Никогда с тобой [Адалин Черно] (fb2) читать онлайн

Адалин Черно Никогда с тобой

Глава 1

Голос… какой же у него голос…

© Соня Романова

Соня

— Не смотри на него.

Вздрагиваю от неожиданности. Минуту назад мы со Стефой спокойно шли по коридору, а сейчас стоим, как вкопанные. Еще и тон ее этот… до мурашек пробирает.

— Опусти голову, — продолжает подруга и даже нажимает рукой мне на затылок.

Поддаюсь по инерции. Уткнувшись взглядом в пол, успеваю поймать в поле зрения массивные кожаные берцы и сильные мужские ноги, обтянутые черными джинсами. По коридору университета проносится волнение. Студенты перешептываются, кто-то начинает хихикать, а кто-то вздыхать. И мгновения не проходит, как все стихает. Мне кажется, что замирает даже время.

— Что происходит? — спрашиваю у подруги, расправив плечи.

Взгляд, правда, поднять не решаюсь. Так и продолжаю изучать им пол под ногами. Если волнение захлестнуло не только нас со Стефанией, то дело серьезное. Да и Стефа боевая, прятать голову в песок, как страус в момент опасности не стала бы. Значит, происходит что-то очень серьезное.

— Тан пришел… — объясняет Стефа сбивчиво.— Вернулся… мы думали, думали, что он забрал документы.

— Тан? — переспрашиваю. — Кто это?

Если бы мне удалось поступить вместе со Стефой год назад, сейчас я наверняка была бы более осведомленной, но целый год я провела, ухаживая за больным отцом. Я бы и текущий год наверняка сидела у его постели, но отец скончался и мама настояла на поступлении, заявив, что ее дочь не может так нелепо испоганить себе жизнь.

— Станислав, — мне едва удается разобрать бормотание подруги. — Танский. Наследник самого Танского.

Богдана Танского знает весь наш морской городок. Он — основатель крупнейшей строительной компании, депутат областного совета, а в следующем году будет баллотироваться на пост мэра. Я уверена в его победе, так как предыдущий руководитель успел славно накосячить и его смещения хотят не только жители, но и крупные бизнесмены.

— И что он? — заинтересованно спрашиваю у подруги.

О существовании сына Танского я не имею ни малейшего понятия. Я бы и о Танском ничего не знала, но о нем довелось услышать от матери, которая работала у него секретаршей. Он — страшный человек. Беспринципный бизнесмен, жестокий управляющий, невыносимый начальник. Мама неоднократно возвращалась домой в слезах и жаловалась на невозможные условия работы и постоянные срывы со стороны начальства. Так как подчинялась она только ему, нетрудно было догадаться, откуда росли ноги. Я сочувствовала маме, неоднократно предлагала ей уволиться, но она отказывалась. На ее плечах лежала немаленькая сумма ипотеки и кредит, который пришлось брать, чтобы прооперировать отца.

— Просто не смотри, — многозначительно объясняет Стефа.

Я, конечно, не подчиняюсь. Мне вообще не свойственно кого бы то ни было слушать. Я привыкла действовать на эмоциях и думать о последствиях позже. В этот раз происходит точно так же. Я, окончательно осмелев, расправляю плечи и поднимаю голову, практически сразу сталкиваясь с взглядом темно-серых глаз. Точнее, глаза, потому что второй скрыт под густой косой челкой, небрежно ниспадающей на лицо.

Парень задерживается на мне взглядом не дольше секунды, но все внутри меня словно оживает. Сердце стучит усерднее, дыхание учащается, температура подскакивает. Чувствую себя так, словно прямо в это мгновение меня атакует неизвестный ранее вирус, стремительно меняющий жизненно важные процессы организма.

Догадавшись разорвать наш зрительный контакт, тут же опускаю голову вниз, но оказывается уже слишком поздно. Боковым зрением улавливаю, как парень замирает в паре шагов от меня.

— Бедовая, — слышу от Стефки и, прежде чем успеваю сообразить, что она имеет в виду, чувствую прикосновение холодных сильных пальцев к подбородку.

Я догадываюсь, что не должна смотреть, но все же ловлю взглядом лицо парня. Цепляюсь за правильные черты лица, за безумно красивый цвет глаз, который под искусственным освещением кажется еще более насыщенным и темным, за густые, длинные ресницы с выгоревшими на солнце кончиками и за манящие губы, которые почему-то искривлены в усмешке.

— Смелая?

Голос… какой же у него голос…

По-мальчишески грубый, одуряюще низкий и властный.

Он пленяет меня настолько, что весь окружающий мир исчезает. Меркнут все, кто присутствует в огромном коридоре университета. Остаемся только я и его холодные пальцы на моем подбородке, его цепкий внимательный взгляд, его кривая усмешка и ожидание, явно имеющееся во взгляде. Я улавливаю все до мельчайших изменений и не понимаю, чего же он от меня хочет. Почему продолжает держать меня и стоять напротив?

— Первокурсница это, Тан, — доносится чей-то посторонний голос. — Идем.

Тан обделяет меня вниманием лишь затем, чтобы бросить взгляд на друга, который схватил его рукой за ткань куртки. Я не могу видеть выражение его глаз, но парень справа как-то слишком резко опускает голову и быстро бормочет:

— Понял.

Я догадываюсь, что нужно бежать. Какая-то часть меня осознает, что длительный зрительный контакт с тем, кого боится весь университет не приведет к добру, но думать, действительно думать, у меня не получается. Тело сковывает, будто путами. Мысли лихорадочно сменяют друг друга, но физически я не могу ни говорить, ни двигаться.

— Тебе не страшно?

— Я должна бояться, — произношу вслух и тут же втягиваю в рот нижнюю губу.

Дурацкая привычка, на которой тут же фокусируется его взгляд. Стремительно темнеющая радужка глаза — последнее, что я вижу, прежде чем его холодные пальцы сжимаются на моей шее. За какие-то мгновения я оказываюсь вдавленной спиной в бетонную стену. Удивительно, как быстро расступаются те, кто стоит сзади нас. Жаль, что они так никуда и не ушли, продолжив наблюдать за развернувшейся сценой.

— Ненормальный!

Прихожу в себя слишком рано. Мне стоило бы продержаться еще несколько минут. Очароваться его белоснежной улыбкой или идеально уложенными волосами. Сфокусироваться на чем угодно, но только не набираться смелости и не толкать его в грудь.

От неожиданности парень разжимает свои пальцы на моей шее и отступает на несколько шагов.

— Разве так можно? — меня несет дальше. — Можно так трогать незнакомых тебе девушек?

— Ты…

— Танский!

Его отвлекают.

Жизнь вокруг снова закипает. Студенты перешептываются, начинают гудеть разговоры. Коридор стремительно опустошается, а меня кто-то подхватывает под руку и тащит подальше от проблем. Только в аудитории, в которой мы оказываемся, понимаю, что это Стефа.

— Ты ненормальная! — восклицает она.

— Что это было? — спрашиваю у нее пересохшими губами.

— Это ты мне скажи! Совсем страх потеряла?

Просканировав мое лицо шокированным взглядом, Стефа лишь мотает головой.

— Ты трогала Танского! — произносит она с ужасом. — Ты его ударила!

— Я его оттолкнула и он первый начал! Что я такого сделала?

— Что?! — Стефа театрально хватается за сердце.

— Почему вы его боитесь? — все же нахожу в себе силы задать этот вопрос.

— Потому что он чудовище, — понизив голос, утверждает Стефа. — Чудовище в человеческом обличии. Он и его дружки.

Стефа обхватывает себя руками и растирает плечи, словно ей холодно. На несколько мгновений ее взгляд становится стеклянным, а потом она мотает головой и, схватив меня за руку, тащит на выход из аудитории. Начинаются пары. Времени на воспоминания не остается, а к концу дня я почти забываю о произошедшем. Единственное, что напоминает обо всем — фантомные касания холодных пальцев, о которых я то и дело вспоминаю.

Глава 2

Вспоминаю прикоснования его холодных пальцев.

© Соня Романова

Соня

— А ты разве не с нами? — разочарованно тянет Стефа, когда мы выходим из университета.

— Простите, но я домой. Маме нужна помощь.

— Но ведь первый день, Сонька… Когда мы еще отметим твое поступление, м?

Девчонки, с которыми я только сегодня познакомилась, активно кивают, но я нахожу в себе силы отказаться. Маме, конечно, помощь не нужна, но денег на гулянки у меня нет. После смерти отца на нас с мамой немалые долги. Она и так потратилась на то, чтобы собрать меня в университет, а я, как назло, в первый же день зацепила колготки за скамейку. Теперь придется покупать новые.

— Простите, девочки, в другой раз — обязательно.

— Ладно, тогда до завтра.

Стефа машет на прощание рукой и, подхватив девочек под руки, шагает вниз по лестнице. Из ворот университета мы выходим по очереди, а уже там разбегаемся в разные стороны. По пути домой захожу в магазин. Сэкономив на университетском обеде, покупаю себе новые колготки.

— Я дома! — кричу прямо с порога.

— Сонька! — мама встречает меня в домашних штанах, растянутой донельзя футболке, но с улыбкой. — У меня новости.

— Да?

Я замираю в ожидании. Хорошие новости у нас в последнее время — редкость.

— Ты проходи давай, раздевайся. Поможешь собраться.

— Собраться? Куда? Ты куда-то уезжаешь?

— Не я, а мы… мне сегодня сделали предложение, от которого я не смогла отказаться.

Лишь зайдя вглубь квартиры, я могу оценить масштаб катастрофы. Разбросанные вещи, множество коробок, наполненные мусорные пакеты.

— Что за предложение, мама?

Внутри зарождается нехорошее предчувствие. По всей видимости мама запланировала переезд, но куда и… на какие деньги? Мы ведь еще не выплатили ипотеку за эту квартиру, да и кредит в банке на немаленькую сумму.

— Мам…

— Мы переезжаем из этой квартиры, — голос мамы дрожит, но она решительно кивает.

— Ты же не продаешь ее? Мам…

— Я… выхожу замуж.

Скажи она, что нас выселяют, потому что банк отбирает у нас квартиру из-за просроченного платежа по кредиту, который мы брали на лечение отца, я бы удивилась меньше. После его смерти прошло чуть больше полугода, а мама собирается замуж?

— Не понимаю, — нахмурившись, мотаю головой.

— Я знаю, как это выглядит, но сейчас это лучшее решение. Тем более, Богдан перекроет все мои кредиты и эта квартира… она останется тебе в наследство, — перечисляет преимущества.

— Но ты… ты не говорила о том, что с кем-то встречаешься. Отец ведь… он.

Вслух выговорить то, о чем думаю, не получается. На глаза наворачиваются слезы, а в груди резко начинает болеть. В последние несколько лет нам, конечно, пришлось нелегко. Неожиданно диагностированная болезнь отца буквально за несколько месяцев сделала из здорового и вечно улыбающегося человека жалкое подобие. Мы с мамой старались, как могли. Подбадривали его и поддерживали. Мама зарабатывала деньги на лечение, а я, едва заканчивались уроки в школе, бежала домой. Такой ритм, конечно, выматывал и маме, уверена, было сложнее, но… замуж? Так скоро?

— Я знаю, Софья, — строго произносит мама. — Знаю, как это для тебя выглядит, но мне нужна была поддержка. Человек, на которого я могла опереться. Отцу становилось все хуже, и я… я не смогла.

Мама садится на диван, все еще одиноко стоявший в нашей гостинной, и закрывает лицо руками. Я не хочу слушать оправдания матери, но, как завороженная сажусь рядом. После смерти отца отвернуться от матери кажется мне кощунством. Я бы ни за что так не поступила.

— Мам… — тянусь к ней, осознав, что сейчас ей нужна моя поддержка, как никогда прежде. — Ну, ты чего?

Плакать начинаем вместе. Я по безвозвратно утраченному счастливому времени, когда нас было трое. Мама из-за принятого сложного, но единственно возможного решения.

— За кого хотя бы выходишь? — спрашиваю у мамы, когда мы обе затихаем.

Эмоции устаканиваются, дыхание восстанавливается, можно и поговорить, тем более, я понятия не имела, что мама с кем-то встречается. Я имею право знать хотя бы имя человека, с которым мы совсем скоро станем близкими родственниками.

— За Богдана… Танского.

Маме удается удивить меня во второй раз за день. Имя Танского я не ожидала услышать даже в самых смелых ответах.

— Я не собиралась! — отрезает мама, утерев слезы. — Не собиралась заводить отношения и выходить замуж. Мы… мы с ним работали, а потом… мы как-то поехали в командировку, помнишь?

Я киваю. Только в те несколько дней, что мама отсутствовала, я поняла, как ей на самом деле трудно.

— Так вот… там все и началось. Я противилась, конечно. Когда вернулись, собиралась увольняться, но не смогла себе этого позволить. Я виновата, знаю, но… он зовет меня замуж, Сонь. Меня, понимаешь? Обычную секретаршу.

Она говорит много ненужного. Я и так ее понимаю и прощаю. Отец, я думаю, поступил бы точно так же. После всего, что мама для него сделала…

Остаток вечера мы собираемся в четыре руки. Выходит значительно быстрее, но мы все равно не успеваем, когда за нами приезжает водитель Танского. Мама созванивается с Богданом и сообщает мне, что взять нужно только самое необходимое. Вещи, банные принадлежности, украшения и учебники. Завтра сюда приедет клининговая служба, уберет квартиру и соберет оставшиеся вещи.

Я наспех забрасываю в дорожную сумку то, что мне может понадобиться и, остановившись напоследок на пороге своей комнаты, мысленно с ней прощаюсь. Мне нравилось здесь, но мама заслуживает счастья, и я не могу становиться у нее на пути, к тому же… я уже взрослая. Через несколько лет я покину маму, а она… с кем она останется? Если у нее будет любящий мужчина, то мне будет спокойнее, разве нет?

— Пошли, малыш, — мама обнимает меня сзади. — Если хочешь, сможешь завтра сюда приехать еще раз.

— Хорошо.

Мы покидаем нашу квартиру вместе. Садимся в шикарную машину с кожаной оббивкой и едем навстречу неизвестному. Я еду. Мама, в отличие от меня, знает, что нас ждет и ее улыбка вселяет в меня уверенность, что все обязательно будет хорошо.

Глава 3

Тан

— Задержись! — летит мне в спину, стоит прийти домой. — Поговорим.

— Выделишь деньги на операцию? — с кривой усмешкой уточняю у отца.

На операцию я рассчитывал в первые месяцы после того, как пришел в себя и впервые посмотрел в зеркало. Сейчас уточняю чисто, чтобы позлить папочку. Знаю, как того раздражают любые разговоры о моей внешности.

— Не надейся, — отвечает Танский-старший.

В этот раз папочка себя сдерживает. Спокоен и уравновешен, чего за ним в последнее время не наблюдалось. Впрочем, я давно не сталкивался с ним в доме, так что о настроении отца судить приходится по его редким визитам в мою комнату или, как сегодня, неожиданным встречам в фойе.

— Тогда задерживаться нет смысла, — бросаю я и, ловко перешагивая сразу две ступеньки, взбираюсь на второй этаж, направляясь прямиком в свою комнату.

С грохотом захлопнув дверь, поворачиваю ключ в замочной скважине и, чтобы не слышать стук отца, если тому вдруг захочется договорить, достаю из рюкзака наушники. Через минуту слышу тяжелый рок, под который успокаиваюсь, а затем телефон пиликает входящим:

Ким: “Что думаешь делать с девчонкой? Или забыл уже?”

Тан: “Пока не придумал. Есть идеи?”

Ким: “Оставить в покое?”

Тан: “Чао”

Ким: “Она первокурсница, я пробил. Знать тебя не обязана”

Тан: “С ней рядом стояла девчонка. Явно в курсе, кто я. Сечешь?”

Ким: “Девчонка рядом — Стефания. Ее в прошлом году Само доставал”

Тан: “А в этом что?”

Ким: “Сказал, не трогать”

Ким: “Может, и правда оставим?”

Тан: “Теперь точно нет. Подозрительно просите”

Оставлять ее выпад безнаказанным нельзя. Меня в университете должны бояться и впредь, а если спустить с рук такое какой-то первокурснице, авторитет пошатнется.

Телефон продолжает раздражать входящими, но открывать сообщения нет желания. Вместо этого раздеваюсь и иду в душ. Прямиком в наушниках встаю под горячие струи воды. Отец наверняка будет в ярости, когда узнает, что очередные, жутко дорогие и навороченные прошки снова вышли из строя. Впрочем, это третий раз, когда я рискую купаться вместе с ними. Пока работают, что даже удивительно.

После душа подключаюсь к сети и несколько часов с парнями гоняю монстров в игре. Остальные ребята тоже заинтересовались девчонкой, но их вопросы удается игнорировать до окончания игры, а дальше — абонент вне зоны. Отключаюсь и, прислушавшись к тишине в доме, покидаю свою комнату.

Бассейн, в котором я по вечерам плаваю, находится на нулевом этаже. В это время здесь обычно никого нет. Прислуга убирает до обеда, отец по вечерам не плавает. Он в принципе сюда спускается только затем, чтобы похвастаться перед друзьями выстроенной парилкой и телками, которых для них приглашает. Сегодня, судя по тишине, приглашенных нет, поэтому спускаюсь спокойно, прислушиваюсь к тишине внизу и защелкиваю дверь изнутри.

Дальше, чувствуя себя абсолютно спокойным, прохожу дальше. Бросаю на шезлонг полотенце и с разбега ныряю в бассейн. Из-за травмы, полученной после аварии, носить очки для плавания не могу, поэтому под водой ничего не вижу. Плаваю вслепую, поворачиваю голову то в одну сторону, то в другую, чтобы сделать вдох. С музыкой долго поплавать не выходит. На третьем круге наушники дохнут, и я выныриваю, чтобы снять их. Стерев воду с лица и встряхнув рукой волосы, снимаю наушники.

— Я тут…

Поднимаю голову и сталкиваюсь взглядом с девчонкой. С той самой, которая сегодня мало того, что смотрела на меня во все глаза, так еще и толкнуть посмела. С новенькой первокурсницей, за которую вступились ребята.

— Я…

Она замирает решившись поднять голову и посмотреть мне в глаза. Выглядит невероятно испуганной и ошарашенной. Только тут до меня доходит…

Лицо.

Она видит мое лицо. Полностью. Вместе с тем уродливым куском, который отец отказался исправлять после аварии.

Отворачиваюсь в сторону, успевая поймать ее испуганный и полный сочувствия взгляд. Она не двигается, и я не могу пошевелиться. Сжимаю руку в кулак, пытаясь вернуть себе самообладание и не ударить в грязь лицом еще сильнее. Хотя… что может быть хуже того, что она уже увидела? Что может быть хуже изуродованной в огне кожи? Что может быть хуже ужаса, написанного на ее лице?

— Прости… — доносится до меня ее бормотание. — Я… я не знала, что ты тут. Мне сказали… сказали, можно.

— Забудь… — разворачиваюсь к ней всем корпусом.

Расправленные наспех волосы, конечно, не скрывают всю изуродованную кожу, но это теперь неважно. Она уже видела. Рассмотрела, пусть и не до мельчайших подробностей. Теперь важно заставить ее молчать.

— Забудь то, что видела.

Она кивает.

— Никогда и никому…

Моя рука сама тянется к ней. Не осознаю, что сдавливаю ее хрупкую шею своими сильными пальцами.

— Не смей даже думать о том, чтобы рассказать.

Она хватается за мою руку обеими ладонями. Сжимает и пытается ослабить хватку. Как только отпускаю, закашливается и смотрит на меня с нескрываемым ужасом. Так, как и должна смотреть после всего, что увидела. Ни капли жалости, ни грамма сочувствия, только страх и желание сбежать.

Развернувшись, она за считанные секунды добирается до лестницы. Хватается за поручень, чтобы выбраться из воды, но я стаскиваю ее обратно. Дергаю на себя за руку, и она сваливается. Оба оказываемся в воде. Она барахтается, чтобы выплыть, а я зачем-то обхватываю ее за талию. Обжигает. Ладонь, которой держу ее за впалый живот, и мой торс, к которому прижата ее спина. Волна жара проносится по всему телу. Торкает так, что пару секунд пытаюсь прийти в себя и понять, что происходит.

— Я не скажу! — говорит на грани истерики. — Ни слова никому не скажу — клянусь.

Я ее отпускаю, но перехватываю за руку, чтобы далеко не сбежала и ответила на мой вопрос.

— Как ты здесь оказалась?

— Я… моя мама… она выходит замуж за твоего отца.

Медленно прикрыв глаза, стискиваю челюсти. Видимо, об этом он хотел поговорить, когда остановил меня в фойе.

— Иди, — отпускаю ее руку и отталкиваю от себя. — Пошла вон отсюда!

Дважды повторять не приходится. Девчонка кивает и пулей выбирается из бассейна. Кажется, в два раза быстрее, чем пыталась до этого. Через минуту она хлопает дверью, а я ныряю за наушниками, забираю футляр от них и, обмотавшись полотенцем, покидаю цокольный этаж.

Глава 4

Соня

— Как тебе бассейн, София? — спрашивает Богдан Петрович за ужином.

“У них так принято, — сказала мама, когда я отказалась идти на ужин. — Они каждый вечер собираются в зале. И мы должны пойти.”

Кто это мы я уточнять не стала. За столом нас ждал только Богдан. Один. Его сына не было, хотя приборов за столом было на один больше. Четыре. Значило ли это, что Тан почтит нас визитом?

— Большой, — отвечаю сдержанно.

О своем походе в бассейн стараюсь не вспоминать, хотя это удается с трудом. Я все время думаю о нем. Не о бассейне, разумеется, о сыне Богдана Петровича, Станиславе. Он меня пугает. В универе я как-то не обратила особого внимания, не отдала ему должное, стоит заметить, зато дома отхватила сполна.

— Можешь плавать, когда тебе захочется, — великодушно разрешает мой будущий отчим. — Им практически никто не пользуется.

О том, что я столкнулась с его сыном умалчиваю. Непонятно пока, как Богдан Петрович отреагирует. С виду он кажется вполне спокойным и даже приятным мужчиной. Выделил мне комнату на втором этаже. Большую и светлую, с огромной кроватью и теплым ворсистым ковром на полу. Я такие обожаю. Видела у подруг дома и мечтала однажды заполучить похожий домой, но так как с деньгами у нас было туго, все время не получалось. И теперь вот он целый только в моем распоряжении. Конечно, я хорошо отнеслась к Богдану Петровичу. Поблагодарила его за такую щедрость.

А вот о сыне умолчала. И сейчас продолжаю молчать, хотя момент для признания самый подходящий. Уже собираюсь сказать, что столкнулась с Таном, как наш спокойный ужин нарушают. Дверь открывается слишком резко, шаги раздаются оглушающе громко. Я поворачиваю голову слегка вправо и в поле моего зрения тут же попадают ноги, обтянутые кожаными штанами. Мне не нужно поднимать голову, чтобы понять, кто пришел.

Тан.

Он останавливается рядом со мной. Не специально, просто я сижу рядом с его отцом. По левую от него руку. Справа сидит моя мама.

На стол, прямо перед тарелкой Богдана Петровича, приземляется чехол от наушников. Я вздрагиваю от этого негромкого, но безусловно резкого звука.

— Нужны новые, — заявляет Тан и, наклонившись к моему уху, шепчет: — Это мое место.

От неожиданности я вздрагиваю и собираюсь подняться, но Богдан останавливает меня приказом:

— Сиди. Стас ужинать не будет.

— Нет, почему же… я проголодался.

— Думаешь, после этого… — он кивает на наушники, — я позволю тебе сесть?

— Почему нет? — хмыкает Тан. — Я принес их специально. На этот раз вина их неисправности не на мне.

— На ком же тогда?

— Это я, — поспешно влезаю в разговор. — Мы… столкнулись в бассейне и у Та… Стаса выпали наушники.

— Вот так все и было, — подтверждает он и, взяв стул рядом со мной, тащит его к другому концу.

Садится напротив отца и ждет, когда прислуга поставит перед ним тарелку.

— У вас тут уютненько… — замечает, обводя нас с мамой взглядом.

Признаться, я решаюсь на него посмотреть только сейчас и то недолго. Лишь мимолетом бросаю взгляд в его сторону и тут же отворачиваюсь, но он замечает.

— Познакомишь меня с мамочкой, папа?

— Я не успел поговорить с сыном. Для него ваше появление — сюрприз.

— Я Наталья, — мама представляется сама. — Надеюсь, мы с тобой поладим.

— Не надейтесь.

— Стас!

— Ну а ты?

Поднимаю голову и сталкиваюсь с шокированным взглядом мамы. Она явно не ожидала такого “теплого” приема от сына своего возлюбленного. Это я за два раза, что видела Тана уже привыкла к его странностям.

— Я Соня.

Сталкиваемся взглядами. Его — холодный и насмешливый. Мой, подозреваю, растерянный. Страха я не чувствую, потому что рядом моя мама.

— Тан, — представляется так, словно делает нам одолжение.

— Стас!

— Тан!— с нажимом отвечает отцу. — Мое имя можно забыть.

— Сопляк! — Богдан подрывается с места.

Мама растерянно на него смотрит, но тоже поднимается. Кладет руку ему на плечо и просит успокоиться. Говорит что-то про неожиданность и необходимость дать сыну время.

— Аппетит пропал, — пояснят Тан, швыряя столовые приборы и поднимаясь из-за стола. К еде он даже не притронулся. — Спасибо за компанию, Наталья. Мамой звать не буду, вы все равно тут не задержитесь. Сестренка, — он кивает мне, растягивая рот в ехидной улыбке.

У меня от нее холодок по спине, хоть я и понимаю, что Тан наверняка ничего мне не сделает. Мы теперь какие-никакие, а родственники. Вряд ли Богдану Петровичу понравится, если его сын станет на меня давить.

Мне становится обидно за маму. Вижу, как она сникает под диким напором своего будущего пасынка и, извинившись, выхожу из-за стола следом за парнем. Нагоняю его на втором этаже, как раз у двери его спальни. Сразу же замечаю, что она находится прямо напротив моей.

— Тан!

Он останавливается. Удивлен, безусловно. Шарит по мне быстрым взглядом и прислоняется к двери, складывая руки на груди.

— Зачем ты так с моей мамой? Она столько всего пережила и старалась тебе понравиться.

— Думаешь, мне не плевать?

Его слова бьют наотмашь. Холодный взгляд лишь усиливает эффект. Мне становится морозно, и я обнимаю себя руками.

— Ни твоя мама, ни тем более ты здесь долго не задержитесь, так что советую не привыкать.

— Моя мама выходит замуж за Богдана Петровича! — говорю со злостью.

Что он, в конце концов себе позволяет?!

— Не знаю, куда там выходит твоя мама, но отец еще ни на ком не женился, а тех, кому обещал было много. Через пару месяцев вас здесь уже не будет. Хотя… учитывая, что обычно отец предпочитает твоих ровесниц, возможно, вы свалите раньше.

Глава 5

Ты со мной не разговариваешь… Ты ко мне не прикасаешься… Ты на меня не смотришь…

© Станислав Танский

Тан

Снег в этом году выпадает рано. Оказавшись на крыльце, сталкиваюсь с большими хлопьями, безжалостно летящими с высоты. Красиво, но я давно к этому равнодушен. Не умею наслаждаться природой, людьми, искусством, кинематографом. После аварии эту часть меня словно вытащили изнутри. Забрали, чтобы переформатировать и… забыли вернуть обратно. Единственное, что по-прежнему приносит мне радость — мотоциклы.

Опять же, то ли из принципа, чтобы позлить отца, наслаждаюсь, то ли действительно нравится. Мощный всплеск адреналина, новый спектр эмоций. Когда я за рулем чувствую себя свободным. От учебы, от отца, от всего мира, если мыслить глобально.

— Стас!

Запускаю тяжелый морозный воздух в легкие, зажмуриваюсь и становится легче воспринимать присутствие отца рядом. Оно меня нервирует. Озноб по коже уже не от мороза, а от того, что он оказывается рядом. С момента аварии это чувство не проходит. Вроде бы не боюсь его, а реакции тела остаются.

Оборачиваюсь. Я всегда оборачиваюсь, когда отец подходит.

— Возьмешь Соню с собой, — командует. — Вы все равно в одном университете учитесь.

— Нет.

— Я не спрашивал.

— А я ответил.

Не дожидаясь, что он скажет, спускаюсь по ступенькам и иду в гараж, где припаркован мой автомобиль. Планировал, конечно, как обычно, поехать на байке, но снег портит все планы. Отец неожиданно нагоняет меня. Хватает за руку как раз в тот момент, когда я тяну руку, чтобы открыть дверцу.

— Что ты себе позволяешь? — шипит.

— А что? — поворачиваюсь к нему и намеренно откидываю челку в сторону. — Сожжешь другую сторону?

Он осекается. Уверен, ему определенно было что сказать, но после моих слов он замолкает и отпускает мою кисть. Его лицо искажается от отвращения. Он единственный, кто на меня так смотрит. Единственный, кто не скрывает неприязни при взгляде на мое лицо. Впрочем, меня видели немногие. Ким, потому что он почти не выходил из моей палаты. Двадцать четыре на семь дежурил рядом. Когда снимали повязку в палате их было трое. Ким, отец и доктор. Ни у кого, кроме родного отца, на лице не было отвращения. Доктор смотрел равнодушно, Ким со злостью. Он единственный до конца искал виновника. Отец отмахнулся сразу. Даже когда я сказал ему, что это подстроили.

“— Не выдумывай, — сказал он. — Твои эти попрыгушки должны были так закончиться. Я говорил!

— Я сделал все правильно, папа, — наивно заявлял.

— По результатам проверки виновник ты, — вынес вердикт.”

Это мы с Кимом не верили. Я, потому что чувствовал — с байком что-то не так, а он… он просто знал, что я профи.

— Уволь меня от необходимости вытирать ей слюни, — выхожу из воспоминаний и бросаю отцу резче, чем планировал.

Разговоры с ним всегда даются мне тяжело. После того, как я узнал, кто и как подстроил ту аварию — особенно.

— Решил обзавестись доченькой — сам ее и катай в универ. Она мне никто.

— Ты… — он делает шаг ко мне.

— Бодя! — восклицает новоиспеченная мамаша.

Следом за ней семенит и Соня. Имя у нее, конечно… дурацкое. Раздражает. Хотя, если признаться, меня в ней все раздражает. Даже она сама.

— Мы едем?

— Да, конечно, — голос отца тут же становится медовым.

— Спасибо, что согласился меня подвезти, — неожиданно лепит Соня и тащится к моей машине.

Прилипает к ручке двери, словно пиявка и демонстративно щелкает замком. Ее поведение настолько обескураживающе, что я позволяю ей сесть в салон и закрыть за собой дверь.

— Вот и славно, — щебечет отец и, забрав свою временную подстилку, ведет ее к своей машине. Ему ее уже подогнали. В отличие от меня отец не ездит за рулем сам, а нанимает водителя.

Когда их машина скрывается за воротами, все-таки открываю дверцу и сажусь на водительское сидение. Завожу мотор, выезжаю из гаража и, остановившись у ворот, командую:

— На выход!

— Что?

Она поворачивается ко мне всем корпусом.

— Плохо слышишь? Пошла вон из моей машины.

Она не спешит. Точнее, судя по ее резкому глубокому вдоху, вообще не планирует выходить.

— Если это из-за того, что было в бассейне, то я никому не скажу. Я же ничего не видела, — тараторит. — И лицо твое…

Затыкаю ей рот рукой. Основательно прикладываю ладонь к ее губам и вдавливаю ее тупую голову в сиденье. Игнорирую тот факт, что меня будоражит ее близость. Засовываю куда подальше неуместные реакции своего организма, когда прикасаюсь к ее горячим губам.

— Есть пара простых правил, — нажимаю посильнее, чтобы до этой идиотки дошло. — Ты со мной не разговариваешь, ты ко мне не прикасаешься, ты на меня не смотришь. И никогда, слышишь, никогда не вспоминаешь то, что видела. Если хотя бы одна живая душа узнает об этом — я тебя убью. Задушу собственными руками, усекла?

Она моргает, так как кивнуть не может. Смотрит на меня круглыми от шока глазами и мычит что-то в руку.

— Я убираю ладонь и ты проваливаешь из машины. Как ты будешь добираться меня не ебет.

Стоит мне отпустить ее, как она вылетает из машины. Вываливается вместе с рюкзаком и захлопывает дверь. Отскакивает от машины, когда я завожу мотор и трогаюсь. Бросив напоследок взгляд в зеркало заднего вида, улавливаю ее тоненькую фигурку с рюкзаком в руке. На долю миллисекунды во мне просыпается что-то, похожее на совесть. Я даже цепенею, но тут же выдыхаю, потому что все улетучивается. Эта циничная сука сгорела вместе с частью моего лица в той аварии.

* * *

Ваша поддержка помогает мне писать больше и выкладывать проды чаще, поэтому поддерживайте книжечку, не ленитесь)

Глава 6

Соня

В университет я попадаю ко второй паре. Стефу нахожу в коридоре вместе с другими девчонками. При виде меня она поднимает руку вверх и любезно улыбается.

— Привет, — говорит, притягивая меня к себе, чтобы обнять. — Я думала, после вчерашнего ты решишь отсидеться.

— Ты о чем?

— Романова, ты издеваешься?! — восклицает Стефа. — Ты забыла о том, что случилось в коридоре?

— Помню я.

— Оглядывайся теперь, — говорит наставнически. — А мы будем рядом.

При других девочках не решаюсь рассказывать новости, но поделиться очень хочется. Да и вообще поговорить. Я за сегодняшнее утро успела закипеть от злости, успокоиться, проникнуться состраданием и назвать себя идиоткой, которая не разбирается в людях. Мне срочно нужен кто-то еще, чтобы отвлечься от невыносимого сводного брата, которого еще вчера утром не было, а сегодня он выставил меня на мороз и вынудил двадцать минут ждать такси.

Увы, даже на парах у меня нет возможности поговорить со Стефой. Она находится в другой аудитории вместе с девочками. Мне же приходится остаться одной с совершенно незнакомыми мне людьми. На перерыве мы везде вместе, даже на обед в столовую идем, словно заранее сговорившись. Хотя, зная Стефку, именно это она и сделала.

— Постарайся хотя бы сегодня на него не пялиться, — дает мне наставления перед входом.

— Да он вряд ли придет, — говорят в один слух Марина и Ника, но их слова тут же тонут под напором одновременно нескольких пар глаз, направленных в нашу сторону.

Тан здесь. Вместе со своими друзьями. Сидит за столиком возле окна, в самом центре этой столовой. Мы все у него как на ладони. Слова Стефы я, конечно же, игнорирую. Как и то, что мне сегодня сказал Стас. Не смотреть, не трогать, не разговаривать? С двумя последними пунктами справлюсь на отлично, но с первым не выходит. Смотрю, потому что чувствую его взгляд на себе. Если он смотрит первым значит ли это снятие запрета для меня?

— Соня! — Стефа дергает меня за рукав и тащит дальше. — Не провоцируй. Радуйся, что о тебе забыли.

— Не забыли, — говорит то ли Ника, то ли Маринка.

У них очень похожие голоса и за тот небольшой промежуток времени, что мы знакомы я еще не научилась их различать.

— Что ты имеешь в виду? — хмурится Стефа.

— Тан смотрит на нас, — шепчет Маринка. — Вернее, на Соньку.

— Точно что-то задумали со своей шайкой, — недовольно отсекает Стефа.

Ее волнение постепенно перебрасывается на меня. Когда садимся за стол вместе с подносами, аппетит бесследно исчезает. Сложно запихивать в себя суп, когда на тебя смотрят с ненавистью. Да и другие ребята тоже наблюдают с интересом. Может быть ждут, что месть Тана за вчерашнее произойдет прямо на их глазах. Подавлюсь ложкой супа, например. Или задохнусь от крошки хлеба, попавшей не туда. Уверена, обладай Тан хоть каплей магии, я бы уже лежала мертвым грузом рядом со стулом.

— Ты чего не ешь? — спрашивает Стефа, заметив, что я даже не развернула свои столовые приборы из салфетки.

— Не хочется, — пожимаю плечами и встаю. — Аппетит пропал. Пойду пройдусь.

— Куда?! — ловит меня Стефания. — Сдурела?

— Я справлюсь, — отвечаю, хотя вовсе не уверена.

Выхожу из столовой в коридор, чтобы отыскать аудиторию следующей пары. Они у нас с девчонками раздельные. Я пока плохо ориентируюсь в универе, а еще у меня от природы топографический кретинизм. Я постоянно куда-то забираюсь и потом не могу найти выход. Даже современные приложения мне не помогают, я упорно не понимаю, как добраться по нужному мне адресу. Именно поэтому сегодня я ехала в университет на такси, а не как и полагается бедным студентам на общественном транспорте. Подозреваю, если бы я села в маршрутку, колесила бы по городу до сих пор. В прошлой квартире было легче. Она находилась в пешей доступности от университета.

Конечно, аудиторию я не нахожу. Осмотревшись, понимаю, что забрела вообще куда-то не туда. Здесь ни студентов, ни преподавателей нет, словно пустое неиспользуемое пространство. Может, где-то в этой стороне находится спортзал? Или театральная студия? Стефания говорила, что Маринка ходит на вокал.

Собираюсь пойти назад, но вдруг понимаю, что понятия не имею, откуда пришла. Не паникую, просто становится неловко. Достаю телефон, чтобы попросить Стефанию прийти за мной. Она единственная, кто в курсе моей особенности, потому не откажет. Набрать ее номер мне не позволяет чужая ладонь, которая нагло выхватывает телефон прямо у меня из рук. Я не успеваю даже головы поднять, как меня заталкивают в дверь слева.

— А ты сообразительная, — голос Тана после сегодняшней моральной экзекуции в машине я узнаю даже если буду лежать в коме.

Этот разъяренный предупреждающий бас пробирает до костей, особенно в сочетании с кромешной темнотой, в которой мы оказались. Здесь даже маленького окошка нет и пространство небольшое. Я упираюсь спиной о что-то металлическое, а Тан стоит у самой двери, но получается, что мы совсем близко. В каких-то паре сантиметров друг от друга.

— Чего тебе?

Решаю, что лучшая защита — нападение.

— Снимай тряпье, — звучит неожиданный приказ.

Я дар речи теряю, стоит мне услышать, что именно он просит. Видимо, приняв мое молчание за согласие, Тан разводит полы пиджака в стороны и резко сдергивает его с плеч. Металлические пуговки со звоном сваливаются на пол, а я остаюсь в одной рубашке и решительно отталкиваю парня напротив. От неожиданности он ударяется спиной о дверь, а затем, прорычав что-то нечленораздельное, надвигается на меня.

— Не смей! — говорю, закрывая пуговицы на рубашке руками. — Не трогай меня! Я буду кричать! Громко!

Я действительно готова это сделать. Биться до последнего, но не позволить ему снять с меня одежду. Что это вообще за больная фантазия? Я ему что, кукла?

— Идиотка, — констатирует он и, швырнув пиджак мне в лицо, выходит.

Просто покидает комнату, оглушающе хлопнув дверью. Мне требуется время, чтобы прийти в себя. Привести в порядок разогнавшееся сердцебиение и выровнять дыхание. А еще придумать, что сказать девчонкам.

Свой телефон я обнаруживаю в кармане пиджака. Когда Тан успел его туда засунуть — понятия не имею, но радуюсь, что он там, иначе бы сидела в этой части университета еще очень долго.

— Ты где? — шепчет в трубку Стефа. — Пара уже началась.

— Я… я в… где-то, — тяжело выдыхаю. — Здесь очень тихо и никого нет.

— Найди хотя бы одну надпись на двери и скажи мне.

Поборов страх выйти наружу, все-таки открываю дверь и просачиваюсь в коридор. Никого.

— На дверях табличек нет.

— Ясно. Жди. Я сейчас тебя найду.

Стефания приходит за мной минут через десять. Скептически осматривает меня с головы до ног, тормозит на пиджаке в моих руках и требует:

— Рассказывай!

Я и сама собиралась. Как раз девчонок нет и, судя по тому, что Стефа забрала рюкзак с собой, на пару она возвращаться не планирует.

Глава 7

Соня

— Это плохо. Это очень-очень плохо, — комментирует Стефа, мотая головой.

— Плохо, что он не раздел меня!? — больше восклицаю, чем спрашиваю.

— Именно!

— Что это за университет такой, — бурчу я. — Имени боящихся Танского?

— Не, — отмахивается Стефа, отделяя вилкой кусочек чизкейка и отправляя его в рот. — Тан к тебе, вероятно, больше не приблизится.

— Тогда можно выдыхать?

— В том то и дело, что нет…

— Да ты можешь объяснить!? — теряю терпение.

— Все дело в том, что многие девчонки из университета, как бы это тебе объяснить… В общем, все они хотят с ним встречаться. Мечтают, что он обратит на них внимание.

— Тан? — удивляюсь. — Кто-то хочет с ним встречаться?

— А что тебя удивляет? Он привлекательный, богатый, недоступный… каждой кажется, что она — особенная. Что именно она сможет растопить его ледяное сердце.

— Ничего бредовей в жизни не слышала! — говорю совершенно честно.

Растопить ледяное сердце? Кто сказал, что это сердце у него вообще есть?

— И все же… представь, как они все тебя ненавидят!

— Меня? — удивляюсь. — За что?

— За внимание. Ты видела, как он на тебя смотрит?

— Он хотел отомстить.

— Именно, — кивает Стефа.

Она почти доела свой чизкейк, в то время как я даже не притронулась к кофе, не говоря уже о еде. Смысл ее рассказа до меня все же не доходит.

— Его желание раздеть тебя в той подсобке и было местью. Он бы забрал твои вещи, ты бы прошлась по университету в одном белье и… всё! О тебе бы тут же забыли! Нет, парни, конечно, шептались бы еще некоторое время, приставали, но тебя бы не донимали. А теперь представь, что будет дальше!

— И что же?

По моему скромному мнению хуже, чем пройтись в одном белье по университету просто быть не может. Это позорище!

— Он будет мстить тебе иначе.

— Заставит раздеваться в столовой? Или перед деканатом?

— Нет. Он просто продолжит и дальше на тебя смотреть. Всё, чтобы сделать твое существование в университете невыносимым, сделают за него.

У меня неприятно сосет под ложечкой. Аппетит безвозвратно пропадает. Я даже не могу уговорить себя сделать глоток кофе, не говоря уже о купленном десерте. Какая еда, когда на кону мое обучение? Я так ждала поступления! Мечтала вместе со всеми получать образование и что теперь? Ненависть сводного братца, которого все боятся? Получите, распишитесь, называется!

— В прошлом году один из их компании пристал к первокурснице. Она его отшила, а потом ей проходу здесь не давали, — Стефа продолжает подкармливать меня ужасами. — Девчонки ей такое устраивали, у-у-у-у!

— Что? — мне кажется, что я только губами шевелю, но Стефка слышит.

— Вещи из раздевалки забирали, ставили подножку в столовке, но самое ужасное… — подруга делает паузу, осматривается, а затем, понизив голос, шокирует: — Ее ошпарили кипятком. Савицкая толкнула ее, когда она стояла с чашкой чая, ну и… ожог, как ты понимаешь, на руке.

— А преподаватели что? Деканат? Жалобы в конце концов?

— Замалчивают, — со знанием дела изрекает Стефа. — У нас никаких скандалов с университетом в новостях не было, а внутри, как ты понимаешь…

— А что за девушка?

— Она перевелась. В прошлом году еще. Сразу после того инцидента ушла из университета.

Я хмурюсь. Дело в том, что наш университет — единственный в городе, где учат талантливых айти-специалистов. Еще один находится в столице, но жизнь там достаточно дорогая, так что не у всех родителей есть возможность устроить туда ребенка. Да и не каждый отпустит дочь или сына в столицу. Моя мама, уверена, на такое бы не решилась.

— Не переживай ты так, — утешает Стефа, заметив мою задумчивость. — Мы ведь с тобой. Ни на шаг от тебя не отойдем. И поешь! — кивает на десерт. — Даже не притронулась.

Я так и не решаюсь взять в руки вилку или хотя бы стаканчик с кофе. Думаю о том, как рассказать Стефе о том, что Танский с сегодняшнего дня мой сводный брат. Хотя… не с сегодняшнего, так как наши родители еще не поженились, но по вчерашнему рассказу мамы я поняла, что это не за горами. Они вот-вот объявят о свадьбе во всеуслышанье и тогда Тану не останется ничего кроме как признать, что мы с мамой задержимся в его жизни не на несколько месяцев.

— Стеф, — начинаю я опасную тему. — Я кое-что тебе не рассказала.

— Что? —хмурится. — Он что-то еще сделал?

— Нет, он… В общем, моя мама выходит замуж за Богдана Танского. Вчера мы переехали к ним в дом и Стас… он теперь что-то типа моего брата.

— Господи!

В какой-то момент мне кажется, что Стефа перекрестится, но вместо этого она забирает мой многострадальный десерт и, откусив кусочек, выдает:

— Ты же знаешь, что когда я нервничаю, мне срочно нужно что-то сладкое! Прямо сейчас я очень нервничаю, Соня. Очень! Ты раньше это не могла сказать?

— Как-то к слову не пришлось.

— К слову не пришлось, моя дорогая, количество калорий в съеденных мною десертах, а то, что ты совсем скоро станешь Танской очень даже пришлось!

— Сплюнь! — тут же парирую. — Танской будет моя мама, а я останусь Романовой, Стеф!

— Тьфу-ты… точно! — бьет себя по лбу. — Видишь? Я от нервов совсем об этом забыла!

Стефа снова отвлекается на десерт, а я в это время заказываю новую порцию кофе взамен остывшему. На меня как-то резко накатывает сонливость. То ли мягкая обстановка кафе располагает, то ли я просто согрелась после не по осеннему морозного воздуха.

— Это кардинально меняет дело! — нарушает молчание Стефа. — Какие у них с отцом отношения?

— На первый взгляд не очень. Они со вчерашнего вечера два раза конфликтовали. За ужином и утром, когда мы выезжали.

Намеренно умалчиваю о том, что должна была приехать в университет с Таном. Не хочу делиться унижением, которое испытала, когда он безжалостно вытолкал меня из автомобиля.

— Это твой шанс! — цепляется за слова Стефа. — Скажи Танскому, чтобы не трогал тебя, иначе пожалуешься его отцу и всё! Он и от девок тебя защитит! Будешь как сыр в масле кататься!

Я вздыхаю. Вспоминаю почерневший от ненависти взгляд Тана в бассейне и автомобиле и понимаю, что если я и попаду в масло, то захлебнусь им. Покататься у меня точно не получится. О нашей встрече в бассейне я тоже не решаюсь рассказать. Я вообще сомневаюсь, что в ближайшее время у меня хватит смелости спуститься поплавать, хотя это мой любимый вид спорта. Пока у нас были деньги, я ходила в бассейн едва ли не каждый день и когда узнала, что в доме Богдана Петровича можно плавать, была вне себя от счастья. Недолго, правда…

Ненависть во взгляде Тана я заметила куда больше, чем шрам. Вряд ли теперь я смогу плавать.

— Это твой шанс, Сонька! Серьезно! Просто пригрози ему и он от тебя отстанет.

Я киваю, не решаясь вступать в спор. Стефания все равно не сможет меня понять из-за недостатка информации, а удовлетворить ее любопытство сполна я все равно не смогу. Даже после того, как Тан поступил со мной в машине, мне все равно его жаль. Самую малость, конечно же, но это чувство не позволяет быть такой же жестокой, как он. Скребется там внутри и толкает на удивительно глупое решение — попробовать поговорить с Таном и воззвать к его человечности. Должна же она быть где-то у него внутри? Пусть и очень, очень глубоко. За сотней слоев из обиды и ненависти к окружающим.

Глава 8

Она точно сталкер

© Станислав Танский

Тан

После пар заезжаю в зал вместе с Кимом. Не планировал, но домой возвращаться нет никакого желания. Там теперь слишком много тех, с кем можно столкнуться. Раздражает.

— Так что ты придумал в итоге?

Ким сегодня на удивление многословен. С утра пытался меня отвлечь от темы первокурсницы, а затем, когда понял, что это не сработает, попытался убедить, что мстить нет никакого смысла. Он в нашей дружной компании что-то вроде голоса здравого смысла, хотя тоже иногда может задвинуть какую-то дичь.

— Ты о чем?

— О сестре твоей.

Конечно, я ему рассказал. Им всем. Вся тройка друзей в курсе, что у меня теперь появилась сестра. Я так, конечно, не говорил. Они почему-то сами вынесли вердикт и теперь используют это жутко раздражающее слово.

— Сестра, блядь, — скалюсь. — Че за хуйню ты несешь?

— А кто она тебе? — хмурится.

— Никто, — бубню, вставляя в ухо наушники, которые купил утром после того, как отец скинул денег на карту.

Желание разговаривать пропадает. Хорошо, Ким понятливый и в душу лезть не будет. Это Само с Филом могут, но их сегодня в зале нет, и мне от этого почему-то спокойней. Хватило их ржача, когда они узнали, что вчерашняя первокурсница – дочь бабы, на которой отец собрался жениться. До сих пор не могу понять нахера. Отец жениться не планировал. Они с мамой друг другу при разводе так мозг выносили, что ни она до сих пор не замужем, ни он не женат. И вот… Наташа, блядь, появилась. Непонятная, невзрачная, еще и с прицепом. Может, поэтому и женится? Чтобы трахать потом и ее и дочурку? Эта мысль жутко злит. Но больше то, что я вообще об этом думаю. Какая мне разница?

Занятый тренировкой, я убиваю полтора часа. Еще треть уходит на принятие душа и переодевание. Ким почти все время рядом, но подозрительно молчит. Знаю же, что пиздеть будет по дороге. Дождется, когда мы сядем в авто, и начнет. В зал мы сегодня приехали на моей тачке, поэтому оставить его не получится. Придется везти домой, иначе в следующий раз он тоже меня не возьмет к себе, а мы периодически меняемся.

— Может, оставим ее? — начинает, стоит мне покинуть парковку спортклуба.

— С чего вдруг такая забота? — бросаю беглый взгляд на друга.

Не припомню, чтобы мы о ком-то заботились. Само вот с этой подружкой ее запарился, но там у них какие-то то ли отношения были, то ли он втрескался. Непонятно, в общем, но сказал не лезть – не трогаем. С этой выскочкой что?

— Она твоя сестра.

— Забудь это слово.

— Так или иначе, если твой отец женится, будет странно ее доставать.

— Не женится.

Почему-то уверен, хотя раньше отец о таком не заявлял и баб с подкидышами в дом не тащил. Должна же эта разовая акция закончиться.

К дому Кима еду непривычно быстро. Обычно на дороге не превышаю, чтобы не влететь на лишние штрафы, но сегодня не сдерживаюсь. Мне критически необходимо выставить Кима за дверь.

— Тан…

— Тебя мамка ждет дома, — перебиваю его. — Рис приготовила.

— Придурок, — Ким закатывает глаза и все-таки вылезает из машины.

Он всегда так делает, когда я делаю отсылку к его второй национальности. Злится обычно, поэтому сразу затыкается.

— Я это, — останавливаю его, пока он не закрыл дверь. — Извини.

— Иди в жопу, — отвечает Ким, но вижу, что не обижается.

Как только он захлопывает дверь, еду домой. По пути специально заезжаю за бухлом, потому что мой мини-бар, установленный в комнате, беспощадно опустел. Заодно беру корзину снеков и, погрузив все это в пакеты, закидываю в багажник.

Сколько бы ни оттягивал момент возвращения домой, а все равно приходится припарковать машину в гараже и зайти через черный ход. Надеюсь по пути никого не встретить, но, как назло, навстречу идет отец. При параде, видимо, куда-то собирается. Позади за ним семенит новоиспеченная сожительница. В длинном платье, с прической, накрашенная. Видимо, с утра в салоне транжирила бабки отца.

— Стоять! — рявкает папаша при виде меня.

— И вам здрасте!

Намеренно обхожу его стороной, но он все же намерен поговорить. Просит Наташу подождать его в машине. Стоит ей закрыть дверь в гараж, моментально повышает на меня голос.

— Ты совсем охренел?

— Конкретно сейчас – да.

— Я тебя что просил сделать утром?

Отец почему-то нарушает границы моего личного пространства, хотя и знает, что я терпеть не могу, когда он подходит ближе. Меня раздражает его присутствие, его запах, его выражение лица. Делаю несколько шагов назад, отхожу на безопасное расстояние.

— Ты как посмел выставить девочку на мороз? Она столько времени простояла, прежде чем такси приехало. В тебе хоть что-то человеческое осталось?

— А в тебе? Я ведь твой сын, если ты не забыл.

— Да как ты смеешь, щенок!

— Ой… — слышится позади нас. — Я тут…

— Сонечка, — отец мгновенно меняется в лице. — А ты чего тут?

— Заблудилась, — она виновато опускает взгляд в пол.

В этот момент она меня больше всего раздражает. Сам факт ее присутствия в моей жизни выводит из себя. Она как-то слишком умело возникает там, где ей быть не положено. Вначале бассейн, теперь здесь. В тот момент, когда отец снова позволил себе оскорбления в мой адрес. Ненавижу.

— Ладно, мы поехали. Не ссорьтесь, — он говорит это с улыбкой, но адресует ее явно не мне. — Стас! — а вот строгий тон точно для меня.

Не ссориться? Я готов ее молча утопить в бассейне. Пусть только она туда спустится.

Игнорируя ор отца, широким шагом направляюсь в сторону своей комнаты. Сегодня в планах выпить пива и отравить организм чипсами. Плавание нахрен отменяется. Заставить себя спуститься в бассейн после того, как там была она, кажется мне невыполнимой задачей. Перед бухлом неплохо бы пожрать, но выходить из комнаты, рискуя столкнуться с этой недалекой, не стану. Открываю пачку чипсов, сухарики и орешки. За ужин сойдет. Запиваю пивом.

Врубаю наушники на полную и спустя полбанки пива расслабляюсь. Чувствую, как напряжение в мышцах понемногу отпускает. Мысли разбредаются в разные стороны, перед глазами плывет. Я слишком редко пью и почти всегда на голодный желудок. Пьянею быстро, но и отпускает почти мгновенно.

Боковым зрением улавливаю какое-то движение и резко разворачиваюсь. Прицеп, блядь…

Стоит, глазами хлопает. Явно что-то говорила до этого, но стоит мне на нее посмотреть, затыкается. И лыбится.

В какой-то момент кажется, что мне привиделось. Отец в мою комнату практически не заходит. Сюда никто никогда не врывается так просто, без разрешения. Все, кроме нее. Какая из нее сводная сестра? Сталкер, блядь, недоделанный.

Она делает шаг ближе, протягивает руку к моему лицу. Хер знает, что собирается делать, я резко вскакиваю с места, отхожу от нее и резко выдергиваю наушник.

— Какого хера? — давлю на нее. — Ты что здесь делаешь?

— Я думала, ты слышишь, — оправдывается. — Я постучала, но ты не ответил, и я зашла. Извинялась тут, вообще-то, а ты в наушниках своих, — она делает глубокий вдох, словно собирается с силами. — В общем… я приготовила горячих бутербродов. Можем поесть вместе и поговорить. Я думаю, — хмурится, будто не верит в то, что скажет. — Думаю, у нас получится договориться и заключить мир.

— Ты…

Я пока сам не знаю, что хочу сказать. Во мне столько чувств. Ненависть, ярость и что-то еще, пока мною не определенное, но столь же сильное.

— Нам ведь не обязательно враждовать!? — перебивает и то ли спрашивает, то ли говорит уверенно. — Я могу извиниться в университете перед всеми. Хочешь? И мы можем… можем признаться всем, что брат и сестра и… в общем, тебе не обязательно меня ненавидеть. Я постараюсь тебя полюбить и ты… можешь сделать то же самое.

Я настолько охреневаю, что даже не нахожусь с ответом. Надсадно выдыхаю, как меня учил психолог, шумно втягиваю воздух. Она точно сталкер, иначе как объяснить ее тупое желание лезть туда, где потенциально опасно для жизни.

* * *

Как вам новая обложка?

Глава 9

Соня

Я два часа репетировала перед зеркалом то, что выдаю Тану за минуту. Еще столько же решалась на разговор и минут двадцать топталась у него под дверью. После всего, что он мне наговорил страшно пытаться подружиться, но я считаю, что так будет лучше. У меня не получается его ненавидеть. Боятся — да. Но это потому что в принципе никогда не испытывала чувства ненависти.

— Пошла вон! — отсекает совершенно неожиданно.

После длительного молчания, во время которого он позволял мне говорить, его голос звучит до слез грубо. Я делаю шаг к двери, но застываю. Я столько репетировала, бутерброды эти дурацкие готовила. Они, между прочим, на кухне остывают, пока мы тут выясняем отношения.

— Нет! — делаю шаг назад и встаю на прежнее место.

— Что сказала?

— Я не уйду, — стараюсь говорить смело, но этой самой смелости во мне слишко мало.

На самом деле мне страшно, но дрожать я буду после того, как покину его комнату. После того, как потеряю всяческую надежду на нормальное сосуществование.

— Пошла на…

— Давай ты меня выслушаешь! — выставляю руку вперед, перебивая его.

Кажется, только так мы сможем нормально поговорить. Если он будет молчать, а я не буду обращать внимания на его оскорбления, то у нас получится. Главное, чтобы он не перешел в наступление и не выволок меня из комнаты силой.

— Я не смогу с тобой соревноваться, — признаюсь. — Ты физически и наверняка морально сильнее меня, поэтому я хочу перемирия. Ты не будешь меня трогать, я извинюсь в университете и расходимся. Составим график посещения бассейна. Я могу сразу после школы или поздно вечером. Или в тот день, когда ты туда не ходишь.

Я даже составила это дурацкое расписание, но оставила листочек в комнате. Разнервничалась и забыла взять его с собой.

— Ты серьезно? Поверить не могу! Ты серьезно предлагаешь мне выбрать время для посещения бассейна в собственном доме?

От него исходит дикая агрессия. На такое предложение он явно не рассчитывал, но я упрямо гну свою линию. Запрещаю себе бояться. Папа всегда говорил, что нельзя показывать противникам своего страха. Если поймет, что боишься — ни за что тебя не оставит.

— Теоретически ты можешь плавать вместе со мной и…

— Практически, а не теоретически, если мы окажемся в бассейне, я тебя в нем утоплю, — изрекает ядовито.

— Твоя ненависть ко мне ничем не оправдана. Я не претендую на место в сердце Богдана Петровича, не собираюсь становиться наследницей. Я просто хочу доучиться в университете. Мы можем даже не встречаться, если ты так сильно не хочешь. Я предложила попробовать подружиться, но если ты так категорично настроен…

— Я тебя ненавижу, тупая ты инфузория, — выплевывает, делая шаг ко мне.

Я машинально отхожу назад и Тан останавливается, усмехаясь.

— А говорила, постараешься полюбить.

— Если ты мне поможешь! Оскорблениями никак не получится завоевать мое расположение.

Он смеется. Запрокидывает голову назад и хохочет так, что у меня внутри все леденеет. Так, как Тан в это мгновение выглядят все антигерои в фильмах. Те, кого обычно побеждают положительные персонажи.

Пока Тан смеется, я формулирую очередную мысль и замечаю, как открывается небольшой участок шрама. Совсем немного, но я почему-то зависаю. Появляется необъяснимое желание дотронуться к израненной кожи, отодвинуть челку и посмотреть полностью. В бассейне я ничего толком не увидела от неожиданности и испуга.

— Мне нахрен не нужно твое расположение, — заявляет, резко прекращая смеяться.

К такой смене настроений я оказываюсь не готова и не сразу перестаю смотреть на Тана с любопытством. Он замечает. Прищуривается.

— Интересно, да?

Я мотаю головой.

— Можешь посмотреть, если интересно.

Он преодолевает расстояние между нами одним широким шагом. На этот раз я не отхожу — продолжаю стоять на одном месте. Тан практически вдавливается в меня. Ни сантиметра между нами не оставляет и гаркает:

— Смотри!

Я успеваю зажмуриться прежде чем он открывает мне свое лицо.

— Не буду!

— Поэтому никакой дружбы быть не может. О любви вообще забудь. Молись, чтобы я тебя не удавил, не утопил и не переехал машиной. Я могу сотню способов придумать, выберешь тот, который тебе понравится. Просто, блядь, не попадайся мне на глаза.

Сердце в груди так сильно колотится, что в какой-то момент мне кажется, оно выпрыгнет из груди. Тан отходит, но легче мне не становится. Я не знаю, можно ли уже открывать глаза или еще постоять.

— Отмирай уже, сталкер. Я прикрыл то, на что противно смотреть.

Распахиваю веки. Тело пробивает крупная дрожь. Я все-таки его боюсь. Агрессивного, злого, нервного. Он совершенно не умеет контролировать свои эмоции и меня это сбивает с толку.

— Мне не противно, — подняв голову, смотрю в его лицо. — Просто там в бассейне я… я почти ничего не рассмотрела, а сейчас, если бы увидела. Ты сам сказал, что убьешь меня, если кто-то узнает. Так что лучше и мне не знать.

— Ты уже знаешь, — замечает очевидную вещь. — Запомни, сталкер, если хоть одна живая душа…

— Знаю только я?

— Доктор, отец и мой друг не считаются.

— Думаешь, они не смогут проговориться? Нельзя все спихивать на меня, если…

— Если такое произойдет ты труп, сталкер.

— Прекрати меня так называть.

— Могу инфузория. Больше нравится?

— Может, просто по имени?

Небольшой диалог рождает во мне надежду, что не все потеряно. Возможно не сразу, но со временем у нас получится подружиться. Пока мне хотя бы выпросить у него возможность извиниться в университете и спокойно продолжить обучение.

— Имя твое мне неинтересно. Свободна.

— Тан…

— Серьезно? Тебя что, силой выставить?

— Я уйду, просто… давай решим с универом. Я поступила, чтобы учиться, порядков ваших дурацких не знала. Это несправедливо сейчас меня наказывать.

— Мне это неинтересно. Хочешь решить — раздевайся до белья и торжественно шагай по коридору.

Вот и поговорили…

Тан вкладывает наушник в ухо, тем самым показывая, что разговор окончен, а я пячусь к двери. На то, чтобы сделать так, как говорила Стефа, у меня не хватает смелости. Я просто не могу пригрозить Тану его отцом, особенно когда видела, как тот с ним обращается. Совсем не это нужно моему сводному брату. Метод кнута вызывает в нем еще большую ненависть и злобу. Пришло время применить метод пряника, только вот как, если он совсем не хочет идти на контакт?

Глава 10

Соня

— Я так понимаю, разговор не удался? — спрашивает Стефа, стоит нам зайти в столовую.

— Не очень.

— Ты ему пригрозила?

— Угу…

На самом деле – не смогла. Пыталась после нашего разговора вернуться и высказать ему все, что думаю, но так и не хватило смелости. Я оставила бутерброды на кухонном столе в надежде, что Тан их съест, но то ли он демонстративно оставил их, то ли вообще не спускался, чтобы поесть. По возвращении родителей бутерброды отправились в мусорку, а мое настроение упало ниже плинтуса.

Идти на учебу не хотелось. Я с трудом заставила себя подняться утром с кровати и прийти сюда. Глядя на внимательный взгляд Танского и полные зависти взоры многих девчонок, понимаю, что лучше бы осталась дома. Через недельку-вторую интерес ко мне угаснет, и я смогу беспрепятственно сосредоточиться на учебе.

Мы почти спокойно стоим в очереди. Единственное, что немного меня раздражает – слишком пристальные взгляды и шепотки вперемешку с хихиканьем. Я не знаю, адресовано ли это все мне, но зацикливаюсь. Не могу не думать об этом после слов Стефании.

— Что будешь? — спрашивает Стефа, кивая на витрину.

Пожимаю плечами и прошу то же самое, что и у нее. Аппетита нет, как и желания сидеть в столовой. Меня толкают в бок, из-за чего чай на моем подносе проливается. Стиснув зубы, выдыхаю и иду за Стефой. Подумываю сбежать, оставив обед на столе, но понимаю, что впереди еще несколько пар, и если я не хочу шлепнуться в голодный обморок, стоит запихнуть в себя хотя бы сладкий чай.

— Он все еще смотрит? — спрашивает Стефа у девочек.

— Не-а, говорит с Кимом, — отвечает Маринка.

— Ну и славно.

— Эй!

В тишине мне позволяют посидеть минут пять, и я успеваю съесть половину обеда и сделать несколько глотков чая.

Подняв голову, сталкиваюсь с высокой брюнеткой, смотрящей на меня сверху вниз. Видимо, она со старшего курса, потому что на парах я ее не видела, правда, я не успела запомнить всех, да и каждый раз кто-то отсутствует. Даже в первый день учебы пришли далеко не все.

— Ты ко мне?

Мой голос почему-то дрожит, и я стискиваю руки в кулаки. Это чувство внезапно раздражает. Я не должна ничего бояться. Мне ни за что не должно быть стыдно. Я ведь не знала, что в одном из лучших университетов Одессы имеется свой Волан-де-Морт.

— К тебе, — девушка искривляет губы в презрительной усмешке, а затем делает вид, что оступилась, и содержимое ее тарелки выливается на мою блузку.

Происходящее оказывается для меня неожиданностью. Не то чтобы я не ждала козней. Ждала, конечно, но предположить, что они будут происходить так открыто, не могла. Я думала, стоит оборачиваться в темном закоулке коридора или стараться не заходить в туалет одной, но чтобы так… в столовой…

— Упс, — выдает она. — Случайно вышло. Вот, — она протягивает мне салфетку, от которой я отмахиваюсь.

Девочки поднимаются со своих мест. Моя Стефа начинает покрывать незнакомку проклятиями. Я же… я просто встаю и, расправив плечи и подняв голову вверх, выхожу из столовой.

На меня смотрят. Взгляд каждого студента в эти минуты прикован только ко мне. Меня не рассматривают разве что те, кто слишком сильно увлечен новостной лентой соцсетей. В туалет я вваливаюсь, напрочь забыв об осторожности. На глаза наворачиваются слезы. Как назло, именно сегодня у нас нет физкультуры, а значит, я не взяла с собой спортивную форму.

Подхожу к раковине, кладу руки по обе стороны от умывальника и поднимаю голову, сталкиваясь со своим отражением. Безвозвратно испорченная блузка – первое, что бросается в глаза. Огромное мятного цвета пятно покрывает всю левую сторону. Я все-таки включаю воду, хоть понимаю, что это бессмысленно. Такую жижу не стереть так просто, а если стирать, то потом придется разгуливать по университету в мокрой блузке в облипку.

Хлопок двери в почти абсолютной тишине звучит словно раскат грома. Резко поворачиваю голову и сталкиваюсь с незнакомой студенткой. Высокая, стройная, одета по последнему писку моды. На ней одни туфли стоят как весь мой наряд. Она пришла не одна. В компании еще трех девчонок. Той, которая облила меня супом-пюре, среди них нет.

Вспоминаю наставления отца о том, что нельзя показывать своего страха и слабости. Задираю голову вверх. Храбрюсь изо всех сил, но все же едва слышно всхлипываю. Она это слышит. Ухмыляется. Почему-то сразу понимаю, что именно она главная. Остальные пришли то ли за компанию, то ли чтобы сразу пресечь любые попытки протеста с моей стороны. В неравной битве победить сложнее.

— Простушка, — хмыкает она, скривившись. — И, судя по всему трусиха.

Я поднимаю голову выше, но как только ее подружки наступают, съеживаюсь и вдавливаюсь поясницей в бетонную стойку.

За всю свою жизнь я ни разу не вступала в конфликты и тем более не дралась. В школе у нас были прекрасные отношения с одноклассниками. То ли потому что многие остались до выпускного еще с первого класса, то ли потому что мы стояли на одинаковой социальной ступеньке, но никаких конфликтов у нас никогда не было. Ссорились периодически, но до травли, испорченной одежды и драк не доходило.

— Не знаю, что вам нужно, но лучше оставьте меня в покое.

— Мне нужно, чтобы ты ушла из этого университета, — произносит девушка, скривившись.

— Я пришла сюда учиться и никуда не собираюсь.

— Зря, — ухмыльнувшись, она кивает своим сообщницам.

Я забиваюсь в угол. Перемещаюсь так, чтобы видеть их всех и не позволить им себя окружить. Если они будут впереди меня, уверена, смогу хоть как-то ответить.

— Проучите ее, — командует она.

Первый удар приходится по лицу. Я его не ожидаю, поэтому когда получаю пощечину, меня практически сразу оглушает. Мне не настолько больно, просто поверить в то, что такое происходит в одном из самых популярных ВУЗов сложно. Дальнейшие их действия словно в тумане. Я чувствую, как они тянут меня за грудки, вынуждают подняться на ноги, разрывают блузку на груди.

— Злата!

Даже сквозь призму шока распознаю того, кому принадлежит голос.

— Пошли вон отсюда!

Меня практически сразу оставляют. Холодные неприятные касания исчезают с моего тела.

— Тан.

По всей видимости, эта самая Злата пытается оправдаться, но натыкается лишь на холодное презрительное:

— Вон!

Еще один хлопок двери, и я понимаю, что мы остаемся наедине. Я инстинктивно пытаюсь закрыться. Нащупываю разодранную рубашку и натягиваю ее на грудь. Получается плохо из-за приталенного силуэта, но кое-как закрыться удается. Не выходит лишь убрать горящий след от пощечины. Я не вижу, но почему-то знаю, что на моей щеке отпечатана чужая рука. Чувствую это.

Он подходит ближе. Не вплотную, всего на несколько шагов. Тормозит на достаточном расстоянии, но дышит тяжело и шумно. Я отсюда вижу, как медленно и высоко вздымается его грудь.

В какой-то момент… совершенно безумный, неоправданный и глупый момент, мне хочется, чтобы он подошел ближе. Чтобы успокоил и… пожалел. Я смахиваю это видение так же резко, как позволяю ему ядом просочиться в мозг. Прогоняю его и, резко вздернув подбородок вверх, спрашиваю:

— Доволен?

Напоминаю себе, что у него нет сердца. Нет души, которая бы болела при виде моего унижения. Нет ничего живого, что присуще обычному человеку. Он — чудовище, погрязшее в собственной ненависти ко всему живому.

— Нравится? — повышаю голос почти до истерики. — Тебе нравится видеть, как унижают людей по твоей указке? Твоей больной фантазии сейчас хорошо?

В этот момент я его ненавижу. Так сильно, как никогда и никого прежде.

— Сталкер…

Я мотаю головой. Его голос звучит совсем иначе. Мягче, нежнее, спокойнее. Так, словно ему не плевать.

— Уходи отсюда, — прошу из последних сил.

Я обещала себе, что буду держаться до тех пор, пока он не оставит меня одну, но несколько слезинок все же скатывается по моим щекам. Я отворачиваюсь. Не хочу, чтобы он думал, что сломал меня. Не хочу, чтобы видел меня слабой.

— Снимай блузку, — командует резко.

— Серьезно?

Не могу поверить, что он на такое способен, но резко дергаю полы в сторону и стаскиваю с себя ткань. Действую в состоянии аффекта.

— Лифчик тоже? — хмыкаю.

— Дура, — выплевывает, а в следующую секунду продевает через мою голову свою толстовку.

Я инстинктивно протягиваю руки в широкие рукава. Тону в них, но меня мгновенно окутывает теплом и запахом его тела. Я не успеваю ничего понять и найти объяснений его поступку. Ловлю взглядом лишь широкую оголенную спину. Оставив меня одну, Тан покидает туалет, громко хлопнув дверью.

Глава 11

Тан

— Не понял, — хмурится Ким, протягивая мне свою кофту. — Твоя где?

— Потерял.

— А конкретнее?

— Конкретнее — не твое дело.

Ким затыкается, но смотреть с подозрением не перестает. Подкалывать не решается, но он этим никогда и не занимался. Все подъебы в нашей компании за Само с Филом. Поэтому, оставшись без кофты, я не позвонил ни одному из них. Слушать их раздражающий хохот и смелые приколы после случившегося хотелось в последнюю очередь.

— Что происходит? — тяжелый взгляд Кима проходится по мне сканером.

В какой-то момент думаю, что стоило позвать Фила или Само. Да можно было вообще пройтись в одних штанах по коридору, чем выдерживать допрос Кима.

— Все в порядке.

— Уверен, что твой голый пресс это в порядке?

Приходит моя очередь смотреть на Кима взглядом “это не твое дело” и “отъебись с расспросами”, но он умело делает вид, что не понимает.

— Зачем ты с ней так? — допытывается, рискуя довести меня до крайности.

Он это знает. Видит, что я буквально киплю от злости, но продолжает ковырять и без того кровоточащую рану. Специально вгоняет крючок поглубже и проворачивает. Ким единственный, кто всегда следит за ситуацией, кто никогда и ничего не спускает на тормозах. Умолчать о проблеме он ни за что не позволит. Выведет на эмоции, доведет до крайности, вытащит и расставит по полочкам.

Сейчас мне не хочется рассказывать. Ни о том, как я стащил с себя толстовку и отдал этой… инфузории, ни о той злости, которая сейчас меня переполняет. Я просто хочу тишины. Абсолютной. Без нравоучений со стороны Кима и насмешек от ребят. Просто, блядь, пусть оставят меня в покое.

— Ты слышишь меня?

— Я слышу треск ткани. Ты ешь вообще? — раздраженно спрашиваю, буквально натягивая на себя его кофту. А ведь Ким обычно выбирает оверсайз. То, что на нем болтается, как на вешалке.

— Ты переводишь тему, — хмыкает.

— Я забочусь о твоем здоровье.

— Это водолазка, вообще-то, — замечает, хмурясь.

— У тебя в гардеробе есть водолазки?!

Эта информация меня отвлекает. Напрягаю память, силясь вспомнить Кима в чем-то обтягивающем. В кофте там, свитере или водолазке, вот. Не выходит. Блядь, конечно нет, потому что он ни разу ничего подобного не надевал. На соревнованиях только, но там на нас несколько слоев одежды, экипировка.

— Почему не носишь? — допытываюсь. — Все еще паришься из-за худобы?

— Умгу… — мычит что-то нечленораздельное.

Окидываю его пристальным взглядом. Одно время мы с парнями его подкалывали. Когда заканчивали школу он едва не ходил за ветром. На первом курсе он стал пошире, но по-прежнему не надевал ничего, что помогло бы угадать его фигуру под одеждой.

— Прогресс на лицо — ты купил водолазку.

— Ты съезжаешь с темы.

— Уже съехал. Увидимся.

Перебросив через плечо принесенный Кимом рюкзак, вылетаю из раздевалки. Не удивляюсь, когда запрыгиваю в машину и пассажирская дверь тут же открывается.

— Тебе на пары не нужно? — спрашиваю у Кима.

— Я уже пропустил.

— Еще есть время.

— Оставь ее в покое! — говорит с нажимом.

— Это еще почему?

Во мне снова поднимается злость. Вторая девчонка за гребанный год, которую мы должны оставить в покое. Какого хера вообще? Мы никогда и никого не жалели. Что вдруг происходит?

— Она твоя сестра, блядь, — напоминает, словно об этом так легко забыть. — Сам потом жалеть будешь, что так с ней поступаешь. Вообще, хватит уже… мы выросли, игры кончились.

— Нет никаких игр, Ким… я просто ее ненавижу.

Друг буравит меня взглядом долгие минуты, после чего все-таки выходит из машины. Я тут же срываюсь с места и, выехав на дорогу, лечу вначале домой, а затем меняю маршрут. Сворачиваю на квартиру, оставленную мамочкой. Сама она свалила куда-то в теплые страны с очередным любовником. Дала мне ключи и сказала пользоваться хатой в ее отсутствие. Насколько мне известно, она еще не вернулась, а значит, я могу там зависнуть.

По пути пишу Дине, с которой мы периодически трахаемся. Спрашиваю, могу ли за ней заехать и снова меняю курс. Останавливаюсь у многоэтажки. Дина уже меня ждет. Она единственная из всех телок, что у меня были, не пытается набивать себе цену. Не нервирует меня своими опозданиями и не заебывает постоянными смсками и звонками. Идеальная. Такую и в жены взять можно. Хорошо, что я в это дерьмо лезть не собираюсь никогда в принципе.

Квартиру открываю своим ключом, но тут же наталкиваюсь и на обувь, стоящую у двери и на отчетливый запах кальяна. Мама дома. Вернулась. Собираюсь свалить по-тихому, но не выходит. Мамаша вываливается в коридор в шелковом халатике. Смотрит на нас, как на пришельцев.

— Стасик?!

Хуясик, блядь.

Я стискиваю челюсти. В такие моменты мать ненавижу больше отца. Впрочем, я их обоих ненавижу в равной степени, просто в определенный период моей жизни кто-то отличается сильнее.

— Привет и пока. Я думал, ты на Бали.

— На Мальдивах, вообще-то…

— Хоть в Антарктиде, — не выдерживаю. — Приятно было увидеться.

Она нас не задерживает. Идет следом, чтобы закрыть дверь, хотя я и сам прекрасно это могу сделать. Оказавшись на лестничной площадке, слышу, как щелкает замок и засов. Ухмыляюсь. Так вот почему пошла за нами. Не чтобы отдать дань уважения и провести сына, а чтобы закрыться наглухо.

— Та-а-ан, — разочарованно тянет Дина. — У меня родители.

— Ко мне поедем.

— Домой?

— Угу.

— А отец?

— Его нет дома.

О том, что там может оказаться новоиспеченная мамаша умалчиваю. И о сестре, конечно, тоже не рассказываю. Мы с Диной вообще редко говорим о жизни. Я предпочитаю ее трахать, а она громко стонать.

Дома нет никого. По крайней мере об этом говорит абсолютнейшая тишина. Мы беспрепятственно поднимаемся ко мне. Динка отпрашивается в душ, а я проверяю наличие презервативов. Сегодня мне нужно отвлечься, расслабиться, хоть на несколько часов забыть о той, кого возненавидел со второй встречи. Не с первой. Тогда я ее…

Я ее…

Ни хера.

Быть этого не может!

— Я все! — радостно сообщает Дина.

Ее высокий голос в это мгновение вызывает лишь хмурое раздражение, но я киваю. Заваливаю ее на кровать под визг. Сука, уши сводит, но терплю. Мне она нужна. Сейчас. Не время разбираться, что она делает не так.

Мне просто. Нужно. Потрахаться.

Проветрить чертовы мозги и выбить ту дурь, которая появилась. Внезапно и неожиданно.

В первую встречу я ее хотел.

Нет! Бред. Полнейший.

У меня просто недотрах. Сколько мы с Диной не виделись? Неделю? Вот отсюда и эти дурацкие мысли. Встает на любую бабу с сиськами. У сталкера они тоже есть. Третьего размера, как минимум.

Снова не о том думаю. Отвлекаюсь на Дину. На ее налившуюся грудь, на узкую талию, на широкие бедра.

— Возьмешь в рот?

Она кивает, призывно опускаясь на колени. Я дергаю пряжку ремня, расстегиваю пуговицу, предвкушая, как ее пухлые губы обхватят мой член, когда в дверь стучат. Едва слышно, но стук почти сразу повторяется уже громче. Дина тут же заматывается в полотенце, а я с шумом втягиваю воздух и иду открывать.

Дверь распахиваю так сильно, что та норовят слететь с петель. Собираюсь послать пришедшего нахер, но застываю от шока в дверном проеме. По ту сторону не прислуга, не отец и даже не его будущая женушка. Там она. Говорю же, сталкер… Идиотка, не понимающая слова “границы”.

— Я тут, — мямлит. — Я хотела.

На ней все еще моя толстовка. Интересно, она только что пришла и поэтому ее не сняла, или…

— Пошла на хер! — заявляю, захлопывая дверь перед ее носом.

Глава 12

Соня

Темное деревянное полотно захлопывается слишком неожиданно. Я надеялась, что после случившегося Тан не будет настроен так категорически, но он, кажется, стал относиться ко мне только хуже. Его посыл предельно ясен. Мне остается развернуться и уйти в свою комнату.

С трудом подавляю необъяснимое желание постучаться еще раз и иду в свою комнату. Уже там сбрасываю с себя его толстовку. Делаю это молниеносно, внезапно осознав, что так и приперлась в ней к нему. Может, именно это ему не понравилось? Это разозлило? Может, я должна была принести его кофту в руках, а не прийти с извинениями прямо в ней?

Столько вопросов рождается в голове и ни единого ответа. Я нервничаю, не зная, как поступить. Складывать кофту и идти к нему снова или…

Прихожу в себя уже у двери. Не дав времени подумать, опускаю ручку вниз и собираюсь выйти, когда слышу звонкий женский голос:

— Когда в следующий раз тебе приспичит потрахаться — не звони мне!

Я застываю у двери. Желание выходить и сообщать о себе резко пропадает. Получается, когда я приходила к Тану у него в комнате была девушка? Мое разыгравшееся не на шутку воображение в красках рисует мне всевозможные сцены, что могли там происходить.

Девушка пулей пролетает мимо моей двери. Я прячусь за стеной, думая, что Тан последует за ней, но после ее стремительного удаления звучит лишь оглушающий хлопок двери в его комнату и звук закрываемой защелки. Видимо, его царскому величеству не подобает бегать за простыми смертными.

Отчего-то злюсь еще больше. Девушка мне незнакомая, я даже не успела ее рассмотреть, так быстро она последовала к выходу, но мне почему-то становится за нее обидно. Получается, он такой не только со мной, по сути навязанной сводной сестрой, но и с другими людьми. А друзья? Те, которые с ним постоянно сидят на обеде в столовой, они тоже подвергаются жгучей ненависти?

Стук в мою дверь едва не заставляет меня закричать. Не знаю, как сдерживаюсь, когда в комнату входит женщина средних лет. Мама познакомила меня с прислугой в доме, но их имена я запомнила плохо.

— Ужин готов. Мой рабочий день подошел к концу, так что я ухожу.

— А… вы говорили Стасу, что уходите?

— Он не интересуется такими вещами, — она пожимает плечами, а затем добавляет, понизив голос почти до шепота: — Мы стараемся лишний раз ему не надоедать.

Ну вот что он за человек, а? Если его даже прислуга боится трогать?

— Стас всегда таким был?

— О, думаю, вам лучше спросить об этом у Богдана Петровича, — отвечает испуганная женщина.

Киваю. Конечно, стоило предположить, что она ничего не скажет, хотя я надеялась выведать хоть крупицу информации. Спросить о Тане у Богдана Петровича кажется выше моих сил. Не представляю даже, как начать такой разговор. С каких слов? Да и стоит ли? Он ведь начнет расспрашивать, а если я признаюсь что просто хочу подружиться с его сыном, начнет давить уже на него, а это… это точно не пойдет на пользу нашему перемирию.

Прочтение написанных в университете конспектов занимает у меня несколько часов после чего я спускаюсь к ужину. Мама написала мне сообщение, чтобы не ждали их, так как они вернуться поздно. Тана, разумеется, не зову. Решаю, что он сам спустится. Должен же он проголодаться с обеда?

Тем не менее, даже после того, как стрелка часов переваливает десять, из его комнаты по-прежнему не доносится ни звука. Ловлю себя на том, что даже дышать перестаю и прислушиваюсь. Тишина.

Тан точно не оценит, но я все же встаю с кровати и следую на кухню. Разогреваю приготовленные умелыми руками прислуги блины с мясом, делаю чашку чая и поднимаюсь на второй этаж. У двери, которую не так давно нагло захлопнули перед моим носом, останавливаюсь. Убеждаю себя, что ничего хуже уже случившегося не произойдет. В худшем случае Тан пошлет меня еще раз. Разорвет всякую возможность наладить наши отношения и выбьет из меня жалость, что прямо сейчас толкает на отчаянный поступок.

Я стучусь в его дверь.

Снова.

На этот раз в своей одежде. Его толстовка осталась в моей комнате, но я обязательно скажу ему, что…

Щелчок замка в повисшей тишине дома звучит как взведенный курок у виска. Я вздрагиваю, но пути назад нет. Как только дверь открывается, решительно шагаю внутрь. Не собираюсь ждать, пока он выставит меня и снова не позволит вставить ни слова.

— Аккуратно, горячий чай. Кипяток, — говорю как можно громче.

Тан отступает. Отходит от двери, так что я могу беспрепятственно пройти внутрь комнаты. То, что он не ловит меня и не выставляет обратно в коридор — хороший знак.

— Я подумала, что ты тут голодный, — продолжаю тараторить в надежде заговорить его. — На добро отвечать добром, так ведь? — зачем-то спрашиваю и тут же добавляю: — Ты не подумай, я не навязываться, я просто принесла тебе поесть. Блинчики очень вкусные и чай только сделала. Без сахара. Сахар вот рядышком, на блюдечке, я просто не знала, как ты любишь.

Он молчит. Почему-то даже не двигается. В полумраке комнаты я едва могу различить выражение его лица, но вот шумное прерывистое дыхание режет слух.

— С тобой… все в порядке?

Из-за резко дрогнувших рук чашка немного съезжает с блюдца, разнося по комнате неприятное бряканье.

— Тан…

Я начинаю суетиться. Не знаю, куда деть этот дурацкий чай с блинами и не нахожу ничего лучше, как поставить все на стол.

— Ты плохо себя чувствуешь? Может…

Дальнейшие слова комом тормозят где-то в горле. Я не могу ни вдохнуть, ни что-либо сказать, потому что Тан резко разворачивает меня лицом к себе. Его пальцы неприятно впиваются в кожу плеч, и я дергаю ими, пытаясь получить освобождение.

— Серьезно? — спрашивает, сжимая еще сильнее, а затем встряхивает. — Ты, блядь, притащила горячий чай?

Я не успеваю ничего ответить, как он хватает чашку. Не за ручку, а прямо так обхватывает ту рукой и делает резкий глоток. Его начинает трясти крупной дрожью и меня рядом за компанию. Мурашки расползаются по всему телу, когда свет луны падает на его лицо, и я могу прочитать весь спектр эмоций — гнев, ужас, презрение, беспомощность, отчаяние. Эмоция сменяет одна другую, пока не останавливается на разочаровании. Я вижу ее проблески в его взгляде и лишь сильнее сжимаюсь, потому что уже понимаю, что сделала не так.

Осознаю и не знаю, что ему сказать, чтобы он меня услышал. Я ведь… я не специально. Я даже не подумала, что простой чай может вызвать такую реакцию.

— Еще горячий, — выдает на одном дыхании. — Хочешь почувствовать сотую долю того, что ощущал я, пока мою кожу съедало пламя?

Чашка с обжигающе горячим чаем все еще в его руках, а я нахожусь слишком близко. В какой-то паре сантиметров от того, кто, кажется, сошел с ума, потому что в следующую секунду мой истошный вопль нарушает тишину не только его комнаты, но и, кажется, всего дома.

* * *

Прошу прощения за задержку. Мне пришлось сутки провести в дороге, так что я слегка запаздываю с графиком, но мы обязательно его урегулируем.

Глава 13

Тан

Ее оглушающий крик действует мне на нервы. Жду, когда до этой инфузории дойдет, что на нее ни капли не попало, но она продолжает оглушающе орать. Мои барабанные перепонки рискуют лопнуть, но она резко замолкает. Затыкается, закрывает рот и распахивает глаза, в ужасе глядя на меня.

— Ты… ты меня не облил!

— Можем исправить. Спустимся на кухню, ты сделаешь новую кружку…

— Ты ненормальный.

Она отшатывается и отходит от меня назад. Наступает в лужу чая, который я плеснул ей за плечо. Ковров у меня в комнате нет, что сейчас даже хорошо. Пришлось бы сушить и обходить мокрое пятно, а так останется только протереть тряпкой. Жаль, что прислуга уже наверняка ушла, придется делать это самому.

— Я… я пыталась подружиться, — продолжает свой бред инфузория. — Тебе не нужно со мной ссориться. И так поступать. Мы можем подружиться.

— Не можем.

— Почему?

Она или тупая, или недоумевает искренне. И если первое простительно, то второе вызывает во мне злость. Как она не понимает? Ни ее, ни ее мамашу здесь никто не ждал.

— Потому что вы мне не сдались.

— Но мы уже здесь. Сегодня родители расскажут о помолвке. Уже завтра об этом станет известно всем. Ты правда думаешь, что получится скрыть это в универе?

Надеялся, что до объявления не дойдет, но если так — дела обстоят так себе. Действительно придется объявить, что эта Романова теперь что-то типа моей сестры. Я уже представляю эту реакцию. А мне еще ее типа защищать. Троллинг в ее сторону я никак не могу оставить без внимания. А ведь я планировал насладиться. Тем, как ей будут досаждать. Проблема в том, что никакого наслаждения ее сегодняшний троллинг мне не принес. Я еще и вступился. Хорошо, что за базар отвечать не придется. Все объяснит наше будущее родство.

— Мы не будем скрывать. Завтра расскажем всем, пока не дошло по новостям.

— То есть, ты собираешься объявить, что я твоя сестра?

— Именно.

— А если я не хочу?

— Помнится, ты этого жаждала. Не так давно, кстати.

— Передумала! — она складывает руки на груди, из-за чего ее кофта натягивается и моему взору открывается небольшая часть полушарий.

— Мнепохер! — заявляю, попутно пялясь туда, куда не следует.

Дину, что сегодня прокатила меня с сексом, проклинаю. Это ведь явно из-за недотраха я залипаю на сиськи Романовой. Да и какие там сиськи, так…

— Ты куда это смотришь? — она разжимает руки и поправляет кофту. — Как не стыдно!

— Было бы на что смотреть, а так… стыдно должно быть не мне.

— Придурок, — выдает на эмоциях и тут же, ошарашенно распахнув глаза, выбивает: — Извини!

— Свали!

— Что-о-о-о? — она как-то так тянет эту “о”, что я замираю.

Залипаю на ее рот. Торкает слишком неожиданно. Я не успеваю к такому подготовиться. Появляется необъяснимое желание прикоснуться к губам. Попробовать их на вкус. Они ведь не могут быть такими же ядовитыми, как ее язык?

Шаг.

Иду к ней, приближаюсь. Она отходит, видимо, уловив что-то нехорошее в моем взгляде. Я и сам пока не могу понять, что чувствую. Все эмоции не до конца распознаю. Действую на первобытных инстинктах.

— Тан! — ее высокий голос пробивается в мой мозг, но тут же глохнет.

Ни капли не отрезвляет, потому что я отравлен другими мыслями. Пошлыми, абсолютно запретными, горячими. Они отравляют меня изнутри, а противоядия я пока не обнаружил. Оно есть. Должно быть.

Пока шагаю к ней, а она отходит, дышу ровно, но как только она упирается в кровать, и я оказываюсь рядом, задыхаюсь. Все тело сотрясает дрожь. Я вдыхаю ее запах. Какой-то совершенно не соблазнительный. Дина пахнет совсем иначе. Сладко, притягательно, часто слишком, но я возбуждаюсь, а здесь… Я улавливаю едва различимый аромат цитруса и корицы. Жадно тяну носом воздух прямо у ее шеи.

— Тан…

Ее рука обжигает кожу в месте соприкосновения. Она дотрагивается до моей груди, надавливает. Концентрируюсь на этих ощущениях. Пытаюсь поймать отвращение, но его нет. Но появляется разочарование, как только она убирает руку. Ее резко становится недостаточно, хотя вот она, близко. Опасно близко, между нами почти нет расстояния, в моей голове абсолютный хаос и ни одной связной мысли. Она, судя по реакции, вообще не понимает, что происходит.

Мне бы и самому разобраться.

— Стас…

Не мое имя. Чужое. Я им не пользуюсь последние лет пять, но в ее устах звучит не так противно. Я бы, наверное, смог привыкнуть. Смог, если бы она продолжала говорить так. С придыханием.

— Что ты…

Я включаюсь, когда прикасаюсь к ее затылку. Когда касаюсь оголенной шеи пальцами, давлю, приближая к себе.

Какого хера вообще?! Что это, блядь, такое? Зачем я к ней прикасаюсь?

Взглядом автоматически нахожу ее губы. Она их облизывает. Проходится языком по нижней, от чего она покрывается влагой. Волнуется, но я воспринимаю это иначе. Залипаю еще сильнее. Желание впиться в ее рот практически неконтролируемое.

Смещаю руку с ее затылка на локоть. Обхватываю и сжимаю. Не сильно, но так, чтобы она почувствовала. Тяну ее к двери. На этот раз она не возмущается, не упирается даже, молча следует за мной.

— Проваливай! — грубо выталкиваю ее за дверь.

Дважды повторять не приходится. Сталкер срывается с места и несется в комнату на максимальной скорости. Захлопывает дверь с оглушающим стуком, проворачивает ключ в замке и только после этого я закрываю свою. Прислоняюсь лбом к прохладному полотну, закрываю глаза. Перед глазами — ее отчетливый образ. В мыслях — желание ее поцеловать. Внутри — ее запах.

Нахер…

Хватаю свой телефон, бумажник и сваливаю из дома. По пути пишу сообщение парням. Само и Филу, Кима не трогаю, он наверняка спокойно спит в своей кровати, так как не является поклонником тусовок и алкоголя. Ребята отвечают как раз тогда, когда я забираюсь в салон своего автомобиля. Оба дома, потому что завтра на пары. Раздраженно отбрасываю телефон и покидаю территорию дома. Направляюсь в самый популярный клуб города, приглашаю парней в общем чате.

“Если станет скучно, вы знаете, где меня найти. Собираюсь выпить рекордное количество алкоголя”

Отправлено. Прочитано. Никто не отвечает. Если не приедут — да и хер с ними.

Глава 14

Тан

В клубе ожидаемо закидываюсь алкоголем. Сажусь у барной стойки и заказываю бокал за бокалом. Бармен поглядывает странно, но ни о чем не спрашивает. Во-первых, ему некогда, а во-вторых, я слишком часто бываю в этом баре и он в курсе, что я не люблю делиться. Парней нет. После моего последнего сообщения прошел час, а в баре до сих пор сижу я один. Само отказался приезжать под предлогом того, что кутил вчера, а Фил проигнорировал молча. На Кима я даже не рассчитывал, он очень редко тусит с нами, а если и приезжает, то заебывает всех своей трезвой рожей.

— Ты здесь один?

Поворачиваю голову на голос. Скольжу равнодушным взглядом по лицу девушки и спускаюсь ниже. Замечаю шикарное открытое декольте, тонкую талию и длинные ноги в туфлях на огромных каблуках.

— Допустим.

— Я присяду?

— С какой целью?

— Больше нет мест.

Бросаю взгляд за ее плечо, где стоит несколько свободных стульев. Хмыкаю. Обычно девчонок клею я, хотя наоборот тоже бывает часто. Это всегда меня забавляет, потому что делают они это слишком заезженно и неуклюже. Уж лучше бы подошла и напрямую себя предложила.

— Думаю, я могла бы скрасить твой одинокий вечер.

— О, извините, тут занято.

Ким аккуратно отодвигает девушку в сторону и садится на соседний стул. Брюнетка хмыкает и раздраженно разворачивается, удаляясь.

— Вот уж кого не ожидал…

— Прочитал твое слезливое сообщение в чате и решил, что никто не приедет.

— Слезливое?

— Именно.

— Ты не спал, что ли? Время недетское.

— Спал, но забыл поставить телефон на беззвучный. Пришлось проснуться и собраться.

— Не стило, — отвечаю равнодушным тоном.

На самом же деле настроение поднимается. Даже с абсолютно трезвым Кимом уже не так скучно, как одному.

— Расскажешь?

— Может, лучше выпьешь?

— Ты же знаешь, что нет.

— Почему ты не пьешь?

Алкоголь всегда делает меня разговорчивым и любопытным. А еще добрым. Прямо сейчас я больше не чувствую жгучего желания убить инфузорию. Мне вообще на нее наплевать. Равнодушно. Ким молчит, и я давлю вопросами дальше:

— У вас ведь все пьют в стране, а тебя с алкоголем я видел от силы три раза и то ты его только нюхал.

— Во-первых, пьют наверняка не все, а во-вторых, я ни разу в сознательном возрасте не был в Корее, — Ким смеется. — Я даже языка не знаю.

— Ладно, засчитано, — киваю.

— Так что произошло, что ты сидишь здесь с бокалом виски и пытаешься не разнести весь этот клуб?

Я в очередной раз удивляюсь тому, насколько тонко Ким улавливает мое настроение. Да и не только мое. Иногда мне кажется, что у него телепатические способности, которые позволяют ему лучше понимать каждого из нашей тройки.

— Ничего не произошло, — хмыкаю. — Отец сегодня объявляет о помолвке. Завтра мне нужно рассказать в универе, что Романова моя сводная.

— Уже Романова? — хмыкает Ким. — Не “никто”? Ну-ка повторяй за мной “сестра”.

— Не смешно.

— А я и не смеюсь. Ты проблему из пальца высасываешь. Ну женится твой отец, ну появилась у тебя сестра и что?

— И ничего.

— Вот именно, что ничего. Твоя ненависть к ней не обоснована.

— Не обоснована? — завожусь с полоборота. — Она, блядь, составила график, когда мне можно посещать бассейн.

— Не понял.

— А что непонятного? Эта инфузория заявилась ко мне с предложением составить график, когда я могу приходить в свой бассейн.

— И с чего бы она это делала?

— С того…

О том, что она увидела мое лицо я Киму не рассказывал. Как в таком признаться? Правда, судя по пристальному взгляду друга, он уже обо всем догадался.

— Она тебя видела, да?

Вместо ответа мычу что-то непонятное и киваю. Между нами, вроде как, нет никаких секретов. Он прекрасно знает о моей ситуации, видел тот уродливый кусок на моем лице, однако мне все равно неприятно обсуждать эту тему. И тот факт, что инфузория видела меня таким жутко нервирует. Она не должна была. Никто не должен. Даже Само с Филом не видели. Знают о ситуации. О ней, блядь, весь универ знает, но никто не смеет ничего говорить, хотя я уверен, что им любопытно. Хочется посмотреть на изуродованное лицо некогда первого красавчика универа.

— Повторить? — голос бармена доносится до меня словно сквозь толщу воды.

— Не стоит, — отвечает вместо меня Ким.

Он и расплачивается по счету, пока я пытаюсь достать из бумажника карту.

— Думаю, пора домой.

Я не возражаю. Сам чувствую, что с алкоголем пора завязывать, иначе ночевать буду прямо под барной стойкой.

— Где припарковался? — спрашивает Ким по пути к выходу.

— А ты не на машине, что ли?

— Приехал на такси. Знал, что ты такси вызвать не додумаешься.

— Так вот почему ты приехал, — хмыкаю.

— Отчасти. Нужно же тебя бухого довезти до дома.

— А можно к тебе? Не хочу домой. Видеть там отца и… эту.

Ким ничего не отвечает. Забирает у меня из рук ключи и снимает сигнализацию с машины. Кое-как пакуюсь на переднее сидение, Ким садится на водительское и помогает мне пристегнуться. Я не помню, чтобы меня когда-либо так накрывало. Видимо, сказалось отсутствие ужина. Все-таки, пить на голодный желудок — не самая лучшая идея.

Ким привозит меня к себе. Паркует машину на свободном месте в подземной парковке и помогает зайти в лифт.

— Постарайся потише, мама уже спит.

Я киваю, но в квартире чувствую себя слоном в посудной лавке. Пока добираюсь до комнаты Кима, все стены обтираю. Что-то, кажется, падает на пол и разбивает. Ким, надо отдать ему должное, переносит мое поведение спокойно. Я бы на его месте хорошенько себе врезал, а он помогает дойти до кровати. Лежать мне оказывается еще труднее, чем идти и слушать чертыхания друга. И не потому что перед глазами все кружится, а потому что там она. Стоит закрыть глаза, как силуэт Романовой возникает в мозгу. Ее испуганные глаза, закушенная губа и острый язык, который мне внезапно захотелось ощутить у себя во рту.

Глава 15

Соня

С самого утра я снова сталкиваюсь с тем, что мне нужно вызвать такси в университет. Личный водитель есть только у Богдана Петровича, а Тан куда-то уехал еще вчера и до сих пор не вернулся. Я бы и на общественном транспорте поехала, но мама даже слышать не захотела. Она прекрасно знает, с каким трудом я ориентируюсь в незнакомой местности.

По пути в универ получаю сообщение от Стефании. Она заболела и сегодня ее не будет. Понятия не имею, что буду делать в ее отсутствие. С другими девчонками мы подружились, но я не уверена, что настолько, чтобы навязать им свое общество. Да и мне по-прежнему сложно ориентироваться в многоэтажном здании с множеством кабинетов.

Когда захожу в здание университета и направляюсь в аудиторию, чувствую на себе многочисленные взгляды. Вчера Тан сказал, что собирается рассказать о нашем родстве. Неужели, он уже это сделал? Или они смотрят по другой причине?

О том, что Тан ничего никому не рассказывал и даже не приезжал в университет я узнаю от Маринки и Ники. Мы пересекаемся с ними после первой пары и девочки тут же тащат меня с собой, за что я им чрезмерно благодарна. Понятия не имею, что бы я делала одна. Видимо, это Стефа постаралась и попросила подруг за мной присмотреть.

Девчонки обсуждают между собой возможную причину отсутствия Тана, а я раздумываю над тем, стоит ли им рассказать. Мы не настолько близки, чтобы я могла доверить им тайну, а пока Тан ничего не сказал, это действительно тайна. Кто его знает? Вдруг он уже передумал и до последнего будет делать вид, что я не больше, чем пыль под его ногами.

Следующая пара проходит в беспокойном ожидании. Я все еще помню, что было в столовой, поэтому мне страшно идти туда снова, но и оставаться голодной не вариант. Кафе от университета находится чуть дальше. Я успею пойти туда и сделать заказ, но все равно опоздаю обратно.

На обед идем вместе с девчонками. Когда я выхожу они уже поджидают меня у аудитории. Ну точно Стефания постаралась! Позвоню ей сегодня и поблагодарю за заботу. Без Маринки и Ники я бы тут с ума сошла от одиночества и страха. Набрав еды, мы садимся с подносами за столик. Я нервничаю, помня, что было в прошлый раз, но девочки меня успокаивают:

— Ешь и ни о чем не думай! — улыбается Маринка.

— Да-да… на этот раз мы не дадим тебя в обиду, — подтверждает Ника.

Если честно, я бы не хотела, чтобы из-за меня девчонки ссорились с кем-то в университете, но и оставаться одной мне очень страшно. После школы, где все было куда легче, мне кажется, что я попала в другой мир и он тщательно пытается меня пережевать и выплюнуть.

О появлении Тана я узнаю раньше, чем вижу, как он направляется в мою сторону широкими шагами. Парни, с которыми он обычно тусит, остаются стоять на месте. Поначалу я думаю, что ошиблась. Даже оборачиваюсь, чтобы увидеть там кого-то, кто точно заслуживает его внимания, но увы, за моей спиной нет никого, кто бы ждал Тана.

Через несколько мгновений он останавливается у нашего столика. Девчонки чуть едой не поперхиваются, настолько их шокирует этот факт. Они наверняка думали, что защищать меня придется от стада ненормальных фанаток Танского, а не от него самого.

— Поднимись! — отдает приказ командным тоном.

Я поспешно встаю, хотя Ника пытается незаметно удержать меня на месте: хватает за рукав и тянет вниз.

— Минуточку внимания! — говорит Тан, привлекая внимания присутствующих в столовой. — Романова — моя сводная сестра. Наши родители решили пожениться, поэтому с этого момента любая попытка травли получит жесткий ответ от меня.

По столовой прокатывается гул. Едва слышный, потому что многие еще ждут от Тана дальнейших слов. У меня же натуральным образом перехватывает дыхание. Я совсем не ожидала, что Тан произнесет это во всеуслышание. Да еще и сделает это таким тоном, от которого у меня мурашки по всему телу.

— Отомри, инфузория. Хотя бы кивни, а то все думают, что я спятил.

Я активно киваю головой, хотя понятия не имею зачем. Подтвердить, что наши родители женятся? Сомневаюсь, что после объявления этой новости Таном остались те, кто еще в это не верит. Да и что значит мое слово против слова самого популярного парня в университете?

После объявления Тан невозмутимо возвращается к друзьям и они подходят к витрине. Замеревшие до этого студенты возвращаются к еде. Начинают тарабанить столовые приборы, кто-то обсуждает ситуацию шепотом, кто-то не стесняется говорить громко. Тан чувствует себя абсолютно спокойным и расслабленным. По крайней мере, мне так кажется со стороны.

Он невозмутимо садится за столик, о чем-то говорит с друзьями. На них смотрят. Господи, конечно, смотрят! Мы с ним разделили внимание пополам, но он, в отличие от меня, словно и не видит этого. Я же не могу смириться с таким вниманием. Аппетит напрочь пропадает. Хорошо, что я успела поесть до появления Танского, иначе бы рисковала остаться без обеда. Еще и девчонки расспрашивают обо всем, сетуют, что я им раньше не сказала.

Я наивно полагаю, что после объявления Таном нашего родства, все забудут о моем существовании, но ко мне начинают подходить совершенно незнакомые мне девушки, знакомиться. После второй девушки я поняла, что подружиться на самом деле хотят не со мной, а с Таном. Просто ко мне, судя по всему, легче добраться

Когда пары заканчиваются, я выдыхаю с облегчением. Мы вместе с девчонками выходим на крыльцо. Я открываю приложение такси, чтобы вызвать машину, когда меня окликают:

— Романова!

— О, это Тан, — говорит Ника, словно я бы не узнала его голос.

— Поехали! — он машет мне рукой и подзывает к машине.

Я отчаянно не хочу идти, но на глазах у половины университета не могу ему отказать. Машу девочкам на прощание и иду к машине. Стараюсь идти быстро, но каждый шаг дается с трудом. В памяти все еще жива картина того, как Тан выставил меня из автомобиля. На этот раз он поступит так же? Выедет за пределы университета и оставит меня на повороте? Сомневаюсь, что он довезет меня до дома.

— Ты такая медленная. Я заждался.

— Я не думала, что мы поедем домой вместе, — отвечаю и хлопаю дверцей громче ожидаемого.

— Боже, инфузория, этот автомобиль стоит столько, что ты до конца жизни не отработаешь.

— Прекрати меня так называть.

— Как? — усмехается, заводя двигатель.

— Я не инфузория.

— Сталкер, липучка, гусеница.

— Гусеница?

— На прекрасную бабочку не тянешь.

— Останови машину, — требую, когда мы выезжаем из университета.

— Это зачем?

— Если ты так сильно меня ненавидишь, достаточно сыграть роль перед студентами, дальше я могу добираться сама.

— Я не сказал, что высажу тебя.

— Не сказал. Но сделай это. Я не хочу всю дорогу слушать оскорбления.

— Это констатация факта, а не оскорбление?

— Правда? Ты себя…

Я замолкаю, осознавая, что только что едва не опустилась до его уровня.

— Что, Романова? Видел в зеркале? Видел, — его лицо искажает кривая усмешка. — Каждый день смотрю на это уродливое лицо.

Глава 16

Соня

— Нас не будет несколько дней, — сообщает мама за ужином, на который пришли только мы с ней.

Ни Богдана Петровича, ни уж тем более Тана за столом нет. У первого какие-то важные дела, так что он не успел приехать к ужину, а Тан не пришел, хотя я знаю, что мама его звала.

— Командировка?

Я стараюсь скрыть разочарование в голосе. В последнее время мы видимся не так часто, как прежде.

— Прости, что так вышло.

Обычно мы с мамой проводим воскресенье вместе. Гуляем в парке, покупаем мороженное и просто разговариваем, но в этот раз не получится, потому что они с Богданом Петровичем уезжают.

— Ничего страшного, погуляем в следующий раз.

Я не обижаюсь, понимаю, что у мамы сейчас так много забот. Подготовка к свадьбе отнимает львиную долю времени, а ведь мама еще и работает.

— Скажи, как вы с Таном? Поладили? Он кажется мне сложным мальчиком.

— Все в порядке, — успокаиваю ее.

— У нас запланирована конференция в другом городе. Мне не хочется оставлять тебя здесь, но выбора нет. Богдан не сможет поехать один, я нужна ему там.

— Я все понимаю, мам, не переживай.

— Ты не сиди дома! Сходи погуляй, в торговый центр заскочи, может, купишь себе что-то новое. Вот, — мама протягивает мне пластиковую карту. — Богдан сделал специально для тебя. — Что это?

— Деньги на личные расходы.

Ничего кроме “о-о-о” из моих уст не вырывается. Я настолько шокирована щедростью Богдана Петровича, что не сразу нахожусь со словами.

— Богдан сказал, что ежемесячно выделяет сыну деньги, вот и тебе сделал карту, чтобы никак не обделять. Все же, мы совсем скоро станем одной семьей.

— Хорошо, — беру с рук мамы пластиковую карту.

— О, уже делите папочкины деньги?

Голос Тана звучит слишком неожиданно. Я вздрагиваю и карта выпадает у меня из рук прямо на пол. Я не успеваю ее поднять. Это за меня делает Тан. Вертит пластик в руках и хмыкает:

— А папочка расщедрился на дочурку-то, — скалится. — Золотую карту выдал. Хорошо постарались этой ночью?

Я вскрикиваю, когда мама отвешивает Тану звонкую пощечину. Я никак не ожидаю такого поворота, хотя его слова меня тоже сильно возмутили. Как ему вообще в голову пришло так разговаривать со взрослым человеком? Совсем скоро моя мама станет законной женой Богдана Петровича? Неужели Тан и дальше продолжит себя так с ней вести.

— Вы забываетесь, молодой человек.

— На первый раз, — с нажимом говорит Тан, — я сделаю вид, что этого не было.

— И что же будет во второй?

— Вам лучше не знать.

Тан швыряет кредитку на стол и, развернувшись, широким шагом покидает столовую. Мама выглядит шокированной. Она в ужасе распахивает глаза и садится на свое место. Я так и стою, молча глядя на брошенную небрежно карту. После произошедшего ее совершенно не хочется брать в руки, а уж тем более ею пользоваться, но кое-какие деньги мне все-таки нужны. Если мама уезжает а целых два дня, мне нужно будет где-то провести это время. Идеально было бы сходить со Стефкой в торговый центр. Шоппинг в магазине занимает много времени, и я бы могла вернуться домой довольно поздно. Это помогло бы мне не сталкиваться со Стасом или хотя бы минимизировать наши встречи.

— Вы точно ладите? — спрашивает мама удивительно охрипшим голосом.

— Он… грубоват, — говорю маме, чтобы не вызывать подозрений. — Мы практически не общаемся, так что никаких проблем его грубость у меня не вызывает.

— Такое сказать… — сетует она. — Да я ему практически мать! Пусть и не родная, но все же…

— Мам, — успокаиваю ее, как могу.

Она у меня довольно ранимая. Все сказанные слова всегда принимает близко к сердцу, даже если они не сказаны абсолютно незнакомым человеком. Помню, как в супермаркете какой-то алкаш назвал ее толстой, так она рыдала потом дома, хотя всегда была стройной, как осинка. А здесь Стас… почти родственник.

— Мам, — трогаю ее за руку. — Он просто очень сложный. Не обращай на него внимания.

— Видимо, ты права, — она вздыхает, но когда мы начинаем убирать со стола, все равно всхлипывает.

Такой ее и застает Богдан Петрович. В слезах, с размазанной тушью и без настроения. Конечно, он начинает расспрашивать, что случилось. Вначале смотрит на меня, ожидая объяснений, но я не могу выдавить ни слова. Во-первых, меня устрашает его пронизывающий до костей взгляд холодных глаз, а во-вторых, я бы ни за что не призналась в том, что в слезах матери виноват Тан. Сдавать его — себе дороже. Он ведь в любой момент может сменить гнев на милость.

— Я просто… — оправдывается мама. — Не обращай внимания, я сказала Соне, что мы едем в командировку, вот и расчувствовалась.

Пока мама плачет на плече у Танского старшего я тихонько ухожу в свою комнату. Она так же, как и я, решила ничего не рассказывать Богдану Петровичу, хотя сомневаюсь, что Тан оценит. От мыслей отвлекаюсь работой над проектом, который нам задали в университете. Его задали еще в сентябре, но так как я пришла на обучение только в середине ноября, не имела возможности работать над ним раньше. Сейчас мне приходится учиться усерднее и выполнять больше заданий.

Засиживаюсь допоздна, поэтому когда слышу за стенкой грохот, вздрагиваю. Грохот повторяется, и я выбираюсь из-под одеяла и выхожу в коридор.

— Еще раз… еще один раз ты позволишь себе что-то в адрес моей женщины. Я тебя удавлю, ты понял? Собственными руками это сделаю.

У меня все холодеет внутри, когда после слов раздаются шаги. Успеваю скрыться за дверью и сквозь небольшую щель вижу лишь промелькнувшего мимо Богдана Петровича. Не уверена, что правильно рассмотрела, но мне кажется, что его правая рука была в крови.

Глава 17

Надеюсь, он ненавидит меня чуточку меньше.

© Соня Романова

Соня

Я медлю несколько мгновений. Дожидаюсь, пока Богдан Петрович уйдет, и тихо выхожу из своей комнаты. Перед дверью Тана ожидаемо пасую. Не представляю, как он отреагирует на мое появление, но не могу не пойти. Я точно видела кровь. Если мне привиделось, лучше выдержать очередную порцию яда в свой адрес, чем не проверить и потом жалеть, что не смогла помочь.

Дверь в его спальню слегка приоткрыта, но так как не горит свет, я ничего не могу увидеть, даже когда подхожу вплотную и заглядываю внутрь. Теплое свечение виднеется откуда-то сбоку, так что мне приходится просунуть голову, чтобы посмотреть. Тана нахожу сидящим на полу. Тусклое освещение настенных бра освещает его силуэт. Он сидит у стены, подогнув колени. Руки вытянуты вперед, а пальцы сцеплены в замок. Его голова опущена вниз, поэтому мое присутствие остается незамеченным.

Я быстро осматриваю комнату. Улавливаю разбитую настенную полку, свалившуюся на пол вместе с медалями и кубками. Они бесполезной грудой валяются рядом с ним. Крови в темноте не вижу и немного выдыхаю. Если мне привиделось – даже хорошо. Можно сделать вид, что я слышала только стук и пришла узнать, что случилось. О Танском-старшем, который минуту назад покинул комнату сына, можно умолчать.

— Тан…

Мой голос срывается, когда я вижу, как вздрагивают и напрягаются его плечи. Под тонкой водолазкой заметно напрягаются мышцы.

— Я…

— Проваливай.

Его надтреснутый голос вынуждает меня остаться и подойти ближе. Отодвинув в сторону несколько кубков, присаживаюсь на корточки рядом с ним. Тяну трясущуюся ладонь к его плечу. Прикасаюсь вначале пальцами, а затем и ладонью.

— Все в порядке?

— Я сказал проваливать.

— Я слышала.

Его плечи напряжены. Я чувствую каменные мышцы под ладонью и начинаю слегка поглаживать его плечо. Когда мне было плохо, так всегда делал папа – просто гладил по плечу и говорил, что все будет хорошо. Я не знаю, что прямо сейчас чувствует Тан, но мне кажется, что ему не повредит поддержка, пусть даже он меня ненавидит.

Долго сидеть на корточках сложно, поэтому я отодвигаю кубки подальше и плюхаюсь на пол рядом с Таном. Руку не убираю, продолжая поглаживать его по плечу. Он все еще напряжен, и я совершенно не понимаю, помогают ему мои действия или делают только хуже.

Говорить не решаюсь, хотя хочется расспросить о произошедшем. Почему-то уверена, что Тан не станет изливать мне душу. Уже то, что он не встал и не вышвырнул меня из комнаты обнадеживает.

Когда Тан слегка поднимает голову, я вздрагиваю и спешу убрать руку. Почему-то мне кажется, стоит нам столкнуться взглядами, все изменится. Сейчас, пока мы просто сидим рядом друг с другом, все кажется иначе. Темнота окутывает со всех сторон, а реальные чувства смазываются. Пока Тан вот так сидит, я совсем его не боюсь, а он… надеюсь, он ненавидит меня чуточку меньше.

— Уходи, сталкер, — говорит как-то устало.

— А знаешь, — начинаю я, пропуская его просьбу мимо ушей. — Когда мне было плохо…

— Сталкер, блядь, — выталкивает, а затем поворачивается.

Я делаю резкий вдох, потому что его губа разбита, а на скуле виднеется заметный кровоподтек.

— Это… — я тянусь рукой к его лицу.

Сама еще не понимаю, что делаю, просто прикасаюсь к его щеке холодными пальцами. Что странно — он позволяет. Тяжело дышит и смотрит на меня так, что если бы мог убивать взглядом — именно это бы и сделал. Но не отталкивает. Мы оба словно замираем. Я трогаю его щеку, медленно опуская пальцы к губам, а он просто смотрит, задержав дыхание.

— Что ты делаешь? — выдает, когда я прикасаюсь к его разбитой губе.

— Когда я была маленькой мой папа всегда гладил там, где болит и мне становилось легче.

Во взгляде Тана что-то проскальзывает. Что-то такое… чему я не могу дать определения, но там совершенно точно больше нет той жгучей ненависти, что была совсем недавно.

— Нужно вытереть кровь, — комментирую, замечая потеки на его подбородке и несколько пятен на щеке. Видимо, размазал рукой, потому что на ней я тоже улавливаю красные следы.

— Зачем тебе это? — как всегда в своем репертуаре.

— Что это?

— Хренова забота обо мне.

— Ты в ней нуждаешься, — пожимаю плечами.

— Я не оценю.

— Знаю.

Поднимаюсь на ноги, чтобы принести из ванной полотенце. Хватаю то, что висит неподалеку от раковины и подкладываю его под прохладные струи воды. Как следует выжимаю и уже собираюсь вернуться, когда сталкиваюсь в зеркале взглядом с Таном. Он умеет ходить бесшумно и мне это не нравится. Его непредсказуемость выбивает из колеи, а взгляд, которым он меня сканирует, пробуждает внутри что-то необъяснимое.

Мое сердце тарабанит о грудную клетку сильнее обычного, но я все же собираю себя в кучу и прикладываю мокрое полотенце к его лицу. Стираю кровь, стараясь не задеть рану на губе.

— Нужно продезинфицировать. У меня в комнате есть антисептик.

— Предлагаешь переместиться к тебе?

Передо мной больше не тот Тан, которым он был несколько минут назад, когда мы сидели бок о бок в его комнате. Ему на смену вернулся тот, кто безжалостно выдворил меня из автомобиля, а затем хладнокровно бросил на растерзание университетским гиенам. Я понимаю это по кривой усмешке, что появляется на его губах и взгляде, которым он на меня смотрит. Холодным, равнодушным и… заинтересованным?

— Я могу принести антисептик сюда и…

— А раздеться? — перебивает. — Раздеться можешь?

— Что?!

В моем вопросе столько неподдельного возмущения и шока, что я не могу выговорить больше ни слова. Открываю рот и закрываю, не в состоянии подобрать правильные слова. Тан усмехается шире, из-за чего подсохшая рана на губе снова начинает кровоточить.

— Ты же утешать меня пришла, — поясняет Стас. — Может, и дашь заодно? Я утешусь.

Я шлепаю его по щеке неожиданно для самой себя. Просто вздымаю руку вверх, а затем раздается звонкий шлепок.

Я в ужасе распахиваю глаза. Нельзя было его бить. Не стоило это делать после того, что случилось сегодня. Из всех присутствующих в этом доме его сегодня ударили все, включая меня.

— Прости… я… я не хотела.

— Хотела сталкер, — устало говорит он. — Ты идеально вписываешься в эту семью.

Я хочу возразить. Сказать, что вовсе не такая, как его отец, что я способна контролировать свои эмоции, но Тан больше не позволяет и слова произнести. Хватает меня за руку и буквально выволакивает за дверь, захлопывая ту перед моим носом и проворачивая ключ в замке.

Глава 18

Соня

Когда я просыпаюсь, мамы дома уже нет. Вместо нее меня встречает домоправительница, протягивает мне сложенный листок бумаги и говорит, что завтрак готов. Я благодарю ее и за завтраком открываю записку, которую оставила мама. Она попросила не стесняться и купить то, что понравится. А еще просит не скучать и обещает вернуться поскорее. Это, конечно же, невозможно, но на моем лице все равно появляется улыбка.

Настроение поднимается. Я встаю из-за стола и поднимаюсь на второй этаж. Иду в свою комнату собираться. Мы со Стефкой еще вчера договорились в двенадцать встретиться в торговом центре. Сейчас половина одиннадцатого, пока оденусь, пока доеду, как раз приеду вовремя. Собравшись, вызываю такси через приложение. Мне очень жаль, что я не могу нормально ориентироваться в пространстве, иначе бы не тратила лишние деньги на транспорт, тем более чтобы отсюда добраться до торгового центра нужно прилично заплатить из-за немаленького расстояния.

На улице прохладно. Плотнее кутаясь в куртку, смотрю на экран телефона. Машина такси словно замерла на одном месте. Стоит и не двигается, а я хочу поскорее сбежать из этого дома. После вчерашнего я испытываю одновременно стыд, злость, растерянность. И мне совершенно не хочется встречаться с Таном.

К счастью, точка в приложении приходит в движение и уже через несколько минут я сижу в теплом салоне автомобиля и еду на встречу с подругой. Мы несколько часов ходим по торговому центру. Я меряю одежду, но купить так ничего и не решаюсь. Мне почему-то жжет руку та карта, которую вчера мне дала мама. Я помню все, что последовало после этой карты и, если честно, тратить чужие деньги мне не хочется.

— Классное платье, — говорит Стефа, кружась перед зеркалом. — Я возьму на вечеринку.

— На вечеринку?

— Ну, здрасти… — хмыкает подруга. — Ты забыла, что ли? У вас вечеринка в восемь сегодня.

Я непонимающе хлопаю ресницами и Стефа хмурится.

— Тебе братец не сказал, что ли? Ребята по чатам ведь день жужжат. Вечеринка в доме Танского — целое событие!

— Я просто не собиралась идти, — пожимаю плечами. — Вот и забыла.

— Как это идти не будешь? Ты же переехала к ним в дом?

— Ну… да.

— Я не разрешу тебе не присутствовать!

— Сте-е-еф…

— Даже не проси! Ты же не собираешься просидеть в своей комнате? Скажи, что нет! А таким поздним вечером ты никуда никогда не ходила, или… у тебя кто-то появился, да? Ты собралась на свидание? С кем? Это кто-то из университета?

— Эй, куда тебя занесло? — спешу остановить подругу, пока она не пошла дальше. — Я действительно собиралась сидеть в комнате. Никакого свидания.

— Ну нет… — хмыкает Стефа. — На свиданку я бы тебя отпустила, но сидеть в комнате? Ни за что! Ты выйдешь к нам и будешь развлекаться! Ничего не знаю! И, кстати, ты себе так ничего и не нашла, а на вечеринку нужно прийти не в шортах.

— Он дресс-код установил?

— Нет, конечно… Приглашения даже не он рассылал, а его друзья, так что… все идут в чем хотят, но я предпочитаю платье. Все же, я девушка. Купальник еще нужно не забыть.

— Купальник?

— У вас же есть бассейн? Да и вечеринка вроде бы будет там. Развлечемся и поплаваем заодно.

Совмещать алкоголь и плаванье в бассейне опасно, но я молча киваю и думаю, как сделать так, чтобы не попасть на вечеринку. Одна мысль о том, что мне придется провести рядом с Таном весь вечер ужасает, а там ведь будет не только он, но и другие ребята из университета. Новость о нашем родстве наверняка все еще скрипит на зубах у многих, и я окажусь под прицелом.

— Так, а теперь тебе за нарядом, — спешит “обрадовать” подруга. — Найдем лучшее платье. Пусть все девки обзавидуются, а парни возжелают.

— Стефа!

— А что? Хватит тебе в девках сидеть. Студенческая жизнь началась, Сонь… пора вливаться. Такая масштабная вечеринка — то, что надо. С мальчиками познакомишься. Уверена, ты еще не успела всех разглядеть, а они у нас таки-и-и-е… есть из кого выбрать. Особенно старшекурсники.

После слов подруги только закатываю глаза. Не отвечаю ничего. Я поступила учиться, а не заниматься отношениями. Мне не до любовных страданий. Я хочу получить образование и устроиться работать по профессии, которая нравится. Но Стефании, конечно, ничего не говорю. Скажи ей, что никаких отношений мне не нужно, она наверняка еще и найдет претендента. Все потому что подруга считает, что можно совмещать учебу и отношения. Я знаю, что у многих девочек успешно получается, но пробовать не хочу.

— Вот сюда идем… — подруга тянет меня в очередной магазин, где выбирает мне несколько позиций платьев.

На каждое смотрю скептически. Во-первых, будет странно наряжаться, находясь в доме, где проходит вечеринка. А во-вторых, я по-прежнему не хочу тратить деньги с карты Бориса Петровича. Ну и идти на вечеринку не собираюсь. Спишу свое отсутствие на плохое самочувствие.

— Вот это шикарное, — замечает подруга, когда я выхожу из примерочной.

Платье и правда красивое. И на мне сидит так хорошо, что в какой-то момент я думаю нарушить свое желание не брать у мужа матери ни копейки и все же купить это платье.

— О, вам очень идет, — замечает проходящая мимо продавец-консультант.

— Мы берем! — бесцеремонно заявляет ей Стефа.

Так они мне не оставляют выбора. Я вынужденно оплачиваю покупку, а потом корю себя за нее. Ясно же, что никуда я в этом платье не пойду, но чем ближе становится вечеринка, тем сильнее мне хочется нарядиться. Я даже волосы подкручиваю, да и макияж наношу, чтобы выглядеть получше. Стефа мои действия заочно одобряет и обещает скоро приехать.

Когда в мою дверь раздается стук, я стою перед зеркалом в платье. Стук повторяется, и я отбрасываю появившуюся вдруг мысль переодеться. Уже поздно. Поворачиваю ключ в замке и опускаю ручку. Дверь резко дергают с той стороны. Так сильно, что я вываливаюсь следом за дверью и наталкиваюсь прямиком на чье-то массивное тело. Хотя… почему на чье-то? Передо мной — сводный брат собственной персоной.

* * *

Спешу сообщить, что у меня вышла новинка в соавторстве с Анной Абинской — Фиктивная жена для мажора. Присоединяйтесь, переходя на мой профиль)

Глава 19

Тан

Она явно собралась на вечеринку. Девчонки на мои тусовки всегда приходят в платье, а у нее в университете откуда-то подруга второкурсница. Определенно все рассказала. Не удивлюсь, если сталкер еще и платье купила на отцовские деньги. Карту ведь наверняка взяла.

— Что тебе нужно?

Войти она не позволяет. Встает в дверях и складывает руки на груди, отчего ткань платья натягивается сильнее. Конечно же, я не смотрю. Сдались мне ее сиськи.

— Пропустишь? — буквально заталкиваю ее в комнату.

Говорить в коридоре, где куча камер, не собираюсь. Я рта раскрыть не успею, как отец натравит своих охранников, а мне его воспитания вчера хватило. Он вообще-то давно руки не распускал. Пару последних лет точно. Да и после аварии мне казалось, что он успокоился. Воспитывать сына можно и не прикладывая руку. Пустыми обещаниями “сделать” лицо. Как жаль, что я больше не верю его словам.

— Чего ты пришел?

У нее особенная привычка — нападать первой. Раздражает.

— Ты не на вечеринку, надеюсь, собралась?

— А что? Приглашения от тебя не будет?

— Не будет. Сиди здесь и не выходи из комнаты.

— А если я захочу поесть? Или в туалет.

— Попроси у домработницы бутерброды и ведерко.

— Сам и проси! Я не собираюсь сидеть в комнате весь вечер!

Инфузория прищуривается и воинственно задирает подбородок. Явно собирается отстаивать свою позицию.

— Ладно, пошли!

Тяну ее за собой. Быстро, чтобы у отца не возникло желания меня останавливать. К вечеру, когда начнется вечеринка, камеры будут крутить одну и ту же запись, а то папочку там инфаркт хватит и ему придется экстренно возвращаться домой. Кайф он обламывать умеет, а потому я заранее обо всем позабочусь. Главное, успеть разобраться с инфузорией.

— Обувайся и надевай куртку, — отпускаю ее руку у выхода.

— Это зачем?

— Покатаемся.

— Я никуда не поеду! — и добавляет: — С тобой!

— Расслабься, инфузория. Мы в магазин поедем. Надо жратвы купить.

Я безбожно вру. Все давно готово, да и много принесут с собой. Вечеринка у меня, но алкоголь обычно на парнях, а закуска на девочках.

— Ты еще ничего не купил?

— Не знал, что нужно. Если поможешь — разрешу тебе присутствовать.

Она кивает почти сразу. Обувается и надевает пуховик. Добровольно садится в салон моего автомобиля и молчит всю дорогу, хотя мы проехали уже несколько магазинов. Я бы на ее месте спросил, почему мы не заехали ни в один из них. Но инфузория молчит. Смотрит перед собой и держит сцепленные в замок руки на коленях.

— Приехали! — паркуюсь у отеля-ресторана и киваю на здание.

— Ты покупаешь продукты здесь?

— Ага.

Беру ее под руку и тащу внутрь. Прошу посидеть в фойе и подождать, а сам иду к ресепшн. Сегодня на смене Тина. Мы с ней познакомились, когда я бронировал номер в отеле в прошлый раз. Она красивая, стройная и образованная. Хрен знает, какая муха ее укусила отсосать мне в номере, пока ее сменщик заменял ее на ресепшн и думал, что Тине вдруг плохо.

— Привет, — при виде меня она широко улыбается и облизывает губы.

Надеется на повторения? Я бы и сам не против, но времени в обрез, поэтому придется отложить все на другой раз.

— Забронировать номер? Тот самый?

— Любой. Мне не для себя.

— А для кого? — Тина с любопытством смотрит за мою спину. Прямо туда, где сжавшись в комок сидит инфузория. — Номер на двоих?

— На одного. На нее. И столик в ресторане организуй. Я все оплачу.

— На двоих?

— На одного, — повторяю терпеливо. — Девушка тут останется. Это сестра моя сводная, нужно ее куда-то сбагрить, пока я провожу вечеринку.

— Ох… — глаза Тины загораются. — Жаль, я не выходная. Тоже хочу на вечеринку.

— Как-нибудь в другой раз.

Дожидаюсь, пока она все забронирует, протягиваю деньги наличкой и возвращаюсь к инфузории.

— Идем.

Она молча следует за мной. Лишь перед дверью номера на третьем этаже пасует. Идет куда медленнее, чем раньше и вообще видно, что паникует.

— Куда мы приехали?

— На отдых, — сую ей в руки магнитную карту от двери. — Твой номер триста пять. Приятного отдыха.

— Чего? — летит мне в спину. — Зачем мне номер?

— Здесь есть туалет и ресторан забронирован на твое имя. Ужин я оплачиваю, — кричу уже на пути к лифту.

— Ты хочешь, чтобы я осталась здесь?

Пока лифт едет, голос инфузории становится ближе. Зачем-то она идет за мной.

— Именно. Не порть мне вечеринку.

— Я не останусь!

Звук подъехавшего лифта оповещает меня о том, что я могу беспрепятственно свалить, пока до инфузории не дошло, что мне плевать на ее мнение.

— Делай что хочешь, — кричу ей уже из лифта.

Створки закрываются прямо перед разъяренным носом сталкера. Из лифта я выхожу в приподнятом настроении, даже плечи распрямляю. Все складывается лучше некуда.

— Тан!

Пользуясь тем, что на ресепшн никого, Тина покидает свое рабочее место и идет за мной.

— Я спешу.

— Мы еще увидимся?

— Конечно! Я завтра приеду заберу сестренку.

— Я буду ждать! — летит мне в спину.

Пока инфузория не спустилась и не рванула за мной, сажусь в автомобиль и завожу мотор. Вылетаю на трассу и вжимаю педаль газа в пол. Открываю окна, чтобы ветер очистил салон от ее запаха. Он у нее какой-то въедливый, даже после гонки на предельной скорости остается и заполняет легкие. Раздражающий, невыносимый, приторный… я раз за разом вдыхаю воздух и только сильнее вбираю его в себя. Въедается под кожу, как чернило татуировки. Выдрать просто так невозможно.

— Опаздываешь, — хмыкает Само, отталкиваясь от автомобиля Кима и направляясь в сторону моей тачки.

— Сорян… было дело.

— Важное?

— Угу.

Само садится на пассажирское сидение и салютует ребятам. По договоренности Само поможет мне провернуть все с камерами и ребята заедут сразу после. Они и припарковались за несколько домов от нашего, чтобы камеры не засекли.

Справляемся с Само быстро. Каких-то пять минут и этот гений компьютерных технологий настраивает отцовские камеры так, что те транслируют ему красивую запись. Охраны у нас в доме нет. Сигнализация, за которой следит охранная фирма. Они приезжают за мгновения, стоит сработать сирене, так что в этом плане переживать не стоит. Я все отключу и постараюсь сделать так, чтобы звуки ада не сработали, иначе лежать нам всем здесь мордами в пол.

Фил с Кимом выходят из машины по очереди. Оба направляются в нашу сторону. Само довольно улыбается. Предвкушает предстоящее веселье, новые знакомства, хотя мне кажется, что он давно со всеми познакомился. Более компанейского человека, нежели Самвел, найти трудно.

— Вы все одни приехали? — спрашиваю у него, пока ребята идут к нам.

— Ага. Ну ты же в курсе, что никто из нас не в отношениях. Будем пытать счастья прямо на вечеринке.

— Только по комнатам не расходитесь. Мы тусим только у бассейна.

— Да в курсе мы, все будет нормас.

На подготовку к приезду остальных у нас уходит немного времени. Ребята привезли полотенца и резиновые коврики на пол. Прошлая вечеринка для многих закончилась синяками и ссадинами из-за скользкого от воды пола. В этот раз Ким побеспокоился об этом заранее.

Стоит нам постелить один коврик, как подтягиваются первые прибывшие. Девчонки приходят с едой, парни с выпивкой, поэтому через час у нас стоит огромный стол закусок иеще больше — алкоголя. Фил включает музыку и начинается толкучка. Всем хочется потанцевать, хотя есть и те, кто безвылазно сидит в бассейне.

— А где твоя сестра?

Ким, как обычно, в своем репертуаре. Его излишняя забота и кристальная трезвость — все, что мы получаем на этой вечеринке.

— Уехала.

— Куда?

— Откуда мне знать? Я за ней не слежу.

Ким хмурится, а затем, рассмотрев кого-то в толпе, уходит.

— Как думаешь, у нас получится его напоить? — спрашивает уже захмелевший Фил.

— Не надейся, — встревает подошедший Само. — Я видел в толпе Асю.

— Так вот куда он сорвался!

Ася — особенный вид фетиша для Кима. Он называет ее лучшей подругой, но все мы прекрасно знаем размер его дружбы, стоит ей оказаться с ним рядом.

Глава 20

Тан

Вечеринка в полном разгаре, когда ко мне пытается прорваться девчонка. Не то, чтобы меня охраняли, но я всегда сижу подальше от других. Не люблю толкаться в толпе. Чем меньше людей находится рядом со мной, тем лучше.

— Да пустите же! — восклицает.

— Отпусти ее! — вместо меня вступает Само.

Градус вечеринки определенно меняется. Повышается так, что в ушах начинает шуметь. Все непроизвольно затихают и пялятся в нашу сторону.

— Замните, — командую парням, а сам встаю и иду навстречу девчонке.

Угадываю в ней ту, что стояла рядом с инфузорией в нашу первую встречу. Как ее там? Имя необычное, так что как не стараюсь вспомнить не получается.

— Где Соня? — сходу набрасывается на меня.

— Какая Соня?

— Издеваешься?

Я не сразу врубаю, кого она имеет в виду, потому что сестру эту, блядь, кроме как сталкером и инфузорией про себя никак не именую. Отказываюсь как-то называть. Боюсь, что привяжется и потом придется относится к ней нормально, а мне это, стоит заметить, нахрен не надо. Нормальность не для меня. Это для других. Для Кима, например. Если бы инфузория появилась в его доме, уверен, они бы нашли общий язык. Ким со всеми его находит. Человек-коммуникабельность, мать его…

— Где она? — давит эта бесстрашная.

Пытаюсь понять, с каких пор ко мне можно вот так спокойно подойти и выкатить свои претензии. Не так давно эта же ее подружка боялась меня, словно огня и эту ужаленную смелостью оттаскивала, а сейчас сама лезет на рожон. Что сталкер ей наболтала, что в ней столько гонора?

— Амбиции убавь, — говорю громче и резче, чем планировал. — И вон пошла.

— Где Соня? — не унимается. — Это же ты, да? Ты с ней что-то сделал? Закрыл где-то? Скажи, где, иначе…

— Иначе что? — делаю шаг вперед и нависаю над ней скалой.

Она, как и инфузория, довольно низкая. Мне едва до плеч доходит, но продолжает упрямо задирать голову. Правда, в глазах совсем не тот огонь. Пасует. Вижу, что пасует, даже один шаг назад делает. Сталкер бы не сделала. Давила бы до конца, ждала, пока сломаю. Эта отходит.

— Просто скажи, где она…

— Пошла. На. Хер.

Я хватаю ее за руку чуть выше локтя, когда слышу голос Само.

— Тан!

Вечер определенно перестает быть томным и скучным. Само сегодня достаточно налакался, а я хоть и трезвый, но тоже выпил. У меня по венам алкоголь пляшет, распаляет. Эту дуру я мгновенно отпускаю и поворачиваюсь к другу.

— Скажи ей, где девчонка!

— Хуя се ты заговорил! Приказы раздаешь?

— Раздаю! — выкатывает грудь колесом и прет на меня. — Ведешь себя, как мудак.

Где-то на горизонте появляется Фил, пытается нас остудить, но мы уже сцепились. Само, потому что придурок и вступается за девчонку, когда она ему, блядь, никто. А я, потому что он охерел в край. В моем доме на моей вечеринке давить мой авторитет зашквар.

— Эй, хватит! — Фил влезает между нами.

Держит Само, прекрасно зная его взрывной характер. Он всегда первый лезет в драку, да и на рожон это всегда к Самвелу. В этот раз я не отстаю, оттаскиваю Фила в сторону. Буквально отшвыриваю и хватаю Само за грудки.

— Есть чо сказать?

— Есть!

— Говори!

— Че, королем себя возомнил?

— Я не пойму, претензии появились, или что? Раньше всех устраивало. Или ты из-за бабы, — ржу ему в лицо. — Из-за нее, что ли? Дружбу нашу похеришь?

Конечно, мне прилетает. Я когда лезу прекрасно осознаю, что Само мне втащит. Его взрывоопасный характер всем давно известен, мы с парнями не раз его успокаивали и оттаскивали, чтобы не развязывал драку.

— Ни на минуту вас оставить нельзя, — слишком знакомый голос слышится совсем рядом.

Прежде чем я получаю следующий удар и ответить тем же, перед Само вырастает Ким. Давит ему на плечи и тормозит всеми силами. Самвел сильно шире в плечах и на порядок сильнее, но Киму как-то удается его удержать. Сцепив челюсти и зажав кулаки от злости, Само отступает. Шагает назад под давлением Кима, а затем хватает девчонку и тащит ее на выход.

— Представление окончено! — орет Фил, отвлекая ребят.

Через несколько минут и правда все отворачиваются, прекращая на меня глазеть. Ким, пользуясь ситуацией, начинает разговор с морали.

— Зачем ты так? Само эта девушка нравится, или ты забыл?

— Нравится — сказал бы. А он нам что ответил? Берите-ебите, — напоминаю Киму.

— Неважно, что сказал. Она ему нравится. Ты правда где-то Романову закрыл?

— В подвале, прикинь. В винном погребе.

Ким смотрит скептически. Не верит. Почему-то так вышло, что он единственный знает меня лучше, чем я сам. Все еще верит в мою человечность.

— А серьезно?

— В отель отвез, — пожимаю плечами. — Видеть ее здесь не хотел.

— Точно не хотел или…

— Или что?

— Да так…

— Нет, ты договаривай!

Вместо ответа он поднимается на ноги и сообщает, что ему нужно отлучиться. Уходит, оставляя меня один на один с мыслями. После случившегося Фил держится от меня подальше. Он, как всегда, сам себе на уме. До сих пор не понимаю, как мы приняли его в свою компанию. Он почти ничем не делится, редко лезет в наши дела и часто молчит, но он с нами. Незаменимый компонент нашей четверки, если после сегодняшнего она еще останется.

Ким возвращается спустя время. Хмурый и словно расстроенный. Высматривает кого-то в толпе, но не находит и идет ко мне. Садится рядом и выдвигает совершенно бессмысленную херню:

— Романову нужно привезти обратно.

— Бегу, роняя тапки.

— Я серьезно. Ты ее где оставил?

— Где оставил, там стоит, — делаю несколько глотков алкоголя прямо из бутылки. — Тебя че это так волнует?

— Ты же не оставил ей телефон, да?

— Не оставил.

— Она не приедет домой сама. Не сможет.

— А че так? Дорогу не найдет?

— Не найдет. Я со Стефанией поговорил. У сестры твоей особенность. Она не ориентируется в местности, поэтому не ездит на общественном транспорте.

— Клевая отмазка, — киваю. — Может, отец ей тачку купит, чтобы сама каталась.

— Ты меня слышишь вообще? — Ким повышает голос. — Она не приедет сюда.

— Да и похуй мне, — разъяряюсь, а у самого внутри все жаром заливает.

Почему-то представляю инфузорию и то, как она в темноте гуляет. Мне еще час назад Тина написала, сказала, что гостья моя карту оставила на ресепшн и от ужина отказалась. Ушла. Вот куда, блядь, спрашивается, эта идиотка тупая ушла, если она не сможет добраться?

— Ладно… — кивает Ким. — Отель нормальный? Ресепшн есть? Если что, ей такси вызовут.

Блядь…

Достаю из кармана телефон и пишу Тине. Спрашиваю, не вернулась ли сталкер. Ответ прилетает через минуту:

“Нет”.

— Скажи название отеля я сам поеду, — предлагает Ким. — Если надо — заберу ее к себе. Стремно оставлять ее без присмотра.

— Я сам поеду, — поднимаюсь на ноги.

Трезвею почти моментально. Райончик, в котором расположен отель, не из лучших. Почти самый центр. Там и в будние дни постоянные тусовки, а сегодня выходной. Наверняка дохера неадекватов, а она одна. Машину завожу дрожащими руками. Я, конечно, сволочь, но не хочется превращаться в отца и становится причиной чьих-то проблем. Нахер это, я не похож на папочку.

Глава 21

Тан

Поездка в отель бессмысленна. Тина толком ничего не запомнила. Ни когда ушла Романова, ни что говорила перед ходом, ни в какую сторону пошла.

— У меня столько людей каждый день. Думаешь, я всех запоминаю?

Меня распирает злостью. Я обо всем позаботился. Отвез ее в безопасное место, заказал место в ресторане, хороший номер. Что ее не устроило? Что не позвал на вечеринку? Так не обязан. У меня своя тусовка, на которой ее я видеть не хотел.

Выхожу на улицу и останавливаю первого попавшегося прохожего, чтобы стрельнуть сигарету. Сам давно бросил. Да и курил чисто чтобы покрасоваться. Когда все это стало немодным — забросил. Да и ребята не одобряли. Ким, опять же, капал на мозг, вынуждая отказаться. Но сейчас неожиданно хочется. Алкоголь давно выветрился из организма, руки дрожат, да и вообще все тело трясет, как в лихорадке.

Не понимаю, какими эмоциями меня придавливает. Ни вдохнуть нормально не могу, ни выдохнуть. Втягиваю дым от сигареты и с облегчением выталкиваю его наружу. В мозгах слегка туманится, легкие жжет, в пору их выплевывать. Я давно не курил, а у этого случайного прохожего явно что-то слишком забористое.

Запрыгиваю за руль так и не успокоившись. Меня отпустило на несколько секунд, а затем снова накрыло с головой. Я силюсь понять поступки инфузории, но нихрена не выходит. Она не ориентируется в местности, так какого хера ушла из отеля в никуда? Куда пошла? Куда ходят люди с таким расстройством?

Собираюсь задать этот вопрос поисковой системе, но телефон оживает входящим. Ким не успокаивается, видимо, будет требовать ответы, которых у меня нет. Блядь, да какие вообще могут быть ответы? В отеле ее нет, где искать я понятия не имею, но на звонок отвечаю. У нас негласное правило — что бы не случилось всегда брать трубку. Даже если очень хреново, даже ночью, когда не хочется раскрывать веки, даже на том, блядь, свете отвечать на звонки друг друга.

— Да.

— Скажи мне название отеля. Я подключусь.

Я размышляю пару секунд, а затем все же говорю ему, куда ехать.

— Проверь вначале расположенные рядом кафе. Не думаю, что она будет искать дорогу к дому.

Предположение Кима логичное, поэтому я завожу машину и медленно еду вдоль домов. Улочка здесь небольшая, с односторонним движением. Район спальный, спокойный, хоть и центр совсем недалеко, но туда, думаю, она не пошла. Надеюсь, потому что тогда придется звонить и Филу и просить, чтобы еще кто-то подключался. На Дерибасовской можно потеряться, особенно такой наивной, как инфузория.

В двух ближайших кафе никто инфузорию не видел. Я спрашиваю у официанток и показываю им фото, которые мне прислал Ким. Понятия не имею, откуда они у него, но спрашивать сейчас некогда. Заезжаю в еще несколько заведений, а затем разворачиваюсь и еду в другую сторону, проверяю еще там. Конечно, никого. Собираюсь поехать в центр, но как раз замечаю машину Кима у отеля и еду к нему. Паркуюсь и выхожу как раз тогда, когда Ким спускается по ступенькам с отеля.

— Ну что там? — спрашивает с надеждой.

— Ничего. Она никуда не заходила. Ее никто не видел.

Я вижу, что Ким хочет что-то сказать, но молчит, поджимая губы.

— Предлагаю поехать в центр.

— Искать иголку в стоге сена?

Ким явно не разделяет моего предложения.

— Есть еще варианты?

— Как на счет позвонить отцу? И ее матери?

— Бессмысленно. Они уехали в командировку, все равно не приедут.

— Твой отец сможет подключить своих людей.

— Нет.

Дальше слушать его отказываюсь. Запрыгиваю в машину и двигаю в центр. Отцу звонить не стану. Мой проеб — мне его и решать. Несмотря на разногласия, вижу в зеркале заднего вида машину Кима. Едет за мной. Наша дружба неизменна даже тогда, когда я отказываюсь его слушать. Так уж вышло, что мы подружились еще будучи детьми. Жили в соседних домах и часто виделись во дворе. Общение наших родителей после успеха отца в бизнесе довольно быстро сошло на нет, но наша дружба осталась неизменной. Мы вместе пошли в школу и вместе отвоевали свое звание самых крутых парней. Фила и Само мы к себе приняли гораздо позже.

В центре мы быстро договариваемся и расходимся в противоположные стороны, чтобы через час встретиться там же и понять, что никто здесь Романову не видел. Она никуда не заходила или вообще пошла не сюда. Это мы с Кимом решили, что далеко она не уйдет, а что там у сталкера в голове — непонятно. Она же дикая совсем, с совершенно зараженными тараканами в башке. Слишком смелая и отчаянная для той, у кого проблемы с координацией.

— Звони отцу, — настаивает Ким, но я лишь мотаю головой. — Почему?

— Просто, блядь, нет.

— А если с ней что-то случится?

— Да что с ней тут случится? Многолюдная улица, все ходят. Заблудится разве что, ну может догадается к кому-то подойти. Адрес она знает.

— К кому-то? — Ким повышает голос, чего я за ним давно не замечал. — Ты оглянись уже.

На часах почти полночь, не удивительно, что многолюдная обычно улица постепенно пустеет, а остаются преимущественно те, кто навеселе, но несколько часов назад обстановка была другой. Людей здесь было много, можно было попросить помощи, но домой инфузория не приехала, у подруги, судя по тому, как рьяно та ее искала, сталкера тоже нет. Значит, где-то здесь. За то время, что мы тусили, можно было домой пешком дойти, если знать куда. Вот где она, спрашивается?

— Давай пройдемся к Приморскому бульвару, — предлагаю.

Это еще одно популярное место и инфузория вполне может знать, как до него добраться. Да мать его… она прожила в городе столько лет и не знает его? Я, конечно, тоже не особо по районам ориентируюсь, но здесь все знаю, как свои пять пальцев. Мы с пацанами здесь облазили каждый закоулок и помним, каким был Стамбульский парк, когда еще не был таковым. Кому-то было здесь страшно, а мы любили приходить в заброшенный темный парк и сидеть в темноте.

— Мы просто теряем время, — бурчит Ким, но следует за мной.

Дорога быстрым шагом занимает минут семь. Мы проходим Стамбульский парк, Дюка, добираемся аж до Воронцовской колоннады. Людей здесь, к слову, почти нет. Только целующаяся парочка у одной из колонн.

Ким тяжело выдыхает, явно намекая на то, что нам пора звонить моему отцу и во всем признаваться.

— Звони, — протягиваю ему телефон и делаю шаг в сторону, намереваясь скрыться на одной из тропинок, но застываю на месте, потому что оттуда выходит инфузория.

Я быстро сканирую ее взглядом. Одежда на ней целая, а сама она выглядит вполне спокойной. Мы застываем друг напротив друга. Молчим. В голове тут же возникает рой мыслей. Сотни слов, которые можно ей сказать, только вот сталкер и рта раскрыть не дает. Отводит взгляд и, сконцентрировав его на Киме, гордо, с высоко поднятым подбородком, проходит мимо меня.

— Я тебя не знаю, — выдает она Киму. — Но можешь отвезти меня домой? Пожалуйста.

Игнорируя меня, она просит об этом его.

* * *

Так как я не успеваю много писать, этот роман останется бесплатным до окончания)

Глава 22

Соня

В его машине пахнет чем-то цитрусовым. Я люблю этот запах, поэтому тяну носом сильнее и чувствую себя в безопасности. Это немного странно, учитывая, что я села в машину к незнакомому парню, но после нескольких часов скитаний по ночному городу и пары приставаний от не совсем трезвых людей, это кажется мне меньшим злом.

— Я Ким, — парень включает свет в салоне и протягивает мне руку для знакомства.

— Ким? — переспрашиваю.

— Ага. Фамилия отца, но меня все так называют.

— А зовут тебя как?

Он слегка хмурится, от чего его брови сходятся в области переносицы.

— Что?

— Обычно, никто не спрашивает имя.

— Ты сказал, что Ким — фамилия. Но имя же есть?

— У меня их два, — отвечает парень с улыбкой. — Мин Чжун и Миша.

— Неожиданно, — не могу не улыбнуться в ответ.

— Зови Ким, все равно по именам никто не зовет, кроме мамы.

— Хорошо.

— Тебя домой? — уточняет на всякий случай и, не спрашивая, включает обогрев.

От резкого стука в окно вздрагиваю. Тан по ту сторону пытается открыть дверь с моей стороны, но у него, конечно же, ничего не получается. Его друг заблокировал замки и Тан никак не может до меня добраться.

— Открывай, Ким, — Стас злится и стучит по стеклу сильнее.

Я вздрагиваю от страха, а Ким ухмыляется и заводит двигатель. Создается впечатление, что ему совсем наплевать на то, что по стеклу его автомобиля бьют с такой силой.

— Мы не откроем?

— Ты хочешь с ним поговорить? — уточняет, нахмурившись.

— Мне все равно придется, — пожимаю плечами. — Мы живем в одном доме.

— Я могу забрать тебя к себе на то время, пока твоя мама не вернется.

Предложение заманчивое, и я действительно думаю над тем, чтобы согласиться.

— Ладно, предложение если что в силе. Пока будем ехать домой, подумай об этом.

— Хорошо.

Мне очень сильно хочется согласиться. Почему-то Ким создает впечатление человека, которому можно довериться, хотя и знаю я его всего несколько минут. Мне кажется, что он — полная противоположность вечно недовольному Тану, хотя я могу ошибаться, ведь как-то же они подружились.

— Почему ты ушла из отеля?

— А должна была остаться? Эта… — я делаю паузу, вспоминая, как зовут девушку на ресепшн, но так и не вспоминаю. — Девушка со стойки сказала, чтобы я проваливала, — пожимаю плечами. — Я и ушла.

— Девушка со стойки, значит, — Ким кивает и крепче сжимает руль. — Скажешь об этом Тану.

— Ничего я не буду ему говорить, — отвечаю обиженно. — Вообще не хочу с ним разговаривать.

Как он мог вообще? Я нарядилась, собралась, ждала вечеринку. Я разве стала бы ему мешать? Конечно же, нет! Я бы тихонько танцевала со Стефкой и старалась бы не попадаться ему на глаза, но нет же! Ему понадобилось меня отвезти, чтобы не попала на вечеринку. А я собиралась! Платье вот купила. Красивое и довольно дорогое, чего бы не сделала, если бы не вечеринка и этот его дресс-код на платья для девушек. Мне хотелось быть красивой. Впервые после смерти отца попробовать повеселиться и, может быть, как и говорила Стефа, с кем-нибудь познакомиться.

Когда Ким сворачивает на нашу улицу, напрягаюсь. Оставаться наедине с Таном в огромном холодном доме совсем не хочется, к тому же, уверена, он не оставит меня в покое.

— А твой дом далеко?

— В десяти минутах. Хочешь поехать ко мне?

— Ты один живешь?

— С мамой. Она сейчас дома, так что ты будешь в безопасности.

— Если твое предложение все еще в силе, я приму его.

Надеюсь, что Ким меня не обманывает и его мама действительно дома.

— Если хочешь, можем заехать к тебе. Может, тебе нужны вещи. Вечеринка закончилась, в доме уже никого нет.

— Да, если можно.

Я оборачиваюсь и смотрю назад. Машины Тана не вижу, но все равно немного нервно, когда автомобиль Кима заезжает на территорию дома и паркуется.

— Я быстро, — обещаю ему и бегу в свою комнату за пижамой и зубной щеткой.

По пути пишу матери смс, в котором предупреждаю, что переночую сегодня у подруги. Надеюсь, мама не узнает, что подругу на самом деле зовут Миша, иначе без объяснений мне не обойтись. В комнате быстро хватаю рюкзак, бросаю туда пижаму, туалетные принадлежности и, перебросив его через плечо, выхожу из комнаты. По лестнице сбегаю так быстро, словно за мной гонится стая бешеных псов. Тан может вернуться в любую минуту, а мне бы не хотелось с ним видеться.

Стоит мне выйти на улицу, как я замираю. Застываю, потому что во дворе теперь два автомобиля. Тот, на котором я приехала и тот, из которого меня не так давно бесцеремонно прогоняли. Парни стоят рядом и о чем-то разговаривают на повышенных тонах. До меня доносятся лишь обрывки фраз, но из них я не могу сложить предложений. Ким замечает меня первым, так как стоит лицом к дому. Вскидывает руку и спокойно говорит:

— Садись в машину, я скоро.

Мне стоит лишь спуститься по ступенькам, чтобы быть пригвожденной к полу хмурым взглядом Тана. Он оборачивается и смотрит так, что у меня пропадает всякое желание куда-то ехать. Хочется развернуться и что есть сил бежать в дом, а там закрыться в своей комнате. Вот только сомневаюсь, что деревянная дверь его остановит.

— Не смей! — командует Тан. — Ты останешься здесь!

Мной никто никогда не командовал. Даже с родителями у меня получалось договариваться, поэтому его резкий приказной тон вводит меня в ступор, а потом и вовсе злит. Резко вскинув голову, я решительно шагаю к машине Кима и, демонстративно встаю рядом.

— Мы поехали! — равнодушно сообщает Ким.

Так перехватывает его за руку. Я сглатываю. Почему-то уверенность мигом улетучивается. Конфликта мне совсем не хочется, тем более между лучшими друзьями. Они в любом случае помирятся, а я стану лишь яблоком раздора.

— Серьезно? — Ким смотрит сначала на руку Стаса, а затем и на него самого.

— Оставь ее!

— Она не хочет оставаться. Предлагаешь связать ее и силой оставить в доме?

— Если понадобится — да!

— Да что с тобой не так?! — Ким сбрасывает руку друга со своего локтя и отходит на шаг. — В драку со мной полезешь?

— Если надо, полезу.

Ким мотает головой, а затем поворачивается ко мне и просит:

— Сядь в машину, пожалуйста. И заблокируй двери изнутри.

Я продолжаю стоять истуканом и смотреть на парней, которые находятся на грани драки. Сесть и закрыться в машине не могу.

— Она даже тебя не слушает, — хмыкает Тан. — Уверен, что хочешь забрать ее с собой?

— Ты не в себе, — парирует Ким. — Послушай себя со стороны. Мы спокойно уедем, она переночует у меня. Если ты не забыл, у меня дома мама, так что за безопасность Сони можешь не беспокоиться.

— Она останется здесь.

— Нет, не останется, — Ким повышает голос. — Можешь попробовать остановить меня силой.

Тан все-таки делает это. Хватает Кима, когда тот идет в мою сторону. С силой разворачивает его к себе и хватает за полы куртки. Отсюда мне видно только напряженную спину парня, который решил вступиться за меня. Я зажмуриваюсь, когда вижу, как Ким сжимает руки на предплечьях Тана. Не хочу смотреть! Господи, пусть прекратят! Что я такого сделала, чтобы доходить до подобного? Уже собираюсь вступить с речью и сказать, что останусь, но в этот момент меня трогают за плечо.

— Поехали?

Ким стоит рядом со мной. Улыбчивый и совершенно спокойный, но главное, целый. На нем — ни царапинки.

— Я… могу поехать?

— Конечно. Я ведь обещал, — отвечает с улыбкой и открывает для меня дверь своей машины.

Я сажусь, боясь посмотреть в ту сторону, где стоит Тан. Я не вижу его, но знаю, что он там. Стоит и смотрит на меня. Я чувствую его прожигающий взгляд, а когда Ким садится рядом, и я нахожу в себе силы поднять голову и посмотреть в его сторону, сталкиваюсь с нахмуренным лицом Стаса. Он не просто злится. Он в ярости. И при этом отпускает меня.

Глава 23

Соня

— Твоя мама точно не будет против? — спрашиваю у Кима, пока мы поднимаемся в лифте.

— Она удивится, но против не будет.

Когда лифт тормозит, я начинаю нервничать и крепче цепляюсь пальцами в лямку рюкзака. Присутствие мамы Кима меня одновременно и успокаивает, и нервирует, но я все же захожу следом за парнем в квартиру. Он старается не шуметь, но в коридоре неожиданно появляется свет. Я несколько раз моргаю, а затем замечаю в проеме женщину. Она действительно удивлена. Смотрит на меня широко распахнутыми глазами, а затем переводит взгляд на Кима.

— Привет, — говорит он с улыбкой. — Снова работаешь допоздна?

— Я… да. А ты, вы… проходите. Она кажется такой же растерянной, как и я. Шаркая тапочками по полу, уходит вглубь квартиры.

— Меня точно не выгонят? — спрашиваю шепотом.

Ким громко смеется, запрокинув голову назад. Разувается и забирает рюкзак у меня из рук. Я молча следую за ним. Осматриваюсь по сторонам. Квартира небольшая, но стильно обставленная. Интересно, где я буду ночевать? Почему-то это начинает заботить меня только сейчас. Что если здесь нет отдельной кровати или дивана? Последнего, кстати, действительно нет. В гостиной я замечаю два больших кресла, небольшой столик, большой мягкий ковер и бескаркасное кресло размером с меня. Пожалуй, если в доме не окажется дополнительной кровати, я вполне смогу уместиться на нем.

— Будете что-то пить? — спрашивает мама Кима из кухни. — Как раз чайник вскипел.

— Ты как? Я бы не отказался, все равно спать пока не хочется.

— Давай.

По правде, пить чай с его мамой на кухне хочется меньше всего, но я решаю быть вежливой и соглашаюсь. Ким усаживает меня за просторный деревянный стол и подходит к маме, чтобы поцеловать ее в щеку. Я на несколько минут зависаю на этом жесте. Такое теплое отношения сына к матери заслуживает внимания и уважения. Даже я, будучи довольно близкой с мамой, иногда этим пренебрегаю.

— Вам что? — интересуется она, повернувшись к нам лицом.

— Мне кофе, — Ким садится рядом со мной и откидывается на спинку стула. — А ты что будешь? — задает мне вопрос.

— Тоже кофе.

— Понятно, — улыбается мама Кима. — Кипяток в чайнике останется нетронутым.

Через несколько минут перед нами появляются небольшие чашки с кофе и два сосуда с молоком и сливками, а еще баночка с сахаром.

— Давайте я вас познакомлю, — говорит Ким, когда его мама садится за стол и ставит перед собой чашку с чаем.

Его маму зовут Надежда. Она улыбчивая и, как мне кажется, скромная женщина. Даже если мое присутствие ей и не по душе, она об этом умалчивает и искренне улыбается, когда Ким представляет меня, как свою подругу, с которой он учится в одном университете. Мне кажется, она не верит. Моя мама бы усомнилась, приведи я переночевать домой парня и назови его своим другом.

— Можешь звать меня просто Надей, — она улыбается. — И без приставки тетя, пожалуйста.

Я киваю, хотя прекрасно знаю, что не смогу. Мне в принципе будет сложно назвать ее по имени, поэтому планирую использовать вежливое “вы”.

Мама Кима неопределенного возраста. Ей точно больше сорока, учитывая возраст сына, но мне трудно представить, что ей больше тридцати пяти, потому что выглядит она слишком молодо. Ухоженная, стильная и слишком хрупкая. Теперь я понимаю, что худоба Кима — наследственная.

— Ладно, я пойду к себе, — сообщает Надежда после того, как разговор не клеится. — Надеюсь, ты справишься с креслом.

— С каким? — на лице Кима появляется озорная улыбка. — Ладно, я шучу. Разберусь, конечно.

Перед выходом Надежда бросает на меня взгляд и только потом покидает кухню. Видимо, решала напоследок, что лучше довериться мне, чем сыну.

— Твоя мама шокирована, — замечаю, отпивая кофе из чашки.

— Это потому что я не привожу девушек домой.

— Ты сказал, что я твоя подруга.

— Единственную мою подругу зовут Ася и ты — точно не она.

— Согласна, мы познакомились час назад.

Мы синхронно смеемся и допиваем свой кофе, после чего Ким ведет меня в свою комнату. То, что она принадлежит ему, я понимаю по обстановке. Темные тона, широкая кровать с темным постельным бельем, гитара на подставке и большой письменный стол, на котором стоит ноутбук.

— Будешь спать здесь.

— А ты?

— На кресле в гостиной переночую.

— Не стоит. Давай я там. Все-таки это я напросилась к тебе домой.

— Все-таки я был тем, кто пригласил тебя к себе. И нет, спать в гостиной ты не будешь.

Я хочу поспорить, но понимаю, что это бесполезно и сажусь на край кровати. Она широкая, так что мы бы с легкостью поместились здесь вдвоем, но предложить такое я не смогу. Почему-то уверена, что будь на месте Кима Тан, я бы вообще спала на полу, хотя… если бы передо мной стоял Тан, он бы меня на порог собственного дома не пустил, не то, что на коврик у кровати.

Ложиться я не спешу. Мне слишком непривычно ночевать в чужой квартире, еще и в комнате, которая принадлежит парню. Мне неловко стеснять его, но домой мне лучше не возвращаться хотя бы до завтра, но лучше конечно до тех пор, пока не вернется мама. Почему-то сейчас весь запал подружиться со сводным братом улетучивается. Я прекрасно знаю, что у нас не получится. Он слишком жесток, а я больше не хочу подставляться. На этом моя примирительная миссия закончится. Я бы вообще с мамой поговорила на счет того, чтобы съехать, но нужно попробовать устроиться на работу, чтобы покрывать часть своих расходов. Квартиру, слава богу, снимать не нужно, у нас осталась своя.

— Тан бывает придурком, но он отходчивый. Завтра ему станет легче, а послезавтра он забудет, что случилось, — заверяет меня Ким.

Я почему-то сомневаюсь. Возможно, это с друзьями Тан другой, а я ему кто? Правильно — никто. Ненавистная сводная сестра. Родственница, о которой он не просил.

— Почему он меня отвез?

Вопрос срывается с моих губ прежде, чем я успеваю над ним подумать. Тут же закусываю губу и хмурюсь.

— Я не знаю.

С чего я вообще взяла, что Ким станет со мной откровенничать? Он — друг Тана. Скорее всего, преданный. Вряд ли он станет обсуждать со мной его поступки.

— Я правда не знаю. Мы не успели с ним об этом поговорить.

— Он просто меня ненавидит, — нахожу рациональное объяснение.

— Уверен, что ненависть — последнее, что он к тебе испытывает. Тан… сложный, когда дело касается новых людей, но те, с кем он близок, всегда могут на него рассчитывать.

На это мне нечего сказать. За то время, что я провела в доме у меня сложилось впечатление, что близких людей у Тана нет, но Ким ломает эти стереотипы. У моего сводного брата есть друзья. Те, с кем он каждый день общается. Не держит их в страхе, как мне казалось, а действительно общается. Нормально, возможно, даже вежливо. Я слабо представляю, что он так может, особенно после его сегодняшнего приказного тона, но предпочитаю верить Киму, тем более, он приютил меня у себя и даже уступил удобную кровать.

— Я постараюсь помочь, — неожиданно говорит Ким. — Не обещаю, что вы подружитесь, но донимать он тебя перестанет.

— У них с отцом… — замираю, набираясь смелости. — Почему Тан его ненавидит?

— Думаю, об этом лучше спросить его.

Ким явно не настроен рассказывать больше того, что и так понятно, а я ни за что не стану задавать вопросы сводному брату. С сегодняшнего дня я намерена последовать его требованию не смотреть, не говорить и не прикасаться.

Глава 24

Соня

Пробуждение выдается тяжелым. Во-первых, я достаточно долго не могла уснуть. Ворочалась в кровати, испытывая вину за то, что вынудила Кима спать в явно маленьком для него кресле. Под утро все же удалось сомкнуть веки, но от этого только хуже. Открыть глаза выходит не сразу. Превозмогая покалывание и жжение, все же разлепляю веки, а когда поворачиваю голову, сердце уходит в пятки, потому что передо мной, в метре от кровати, прямо на ворсистом светлом ковре сидит собака.

Большая, гладкошерстная, с острыми стоячими ушами и нахмуренной мордой. Я бесполезно хлопаю глазами, абсолютно не понимая, что делать дальше. Соблазн позвать Кима возникает моментально, но я боюсь, что даже тихий зов может стать источником раздражения для неожиданного гостя, поэтому молча лежу. Пес смотрит на меня, а я на него. Я ложусь поудобнее, и он наклоняет морду, изучая подозрительную личность, что посмела выгнать его хозяина из комнаты.

Мне страшно. Говорят, нельзя показывать собаке свой страх. Жаль, не рассказывают, как именно это сделать. Никакие внутренние установки на меня не действуют. С каждой минутой повышенного внимания пса ко мне внутри все сжимается в тугой узел. Я посматриваю на дверь. Приоткрыта, но находится слишком далеко. Подозреваю, пес окажется у выхода, как только я встану. Если не решит вцепиться в мою ногу, как только я спущу ее с кровати.

Меня спасает звонок в дверь. Пес вскакивает на ноги, и я вздрагиваю. Он не просто большой. Он огромный, с атлетически сложенным телом, с широкой спиной и слегка выпяченной вперед грудью. Звук в дверь его насторожил, но с места он не двигается, поворачивает голову ко мне и снова смотрит, словно пытается понять, представляю я угрозу или меня можно оставить? Мысленно прошу пса довериться мне и выйти из комнаты. Выдыхаю, как только он скрывается за дверью, и тут же вскакиваю с кровати и захлопываю дверь.

Только сейчас понимаю, что меня трясет крупной дрожью. А когда в дверь ударяется что-то тяжелое, и вовсе впадаю в панику. Ключа в двери нет, защелки тоже. Конечно, маловероятно, что пес умеет открывать дверь, но я все равно боюсь. Чтобы не испытывать судьбу, наспех одеваюсь и забираюсь на кровать с ногами. Сажусь в позу лотоса и принимаюсь ждать Кима или его маму. Кто-то же должен ко мне зайти?

— Ким… Ким… Вставай же, ну? Эй! — из-за двери доносятся крики незнакомого мне женского голоса.

По всей видимости, голос принадлежит той, что пришла с утра пораньше. И именно она пытается прямо сейчас разбудить Кима. Решаю не испытывать судьбу и продолжаю сидеть в кровати, когда дверь открывается, и на пороге появляется светловолосая девушка. Она замирает прямо на пороге, глядя на меня широко распахнутыми глазами.

— Так-так-так… Зевс!

Через секунду рядом с девушкой появляется тот самый пес. Он доверчиво смотрит на нее снизу вверх и ждет команды.

— Охранять! — говорит, кивая на меня.

Пес тут же направляется к кровати, садится напротив и смотрит на меня еще более внимательно, чем до этого. Глаз с меня не сводит, а девушка как ни в чем не бывало разворачивается и уходит. До меня доносятся лишь обрывки ее фраз:

— Вставай же… Ким, миленький, встань наконец! Неужели…

Я ерзаю на кровати, но тут же замираю, потому что мой охранник тут же вскакивает на ноги и начинает рычать. Господи… как же страшно! Надеюсь, гостья успешно разбудила Кима, и я буду спасена. Да боже! В данный момент я готова вернуться к Тану и выслушать все, что он мне скажет, лишь бы не сидеть напротив огромного сильного пса, готового по команде в меня вцепиться.

— Зевс, отставить! Ко мне! — голос Кима кажется мне спасением.

Парень входит в комнату, и пес тут же забывает о предыдущей отданной команде. Подбегает к Киму и преданно засматривается в его лицо, начинает тереться о ноги мордой и пытливо ждет следующего указания.

— Прости, — выдает Ким. — Я забыл предупредить, что у меня есть Зевс. Вчера он спал в другой комнате. Когда мы пришли, мама его закрыла. Еще раз прости, — парень виновато улыбается. — Сильно испугалась?

— Не так, чтобы очень…

— Трясешься вся, — Ким хмурится и подходит ближе. — Извини. Я… меня трудно разбудить, а сегодня вроде как выходной, вставать не нужно.

— Все нормально, — выдавливаю из себя улыбку. — Мне ничего не откусили, уже спасибо.

— Извини.

— А мне кто-то объяснит, что здесь происходит?

Девушка, что оставила Зевса меня “охранять”, появляется в спальне. Заходит и царской походкой проходит вглубь комнаты.

— Я думала, у нас нет секретов друг от друга, — выдает она. — А ты успел девушку завести? И даже домой привел.

— Соня не моя девушка. Она сводная сестра Тана.

— С каких пор у Тана есть сестра? — блондинка округляет глаза.

— С недавних. Вчера они повздорили, и я забрал Соню к себе.

Пока эти двое выясняют отношения, я за ними наблюдаю.

— Так вот за кем вы вчера сорвались, — хмыкает девушка. — А я-то думала, чего вечеринка так быстро закончилась.

— Кажется, вчера тебе было весело. И забрать тебя из дома Тана было кому.

— Это да, — улыбается девушка. — Я хорошо время провела. Рада, что и ты тоже, — язвит.

— Вот и отлично. Ты чего пришла?

— Так тебя разбудить, и вчера, если ты не забыл, ты обещал позаниматься со мной, так как я пропустила несколько недель учебы.

— Я думал, это будет ближе к вечеру. Сейчас я в любом случае не смогу. Нужно выйти на прогулку с Зевсом.

— Я могу пойти с вами, — пожимает плечами блондинка. — Зевс любит со мной играть.

— Можешь, — соглашается Ким. — Сонь, пойдем все вместе?

— А Соне домой не нужно? — уточняет девушка. — Там Тан ее не заждался?

— Соня поживет несколько дней у меня, — сообщает Ким.

— Вот как… — девушка хмурится. — А что так?

Последний вопрос девушка адресует уже мне. Смотрит на меня, ожидая ответа.

— Я, кстати, Ася, — она подходит к кровати, садится на край и протягивает мне руку. — Прости, что натравила на тебя Зевса.

— Соня, — пожимаю ей руку.

— Так что стряслось? — спрашивает вроде бы участливо, но я почему-то не верю в ее искренность.

— Мы с Таном повздорили, а моя мама сейчас в командировке.

— Ох, ссориться с Таном никому не пожелаю! И что же, тебе теперь ночевать негде? Если что, у меня большая комната и даже диван есть, могу предложить свою спальню. Нам, девочкам, наверняка будет о чем поговорить.

— Ася!

— Иди собирайся, — отмахивается от парня. — Ты один тут в пижаме стоишь!

— Так, идем, — Ким хватает Асю за руку и тащит за собой на выход из комнаты.

Следом идет и Зевс, чему я несказанно рада. Видеть пса рядом, пусть он и не испытывает больше желания наброситься на меня при любом движении, не хотелось бы. Без него спокойнее, хотя в целом обстановка накалилась до предела. Ася явно ревнует Кима, хотя, насколько я могу судить о сказанном им вчера, Ася – его подруга. Если, конечно, это именно та Ася, которую он имел в виду.

Не знаю, сколько проходит времени, прежде чем я слышу оглушительный хлопок двери, а затем шаркающие шаги. Ким заходит в комнату. Следом за ним плетется и Зевс.

— Прости за это сумасшедшее утро, — снова извиняется. — Предлагаю позавтракать и пойти погулять. Зевсу нужно выпустить пар, иначе через несколько часов мы с тобой будем в эпицентре его внимания.

— Хорошо. Если хочешь, я могу приготовить завтрак.

— Он готов, — улыбается Ким. — Мама оставила на столе для нас. Я переоденусь и выйду. Зевс! — обращает внимание пса на себя. — Свои, нельзя.

Пес садится и опускает голову вниз.

— Чувствует вину за утренний инцидент, — поясняет. — Это моя ошибка. Нужно было вчера вас представить, сегодня не было бы непонимания.

— Это утро я запомню на всю жизнь, — говорю с улыбкой, но абсолютно серьезно.

Как такое забыть? Я успела с жизнью от страха попрощаться и радуюсь, что все обошлось.

— Я подожду на кухне.

Покидаю комнату Кима и выхожу, чтобы подождать, пока он переоденется. По правде, идти сейчас на прогулку не хочется, но это отличный способ перезагрузиться и подумать о том, как мне возвращаться домой. Жить у Кима всякий раз, когда Тану что-то не понравится, я не собираюсь.

Глава 25

Тан

Она, как ни в чем не бывало, выходит из машины Кима и царской, реально блядь царской, походкой направляется в мою сторону. Спокойная такая и невозмутимая, хоть взрывай тут все, она и внимания не обратит. Ким выходит следом. Тоже почему-то спокойный, а еще лыбится так, словно эта ночь у него была нескучной.

Я порываюсь вперед, а инфузория, мать ее, продолжает идти. И глазом не ведет, лишь когда почти рядом оказываемся, резко шаг в сторону делает и обходит меня. Все это с каменным выражением лица. Ни единой эмоции там не проскальзывает, хотя она обычно не скупится проявлять все, что чувствует.

Хватаю ее за руку. Она останавливается. Медленно ко мне поворачивается и наклоняет голову на бок, будто внимательно готова меня слушать. В меня словно тонна тротила закачана — поднеси спичку и рванет. Инфузория же совершенно этого не понимает и стоит с, мать его, факелом. Дразнит.

— У меня нет ни времени ни желания на разборки, — говорит резким холодным тоном. — Поэтому отпусти мою руку и на этом закончим.

— Мы закончим… — делаю паузу, глотая морозный воздух в легкие, чтобы остыть. — Когда я скажу.

Она кивает. Спокойно, словно обреченно, ее рука обмякает в моей хватке и она больше не пытается сопротивляться. Так и стоим. Я какого-то хера все еще держу ее за руку.

— Тан, нам бы поговорить. У меня не так много времени, я собираюсь уехать. Может, отложите разборки?

Это за моей спиной вступает в диалог Ким. Вроде бы ничего такого не говорит, совсем не похоже, чтобы он беспокоился о Романовой, но меня злит сам факт того, что он отвлекает меня от мести.

— Ладно. Свободна.

— Какое благородство! — выдает сталкер, прежде чем развернуться и почесать в дом.

Совсем страх потеряла. Надо строить, учить, как разговаривать со сводным братом, тем более старшим.

— О чем разговор? — тут же поворачиваюсь к Киму. — Будешь рассказывать о том, как круто провел время?

— А ты хочешь знать?

— Да уж, блядь, уволь от этой информации. Вообще не интересно, чем вы там занимались.

— С мамой ее познакомил, — Ким пожимает плечами. — И Зевсу она понравилась.

— А с Асей? Познакомил?

— Знакомство вышло невеселым.

— Вот как… она застала вас вместе?

— Скажем так, она застала Соню в моей кровати…

У меня скрипят зубы от плотно сжатых челюстей.

— Нахера мне эта информация?

— Ну в общем, было неловко, — пропускает мой вопрос мимо ушей.

— И что? Великая любовь к Красовской прошла?

Мой стеб Ким пропускает мимо ушей и выдвигает неожиданно раздражающую речь:

— У тебя на Соню какие-то планы? — спрашивает серьезно.

Он всегда конечно говорит так, словно ничего важнее в этой жизни в данный момент нет, но сейчас меня это почему-то раздражает. О каких конкретно планах речь он не говорит, но и так понятно.

— Ты не выспался? — выдаю с хохотком. — Такая крутая ночь была, что мозги отшибло?

— Я серьезно. Она тебе нравится?

— Ты же про вот эту Соню, которая только что в дом зашла?

Да, я делаю вид, что не понимаю. И да, я не хочу отвечать на его идиотские вопросы. А еще стараюсь не обращать внимание на то, с какой силой в груди колотится сердце. Оно там на вылет работает, словно собирается поддерживать работу моего тела.

— Про нее.

Чтобы отвлечься, достаю из кармана пачку сигарет. Вчера ночью пришлось заехать в круглосуточный и прикупить пачку. После выкуренной сигареты, которую я стрельнул у прохожего, захотелось. Ким, конечно, замечает. Акцентирует внимание на то, как я открываю пачку и достаю сигарету с зажигалкой. Когда выдыхаю облако дыма, отходит от меня. Отшатывается, словно я ему затяжку за компанию предлагаю сделать.

— Ясно все, — выдает многозначительно и молчит.

— Че тебе ясно?

— Ты к девушкам разучился подкатывать, что ли? — хмыкает. — Твои методы устарели. И она не та, кто поведется на равнодушие и холодность вместо заботы и тепла.

— Че? — я всматриваюсь в глаза Кима. — Ты вчера коктейль Фила выпил и у тебя отходняк?

— Я хочу понять… Чего ты добиваешься? Зачем ты ее травишь? Остальным запретил, а сам проходу ей не даешь. Вчера на вечеринке чем она могла тебе помешать? Своим присутствием? Пусть бы оторвалась в подругами, что в этом плохого?

— Это моя вечеринка, и я решаю, кому на ней присутствовать. Ее видеть не хотел.

Сигарета помогает справиться с эмоциями. Я давно не курил, поэтому сейчас от пары затяжек вставляет. Только сердце колотится. Ему ничего не помогает, унего отдельная жизнь.

— В общем, если она тебе не нравится, тогда не трогай ее больше.

Я закашливаюсь. Позорно, словно пацан, впервые попробовавший курить.

— С каких пор ты мне указываешь? — хмыкаю. — Не помню, чтобы давал такое разрешение. То, что вчера сталкера с тобой отпустил еще не значит, что ты теперь можешь мне предъявлять.

— Я еще вчера сказал, что можешь ударить. Повторю это же и сегодня.

— Из-за нее? — выплевываю.

Не понимаю, нахрен, что они в ней нашли, блядь. С первого дня закуситься с друзьями из-за сестры. Да раньше мы бы ее в пух и прах разнесли, вместе бы стебали. А сейчас что? Куда делся запал? Я один отдуваюсь, еще и на защитников ее наталкиваюсь.

— Да, из-за нее, — выдает Тан. — Планирую за ней ухаживать.

— Ухаживать? — выплевываю так резко, словно яду залпом махнул.

Осознать это не выходит. Пытаюсь, конечно, сопоставить все. Вообще, я стебал Кима из-за нее. Он вообще не из тех, кто вот так просто домой повезет девушку. Быстрый трах на первом свидании — не про него. Что я теперь после его слов должен думать? Что они переспали?

У меня все внутри сгорает. За мгновения кипятком ошпаривает внутренности. Ким — мой самый близкий друг. Человек, за которого я всегда горой и это взаимно. Несмотря на пелену перед глазами, я сдерживаюсь. Выдыхаю, конечно, так словно легкие следом выплевываю и руку в кармане сжимаю в кулак.

— Она мне нравится, — добивает словами. — Ты же не против?

Да мне, нахрен, насрать…

— А Ася?

— У Аси парень, — Ким пожимает плечами. — Мы же друзья, ты забыл?

— Теперь у тебя встает на инфузорию?

— И это тоже прекращай. У нее имя есть. Соня. Сонечка.

Хуенечка…

Как же ненавижу. Всех. Без слов огибаю Кима и иду к машине.

— Ты куда? — кричит мне вдогонку.

— Оставлю вас наедине. Вчера наверняка мама не дала потрахаться. Хата свободна — ебитесь.

— Это значит, ты оставишь ее в покое?

Я не отвечаю. Забираюсь в салон и громко хлопаю дверью. Обычно машину свою берегу, но нервы сдают. Я уже говорил, что мне пора потрахаться. Сонечка весь кайф обломала, пора решить эту проблему. Глядишь, и дури меньше станет и я на эту парочку смогу нормально смотреть, хотя надеюсь их не видеть.

Глава 26

Соня

— Думаешь, он поверил? — спрашиваю с сомнением.

— Я ему никогда не врал, — пожимает плечами Ким. — Поверил.

— Я ведь не нравлюсь тебе? По-настоящему.

— С чего такие вопросы?

— Ты сказал, что никогда не врал. Есть какая-то причина, по которой ты это делаешь, кроме той, что ты просто хочешь мне помочь?

— Тан никогда себя так не вел, — поясняет. — Нет, конечно, наше поведение далеко от идеала. Мы привыкли троллить других, этого не отнять, но в последнее время это сошло на нет. Мы больше никого не трогаем. Я так думал, пока он беспочвенно не стал приставать к тебе.

Ким ведет себя расслабленно, спокойно. Я же напряжена до невозможности. Все потому, что на нас обращены взгляды всех студентов. Как только Ким променял свое обычное место обеда на столик со мной, мы словно не даем окружающим покоя. Хоть бы не подавились, ей-богу, а то ведь в тарелки никто не смотрит, а многие и жевать забывают. Такой интерес мне непонятен.

Я осознаю, конечно, что Ким – элита университета. Парень, о внимании которого мечтают если не все, то многие девушки. Он – один из недоступных. Я, конечно, не многое знаю, но Стефка меня просветила. Никто из четверки друзей никогда ни с кем не заводил серьезные отношения. У Фила было что-то похожее, но через месяц они разбежались. Тан в принципе не знает, что такое отношения. Для него девушки – развлечение на одну ночь. Тут, в общем-то, ничего удивительного. Про Самвела Стефа вообще рассказывать не стала. Лишь пренебрежительно бросила, что он сволочь, как и остальные.

Ким, по ее словам, вообще отношений не заводил. Девчонки, конечно, шептались, что у них с ним что-то было, но подтверждений никто не получал. Об этом я узнала еще несколько недель назад. Теперь с ужасом думаю о том, что сделает со мной Стефа после того, как мы встретимся. Вчера, когда мы виделись, я ни словом не обмолвилась об “отношениях” с Кимом. Лишь сказала, что со мной все в порядке, и ничего ужасного Тан не сделал.

— Долго нам так притворяться? — спрашиваю, пытаясь съесть свой обед.

Если честно, кусок в горло не лезет. Под такими внимательными и порой ненавистными взглядами становится не по себе.

— Пока Тан не перебесится и не перестанет тебя донимать. Или когда сама не попросишь прекратить.

— Понятно.

— Ты ничего не ешь? — замечает.

У Кима, в отличие от меня, прекрасный аппетит. Пока мы разговаривали, он успел все съесть и теперь пристально на меня смотрел.

— Нет аппетита.

— Какая у тебя следующая пара? У меня операционные системы. Жутко скучные и неинтересные, так что можем прогулять и пойти в кафе, где на нас никто не будет смотреть.

— Ты собираешься прогулять пару?

Преподаватель, насколько я знаю, у нас один. Семенов Лев Арнольдович. Вот действительно – Лев. Я его боялась до трясучки, стоило единожды увидеть. Стефа, конечно, говорила, что он нормальный, но его холодный взгляд и тон, которым он прибил меня на третий день, меня в этом не убеждали. Мне не повезло. Я попала в поле зрения преподавателя, и теперь он пристально за мной наблюдал. Спрашивал, как назло, тогда, когда я была не готова, так что теперь операционные системы – самый сложный для меня предмет. Я готовлюсь к нему, как ни к одному другому, а Ким собирается просто так прогулять?

— На самом деле, мне обеспечен зачет, поэтому я там могу даже не появляться.

— Это как?

— Я слишком много знаю, — ухмыляется. — А если серьезно – я изучил тему всего второго курса, и на парах для меня нет ничего нового. Лев Арнольдович об этом знает, и если я несколько раз прогуляю – не страшно.

— А по первому курсу у тебя конспектов нет? — спрашиваю с надеждой.

— Есть. Нужны?

— Правда? Поделишься? Я отдам, когда изучу.

— Если пообещаешь прогулять пары со мной – поделюсь.

Конечно, у меня нет выбора. Иметь конспекты лекций Льва Арнольдовича – почти неосуществимая мечта. Так как присоединилась я к обучению позже остальных, то и учить мне нужно больше.

Мы с Кимом выходим из столовой вместе. За руки не держимся, но и того, что он пропускает меня на выходе вперед – хватает. Я столько завистливых взглядов получаю, что начинаю волноваться не о сводном брате, а о разбитых сердцах других девушек. Особенно одной. Той, которая взглянула в нашу сторону лишь несколько раз, но как она это сделала! У меня было ощущение, что Ася убила меня одним взглядом. Только вот я жила и продолжала дышать.

Мы с Кимом забегаем в кафешку, расположенную неподалеку от университета. Здесь я позволяю себе отвлечься и поесть, тем более что в рот пристально никто не заглядывает. После кафе просто гуляем. Заезжаем за Зевсом и уходим в парк. Мы с ним подружились. Не так, как он принимает Асю, по крайней мере, команды выполнять не спешит, но и не пытается откусить от меня кусочек. Пока Ким бегает с Зевсом, я сижу на лавочке. Никогда не думала, что прогуливать – это так здорово. Еще и погода сегодня прекрасная. Тепло, солнышко светит, мама возвращается домой или даже уже вернулась. На остаток пар мы решаем не идти. После прогулки Ким отвозит меня домой. Тан должен быть еще в университете, но его машина припаркована во дворе, значит, уже приехал. Одно радует – мама тоже дома.

Я прощаюсь с Кимом объятиями. Никогда не думала, что встречу в его лице близкого друга, который встанет на мою защиту. В дом иду в приподнятом настроении. Успокаиваю себя тем, что здесь мама, и Тан не станет ко мне подходить, да и вообще, Ким говорил, он отстанет, но когда вижу сводного брата на втором этаже, сердце замирает. Он стоит, вальяжно прислонившись к перилам лестницы. Смотрит прямиком на меня.

— Привет, — решаю быть вежливой, когда подхожу ближе, но дальше на контакт не иду, прохожу мимо.

— У меня к тебе просьба, — пригвождает к полу своими словами.

Станислав Танский и просьба – это такие же несовместимые вещи, как огонь и вода. Я разворачиваюсь и смотрю на него в ожидании. Я пообещала себе больше не делать попыток с ним подружиться. Хватит быть мячиком для пинг-понга, который постоянно швыряют в разные стороны.

— Какая?

— Я хочу, чтобы ты его отшила.

Уточнять, кого именно, нет необходимости.

— Зачем?

— Ты ему не подходишь.

— Ты это решаешь?

— Да, я.

— Он мне нравится.

— Разонравится. Слушай, — тон Тана вмиг меняется с дружелюбного на угрожающий. — Я дважды повторять не стану. Ты должна отшить Кима.

— И ты от меня отстанешь?

— А что, уже надоело мое общество, сталкер? Потеряла надежду со мной подружиться? Эх, а столько пафосных разговоров было.

— Я серьезно.

— И я. Ты оставляешь Кима в покое, я оставляю в покое тебя.

— У меня есть условия.

Тан кривится, но в конечном итоге выдает:

— Валяй.

— Ты отстанешь от меня совсем. С этого момента я буду делать все, что хочу, и ходить туда, куда хочу. Если ты проводишь вечеринку, я буду решать, присутствовать мне или нет.

— Нет.

— Нет?

— Ты расслышала, — хмыкает. — Я поставил условие “Ты отшиваешь Кима, я оставляю тебя в покое”. Больше продавить не выйдет или попробуй предложить мне что-то еще.

— Что например?

— Что-то, что меня заинтересует. Поблажки, сталкер, нужно заслужить.

— Прекрати называть меня сталкером!

Руки сами сжимаются в кулаки. Приходится себя контролировать, чтобы не наброситься на Тана. Господи, он ведет себя так, что и святого из себя выведет! Как можно быть таким жестоким и бескомпромиссным?

— Это тоже нужно заслужить, — хмыкает. — У тебя пока не получается.

— Тогда я ничего не скажу Киму. Продолжу с ним встречаться, слышишь? — останавливаю его у двери в спальню. Не позволю ему оставить за собой право последнего слова!

— Продолжишь – пожалеешь.

— Ты ничего не сделаешь!

Несмотря на уверенность, голос предательски дрожит, а сердце в груди стучит сильнее обычного.

Стас слегка поворачивает голову в мою сторону. Смотрит из-под опущенных бровей. Его взгляд до костей пробирает, несмотря на то что один глаз полностью скрыт челкой.

— Проверим, сталкер?

От его рыка я вздрагиваю и подпрыгиваю на месте, как только Тан скрывается в комнате, громко хлопнув дверью.

Глава 27

Тан

Она как наркотик, но противостоять я все еще в состоянии.

©Станислав Танский

Двадцать минут кардио и сорок – интенсивной тренировки не помогают сосредоточиться и избавиться от злости. Вчерашний секс со Златой ни хрена не помог. По ощущениям, стало только хуже, потому что у меня на телефоне десяток смс и столько же пропущенных. Вчера она обмолвилась, что ее нельзя просто трахать. Принцесса, блядь, нарисовалась.

После очередного звонка с удовольствием вношу ее имя в черный список. Я намеренно долго обходил ее стороной. Она и раньше цеплялась, обращала на себя внимание, но прокурорская дочка вроде как, нахуй надо. Вчера со злости решил, что можно. Я был не в себе, она подвернулась под руку и была совсем не против запрыгнуть на меня прямо на заднем сиденье. Ее пафос про “нельзя просто трахать” я, конечно, пропустил мимо ушей.

Вообще, жалею, конечно, что к ней полез. Расслабиться и отвлечься это помогло лишь на некоторое время. Стоило увидеть Кима рядом с инфузорией, как все вернулось на круги своя.

Удар, еще удар. Я бесконтрольно колочу грушу. Выливаю на нее всю свою дурь, но все равно не помогает. Ничего не чувствую, когда наношу удар за ударом, только усталость дикую и желание полезть в драку. В реальную. Давно, кстати, такого не было. Мы, как говорил Ким, выросли, пора браться за голову. У меня, правда, ни хера не выходит. Проблемы с контролем своих эмоций, но это у нас семейное. От папочки досталось. Прицепилось и никак не отлипнет.

После тренировки иду в душ, делаю воду похолоднее, но мысли то и дело лезут непонятные. То вчерашний секс со Златой вспоминается, то инфузория, а когда все вместе соединяется, я вообще капитально так охереваю. И внезапно нахлынувшее возбуждение выбивает почву из-под ног.

От того, чтобы подрочить прямо в душе, отвлекают другие посетители. Я выдыхаю, переключаю внимание на планирование предстоящего заезда и вскоре забываю о случившемся. Из зала выхожу расслабленным, но на улице сталкиваюсь с Кимом. Перебросив сумку через плечо, он шагает к двери и тормозит прямо передо мной. Мы всегда тренировались вместе, но сегодня после пар он поехал отвозить инфузорию, и мне пришлось идти одному.

— Справился? — хмыкаю.

— Я думал, ты меня подождешь, — выдает так, словно я ему был обязан.

— Тренировка закончена, я домой.

— Это ты, да? — спрашивает.

— Что я?

— Соня сказала, что не будет со мной встречаться.

— И? — давлю.

Делаю вид, что не понимаю. Ким, конечно же, знает. Догадался и по мне все видит. Так уж вышло, что я не умею ему врать. Кому угодно – запросто, а ему – нет.

— Я так и думал. Она тебе нравится?

— Хуйню не неси, — толкаю его плечом и вынуждаю спуститься на пару ступенек вниз.

— Ты же сам потом пожалеешь, — бросает вдогонку. — Я не отступлю.

— Молодец, — киваю. — Добивайся.

У самого в этот момент сжимаются руки в кулаки на лямках рюкзака, но к машине шагаю уверенно и с парковки выезжаю спокойно. Другое дело, что по трассе гоню под двести и все равно не могу привести мысли в порядок. “Я не отступлю”. А я? Я смогу отступить? Она, блядь, моя сводная сестра. Я ненавижу ее всем нутром. Разве я могу отступить и оставить ее счастливой? Блядь, еще и Ким. Меня кроет с каждым километром только сильнее. Домой приезжаю злой до такой степени, что когда отец пытается остановить в коридоре, смело выдаю:

— Пошел на хуй.

— Куда? — гремит на весь дом.

— На хуй. Это, отец, тот орган, который у тебя без дела между ног болтается.

Папаша остается стоять словно вкопанный. Я же взбираюсь на второй этаж, переступая сразу через две ступеньки. Влетаю в свою комнату и закрываюсь на ключ. Меня ломает. Выворачивает наизнанку одна лишь мысль, что инфузория может мне нравиться. Что вся эта долбаная реакция – не ненависть. Ким прав. Причин так сильно ее ненавидеть у меня нет, но рядом с ней я чувствую, с какой скоростью кровь течет по венам. У меня под кожей все горит, когда я ее вижу, в груди сдавливает от желания сжать пальцы вокруг ее тонкой шеи.

Настойчивый стук в дверь игнорирую, хотя в какой-то момент кажется, что отец сорвет ту с петель, но этого не происходит. Он уходит, и я остаюсь в тишине. Почти оглушающей. Чтобы не оставаться наедине с мыслями, переодеваюсь в плавки, беру полотенце и спускаюсь на цокольный этаж. По обычаю закрываю дверь и подхожу к бассейну, только сейчас замечая вещи инфузории, небрежно брошенные на шезлонг. Она спокойно плывет ко мне спиной. Рассекает воду руками и ни о чем не подозревает.

Я снова злюсь. Ее размеренному спокойствию, ее непринужденности, с которой она плавает. Меня почему-то все в ней бесит, начиная от светлых волос, собранных в высокий пучок, и заканчивая ногами, которыми она слишком сильно ударяет о воду. Порываюсь уйти, но потом решаю, что нахожусь у себя дома, и с легкостью прыгаю в бассейн. Скрывать мне нечего. Все, что она могла увидеть, она уже видела.

Выныриваю и с удовольствием наблюдаю, с каким испугом инфузория на меня смотрит. Замирает на середине бассейна, а потом продолжает плыть и ныряет. По крайней мере, я думаю, что она ныряет, но когда начинает барахтаться, понимаю, что тонет. Бассейн у нас глубокий. Три метра. При ее небольшом росте это много. Я медлю лишь мгновение, а потом подплываю к инфузории и выталкиваю ее наружу. Она плюется, кашляет и цепляется за мои плечи, словно я достал ее, чтобы собственноручно утопить. Доплываю с ней до бортика и выталкиваю из бассейна. Вылезаю следом и почти сразу набрасываюсь с вопросом:

— Что это было?

— Судорога, — оправдывается. — Ногу свело, я ничего не смогла сделать и запаниковала.

— Тут, блядь, три метра глубины. Запаниковала? Если бы меня не было – здесь нашли бы только твой труп.

Она обхватывает себя руками, растирает плечи, а затем они у нее начинают подрагивать. Инфузория плачет. Всхлипывает, растирая слезы по щекам. Она испуганная, мокрая и расстроенная. И мне ее почему-то жаль настолько, что я набрасываю свое полотенце на ее плечи и слегка их сжимаю.

— Ну, ты чего разревелась? Нормально же все. Живая.

Она шмыгает носом и что-то бормочет. Полотенце принимает с благодарностью. Перехватывает края и натягивает ткань повыше. Натыкается холодными пальцами на мои костяшки. Меня словно током пронзает, так на нее реагирую, но руку не убираю. Чувствую, как по телу скользят языки жара, растекаются, словно горячая магма, и собираются почему-то в паху. Там начинает ныть и пульсировать, а еще инфузория резко ко мне оборачивается. Едва лбами не сталкиваемся, так она близко.

— Спасибо, — шепчет одними губами.

Я на них зависаю. В который раз с момента ее появления в этом доме смотрю на ее губы. Нельзя, конечно, даже думать об этом страшно, но я все равно думаю. Хочу их попробовать. Ворваться в ее рот языком и навести суету. Показать, блядь, что такое поцелуй. Уверен, Ким ее еще не целовал. Благородный, мать его… А я могу поцеловать. Могу прямо здесь ее распластать и трахнуть. Уверен, что она даст. Посопротивляется для виду, но даст. Она горячая, опасная, дикая. Даже сейчас это чувствуется. Так и хочется уступить своим желаниям. Поддаться и толкнуться вперед. Каких-то пара сантиметров – и я попробую ее губы. Узнаю, какие они на вкус.

Я отступаю.

Блядь, конечно, отступаю. Она как наркотик, но противостоять я все еще в состоянии.

Глава 28

Тан

Конечно, я не думал, что мой выпад в сторону отца останется безнаказанным. Долго скрываться за закрытой дверью все равно бы не вышло, поэтому его появлению в комнате не удивляюсь. Из эффекта неожиданности только его наряд — строгий черный костюм, светло-голубая рубашка и галстук. Явно куда-то собрался.

Я усмехаюсь. Даже в преддверии хорошего отрыва не забыл обо мне. Пришел, чтобы попытаться поставить на место.

— Сопляк!

Его срывает сразу, как он замечает мою кривую и равнодушную ухмылку. Ничего так не раздражает людей, как положенный на них хер. Эмоциональная отдача всегда позволяет оценить, насколько ранен противник, насколько у тебя получилось сделать ему больно, насколько удалось залезть в душу. Когда встречает равнодушие, пропадает былая уверенность в себе, а у отца с этим и так беда.

Отец подхватывает меня за грудки и впечатывает в стену. Не противлюсь и он раздражается сильнее.

— Ты кем себя возомнил, щенок?

— Твоим сыном.

— Я научу тебя с отцом правильно разговаривать, — угрожает.

Ни на что больше не решается, что после последнего его срыва даже удивительно.

— Не боишься ответа? — плюю ему в лицо. — Ты же заметил, что я вырос?

— Не посмеешь! — рявкает вроде бы уверенно, но я слишком хорошо его знаю, чтобы не разглядеть за уверенностью бегающий взгляд. Да и кадык у него дергается не просто так — сглатывает, приняв мои слова серьезно.

— Рискни — проверим.

Чтобы подтвердить свои слова, напрягаю мышцы на плечах и отталкиваюсь от стены. Отец по прежнему давит, только вот впечатать меня в бетон больше не выходит. Физически я давно сильнее него и он это понимает. Возможно, до сегодняшнего дня не осознавал, потому что в прошлый раз я позволил ему себя ударить.

— Так что? — давлю, а сам давно сжатые руки в кулак держу.

До драки у нас не доходило, но в этот раз я слишком разъярен, чтобы сдержаться. Отец пасует. Отпускает меня, отряхивая руки. Смотрит, без преувеличения, как на кусок дерьма, что прилип к его ботинку. Это взаимно, папочка. Подозреваю, что мой взгляд то же самое зеркалит. Мы ненавидим друг друга обоюдно. Он меня за то, что не соответствую. Никогда не соответствовал. Не дотягивался до выставленных им вершин, огрызался и вел разгульную жизнь. Я — не тот сын, о котором он мечтал. Я его ненавижу априори. После аварии всем нутром против него пойти готов. Во что бы то ни стало.

— Ты пожалеешь.

Оставляет последнее слово за собой и покидает мою комнату. И пяти минут не проходит, как на телефон приходит смс-сообщение о блокировке моей карты.

Я смеюсь в голос от неожиданности. Мы это сотни раз проходили, я давно научился снимать нал и держать бабки на черный день, да и, честно говоря, время абсолютной финансовой независимости от него давно прошло. Я могу заработать сам.

Отец удивляет другим. Я как раз собираюсь написать Киму, что готов подработать, когда дверь в мою комнату открывается. На пороге — двое из свиты отца. Обычно они сидят на цепи и не возникают, но тут папочка стащил ошейники и сказал “Фас”.

Ухмыляюсь и вальяжно встаю с кровати. Без борьбы сдаваться не планирую, но бой заканчивается, не успев начаться. Меня валит с ног после резкого оглушающего треска и пронизывающей бок боли. Я корчусь на полу, пока звук не раздается снова. Болью простреливает лопатку. Я теряю сознание на третьем ударе. Просто отключаюсь и падаю в темноту.

* * *

— Стас! Тан! Господи…

До меня доносятся обрывки слов и фраз. Я щурюсь и, наконец, распахиваю глаза. Первое, что вижу — испуганное лицо и растрепанные волосы инфузории. Она трогает меня за плечо, а когда замечает, что я пришел в себя, выдыхает многозначительное:

— Слава богу!

Следом начинает тараторить в трубку:

— Алло, скорая? Парень потерял сознание, улица Французский буль…

Я выхватываю телефон у нее из рук и сбрасываю звонок.

— Что ты делаешь?! Тебе нужна помощь!

— Я просил вызвать скорую? — давлю интонациями.

— Ты упал в обморок!

— Неважно.

Встать мне сложно. В тех местах, где моего тела коснулся электрошокер саднит. Надо бы посмотреть, что там, но пока сил хватает только на то, чтобы сесть.

— Боже, что это…

Пока я пытаюсь привести мысли в порядок, Соня хватает край футболки и тянет ее вверх, оголяя мой бок.

— Мамочки… откуда?

— Хватит!

Отбиваю ее руку и опускаю футболку, надеясь, что там все выглядит не так плохо. Кое-как поднимаюсь на ноги и иду в ванную, захлопывая дверь перед носом сталкера. В зеркале осматриваю поврежденные участки. Все плохо. Пятна небольшие, но бордовые. Выглядит хуево. Хуже, что я понятия не имею, что дальше делать. Если отец опустился до такого — пора сваливать, только идти, кроме Кима, некуда.

Из ванной вываливаюсь и сразу направляюсь к шкафу. Сталкер, вопреки ожиданиям, мельтешит рядом. Ни на шаг не отходит, еще и что-то тараторит. Я вполуха ее слушаю, планируя уход из дома до мелочей. Налички у меня достаточно, чтобы снять квартиру. Не факт, что отец позволит, но если что — можно попробовать. Пока перекантуюсь несколько дней у Кима.

— Тан!

Сталкер вкрай страх потеряла. Возникает прямо перед лицом. Совсем близко. Касается холодными руками моей шеи. Тормозит меня в сборах. Смотрит подозрительно пристально, словно по лицу догадаться о произошедшем собирается.

— Убери руки! — рычу.

Во мне слишком много переполняющих эмоций. И когда она так стоит и смотрит появляется спектр других. Незнакомых, тяжелых, обжигающих. Все они кубарем на меня обрушиваются да так стремительно, что я не успеваю увернуться или хотя бы подготовиться.

— Откуда это все?

Руки Сони… Сони? Куда делась инфузория? Или сталкер…

В общем, она снова тянет меня за футболку и поднимает ту вверх. Смотрит на оставленные метки отцовских цепных псов. Непроизвольно прикасается к оголенной коже, и я вздрагиваю. Не от боли. Меня прямо сейчас другими эмоциями кроет. Вся кровь между ног сосредотачивается, когда она взгляд свой на меня поднимает. И смотрит… смотрит… в душу заглядывает.

— Расскажешь? — шепчет одними губами.

На них я подвисаю. Пухлых, манящих, привлекательных. Представляю, как впиваюсь в них поцелуем, как раздвигаю их своим языком и пробую ее.

— Отойди, — давлю дальше.

— Скажи мне, что происходит? — она едва не плачет, а мне почему-то вообще не до сострадания.

Я не могу прекратить думать о ее близости. Свой постыдный стояк в душе вспоминаю. На нее ведь член встал. На воспоминания о ней. А сейчас она рядом. Слишком близко, мы почти соприкасаемся. Достаточно сделать шаг и впечатать ее в шкаф, чтобы мы полностью соприкоснулись.

Смыкаю ладонь на ее шее непроизвольно. Как только это делаю, словно током прошибает. Сильнее, чем не так давно от настоящих шокеров. Волной разряд прокатывается по телу. Она откидывает голову и прислоняется затылком к шкафу с неожиданным томительным выдохом. Смотрит без страха, а в дополнение губы облизывает.

— Он тебя целовал?

Это не то, что я собирался сказать.

— Что?

— Ты слышала.

— Это тебя не касается, — сверкает взглядом.

— Ты права, — киваю. — Как тебя не касается то, что ты увидела на моем теле.

Последнее выходит угрожающе, потому что я злюсь. Смену настроения сталкер сразу улавливает и пасует. Как только я размыкаю пальцы на ее шее, сбегает, покидая комнату с грохотом закрываемой двери.

Глава 29

Соня

После того злополучного вечера, когда я нашла на теле сводного брата шрамы, проходит две недели. Все это время я его не вижу. Он не появляется дома и в университете. До вчерашнего дня он ночевал у Кима, а потом сказал, что снял квартиру. Не мне, конечно же, сказал. Киму. Мы общаемся. Делаем вид для всех, что пара, хотя абсолютно не понимаю для чего. Тана нет, ему наверняка никто не расскажет, потому что он мало с кем разговаривает и не собирает сплетни.

— Ты слышишь? — Стефания толкает меня в бок.

— Что?

— На соревнования во сколько идем?

— Куда?

— На мотофристайл, — поясняет подруга, но яснее не становится.

— О чем ты?

Я и слов-то таких не знаю, не то, чтобы понимать, куда именно Стефа пытается меня затащить.

— Ким тебе не сказал? — таращит на меня глаза.

— А… ты об этом…

Когда я сказала Стефе, что Ким, вроде как, теперь мой парень, она посмотрела на меня так, словно у меня белая горячка и пора вызывать санитаров. Признаваться нельзя, поэтому пришлось импровизировать. Я сказала, что мы пока присматриваемся друг к другу, но взаимная симпатия определенно есть. Теперь, чтобы не подставлять Кима, приходится сделать вид, что я в курсе об этом мотофристайле.

— Так во сколько?

— Как скажешь.

— А ты поедешь не с Кимом?

— Мы это не успели обсудить.

— О, понятно.

От дальнейшего риска провалить кампанию меня спасает расписание. Мы со Стефой расходимся по аудиториям, где я пишу Киму смс с вопросом о том, что за соревнования сегодня планируются.

Ким: “Это больше тренировка перед масштабным выступлением” — приходит мне сообщение.

Я его несколько раз перечитываю, прежде чем понять, о чем еще спросить.

Соня: “Подруга собирается посетить тренировку и тащит меня с собой, но так как мы “встречаемся”, спрашивала, поедем мы вместе или нет” — пишу в ответ.

Почему-то у меня ощущение, что я напрашиваюсь, но когда приходит ответ, расслабляюсь.

Ким: “Конечно, вместе. Я подумал, что тебе будет неинтересно, поэтому не приглашал”

Ким: “Я заеду за тобой в пять”

Сообщения приходят один за другим. Прочитав последнее, быстро печатаю ответ и прячу телефон.

Соня: “Хорошо, я буду ждать”

После пар отправляемся по домам. Стефа в предвкушении. Оказывается, такие соревнования ребята проводят каждый год, чем невероятно радуют всех поклонников. А их, между прочим, немало. Здесь почти все учащиеся в университете, да и другие тоже, ведь мероприятие довольно известное, его рекламят и даже делают ставки. Я, конечно же, прежде о таком не слышала. Было некогда вникать в активную жизнь молодежи города.

Теперь все изменилось. Больше всего я скучаю по маме. По нашим с ней разговорам, по выходным, которые мы проводили вместе. По ее блюдам, которые она старательно для меня готовила. Сейчас ничего этого нет. Она возвращается домой, когда я уже сплю, уходит, когда я еще сплю. Мы бы могли пересекаться в выходные, но в этот раз они с Богданом Петровичем уехали, и я осталась одна. Я понимаю ее новую жизнь. У нас все изменилось. Мое поступление, ее работа, новый мир, который прежде никто из нас не видел. Мы обе пытаемся урвать максимум, но, увы, забываем о времени, которое раньше проводили вместе.

Я полностью собрана, когда слышу рев двигателя во дворе. Хватаю куртку с вешалки и сбегаю по лестнице вниз. Там наталкиваюсь на маму и Богдана Петровича. Сегодня они подозрительно рано вернулись.

— Сонечка, — мама заключает меня в объятия, а затем замечает в моих руках куртку и спрашивает: — Ты куда-то собралась?

— Да, мам, — киваю и бросаю взгляд на часы.

Без пятнадцати, значит, Ким еще не приехал. Я как-то не рассчитала, что сегодня мама вернется так рано. Думала, что ускользну из дома и она не узнает, куда и с кем я поехала.

— А куда? — следует вполне ожидаемый вопрос.

— С Соней на соревнования по мотофристайлу.

Врать я не умею и не люблю. Маме — особенно, поэтому выдаю правду. Она хмурится, словно пытаясь вспомнить, что означает это необычное слово, которое употребила ее дочь. Зато в разговор встревает Богдан Петрович.

— И где это ваше соревнование проходит? — его голос звучит вкрадчиво.

— Я не знаю, — пожимаю плечами. — За мной приедет друг.

— Друг? — ахает мама. — Мальчик?

После этого все закручивается. Естественно, без подробностей мама никуда не соглашается меня отпустить, а рассказ занимает немало времени. Мы сидим в гостинной. Втроем. Я, мама и Богдан Петрович. Он мой рассказ слушает равнодушно. Ему, в общем-то, без разницы, с кем я собираюсь встречаться, хотя услышав имя Кима оживает.

— Доченька, он хороший парень?

— Мама, мы просто дружим, — вообще-то я говорю чистую правду, но мама почему-то не верит.

— С такими парнями невозможно просто дружить, — рубит на корню Богдан Петрович. — Парни в принципе не заинтересованы в дружбе.

В какой-то момент мне кажется, что никто меня отсюда не отпустит. Непрекращающиеся нотации от мамы, непонятные вставки от Богдана Петровича. Когда я слышу рев двигателя во дворе, отчаянно стону. Понятно же, что останусь я сегодня дома. С позором. Не удивлюсь, если мама даже поговорить к Киму меня не отпустит.

— Это тот мальчик? — мама рвется к выходу. — Хочу с ним поговорить.

— Мама! — кричу ей вслед, но она и сама останавливается на выходе из гостиной.

Причиной ее заминки является Тан. Он входит в комнату, перебросив через плечо большой рюкзак. Удивленно смотрит сначала на маму, затем на меня и только потом замечает отца.

— Я успел на семейный совет? — хмыкает, глядя на нас. — К сожалению, надолго не задержусь, уезжаю.

Он направляется к лестнице и даже не останавливается, когда Богдан Петрович басит:

— Ты не поедешь на свои соревнования.

Тан пропускает его слова мимо ушей и быстро взбегает по лестнице. Мама возвращается в гостинную. Смотрит то на меня, то на Богдана Петровича, то на второй этаж. Видно, что растерялась и что говорить не знает. Обстановку разряжает Ким, входящий в гостиную с задержкой. То, что мы тут все собрались, его немного удивляет, но он спокойно проходит, словно это его дом, и машет мне рукой.

— Соня никуда не поедет, — встревает Богдан Петрович.

Понятия не имею, когда к нему перешло право решать за меня, а потому хмурюсь. Мне это не нравится. Но еще больше не нравится то, что молчит мама. Она стоит, словно не знает, что сказать и чью сторону выбрать.

— Мама, — обращаюсь к ней. — Я уже взрослая и совершеннолетняя. Я могу сама решать, куда идти.

— Да, но… я думаю, Бодя прав и тебе лучше остаться дома.

Ушам своим не верю! Ошарашено смотрю на маму, перевожу взгляд на самодовольного Танского старшего. Он что, всю семью в ежовых рукавицах держать будет? И ладно бы сын, но моя мама… я? Да как он вообще смеет?

— Мам, это просто соревнования, я буду зрителем. Только и всего. Там ничего не случится.

Я жду, что она примет решение сама, но мама, моя мама, которая всегда была сильной и независимой, вдруг смотрит на своего будущего мужа. Ищет ответа у него, а он мотает головой. Не разрешает.

— Она поедет, — резкий голос за нашими спинами заставляет меня вздрогнуть.

Тан спускается по лестнице уже с другим рюкзаком и в другой одежде.

— Я ее забираю, — добавляет равнодушным тоном и кивает мне, чтобы вставала.

Я не хочу перечить маме, но понимаю, что она в этот момент не решает абсолютно ничего, а слушаться постороннего мне человека я не намерена. Встаю с дивана и решительно иду к Киму.

Я всегда слушалась. Сколько себя помню, со мной никогда не было проблем, но все изменилось. Наша жизнь стала другой. Мы больше не живем в своей квартире, где были счастливы столько лет с папой. Теперь мы живем в огромном холодном доме, где даже сводный брат мне не рад.

— Наташа, — голос Богдана Петровича звучит вкрадчиво.

— Я думаю, Соня может пойти, — слегка заикающимся голосом выдает мама.

— А я уверен, что нет.

Когда я прохожу мимо Танского старшего, он хватает меня за руку. Останавливает, не позволяя сдвинуться с места. Боковым зрением вижу, как дергается Ким и машинально отмечаю то, что ничего не говорит мама. Абсолютно.

— Убери от нее руки, — грубый голос Тана выводит меня из оцепенения.

Я, наконец, нахожу взглядом маму. Смотрю на нее выразительно и долго, только она предпочитает отвернуться. Позволяет решить проблему своему будущему мужу. Решить, можно мне гулять или нельзя.

— К себе в комнату, — командует Танский старший. — Оба, живо.

— Я не пойду, — сразу ставлю его перед фактом.

Не знаю, что он сказал моей маме, но на меня его угрозы не действуют. Я видела его жестокость на лице Тана, знаю, что он может ударить, но не боюсь, хотя отчего-то уверена, что мама за меня не заступится.

— Не выходит у тебя, да? — хмыкает Тан. — Ни с сыном, ни вот с дочкой. Не получается быть хорошим папочкой?

Я прикрываю глаза, с ужасом осознавая, что Стас специально его провоцирует. Злит. Только вот зачем?

— Я давно сказал, что никаких соревнований больше не будет, — грозно заявляет Богдан Петрович.

— А я уже говорил, что мне похуй на твои слова, — огрызается Стас.

— Давайте успокоимся, — влезает, наконец, мама.

Никто, конечно, не успокаивается. Богдан Петрович только сильнее разъярился после слов сына. Он отталкивает меня от себя так сильно, что если бы не быстрая реакция Кима, я бы свалилась прямо на пол. Вместо этого оказываюсь в крепких объятиях и не осознаю, как сама хватаюсь за сильные руки.

Дальше все происходит слишком быстро. Я успеваю заметить суету, услышать вскрик мамы, а затем обернуться и наткнуться на бешеный взгляд Стаса и разбитый нос его отца, из которого льется кровь.

— Уебок, — выплевывает Стас.

Следом подхватывает брошенный у ног рюкзак, перебрасывает его через плечо и идет к нам. Он зол, от него исходит дикая агрессия, но в этот момент я почему-то его не боюсь. Ни капли. Мне куда страшнее осознавать, какое чудовище моя мать выбрала себе в спутники и что от него мы все теперь зависим.

— Че встали? На выход, — не церемонится Тан.

Ким тянет меня к выходу, но я все еще оборачиваюсь. Вижу, как мама суетится вокруг Богдана Петровича, но больше всего замечаю его разъяренный взгляд, направленный прямо в мою сторону. Меня до костей им пробирает, но как следует подумать об этом нет времени. Мы выходим из дома и направляемся к машине. Тан идет впереди, а мы с Кимом, держась за руки, сзади.

— Быстрее, — командует Стас. — У нас там, между прочим, соревнования. Ждать, пока вы налижетесь, никто не будет.

— Давай без этого, — отбивает Ким и помогает мне сесть в машину.

* * *

С Новым годом, дорогие! Спасибо за то, что вы со мной!

Глава 30

Соня

— Тут так здорово! — Стефания пытается перекричать толпу.

Я не отвечаю, потому что абсолютно дезориентирована и шокирована происходящим. Ни Ким ни Тан еще не выступали, но у меня и без этого все внутри сжалось, стоило увидеть эти чудовищные трюки. Стоило мотоциклистам оторвать туловище от сидения во время быстрой езды и повиснуть в воздухе, держась только за руль, как я поняла, что этот спорт мне не подходит. Я не могу на него смотреть, не могу им восхищаться и я совершенно точно не смогу остаться спокойной, когда там будут те, кого я знаю.

И Тан и Ким готовятся. Я вижу их даже отсюда. На них — крутые кожаные костюмы черно-красного и сине-зеленого цветов. Они уже в шлемах, держат в руках очки, о чем-то переговариваются и смеются. Выглядят абсолютно расслабленными, словно это не им через несколько минут предстоит выполнять рискованные и опасные для жизни трюки.

— Сейчас наши пойдут! — кричит Стефа. — Смотри, они надевают очки.

Я хочу уйти, отвернуться, закрыть глаза. Что угодно, лишь бы не видеть происходящего, но вместо этого я смотрю. Широко распахнув глаза, наблюдаю за тем, как Ким и Тан подходят к припаркованным мотоциклам. У меня тошнота к горлу подкатывает, стоит только представить, что сейчас будет происходить.

— Ты бледная! Что-то не так?

— Я хочу уйти! — говорю подруге.

Она смотрит на меня странно.

— Тебе плохо?

— Я не могу на это смотреть! Они могут разбиться!

— А… ты об этом… расслабься, — спокойно говорит Стефания. — Ничего не случится.

Я вовсе в этом не уверена, но настаивать на том, что нам срочно нужно уйти, не решаюсь. Осматриваюсь. Всем вокруг, кроме меня, весело. Парни свистят, девчонки пищат, всем весело, они ждут драйва. Нет никого, кто бы боялся так же, как и я.

Может, и правда нет причин для паники?

Я успокаиваю себя, как могу, однако когда парни стартуют и на горке взмывают в воздух, отрываясь от сидений, у меня холодеют руки. Я закрываю глаза, а когда вновь их распахиваю, вижу, как Ким делает двойное сальто на байке, а Тан… господи, он не держится. Просто не держится. Отпускает руки и… разворачивается к рулю спиной, располагая руки на сидении. Секунда, и снова разворот. Он хватает руками руль и успешно приземляется. Толпа кричит. Он здесь — единственный, кто сделал что-то подобное.

— Офигеть! — кричит рядом Стефания. — Вот это у тебя братец!

У меня нет ни одного слова, который я бы хотела сказать в ответ. Ни-че-го. Я просто не могу разговаривать. Понимаю, что все уже закончилось, парни вроде как в безопасности, но меня трясет. Потряхивает, и я даже обнимаю себя за плечи, чтобы немного успокоиться.

После выступления мы теряем парней из вида. Они появляются где-то через полчаса одетые уже в обычную одежду. Идут к нам. Ким улыбается, да и Тан выглядит расслабленным, кивает на какую-то реплику друга. Им остается каких-то пару метров к нам, как на шее Тана повисает Злата. Я сразу же ее узнаю. Та самая девушка, которая решила надо мной поиздеваться. Она обнимает его, словно имеет на это право. Что делает Тан я увидеть не успеваю, потому что ко мне подходит Ким. Он загораживает мне видимость, а когда отходит, моему взору открывается картина, которая почему-то меня задевает. Тан целуется со Златой. Ким прослеживает мой взгляд и, наклонившись, говорит:

— Нам тоже надо.

— Что?

— Поцелуй.

Я сглатываю. Одно дело — играть парочку, держась за руки и периодически обнимаясь. Другое — целоваться на публике. Я осматриваюсь. Внимание сосредоточено на нас. Еще бы! Парни — звезды сегодняшнего заезда. Никто из присутствующих не смог их переплюнуть и конечно всем интересно, что они будут делать. Я обвожу толпу взглядом и натыкаюсь на Асю. Ту самую, которая натравила на меня Зевса. Она смотрит на нас как-то странно. Она стоит со своим парнем, он даже что-то ей говорит, но она не обращает на него никакого внимания. Уверена, она ревнует Кима ко мне.

— Я не знаю, — отвечаю с сомнением. — Мы сможем?

— Стоит хотя бы попробовать.

Ким обнимает меня за талию, прижимает к себе. Он сильно выше и шире в плечах, его руки крепкие и уверенные, отчего мне неловко. Я перемещаю свои ладони на его плечи. Мы, как в замедленной съемке. Я пытаюсь не думать о том, сколько пар глаз на нас смотрят. Сосредотачиваюсь на том, что мы должны сделать. Поцелуй. Наверное, не простое прикосновение губами, а настоящий поцелуй. Тот, которого у меня никогда не было.

— Я никогда прежде, — выдаю глухо, желая его предупредить.

— Прости, — говорит Ким. — Прости, что краду его у тебя.

Мы почти соприкасаемся губами, когда ощущаю резкий толчок в плечо. Распахиваю глаза и не понимаю в первые мгновения, что происходит. Вокруг нас слишком много посторонних. Ким оказывается далеко от меня, потому что начинается толкучка и какая-то паника. Я абсолютно ничего не понимаю. Пытаюсь найти взглядом Стефу, но ее нигде нет. Вообще никого рядом нет, только какие-то незнакомые парни и девушки. Все почему- то что-то кричат, и я, подхваченная толпой, иду к выходу.

Там меня кто-то хватает за руку и тащит в сторону. Мы оказываемся в небольшом темном туннеле. За спиной — холодный бетон, к которому вынужденно прижимаюсь. Здесь тесно. Тот, кто вытащил меня сюда, стоит слишком близко и дышит довольно громко. Мимо нас идет толпа. Все куда-то бегут.

— Тише, — узнаю голос Тана. — Кто-то крикнул пожар и все устремились к выходу. Переждем.

— Но если пожар!

— Нет, — удерживает меня на месте. — Нет никакого пожара.

Не спрашиваю, откуда он это знает. Просто стою с бешено колотящимся сердцем. Пусть долбит в висках. Я запаниковала вместе с остальными, но сейчас, наедине с Таном в кромешной темноте, мне нисколько не легче.

— Может, пойдем? — спрашиваю.

— А что так? — хмыкает. — Прервали вас на самом интересном?

— Представь себе! — говорю с возмущением.

Какая ему вообще разница? Он-то успел поцеловать Злату.

— Ты, кажется, не поняла, что я тебе говорил.

— И что же?

— Я просил оставить Кима в покое.

— Он мне нравится.

— Вот как…

Мои глаза привыкают к темноте, и я могу различить силуэт Тана. Он стоит, нависнув надо мной огромной скалой. Судя по обрывистому дыханию — злится. Мы остаемся одни. Толпа рассеивается, все покидают место соревнований, выходят. Мы же почему-то продолжаем стоять в тоннеле. Я не решаюсь пошевелиться, хотя понимаю, что пора уходить. Находиться рядом с Таном в столь замкнутом пространстве тяжело. В какой-то момент мне становится трудно дышать. Воздуха вокруг нас словно становится мало, недостаточно, чтобы вдохнуть полной грудью.

Вдох-выдох…

Я слышу, как тяжело и прерывисто дышит Тан и почему-то уверена, что в его глазах пляшет злость.

— Тебе понравилось? — его голос звучит хрипло.

— Что?

— Целоваться.

— Мы не целовались.

— Сегодня, — давит. — А вообще?

Замолкаю. Что сказать? Мы еще не целовались? Да Тан на смех меня поднимет.

— Вообще, это не твое дело.

— Блядь, инфузория, ты можешьответить?

— Зачем?

— Затем.

— Нравится, — выдаю одно единственное слово, но как же оно действует.

Разрушительно. Другого слова просто не нахожу. Тан придавливает меня к стенке сильнее.

— Зря ты ответила.

— Ты сам просил.

— Просил.

— Отпусти, — пытаюсь вырваться из его захвата, но Тан продолжает удерживать мои запястья.

— Нет.

— Так и будем стоять здесь?

Он не отвечает.

— Тан…

— Заткнись!

Он, очевидно, прижимается лбом к стене, потому что я отчетливо слышу его дыхание рядом со своим ухом. Горячее, почти обжигающее. Стараюсь не обращать внимания и успокоиться, только выходит слабо. Сердце в груди слишком сильно колотится. Отчасти, конечно, от страха. Это же Танский. От него чего угодно можно ожидать. Прибьет меня в этом туннеле, да и все. Никто и никогда не найдет. Только вот… я почему-то знаю, что ничего он со мной не сделает. Не причинит вред. Он может что угодно говорить, как угодно меня называть, но не обидеть.

Я дергаюсь, когда чувствую справа движение, а затем, как его губы касаются моей ключицы. Делаю вид, что этого не было. Господи, просто делаю вид, что не чувствую. Он ведь не видит ничего, но почему-то не отстраняется. Продолжает прижиматься и рвано выдыхать. У меня от этого вся кожа покрывается мурашками, а еще возникает какое-то странное чувство. Оно, пожалуй, пугает меня сильнее, чем то, что мы находимся здесь наедине.

* * *

Спешу сообщить вам, что сегодня у меня действуют скидки 50% на целых 5 романов) если еще не успели присоединиться - велком)

Глава 31

Тан

Бах. Бах. Бах.

Сердце работает навылет. В голове проскальзывает мысль, что это нужно прекратить. Выйти из этого адова туннеля, где недостатком кислорода сжигает все легкие и остальные органы следом. Меня изматывает ее близость. Вены под кожей кипят от скорости, с которой по ним течет кровь. Ощущение, что там вперемешку с естественной жидкостью еще что-то. Она. Там она. И дикие, совершенно необъяснимые и непонятные ощущения, которыми меня накрывает, лишь когда Романова оказывается рядом. Когда в такой близости – особенно.

Я пытаюсь успокоиться. Пока она что-то там выталкивает, шумно выдыхаю и вжимаюсь лбом в холодную бетонную стену. Ошибку, конечно, совершаю, потому что к ней слишком близко. Так близко, что я реагирую молниеносно. Ее запаха становится больше, от кожи исходит тепло. Меня им обжигает, хотя она замирает. Просто, блядь, затихает, а затем рвет мою башню хриплым выдохом.

Он в этом туннеле подобен раскату грома. Я его слышу и зацикливаюсь. На нем, на ней, на моих губах, которыми касаюсь ее кожи. Теплой, нежной. Она приятно пахнет. Чем-то едва ощутимым, напоминающим корицу и цитрусы. Этот запах сносит мне крышу. И она сносит. Тем, как реагирует, как вцепляется в мои предплечья. Она больше не пытается оттолкнуть, но и руки не убирает. Сжигает ими дотла все, что было между нами пять минут назад. Еще слабо, но все же понимаю, что мы переступили грань. Сломав все, что было “до”, построили непонятное “после”.

Она молчит. И не пытается оттолкнуть. Мы оба словно в тумане. В мороке. Абсолютно необъяснимом, непонятном. Я знаю, что это – всё. Обратки больше нет, потому что не отступлю. Как ни пытается пробиться наружу весь мой мрак, скопившийся за долгие годы внутри, ничего не выходит. Там сейчас другие эмоции, совершенно новые чувства. Я ими захлебываюсь.

— Мы не должны, — с ее губ наконец срывается единственная нормальная и логичная мысль.

Не должны. Согласен. Знаю.

— Мне насрать.

Говорю это в ее плечо. Губами задеваю слегка солоноватую кожу. Чувствую ее вкус на губах, а затем и на языке. Чувствую, и все… в этом и без того темном туннеле все меркнет окончательно. Я исследую ее кожу губами. Пробую языком.

Она разрешает. Выписывает мне карт-бланш своим несдержанным глухим стоном и крупной дрожью тела. Тоже хочет этого? Хочет, чтобы я ее трогал?

Смотрю на происходящее словно со стороны, так, будто это не мой язык сейчас пробует ее кожу, словно не мои губы прикасаются к участку обнаженной кожи. До нее у меня было много девушек. Разных. Доступных и не очень. Конечно, мы целовались, я их ласкал, потому что это всегда входило в так называемый прейскурант. Им это было нужно. У парней с физиологией иначе. Нам не нужна длительная прелюдия, у нас просто встает член, и мы готовы.

С Романовой…

Все иначе.

Я не думаю о сексе. Разумеется, у меня стоит член. Не может не стоять, рядом со мной она. Ее запах, помимо необъяснимых и диких впечатлений, вызывает еще и эрекцию. Член таранит змейку кожаных штанов, но это не главное. Не главное, мать вашу! Когда вставший член был не основой моих интересов? Когда я хотел целовать девушку не для того, чтобы ее следом трахнуть? Никогда. Это всегда шло в комплекте и в определенной последовательности. Секс – поцелуи – ласки. И никак иначе.

С Романовой система дает сбой, потому что мне хочется ее целовать.

Впервые, осознавая, что дальше ничего не будет, я не останавливаюсь. Исследую поцелуями ее шею, цепляю языком мочку уха, добираюсь до щеки и застываю на уголках губ. Соня не протестует. Она просто, блин, не протестует. Не пытается меня оттолкнуть, ничего не говорит. Ждет? Хочет? Я теряюсь, не осознавая, что делать. То ли продолжать дальше, то ли, нахрен, собрать волю в кулак и выйти из этого туннеля, оставив случившееся здесь. В темноте, в сырости, в прошлом.

Да нихера!

Прижимаюсь губами к ее губам. Они у нее мягкие, теплые и большие. Гораздо больше, чем кажется, когда на них смотришь. Или же это темнота смазывает восприятие. Она, кажется, нахрен все смазывает. Мозг в том числе.

Ее гортанный хриплый выдох раздается в тишине тоннеля подобно оглушающей трели будильника. Вместе с этим Соня распахивает рот, и я проникаю глубже. Ощущаю ее горячий язык, которого касаюсь своим. Романова отвечает. Совершенно неожиданно двигает губами. Поначалу мне кажется, что это неосознанный спазм или… попытка что-то сказать, но нет. Она отвечает на поцелуй. Подстраивается под мой с трудом контролируемый напор. Я, блядь, стараюсь не переусердствовать. Не оставить на ее губах следы, потому что дикое чувство, которое полностью заполняет меня, к этому подталкивает.

Ощущение нереальности происходящего рассеивается тогда, когда я слышу громкий крик Кима. Он зовет Соню. Ту Соню, во рту которой прямо в эту секунду орудует мой язык. Нас отшвыривает друг от друга, словно между нами образовалось напряжение и шандарахнуло со всей силы. На все, мать его, двести двадцать.

У обоих – тяжелое хриплое дыхание, только голос становится ближе, ведь Ким прекрасно знает об этом туннеле.

— Иди, — командую. — Тебя зовут.

Она мешкает. Что-то начинает говорить, но затихает. И продолжает стоять.

— Выходи или выйдем вместе, и он поймет, чем мы тут занимались. Все поймут, инфузория.

Она идет к выходу и снаружи натыкается на Кима. Я вижу его. Он меня – нет, потому что я стою в кромешной тьме, а я его – да. Их вижу. То, как он ее обнимает за плечи и спрашивает, все ли в порядке, и как рассеянно она отвечает, обнимая его, блядь, в ответ.

— Ты одна?

Взгляд Кима устремляется в глубину туннеля. Я знаю, что он не может меня видеть, но смотрит так, словно знает, что я здесь стою.

— Да… да, я одна. Очень испугалась. Пойдем отсюда, пожалуйста.

Глава 32

Тан

— Ты был там, — сообщает Ким, пока мы разогреваемся на дорожках.

— Где?

— В туннеле.

Хорошо, что организм работает по инерции, стоит забраться на тренажеры, иначе я бы свалился нахер на пол. Пульс начинает частить, и часы ожидаемо вибрируют. Ким замечает и хмурится, а затем спрашивает:

— Что вы там делали? — идет следующий вопрос.

Я, по правде, охуеваю от таких вопросов. Ким не то чтобы скромный, но раньше таких тем у нас не было. Хотя раньше я бабе, которая ему нравится, язык в рот не засовывал.

— Меня там не было, — отрезаю сухо.

— А с часами что? Пил вчера?

— Сломались.

Резко срываю их с запястья. Достаточно для меня измерений. Швыряю часы в лунку к наушникам, которые так и не успел достать и вдеть в уши.

— Я не хочу недопониманий, — продолжает. — Сонечка мне нравится, и мы вроде как пытаемся построить отношения.

То, что нравится, прекрасно вижу. Уменьшительно-ласкательные у него неплохо получаются, но от них почему-то коробит. Дрожь по всему телу прокатывается, стоит услышать это его “Сонечка”.

— Стройте, — пожимаю плечами. — От меня ты че хочешь? На стройматериалы бабок дать? Они вроде недорогие. В социальной аптеке тут, за углом, по сто гривен можно взять. Три штучки.

— Я просил без этого, — отвечает спокойно, но с нажимом.

Я резко торможу дорожку. Ким делает то же самое. Как всегда, мать его, чувствует мое настроение.

— А че ты мне сделаешь? — намеренно нарываюсь. — Ударишь? Так идем! Там ринг простаивает, как раз отходили кардио.

Ким мотает головой, словно разочарован, а мне, сука, похуй. Мне хочется помахать кулаками и снять охватившее все тело напряжение. Пульс продолжает грохотать, как ненормальный, стоит подумать о том, что после туннеля Соня пошла целовать Кима. Покрывала ненавистные прикосновения теми, что нравятся, от которых течет. Сука… по венам уже не кровь течет, а зудящая необъяснимая смесь, толкающая на безумие.

Ким идет следом за мной. Соглашается на спарринг, хотя мы этим занимаемся редко. Чаще я выхожу с Само. Изредка присоединяется Фил, но они усердно готовятся к пересдаче. Их завалили по нескольким предметам, так что им не до зала и спаррингов. Выходим вместе, заранее подготовившись и надев перчатки. Тренер смотрит на нас косо. Мы не планировали сегодня занятие и не просим его присмотреть.

— Если хотите подраться – на выход! — выдает, когда мы расходимся по обе стороны и встаем друг напротив друга.

— Какая драка? — хмыкает Ким. — Мы же друзья. Лучшие. Да, Тан?

— Ага, — бурчу себе под нос.

Напоминаю, что нельзя драться. Здесь камеры, и тренер присматривает. Включается в спарринг, хоть его и не просили. Начинает отдавать команды, и мы им следуем.

— Левее! — выкрикивает. — Работай правой.

Естественно, все команды отдает мне, потому что я у него – индивидуальный ученик. Хожу на тренировки давно, хоть и не собираюсь заниматься боксом профессионально. Пять лет назад попал в этот зал, и мне понравилось, что здесь все на одном месте – и кардио, и железо, и вот такие тренировки. Под рукой. Ну и от отца тогда хотел защищаться. Должен был стать сильнее, чтобы отстоять себя.

— Соберись! — кричит тренер, когда я пропускаю удар.

Пропускаю, мать его, Киму, который боксом занимается третий раз в жизни. Он не очень любит такой спорт и спаррингов избегает. Да и весовая категория у нас разная. А я пропускаю. Начинаю наступление, собираюсь и делаю выпады. Один, второй, третий. Удар за ударом отправляю Кима к канатам. Расходимся, хотя хочется дальше. Тренер смотрит – нельзя.

В очередной раз припираю Кима к канатам, но не останавливаюсь, машу кулаками, ловя в ответ только мастерски выставленные блоки. Меня охватывает злость. Неконтролируемая ярость волной поднимается изнутри. Я ею почти ослеплен, поэтому допускаю ошибки. Промахи в технике и скорости. Тренер всегда говорил – на ринг нужно выходить с холодной головой. Оставлять все эмоции за пределами и жить техникой. Я об этом забываю, поэтому не осознаю, как оказываюсь на лопатках. Я резко вскакиваю, но Ким уже покидает ринг.

— Куда? — выдаю резко. — Мы не закончили.

— Ну продолжай, мне надоело, — Ким даже не оборачивается, уходит, стаскивая по пути перчатки.

Нахожу его в качалке. Он невозмутимо таскает железо, а мне вдруг становится стыдно. Затеял это дурацкое соревнование с лучшим другом. Какого только хера, неясно. Эта инфузория мне никто. Сводная сестра, да, бесячая невероятно, но ведь реально – никто. Там, в туннеле, помутнение было. Я на взводе, она податливая. Не повторится такое никогда. Конечно, нет! Я ни за что к ней не притронусь. Ненавижу ее ведь. И тяга, которая неконтролируемо возникает, ничего не значит.

— Прости, — выдаю, как только подхожу. — Сорвался.

— Бывает, — Ким пожимает плечами. — Уверен, что не хочешь поговорить? Кулаки не помогают.

— О чем?

— О ней.

— Не хочу.

— Зря, но я настаивать не буду.

— Я… в общем… встречайтесь. Я не буду ее трогать. В смысле – перестану ее донимать.

— Спасибо, — спокойно говорит Ким. — Правда, я думал, ты скажешь другое.

— Что, например?

— Что она тебе нравится, — выдает абсурдное предположение.

О том, как бесстыже у меня на нее стоял, стоило вспомнить ее в душе, стараюсь не думать. Просто она – источник сильных чувств. Ненависть – это ведь тоже чувство? Сильнейшая эмоция, с которой справиться сложнее всего.

— Я тебя сильно приложил, что ли?

— Эй, ты ко мне даже не притронулся!

За смехом пропадает необходимость отвечать и в принципе разговаривать дальше. Мы просто молча занимаемся, каждый думая о своем. Жаль, что мысли нельзя выбросить из головы. Я бы с удовольствием вернул в голову Дину и мечтал о том, в какой позе ее поимею. О Злате почему-то вообще не думается, хотя она снова обрывает мне телефон, только теперь с новых номеров. Я уже штук пять заблочил. После вчерашнего заезда так вообще меня в покое оставить не может.

— Что у вас со Златой? — спрашивает Ким.

— Ничего.

— Вчера мне показалось, что вы близки.

— Трахнул разок, на этом все.

— Прокурорскую дочку? Разок?

— Сам знаю, что дело плохо.

Ким заканчивает тренировку и смотрит на меня хмуро. Мой телефон снова оживает – и опять незнакомый номер. Со Златой нужно что-то решить, хотя бы поговорить, потому что вступать с ней в отношения я точно не намерен. Да и какие у меня, на хрен, отношения? Я в это болото вообще лезть не планирую никогда и ни с кем. С ней исключение делать не намерен, даже если пригрозит папочкой.

Остаток тренировки молчим. По пути домой – тоже. Ким не пытается, а я никогда не начинаю разговор первым. Паркую машину у его дома. Ким забирает свою спортивную сумку с заднего сиденья и выходит. Прежде чем закрыть дверь, напоследок наклоняется и выдает совет:

— Скажи, если она тебе нравится – решим.

— Дверь закрой.

После резкого хлопка сразу срываюсь с места и до самого дома об инфузории получается не думать. А там… там я натыкаюсь сразу на нее.

Глава 33

Соня

Избегать Тана уже входит у меня в привычку. С утра я намеренно жду, пока он уедет, а в институте не иду на обед, сбегая в кафе неподалеку вместе со Стефанией. Я предполагала, что мне придется объясняться перед подругой, но она стала извиняться первой. Якобы за то, что бросила меня и уехала с другими.

Домой добираюсь, как и обычно, на такси. Страшно по пути к своей комнате. Очень страшно, но как только дверь за собой захлопываю, выдыхаю и сползаю по деревянному полотну вниз.

Объяснений тому, что произошло в тоннеле, у меня нет. И если действия Тана вполне понятны, то моя реакция, а точнее, ее отсутствие, пугает. Это Стасу свойственно сходить с ума и жаждать получать то, что захочется в данную минуту. Для него нет табу и ограничений, он хочет и берет, а я… что случилось со мной, и почему я его не оттолкнула?

Да что там не оттолкнула?!

Я ведь отвечала. Неумело, потому что прежде не целовалась, но пыталась, так же шевелила губами и… трогала его. Боже, я трогала Тана, своего сводного брата, того, кто возненавидел меня с первой секунды нашей встречи! А я? Я ведь тоже должна!

После всего, что он сказал и сделал, это было неминуемо, но вместо этого я предаюсь воспоминаниям. Перед глазами возникает наш поцелуй, эмоции словно материализуются. Я переношусь в темный туннель и снова проживаю наш поцелуй. Его горячие влажные губы на моих.

Забыть! Господи, пожалуйста, я должна выбросить это из головы.

Резкий стук в дверь вынуждает вздрогнуть и быстро подскочить на ноги. Успеваю закинуть сумку на кровать, прежде чем дверь открывается, и на пороге появляется мама.

— Ты так быстро прошмыгнула, я не успела тебя позвать, — сетует, когда входит.

— Устала после универа, — оправдываюсь. — Сегодня было много занятий.

— Понимаю, — она кивает.

После случившегося в гостиной мы не разговаривали. Так вышло, что сейчас – первый раз, когда мы видимся. Я чувствую неловкость, которая повисает в воздухе, хотя раньше такого у нас с мамой не было. Мы всегда могли откровенно поговорить, даже если накануне по какой-то причине поссорились.

— Я хотела поговорить, — выдает мама и прикрывает за собой дверь. — Без свидетелей.

— Хорошо.

— У вас с тем мальчиком серьезно? — сразу подходит к главному.

— Мы просто друзья, я тебе уже говорила.

— Мне так не показалось, — мотает головой. — Он друг Стаса, Соня.

— И что, мам? Я не могу с ним дружить?

— А ты уверена, что он хочет с тобой именно дружить? — тон мамы меняется на поучительный. — Мальчики, малыш, обычно не дружат с девочками.

— Мы дружим, — заявляю уверенно.

С Кимом я общаюсь, а мама делает выводы только по Тану. Считает, что Ким такой же. Жесткий, недовольный, с чрезмерным чувством вседозволенности. Только вот в окружении Стаса не все такие.

— Я говорила с Богданом, и он сказал, что давно знает Кима. Он… не очень хороший.

— А кто хороший, мама? — не выдерживаю. — Кто? Богдан Петрович? Ты знаешь, что он делает со своим сыном, когда ты не видишь?

По маминым отнюдь не удивленным глазам понимаю, что все она знает.

— Он его избивает.

Я тут же жалею о сказанных словах. Во-первых, мама все равно ничем не поможет, а во-вторых, я вроде как не должна была знать эту информацию.

— Он его воспитывает, — тихо говорит мама.

— Воспитывает?!

Я в ужасе отшатываюсь.

— Надеюсь, меня он не собирается так воспитывать? Или тоже планирует?

— Что ты! — тут же бросается с объяснениями. — Он тебя и пальцем не тронет! Ты у меня послушная, понимающая, хорошая девочка.

Тук. Тук. Тук.

Удары сердца становятся прерывистыми. В груди больно сжимает. Моя мама изменилась. Я понимаю это только сейчас, глядя на ее похудевшую фигуру, слегка осунувшееся лицо и насквозь пропитанную фальшью улыбку. Она — другая. С папой она была счастливой. Улыбалась, веселилась, сияла счастьем. Еще тогда, когда он был здоров, но все же. Последние годы нам дались нелегко. Мама все чаще была хмурой, заплаканной, но и сейчас, в новых отношениях, она выглядит ничуть не лучше.

— Он и тебя запугивает? — выстреливаю догадкой.

— Нет, что ты, — поспешно оправдывается.

— Боже, мама, давай уйдем. Сбежим! Мы же можем вернуться? В нашу прежнюю квартиру. Я больше не хочу здесь находиться.

— Ну ты чего такое говоришь? — мягко отвечает мама. — Куда сбежим? Ты испугалась, что ли? Доченька…

Мама протягивает ко мне руки для объятий, но я уворачиваюсь. В итоге оказываюсь у двери, а мама у кровати. — Сонь, все в порядке. Со мной все хорошо, меня никто не трогает, не выдумывай. Стас заслужил такого к себе отношения и даже не думай его жалеть! Он с отцом так разговаривает! Ты себе подобного никогда не позволяла.

Почему-то становится обидно за Тана. Если даже моя мама, которую я считала едва ли не самым сострадательным человеком, считает, что действия Богдана Петровича вполне оправданы, то все это продолжится. Я, конечно, не считаю Тана святым. Он многое наговорил и мне и моей маме, с отцом разговаривает не лучше, но рукоприкладство…

С каких пор мама это одобряет? Меня никогда не били, а послушным ребенком я была не всегда. Отец говорил, что насилие порождает насилие. Меня никогда не наказывали. Обычно мне хватало повышенного тона отца, чтобы понять свою ошибку. Поэтому Богдан Петрович мне не понравился почти сразу. Он — другой. Для него ударить, словно стакан воды выпить, а меня воспитывали иначе.

— Ты куда? — спрашивает мама, когда видит, как я берусь за ручку двери.

— Мы со Стефанией договаривались встретиться, — нагло вру. — Я забыла и уже опаздываю.

Быстро выбегаю из комнаты и спускаюсь по ступенькам. К выходу бегу так, словно за мной прямо сейчас Богдан Петрович гонится с палкой. Конечно, за спиной никого нет, только вот впереди, прямо на выходе, я влетаю в Тана. Сталкиваюсь лбом с его широкой грудью и ойкаю, едва не падая. Он меня подхватывает. Удерживает, прижимая к себе за талию.

— И здесь ты, — выплевывает.

Я сглатываю и отстраняюсь. Разжимаю пальцы, которыми по инерции вцепилась в его предплечья и отхожу на шаг. Не пытаюсь понять, что значат его слова. Скольжу расфокусированным взглядом по его мощной фигуре и спускаюсь по ступенькам. Телефон я оставила в комнате, так что вызвать такси не получится.

— Тан! — поворачиваюсь и вижу, что он смотрит на меня.

Пристально и внимательно, а еще почему-то хмурится и у него между бровями залегают складки.

— Чего тебе?

— Можешь вызвать такси? Я телефон оставила в комнате.

— Не вернешься?

— Он… разрядился…

Конечно же, я вру.

— Я еду в город, — неожиданно говорит он. — Идем, подвезу.

Запротестовать он не позволяет, да я бы и не смогла — нахожусь в слегка пришибленном состоянии. Подхватывает меня под руку и ведет к машине. Поверить не могу. Тан ведет меня к своему автомобилю, из которого еще совсем недавно выкидывал, как нашкодившего котенка. Что происходит?!

Глава 34

Тан

Когда вижу в ее глазах застывший ужас, появляется абсолютно нелогичное и необъяснимое желание защищать. Такие эмоции мне неподконтрольны, поэтому справляюсь сложно. В груди что-то давит, когда она растерянно просит вызвать такси, шкребется что-то там, глубоко внутри. Мимолетное прикосновение к груди не помогает.

— Можешь вызвать такси? Я телефон оставила в комнате.

Я всем нутром рвусь к ней, но холодный разум тормозит, останавливает. Получается вроде как даже равнодушно спросить:

— Не вернешься?

— Он… разрядился…

На то, чтобы раскусить ее вранье, у меня уходит секунда, дальше я решаю совместно свалить из этого балагана. Предлагаю ей подвезти ее до города, откуда, между прочим, только вернулся и, не позволяя ответить, подхватываю под руку и веду к машине.

Протестов она не устраивает, молча садится в машину и ждет, пока я заберусь на водительское сидение. Когда выезжаем, бросаю взгляд в зеркало заднего вида и вижу на пороге маму инфузории. Видно, поцапались. С расспросами к ней не лезу. Когда выезжаю на трассу, увеличиваю скорость и просто слежу за дорогой, но на светофорах нет-нет, да и смотрю в ее сторону. Соня хмурится и дрожит, хотя пытается это скрыть всеми силами.

— Куда ехать? — спрашиваю, догадываясь, что так далеко она наверняка не думала.

— Я… эм… высади меня рядом с универом.

Туда ехать минут десять. Значит, времени не так много.

На нужном повороте я сворачиваю в другую сторону и едем мы совсем не туда. Если инфузория это и понимает, то никак мой поступок не комментирует. Сидит на пассажирском кресле притихшая. После включения обогрева она больше не трясется, но выглядит отрешенно, словно в этой машине находится только ее оболочка.

Паркуюсь возле небольшого придорожного кафе. Инфузория крутит головой в разные стороны, осматривается, а затем, словно только сейчас поняла, что я вез ее не туда, спрашивает:

— А мы где?

— В одном хорошем месте. Мне сюда по делам нужно было. Посиди в машине, ок?

Она кивает, но хмурится. Происходящее ей явно не нравится, но с места она не двигается.

В кафе все точно так же, как и год назад. Ничего не изменилось. Я давно здесь был. После аварии не приезжал, но даже спустя такое время меня узнают. Одна из официанток, что работала здесь и раньше, приветливо мне улыбается, здоровается. Никто из них не знает, что произошло год назад и почему я не приезжал. Никто не знает об ужасном шраме на моем лице. Жизнь по-прежнему идет своим чередом, хотя для меня давно все изменилось.

Раньше я часто сюда приезжал. Мне нравилось это одинокое кафе у дороги, нравилась царящая здесь умиротворяющая тишина и люди. Тогда я еще не знал, что мир — не оазис любви и сочувствия, а люди — те еще твари.

— Здравствуйте, — обращается ко мне бармен. — Что будете?

— Два глинтвейна с собой.

Пока жду, осматриваюсь. Здесь почти все осталось прежним, но кое-что действительно изменилось. Например, на смену квадратным столикам пришли круглые, а не всегда удобные деревянные стулья заменили на кресла с мягкой обивкой.

— Ваш глинтвейн.

Я бросаю несколько купюр на барную стойку, подхватываю подстаканник и покидаю кафе. Воспоминания — слишком сильная эмоциональная нагрузка, и я, к сожалению, не всегда могу их контролировать. Когда оказываюсь на улице, мне требуется время, чтобы перестроиться. Чтобы вспомнить, что в моей руке — два стакана, а в машине сидит ненавистная сводная сестра, от которой меня колотит. На вопрос о том, почему же я намеренно ищу с ней встреч и даже везу туда, куда не приводил ни одну девушку, ответить не получается.

Иду к машине, сажусь на водительское сидение. Кладу глинтвейн на специальную подставку и завожу автомобиль, трогаясь с места.

— Мне кажется, мы едем не в ту сторону.

— Мы едем так минут пятнадцать. Ты только заметила?

— Куда мы едем?

— Увидишь.

— Мне надо в универ.

— Не надо.

Она шумно выдыхает, но дальше не препирается. Сидит, насупившись и отвернувшись к окну, так что остаток пути удается проехать в тишине.

— Приехали! — выдаю, когда инфузория упорно не покидает машину.

— Я никуда с тобой не пойду, — выдвигает и упрямо складывает руки на груди.

— Можешь сидеть здесь, — киваю и забираю стаканчики.

Захлопнув дверь, направляюсь к спуску. Дорога к морю занимает несколько десятков шагов. Останавливаюсь, собираясь насладиться тишиной, когда слышу позади:

— Тан!

Оборачиваюсь. Инфузория стоит вверху и неловко машет рукой.

— Спускайся, — кричу ей в ответ.

Она сомневается. Смотрит на крутую лестницу и хмурится. Оставляю слегка остывший глинтвейн на песке подальше от волн и иду к ней.

— Спускайся! — командую. — Если будешь падать я поймаю.

Она широко распахивает глаза и смотрит на меня с ужасом.

— Я серьезно. Или можешь остаться там и подождать меня.

— А ты долго?!

— Как хочешь, — пожимаю плечами и разворачиваюсь, делая вид, что собираюсь отойти.

— Ладно-ладно, — поспешно сообщает. — Я попробую.

Распахиваю руки, чтобы продемонстрировать готовность ее поймать. Инфузория закатывает глаза и начинает спускаться. Одна ступенька, две… на последних я надеюсь на то, что она споткнется. Отказываюсь в это верить, но ведь смотрю с ожиданием…

Правда, когда Соня все же спотыкается зачем-то отхожу. Шарахаюсь от нее, как от огня, но она и так врезается в меня со всей силы. Вдавливается своей грудью в мою и хватается руками за плечи. Она странно на меня действует. Ядовито. Я не успеваю ее коснуться, как внутри все вскипает. Руки на ее талии смыкаю на автомате и к себе прижимаю сильнее. Отпускаю только тогда, когда слышу ее едва различимый писк. Разжимаю руки и позволяю ей отойти. Сам следую к морю, поднимаю стаканы с глинтвейном и делаю большой глоток. Протягиваю один ей.

— Что это? — берет стаканчик в руки. — Кофе?

— Почти.

— Пахнет вкусно, — сообщает после того, как принюхивается. — Специями.

— Попробуй.

Она делает глоток, смешно причмокивает и облизывает губы. Мать вашу, ее язык просто проходится по губам, а у меня просто… мурашки по коже и каменный стояк. На такой простой жест такая неадекватная реакция.

— Так что это? — спрашивает искренне.

— Серьезно? Никогда не пробовала глинтвейн?

— Не-а, — хмурится и делает еще глоток.

Смотрю на инфузорию с подозрением. Она где вообще выросла, блин? Давно совершеннолетняя, а о существовании глинтвейна не знает? Судя по ее мамашке, не скажешь, что там монашеские взгляды. Муженек умер, а она ради бабок в койку к другому прыгнула и хуй на дочь положила. Интересно, инфузория уже поняла, что нахрен маме не нужна, или еще нет?

Глава 35

Тан

У меня лимит на тупые нежности

© Станислав Танский

— Здесь так красиво! — восторженно заявляет инфузория, осматриваясь. — Так ти-и-и-ихо, — тянет гласные.

Я молча за ней наблюдаю. Она отпивает глинтвейн из стакана и улыбается. Так широко и искренне, что я засматриваюсь. Она и раньше так улыбалась, но не рядом со мной. Другим людям – подругам, матери, Киму. При воспоминании о нем внутри все вскипает. Помню ведь, как она его обнимала, как жалась к нему, когда от меня вырвалась. Эта картина пожизненно в моей голове застряла.

— Как ты нашел это место? — спрашивает, поворачиваясь.

Пока смотрю на ее раскрасневшиеся щеки, она делает еще глоток.

— Случайно. Однажды просто свернул не туда.

— Зачем мы здесь? — спрашивает и смотрит прямо на меня. Открыто и откровенно. Ждет моего ответа.

— В каком смысле?

— В прямом, — пожимает плечами. — Ты ненавидишь меня и привозишь сюда — зачем?

Было бы неплохо, будь у меня ответ на ее вопрос, но его, к сожалению, нет. Я просто не знаю, что ей ответить. Что сказать? Я и сам не знаю, почему ее сюда привез. Почувствовал, что ей это нужно? Что нам это нужно? Ощутил в ней то же одиночество и отчаяние? Не знаю, просто понял, что ехать ей некуда и просьба высадить у института — тупая отмазка, пришедшая в ее голову.

— Собираешься меня здесь оставить, да? — допытывается. — Знаешь же, что у меня нет телефона.

— Отличная идея, я подумаю.

— Значит, не так планировал? — хмурится. — А как?

Самому бы знать, как…

— Просто привез. Наслаждайся и оставь меня в покое.

— Грубо, — выдыхает она, снова делая глоток из стакана. — Мне почему-то хочется разговаривать.

— Алкоголь странно на тебя действует, — замечаю. — Становишься болтливой.

— В смысле алкоголь? — она таращит свои огромные глаза с расширенными зрачками на меня. — Это что — алкоголь?!

Она так натурально удивляется, что я не могу сдержать улыбку, а затем и смеха. Пока инфузория требует у меня ответа, я пытаюсь не слишком откровенно ржать.

— Ты подмешал туда алкоголь? Тан!

Она пихает меня в бок и от этого простого прикосновения я в момент становлюсь серьезным. Прекращаю смеяться, следом замирает и она. Сглатывает.

— Я не хотела.

Перехватываю ее за руку. Обхватываю тонкую кисть и тяну на себя. Она моментально впечатывается в мое тело. Охает от неожиданности и открывает рот, чтобы что-то сказать. Господи, какой у нее рот… меня от него в прямом смысле кроет. Когда смотрю вот так вблизи на нее, когда ее запах обволакивает, даже несмотря на то, что ветер здесь довольно ощутимый, я все равно его чувствую.

— Глинтвейн — алкогольный напиток. Коктейль на вине с фруктами и специями. Обычно я такую лабуду не пью, но здесь ничего другого не лезет.

Обычно я и не разговариваю так много, а уж тем более не оправдываюсь перед чертовой сводной сестрой, но сейчас во мне словно что-то меняется. Беспощадно ломается, вытесняя здравый рассудок и уступая место идиотизму. Я хочу с ней говорить. Я хочу слышать ее голос. Я хочу ее поцеловать.

— Боже… — выдыхает одно-единственное слово. — Что теперь будет?

Ее взгляд до костей пробирает.

— Ты никогда прежде не пила?

— Нет.

Теперь и мне интересно, что дальше. Какой будет ее реакция на выпитое. Пока я заметил только разговорчивость и смелость. Я бы даже сказал наглость. Никогда прежде инфузория так себя со мной не вела. Да и не только со мной, в принципе.

— Забери его, — командует, пытаясь оттолкнуть от себя.

Перехватываю стакан с глинтвейном, забирая его у нее.

— Больше не будешь пить?

— Нет конечно!

— Ты говорила, что тебе вкусно.

— Там алкоголь! — выдает так, словно этим все сказано.

— Тебе сколько лет, инфузория? — насмехаюсь над ней. — Это всего лишь стакан вина, к тому же, тут еще и специи, фрукты, алкоголя совсем мало.

— Все равно нет. Я не ведусь на дешевые уговоры.

— Дешевые? — выдаю на повышенных тонах.

— Я не планировала когда-либо пить алкоголь, — заявляет со всей серьезностью.

— То-то я заметил, как ты присосалась.

— Ты меня вынудил, — предъявляет.

— Еще скажи — заставил.

— Именно.

— А не много ты себя взяла?

Удивительно, но наша перепалка не выводит меня на эмоции. Вернее, конечно, я рядом с инфузорией испытываю непонятные чувства, но нет ни намека на злость. Мне даже… нравится?

Нихрена подобного!

Просто уж так вышло, что мы с ней оказались здесь вместе.

Чтобы отвлечься, закуриваю и тоже тяну глинтвейн из бумажного стакана. На вкус — такой же, как и год назад. Ничего в этом заведении не изменилось, кроме интерьера. Все тот же рецепт глинтвейна. Вкусный, пряный, слегка терпкий для языка. Не зря инфузории понравился. Зря отказывается пить еще. Вкусно ведь и вижу, как она то и дело бросает взгляд на свой стаканчик в моей руке.

— Точно не будешь?

— Точно.

— Я допью.

— Пожалуйста.

По глазам вижу, что нихрена это не пожалуйста. Испепеляет взглядом и стаканчик и меня вместе с ним.

— Если я столько выпью — поедем домой поздно. Несколько часов точно будем тут зависать, пока протрезвею.

Вру ей, конечно. Чтобы я не мог поехать домой, мне нужно выпить полбутылки виски, а не маленький стаканчик глинтвейна, но раскрасневшаяся и явно поплывшая от напитка инфузория этого не знает, поэтому верит мне на слово. Ну и хочет, конечно же, допить. По взгляду ее жадному это вижу и, как змей искуситель, ей этот стаканчик сую в руку.

Она берет его нехотя. Вертит в руке, а затем подносит ко рту, и я отворачиваюсь, чтобы спрятать необъяснимую самому себе улыбку. Очень уж мне интересно узнать, как она среагирует на выпитое — это раз, а два… она могла просто вылить коктейль, но предпочла его допить. Говорит о многом, не так ли?

Некоторое время молчим. Она отходит от меня на небольшое расстояние и садится прямо на песок. В это время года здесь довольно морозно. Сидеть на влажном и холодном песке — не очень безопасно.

— Вставай, — командую, когда подхожу ближе.

— Чего?

— Вставай, говорю.

— Еще чего! — фыркает. — Хочу и сижу.

Пока она упрямо отказывается, я стаскиваю с себя куртку и бросаю ту на песок рядом с ней. Без лишних слов, к которым, уверен, она даже не прислушается, подхватываю ее за локоть, слегка приподнимаю и пересаживаю на куртку. Инфузория только рот открыть успевает, но так ничего и не говорит, а затем, когда я уже отхожу, мне в спину летит:

— Нормально нельзя было сказать?

— Нельзя.

— Не замерзнешь?

— А что — волнуешься?

— Вдруг ты окоченеешь и мы не сможем вернуться домой?

— Киму позвонишь с моего телефона, — предлагаю на автомате, но она тут же эту идею подхватывает и раскручивает.

— Вариант. Он точно не будет пить за рулем. И раздеваться на холоде — тоже.

Она охуительно права. Ничего из этого Ким делать не станет. О пледе он побеспокоится заранее, а алкоголь он и так не употребляет. Правильный. Ловлю себя на мысли, что из них бы получилась идеальная пара. Они друг друга стоят и меня это, почему-то, раздражает. Выводит на бешенство, скользящее по венам и на максимальной скорости разлетающееся по всему организму.

Допив глинтвейн, сажусь рядом. Не специально, конечно. Я уже говорил, что на холодном песке сидеть чревато. Некоторое время молча наблюдаем за морем. Она свой глинтвейн тоже прикончила.

— Пора ехать, — сообщает. — Мне нужно сделать домашку.

— Чего?

— Домашку, Тан. Это то, что задает преподаватель.

— Ты запариваешься над домашкой?

— По-твоему — не должна?

— Может, бросишь? Универ, в смысле… не уверен, что он тебе по силам.

— Почему это?

— Сложная тема, сталкер. Если тебе нужно делать домашку — учиться будет невыносимо.

— А тебе не нужно? — хмурится.

— Не-а… на лету схватываю. И много знаю из того, что там преподают.

— Вот уж не думала, что ты хорошо учишься…

Ухмыляюсь. Наверняка она считала, что я и учеба — вещи противоположные и что батя закрывает все мои прогулы и висяки, но нет. Я, конечно, не вундеркинд, но ей не вру — многое действительно на лету схватываю и необходимость в домашке отпадает. Во-первых, у меня ее не проверяют, а во-вторых, я курсовые сдаю без нее и сессии закрываю на отлично. Если что-то не выходит — учу, но такое бывает редко.

— Борис Петрович меня не прикрывает, — намеренно ее стебу, называя отца по имени и фамилии. Так, как она его называет. — Но тебя может.

— Я не стану просить, и я учиться поступала. На помощь откуда-то не рассчитывала… — поднимается на ноги. — Поехали, пожалуйста. Уже темнеет, я ничего так не успею.

Поднимаюсь тоже. Забираю куртку с песка, отряхиваю и перебрасываю через плечо. Одеваться уже нет смысла, потому что через пару минут будем сидеть в теплом салоне автомобиля. По лестнице поднимаемся в таком порядке — сначала сталкер, потом я. Вру ей, что подстрахую, на самом же деле бесцеремонно пялюсь на ее задницу. Она у нее, между прочим, зачетная, есть на что посмотреть, как бы мне не хотелось другого. Хоть какой-то изъян инфузория иметь должна, но я его пока не нашел.

— Можно твой телефон? — спрашивает, когда оказываемся у машины.

— Зачем?

— Нужно… у тебя же есть номер Кима?

— Есть. А что — соскучилась?

Что я там говорил? Изъян не могу найти. Вот же он… здоровенный такой, узкоглазый и, блядь, до пизды правильный изъян. Меня дико вымораживает его присутствие в ее жизни и контролировать я это не в состоянии. Как только с ее губ слетает его имя, мне тут же хочется с кем-то подраться. Адреналин в кровь шпарит на максималках, я едва сдерживаюсь, чтобы не расхуярить телефон об асфальт и не сказать, что никакого звонка не будет. Сдерживаюсь, конечно, и сам Кима набираю. Когда отвечает, цежу в трубку:

— Тут с тобой поговорить хотят.

Протягиваю ей телефон, а сам забираюсь в машину и громко, оглушающе хлопаю дверью, чтобы не слышать разговор. Если услышу, как она с ним сюсюкается — точно ничем хорошим этот день не кончится. Зуб даю — сорвусь. И хорошо, если просто телефон разобью, все ведь может быть хуже.

Сталкер этого не понимает. Распахивает дверь пассажирского сидения и забирается в салон, попутно смеясь в трубку:

— И я соскучилась, — выдает. — Ага, очень, надеюсь, что мы скоро…

Что они там скоро, решаю не дослушивать. Вырываю у нее телефон и, бросив короткое “пока”, швыряю его на заднее сидение.

— Извини, — выдает. — У тебя платный звонок?

— У меня лимит на тупые нежности, сталкер. Запомни.

* * *

Сегодня у меня вышла новинка "Влечение. Мой опасный босс". Успевайте присоединиться к горячей истории, а ниже аннотация к ней)

Я целый год упорно трудилась на того, кого ненавижу всем сердцем. На мерзкого, беспринципного, тираничного Артема Гадаева. Я могла стерпеть все, но не то, что он себе позволил. Ни его настойчивых рук на моих бедрах, ни его горячих губ на моей шее. Я кинула заявление ему на стол, вот только у босса оказались совсем другие планы. В них входила я. Целиком. И желательно без одежды.

Глава 36

Соня

Тан медлит. И почему-то нервничает. На меня не смотрит, только впереди себя, руками крепко сжимает руль. Я чувствую себя странно. Мы далеко от дома, в каком-то абсолютно неизвестном мне месте, рядом с морем, в котором при желании он с легкостью сможет меня утопить, но… мне не страшно. Абсолютно. Более того, я ощущаю себя в абсолютной безопасности.

Так действует алкоголь? Он… притупляет чувства и делает человека аморфным? Вообще тогда не понимаю, зачем его пьют! Разве что для непродолжительного поднятия настроения, ведь полчаса назад мне было хорошо даже рядом с вечно недовольным и хмурым сводным братом. Да и сейчас хорошо, если так подумать. Настроение прекрасное, несмотря на то, что Тан чем-то недоволен. Он в принципе редко бывает довольным, а уж улыбающимся и веселым практически никогда.

Открываю рот, чтобы спросить, когда мы поедем, но тут же его закрываю, потому что Тан резко разворачивается и впивается в меня взглядом, словно большой осьминог щупальцами. Сразу начинаю прокручивать в голове, в чем могла провиниться. Удивительный человек Станислав Танский — не успел ничего сказать, а уже начинаешь заниматься самокопанием, сомневаешься в себе, думаешь, где виноват.

— Что? — не выдерживаю напряжения.

— У вас все серьезно? — спрашивает лениво.

Так, словно одолжение мне делает, задавая такие вопросы. Я решаю не отвечать и лишь пожимаю плечами. Не понимаю Тана совершенно. Ему интересно знать, какие у нас с Кимом отношения? Зачем? К чему ему эта информация? Что она изменит?

— Настолько меня ненавидишь, что не готов терпеть рядом с лучшим другом? — меня внезапно осеняет.

Других причин нет. Но сейчас Тан хотя бы не так часто донимает. Да вообще словно меня не замечает! Сегодня я сама полезла, первой, попросила вызвать такси, но ведь потом я не заставляла его мне помогать. Мог бы проигнорировать, как делал это всегда.

— Хочу кое-что проверить, — выдает и тянется ко мне.

Я отшатываюсь. Шарахаюсь от Тана, как от огня. Вжимаюсь в дверь и с ужасом смотрю на то, как он придвигается все ближе. Ничего его не останавливает, ни консоль, ни то, что я почти с дверью слилась в единое целое. Его рука как-то неожиданно оказывается на моем затылке, а губы в паре сантиметров от моих. От него такая мощная энергетика исходит — меня ею натуральным образом прибивает к месту. Только сглотнуть могу, когда Тан выдыхает мне в губы:

— Расслабься… я не обижу.

Не знаю, что в его понимании — не обижу, но напряжения не чувствую. Настораживает, конечно, такое его поведение. Но с Таном иначе и не бывает. Как не настораживаться, когда он ведет себя странно и постоянно меняется. В поведении, в настроении, в характере. Может ненавидеть, а потом… целовать.

На этой мысли опускаю взгляд на его губы. Совершенно машинально это делаю, без задней мысли. Просто вдруг вспоминаю то, как он целовал меня в туннеле. Как его губы напористо раздвигали мои, а язык по-хозяйски орудовал во рту.

Меня захлестывает волнением. Внутри все дрожать начинает, когда сталкиваемся взглядами. Тан прикрывает глаза первым, шумно выдыхает и отворачивается слегка в сторону, словно пытается прогнать наваждение или… договориться с собой. Несколько долгих минут это продолжается. Я в этот момент чувствую себя парализованной. Во-первых, даже если бы хотела пошевелиться, у меня бы не вышло. Тан слишком близко, его ладонь по-прежнему давит на мой затылок, а вторая рука расположена на дверце.

Но не отстраняюсь я не поэтому. Просто не хочу. Вдруг осознаю, что мне нравится его близость. Будоражит, разгоняет по венам кровь, окутывает запретом. Я осознаю, кто он мне. Сводный брат. Нельзя. Наши родители скоро поженятся, а мы… мы уже переступили черту, уже делали то, что запрещено. Он уже меняцеловал, пробовал, совращал. И мне нравилось. Как бы я не отгоняла мысли о туннеле, но стоило им появиться, внутри все скручивалось в необъяснимый узел. Все тело пробивала дрожь, а на кончиках пальцев возникал зуд.

Он и сейчас возникает. С трудом контролируемый. Волнение прокатывается по мне катком, каждую клеточку тела цепляет и приводит в чувство. Волоски дыбом становятся, когда Тан распахивает глаза. Смотрим друг на друга непрерывно, дышим тяжело и надсадно.

Я стараюсь контролировать свои эмоции, но все равно что-то идет не так, и я тянусь рукой к его лицу. Прикасаюсь пальцами к его щеке, поглаживаю с той стороны, где шрам. Практически не помню, как он выглядит и где расположен. Я плохо его рассматривала, меня интересовало во внешности Тана совсем другое. Шрам никогда не был основой того, на что был обращен мой взгляд и он… меня не пугал.

— Прекрати, — говорит так, будто пытается требовать, но у него не получается. Ну и не останавливает. Только выдыхает шумно и тут же делает вдох… глубокий, чтобы задержать дыхание.

— Можно?

— Нет, — отвечает сразу же.

Не спрашивает, о чем я. Безошибочно понимает, куда хотела прикоснуться и… не позволяет, а мне почему-то хочется. Показать, что мне не страшно и не мерзко, что я… воспринимаю его таким? Господи, откуда эти мысли?

— Поцелуй, — выдает Тан. — В губы, — уточняет следом.

От удивления распахиваю глаза шире. Я ждала, что он будет меня целовать. Даже надеялась, но что будет об этом просить — нет. Разве я могу? Могу просто взять и поцеловать его? Прикоснуться к нему первой? Зачем?

— Зачем мы это делаем?

Не осознаю, что выдаю это вслух.

— Просто, — отвечает Тан. — Просто…

Мы другие. Изменились. Мне больше не страшно. И это изменилось давно. Не прямо сейчас, не вчера, раньше. После туннеля, да и там, в ворохе непонятных смешанных чувств не было страха. Его просто не было. Он бесследно исчез куда-то еще раньше, только вот когда? Может, тогда, когда Тан помог мне в холле, где даже мать ничего не пыталась предпринять? Или… еще раньше?

— Я не буду, — отвечаю упрямо. — Не буду, — повторяю, но тянусь к нему.

Впечатываюсь в его губы своими. Просто прикасаюсь, убеждая себя, что это ничего не значит.

* * *

Неубедительно на самом деле, потому что как только наши губы соприкасаются, на меня такая гамма эмоций сваливается — боюсь не выдержать. Сердце стучит о ребра, как ненормальное, легким катастрофически не хватает воздуха, руки начинают дрожать, а внизу живота возникает неконтролируемые и совершенно непонятные ощущения. Слегка болезненные, но вместе с тем приятные. Когда Тан целует они становятся ярче.

Я не совсем незрелая, понимаю примерно, что это, но от этого лишь страшнее. Я не должна такого чувствовать к Тану. К сводному брату. Наши родители поженятся. Я прокручиваю это в голове раз за разом, напоминаю себе, говорю, что это все — неправильно и вообще Тан меня ненавидит. Мы ведь не нравимся друг другу, мы не встречаемся. Наш поцелуй не должен случаться, но он случается.

Язык Тана за мгновения прорывает барьер и оказывается внутри. Ласкает мой рот, активно проходясь по всей полости. У меня дыхание спирает, когда его вкус смешивается с моим. Терпкий от глинтвейна и горький от выкуренной несколькими минутами ранее сигареты. Вообще, мне никогда не нравился даже запах табака, но вкус Тана почему-то не раздражает совсем.

— Охереть… — горячий хриплый шепот мне в губы. — Просто охереть…

Что именно охереть не понимаю, но судя по тому, что Тан не отпускает, это звучит в положительном контексте. Мы с ним словно с ума сходим. Я в этой стычке теряю себя, растворяюсь в нем, задыхаюсь от переизбытка чувств и отвечаю. Пока не знаю, как правильно, это второй поцелуй в моей жизни. Оба принадлежат ему. Тому, от кого я должна держаться подальше, потому что ничего хорошего у нас в итоге не получится. Такие, как Тан, не встречаются с такими, как я…

— Меня от тебя… кроет, — выдвигает как-то неожиданно. — Пиздец просто.

Его грубость меня не отталкивает. Я вообще не знаю, что должно произойти, чтобы я с ужасом выбежала из машины, хотя это нужно было сделать еще несколько минут назад. Его близость отключает разум и вынуждает творить необъяснимое. То, о чем я никогда прежде не думала. Даже не предполагала, что буду целоваться с парнем. И что он будет говорить все это, а я… задыхаться? От переполняющих эмоций, от него, от его рук, которые забираются под кофту и касаются оголенной кожи.

— Иди сюда…

Прежде, чем я понимаю, что вообще значат его слова, Тан возвращается на свое сидение, увлекая меня следом. Я в его руках, словно пушинка. Маленькая, легкая и невесомая. Оказываюсь на его руках слишком быстро. Непонятно. И взбрыкнуть, отказаться, вернуться обратно не успеваю. Он ничего не позволяет сделать. Лишь прижимает меня к себе ближе, сдавливает в объятиях и снова целует. А еще что-то нажимает, потому что спинка сидения отъежает назад.

Места для маневра становится больше и Тан смело этим пользуется. Обхватывает меня за бедра и с силой наталкивает на себя. У меня напрочь срывается дыхание. Начинаю дышать глубоко и часто, местами слишком сипло. Мне кажется, что я схожу с ума, что мы сгораем вместе с Таном в этой маленькой машине, иначе как объяснить происходящее?

Как объяснить то, что мое сознание отключается, и я позволяю Тану слишком много. Куда больше, чем могла бы позволить после первого поцелуя.

Я разрешаю ему себя трогать.

Глава 37

Тан

— Эмоции — разрушительное. Чувства — лишнее. Ты слышишь, Танский? Отключай это. На заезды — с холодной головой и только так, иначе…

Остаток фразы теряется в том, чего я не должен испытывать. Разрушается под эмоциями, которые накрывают с головой.

Не помогает то, что я прокручиваю слова тренера в голове, пока буквально вгрызаюсь в рот Романовой, срывая поцелуй за поцелуем. Мне мало. Мне чертовски мало нескольких. Мало ее. Недостаточно просто поцелуев и нечаянно брошенных стонов. У меня нехватка Романовой под кожей, хотя по всем признакам тотальный передоз.

Иначе что? Я силюсь вспомнить, пока пересаживаю Романову с пассажирского сидения к себе на руки. Она оказывается сверху, а я наглею и нажимаю на рычаг, чтобы оттолкнуть сиденье назад. Теперь у меня гораздо больше доступа. Куда больше возможности для того, чтобы к ней прикасаться, чтобы ее трогать, чтобы прижиматься к ней.

Она совершенна. Не знаю, почему эта информация вдруг ударяет мне в голову, но ни о чем другом я не могу думать. Пока целую Соню, упиваясь тем, какая она вкусная, попутно трогаю ее тело. Сжимаю в руках талию, обшариваю округлые бедра и сжимаю в руках грудь. Небольшую, но она идеально помещается у меня в руке.

Иначе что? Я снова возвращаюсь к концу фразы. Надо вспомнить, надо, потому что Романовой для меня слишком много. Непозволительно. Она — моя острая фаза разрушения, когда уже понимаешь, что обратно дороги нет, но очень хочешь это остановить. Выдрать из себя с мясом и вернуться туда, когда еще были только симптомы. Увы, уже невозможно. На симптомах я не распознал болезнь, а сейчас — поздно. Ничего не выйдет.

Соня ахает, когда я сжимаю ладонью ее грудь и одновременно с этим толкаюсь членом ей в промежность. Судя по едва различимой дрожи, что прокатывается по всему ее телу, попадаю куда нужно. И ей приятно. Пиздец просто. Я готов кончить в штаны лишь от того, как отзывчиво она дрожит и как с ее губ срываются стоны.

— Тан… — шепчет мое имя, когда смещаюсь с губ на шею, когда оставляю там яркие отметины.

Не знаю зачем. Никогда этой херней не страдал и не любил, когда что-то оставалось от других. Ни засосы, ни царапины — терпеть не мог, а ей — оставляю. Хочу, чтобы видела, чтобы смотрела, вспоминала. И знаю, что увидит он. Я определенно хуевый друг. Не тот, на кого можно положиться в трудную минуту, хотя, видит бог, я думал, что на меня — можно. Что в любой ситуации я горой за друзей. Всегда, что бы не произошло. С Романовой что-то не так. Никакие установки не работают, я просто напрочь на ней повернут.

— Тан… хватит…

Пытается меня отстранить, да только разве я в состоянии позволить? Затыкаю ей рот поцелуем, запечатываю снова, чтобы ничего не говорила, а сам смело проталкиваю руку между нашими телами. Прикасаюсь к ней между ног прямо через ткань штанов. Надавливаю, и она хрипло стонет. Пиздец, как она стонет. Крышу рвет на каждом выдохе.

— Доверься мне, — тихим шепотом ей на ухо. — Доверься, Сонь…

Говорю это и надеюсь, что оттолкнет. Давай же, Романова, прояви свой характер и не доверяй, мне нельзя, нельзя верить, но она кивает. Смотрит на меня как-то странно и кивает. Доверяет. Блядь…

Мне сносит крышу. Я снова ее целую. Хватаю за бедра руками и толкаю на себя. Чувствую, как она промежностью по всей длине члена проезжает и выгибается.

— Покатайся так… — настойчиво говорю в ее губы. — Так, как я сделал… двигайся. Будет круто, обещаю.

Сам едва понимаю, что говорю, просто хочу продлить те искры, которые реально сыпятся из глаз, когда прокатил так Романову.

Она мотает головой и застывает. Конечно, не делает так, как я просил.

— Ну же, — почти приказываю и снова повторяю движение.

Отстраняю Соню к коленям, а затем подтягиваю к себе. Медленно-медленно, чтобы она почувствовала, чтобы задрожала всем телом, чтобы отбросила все сомнения, раз уж не сбежала раньше. Не отказалась ведь? Значит, поздно давать заднюю. Слишком поздно. Я не разрешаю.

— Давай, малыш… тебе будет хорошо.

Я ликую, когда она повторяет движение уже сама. Без помощи моих рук. Чтобы не думала, впиваюсь в ее губы и ощущаю, как двигается. Медленно, как я и показал. Наши дыхания учащаются, поцелуй прерывается. Оба утыкаемся друг другу в плечо и просто оглушающе громко дышим. Я знаю, что она близка к разрядке и помогаю ей. Ускоряю темп, толкаясь бедрами навстречу. Соня охает и цепляется руками за мои плечи, а потом… потом она вскрикивает. Негромко, но я слышу и едва успеваю оттолкнуть ее на колени, достать из штанов член и кончить себе на живот, глядя на ее раскрасневшиеся щеки, опухшие от поцелуев губы и возбужденный взгляд.

Она ошарашенно смотрит на то, как струи спермы оседают на моей коже, заторможенно моргает, словно не может поверить, что это действительно произошло и никак не двигается. Продолжает сидеть на коленях, с опущенными по швам руками. Я успеваю достать влажные салфетки и вытереться, когда Романова, наконец, приходит в себя. Вначале неспешно ерзает на коленях, пытается перебраться на пассажирское сидение, но у нее не получается.

— Подожди, — командую и прячу член в трусы, застегивая следом штаны.

После этого что-то происходит. Что-то, чему я никак не могу дать определения. Она словно только сейчас осознает происходящее, начинает вырываться, когда я пытаюсь ей помочь и пересадить ее в пассажирское кресло.

— Отпусти! — вопит. — Отпусти меня.

Я убираю руки. Соня наклоняется, открывает дверцу с моей стороны и… выскакивает наружу, решительно шагая куда-то вперед. Когда понимаю, что она не собирается возвращаться, завожу двигатель и еду следом. Дальше действуют на автомате. Беру ее куртку и выпрыгиваю из авто, шагая за ней.

— Подожди! — кричу, но она лишь ускоривает шаг, а затем и вовсе срывается на бег.

Бежит по направлению трассы, но не успевает туда добраться, я ее догоняю и разворачиваю к себе.

— Отпусти! — вырывается. — Не трогай меня.

— Оденься, простудишься, — выдаю, хрен пойми зачем. Мне, так-то, наплевать, простудится она или нет. Абсолютно наплевать, так ведь?

— Господи, — выдыхает Соня, глядя на меня с ужасом. — Что ты наделал?

Иначе что? Но на ум ничего не приходит, даже когда она толкает кулачками мои плечи. И куртку, конечно же, не берет.

— Я наделал?! — отвечаю. — Кажется, ты была вполне не против и, клянусь, я бы трахнул тебя там, ты бы не отказала.

— Нет, — мотает головой, распахивая глаза в ужасе еще шире. — Нет!

— Да, блядь… Я бы выебал тебя, слышишь? Потому что ты хотела!

Она шлепает меня ладонью по лицу. Наверное, со всей силы, потому что кожа начинает гореть, но это херня в сравнении с тем, что творится внутри. Там — ураган самых разных эмоций.

Иначе… ты сдохнешь…

Слова вспоминаются только сейчас, когда внутри все неподконтрольно дрожит. Почему я не могу отключиться, как всегда перед заездом? Почему, блядь, сейчас, не выходит просто остыть и равнодушно смотреть на то, как она продолжает отдаляться.

Глава 38

Соня

Мне страшно… очень-очень страшно…

©Соня Романова

У меня шок! Я слабо соображаю, куда и зачем вообще иду. Просто шагаю вперед, подальше от машины, где… что? Боже, я даже определения случившемуся не могу дать. Грехопадение? Унижение? Слабость? Что со мной случилось? Это алкоголь? Уверена, что он! Я бы ни за что и никогда сама… никогда.

Шаг. Еще шаг. И еще. Я просто иду, ничего не слыша вокруг, пока крепкие руки не хватают меня за плечи и не разворачивают к себе.

— Отпусти! — кричу, наверное. Не слышу совсем себя, в голове такой гул и тело словно ватное. Ничего не соображаю. — Не трогай меня.

— Оденься, простудишься, — слова Тана долетают словно сквозь толщу воды.

Я несколько мгновений на него смотрю, как на привидение, а затем на меня шквалом обрушивается все случившееся. Не могу сказать, что я об этом забыла, но когда перед глазами возникает Тан, все заново чувствую. Каждое его касание помню, каждый хриплый выдох и…

— Господи, — выдаю с ужасом. — Что ты наделал?

Меня трясет. Впервые так себя чувствую. Разбитой, морально раздавленной. Физически ощущение, что меня переехал поезд, но при этом, если прислушаться, в теле такая легкость, я бы даже сказала слабость. И скорее она приятная, чем…

Мне страшно… очень-очень страшно от таких мыслей.

— Я наделал?! — срывается почти на крик. — Кажется, ты была вполне не против и, клянусь, я бы трахнул тебя там, ты бы не отказала.

— Нет, — я в ужасе распахиваю глаза.

Что он такое говорит? Я бы не позволила, конечно нет!

— Нет!

Меня иначе воспитывали. Отец, когда еще был жив, всегда твердил, что мальчикам нужно только одно, и я должна быть внимательной. Вообще, об этом наверное должна разговаривать мама, но у нас с ней хоть и были близкие отношения, о таком она умалчивала. Со мной говорил папа, и я его слушала. Парней обходила стороной, хоть в школе ко мне особо и не клеились. Встречаться предлагали, но я отказывала, не чувствуя взаимной симпатии.

Мы с Таном… никто друг другу. Мы не встречаемся, не испытываем взаимной симпатии. Он вообще меня ненавидит, а я… я не знаю! Не знаю, что к нему чувствую. Просто рядом с ним теряюсь. Не знаю, как себя вести и все позволяю ему на автомате.

— Да, блядь… Я бы выебал тебя, слышишь? Потому что ты хотела!

Я отшатываюсь от его слов, как от пощечины. Закрываю уши руками и разворачиваюсь, отдаляясь. Лучше идти пешком, честно, лучше пешком, чем с ним в одной машине.

Меня трясет от холода, пока шагаю. Куртка, которую Тан со злостью пихнул мне в руки, не помогает. Не согревает так сразу продрогшее уже до костей тело. Я кутаюсь плотнее и продолжаю шагать. Останавливаюсь, когда до дороги остается всего ничего. Туда идти страшно, а назад возвращаться некуда. С Таном в машину я не сяду. И ловить попутку не буду.

Меня накрывает отчаянием. Телефон я не взяла, да даже если бы он и был. Кому я буду звонить? Маме? Я даже не знаю, где нахожусь. Слезы жгут глаза, а затем и щеки. Я кутаюсь плотнее, наконец, немного согреваясь.

Позади меня рычит двигатель автомобиля. Я оборачиваюсь. Вижу, как Тан медленно приближается на машине. Он — единственный, кто может меня отсюда забрать, но я все еще не нахожу в себе силы обернуться и пойти к нему навстречу. Не после того, что он сказал. Боже, как он вообще мог обо мне такое подумать? Мысли о том, что я вела себя соответствующее, прогоняю, потому что не вела. Я его только поцеловала. Только и всего, дальше он делал то, чего я не хотела. Не хотела ведь?

Тан едет рядом некоторое время. Я иду — он медленно ведет машину. Колеса едва крутятся. Тан ждет, когда я сяду, а я злюсь. Как он мог сказать мне те слова? Как, а главное, зачем? Обхватываю себя руками и иду так несколько шагов, а затем замираю и все-таки иду к машине. Тан останавливается, и я беспрепятственно забираюсь в теплый салон. Как только оказываюсь внутри, мне кажется, что здесь все говорит о том, что тут случилось не так давно. Даже запах другой. Изменившийся, хотя это и невозможно, потому что Тан ехал с открытыми окнами.

Как только я сажусь в машину, Стас увеличивает скорость и через пару минут мы оказываемся на главной дороге. Едем к съезду, чтобы развернуться. Направляемся домой. Я упрямо молчу до тех пор, пока Тан не отвечает на звонок. Я невольно прислушиваюсь. Голоса собеседника не слышу, но говорят явно обо мне.

— Да, она в порядке. Мы уже едем домой. Дать ей трубку? На, — протягивает мне телефон.

— Да.

— Соня… — слышу голос Кима. — Ты как?

— Я…

Слезы почему-то жгут глаза. Удивительно, минуту назад я чувствовала себя сносно, мне не хотелось плакать, но стоило услышать голос Кима и представить его лицо перед собой, как захотелось разрыдаться и рассказать ему все. Поплакаться у него на плече. Почувствовать поддержку и… утешение.

— Я в порядке, — глотаю слезы вместе с застрявшим в горле комом.

Как такое рассказать? Тем более парню. Киму. Не расскажу конечно же ни за что на свете.

— Точно все хорошо?

— Точно.

— Мне приехать?

— Нет. Нет, не нужно. Мы просто… катаемся.

Не представляю, как после случившегося смотреть Киму в глаза. Мы не пара, не вместе, он мне, как брат, но отчего-то кажется, что стоит ему посмотреть на меня, как он тут же все поймет. Узнает, чем именно я занималась с Таном в машине. Я теперь вообще не знаю, как в глаза другим людям смотреть. Стефании, маме, Борису Петровичу, студентам и преподавателям. Вообще всем. Меня обволакивает стыдом, словно коконом. Хочется провалиться сквозь землю, но я упорно еду домой. Даже из машины на ходу выпрыгнуть не пытаюсь, хотя поначалу была такая мысль. Мне почему-то… неловко. Перед Таном в первую очередь, хотя… это ведь он все. Он это устроил.

— Приехали! — резюмирует, стоит автомобилю заехать на территорию дома.

Я вылетаю из машины и пулей несусь в дом. Надеюсь никого по пути не встретить, но как назло сталкиваюсь с Богданом Петровичем, который стоит прямо в холле. Конечно, пронестись просто мимо не могу. Останавливаюсь и здороваюсь. Позади слышатся шаги, и я хочу спешно ретироваться, но Богдан Петрович не позволяет.

— Подожди!

Стою, словно вкопанная и смотрю на маминого будущего мужа. Он окидывает меня внимательным взглядом. Пожалуй, даже слишком внимательным. Кажется, он обо всем сразу догадывается.

— Вы вместе приехали? — усмехается.

Чувствую, что щеки горят. Господи, надеюсь он спишет это на реакцию моего тела на перепады температур. Я всегда краснею, когда захожу с холода в тепло.

— Твоя мать уехала, — ошарашивает меня новостью. — На неделю, может быть на две.

— Куда?

Я вот только что с ней разговаривала. Сколько прошло? Час, может, два. Максимум три. На улице еще нормально не стемнело, как мы вернулись, а мама уехала? Но, куда? И почему она мне ничего не сказала?

— На отдых. Командировка немного ее подкосила, и я решил дать ей отгул. Она буквально только что уехала. Вы не видели автомобиль?

По пути сюда я вообще ничего не видела, ехала, погруженная в свои мысли, но почему-то не верю в том, что мама так просто развернулась и… уехала! Когда она приходила поговорить, она не выглядела так, словно у нее были собраны чемоданы. Да и макияжа на ней не было.

— Я могу ей позвонить?

Богдан Петрович смотрит на меня, как на идиотку. Пожимает плечами и говорит:

— Уверен, она еще не добралась до посадки и возьмет трубку.

Я взлетаю по ступенькам наверх и стоит мне добраться до телефона, как я тут же набираю маму. Она снимает трубку через несколько гудков.

— Мам, ты где?

— Я уехала, — повторяет то, что я уже слышала. — Я приходила сказать тебе, но ты внезапно убежала, и у меня не получилось попрощаться.

— Я…

— Я приеду через неделю или две. Точно пока не могу сказать.

— Хорошо, — выдавливаю из себя и глотаю обиду за то, что мама не взяла меня с собой.

Ведь могла же! Если бы она предложила, если бы только сказала! Я бы не уехала с Таном и не натворила глупостей.

— Будь умницей, малыш, — выдает мама и говорит, что ей пора.

Мама отключается, а я хмурюсь, глядя на экран телефона. Почему-то внутри все сжимается от беспокойства. Понять, что именно показалось мне странным, мне мешает стук в дверь, от которого я подскакиваю на месте. Первая мысль — не открывать, но я тут же ее отгоняю. Если пришел Богдан Петрович, мое поведение покажется ему странным, а если Тан… когда его останавливала запертая дверь? Ручку поворачиваю, молясь увидеть там не Стаса и мои молитвы оказываются услышанными, только вот по ту сторону двери и не Богдан Петрович.

Там… Ким. Он лично приехал убедиться, что я в порядке, только вот… как спокойно смотреть ему в глаза.

Глава 39

Тан

Соня так быстро от меня убегает, что я успеваю только дверцу авто захлопнуть, а она уже скрывается в доме. Иду следом. Поверить не могу, что ускоряю шаг. Не бегу, конечно, но настигнуть пытаюсь. Замедляюсь только внутри. Слышу требовательный голос отца и иду медленнее. Хрен его знает, почему я вообще торможу, а не прохожу молча в свою комнату. Зачем-то слушаю их разговор, стоя немного позади.

— Твоя мать уехала, — сообщает. — На неделю, может быть, на две.

Вера Романовой в мать поражает. Она явно таким поворотом событий шокирована, и я почему-то подвисаю. Торможу, явно не понимая зачем. Разговаривать мы точно не будем. Пока ехали, сталкер мне продемонстрировала свое желание со мной контактировать. Оно к нулю скатилось, если не ниже. К минусовым, мать его, показателям. Но я все равно стою в дверях и наблюдаю, слушаю отца. Уверенность в том, что мамаша у Романовой кукушка во мне хоть и присутствует, но я почему-то сомневаюсь, что она по своей воле оставила бы дочь и укатила на моря.

Что-то в словах отца меня напрягает, но что именно так сразу не могу понять. То ли его слова, то ли то, как он говорит, то ли взгляд, которым он смотрит на Романову. Слишком… внимательный. Когда она сбегает наверх, он смотрит ей вслед.

— Я думал, мне показалось, — выплевываю с отвращением, теперь уже точно понимая, что нихрена мне на самом деле не показалось.

Он, блядь, действительно смотрит на нее. И не как на приемную дочь. Иначе, совсем иначе. И мне, мать его, не нравится этот взгляд. Злюсь. Пока сам не понимаю, на что больше. На отца, который решил поиметь и мать и дочь одновременно, или на свою реакцию на эту информацию. Мне что, правда не насрать? Насрать же, да? Должно быть. Какая разница, что с ней будет. За нее мать должна отвечать, а мне… мне похуй. Да, именно.

— Что показалось? — спрашивает с усмешкой, которую хочется с его лица сбить.

Меня от его тона едва трясти не начинает. Я даже руки в кулаки стискиваю, чтобы выглядеть внешне абсолютно спокойным. Хрен его знает, как удается равнодушно выдать:

— Что ты дочь трахать планируешь.

— Она мне не дочь.

— Значит, не показалось, — выдаю, не скрывая отвращения.

Собираюсь равнодушно пройти мимо отца и отправиться в свою комнату, когда слышу рев двигателя на улице. Следом в дом влетает Ким. Отец не удивляется, зная, что Ким — мой лучший друг. Зато хуею я, потому что его появления не ждал. Романова сказала ему, что все в порядке, что мы просто… катаемся, а он — не поверил? Приехал проверить.

Ким здоровается с отцом, а затем переводит взгляд на меня.

Я в этот момент вспоминаю все то, что не так давно делал с Романовой. Как ее целовал, как ловил ее стоны ртом и как кончил себе на живот просто от трения наших тел. Взгляд отвожу первым. Пиздец, блядь. Приплыли.

Отец оставляет нас, поднимаясь к себе в кабинет. Я собираюсь уйти следом в комнату, но Ким меня останавливает:

— Что у вас произошло?

— Посрались, как обычно, — пожимаю плечами. — Не подрались, и ладно.

Устойчиво делаю вид, будто не понимаю, о чем конкретно он спрашивает.

— Я о Соне.

— Мы покатались, — пожимаю плечами, стараясь сделать голос максимально равнодушным.

У самого же на максималках начинает частить пульс. Я редко чувствую себя виноватым. Как там отец говорил? Такое дерьмо, как ты, не знает, что такое совесть? Правда ведь. Не знаю. Вина — это не мое. Даже если натворю всякого, все равно могу пропустить мимо себя и не заметить. С Кимом не срабатывает и с Романовой тоже. Даже думать не хочу, почему.

— У вас правда все серьезно? — сам не знаю, нахрена это спрашиваю.

Я — равнодушная машина. В девяноста девяти процентов случаев мне плевать на чувства окружающих, но сейчас почему-то чувствую. Чувствую и, блядь, эти чувства рвут изнутри.

— А что? Есть что-то, что я должен знать?

Вот же оно… признавайся. Скажи, что было. Пусть он знает, но я не сознаюсь. Молчу и мотаю головой, направляясь в свою комнату.

— Я зайду к Соне, — выдает Ким уже наверху и стучит в ее комнату.

Все во мне этому противиться, но я решительно шагаю в свою комнату и задираю голову. Пытаюсь прислушаться к их разговору, но ничего, ожидаемо, не слышу.

Чтобы отвлечься, втыкаю наушники и слушаю музыку. Врубаю на всю, да только кроме оглушающих басов в ушах ничего музыка внутри не вызывает. Не дарит такого желанного спокойствия, не отпускает. Я, нахрен, не понимаю, что происходит. Почему я с ней… на ней повернут.

В машине не смог остановиться. С любой другой — легко. С ней — не вышло.

Срываю наушники с ушей, забрасываю их в футляр и порываюсь свалить из дома, но на пороге меня тормозит Ким. Смотрит с… осуждением.

— Уезжаешь?

— Ага…

Я рвусь дальше, но он меня останавливает. Блядь, подумать только. Меня останавливает Ким. Силой.

— Дай пройти.

— Поговорим сначала.

— Не настроен.

Быть ублюдком — то, что у меня лучше всего получается, и я мастерски это исполняю. Голова нихрена не варит из-за переизбытка эмоций.

Пытаюсь отстранить Кима, но он перехватывает меня и отталкивает к середине комнаты.

— Я сказал, поговорим.

Настроен решительно, а мне, честно говоря, нахер не нужен этот разговор. На хер. О чем говорить? Что я сволочь? Известно. Что я его предал? Осознавать тяжко, но тоже, сука, да.

— Извинений не будет, — бросаю холодно. — Ни перед ней, ни перед тобой.

— В жопу извинения, что с тобой происходит?

Говорят, словами можно ударить сильнее кулаков. До этого момента я считал это все херней. Сколько всего обидного я в свой адрес слышал. От отца, который никак не мог смириться с моей неполноценностью, от матери, что считала меня главной проблемой развала семьи, да и не только. Жизнь, в общем-то, не сахарная вата, всякое бывало. И от Кима в этот момент я ждал чего-то такого, что разрушит мою устоявшуюся картину. Возможно, даже не слов. Я ждал, что мне прилетит. Я бы не сдержался — врезал.

Если бы он сделал что-то подобное с… блядь, в это мгновение на ум приходит лишь чертова сводная сестра. Нет-нет-нет…

Я отхожу от Кима и мотаю головой. Его слова достигают цели. Бьют так, что дышать становится нечем. Своей заботой он рвет мою душу на ошметки, потому что обо мне, сука, никто никогда не заботился. Не тогда, когда я по-серьезному лажал и был виноват, не тогда, когда я был мудаком. Да никогда, в общем-то…

— Тан, блядь, — повышает голос. — Поговори со мной, на хрен.

Я не хочу. Разговаривать, смотреть ему в глаза, общаться. Он не должен считать меня другом.

— Забери ее, — выдаю каким-то неживым голосом. — Забери ее, на хрен, к себе.

Я подхватываю брошенный на кровать футляр с наушниками, беру ключи от машины и собираюсь свалить, но Ким снова не позволяет. Толкает меня в грудь, отшвыривая от выхода.

— Ты издеваешься? — он повышает голос и видно, что тоже на эмоциях.

— Не хочешь?

— Хочу, — выдает. — Но не ее.

— В смысле?

Я в какой-то момент думаю совсем в другую сторону. Видимо, мозг настолько отключается, что я выдаю:

— Ты че, педик?

— Хуедик, — выдает на автомате, а затем начинает ржать. — Это развод был, Тан. Мы с Соней не вместе и никогда не будем. Она мне, как сестра.

— В смысле — не нравится?

— В смысле — нет. И ты тоже, между прочим, не нравишься.

Я вроде должен радоваться, что мой друг не гей, но радуюсь другому. То ли тому, что не стал предателем и мразью в глазах единственного близкого человека, который у меня все еще есть. То ли тому, что Соня ему не нравится. То ли одновременно и тому и другому. Одно заявление, а такой пиздецки тяжелый груз с меня спихивает.

— Фух, — выдыхаю. — Ну и нахер конспирация?

— Ты себя видел? — уточняет. — Что она тебе сделала, что ты так взъелся. Я хотел, чтобы ты оставил ее в покое.

— Просто сказать не мог?

— А я не говорил?

Сжимаю челюсти до скрипа зубов. Реально ведь говорил и не раз, да только я никогда не слушаю, всегда гну свою линию и поступаю так, как хочу. Тогда хотел Романову донимать. Унизить хотелось, чтобы место свое знала. Сейчас появились другие желания и контролировать их сложнее. Стоит ей в поле зрения оказаться, ноги сами несут к ней без мыслей и понимания, что вообще собираюсь сделать.

— Так что у вас произошло?

— Ничего. Свозил ее на море, купил ей глинтвейн.

— Оставил засосы на шее.

— Таки заметил?

— Таки да.

— Это ничего не значит, — выдаю то, о чем сам думал. — Между нами ничего не изменилось. Она по-прежнему мне никто.

Если Ким и хочет меня остановить, то не делает этого. Отходит в сторону, а когда я выхожу, следует за мной. Мы почти синхронно садимся по машинам и уезжаем, правда, в разные стороны. Я — на встречу приключениям, а он — гулять с Зевсом, тусить с Асей или помогать матери. Он — пример идеального парня, сына и человека. Я никогда не дотягивал, хотя когда-то очень хотелось. Когда-то слишком давно, когда мое лицо не было изуродовано.

Глава 40

Соня

— Ты какая-то странная в последние дни. С тобой все в порядке? — требовательно спрашивает Стефания.

Мне хочется сказать, что не в порядке, но я лишь пожимаю плечами и киваю. Рассказать подруге о случившемся не могу. Внутри словно какой-то барьер стоит. Невидимая заслонка, которую страшно поднимать.

— Соня-я-я! — дергает меня Стефа. — Не молчи.

— Все нормально.

— Не верю! Точно что-то произошло, — она хмурится и начинает пристально меня рассматривать.

Я под взглядом подруги ежусь и автоматически тянусь к воротнику свитера, чтобы убедится, что шея закрыта. Там… его следы. Выглядят, как покрасневшая сыпь, но я прекрасно знаю, что это и… прячу их.

— Что это там? — спрашивает с любопытством, а я в ужасе распахиваю глаза. — Засосы? Ох… Вау… — выдает с придыханием. — Ким настолько страстный? А говорили, холодный, как неприступный Кай из сказки.

Я отвожу взгляд и закусываю губу. Ким тоже заметил засосы, но тактично промолчал, хотя и спрашивал, как я себя чувствую, точно ли все в порядке и не нужна ли мне помощь. Сейчас мне кажется, что это было так давно. В какой-то прошлой жизни, хотя прошло всего два дня. Два долгих дня, во время которых я выходила из своей комнаты только затем, чтобы поесть на кухне. Пробиралась к ней бегом и на цыпочках и выбирала время, когда Тан уходил. Я слышала оглушающие хлопки двери в его комнату, а затем рев двигателя автомобиля на улице.

— Ну расскажи же! — требует Стефания, словно забывая, что мы в университете и нас могут услышать. — Расскажи, какой он…

— Обычный, — пожимаю плечами. — Как все.

— Как все?! — то ли спрашивает, то ли восклицает Стефа. — У тебя Ким первый парень, какие все…

Сообразив, что сморозила глупость, пытаюсь найти оправдания, но ничего в голову не приходит. Хорошо, что время пар неумолимо приближается, и нам приходится разойтись под предлогом занятий. Я ухожу в свою аудиторию, а Стефания в свою. Полтора часа, пока длится пара, сижу на нервах и практически ничего не слушаю, не говоря уже о том, чтобы записывать. Пока Стефа не заметила засосы, я чувствовала себя спокойно, а сейчас мне снова не по себе. Кажется, что все присутствующие в этой аудитории прекрасно знают, до чего я опустилась, каждый видит эти красные засосы и усмехается про себя.

До конца пары сижу, как на иголках. Как только преподаватель нас отпускает — срываюсь с места и выбегаю из аудитории в числе первых. Следую к туалету и, как только оказываюсь внутри, закрываюсь в кабинке. Сижу так до тех пор, пока не начинается следующая пара, которую я прогуливаю. Опасливо выбираюсь из кабинки, подхожу к умывальникам и освежаю лицо. Вытираюсь бумажными полотенцами и смотрю на себя в зеркало. Конечно, никаких засосов не видно, их бы и Стефания не заметила, не начни я дергаться.

На пару идти не смысла. Операционные системы ведет Лев Арнольдович, а к нему, если уж опоздала, лучше и вовсе не приходить, иначе взъестся еще больше, а у нас и без того натянутые отношения. Он меня недолюбливал, хоть и пытался это скрыть. Свою родственную связь с семьей Танских я старалась никак не афишировать среди преподавателей. Все же, я пришла учиться и если у меня что-то не выходит, стоит работать лучше.

Из туалета выхожу на цыпочках, словно меня могут заметить. Коридор ожидаемо пуст, и я шагаю уже спокойнее, но ровно до тех пор, пока дверь одной из аудиторий не открывается и оттуда не вываливается Танский. У меня в этот момент сердце падает в пятки, а щеки… на них можно жарить яичницу, так сильно они горят. Собираюсь быстро отвернуться, пока он меня не заметил, но прежде чем я успеваю, Тан меня замечает. Мы словно замираем. Единственный звук, который нарушает тишину — захлопнувшаяся дверь аудитории.

Я прихожу в себя первой. Отворачиваюсь и, вскинув подбородок, шагаю дальше. Направляюсь к выходу так быстро, как только могу. Мы с ним не виделись с того самого дня. Не пересекались. Я слышала, как он возвращался домой и как уезжал, как громко разговаривал с кем-то по телефону, но выйти боялась. Ждала, когда он уедет. Когда покинет дом и только тогда я находила в себе силы покинуть комнату.

— Романова! — летит мне в спину уже на выходе.

Я не оборачиваюсь. Узнаю его голос и стремительно шагаю дальше. Быстрее и еще быстрее, лишь бы не стал догонять, но он и не собирается. Позволяет мне уйти. Я отхожу на безопасное расстояние. Подальше от университета. Прячусь во дворе между высотками и вызываю такси. Пока жду машину — нервничаю и осматриваюсь по сторонам, словно Тан будет меня искать здесь. Выдыхаю лишь когда автомобиль приезжает. Всю дорогу до дома успокаиваю ускоренно бьющееся в груди сердце. И только это получается, как мы приезжаем. Я контролирую снятие с карты денег за поездку и покидаю салон авто. Во дворе мое сердце снова разгоняется до максимума, потому что там припаркован уже знакомый спортивный автомобиль.

Я озираюсь и быстро шагаю в дом. Не оставаться же на улице, в самом деле. Температура за последние дни сильно снизилась. При таких показателях можно и замерзнуть, если ждать, пока Тан соизволит уехать, да и прятаться во дворе негде. Разве что в гараже или за широкими деревьями, но это уже совсем по-детски.

В дом захожу с опаской. Осматриваюсь по сторонам и прислушиваюсь. Где-то отдаленно гремит посудой прислуга. Совсем скоро обед и пора подавать к столу, хотя обедаем мы все по-отдельности. Я у себя в комнате, Богдан Петрович даже не знаю, где, а Тан… с ним я не сталкиваюсь, поэтому тоже не знаю.

— Соня! — голос Богдана Петровича едва не заставляет меня закричать от неожиданности.

К счастью, я сдерживаюсь. Не хватало еще, чтобы он подумал, что я сошла с ума и боюсь едва ли не собственной тени.

— Здравствуйте.

— Уже вернулась? — задает абсолютно странный и нелогичный вопрос.

Если я здесь, то логично, что я вернулась.

— Да.

— Предлагаю пообедать вместе. Через полчаса накроют на стол — спускайся.

Отказывать мне неудобно, поэтому я быстро киваю и поднимаюсь к себе. На то, чтобы от лестницы добраться до двери и скрыться в комнате уходит секунда. И только потом я выдыхаю. Расслабляюсь, едва ли не скатываясь по двери вниз. Понимаю, что моя реакция довольно странная, учитывая, чем мы с Таном занимались в машине. Тогда я не испытывала никакого смущения и, к своему собственному стыду, даже хотела всего, что происходило, а сейчас — в глаза ему взглянуть не могу из-за мук совести.

За полчаса, которые мне отвели на сборы, успеваю только переодеться и вымыть руки. Чтобы выйти, приоткрываю дверь и прислушиваюсь. Убедившись, что тихо, быстро покидаю комнату и сбегаю по лестнице. Если не ошибаюсь, даже дверь в спальню оставляю открытой, чтобы Тан не услышал, как я выхожу. Мое поведение походит на паранойю, но я пока не могу быть смелой и уравновешенной.

Обедать наедине с Богданом Петровичем кажется мне странным. По правде, после того случая в гостиной, когда он схватил меня за руку, я слегка его побаиваюсь, но когда вхожу в столовую, меня отпускает. Он радушно улыбается при виде меня и кивает на стул. Не выглядит рассерженным или нахмуренным, даже спрашивает, как мои дела в университете и нет ли проблем.

— Если что — говори. Я, конечно, за то, чтобы сами учились, даже Тану поблажек нет, но всякое бывает, знаешь. Ты, главное, приди и обрисуй ситуацию, а я уже придумаю, что можно сделать.

Я киваю. Думаю, стоит ли ему говорить про Льва Арнольдовича и считаю, что пока нет. Ситуация не критичная. Он, конечно, придирается и принципиально требует знания своего предмета на отлично, но это ведь и хорошо. Я собиралась учиться и никто не говорил, что все предметы будут даваться легко.

Остаток обеда проходит в непринужденной беседе. Богдан Петрович расспрашивает о детстве, о жизни до того, как мы сюда переехали. Я спокойно отвечаю, отвлекаюсь от мыслей о Тане, который находится где-то в доме. Он не спустился к обеду или отец не стал его звать? Почему-то уверена, что первое. Это же Тан. Он сделает все в точности наоборот, лишь бы вывести отца из себя.

— Сонечка, — голос Богдана Петровича понижается до шепота. — Я надеюсь ты меня услышала и если будут проблемы — смело мне о них расскажешь?

Я и рта открыть не успеваю, как его влажная ладонь накрывает мою кисть. Не знаю, насколько такой жест может считаться нормальным, но я очень сильно смущаюсь и быстро вырываю руку, вскакивая из-за стола.

— Спасибо за обед, — выдаю поспешно. — И за помощь.

— И тебе спасибо. За компанию, — поясняет с теплой улыбкой.

Я сбегаю на второй этаж. До приоткрытой двери остаются считанные шаги, и я быстро их преодолеваю. Закрываю дверь, но повернувшись к ним спиной, едва не падаю в обморок. Тан сидит на моей кровати и с раздражением смотрит на меня. Не знаю, что я такого успела сделать, но создается впечатление, что я жутко провинилась.

— Понравился обед? — спрашивает холодно.

— Обычный, — пожимаю плечами. — Тебе стоило спуститься.

Тан хмыкает и мотает головой.

— Меня не звали.

Я не знаю, что на это ответить. Лишь пожимаю плечами. Думаю, что он врет. Не мог Богдан Петрович его не позвать, а если это и так, то… он просто не хотел портить ни себе ни мне настроение. Если быть откровенной, то я даже рада, что Тана не было.

— Ты поэтому пришел ко мне в комнату? Чтобы обвинить, что я не позвала тебя на обед?

— Я пришел, чтобы сказать тебе, что мой отец хочет залезть тебе в трусы, а ты охотно ему с этим помогаешь.

Меня настолько шокирует эта информация, что я в ужасе распахиваю глаза и смотрю на Тана, надеясь, что он пошутил. По вполне серьезному выражению лица догадываюсь, что он меня не разыгрывает.

— Господи, ты во всем видишь сексуальный подтекст?

— Где твоя мать?

— У нее… все в порядке.

— Она отдыхает? Уехала? Ты уверена?

— Я не знаю! Она не присылает фото и видео, если ты об этом, но регулярно мне звонит!

— Ты такая глупая, инфузория, — Тан мотает головой так, словно разочарован во мне.

— Я просила меня так не называть.

— А я говорил, что мне плевать.

Он поднимается с кровати и делает несколько шагов навстречу. Так резко, что я не успеваю сориентироваться и понять, как мне поступить, в какую сторону двигаться, чтобы… не столкнуться с ним.

— Ты… ты… невыносим. И не можешь больше меня так называть.

— Не могу? И почему же?

Я открываю рот, но тут же его захлопываю. Сказать, что он должен быть со мной вежлив, потому что мы… мы… целовались? Потому что я видела его… господи.

— Ничего не изменилось, инфузория, — наотмашь бьет меня словами. — Ничего не изменилось после того, как ты увидела мой член.

— Перестань!

— Ты же не думала, что это что-то значит? — хмыкает.

Я быстро мотаю головой.

— Умница, сталкер. А теперь будь такой же умницей и держись от моего отца подальше.

Тан направляется к двери, но останавливается и резко оборачивается:

— И от меня тоже, сталкер. От меня — особенно.

Глава 41

Тан

На очередную тусовку заваливаюсь вместе с Само. Фил нас продинамил, а Кима мы звать не стали. Сегодня в планах – максимальный отрыв, и никто не должен нам его испортить.

— Охуенно тут, да? Телки зачетные.

Я осматриваюсь. Неплохо. Девчонки почти полуголые, уже изрядно пьяненькие и явно не против знакомиться. Отвлекает. Подходим к столу, где расставлены бутылки с алкоголем и стаканы. Само наполняет их наполовину виски, принесенным с собой, и протягивает мне. Закидываю в себя сразу половину одним большим глотком.

— Бери бутылку с собой, стаканом мы явно не ограничимся.

Проходим в толпу, садимся на диваны к другим пацанам. Знакомимся, потому что половина здешних – не из универа. Есть ребята намного старше, думаю, лет по тридцать, а может, и больше. Они пришли со своими девчонками и наблюдают, как те танцуют на оборудованных под танцпол паллетах.

Часть девчонок после начала медляка тянут парней танцевать, и мы с Само остаемся в скудной компании, с которой довольно быстро знакомимся. От разговора меня отвлекает оглушительный крик:

— Тан!

Видеть Злату мне хотелось в последнюю очередь, но она упорно подходит и заваливается мне под бок, вынуждая Само отодвинуться.

— Рада тебя видеть! — лезет за поцелуем, но я отворачиваюсь.

Она теряет инициативу, обиженно отстраняясь, и я оборачиваюсь, глядя прямо на нее.

— Что за нежности? — спрашиваю, нахмурившись.

— Обычные, — дует губы. — В паре так делают, знаешь ли.

— Знаю, — киваю. — Но мы не в паре, ты забыла?

— Это ты забыл, Та-а-ан, — неприятно тянет мое имя. — Ты забыл, что со мной нельзя просто трахаться.

— Слушай, — я приближаюсь к ней и выбиваю на выдохе на ухо: — Мне насрать, что ты там придумала. Нет никаких “мы” и “пара”, запомни. То, что я тебя потрахиваю,не означает, что мне это важно.

Если Злату и задевают мои слова, то она не подает виду, но и не отсаживается, продолжая сидеть рядом. Как только остальные возвращаются, уходит.

— С каких пор вы со Златой…

— Блядь, Сам… не начинай.

Слушать сегодня нотации, да и вообще разговаривать – абсолютно не хочется. Сам не понимаю, чего вообще хочется, пока не замечаю Асю на одном из диванов под стеной слева. Она в компании двух парней, и они откровенно ее лапают. Уверен, если бы не толпа людей здесь – они бы уже трахали ее вовсю. Она, конечно, не подарок. Избалованная, раскованная, безбашенная. Полная противоположность правильного Кима, но такой я ее никогда не видел.

— Смотри, кого я привел, — выдает Само.

В фокус моего зрения попадают две высокие блондинки. На первый взгляд – близняшки, даже платья у них почти одинаковые, но если присмотреться – разные.

— Ага, — киваю. — Садитесь пока, я отойду.

— Эй…

Когда подхожу ближе, обращаюсь к парням, которые ее зажимают, так как понимаю, что она не в кондиции. Почти не понимает, что вокруг происходит, явно дезориентирована.

— Тебе чего? — спрашивает один из них. — Шел мимо, вот и иди.

Второй прикрывает Асю, которая слабо пытается протестовать. Я отхожу, чтобы написать Киму смс, жду, когда он его прочитает, а затем перезваниваю. Надеюсь, он не отрубил звук на телефоне, иначе вытаскивать задницу Аси придется с Само, который, судя по веселью за столом, вовсе не настроен на противостояние с непонятными ребятами.

— Да.

— Тащи свою тушку сюда, — первое, что говорю в трубку. — Кажется, твоей Асе нужна помощь.

— Она не моя, — пытается равнодушно выдать в трубку, но я почему-то на расстоянии слышу тревогу в его голосе.

— Дуй сюда, блядь. Она чем-то обдолбанная с двумя пацанами сидит.

— И что?

— Тебе фотку сделать сейчас или подождать, пока они ее разложат на пару, и видео скинуть?

— Я не приеду, — выдает и бросает трубку.

Сам к ней я лезть не решаюсь. Во-первых, мы не так хорошо общаемся, чтобы я мог ею командовать, а во-вторых, где гарантия, что она наклюкалась не по доброй воле? Может, у нее способ развлечься такой? Я с появлением инфузории Асю пару раз видел – и то мельком. Наше общение ограничивалось исключительно приветствиями.

— Наконец-то, — выдает Само, когда я подхожу к столику. — Мы заждались, вообще-то.

Та, что ближе к Само, мажет по мне равнодушным взглядом, а вот ее подружка активизируется. Улыбается, облизывает губы и смотрит на меня так, словно я пообещал ей качественный секс-марафон на ближайшие сутки.

— Я Лена, — представляется, протягивая мне руку.

— Тан.

— А я уже знаю! Мне друг твой сказал.

— Я рад.

Сам то и дело посматриваю в сторону Аси, и чем быстрее течет время, тем сильнее мне хочется врезать Киму. Какого хера вообще? Не приеду? Его бабу тут, блядь, выебут скоро, а он спать собрался?

Лена что-то без умолку рассказывает, задает вопросы, на которые я отвечаю либо да, либо нет, либо просто пожимаю плечами. К чему, на хрен, ей информация, учусь я или работаю? Дальше моего члена в ее глотке не зайдет, поэтому в какой-то момент говорю, что не хочу делиться столь личной информацией. Она обиженно дергает головой и тянется к стакану с коктейлем.

— Само! — зову друга, когда вижу, как парни поднимаются и тащат за собой Асю.

Она едва переставляет ноги и уж точно не похожа на ту, кто с легкостью сейчас подставится под тройничок.

— Само, блядь, — толкаю друга в колено, отвлекая от увлекательной шеи его собеседницы.

— Чего?

— Вон там Ася, — киваю в сторону ребят.

У них, к слову, все сложно с координацией спутницы. Она никак не встанет с дивана. Точнее, встает, но сразу же падает обратно и что-то им объясняет.

— И что? — выдает Само, явно не сразу просекая тему.

— И что?! Вы дибилина наглотались с Кимом на пару, что ли?

Нет, я понимаю реакцию Само. Он выпил, у него перед глазами охуенная девчонка, перспектива глубокого минета и многочасового секс-марафона. Да и будь на месте Аси любая другая девчонка – мы бы только порадовались за парней. Но с ними не любая. Там Ася. Та самая, мать его. Что бы там Ким ни сказал по телефону, я уверен, что он оценит наш вклад в ее спасение.

— Пошли давай, — тащу Само.

Нехотя, но он все-таки отрывается от спутницы и идет за мной.

Глава 42

— И какой план? — спрашивает по пути.

— Забрать ее. Если понадобится – дать пизды ребятам.

— А кто они, ты узнал?

— В смысле “кто они”? — останавливаюсь.

— Если ты не заметил, на вечеринке дохера взрослых мужиков, и те ребята с Асей явно не нашего возраста. Кто они, ты в курсе? Не хочется нарваться на каких-нибудь важных шишек.

— Серьезно?! Про шишки будем сейчас разговаривать? Да не пофиг ли? Она явно не хочет.

Мои убеждения, кажется, доходят до Само, потому что он кивает и идет уже более уверенно.

— Эй…

Второй раз за день использую этот зов в отношении одних и тех же людей. Впрочем, думать о словарном запасе нам некогда.

— Снова ты? — спрашивает один из ребят. — Мы же сказали, чтобы свалил.

— Эта девчонка моя знакомая, — киваю на едва подающую признаки жизни Асю. — Я ее забираю.

— Уважаемые, — не дает им ответить Само. — Простите за недоразумение, но девчонка и правда очень хорошая, а вы…

— Идите на хуй, сосунки, — встревает второй парень.

Он значительно старше первого и смотрит на нас так, словно мы ему важнейший в жизни момент испоганили. Частично так оно и есть, но пройти мимо мы не могли.

— Давайте порешаем без проблем, — пытается договориться Само.

— Ась… — пытаюсь докричаться до нее, чтобы отреагировала. — Ты меня слышишь? Скажи им, что ты с нами.

Разговор перерастает в конфликт. Ближе к Асе мужики нас не подпускают. У меня давно кулаки чешутся. Страх как хочется кому-то дать по ебалу, и тот урод, который нас сосунками обозвал – отличный кандидат. Я надвигаюсь на него, пока не слышу жалобное:

— Ки-и-им…

Оборачиваюсь. А вот и, мать его, принц. Не прошло и года, как он явился. Хорошо, Ася на него среагировала. Я стопорюсь, хотя внутри все кипит от желания причесать прилизанного посильнее. Въехать по его наглой самодовольной роже. Само меня тормозит и бубнит что-то “может, порешаем”. Может, и да.

— Ася.

Его, к нашему с Само удивлению, мужики пропускают, хотя смотрят настороженно.

— Миша, — она улыбается и тянет к нему руки.

— Видите? — говорит Само. — Девчонка с нами, вы уж простите за… недоразумение.

Извините, блядь?! Я тут стою, руки чешу для драки, а он перед этой мразотой извиняется.

Пока пытаемся понять, как они падают на соседний стол, а на них вовсю надвигается Ким. Отстраняю Само в сторону и наконец-то, мать его, закатываю рукава. Пока один надвигается на Кима, наталкиваюсь на второго. Того самого, который возомнил себя слишком борзым. Толкаю его, а затем с удовольствием вбиваю кулак в его челюсть. Силу контролирую, чтобы не переборщить и не вынести ее нахрен. Все-таки занятия боксом дают свою основу. И слова тренера про “превышение пределов необходимой обороны” помню, хоть и не оборона это, на хрен. Мы первые полезли в драку.

Когда укладываю первого, оборачиваюсь, чтобы помочь Киму, но он уже поднимает Асю. Тот, с кем сцепился Ким, сидит на полу и утирает кровь, капающую из носа. Само стоит шокированный. Он в драку не полез. Ему попросту такой возможности не дали.

— Блин, парни… — выдает ошарашенно. — Нормально же решали.

— Выведи их, — командует Ким. — Будут выебываться – звони ментам, пусть проверят их на запрещенку. Уверен, найдут.

Он подхватывает едва стоящую на ногах Асю на руки и несет ее к выходу.

— Давай, брат, — хлопаю Само по плечу и иду следом за лучшим другом.

— Ты не останешься? — спрашивает, кивая в сторону диванчика, где нас ждут девочки.

— Сам, — мотаю головой. — Я с Кимом.

Выбегаю на улицу как раз тогда, когда он захлопывает заднюю дверцу своего автомобиля.

— Подожди, — подхожу ближе. — Ты в больницу ее?

— А что? Не надо? Хер знает, чем они ее накачали.

— У меня врач знакомый есть, я наберу, он посмотрит. В больнице могут спрашивать.

— И похер. Сдам этот притон, — он пожимает плечами, а я набираю знакомого.

— Он ждет нас через полчаса. Поехали. У него дома свой кабинет, на него можно положиться.

Ким соглашается, затем кивает на свое авто. Я оставляю свою машину на парковке и забираюсь на переднее сиденье. До назначенного места добираемся минут через десять. Рома встречает нас на пороге, показывает, куда нести бессознательную Асю, и просит проветриться пока на улице. Ким ожидаемо уходить не хочет, так что приходится его едва ли не силком тащить на улицу.

— Что это за шарлатан? — отпихивает меня уже на улице.

— Рома хороший спец.

— Ну да… работающий на дому, — хмыкает. — Охотно верю, бля.

— Все будет нормально, — обещаю ему.

— Нет, нам надо присматривать за ним, — выдает убежденно и рвется в дом.

— Тормози! Нам туда не надо, все будет хорошо.

— Да откуда ты его вообще знаешь?

— Он мать мою… — сглатываю. — Лечил.

Об этом не знает никто, кроме меня и отца. Ким тормозит и смотрит недоверчиво.

— Да, она была наркоманкой. Давно. Рома ее спас и вытащил, так что я могу ему довериться.

Ким кивает и отходит. Видно, что нервничает. Руками голову обхватывает, резко выдыхает, словно сбрасывает напряжение.

— Какого хера вас всех туда тащит?

— Куда туда?

— На приключения, бухло, наркоту.

Пожимаю плечами. Что я могу ему сказать? Сам иногда хочу завязать с тусовками, отключить этот этап жизни, но для этого нужно что-то другое. Что-то, что приносит желание жить без нескольких влитых в себя литров яда.

— Дай сигарету, — выдает резко.

— Че?

— Сигарету, Тан. Я видел, ты снова куришь.

Отнекиваться бессмысленно. Достаю из кармана пачку и протягиваю ее Киму вместе с зажигалкой.

— Я не курю, — зачем-то оправдываюсь.

Купил пачку и таскаю ее с собой – это да. Иногда выкуриваю, потому что эмоции кроют часто, а пить я столько попросту не смогу. Не вывезу. Из двух зол пришлось выбрать меньшее, хотя это тоже сомнительно. Жду, когда Ким подожжет сигарету и закашляется, но этого не происходит, он делает глубокую затяжку и выпускает облако дыма наружу.

— Не понял… — выдаю.

Ким ничего не говорит, лишь пожимает плечами, делает новую затяжку и кивает в сторону дома.

Глава 43

Тан

Остаюсь с Кимом до тех пор, пока Ася не приходит в себя. Рома действительно отличный специалист. Если бы не он — моя мать могла бы и не выжить. Я доверяю ему больше, чем врачам в клинике, да и возни меньше. Никакой полиции, вопросов, заявлений. Быстро и строго по делу.

— Отвезти тебя домой или за тачкой? — спрашивает Ким.

Рома сказал, что Асе нужно остаться у него до утра. Он поставит ей пару капельниц и полностью приведет в чувство. Вижу, что Киму сложно оставлять подругу, но он соглашается и пытается отвлечься, сосредоточившись на мне.

— Домой.

Уже в машине телефон Кима снова оживает трелью. Если я не ошибаюсь, его мать звонит ему уже третий раз. Переживает за сына. Несколько лет назад был период, когда мы с ним тусили по клубам, и он возвращался домой под утро. Даже тогда он не пил, а просто был рядом со мной. Отрывался, знакомился с девчонками, разделял всеобщее веселье. В последнее время такого давно не было и Надежда Сергеевна ожидаемо нервничает.

По трассе едем в полнейшей тишине. Время от времени Ким превышает скорость, но быстро приходит в себя и сбрасывает. На третьем таком разе прошу его тормознуть у обочины.

— Чего сидим? — спрашивает хмуро.

— Вылезай из машины, — командую.

— Да, сейчас… — Ким тянется к зажиганию, но я бью его по руке. — Какого хера?

— Я поведу.

— Пьяным? Вот уж нет.

— Во-первых, я прекрасно себя чувствую, а во-вторых, я пил больше трех часов назад. Все уже выветрилось.

— Нет.

— Блядь, — начинаю нервничать. — Ты не видишь, как водишь?

— И как же?

— Словно вчера решил бросить пить после длительного запоя и сегодня у тебя ломка.

— Не смей!

Начинает заметно нервничать, сжимает пальцы в кулаки и смотрит на меня исподлобья.

— Просто, блядь, не смей говорить про ломку.

— Послушай…

— Нет, это ты послушай… — ненадолго замолкает, явно собираясь с мыслями. — Я хотел сдать тот притон. Позвонить в полицию и выдать адрес, а ты… не дал мне этого сделать. Какого хрена? Вы там часто бываете? С Само и Филом. Тоже употребляете, поэтому?

— Че ты несешь вообще? Никто из нас это не пробует.

— И что же за рыцарская защита?

— А ты мозги включи вместо эмоций и дойдет. Там — половина наших с универа, в том числе я и Само. И твоя накаченная дурью Ася. Как думаешь, кого бы они взяли? Нас, считая тупыми малолетками, прожигающими жизнь или тех мужиков, у одного из которых даже обручалка на пальце была. Камер там нет, а свидетельства учащихся одного заведения они во внимание не возьмут. Ася — первая бы попала под раздачу.

— Ее накачали.

Я мотаю головой. Трудно разговаривать с человеком, который живет где-то в своем мире. Я бы тоже так хотел, но с матерью не вышло. Я помню, как она избавлялась от героина у меня на глазах, чтобы ее не приняли. Помню, как она смывала его в унитаз на какой-то тусовке и плакала. Не потому что может сесть, нет, а потому что удовольствие оказалось в сточных трубах. Я мало что понимал тогда. Мне было десять, когда мама таскала меня по злачным местам. Прикрывалась мной перед отцом, пока не случилась передозировка. Она не просыпалась, и я запаниковал. Помнил, что нельзя звонить отцу, говорить, где мы, но рядом с ней, бледной и не желающей просыпаться, было очень страшно.

— Тебе бы никто не поверил, — мотаю головой. — Если хочешь их накрыть — сделаем. Отследим этих ребят и потом позвоним в полицию, но не тогда, когда рядом будут ребята из универа.

Ким шумно выдыхает, но вижу, что со мной согласен, доходит до него абсурдность вызова полиции. Первой подозреваемой была бы Ася. Ее, конечно, отец отмажет, как и меня, как и Само, а остальные? Там не все детки богатых родителей. Были вполне обычные ребята, которые дурь не то, что не пробовали, он ее даже в глаза не видели.

— Ладно, — выдает раздраженно. — Ладно, — повторяет уже спокойнее. — Но за рулем я поеду. Не хватало еще, чтобы мы разбились.

— Ну-ну.

Остаток пути проходит спокойнее, Ким заметно прекращает нервничать и ведет расслабленней без виражей на дороге.

— Может, останешься? От меня к Роме ближе ехать, чем от тебя. Ну и ночь уже — чего тащиться в темноте через полгорода?

— Я поеду, — отказывается оставаться. — Мама тоже волнуется за Асю. Нужно ее успокоить.

Мне остается только кивнуть и попрощаться с Кимом. Через несколько минут его автомобиль отъезжает, а я захожу на территорию дома и следую к нему самому. Мрачному и словно зловещему. В два часа ночи по пьяни и не такое покажется, так что я шагаю увереннее. В доме тишина. Прислуга давно отпущена, отец или спит, или вообще не приехал домой. Соня…

Я ловлю себя на мысли, что в последнее время слишком часто называю ее Соней. Не сталкером, не инфузорией и не чертовой сводной сестрой, а Соней…

Раздражаюсь этому открытию и поднимаюсь наверх, тормозя почти на самом верху. Мое внимание привлекает темная высокая фигура у двери Сони. Прищурившись, приглядываюсь и узнаю в фигуре отца, который, судя по руке, двигающейся в направлении ручки, собирается зайти в ее комнату. В два, мать его, часа ночи.

— Какого хера происходит? — выдаю так, чтобы он услышал, а Соня не проснулась.

Глава 44

Соня

Когда утром выхожу из комнаты, сразу же наталкиваюсь на хмурого Тана, подпирающего внутреннюю стену дома. Он стоит, сложив руки на груди и закрыв веки, но стоит мне выйти, тут же прожигает взглядом.

— Привет, — говорю как можно спокойнее.

Я вообще дала себе обещание вести себя так, словно ничего такого между нами не произошло.

— Ага, — отвечает вместо нормального человеческого приветствия.

Шагаю к лестнице и медленно спускаюсь по ступенькам вниз. Слышу позади себя шаги и слегка напрягаюсь. Уверена, что Тану от меня что-то нужно, иначе бы он точно не стал ждать меня. Внизу почти нос к носу сталкиваемся с Богданом Петровичем. Я вежливо здороваюсь и собираюсь пройти мимо, когда слышу:

— Соня, погоди! Я накину пиджак и отвезу тебя в университет.

От неожиданности предложения у меня едва не отвисает челюсть. Ни разу за все время у Богдана Петровича не возникало желания отвезти меня в университет самостоятельно. Мама бывало порывалась попросить, но он всегда безапелляционно заявлял, что опаздывает, и у него нет времени на дополнительный крюк перед работой.

— В этом нет необходимости, — за меня отвечает Тан. — Мы с Соней едем вместе.

Вот на этом моменте моя челюсть едва не падает на пол от удивления. И если я кое-как приняла тот факт, что Тан подпускает меня к своему автомобилю, то его желание делать это на инициативных началах даже осознать не получается.

Богдан Петрович только коротко кивает и поднимается по лестнице, а Тан подхватывает меня под руку и тащит к выходу. Уже на улице вырываюсь из его захвата и торможу. Тан тоже останавливается и продолжает прожигать своим фирменным взглядом “как же ты мне надоела”.

— Опоздаем, — предупреждает.

— Если вы не ладите с отцом, это не повод втягивать в разборки меня, — стараюсь говорить спокойным тоном и важно шествую дальше, но торможу, так как не вижу машины Тана.

Он на мой выпад ничего не отвечает, и я ошибочно полагаю, что ему просто нечего сказать. Может же он согласиться со мной и хотя бы раз сделать так, как я его прошу? Видимо, заметив мою растерянность, кивает на серебристый припаркованный в гараже автомобиль.

— На этой поедем.

— А твоя где?

— В п… в клубе оставил, короче.

В каком именно клубе и почему он оставил, решаю не спрашивать. Вообще планирую гордо молчать всю дорогу.

— Где твоя мать? — первым нарушает тишину спустя несколько минут езды по трассе.

— Отдыхает, — пожимаю плечами.

— А вернется когда?

— К чему такая заинтересованность?

— Хочу наладить семейные узы, представляешь?! — говорит это, конечно же, с ехидством, поэтому – нет, не представляю.

— Я не знаю, когда вернется.

— Она не говорит?

— Размыто.

— Ясно… курорт, значит, особенный. Папа в такие иногда умеет отправлять.

— О чем ты?

— Мысли вслух, — ничего конкретного мне не говорит, держит все в секрете, что меня, конечно же, очень сильно раздражает.

Какое-то время едем в тишине. Тан следит за дорогой, я смотрю только вперед. Хочется поскорее добраться до университета и выскочить из его машины, но по стечению обстоятельств мы попали в красную полосу светофоров и подолгу ждем разрешающего сигнала. Уже на парковке университета Тан резко поворачивается ко мне и произносит требовательным тоном:

— Закрывай ночью дверь в комнату.

— Что?

— Повторить? — усмехается.

— Ты собираешься наведываться ко мне в комнату?

— Обязательно. Загляну с парой пачек презиков, ты же не откажешь?

Меня после его слов из машины словно ветром сдувает. Я вылетаю, едва не хлопая дверцей со всей злости. В университет иду, не замечая никого вокруг, а потому не сразу слышу, как меня зовет подруга. Ей приходится буквально останавливать меня на лету.

— Куда так торопишься? До пары еще прилично времени.

Я пожимаю плечами и сглатываю, оборачиваюсь, чтобы убедиться, что Тан не следует за мной с необходимостью повторить свой зловещий замысел. Естественно, его нет за спиной, а если бы и был – вряд ли стал бы нестись за мной через весь университет. Вероятно, черканул бы смс-ку или затащил в какой-то чулан при удобном случае, чтобы поговорить “дополнительно”. Правда, я и с первого раза неплохо все поняла.

Необходимости повторяться нет. Сказано закрыть дверь – будет сделано.

Во-первых, мне не сложно, если ему так будет легче, а во-вторых… сама об этом думала, когда лежала поздним вечером и слышала шаги Богдана Петровича за дверью. Понятия не имею, почему он так сильно меня нервирует. Больше, чем Тан. Списываю это на предупреждение от сводного брата. До разговора с ним Богдан Петрович воспринимался мною как неодушевленная фигура в доме. Я его побаивалась, но не считала человеком, который может кардинально повлиять на мою жизнь. Безусловно, они с мамой скоро поженятся, а это означает только одно – мы будем близкими родственниками, и все так или иначе изменится, но… я воспринимаю это равнодушно. Пожалуй, даже слишком. Единственное, что меня волнует – возможность продолжить обучение в университете и отсутствие претензий к моим друзьям.

— Соня!

— Прости… у нас пара у Льва Арнольдовича…

— О-о-о, поня-я-ятно, почему ты такая растерянная. Ладно, не буду тебя задерживать.

Я убегаю на пару, а после окончания узнаю, что Стефа ушла домой, потому что у нее резко заболел живот. Домой собираюсь возвращаться на такси, даже в приложение захожу, когда меня подхватывают под локоть. Уж слишком знакомые движения, так что когда мы идем в направлении парковки, даже не удивляюсь, когда оборачиваюсь и вижу за спиной Тана. Только он мог так бесцеремонно куда-то меня потащить.

— Даже домой отвезешь? — спрашиваю не без ехидства.

Это что же делается? Вчера он делал вид, что я – пустое место для него, а сегодня собирается возить меня, словно принцессу?

— Не совсем, — говорит Тан. — Садись в машину.

Последнее выдает приказным тоном. Таким, после которого возникает с трудом контролируемое желание врезать ему по лицу, но я шагаю к машине. Не собираюсь с ним спорить на глазах у всех, мне и так проблем хватило после повышенного ко мне его внимания.

Глава 45

Тан

Тащу ее с собой в зал, где у меня сегодня назначена тренировка по боксу. После – вместе поедем домой. Поверить не могу, что записываюсь ей в няньки, но иначе пока не выходит. Даже если расскажу ей, что отец проявляет внимание с сексуальным подтекстом – наедине с ним ей лучше не оставаться. До последнего не могу поверить, что вчера увидел его у ее двери. Блядь… зачем он там стоял?

Мне, конечно, ничего толком не объяснил. Проблеял что-то про то, что хотел проверить, все ли в порядке. После всего, что я видел, в его объяснения верится с трудом. Пока едем в зал, Романова недовольно пыхтит и вздыхает так, словно ей не терпится начать разговор, но она по какой-то причине молчит. Как партизан, честное слово. Только пахнет так, что зубы сводит. Я дорогу с трудом различаю из-за ее запаха. Хочется сказать, что раздражающего, но у меня от него непонятные инстинкты просыпаются. Те самые, которые резко включились в прошлый раз.

— Ты так и не скажешь, куда мы едем? — спрашивает и продолжает шумно сопеть дальше.

— В зал.

— В тренажерный?

— Не в балетный же…

— И что я буду там делать?

— Тренироваться. Жопу подтянешь.

— Не хочу я… — почти выкрикивает, но сразу же снижает тон, — ничего подтягивать.

— Зря, — хмыкаю.

На языке так и зависает саркастичное замечание. Сказать, что ей не помешает – язык не поворачивается, после того как я трогал ее в машине.

— Я хочу домой, — заявляет, когда приезжаем. — Ты слышишь? Я не буду здесь сидеть.

— Будешь, — беру ее за руку и буквально вталкиваю в здание.

Девчонки на ресепшн смотрят на нас с подозрением. Романова ведет себя неадекватно – пытается вырвать руку, брыкается, и все это – с проклятиями и обещаниями, что я пожалею.

— Девушка со мной, — сообщаю администраторам.

Я хожу сюда довольно давно, так что вопросов девчонки не задают, пропускают нас молча, хотя и видно, что они озадачены. Романова шагает с недовольным лицом, но брыкаться уже не получается. У входа в мужскую раздевалку торможу и хмурюсь. Если оставлю ее здесь – сбежит, а брать с собой…

Быстро заглядываю и, убедившись, что парней нет, заталкиваю ее внутрь.

— Ты сдурел? — шипит. — Это мужская раздевалка!

— Я в курсе.

— Мне нельзя здесь находиться.

— С закрытыми глазами можно.

— Я не собираюсь… ох, боже…

Романова так резко разворачивается и едва не впечатывается в шкафчик, что мне становится смешно, но, когда понимаю причину такой реакции, сжимаю челюсти до хруста.

— Исаев, че яйца вывалил и ходишь? Трусов дополнительных нет?

— А кто ж знал, что тут девчонка, — выдает обиженно, но одеваться не спешит, пытается рассмотреть Соню.

— Парашюты свои надевай и вали отсюда, — произношу с раздражением.

Пока Исаев копается, подхожу к Соне и загораживаю собой его непотребство. Она вздрагивает, но шевелиться не рискует, стоит, сжавшись в комочек.

— Быстрее, ну?! — командую.

Когда за Исаевым закрывается дверь, разворачиваю Романову к себе.

— Испугалась?

Она таращит на меня свои огромные глазищи.

— Нет, с чего бы? Просто это было… неожиданно.

— Больше здесь вроде бы никого нет, так что расслабься.

— Здесь ты.

— Во-первых, я не буду снимать трусы, а во-вторых, ты там уже все видела.

То, как начинают гореть ее щеки, стоит мне об этом упомянуть, нужно видеть, так как словами это не передать. Смущенная Романова – одно из самых удивительных зрелищ. И оно неожиданно мне нравится.

Наспех сменив одежду на спортивные брюки и футболку, тащу Романову на выход. Там, под дверью, целая толпа из пацанов собралась. Видимо, Исаев успел всем растрепать, что внутри девчонка.

— Че встали? — спрашиваю. — Можете идти.

— А она с тобой уйдет, что ли? — выдает кто-то из толпы. — Так нечестно.

— Нечестно вот так, из толпы, выступать. Выйди, скажи открыто.

Парни отступают, разбредаются кто куда. Я тащу Романову за собой к рингу, усаживаю на пуф и говорю ждать меня.

— Долго?

— Час.

— Что я буду делать все это время?! — восклицает недовольно.

— За мной посмотришь.

— Больно надо.

Все же, пока тренируюсь, ловлю ее взгляды на себе. Как только смотрю на нее – она отворачивается, но затем снова чувствую, что смотрит. Тренер заканчивает тренировку раньше. Винит меня в невнимательности и в следующий раз требует приходить одному. А хрен его знает, как это сделать. Если кукушка Романова не вернется, придется таскаться с ее птенчиком еще долго.

— У тебя два варианта – ждать, пока я приму душ, за чашкой кофе или идти со мной.

— В душ?

— Именно!

— Я буду кофе.

— Не сбежишь? Обещаю, что отвезу тебя сразу домой.

— Не сбегу.

Верится с трудом, но я все же полагаюсь на благоразумие Романовой и ухожу мыться. Так быстро душ я не принимал ни разу в своей жизни. Даже волосы до конца не сушу. Из-за этого они шрам прикрывают не до конца, но я так и вываливаюсь из раздевалки, шествуя прямиком в небольшое кафе, расположенное прямо в спортивном комплексе. Романова сидит за столиком, потягивает из стакана кофе и о чем-то говорит с Исаевым. У меня в этот момент повышается риск сорвать все предохранители к хренам. Не знаю, на каких силах держусь, но подойти к ним получается довольно спокойно.

— Нам пора.

Соня тут же вскакивает со своего места, хватает следом рюкзак и следует за мной.

— Пока, — выдает Исаеву, обернувшись.

— Понравился? — спрашиваю ее уже на улице. — Рассмотрела его в душе и решила, почему бы и нет?

— А если бы и так? Тебе-то что?

Она права. Мне – ничего, но я почему-то бешусь. Так сильно, что захлопываю дверь автомобиля с оглушительным хлопком. Обычно я так не делаю, но стоило увидеть Соню с другим, по венам уже не кровь течет, а самый настоящий кипяток.

— Я теперь каждый раз буду с тобой сюда ездить?

— Ты слышала тренера – тебя больше не привозить.

— А я уж подумала. Значит, завтра я могу вернуться домой без твоего надзора?

— А что, у тебя есть планы?

— Можно и так сказать.

Как представлю, что этот Исаев ее куда-то пригласил, бешусь. Сжимаю челюсти до хруста и сосредотачиваюсь на дороге, чтобы не наговорить лишнего. Почему-то больше не хочется говорить ей гадости.

Домой приезжаем через полчаса. Соня из машины вылетает первой и уверенно устремляется к дому. Я плетусь следом. Машины отца в гараже не вижу, значит, еще не приехал. Это даже хорошо. Можно будет отдохнуть хотя бы час. Прошлая бессонная ночь у нее под дверью мне не понравилась. Вообще непонятно, какого хера я там стоял. Хотя это как раз понятно. Не хочется становиться сыном уголовника. Учитывая, какое положение имеет наша семья, уверен, это обсосут как только смогут. Развод отца с матерью год мусолили, а такое резонансное дело не оставит возможности спокойно жить дальше.

Пока захожу в дом, след Сони успел простыть. Поднимаюсь на второй этаж, собираюсь пройти мимо ее комнаты, но торможу и захожу внутрь. Дверь, удивительно, поддается! Я ее просил, а она все равно оставила ее открытой!

— Я же говорил дверь закрывать, — выдаю сразу, как попадаю внутрь.

— Ты сказал – ночью.

— Всегда.

— Да что происходит?!

— Ничего.

— Ладно. Тогда и закрывать ничего не буду.

— Романова! — я делаю несколько шагов к ней.

Она – ко мне. Опасно приближаемся друг к другу, но никто из нас не отступает. Шагаем дальше.

— Это из-за тебя, да? — спрашивает тихо. — Я тебе нравлюсь?

— Я уже говорил – ничего не изменилось.

— Ты ведешь себя иначе.

— Как?

Мы слишком близко друг к другу. В паре сантиметров буквально. В моем мозгу горит отчетливый предупреждающий сигнал. Пора заканчивать, прекращать, пора, мать его, отступить, но я упорно приближаюсь к ней, зная, что вот сейчас, еще несколько миллиметров, и нас закоротит. Обоюдно торкнет друг от друга.

— Так, словно постоянно хочешь меня поцеловать.

Глава 46

Соня

Не знаю, зачем провоцирую. Надоело его слушать, видеть, как он на меня смотрит и делает вид, что ничего не изменилось. Я после случившегося не могу спокойно находиться с ним в одной комнате. Сердце ускоряет свой ритм до невероятных показателей, мысли путаются, а во рту пересыхает. Помню ведь, как он меня трогал. Все помню. Хоть и до сих пор считаю это постыдным, все равно зачем-то к нему лезу.

— Ты ведешь себя иначе.

— Как?

— Так, словно постоянно хочешь меня поцеловать.

— Я хочу, — признается неожиданно.

Я не думала, что скажет. Ждала, что будет врать про “ничего не изменилось” и “ты по-прежнему для меня ничего не значишь”. Признания не ожидала. И огня в его взгляде, направленном на меня, тоже.

— Постоянно хочу, — выдает следующее признание и шагает ко мне.

Мы и так стоим близко, а он придвигается так, что ни одного сантиметра между нами не остается.

Тан скользит холодной ладонью по моей шее, словно фиксирует, боится, что убегу, но я и не планирую – невольно подаюсь вперед. К нему. Ближе. Пальцами второй руки прикасается к моей щеке, к подбородку, скользит подушечкой большого пальца по пухлой нижней губе, оттягивая ее вниз. Все это – не разрывая зрительного контакта. Не позволяя отвести взгляд, вынуждая смотреть на него, невзирая на накрывающие словно вихрем эмоции.

Я задыхаюсь, когда он сосредоточенно смотрит на мои губы. Он выдыхает – я вдыхаю, и такое ощущение, что вместе с кислородом втягиваю жар его выдоха. Глубоко, в самые легкие. Меня им словно отравляет. Не знаю, как срываемся. Вот еще смотрим друга на друга, а вот уже целуемся. Горячо, бесстыже, влажно. Его язык за секунды скользит глубже, сплетается с моим, рот почти сразу наполняется его слюной. Вкус дурманит и словно парализует. Я так хочу его целовать. Еще и еще.

Не понимаю, что с нами творится. Со мной. Я позволяю ему так много, так запредельно много. Обнимать меня, целовать. Пожирать буквально. Он ведь не аккуратно целует. Не так, как я читала в романах, не так, как видела в кино. Он словно поглощает, и я схожу с ума с ним в унисон.

— Ты такая… охренеть просто. Вкусная… такая вкусная…

Я закидываю руки ему на плечи, прижимаю Тана к себе сильнее. Ближе, еще ближе, мы друг в друга уже вжимаемся, когда он подхватывает меня на руки. Я поддаюсь по инерции, обвиваю его ногами – и все это, не разрывая поцелуя.

На пол с грохотом падает его рюкзак. Мы оказываемся на кровати. Тан – на коленях, я – у него на руках. Он меня не отпускает – держит. И все еще целует.

Я задыхаюсь каждый раз, когда он проталкивает язык в мой рот. Каждый раз, когда целует меня глубоко и долго. Не могу вдохнуть полной грудью, дышу прерывисто, но не отрываюсь. Мы вместе сходим с ума, горим в собственноручно разведенном костре.

Я чувствую его все еще холодные руки на своей оголенной спине, вздрагиваю от того, как он проходится пальцами между лопаток, как резко меняет курс и перемещает ладони к груди, сдавливая и срывая с моих губ необъяснимый мне самой стон.

— Подожди… подожди, — торможу лишь тогда, когда оказываюсь почти голой.

Тан умудрился стащить с меня весь верх. Остается только лифчик, и, судя по напору, он собирается с ним справиться.

— Что? — недоумевает. — Неприятно?

— Нет, просто…

Я не знаю, что собираюсь сказать. Мы словно обезумели. Ведем себя странно. И ладно Тан, он… ему можно, он не в первый раз чем-то похожим занимается, но моя реакция меня пугает. Я позволяю ему себя трогать, раздевать, прикасаться. Он везде меня поцеловал: щеки, шею, ключицы, плечи. Его горячее дыхание и влажный язык пометили меня полностью, и я… позволяю.

— Что? — спрашивает хрипло.

— Это ведь… не просто? Не просто так?

Я хочу услышать, что нет, иначе – сгорю со стыда. Иначе меня вообще не будет. Мы не можем просто так. Даже целоваться. Мы должны быть друг другу кем-то. Не врагами, не родственниками, не друзьями.

— Не просто, — хриплым шепотом выдыхает в губы. — Не просто, малыш. С тобой не получается просто.

— Я тебе нравлюсь? — спрашиваю, когда оказываюсь без лифчика.

Когда вижу, как Тан взглядом ощупывает мою грудь.

— Нравлюсь? Скажи…

— Пиздец как нравишься…

Говорит, конечно же, в своей манере. Еще не слышала, чтобы он говорил романтично. Не умеет, но мне и не надо. Хватает сказанного с лихвой.

Охаю, стоит ему прижаться губами к соскам. Грудь болезненно ноет, а все тело горячими иглами простреливает. Они по кровотоку спускаются в низ живота. Я даже ерзаю на руках у Тана, а затем оказываюсь на лопатках. Он нависает сверху, продолжая целовать. Допускаю слишком многое. Так… нельзя, но мне неожиданно так хорошо. И его руки, что блуждают по всему телу, не кажутся чужими. Напротив, мне приятны его прикосновения. Не хочется, чтобы заканчивал.

Вместе с тем, как только скользит ладонями по внутренней стороне бедра и добирается до промежности, торможу его, останавливаю:

— Не надо.

— Я хочу… пиздец как хочу тебя.

— Я… не стоит.

Меня никто и никогда там не трогал, не прикасался. Так открыто, как он хочет – никогда, но именно там больше всего горит. До боли скручивает, когда целуемся, и просто… кажется, что это происходит даже тогда, когда мы просто рядом оказываемся.

— Позволь мне. Пожалуйста. Все будет… нормально.

Он выдыхает слово за словом – так, словно каждое из них дается ему с трудом. Выталкивает из себя с хрипом. Я же никак не могу дать объяснение происходящему. Осознаю, безусловно, к чему идет. Я давно не подросток, знаю, к чему идет в таких ситуациях, но доводить до такого не планировала. Я вообще… не думала, что мы с Таном когда-либо окажемся в горизонтальной плоскости.

— Ты мне… нравишься. Очень сильно. Больше, чем кто-либо другой, — мое сердце плавится от таких признаний, хоть и надо бы насторожиться. — Я от тебя… без ума.

Мы должны остановиться, но вместо кнопки “пауза” жмем “плей” и продолжаем гореть. Теперь – со всеми вытекающими. Я крепко зажмуриваюсь, когда Тан разводит мои ноги в стороны и отодвигает кромку трусиков в сторону. Его пальцы прикасаются к влажной плоти, а с моих губ срываются задушенные стоны.

Новости

Дорогие девочки, совсем скоро мы закончим эту часть романа и перейдем к следующей, а потому на днях сменится название и обложка этого романа. Новое название — Никогда с тобой. Обложку я не прикрепляю, потому как если не ошибаюсь, ее не будет видно, если вы читаете с приложения, поэтому просто не пугайтесь, когда не найдете нашего привычного "Порочного сводного" и увидите другую пару на обложке

P/S: Смена обложки и названия связана с окончанием первой части и, конечно, названием второй) я уверена, вам понравится)

Глава 47

Тан

— Эмоции – разрушительное. Чувства – лишнее. Ты слышишь, Танский? Отключай это. На заезды – с холодной головой, и только так, иначе ты умрешь.

Теперь я слишком хорошо помню конец фразы, но упорно ничего не отключаю, погружаясь в эмоции все глубже. С каждым разом с головой, задерживая дыхание. Провожу там, кажется, слишком долго, на поверхность выныриваю лишь за кратким вдохом – и снова погружение. Полное, окончательное.

Я Романовой такие вещи выдаю, которые никогда и никому… Я таких признаний не знал даже. Не мог знать. Они мне не принадлежат – чужие совершенно, я не умею так красиво говорить, и мне никогда не хотелось сказать что-то подобное. Ни разу, пока не оказался с ней в кровати, пока не увидел ее раскрасневшиеся щеки и стыдливый взгляд. После – туман. Временное помутнение.

— Позволь мне… — зачем-то шепчу ей на ухо и отодвигаю ткань трусов.

Она влажная. Мокрая настолько, что мне сносит крышу. Я трогаю ее, трогаю, ласкаю пальцами, прикасаюсь к клитору, размазывая влагу по всем чувствительным местам.

— Боже…

Она внезапно подрывается, пытается меня отстранить, но я укладываю ее обратно. Такой бред, господи. Она кончала на моем члене. Ездила на нем уверенно, а сейчас, перед оргазмом, пытается спасовать. Не позволю, конечно же.

— Тан… — на ее щеках играет румянец. Губы подрагивают. — Это… слишком. Слышишь?

— Это охуенно, — говорю чистую правду.

Ей в прошлый раз понравилось. Она была оглушена, раздавлена сметающими ее эмоциями. Хочу, чтобы на этот раз было точно так же. Зеркально хочу, но в несколько раз ярче. Она должна почувствовать.

— Просто расслабься, ладно? Все будет круто, я обещаю… обещаю.

У нее никого не было. Я давно это знаю. Еще там, в машине, понял, что никогда и ни с кем она не была. Теперь уверен, что даже так ее не трогали. Никто и никогда к ней не прикасался. Возможно, она сама. Стоит только представить, как Соня раздвигает пальцами свои влажные складочки, прикасается к клитору и с громкими стонами доводит себя до оргазма, член напоминает о себе назойливым гудением. Я пиздец как ее хочу. До одури, хоть и напоминаю себе, что она никогда и ни с кем. Нетронутая.

Мне, блядь, нельзя такое доверять. Я… не справлюсь. Моя ответственность на нуле. Я бы и рад сказать ей что-то пиздец романтичное, что-то, что окончательно ее успокоит, но пиздеть не хочется, а по правде я уже все сказал. Я – вообще не герой ее романа. Не тот, кто должен быть у такой, как она, первым, но отказать себе в этом праве не могу. Наше желание обоюдное. Я ее не удерживаю, не заставляю, ничего не делаю, чтобы она оставалась со мной. Она сама лежит в кровати, сама держит ноги раздвинутыми, стонет. Блядь… как охуительно она стонет. Представляю, как будет, когда окажусь внутри нее.

— Мы ужасны, — бормочет что-то мне в губы. — Наши поступки…

— Забей, — отпускаю ее “типа” грехи.

Плевал я на “плохие” поступки. Их в моей жизни было столько – на пальцах хрен посчитаешь. Много всего было. И сейчас я веду себя хреново. Трогаю ее, чистую, невинную, кристальную. Она мне нравится, потому что другая. Почти полная противоположность испорченному мне. Красивая. Она пиздец какая красивая. Только сейчас это почему-то замечаю. Мои глаза, когда впервые ее увидел, явно были где-то в другом месте, потому что она совершенна. Аккуратные, маленькие черты лица, ровный нос, длинные подрагивающие ресницы, нахмуренные брови и… губы. Раскрасневшиеся, припухшие от поцелуев. Она бесперебойно их облизывает, пока ласкаю ее пальцами.

— Тан… Стас…

Она дрожит вся, а меня почему-то триггерит то, как она произносит мое имя, как она его говорит. Не то, которое я всегда использовал, а настоящее, данное с рождения. Мне впервые не хочется одергивать и настаивать на другом.

— Прекрати… хватит, пожалуйста, — говорит, а у самой глаза закатываются от удовольствия, и дыхание перехватывает, потому что она близко, вот-вот кончит.

Я ее чувствую. Знаю, что ей хорошо, что бы она ни говорила.

— Ну же, малыш, расслабься, тебе будет хорошо.

Осознаю, что реально хорошо хочу сделать в первую очередь ей. На себя плевать. Главное в этот момент – она. Ее громкие стоны, ее частые выдохи, то, как дрожит ее тело от моих ласк. Я думал, что трахну ее сегодня. Это ведь просто. Она готова, она бы позволила. Ей, конечно, было бы страшно, но она бы разрешила. Просто я не могу. Не импотент, конечно, нет, у меня член колом стоит, а яйца поджимаются от желания, но я не могу. Не хочу делать ей больно, хочу, чтобы привыкла, и мне не пришлось ее уговаривать. Хочу, в конце концов, долго ее раздевать, рассматривать и целовать. Я помешан. Да, осознаю, что помешан. Наверное, с первых минут, как увидел ее, что-то в мозгу переключилось.

Когда терпеть становится невыносимо, достаю член из трусов и прижимаюсь к ней пахом. Соприкасаемся оголенной плотью. Срываем все барьеры и предохранители. Чувствую, как мне передается ее дрожь. Сам начинаю подрагивать, стоит пройтись раскаленным членом по ее влажной промежности.

— Боже, — она распахивает глаза и смотрит на меня.

Понимает, что там, между ног, больше не мои пальцы. Ловлю мелькающий в ее глазах шок, вижу его и пытаюсь успокоить так, как могу:

— Тише, все нормально, я не буду… не буду… ты останешься нетронутой. Обещаю, ладно?

Она кивает, а я, мать его, с трудом пытаюсь сдержать это обещание. Соблазн сделать последний толчок и войти в нее одним резким рывком становится слишком сильным. С трудом, блядь… напоминаю себе, что пообещал, что потом, если захочу ее снова, она ко мне и близко не подойдет. Пиздец, меня впервые волнует, что кто-то меня к себе не пустит. Не осознаю, когда секс стал не просто сексом, когда он стал… этим. Тупой дрочкой, как у пацана, честное слово, который в своей жизни бабу ни разу не видел. Именно так себя чувствую, но не перехожу барьер. Не рискую.

Веду членом по ее клитору, размазываю влагу по складочкам, параллельно ловя дрожь ее тела и громкие выдохи. Скольжу по ней взглядом. В памяти навсегда фиксируется оголенная грудь, тонкая талия, задранная юбка и широко разведенные ноги. Мне нравится. Мне пиздец как нравится. Я это навсегда запомню и, уверен, буду дрочить по ночам на это зрелище.

— Боже… я…

Второй ее оргазм накрывает и меня. Бурно, сильно, до одурманивающей дрожи, которая передается и мне. Я кончаю ей на живот. Плюю на правила приличия – когда вообще они меня интересовали? – и смотрю, как каплиспермы покрывают ее белоснежную кожу. В моей копилке фетишей с Романовой пополнение. Я хочу видеть свою сперму на ней. В мыслях сразу множество различных картинок возникает, и поэтому член дергается снова. Мне мало. Мне слишком всего не хватает. С ней.

Мне несвойственно оставаться после секса. Обычно в момент этих мыслей я уже натягиваю штаны и говорю, что позвоню, но сегодня все иначе. Я одеваюсь, но не ухожу. Стираю салфетками, найденными на столе, сперму с ее живота, помогаю ей привести себя в порядок и ложусь рядом. Обнимаю ее, прижимая к себе. У нас нихера не закрыты двери, и если прибитому папаше вдруг захочется зайти в комнату – он сразу поймет, чем мы тут занимались, но на это мне наплевать. Пусть знает. И даже не думает ее трогать.

— Стас… — мямлит неразборчиво куда-то мне в ключицу.

— М-м-м…

— Это ведь… серьезно? В смысле, не говори, что это ничего не значит.

— Не скажу.

— Честно? — по голосу слышу, что удивлена.

Я, по правде, и сам ошарашен.

— Умгу.

— Надо сказать родителям.

Мне – не надо. Откровенно по хрену, че они там придумают в ответ, че могут выдать. Ее кукушка наверняка ужаснется после всего, что я ей наплел, а отец, как и всегда, будет орать.

— Если хочешь – скажем.

— Мы теперь… кто мы друг другу?

— Мы теперь просто мы, зай…

— Это значит вместе?

— Это значит да.

Сам в осадке от таких заявлений. Я – и вместе. С кем-то. Теперь получается, что уже не один. Пока она успокаивается и тихо сопит на моем плече, я мысленно считаю, сколько у меня бабок, и куда мы можем свалить. Почему-то думаю, что нам очень скоро придется, потому что ни ее мать-кукушка, ни мой папаша-дятел не одобрят наших отношений. Хотя… я и сам их не одобряю. Такие хорошие девочки не могут быть с такими плохими парнями.

Глава 48

Тан

— Какого хуя ты здесь делаешь, и кто тебя впустил?

Минуту назад я покинул комнату Сони, чтобы наткнуться сейчас в своей на Злату. Она сидит, опираясь руками о матрас и закинув ногу на ногу, будто полулежит. Смотрит на меня пристально и облизывает губы.

— Где ты был? — спрашивает. — Я так давно тебя жду, а пары, между прочим, уже закончились.

— У людей есть и другие занятия, помимо пар, личная жизнь, например.

— У тебя – и личная жизнь? — она хмыкает, а затем садится ровно и все еще не сводит с меня своего взгляда.

Пожалуй, Злата единственная девушка, от которой хочется держаться подальше. И я держался, пока что-то в моей голове не сорвалось на “случайный секс”. Жалею. Пиздец как жалею. И о первом, и о втором разе. А судя по выражению ее лица, она хотела бы третий, только вот ничего такого не будет. Минуту назад я целовал другую и даже вроде как состою в отношениях. Пиздец какая новость. Даже для меня неожиданно.

— Кстати, комнатка у тебя ничего такая, — она обводит взглядом помещение. — Удобная.

— Ты за этим пришла?

— Я пришла к тебе.

— Как ты сюда попала – вопрос остается открытым.

— О, так у вас работает наша бывшая домработница, представляешь? — хмыкает. — Папа выгнал ее из-за некомпетентности, а у вас, вижу, прижилась. И все-все мне рассказала. И где твоя комната, и где комната твоей сестры.

Почему-то при упоминании Сони ее тон сменяется на недовольный, но особого значения я этому не придаю.

— Ты и туда нос свой сунула?

— Ага… посидела, посмотрела, заглянула в ее комп.

— Нашла что-то полезное?

Стараюсь, чтобы голос звучал равнодушно. Все-таки пока ни одна живая душа не знает о том, что между нами с Соней происходит. Возможно, Ким догадывается, но не в деталях, а значит, пока что лучше промолчать. Злату точно лучше держать от этой информации подальше, иначе уже завтра весь университет будет в курсе, кто и с кем у нас встречается, а следом и пресса. Не то чтобы в наших с Романовой отношениях я был не уверен, просто лучше пока их не афишировать. На этом этапе – так точно. Так отношения хотя бы уцелеют.

И снова пиздец, приплыли – я не просто влез в отношения. Я думаю о том, что хочется их сохранить.

— Прикинь, у нее не запароленный ноутбук. Я зашла, офигела, но ничего интересного у нее там. Лекции, лекции, какие-то рецепты, даже порнухи нет. Святоша, — Злата закатывает глаза и смеется.

Мне же почему-то ни хрена не смешно. Она рылась в вещах Сони. Она смотрела ее компьютер. У меня возникает стойкое желание схватить Авдеенко за шкирку и выпроводить ее отсюда нахрен. И уволить следом их бывшую домработницу. Все-таки отец Златы был прав – домработница жутко некомпетентна. Как она могла впустить в дом незнакомку и даже показать ей хозяйские спальни?

— Так ты скажешь, чего пришла? — настаиваю все-таки на объяснении.

Разговаривать с Авдеенко не хочется и видеть ее, впрочем, тоже.

— А что? Нельзя? Мы вроде как не чужие друг другу люди.

— Вроде как, Злата, это еще не утверждение.

— Не цепляйся к словам, Танчик…

Раздражает. Я здесь с ней пять минут провел, а она уже неимоверно меня вымораживает. Она сама, ее присутствие, ее запах и поведение. Хочется грубо выставить ее за дверь, но я вспоминаю, что она все-таки прокурорская дочка. Авдеенко считается лучшим прокурором города, но все прекрасно знают, какой он на самом деле. По правде, связываться с ним абсолютно не хочется, так что я молчу. Сжимаю зубы до хруста и смотрю на Злату со спокойствием. По крайней мере, хочется верить, что у меня получается его сыграть.

— Я соскучилась, — выдвигает. — Ты себе даже не представляешь, как…

Ее приторного запаха становится слишком много, когда она подходит ко мне и обвивает руками шею. Отстраняю я ее не сразу. Лишь тогда, когда, несмотря на абсолютное равнодушие с моей стороны, она не отходит, а продолжает висеть на мне, как новогодняя игрушка на елке. Вместе с этим она улыбается и смотрит куда-то мне за спину.

— Привет, — выдает елейным голосом. — Можешь закрыть дверь? Вообще-то, нехорошо подглядывать за другими.

Я резко разворачиваюсь. Там, прибитая увиденным, стоит Соня. Ее взгляд сверкает, губы сжаты в тугую полоску, а осанка чрезвычайно правильная. Ощущение, что Романову вынудили стоять прямо и не сгибаться ни на сантиметр.

Ничего не сказав, она гордо разворачивается и уходит, а я – следую за ней, конечно же. Лучшее решение в любой ситуации, которая вызывает недопонимание – разговор сразу же после возникшей проблемы. Я бросаю Злату в своей комнате и следую за Соней. Увидев это, она быстро спускается на первый этаж. Я – иду следом. Нагоняю ее у столовой. Она оборачивается и гневно сбрасывает мою руку со своей кисти.

— Что тебе надо? — спрашивает. — Я собралась пообедать. Или вы тоже? Собирались? Я спрошу, есть ли клубника со сливками.

— Дурочка, — выдаю. — Злата мне никто.

— Мне без разницы, Танский, но показалось, что вы неплохо ладите.

— Тебе показалось.

Она поджимает губы и толкает меня в грудь, но разве я позволю? Прижимаю Соню к себе и целую в щеку. Испытываю при этом какие-то совершенно непонятные ощущения. Эйфория накрывает так, словно я принял что-то запрещенное, хотя отчасти так и есть. Соня для меня – особенный сорт удовольствия. Тот, от которого нет способов избавления и лечения. Индивидуальный, ароматный, желанный. Пиздец какой желанный. Хочу ее, несмотря на то что кончил не так давно с ней. Мало. Охренеть как этого мало.

Соня меня отталкивает. Пресекает попытки объятий и уворачивается от поцелуев. Ее взгляд при этом, как у разъяренной фурии. Так и сверкает грозовыми молниями. Смотрит на меня с раздражением и снисхождением. Мол, что с тобой, идиотом, разговаривать.

— Я не знаю, зачем она пришла, — объясняюсь.

Чувствую себя при этом так, словно прямо сейчас меня девственности лишают. Никогда нихера подобного я никому не выдавал. Из меня и извинения-то с трудом можно было выбить, а тут – объяснения. И ведь самому с ней хочется об этом поговорить.

— Так уж и не знаешь? — хмыкает. — А по мне, так все предельно ясно.

Соня снова вырывается и отходит.

— Когда разберешься со своими бабами, тогда и поговорим.

— У меня нет никаких баб, — сам начинаю нервничать.

Потому что правда ведь. Да, трахал я многих. Стольких, что Соне и не расскажешь. Она – невинная, нетронутая и чистая. Мне со своей грязью в ее монастырь лезть вообще запрещено, но я лезу. Меня на ошметки разрывает от одной мысли, что она не позволит быть рядом. Блядь, а ведь все было иначе. Еще сегодня утром я стойко считал, что Романова просто меня раздражает, и, конечно же, я ничего к ней не испытываю. Как резко все меняет одно столкновение и один разговор. Меня, черт возьми, расплющило от совместно проведенного времени, от взаимного оргазма и от разговора. Никогда прежде ни о чем подобном я с девчонками не разговаривал, а с ней – хотелось. И сейчас хочется.

— И вы с ней… никто друг другу? — уточняет, видимо, тоже чувствуя мое разъяренное состояние.

— Никто.

— У вас что-то было?

Никогда. Никогда не задавай вопросы, ответы на которые не готова услышать. Кажется, я уже ей это говорил, а если нет – хочется сказать прямо сейчас. И я бы сказал, но вместо этого выбираю другой ответ.

— Нет.

Да, я нагло вру. Не потому, что не могу сказать правду, а потому что не хочу, чтобы она ее слышала. Для нежной натуры Романовой такие признания – как гром среди ясного неба. Одно дело знать, что тот, с кем ты в отношениях, бабник, и другое – сталкиваться с его бабами лично. Знать о том, кого конкретно он натягивал. Это знание ее убьет, а следом и то, что между нами зарождается.

— Она так на тебя вешается, — говорит Соня.

— Это же Авдеенко, — пожимаю плечами. — Она неадекватна.

Вот здесь – ни разу не соврал. Злата за меня цеплялась еще задолго до того, как мы с ней переспали, и часто – не менее откровенно, чем сейчас.

— Прости за то, что увидела. Я вообще не знал, что она здесь.

— А что если…

Во взгляде Сони проносится такой вселенский ужас, что у меня в груди все холодеет.

— Дверь была не заперта.

— Нет, все в порядке. Мы бы услышали, как она входит.

Успокаиваю ее, конечно, а сам понимаю, что нихрена я бы не услышал. Мне кажется, если бы Авдеенко ржала там за нашими спинами, до меня бы не сразу дошло, так сильно я был увлечен, буквально поглощен Соней.

— Ладно, — выдает она снисходительно. — Я правда собиралась поесть. Будешь?

— Да, только гостью выпровожу.

— А вот и она, — Соня кивает за мою спину и, гордо развернувшись, уходит в столовую.

Вот чего-чего, а умения вести себя ей не занимать. При виде Златы она словно меняется. Высоко задирает подбородок, выпрямляет спину. Уверен, тут еще сказывается стычка, которая у них произошла в первые дни в универе. Такое ощущение, что это было слишком давно, а времени прошло всего ничего.

— Поверить не могу, что ты с… этой.

— У нее есть имя, — выдвигаю уже со злостью. — Я повторю свой вопрос еще раз – какого хера ты забыла в моем доме, и кто тебе дал право вести себя так, словно ты здесь хозяйка?

— Я уже сказала, что соскучилась, а на другой вопрос я уже отвечала.

— Домработница, да, я помню. Хорошо, что сказала, больше у тебя возможности попасть к нам не будет.

— Как грубо, Тан… — наигранно дует губы. — А я ведь со всей душой к тебе.

— У тебя есть душа? Я думал, у дочерей дементоров ее не бывает.

Чтобы не препираться и дальше, обхожу Авдеенко и собираюсь пойти к себе, но она, вопреки ожиданиям, следует за мной.

— Что еще, Злата? — останавливаюсь у подножья лестницы, ведущей на второй этаж.

— Ты правда с… этой?

— А если и да? Тебе что?

— Ты ведь помнишь, как я говорила, что со мной нельзя спать просто так?

— Я с трудом вспомнил твое имя, — спускаю ее с небес на землю, хотя о тех словах помню.

О них мне, кроме самой Златы, благополучно напоминал еще и Ким. Капал на мозг, указывая на связь, которую в принципе не стоило начинать.

— Так вот, я не шутила, Тан. Со мной так нельзя, и с этой… я тебе быть не позволю.

— Че, блядь? Я у тебя разрешения спрашивать буду?

Она по-настоящему выводит меня из себя этими словами. Блядь, вот не привык я к тому, чтобы мне указывали. Всякие там прокурорские дочки – уж тем более. Да хоть президентские, блядь, я не мальчик, чтобы мною помыкать.

Хватаю ее за руку и веду на выход. Насрать мне в этот момент абсолютно на все. На то, кто она такая – уж тем более. Пусть хоть беременность себе мнимую присобачит и мне ее припишет. Насрать. Я прекрасно знаю, что трахал ее в презервативе, да и в принципе детей у меня быть не может. Пусть на хер идет со своими планами.

— Отпусти меня, — возникает уже у двери. — Ты оставишь на моем теле синяки!

— Снимешь побои, папочке будет чем заняться, или такой мелочевкой он не промышляет? Берет сразу рыбок покрупнее, да? С которых можно что-то поиметь?

— Ты пожалеешь, — переходит на угрозы.

— Да мне насрать. Да, мы переспали, — понижаю голос до шепота, хотя уверен, что Соня не будет подслушивать. — Ты дала, я взял, какие могут быть вопросы? Не раздвигала бы ноги перед каждым встречным, меньше было бы идиотов, которые между ними устроились.

Она отвешивает мне пощечину, я улыбаюсь.

— Можно считать, один-один, да? — хмыкаю. — Мы в расчете, Авдеенко. По оргазмам, помнится, ты мне даже задолжала.

Она больше ничего не говорит. Разворачивается и уходит, а я с удовольствием захлопываю за ней дверь и иду к Соне. В планах – пообедать, а затем найти домработницу и сделать выговор. Уволить ее я, к сожалению, не могу. Таких полномочий у меня нет, зато я все еще могу запугать ее до полусмерти, а это работает куда лучше увольнения.

Глава 49

Соня

Когда мама возвращается, я, несмотря на то, что мы немного отдалились с момента переезда, бросаюсь ей на шею и крепко-крепко обнимаю. Очень сильно соскучилась. Ее не было две недели, так что за своей радостью я даже не сразу замечаю, что для человека, который все это время провел на отдыхе, выглядит она неважно. Слишком бледная и с залегшими под глазами синяками. Я, честно говоря, шарахаюсь, потому что так мама выглядела только после смерти отца.

Позади меня стоит Богдан Петрович. Тоже ждет своей очереди обнять будущую жену. Я внимательно за ними наблюдаю. При виде него мама не шарахается, не отходит в сторону и обнимает его с искренней улыбкой на лице. Тана, конечно же, с нами нет. Ему нет нужды встречать мою мать и как-то с ней контактировать, как и мне с его отцом.

— Хорошо, что ты приехала, — говорит Богдан маме. — Я успел соскучиться. Как отдых? Выглядишь бледновато.

— Этот перелет дался мне тяжело, — поясняет мама. — Я все время провела в туалете, и стюардесса от меня не отходила.

О том, что мама плохо переносит перелеты, я знаю. Когда-то давно мы летали на отдых в Грецию. Путевка была не слишком дорогой, потому что тогда мы не могли себе позволить что-то дороже. В полете туда мама была спокойной, но нас изрядно потрясло, и во время возвращения у мамы началась едва ли не истерика. С тех пор мы никуда не летали, хотя были возможности полететь еще. Мама боялась и предпочитала отдыхать на одесском пляже, несмотря на толпы туристов и ставшие уже постоянными крики продавцов пахлавы, горячей кукурузы и холодного пива.

— Мам… — вступаю нерешительно. — Нам нужно поговорить.

— Я отдохну после полета, малыш, и поговорим, ладно?

Я с готовностью киваю. Не уверена, что то, что я хочу рассказать, ей понравится. Скорее нет, чем да. Думаю, она может даже расстроиться, но я слишком сильно уверена в своих чувствах, чтобы не поделиться ими с мамой. Когда-то давно мы с ней пообещали друг другу, что будем всегда откровенны. Мне стоило поговорить с ней раньше, но я решила, что разговор по телефону – не лучшая идея. А вот теперь, дождавшись ее возвращения, трясусь от страха.

Маме не нравится Тан. Я знаю это, и она сама просила меня держатся от него подальше. Вот только… только он на самом деле не такой плохой, как она считает. Да, своеобразный, да, со своими тараканами, но у кого из нас их нет? Взять даже Богдана Петровича. Разве он идеальный? А его отношение к собственному ребенку? Я такое в страшном сне не могла представить, а в итоге увидела воочию.

Мама уходит на второй этаж, а я иду в свою комнату. Решаю отрепетировать и подобрать слова, которые скажу маме. За этим занятием меня и застает Тан. Он абсолютно бесшумно заходит в комнату и обнимает меня со спины. Я вздрагиваю, но не могу сказать, что это для меня – неожиданно. В последнее время он делает так довольно часто, и я уже привыкла к тому, что он может пробраться ко мне незаметно.

— Привет, — его горячее дыхание задевает мочку уха. — Чем занимаешься? Бубнила что-то непонятное и неуверенное.

— Я хочу поговорить с мамой.

Мы с ним это обсуждали. Несмотря на то, что Тан не понимает моего стремления, как он выразился, “ударить челом перед родителями”, идее не противится, но и не поддерживает. Лишь пожимает плечами, когда я завожу этот разговор.

— Как хочешь, — делает это снова.

— Ты должен поговорить с отцом.

— Я ему ничего не должен.

— А мне?

— Ты мной манипулируешь, — по-доброму усмехается.

— Я просто хочу, чтобы они знали. Пожалуйста… так мне будет спокойнее.

— Хорошо. Ладно. Я скажу ему.

Вижу, что идея ему не нравится, поэтому пытаюсь сгладить острые углы поцелуем и объятиями. Тан почти сразу заводится. Забирается руками под мою футболку, добирается до груди.

— Прекрати.

— Я соскучился.

— Сегодня в доме родители.

— И что? Мы же все равно им расскажем.

— Да, но будет лучше, если они сначала узнают о наших отношениях, а уже потом их увидят.

Тан глубоко вздыхает, но не спорит со мной. Кивает, хоть и вижу по взгляду, что не соглашается.

— Давай закроемся, — предлагает шальную идею.

— С ума сошел?! — восклицаю, хотя у самой от его предложения внутри все загорается от предвкушения.

— Сошел, — соглашается. — Просто соскучился.

— А если мама решит ко мне зайти? — сразу начинаю моделировать ситуации. — Дверь заперта, а тут ты.

— Я спрячусь в шкаф.

Начинаю заливисто смеяться, потому что представить Тана в моем маленьком шкафу сложно.

— Есть еще ванная… И кровать, под ней тоже можно спрятаться.

— Ты невозможный, — мотаю головой.

— Брось, решайся…

И я решаюсь. Едва заметно киваю, словно это не мое решение, а целиком и полностью его инициатива, но Тану даже этого маленького кивка оказывается достаточно. Он быстро закрывает комнату на ключ и возвращается ко мне. Я отхожу на шаг, потому что вижу в его взгляде то, от чего у самой кровь скорее разгоняется по венам. Он смотрит так, что… я закипаю изнутри.

— Куда? — хмыкает и подхватывает меня на руки.

Через мгновение я оказываюсь на кровати. Тан придавливает меня к матрасу своим сильным телом и целует. Господи, как он целует… За эти дни я должна была привыкнуть к этому, но у меня все никак не получается. Я все еще завожусь с полоборота, стоит ему прикоснуться к моим губам и грубо растолкать их языком. Практически мгновенно рот наполняется его вкусом. Мятным, но нотки сигаретного дыма я улавливаю сразу же. Мне не нравится, что он курит, но просить бросить я как-то не решаюсь. Мы, несмотря на близость, кажемся все еще далекими. Иногда спорим по абсолютным пустякам, а потом миримся вот так, лежа на кровати и целуя друг друга.

— Сонь… — с жарким выдохом говорит Тан.

Ему не нужно говорить, чтобы я поняла этот его тон. Я понимаю, к чему он клонит, но никак не могу решиться. В последний момент все время его останавливаю. Торможу, ясно осознавая, к чему мы идем. Мне… почему-то страшно. Я не цепляюсь за свою девственность, не считаю ее чем-то особенным. Стефа меня уверяла, что в ней ничего нет. Она лишилась ее несколько лет назад и ни о чем не жалеет. Говорит, что теперь можно не трястись перед новым парнем, не заламывать руки и не объяснять, что еще никогда, видя в его глазах разочарование. Я Тану тоже не говорила. Все нахожу какие-то абсолютно нелепые и ненужные объяснения. Он, конечно, слушает и не настаивает. Я вообще удивлена, что не настаивает. Я думала… ему это нужно. Обязательно.

— Я… Тан, — отстраняю его от себя за щеки и смотрю прямо в глаза. — У меня… никого и никогда. В смысле, я не занималась этим.

Он улыбается. Никакого разочарования в его взгляде я не замечаю, хотя, может, он умело его скрывает.

— Я в курсе, — говорит спокойно. — Это не проблема.

— В смысле – в курсе? Откуда? Кто тебе сказал?

У меня в этот момент столько вопросов. Я даже на Стефу успеваю разозлиться, потому как она единственная, кто знал, что я девственица.

— Отставить тревогу. Никто мне не говорил. Я сам понял.

— Сам?

Он смеется и целует меня в губы. Снова глубоко, влажно, жарко. Если бы я раньше знала, что поцелуи могут быть такими приятными…

— Сам, Соня. Ты… особенная.

— Неопытная, да? — волнуюсь.

Я знаю, что у него были другие девушки. Боже, да об этом весь универ постоянно судачит. Я хоть и не участвовала в обсуждениях девчонок, потому что сказать мне было нечего, но прекрасно знала, что Тан ни с кем не встречается, но со многими спит. Я это знаю, и… меня это ранит. Ему я, конечно же, ничего не говорила. Не знаю как. Для меня тема секса слишком откровенная, я не могу просто взять и обсудить все. Даже со Стефой когда разговаривали, я как вареный рак краснела, а тут парень, от которого я без ума. Когда только успела так сильно в него?.. В него… господи…

Осознание, что я влюбилась, приходит как-то неожиданно. Я к нему подготовиться не успеваю, хотя подсознательно я, конечно же, и так это понимала, иначе бы никогда не позволила ему к себе прикоснуться. Ни там, в машине, ни потом. Он столько раз, столько раз меня везде трогал. И не меньше делал мне приятно. Ошеломительно приятно. До сорванного голоса и полной каши в голове. А я ведь… по-прежнему девственница.

— Неопытная, — соглашается Тан.

Я… несмотря на то, что прекрасно это знаю, обижаюсь.

— Эй, — видит мое состояние и перехватывает за подбородок. — Мы это исправим.

Хочется быть для него… раскованной. Поверить не могу, что думаю об этом. Меня иначе воспитывали, и это, конечно, сказывается. Я много хочу для Тана сделать, но все время торможу из-за стыда и неуверенности. Вдруг ему не понравится, а что, если я не справлюсь? Но и это – не основная причина. Основная в том, что я не могу переступить через стыд, который постоянно испытываю. Он, конечно, смазывается, когда Тан меня целует и трогает, когда раздевает и смотрит, но все равно неизменно присутствует, стоит немного задуматься.

— Я тебя испорчу, — дает обещание, от которого я моментально покрываюсь румянцем.

Чувствую, как горят мои щеки от таких его слов, потому что, несмотря на стыд, в моей голове присутствуют еще и яркие картинки того, как именно он будет меня “портить”.

Глава 50

Соня

Не знаю, как он умудряется покинуть мою спальню незамеченным, но вышел Тан так же тихо и незаметно, как и вошел. Я, все еще растрепанная, но со счастливой улыбкой, по-прежнему думаю о том, как рассказать маме. У меня столько слов, но все они слишком восторженные, влюбленные, даже слегка эйфорические. Ни одного разумного довода, почему именно Тан и как мы к этому пришли, я так и не придумала.

А ведь мама будет спрашивать. Нет, конечно, она поймет мою влюбленность, но я хочу, чтобы она мне не посочувствовала, а порадовалась. Тан – он… особенный. Не такой, каким был с ней все это время. Не такой, каким был со мной раньше. Он… другой. Совершенно. Назвать его идеальным мне сложно, но он… старается. Я вижу, как он меняется рядом со мной, как на его лице появляется улыбка, когда он просто на меня смотрит. Я чувствую, что он тоже… тоже влюблен. Вижу это по его глазам. Разве такое можно не видеть?

Но как сказать об этом маме – понятия не имею. Думаю об этом постоянно. Даже стоя под струями душа, представляю, что ей скажу. Она ведь наверняка скоро отдохнет и придет ко мне, вспомнив, что я бы хотела поговорить.

Когда в дверь спальни стучат, я подпрыгиваю на кресле и иду открывать с несущимся галопом биением сердца. Меня захлестывает волнение. Я ведь так и не придумала, что скажу!

Открываю, конечно, но разговор начинать не хочу. Планирую его перенести, только вот, кажется, это и так произойдет, потому что за дверью хоть и стоит мама, но не одна.

— Сонечка, к тебе тут девочка пришла, — сообщает мама. — Я ее впустила, она сказала, что твоя подружка.

— Подружка, конечно. Привет, Сонь, — Злата пользуется моим замешательством и проталкивается в комнату.

Мама же решает совершить глупость – закрывает дверь и оставляет нас одних.

— Не помню, чтобы мы с тобой стали подругами. Или те пощечины в туалете были дружеским жестом?

Я не обижена. Я ее… ненавижу.

Даже не за то, что она сделала, а за то, как ведет себя. Снисходительно улыбается, дает понять, что я до нее не дотягиваю. Возможно, так и есть. Я другая. Никогда не гонялась за модными брендами, за одеждой, которая стоит больше месячной зарплаты мамы. Даже сейчас. Я знаю, что у Богдана Петровича есть деньги, вижу, как теперь одевается мама, но все равно не покупаю дорогую одежду. Злата же выглядит иначе. Одевается стильно и дорого, видно, что у нее это уже в крови.

— Я тебя и пальцем не трогала, — пожимает плечами.

То, что по ее указке мне отвесили пощечину и порвали блузку, она предпочитает не видеть? Как удобно!

— И все же подружками нас не назовешь. Или ты спальней ошиблась? Комната Тана немного правее.

— Я не ошиблась. Я пришла к тебе, а не к нему.

— И зачем же?

Я хочу выставить ее за дверь. А лучше позвать Тана, чтобы он выпроводил ее из дома, только вот несколько минут назад он написал мне сообщение, в котором сказал, что едет с Кимом в зал. Спрашивал, поеду ли я, но я отказалась. А теперь вот возникает желание попросить его вернуться за мной. Вдруг он недалеко уехал?

— Поговорить с тобой хочу. Вы же с Таном… пара.

Она не спрашивает. Утверждает. Я лишь таращу глаза, не понимая, откуда ей это известно. Мы с Таном договорились не афишировать наши отношения в университете, поэтому вторую неделю подряд мастерски игнорируем друг друга, хотя домой я, конечно, еду с ним.

— Не понимаю, о чем ты… мы брат и сестра, так что…

— Это расскажешь всему университету, — отмахивается. — Я знаю, что вы встречаетесь.

Искусно врать я не умею, поэтому просто молчу. Жду, что она скажет дальше, хоть и говорить Злата не спешит. По-хозяйски заходит в комнату, осматривается, а затем садится на кровать и просит меня принести ей воды.

— У вас очень жарко, — поясняет.

— Ты можешь сказать, что тебе нужно, и спуститься вниз выпить воды. Уверена, наш разговор не затянется надолго.

— Ты ведь не знаешь, что я скажу.

— Хорошо, — соглашаюсь, чтобы быстрее ее выпроводить.

Оставлять ее в комнате одну не хочется, но из ценного у меня только ноутбук. Сомневаюсь, что она украдет его, а телефон я забираю, прежде чем выйти. На экране светится новое сообщение от Тана:

“Приеду через несколько часов, отвезу тебя кое-куда”.

У меня от его слов внизу живота порхают бабочки. “Кое-куда” звучит очень заманчиво, и я решаю, что поговорю с мамой позже. Завтра или… послезавтра. Необязательно ведь сегодня. Сомневаюсь, что ее реакция позволит мне после со спокойной душой уехать с Таном.

Возвращаюсь в комнату со стаканом воды. Протягиваю его Злате. Она делает всего несколько глотков и отставляет стакан в сторону.

— Так о чем разговор?

— Я хотела сказать, чтобы ты была аккуратнее. Тан – он… не настроен на серьезные отношения. Ни с кем, и ты не являешься исключением.

От ее наглости я теряю дар речи. Мне бы и в голову не пришло прийти к другой девушке, чтобы рассказать ей, что она ничего не значит для парня. Для Златы же, кажется, это вполне нормально. Она еще и улыбается, сидит, ждет моей реакции.

— А ты его… адвокат? — спрашиваю, нахмурившись.

— Я просто хочу тебе помочь. Ты в отношениях неопытная, видно же. Тебе бы Ким подошел, если уж так сильно тянет в их компанию.

— Позволь мне самой решать.

— Конечно-конечно, я не против, — она поднимает руки так, словно и правда собирается позволить мне решать самой и прямо сейчас уйти. Только вот… никуда она не уходит, хоть и с кровати встает. — Я хочу тебе рассказать о споре, который они устраивают ежегодно. Они выбирают девчонку и делают вид, что влюблены, а потом сливают видео интимной близости всему универу.

Я сглатываю. О таком я не слышала даже от Стефании, а она учится на год дольше меня.

— И зачем ты мне это рассказываешь?

— Уберечь тебя хочу. Ты же дружишь со Стефанией. Она единственная, кто после спора остался в университете.

— После спора?

— Ну да… Самвел в прошлом году ее донимал. Вместе с Филом. Она в итоге на Само внимание обратила, и он ее дожимал.

Я закусываю внутреннюю сторону щеки. Хочется спросить, что было дальше, но я напоминаю себе, что передо мной Злата. Она – последний человек в университете, кто стал бы за меня переживать.

— Все ждали новое видео, но оно так и не появилось. Стефания и Само просто перестали общаться, а потом он объявил спор закрытым из-за отсутствия результата. Твоя подруга оказалась крепким орешком.

Я не верю в то, что Стефа не рассказала бы мне об этом, зная, что ко мне проявляет внимание Ким. Впрочем, в то, что он стал бы участвовать, верится с трудом.

— Ты о Киме думаешь, верно? Нет, он не участвовал в споре, я уверена. Скорее всего, Тан втянул его случайно. Весь универ знает, что если и будет видео с тобой, то главным героем будет точно не Ким.

— Я не понимаю. Чего ты от меня хочешь?

— Чтобы ты была умной, Соня. Не допускай ошибок подруги и не давай этим парням издеваться над собой.

— И откуда такая забота?

— Мне просто неприятно смотреть, как они считают, что могут все, — Злата пожимает плечами, а затем резко собирается уходить.

Хватает с кровати свою сумку и, перебросив ее через плечо, идет к двери.

— Если продолжишь с ним встречаться, не удивляйся, если прославишься на весь университет, хотя у тебя неплохая фигура.

Я не нахожусь с ответом, а потому она уходит, так и не дождавшись от меня слов. Я закрываю за ней дверь и прижимаюсь спиной к полотну. Не верю я ей совершенно, но подругу набираю и прошу встретиться. Пульс ускоряется, руки дрожат, когда я набираю номер Стефы. Она отвечает веселым голосом, говорит, что соскучилась, и я сообщаю, что приеду через полчаса. Я должна знать, был ли спор в прошлом году.

Глава 51

Соня

Поездка к Стефании не дает ничего. На мой вопрос о споре она лишь пожимает плечами и говорит, что если он и был, она о нем ничего не знает. Они с Само прекратили общаться по другой причине, и она ее, конечно же, не станет разглашать. Молчит, словно партизан, как я ни пытаюсь вытащить из нее хоть какую-то информацию. Мне нужно знать, но Стефания лишь пожимает плечами и непонимающе на меня смотрит.

— Зачем тебе? Переживаешь, что Ким на тебя с кем-то поспорил? Я сомневаюсь. Он вообще не такой. Вот если бы Тан или Фил…

У меня в груди все переворачивается, когда слышу эти слова.

— А что они?

— Известно что, — пожимает плечами. — Бабники, разгильдяи, мажорики. За такими станется на пару тыщ баксов поспорить на девушку.

— А Самвел другой?

Эта тема Стефании явно неприятна, потому что она морщится и лишь пожимает плечами. Молчит как-то слишком долго, а потом все же выдает:

— Он такой же. Мне однажды показалось, что нет, но я ошиблась.

Больше она ничего о нем не говорит, а я не хочу спрашивать. Вижу, что ей неприятно, и решаю не настаивать.

— В общем, расслабься. Споры водились за их компашкой. Подробностей я не знаю, мне было неинтересно, но девчонки трепались, что-то точно было, но Ким в них никогда не участвовал. Его вообще идеализируют, если прислушаться. Добрый, внимательный, вроде бы не бедный, сейчас еще и подкачался, вообще загляденье. И тебе достался. Многие будут завидовать.

Я молчу. Врать подруге неприятно. Я хочу с ней поделиться, но решаю, что сделаю это после того, как узнают наши родители. Ну и с Таном нужно все обсудить. Мы обоюдно договорились пока держать отношения в секрете, но долго наша тайна не продержится, если Злата уже догадалась.

— Ты хоть расскажи, как у вас? Какой он? Мне ведь интересно!

Я пожимаю плечами. Ким мне друг, и ничего плохого о нем я, конечно же, не скажу. Он замечательный, как и говорит Стефания, но изначально он был мне только другом. Сомневаюсь, что это изменится.

— Не хочешь делиться? Ну и ладно…

Стефа делает вид, что обижается, но очень быстро отходит и задает новые вопросы:

— Что ты будешь делать на Новый год, уже думала? Говорят, в университете будет большая туса за несколько дней до. Ты пойдешь?

— Да, наверное.

— И я. Девчонки вроде бы тоже будут. А потом? Вы с Кимом еще не планировали? Или будешь с родителями и братцем?

— Пока не знаю, еще есть время подумать.

— Это да. Надо еще и сессию сдать.

Я издаю мучительный стон, стоит вспомнить Льва Арнольдовича. Сомневаюсь, что он позволит мне все сдать с первого раза. Уверена, пристанет и отправит на пересдачу.

— Поговори с мамой, я уверена, что Богдан Петрович решит эту проблему.

— Я не хочу, чтобы он что-то решал, я хочу сама, тем более что предмет я не хуже остальных знаю.

— Лучше меня, я бы сказала. Просто ты ему почему-то не нравишься.

От разговоров о планах на Новый год и обсуждения преподавателей меня отвлекает новое смс-сообщение. Пишет Тан в мессенджере:

SkiTan: Я скоро буду, уже освободился.

Sonya_Rom: Я у подруги, но уже собираюсь домой.

SkiTan: Я за тобой заеду.

Несколько мгновений я просто смотрю на экран смартфона, а затем блокирую его и думаю, как объяснить Стефе, что за мной приедет Тан. Почему вообще мы вдруг нормально общаемся.

— Кто там? — с интересом спрашивает она.

— Мама. Говорит, что пора возвращаться домой. А еще сказала, что попросила Тана заехать за мной.

— Ничего себе, — Стефания присвистывает. — А что, Танский теперь прислуживает твоей матери?

— Не знаю, как он согласился, — пожимаю плечами. — Они не особо ладят.

— Да отец заставил, — смеется Стефа. — Вот он и едет. Небось, пригрозили ему, что без бабок оставят.

Я отмалчиваюсь. Переубеждать подругу не начинаю, просто пожимаю плечами и прошу ее не трепаться о том, что она узнала от меня, при подругах, иначе мне не поздоровится.

— Конечно, о чем речь, что я, Танского не знаю? И так счастье, что от тебя отстал, даже в университет возит и забирает.

— Угу. И молчит всю дорогу.

— Удивительно!

Прибытие Тана мы замечаем сразу: окна Стефании выходят на проезжую часть, так что мы замечаем свет фар подъехавшего автомобиля.

— Идем, провожу тебя, — выдает Стефа. — Мало ли в каком настроении твой братец приедет.

Я не сопротивляюсь. Мы выходим из дома и направляемся в сторону автомобиля. Даже издалека видно, что у машины стоят двое. Из-за врожденной близорукости я различаю лишь силуэты, зато подруга резко толкает меня в бок и выдает шепотом:

— Ким приехал. Ясно, почему Тан согласился. Не смог отказать другу забрать его девушку.

У меня во рту пересыхает. Тан, конечно, знает, что у нас с Кимом ничего не было и нет, но об этом не знает Стефания, которая упорно тянет меня вперед и ведет, конечно же, к Киму.

— Ну что стоишь, — говорит мне. — Иди давай, он за тобой приехал!

Я иду, конечно. Подхожу к Киму и останавливаюсь рядом. Боюсь посмотреть Тану в глаза. Уверена, что он пристально смотрит, и знаю, что его взгляд мне определенно не понравится.

— Как неродные, ей-богу, — выдает Стефания так, чтобы все услышали. — Ну ладно Соня, а ты? — бросает на Кима подозрительный взгляд.

Когда на мою талию ложится чужая ладонь, я готова застонать от отчаяния, потому что предвкушаю бурю, но вместо нее слышу лишь глухое злое:

— Давайте в машину, времени нет.

Обычно я сижу на переднем сиденье, но на этот раз забираюсь назад. Туда же садится и Ким. Дверь водительского сиденья хлопает с такой силой, что начинает казаться, она сейчас отвалится. Ничего не подозревающая Стефа лишь машет нам вслед. Я же сижу тихо и неподвижно. Боюсь посмотреть в зеркало заднего вида и удостовериться в том, что щеки горят из-за того, что Тан смотрит. Подумать ни о чем больше не успеваю. Тан останавливает автомобиль, как только мы сворачиваем, и выдает таким тоном, что никакого желания спорить не остается:

— Сядь рядом, Соня.

На это уходит меньше минуты. Я выхожу из автомобиля и пересаживаюсь на переднее сиденье. Остаток пути жду разговоров, но их не следует, зато я замечаю через зеркало заднего вида ухмылку на лице Кима. Его явно забавляет происходящее, пока у меня тут едва не начинается нервный тик.

Во двор дома заезжаем все вместе. Салон машины покидаем синхронно. Я почему-то отчетливо чувствую витающее между нами напряжение, а потому звон ключей от авто мною воспринимается словно выстрел. Я вздрагиваю и поднимаю голову.

— Вернешь тачку завтра, ладно? — просит Тан у Кима.

— Заеду утром за вами.

— Договорились.

Тан подходит ко мне, а Ким заводит двигатель и покидает территорию дома.

— Мама ничего не знает? — уточняет Тан и, дождавшись моего кивка, спрашивает следующее: — Подружка тоже?

— Умгу…

— Долго будем скрывать?

Наш разговор здесь могут увидеть, но я и так понимаю, что время, когда все вскроется, неумолимо приближается.

— Еще чуть-чуть? — предлагаю тихо-тихо.

— Дотерпим до того, когда Киму придется тебя поцеловать?

Я ошарашенно смотрю на Тана.

— Что? — хмыкает. — Он мой лучший друг, а я хотел сломать ему руку.

— Я… не знала, стоит ли говорить Стефании.

— Всем стоит.

Тан злится, и я чувствую его настроение, но здесь не решаюсь подойти и обнять, а сказать что-то не нахожу слов. Мы вместе заходим в дом, разуваемся. Внизу нас перехватывает мама и приглашает на совместный ужин.

— Отказы не принимаются, давайте.

— Отличный шанс, Соня, — предлагает Тан, но я лишь умоляюще смотрю на него и мотаю головой.

— Ясно, — кивает. — Меня к ужину не ждите, не заинтересован.

Пока я пытаюсь переварить сказанное им, он уже поднимается на второй этаж, а мама раздраженно фыркает:

— Ни капли уважения! Как вы с ним общаетесь?!

— Хорошо.

Пожалуй, даже слишком. Уровень нашего общения перешел все допустимые границы, но матери в таком признаться я, конечно, не могу.

Глава 52

Соня

Ужин с мамой и Богданом Петровичем проходит натянуто. Я быстро съедаю свою порцию и отправляюсь в комнату. Жду Тана, но он не приходит ни в восемь, ни в десять, ни после полуночи. Я открываю мессенджер и вижу, что в сети он был тогда, когда писал мне сообщение. С тех пор – не заходил, но я отчетливо знаю, что он дома, просто… обиделся?

Хочу написать ему сообщение, но не решаюсь, так и лежу, полночи ворочаясь в кровати. Утром просыпаюсь разбитой, но на пары собираюсь. Как только телефон оживает входящим, хватаю его с тумбочки и открываю мессенджер.

SkiTan: Жду тебя внизу.

Собираюсь буквально за несколько минут и вылетаю из дома, чтобы поговорить, но не получается. В машине сидит не только Тан, но и Ким, так что я только сухо здороваюсь и забираюсь на заднее сиденье. Едем снова молча. Ребята о чем-то напряженно говорят, но я никак не могу разобрать, о чем именно. Нервничаю. Понимаю, что Тан после вчерашнего обижен. Мы должны были поговорить еще вчера, но я спасовала. Хотела поговорить с матерью наедине. Признаваться сразу и перед Богданом Петровичем страшно.

Когда паркуемся рядом с университетом, Тан перехватывает меня за руку и, повернувшись к Киму, говорит, что они встретятся в универе. Как только мы остаемся одни, щелкает блокировка замков, и я поворачиваюсь к Тану.

— Тебе зазорно сказать об отношениях со мной? Из-за лица? Боишься, что все узнают?

Его голос звучит… надтреснуто. Он не злится, не сжимает руки в кулаки. Спрашивает вполне спокойно, но у меня от этих слов сердце падает куда-то в пятки. Шрам на его лице – последнее, о чем я думала, когда боялась рассказать матери о наших отношениях.

— Господи, конечно же, нет! — восклицаю. — Это вообще неважно!

— Думаешь? — хмыкает. — Разве внешность не важна?

— Тебе важна моя?

— Да.

— То есть будь у меня на лице шрам, ты бы не стал со мной встречаться?

— С большой вероятностью – да, не стал бы.

Я в шоке отодвигаюсь. Видно, что признание дается Тану с трудом, тем не менее он предпочитает не врать, а говорить правду.

— Внешность, Соня, очень важный момент в любых отношениях: любовных или деловых. Как бы несправедливо это ни было, а мы судим человека по внешности. С первого взгляда мы составляем о человеке мнение. По его одежде, по его манере поведения, по его лицу. Ты – красавица, а я – с уродливым куском, который сложно не заметить. Да, сейчас никто не знает, но ты же понимаешь, что это вопрос времени.

— Я никогда не думала…

— Зато думал я, — отрезает.

— Мне совершенно неважно.

— Тогда пошли, — сразу же рубит и снимает блокировку.

Выходит из машины первым, а я, шокированная, иду следом.

— Расскажем всем, что мы вместе.

Тан обнимает меня за талию и прижимает к себе. В обнимку с ним заходим в университет. На нас, конечно же, смотрят. Долго и пристально, кто-то с недоверием. Сейчас наши отношения слишком явно перешагнули отметку “родственные”. Все понимают, что мы друг другу уже не брат и сестра, мы – пара. Мне не стыдно, но неловко. Не по той причине, которую озвучил Тан, а потому что я с таким вниманием сталкиваюсь впервые. Потому что вчера я была жалкой тенью на фоне Станислава Танского, его прибитой сводной сестрой, а сегодня я – его девушка. Позиция куда выше вчерашней, и от этого мне не по себе.

— Так-так-так… что-то я не поняла, — первой меня атакует Стефа, как только Тан меня отпускает. — Еще вчера тебя обнимал Ким, а сегодня что?

— А сегодня правда, — я вздыхаю. — Мы с Таном вместе.

— Офигеть! И давно? Явно ведь не со вчерашнего вечера.

— Около двух недель.

— А Ким?

— Мы не встречались, — я вздыхаю, осознавая, что врала всем.

От дальнейшего объяснения меня спасает звонок, который оповещает о начале пары. Мы со Стефой расходимся по аудиториям, и я выдыхаю, правда, ненадолго. Как только я захожу в аудиторию, все замолкают, хотя до этого было слишком шумно. Явно ведь обсуждали новость, которую обсасывает весь университет. Я, честно говоря, не думала, что это будет так. Я и помыслить не могла, что новость о наших отношениях вызовет такой резонанс. Кажется, я недооценила славу Танского и количество девушек, желающих быть рядом с ним. Половина первокурсниц из моей группы смотрят на меня так, словно были бы очень не против, чтобы я прямо сейчас провалилась сквозь землю и больше никогда не появлялась в аудитории.

Кое-как становится легче лишь с появлением преподавателя. На меня перестают смотреть и сосредотачиваются на лекции. После все повторяется. Яс трудом покидаю вдруг ставшую душной аудиторию и выбегаю наружу. Сразу же отправляюсь в туалет и планирую закрыться в кабинке, но как только захожу, дверь толкают внутрь.

— Ну привет, — передо мной стоит Злата. — Я надеюсь, ты не сильно хочешь в туалет, потому что у меня к тебе очень важный разговор.

— Прямо сейчас?

— Конечно… ты уже натворила глупостей.

После всего, что на меня сегодня свалилось, общаться еще и с ней нет никакого желания, но судя по тому, что ее подружки сторожат вход в туалет, она не пустит сюда никого и не выпустит меня, пока мы не поговорим.

— Ладно…

Выхожу из кабинки и останавливаюсь посреди туалета. Она кивает девчонкам на дверь, и те выходят.

— Мы тут одни, камер нет, никто не услышит наш разговор.

— Он строго конфиденциальный?

— Нет, если захочешь поделиться этим со всем универом, дело твое, — она пожимает плечами. — Я покажу тебе одно занимательное видео.

Она протягивает мне свой телефон и нажимает на “плей”. Мне требуется несколько мгновений, чтобы узнать обстановку комнаты, а затем понять, что на видео – мы с Таном. Лежим в кровати, пока еще одетые, но я слишком хорошо помню этот момент, чтобы не знать, что дальше я буду раздетой. Почти полностью. Ракурс съемки такой, что будет видно практически все, а ведь есть еще и звук.

Я нажимаю на паузу. Глаза застилают слезы.

— Откуда это у тебя?

— Вчера вечером я нашла это видео у Тана в телефоне и скинула себе. Подумала, ты не поверишь мне без доказательств.

Я не знаю, что ей ответить. Слова куда-то резко исчезают, а мысли разбегаются. Я отдаю Злате телефон, не желая смотреть дальше. Зачем? Я и так прекрасно помню, что будет потом.

— Мне очень жаль, но я тебя предупреждала, Сонь… Тан – не золотой мальчик, которого ты приручила, он может быть жестоким. Надеюсь, у тебя хватило ума не спать с ним, иначе… — она пожимает плечами. — Мое предупреждение окажется бессмысленным.

Она прибивает меня окончательно. Я надеялась выйти отсюда с высоко поднятой головой, но вместо этого прислоняюсь к стенке, а затем съезжаю по ней вниз. Злата, к моему удивлению, приседает рядом и даже протягивает мне носовой платок.

— Мне жаль. Тан умеет быть очаровательным, еще и этот шрам… Ты же видела его, да? Его так жаль, но это лишь маска… Он пользуется шрамом, чтобы давить на жалость, хотя и раньше у него неплохо получалось добиваться всего, чего он хочет.

Я закрываю уши руками. Больше не хочу ее слушать. Не хочу. К счастью, Злата больше не настаивает, молча выходит из туалета, и я поднимаюсь следом. На дрожащих ногах подхожу к раковинам, умываюсь. Телефон вибрирует, и я прекрасно знаю, кто звонит, но… не отвечаю. Забираюсь в кабинку и жду, когда начнется следующая пара. Когда это происходит, отписываюсь в нашем чате:

Sonya_Rom: Я в аудитории, не могу говорить.

Остается надеяться, что Тан поверил, и я смогу беспрепятственно покинуть здание университета. Что делать дальше, я пока не понимаю.

Глава 53

Соня

Такси до дома едет почему-то слишком медленно. Я то и дело поглядываю в окно и закусываю губу. Мне кажется, что Тан не поверил, что я в аудитории и ждет меня дома. Ждет, чтобы что? Ответить на этот вопрос я не могу. Он совершенно точно не знает о нашем разговоре со Златой. Это мой мир рухнул, мои глупые мечты быть счастливой вдребезги разлетелись, а у него все по-прежнему. У Станислава Танского не может быть иначе.

Я стараюсь не плакать, но водитель то и дело смотрит на меня через зеркало заднего вида. Смотрит и хмурится. Наверное, я выгляжу неважно. К нему в машину я села уже с воспаленными и красными от слез глазами. Это сейчас я успокоилась и больше не плачу. В конце концов, ничего страшного не случилось. Если верить Злате, то видео — лишь прелюдия и он не станет делиться ею со всем университетом. Я очень надеюсь, что не станет, иначе мои мечты закончить учебу и стать высококлассным специалистом, рухнут.

Когда приезжаем, я едва не забываю расплатиться с таксистом. Мне жутко неудобно перед совершенно незнакомым мужчиной. Я быстро расплачиваюсь и захожу на территорию. Когда не вижу машины Тана, выдыхаю. Он остался в университете. По лестнице взбегаю так быстро, как только могу. Вспоминая ракурс камеры, ищу ее на шкафу, напротив кровати и нахожу. Маленькую, едва заметную. Я бы ни за что ее не увидела, если бы… если бы не знала, где искать. Господи…

В комнате резко становится душно, и я выхожу в коридор. Прижимаюсь к перилам, шумно выдыхаю, когда слышу за спиной:

— Соня? — увидеть маму я не ожидала, поэтому резко разворачиваюсь и смотрю прямо на нее. — Что-то случилось?

— Нет, я просто… у меня разболелась голова, и я пораньше вернулась. А ты? Дома?

— Да, Богдан сказал, что сегодня я могу не ехать на работу, и я осталась.

Киваю и собираюсь скрыться в своей комнате, но мама останавливает меня.

— О чем ты хотела поговорить?

Предыдущая тема иссякла. Рассказывать мне больше не о чем. Разве что о том, что Тан, вероятно, развратил меня, снял видео и теперь может отправить его всем учащимся в университете. Увы, в таком признаваться еще страшнее, чем в отношениях, поэтому я на несколько секунд торможу, не зная, что ответить.

— Я хотела поговорить о квартире, — идея приходит сама по себе. Совершенно спонтанно. — Можем поговорить у меня в комнате? Или у тебя.

Мама кивает и ведет меня в свою спальню. Мой телефон оживает трелью входящего сообщения, но я его даже не открываю. Почему-то уверена, что пишет мне Тан, а разговаривать с ним у меня нет ни малейшего желания.

— Я хочу переехать, — говорю маме, едва заходим в ее комнату.

— Переехать? — мама непонимающе хмурится. — И куда же?

— В нашу квартиру. Туда, где мы жили до переезда сюда. Ты ведь никому ее не сдавала?

— Нет, я не успела, мы только подали объявление и…

— Заберите, я перееду туда.

— Не понимаю, — мама хмурится. — Тебе здесь не нравится? Здесь ведь все есть, дом огромный, готовить не нужно. Я не понимаю. Тебя кто-то обидел? Стас? Это из-за него?

— Нет, мама, я ведь говорила, что мы неплохо ладим. Я просто… нашла работу. Недалеко от нашей квартиры. Мне будет неудобно добираться оттуда сюда, и я бы хотела жить там.

— Работу? Но зачем?

Мама не понимает. Я и сама пока не понимаю, как в итоге выкручусь, но пока это единственное оправдание, которое мне пришло в голову.

— Я хочу пожить самостоятельно. Я ведь уже взрослая, мам… почему нет? Работа — отличный шанс вступить во взрослую жизнь. Я ведь не буду постоянно на твоей шее.

Мама, конечно же, моего стремления быть самостоятельной не разделяет. Смотрит на меня широко распахнутыми глазами и шумно дышит, а затем и вовсе начинает ходить по комнате, но ответа от нее нет, и я начинаю нервничать. Решение уехать пришло спонтанно, но за эти несколько минут уже успело укорениться в моей голове. Для меня это отличный шанс избавиться от влияния Тана. Мы будем видеться только в университете, а там у меня появится отличная возможность его игнорировать.

— Я не понимаю, — восклицает мама. — Спонтанный переезд, самостоятельная жизнь, тебе здесь не нравится?

— Не нравится, — решаю маме не врать. — Я соскучилась по своей квартире. Очень сильно. По комнате, где жила. Здесь… я чувствую себя чужой.

— Вы точно со Стасом поладили?

— Мама, — я закатываю глаза. — Я просто не хочу здесь жить. И я не спрашиваю разрешения, я уже решила, что поеду. Просто прошу тебя дать мне ключи и не препятствовать.

— Господи, — мама садится на кровать. — И что дальше? Зачем тебе сейчас работать? Я не прошу тебя все время жить со мной, но пока ты учишься. Какая может быть работа? Тебе нужно образование!

— Мам…

Я сажусь рядом с мамой, обнимаю ее за плечи и объясняю, что для меня так будет лучше. Да и для них с Богданом Петровичем тоже. Что я ведь не уезжаю в другой город и не поступаю в университет, в который хотела раньше. На этом мама кивает. Вспоминает, видимо, как мы с ней обсуждали возможность моего переезда. Я очень хотела поступить в университет в столице, плакала, когда мама сказала, что ни за что меня не отпустит, да и денег у нас на такое обучение нет. Я поступила в местный университет, так что при упоминании столицы мама резко меняется и соглашается.

— Когда ты собираешься переехать?

— Сегодня.

— Сегодня? Но зачем? Там ведь почти ничего нет, мы не успеем все перевезти.

— Мне ничего не нужно. Одежда поместится в несколько сумок.

— Но к чему такая спешка?

Я понимаю, что мама начинает что-то подозревать и начинаю врать про работу дальше:

— У меня завтра первый выход на работу. Я только узнала, поэтому такая спешка.

Мама что-то еще причитает, но я убегаю собираться. Сгребаю все свои вещи со шкафа и заталкиваю в сумки. Надежда, что мы с Таном не столкнемся, меркнет с каждой минутой. Совсем скоро он поймет, что меня нет на парах и вернется домой. На звонки я не отвечаю, поэтому совсем не удивляюсь, когда он появляется на пороге моей комнаты. Я уже почти собралась. Вещи сложила, осталась только техника, учебники, статуэтки, которые я везла с собой сюда.

— Ты меня игнорируешь? — спрашивает он, едва заходит в комнату. — На звонки не отвечаешь, с пар сбежала. Что это? — Тан замечает на полу сумки с одеждой. — Соня, что это?

— Я уезжаю, — пожимаю плечами. — Нашла работу и уезжаю.

— В смысле? Куда уезжаешь?

— В другую квартиру. Буду жить одна.

— Не понял?

— А что непонятного? — я оборачиваюсь, но столкнуться с ним взглядом не могу. Блуждаю своим где-то на уровне его груди. — Я съезжаю из этого дома.

— Это отец? — тут же спрашивает. — Он что-то сказал или сделал? Если да — уедем вместе. Я поеду с тобой. Ты уже нашла квартиру?

— Тан… — наконец, нахожу в себе силы посмотреть ему в глаза. — Нет никаких нас.

Он замолкает, а я зачем-то продолжаю:

— Я… сегодня поняла, что не смогу. Не буду с тобой. Ты был прав. Внешность очень важна, я красивая, а ты…

Лучше бы я молчала, потому что меня буквально прибивает исходящей от него агрессией и эмоциями, которые сменяют друг друга со скоростью света.

— Урод, да? Это ты хотела сказать?

— Не так грубо, но да, это.

Вскидываю подбородок и сжимаю челюсти. Вынести то, как он на меня смотрит, сложно, но я напоминаю себе о том видео, которое мне показала Злата. Я бы… я бы ей не поверила. Я бы подумала, что это она поставила камеру, когда я оставила ее, чтобы принести ей воды, но… то видео было снято задолго до ее появления в моей комнате.

— Счастливой дороги, блядь, — говорит с презрением и выходит из моей комнаты, шарахнув дверью так, что мне показалось, она слетит с петель.

Стараюсь не думать о том, сколько ненависти было в его взгляде. И продолжаю дрожащими руками паковать вещи, чтобы начать новую жизнь. Новую жизнь, подальше от Станислава Танского.

* * *

Первая часть романа завершена. Спасибо всем, кто был со мной и поддерживал меня. Приглашаю вас на вторую часть под названием "Навсегда с тобой" - https://litnet.com/ru/reader/navsegda-s-toboi-b429006?c=4796935

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Глава 39

Глава 40

Глава 41

Глава 42

Глава 43

Глава 44

Глава 45

Глава 46

Новости

Глава 47

Глава 48

Глава 49

Глава 50

Глава 51

Глава 52

Глава 53