нет. Но мне нравится, что он так думает.

— Он попросил меня вернуться домой сегодня вечером.

— Что ты сказала?

— Я сказала ему, что уделю этому должное внимание.

Келли засмеялась.

— Ты действительно это сказала? Должное внимание?

Ава кивнула.

— Он также пытался передать что-то тебе через меня, но я сказала, что не буду. Он сам должен поговорить с тобой.

— Умница.

— Так вот о чем я думаю… Пока ты решаешь, что делать, я могу иногда побыть здесь с тобой, а иногда побыть с ним. Ладно?

— Конечно. Твой отец любит тебя, и ты любишь его. Ничто никогда этого не изменит.

Вскоре Ава ушла, поцеловав мать и отказавшись отнести печенье домой отцу.

Тесс требовалось уведомить Келли, что будет жить в хижине, а не в школе. Тесс могла бы солгать, сказать, что не хотела отвлекать Иена от его работы, но Келли была честна с ней и заслужила в ответ честность. Тесс прижала к себе Рен и рассказала правду. По крайней мере, большую ее часть. Тесс не сказала, как сильно влюбилась вИена, и определенно не упомянула их умопомрачительную сексуальную жизнь. Когда Тесс закончила, Келли сочувственно на нее посмотрела.

— Ну, разве мы не стоим друг друга?

— Да уж.

Поскольку и Мишель, и Саванна вышли из строя, Тесс пообещала Фиишу, что поработает этим вечером. Когда она поднялась наверх, чтобы собраться, Келли спросила ее о Рен.

— Я отвезу ее к Хизер, — ответила Тесс.

— Почему бы тебе не оставить ее со мной? Я бы с удовольствием присмотрела за ней.

— Ты не против?

— Нисколько. — Келли нежно улыбнулась спящей дочерке Тесс. — Вспомню старые времена.

***

В «Разбитом дымоходе» Тесс встретили как героиню. Как будто она сроду не считалась городским изгоем. Все хотели услышать, что случилось прошлой ночью, а она отвечала на вопросы и одновременно выполняла заказы. Прошло два часа, прежде чем Тесс сообразила, что оставила телефон в машине. Если бы у Келли возникла чрезвычайная ситуация, она не смогла бы с ней связаться.

Она бросила наполовину приготовленный горячий шоколад с соленой карамелью и выбежала через черный ход.

Дождь прекратился, но охранное освещение заливало аллею тошнотворным желтым светом. За ее машиной двигалась тень. Тень, которой не должно было там быть.

Тесс быстро шагнула в сторону и увидела Кортни Гувер. Ее рука застыла в воздухе — рука с тюбиком губной помады. На заднем стекле внедорожника Тесс были намалеваны пять букв и начало шестой:

УБИЙЦ

Тесс бросилась вперед.

— Так это ты! — воскликнула она.

Враждебность сочилась из Кортни, как токсичные отходы.

— Там все целуют твою жирную задницу!

Тесс отобрала у нее помаду.

— Я бы не назвала ее жирной. Я бы назвала ее роскошной.

Кортни вопила, как вздорный ребенок.

— Я тренируюсь каждый день. Это нечестно!

— Из-за моей задницы?

— Из-за Арти! Это из-за тебя мы расстались!

— С Арти?

— У нас все было хорошо, пока не появилась ты.

Постепенно мозаика складывалась. Тесс вспомнила, сколько раз Арти приходил к «Разбитому дымоходу», только когда там появлялась и Кортни.

— Мы собирались снова сойтись. Мы всегда снова сходились. Потом ты начала к нему липнуть.

— Что верно, то верно, — съязвила Тесс. — Я замужем за самым сексуальным мужчиной в Темпесте, штат Теннесси, но тайно жажду Арти Томпсона.

— Ты всегда с ним разговариваешь!

— Да я болтаю со всеми. Если вы с Арти расстались, я тут ни при чем, и ты это знаешь.

— Мы всегда снова сходились. Прямо до тех пор, пока ты со своей толстой задницей…

Тесс подтолкнула Кортни вместе с ее белоснежным пиджаком к заляпанному губной помадой заднему стеклу.

— Слишком много тут «толстых задниц».

Всем тренировкам Кортни не сравняться с гневом Тесс, и она приперла ту достаточно крепко, чтобы нырнуть в ее карман, вытащить телефон, поднести его к чрезмерно накрашенному лицу и разблокировать.

— Улыбочку.

Кортни бросилась на нее, но не успела, Тесс уже сфотографировала.

— Отдай!

— Еще рано! — Резко ударив локтем, Тесс отбросила Кортни к машине. Тесс изучила фотографию. Лучше и быть не могло. Тени от фонаря превратили глазницы королевы Инстаграма в серные дыры и образовали морщины там, где их не было. — Не самый твой лучший снимок.

А потом отослала самой себе.

Кортни с криком снова схватилась за телефон. На этот раз Тесс его отдала.

— Просто чтобы ты была в курсе, фото ушло прямо в облако, где и останется. Пока.

Кортни захныкала.

— Пока ты снова не разозлишь меня. — Тесс достала из машины свой телефон и, закрыв дверь, указала на заднее окно: — Убери эту мерзость. И даже не думай являться в «Разбитый дымоход», пока не научишься вести себя прилично.

***

Квадраты холста, оставленные четыре ночи назад, высохли. Иен изучал разноцветные изображения, которые перенес с тела Тесс. Возможно, он надеялся, что они каким-то образом откроют секрет, что ему нужно делать дальше. Что-то впечатляющее. Что-то важное. Но к нему ничего не приходило. Идеи, которые раньше крутились в голове так быстро, что он едва мог их уловить, нигде не отыскивались. Он потерял свою индивидуальность и ничего не мог поделать.

Иен поднес альбом к окну и пролистал. Страницу за страницей легких набросков, так же тщательно прорисованных, как на гравюрах Дюрера: глаза Рен, рот Тесс; согнутые ручки Рен, босая ступня Тесс; жесткая щетка для волос Тесс, шелковистый хохолок Рен; кроссовка, ботильон. Иен отбросил альбом в сторону. Он должен ударить трафаретом по самому большому зданию, которое сможет найти, и создать что-то, что имело для него смысл. Кошку-монстра, из разинутой пасти которой, как мыши, падают все люди мира. Дерево, кишащее искривленными животными, ищущими последние продовольственные ресурсы мира.

А эти образы были не чем иным, как отрыгнутым дерьмом.

Внизу с грохотом распахнулась входная дверь, и раздался женский крик:

— Иен! Иен, ты здесь?

Он поспешил из студии.

Внизу лестницы стояла обезумевшая Келли Винчестер.

— Рен! Она пропала!

ГЛАВА 22

Иен ворвался в хижину, его сердце выскакивало из груди. Гнездо Рен стояло пустым, если не считать розового одеяльца. Иен покрылся холодным потом.

Вслед за ним в дверь ворвалась Келли.

— Я поднялась наверх всего на несколько минут! Она спала!

Иен схватил радионяню.

— Вы взяли это с собой, когда поднялись наверх? Вы что-нибудь слышали?

— Нет! — воскликнула Келли. — Нет, я даже не подумала об этом. Почему я не подумала?

— А как насчет машины? Вы слышали снаружи шум мотора?

— Нет. Ничего такого.

Он проверил входную дверь.

— Заперто. А как насчет задней двери? Она заперта?

— Не знаю. Не могу вспомнить. Я… — Келли прижала ладони к вискам. — Я… Нет. Когда я побежала за вами, дверь не была заперта. Я не запирала ее после ухода Тесс. Я должна была запереть!

— Как долго вы были наверху?

— Я не… Может, пять минут? Десять? Нельзя было ее оставлять одну!

— Вы слышали что-нибудь необычное? Видели что-нибудь?

— Нет, ничего. Здесь сегодня были только Ава и Тесс, а больше никого. Перед уходом Тесс приготовила бутылочку. Я дала ее Рен, и она заснула. Некоторое время я держала ее. — Келли заплакала. — Она такая милая. Лежала тихо на руках. Эти маленькие пальчики… Я положила ее, чтобы распаковать вещи.

Иен вспомнил обо всех неприятностях, которые случались с ним в детстве. Уворачиваться от кулаков отца. Убегать от полиции. Даже смерть Бьянки. Но никогда еще его так не парализовывал страх.

— Позвоните Фредди Дэвису и шерифу графства. Оставайтесь здесь. — Он стиснул зубы. — Я поеду за вашим мужем.

— Нет! — схватила его за руку Келли. — Нет, Иен. Брэд никогда бы не сделал ничего подобного. Никогда!

— Черта с два! У него с самого начала Тэсс была под прицелом.

— Это просто его эго. — Келли вытерла рукавом нос. — Вы должны мне верить. Брэд может вести себя, как идиот, но не станет похищать ребенка. Если вы будете тратить время на него, тот, кто это сделал, уйдет еще дальше. — Она сунула ему ключи. — Возьмите мою машину. Я позвоню Фредди и шерифу. Идите!

Укравший Рен человек мог очутиться уже далеко отсюда, но ничего не предпринимать казалось немыслимым. Иен выбежал на улицу, но остановился, не дойдя до машины Келли. Нужно подумать. Отбросить кошмарные образы Рен, такой крошечной, брошенной на пол в чужой машине, без одеяла. Он не поверил Келли, убежденной в невиновности Брэда, но что, если она права?

Дождь оставил грязные лужи на жалком подобии подъездной дорожки. Келли сказала, что не слышала машину, но могла пропустить ее. Если он выедет на ее машине, то проедет поверх любых следов от шин, которые могли остаться. Иен включил фонарик мобильного телефона и провел лучом по земле. Он мог не иметь понятия о следах машин, но знал чертовски много об отпечатках, трафаретах и образцах.

Было легко совместить протектор шин Келли с одним набором следов. Иен обвел фонариком вокруг, пока не нашел другой след шин. От машины Тесс или похитителей? Он присмотрелся и увидел множество отпечатков подошв, но никаких других следов от протектора. Сюда приехали только две машины — Келли и Тесс. Кто-то мог оставить машину на дороге.

Чем дольше он стоял здесь, играя в детектива, тем дальше мог уйти похититель. Ужасающие образы орущей Рен… покинутой… замерзшей… заполонили мозг Иена. Он снова сосредоточился на следах в грязи: Тесс, его собственных, Келли. Она сказала, что Ава была здесь, так что ее отпечатки, вероятно, тоже были где-то в этом мессиве.

Пот пропитал футболку, начали дрожать руки. Жизнь словно перешла в замедленное движение. Сосредоточься! След — не более чем трафарет, а трафареты были кровью его жизни. Присмотрись.

Следы вели к задней двери хижины. Следы уходили в сторону. Разобрать их все невозможно. Он должен. Это только формы и очертания. Привычная часть его мира.

Иен рассортировал их в уме. Каталогизировал. Легче всего было найти его большой отпечаток обуви. Рядом с машиной Келли он заметил ромбовидный протектор и отпечаток плоской подошвы, каждый из которых был достаточно маленьким, чтобы напоминать женскую обувь. Келли и Ава. Он присел, чтобы рассмотреть четвертую пару следов. Эти были немного длиннее двух других и уже, с вафельным рисунком на пятке, но без видимого подъема. Он достаточно рисовал ступни Тесс, чтобы понять, что у нее высокий подъем, но означало ли это, что у нее такие же кроссовки?

Иен запустил в волосы пятерню. Моргнул, чтобы прояснить зрение. А потом он увидел это.

Пятый след.

Иен осмотрел отпечаток. Заметил парный к нему.

Вон там.

И здесь.

Обвел фонариком по широкой дуге по периметру грязной местности. Вон там. И еще.

Следуя интуиции, направился в лес.

Кусты цеплялись за джинсы, по голым рукам хлестали мокрые ветки. Он не подумал взять куртку, и было холодно. Слишком холодно для уязвимого младенца. Иен отыскал еще следы. Взошла луна, но она не давала достаточно света, чтобы проникнуть под полог леса. Сколько заряда осталось в телефоне? Если он разрядится, то света вообще не будет.

Дыхание отдавалось в ушах. Иен перестал искать следы и побежал. Если он ошибся…

На вершине гребня его приближение услышали собаки и подняли свирепый лай. Входная дверь распахнулась, и на фоне света, направив винтовку, появился Пол Элдридж.

— Кто там?

— Это Иен Норт.

Ворота были заперты. Иен перепрыгнул через них, порезав руку.

— Бак! Дик! — отозвал собак Пол. Они зарычали наИена, но не стали нападать.

Иен быстро и широким шагом прошел по неровной поверхности, образы этих маленьких отпечатков кроссовок горели в его памяти.

— Где Илай?

— Илай? Он в своей комнате. В чем дело?

Если Иен неправ, он зря потратил время, которое уже не вернуть, но если он прав…

— Мне нужно его увидеть.

Пол, явно смущенный, отступил от двери, чтобы впустить его.

Ребекка, свернувшись калачиком, сидела на кушетке в грязной ночной рубашке, жирные волосы падали ей на лицо. Она посмотрела наИена пустыми глазами, когда ее муж исчез через занавешенный дверной проем, зовя сына.

— Илай!

Через несколько секунд Пол прорвался через занавеску.

— Его здесь нет! В чем дело? Где мой сын?

Иен уперсяокровавленной рукой в дверной косяк.

— У Илая моя дочь.

— Малышка? О чем ты, черт возьми, говоришь? Зачем ему ребенок?

— Потом. А пока мы должны его найти.

Иен схватил один из фонарей, которые они держали у двери, и выбежал наружу.

Собаки зарычали, но не стали нападать. Иен побежал к хозяйственным постройкам, остановился у грузовика Пола и дернул дверь водительской двери. Внутри никого не было.

— Я проверю сарай, — крикнул позади него Пол.

Они вместе обыскали дом, зовя Илая. Каждая бесплодная, проходящая секунда длилась вечно. Пол не задавал вопросов либо потому, что не хотел замедлять поиск, либо потому, что понял это сам. — Я пойду к холму, — сказал он.

— Я в другую сторону. И, Пол… ей всего семь недель.

Пол резко кивнул и ушел. Иен двинулся на поиски, изо всех сил стараясь не позволить страху парализовать его. У Илая имелась только одна причина, чтобы забрать Рен. В мозгу восьмилетки, должно быть, родилась идея отдать малышку его матери, чтобы она поправилась. Но почему он не пришел сюда? Где же он?

Каждое предположение была хуже предыдущего. Все несчастные случаи, которые могли приключиться с ребенком, несущим ночью младенца через лес, проносились в голове Иена. Куда бы пошел он сам, если бы в детстве оказался в самой большой беде в своей жизни?

В подвальный склад кондоминиума. Вот где он скрывался от отца, но у Илая не было такого варианта.

Иен свернул с главной дороги на труднодоступную тропинку. Он почти не замечал царапин на ладонях или жжение в раненой руке, когда представлял, как Илай несет Рен вдоль ручья. Он видел, что дождь может сделать с этой водой. Иен побежал быстрее.

Вдали осколки лунного света обрызгали по-прежнему заброшенные ржавые руины. Он услышал шум вздувшегося ручья… и мяукающие звуки безутешного младенческого плача.

Сердце взорвалось в груди. Малышка жива.

Иен помчался по поляне, уронил фонарик и на бегу сдернул футболку. Илай присел у ржавой бочки из-под масла, а Рен кричала и опасно корчилась на его тощих коленях. Одеяла не было, малышка осталась только в тонком хлопчатобумажном комбинезоне.

Иен поднял ее, неуклюже закутав, прижал к себе дрожащее тельце.

Пронзительный животный вопль Рен заполнил поляну. Иен грел ее теплом своего тела, бормотал милые глупости, утешительные слова, прижимался губами к ее лобику.

— Все хорошо. Я здесь. Я с тобой. Все хорошо. Ш-ш-ш…

Илай поднялся на ноги, рыдая.

— Я хотел отнести ее назад! Я собирался! Она стала такой тяжелой! Простите меня!

Иен подхватил фонарик, не решаясь смотреть на мальчика.

— Иди домой!

Сжимая свой драгоценный груз, он зашагал к тропе, игнорируя пульсацию в окровавленной руке, сосредоточившись только на том, чтобы согреть малышку. Илай все еще плакал позади. Пусть с ним разбирается Пол.

Как будто это случилось вчера, Иен вдруг почувствовал кулак отца… «Ты никчемный кусок дерьма!»

Пол Элдридж был жестким человеком. Что, если… Иен замедлил шаг и сделал то, что меньше всего хотел. Заставил себя повернуться.

Илай присел на землю, вскинув руки над головой в точности так, как обычно в детстве приседал Иен, чтобы избежать ударов отца.

Челюсти Иена сжались.

— Ты идешь со мной.

Илай поднял голову.

— Но…

— Ты слышал, что я сказал. Пошли.

— Простите меня!

— Замолчи и идем.

Илай со страхом посмотрел на него, но сделал, как ему сказали.

Рен наконец успокоилась, то ли согревшись, то ли от ритма ходьбы. Они спускались по гребню, сопровождаемые только звуками своих шагов и сопением Илая.

***

Над хижиной вспыхивали красные огни полицейской машины. Автомобиль Тесс стоял рядом с машиной Келли. Иен точно знал, что сейчас чувствует Тесс, и ускорил шаг, хотя Илай все больше отставал.

Фредди Дэвис стоял у камина и что-то записывал в блокнот, Келли сидела на диване, закрыв голову руками, а Тесс стояла посреди комнаты, как потерянная, словно не зная, что еще делать. Она первая увидела, как Иен входит через заднюю дверь. Тесс издала какой-то гортанный вой, ошеломивший его. Только когда посмотрел вниз, он увидел, почему.

Рен, завернутая в залитую кровью футболку.

Губы Тесс приоткрылись, она была в ужасе.

— Это моя кровь! — поспешил крикнуть Иен. — Я порезал руку. Это моя кровь.

Тесс осела на пол. Его женщина-воин упала на колени.

Он бросился к ней и опустился рядом.

— Посмотри на нее. Она не ранена, просто спит.

Иен не был осведомлен, пострадала ли Рен. Он знал, что у нее нет крови, но ее держали на холоде, трясли, может быть, роняли. Она могла подхватить пневмонию, получить травму головы или…

С рыданием Тесс забрала у него свою Птичку.

Келли поднялась с дивана, а Фредди Дэвис что-то сказал в микрофон на плече. Иен наконец вспомнил об Илае и, бросив последний взгляд на Рен, вернулся на улицу.

Он подумал, что мальчик мог сбежать, но тот прижался к стене хижины.

— Заходи, Илай.

Илай поднял грязное, залитое слезами лицо.

— Моя мама… Она все время плачет, больше не ест и, наверно, может умереть. Я подумал, кто знает, если у нее будет ребенок… Или, может, если бы она могла хоть какое-то время подержать ребенка… — Он заикался от рыдания. — Я хотел попросить Тесс, но ее здесь не было, и я увидел Рен, и я был очень, очень осторожен. Но потом она сильно заплакала, я споткнулся и чуть не упал. И я знал, что поступил очень плохо, и даже если моя мама умрет, я знал, что должен вернуть Рен.

Иен говорил так спокойно, как только мог.

— Скажи правду. Обещаю, я не разозлюсь. Ты ронял Рен? Она падала?

— Нет-нет! Поэтому-то я и остановился. У меня заболели руки, она кричала и ерзала, а я боялся, что ее уроню. Я собирался отнести ее обратно. Клянусь!

— Оставайся здесь.

Иен вернулся внутрь. Тесс завернула Рен в одеяло. Он все еще был полураздет и отморозил задницу. Черно-красная фланелевая рубашка, которую он подарил Тесс несколько недель назад, висела на крючке у двери. Натягивая ее, он кратко рассказал Фредди о том, что произошло.

— У Элдриджей нет телефона, и мне нужно отвезти Илая домой. Если нужно, можете поговорить с ним завтра.

— Тебе лучше сначала что-нибудь сделать с этой рукой, — сказал Фредди.

— Потом.

Иен схватил ключи от машины Тесс.

Фредди последовал за ним на улицу и навис над испуганным мальчиком.

— Если бы ты был моим сыном, ты бы месяц не смог сидеть.

Именно то, чего боялся Иен.

***

Пол выбежал со стороны поля, заметив свет фар Иена.

— Илай! — Он распахнул дверцу машины и схватил сына. — Илай! Где ты был? Что, черт возьми, ты сделал? — Он глянул на Иена. — С малышкой все в порядке?

Иен кивнул.

— Да. Нам нужно поговорить.

— Черт возьми, мы еще как поговорим.

Пол потащил сына из машины к входной двери. Иен последовал за ними.

Ребекка стояла, опершись рукой на спинку дивана.

— Илай!

Илай подбежал к ней, плача и прося прощения, он уткнулся лицом в мать, и его слова звучали невнятно.

Пол стоял и смотрел на них. Его одежда была порвана, руки грязные. Глубокие, вытравленные солнцем морщинки на лице делали его старше, чем на самом деле. Иен коснулся его плеча.

— Выйдем. Нам нужно кое-что обсудить.

Пол не протестовал. Он был человеком, который привык тяжело трудиться, а не проявлять эмоции, что Иен слишком хорошо понимал.

Собаки принюхались к ногам Иена, когда мужчины вышли во двор. Пол вытащил из кармана рубашки пачку сигарет.

— Я сделаю для тебя, что хочешь, — сухо сказал он.

— Я хочу только одного.

— Что?

Иен посмотрел на полуразрушенный сарай.

— Я вырос со стариком, который то и дело выбивал из меня все дерьмо. Дай слово, что такого не случится с Илаем.

Челюсти Пола сжались.

— Он будет наказан, это уж точно.

— Хорошо подумай, как наказать. — Иен положил здоровую руку на один из грубых столбов сарая. — Я тебе прямо скажу. Вина за то, что натворил Илай, лежит на вас.

— О чем ты?

— Тесс сказала неделю назад, что твоей жене нужна помощь. Черт возьми, это ясно любому. Но ты же ни черта с этим не сделал, правда?

— Мы заботимся сами о себе, — упрямо сказал Пол.

Иен встретил его пристальный взгляд.

— Как это помогает?

Пол отвернулся.

— Она переживет.

— Когда? Илай считает, что его мать умирает, и, судя по всему, я не могу его винить. Его поступок чертовски ужасен, но это был единственный способ помочь матери. Как ты себя чувствуешь, Элдридж? Ребенок пытается сделать то, чего не делаешь ты.

— Думаешь, я не люблю своего ребенка? Что не люблю свою жену? Вот почему мы поселились здесь. Чтобы я смог уберечь их от всего дерьма вокруг!

— Но что их защитит от тебя самого? — тихо спросил Иен. Пол на него уставился. — Ты упрямец, каких поискать. Твоей жене нужен совет, лекарства — черт возьми, я не знаю еще что. Знаю только, что говорить ей, якобы она переживет и все пройдет, не работает, и из-за этого вы подвергаете опасности мою семью. Виноват ты. А не ваш ребенок.

Иен почти ожидал, что Пол набросится на него, но этого не произошло. Тот просто затушил сигарету и пошел обратно в дом.

***

Когда Иен вошел, Тесс взглянула на него. Она свернулась в кресле у окна, ее лицо было бледным, а Рен спала у нее на руках. Тесс одарила его несмелой улыбкой, которая быстро сменилась беспокойством.

— Твоя рука…

— Не так уж плохо.

— Достаточно плохо. — Она наморщила лоб. — Аптечка в школе.

Иен ненавидел все ее переезды туда-сюда от хижины к школе. Ему нужно, чтобы она оставалась на месте. С ним. С тем, кому она принадлежала.

— Мы идем туда. — Он сделал вид, что не замечает ее колебаний, и подхватил сумку с подгузниками и гнездо Рен. — Мы уходим.

Может быть, она хотела уйти из хижины так же, как и он, потому что не стала спорить.

Когда они добрались до школы, Тесс заставила его проверить все двери и окна, что, как Иен подозревал, уже делала долгое время. Он достал аптечку и положил на стол, затем вымыл руки в раковине. Руки стало чертовски жечь. Рана была небольшой, но глубокой и снова начала кровоточить.

Тесс не могла одновременно обрабатывать его рану и держать малышку на руках, но, похоже, была не в силах оторваться от нее. Иен понял и забрал у нее Рен. Та зашевелилась, открыла глаза, увидела его и снова закрыла их.

Иен сидел за столом с Рен в свободной руке, и пока Тесс перевязывала рану, рассказывал ей обо всем, что произошло. Она проверила, насколько повязка тугая.

— Мне хочется убить Илая, но…

— Я знаю.

— Как ты думаешь, Пол его выпорет?

Иен подумал, что его сосед-выживальщик отличался от него самого и в то же время был на него похож.

— Нет. Он любит своего ребенка и жену. Просто упрямец и параноик.

— Я навещу их завтра.

— Конечно. Наверняка еще будешь проверять Саванну и ее ребенка. Потом есть Келли и Ава. Я бы не удивился, если бы ты также заявилась к Винчестеру, просто чтобы прочитать ему лекцию.

— Назойливая заноза из Темпеста, штатТеннесси.

— У тебя большое сердце, Тесс Хартсонг.

Даже когда Иен это сказал, беспокойство, от которого он не мог избавиться, заставило его отвернуться.

***

Той ночью они с Иеном спали вместе с Рен, устроенной рядом с кроватью, и ни один из них не хотел выпускать ее из виду. Рен не просыпалась до начала шестого. Тесс приоткрыла глаза достаточно, чтобы увидеть, что Иен ускользнул. Как всегда.

Она вытащила ребенка в мокром подгузнике из гнезда и прижала к груди. Рен, похоже, не пострадала от вчерашнего эпизода, но Тесс не могла сказать то же самое о себе.

— Я рада, что ты такая веселушка, — сказала она дочке, — потому что я развалина.

В то утро Рен была необычайно бдительной. После кормления она посмотрела на Тесс, как бы спрашивая, что мамочка сегодня запланировала для их развлечения. Тесс оделась сама, одела Рен, засунула ее в слинг и вышла в прекрасное горное утро.

Она нашла Иена в заброшенной церкви. Не обращая внимания на свою травмированную руку, он использовал перемычку над дверным проемом, чтобы выполнить серию жестких подтягиваний. Его футболка лежала рядом на земле. Похоже, этот мужчина просто не мог оставаться в одежде.

Тесс наблюдала, как сокращались мускулы на его плечах, как вытягивалась спина. Его ноги оставались прямыми, когда он поднимался и опускался. Судя по потной спине, он делал упражнения уже какое-то время. Ей хотелось запомнить его таким. Взъерошенным и вспотевшим, сильным, порядочным, на дикой природе, к которой он принадлежал.

Рен начала упражняться с голосом и вскрикнула. Иен упал на землю.

— Дамы.

Тесс смотрела, как он взял футболку и обтер ею влажную грудь.

— Спасибо, — поблагодарила она.

— За что?

— Я могла потерять ее вчера.

— Мы могли потерять ее.

— Конечно, но…

— Она моя тоже, Тесс. Ты все время забываешь об этом.

— Нет, я…

— Ты все время забываешь о многом.

Иен так грубо дернул футболку через голову, что она чудом не порвалась.

— С чего это у тебя такое дурное настроение?

— Все эти твои планы. Эти планы ты строишь для себя и для Рен.

— Я должна планировать. Я не понимаю, что…

— Ты советовалась со мной по поводу каких-либо из этих планов? Спросила, как я к ним отношусь? Есть ли у меня собственные? Или просто поставила перед фактом?

Откуда взялся весь этот гнев?

— Что бы ты ни пытался сказать, давай говори, потому что я не понимаю, о чем ты толкуешь.

Иен подошел к ней.

— Я никогда не слышу слова «мы» в твоих планах. Я слышу только «я».

— «Мы» нет.

— Мы женаты, Тесс. — Как он это сказал… С несчастным видом, искривив угол рта. — Возможно, для тебя это и старомодно, но не для меня.

— На самом деле мы не женаты. Ты знаешь это не хуже меня.

— Штат Теннесси позволяет себе не согласиться.

Ветер подхватил его волосы, сдувая их с сурового лица.

— Ты хоть представляешь, какой была для меня прошлая ночь? Бродить по лесу, не зная, где она и у кого? Она не только твоя, Тесс. Я был с ней со второго дня ее рождения. У тебя нет на нее монополии.

Иен никогда так не говорил о Рен, но то, как он это сказал, — его враждебность — ей не нравилось.

— Осторожнее. Уж слишком много эмоций.

— И что?

— Ты сказал, что продаешь здание школы.

— Я сказал, что у меня есть предложение.

Она больше не могла вести этот разговор.

— Мы можем поговорить об этом, когда ты выпьешь кофе, потому что ты не в себе.

Иен перебил ее.

— Мы поговорим об этом сейчас, потому что никакое количество кофе ничего не изменит. Я люблю тебя, Тесс. Я люблю тебя и люблю Рен.

Она уставилась на него. Это были слова, которые Тесс хотела услышать. Она и представить себе не могла, что их когда-либо произнесет мужчина, который так не любит беспорядочные эмоции. Она должна бы радоваться, но радости не было. Иен выглядел как человек, который потерял все.

Она притянула Рен к своему сердцу.

— Ты переживешь это.

— Ты действительно это сказала?

Тесс с трудом моргнула.

— Любить — это счастье, а я никогда не видела тебя несчастнее, чем сейчас.

— Я не несчастный!

— Ты не счастлив.

— Я счастлив! Я… — Иен провел рукой по волосам. — Это застало меня врасплох. Не то, что люблю тебя. Я люблю тебя очень давно. Но я по-другому это называл.

— Нравиться?..

— Вдохновение. Восхищение. Похоть. Но прошлой ночью… Прошлой ночью все это обрушилось на меня. Критическая ситуация помогает разобраться в том, что действительно важно.

У нее задрожала нижняя губа. Тесс зажала ее зубами, зная, что должна поступить правильно для них обоих. Для всех троих. Она говорила, взвешивая каждое слово.

— Каким ты видишь нашу будущую жизнь?

— Что ты имеешь в виду? Я вижу нас вместе.

То, как он резко произносил слова, сказало ей все.

— Что насчет твоей работы?

— А что насчет нее?

— Ты благородный человек, Иен, но ты не домашний. — Тесс сформировала слова, которые ей нужно было высказать. — Твоя работа — это то, кто ты есть, и я этому помеха.

Он наклонился и поднял камень с острыми краями.

— Ты не помеха.

— С того дня, как мы встретились, я не принесла ничего, кроме осложнений. Ты приехал сюда, чтобы найти новое направление, а нашел столпотворение. Я не вдохновляла тебя, Иен. Я мешала.

Он взвесил камень на ладони.

— Не говори так.

— Скажи мне, что ты создал с тех пор, как мы вместе, такое, что тебя удовлетворило бы. Хоть кусочек, который сделал тебя счастливым.

— У меня есть альбом, полный рисунков.

— Они красивы. Но ты все их ненавидишь.

Иен покатал камень в руке.

— Я их не ненавижу.

— Ты даже не можешь смотреть на них, не скривив губы.

— Я так не делаю!

Тесс сморгнула слезы.

— Ничего не получится, Иен. Ты художник, пытающийся найти себя. Мы с Рен стоим на твоем пути.

Он сжал камень в кулаке.

— Ты не понимаешь, о чем говоришь.

— Все эти беспорядочные эмоции… Ты рассказывал о жестоком обращении со стороны твоего отца, но я думаю, что самые глубокие шрамы оставила твоя мать. Женщина, которая якобы любила тебя, но никогда не была достаточно сильной, чтобы защитить, как должна делать мать. Я понимаю, почему все это калечит тебя — я, Рен. Все, что мы приносим с собой.

— Я не калека.

Она никогда не слышала, чтобы Иен говорил с меньшей уверенностью.

— Посмотри на себя. Идея влюбиться, завести семью… Это тебя злит, а не радует. — Ее голос сорвался. — Ты знаешь, что это не для тебя. Как у нас настанет хорошая жизнь, когда ты усердно погружаешься в работу, чтобы скрыть свое негодование по поводу всех сложностей, всех препятствий, которые мы с Рен приносим с собой?

— Не выставляй меня таким бесчувственным.

— Ты как раз наоборот. — Рен заплакала. Тесс прижала ее к плечу. — Ты чувствуешь все. Вот почему ты не можешь быть мужем, которого я хочу, или отцом, который ей нужен.

— Ты ведешь себя так, будто переосмысление карьеры происходит в мгновение ока. Это не так. На это нужно время.

— Мы говорим не только о переосмыслении карьеры. Это переосмысление твоей жизни. Возвращайся на Манхэттен, Иен, и перестань убегать от себя. Тебе здесь плохо. И мне нехорошо желать того, что ты не можешь дать.

Его плечи опустились. Иен посмотрел вдаль. У него не осталось возражений, и он даже не пытался ничего придумать. Вместо этого он поднял руку и швырнул камень как можно дальше.

— Будь по-твоему.

Тесс покинула поляну, безмолвно умоляя его держаться подальше, пока она его не разлюбит.

ГЛАВА 23

Тесс смотрела через заднее окно на домик на дереве и представляла, как он, навсегда оставшимся незавершенным, постепенно ветшает. Иен уехал, забрав с собой всю свою одежду, а она затащила свои вещи обратно в школу, впрочем, лишь на время. Как только дом официально выставят на продажу, она съедет, а пока оставила хижину в распоряжении Келли.

Как бы плохо ей от этого ни было, Тесс поступила правильно, отпустив Иена. Одного взгляда на его несчастное лицо хватало, чтобы в этом убедиться. Она отчаянно хотела Иена, но хотела только всего целиком, счастливого и свободного, способного любить всем сердцем. А такого Иена иметь не могла.

Тесс оторвалась от окна, прежде чем с головой погрязнуть в настоящей пучине жалости. Ей нужно чем-то заняться, и сейчас самое подходящее время.

Разнообразия ради в школе работал Wi-Fi. Она устроилась на диване, пока Рен спала в слинге, и включила FaceTime, чтобы позвонить, о чем думала уже несколько дней.

— Тесс?

Дайана выглядела ужасно. Без макияжа, светлый боб на голове слежался. Казалось, что со времени визита Саймона прошла целая жизнь, но на самом деле всего-то четыре дня.

Дайана чихнула и прижала салфетку к носу.

— Извините. Саймон уехал сегодня утром, а я простужена.

— Если сейчас неподходящее время…

— Нет, все хорошо. Мне больше нечего делать, кроме как жалеть саму себя.

Тесс точно знала, что это за чувства/о.

— Следовало позвонить вам раньше, но я не знала, что сказать.

— Это был настоящий шок. — Голос Дайаны задрожал. — Когда я думаю о Рен… Обо всем, через что мы заставили вас пройти… И ради чего? Ради ничего.

— Да, Дайана, неловко вышло.

— Я бы это назвала по-другому. — Она промокнула глаза. — Было прекрасно иметь внучку даже на несколько недель.

— Вот о чем я хочу с вами поговорить.

— О Рен? Как она? С ней все в порядке?

— Да. С ней все хорошо. Она сейчас спит. Но мне вот что интересно… Знаю, что слишком много прошу, и не хочу ставить вас в затруднительное положение, поэтому пообещайте, что вы откажетесь, если сочтете это глупой идеей. Мне подумалось, может… — Слова вылетали в спешке.

— Не могли бы вы с Джеффом стать для Рен бабушкой и дедушкой?

— Ее..?

— Я знаю, что прошу слишком много, но…

— Да!

— Правда?

— О, да! Никогда не думала, что вы этого захотите.

— Я ничего так больше не хочу. — Тесс поделилась с Дайаной тем, что они узнали о зачатии Рен, а затем напомнила ей об одном осложнении. — Саймон еще молод. Что бы он ни говорил сейчас, у вас могут быть настоящие внуки.

— Не говорите так! Рен — наша настоящая внучка. Мы приняли ее в свои сердца. Вот почему мы так расстроились.

— Но если у Саймона будут дети…

— Неужели мы похожи на людей, которые не могут любить более одного внука?

Сердце Тесс впервые за утро забилось сильнее.

— Нет, не похожи.

— О, Тесс… Позвольте мне увидеть ее. Джефф! Джефф! Тесс на телефоне вместе с Рен. Нашей внучкой!

***

В тот же день Пол и Ребекка привели Илая в школу. Мальчик расплакался, когда увидел Тесс. Ей тоже хотелось плакать, хотя и не по той же причине.

Илай был так расстроен, что у Тесс не хватило духу читать ему нотацию. Да и что она может сказать нового, чего он еще не знает? Тесс обняла его.

— Я думаю, Рен понимает, и она прощает тебя.

Губы Ребекки были сухими и потрескавшимися.

— Я не хотела, чтобы такое случилось. Нужно взять себя в руки. Я знаю.

— Ты сделала все, что в твоих силах, — признался Пол с грубоватой добротой. А потом обратился к Тесс: — Мы нашли врача. Женщину.

— Это замечательно.

— Она должна собаку съесть на таких вещах. — Пол обнял жену за плечи. — Мы встречаемся с ней завтра.

Перед их отъездом Илай лично извинился перед Рен.

— Мне правда очень, очень, очень жаль, что я напугал тебя прошлой ночью.

Память у Рен была короткой, и она подарила ему зевок, который Илай принял за улыбку.

— Думаю, она меня простила.

— Уверена, что да, — подтвердила Тесс.

Когда Элдриджи ушли, Тесс решила реализовать свою идею. Может быть, попытка помочь Ребекке отвлечет ее от мысли о помощи, в которой нуждается она сама.

***

Иен был в ярости. Он не мог выбросить из головы видение — Тесс уходила от него, ветер развевал ее волосы, превращая в полуночного дервиша. И уносила с собой его ребенка. Представляла ли она, сколько мужества Иену требовалось набраться, чтобы признаться ей, что любит? Он просто вскрыл себе вены. Все залил кровью. А что она? Швырнула признание прямо ему в лицо.

Иен сделал большой глоток и посмотрел на реку Гудзон с верхнего этажа принадлежащего ему пятиэтажного здания Трайбека. Иен сам выбрал здесь обстановку, в том числе неудобный итальянский кожаный диван, на котором сейчас сидел. Он даже спроектировал некоторые из предметов: консольные стулья из трубчатой стали и черной сетки, журнальный столик в форме почки, балансирующий на тяжелом шаре из стекла, подвергнутого пескоструйной очистке, настенные бра из термопласта. По ту сторону стены находилась его студия, просторный чердак, в три раза превышающий размер студии в школе, и место, где он когда-то делал одни из своих лучших работ.

Несколько лет назад Иен разделил остальную часть здания на бесплатные студии для начинающих художников — его попытка сделать для них то, что когда-то для него сделала Бьянка. Он не сожалел о том, что предоставил молодежи рабочее место, но присутствие такого количества молодых творцов, переполненных идеями как раз и привело его из Манхэттена в Ранэвей Маунтин. Все они хотели его совета, его поддержки, его благословения. Рядом с ними он чувствовал себя мошенником.

И потому сбежал. Несмотря на все хорошее, что это давало ему.

Отказ Тесс не должен так сильно задевать. Черт, в таких условиях он вырос. Иен привык, что его бьют самые близкие люди. Он просто никогда не ожидал этого от нее.

И он никак не ожидал, что одиночество будет так душить.

***

Тесс следовало если не радоваться, то, по крайней мере, быть вполне довольной. Одна неделя проходила за другой. К началу мая Рен выросла из своей одежды новорожденной, после речного круиза запланировали визит Дайана и Джефф, и пропали кошмары. Жители Темпеста также больше не считали Тесс угрозой для общества. Арти показал ей, как поменять фару на машине, когда та перегорела, а Келли научила печь хлеб. Тесс пригласили присоединиться к местному женскому союзу, и она обнаружила, что его президент, миссис Уоткинс, оказалась прекрасной травницей, готовой поделиться своими знаниями. Фиона Лестер вызвалась показать Тесс, как делать свои собственные натуральные средства по уходу за кожей, а Мишель намеревалась помочь соорудить компостную кучу. Даже мистер Фелдер поспешил дать Тесс список литературы по истории Теннесси.

— Если ты собираешься остаться здесь, тебе нужно перестать быть такой чертовски невежественной.

Сообщество могло много чему научить, а Тесс очень хотела научиться. И все же боль в ее сердце не утихала. Именно она выгнала Иена из его собственного дома, и теперь в ее жизни осталась зияющая яма, которую она вырыла для себя сама. Кто она такая, чтобы указывать Иену Гамильтону Норту-IV, что ему нужно?

Она женщина, которая любила его и понимала лучше, чем он понимал самого себя.

Тесс очень хотелось позвонить ему, узнать, как продвигается его работа. Счастлив ли он. Но не звонила. Боялась услышать в голосе облегчение, которое Иен не смог бы скрыть, что он избежал беспорядочной жизни, царившей у Тесс, и, наконец, получил необходимую свободу действий. Она потрогала медное обручальное кольцо, которое не успела снять, и назначила вторую встречу с директором окружного департамента здравоохранения.

Если не остальная жизнь, то ее карьера шла на лад.

***

Директор здравоохранения пригласил на встречу двух врачей из Ноксвилла, которые были обеспокоены отсутствием медицинской помощи для сельских женщин. На них произвела впечатление биография Тесс, и они хотели обсудить план дальнейших действий. К концу встречи у Тесс закружилась голова. Все происходило так быстро.

Как обнаружила Тесс, Келли обладала финансовым талантом. Благодаря тому, что она удачно вложила небольшое наследство от родителей, у нее водились собственные деньги, и Келли могла легко позволить себе лучшее жилье. Но она любила хижину гораздо больше, чем Тесс, которая сейчас была рада предоставить кров Келли, тем более что та покрасила стены и принесла глиняные вазы со свежими цветами.

Иногда Ава оставалась с матерью, иногда с отцом. Так или иначе, Брэд частенько гостил и в хижине, и, к сожалению, в школе. Тесс никогда не предлагала ему кофе, но это не мешало ему наливать самому.

— Она стала совсем другая, — пожаловался он, чувствуя себя как дома у нее на кухне.

— Она такая же, как всегда. Ты просто не обращал внимания. — Увидев, что он стоит у стойки, на том самом месте, где раньше стоял Иен, Тесс почувствовала себя более благосклонной к нему, чем обычно. — Проблема в том, что ты так долго был придурком, что тебе трудно изменить курс.

Брэд напрягся.

— Не знаю, почему я продолжаю ходить сюда только для того, чтобы меня оскорбляли.

— Потому что я уже видела в тебе худшее, и я не замужем за тобой, поэтому здесь единственное место, где тебе не нужно играть на публику. — Тесс изучила политическую репутацию Брэда и с удивлением обнаружила, что он не совсем тот реакционер, которого она себе представляла, особенно когда дело касалось экологических проблем. Она указала на него ложкой для хлопьев. — Ты тоже пришел сюда, потому что думаешь, что я могу наладить ваш брак. Я не могу.

— Келли слушает тебя. Она уважает твое мнение.

— Ты все еще веришь, что сможешь убедить меня достаточно, и я уговорю Келли встать перед тобой на колени и попросить прощения.

— Я не настолько наивен.

— Но это именно то, что ты хочешь от меня. Признайся.

Брэд пожал плечами. Ни признания, ни отрицания.

Он был заблудшей душой, и ей пришлось удержаться от того, чтобы не свалить на него все свое разочарование и всю свою печаль. Почему в ее жизни столько трудных людей? Иен, Брэд, Саванна… Саванна объявила Тесс своей лучшей подругой в мире. Это уже само по себе испытание.

— Лучшие друзья рассказывают друг другу все, — сказала Савнна вчера, когда сидела на крыльце своего дома и кормила Зоро. — Так что расскажи мне все о себе и Иене Норте. Он бросил тебя, так? Я его ненавижу.

— Он не оставил меня, — солгала Тесс. — Просто работает на Манхэттене.

Иен, самый трудный человек из всех. Его продолжающееся молчание доказывало, что отослать его было правильным поступком, и однажды Тесс примирится с этим. Сегодня был не тот день.

Она снова сосредоточилась на Винчестере. Хотя Тесс и ворчала на него, она почувствовала укол сочувствия к сенатору штата. Он любил прежнюю Келли, но плохо переносил изменения, а новая сбивала его с толку.

— Теперь она хочет поступить в колледж. Изучать финансы!

— Насколько я понимаю, она занимается вашими финансами с тех пор, как вы поженились. И хорошо с этим справляется.

Келли также помогала Тесс лучше разобраться в своих финансах.

Брэд надулся.

— Только потому, что у меня не было времени.

Она всплеснула руками.

— Вон! Я исчерпала дневной лимит Брэда Винчестера.

Брэд сбежал, но Тесс знала, что он вернется. Она стала его психотерапевтом, нравится ей это или нет.

***

Это была чушь собачья. Мужчина тридцати шести лет изображает из себя бунтующего выпускника художественной школы. Гребаный позер, притворяющийся, что показывает палец системе, которая сделала его богатым.

Иен порвал все и стал еще более жалким, разложив перед собой небольшие холщовые квадраты с отпечатками тела Тесс. Воспоминания о той ночи, о ее красоте — это больше, чем возможно вынести. Иен закрыл дверь в студию и несколько дней туда не заходил.

Он ненавидел ультиматумы. Несмотря на шум транспорта и полицейские сирены, здесь было слишком тихо. Нужно прямо сейчас поехать в Темпест, чтобы он мог подержать своего ребенка, закончить домик на дереве и сказать Тесс, что они собираются делать все по его разумению.

Так почему он этого не делал?

Потому что не мог.

Он заблудился, охваченный одиночеством и неопределенностью — запахом дизельного топлива и вонью гниющего мусора из сложенных у тротуара мешков. Сможет ли Рен вспомнить его, когда снова увидит? Прошло всего несколько недель, но он знал, как быстро она меняется, и ему не хватало всего этого.

Его гнев на Тесс боролся с жадным стремлением быть с ней. Жизнь без нее становилась бессмысленной, как выдохшаяся газировка, потерявшая вкус. Тесс открыла ему свежие впечатления, новые эмоции, помогла стать частью сообщества, существовавшего за пределами студий и галерей. Она показала ему, каково это, — заниматься любовью с женщиной, которую ничего не сдерживает. Жизнь с ней развернулась во всех оттенках радуги.

Потом она все испортила, отвергнув его. Как она могла подумать, что он представляет угрозу для Рен, когда эта малышка принадлежала ему так же, как и ей? Вся эта чушь о том, что он не домашний. Если это правда, почему он мог думать только о школе и об их жизни на горе? У Тесс даже хватило наглости обвинить его в том, что он выглядит несчастным, когда он говорил ей о своей любви. Что тут, черт возьми, скажешь?

Болела голова. Может, у него поднялась температура. Он должен пойти в аптеку и купить что-нибудь, но если откроет дверь, его уже будут поджидать.

«Иен, не хочу тебя беспокоить, но не мог бы ты взглянуть на…»

«Иен, я не уверен, что это что-то выражает…»

Они замечательные ребята, талантливые и заслуживающие студийного пространства, которое Иен им с радостью предоставил. Он просто не хотел сейчас с ними общаться. Не хотел ни с кем разговаривать. Но теперь, когда он вернулся на Манхэттен, его телефон разрывался от звонков. Иен выключил его, затем снова включил. Что, если с Рен вдруг случится что-нибудь непредвиденное? Что, если Тесс наконец осознает, насколько неразумно поступает, и позвонит, чтобы извиниться?

Иен тысячу раз проигрывал в своей голове их последний разговор, но как бы ни старался, не мог вспомнить, чтобы она хоть раз обмолвилась, что его любит.

***

Иен встал на рассвете. Надо пойти на тренировку, но его додзё здесь не пахло сосной и палой листвой. По ногам не хлестала трава. Пение птиц не смешивалось со звуком его собственного дыхания.

Иен заставил себя вернуться в студию. Она была более функциональной, чем его студия в школе, но ее цементный пол, высокий, открытый потолок и холодные промышленные стены не встречали так приветливо. И почему, несмотря на весь шум вокруг, здесь так тихо?

Он пролистал эти маленькие квадратики холста. На самом деле ему хотелось делать наброски: белка, пробирающаяся сквозь подлесок, ранние полевые цветы на лугу. Тесс. Рен. Рисование успокаивало его, но терапия ведь не искусство.

В припадке разочарования Иен схватил холст, который бросил несколько месяцев назад, большую безвкусную композицию в тонах, перевернул ее и швырнул на мольберт с такой силой, что задрожала рама. Потом схватил ближайший тюбик с краской и выжал весь себе в руку. Основной желтый. Сойдет. Растер густую краску между ладонями и размазал по холсту, не заботясь о том, куда попала краска и как это выглядит. Взял наугад другой тюбик, выдавил краску и сделал то же самое. Нашел еще один, а затем еще один — не обращая внимания на линию или вид, форму или значение. По краям стекала краска.

Иен приклеил сверху куски холста с отпечатками тела Тесс и вытащил с полки баллончик «Крылона». Встряхнул и разбрызгал краску короткими, прерывистыми залпами, без использования шаблона. Нашел другой баллончик и проделал то же самое. А потом еще один. Он тяжело дышал, когда, наконец, подписал ИГН4.

И, обессиленный, отступил.

Пред ним предстало сумасшедшее месиво, комковатое, бессвязное и бессмысленное. Это мог сделать кто угодно или что угодно. Хотя бы слон, которому дали кисть и ведро с краской. Иен оперся испачканными пигментом руками о колени, пытаясь отдышаться. Снова посмотрел. Хаос перед ним не имел ни цели, ни причин для существования.

Как и он.

Ему необходим порядок, какая-то структура и здравомыслие. Он вытер ладони о штанины и потянулся за единственной вещью в студии, в которой сохранялся желанный им порядок: альбом для зарисовок. Открыл его, не глядя, и вырвал случайную страницу.

Профиль Тесс.

Затем приклеил рисунок к верхнему углу грязного холста и отошел. Потирая рукой шею сзади, сначала изучил небольшой набросок, а затем холст. Повернул мольберт, чтобы лучше улавливать полуденный свет, и взял черный маркер с очень тонким кончиком. Иен приступил к работе, воссоздав миниатюру профиля Тесс на сухом участке холста.

Когда он наконец был удовлетворен результатом, отложил этот набросок, прилепил другой и начал снова. И работал остаток дня, всю ночь и следующее утро, переходя от второго наброска к третьему.

На рассвете он наконец плюхнулся в кровать, но проспал всего несколько часов, прежде чем снова встал, сварил кофе и вернулся в студию.

Иен потерял связь со временем. Тени двигались по полу студии, исчезали, появлялись снова. Он менял угол наклона ресницы здесь, длину ногтя там. Проспал несколько часов, сварил еще кофе и начал снова, пряча каждый крошечный, детальный рисунок в хаосе своих случайных цветных полос. Не принимал душ. Не ел. Желудок горел от бесконечных порций кофе, которые он пил из забрызганной краской кружки.

Где-то в середине третьей ночи Иен вышел из студии и закрыл за собой дверь. От него несло потом и краской, и он упал в кровать.

Когда он наконец проснулся, то долго мылся в душе, побрился и приготовил себе приличный завтрак. Только после всего этого Иен позволил себе вернуться в студию, чтобы посмотреть на то, что создал.

Издалека был виден только хаос. Но поближе… Вблизи, видимые только тем, кто не пройдет мимо слишком быстро — тем, у кого хватило терпения остановиться и рассмотреть — были крошечные, скрытые рисунки: профиль Тесс, ее спина, ее нос. Все это было выполнено с точной, скрупулезной детализацией. Там виднелась ножка Рен, перевязанная лентой пурпурного диоксазина, ее ямочка запечатлелась золотым штрихом. На этом полотне он увидел все — жестокого, мятежного ребенка, которого заботили только разрушения, и взрослого человека, который потерял свое сердце из-за целеустремленной вдовы и ребенка-сироты.

Вот он.

Вот кем он был.

Панк и художник. Бунтарь и миротворец.

Человек, который так старался вписаться в единую ипостась, что сбежал от самого себя.

Ему нравилось то, что он создал. Ему так понравилось, что хотелось только гонять по улице с баллончиками краски, валиками, своим беззаконием. Найти стену, взобраться по лестнице и превратить свою радость в образы чего-то нового и прекрасного.

***

За месяц, прошедший после отъезда Иена, май расцвел со всем своим ярким кружевом и землистым ароматом. С приближением июня печеночница и аронник уступили место дикой герани и дицентре, пока весело распускались рододендрон, азалия и горный лавр. Ранэвей Маунтин еще никогда не была так прекрасна, но здесь не было Иена, чтобы разделить с Тесс всю эту красоту.

Ее почти трехмесячный ребенок хлопал ладошками и ворковал у ее ног. Тесс проглотила ком в горле.

— Мы одни с тобой, цветочек, — прошептала она.

Рен, равнодушная к печали Тесс, вытянула шейку и оглядела школьную кухню. В последнее время она делала это так часто, что Тесс могла поклясться, что малышка искала Иена. Одно дело оставить ее, Тесс, но как он мог бросить Рен?

Потому что Тесс приказала ему уйти.

Стук молотка доносился с заднего двора. Ей не требовалось смотреть в окно, чтобы знать, что снаружи трудится Пол Элдридж. Он возводил последнюю стену в домике на дереве.

Пол продолжал появляться, хотя Тесс и сказала ему, что в этом нет необходимости, но он был гордым человеком. Илай обычно приходил с ним, и они оба работали бок о бок, Пол время от времени останавливался, чтобы взъерошить Илаю волосы или помочь ему с неподдающимся гвоздем.

Она погладила один из детских бачков Рен. Вчера вечером Тесс довела до конца то, о чем думала несколько недель. Здесь, в школе, она провела первое собрание группы поддержки женщин, у которых случились выкидыши. Мишель вызвалась собрать группу из восьми человек. У некоторых женщин, например, уМишель, десять лет назад случился выкидыш, у других имелись более свежие раны. Ребекка не единственная, кто оплакивал потерю, но благодаря сочетанию терапии и лекарств это были здоровые слезы. Женщины строили планы встретиться снова, и Ребекка вызвалась принимать гостей.

Сегодня был последний день работы Тесс у Фииша. Оформление документов почти завершилось, и завтра она приступала к созданию собственной практики. Благодаря Брэду Винчестеру Тесс могла бесплатно работать в комнате в центре отдыха. При поддержке врачей из Ноксвилла она могла предложить дородовой и послеродовой уход, медицинские осмотры, вакцинацию и репродуктивное консультирование. Еще она принимала роды.

Тесс взяла сумку с подгузниками Рен. Ей предстояло заботиться о людях, нужно было растить ребенка, и она не могла позволить мучительной печали взять над собой верх.

***

По «Разбитому дымоходу» разошлись слухи о ее новой практике, и местные жители уже явно навострили уши.

— Дай-ка мне парочку таблеток от бурсита, — потребовал мистер Фелдер, когда Тесс заканчивала свой последний рабочий день за прилавком. — Этот проклятый дурень, доктор, чтоб его, заявил, что мне нужен курс физиотерапии, когда мне только таблетки требуются и все.

Тесс сунула ему пирог.

— Я буду заниматься только женским репродуктивным здоровьем. — Она говорила достаточно громко, чтобы все могли услышать, хотя уже достаточно хорошо знала местную толпу, чтобы подозревать, что этим дело не ограничится. — Делайте то, что вам говорит врач.

— Репродуктивное здоровье женщин? Что, черт возьми, это за фигня такая? — возмутился мистер Фелдер. — Я подам на тебя в суд за дискриминацию!

— О, мне бы не хотелось, — ответила Тесс с притворной озабоченностью. — Давайте пойдем на компромисс. Как только вы закончите курс физиотерапии, я с радостью выпишу вам еще лекарства. Или мышьяк, в зависимости от моего настроения.

— Вы все слышали, что она сказала? — крикнул мистер Фелдер. — Это должностное преступление! Она угрожала отравить меня!

— Ты, черт возьми, заткнешься когда-нибудь, Орланд? — погрозила ему ложкой для мороженого новая сотрудница «Разбитого дымохода».

Келли Винчестер было еще трудно ругаться, но она усердно над этим работала. Как она объяснила Тесс:

— Мне нужно выяснить, кто я, и единственный способ сделать это — пробовать разные вещи, даже если они вызывают у меня дискомфорт.

Эта новая экспериментирующая Келли превращалась в силу, с которой следовало считаться. Например, пропал бывший парень Авы Коннор Боуман. Келли отказалась рассказать Тесс о том, что она сделала. Тесс только знала, что парень внезапно уехал из города, чтобы закончить то, что осталось от его последнего года обучения, в Нэшвилле, где стал проблемой уже своей бабушки.

Когда Тесс уволилась, а ни Мишель, ни Саванна не вернулись на работу на полную ставку, Фииш был рад увидеть Келли на борту. Брэд, однако, нет. На прошлой неделе, услышав эту новость, он ворвался в хижину, где Келли обедала с Тесс и Рен.

— Это немыслимо! — взревел он. — Ты жена сенатора штата! Тебе не нужноработать!

— Я раздвигаю свои границы, — спокойно сказала Келли.

— Как работа в третьесортной кофейне раздвигает твои границы?

— Следи за языком. — Тесс чувствовала себя обязанной заявить протест от лица «Разбитого дымохода.

Брэд расхаживал по комнате, начав одну из своих лекций о важности имиджа, но Келли не отступала.

— Я хочу почувствовать, каково это — иметь настоящую работу. А график работы дает мне достаточно времени для учебы.

— Какой учебы?

Келли относилась к нему так же терпеливо, как и непреклонно.

— Этим летом я пройду несколько курсов повышения квалификации, поэтому осенью буду готова пойти в школу на полный день.

Поскольку у Келли были собственные деньги, у Брэда хватало ума, чтобы не оспаривать ее решение поступить в колледж, но не хватало ума, чтобы отступить совсем.

— Я понимаю, что этот колледж важен для тебя, но тебе нужно вернуться домой, на свое место, вместо того, чтобы жить здесь, в этой… этой… — Он обвел рукой обстановку хижины.

— Лачуге? — услужливо подсказала Тесс.

Брэд в своей типичной неуклюжей манере попытался загладить оплошность.

— Я только говорю, без тебя кто будет присматривать за домом?

Тесс закатила глаза.

— Все лучше и лучше.

— Меня не волнует дом, Брэд, — твердо сказала Келли. — Наверно тебе трудно это понять, но я развиваюсь. Я не знаю, кем буду. Ты можешь пойти своей дорогой или подождать и посмотреть, к чему все приведет.

Брэд не собирался идти своей дорогой и нашел новый угол атаки.

— Мне… мне нравятся твои волосы.

Он явно лгал, но Тесс добавила ему очко за старание.

Келли дотронулась до одной из синих прядей, которые ей добавила Ава.

— Я не уверена, что это мое, но и не уверена, что это не мое.

Помимо новых синих штрихов, Келли выбрала потрепанные джинсы, поношенные футболки Авы и вишнево-красные кеды. Каждое новое изменение тревожило Брэда больше, чем предыдущее.

— Тебе будет дома удобнее. Я… я буду спать в комнате для гостей. Скажи ей, Тесс.

— Я ничего ей не могу сказать, — возразила Тесс. — Я ее боюсь.

Рен нашла это забавным, а Брэд — нисколько.

— Что мне нужно сделать, чтобы ты вернулась домой, Келли? Я тоже могу измениться. Скажи мне, чего ты хочешь?

— Сейчас? Я хочу, чтобы ты лоббировал своих друзей за более широкое половое воспитание во всех наших школах. Тесс была права в этом с самого начала, и ты это знаешь.

Брэд уставился себе под ноги.

— Это не так просто. Они сборище упрямых ублюдков.

— Ты тоже, — отметила Тесс, — так что точно знаешь, как с ними разговаривать.

Келли мягко сделала ей выговор.

— Так нехорошо, Тесс. Брэд много этим занимается.

Тесс сохраняла невозмутимое выражение лица.

— Ты права. Прошу прощения, сенатор. Ты уже не такой ублюдок, как раньше.

— Тесс! — воскликнула Келли.

Тесс заткнулась. Она влюбилась в Келли Винчестер, и, благодаря его предложению о бесплатном использовании офиса, Тесс также сильно полюбила ее несдержанного мужа.

***

На следующее утро Тесс разбудил стук в дверь школы. Она спустилась вниз в пижамных штанах с накинутой поверх красно-черной фланелевой рубашкой Иена. К счастью, Рен не разбудил стук.

Тесс ожидала увидеть очередного нуждающегося в медицинской помощи по ту сторону двери. Однако там стоял Фредди Дэвис.

— Ваш телефон не работает, — обвиняюще заявил он.

Тесс откинула с глаз волосы.

— Большой сюрприз.

— Вам нужно явиться в полицейский участок.

— Что я натворила на сей раз?

— Не вы. Ваш муж?

— Мой муж?

— Он в тюрьме.

ГЛАВА 24

Тесс чуть не врезалась в зад какого-то джипа, когда увидела, что натворил Иен.

Он разрисовал город.

Раскрашено было повсюду: фасад «Разбитого дымохода», над вывеской «Петуха», боковая стена Апостольской церкви Огненных Ангелов и западная половина Центра отдыха Брэда Винчестера. Даже столбы уличных фонарей и телекоммуникационные шкафы.

Тесс припарковала машину, примотала Рен к груди и вышла. Глаза разбегались, куда смотреть в первую очередь. На животных на Центре отдыха — светящуюся птицу с распростертыми крыльями, мультяшную мышь, комнатную муху? А как насчет дирижабля на «Петухе» или символов веры, встроенных в цветные потоки на церкви?

Красиво, смешно, гротескно и заставляет задуматься. Все вместе. По большей части это было сделано с помощью трафаретов, но, тем не менее, один человек не смог бы сотворить все это за одну ночь. Ему явно помогли.

Тесс повернулась, заново осматривая сотворенное, но по мере того, как все глубже вникала в то, что представало перед ней, становилась все более озадаченной. Она повидала десятки фотографий уличного искусства Иена. Концепции принадлежали ему, но что-то в технике исполнения казалось незнакомым.

За исключением «Разбитого дымохода».

Она могла бы узнать его работы из тысячи других художников. Его игра цветом, точное исполнение, масштаб.

По фронтону «Разбитого дымохода» было нарисовано трафаретное изображение женщины. Женщины. Определенно не Тесс. Обдуваемая ветром мускулистая амазонка со светлыми волосами. Сильная. Красивая. Решительная. Олицетворение бури. Рядом с ее ногой маленькими буквами красовалась его подпись ИГН4.

Завороженная, Тесс впитала работу целиком, а затем по частям. Глаза и нос. Сильный подбородок. Вьющиеся пряди. И…

Ее взгляд метнулся к мускулистой икре. К колену. Локтю. Мочке уха.

Конечно, она ошибалась.

Ее взгляд перебегал с одной части фигуры на другую.

Там. Вон там. А также… ТАМ!

О, Боже…

Части тела Тесс были тщательно нарисованы на теле амазонки! Пальцы ног в локте, нос в мочке уха, грудь… Грудь в колене. Тесс была везде!

Она схватила Рен и, заметив, отступила на шаг… перед ней… прямо на спине амазонки…

Нет! Даже он не посмел бы…

Но он посмел. В тени талии амазонки прятались ее собственные половые губы.

Сволочь!

Тесс не собиралась спасать его из тюрьмы. Она собиралась его убить!

***

Фредди вскочил со стула, когда Тесс ворвалась в полицейский участок и потребовала:

— Пустите меня к нему!

— Я должен обыскать вас, прежде чем пустить.

— Черта с два!

Фредди, по-видимому, решил, что женщина, какой бы разъяренной ни была, не может причинить слишком много вреда, если к ее груди привязан ребенок, потому что открыл ящик стола, вытащил ключи и провел ее в коридор.

В единственной тюремной камере имелись унитаз из нержавеющей стали и койка с синим полиуретановым матрасом, где крепко спал Иен. Фредди открыл для Тесс решетчатую дверь.

— Позовите меня, если что.

— Хорошо, — пообещал Иен хриплым голосом.

— Не вы, — поправил Фредди. — Она.

— Оно и видно, что вы ничего не понимаете.

Когда Фредди ушел, пара потрескавшихся кожаных ботинок опустилась со стуком на пол камеры. Иен встал. Он еще не представал в более неряшливом виде: волосы не стриглись с тех пор, как Тесс в последний раз видела его, и на подбородке была как минимум недельная щетина. Но вместо того, чтобы смотреть на Тесс, Иен смотрел только на Рен.

— Эй, солнышко, помнишь меня?

Рен встрепенулась при звуке его голоса. Иен подошел к Тесс и вытащил малышку из слинга.

— Посмотри-ка на себя… Да ты выросла на целый фут.

Рен уставилась на него блестящими темно-синими глазами, вглядываясь в каждую черточку. И улыбнулась. Широкой, липкой, слюнявой улыбкой. Иен прижал малышку к своей шее, повернулся спиной к Тесс — повернулся спиной! — и отнес Рен в другой конец камеры, все время напевая ей что-то: «…так по тебе скучал…моя большая девочка… мое солнышко…»

Тесс ждала.

«…Диснейленд… и цирк. Поставим палатку и станем читать книжки…»

Тесс скрестила на груди руки.

«…играть в баскетбол и рисовать…»

Тесс постучала ногой.

— …ездить на велосипедах. — Наконец он повернулся к Тесс. — Мы будем танцевать вместе.

Ее сердце подпрыгнуло в груди. Она сцепила зубы.

— Ты выставил мое влагалище на стене «Разбитого дымохода»!

Иен улыбнулся.

— Это знаешь ты, и знаю я. Ты собираешься рассказать кому-нибудь еще?

Тесс собиралсь врезать ему по первое число, но затем остановилась. Все части ее тела были там, изображены в миниатюре на амазонке. И еще… Если бы она не знала, что они вдвоем творили той ночью в студии, узнала бы она эти мелкие штрихи такими, какими они были? Конечно, кто-нибудь да заметил бы грудь или пупок, но не так, как если бы Иен подписал эти части ее именем.

Тесс смотрела на него вопросительно.

Рен внимательно изучала Иена, но теперь все его внимание сосредоточилось на Тесс.

— Ты протащила меня через ад. Я на тебя злился, но оказалось, что ты была права.

Она наклонила голову. Ей нужно было услышать больше, даже если боялась того, что он скажет.

Рен продолжала таращиться Иену в лицо, пока он говорил.

— Мне нужно было найти новое направление, но я не мог. Я застрял.

— А теперь ты нашел это новое направление?

У Тесс вдруг подкосились ноги, и она упала на край койки.

— Я разрисовал им весь «Разбитый дымоход», — сказал он с легкой улыбкой.

— Частями моего тела?

— Вот что я упустил. — Иен двинулся к решетке камеры. — В прошлом году я винил в своих проблемах все отвлекающие факторы на Манхэттене. Затем, когда переехал в Темпест и все еще не смог работать, я обвинил Бьянку. В конце концов я обвинил тебя. Но вся вина была на моих плечах. Не тишина и покой мне требовались. Мне нужно было вспомнить самый основной принцип уличного искусства. Речь идет о свободе.

— Искусство для людей, а не только для элиты, верно?

— Точно. Работы великого уличного художника не должны умещаться в одну коробку. Не должны. Но я загнал себя в тупик, и это меня парализовало. Потом явилась ты.

— Я?

— Ты влезла мне в голову со всеми своими неурядицами и проблемами. — Иен схватился за дверную решетку камеры. — Я пытался отстраниться, но все, что мне хотелось, это рисовать тебя. Это накатывало против воли. Рисую тебя, потом Рен, потом камень, который привлек мое внимание, или изгиб травинки.

— Ты же ненавидел все эти наброски.

— Каждый из них. Я уже ступал по шаткой творческой почве. Они казались такими банальными, обычными.

— Прекрасными.

— Но им нечего было выразить, что не было выражено тысячу раз до того тысячами других художников. Они пугали меня до чертиков, но остановиться я не мог. — Он отошел от двери. — Тогда ты выгнала меня.

Тесс сложила руки на коленях.

— Ты заставляешь меня казаться бессердечной.

— Я так на тебя разозлился, — мягко сказал он. — Кто ты такая, чтобы указывать мне, что мне нужно? — Веки Рен отяжелели. Иен прижал ее ближе. — Я погряз в жалости к себе и думал об этих набросках. Как они неуместны. Как сильно я их ненавидел. А потом однажды ночью все это исчезло.

— Ты перестал их ненавидеть?

— Я наконец-то понял, почему так ими одержим. Как эти наброски сыграют решающую роль в том, что я хочу создать теперь.

— Амазонку?

— Она — это прошлое. Ее величие, ее отвага. Вот кем я был как художник — кем горжусь. Но скрытые детали — образы из набросков, которые можно увидеть или не увидеть — вот то новое, чего мне не хватало. Эти маленькие скрытые изображения показывают тонкости жизни, то, что нужно искать, чтобы увидеть. Скрывать эти тонкости, эти детали внутри больших концепций — вот что заставляет мое сердце петь.

Тесс улыбнулась.

— Я рада.

— У меня так много идей. То, что ты видела сегодня… Это только начало.

— Вполне ничего себе так начало. И ты сделал это не один.

— Кое-какая молодежь оказала мне услугу.

Тесс указала на камеру.

— Кажется, они вовремя сбежали, а ты в тюрьме.

— Об этом я не слишком беспокоюсь. — Иен поставил ногу на край унитаза. — Людям не понадобится много времени, чтобы понять, что я принес городу кучу денег.

Тесс все еще прорабатывала это в своей голове, когда он продолжил.

— В Темпесте, штат Теннесси, находится самая большая в мире художественная инсталляция Иена Норта. — Он опустил ногу на пол. — Инсталляция все еще требует много работы, и ее будет нелегко поддерживать, но оно того стоит.

Она поняла.

— Ты превратил город в главную туристическую достопримечательность.

— Я только начал. Это будет Мекка для любителей искусства и даст хороший толчок местной экономике. Но, Тесс… — Рен вздрогнула во сне. Иен легонько положил руку ей на грудку. — Это также единственный способ, который я смог придумать, чтобы послать тебе достаточно важное сообщение.

— Детские шрамы, подобные этим, очень глубоки.

— Намного глубже, чем я хотел признать. Быть вдали от тебя и Рен, вернуться к своей прежней жизни… Стало так ясно, что даже я не мог не заметить, сколько страха я таил.

— Какое сильное чувство.

— Сильное и уродливое. — Он подошел ближе. — Ты оказалась права. Я не был счастлив, когда признался, что люблю тебя. Я боялся. Ты это видела. Мою трусость.

— Ты вовсе не трус. Ты провел детство с жестоким отцом, но, что еще хуже, жил с матерью, которую любил, и которая отворачивалась, пока ты подвергался насилию. Как ты мог доверять кому-либо после всего этого, включая себя?

Иен слабо улыбнулся ей.

— Теперь я все понимаю — может быть, наблюдая за тобой с Рен. Я не знаю. В любом случае, я с этим покончил. — Он смотрел на своего спящего ребенка. — Должен сказать тебе заранее, что я ее не брошу. Ты ее мать. Я никогда не позволю никому оспаривать это. Но она моя тоже, и, поскольку ты обладаешь врожденным чувством справедливости, я знаю, что мы можем разработать логистику, какой бы сложной она ни была.

И снова он ее сбил с толку.

— Ты говоришь о…?

— Будет беспорядок. Я это понимаю. Но мы выясним, что для нее лучше. Для нас троих.

— Ты же ненавидишь беспорядок.

Иен издал сухой и невеселый смешок.

— В этом и вся ирония. Попытка спрятаться от беспорядка в конечном итоге исковеркала меня — как художника и как человека. Жизнь никогда не вписывается в идеальную геометрическую композицию. Уж кто-кто, а я должен был принять это много лет назад. Жизнь всегда будет выходить за рамки. Она выплескивается на пол и выливается на улицу. Становится и хорошо, и временами больно. Вот это и значит быть живым, творческим, значит любить кого-то.

— Поэтому что ты там сказал перед отъездом? О том, как мы останемся в браке?

— Я эгоистичный ублюдок, но все-таки недостаточно эгоист, чтобы держать тебя в ловушке, — мрачно сказал Иен. — Знаю, что на многое способен, но этого я не могу сделать с тобой. Ко всему прочему от Рен я не откажусь, а это означает совместную опеку.

Тесс вскочила с койки.

— Ты действительно пытаешься слинять от этого брака? Это и есть часть твоего великого художественного прозрения?

— Слинять? Я стараюсь поступить правильно.

— Бросив меня?

— Бросить? Да я люблю тебя! Я люблю тебя больше всех на свете. Ты умная, веселая и порядочная, и бог знает, какая упорная. Ты понимаешь меня, как никто другой. И не надо начинать насчет секса. Ты перевернула все в моей жизни с ног на голову. Ты настроила мое сердце на тот курс, который я искал столько, сколько себя помню. Тесс, ты непоколебимая сила.

— Тогда почему ты хочешь избавиться от меня?

— Я не хочу от тебя избавляться! — воскликнул Иен. — Это ты меня не хочешь.

Тесс была ошеломлена.

— С чего ты так решил?

— А почему бы и нет? Тебе нравится секс, я понимаю. Я тебе нравлюсь. За что я благодарен. Но ты меня не любишь.

— Я что?

Иен отвернулся от нее.

— Я не повторяю дважды.

Тесс метнулась и встала перед ним.

— Да ты слишком надышался краски.

— Я? — К нему вернулась привычная воинственность, но на этот раз с примесью боли. — Во время всех наших споров, разговоров, всего нашего головокружительного секса ты не говорила, что любишь меня.

— Конечно говорила.

— Даже ни разу.

— Ты бредишь.

— Ни разу.

— Но…

— Никогда не говорила.

— Ты уверен?

— Поверь мне. Я абсолютно уверен.

— Ой.

Тесс сглотнула. Он был прав. Конечно, так и было.

Иен ждал. Она рухнула на край койки и потерла виски.

— Ну и кого теперь называть трусом? — признала она.

Слабая улыбка коснулась уголков его рта.

— Я уверен, что у тебя есть какие-то свои причины.

Тесс вскочила и обняла его сзади за шею.

— Иен Гамильтон Норт Четвертый, я люблю тебя. Я люблю тебя всем сердцем. Я никогда не перестану любить тебя, даже когда злюсь на тебя или ты злишься на меня, или Рен злится на нас обоих, а в дверь колотят посторонние. Ты добрый, очаровательный и до ужаса умный. Ты честолюбив, я знаю, что звучит странно, но после Трева это очень много для меня значит. И что касается Трева… — Ее голос сорвался. — Он хотел бы, чтобы я любила тебя. — Она улыбнулась, увидев, как в глазах Иена блеснули слезы. — Ты мой. Этого тебе достаточно?

— Да, определенно достаточно.

Он целовал ее долго и крепко, пока Рен, зажатая между ними, не пискнула.

Иен погладил шелковистые волосики малышки, обнял Тесс свободной рукой и криво усмехнулся:

— Из всех мест, где можно найти музу, я никогда не ожидал, что найду мою танцующей в нижнем белье на вершине Ранэвей Маунтин.

— Я вправду твоя муза?

— Кто же еще это мог быть?

Пискнула Рен.

Иен улыбнулся ей.

— Ты на втором месте, дорогая.

В этот момент в голове Тесс промелькнуло видение, как они все трое — Иен, Рен и она сама… Все они… Все трое… Перед домиком на дереве. Танцуют вместе.

Но, как выяснилось, она ошиблась в числе.

ЭПИЛОГ

Привет, бабушка Ди! Привет, дедушка Джефф! Это я, Рен! Но наверно вы это видите. Я знаю, что вы все еще на сафари и какое-то время у вас не будет интернета, но я записываю это видео на папин телефон, так что оно будет ждать вас, когда вы получите доступ к вайфаю. Вы всегда так по нам скучаете, когда уезжаете далеко, и мама и папа согласились, что это облегчит вам разлуку.

Как видите, я в домике на дереве. Честно говоря, мне пришлось сбежать из дома. Близнецы играют в ниндзя и носятся повсюду, и это сводит Сопелку с ума, так что он лает вовсю, и папа кричит на него, чтобы он перестал лаять, а маму снова рвет, как когда она ходила с близняшками. Хоть бы на этот раз была девочка! Папа говорит, что у нас не семья. У нас зверинец.

Да, и еще плотники здесь стучат, работают над новой пристройкой. Папа говорит, что если школа станет больше, это уже будет университет.

Я знаю, что вы беспокоились о том, что мама так много работает, но новые акушерки в клинике очень помогают. А мама Илая взяла на себя все беседы с подростками, так что у мамы сейчас гораздо больше свободного времени.

А помните, я говорила вам, что Саванна сказала, что я могу быть в палате, когда она родит ребенка? Это случилось два дня назад. Зоро не хотел туда входить, а я пошла, я же должна буду помогать маме. Это было так мерзко и круто! Я думаю, что хочу стать акушеркой, когда вырасту. Или, может быть, врачом. Или лесничим. А вот художником, как папа, не хочу. Живопись не заставляет мое сердце петь так, как он говорит, когда заканчивает новый холст, фреску или одну из своих больших световых инсталляций.

Никак не могу сказать ему еще одну вещь, потому что это может его расстроить, но мне бы хотелось, чтобы он не был таким знаменитым. Например, когда мы приезжаем в Нью-Йорк, иногда люди спрашивают меня, каково это быть его дочерью, и это очень неловко. Он же просто мой папа.

Еще одна досада… Вы знаете, как мама и папа любят говорить со мной о Бьянке, моей биологической матери, поэтому я не забываю ее. Они всегда говорят, как сильно она меня хотела, насколько артистична, и все такое, бла-бла-бла. Но я не дура, и я типа могу сказать, что она наверно была неудачницей. Может, вы узнаете об этом больше, когда придете к нам в следующий раз. Тем не менее, я определенно надеюсь, что когда-нибудь внешне стану похожей на нее!

Что еще хочу вам сказать? Я, Зоро и Джон собираемся сегодня подняться к Илаю. Он сказал, что поможет нам найти саламандр, но придется пообещать ему, что перестану так приставать с вопросами о том дне, когда он меня похитил. Хотя он уже взрослый, это его расстраивает. Но мне нравится слышать подробности. Круто, каким он был храбрым.

Хизер пригласила на ночевку завтра вечером только меня. Мы всегда вместе занимаемся забавными поделками и йогой, но нужно быть осторожной, когда обедаю у нее, потому что никогда не знаешь, чем она тебя накормит.

Фииш ходит на свидания с дамой, с которой его познакомила мисс Келли, но ей не нравятся «The Dead», поэтому никто не думает, что это продлится долго.

Мисс Келли открыла офис побольше в Ноксвилле, но она все еще почти каждые выходные приезжает в Темпест, чтобы провести время с мистером Брэдом. Народ в «Разбитом дымоходе» говорит, что они женаты, но на самом деле не женаты, поэтому я спросила об этом Аву в последний раз, когда она приехала домой из Атланты, и она объяснила, что ее отец безумно любит ее маму, но ее мама любит независимость. Меня это, типа, озаботило, поэтому вчера вечером я спросила маму, типа, почему она не хочет своей независимости, как мисс Келли, и она ответила, потому что папа заставляет ее сердце петь. Папа услышал, как она это сказала, и сразу подхватил ее и начал целовать, и близнецы начали бегать вокруг них, и Сопелка принялся лаять, а потом мама врубила музыку, и вы уже видели такое, так что вы точно знаете, что нам пришлось делать дальше. Хотя шел дождь! Нам всем пришлось выбежать на улицу и начать танцевать.

Ну пока. Не могу дождаться вашего возвращения.

О, и еще вот что. Я надеюсь, что никто никогда не увидит, как мы танцуем, потому что это, ну, очень неловко.

Оглавление

Сьюзен Элизабет Филлипс "Потанцуй со мной"

ПРОЛОГ

ГЛАВА 1

ГЛАВА 2

ГЛАВА 3

ГЛАВА 4

ГЛАВА 5

ГЛАВА 6

ГЛАВА 7

ГЛАВА 8

ГЛАВА 9

ГЛАВА 10

ГЛАВА 11

ГЛАВА 12

ГЛАВА 13

ГЛАВА 14

ГЛАВА 15

ГЛАВА 16

ГЛАВА 17

ГЛАВА 18

ГЛАВА 19

ГЛАВА 20

ГЛАВА 21

ГЛАВА 22

ГЛАВА 23

ГЛАВА 24

ЭПИЛОГ