Синее море, белый пароход [Геннадий Николаевич Машкин] (pdf) читать онлайн

a>

Синее

море,

белый
ПАРОХОД
есть

МОСКВА

„ДЕТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА" 1076

Р2
М38

ИЗДАНИЕ ТРЕТЬЕ

Машкин Г.
М38

Синее море, белый пароход. Повесть. Изд. 3-е.
Рисунки В. Богаткина. М., «Дет. лит.», 1976.
127

с. с ил.

Повесть
после

о дружбе русских и японских детей, встретившихся вскоре
Великой Отечественной войны на Сахалине.
Еще свежи в сознании героев раны, нанесенные войной, еще

ненависть к недавнему врагу. Но постепенно между простыми
трудовыми людьми возникает сочувствие и взаимное уважение.
В повести в полный голос звучит тема патриотизма и

жива

интернациональной дружбы.
70803—374
М

М101

@3O6

285-76

Р2

V

—

Пешком до театра

ребятам

добраться,— сказал я

в

действий

военных
тот

день, когда

нам не

войска уже

наши

штурмовали Южный Сахалин.
из
Главное
города вырваться,— произнес Скулопендра, и кончики его рыжих волос вспыхнули в бруске
дневного света. Из квадратной бойницы в стенке пещеры бил
—

этот

—

пучок.

—

—

Может,

уведем коляску

—

Над-до

Лесик,

Борька.
первой

посоветовал

На инвалидной тарахтелке застрянешь

луже,— возразил
—

отца?

в

Скулопендра.

еще

т-твоему отцу,— сказал
полутьме пещеры белыми руками.—

раз

размахивая

в

н-написать

Он п-привезет «мерседес».
—

И

так

должен привезти,— отозвался я.—

прислал? Прислал.
Трофейную эту гармошку

Губную

гармошку
стоило

Отец

отцу

как

домой

из

вложил

чтобы

в

привезти

с

мы

собой

получили

в

посылке.

Что

какой-нибудь «мерседес»?

демобилизовался и скоро должен был приехать
Германии. Об этом он написал в письме, которое

раз

посылку

с

гармошкой.

он

постарался привезти
завалящий «мерседес». Она

В

легковушку,

нам

с

сказал

балалайке грустный

«Над

вальс

ему написал,

мне

пригодилась.
Жалко гармошку,—
—

ответ я

ребятами
Борька

какой-нибудь
очень

бы

и затилинькал на

волнами».—

Был бы орке-

на балалайке,
стрик... Я
на свистульке, Лесик
ра
—

—

ты

на

—

гармошке,

Скулопенд-

бы...

пел

гармошку нам с мамой пришлось отнести на базар
обменять на галеты. Размоченные в молоке галеты любит

Да,

и

брат Юрик. Иначе бы я
Отец прислал ее нам с Юриком.

мой больной
маме.

Мы

—

выпалил

не

отдал гармошку

фронте раздобудем целый духовой оркестр!

на

Я

Скулопендра.—

трубе.— Он приставил

ко

буду

играть

рту кулак

и

—

самой

на

надул

здоровой
щеки:— Бум-

туру-рум...

Перестаньте!

—

—

оборвал

я

их.—

Надо

думать

о

главном...

М-мне отец с-снился вч-чера,— тихо сказал Лесик.
Мы наклонили головы. Отец Лесика погиб в битве
—

японцами
так

озере Хасан. И

на

с

собирались мстить за него
партизана. Дед такой бравый на

же, как за моего деда,

мы

фотографии, что висит у нас на стене. Усы вверх
подкручены. И на эфесе сабли рука с крупными костяшками
пальцев. Японцы сожгли деда в топке паровоза в двадцатом
году. Я

об

Дальнего
Востока. Было так... Вначале оккупанты делали вид, что борются
за мир и поддержание порядка в Хабаровске и на всем
Дальнем Востоке. Но когда партизаны накостыляли по шее
колчаковцам и выперли их из Хабаровска, японцы
оскалили зубы. Они решили утопить советскую власть в
партизанской крови. И вот генерал Сиродзу написал в
хабаровской

читал

этом в книжке

тогдашней

город.
Я наизусть

покидать население
познакомились так

теплую

что

газете,

помню

близко,

две строчки
так

кровно,

полного

сохранении мира и порядка».
А утром японцы ударили

рассказывала,

войска покидают

японские

из

Дальнего Востока,

дружбу. Желаем

Бабушка

про партизан

как

с

которым

питая к

успеха

из

брехни:

его

пушек

в

*

Жалко

мы

нему самую

строительстве

по

и

городу.

отступали партизаны.

Дед

забежал домой проститься, и это сгубило его. Он не догнал
свой отряд, который залег в тайге за пеньками. Японцы
ранили деда в ногу и схватили его. А потом раненого деда
японцы кинули
топки...

У

бабушки

топки того

дверцу

горящей

в

раскаленные

в

узелке
паровоза... Я
печи.

вижу красные

У

на
не

глубины

дне сундучка хранится шлак из
могу спокойно глядеть на

меня начинают

колосники...

паровозной

зябнуть

плечи, когда

я

—

кулаком по
—

Оркестром

не

отомстишь,— сказал я и стукнул

столу.

Тогда

завтра надо выходить,—
шоркнув носом.— Придется пёхом...
—

на

Может,

еще немного подождем,

попятный.—
—

Надо

Должен

отец

рискнуть,—

вот-вот

Н-на

блеснул,

его

век

наш

ребята?

пошел

—

я

подъехать.

Скулопендра.—

заявил

Будем-будем ждать этот «мерседес», а войне
—

Скулопендра,

сказал

х-хватит,—

конец!
пробормотал Лесик. Глаз
и

как кончик штыка.

А вдруг войны больше вообще не будет?
сказал
Борька и заиграл на своей балалайке «Светит месяц».
—

—

—

мне

—

Ну

да...— недоверчиво протянул Лесик.

Все

может

тряпицу
—

быть,— решил Скулопендра

с нашим

Завтра

в

штык,— объявил тогда

девять
я и

подвинул

надо спешить.
ноль-ноль, быть здесь как

оружием,— потому

утром,

и

еще раз

и

перебрал

наше

оружие:

патрон от крупнокалиберного пулемета, самопал с
свинцовой рукояткой, новенькие рогатки, для которых мы
изрезали

противогаз,

и

две самострельные ракеты, изготовленные

Лесиком. Небогато, конечно, однако на первый случай
Я завернул все снова в тряпицу и встал.
—

—

—

—

Сайонара,—

попрощался

есть.

я по-японски.

Пока.

До завтра.
С-смерть яп-понским самураям!

Уже два года мы занимались в школьном кружке
как можно
японского языка. И в штаб-пещере я ввел порядок
больше говорить по-японски: партизаны должны знать язык
—

врага. Но

ребята ленились.
Раздвигая заросли паслена,

и

поднялся

по меже к

но остановился.

Калитка

криво качалась на

калитку
коза в

всегда

огород

дому. Я
с

бед

петлях.

Оставь

Что такое? Мама

открытой

—

за

заберется

натворит...

Я закинул веревочную
в

уже заскочить в сенцы,
улицы была распахнута. Она

ругала.

и таких

дошел до нашего огорода

хотел

брезентовых

нас

я

петлю

калитки

на

кол

и

вошел

дом.

Посреди

комнаты

сидел

на венском

стуле

человек в

под цвет табака и таких же брюках с напуском на
сапоги «джимми». Китель на груди его обтягивали ордена

кителе

медали.

На

погонах

—

широкая

серебряная

отец сидел передо мной, старший сержант.

полоска.

и

Это

У

была сморщена правая щека, будто ему больно
Стальные зубы сжимали трофейную сигарету в

него

улыбаться.

правом углу рта. У отца курчавились синеватые волосы.
Бугры его глаз были до половины прикрыты веками, словно
отец очень устал и ему хочется спать. Я сразу отметил про

себя,

что мы с

не очень-то

отцом

Лицо

деда похож и маму.

цвета сосновой коры. И
одинаковые

Ну,

—

—

острые,

только носы
с

на

друга

похожи.

Я

на

у меня круглое, волосы прямые,

у нас с отцом оказались

горбиком.

подойди

сынок,

друг

ко

мне,— сказал отец голосом,

похожим на скрип новых сапог. У военных,

я

замечал,

такие голоса.

У меня засверби л о в носу. Наконец-то « мерседес». Но
где он?.. Может, стоит на станции, на платформе?
У мамы горел блин на сковородке. Бабушка сидела
рядом с отцом
погоды в

табуретке

на

Германии. На

рукой, похожей

и

выспрашивала

ее коленях

его насчет

ёрзал Юрик. Он доставал

росток картошки, медаль «За отвагу».

на

догадывался спросить отца, что он привез с

Никто не

фронта.

Папка, за что тебе дали такие красивые?
Юрик
забренчал медалями. Он картавил, и вместо «красивые»
—

—

получалось «класивые».

За отвагу, сынок,—

—

бороздками в

с

и

погладил его по

глубокими

суставах.

Ну
фронтовика

отец

у отца были темные,

Пальцы

головке.

ответил

и

подлиза мой

папой. У

меня язык не

позарез его спросить

Выручил

братец! Уже

меня

называет

повернется... А

этого

мне

надо было

о самом главном.

Юрик. Он пересел

на

отцовские колени и

сказал, подлиза:
—

Папка,

а ты

Герке

привез

этот

самый...

э-э-э...

«мерседес»?
—

Письмо,

в

котором

получил,— ответил отец,

Он

и все

просил «мерседес», я не
засмеялись.— Но подарок есть.—
он

своему фанерному чемодану и вынул
оттуда большое яблоко с коричневой вмятиной на боку.
Яблоко славно пахло, но я отвернул голову. Вместо
к

наклонился

«мерседеса»

—

яблоко. Я

потом все-таки взял
—

легковушку,—
—

А

ты

сжал

Молчи,

а

они

не

задрожали,

яблоко.

говорил,

залопотал

губы, чтобы

что

папка

привезет

тебе

брат.
то

не

получишь

тихо.

6

яблока,—

ответил

я

ему

Я любил
хилого

своего

брата. Мог
с

возиться

часами
в

играть

ним,

игры, и доходило до
того, что вместо «р»
говорил «л», как он. С Юриего

ком

я

бы

как

становился

вновь

маленьким,

когда еще не знаешь ни о

войне,

ни

о

всем
я

и

обо

узнавал-то

этом

от

о

хлеб...

на

карточках

Юрик

ни

школе,

меня,

хотя

ему старался

рассказывать

как-то

все

собой

само

получалось,

что он

узнавал

знал

про нашу штаб-

и

пещеру

Юрик

наши

планы.

посмотрел

яблоко он съел

—

умильными глазами. Свое

на меня

семечки валялись на столе.

Но

и моего

попробовать.

хотелось

Я

Одну
четвертую

и

Братец

остальное.

мой

Но

сказки.

только

взял на
—

—

—

кухне

нож и

маме, другую

себе.
Зачем тебе

—

разрезал яблоко

бабушке,

—

четыре

части.

Юрику,

Отец выбросил окурок
блестящего портсигара.

«мерседес»?

достал новую сигаретку из

третью

на

—

и

больше курить заграничные.
Она встала и принесла из сеней мешочек с самосадом.
Мы сажали много табаку и сами резали его. На табак
можно было выменять что угодно. Мы берегли для отца
Но

мешочек

бабушка

табаку

не

дала

ему

еще со старого урожая. И

вот он

закурил

наш

табак.
—

белую
—

и

за

Нужен

«мерседес»,—

сладкую

Они

мякоть

хотели с

прижался

к

—

я,

впиваясь

зубами

в

яблока.
удрать...— выдал меня Юрик
груди. Он знал, что я поколочу его

ребятами

отцовской

ябеду.
Куда удрать?

ответил

—

Отец

сдвинул

к

переносью

брови,

похожие на сапожные щетки.

С японцами сражаться,— ответил Юрик.
Я не бил брата. Он у нас туберкулезник. Но тут
—

я пока-

зал

ему кулак. Я ему

выкладывает

Чтоб

—

больше

я

разговор,
плите. Ее лицо

под секретом, а он запросто

слышала!

не

мама

на

скрежетом разворачивая сковородку
охватил малиновый пыл.— Нашли тоже
в

хозяйство...

в

дом играть,

в

Да богу молиться за отца,— подбавила бабушка.
Еще чего,— нахмурился отец.— И то гляжу

—

—

—

обвешались. Клопов, наверно, под

иконами

вмешалась

—

со

войну. Нет, чтоб

в

—

брату,

наш план.

наш

игру

как

Господь

—

перекрестилась

Отец

Василь,— вздохнула бабушка

милостив,
на иконы в

поглядел

на

ними...

Дошли

углу.—

и

сумрачные иконы,

наши

и

молитвы...

правая щека

его

сморщилась.

Мне повезло,

—

и

крепкий

все,— сказал он, вдыхая

самосада.— Я видел простреленные

иконки.—

дым

Он ткнул

себя пальцем в грудь.— Вот тут...
Все от бога,— пробормотала бабушка.
Плохо, что бабушка сваливает все на бога. Она даже
против того, чтобы я отомстил японцам за деда. Они-де не
виноваты. Так бог хотел... И все же бабушку я люблю больше
—

даже,
за

маму. Сколько раз ходили

чем

бабушкой
целебными

мы

орехами, ягодами, щавелем, разными

корешками! Она

травками и

называла в

с

хоть по земле

отваром

из

трав

и

Мы садились

катайся. И

кореньев,

ночью

вылечила мне

и

Боль

гнить.

стала меня поить

зубы.

заговаривать

окном и

которая напоминала очищенную
лицо с

бабушка

а потом

перед

лес

лесу травы, цветы, жуков,

бабочек, птиц и деревья. А недавно бабушка
зубы. Отчего они заболели? Стали шататься
такая,

в

глядели

на

луну,

картофелину. Бабушкино

бугристыми

отсвечивали,

как

скулами окаменевало, седые волосы
фольга. Она напоминала колдунью. Меня мороз

пощипывал по лопаткам, когда бабушка начинала заговор:
«На море-окияне, на острове Буяне, на песках сыпучих дуб

дремучий, в дубе том
болезнь, из Геры-отрока на

остров

Изыди,
дуб дремучий, в

дупло вонючее». И я повторял за
раз. И к концу он выпевался во

заговор по семь
Я видел явственно

стоит

болезнь
паучка
столбе лунного света.
И вот теперь зубы

свою
в

удрать

—

из

дому, чтобы

с

в

дупле

не

—

Буян, в
бабушкой
мне.

крыльями,
мучают

отомстить за

Без тебя замучилась
на
обожженный
подула
—

дупло,

с

который

меня.

темно.

летит от меня

Я могу спокойно

деда.

детишками,— сказала мама и

палец.— Накорми
8

их,

обуй,

одень,

в

школу отправь...

Герка

учится. Учителя

плохо

говорят: способный, да не тем занят. Войною бредит, оружьем,
штабами. Раз снаряд взорвали какой-то, чуть всех на клочья
не

разнесло!.. А Юрика

чем только не

лечила! И медвежий

жир давала, и мама заговаривала, и собачку ел, и к
знаменитой травнице водила... Врачи говорят: питанье улучшить
надо

и к

морю

годик-другой. Да

повезти на

где

ж его

взять,

море-то?..
У отца
Все
—

Море

—

появилась

на

переносье треугольная складочка.
Он прижал Юрика к своим медалям.—

будет.—
тоже.— Подмигнул

тебе никакого «мерседеса»
укатишь?
—

Перво-наперво

будет

—

быстро Юрку
А

—

не

бы

что

цыганским глазом:— А

Далеко

надо.

корова...— Мама

блин чадил

взмахнула ножом:

мне

на

ли

на

нем

обернулась

и

сковороде.— Молоко

свое

на ноги поставим.

ты

сказала

переезда?

насчет

—

спросил

отец.

Куда это?

—

—

—

мама.

насторожилась

Южный Сахалин-то освобождается,—

Корову
черный блин в
—

—

А моря

ответил

отец.

заводить надо,— сказала мама и шлепнула
стопку.— В крайнем случае коз.
ты

не

желаешь?

—

спросил отец,

прищурившись.

Мама замерла, прижав к груди руку
устремились мимо нас, вдаль, а уголки

будто увидела это далекое
бросилась к сковородке.
—

море

с ножом.

губ

Ее

глаза

дрогнули. Она

море. Но тут же почуяла гарь

Не до большого теперь уж,—

ответила она.—

И

и

то

не наше...
—

Юрика
—

Теперь

наше,— сказал

отец

и

стал

подбрасывать

на коленях.

Войну

человек

прошел,

а

ума, как у

Герки,—

пробурчала мама.

Картошка там не родит, поди, на этом Сахалине,—
сказала бабушка.— Без картошки как жить-то?
—

—

А

мы

хотим

к

морю.

Так, ребятишки?

—

спросил

отец.
Я кивнул головой.
—

И я!

—

заверещал

Юрик,

дрыгая белыми

ногами.

Даже козы не
появилось у нас во дворе. Отец не находил в Хабаровске работы
по душе. Рыбаком на Амуре он больше не мог работать
из-за ранения. С утра до вечера отец искал работу и вечером
Время

приходил
—

выговаривал он

Разведчика хотят кастеляном
и глядел исподлобья.

тонкие

Раньше
бываешь

валяешь,— отвечала

руки
на

глядеть

сделать,—
мама

и

скрещивала

груди.— Разбаловались на
спиртное не мог, а теперь дня
на

фронте.
не

трезвым.

—

и

выпивши.

Дурака

—

свои

шло, а корову мы не купили.

—

Двадцать

«языка»

четыре

взял,— говорил

отец,—

кастеляном, ха-ха-ха!..

Все бы с дружками пил да балясы точил.
Мама нервничала и уходила в спальню.
А я был рад, что отец не соглашается кастеляном. Мы
—

с

ребятами давно изменили план... Теперь я ехал с отцом на
Южный Сахалин, к японцам. Я обязан был написать
оттуда ребятам письмо с подробным объяснением, как попасть
на Южный Сахалин. Получив письмо, они должны были
добраться до меня зайцами. И тогда уж мы отомстим
японцам

и за

деда,

и за

Лесикова отца,

и

вообще

за все.

Однако отец медлил с отъездом на Сахалин всю зиму.
Я уже свободно переговаривался по-японски с
учительницей, которая вела наш кружок японского языка, а отец всё
тянул. Тогда я начал поторапливать его, но мама два раза
огрела меня за это ремнем.
И все-таки мы с отцом победили.

Однажды
греться
его

на

в

конце марта, когда

завалинку,

он

Мы

—

Юриком

вылезли

шинели

колыхались,

как

серое

соскочили с завалинки и пошагали в дом по

стороны отца.
Мамы не было дома,
—

с

вернулся раньше обычного. Полы

длинной распахнутой

знамя.

мы

Когда

мы

Через

неделю,—

поедем

его:

и я

спросил

на

Сахалин?

Завербовался я,
Продадим дом и поедем.

ответил

подъемные получил на всю семью.

обе

он.—

Я тебе продам!
закричала мама, появившаяся на
пороге.— Я тут по крошке собирала... И одеяло без тебя
—

—

справила, и стулья венские выменяла на табак,
новой толью покрыла!.. А ты хочешь всё по ветру
Ю

и

крышу

пустить?

Отец набычился,
что жила на шее

так,

в

нас

раздвинул

и

стороны

закричал

задергалась:

Меня, разведчика, хотите куркулем сделать?! Не
выйдет! Я морем буду дышать, а не навозом!
Мы с Юриком разбежались по углам.
Отец встал на цыпочки, сорвал икону
Николая-чудотворца и разломил ее о коленку. Сверкнула белая древесина
—

Он кинул обе

на сломе.

Только треск

половинки в

печку через загнетку.

пошел.

Отец
печке

Мама загородила дорогу
могла постоять за

отец

ее к

вернулся в угол, достал вторую икону и понес
двумя пальцами, словно паршивого котенка.

легонько

порядок

Мама-а-а!

—

в своем

задел маму,
—

Она была

к печи.

доме против кого угодно. Но

и она

пошатнулась.

Юрик,

закричал

сильная и

и я

вздрогнул.

Отец вернулся за последней иконой. Это была любимая
бабушкина богородица.
Я бросился в спальню и помахал бабушке в окно. Она
возилась в старом парнике под окном. Бабушка вытерла
руки о

заплатанный передник

Отец

не

плакала в

мог

затолкать

и засеменила в

богородицу

в

дом.

загнетку. Мама

углу.

Бабушка

вошла и сказала

отцу:

Уймись, сокол ясный.
Отцовы глаза отражали огненный круг
—

Медали

звенели.

Но

исчез.

* Сокол

казалось,

ясный» поднял глаза,
он

хочет

клюнуть

загнетки.
и

огонь

кого-то

в

горбатым

Однако бабушка не испугалась, подошла к
отобрала икону и тут же спрятала в свой сундучок.
Добра ждать теперь нечего,— сказала бабушка

носом.

—

головой над сундучком.
Я научу вас море любить,— скрипнув

них

нему,
и

покачала
—

пробормотал
окна.

отец

Из-под

и

зубами,

хлопнул дверью. Он промелькнул

сапог летела

мимо

грязь.

Мама заплакала сильнее. Голос

Тело вздрагивало. Не верилось,

ее

разрывался

плачет наша

что

и

булькал.

мама,

Даже во время путины на Амуре ее ставили
бригадиром над красноармейками, которые помогали
командир дома.

Но тут же я стиснул челюсти. Нет, я не должен
паниковать. Как решили в штабе, так и надо держаться.

рыбакам...

И

я

вышел

на

улицу, чтобы

не

слышать

всхлипов

матери.

Вскоре

отец вернулся с двумя
П

фронтовиками. Они

так

кричали,

И

взбудоражили

что

за столом не

сбавили

всех

собак

нашей

на

улице.

голоса.

Ты, Зимин, отъездился,— сказал отец дружку с
деревянной колодкой вместо ноги.— А вот с Чумы я не слезу.—
И он легко ударил в плечо второго фронтовика с очень
впалыми
щеками.— Поедем на море рыбачить, слышь,
Чума?
Чума заболтал головой в разные стороны:
Надоело.
Ты счастливчик, Васька, счастливчик,— бормотал
Зимин и пристукивал деревянной ногой.— Четыре года
воевать, и все цело!
—

—

—

Даже

—

есть,— отозвался отец

лишнее

Пощупай.
пробовали что-то

и

завернул

рукав кителя выше локтя.—

Дружки

по

очереди

под белой кожей

отца ниже локтя.

А ну,

—

сынок...— сказал

Фронтовики

отец

и

протянул мне руку.

обратили на меня
плечу, другой сунул в

только

внимание.

тут

Один потрепал меня по
американской колбасы.
Отец взял мою ладонь

и

прижал пальцы

к

Я ощутил под кожей непродавимые мускулы

рот кусок

своей руке.

твердый,

и

кость, плоский осколок.

как

Больно, пап?

—

спросил я,

—

еле

выговорив последнее

слово.

Нет,—

—

ответил

отец.

И

пожаловался

Только воды стала бояться... Чуть что
на Сахалине в порту мне место обещано.

Юрик бросил
залез к

отцу

—

Зимин

спальне

и

отнимается.

притопал

к нам.

—

Ну,

Он

на колени.

Счастливчик
и

в

маму

—

дружкам:

ты,

Васька,

счастливчик,— повторил

вздохнул.— Побегаешь еще

по

свету. На

Сахалине,

Селедка идет
черпай ведром.
Хитрого мало.— Отец составил кружки в кучу и
не наш Амур.
разлил водку.— Море
Друзья лязгнули кружками, выпили не морщась.
Закусили розовыми шматками колбасы. Отец приказал мне
—

говорят, хорошо.
—

—

принести из-за печки мешочек с

Щепотки фронтовиков

приказание.

словно
цигарки.

огоньком.

У

—

него

И

их

была

ты

чуть

ткнулись

в

исполнил
зеленое

крошево,

Фронтовики свернули
дрожали. Отец обнес дружков

голодные птицы

Щепотки

табаком. Я

в

зерно.

маленький снаряд.
хорошо в моих хоромах,—

зажигалка

заживешь

—

12

сказал

Зимину.— Как другу

отец
войны

инвалиду Отечественной

и

отдаю тебе дом задаром.

Ты один дому хозяин, да?

—

спальни

спалю,

дружкам:

Взводом

—

отдам...— Он

—

хочу

втянул дым так, что
чашками.—

из

отец.—

семьей

—

вытянул шею

и

голос

Хочу

к

командовать.

легче...

куда

Опасно сейчас

—

ответил

снизил

братва,

Трудно,

—

мама

выкрикнула

голосом.

звенящим

Я строил дом,— громко

—

—

В море

мины...

Сахалин,— сказал Чума
щеки стали двумя глубокими
Японец злющий... Самураи не
ехать

на

и

на штык.
Расстреляет патроны и носовой платок
Подбежишь к нему, а он гранату под ноги... Санька
Чириков под Хайларом и попался так.
сказал отец и
Доверчивый был, помните какой?
сдавались.

—

—

—

окаменел.
—

—

На руках у

Эсэсовцы

кружку так,
—

До

тоже

что она

Ну, самурай

сих
—

меня

добавил Чума.

помер,—

поначалу

не

сдавались.—

Отец

сжал

хрустнула.

куда хитрее эсэсовца,—

Чума.—

ответил

пор постреливает...

А

больно
вздыбились.—

отец

и

провел рукой по моему «боксу». Волосы
Вот он, надёжа отца, растет. Хочет японцам дать

по

сыновьям

ничего

не

страшно,—

сказал

шее...

Я расправил плечи, подтянул
на

меня

живот.

так, что захотелось спрятаться.

Но Чума поглядел

Однако

в

следующий же миг я склонил голову к плечу и выдвинул нижнюю
губу. Я хотел показать, что ничего не боюсь.
Ух и табак у тебя, Васька, гхм, гхм!..— Щетинистое
—

лицо Зимина скрылось

в

терпком дыму.

И

табаку тебе оставлю с полкуля,—
настороженно обернулся к спальне.
—

Мама,

конечно,

не

ответил

отец

и

замедлила ответить.

сажал!
крикнула она, и в горле у нее
словно булькнул стальной шарик.
А-а-а...— Отец махнул рукой в сторону спальни: не
—

Табак

ты не

—

—

обращайте,

мол, внимания

—

и

предложил дружкам:

—

Набивай кисеты, ребята.
Но я знал, что табак мама не отдаст. Он нам тяжело
доставался. Наши ладони покрывались кровяными
мозолями, пока мы вскапывали огород. А сколько приходилось
возить нам

вдвоем навозу

в

ручной
13

тележке, чтобы

удобрить

землю.

Потом прополка

мы

возили

окучивание. А еще надо было

огород не забрались. И для
металлической свалки индиговую

следить, чтобы коровы
этого

и

или

с

козы в

змеевидную стружку и обтягивали ею редкие колья ограды.
Сколько раз мы руки резали этой стружкой... На полкуля

табаку можно было долго жить не тужить.
Фронтовики неуверенно зачерпнули по горсти самосаду.
Бывало, пайку хлеба отдашь за осьмушку махры,—
сказал Чума, сунул утиный нос в горсть и чихнул.
Хитрого мало,— ответил отец, закрывая глаза от
крепкого дыма,— нервы убивает.— Он кашлянул и запел:
—

—

Лесом, поляной, дорогой степной
Парень.идет на побывку домой.
Ранили парня, но что за беда
—

Сердце

играет

и

кровь молода...

Отец пел натужно, скрипучим голосом, но с душой.
Юрик начал ему подпевать. Подхватили песню и дружки.
Мне было

через огород

не
в

до песен. Я выскользнул

узлами с

заняты

табаком.

сенцы

темный овраг. Ребята ждали

Большой чайник пришлось
руки были

в

побежал

меня.

Юрику, так как
бельевой корзиной и

нести

чемоданами,

Крышка

и

на шпагатике

громыхала,

наши

как

духовом оркестре. Из всех дворов лаяли собаки.
Соседи глядели на нас из-под руки. Их, видно, слепил чайник,
отражавший солнце, словно зеленое зеркало. Мама хотела и
тарелки в

в

чайник

табак. Но

засыпать

Юрик

тогда бы

не

донес его.

Отец нагрузился так, что еле передвигался. Куча узлов
на блестящих сапогах «джимми». Отцу пришлось забрать
весь табак, какой был у нас, иначе мама ни в какую не
хотела ехать.

Она

миру пустить
нам

теперь

не

плакала

хочет.

Она

и

приговаривала,

никак не желала

отец нас по

что

понять, что табак

нужен. Раньше он как бы заменял нам отца.

А теперь отец сам

будет

нас

кормить,

одевать. Не

обувать,

табак шинели и шить нам
штаны, рубахи, телогрейки... Но мама не понимала
отцу, в конце концов, пришлось нагрузиться.
нужно

выменивать за

Нас провожали дружки отца

Борька,

Скулопендра

и

Лесик

тоже

14

и

из них

этого.

И

соседка Василиса.

гнулись

под

чемоданами.

Мне

табаком, а карманы штанов и
шинели
самопал, патрон от крупнокалиберного пулемета,
рогатка, две самострельные ракеты и леска с бронзовым
крючком. Леску подарил мне Борька. Через плечо у меня
оттягивали

руки узлы

с

—

была

перекинута

учебниками
русско-японским

школьная

матерчатая
альбомом

для шестого класса,

разговорником,
за

руководительница кружка

которым

сумка,

меня

набитая

и

наградила

Она,

старенькая наша Марья
изучаю японский язык ради

усердие.

Павловна, думала, что я
будущей дружбы с японцами.

Она любила поговорить

о том

времени, когда кончится война. Она зажмуривалась и
рассказывала, как мы будем ездить в гости к ним, а они к нам.

Совсем запросто,
чай. И
стихи

читала

—

нараспев

Марья

не топчи,

Здесь

Вчера
меня от них
не

—

ночной

сияли

порой...

свербило

в

носу. Но провести

меня

просто. Я помнил про танки, которые
той стороны границы.

Ты

всю

вокзала.
с

рассусоливай,— советовал Скулолба рукавом телогрейки.— Чуть

японцами не

пендра, вытирая
чего

светляки

Как приедешь, сразу пиши,— напоминал Борька

дорогу до
—

сладко

постой!

так-то

нацелены в нас с
—

к

танки.

Ах,

У
было

моей матери на
Павловна короткие японские

соседка Василиса

словно

бей! Нас

не

пот со

дожидайся.
15

Я б-бы

—

их...— сказал

Лесик

и

чуть не уронил

сундук в грязь.
На вокзале я хотел устроить последнее совещание

бабушкин

нашего

штаба. Но старая

труба

из

духового оркестра расстроила

все мои планы.

Бронзовой улиткой
Ее золотистый,

вокзала.

солнце сильнее,
никому до

труба

чайник. Люди проходили мимо,
было дела. Наверное, поломалась

чем наш

трубы

не

себя. Никто

ничейная.

но

и военные

время марша,

на

ограде

бок отражал

с легкими вмятинами

выбросили ее.
Мы окружили трубу. Борька оглянулся, поднял

во

надел

железной

к

она

прильнула

не окликал нас.

ее и

Значит, труба была

подул в мундштук, давя на клапаны. Труба
не играла. Ребята побросали чемоданы и стали по очереди
надувать щеки. Но труба только сипела.

Борька

Починим,—

Борька, и они пошли назад.
Они торопились, чтобы кто-нибудь не отобрал трубу.
—

сказал

Ребята!
крикнул я.
Они повернули головы.
Вот что, Гера,— Борька перебрал
—

—

—

если там

клапаны

флейта какая-нибудь,

подвернется

трубы,—

пришли.

Создадим оркестрик...
—

Знаешь,

отец,—

я

еду

Борька,—

ответил

я,

мне

брови,

как

флейты собирать!

не

Они посмотрели себе под ноги,
помахали

сдвигая

и

торопливо

потом

зашагали

по

сторонам,

Труба
обтянутой
дальше.

прямой Борькиной спине,
перелицованной шинелью. У нас с Борькой одинаковые шинельки.
Я заплел руку в решетку перронной ограды и так замер.
Неужели не видеть мне больше оврага, где в зарослях

колыхалась

на

паслена

скрывался вход

—

Чего рот

пещеру?..
Мама
раскрыл?
в

—

схватила меня за плечо и

подтолкнула к воротам на перрон.
Вокзальный репродуктор с треском

Балканскими».
Я протиснулся
узлы. Его кудри

вагон.

из-под

фуражки обмокли

Поезд

в

и

двинулся,

мама

Я

закрыла
сел на

лакированного
ко

звездами

ребят.

козырька

таская

военной

лбу.

Я высунулся из
Но ветер ударил в затылок, и

и песня стала

стихать.

окно от сквозняка.

скамейку

загрустила. У

«Под

Отец бегал взад-вперед,

прилипли

окна, стараясь увидеть

пел

в

угол

мамы слезы

и нахохлился.

Да

и вся семья

лились, точно масло из

16

дырявой

Бабушка

масленки.

мы

перекрестилась, когда

последний дом на краю Хабаровска.
Ох, и зачем ты пожег иконы,

проехали

Василь!

—

—

сказала

Ляксей мой и тот иконы не трогал.
Отец облизывал языком цигарку и сплевывал табачины.

она.—

Он

лишь

Один

поморщился от
Юрик суетился

прилип носом

бабушкиных
и смеялся.

слов.

Он

сел на столик и

стеклу. Мимо проносились

к

гусями, красные дома,

голые

бурые

луга

с

а

дальше проплывали
под солнцем широкоплечие сопки, пятнистые от снега-;

перелески,

Поезд догнал тележку, которую
подстегивала

Девочка

длинным

пыталась

отмахивалась

за

угнаться
от

поездом.

прута.

розовый острый язык.
Юрик запрокинул голову от
кашель. У брата посинел висок,

Буренку
рваной телогрэйке.
Но буренка только

корова.
в

девочка

прутом

хвостом

волокла

Тогда

девочка показала

нам

смеха.
и

Но

смех

перешел

в

как

у

лицо сморщилось,

старичка.
Мама и

бабушка захлопотали вокруг него. Они уложили
Юрика в большую нашу корзину на бельё. Отец сбегал к
бачку, набрал в грелку горячей воды и положил Юрику в
ноги.

Брат

перестал

поблескивали
глаза. Мне сразу
его

Она умерла
лежала в

от

Он лежал,

кашлять.

ртути. Я

каплями

вспоминалась

точно

не

тетя

мог

Вера,

кукла. Глаза

смотреть
мамина

в

его

сестра.

три года назад. Вот так же
румянец, как от пощечины, проступал

туберкулеза

спальне,

и

на

была еще на ногах, к ней приходили
свататься лейтенанты. Но Вера отказывала всем. Когда
лейтенанты уходили, Вера плакала. Мама и бабушка плакали
вместе с ней. В такие минуты Вера брала свой альбом в
ее

скулах.

Когда

она

перебирала фотографии этих
лейтенантов. Я часто щупал бумагу в ее альбоме. Она была
толстая и белая. Вот на чем рисовать!..
Когда Вера слегла, она позвала меня. «Гера,— сказала
она,— когда я умру, возьми мой альбом. Рисуй».
такая
Помню, как подло я обрадовался. Еще бы
бумага! В школе мы писали кто на чем. Вера сделала мне
тетрадки из серых и желтых бухгалтерских бланков. Там
бархатном

красном

переплете

и

—

были

напечатаны

красивые
«кредит». Рисовал я тоже

Скулопендра
воздушные,

и

морские,

и
на

«дебет» и
«кредите». Борька,

непонятные

«дебете»

и

слова:

Лесик любили рассматривать мои
наземные
бои. Они говорили:
«Здорово!»
17

А

бы я нарисовал на хорошей бумаге! И вот Вера
дарила мне свой альбом... С того времени я стал прислушиваться
к ее кашлю. И вот однажды... Прибежал с улицы, а Вера
застыла в своей постели... Бабушка шила тапочки из черной
материи. Я подумал, зачем такие непрочные тапочки? И тут
до меня дошло, что бабушка шьет их Вере. А Вере в них не
ходить... Кожу свело на челюстях. Я выбежал во двор и по
как

пустому огороду спустился в овраг. Там свалился в бурьян,
пытался прокусить себе руку, чтобы кровь вся вытекла и я
умер. Но зубы не слушались меня. Даже больно они не
делать... Я хотел умереть из-за того, что подло
дожидался альбома. Но расстаться с жизнью оказалось не

желали

просто.
К альбому
на

«дебете»
Но

вот

и

так-то

прикасался долго. Рисовал по-прежнему
«кредите». По рисованию у меня пятерки.
я не

осенью

Мы дежурили

у

Юрика
его

возле

Бабушка
Чарли Чаплин,

постельки.

Юрику

сказки, а я ходил,
зеркальцем зайчиков.

В конце концов

случился приступ,

брату

как

как

сейчас.

рассказывала
и пускал

надоели мои выкрутасы. Он

нарисовать картинку. Я предложил ему бой
матросов с японцами. Но Юрик в ответ замотал головой:
«Не хочу бой. Нарисуй мне красивую картинку».
Тогда я взял альбом и спустился в овраг подумать, что
бы такое нарисовать брату... Я засел в кустах паслена,
недалеко от пещеры. Не люблю, когда мешают рисовать. А тут
попросил

меня

надо еще
река.

и

По ней

голоса

оврагом голубела небесная
серые дымы. Из-под земли донеслись

Над

подумать...
плыли

ребят:
Синее море,
Белый пароход,
Сядем
уедем
На Дальний Восток...
—

Я

перебирал

зеленого.

огрызочек
видел я на

базаре,

на

гармошку

синий,

карандаши:

Ах,

какие

красный, простой

цветные японские мелки

когда ходил с мамой менять

галеты! Но просил

и

за них

губную

дядька столько денег,

что нам и не снилось.

Я вздохнул

и

запрокинутые под ветром

острый
дымком и

нос

взял

синий карандаш.

гребни

врезался

в

волн.

Дал

им

Набросал

оттенки

волны, округлая корма,

синего.

труба

Вот

с

две мачты... Зеленым карандашом подрисовал вдали

островок

с

треугольными распадками. На небе
18

оставил

бе-

пышные

лые

разбросал
ничего

—

с

Я

И

тучи.
в

чаек

взмахами

еще

разных

наклонах...

простого

карандаша

Все

ума,

—

из

натуры.

позвал

ребят

и показал им

картину. «Вот

здорово!»

—

сказали они.

И Юрику понравилось. Он стал расспрашивать меня о
белом пароходе.
Я наплел ему, что этот пароход заплывает и в Японское
море. На нем живут загорелые ребятишки. Пароход такой

огромный, что на нем цветут сады и плещутся
золотыми рыбками. Ребятишки бегают в садах,
и

озерах

едят

«Гера,

я

с

плавают

в

галеты с компотом.
на

хочу

вцепился в мою

озера

этот

пароход»,—

Юрик

сказал

и

руку.

«Выздоравливай,— ответил я и подмигнул ему,— тогда
дело будет в шляпе».
Через несколько дней брат встал на ноги. Но вот опять...
Со страшным грохотом заслонил свет в окне встречный
поезд. Я вздрогнул.
—

Гера, дай

протянул руку

к

поиграть патрон,—

оттопыренному карману

Я порылся

крупнокалиберного

мне

в

кармане

и

Юрик

пулемета.

сказал

Юрик

и

моих штанов.

достал патрон от

схватил

его

и

начал

колотить

шляпкой об острый железный край столика. Я сделал ему
знак, чтобы он играл осторожнее. Но Юрик метил капсюлем
об острый угол. Тогда я отнял у него патрон. Юрик поднял
крик.
сказала мама.
Отойди от ребенка, олух окаянный!
Подошел отец, увидел патрон и отнял. Его веки
дрогнули. Отец повернулся и пошел в тамбур. Я последовал за
ним. Он рванул дверь и швырнул патрон. Бронзовая гильза
—

—

сверкнула над кустами.

боком ко
вторя вагонной тряске.

Отец
—

Я
—

—

стал

Еще есть?
замотал

—

мне.

Его

горбатый

нос

делал клевки,

спросил отец.

головой.

Зачем таскаешь такие дела?
спросил
На японцев,— ответил я.— Не табаком
—

он.

же мстить за

деда.
—

А

«мерседес»,—
—

на

табак

сказал

можно выменять

заветный твой

отец игриво.

«Мерседес»

мне

больше

не

нужен,—

нажал плечом дверь и нырнул в вагон.

буркнул

я,

С

вокзала нас повезли на машине

Владивостока
к

скатывались

и

вздымались

прямо

в

порт.

Они

волнами.

опускались

Улицы

Берег бухты был обставлен пароходами.

морю.

Нас подвезли к серому пароходу, на носу у которого
белела надпись «Советы». С одной стороны парохода сияло,
как

переселенцев. Мы

толпа

кишела

чайника

пробились
Растрепанные люди с

звяканье

сундуки

море. С

эмалированныйчайник,

наш

кабиночкам

к

в

протиснулись

сбросила

Чайник
нижнюю

из

один

нас в

с

к

влились

трапу,

криком

надписью

другой
в

нее

и

стороны
под

потом на

палубу.

волокли

чемоданы, узлы,

«Твиндек». Мы

тоже

твиндеков. Отвесная лестница

этих

утробу парохода.
Юрик нашел себе место. Он

темную

затих

—

сетчатую полку

и

сидел, поглядывая

на

залез

на

меня

из-

свой чемодан, узел и побежал на
палубу. За мной застучали по железным ступенькам трапа
бурки Юрика. В трюме пахло ржавчиной, селедкой, табачным
дымом и кислятиной. А палубу грело весеннее солнце.
под шали. Я

бросил

Морской ветер гладил лицо.
Мы с братом пошли, где никого не

Вода

Это

—

К
Мы

в

бухте
от

на

окраске

на

корму.

хвост павлина.

брату.
прибило мандариновую корку.
в нее. Юрик загадал: если
я

встретим белый пароход. А я загадал:
попаду до десяти, на нас не обрушится буря. Мы
по очереди. Юрик первый попал в корку. Он запрыгал

попадет до десяти,
плевали

по

нефти,— объяснил

борту нашего парохода
Юриком стали плевать

с

если

напоминала

было,—

одной

мы

ноге и запел:
Синее море,
Белый пароход...

Я

попал лишь на

—

Не

десятый

будет бури,— объявил

Наш десант высадится
—

Бури

не

Мы

дядька

а

я

брату.—

торжественно

боевом

вмешался кто-то

штормик баллов

на

порядке!
у нас за спиной
шесть-семь

десант».

обернулись. К нам
в морском бушлате

напоминающим
проволоки.

в полном

будет,—

тягучим голосом,—
потреплет «наш

раз.

Дядька

валенок,
легонько

подкрался
и

высокий

клёшах. Под бугром

топорщились усы
шевелил

20

ими

из

лохматый
его носа,

медной

при разговоре. Он

на

пристально смотрел

которой не
Солнце

хватало

напоминало

Шторма

—

выгнулись серпом,

Нет,—

—

пальцев

который

боитесь?

не

на

безымянного и мизинца.
кусок тлеющего кокса. В войну мы

двух

иногда топили коксом,

солнце из-под левой руки,

собирал

я

—

кончиками

—

на

станции.

спросил дядька.

Губы

его

вверх.

ответил я и пожал

презрительно

плечами.

А мин?

—

Я

пожал

еще презрительнее.

А

кто

дрогнул,

как

—

—

спросил дядька,

ответил я и

повернулся

Поживем
увидим,— сказал
тяжелыми ботинками по палубе.
—

и

ус

его

у таракана.

Никто,—

—

будет?

«травить»

—

к

поручням.
дядька и зашаркал

буря, будет шторм
встретим белый
пароход,— сочинил Юрик и опять запрыгал по палубе.
В это время пароход загудел, и мы поплыли. Катерокбукашка поволок «Советы» на длинном канате в море.
Как называется белый пароход?
спросил Юрик.
«Оранжад»,— ответил я, не моргнув.
Палуба под ногами качнулась. Из трубы выкрутился
густой дым. Катерок пронесся мимо нас назад, подпрыгивая
Будет

—

—

—

—

—

Над мачтой закачались плоскодонные облака.
Ветер подул холодный. Волны неслись на наш пароход, как
табун зеленых коней с белыми гривами.
Я взял Юрика за руку и повел назад, в твиндек. Брата

на

волнах.

прознобить

могло
шалью.

По дороге

здесь,
я

стал

был

укутан маминой
рассказывать брату о белом
хоть

он

пароходе, плел ему, какая чудная жизнь у

«Оранжаде».
В твиндеке ударил
его на

среднюю полку. Я

По полу
наполовину

Юрика

затошнило.

сразу

в

на

тяжелый табачный дух. Меня
потянуло на сон. Мама уложила

нос

лег

рядом.

борта к борту чей-то мяч,
красный. Волны стучали в борт,

катался от

синий, наполовину

подбивали

ребятишек

Удары становились звучнее. Они покрывали
барахолочный шум твиндека.
Я закрыл глаза и увидел, будто рядом с нашим
мяч.

пароходом плывет мина
ближе и ближе на

—

ладони

к

Откуда
чувствует и

круглая, со стеклянными рожками. Все

быстрой

волне...

Еще миг!.. Я прижал

лицу. Потом потихоньку сдвинул
эта

трусость

во

их с

мне? Может быть,

каждый настоящий десантник?
21

глаз, со щек...

так

себя

Я растолкал
стал,

Юрика и

полусонному,

рассказывать

белом

о

пароходе.
Ребятишки

—

боятся

мин,—

говорил я,

от

передергивались

«Оранжаде»

на

что

такие

установлены

Они

приборы...
мину

и

мои

лопатки

озноба,—потому

не

замечают
и

издали

расстреливают

ее

из

пулемета:

тр-р-р...

А

—

если на них

подлодка?
Юрик, зевая.

—

нападет
спросил

Ребятишек никто не смеет трогать,— ответил я.—
в чем они виноваты?— Я прислушался к
Ребятишки
На крайний случай, на
хлюпу волн за бортом и прибавил:
—

—

—

¦Оранжаде»
Гера,
—

маленькими

полно всяких шлюпок и спасательных
а ты на

японцами

глазенки

или с

Сахалине драться будешь с
большими?— спросил Юрик,

и

кругов.
его

сверкнули.

—

Все

они

одинаковые, самураи,— ответил я.—

самых маленьких,

Кроме

вроде тебя.

Юрик опять засопел носом. Тогда я положил голову на
край полки и стал глядеть, что делается внизу.
На нижних полках сгорбились наши и еще несколько
человек. Среди них я увидел того усатого. Семеном называли
его соседи. Кончики усов шевелились вовсю. Разговор был
не о

минах, не о штормах, не о самураях, а о каких-то

пустяках.
сумерках

Словно собрались соседушки

посудачить.

оттого,

что

Видно сразу

никто

из

них

—

не

на

им не

крылечке

страшно.

собирается

в

Может,

мстить

это

японцам,

как я,

Картошка, капуста там родит, Семен?
бабушка, затуживая ниже подбородка косынку
—

—

спросила
в
синий

горошек.

Родит,— ответил усатый и
Казалось, безымянный и мизинец у
—

Яблони

махнул
него

левой

поджаты.—

даже родят. Только японцы сады не разводят на

Сахалине.

22

рукой.

Нехристи,—

—

гражданскую
достала из
о

кофту

живьем

склонился

но ничего не сказал.
моего

бабушка.—

чурку дров...— Она

деда, потерла черную рамку

фотографией,

над

Я

Я хотел, чтобы

в

кашлянул

свесился с полки.

молчали.

деда. Но

похож на
—

и

деда

как

в

моего

Семену.

подала

Семен

сожгли,

фотографию

сундучка
и

бабушка.— Ляксея

сказала

кулак,

Люди смотрели

они

на

я

как

увидели,

они так и не заметили этого.

А я всяких семян набрала,— встрепенулась
Жива буду
садик разведу.
—

Пароход

борта на борт. Сине-красный мяч
прышул на ржавый борт. В дальнем конце твиндека
заплакал ребенок.
Отец вынул портсигар с выбитыми на
крышке черепом и костями. Крышка откинулась, сосэди
качнуло

с

потянулись за самосадом.
Мама попросила, чтобы

закурили,
А

что?

спросил отец усатого.
водочку, сакэ,— ответил

легкую

Научим,—

он

все

—

Пьют наперстками. Нашего разгулу у
—

Но

к нам сизыми пластами.

пьют они

Рисовую

—

детей. Они

на

пускали дым

стараясь выпускать дым подальше.

равно поднимался
—

не

заявил

Семен.—

них нет.

отец, подмигивая.

Все засмеялись.

Пальцы-то

—

указывая на

там

потерял?—

спросила

левую руку Семена.

Самурай отхватил кинжалом,—
повертел трехпалой рукой на свету.
—

Я еще
—

бабушка,

ответил

Семен

и

ниже свесился с полки.

А дело

так

было,— продолжал усатый,

и все

взгляды

боя Маока и одного
другим самураев накрываем... Победа! Мы с дружком

нацелились ему

в

рот.— Взяли

на плечо и стали

автоматы

обдумывать

портом домишки налеплены,
с

японкой. Кланяются

и

мы с

насчет сакэ.

и выскакивают

лопочут

что-то.

за

Рядом

с

оттуда японец

Мы

им

про сакэ,

«Самурай, самурай...» Японец показывает
в воздух руками: «Па-ф-ф! Бо-ф-ф!» Мы
порт, она
соображаем
дело нешуточное. Порт взорвать самураи
а они в ответ:

на

—

—

замыслили,

что

ли?

За

автоматы

громадному подводят.
затряслись
в

—

—

Перед

слова сказать не

ведите!

дверью

могут.

Ну,

Они

губы

мы их

нас

к

складу

у обоих

оставили, сами

склад. А там кули рогожные с вяленой

селедкой

штабелями, чуть не до потолка. Дружок верткий у меня,
вскарабкался на штабель и поверху дует. А я понизу
23

—

бегу.

В

полутьме
поперечного

прохода
не

Самурай

заметил.
выскочил

и

меня

на

оттуда

кошкой. Я левой

рукой

прикрыться

успел

как

пальцев

двух

—

не

бывало. Острый
боли я не
кинжал
услышал. Второй бы удар
—

верный был,

да
на

дружок

сверху

самурая

свалился

и

автоматом

приглушил.
Семен
оглядел

свою

левую

точно

читал

ладонь,
ней.
по

Цигарка,

зажатая

указательным пальцами, дымила. Семен
вскинул голову. Зашевелились усы.

между большим
—

когда
те

Над машинкой взрывной
в

все

порту

японец

пальцами

и

с

самурай. Ждал,
соберутся... Если бы не

сидел наш

десантные катера

японкой, было бы трауру. А
Потом

отделались.

приходили

ко

мне

двумя

в

госпиталь

приносили...
Сакэ и с тремя пальцами мимо
отец, подмигивая.
—

Соседи разулыбались
Памятник

и

не

пролетит,— встрял

загалдели.

поставить

надо

воскликнул дядька, которого

называли

твоим

пальцам!

Рыбиным. Он

Сверху было хорошо
Где я
горловой,

а вспомнить
—

Один

жизнь,—

у нашей мамы, голос.
нам

сказал

Пусть

взглянул

курил.
шире лба.

Где? Что-то мерещится,

нужен

Семен,

памятник

затянулся

и

для

всех

выпустил

—

табак
благость!.. Лишь бы мир да
Верно, Василий?
и

только

исподлобья

туговато?

—

Говорят,
спросил

на

мирная

волнистое

—

еще,—

пикнут
куда-то

поверх

пробормотал
соседей,—

и

их союзнички...
—

тонкий,

никак.

—

кольцо дыма.— Ух
такой табачок был.
—

—

не

заметно, что челюсть у него
видел раньше этого Рыбина? И слышал

как

те

и сакэ

японцы, цветы

—

так

Южном

Рыбин,

Сахалине

отдувая дым
24

от

табачком
себя.
с

отец
немцы

и
и

Табак,

—

и

Посадим

—

Семян

Ну,

—

это

Да

хлеба,—

Семен

ответил

кольцо.

и

табачок,

я взяла.

будем,—

живы

Турецкий табак

сказала

у нас.

когда еще новый вырастет,—

отмахиваясь от
—

везде сейчас дороже

новое

выпустил

бабушка.—

он

Рыбин,

заметил

дыма руками.

чего?

тебе-то

с

—

сильным

хмыком

ответил

отец.— Не куришь ведь.

Сочувствующий
засмеялся

я

на

другой бок

альбом. Меня поташнивало,
пустые разговоры

и

и

достал

своей сумки

из

решил отвлечься. Слушать
Нет чтобы все время

я

не хотелось.

войне, как ходили
подбивали танки... Ну вот

друг другу

«языками»,

своей

и

вдруг басом.

Я перевернулся

рассказывать

Рыбин

ответил

курякам,—

о

в

—

атаки, лазили за

Семен заговорил

о

жене.

...Вернулся

—

я в

Иркутск,

Пил три месяца,

вышла...

потом

а

Марья

пошел

в

моя за

другого

райком. Так

Сахалин, а потому как
одинокий стал, направьте туда. Найду себе там японку...
Волны шарахнулись в борт, как стадо коров в

и

так,

говорю, понравился Южный

тесном

проулке. И вдруг нас потащило вниз, потом вытолкнуло
вверх. И начались качели. Мама вытянулась на нижней

Соседи

полке.

постанывала,

когда

разлезлись

пароход

по своим

полкам.

проваливался.

Лицо

Мама
ее

бледнело

все

сильнее.

Выведи меня на воздух, мама,— попросила она
бабушку, словно отца тут и не было.
Бабушка и отец взяли маму под руки и повели к трапу.
Рыбин, хватая воздух большим ртом, тоже шел на палубу.
У самого трапа он прихватил рукой челюсть и побежал. На
верхних ступеньках мелькнули подковки на каблуках его
—

яловых сапог.
—

А

выдюжишь?

ты

—

спросил

против нашей.
Я что-то промямлил: нужен

он

который любит японцев. А внутри

Семен,

садясь

на

полку

мне, такой «десантник»,-

в самом

деле становилось

муторно.
—

какой

из

Ты должен выдюжить,— продолжал он,—
тебя вояка?

иначе

Герка наш знаете как здорово про войну
рисует!— сказал проснувшийся Юрик. Он взял у меня с колен
альбом и подал Семену.
—

Дядя,

а

25

Тот перелистал альбом.

Чувствуется рука,—

—

и

тебя тут... Вот

говорю

У

•—

ответил

него есть и

Юрик,—
Вот

—

Юрика

только в колзине

себе

на

у

море, белый пароход,—

синее

—

доставать далеко.

Семен

именно что в «колзине»,— ответил

к

сплошь

вояка.

—

про

чем

протяжнее,

вернул альбом.— Только война

говорил раньше,
и

Семен

сказал

А

колени.

мне

сказал:

и взял

Рисуй
войну

—

собак, яблоки, дома с дымом. Скоро на
мода
пройдет.
Я скривил губы и засунул альбом в сумку. Какие еще
и
собаки, яблоки, дома? Я думаю про деда. Дай себе волю

лучше

—

слюни

Смотрел,

распустишь.

«Бэмби»

и

залился

охотники

олененка,

помню, кинокартину цветную

слезами,

убили

мать...

еще раз заикнуться об оркестре,

И тут

что-то накатилось

только сетка

Ноги вынесли меня на

у

поручней
Люди с

движения,
момент

на

борту

я

изнутри
мной

палубу.

—

Сердце

выброситься

борт. Пароход

руки отцепились

замерло

—

и

я

от

повис

Потом скользнул вперед

и

горлу. Я спрыгнул

побежал

меня

вокруг

раздумывали. Я поглядел

и мои

к

в

море,

из

я

в этот миг

но в

последний

сам

сделал

дал крен на наш

поручней.
над рокочущей

вниз.

Но

такие

чьи-то

пропастью.

большие руки

только

три пальца.

заметил, как самопал и одна ракета выскользнули

Тут

тяжелой

и

плеснули

в

же

услышал

я топот

кармана

этом.

к

делали

на них и

поймали меня сзади.
Слева я увидел на спасительной руке
И еще

—

над морем.

лицами

точно хотели

у

трапу.
Я протиснулся между людьми

и свесился

зелеными

такой же рывок за

борт,

за

взвизгнула

Бэмби, крошечного
Пусть Борька попробует
ему покажу!..

когда

волне.

сапог и

Я

и не пожалел

прерывистый

об

голос

отца:
—

Легче

Семен... У

бомбежку

меня в глазах,

веришь,

темно стало...

перенести...

У меня самого колени дрогнули,— сказал Семен,
вытирая лоб ладошкой.
А я нырять уж собрался,— объявил Рыбин и вновь
—

—

борта.
Отец потеребил

свесился с

—

мои волосы и

По реке ходить

тошнит,— сказал

Рыбин,

—

укрыл полой

красота:

не

мутит

шинели.

тебя,

не

вздыхая.— Так не живется ж на

месте...

26

Не паниковать!—

—

отозвался

отец.—

Скоро

шторм

кончится.
—

—

Может,

полегчает,—

Сейчас

подлечим

обрадовался Рыбин.
Семен.— У

вояку,— сказал

меня

есть

лекарство.
Они отнесли

будочке твиндека.
Семен спустился вниз. Отец отошел к маме, которая
висела на поручнях. Иногда он зорко глядел в мою сторону,
А

меня к

плохо, что я заскулил. С носа на руку

мне стало так

упала теплая капля.
—

Семена.—

Вот
Уже

так

вояка!

сопли

раздался надо мной голос
распустил. Кто же десантом командовать
—

будет?
Я поднял глаза и увидел
кружку с алой ягодой.
—

Это брызги,—

На,— сказал
покидай в рот.
—

в

правой

ответил я и

он,

вытер

протягивая

руке Семена

синюю

нос.

кружку

с

клюквой,—

От одного вида кислой ягоды приятно свело челюсти.

Я

отсыпал

клюкву

а потом

и

в

—

в

рот.

Раздавил

горло.

—

Я уронил
—

горсть,

терпкий сок полился
Лучше?
спросил Семен.

ягоду языком,
—

в

А

это

в ответ

тяжелую голову.

маме,— попросил я, отдавая назад полкружки

клюквы.

Семен отнес кружку маме.
Над мачтой неслись кудлатые

зубами.
Замерз,— сказал Семен,

обрывки

туч. Я поежился

и заклацал
—

поставил меня на ноги и по-

иел в твиндек.

Они с бабушкой уложили меня в постель на нижней
полке. Я стал про себя прощаться с жизнью, с ребятами, с
планом... А Юрик топтался по мне и спрашивал:
Гера, а ты со мной будешь на белом пароходе?
Отстань! О-о-ох!..
—

—

—

—

—

—

—

—

—

—

Скажи,
Нет,—

тогда отстану.
ответил я еле слышно.

Почему?
Юрик уселся мне на
Отстань, кому говорю! О-о-ох!..
Потому, что ты травишь, да?
—

живот.

Отстань...

Скажешь,
Тебе

тогда отстану.

нельзя

говорить. Ты предатель.
27

Ага, знаю!
Ты будешь драться
—

«Оранжаде» с
не

Юрик

подпрыгнул на моем животе.—
с японцами, а я чтоб на этом
девчонками плавал. Не хочу! Я с тобой. И галеты мне
—

надо...

Дурачишка,

—

хорошо... А

на нем знаешь как

со

мной

опасно...

Не боюсь,—

—

ответил

брат

и

запрыгал

на моем животе.

Бабушка, забери его,— простонал я.
Бабушка перенесла братца на противоположную полку
—

и сказала:

Не

—

вяжись к

уме.—Она

нему, унучичек. У

затужила косынку

за

концы

него
и

одни бомбы на

добавила:—С

ним

головы не сносишь.

А

—

я и так
и я

Вера померла,

Бабушка

помру,— серьезно

ответил

Юрик.—Тетя

помру.

порывисто прижала

его

голову

к

себе

и

Она утирала слезы пальцем с толстой, потрескавшейся
кожей.
Я закрыл глаза, пытаясь уснуть. Но в это время отец,
Семен и Рыбин привели маму. Ее уложили на
противоположной нижней полке.

заплакала.

Отец

говорил громко,

Какая

точно

соседи были глухие:

друзей?! Был у меня друг Федя
под Кенигсбергом снайпер угомонил... Саньку Чирикова
те на
самурай на тот свет отправил. Чума и Зимин
материке остались... Дай, Семен, я тебя поцелую... Ц-ц-м-м-м... Ты
друг мне теперь. Друг навеки!.. И ты, Рыбин, друг.
Что, если Борька, Скулопендра и Лесик не смогут
пробраться ко мне? Как я жить без друзей буду?! И мне сразу
—

жизнь

без

—

—

стало

хуже раз

Сахалин!

—

третье

в

утро

железная

—

закричал

—

наш

твиндек матрос

Люди бросились

на

к

трапу.

Загремела

лестница.— Сахалин!

Я зашевелился, надел

Ноги

в

плавания.

Сахалин!

—

десять.

шинель и тоже пошел на

палубу.

сгибались, но распрямлялись с неохотой.
Над передней мачтой покачивалось горячее солнце.
мои

хорошо

моей

Пуговицы

на

пятаки

для

шинели

игры

в

засияли,

«остенок».

28

как

Мы

начищенные

сгрудились у

пылью

правого

борта

и

жадно

смотрели

медленно подплывали
на

искрились

на

землю,

к нам.

гряду

Снежные

сопок,

полосы в

которые

западинах

солнце.

Сахалин!

—

Матросы в брезентовых робах, в тельняшках поливали
палубу из шлангов. Водяная пыль сеялась на нас. Но мы не
уходили от борта.
Южный Сахалин!

—

Люди щурились от солнечных зайчиков и
бледные губы.
Пароход подплывал к городку у подножия

растягивали

прибрежную

землю, а от

сопок.

Домики

цепко держались

за

лиловых

длинной бетонной дугой

моря японцы отгородились

был проход. По левую сторону
прохода над серым цоколем волнолома возвышалась башенка
волнолома.

В

этом волноломе

маяка.

В порту

стоял

уже пароход.

Справа

и

слева

от

парохода

бухты были
пустынны. Только в левом углу, перед широкой песчаной
полосой, были разбросаны разбитые катера и баржи. У
щетиной торчали

некоторых
прикинул, что

мачты

лишь нос

катеров. А

торчал

из

самые

края

воды да мачта. Я сразу

корабельном кладбище можно
обосноваться нам с ребятами.
Мы остановились на рейде. Черная с красной полоской
труба загудела, вспугнув чаек с волнолома. Они лениво
полетали
торжественными

В

на этом

над стеклянным морем

рядами
ответ на

огромную

и вновь

уселись

на волнолом.

гудок

нашего

баржу. Он

парохода катер

ловко

подвел
29

ее

к

вывел из гавани

борту «Советов».

Наши матросы пристегнули

ее канатами к

пароходу

и

широкий трап. На барже его приняли два японца.
Люди кинулись к трапу. Я увидел на барже японцев

спустили

попытался

пробиться

к

остальным

было наплевать,

выдавили

назад.

Да

в

трапу
что

на

и

первую очередь. Но

барже

еще мама щелкнула

японцы.
по

Меня

затылку

и

приказала:

От чемоданов

—

—

ни на

шаг!

Я почесал затылок. Юрик залился смехом, словно
школьный колокольчик! Я сел на чемодан и стал разглядывать
городок, который был уже не японский, но у которого еще
не было и русского названия.
На склоне выше всех домов сверкала серебристая крыша

Вспомнилось,

храма.

что

японцы поклоняются своему
детьми бога

императору. И себя

считают

подождите,

императора!

дети

—

императора.

Ну,

Все-таки переплыл море... Не
сжал слабыми руками рогатку

укроетесь волноломом... И я
в кармане. Мысли кружились. Третий день, кроме клюквы,
я в рот ничего не брал.
Ты что
оглох?
сказала мне мама чуть не под
—

—

ухо.— Тот

беды

—

не

знает, кто этих

обормотов

не имеет...

Ее старенькое зеленое пальто было измято, лицо бледнее
обычного. Но глаза сияли, как два синих камня. Мама
оправилась от морской болезни и теперь вымещала на мне свою
злость. С отцом-то не разговаривала. Лишь «да», «нет». Что
за

У

люди?.. Ну,
меня

—

теперь от них
другое на уме. Завтра
я

ребятам. Приедут
выше всех

—

не

к

перевезла всех

На

—

свое.

вон

выроем пещеру

там, на сопке,

домов.

трапу. Пока

и

потащил его вслед за

дремал на солнышке, баржа
пассажиров. Мы сели уже в полупустую.

барже

Я глядел
за

я

орудовали

белыми иероглифами
следил

них

же надо написать письмо

Я схватил легкий узел с табаком

отцом

завишу. У

будто

те

два японца,

во всю

на

берег,

японцами. От

в

синих

куртках

с

спину.
на

море,

на

них всего можно

чаек,

а сам

зорко

было ожидать. Это

рейсов до берега уже
сделали и что один выпячивает в добродушной улыбке
огромные зубы, а другой мурлыкает «Катюшу». Так же,
наверное, улыбался доблестный генерал Сиродзу, глядя, как
дедушку бросают в топку. «...Желаем полного успеха в
строительстве и сохранении мира и порядка». Долго ли этим
ничего не значит, что

двоим утопить

всех

они несколько

нас!
30

Катер

потащил нашу

баржу

бухту. Один

в

из

японцев

большое кормовое весло. Я следил, не направляет
он баржу на волнолом. Мне показалось, что мы сейчас
врежемся в бетонный цоколь под маяком. Я оглянулся. Все

стал за

ли

спокойно разглядывали городок. Семен объяснял бабушке:
Японцев кормит море... Рыба, морская капуста,
осьминоги, ежи, трепанги...
—

поди, склизкие?

Осьминоги,

—

Смоляной борт баржи коснулся короткой тени маяка.
Над башней косо взлетели чайки. У меня отлегло от сердца.

Гера,

—

какая

смотри,

дернул меня за рукав

птица!

—

закричал

Юрик

и

шинельки.

На волноломе, у ступенчатого подножия башни, стояла
белая птица на длинной красной ноге. Птица поджала

сгорбившись,

другую ногу и,

Я
свинцовым

мигом

выдернул
шариком, поднял

из

глядела

в

пенную воду

кармана рогатку, зарядил

ее на

уровень

глаз и

саданул

Она подпрыгнула, трепыхнула крыльями

птице.

прибоя.

и

по

упала

за

волнолом.

Баржа
веслом

что-то

сжатыми

разные стороны. Японец
прокричал второму. Тот подбежал к нам

кормой

вильнула

в

за
со

кулаками.

Росскэ маренький худо!
закричал
было видно в узких щелках. Там только
—

—

он.

Глаз

его не

проблескивало

что-то.

Я

отпускал пустую рогатку, натягивал и
отпускал. Резина больно хлопала меня по пальцам. Но я
терпел.

натягивал и

Я

—

меня.—
—

только не

понимал, почему

Ладно тебе,—
Раскудахтался
Не

окно же

сказал

отец

и

японцу жалко

японцу

и

птицу?

загородил

какой-то цапли.
разбил,— поддержал отца Рыбин.—
из-за

Птица ничья, дикая.

Грех какой, господи,— с укором посмотрела на меня
бабушка.— Отец иконы жжет, а сын птиц бьет.
Кровь они пьют мою,— пожаловалась мама.
священная у них птица,— сказал Семен
Журавль
и отнял у меня рогатку.— Все равно что у нас голубь... Так
—

—

—

—

дело не
—

пойдет,

Ну

перехватить

зачем

рогатку,

борт.— Он
—

вояка.
же
но

же не на

Законное

его

ты?
Отец поднял руку, чтобы
было поздно: Семен вышвырнул
—

птиц ее вез,— пояснил отец.

оружие,— поддакнул Рыбин

полуобнял меня за плечи.

31

и

ее

за

Пора своим котелком варить.— Семен похлопал
лбу тяжелой ладошкой.— По росту скоро батю

—

меня по
догонит.

Японец
смотрел

меня

защипало

зачем же отнимать

удовольствием

берег

И

сновали

нему

похожими на

в

носу.

Конечно, птицу

надвигался,
японцы

Но
Осталась одна
жалко.

оружие?
борт вражеского корабля.

у меня последнее

ракета. А
по

с

рогатку, которая покачивалась на воде.

на

У

и

глаз

раздвинул щелки

как

в синих

с

куртках

иероглифами,

драконов.

Юрик дернул меня за рукав:
Гера, а где белый пароход?
—

Вот еще пристал... Я пожал плечами.
Где твой «Оранжад»?
Я показал большим пальцем назад, в море.
—

Где, где?

—

Я был

расстроен, что на этот раз не
Но тут баржа стукнулась о причал,

выкрутиться.

заторопились на

Мы
на

перед

смог

так

и

бы

люди

берег.

ждали, пока все сойдут. Поднялись по трапу
последними. Машина с вербованными отошла

опять

берег

нашим носом.

Мы

не

успели

забросить

в нее свои

вещи

теперь топтались с узлами на бетонной полоске пирса.
Дина, маленькая жена Рыбина, пристукивала высокими
каблуками полусапожек: замерзла. На Дине жирно
и

черная плюшевая куртка.
Меня раздражало пристукиванье и блеск куртки. Берег
зыбился под ногами. К солнцу сбежались откуда-то тучи,
и море потемнело. Я оперся о железную тумбу, натертую до
отсвечивала

блеска канатами, и стал следить, как Рыбин пыхтит в
своей шубе колоколом, пытаясь поднять оброненный узел.
Никто

ему

не

мог

помочь, так как руки у всех были заняты.

Даже Юрика опять
чайник к Рыбину, сел
узел.

наградили чайником. Он подтащил
на

Наконец Рыбин

с шеи тючок

крышку

и

пытался

помочь

поднять

зацепил свой узел рукой. Зато
свалился, когда Рыбин начал разгибаться.
кое-как

Тючок зацепился за острый, раздвоенный на конце
носок нашего чайника и разлезся. Из дыры посыпалась на

бурая махорка.
Пробегавшие мимо японцы

бетонную плиту
—

Юрик

Узелок
и начал,

дыру. Но

бочок

на

сопя,

гнилая

—

рассыпался

собирать

обступили нас.
табачок,— сочинил
и ссыпать обратно в

споткнулись,

махорку

материя расползалась дальше.
32

Один

из

японцев,

кривоногий,

круглом лице, одетый, в
костюм, протянул десятку.
—

Прошу

вас,

отличие

пожалуйста,

без запинки, сверкнув

сказал он

редкими
от других,
мне

продать

золотыми

рябинками
в черный

на

табаку,—

полукоронками

на

зубах.

двух передних

Рыбин оторопело глядел
в

с

то

свой тюк,

на

то на

десятку

руках японца.

Не слышишь, что ли?

раздраженно одернул соседа
Семен и цвиркнул слюной через редкие зубы, словно
беспризорник.— Человек просит махорки.
Рыбин склонился к маленькой Дине и пошептался.
—

—

Воздержимся пока,— ответил Рыбин, опуская под
ноги узлы.— Цена тут неизвестная, стакана опять же нет...
Да ты горстями,— посоветовал Семен. Глаза его
были сужены не хуже, чем у японцев, а бугристый нос
—

—

покраснел.
—

Како

дело?
Через все

твое

—

озлился

Рыбин

и

бросился

море вез, а тут продешевить. Нам
подбирать табак.—
не даром доставался, табачок. Вот они, мозоли-то.— И
протянул большие руки.

Ну
выше

где

я

видел его? Ловкие пальцы с

сгибов. Ладони,

как чашки.

Будто

вылизывал

языком

косил

глазом

замечала

на

ничего

нахмурился
—

—

и

зашаркал

мамы

прошла

что

одним

волна.

Отец

вдруг

ли?

Семен и
бетонной дорожке. Из

потороплю коменданта,—

ботинками

по

сказал

макушке выбивался вихор цвета ржавчины.

на его

Рыбин

Отец

взглянул на решетчатые ворота порта:

тяжелыми

круговорота

чуть

другим на маму. Но мама не
Она глядела на пароход, который

По горлу

Забыли про нас,

Пойду

бетон.

он

Рыбина,

вокруг.

отплывал назад.

Рыбин

шерсткой

он

выбирал табак

из

щели.

Туда

проходили

всего

два пальца.

покрепче найти...— ворчал
молчаливую жену Рыбин.
—

Не

могла

мешка

на

свою

Японцы не расходились.
поднял Рыбин
Ну, чиво буркалы повыпячивали?
ушастую голову в их сторону.— Так работаете на советскую
власть?.. Понимаете русский язык или нет?
Понимаем,— ответил рябой японец, и скулы его
дрогнули.— Прошу прощения, сударь. Я хотел купить табаку для
больного брата.— Он гордо поклонился и зашагал к воротам.
—

—

—

2

Синее море, белый пароход

33

Отец

спустил узлы и смотрел то на них, то
удаляющегося японца.
У меня поднялось настроение: наконец-то

на

разговаривали
потом

долго

с

маму,

то

японцами

надо. Но тут случилось такое, чего я

как

не мог понять.

Бабушка запустила
жменю табаку.

достала

на

руку

и

один из наших узлов

в

Курите, ребяты,— сказала она и обошла япошек.—
горло продирает, слезу вышибает...
Крепкая махра
Японцы ощерили свои без того выпяченные зубы и
—

—

Один из них пытался засунуть
мятую пятерку в карман бабушкиной кофты, что выглядывал
из-под распахнутой телогрейки. Но бабушка отодвинула его
взяли по

щепоти самосаду.

руку. А отец обвел японцев гордым

наших!

Угощаю.
Спасибо,—

—

—

знай

и сказал:

—

—

взглядом

ответил

один японец, другие закивали

головами.

Я

хотел заметить

улыбчивого

этого

бабушке,

что, может

быть,

отец вот

японца толкал в топку нашего деда... Но тут

мой батя протянул

забыл, как
Саньку. Японцы

Наверное,

нарезанную стопкой газету!
«угостил» самурай его друга Чирикова
свернули цигарки.
им

Я оторвался от тумбы, чтобы напомнить бабушке и отцу
про деда и Чирикова, но тут, как назло, подошла машина.

Семен
в

мое

соскочил с

подножки. Он внимательно вгляделся

Глаза его против солнца напоминали

лицо.

зрелый

крыжовник.
—

Ну,

чем

недоволен?

высадился.
Я нахмурился.

ту

Шутки

—

спросил
а

шутками,

он.—

«Десант»-то

несчастную рогатку

и

отобрал.
Мы покидали узлы

фыркнула

своим

Мы проехали

в

кузов

и

уселись на них. Машина

дымом по японцам
каменного

мимо

«Управление
деревянный город.

входом:

порта».

и покатила к

здания

с

воротам.

вывеской над

За управлением

начинался

На двухэтажных домах были развешаны вертикальные
вывески. Пахло соевым маслом, жареной соей, бочками изпод селедки

и плесенью.

с

черной челкой

Я погрозил япончонку кулаком.
открыл рот, как будто ничего не понимал.

больрюго краба.

на

лбу

Он

остановился и

нес

Парнишка-японец

Бело-розовая

клешня

краба

коснулась
34

асфальта.

—

мне

Ага,

шапку

—

увидел противника,— сказал

Семен,

натягивая

на нос.

Куда

теперь?

нас

—

спросила мама,

зябко

дернув

плечами.
—

Шофер

знает,— ответил Семен.— Пока поживем

все

В управлении с ног сбились: целый
пароход переселенцев! Заселяют к японцам. И нашим надо
угодить, и тех не обидеть... Меня сразу за жабры и на эту
работенку... Заказывайте... Устрою по дружбе в центре города.
А можно не к японцам?
Я повернул голову так,
что хрустнули шейные косточки.
в

одной

комнате...

—

—

—

Ничего

—

переживешь,— успокоил

Семен.—

меня

водой не разольешь.
Я презрительно цвиркнул слюной, как делал он сам

Еще
таких

так

с ними

—

в

случаях.

—

Мы

скорешишься

и
—

Не нужны нам центры,— проговорила мама сурово.—
с краю поживем, огород лишь бы был.
На рыбзаводе у них рук не хватает,— сказал Семен.

Мама

скосила на него глаза и

задумалась.

Кури, Семен,— предложил Рыбин, протягивая
горсточку махорки. Губы его неуверенно вытягивались между
—

буграми щек.
Аригато,— отблагодарил Семен
—

по-японски,

отворачиваясь.

в

По улице, по асфальту, цокали деревянными тэта японки
кимоно. Они важно несли на своих головах горки черных

блестящих волос,
У одной японки к

проткнутых
спине

перламутровыми

был привязан

гребнями.

ребенок. Головка

его

болталась в такт с шагами матери.
У нас кавалерия тише ходит,— сострил отец.
Рыбин засмеялся басом.
—

женюсь я на японочке,— сказал Семен
сердце
и передернул усами.
У японок были маленькие печальные рты, а глаза
напоминали воронье перышко. Мне вдруг вспомнились слова из
—

Чует

уличной

—

песенки:

Неожиданно
разрисованные
светило

японка?
был моряк?

Почему

так плакала

Почему

так весел

раскрыли большие бумажные
И сразу закапал дождик. А только

японки

зонты.

солнце!
35

что

Мы

бросились

остановилась

тротуара.
вышел

время машина
желтой вывеской от крыши до

дома с

возле

Задилинькал

человек в

Юрика. В

укутывать

над дверью. На порог

колокольчик

Его

кимоно.

лиловом

кабачок.
Коннити ва,— поздоровался

это

лысая

голова

напоминала
—

с

ним

Семен,

мелькнув

клёшами над

бортом машины.
Милости просим!
Редкие

бровях этого
человека напоминали кошачьи коготки. А из-под бровей
высматривали нас русские глаза.— С благополучным
—

волосы

—

на

прибытием, соотечественники! Позвольте-с представиться... Бывший

купец второй гильдии Тимофей Иванович Загашников.—Он
отступил в дом, и мы вошли следом, волоча узлы.
В доме пахло вяленой селедкой и соей.

Купец смущенно улыбался, разводя руками.
Извините-с, обстановка японская... Сами

—

с волками жить

—

понимаете,

по-волчьи выть.

Большая комната, выстланная соломенными матами,
была

оклеена японскими газетами.

уходило от

буржуйки

в

трубы
которому тарабанил

Черное

грязное окно,

по

дождь.
Мама окаменела на пороге. В лицо

Губы

тени.

сжались

крикнет сейчас отцу:

в

ее

врезались острые
полоску. Казалось, она

пепельную

«Куда

колено

ты меня

привез?!»

Сию минуту,— засуетился Загашников возле печки.
Он чиркнул спичкой и поджег растопку.— Обогреетесь,
—

тогда
к

настроение поднимется.
В трубе загудело пламя. Мы разулись у двери
и

«буржуйке». Загашников

сходил

в

прошли

соседнюю комнату

оттуда плитку вроде столярного

вынес

и

клея.

и

Он протянул

ее

Юрику.
амэ,
Сладенькая конфетка
проворковал он и
шутливо придавил нос Юрика толстым белым пальцем.
Брат вгрызся зубенками в амэ. Потом дал мне откусить.
Конфета потянулась за зубами, как резина. Она долго
—

—

держалась во
—

—

рту.

Смотрю,

одно лишь название

—

купец,— сказал

шубу.— Тесть мой простой
полная чаша. Скажи, Дина...
часовщик, а дом
Жена Рыбина вскинула бровки и важно кивнула

Рыбин,

усаживаясь

на

свернутую

—

головой.
—

Не до жиру

—

быть бы живу,—

Загашников, протягивая руки

к

печке.—

36

охотно отозвался

Японец

нашему

бра-

давал... Хоть отступление взять.

не

ту, русскому, ходу

бегут на Хоккайдо, как крысы
русский не моги... В море сбросят.

Нехристи,—

—

Я

с

корабля

посочувствовала

Семена:

скосил глаза на

я

бабушка.

что он

Загашникову

к

пересел

а

тонущего,

тут скажет? Но Семен

вприщур разглядывал купца, покачиваясь

Тогда

Сами

и

тихо

на

корточках.
его

спросил

по-

японски :
—

—

Вы хорошо говорите по-японски?
Как по-русски-с,— ответил он мне

плывом
—

—

—

с

ласковым

рас-

щек.

Учите меня,— попросил я.
И охота тебе квакать,— морща лысину,

ответил

он.

Нужно.
6

И

пошли сахалинские

денечки.

Я целые дни просиживал

разговаривали
зубрил японский язык.
в

Даже

письмо

изо всех сил

написать

ребятам было

Юрик

снова

мама,

не

приболел,

и

доме начался скандал.
—

и

Я

одно прекрасное утро мне пришлось

оторваться от изучения японского языка:
в

у Загашникова. Мы

только по-японски.

с ним

некогда. Но

в комнате

Вот тебе

и

море,—
с

подвезла корзину
—

Пусть

Ему

мама и так

Она

Юриком

к

горячей

глядя

отца,

печке.

братом

к

прираздвинутому окну.
нужен свой угол, наконец,— сухо отозвалась

поглядела

на

отца, что я втянул голову

край и снова подтащила
печи.— Дура я, что бросила свой дом, огород,
Юрик улыбался. Ему нравилось кататься в
взяла

на

дышит морским воздухом,— ответил отец и

оттащил корзину с
—

сказала

корзину

за

ее к

в

плечи.

жаркой

посуду...

корзине. Но

решился перечить маме. Он потер лоб,
словно разглаживая клинышек напереносье, и уставился на
Рыбина. Тот сидел на корточках в углу перед мешком с
махоркой и отсыпал из него стаканами на разостланную
отец больше

не

шиснадцать, симнадцать...» На Рыбине
был надет толстый зеленый пуловер, выменянный за табак

тряпку:

«...Питнадцать,

у японцев. И груда вещей была уже навалена в
рыбинском углу комнаты. Возвышалась глиняная макитра,
прикрытая шелковым белым флагом с кровавым пятном
полусолнца.
37

В хозяйстве сгодится,— сказал Рыбин, когда принес
японский флаг домой.— Зря ты, Василий, отказываешься
—

Табак,

менять...

он не

даром

нам

Спроси

доставался.

жену

свою...
—

А

он меньше всего о жене и

вмешалась мама, не

И

детях думает,—

дожидаясь ответа отца.

отец не выдержал. Семена-то не

вот

днями пропадал

работе:

на

расселял

было,

он

целыми

вербованных. Как раз

сегодня Семен пообещал переселить нас
А отец и Рыбин работали в порту в одну

дом с огородом.

в
и

же

ту

смену.

Эту

неделю они днем отдыхали.

Ладно, пойдем...— сквозь сжатые зубы сказал отец
Рыбину и схватил узел с табаком.— Взводом все-таки легче
—

командовать.
Рыбин быстро связал концы тряпки, подмял узел под
мышку и ринулся за отцом. Колокольчик долго звенел над

Голова-кабачок Загашникова

дверью.

светилась

в

сумраке

улыбку за широкий рукав кимоно.
И я не пошел к Загашникову. Я растянулся на полу
возле бабушки и Дины. Они принялись вслух подсчитывать,
когда будет пасха. У них не сходились числа, и они
Купец

комнаты.

прятал

потихоньку заспорили.
Ну где я раньше встречал Рыбина?
—

Гера,—

сизым, как

Знаешь,
—

—

—

позвал

голубя,

Юрик. Его

глаза

отливали

а по

лицу расползался румянец.—
посмотрел бы сейчас на белом пароходе?

оперенье
что я

меня

Что?
Золотых рыбок.
Хочешь, поймаю тебе бычка?

—

предложил

я

и

Видишь
фабричный крючок.
ответил Юрик и сочинил: —Ловись,
Хочу, хочу!
рыбка-бычок, на фабричный крючок.
Я сходил во двор, выкопал из сырой земли возле стены
дома трех красных червяков и пошел к морю. Надо было
попасть в самую пустынную часть бухты, где тихо.
Асфальт кончился быстро, пошла пыльная дорога. По
бокам стояли фанзы, опутанные сетями. В сетях лучились
достал из

кармана леску.—
—

—

стеклянные

веревочку

«Ичь,

шары

—

япончата

ни, сан, си...»

уставились на меня
—

—

с

Возле фанз

черными

Вдруг

черными,

Русский

указывая

поплавки.

как

они

вар,

челками.

бросили

веревочку

38

и

глазами.

маренький!
закричали
руками на берег.— Худо!
—

прыгали через
Они считали:

мне

эти

клопы,

Не хватало, чтобы
«худо». И

что

Однако
одним.

они

я

и

эти

мне

указывали,

решил походя стукнуть

хорошо,

кого-нибудь

а

из них.

разные стороны. Я погнался за
какую-то щель между фанзами. Я

брызнули

Он спрятался

что

в

в

Семен, и пошел дальше.
Передо мной чуть горбился песчаный берег. Вдали
чернели разбитые катера и баржи. Там-то наверняка водятся
сплюнул,

как

бычки.
Песок

был

сверкающий и вязкий. Попадались белые
щепки, шуршащие ленты морской капусты, куски панцирей
и клешни крабов, обломки бамбука и осколки стеклянных
шаров. Крепко пахло морской гнилью. Это прели в воде
разбитые катера и баржи. С краю высилась огромная, как
многоквартирный барак, баржа. Кормой она сидела в воде, а
нос ее завяз в песке, на берегу. Пробоина в корме была
такая, словно баржу ткнул своим носом «Наутилус». Легкий
прибой хлюпал в пробоине. Вода всплескивалась внутри
баржи.
Я по-кошачьи вскарабкался на палубу и пошел на
корму. Голые подошвы
возле

руля

и

Глубина

с

размотал леску
под

ногами

растаявшему вару. Я уселся

к

липли

фанерки.

была метра два. На дне росли

кустики морской капусты. Между ними по
пятнистому песку боком шныряли мохнатые морские раки.
темно-зеленые

кустами
изумрудными

плавали налимчики.

Они

охотились за

сороконожками.
Я насадил на крючок червяка,

кинул

в

воду.

Конец нитяной

налимчики не

обращали

опустил

ко

червяка

дну

поплевал

на

лески намотал на

подергивать, чтобы червяк

Над

казался

внимания на

него

Но

червяка.

Тогда

и повел его тихонько

и стал

палец

живым.

и

сытые
я

над песком.

руля баржи выплыл толстый бычок. Он
пошел на червяка. Я перестал дышать, но тут вдруг сбоку чтото всплеснулось. По воде пошла рябь. Я дернул леску, но

Из

тени

от

крючок зацепился за руль баржи, и леска оборвалась. Тогда
я повернул голову вправо, на всплеск, и чуть не свалился
в

воду.
Из пробоины

выплывала

шлюпка! И

кто

шлюпкой?! Двое япошек! Вернее, парнишка

управлял этой

моих

лет,

остриженный под машинку, в очках, и девчонка с ровной челкой
на лбу. Парнишка держал весла вдоль борта. Девчонка
навалилась на руль, чтобы шлюпка не воткнулась в соседний
полузатопленный остов катера.
39

Парнишка-японец чуть отвел весла для рывка, но вдруг
застыл. Девчонка тоже увидела меня и ойкнула. У меня,
конечно, стало свирепое лицо, потому она и ойкнула.
Может быть, я и не кинулся бы драться при девчонке.
Но тут такой уж был случай. Бычка они мне спугнули, изза них я крючок свой фабричный посадил... Вот я и прыгнул
с

кормы на их шлюпку.
У парнишки, который

Девчонка

очки с носа.

от моего

дернулась

Мне

в

налетел.

—

тонул
под
глаза.

Амуре

водой
И

—

знаю...

—

—

вопили о

Попал

к

Спасать надо

девчонке.

волос и

кружок

мусор

на

в

Парнишка
свесился с

Протянул

искал

кричала, но
помощи. Я однажды
не

воронку

волосы! Я

за

на

—

дне лодки

и

крикнешь. Так весь мой крик
понял, что я тону. Он подплыл

Борька

подплыл

Он

стал хватать

борт.

за

вывалилась

не

меня за волосы.
и

японка

шлюпка

брызги. Я отпустил парнишку,

два черных рупора

на

навстречу,
на ноги. Но

А девчонка уже тонула. Она

свои очки.
глаза

Он

и

слетели

мне

тоже вскочила

прыжка,

лицо хлестнули

которого

вскочил

руку,

обессилел. Рот
шел
и

через

вытащил

борт
черный

вывалился за

схватил ее за

потащил к шлюпке.

борта

шлюпку. Я подтолкнул

приплюснутый свой

на

уже усадил

нос очки.
в

потянул девчонку за шиворот
сзади. Она лягнула меня ногой

и

ее

по

носу.

Хорошо, что была девчонка в соломенных тапках
дзори.
Однако пришлось хлебнуть горькой, как отрава, холодной
—

воды. Но тут японец протянул

поэтому схватил его руку,
Кое-как перевалился

точно

пухлую тучу. Я

сжал

нырнуло

в

в

в

бухте

руку. Я задыхался,

руку товарища.
шлюпку. И солнце, как назло,

слышали, как они лязгают от

Вода

и мне

зубы, чтобы японцы

не

холода.

полиловела.

Пошли

по

ней

мелкие

Дождь зациринькал в пустое ведро на носу шлюпки.
Парнишка одним веслом развернул шлюпку и вогнал ее
в брешь. Мы проплыли метров десять внутри баржи к
пристани, к дощатой наклонной и выгнутой площадке. Через
мелкие отверстия вокруг дыры в борту баржи расходились
толстые жгуты света. Близкие к нам серебрили паутину.
высвечивали стальной осколок, впившийся в
Дальние
кружочки.

—

доску, стеклышко

пуговицу

на

очков

парнишки-японца, перламутровую

вязаной кофте девчонки. Один луч

выхватывал

фанерную полочку и стоящего на ней
болванчика, который смеялся огромными фарфоровыми зубами,

из

полутьмы

лаковыми

губами,

тугими

волнами

40

щек

и

стрелками

глаз.

Я повернул голову

на всплеск и

чуть

не свалился в

воду.

вдруг все погасло. И

Но

палубу

и

клювами

застучали

над

щеди закапала вода. Но над

Мы спрятались под

воробьи

точно слетелись
нашими

на

Сквозь

головами.

площадкой была натянута
Я

(парус).
Нащупал фонарь, гладкую толстую лесину (мачта), острую
лапу якоря, бамбуковый шест, бухточку веревки. Неплохо
циновка.

устроились... Не хуже,

утопят? Недаром
рубашкой

мне

же они

против нас
стало жарко.

Девчонка

скатку

пещера... А вдруг они меня
здесь оборудовали свой штаб.
составили...

Даже

под

мокрой

управлюсь. Но
прячутся еще двое-трое, да с оружием?!

там в темноте

вдруг

сел на

чем наша

и план

Наверное,

нее.

вышла

С

двоими-то

из-под циновки

я

и пошла в

глубь баржи,

темноту. Я напряг зрение и напружинился, чтобы при
малейшей опасности сшибить японца и кинуться в отверстие.
от
Похоже, что баржу пробил снаряд. Маленькие дырки
в

—

осколков.

Девчонка

остановилась и

быстро сбросила

и

шаровары. Она просто

я

долго еще не верил своим глазам и следил

темноте

девчонка

белела,

пошла отжать свою

как

с

себя кофту

Однако

одежду.
за нею.

селедочная молока.

В

Словно

какая-нибудь, она изгибалась и прыгала, чтобы
вытряхнуть воду из ушей. Девчонка отжала все свое, снова
русалка

и

надела
—

вернулась

к нам

Пожаруйста,—

под циновку.
она и показала

выговорила

рукой,

откуда пришла.
—

Да

и

сойдет...— пробормотал

так

в

я

а

ответ,

ноги

уже двигались в темную утробу баржи. Вдруг подумает, что
трушу. И так у нее что-то слишком оттопыривается нижняя

губа. Заметно даже в полутьме.
Видели бы ребята, как я шел в глубь баржи и сжима и
сыром кармане последнюю ракету Лесика... Однако я

припухлая
в

дошел

до мокрого места, где отжимала свои шаровары

кофту девчонка. На меня никто не

дальше

решил

не

быстренько

Я
я

я

выжал свои штаны и

Парнишка-японец
ожидая удара. Но
окончательно.
и меня
—

перевела

Сам

из

темноты.

Но

ходить. Все равно девчонка отвернулась...

вернуться под тент,

то, что я спас его

бросился

и

как

рубашку. И

не

успел

дождь прекратился.

вдруг

он начал

встал

передо мной. Я сжался,

по-своему

благодарить

меня за

сестру. Вот тут пришлось растеряться

налетел на

них, чуть не перевернул шлюпку,

благодарят... Может быть, я неверно перевел?..
Мой брат говори росскэ маренький спасибо,—
же

девчонка, приложила руку
42

к

сердцу

и поклонилась.

Зеленый луч

маленького

мочку
Японка

чуть

пробил

и

на

крылья стрижа,
глаз
цвета дегтя.

и

подставила

и там

щеку лучу,

луч

похожие

ресницы,

обозначилась

в

уха.

повернулась,

ее

ей

впился

осветил

Она

ямка,

продолговатая, как боб. И хоть нижняя

губа была

толстая и слегка

оттопыренная,

все же мои

пальцы зашевелились сами собой.

Я никогда

не

рисовал

девчонок, но тут бы мог
исключения, конечно.

—

Купаться
пробормотал я,
—

спросил:

там

и

звать?

вас

ни

было,

понимаю по-японски.

Тот

рано,—

кашлянул

Как

—

Что бы

еще

ради

я

не

должен был показывать, что

Девчонка

перевела мой вопрос

брату.

ответил:
—

—

Ватакуси ва Ивао то иимасу.
Мой брат Ивао,— перевела девчонка.—

Я

—

Сумико.

Они оба враз поклонились.
Чего они кланяются? Так у меня пропадет вся злость.
Вы мне бычка спугнули, рыбку,—хмуря по-отцовски
—

брови, сказал я.— Через вас и крючок посадил... Меня
Герой звать. Ге-е-ра.
Росскэ Гера-сан ходи зачем наса барза?
возразила
Сумико.— Дядя Кимура хозяин барза.
Может, и сопки ваши, и море?
спросил я и ехидно
—

—

—

—

так

хмыкнул.

Сумико
баржей,

разъяснила мне,

пробил

пока ее не

пришлось отдать

его за

что

снаряд.

их

дядя владел этой

Кимура

имел

и

сейнер,

Загашникову. А на
селедку рыбаки рыбозавода.

долги купцу

Кимуры ловят треску и
Сумико перевела брату наш разговор. Тот не
взъерепенился. Он отвернул борт военного кителька, снял

кунгасах

подкладки

и

протянул его мне. У

зацеплено штук семь

—

но

него их там

крючок

с

было

разных.

Я хочу поймать рыбу,— стал оправдываться я, взяв
крючок.— У меня есть маленький брат Юра. Для него хочу
поймать рыбку, понимаете?
—

43

Маленький Юра

—

ко.—

Пожалуйста,

мы

ходи

Я приложил руки

к

рыбка,—

дадим

сказала

Суми-

к нам.
и

сердцу

Су-

сделал легкий поклон.

мико сжала мою ладонь холодными пальцами и повела

раз я шел уже смелее. Но ракету на всякий
случай в кармане нащупал. В носовой части баржи Ивао
отодвинул ящик. В дыре сверкнул белый песок. Мы выползли

Второй

вперед.

на

Ивао задвинул ящик над головой.

него.

держала
а

меня

по

кружным путем

Сумико
Гера-сан,

но

путь,
—

Я

—

—

где?
Сумико

рукой

показала

мне

напрямик к фанзам,
Я пытался сократить

и сказала:

нужна была

сырой корочкой.
Сумико рассказывала

усатый «росскэ капитан»,

я

спросил

на склон

Ничего, забрались куда,—

—

цепко

худо...

ей перечить
вы
живете?

Где

берегу.

головой

покачала
там

повела не

самому

не стал

—

с

руку. Она

за

Сумико

у

рыбка.
Сумико.— Дом
в

сопки,

сказал

я,

ваш

сторону храма.
увязая в песке

сегодня к ним приходил

мне,

что

он

хочет

поселить в

их

дом

русских. Я по этому поводу промолчал. А спросил, что это у

барже, который лыбится. Мне пришлось
растянуть губы пальцами, чтобы Сумико поняла, о чем я

них за

болванчик

в

говорю. Она долго
счастья».

Нижняя

японка

серьезно объясняла мне,

губа Сумико

что это ее

«бог

при разговоре чересчур

еще эти ямки на щеках. Мне казалось,
подсмеивается надо мной. Но глаза она не

оттопыривалась.
что

и

Да

отводила, когда я по методу разведчиков сверлил ее взглядом.
Мы перешли песчаное поле и направились в город.

прыгали через веревочку, сбились в кучу. Я
хотел мирно пройти. Но они разглядывали нас, словно зверей
в зверинце. Самые маленькие япончата от такого зрелища
Ребятишки,

что

даже забыли
заорал

слизывать сопли.

невнятное.

подскакивать на месте,

Я припустил

И

все стали

за ними.

над землей

однако, не дала
мне в

руку

кричать, корчить рожи,

я

—

мне

Они рассыпались

успел
он

схватить

вскрикнул

шлепнуть

его

за

по

щелям между

шиворот.

зажмурился. Сумико,
ни разу. Она вцепилась
и

и сказала:

Гера, даруй ему свободу, пожаруйста.
Пришлось выпустить япончонка. Сумико потащила меня
ближний угол. Я спросил Сумико, почему ребятишки на
—

за

один из них что-то

потрясать кулаками.

фанзами. Но одного
Приподнял его

Вдруг

44

Она

ополчились.

нас

объяснила,

что

мне

русские

будут

не

японцы никогда

и

что
друзьями, все равно
кошка с собакой. Я,
конечно, был согласен с нею и

зачем

спросил,

русский

язык.

она

учила

Сумико

победителей
Тогда я

ответила, что язык

надо

знать.

спросил,

почему

Ивао

хоть немного

говорит

не

по-русски.

Сумико взглянула
брата, который шагал
как

на

впереди,

солдат. Понизив голос,

ответила, что в этой войне у императора была плохая
армия. В следующей войне солдаты будут лучше. Так
она

говорит дядя

Мы
назвала

поэтому Ивао не учит

Кимура,

как

раз проходили под

«императорские ворота».

балка, похожая на

самурайский

русский язык.
аркой, которую Сумико
Две колонны, и на них

меч.

Известка

во

многих

была сколота пулями, но ворота стояли крепко на нашей
дороге. Ивао приостановился и поглядел на верхнюю балкуместах

меч

так, словно примерялся к нему.

Глинистая дорога уходила

верхним домикам
императора. Я думал,

на склоне.

Мы

что неплохо

Ивао.
Мы остановились

в

сопку,

в

молчали после

было бы

к

зелень,

самым

ворот

все-таки поколотить

этого

которая

японец

в

висела над

черном

возле

двухэтажного домика

с

верандой,

обрывом. На веранде сидел старик

кимоно.

Он сидел неподвижно,

как

деревянный

глядел куда-то в море. Синяя дымка стояла над
стариком. Он курил длинную трубку.

идол,

и

Папочка!

закричал Ивао, улыбаясь во весь рот,
выставляя под солнце полукруг зубов. Из-за огромных зубов
Ивао невнятно говорил, и мне трудно было его понимать.
—

Старик

и

не

—

взглянул

в

нашу сторону. У Ивао

сморщилось розовое пятно над правой бровью. Он опустил голову.
Нас дом,— сказала Сумико и печально добавила,
—

показав на старичка:

—

Папа Ге.

Мы пересекли поляну с прошлогодними клумбами. Ивао
раздвинул стеклянную дверь и с поклоном попросил меня
войти. Я начал заражаться их вежливостью и показал ру45

кой, чтобы первой
смеху лопнут. В

со

Сумико. Напишу об этом ребятам—

вошла

школе-то мы

трепали девчонок

В прихожей, перед лестницей
рядочком

гэта

—

Ивао
гэта. А я

на носках.

материи
поставили

рядом

И тут

увидел, что

и

я

с

засунул руки

в

Сумико

и

второй

сняли свои

Сумико

дзори

и

штанины,

и все.

усмехнулась. Я сдвинул

брови

почистил пятки о

Ради Юрика

карманы.

стояли

этаж,

цветными полосками кожи и

с

дощечки

на

за космы.

надо было стерпеть

все.

По скрипучей лестнице

мы

второй

на

поднялись

этаж и

верандой. На стенах комнаты
изображениями дымящихся

сразу попали в комнату с
были наклеены
вулканов.

В

левом

зеленой воде

нитками

висели меж

Они пучили
бутылочного стекла. У
как

картинки с
углу на низкой подставке

аквариум. В

водорослей золотые рыбки.

глаза, похожие на кусочки

на меня
них

стоял

были

смешные отвисшие

брюшки

и

рыжие,

огонь, длинные эластичные плавники и хвосты.

Я подошел

к

аквариуму

матам, которые по-

по мягким

рыбками на

японски назывались татами, и опустился перед
колени.

Такие

не снились

Юрику

Сумико и приготовился
пожалуйста, рыбку».

на

Но тут

и во сне...

Я поднял

глаза

«Дайтемне,

сказать по-японски:

веранду. Ивао
раздвинул ее и с захлебом стал рассказывать отцу о нашем
знакомстве. Я навострил уши. Ивао упустил, что я налетел
на

них.

спас

я

как

услышал,

Зато

всеми

со

звякнула дверь

подробностями

он

на

рассказал,

Сумико. Ивао жестикулировал руками

и

как

я

подергивал

времени желтую косынку на своей худой шее.
Старик на веранде не менял позы. Казалось, для него
важнее трубка с длинным бамбуковым мундштуком и
маленьким чубуком, чем спаситель его дочери. Ивао стал
время

от

рассказывать

во

встрепенулся

второй
и

вынул

раз рассказал ему
—

Где

о

он, этот

медленно повернул
не
с

видели меня,

веранды. Глаза

Сумико
—

раз

же

трубку

Под конец старик
Тогда Ивао в третий

самое.

изо

рта.

Сумико.
спросил старик и
русский мальчик?
голову. Его глаза в бурой сетке морщин
том, как я спас

—

близко,
блуждали, как у

хоть я стоял

его

подтолкнула

Его зовут

то

Гера,—

меня к

косом

пьяного.

отцу.

сказала

46

в

Сумико.

потоке

света

Спасибо, Гера-сан,— сказал старик. Он взял мою
руку и приложил к своей шершавой щеке.— Хороший росскэ
марчик.— И забормотал по-японски, так что я разобрал
А жену мою и Тосиэ никто не
только несколько фраз:
спас... Зачем я их отправил?.. Надо умирать вместе... Все
равно миру конец... Бомбы взрываются, как вулкан Фудзи.— Он бросил мою руку, закрыл лицо ладонями
и
стал
раскачиваться: —О-о, конец миру, конец, конец, конец...
Ивао и Сумико с обеих сторон стали гладить серые
волосы отца. Старик оторвал руки от лица и уставился на море.
—

—

Слезинка
к

выползла из его глаз и, точно головастик, сползла

губе. Ивао набил

сунула мундштук

в

трубку табаком
отцу. Старик, не

его

рот

и

зажег.

Сумико

отводя взгляда с

одной точки, втянул дым впалыми щеками, выпустил
сказал:
—

Там,

на

острове

Птиц,
47

нет

бомб,

нет

и

русских,

нет

нет

американцев,

Там никогда

никого...

не

будет войны...

Кимура увезет нас туда на своем сейнере...
Да, отец,— ответил Ивао и поправил на шее
шелковую косынку,— мы скоро поплывем на пустой остров.
—

Я
и

поискал глазами в

его

Он

и

увидел, куда смотрел старик
дети. На самом горизонте из моря торчал островок.

почти сливался с
что тонкая

потому,

море

небом. Я

и

морем

его заметил-то лишь

острая тучка прерывалась

в

том

месте.

Неслышно ступая по татами, вернулась ко мне Сумико.
Она попросила извинения за отца. Вот уж «шибко
говорит мой отец. Я пожал плечами
и выразительно посмотрел на аквариум. Но Сумико хотела
мне все объяснить, как будто я за этим пришел. Она стала

нежное

как

воспитание»,

рассказывать,

что

отец ее был хорошим врачом. Много

Ге. А теперь вот сам болен. Он помешался после
смерти мамы и сестренки Тосиэ. Когда началась война, отец
отправил их в Хиросиму. Вся семья должна была переехать
в сердце страны, в безопасное место. Да война не ждала...

людей

И

В

вылечил

вот

они

письме

письмо

получили

сообщалось,

Сумико

от

что мама и

знакомых

Тосиэ погибли.

подошла к двери направо

половинку. Она

вошла в

Хиросимы.

из

и

отодвинула одну

полутемную комнату

и

опустилась

на

которой был приколот к стене
бумажный листок с сидящим богом Буддой. Сумико
как Будда.
На домашнем алтаре чадили две
сложила ладони,
свечки, по-ихнему ароматические палочки. Помолившись,
Сумико взяла с алтаря трубочку бумаги и вернулась ко мне.
Она пробежала глазами столбики иероглифов сверху вниз
колени

и

перед

рассказала

тумбочкой,

мне

над

дальше.

автобусе с мертвыми пассажирами.
Тосиэ была в школе. Увидев за окном вспышку,
похожую на извержение вулкана Фудзи, она упала под столик.
Раздался грохот, подобный тому, когда тайфун обрушивает
море на берег. Ученики с криком попадали на пол... Лишь
из
несколько человек выползли потом
горящей школы...
Ее

мать нашли в

Тосиэ
Знакомые

подобрали

Но врач
носа

и

лишь
—

прижала

бежала

плакала и

ее

прядь

улице,

пока не свалилась.

у своего дома. Они пригласили врача.

У Тосиэ

не мог помочь.

пучками

по

лезли волосы.

беспрерывно шла
Когда она умерла,

кровь

из

осталась

на затылке...

Папа теперь
письмо

к

как

маренький,—сказала Сумико

глазам.—

«Ивао, Сумико, Кимура,

Папа

надо

бойся

живи

48

бомба.

пустой

Он

остров».

и

говори:

—

—

трава,

Кто вам карточки выдаст на хлеб тогда?—спросил
Не надо хреб,— ответила Сумико.— Япан кушай

я.

рыба.
—

—

—

Вы все тут чокнулись,— пробормотал я себе под нос.
Что говори?
встрепенулась Сумико.
Рыбки у вас больно красивые,— ответил я, кивнув
—

головой

на

аквариум.

Сумико объяснила мне, что рыбки эти принадлежат дяде
Кимуре. Он скоро придет. А пока они с Ивао будут
развлекать меня картинами, которые нарисовал тот же Кимура.
Я заинтересовался. Ивао принес эти картинки, нарисоЕ&нные на белой толстой бумаге цветными мелками. Мы все
трое сели на татами и сгрудились возле картинок.
На первой был изображен бой самураев с какими-то
туземцами

в

звериных шкурах. В руках у самураев, одетых

в синие шелковые

бамбуковых
песчаный берег

на

кимоно, сверкали широкие

палках.

Оскалив

из своих

Некоторые туземцы

и

лодок

пытались

мечи и

секиры

зубы,

самураи прыгали
гнались за туземцами.
из

отстреливаться

на

но

лука,

рубили... Чернильные волны с белыми
когтистыми гребешками несли к берегу караван
самурайских лодок с высокой кормой и парусами, напоминающими
крылья бабочек-капустниц.

самураи

настигали их и

Ивао ткнул пальцем
—

—

Айну

Айну.
А-а, это

которых

в

туземцев

вы

и

перебили,—

сплошные

—

сказал:

ответил

я.—

Читал.

жили на

островах.
Я отодвинул от себя картинки,
—

гордо

самураи,

Надо

что

там

были

и сказал:

рисовать

собак, яблоки,

Коннити ва,—раздался

напоминающий мурлыканье

потому

дома с дымом...

за спиною

голос,

кота.

Я вздрогнул и обернулся. Это был тот японец, что просил
тогда в порту продать махорки. Щеки его напоминали
терки с

редкими дырочками.

Здравствуйте, Кимура-сан,—
Сумико и поклонились.
—

ответили вместе

Ивао

и

Мой взгляд сорвался до его кривых ног в шерстяных
носках. Если Кимура узнает меня, никакой рыбки я, конечно,
своей голове взгляд Кимуры.
на
не получу. Я ощущал

Пришлось
разглядываю

притвориться,

картинки.
Вы не достали

—

будто

табаку?

—

49

я

внимательно

спросил Ивао.

Нет,—

—

ответил

Кимура.

У отца кончается табак,—
Зачем здесь этот русский?

—

—

Я расслышал

его

быстро приближался

слова

—

Ивао.

спросил

будто
Кимура,

так,

мне.

ко

сказал

он

Кимура.
очень

издалека

ловко

поджав

ноги,

передо мной. Он продолжал сверлить меня глазами,
которые поблескивали в кривых, как мечи самураев, разрезах.
Сам при этом улыбался, ощеряя полукоронки на
сел

зубах. Золото
зубы.

передних

Я
положение

тоской поглядел

с

ничуть

не

с

только

лучше,

на

чем

краев прикрывало коричневые

Похоже, мое
бедных рыбок. Теперь

аквариум.

у этих

убежишь. Ловкий Кимура, сразу видно. Вдруг он
вообще переодетый самурай? И мне тут придет конец!..
Даже письмо ребятам не написал... Мама предупреждала,
черта

с

два

чтобы
что

не

от

отходил

дома.

Рассказывал

Загашников,

поджигают дома русских переселенцев...
стоит им хлопнуть меня? Озноб прошел вдоль хребта к
японцы

пояснице.
Я заерзал на месте и незаметно подвинул руку

Что

к

Однако в карман я не залез, потому
что Ивао и Сумико стали наперебой рассказывать, как они
испытывали шлюпку, как Сумико вывалилась за борт и как
я бросился спасать ее.
карману, где лежала ракета.

Они
их

перевернул

опять

забыли упомянуть,

шлюпку. Вместо

этого

что

они

это

я

чуть

не

попросили разрешения

рыбку.
Первый русский, который сделал японцу добро,—
сказал Кимура,— но он еще не вырос...—Кимура
поклонился в мою сторону и добавил по-русски: —Я весьма благодарен
подарить

мне

—

вам.—Он выговаривал «л»,
Я опустил

глаза и

в отличие от

других японцев.

увидел свои ноги, уже покрытые

мелкими

трещинками. Летом у

весело

пошевелил

большим

меня не

пальцем

бывает без цыпок. Я
ноги.

Теперь

дело

в

шляпе.

Но тут старик Ге

отвлек

Кимуру.

Кимура-сан,—громко сказал Ге,—когда ты отвезешь
меня на пустой остров?
Кимура пружинисто встал и пошел на веранду. Сумико
махнула мне рукой в сторону аквариума. Мы с нею
поднялись и подошли к рыбкам.
Сумико взяла щепотку крошек с фанерки позади
—

аквариума

и посыпала в

воду.
50

—

Надо

плыть

на

маленький пустой
остров,— говорил старик

Кимуре
трубкой
даль,

и

показывал

в

дымчатую

—

большом

на

острове жить опасно.
На чем мы
уплывем, Ге-сан?
—

—

отвечал

Кимура,

головой.
что

сейнером,

Вспомни,

—

стало

с

качая

моим

баржей

и

кун-

гасамис.

Я

наморщил

улавливая

лоб,

смысл

Кимуры со
стариком. Японец обозвал Загашникова подлецом за то, что
купец загрузил сейнер Кимуры своими товарами, а
беженцев на Хоккайдо не взял. И за это судьба наказала купца:
сейнер наскочил на мину.
разговора

—

Какое

несчастье,

что

Загашников выплыл!

—

воскликнул Кимура, сжимая острые кулаки.
Я приложил ладони к лицу. Сумико забеспокоилась

перестала

сыпать

крошки.

Она

тихо

попросила

меня

и

не

бояться Кимуру. Он-де сердится на одного плохого
человека. А так дядя хороший, он работает в порту
узнаёт
—

погоду.
Глаза у

Сумико блестели, как у плюшевого
Она сказала, что Кимура дарит мне рыбку.
—

в

Мне бы

вот

медвежонка.

эту.— Я наугад ткнул пальцем

самую пузатенькую,

что

притаилась между

и

попал

камнями

на

дне.

Сумико принесла
стеклянную банку с водой и
рыбешки подплыли к

из

соседней, левой

аквариум руку. Золотые
позеленевшим пальцам и ткнулись

погрузила
ее

комнаты

в

в них.

Я рассмеялся.

Сумико

выбранной мною
рыбки и в этой пещерке перенесла ее в банку с водой.
Рыбешка повиляла рыжим хвостом и успокоилась. Сумико
протянула мне банку. Я сглотнул слюну и прижал банку
сомкнула пальцы вокруг

груди.
51

к

Ивао сверкнул

в

меня

очками.

с

веранды, поднял картину

Кимура
и

самураями

с

вернулся

айну

и

протянул

ее мне.

Дарю
Кимура.

вам мою

—

сказал

много.

в знак

картину

Я принял картину, хоть у
Мне бы тут и бежать, но

благодарности,—
своих

меня

боев было

стоял как

я

истукан

и

бормотал :
—

Я

тоже

нарисую

пупырышках. Что

бумага—в

с япон...—

матросов

У

вам...

альбом. Хорошая
нарисовать? Хотите—бой

меня есть

вам

Я прикусил

поправился:—Нет,

язык и

нарисовать?
Море,— ответила Сумико,—

скажите, что
—

Рядом

с

и

маренький

домом заурчала машина.

многорамному окну.
В кузове машины

блеснула

остров.
Я повернул голову

к

тужурка Дины.
Рыбин крутил головой во все стороны. Мама показывала
белой, словно бумага, рукой на поляну перед домом и что-то

бабушке.

горячо говорила

Наверняка
клумбах табак.
Сквозь

мама советовала

стекло

держал на коленях

Я решил
не

не

понравится

Однако

плюшевая

кабины

Юрика,

я

бабушке

различил усы Семена. Он

замотанного шалью.

выходить пока на улицу.

и они

посадить на

Может,

нашим

тут

проедут дальше.

машина остановилась.

Внизу задребезжала

резко

отодвинутая дверь.

Кимура
—

—

уже спускался

по

лестнице.

Коннити ва,— раздался тягучий

Здравствуйте,—

Кимура.—

ответил

Семена.
Чем могу

голос

служить?
русскую семью,—сказал Семен.—Утром
мы тут с хозяином договаривались... Дом большой.
Поместитесь. Вам все равно скоро на родину уезжать...
—

—

Принимайте

Прошу

оставить

нас

в

покое,— ответил

Кимура,

отчеканивая слова.

Семен

стал

втолковывать

ему, что,

пока

японское

Южного Сахалина,
русские переселенцы и японцы будут жить вместе. А по
нашим законам не может быть такого, чтобы четыре человека
правительство

не

заберет

своих

граждан

с

жили на двух этажах, а другая семья ютилась где попало.
—

Японцы

отчеканил

и

Кимура,

русские
как по

не

могут

бумажке.
52

жить в

одном доме,—

—

Земля

наша

не

разве

один

дом?

—

спокойно возразил

Семен.
—

Да

что ты его

убеждаешь?

горловой

вмешался

—

Рыбина.— С такими надо покороче...
Не кипятитесь,— сказал Семен.— Человек

голос

—

поймет.

Грамотный. Видишь,

уступайте

один

как

этаж! Я ведь

сам

Ано-нэ,

по-русски шпарит...

только

сегодня утром

договорился с хозяином...
—

—

Он невменяем,— упорствовал

Да,

но

мы

с

ним

Кимура.

дотолковались,—

не

отступал

Семен.

Подарки жгли мне руки. Ну не мог Семен выбрать внизу
дом или дальше? И наши прилипли к этому, точно он медом
обмазан.
Мы
—

внизу

на

поселимся

голос

отца.— У меня

чтоб видел море...

разговоров! Долго

Давай,

ли вам

тут

этаже,— проскрежетал

верхнем

ребенок

ано-нэ,
жить

Ему

легочник.

потеснись,

осталось?

и

надо,

без

Скоро Хоккайдо

ходи...
—

Надо

плыть на

Она вслушивалась

остров
в

Птиц,—

сказал

Ивао сестре.

разговор, прижав руки

к

груди. Ее

стрельчатые ресницы вздрагивали от резких выкриков.
Я пошел вниз по крутой лестнице. Отец чуть не сбил
меня с ног.

Он отодвинул

наверх.
Я пошире расставил
—

на

море

и

в

сторону

и

поскакал

ноги.

Отец,— забормотал

смотрит

Кимуру

на

я,— у них

островок...

больной старичок. Он

Лучше

останемся, где

жили...
опешил отец и стал
Ты откуда здесь взялся?
боком, чтобы пропустить меня вниз.—Мы его по всему городу
ищем, а он в гостях. И у кого!.. Я тебе вот всыплю сейчас!
Он сделал вид, что расстегивает ремень с бронзовой рамкой
—

—

—

пряжки.
Я поставил

к

точеному стояку перил

банку

и

картину

и

приготовился нырнуть под руку отца.

Не тронь вояку,— вступился Семен, у него
шевельнулись усы.— Ты вот что, Василий, может, в самом деле пока
внизу поживешь?
И в это время к лестнице подошли мама и бабушка.
Вася, нам бы лучше нанизу,— сказала бабушка,
—

—

развязывая

косынку.—

картошку держать

Здесь

подполье сделаем. А наверху где

будем?
53

Отец

свел

воедино

кончики своих сапог.

На

брови

и

на

растерянно поглядел
упала сверху тень. Ге-сан

него

черное кимоно. Во рту дымилась трубка.
В одной руке была подушечка для сидения. Другой рукой
он прижимал к себе темную жаровню.

Шуршало

спускался вниз.

Конец миру, конец,
Отец посторонился.
—

конец, конец...

8
Мы

поселились на

верхнем этаже, где на стенах
вулканы. На светлой стене, рядом с верандой, мы

дымились

бабушкой
семье

повесили

фотографию

прибавилось. Все,

не

с

Однако радости в нашей
бабушки и Юрика, ходили

деда.

кроме

надутые.

целые дни играл с золотой

Юрик
разглядывал

Во

ее

на

солнце, кормил крошками, менял воду

свободно звучал
А внизу будто не жили.

всем

рыбкой. Он

доме

в

банке.

лишь его смех.

Я старался ходить по лестнице около перил, тогда она
не скрипела. И вышмыгивал на улицу из прихожей, как
заяц из клетки. Иногда все же я смотрел на стеклянную
дверь.
Посреди темноватой комнаты перед жаровней сидел Ге
и

трубку. Перед

курил

стеной

разросся

солнце.
Ивао
на

свой

окнами нижнего

этажа

крыжовник. Он закрывал

Сумико я не
пустой остров. А
и

над

море

обрывом
и

съедал

встретил ни разу, точно они уплыли
увидеть их так хотелось, что ныло

сердце.
В первые дни переезда на гору я не очень-то хотел
чего с
ними встречаться. В конце концов, прав отец
—

с

ними

И

ребята наказывали не церемониться... Конец
миру... Пустой остров... Язык победителей... А если бы они
нас победили? Поплыли бы к нам на материк наводить мир
чикаться.

и

порядок. Я читал,

как после

войны 1905 года

они

Южном Сахалине гетто для русских... Нам бы,
партизанам, срубали б головы самурайскими мечами... Ну
хорошо, мы с ребятами не тронем Ивао и Сумико. Я скажу
ребятам, что Ивао и Сумико находятся под моей защитой.

устроили

на

Надо

это

еще

в

письме

оговорить. Но

Сиродзу держитесь!..
Письмо, правда, я не смог

зато

другие

потомки

генерала

54

пока

написать.

Торопились

вскопать и засеять

Даже Семен

огород.

ему трудно было поддерживать
зачем мы вскапываем

советовал маме

бросить

маму

нельзя

было оторвать

Мы перекопали

узенькую дорожку
в

картошку,

Он

рукой.

огромную площадь,
поступить на рыбозавод. Но

и

от

хотя

помогал,

левой

лопату

удивлялся,

огород

нам

грядок.

всю

поляну перед домом, оставив лишь
проезжей дороге. Потом сажали

к

с нею

одну лунку

—

рябенькую фасоль;

засеяли

грядку морковкой, затем редиска, лук, кукуруза,
подсолнухи, табак. Ими засадили чуть ли не пол-огорода. Рассаду
бабушка вырастила еще на квартире у Загашникова.

От
в

нас не отставали и

Рыбин

с

Диной. Они

поселились

соседнем по дороге маленьком домике, хозяин которого

уже уплыл
ланок

в

Хоккайдо. Рыбин раскорчевал под табак

на

склоне.

на

рощице

Он приходил

самой ранней рассады.
Чем чаще появлялся у нас Рыбин,

к

нам

советоваться

насчет

реже Семен. Зато
городка. Они несли разные

потянулись японцы из
вещи, чтобы обменять их на табак.
к

нам

табак. Они курили

Отец

телинькивали

деревянные

нравился

наш

красивые и интересные штуки. Он
музыкальным боем. Каждый час они вы-

с

часы

Японцам

его и похваливали.

принимал

выменял

тем

лишь

нежную японскую мелодию. У

чашки

для

и

чая

поднос,

так

нас появились

разрисованные

было только
любоваться. Отец носил дома шелковое кимоно. Такое же отец
выменял и матери, но она кимоно не носила. Мама злилась
табак
на
теперь на отца и за то, что он переводит добро
безделушки. Она и жила в левой комнате с бабушкой, а
хризантемами,

что на

можно

посуду

—

отец

японцев.

—

правой,

в

Над

где раньше стоял

постелью отца висел

шелковый ковэр, где были
озеро

в

и

камыше

японцы с

лилиях,

японками

и

домашний алтарь

выменянный

вытканы
по

—

горы

с

на

табак

кривыми деревьями,

нему разъезжали

любовались луной. В

в

лодках

комнате

отца

бронзовые статуэтки Будды, чаши из фарфора,
пепельницы из бамбука, валялись длинные трубки для табака
стояли

и

опиума. И еще выменял он свирель

красной кисточкой. Из
напоминающие пение ветра
сказал, что

в

будет

нее

—

лаково-черную,
выдувались звуки,

скалах, трели соловья, шорох волны.

учиться играть

на

с

Отец

свирели.

Да, Рыбин однажды подарил отцу черную шкатулку,
которую нашел в Своем доме. Когда Рыбин ушел, Юрик
раскрыл шкатулку. Там оказался какой-то пепел. Юрик набрал
55

горсть

струйкой

пепла и начал

спускать его

обратно.

бабушкаувидела. Она схватилась за голову и раскрыла
рот. Быстро-быстро крестясь, она подошла к Юрику и

Хорошо,

у него шкатулку.

отняла

Господи

—

помилуй,

Василий!

Это ж, сдается мне, покойника

бабушка.—

—

выговорила

ихнего

пепел!

Красивая шкатулка,— ответил весело отец.
Надо выбросить вместе с пеплом,— предложил
Вам бы с отцом на собак брехать,— ответила

—

—

—

к

бабушка, прижала

животу шкатулку

и

к

спустилась

я.

японцам.

Бабушка пробыла там полчаса. Она вышла от японца
вместе с Ивао. Шкатулку бабушка держала под платком.
Ивао взял лопату, и они пошли к храму. Вернулись они
уже без шкатулки.
С этой поры бабушка стала запросто ходить
час

через

в

гости

к

И каждый раз несла вниз
гостинец
добрую жменю табаку. О чем она могла говорить с
полоумным старичком? Может быть, о врачевании? Вообщеяпонцам

на

нижний

этаж.

—

то

бабушка

тоже вылечила немало

людей

на

своем

рожи и чирья. Она лечила травами
заговорами. Интересно, полоумие она сможет вылечить
простуды,

от

веку

от

и

или

нет?

Наверное, нет. Туберкулез она точно не лечит...
Я беспрерывно думал о Сумико. Она мне снилась по
ночам. Будто она тонет, а я медлю прыгать в воду. Я считаю,
что у меня отнимается в воде рука, как у отца. Будто у меня
такое же ранение, блуждающий осколок...
Вдруг я вспомнил, что обещал отдарить их своей
картиной. И я решил нарисовать для Сумико море и далекий
Птичий остров. Пошел с утра к подбитой Кимуриной барже со
своим альбомом. Еще надеялся я, что встречу там Ивао и
Сумико. Буду рисовать, а они придут.
В барже все оказалось на месте. Шлюпка чуть-чуть
покачивалась на
фанерки и

легкой

Я

взял

«бога

счастья» с

поднес его к свету. Он ухмыльнулся мне,

знакомому. Я прошел
заметил

волне.

к

как

старому
краю площадки. И тут вдруг

шевелящуюся студенистую водоросль

в

воде под ногами.

Но водоросль подплывала. И я заметил розовые присоски,
похожие на пуговички... Это был осьминог. Он переливался
всеми красками, как мыльный пузырь, и гипнотизировал
меня

огромными жуткими

глазами.

Одно

его

щупальце

дотянулось до края площадки в воде и стало ощупывать доску.
Мои плечи сами собой передернулись. Я повернулся и
побежал к

носу.

Даже

не

стукнулся
56

в темноте о

трап.

В

этот

мне

день

баржи. Да

с

расхотелось рисовать

и

отсюда почти не виден был Птичий остров. Я решил подняться
на

сопку

и

осмотреть море

и

островок оттуда.

После

обеда я пошел штурмовать сопку над городком.
Без продыху карабкался по кустам, пока не упал в заросли
кислицы на плоской вершине. Ветерок с моря высушил мои
мокрые волосы. Я отдышался

и сел

к

лицом

морю.
Под моими ногами жирно блестела крыша храма.
ниже отсвечивали на солнце крыши нашего дома,
рыбинского и

соседних.

пересеченный

в

напоминали

городка

главной

—

крестом

изогнулся

Крыши

улицей

сторону моря,

с

словно

божья коровка. Я

альбом,
Я
было

начал

лук.
и

синицы. На руку

корочку.

подмалевывать синим карандашом. Но море
в лилово-зеленых пятнах

многоцветное,

серебряных чешуйках. Это
нарисовать

Волнолом

сшиб щелчком. Потом раскрыл

ее

бархатную

погладил

щит,

переулками.

Надо мной проносились стрижи
свалилась

Чуть

«синее

и

моле

только

для

да еще

Юрика

в мелких

было

легко

белый палоход». Я задумался

и

Тогда я пересек
зелеными косыми пучками. Получилось море на
Вот колышутся ленты водорослей. А вот плывет,

заметил, как покрыл весь лист синим.

не

его
глубине.

маскируясь

под

клювастый

море,

Но

врассыпную.

одна,

щупальца.
Меня оторвал

от

Рыбешки

осьминог.

золотая,

осталась

в

петле

него

от

его

барабанный бой. Кто-то лупил

рисунка

зеленой площади,
собирался народ. У японцев, наверное, был сегодня какой-то
праздник.
Я поскакал вниз, и солнце подпрыгивало над моей

в

пустую

бочку

около

храма.

Там,

на

головой, как футбольный мяч.
Японцы ради праздника вырядились

в

нарядные кимоно

черные костюмы. Они прогуливались перед храмом, а
здоровенный японец бил двумя палками в пустую железную
и

бочку,
его

поставленную

мускулов

блестел
рядом

перекатывались

на спине.

на

деревянном помосте. Комки
под желтой кожей, и пот

на попа на

помосте

Маленький японец
и

наигрывал

на

стали в
и

круг

и начали

прихлопывать

музыкантов.

в

не

кимоно

сидел

Музыка была
разбегались. И

свирели.

монотонная, но от нее все равно ноги

прогуливающиеся вокруг японцы

в синем

выдержали. Самые молодые

изгибаться,

точно

былинки

на

ветру,

ладоши. Все медленно кружились вокруг

Подходили

новые

57

танцоры,

и

японский хоро-

Мелькнула

вод раздавался...

среди танцующих Семен

оказался

Рядом

словно медведь.

с ним я

полосатая спина

опять

топтался

волос.

Японка

с мелово-

показывала

надо правильно танцевать. И все равно он

как

напоминал

это

увидел девушку-японку

белой шеей под ровным обрезом

Семену,

Он

в тельняшке.

—

Девушка

медведя.

показывала.

смеялась, откидывая голову,

Я понял,

что

Семену

не

и

до меня,

и
не

подошел к ним.

Я вынул
музыкантов и

из-за

танцоров,

пазухи

пока не стемнело.

схватила меня за плечо
—

—

—

—

альбом, чтобы набросать

сзади.

Пойдем-ка,—

Но тут крепкая рука

Звякнули

сказал он

медали отца.

загадочно.

Куда?
Ты

хотел

доказать японцам за

Хотел,— растерянно

деда?..

ответил я.

Вот и докажи им...
Сапоги отца испускали всегдашний свой блеск. По утрам
—

он

долго наводил на них глянец.

тряпочкой,
настает

потом нанесет

очередь

сапоги пылают

черным

и

смахнет пыль

расчистит щеткой. Затем
куска парафина. После этого
и

крем

бархотки

Сначала

пламенем.

Отец подвел меня к дальнему углу храмовой площади.
Народ теснился тут вокруг песчаной арены. Много было
ребятишек. Девчонки похихикивали в своем кружке под
Там
повязкой

деревом.

ходил

по

же

стоял

на

рукаве.

кругу

и

стол, за

белой
повязкой

которым сидел японец

Другой

вызывал

японец
на

с

такой

же

с

ребятишек бороться.

арену

Однако япончата жались и прятались друг за друга.
Судья наконец выволок на арену двух маленьких
японцев. Толпа стала подбадривать малышей. Они неуверенно
топтались

друг

возле

друга

по

свежему песку.

закричал я.— Давай!..
Давай!
Один малыш обхватил другого за голову и ткнул в
Сам испугался и убежал. Судьям пришлось побегать
—

—

победителем, чтобы вручить ему какой-то приз
в

конвертике. И

Отец
не
и

опять

судьи

начали

взял меня за плечи и

выдержала

тяжести

альбом шлепнулся

на

на

вызывать

вытолкнул

на

песок.

за

лопаточке

желающих.

арену.

альбома, вылезла из-под
песок. Японцы закачались

Рубаха

ремешка,
от

смеха,

как

кусты под ветром.
Я вначале растерялся,

но потом

подхватил альбом

и

гордо выпрямился. Я стал выискивать в толпе своих
сверстников.

Что

ж,

поборемся! Будет
58

о

чем

написать

ребятам...

И тут

я

чуть снова не выронил альбом. За мной

исподлобья

выпуклые стекла очков следил Ивао. Рядом
Кимура и что-то нашептывал ему на ухо. И я сразу

сквозь

себе генерала

представил

Сиродзу. До

сих

пор

я не мог

стоял

нарисовать

Только форма генеральская
выходила, а лица не было. Но теперь я видел это лицо. На
зубах поблескивают полукоронки... У меня зашевелились
пальцы: так захотелось нарисовать генерала Сиродзу
Кимуру. Но в это время оба судьи обратились к зрителям
с горячей речью. Они просили выйти бороться со мной того,
кто ощущает силы, чтобы утвердить здесь дух Ямато.
Я положил альбом на стол судей и скрестил руки на

Сиродзу,

ни

сколько

силился.

—

груди. Вспомнил, как мы целыми днями боролись в своем
овраге. Я клал на лопатки даже здоровяка Скулопендру.
А если ты, Ивао, полезешь, то пощады не жди. Придавлю,
как

клопа,

даже если

тут. Они

с

не

и

выпущу,

не

запищишь. Не выпущу,

будет просить Сумико. Она
братцем не расстаются.

Я вгляделся

прикрыла
зонтиком. Но я

пока

в

должна

быть

куток и увидел Сумико.
лица большим бумажным

девчачий

нижнюю
ее по

тоже

часть

одним глазам узнал бы. Они

кусочки антрацита.
А Ивао уже шел

на

арену. Он

блестели,

Она
как

щурился. Его
укусить меня.

снял очки и

зубы выпячивались, точно он хотел
В самый последний момент я загляделся на его родимсо
пятно, похожее на воробья, и подумал: если они уедут и мы
вырастем на разных берегах, но когда-нибудь нам доведется
встретиться, например, в рукопашном бою, я сразу узнаю
тонкие

Ивао.
В это время судья дал
шее

горячий

поясницу

и

стать

Я зазевался и ощутил
выдох японца. Ивао обхватил меня под
сигнал,

кинул вбок. Мне удалось устоять. Но не успели

пошире,

как

Ивао

вновь налетел.

Захотелось взглянуть,
Сумико. Она раскручивала

зазевался.

как

на

за

И тут

действует

трость свой

я

на

ноги

опять

наш

поединок

зонтик с

черно-

желто-зелеными глазами змеи.

Ивао толкнул

меня в

грудь, потому

что

Кимура

«Толкни!»
Я упал всем телом назад. Чтобы не лечь на лопатки, я
выбросил правую руку. Она хрустнула выше кисти, но
спасла меня от поражения. Судьи кинулись ко мне. Но я уже
вскочил на ноги и сгреб Ивао. Он очутился в железных
тисках. Он еще пыжился, больно давил мне в грудь подбородвыкрикнул по-своему

из толпы:

59

ком

и

не

чуть

что

выскользнул, потому

правая моя рука

вдруг онемэла. Тогда я покрепче перехватил Ивао под
поясницу и припечатал к песку одним броском. Онемение в
правой руке прошло, но сменилось дикой болью. Я так и лежал
на

песке, лишь голову приподнял. Глаза змеи, нарисованные

Сумико,

на зонтике

Сапоги

отца наступали

полуботинки
с

Рядом начали спорить.
дзори судей и лакированные

расплылись.
на

Кимуры. Подошли

ботинками

Отец

и сапогам я

выносить

узнал Семена

еще двое. По клёшам
и

Рыбина.

победа моя чистая. Однако
решение. Кимура же просил судей
что

доказывал,

медлили

из толпы

повторить поединок.
Мы с Ивао поднялись. Он напружинился,
кинуться

Капитан,—

—

Надо

на меня.

Родимое
сказал

пятно налилось

один

судья

судьи

готовясь вновь

кровью.

отцу,— оба

падай...

борись.
Опять, опять,—повторил Кимура, стараясь улыбаться.
Поучи их еще разок,— сказал отец и гордо оглядел
из-под приспущенных век.— Пусть знают, с кем дело

опять

—

—

толпу,

имеют.
—

ребятишки

Хватит, Василий,—

вмешался

Семен.— Пусть

помирятся.

завопил Рыбин.
Не подводи наших, Гера!
спросил отец и подмигнул.
Ну так что, сынок?
Чтобы не заорать, я кусанул губу и помотал головой
—

—

—

—

в

разные стороны.

борись,— просипел отец, наклоняясь
Говорю
мне.— Опозорить отца хочешь?
Опять, опять,— твердил Кимура и улыбался.
—

—

ко

—

—

—

Ты

его

под ножку, под ножку...— советовал Рыбин.

Перестаньте!

которые были

Семен потряс неравными кулаками,

—

похожи на два

разных куска кварца.—

Раздухарились?!
Твое-то како дело?— взвизгнул Рыбин.— Свово
заимей и распоряжайся им, как хошь.
Мой сын,— поддакнул отец,— что захочу, то и
—

—

делать...
Я повернулся, прорвал толпу, где она была пореже,

побежал

за

возвышался

храм.
на

Здесь рос

каменном

изрешеченный пулями. Я
как

на склоне

постаменте

свалился в

пробитым

глазом.

будет
и

густой кустарник и
бронзовый Будда,

росистую траву

щенок, которому отдавили лапу.

на меня

сына

Будда

и

заскулил,

печально глядел

В

это

время

судья

дал

сигнал.

Я

зазевался и

выдох

японца.

ощутил

на

шее

горячий

9

Изо

всех сил

дул

я на

вспухшую

прикладывал прохладные, шершавые

выше кисти

листья

кислицы. Но боль

отзывалась даже в кончиках пальцев на ногах.
кататься по

но

траве,

Вот

они

в

зашли

братец.
Они подбежали
что

начал

что в мою

зонтик

храма. Я узнал

светлое

Сумико. Ее сопровождал

присели на корточки. Я
самураи, сделав харакири, улыбаются, и выдавил

улыбку.
Гера-сан,
—

мне

тень

рогатую

сложенный

кимоно и

вспомнил,

тут же затаился, потому

Я

Их было двое.

кто-то шел.

сторону

руку,

ко мне и

война

ты

альбом, который

я

рисуй,—сказала Сумико и подала
оставил на столе судей,— как дядя

Кимура.
—

спину.

Мне бы краски,—

Однако

ответил я и повел

правую руку

задел больным местом за бок.

тихонько застонать.

И

в

это

время луна

Пришлось

выскочила из-за

крыши храма. Я поспешно перевалился
Сумико заподозрила неладное.

выгнутой
—

Рука боли?

—

спросила

за

в

Но

тень.

она и схватила мою

руку

горячими пальцами.
Пока Сумико ощупывала опухоль, Ивао протянул мне
конвертик. Такой же был и у него в руке. Значит, наградили

обоих...
Я надорвал свой зубами. В конвертике лежал новенький
рубль. Я скривил губы. Не могли дать какой-нибудь
значок
все-таки международные состязания!
—

Я решил отдать
спрятал его в

потянула мою руку

сбежался
—

—

на

—

—

и

за кисть.

над площадью гремела бочка. А

мой

так

бы народ

стон.

Худо?
спросил Ивао.
Надо доктор,— сказала Сумико.
Где сейчас возьмешь доктора?
—

опять стал
—

пусть играет

А-а-а!..

Хорошо,
—

—

альбом.

Сумико
—

рубль Юрику

дуть

на

—

промямлил

я

и

опухоль.

Дома,— ответила Сумико.
Дома меня мать ремнем может

только

подлечить,—

сказал я.
—

Папа

нас

яруси,

хоросый
62

доктор,— ответила

Сумико.

Да

—

он же

помешанный.— Я покрутил пальцем

возле

головы.

Папа хоросый доктор,— повторила

—

схватила меня за

здоровую руку и
Она щебетала без умолку.

от

повела по

Сумико. Она

тропе

вниз.

Наверное, чтобы

отвлечь меня

боли.

дядя

Сумико говорила, что взяла зонтик на гулянье,—
обещал к вечеру дождь. Он гораздо лучше определял
него

погоду, когда у

были собственные кунгасы, сейнер

и

баржа.
Я

плохо

И прижимал

ее

хотелось завыть, но

Нечестно

—

оправдывать

толкнул,—

Ивао.—

сказал я

перевела ему. Он опустил голову

Сестра
в

ты меня

руку.

Сумико.

Переведи ему,
зубами

Сумико. Я старался не трясти
к груди, как мать ребенка. Мне очень
впереди шла Сумико, а сзади Ивао.

слушал

сорванную

на

брата. Она

ходу веточку.

сказала, что это

и

впился

Сумико начала
все Кимура. Он обучает

Ивао приемам джиу-джитсу. Я хотел сказать в ответ, что
его ли очками готовиться к войне. Но в это время мы

с

продрались сквозь заросли кислицы, кукольника, бузины,
увитой вьюнком, и свалились прямо к нашему дому.
Позади турундела бочка. Ей подсвистывала свирель.

Над храмовой

площадью

фонарики. И луна
испеченная в

костре

блуждали

висела над
и

разноцветные

бумажные

площадью, ну точь-в-точь

очищенная

картофелина. При такой

бабушка, бывало, заговаривала мне зубы. Сумела бы она
заговорить мою руку? Вдруг положат в больницу? Потом
как снова встретиться с Сумико?
Сумико с Ивао разулись в передней перед дверью их

луне

квартиры.

Ивао

Я,

тихо

как

откатил

темную комнату.

жаровня.
доносилось

всегда, потер босые подошвы

Здесь никого
бормотание.

Ивао раздвинул
окном в клетке из

не

пропустил нас
жерлом вулкана краснела

половинку двери

Посредине

о штанины.

было. Но

следующую

лунного света

из

и

соседней

в

комнаты

дверь. Под

многорамным
сидели рядом на татами Ге

бабушка. Возле них стоял фарфоровый чайник с отбитым
носиком. В нем бабушка держала свои целебные настои.
На море-окияне, на острове Буяне, на песках
сыпучих дуб стоит дремучий, в дубе том дупло, в дупле
темно,— раздавался мерный голос бабушки.— Изыди, болезнь,
из Ге-страдальца на остров Буян, в дуб дремучий, в дупло

и

—

—

вонючее...
63

Ге глядел на луну и повторял, запинаясь.
Как ни больно мне было, но я прыснул в кулак. Тогда

Сумико
Мы

меня

дернула
вышли и

назад.
пока они не закончили.

переждали,

Наконец бабушка

сказала:

Семь ден по семь раз повторим
должно полегчать...
Я одну девушку полоумную вылечила. Ходила она все и
спрашивала каждого: «Леню моего не видели?» А Леню
—

—

этого,

ее

Дальше

я не

бесконечно. Я шагнул

лечила,

пришлось идти

Папа,

—

Ленинградом убило...
стерпел. Бабушка могла говорить

жениха, под

объяснять,

увидела

Она

всполошилась.

Сумико

сняла

мою

что

в

ним

мной. Ивао сзади

помоги.—

колени и стала

Бабушка

за

к

о

том, как

комнату.

Сумико

включил свет.

опустилась перед отцом

у меня сломана рука.

вспухшую правую руку

косынку

на

и начала

и
к

прилаживать

моей

руке.
—

да где

Унучек мой родименький,—
же ты сломал рученьку?

запричитала

бабушка,—

Упал... там.— Я показал на сопку.
Ох и бедовый же ты! Нет, чтобы чинно-спокойно

—

—

посидеть...
Ге внимательно слушал дочь,

потом

руку. Он ощупал кость,

взял мою

отложил

и глаза его

трубку

и

умно

Все замерли. Ге отпустил мою руку и тихим голосом
попросил принести бумагу и карандаш. Ивао принес

сощурились.

карандаш
окнами

и лист

на

запах

соседней комнатки, выходящей
табаком. Через раздвинутую дверь донесся

бумаги

грядки

с

из

ароматических

за нами со стены.

И

палочек.

Сумико

кинула

Будда
в

пристально следил

комнату

зонтик и

задвинула дверь.
Ге нарисовал кость моей руки от локтя до кисти и
трещинку выше сустава. Он отдал нам листок, а сам
забормотал что-то

под нос, потирая

Я испугался,
Ивао

и

Сумико

что

тоже

Ге

лоб мундштуком трубки.

вспомнил

глядели

на

о

том,

отца

с

что

миру конец...

тревогой. Но старик

через несколько минут попросил принести ему какие-то
лекарства.
Сумико прошла к шкафчику в углу и принесла оттуда

банку

с

коричневой

марли. Ге обмазал
мази и

мазью,

мою

медную

опухоль густым

обернул марлей. Бабушкина

повязку. Ге подвесил

мою

лопаточку

руку

к шее.

64

слоем

и

кусок

прохладной

косынка пошла на

Мне сразу

будто из руки вынули огромную,
Бабушка еще долго квохтала, что

стало легче,

до самой кости, занозу.
я не сношу головы, а потом вдруг спросила старика:
Семена-то нужны будут вам на пустом острове?
Ге вынул трубку изо рта. Но ответить он не успел. К
—

нам

донеслась песня:

Лесом, поляной, дорогой степной

побывку домой.
Ранили парня, но что за беда
Сердце играет и кровь молода...

Парень

идет

на

—

Отцу

подпевал Рыбин. Они остановились перед домом и

стали по
—

—

—

—

—

очереди кричать:

Где ты, Кимура?
Выходь!
Я буду бороться с тобой
Я судьей буду, гы-ы-ы!..
Честно будем бороться!

Бабушка
—

—

закрестилась

и

по всем

правилам!

вздохнула:

Господи пронеси...
Конец миру, конец, конец, конец...— забормотал Ге.

Мы с бабушкой поднялись
обнял Рыбина и качался на

и

навстречу отцу. Он

пошли

каблуках. Китель отца был

расстегнут.

А-а,

слабочишка!

воскликнул отец и пошел
навстречу.— Отца осрамил на весь город... Я тебе прощал
проказы. А труса не прощу. Не маленький...— Он
—

расстегнул ремень
—

это

и с

Детей

ты,

прихлестом вынул

надо

учить,

Я,
залетел по
—

Но

его из петель.

учить,— верещал

размахивая руками,— чтоб
захохотал

—

в

рот отцу

Рыбин,

сзади

глядели!

—

И

он

басом.

как кошка с

перебитой лапой, бросился

и

назад

лестнице наверх.

Вася, погоди!..
куда было

бабушке

гнаться

за

отцом,

даже за

пьяным.

Я перевел дыхание
—

Мама,

объявил

у

Герки

братец,

Мама

вышла

только возле

рука

на

корзинки

перевязи,—

—

3

сию

же

минуту

поднимаясь.
из

своей комнаты, вытирая руки

передник.
—

Юрика.

спросила
Взрывал опять?
Просто упал,— ответил я.

Синее море, белый пароход

—

65

она.

о

белый

И тут
свалился

в

на

ему

поблескивали,

как

отец. Всклокоченный

чуб

Мама преградила ему дорогу. Ее

глаза.

чайку

напоминали

Я

влетел

комнату

опущенными крыльями. А

с

на

вода

губы

глаза

дне колодца.

тебя

бубна выбью...— с придыхом говорил
отец.— Не слушаться отца!..
Ребенка не тронь!
сказала мама.— Мало ты моей
попил крови? Свой дом бросил, а тут поселил с полоумным
японцем внизу... Подожжет
детей вынести не успеем.
Мне назад недолго собраться... Поедешь с мамой назад,
—

из

—

—

—

сынок?
Я почему-то подумал про

А-а,

—

Сумико

и

не

ответил

горлица,— заскрежетал отец, глядя

на

маме.

маму

Крылья
распустила... Воспитала мне сынка... Уезжайте
один останусь!
Он схватил маленький японский столик за край и поднял
дикими

глазами,— птенца

защищаешь...

—

—

его в

воздух.
Со столика

японских

фарфоровая

полетела

журналов

трахнул столик об пол.

ваза,

стопка

банка с золотой рыбкой.
Все развалилось. На мокром
и

старых

Отец
пятне

грани разбитой банки, высовывалась лакированная
ножка, а куча журналов была усыпана осколками фарфора.
блестели

Рыбка-а-а! Моя

—

рыбка-а-а...—

Отец тупо глядел под
Вода из банки обрызгала
чтобы

согнуться,

боком
клич
—

на

печку. В

кинулся

сапог

это

Он

попытался

рукавом кителя,

и

чуть не упал

пронзительный

скатился

Держу-у-у!..
Дом задрожал от его каблуков.

вслед

за

отец,

Кимура

за

ним

отцом,

забыв

о

больной руке. На

вот что.

Кимура вырывался.
Кимура стоял лицом к

на

сапог.

время снизу раздался

вниз.

дворе происходило

выбежал

ему

Рыбина:
Вася! Сюда! Кимура... Вот он!

Отец
Я

очистить

ноги и

Юрик.
покачивался на каблуках.
запищал

я.

Но руки у Рыбина были
дому

и

К Рыбину

видел, как из
поспевала

сильные.

дверей

помощь. И тогда

руку Рыбина обеими своими, вытянул
перевернул отцовского дружка через себя.

захватил

плече

и

Рыбин грохнулся

на

ее

землю, словно куль с глиняными

горшками.
—

До свидания!

—

крикнул

Кимура

и

побежал вверх

склону.

Через
шуршания

несколько

секунд не слышно было даже

кустов.
66

по

Стой, гад!..—

—

Но тут

бороться будем!
Рыбина. Отец

отец.— Честно

ревел

носок его сапога

зацепился за

растянулся рядом.

Лицо Рыбина белело под луной,
с

ручками. Из носа вытекала черная

Подошла бабушка
Вася,

—

ковшом

Она

воды.

сожгет

он

меня,—

теперь

всхлипнул.— На материке мясо ел

—

чашка

побрызгала

лицо Рыбина. Тот зашевелился и открыл

на

рта

с

фарфоровая
струйка.

как

изо

глаза.

Рыбин

сказал

и

крепче был. А тут

рыба... Сожгет...

Я

—

успокаивал

с

этим

Кимурой

завтра

же

поборюсь,—

дружка отец.

Сами виноваты,— возразила бабушка.
Рыбин схватился обеими руками за голову и, сутулясь,
пошел к себе.
—

Отец побрел
Тоже

—

за ним.

подбородок

подперев

надо,— сказала бабушка, скорбно
ладонью.— А ведь до войны совсем

лечить

не

пил.

10

«Сумико,

я

хочу увидеть тебя

и

объяснить

все...

Мой отец

такой... Он фронтовик, а у фронтовиков нервы
расшатанные. Я тебе расскажу, какой отец у меня на самом
деле. И Юрик просит золотую рыбку. А где я ее возьму?
Бычка он теперь не хочет. Подавай ему золотую рыбку,
не

и все.

Я жду тебя, Сумико,
твоей комнаты. Гера».

Это первое,
Словно

не

что

я

в

кустах

бузины,

напротив

окна

написал, когда зажила у меня рука.

существовало

Борьки, Скулопендры

и

Лесика,

которые ждали от меня письма.
Я не встречал Сумико уже много дней. С того самого
вечера, когда Кимура ловким приемом кинул Рыбина на
землю и сам

скрылся неизвестно куда.

Конечно, ребята
Но

я

объясню им,

внести

поправку...

бы меня
Сумико. В наш

не похвалили
какая

Не

все

же

японцы

за

такую прыть...

надо будет
подлые. Я напишу
план

ребятам в ближайшие дни. Только сначала надо
встретить Сумико и сказать ей, что во всем виноват Рыбин...
Я ей зла не хочу. Даже наоборот... И пусть она не считает,
письмо

что

у нас все такие,

как

Рыбин.
67

Я встал, когда

остальные

еще спали.

Я

бесшумно
письмо Сумико

татами.

рисовую солому

Солнце

золотило

из своего

выдрал

альбома лист и написал
красным карандашом.
Потом я на цыпочках вышел из дому. Море урчало, как
сытый кот. Все эти дни оно было серым от дождя, но вот
сегодня вновь засияло.

Я навернул

письмо

на

бамбуковый

и

дротик

пошел

с

кустам вдоль грядки с табаком. С острых концов
широких табачных листьев свисали капли росы. Они
искрились, как кусочки зеркала. Роса скатывалась с листьев

ним

по

бузины мне за

шиворот холодными живцами. Я

Мне надо было

шел.

к

к

меже, которая притыкалась

Сумико.

дома как раз под окном комнаты

форточку

поеживался и
стене

В открытую

я хотел

опустить дротик.
Я оттянул упругую ветку последнего перед межой куста
бузины да так и замер. Одна половинка окна в темную
комнату Сумико задвинулась на вторую. Узкая смуглая рука
взялась за

подоконник,

раму. Потом

Нога

землю.

нем

на

повернулась

Сумико

сама

высовывалась

и

из

стала

синих

на

вспрыгнула

ногою

нащупывать

шаровар до

половины

белой икры. Сумико спрыгнула на грядку и шлепнулась.
Она быстро огляделась и пригладила грядку ладошкой.

Сумико отряхнулась, поправила челку и пошла между
грядкой и домом к обрыву. В руке она несла цветной
узелок.

Я двинулся
что

смело

прыгнула

прыгнула.

угластых

на осыпь.

Сумико,

камней

и

склону.
Я выждал, когда
обрыве,

и

вчетверо

тоже
и

в

проулком
метрах

в

пошла

двухстах,

пляжем мне
Сумико

к

коза,

и

не

вдруг

тому месту, откуда

скакала

по

осыпи

Сумико

скрылась

Письмо

Я

Сумико

кустов, накрененных

с

за

выступом

сложил

перед

меж

вниз

по

в

этим

штанов.

обрыва

и

самым

морю. Я двигался
в

к

ветки.

чахлых

карман

Сумико сбежала

Я подполз

как

вниз.

ринулся

сунул

раздвигая
можно спуститься. А

обрыву

по

знал,
она

ней, беззвучно

за

крайним

за

нею,

коротким

как

сыщик,

рыбачьих фанз. Перед песчаным
залечь. Долго лежал, потому что

тени

пришлось
повторила длинную дорогу,

которой

вела меня от

первый день нашего знакомства. Сначала Сумико
направилась будто к порту, а потом, дойдя до самой воды,
повернула к кладбищу. Может, она путала следы? Мы ведь
баржи

в

тоже к

пещере своей подходили,
68

заметая

следы.

сырой полоске и размахивала узлом. От
нечего делать я сгребал перед собой песок. Ладонь вдруг
укололась. Я разгреб песок. Передо мной лежал поржаве-

Сумико

шла по

японской винтовки. Совсем еще недавно я
здорово обрадовался бы этой находке, но сейчас мне было
лый

тесак от

не

до оружия.

Сумико

баржу и
напрямик. Десять

подлезла под

поднялся и пошел

в

скрылась
минут

—

и

дыре. Я
вязкий

песчаный

горб позади. В лицо мне ударила синяя тень баржи.
Ящик был над дырой. Конечно, Ивао, который наверняка
ждал сестру в барже, старательно заложил дыру. Серый
ящик не отличался от серых досок баржи.
Я
баржу

тихонечко

и снова

отодвинул ящик до половины, влез в

закрыл дыру.

Ощупью

стал

пробираться

я

к

брезжил

корме, где

свет.

Надо было подкрасться и крикнуть. Сумико с Ивао что-то
затевают. Может быть, хотят плыть на пустой остров?.. Вот
вздрогнет очкастый вояка! Будет смеху... Я крался к
корме. Подполз к самому складу под навесом из циновки, и ни
одна дощечка не скрипнула. Но что я услышал
Сумико

разговаривала

Кимурой!!

с

Я распластался у днища. Мой
щепки.
Я пожалел,
сидел спиной

У

меня

что

так

ко мне.

вдруг!

Но

передернулись

нос

воткнулся

близко подкрался
если он

плечи...

в

какие-то

Кимура
повернется? Или я чихну?

Отец

не

к

ним.

теряет надежды

Кимуру. А Кимура

наверняка думает, как бы
отомстить отцу. И вот я сам в руки к нему пришел... Со
скоростью улитки я ощупал карманы. Ракеты не было. Давно
сама судьба
ее спрятал в свою школьную сумку. И тесак
поймать

—

посылала!

—

не

взял.

Ну

и

поделом

будет,

придушит, как котенка. Я затаил дыхание
киль, чтобы спрятаться от ярких пучков
осколочных

если

Кимура

и сполз на

света из

самый

щелок

и

дырок.

табак.
Сумико,— курите
Кимура-сан,— говорила
Вчера русская бабушка опять приносила папе табак. Здесь,
—

в

узелке, рис и табак.
Я не буду курить русскую подачку,—
—

Кимура

и

ответил

протянутый Сумико. Он взял
коробочку с рисом, зажал между пальцами

отодвинул кисетик,

плоскую жестяную

палочки и начал кидать
—

Ивао купит табак

Она подала

фарфоровый

рис
в

в

рот.

другом месте,— сказала

чайник.
69

Сумико.

Кимура

отпил

очень

видно,

него

из

голодный

—

Русская бабушка

—

мико.—

молитву.

По вечерам

Бабушка

Беглец был,

носик.

и чавкал.

Как здоровье Ге?

—

прямо через

спросил
лечит

его

они

смотрят

Кимура.
травами,—

на

луну

и

ответила

повторяют

Кимура-сан.
бабушке,—сказал Кимура.—
о

спрашивала

вас,

Не говорите обо мне
одному русскому нельзя доверять.
Не все русские плохие,— робко возразила
—

—

наклонила

Черный гребешок

голову.

Су-

Ни

Сумико

и

волос на виске

свесился возле глаза.

У
банка

меня занемела нога, и я

покатилась

и

передвинул

Какая-то

Илья-пророк

точно

загремела,

ее.

на

колеснице.

Правая

рука

Кимуры

точно он хотел почесать

мгновенно

грудь.

очутилась

Тогда

за

я вскочил и

пазухой,
побежал.

Я летел, как ветер. Но мягкие прыжки Кимуры догоняли
меня. Если бы я догадался оставить дыру открытой!
А-а-а!
—

Кимура

схватил

меня

над ящиком. Он закрыл мой рот

ладонью, которая

пахла

своей

точно хотел

твердой

груди,

лежало что-то

Я
—

Японец прижал меня к
раздавить. За пазухой у него

рисом.

продолговатое

—

не

то

пистолет, не то нож.

брыкался ногами мычал:
Пусти! Не имеешь права!..

Я прижал руки

карману, чтобы Кимура не
меня письмо и не прочитал. Но он как раз это
к

Отодрал мои руки и вынул письмо к Сумико.
Видели бы ребята... А знали бы они, кто
К

нам

вцепилась в

—

и

у

сделал.

меня спас...

Сумико. Она первым делом
мне полегчало. А то уже рябчики

подпорхнула

руку

запестрели

отобрал

Кимуре,

и

в глазах.

Кимура-сан,—

пропищала

Сумико,—

у

Геры больная

рука.

Кимура ослабил
рукой

придерживая

тиски.

листок

И

прочел письмо, одной
против света, что бил из-под
он

ящика.

Кимура-сан,— продолжала Сумико,— Гера знает
нашу баржу. Помните, он спас меня здесь?
Кимура поставил меня между Сумико и собою. Сам
наступил ногой на ящик, который закрывал мне дорогу
—

на

свободу.
—

Тихо!

—

приказал

мне

Кимура.— Иначе
70

я

не

гаран-

вам

тирую

—

Он

Сумико

скосил глаза на

ней по-японски, даже

с

заговорил

жизнь!

не

и

что я почти

подозревая,

все

понимаю.

Ты должна

—

отвлечь

своего

поклонника,—

русского

Я переведу шлюпку на Мутную речку.
Там густые кусты над водой. Пусть Ивао принесет мне
туда табак. В случае опасности я уплыву на остров Птиц. Там
близко Хоккайдо... Пусть Ивао много несет табаку.
Я сделаю, как вы хотите,— ответила Сумико.

Кимура.—

сказал

—

Кимура отдал мне
В баржу ударил фонтан
и

письмо

и

ногою

отодвинул

ящик.

света.

Я вывалился из дыры
побежал прямо.

на

тени, вскочил

отполз от

песок,

Сумико.— Так ходи не надо!
Но я был на свободе. Теперь я мог бежать куда угодно.
Конечно, отцу я не скажу ничего. Но вот Семену надо
рассказать, что Кимура скрывается тут, у нас под носом.

Гера-сан!

—

тот

Семен,

—

закричала

что

решит,

были открыты так сильно,
тонула. И я не побежал. Я сел на
чем не бывало:
Сумико

Почему?
Рюди там

—

—

рукой чуть

бомба,

ли

не

не

всю

Однако

надо предпринять...
как

в

тот

песок и

ходи,— ответила

глаза
она

раз, когда

спросил

Сумико

и

как ни в

обвела

песчаную полосу.— Война ходи...

мина...

Она
просто
меня.

напугать меня. Но я не Рыбин. Меня так
испугаешь. К тому же я знаю, что ей надо отвлечь

хотела
не

Сумико

может

вообще

сказать

сейчас,

что

надо сидеть

двигаться, потому что я зашел на минное
больше дураком не буду, как сегодня. Вот влип

на месте и не

Но

поле.

я

Позлю

И

самурай. Ну, хватит.
вот ее и убегу. Скажу Семену про Кимуру.
А я ничего не боюсь,— ответил я, разорвал письмо

так влип.

письмо

прочитал

этот

—

на

мелкие

пока

клочки

Сумико

не

и начал

бегать

подбежала

и

не

по

песку

схватила

и

кувыркаться,

меня

за

руку.

Под ресницами у нее стало влажно, как утром под
листьями бузины. И куда-то исчезла моя решимость. Я даже не
мог набраться смелости выдернуть руку из ее руки. И
девчонка повела меня по сырому песку. Видели бы ребята, как
плелся

бухты

я

за

нею.

Точно

пленник.

окатывала наши ноги.

подпрыгивал на

Теплая

гниловатая

Мои цыпки жгло,

вода

и я

прибое.

Мы сделали огромную дугу
71

и вышли к

крайним фанзам.

Я

и

сопротивлялся. Мне было интересно, куда

не

тут

Сумико. Она цепко держала меня, словно боялась, что
сбегу. Сумико вела меня прямо на сопку.
Почему Кимура прячется?
спросил я и сорвал на

поведет

—

—

ходу саранку.
—

—

Боится,—

Да

ответила

не

ничего

ему

Сумико.
будет,—

сказал

—

оглянулся

я,

передал ей цветок.
Она отпустила мою руку и стала собирать букет.
Перекладывая цветы травой, она расхваливала своего дядю.
Кимура не имел своей семьи, потому что все время занимался
рыбными делами. Он мечтал скопить деньги на маленький
рыбный завод. Этот заводик он купил бы на Хоккайдо. И
нет ли кого

тогда

и

—

переехала бы

вся их семья

уплыть

на

бросил

их.

—

жить

что

говорил,

—

—

Сахалине

на

Хоккайдо,

И один
война. Но

опасно.

когда началась

и потыкал

Дядя Кимура
Ты

Кимура

родину.

надо было посильнее дать.— Я

Рыбину

свирепое лицо

на

росскэ

в

он

мог

бы

Кимура

не

сделал

воздух.

боится,— повторила Сумико.

боишься?

не

меня

кулаками

давно

—

я

спросил

сорвал ей

и

вторую саранку.

Сумико
головой

и

букетиком, покрутила
замелькали блестящие

прикрыла лицо жидким

бросилась

вверх

—

щиколотки ног.

Я побежал
в

за

нею

зарослях кислицы.

по

который

коридорчику,

Метров

мы

сто

через

упали в траву.
Отчаянно стрекотали кузнечики. Выше
сидел ворон и кричал: «Алло, алло...»
поджаривало кожу. Я сорвал два огромных лопуха
кусте

Лицо Сумико
—

в тени

—

Вон остров пустой,—

по

склону

и

на

Солнце
и

сделал шлемы.

показал

я

в

море
ее

бамбуковой

были

Птичий остров.

Давай

уплывем

моих

вызовем,

патроны
правда,

в

него,— предложил

—

о

кострах,

не сказал

И

на

я.—

друзей
Борьку, Скулопендру
ребята славные!..

Знаешь, какие
И я рассказал

—

задохнулись

лопуха позеленело.

палкой, которую подобрал по дороге.
Сумико ничего не ответила. Но глаза
устремлены на

оставался

вообще

нашей пещере,

о том,

и

как мы

И ребят
Лесика.

взрывали

приехать на Сахалин,—
думали об оркестре.

как мечтали все

зачем,—

как

иначе жизнь

сделаем,— закончил я.— Ни-

72

бояться

никого

кому

создадим. Весело

Оркестр обязательно

там нет,— напомнила

Сумико

мои же

и

слова,

зеленые тени на ее

продолговатые

Зачем хлеб?

—

надо...

будет.

Хреб

—

не

—

сказал

я,

щеках сгустились.
ошкуривая стебель

нет?
травой и рыбой, а мы
Хочешь, докажу? Целую неделю буду есть одну кислицу.
Хочу.— Сумико улыбалась, сильно оттопыривая
нижнюю губу.

кислицы.— Вы можете питаться

—

—

Я разломил надвое мясистый стебель кислицы

и

подал

Сумико. Кислятина свела скулы.
Сумико стала доказывать, что раз у меня есть отец,
мама, бабушка и брат Юрик, то я должен быть счастлив
половину

на

какой-то пустой остров?
Папа, мама...— передразнил я ее и рассказал, как
разбил банку с рыбкой. А мама сама головы от земли

острове. И

этом

зачем мне плытьна

—

папа
не

поднимает

—

возится

на

грядках

—

и

меня

туда

же...

А мне за войну надоело, как червяку, в земле копаться.
В общем, хочется убежать из дому. Я могу попросить
Семена, и он отвезет нас на Птичий остров на сейнере. И потом
будет молчать, как эта сопка. На него положиться можно.
Но Сумико ответила, что рыбку Юрику подарит другую.
Рыбку можно заменить, а вот мать и отца никогда. И
добавила, что если покинет своего отца, он умрет.

Ну, давай играть в войну,—
бамбуковую палку.

—

«меч»

сказал

я

и

вручил

ей

—

Себе

обломил ее, сравняв
«мечом» Сумико. Потом я объяснил ей, что она будет
самураем, а я русским богатырем. Мы спрячемся в кустах и
начнем

нашел

я

искать

ивовый куст
заползти к

друг друга.

Мы

«мечах».

ней

Я полз,

простую палку

в

драться на
разные стороны. Я упал под

заметил, где спряталась

в тыл и застать

как змея.

с

Когда сойдемся, будем

разбежались

и

и

Сумико. Я решил

врасплох.

Старался, чтобы

надо мной

не

даже травинка. Мы учились ползать в нашем овраге в
бурьяне. Борька тут был лучше всех. Он мог так проползти,

качнулась

одна травинка после него не лежала. Он

что

ни

обучил

ерошить

Пауки

за

и

нас

собой траву.

седой паутиной. Она

липла

к

потному лицу. Но я терпел и полз дальше. А когда мне
ноздрю забежал муравей и захотелось чихнуть, я
использовал способ Лесика. Надо придавить верхними зубами

в

нижнюю

губу

оплели

все

да пониже.

вокруг

Тогда

чох

73

пройдет.

Я

время вслушивался в шорохи. Уже близко должна
была быть Сумико... Я замер. Меня кто-то рассматривал
все

сзади. Я обернулся. Среди чащи зеленых иголок усмехалась
Симико. На ее лице колыхались тени от листьев и солнца.
Я глядел,

какая она

«самурай».
закричал я и бросился

вспомнил:

Наконец

Ура!

—

забыл,

и

красивая,

—

что мы воюем.

она

Сумико,

на

выставив

«меч».

Она еще с колена отшибла мою палку быстро и сильно.
Мой «меч» чуть не вывалился из слабоватой правой руки.
Но

я взял его

покрепче
палку

отшибла мою
задребезжал.
Я разозлился
мои

и

—

и

только

сделал выпад.

и

пошел,

Бамбук дребезжал

выпады.

изловчилась

—

Сумико
расщепленный бамбук

и снова

«уколола»

в

меня

вновь

Сумико отбивала
руке. Вдруг она
руку. Рука была не в

пошел...
в ее

левую

и мы

счет,

продолжали сражаться.
Еле-еле мне удалось ее «приколоть».

Да

и

то, наверное,

она сама поддалась.

У

меня

ныла

рука, когда

мы

сели

на

вытоптанную

полянку.

А

—

кистью

ты

цравой

Ивао

—

неплохо

свой

«меч»

пыталась

зажечь

сказал

я,

помахивая

руки.

учит
в

отбивалась,—

меня,—

ответила

Сумико.

Она

уперла

крутила палку, словно
соломенный жгутик, зажатый большим
носок

дзори

и

и

соседним пальцами.
—

—

—

—

А Ивао

учил?
спросил я.
Дядя Кимура,— ответила Сумико.
А я тебя хочешь плавать научу?
сказал
Хочу,— ответила она и закивала головой.
кто

—

—

я.

11

Солнце
Я обождал

с плеском
в

кустах,

вышел как ни в чем не
и сосало
—

садилось
пока

в

море. Мы вернулись

Сумико зайдет

в

домой.

дом, а потом

бывало. От кислицы у

меня

свело

рот

под ложечкой.

Где пропадал целый день?

—

набросилась

Мать на огороде разорвись, а ему дела нет!
Есть у меня свои дела,— ответил я и скосил

на

меня

мама.—
—

столик возле

печки, где орудовала
74

бабушка.

глаза на

Опять штабы

—

Наоборот,—
бабушке.
—

На тарелке
пропитанных

постным

снаряды?

и

отозвался

меня

я

—

и

и

нее

к

горка оладьев,

дожидалась

маслом

спросила мама.
прошмыгнул мимо

посыпанных

сахарным

крупным

Нет, травой не проживешь и одного дня.
Юрик в бабушкиной кофте стоял на веранде

песком.

и

плевал

вниз.
—

—

—

он,— ты

Хоть бы

взял,— печально

меня

я.

«Оранжад» обещал... Где
не

купался?

Гера,— сказал
Угу,— ответил

Юрик.— На
пароход? Так я и

сказал

он, белый твой

вылечусь...

Отойди

—

охватит

Я

—

в

комнату,— приказала ему

мама.—

Ветром

опять сляжешь.

сладкий

разжевал

пахучий

и

оладышек

ответил

брату:
Будет у тебя сегодня рыбка. Такая же
Завтра табак полоть,— сказала мама.
Я промолчал. Перечить ей было нельзя
—

пузатенькая.

—

—

отколошматит.

Но

я

твердо решил табак

А

не полоть.

живо

Удрать

Мама ходит
нервная. Щеки пустые. Глаза льдистые. Бабушка и та ей не
угодит. А про меня и говорить не стоит. Все кажется маме,
пораньше

на

море,

и все.

японцы ненадежны... А

пока молчать...

я так не

думаю. Все-таки

что

им

войне. На них атомные бомбы сбрасывали. После
этого никакой войны не захочешь... Нос сегодня обгорел
солнце
притронуться больно. Ну и ерунда. Облезет

досталось в

на

—

шкура

—

новая

Я вытер

еще лучше
масляные

корзину. Он залез
подъехали к лестнице

на

будет...
пальцы о рушник
в

нее.

Я

повез

и

показал

корзину

по

Юрику

полу. Мы

Сумико. Она поднималась
к нам, неся перед собой стеклянную банку. В зеленой воде
шевелила рыжими плавниками рыбка.
и навстречу Сумико. Она
Юрик выскочил из корзины
сразу отдала ему банку.
завопил Юрик и побежал
Рыбка! Рыбка!
показывать ее бабушке и маме. На его груди колыхался светлый
и

увидели

—

—

—

кружок воды.

Сумико.
Смешно было слушать, как они говорят. Юрик картавил,
Сумико, наоборот, не могла произнести букву «л».
Юрик поставил рыбку на веранду, а сам вернулся к нам.
—

а

Беренький

марчик,— сказала

75

Юрик, это Сумико,— сказал я.
Сумико погладила его волосы мягче
—

А

—

я

умею
к

притулился

задралась,

стене

и я

брат

и

по

Рубашка на его
белому бугру ладошкой.

животе

Нехай

—

к

заболеешь.

опять

—

же

тут

головой.

вниз

хлопнул

стоять,— ответил

Встань,— приказала мама,— кровушка прильет

—

голове

на голове

пуха.

бабушка.— Это ему

вертится,— возразила

в

пользу.

Юрик

не

удержал равновесия

упал. На

и

стенке

Юрик сейчас же отполз к своей
корзине, порылся в ней и вынул коробку, где хранил
фантики от конфет, сушеных жуков и мою картинку. Юрик
вынул картинку и показал Сумико.
Это Герка нарисовал,— стал объяснять брат.—
Белый пароход называется «Оранжад». Там золотых рыбок
уйма. Ребятишки едят галеты с конфетами. «Оранжад»
фотография

покачнулась

деда.

—

скоро приплывет сюда. Я
том

острове.—

показал

пальцем

нем

вылечусь... Пока

он

Сумико на веранду
Птичий остров с розовой от заката

Юрик

на

на

потащил

вон

на

и

верхушкой.
—

замечала

Там пустой остров,—
моих

сигналов:

отчаянных

Сумико.

ответила
—

Она

О-ран-жад

не

это

—

сок,

мидзу, вода...

Юрик

повернул

ко

мне

голову,

сморщил

нос

и

захныкал :
—

А

Герка сказал...
«Оранжад» выбирает себе

—

местах,—
или

поздно

—

шмыгнув

стал

выкручиваться

я.—

стоянки

в

пустынных
живут люди, там рано

Где

будет война. Понял?

Значит,

сюда

не

приплывет?—

спросил

Юрик,

носом.

Приплывет,— заверил я брата.— Война
И
Больше войны не будет. Верно, Сумико?
—

—

прошла...
я

подмигнул ей.

Она перевела взгляд
меня.

Видно,

с

Юрика

на

картинку,

потом на

поняла меня.

Сумико.
А вы с ребятами хотели воевать с...— начал Юрик
выкладывать военную тайну.
Тогда я взял рисунок и перебил брата, рассказывая, где
на «Оранжаде» сады, где озера, где кукольный театр, где
—

Да,—

ответила

—

столовая...
76

Юрик

отвлекся,

задумчиво

поковырял

в

носу

и

вдруг

объявил:

А

—

стихи

я

И,

знаю.—

Не

Он

читал

приглашения,

попалась, птичка, стой!

уйдешь

из сети...

так, что жилка налилась на виске.

Юрик попросил Сумико
вложила

дожидаясь

забубнил:

подкатил глаза к потолку,

Ах,

не

руку

в

спеть

и

руку

ему

запела

песню.

Закончив,

Она кашлянула,

«Катюшу». Юрик

стал

ей. Голос его напоминал звон балалаечной струны и
забивал тихий, как шорох волны на песке, голос Сумико.
Я ущипнул Юрика, чтобы он не орал. Но его рот стал

подпевать

открываться еще шире.
Про
Про

Когда
спеть

они
и

еще

того, которого любила,
того, чьи письма берегла...

«Катюшу», Юрик

спели

японскую

песню.

Моей,

Она

откашлялась и запела:

моей камиэ-е...

На лестнице застучали

сапоги.

Отец

быстро, словно за ним гнались.
Сумико смолкла, опустила голову
стене

рядом
—

О,

побежал

не

у

точно занавес в

Сумико

театре.

мне,— похвастался

пришла

ко

банку

рыбкой.— Рыбка

с

поймаешь ни одну.
Как раз у нас
—

из

к

прислонилась

гостья,— сказал отец, вынырнув. Веки его

нас

показать

Бынул

и

всегда поднимался

печкой.

с

поднялись,
—

Сумико

попросил

будет

чем

плавает

угостить,—

оттопыренного кармана

Юрик

и

по

сказал

дну
отец

Потом

кулек.
кулек обе руки. Он

—

оставил

он

протянул

Угощайте

включил свет, хоть

Бабушка
подогрела

и

японского

рот.

конфеты Сумико.

гостью

было еще

чаем,— посоветовал

выставила

По

отец

и

светло.

не заставила

стола.

и

брюк бумажный

банку и запустил в
вынул горсть конфет в синих обертках. Конфеты были
дорогие, шоколадные. Юрик развернул одну и засунул ее в

Юрик

—

ждать

наш

краям

с

Она скоренько
чайник на середину

чаем.

большой

расставила
77

синие

фарфоровые

чашки.
опустился

Я предложил

Сумико

рядом на татами.
Чай мы пили весело. На

были печальны,

его

подкрученными кончиками

Конфеты
маленькими

Я
смеялась

и

нас со стены

губы

но

глядел дед. Глаза

тянулись вслед

за

усов.

Сумико. Она откусывала

понравились

дольками

сесть за столик и сам

жмурилась.

блюдца, как купец Загашников. Сумико
мной. Юрик собирал фантики, разглаживал

пил из

надо

между ладонями и складывал стопкой.
Ребятам подарю, которые на «Оранжаде»,—
он мне и Сумико по-свойски.
А где, интересно, твой дядя, Сумико?
—

—

—

вдруг отец

и

глазищами.
Веселье

за столом

отложила

уставился

чтобы
что

—

без

своими

увяло, как цветок

Ты что пристал
виноваты?..

—

нее

на

конфету. Ямки

—

Дети

сообщил

к

на

спросил
цыганскими

Сумико

в кипятке.

щеках ее разгладились.

девочке?

—

тихо

сказала

мама.—

забормотал отец.— Я хотел сказать,
он не прятался...
Ну, случилось по пьянке... Так
вечно нам в ссоре быть? Пора на мировую... В порту

Да

него

облаках
чиним.

того...—

я

пурхаются. Ни бельмеса не смыслят в
мол
ветрах... А дело начали мы не шуточное

синоптики
и

—

Для

рыбаков... Людей высаживаем
десант... Вдруг тайфун?!

ихних же

каждое утро,

как

на него

Он допил чай из своей чашки, поглядел сквозь нее на
белый накал электрической лампочки и щелкнул пальцем
по

краю. Чашка издала чистый

звон.

Отец

поцокал языком

и сказал:
—

—

Ах,
Ты

не

спросил я отца

Сумико.
Отец

чашки!
будешь больше

что за

не

гоняться за

громко, чтобы поймать
успел ответить, потому

Кимурой?

его на слове и

что

—

успокоить

лестница заскрипела

Я

сразу узнал этот медленный
шаг. Шел Рыбин. Над полом выросла щетка его белесых
волос, она спускалась низко на лоб Рыбина косячком. А лоб
навис над глазами большими надбровными шишками.
Красная шея распирала воротничок шелковой безрукавки.
Как такого здоровяка кинул через голову тощий Кипод

тяжелыми

сапогами.

мура?
Рыбин прошел

к

нашему столу
78

и

сел

на

задники своих

Он

сапог.

не имел

лестничной

на

привычки разуваться

площадке. Бабушка всегда выметала после него грязь
ворчала. Но гость есть гость. Да еще друг отца.

и

Рыбину чаю. Сосед развернул конфету
который был чуть меньше поддувала в

Бабушка

налила

и

метнул ее в рот,
нашей железной печке.

Как

—

боитесь пускать

вы не

Рыбин, отдуваясь.
Сумико, конечно,
мертва.

А

я

Рыбину
—

понял по ее

себе?..—

к

Она сидела

сказал

ни жива ни

если вылить кипяток из

чайника

голову?

на

Мы

будет,

что

думал:

поняла.

их

гостям

рады всегда,—

задрожавшим

губам,

ответила

что она

бабушка,

и я

негодует.

боится ужасть,— сказал Рыбин и
вытер пот со лба тыльной стороной руки.— Ночью ей кто-то
мерещится под окном... И я беспокойно стал спать. Мечусь
—

во

Дина

теперь

их

сне, вскакиваю...
—

—

Ну,
Из

а

выходил?

окна

—

усмехнулся отец,

вчера смотрел,—

Сумико, добавил:

ответил

Рыбин и, скосив

Кимура. Кому

еще

Сумико встала.
Аригато,— поблагодарила она и поклонилась, не
поднимая ресниц.— Сайонара.
Я вскочил. В горле застрял горячий чай. Но Сумико

уже

глаза на

Вроде

—

он,

быть?
—

сбежала
—

по

лестнице.

Мстительные они, злобные,— продолжал Рыбин,

конфету

задумчиво опуская
—

—

Хитрого
Ты

ответят...—
—

возразила
они

выцеживая остатки

как

пить

дать.

к

ним,

они

добром

тоже

бабушка.

тебе

и

успокоились,—

заварки

кое иметь не мешало

в свою

Рыбин,
Ружье завалящень-

ответил

чашку.—

бы...

У

Герки вон попроси самопал,— с улыбкой
отец.— Целый арсенал у него заготовлен.
Если бы и был, не дал бы,— ответил я резко.

—

предложил

Сожгут

рот.—

мало,— сказал отец.

по-человечески

Так

в

—

Они
—

хожие

засмеялись.

Ишь
на

ты,

Рыбин, скаля зубы, по^
подсолнуха.— Вырастет
батьку бить

сурок,— сказал

семечки

—

будет.
Я поглядел на них исподлобья
обертку е синий жгутик.
79

и

закрутил

конфетную

Гхе-гхе-гхе...— засмеялся отец.
Хо-хо-хо!
вторил ему басом Рыбин. И откуда
бас после такого тонкого голоса?
—

—

—

брался

Жених,—

—

Давайте

сосватаем
и

ними, тогда

сказал

отец.—

японочку, а?

никакого

дело

меня,

погладить

за него

ружья

общее

за

Герасим,

пытаясь

не

Породнимся с
будет... Согласен,

надо

пострадать?

Я вскочил, умчался из дому и забился в кусты бузины
на склоне. Мне была видна дверь нашего дома. Я решил
вернуться домой лишь тогда, когда уйдет Рыбин.
передо мной

Прямо

светилось

многорамное

окно

нижнего этажа.

Ге недвижно курил свою трубку над жаровней.
Сгорбленная фигурка Ивао передвигалась по комнате,
останавливалась то тут, то там. Он что-то как будто искал. Сумико
помогала

ему,

другую.
А наши, конечно,

старое,

что

я

его

рукой

показывая

не

то

на

одну

еще говорят обо мне.

все

а

хочу понимать,

он

вещь,

Отец

то

на

про

для нас в лепешку

разбивается. Рыбин советует поколачивать детей почаще.
Мать бурчит: «Все бегал бы, а табак будет полоть Ванькакитаец?» Бабушка возражает ей: «Нехай побегает, пока
беззаботный...» А
написать

что я

совсем

колочу японцев. Но

наоборот
буду

беззаботный. Я не знаю, что
Борьке, Скулопендре и Лесику. Они-то думают,
я

—

вновь

все стало

подружился

с

не

я занят совсем не тем...

японцами...

думать, как встретиться

хорошо,

и

вот

—

на

с

тебе!

Даже

Наступит утро, и я
Сумико. Только сегодня
—

явился этот

Рыбин

и

оскорбил Сумико. Точно мне под дых залепил.
Ивао внезапно бросился к двери в прихожую. Он
приглашал кого-то зайти. Через минуту широкая фигура
Рыбина заслонила

треть

окна.

Я прокрался межой
услышал голос Рыбина.

к неплотно

сдвинутому окну

и

отрубал он, переходя комнату,—
все заставлено у меня уже... Одеяла есть
десять штук...
зачем? Лучше сам нарисую русалку или
Картинки
—

Шкаф

не

надо,—

—

—

дворец

на

только

Рыбки
какой от них толк, жрать им
давай... Вот жаровенка рази ж...— Он остановился
клеенке...

перед Ге
В дожди
натопишься...

венку...

—

жаровню в руки, словно взвешивая.—
обогреться в самый раз. Печку все время не
Пойдем, парень, отсыплю тебе табачку за жарои

взял

Старику,

ясно

дело, без махры тяжело. Все курить
80

хотят

—

здоровый

проклятая...
Я отпрянул

ты

иль

полоумный... Эх-хе-хе,

вернулся в кусты.
дверь. Рыбин вынес жаровню

от окна и

Лязгнула
руках. Красный
А

—

отсвет падал на его

Вместо

нет глаз.

война

все

них

—

забудь

ты нэ

лицо.

на

вытянутых

Казалось,

него

у

две пещеры.
дяде своему передать,— говорил

Рыбин ковылявшему сзади Ивао,—

будет.
Моя вакаранай,—

если он

подожгет нас,

ответил

Ивао,—

вам

всем плохо
—

уныло

моя

вака-

ранай.
Всё

—

вы

хорошо понимаете,— продолжал

Рыбин,—

да

притворяетесь.

Моя вакаранай...
Они прошли недалеко
—

косогором.
Я сорвал
в

от

бузины

листик

горькую кашицу. Глаза

подмигивание

маяка

меня

и

не

и

заметил,

как изжевал

его

Равномерное

смыкались.

Однако я дождался,
Тогда я побрел домой.

усыпляло.

наших окнах погас свет.

за

скрылись

в

когда

12

Отец

словно

пройди

воздуху

Когда

чуял
—

Он

что-то.

—

Недаром

услышит.

я, не дыша, поднялся

И вообще он
по
был разведчиком.

не спал.

по

лестнице, раздался

из

спальни его голос:
—

—

тонкое
—

Ты где

Да

шляешься по

так...

одеяло

Смотри

пробормотал

гулял,—

возле
—

ночам?

корзины спящего

заведут

тебя

они

Он кашлянул.
Сказать ему про Кимуру

я и

юркнул под

свое

брата.

в сопки...

Ищи-свищи

потом...—

правая

рука

—

сдавил

чтобы пожаловаться, я
Не все такие
Повоевал бы
—

—

Одна
хотят.
на

мысль

по-своему,

будем

ходить

заныла

вместо

того

они, как вы
с

мое...—
мне в

пришла

мы

меня

Кимура утром. Но,
пробормотал:

остров. Мы
а

нет? У

ее

Боятся друг друга

пустой

или

и

будем

купаться

и

думаете...
проворчал он,
голову.

Пусть

ненавидят. А

и

мы

они

затихли.

живут

как

нам незачем плыть

здесь хорошо устроимся. Они живут
по-своему. Мы с Сумико спокойно
на

старую
81

баржу. Я

знать

не

хо-

Кимура
научить Сумико

чу,

что

никто

теперь

И пусть

прячется
плавать.

будет

не

они не

лезут

Мутной. Сегодня я пообещал
Рука у меня уже в порядке. И нам
на

мешать.

в наши

Их дела

нас

не

касаются.

дела.

Однако даже во сне они не оставляли нас в покое. Мы
шли с Сумико по сопкам. Я спрашивал, куда она ведет
меня, потому что нельзя было доверять. Но она лишь
улыбалась в

ответ,

ее

нижняя

губа

припухлая

иронически

выпячивалась.

И вдруг

Сумико
из

мне

навстречу

стала

кустов

Рыбин. Они размахивали

чайкой, взнеслась над головой,
бузины выбежали Кимура и

ножами

и

как

визжали,

а

дикие

кабаны.
Я подскочил в постели. Визг усиливался. Он стал
воплем наяву. Вопль исходил от рыбинского дома. Можно
было

разобрать:
Пожар! Спасайте, о-ой, спасайте!..
Отец промчался вниз. Мама и бабушка

даже
—

своей
Я

засуетились

в

комнате.
зачем-то

достал ракету

из

сумки

и

ринулся вслед

за

отцом.

Крышу рыбинского
Листья

на

дома подпирал огонь.

побагровели. А дальше,

деревьях

за языками

света, была жуткая темень.
—

туда

кричал Рыбин.— Не видете,

Люди!—

что

Черные фигуры людей сбегались к Рыбину.
же. Дом пылал, точно его полили бензином.
Полыхнула
и

ладонями

Лицо обдало

крыша.

чуть

не

сбил

Дину. Она

ли? Горю!..
Я летел

жаром. Я закрылся

стояла

в

ночной

рубахе

посреди дороги, прижимая к себе большую японскую вазу.
В глазах у нее можно было увидеть весь пожар. Губы ее
дрожали,

как от

холода.

Мои бусы, мои бусы...— повторяла Дина.
Сзади загремел колокол. Я еле успел отскочить от колес
пожарной машины. На ней густо сидели пожарники и еще
кто-то в тельняшке, усатый. Да это ж Семен! Не дожидаясь,
—

когда остановится машина, он спрыгнул
кинулся к дому Рыбина.

на землю и

Пламя заплясало на
японцев-пожарников.

Машина

стала

бронзовых касках
возле пожарной колонки,

пожарники

стремительно раскатали шланг и привинтили его к колонке.

Плоский
Мне

в

шланг

надулся.

лицо ударил

фонтанчик
82

воды из дырки.

Здоровенный японец-пожарник боролся с озверевшим
брандспойтом, как укротитель с удавом. Тяжелый жгут
воды замолотил по пламени. Однако горящие балки только
злее

затрещали.

огонь не
Холодная

Мне

водой... И

на голое

выскочил

тот

японцы

заорал

Пожарник
и

83

Руки

направил

повернулся

тряпки.

заливают

на язык.

Рыбин. Его пуловер,

тело, дымился.

груди какие-то тряпки.

Рыбина. Но

что

попробовал фонтанчик

я

вкусная вода.
Из самого пекла

накинутый прямо

показалось,

к

прижимали

брандспойт

спиной,

спасая

на

от

воды

Дом поливайте!

—

жалко?
Он подбежал

Стереги,

—

головой

Дине

к

а

—

то

сунул ей тряпки

и

растащат,—

сказал

на

он

так

свое,

не

вазу.

жене

и

кивнул

в мою

сторону.
Я оглянулся. Сзади

Рядом

Рыбин.— Не

орал

с ними

стояли

остановились наши:

Блеснули стекла очков Ивао.

Увидев

я

ее,

Сумико

помогать

кинулся

из

японцы

соседних домов.

бабушка.

и

мама

Семену

мою

в

глядела
и

сторону.
заливать

отцу

сарайчика водой. Огненные ошметки летели по
сарай. Семен окатывал его из ведра, которое передавал

крышу
ветру

на

ему отец,
—

а

Вася,—

подожгет... Он
—

по

отцу

цепочке

Становись

в

японцы.

Рыбин под руку отца,—

хныкал
и вас

—

вот

подожгет,

я

говорил

—

увидишь...

цепь,— ответил ему отец

и

себя

окатил

водой.

Полкуля табаку
Рыбин, размазывая по

у меня в доме осталось,— причитал

—

Может,

лицу сажу.—

Проявим геройство, а? Обмотаемся

сходим,

Гера?

обольемся

тряпками,

водой...

Ну

где раньше мог я видеть Рыбина?

Я поглядел на отца: что он скажет?
Не выдумывай!
оборвал отец дружка.
А ну, отойди, не морочь парню голову!
Рыбину Семен. С кончиков его усов капала вода.
—

—

—

слюной,

Я цвиркнул
становиться

тоже

не

как

Семен,

хотелось.

Там

и
и

народу. Я побегал вокруг пожарников,

работы

не

прежнем

нашлось.

месте.

Оглянулся

Тогда

на

отошел.

без
но

меня

и

там

Сумико. Ее

я сел на шланг и зажал

—

крикнул

В цепь

мне

хватало

подходящей
не

было

на

пальцем

фонтанчик.

Пожарники оставили дом догорать и перевели струю
сарайчик, потому что искры полетели гуще и дальше.

Цепочка
что

во

главе

был расположен

с

Семеном

ниже по

и

отцом

сползла

к

склону. По цепи ходило

на

дому,
всего

три ведра.
—

Несите ведра, черт

Мокрый чуб

лез

ему

вас

подери!..—

кричал отец.

на глаза.

Рядом сверкнуло ведро. Я повернул голову
Он

нес

и

увидел Ге.

оцинкованное ведро двумя руками перед собой.

перекатывались по его черному кимоно. Ивао
взял ведро у отца и отнес его в цепь. Сумико поддерживала
отца под локоть. Ге бормотал, печально изгибая брови, но

Багряные

волны

84

за
и

треском пожара, криками,

багров

что он

слышно.

Но

пожарных топоров

изгибу губ

по

я

догадался,

свое:

повторяет

Конец

—

качала

было

его не

звяканьем

миру, конец, конец, конец...
К нему подошла бабушка. Она что-то говорила
головой. Ге тоже качал головой. Откуда-то к ним

и

Рыбин. Он закричал, размахивая мокро блестевшими
мускулистыми руками перед Ге:
А ну говори, японская морда, где прячется Киму-

подскочил

—

ра?! Скрываете
Ге

да?!
рукой. Согнутые

поджигателя,

заслонился

полоски тени на его

Бог

—

наступая
возводить.
Ивао
они

на

и

Афоня!

—

сказала

громко

бабушка,

Рыбина.— Опомнись! Грех напраслину

Сумико

желтого
скелет

кривые

лицо.

тобой,

растворились

Из
Потом
на

с

бросили

пальцы

повернули отца

к

нашему дому.

Скоро

во тьме.

пламени

красный

проступил

скелет

дома.

Пожар пошел
рукавами брезентовых

рухнул, взметнув ворох искр.

убыль. Пожарники

вытирали

пот

курток. Семен и отец вылили друг другу на головы ведро
воды и подошли к бабушке. К ним присоединилась и мама.

Шум

вокруг пожара

Темнота

стихал.

шла на огонь.

сказала мама и закрыла глаза
Боже мой!
ладонями.— Куда мы заехали? Перетряслась я вся.
Отец пятерней зачесал назад свой чуб и пропел
—

—

вполголоса :

Смерть

не

страшна,

Если пули

И сидишь
В

—

свистят далеко
ты в

блиндаже

глубоком

тылу,

в семь накатов...

Комедию перед женой ломаешь?

—

повысила

голос

Подбородок ее наморщился.— Детей тебе не жалко...
Уедем мы. Сынок,— она повернула ко мне голову,—назад
поедем?

мама.

Семен смотрел
усов. Я промолчал

Сумико?
Отец сгибал

и

на

меня

и только

разгибал

с

интересом,

огляделся:
свою

отжимая

не

кончики

вернулась

правую руку,

ли

помогая

левой.
—

мама,—

Наживали,
и все в

наживали

люди

дым превратилось.
85

добро,— бормотала

Афоня

—

парень

шустрый,—

весело ответил отец,

взмахами

разогревая руку, стянутую
поправится. Табаку у него насажено

судорогой.— Быстро
в два раза больше, чем

у

нас.

Через жадность свою они сгорели, дочка,— сказала
бабушка, затягивая узелок косынки.— Афоня не гребует
ничем. Макитру с углями у старичка нашего полоумного
—

махры.— Она подняла глаза на небо с
проступившими звездами и перекрестилась.— Господь

унес...
вновь

За

покарал.
И
—

стакан

я

—

думаю

сам

бог,—

тягуче поддержал

бабушку

Семен.

Дурак

мог

только

отозвался
подпалить,— хмуро
отец, разминая кисть сведенной руки.— А Кимуру дураком
—

не назовешь...

Сам себя Афоня подпалил,—сказала бабушка, качая
головой.— Макитрой и поджег... Перевернул невзначай или
—

что...

Я

подтвердить, что видел, как Рыбин унес
жаровню с углями. Но тут подошел Рыбин с Диной. Дина не
расставалась с фарфоровой вазой. Она хлюпала носом. Волосы
ее

хотел

как

распустились,

у русалки.

Увидев Рыбиных, Семен

пожарникам.
Куда нам теперь?
спросил Рыбин и уронил голову
свою широкую грудь.— Хоть на материк возвращайся...
—

—

на

отошел к

Не огород бы, плюнуть

на этот

Сахалин...
тихо-спокойно у мамы, у

Говорила: давай жить
папани.— У Дины вырвался стон
—

захотел...

У

папани

из

Нет,

груди.—

собаки двор охраняют,

а

отделиться

тут

мы как на

ладони-и-и...
—

Не паниковать!

плечом.—
—

Скоро

Как

—

у

нее
—

японцев

прикрикнул отец,
на

поправила

Вместе

пока

Собачку

я

причитала

Дине и
не бедуй.

волосы

поживем,

заведу,—

шевеля

правым

родину отвезут.

на ладони-и-и...—

Бабушка
—

—

Дина.

успокоила

пообещал Рыбин

ее:

жене

и

забрал

вазу.

Не

отец, щуря

Он еще

могу

допустить,

что

Кимура

поджег,— сказал

глаза.

пошевелил

правой руки и пошел к
баграми балки с желтыми

пальцами

пожарникам. Те растаскивали
листочками пламени.

Бабушка

взяла

Дину

под руку

86

и повела к

нашему дому,

Я
В

встал с

темноте шевелилось

Я

мура

стал
не

шланга

подергивающегося
кто

думать:

мог.

море.

Куда

он

же

Вздохи

и тоже

побрел домой.

доносились сюда.

его

Ну, Ки-

поджечь Рыбина?

мог

спрячется

после

этого? В

сопки

удерет? Но там долго не напрячешься».. Пожалуй,
бабушка права: сам себя Рыбин поджег жаровней. Опять же,
как подвел его зоркий хозяйственный глаз?..
Я обогнал бабушку, маму и Рыбиных. Света не было в
нашем доме. Я беззвучно пробрался наверх.
Юрик спал, тихонько посвистывая носом. Я на секунду
включил свет. Юрик улыбался. Наверное, ему снился

разве

белый пароход. А может, он в самом деле есть, белый
пароход? Плавает где-нибудь в теплом море...
Я забрался в свою постель и накрылся с головой
одеялом.

...А
на

если нет

его, нельзя ли, чтобы все вокруг было как

«Оранжаде»?
Пришли наши
Стали

комнате.

Я слышал,
комнату

к

как

и

Рыбины. Зажгли

Говорили

укладываться.

бабушка

уговаривала маму

отцу. Но мама резко ответила

совалась не в свои

свет

только
они

в

левой

шепотом.

перейти

в

ей, чтобы бабушка

не

дела.

И тогда я решил, что человеку, конечно, трудно
устроить

жизнь,

как на

белом пароходе.

13

в

Проснулся я от щекотки. Лягнул, не раскрывая
Юрика не попал. Он издали щекотал мне пятку

соломинкой

глаз,

но

и хихикал.
—

Вставай,

посудой

лежебока,—

у печки,— проспишь белый

Я притаился и, когда
него

сказала

Юрик

чаю!

и

что

ближе,

накинул

чтобы
и мы с

она

ней

никуда

—

не

убежим

на

боялся задохнуться.

мне
бабушка,
крикнула
мчался по лестнице. Мне надо было договориться
—

загремела

свет.

подполз

одеяло. Он завопил, потому

Попей

бабушка

но

с

я

уже

Сумико,

уходила, ждала меня. Я позавтракаю,

на

море купаться.
Я постучался. Мне никто не ответил. Тогда я откатил
пусто. На татами валялась медная
дверь. В комнате
—

трубка с

длинным мундштуком. Я крикнул вполголоса:

—

Эй!
87

Никто

Я

не отозвался.

вторую дверь. На полу
Ивао. Я повернулся. Рыбки в
меня глаза. Я нашел крошки за
вошел во

валялась желтая косынка

аквариуме

углу пялили на

в

аквариумом

и

бросил

накинулись

на

пищу.

И

Сбежали хозяева...

Я

плотно

воду несколько щепоток. Рыбешки

в

Их,

Сумико

с

не

видно,

ними!

задвинул дверь

и

кормили утром.

Сумико!..
медленно поднялся по

лестнице.
—

—

Давай

чаю,

бабушка,—

Умойся сначала,—

сказал я.

ответила она.

Я равнодушно сполоснулся под умывальником.

Бабушка

поставила на

низенький

столик

рисовую кашу

с молоком.

Я же сказал
чаю,— нахмурился я.
Не выламывайся, ешь,— приказала она и скрестила
руки впереди.— Мать приказала табак полоть.
Я его не курю,— ответил я, ковыряясь ложкой в каше.
—

—

—

—

Со мной ты бедовый,—
головой.— А перед отцом?..
—

сказала

она,

качая

Я промолчал и усердно стал есть кашу. Бабушка
подставила мне и кружку чаю. Бабушкины глаза были
блеклые, как ее старая синяя

кофта,

и

добрые-добрые. Губы

самые кончики

вроде сурово, но
Сказать ей или нет, что

сжаты

ее

вздернулись вверх.
японцы удрали? Лучше скажу после.

Она расстроится. Все-таки крепко сдружилась с ними. Как
вчера она их защищала! А они всех обвели вокруг пальца...
И меня особенно... Эх, Сумико, Сумико! Я думал, что мы
друзья... Я поднял

глаза на

деда, тяжело вздохнул

и

отвел

Кимура поджег? Тогда почему
все удрали? Если невиновны, зачем удирать?.. Эх, Сумико,
Сумико!..
Опять на целый день?
спросила бабушка.
взгляд. А может, вовсе

и не

—

—

—

—

—

—

—

Есть дело,— ответил я, запивая кашу
Какое?— подлез ко мне Юрик.

Важное,—

чаем.

сказал я.

тобой!
запрыгал брат.
Тебе нельзя,— сказал я.
Я

Юрик

с

сел

—

у

моих

ног, и прозрачные живчики

побежали

из его глаз.

Все мне нельзя,— причитал он, крутя кулачками в
глазах.— Так у меня ноги не окрепнут.
Не реви,— сказал я, морщась, и махнул рукой.—
—

—

Обувай

свои сандалии.
88

Юрик
красные

подскочил с татами. Он

мячиком

сандалии

и зашлепал по

обул

вмиг

лестнице впереди

меня.

Я поймал брата за руку и повел на пожарище.
Головешки отливали на солнце синим цветом. По
выискивали

досок. Если бы

обгорелых

среди

милиционер. Они

и

ходили два пожарника

они

ним

что-то

знали,

что

сбежали, наверное, перестали бы рыться в
Надо искать Кимуру. Он выждал удобный

наши

соседи
головешках.

отомстил и
мстить
—

—

—

ушел

в

море

надо!..
Видишь...—

на

шлюпке,

сказал я

захватив своих.

момент,

Вот

как

Юрику.

Да,— ответил он и засунул палец в рот.
Теперь иди домой,— сказал я, поворачивая

назад.

А ты?
Я пойду искать тех, кто поджег дом дяди Рыбина.
И я с тобой,— ответил Юрик, морща нос.
Я остановился, взъерошил ему пух на голове, крепко
взял за руку и потащил вниз по дороге. Надо было б
—

—

—

спуститься

по

впадала

в

но с

обрыву

братом

Мы

за

море
я

с ним

—

быстрее

и

городком,

побоялся идти

гляжу
—

Мы

которая
правым краем волнолома,

обрыву.

А

Юрик

Здесь

заметил, что я пристально

глядел на кривую тень арки-меча.
Ты следы увидел этих... кто поджег дядю Рыбина?—
в землю.

спросил
—

по

Мутной,

речке

прошли под императорскими воротами.

минуту остановился.

я на

за

к

я

он.

Да,—

и

очнулся я,

пошагали

мы

Юриком дальше.
брат захныкал, что
с

горячими улицами, и скоро
ему жарко. На окраине в придорожной канаве я сорвал
серый лопух и накинул Юрику на голову.
До речки было два километра. Я ходил туда раз и
видел, какие непроходимые кусты в устье. В них можно
шли

целый катер.
Когда мы подошли

спрятать

устье речки,
всех

сил

темно-зеленому

кустарнику

в

брату залечь в траве и слушать мои
выстрелю ракетой, то он должен мчаться

приказал

Если

сигналы.
изо

я

к

в

я

порт

и

звать

на

помощь дядю

Семена

или

Юрик отдал мне честь и залег. Я пошел по кустам над
самой речкой. Над раздвинутыми ветками чер-змухи, ольхи
колыхался терпкий настой
и тальника
горячего воздуха.
отца.

Бабушка
пахнут перед

говорила

не

раз, что травы

грозой. Я подумал об

пристально оглядывал

этом

и

мельком,

каждый просвет
89

деревья остро
в

кустах.

потому

что

И

я

гавань

увидел маленькую

подрубленные

раскачивали

чуть

ветки

выше

кустов.

устья. Волны

Трава была

притоптана, и в ней мелькнуло что-то цветастое. Я нагнулся.
Это был «бог счастья», втоптанный в сырую землю. Я
вызволил

из

его

земли

отер. Он безмятежно ухмыльнулся
Только нос у него чуть сколуп-

и

фарфоровыми зубами.
нулся... Спешили, сильно
Сумико!..

Гера,

—

я

подкрался сзади.
Я тебе
—

У

брата
Ты

—

протыкая

солнце

спешили

разок?

искупнусь

велел?!

как

опять

—

сигналов

серый

пальцем

Юрик

закричал

сморщился

никаких

—

хозяева.

нос и
не

незаметно

я на него.

задергались щеки.

подаешь,—

лопух,—

Эх, Сумико,

а

мне

забормотал
стало

жарко

он,
—

вон как печет.

тобой,— сказал я, понизив голос.—
Купайся, только быстро...
Он разделся и стал барахтаться в воде у самого берега.
Поднял всю муть со дна. Рожица брата сияла, как

Горе

—

луковица

на

потом

мне

с

солнце. Я уж

поглядел

на

и сам

божка

решил разок искупнуться,

и

Идем,— приказал я Юрику.
Еще разок искупнусь, и все,—

—

—

Я поймал

его

за

Надо было

отставил.

но

спешить...

ответил он.

скользкую руку

и

подтолкнул

к

одежонке.
—

—

Гера,

ты не нашел

Не нашел,—

ответил

потащил через кусты

Обратно
своих
—

—

—

—

—

—

—

мы

тех?..—

шли

к

начались

расспросы.

я, помог ему натянуть

майку

и

дороге.

быстрее. Однако Юрик

не

прекратил

дурацких расспросов.

Гера,

куда

мы

бежим?

В порт.
Зачем?

Попросим

катер.

Кататься?

Да.
Знаешь,

что я

придумал?

Что?
Поплывем на тот остров, где «Оранжад*.
Можно было бы... Но тебя мамка не отпустит.
С тобой отпустит.
Оставалось только пожать плечами.
Чем ближе мы подходили к порту, тем больше я завидо—

—

—

—

90

велосипедистам, проносившимся мимо. У меня за

вал

ушами стало

мокро

—

туда стекал пот.

Юрик сильно пыхтел, но расспросов
Гера, а Сумико мы возьмем?

не

прекращал*

—

Она уже уплыла...
На белый пароход?
На белый.
А почему она тебя не взяла?
С какой стати?
Она твоя невеста, да?
Много будешь знать
быстро состаришься.

—

—

—

—

—

—

—

—

Я бы

—

сам на

ней женился, когда вырос,—

она

красивая.

«Красивая»... Она японка, а
Ну и что? Она же красивая.

—

—

¦—

—

Ты еще

мал и

Возьму

вот женюсь и

русский,

ты

глуп...

тебя

не

побоюсь.

Я остановился, положил рукуему

плечо

на

Перестань болтать, иначе будешь сидеть
Брат умолк и лишь изредка косил на меня

и
в

—

сказал:

корзине.

сизым

глазом.

У
парень-японец

с

проходной будки
красной повязкой

нам
на

преградил дорогу
рукаве. Он был года

на

четыре

старше меня, но только чуть выше ростом. Он помахивал
деревянным самурайским мечом.
заявил он нам и постучал мечом по
Назад ходи!
—

—

проходной.
Мы к Семену Ивановичу Щавелеву,—

ступеньке
—

засовывая
—

руки

в

Моя порт охраняй,—
Я тебе сейчас

вперед кулаки.
Я бы поколотил
во мне
это

я,

карманы.
сказал

и

положил

меч

—

—

этого

япошку, потому

закипела, как вода

время пролез

японец

не пускай.
Пропуск нет
как дам!
ответил я, выставляя

на свое покатое плечо.—
—

ответил

сквозь

в

что

злость

чайнике. И хорошо,

стержни

в

ограде

и

что

вдруг

Юрик

в

закричал:

Дядя Семен! Дядя Семен!
Японец бросился через проходйую за Юриком. Но тут
я проскочил в порт через будку.
Семен шел мимо, перебирая на ходу листки бумаги. Он
—

и

вскинул голову

и

Тот опустил свой
на

сразу
меч

и

же поднял
выпятил

костяной веер.
91

в

руку навстречу японцу.

улыбке зубы,

похожие

Я давно уже
выгорели

на

видел Семена

не

им

Юрику

усталым. Усы

его

солнце.

руки и закружил. Но я не
разыграться. Я поймал Семена за рукав кителя, а
сунул в руки божка, чтобы отвлечь от нашего

Семен подхватил
дал

таким

Юрика

на

разговора.

Дело есть,— сказал я Семену.
ответил он и подкрутил правый, поникший
Да ну?

—

—

—

от пота

Он

ус.

сложил

бы он
Но Семен
Если

приготовился

Я

не

свои листки и

спрятал

все-таки

эти

умел

предатель. Мягкое сердце
за

японцам

И главное, знал,
генерала

кое-что

был до

Мною крутили японцы,
мстить

бумажки,

И

сих

ничего не

по глазам.

И

сказал.
он

вон

божком. Я
Вместо того чтобы
тем

заводить

с

дружбу.

ними

коварные... Я рассказал про

Кимура

что

кителя.

пор доверчивым дураком.

подвело.

стал

деда,

войну. Все

них

вокруг пальца.

оно

какие они

Сиродзу.

победоносную для

—

бы

я

видеть

Юрик

как

карман

меня.

серьезно выслушать

начал с того, что

в

засунул

они

надеется

на

новую

одинаковые... Меня обвели

Улыбались мне, дарили

рыбки

и

усыпили

бдительность. Сумико заколдовала меня, что ли... А
потом Кимура поджег дом Рыбина. Недаром чуткий Рыбин
не спал по ночам. А я-то, я-то!.. Вчера узнал, где
скрывается Кимура, и утаил от отца. И вот Кимура ночью поджег
дом Рыбина, и они удрали все вместе в своей шлюпке...
Правильно, что отец называл меня слабаком, правильно...
мою

Только

я

они

знаю, куда

уплыли.

Они

хотят

спрятаться

на

Птичьем острове и там жить...
Я облизывал пересохшие губы.—
Семен Иванович!
Давайте догоним их!
Он долго смотрел на меня вприщур, зачем-то пощупал
мой лоб и потом почесал свой затылок.
Что ж, вояка, может быть, в твоем бреду есть доля
—

—

—

правды,— сказал

Пусть
—

сплавают

Эх,

Семен, растягивая слова,

—

как

резину.—

проверят...

дядя Семен!

—

сказал я и

отшатнулся.— Там

же

Сумико!..
глаза.

Он подхватил меня и привлек к себе, заглядывая
Но я освободился от его объятий.

в

Семен, расстегивая китель.
Пойдем домой.— Я отобрал у брата «бога счастья»
подтолкнул Юрика к проходной.
—

Жарко,—

сказал

—

92

и

Уже надулся, вояка,— сказал Семен и загородил нам
дорогу.— Пойдемте. Переговорим с вашим отцом.
А без него не обойдемся?
спросил я.
Он сейчас распоряжается катерами,— ответил Семен
—

—

—

—

и

повернул лохматую голову к пирсу, где маячил отец.
Тогда скажите ему, что я во всем виноват,—
—

попросил я, вытирая

пот за

ушами.

Много берешь на себя.— Семен наморщил загорелый
лоб. Его губы изогнулись серпом, только концами вниз.—
Генерал Сиродзу тут виноват пока больше всех...
Мы пошли к пирсу. Три тени
большая, поменьше и
совсем маленькая,— точно копья, были направлены на отца.
Он бегал по пирсу и что-то кричал в рупор вслед катеру,
—

—

который

шел

волнолому. На катере синели куртки и
японцев. Полно их было и на волноломе.
к

прямо

белели косынки
Они суетились на фоне

остекленевшего

моря.
Семен оставил нас в тени огромного чана, пахнущего
селедкой, а сам, выпрямившись, пошел к отцу. Семен

Отец покричал еще немного и положил
рупор на железную тумбу.
Они постояли с Семеном, покурили, перекинулись

хлопнул его по плечу.

несколькими

его на
—

—

и

словами,

отец

вновь

рупор. Он нацелил

взял

серый катер у причала и загрохотал:
Рыбин, что у тебя с новым мотором?
У Рыбина всегда мотор

рубки хмурый

как

часики,— высунулся

дружок отца. Он был

из

все в том же японском

пуловере.
—

—

рукой

Надо обкатать!
закричал отец.
Хоть до Владивостока,— ответил Рыбин
—

по локоть в

Я подошел

к

и позвал нас

мазуте.
и

краю пирса

прыгнул

на

горячую

палубу.
—

Юрик,—

стараясь не глядеть на
папой. Он тебе даст рупор покричать.
сказал

я,

оставайся с
Ишь ты, прыткий,—
—

катеру.— Сам устроился,

У

меня

поплывут
если

заныло

с нами...

отозвался

а нас не хочет

затылке.

в

Конечно,

потребуется. Ну,

а

он

вдруг

отец, подходя

ребятами
Семен

к

брать.

Значит,

и

разведчик

Кимура

отец
и

и

все-таки не

В конце концов, нужно

Рыбин

скрутит

Нет, долой, долой, долой жалость! Надо быть,
Иначе не отомстить...

брата,—

как

Кимуру,

поджигал?
отец.

отчитаться

в письме.

с

Юриком

под мышкой прыгнул на
93

палубу.

перед

Сбегал бы, Василий,

—

посмотрел

метеосводку,—

сказал он.

Можно

отозвался
японцам?
отец.— Да и долго ли нам сходить до островка?
Ладно.— Семен махнул рукой.— Без Кимуры они там
все наоборот предсказывают.
Отец тоже прыгнул на катер, который от толчка
—

ли

теперь

—

доверять

—

задрожал,

как живое

рубки.
Давайте быстрей,—

со стенки
—

—

существо. Косматые отблески

волн взлетели

до стекол

Ничего,

сынок,

подмигнул. Потом

сказал я.

от нас не

глаза его

уйдут,—

сузились

и

ответил

стали

как

отец

и

два прямых

кинжальчика.

Мне

с

отцом говорить сейчас не хотелось. Я открыл дверь

кубрика. Здесь было прохладно и пахло масляной краской.
Я растянулся на скрипучей сетчатой полке и потрогал свой
нос.

Он горел,

За

словно меня

перегородкой

ткнули лицом

в

крапиву.
впереди затарахтел мотор. Я видел

как от нас отваливается

веревочная груша
бетонной стенке. Катер развернулся носом к выходу и
понесся навстречу маяку. Башня маяка напоминала ладью

иллюминатор,

в

на

на

шахматной доске. Капля воды ударила в стекло и поползла.
Мы взбурунили открытое море. На стене закачалась
половинка

бинокля,

Я поднялся

висевшая на длинном
и вышел на

ремешке.

палубу.

Над морем визгливо резали воздух чайки. Они ругали
рабочих, которые ремонтировали волнолом и согнали птиц
с насиженных мест. Я вспомнил, как убил тут журавля, и
поежился. Журавль точно живой у меня
перед глазами.
И в сердце опять засвербило... Может, Кимура все-таки не
поджигал Рыбина?.. Ну нет, невиновные не поплыли бы по
морю

в шлюпочке...

Японцы
с мостика в

махали нам

рупор:

белыми

косынками.

Юрик

орал

им

«Сайонара!»
мачтой на бухте.

А Семен—прямо на
Отец сидел под
палубе, поджав ноги по-японски.
Кури,— сказал отец, протягивая Семену портсигар.
—

—

синий

Свой есть,—

ответил

Семен

и

достал

из

кармана

кисет.

—

—

Значит, брезгуешь?

Брезгую,—
А

—

согласился

спросил отец.

Семен.

думал, ты все-таки друг мне,— сказал отец, и
треугольник морщин обозначился на его буром переносье.
—

я

94

—

Барыги

твои

Семен,

ответил

друзья,—

закручивая

цигарку.
—

Чего

подскочил

же ты

плывешь

бухте

на

и

нами?!

с

—

дробилось

Это

с

ты

отца,

в

на

складках

плывешь,— ответил Семен

и

поднял

Верно, вояка?

У отца кожа натянулась
Я понял,

кинуться

солнце.

нами

на меня глаза.—

сапоги

отец,

выкрикнул

хотел

точно

согнулся,

Семена.
А тот спокойно сплюнул под
которых

—

мне

что

на

скулах.

лучше спрятаться,

и

отошел

к

двери

кубрика.
Меня
катер

все

же

по

то

раскачивался:

как

зеленая,

прямо

Море

стало поташнивать.

лягушачья

мочалками.

И

там

же

нос

кожа,

быстро

нашему курсу

казалось

вверх,
зыбилась

и

закрыл

за

корма.

а

Вода,

бортом. Небо
серебристыми

из

моря выпирал помаленьку
вулкан.

Тошнота вроде прошла. Тогда
сетку

то

покрывалось

островок, напоминающий
Я разинул рот и сделал несколько
на

мертвым,

я

зашел

глубоких вздохов.
опять в кубрик, лег

глаза.

14

—

Гера,—

Юрик под бок острым
где?
«Оранжад» покажи

толкал

кулачком,— проснись...

меня

—

Я раскрыл глаза. Бинокля на стене не было. Над
иллюминатором висели скалы. Чайки падали с них

левым
на

катер, проносились у самого борта и взмывали вверх на
упругих крыльях. Они кричали так, что заглушали стук мотора.
—

—

Еще ничего не видели?
спросил я Юрика.
Нет,— ответил брат, глядя на меня исподлобья.—
—

Одни чайки.
Я спрыгнул

с

сетки, затянул ремень

палубу.
Катер буровил пенистое

на

новую дырочку

и выскочил на

похожей

на

вулкан, вытягивалась темная кошачья лапа с

серебристыми
Отец
—

не

и

ожерелье острова. Из-за сопки,

когтями.

Семен

стояли

поодаль друг от друга.

Не возвратиться ли?

дружеским

голосом.—

—

сказал

Погода

Семен отцу,

мне начинает не

Черт с ними, с этими японцами, Вася!
Рыбин из рубки.— Я поворачиваю.
—

§5

и

совсем

нравиться.

—

закричал

Обожди,—

—

побережье

и

резко
в

сопки

Остров
спрятаться?

подкручивая его.—

лишь на
и

бинокля,
можно.

к

накрыла тень,

Я

горизонту,

склонился
глаз с

спускали

время
Куда тут

а

потом к

борт,
береговой
за

могли

они

вот «кошачья лапа» схватила

солнце,

рябь.

воде пошла мелкая

по

Я оглянулся. Тень накрывала море,
синеву

все

из-под левой руки. Тень падала

берег

на

один глаз. Но

всех

нас

половину

переплюнуть

Семен смотрел

отец. Он разглядывал

отозвался

гнала

сахалинских сопок.

верхушкам

вглядываясь
полосы.

И

ослепительную

берег.

в

все

Мы

равно чуть

все

не

не

шлюпку. Она стояла среди бурых огромных
камней. Мачты на ней не было. Юрик увидел ее первый
проскочили

закричал
—

на

и

с мостика:

Вон лодка!.. Гера,

она с

«Оранжада»?

Отец кивнул Рыбину. Тот сбавил ход и положил катер
правый борт. К самому берегу нельзя было подойти из-за

камней. Тогда отец выпрыгнул

Ему

оказалось по

грудь. Он

на

камень, с него

пошел к

—

в

воду.

шлюпке, подняв вверх

правую руку.

А может, оставим это дело, Вась?
вскрикнул
Рыбин, высунувшись из рубки. Его глазки тревожно следили
—

за

—

Мы

с

Семеном

подобрался
и

подтянулись
—

—

Гера,

тоже соскочили на

к шлюпке и

а

за

я?

Пока подожди,—

губам.
На песчаной
и

Мы прыгнули

ее нам.

в нее

к

ответил я

и

дзори

к

приложил палец

полоске темнели елочки

отпечатки маленьких

отец

толкнул

берегу.
крикнул Юрик.

конец
—

губам.
плоский камень. Отец

дело скользил по

а кончик языка то и

отцом,

Сумико. Пока

следов. Я узнал
я

рассматривал их,

Семен ушли вперед.

Отец шел пригнувшись. Сапоги
Мокрая одежда обвисла.
Осторожно, Васька,— сказал
—

его

ему

покрылись

Семен,

песком.

догоняя. Из-

под его подметок летел песок. Клёши надувались ветром.—

Никакого

самовольства...

Миром

дело да ладом решать

будем, слышишь?

Отец
ответ

отмахнулся, как от комара,

успокоительное.
Я засунул руку

Я пощупал
взамен

в

карман.

и что-то

Первым

буркнул

мне попался

сколотый нос, опустил на самое дно
крепко стиснул картонную гильзу ракеты.
его

96

в

божок.
и

—

Ага-а-а!

—

зарычал вдруг отец

большому кусту черемухи.
Я припустил за

и

ним

и

бросился

к

втиснулся между отцом

и

Семеном.

Под кустом,
уткнулась
полз

в

в

зеленой прохладе,

муравей. Ивао

Кимура

на

кимоно

груди

смел его

потрогал его,

словно

спали

своего

беглецы. Сумико

отца. По лицу

Ивао

сонной рукой и перевернулся.
боялся во сне потерять

племянника.

Хорошо спят,— сказал Семен,— жалко будить.
Отец присел на корточки рядом с Кимурой и толкнул
его в плечо. Кимура что-то буркнул и опять засвистел
носом. Отец потормошил его сильнее. Кимура расклеил
—

закисший

глаз и в

защищаясь
—

—

—

ту же секунду прикрылся ладонью, точно

от штыка.

Ано-нэ, вставай!
Зачем пойдем?

—

—

сказал

спросил

Твоя расскажешь,

как

Семен.— Пойдем назад.

Кимура

сжег

хриплым

дом.—

Отец

голосом.

гвоздил его

своими
—

зрачками.
Я не жег никакой дом, капитан,—

ответил

Кимура,

садясь.
—

Может,

он

сам

загорелся?

—

хмыкнув, спросил отец.

Кимура сгорбился. Рябинки на его лице темнели, как
дробины.
Ну, хватит, Василий.— Семен поставил ногу между
отцом и Кимурой.— Ты не прокурор.
Смотри, защитник нашелся,— взорвался голос
отца.— Может, любить их и жаловать.— Отец выпрямился и
—

—

зашагал

назад, к морю.

Ивао, Сумико и Ге проснулись. Сумико заплакала.
Оттопырившийся пучок волос на ее затылке вздрагивал. Ге
пытался
—

пригладить этот пучок.
Конец миру, конец, конец,—

Ивао глядел

на

меня

бормотал

он.

дерзкими глазами, увеличенными

Его родимое пятно над правой бровью
алело, как рана. Наши взгляды сцепились, и мы забыли обо
всем. Только глаза друг друга видели мы. Они у него
блестели, как мокрая черная галька. И у меня, наверно, горели
глаза, потому что я вспомнил пожар. И я пошел вперед
стеклами очков.

на

Ивао, крепко

сжав

челюсти

и

ослабляла мускулы. Раньше даже
никогда

не

ощущал.

в

Нудная

драках

Значит, расшатались нервы,

фронтовиков.

4

кулаки.

Синее море, белый пароход

97

я

дрожь

этого

как

у

Я старался не отвести взгляда. Но крепкая рука Семена
вцепилась в воротник моей рубашки. Он дернул меня, и я
оказался на прежнем месте.
Надо идти,— прервал причитания Ге Семен.—
Смотрите, какое небо...
Глаза Кимуры сильно расширились. Двукрылые
—

морщины

переносицы. Кимура увидел тучу.
стрелами вошли в щеки. Но тут же Кимура
от

потянулись

его на миг

Губы
вновь

ссутулился и зашагал по траве, примятой ветром.
Мне запомнилась усмешка Кимуры. Но чему он

радовался?! Тому,

Катер

что

гроза накроет нас?

дергался,

как

конь,

Хороша

почуявший

радость...

волка.

Сумико засуетились возле Ге в кубрике. А Рыбин
бросился в рубку.
Через минуту катер врезался в волны.
Юрик крутился под ногами. Ему надо было непременно
пробиться к японцам. Я еле выволок его из кубрика.
сказал я ему сквозь зубы.— Тебя
Куда лезешь?
Ивао

и

—

—

только там не хватало.

заболел?
Дядя что
спросил Юрик.
Да, заболел,— ответил я и повел брата
Юрик повысил голос:
Почему ты меня не пускаешь к Сумико?
—

—

—

—

на

мостик.

—

—

—

—

—

У нас с нею все кончено. Понял?
сказал я.
А мне она споет японскую песню,— возразил
Не споет,— сказал я.— Видишь
гроза идет...
А «Оранжад»?
забеспокоился Юрик.
—

—

—

Я затащил
—

—

—

—

в

Юрик.

его в

рубку,

к

Рыбину.

Он в надежной бухте стоит,— ответил я.
А почему мы не спрячемся там?
Отстань от меня, иначе получишь по шее, понял?
Понял.— Он отвернулся от меня, уткнул подбородок

грудь.

Обижает тебя брат,— посочувствовал Рыбин, не
отрывая взгляда от кипучего моря, и забормотал себе под
нос:
Зачем бежал человек? Бели невиновный, зачем
бежишь?
Он поцокал языком.— Значит, есть вина...
—

—

—

Юрик ухватился за
Над морем со всех
туча

перегоняла

волочился

по

защелкала

дробь,

наш

волнам.

Я подумал,

нижние

сторон
катер.

нависла

отец

и

мгла.

Сбоку

Размочаленный

Он зацепил

выпущенная
что

рожки штурвала.

нас.

из охотничьего

Семен придут
98

хвост

ее

По крыше

низкая

словно

ружья.

сейчас

в

рубку.

Однако

отец на носу, Семен

они оставались на своих местах:

корме. Они покуривали цигарки. Семен разглядывал
шлюпку за кормой. Веревка разрезала два водяных бугра,
на

что вставали

кормой

между

шлюпкой.

и

Бугры

становились

все мощнее.
—

скаля

Брат
зубы

поколачивает
с

розовой

тебя?

пилою

—

Рыбин

спросил

Юрика,

десен.

И тут почти вспомнил я, где встречал Рыбина раньше,

закружилась
—

Его

голова.

зато

мутит
Смотрите, он уж зеленый... А
—

—

Лучше

всего

А

море

я на

—

на

что

ли? Но

начало

него

мне

захлебнутся

капитаном,— упорствовал

своей

не хотелось и

А

брат.
в самом

запаха

разговаривать. Меня

который
из рубки и

солярки,

отделения. Я вышел

повис

мостика.

приотворенной дверки кубрика
Сумико. Она протянула носовой
хриплый

перевернет катер. Мы утонем,

в нашем

корзине?

Рыбин.

действует. Поддразнить брата,

Мы утонем,— раздался

Тайфун

сказал

из

загорелая рука
дождь.
—

капитаном.

реке капитаном,—

горячего

поручне

Подо мной

на

хорошо

поднимался из машинного
на тонком

буду

ли валялся в

уже

мутить от

я

Юрик.—

качки,— ответил

от

буду

Вот заяц! Давно
деле, море

но

голос

но и

высунулась
платок

под

Кимуры.—

русские

море...

Да, в нашем море,— как эхо, отозвался Ивао.
Конец, конец миру, конец, конец...— затянул Ге.
Сумико громко всхлипнула и закрыла дверку. Я
отшатнулся в рубку и вцепился в руку Рыбина.
Я приложил палец к губам и показал
Тайфун!
—

—

—

—

вниз.

Рыбин раскрыл рот и так глядел на меня минуты три.
Потом понял. Лесенка морщин появилась на его побелевшем
лбу. Он закрутил, закачал головой, приговаривая:
На Амуре ни тайфунов, ни японцев
красота...
—

—

И дернул черт

на

море переехать.

Эх, катер-катерок, родное существо, выручай нас!
Я отодвинул дверь и спустился на палубу. Меня
швырнуло до самого борта. Началась бортовая качка. Я ползком
добрался до кормы и сказал про тайфун Семену. Он схватил
конец мокрой веревки трехпалой рукой и дернул, распуская
узел. Шлюпка сразу отдалилась, исчезла в плеске и водяной
мгле.

99

Вдвоем

мы

рубку.
Гимнастерка

мачту.

палубе. Мы
рубки,

крепко держались на
А отец стоял впереди

с ним в

вернулись
держась за

Семеном

с

на нем потемнела.

15

Волны били

килем
и

красивые

выпуклой

подталкивали катер вперед.

летели по

воздуху. Но после такого взлета

сейчас он
над кормой, были
на гребне. А на

бездну, и мне казалось,
дна. Валы, нависавшие

валился в

коснется

и

корму

будто

Иногда мы как

катер

в

Пена

тяжелые.

стенке она

клокотала

собиралась

в легкие

что

вот

кружева. И

водяная громада, секунду повисев, била

в

корму,

вся эта
заливая

палубу пенной бутылочно-зеленой водой.
По палубе катался рупор. Но жестяного звона его
было слышно из-за грохота моря. Отец догнал рупор и
поднялся с ним в рубку. С кончика отцовского носа свисала
воды.
—

Сапоги

Удача,—

силой, чтобы
на

его

капля

раскисли.

сказал

Семен. Приходилось говорить

Удача
Рыбину.

слышали.—

штурвал,

не

помогая

Успеть бы

—

в

ветер

спину.— И

с

он налег

Губы

у Рыбина
перекосились, а над бровями блестел пот, похожий на капли
ртути.— Из-за японцев погибать... Мама родная!..
—

Меня

в

порт прорваться.—

укачало. Но тут

совсем

—

сквозь

мокрое

света.

стекло, сверкнул лучик
—

впереди,

Маяк!
закричал я, и судорога в горле прошла.
И я вижу,— пропищал Юрик, сидевший на коленях
—

отца.
—

будет,
—

Теперь

промахнуться,—
врежемся.

если в мол

Эх,

услышали мы

затишье

не

и зачем я

тонкий

между

завербовался

голос

сказал

на этот

Семен.— Обидно

Сахалин?!

Рыбина. Он прорвался

накатами

ветра, гулом

и

в

—

короткое

плеском

воды, воем

мотора, скрипом катера.

Угрюмый

отец оставил

Юрика

на

скамейке

рядом

со

дружку и положил руку на свободный
маяк
мчался
на
рожок штурвала. И правильно сделал:
нас как метеор. Сквозь верченую мглу проступали сопки,

мной,

подошел

похожие на

к

богатырские

шлемы.

Чтобы пересилить тошноту,
наверное, извелась. А бабушка

думать о доме. Мама,
теряется. Она варит нам

я стал

100

не

Маяк

стоял

драконов,

твердо,
и

как

оловянный солдатик

подмигивал

нам

добрым

среди

разъяренных

электрическим

глазом.

борщ,

нашептывает молитвы о спасении наших

успокаивает

покормила

маму. Забыл

рыбок

я

бабушке, чтобы

сказать

на нижнем

Рыбки-то

этаже.

и

душ
она

ни в чем

не

виноваты.

катер-катерок, не подведи, милый!
Мы неслись прямо на маяк. Он стоял твердо, как
оловянный солдатик среди разъяренных драконов, и
подмигивал нам добрым электрическим глазом. А вокруг был

Эх,

мощный грохот. Это море

Еще

несколько

дробилось

о волнолом.

пинков

тугих

и свет маяка

сзади,

ударил

в глаза.
—

Право!

Рыбин

—

заревел отец.
штурвал. Его грязные руки

навалился на

мускулами. Семен и отец с обеих сторон помогали ему.
Катер стал чуть боком к волне, чтобы метрах в двадцати от

взбугрились

маяка

бухту

в

скользнуть

Меня прижало

с

водяной кручи.

левой стенке,

к

и все

нутро

мое

подтянулось к

горлу.
Через минуту катер выпрямился,

мостик.

Больше

я не мог

бороться

поручень. Как вдруг перед
и я

увидел двух японцев

Они

стояли на

размахивали

белыми

волнолом

под

что

я

лежала

вспомнил

о

на

кинулся

мелькнуло

ступеньке

белое,

что-то

основания

башни

и

Волны перехлестывали через

закричал. Моя рука очутилась в
ракета. Само собой как-то получилось,
и

ней. И подумал

дать сигнал японцам:
изготавливал ее не для

и

на

них.

Я забыл про тошноту
кармане, где

выскочил

возле маяка.

косынками.

у

я

тошнотой

с

глазами

верхней

ногами

и

«Видим

этого...

Но

в

вас».

один миг,

надо

Конечно, Лесик

ребятам

я

что

все

опишу

—

они

поймут.
Я поднял ракету над головой
хвостик. Голубой бенгальский огонь

Японцы

сильно замахали

и

дернул

полетел

руками.

До

веревочный
в

меня

сторону

маяка.

донеслись даже

крики их, похожие на вопли чаек.

Я ворвался

в

рубку. Однако

штурвал. Руки Рыбина обвисли
штурвала вслед за Семеном.

Катер

и

Семен

уже

просто

перебирали

раскручивал
рожки

правый борт.
Не хочу назад!
запищал Юрик.— К маме хочу!
Отец, отступивший было от штурвала, вновь взялся за
—

наш лег на

—

рожки. Но он крутанул колесо в противоположную сторону.
Меня отбросило к левой стенке, где на скамеечке пищал
102

Юрик. Я нашел в кармане
руки. Юрик замолчал.
В

это

время катер

Руки Рыбина

«бога

вновь

Штурвал

штурвале.

потому что с обеих сторон давили на рожки отец
Раненая

рука отца дрожала,

На

берегу,

но

не

пальцы

наверное, думали,

что

между краями волнолома и сошла
Но отец, Семен и Рыбин были

с

Развора... детей...

отец. От напряжения

висках

волнолому.
застыл,

и

Семен.

разжимались.

ума.

уме. Только двое были

в

что

утопи... хотите!

на

в

команда провела катер

один против другого, а третий не знал,
головой вправо-влево, вправо-влево.
—

брату

сунул

носом к

повернулся

висели на

и

счастья»

и

делать,

Это

—

вертел

закричал

у него выступили упругие

вены.

Снимем

—

Нос

азвернем!
сплющенным, а бровь
тог...

люд...

его казался

—

откричался Семен.

нависла на

как

глаз,

у хитреца.

Катер
выпрыгивала

делал плавный поворот,

уже перед носом. Но отец

бетонная

а
не

стенка

этого и никак не

видел

уступить. Его мокрая гимнастерка лопнула

хотел

по

шву

на

плече.

Детей

—

—

на

берег,

тогда

вернемся!

—

отец,

и

наткнувшись

на

заорал

лицо его невероятно исказилось.

Мол гудел,
твердь,

как

Волны,

огромная струна.

взметывались

вверх,

точно

смертельно раненные

кони.

грудь

выпускал штурвала из рук. И катер все еще
наперерез бетонной стенке. Тогда я нащупал рожок

Отец

не

штурвала под

Катер

боком у Семена

и

бортом

о

шоркнулся

волнолома,
маяком,

по

все сильнее

прорывались

себе,

представил

как

в

такая

налег на

бетон

бухту

и

пошел

к

Впереди,

маяку вдоль

сразу

и

Но теперь

они

за

наш

катер

цоколь маяка. И у меня

точно к спине

все

за

водяные горы. Я живо

прикоснулись иголкой.

Семен по-прежнему держались

Отец, Рыбин

шел

Нас встряхнуло.

стремительная гора ударит

передернулись плечи,

сжались

него.

раскачиваясь.

носу, только он высунется

штурвал.

в

трое глядели

на

японцев.

за

Губы

их

до синевы.

Японцы цеплялись за железную скобу
ступеньку
Один стоял впереди, другой сзади. Оба согнулись,
—

маяка.

подставляя спины волнам.

японцев

с головы

Семен

не

до

И

разбитые

волны окатывали

ног.

вытерпел

и

оторвался
103

от

штурвала. Он выско-

чил

рубки

из

и

японцам, чтобы

борту

к

встал

они не

отфыркивался,

И

вот

нос

рукой

прыгали. И

быстрей

а

терялись,

Семена захлестывали волны,
Семен

у кормы. Он замахал

мол.

переметнувшиеся через

собака.

как

катера сравнялся

японцами. У Рыбина

с

от

напряжения скривилась правая щека. Но катер уносило от
бетонной стенки. Темный клин между бортом и волноломом
разрастался. А японцы не прыгали. Они вытягивали шеи и

Катер

были

словно

но

раскачивались,
скобе.

прикованы

проходил. Его уже кренило

на

железной

к

левый

борт...

На

Семена страшно было смотреть. Он грозил кулаком японцам
и что-то

кричал.

Да прыгайте!

—

—

было силы.
скобы. Катер встряхнулся.

я что

заорал

И первый японец оторвался

от

Японца

подхватили Ивао

Ге,

Второго

японца

в это

воробей

стоять, словно

и

выскочившие из

время накрыла

волна.

И

кубрика.

он остался

под ливнем.

Семен передвинулся до кормы, перелез через поручни.
С перекладины полетела черная бахрома воды. Семен
поручень левой рукой и накренился всем телом к
японцу. Он протянул ему правую руку. Три пальца левой
обжимали
перекладину
поручней. Мокрые клёши обвились

взялся за

вокруг

ног.

протянул Семену свою руку. Оставалось только
прыгнуть... И в эту последнюю секунду под нами дернулся

Японец

Точно киль задел подводную скалу. И катер понесся
боком от волнолома, от японца у маяка.
Семен исчез за кормой.
Рыбин крутнул штурвал так, точно пытался повалить
быка за рога. Отец сразу, как скрылся Семен, оставил
штурвал. Он откинул дверь рубки коленом и выпрыгнул с
пол.

палубу. Мелькнули обшарпанные подошвы его
Перед кормой отец поскользнулся и до поручней полз

мостика на

Семена.
Я догнал отца. Догнал потому, что Ге уцепился

коленях.

Я понял,
его

гимнастерку

мертвым

у

молча

него на

Отец
воды

за

за

хватом.

Не ходи, капитан,
Ге отца.

Отец

на

что он хочет спасти

—

уговаривал

сапог.

рвался

за

в

море,

конец!

поручни.

Тут

—

громко
я и

повис

бешеную

гонку

подоспел

правой

руке.
перестал тянуть. Мы

кормой. Там

не

все

глядели

на

было видно ничего, кроме волн,
104

волн

и волн.

Да

и отнесло нас

уже чуть

ли не

до середины

бухты.

Надо было развернуться, чтобы вновь подойти к тому месту...
Отец, наверное, подумал о том же. Он кинулся назад, в
рубку, и катер развернулся, оставляя за кормой пенный
водоворот. Мы
пустых

снова

железных

Отец

пошли к молу, гремящему как тысяча

бочек.

опять вышел на

палубу

и

приник

к

борту.

Солнечный луч, что ли, пробил тучи и скользнул по кудрям отца?
Я поднял мутную голову. Лохматые тучи кувыркались над
морем. Ни пятнышка солнца... Да это ж седая прядка волос
у

отца! Стала белой,

раньше седые

как

волоски в

вата, прядка в

чубе. Попадались

муравьино-черных кудрях отца. Но

каждое утро выдергивал седые перед зеркалом. А теперь
как? Целый клок не вырвешь...

он

Катер

стукнулся

сниженной скорости. Мы
подошли

Катер
японцу
он

к

бортом

вымокли

о волнолом и пошел на

от

водяной

пыли

и

брызг,

пока

маяку.

подпрыгивал,

и что-то

как

деревяшка.
кричал. По движению

Отец махал кулаком
губ я догадался, что

ругается.

Японец
мачта описала

прыгнул и растянулся на палубе. Тотчас же
дугу, и катер понесло в глубь бухты. Ветер

белый флажок на мачте. Седая прядь
глаза. Он отводил ее в сторону и глядел

отрывал

сваливалась

на

в волны

отцу

жуткими

глазами.

Навстречу нам шел большой катер. Отец оторвался от
поручней, чтобы сообщить в рупор о том, что погиб Семен.
Оба катера стали кружить по бухте. Ветер поднял волну
и

здесь. Мы

висели

на

поручнях

и

глядели

в

бесконечные

волны.

мной уже все крутилось, как будто я сидел на
ладонь
карусели. И мне стала мерещиться рука из воды
светлая, а запястье загорелое. Она мерещилась сбоку, но
если я переводил туда взгляд, исчезала. И я перестал

Передо

—

вглядываться

в

воду

лишь

тогда, когда катер стукнулся

о

причал.

Я оторвал пальцы от мокрой трубки поручня. На пирсе
толпились люди. Блестели плащи и козырьки фуражек.
Задирались от ветра волосы. Я увидел, как вперед пробилась
мама. Светлое мокрое платье облепило ей колени.
Непонятно, зачем она несла на плече нераскрытый большой
бумажный зонт? Наверное, просто забыла его раскрыть.
Мама заметалась по краю бетонной стенки. Она боялась
105

прыгнуть. Рыбин выбежал из рубки, чтобы помочь отцу
принять трап. Он обнял мокрого отца и заорал, перекрывая шум
моря, свист ветра и говор толпы:

Вася,

—

Отец

Доски
и

дружка страшным взглядом. Руки его
Рыбину, словно задушить. И тот чуть осел. Но

к

лишь

сбежала на

отодвинул дружка

с

принимать трап.

палубу, и по ним
собачонка, кинулся к ней

катер

мама.
в

Юрик,

мокрое

точно

в

платье.

Мама,— заревел он,— Герка обманул

—

белого парохода нету!..
Я удивился не тому, что

что

и стал

перекладинами уперлись

забился лицом

Никакого

потеряли!..

кого

впился в

потянулись

отец

друг,

он

он

меня...

выдал наши секреты, а тому,

перестал картавить. И

буква

«р» играла у него на

языке, словно у японца.

16
Ночью

последний

я

тонул. Пил горькую воду

проснулся...

Но

задыхался.

в

вспомнил, что тут, где-то рядом, плавает

момент

белый пароход. Я вынырнул
совсем

и

бездонной

из

пучины

и

увидел

рядом белый пароход. Я схватился за

Обеими руками

я

крепко держался

за

борт и
край пустой

корзины.

Окна

словно

были

завешены с

той стороны

синим

Бабушка сказала мне, что все спозаранок
ушли в порт. Юрик увязался за матерью.
Я чувствовал себя, как в тот раз, когда меня выволок из
воронки Борька. Словно я в самом деле чудом спасся ночью

японским шелком.

от

смерти.
А не мог

Я

ли спастись

вскочил с

Семен?

постели, натянул

штаны и

умылся. Кожа

на

носу шелушилась. Я лишь оплескал его водой.
Сроду не видела таких бурь,— ворчала бабушка,
накладывая в миску пшенную кашу.— Что в огороде деется!..
—

Табак
—

столик.—
—

весь повалило...

Ну

и

хорошо,—

над

я, садясь по-японски за

Иначе я сам его вытоптал бы.
Чем табак провинился?
спросила
—

передо мной кашу
—

ответил

в

ставя

сказал я и

замер

и молоко.

Семен вчера

лункой

бабушка,

назвал

отца

барыгой,—

каше, залитой янтарным маслом.

кино, представилось все вчерашнее...

106

Мне,

как

в

Не

—

отец твой всю ночь,—

спал

бабушка,—

ответила

курил, а чуть свет ушел в порт...
Я молчал. Мои глаза видели
раз

японцу. И

к

накренился

Семена, который за кормой
бабушка спросила уж в который

после

вчерашнего вечера:
Семен-то на одной левой руке

—

и

повис

последний

в

момент?
На одной левой,— ответил я хрипло, потому что опять
подумал, что Семен мог выплыть.
Пальцев ему не хватило, чтоб удержаться,— сказала
—

—

бабушка

и

перекрестилась, старательно вдавливая щепоть

в плечи.

Может,

—

выплыл?

он

—

сказал

отбросил

я,

ложку

и

встал.

Я подошел
По синему

И

—

бабушка,
переплел

качая

моря

веранду

шли тени

неволил

гнаться

головой. Руки

кто их неволил

она

и

привалился

облаков.
за ними?

скрестила

удирать?

—

—

на

к

косяку.

сказала

груди.

сказал я и тоже

Невиновные они,— ответила бабушка. Розовые

выступили

на ее тяжеловатых

Видела

мне...

углями что,
них

быть,
И

вас

на

руки впереди.

—

У

двери

бархату

кто

А

—

к

там

исповедалась

она, когда соскочила с постели, ту макитру, с

боку... С той стороны и пламя занялось.
хламу всякого набросано много было... Может
было

опомнилась не

залить

она.

еще, говорит, да испугалась

скоро...

Я спрятал руки
бабушкиного

Дина

на

можно

—

скулах.—

пятна

сорвался

за

спину. Мой взгляд

вниз.

И

так стоял я

не

стерпел

долго, рассматривая

соломинки, веером торчащие из надорванного края татами.
Я думал, что надо обязательно починить татами. Никто
не замечает
расходится и

этой

пустяковой

царапины, а солома
расходится. И когда хватятся, будет поздно, придется

выкинуть татами. А новых никто не сделает, кроме японцев.

Но

они

уплывут

от

нас...

Надо

починить

татами,

пока

не

поздно.
—

сетка

На

все

морщин у
—

божья воля, унучек,— сказала бабушка,
ее глаз

всколыхнулась.

Знаешь, бабушка,—

надорванный край

я

прижал большим пальцем

татами,— наша воля на все...

думаешь, легко было повернуть штурвал против
—

и

потолку.
107

Семену,

воли

С божьей помощью,— бабушка вскинула

ноги

отца?

глаза

к

С моей помощью!

—

—

я,

закричал вдруг

в

вцепился

рог невидимого штурвала и начал давить вниз, как вчера.
У меня даже пот выступил на лбу.
Бабушка оцепенела. А я отпустил «штурвал* и сказал
тихо:

Что,

—

помирюсь с Ивао?
шагнула ко мне, обхватила

если я

Бабушка

морщинистыми руками

и

к

прижала

мою

голову

себе. На ухо упала

горячая капля.

Ах

—

ты

гриб мой тугоногий...—

бабушка

проговорила

Видел бы дед, какой унук у него...
Я освободился от бабушкиных рук и скосил

сквозь слезы.—

глаза

на

деда.

Думаешь,

—

он

одобрил бы?

—

спросил

я.

Она кивнула в ответ.
Хоть и текли у нее слезы из глаз, уголки губ торчали
вверх. Так она плакала от радости.
Пойду,— сказал я.— Может, Семен все-таки выплыл.
Я сбежал вниз по расхлябанной лестнице и не
—

остановился

до самого порта.

Ветер

свистел

У кустов
листва.
в

и

у меня в ушах.

деревьев вдоль дороги поредела

Рогожные кули

штабеля, тайфун

напоминали

с

вяленой селедкой,

разметал

стадо свиней

Возле управления
рыбаки. Такая толпа

в

что

за ночь

были

подножию сопки.

по

сложены

Кули

зеленой траве.

толпились

собиралась

корейцы

и

наши

день, когда

в

порту

японцы,
в

тот

давали зарплату. К дверям невозможно было

пробиться.
Я застрял между рыжебородым рыбаком и корейцем.
Стих лишь тайфун, сразу пошли искать его...—
рассказывал рыжебородый, возвышаясь каланчой
над
—

японцами.
—

Он

берег
свои

поддернул

Не

хотел

белые

вмешался

корээц

и

штаны.

Ким,—

рыжебородый и
продолжал обстоятельно рассказывать.— К берегу его
прибило... Цел, только два синяка на лице... Морская капуста
—

в волосах

перебивай,

ходи,— горячо

отмахнулся

застряла...

Значит,

не

выплыл

Семен.

Чудеса

случаются

только

во сне.

В носу у меня заскребло,
пыли. Отталкиваясь локтями,
куда

глаза

точно
я

глядят.
108

я

надышался

выбрался

табачной

из толпы и пошел

Очутился возле баржи. Горячий песок
зашел вприбой. Теплая вода омывала ноги,
ранки. Море ластилось ко мне, как котенок. И

жег

ступни. Я

пощипывала
ненависть к

морю

проходить. Что море, если мы сами виноваты,
прежде всего. Я был ослеплен и подтолкнул Семена к
погоне. Эх, вернуть бы вчерашний день!..

стала

Я разделся,

и

я

сухой песок. Ноги сквозь
воду казались короткими и толстыми. Будто чужие, шли они
по песчаному дну, обходили островки водорослей: не люблю
скользких прикосновений.
Когда вода поднялась до пупка, я нырнул. Пятна

отбросил

дне. От моей

заколыхались на

рак. Я

схватил

берег.
Проплыв

одежду

его

между

за

на

тени

панцирь

баржей

и

удрать большой

пытался

и,

вынырнув,

скелетом

кинул

на

сгоревшего катера,

перевернулся на спину. В небесной глуби надвигались друг
облака. Они
на друга два чистых, как стеклянная вата,
я

столкнулись

и полетели

сталкиваются

встретились, как

брат

с

громом

с

братом?

Я перевернулся

дальше вместе.

молнией,

и

а

Почему

эти

черные тучи

облачка

барже стоят двое. Ивао был
в черном кительке, черных брюках и такой же фуражке с
на
маленьким лакированным козырьком. Сумико глядела
меня
из-под руки. Ветер трепал широкий рукав ее белой
и

увидел:

на

кофты.
У

меня

под воду,

ослабели руки

но там

и ноги от

собрался

Сумико.

Я ушел

вынырнул. Я

встал в

взгляда

с силами и

воде, чтобы они узнали меня и, если хотят, ушли.
Но они не уходили. Значит, они не так уж ненавидят
меня...

больше

И

я поплыл к

брызг. Пусть

барже по-собачьи, чтобы

видят, что плыву

к

ним,

и

поднять
если

все-таки

ненавидят меня, то уходят.

Однако
считали

они

остались.

Может быть, оттого, что все еще

баржу своей.

Я подплыл

к

осевшей

ночью

просмоленные доски палубы.
Они глядели в воду, а я смотрел
к ним спиной, хотя надо было стать
потому

что

спереди

я

загорел

и

корме

плохо.

на

вскарабкался

берег.

животом

Мы

Я повернулся
к солнцу,

стояли

так

Сумико. И в этот
она тоже посмотрела на меня. Получилось, будто
думали об одном и том же. Я обрадовался и выпалил:
Вода теплая... Хочешь, научу плавать?
пять.

Потом

я

чуть скосил глаза на

—

109

на

минут
момент

мы

Ивао повернул

Мидзу

—

ко мне свои очки.

нуруи,— повторил

я

и

ему

начал

по-японски

уговаривать их искупаться.
Ивао снял очки и растерянно глядел то на меня, то на
сестру. Без очков он был какой-то другой, потешный.

Я

объяснял,

раскачать

что

Сумико

и

плавать

кинуть

в

очень

научить

просто.

Надо

Пусть барахтается,

воду.

как

щенок.

Давай,—

—

согласился

наконец

Ивао.

Он

ответил

по-

русски.

Сумико

не стала

дожидаться, пока мы окончательно

договоримся. Она спрыгнула на песок и отбежала от баржи.
Я кинулся за нею, но поскользнулся на куче морской
капусты.

присела от смеха. Тогда я вскочил и побежал
прямиком по пляжу. Сумико убегала своим путем, у самой
воды, поэтому я быстро настиг ее и загнал в воду. Она

Сумико

плеснула

в

меня

я

ладонями,

ответил

метким

плеском.

И

Мы заливали друг друга каскадами воды. Зеленые
капли били в мою упругую кожу, вспыхивая на солнце.
Сумико закрыла глаза, и это ее погубило. Я отошел чуть вбок,
и она стала бить в пустоту. Зато я захлестал ее водой.
Волосы, кофта и шаровары прилипли к ней. Однако Сумико
упорно сражалась со мной и не хотела звать на помощь брата.
Но Ивао в конце концов не выдержал и вмешался. Мне

пошло...

пришлось удирать от
Пока мы плавали

них вплавь.
с

Ивао, Сумико

шаровары. Она развесила
подплыли

к

ней

и стали

их на

учить

выжала свою

барже

и влезла в

плавать.

кофту

и

воду. Мы

Но Сумико боялась

глубины.
Мы уговаривали

глубину, пока не
посинели, пока я не увидел вдруг траурный костюм Ивао,
разложенный на песке, и не опомнился. Тогда мы вылезли
ее

выплыть

на

из

развели костер из сухих щепок.
Я нашел своего рака, насадил его на палочку и сунул
костер. Ивао принес несколько лент морской капусты
воды

и

поджарил

Когда
мяса

капустой.

и

их.

капуста свернулась

в

трубочки, Сумико

Рака мы разделили на три
были вкусные. Мы заедали

нам ее.

в

части.
их

раздала

Розовые жгутики

горькой морской

17

Давайте

—

после

я

еще раз искупнемся,— предложил

отдыха.

Сумико

идти провожать

кладбище

на

сказала

«росскэ

что

мне,

капитан».

круглой головой. Его родимое

кивал

этом

головой. Она

замотала

пятно

пора

Ивао при
пересекли

три морщинки.
Я быстро надел штаны, желтую
лямками
хотела

груди.

и

пляж

перешел

вернуть

меня.

Наверное,
Пришлось

А

потом все

думала про
ждать,
по

кружным путем

по

майку с растянутыми
прямой. Сумико сначала
глядела, прижав руку

мины и

пока

они

к

бомбы...

оденутся

пройдут

и

пляж

берегу.

Мы рядом шли по городу, по самой середине главной
улицы. Японцы, корейцы и русские оглядывались на нас.

Сумико
наклонившись
ее

поднимала ресниц. Она шла, сильно

не

вперед: пугни

—

и

обидеть. Кинулся бы

побежит. Но
с

кулаками

дал бы никому

я-то не

на

любого,

кто

даже

бы над нами.
Возле управления народу

засмеялся

машина с

прибавилось. У входа стояла
отброшенными бортами. К кабине была привалена

тумбочка,

покрашенная суриком. Несколько

держали венки

из

Кореец Ким
песенку.
Из

толпы

пихты,

в

которой

выскочил

живые

проглядывали

надел венок на себя

вдруг

человек

к

и

цветы.

мурлыкал грустную

нам

Юрик. Его

штанишки

держались на одной лямке. Он крутил в руках половинку
бинокля.
А мне вот что дядя Рыбин подарил,— захвастался
—

он, отчеканивая «р».—

Дядя Рыбин сказал,

что я

буду

моряком.

Моряк
Юрик полез
—

с печки

—

бряк,—

на меня с

ответил я.

кулаками. Я

хотел

отпустить

брату по шее «макаронину»
теперь он выздоравливал, и пора
было хлопать, как и полагается, меньшего брата,— но
—

Сумико

прижала его к себе.
—

хорохорился

Если бы

Юрик,

я не

болел,

поглядывая

на

я

бы ему показал!

меня

из-под руки

—

Сумико

сизым

глазом.

Да, да,— соглашалась Сумико,—
Юрик дал ей посмотреть в бинокль,
—

кармана «бога счастья», чтобы

показар.
а

потом

тоже похвастать.

ill

выудил

из

Сумико
показала его

божка

схватила

Ивао. Тот радостно
и

игрушки

потянулся,

к

к

обратно. Он

ее

но я схватил его за

Прижав брата

машине.

груди. Она
Юрик понял цену этой

прижала

залопотал.

отобрать

решил

и

лямку

встал на носки и

и отволок

помятому крылу,

я

ближе

зашептал

к

ему

на

ухо:

Это ее игрушка, понял?
Зачем вам игрушка?
спросил Юрик, сморщив нос.
Эта штука счастье приносит, понял? Счастье-е-е...
Врешь ты все,— сказал брат.— Про белый пароход

—

—

—

—

—

толстый зад.
наврал... «Оранжад»
Я тебе не наврал...— зашептал я.— Все объясню...
Но мне не дали еще что-нибудь наплести брату. Толпа
перед дверями раздалась. Нас отжали. Я лишь мельком
—

—

колыхнувшийся

увидел

угол красного

гроба

в

дверном проеме.

Нам всё загородили.

Кореец Ким
пробиваться к гробу.
Ивао
венок и

Так

нести вместе.

предложил
мы

Мы

пристроились еще три
и

первые

несли

самый

венок

встали

до

край. Мы даже не

которую говорил

на могиле начальник

фуражкой

над головами,

черная слюда.
После начальника

оправой

и

тоже

что-то

вышел

говорил,

с

него

впереди
там

слышали

порта. Его рука

в очках с

нас

речи,
с

отблескивал,

козырек

японец

а

снял

кладбища. А

на

и

я

венка.

опять оттеснили

взлетала

а сам пошел

Тогда

знал, что делать с венком.

не

за нами

машины,

Ивао,

повесил венок на

как

золотой

под конец потряс руками над

головой.

После речей
винтовок.

Раздался

в

самой гуще

залп,

и

в

толпы

сопках

поднялись пять

долго грохотало эхо. Толпа

Ивао понесли венок на могилу.
Над холмиком глинистой комковатой земли плакала
японка. Я узнал ее. Это она учила Семена тогда танцевать...
На ее согнутой шее выступали меловые бугорки позвонков.
стала

и мы с

редеть,

Волосы,

как

Подруги

два вороньих крыла, свалились на щеки.
взяли

под руки плачущую

и

повели

ее, что-то

нашептывая.

Мы прислонили свой
взял

ком

Юрик

земли

и

венок к

медленно крошил

разревелся. А когда

стал лепетать

Пришлось

тумбочке
его

со

на

звездой. Ивао
могилу. И тут

сурово поглядел на брата, он
насчет того, что он устал и хочет есть.
просить отца, чтобы он взял Юрика на мая

112

посадил его с собой

шину.

Отец

кузов.
На

обратном

и не

я

пути

кабину

в

устроил

в

так

видел.

В глаза мне бил ветер.

зеркальной чешуей. Я
Он живой

Семена.

попробую

стоял

Море

меня

у

кишело

рыбами

с

перед

А что,

глазами.

если я

нарисовать Семена?!

качнулась. Я поймал

ее

в

портовый

руку. Она

не

казалось, по воздуху. И
когда машина вдруг затормозила. Но
мне

неслись,

синими

представить себе мертвого

не мог

Машина круто свернула

отец

нас

мертвого Семена

что

подумал,

и

Сумико

переулок.

вырвала

ее.

И

так мы

прямо осатанел,
из машины выглянул
я

Юрика домой.

и велел мне отвести

Меня на поминки не взяли,— пожаловался брат,
вылезая из кабины.
Мал еще,— ответил я.
Мы с Сумико подхватили его за руки и повели в гору.
Юрик поджимал ноги, чтобы мы его несли. Сумико
улыбнулась. А я наддал брату коленом. Мне было не до шуток: я
—

—

обдумывал

картину...

Мне представлялось бушующее море. Пенный вал у
берега бьет человека и хочет снести в глубину. Но человек
плечом

взрезает волну.

Еще

несколько

шагов,

и

он

упадет

Слизняки присосались к телу, цепкие ленты
водорослей обвили руки и горло, из глубины тянутся к нему
на песок.

хрящеватые щупальца осьминогов. Но человек крепко

упирается в дно ногами. Еще десять шагов наперекор морю, и
ноги увязнут в сухом песке...
Сзади раздался крик Ивао. Он махал нам рукой, чтобы
мы его

Он

набрал

подождали.
склонился

в

над

разорванным рогожным кулем

обе руки вяленой селедки. Мы обождали

и

его.

Он,

сопя, догнал нас и раздал селедку. Она была твердая, как

камень,

и несоленая.

Но

все же мы с

удовольствием грызли

ее до самого дома.

Солнце,
стеклах нашего

селедочный
весь

как

перезрелое

яблоко,

свалилось в

дома полыхнули алые блики. Я

хвост

на

грядку

с

табаком

—

и

море. В

отбросил

остолбенел... Табак

выпрямился, цвел. Нежный пушок покрывал

Лишь

по

краям

они

листья.

кое-где пожухли.

Гера,— позвал меня Юрик,— ты чего увидел?
Гнездышко?
Иди, иди,— крикнул я ему,— ничего тут нет!
—

—

ИЗ

Он недоверчиво шмыгнул носом
мико.

Задребезжали

стекла

и

побежал

Ивао

за

и

Су-

двери.

Я оглянулся и выломил жидкий, но прочный прут.
Ободрал его на ходу и продрался к рыбинскому ланку. И здесь
табак стоял, как лес. Я взмахнул белым, словно клинок,
жи-и-ик...

прутом:

Крайний стебель упал подкошенный...

Ребята одобрили бы. В чем, в чем, а в этом они
пах...
поддержали б меня. Жи-и-ик... Срубленный табак одуряюще
Жи-и-ик... На руки летели клочки листьев. Прут сверкал на
фоне багряного заката. Жи-и-и-ик... Я вытер лицо ладонью,
и

как

кожу зажгло,

было сбегать
поле

от

Защипало

крапивы.

колонке, умыться. Но

к

я

не

Надо

глаза.
мог

покинуть

боя.

Я

посек весь

рыбинский табак

спустился к своему
грядку табака и начал быстро
и

Выпрыгнул из кустов на
рубить, чтобы случаем не спугнула бабушка. Жи-и-ик,
дому.

жи-и-

и-ик, жи-и-и-ик... Глаза уже плохо различали, но ступнями
ног я

ощущал ковер

из

табачных

листьев.

Закончив дело, я сходил к колонке, разделся и выпустил
на себя ледяной серебристый пучок воды. Я извивался, как
змей, но не отступал, пока не смыл с себя всю табачную
горечь.
Я возвратился

что-то,

но

я

Что-то съел,

не

домой обессиленный. Бабушка говорила
понимал.

добрался

Я

очень

до постели и

устал

за

рухнул

в

коричневую

того

сильно, что

этот

день.

бездну.
Я долго падал
раскрыл
с

глаза.

что челюсть его

—

руки

сильно

Надо мной

выпученными

правой

и

его

ударился.

нависала

Снизу

ушастая

голова

Рыбина

хорошо было видно,
шире лба. Рыбин тряс меня за грудки. Из
свисал пучок табачных листьев.
глазами.

Ты?..— спросил Рыбин

пучком.
Я хоть спросонья,

побежал

До

и

но ловко

тоже

хлестнул меня по лицу

этим

поднырнул под руку Рыбина

за мной
по
пятам
Лестница шаталась
прыгал Рыбин. Внизу я поскользнулся на листке табака и
упал. Рыбин поймал меня за майку одной рукой и начал
и

опять
—

вниз.

—

трясти, приговаривая:

Чуял

—

беда... Ушел

с

поминков...

Так

и

есть...

Весь

табак порешил, шантрапа несчастный!
И тут я вспомнил, где встречал Рыбина. На базаре в
Хабаровске! Это он торговал цветными японскими мелками.
У него было много коробок. Но за каждую он просил етоль114

ко, что я отпрянул от него тогда. А он еще

зубы

оскалил:

¦Что, колется?»
—

Это

ты

спекулянт

несчастный!

—

закричал

я

и

попытался

вывернуться.
Но Рыбин так тряхнул меня, что чуть не сломались мои
шейные косточки. И при этом я задыхался от водочного
перегара, смешанного

с запахом

винегрета. Спасти

некому. В этот миг я подумал о Борьке,
сике. Они бы хоть отомстили за меня...

меня

Скулопендре

было
и Ле-

Рядом зашуршала дверь. Я дернулся из последних сил,
чтобы Сумико не видела. Но Рыбин удержал меня.
Ивао!
раздался из-за двери глуховатый окрик Ки—

—

муры.— Не вмешивайся

Приказываю

тебе

—

в

русских! Вернись назад!

дела

вернись!

Но дверь откатилась, лязгнув.

ойкнул

и

А

потом

вдруг

Рыбин

выпустил меня.

Я отскочил, но тут же от удивления повернулся: на
левой руке Рыбина висел Ивао!
Он впился в руку отцовского дружка своими крепкими
зубами. Рыбин тоненько взвыл и затряс левой рукой.
Правой он замахнулся, но я перехватил ее на лету и тоже

зубами.
Рыбин, наверное, охрип бы, если бы не подоспел
Грохнула сзади дверь, и раздался скрипучий окрик:

впился

—

—

вслед

Отставить!
Это ты плохо придумал
за

отцом

—

трогать

детей!

—

отец.

сказала

мама.

Они сами впились в меня, как волченята,— ответил
плаксиво Рыбин.
Мы с Ивао отцепились и стали по обе стороны от него в
—

позе

борцов. Одним

глазом я косил на

отца

—

не снимет ли

свой ремень. Но отец действовал, на удивленье, в ладу
с мамой.
Рыбин протянул им табачный листик.
Табак... весь дочиста порешил... Убить его мало,
завопил он.
сынка вашего!
Мама вырвала у него этот листок, швырнула под ноги и
он

—

—

показала

рукой

на

дверь.

Лицо

ее

стало

синеватым,

как

чистый кварц.
Вон!
сказала мама таким голосом, словно в горле
ее был стальной шарик.
Он и ваш табак порешил,— пробормотал Рыбин и
—

—

—

кинулся

к

отцу:

—Вася, друг, да
115

что

же это

получается?..

У

дверей
Зачем

—

Дом

ехали

от

папани-мамани?

Нет,

полная чаша...

—

Дина:

всхлипнула

Чего

хватало?
Вот и

не

отделиться хотелось.

отделился...

К

выкрикнул
чертовой матери Сахалин этот!
Рыбин, тряся укушенной рукой.— Хватит. Ни одного
заступника нет. Все против. Пошли в порт, Дина... С первым
назад! На-за-а-ад!
пароходом
Ну и катись,— ответил отец и ступил на лестницу.
—

—

—

—

Мама следом застучала черными

туфлями

низких

на

каблуках.
Табак

—

отца.—

этот

душу

Уйду рыбу

соглашалась

солить на

ответил

Я подмигнул Ивао

Сверху

Он прижимал

к

Теперь

я

сказал

он

тарарам,—

закачался

корзине.—

звал, да не

Считай,

отец.

и пошел

вслед

за

родителями.

на нас

знаю,
мне,

что

делать, когда начинается

банку. Лучистый кружок
к себе.
закричали, я рыбку

показывая

ней.— Только

в

Со мной

—

рыбозавод... Семен

спину

бабушка. Она сжимала в правой
кочергу. Из-за бабушки выглядывал Юрик.
себе банку с рыбкой.

глядела

руке увесистую
—

в

она

заявила

переел,—

тогда, дура...

Давно бы...—

—

мне

—

бойся.— Я подтолкнул его к
мной ты живешь на белом пароходе.

никого не
что со

18

Мы

показался
белесом

перед баржей, когда на горизонте
пароход. Сначала он чертил дымом черту на
юга на север. Но вот черта стала изгибаться в

валялись в песке

небе

с

нашу сторону.

Пароход

покатился в

порт

с

синей горы.

Я пристально следил за ним из-под руки. Что-то мне
нем не нравилось. Я взял у Юрика одноглазый бинокль
настроил на пароход.
На передней мачте развевался белый

флаг

с

в
и

красным

пятнышком.

Пароход

—

за

вами!

Они приподняли
слюдинки. У
светлые,
нас

—

была

—

закричал

головы.

В черных

нас-то их не заметишь

Ивао

я

Правда,

Сумико.

волосах

посверкивали

волосы

стали совсем

—

выгорели. А лица одинаковые:

черные.

и

что

у них,

что

у

у меня нос облез. Новая кожа на нем

лиловая и никак не

загорала.
116

Не уезжайте... А?

Юрик, разгребая

песок

сдвоенными ладонями. Он рыл туннель до Японии.—

Будем

—

всегда вместе купаться

и

—

сказал

загорать.

Ивао перевалился на горячий песок, воткнулся в него
подбородком и посмотрел на Юрика долгим взглядом. Сумико,

улыбаясь,
А

—

морю,—сказал я,

если послать вам

раскрывая

—

альбом,— доплывет?

Доплывет,—

ответила

До-пры-вет,—

русскому. Мне было
—

А

Сумико. Она

почти

научилась

«л».

выговаривать
—

Юриковы волосенки.
письмо в бутылке по

поворошила

если

поддакнул

Ивао.

Он

теперь

обучался

обучать.
кто-нибудь другой поймает бутылку?
легко его

—

Юрик и опять засопел над туннелем.
Передадут,— сказал я, медленно перелистывая
альбом.— Верно?
Верно,— ответила Сумико, заглядывая в альбом. Она
спросил

—

—

знала, что

я

рисую картину

с

Семеном

и

у

меня ничего

не

получается.

Передо мной мелькали наброски, карандашные портреты
Семена. Чуть ли ни весь альбом был изрисован, а картина
не получалась. Правда, отец недавно увидел одну зарисовку
и сказал, что Семен похож. Отец попросил
меня
сделать
большой портрет Семена

Но

ответил, что по
клеточкам рисуют только халтурщики. Я так не могу. Мне
надо, чтобы от картины щемило сердце... Может быть, я
по клеточкам.

буду делать эту картину всю жизнь. Но

людям

о

Семене. А

повесил

на

портрет,

что

—

Ну

я

я

должен рассказать

бамбуковую рамку и
фотографией деда карандашный

пока я заключил в

стену рядом

с

понравился отцу.

как,

Япония

еще

не

показалась?

—

спросил

я

брата.
—

Я стану капитаном,— громко

лункой,
корабле.

сопя над

Юрик,— и приплыву к Сумико на своем
Думаешь, так просто через границу?..— спросил я и
провел борозду ребром ладони между ним и Сумико.
На корабле будут пушки и пулеметы,— выпалил
Юрик.— Тр-р-р... Ба-бах!..— Его руки начали хватать
мокрый песок из лунки и швырять в нас.
А границу будет охранять Ивао!
закричал я,
ответил

—

—

—

—

прикрываясь альбомом.
Это поставило брата

грушкой сырого

песка и

в

тупик. Он поднял руку

с

замер, наморщив лоб. Песок осыпался,
117

я

и

в

увидел

сжимал

гранату

Юрика гранату. Ржавую
Юрик пальцами, похожими

стручки.
Я попятился назад, прикрываясь альбомом.

кинуться
море. С

к

японскую

руке у

Юрику,

японскими

отнять

у него гранату

гранатами шутки

и

на

соевые

Надо было

выбросить

плохи.

По

в

рассказам

фронтовиков, они взрываются самым дурацким образом.
А эта еще пролежала в песке столько... Однако я струсил.
И Сумико была рядом, а я струсил. Видели бы ребята, как
я отталкивался ногами, поднимая кучу песка. У меня
внутри все отяжелело. А Сумико глядела на меня такими же
глазами, как в тот раз, когда тонула. Она тоже испугалась,
но

сидела

сморщилась

на месте.

на ее плече

Юрик,—

—

Только прикрылась
и стала сизой.

наконец выдавил

я

из

рукой. Кожа
себя,—

не

надо

пугать...

Но

он

закатился

смехом.

Я видел маленький

язычок

в

горле. Юрик стал понарошку кидать в меня гранату.
Ивао шарил рядом со мной по песку. Он искал очки.
Нелепость пришла мне в голову: мы сейчас разлетимся
на мелкие кусочки, а очки останутся. По очкам потом
догадаются, что здесь были мы... Я повернул голову: неужели

его

некого и на

помощь позвать? Но помощь была рядом.

Задыхающийся Кимура

мелькнул

мимо

нас.

Свои

тэта

он

борозде, протоптанной в песке по моему почину.
Хорошо, что Кимура бросил их. В этих деревянных колодках
он мог опоздать... Юрик уж там, на гранате, сорвал какуюто проволочку
наверно, кольцо. И в это время Кимура
схватил его за руку. Пальцы Юрика
разжались. Кимура
оставил на

—

подхватил гранату

и

резко швырнул

ее

снизу

в

море. Сам

сморщился, схватился за живот руками и присел.
Из воды, чуть дальше баржи, вырвался пенный столб.

Варыв

слился с

густым гудком японского парохода,

в

входил

порт.
Я уткнулся лицом

и я

в

песок.

В

нос мне попала

песчинка,

Корма баржи качалась на волне, поднятой
Баржа скрипела. Юрик задумчиво ковырял пальцем

чихнул.

взрывом.
в

который

носу.
—

руке.
У

А ну,

брата

оставь

нос!

—

закричал

на коленях

смотрела

на

круглые

ему

и

шлепнул

подбородок. Сумико подползла
и прижала к себе. А сама исподлобья
волны, что расходились по бухте.

наморщился

нему

я

118

по

к

Дети,

—

японски.

вы

Его

должны себя

рябинки

Он повторил

свое

беречь,—

темнели на

изречение

и

лице,

Кимура посвинцовая дробь.

сказал

как

по-русски, глядя сверху

мне

в глаза.

Ивао

Сумико

и

Значит,

японски.

знали,

что

я

понимаю

по-

ему не говорили,

что

я

понимаю

по-

давно

они

уже

ихнему.

Кимура-сан,—

—

Японию
У

и нашли

Кимуры

сказала

Сумико,—

нами

в

застыло

лицо,

как

у японской куклы.

болели зубы.
надо туннель,—

Он,

улыбнулся,

да так,

него

у

—

рыли туннель

гранату.

видно, долго не понимал, но в конце концов

будто

мы

Не

пароход. Вы

пришел

ответил

не

он,

забыли,

вставая,— за

что

мы

уезжаем?..

Идемте.
Ивао сходил за гэта дяди. Он поставил их Кимуре под
ноги. Тот всунул пальцы ног под полоски кожи.
—

спросила

Может,

Сумико,
—

Мы

мы поплывем на

пересыпая
плывем

песок из

другом

одной руки

сегодня,— ответил

рыбачьи фанзы.— Может быть, ты
русскими, как эти наши голодранцы?
Мочки ушей Сумико
пошла

к

сетям, на

налипли на ее

Кимура

пароходе?

налились

в

—

другую.

Кимура

и

остаться

хочешь

кровью. Она

на

кивнул
с

вскочила

и

ходу надевая легкое кимоно. Песчинки

шоколадные икры.
за

двинулся

ней. Гэта пришлепывали

по

белым

пяткам.

Ивао насадил
мне

приплюснутый свой нос
пятнышко за кормой баржи.

очки на

рукой на мутное
Рыба,— сказал

—

будто плыл в
и

ту сторону.—

побежал

Когда
—

за

они

Собирай

и

воздухе руками,

кушай!

—

Он повернулся

своими, переваливаясь в песке.

скрылись

за

фанзами, Юрик

захныкал.

прикрикнул я на него и обследовал
лунку. Там больше ничего не было, кроме

Перестань!

коленях

он и замахал в

и показал

—

на

обломка панциря краба.
Говорил, как на белом пароходе, а тут гранаты...—
прогнусавил брат.— Я думал, она игрушечная.
Такими делами не шутят,— сказал я.
Виноват я, что
ее
оправдывался
тут
зарыли?
Юрик, набирая в кулак песку и выпуская его тоненькой
стреляной

гильзы и

—

—

—

—

струйкой.
—

Ты,

конечно,

не

виноват,— согласился

119

я, но тут же

сдвинул брови.— В следующий раз без меня
вертеть!.. Иначе будешь сидеть в своей корзине.

смей

не

Смотри, сколько рыбы оглоушило,— облегченно
сказал Юрик, показывая на грязное пятно, где плавали словно
бы клочки бумаги.— Люблю жареную рыбу.
—

Я

завязал

этой сумкой
снял

трусы

свою

вошел в

и

с

и

одного конца

Тут я вспомнил, что Сумико
Юрику. Теперь можно было

воду.

швырнул

чтобы

купаться так,

майку

выцветшую

загорела. Хотя теперь уже

вся кожа

с

нет,

не

конец лета. По ночам море закутывалось туманами
загоришь
и с неохотой раскрывалось по утрам. Через два денька
—

—

в

школу.
Я повернул голову, чтобы посмотреть
на

желтела

недалеко

склоне

тесаными

от нашего

Пришли

плотники

холодная,

Ее построили

Быстро смастерили. Навезли бревен.
японцы, корейцы, русские,— и только
Старая школа японцев была такая

—

что

сложили печи из
Школа имени

стенами.

школу. Она

дома.

щепки засверкали.
ветхая и

своими

на

в

ней запретили

кирпича

назвали ее в честь

и

А в новой
Семена.

заниматься.

Семена Ивановича Щавелева. Трудно

мне

будет на четверки учиться. Нельзя же в школе
Семена тройки и двойки получать. И перед японцами не
придется:

надо

быть слабаком. А

хочется

их много

будет

учиться у

нас.

рыбаки совсем не хотят переезжать в Японию. И японходят гурьбой осматривать новую школу. Я сам, когда

Некоторые
чата

в

прохожу мимо, заглядываю
школу

Птиц

и

поставили.

Из

окон

Хоккайдо. И

я

думаю,

навсегда... А может,
чудеса бывают

бросился

в

смотреть

голубом

что

На

хорошем

до

не

самого

мигая,

месте

острова

смотреть,

просторе выступать

сопки

Сумико. И
остаться? Нет,

скоро уплывет туда

Кимура

вдруг

захочет

только во снэ.

Я взглянул
полуоглушенная

море видно

еще дальше. Если

смотреть, то начинают в

классы.

на

воду.

который

пароход,

Под рукой

камбала. Я

пришвартовывался,

и

у меня встрепенулась

сначала

испугался, дернулся

в

сторону,
тому месту,

подобрал камбалу. Быстро подбился к
где граната подняла со дна муть, водоросли, камбалу,
бычков, налимов и окуней. Юрик бегал по берегу и кричал мне,
где еще всплыла рыба.
Майка моя раздулась. Я еле подволок ее к берегу. Юрик
накинулся на рыбу, взвешивая ее в руке.
Ого-го! Еще живая...

но

потом

—

Я растянулся

опять.

Песчинки
120

впились в

кожу.

Загудел японский пароход. Я вздрогнул. Вдруг
перехватило

горло:

больше

не

Сумико уплывает!
встретимся.

наши

идти,
нельзя

ноги

—

Как

топтать

Может статься, мы никогда
же
это
так? Жизнь будет

что

встретиться потому,

берегах?..
Пойдем домой, Юр,—
—

Неужели

землю.

одну

будем

мы

сказал

я,— а

жить

то

на

нам

разных

рыба

протухнет.
—

Пойдем,

ответил

—

он.

—

Все равно скучно

как-то

стало.

Он

себя

рыбу и потащил. С узла стекала
тоненькая струйка воды. Юрик пыхтел, но не сдавался.
Я забрал у него майку с рыбой уже на подъеме.
—

взвалил на

С

такими темпами ты и в самом

деле станешь

капитаном,— похвалил я его.

Брат
скакал

начал

на

одной

траве.
Я хмуро

улыбался,

мной.

Он

обегал меня,
ноге, кидал камни, кувыркался в желтой

ломаться

передо

глядя на его выкрутасы.

19
У дома

мы

столкнулись

с

который

отцом,

доказывал что-

Кимуре. Он трепал Кимуру за плечо, приговаривая:
Ано-нэ, нельзя так... Выпить на прощанье надо, твоя
понимай? Кто тебе помог документы оформить на
отправку? Я! В первую очередь, как обещал Семен... Семен обещал
тебя в первую очередь на Хоккайдо отправить... Выпьем за
Семена, и мир заключай, мир...
Кимура щерил свои полукоронки и кивал.
Хорошо, капитан, мир,— отвечал он.— Кто старее
то

—

—

помянет, тому глаз вон.
А вот и жених наш пришел!
воскликнул отец,
увидев меня.— Мы Сумику не отпускай...—И знал отец, что
—

—

Кимура хорошо

понимает

наверно, что ближе они так друг другу.
Я прошмыгнул мимо них, поднялся

рыбу

в

общую

стучали

кучу

ножами.

на

С

циновку возле

того

язык.

его, а коверкал

Считал,

себе и высыпал
печки. Мама и бабушка
к

дня, как мама поступила на

рыбозавод, у нас в комнате запахло

рыбой,

солью и

морской тиной.

И сегодня уже шипела на сковородке рыба.
Я стоял на веранде и прислушивался к звукам
121

нашего

дома.
в

Внизу

заколачивали что-то.

Удары

отдавались у

меня

груди.

Надо б старичку еще ден семь повторить заговор,—
сказала бабушка маме, переворачивая рыбу на сковородке.
—

И

—

ты

заговоры помогли?

твои

думаешь,

—

спросила

мама с хмыком.

Кто

—

А

я

его

знает!

ответила

—

бабушка.

думал, она ответит: «На все божья

Заскрипела

лестница,

и

дому голос отца:

по

разлетелся

воля».

Лесом, поляной, дорогой степной
Парень идет на побывку домой...

Пронзительным
—

Мать,—

голосом

отцу подпевал

комнату,— гостей

в

входя

отец,

закричал

Юрик.

встречай!
—

Каких еще гостей?
по

беспомощно огляделась
ни

Мама нахмурилась,

сторонам.— Ни

стола

потом

нормального,

стульев...
—

и

—

Проводины

соседям

потер руки.— Вот проводим

переоборудоваться

начнем.

будем,—

справлять
наших

По мне,

так

сказал

японцев, тогда

отец

и

японской

и с

обстановкой хорошо.
—

в

пору
—

Циновки,— бабушка
и оставить.

Светло

показала

на

ножом

татами,—

с ними.

Можно оставить, только

стол

русский

заведем,—

сказала мама.

Да
бабушка.
—

—

и

с

махоньким

обходиться

можно,— доказывала

Хватит спорить,— торжественно

идут.
Мама

бросилась

конца. Синий чад

к

двери

на

сказал

веранду

и

отец,— гости

раздвинула

ее

до

повалил пластами.

Снизу один за другим показались Кимура, Ге, Ивао и
Сумико. Они поднимались бесшумно: были в носках. Гэ
сменил свое траурное кимоно на серый костюм. И сильно
омолодил его этот рябенький костюм.
Проходите, соседи, будьте любезны.— Отец взял Ге
—

под

локоть и

подвел

Сумико, Ивао,
лопаточки

рук

Мама

с

к

столику.
Юрик и я уселись рядом

и

уложили

на коленях.

бабушкой

жареную рыбу,
огурцы, салат, а ближе к нам

выставили на стол

вареную картошку, малосольные

122

подвинули вазу

конфетами

варенье из
горлышка, выбил

шоколадными

Отец

крыжовника.

пробку

с

кулаком

и

сколупнул сургуч с
под донце. Гости мигали

каждом

при

ударе.

Отец

разлил

Раскрасневшиеся

что

в

мама

по

водку

фарфоровым

бабушка

и

такой день грех

не

чашкам.

отмахивались.

выпить,

и

они

Но отец сказал,

взяли

свои

чашки.

Отец откашлялся в кулак, встал на колени и сказал:
Ну, вы к себе ходи. Счастливо доплыть. Лихом нас
поминайте, время, сами знаете, такое... Может, вы что и
—

не

хитрого мало. У нас рука мало-мало
тяжелая...— Отец начал заворачивать рукав своей
гимнастерки, чтобы показать тяжелую руку.
Мама хлопнула его.

имеете

против нас

—

околесицу,— прервала она его.— Начал
здравие, кончил за упокой.— Она подняла чашку.— Я
что хочу сказать. Жить нам придется на разных берегах
—

Понес

за
вот

моря. Давайте будем хорошими соседями.
Они выпили. Кимура и Ге отпили по глоточку,

одного

сморщились и закашляли.

водку

из чашки

Отец

себе

в

Тогда Кимура влил всю
горло. Лицо его из желтого стало
захохотал.

багровым. Но Кимура улыбался.
Вот

Кимуру
а моя крутой...
Не забывай про заговор,— напоминала бабушка Ге.—

по-нашему,— сказал отец
по плечу.— Твоя психовый, отчаянный,
—

—

Как

это

полная

—

луна, завари травку

Хоросо,

хоросо,

прижимая руки

к

и

и похлопал

читай...

Федора-сан,—

отвечал

Ге

и

кланялся,

сердцу.

Отец поднялся и принес из своей комнаты мешочек
табаком. Бабушка собрала порубленный мною табак,
высушила и

порезала.

—

Ано-нэ, кури,— пригласил отец, раскрывая

Кимура
же

с

и

Ге потянулись

за

табаком. Но

мешочек.

Кимура

сейчас

отдернул руку.

Вытерплю,— пробормотал он по-японски, улыбаясь в
сторону Ивао и Сумико.— Скоро закурим наши японские
—

сигареты.
Ивао и

Сумико

уткнулись

в чашки с чаем и не ответили

ему.
Ге сунул нос в мешочек и несколько раз глубоко
вдохнул. К его носу прилипли табачные крошки. Я прыснул

со

смеху.
—

Ах

ты, чертенок

мозолистый,—
123

сказал

отец

споты-

кающимся голосом,— табак отцу испортил

рад. Тоже мне

и

герой...
Я опустил голову, загляделся
кулаки и вдруг заметил,
пальцев. Как у деда. Тогда

что
я

у

на

меня

вскинул

свои

руки,

их

в

костяшки

крупные

и

голову

сжал

сразу

нашел

взглядом руки деда. Они покоились на эфесе сабли. Как
хорошо, что я похож на деда. А вот на Семена—нисколечко.

Если бы пальцы на левой руке отсечь вот так, тогда бы...
Ну ничего. Усы растут помаленьку... Я осторожно провел
пальцем

носом

под

—

А

растут.

бриться отцовской

если

у Семена.
Выходит, будто мы для себя табак сажали,—
мама. Лицо ее размякло. В зрачках переливалась синяя

бритвой,

то можно

быстро

вырастить,

как

—

объявила

По-ихнему,

влага.—

только

для себя стараются мать с

отцом...

возмутился отец и вдруг обрушился на
Для себя?!
Твоя чего лопочет, ано-нэ? Давай докажем, что
Кимуру:
для них стараемся!..
Кимура только улыбнулся в ответ. А бубнил он все о том
—

—

—

же, что скоро закурит свой табак на священной земле Ямато. И что дух Ямато еще восторжествует. Однако Ивао и

Сумико
вареньем

Они снова принялись за чай с
конфетами. У Ивао над верхней губой блестели

не
и

слушали

его.

капельки пота.

Нет,

—

моя

не

понимает

по-вашему,— продолжал отец.

Вот детишки понимают друг друга
хорошо... Ано-нэ, я тебе вот что хочу сказать: давай
поженим Герасима и Сумико, а? Докажем, что счастья желаем
Он

поскреб

затылок.—

им и всего такого...

Мы

с

Сумико

поднялись

из-за

стола.

Ну

что

с

ними

—

драться?
—

Запад

Запад, Восток есть Восток,— ответил
не переставая улыбаться.— И вместе им

есть

Кимура по-своему,

быть!
Что ты все бормочешь?
спросил отец.— Моя не
понимай... Герка, что он сказал на наше предложение?
Я махнул рукой и пошел на веранду. Туда же убежала

никогда не

—

—

Сумико.
Хоросо,
—

Ге

и с

хоросо, давай по-же-ним,— услышал
грохотом задвинул дверь на веранду.

Я подошел

к

Сумико. Она смотрела

пароход в порту, облокотившись на перила
ладонями. Я отнял ее ладони и прижал их
124

свой

на
и

к

я ответ

ржавый

закрыв уши
своим

щекам

и

губам. Пальцы
Сумико

ослепла.

ее

рук заструились

по

моему лицу,

точно

Пальцы расщекотали мои ноздри и ресницы.
бы, не сдержал слез, как в тот раз, когда

И я, наверное
смотрел «Бэмби». Но в это время на улице завыла машина.
В комнате все забегали, включая и Юрика. Я заметил, как

набрал

отец

Ге

высыпал

горстей табаку

несколько

из

мешочка

и

карманы пиджака.

в

Ивао раздвинул дверь

и позвал

Сумико. Она

мою

взяла

руку и положила на ладонь что-то твердое. Я ощутил
шероховатый облупленный нос «бога счастья». Тут же Ивао

вынул

из

кармана какую-то

коробочку с иероглифами
открыл коробочку и увидел

протянул мне. Я
батарею цветных мелков.
Я тоже что-нибудь подарю вам,—
крышке

и

—

побежал ворошить

свою

говоря, дарить было

школьную сумку.

залепетал

Но,

по

я

на

и

совести

нечего.

донеслось снизу.
Ивао, Сумико!
Выручил меня Юрик. Он достал картинку,
—

—

синему морю

где по

белый пароход. Он протянул картинку

плыл

Сумико.

Герка

выдумал все,—сказал
картинка красивая. Возьмите на
—

но

Юрик,

наморщив нос,—

память...

И тут меня осенило. Я взмахнул руками и заговорил:
Это пустяки. Я нарисую ту настоящую картину и
пришлю вам. Помните, я обещал... В ней будет море и два
человека, Семен и ты, Сумико... Я нарисую, вот увидите...
Чего не хватало там? Тебя, Сумико... Ты бежишь по песку
навстречу Семену... Я тебя по памяти нарисую. Память у
—

меня

хорошая...

—

Ивао, Сумико!

скрип-скрип-скрип... Я спускался и
продолжал рассказывать. Мне казалось, они не верят, что
картина получится. А она стояла перед моими глазами,

Мы

точно

пошли

вниз

нарисованная

—

кем-то

И

Сумико так отчаянно
Семену...
взяли!
Раз, два
—

—

Ге сидел уже

в

другим чистыми, яркими красками.

протягивала
—

кузове

Юрик подбежал

к

Отец

на

свои

помогал

коричневыеруки

грузиться

Кимуре.

чемодане.

шоферу

и стал

упрашивать прокатить

его.

Нельзя,
Хоккайдо.
—

—

Ну

и не

сынок,— сказал отец,—а

испугался,— огрызнулся
125

то

увезут тебя

Юрик.

на

Я пришлю картину,— продолжал
которую наш отец подсадил в кузов.
—

До свиданья, Гера,—
нее блеснуло.
Ивао махал фуражкой с
—

у

и отвечал

руку

ответила

лаковым

ему. Машина

я

она,

твердить
и

Сумико,

под ресницами

козырьком. Я поднял

фыркнула

и легко покатилась

под гору.

уткнулся отцу в гимнастерку. Седая прядь в чубе
отца шевелилась от ветра, как живая. Мы с ним стояли

Юрик
и

рядом

следили

Шершавой

за

пыльным

облачком,

поднятым машиной.
и

ладонью отец вдруг захватил мою голову

себе. И тут я почувствовал,
глаз. Чтобы не заметил отец, я

привлек к

как

щекочет

наклонил

горячая

слеза

голову,

освободился от него и ушел в кусты.
Я сел на край обрыва. Перед глазами ветер раскачивал
ветку бузины с листьями, окаймленными желтизной, и
гроздью красных ягод. Я оборвал ее и стал откусывать по одной
тихонько

ягодинке

и выплевывать.

В порту кишела толпа. Бурным потоком переливалась
она на японский пароход. Я медленно обрывал бузину.
Когда на голой веточке осталось пять ягодинок, пароход
загудел. На белом полотне пристани чернело
неподвижных

Пароход

лишь несколько

фигурок.
отчалил.

Вот и все.
Я оборвал последнюю ягодку

Красненькая

точка поскакала по

бузины

и

кинул

желто-серым

ее

вниз.

камням.

Мой

взгляд расплылся там, где она исчезла. И я стал думать о
чем-то не то радостном, нэ то печальном. Все перемешалось
у меня в голове, как во сне: пещера, ребята, труба с
вмятиной на боку, журавль, разбитая баржа, букет саранок...
И вот Сумико... Тоскливо и сладко засвербило в сердце. Я
тебя верну, Сумико... У меня хорошая память. Я вижу твои
глаза, слышу твое дыхание, чувствую горячие пальцы. Мы
все

равно должны быть

вместе.

Все:

я,

ты,

Ивао, Юрик,

Борька, Скулопендра, Лесик. Может, ребята потеряли ужеменя. Ждали-ждали письма от меня и ждать перестали. Но
я все

равно напишу

им.

Все объясню... Мы

не можем

забыть

друг друга. Только планы старые забудем... Я предложу
другие планы. Надо стараться делать так, чтобы
чувствовать,
пароходе
послать

будто мы все плывем
«Оранжаде»... И вот
им

на

одном пароходе, белом

что

надо

свирель для оркестра.
126

сделать вначале

Отец

—

отдаст мне свирель.

Она понравится Борьке, потому
пение

Я
выходил

ветра

в

воды. На

рейд,
борту

звуки

ее

напоминают

скалах, трели соловья и шорох волн.

встал и помахал

на

что

рукой

японскому пароходу. Он

взрезая острым
его

носом

чернильные жгуты

вспыхнули светляки. И сейчас же маяк

подмигнул пароходу

добрым

своим

электрическим

глазом.

К ЧИТАТЕЛЯМ

Отзывы об этой
присылать

книге

просим

адресу: Москва, А-47,

по

ул. Горького, 43. Дом детской

Для

среднего

книги.

возраста

Геннадий Николаевич Машкин
СИНЕЕ МОРЕ, БЕЛЫЙ ПАРОХОД
П

о в е с т ь

Ответственный редактор С. Н. Боярская.
Художественный редактор А. В. П а ц и н а.
Технический редактор Н. Ю. Крапоткина.
Корректоры Э. Н. С и з о в а и Е. А. Флор о в а.

Сдано
печати

набор 3/II 1976 г. Подписано
23/IV 1976 г. Формат 60X84'/ie.
в

№

типогр.

Уч.-изд.

Печ.

1.

7,25.

л.

Заказ

№

л.

8.

Тираж

печ.

Усл.

100 000

2527. Цена 36

к

л.

Бум.
7,44.

экз.

коп.

Трудового Красного Знамени
издательство
Москва,
«Детская
литература».
Центр, М. Черкасский пер., 1. Ордена
Трудового Красного Знамени фабрика «Детская
Ордена

книга»

№

1

Государственного

РСФСР
и

по

книжной

Росглавполиграфпрома
комитета
делам

Совета

издательств,

торговли.
вал.

Москва,
49.

Министров

полиграфии
Сущевский