Соблазнительный дьявол (СИ) [Вероника Идэн] (fb2) читать онлайн

Автор: Вероника Идэн Книга: Соблазнительный дьявол Серия: Грешники и святые #2

ПРИМЕЧАНИЕ АВТОРА

Соблазнительный дьявол — это темный роман для взрослых о хулиганах средней школы, предназначенный для читателей 18+. Парни из серии «Грешники и Святые» — дьявольские хулиганы, поставленные на колени вспыльчивой героиней, поэтому, если вы любите истории типа «враги-любовники», вы попали по адресу. Этот взрослый роман содержит грубые выражения, сомнительные ситуации и интенсивное графическое сексуальное/насильственное содержание, которое некоторые читатели могут счесть триггерным или оскорбительным. Пожалуйста, отнеситесь к этому с осторожностью.

Если вам нравятся слабые героини и милые парни, то эта книга не для вас, но если вы любите сильных девушек и самодовольных антигероев, то вы попали по адресу! Держитесь за свои сердца, потому что эти парни не прочь их украсть.

Каждая книга входит в серию, но может быть прочитана как самостоятельная.

Серия «грешники и святые»:

#1 Порочный святой

#2 Соблазнительный дьявол

#3 Безжалостный епископ

#4 Беспощадный дикарь

ПЛЭЙЛИСТ

Renegade — Niykee Heaton

Moshpit — Bohnes

Zombie Love — Bohnes

Bottom of the Deep Blue Sea — MISSIO

MAYDAY — coldrain, Ryo

Issues — Julia Michaels

Stomp Me Out — Bryce Fox

I’ll Keep Coming — Low Roar

How Does It Feel? — Tonight Alive

The Hand That Feeds — Nine Inch Nails

Teeth—5 Seconds of Summer

Way Down We Go — KALEO

Everybody Knows — Sigrid

Lose You To Love Me — Selena Gomez

The Box — Roddy Ricch

Godzilla — Eminem, Juice WRLD

White Flag — Bishop Briggs

Blood In The Cut — K.Flay

Powerful — Major Lazer, Ellie Goulding, Tarrus Riley

Don’t Leave Me Lonely — Mark Ronson, Yebba

Gone — Red

Horns — Bryce Fox

Angel On Fire — Halsey

Sitting, Waiting, Wishing — Jack Johnson

Moonlight — XXXTENTACION

Bury Me Face Down — grandson

You Don’t Own Me — Lesley Gore

Dark Nights — Dorothy

I Will Follow You Into The Dark — Deathcab for Cutie

Shooting Stars — Elephante

Дом — это не место, это люди, которые его наполняют.

Для тех, кто выжил, продолжайте бороться.

1. БЛЭР

Быть здесь необходимо, напоминаю я себе, приседая между деревьями и высматривая свою цель. Это все часть идеального плана.

В Силвер-Лейк я всегда чувствовала себя не в своей тарелке. Сегодняшний вечер ничем не отличается от других, даже когда я скрываюсь в тени. Моя подруга Джемма Тернер в прошлом году часто таскала меня в этот район особняков на вечеринки в дом своего парня на другом берегу озера. Может быть, чувство непринадлежности возникает из-за того, что меня окружают люди с такими привилегиями, что у них кровь из ушей идет, по сравнению с тем, что есть у меня. Может быть, дело в том, что я всегда чувствую, как Девлин Мерфи оценивает мое присутствие.

В любом случае, я никогда не сомневалась в этом. Мне здесь точно не рады.

Сейчас я нахожусь в месте, куда никогда не думала, что пойду по доброй воле: в доме моего врага.

Погода в Риджвью теплая для начала сентября, но я одета во все черное, чтобы слиться с ночью. Пот выступает подмышками моей выцветшей футболки с длинными рукавами после похода к моему укрытию, откуда хорошо видны огромные ворота, охраняющие дом. Я не знаю, от чего это происходит: от тревожного предвкушения или от того, что я перегрелась в наряде, который я собрала для сегодняшнего вечера в магазине подержанных вещей. Наверное, и то, и другое.

Если Девлин поймает меня на своей территории, он оправдает свое громкое имя. Он известен как темный дьявол средней школы Сильвер-Лейк, как за свою внешность, так и за смертоносные атаки на футбольном поле.

Дьявол-мудак. Я ненавижу его больше, чем всех придурков в моей школе.

В выпускном классе прошла всего одна неделя, а он уже наживается на том, что снова превращает мою жизнь в ад. В прошлом году он немного остыл после того, как Джемма начала встречаться с его кузеном и королем школы Лукасом Сеэйнтом. Однако это не помешало ему огрызаться на меня при каждом удобном случае. Это просто заставило его стать более изобретательным.

Когда Лукас и Джемма уехали в колледж искусств Оук-Ридж, средняя школа превратилась в королевство Девлина Мерфи и Коннора Бишопа, злой дуэт, правящий нами железными кулаками.

Сегодня Девлин и его футбольные приятели приманивали меня долларовыми купюрами на рыболовной проволоке, охотясь за моим отчаянием. Его злобная усмешка обжигала мои внутренности кислотной ненавистью. Самое удручающее? Мы так нуждались в деньгах, что я почти поддался на их жестокую ловушку, чтобы добавить еще несколько долларов к нашим скудным сбережениям.

Выживание всегда перевешивает гордость, когда дело доходит до дела.

Теплый ветерок шевелит ветви над головой, скрип сучьев — саундтрек к моему незаконному беспокойству.

План состоит в том, чтобы проникнуть в дом и забрать одну из вещей, которые он любит больше всего.

Насколько я могу судить, у Девлина как минимум пять машин — дорогих. Это не обычные машины эконом-класса. Это примерно на четыре больше, чем нужно среднему человеку.

Угон машины идет немного дальше, чем мои обычные песни и танцы. Скорее, на мили дальше. Уголок моего рта приподнимается без тени юмора, когда эта мысль приходит мне в голову.

Девлин Мерфи заслужил это.

Этот ублюдок получает по заслугам с первого курса. Я слишком долго терпела его мучительное дерьмо.

Ветка с глухим звуком щелкает под моими ботинками, когда я меняю вес. Я затягиваю хвост, чтобы волосы не лезли в лицо, пока работаю, и перевожу взгляд на звезды, усеивающие небо над вечнозелеными деревьями. Уже достаточно темно, думаю я.

Пора двигаться, если я хочу провернуть это дело. Больше не нужно тянуть время, танцуя на грани — хочу или не хочу.

Сегодня не будет ни воли, ни желания — только необходимость и никакого выбора.

Я выдохнула и потерла кончики пальцев. Мои плечи слишком напряжены. Мне нужно расслабиться, и я слегка встряхиваю их.

Изолированный дом, вырисовывающийся передо мной, представляет собой смесь современного стиля с роскошными штрихами хижины — большие окна, металлический каркас, беленый бетон и эстетические удобства огромного горного домика.

Хижина не притворяется. Это настоящий горный особняк. Самый большой в частной общине Риджвью, в которой живут королевские особы.

Он выглядит высокомерным и неуместным. Выступающие линии дома расползаются, как будто это их право, и противопоставляются природе, когда деревья борются за свое место.

Потому что деньги дают вам все. Они открывают любые двери. Природа не может сказать «нет» деньгам.

Мой рот кривится в горьком презрении, а ногти впиваются в кору ствола дерева рядом со мной. Я встаю и держусь в тени.

Адреналин покалывает в кончиках пальцев от первого шага, который я сделала более чем за час, острые уколы скачут по моему сознанию и скручивают мой желудок.

Вокруг никого нет. Дом Девлина стоит далеко от соседей, это самая отдаленная собственность, которую я здесь видела. Тем не менее, я не теряю бдительности.

Вспышка света заставляет мое сердце остановиться — фары! Охранный патруль? — и я прячусь за скопление валунов. Он удаляется за линию деревьев, сворачивая в сторону от дома Девлина. Я облегченно вздыхаю и подкрадываюсь ближе к дому.

Забавно, что в частном поселке для самой элиты Риджвью не ожидают, что незваные гости войдут прямо в дом, полагая, что гости и жители проходят только через киоск безопасности у ворот. Сгущались сумерки, пока я шла от дороги, незаметно проскальзывая между домами, прослеживая путь, который я наметила, чтобы добраться до дома Девлина на Google Maps в библиотеке.

Меня покидает отрывистое фырканье. Я оглядываюсь, чтобы убедиться, что берег чист, и проскакиваю мимо тощего саженца, еще немного, и я пройду точку невозврата.

Если расписание занятий на школьном сайте верно, Девлин должен быть на футбольной тренировке до восьми вечера. Это дает мне как минимум сорок пять минут для работы под покровом ночи. Его Range Rover стоял сегодня на студенческой стоянке, на три места ниже ржавой Corolla 2001 года, которая доставляет меня из пункта А в пункт Б.

В голове повторяется план: пробраться в машину незамеченной, отключить систему GPS-слежения согласно учебнику на YouTube, уехать, как гребаный босс, издалека наблюдать за яростью этого хрена в школе…

Я провожу рукой по бедрам, проверяя подсумок, зацепленный за петли ремня. Внутри — все, что мне понадобится для этого плана.

Чувство готовности, просчитывание каждого шага, рождается из того, что я притворяюсь, пока не сделаю это. Не то чтобы я когда-либо совершала столь серьезное преступление.

Я занимаюсь мелким воровством — зарабатываю дурацкое прозвище «липкие пальчики», которыми дьявол из школы Сильвер-Лейк дразнит меня, воруя в магазинах то, что я не могу себе позволить, и обчищая карманы, когда это необходимо.

Уголки моего рта сжимаются. Девлин Мерфи понятия не имеет, каково это — постоянно переживать из-за денег.

Робин Гуд ворует у богатых, верно? Что ж, богатые снобы этого города преподают мне жестокие уроки выживания, так что я отвечаю им взаимностью.

Я уже давно избавилась от чувства моральной вины за то, что выжила.

Приостановившись на подходе к дому, я прикусила губу. Неоспоримые последствия того, что я здесь делаю, прокручиваются у меня в голове, как табло. У Девлина более чем достаточно денег, чтобы похоронить меня, а потом заняться мамой. Черт, да он может убить меня за то, что я трогала его машины, и это сойдет ему с рук.

Этот безумный взгляд, который преследует его глаза, когда они смотрят на меня…

Дрожь сотрясает мое тело. Да, он достаточно испорчен, чтобы убить кого-то, без сомнения.

Ты тянешь время. — Уф.

Я заставляю свои ноги двигаться.

Это большой куш для меня, больше, чем я когда-либо брала. Я не краду дешевую тушь, не беру лишний пакет молока, не выхватываю сотню баксов у избалованных одноклассников, которые не замечают, что им не хватает, когда их безлимитные кредитки покрывают разницу.

Нет, это настоящее преступление. Высокий риск, высокая награда. Из тех, кто попадает в тюрьму, если его поймают.

Мой желудок переворачивается, пока я колеблюсь в темноте.

Если меня поймают, мама не справится сама. Может быть, мне следовало сделать это в конце младших классов, до того, как мне исполнилось восемнадцать в июне. Я затягиваю кончик хвостика и снова жую губу.

Другого пути нет. Это единственное, что я могу придумать, чтобы быстро получить деньги, которые нам нужны. Это лучшая идея, чем ограбление банка.

Если мне придется стать мстителем, перераспределяя бесполезное дополнительное богатство в пользу более нуждающихся — меня и моей мамы, — то так тому и быть. Отомстить Девлину — это вишенка на вершине этого кислого мороженого.

Двигаясь от тени к тени к своей цели, моя решимость крепнет. Это дает мне ложное чувство храбрости, необходимое для того, чтобы совершить этот прыжок из моей зоны комфорта.

Я останавливаюсь вдоль каменной стены высотой по пояс, которая образует периметр вокруг участка Девлина. Все в его доме говорит об элитности, вплоть до холодных железных ворот, отделяющих участок от дороги, которая превращается в круговую подъездную дорожку.

— Ворота для самого большого дома в закрытом поселке, — бормочу я про себя, качая головой, запрыгивая на каменную стену и перебирая ногами.

Я спрыгиваю со стены и приседаю на случай, если сюда придет патруль частной охраны общины. Мои шаги легкие и быстрые.

На меня снисходит та же отточенная сосредоточенность, которую я чувствую, когда собираюсь обчистить чей-то карман или стащить что-то в магазине. Спокойное дыхание, уверенность в том, что все в порядке, как будто я принадлежу себе, — вот способы, с помощью которых мне удается избежать наказания за то, что я делаю.

Это ничем не отличается. Даже несмотря на то, что мое сердце учащенно забилось при каждом незнакомом звуке, я сохраняю маску хладнокровия, пока иду к гаражу.

Он находится на нижнем уровне от дома, круговая дорога идет под уклон к четырем большим черным гаражным воротам, по бокам которых стоят лампы в индустриальном стиле. Бросив быстрый взгляд на главный дом, я достаю свой самодельный набор отмычек из сумки с инструментами на поясе и надеваю пару водительских перчаток. Это не совсем крутые кожаные перчатки взломщика, но они лежали в корзине за пятьдесят центов в эконом-магазине.

Мое выражение лица тает от удивления, когда я берусь за ручку боковой входной двери и замираю, когда она поворачивается. Она не заперта.

Покрутив изумленным взглядом туда-сюда, чтобы еще раз осмотреть окружающую обстановку, я проскальзываю внутрь, закрывая за собой дверь.

Кроме внушающего опасения входа, безопасность Девлина просто ужасающая. Ключи даже не в ящике с замками. Они гордо выставлены на стене у двери, с крошечными прожекторами под логотипами каждой марки автомобиля.

Чертовы богачи.

Их высокомерие действует мне на нервы. Пока они живут в постоянном ожидании, что у них есть все, что они хотят, мы с мамой боремся за то, чтобы держать голову над водой. Эти изнеженные засранцы так доверяют своим огромным воротам и частной охране, что те делают тяжелую работу.

Мне обидно, что сюда было так легко попасть, пока я убираю свои отмычки обратно в сумку на молнии.

Воздух в гараже прохладный и искусственный, как будто здесь работает причудливая система регулирования температуры. Каждая машина припаркована по диагонали на своем месте, а верхний свет освещает ее изящные черты. Здесь больше, чем пять машин, которые я видела у Девлина, — все дорогие модели, о которых я когда-либо слышала, а некоторые я не узнала. Как будто я попала в музей, где автолюбители пускают слюни по маркам и моделям, на которые они только мечтают взглянуть. От чрезмерности этой коллекции у меня сводит живот, и с моих раздвинутых губ срывается тихий смешок.

Их так много, что мои глаза затуманиваются, а в висках пульсирует, когда я пытаюсь подсчитать в уме, сколько всего вокруг меня. Я не знаю, сколько стоят некоторые из них в розницу, но те, что я знаю, легко превышают семьдесят тысяч. Вся эта комната могла бы одним махом списать долг, который, как ядовитый туман, висит над маминой головой.

Это чертовски несправедливо.

Но такова жестокость мира.

Мои руки сжимаются в кулаки, материал перчаток скрипит, когда я сжимаю их сильнее. Отец научил меня всему об этом суровом мире в юном возрасте, прежде чем уехать.

Очередное уведомление о взыскании одного из его игровых долгов тяжело сидит в моем кармане, скомканная почта, засунутая туда после прочтения, заставляет мои глаза щипать, и тошнотворная паника накатывает, когда я выхожу из трейлера, чтобы осуществить этот план. Единственным выходом было взять его с собой. Я не могла оставить их маме. Каждый такой случай еще больше сломит ее дух, как бы она ни старалась быть сильной ради нас обоих. Я сильная, и скоро ей не придется беспокоиться.

Я быстро прогуливаюсь по ряду машин слева, с усмешкой глядя на аляповатый желтый Lamborghini, серый Audi, сверкающий перламутром Mercedes-Benz GLS и гладкий черный Escalade. На другой стороне гаража все так же плохо — винтажный Mustang и автомобили, больше похожие на футуристические летающие машины.

На мгновение меня охватила нерешительность. Я не знала, что у него так много машин. Безопаснее взять одну из более неприметных, которые я никогда не видела, чтобы он использовал. Будет проще перевезти что-то обычное, а не самые известные машины. Мой взгляд мечется туда-сюда, обдумывая варианты.

Я должна с умом подойти к выбору.

Мамин голос все еще звучит в моей голове, когда на прошлой неделе я услышала, как она умоляла по телефону о кредите, на который она подала заявку. Он провалился, мерзкий подонок кредитный инспектор не сочувствовал ее дрожащему голосу, когда она объясняла ему, в какой ситуации мы окажемся, если не получим эти деньги. Ему было все равно, как и всем мужчинам. Как папе. Еще раз напоминаю, почему я не могу доверять никому из них.

От воспоминаний у меня перехватывает горло, и я закрываю глаза. У меня нет времени на это. Мне нужно действовать сейчас.

В конце ряда на видном месте стоит машина, которая вызывает у меня ярость, как только я ее замечаю.

Красный Porsche.

Любимая машина Девлина. Возможно, единственное, что он любит в этом мире больше себя. Я видела, как он практически целуется с ней на школьной стоянке, а его подружки смотрят и хихикают. Они, наверное, надеются, что он трахнет их на тесном заднем сиденье, но я никогда не видела, чтобы он подвозил кого-нибудь из своих шлюх, когда садился за руль.

Сверкающая красная машина — это маяк, притягивающий меня на несколько шагов ближе. Я постукиваю пальцами по своим ногам. Сладкое удовлетворение от того, что я забрала у Девлина что-то ценное, поет в моей крови.

Моя нерешительность исчезает, уничтоженная возможностью отомстить ему.

Подойдя к витрине из красного дерева на стене, я выхватываю брелок под блестящим логотипом Porsche. Ухмылка кривит уголки моего рта, когда я любуюсь пустым пространством, оставшимся позади.

— Карма — сука, Мерфи.

Повернувшись на пятках, я спешу к Porsche. Дверь открывается без нажатия кнопки на брелоке. Даже машины почти не защищены, их оставляют незапертыми.

Я раздраженно хмыкаю, бормоча, когда сажусь за руль. — Эти большие ворота должны обеспечивать твою безопасность? Подумай еще раз, придурок.

Отрегулировав сиденье по росту Девлина, я нажимаю на кнопку зажигания без ключа. Двигатель с урчанием оживает, посылая энергию через меня, когда я хватаюсь за руль. Едва уловимый гул вибрации пробегает по моим бедрам, и я прикусываю губу. Черт, какая хорошая машина. Мои глаза искрятся от улыбки. Теперь водительские перчатки более уместны.

Я ищу способ открыть дверь гаража изнутри машины, полагая, что с богатством Девлина он наверняка имеет что-то подобное во всех своих машинах. Мои пальцы в перчатках шарят по козырьку и сканируют сенсорный экран.

Затем теневая фигура перемещается по периферии, загораживая свет из окна.

В течение нескольких секунд мой идеальный план рушится на глазах, а тело пульсирует от непреодолимой неправильности чьего-то присутствия. Я вскакиваю, когда через мгновение дверь распахивается, вдыхая придушенный вздох, когда я прихожу в движение.

— Нет! — Крик вылетает из меня в беспорядочной спешке, когда я пытаюсь вырваться.

— О, я так не думаю, — огрызается Девлин смертоносным голосом. — Вернись сюда!

Сильная рука с длинными пальцами сжимает мое запястье, останавливая мои метания по центральной консоли в поисках спасения. Мое сердце падает в желудок, каждый волосок на моем теле встает дыбом. Черт!

Я бью ногой со всей силы, нанося сильный удар по его торсу. Девлин злобно ворчит, но я не могу вырваться из его захвата.

Он дергает меня за запястье, оттаскивая от машины. Когда он возвышается надо мной, я встречаю его злобным рычанием. — Какого черта ты делаешь?

Лицо Девлина вытравлено гневом, густые брови нахмурены, влажные черные волосы вьются по лбу и падают на глаза. Мышцы подпрыгивают на его точеной челюсти, посылая мои инстинкты в режим — бей или беги.

Черт, черт, черт. Мое сердце бьется в такт моим бешеным мыслям. Он был здесь все это время — но Range Rover! Его здесь нет. Я оглядываюсь по сторонам, чтобы убедиться в этом. Его еще не должно быть дома.

Девлин встряхивает меня, требуя моего полного внимания, наклоняясь к моему лицу. Его губы кривятся, давая мне возможность увидеть его идеальные белые зубы. С ворчанием он отпихивает меня с дороги, делая паузу, достаточную для того, чтобы залезть в машину и заглушить двигатель, не отпуская меня. Я едва успеваю подумать, смогу ли я убежать, прежде чем он снова оказывается у меня перед носом.

Я в полной заднице.

— Ты влипла по самые уши, воровка, — рычит он, до боли сжимая мое запястье. Другой рукой он впивается пальцами в мое плечо. — Ты заплатишь за это.

Каждый мускул в моем теле напрягается от желания убежать.

Впервые за многие годы меня поймали на месте преступления. И теперь мне придется столкнуться с последствиями от рук того, кто ненавидит меня так же сильно, как я ненавижу его. Девлин Мерфи, мой обидчик.

Надо было рискнуть и ограбить банк.

2. ДЕВЛИН

Дом, как обычно, молчит, когда я выхожу из наполненной паром ванной, натягивая через голову черную футболку. Все так же, как и двадцать минут назад, когда я заскочил в душ. Такая же безжизненная тишина, как и всегда.

Новая книга по психологии, которую я взял, ждет меня на тумбочке.

Мой телефон пикает, прерывая станцию Spotify, играющую навязчивые синти-поп рок-биты MISSIO.

Треники, которые я натянул, сутулятся на бедрах, когда я провожу рукой по влажным волосам. Я думаю о том, чтобы проигнорировать телефон, но я уже знаю, кто это. Я иду в свою спальню и закрываю дверь, отгораживаясь от остальной части огромного дома.

На секунду я могу притвориться, что я не один дома.

Имя Бишопа снова мелькает на экране телефона с новым сообщением.

Уголок моего рта дергается, и я испускаю покорный вздох. Вот что я получаю за ранний уход с тренировки. Не то чтобы я вкладывался в дело так же, как Бишоп, но именно поэтому он был капитаном нашей футбольной команды с прошлого года. Может быть, я продолжаю заниматься этим, потому что в противном случае я бы не так часто видел Бишопа, ведь он живет и дышит командой.

Мне есть чем заняться, и я не выхожу из дома. По крайней мере, пока тьма в моей голове не выплеснется наружу. Вот почему мне пришлось улизнуть с тренировки сегодня.

Я сбился с пути, потерялся так, как не был в прошлом году. Это становится все хуже, все труднее сдерживаться, все труднее притворяться беззаботным.

Нахмурившись, я прохожу мимо своей кровати — идеально заправленной неуловимыми домработницами, которые проходят мимо, как кнопка перезагрузки, вычищая даже мое собственное существование из этой тюремной камеры с завышенными ценами, — и прислоняюсь к широкому подоконнику. Каждое утро я оставляю свою кровать в беспорядке, и каждый вечер, прежде чем я забираюсь в нее, она тщательно перестилается. Я смотрю на силуэты деревьев, разбросанных по горе, и вижу озеро между сосновыми иглами.

Еще несколько недель назад у меня не было бы такого настроения. Прежде чем оно успевало закрасться, я бы уже был на другой стороне озера, гуляя с Лукасом. В доме моих тети и дяди было проще не обращать внимания на то, что что-то не так. Это успокаивало меня, привязывало к месту, куда я мог пойти, где мне не нужно было волноваться, если меня не хотели видеть. Я оставался там, пока Лукас не выгнал меня обратно домой через озеро.

Раньше не было так плохо, потому что всегда рядом была помощница по хозяйству. Но когда два года назад мне исполнилось шестнадцать, папа решил, что я достаточно взрослый, чтобы быть самостоятельной с тем счетом, который они с мамой пополняют каждый месяц. Самодостаточная независимость, как они это называют. Есть только я и невидимые домработницы, с которыми я никогда не сталкиваюсь, даже когда пытаюсь их искать. Они как гребаные эльфы.

Лукас теперь недосягаем, он учится в колледже со своей девушкой, Джеммой. Если я потеряю Бишопа, не останется никого. Мне повезло, что мой лучший друг был рядом со мной так долго, как сейчас.

Но ничто не длится вечно.

Я не могу держаться за одну и ту же рутину.

Все двигаются дальше.

Стоп.

Потирая голову рукой, я изо всех сил пытаюсь загнать меланхоличные мысли обратно в их ящик, где им самое место, где они не смогут нашептывать мне свои злые истины.

Я дышу глубоко и медленно.

Мне требуется минута, чтобы обуздать свои разрозненные эмоции, вернуть их под контроль с грани несчастной истерики, которая охватывает меня, когда я впускаю одиночество внутрь, туда, где оно может резать глубже всего.

Мои пальцы дергаются от желания схватить пачку сигарет с тумбочки.

Вот такой должна быть жизнь. Старшеклассники заканчивают школу и поступают в колледж. После этого года мы с Бишопом будем делать то же самое.

Я делаю еще один резкий вдох, который обжигает горло, и разблокирую телефон, чтобы прочитать сообщения Бишопа. Они беспорядочны, до самого нового, которое пришло минуту назад.

Бишоп: Ты упал в этот чертов писсуар? Если ты не ответишь или не выйдешь через 5 минут, я посылаю поисково-спасательную службу. Никаких брошенных братьев.

Бишоп: Ладно, думаю, ты не вернешься на тренировку. Круто. Круто-круто-круто.

Бишоп: [GIF с изображением человека, моргающего в недоумении]

Бишоп: Йоу, Дьявольский Мальчик, ты должен мне за то, что сегодня рано ушел.

Я фыркаю. Все в школе Сильвер-Лейк прозвали меня темным дьяволом, но Бишоп любит придать всему свой собственный смысл.

Девлин: Мне пришлось уйти оттуда. Судороги в ногах от этих упражнений.

Бишоп: Хорошо, ваше высочество. [Серьезно, на этой неделе я заставлю тебя тренироваться дополнительно. Я не могу дать тебе передышку, иначе парни подумают, что я уделяю тебе особое внимание. Я не твоя стерва. Кроме того, тебе нужна работа ног для первого матча.

Девлин: [средний палец эмодзи] [средний палец эмодзи] Отвали. Я всегда забиваю, и ты это знаешь.

Девлин: [ухмылка эмодзи] И ты знаешь, что я буду обращаться с тобой правильно, детка.

Бишоп: Как скажешь, придурок. КАК ДЕЛА? Хочешь потусоваться и покурить? У меня есть свежий пакет Доритос с твоим именем на нем.

Как бы здорово это ни звучало, и как бы я ни хотел потусоваться с Бишопом, курение травы, когда у меня голова набекрень, всегда вызывает у меня еще большее беспокойство и паранойю. Как будто мое тело не позволяет мне просто расслабиться. Это какая-то хрень класса А, но сегодня я не собираюсь на это бросать кости.

Девлин: Не, чувак, мне нужно поужинать у тети и дяди.

Вранье. Но они с радостью пригласят меня на ужин, если я приду. Мой желудок урчит, насмехаясь над моими придуманными планами. Если я совершу набег на кухню, мне может повезти и я найду что-нибудь. Иногда одна из домработниц любит оставлять мне лишнюю еду, которую она готовит.

Бишоп: Ладно. Увидимся завтра рано и рано для твоего наказания [смеется эмодзи].

Девлин: [средний палец emoji] [средний палец emoji] [средний палец emoji] [средний палец emoji].

Засунув телефон в карман, я спускаюсь в заброшенный дом в поисках еды. Мои шаги по лакированной плавающей лестнице — единственный приглушенный шум во всем доме. У меня возникает мысль подключить телефон к акустической системе bluetooth и включить какой-нибудь плейлист с окружающим звуком, чтобы наполнить дом шумом. Иногда это помогает заглушить удушающую тишину.

Это жутко, черт возьми, и я все еще не привык к тому, что дом принадлежит только мне. Возможно, я никогда не привыкну. Я не знаю, лучше ли это в редких случаях, когда мои родители рядом. Они держатся особняком, когда они дома, почти как будто их вообще здесь нет.

Именно поэтому я предпочитаю проводить все свое время в доме Лукаса на берегу озера.

Я бы хотел, чтобы мои родители взяли домашнее животное, а не меня, но я бы не пожелал такого обращения ни одному животному.

Кухня стерильна и ухожена, словно агент по недвижимости готовится к визиту потенциальных покупателей. Свежие цветы стоят в бетонной вазе в центре темной гранитной стойки на острове, рядом с ней лежит стопка журналов, один из которых перевернут на рецепт, как будто я думаю испечь сахарное печенье. Очень нелепо.

Уголки моего рта опускаются вниз, когда я останавливаюсь перед холодильником и заглядываю внутрь, как только открываю его.

Он полностью заполнен, но меня ничего не привлекает. Моя челюсть двигается из стороны в сторону. На средней полке стоят два контейнера с остатками пищи. Ни этикетки, ни записки, но если я единственный жилец, то не похоже, что остатки еды предназначены для кого-то еще.

Зажав мякоть щеки между зубами, я достаю телефон из тренировочных штанов. Я открываю сообщение с папой и сглатываю от одностороннего разговора, его ответы, усеивающие левую часть сообщения, очень редки. Мой большой палец нависает над клавиатурой. Не знаю, зачем я мучаю себя, умоляя его о внимании.

Он не заслуживает его. Я не хочу, чтобы он дарил его мне, не так, как раньше.

Мои пальцы все равно двигаются, как будто я одержим.

Девлин: Я попросил Фрэнка забрать мой Range Rover из школы сегодня, чтобы он мог посмотреть на него в своем магазине. Он спросил, не интересует ли тебя Ferrari F355 1994 года для нашей коллекции. Я сказал ему, чтобы он подождал. Мы сможем посмотреть на него, когда ты будешь дома.

Кажется, что прошло миллион лет, когда папа познакомил меня с автомобилями. Воспоминания далекие, туманные, на задворках моего сознания, всегда недоступные для понимания, когда я пытаюсь рассмотреть их с ясностью.

Если переключиться на мою переписку с мамой, слова приходят легче.

Девлин: Мой учитель по психологии задал тему исследования по идентичности. У тебя есть какие-нибудь книги о том, как мозг справляется с влиянием окружающей среды?

В центре моей груди сидит жгучее ощущение, лижущее грудную клетку. Я потираю его, когда кладу телефон на остров, поддерживаю свой вес на руках и опускаю голову, свесив ее над молчащим телефоном.

Гранит холодный.

Сдавайся, шепчет мой разум.

Выдавив из себя беззлобный смешок, я отхожу в сторону, чтобы приготовить что-нибудь поесть.

Пока я готовлю протеиновый коктейль на ужин, ответа нет. И только когда я промываю блендер в раковине, экран загорается, задевая глубокую часть меня, которую я держу взаперти. Ту часть, которая хранит надежду.

Ругая себя за это, я выключаю воду и вытираю руки о сложенное в несколько раз полотенце для посуды, бросаю его на стойку, а затем беру телефон.

Сообщение от мамы. Надежда, поднявшаяся на поверхность, опускается обратно. Ее слова отрывисты и стерильны, даже для смс. Библиотечная полка. Домашний офис.

Я даже не ругаюсь за полные предложения. Мой рот складывается в суровую линию.

— К черту все, — бормочу я.

Еще слишком рано идти сидеть на крыше и курить сигареты. Я провожу пальцами по рту. Я мог бы пробежаться, но Бишоп усердно тренировал нас на дриблинге. Если я буду толкаться ногами, чтобы разогнать дикое количество мыслей в моей голове, это только укусит меня за задницу на завтрашней тренировке.

Каким бы огромным ни был дом, сводчатые потолки словно поглощают меня, стены подступают со всех сторон. Мне нужно выбраться отсюда. Поездка на Пик-Пойнт звучит неплохо.

Мне нужно побыть под звездами, когда они мерцают. Они всегда очищают мой разум.

Сбегав наверх за бумажником, я направляюсь в гараж. Прежде чем я шагнул в дверь, подозрительный звук остановил меня на полпути. Один двигатель только что завелся.

Я стискиваю зубы, чтобы не почувствовать, что мое сердце колотится сильнее, а тело находится в состоянии повышенной готовности.

Что-то не так.

Мои глаза сужаются, когда я прохожу в гараж.

Я держусь ближе к стене, чтобы можно было заглянуть за перегородку, ведущую в гараж, где мы с папой храним нашу коллекцию автомобилей. Мой взгляд метает туда-сюда, затем расширяется, когда я замечаю свет задних фонарей на моем Porsche.

Кто-то сидит на водительском сиденье.

— Нет, ублюдок, — шепчу я, двигаясь как тень, руки сжаты в кулаки.

Я намерен убить ублюдка, который решил, что может войти в мой дом и забрать мою любимую машину. Я подкрадываюсь к заднему бамперу размеренными шагами, изо всех сил стараясь сохранить ровное дыхание. Не потому, что я боюсь незваного гостя, а потому, что меня трясет от ярости.

Как только вор отворачивается, я подкрадываюсь к окну и замираю, когда узнавание ударяет мне в лицо.

Липкие пальчики.

Это не просто вор в моей машине, не какой-нибудь случайный бандит, желающий подрезать мою тачку. Нет, я поймал Блэр Дэвис, на краже красного, моего дорогого Porsche.

Подруга Джеммы и раздражающая, назойливая уличная крыса, с которой я играю ради собственного развлечения в школе.

Первоначальный шок проходит, и я сжимаю руки в кулаки.

Она — заноза в моем боку, проделывает свои карманные трюки прямо на глазах у моих парней. Она не боится меня, как следовало бы, ее упрямая наглость похожа на жука, которого я не могу раздавить.

Этот маленький таракан только что подписал свой смертный приговор.

Ярость приходит быстро, неудержимая и всепоглощающая. Она вспыхивает, как от удара спички, все мое тело пылает от ненависти к этой суке.

Грубое рычание вырывается из моего горла, когда я распахиваю дверь.

Блэр вскрикивает, но это не удовлетворяет меня. Ее гладкий чернильный хвост раскачивается взад и вперед от ее взволнованных движений, когда она вскакивает на ноги. Она бросает на меня взгляд, смешанный с вызовом и разочарованием.

Но не страх. И это, блядь, не поможет, не так ли?

— Нет! — кричит Блэр, пытаясь вскарабкаться на центральную консоль.

Я тянусь за ней, перехватывая ее запястье в мгновение ока, прежде чем она успевает уйти далеко. Ее побитый ботинок шаркает о руль, пока она брыкается.

— О, я так не думаю, — огрызаюсь я. — Вернись сюда!

Ее нога летит мне в лицо, задевая ребра, когда я уворачиваюсь. Я хрюкаю от вспышки боли. Маленькая сучка. Удар застал меня врасплох, но я не отпускаю ее запястье.

Блэр Дэвис заплатит за это. Я позабочусь об этом.

Крепче прижав ее к себе, я дергаю ее за руку, пока она не поддается. Когда я вытаскиваю ее из машины, я сажаю ее в клетку и использую свой рост, чтобы прижать ее к машине.

Ее бледные щеки раскраснелись, но глаза цвета виски остры и сосредоточены. Она выглядит как бродяга, даже больше, чем обычно, в выцветшей черной футболке с длинным рукавом и оборванным вырезом. Не видно, что она сожалеет, только злится, что ее поймали.

— Какого хрена ты делаешь? — рычу я.

Упрямство — это все, что я вижу на ее лице. Я смотрю на нее. Она не знает, с каким чудовищем столкнулась. То, что я делаю с ней в школе, — чертова детская забава по сравнению с тем, что я хочу сделать сейчас.

Блэр проверяет мою хватку, и я крепче сжимаю ее костлявое запястье, пока ее глаза не облетают комнату.

Встряхнув ее, я наклоняюсь к ее лицу. Она фиксирует взгляд на мне, наклоняя подбородок вверх, потому что она из тех девушек, которые смотрят смерти в лицо и, черт возьми, смеются. Моя губа кривится, и я с шипением выдыхаю воздух между зубами.

С ворчанием я отпихиваю ее в сторону, чтобы наклониться к машине и заглушить двигатель. Я не вижу брелка, но она могла его спрятать. Это проблема на потом, когда я разберусь с ней. Я не позволю ей сбежать. Когда я захлопываю дверь машины, она поджимает губы.

— Ты влипла по самые уши, воровка, — прорычал я, крепче сжимая ее запястье. Чтобы доказать свою точку зрения, я хватаю ее за верхнюю руку и сжимаю. Она — кожа да кости, но это меня не останавливает. — Ты заплатишь за это.

Блэр напрягается, но все равно смотрит на меня холодным взглядом, от которого я скрежещу зубами.

— Пойдем. — Я вытаскиваю ее из гаража.

3. ДЕВЛИН

Что-то подсказывает мне, что она скользкая и ждет, когда я ослаблю бдительность. Ни единого шанса, маленькая воровка.

Блэр молчит, пока мы входим в кухню. Упорство ее борьбы, когда я впервые поймал ее в машине, улетучилось, но я сомневаюсь, что оно просто исчезло. Должно быть, она пытается изобразить, что слаба против моей силы.

Я не хочу приводить ее в свою комнату. Кухня — моя лучшая ставка на то, чтобы найти что-нибудь, что могло бы ее удержать.

Ящик за ящиком, и все пусто. Все, что я сделал, это наделал много шума во время поисков. Блэр проверяет мою хватку, пытаясь вырваться. Я с рычанием впиваюсь пальцами в ее бледную кожу. Разочарование клокочет в моей груди, пока я ищу кулинарную нитку или какую-нибудь хрень.

Господи, как я не знаю, где это дерьмо лежит в моем собственном доме?

— Похоже, ты не готов к тому, чтобы взять кого-то в плен, — огрызнулась Блэр.

Я оборачиваюсь к ней, позволяя своему сердитому взгляду скользить по ее миниатюрной фигуре. — Если хочешь, у меня в спальне есть пара наручников. Я бы пристегнул тебя к кровати, но не хочу, чтобы ты ее испачкала. — Я делаю паузу, чтобы изобразить задумчивость. — Но, опять же, думаю, я мог бы сначала обработать тебя от блох.

Блэр кривит губы, и я возвращаюсь к своим поискам.

Ее взгляд говорит о многом, уколовшись о мою шею, пока я тащу ее за собой. Когда я бросаю на нее взгляд, она рассматривает все вокруг с расчетливым интересом, который меня раздражает.

Однако ее пульс не лжет. Он подпрыгивает под моими пальцами, когда я рывком поднимаю ее за запястье еще на шаг вперед.

— Прими это, Дэвис, — выплюнул я, взмахнув рукой. — Это самые большие деньги, с которыми ты когда-либо будешь рядом.

Ее брови взлетают вверх, а пухлые губы подергиваются — единственная реакция на мои слова. Она так хорошо научилась сдерживать свои реакции, когда я нападаю на нее в школе. Меня раздражает, что она не хочет бороться со мной и здесь.

Блядь, скажи что-нибудь. Сделай что-нибудь.

Становится трудно рыться в ящиках одной рукой, пока я таскаю ее кругами по комнате.

Сдерживая раздраженное ворчание, я замечаю подсумок, прикрепленный к ее поясу. Может быть, у нее есть что-то, что я могу использовать. Поэтическая справедливость использования ее собственного дерьма на ней слишком хороша.

Одним плавным движением я разворачиваю ее и зацепляю ногой один из табуретов с металлической спинкой у острова. Скрежет о кафель заставляет нас обоих напрячься.

Входя в личное пространство Блэр, я кладу руки ей на талию. Так близко я могу разглядеть крошечные веснушки, усеивающие переносицу и щеки.

Ее дыхание сбивается от моего приближения, глаза слегка расширяются. — Отойди от меня!

Я ухмыляюсь, с легкостью поднимая ее на руки и не слишком мягко опуская на табурет. Она упирается руками в сиденье, чтобы удержать равновесие. Я подношу руку к ее горлу и усмехаюсь, когда ее губы сжимаются в недовольном движении.

— Не думай никуда уходить, — промурлыкал я насмешливым, кокетливым тоном. — Ты не сбежишь.

Я ожидаю, что она будет бороться со мной. У нее внутри есть огонь, который она готова выпустить против меня, и я жажду его — хотя бы ради возможности подавить ее силой. Но она молчит, ее руки сжаты на коленях. Интересно.

Возможно, она выжидает время. Она будет ждать всю ночь в ожидании возможности, которая не представится. Я не позволю ей пойти на хитрость.

Умные глаза Блэр обшаривают комнату, задерживаясь на дверях.

Я наматываю ее мягкий хвост на руку, затем проникаю пальцами в резинку и расстегиваю ее, чтобы темные волосы рассыпались по лицу, как занавес. Трудно было разглядеть в борьбе, но это уже не цвет сердитой грозовой тучи, которую я привык искать в коридорах школы. Она покрасилась в неестественный цвет, когда я несколько часов назад наматывал деньги на рыболовную проволоку. Теперь он такой же черный, как и мой.

Блэр молчит, даже когда я провожу рукой по ее волосам, спускаюсь по мешковатой рубашке к бедру. Это не вызывает у нее энтузиазма. Когда я быстрым движением выхватываю у нее сумку, она наконец-то теряет скучающее выражение лица. Уголки ее глаз напрягаются.

С моих губ срывается хрупкая усмешка, и я слегка сжимаю ее шею. — Что у тебя есть в твоем мешке с фокусами?

Блэр бросает взгляд в сторону, ее густые ресницы взметаются над веснушками, которые подмигивают мне, как звезды. Вместо ответа она слегка втягивает нижнюю губу между зубами.

Я кладу сумку на молнию на прилавок и роюсь в ней одной рукой. Мои брови взлетают вверх, когда я вижу отмычки, плоскогубцы, отвертку и кольцо с ключами, похожее на набор, который мы с Бишопом храним в школе для собственных шалостей. Моя маленькая воришка не шутит.

Уголки моего рта изгибаются в удовлетворении, когда я прохожу через тонкий шнур. Идеально.

Схватив ее запястья, я заставляю их опуститься за стул, крепко привязывая каждое к металлической подставке.

— Ты думаешь, что пугаешь меня этим? Это не так.

— Я поймал тебя, не так ли? Ты была чертовски плохой девочкой.

Блэр поворачивает голову достаточно далеко, чтобы взглянуть на меня уголком глаза, ее волосы каскадом падают на спину. Я зарываюсь в них пальцами и дергаю за шелковистые пряди, заставляя ее голову отклониться назад. Она встречает мой взгляд, и по моему лицу пробегает зловещая ухмылка.

— Вот так. Борись сколько хочешь. — Я наклоняюсь ближе и касаюсь носом ее виска, вдыхая. Она пахнет дешевой имитацией ванили, но мне это нравится. Резкость ей идет. — Ты находишься под домашним арестом. Я здесь главный, и ты никуда не пойдешь.

Блэр ехидничает себе под нос. Мой кулак сжимается в ее волосах, и маленький звук застревает в ее горле.

Я говорю в сторону ее лица. — Следи за своим отношением. Или тебе не понравится то, что я с тобой сделаю.

Отпустив ее, я проверяю целостность узлов на каждом из ее запястий, убеждаясь, что она не может вывернуться. Они достаточно тугие, чтобы впиваться в кожу, не нарушая кровообращения. В самый раз для дискомфорта. Когда я закончил с фиксацией, я подошел и похлопал ее по бедру. Сложив руки, я наклоняю голову, рассматривая моего незваного гостя.

— Ты останешься в таком положении до приезда полиции.

— Ты не вызвали полицию. — Блэр качает головой, повторяя мои движения. Она скрещивает ноги. — И не вызовешь.

Мои руки опускаются, и я наступаю на нее, останавливаясь в дюйме от ее лица, упираясь руками в спинку табурета. Он достаточно высокий, чтобы дать ей немного высоты, но все же не уравнивает нас.

Бравада должна быть фальшивой. Она не может думать, что в этой ситуации у нее есть рычаги влияния, как у пойманного вора.

— Разве нет? Я обрушивал ад на людей и за меньшее, чем ты. — Угроза повисла в небольшом пространстве между нами. — Ты угнала мою машину.

— Этот безвкусный кусок дерьма? — Блэр насмехается ледяным тоном. — Что за бельмо на глазу.

Я сдерживаю рык. Все закончится слишком быстро, если я не буду действовать осторожно. Она заслуживает медленной пытки за свое неуважение. Я снова касаюсь ее волос,кручу их между пальцами, обдумывая свою тактику.

— Ты покрасила волосы в черный цвет для полной криминальной эстетики? Теперь ты действительно вписываешься в трейлерный парк, в котором сосешь хуй, не так ли?

Она сжимает челюсть и смотрит на меня как кинжал. Я отбрасываю прядь волос.

Блэр похожа на богиню хитрости и проступков, привязанную к кухонному табурету, с вызовом в глазах, фарфорово-гладкой шеей, просящей моей руки, и ее пухлым губам.

Это соблазнительное зрелище.

Она была бы прекрасна, если бы не была такой чертовой занозой в заднице.

— Трюки не оплачиваются, так что ты решил перейти от наглых карманных краж к этому? — Еще одна опасная улыбка кривит мой рот. — Или ушибленные коленки — это больше специализация твоей мамы?

— Заткнись! — Блэр с грубым звуком ударяется о табурет. Ее волосы скрывают лицо, а плечи вздымаются от учащенного дыхания.

А, слабое место.

Я обхватываю ее лицо, надавливая большим пальцем под подбородком, чтобы заставить ее повернуться ко мне лицом, вгоняю нож сильнее, ударяя ее по спине, где я могу причинить ей боль словами.

— Ну вот и все. Подожди, пока ученики Сильвер-Лейк услышат правду, которую я раскрыл о домашней жизни Тряпичной Энн.

Она обнажает зубы. Огонь, которого я так жаждал, вырывается наружу. Я хочу сразиться с ней за то, что она перешла мне дорогу.

— Вот ты где, маленький демон. Мой большой палец подталкивает ее голову назад. — Я наконец-то вышвырну тебя из моей чертовой школы, когда копы арестуют тебя за незаконное проникновение, взлом и проникновение и попытку кражи.

— Мудак, — рычит она. — Ты жалкий придурок.

Я смеюсь ей в лицо, наклоняясь ближе. Она откидывается назад, насколько это возможно в неудобном положении, в которое я ее поставил, ее нос сморщился.

— Ты действительно хочешь вырыть себе более глубокую могилу? — Мой голос мягкий, в противоречии с моими словами.

— Ты бы уже вызвал полицию, а ты этого не сделал. — Она бьется об узлы, связывающие ее запястья. — Ты предпочитаешь играть в эту больную игру, притворяясь, что можешь меня контролировать.

Все остальные в школе всегда видели во мне дерзкого плейбоя, большого шутника. Но не Блэр. Нет, она видит насквозь все мои сценические забавы. Как будто она знает. Она никогда не сможет узнать, каково это. Не такая никчемная крыса, как она.

У меня сводит челюсть, и я хватаю ее за лицо, сжимая ее щеки. — Может, я просто хочу сначала сломать тебя. Но ты точно проведешь эту ночь в тюремной камере.

— Где это, в твоем подвале?

Злая ухмылка искажает мои губы. — Это то, чего ты хочешь? Ты мечтаешь в своей маленькой запутанной голове, что это начало какой-то сказки, где у меня есть какая-то башня, чтобы держать тебя в ней? Я знаю, что девочки в школе любят поговорить, но я не принц. Я твой худший кошмар, липкие пальчики. Я сделаю тебе больно за то, что ты дотронулась до моей машины.

— Я могла бы сказать им это до того, как они деградировали, подпрыгивая на твоем больном члене. — Блэр пытается ухмыльнуться, но моя хватка на ее лице останавливает ее. — Все, что я вижу, это жалкого мудака, который окружает себя царством фальшивых идиотов. Ты ничего не можешь сделать со мной. У тебя не хватит смелости.

— Похоже, ты не понимаешь, что я держу тебя связанной на своей кухне. Не проси пощады. — Я щелкнул зубами, приблизив зубы к ее лицу. — От меня ты ее не получишь.

— Для человека, который любит эту нелепую машину, ты, конечно, не торопишься звонить властям, чтобы они меня забрали.

Она говорит самодовольно, как будто раскусила меня. Да, точно.

Это то, что сводит меня с ума. Она ведет себя так, будто знает обо мне все. Она ничего не знает.

— Если ты так торопишься, то…

Я отворачиваюсь от нее. Набрав номер, я медленно поворачиваюсь лицом к ней, рука небрежно засунута в карман.

Блэр смотрит на меня, в ее храбром фасаде появилась трещина, ее брови сходятся вместе, когда я начинаю насвистывать. Она вздрагивает.

— Ладно, подожди. Серьезно, я…, — отрезает она, делая тяжелый вдох. Она расставляет ноги, больше не играя, будто я не представляю угрозы. Видеть, как ломается ее гордость, и слышать отчаяние в ее голосе — это праздник оправдания. — Девлин, пожалуйста. — Ее глаза расширились, когда я открыл рот, чтобы ответить, и переключил свое внимание на телефон. — Я сделаю все, что угодно! Не надо!

Подняв бровь, я позволил моменту растянуться. Выражение ее лица потеряло всякую уверенность, теперь, когда надвигаются реальные последствия. Я переключаю телефон на громкую связь и скольжу им по граниту. Он останавливается рядом с ней, крутится вокруг нее.

— Спасибо, что позвонили в пиццерию Джимми, могу я принять ваш заказ?

Блэр бросает шокированный взгляд с телефона на меня. — Ты… позвонил в доставку?

— Привет? Самовывоз или доставка?

Вместо того чтобы ответить ей или собеседнику, я нажимаю кнопку завершения вызова. — Что ты только что предложила?

Блэр сдвинулась на табурете, облизывая губы. Нехотя она повторяет: — Я сделаю все, что угодно. Только… не вызывай полицию. Я не могу попасть в тюрьму. Как бы ты ни хотел отомстить мне, хорошо.

— Что угодно? — Лед кристаллизует мой голос, делая его зазубренным и резким. — Ты даешь мне карт-бланш на то, чтобы взять правосудие в свои руки. — Я щелкаю языком и качаю головой, буравя ее взглядом. — Опасная сила, чтобы предлагать ее кому-то.

Она пожимает плечами.

— Тебе известно. — Я подхожу ближе, скольжу рукой по ее ноге, сжимаю ее, мой большой палец прижимается к внутренней стороне ее бедра. — Ходят слухи, что ты отдашь его за правильную цену. Давай для начала откажемся от этой платы.

Блэр с видимым трудом отвечает, отводя глаза и прижимая подбородок к груди. Ее дыхание становится быстрым и резким.

— Если ты этого хочешь.

Меня забавляет ее измученное выражение лица.

— Если подумать… — Я прервался, сурово нахмурившись. — Не хочу заразиться от грязной крысы из сточной канавы. И я не живу в трущобах, не тогда, когда у меня есть первоклассная киска взаперти.

Выражение ее лица заставляет мой рот искривиться в едкой улыбке.

— Ты свинья.

Я отступаю назад, убирая руку с ее бедра. Схватив свой телефон со стойки, я размахиваю им перед ее лицом.

— Давай. Умоляй меня, милая и красивая, не вызывать полицию. — Я слегка опускаю подбородок и поднимаю брови. — На этот раз по-настоящему.

На ее лице отражается борьба. То, как она дергает за шнур, похоже на победу.

— Пожалуйста, — бормочет она.

— Ты можешь сделать больше, чем это. И тебе лучше.

Из нее вырывается ворчание разочарования. Когда становится ясно, что она никуда не идет, она опускается на спинку табурета и смотрит в небо, как будто там она найдет ответ.

Блэр обращается к высокому потолку. — У меня не было выбора. У тебя их так много, что это имело смысл и ты мог бы просто купить еще один.

— О чем ты говоришь?

Блэр сбивчиво дышит. — У меня есть… кто-то, кто рассчитывает на меня. — Она поднимает голову и пронзает меня усталым взглядом. — Деньги для тебя не такой товар, как для меня. К тому же, ты — мудак.

Я пристально смотрю на нее. — Думаю, мне все же стоит позвонить в полицию. Ты совсем не сожалеешь.

— Я не жалею, — огрызается Блэр. — Я сделаю все, что потребуется, для людей, которых я люблю.

На краткий миг я сбит с толку ее убежденностью.

В моей голове появляется идея. Я слежу за своими губами, размышляя над этой мыслью, рассматривая ее со всех сторон. Это немного безумно, даже для меня, но это послужит для Блэр уроком — и на этот раз он будет действенным. Она не сожалеет? К тому времени, когда я с ней закончу, раскаяние будет наименьшей из ее забот.

Прикоснувшись языком к нижней губе, я смотрю на нее сквозь прикрытые капюшоном глаза.

Разрушение.

Контроль.

Месть.

Я возьму все это и заставлю ее пожалеть, что она никогда не встретила меня.

Скрестив руки, я смотрю ей в лицо. — Ты можешь отдать свою душу либо мне, либо копам. Выбирай, ангел.

Взгляд Блэр возвращается в полную силу.

Я подавляю желание рассмеяться. Укрощение ее будет интересным занятием.

— Я ничей ангел, — клянется Блэр.

4. БЛЭР

— Так что же это будет, Дэвис? — Девлин прислонился бедром к кухонному острову.

С призрачными темными глазами и челюстью, достаточно острой, чтобы порезаться о ее смертоносные края, он душераздирающе красив так же, как смертельно опасен олеандр. Красивый на вид, но его яд покончит с вами, едва вы его попробуете.

И он, блядь, это знает.

Я напрягаюсь против дурацкого шнура, которым он меня связал. Мои собственные чертовы припасы удерживают меня, прижимают меня к Девлину. Какой же он ублюдок. Каждый раз, когда я немного сдвигаюсь, его взгляд опускается вниз, изучая мое тело.

Что бы он не предложил, это не может быть хорошо. Возможно, было бы проще, если бы я убедила его трахнуть меня ради мести. По крайней мере, тогда ему пришлось бы развязать меня, и я смогла бы сбежать.

Хотя это единственное, что я никогда не ставила на кон, чтобы выжить.

Феникс восстает из пепла, рождаясь заново после раздора. Я меняю и переделываю себя, но не чувствую себя рожденной заново. Трудности, с которыми я столкнулась, только закаляют мой панцирь, готовя меня к следующему препятствию, с которым я буду бороться до последнего. Я стала неузнаваемой маленькой девочкой-идеалисткой, которой была когда-то.

Мои границы были нарисованы и перерисованы на песке каждый раз, когда я переступала их, узнавая что-то новое, что я могла потерять, если это означало еду на столе и жестяную крышу над нашими головами.

Но не мое тело. Никогда мое тело.

Возможно, это одна из моих последних линий, но я не переступлю ее.

Думаю, я рада, что он не хочет этого от меня.

Глядя на Девлина сквозь ресницы, трудно расшифровать маску, которую он держит на месте. Она отличается от той, которую он носит в школе и на вечеринках, той, которая делает его темным королем школы Сильвер-Лейк. Ее легко прочитать. Волосы свисают ему на глаза, но я вижу смесь расчетливой холодности и неловкого нетерпения в зловещей глубине. Наверное, ему не терпится поймать в свои когти новую игрушку.

Я скребу зубами по нижней губе, желая дотянуться до узлов на запястьях. Летом Джемма водила меня на курсы самообороны в Денвере. Если бы я смогла освободиться, нанести ему удар ногой по яйцам, думаю, я бы успела добежать до леса, окружающего дом, прежде чем он поймает меня снова. Я быстро бегаю. Но эти чертовы узлы такие тугие, и он связал мои руки так, что они разделены, а не вместе, что лишает меня возможности использовать противоположную руку, чтобы освободить ограничитель.

Выжидать время не получается. Когда он схватил меня в гараже, я сразу поняла, что мне никогда не одолеть его, пока мы одни. Мне нужно дождаться перевеса, чтобы сразиться с ним. Правила здесь — на вражеской территории — неизвестны, и я должна найти выход из этой неразберихи.

Я пытался освободиться от шнура, обмотанного вокруг моих запястий. Похоже, он не связал меня обычными узлами. Каждый раз, когда я двигаюсь, они не ослабевают, а затягиваются.

В голове проплывают слухи, распространяемые хвастовством девушек, которые были с ним, о том, что он трахается не так, как другие парни. Они называют его озорным и опасно сексуальным. С тем, как завязаны эти узлы… боже, что за причудливое дерьмо его заводит?

— Мне действительно следовало бы посадить тебя под замок, но раз уж ты так мило умоляла — ну, не совсем, но, — Девлин прикладывает к груди раскинутую руку и делает вид, что кланяется, прямо из романа Остин, — я готов быть джентльменом и помочь тебе.

Мои брови взлетают вверх, прежде чем я успеваю сдержать реакцию. Что?

Это совсем не похоже на милый жест, его тон и чернота его затененных глаз скрывают ловушку в его предложении.

Как будто я поверю, что он помогает мне по доброте душевной!

У Девлина нет сердца. Если оно у него и было, то давно умерло. На его месте сидит гнилая, разложившаяся дыра.

— Что именно ты имеешь в виду?

Отдай свою душу мне или копам.

Как я могу выбрать между моим кошмаром и дьяволом, который меня мучает?

Чего он ждет от меня? Это невозможный выбор. Но, опять же, как и проблема, которая изначально загнала меня в эту ситуацию.

Это похоже на один из его жестоких трюков, такой же, как его футбольные приятели, которые в школе приманивали меня долларовыми купюрами на рыболовной проволоке. Или в прошлом году, когда он позволил мне сесть за свой обеденный стол рядом с Джеммой, потому что Лукас хотел, чтобы она была рядом, но ценой этого было то, что Девлин побаловался с моим подносом и бросил его на пол на глазах у всех.

Девлин отмахнулся от моего вопроса. — Я дам тебе то, за чем ты сюда пришла.

Это привлекает мое внимание. Я сажусь, насколько могу, на узкий табурет и сглатываю.

— Не понимаю. — Мой лоб морщится. — Ты позволишь мне уехать на своей машине? Вот так просто?

Уголок рта Девлина причудливо приподнялся, и на его щеке появилась ямочка.

— Вовсе нет. Ты больше никогда не тронешь мою машину. — Он показывает на меня, чтобы довести это постановление до конца, изучает меня с хитрым любопытством. — Нет, я имею в виду, что если ты будешь играть в мою игру, я забуду о сегодняшнем вечере. И если ты это сделаешь, я дам тебе деньги, которые тебе явно нужны.

Мои губы приоткрываются, на минуту поддавшись искушению.

Реальность настигает меня секундой позже. Я закрываю рот, ища ту часть, где он смеется мне в лицо. Потому что то, что он предлагает? Это звучит слишком чертовски хорошо, чтобы быть правдой. Он просто даст мне денег? Тут есть подвох, я знаю.

Девлин? Не против помочь мне?

Мы ненавидим друг друга.

— Это предложение истекает до того, как ты уедешь отсюда. — Девлин самодовольно ухмыляется. — Ну что… готова сыграть в игру, маленькая воровка? — Он подходит ближе, как зверь, охотящийся на меня ради забавы, утопая в богатом, землистом запахе кожи и специй. Он наматывает прядь моих волос на палец, пока улыбка танцует на его губах, демонстрируя ямочки. — Я объясню дальше. Правила просты: мой путь — закон.

— И это все? — Я поджала губы.

С Девлином никогда не бывает все просто. Всегда есть слои, жестокие розыгрыши, скрывающиеся под его ударной фразой. Мне трудно поверить, что его предложение настолько простое, как он говорит.

— Это одноразовая сделка. — Девлин наклоняется, чтобы прошептать мне на ухо — потому что какой же рингмейстер без театральности? — Можно сказать, что это настоящая кража.

Глубокий голос Девлина задевает что-то глубоко внутри меня, его горячее дыхание обдает мою кожу.

— Фу. — Я отстраняюсь от него, дергая головой. Он отпускает меня, все еще вторгаясь в мое личное пространство. — Серьезно, что за мелкий шрифт? Ни за что на свете я не соглашусь на все, что ты хочешь, не зная, что влечет за собой сделка с дьяволом.

Девлин усмехается, звук низкий и раскатистый. — Умно. Жаль, что у тебя нет никаких рычагов влияния или переговорной силы. Твой выбор ограничен тем, что предлагаю я, или общим мылом.

— Просто скажи мне.

— Сделка заключается в следующем, маленькая букашка. — Девлин постукивает меня по носу. — Ты становишься моей.

У меня дыхание перехватывает в горле, когда он продолжает.

— Моя, чтобы командовать, чтобы делать все, что я скажу, когда я этого потребую. — Девлин качает головой, закрывая глаза капюшоном. — И я заплачу тебе за это. Если ты будешь вести себя хорошо и делать то, что я скажу.

Как я могу согласиться на это?! Я должна быть сумасшедшей! Но… деньги.

Мне приходится дважды сглотнуть, чтобы разогнать толщу, забивающую горло. — Как твой… твой личный слуга?

— Как хорошо обученная, — Девлин переводит взгляд на мою рубашку и гримасничает, — …собака. Даже шавки могут научиться слушаться своего хозяина.

Хозяина. Мой желудок сжимается, а по коже пробегает холодная колючка. На шее выступили капельки пота.

Это безумие. Я действительно обдумываю его предложение. Я должна, не так ли? У меня снова осталось мало вариантов.

Девлин прав, к сожалению. Он бросил мне это прямо в лицо.

Если я откажу ему, то меня посадят в тюрьму.

Я не могу так поступить с мамой.

По какой-то больной причине он хочет дать мне этот выход. Письмо с уведомлением горит у меня в заднем кармане. Долги, приковавшие нас к отцу, похоронят нас с мамой, но это может стать нашим способом вынырнуть из бесконечной песочницы. Черт возьми, нам нужны деньги.

Что хуже — тюремный срок или стать игрушкой дьявола?

Моя гордость кричит на меня. Годы издевательств над ним в школе мелькают в моем сознании, как кинопленка. Это противоречит всему, что есть во мне, — подчиниться его правилам.

В прошлом году моя жизнь в школе была проще. Моя подруга Джемма была новенькой, не боялась противостоять чужому дерьму. Теперь она учится в колледже, так что все вернулось на круги своя с тех пор, как я начала учиться в школе Сильвер-Лейк, — стая стервятников во главе с самим Девлином рвет мою гордость, пока не останется ничего, кроме объедков.

Согласие на это подорвет те усилия, на которые я иду, чтобы подняться над его мелочным дерьмом.

Для мамы… Ты можешь это сделать, если это поможет маме.

— Я хочу это в письменном виде, — вздыхаю я, едва узнавая свой напряженный голос.

Он хмыкает, прикрывая рот. Еще труднее угадать его мысли, когда видна только половина его лица. — Почему?

— Ты не записал этот разговор на телефон. Устные договоренности — это бумажная волокита. Ты можешь просто развернуться и решить, что все равно хочешь меня трахнуть. — Я смочила губы и выдавила из себя слова. — Изложи это в письменном виде, и я подпишу. Я… — Мой голос застревает в горящем горле. — Я… стану твоей. За плату.

Девлин рассматривает меня в течение долгой минуты, обводя губы отсутствующим взглядом. Он отступает назад, давая мне возможность отдышаться.

— Умная девочка, — бормочет он, роясь в ящиках, но ничего не находит. Он берет журнал с середины острова и вырывает страницу. — Отлично. В твоем наборе вора есть ручка?

— Да. Тебе нужно будет развязать меня, чтобы я могла расписаться.

Внешне я собрана, уверена и спокойна. Внутри у меня беспорядок, буря уязвленной гордости и голодного отчаяния. Выживание превыше всего. Это будет стоить того.

Девлин роется в моей сумке и наклоняется над разорванной бумагой, чтобы написать условия нашего соглашения. После того, как он с размахом подписывает его, он освобождает одну из моих рук.

— Все еще связана здесь, — замечаю я, разжимая и сгибая запястье.

— Как же ты мне нравишься, хулиганка. — Девлин шлепает ручкой по контракту и кладет его передо мной. — Подпиши его, и я отпущу тебя. Конечно, если тебе нравится быть связанной, мы можем оставить тебя и так. Ты станешь отличным дополнением к декору кухни.

Уголки моего рта опускаются. Придурок.

Моя рука дрожит, когда я держу ручку. Она немного соскальзывает, и я поправляю хватку.

Формулировка проста. На вырванной странице журнала написано именно то, что сказал Девлин.

Блэр Дэвис соглашается выполнить любой заказ Девлина Мерфи в обмен на денежное вознаграждение.

Дата окончания не указана. Я выдержу это, даже если это навсегда. Слишком ценен шанс избавиться от тяжких долгов, которые мы с мамой несем. Моя жизнь и гордость — небольшая цена.

Тихо вдыхая, я отдаю себя в руки дьявола.

5. ДЕВЛИН

Как только она подписывает свое имя на контракте, на котором она настаивала, я впиваюсь пальцами в узел на другом запястье, освобождая ее.

Тепло успеха закручивается в глубине моего нутра, когда я просматриваю наш импровизированный контракт, ее имя, написанное аккуратно и без излишеств, рядом с моим.

О, липкие пальчики, ты даже не представляешь, на что подписалась.

Я засовываю язык в щеку. Моя голова уже переполнена идеями, как унизить ее. Я буду преподносить ей урок за уроком. Она не только пожалеет о том дне, когда вознамерилась взять то, что принадлежит мне, но и научится бояться монстра, которого я держу внутри себя.

Я стану ее личным кошмаром и спасением одновременно. Пьянящая смесь власти в моих руках.

Мысль о том, чтобы заставить ее танцевать под мою собственную извращенную мелодию, наполняет меня таким удовлетворением, что у меня немного кружится голова от волнения.

Блэр сползает с табурета, потирая запястья. На ее коже остались розовые следы, которые к утру исчезнут. Веревка была завязана недостаточно туго, чтобы оставить неизгладимый след.

Я должен сделать что-то, чтобы отметить ее.

Это желание пока откладывается. Мне нужно время, чтобы спланировать команды, которые я хочу ей дать.

Блэр быстро расправляется со шнуром, отстегивая его от табурета. Она обходит меня, чтобы взять свой чехол на молнии. Прикрепив его к поясу, она проводит пальцами по гладким волосам.

Мы зашли в тупик. Условия контракта в силе, но настроение от ее вторжения и моих попыток помешать ему висит между нами. Мы не друзья — скорее наоборот.

Вместо того, чтобы снова вернуть себе твердый контроль, я позволяю моменту тянуться, любопытствуя, что она предпримет. Черт, она достаточно быстра, я бы не отказался, чтобы она схватила самую близкую вещь, какую только сможет, и бросилась к двери. Если дело дойдет до этого, я тоже быстр, как черт. Я поймаю ее снова.

— Итак… — Блэр прерывается и избегает моего взгляда. — Я просто собираюсь уйти.

Она смотрит на меня с минуту, словно ожидая, что я откажусь от своего слова. Я не нарушаю сделку.

Склонив голову набок, я поднимаю брови. — Ну тогда беги, сточная крыса.

Она одаривает меня суровым взглядом, плечи напряжены.

Хорошо. Сохрани свою железную гордость в целости. Она тебе понадобится, милая.

Когда Блэр выскользнула из комнаты, я последовал за ней. Я могу не отказываться от своего слова, но я ей совсем не доверяю. Отчаяние заставляет людей совершать глупые поступки, а у нее на тощей заднице написано три секунды до следующего неверного решения.

Что это за кража в особо крупных размерах в дополнение к другим ее преступлениям сегодня?

У входной двери странное желание вытягивает из меня вопрос. — Как ты вообще попала в общество? — Блэр оглядывается через плечо и пожимает плечами. Я обхожу вокруг и подпираю дверь, блокируя ее выход. Она ответит на мои вопросы, прежде чем исчезнет в темноте. — Ответь мне. Джемма в колледже, так что этот вариант отпадает. Ты больше никого здесь не знаешь.

Блэр ухмыляется, самодовольство выглядит раздражающе хорошо на ней. — У меня есть свои способы.

Она пытается открыть дверь, не прикасаясь ко мне, пока я опираюсь на нее.

Если она никого здесь не знает, думаю, она поднялась на гору. Так бы я поступил на ее месте. Если это правда, то мне не по себе. — Ночью в лесу опасно.

Ее глаза метнулись вверх, и она отступила на шаг. Движения быстрые, но я завороженно наблюдаю, как она оценивает другие варианты выхода, поскольку я блокирую ее текущий выбор.

— Если ты планировала идти пешком, — поясняю я, делая жест рукой. — Здесь есть общественный патруль, но они не всегда отпугивают.

— Я справлюсь. — Она тянется к дверной ручке.

— А что, если я заставлю тебя остаться? — Это не вопрос. Но это не совсем то, что я пытаюсь контролировать. Несмотря на обещание отпустить ее… я не готов к тому, чтобы она ушла.

Блэр замирает. Я держу ее.

Ее проницательный взгляд находит мой. Я сохраняю спокойное выражение лица, не давая ей ни малейшего намека на то, блефую я или нет. Она сглатывает.

— Я… не могу. — Она внезапно вздрогнула. Ее пальцы вцепились в подол рубашки на боку. Я складываю руки. Выдохнув, она уточняет: — Моя мама скоро вернется домой. Мне нужно быть там до этого.

Блэр выжидает меня с интервалом от одного удара сердца до другого, затем поворачивает ручку двери.

Моя решимость ломается. Я не могу позволить ей вот так уйти. Господи, какая она упрямая и я с нетерпением жду, когда смогу подчинить эту дурную привычку себе.

— Серьезно. — Я кладу руку ей на плечо, чтобы остановить ее. — Тебя подвезти до ворот? Или Uber?

Блэр насмехается. — Все еще играешь в джентльмена?

Резкий смех вырывается из меня. Быстрым движением мои руки обхватывают ее талию, закручивая ее вокруг себя. Я прижимаю ее к двери, кладу ладони по обе стороны от ее головы, наклоняясь в ее пространство. Тепло ее тела просачивается в мое, ее сиськи касаются моей футболки. Если я сделаю еще один шаг ближе, то прижму ее своим телом.

— Вряд ли, — говорю я. — Я хуже, чем опасность, которая таится снаружи. Не хочу, чтобы с моей новой игрушкой что-нибудь случилось.

Ее рот искривляется, а темные ресницы трепещут. Цвет заливает ее веснушчатые щеки, когда ее внимание переключается на мое предплечье, сгибающееся рядом с ее головой.

Я ожидал от нее большой и дерзкой реакции, хотя она никогда не отвечает мне подобным образом, когда я дразню ее в школе. К чему я не был готов, так это к тому, как она сохраняет неподвижность, оценивая ситуацию, а не пытается немедленно ударить меня коленом по яйцам.

— Давай. — Блэр вздыхает и прислоняется головой к двери. — Я буду в порядке. Правда.

Это почти действует на меня, но напряженная дрожь в ее плечах выдает ее, разрушая ее непринужденность. Я доставляю ей больше неудобств, чем ночная прогулка по лесу.

Я отступаю назад и бью ее под подбородок кривым пальцем. Это открытие я могу использовать в своих интересах позже.

— Не дай себя съесть. — Я засовываю руки в карманы своих треников. — Нельзя, чтобы ты умерла до начала веселья.

Блэр смотрит на меня в недоумении, затем закатывает глаза. — Ты чертовски невероятен.

Дверь распахивается и захлопывается за ней. Это эхом отдается в открытых балках над головой, современная люстра дребезжит со слабым звоном стекла и металла.

Тч. Я откладываю ее дерзость в долгий ящик. За это она тоже заплатит.

Я возвращаюсь на кухню и опираюсь локтями на остров. Запах ее дешевого шампуня с имитацией ванили прилип ко мне. Мне придется снова принять душ, чтобы смыть с себя это дерьмо.

В доме снова воцаряется тишина. Это происходит быстрее, чем ожидалось, гнетущая тяжесть тишины почти шокирует меня. На короткое время я почти забыл. Теперь, когда возбуждение ночи угасло, я остался один в своем доме, и только мои машины и мои мысли составляют мне компанию.

Когда я глотаю, мое горло сжато.

Я потираю кончики пальцев и сопротивляюсь назойливому желанию подняться на площадку второго этажа, чтобы посмотреть, смогу ли я наблюдать как уходит Блэр. Что-то подсказывает мне, что она уже слилась с тенью.

Достав свой телефон, я просматриваю уведомления в Instagram. На мою утреннюю фотографию с Рэдом и фотографию с тренировки, где мои бутсы рядом с футбольным мячом, набралось множество лайков и комментариев. Бишоп оставил кучу эмодзи в комментариях к обоим постам, что заставило меня фыркнуть. Забавно представить, что сегодняшний вечер мог бы пройти по-другому, если бы я не пошел в гараж, намереваясь прокатиться на радостях, когда я это сделал.

Мой большой палец нависает над экраном. Я никогда не смотрела раньше. Есть ли у Блэр социальные сети?

Поиск по ее имени ничего не дает. Я переключаюсь на профиль Джеммы и прокручиваю страницу, пока не нахожу недавнюю фотографию их двоих. Они на лодке Лукаса посреди озера, его собака мопс прижалась к нему. Джемма ярко улыбается в камеру, обнимая Блэр, в то время как она более сдержана, обратив внимание на мопса Ланселота.

На фотографии отмечены два профиля. Один — Лукаса, значит, другой должен быть Блэр. Мой рот кривится. Спасибо, Джем, за то, что ты всегда остаёшься открытой книгой.

Я нажимаю на имя пользователя @disblair. Он личный. Фотография ее профиля — это фотография, на которой она изображена, когда ее волосы были окрашены в серо-голубой цвет. Она одета в безразмерный балахон и держит руку поднятой, чтобы скрыть большую часть лица. Один карий глаз проглядывает между пальцами, дразня камеру.

— Дерьмо.

Это может подождать позже. Или я могу заплатить ей за доступ к ее счету. Я погладил свой подбородок.

Выйдя из приложения, я колеблюсь. Минуту смотрю на значок сообщения, потом сдаюсь и открываю историю сообщений с папой.

Никакого ответа.

Что я и знал.

Из моего горла вырывается грубый звук.

Я, блядь, знал, и все равно не мог не проверить.

— Черт возьми, ты идиот.

Я сжимаю телефон в руке до побеления костяшек. Моя слабость выводит меня из себя.

Я ненадолго задумываюсь о том, чтобы рассказать родителям о взломе. Мое дыхание шипит между стиснутыми зубами. Нет, я не скажу им. Я справлюсь с этим сам, как и со всем остальным. Они подтолкнули меня к самостоятельности, и я сделал еще один шаг вперед. Я уже больше года не нуждаюсь в ежемесячных деньгах, которые они сбрасывают на мой банковский счет. Благодаря инвестициям и планированию с моим финансовым консультантом я могу уйти от них, когда захочу. Проблема в том, чтобы сделать этот шаг.

Мой телефон начинает вибрировать. Я ненавижу вспышку надежды, которая бурлит в моей груди.

На определителе номера — мой дядя.

— Привет, дядя Эд, — приветствую я, приняв вызов. — Как дела?

— Эй, сынок. — Его голос теплый.

Когда он называет меня сыном, у меня щемит в груди. Это то, что он всегда делал, почти как будто он принял меня с рождения, когда я рос рядом с Лукасом, его биологическим сыном. Мы с Лукасом двоюродные братья, но мои тетя и дядя дали мне все, что дали ему.

— Ты уже поел?

— Нет. — Я провел рукой по волосам. — Почему?

— Приезжай. Твоя тетя все еще приспосабливается готовить на двоих, а не на троих или четверых, когда дети уехали в колледж. — Он хихикает в трубку. — Я хочу услышать, как прошла первая неделя твоего выпускного года.

— Да, — отвечаю я хрипло, надеясь, что он этого не слышит. Я прочищаю горло. — Звучит круто. Я буду через пятнадцать минут.

Жалко, что я так быстро хватаюсь на любую возможность хоть ненадолго покинуть пустой дом.

— Отлично. Скоро увидимся.

Когда мы с Лукасом были детьми, я проводил много времени с его семьей, а не со своей. Мои родители тогда еще чаще путешествовали, и это было до того, как они наняли помощниц по хозяйству, чтобы они воспитывали меня вместо них. Тогда я называл тетю Лотти своей мамой.

Втайне я до сих пор хочу, чтобы они с дядей Эдвардом были моими настоящими родителями, но это слышат только звезды, под которыми я сижу поздно ночью.

Я вешаю трубку и беру свою вечнозеленую и белую футбольную куртку на молнии из шкафа в прихожей, прежде чем нырнуть в гараж и направиться к Реду.

Садясь в машину, я обыскиваю подстаканник и места между сиденьями. Я нахожу брелок на полу, торчащий из-под водительского сиденья.

— Господи, какой же ты маленький, — бормочу я, с ворчанием поправляя сиденье, пока оно не встало так, чтобы мне было удобно.

Я сжимаю руль одной рукой и завожу двигатель. Быстрым нажатием на экран открывается одна из дверей гаража. Я нажимаю на газ и быстро еду по извилистым дорогам и склонам. Я знаю этот маршрут наизусть.

Это один из первых, которые я выучил, когда получил права.

Я ездил по нему так часто, что он закрепился в моей крови.

6. БЛЭР

Сова ухает в кронах деревьев на краю трейлерного парка, пока я добираюсь до дома, который мы делим с мамой.

Фонарь заливает наш выцветший голубой трейлер мерцающим светом, и бездомная кошка тявкает. Здесь в основном тихо, слишком рано, чтобы жители кладбищенской смены пробирались домой на усталых ногах, неся на себе тяжесть мира, а пожилые жители спят перед своими телевизорами. Вдалеке слышен звук телевизора и чей-то слишком громкий разговор. Звук легко распространяется по гравийной площадке между домами с жестяными крышами.

Я отпираю скрипучую входную дверь. Она гулко отдается, когда захлопывается. Вздох вырывается из меня, когда я приваливаюсь спиной к двери, бесстрастно осматривая нашу крошечную однушку.

Она разительно отличается от современного дворца Девлина в горах.

Здесь есть мини-кухня с безвкусными прилавками из розовой керамики, гостиная длиной с наш диван, который является некрутой разновидностью винтажа с уродливым пледом цвета загара, и тусклый обшитый деревянными панелями холл, который ведет к спальням и ванной комнате.

Это не так много, но это дом. Мама постаралась сделать его как можно более уютным. На протяжении многих лет она бросала на меня веселый взгляд, когда вешала пастельные занавески из магазина «все за доллар», или натягивала новый вязаный плед на потертый диван, и говорила, что это дом, пока мы вместе.

Мы не всегда жили здесь. До того, как отец сбежал, у нас был дом в районе Джеммы, на другой стороне восточной долины Риджвью. Мы были счастливой семьей, когда я была маленькой девочкой.

В моей голове эхом отдается стук мелочи, выуженной из диванных подушек, и воспоминания о том, как я в последний раз видела папу, всплывают на поверхность. Он не видел, как я наблюдала за ним с лестницы, когда я пробралась вниз за печеньем из банки, которую мама держала на прилавке. Папа что-то бормотал себе под нос, копаясь в маминой сумочке, доставая долларовые купюры и засовывая их в карманы. Упакованная сумка лежала на кухонном столе. Когда я спросила, что он делает, папа с гримасой повернулся ко мне лицом.

— Медвежонок Блэр, тебе нельзя вставать с постели. — Он погладил меня по голове. — Мама позаботится о тебе. Будь добра к ней, хорошо?

С этим загадочным сообщением он исчез из нашей жизни. После этого я помню только, как мама плакала над почтой. Только когда я немного подросла, я поняла, что ее постоянные телефонные звонки были звонками коллекторов с требованием выплатить долг.

С ворчанием отходя от двери, я прохожу на кухню слева, становлюсь на колени у шкафа под раковиной. Я достаю аптечку и опускаюсь на диван.

На моих джинсах есть разрыв, где я поцарапала колено, споткнувшись во время поспешного спуска с горы от дома Девлина. Жжет, когда я протираю ссадину спиртовой салфеткой, и я шиплю сквозь зубы, заклеивая ее пластырем.

Достав ручку из сумки на молнии, я засовываю язык между зубами, сосредоточенно рисуя на повязке хмурый взгляд. Это личное напоминание о том, что нужно быть сильнее своих ошибок.

Сегодня вечером я только и делала, что лажала направо и налево.

Мой идеальный план рухнул.

В груди зашевелилось беспокойство, когда я перевела взгляд на окно. Девлин может передумать и выдернуть ковер из-под моих ног, как дурацкую шутку. За окном — темнота, а не мигающие красные и синие огни патрульной машины, которую я так ждала, чтобы огласить весь трейлерный парк неудачников, когда она подъедет, чтобы увезти меня.

Я несколько минут смотрю в окно, прежде чем пробормотать: — Лучше бы он не шутил.

С разочарованным возгласом я вырываю письмо с уведомлением из заднего кармана и шлепаю его на приземистый журнальный столик, который я помогала маме собирать мусор и перекрашивать. Уведомление о сборах сидит на столе согнутое и скомканное, наглядно демонстрируя, почему у меня не было выбора, чтобы принять извращенное предложение Девлина.

Я вытираю лицо руками и встаю, чтобы убрать аптечку. Схватив уведомление, я кладу его в стопку, которая живет рядом с нашим тостером. Эта стопка никогда не уменьшается, только, кажется, растет, растет и растет. Я просматриваю открытые и нераспечатанные счета, другие уведомления о взыскании и просроченные долги — все, что отец прикрепил к нам, прежде чем скрыться на хвосте.

Когда я смотрю на эту груду отчаяния, у меня в животе поднимается тошнотворный ужас. Я потираю живот, чтобы унять ощущение, что мои внутренности превращаются в затвердевшие кирпичи.

— Пошел ты, папа, — рычу я на счета.

Мой висок болит, и я сглатываю. Мне нужно отвлечься от всего, что сегодня пошло не так.

Повернувшись на пятках, я удаляюсь в свою комнату. Это крошечная площадь с кроватью-футоном, библиотечными распечатками моих любимых произведений искусства, прикрепленными к стене рядом с фотографиями, где я позирую с Джеммой и мамой, и стопками книг в мягких обложках под окном.

Это моя коллекция из корзины по двадцать пять центов в экономном магазине. Большинство из них побитые, с потрескавшимися корешками и пожелтевшими страницами, но я люблю копаться в корзине раз в месяц, чтобы найти новое сокровище и пополнить свою коллекцию.

Выпутавшись из грязной одежды, я бросаю ее в угол, чтобы заняться ею позже. Я закручиваю волосы в пучок и надеваю свои старые спортивные штаны и футболку команды девочек SLHS, чтобы расслабиться. Моя рука гладит зеленую футболку, и на губах появляется тоскливая улыбка. Мне не нужна команда по легкой атлетике, чтобы бегать регулярно, но я скучаю по тому, как она занимала мое время. Это было то, что я делала для себя, а таких случаев очень и очень мало.

Еще одно разочарование, чтобы отдать должное Девлину за…

Вздохнув, я качаю головой и иду к стопке книг в мягкой обложке. Я сажусь на пол и провожу пальцем по корешкам, чтобы выбрать что-то подходящее, в чем можно потеряться, пока мама не вернется домой.

У меня их не так много, как хотелось бы. Если бы я могла, я бы заполнила свою комнату книжными полками от пола до потолка. Но у нас нет места, поэтому я ограничиваю себя только теми изданиями, которые хочу сохранить больше всего. Книги, которые мне не нравятся, я отдаю на полку бесплатного книгообмена в библиотеке Риджвью.

Мой палец останавливается на биографии Фриды Кало. Уголок моего рта приподнимается. Идеально.

Я читаю все, что угодно, но книги об искусстве и художниках — одни из моих любимых.

Выбрав книгу, я плюхаюсь на свой футон, подтаскивая подушку, чтобы опереться на нее.

***

Грохот входной двери отрывает меня от чтения биографии Фриды.

— Я дома, Блэр! — Мама звонит из главной комнаты.

Я скатываюсь с футона и переворачиваю книгу, чтобы сохранить свое место, прежде чем выйти из комнаты.

Мама стоит у раковины и моет руки. Она заканчивает, затем поворачивается и протягивает мне руки.

Светло-голубая форма официантки свисает с ее тонкой фигуры больше, чем обычно, и от этого меня пронзает беспокойство. Ее каштановые волосы убраны в низкий пучок, но несколько седых косичек падают на лицо. Ее кожа имеет восковой оттенок, который мне ни капли не нравится, а голубые глаза запали и под ними мешки.

В последнее время она слишком много работает.

— Привет, как работа? — Я шагаю к ней в объятия и крепко сжимаю ее, подставляя голову под ее подбородок.

Это наш ритуал, когда она приходит домой с работы. Когда я достигла половой зрелости, гормональный дисбаланс сделал меня засранкой, и я сказала ей, что это глупо. Она всегда настаивала, и теперь я живу ради ее объятий. На несколько секунд мне не нужно быть сильным между нами.

— Работа удалась. — Мама гладит рукой мою булочку и целует меня в макушку. — Я принесла тебе домой кусочек яблочного пирога. Он в холодильнике.

— Спасибо. Хочешь, я сделаю чай? Мы разделим его на двоих.

Я роюсь в шкафу, где мы храним чай, растворимый кофе и какую-то древнюю лимонадную смесь, которая, я уверена, кристаллизовалась в единую массу. Я держу его, потому что это дерьмо будет больно, если я швырну его в пьяницу через два трейлера, который пытается войти в наш трейлер каждые несколько дней. Люблю быть наготове, потому что я не доверяю ему, если он когда-нибудь попадет сюда.

— Ты можешь взять его, милая.

Мама впивается пальцами в плечо, гримаса искажает ее черты. Я бросаю чайные пакетики на стойку и веду ее к нашему крошечному столику-бистро в углу. Ее протест длится недолго, когда я поглаживаю ее плечи, чтобы снять боль от стояния на ногах в закусочной.

— Мы разделим его. — Я наклоняюсь, чтобы поцеловать ее в щеку и продолжить заботиться о ее дискомфорте. — У тебя есть смена в субботу утром? Я подумала, что мы могли бы испечь блины.

Блины по выходным — одно из немногих лакомств, которые мы сохранили с детства. Как бы мало у нас ни было, мы угощаем себя завтраком из домашних блинов.

Мама вздыхает, откидывая голову назад к моему животу. — Да, дорогая. Извини. Как насчет воскресенья?

— Конечно, не волнуйся, — мягко заверила я ее. — С блинами спешить не стоит.

Мама постукивает ногтями по столешнице. Ее красный лак потрескался. — Но после, это может быть моя последняя смена на некоторое время. Они меняют смены официанток.

— Что? — Мои внутренности леденеют, и я перевожу взгляд с мамы на беспорядочную стопку купюр у тостера. — Почему? Ты проработала там достаточно долго, чтобы иметь право старшинства при выборе смены, они не могут просто…

— Блэр. — Она похлопывает меня по руке, и я ослабляю свою напряженную хватку на ее плечах. — Наверное, я прилягу. Уже поздно, и я устала.

Слова ударили меня как пощечина, хотя она говорила спокойно. — Конечно. Прости, мам.

— Все в порядке. — Она издает тихий стон, когда встает. Ее рука касается моей щеки. Я никогда не видела ее лицо таким бледным и бесцветным. От усталости в уголках ее глаз у меня болит сердце. Я беспокоюсь, что ее здоровье ухудшается быстрее, чем мы готовы с этим справиться. Мне уже пришлось отвести ее к врачу перед школой. — Съешь пирог, хорошо?

Работа, которую она так усердно выполняет, разрушает ее, отрывая маленькие кусочки понемногу. Несмотря на наше дерьмовое положение в жизни, ей все еще удается найти для меня теплую улыбку.

— Ага, — хриплю я. — Отдохни немного, мам.

Она хмыкает и заправляет за ухо прядку слипшихся каштановых волос. Я щелкаю ногтями — ужасная нервная привычка, которую, я знаю, она ненавидит. Я останавливаюсь и переплетаю пальцы вместе, прежде чем расстроить ее.

Мой желудок напрягается, когда я наблюдаю, как она медленно уходит в тень коридора. Мгновение спустя дверь ее спальни с щелчком закрывается.

Когда мои дрожащие колени отказывают, я опускаюсь в кресло за столиком бистро, обхватив голову руками.

Ей становится хуже.

Это папа так с ней поступил. Сначала это был стресс, но теперь я не уверена. Может ли стресс медленно убивать человека, высасывая его жизненные силы, как паразит, на протяжении многих лет? Я пожевала губу, желая увидеть папу прямо сейчас. Я бы накричала на него за то, что он такой безответственный и эгоистичный. А потом я бы ударила этого ублюдка.

Мужчины — такие ненадежные черви, все они гнилые.

Не знаю, что делать. Счетов и так уже так много. Если она упадет в обморок, как в прошлом году, счета за медицинскую помощь из отделения неотложной помощи нас просто уничтожат.

Я бы бросила школу и сама нашела работу, но я получаю стипендию в средней школе Сильвер-Лейк. Одного посещения школы достаточно, чтобы открыть передо мной двери, которые, как я раньше считала, закрыты на всю жизнь. Окончание школы Сильвер-Лейк станет разницей между тем, что мы с мамой будем бороться за существование до конца наших дней, и шансом на поступление в любой колледж, который я захочу.

Девлину лучше не подводить меня.

Мои глаза горят, когда я бросаю свой водянистый взгляд на окно в поисках красных и синих вспышек.

Я жду так долго, что мое тело застывает. Копы так и не приехали.

7. БЛЭР

Пока ничего не произошло.

Я продержалась все выходные, занятия в понедельник, и весь сегодняшний день — ничего.

Ожидание того, что вот-вот упадет ботинок, вызывает у меня раннюю язву. Даже свежий горный воздух не может успокоить мои нервы.

Мы с Девлином вместе ходим в класс английского языка мистера Коулмана, но он игнорирует меня, в то время как я два дня подряд бросаю взгляды в его сторону.

Часть меня желает, чтобы он сделал свой шаг, потому что нам с мамой нужны деньги как можно скорее, но другая часть меня ходит по разросшемуся кампусу средней школы Сильвер-Лейк, словно нападение может произойти из-за любого угла.

После того как закончился последний урок, я пошла на спортивную площадку за трибунами и дальше, где тренируется футбольная команда. Это внешнее поле, где любят проводить тренировки команды по легкой атлетике.

Тренер по легкой атлетике дает свисток, и девочки выбегают на метровые дистанции. Я вырываю пучок травы с того места, откуда я наблюдаю за ними, на достаточно большом расстоянии, чтобы они не испугались.

В конце концов, я больше не в их команде по легкой атлетике.

Послеполуденное солнце согревает меня. Я опираюсь на руки и скрещиваю перед собой вытянутые ноги. Мешковатые рукава моей подержанной рубашки на пуговицах спадают на руки.

Люди постоянно нарушают требования школьной формы. Они ходят в накидках и в какой угодно обуви, но пока они самовыражаются, я иду против правил, потому что пиджак для школьной формы чертовски дорог. Я не могу найти подержанный. Я сдалась на втором курсе и с тех пор ношу только белую рубашку и юбку. Административный совет считает, что форма стирает границы классовых различий между учениками, но в моем понимании она только еще больше разделяет нас.

Со следующим пронзительным свистком еще одна группа девочек спрыгивает со своей стартовой позиции. Я облизываю губы и издаю вздох.

Мой телефон загорается рядом со мной на траве, и на него приходит сообщение от Джеммы. Это подержанный iPhone, который я купила у парня с тележкой, полной устройств, в теневой части центра Риджвью. Телефон не последней и самой лучшей модели, как у избалованных богатых детей, которые получают новый телефон каждый раз, когда выходит обновление. Этому телефону по меньшей мере четыре поколения. Он работает, несмотря на паутину трещин на экране. Мы с мамой едва можем позволить себе дешевый ежемесячный тарифный план, но он нужен на крайний случай, поскольку у нас нет стационарного телефона.

Текст — это селфи Джеммы в кампусе колледжа с ее парнем Лукасом, который виден частично. Она выглядит такой счастливой по сравнению с тем временем в прошлом году, когда мы впервые встретились. Улыбка тянется к уголку моего рта. Телефон пикает от очередного сообщения.

Джемма: Только что нашла это новое место и, Боже мой, я умираю от желания провести там съемку с тобой. Я хочу показать тебе здесь столько всего. Приезжай ко мне поскорее!

Визит к Джемме звучит невероятно.

Но это также невозможно. Деньги, моя мама, деньги, моя машина в хлам, деньги. Слишком многое мешает мне жить жизнью нормального подростка.

В груди кольнуло. Я скучаю по Джемме. До того, как она подружилась со мной в прошлом году, став крутой новенькой, я была никем в этой школе. Кроме встречи с Девлином, я не высовывалась и сосредоточилась на учебе, пока стервятники в этой школе обзывали меня и дразнили за то, что я бедная. Джемма сделала так, что многое из этого исчезло.

Ее парень — предыдущий король школы — оказался не таким уж плохим, как только Джемма вправила ему мозги.

Почему Джемма должна была быть на класс старше меня?

Тяжесть от того, что я осталась позади, навалилась на мои плечи. Я впиваюсь пальцами в траву.

— Продолжайте в том же духе, дамы, — призывает тренер по легкой атлетике, ее ободрение плывет в мою сторону.

Я делаю вид, что она все еще подбадривает меня.

Легкий ветерок шевелит мою юбку, вечнозеленый и белый клетчатый материал поднимается по ногам. Травинки щекочут колени.

Мне хочется бежать. Может, мне стоит переодеться в спортивную одежду и пробежаться по дорожке вокруг футбольного поля?

— Вот так, девочки! Вперед, вперед!

Несмотря на то, что в прошлом году меня выгнали из команды по легкой атлетике, в конце сезона кросса, я все равно прихожу посмотреть на них. Это был шок, когда тренер сказала мне, что у нее нет другого выбора, кроме как убрать меня из команды. Правила были четкими, объяснила она, и у меня было слишком много промахов в школьном протоколе.

Нелепо.

Мои зубы скребут по губам, когда я сильнее вгрызаюсь в траву, разрывая ее. Я разжимаю кулак и смотрю, как травинки падают на землю.

Я точно знаю, кого благодарить за то, что меня выгнали из команды.

Девлина.

Злобный гребаный ублюдок.

Он отомстил мне за то, что в прошлом году я обчистила карман его друга, сфабриковав больше отчислений в моем школьном деле. С лучшим другом, который является сыном нашего директора, и его факультативом в качестве офисного помощника, это, вероятно, было легко для него. А поскольку у меня нет богатой семьи, которая жертвовала бы на школу, никто не заметил ничего плохого в моем личном деле.

Когда все это произошло с моим тренером на одной из последних тренировок сезона, Девлин позаботился о том, чтобы быть рядом и, конечно же, посмотреть на разборки. Он ухмылялся, вытирая рот горловиной своей футбольной майки. Когда жжение его самодовольного взгляда стало слишком сильным, чтобы его игнорировать, я перевела взгляд на него. Я же говорил тебе, — пробормотал он.

Потому что он предупреждал меня, чтобы я не трогала его.

Я заглушила раздраженный звук в горле и хлопнула кулаком по земле.

Жестокий король может отнять у меня место в команде, но он не может отнять у меня бег. Я все равно бегаю.

— Отлично, Катрина! — Мой старый тренер хвалит девочку, когда она достигает группы.

Сидя, я складываю ноги в крендель, опираясь локтями на колени.

Не думаю, что я нравилась многим из команды, но бег с этими девочками заполнял зияющую дыру в моей груди, хоть немного, чтобы одиночество не загибалось само по себе, как ноющий пустой желудок, измученный голодом. Команда была чем-то вроде семьи. Я скучаю не по бегу, а по бегу с другими людьми, которые меня поддерживают.

Еще одно сообщение прерывает мою хандру. Наверное, это Джемма, раз я не ответила.

Оно пришло с номера, которого нет в моем телефоне. Я сжимаю брови. Какого черта?

Неизвестно: Сделай для меня первое эссе по английскому. $250.

Меня осеняет осознание. Все мое тело одновременно становится горячим и холодным от эмоций. Это от Девлина.

— Мать твою… — Я прерываю свое раздраженное ругательство и стучу пальцами по боковой стенке телефона. — Откуда у тебя мой номер, ты, хитрый дьявол?

Я ломаю голову, пытаясь вспомнить, у кого из людей есть мой номер и где указан мой сотовый. Он никак не мог выудить его у Джеммы.

Зная его, он, скорее всего, вторгся в мою личную жизнь и выудил его из формы экстренной связи в моем студенческом деле. Или он попросил своего лучшего друга, Коннора Бишопа, покопаться. Я слышала, что этот парень знает все обо всех в школе, обменивая секреты на услуги и оплату.

С меня вырывается вздох недоверия.

Я должна была догадаться, что Девлин окажется тем самым морально серым уродом, который спокойно относится к краже личных файлов ради собственной выгоды.

Вопрос в том, могу ли я верить, что он сдержит свое слово, если я это сделаю?

8. ДЕВЛИН

Блэр не сразу отвечает на мое сообщение. Я зависаю на краю футбольного поля с бутылкой воды в одной руке и телефоном в другой. Позади меня крики Бишопа к ребятам становятся фоновым шумом, а мое внимание сосредоточено на Блэр.

Моя голова дергается от фырканья.

Неужели она думает, что ведет себя умно, сидя рядом с девчачьей командой по легкой атлетике? Она жалкая.

Она наклонила голову, ее волосы создают черную завесу, падая на лицо.

Я опускаю глаза к экрану, ожидая, что в любую секунду на нем появятся три точки с ее ответом.

После того, как я подкупил Бишопа небольшой шалостью и номером девушки-койота, которую он хотел украсть у футболиста, с которым она встречалась, он дал мне пароль, чтобы разблокировать текущие файлы студентов, хранящиеся в компьютерной системе. Сегодня утром, во время факультатива по офисной помощи, я нашел номер ее мобильного телефона в анкете для поездки на экскурсию на втором курсе. Ухмыляясь, я запрограммировал ее в своем телефоне как Маленькую воровку.

— Дев, хватит бездельничать, — зовет один из моих товарищей по команде.

Я поднимаю бровь в его сторону и медленно подношу свою бутылку с водой ко рту, делая долгий глоток.

Он меня отшивает.

Телефон жужжит, но это сообщение от тети, которая сообщает мне, что ужин будет в семь вечера.

Почему так долго? Я щурюсь на свой телефон и перевожу взгляд с экрана на Блэр. Задача, которую я поставил, вряд ли сложная. После того дерьма, которое она устроила с моей машиной, я мог бы ввергнуть ее в пучину и заплатить ей, чтобы она бегала по школе в нижнем белье. Она должна благодарить меня.

Когда Блэр начинает собирать свои вещи и смахивать траву с юбки, я смотрю на нее со стороны футбольного поля. Я отправляю еще одно сообщение.

Девлин: Или я могу позвонить своему дяде. Он довольно дружен с полицейским управлением Риджвью. Уверен, они будут рады услышать все о записи с камер наблюдения, которая у меня есть с той ночи. Не забывай о правилах этой игры.

Это блеф. На самом деле у меня не установлена система безопасности, хотя после выходки Блэр я подумываю о том, чтобы сказать папе, что мы должны принять меры по защите дома в качестве меры предосторожности. Патруль службы безопасности явно теряет хватку, если они не могут поймать забредшую в дом бродягу.

Девлин: Я легко отпускаю тебя и плачу тебе втрое больше, чем за домашнюю работу у моего обычного парня.

Я делаю несколько шагов в сторону Блэр. Тексты остановили ее на пути. Отсюда я не вижу выражения ее лица, но она оглядывается по сторонам, тело напряжено. Блэр потирает лоб и проводит пальцами по волосам.

Мой телефон вибрирует, и уголки моего рта кривятся в победе.

Маленькая воришка: Кк.

Из меня вырывается забавный звук. Это, по сути, «пошел ты». Но она согласилась.

Игра началась.

— Дев, — зовет Бишоп. Он подбегает и хлопает меня по плечу. — Чувак, пойдем. Я не хочу снова вставать рано на этой неделе, чтобы заставить тебя отрабатывать двойку. Утро пятницы было достаточно плохим.

Бишоп опирается на меня своим весом и резко стонет. Я качаю головой, сдерживая улыбку. Бишоп всегда может заставить меня улыбаться своими выходками.

Он наклоняется ко мне и шепчет: — У меня есть информация о местонахождении секретного бойцовского ринга. Сегодня вечером. Лэндри принимает ставки до семи. Мы получим тридцать процентов от суммы.

Моя ухмылка вырывается на свободу, злая и коварная. — Его родители не обрадуются, если узнают. Что у тебя было на него такого, что ему понадобилось платить тебе так дорого?

— Положительный тест на наркотики, который мог лишить его стипендии на футбол. О, и запись того, как он отрывался на той вечеринке в июле.

Для всей школы Бишоп — это ангельское лицо и сын директора, но для меня он — мой партнер по преступлению с озорной жилкой в милю шириной. Мы лучшие друзья, потому что мы подходим друг другу как пара — обаятельные и красивые внешне, но под нашей неотразимой оболочкой скрывается тьма, способная поглотить любого, кто окажется слишком близко.

— Круто? Круто. — Бишоп шлепает меня по спине. — А теперь верни свою задницу в игру.

Я закрываю его лицо рукой и толкаю его. — Да, да. Приводи свою задницу в порядок, капитан.

9. БЛЭР

Написание эссе не занимает много времени. Я напечатала его в библиотеке перед началом занятий.

Я не выложилась полностью, но этого достаточно, чтобы Девлин получил хорошую проходную оценку. Он никогда не уточнял, что это должно быть хорошее сочинение. Он не так умен, как ему кажется. Если бы он хотел получить высокую оценку, он бы не получил ее от меня.

Дьяволы не заслуживают 5+.

На первых двух занятиях я нервничаю, стремясь поскорее взять в руки свои 250 долларов. Я по привычке нервничаю, жую губы, кручу ручку, подпрыгиваю на коленях и щелкаю ногтями, пока студенты не начнут меня отчитывать за нарушение дисциплины.

Тревога перерастает в шквал бабочек в животе, когда я захлопываю свой шкафчик между уроками.

Море учеников колышется вокруг меня, пока я иду на урок английского языка: девочки в зеленых клетчатых юбках и черных пиджаках с золотым гербом школы, парни в слаксах, зелено-белых галстуках и таких же пиджаках. Повсюду вспыхивают маленькие бунты: ученики с рубашками в разном состоянии беспорядка, в пиджаках и шляпах, которые не являются частью обязательной формы, и во всех видах обуви, которые только можно себе представить. Лишь немногие носят положенные по правилам блестящие черные мокасины.

Я крепче обхватываю руками свои книги, задание Девлина засунуто в мой учебник. Моя неполная форма и потрепанные черные кеды не являются проявлением самовыражения. Я собрала воедино все, что смогла найти и позволить себе.

На первом курсе у меня даже не было подходящей формы. Я носила кремовую рубашку вместо белой, потому что это было то, что я нашла в эконом-магазине за несколько баксов, и коричневую клетчатую юбку-миди.

Я вошла в класс, когда прозвенел звонок. Девлин сидит на своем месте в соседнем с моим ряду и разговаривает с Коннором Бишопом. Несколько человек из их обычной когорты слоняются неподалеку, делая вид, что не прислушиваются к каждому слову своих королей.

Это едва заметно для безмозглых масс в этой школе, но есть что-то неправильное в Девлине, когда он окружен своими подхалимами. Люди не видят дальше конца серебряных ложек, засунутых им в рот. Но теперь, когда я осталась с ним наедине в его доме, фальшивая самоуверенность в его действиях стала еще более очевидной.

Несмотря на беззаботную, кокетливую манеру поведения, когда никто не смотрит, я вижу, как под его ухмылкой с ямочками мелькает задумчивая угрюмость.

Все, что Девлин бормочет себе под нос, заставляет Бишопа смеяться и ерошить его светло-каштановые волосы.

Эти двое — страшный дуэт, и мои внутренности сжимаются при мысли о том, что они могут замышлять, склонив головы друг к другу. С его высокомерным, привлекательным наклоном рта, даже я могу неохотно признать, что дьявол красив. Все соблазнительные вещи прекрасно обернуты, чтобы заманить вас на путь разврата. Девлин опирается локтем на стол и проводит кончиками пальцев по своему рту. Его взгляд останавливается на мне, когда я начинаю спускаться по проходу к своему месту.

Искра в его глазах не может означать ничего хорошего.

Когда я дохожу до стола Девлина, я протягиваю ему его эссе, кладу его поверх книги по психологии, которую он достал. Его рука накрывает мою, прежде чем я успеваю занять свое место.

— Признания в любви сейчас не принимаются, — говорит Девлин.

Бишоп фыркает и толкает Девлина в плечо.

Рот Девлина перекашивается набок, и они обмениваются жестоким взглядом. Он снова находит мой взгляд.

— Но если ты особенно в отчаянии, — он оглядывает меня с ног до головы, а затем делает лицо, — э, если подумать. Я все же не сижу в трущебах, грязная крыса. Проходи. От твоего отчаяния здесь уже воняет.

Моя рука скручивается в кулак под его рукой, сминая лежащее под ней задание по эссе. Я говорю сквозь зубы, тихо бормоча. — Ты знаешь, для чего это.

— О, у тебя особенное признание? Ты написала мне стихи для эмо-девочек? — Девлин отмахивается от моей руки и поднимает эссе. Он делает вид, что внимательно изучает его. — Хм, это мило. Кто бы мог подумать, что обедневшие люди могут быть такими красноречивыми.

Бишоп выхватывает у него эссе. Он пробегает страницу, его глаза на мгновение перебегают на Девлина.

— Ну и ну, ребята, — говорит Бишоп, обмахиваясь страницей. Он усмехается и качает головой, вытаскивая слова из своей задницы: — Я не могу перестать думать о тебе, мой милый, красивый принц. Мое сердце бьется только для тебя. С тех пор, как я впервые увидела твои полуночные глаза и шелковистые локоны. Я надеюсь, что ты ответишь на мои чувства и осуществишь мои мечты. Пригласите меня на бал?

Остальные раскалываются, опираясь друг на друга в поисках поддержки, и злобно воркуют надо мной.

Унижение жжет мне кожу.

Бишоп бросает эссе обратно на стол Девлина и подмигивает мне.

Я скрежещу зубами, сжимая челюсть. — Послушай…

Девлин щелкает языком, показывая на меня пальцем. — Мне не нравится, как ты смотришь на мой член. Это не сексуально — думать, что ты можешь откусить его, потому что перепутал с хот-догом.

— О, черт, — Бишоп подавился кулаком, чтобы заглушить смех. — Брат. Этот мысленный образ. Мои глаза!

Низкий рык вырывается из моих легких. Я делаю шаг к Девлину, но его взгляд останавливает мою атаку. Мой желудок сжимается.

Что, если он расторгнет нашу сделку прямо сейчас и вызовет полицию?

Это бред! Я просто хочу получить свои деньги. Это было глупо с моей стороны, не понимать, что игры Девлина доставляют удовольствие только ему. Когда ты думаешь, что выигрываешь? На самом деле ты проигрываешь.

Стиснув зубы, я остаюсь их грушей для битья, терпя их издевательский смех.

— Неважно. Ты отвратителен.

Сдерживая желание вышвырнуть его из кресла, я сажусь на свое место.

— О, да ладно, липкие пальчики, — пропел Девлин, подперев подбородок рукой. Порочный изгиб его рта так и манит ударить. — Я слышал, что ты и не такое вытворяешь для тех, кто готов заплатить. Но не я. Я не плачу за это, и уж точно не трону тебя с десятифутовым шестом. В мире не хватит презервативов, чтобы удвоить количество, прежде чем я подпущу твой рот или твою пизду к себе.

Я смотрю на него, кипя от ярости. Тиканье других одноклассников доносится до моих ушей.

— Девлин, ты такой плохой. — Хихикающая блондинка по имени Нина прижимается к спине Девлина, обвивая его шею руками.

Он мурлычет и прихорашивается под ее вниманием. Она прижимается грудью к его спине и прижимается к его шее, а он играет с ее волосами и притягивает ее достаточно близко, чтобы поцеловать. Он говорит ей в губы, но его слова обращены ко мне.

— Мусору лучше знать, где его место. Нельзя, чтобы он думала, что у него есть шанс вылезти из мусорного бака. — Его глаза переходят на меня, когда его губы касаются рта вздыхающей девушки, которую он превращает в лепешку. — Она должна понять, что я не ее прекрасный принц. Я здесь не для того, чтобы спасти ее.

Девлин отстраняется от Нины. Это незаметно, но я улавливаю вспышку твердости в его глазах и то, как он отталкивает ее. Он откидывает со лба свою черную чёлку и вздыхает так, словно я доставляю ему огромное неудобство.

— Я не хочу этого. Это жалко.

Девлин берет эссе и разрывает его прямо у меня на глазах. Он бросает разорванные кусочки через проход. Я смотрю на него, пока они летят на пол между нами. Люди вокруг нас ликуют, хлопают и воют, как койоты, потому что эти животные считают себя одним целым с талисманом нашей школы.

Мой взгляд падает на испорченное эссе. Он просто… порвал его и выбросил. Мне все еще платят?

Девлин прикрывает злую ухмылку своей раздвинутой рукой, когда мой взгляд возвращается к нему. На его столе лежит еще один лист бумаги, тема эссе выделена жирным шрифтом в верхней части страницы. Ему не нужно было мое сочинение. Я пришла в школу раньше времени без всякой причины, разве что для того, чтобы удовлетворить прихоти полного придурка.

Мои ноздри раздуваются. Если он так хочет играть, я могу это принять. Его слова ничего для меня не значат, пока он, блядь, платит мне.

Я знала, что была дурой, доверяя этому мудаку.

— Ты все еще собираешься…

— Нельзя так обращаться с людьми.

Мы оба поворачиваемся к Тее Кеннеди, скрючившейся на своем месте перед Бишопом. Ее щеки розовеют, и она выглядит немного удивленной тем, что вмешалась, но держится уверенно, вцепившись в спинку сиденья белыми костяшками пальцев.

— Это неправильно. — Тея облизывает губы, переводя дыхание. Ее глаза метнулись к Бишопу, а затем вернулись к нам. — Так что, пожалуйста, прекратите.

Тея — тихая, девочка-ботаник из нашего класса с добрыми глазами и дикими рыжими волосами. Сегодня они уложены в косу с несколькими выбивающимися локонами. Ее униформа более строгая, даже больше, чем моя безразмерная рубашка, и обычно она кутается в какой-то бесформенный трикотаж.

Брови Девлина удивленно взлетают вверх.

Это больше, чем я когда-либо слышала, чтобы Тея говорила за четыре года совместной учебы в школе. Обычно у нас как минимум один класс вместе, и у нее репутация молчуньи.

Бишоп выдыхает резкий смех и наклоняется к Тее. Что бы он ни шептал ей, это заставляет ее краснеть. Тея опускает голову и поправляет манжеты пиджака, который ей велик как минимум на два размера. Бишоп откидывается в кресле со злобной улыбкой, которая лишает его обаятельной шутовской атмосферы. Он закидывает ноги на спинку кресла Теи и достает свой телефон.

Я сужаю глаза, но не озвучиваю то, что у меня на уме. Если Теа может говорить, значит, она способна сама разобраться со своим дерьмом. Я не просила ее о помощи, и у меня есть свой собственный монстр, с которым я должна справиться в лице Девлина.

— Давайте начнем, — объявляет мистер Коулман в передней части комнаты.

Мои плечи опускаются. Думаю о том, чтобы спрятать телефон под столом и потребовать, чтобы Девлин заплатил мне. Я загоню его в угол позже.

В течение всего урока Девлин игнорирует мои попытки поймать его взгляд и кажется, что урок ему откровенно скучен. Внимание Бишопа приковано к его телефону, и я могу различить щепотку между его бровями, его самодовольное отношение сходит на нет. На его глазах Тея пискнула. На самом деле писк. Бишоп двигается на своем месте, не замечая подозрительного взгляда Девлина.

Пока мистер Коулман разговаривает со своими руками в передней части комнаты, мое внимание переключается на растрепанное эссе на полу.

Я могу справиться с его игрой, не так ли? Насколько хуже может быть?

10. БЛЭР

По дороге на обед я останавливаюсь у шкафчика, чтобы сдать утренние учебники и взять тетрадь для следующего урока. Я замираю, когда открываю его.

Внутри лежит конверт, который лежит неровно поверх моих вещей. Должно быть, его просунули через щель в дверце шкафчика. Бросив взгляд на других учеников у своих шкафчиков, я хватаю его.

Открываю конверт, и у меня перехватывает дыхание. Деньги. Хрустящие купюры заполняют конверт.

У меня вырывается небольшой звук, когда я прислоняюсь плечом к прохладному металлу.

На конверте нет записки или чего-либо написанного. Он прост и незамысловат.

Девлин все-таки не шутил. Мои губы подрагивают, когда я прокручиваю это в голове. Я хотела получить деньги, но теперь, когда они у меня есть, тревожные звоночки срабатывают в моей голове, как сирены.

Конечно, он заряжен, но это не имеет смысла. Почему он дает мне деньги после того, как я украла его любимую машину? Я потираю подбородок и не обращаю внимания на эхо хлопающих шкафчиков в коридоре.

Это все была его идея, но я не была уверена, что он доведет дело до конца. Я не верила, что если делать то, что он хочет, то это приведет к деньгам в моем кармане. После английского я думала, что он может дать мне морковку и посмеяться, когда я попытаюсь за ней ухватиться.

Меня охватила тревожная настороженность. Я постукиваю конвертом по руке. Пока что я прячу его глубоко в шкафчик, между толстой книгой по истории искусства Японии из школьной библиотеки и учебником по математике. Я сжимаю твердую металлическую дверцу, затем закрываю ее.

Мои мысли плывут, пока я вливаюсь в поток толпящихся учеников, направляясь в столовую на обед.

Я не доверяю руке, которая меня кормит, готовая укусить ее в любой момент.

Когда я добираюсь до столовой, обеденный перерыв в самом разгаре. Я становлюсь в очередь и беру поднос. Обедающая кивает мне и передает мою еду. Пока остальные покупают пиццу и то, что не входит в основное меню обеда, я получаю еду по программе продовольственной помощи. Сегодняшняя порция состоит из картофельного пюре, брокколи на пару, яблока и кусочка жареной куриной грудки. Это почти та же самая еда, которую Девлин отобрал у меня в прошлом году и бросил на пол, чтобы быть придурком.

Без Джеммы я вернулась к тому, чтобы сидеть в одиночестве у окна за столом, который мне полагается. Никто больше не хочет сидеть с пресловутыми цепкими пальчиками. Не после того, как Девлин выложил мои трюки на TikTok в отместку за воровство у его футбольных приятелей. Эти идиоты бросили мне вызов в лицо, когда узнали, что я умею обчищать карманы. Раньше люди избегали меня, потому что я бедная девочка, а теперь все держатся на расстоянии, потому что Девлин заклеймил меня как воровку.

Если бы они только знали, к чему это привело.

Я ковыряюсь в еде на своей тарелке и обдумываю запасной план, если сделка с Девлином сорвется. Не может быть, чтобы за холодными глазами Девлина скрывалось золотое сердце. В его демоническом, атлетическом теле нет ни одной полезной кости. Он дает мне деньги не потому, что хочет этого, он делает это, чтобы показать мне, что у него здесь власть.

Вещи, которые слишком хороши, чтобы быть правдой, часто таковыми и являются. Мужчины все одинаковы — они берут то, что хотят, и оставляют тебя собирать осколки.

Либо я следую его правилам, либо он меня сдаст. Оба варианта дают ему полный контроль надо мной.

Вздохнув, я провела пальцами по волосам. Во что я ввязалась?

***

После последнего урока полуденное солнце палит на студенческую парковку. Я подставляю лицо лучам с закрытыми глазами и прислоняюсь к машине, прежде чем положить свои вещи на заднее сиденье.

Мне нужно попасть домой и приготовить ужин, чтобы маме было что поесть, когда она придет. Сегодня у нее обеденная смена, и она всегда выглядит такой изможденной, когда приходит домой. У нее никогда нет времени поесть, когда в закусочную приезжают клиенты с автострады и из семей низшего класса на окраине города.

Вокруг меня броские роскошные автомобили окружают мою дрянную Corolla. Через два ряда я вижу Porsche Девлина, зажатый BMW и Hummer. Возмущенный вздох вырывается из моих губ. Эти чертовы студенты такие избалованные.

Жужжание моего телефона вырывает меня из размышлений. Я тянусь за ним, чтобы взять его с верхушки своих книг, которые я положила на капот машины, наслаждаясь солнцем.

Мой взгляд сужается, когда я смотрю на него. Вместо сообщения в Instagram, которое я ожидаю от Джеммы в ответ на видео, которое я отправила ей о мопсе, найденном на странице исследования, D-bag Devil дразнит меня новым текстовым уведомлением.

Сообщение достаточно короткое, чтобы прочитать его целиком на экране блокировки: Завтра в школу пешком. Никакой машины. Никаких Uber. Никакого общественного транспорта.

Еще одна достаточно простая, хотя и чертовски раздражающая задача.

Пожевав внутреннюю сторону щеки, я окидываю взглядом парковку, проходя мимо спортивной машины Девлина. Его там нет. Я смотрю на ступеньки, ведущие вверх по холму к главному кампусу, где перед каменными колоннами северного здания висит вывеска школы. Есть. Девлин прислонился к одной из статуй койота, которые стоят по бокам вывески.

С этого ракурса остроконечные сосны, уходящие в небо по обе стороны от школы, выглядят как дьявольские рога, торчащие из его головы.

Девлин наблюдает за мной. Он размахивает своим телефоном в воздухе.

Я складываю руки и отказываюсь опустить взгляд. Девлин выдерживает мой упрямый взгляд.

Приказ Девлина эхом отдается в моих мыслях, его голос — дымчатый звук, который будоражит мои внутренности.

Как бы я ни чувствовала своими костями, что подписала кровью свое имя в контракте с темным дьяволом школы Сильвер-Лейк… мне нужны деньги.

Все остальное не имеет значения. Я должна играть в его игру по его правилам, пока не найду способ их обойти.

Если этому наглому богатому засранцу понравится, что я притворяюсь, будто нахожусь под его контролем, пока он дает мне деньги, в которых я так нуждаюсь, я выдержу.

Я переживала и худшее — когтистые спазмы голода, паническую тяжесть в груди, когда я срочно собирала деньги на аренду, чтобы мы с мамой не оказались на улице, мучительные рыдания мамы поздно ночью, когда она думала, что я сплю, косые взгляды придурков, которые думают, что я хочу сосать член за деньги, и уродливая, наивная надежда в те ранние годы, что если я очень сильно загадаю желание на падающие звезды, мой папа снова захочет, чтобы мы с мамой стали его семьей.

Нахлынувшие воспоминания жгут мне глаза. В голове мелькает воспоминание о рисунке звезд и темноволосом мальчике с грустными глазами, который изо всех сил загадывал желание, не зная, когда вернется папа, чтобы увидеть рисунок звезды, который я сделала для него. Я крепко обхватываю себя руками. Черт, я не думала об этом уже несколько лет. На минуту становится трудно дышать, воздух стучит в горле, скребет по пищеводу, как заточенное лезвие.

Девлин Мерфи? Он даже не входит в десятку моих лучших. Я справлялся с его издевательствами три года. Еще один? После этого года я отправлюсь в колледж на полный пансион, потому что буду работать над собой, чтобы заработать его. Играя в его игру, мы с мамой наконец-то получим некоторую передышку в наших финансах.

Снова взглянув на текст, я вздохнула, смирившись с тем, что буду делать то, что хочет Девлин.

11. ДЕВЛИН

Шахматная доска готова.

Я с орлиной сосредоточенностью наблюдаю со своей позиции на вершине ступеней, пока плечи Блэр не опускаются в знак поражения. Удовлетворение распускается в моей груди, расцветая, как лунный цветок. Это нечто прекрасное, что проявляется только в тени.

Правильно, маленькая воришка. Вот как работает игра. Теперь ты понимаешь.

Ее шокированный взгляд, когда я порвал эссе перед уроком, был подобен скорости на дороге в моей гордости и радости с опущенными окнами и ветром в волосах. Это было захватывающе, и я жажду большего. У меня уже руки чешутся погнаться за кайфом.

Блэр согласилась на нашу сделку, чтобы не попасть в тюрьму, но она не знает, каков истинный масштаб этого соглашения. Я буду заставлять ее делать все, что захочу, на глазах у всей школы, дергая ее за ниточки, как кукловод. Это все часть моего плана мести. Я сломлю ее гордость и дух, чтобы она поняла, что никогда не должна была осмелиться воровать у меня.

Дверь ее куска дерьма Corolla сильно хлопает, когда она садится, эхо разносится от парковки до того места, где я стою на страже. Когда она уезжает, машина издает ужасный высокочастотный визжащий звук.

Отвернувшись, я смачиваю губы и киваю Бишопу, когда он идет в мою сторону с тенистой террасы перед северным зданием вместе с Шоном и Трентом из команды, а также несколькими горячими девчонками из групп поддержки и танцев. Я не в настроении общаться с пластиковыми куклами, которые нас окружают, но достаточно легко обмануть этих идиотов, чтобы они думали, будто мне есть до них дело.

Кроме Бишопа.

Но они никогда не разгадают мой секрет. Причина, по которой я всегда выгляжу таким беззаботным. Хитрость в том, что я ничего не люблю.

Единственная любовь, которая у меня есть, предназначена для меня самого и тех немногих, кому я уделяю свое настоящее внимание — Бишопу, моим тете и дяде, Лукасу и Джемме. Это все, о чем способно заботиться мое черное, извращенное сердце. Все остальные? Бесполезные пешки, которых можно использовать и отбросить в сторону, когда они отработают свой срок.

Блэр Дэвис собирается служить очень конкретной цели, играя на моей площадке.

— Привет, брат. — Бишоп ударяется своим плечом в мое.

Сегодня у нас нет тренировки. Бишоп не в духе и мой рот кривится.

Девушки смеются с Трентом и Шоном, висящими у них на руках. Нина, перекисшая блондинка с большими сиськами, которая висела на мне на английском языке, когда я уничтожал эссе Блэр, бросает на меня косой взгляд. Это ее секретный код, означающий, что она умоляет прокатиться на моем члене, умоляющий взгляд, на который я так и не ответил за этот год. Меня не интересуют ее фальшивые стоны и ее одержимость дурной славой национальной медицинской исследовательской фирмы моих родителей.

— Куда мы сегодня едем? В Пик-Пойнт? — спрашивает Трент, расстегивая рубашку и ослабляя школьный галстук. Его пиджак снят и перекинут через плечо.

Он один из тех идиотов, которые думают, что занимают весь рынок по части чванливости, но на самом деле он такой же, как и все остальные подражатели в этой школе — покрытый спреем Axe, постоянно ищущий желающих кисок и размахивающий черной карточкой своей мамы. Шон немного терпимее, но он последователь без оригинальных мыслей. Как будто кто-то засунул руку ему в задницу, отключил его мозг и контролирует его рот.

Нина щелкает языком. — Пожалуйста, ты что, первокурсник? Ни одна старшеклассница не захочет ехать в Пик-Пойнт, чтобы целоваться с тобой. — Она тычет наманикюренной рукой в лицо Трента, золотые браслеты на ее запястье звенят. — Думай лучше, дорогой.

Раздражение кипит под моей кожей. Все вокруг кажется натянутым, но, возможно, это из-за того, что мои кулаки зажаты в карманах брюк.

— Мы должны поехать в Денвер и устроить ад. — Им нужно что-то дьявольское, чтобы возбудить их? Я дам им это. Мой взгляд находит взгляд Бишопа. — В Escalade директора.

Брови Бишопа взлетают вверх, и его вырывается возглас. Он хлопает меня по спине. — Да, черт возьми. Теперь ты заговорил. Мой старик обделается, когда попытается покинуть кампус сегодня.

Нина и ее подруга, Бейли, хихикают в ладоши.

— Куда мы пойдем? — спрашивает Бейли.

Пустая скука приводит к искушению. Мы все жаждем чего-то, что заставляет нас чувствовать себя живыми.

— Мы поедем в университет. — Я убеждаюсь, что Нина обращает на меня внимание, прежде чем ступить на место Бейли. Она не такая низкая, как Блэр, но все равно намного ниже меня. Я запускаю пальцы в ее мягкие волнистые волосы, пока она смотрит на меня, как на звезду. — Тогда мы найдем вечеринку, чтобы устроить отрыв.

Когда я краем глаза смотрю на Нину, ее глаза сужены, а руки сложены под грудью. Я тебе не принадлежу, милая. Я подмигиваю Нине, продавая ее как плейбойскую кокетку, которой они все меня знают. В этом году это больше похоже на маску, чем когда-либо прежде. Она дуется и переплетает свои пальцы с пальцами Шона.

Я почти смеюсь. Она не может заставить меня ревновать. Я должен хотеть ее, чтобы это сработало.

— Ох, — вздыхает Бейли, бесцеремонно наклоняясь ближе ко мне.

Я опускаю руку и поворачиваюсь к Бишопу. — Припрячь все машины у озера, а мы поедем на одной из машин моего отца.

— Да, отлично, — соглашается Бишоп со знающим видом.

Мы одним выстрелом достанем обоих наших отцов.

Бишоп поворачивается к группе, поднимая руки вверх. — Итак, народ. Вы слышали нашего парня-дьявола. Все к нему.

Он хлопает в ладоши. Когда все начинают действовать, чтобы последовать нашему примеру, я остаюсь в стороне. Бишоп ждет вместе со мной. Как только марионетки спускаются достаточно далеко по ступеням, мы начинаем спуск, чтобы никто не подслушивал.

— Что еще ты знаешь о Дэвис? — бормочу я, глядя в ту сторону, куда она уехала.

Впереди нас девушки побежали к своим машинам, а Трент сигналит, выезжая с парковки, Шон не отстает от него. Девушки воют, как койоты, а другие студенты наблюдают за их выходками.

Бишоп пожимает плечами, проводя рукой по волосам. Он отвлекается на то, что смотрит на своем телефоне. Я шлепаю его по руке костяшками пальцев.

— Не так уж много, чувак. — Кажется, ему потребовалось много усилий, чтобы убрать телефон. Мои глаза сужаются. Он так же зависим от этой чертовой штуки, как и все, кого я знаю, но что-то не так. Бишоп перебирает пальцами. — За пределами школьных записей и накопившихся форм, код которых я тебе дал, она как призрак. Я поспрашивал, но твоя маленькая леди известна здесь только как благотворительный случай для квоты школьного округа по экономическому разнообразию.

Мой рот растягивается в сторону, когда мы доезжаем до парковки. Я волновался, что он это скажет.

Мы все сразу же возненавидели Блэр за ее непринадлежность.

Она выделяется во всем, от своей неполной формы до обедов по программе питания. Она невыносима. Я ненавижу то, что ее невозможно игнорировать, потому что она никто.

Игнорирование Блэр никогда не было для меня вариантом. Что бы ни было в ней, это требует моего внимания, как чертов мотылек на пламя.

Блэр смотрит на меня так, будто мы на одном уровне. Ошибаешься, маленькая букашка. Я хочу раздавить ее под своим ботинком за ее дерзость.

Если я хочу поставить ее на место, дать ей понять, что она никогда не вырвется из своего положения на нижних ступенях, тогда мне нужно знать, какие у нее слабые места, чтобы нажимать на ее кнопки сильнее. Чем больше я буду давить на нее, тем ближе я буду к полному контролю над ней.

— Если ты что-нибудь услышишь, дай мне знать. — Мы останавливаемся возле моей машины. Я отпираю ее, наклоняюсь и достаю пачку сигарет, достаю одну, просовываю сигарету между губами. Бишоп отказывается, когда я предлагаю ему одну. — Давай наебемся сегодня вечером.

Бишоп ухмыляется. — Тогда тебе лучше приготовить для меня лекарство от похмелья до школы.

— К черту это, я завтра стригусь. — Мой рот подтягивается к углам в наглой ухмылке. — И лучше бы мой капитан не упрекал меня за это.

— Справедливо, справедливо. — Бишоп смеется. Веселье пропадает, когда он проверяет свой телефон и снова втягивается в работу с лазерным фокусом. В чем дело? — Я… наверное, тоже завтра на стрижку.

Бишоп уходит к своей машине, а я сажусь в свой автомобиль, высунув сигарету в окно.

Использовать свои связи и доступ в офисе, чтобы организовать отчисление Блэр из команды по легкой атлетике, было недостаточно. Я раздавлю ее, сломаю до неузнаваемости. Она подписала сделку с дьяволом, и когда я закончу с ней, от нее останутся лишь осколки девушки, которая перешла мне дорогу.

Роковой ошибкой Блэр была вера в то, что эта игра может закончиться для нее счастливо. У нее есть моя ненависть, и я собираюсь похоронить ее заживо.

12. ДЕВЛИН

В этом году обеденный перерыв стал одним длинным упражнением в точном самоконтроле.

Я опираюсь на стол локтями, повернувшись лицом к комнате. Мои ноги вытянуты, скрещены у лодыжек. Блэр в другом конце комнаты, сидит за столом у окна.

Как и в прошлом году.

Семестр едва начался, и мне уже несколько раз приходилось сдерживать себя, чтобы не сорваться. Сегодня я опасно приблизился к своему пределу. Мне нужно что-то, чтобы выплеснуть эту гневную энергию, пока она не поглотила меня целиком и не выпустила моего внутреннего монстра.

Может быть, это вчерашнее похмелье.

Надо было остаться дома, но у давать этой подлой суке передышку не входит в мои планы.

Мне нужно что-нибудь ударить. Или покурить. Предпочтительно и то, и другое.

Тетя Лотти и дядя Эд увидят меня насквозь, если я явлюсь сегодня на ужин в таком настроении. Они всегда знают, когда со мной что-то не так.

Я наклоняю голову из стороны в сторону, чтобы размять шею, но это не помогает избавиться от зуда, ползающего под кожей.

Бишоп, по крайней мере, здесь. Остальные люди, которые стекаются к нам, как к богам, сводят меня с ума.

В прошлом году было проще подделать интерес к Лукасу в обеденный перерыв, но он был как сияющая звезда, притягивающая поклонников, золотая и совершенная. Было очевидно, почему люди любят звездного квотербека. Жаль, что я не такой, как мой кузен — слишком кокетливый, слишком вульгарный, слишком дерзкий, слишком то, слишком се, слишком…

Теперь мне приходится работать, чтобы скрыть тот факт, что меня волнует очень мало людей в этом мире. Если я не забочусь о них, то и обо мне никто не может перестать заботиться.

Наш стол в центре комнаты заполнен людьми — все пластмассовые и ненастоящие. Бейли сидит близко. Я могу сказать, что она набирается смелости, чтобы предъявить свои права на меня, по легким подергиваниям ее рта. Может быть, она уговаривает себя, рассуждая, что, хотя я флиртую с каждой девочкой в школе, как-то особенно, когда я очаровываю ее.

Это не было чем-то особенным. Просто хорошо сделанная маска, чтобы держать людей на своем месте.

Мое внимание снова сосредотачивается на Блэр. Ее темные волосы свисают вниз, образуя занавес вокруг ее склоненной головы. Плечи у нее прямые, гордые, даже когда ее презирают все в школе, включая меня. Если бы над ней висел плакат, написанный жирными буквами,она не смогла бы сделать больше атмосферы «оставьте меня в покое».

Бишоп держит суд по другую сторону от меня, его глубокий голос — единственный, который доносится до меня над грохотом фоновой болтовни. Все едят с его ладони, их крики смеха раздражают.

— Итак, Дев держит на коленях девушку этого студента, верно? — Бишоп хмыкает в кулак. — Парень охренел, но Дев такой: — Нет, ты прав. Если твое имя на ее заднице, мы должны проверить. Все по-честному, — а бедная девушка думает, что он прикалывается. Он встал, и парень из братства обделался, когда увидел, какой наш парень высокий.

— Ты такой ебанутый, братан, — смеется Шон, надавливая на мою голову сзади.

Это застает меня врасплох. Мои плечи напрягаются. Я был слишком занят наблюдением за Блэр, вместо того чтобы следить за окружающей обстановкой.

— Ха, ну да. — Мой голос хрупок и холоден. Рука Шона исчезает. — Я не собирался задирать ее юбку перед всеми без ее согласия. — Я пожимаю плечами. — Ей это нравилось и она хотела папочку, если вы понимаете, о чем я.

Я подмигиваю Бейли.

По правде говоря, эта девушка хотела чего-то опасного, чтобы возбудить ее. Я был загадочным и доступным, когда она находила меня курящим на улице, и ей нравилось возбуждение, когда моя рука проскальзывала под ее юбку под мигающими неоновыми огнями в доме братства. Я не трогал ее, но она вела себя так, будто я трахал ее пальцами, чтобы все видели.

Бейли издает тоненький звук рядом со мной. Она покраснела и широко раскрыла глаза. Я вижу внутреннюю борьбу в ее выражении лица, она размышляет, отодвинуться от меня или остаться рядом, потому что быть рядом со мной означает более высокий статус в цепи социальной иерархии.

Мои губы чуть не кривятся от ее жалкой силы воли, когда она подходит ближе вместо того, чтобы убежать, даже после того, как услышала эту историю. Мне хочется встать на стол и крикнуть им всем, что я не хороший, не добрый, не милый, не высокий, темный и красивый рыцарь.

Если уж на то пошло, я злодей, который скрывается в тени кошмаров.

Я на секунду сосредотачиваюсь на своем дыхании, пока никто не заметил, как я втягиваю воздух в легкие. Мои пальцы дергаются. Это просто чудо, что в этот момент я удерживаю свое колено от подпрыгивания.

Я ничто без жесткого контроля над своей маской коварного плута. Все сосредотачиваются на том, что я хочу им показать. Пока они видят мой отвлекающий маневр, я прячу внутри свое настоящее лицо, искаженное, уродливое и нелюдимое.

Тернии окутывают мое сердце в путанице колючек. Мои собственные родители не любят меня, значит, со мной что-то не так. Мое место во тьме.

В другом конце комнаты Блэр отодвигает в сторону свой пустой поднос с обедом и зарывается носом в книгу. От этого жгучего зуда моя кожа становится слишком плотной. Она не может расслабиться и получить удовольствие, в то время как я готов выползти из своего тела от всего, что заперто внутри меня.

К черту это.

Если я буду страдать, она почувствует мой гнев в десятикратном размере.

— Эй.

Одним словом, стол приковывает к себе внимание. Все взгляды устремлены на меня. Может, мы с Бишопом и правим этой школой вместе, как лучшие псы, но когда я говорю, они все, блядь, слушают. Я ухмыляюсь своей ничего не подозревающей цели.

Плохой ход, моя маленькая игрушка. Правило номер один: всегда будь готова. Если ты этого не сделаешь, я посею еще больший хаос.

— Кто хочет посмотреть на аккуратный трюк, который я довел до совершенства? — Я откидываю голову назад, чтобы осмотреть их, заставляя свое тело расслабиться и растянуться на столе.

Король дьяволов сидит на своем троне.

Бейли загорается первой, как будто я лично предложил ей встать на колени между ее ног. — О, да, да! Что за фокус? Волшебство?

Мой рот приоткрывается. — Что-то вроде магии. Вот увидишь.

Я достаю телефон из кармана и нахожу сообщение с Маленькой воришкой.

Девлин: Иди сюда.

Голова Блэр появляется в другом конце комнаты. Она хмурится. Я сгибаю палец, и она стоит, закатив глаза.

Задания были слишком легкими.

Пора положить этому конец и начать настоящую игру.

Когда Блэр подходит к столу, кто-то позади меня насмехается. — Чего ты хочешь?

Блэр останавливается передо мной, скрестив руки. В каждом дюйме ее позы чувствуется решимость, она наклоняет бедро в сторону. Я позволяю ей держаться за этот кусочек независимости, готовый вырвать его у нее этим приказом.

— Это часть фокуса, — пробормотал я. Наклонив голову, чтобы оглядеть всех, я позволяю зловещей улыбке вырваться на свободу. — Смотрите. Я хорошо обучил Тряпичную Энну. Она будет делать все, что я ей скажу, как моя маленькая кукла.

Блэр издает сдавленный звук, и я бросаю на нее злорадный взгляд, достаю большую флягу с водой, которую Шон носит с собой, и протягиваю ее Блэр. Она полна до краев. Ее пальцы холодные, когда они касаются моих, принимая бутылку. Незаметно я говорю, сколько она заработает — триста баксов.

— Вылей это на себя.

Мой приказ холодный, жесткий, без эмоций. Бейли задыхается рядом со мной. Некоторые из сидящих за столиками вокруг нас переглядываются, наблюдая за разворачивающейся сценой.

Блэр остается неподвижной, челюсть заблокирована, она смотрит на меня с огнем, горящим в ее глазах.

Моя враждебная ухмылка растягивается еще шире. — Сделай это.

Все вокруг ждут с затаенным дыханием, коллективно наклоняясь. Напряжение и предвкушение давят со всех сторон. Никто не подбадривает Блэр, возможно, осознавая то же самое, что и я. Борьба ясна как день в жесткой линии ее тела и смертельной хватке за бутылку. Я догадываюсь, что происходит в ее голове — гордость по сравнению с тем, сколько денег ей нужно.

Чтобы заработать их, она подчиняется моим прихотям. Она чертовски безумна, раз делает это, добровольно унижая себя. Но когда она делает небольшой вдох и опрокидывает бутылку с водой на голову, возбуждение, пронизывающее меня, приносит несомненное удовлетворение.

Через несколько секунд Блэр насквозь промокла, ее бюстгальтер виден сквозь белую рубашку, прилипшую к коже. Ее грудь вздымается, и она наклоняет голову, чтобы ее волосы свисали темным клоком, закрывая глаза.

Из меня вырывается грубая усмешка. — Какая ты хорошая девочка, липкие пальчики.

По комнате разносятся аплодисменты и смех.

Блэр стоит там, мокрая от капель, плечи дрожат.

— Ты выдрессировал эту сучку! — кричит Трент.

— Хорошая девочка, хорошая девочка! — Люди насмехаются и кричат среди своего бурного веселья. — Внимание, мокрая собака!

— Что-то воняет!

Несколько человек за соседним столиком издают звуки поцелуев, подзывая Блэр, как они подзывали бы собаку.

Блэр молча терпит все это. Она отказалась от ответных действий и реакций еще на первом курсе, когда поняла, что люди будут преследовать ее, несмотря ни на что.

Ее молчаливое послушание — это моя награда, которую я пожинаю, а жестокий смех — музыка для моих ушей.

— Чувак, — бормочет Бишоп, садясь рядом со мной на скамейку. — Что случилось?

Я предлагаю Бишопу тайную ухмылку и окидываю взглядом Блэр, встречаясь с ее взглядом, который она бросает на меня из-за своих волос. Ярость в этих глубоких карих глазах проникает в мою грудь и ниже, мой живот сжимается. Комната сужается от интенсивности, с которой Блэр смотрит на меня.

Со странным чувством удивления я смотрю на нее так, словно вижу ее впервые.

С ее отношением, лишенным этой простой силы в ее уязвимом состоянии, я вижу ее красоту.

Блэр сексуальна, если ты сможешь забыть о том, что она преступница.

Мои пальцы дергаются по другой причине, а не от возбуждения, с которым я боролся десять минут назад, кончики пальцев трутся друг о друга, чтобы удержать их от соблазна ее пышных, маленьких сисек. Черт, если она сделает хоть шаг, я могу схватить ее.

— У нас договоренность, — объясняю я, выныривая из странной вспышки тепла, которая прошла между нами. Наверное, из-за прозрачной рубашки. — Это часть этого.

Блэр переводит дыхание и протягивает мне пустую флягу. — Обед почти закончился.

— Я еще не закончил смотреть на тебя, — парирую я, опираясь на локти и не спеша изучая ее.

Бишоп фыркает. — Ты злобный мудак, брат.

— Не волнуйся. — Я вздергиваю брови и засовываю язык в щеку. — Она получит свою награду.

Парни за столом принимают мои слова за сексуальные, реагируя как стадо животных.

Блэр бросает еще один взгляд на землю. Сердитая складка между ее бровями — это то, что я испытываю желание проследить и изучить форму своим языком.

Что это…

Моя голова сегодня более запутанная, чем я думал.

— Хм… — Теа Кеннеди подходит к Блэр сзади с салфетками. Она предлагает их. — Я принесла тебе это.

Бишоп напрягается, резко вдыхая воздух. Я бросаю на него вопросительный взгляд. Его внимание полностью приковано к Тее, а выражение лица напоминает голодного льва, открывающего пасть, чтобы полакомиться кроликом.

— Спасибо, — бормочет Блэр, принимая их.

Тея замирает, пока Блэр поглаживает себя. Она бросает на нас с Бишопом неодобрительный взгляд. Эта лапочка-дочка — маленькая зануда, которая, вероятно, думает, что мир — это солнечный свет и радуга.

Бишоп вскакивает со своего места и впивается в лицо Теи. Это смешно, потому что рядом с ней он просто гигант, ему приходится наклоняться, чтобы дотянуться до нее. Тея ниже Блэр даже ростом.

Теа замирает, прижимая салфетки к груди. — Э— э— э, Коннор.

— Тебя пригласили сюда? — требует Бишоп.

Тея моргает. — Нет. Впрочем, это неважно. — Она поднимает подбородок. — Блэр нужна была помощь.

— Блэр нужна была помощь? — Бишоп подражает, обходя ее сзади. Он кладет руки ей на плечи. — Ты слышал это, Дев?

— Конечно, слышал. — С ворчанием я поднимаюсь на ноги и прохожу в личное пространство Блэр. — Тебе нужна помощь, Дэвис?

Своим жестким взглядом я сообщаю, что ей лучше ответить. Блэр работает челюстью, затем вздыхает.

— Нет, — монотонно бормочет она.

Бунтарская энергия, заключенная в клетку, течет из нее почти как живая сущность, притягивая меня, как приманка. Мне нужно ее непослушание и мятеж, чтобы я мог получить дополнительное удовольствие от того, что заставляю ее прогибаться под мою волю. Я подавляю желание убрать мокрые волосы с ее щек.

Большие глаза Теи пляшут между мной и Блэр, ее нижняя губа зажата между зубами. — Ну…

— Ты знаешь, — говорит Бишоп рядом с ухом Теи, ухмыляясь, когда она вздрагивает. Он обводит ее плечи, пощипывая за толстые рукава свитера, который она надела вместо школьного блейзера. — Единственное, на что годятся девушки по соседству, — это согревать мой член. — Он наклоняется ближе, так что ее кудряшки касаются его губ, когда он говорит в зловещей тишине. — Ты предлагаешь, соседка? Можешь оставить свой бабушкин свитер.

Я улавливаю его слова, потому что они стоят рядом с нами.

Тея спотыкается о собственную ногу, вырываясь из хватки Бишопа. — Ты… ты…

— Я, — заявляет Бишоп, гордо взмахнув руками. — Только я, детка.

То, как он это произносит, намекает на нечто большее.

Тея, кажется, прекрасно понимает. Она качает головой, словно не веря своим глазам. Ее выражение лица разбивается, и она бросается прочь, утирая слезы.

Бишоп смотрит ей вслед, стиснув челюсти. Темнота затуманивает его глаза. Я перевожу взгляд с Теи на Бишопа. Меня беспокоит, что у него на уме в последнее время.

Когда я снова поворачиваюсь к столу, все наблюдают, как разыгрывается шоу — два по цене одного. — На каждом лице жажда крови, разворачивающаяся драма слишком хороша, чтобы ее игнорировать.

— Заставь собаку показать еще один трюк, — предлагает Трент.

Шон и остальные разражаются хохотом.

13. БЛЭР

Чертовски холодно. И мокро. Неудобно.

Моя одежда прилипает к коже. Смех не так уж плох, но этот придурок Трент назвал меня собакой.

Блядь. Это.

— Фу, — прорычала я себе под нос.

Мое плечо врезается в грудь Девлина, когда я оставляю этих гогочущих засранцев позади. Дверь грохочет, когда я в нее врезаюсь, и вопли следуют за мной.

Эта школа — не что иное, как бешеная стая гиен.

Дальше по коридору я улавливаю исчезающее пятно Теи Кеннеди, когда она в спешке огибает угол. Я могла бы пойти за ней и поблагодарить за то, что она вступилась за меня, но я зла и застряла в мокрой одежде.

Тяжелая деревянная дверь с лязгом открывается позади меня. Я поворачиваюсь, чтобы найти Девлина. Отлично. Мой свирепый хозяин последовал за мной в коридор.

Разве разъярённая девушка не может задержаться на пять минут в одиночестве?

Мы стоим там на мгновение. Я сжимаю кулаки, а он стоит у стены, рассматривая меня. Он слишком сосредоточен на моей груди.

— Отдай мне мои деньги, — требую я, выжидательно протягивая руку. — Я сделала это, так что плати мне.

Все в Девлине острое, ограненное и выточенное, как мрамор. Холодный. Жесткий. Неподвижный.

Девлин поглаживает свой подбородок, наклоняя голову.

— Вопрос не в том, выполнила ли ты приказ, а в том, как быстро ты подчинилась.

— Что? — Я дышу, приближаясь к нему. — Ты издеваешься надо мной? Ты не говорил, что я должна делать это с ограничением по времени. Ты позвал меня и сказал мне… — Я теряю слова, сгораю от гнева и размахиваю руками, чтобы заполнить пространство. — на глазах у всех.

— Не волнуйся. — Девлин дергает одним плечом, небрежно, бесчувственно. — У тебя нет репутации, которую нужно портить. Для них ты — это только твои ярлыки. Крыса из сточной канавы, мусор, ненужная благотворительность.

Моя грудь вздымается, когда я задыхаюсь. Мои эмоции убегают от меня, ускользая сквозь пальцы. Я прилагаю столько усилий, чтобы не позволить всему, что происходит в этой дыре, задеть меня. Что-то внутри предупреждающе трещит. Плотина раскалывается, угрожая выплеснуть поток всего, что я сдерживаю.

С разочарованным звуком я пихаю Девлина. — Заплати мне, черт тебя дери!

— Нет. — Девлин ухмыляется, высокомерно и злобно. — Заработаешь в следующий раз. Таковы правила.

— Ты не сказал мне всех правил! Ты все время их меняешь!

Он хватает меня за запястье, когда я снова пытаюсь его толкнуть. — Да, я рассказал. Мои правила — это то, что я говорю.

Девлин отпускает меня с недовольным смешком.

Разрушающийся барьер внутри меня ломается еще в одном месте.

Я ненавижу его! Почему я думала, что могу верить в то, что он не откажется от своего слова? Он мужчина, конечно же, он собирается обмануть меня.

Вцепившись в лицо Девлина, я шиплю: — Я знала, что не могу тебе доверять. Я должна была знать, что твое слово ничего не стоит!

В глазах Девлина промелькнуло что-то злое, за его безупречной внешностью мелькнула правдивость. Ненависть, которую я выплескиваю ему в лицо, — это отвлекающий маневр. Пока он сосредоточен на чем-то другом, я с практической ловкостью и сноровкой проникаю пальцами в его карман и вытаскиваю бумажник. Я заплачу себе то, что мне причитается.

— Твоя мать, должно быть, гордится тем, что у нее такой лживый змеиный обольститель в сыновьях.

Девлин рычит и двигается так быстро, что я не успеваю ничего понять. В одну минуту моя рука находится в нескольких секундах от освобождения его бумажника, а в следующую он держит мое запястье в своей руке, закручивая его над моей головой.

Я задыхаюсь. — Чт…

— Все еще хочешь продолжать разевать рот? Думаю, это самое большее, что ты когда-либо говорила со мной.

В его голосе звучит опасная нотка, зазубренная резкость, которая задевает нервные окончания и заставляет мое сердце биться. Аромат кожи и имбиря окружает меня, опьяняя мои чувства. Моя кожа становится горячей, когда он смотрит на очертания моей груди, на мокрую рубашку, прилипшую к моей груди благодаря полной фляге воды.

Девлин смотрит на мое зажатое запястье с хищной точностью. — Хочешь залезть ко мне в штаны?

Между моих бедер разливается жар, и смущение пронзает меня насквозь.

Какого черта?

Я слегка сдвигаюсь, и хватка Девлина крепче сжимает мое запястье.

— Если ты так сильно хотела залезть ко мне в штаны, тебе нужно было только попросить.

Он наваливается на меня, прижимая мое тело к прохладной кафельной стене, прокусывает мою рубашку, проникая в мою кожу, в противовес теплу, которое исходит от него, когда он делает шаг ко мне. Мое сердце колотится в такт пульсации моего клитора.

Я поднимаю вторую руку, чтобы оттолкнуть его от себя, но как только моя ладонь приземляется на него, я замираю.

Грудь Девлина твердая, мускулистая и… теплая.

Он шлепает ладонью по моей голове, заставляя меня подавить испуганный прыжок. Его глаза прищуриваются, удерживая меня на месте своим телом и пронзительным взглядом.

— Я заставлю тебя заработать свое прозвище за настоящие липкие пальчики, — пробормотал Девлин грубым полушепотом. Он отпускает мое зажатое запястье и прикасается к моей талии, проводя большим пальцем по грудной клетке, пока не касается нижней части груди. Его нос касается моего виска. — Я кончу на них и оставлю тебя в беспорядке.

Мои внутренности начинают бунтовать, плавясь и взрываясь направо и налево. Я еще больше вжимаюсь в твердую стену, и Девлин следует за мной, не позволяя облегчения ни от тепла его тела, ни от ощущения его пресса. Он вдыхает, проводя носом по бокам моего лица.

— Что ты делаешь? — Мой голос дрожит и я сжимаю его хрустящую рубашку в своей хватке. — Мы ненавидим друг друга.

Я должна ненавидеть его за это. Я должна найти его, пока это не вышло из-под контроля. Но в поисках хоть крупицы логики я не нахожу ничего, только безумную искру влечения.

Как меня может возбуждать лукавый взгляд Девлина, когда он обнимает меня за талию и дышит на мою кожу? Это безумие.

Я должна остановить это. Мне нужно ответить. Мне хочется ударить его по лицу, но я боюсь нарушить одно из его произвольных негласных правил. Что, если он расторгнет наше соглашение из-за какого-нибудь дерьмового нарушения контракта? Потерять единственный денежный поток, который у меня есть, — не вариант.

— Разве ты никогда не слышала о сексе на почте ненависти? — Девлин хихикает мне в шею, и, о, черт, это не должно быть так хорошо, как есть. Мне становится стыдно за то, что я вцепилась обеими руками в его рубашку. — Если ты еще раз попробуешь это дерьмо, я уложу тебя на спину с рукой или ртом вокруг моего члена так быстро, что ты не сможешь перевести дыхание.

Его губы касаются моей шеи, когда он говорит. Это вызывает прилив мурашек по моей коже, всплеск горячей и холодной пульсации. Я дрожу, не в силах заглушить небольшой звук, когда сжимаю бедра вместе в попытке ослабить давление, сжимающее меня все сильнее.

— Девлин, — шепчу я, намереваясь закончить это отвратительно придыхательное предложение, сказав ему, чтобы он отвалил от меня.

Он отвечает мне урчанием, и этот глубокий первобытный звук заставляет меня сжаться. Несправедливо и чертовски хорошо. Как, черт возьми, он может издавать такие сексуальные звуки?

Девлин хихикает в мою перегретую шею. Это быстро, но я вздрагиваю от намека на то, что его зубы скребут по моей чувствительной коже.

— Что…

Звенит звонок, прерывая все, что сейчас происходит.

Девлин напрягается. Я чувствую, как сжимается его пресс. Перед тем как ученики высыпают в коридор, Девлин оставляет меня холодную, мокрую и одинокую, прижатую к стене с пылающим лицом. Его лицо — нечитаемый щит, как будто его не трогает новый жестокий способ, который он придумал, чтобы поиграть со мной.

Взяв мою слабую руку, Девлин сует в нее пачку денег и толкает меня в дверь соседней ванной, бормоча: — Приведи себя в порядок, ты, чертова зараза.

Дверь захлопывается за мной прежде, чем я успеваю обернуться и отчитать его. Я высовываю голову в коридор, но его уже нет.

Поджав губы, я отступаю в ванную, занимаю самую дальнюю от двери кабинку и баррикадируюсь внутри и прислоняюсь к стене, вытирая лицо.

— Какого хрена, — бормочу я себе под нос.

Я бью кулаком по стенке кабинки, наслаждаясь приятным стуком.

Все мое тело дрожит, мне неудобно в одежде, но под всем этим глубоко внутри меня проснулось жужжание.

Эта битва воли гораздо опаснее, чем я думала. Мне нужно быть осторожной, чтобы понять, как обойти произвольные правила Девлина, которые дают ему полный контроль.

Его ждёт ещё одна неприятность, если он верит, что я передам ему власть над своим телом.

14. ДЕВЛИН

Блэр, как и прежде, невозможно игнорировать, она днями торчит у меня в голове, как упрямые шипы розы.

Она вторгается в мою школу, в мой дом и в мои мысли.

В раздевалке для мальчиков, в окружении других ребят из команды, я сутулюсь на деревянной скамейке. Моя футбольная форма наполовину надета, майка перекинута через одно плечо, бутсы лежат рядом.

Это вечер игры, но моя голова не может быть дальше от сосредоточенности. Мои тетя и дядя стоят у поля, чтобы посмотреть, прежде чем мы пойдем ужинать.

Напротив меня Бишоп, похоже, впервые оказался в той же лодке. Он запихивает рюкзак в шкафчик и садится на скамейку, сняв пиджак, расстегнув рубашку и наполовину развязав и забыв галстук.

Моя бровь нахмуривается на секунду, прежде чем я разглаживаю ее. Бишоп обычно первым собирается перед матчем, поэтому он может рыскать по проходам раздевалки, пока мы переодеваемся, бомбардируя нас напоминаниями о наших соперниках. Он редко упускает возможность сказать ободряющую речь, но сегодня его голова не занята игрой.

Бишоп никогда не молчит о футболе — единственном, чем он живет и дышит, так что с ним определенно что-то не так.

Вместо того чтобы готовиться к нашему матчу, он снова погрузился в свой телефон.

Оглянувшись, чтобы убедиться, что Трент и Шон ушли за сумкой с мячом, я упираюсь локтями в колени.

— В чем дело, чувак? Опять что-то с твоими родителями?

Глаза Бишопа поднимаются и встречаются с моими. — Что? — Он моргает. — Нет, нет. Это… не волнуйся об этом. Ничего страшного.

Прежде чем он спрятал свой телефон, я успеваю мельком взглянуть на девушку на экране, маленькую красотку, судя по всему, с ее толстым свитером, натянутым так, чтобы обнажить живот и намекнуть на полные сиськи, выглядывающие из-под него. Я фыркнул, покачав головой. Бишоп так переживает из-за какой-то цыпочки?

Я зря волновался.

— Понятно. — Усмехаясь, я игриво ударяю Бишопа по колену. Он ухмыляется, убирая свой телефон. Когда он снова встречает мой взгляд, он — мой одержимый футболом лучший друг. — Вот он.

— Давай раздавим этих парней. Они не увидят, как мы приближаемся.

Я ударяю кулаком по его кулаку, когда он поднимает его вверх.

Футбольная команда старших классов может быть менее яркой, чем наша футбольная команда, но мы с Бишопом — сила, с которой нужно считаться. Мы оба расчетливые игроки. Наша неуступчивая атака из двух человек уничтожает соперников каждый раз, когда Бишоп забирает мяч у линии защиты и переходит в атаку рядом с моей позицией нападающего.

Я стягиваю майку через голову, проводя рукой по вырезу № 6 на груди. Футбольное поле — это место, где я культивировал свое прозвище дьявола. Бишоп всегда шутит, что в качестве нападающего мой номер должен быть № 9, но я настоял на том, чтобы играть под № 6, как только моя репутация темного дьявола зародилась и выросла.

Бишоп надевает свою майку № 10 и встает передо мной. — Ты идешь?

— Прямо за тобой.

— Две минуты. — Бишоп постукивает себя по запястью.

Я отмахиваюсь от него, пока он бежит по раздевалке, чтобы собрать наших товарищей по команде.

Эхо хлопающих шкафчиков и разговоров других ребят разносится по комнате.

Закрыв глаза, я представляю девушку на телефоне Бишопа, но ее сочные изгибы автоматически сменяются бледной кожей, маленькими сиськами и каскадом блестящих черных волос. Мой член подергивается от интереса.

Меня беспокоит, что я ничего не почувствовал, глядя на ту фотографию, которая была у Бишопа. Конечно, это было быстро, но достаточно долго, чтобы понять суть сексуальной фотографии. Никакого прилива тепла в паху.

Я прислоняюсь спиной к шкафчику.

Единственная девушка, о которой я думаю, это Блэр, мои мысли снова заполнены воспроизведением того, что произошло между нами в зале во время обеда.

Жар, которого я ожидал раньше, закипает в моем животе. Я дышу через него, засунув руки в шорты.

Блэр не отпихнула меня, как я предполагал, когда дотронулся до нее. Для выжившего у нее ужасные навыки самосохранения. Зная, что я могу нажать на ее кнопки своим лучшим преимуществом, я планирую использовать это в своих интересах.

Шахматная доска сдвигается, реформируется и адаптируется к тому, чем я буду наслаждаться.

***

Утром я жду у шкафчика Блэр. Я хочу быть здесь, когда она откроет его, чтобы найти специальный пакет, который я спрятал внутри с помощью уборщицы перед началом занятий. Несколько человек останавливаются, чтобы поздороваться и спросить о моих планах на выходные. Я вижу любопытную настороженность в их глазах, им интересно, почему я здесь, а не на парковке с Бишопом.

Блэр останавливается в нескольких футах от меня, когда появляется. На этот раз я не предупредил ее сообщением. Я не даю ей передышки между командами, надавливая сильнее.

Она сокращает расстояние между нами и игнорирует меня, крутя циферблат на своем шкафчике. Я прислоняюсь к шкафчику рядом, наблюдая за ней. Ее волосы частично влажные после утреннего душа, и я улавливаю запах дешевой имитации ванили, исходящий от нее.

Блэр бросает на меня взгляд, прежде чем открыть свой шкафчик. — Почему ты здесь?

Я беззаботно пожимаю плечами. — В школе? Штат предписывает минимальное количество дней для окончания школы…

— О Боже, заткнись, — простонала Блэр. — Почему ты у моего шкафчика?

— Зачем тебе понадобилось приходить в мою школу? — возражаю я, наклоняясь над ней.

Она стоит на своем, искоса поглядывая на меня. Упрямая маленькая штучка. Когда она откроет шкафчик, она поймет, что лучше.

Я делаю вид, что проверяю время на невидимых часах. — Лучше поторопиться. Ты опоздаешь на урок.

— Разве это не значит, что тебе тоже нужно поторопиться?

— Сегодня утром у меня офисная помощь для классной комнаты. Занимаюсь посещаемостью.

Когда она закатывает глаза, я ухмыляюсь.

Шкафчик распахивается, и я наслаждаюсь моментом, когда Блэр делает паузу.

— Какого черта, — бормочет она, доставая подарочный пакет. Она замирает, когда заглядывает внутрь. — Какой. Ад.

Она бросает на меня растерянный взгляд. Я вызывающе ухмыляюсь в ответ.

— Что это? — Блэр резким жестом указывает на шкафчик.

Я заглядываю в сумку и сдерживаю садистскую ухмылку при виде новой школьной формы Сильвер-Лейк, в комплекте с блейзером и новыми туфлями.

Сверху лежит особый предмет: кожаный ошейник.

На нем серебряная табличка с надписью липкие пальчики. Из-под воротника выглядывает моя записка, где я написал указания носить в школу все, что было в сумке, иначе будут ужасные последствия — например, отсутствие оплаты.

Ниже я написал 750 долларов.

— Думаю, в этой сумке ты найдёшь все ответы, которые тебе нужны. — Я лениво машу рукой и подпираю плечом край шкафчика. — Похоже, ты больше не будешь выделяться тем, что у тебя неполная форма. Как щедро.

Блэр усмехается и тычет пальцем в воротник. — А это? Ты что, блядь, издеваешься?

Мой рот растягивается шире, а в груди расцветает веселье. — Ни в малейшей степени. Ты хочешь сказать, что предпочла бы другой вариант из нашего соглашения?

Я наполовину вытаскиваю телефон из кармана.

Блэр сжимает руку на моем запястье и сильно сжимает. — Нет! — Когда я хмыкаю, она выдыхает. — Господи.

Она отпускает меня и потирает лоб. Ее взгляд обегает весь зал. Один из ее соседей по шкафчику несколькими местами ниже заставляет ее сглотнуть.

Я делаю вид, что снова проверяю свои несуществующие часы. — Тик-так, Дэвис. Не хочешь опоздать на урок, помнишь? Должен ли я отметить твое отсутствие, когда пойду в офис? — Я неодобрительно цокаю. — Знаешь, слишком много пропусков увеличит количество твоих недочётов. Это может поставить под угрозу твой статус стипендиата—.

— Заткнись, — огрызается Блэр.

Я сдвигаюсь, чтобы заблокировать ее между мной и шкафчиком, упираясь руками по обе стороны от ее головы. На моем лице появляется холодное выражение. — Осторожнее, маленькая букашка. С таким поведением ты вызываешь у меня желание раздавить тебя пяткой.

Челюсть Блэр сжимается, и она делает себя как можно меньше, сохраняя между нами пространство в несколько дюймов. Она не хочет повторения того, что произошло в тот день.

— Делай то, что написано в записке, или игра окончена.

Я нежно касаюсь ее шеи, затем нажимаю на мягкое место под подбородком, заставляя ее лицо наклониться к моему. Горло Блэр сжимается, когда она сглатывает. Ее взгляд мятежен, она стреляет в меня кислотным ядом своих насыщенных глаз цвета виски.

Блэр — это неконтролируемое пламя, к которому я хочу прикоснуться, независимо от того, обожжет оно меня или нет, пока я приручаю его под своим контролем.

Я смотрю ей в глаза, зажав ее подбородок между большим и указательным пальцами. Мое внимание падает на эти полные, пухлые губы. Сегодня они потрескались, как будто она слишком часто их облизывает. Перемещая палец, я провожу большим пальцем по краю ее нижней губы.

Блэр резко выдыхает, и я не могу сосредоточиться на ее губах. Она обхватывает пальцами мое запястье и впивается в него своими короткими ногтями, почти настолько сильно, чтобы прорвать кожу. Жжение подстегивает желание прижать ее к шкафчику и взять ее рот в свой.

Я запихиваю желание вниз и запираю его вместе с остальными моими настоящими эмоциями. Все отделено, погребено глубоко под слоями фальшивых улыбок и флирта. Запихивая все это, мне не нужно беспокоиться. Я могу оставаться в оцепенении, мое сердце защищено в моей железной крепости.

— Убирайся к черту. — Блэр оскалила зубы и стряхнула влажные, частично сухие пряди волос с лица. — Я надену его и тебе лучше заплатить.

Нацепив на лицо свою фирменную наглую маску, я ухмыляюсь своей маленькой вздорной игрушке. — Ты не можешь указывать мне, что делать.

Блэр издает сердитый, приглушенный звук и отталкивается от меня. Она выхватывает сумку из шкафчика и захлопывает дверцу с громким стуком, который привлекает внимание учеников, задержавшихся в коридоре перед началом занятий. Все они с интересом смотрят между мной и Блэр.

Коварный школьный король и школьный изгой? Это пикантное шоу.

Болтовня стихает, когда Блэр топает в сторону туалета, отмахиваясь от меня всю дорогу.

На моих губах появляется медленная, искренняя улыбка.

Я прячу тайное выражение за рукой, пока не возьму себя в руки. С моей социальной броней, я иду по коридору в противоположном направлении с ленивой развязностью в шаге.

В моих венах течёт предвкушение нашего урока английского языка.

15. ДЕВЛИН

Форма идеально подходит по сравнению с огромной рубашкой и плохо сидящей юбкой, которые были у Блэр раньше.

Я следую за ней по дороге на английский, держась достаточно далеко позади, чтобы люди не подумали, что мы пришли вместе. Юбка сидит как перчатка на ее маленькой талии и развевается по бедрам. Сам того не желая, мой взгляд падает на ее задницу, когда она скользит по коридору к классу.

Рука Блэр все время летит к ее шее. Из-за стеснения я борюсь с забавным удовольствием.

Люди смотрят на нее с удвоенным вниманием, когда она проходит мимо. Никто не привык видеть ее в полном форме. Она выглядит сексуально.

Парень из баскетбольной команды разглядывает Блэр с ног до головы, высунув язык. Он окликает ее. — Черт, девчонка! Ты можешь подойти прямо сюда, детка.

Блэр игнорирует его и другие волчьи свисты, которые атакуют ее, когда она входит в класс впереди.

Что-то темное пробирается сквозь меня. Стиснув зубы, я с трудом удерживаюсь от того, чтобы не остановиться и не ударить парня. Блэр принадлежит мне.

— Йоу, Дев! Отличный матч вчера вечером. Тот гол в последнем тайме был потрясающим. — Он кивает мне, когда я прохожу мимо, но я не обращаю на него внимания.

Я не показываю своего раздражения и вообще не прилагаю никаких усилий. Все, что я делаю, — это спектакль, который нужно поддерживать. Этот парень не стоит моего времени.

Уголком глаза я вижу, как меняется его выражение лица. Я мысленно отмечаю, что позже выпытаю у Бишопа все, что у него есть на этого парня, чтобы отомстить, когда мне это будет удобно.

Поддаться низменному порыву и ударить этого козла за то, что он подсматривает за тем, что принадлежит мне, сейчас не в моих силах. Я не работаю при свете, я работаю только в кошмарах.

Мистера Коулмана нет в классе, когда я вхожу в дверь. Бишопа тоже нет. Блэр сидит за своей партой напротив моей, прижав подбородок к груди и заложив руку за воротник рубашки, которая застегнута на все пуговицы, не рискуя, чтобы кто-то узнал, что она надела ради меня. На ее щеках красуются двойные пятна, когда она бросает взгляд на людей, которые подходят слишком близко.

Я двигаюсь по проходу между партами, как зловещая тень, постукивая по каждой парте, когда прохожу мимо. Остановившись возле Блэр, я бросаю сумку и сажусь на ее стол. Она откидывается назад, из ее уст вырывается раздраженный звук, когда она наклоняется ко мне. Ее губы складываются в линию, когда она избегает моего взгляда. Темные ресницы взметнулись над ее веснушчатыми щеками.

На мгновение я теряюсь в изучении созвездий, которые вижу в веснушках на ее носу.

Блэр складывает руки под грудью, обнимая себя и отворачивает голову.

Пуговицы на ее рубашке расстегнуты. Я ухмыляюсь, когда вижу, что воротничок под ее топом застегнут на фарфоровой шее.

Наклонившись над ней, я бормочу достаточно тихо, чтобы слышала только она: — Встретимся позже.

— Что? — Блэр резко поворачивает голову, ее гладкие черные волосы развеваются по плечам, как шелк. — Почему?

Я поднимаю брови, безмолвно говоря: — Потому что я так сказал.

Ее подбородок вздергивается, и она поджимает губы. С таким непокорным наклоном, они неоспоримо соблазнительны. Я впиваюсь зубами во внутреннюю сторону губы, чтобы удержать себя в фокусе, прежде чем сорваться вниз и украсть вкус этих губ для себя.

Мистер Коулман входит в комнату, отрывистыми словами призывая класс к вниманию. — Сегодня нам предстоит многое узнать. Займите свои места.

Соскользнув со стола Блэр, я открываю рот, чтобы назначить место встречи, но меня прерывают.

— Девлин, садись. — Мистер Коулман щелкает пальцами. Он начинает писать на доске мелом. — Сегодня мы будем говорить о чтении на этой неделе.

Я бросаю на него раздраженный взгляд узких глаз. Сев на свое место, я подпираю подбородок рукой, скучая по началу урока мистера Коулмана.

Мистер Коулман — один из тех молодых учителей, которые делают вид, что он отлично ладит со своими учениками, потому что он модный или что-то в этом роде. Больше всего он обращается к девочкам в классе, и они держатся за его слова.

Кроме Блэр. Она не стремится участвовать в жизни класса так, как это делают другие девочки.

С аккуратно уложенными каштановыми волосами, прямым носом, одинаковыми ямочками и сильным подбородком он — всеамериканская мечта о здоровом образе жизни. Он выглядит как человек, которому можно доверять, и именно поэтому я не доверяю. Никто не заслуживает доверия.

Он выводит меня из себя.

Смотрю на Блэр, она так же разочарована уроком. Ее тетрадь открыта, но она сосредоточена на другом. Она озабоченно вскидывает брови. Она хоть на секунду перестает волноваться? Наверное, я виноват в некоторых ее проблемах, но она сама навлекла их на себя.

Я смотрю на ее шею и представляю, как выглядит ошейник. Я хочу увидеть его. Потрогать его.

Мистер Коулман делает паузу в чтении, когда дверь открывается через десять минут после начала урока. Входит Бишоп.

— Вы опоздали, мистер Бишоп. — Мистер Коулман упирает руки в бедра, словно в насмешку над авторитетом. Ни один ученик здесь не воспринимает всерьез учителя моложе тридцати лет. — Не хотите объясниться?

— Нет, — говорит Бишоп, приподняв бровь.

— Простите?

Я подавляю фырканье. Маленький идентичный звук справа от меня говорит мне, что Блэр находит это таким же смешным, как и я. В моих венах течет тепло от яркого веселья, пляшущего в ее глазах, когда они на мгновение встречаются с моими.

Бишоп проходит мимо мистера Коулмана, как будто он не опоздал. Когда он спускается по проходу, его угрюмое выражение лица превращается в предательский взгляд, который он направляет на Тею. Она опускает плечи и ссутуливается. Он находит свое место, взволнованно вздыхая.

Мертвый воздух заполняет комнату. Бишоп поднимает взгляд на учителя и машет рукой.

— Что ж? — Бишоп щелкает пальцами, идеально имитируя манеру мистера Коулмана. — Я здесь, чтобы получить образование.

По комнате пробегает хихикание и я подталкиваю Бишопа в спину в знак товарищества.

Мистер Коулман работает челюстью, но отпускает Бишопа. — Давайте вернемся к уроку. Кто-нибудь может сказать мне, что вы думаете об отрывке главного героя на странице сорок три?

Рука Теи взлетает в воздух, вместе с несколькими другими учениками. Девочки, у которых он ест из ладони, размахивают руками от нетерпения ответить.

— Да?

— Я думаю, отрывок означает, что важно быть верным себе, — говорит Тея мягким голосом, ее рука все еще частично поднята.

— Да, Тея, — теплым тоном хвалит мистер Коулман, энергично указывая на нее. — Превосходно.

Его зубы слишком белые, блеск ослепляет и сбивает с толку. Фальшивые. Легко заметить его фальшивую маску, потому что я так хорошо умею скрывать, что моя тоже ненастоящая.

Опираясь на то, что я прочитал в книгах по психологии о расстройствах, я перебираю варианты того, что скрывается под блестящей маскировкой мистера Коулмана.

Тея смеется, смущенная поощрением. Я представляю себе застенчивую улыбку, которую она всегда дарит ему, и звездочки в ее больших голубых глазах.

Напротив меня Бишоп крепко сжимает карандаш. Кончик ломается о его записи, когда он специально прижимает его к странице. По его шее пробегает сердитый красный румянец. Колено Бишопа подпрыгивает на несколько секунд, затем он вскакивает со своего места.

— Мистер Бишоп, вы мешаете…

— Отвали, — рявкает Бишоп. — Я ухожу отсюда.

— Если вы уйдете с урока, вы получите наказание.

Бишоп вскидывает руки вверх и захлопывает за собой дверь. Оконное стекло в двери дребезжит.

Тея пискнула и подняла руку вверх. — Мистер Коулман, могу я отлучиться в туалет?

Мистер Коулман смотрит на Тею, пораженно опустив плечи. Он машет рукой в знак разрешения, и она убегает, как выстрел.

Мой любопытный взгляд перебегает от двери к мистеру Коулману. Что-то происходит.

Невольно в голове всплывает та дерзкая фотография из телефона Бишопа той ночью. Сегодня на Тее был такой же свитер. Не может быть, чтобы на фото была именно она, ведь так?

Я выбрасываю эту мысль из головы.

Мистер Коулман задает еще один вопрос, чтобы вернуть класс в нужное русло, но я отключаюсь. Вместо этого я пишу время и место внизу своего чистого листа. Начало обеда, во дворе. Я отрываю его и складываю несколько раз в маленький квадрат.

Когда учитель отвернется, я незаметно кладу записку на стол Блэр.

Блэр прикрывает записку рукой, и на секунду мне кажется, что она собирается смахнуть ее со стола, не читая. Ее холодный взгляд переходит на меня. Развернув записку, она ловкими пальцами прочитывает ее, и ее губы кривятся.

Засунув записку в блокнот, Блэр возвращает свое внимание к доске.

Трудно сосредоточиться на уроке. Впервые я не могу уследить за общей сутью, хотя обычно учеба дается мне легко.

Я продолжаю изучать Блэр на периферии.

Только ближе к концу урока она снова обращает на меня внимание. Острие укалывает мне руку, пока мистер Коулман перебирает стопку раздаточных материалов. Я удивленно хрюкаю, потирая больное место, куда укололи мой бицепс. Блэр держит между пальцами сложенную записку. Она сложена столько раз, что уголки бумаги стали колючим оружием.

Я выхватываю ее, прежде чем она снова уколет мою руку. Открыв ее, я обнаруживаю, что это та же записка, которую я дал ей двадцать минут назад. Ее единственный ответ — галочка под моим письмом. Просто и лаконично.

Уголки моего рта дергаются вверх. Звенит звонок, прерывая мистера Коулмана на середине предложения.

— До встречи, липкие пальчики.

Блэр застывает, прижимая руку к застегнутой рубашке, пока я поднимаю сумку на плечо и выхожу из комнаты.

***

Когда я выхожу во двор, моя ухмылка вспыхивает раньше, чем я успеваю ее усмирить. Она там, ждет меня у каменной скамьи. Листья на осине, раскинувшейся над скамейкой, еще не стали золотыми, хотя несколько листьев на тонких ветках уже поблекли до желто-зеленого цвета.

Это резко выделяет Блэр на фоне тонкой белой коры ствола с ее черными волосами.

Блэр оборачивается. — Что ты хочешь?

Я засовываю руки в карманы. — Не терпится добраться до своей приготовленной на пару брокколи и загадочного мяса? Я слышал, оно очень питательное.

— Пожалуйста, ты даже не получаешь обычного меню. — Блэр закатывает глаза. — Зачем ты меня сюда позвал?

Теперь она не так осторожна, хотя ее острый взгляд каждые несколько секунд бросается к выходу. Я качаю головой и вхожу в ее личное пространство. Блэр делает шаг за шагом, пока ее колени не упираются в скамейку. Мой рот изгибается.

— Теперь ты в ловушке.

Блэр возмущенно хмыкает. — Вряд ли.

Она пытается обойти меня, но я ловлю ее за талию.

— Мы еще не закончили.

Глаза Блэр сужаются. — Так что продолжай. Ты тратишь мое время.

— Разве можно так разговаривать с человеком, который тебе платит?

— Мне платят за то, чтобы я унижала себя, — бормочет она.

Воротник проглядывает между пуговицами, застегнутыми до самого верха ее рубашки. Проворным движениемя расстегиваю две верхние пуговицы, прежде чем глаза Блэр расширяются. Она шлепается на мои руки и закрывает шею, пытаясь отодвинуться от меня с камнем, вдавленным в заднюю часть ее голых ног.

— Что ты делаешь, псих? Мы в центре школы!

Ее взгляд летает вокруг, проверяя окна. Ленивым взглядом я сверяюсь с ней.

— Нет, ты наедине со мной во дворе. Только я могу это видеть. — Я накрываю ее руку своей и дергаю. — А теперь покажи мне.

Горло Блэр подрагивает. Она сопротивляется моему рывку, сильнее сжимая руку, чтобы закрыть ошейник.

Я закрываю глаза. — Покажи мне. Я хочу увидеть доказательство того, что ты моя маленькая любимица.

Блэр борется еще один удар, запыхавшись. С грубым смешком ее рука опускается на бок. Она отводит взгляд, темные ресницы очерчивают ее карие глаза.

Ухмыляясь, я обращаю внимание на кожаный ошейник на ее шее. Серебряный табличка выглядит идеально. Я продеваю палец в ошейник и притягиваю ее ближе, настолько близко, что мои губы могут коснуться ее губ, если я наклонюсь. Блэр избегает смотреть на меня, ее щеки налились краской. Так близко, я могу вдыхать имитацию ванили и считать целую плеяду веснушек, усеивающих ее щеки.

Эти пухлые, полные губы сдвинуты вместе. Мое сердце колотится, а по коже пробегает возбужденная дрожь.

— Хорошая девочка, — урчу я. — Посмотри на себя. Никто бы не догадался, что ты бездомная бродяжка.

Блэр прижимается ко мне, издавая придушенный звук. Я хихикаю и провожу тыльной стороной костяшки пальца по ее щеке. Она теплая и мягкая под моим прикосновением. Блэр быстро моргает.

Внутри меня поднимается головокружение, шипящее, как шампанское высшего сорта, по нервным окончаниям. Это чертовски приятно. Я хочу больше выражения на лице Блэр, этой трещины в ее наглой уверенности и годах молчаливого безразличия. Я наконец-то проникаю под ее кожу так же сильно, как она проникает под мою. Волнение от этого поет в моих венах.

Всякий раз, когда я рядом с ней, я чувствую себя живым. На какое-то время я могу забыть о своих демонах.

Мой палец сжимается сильнее, притягивая ее еще на долю секунды ближе. Ее дыхание проносится по моей шее с напряженным выдохом. Я заворожен микровыражениями ее лица, наполнен удивлением, наблюдая за тем, как она пытается контролировать себя, чтобы не дать мне понять, что именно это с ней делает. Но я все вижу.

В моей голове повторяется напев: все мое, все мое, все мое, мое, мое, мое.

Если она подчиняется мне в этом, что еще я могу ей приказать? Я представляю, как лежу на своем особом месте под звездами, глядя вверх на безбрежность, пока она скачет на моем члене.

Я никогда никому не показывал свое место. Я не привожу девушек к себе домой, но я могу представить ее там, на крыше, со мной.

Сцена меняется, и я представляю, как просыпаюсь в теплой постели с ее губами, обхватывающими меня, и румяными щеками. Образы в моей голове сливаются воедино, идея за идеей мчатся быстрее, чем быстрое биение моего сердца.

Мой твердый член упирается в ширинку.

Я могу сделать ее своей и только своей.

Песня ее губ так же гипнотизирует, как и наркотик от такого контроля над ней. Они пухлые и розовые. Когда ее язык высовывается, чтобы облизать их, я прикасаюсь носом к ее носу, намереваясь поцеловать ее на этот раз. Блэр замирает.

Воздух замирает, и двор расплывается.

Блэр, наконец, встречает мой голодный взгляд шокированным взглядом. Она наклоняет голову. Мне кажется, она собирается позволить мне поцеловать ее и я подхожу ближе.

— Когда ты собираешься заплатить мне за это?

Ее тихий вопрос гасит жар, вспыхивающий в моем желудке. Я сужаю глаза до щелок.

— Что? — прохрипел я.

На минуту Блэр заставила меня забыть о собственных правилах. Заставила меня отбросить годы ненависти и жажды мести. Заставила меня хотеть ее, и ничего больше.

Мы не какая-то сладкая история любви. В лучшем случае мы были бы ненавистным трахом. Грубые, злые и настроенные на то, чтобы причинить друг другу как можно больше боли. Мы с Блэр — масло и гребаная вода, облитые керосином и подожженные в адском пламени.

Блэр медленно моргает, делая вид, что ее не трогает моя близость и она не знает о моей внутренней войне.

Должно быть, именно так она это делает. Если она заставляет жалких ублюдков, которые платят за ее тело, чувствовать что-то большее, чем зуд, который нужно почесать, она должна зарабатывать больше денег. Как еще она может выжить в таком месте, как это? Перед сколькими парнями в этой школе она стояла на коленях? Эти слухи о ней правдивы, как чертов звоночек.

Как я мог не заметить этого раньше? Она такая же фальшивка, как и все остальные.

Я повторяю в голове свою мантру, свое священное правило. Никого не люби, никого не подпускай настолько близко, чтобы причинить боль. С этими мыслями на повторе, я подавляю в себе мысль о том, что мы можем быть чем-то большим, чем средство для достижения цели.

Это прохладная струйка льда, которая мне нужна, чтобы привести голову в порядок, чтобы перестать думать своим членом. Эти чертовы губы все еще манят меня. Черт побери, я получу их. Я возьму этот поцелуй, и мне плевать, если ей это не понравится.

Как только я почувствую вкус, все вернется на круги своя.

— Ты сказал 750 долларов. Отдай мне их.

Я еще не закончил с ней. Ей еще предстоит выучить урок.

Моя хватка на ошейнике ослабевает, и я чувствую, как костяшки пальцев впиваются в горло Блэр и она сжимает зубы.

Потираясь носом о ее нос в насмешку над романтическим поцелуем, я беззлобно ухмыляюсь. Блэр вздрагивает.

Деньги. Это единственная причина, по которой она здесь. У меня была возможность отослать ее, но я был эгоистом. Я хотел заставить ее заплатить моей рукой.

Когда я говорю, мой голос окутан тенями и осколками стекла. — Тебе действительно нужны эти деньги, не так ли?

Она прижимается ко мне. — Что из этого было не очевидно? — Ее руки поднимаются, чтобы вцепиться когтями в мое запястье, пока я не выбираю: отпустить или получить осколок руки. Я отпускаю ее с ворчанием. Она шипит: — Я не угоняла твою машину ради гребаных острых ощущений. Ты такой осел.

Я отступаю назад, провожу рукой по волосам, изображая безразличие, пока она разглагольствует.

Как только я даю ей место, Блэр топает в нескольких футах от меня, тяжело дыша. Она поворачивается ко мне, щеки все еще розовые.

— Думаешь, я бы надела это, если бы не было необходимости? — Она жестом показывает на ошейник. — Это все для того, чтобы заботиться о человеке, которого я люблю. Я не смогу этого сделать, если попаду в тюрьму.

Мышцы в моей челюсти подпрыгивают. Мне не нравится, как это звучит. Мне становится тесно и неуютно в груди. Я не знаю, почему. Засунув руки в карманы, я сжимаю их в кулаки на виду у всех.

Я делаю вдох, справляясь с бушующими внутри эмоциями, раздавливая разбитого, подающего надежды мальчика, и напоминаю себе, что сейчас я всего лишь монстр.

С практической незаинтересованностью я достаю бумажник. Я отсчитываю купюры и бросаю их к ее ногам. Они разлетаются повсюду, как всплеск волны. Блэр вскрикивает.

Прежде чем она успевает нагнуться, чтобы собрать деньги, я снова оказываюсь перед ее лицом, обхватывая рукой ее горло поверх кожаного ошейника. Табличка вдавливается в мою ладонь, когда я сжимаю ее.

— Если я твое спасение… — Я делаю паузу, чтобы ухмыльнуться, бросая на нее злобный взгляд. Другой рукой я захватываю прядь ее волос между пальцами, накручивая их. — Добро пожаловать в ад.

Я запомнил выражение лица Блэр. Ненависть. Это все. Не желание, не любовь.

Потому что это не то, что мы когда-либо разделим. Никто не испытывает ко мне таких чувств. Я больше не повторю эту ошибку, соблазнившись этими губами, которые так приятно целовать, и тем возбуждением, которое я получаю, говоря ей, что делать. Может быть, в другой жизни, в той, где наши обстоятельства сложились иначе, мы могли бы стать чем-то подходящим.

Блэр и я — это не «может быть» или «почти», мы просто два человека, которые чертовски ненавидят друг друга, обмениваясь ударами, чтобы уничтожить врага, пытаясь отвлечься от боли, пытаясь выжить в горьких лимонах, которые нам подбросила жизнь.

Это соглашение создано для того, чтобы мучить ее. Я не могу забыть об этой цели, позволяя ей дергать за те части, которые я держу спрятанными, погребенными под колючками и цепями, чтобы защитить себя от надежды. Эти части слабы и бесполезны.

Она делает это потому, что я плачу ей, а не потому, что она этого хочет. Я не могу забыть об этом или позволить себе потерять возможность раздавить ее под своим каблуком.

Сегодня вечером мне нужно посидеть под звездами, чтобы унять гнев, бурлящий в моей крови.

— Я дам тебе все, что ты заслуживаешь. Наказание, унижение, покаяние. — Моя хватка на ее горле сжимается с каждым словом. — Теперь я контролирую твои грехи, мой демонический ангел. — Отпустив ее, я ухожу, бросив через плечо: — Лучше застегнись, если не хочешь, чтобы кто-то знал, кому ты принадлежишь.

16. ДЕВЛИН

Сигнал пожарной тревоги доносится до моих ушей. Я скрылся из виду секретарей, как только она сработала, а они выскользнули из офиса. Они думают, что я влился в массу людей, текущих по коридорам, чтобы следовать протоколу, но на самом деле я жду, пока улей офисов опустеет, спрятавшись в шкафу для одежды.

— Третий в этом месяце, не так ли? — Приглушенный комментарий Дениз заставляет меня скрежетать зубами.

Поторопись, думаю я, зажатый между заплесневелым пиджаком, который пролежал в шкафу два года, и забытым плащом. Она уходит дольше всех.

Когда комната освобождается, у меня есть только столько времени, чтобы найти то, что мне нужно, и это мне дорого обходится.

Платеж Блэр сидит у меня в кармане, свернутый и обмотанный резинками. Если я найду то, что мне нужно, я заплачу ей за то, что она включила сигнализацию, чтобы отвлечь мое внимание. Это вдвое больше, чем я предлагал за это задание, но жадный маленький демон выторговала для себя лучшую сделку из-за потенциальных неприятностей, в которые она попадет, если ее поймают. Мысль о том, что она заботится о последствиях, просто смехотворна.

Я сдерживаю ухмылку. Блэр не знает, что сигнализация, которую я велел ей отключить, находится в том же коридоре, куда всегда ходит директор Бишоп, чтобы сделать свой тайный утренний перекур.

Она все равно сделала то, что я приказал, и я получаю электрический кайф от того, что имею над ней такую власть. Я недооценивал, насколько это затягивает. То, что она подчиняется моим прихотям, затрагивает давно скрытую часть меня, которую я душил и подавлял годами.

Пока что она никуда не денется. Эта мысль постоянно крутится у меня в голове по ночам, когда я сижу на крыше и смотрю на падающие звезды.

Моя одержимость ее добровольным подчинением растет, подпитывая зверя. Он прожорлив, жаждет еще больше ее послушания, раз уж я попробовал. Я хочу знать, как далеко я могу подтолкнуть ее.

Когда из кабинета не доносится ни звука, кроме пронзительного звонка пожарной сигнализации, я выскальзываю из шкафа.

Дверь заместителя директора Сэнфорда распахивается, и я успеваю спрятаться за круглым столом, прежде чем меня хватятся. Я задерживаю дыхание, пока он бежит через комнату, выдерживаю еще несколько секунд, затем высовываю голову из-за края стола, где лежит мой наполовину съеденный пончик.

Берег чист.

Интересно, это то, что чувствует Блэр, когда грабит круглосуточные магазины или какие-то другие правонарушения, с которыми она сталкивается, когда я иду в комнату в задней части административного центра. Двери не заперты в течение дня, что избавляет меня от необходимости взламывать их в нерабочее время с помощью набора ключей, которые мы с Бишопом скопировали на втором курсе.

К счастью, комната заглушает сердитую трель сигнализации, как только я оказываюсь внутри. Здесь хранятся постоянные записи о каждом студенте. Он выглядит как помещение старого джентльменского клуба, а не средней школы, с приглушенным стилем, застрявшим во времени. В углу стоит кожаное кресло, как будто кто-то наслаждается отдыхом с файлами учеников, а вдоль стен стоят полированные деревянные картотеки. Не хватает только камина и сигарного дыма.

Найдя ящики для фамилий ДЕ, я приступаю к работе. Есть всего несколько минут, чтобы просмотреть ее файл.

Это задание необходимо. Мне нужно узнать больше о Блэр. Знания — это боеприпасы в моем арсенале против нее.

Я просматриваю первый ящик и оказываюсь пустым. Вытаскиваю следующий, пролистываю толстые и тонкие папки. Дабровски… Дакоста… Дэниелс… Дэвис!

Ухмыляясь, я достаю папку из манилы и прислоняюсь к картотеке. Недавние дела очевидны — отчисление из команды по легкой атлетике, документы из штата о программе студенческих обедов, отстранения от занятий и задержания.

Есть несколько оправданий за опоздание с первой недели школы, датированных до того, как она вломилась в мой гараж, чтобы украсть мой Porsche. Одно из них объясняет, что Блэр отвезла свою маму в больницу, как причину своего прихода во время третьего урока.

Мои глаза сужаются. Так вот почему ей нужны были деньги? Чтобы оплатить больничные счета своей мамы?

Это задевает меня до глубины души. Ревность пробегает по моему позвоночнику ледяной горкой. У Блэр должна быть сильная связь с мамой, чтобы быть единственным человеком рядом с ней каждый раз, когда ей нужно идти к врачу.

Я прослеживаю почерк Блэр. Должно быть, это мило.

Когда я представляю себя на том же месте, мне трудно представить, каково это — вести родителей к врачу. Буду ли я волноваться? Будут ли они уверять меня, что все будет хорошо?

В моем кармане молчание телефона кричит на меня. Вот уже несколько дней я ничего не слышал о своих родителях.

Они могли умереть, а я бы об этом не узнал.

Я мог бы умереть, а им было бы все равно.

Разволновавшись, я провожу пальцами по волосам, морщась, когда слишком сильно дергаю и отрываю несколько прядей от кожи головы. Тяжелый вздох заставляет мои плечи опуститься. Дело в Блэр, а не во мне.

Покопавшись в папке, я обнаруживаю еще несколько поздних листков за прошлый год, в которых упоминаются дополнительные случаи, связанные с больницей. Это гораздо больше госпитализаций, чем обычно. Мое нутро сжимается, когда я думаю о том, что первое приходит на ум в подобных ситуациях — жестокий отец или, может быть, у матери непутевый бойфренд, из-за которого она постоянно попадает в больницу.

Это посылает необоснованное беспокойство, пронзающее меня насквозь.

Я замираю, потрясенным незнакомым ощущением. Мои брови нахмурились, когда я отбросил ненужную защиту в сторону.

Невероятно. Я ищу патроны против нее, а тут, черт возьми, беспокоюсь о том, что у нее опасная домашняя жизнь. Что со мной не так?

Я уже сказал ей, что я не ее белый рыцарь.

Здесь нет места для сочувствия, только способы, которыми я могу использовать информацию, чтобы контролировать фигуры на доске. Мама Блэр может быть наркоманкой, использующей городские ресурсы для бесплатного ухода, мне плевать на их домашнюю жизнь.

Я насмехаюсь и перелистываю страницы, читая комментарии ее учителей из средней и начальной школы. Все они говорят о ней примерно одно и то же.

Блэр проявляет большую склонность к изучению материала и ценит поставленные задачи. Она проявляет большой интерес к предметам по искусству и истории. Индивидуальная работа отличная, но в классе она тихая и медленно принимает участие.

Мисс Дэвис вежлива и сдержанна, но часто изолирует себя от сверстников.

Блэр проявляет большой интеллект в школьной работе, учитывая недавние изменения в ее семейной ситуации. Однако из яркой, улыбчивой, счастливой девушки она превратилась в замкнутую. Когда другие одноклассники вступают с ней в разговор, она отстраняется.

Я хмурю губы.

Будильник наконец-то отключается. Взглянув на часы, я понимаю, что мне нужно поторопиться. Нет времени бежать к копировальному аппарату в другой комнате, а я не хочу оставлять улики. Придется обойтись телефоном.

Я раскладываю папку на стуле, быстро перелистываю страницы и делаю снимки жалкой истории Блэр.

Умно, но грустно, как клише.

В моем желудке поселилась тяжесть.

Я крепче сжимаю телефон. Она не такая, как я. Это не то же самое.

Я просматриваю все в обратном порядке, больше заботясь об актуальной информации, чем о том, какой восторг она вызывала у своего дошкольного воспитателя. Помятая записка на одной из предыдущих страниц в самом начале папки заставляет меня остановиться. Я пропустил ее при первом просмотре. Перевернув ее, я обнаруживаю, что это письмо от консультанта по профориентации из академии Литтл Боулдер.

— Ха. — Любопытный звук вырывается из меня прежде, чем я успеваю его сдержать.

Я тоже ходил в Академию Литтл Боулдер. Лукас и Бишоп тоже. Большинство людей в нашем кругу посещали престижную частную начальную школу. Я пытаюсь вспомнить, перебирая далекие воспоминания, чтобы найти хоть что-то о темноволосой маленькой вредительнице. Как могла такая бедная девочка, как она, позволить себе обучение в частной школе?

Я всегда думал, что ее породил мусор, низкий класс насквозь. Блэр всегда была девочкой из грязи, которой каким-то образом удалось получить стипендию в школе Сильвер-Лейк. Никогда не думал, что наши пути могли пересечься до старшей школы.

Вытащив из папки записку, я прочитал ее с насупленными бровями.

Мэйси Дэвис позвонила, чтобы сообщить школе, что Блэр уходит из Академии Литтл Боулдер в связи с изменением финансовых обстоятельств. Перевод состоится в следующем месяце. Мэйси выразила беспокойство по поводу реакции Блэр на дезертирство отца и его исчезновение из семьи. Пожалуйста, сообщите всем учителям Блэр об этом изменении и присматривайте за ней, пока она остается студенткой Академии Литтл Боулдер.

Мое сердце колотится сильнее, пока мои глаза летят по словам. Я не осознаю, что смял записку, пока бумага не сминается. Вдохнув, я разглаживаю складки, пытаясь успокоить пульс.

Непрошеное сочувствие просачивается обратно в мои кости. Мне хочется докопаться до мозга и вырезать его. Мне не нравится чувствовать себя так по отношению к Блэр Дэвис. Тяжелая боль внутри меня расширяется в груди, как воздушный шар.

Я протираю глаза и запускаю руку в волосы. В душе вспыхивают искры понимания. Ее отец бросил ее, и я знаю, каково это.

Я выдыхаю, качая головой.

Когда я кладу записку обратно в папку, мое внимание привлекает заключительное интервью от консультанта. Почерк маленькой девочки заполняет страницу крупным шрифтом. Звездочки расставляют точки над «и».

Прищурившись, я подношу его ближе, приседаю, чтобы встать на колени над открытой папкой. Я узнаю этот почерк. Имя Блэр написано внизу, и такая же звезда подчеркивает букву в ее имени.

Ты выглядишь грустным. Не грусти. Вот, загадай желание моей звезде.

Мягкий, высокий голос эхом отдается в моей голове вместе со вспышкой длинных темных волос и карих глаз. Когда я сглатываю, в горле становится тяжело. Воспоминания об уроке рисования в третьем классе набрасываются на меня отрывками, проскакивая, как сломанная кинолента.

Там была девочка моего возраста, мы оба были старше других детей, но слишком молоды, чтобы перейти в класс впереди нас. Она подошла ко мне во время урока декоративно-прикладного искусства, чтобы показать свой рисунок звезд. Они заполнили всю страницу, однобокие и причудливые, как и ее улыбка.

Я уклонялся от указаний учителя рисовать, потому что дулся. Все было плохо, и я не получал своего. Мама и папа оставляли меня одного. Мне не нравилась женщина, которая жила у меня дома. Она не знала, какую книгу я люблю читать с мамой.

Маленькая девочка не возражала и не замечала, как все держатся от меня на расстоянии, без спросу заняв соседний стул. Я посмотрел на нее, но она и это проигнорировала.

Можешь взять мои звезды, они снова сделают тебя счастливым. Загадай желание! Желания, которые ты загадываешь на падающих звездах, всегда сбываются.

Я не мог кричать на нее, чтобы она оставила меня в покое. Вместо этого я молчал и угрюмо щипал края ее рисунка, пока она начинала новую страницу. Внизу страницы она написала свое имя — Блэр с маленькой звездочкой над одной буквой. На ее лице застыло сосредоточенное выражение, язык высовывался между зубами, когда она рисовала. Через две страницы, заполненные кривыми звездочками и ее случайными напеваниями, злость, заставлявшая меня кричать на всех, улетучилась, оставив меня более спокойной.

Подозревая, я спросила ее: — Откуда ты знаешь, что желания работают? Ты пробовала?

Блэр выдохнула порывистый вздох, который шевельнул ее волосы. — Нет, — ответила она, надувшись, отрываясь от рисования. — Мама говорит, что они появляются после того, как я ложусь спать, но она клянется, что это похоже на волшебство! Волшебство — это круто!

Ее глаза стали такими большими и были полны такой искренности, что мне пришлось поверить, что она права.

Я цеплялся за ее слова как за спасательный круг после всего гнева, боли и разочарования, которые я испытывал от того, что родители замечали меня все меньше и меньше, поскольку они все дольше отсутствовали дома. Я не знаю, что я сделал, чтобы они не хотели быть рядом со мной, но боль была удушающей. Обещание Блэр загадать желание на падающие звезды помогло. Я искал их каждую ночь перед сном, не спал, пока глаза не высохли и не начали чесаться. Когда я увижу звезду, я обязательно расскажу ей об этом, чтобы похвастаться, что загадал настоящую звезду раньше нее.

Блэр сидела рядом со мной на каждом уроке рисования и была достаточно разговорчива для нас обоих. Ее энтузиазм был заразителен. Она заставляла меня смеяться, во мне снова вспыхивала искра жизни после того, как я чувствовал себя оцепеневшим.

Потом ее не стало.

Как и мои родители.

Никто не захотел остаться со мной.

Ее кресло оставалось пустым, и покалывающее онемение снова вползло в меня, и она не могла побороть его улыбками. Учительница сказала мне, что ей пришлось уйти, когда я спросил, куда делась моя подруга.

Только после того, как Блэр ушла, я наконец увидел свою первую настоящую падающую звезду.

Своим первым желанием я загадал, чтобы она вернулась и злился, что она так легко оставила меня.

Однажды я загадал Блэр, и она действительно вернулась ко мне. Только было уже слишком поздно. К тому времени, когда я снова нашел ее, я уже был сломлен до неузнаваемости ее волшебными падающими звездами.

Причудливая подруга из моего детства — моя маленькая воровка. Я не могу в это поверить.

Дыхание вырывается с трудом, и я прикрываю глаза, втягивая воздух в легкие. Мир словно опрокинулся набок и кувыркает меня по сторонам. Я не думал о девушке из моего художественного класса уже много лет. Я хранил ее глубоко под слоями всего остального, запертой в ее собственной коробке с остальными моими эмоциями и воспоминаниями.

Помнит ли она меня вообще? Я не могу винить ее, если она не помнит. Иррациональный гнев, который я всегда испытывал, когда смотрел на нее, теперь имеет больше смысла. Возможно, я засунул воспоминания о нашей короткой, странной связи вглубь, но горе от потери этой связи так легко просочилось между трещинами.

Это открытие не изменит моих планов. Блэр все еще должна заплатить.

Кривая улыбка, которая раньше освещала ее лицо, всплывает в моей голове. Вместе с ней приходят и другие воспоминания о том периоде моей жизни, которые оставляют меня сырым и гудящим, как провод под напряжением. Я сжимаю зубы настолько сильно, что чувствую пульс в ушах, закрываю рот рукой, чтобы вернуть воспоминания на место и забыть о них.

Это все ее вина. Я заставлю ее корчиться от боли за то, что она прорвалась сквозь крепкие барьеры, которые я воздвиг. Мой следующий ход начинает формироваться в моей голове.

На этот раз тебе не удастся так легко уйти от меня.

Хлопок двери и приглушенные голоса заставляют меня подпрыгнуть.

— Черт, — хрипло шепчу я.

Мое время вышло, а я не успел убежать.

Я вскакиваю со своего места и собираю папку с учебными материалами Блэр. Шаги раздаются за дверью комнаты для записей студентов. Я замираю, затаив дыхание.

— Девлин еще не вернулся? — спрашивает кого-то Дебби. — Дай мне знать, когда он будет здесь. Мне нужно, чтобы он немедленно сделал копии.

Черт возьми, Дебби, успокой свои сиськи. Сохраняя спокойствие, я осторожно открываю ящик деревянного шкафа и засовываю папку Блэр на место. Мне нужна помощь, чтобы выбраться из комнаты для записей незамеченной. Офис снова кажется полным.

Я отправляю сообщение Бишопу.

Девлин: Как близко ты к офису?

Бишоп: [GIF человека, бегущего вдаль].

Уголок моего рта приподнимается. Он ненавидит спускаться в офис, когда рядом его отец.

Девлин: Иди, пофлиртуй с Дебби. Нужно отвлечь ее, чтобы твой отец не наехал на меня за то, что я был в комнате для записи студентов.

Бишоп: Вот дерьмо!!! Ты, дьявол. [ухмыляющийся дьявол эмодзи]

Бишоп: Уже иду.

Бишоп: [GIF Супермен летит по воздуху].

Я тяжело прислоняюсь к дверной раме, ожидая помощи Бишопа. Я не могу выкинуть голос Блэр из головы.

Желания, которые ты загадываешь на падающие звездах, всегда сбываются.

Беззлобная улыбка искривляет мой рот. Из всех бесчисленных желаний, которые я загадывал на звездах, это сбылось. Я провожу рукой по ребрам, где на моей коже чернеет волшебство, о котором мне когда-то рассказывала Блэр.

Похоже, я получил то, чего желал.

17. БЛЭР

Ад унизителен.

Он наполнен наглой ухмылкой Девлина Мерфи, комментариями его друзей о том, что от моего отчаяния воняет в школе, мерзкими насмешками учеников в виде собачьего лая и тем странным чувством, которое было на прошлой неделе, когда он заставил меня надеть ошейник.

Я подумала, что он может поцеловать меня, и запаниковала. Нелепый трепет в моем животе сбивал с толку, и я немного ненавидела себя за это. Еще больше я ненавидела его за то, что он это вызвал.

Этот позорный ошейник отправился прямиком в мусорный контейнер за трейлерным парком, когда закончилась школа.

Это сущий ад, но, по крайней мере, деньги, которые мне нужны, поступают с каждым завершенным испытанием силы воли против моей побитой гордости.

Девлин всегда выполняет своё обещание, даже когда сначала играет со мной. Он платит мне пачками хрустящих купюр, немаркированными конвертами, засунутыми в мой шкафчик или в мой побитый драндулет. Я даже не понимаю, как ему удается попасть внутрь без ключа. Его мир — это автоматические электрические системы на роскошных автомобилях, так откуда ему знать, что нужно использовать что-то, чтобы поддеть дверь на Corolla под уплотнителем окна? Небольшая милость, что он запирает ее, когда заканчивает.

Этот ублюдок похож на извращенного Бэтмена, темного рыцаря, который ополчится на меня, как только я перестану играть по его правилам.

После того, как я припарковалась на студенческой стоянке, свежий конверт, засунутый между сиденьями, бросается мне в глаза, когда я собираюсь отстегнуть ремень безопасности. Должно быть, я его пропустила.

— Черт бы его побрал, — бормочу я, вынимая его из тайника.

Открыв его, я отсчитываю четыреста баксов за то, что вчера сработала пожарная сигнализация. Мне повезло, что я овладела искусством легкости на ногах. Директор Бишоп почти поймал меня, но я успела пробежать достаточно далеко по коридору, прежде чем он обнаружил меня стоящим рядом со сработавшей сигнализацией.

Я думаю купить маме новый матрас на эти деньги, чтобы она больше отдыхала. В последнее время она невероятно бледна и измождена, и это заставляет меня беспокоиться о ней. Не хочу, чтобы ей стало так плохо, что нам пришлось бы лечь в больницу из-за очередного приступа истощения. Мама никогда не отличалась крепким здоровьем, но смена сезонов обычно не так сильно по ней бьет. В этом году он жестоко сказался на ее здоровье.

Я должна сделать все возможное, чтобы облегчить ей жизнь.

Между двадцатками вложена записка. Мое нутро сжимается.

Твоя «машина» — это оскорбление для настоящих машин во всем мире.

Его циничный голос заполняет мою голову, когда я читаю записку. Мои брови опускаются.

— Мудак.

Меня раздражает, что он считает, что может оскорблять машину, на которую я потратила кровь, пот и слезы. День, когда я купила ее, был одним из самых счастливых в моей жизни, и я могу пересчитать эти дни по пальцам одной руки.

Ну и что, что это не роскошная марка? Единственные люди, которые могут себе это позволить, это зазнавшиеся богатые дети. Остальные работают чертовски тяжело, чтобы получить то, что мы можем.

Это называется выжить.

Я подпрыгиваю, когда выхожу из машины. Девлин припарковался на месте напротив моего, ожидая меня в солнцезащитных очках, которые, вероятно, стоят больше, чем месячная аренда в трейлерном парке. Он облокотился на заднее сиденье своей машины, ладони лежат по обе стороны бампера его Range Rover, длинные ноги скрещены на лодыжках. Должно быть, я действительно мечтала, раз не заметила его, когда подъезжала. Черт возьми.

Я была слишком занята мысленным подсчетом денег, которые я сэкономила за то время, что была сучкой Девлина.

— Что, не чувствуешь сегодня свою уродливую красную компенсацию за размер члена?

Губы Девлина дернулись вверх. — Опять думаешь о моем члене, липкие пальчики? Range Rover просторнее. — Он кивает на внедорожник. — Забирайся на заднее сиденье, и я покажу тебе то, о чем ты не можешь перестать думать.

Несколько студентов, проходящих мимо по пути к ступенькам, хихикают. Один парень дает Девлину пять, на что тот отвечает широкой, самоуверенной улыбкой.

Могу только догадываться, что Девлин меняет свои тачки, чтобы продемонстрировать свое абсурдное богатство, показывая таким людям, как я, что он капает привилегиями, пока я думаю, смогу ли я позволить себе бензин для своей машины на этой неделе.

— Ты отвратителен. — Я скрещиваю руки. Он один, даже его ужасной второй половины не видно. — Сегодня нет соратников, чтобы поцеловать кольца короля? Какая жалость. Хотя, наверное, к лучшему. Реальность бьет как сука, и когда ты закончишь школу, ты поймешь, что это твой пик.

Плечи Девлина вздрагивают от его фырканья. Он трогает языком уголок нижней губы. — Хочешь поспорить?

Я стиснула зубы. Никто не заставляет мою кровь кипеть так, как он, с его невыносимым высокомерием.

— Ты думаешь, что ты неприкасаемый.

Девлин наклоняется вперед. — Не думаю. Я знаю, что я такой.

С меня хватит. Закатив глаза, я взваливаю на плечо рюкзак и направляюсь к лестнице, ведущей в школу.

Девлин падает рядом со мной, его походка раздражает.

— Разве я приглашала тебя прогуляться со мной? — Я подталкиваю его, когда он не отвечает. — Отвали.

— Нет. — Самодовольная улыбка пляшет в уголках его рта, пытаясь вырваться на свободу.

Я останавливаюсь, хватаясь за лямки своей сумки. — Чего ты теперь хочешь?

Девлин останавливается в шаге передо мной, полуобернувшись, чтобы взглянуть через плечо. — У меня есть для тебя другое задание.

Утренний свет отблескивает на черных волосах, свисающих ему на лицо. Со своей точеной челюстью и высокими скулами он выглядит как любой красивый соблазн. Если бы он не был полным козлом. Ненадежной змеей в траве. Мужчина.

Он опускает солнцезащитные очки на нос и смотрит на меня через край. Мой желудок несправедливо опускается.

Я подавляю дурацкое ощущение трепета, говоря своему сердцу, чтобы оно заткнулось. Оно в замешательстве. Маленький заблуждающийся предатель не понимает, что ничего хорошего из симпатии к Девлину Мерфи не выйдет.

Сглотнув, чтобы успокоить пересохшее горло, я обошла его плечом. — Что ты хочешь, чтобы я сделала сейчас? Занять офис? Крякать как утка на уроках? Угнать машину директора?

— В последнем варианте есть доля правды.

Волосы на моей руке покалывают под форменным блейзером и рубашкой, осознавая присутствие Девлина рядом со мной. Тепло его тела просачивается в мой личный пузырь. Я отхожу в сторону, чтобы увеличить расстояние. Через секунду он закрывает его, его рука касается моей.

В воздухе витает аромат кожи и пряностей, соблазнительный и гипнотический.

— Тебе лучше заплатить по-крупному, если ты всерьез хочешь, чтобы я совершила преступление…

— Что, у тебя теперь есть мораль? — Девлин хихикает и гладит меня по макушке. — Хороший ангелочек, такая непорочная и чистая.

Его насмешливый тон заставляет меня ворчать себе под нос. Мы доходим до ступенек и начинаем подниматься. Странно идти в школу с Девлином.

— Мне надоела наша игра, пора ее сменить.

— Что? Теперь ты не можешь менять правила!

Девлин смеется. — Это моя игра. Я могу делать то, что хочу.

Я поджала губы. Проклятый Девлин Мерфи вернулся в демоническую яму, из которой он выполз.

Он окидывает меня косым взглядом. — Я хочу показать всем, сколько школьного духа ты прячешь за своей эстетикой эмо-девчонки из дешевого магазина. — Его язык высовывается, чтобы провести по нижней губе, и в его голосе звучат тяжелые нотки недосказанности. — Как сильно ты поддерживаешь спортсменов. — Он игриво вскидывает брови. — Ты узнаешь это, когда найдешь.

С этим загадочным намеком Девлин бежит впереди меня, оставляя меня в пыли на ступеньках.

Угу, ублюдок. Школьный дух… Что бы он ни задумал, это будет еще более унизительно, чем быть названным собакой Девлина. Во мне нарастает тревога перед новым адом, который приготовил Девлин.

Когда я поднимаюсь на верхнюю ступеньку, его уже нет. Вздохнув, я направляюсь к своему шкафчику.

Когда я дохожу до него, меня отвлекает булавка, оторвавшаяся от моей сломанной молнии. Тихо застонав, я возился с ней, пока открывала шкафчик. Распахнув дверцу, я собираюсь повесить рюкзак на крючок, чтобы починить его, но мой взгляд останавливается на зелено-белом ворохе ткани, ожидающем меня внутри. Мое разочарование тает от ужаса быстрее, чем ледяная конфета на огне.

О, черт возьми, нет. Черт возьми, нет.

Пошел ты, Девлин!

Нина оказывается неподалеку. Она заглядывает в мой шкафчик и насмехается. — Думаешь вступить в отряд, Тряпичная Энн? Я так не думаю.

От ее насмешливого голоса у меня сразу же ломит позвоночник.

— Говори за себя, Нина. — Трент из футбольной команды закидывает руку ей на плечи. Она еще больше выпячивает свои огромные сиськи, как гордый павлин. Трент окидывает меня взглядом, от которого у меня мурашки по коже. — Я бы хотел увидеть ее в форме болельщицы. А потом я бы хотел увидеть ее на своем полу.

Да уж. Для таких парней, как Трент, окружающие его женщины — всего лишь объекты для подглядывания.

— Ты можешь сделать сплит, Дэвис? — Трент наклоняется ко мне. — Насколько ты гибкая?

Игнорировать их становится невозможно. — Отвали, Трент, — выдохнула я. — Или я покажу тебе, как сильно я могу бить.

Когда он не двигается, принимая мой блеф, я поднимаю брови, чтобы подчеркнуть свою угрозу. Подняв руки, он отступает на шаг.

Нина смотрит на меня суженным взглядом, задрав подбородок. Кажется, она нашла в себе некоторое нескрываемое уважение к тому, что я противостою дерьму Трента.

— Ты никак не можешь быть достаточно хороша для группы, — говорит Нина. — Выбирай другой жалкий способ привлечь внимание Девлина.

Я закатываю глаза. — У меня нет планов стать чирлидершей.

С досадой скривив лицо, Нина откидывает волосы на плечо и идет по коридору, выставив вперед свое большое каре.

Я выхватываю из шкафчика форму группы поддержки школы Сильвер-Лейк, пока никто не увидел, и разворачиваю материал перед собой. Из выреза торчит хрустящая записка на плотной, модной бумаге. Наклонившись над свертком, я читаю послание.

Переоденься в это до конца дня за $1000 плюс бонус $2500, чтобы подбадривать меня со стороны на сегодняшней футбольной тренировке. Поцелуй меня на поле, когда мы закончим, и действительно сделай это, или ты ничего не заработаешь.

Мое сердце сбивается с ритма, и я втягиваю воздух так быстро, что горло обжигает. Он сумасшедший? Да, напоминаю я себе. Он невменяемый психопат. Моя боль — его удовольствие.

Почему-то это гораздо хуже, чем вылить на себя воду или стать известной в школе дрессированной собакой. Это настоящий кошмар. В этой одежде я не могу слиться с толпой. Он рисует мишень на моей спине, превращая меня в большой зеленый маяк ложного школьного духа, который привлечет внимание всех мошек в этой школе.

Поддаваться на его жестокие выходки было ужасно, но это новый уровень. Это последнее, что я когда-либо сделаю. Вероятно, именно поэтому он выбрал его.

Я перекатываю губы между зубами, моргая в такт быстро бьющемуся пульсу. Кровь бросается мне в уши, заглушая звуки в коридоре. Все, что я слышу, это непрекращающийся стук, стук, стук в моих барабанных перепонках.

Задания становятся все сложнее. Девлин предлагает больше денег, но то, что он требует, становится все труднее выполнить.

Я продаю Девлину все, даже свою душу.

Я размышляю над его возможными мотивами, как над головоломкой, которую нужно решить. Что он получит от того, что заставит меня выставить себя на всеобщее обозрение? Почему он хочет, чтобы я его поцеловала?

Это должно быть еще одна из его безжалостных игр разума.

Моя гордость кричит на меня. Стоит ли это того?

Я закрываю глаза и делаю укрепляющий вдох. Это должно быть так. Ради мамы.

С трясущимися от желания ударить его руками, я закрываю шкафчик и иду надевать форму группы поддержки.

18. БЛЭР

Самое худшее в том, чтобы провести целый день в короткой юбке и жилетке без рукавов, обнажающей полоску моего живота, заключается не в том, что иначе я бы не застряла в этом. Дело в том, как это меняет то, как все смотрят на меня. От этого тоже некуда спрятаться.

Никого из моих учителей не волнует, что я нарушаю дресс-код, не ради школьного духа. Мистер Коулман даже сжал мое плечо и сказал, что рад моему участию.

Девочки раздражены, и я не думаю, что это просто потому, что форма не выглядит на мне плохо — сегодня утром я целых пятнадцать минут проверяла ее в туалете, прежде чем набралась смелости и отважилась на урок. Я думаю, это связано с тем, что все парни в школе не могут отвести от меня глаз. Включая Девлина.

Его темный взгляд — это неизбежное проклятие на моей коже.

Взгляды парней преследуют меня весь день.

Обед был мучительным: я сидела за своим столом у окна на виду у самодовольного Девлина, который распоряжался своим судом за центральным столом.

Моя кожа казалась слишком тесной, душила меня, когда я подавляла желание извиваться под его взглядом. Он упивался моим видом так, что у меня заколотилось сердце.

Дальше день пошел только хуже. Кто-то приклеил к моему шкафчику табличку с надписью «Дай мне Ч! Л! Е! Н!» с грубо нарисованным пенисом рядом с грустной фигуркой болельщицы. На уроке истории девочка, сидящая позади меня, смотрела какое-то дурацкое видео на TikTok, в котором, как оказалось, меня оценивали на предмет того, что теперь, когда я перестала быть готкой и прочей херней, какие-то захудалые недоучки.

Это кошмар, но я готова на все ради той суммы денег, которую обещал Девлин.

В конце дня поход на футбольное поле для тренировочного матча — это одновременно и облегчение, и затянувшаяся пытка.

Я одергиваю подол юбки. Она короче, чем школьная форма, а на мне так мало подходящего белья и прижимаю ладони к бедрам, придерживая юбку, когда ветерок грозит обнажить меня.

На обочине стоят другие люди, пока футбольная команда проводит разминку. Я останавливаюсь в нескольких футах от них. Иногда несколько девушек смотрят тренировку, я видела их во время бега, но не так много. Они все поворачиваются ко мне, оглядывая меня с ног до головы.

Их осуждение очевидно, так как они шепчутся друг с другом.

Меня охватывает желание пробежаться до линии деревьев и свернуть на тропу, петляющую среди сосен. Я нахожусь в нескольких секундах от того, чтобы начать действовать, когда сильные руки обхватывают мою талию сзади, окутывая меня знакомым мужским запахом. Девлин.

— Вот ты где, — пробормотал Девлин мне в волосы. Я напрягаюсь, когда он щекочет голую полоску кожи там, где униформа не прикрывает мой живот. — Хм, то, что ты так одета, определенно повышает мою мотивацию. Подбадривай меня, чтобы мы выиграли наш тренировочный матч. Хорошо и громко, и помни, что это пишется Д-Е-В-Л-И-Н.

Я слышу улыбку в его голосе.

— Ты извращенец, — вздыхаю я.

Его усмешка, темная и дымная, проходит по моей шее и заставляет меня вздрогнуть. Этот звук должен быть запрещен. Я стараюсь не хлопать рукой по своей покалывающей шее.

— Ты даже не представляешь, маленькая воровка.

Девушки вдоль боковой линии смотрят в нашу сторону. Я ступаю по их территории, просто находясь здесь. Товарищи Девлина по команде на поле ухмыляются.

— Вы все должны мне пятьдесят баксов, — зовет Бишоп из центра, его руки вытянуты над головой, когда он сгибается.

Со стороны других игроков раздаются стоны. Отлично, теперь они ставят на то, о чем ничего не знают. Они, наверное, думают, что мы с Девлином какие-то странные.

В моей коллекции книг в мягкой обложке есть несколько полных книг. Я знакома с идеей о том, что ненависть перерастает в любовь. Чушь. Не в нашем случае.

— Почему ты заставляешь меня это делать? — шиплю я. — Какое извращенное удовлетворение это тебе приносит? И еще… чего ты хочешь?

Руки Девлина крепко обхватывают мою талию. Он подталкивает меня вперед, и я неловко ступаю, когда он обхватывает меня.

— Потому что. — Его голос звучит жестко рядом с моим ухом. — Я хочу заставить тебя извиваться ради меня.

Мой живот скручивается в тугой узел и горячая пульсация жара пульсирует между моих ног. Неужели ему нужно говорить прямо возле моего уха и дышать мне в шею?

Мы доходим до боковой линии, и он отпускает меня, только чтобы обойти вокруг, притягивает меня к себе и его руки ложатся намои бедра.

Я заглядываю в его глаза, пытаясь прочесть тайну, скрытую в черноте. Я не верю, что интерес в его выражении предназначен для меня. Это для показухи. По какой-то причине он хочет, чтобы они все поверили, что я ему нужна.

— Ты принесла помпоны для поддержки?

Вопрос выбивает меня из колеи, когда я пытаюсь понять его.

Я фыркнула. — Да, я точно могу спрятать помпоны в этом дерьме.

Ухмыльнувшись, Девлин поправляет край юбки. Я открываю рот, но тут же закрываю его, когда он проводит пальцами по моему бедру. Он двигается выше, забирается под жилет, поглаживая мой живот. Его прикосновение нагревает мою кожу и заставляет меня бороться с дрожью.

Я ненавижу то, что он может заставить мои внутренности свернуться. Что со мной не так?

Девлин задумчиво хмыкает. — Я понимаю, что ты имеешь в виду. Никакого практического места для хранения.

У меня отпадает челюсть. Плечи Девлина сотрясаются от тихого смеха. Он… веселится. Пока он мучает меня с аудиторией.

— Прекрати наслаждаться этим, — огрызаюсь я, бросая взгляд на группу девушек неподалеку.

Если они не ненавидели меня раньше, то теперь точно ненавидят. На мне их любимый красавчик. Я не хочу прикрывать свою спину от нападок злобных девчонок в довершение к играм Девлина. Он делает меня более заметной, рисует на моей спине кровью еще большее яблочко.

— Но это так весело. — Девлин наклоняет голову, чтобы улыбнуться мне.

Эта улыбка удивляет меня, потому что она не похожа на его фальшивые. Я думаю, что она может быть настоящей. Это заставляет его казаться… менее злым. Мое сердце колотится, а глаза опускаются к ямочке, подмигивающей мне.

— Перестань. — Смутившись, я прижимаю ладони к его груди и толкаю. — Иди играй в футбол.

Девлин накрывает мои руки своими, прижимая их к своей майке. — Пожелай мне удачи. Ты моя личная команда поддержки.

— Тебе это не нужно. — Мне нужно, чтобы он ушел из моего пространства. Мне нужно очистить голову, найти свое счастливое место, чтобы сделать то, что он приказал.

Угроза оговорки о поцелуе висит над моей головой.

— Блэр.

Я поднимаю взгляд, чтобы встретиться с ним. Волосы свисают ему на лоб, одна сторона его рта приоткрыта, в его взгляде пляшет лукавое веселье.

О, Боже. Я не думала об этом весь день, слишком занятая тем, что терпела унижение, надевая форму группы поддержки. Если я не поцелую его в конце тренировочного матча, мне не заплатят.

Девлин снова сжимает мои руки. — Ты отстой. Скажи «удачи, Девлин» или что нибудь в этом роде.

Я облизываю губы. Девлин нацеливается на мой рот.

— Удачи, придурок.

— Дев, пошли! — зовет Бишоп.

— Через минуту, — кричит он в ответ, пристально глядя на мои губы. Его большой палец проводит по ним. — Ты здесь, чтобы болеть за меня. Когда я выиграю, я приду за ними.

Мой желудок опускается на дно.

Девлин усмехается, что бы он ни нашел в моем выражении лица, как у оленя в свете фар, затем щиплет меня за щеку, прежде чем выбежать на поле. Собравшиеся девушки визжат ему вслед, формируя свой собственный отряд. Я стою там, ошеломленная.

Я прикасаюсь к своим губам, на которых задерживается его мягкая ласка. Его слова повторяются в моей голове.

Когда я выиграю, я приду за ними.

Все мое тело сотрясает дрожь от горячих и холодных ощущений, пробегающих по коже.

Как я могу возбуждаться прямо сейчас? Разве это не делает меня какой-то извращенкой — хотеть поцелуя от парня, который издевался надо мной три долгих года?

Вытирая лицо, я думаю, что наконец-то понимаю дилемму, с которой Джемма столкнулась в прошлом году.

Никогда не думала, что столкнусь с той же проблемой.

— Знаешь, — говорит одна девочка, которая отрывается от группы и пересекает невидимую линию на песке между нами. — У Девлина нет подружек. Он занимается перепихоном. Так что, что бы ты ни думала, что у тебя с ним есть, это ненадолго.

Обычно я бы проигнорировала ее. Черт, я согласна с ней. Но мне становится трудно выносить чужое дерьмо, пока я держу язык за зубами. Жгучая потребность дать отпор разгорается под моей кожей.

Наклонив голову, я щелкаю языком в знак сочувствия. — О, ты ревнуешь? Это мило. А ты знаешь, что ревность возникает из-за чувства угрозы?

Девушка прищуривается, кривя губы. — Ты — мусор. Он не захочет тебя надолго. — Ее глаза оглядывают форму группы поддержки. — Почему бы тебе не пойти и не попробовать себя на выставке собак? Там твое место, сучка.

Я подавляю недоверчивый смех. Девлин не хочет меня, и точка. Все это — упражнение в том, чтобы заставить меня прыгнуть как можно выше для его игры.

— Если Девлин только перепихивается, значит, у тебя тоже нет шансов стать его девушкой. Лучше займись поисками золота в другом месте.

Глаза девушки расширяются от возмущения, и она уходит, чтобы зализать рану, нанесенную правдой среди своих друзей. Они все бросают на меня неприязненные взгляды.

Неважно. Это они дерутся из-за парня, который даже не замечает их существования.

Другая команда прибывает на тренировочный матч против школы Сильвер-Лейк. Несколько из них замечают меня в стороне. Они ухмыляются и похлопывают друг друга. Один смельчак направляется на мой конец поля, чтобы размяться, напрягая бицепсы, чтобы натянуть желтую майку. На его груди темно-синий #11.

Он машет мне рукой.

Я поднимаю брови, не обращая внимания.

Девлин появляется позади парня, на целую голову выше. Выражение его лица ничем не отличается от его маски, но я вижу смертельную ярость в напряженном положении его точеной челюсти и напряженных уголках его глаз.

Он что-то бормочет Одиннадцатому. Что бы он ни сказал, это заставляет парня отойти на конец поля к своей команде, чтобы закончить разминку. Девлин остается на месте, где расположился Одиннадцать, ведя мяч причудливыми движениями ног.

Девлин смотрит в мою сторону, засовывая язык между зубами в самодовольной ухмылке, когда замечает мое внимание к нему.

Выпендреж.

Как только начинается тренировочный матч, для меня наступает время поболеть. Я никогда не ходила на игры и стараюсь избегать болельщиц в школе.

Когда Девлин пробегает мимо с мячом, я хлопаю и грустно говорю: — У-у-у!

Через несколько минут Девлин ловит мой взгляд. Его невыразительное выражение лица говорит само за себя: делай лучше.

Вздохнув, я поднимаю свои усилия.

Когда Бишоп сталкивается с двумя игроками другой команды и крадет у них мяч, я закрываю рот руками, чтобы подбодрить его. Бишоп указывает на меня, ухмыляясь, когда он мотает мяч между ног, чтобы сохранить свое владение.

Игра идет быстро. В одну минуту мяч опускается возле нашего вратаря, а в следующую Бишоп и Девлин двигаются в строю с остальной командой. За этим очень интересно наблюдать. Они быстры, стратегичны и чертовски хороши в перемещении мяча.

Бишоп и Девлин — это сила, с которой нужно считаться, как в одиночку, так и когда они атакуют вместе.

В нашей команде мяч переходит от игрока к игроку как в тумане. Я чувствую, что болею с большим энтузиазмом.

— Давайте, парни!

Я шаркаю по боковой линии, ближе к группе девочек, которые не замолкают с первого свистка. У них это получается лучше, чем у меня. Слушаю, что они говорят в поисках идей, но все, что у них есть, это бесконечный девичий визг, когда мяч у Девлина.

— Ты справишься, десять! — Я закрываю рот руками и подпрыгиваю, когда Бишоп делает крутой поворот, зажав мяч между ног. — Возьми мяч!

Бишоп, должно быть, слышит меня, потому что его широкая улыбка становится энергичной, когда он несется по полю, передавая пас Девлину. Вместе они бегут как слаженная сила. Их противники не знают, как парировать их атаку. Мяч оказывается у Девлина, он выстраивается в линию и наносит сильный удар, мяч летит по красивой дуге и промахивается мимо вытянутых рук вратаря, попадая в сетку.

Раздается свисток, подтверждающий гол Девлина.

— Вау! Вперед, Койоты!

Я понятия не имею, что на меня нашло, но я втягиваюсь в игру. Болеть за них становится все легче. Мне не приходится изображать энтузиазм. Большая часть команды улыбается мне, когда они пробегают мимо, как будто я их личная женская группа поддержки.

На половине матча я вспоминаю, что будет в конце и замираю на середине аплодисментов.

Дерьмо.

Игра так захватила меня, что я забыла, что болеть недостаточно. Если я хочу получить деньги, я должна поцеловать Девлина.

Это последнее, что я бы сделала, но…

Когда мои глаза следят за его передвижением по полю, словно пуля, мой желудок переворачивается. Я не боюсь поцелуя. Энергия игры подпитывает мой адреналин.

Небеса — или, может быть, ад — помогите мне, но я предвкушаю его губы на своих.

Эта мысль заставляет меня впиться зубами в щеку.

Я хочу поцеловать Девлина Мерфи. Даже если это будет фальшиво.

Девлин ловит мой взгляд. Выражение его лица голодное. Мое сердце учащенно бьется, а дыхание сбивается.

Боже, я все испортила.

Девлин подмигивает и молниеносно отбирает мяч у № 11, злобная ухмылка растягивает его лицо, когда он направляет мяч вокруг. Одиннадцать кажется взбешенным. Девлин направляется к сетке, неудержимо приближаясь к цели. Я задерживаю дыхание, мои ладони покалывает. Если Девлин забьет сейчас, игра закончится.

— Вперед! — кричу я, задыхаясь.

Девлин выстраивает идеальную линию для удара между двумя защитниками. Его нога соединяется с мячом, и мое сердце замирает, когда мяч влетает в сетку.

Я хлопаю так сильно, что у меня болят руки. Это всего лишь тренировочный матч, но что-то в этой победе заставляет мое волнение вырваться наружу.

Бишоп и другие игроки школы Сильвер-Лейк кричат как банши. Поражение нависает над командой соперников. Девлин кружит по полю с поднятым вверх кулаком, заканчивая пробежку в нескольких футах передо мной. Празднование остальной команды переходит в фоновый шум, когда рука Девлина медленно опускается.

Вот оно.

Его напряженный взгляд притягивает меня, заставляя мои ноги двигаться, словно я одержима. Я все еще хлопаю, когда дохожу до него. Мои щеки болят от счастья.

— Отличный гол. — Я сглатываю.

Девлин издает гулкий звук в ответ и подходит ближе. Его руки находят мои бедра. От него исходит мускусный запах, когда он накрывает мои губы своими, волосы свисают ему на лицо. Девлин выдыхает, и его дыхание проносится над моим ртом и я снова сглатываю.

В животе и между ног у меня запульсировала боль.

Девлин прижимается к моей челюсти. Его теплое прикосновение зажигает меня. Оно похоже на проклятие, заманивающее меня и затягивающее в самый сладкий ад.

Он проводит большим пальцем по моей щеке и приковывает меня к себе тяжелым взглядом. — Ты хочешь заработать эту премию?

Его слова жалят правдой о том, почему мы это делаем, но мне все равно. С этим я столкнусь позже. Я наклоняю голову, чтобы принять поцелуй.

С тихим рыком Девлин накрывает мой рот своим и тут же проводит языком по моим губам.

Когда мы сходимся, мы непостоянны. Грубые. Яростный шторм, стремящийся разорвать друг друга.

Он захватывает мои губы с силой, с контролем, с той же неудержимой силой из поля, которая подчиняет меня своим чарам. Мои пальцы сжимают в кулак его бело-зеленую майку.

Поцелуй разгорается, как пожар на пяти сигнализациях, пылает и поглощает нас в желании. Я не ожидала, что он будет целовать меня так, словно я его любимое блюдо. Я не знаю, потрясен ли он так же, но, судя по приглушенному стону, который вибрирует у меня на груди, я догадываюсь.

Его язык скользит по моему горлу.

Пальцы Девлина впиваются в мою щеку и челюсть. Он обхватывает меня за талию, прижимая к себе, словно хочет быть единственным, кто владеет каждой моей частичкой.

Боль между моими ногами усиливается. Это уже слишком.

Я отталкиваюсь от него, задыхаясь и прижимаю руку к своим распухшим губам.

Глаза Девлина закрыты капюшоном, зрачки — бездонные ямы, поглощающие его темные глаза. Он проводит пальцами по краям рта.

Его внимание падает на мои покалывающие губы. Он крепче сжимает мою талию, словно хочет втянуть меня в еще один поцелуй. Я кладу руку ему на грудь, чтобы не дать ему снова подхватить меня на руки.

Прежде чем кто-то из нас успевает сказать что-нибудь о поцелуе, к нам вваливаются товарищи Девлина по команде, празднуя победу.

— Да! Чувак, это был такой хороший удар!

— Ты видел эту игру?

— Дьявол вернулся!

Они втягивают меня в свою компанию, похлопывая меня по спине. Даже Трент и Шон, кажется, рады моему присутствию.

— Хорошая работа, Дэвис. — Бишоп взъерошивает волосы Девлина. — Ты должна приходить и на наши официальные матчи. Ты — талисман удачи.

Я натянуто смеюсь, чувствуя себя странно из-за того, что меня раздавили посреди толпы высоких футболистов. От них всех воняет. Это не приятный и землистый запах, как аромат Девлина.

— Я думаю, вы, ребята, прекрасно обойдетесь без меня. Разве вы не выигрываете все время?

— Да, но не так. — Бишоп кивает в сторону Девлина. — Я не видел, чтобы ты так играл со времен СП. Как будто тебе не плевать на победу.

Девлин отмахивается от него. Он вырывается из объятий и уходит, оставляя меня посреди стада потных футболистов.

— Подожди! — Я протискиваюсь сквозь клубок конечностей и с трудом выбираюсь наружу, бегу трусцой за Девлином, чтобы догнать его. — Куда ты идешь?

— В душ.

— Хорошо, — тяну я на длинном слоге. — И… что ты мне должен?

Девлин останавливается, бросая на меня горячий взгляд. — Хочешь еще? — Он издал чувственный смешок, изгиб его рта стал непристойным, когда он окинул меня взглядом. Он хватает меня за запястье. — Отлично, пойдем в душевую. Я прижму тебя к кафелю, и твои крики будут разноситься эхом по всей раздевалке.

Все мое лицо пылает, а внутренности перестраиваются. В чем его проблема? Я сделала то, что он хотел.

— Перестань быть таким мудаком! — Я выдергиваю руку из его крепкой хватки. Понизив голос, я спрашиваю: — А как же мои деньги?

Изменения в выражении лица Девлина едва заметны, но я вижу, как он отгораживается от меня. Я не понимаю, в чем заключается его сделка, но каким-то образом я его разозлила.

— Тебе заплатят, — рычит он, отходя от меня.

Я смотрю, как его спина удаляется в здание, больше не заботясь о том, что короткий подол юбки развивается от ветра.

19. ДЕВЛИН

Горячая вода льется мне на голову, стекая по рукам. Они упираются в кафель душевой в раздевалке, сгибаясь при каждом резком вдохе, который я втягиваю в легкие. Вода не заглушает стук крови в ушах и не отвлекает от того, насколько тверд мой член.

Я не буду прикасаться к себе, думая о ней.

Мои руки сжались в кулаки. Я со скрежетом бью одной из них о скользкую плитку.

— Чертова зараза, — бормочу я.

Мой член пульсирует, как только слова покидают меня. Поцелуй повторяется без остановки, бомбардируя меня звуками дыхания Блэр, тем, как она прижималась ко мне, и приливом желания поглотить ее прямо там, на поле, на глазах у всех.

Я все еще чувствую ее вкус на своих губах.

Я провел тыльной стороной ладони по своему рту, не обращая внимания на пульсацию в паху.

Блэр снова заставила меня забыть об игре. Целуя ее, я упустил из виду, что ей нужны только мои деньги. Это чертова приманка, которой она владеет снова и снова.

Она мастерски умеет вторгаться в мои чувства, подрывать мои планы и опьянять меня своими умными глазами цвета виски.

Я думал, что унизив ее поцелуем ее злейшего врага, я выжгу это маленькое наваждение из своего организма, но нет. Вместо этого она расцвела. Это новое любопытство выходит из-под контроля теперь, когда я попробовал вкус этих плюшевых губ.

Мой член дергается, этот извращенный маленький ублюдок слишком глуп, чтобы понять, что я не намерен опускаться до уровня Блэр. Я никогда не позволю ей победить меня. Не в той игре, в которой я лучше всего разбираюсь.

— Эй, ты, грязный дьявол, я ухожу, если ты еще не закончил дрочить, — зовет Бишоп.

— Пошел ты, — ворчу я, повышая голос над душем.

Сморкание Бишопа эхом отражается от плитки. — Ты затащил туда свою маленькую леди после того, как устроил это шоу?

— Нет.

Бишоп снова смеется и шлепает по стене возле моей кабинки. — Но ты бы хотел, чтобы она была.

Мое тело определенно согласно со знающим тоном Бишопа. Вздохнув, я выключил воду. — Оставь это.

— Как скажешь, чувак. Увидимся позже.

— Да.

Бишоп уходит, а я остаюсь в пустой раздевалке с беспорядком в голове.

***

Я надеялся, что через день или два я приду в себя. Ненавижу ошибаться.

Блэр как никогда неотвратима. Мое внимание приковано к ней всегда, когда она рядом в школе. Я держу дистанцию, но невозможно не наблюдать за ней, даже когда я не собираюсь этого делать. Неизбежно мой взгляд ищет ее.

Она и в моих снах. Она мучает меня, когда я бодрствую или сплю.

Никогда раньше я не чувствовал такого влечения к кому-то.

Этот кампус душит меня. Я могу вырваться пораньше, чтобы проехаться по горам. К черту возвращение сюда, пока я не смогу взять себя в руки.

Пока я сижу на очередном скучном, как ад, уроке английского, все, на чем я могу сосредоточиться, — это Блэр за соседней партой. Мой периферийный взгляд притягивается к ее присутствию. Я не могу перестать думать о поцелуе на футбольном поле — не могу перестать думать о Блэр.

Мысли проносятся в моей голове, переплетаясь с замиранием сердца, когда я улавливаю запах сладкого ванильного шампуня. Думаю о том, чтобы заплатить ей за поездку со мной, отвезти ее домой и оставить ее при себе. Заманить ее в ловушку, пока я не насыщусь. Но она скользкая. Это не продлится достаточно долго, чтобы искоренить эту зависимость от нее.

Я не могу дать волю своей импульсивной стороне, независимо от того, насколько сильно желание заключить ее в свои объятия.

Это безумие, как сильно она вторглась в мои мысли. Когда я нахожусь рядом с ней, мой желудок сжимается. Это трудная задача — не заманить ее в укромный уголок. Желание пофлиртовать с ней только для того, чтобы увидеть румянец на ее веснушчатых щеках, наполняет меня до краев.

Поддаться этому — значит дать ей власть надо мной.

Что мне нужно сделать, так это отступить.

Пришло время покончить с потерями. Если я не могу контролировать себя, то следующий приемлемый вариант — устранить искушение. Я заплатил ей за поцелуй, и это будет последнее, что она от меня получит.

Блэр переводит взгляд на меня, поймав мой взгляд. Черт, когда я перестал смотреть на нее с периферии? Ее взгляд опускается к моим губам, и жар пронзает мои внутренности.

Я хочу ее.

И именно поэтому я должен остановиться.

20. БЛЭР

Задания от Девлина иссякли. Прошла почти неделя.

После последнего платежа за то, что я выставила себя на показ в форме болельщиц, и поцелуя Девлин замолчал.

Измученная беспокойством, что я каким-то образом испортила сделку, я сгрызла ногти до крови. Так плохо им не было с прошлого года. Странное ощущение — снова не иметь ногтей, не могу перестать шевелить кончиками пальцев.

Я отвлекаюсь от своих грустных ногтей и переключаю внимание на домашнее задание, разложенное на журнальном столике. Трудно сосредоточиться, когда колючий твид уродливого клетчатого дивана раздражает мои бедра и оставляет вмятины на коже. Я двигаюсь, поправляя свои хлопковые шорты.

Еще пять минут попыток поработать над эссе по истории — предмету, который я обычно люблю, — и я закрываю глаза, падая обратно на диван с пораженным стоном. Я прикрываю глаза лапами свитера своей безразмерной толстовки.

Чертов поцелуй с Девлином не выходит у меня из головы. Движение его языка, его хватка на моей талии и приглушенный стон, который он издал, — все это впечаталось в мою память. Я даже не представляла, что поцелуи могут быть такими. Те немногие поцелуи, которые я испытала, были сладкими, неловкими или лишенными чувств.

Поцелуй с Девлином был ошеломляющим, неконтролируемым, незабываемым.

Разрушительным.

Спираль жара скрутила мой живот в восхитительный клубок. — Это смешно. И жалко. Соберись.

Я в замешательстве. Вот и все. Я ни за что не позволю ему убедить меня поцеловать его снова. Даже если он заплатит мне миллион долларов.

Ну…

Ладно, за такую сумму это будет несложно. Я падаю боком на диван, вытянув руки над головой. Однобокая улыбка приподнимает край моего рта, когда я мечтаю. С одним миллионом баксов я могла бы купить маме хороший дом, надежную машину, списать все долги и счета, и еще осталось бы немного на оплату колледжа.

В самый разгар мечтаний о выборе идеальных занятий по истории искусств для моего расписания в колледже, стук двери заставляет меня сесть прямо.

Мама входит в дверь за несколько часов до того, как она должна была вернуться домой после вечерней смены в закусочной. Ее плечи поникли, а лицо слишком бледное, из-за чего синяки под глазами резко выделяются.

— Мама! — Я вскакиваю с дивана и бросаюсь к ней. — Что ты делаешь дома?

Она испускает вздрагивающий вздох и берет меня за руку. Ее пальцы ледяные.

— О, малышка, — шепчет она срывающимся шепотом.

Мне не нравится прерывистый звук ее голоса. Беспокойство утяжеляет мой желудок, как кирпичи, покрытые илом, слипаясь и создавая огромную массу дискомфорта.

— Присаживайся. — Переплетая свои пальцы с ее, я веду ее к маленькому столику на кухне.

Когда она садится, она кладет голову на руки, опираясь костлявыми локтями на стол. Ее униформа официантки свисает с ее маленькой фигуры. Если я худая, то мама почти смертельно худая. Она никогда не могла удержать вес. И это всегда было тяжело, когда наше питание нормировалось в течение месяца.

Было бы лучше, если бы мы получали талоны на питание, но мама слишком много зарабатывает. Эта система — шутка для таких, как мы, которые проскальзывают сквозь трещины, потому что у нас слишком большой доход, чтобы претендовать на государственные программы помощи, которые были бы огромной помощью, и слишком маленький доход, чтобы содержать себя без забот. Риджвью — все еще дорогое место для жизни, даже в неблагополучной части города. Большая часть маминой зарплаты в закусочной уходит на аренду трейлера, затем на счета в порядке очередности и последствий. Это ужасное существование — постоянно бояться, сможем ли мы оплатить счета или будем ли мы есть из недели в неделю.

Из мамы вырывается мучительный всхлип, и она сжимает волосы в своих когтистых руках. Мое сердце разрывается на части, когда я обнимаю ее.

— Не плачь, — шепчу я, такая же разбитая, как и она. Я ненавижу видеть ее слезы. Это разрушает меня, вонзаясь в мое сердце, как смертоносные кинжалы. — Все хорошо. Просто дыши, мама. Что бы это ни было, мы разберемся. Мы всегда так делаем.

Слова звучат пустотой, но они не перестают звучать. Я должна что-то сделать, чтобы остановить ее слезы.

Мама поворачивается с напряженным хныканьем, обхватывает меня руками за талию и зарывается головой в мою грудь. Слезы застилают мне глаза и собираются на ресницах, пока я глажу ее по волосам, успокаивая ее нежными прикосновениями. Мы остаемся так, пока она не успокоится.

— Прости меня, милая, — повторяет она сдавленным голосом. — Мне так жаль.

— Все в порядке.

Беспомощность сковывает меня, зажимает в железные кандалы. Как я могу это исправить?

Мама похлопывает меня по спине и мягко отталкивает. Я откидываюсь назад, чтобы дать ей место, и она смотрит на меня сверху. Она тут же разражается смехом.

— Боже мой, — дышит она сквозь слабый смех. Ее плечи вздрагивают под моими руками. — Ты похожа на енота.

Я моргаю, смахивая слезы с глаз. Мой большой палец снова оказывается измазанным тушью. Я выдыхаю смех и качаю головой.

Обнимаю ее, криво улыбаясь. — Позволь мне пойти умыться, а потом я сделаю чай.

Когда я возвращаюсь, мама держит в руке бейджик с ее именем, обводя пластиковые буквы, которые пишут Мэйси. Я включаю в розетку наш электрический чайник, который я нашла в эконом-магазине в центре города, и достаю чашки и пакетики чая. Пока я завариваю чай, мама молчит.

Меня пугает, когда она срывается. Обычно она не плачет при мне, поэтому, когда она теряет самообладание вместо того, чтобы пойти поплакать в своей комнате, я понимаю, что это плохо.

— Вот, — говорю я, ставя перед ней кружку чая с паром.

Мама откладывает в сторону помятую пластиковую табличку с именем и обхватывает кружку руками. Есть что-то такое в теплом напитке, что обладает магической успокаивающей силой. Как бы плохо ни обстояли дела, это помогает нам успокоиться.

Я сажусь напротив нее и жую губу, решая, как начать разговор. — Итак…

Мама вздыхает, усталая и побитая всем миром. От этого у меня щемит сердце, переломы словно пронзают тысячи иголок. Я сглатываю, мое горло становится плотным и тугим.

— Меня отпустили из закусочной.

Комок застревает в горле. Я хриплю, пытаясь дышать.

Мама потирает висок, корчит рожицы. — Я не знаю, как мы будем платить за квартиру до конца месяца. Мне придется сразу же начать искать другую работу.

— Я могла бы найти работу…

— Нет. — Мама прерывает меня свирепым взглядом. — Я тебе сто раз говорила, Блэр. Сосредоточься на школе. Я позабочусь о нас, просто хочу, чтобы ты беспокоилась о своей учебе. Ты так много работала, чтобы получить свою стипендию. Не хочу, чтобы ты упустила эту возможность из-за денежных забот.

— Но это даже не твоя вина! Это все потому, что папа ушел, как проклятый…

Мама хлопнула рукой по столу. Я вздрагиваю, рада, что в ней еще осталась хоть капля борьбы, даже если это для того, чтобы отругать меня.

— Хватит. Это больше не имеет значения. Мы просто должны двигаться вперед. Зацикливание не принесет нам никакой пользы.

Я откидываюсь на спинку стула, вздыхая и постукиваю обкусанными пальцами по стенке кружки. Есть и другой вариант. Я собиралась приберечь его, но поскольку Девлин не разговаривал со мной всю неделю, я могла бы отдать его ей сейчас.

— Я сейчас вернусь.

— Блэр?

Я поднимаю палец, когда иду в свою комнату и жду секунду, положив руки на бедра. Вздохнув, я ложусь на матрас своего футона и поднимаю угол. В шкафу я вынимаю деньги из двух разных пар ботинок. Из коробки с носками я достаю последнюю из сбереженных наличных. Стопка толстая, все двадцатки и пятидесятки, заработанные в игре Девлина.

Это все, что я накопила до сих пор.

Вернувшись в главную комнату трейлера, я кладу пачку перед мамой. — Вот. Мы можем использовать это для аренды. Я думаю, этого хватит на два месяца, по крайней мере.

Мама вытаращилась, переводя шокированный взгляд с денег на меня. — Блэр, где ты это взяла?

Я пожимаю плечами, ковыряясь в красной кутикуле на мизинце. Жгучий укус боли удерживает меня на месте.

Мама перебирает деньги, отсчитывая их. Чем выше она поднимается, тем больше ее брови ползут вверх на лоб. — Блэр, — хрипит мама. — Это почти пять тысяч долларов.

— Я знаю.

— Откуда у тебя столько денег?

Я уклоняюсь от вопроса. — Занималась репетиторством с некоторыми людьми в школе. Они все богатые, поэтому платят хорошо. Просто возьми. Это поможет?

Мама качает головой в недоумении. — Да, но…

Накрыв ее руку своей, я умоляю ее. — Пожалуйста, мама, позволь мне помочь. Я уже не ребенок и не хочу, чтобы ты переживала из-за этого. Так тебе не придется убиваться в поисках новой работы. Сначала ты сможешь немного отдохнуть.

Я смотрю на ее запавшие глаза, изможденные складки в уголках век, хрупкость ее низкого хвоста и тревожную бледность ее кожи. Маме всего 37 лет. Она вышла замуж за моего отморозка отца в 18, молодая и очень влюбленная. Он подарил ей весь мир, а она подарила ему меня в 19 лет. Она так много работает и выглядит на десять лет старше своего возраста.

Мама слишком много пережила.

Ее губы дрожат, а глаза стекленеют, наполняясь свежими слезами.

— О, малышка.

Я сжимаю ее руку. — Все будет хорошо, мама. Я люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю. — Мама встает и целует меня в макушку. — Ты уже поела? Как насчет того, чтобы побаловать себя пиццей?

— Звучит отлично.

Пока мама звонит в службу доставки, я собираю домашнюю работу с журнального столика и расставляю на нем тарелки. Пока она делает заказ, я беру свой телефон и набираю еще одно сообщение Девлину, чтобы узнать, что там с нашей сделкой. Если мама не может найти работу, то он нужен мне сейчас больше, чем когда-либо. Как бы он ни был мне нужен, он — самый простой способ заработать деньги сейчас.

Блэр: Не знаю, почему ты меня игнорируешь. Мы закончили?

Не могу поверить, что я действительно расстроена из-за холодного отношения Девлина. Не так давно я мечтала о том, чтобы перестать существовать на его радаре, а теперь я хочу снова прыгать перед ним в костюме чирлидера из SLHS, чтобы привлечь его внимание.

Мои щеки пылают.

Я совершенно не представляю, что еще я могу получить от него, надев это.

Определенно нет.

Совсем нет.

Нет.

Мой телефон пикает, отправляя мое сердце в свободное падение. Это не Девлин. Он все еще игнорирует меня.

Переключившись на Instagram, я открываю прямое сообщение от Джеммы. Я не рассказала ей о том, что связалась со злобной кузиной ее парня.

@brightgem: Дииииинг!

@brightgem: [отправила историю @pugsly_daily].

История в Instagram уморительна и снимает груз с моих плеч на несколько мгновений чистого счастья, вызванного мопсом. Мопс на видео — наш любимый пузатый Instafamousdog, погружающийся в боб, едва заметный, пока он не вырывается из боба с забавным взмахом руки.

@disblair: Боже мой [heart eyes emoji] сладкий неуклюжий принц!

Я закрываю приложение и провожу пальцем по боковой стороне телефона, чтобы почувствовать хруст кончиков пальцев. Желание, чтобы пришло сообщение от Девлина, не срабатывает.

Может, мне стоит надеяться на падающую звезду, как говорила мне мама?

Но и это не сработает.

Я должна знать, после всех желаний, которые я потратила впустую, надеясь, что папа вернется и позаботится о нас.

***

Мы с мамой доедаем уже второй кусок пиццы, когда раздается стук в дверь и мы приостанавливаем жевание и смотрим друг на друга.

— Надеюсь, это не Алексей хочет забрать квартплату. — Мама вытирает соус от пиццы со рта и собирается встать.

— Я открою.

Я встаю раньше нее. Она заслуживает отдыха.

Когда я распахиваю алюминиевую дверь, у меня уже готово то, что я скажу Алексею-арендодателю. Но вместо редеющих волос Алексея, седых усов и пивного брюшка, внизу ступенек ждет тот, кого я никогда не думала здесь увидеть.

Девлин.

Он стоит на краю луча света, проливающегося на сорняки и гравий перед нашим трейлером, руки засунуты в карманы. Ночь мягкая, дневная жара еще не перешла в прохладу.

После того как мы почти не виделись и не разговаривали с ним на этой неделе, он появляется на моем пороге в хенли и джинсах.

— Привет. — Я опираюсь руками на дверной косяк. — Что ты здесь делаешь?

Девлин делает шаг вперед, к свету и смотрит на меня, глаза скрыты капюшоном. Под ними мешки — признак того, что он не отдохнул. Я никогда не видела его таким.

Оглянувшись через плечо, я вижу, что мама грызет свою корочку, пытаясь сделать вид, что не слушает. Я закрываю за собой дверь и сажусь на верхнюю ступеньку. В моей груди поселилось неприятное чувство стеснения. Мне больно смотреть на Девлина, сидя перед моим унылым домом. Трейлер легко поместился бы в его гараже. Вдвое, наверное.

Когда он по-прежнему не отвечает, я начинаю допытываться. — Ты избегал меня всю неделю.

Мы не разговаривали после поцелуя на тренировочном матче. Даже на английском Девлин приходит сразу после звонка и уходит, как только заканчивается урок.

Девлин достает сигарету и зажигает ее, янтарный отблеск пламени мерцает на острых линиях его лица. Он делает глубокую затяжку, затем слегка откидывает голову назад, чтобы выдохнуть. Шлейф едкого дыма вьется в воздухе, щекоча мне ноздри.

Я закрываю нос рукавом своей большой толстовки, чтобы отфильтровать дым. — Значит, мы просто собираемся вести здесь односторонний разговор?

Его взгляд переходит на мой и мышцы на его челюсти подпрыгивают. Его щеки впадают, когда он делает очередную затяжку.

— Поговори со мной, — требую я, раздражаясь. Я вскакиваю на ноги и бросаюсь вниз по ступенькам, чтобы вцепиться ему в лицо. При первом намеке на запах кожи и имбиря мое сердце замирает. Я действительно пропустила это. Я заставлю его ответить мне. — Зачем ты пришел сюда, если все еще игнорируешь меня?

Девлин вынимает сигарету из между губами и беззаботно сжигает ее. Он в бешенстве.

Вскинув руки вверх, я спрашиваю: — Откуда ты вообще знаешь, где я живу?

Девлин становится взволнованным, резкая линия его челюсти напрягается, когда он бросает наполовину докуренную сигарету на гравий и хрустит по нему ботинком. Он отводит взгляд в сторону, только чтобы вернуться ко мне, как будто ему нужно держать меня в поле зрения.

Я беспокоюсь, что что-то случилось с его семьей или что-то еще, из-за чего в его темных глазах появилась эта призрачная тень.

— Однажды я проследил за тобой до дома, чтобы знать, как добраться до тебя, если ты сбежишь.

Холодок пробегает по моему позвоночнику. — Ты… что?

Девлин поджимает губы и пожимает плечами. — Мне нужно было знать, поэтому я следил за тобой. Я знал, где ты живешь все это время.

— Ладно, преследователь. Это неправильно на многих уровнях.

Он отщипывает длинные рукава моей толстовки. И тут я понимаю, что на мне хлопковые шорты с напечатанными на них желтыми утками. Он поднимает бровь и проводит пальцем по моему бедру прямо под подолом.

Мой пульс учащенно бьется. Когда я, спотыкаясь, отхожу в сторону, я вздрагиваю, споткнувшись босым пальцем ноги о крупный кусок гравия.

Девлин тащит меня назад за бедра, пропуская пальцы под подол толстовки. Я сглатываю, борясь с дрожью. Наш поцелуй был ненастоящим, как и это. Он играет со мной.

Пытаясь скрыть искреннюю боль в своих словах, я бормочу: — Я думала, ты меня бросил.

— Я не бросаю людей, — говорит Девлин, холодно и четко. Его хватка на моих бедрах ослабевает. — Я использую их, когда они мне нужны.

Моя голова дергается назад. — Это одно и то же.

Он скользит рукой выше, к боковой части моего живота. Его прикосновение горячее, посылает искры по моей коже.

— Это не так.

Девлин прижимается лицом к моей шее и выдыхает. Горячий порыв воздуха заставляет меня дрожать. Его язык выныривает и пробует мою кожу на вкус.

Это безумие. Это он держался в стороне всю неделю, а теперь держит меня, как одержимый, не желая отпускать. После колебаний, когда мои руки зависают в воздухе, я упираюсь ими в его бока, играя с мягким материалом футболки, облегающей его пресс.

— Что ты за злая сирена?

— Я не знаю, о чем ты.

Он откидывается назад, чтобы окинуть меня задумчивым взглядом. — Ты заставляешь меня желать невозможных вещей. С тех пор как ты меня поцеловала, я хочу…

Его внимание падает на мои губы. Он наклоняется, нависая своим ртом над моими.

— Поцелуй был одним из твоих приказов по сделке, — шепчу я, широко раскрыв глаза. — Это было не по-настоящему.

Девлин замирает. Он снова зарывается лицом в мою шею и молчит еще минуту, бормочет что-то, чего я не могу понять, слова приглушенно звучат на моей шее.

Это совсем другой дьявол, чем тот, которого я знаю.

Беспокойство побеждает все остальное — мою досаду на то, что он избегает меня, и стресс. — Что случилось?

Девлин превращается в мрамор под моими руками, жесткий и непроницаемый. Он откидывается назад, чтобы встретиться со мной взглядом, его руки сцепляются на моей спине.

— Переезжай ко мне. Живи моем доме.

Неверие обрушивается на меня. Долгое время я не могу говорить, только смотрю на него. Когда я нахожу свой голос, он пронзительный.

— Прости? — Из меня вырывается нервное хихиканье. — Ты открыл рот, и оттуда вылетело чертово безумие.

Выражение лица Девлина — пустая маска.

Нет.

Нет, нет, блядь, нет.

Я толкаюсь в его грудь, но он удерживает меня на месте, крепко обнимая.

Глядя на него, я перечисляю все способы, чтобы этого никогда, блядь, не произошло. — Ты с ума сошел! С чего ты взял, что я соглашусь на это? Что ты вообще от этого получишь? Нет. Ни за что! Люди в школе проболтаются и поймут неправильно, и, что еще важнее, моя мама никогда мне этого не позволит!

— Десять тысяч. — Это единственный ответ Девлина, пассивный и скучающий.

Какого хрена?

Я бью его в грудь. Он не двигается.

— Почему?

— Я не обязан тебе это объяснять.

— Ты должен, если ожидаешь, что я соглашусь!

— Ты отказываешься от нашей сделки? — Девлин сжимает меня в объятиях. — Все, что я скажу, будет сделано. Если ты не сможешь подчиниться, я разорву наш контракт и отвезу тебя в полицейском участке.

— Нет!

Трудно контролировать крушение поезда эмоций.

С одной стороны, десять тысяч — это большие деньги. Все, что мне нужно сделать, чтобы получить их, это жить с Девлином. Это гораздо меньше публичного унижения, если только он не будет приводить людей домой, пока я там, или позволять мне ездить с ним в школу.

С другой стороны, мне придется жить с Девлином. Вражеская территория, незнакомая и неизведанная. Это поставит меня в уязвимое положение, я буду зависеть от него во всех отношениях.

Господи, что бы он делал, имея доступ ко мне днем и ночью? Он извращенный и безжалостный демон, боюсь представить, что он может придумать в своей поганой голове.

В трейлере включается вода из раковины. Я слышу приглушенные звуки шаркающей вокруг мамы. Черт, я не могу допустить, чтобы она узнала о моей сделке с Девлином.

— Ты псих и имеешь право! Я не буду этого делать. Ты не можешь просто швырнуть в меня деньгами, чтобы это произошло. Мир так не работает, Девлин.

Это зашло гораздо дальше, чем просто перемещение по игровому полю Девлина, чтобы уберечь себя от тюрьмы.

В челюсти Девлина проскакивает мускул, и она сжимается. — В моем мире это так. Деньги не имеют значения. Все, что я хочу, я получаю.

Он запускает руку в мои волосы и дергает за комок, откидывая мою голову назад. Придушенный крик застревает у меня в горле. Он кладет зубы на вытянутую колонну моей шеи, царапая кожу. Я дергаюсь в его руках, жар проникает в меня и пульсирует между ног, ненавижу то, как он может манипулировать моим телом.

— Разве ты еще не выучила правила, маленькая воровка? — Его язык движется по тому же пути, что и его зубы. Я упрямо стискиваю коренные зубы, чтобы сдержать стон. Это нечестно, но это так приятно. — Ты не имеешь права говорить «нет».

Я бьюсь об него, чтобы сбросить его. — Отпусти меня!

Девлин отпускает меня с ворчанием, и я спотыкаюсь о гравий. Он впивается в голые подошвы моих ног. Стиснув зубы, я не могу избавиться от боли.

— Ты пойдешь со мной сегодня вечером.

— Я, блядь, так не думаю.

Разозлившись на Девлина, я задираю рукав толстовки и даю ему пощечину. Треск моей руки о его щеку эхом отдается в воздухе.

— Я не такая.

Девлин осторожно прикасается к своей щеке и удивленно смотрит на меня.

Хорошо.

Отвоевать часть контроля у этого самовлюбленного засранца — потрясающее ощущение.

На секунду в глазах Девлина появляется блеск уважения, но потом он исчезает. Он не делает никаких движений, чтобы ответить. Я не доверяю ему, поэтому встаю против него, держась начеку, готовый к тому, что он захочет бросить в меня в следующий раз.

Моя грудь вздымается от разочарованного вздоха. — Ты можешь платить мне за то, чтобы я делал авсе, что ты скажешь, но это не значит, что ты меня контролируешь.

Девлин рассматривает меня, наклонив голову, как будто я разыграла спектакль, которого он не ожидал. Уголки его рта дергаются вверх.

Прежде чем наш спор успевает продолжиться, изнутри раздается громкий треск, привлекая наше внимание. Я поворачиваюсь на пятках, ледяной ужас леденит мои вены.

— Мама!

Девлин бежит за мной, пока мы вбегаем внутрь трейлера.

21. ДЕВЛИН

Мэйси Дэвис лежит, скорчившись, на дешевом линолеумном полу, куда она рухнула, белая как простыня. Вокруг нее разбросаны острые осколки разбитой тарелки. Кран в раковине включен.

Не такого развития событий я ожидал, когда ехал сюда за Блэр, не в силах больше стоять рядом с ней.

— О Боже, — кричит Блэр.

Что-то оживает в моем давно замерзшем сердце, когда Блэр падает на колени рядом с матерью, едва не порезав колено об осколок стекла.

Преданность Блэр своей маме очевидна. Неоспоримо, что она любит ее.

Ошеломленный, я обхожу их, чтобы выключить кран. Беспокойство подталкивает меня изнутри, когда я смотрю, как Блэр ухаживает за мамой. Фигуры шахматной доски рассыпаются в моей голове, стратегия сбивается из— за желания помочь.

— Мама? Мама! — Блэр осторожно переворачивает Мэйси и прикасается к ее щеке. — Мама, проснись.

Это одновременно взывает к искалеченному осколку внутри меня, который жаждет снова влиться в мою семью, и заставляет меня сгорать от зависти, что эти две женщины имеют сильную связь. Связь, которой у меня никогда не будет.

— Мы можем посадить ее в машину? — спрашивает Блэр. — Мы должны отвезти ее в больницу.

— Какого черта мы должны везти ее сами? Мы не знаем, что с ней случилось, и ни у кого из нас нет экстренной медицинской подготовки. Мы не сможем безопасно ее транспортировать.

Блэр закрывает лицо одной рукой. — У нас нет страховки.

Это понятие мне чуждо. Родители, прославившиеся в области медицины, заставляют меня идти по их стопам, и мне кажется, что меня кормят с ложечки важностью медицинской помощи. Моя семья никогда не сталкивалась с проблемой отсутствия страховки. Я не могу понять, как можно заболеть и не иметь возможности обратиться к врачу.

— Побеспокоимся об этом позже. — Я достаю телефон и набираю номер. Мне нужно что-то делать. — Чем скорее мы вызовем профессиональную помощь, тем лучше.

Блэр бросает на меня обеспокоенный взгляд. Она колеблется, поджав губы. — Отлично. Тогда вызывай скорую! Нам нужна помощь.

Я поднимаюброви, телефон прижат к уху. — Уже вызываю. Не двигай ее слишком сильно, ты не знаешь, что вызвало ее обморок.

Глаза Блэр расширяются, вероятно, она паникует, что перевернула свою маму. Она берет руку Мэйси и прижимается к ней лбом.

— Ее руки холодные и липкие.

— Хорошо. Проверь пульс.

Цвет исчезает с лица Блэр. Когда ее пальцы перебирают запястье Мэйси, она шепчет: — О Боже.

На звонок отвечает спокойный женский голос. — 911, что у вас случилось?

— Мне нужна скорая помощь по адресу 502 Спрус Лейн, в парке Пайн-Хиллз. Женщина упала в обморок.

— Хорошо, сэр, помощь уже в пути. Она в сознании?

Я наклоняюсь, чтобы лучше рассмотреть. — Нет. Она потеряла сознание.

— Она дышит?

— Да.

Блэр бормочет маме, осторожно поглаживая ее волосы, убирая их с лица. На чернильных ресницах Блэр застыли слезы, и она прикусила губу. Я никогда не видел ее такой. По какой-то причине мне хочется унять ее слезы, заставить ее чувствовать себя лучше.

Я хочу защитить ее, потому что только я могу заставить ее плакать.

Эти слезы не для меня.

— Все будет хорошо. — Блэр вздрагивает и переводит взгляд на меня. Моя грудь сжимается вокруг сердца. — С твоей мамой все будет хорошо.

Большие глаза Блэр цвета виски блестят под флуоресцентным освещением. Она кивает. Странно считать ее красивой сейчас, когда нос розовый и насморк, глаза опухшие, а по лицу текут слезы.

Красивая и моя.

Моя, чтобы защищать. Моя забота. Моя.

Не знаю, почему я поддался желанию утешить ее. Я ничего ей не должен. На самом деле, она должна мне, и ее долг еще не выплачен.

Наблюдая за тем, как она нежно держит мамину руку, как слезы капают с ее подбородка, я забываю о жжении в щеке, где она дала мне пощечину. Невидимая полоса вокруг моей груди затрудняет дыхание. Я борюсь с желанием прижаться к Блэр, взять ее на руки и вдохнуть аромат ее ванильного шампуня.

Она принадлежала мне с тех пор, как подписала контракт. Даже до этого.

Одержимость поднимается и берет верх. Я отбросил все, что было между нами. Единственное, что сейчас имеет значение, — это контроль.

Несколько минут спустя в окнах мелькают красные огни, освещая стены. Я открываю входную дверь, когда парамедики вбегают внутрь, подхватываю Блэр на руки и поднимаю ее подальше от Мэйси.

Сотрудники скорой помощи стоят на коленях по обе стороны от Мейси на кухне в другом конце узкой комнаты. Один из них — женщина с косами, закрученными в пучок на макушке, а другой — коренастый мужчина в форме врача скорой помощи.

— Подождите! — кричит Блэр, дрыгая ногами, когда я отступаю с дороги.

Даже когда она борется, она ничего не весит в моих руках. Ее крошечные шорты с рисунком утки поднимаются все выше, чем больше она дергается, сводя меня с ума. Хотел бы я видеть ее такой при других обстоятельствах.

Когда все это закончится, я заставлю ее снова надеть шорты.

— Успокойся. — Я усаживаю Блэр на диван, сопротивляясь судорожному желанию снова подхватить ее на руки и дергаю подбородком. — По всему полу битое стекло, а ты босиком.

Блэр смотрит вниз. — О.

— Иди и найди обувь. Возможно, она тебе понадобятся, если им придется ее забрать.

Черты лица Блэр разрушаются. Она перекатывает губы между зубами и кивает. Отвернувшись, она бежит по тусклому коридору.

— Пациентка — женщина, около тридцати лет, без сознания, — сообщает женщина своему напарнику. — Дыхание поверхностное. У пациента симптомы гипотонии. Какие-нибудь известные заболевания?

Я смотрю в коридор, где исчезла Блэр. — Не уверен.

Врач скорой помощи делает пометку на своем планшете.

Когда Блэр возвращается с парой черных ботинок, я прижимаю ее к себе, пока спасатели проверяют показатели Мейси и мечутся вокруг ее распростертого тела, избегая стекла. Мы находимся на другой стороне комнаты, рядом с самым уродливым в мире диваном и побитым журнальным столиком. Блэр дрожит, впиваясь пальцами в материал моей рубашки. Держать ее рядом — это правильно, успокаивает странное чувство собственничества. Я глажу ее по спине, чувствуя себя одновременно неловко, потому что никогда никого не утешал, и как будто это действие — самое естественное.

Все это время я не обращаю внимания на то, как хорошо, когда она опирается на меня. Я не должен наслаждаться тем, что Блэр в моих объятиях. Я пришел сюда, чтобы утащить ее обратно в свою башню в горах, потому что я эгоистичный монстр.

Она утешается в моих объятиях только потому, что она в смятении, а я взял ситуацию в свои руки.

— Хорошо, давайте погрузим ее. — Парамедик поворачивается к нам в тесном пространстве, пока ее напарник устанавливает носилки. — Мы отвезем ее в Риджвью Мемориал. Я могу позволить только одному из вас ехать в машине скорой помощи.

— Я, — говорит Блэр. Она проводит рукой под глазами и отстраняется от моего бока, оставляя его холодным и пустым. — Я ее дочь.

— Хорошо, пойдемте. — Парамедик жестом указывает на дверь.

Снаружи Блэр замирает, глядя вниз на свою толстовку и эти милые маленькие шорты. Когда она вышла в них из трейлера, мне захотелось засунуть руки под подол и погладить ее попку.

— Просто иди, — бормочу я ей на ухо, сжимая ее плечи сзади. — Люди появляются во всяком диком дерьме, когда возникает чрезвычайная ситуация. Где ключ от дома? Я уберу стекло, потом запрусь и поеду за тобой.

Блэр повесила голову, вытирая лицо. — Крючок у двери. Спасибо.

— Я буду прямо за тобой.

— Хорошо. — Голос Блэр такой тихий.

Странно видеть ее такой, изношенной и стертой до основания. Я привык к ее спокойной силе, к упрямству, с которым она преодолевает насмешки в школе. Хочу застыть на месте, чтобы рассмотреть эту очаровательную новую грань со всех сторон, но времени нет.

— Обещаю. — Я не знаю, что толкает меня на то, чтобы придать ей уверенности. Потирая ее плечи, я объясняю: — Риджвью Мемориал — это хорошо. Мой крестный отец — главный врач.

В глазах Блэр зажглась искорка надежды. — Спасибо. — Она смотрит на машину скорой помощи, пока ее мать грузят в кузов. — Знаю, что ты приехал сюда по другой причине, но я рада, что ты здесь.

Блэр коротко прикасается к моей руке. Мой бедный маленький вредитель потрясена, не уверена в себе. При всем том, что она заботится о вещах, в данном случае она позволила панике управлять ею.

Я облизываю губы. — Ты можешь расплатиться со мной позже.

Преднамеренная жестокость моих слов используется для того, чтобы вернуть себе преимущество. Она не получает поблажек. Это не отменяет отсутствие контроля, с которым я борюсь.

Блэр напрягается.

Сделав вдох, она бежит прочь. Я наблюдаю с передней ступеньки ее трейлера, как она берет за руку парамедика и забирается в заднюю часть машины скорой помощи. Я подавляю желание оторвать ее от парня из скорой помощи. Он делает свою работу, а не лезет к ней.

Когда скорая отъезжает, похрустывая гравием, я пристегиваю монстра цепью и возвращаюсь в трейлер.

Внутри я приостанавливаюсь. Я могу раскрыть все секреты Блэр. Ей не следовало доверять мне быть в трейлере одной.

Найдя метлу, я убираю остатки разбитой тарелки. Каждая секунда, которую я провожу в трейлере, вдыхая нотки ванили, — это еще одна секунда, когда в моем животе затягиваются тягучие узы.

Неделя без разговоров с ней была пыткой. Я собирался пустить все на самотек — соглашение, взлом, даже забыть о ее существовании. Моей целью было вернуться к тому, что было до того, как она ворвалась в мой гараж, до того, как между нами началась эта игра.

Меня все испортило то, что она целовала меня как сирена, а потом потребовала оплаты.

И это моя собственная вина. Моя собственная игра разрушила меня.

Идея заставить ее надеть форму группы поддержки и выставить себя дурой перед всеми, а потом поцеловать меня в довершение всего, должна была стать способом поиграть с ней. Вместо этого, я один мучаюсь из-за этого гребаного поцелуя.

Он не должен был вызвать во мне такое желание.

Вкуса недостаточно. Я наркоман, отчаянно нуждающийся в своём любимом наркотике.

После поцелуя Блэр я хочу поглотить ее.

Время, которое я провел, ограничивая себя, игнорируя ее в классе и избегая ее в школе, только усилило эту потребность. Это сделало противоположное тому, чего я хотел. Вместо того, чтобы убрать ее из моей системы, она еще глубже вонзила свои когти. Я не мог больше держаться в стороне.

Она в моей крови, и она никуда не денется, если я ничего не сделаю.

Я не хочу ехать в свой унылый пустой дом в горах, и я не оставлю ее одну прямо сейчас.

Забудьте о выведывании секретов Блэр.

Я собираюсь заполучить свою девочку.

***

Голос Блэр доносится до меня, пока я рыщу по отделению неотложной помощи.

— Мне плевать на твои процедуры! Это моя мама, и я хочу вернуться с ней!

Повернув за следующий угол, я обнаруживаю, что Блэр ругается с медсестрой.

— Мисс, я не могу пропустить вас дальше этого места. — Медсестра, кажется, полностью закончила, как будто она повторяет уже несколько раз. — Вы можете подождать в комнате отдыха вон там.

Я сокращаю расстояние между нами в четыре длинных шага, проскальзывая между Блэр и медсестрой.

— Остановись. Ты просто устраиваешь сцену и ничего не добьёшься. Так ты не получишь то, чего хочешь.

Блэр сверкнула глазами. — Ну и что? Я хочу вернуться туда.

Пока Блэр отвлекается, медсестра исчезает за дверью — вход за пределы этой точки запрещен.

— Быстрее, она ушла. Мы можем пробраться внутрь.

Я почти улыбаюсь. Надоедливая маленькая нарушительница спокойствия.

— Пойдем. — Уводя Блэр от закрытой двери, я веду ее в комнату отдыха и целую ее в висок. — Подожди меня.

Рядом стоит автомат с кофе. Возможно, он горький и дерьмовый, но ей нужно выпить что-то теплое. Я нажимаю на кнопки и смотрю, как наполняется картонный стаканчик.

В этой части больницы сейчас немноголюдно. Когда я вошел в приемный покой, мимо меня прошло несколько человек, но в этой части пустынно. Освещение слишком яркое, все пахнет спертым воздухом и вяжущим антисептиком. Это создает ощущение лиминального пространства.

Я не люблю больницы.

Одно из немногих воспоминаний, сохранившихся у меня до того, как мои родители начали сваливать меня на других, было, когда я был маленьким, может быть, четыре или пять лет. Я играл с Лукасом, который умел лазать лучше, так как был на год старше и хотел делать все, что делал Лукас. Он был моим кумиром. Моим единственным другом.

Когда я попытался забраться так же высоко, как Лукас, я оступился и неудачно упал на камень. Меня заставили остаться на ночь в больнице, одного, со слишком большим количеством пищащих аппаратов.

Схватив горячий кофе, я возвращаюсь и вижу, что Блэр грызет ноготь большого пальца. Ее брови нахмурены, и она смотрит в пространство. Я передаю ей кофе.

— В машине скорой помощи у нее начались судороги или что-то вроде того, я не знаю, — бормочет Блэр, выглядя взволнованной. — Как только мы подъехали к больнице, они забрали ее.

Я наклоняю ее подбородок вверх. Ее глаза налились кровью и опухли. — Я собираюсь найти своего. Просто подожди здесь.

Блэр выдохнула с трудом и пожала плечами. Сделав глоток кофе, она гримасничает.

— На вкус как дерьмо.

Уголок моего рта кривится. — Жестко.

— Серьезно, это худший кофе, который я когда-либо пила.

Я оставляю ее с ее дрянным больничным кофе и направляюсь к лифту в соседнем коридоре, поднимаюсь на нем на третий этаж, задаваясь вопросом, что я делаю всю дорогу до офиса моего крестного отца.

Что бы это ни было, я доведу дело до конца. Нет смысла останавливаться на этом этапе. Если это приведет меня к цели, значит, оно того стоит.

Дядя Крейг находится в кабинете, сидит за столом со стеклянным верхом, очки для чтения низко опустились на переносицу, пока он просматривал медицинские записи. Белый лабораторный халат накинут на черный кожаный диван.

Крейг — бочкообразный мужчина с широкой, сверкающей белизной улыбкой, светло-коричневой кожей и теплыми глазами, в которых чувствуется его любовь. Он не мой дядя по крови, но я знаю его всю свою жизнь. Он всегда настаивает, чтобы я относился к нему как к члену семьи, чему я очень рад. Насколько я понимаю, мы и есть семья.

Я стучу в открытую дверь. — Привет.

Дядя Крейг поднимает голову и приветливо смотрит на меня, махая рукой, чтобы я вошел. — Девлин! Какой сюрприз. Я как раз разговаривал с твоим отцом пару дней назад. Присаживайся.

Конечно. Папа может разговаривать со своими коллегами, но не с собственным сыном. Я не разговаривал с папой больше недели. Он игнорирует большинство моих сообщений.

Я должен понять намек и перестать таскать себя по горячим углям, потому что от него ничего не добиться.

Я стою по другую сторону стола Крейга. — Вообще-то, я не могу остаться надолго. Моя…, — запинаюсь я. Кто для Блэр? Мы все еще не друзья. Как ты называешь девушку, которая сводит тебя с ума и которой ты платишь за контроль? Эта мысль неприятно стучит в моей голове. Седеющие брови Крейга взлетают вверх от моего словесного беспорядка. Обычно у меня не бывает заплетающегося языка. — Подруга, ее маму привезли. Я хочу убедиться, что она получит наилучший уход.

— Хм, понятно. — Крейг почесал большой ладонью свою блестящую лысину. Он подтащил свой открытый ноутбук поближе. — Как зовут?

— Мэйси Дэвис.

Клавиши клавиатуры клацают, пока Крейг набирает текст и сдвигает очки на нос. Его глаза прыгают туда-сюда, пока он читает информацию на экране.

— Хорошо. Ей была предоставлена койка в отделении неотложной помощи для оценки симптомов, с которыми она поступила. Я не могу сказать тебе точных деталей.

— Ты можешь перевести ее в отдельную палату?

Представляю, как Блэр грызет ногти и сидит в своих утиных шортах внизу. Из меня вырывается вздох. Я не могу обеспечить ее собственной медицинской страховкой, но я могу бросить деньги на решение проблемы.

С тех пор как я увидел Блэр, стоящую на коленях рядом с мамой, во мне зашевелился инстинкт. Это нечто борется с темными оттенками моего разума, стремящегося получить то, что я хочу от этого.

— Если они допустят ее на этаж, тогда да.

— Я хочу позаботиться обо всем этом.

Крейг снимает очки для чтения и поглаживает подбородок. — Какая-то подруга. Ты уверен? Я вижу, что у этой пациентки нет страховки.

Я машу рукой. — Все, что даст ей лучшее тестирование и уход. Сделай это. Ты будешь следить за ее делом?

— Это часть моей работы. — Крейг изучает меня. — Все в порядке? Ты выглядишь как черт.

Мой рот растягивается в сторону. — Усердно учусь, понимаешь? Папа ожидает, что в этом году я буду на высоте, чтобы хорошо выглядеть для программ подготовки к поступлению в медицинский.

Крейг качает головой. — Отдохни немного, Девлин.

Я облегченно вздыхаю. — Спасибо, дядя Крейг.

Пока Крейг набирает текст на своем ноутбуке, я выхожу из офиса.

Блэр не двинулась с того места, где я ее оставил, и это вызывает довольный гул в моем желудке. Она слушала.

Прежде чем я успеваю сообщить ей хорошие новости, через двойные двери входит та самая медсестра, с которой спорила Блэр.

— Мисс Дэвис? Мы принимаем вашу маму наверху. Пойдемте со мной, я отведу вас к ней.

Блэр вскакивает на ноги и бросает свой картонный стаканчик с кофе на стопку журналов. — С ней все в порядке?

— Она стабильна. Доктор, который будет вести ее дело, вероятно, проведет несколько тестов, чтобы выяснить причину низкого кровяного давления.

Медсестра бодро шагает, пока говорит. Блэр старается поспевать за ней на коротких ногах. Я обхватываю ее за талию, пока мы идем за медсестрой к другому банку лифтов.

Это смешно, но я борюсь с приступом раздражения. Я хотел сказать Блэр.

Когда медсестра направляет нас по чистому коридору, Блэр застывает рядом со мной.

— Что случилось?

— Это все отдельные палаты. Я думала, что в больницах есть такие, где вы лежите вместе.

— Твоя мама получает самый лучший уход. Разве не этого ты хочешь?

Блэр бросает на меня противоречивый взгляд. — Да, но… разве частные палаты не дорогие?

Ее бровь прищуривается. Она подсчитывает в уме. Вероятно, учитывает стоимость поездки на скорой, а также расходы на врача в отделении неотложной помощи.

— Вот мы и пришли, — объявляет медсестра, когда мы заходим в палату в конце коридора.

Угловая палата. Из нее будет хороший вид на горный хребет, который простирается над Риджвью по утрам. Я подавляю вздох, я сказал дяде Крейгу, чтобы он как можно лучше заботился о Мэйси.

Мне не стоит волноваться. Это даже не повлияет на счет, на который мои родители ежемесячно сбрасывают деньги. Их деньги за вину.

Как будто их деньги могут заменить настоящее воспитание.

Кроме того, если счет опустеет, у меня есть мои личные счета, которые я увеличил с помощью инвестиций у своего финансового консультанта.

— Часы посещения — до восьми вечера, так что у вас есть около двадцати минут, чтобы увидеть ее.

— Спасибо, — говорит Блэр.

Медсестра кивает и направляется по коридору к посту медсестры.

— Ты хочешь, чтобы я остался?

— Не уверена. — Блэр с тревогой смотрит на больничную палату. — Меня никто не отвезет домой.

— Да или нет?

— Нет…?

Вздохнув, я достаю бумажник. — Вот. — Я протягиваю ей двадцатку. — Возьми такси до дома.

— Спасибо.

Уезжать — это последнее, что я хочу сделать.

Я хочу затащить ее в пустую комнату и сорвать с нее эти соблазнительные хлопковые шорты. Это пытка — держать ее так близко всю ночь после недели сопротивления и не иметь возможности поцеловать ее или прикоснуться к ней так, как я хочу.

Блэр смотрит на меня, колеблясь. — Ты были… не таким, каким я ожидала. Я очень ценю твою помощь.

Я смотрю на нее. Она — единственное, чего я хотел всю неделю. Она прямо передо мной, благодарит меня.

И я еще не закончил брать у нее.

Ее долг не возвращен.

Даже близко нет.

Я поднял цену, которую она мне должна и получу от нее все, что захочу. Все.

Блэр — моя. Теперь ничто не изменит этого.

— Ты сможешь поблагодарить меня позже. — Я обнимаю ее за плечи. — Потому что я достал для твоей матери эту комнату и лучший уход.

Черты лица Блэр опускаются. — Ты что?

Я наклоняюсь, чтобы прошептать ей на ухо. — Можешь считать то, что я сделал, оплатой. Приеду за тобой в эти выходные, так что тебе лучше быть собранной и готовой.

Минуту назад она благодарила меня. Теперь она отступила на шаг назад и смотрит на меня.

Это требование разрушает любой мост, который я построил с Блэр, помогая ей справиться с сегодняшней ситуацией. Вместо того, чтобы перейти его, я предпочитаю свой эгоизм всему остальному. Это единственный известный мне способ держать фигуры на доске под своим контролем.

— Ненавижу тебя. — Блэр смотрит на меня свирепым взглядом, но не спорит.

Я ухмыляюсь. — Я знаю.

Проблема не в том, что Блэр меня ненавидит, а в том, что я больше не ненавижу ее. Это чувство улетучилось, побежденное растущей одержимостью тем, как она заставляет меня чувствовать себя живым, когда я рядом с ней.

Единственное, что меня волнует, это обладание ею.

И я всегда получаю то, что хочу.

— Иди и будь со своей мамой. — Я начинаю отступать, держа ее под прицелом. Чистая ярость волнами накатывает на Блэр. — Увидимся на выходных.

22. БЛЭР

Этот месяц кажется слишком длинным из-за всего, что произошло.

Сегодня последние выходные сентября, и погода всю неделю держится на уровне 80 градусов, что является следствием поздней сезонной жары. Я мечтаю о прохладной осенней температуре, когда осины становятся золотыми, а воздух наполняется ароматом лесного дыма.

Старый оконный блок умер в августе, оставив меня страдать в угнетающе жарком трейлере, пока я тащу свою небольшую коробку с книгами к машине.

Девлин не помогает, ублюдок.

Мне хочется смахнуть с его лица самодовольную, торжествующую ухмылку.

Он прислонился к Porsche в солнцезащитных очках, скрестив руки, демонстрируя изгиб бицепсов. В своих баскетбольных шортах и бело-зеленой футболке SLHS он выглядит чертовски хорошо. Я злюсь на себя за то, что поддалась низменным инстинктам. Как меня может привлекать этот придурок со взъерошенными черными волосами и вставной челюстью?

Девлин сдвигается, просовывает руку под футболку, чтобы почесать зуд, и демонстрирует пресс, когда футболка поднимается.

Боже. Проклятье. Это.

К черту мой мозг ящерицы. К чертям собачьим.

Я поднимаю тяжелую коробку с книгами повыше, и мое внимание падает на его загорелую кожу. В моем животе разливается тепло. Когда я снова поднимаю глаза, его ухмылка растягивается. Ну и задница. Он точно знает, что делает.

Ну, на меня это не подействует. Я не позволю. Наш фальшивый поцелуй — это все, чего он от меня добьется.

— Тебя бы убило, если бы пальцем пошевелил? — Я задыхаюсь.

Пот струйками стекает по моей шее. Коробку трудно удержать в моей скользкой хватке.

Девлин пожимает плечами. — Возможно.

Закатив глаза, я без его помощи затаскиваю ношу в багажник. Он заполнен моими любимыми книгами. Больше я с собой ничего не беру. Рядом с коробкой лежит залатанный вещмешок, набитый кое-какой одеждой. Кроме этого у меня есть рюкзак, полный школьных принадлежностей, и две мои униформы.

Девлин настоял на том, чтобы заехать за мной, чтобы убедиться, что я не отступлю. Его механик должен был забрать мою Corolla позже и подвезти ее.

В понедельник у нас выходной. Я буду заперта три дня подряд в огромном доме Девлина.

Это безумие.

Я переезжаю к Девлину.

И все потому, что этот высокомерный мудак считает оплату маминых медицинских счетов платой за свое требование.

Благодарное облегчение борется с той частью меня, которая возмущена тем, что он использует свою финансовую помощь, чтобы манипулировать. Теперь он считает, что владеет мной даже больше, чем раньше. Это больше не похоже на игру, чтобы унизить меня в качестве мести.

Все гораздо темнее, извращеннее и зловещее.

Я должна снова приспособиться к его играм разума. Если я этого не сделаю, он проглотит меня целиком в проклятии и адском огне, поглощая меня до последнего вздоха.

Проблема не в том, чтобы танцевать с дьяволом.

А в том, что я готова и дальше продавать ему свою душу, если это означает, что мама получит лучшее лечение и первоклассную медицинскую помощь.

Мы никогда не смогли бы позволить себе отдельную больничную палату, не говоря уже о поездке на скорой помощи, с нашим отсутствием страховки и ограниченным доходом.

— Это все? — Девлин осмотрел мою жалкую коллекцию вещей. — У тебя нет больше?

Возможно, он видит хлам, но для меня это самое ценное — моя коллекция книг и несколько моих любимых распечаток народного творчества, которые я взяла в библиотеке. Тщательно собранный комплект книг — одна из немногих вещей, которые я сохранила для себя.

Я пожимаю плечами. — Это все. Остальное может остаться здесь.

— Тогда запри свою коробку из-под обуви размером с крысу и давай убираться отсюда. Это место угнетает, а твои соседи все время пялятся на Рэда.

— Они мысленно прикидывают, сколько они могли бы получить только за твои диски.

Девлин опускает солнцезащитные очки и смотрит поверх оправы. — Я не предложу им такую же сделку, как с тобой, если они тронут мою тачку.

От его взгляда у меня внутри все завязывается в узел. Горячее и холодное чувство пробегает по моей коже, заставляя меня дрожать.

Стряхнув его, я бегом возвращаюсь к трейлеру и медлю у открытой двери, заглядывая внутрь. В этом месте нет ни малейшей привязанности, без мамы здесь нет ощущения дома. Просто пустое пространство с несочетаемой мебелью, пытающейся создать уют.

Люди — это твой дом, а не место, где ты живешь.

Кивнув себе, я закрываю дверь.

Аренда трейлера оплачена на следующие два месяца. Поскольку Девлин оплачивает медицинские счета, я смогла использовать сэкономленные до сих пор деньги, чтобы сохранить наш трейлер. Просто на случай, если состояние мамы улучшится. Я хочу, чтобы она возвращалась домой из больницы без забот.

Прошло четыре дня. Каждый день после школы я ходила посидеть с ней, делая домашнее задание у изножья кровати. Она выглядит лучше. Цвет кожи вернулся, но врачи не хотят выписывать ее без дополнительных анализов.

По крайней мере, она получит хорошую передышку в уютной частной больничной палате, чтобы отдохнуть.

И все это за счет Девлина.

Я бросаю на него взгляд, когда мы забираемся в красный Porsche. Он поправляет солнцезащитные очки и включает плейлист, как только его телефон подключается к Bluetooth. Машина наполняется призрачным лоу-фай битом.

Гравий скрежещет под шинами, когда Девлин заводит двигатель и выезжает из сообщества неудачников, которое я называла домом последние несколько лет.

Наблюдать в заднее стекло за тем, как уменьшается трейлерный парк, когда мы уезжаем, странно горько-сладко.

Я с нетерпением ждала возможности покинуть это место в течение многих лет. Чтобы поступить в колледж и получить возможность улучшить нашу жизнь. Вот на что похожа эта свобода?

— У тебя будет судорога в шее, если ты собираешься сидеть так все время.

Пыхтя, я ерзаю на сиденье, пощипывая обтрепанные края своих обрезанных шорт. Мы быстро покидаем более грубые районы Риджвью и более симпатичные дома пролетают за окном, когда мы приближаемся к Скалистым горам.

Девлин выглядит расслабленным. Он откинулся на спинку водительского сиденья, переключая передачи так, словно это в порядке вещей. Одна рука лежит на руле, а другая барабанит по воздуху в такт звучащей песне. Эта песня больше похожа на рок, смешанный с синтезаторными ритмами. Я бы не сказала, что он слушает что- то подобное.

Я наматываю кусок джинсовой ткани на палец, чтобы не отвлекаться и стараюсь не ковыряться в ногтях. Чем дальше машина забирается в горы, тем больше мой желудок трепещет от нервов.

— Поскольку в понедельник у нас выходной, я собираюсь увидеться с мамой.

Девлин хмыкает.

— Джемма написала мне вчера вечером. Они с Лукасом едут из колледжа Оук Ридж на выходные.

Я надеюсь, что у меня будет время увидеться с Джеммой, так как Лукас живет через озеро от Девлина.

— Не говори Джемме о нашей сделке. — Девлин бросает на меня косой взгляд. — Или Лукасу.

Я фыркнула. — Я вообще-то не разговариваю с Лукасом. А твои правила — полная чушь.

— Серьезно. Не говори никому. Это не то же самое, что заставлять тебя крякать, как утка, потому что это смешно.

— Неважно.

Я прислоняю руку к окну, когда мы въезжаем в огромный подъезд Сильвер Лейк Форест Эстейтс. Мой желудок выворачивается наизнанку, как при падении на американских горках. Девлин молчит, пока мы едем по территории, проезжая мимо теннисных кортов и бассейна. Я с усмешкой смотрю на вывеску скалодрома. У этих заносчивых богачей есть все.

Через несколько минут Девлин проезжает через железные ворота перед своим домом и паркуется на круговой дороге.

Огромный современный особняк в стиле хижины возвышается среди деревьев, охраняющих его. При дневном свете он прекрасен.

— Бери свое дерьмо. — Девлин поднимается по ступенькам, оставляя меня тащить свои вещи в одиночку.

Сузив глаза, я взваливаю вещмешок на плечо и следую за Девлином в дом.

Он может быть красивым и с дорогим вкусом, но он пуст. Воздух внутри подъезда неподвижный и гнетущий.

Я смотрю на высокий потолок с открытыми балками и современной люстрой из стекла и металла. Трудно поверить, что всего несколько недель назад Девлин прижал меня к этой двери, поймав на краже его дорогой машины.

Девлин не ждет, пока я полюбуюсь его богатством, и продолжает идти в глубь дома без меня и когда я следую за ним, я озадачена. Дом намного больше, чем вечеринки, на которые Джемма водила меня в прошлом году к Лукасу, а его дом просто огромен.

На кухне я нахожу Девлина. Она такая же роскошная, как и в первый раз, хотя тогда я немного отвлеклась. Мое внимание переключается на табурет с металлической спинкой, к которому он меня привязал. Комната выглядит как что-то из высококлассного журнала по дизайну интерьера: шкафы с матовыми стеклами и темные гранитные стойки.

Девлин прислонился к открытому холодильнику, вздыхая, несмотря на то, что он до краев заполнен продуктами.

В доме царит жуткая тишина.

Я позволяю своей спортивной сумке упасть к моим ногам на прохладную плитку. — Где твои родители?

Девлин закрывает холодильник и недоуменно пожимает плечами, как будто я вогнала шип в нерв. Он избегает меня, обходя меня стороной, чтобы взять пиво из меньшего холодильника в мокром баре на другой стороне комнаты.

— Путешествую по работе, как обычно. Нью-Йорк, насколько я слышал.

На его лице промелькнула боль, прежде чем он разгладил свою каменную гримасу.

Он живет здесь один? Совсем один?

У меня в груди что-то щемит, что тревожно похоже на сочувствие.

Я прочесываю пальцами волосы, чтобы побороть это чувство. — Заберу остальные вещи из машины.

Девлин делает длинный глоток пива, губы обхватывают горлышко бутылки, пока он смотрит на меня, прикрыв глаза.

По пути к выходу я потираю грудь, но грусть не покидает меня. Может быть, у меня почти ничего нет в этом мире, я борюсь за выживание изо дня в день, но я не одинока, у меня есть мама.

Разве у него нет этого?

— Не будь смешной, — бормочу я про себя, пристраивая коробку с книгами на бедре.

У Девлина под солнцем есть все, что он хочет. Я не могу чувствовать себя плохо из-за того, что маленький грустный богатый мальчик сидит в одиночестве в своей одинокой горной башне. Он слишком привилегированный засранец, слишком привыкший добиваться своего.

Я не могу позволить себе чувствовать себя плохо.

Девлин может подавиться своей серебряной ложкой, мне все равно.

Я укрепляю свою решимость и в два счета заношу остальные вещи, оставляя их у входной двери. Из кухни доносятся голоса, когда я опускаю рюкзак рядом с коробкой книг.

— Завтра должно быть чертовски жарко. — Это голос Бишопа.

Я нахожу Девлина, склонившегося над своим телефоном у острова на кухне и отклеивающего этикетку от недопитой бутылки пива. Он хмыкает в ответ.

— Я уже поговорил с Лукасом. Завтра пляжная вечеринка, чувак. Это будет круто. — Девлин встречает мой взгляд, когда я задерживаюсь в дверях. — Пляжная вечеринка, да? — Его глаза медленно скользят по моему телу, заставляя кожу покрываться мурашками. — Да, звучит неплохо. Мы будем там.

— Мы? — Я слышу, как брови Бишопа взлетают вверх по телефону от его заинтригованного тона. — У тебя есть девушка? Типа, ты действительно пускаешь девушку в свой дом, а не едешь в Пик-Пойнт, чтобы потрахаться?

Смех Бишопа наполняет кухню через динамик телефона.

— Пока, — говорит Девлин, нажимая кнопку завершения вызова. Переведя свой веселый взгляд обратно на меня, Девлин вновь обретает самоуверенность. — Позволь мне проводить тебя в твою спальню.

***

Дом не только огромный, он еще и лабиринт. Девлин провел меня по главной лестнице и указал на случайную комнату для гостей, которую я могу использовать. Мое внимание привлекла полка с искусно расставленными безделушками. Девлин сказал, что это моя комната и я могу делать с ней все, что угодно. Чистое воодушевление охватило меня, когда я переставляла декор с полки, намереваясь поставить свои книги в настоящий книжный шкаф.

Подняв свои вещи по дурацкому количеству ступенек и рухнув на мягкую кровать, я застонала.

Черт, я расслабилась и мне нужно возобновить свои пробежки. Перспектива бегать по тропинкам в этом закрытом поселке очень радует. Наверняка здесь есть хорошая тропа, которая огибает огромное озеро за домом Девлина.

Девлин прислонился к дверному косяку, и в его темных глазах плясало озорство. Он с большим удовольствием наблюдал за тем, как я тащу свои вещи в комнату. Я рада, что взяла с собой только самое необходимое.

— Что?

— Ну, во-первых, в этих шортах кажется, что у тебя есть задница, так что я наслаждаюсь видом.

— Фу! — Я переворачиваюсь, чтобы лишить его возможности смотреть на мою задницу. — Мудак.

— Мм. — Девлин облизывает губы. С текучей силой он отталкивается от дверной коробки и подходит ближе к кровати. Он наклоняется, кладет руки по обе стороны от моих бедер. — Два… я купил тебе это.

Я смотрю на шкаф, где дверце висит костюм горничной.

— Ты что, блядь, шутишь? — кричу я, вскарабкиваясь на кровать. — Ни за что на свете.

Девлин преследует меня, как зверь на охоте, мышцы на его руках напрягаются, когда он ползет по кровати, чтобы снова заключить меня в клетку. Он наслаждается этим. Мой дьявол-хитрец держит меня в своей власти, не давая возможности вырваться.

Сузив глаза, я упираюсь руками в его лицо, глаза Девлина вспыхивают, и он ухмыляется. По моему позвоночнику пробегает молния и я борюсь с кричащей потребностью раздвинуть ноги, чтобы он мог просунуть свои бедра между моими бедрами.

Делаю вдох и огрызаюсь на него. — Я заставлю тебя пожалеть об этом, я найду твою комнату в этом безумном изнеженном лабиринте и задушу тебя во сне.

Кокетливая ухмылка растягивает рот Девлина в привлекательный изгиб. Он опускает голову вниз и проводит носом по моей щеке, дыша на шею. Мое тело замирает, сердцевина пульсирует, горячая и настойчивая.

— Если ты придешь в мою комнату после наступления темноты, тебе лучше быть готовой. — Голос Девлина глубок и полон запретных обещаний.

Я прикусываю губу. — К чему?

— Все, что я захочу, маленькая воровка, — грубо шепчет он.

Он покусывает мою шею, заставляя меня извиваться от восхитительного ощущения его зубов на моей коже. Мои соски напрягаются, превращаясь в твердые бутоны, и мое тело требует большего. Я хочу обхватить его ногами, тереться с ним, пока не утихнет зуд, требующий разрядки.

Девлин рычит, и от этого звука у меня в животе поднимается жар. Его язык проводит по моей точке пульса, вырывая у меня вздох.

Прохладный воздух волной прокатывается по моему телу, когда Девлин отстраняется. Его веки тяжелею и я моргаю, приходя в себя.

— Ты… уходи.

— Не тебе говорить мне, что делать, Блэр. — Взгляд Девлина за несколько секунд превращается из горячего в холодный. Он проводит по моим ключицам и обнимает меня за шею, не давя. — Ты моя, и я решаю, когда мне закончить.

Мой пульс стучит в ушах. Его рука на моей шее — это мои оковы, ошейник, контролирующий меня, и я не ненавижу это ощущение.

То, что растет между нами после фальшивого поцелуя, становится скользкой дорожкой. Если я не буду осторожна, я потеряю точку опоры и окажусь в восторге от этого.

— Убирайся, — повторяю я, голос тверже, чем мои жидкие внутренности.

Девлин смотрит на меня долгим взглядом. Я выдерживаю его взгляд, вкладывая в него всю свою решимость. Мое сердце колотится. Он, наверное, чувствует мой учащенный пульс под кончиками пальцев. Я не отворачиваюсь, отказываясь отступать.

Спустя еще минуту Девлин садится обратно. — На кухне полно еды. Экономка следит за тем, чтобы все было в достатке. — Проведя рукой по взъерошенным волосам, он кивает на костюм горничной. — Это была шутка, я просто хотел увидеть твое лицо. Но не откажусь, если ты будешь ходить по дому в этих или утиных шортах.

От знойных ноток его голоса мое лицо заливает жаркий румянец. — Извращенец. Не думай о том, что именно вызывает это выражение на твоем лице.

Он смотрит на меня, проводя зубами по нижней губе.

Это только первый день, даже не двадцать четыре часа в его доме, а я уже пытаюсь сохранить баланс между нами.

Линия на песке в лучшем случае размыта.

Я прижимаюсь к груди Девлина, и он сжимает мои руки, заманивая их в ловушку. — Если это моя комната, то все, что я скажу, останется здесь.

Он прищуривается. — Хорошо.

— Отлично. Тогда убирайся.

Девлин оставляет меня на произвол судьбы. Впервые за весь день я столкнулась с тем, что живу со своим монстром. Я падаю обратно на кровать. Она такая удобная, что я не могу сдержать благодарный стон.

Возможно, это самая безумная вещь, на которую я могла бы согласиться, но сейчас я планирую наслаждаться этой кроватью.

Я остаюсь в своей новой комнате некоторое время, удивляясь тому, что мой футон мог бы поместиться здесь, наверное, раз пять. Она большая, но простая, с большим шкафом, окном с глубоким выступом, идеально подходящим для книжной скамьи, и самой большой кроватью, на которой я когда-либо лежала.

После того, как я задремала до темноты, мой желудок начал урчать. Я выхожу в дом, чтобы исследовать его по пути обратно на кухню.

В доме так много комнат. Я прохожу мимо красивого кабинета с настоящим камином и встроенными в стену кедровыми полками, заполненными до отказа множеством книг. Лестница имеет плавающие стояки, что создает иллюзию, будто я левитирую в воздухе, спускаясь на нижний уровень.

По всему дому висят произведения современного искусства. Я останавливаюсь перед абстрактной картиной, чтобы изучить ее приглушенные тона и использованные формы. Я люблю искусство, но ни одно произведение в этом доме не вызывает у меня никаких чувств.

Нет никакой связи. Все безжизненно. Холодно.

Морща нос от картины, я прокладываю себе путь на кухню.

Там нет никаких признаков Девлина. Это жутковато. Что он чувствовал, когда в этом доме был только он? Я хмурюсь, думая о том, как одиноко было бы в таком большом месте в одиночестве.

Может, поэтому он вырос таким невыносимым придурком.

Мне интересно, ел ли он, пока я копаюсь в холодильнике. Я беру горсть моркови, чтобы не искать ничего в шкафах и не работать с микроволновкой, которая выглядит как нечто, разработанное НАСА.

Возвращаясь в свою комнату с закуской, я останавливаюсь в коридоре.

Девлин появляется в облаке пара из ванной. Он только что принял душ и одет только в низко наброшенное полотенце. На его ребрах, под сердцем, татуировка.

Я вижу ее впервые.

Татуировка представляет собой скопление падающих звезд, аккуратно нанесенных чернилами. У меня покалывает в спине, где на моем теле красуется моя собственная татуировка в виде звезды.

Мы такие же — черные волосы, потускневшие сердца и татуировки в виде звезд.

Девлин проводит пальцами по своим влажным волосам. Его мышцы пульсируют от этого движения.

Святой ад.

Я сглатываю, сжимая свою морковь.

Девлин пробирается ко мне и идет за мной, когда я, споткнувшись, отступаю на шаг и ударяюсь спиной о стену. Он прижимается своим телом к моему, его сильный торс трется о мою грудь через тонкую футболку. Мое дыхание застревает в горле.

— Что у нас здесь? — Девлин дразнит игривым тоном. Он заправляет часть моих волос за ухо. — Потерялась

Тепло его кожи проникает сквозь мою рубашку.

— Нет.

— Ага, понятно. — Девлин усмехается и опускает руку на полотенце. — Ты кралась здесь в надежде, что тебе удастся все рассмотреть? — Он делает вид, будто собирается сорвать полотенце. — Хочешь, чтобы я бросил его?

Когда я сглатываю, у меня в горле все пересохло. — Нет.

— Нет?

Я качаю головой.

— Ты уверена?

Его голос — греховная ласка на моей коже, его низкий гул перехватывает мое дыхание. Держу пари, он чувствует мои затвердевшие соски на своей груди.

— Девлин. — Мой взгляд останавливается на его губах.

Его рот кривится в медленной, самодовольной улыбке, ямочки выставлены напоказ. — Твоя комната в той стороне, соседка.

Девлин отстраняется и идет в свою комнату. Это дверь по другую сторону от ванной.

Комната через две двери от моей.

Я глотаю воздух и забегаю в свою спальню, прислонившись к закрытой двери.

— Во что ты теперь ввязалась? — бормочу я.

Будь осторожна. Голос в моей голове звучит как голос Девлина.

Пора снова адаптироваться. Но разве правила те же самые?

Играем ли мы вообще в одну и ту же игру?

23. ДЕВЛИН

Сбросив полотенце и переодевшись в трусы, я сижу на кровати со смятой журнальной страницей, на которой мы написали наш контракт.

Присутствие Блэр здесь оказалось более интенсивным, чем я мог себе представить. Она так соблазнительно сладко пахла, когда я посадил ее в клетку у стены. Уйти от нее в коридоре, когда она была там, где я хотел, было непросто. Но после того, как я заставил ее прийти сюда, я не мог игнорировать голос в моей голове, который говорил мне оставить ее в покое. Я думаю, это может быть моя совесть.

Кто знал, что эта ржавая старая штука жива и брыкается?

Она заставляет меня осознать, каким козлом я был, и нарушает мои планы.

Вздохнув, я проследил подпись Блэр. В ней нет ни капли от того причудливого способа, которым Блэр писала свое имя со звездочкой. Теперь все аккуратно, прямолинейно и по делу. Неужели она изменилась так же сильно, как и я, с тех пор как мы были детьми?

Этот вопрос не дает мне покоя, пока я нахожу буквы в ее имени. Даже с моей склонностью к наблюдению за звездами, я совсем не похож на того мальчика, которым был тогда.

Грусть, которую я носил в себе, росла вместе со мной, гноилась и оттесняла меня в тень.

Возможно, мы слишком отличаемся от тех детей, которыми были, и от тех людей, которыми мы стали, чтобы когда-нибудь восстановить ту короткую связь, которую мы разделяли. Разве сейчас мы такие же, какими были, когда заключали этот контракт?

Представляю себе вздорное выражение лица Блэр, когда я предложил это соглашение, ее руки, привязанные к табурету.

Я провожу языком по губам, ища ту же ненависть, которую я питал к ней той ночью. Ее даже меньше, чем раньше. Она вытекает из меня с каждым днем, сменяясь желанием преследовать ее, чтобы еще раз попробовать вкус ее губ.

Смятая страница издает слабый звук, когда я поднимаюсь на ноги.

Если я уберу ее, мне не придется думать о том, почему она здесь. Я смогу просто наслаждаться ею, пока это длится.

Подойдя к шкафам вдоль стены, я спрятал контракт с глаз долой под стопкой рубашек на низкой полке. Потирая затылок, я возвращаюсь на кровать.

Так много моей энергии направлено на борьбу за контроль, но у меня его нет.И никогда не было. Не только над Блэр, но и над собой. Все, что я делал, было тщетной попыткой обрести его.

Всегда было легче стремиться к этому, чем признать причины, по которым я так сильно хочу контроля.

Блэр здесь, но что теперь? Если я продолжу идти по тому же пути, то в конце она встретит только монстра. Блэр заслуживает большего.

Если она увидит моих демонов воочию, можно не сомневаться — она уйдет, как и другие.

Может быть, я смогу это изменить.

24. БЛЭР

Проснувшись в незнакомой комнате, я утром резко встаю с постели. Несколько секунд уходит на то, чтобы осознать свою реальность: жизнь с Девлином.

Поднявшись с кровати, я натягиваю леггинсы и серую футболку с широким вырезом, которая драпируется с моего плеча.

Оказывается, Девлина достаточно легко избежать в таком большом доме. Я не обращаю на него внимания, пока изучаю его при свете дня. Я узнаю, где находятся выходы, и запоминаю их, составляя карту гигантской собственности, пока его командный голос не заполняет дом через систему внутренней связи.

— Тащи свою задницу на кухню завтракать, нарушительница спокойствия, — требует Девлин. Его злобная усмешка наполняет комнату. — Не заставляй меня искать, я выслежу тебя и возьму все, что захочу, в качестве платы за поиск.

Я бегу на кухню, опасаясь, что он может сделать.

Девлин стоит у плиты со свежей яичницей. Шок от того, что он готовит еду, останавливает меня в дверях. Я подхожу ближе и слышу пикантный запах бекона. Странное тепло расцветает в моей груди при виде того, как он расправляется с приготовленной им едой.

— Ты хочешь есть или нет? — Он звучит забавно.

— Пахнет очень вкусно. Спасибо, что приготовил.

Девлин хмыкает, ставя тарелку с тостами на место. Обойдя остров, он берет меня за запястье и тянет к себе, где у него стоят две тарелки.

Это так… по-домашнему. Обыденно. Как в семье, привыкшей есть вместе. У меня такое было только с мамой.

Расцветающее тепло расширяется.

— Вау, ты и правда режешь свежие фрукты? Не думаю, что я когда-либо представляла кого-то вроде тебя, режущего свои собственные фрукты.

— Я люблю готовить. Моя тетя научила меня. — Девлин занимает место рядом со мной, то самое, к которому он привязал меня в первый раз, когда я была здесь. — Ты не будешь голодать, пока ты здесь. Ешь.

— Ты ведь не отравил его, правда?

Закатив глаза, Девлин хрустит куском бекона.

Запах божественный. Кто знал, что дьявол умеет готовить?

Я откусываю кусочек и закрываю рот рукой, непроизвольно застонав.

Девлин кривит рот в довольной ухмылке.

Несколько минут мы едим в тишине. Я испытываю полный восторг. Удивительно, что он даже пальцем не пошевелил, но то, что он действительно хорошо готовит, просто сносит мне крышу.

— Я собираюсь пробежаться перед вечеринкой позже, — говорит Девлин, нарушая тишину.

— Правда? — Я вздрогнула.

Девлин вскидывает густую бровь. — Я полагаю, что ты все равно пойдешь за мной по тропе, так что можешь присоединиться ко мне. Ты взяла с собой обувь?

— Да. — Я не хочу показаться такой запыхавшейся, но я так давно не бегала по-настоящему. — Я тоже хочу с тобой.

Мы заканчиваем есть, и мир не останавливается. Это просто чудо. Может быть, мы перестали быть злейшими врагами, когда я не смотрела, но трудно продолжать ненавидеть парня, который кормил тебя славными пушистыми яйцами и оплачивал медицинские расходы твоей мамы.

Мы не друзья, но, возможно, могли бы ими стать. Если он извинится за то, что последние несколько лет был самым большим в мире придурком. Я даже извинюсь за попытку угнать его машину.

Когда через час мы выходим на тропу, свежий воздух наполняет мои легкие.

Разминать ноги и качать мышцы во время пробежки по горной тропе — это потрясающе. Я чувствую себя самой собой за последние месяцы.

Мои ноги горят так, как мне нравится, когда мы продвигаемся вперед.

Девлин не отстает от меня, пока я изучаю незнакомый путь. Его идеальная форма бега так же точна, как и остальные его культивируемые привычки, только создается впечатление, что он свободен и непринужден, пока он с удивительной скоростью преодолевает тропу.

В некоторые моменты я больше слежу за ним, чем за тропой. Он красивый бегун, его уложенная черная бахрома прижата к лицу резинкой.

Когда мы приближаемся к концу и в поле зрения появляется его дом, он бросается вперед.

— Эй!

— Наперегонки! — бросает Девлин через плечо.

Я следую за ним, радуясь вспышке соперничества и подтягиваю свои резервы, чтобы сократить расстояние. Когда я обгоняю его, он хрюкает, преследуя меня. Я оглядываюсь назад и вижу, что он преследует меня с лукавым блеском в глазах.

Наша гонка заканчивается тем, что я на волосок опережаю его на первой ступеньке.

— Да! — задыхаюсь я.

— Ты жульничала, — фыркает Девлин.

— Ты обманул! Ты начал, ничего не сказав. Я выиграла честно и справедливо, потому что я быстрая.

Легкий смех вырывается из Девлина. — Да, это так.

Пока мы пыхтим, я не могу сдержать широкую улыбку, пока перевожу дыхание.

Может быть, жизнь с Девлином не будет такой уж тяжелой.

25. БЛЭР

К началу дня, когда Лукас заводит джип на стоянку у пляжа, солнце уже вовсю припекает мир. В воздухе разносится музыка с вечеринки, а также веселый смех людей, уже пришедших сюда. Солнце сидит высоко в небе, и легкий ветерок заставляет небольшие волны плескаться на поверхности озера.

— Боже мой, не могу дождаться, когда окунусь в эту воду, — простонала Джемма, обмахиваясь веером на сиденье скамейки рядом со мной. — Надеюсь, она будет чертовски холодной.

— Да уж, — тихо соглашаюсь я, завязывая волосы в небрежный пучок на макушке, чтобы они не мешали моей шее. — Где же осень?

— Эта сучка с тыквенными специями должна скоро появиться, — говорит Джемма. — Я просто хочу надеть фланель и кожаную куртку.

Я улыбаюсь. Я действительно скучала по Джемме и ее острому юмору.

Девлин и Лукас выпрыгивают из джипа Лукаса, чтобы взять холодильник, который они запасли перед нашим отъездом.

Когда мы приехали к Лукасу, Джемма удивленно моргнула, когда Девлин появился со мной, а потом глупо ухмыльнулась и взяла меня за руку. — Что, черт возьми, происходит?

Я толкнула ее, когда мы садились в джип, чтобы поехать вокруг озера и добраться до пляжа. — Ничего.

— Ага. Конечно. — Джемма и Лукас обменялись взглядом молчаливого общения в зеркале. Они, конечно, далеко ушли от того времени, когда только познакомились и постоянно друг другу мешали. — Так много меняется, когда ты уезжаешь в колледж, да, детка?

Лукас бросил лукавый взгляд на Девлина, который отмахнулся от своего кузена, и усмехнулся. — Очень многое.

Девлин не позволил мне пропустить эту пляжную вечеринку. Я пыталась спрятаться в шкафу, но он нашел меня и вытащил, взвалив на плечо, пока я протестовала.

Несколько высокочастотных визгов пронзают воздух, затем раздается плеск.

Пока мы висим на заднем сиденье джипа, я держусь руками за ремень пляжной сумки Джеммы. Она берет одну из моих рук и тянет меня к пляжу.

— Мы занимаем место! — кричит Джемма через плечо.

— Прямо за тобой, Джем, — говорит Лукас.

Я никогда не говорила Девлину, что не взяла с собой купальник, но каким-то образом бикини моего размера ждало меня на ручке двери, когда я проснулась сегодня утром.

Оно чертовски красное.

По крайней мере, со мной есть Джемма для моральной поддержки. Ее красивые светлые волосы спадают до плеч французскими косами. Она выбирает полузатененное местечко на мягком песке — совершенно напрасно, у такого высокогорного озера, как это, должен быть каменистый пляж — и жестом показывает на свою полосатую сумку.

— Я взяла тонну солнцезащитного крема, не собираюсь иметь дело с обгоревшим Лукасом. Он так надулся во время нашего отпуска на Ямайке летом. И в первый же день! Жалкий говяжий пирожок. — Джемма качает головой, но на ее лице задорная улыбка, а глаза устремлены вдаль. Она влюблена.

Я передаю сумку, теряя повод стоять и не снимая свою безразмерную футболку, чтобы прикрыться.

— Сними это. — Джемма жестом показывает на футболку, которая задирается выше колен. — Я прикрою тебе спину.

Пожевав внутреннюю сторону щеки, я окидываю взглядом переполненный пляж. Бишоп гоняется за Бейли, Ниной и третьей девочкой по мелководью, плескаясь в воде. Здесь половина футбольной команды, плюс большая часть популярной публики, которая склоняется перед общим троном Бишопа и Девлина.

Они не имеют значения. Все в порядке.

Скрестив руки и схватившись за подол большой рубашки, я задираю ее вверх и бросаю на одеяло, которое Джемма расстелила на песке.

— Черт, девочка, — восхищенно говорит Джемма. — Позже попозируешь мне на камнях? Ты же знаешь, у меня с собой фотоаппарат. Этот образ просто убийственный, и мне нужно его запечатлеть.

— Прекрати, это даже не мое. — Я закрываю лицо и смотрю между пальцами. — Все в порядке?

— Детка. — Джемма оглядывает меня. — Ты выглядишь сексуально.

Я облегченно выдыхаю и смотрю вниз на красное бикини. Это смело, то, на что я никогда бы не решилась. Солнце целует мою бледную кожу. Наверное, к закату на моих щеках появятся свежие веснушки.

Джемма стряхивает с себя белые шорты и раздевается до майки из колледжа Оук-Ридж, обнажая военно-зеленое бикини, пересекающее ее грудь. Я не чувствую себя не в своей тарелке, когда рядом со мной Джемма. Она привыкла к тусовкам, но мне это никогда не нравилось. Я даже жалею, что Лукас не привел своего милого мопса, потому что он мой лучший друг на таких мероприятиях.

— Итак, — тянет Джемма, прищурившись на меня. — Что у тебя с Дэвом? Вы, типа, теперь одно целое?

— Я… — Я не могу ответить прямо. — Это… сложно.

— Хах, я знаю, что это такое, — говорит Джемма со взрывом смеха. — Но серьезно. Он ведет себя спокойно? Мне нужно дать по яйцам?

— Нет. Он умный засранец, но я с ним справилась. — Не собираюсь, чтобы Джемма вела мои битвы за меня.

— Хорошо. Ты скажешь мне, если тебе понадобится помощь, верно? Потому что я прикрою тебя, даже если я не в Риджвью.

— Да. — Я благодарно улыбаюсь ей.

— Круто. А теперь иди сюда, пакостница.

— Я иду за тобой, милая! — Лукас прерывает меня, прежде чем Джемма успевает нанести солнцезащитный крем.

Он хватает Джемму в свои большие, мускулистые объятия. С глубоким воплем он подхватывает ее на руки и бежит к озеру.

— Лукас, нет! — кричит Джемма, разражаясь смехом. — Ты чертов пещерный человек!

— Ай-яй! — восклицает Бишоп дальше по пляжу, сопровождаемый воем койота. — Держи ее, Святой! Берегись, король и его королева идут сюда!

Как только они падают в воду, она кричит, обхватывая его руками и ногами за талию, пока он свободно падает спиной вперед в озеро. Всплеск, который они создают, пробивая поверхность, огромен, брызги взлетают ввысь. Они выглядят как идеальная пара: красавец, бывший футболист, ставший студентом-архитектором, и дерзкая фотограф, в которую он влюбился. Никто не мог знать, что их начало было нелегким и чреватым напряжением.

Нагнувшись, я хватаю брошенный тюбик солнцезащитного крема. Сильные руки обхватывают меня за талию, а твердая теплая голая грудь прижимается к моей спине. Мое сердце учащенно бьется, когда меня окутывает декадентский, пряный мускус Девлина.

— Черт, — шепчет Девлин мне на ухо, его губы прижимаются к моей мочке. — Я передумал. Никто больше не сможет увидеть тебя такой. У меня есть причал. Мы можем плавать в доме. Сколько мне будет стоить доставить тебя домой прямо сейчас?

То, как он сказал домой, заставило мой желудок перевернуться.

— Слишком много, даже для твоей крови, — нахально заявляю я, поворачивая голову, чтобы рассмотреть его с периферии. — Ты сделал все, чтобы я была здесь, так что я остаюсь. К тому же, Джемма хочет потом меня сфотографировать.

Девлин проводит рукой по моему животу, задевая мизинцем нижнюю часть бикини.

Он стонет мне в ухо. — Ты в моем цвете.

— Ты одел меня в этот цвет.

Он хмыкает и утыкается носом в ложбинку на моей шее.

Его цвет.

Красный, как Porsche, который я пыталась угнать.

Мне не должно нравиться, как это звучит, но это вызывает во мне трепет.

Притяжение неоспоримо. Перед ним трудно устоять, когда он ведет себя так сексуально. С момента того фальшивого поцелуя между нами все сильнее и сильнее. Это близко к точке разрыва. Я не могу игнорировать то, что я чувствую, когда он вот так со мной.

— Теперь я представляю, как ты носишь мой номер. — Он вдыхает, и я чувствую, как он упирается в мою задницу. — Черт. Добавь это в список того, что ты должна носить по дому. Обрезки, эти шорты с утятами, моя футбольная майка.

Он сжимает меня и вдавливает свой член в мою задницу.

— Девлин! — Я отдергиваю его руку и ставлю между нами дюйм пространства. Мое сердце колотится в груди, я впервые почувствовала его влечение. Мы танцевали вокруг этого. Резинка, которая тянет нас друг к другу, затягивается все туже. — Лучше бы это было не то, что я думаю.

— Никто не видит. — Его выдох проходит по моей шее, вызывая дрожь. Я сжимаю свои бедра вместе. — Если бы мы были дома, мы могли бы искупаться с нагишом.

Я не знаю, к чему это. Он немного флиртовал со мной, но это первый раз, когда он зашел дальше флирта. В первый раз он серьезно говорит о том, что собирается переступить черту. Он шутит?

— Не дразни меня.

— Я не дразнюсь, — клянется он. — Я вовсе не разыгрываю тебя. Господи, если бы ты сейчас была в моем распоряжении… блять. — Пробормотанное ругательство, кажется, адресовано больше себе, чем мне. Он проводит пальцем по краю бикини. — Я заставляю твое сердце биться? Ты становишься влажной, зная, что я напрягаюсь для тебя? Что бы я нашел, если бы засунул пальцы в твой купальник прямо сейчас, маленькая воровка? Сделаешь ли ты мои пальцы такими же липкими, как твои, если я заполню ими твою киску?

Мое дыхание вырывается из меня неровным порывом, лицо пылает жаром. Любой мог бы посмотреть и увидеть, как это происходит. Девлин хихикает, греховный звук вибрирует на моей шее, задевая каждую струнку внутри меня, угрожая оставить меня лужицей слизи.

Облизнув губы, я вырываюсь из его объятий. — Мне нужно нанести солнцезащитный крем. Я не хочу сгореть.

— Подожди. — Девлин кладет руку мне на живот и прижимает меня к себе, удерживая в собственнических объятиях. — Что это?

Я дрожу, когда его кончики пальцев проводят между лопаток, очерчивая контур моей татуировки в виде звезды. Я сделала ее там, где ее не часто будут видеть, потому что она для меня, а не для того, чтобы выглядеть круто. Как и у Девлина, она спрятана на наших телах. Личная вещь, которую мы храним в тайнике.

— У тебя есть звезда, — пробормотал Девлин, удивление наполнило его тон.

— У тебя тоже.

Девлин проводит по татуировке еще два раза. Его прикосновение зажигает тысячу крошечных искр. Они вспыхивают на моей коже в спешке. Мое дыхание становится поверхностным.

На другом конце пляжа Бишоп развлекает толпу. Нина и Трент пробираются в укромное местечко среди деревьев. Джемма и Лукас целуются в воде, окутанные друг другом в своем собственном маленьком мире.

Все это время мое тело дрожит, когда Девлин уделяет моей татуировке пристальное внимание. Это не та эрогенная зона, о которой я знала, но она посылает электрический жар прямо в мое сердце. Я сдвигаю ноги вместе, терпя чувственную пытку так долго, как только могу.

— Девлин, что ты делаешь? — Мой голос неустойчив.

— Узнаю кое-что новое о тебе. Почему звезда?

— Они мне нравятся. Не знаю, они были моей фишкой, когда я была маленькой.

Девлин делает паузу. — И это все?

Не знаю, что еще ему сказать. Правда в том, что я была одержима звездами до такой степени, что использовала их в своем почерке так же, как другие молодые девушки ставили сердечки на своих «и».

— Это была просто вещь. Мама обещала мне, что они волшебные. Это напоминает мне о ней.

Я до сих пор люблю звезды, хотя знаю, что волшебство, которым мама напичкала меня в детстве, не настоящее.

Если бы это было так, я бы вытащиал нас с мамой из наших проблем бесчисленное количество раз за то время, что я тратила на звезды.

— И это все? — Девлин давит.

Я пожимаю плечами, и это нарушает момент, окутывающий нас пузырем.

— Неважно. Забудь об этом. — Девлин вздыхает и берет у меня солнцезащитный крем, нанося его на спину, куда я не могу дотянуться.

Я отвечаю ему тем же. Мне трудно сохранять ровное дыхание, когда мои ладони скользят по мышцам и острым плоскостям его спины. Он не шевелится, наклоняет голову, чтобы я могла видеть его точеную челюсть и профиль.

— Собираешься пощупать, пока ты там? — насмехается Девлин.

— Нет, — бормочу я, ущипнув его за бок.

Его глубокий смех накатывает на меня, как покрывало ночного неба, испещренного звездным светом. Мне нравится звук его смеха. Загибая пальцы в нерешительности, я позволяю себе быть такой же смелой, как мое красное бикини, успокаивая место, которое я ущипнула, и проводя свои прикосновения до его плеч.

Девлин замирает, потянувшись назад, чтобы провести пальцами по моим бедрам.

Бишоп прерывает нас, плюхаясь на одеяло Джеммы, его внимание приковано к телефону.

— Я думал, ты гоняешься за Бейли, — мягко говорит Девлин.

Бишоп вскидывает плечо несколько секунд спустя в замедленной реакции, хмыкая. — Шон увлечен ею. У меня есть кое-что получше, в любом случае.

Когда Бишоп растягивается на спине, я мельком вижу его экран. Мои брови взлетают вверх.

— Вот дерьмо. Это…?

Девлин направляет нас прочь, прежде чем я закончила свой вопрос. Я уверена, что на экране Бишопа была фотография Теи Кеннеди в рискованном стиле. Но это не может быть правдой, Тея не из тех, кто посылает подобные фотографии.

Особенно такому человеку, как Бишоп, который ужасно относится к ней своими постоянными колкостями.

— Подними свой подбородок с земли, — бормочет Девлин, собственнически положив руку мне на плечо, когда мы подходим к Шону и Бейли возле дымящегося гриля.

Бейли загорается. — Дев! Ты должен попробовать шашлыки Шона, они просто потрясающие.

Шон бьет кулаком Девлина, пока тот переворачивает шампуры. Он подмигивает мне, рассматривая мой костюм. — Хорошо выглядишь, Дэвис. Тебе стоит почаще бывать с нами. У моих родителей есть лодка, на которой мы катаемся летом. Тебя точно пригласят, если ты наденешь это.

Девлин ворчит, обхватывая меня покрепче, так что я прижимаюсь к его боку и кладу руку ему на живот, чтобы сохранить равновесие.

— Ты собираешься участвовать в гонке с ребятами? — Бейли спрашивает Девлина.

Он улыбается ей совершенно фальшивой улыбкой, которая является точной гранью его маски. Он едва заметно изменился по сравнению с тем, каким он был, когда мы были вдвоем у одеяла. Это странно, но я чувствую разницу.

— Не знаю, почему они беспокоятся. Они все знают, что я выиграю. Я самый быстрый пловец.

Мышцы Девлина пульсируют под моей рукой, когда он изображает, как он выгибается, впадая в свою обычную высокомерный образ. У меня возникает искушение ущипнуть его еще раз, чтобы вернуть настоящего Девлина, того, который приготовил мне завтрак и обвинил меня в жульничестве, потому что я быстрее бегаю.

— А что насчет тебя, Блэр? — спрашивает Шон. Это первый раз, когда кто-то из его толпы использует мое имя. Я моргаю от его идеальной сверкающей улыбки. Его взгляд падает на мою грудь. — Присоединишься ли ты к девочкам, чтобы поддержать нас? У тебя так хорошо получается поднимать боевой дух команды. — Шон проводит зубами по губам. — Я бы так хотел, чтобы ты привела меня к финишу.

В его тоне слышится тяжелый намек. Он… флиртует со мной прямо сейчас? В каком причудливом мире я очнулась, где популярные парни хотят видеть меня рядом не только для того, чтобы посмеяться?

Сузив глаза, я ухмыляюсь. — Нет, черт возьми. Я бы присоединилась к гонке и показала бы вам всем. — Я ударяюсь бедром о бедро Девлина. — Расскажи им, как я обогнала тебя сегодня утром в нашем забеге по лесной тропе.

Это бикини — как волшебный талисман, вселяющий уверенность, которой я раньше не пользовалась. Мне никогда не хотелось общаться с этими людьми, но что-то в словах Шона о том, что я стою его времени только в форме болельщицы или бикини, разжигает во мне упрямый огонь.

Взглянув на Девлина, я обнаружила на его лице гордую, соответствующую ухмылку.

— Ты быстрая маленький демон, — подтверждает он. — И должна взять у меня реванш, прежде чем мы ляжем спать сегодня вечером.

Мои губы раздвигаются. Девлин мог бы сказать им, что я живу с ним. Даже Бишоп отметил, что Девлин не водит девушек в свою постель, не говоря уже о том, чтобы пускать их в свой дом.

Не то чтобы я видела его спальню. И все же.

Глаза Шона расширились еще больше, когда рука Девлина скользнула вниз и оказалась в нескольких дюймах над моей задницей. Маленький палец Девлина заправляется в ремешок моих бикини. Этим жестом он утверждает меня перед своим товарищем по команде. Другие парни из футбольной команды и люди из группы друзей Нины смотрят в нашу сторону с удивлением, запечатленным в их выражениях.

Девлин может открыто флиртовать с девушками в школе, но он никогда не делает публичных жестов, которые кричат: это моя девочка, отвали.

Тепло заливает мою грудь и разливается по телу.

— Пойдем, прогуляемся. — Девлин переплетает свои пальцы с моими.

Он уводит меня в сторону от остальных, ведя нас по мокрому песку, где проплывающий мимо катер создает рябь волн, которые хлещут по нашим ногам и продолжает держать меня за руку.

Впереди нас Джемма достает фотоаппарат, снимая вечеринку и пейзаж. Лукас подходит к нам, и она щелкает затвором. Его хищная ухмылка расплывается прямо перед тем, как он подхватывает ее на руки. Плечи Джеммы вздрагивают от удовольствия, когда руки Лукаса блуждают по ее телу. Они целуются, их губы лениво соединяются.

— Я должен купить тебе обручальное кольцо, — говорит Девлин. — Оно отбило бы охоту у других парней, которые думают, что могут прикоснуться к тому, что принадлежит мне.

Я прыснула. — Прости… что?

Все только что перешло от нуля к шестидесяти.

— Что? — Девлин ухмыляется. — Они уже подозревают, что я, должно быть, трахаю тебя, раз ты здесь.

Мои глаза сузились. Это быстро обострилось. Он был таким милым все утро, но этот вкус гадюки, скрывающейся под маской Девлина, напоминает мне, что я не должна ему доверять.

— Во-первых, пошел ты. Я не ношу фальшивое обручальное кольцо. Нам по восемнадцать и это безумие. — Я отдергиваю свою руку от его руки. Уголки его рта напрягаются, но это идет ему на пользу. — Если ты купишь кольцо, я при первой же возможности сдам его в ломбард за наличные.

Оставив Девлина со своей язвительной репликой, я нахожу уединенное место далеко на пляже, вдали от суеты вечеринки. Я сижу на песке, опустив ноги в воду. С такого расстояния я могу наблюдать за всем происходящим.

Трент и Шон нападают друг на друга с неоновыми водяными пистолетами, затем обращаются к девушкам, поливая водой большие сиськи Нины. Она дуется, а потом все парни воют на нее, как койоты, когда она укладывает свои длинные мокрые волосы на голове, демонстрируя свои изгибы.

Кто-то включает музыку, и начинается танцевальная вечеринка. Девлин некоторое время стоит у ее края, в его руке болтается пластиковый красный стаканчик. Бейли и Нина подходят к нему. Я задерживаю дыхание, упираясь пальцами ног в песок.

Он не твой, напоминаю я себе. Может быть, он и хочет сделать меня своей территорией, чтобы никто из других мальчиков на меня не позарился, но Девлин не мой парень.

Я жду, что он подцепит Нину. Она смотрит своими глазами из спальни на каждого парня здесь.

Но Девлин уходит, чтобы постоять ногами в воде, удивляя меня.

И все же. Он не мой.

Я захлопываю счастливый пузырь, который не имеет права на существование.

26. БЛЭР

Некоторое время я наблюдаю за проплывающими облаками. Солнце греет мою кожу и песок. Я могу уснуть вот так.

Вскрик Джеммы привлекает мое внимание. Она бежит ко мне, плескаясь у кромки воды. Лукас бежит за ней, а Девлин — следом.

— Давай, Би! — зовет Джемма, когда она приближается.

Джемма и Лукас рассекают воду. Девлин догоняет меня и хватает за руку. Он поднимает меня на ноги с тайной улыбкой, играющей на его губах и подчеркивающей его ямочки.

— Что происходит? — задыхаюсь я.

— Война, — говорит Девлин, прижимаясь ртом к моему уху сзади. Его руки обхватывают меня за талию, и он увлекает меня глубже в воду, направляясь к Лукасу и Джемме. Озеро прохладное и освежающее, оно омывает мои бедра. — Мы играем в салочки. Ты нужна мне для этого. Ты в моей команде против Лукаса и Джем.

Прежде чем я успеваю ответить, Девлин ныряет под воду, взваливая меня себе на плечи. Я вскрикиваю, едва не теряя равновесие, когда он встает. Он обхватывает руками мои ноги и заходит в воду еще глубже.

— Подожди, Девлин! — Мне остается только крепко держаться, пока его растопыренные ладони жгут мою кожу, как железные клейма. — Я не умею играть в салочки.

Вместо вечеринок в бассейне летом я каталась на велосипеде по Риджвью в поисках банок, чтобы сдать их в центр переработки. Я была готов на все, когда впервые заметила, как сильно мама следит за нашими средствами.

В то время как у других детей было обычное детство, проведенное в играх, я провела большую часть своего, забыв об идеалистических мечтах и познавая суровую реальность.

— Все просто. Ты борешься с Джеммой. Лукас и я — поддержка. Ты побеждаешь, когда сбиваешь Джемму с ее самоуверенного коня.

— Я это слышал, — фыркает Лукас.

Девлин смеется.

Я не знаю, куда деть руки, поэтому я держусь за его волосы. Мокрые пряди скользят по моим пальцам. — Она сильнее меня. Что, если она сначала собьет меня с ног?

Девлин сжимает мои бедра. — Ты смелая. Ты сможешь это сделать.

Решительная уверенность в его тоне проникает в мое сердце, давая трещину в каменной стене, которую я держу вокруг него. Девлин верит в меня.

— Хорошо.

— Давай! — кричит Джемма.

— Мы тебя завалим, — обещает Лукас.

Девлин скользит пальцами выше по моим ногам, щекоча внутреннюю сторону бедер. — Готова бороться?

У меня перехватывает дыхание от его отвлекающего прикосновения. — Да. Давай сделаем это.

Мы вчетвером обходим друг друга. Вода плещется у Лукаса и Девлина на животах, хотя мы довольно далеко от берега. Джемма набрасывается на меня, как только мы оказываемся в зоне видимости. Мы сжимаем руки, толкаемся и тянемся, чтобы выиграть битву.

Смех вырывается наружу, когда я пробую разные тактики, чтобы выбить ее из колеи.

— Давай, — подбадривает Девлин, бросая свои собственные отвлекающие маневры. Он двигает нас вперед и назад, создавая непоколебимую опору, чтобы мне не казалось, что я падаю. — Ты перестаешь играть в футбол, и вся твоя работа ног идет насмарку.

— Заткнись, ты, маленький хрен. — Лукас ухмыляется, замахиваясь на Девлина. — Черт побери! Ты можешь это сделать, детка.

Джемма извивается, чтобы лучше держать рычаг. Я упираюсь голенями в спину Девлина, делая хороший толчок. Лукас шатается, но снова обретает равновесие. Мы отступаем на несколько шагов, заманивая наших противников в более глубокую воду.

Пальцы Девлина пробираются выше, вырывая из моего горла вздох.

— Что ты делаешь? — шиплю я. Он продолжает, дразня чувствительную кожу моих бедер. — Девлин!

Между моих ног разливается тепло. Я сдвигаюсь, чтобы ослабить нарастающее давление, но это только дает Девлину возможность провести кончиками пальцев по краю моей киски. Я сдерживаю звук, грозящий вырваться наружу.

— Ты сумасшедший.

— Ты делаешь меня таким, — пробормотал Девлин, его прикосновения дразнят так, что мне хочется большего. — Твоя киска снова мокрая?

— Сосредоточься на игре, язычник. — Я дергаю его за волосы. Мои глаза удивленно вспыхивают, когда он тихо стонет. Я сжимаю бедра, чтобы поймать его руку. — Давай выиграем.

— Блядь, да, ангел. Как только мы выиграем, ты будешь моей.

Я глотаю грязный намек, скрывающийся под его обещанием. Мои щеки пылают, я смущена и возбуждена. Возбуждение от украденного момента поднимается по моему позвоночнику, как вспышка молнии.

— Хватит там флиртовать, давайте деритесь с нами! — зовет Лукас, приближаясь к нашей позиции.

Мой желудок подскакивает. Неужели мы настолько очевидны?

— Покажи всем, какой ты боец, Блэр. — Девлин наклоняет голову, щурясь на меня, закрыв один глаз от солнечного света. — Они все наблюдают за тобой.

Взглянув на берег, я вижу, что мы собрали толпу.

Джемма испускает дикий крик, когда они с Лукасом бросаются на нас. Я вскидываю руки вверх, когда мы сталкиваемся. Мы оба хрюкаем и хихикаем, борясь за победу. Улыбка Джеммы заразительна. Счастливый пузырь, который я раздавила раньше, расширяется и лопается внутри.

Это весело. Приятно сидеть на плечах Девлина, чувствовать его крепкую хватку на моих ногах, когда моя лучшая подруга смеется вместе со мной.

— Ах!

Джемма удивленно смотрит на меня, когда я разворачиваю ее руки в стороны. Она опрокидывается на плечи Лукаса, увлекая его за собой, потому что ее ноги обвиваются вокруг его груди.

— Победители! — Девлин поднимает кулаки в воздух, кружась на месте.

Он откидывается назад, и мы падаем в воду. Я брызгаюсь, когда он уверенной хваткой вытаскивает меня на поверхность. Вода прилипает к моим ресницам и налипает на его черные ресницы, образуя крошечные шипы вокруг глаз. Капельки воды усеивают его губы. Он может коснуться дна озера, но оно слишком глубоко, чтобы я могла дотянуться до него, не ступая по воде.

— Мы выиграли. — Пристально глядя на меня, Девлин обхватывает мои бедра и обвивает мои ноги вокруг своей талии.

Под водой я чувствую его пресс между бедер, прижатый к моей киске. Девлин опускает свое пристальное внимание на мои губы.

Я в ловушке, привязанная между нами.

Мне некуда бежать. Никуда я не хочу идти. Я нахожусь там, где должна быть.

Девлин берет мой подбородок между большим и указательным пальцами. У меня перехватывает дыхание, когда он встречает мой взгляд. В его глазах безмолвный вопрос. На который я должна ответить.

На этот раз нет обещания заплатить.

Все по-другому. И я хочу этого.

Наклоняюсь вперед, умоляя без слов. Девлин издает грубый звук и приникает ко мне, накрывая мои губы своими, и я закрываю глаза, когда мы сближаемся в порыве губ и языков.

Поцелуй Девлина похож на черную дыру. Он поглощает меня, и я ныряю в него с головой, отчаянно желая большего.

Если раньше Девлин одним маленьким жестом заявил свои права на меня на глазах у всех, то теперь он поглощает меня своим поцелуем, клеймя меня изнутри. Его язык околдовывает меня, а его сильная рука прижимает меня к его твердому телу.

Мы так поглощены поцелуями, что не слышим остальных, пока кто-то не разгоняет нас громким воем койота — всеобщим призывом Сильвер-Лейк Хай. Это Бишоп.

Джемма и Лукас стоят по другую сторону от нас с одинаковыми выражениями лиц, похоже, приятно удивленные развитием событий между мной и Девлином.

Я касаюсь своих губ. Не могу поверить, что я поцеловала Девлина, и мир не погрузился в ярость и адское пламемя.

Девлин сжимает меня и ворчит себе под нос. — Чертовы блокираторы члена.

— Вы можете поцеловаться позже, — лукаво говорит Бишоп.

Он обрызгивает нас, и я задыхаюсь, прижимаясь к Девлину.

— О, началось, Бишоп, — говорит Лукас, присоединяясь к собственной атаке брызг.

— Держись. — Девлин поворачивает меня так, что я повисаю у него на спине, опираясь на меня, чтобы освободить руки для ответного удара. Я фыркаю на его размашистые атаки. — Ты так и собираешься сидеть там, как чертова морская ракушка?

— Не знаю. — Я наклоняюсь, изображая царственный тон. — Думаю, мне нравится этот трон.

Девлин тянется назад, чтобы поднять меня выше, пользуясь возможностью сжать мою задницу. — Сражайся со мной, ангел.

Широкая ухмылка растягивает мой рот.

Сражаться с Девлином. Не против него.

Джемма присоединяется к драке с безудержным смехом, пригибаясь за Лукасом, когда я направляю волну воды в ее сторону. Мы впятером скачем вокруг, разбрасывая воду во все стороны.

Я смеюсь так сильно, что у меня болят бока, тяжело опираюсь на Девлина, чтобы перевести дух. Он очаровательно улыбается мне через плечо и без предупреждения разворачивает нас, так что мне приходится держаться за его плечи, пока он посылает воду в воздух.

В моей груди нарастает крик, и я выпускаю его, откидывая голову назад к небу.

Мое сердце счастливо и полно впервые за очень долгое время.

27. ДЕВЛИН

Проходит несколько недель, и Блэр начинает жить в моем доме. Такая простая вещь не должна делать меня таким счастливым. Дом не такой уж и тихий, когда в нем есть она.

Ванильный запах Блэр витает в комнатах, в коридоре между нашими спальнями, в ванной. Я не очень люблю сладкое, но я бы набросился на нее. Я превратился в сумасшедшего, охотящегося за ней, когда она исчезает с мягкой обложкой.

Когда она не навещает свою маму, я нахожу ее сидящей с ногами в джакузи из натурального камня на нижнем уровне тиковой палубы на заднем дворе, с носом в потрепанной книге и пальцами ног, плещущимися в нагретой воде. Она также заняла низкий мягкий выступ в лаунж-зоне с открытой планировкой, растянувшись на животе под большим окном.

Это стало новой игрой — обшаривать дом в поисках мест, где она прячется.

Наши совместные пробежки по выходным быстро превращаются в рутину. Тренировок по футболу недостаточно, чтобы выветрить мои мысли, поэтому я тренируюсь дополнительно, чтобы не думать об этом. Блэр тоже любит бегать. Я думаю, для нее это одно и то же. Есть что-то такое в жжении в ногах и ритме дыхания, когда ты подгоняешь себя, что является терапией, вызывающей привыкание.

Наши пробежки наполнены спринтерскими забегами, в которых мы гоняемся друг с другом. Соревнование перерастает в нечто иное. Блэр заставляет меня гнаться за ней, пока я не догоню ее.

Я отклонил несколько приглашений от тети Лотти и дяди Эда приехать к ним на озеро на ужин. Думаю, они уловили изменения в моих привычках, поскольку с начала выпускного года я ужинаю с ними по крайней мере раз в неделю.

В школе я держу Блэр поближе. Идиотские марионетки принимают изменения достаточно легко, потому что подчиняются моим правилам. Если я снова отвернусь от Блэр, они будут рассказывать сказки о том, что это все время был мой план. Но сколько бы я ни напоминал себе о первоначальной цели, Блэр выворачивает мои задачи наизнанку. Я ищу в себе хоть унцию ненависти к ней, но это пересохший колодец.

Единственное, что осталось, — это потребность поцеловать эти пухлые губы.

Это желание проникает во все мои действия.

На уроках английского языка я работаю с ней вместо Бишопа для парного чтения. Он все равно слишком занят, отдаваясь своей новой одержимости Тее. Блэр воспринимает это спокойно, с минимальным нахальством.

Упрямая борьба в ней дает о себе знать, когда я тяну ее к своему центральному столу в кафетерии. Я покупаю ей обед, но она все равно пытается использовать свой счет за еду, вызывая мое раздражение. Это один из способов извиниться за то, что до сих пор я вел себя как мудак, но она по-прежнему подозрительна, когда я плачу за более приятные варианты обеда, доступные ученикам, которые могут позволить себе питаться по стандартному меню — то, что почти никто в этой школе не ест, кроме Блэр.

Состояние Мэйси стабилизировалось. Дядя Крейг не смог мне много рассказать, но я подслушал его телефонный разговор с Блэр. Она навещает свою маму каждый второй день после школы.

Когда она идет в гости, я следую за ней и наблюдаю из машины — одной из папиной коллекции, которая нечасто используется, так что она не замечает, что я слежу за ее драндулетом. Из окна угловой комнаты Мейси открывается прекрасный вид на нежную улыбку Блэр, когда она проводит время с мамой.

Я хватаюсь за руль, когда смотрю. Ревность к ее отношениям с мамой все еще присутствует, но когда она бурлит в моей груди во время этих слежек, появляется что-то новое. Эмоция, которую я не понимаю, но всякий раз, когда я смотрю на Блэр, она присутствует. Неизбежно.

Это чувство переплетается с шепотом в моей голове о необходимости перестать быть мудаком.

Ничего не произошло с момента поцелуя на пляжной вечеринке в те выходные, когда она переехала. Не из-за отсутствия попыток с моей стороны. Я хочу большего. Все время. Я как один из собак Павлова, настроенный на ее быстрые и тонкие движения, возбуждающаяся от каждого ее движения.

Блэр не похожа на других девушек, с которыми я трахался. Мне нужно придумать лучший способ соблазнить мою маленькую воровку, чтобы она развалилась в моих объятиях. Мой член становится твердым от одной мысли об этом.

Если я не могу получить ее сейчас, я буду иметь ее в своих фантазиях, когда буду дрочить.

***

Инстинкт бурлит во мне уже несколько дней. Он чуть не выскочил у меня изо рта, когда я увидел Блэр, собирающуюся перекусить, одну из ее книг в мягкой обложке, открытую и перевернутую на кухонной стойке, чтобы сохранить ее место.

Она одета в мою футбольную куртку SLHS застежкой-молнией, а манжеты выступают из-под ее свитера. Мое сердце бешено колотится при этого зрелища.

Я показал ей свои действия, чтобы компенсировать свое поведение, но мне нужно сделать больше. Может мне стоит поговорить с ней об этом.

— О, привет. Губы Блэр поджались от волнения, когда она посыпала приправой миску с попкорном. — Я собиралась почитать на палубе.

Скажи что-нибудь.

Я барахтаюсь, ища способ не проболтаться о том, что вертится у меня в голове. Я никогда раньше не извинялся. Каждая унция стратегии улетучивается теперь, когда мне нужно тщательно подбирать слова.

— Хочешь, я разожгу костер?

Блэр хмыкает в раздумье, наполняя стакан водой. — Спасибо, это было бы здорово.

— Я вижу, ты присвоила себе мою толстовку. — Я огибаю остров и отщипываю рукав.

— Мне она больше идет.

— Да. — Я сглатываю.

Материал почти закрывает ее спортивные шорты, создавая иллюзию, что на ней моя куртка и больше ничего, и я схожу с ума от этой мысли.

— Послушай, я хотел кое-что сказать. — Я дергаю себя за ухо, пока Блэр подбрасывает попкорн в воздух, стремясь поймать его в свой открытый рот. В моем паху вспыхивает тепло. — Блэр.

— Да?

— Я хочу… Я был… — Это смешно. Мой язык отказывается сотрудничать с моим мозгом. Почему это так трудно? — То, как я обращался с тобой…

Брови Блэр взлетают вверх. — Парень. Соберись. Это странно наблюдать и это разрушает мой образ мистера Контролирующего Урода.

Я выдыхаю смех. Расскажи мне об этом.

— Я не должен был, — машу я рукой, — быть таким дерьмом по отношению к тебе. То, что я говорил о тебе, я имею в виду.

Блэр смотрит на меня, собирая свои черные волосы в хвост. — У тебя что, инсульт?

Я провожу рукой по лицу, глядя на нее сквозь раздвинутые пальцы. — Возможно. Это сложнее, чем я думал.

— Что именно?

Мой желудок переворачивается. — Извиняться.

— Это то, что ты пытаешься сделать? — Блэр смеется. — Черт, у тебя это хреново получается.

— Я серьезно. Это было неправильно.

Блэр пожимает плечами и настороженно смотрит на меня. — Ты хочешь сказать, что хочешь положить конец… — Она жестикулирует между нами. — Сделку.

— Что? Нет.

Я заглушаю стон рукой, прикрывая рот. Это катастрофа. Она совсем ничего не понимает. Я просто пытаюсь сказать, что мне жаль, что я обращался с ней как с букашкой и разыгрывал ее глупые шутки. Есть ли какой-то способ заставить ее поверить мне? Как я могу загладить свою вину?

— Должна ли я оставить попкорн?

Стакан с водой привлекает мое внимание и подстегивает импульсивную мысль. Я всегда стремлюсь к контролю, но сейчас это кажется правильным. Если она не понимает, может быть, я смогу ей показать. Мы не в кафетерии, но это пока сойдет.

Я отбираю у Блэр воду, пока она роется в холодильнике.

— Блэр.

Она поворачивается ко мне, и я опрокидываю стакан себе на голову, моргая от прилива холодной воды.

У Блэр отпадает челюсть. — Чт…

Она разражается смехом, обнимая свой живот.

Вода капает с моих волос мне в глаза. — Я серьезно.

— Хорошо, ты серьезно. — В глазах Блэр светится огонек, когда она тянется вверх, чтобы убрать мокрые клоки волос с моего лба. — Ты такой странный.

С моих плеч спадает тяжесть, и мягкая улыбка искривляет мой рот. — Я возьму несколько бревен, чтобы положить в камин.

Блэр собирает попкорн, книгу и новый стакан воды, чтобы выйти на палубу. У меня в груди становится тепло, когда я смотрю, как она уходит.

***

Позже редкий разговор с отцом вывел меня на улицу. Как идиот, я ответил на звонок. Любая порция внимания со стороны отца заставляет меня забыть о логике и закономерностях, которым он следует.

Все, о чем он хотел поговорить, — это его ожидания от меня. У него расписана вся моя жизнь. Подготовка к медицине. Медицинская школа. Продолжение известной репутации фамилии Мерфи в области медицины.

К черту все, что я могу захотеть. К черту тот факт, что я не очень хочу делать то, что он ожидает. К черту то, что я его сын.

Отец заботится только о своих целях и планах.

Я сижу на своем месте на крыше за окном своей спальни с зажженной сигаретой, болтающейся в пальцах, затягиваюсь и откидываю голову назад, чтобы выпустить струйку дыма. Никотин снимает напряжение.

Возбуждение охватывает меня, делая меня нервным и воинственным. Я полон гневной энергии, готовый наброситься на все, что угодно.

Так всегда бывает, когда я разговариваю с папой. С мамой тоже, но в меньшей степени. По крайней мере, она делает вид, что в ней есть материнские чувства, но этого никогда не было достаточно.

Они оба оставляют меня в пустоте, открывая бездну моих внутренностей, наполненнуюодинокой яростью, поглощающей меня, топящей меня под бурными водами. Я не могу держать голову над течением.

Прищурившись на небо, я вижу падающую звезду. Загадай желание.

Это глупо, но я начал делать это в детстве и не могу остановиться.

Тяжелый вздох покидает меня. Но я ведь не просто так начала это делать, правда? Это из-за Блэр. Прошло несколько недель, а я все еще не отошел от воспоминаний о нашей короткой связи и осознания того, что именно она стала причиной того, что мой личный ритуал начался благодаря тому, что Блэр рассказала мне, когда мы были детьми.

Ее призыв загадывать желания на звезды был моей единственной спасительной милостью, которая не позволяла мне быть проглоченной все эти годы.

Массирую висок костяшкой большого пальца и даю сигарете догореть до конца, завороженно глядя на пепел.

Я так много рассказывал звёздам о своей жизни.

Они ждут меня, пока я смотрю на небо. В моей голове всплывают веснушки Блэр, которые напоминают мне о звездах.

Я облизываю губы и потираю кончики пальцев.

Блэр была моим первым желанием, но я всегда думал, что оно не сбудется.

Я также загадал брата и сестру. Лукас всегда был рядом, но мне хотелось иметь больше семьи, с которой можно было бы играть, даже хотел стать частью семьи Лукаса, а не своей собственной.

Я умолял падающие звезды отправить моих родителей домой дольше, чем на несколько дней. Чтобы они поговорили со мной. Чтобы они интересовались мной больше, чем тем, сколько денег они прислали, как у меня успеваемость и буду ли я поступать в медицинский.

Я их сын, а не один из их исследовательских экспериментов на чашке Петри.

Работа, которую они делают как врачи, может быть важной, чтобы помочь стольким людям, но разве ребенок не может просто хотеть внимания своих родителей?

Ни одно из желаний никогда не срабатывает, но что-то в отправке моих самых сокровенных, тайных желаний далеким шарам горящего газа и осколкам скал, падающим в атмосферу, заставляет меня чувствовать себя лучше. Это ритуал, который на краткий миг успокаивает океан горькой боли.

Бросив сигарету в пепельницу, я думаю о том, чтобы позвонить Бишопу или Лукасу и узнать, чем они занимаются. Я немного успокоился после разговора с отцом, но разговор с ними мог бы помочь.

— Вот ты где. Я искала тебя.

Я мотнул головой в сторону. Блэр проворно влезает в окно и пробирается по узкому карнизу, который ведет к моему месту на крыше. Ветер треплет ее конский хвост, когда она стоит надо мной, любуясь видом.

Уязвимость жжет. Никто никогда не находил мое место и я сглатываю.

— Ты собираешься сесть?

Блэр садится рядом со мной. — Здесь прохладно.

— Да. — Пытаюсь представить это свежим взглядом, забыв обо всем, в чем я признался здесь. — Я прихожу сюда, чтобы подумать.

— В лесу между трейлерным парком и магазином есть место, где я пряталась, когда не хотела, чтобы меня нашли.

Блэр подтягивает колени к груди и обхватывает их руками. На ней все та же безразмерная толстовка с капюшоном с той ночи, когда ее мама упала в обморок, кончики ее пальцев высовываются из больших рукавов. Я сжимаю штанину своих тренировочных штанов, чтобы не протянуть и взять ее за руку.

Мы молчим несколько минут. Мой пульс становится неровным, меня мучает осознание ее присутствия и каждого движения.

— Я знаю твой секрет, — заговорщицким тоном произносит Блэр.

Я зарываюсь в свои треники, скрываясь из виду. Она не может.

— Сомневаюсь, — насмехаюсь я. Я касаюсь своей груди, рядом с сердцем и татуировкой в виде падающей звезды. — Я держу их все под замком.

Блэр опирается подбородком на колени. Ее взгляд задерживается на мне. — Ты хочешь, чтобы все думали, что ты беззаботный плейбой. Но это не так. Твой секрет в том, что тебе не все равно, больше, чем кому-либо.

У меня сводит живот от правдивости ее оценки. В моем кармане телефон сидит тяжелый, как свинец. Три сообщения, отправленные папе после нашего телефонного разговора, остались без ответа.

Куклы в школе считают, что моя маска — это настоящий я, но это не так. Они видят то, что я хочу. Блэр права. Правда в том, что я изо всех сил стараюсь ни о чем не заботиться. Я отделяю все это, закапываю боль глубоко, где она не может до меня добраться.

Как она это делает? Как она всегда видит сквозь броню, которую я создал, чтобы защитить себя от разочарований?

Возможно, Блэр тоже скрывает закованного в цепи монстра, потому что ее маленькие коготки скребут по коробке, в которую я спрятал все слабости. Иногда она просачивается наружу, как хаос Пандоры, вырвавшийся из клетки, недостаточно прочной, чтобы удержать поток ужаса, отчаянно пытающегося вырваться наружу и распространиться.

Голос Блэр мягкий, когда она продолжает. — Думаю, именно поэтому ты так стараешься контролировать все вокруг себя, вплоть до точной кривой улыбки.

Я неровно смеюсь, чтобы изобразить, как она ослепляет меня, когда я меньше всего этого ожидаю. Проведя рукой по волосам, я поднимаю глаза к небу. — Я позволил тебе сидеть со мной в моем секретном месте не для того, чтобы ты подвергла меня психоанализу. Прекрати это, или ты получишь взбучку.

— Извини.

Больше удивленный тем, что она извинилась передо мной, чем тем, что она меня раскусила, я бросил на нее быстрый взгляд. Она возится с манжетами своей толстовки.

— Я тоже, — предлагаю я.

Остальное застревает у меня в горле. Я имею в виду все это — прости за то, что затаил в себе столько злости из-за ее ухода, прости за то, что сделал ее своей любимой мишенью, прости за то, что все эти годы пытался подтолкнуть ее к уходу.

— Мне жаль, — повторяю я, пытаясь вложить в извинение весь свой смысл. — Я знаю, что раньше запутался, и ты мне не поверила, но это так. Мне нужно найти еще один стакан воды, чтобы вылить на себя?

Блэр смеется, яркий звук разносится в ночи. — Не нужно, хотя я думаю, что предпочитаю тебя мокрым. — Она бросает на меня лукавый взгляд из уголка глаза. Через некоторое время она хлопает в ладоши. — Думаю, я тоже сожалею, что посягнула на твою машину.

— Нет. — Блэр удивленно поднимает брови. Я пожимаю плечами. — Если бы ты не вломилась, я бы сейчас не держал тебя здесь.

Это хреново, что мой план мести привел к этому, но я не могу сказать, что злюсь на такой поворот событий.

Она улыбается, уголок ее рта подтягивается вверх. — Мне здесь нравится.

Звезды мерцают над нами, тускло мерцают.

В последнее время я не просил звезды о том, чего хочу больше всего. Секрет, который, как я думал, Блэр разгадала.

Это невозможно, слишком много даже для волшебного желания.

Блэр смотрит на меня нечитаемым взглядом, луна окрашивает бледным светом ее лицо.

Мое глупое, беспорядочное сердце колотится, умиляясь ее красоте. Ее полные губы смыкаются, чтобы сдержать то, что она не хочет говорить.

— Что?

Она моргает, словно выходя из оцепенения. — Ты напомнил мне одного человека, которого я когда-то знала. Давным-давно.

— Кого? — Я сглатываю осколки, пронзившие мое горло.

Она тоже помнит?

— Грустный мальчик, которого я когда-то знала. Я рассказала ему о падающих звездах. — Она морщит лоб. — У тебя такой же взгляд в глазах.

Скажи ей, кричит мой разум. Скажи ей, что ты и есть тот мальчик. Что ты тоже знал ее, но она ушла.

Как и другие. Все они уходят. Никто не остается.

Часть меня не хочет говорить ей. Если я расскажу, она увидит мои слабости. Она может уйти снова. В конце концов, она уйдет. Потому что она здесь не ради меня. Блэр здесь только по другим причинам.

Не потому, что я достоин ее общества.

Не потому, что я заслужил ее доверие или привязанность.

Не потому, что я заслуживаю любой секунды, которую я украду у нее.

Мое несчастное сердце колотится, когда я смотрю на нее.

Может быть, это всегда происходило, я хотел ее так же сильно, как следующий вздох. Я просто задушил его. Научился выживать рядом с ней.

Теперь это сила, которую я не могу сдержать, потребность в ней, живущая в моих венах и костях, как лианы, обвивающие каждую часть меня.

Я потираю пальцы и обращаю свой взор к небу. Когда я замечаю падающую звезду, я указываю на нее. — Вот одна. Видишь?

Блэр хмыкает в знак признательности. — А вот еще одна. Мама читала мне книгу о падающей звезде. — Выражение ее лица становится ласковым и нежным, как тогда, когда она навещает маму в больнице. — Это была одна из моих любимых книг.

Я изучаю ее профиль в лунном свете.

Желание, бурлящее внутри, становится слишком сильным. Я переспал со многими девушками, но сейчас мне нужно что-то другое.

Слова покидают меня прежде, чем я успеваю полностью сформировать мысль. — Я заплачу тебе пять тысяч за то, что ты будешь спать в моей постели сегодня ночью. Просто спать.

Блэр вскидывает голову. — Ч-что?

— Пять тысяч, — повторяю я, сжимая челюсть.

Если Блэр упряма, то я — каменная стена. Я эгоист и ничего не могу с собой поделать.

Это первый заказ, который я официально отдал ей с тех пор, как она переехала, потому что мне нужны гарантии.

Если это мой единственный шанс, я хочу его получить. На этот раз я не буду ждать, пока звезды исполнят мои желания, я возьму его себе.

— Каков твой ответ?

Блэр раздвигает свои пухлые губы, втягивая нижнюю в рот. — Да.

28. БЛЭР

Мы забираемся через окно в его спальню. Он лезет первым и я беру его за руку, чтобы удержать равновесие, когда спрыгиваю с широкого подоконника.

Удивительно, что у Девлина здесь не так уж много вещей. Она едва похожа на спальню подростка.

Первые несколько лет после ухода отца я выбирала каталоги из мусорного ведра, представляя, какой дом мы с мамой купим, если выиграем в лотерею. У меня был период, когда я мечтала лишь о том, чтобы над моей кроватью висели сказочные огоньки, а вокруг нее висела прозрачная фиолетовая занавеска.

Все эти деньги, а в комнате Девлина — большая кровать, тщательно заправленная, стена из современных темных деревянных панелей, которые я считаю дверцами шкафа, и стопка книг на тумбочке рядом с пачкой сигарет.

Это больше похоже на гостиничный номер, чем на чью-то спальню. Чисто, но безлико. Как будто он не может выразить себя в своем личном пространстве.

Даже у меня в комнате есть несколько фотографий, моя коллекция книг и несколько распечаток из библиотеки моих любимых произведений искусства со всего мира.

Я снимаю толстовку и кладу ее на лакированную скамейку из живого дерева у шкафа. Если я буду спать в ней, то перегреюсь. Я остаюсь в леггинсах и футболке команды девочек SLHS по легкой атлетике.

Подойдя к тумбочке, я наклоняю голову, чтобы прочитать корешки книг. Общественное животное. Введение в социальную психологию, — Влияние: Наука и практика и Эффект Люцифера: Понимание того, как хорошие люди становятся злыми — три первые в стопке.

— Тебе действительно нравится психология, да?

Девлин нависает над кроватью. — Мне нравится знать, как все устроено. Человеческое поведение — это… — Он обходит матрас и останавливается передо мной, обнимая меня за плечи, он подталкивает меня сесть. — Очаровательно.

Я смотрю, как он вялыми движениями снимает с себя серый хенли, оставляя обнаженной грудь. Тренировочные штаны низко свисают на бедра.

У меня пересыхает во рту. Вырез V на бедрах ведет вниз к поясу треников. Его тело выточено как произведение искусства, легкое и атлетически сильное.

Я спрятала руки под бедрами, чтобы не тянуться к его прессу.

Девлин поцеловал меня, но на этом наши отношения не закончились. То, что он поцеловал меня в озере, не означает, что он хочет меня.

— Отойди назад, — проурчал Девлин. — Это моя сторона.

Трепет щекочет мой живот, когда я двигаюсь по матрасу. — У тебя есть сторона? Тебе что, восемьдесят пять?

Девлин откидывает одеяло и забирается в кровать. — Мне нравится моя половина.

Как только мы ложимся, Девлин выключает свет, погружая нас в темноту. Единственный звук в комнате — это наше рассинхронизированное дыхание. Девлин дышит, потом я. Вдох, выдох.

Расстояние между нами ощутимо, как стена, к которой я могу прижаться. Всего несколько дюймов, но это может быть и пещера.

Я собираюсь открыть рот и сказать что-нибудь, чтобы нарушить неловкую атмосферу, но рука Девлина ложится мне на бедро. Его прикосновение горячее, просачивается сквозь мои леггинсы.

— Хорошо? — Обычно авторитетный голос Девлина хриплый и сиплый.

— Да. Все в порядке.

Девлин берет не просто дюйм, он берет милю. Его рука обвивается вокруг моей талии, притягивая мою спину к своей обнаженной груди. Он, как осьминог, обхватывает меня. Для того, кого я когда-то считала холодным, как мрамор, тепло его тела обволакивает меня.

Из Девлина вырывается грубый звук. Его дыхание становится напряженным и напряженным. Он просовывает свою большую руку под мою футболку, поглаживая живот и поднимаясь между грудей. На мне нет лифчика. Его большой палец проводит по краю одной груди, вызывая у меня вздох. Мои соски вздрагивают, трение футболки заставляет меня извиваться в порыве чрезмерной чувствительности.

— Девлин, — вздыхаю я.

Он сказал, что хочет только спать. Хочет ли он большего? Хочет ли он меня?

Нос Девлина упирается в мою шею. Его жесткость ослабевает, и он крепче обнимает меня. Он просовывает колено между моих ног, и я чувствую, как его полутвердый член упирается мне в задницу.

Я сдвигаю бедра, двигая ими навстречу его длине.

Девлин рычит, его рука крепче обхватывает меня, он прижимает свои бедра к моим в ответ, его член становится тверже.

— Спи, смутьянка.

Я прикусываю губу. От искры огня, которую он разжег в моем животе, моя кожа напряжена, а клитор пульсирует. Мы действительно собираемся спать вот так?

— А что насчет…

Девлин прерывает мой вопрос о его члене еще одним ворчащим звуком, покусывая мою шею. Его язык следует за ним, заставляя меня выгнуться дугой против него.

— Господи, — простонал он мне в шею. — Давай, блядь, спать.

Мое тело протестует. Я хочу, чтобы он перестал дразнить изгиб моей груди небрежными прикосновениями, потому что это сводит меня с ума.

— Ты хотел, чтобы я была здесь.

Его зубы и язык ласкают мою шею, мучая одно и то же место. Он ставит мне засосы? Как он может так прикасаться ко мне и просить меня лечь спать?

— Я хочу, чтобы ты спала. — Девлин оседает, прижимая мое тело к своему.

Когда он выдыхает, это звучит удовлетворенно. Почти счастливым.

Я облизываю губы и пытаюсь замедлить учащенное биение сердца, сворачиваясь калачиком, чтобы уснуть. Меня окружает его запах, нотки имбиря, завернутого в кожу, щекочут мои чувства. Он на простынях и вокруг меня, а Девлин держит меня рядом.

По мере того как сонливость подавляет прилив вожделения, сон ускользает от меня. Девлин проваливается в бессознательное состояние, прижавшись губами к моей шее.

Я никогда не продавала свое тело. Это единственное, что у меня осталось. Но это как-то по-другому, спать в его постели. Может быть, это то, что растет между нами, что меняет все.

Это то, что я говорю себе, чтобы окончательно сдрейфить.

Губы Девлина прижимаются к моей шее во сне, как будто ему этого недостаточно.

Мне кажется, я понимаю, как он был напряжен, а потом смог расслабиться, когда мы запутались друг в друге. Меня это тоже успокаивает. Это… приятно.

Обнимаясь с Девлином, я засыпаю, больше не чувствуя себя такой одинокой без мамы.

***

Когда я прихожу в мамину больничную палату с охапкой книг, она одна. Мама лежит в постели и выглядит лучше, чем я видела ее в последние годы. Ее щеки пышут здоровьем, а глаза светятся.

Ничего не было страшнее, чем вбежать в наш трейлер и обнаружить ее без сознания на полу.

— Привет, — ярко приветствую я, входя.

— Привет, малышка. — Улыбка мамы полна сияния. Она похлопывает по кровати. — Присаживайся.

— Принесла тебе кое-какое развлечение. — Я сажусь на край ее кровати, кладу книги из моей коллекции на столик с подносом. — Я подумала, что тебе, наверное, скучно и нужно чем-то занять время. Доктор уже выписывает тебя?

— Пока нет. Мы ждем последних результатов анализа крови.

Я сдерживаю вздох. В доме Девлина все оказалось лучше, чем я ожидала, но я скучаю по маме. Я беру щетку с приставного столика и приступаю к нашей рутинной работе. Я прихожу в гости, расчесываю ей волосы и делаю домашнее задание, пока мы разговариваем.

Когда она протягивает руки, я наклоняюсь, чтобы обнять ее. Она гладит меня по волосам, и на минуту все в мире становится хорошо.

Когда мы расстаемся, мама проверяет книги. — Некоторые из них пополнили твою библиотеку.

— Да, я купила несколько новых. — Мне удалось купить целую коробку, от которой библиотека планировала избавиться. Я указываю на ту, что у нее в руках. — Смотри, тот же автор, что и у «Звездной пыли».

— А, одна из твоих любимых. — Мама смеется. — Ты умоляла меня прочитать ее снова каждый раз, когда мы ее заканчивали.

Я обхватываю ее за плечи и обнимаю. — Ты озвучивала лучше меня. Мне это нравилось.

Тоскливый взгляд задерживается в ее глазах, морщинки вокруг них, когда я заканчиваю расчесывать ее волосы и отодвигаю кресло.

— В чем дело? Ты устала?

Мама машет рукой. — Нет, нет. Я просто рада, что ты была счастлива. Вот что важно.

Мое сердце сжимается. — Конечно, была. — Я беру ее руку, поглаживая костяшки пальцев. — Пока у меня есть ты, я счастлива.

На ее лбу появляется морщинка. — Мне жаль, милая. Находясь здесь так долго, я просто много думала.

— Мама, — вздыхаю я, сжимая ее руку.

— Мне жаль твоего отца, ты не должна была волноваться…

— Мама, нет. Это была не твоя вина. — Мое сильное выражение лица почти рассыпается. Я хочу забрать всю ее боль и проглотить ее. Это бремя может попытаться сжечь меня изнутри, я переживу его. — Теперь все будет хорошо.

Она утирает слезу, прежде чем она упадет. — Почему бы тебе не рассказать мне о том, как дела в школе? Доктор упомянул, что твой друг рассказал ему о предстоящей студенческой ярмарке.

— Точно.

Девлин оставил брошюры о колледжах на острове в кухне. Джемма прислала мне ссылку на колледж Оук Ридж, но я не могу пойти в художественную школу, чтобы изучать историю искусств. Я должна выбрать что-то практическое. Может быть, медсестринское дело. Я еще не решила. Меня больше беспокоит выбор школ, где есть стипендии и гранты, на которые я могу претендовать.

Никто из них не должен беспокоится о своем будущем. Джемма поставила перед собой одну цель, а Девлин может выбрать любую школу, какую захочет.

— Знаю, что мы мало об этом говорили, но что бы ты ни выбрала, у нас все получится. Я хочу, чтобы ты следовала своим мечтам, Блэр.

Я поднимаю взгляд от ковыряния в ногтях. — Я еще не выбрала специальность.

Мама откидывается на подушки и улыбается. — Я так горжусь тобой.

— Спасибо, мам.

Через несколько минут врывается медсестра, проверяет маму и приносит ей ужин. Мы делим желе и смеемся над видеороликами с животными на TikTok, которые я просматриваю по WiFi в больнице.

На одном из видео есть мальчик, похожий на Девлина. И вот так я не могу выбросить из головы вчерашний вечер. Он все время всплывает. Сосредоточиться на английском раньше было сущим адом.

— Почему у тебя такое выражение лица? — Мама дразняще вздохнула. — Ты покраснела?

— Я — нет.

Я прикрываю свои пылающие щеки. О Боже, я краснею, ничего не могу с этим поделать, не тогда, когда мои мысли возвращаются к слабому красному пятну, которое я обнаружила на шее сегодня утром. Я повязала на него бандану, чтобы скрыть. Мои щеки разгораются еще больше, когда я вспоминаю, как рот Девлина прикоснулся к моей коже, оставив свой след.

Вибрация в кармане вовремя отвлекает меня. Надеюсь, у Джеммы есть хорошая фотография собаки в Instagram, чтобы выкинуть Девлина из головы.

Вот только… это сообщение от Девлина.

Цикл начинается сначала.

Я раскатываю губы между зубами, пока двигаюсь на своем месте.

Дьявол: Ты скоро будешь дома? Хочешь совершить ночную пробежку? [луна эмодзи] Ночь должна быть ясной. Я хочу отвезти тебя на смотровую площадку, откуда открывается хороший вид на небо.

После вечеринки у озера я убрала из его контактного имени часть D-bag, но оставила Дьявола. Он все еще мой темный дьявол, хотя теперь он заставляет мое тело дрожать от чего-то, кроме ненависти и негодования.

Считается ли ночная пробежка по кабакам свиданием, если мы живем в одном доме?

С учащенным сердцебиением я быстро набираю ответ.

Блэр: Навещаю маму, но скоро вернусь. Ты должен мне гонку, так что я в деле. Проигравший готовит ужин?

Дьявол: Ты ведешь жесткую сделку, маленькая воровка. Это называется подтасованная ставка.

Блэр: [GIF симпатичной молодой девушки, которая беззастенчиво пожимает плечами]

Дьявол: Договорились. Увидимся дома. [ухмыляющийся дьявол эмодзи]

— Ого, ты покраснела. — Мама смеется, восхищенная. — Это парень?

— Э, да. Но это… — Не знаю, что сказать. Девлин не мой парень. Бабочки, которые оживают в моей груди, когда я снова читаю его сообщение, могут отвалить. — Друг из школы.

Это лучшее, что у меня есть, чтобы объяснить, насколько сложны наши с Девлином отношения. От врагов до друзей? Я не знаю, что происходит.

Кажется, между нами больше нет ничего, связанного с местью.

— Приятно видеть, что ты счастлива, когда влюблена, — говорит мама.

Влюбленность.

О боже.

Мои губы раздвигаются. Так вот что это такое? Чувство, из-за которого трудно дышать рядом с Девлином?

Дело не только в том, что он горяч или что его поцелуи проникают внутрь и бьют по моему сердцу.

Я думаю, что Девлин мне действительно нравится.

Мама смеется над тем, какое выражение застыло на моем лице.

29. ДЕВЛИН

Когда я рядом с Блэр, что-то оживляет меня. Заставляет меня чувствовать так, как я до сих пор не чувствовал. Я думал, это азарт игры, контроль над ней. Но я думаю, это нечто большее, это просто она.

Она в моей голове, в моих снах, в моих гребаных венах. И ей не выбраться.

Каждый мой вздох оттеняется нотками ванили.

Возможно, это началось как способ помучить ее ради мести, но она так глубоко забралась в меня, что я не хочу, чтобы это заканчивалось. Мне нужен ее упрямый дух и ее стоны. Желание сломать ее от удовольствия, а потом собрать обратно, чтобы сделать все заново, превзошло дикую часть меня, жаждущую уничтожить ее.

Игра изменилась навсегда, потому что теперь я играю на выживание.

Но Блэр здесь только ради денег, верно?

Отними это, и она снова исчезнет. Вернется к тому, чтобы извергать на меня огонь и ярость.

Я закрываю рот рукой, пробираясь из своей спальни в ее. На полпути я останавливаюсь. Душ работает.

Слабый, прерывистый крик удовольствия достигает моих ушей, заглушаемый потоком воды. Я застываю в коридоре, уставившись на дверь ванной. За ним следует еще один стон, высокий и чертовски божественный.

Мой рот кривится в спокойной, хищной улыбке.

Пришло время проверить мою теорию. Я должен действовать стратегически и ковыряться в ней по частям, как я делал это, когда ненавидел ее, я заставлю ее понять, что ее место рядом со мной.

Когда я берусь за ручку, моя улыбка растягивается. Дверь не заперта.

Ах ты, непослушная маленькая чертовка. Хочешь, чтобы тебя поймали? Монстр идет за тобой.

Повернув ручку с осторожностью, я открываю дверь и заглядываю внутрь. Душ со стеклянными стенами частично запотевший от пара и усеянный капельками воды. У меня пересыхает во рту при виде Блэр.

Ее голова откинута назад, выставляя напоказ соблазнительную шею и я облизываю губы, желая зажать зубами точку ее пульса. Отметить ее как мою.

— Ах… — У Блэр перехватывает дыхание, когда она одной рукой пощипывает сосок, а другой скользит между ног. Ее бедра медленно покачиваются, двигаясь навстречу руке, пока она получает удовольствие.

Мой член становится твердым, а из горла вырывается рык, пропитанный похотью, я молчу, прижимая ладонь к своему пульсирующему члену.

Монстр внутри меня рычит, требуя высвобождения. Чтобы доминировать. Пожирать.

Губы Блэр раздвигаются в придыхательном стоне. Черт, я хочу ее. И мне плевать, что я гад, тайно наблюдающий за ней. Она моя, чтобы смотреть.

Я слишком долго боролся с желанием обладать каждым ее дюймом. Эта одержимость больше не отравляет мои действия. Нет, она захватила меня.

Единственное, что я хочу, это Блэр. Ее пухлые губы, созданные для того, чтобы обхватить мой член и целовать до тех пор, пока они не опухнут. Ее упругая маленькая попка. Ее упрямое поведение. Каждый дюйм.

Вся она.

Блэр — моя, и она будет у меня. Никто другой никогда не услышит этих звуков, не увидит ее совершенного тела, не испытает острых ощущений от ее борьбы, пока она не покорится.

Я открываю дверь и иду в душ. Блэр задыхается, когда я дергаю за стеклянную дверь, а теплая вода забрызгивает мою одежду.

— Какого хрена, чувак? — Голос Блэр хриплый и сиплый. Она прикрывает свое тело, обхватывая руками сиськи между ног. — Я принимаю душ, здесь.

— Слишком поздно, ангел. Я уже видел. Опусти руки. — Мой взгляд скользит по ее телу, и мой член подергивается. — Сейчас же.

Веснушчатые щеки Блэр розовеют от горячего душа, но они раскраснелись еще больше, цвет заливает ее лицо, и она поджимает губы и сжимает руки.

— Отвали.

Борьба Блэр ложная. Это видно по тому, как расширяются ее зрачки, как черное желание завладевает ее глазами. Она уже возбудилась от прикосновения к себе, и это только усиливает возбуждение.

Для нее это такой же порыв, как и для меня. Может быть, именно поэтому я так одержим ею. Этот танец между нами — танго от начала до конца, соблазнение от борьбы до траха.

При мысли о том, чтобы трахнуть ее, горячая пульсация охватывает мой член.

Да.

Я держу ее в жестком, доминирующем взгляде, молча требуя, чтобы она делала то, что я говорю. Это наше правило. Вот как это работает.

— Сделай это. Покажи мне сиськи, которые ты дразнила, и киску, которую ты трогала.

Из Блэр вырывается придушенный крик.

Еще минуту пожевав губами, она опускает руки к бокам. Ее кулаки сжимаются, и она дрожит, тугие пики сосков просят моих зубов и языка. Она великолепная, манящая сирена.

Я не спеша разглядываю каждый ее обнаженный дюйм, наслаждаясь едва уловимыми движениями, когда она пытается оставаться неподвижной. Мышцы ее бедер напрягаются, когда Блэр трет их друг о друга.

Я ухмыляюсь. — Хорошая девочка.

Блэр опускает глаза вниз, дымчатые ресницы трепещут.

— Нет. Смотри на меня. — Мой приказ глубок и тверд.

Издав еще один отрывистый звук, она поднимает взгляд и встречается с моим. Ее глаза широко раскрыты, сиськи поднимаются и опускаются при каждом вдохе.

Я медленно провожу языком по нижней губе. — Хорошо.

Блэр дрожит, пока я любуюсь своим призом. Напряженная энергия накатывает на нее волнами, ей нужна разрядка, которую я украл у нее.

В моей голове проносится столько возможностей, проносящихся мимо, пока они не сливаются воедино, так, что мой член упирается в брюки.

— Я присоединяюсь к тебе.

— Что? Ты… — Блэр сглотнула. — А если я скажу, что ты не можешь?

Я усмехаюсь. — Какое правило я тебе дал, чтобы ты отказывалась?

Ее веки опускаются до полуопущенных, засыпая от того, как сильно мой грубый, требовательный тон заводит ее.

Верно, чертовка. Монстр держит тебя на прицеле и тебе этого не избежать.

— Я дам тебе двадцать пять сотен.

Не успели слова покинуть мой рот, как я уже задираю футболку и отбрасываю ее в сторону. За ней следуют треники, и мой член вырывается на свободу, тяжело покачиваясь между ног.

Глаза Блэр расширяются, когда она принимает его. Я напрягаю мышцы, заставляя его снова подрагивать, просто чтобы посмотреть, как она извивается. Меня забавляет выражение лица Блэр.

— Итак… — Она переводит дыхание, жестом показывая на мой член. — Теперь ты платишь за душ со мной.

Я хмыкаю, вставая под струю вместе с ней. Она заходит в дальний угол, прижимаясь к стеклянной стене и я удерживаю ее взгляд, проводя пальцами по волосам, чтобы намочить их. Вода каскадом стекает по моей груди, и я прослеживаю ее путь кончиками пальцев, обхватывая член у основания и сжимая его. Удовлетворенный стон вырывается из меня, отражаясь от кафельной стены.

Поглаживая свою эрекцию, я кладу руку рядом с ее головой и наклоняюсь. — Хотелось бы знать, о чем ты думала, когда трогала себя? Это был я?

Губа Блэр выскочила между зубов. Она розовая и пухлая. Я хочу укусить ее.

— Разве девушка не может мастурбировать? Черт возьми… — Смущение окрашивает ее тон. Она поглаживает мой пресс неуверенными прикосновениями, которые становятся все смелее, исследует, переходя к моим грудным мышцам, затем к татуировке. — Парни делают это так, как будто ты дышишь, и это нормально.

— Конечно. Я думаю, это чертовски сексуально, что ты сама себя возбуждаешь. — Мое внимание скользит вниз по ее телу. — Получая удовольствие. Ты была так возбуждена, что не могла больше терпеть? Твоя киска умоляла, чтобы ее трахнули после той ночи?

Блэр задыхается. Звук невероятный. Мне нужен еще один, желательно с рукой вокруг ее горла, пока я вхожу в ее тело.

Я отпускаю член и провожу рукой по коже ее живота, а затем поднимаюсь вверх, чтобы обхватить ее сиськи. Пощипываю один сосок, наслаждаясь тем, как голова Блэр бьется о стекло, затем смыкаю пальцы вокруг ее горла. В ее глазах вспыхивает вызов, смешанный с похотью, когда я сжимаю достаточно сильно, чтобы показать ей, что я контролирую ситуацию.

— Это то, что ты хочешь, чтобы я признала? Что я думала о тебе?

— Я знаю, что думала. — Я наклоняюсь, чтобы лизнуть ее лицо, слизывая капельки воды от челюсти до мочки уха. — Ты думаешь обо мне так же, как и я о тебе?

Ее ногти впиваются в мою грудь, когда она сгибает пальцы. — Ты говоришь так только потому, что твой член твердый.

Я качаю головой, прижимаясь к ее уху. — Нет. Я не могу выбросить тебя из головы.

Я больше не хочу сдерживаться.

Взмахом руки я захватываю ее губы, целуя ее так, словно это единственный воздух, который я могу получить. Поцелуй горячий и притягательный. Она целует меня в ответ, издавая тихие звуки, когда ее руки обвиваются вокруг моих плеч.

Недостаточно просто целовать ее.

Расставаясь с грубым звуком, я держу ее бедра в карающей хватке. Мои отпечатки пальцев останутся на ее коже, когда я отпущу ее. Блэр издает звук протеста и поднимается на ноги, чтобы поцеловать меня снова.

Я опускаюсь на колени и смотрю на демонического темного ангела, впившегося своими острыми когтями в мою душу. Она идеально подходит монстру внутри меня.

Ухватившись за бедро Блэр, я перекидываю ее ногу через свое плечо и завладеваю губами ее киску. Она распласталась передо мной, из нее вырывается жаждущий звук.

— Сколько? — Мое дыхание пробегает по ее чувствительным складочкам.

— Дэв, — вздыхает Блэр, запутывая пальцы в моих волосах. — Я не…

Черт, когда она так произносит мое имя.

Блэр с трудом подбирает слова.

— Как… — Я провожу языком по ее киске, застонав от первого вкуса. — …много?

— Пожалуйста. Пожалуйста, просто…

Как только она прерывается, умоляя о моем рте, я поглощаю ее. Я сосу ее клитор, сжимая щеки ее задницы. Пронзительный крик Блэр раздается над шумом душа и я пирую на ее киске, пока она не начинает дрожать от желания.

Она умоляет и задыхается, и корчится на моем лице, пока я трахаю ее языком.

— О, Боже, Девлин, я…

— Да, блядь, — простонал я на ее чувствительной коже, когда она кончила с яростным криком. — Громче. Дай мне услышать тебя.

Ее звуки экстаза эхом отдаются на плитке.

Я продолжаю, вводя в нее два пальца, пока я дразню ее клитор языком. Ее киска такая мокрая для меня. Я рычу на нее, сгибая пальцы и трахая ее ими.

— О боже! Блядь! — Блэр стонет, дергая меня за волосы.

Я отстраняюсь, чтобы смочить большой палец между губами, и Блэр вскрикивает.

— Нет!

Я усмехаюсь вокруг большого пальца, пока трахаю ее другой рукой, перебирая пальцами. — Терпение, ангел. Я заставлю тебя почувствовать себя хорошо.

Мой рот снова на ее киске, дразня ее складочки и клитор. Пока она поднимается все выше и выше к забвению, я дергаю ее за задницу и массирую большим пальцем ее дырочку. Она замирает на мгновение. Когда я следую ее примеру, прекращая все, она извивается.

— Черт возьми, Дев.

Я хмыкаю, доставляя ей крошечный удар божественного удовольствия, вибрирующего над ее набухшими половыми губами.

— Хорошо. Ладно, хорошо. Пожалуйста, мне нужно…

— Знаю.

Мой рот и пальцы двигаются в симфонии. Я позволяю ей расслабиться, вознаграждая ее еще большим давлением моего языка. Когда мой большой палец вдавливается в ее задницу, она вздрагивает, отталкиваясь от стекла. Сначала я даю ей привыкнуть к этому, замедляя темп до мучительного, играя с ней только для того, чтобы почувствовать, как ее попка сжимает мой большой палец. Звуки, которые она издает, восхитительны и подстегивают меня.

Я без устали сосу ее клитор, пока трахаю пальцами ее киску и попку.

— Черт! О боже, ах!

Она кончает снова, все ее тело дрожит от удовольствия.

Блэр сопротивляется — это прекрасный наркотик, вызывающий привыкание.

Но когда Блэр кончает?

Это ошеломляет.

Она долго прислоняется к стеклу, задыхаясь и хныча от толчков своего оргазма. Мой член болит. Я хочу только одного — войти в нее прямо сейчас, но не сейчас.

Я поднимаюсь на ноги, слизывая с губ ее вкус. Она ловит меня в свои сети, ее взгляд наполнен нуждой. С грохотом я прижимаю ее к стене и целую ее, медленно и грязно. Я чувствую, как ее сердце бьется в такт с моим, как тепло ее кожи проникает в мою. Пар окружает нас, и шум воды заглушает наше неровное дыхание.

Отстранившись, я прижимаюсь к ее губам. — Ты чувствуешь вкус себя на моем языке?

— Да.

— Хорошо.

Гипнотическое настроение задерживается, покрывая нас, когда мы смываем воду и выходим из душа. Блэр следует за мной в мою комнату.

Моя эрекция не ослабла, и если она здесь, значит, она согласна с тем, что мы еще не закончили.

Сбросив полотенце, я сажусь на край кровати, а Блэр стоит возле двери, сжимая полотенце.

— Иди сюда.

Она шаркает, в отличие от своей обычной легкости в ногах.

— Брось полотенце.

Оно падает на пол с шелестом ткани.

Я раздвинул колени, чтобы дать ей место. — На колени.

Горло Блэр смещается вместе с глотком. Приказ занимает у нее больше времени, но через минуту она встает на колени между моих ног. Она наклоняет голову и смотрит на меня большими глазами, щеками, усыпанными звездами, и полными губами, которые так и просятся обхватить мой член. Черт, это великолепное зрелище.

Я провожу большим пальцем по ее губам, натягивая их. — Откройся.

Блэр вдыхает и открывается для меня.

Рычание вырывается из меня, когда тепло проникает в мое нутро. Я прижимаюсь к ее рту, захватывая ее челюсть. Блэр неуверенно касается языком моего большого пальца, затем сосет.

— Черт, ангел. — Могу только представить, каким огнем наполняются мои глаза, когда наши взгляды встречаются. — Да. Продолжай в том же духе.

Я глажу свой член, пристально наблюдая за ее ртом, когда она вводит мой палец глубже, становясь все более уверенной.

— Ты так хорошо выглядишь на коленях с этим милым маленьким ротиком на мне.

Мой приближающийся оргазм накатывает, как прилив, сметая меня все ближе и ближе к краю. Язык Блэр обвивается вокруг моего большого пальца, исследуя, пробуя на вкус. Черт. Я крепче сжимаю член.

— Так вот как бы ты сосала мой член?

Когда Блэр поднимает глаза, жар усиливается. Она отпускает мой большой палец с хлопком. Я хрюкаю, когда мой кулак летит по моему стволу.

Блэр становится смелее. Заправив свои мокрые волосы назад, она снова открывает этот гребаный рот и закрывает его на кончике моего члена. Неистовый стон вырывается из меня, когда ее язык проводит по головке. Я накрываю ее затылок и проникаю глубже. Она издает изумленный звук, но приспосабливается, чтобы мой член заполнил ее рот.

— О, блядь, детка. Вот так, боже, соси мой член.

Она смотрит на меня сквозь чернильные ресницы. Оттенок силы наполняет ее глаза. Небо и ад, это сексуальный взгляд. Моя маленькая воровка получает удовольствие от того, что я контролирую ее, пока я держу ее на коленях со ртом на моем члене.

Я долго не протяну. Вид этих чертовых губ на моем члене — это слишком и белая горячка наслаждения берет верх.

Со стоном я кончаю, запутавшись рукой в ее волосах.

Я нависаю над ней, опираясь локтем на бедро, чтобы не упасть от головокружения. Она высосала мою душу через мой член и оставила меня на гребаном девятом облаке.

— Господи, — бормочу я.

Блэр садится на пятки, гримасничая.

Задыхающаяся усмешка сотрясает мои плечи от того, как работает ее челюсть, капелька кончи осталась на ее припухших губах.

— Что я делаю? — Блэр плачет, неразборчиво, с полным ртом спермы.

Мой пах напрягается, и я втягиваю воздух. Даже кончив, я все еще хочу прижать ее к кровати и трахать, пока она не потеряет сознание. Господи, она будет моей смертью.

Фыркнув, я глажу ее волосы. Мои конечности ослабли и разжались. Кажется, что впервые за много лет я ослабил жесткий контроль над собой.

— Тебе решать, выплюнуть или проглотить. Здесь вся власть в твоих руках. Это одна из немногих вольностей, которые я тебе позволяю, так что наслаждайся.

Блэр сморщила нос. Ее рот полон кончи после того, как она отсосала мне, как маленькая искусительница, и все же сейчас она кажется мне очаровательной. Я провожу тыльной стороной костяшек пальцев по ее щеке.

Окинув комнату ищущим взглядом, Блэр подползает к мусорному баку возле кровати и сплевывает. По моему лицу расползается ухмылка, и я наклоняюсь вперед, чтобы шлепнуть ее по заднице.

Блэр вскрикивает. — Чувак!

— Не тряси своей задницей передо мной и не жди, что я ее отшлепаю. А теперь верни свою задницу сюда, я еще не закончил с тобой.

— Не закончил?

— Даже близко нет.

Когда Блэр снова оказывается в зоне досягаемости, я затаскиваю ее в постель и глубоко целую. Она не покинет мою постель ни сегодня, ни когда-либо еще, если я добьюсь своего.

30. БЛЭР

Уже за полночь, я думаю. После короткого сна в постели Девлина мы совершили набег на кухню, чтобы поужинать арахисовым маслом на тосте и острыми чипсами Доритос, а затем оказались в джакузи под задней террасой.

Голые.

Я не могу объяснить чувство накала, поселившееся в моих костях, но оно расширялось всю ночь, отказываясь гаснуть. Оно поддерживает во мне легкость, словно я могу воспарить к небу.

Теплая, бурлящая вода окутывает нас влажным паром, а наше дыхание омрачает прохладный ночной воздух. На улице становится все холоднее. Девлин вытягивает ноги, прислоняясь спиной к природным камням, выложенным по краю ванны. Он откидывает со лба влажную бахрому и изгиб его бицепса и вены на предплечье отвлекают меня.

Что-то в нем изменилось. Изгиб его рта стал более мягким, более расслабленным. Мне нравится эта его сторона. Как будто я могу заглянуть с другой стороны, за занавес кукловода.

Я опускаюсь на сиденье, позволяя успокаивающей воде покрыть мои плечи. Она ласкает разлетающиеся волосы, спадающие с моей макушки, и завивает мокрые пряди на затылке.

Лунный свет падает на озеро, освещая спокойный водоем и линию хребта.

С тех пор как я начала жить у Девлина, меня беспокоит одна вещь. Прошел уже почти месяц, а я не видела, чтобы кто-нибудь приходил. Девлин не шутил, говоря, что его домработницы молчаливы, но я их никогда не встречала. Но что еще важнее, его родители ни разу не были дома.

Как долго длятся их рабочие поездки?

При мысли о том, что я проведу столько времени вдали от мамы, мои плечи обвисают под водой.

Такая жизнь в изоляции не может пойти ему на пользу. Неудивительно, что он превратился в такого озлобленного мудака. Мое сердце замирает, и я провожу руками по воде, наблюдая за поднимающимся паром.

Я думала, что жить с ним будет пыткой, но все, что я чувствую сейчас, — это щекотание в груди. Неужели я единственная, кто составляет Девлину компанию дома?

Сглотнув, я набралась храбрости. — Где твои родители?

Девлин открывает глаза. Он сидит, нахмурившись, и узел беспокойства затягивается в моем животе, он был расслаблен и… счастлив, я думаю. Теперь он снова надевает маску, закрываясь от меня.

Я подтягиваю руки под бедра, прикусывая губу. — Просто, ты здесь один. Ты даже не ходишь к своим тете и дяде. Сэйнт, верно? Я знаю, что Лукас — твой двоюродный брат, и я знаю, что они живут здесь.

— Обычно я хожу к ним на ужин раз или два в неделю. — Девлин сдвигается, закидывая руку за меня на каменную стену, кончики его пальцев касаются моего плеча. — Я отклонял их приглашения, чтобы убедиться, что у тебя есть что поесть.

Я замираю. Это правда, он готовил ужин большинство вечеров. Даже когда он просто разогревал остатки еды, которые оставила домработница. Уголки моего рта опускаются вниз.

— Я не давала тебе видеться с семьей? Это неправильно. Ты должен…

— Все в порядке. — Он подводит меня ближе, и я прислоняюсь к его боку. Девлин смотрит на звезды. — Я не один. Ты здесь.

Мое горло сжимается от эмоций. Я не всегда была здесь. Господи, мой трейлер с мамой — это больше похоже на дом, чем то, как живет Девлин.

— Как долго?

Девлин пытливо хмыкает.

— Как долго ты живешь практически один? — У меня тоненький голос.

Его рука крепко обхватывает меня. — Беспокоишься о том, что за чудовище расплодилось, ангел? — Он понижает голос до гравийного тона, целуя мою макушку. — Теперь все в порядке.

Мое сердце борется за то, чтобы выпрыгнуть из груди. Мне кажется, оно хочет вырваться на свободу, чтобы зарыться в груди Девлина.

Несколько минут мы молчим. Это комфортная тишина.

В моей голове начинает формироваться идея. Идея, от которой уголки моего ртаподергиваются вверх, а по телу распространяется тепло. Я собираюсь удивить Девлина тем, о чем всегда мечтала. Я украшу его скудную комнату так, как она того заслуживает. Светильники, о которых я всегда мечтала, будут в самый раз.

Я прижимаюсь к Девлину, представляя, что они имеют форму звезд. Они будут отлично смотреться над его кроватью.

Может быть, Девлин захочет оставить меня. Это. Нас.

Девлин ласкает мой бок, а его губы касаются моей щеки.

Я еще не осознала, что мы пересекли неизвестность, прошли точку возврата. Когда эта сделка закончится… я не знаю, как смогу вернуться к тому, что было до того, как я узнала, как коварно целуется Девлин. Жар разливается по моим конечностям при одной мысли о Девлине, стоящем на коленях на полу в душе, с горячим и настойчивым ртом, сводящим меня с ума, пока я не кончу.

Мои щеки порозовели, и пот стекает по виску. Язык Девлина тут же ловит его. Он покусывает мочку моего уха, призывая огонь, который он разжег внутри меня. Пузырьки воды покрываются рябью, когда я задыхаюсь.

Пока что я собираюсь посмотреть, как пойдут дела. Может, мне не придется терять это, когда сделка закончится.

Мы подходим друг другу. Черные волосы. Еще более черные сердца, темные и потрепанные обстоятельствами.

Но, возможно, мы сможем залечить наши синяки вместе. Две сломленные души, нашедшие утешение и спасение в глубинах тьмы друг друга.

— Иди сюда. — Девлин притягивает меня к себе и целует в шею. — Ты снова нужна мне.

— Снова? — Мой смех переходит в стон, когда он нащупывает чувствительное место.

— Снова и снова. Я не могу насытиться тобой.

Его руки блуждают по моему телу сзади, массируя мои груди и опускаясь ниже, между ног. Мои бедра раздвигаются для него, широко расставляя ноги по обе стороны от его ног, а он не теряет времени на дразнилки. Ловкими пальцами он теребит мой клитор.

— Почему у тебя так хорошо получается… — Стон украл мои слова, когда я закрутила бедрами навстречу его руке.

Девлин играет со мной, как со своей личной арфой, мастерски перебирая и создавая гармонию с моим телом, чтобы довести меня до предела. Я погружаюсь в море удовольствия, которое вырывается из моей глубины.

— Ах!

Девлин покусывает мою шею с довольным звуком. Он ласкает мои бедра, прижимаясь своей эрекцией к моей попке.

— У тебя есть в шкафу сексуальный наряд грабителя кошек или мне нужно его тебе купить? — Он щиплет мои соски, выкручивая их, пока моя спина не прогибается. Его голос — горячее журчание в моем ухе. — Я хочу сыграть роль полицейского, который поймал тебя с поличным.

От ощущений, пляшущих по моей коже, у меня перехватывает дыхание. Я выгибаюсь навстречу каждому дразнящему прикосновению, желая большего.

— Ты уже поймал меня.

— Да, блядь, поймал. Поймал и могу делать с тобой все, что захочу.

— Да. — Я согласна на все, если он позволит мне кончить прямо сейчас.

Девлин стонет, поднимая меня из воды, когда встает, и мне осень холодно. Мурашки пробегают по моему телу. Он кружит меня, усаживает на сиденье, чтобы наш рост лучше совпадал, и сжимает мою задницу так сильно, что я вскрикиваю.

— Я поставлю на тебя метку, чтобы все знали, кому ты принадлежишь.

— Да, — стону я, теряясь в грязи его обещаний.

Я обхватываю его шею руками, а он закидывает мою ногу себе на бедро, прижимаясь к моему клитору. Его твердая длина посылает восхитительное трение прямо к моей сердцевине.

— Посмотри на себя. Вот где твое место. Прямо здесь, тереться этой киской о мой член.

Девлин сжимает мою задницу и двигает членом вверх-вниз. Держась за мою спину, он контролирует давление, заставляя меня дрожать от желания.

— Пожалуйста. — Я в бреду, не зная, о чем умоляю, кроме сладкого блаженства оргазма. Мое тело пульсирует, пульсирует, когда я подхожу к краю пропасти. — Девлин, пожалуйста.

— Кончи для меня, детка.

Взрыв освобождения проносится через меня с такой силой, что я едва не поскальзываюсь и не теряю опору. Девлин успевает подхватить меня, осыпая поцелуями с открытым ртом по всей длине моей шеи до груди. Он возвращает меня на сиденье в джакузи и берет свой член в руку, стоя надо мной.

— Открой.

Команда в его голосе заставляет мои губы автоматически раздвинуться.

— Да, блядь. — Щеки Девлина впалые, когда он надувается, дроча. — Скоро я снова буду трахать этот идеальный рот, кончать в него.

Я открываю рот шире, продвигаясь вперед, чтобы провести языком по кончику его члена.

Он сгибается, когда кончает, хватаясь за каменную стену позади моей головы. Его выделения брызжут на мой язык, губы, подбородок и верхушки грудей. Звук, вырвавшийся из него, пронзает меня до глубины души.

Девлин прислоняется своим лбом к моему. Он размазывает свою сперму по моим губам, погружаясь в мой рот. Я чувствую его вкус, пока сосу его пальцы.

— Мой грязный ангел.

Он издает всплеск, падая в воду, и тянет меня обратно к своим коленям, чтобы я облокотилась на них. Его руки обхватывают меня сзади.

— Как я выживу в школе, не прикасаясь к тебе? — Он брызгает водой на мою грудь, чтобы смыть сперму, затем моет мой подбородок. — Я буду хотеть тебя еще больше, когда не должен.

— Не жди, что я встречу тебя под трибунами, извращенец.

Девлин ухмыляется, слюнявый и полный озорства. Я щипаю его за сосок и смеюсь над тем, как он извивается подо мной, кончиками пальцев я провожу по его груди, следуя за падающими звездами, начертанными на его ребрах.

— Серьезно, я не собираюсь прогуливать занятия, мне нужно поддерживать свои оценки. — Я перемещаюсь выше, чтобы проследить за его плечами, очерчивая мышцы. Девлин наблюдает за мной, прикрыв глаза. — У меня нет такой роскоши, как подстраховка, и я нацелена на стипендию для колледжа.

Девлин рассматривает меня с минуту. Мое сердце слабо трепещет от того, что я открылась ему.

— В таком случае, приготовься. Я буду изнурять тебя каждую ночь, чтобы получить свою порцию.

Я фыркаю, но мои внутренности сворачиваются. Мое тело приятно расслаблено от перевозбуждения, а мы еще даже не дошли до конца.

Девлин ухмыляется. — Смейся сколько хочешь. Я серьезно.

— Я тебе верю.

— Оставайся сегодня в моей постели.

У меня перехватывает дыхание. — Хорошо.

Губы Девлина дрогнули. Он берет меня за подбородок и переводит взгляд между моими глазами. За его безудержным взглядом скрывается вопрос, как будто он хочет меня.

— У тебя есть пара для зимней церемонии?

Я не ожидала этого. — Нет.

— Ты пойдешь со мной?

Я не собиралась идти. Мои щеки запылали не только от горячей ванны.

Это правда?

Я должна знать, является ли это частью его игры или чем-то, чего он искренне хочет.

— Сколько я за это получу?

Девлин напрягается, на его лице появляется жесткое выражение. Он резко выдыхает и переводит взгляд через мое плечо на озеро позади меня.

— Удовольствие от моего общества.

— Значит, никакой платы. — Мой пульс ускоряется. — Ты действительно хочешь, чтобы я была твоей спутницей?

Девлин немного расслабляется, но некоторое напряжение сохраняется в его позе. — Хочу.

Я сжимаю его плечи при поступлении. Зачем…?

Может быть, поцелуи на озере и в душе сегодня не были случайностью. Я думала, что мы вернулись к сделке, когда он снова начал предлагать оплату вместе с заказами. И поскольку я была слаба перед своим желанием, я позволила всему этому случиться, позволила ему платить за пользование моим телом.

С каждым поцелуем, с каждым прикосновением моя решимость рушилась, и я стерла последнюю грань, за которую держалась, потому что перед Девлином было слишком трудно устоять.

Но действительно ли это разрушило мои границы, продав мое тело дьяволу?

На этот раз на столе ничего нет. Никаких требований. Девлин приглашает меня на свидание.

Я никогда не ходила на школьные танцы со свиданием.

— Да. Давай сделаем это.

Девлин притягивает меня к себе для очередного поцелуя.

31. БЛЭР

За неделю мы перешли на новую территорию. Девлин выполняет свое грязное обещание. Если мы вместе едем в школу, он едва ли доберется до дома без того, чтобы не зарыться головой мне между ног.

Я знаю его тело почти так же хорошо, как свое собственное, но у нас еще не было секса.

Еще один оргазм, и мои ноги могут навсегда превратиться в желе. Девлин ненасытен — трогает, пробует на вкус и никогда не останавливается.

Я все еще прихожу в себя после сегодняшнего утра, когда Девлин разбудил меня, зарывшись пальцами в мое тело и посасывая мою шею. Просыпаться на грани оргазма — это потрясающе. Я планирую испытать это на нем, интересно, даст ли мне еще большее ощущение власти над ним, если я разбужу его ртом на его члене.

В любое время, когда я не навещаю маму в больнице, он охотится за мной и пожирает меня.

Ее состояние остается стабильным, и она настаивает на том, чтобы у меня было время на себя, вместо того чтобы так сильно беспокоиться о ней. Это было непросто, но она пообещала, что чувствует себя хорошо.

Сегодня выходные, и я собираюсь провести субботний день, завернувшись в плед на мягком сиденье у окна в гостиной, слушая, как за окном льет дождь. Если только я сначала найду свою книгу…

Я выхожу из своей комнаты, которую я использовала только для хранения одежды и своей коллекции книг. Я не спала там всю неделю.

Остановившись в коридоре, я постукиваю себя по подбородку. Я знаю, что не оставила его внизу. Может быть, я отнесла ее в комнату Девлина, в свою растущую стопку книг в мягкой обложке на тумбочке.

Когда я проверяю стопку, ее там нет. Я перехожу на сторону кровати Девлина и перебираю книги по психологии, которые он читает.

— Ага!

Я беру свою книгу в мягкой обложке о японском искусстве кинцуги, поэтическом ремесле ремонта разбитой керамики золотом, символизирующем принятие недостатков, превращая то, что разбито, в еще более прекрасное произведение искусства. Это любимая практика искусства, о которой мне нравится читать, потому что я чувствую связь с красотой в принятии шрамов и разбитых частей.

Переворачиваю книгу и обнаруживаю новую закладку, торчащую из верхней части. Это настоящая закладка, в отличие от обрывков бумаги и квитанций, которые я обычно использую. — Что ты здесь делал?

— Я украл ее. Вместе с несколькими другими.

Девлин прислонился к открытой двери, засунув руки в карманы джинсов.

— И кто теперь вор?

Ухмыляясь, я проверяю стопку книг на его тумбочке и убеждаюсь, что между названиями книг по психологии есть и мои книги. Даже «Звездная пыль», книга, которую, как я упоминала, мама читала мне в первый раз, когда я сидела с ним на крыше. Когда он их взял?

Я протягиваю книгу. — Ты прочитал ее всю?

— Да. — Девлин отклеивается от дверной коробки и подходит ко мне. Он обхватывает мою талию сзади. — Это напомнило мне, как мама читала мне. Я был совсем маленьким. — Его голос опускается ниже, с оттенком меланхолии. — Я едва ли могу вспомнить это ясно. Только мутные обрывки воспоминаний с ночником, который отбрасывал звезды на стену.

Я опускаю «Звездную пыль» и поворачиваюсь в его объятиях, обвивая руками его шею, запуская пальцы в его густые волосы. — Похоже, она провела с тобой много времени. Держись за эти воспоминания.

Девлин хмыкает и притягивает меня в поцелуй. Он быстро отстраняет нас обоих, разжигая огонь в моем животе. Мы падаем на кровать, где Девлин кладет меня к себе на колени и целует мою грудь, а затем снимает с меня рубашку.

— Я хочу тебя, — прошептал он мне в кожу. — Всю тебя. Я хочу оставить тебя для себя и никого больше не пускать в наш пузырь.

Наш пузырь.

Задыхаясь, я прижимаюсь к Девлину, когда его губы проводят по моей коже, шепча то, чего я была слишком измучена, чтобы желать. Потому что я больше не та маленькая девочка, которая верит в то, что можно загадывать желания на звезды.

Но для Девлина? Возможно, я смогу найти способ снова поверить, надеяться. Поверить, что он не лжет.

Все становится горячим и тяжелым, его руки следуют по тому же пути, что и рот. Он делает паузу, откидывается назад, чтобы посмотреть на меня.

— В чем дело?

— Давай сходим куда-нибудь сегодня вечером. — Девлин приближает свой рот к моему. — Мы поедем за город, можем даже снять номер в отеле.

— Как свидание?

— Да.

Я дважды моргаю, ища развязку. — Что плохого в том, чтобы потусоваться в городе? Пиццерия на главной популярна для свиданий. Или, э-э, так я слышал.

— Я хочу сделать это правильно. — Он прочищает горло, опуская глаза и продолжает, бормоча: — Это то, чего ты заслуживаешь. Ты этого достойна. — Он вдыхает, снова встречаясь с моими глазами. Кажется, часть его уверенности восстановилась. — Я считаю: — Все или ничего.

Из меня вырывается смех. — Хорошо, конечно.

Девлин усмехается, снова захватывая мой рот в обжигающий поцелуй.

***

Когда я позже выхожу из душа, на моей кровати лежит великолепное черное платье. Увидев бирку, у меня отпадает челюсть. Это дизайнерское. Высококлассное и новое.

Не может быть, чтобы за несколько часов после того, как Девлин пригласил меня на свидание, он успел его купить. Неужели он уже давно планировал сегодняшний вечер?

Платье — это еще не все, есть еще украшения и туфли.

Мои глаза выпучиваются, когда я подсчитываю стоимость дизайнерских этикеток. Этого достаточно, чтобы я подумала о продаже всего этого на eBay. Я могла бы оплатить еще три или четыре месяца аренды, или заплатить за мамины лекарства от аутоиммунного заболевания, которое у нее диагностировали. Это был бы практичный поступок.

Прикоснувшись к роскошному материалу сексуального платья, я впиваюсь зубами во внутреннюю сторону щеки. Это самый приятный подарок, который я когда-либо получала, и он прекрасен. Идеально подходит к моему стилю, если он у меня есть, кроме стиля — шик из магазина уцененных товаров.

Когда Девлин попросил о свидании за городом, я не думала, что он имел в виду именно это.

Я уже собиралась задать ему вопрос, когда обнаружила, что он наблюдает за мной от двери, застегивая пиджак. Он сшит на заказ, а его волосы зачесаны назад с использованием какого-то средства, но все еще выглядят трогательно. Мой желудок опускается на дно от того, как сексуально и нарядно он выглядит в костюме.

— Черт, — одобрительно протягиваю я, разглядывая его ансамбль.

Девлин одаривает меня кривой улыбкой, от которой у меня внутри все перестраивается. — Это все для тебя. Я хочу подарить тебе что-нибудь приятное.

— Это прекрасно. — Я жестом показываю на платье. — Помоги мне разобраться с этой молнией, я не привыкла к этому модному дерьму.

Ответный смех Девлина глубокий и непринужденный, свободный, каким он редко предается.

***

В лимузине на обратном пути Девлин увлеченно проводит по моей руке, от ладони к кончикам пальцев, вызывая покалывающие ощущения по руке. — Ты делаешь меня жадным, Блэр.

То, как он произносит мое имя, — это заклинание, окутывающее меня. Он не просто задевает мои сердечные струны, он сливается со всем моим существом и затрагивает место глубоко внутри меня, которое я так долго игнорировала.

Наше свидание было таким совершенно правильным. Когда я сомневалась, стоит ли мне идти ужинать в какое-нибудь престижное место в городе, Девлин усмехнулся и признался, что ему хочется пиццы. Мы провели более двух часов за огромным пирогом, с удовольствием придумывая истории о том, что другие посетители подумали, что мы там делаем в таком нарядном виде. Мне больше всего понравилась история о том, что мы были мафиози и тайным шпионом, влюбленными друг в друга, но безусловно влюбленными. Я хотела запечатлеть яркость глаз Девлина и счастливый изгиб его улыбки.

Когда мы подъезжаем к Сильвер Лейк Форест Эстейтс, уличные фонари создают прерывистые лужи янтарного света, разливающегося по задней части лимузина.

Это не моя жизнь. Это так далеко от моей реальности, где мы с мамой делим на ужин замороженные продукты и спим в трейлере с тонкими стенами. Это жизнь, в которую я попала по принуждению, где был выбор: приспосабливайся или умри.

Но я хочу, чтобы так и было.

Я всегда живу с единственной целью — помочь маме выпутаться из папиных долгов, помочь с огромным финансовым бременем, выбрать разумную специальность в колледже, а не то, что мне действительно интересно. С Девлином я могу быть эгоистичной. Я получаю разрешение любить маму как свою дочь, вести нормальную подростковую жизнь. Мне больше не нужно отталкивать от себя все легкомысленные вещи.

С Девлином я могу быть той идеалистической версией себя, которую, как мне казалось, я разбила много лет назад. Выжившей во мне не нужно так упорно бороться каждый день.

Я поворачиваюсь навстречу прикосновениям Девлина, целую его, заталкивая все свои мечущиеся мысли в скольжение наших языков, скрежет зубов по коже, говоря ему своим ртом, как сильно я хочу этого. Хочу его.

Когда мы возвращаемся в дом, чувствуется ощутимая энергия. Она появляется, когда Девлин помогает мне выйти из лимузина, когда он отсылает водителя, и когда мы заходим в дом. Девлин останавливает меня у входа и берет за запястье.

Наши глаза встречаются, и ответный импульс тепла отдается в моем сердце.

Я чувствую это еще до того, как он целует меня, постоянное нарастание возбуждения, лижущего все выше и выше, как пламя, когда оно захватывает нас обоих. С низким рычанием Девлин подхватывает меня на руки и несет наверх, в спальню.

Я подпрыгиваю на матрасе, когда Девлин бросает меня туда. Он тут же набрасывается на меня, набрасывается на мой рот, кусает мою шею, горячими руками задирает мое платье и обхватывает мои бедра в сильном прикосновении, раздвигая их. Я раздвигаю ноги, чтобы дать ему место между ними.

Грубость возбуждает.

Наша одежда снимается с характерным звуком рвущейся ткани — его, я надеюсь, потому что мне нравится платье, которое он мне купил, — пока мы не остаемся совершенно голыми.

Зубы Девлина впиваются в мои губы, оттягивая их с собственнической жестокостью. Его твердый член упирается в мои скользкие складочки.

— Ты мокрая для меня?

— Да. — Я вдыхаю, когда он входит в меня двумя пальцами, загибая их так, что я откидываю голову назад. Мой пульс бьется в такт нашему неровному дыханию. — О Боже.

Смех Девлина откровенно развращает. — Мы только начали. — Он вводит свои пальцы глубже, вызывая у меня резкий крик. — Я буду трахать тебя, пока ты не сломаешься.

Его зубы сжимаются вокруг моего соска. Я выгибаюсь дугой, впиваясь когтями в его спину от смеси удовольствия и боли, а в его груди раздается грохот.

Девлин поднимает мое тельце к своему плечу и позиционирует себя, скользя головкой своего члена по моему входу. Он смотрит на меня, похожий на мстительного бога с его греховно привлекательными чертами лица. — Мне плевать на остальных. Я вытрахаю из тебя всех и каждого. — Его хватка сжимается на моем бедре. — Я буду трахать тебя до тех пор, пока ты не почувствуешь внутри себя только мой член.

Трудно перевести дыхание от нахлынувших на меня эмоций. Мне нравилась грубость, пока я не поняла, что это может сделать еще больнее.

Я раздвигаю губы, ища способ замедлиться. Мое сердце бьется неровно. — Девлин.

Его темные глаза встречаются с моими. Часть похоти исчезает, освобождая место шоку, когда он изучает меня.

Девлин опускает мою ногу на кровать и берет меня за подбородок. — Ты… ты когда-нибудь…?

Эмоции забивают мне горло. Это глупо, но я бессильна бороться со слезами. Ни один из слухов обо мне не является правдой. Я качаю головой.

Девлин замирает на долгий миг, тяжело дыша. Когда он целует меня, кажется, что он сдерживает прилив собственнической силы, но он держит ее в узде. Его поцелуй обжигающий и медленный и я стону, обнимая его за шею.

Эмоции грозят выплеснуться наружу. Он и без моих слов понял, что мне нужно.

Девлин не отрывается от меня, целуя все мое тело легкими прикосновениями губ, пока не оказывается между моих ног. Он поглаживает мои бедра, глядя на меня сквозь ресницы.

— Хорошо?

Я киваю.

Уголок его рта приподнимается. — Ты не будешь, когда я закончу. Ты будешь плакать и умолять меня. Я буду владеть каждым дюймом тебя.

Я вздрагиваю, когда его рот опускается на меня. — Ах!

Мои руки летят к его затылку, чтобы удержать его там, где мне нужно. Его язык и пальцы коварны и так чертовски хороши. Он журчит по моим чувствительным складочкам, шепчет грязные поощрения, пока ест мою киску.

— Вот так! Вот так, пожалуйста!

Мои бедра крутятся, отчаянно требуя освобождения, я скачу на его языке, пока взрыв удовольствия не прокатывается по моему телу.

— Вот так, ангел. — Девлин поднимает голову. Его дыхание обдает мой пульсирующий клитор. — Кончи для меня, кончи на мой язык.

Он возвращается снова и снова, вырывая из меня еще два оргазма, пока я не могу больше терпеть. Я пытаюсь вывернуться, но он сжимает мои бедра в доминирующем захвате, одаривая меня грязной ухмылкой.

— Пожалуйста, — умоляю я, запутывая руки в его волосах. — Мне нужно больше.

— Думаешь, ты готова? Ты расслаблена и мокрая для меня?

Я судорожно киваю, дрожа. — Да!

— Мне кажется, ты еще не кончила достаточно раз. — Девлин покусывает нежную кожу моей внутренней поверхности бедра, снова заполняя меня своими пальцами. — Еще один. Я хочу, чтобы эта киска смочила мой член, когда я буду трахать тебя.

— Ах! — застонала я, пока он терзал меня своим ртом.

Невероятно, но еще один всплеск наслаждения вырывается из моей сущности. Как он может заставить меня так сильно кончить? Бред захлестывает мои чувства. Глубоко запрятанное желание еще большего соединения охватывает меня. Я знаю, что хочу почувствовать, как его член заполняет меня, как соединяются наши тела.

— Девлин, пожалуйста! Ты нужен мне! Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!

Когда он приподнимается на кровати, упираясь в меня своей эрекцией, я стону от желания.

— Ты так красиво умоляешь, мой маленькая воришка. — Он гладит мою щеку костяшками пальцев. — Ты этого хочешь?

Я издаю нуждающийся звук и пытаюсь протолкнуть его внутрь, упираясь пятками в его задницу. — Дай это мне. Я хочу, чтобы ты был внутри меня.

Девлин бросает на меня чудовищный, дикий взгляд, который меня заводит. Может, он и дьявол, но он мой дьявол. Я хочу, чтобы он поглотил меня в своем адском пламени.

Он наклоняется, чтобы найти презерватив в тумбочке. Надев его, он заключает меня в свои объятия.

— Просто помни… это то, о чем ты умоляла.

— Да, — вздыхаю я, обхватывая его за шею, чтобы притянуть его к себе для поцелуя. — Сделай это. Я хочу этого. Трахни меня.

— Ты такая идеальная, — говорит он мне в губы. Девлин выпрямляется и толкается внутрь. — Блядь. — Он опускает свой лоб на мой. — Ты моя, ангел. Будь моей.

Сначала он входит медленно, мучительно медленно, давая мне время привыкнуть. Тягучее ощущение полноты нарастает, чем дальше его член погружается в мое тело. Иной вид подавленности обрушивается на меня, когда теснота ослабевает. Он гладит меня по волосам, когда я издаю слабый звук.

Девлин отстраняется и делает толчок с большей силой. Моя спина выгибается, и мои ногти впиваются в его спину. Давление есть, но это не больно.

— Еще, — требую я.

— Да, — рычит Девлин, уткнувшись лицом в мою шею. — Скажи мне. Скажи мне, как сильно ты нуждаешься в том, чтобы мой член хорошо оттрахал тебя.

Девлин обхватывает меня руками и поднимает с кровати, погружаясь в мою киску. Мы задыхаемся как одно целое, прижимаясь друг к другу в погоне за освобождением. Он сжимает мои волосы в кулак и целует меня, его бедра двигаются быстрее.

Я вздрагиваю, когда он входит в меня так глубоко, что у меня перед глазами вспыхивает галактика и почти откидываюсь назад, но Девлин прижимает меня к себе и стонет.

— Да, детка. Ты такая тугая, я чувствую, как ты кончаешь. Твоя киска обхватывает мой член.

Его толчки становятся все более неистовыми. Затем он напрягается, издавая звук чистого экстаза. Его член пульсирует глубоко внутри меня, когда он кончает.

Голос Девлина хриплый, когда он повторяет: — Моя.

— Твоя, — шепчу я.

Я словно парю, когда Девлин осторожно опускает меня на землю. Он исчезает из комнаты и возвращается через несколько минут с влажным полотенцем. Девлин смотрит на меня одним из немногих незащищенных взглядов, которые он мне дарит, пока тщательно вытирает меня.

Все мои конечности болят. — Я не могу двигаться.

— Хорошо. Как раз такой, каким ты мне нравишься.

Мне трудно держать глаза открытыми, и меня захлестывает сонливость.

Усмешка Девлина заставляет меня улыбнуться. Его мягкие губы прижимаются к моему лбу. — Ты вся извелась. Это мило. Мне придется иметь это в виду, когда мне понадобится способ укротить эту упрямую жилку.

Я хмыкаю, слишком далеко зашла, чтобы сформулировать дерзкий ответ.

С впечатляющим запасом энергии он подхватывает меня под колени и обнимает за талию. Держа меня рядом, он проходит через дом и погружается в желанную теплую воду джакузи.

Меня покидает довольный стон.

Я чувствую себя в безопасности, любимой и умиротворенной, положив голову на плечо Девлина, пока он проводит пальцами по моим волосам.

Я чувствую себя… дома.

32. ДЕВЛИН

Блэр дремлет некоторое время, то приходя в сознание, то выходя из него. Я действительно измотал ее.

Мне трудно сдержаться, чтобы не поиграть с ее сиськами и не засунуть пальцы в ее киску прямо сейчас. Я хочу сделать все то, что делал с ней сегодня ночью, снова и снова. Потребность, которую я испытываю к ней, слишком велика, чтобы сдержать ее, переливаясь через край от бесконечного желания.

— Что ты делаешь со мной, моя маленькая воровка?

Когда вскоре после этого она сдвигается, просыпаясь, я прижимаю ее ближе.

— Смотри.

— Хм?

Я указываю вверх. — Видишь Полярную звезду?

— Полярную звезду?

Прослеживая форму на небе, пока я очерчиваю татуировку звезды на спине Блэр, я указываю: — Ты можешь увидеть созвездия Малой и Большой Медведицы.

— Круто. — Блэр садится, наклоняясь к небу. — Это часть больших созвездий. У меня наверху есть книга по мифологии, в которой рассказывается об этом.

— Вообще-то, я украл эту книгу, она у меня. — Я указываю на другую пару созвездий. — Мне всегда нравилась история о короле и королеве, Цефее и Кассиопее.

Мое сердце сильно бьется о ребра, потому что мне нравится, когда Блэр находится в стенах, которые я возвел. Она пробилась сквозь заросли и ржавые цепи, запертые вокруг моего сердца, чтобы проникнуть внутрь. Наши жизни могут выглядеть по-разному, но наши внутренности совпадают, зовя друг друга.

Блэр бросает на меня хитрый взгляд и прыскает. — Ну и кто теперь культивирует преступную привычку?

— Что я могу сказать, твоя испорченная натура действительно передается мне. — Чтобы проиллюстрировать свою точку зрения, я лапаю ее сиськи, играя с ее сосками.

Она прислоняется к моей груди с восхитительным стоном и я обхватываю ее руками.

— Я думаю, ты поймешь, что ты здесь — развращенная сила природы, грязный дьявол.

Я прижимаюсь к ее попке, давая ей почувствовать доказательство ее слов.

— О Боже! — восклицает она в отчаянии, потянувшись назад, чтобы ущипнуть меня за бок. — Ты чертовски ненасытен. Это нормально?

— Это все твоя заслуга. — Мои губы находят ее шею, мою любимую часть тела, чтобы покусывать и оставлять следы. Мне нравится видеть их, когда она не может спрятать их в школе. — Ты разбудила голодного зверя и я хочу быть погребенным в твоем теле все время. Когда ты ходишь по школе в этой гребаной юбке, я хочу задрать ее, разорвать твои трусики и войти в твою киску, пока ты наклоняешься и умоляешь меня об этом.

Блэр дрожит, когда я атакую ее шею языком и зубами. — Очень стереотипно с твоей стороны человек-ящерица-мозг.

Я фыркаю, покусывая ее шею. — В моих фантазиях ты говоришь в ответ, но не так много.

— Очевидно, что в реальности все гораздо лучше, — говорит Блэр нахальным тоном, от которого мой член становится твердым.

— Следи за своим ртом, а иначе я его наполню.

— Это не совсем угрожающее наказание, если мне так нравится это делать.

— Черт, ты меня убиваешь.

Блэр смеется. Я хочу залить в бутылку этот расслабленный звук. — Если серьезно, то мне очень больно.

Я направляю ее лицо для поцелуя. — Вот почему я привел тебя сюда.

Она прикусывает губу, красивое, ласковое выражение озаряет ее глаза. Оно проникает в мое сердце, обволакивая его успокаивающим бальзамом.

Мы погружаемся в комфортную тишину, после того как Блэр снова прижимается к моей груди. Я указываю на звезды и рассказываю ей о мифологии видимых и невидимых созвездий.

Вопрос, который я давно хотел задать, заставляет мое сердце биться. Я больше не могу его сдерживать.

— Ты все еще рисуешь звезды?

Блэр вздрагивает. — Что? Откуда ты знаешь, что я люблю рисовать звезды?

— Ты ходила в ту же школу, что и я. Академия Литтл Боулдер.

— Подожди, серьезно? — Блэр поворачивается в моих руках лицом ко мне.

— У нас был совместный урок рисования в третьем классе. Ты показывала мне свои звезды. — Я притягиваю ее ближе, играя с ее волосами, пока я шепчу свои секреты. — Ты знала, что мне грустно, хотя я ничего не говорил. Несмотря на мои попытки быть ворчливым маленьким дерьмом, которым я был, ты подошла ко мне и села.

Блэр задыхается, узнавание меняет выражение ее лица.

— Ты сказала мне загадать желание на твоей звезде, и я загадала. — Я смочил губы. — Всякий раз, когда я чувствовал себя одиноко, я загадывал желание звездам.

Блэр закрывает мне лицо. Она удивлена, поражена. — Ты действительно был тем самым мальчиком.

Я поворачиваюсь щекой к ее ладони. — Был. Я не помнил до недавнего времени. После того, как ты ушла, я не был счастлив. — Я обхватываю руками ее тонкую талию. — Я хотел, чтобы ты вернулась.

— Я бы хотела. — Выражение лица Блэр падает, а затем становится жестким и горьким. — Это было потому, что мой отец ушел. Он бросил нас. Свалил все свои игорные долги на мою маму.

Это объяснение проясняет ту небольшую информацию, которую я собрал из того, что узнал о ней. Заполнив пробелы, я могу предположить, как повлияло на Блэр то, что она прошла через это в детстве, и почему она так сильно борется, чтобы защитить свою маму.

Блэр качает головой, на ее брови появляется сердитая морщинка. — Он разрушил все, что у нас было, потому что был эгоистом и оставил маму разгребать этот бардак.

Я прижимаю наши лбы друг к другу. — Мне жаль. Не только за то, что ты прошла через это, но и за то, что я был козлом. Мне жаль, что я причинил тебе боль.

Хотя не совсем сожалею о том, что мои действия привели в движение. Моя мораль серая. Если бы я не начал войну между нами, возможно, нас бы сейчас здесь не было.

Она усмехается. — Чертовски верно. Но я имею в виду, что я не совсем невиновна. Я пыталась угнать твою машину, чтобы отомстить тебе за твою высокомерную задницу.

Я хмыкаю, массируя ее задницу. — Это то, что мне нравится в тебе больше всего, ангел.

Блэр пригибает голову, кусая мое плечо. Мы игриво боремся в течение нескольких минут.

Прислонившись спиной к камням, выложенным в джакузи, я провожу рукой по волосам.

— Все это время… — Я обрываю фразу, оставляя остальное недосказанным.

— Ага, — эхом Блэр, уловив то, что я не озвучила.

Все это время я тратил на ненависть к ней, и вот она — та, кто дала мне одно из моих единственных спасений.

Маленькая девочка со звездами и упрямая воровка, которая крадет все мое внимание, — одно и то же.

То, как мое сердце стучит рядом с ней, ново и непривычно, но, кажется, я начинаю понимать, что это значит.

33. ДЕВЛИН

Проходит неделя блаженства, когда мы с Блэр обвиваем друг друга каждую минуту, когда она дома.

Я дошел до того, что спросил, хочет ли она, чтобы я поехал с ней, когда она навещает свою маму в больнице каждый второй день после школы. Возможно, это глупая идея, но я хочу быть с Блэр все время.

Потом мы ужинаем, когда мои родители ни с того ни с сего возвращаются домой. Без предупреждения и вторгаются в мой пузырь с Блэр.

Вилка останавливается на полпути к моему открытому рту, когда мама и папа стоят на входе в кухню, бросая свои вещи и не обращая на нас внимания.

Блэр бросает неуверенный взгляд с моих родителей на меня. Я удивлен не меньше, чем она, раньше такого тоже не случалось.

— Мам. — Я прочищаю горло, откладывая вилку. — Ты дома.

Папа бросает презрительный взгляд на кухонный остров, где мы с Блэр сидим бок о бок на наших обычных табуретках. Он выходит из комнаты, не говоря ни слова, его шаги гулко отдаются по лакированным стоякам, ведущим наверх.

Мама хмуро смотрит ему вслед, выражение ее лица прищурено. — Здравствуй, сынок.

С отточенной эффективностью она целует меня, направляясь мыть руки в раковине. Когда она заканчивает, она берет бутылку с водой из холодильника и выходит из комнаты.

Они совсем не поприветствовали Блэр.

— Хм, — говорит Блэр после того, как захлопывается дверь наверху. — Так это твои родители?

— Да. — Я потираю челюсть, вонзая вилку в курицу на своей тарелке. — Поздравляю, ты стала свидетелем счастливого воссоединения номер тридцать восемь.

Голова Блэр дергается назад от моего едкого тона. Ничего не могу с собой поделать. Мои родители всегда навевают на меня такое мрачное настроение.

— Извини. Заканчивай, а потом мы пойдем готовиться к экзаменам.

Кажется, она хочет поговорить еще, но кивает и возвращается к ужину. Ее обеспокоенные взгляды в мою сторону заставляют мой позвоночник напрячься, пока я сижу молча.

После ужина тарелки звенят, когда мы ставим их в раковину. Мы поднимаемся в мою комнату и проводим час на полу, просматривая разложенные флэш-карты, которые Блэр сделала для экзамена по английскому. Когда уже поздно, она бросает тоскливый взгляд на кровать.

— Сегодня я вернусь в другую комнату.

Она уже несколько недель не называла эту комнату своей спальней и тем более не спала в ней. Мы жили в идеальном коконе, пока не появились мои родители и я не хочу спать без нее в своей постели. Мне лучше спится, когда я обнимаю ее.

— Им все равно. Ты можешь оставаться здесь, если хочешь.

— Все равно. Я не знаю, как провести весь этот неловкий разговор «Привет, я Блэр, и я сплю в кровати твоего сына уже несколько недель». Среди… других вещей.

Блэр становится красивого розового цвета, я притягиваю ее к себе и глубоко целую. Когда мы расстаемся, ее глаза темнеют, зрачки расширяются, а ресницы трепещут.

Меня прорывает рык. — Черт.

Блэр дарит мне мягкий, застенчивый смех. — Смирись с этим. Ты выживешь.

— Но какой ценой? — Я прижимаюсь к ее боку.

Она толкает меня с кривой ухмылкой. — Спокойной ночи.

Блэр собирает свои флеш-карты и берет с тумбочки мягкую обложку, которую она читала, прежде чем выйти из комнаты. Я смотрю на закрытую дверь после ее ухода, желая, чтобы мое извилистое сердце успокоилось.

— Глупый, — бормочу я про себя, поднимаясь на ноги.

Подойдя к одной из панелей шкафа, я открываю ее и достаю страницу журнала, на которой написано наше соглашение о контракте. Мои пальцы проводят по нему, прослеживая, где Блэр подписала свое имя.

Теперь, когда я поймал ее, могу ли я удержать ее?

Или контракт — это единственное, что удерживает Блэр рядом со мной? Интересно, уйдет ли она, если я разорву его?

***

Два дня я ждал, что мои родители скажут что-нибудь — что угодно. Это то, что должны делать родители, но они этого не делают. Присутствие Блэр в доме почти не признается, и она нервничает, когда мы все находимся в одной комнате.

Меня это раздражает.

— Промежуточные экзамены на этой неделе? — спрашивает папа, попивая кофе, когда я спускаюсь вниз.

Я ворчу в ответ, наливая себе кружку.

— Ты готов?

Моя хватка на кружке становится белоснежной, когда я выдавливаю из себя: — Да.

Отец хмыкает, успокаиваясь. Все, о чем он заботится, — это чтобы я сдал экзамены для поступления в медицинский. У нас нет отношений между отцом и сыном, у нас нет никаких отношений, которые можно было бы спасти, насколько я понимаю.

Я должен буду стать тем, кто перережет нить, на которой держался последний клочок надежды на то, что мы сможем стать настоящей семьей, но у меня не хватит сил.

Блэр входит в кухню, проскальзывая туда с бесшумной незаметностью. Возможно, если она будет шуметь, мои родители смогут с ней поговорить.

— Хочешь кофе?

Бросив взгляд на моего отца, она кивает. Я хочу устало вздохнуть. Это не тот боевой дух, который я люблю. Я наливаю ей кофе и передаю кружку.

Атмосфера на кухне хрупкая и враждебная, мой вечный базовый уровень гнева невозможно контролировать, когда мои родители дома.

— Мистер Мерфи? — Папа не подает признаков того, что слышит Блэр. Она облизывает губы. — Не могли бы вы передать сахар?

Он стоит у папиного локтя и он подталкивает его в сторону Блэр, но ответа нет.

— Спасибо, — говорит Блэр после того, как становится ясно, что он не заинтересован в разговоре.

— Всегда приятный по утрам, не так ли, старик? — усмехаюсь я.

— Энергия, потраченная впустую, — это энергия, не потраченная на важные открытия.

Глаза Блэр выпучиваются. Горячий ожог смущения ползет по моему позвоночнику.

Ты еще ничего не видела, ангел. Это не самое худшее, что этот хладнокровный ублюдок когда-либо говорил мне.

Потирая челюсть, я насмехаюсь, размышляя о ссоре, которую мне так и хочется затеять с ним. — Да. Неэффективно разговаривать с девушкой своего сына или общаться с семьей. Забудь о привязанности, сплошная трата времени.

Блэр поворачивает голову ко мне. Я поднимаю брови, потягивая кофе. Да, все верно, — говорит мое выражение лица. Ты моя девушка.

Папу мои уколы не раздражают.

Входит мама, одетая для работы. До того, как они начали много путешествовать, они сделали себе имя в области медицины здесь, в Риджвью, в специализированной клинике, которую они основали для лечения различных редких заболеваний. Через свою клинику мои родители начали исследовать экспериментальные достижения в медицине и лечении, что сделало их востребованными для выступлений и работы по всей стране.

— Мы едем вместе или раздельно? — Мама достает из кладовки батончик мюсли.

У меня болят зубы от того, как сильно я сжимаю челюсть.

— По отдельности. — Папа потягивает свой кофе. — Убедись, что техник понимает параметры клинического исследования. Я не хочу объяснять ему это снова.

Мама хмыкает и поворачивается ко мне. — Удачи тебе на тестах на этой неделе. Мы с твоим отцом пробудем здесь до пятницы, но, скорее всего, до этого времени улетим в Сиэтл. Мы в городе только для того, чтобы проследить за началом этого испытания перед нашим следующим обязательством.

Обязательства. Что за чушь. Такое чувство, что я — одно из их гребаных обязательств, а я — их сын.

— Неважно, — бормочу я, отворачиваясь.

— И еще кое-что, Девлин. — Мама звонит по своему телефону и показывает мне экран. Это ежемесячный отчет. — На твоем счету расходов произошел аномальный всплеск.

В моем желудке кристаллизуется лед. — Какая разница, даешь ли ты мне счет расходов вообще? Не похоже, что я так уж много на него потратил.

Мама поджимает губы. — Мы просто хотим убедиться, что ты ответственно относишься к своим расходам.

Это просто смешно. У меня на счету остались тысячи. Они пополняют его каждый месяц, давая мне больше, чем я могу потратить за это время, даже если я веду себя легкомысленно.

Блэр превратилась в статую напротив меня, сгорбив плечи, чтобы стать меньше. Меня бесит, что она считает, что должна быть незаметной.

— Я несу ответственность.

— Это все, что я хотела знать. — Мама убирает свой телефон. — Хорошего дня.

— Может, нам тоже пора? Мы опоздаем. — Блэр опускается рядом со мной и берет меня за запястье. Ее прикосновение — бальзам, успокаивающий прилив ядовитой ярости.

— Да. — Я выливаю остатки кофе в раковину и следую за Блэр в гараж. — Мне жаль. Они…

Нет слов для того, что представляют собой мои родители.

— Все в порядке. — Блэр бросает обеспокоенный взгляд через плечо. — Хочешь, я поеду с тобой?

— Да. — Это прозвучало хрипловато, когда я зачесывал назад свою бахрому.

Сейчас она нужна мне больше, чем когда-либо. Я становлюсь все более жадным с ее временем.

34. БЛЭР

Границы размылись. На самом деле, задачи полностью прекратились. Сделка практически завершена, и никто из нас этого не сказал.

И все же, новый счет из больницы, который я получила, оплачен полностью и в моем кошельке появились лишние деньги.

Где-то по дороге я моргнула и не заметила, что мы с Девлином впали в какие-то неопределенные отношения.

Это неоспоримо. Мы часто бываем вместе, все время друг на друге, как только его родители уходят из дома. Наша жизнь в его доме домашняя, как блядь, оставляя меня в смятении и замешательстве, потому что я начинаю испытывать чувства к тому, что не может быть вечным.

У этого всегда была дата окончания. Я жила в долг. Скоро проблемы, от которых я убегала, настигнут меня.

Не важно, как быстро ты бежишь, твои демоны и проблемы всегда приходят за своим фунтом плоти.

— Эй, Блэр! Подожди! — Шон окликает меня из коридора, когда я выхожу из библиотеки с охапкой книг. Он догоняет меня и закидывает руку мне на плечо, пока мы идем. — Что у тебя там?

— Библиотека избавляется от книг раз в месяц.

— О, так ты покупал что-то новое. Круто.

То, как он говорит «покупки», сильно задевает меня. Нельзя сказать, что после того, как у нас с Девлином все изменилось, весь мой школьный опыт полностью изменился, но большинство безжалостных издевательств прекратились. Тем не менее, эти привилегированные засранцы ничего не могут поделать с тем, как они говорят. Презрение к моему образу жизни сквозит в их тоне, когда они просто поддерживают разговор. Яне думала, что эти люди вдруг станут моими друзьями, но ближайшее окружение Девлина стало добрее после пляжной вечеринки.

— Да, круто, — повторяю я отрывистым тоном. — Могу я тебе чем-то помочь?

— О, да! — Шон щелкает пальцами и притягивает меня ближе, чтобы прошептать мне на ухо. — Мне было интересно узнать о твоих расценках. Когда Дев закончит, я надеялся воспользоваться твоими услугами.

Каждый мускул в моем теле напрягается. — Прости, что?

Шон хихикает, и от этого звука мне хочется впечатать кулак ему в брюхо. — Не притворяйся. У тебя не такие круглые черты лица, чтобы сделать это. У таких девушек, как Тея, это дерьмо на замке, с милым носиком-пуговкой и глазами Бэмби, понимаешь? Жаль только, что у нее уродливые, как дерьмо, бабушкины свитера.

Отвращение вырывается из моего горла, прежде чем я успеваю сдержать свою реакцию. Что за гребаная свинья.

— Нет, Шон, я не понимаю, о чем ты. Расскажи подробнее. Сейчас же.

Шон дергает головой. — Уф, девочка. Это дополнительное отношение? Я думаю, что хочу добавить немного этого время от времени. Мне нравится немного борьбы. Это возбуждает.

Сбросив его руку со своих плеч, я сажусь перед ним. Проходящие мимо студенты глазеют на эту сцену, но мне все равно. Я в трех секундах от того, чтобы надрать этому хрену с мозгами яйца.

— О чем ты говоришь? — шиплю я.

Шон одаривает меня однобокой улыбкой и наклоняется ближе. — Детка, ты вроде как эскорт. Это то, что ты делаешь с Девлином, верно?

Мое сердце замирает, когда пульс адреналина пробегает по нервным окончаниям. Внутри все заледенело и замерло.

— Что? — Я подавилась своим вопросом. Боже мой. Заставляя себя дышать, чтобы не потерять сознание, я вцепилась в книги, отчаянно хватаясь за то, как корешки впиваются в кожу, чтобы сохранить самообладание. — Почему ты так думаешь?

Шон пожимает плечами. — Слухи ходят уже пару недель. Трент рассказал мне. Так что, — тянет он. — Твои расценки? Сколько это обойдётся мне в 24 часа в сутки 7 дней в неделю?

Мой кулак вскидывается прежде, чем я успеваю сдержать гнев, бурлящий во мне. Может, я и не очень сильна физически, но я знаю, как нанести удар. Шон застигнут врасплох, он перевернулся на спину с измученным стоном, когда мой кулак угодил ему в брюхо.

— Я не гребаная проститутка, ты, тупой мешок с дерьмом!

Люди, наблюдающие за происходящим, отказываются от притворства и открыто глазеют. Некоторые из них достали телефоны, потому что если есть драма, то в наши дни ее снимают. Чертово потомство.

Моя грудь вздымается, когда я отхожу от Шона, кипя от ярости.

Девлин знал об этом? Он должен был. Трент и Шон — его самые близкие товарищи по команде, не считая Коннора Бишопа. Как долго он позволял мне верить, что между нами все хорошо?

Он назвал меня своей девушкой в присутствии родителей, черт возьми.

Слезы наворачиваются на глаза. Я смахнула их с расстроенным звуком, я не буду плакать из-за этого.

Дерьмо в этой школе не может меня тронуть.

Но на этом все не заканчивается. Теперь, когда я знаю об этом, а видеозапись моей разборки с Шоном распространилась по школе, я продолжаю ловить ехидные замечания о том, что я шлюха Девлина.

— А вот и Красотка, — объявляет мальчик из моего кабинета, ухмыляясь на волне титров.

Нина в моем кабинете. Она сидит передо мной, вместо того чтобы занять свое обычное место с Бейли. Я провожу половину урока, одаривая ее обесцвеченный локон свирепым взглядом, не в силах сделать домашнее задание.

Когда Нина поворачивается, чтобы сделать шаг, который она явно хотела сделать, я уже готова к этому. Я откладываю тетрадь в сторону и скрещиваю руки. Она одаривает меня натянутой горделивой ухмылкой.

— Ты можешь подлизываться к Дэву сколько угодно. — Нина загибает свои наманикюренные пальцы вокруг спинки сиденья. В ее глазах мелькает жестокий, торжествующий взгляд. — Даже скакать на его члене, как я слышала, но вот в чем дело, Тряпичная Энн. Это не будет длиться вечно. Такие парни, как Девлин, не оседают с мусором, который они подобрали на улице.

Мои ногти впиваются в пиджак. — Почему бы тебе не побеспокоиться о себе, Нина.

Она пожимает плечами. — Я пытаюсь помочь тебе, девочка. Это не моя вина.

— Спасибо. — Пошла ты.

Даже подготовленная к нападению, ее слова жалят, потому что они правдивы. Это бросает вызов всему, что я делала. Я играла в дом с Девлином, но все началось с лжи.

Девлин превратил меня во все то, чем я никогда не хотела быть, заставив меня переступить последнюю черту, которая сохранила мое достоинство.

Месть не заканчивается счастливой жизнью. Моей ошибкой было забыть об этом.

35. БЛЭР

Прошла почти вся ночь, но я больше не могу сдерживаться. Я должна знать, прямо сейчас, реально это или нет. Если слухи правдивее, чем чувства, укоренившиеся в моем существе.

Чувства, которые, как я думала, могут быть любовью.

Я была идиоткой.

Грызя ноготь большого пальца, я соскользнула со своего места на табурете у кухонного острова. Девлин стоит ко мне спиной, пока он раскладывает ингредиенты для смузи. Мы должны были отправиться на пробежку, но мне нужно выговориться, пока сомнения не сожрали меня заживо.

— Итак, Шон сегодня сказал кое-что смешное.

Девлин закатывает глаза, проходя мимо меня, чтобы взять бананы. — Сомнительно.

— Он спросил о моих расценках.

Девлин делает паузу на острове, сужая глаза, когда кладет ладони на прохладный гранит. — Что?

Я грызу ноготь и обхватываю рукой свой ерзающий живот. — Мои расценки. У него сложилось впечатление, что меня можно купить. Как проститутку. Ну, вообще-то он использовал слово «эскорт», но семантика в стороне…

Девлин фыркнул, резкий звук был едким и опасным. — Если он приблизится к тому, что принадлежит мне, он пожалеет об этом. Я покончу с ним.

Собственничество в тоне Девлина кружит вокруг меня, выманивая мою надежду. Стало труднее сдерживать ее. Мои навыки выживания начинают ржаветь.

— Дело не только в нем. Нина тоже об этом говорила. Слухи ходят по всей школе.

Он резким жестом рассекает рукой воздух. — Ты моя, и это конец в моих глазах.

Я откидываю голову назад. — Чушь.

— Чушь в том, что тебе на это наплевать. О тебе говорили вещи и похуже. Чем это отличается от других слухов? Кроме того, это правда, что ты моя, так что, как я уже сказал, на этом все и закончится.

Мои плечи напрягаются и я ударяю ладонями по стойке, повторяя его позицию. — Я твоя, и это конец? Ты не можешь контролировать меня, Девлин. Неважно, как сильно ты пытаешься притвориться, что можешь. — Я прищурился на него через остров, оспаривая его дерьмовую логику. — И это тебя беспокоит, не так ли?

Девлин смотрит на меня. — Готова поставить деньги на это утверждение?

Я инстинктивно делаю шаг назад.

Выражение его лица посылает дрожь беспокойства через меня. Мне удавалось читать его легче, чем когда-либо, но теперь его стены как будто снова опустились. Как будто он отталкивает меня, снова контролирует меня, вместо того чтобы бороться со мной на равных.

— Что ты собираешься делать?

Он обходит остров, прижимая меня к двери кладовой, прежде чем я успеваю сделать шаг. Его рука держит мое горло, большой палец прижат к пульсу.

— Докажи, что ты принадлежишь мне. Ты моя. Это все, что имеет значение.

Я открываю рот, чтобы возразить, но его язык проникает внутрь, и он целует меня со злостью. Я хватаю его за бицепс и футболку, ногти скребут, пока он контролирует поцелуй, из меня вырывается тоненький звук. Его рука сжимается на моем горле. Когда он отстраняется, он перетягивает мою нижнюю губу между зубами.

— Ах!

Девлин рычит и перекидывает меня через плечо, выходя из кухни.

— Эй! Куда ты меня ведешь? — Жгучий шлепок по моей заднице заставляет меня вскрикнуть.

Я получаю ответ, когда Девлин сбрасывает меня на плюшевый ковер в гостиной, рядом с низким современным серым диваном, занимающим большую часть комнаты. Он мгновенно оказывается на мне, обхватывая меня своим телом. В его глазах есть жесткость.

— Что ты делаешь?

— Больше никаких вопросов.

— К черту это. — Выкручиваясь, я волочусь по полу.

Девлин обхватывает одной рукой мое бедро и вцепляется пальцами в пояс моих джинсов, дергая меня назад с темным, зловещим смехом.

— Стой, — приказывает он, набрасываясь на мою шею, скребя зубами по коже.

— Ах! Черт тебя побери!

Я пытаюсь ухватиться за ковер, пока борюсь с ним. Мы оба хрюкаем, борясь за преимущество. Когда мы катимся по полу, он захватывает мои губы в еще одном карающем поцелуе, который заставляет мое сердце сильно биться, а жар пульсировать между ног, когда они обхватывают его, словно я возвращаюсь домой. Он точит свой твердый член об меня, мы оба поглощены плотским возбуждением борьбы за власть.

Я уже не знаю, боремся мы или трахаемся, но это превратилось в порочную прелюдию.

И мне это чертовски нравится.

Огонь горит внутри, жарче, чем все, что я испытывала раньше.

Это заставляет меня чувствовать себя живой, удовольствие и боль создают интенсивную смесь.

Осознание этого сильно ударяет меня — он не толкает нас обратно к нашей прежней борьбе за власть. Когда мы в таком состоянии, я тоже имею власть над ним. Мы разделяем контроль, обмениваясь им туда-сюда.

Дикая ухмылка искривляет мой рот.

Девлин всасывает засосы в мою кожу и прокусывает дорожку в горле, растягивая мою свободную рубашку, чтобы обнажить грудь. На мне нет бюстгальтера, что дает ему доступ к моим соскам губами и зубами.

— Блядь! — Я выгибаюсь дугой, когда он кусает мою грудь достаточно сильно, чтобы оставить следы.

К тому времени, когда мы закончим, я буду вся покрыта, моя кожа будет заклеймена Девлином, словно он выжигает свое имя в моем теле с каждым скрежетом зубов и сильным сосанием.

А я в ответ поставлю ему клеймо в виде красных следов, которые мои ногти оставляют на его коже.

— Верно, — урчит Девлин, посасывая один из моих сосков, прежде чем перейти к другому. Он раздевает меня, срывая одежду с моего тела, чтобы продолжить свою бомбардировку жестокого удовольствия. С каждым новым укусом синяков его голос похож на гравий, когда он заявляет: — Здесь? Мой. И здесь тоже. Вся ты — каждый дюйм — ты вся моя, маленькая воровка. Таков был наш уговор.

Желание бороться вспыхивает. Я приподнимаюсь на локте, разрываясь между тем, чтобы подтащить Девлина ближе или оттолкнуть его, вцепившись в его волосы. — Значит, ты просто позволишь им всем поверить, что я твоя шлюха?

Девлин впивается мне в лицо, сорвав с себя рубашку. Он хватает меня за челюсть своей сильной хваткой. — Ты думаешь, мне есть дело до всех этих марионеток или до того, что они думают? Единственное, что меня волнует, — это ты. — Он дарит мне обжигающий, разрывающий душу поцелуй. Я задыхаюсь от его губ, и его язык проникает в мой рот, скользя по моему. Поцелуй нежнее, чем властное высокомерие, омрачающее его действия. — Они не имеют значения.

Я кусаю его губы, отдавая столько же, сколько он отдал мне. Он прижимает меня к полу, обхватывая пальцами мое горло, напрягает желание, скопившееся в моем нутре, пульсирующее в моем теле. Я обнажаю зубы, готовая к большему.

В глазах Девлина вспыхивает вызов, его губы кривятся. — Сражайся со мной, ангел.

С грубым звуком я выгибаюсь, умудряясь перевернуть Девлина и усадить его на себя. Мои руки превращаются в когти, когда я царапаю его голую грудь. Он подстегивает меня насмешками, его свирепая ухмылка дьявольски привлекательна. Прилив сил наполняет меня, когда я кручу бедрами, чтобы почувствовать его между бедер, а Девлин со стоном удерживает меня на месте, ухватившись за мою талию.

Удивление в его выражении лица, когда я смотрю на него тяжелыми глазами, разливает тепло по моему телу.

— Отдай мне всю свою борьбу. Вот почему ты моя.

Девлин снова опрокидывает меня на спину, сжимая одной рукой мои запястья над головой. Я борюсь с ним, но он прижимается ко мне, покусывая мои распухшие губы. Ковер обжигает мою голую кожу, когда он раздвигает мои ноги и прижимается своими бедрами к моим, материал его джинсов скребет по моей киске.

Мои глаза закатываются, и из моего горла вырывается гортанный звук, когда он чувствует, как шершавые джинсы отделяют его член от меня.

Он переворачивает меня, просовывая колено между моих бедер и удерживая мои руки над головой. Его эрекция безжалостно прижимается к моей заднице. Я стону, обезумев от адреналина и похоти.

— Я хочу чтобы ты была голой. На этот раз между нами ничего нет. — Сглатывая, я не могу остановить свои бедра от движения навстречу ему. В его тоне слышится веселье, когда он шлепает меня по заднице. — О? Тебе нравится, как это звучит, ангел? Ты хочешь, чтобы я трахнул тебя?

Трудно пробиться сквозь похоть, туманящую мою голову. — Я не принимаю таблетки.

Мало того, страх пронизывает меня, сковывая каждый мускул. Мои родители совершили эту ошибку. Они были так молоды.

Его хватка сжимается на моих запястьях. — Мне все равно.

Безрассудное пренебрежение может укусить нас за задницу.

— Я бы позаботился о тебе, несмотря ни на что, ангел. — Его хриплый голос смягчается по краям.

Моя грудь сжимается. Это все, чего я хочу. — Хорошо.

— Оставайся. — Приказ прозвучал опасным голосом. Он выжидает мгновение, затем отстраняется. Я издаю звук протеста, когда прохладный воздух обдает мою потную кожу, прижимаюсь к ковру, чтобы почувствовать покалывание в груди, где прокушенная кожа пульсирует тупой, чувственной болью. — Хорошая, блядь, девочка.

Я задыхаюсь, дрожа от прилива тепла, переполняющего меня. Его голос хрипловат, и он танцует по моим нервным окончаниям.

Когда Девлин накрывает своим телом мою спину, он обнажен. Дикий стон вырывается из меня, когда он проводит головкой своего члена между моими слипшимися складочками. Резким движением он переставляет меня на руки и колени. Его властная хватка находит мои волосы, и он тянет, растягивая столбик моей шеи назад.

— Ах! Д-Девлин!

— Ты уже такая мокрая. Черт, твоя киска блестит. — Когда его член приближается, он сильнее тянет меня за волосы, так что я полностью в его власти. — Это то, из-за чего ты стонешь? Ты хочешь этот член?

Во мне идет внутренняя борьба. Я зажата между пьянящим всплеском головокружительного возбуждения от его грубости и борьбой за власть. Но сейчас я чувствую себя живой и чертовски возбужденной, пьяной от желания этой порочной стороны, которую Девлин выпускает на свободу.

Не просто выпускает, а теряет контроль.

Это Девлин под всем. Безжалостный и порочный. Это должно меня пугать, но не пугает.

— Пожалуйста, — умоляю я, сжимаясь от потребности, которую он разжег, как инферно. — Давай, я хочу этого. Я хочу тебя.

Губы Девлина касаются моего уха, а свободной рукой он ласкает мое бедро. — Ты слышишь, как ты умоляешь меня, Блэр? Вот откуда я знаю, что ты моя.

— Да, — задыхаюсь я. Он отпускает мои волосы и берет мои бедра в обе руки. — Сделай это, просто… — Член Девлина проникает в мои складки, покрытые влагой. — Ты нужен мне внутри меня.

Девлин входит в меня с развратным звуком.

Мы оба издаем придушенные стоны. Он заполняет меня полностью, такой твердый и совершенный.

Не успела я перевести дыхание, как Девлин резко вскидывает бедра, вгоняя в меня свой член.

— Дай мне свои крики, маленький демон.

— О боже. — Я выгибаю спину, когда его член попадает в точку, которая посылает электрические разряды удовольствия в мою сердцевину. — Блядь, да!

Девлин хмыкает в возбужденном удовлетворении. В огромных окнах я вижу, как мы выглядим в отражении.

Святое дерьмо.

Голова Девлина откинута назад, он качает бедрами, грубо трахая меня. Его волосы взъерошены, по лбу струятся капельки пота. Мышцы его живота и вырез V на бедрах напрягаются при каждом толчке.

Мы похожи на картину Босха. Дикие и раскованные. Гедонистические.

— Господи, Блэр. Так чертовски хорошо. Сожми эту тугую маленькую киску на моем члене.

Я задыхаюсь, сжимаясь вокруг него, чувствуя его еще сильнее. Мои ногти впиваются в толстый ковер, пока его член заполняет меня.

Девлин наклоняется, целуя татуировку в виде звезды на моей спине, его рука снова обхватывает мою шею в железной хватке. Я вскрикиваю, когда его поцелуи с открытым ртом заканчиваются тем, что он сильно кусает ее. В то же время он впивается в меня, заставляя мое дыхание перехватывать в горле, когда мое ядро разрывается от удовольствия.

— О, черт, я кончаю! — Мои крики становятся бессвязными. Девлин не останавливается, но наращивает темп.

— Да, — рычит он. — Я чувствую тебя.

Не успевает мой оргазм угаснуть, как подкрадывается другой. Я задыхаюсь, раскачиваясь назад, чтобы встретить резкие толчки Девлина. С рычанием он поднимает мое тело вертикально, крепко держа меня за шею.

Мой живот сжимается. Новое положение заставляет его член проникать глубже и я откидываю голову назад, чтобы прислониться к нему. Девлин сжимает мою шею, почти перекрывая мне воздух. Другая его рука проникает мне между ног и неустанно теребит мой клитор.

— Ты снова кончишь на моем члене, — томно шепчет Девлин мне на ухо. — Ты будешь кончать только для меня. Только я могу дать тебе это.

Пальцы Девлина обводят мой пульсирующий клитор, заставляя меня чувствовать себя так хорошо, что это ошеломляет. Слова у меня вырываются сами собой под натиском наматывающегося жара. Его прикосновения граничат с жестокостью, когда он глубоко и резко входит в меня. Всхлип вырывается из меня, когда стимуляция становится слишком сильной.

— Я не могу.

— Сможешь. — Кожа Девлина шлепается о мою с каждым резким толчком. Я слышу влажный звук наших тел, когда моя киска сжимается на его члене. — Да, черт возьми, да, моя сирена. — Слова благоговения кружатся вокруг меня. Его большой палец поглаживает мой пульс, а его пальцы сильнее давят на мой клитор. — Скажи мне, что ты моя—.

Я задыхаюсь, цепляясь за руку, обхватывающую мою шею, пока он подпрыгивает на своем члене.

— Д-Дев…

— Скажи это.

Все слишком сильно. Спираль в моем животе разрывается во взрыве электрического тепла. Он бежит вверх по позвоночнику, а мое ядро содрогается от волны за волной. Оргазм грозит разодрать меня по швам, и я кричу.

— Я твоя! Я твоя, твоя, твоя, твоя, блядь!

Зубы Девлина впиваются в мое плечо с яростным звуком, а его бедра качаются. Его руки обхватывают меня, когда он напрягается. Его член пульсирует внутри меня, и я чувствую горячее ощущение его кончины.

Мое сердце колотится, отдаваясь в ушах и стуча по телу, пока мы трясемся вместе, сотрясаемые афтершоками наших освобождений. Мы дышим рваными толчками, втягивая воздух в легкие.

Девлин долго держит меня. Я выдохлась, все мое тело приятно болит, начиная с обожженных коврами коленей и заканчивая нежной кожей, на которой Девлин оставил свои следы. Он нежно прикасается к нежному синяку, образовавшемуся над моей татуировкой в виде звезды, и сопровождает свои ласки легким поцелуем.

В моем ответе на требование Девлина есть пугающая доля правды.

Я хочу быть его, и я хочу, чтобы он был моим.

— Ты в порядке?

Я хмыкаю, слишком измученная, чтобы составить слова, и готовая рухнуть на ковер. Девлин осыпает мягкими поцелуями все места, до которых может дотянуться.

— Почему бы тебе не подняться наверх. Надень одну из моих рубашек и ложись в кровать. —

Я напрягаюсь. — Где ты будешь?

— Выйду ненадолго. — В его тон снова вкрадывается жесткость. — У меня есть одно быстрое… поручение, о котором нужно позаботиться.

— Сейчас? — Я поворачиваюсь, чтобы увидеть его, но он обнимает меня крепче.

— Это важно. — Девлин прижимается ртом к моей шее. — Обещаю, я скоро вернусь.

— Хорошо.

Каждый мускул протестует, когда Девлин помогает мне встать на ноги. Я собираюсь упасть лицом в кровать. Девлин прижимает мое лицо к себе, проводя большим пальцем по моей щеке. В его глазах застыло прежнее удивление, озарившее зловещие тени. Он нежно целует мой лоб.

После того как Девлин отправляется в гараж, я поднимаюсь наверх, не утруждая себя одеждой, которую он разбросал во время нашей возни. Несмотря на усталость и удовлетворение от пережитого внизу, пока я привожу себя в порядок в ванной, меня терзает беспокойство. Мы так и не решили вопрос, который я ему задала. С тяжелым вздохом я шлепаю использованную мочалку в раковину, прохожу в спальню и открываю одну из панелей в шкафу Девлина. Роясь в его толстовках, я пожевала губу.

В тот момент все было замечательно, но повторяю ли я прошлое, не используя средства защиты? Сейчас есть варианты, больше, чем было у моих родителей. Тем не менее, я не могу побороть неуверенность, зарождающуюся в моей груди.

Когда я роюсь в стопке футболок, которые я так люблю воровать, шорох заставляет меня остановиться, когда я вытаскиваю нужную мне футболку. — Что за…?

Я дергаю за футболку, и на пол изнутри футболки вылетает сложенная страница журнала. Мой желудок опускается, когда я поднимаю ее и открываю.

Наш контракт.

— Черт, — шепчу я, сжимая горло. — Почему он все еще у тебя, если…?

Ноющая тревога оживает, заставляя мой желудок скрутиться. Я думала, что Девлин и я боролись вместе, но неужели я ошибаюсь? Мы вернулись туда, откуда начали? Прогрессировали ли мы вообще?

Гнетущую тишину в комнате пронзает болезненный вздох.

Может, он забыл, что она у него есть?

Но рубашка, которую я надеваю, та самая, которую Девлин носил на прошлой неделе. Складки на странице говорят о том, как часто ее открывали и складывали.

— Черт побери. — Потирая лоб, я прохаживаюсь у изножья кровати. — Он играет со мной?

Должен, если у него все еще есть этот чертов контракт.

Он рисует все, что мы делали внизу, в невыгодном свете. Я думала, что видела благоговение в глазах Девлина, но теперь?

Что я на самом деле доказала ему? Себе?

Девлин никогда не опровергал слухи. Он просто хотел заявить на меня права. Как, черт возьми, он может называть меня своей девушкой перед родителями, когда у него в шкафу спрятан контракт?

Он заботится только обо мне? Что за шутка.

Ложь.

На которую я, блядь, повелась.

С разочарованным ворчанием я хватаю его за оба конца, намереваясь разорвать на клочки. Я останавливаюсь, прежде чем разорвать его.

Как бы ни было больно обнаружить это, я пока ничего не могу сделать. Сначала мне нужны ответы, а мама все еще в больнице.

Мое сердце кажется хрупким, как и мое тело.

В оцепенении я засовываю контракт в стопку рубашек в шкафу Девлина. Я не готова встретиться лицом к лицу с тем, что я обнаружила, пока не буду лучше подготовлена к последствиям.

36. ДЕВЛИН

Я крепко сжимаю руль, когда Mustang входит в поворот. Бишоп свистит, отбивая такт по раме открытого окна, ночной воздух треплет его волосы.

С заднего сиденья, где мы спрятали Шона после того, как я его вырубила, доносится приглушенный стон. Он думал, что мы едем в круиз, чтобы подцепить цыпочек. Неа.

Я выбрал Mustang, потому что он папин, так что мне плевать, если кровь, вытекающая из уголка рта Шона, испачкает кожу.

Бишоп не задавал вопросов, когда я позвал его помочь с этим поручением. У него в руках была бита, а в глазах блестел головокружительный блеск, когда я его забрал.

Хочу побыстрее закончить это дело, чтобы вернуться к Блэр, которая ждет меня дома в нашей постели. Меня убило желание оставить ее одну после невероятного траха, но я не мог позволить этому сорваться. В моей груди раздается рык, гнев постоянно кипит.

Шон и другие марионетки, блядь, думали, что им сойдет с рук распространение дерьма о моей девочке? Я покончу с каждым из них. Он заплатит цену и примет на себя всю тяжесть моего гнева.

— Здесь, слева. — Бишоп кивает, когда в поле зрения появляется заброшенный карьер. — Отличное место.

Пешеходная тропа ведет к задней части заросшей сорняками гравийной площадки, остальная часть участка расчищена и засыпана. Все, что осталось, — это ржавое здание магазина. Это идеальное место, чтобы преподать Шону урок.

Я заезжаю на старый участок и паркую Mustang. Бишоп хватает свою биту, и мы вылезаем, чтобы перетащить Шона с заднего сиденья.

— Боже, какой же ты тяжелый, — ворчит Бишоп, перестраивая распределение веса Шона, чтобы встряхнуть его откинутую голову.

Шон бормочет что-то нечленораздельное.

Мы тащим его к задней части складского здания и прижимаем к ржавой металлической стене. Когда Шон не шевелится, я пинаю его ногой. Сильно.

— Проснись.

Шон вздрагивает от звука моей команды. Он видит сначала Бишопа, потом меня. Расслабленный вид исчезает, когда он понимает, что мое выражение лица смертельно опасно. Его рука летит к голове.

Вот так, дерьмо для мозгов. Это я тебя подстрелил.

— Доброе утро, солнышко! — Бишоп наклоняется, чтобы оказаться на уровне Шона, руки свесились над битой, перекинутой через его плечи. — Слышал, ты любишь кормить этого прекрасного зверя, мельницу слухов Сильвер-Лейк. Может, покормим его еще немного? — Ухмылка Бишопа становится маниакальной. — Я уже давно держу в голове историю о том, как ты описался на первом курсе.

Шон вздрагивает, поднимает руки. — Ч-что случилось, ребята? Что это?

Бишоп наклоняет голову ко мне и я рычу, надвигаясь на Шона. Он визжит, как маленькая сучка, продираясь сквозь сорняки.

— Некуда от меня бежать, ублюдок.

— Я…, — пролепетал Шон, облизывая губы, — думал, мы идем искать киску.

Бишоп садистски хихикает, ударяя битой о гофрированный металлический сайдинг здания. — Братан, ты видишь поблизости каких-нибудь крошек?

Горло Шона подрагивает. — Эээ…

— Подумай хорошенько, Шон. — Лунный свет меняется вместе с проплывающими облаками, рисуя страх на его лице. Я овладеваю жгучим гневом, прохаживаясь перед ним. — Что ты делал на этой неделе? С кем ты разговаривал?

— Это потому что я приставал к Дэвис? Парни, она дрянная. Это честная игра.

Вопль Бишопа пронзает ночной воздух, когда он смеется в недоумении. Бишоп ударяет кончиком биты по голове Шона. Он вздрагивает и смотрит на нас.

— Ну ты и дурак, — говорит Бишоп. — Это весело.

Стиснув зубы, я хватаю Шона за воротник, наполовину поднимая его из сидячего положения и он дергает головой назад.

— Ты уничтожишь эти слухи, или я убью тебя за то, что ты ей сказал, — рычу я.

— Что с тобой происходит в этом году? Ты изменился, парень. — В конце слов Шона раздается грохот, когда я прижимаю его к стене.

— Правда? — В моем голосе звучит опасное веселье. — Я никогда не чувствовал себя более похожим на самого себя.

Я бью кулаком в живот Шона, получая огромное удовольствие от того, как он стонет и выгибается вперед. Бишоп хватает его прежде, чем он успевает упасть, и снова поднимает его для следующего удара. Я бью Шона кулаками.

— Не подходи к ней! Она не для тебя. — Я держу Шона за горло, сдавливая его, пока не перекрываю ему доступ воздуха. Его глаз опух, а из пореза на губе сочится кровь. — Блэр, блядь, под запретом. Ясно?

Шон слабо кивает. — И-извини.

С отвратительным рычанием я бросаю его. Шон рушится на гравий, как мешок с картошкой. Я разгибаю руку, осматривая покраснение. Две костяшки пальцев раздроблены, и при каждом движении жжет.

— Приятной прогулки домой. — Я сплевываю на землю рядом с ногой Шона.

— О, и если ты надумаешь поговорить об этом… — Бишоп бросает на меня взгляд, затем приседает рядом с Шоном и что-то бормочет ему на ухо.

Я не слышу, что он говорит, но изгиб рта Бишопа дикий. Шон бледнеет в лунном свете. Должно быть, это один из самых сочных кусков его шантажа.

— Круто? — Бишоп ухмыляется и гладит Шона по голове, когда тот кивает. — Круто. Хороший выбор.

Бишоп поднимается на ноги и закручивает биту, чтобы она легла ему на плечо.

— Пойдем.

Я обещал Блэр, что не задержусь. Теперь, когда я обрушил ад на Шона, гнев улетучился. Привязь в моей груди тянется, зовя меня домой, к ней.

37. ДЕВЛИН

Я жду возле ее спальни, одетый и готовый отправиться к тете и дяде на ужин в честь Дня благодарения.

Мои костяшки зажили, но когда я в последний раз видел Шона перед началом длинных выходных, его синяк под глазом оставался фиолетовым и опухшим. Всякий раз, когда он видит меня, он убегает, как маленький грызун, которым он и является.

Блэр открывает дверь, одетая в новое платье, которое я ей купил. Она пыталась отказаться от него, когда я оставил его в ее комнате, утверждая, что оно ей слишком велико. Оно ей чертовски идет, но дело не в том, что платье какое-то особенное.

Дело в Блэр — именно она заставляет платье сиять, а не наоборот.

Ее брови поднимаются, когда она обнаруживает меня там, и она окидывает меня взглядом. Вспышка тепла наполняет ее глаза цвета виски.

Мой член дергается. Трудно сдержаться, когда я хочу ее. Потребность постоянно растет, как будто мне никогда не будет достаточно.

— Идеально, — хвалю я, принимая ее в себя.

Темные ресницы Блэр трепещут, становясь еще темнее от легкого макияжа и туши. Она гладит руками платье глубокого нефритового цвета, которое обтягивает ее тело и спадает до колен. — Выглядит хорошо?

— Да. Готова идти?

— Ага.

Я кладу руку ей на спину, пока мы спускаемся по ступенькам, но внизу она обгоняет меня, чтобы первой попасть в гараж. Подавив вздох, я беру с крючка брелок от Porsche и забираюсь в машину, где она ждет меня.

Во время короткой поездки я не свожу с нее глаз. Блэр щелкает ногтями.

После бурного секса на прошлой неделе отношения между нами остаются напряженными. Неприятное чувство закрадывается в мое нутро, как яд. Блэр отстраняется. Я чувствую это. Я пыталась мысленно подготовиться к этому, если она это сделает, поддавшись своему механизму самозащиты.

Даже после прочтения трех маминых книг о науке о мозге, стоящей за этими привычками, я не могу избавиться от них, просто прочитав о них.

Обидно быть таким слабым. Единственное, что заставляло меня чувствовать себя живым, я не могу остановить себя, чтобы закрыться от страха. Неважно, насколько сильным я себя считаю, внутри я все тот же маленький мальчик, беззащитный перед жестокой болью от того, что все уходят.

Когда я подъезжаю к дому тети Лотти и дяди Эда, машина Лукаса уже там.

— Они, должно быть, уже здесь. — Блэр показывает на машину. — Джемма сказала, что они приедут в город на выходные, чтобы навестить обе семьи. Может быть, мы сможем позавтракать с ними завтра.

Мы поднимаемся на палубу и входим через кухню, где аромат домашней еды доносится до нас, как только открывается дверь.

— Пахнет замечательно, тетя Лотти.

— Девлин! — Дядя Эд поднимается со стула в гостиной, за ним следует их пухлый мопс Ланселот.

Блэр загорается, наклоняется, чтобы поприветствовать его. — Привет, мой любимый рыцарь.

— Отлично выглядишь. — Дядя Эд пожимает мне руку и приветствует Блэр. Его обычная седая щетина чисто выбрита, а щеки слегка порозовели от выпитого. — Мы несколько недель уговаривали Дэва привезти тебя сюда. Мы рады наконец-то познакомиться с его девушкой.

У меня в груди поднимается тепло, когда я слышу, что Блэр называют моей девушкой.

Блэр заправляет свои гладкие волосы за уши, поднимается на ноги, чтобы пожать руку. — Это все на его совести. — Она пихает меня локтем. — Я люблю вашу собаку и с удовольствием приехала бы к вам. Спасибо, что пригласили.

Дядя Эд смеется и протягивает руку, чтобы взъерошить мои волосы, испортив их укладку.

— Эд, — жалуюсь я, отворачиваясь.

— Ты что, думаешь, что ты слишком большой, чтобы я мог так делать только потому, что ты теперь выше меня? Я все еще делаю это с Лукасом. Не так ли, сынок?

— И я делаю это в ответ. Просто у тебя меньше волос, чтобы возиться с ними, — шутит Лукас с дивана, где его рука обнимает Джемму.

Дядя Эд смеется, трогая свои песочно-каштановые волосы, пронизанные сединой.

— Заходите, вы двое. Есть что-нибудь выпить? — Дядя Эд приглашает нас в теплую кухню. Здесь уютнее, чем в моем доме. Чувствуется, что здесь действительно живет семья. — В любом случае, Дев, ты не должен уклоняться от наших приглашений. Мы с твоей тетей скучали по тебе после того, как ты так часто бывал здесь в начале учебного года. Ты знаешь, что тебе и твоим друзьям здесь всегда рады. Как Бишоп?

— Он в порядке.

Входит тетя Лотти с парой бутылок вина. — Я привела подкрепление.

Лукас и Джемма поднимаются с дивана, чтобы помочь ей на кухне, пока дядя Эд разносит нам закуски.

Разобравшись с вином, тетя Лотти поворачивается ко мне и обнимает меня за плечи. — Хорошо, дай мне посмотреть на тебя. — Она оглядывает меня и обнимает. — Я вижу, ты прилагаешь дополнительные усилия для Блэр. Почему ты не наряжаешься для нас, когда приходишь сюда?

Лукас фыркает, наливая вино, и передает бокал Джемме. Она чмокает его, а Лотти бросает на него неприязненный взгляд.

Блэр тихо смеется, но это не так непринужденно, как обычно.

Я обхватываю ее за талию, пряча хмурый взгляд на напряженные линии ее тела. — Тетя Лотти, это Блэр.

Она одаривает Блэр теплой, одобрительной улыбкой и берет ее за обе руки. — Блэр. Это замечательно — познакомиться с тобой. Мы рады, что Девлин встретил такую прекрасную девушку.

— Спасибо, я тоже рада познакомиться с вами. — Блэр смотрит на меня уголком глаза. — У вас очень милый дом.

Джемма подходит и цепляет свою руку за руку Блэр. — Пойдем перекусим сыром на палубе. В это время года здесь прекрасный закат. Я корила себя за то, что не взяла с собой фотоаппарат, когда была в прошлом году.

Блэр расслабляется, отстраняясь от меня. — Звучит идеально.

Девушки исчезают на палубе с тарелкой сыра и собакой, которая преданно кружит у их ног в надежде, что ей перепадет кусочек. Джемма кормит его кусочком чеддера, ласково улыбаясь собаке породы мопс.

Лукас хлопает меня по спине, отвлекая мое внимание от девочек. — Оставь их ненадолго. Они никогда не могут погулять без нас.

Через минуту мои тетя и дядя вызывают нас обоих, чтобы помочь с ужином, делегируя нам разные задачи.

— Итак, — затягивает Лотти, когда картофельное пюре готово. — Расскажи нам о ней!

— Я…, — я взглянула на Лукаса в поисках помощи. На его лице появилась широкая, нахальная улыбка. — Ну, вообще-то мы ходили в одну школу. Она была в моем третьем классе на уроке рисования.

Я сглатываю, когда все трое удивленно смотрят на меня и дергаю себя за ухо и провожу рукой по волосам.

— Подожди, Блэр? — уточняет Лукас.

— Да. — Ласковая улыбка кривит мой рот. — Она дала мне свои рисунки звезд. Никто из нас не помнил, пока мы недавно… не стали ближе.

Лукас понимающе поднимает брови. Он знает о стойкости нашей ненависти и был свидетелем перемены на вечеринке у озера.

— Как мило, — счастливо вздыхает тетя Лотти, полуобнимая меня, пока готовит еду. — Значит, так и должно было быть!

Мое сердце колотится.

Когда мы садимся ужинать, напряжение все еще накатывает на Блэр волнами. Она никогда не бывает разговорчивой, пока не расслабится, но сейчас она тише, чем обычно. Я бросаю на нее взгляд, когда моя семья приступает к трапезе.

Лукас, Джемма и дядя Эд погружаются в разговор о колледже, а я отвлекаюсь на Блэр. Она была взволнована весь вечер.

— Что с тобой, Блэр? — спрашивает тетя Лотти.

— Что?

— Ты уже выбрала университет? Что ты хочешь изучать?

Блэр превращается в статую рядом со мной. — Пока нет. Хотя заявления должны быть поданы в ближайшее время. Я еще не решила, но, возможно, закончу медсестрой или, может быть, бухгалтером.

Дядя Эд кивает. — Хорошие области для изучения.

Блэр опускает взгляд на свою тарелку, морщинка прочерчивает ее лоб. Мы не говорили об этом, но когда я представляю Блэр медсестрой или бухгалтером, мне кажется, что это неправильно. Ни то, ни другое не является ее страстью.

Не то что количество книг по искусству и истории в ее растущей коллекции.

— Ты закончил подачу документов, Девлин? — спрашивает дядя Эд, вытирая рот салфеткой.

— Да.

Блэр бросает взгляд в мою сторону, и мне становится не по себе.

Тетя Лотти наклоняет голову, поджав губы. Когда она так делает, она так похожа на маму. — Любая школа будет счастлива заполучить тебя, независимо от того, какой путь ты выберешь.

Меня покидает пустота смеха. Ее скрытый смысл ясен: ты можешь делать все, что хочешь, не слушай своих родителей. Они никогда не одобряли то, как мои родители подталкивают меня к карьере в медицине. Когда в прошлом году Лукас пришел к ним со своей мечтой о колледже, они его поддержали. Если я пытаюсь сказать маме и папе, что не хочу изучать медицину, меня отшивают.

— Да, пока это входит в план. — Я делаю акцент на плане с большой буквы П.

Блэр хмурится, играет с уголком салфетки на коленях, отщипывая уголок.

— Не все идет по плану, — искренне говорит Джемма. — Делай все, что хочешь, Дев. — Ее взгляд переходит на Блэр. — Это относится к вам обоим.

— Спасибо. т— Я вздыхаю. Джемме легко говорить. Ее родители — еще один идеальный пример любящей, хорошо устроенной семьи. Ей не понять, сколько лет мои родители вкладывали в мои планы на колледж. — Как Алек учится в Университете Колорадо в Денвере?

Джемма начинает рассказывать о своем брате-близнеце. Когда она заканчивает, она кричит на время на своем телефоне. — Боже, простите, ребята. Я обещала родителям, что мы разделимся, чтобы зайти к ним домой на десерт.

— О! Вот, возьми еще немного сладкой картофельной запеканки для своего папы. Он давно просит рецепт.

Тетя Лотти и Джемма встают, чтобы разобраться со своей долей остатков, пока Лукас пожимает руку отцу.

— Эм, я тоже собираюсь уходить, — говорит Блэр.

— Что? — Я опираюсь рукой на спинку ее стула. — Мы приехали на машине.

— Джемма предложила подбросить меня, когда они уедут. — Она переводит взгляд между моими глазами и вздыхает. — Я хочу повидаться с мамой. Мы никогда раньше не разлучались на каникулы и мне кажется неправильным не видеть ее.

Иррациональная, собственническая ревность поднимается вверх, а затем гаснет так же быстро, как и появилась. Я опускаю руку на ее плечо и притягиваю ее ближе, целуя в щеку.

— Хочешь я тебя отвезу? — Это глупо, но я не хочу, чтобы она надолго исчезала из моего поля зрения.

Я стал таким жадным, чем больше времени я проводил с Блэр. Неужели я отдалил ее от мамы, монополизировав ее время? Я ублюдок. Ее мама очень важна для нее, я не должен делать ничего, что может нарушить эту связь.

Здоровье Мэйси пошатнулось с наступлением прохладной погоды.

Блэр кладет руку мне на ногу. — Нет, все в порядке. Я… — Ее взгляд устремлен на моих тетю и дядю. Я чувствую, что она не хочет признаваться им, что живет со мной, так как она колеблется. — Я позвоню тебе позже.

— Блэр, было очень приятно. Пожалуйста, возвращайся поскорее, хорошо? — Дядя Эд встает, чтобы обнять ее. Она смотрит на меня широко раскрытыми глазами и я сдерживаю улыбку. Дядя Эд ласковый. — Всегда пожалуйста. Вы с Девлином должны приехать на следующей неделе.

Тетя Лотти вторит ему от прилавка.

Через несколько минут я сижу один за столом с тетей и дядей после того, как Лукас, Джемма и Блэр уходят.

Дядя Эд и тетя Лотти обмениваются говорящим взглядом. Она улыбается и тянется через стол, чтобы сжать мою руку.

— Она нам очень нравится.

— Ага, — соглашаюсь я, в горле пересохло и саднит.

Я не дал названия ни одному из этих чувств, которые распространяются через меня, переплетаясь с моими внутренностями, как живой организм. Это не сравнится с тем, что я чувствую, когда нахожусь рядом с ней. Нет способа остановить ее расцвет, нет способа вырезать ее, не убив мое сердце. Я должен жить с этим, каждую горько-сладкую секунду, пока она отдаляется от меня.

***

Сидеть с ними легко и удобно, пока это не так. Перемена происходит в доли секунды.

Мы успели съесть два разных пирога, посмеяться над историей о том, как Лукас потерялся в кампусе колледжа Оук-Ридж в первую неделю учебы.

И сразу становится слишком тяжело сидеть с дядей Эдом и тетей Лотти. Несмотря на то, что они — моя семья, ближе, чем мои собственные родители, я все еще не их сын.

Мама и папа не проводили со мной День благодарения или другие праздники уже много лет, с тех пор как мне исполнилось девять.

Именно в такие моменты их отсутствие жжет сильнее всего.

— Я должен идти. — Они смотрят на меня одинаково, с оттенком сочувствия. Я не хочу этого видеть. Потирая фантомную боль в груди, я придумываю оправдание. — Хочу быть там, когда Блэр вернется. Чтобы не пропустить ее звонок и узнать, что она благополучно добралась до дома.

— Хорошо, милый, — говорит тетя Лотти. — Но, пожалуйста, обещай, что скоро приедешь. Я беспокоюсь о тебе, ты совсем один в этом большом доме. Это неправильно. Ты знаешь, что можешь приходить и оставаться здесь, когда захочешь.

Она целует меня в макушку, прежде чем я встаю.

— Да. Спасибо, тетя Лотти.

Я желаю им спокойной ночи и иду домой с объедками, которые они нагрузили на меня. Там пусто, когда я прихожу туда и тяжесть одиночества давит на мои плечи.

Выпустив напряженный вздох, мне ничего не остается делать, как ждать возвращения Блэр. Положив на прилавок кусок пирога, который она рассматривала ранее, я опускаюсь на диван в гостиной, уставившись на то место, где я трахал ее, совершенно не сдерживаясь, давая волю монстру внутри.

И она приняла это.

Умоляла меня.

Она не смотрела на меня с отвращением, когда столкнулась с моим внутренним монстром, она раздвинула ноги шире и дала мне свои когти тоже.

Мое сердце раздражающе, нуждаясь, трепещет в груди. Я хватаюсь за переднюю часть своей рубашки.

Странно, что один человек может заставить тебя чувствовать так много. Блэр заставляет меня чувствовать ненависть, желание, гнев, похоть и что-то еще более опасное — любовь. Такую любовь, которая неизвестна, как звезда, которая коллапсирует сама на себя, образуя черную дыру. Ты не можешь удержаться, но тебя затягивает гравитационное притяжение. Любовь, которой не нужен свет, потому чтоона расцветает даже в самых темных глубинах.

Я не знаю, как сказать ей об этом. Не тогда, когда она закрылась от меня. Я не хочу обнажать свою потребность в ней, когда ее потребность не соответствует ей.

Она ускользает. Все, что я хочу сделать, это прижаться к ней покрепче. Но если я сделаю это, я только выдвину требования, которых не должен делать.

Если она так сильно хочет уйти, хорошо.

Я опираюсь локтями на бедра и опускаю лицо на ладони, массируя тупую боль в висках.

Когда она уедет, у нее будет мама, к которой она вернется домой. А у меня снова будет пустая тюремная камера по завышенной цене.

Укол ревности уступает место тоске, которую я душил. Она просачивается между трещинами в моих внутренних коробках, вырываясь на поверхность с такой силой, что я задыхаюсь. У меня сводит живот и болит грудь.

Я впиваюсь пальцами в кожу головы, пытаясь загнать ее обратно. Тоска отказывается возвращаться на место, и вместо этого пожирает меня, пока я жду, когда Блэр вернется ко мне.

Дверь открывается, и в коридоре зажигается свет и я поднимаю голову.

— Ты сидишь в темноте? — Блэр появляется из холла, отряхиваясь от угольного пико, которое она позаимствовала у меня. — Эмо-стереотип, да?

Я прочесываю пальцами свои волосы. — Наверное.

Блэр вскидывает брови. Ее макияж размазался, тушь под глазами высохла, словно потекла. Она плакала?

— Как твоя мама? — Мой голос слишком тверд.

Моя хватка самообладания ослабевает благодаря страху, который уже несколько дней сидит у меня в затылке.

Но взгляд ее глаз настороженный и отстраненный.

— Она… стабильна, — говорит Блэр, изнеможение заметно в ее миниатюрной фигуре. — Они взяли лихорадку под контроль, но воспаление в сердце еще не прошло.

— Неужели ее врачи не делают все возможное, чтобы…

— Делают. По-видимому, о ее болезни известно недостаточно, поэтому им неясно, что вызвало ее сердечное заболевание. Все, что они продолжают говорить, это то, что аутоиммунный миокардит встречается редко. — Глаза Блэр вспыхнули. — Я иду спать, это был долгий день.

Я не хочу, чтобы она уходила, как это делают все остальные. Никто не остается достаточно долго, чтобы полюбить меня за мои проблемы, но какое-то время я верил, что она сможет.

— В следующий раз я пойду с тобой.

38. БЛЭР

У меня вырывается резкий смех.

— Нет, не пойдешь. Мне все равно, что ты оплачиваешь счета, ты не имеешь права просто говорить мне, когда и куда мне идти, или идти со мной, как будто ты мой парень.

Челюсть Девлина сжимается, мышца прыгает. — Я и есть. Тв…

— Мой? Это то, что ты собирался сказать? — Я насмехаюсь, раскидывая руки. — Девлин, ты даже не спросил меня! Ты просто начал говорить, что я твоя девушка, своей семье, не обсуждая это! Ты не поговорил со мной, не спросил меня — ты не можешь просто так взять и решить. Это так не работает.

Он вскакивает на ноги, в два шага преодолевая расстояние между нами, возвышаясь надо мной с опасным блеском в глазах. Я вздергиваю подбородок, не боясь его.

— Ты идешь по рискованному пути. — Он берет меня за руки. — Не заставляй меня повторять, как у нас все устроено.

Все это становится слишком сложным.

— Нет никаких нас! — Я с трудом высвобождаюсь из его крепкой хватки и поворачиваюсь на пятках.

Девлин следует за мной, пока я трусцой поднимаюсь по ступенькам. Волосы на моем затылке встают дыбом, мои инстинкты приходят в боевую готовность, ожидая, что он схватит меня. Я бегу быстрее, держась вне его досягаемости.

— Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что нас нет? — Тон Девлина настолько груб, что трудно разобрать его вопрос.

Высокомерный ублюдок совершил триумфальное возвращение. Он все это время таился внизу и ждал, чтобы напомнить мне одну истину, которую я выжгла в своем мозгу с тех пор, как отец впервые ушел.

Мужчинам нельзя доверять. Неважно, что они говорят, или как мило они заботятся о тебе, они все равно сделают одно и то же — причинят тебе боль. Выживание должно быть на первом месте.

Я остановилась посреди его спальни, сердито моргая. Мои ноги принесли меня сюда автоматически, как будто я не могу избавиться от ощущения безопасности в этой комнате. Я снимаю туфли на коротких толстых каблуках, которые носила в доме его семьи, и делаю вдох, чтобы выпустить часть волнения, накопившегося в моей груди с тех пор, как я нашла контракт, спрятанный в шкафу Девлина.

— Я пропустила ту часть, где я продала тебе опыт девушки? — Обвинение срывается на болезненный крик, скребущий мое горло.

На лице Девлина промелькнуло удивление, но затем его выражение превратилось в контролируемое спокойствие. Это фальшивка, созданная для того, чтобы скрыть его истинные чувства. Однако я вижу, как он судорожно сжимает кулаки, засунув их в карманы.

— Я уже несколько недель не ставил перед тобой задач и не платил за то, чтобы ты унижалась. Мы явно действовали, исходя из разных представлений о наших отношениях.

Он так осторожен в своих словах, пропуская то, как он манипулирует мной, обращаясь со мной так, будто ему не все равно, когда у него все еще есть контракт. Ярость захлестывает меня, подстегиваемая долгой чертовой ночью, которую я провела, сидя с мамой, ее тело истощено, словно ее собираются забрать у меня в любую секунду.

— Черт возьми, Девлин! Любовь нельзя купить, она не настоящая! Для тебя все это было гребаной игрой!

— Деньги не имеют значения. — Рот Девлина сжимается, словно он ловит в ловушку свои нефильтрованные ответы, обдумывая, что сказать, прежде чем он разожмет эти лживые губы. — Не имеет значения ни договоренность, ни что-либо еще.

Я тыкаю в него пальцем. — Разве нет? Ты так отчаянно нуждаешься в компании, что заплатил мне, чтобы я играла с тобой в дом.

Челюсть Девлина сжимается. Страдание на секунду заполняет его глаза, а затем исчезает. Слова продолжают литься из меня, не контролируя себя. Я бросаю все ему в лицо.

— Ты чудовище, — шиплю я. — Ты так ненавидел меня, что решил продолжить свои мучения, принижая и манипулируя моим отчаянием в угоду своей больной игре? Ты заставил меня поверить, что ты действительно… — Я прервала себя резким вздохом, прежде чем продолжить низким голосом. — Какой способ оправдать свою репутацию дьявола. Неудивительно, что твоих родителей никогда нет рядом, потому что они, вероятно, не могут выносить присутствия рядом своего демонического отпрыска.

Единственная реакция Девлина — это слабая напряженность вокруг его глаз и точный наклон головы.

Мое горло обжигает сожаление. Как только я произношу эти слова, мне хочется взять их обратно. Это низкий, режущий удар, даже для меня. После того, как я увидела, как с ним обращаются его родители, мне не следовало этого говорить. Этот гнев рождается из обиды, которую отец причинил мне, мой гнев на него больше, чем на кого-либо другого, за то, что он ушел и разрушил мамино счастье.

Я открываю рот, чтобы извиниться, и делаю шаг к нему.

— Я понимаю. — Эти два слова, отрывистые и строгие, замораживают меня на месте.

Они эхом отдаются в тишине, наглядно показывая, как мало я для него значу. Не более чем его платная игрушка. Игра, в которую можно играть, и не более.

Все, что у нас было, было фальшивым.

Я была так глупа, что поверила, что этот циничный мудак может полюбить разбитую, побитую девушку с другого конца города. Наивной, что забыла, как мало я могу доверять мужчинам — в конце концов, они все одинаковы.

Выдохнув, я подхожу к панелям шкафа вдоль стены и открываю ту, где нашла наш контракт, когда крала одну из рубашек Девлина, чтобы надеть. Я достаю страницу журнала, на которой была написана наша сделка, и поворачиваюсь лицом к Девлину. Когда я обнаружила, что он все еще хранит его, причем в своей спальне, я поняла, что ничего не изменилось.

Глаза Девлина слегка расширились. Должно быть, он думал, что я не найду контракт. Это должно было случиться — я всегда краду его одежду.

— Это конец.

Звук рвущейся страницы доносится до моих ушей, когда я кромсаю ее у него на глазах. Моя грудь вздымается от волнующего дыхания, хриплые звуки проскальзывают мимо моих губ, когда я пытаюсь сдержать свои эмоции. Я нахожусь в режиме выживания, нет времени для слез. Пока нет. Я не могу сломаться, пока не окажусь в безопасном пространстве, где я смогу отпустить себя и вытереть кровь из этого мрачного чувства, поглощающего меня целиком.

Девлин наблюдает за происходящим с отстраненной незаинтересованностью, прикрыв глаза капюшоном. Вырванные клочки журнальной страницы падают на пол в беспорядке.

Часть меня хочет вырваться, но я не оставлю свои книги. У меня есть еще одежда, которую я оставила в трейлере, а та, что здесь, может остаться. Я собираю книги с тумбочки в свои руки и иду в свою комнату. Девлин следует за мной, засунув руки в карманы. Он ничего не говорит, чтобы остановить меня, пока я хватаю свою спортивную сумку и складываю в него книги.

Это вонзается, как иглы в мои нервные окончания. Он ничего не говорит.

Разве это не доказывает истину? Если бы ему было не все равно, он бы сказал что-нибудь, чтобы остановить меня от саморазрушения.

Слезы, которые я сдерживаю, вырываются наружу, но я не могу пока сломаться. Я заканчиваю собирать книги в спальне, натягиваю туфли и останавливаюсь на вершине лестницы с тяжелой сумкой, отягощающей меня.

Есть еще книги, которые я оставила по всему дому. Больше всего мне больно от неучтенной книги — моей любимой, той, которую мы читали с мамой. Я нигде не могу найти «Звездную пыль», а времени у меня в обрез. Девлин дышит мне в затылок.

Мне нужно убраться отсюда, подальше от него, пока я не поддалась слабому стуку в груди, умоляющему меня остаться.

Задавив его, я начинаю подниматься по ступенькам.

Рука на моей руке останавливает меня. Я смотрю вниз: железная хватка Девлина слишком сильно сжимает мой бицепс. Его рука дрожит.

— Ты не можешь заставить меня остаться здесь против моей воли, словно я твоя пленница. — Мой голос холоден. Это единственный известный мне способ оставаться сильной, чтобы я могла уйти. — Отпусти меня.

Девлин издает насмешливый смешок и роняет мою руку. Она болит, эхо от его пальцев не проходит. На моей бледной коже наверняка останутся его синяки.

— Тогда все кончено.

Я колеблюсь на вершине лестницы, оглядываясь назад. Он может вызвать полицию. Именно эта угроза держала меня под его контролем поначалу, пока я не решила, что все изменилось.

Это последствия, с которыми мне придется столкнуться позже.

Взгляд Девлина пронзителен и ничем не выдает себя. Даже когда я ненавидела его, я могла читать между строк его тщательно выстроенной маски.

Ухватившись за ремень своего залатанного вещевого мешка, я совершаю побег. Каждый шаг заставляет мое сердце щелкать, разбитые осколки падают прочь. Я не успеваю дойти до машины, как слезы пробиваются сквозь тонкую стену, сдерживающую их.

39. ДЕВЛИН

Все уходят. Это моя универсальная правда. Я был идиотом, если забыл об этом или думал, что в этот раз все будет по-другому.

Мое тело двигалось без моего разрешения, держа ее руку в последнем усилии, инстинкт остановить ее — врожденная вещь, которую я не мог контролировать.

Как бы я ни готовился к этому, уход Блэр ранил сильнее, чем уход любого, кто бросал меня раньше.

И я никогда не заслуживал этого больше.

40. БЛЭР

Маму выписали из больницы через два дня после моего возвращения в трейлер. Прошла неделя, но мы справляемся с ней дома. Настоящая проблема в том, как мы сможем позволить себе лекарства, которые врачи прописали для лечения ее аутоиммунного заболевания. Это будет тяжело для нас.

По крайней мере, аренда трейлера оплачена до конца года. Я узнала об этом, когда переехала обратно. Думаю, это прощальный подарок Девлина.

Это дает нам чуть больше месяца, чтобы что-то придумать.

Больше всего за последнюю неделю я ненавижу тошнотворную боль в груди, ту, что прилипла к ребрам, как заусенец, после драки с Девлином. До меня не доходило, пока я стояла возле синего трейлера, как все резко оборвалось.

Сожаление о том, что я сказала ему ужасные вещи, каждый день закрадывается в мое нутро. Он скрыл свою реакцию, но я, должно быть, порезала его, чтобы использовать его ужасных родителей против него. Я не меньшее чудовище, чем тот, в ком я его обвинила.

Видеть Девлина в школе — это пытка в те дни, когда он решает там появиться. По крайней мере, он не вернулся к издевательствам надо мной. Полицейские тоже не появлялись, чтобы забрать меня и я начинаю успокаиваться, больше не опасаясь, что меня арестуют в любую секунду.

Во время английского и обеда я чувствую на себе пристальный взгляд Девлина. Часть меня желает — надеется, что он ворвется в кафетерий и будет бороться за меня, а не просто отпустит меня.

Неужели меня так легко отбросить?

Наверное, да, ведь мой собственный отец так поступил.

Но мы с Девлином не вернулись к ненависти друг к другу. Вместо этого мы застряли в странном, мучительном подвешенном состоянии, которое причиняет такую боль, что я едва могу дышать.

Но мне приходится. То, в чем я хороша, — это быть выжившей, и мне нужно быть ею сейчас, как никогда. Ради моего будущего… ради мамы.

Когда я готовлю на ужин рамен быстрого приготовления, у меня сводит живот. Раньше меня это не беспокоило, когда это было основным блюдом, которое я ела на ужин в те вечера, когда мама работала допоздна в закусочной. Теперь же соленый бульон с ароматом курицы покалывает ноздри и посылает волну тошноты.

Я вцепилась в бока дешевой розовой столешницы, дыша ровно, чтобы успокоить бурлящий желудок.

Рамен быстрого приготовления со вкусом курицы — мой любимый.

Так почему?

Может быть, моя доза кайфа слишком сильно раздразнила мои вкусовые рецепторы? Горькая тоска накатывает. Что с того, что у Девлина была хорошая еда?

Я подавляю слабость, снова становясь человеком, в которого я превратилась с тех пор, как отец бросил нас. Сжав лицо, я откусываю большой кусок лапши с паром, машу рукой перед ртом, когда она слишком горячая.

— Ай, ай, — хнычу я.

— Что ты делаешь, милая? — Мама выходит из коридора.

— Ничего, — говорю я ей невнятным голосом. Сморщившись, я проглатываю полный рот. — Ты должна быть в постели, отдыхать. Доктор подчеркнул, как важно держать себя в расслабленном состоянии, чтобы у тебя не было вспышек.

Ужасающий писк пульсометра в больнице отдается в моей памяти диссонансным эхом, когда воспаление вокруг ее сердца подало сигнал тревоги, чтобы предупредить дежурную медсестру, когда я навещала ее на прошлой неделе в День благодарения.

Она прикасается к моим волосам. — Все в порядке. Я чувствую себя хорошо.

Я отношу свой рамен на диван и кладу ноги на журнальный столик. — В таком случае, хочешь почитать со мной?

— Конечно. — Мама садится рядом со мной, подогнув под себя ноги. Она дарит мне ласковую улыбку, которая немного успокаивает боль в моей груди.

***

Только через два дня мама снова пугает меня. Кровь отливает от моего лица, когда я вхожу в трейлер и вижу, что она лежит на диване, держась за голову.

— Мама? Мама! Что случилось? — Я бросаюсь к ней и беру одну из ее рук.

Она вздрагивает. — Головная боль. Она все еще не проходит.

Черт. У нее болит голова уже больше суток, после того как она пошла искать работу, пока я была в школе. Мама жестом показывает на открытые бутылочки с таблетками на столе, три разных вида, которые помогают от головной боли.

— Пойдем. — Я помогаю ей подняться и усаживаю ее за кухонный стол, приседая рядом с ее стулом. — Мы идем сегодня вечером.

— Блэр…

— Нет! Мы думали, что сможем прожить, но ты не подходишь под программу помощи, с тех пор, как мне исполнилось восемнадцать, и ты лишилась дополнительной прибавки за наличие иждивенца. К черту папин долг сейчас, мы не можем позволить этому удержать нас от помощи, которая тебе нужна, чего бы это ни стоило. — Я делаю неровный вдох. Мой голос становится тонким и хриплым. — Я не могу потерять тебя.

— О, Блэр. Я никуда не уйду. — Мама расчесывает мои волосы в сторону. — Я здесь, рядом с тобой. Если тебе станет легче, мы можем пойти в клинику.

Мы немного поговорили об этом. У меня есть накопленные деньги, все, что я когда-либо получала от Девлина. Они пойдут на клинику в городе, где есть несколько специалистов. Я общалась с ними, и они порекомендовали ее в свой центр, когда я объяснила, что пыталась ухаживать за ней дома, но все шло не очень хорошо.

— Хорошо, я соберу тебе сумку, возьму копии записей из больницы… — Я отмечаю все, что нам понадобится, мысленно продолжая подсчеты в моей голове.

Мама останавливает меня, сжимая пальцы на моем запястье.

— В чем дело?

В ее глазах и возрастных морщинах на лице видна усталая грусть. Она поглаживает внутреннюю сторону моего запястья. — Ничего. Я просто хотела спросить, когда моя малышка стала такой сильной. Большинство дней мне кажется, что ты — мама, а я…

Я обнимаю ее лицо и целую в лоб, прежде чем обнять ее. — Я люблю тебя, мама и буду заботиться о тебе и обо всем остальном.

— Я тоже люблю тебя, Блэр. Я горжусь женщиной, в которую ты выросла. Очень, очень горжусь. — Мамин голос дрогнул, и я крепче прижала ее к себе, чувствуя, как щиплет в носу и глазах, предупреждая о моих собственных надвигающихся слезах.

Пока я собираю ей сумку, я не чувствую себя сильной. Не знаю, как мама может гордиться мной. Я слаба, потому что единственная мысль, которая бежит рядом с моим мысленным списком задач, — это то, как сильно я хочу, чтобы Девлин пришел мне на помощь, чтобы мне не пришлось справляться с этим в одиночку. Из моих легких вырывается прерывистый выдох и я на секунду прислоняюсь к стене в маминой спальне, ощущая всю глубину своих страхов и ошибок.

Дав себе тридцать секунд, чтобы почувствовать себя хрупкой и уязвимой, я сглатываю и возвращаюсь к маме.

Дорога недолгая. Веселый праздничный декор, украшающий Риджвью к декабрю, противоречит узлам в моем животе. Наш пункт назначения находится в центре города.

В регистратуре администратор очень милая. Она отводит маму в другую зону, пока я заполняю формы и отдаю наличные. От толстой пачки у меня трясутся руки.

— Извините, мисс Дэвис, — прерывает меня администратор, когда я подписываю форму для связи с экстренными службами. — У вас мало денег. Это не покроет программу клиники, о которой мы говорили.

Ужас вонзается в мое нутро и топит его. Я потираю лоб. — Ну, ладно. Сколько еще…?

— Без страховки это покроет две ночи.

Я удерживаю свои глаза от выпучивания силой. Господи, черт возьми, сколько же денег я отдала.

— Хорошо. — Мой голос дрогнул. — Я… я вернусь с остальным через пару дней.

Паника поднимается в моей груди. Мне нужны деньги, и мне нужны они сейчас.

41. БЛЭР

Выбора нет. Если я не сделаю что-нибудь, чтобы получить деньги немедленно, здоровье мамы будет в серьезной опасности.

Поездка обратно в трейлер проходит как в тумане, пока мои мысли мечутся.

Я могу выбрать один из вариантов: зайти в пару круглосуточных магазинов возле шоссе, надеясь, что у них достаточно денег в кассе, или переступить черту, которую я никогда не хотела переступать. По крайней мере… ни для кого, кроме Девлина. Мое разбитое сердце щемит при мысли о нем.

Не могу поверить, что я вернулась в то же место, где была несколько месяцев назад. Только вот угнать машину Девлина на этот раз не удастся.

Когда я возвращаюсь домой, я сижу, впившись ногтями в руль.

Время идет, маленькая воришка.

Я ненавижу свой внутренний голос. Почему он всегда звучит как Девлин?

С отрывистым звуком я врываюсь внутрь, несколько раз провожу пальцами по волосам, укладывая все в плотно закрытую коробку. Когда я чувствую оцепенение, я делаю то, что должна.

Это занимает двадцать минут. Я останавливаюсь перед зеркалом, которого избегала с тех пор, как оделась, и потираю кончики пальцев. Мне страшно смотреть, но я все равно делаю это, заставляя себя посмотреть в лицо тому, что я делаю. Это единственный способ поставить на место мою ментальную броню.

Макияж, который я нанесла, гуще, чем обычно, глаза подведены черной подводкой, чтобы они казались больше. Невозмутимая улыбка растягивает мои пухлые красные губы. Девлин сказал бы, что я наконец-то вписалась в образ взломщицы с крыльями.

Мои волосы падают на плечи, частично прикрывая прозрачный сетчатый топ с крошечными точками. Под ним виден черный кружевной бюстгальтер. Я выбрала короткую кожаную юбку и единственную пару колготок, которые у меня есть — они серые с несколькими дырочками, но они согреют меня от прохлады в воздухе. Ни одно из моих пальто не выглядит достаточно сексуально, поэтому я выбрала толстый длинный кардиган.

Глядя на нового феникса, в которого я превратилась, я отгоняю от себя маленькую идеалистическую девочку, которая плачет из-за того, что переступила эту черту.

Опираясь руками по обе стороны зеркала, прислоненного к стене, я даю себе ободряющий совет. — Дерзай, черт возьми. Жизнь идет не по твоему пути. Что еще нового?

Я сажусь на автобус до города, слишком нервничая, что могу поддаться искушению вернуться в машину, если у меня будет легкий выход. Водитель автобуса бросает на меня взгляд из стороны в сторону, полный жалости, когда видит порванные колготки и откровенный топ, выглядывающий из воротника кардигана, за который я хватаюсь. Мужчина, вышедший на следующей остановке, смотрит на меня, не торопясь провести своим отвратительно открытым взглядом по моим ногам.

К тому времени, как я выхожу из автобуса, мое сердце бешено колотится. Вокруг меня Риджвью бурлит праздничным весельем. Я прохожу мимо витрины магазина на главной улице с нарисованными листьями остролиста и сценой снега на горах, украшающей витрину. Ранние пташки и планировщики снуют туда-сюда по кварталу, обвешанные сумками с покупками и пакетами, купленными к праздникам. У меня в голове не укладывается, как люди могут быть такими счастливыми и праздничными, когда весь мой мир рушится.

Каждый шаг по тротуару отдается эхом от каблуков, которые я стащила из маминого шкафа. Это саундтрек к моему паническому плану.

Я дрожу от дуновения ветерка. На улице холодно. Колготки и кардиган не так хорошо, как я надеялась, защищают меня от ветра.

— Черт возьми, — бормочу я, делая небольшую пробежку к месту назначения, чтобы согреть свое тело.

Проблема с бегом в том, что он слишком быстро приводит меня туда, куда я направляюсь.

Пепел и кислота подкатывают к моему горлу, когда я приближаюсь к темному углу на окраине главной полосы в центре Риджвью. Он известен работниками секс-индустрии, находится достаточно близко, чтобы привлечь клиентов, и уединен темнотой, окутывающей узкую, запретную улицу.

Я долго колеблюсь за несколько футов до угла. Слева от меня — шумное кафе. Было бы так легко проскользнуть внутрь теплого магазина и забыть об этой безрассудной идее.

Это безумие. Мне восемнадцать, и я студентка, получающая стипендию. Я плотнее натягиваю кардиган, стиснув зубы.

Я напуганная девушка, у которой нет других вариантов.

Приготовившись к тому, что это будет мучительно, я заставляю свои ноги двигаться и иду к темному углу. Сюда приходят мужчины, подобные тому, что был в автобусе. Если повезет, после такой ночи я смогу выяснить, как девушки становятся сладкой деткой или эскортом. В этом городе полно богатых жителей высшего класса. Они должны платить больше.

Мне трудно проглотить комок в горле, когда я прохожу мимо двух женщин у входа на улицу. По моей коже ползут мурашки, когда я слышу слабый стон дальше внизу, в темных тенях. Мои конечности дрожат и затекают, когда я топаю на маминых каблуках.

Другие рабочие смотрят на меня с пониманием, сочувствием, солидарностью во взгляде.

Резкий вздох застревает в горле, когда я нахожу свободное место. Тайком я подглядываю за одной из женщин поблизости, чтобы понять, что делать, как стоять, чтобы не показаться новичком.

С огромным усилием я разжимаю свои когтистые руки от кардигана, позволяя ему распахнуться и упасть с одного из моих плеч. Ледяной холод пробегает по моим ногам, переходя на живот. Я подавляю дрожь и отвожу бедро в сторону, когда по улице проносится машина. Другие работники квартала озираются, некоторые даже окликают машину.

Сюда, милая.

Хочешь хорошо провести время?

Прямо здесь, детка, я дам тебе все, что нужно.

Мой желудок взбунтовался. Все, что я могу сделать, чтобы сохранить свой сексуальный вид. Надеюсь, что это сексуальная гримаса, а не намек на бунт, происходящий внутри меня.

Машина останавливается, и девушка, которая кажется не намного старше меня, наклоняется в машину с самодовольной ухмылкой, разговаривая с пузатым мужчиной средних лет за рулем.

Я сжимаю пальцами край кардигана и выжимаю его в растянутую форму. Боже, лучше бы я сейчас не ссорилась с Девлином. Разбитое сердце, которое я лелею без малейших признаков выздоровления, печально стучит в знак согласия, как будто говорит: — Что ты думаешь, дурочка?

У меня никогда не было ощущения, что я продаю свое тело Девлину.

Деньги, которые он обменивал, чтобы прикоснуться ко мне, были… другими. Как будто это было его оправданием, чтобы быть ближе ко мне. Даже если все это было ложью, мои чувства были настоящими. Они и сейчас настоящие.

Пережить бурю Девлина было легче, чем тот ад, в который я погружаюсь сегодня.

Знакомый звук двигателя уносит мой взгляд в сторону главной улицы. Мой пульс учащенно бьется, пока я ищу глазами красный Porsche.

Он…?

Звук двигателя затихает, и он уезжает. Мое сердце замирает.

Еще две машины медленно едут по тенистой улице, вытаскивая секс-работниц, которые продают свой товар — выгибают тела, морщат губы и дразняще мелькают перед Джонами голыми бедрами.

Я набираюсь смелости, чтобы заговорить с девушками рядом со мной, когда недалеко от моего места останавливается машина. Машина красивая, серого цвета с яркими галогенными фарами. Когда окно опускается, Джон машет мне двумя пальцами. С ужасом в голове мелькает воспоминание о том, как мой отец сделал такое же движение.

— Подойди сюда, — говорит Джон хрипловатым, властным баритоном.

Мой пульс стучит в ушах, а ладони становятся липкими. Я набираю воздух в легкие, не обращая внимания на то, что все мое тело холодное. Расцепив дрожащие колени, я делаю неуверенный шаг. Ужас, смешанный с решимостью, воюет внутри меня, но мой режим выживания включается, чтобы заткнуть ту часть себя, которую я предаю.

За тонированными стеклами я не вижу, что происходит в машине, но он опирается рукой на открытое окно. Хрустящая рубашка выглядит дорого.

Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, много денег и никаких извращенных запросов.

Может быть, магия звезд, на которых я загадывала желания, наконец-то сработала, и мне прислали сахарного папочку, который захочет, чтобы я сидела и делала домашнюю работу в нижнем белье. Смотреть, но не трогать. Да, точно.

Мне интересно, так ли выглядит отказ органов, когда я спотыкаюсь о трещину в бордюре. Я покачиваюсь на пятках, делая жесткие шаги, чтобы сократить расстояние между мной и машиной.

Джон не выглядит ужасно, так что это так. У него густые темные брови, квадратная челюсть и естественный хмурый взгляд. Он смотрит на меня ясными голубыми глазами, и я вскакиваю, прислонившись к открытому окну.

— Э-э, привет. Привет, — повторяю я, исправляя свой напряженный тон на что-то приближающееся к знойному.

Глаза Джона опускаются туда, где мои руки сжимают его открытое окно в смертельной хватке. Его бровь вздергивается, и я отпрыгиваю назад.

— Извиняюсь. Что…, — я полностью проваливаюсь, но нервы, расшатывающие мой организм, мешают мне думать, — Что тебе нравится?

Джон смотрит на меня еще один удар, тишина затягивается.

Черт! Соберись!

Сделав едва заметный вдох, чтобы меня не стошнило, я трепещу ресницами и смотрю сквозь них, прикусив уголок губы. Надеюсь, красная помада не попадет на мои зубы. Я провожу пальцами по шее, по минимальному декольте — спасибо, единственный бюстгальтер push up из глубины шкафа — вниз по прозрачному материалу, демонстрирующему мой живот, и заправляю пальцы в верхнюю часть кожаной юбки.

— Хочешь хорошо провести время?

Джон ворчливо вздыхает. Он еще раз оглядывает меня. — Что ты предлагаешь?

Дерьмо. Я не набралась смелости, чтобы получить список услуг от других секс-работниц в середине моего безумия.

— А, все, что захотите. — Дышащий голос, который я использую, заставляет меня внутренне закатывать глаза. Я накручиваю прядь волос на палец. — Видишь что-то, что тебе нравится?

Он постукивает пальцами по своему бедру. — Я не видел тебя здесь раньше.

Перевод: моя бравада — притворись, пока не получится — не подходит. У меня на лице написано, что я здесь впервые.

Я по-девичьи хихикаю, хлопая в ладоши. — Я здесь постоянно. Но если это твой первый раз, я отлично подойду.

Вылить кислоту на мой язык было бы менее больно, чем произнести эти слова.

Джон скептически хмыкает. — Ты выглядишь довольно молодо. Сколько тебе лет?

Я не могу остановить расширение своих глаз. Мои ногти впиваются в ладони. — Двадцать один, — лгу я, хотя я не несовершеннолетняя. — Хочешь, сначала выпьем, чтобы расслабиться? Потом мы можем пойти куда-нибудь в уединенное место. Например, в отель.

— Точно. — Джон не верит в это ни на секунду. Он открывает свою дверь и выходит. Он высокий, с внушительной фигурой в рубашке, галстуке и угольных брюках. Опираясь рукой на крышу, он наклоняется ко мне. Я инстинктивно отступаю назад. Что-то меняется в его взгляде, и он кивает. — Я так и думал.

— О моем возрасте?

— Мисс, вы арестованы за вымогательство и проституцию.

У меня сводит живот. Что?! Я моргаю, изображая уверенный смех. — Держу пари, ты разыгрываешь это со всеми девушками. Слушай, если ты хочешь применить спецсредства, это дополнительная плата. — Теперь я в ударе, создаю целую историю. Я изображаю, как потираю запястья. — Последний раз, когда парень использовал на мне наручники, я разозлилась, как стерва.

Он смотрит на меня безразличным взглядом. — Я не шучу. Мне не очень хочется надевать на тебя наручники, но я это сделаю, если ты будешь сопротивляться аресту. Садись в машину.

Меня покидает еще один смех, гораздо менее уверенный, с оттенком ужаса. — Если ты полицейский, где твой значок?

— Не на службе. — Он проверяет свои часы, вздыхая, как будто я причинила ему огромное неудобство. — И опоздал на ужин со стейком, который я так ждал.

— Я хочу твой значок.

С ворчливым бормотанием он достает бумажник и открывает его, показывая мне значок. Бросив на него подозрительный взгляд, я выхватываю его, подношу поближе, чтобы проверить, не подделка ли это. Надпись «Полицейский департамент Ридживью» вверху и «Шеф» внизу, от чего мой желудок начинает панически бурлить.

— Он настоящий. — Он забирает ее обратно, засовывая бумажник в карман.

Чертов шеф полиции. О боже, мне конец.

— Я не пойду с тобой. — Неудобное сжатие садится на мои легкие. Я оступаюсь на шаг, теряя равновесие, когда мой каблук задевает шатающийся камень на дороге. — Мне нужно, ах!

Он ловит меня, прежде чем я падаю, большими, крепкими руками. Прежде чем я успеваю вырваться, он аккуратно сжимает мои руки за спиной и ведет меня в машину.

— Подожди, нет, пожалуйста, — бормочу я, когда он усаживает меня на кожаное сиденье.

Офицер блокирует меня, прислоняясь к крыше со вздохом. — Слушай, мы сделаем все быстро и легко, хорошо? Ты немного старше моей дочери, а я ненавижу, когда приходится арестовывать младших. Я не буду надевать на тебя наручники, но в обмен ты будешь сотрудничать. Договорились?

Комок размером с валун застревает у меня в горле, когда я пытаюсь сглотнуть панику. — Меня посадят в тюрьму?

Полицейский не отвечает. Он хмурится и закрывает дверь машины, садясь на переднее сиденье.

Пока мы едем к участку, я грызу ногти. Я облажалась. Горячие слезы скатываются по моим щекам.

Наконец-то у меня закончились фокусы. На этот раз не получится сбежать без проблем.

42. БЛЭР

Свет в полицейском участке Риджвью слишком яркий, что не позволяет скрыться от моего провалившегося плана. Я мельком взглянула на себя в зеркало, когда шеф полиции привел меня сюда. У меня свело живот от того, как я выглядела — беззащитная, нищая, отчаявшаяся.

Вот что я получила за продажу своей души.

Ночь в камере предварительного заключения в одиночестве, слишком холодная, усталая и без вариантов.

Одна из моих кутикул кровоточит от того, что я грызу ноготь, но я продолжаю ковыряться в ней. Жжение напоминает мне, что я здесь и жива, в то время как время, кажется, идет то медленно, то стремительно, все одновременно. Я никак не могу определить, который сейчас час. Как в казино, здесь нет ни окна, ни часов.

Пусть идут хорошие времена…

Но все, что это делает, это оставляет меня с моими мрачными мыслями.

Девлин назвал бы это психологическим дизайном, тактикой, позволяющей преступникам тушиться в клетке, пока они не будут готовы сломаться под давлением.

Насмехаясь, я свернулась калачиком на жесткой скамье, подтянув костлявые колени к груди. Я прислоняюсь к ним лбом и бьюсь головой, крепко зажмурив глаза. Это не меняет моего окружения, когда я открываю глаза.

Бетонная стена и железные прутья с облупившейся белой краской смыкаются со всех сторон, создавая ощущение, что выхода нет. В поле зрения нет ни одной пластиковой ложки.

Пустой смех вырывается из меня, сотрясая мои плечи. Я потираю руки, жалея, что охранник не разрешил мне оставить свитер. Этот прозрачный топ не помогает мне согреться.

Сжавшись, я беспокоюсь о маме. Что я буду делать? Клинике нужны деньги к завтрашнему дню, чтобы сохранить ее место. Черт возьми, не надо было идти на улицу, клетка Девлина была гораздо мягче.

Если бы только я не была так полна упрямой гордости, злясь на контракт.

Единственный шум в гулкой комнате исходит от меня. Если я напрягу слух, то не смогу уловить никаких звуков, проникающих через тяжелую дверь, отделяющую помещение камеры от лабиринта станции за коридором. Я представляю, что именно так выглядит чистилище. Жесткое флуоресцентное освещение, жесткие сиденья, вакуумная герметизация помещения, которая оставляет тебя наедине со своими мыслями и умоляющими криками, когда отчаяние укоренится.

Колеблющийся всхлип застревает в моем горле, вырываясь на поверхность из ниоткуда. Глубокое чувство безысходности наполняет меня, когда я ищу какой-нибудь выход из этой ситуации.

Ну же, звезды. Хоть раз, пожалуйста, просто… сделайте свое дело.

Я заправляю свои нежные, обкусанные ногтями пальцы под согнутые колени, желая, чтобы волна эмоций утихла и в голове всплывают слова отца. Плач — это для тех, кто сдается. Мои губы кривятся в яростном оскале.

Я ни хрена не бросаю. Это он бросил.

Нет времени для слез. Если я не уберусь отсюда в ближайшее время, у мамы будут проблемы. Я смогу плакать, когда выберусь из этой передряги.

Что ты будешь делать?

Этот знакомый, язвительный голос должен убраться из моей головы. Вместе с его голосом приходят мысли о других вещах, таких как форма его полных губ, когда он доволен, то, как он обхватывает меня в постели, и то, как его поцелуи крадут мое дыхание.

— Ах, ты, чертов урод, — бормочу я, склонив голову к безвкусному потолку.

Все мои жалкие мысли постоянно зацикливаются на Девлине. Я сижу в тюремной камере, столкнувшись с тем, от чего бежала все это время, и все равно не могу перестать думать о нем. Я жалкая, или как? Просто смешно, как легко кто-то может пустить корни в твоей голове и сердце.

Лучше бы я никогда не находила контракт в его шкафу. Горло перехватывает от следующей мысли — жаль, что я не обсудила с ним это с чистой головой, вместо того чтобы предполагать, что это значит. Я никогда не давала ему шанса объясниться.

Единственный путь вперед — это проглотить свою гордость, терпя все время колючки кактуса в горле.

Девлин — единственный человек, которого я знаю, способный вытащить меня из этой камеры.

Мне нужна его помощь. Если придется, я буду умолять его об этом. Я смогу возненавидеть его позже, а сейчас он мне нужен.

Я облизываю губы. Более того, Девлин — единственный человек, которого я отчаянно хочу увидеть сегодня вечером, кроме мамы, потому что когда его руки обхватывают меня, я дома.

В мире миллионы людей, и один человек может заставить вас почувствовать весь спектр эмоций. Девлин заставляет меня чувствовать месть, обиду, желание, защиту и что-то еще более смертоносное — любовь. Любовь, которая неизбежна. Ты не можешь не позволить ей поглотить тебя. Это любовь, которой не нужны правила, потому что ее судьба написана на звездах.

— Боже мой, — шепчу я, глядя на решетку камеры и не видя ее. — Я люблю его.

Девлин бросил мне вызов, заставив почувствовать что-то еще, кроме сокрушительной тяжести моей жизни. Я была счастлива с ним, и теперь, когда это ушло, в моей жизни не хватает зияющей дыры.

Я люблю его.

Стук двери в коридоре заставляет меня подпрыгнуть, вынырнув из своих несвоевременных откровений. На минуту мое нутро переполняет беспокойство, что у меня скоро появится сокамерник. Я жду, ожидая увидеть наркомана или злобного пьяницу, но никто не приходит.

Положив лицо на руки, я тяжело вздыхаю. Мое сердце разрывается, отдаваясь слабыми толчками от пережитой боли. Я в равной степени ответственна за боль, через которую заставила себя пройти, убегая вместо того, чтобы встретиться лицом к лицу с тем, что мое сердце уже давно знало.

Вопрос в том, если я позвоню, придет ли он? Может, он и не издевается надо мной в школе, но я почувствовала что-то напряженное в том, как он следит за мной взглядом.

Ну, если он меня ненавидит, то и ладно. Он мне нужен, даже если я все еще злюсь. Довериться Девлину — это риск, на который стоит пойти.

Что? Я могу признаться, что люблю его, хочу ему доверять и все равно злюсь на него. Язвительная улыбка появляется на моих губах, когда я перебираю пальцами волосы.

— Ну и дела. — Вскочив на ноги, я хватаюсь за холодные прутья ловушки и смотрю на дверь. Я просовываю руку сквозь щели и машу рукой, надеясь, что камера над дверью предупредит ненаблюдательных охранников, что они мне нужны. — Эй! Есть кто? Привет!

Проходит минут десять, но наконец дверь с лязгом открывается. Я опускаю горящую руку, благодарная за то, что она отдохнула. По ряду камер прохаживается грузный офицер в форме с зажатым в корявых пальцах сэндвичем.

Прислонившись к решетке, я поднимаю брови. — Можно мне позвонить?

Офицер жует в течение долгой минуты, оглядывая меня с ног до головы. — Это только в кино, я не обязан разрешать тебе пользоваться телефоном.

Моя челюсть отпадает от удивления. — Э… пожалуйста?

Желание прикрыться очень сильное, мой кружевной бюстгальтер привлек внимание этого парня. Вместо этого я выпрямляю позвоночник, желая, чтобы он сделал мне приятное.

— Да, хорошо. Давай. — Звеня ключами, он отпирает камеру с металлическим лязгом, который звучит как свобода.

Почему-то, когда я переступаю порог по ту сторону решетки, я чувствую себя легче.

Дежурный офицер ведет меня по коридору, держа за локоть жирную руку. — Ты помнишь номер?

Мое сердце замирает, но потом все становится нормально. Каким-то чудом я запомнила номер Девлина с первых дней нашей сделки, еще до того, как запрограммировала его в своем телефоне.

— Ага.

Лабиринт из ряда камер для задержанных фильтруется в кучу столов в центре большой комнаты с двумя кабинетами в задней части.

— Хорошо, малышка. Держи. — Он машет мне настольным телефоном и ставит его на шкаф для документов. — Позвони своей маме.

— Спасибо. — Дрожь тревожного предвкушения пробегает по моим пальцам, когда я набираю номер. С каждым звонком я все глубже впиваюсь зубами в губы. — Возьми трубку… возьми трубку…

— Кто это?

Я чуть не вскрикиваю от облегчения, услышав его глубокий, отрывистый голос. — Девлин.

В трубке на мгновение воцаряется тишина. — Блэр?

— Да. — Мои липкие ладони скользят по телефону, пульс трепещет. Я прижимаю трубку к уху. — Эм, привет.

— Ты в порядке? Где ты? Скажи мне сейчас, я приеду за тобой. Господи, я пытался найти тебя.

Эмоции забивают мне горло. — Пытался найти?

Неужели это его Porsche я слышала ночью? Мы как магниты, противоречим друг другу, когда нас переворачивают не в ту сторону, а затем неоспоримо притягиваемся друг к другу, когда нас исправляют.

— Да. Скажите мне, где ты находишься.

— Я в центре города. В полицейском участке. Ты можешь поручится за меня?

Девлин ругается. — Я приду за тобой, маленькая воришка.

Воздух вырывается из моих легких при его словах. Мой мир выравнивается, все встает на свои места. — Спасибо.

43. ДЕВЛИН

Звезды сегодня не помогают. Они не помогают уже несколько дней и я начинаю думать, что тот ритуал, который у меня есть, окончательно потерял ту искру, которая заставляет меня двигаться вперед. Я сижу на крыше, чтобы сбежать из пустого, пещерного дома, но это не останавливает медленное кровотечение из моего сердца. Эта чертова штука не перестает сочиться жизнью с тех пор, как Блэр ушла.

Сначала я был зол, потому что она ушла, и потому что я не остановил ее.

Отчаяние подкралось как тень, как только она собрала свои книги и ушла с этим дерьмовой спортивной сумкой. Остальные ее вещи лежат здесь, останавливая меня, как маленькие гранаты, всякий раз, когда я нахожу что-то из ее вещей.

Первые несколько дней я думал только о том, что Блэр такая же, как все, и готова сбежать, как только узнает меня настоящего, потому что меня слишком трудно полюбить под маской.

Шлейф дыма вырывается из моих губ на выдохе. Я щелкаю большим пальцем по концу сигареты, не в настроении курить. Никотин не заглушает постоянную тупую боль.

Мне все время кажется, что я пройду через гостиную или спальню и найду ее чудесным образом вернувшейся, читающей одну из своих книг. Спать стало невозможно. Мне везет, если я выкраиваю несколько часов за ночь, если вообще удается отдохнуть.

Как-то легко привыкнуть к общей постели, поэтому, когда перед тобой пустые, холодные простыни, отсутствие ощутимо.

Я потратил все силы на то, чтобы не подойти к ней в школе и не поцеловать ее. Сегодня она постоянно оглядывалась, когда думала, что я не смотрю. Волнение, сковывающее ее плечи, взывало ко мне, умоляя пойти и забрать ее заботы.

Я так устал от этого. Надоело сдерживаться, жить так, как я живу, закрывшись от всех. Это не смягчает разочарование и не смягчает удар.

Слишком долго я использовал это оправдание, притворяясь, что оно делает меня лучше, чем мои демоны. Но это ни хрена не защищает меня. В итоге я все равно остаюсь одиноким и забытым.

Мои губы оттягиваются в сторону в гримасе, когда я тушу сигарету.

Я облажался, думая, что могу так легко заполучить Блэр, не задумываясь о том, как все началось.

Коробки, в которых я прятал все, что держал под замком, ломаются, вязкая боль просачивается наружу.

Мои пальцы чешутся, чтобы расчесать шелковистые, мягкие, пахнущие ванилью волосы. Ее запах исчез с моих простыней, и я стал ходить с маленьким флаконом ее шампуня в кармане. Я достаю его, когда все становится слишком сложным, вдыхаю его, представляя ее глубокие карие глаза, ее губы, то, как она так чертовски идеально сидит в моих руках.

— Черт возьми, — бормочу я.

Это сырое, ноющее чувство мучает меня, как болезнь, и с меня хватит.

К черту это недоверие, которое воспитали во мне родители. Я покончил с ним и больше не позволю ему управлять мной. Не сейчас, когда из-за этого я могу потерять единственное хорошее, что есть в моей жизни.

Я знаю, кто заставит это прекратить, и сейчас чертовски подходящее время, чтобы пойти за ней. Затворничество не вернет ее. Мне нужно пойти к ней.

Поднимаясь на ноги, я посылаю дикий крик в небо. В горле пересохло и саднит от непривычки. Я задыхаюсь, потирая нежные мешки усталости под опухшими глазами.

Дыхание становится коротким, когда я влезаю в окно. Каждый нерв в моем теле подстегивает меня.

Абстрактные вещи, о которых я мечтаю, глядя на звезды? Я нахожу это, когда я с ней.

Впервые за многие годы я понял, что мне нужно преследовать кого-то, а не мириться с тем, что меня забыли. Я хочу бороться за свою любовь с Блэр, потому что ее сердце — это то место, где я хочу сделать свой дом. Даже если она не примет мою любовь, мне просто нужно сказать ей о своих чувствах. Если я этого не сделаю, то гниль, разъедающая мое сердце, убьет меня.

***

Трейлер Блэр был пуст, когда я приехал туда. Меня охватило беспокойство, когда я увидел ее машину, припаркованную у входа. Я всю ночь ездил по городу в поисках. Ее не было ни в больнице, ни в библиотеке, ни в одном из мест, мимо которых я проезжал.

Бишоп сообщил мне, что не нашел ее после того, как я попросил его помочь.

Мне показалось, что я видел ее, когда ехал по главной улице города, но она была переполнена праздничными покупателями, и девушка исчезла.

Когда у меня зазвонил телефон с незнакомым номером, я был настроен скептически, но, слава Богу, я взял трубку и услышал ее голос на линии.

Я нарушил около четырех различных правил дорожного движения, чтобы добраться до станции. Это часть коллекции старых зданий в городе, архитектура эпохи Золотой лихорадки, охватившей регион.

Пока я жду, пока Блэр выведут, я направляюсь в кабинет начальника полиции.

— Он ушел на ночь. — Ночной дежурный офицер с горчицей на воротнике опускает голову в тусклый кабинет со стеклянными стенами в задней части комнаты.

— Хорошо, тогда я ему позвоню. — Я чуть не ухмыляюсь, глядя на пучеглазое выражение лица офицера и прижимаю телефон к уху. — Он близкий друг моего дяди.

Дядя Эд много раз приводил нас с Лукасом в участок, когда мы были детьми. Шеф полиции тогда был лейтенантом.

Шеф Лэндри берет трубку на втором звонке, когда я возвращаюсь к входу в участок, чтобы подождать Блэр. — Да? Ты прерываешь мой ужин, так что давай побыстрее.

— Это Девлин Мерфи. Племянник Эдварда Сэйнта.

— Девлин! — Его голос становится веселым. — Как дела, сынок? Я слышал, что футбольная команда Койоты хорошо выступила в этом сезоне.

— Да. Слушай, сегодня ночью забрали мою важную для меня девушку. Я приехал в участок, чтобы выручить ее, но я хочу знать, что я могу сделать, чтобы это обвинение не осталось в ее личном деле. Я понижаю голос, оглядываясь по сторонам, чтобы убедиться, что никто не слышит. — Все, что я могу сделать.

Никогда еще я не был так благодарен Бишопу за его головокружительный интерес к шантажу, как в этот момент. Он раскопал интересный слух, связанный с повышением начальника полиции с прежнего ранга. Верхушка Риджвью будет делать одолжения за правильную цену.

Неважно, что Блэр обидела меня своим уходом. Я буду бороться за нее и дам ей все, что она пожелает. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы она больше не захотела уезжать.

— А, та девушка, которую я подобрал на Ред Хилл Роуд? — Его тон становится понимающим.

Мое сердце учащенно забилось, и я резко вдохнула. Красный холм? Это место, где проститутки подбирают своих клиентов. Черт. Блэр, о чем ты думала, идя на такой риск? По этой темной улице бродят развратные старики, а девушки, как известно, исчезают. Какой-нибудь мерзавец мог попасть к ней в руки и…

Я прервал свои кружащие мысли. — Да. Она.

— Она кажется хорошим ребенком. Я не стал проводить официальный арест и собирался отпустить ее утром.

Облегчение захлестнуло мой организм. — Что ж, считай залог, который я внес, щедрым пожертвованием, чтобы все так и было.

Шеф Лэндри усмехается. — Ты прямо как твой отец. Передай своему дяде, что я сказал, что увидимся на покерном вечере.

Линия разрывается. Нахмурившись, я засовываю телефон обратно в карман. То, что меня сравнивают с отцом, не является ярким комплиментом.

Блэр появляется через прозрачную перегородку, принимая пакет со своими вещами, прежде чем ее пропускают в дверь. Мне требуется весь мой контроль, чтобы не вытаращиться на ее скудный наряд — прозрачный топ с маленькими точками, дающий идеальный дразнящий вид на кружевной черный бюстгальтер. Мы смотрим друг на друга с минуту. Мои пальцы дергаются от желания прижать ее к своей груди и никогда не отпускать.

— Давай уйдем отсюда. — Блэр смотрит на полицейских, слегка нахмурившись, и направляется к двери.

Снаружи, хрустящий зимний воздух проносится по долине. Блэр дрожит, ее руки покрываются мурашками. Она кутается в кардиган, накидывая его на себя и закрывая соблазнительный вид своего тела.

Я отпираю Реда, припаркованного перед станцией, и открываю пассажирскую дверь. Подняв взгляд, я вижу Блэр, топающую по тротуару в сторону автобусной станции.

— Блэр. Куда ты идешь?

Она останавливается, полуобернувшись. Выражение тоски задерживается на ее лице, когда она видит, что я держу ее дверь открытой, ожидая ее. Она поджимает губы и делает жест позади себя.

— Я поехала в город на автобусе.

— Знаю, я видел твою машину, когда ездил к тебе домой.

— Правда?

Я сокращаю расстояние между нами и обнимаю ее за плечи, когда она вздрагивает от холода. — Я же говорил тебе, ангел. Я искал тебя всю ночь. Мне так много нужно тебе сказать.

Все во мне кричит о том, чтобы убрать печаль из выражения лица Блэр. Она наклоняется к моему прикосновению, издавая небольшой звук. Оттенок ванили покалывает мой нос.

— Давай я тебя подвезу.

Блэр проводит зубами по губам. — Хорошо.

Обхватив ее за плечи, я провожаю ее до машины. Когда я сажусь в машину, я врубаю отопление и включаю подогрев сидений. Блэр выдувает воздух на руки и бросает на меня благодарный взгляд.

— Спасибо, в камере дерьмово холодно.

Из меня вырывается короткий смешок. — Маленькая преступница.

— Теперь это правда.

— Это всегда была так. — Я поднимаю бровь, когда завожу двигатель. — На этот раз ты попалась.

Конфликт искажает черты лица Блэр. — Они ничего не сказали о возвращении на судебное заседание.

— Не скажут.

Она поворачивает голову ко мне. — Что ты имеешь в виду?

— Я знаю шефа. Он хороший друг дяди Эда и я звонил ему перед тем, как ты вышла. Это не было официально, так что это не будет занесено в твой послужной список. Он сказал, что не собирается тебя задерживать.

Облегчение тает в ее чертах, когда она откидывается на кожаное сиденье. — Слава Богу.

Теперь, когда она со мной, в безопасности в машине, волна защиты нахлынула на меня. Проходит несколько минут, прежде чем я не могу больше сдерживаться. — Зачем ты это сделала?

Блэр возится со своими обкусанными ногтями. — Чтобы меня арестовали?

— Ну же, Блэр. Не играй со мной. То, что ты сделала, было опасно.

Она насмехается. — Гулять по улице ночью? Каждая женщина живет в такой реальности.

Я крепче сжимаю руль. — Да, но ты отправилась на поиски неприятностей, прогуливаясь по Ред Хилл Роуд. Тебе повезло, что это был шеф Лэндри, а не какой-нибудь больной ублюдок, который похищает проституток…

— Секс-работниц, — перебивает Блэр, чтобы поправить.

Боже, как мне не хватало ее ссор. — Ладно. Моя точка зрения остается в силе.

— Отлично. — Блэр вздыхает. — Я не хочу ссориться из-за этого.

— Я тоже не хочу. — Держать свои руки при себе — сложная задача, когда все, чего я хочу, это положить руку на ее бедро, прикоснуться к ней и почувствовать, что с ней все в порядке. — Прости. Просто… скажи мне, почему ты это сделала?

— Я должна была. — Она сдвигается на своем сиденье, чтобы посмотреть на мой профиль, пока я веду машину. — Здоровье моей мамы не очень, оно хуже, чем когда я переехала к тебе.

— Я думал, ее выписали?

— Выписали, но лекарства, которые они прописали, трудно позволить себе без страховки. — Блэр заправляет волосы за ухо. — Я взяла то, что накопила, и отвезла ее в клинику, с которой общалась. Сейчас она там, но денег, которые вы мне дали, недостаточно. Клиника… дорогая.

Вокруг моей груди застегивается лента. — Клиника? Новые горизонты?

— Да, это она.

Ну, черт. Блэр отвезла Мэйси в лучшую медицинскую клинику в стране — ту, которую основали мои родители.

— Не волнуйся. Ни о чем из этого, хорошо?

— Девлин, я не могу. У нас все еще есть долг отца, а страховые компании не признают состояние моей мамы страховым случаем.

— Эта клиника принадлежит моим родителям. Я позабочусь об этом. Пожалуйста, позволь мне помочь.

Дрожащий вздох шипит сквозь зубы. — Но… я не хочу быть благотворительной организацией.

— Пожалуйста, Блэр. — Это правильный поступок. — Послушай, ты можешь отплатить мне. Как тебе это? Договорились?

Похоже, она готова продолжать протестовать, как упрямая маленькая колючка, которую я люблю.

— Я просто хочу позаботиться о тебе.

— Хорошо, — пробормотала Блэр. — Спасибо тебе. За то, что приехал за мной, и за твою помощь.

Облизывая губы, я признаю одну из вещей, которые мне нужно ей сказать. — Я бы преследовал тебя где угодно, Блэр. Я не существую без тебя.

Ее дыхание сбивается, а глаза расширяются. В них блестит что-то другое. — Девлин…

Я подавляю желание спрятать момент уязвимости за пеленой. Вместо этого я позволяю ей увидеть необработанную часть меня, когда открыто смотрю на нее.

Блэр поднимается, ее розовый язык высунулся, чтобы смочить губы. — Мне жаль. Боже, прости меня за то, что я сказала о твоих родителях. — Нерешительным движением она протягивает руку и прижимает пальцы к моему плечу. — Я не хотела этого.

— Знаю. — Мой голос звучит хрипло. — Мне тоже жаль. Я никогда не хотел, чтобы ты так себя чувствовала. Я был придурком. — Я протягиваю руку, предлагая ей взять ее. Она смотрит вниз. — Если хочешь. Ты не обязана делать ничего, чего не хочешь. Но я без ума от тебя и хочу, чтобы мы были вместе.

Блэр крепко сжимает мою руку. Ее прикосновение — как бальзам на мою неокрепшую душу. Впервые за последние несколько дней я чувствую себя приземленным. Из меня вырывается грубый звук, и Блэр издает ответный тихий звук, сжимая мою руку.

Грубым голосом я спрашиваю: — Куда?

— Хм?

Другой рукой, лежащей на руле, я жестом показываю на несколько огней впереди. В одном направлении мы едем в гору, а в другом — по долине в сторону трейлерного парка.

— Домой. — Пронзительный взгляд, который она бросает в мою сторону, задевает мои сердечные струны.

— Не говори так, если не имеешь в виду, Блэр.

Она сжимает мою руку. — Я серьезно, не хочу быть одна сегодня вечером. Дом — это когда я с тобой.

Мягкая улыбка искривляет мои губы. Мое разбитое каменное сердце снова сплавляется по одному зазубренному краю за раз. — Хорошо. Дом — это ты.

44. ДЕВЛИН

Когда мы возвращаемся в дом, это сюрреалистично. Моя рука лежит на спине Блэр, когда мы входим в гараж. Это то, что мы делали сотни раз, когда она жила со мной, оставляя горьковато-сладкую дрожь в моих костях.

Блэр принимает душ и заходит в мою спальню, где я жду ее. На ней одна из моих футболок хенли. Серая рубашка сидит на ней свободно, верхняя пуговица расстегнута, рукава засучены, а вырез неуверенно свисает с одного плеча. Она доходит ей до середины бедра, и верхняя часть бюстгальтера выглядывает наружу.

Мне требуется неимоверное количество силы воли, чтобы удержать руки при себе, когда все, что я хочу сделать, это укутать Блэр и вернуть ее в свое сердце, где ей самое место.

Вдохнув, я стираю расстояние между нами. — Чувствуешь себя лучше?

— Намного. — Ее рот растягивается в однобокую улыбку. — Теперь, когда я вышла из тюрьмы, я как новая женщина и подумываю написать мемуары об уроках, которые преподала мне тюрьма.

Я хихикаю, обнимая ее за плечи, чтобы притянуть ближе. Мне приятно, что она вернулась в мою комнату. На этот раз я должен удержать ее. Я сделаю все, чтобы быть достаточно достойным, чтобы заслужить ее.

Раздается громкое рычание. Блэр сморщила нос, собрав в кучку веснушки, рассыпанные по переносице. Она прикрывает живот одной рукой. — Как ты смотришь на то, чтобы заказать что-нибудь? Я не ужинала.

Из меня вырывается смешок. — Я пойду закажу и заберу. — Я опускаю мягкий поцелуй на ее висок. — Я скоро вернусь. Мне нужно позаботиться о паре вещей.

Прежде чем я успеваю уйти далеко, Блэр с уязвимым звуком задирает мою рубашку. — Подожди.

В ее глазах есть потребность. Она отвечает на ту же потребность в моей груди. Без слов мы сближаемся, оба тянемся друг к другу, пока наши губы не соединяются в нежном поцелуе.

Мир исправляется. Поцелуй Блэр заполняет пустоту в моей груди. Мы оба издаем отчаянные звуки, прижимаясь друг к другу. Я хочу только углубить поцелуй, уложить ее в мою постель и сделать ей приятно. Но сначала я должен кое-что сделать.

— Подожди меня. Я скоро вернусь.

***

Возвращаясь из клиники, я набираю номер отца. Лучше бы он взял трубку. Я не звонил и не писал ему со Дня благодарения, не желая притворяться, что у нас есть отношения между отцом и сыном, которые стоит восстановить.

В клинике регистраторша смотрела на меня расширенными глазами, пока копировала мои данные в личное дело Мэйси из лицензии. — Мерфи как… — Черты ее лица вытянулись в немом вопросе.

— Да. — Я подписал форму разрешения на электронные платежи, чтобы оплатить остаток задолженности за содержание Мэйси в Новых горизонтах.

Отец ответил на телефонный звонок отрывистым: — Алло?

— Папа. Это Девлин. — Он ворчит в трубку. Урод. — Сегодня в вашей клинике зарегистрировался новый пациент. Аутоиммунное заболевание.

— О? — Я ненавижу интерес, который проскакивает в его голосе. Медицина превыше человеческой порядочности. — Откуда ты это знаешь?

— Она мама моей девушки.

— Твоей девушки?

— Да, пап, — говорю я, проезжая через ворота и паркуясь на круговой дороге. — Я уже пытался тебя познакомить, помнишь? Это одна из тех вещей, которые ты бы знал обо мне, если бы хотел поговорить со своим сыном о чем-то большем, чем твои карьерные ожидания от меня. Знаешь, как настоящий отец.

— Я и есть твой настоящий отец.

— Правда? — Ярость, которую я душил годами, бурлит в моей груди. Я хлопнул рукой по рулю. — Чушь, старик. Дядя Эд и тетя Лотти были для меня лучшими родителями, чем вы с мамой.

Правда обжигает мои легкие. У меня всю жизнь были родители, просто они не были моими биологическими родителями.

— Теперь слушай сюда, Девлин!

— Нет, папа! — Я ударяю пальцем по коже руля. — Хоть раз ты послушай! Ты настолько одержим своей карьерой, что даже не видишь, что упустил всю мою жизнь. Я ни о чем тебя не просил, хотя вы оба меня бросил.

— Ты ошибаешься. Мы с твоей мамой дали тебе возможность продолжить нашу работу и…

Пустой смех вырывается из меня. — Ты шутишь? Ты слышишь, что говоришь? — Я провожу пальцами по волосам. — Ты оставил меня на нянь и мамину сестру. Единственный раз, когда ты обращаешь на меня внимание, это чтобы поправить курс, если я отклоняюсь от ожиданий медицинской школы, которые ты впихиваешь мне в глотку. Зачем ты вообще завел ребенка, если так сильно хотел работать?

Мой грубый крик эхом отдается в машине.

Отец на минуту замолкает. — Твоя мать, она…

— Не беспокойся. Не то чтобы я не мог догадаться. — Выдохнув рваный воздух, я обрываю все остатки надежды на то, что родители заботятся обо мне. Это в некотором смысле освобождает, отпустить оборванные нити, за которые я цеплялся. Они мне не нужны. У меня есть семья — Блэр, мои тетя и дядя, Лукас, Джемма и Бишоп. Мне больше никто не нужен. — Ты так хотел, чтобы я стал мужчиной, вырос и стал независимым, так вот, я это делаю.

— Кричишь на меня, как на ребенка? — Отвращение в голосе отца смехотворно.

Господи, кто позволил ему завести потомство? Отстраненный, клинический подход к отцовству — это неправильно. Каждая из моих книг по психологии на эту тему говорит о важности ключевых этапов развития.

— Нет. — Мой голос холоден и властен. — Мэйси Дэвис. Она пациентка. Я хочу, чтобы ты взял дело или порекомендовал специалиста.

— Что дает тебе право отдавать мне приказы или принимать медицинские решения от имени кого-то другого?

Я скрежещу зубами. — Все мое существование. Я заслуживаю возмездия, но вместо этого я прошу только об этом. Возьми дело этой женщины и помогите ей.

— Почему тебя это волнует?

Тупая боль пульсирует за моим глазом. — Потому что ее дочь — моя девушка, а ее мама — весь ее гребаный мир, чего тебе никогда не понять! Это девушка, которую я люблю. Она — моя семья. Моя вселенная. Я сделаю все, чтобы защитить и позаботиться о ней. Если ты этого не сделаешь, я приду за тобой, старик. Договорились?

Отец молчит долгое время и я подумываю о том, чтобы пригрозить чем-то более радикальным, чтобы заставить его подчиниться.

— Очень хорошо.

Я выныриваю из своего дневного сна о шантаже, чтобы похоронить его карьеру. — Хорошо.

— Какие у вас планы на будущее?

Я подношу телефон к лицу, чтобы донести свою мысль. — Все, что я, блядь, захочу, потому что это моя жизнь, а не твоя.

Я повесил трубку, прежде чем он успел загустить мою кровь. Мне было приятно наконец-то противостоять ему. Мне не нужен ни один из них, и я уже давно не нуждаюсь. Между моими инвестициями и финансовым менеджером, мне больше не нужны их ежемесячные расходы.

То, что я хотел от них, никогда не было деньгами. Это были просто последние томительные желания одинокого маленького мальчика, скучающего по любви своих родителей, в надежде, что они заметят или позаботятся. У меня есть единственная семья, которая имеет для меня значение, и она больше не включает их.

Разобравшись с этим вопросом, я наконец-то могу отправиться в Блэр.

45. БЛЭР

Пока Девлина нет дома, чувство комфорта охватывает меня, когда я стою посреди его «нашей» спальни. Я подхожу к его кровати и провожу пальцами по подушке. Стопка учебников по психологии на месте, и еще одна книга, от которой у меня замирает сердце.

«Звездная пыль» лежит рядом с книгами Девлина, извлеченная из того места, где я ее оставила, прежде чем выбежать из дома, когда мы поссорились.

Мне хочется извиниться перед ним не только словами, загладить свою вину за ссору с ним и поблагодарить его за то, что он пришел спасти меня, когда я нуждалась в нем.

Раньше я считала Девлина не более чем злым, безэмоциональным, манипулирующим засранцем.

Но он не такой. Он избирателен в выборе людей, которым он позволяет увидеть себя настоящего, и держит тех, кто не имеет значения, на расстоянии с помощью жестоких слов.

Девлин — это человек, жаждущий волшебства звезд, потому что маленькая девочка подарила ему надежду, когда он в ней нуждался. Под зазубренной болью, в которую он окутал себя, Девлин — человек, который любит яростно, всем сердцем.

Я люблю его, всего его.

От его острых углов до его скрытого очарования.

Его сердце — мой дом и я больше никогда не хочу его покидать.

В голове всплывают материалы, которые я купила несколько недель назад для особого ремонта комнаты. — Да!

Поспешив в свою старую комнату, я роюсь в шкафу, куда запихнула гирлянды и пластиковые звезды. Они спрятаны в глубине, за стопкой дополнительных одеял. Нежное тепло наполняет мою грудь, когда я приступаю к работе.

Однажды я подарила Девлину свои звезды. Пришло время подарить их ему снова.

В спальне я вешаю над кроватью нить из крошечных лампочек в форме звезд. Она отбрасывает золотистое сияние на подушки. Я приклеиваю к стене пластиковые светящиеся в темноте звезды, сосредотачивая их над изголовьем кровати и распределяя по стене галактику собственного изготовления. Они разной формы, некоторые большие, некоторые маленькие.

Я напрягаюсь до предела, встаю на кровать, чтобы дотянуться до потолка и нанести последние штрихи на свой сюрприз.

Позади меня раздается тихий смех, а затем сардонический голос. — Вернулась домой на пять минут и уже переделываешь?

Я вскакиваю, поворачиваюсь и вижу, что Девлин прислонился к дверному проему, наблюдая за происходящим.

— Как долго ты там был?

— Несколько минут. Я наслаждалась видом. — Его взгляд скользит по моему телу. — Что все это значит?

Я жестом показываю на звезды. — Тебе нравится? Я планировала это некоторое время назад, вообще-то. Они светятся в темноте.

Девлин хмыкает, рассматривая новый декор. — Да. Ты принесла звезды в дом.

— Принесла. Трепет щекочет мой желудок изнутри. — Я хотела, чтобы у тебя всегда были звезды над головой, чтобы ты мог шептать им свои желания.

Уголки глаз Девлина морщатся, и на его лице появляются ямочки от удивленной улыбки. — Ты…

Он пересекает комнату и обхватывает меня за талию. Легким рывком он ставит меня на колени, чтобы мы были ближе по росту. Наши лбы соприкасаются.

— Я люблю тебя, — шепчу я.

Девлин обхватывает меня руками и захватывает мой рот в сладком, глубоком поцелуе, от которого у меня перехватывает дыхание. Мы целуемся долго и медленно, без какой-либо цели, кроме чувств. Когда мы расстаемся, Девлин смотрит мне в глаза.

— Мне нужно тебе сказать.

Он сказал, что искал меня сегодня вечером, потому что ему есть что сказать.

— Скажи мне.

Девлин прослеживает веснушки на моем носу. Его бровь морщится, и я тянусь вверх, чтобы разгладить ее.

— Мне было больно, когда ты ушла. — Я открываю рот, но он качает головой. — Мне больно всегда, когда кто-то уходит. Думаю, это началось, когда мои родители практически отказались от меня в пользу своей работы. Люди продолжали уходить, поэтому я выстроил щит. Я перестал впускать людей, перестал заботиться о них, поэтому, когда они неизбежно уходили, меня это не беспокоило. Но в глубине души это было так. Это не может быть похоронено навсегда.

Я издаю тихий звук. Рот Девлина подергивается в быстрой гримасе. Он садится на кровать и тянет меня к себе на колени, прижимая к себе, продолжая.

— Я был таким так долго, что когда ты пробила себе путь в мое сердце, это меня напугало. Я был слишком жадным. Просто… я хотел слишком многого, потому что я не давал себе чувствовать эти вещи. Я был опьянен тобой.

Я кладу голову ему на плечо, целуя его шею. Девлин урчит, просовывая пальцы под подол футболки, чтобы провести ими по моему бедру.

— Прости меня за то, что я сделал тебе больно. — Он облизывает губы. — Все, чего я хочу, это быть достойным твоего сердца.

Девлин порылся в карманах джинсов и достал сложенную бумажку. Он протягивает ее мне. Мои глаза расширяются, когда я вчитываюсь в слова. Это документы о долгосрочном приеме моей мамы в клинику, полностью оплаченные и описывающие специализированную программу для пациентов с такими заболеваниями, как у нее.

Я сажусь. — Ты, Девлин, ты сделал это?

— Я же сказал тебе, это клиника моих родителей. Я позвонил отцу. Они хорошо о ней позаботятся. У нее будет лучшее лечение.

Мое сердце колотится, когда волна эмоций поднимается глубоко внутри меня. Я обнимаю его за шею. — Спасибо.

Девлин прижимается лбом к моему плечу. — Ты моя падающая звезда. Мои желания сбываются, когда я с тобой. — Он поворачивается ко мне лицом и проводит губами по моей шее. — Мое сердце принадлежит тебе.

Мои губы расходятся, и я снова целую его, теряясь в том, как мы переплетаемся. Он издает тихий звук, и я придвигаюсь к нему, чувствуя, как он твердеет между моих ног, когда мы двигаемся. Мои пальцы скользят в его волосы, и наш поцелуй становится глубже. Он неторопливо двигается, проводя ладонями по моим голым бедрам, по спине и вверх по позвоночнику под рубашкой.

— Пожалуйста, — бормочу я. — Я хочу тебя. Мне нужно почувствовать тебя прямо сейчас.

— Да. — Девлин не разрывает поцелуй, его руки смыкаются вокруг меня, оттягивая меня дальше на матрас, когда он ложится на спину.

Его ботинки стучат по полу, пока я натягиваю на себя его одежду. Он скользит руками по моим бокам, снимая с меня рубашку хенли, и умелым движением расстегивает лифчик. Как только он падает, он стонет и наклоняется, чтобы взять в рот один из моих сосков. Его язык щелкает, заставляя меня дрожать в его объятиях. Моя голова откидывается назад, когда он переходит на другую сторону, ущипнув первый.

Щелчок его языка заставляет меня выгибаться, насаживаясь на его твердый член. Мы только в нижнем белье, и мне нужно, чтобы между нами не было никаких барьеров.

— Дев, пожалуйста. Я хочу почувствовать тебя внутри.

Он отпускает мой сосок, чтобы поцеловать меня. — Терпение, ангел. Я не буду торопиться, буду трахать тебя долго и медленно, пока мы не коснемся каждого дюйма друг друга.

Вздох веселья вырывается из меня, когда я насаживаюсь на него. — Меня не было всего неделю.

— А мне показалось, что целую жизнь, — ворчит Девлин, касаясь чувствительной кожи моей шеи. Его пальцы проникают в заднюю часть моего нижнего белья, сжимая мою задницу. Кончик его среднего пальца дразнит между щеками.

— Э, Дев? — Мой голос становится горловым, когда он выгибается подо мной, вдавливая свой член в мой пульсирующий клитор. В то же время он проводит пальцем по моему сжимающемуся отверстию. Я откидываю голову назад, губы раздвигаются на вдохе. — Когда ты говоришь — каждый дюйм…?

С гравийным смехом Девлин переворачивает нас так, что я оказываюсь на спине. Он опускается на мои бедра и сжимает мои запястья над головой, а его зубы впиваются в мое горло. Я выгибаюсь навстречу ему, мое тело трепещет от его прикосновений.

— Я имею в виду каждый дюйм. Это будет долгая ночь.

— Да, я тоже этого хочу. — Я прикусываю губу, когда он опускается ниже, снимая с меня нижнее белье, пока он устраивается между моих раздвинутых ног.

— Держи руки там, где я их оставил. — Девлин подглядывает. Это не должно выглядеть чертовски сексуально, но это так. Порочный изгиб его рта, блеск в глазах и намек на озорство в его глубоком тоне, когда он шепчет, нависая ртом над моей киской, — все это заставляет меня дрожать от удовольствия, прежде чем его рот опускается туда, куда мне нужно. — Я заставлю тебя почувствовать себя так хорошо.

При первом движении языка Девлина по моему пульсирующему клитору я вскрикиваю, вцепившись руками в простыни. Он рычит, лижет и сосет мою киску. Он доводит меня до оргазма так быстро, что я теряю сознание.

— Вот и все, детка. Ты готова? Так будет всю ночь. Я не остановлюсь, пока не заставлю тебя упасть в обморок от того, что ты так много кончаешь.

— Ах! — стону я, когда пальцы Девлина дразнят мой вход, прежде чем погрузиться внутрь. Он загибает их, поглаживая меня и трахая меня своими пальцами. — Да!

Я хнычу, когда Девлин убирает свой рот с моего клитора, когда я близка к очередному оргазму, но затем он возвращается обратно, прекрасно работая со мной.

Его скользкий большой палец массирует мою попку, кружась с легким нажимом. Это так приятно, когда я расслабляюсь на кровати. Его большой палец скользит по тугим мышцам, проникая в мою задницу, пока он вводит пальцы в мое влагалище. Мое тело гудит от удовольствия, получаемого от языка и пальцев Девлина. Девлин проводит пальцами и большим пальцем в мучительно-спокойном темпе, пока он лижет мой клитор, эйфорические ощущения нарастают.

Девлин заполняет меня, моя киска и попка сжимаются на его пальцах.

— Пожалуйста, еще! Я уже близко, мне просто нужно… — Девлин гудит в моей киске, прижимая язык сильнее, пока он погружает пальцы в сладкую точку глубоко в моем ядре, что толкает меня через край. Моя спина прогибается, когда я кричу. — Ах, боже, да!

— Только я, детка, — бормочет Девлин, прекрасно работая пальцами, зная, как прикоснуться ко мне, чтобы мой оргазм продолжался. — Только я.

— Только ты, — повторяю я неровным шепотом.

Девлин высвобождает пальцы и приподнимается на кровати, чтобы поцеловать меня. Я стону ему в рот, когда его член скользит по моим скользким складочкам. Мне стоит огромных усилий удерживать руки прижатыми к кровати, когда все, чего я хочу, — это прикоснуться к нему. Девлин прерывает поцелуй и наклоняется, доставая презерватив из тумбочки.

— Пожалуйста. — Я сгибаю пальцы, поднимая взгляд.

По лицу Девлина крадется ласковая улыбка. — Прикоснись ко мне, детка.

Я ухмыляюсь, приподнимаясь и проводя ладонями по твердым мышцам и гладкой коже, уделяя особое внимание скоплению падающих звезд, начертанных чернилами под сердцем Девлина. Мои короткие ногти слегка проводят по его груди. Я наслаждаюсь тем, как он прикрывает глаза и слегка откидывает голову назад. Я беру у Девлина презерватив и глажу его член, встречаясь с его напряженным взглядом. Раздвинув губы, я беру его в рот, посасывая ствол и снова поднимаясь.

— Черт, — стонет Девлин, его рука обхватывает мой затылок. Он запускает пальцы в мои волосы, нежно массируя их. — Так хорошо. Ты идеальна.

Я отстраняюсь и открываю презерватив, наматывая его на его член. Он поднимает мой подбородок и целует меня. Я падаю обратно на простыни, и Девлин следует за мной, входя в меня плавным движением.

— Мм, так идеально, — шепчет он мне в губы, опираясь на предплечье и обхватывая мою челюсть.

Когда он двигается, мое тело раскрывается, приветствуя полноту и связь.

Мое внимание привлекают мерцающие звезды на гирлянде и самодельная галактика, под которой мы занимаемся любовью. Это наполняет меня светлой радостью, ощущением, что я нахожусь именно там, где должна быть.

Девлин двигается в том же медленном темпе, покачивая бедрами так, что мое удовольствие становится еще более сильным. В моей груди бурлит колодец эмоций, переплетаясь с жаром, бурлящим в моем сердце. С тихим, нуждающимся звуком я обхватываю руками шею Девлина, крепко держась за нее, пока он снова и снова доводит меня до края.

— Иди сюда. — Девлин поднимает меня с кровати и садится на пятки, обхватывая меня ногами. Он вбивается в мою киску, попадая в мое сладкое место и заполняя меня еще глубже. Девлин издает грубый звук, прижимая меня к себе, поглаживая татуировку в виде звезды между лопатками. — Ты чувствуешь это?

— Да, — задыхаюсь я, крепко обхватывая его плечи руками.

Эмоции поднимаются, затуманивая мои глаза. Я захватываю губы Девлина и нежно целую его, пока мы движемся как одно целое, поднимаясь все выше и выше. Когда я достигаю забвения, Девлин напрягается, раздвигая губы, и с грохотом кончает. Я обнимаю его крепче, улыбаясь ему в лицо, пока он гладит меня по спине.

С внимательностью, которую Девлин проявляет только когда мы одни, он перекладывает нас на кровать, не разрывая объятий. Он откидывает мои волосы с лица и нежно целует меня в губы. Столько преданности наполняет его глаза, когда он смотрит на меня без всяких масок.

— Отдохни минутку. Потом мы начинаем снова.

Я хихикаю, выгибаясь в его сторону. — Снова?

— Всегда.

Наши пальцы лениво переплетаются, пока мы переводим дыхание. Постепенно наши прикосновения становятся более настойчивыми, более целенаправленными, пока мы снова не начинаем гнаться за освобождением.

И снова.

Девлин не перестает прикасаться ко мне, даже когда мы заканчиваем, слишком измученные, чтобы продолжать. Он перетягивает мое бедро через свои ноги и проводит губами по макушке моей головы, когда я упираюсь щекой в его грудь, прокладывая свой собственный путь по его коже. Его сердце бьется под моим ухом.

Улыбка искривляет мой рот, когда его рука находит мою, переплетая наши пальцы.

Мы всегда подходили друг другу. Наши израненные сердца переплетаются и восстанавливаются, нежные и нуждающиеся в любви, которую мы дарим друг другу. Мы подходим друг другу, два разбитых осколка, демонстрирующие свои повреждения, сливаясь вместе, как в моей любимой японской художественной традиции, тонкий золотой клей, скрепляющий наши сердца в единое целое.

Слившись воедино, мы создаем более прекрасное произведение искусства с доказательством всего, через что мы прошли.

46. ДЕВЛИН

Две недели спустя, в вечер зимней церемонии, Блэр просто сногсшибательна в элегантном приталенном платье, которое крадет мое дыхание так же легко, как она украла все остальное — мою боль, мои стены, мое сердце.

Под серебряными и белыми украшениями, превращающими гимнастический зал в зимнюю страну чудес, темно-серый материал платья Блэр искрится при свете, словно в ткань вплетены крошечные бриллианты. Она кладет свою руку в мою, когда я предлагаю ее ей.

— Хочешь потанцевать? — спрашиваю я.

Через динамики звучит медленная песня, и другие пары заполняют танцпол. Мистер Коулман стоит на краю зала и улыбается, выполняя свои обязанности сопровождающего. К моему удивлению, Бишоп танцует с Теей Кеннеди, которая выглядит потрясающе в нежно-розовом струящемся платье.

— Приготовься к тому, что тебе придется столкнуться с настоящей нескоординированной неловкостью. — Блэр взмахивает свободной рукой, когда я веду ее к свободному месту. Цвет заливает ее веснушчатые щеки, когда я прижимаю ее к себе, ведя нас в плавном покачивании. Она опирается одной рукой на мой бицепс, а другой обвивается вокруг моей шеи. — Ну, вообще-то, кажется, ты знаешь, что делаешь.

— У тебя лёгкие ноги, и среди всех твоих других навыков по созданию проблем, ты говоришь мне, что не умеешь танцевать?

— Не так много возможностей потанцевать, освобождая кошельки. Хочешь, в следующий раз я буду танцевать лунную походку?

Блэр ухмыляется, и я поддаюсь порыву поцеловать ее. Я чувствую ее улыбку и радость, когда мы кружимся в центре танцпола.

Мы танцуем еще несколько песен. Блэр чувствует себя все более комфортно, расслабляясь вместе со мной.

Когда наступает перерыв в музыке, она прикрывает лицо веером. — Подкрепиться?

— Давай, выпьем чего-нибудь.

Я кладу ладонь на основание ее позвоночника и веду ее к стойке с напитками, установленной перед занавесом из серебристого майлара с бахромой. На столе лежит взрыв конфетти из снежинок. Блэр берет несколько штук и подбрасывает их достаточно высоко, чтобы они попали мне в волосы, и кивает с удовлетворением в глазах, когда несколько штук застревают в моих волосах. Я возвращаю ее, подбираю снежинку и прижимаю ее к ее декольте.

Наклонившись, я бормочу: — Я вернусь за этим позже. Моими зубами.

Она прикусывает губу в ухмылке и прижимается ко мне, чтобы поцеловать, хватаясь за мои лацканы. Я сжимаю ее талию.

— Насколько позже? Может быть, я все-таки не слишком хороша для небольшого экшена в пустынном классе?

Коварная усмешка срывается с моих губ. Прежде чем я успеваю ответить что-нибудь соблазнительное, Трент и Шон подходят к столику с напитками с наглыми замашками. Шон бросает настороженный взгляд в мою сторону. Трент кивает мне, но его внимание быстро переключается на Блэр. Эти идиоты смотрят на нее с наглым одобрением, которое мне не нравится. Чувство собственничества поднимается в моей груди, и я просовываю пальцы под низкий вырез ее платья, чтобы погладить ее спину.

Шон не пропускает это движение, его брови вскидываются вверх.

— Выглядишь охренительно, Дэвис, — говорит Трент.

— Ты действительно приготовилась, — добавляет Шон. — Для… ну, ты знаешь.

Я почти рычу, готовый преподать ему еще один урок, но Блэр прижимает руку к моей груди. Мы обмениваемся взглядами. Она молча показывает мне, что я справлюсь с этим.

Зная, что она может держать себя в руках, я позволяю ей взять инициативу на себя, готовый наслаждаться зрелищем того, как эти два идиота будут избиты моей взбалмошной девчонкой.

— Правда? Спасибо, ребята. — Она осматривает оба их костюма. — Не могу сказать того же о тебе, хотя. Я вижу заначку презервативов, торчащую из твоего кармана, Шон. — Блэр улыбается, качая головой с насмешливым сочувствием. — Немного амбициозно, и я не думаю, что Бейли больше не DTF после того, как ты пустил тот слух. Ну, знаешь, тот, в котором ты хотел иметь секс-рабыню с проживанием, чтобы удовлетворять свои потребности.

Шон тупо моргает. — Т-ты маленькая…

— Стоп. — Приказ в моем тоне останавливает его прежде, чем он успевает протянуть руку, чтобы схватить Блэр. Шон вздрагивает, а Трент, кажется, удивлен моим выражением лица. — Ты не трогаешь ее. И не смотри на нее так.

Блэр прислоняется ко мне. Мы сражаемся вместе, уравновешенные и единые.

— Черт, держись за эту мысль. — Блэр отстраняется и спешит в другой конец комнаты, где Бишоп стоит перед лицом Теи, прижав ее к стене.

Трент насмехается. — Вот сука. Чувак, когда ты бросишь эту золотоискательницу?

Гнев белым пламенем разгорается в моей груди. Я протягиваю руку и хватаю Трента за воротник, вдавливая большой палец в его горло. На лице Трента появляется шок, и он вцепляется в мою руку, пытаясь сбросить меня.

— Никогда. Если ты будешь продолжать говорить гадости о моей девушке, ты об этом пожалеешь. — Мой взгляд переходит на Шона. — Вы оба. Я ненавижу повторять урок. Я ясно выразился?

Трент и Шон кивают. Я сильнее сжимаю большой палец, наслаждаясь тем, как панические глаза-бусинки Трента мечутся по комнате. Через мгновение я отпускаю его, толкнув.

— Убирайся с глаз.

Они уходят, спотыкаясь. Я сканирую комнату и нахожу Блэр, тычущую пальцем в грудь Бишопа.

Я не вижу ее лица, но он ошеломлен, возможно, удивлен, что она не боится его репутации. Все, что она говорит, выводит его из себя. Бишоп уходит от Теи и Блэр с громовым выражением лица. По пути к двойным дверям, задрапированным мерцающими шторами, он врезается плечом в плечо мистера Коулмана. Я обеспокоенно хмурюсь и опускаю уголки рта.

Блэр гладит Тею по спине и ведет ее к столу с закусками, чтобы она вытерла слезы салфеткой.

Я отправляю быстрое сообщение, чтобы проверить Бишопа.

Девлин: Ты в порядке?

Точки появляются и исчезают на минуту, затем мой телефон вибрирует от его ответа.

Бишоп: Да. Неважно. Направляюсь домой.

Бишоп: Убедись, что Тея добралась до дома в целости и сохранности.

Мои глаза сужаются. Он должен сделать это сам, если привел ее сюда.

Бишоп: Не оставляй ее там одну.

Девлин : Разве это не то же самое, что ты только что сделал?

Бишоп: [средний палец эмодзи] [средний палец эмодзи]

Бишоп: Серьезно, я больше никому не доверяю. Подвези ее домой.

Я поднимаю взгляд. Блэр неохотно улыбается Тее, пока она болтает. У меня сердце радуется, когда вижу, как она открывается для новых людей.

Девлин: Да, хорошо. Мы отвезем ее.

Бишоп: Спасибо. Я твой должник.

Убирая телефон в карман, я подхожу к Блэр, играя с ее волосами. Она посылает мне ласковую улыбку, а Тея застенчиво смотрит на меня.

— Смотри, я как раз показывала Тее аккаунт собаки, которую мы с Джеммой любим в Instagram. — Блэр показывает мне свой телефон.

— Это та самая собака породы мопс, на которой ты помешана?

Блэр тоскливо вздыхает. — Самый милый, самый неуклюжий принц. Вот, Тея, посмотри вот это.

Тея берет телефон Блэр, и вскоре грусть, затаившаяся в ее плечах, исчезает, когда она смеется над видео.

Я подталкиваю Блэр. — Готова уйти отсюда?

— Да. — Блэр сморщила нос. Это очаровательно, и мне приходится бороться, чтобы не притянуть ее к себе для поцелуя. — Мне уже надоела вся эта зимняя формальная сцена.

— Пойдем, мы подвезем тебя домой, — говорю я Тее.

Она смотрит на мистера Коулмана, когда он проходит мимо. — О, я хотела спросить…

Блэр качает головой. — У нас есть гораздо более сладкая поездка. Ты голодна? Мы должны остановиться, чтобы съесть пиццу.

— Нарядившись? — Тея смотрит вниз на свое розовое платье из марли.

— Да, черт возьми! — Блэр кивает мне. — В прошлый раз, когда мы это делали, мы придумывали сумасшедшие истории о том, почему мы нарядились. Это весело.

Теа выразительно поджимает губы. — Ну, хорошо. Спасибо.

— Все что угодно для друга Бишопа, — говорю я.

Выражение Теипадает, и Блэр пихает меня локтем.

— Я имею в виду, что он просил убедиться, что ты хорошо провела время и благополучно добралась до дома. — Я потираю челюсть. — Поскольку он ушел рано.

Тея изучает меня. Я моргаю, ошеломленный проницательностью ее глаз. Может быть, она не такая уж тихая зануда, за которую мы все ее принимали.

— Хорошо. — Тея бросает на меня еще один вызывающий взгляд. — Мне нравится ананас в пицце.

Блэр смеется. — Мы с тобой отлично поладим.

Я следую за девушками из зимней страны чудес с мягкой улыбкой, засунув руки в карманы.

***

Ночной воздух прохладный, но мы завернуты в кокон из одеял на крыше. Блэр устроилась между моих ног, прижавшись спиной к моей груди, и мы смотрим на звезды.

У меня нет ощущения, что я бегу из пустого дома, потому что девушка в моих объятиях — единственный дом, который мне нужен. Он больше не кажется пещерной, изолированной тюрьмой, потому что Блэр со мной.

Глубокое чувство покоя окружает нас. Долгое время это был личный ритуал, который я совершал втайне, но теперь я не могу представить, что буду делать это без Блэр, не тогда, когда именно она подарила мне эту частичку надежды.

Я счастлив. Гнев, с которым я боролся столько месяцев, наконец-то утих. Он не должен управлять мной.

Мы смотрим на ночное небо не потому, что нам нужно загадывать желания, а потому, что мы хотим показать звездам, что мы все равно исполнили наши желания, найдя любовь друг в друге.

Блэр хмыкает, поворачивая голову, когда я целую ее в щеку. — Для школьных танцев сегодня было довольно весело.

— Подростковый опыт, есть.

Блэр фыркает, устраиваясь поудобнее. — А нам обязательно делать и выпускной?

— Только если ты хочешь.

— Мы должны. Ты можешь уйти с шумом. Мы действительно выпускаем темного дьявола школы Сильвер-Лейк. — Блэр ухмыляется мне через плечо. — К тому же, ты будешь выглядеть супер сексуально в красном бархатном костюме.

Моя грудь вибрирует на ее спине от моего глубокого смеха. — Наденешь ли ты платье, как сегодня вечером? — Я провожу зубами по губам, представляя, как сексуальный, гладкий материал обнимает ее тело. — Ты бы отлично смотрелась и в красном. Может быть, что-то с разрезом. — Я убираю ее волосы в сторону и бормочу ей под нос фантазии. — Для легкого доступа, когда я буду тайком от тебя заполнять твою киску своим членом.

Блэр наклоняет голову, чтобы дать мне лучший доступ. Я слышу усмешку в ее голосе, когда она говорит: — Я думала скорее об обтягивающих красных кожаных штанах и маленьких рожках демона.

Образ, который она представляет в моей голове, заставляет мой член подпрыгнуть.

— О боже. Черт, я люблю тебя.

Блэр тянется назад, заводит пальцы мне за голову и притягивает меня к себе для поцелуя. Когда мы расстаемся, мои губы трогает ухмылка. Я прижимаю их к ее уху, понижая голос.

— Хочешь поиграть в полицейских и грабителей? У меня все еще есть наручники где-то в спальне.

— Может, мне пойти в гараж? Я могу угнать машину по старой памяти, — шутит Блэр. — Или залезть в твой карман.

Я ловлю ее руки и покусываю пальцы. — Ты знаешь, что бывает, когда ты пытаешься залезть ко мне в штаны — липкие пальчики.

— На это я и рассчитываю. — Блэр заглядывает через плечо, в ее красивых глазах цвета виски мелькает игривое озорство.

Мое сердце колотится от преданности, а по телу разливается тепло.

— У тебя есть пять минут форы. — Я целую свое обещание в ее щеку.

— Приди за мной. — Блэр встает, заманивая меня кокетливым взглядом. Она укоризненно показывает пальцем, отступая к окну. — Поймай меня, если сможешь.

— Я всегда буду тебя преследовать. Пять минут, — напоминаю я ей. — Потом я приду, чтобы поймать тебя снова, маленькая воровка.

47. ЭПИЛОГ

БЛЭР

Два года спустя

Риджвью покрыт пушистыми кучами снега, иней на ветвях сосен, когда я подъезжаю к новому дому мамы. Это милый маленький коттедж в горах. Мама смогла купить его в начале этого года, до начала моего осеннего семестра в колледже Оук-Ридж.

Благодаря финансовому консультанту Девлину, работавшему на общественных началах с мамой и мной во второй половине выпускного года, мы составили план, как справиться с долгом. Девлин предложил свою помощь, но это было то, что мы обе должны были сделать сами. Мы наконец-то освободились от бремени, которое оставил нам отец. Снятие этого груза с наших плеч принесло нам освобождение.

Мама счастлива и здорова. В конце лета, перед тем как я вернулась в колледж с Джеммой и Лукасом, она нашла работу менеджера в новой пекарне в центре Риджвью. Время, проведенное в клинике, пошло ей на пользу. Возможно, у родителей Девлина с ним сложные отношения, но их медицинский опыт вернул маме жизнь. Я благодарна за то, что она живет своей лучшей жизнью.

Каменный дымоход испускает клубы дыма. Должно быть, мама разводит огонь. Я улыбаюсь, выпрыгивая из машины, вдыхая свежий горный воздух и запах дров. Мои ботинки хрустят по снегу, когда я направляюсь к входной двери.

Я дома на зимних каникулах и планирую провести первые несколько дней с мамой, пока у Девлина не начнутся каникулы. Мы учимся в разных колледжах, но его колледж находится недалеко от Оук-Риджа. Он поедет в Риджвью из таунхауса, в котором мы живем между обоими колледжами, в конце недели, когда закончится его экзамен по психологии развития.

Я люблю свою жизнь так, как никогда не думала, что это возможно. Более того, мне нравится делить ее с Девлином. То, с чем мы сталкиваемся, мы преодолеваем вместе. Я всегда думаю о сверкающем золоте, которое покрывает наши старые, зажившие трещины, не забывая о них, но заставляя их сиять.

Мы почти не расставались после окончания школы. Имело смысл жить вместе в нашем просторном таунхаусе, когда мы уже жили вместе в доме Девлина в Риджвью. Он выбрал его специально, потому что в нем было много места для моей растущей коллекции книг. Я дразню его за это, так как его библиотека книг для получения степени по психологии превосходит мою.

— Привет, мам! — зову я, выбивая снег из сапог.

В ее коттедже тепло и уютно, огонь потрескивает в каменном камине, наполняя уютный дом сонным теплом. Я разматываю шарф и вешаю пальто на вешалку.

— На кухне! Я пеку кексы.

— Пахнет замечательно.

— Как доехала? — Мама высовывает голову из арочной двери на кухню. На ее щеке пятно муки, и мое сердце расцветает от счастья. Она сияет. — Рада тебя видеть, малышка.

Я пересекаю комнату и обнимаю ее. Наша старая традиция не умерла. Я всегда буду обнимать ее, когда кто-нибудь из нас входит в дверь. Она пахнет сдобным тестом и корицей. Ее руки смыкаются вокруг меня, крепко сжимая меня.

— Соскучилась! Видеочаты — это совсем не то же самое, что реальная жизнь.

Я смеюсь. — Знаю. Но теперь я здесь. Поездка была хорошей.

— Надеюсь, Девлин доедет без проблем. Они обещают еще одну бурю.

— О, поверь мне, он надеется на это. У него пополнение. Это BMW X1, идеальный для езды по любой местности. Лукас несколько раз заходил в наш таунхаус, чтобы попускать слюни, с тех пор как Девлин купил ее. — Я качаю головой, в моем тоне сквозит привязанность. — Он умирает от желания увидеть, на что она способна, когда выпадет хороший снег.

Мама хихикает. — Этот мальчик и его машины.

— Знаю, расскажи мне об этом. — Я продолжаю готовить чай на автопилоте. — Ты бы видела, на чем я сюда приехала. Я собиралась взять свою машину, но он не согласился и заставил меня ехать на Land Rover.

Corolla больше нет. Она умерла жалкой, шипящей смертью за несколько дней до нашего выпускного, но у Девлина было кое-что для меня. Он назвал блестящую красную Audi Q7 поздравлением с получением стипендии в подарок колледжу Оук-Ридж. Я дразнила его, что он хочет, чтобы у меня была своя красная тачка, чтобы я перестала воровать его. Рот Девлина скривился в уголках, и он напомнил мне, как здорово, по его мнению, я выгляжу в красном.

Мама проверяет, как пекутся кексы в духовке, и принимает кружку чая, которую я протягиваю ей, когда все готово. — Мне нравится, что он так оберегает тебя. Это дает ему печать одобрения мамы.

Я прикусываю губу в ответ на ласковую улыбку. Втайне мне это тоже нравится. Но это держит его в напряжении, если я дразню его своей независимостью.

Мы ставим чай на стол.

— Ну, продолжай, — поощряет мама, расслабляясь в своем кресле. — Я вижу, ты вся в работе. Как прошел твой выпускной экзамен по истории искусств?

Моя ухмылка вырывается наружу вместе с восторженным звуком. — Ну, я еще не знаю официальных оценок. Но мой профессор сказал, что он был очень впечатлен. Он рекомендует меня на стажировку в музее летом!

— Это замечательно! — Глаза мамы запотевают. — Я так горжусь тобой, Блэр.

Счастливая искра гордости наполняет мою грудь. Мне нравится моя учеба на факультете истории искусств. В эти дни мои мечты простираются выше, чем звезды, на которые я загадывала желания.

Когда таймер духовки зазвонил, мама выскочила, чтобы достать кексы. Она суетится по кухне, а по комнате разносится небесный аромат корицы и коричневого сахара.

— Они потрясающе пахнут. — Открывается входная дверь, и мои брови взлетают вверх. — Что, у тебя есть парень, о котором ты мне не сказала? Или тебя сейчас грабят?

— Это твоя компетенция. — Глубокий, знакомый голос вьется вокруг моих чувств, и поцелуй опускается на мою голову, окутывая меня богатым ароматом кожи и специй.

Я поворачиваюсь на своем сиденье. — Дев? Что ты здесь делаешь? Я думала, ты не приедешь до конца недели?

Девлин одаривает меня очаровательной улыбкой с оттенком озорства. Он доволен, что удивил меня. Я видела его сегодня утром перед встречей с профессором истории искусств, но он умеет разжигать постоянный жар в моем животе своими темными взъерошенными волосами, умными глазами и смехом. Мои пальцы находят его пальцы, и он подносит мои костяшки ко рту, целуя их с крошечной ухмылкой.

— Сюрприз.

— Привет, Девлин. — Здоровается мама. Кажется, она не так шокирована, как я, увидев его. — Как доехал?

— Отлично. Хочешь увидеть новую любовь всей моей жизни? Он стоит в очереди после твоей дочери, конечно.

Мама ухмыляется и показывает на него. — Умный ответ. Позволь мне взять пальто.

Девлин поднимает меня на ноги, чтобы поцеловать по-настоящему и проводит носом по моей щеке.

— Если бы ты ехал в одно время со мной, мы могли бы поехать вместе.

Девлин хмыкает. — Да, но тогда у меня не было бы шанса сесть за руль X1.

Я прищуриваюсь, мои инстинкты покалывают. — Ты что-то задумал. У тебя лицо интриганта.

— Правда? — Руки Девлина обхватывают мою талию, и он прикрывает глаза. — Я уверен, что это просто генетика, ангел.

Мама возвращается на кухню, кутаясь в пуховую куртку. Девлин жестом приглашает нас к двери. По дороге я хватаю шарф и наматываю его на шею, чтобы отгородиться от прохлады.

— Ух ты, — говорит мама, когда мы выходим. — Это так мило.

Девлин слегка надувается от восхищения, стоя у меня за спиной и обнимая меня. Мама обходит машину, когда мы подходим к ней. Он рассеянно потирает мои руки, чтобы защитить меня от холода, его шерстяной пиджак не дает мне замерзнуть.

— Очень впечатляет, Девлин. — Мама проходит мимо нас, похлопывая Девлина по плечу. — Пойду посмотрю, остыли ли кексы.

Я поворачиваюсь, чтобы последовать за ней, но Девлин ловит меня за руку.

— Подожди. У меня есть кое-что в машине для тебя. — Он смотрит на меня с минуту, в его глазах мелькает нервный блеск, прежде чем он открывает дверцу машины и достает небольшой пакет. — Вот, я принес тебе это.

— Что это? — Я улыбаюсь ему, разворачивая пакет. — Кажется, это книга.

Рот Девлина кривится, но он молчит, пока я снимаю обертку. У меня перехватывает дыхание, когда я нежно провожу пальцами по обложке.

— Девлин..

Он делает маленький шаг ближе, обхватывая мои локти. Это экземпляр «Звездной пыли», издание в твердом переплете. Слабый запах старой книги, затхлый с нотками сладости, достигает моего носа. Я прослеживаю буквы названия.

— Открой ее, — мягко говорит Девлин.

Я встречаю его взгляд и он смотрит на меня с такой сосредоточенностью, что у меня перехватывает дыхание.

Я отрываю остатки бумаги, и на книге появляется закладка из синей бархатной ленты. На конце, где лента завязана узлом, пляшет металлический блеск. Мои глаза расширяются, когда Девлин сжимает мои руки и опускается на колени в снег.

— Дев, — хрипло шепчу я.

Он развязывает ленту и вручает мне красивое платиновое кольцо с луной и звездой, расположенными вместе вокруг черного опала, который выглядит так, будто внутри него заперта галактика. Это самое красивое украшение, которое я когда-либо видела. Слезы наворачиваются на глаза, потому что это кольцо — это… это мы. Это все о нас с Девлином.

— Блэр. — Девлин смотрит с кольца на меня, в его глазах светится любовь. — Ты — мой дом, моя волшебная звезда. Я хочу сохранить это, если ты примешь меня. Желательно навсегда.

Шокированный, задыхающийся смех вырывается у меня. Девлин облизывает губы и берет мою руку. Он кладет кольцо на кончик моего пальца. Взволнованный визг отвлекает меня на мгновение. Это мама, снимающая на телефон. Она прижимает руку к щеке и радостно улыбается.

— Ты знала об этом? — обращаюсь я к ней.

Мама кивает и снова визжит. Девлин поглаживает большим пальцем костяшки моих пальцев, привлекая мое внимание.

Я провожу рукой под глазами, чтобы поймать вытекающие слезы. — Это действительно происходит?

Уголки глаз Девлина морщатся. — Когда ты будешь готова к этому, ты выйдешь за меня замуж?

Слова покинули меня. Все, что я могу сделать, это кивнуть, наблюдая, словно вне своего тела, как он надевает потрясающее кольцо на мой палец. Водянистый вздох застревает у меня в горле, и я бросаюсь к Девлину, обвивая руками его шею.

В его груди раздается облегченный смех, и он прижимает меня к себе. — Люблю тебя, ангел и буду любить тебя вечно.

Счастье, какого я никогда не знала, наполняет меня до краев, когда я обнимаю его. Мама аплодирует с порога, когда Девлин подхватывает меня за бедра. Мои ноги обхватывают его талию, и он поддерживает меня. Я улыбаюсь, обхватывая его щеки холодными ладонями, и он отвечает мне тем же. Я целую его улыбку, не в силах сдержать свою собственную.

— Ты уверен?

— Черт возьми, да. — Девлин ухмыляется, неся меня к дому. — Я знал, что хочу на тебе жениться, еще с зимнего выпускного курса.

— Ничего себе, — протягиваю я. — Долгая игра, да?

Голос Девлина понижается, когда он приближает свои губы к моему уху, чтобы мама не подслушала. — Ты знаешь, как я люблю играть с тобой в игры.

Мой восхищенный смех эхом отдается в деревьях, когда мы переступаем порог теплого коттеджа.

48. ЭПИЛОГ

ДЕВЛИН

Три года спустя

После того, как закончилась последняя на сегодня встреча, я откинулся в кресле в своем офисе, осматривая то, что я построил для себя. Комнаты оформлены так же, как и наш с Блэр дом в деревенском стиле в горах, с деревянными акцентами и акцентом на комфорт. Стены украшают произведения искусства из галереи, которой Блэр руководит в центре города. Моя цель — сделать так, чтобы это место как можно меньше напоминало кабинет психолога.

Недавно созданная терапевтическая практика, сфокусированная на детской и подростковой психологии, вселяет в мою грудь гордость. Список моих пациентов неуклонно растет, но это не из-за репутации моих родителей. Это происходит из-за стремления убедиться в том, что мои пациенты будут услышаны, что ни один ребенок в этом городе не столкнется с таким же отсутствием выхода, как я в детстве.

Мой телефон загорается на столе сообщением от Бишопа на наш групповой текст с Лукасом. Я фыркнул, увидев присланную им фотографию, на которой он помогает своей жене с одной из ее новых диких идей для бизнеса.

Бишоп: В этот день Святого Валентина вы тоже можете получить свою собственную шоколадную формочку для члена. [баклажан эмодзи] Передайте это слово своим женам. Семья получает право первой принимать заказы.

Лукас: Господи. Это гораздо больше тебя, чем я когда-либо хотел увидеть снова. Я перешлю тебе счет за терапию. Дев, у тебя есть свободные места?

Девлин: Отвалите оба.

Бишоп: [Что, Святой, разве ты не посещал занятия по рисованию обнаженных фигур в своей модной художественной школе?

Лукас: [эмодзи среднего пальца]

Девлин: [GIF Гомера Симпсона, удаляющегося в кусты]

Странно вспоминать, как я когда-то мучился, думая, что два моих лучших друга когда-нибудь оставят меня. Вместо этого мы стали ближе, чем когда-либо. Кровное родство или нет, мы все — одна семья.

Мне больше не нужно желать кого-то одного. Тот, кто мне нужен, была рядом всегда.

Я кручу платиновое обручальное кольцо на безымянном пальце, представляя себе звезды, которые Блэр выгравировала на внутренней стороне, когда мы поженились в прошлом году.

Как будто я наколдовал ее, она пишет мне сообщение. Уголок моего рта приподнимается.

Блэр: Как ты относишься к тушеной говядине на ужин? Мне очень хочется. Или, может быть, что-нибудь с легким привкусом.

Девлин: Что моя жена хочет, то моя жена и получает.

Блэр: [GIF красивой женщины в короне]

Блэр: Усердно борешься за награду лучшего мужа в этом году?

Ухмылка пересекает мое лицо, и тепло подкатывает к моему паху, пока я печатаю свой ответ.

Девлин: Нет, пока я не заставлю тебя выкрикивать мое имя сегодня вечером. Ты получишь говядину на ужин, а я получу тебя, чтобы попировать.

Неважно, что мы вместе уже пять лет, я все еще не могу контролировать потребность в ней.

Блэр: [ухмылка эмодзи] Идешь за золотом?

Девлин: Всегда, когда дело касается тебя, ангел.

Блэр: Тогда лучше поторопиться домой.

Она посылает тайное селфи своих пухлых красных губ, обхвативших ее палец и обсосавших его до костяшки.

— Черт, — хрипло бормочу я, поправляя член в брюках.

Мне нравится мой маленький огненный демон. Схватив брелок и пальто, я сообщаю Блэр, что скоро буду дома после того, как заеду за вещами на ужин.

Когда я вхожу в дом, Блэр еще не вернулась из галереи. Я вешаю пальто в уютной гостиной, заставленной книжными полками от пола до потолка для нашей коллекции книг. На полке, ближайшей к нашим свадебным фотографиям, стоит издание «Звездной пыли, в твердом переплете с моим предложением.

Как только я убираю продукты на кухне, я слышу, как открывается входная дверь. Блэр бормочет успокаивающим тоном и я нахмуриваю брови, пробираясь ближе, чтобы посмотреть, что она делает.

Блэр с шарфом в одной руке суетится по комнате и строит что-то вроде крепости из подушек на плюшевом диване. Удовлетворившись, она укладывает свернутый шарф.

Заинтригованный, я подхожу ближе. Прислонившись плечом к дверному проему, я наблюдаю за тем, как внимательно она заправляет края шарфа.

В том, как она заботится о свертке, есть что-то заботливое. Мы оба говорили о том, что хотим большую семью. Мой взгляд скользит по ее фигуре. Я готов создать ее сейчас, хочу увидеть ее живот, набухший от нашего ребенка.

До сих пор мы были близки к этому лишь однажды. Вскоре после свадьбы мы сделали домашний тест, когда подумали, что Блэр может быть беременна, но он оказался ложноположительным. Я не хотел подталкивать ее, пока она не будет готова попробовать еще раз.

— Что ты делаешь?

Блэр издает испуганный звук и вскакивает. Она видит меня и хмыкает. — Господи, хочешь довести девушку до сердечного приступа?

Юмор вливается в мой голос, когда я пересекаю комнату. — Тогда тебе не стоило учить меня хитрости быть незаметным. Если я не могу использовать его, чтобы подкрасться к тебе, какой мне от него толк?

Урок прокручивается в моей голове, за ним следуют способы, которыми я применял новый навык на протяжении многих лет. Обычно все заканчивается тем, что мы оба остаемся голыми и сытыми. Блэр поднимает подбородок с кривой ухмылкой.

Моя рука лежит на ее попке, когда я дотягиваюсь до нее. Сжав ее, я заглядываю в бугорок шарфа. Меня встречает клубок черного меха.

— Я нашла ее за галереей. Она была совсем одна и плакала. — Блэр протягивает руку, чтобы погладить шерстку котенка. — Я не могла оставить ее там.

Котенок поднимает голову и смотрит на меня большими желто-зелеными глазами. Она крошечная, жалкая штучка. Я понимаю, почему Блэр сразу же привязалась к котенку.

Я присаживаюсь рядом с подушкой, которую соорудила Блэр, опираясь рукой на спинку дивана и наблюдая за котенком. — Значит, моя бездомная принесла домой бродяжку?

Блэр фыркает и плюхается ко мне на колени, ущипнув меня за руку. Я притягиваю ее ближе, и она прижимается к моей груди, пока мы изучаем крошечного котенка.

— Разве она не милая? Она напомнила мне о тебе.

Я провожу пальцем по спинке котенка. Мои губы подрагивают от того, как котенок отвечает на мои прикосновения, словно изголодавшись по ласке, нуждаясь в связи. Котенок издает возмущенное мяуканье, требуя больше внимания. Я продолжаю гладить его, удивляясь громкому мурлыканью.

— Я думаю, она больше похожа на тебя, — говорю я дразнящим тоном, похлопывая Блэр по бедру. — Значит, кошка, да?

— Ага. — Блэр прикусывает уголок губы и тянется к моей руке. Наши пальцы переплетаются, как и тысячу раз. — И это еще не все.

— Еще сюрпризы?

— Ну, я записался на прием, чтобы подтвердить, но я почти уверена. — Блэр перетягивает мою руку на свой живот, накрывая ее ладонью. Ее глаза мягкие, а рот искривлен. — Я думаю…

Широко раскрыв глаза, я прижимаю ее челюсть. — Ты… правда?

Блэр кивает, наклоняясь, чтобы поцеловать меня и я прижимаю ее к себе, осторожно обводя ее живот, ища ощущение жизни, которую мы создали вместе.

Она издаёт придыхательный смешок. — Ты пока ничего не почувствуешь.

— Это не помешает мне фантазировать.

Волнение нарастает в моей груди, когда меня осеняет. У нас с Блэр будет ребенок.

Пронзительное мяуканье прерывает наше торжество. Котенок неуклюже выбирается из импровизированной пеленки и прыгает между нами, снова сворачиваясь калачиком.

Семья, которую я нашла, растет. Внутри меня поднимается теплое свечение. Я думаю, что это может быть счастье.

Блэр прижимается лбом к моему. Я обхватываю ее руками за талию и целую.

Когда мы расстаемся, мой большой палец проводит по ее веснушчатой щеке. — Моя падающая звезда. Ты лучше, чем желание.

КОНЕЦ

Оглавление

ПРИМЕЧАНИЕ АВТОРА

ПЛЭЙЛИСТ

1. БЛЭР

2. ДЕВЛИН

3. ДЕВЛИН

4. БЛЭР

5. ДЕВЛИН

6. БЛЭР

7. БЛЭР

8. ДЕВЛИН

9. БЛЭР

10. БЛЭР

11. ДЕВЛИН

12. ДЕВЛИН

13. БЛЭР

14. ДЕВЛИН

15. ДЕВЛИН

16. ДЕВЛИН

17. БЛЭР

18. БЛЭР

19. ДЕВЛИН

20. БЛЭР

21. ДЕВЛИН

22. БЛЭР

23. ДЕВЛИН

24. БЛЭР

25. БЛЭР

26. БЛЭР

27. ДЕВЛИН

28. БЛЭР

29. ДЕВЛИН

30. БЛЭР

31. БЛЭР

32. ДЕВЛИН

33. ДЕВЛИН

34. БЛЭР

35. БЛЭР

36. ДЕВЛИН

37. ДЕВЛИН

38. БЛЭР

39. ДЕВЛИН

40. БЛЭР

41. БЛЭР

42. БЛЭР

43. ДЕВЛИН

44. ДЕВЛИН

45. БЛЭР

46. ДЕВЛИН

47. ЭПИЛОГ

48. ЭПИЛОГ