Спаситель [Елена Юрьевна Галинская] (fb2) читать онлайн

Спаситель.

***

10.20, 04.04.19

– Доброе утро, уважаемые пассажиры! С вами говорит командир воздушного судна. Меня зовут Артем Воробьев. Наша команда рада приветствовать вас на борту лайнера авиакомпании «Тюменские авиалинии». Мы совершаем рейс из Москвы в Найроби протяженностью 6660 километров. Время в пути составит 10 часов 50 минут. Через пару минут мы начнем запуск двигателей и руление на взлетно-посадочную полосу. Приятного путешествия!

На табло задорно горели таблички, указывающие на запрет курения и призывающие застегнуть ремни, а командир лайнера в это время повторял свою речь на английском языке. Путешествие действительно должно было быть приятным, ведь это первая ее поездка в Африку, пусть даже и всего лишь в Кению. Это же только начало ее работы с ядами. Надо же откуда то начинать. И желательно оттуда, где ее не смогут достать власти.

Анна прикрыла глаза, откинулась на жесткую спинку, руки машинально схватились за видавшие виды подлокотники, пальцы почувствовали приятную твердость и реальность подлокотника, не хотели его отпускать.

В иллюминаторе были видны снующие люди, которые разгружали тележку с багажом, наполняя брюхо соседнего самолета. Анна открыла глаза и без интереса посмотрела в иллюминатор, на человечков, снующих в зеленой форме возле тележек. Они не очень-то заботились о сохранности багажа, учитывая его способ перемещения на борт.

Стал слышен нарастающий гул двигателей. Руки у Анны вспотели. Она не боялась летать, знала, что это самый безопасный транспорт, но все равно беспокойство начинало точить когти внутри нее, заставляя представлять картинки авиакатастроф. Но, естественно, как свойственно всем людям, где-то намного глубже в подсознании сидел самодовольный жирный божок, который твердил: это может случиться с кем угодно, но только не со мной!

Стюардесса в проходе показывала стандартные действия в случае катастрофы. Анна прикрыла глаза и откинулась на спинку, намереваясь несмотря ни на что задремать, но бубнеж стюардессы раздражал.

Громко цокнув языком, Анна снова села ровно и уставилась в иллюминатор. Там ничего не изменилось, и, поглазев несколько мгновений на взлетно-посадочную полосу, Анна стала рассматривать соседей.

Справа от нее сидел дедуля на вид лет шестидесяти. Анна довольно явно принюхалась, и с облегчением приподняла уголки рта в полуулыбке, адресованной больше своему эго, чем соседу – от деда не воняло. Через проход сидела маленькая девочка, лет девяти на вид. Она внимательно смотрела на действия стюардессы, а ее руки перебегали с коленок, одетых в джинсы, на спинку впереди стоящего кресла, затем на свои волосы, и снова на коленки. Девочка сидела одна.

Перед Анной сидела вероятнее всего парочка, потому что они негромко переговаривались между собой, и время от времени слышны были сжатые женские хихиканья и полусмешки.

Анна обернулась, чтобы оценить соседей сзади – ими оказались два амбала, которые судя по всему не были знакомы – оба сидели в наушниках и делали вид что вокруг них никого нет. Ее внимания они не заслуживали, поэтому Анна снова уставилась в иллюминатор. Нервозность немного отпустила ее, и она решила посмотреть журнальчики, лежащие в кармане сиденья.

Спустя несколько минут самолет плавно двинулся, выруливая на взлетно-посадочную полосу. Анна бросила рекламный журнал на пол под ноги и уставилась в иллюминатор – всяко веселее.

Самолет постоял на полосе, пропуская на взлет тот, что вырулил раньше, а затем двинулся вперед, разгоняясь с каждой секундой.

Лайнер бежал по полосе все быстрее, затем на секунду возникло ощущение, что пол проваливается, а потом земля стала быстро удаляться. По салону прошелся одобрительный гул.

Несмотря на табличку, призывающую оставаться на местах и держать ремень застегнутым, Анна встала, и, хорошенько пнув задремавшего деда в бок локтем, пошла в сторону кухни и туалетов.

– А когда будет разноситься еда и напитки? – голос ее был наглым и самоуверенным, как всегда.

– Девушка, вернитесь пожалуйста на свое место – улыбка сидела на лице стюардессы как приклеенная, – при взлете нельзя передвигаться по салону.

– Просто ответь мне, и я сяду! – капризный голос взрослого ребенка, считающего, что все вокруг ему обязаны. Но с лица стюардессы улыбка никуда не делать, лишь в глазах промелькнула тень.

– Напитки и закуски будут поданы в соответствии с расписанием полета, – стюардесса не нахамила, но и не ответила, и Анна пришла в ярость.

– Простите, пройдите пожалуйста на свое место, во время взлета запрещено передвигаться по салону лайнера – издевательская улыбка стюардессы вывела Анну из себя, но она понимала, что за буйное поведение на борту самолет могут просто вернуть в аэропорт, поэтому развернулась и пошла на место.

При виде нее дедуля предупредительно собрал ноги в кучку, чтобы ей было удобно проходить, и постарался вжаться в кресло, чтобы ее острые локти не достали его. Анну это позабавило, и она злорадно ухмыльнулась.

Сев на место, она нарочито пренебрежительно откинула ремни и кинула взгляд по салону. Стюардессы были в хвосте, никто не вставал со своих мест. Раздавался ровный гул двигателей снаружи и гул голосов внутри. Девчонки, сидящей через проход, не было в кресле. Анна попыталась привстать, чтобы рассмотреть салон и найти девчонку, но поскользнулась на валяющемся на полу глянцевом рекламном журнале, и плюхнулась на сиденье, приложившись затылком о спинку своего кресла. Ее русые волосы, не сильно длинные и густые, хотя ей было всего 22, упали ей на лицо. Она со злостью откинула их.

– Сука! Твою мать! – она яростно пнула ногой журнал, но он уперся в стойку переднего кресла и не двинулся с места.

Обиженно надувшись, Анна отвернулась к иллюминатору и стала разглядывать цветное лоскутное покрывало из земельных наделов, которое пробегало под брюхом самолета.

***

Маленькая девочка, лет девяти на вид, с красивыми, ровно подстриженными волосами цвета спелой пшеницы, которые доставали ей до пояса, шла по салону самолета в проходе между сиденьями. Ее ярко-голубые, небесного оттенка, глаза внимательно смотрели на сидящих в креслах людей. Она окинула взглядом каждого.

Пройдя почти весь салон, она вошла в отгороженную зону, предназначенную для пассажиров бизнес-класса. Здесь было занято всего два кресла. В одном сидел и дремал очень толстый пожилой мужчина, а в другом – молодая женщина со свертком на руках. Она неотрывно качала сверток, глядя на него и улыбаясь ему.

– Какой милый мальчик – девочка остановилась напротив женщины, и с любопытством и тоской осмотрела конверт в руках женщины.

– Спасибо. А откуда ты узнала, что это мальчик? – женщина посмотрела на нее улыбающимися, гордыми глазами матери, и кинула взгляд в проход самолета. – Где твои родители?

– У него голубая ленточка – девочка показала пальцем на тонкую, едва заметную нить, которой был окаймлен край конверта, перевела взгляд ясных глаз на женщину, грустно улыбнулась и пошла дальше, в сторону кабины пилотов.

Женщина настороженно посмотрела вслед девочке, но тут вдруг маленький сверток в ее руках зашевелился, и раздался тоненький писк, который однако резал сердце молодой матери словно нож. Она тут же забыла обо всем вокруг.

***

Семен сидел в кресле и листал газету. Он был доволен собой. В детстве он особенно любил сказку о Робин Гуде, и сейчас он как раз был эдаким своеобразным Робин Гудом, правда он грабил бедных и отдавал богатым, но это уже не столь важные детали.

Как показала статистика, за этот квартал его страховая компания собрала рекордный урожай, и теперь можно было запускать схему банкротства. Собственно, он летел в Найроби чтобы переговорить со своим непосредственным руководителем (руководителем, о котором никогда в жизни ни одна трудовая и налоговая инспекция не узнают) о дальнейших шагах и утрясти все нюансы и детали. И, естественно, оплата. Робин Гуд работал бесплатно, но Семен – нет.

Мимо него прошла маленькая девчонка с прекрасными длинными волосами – будь она лет на 10 постарше Семен точно не пропустил бы ее мимо. Она окинула Семена внимательным холодным взглядом голубых глаз, склонила голову набок, улыбнулась и пошла дальше по салону. Семен посмотрел ей вслед а затем вернулся к своей газете.

***

Рустам беспокойно ерзал в своем кресле. Ему казалось, что кровь его жены все еще на его руках. Он постоянно окидывал их взглядом, чтобы убедиться, что они достаточно чистые.

И зачем только Зарема стала ему высказывать на счет торговли наркотой. Она же знает, что это не бабское дело – как он зарабатывает на жизнь. В этот раз эта стерва его так достала, что он абсолютно потерял контроль над собой. Он помнит, что после перепалки она кинула ему, что однажды кто-то может продать наркотики его ребенку и плюнула в него. А он крикнул ей, что его дети будут не такими тупыми, как она и не станут употреблять героин. Она кинулась к нему и попыталась выцарапать глаза, а дальше все как в тумане… Он очнулся, стоя над ее телом. Вокруг все было в крови. Видимо, он бил ее, бил долго. Руками, затем ногами, о чем свидетельствовали сбитые костяшки и измазанные в крови кеды. След на шее говорил, что он и душил ее. Ну а нож в его руках и рваные раны по всему ее телу явно говорили, что он ко всему прочему еще и зарезал ее, зарезал как грязную свинью.

Ну и что. Она это заслужила. Жена должна быть послушной. А Зарема вечно высказывала ему свое мнение и пыталась изменить его. Сама виновата.

Но отвечать за ее смерть он конечно не будет. Он быстро собрал самое необходимое и приехал в аэропорт, купил билет на ближайший рейс, и вот уже скоро он оставит все проблемы позади. Пока тело найдут, он будет уже очень далеко.

Никто его не найдет. Никогда.

Он снова оглядел свои руки, потом судорожно втянул воздух и прикрыл глаза.

***

16.40, 04.04.19

Фарес бин Саид аль-Багзи ехал на лошади позади каравана. Он и трое его помощников, идущих пешком, перегоняли 30 голов дромедаров из семейной фермы в Таиф. Они шли уже второй день, но к завтрашней ночи должны были прибыть на место. Люди и лошадь были порядком измотаны, хотя и восстановили немного сил, пережидая дневную жару. А вот верблюды наслаждались легкой прогулкой без вьюков. Лишь на пяти из них были небольшие поклажи – вода, еда и необходимый инвентарь для оборудования краткосрочных ночлегов.

Солнце начинало садиться, и скоро на пустыню опустится долгожданная прохлада.

Верблюды шли довольно хорошо и мало капризничали, караван шел с опережением графика на несколько часов. Сейчас начиналось самое хорошее время для перегона, когда прохлада окутывала своим легким покрывалом уставшие и иссушенные тела путников.

Разговаривали мало. Лишь изредка, если Фарес видел, что кто-то из его подопечных собирается сойти с тропы, он кричал одному из помощников, чтобы тот подогнал верблюда.

Сонная тишина и спокойствие пустыни нарушались лишь поскрипыванием песка под копытами животных.

Вдруг Фарес услышал какой-то необычный, нарастающий гул. Этот звук совершенно не походил на привычные звуки пустыни. Лошадь под ним заржала и шарахнулась в сторону от тропы, пошла боком, высоко поднимая передние ноги.

Фарес вскинул голову и внимательно посмотрел по сторонам, окинув пустыню опытным взглядом и перебирая в уме возможные опасности. К нему обернулся один из его помощников, Ясер аль-Язид, который шел ближе всех. И вдруг он закричал, но это были не слова, не предостережения, и не страх. Это были крики беспокойства, с нотками любопытства.

– Фарес, обернись! Кажется, это самолет?

Гул стал угрожающе громким, барабанные перепонки Фареса стали едва заметно вибрировать. Казалось, внутри его головы какой-то маятник очень быстро ходит из стороны в сторону.

Умар бин Абдуласад, шедший впереди каравана, уже останавливал животных, но было слишком поздно. Верблюды испуганно кричали, разворачивались, топтались на месте, озирались вокруг, пытаясь увидеть источник звука и понять, несет ли он угрозу. Несколько самых молодых самцов кинулись в пустыню быстрой рысью.

Фарес обернулся, пытаясь совладать с лошадью, удержать ее на месте.

На высоте нескольких сотен, а может десятков метров, к ним летело огненное чудовище.

Это определенно был самолет, но он горел. Горели двигатели – были явно видны ярко-оранжевые языки пламени, вырывающиеся из огромных турбин, клочья черного дыма застилали все небо за самолетом. В этот момент под брюхом самолета показались шасси. Видимо, пилоты хотели экстренно посадить самолет прямо в пустыне. Глупцы…

Фарес перевел взгляд вперед, туда, куда они шли по тропе караванов – через несколько сотен метров она поднималась на очередную дюну. Самолет просто не успеет ее проскочить, он врежется прямо в нее!

В это мгновение огромная пылающая туша самолета пронеслась мимо их маленького каравана, и, как и предполагал Фарес, случилось худшее. Самолет был слишком низко и продолжал снижаться, а потому он зацепил брюхом и хвостом высокую дюну, после чего хвост подскочил вверх, а нос самолета, уже за дюной, скорее всего нырнул вниз, прямо в песок, но этого Фарес уже не видел. Только предполагал.

Из-за дюны раздался взрыв, подняв огненный ветер и разметав песок. Яркая вспышка ослепила людей и животных.

Через мгновение горячая, обжигающая воздушная волна пронеслась над караваном.

Погонщики отчаянно пытались успокоить оставшихся животных, которые еще не разбежались по пустыне. Краем глаза Фарес заметил, что одного из них, кажется это был Ибрагим, один из верблюдов повалил на песок и потоптался по нему, перед тем как рвануть в обратную сторону, туда, откуда они пришли. Наад от огненного ада.

Все пятеро навьюченных животных – это были их верблюды, с их фермы, которые постоянно сопровождали их в перегонах – стояли рядом с Умаром, беспокойно перебирая ногами и ушами, оглядываясь вокруг. Молодняк же почти весь в страхе разбежался.

– Ясер, помоги Ибрагиму! – крикнул Фарес, а сам в это время отчаянно сражался со своей арабской кобылой, которая никак не хотела подчиняться его командам, напуганная невиданным зрелищем.

Наконец он смог ее приструнить, до предела натянув поводья и всадив шпоры в бока так, что лошадь захрипела и встала на дыбы.

Он немного отпустил поводья и снова ударил по бокам ногами, и лошадь понеслась вперед, в сторону дюны, пролетев мимо каравана и людей.

Раздался еще один взрыв.

Хотя солнце было еще высоко и светило довольно ярко, Фаресу показалось что наступил кровавый закат, а небо заволокло черными тучами.

Лошадь снова замедлила галоп, перейдя на рысь, натужно дышала и хрипела под ним, но он беспощадно вдавил шпоры в бока кобыле, и она снова перешла на галоп.

Добравшись до вершины дюны, Фарес остановил кобылу. Внизу простирался кромешный ад. Обломки самолета были раскиданы на сколько хватало глаз, тут и там виднелся огонь. Ничего целого не осталось. Не было больше самолета – сплошные обломки, обрывки и горящие кучи. Над пустыней поднимался черный, как ночь, дым, обагренный языками пламени.

Фарес тронул кобылу, и она неохотно стала спускаться по крутому склону дюны. Но добравшись до изножья лошадь встала и отказалась идти дальше, как Фарес ни старался ее заставить. Ни шпоры, ни плеть не помогли. Тогда он слез с кобылы, придавил длинный повод найденным тут же камнем, погладил ее морду, нос, прошептал несколько ласковых слов на ухо, попытался как мог успокоить, напоследок сказал: «Жди здесь!», а сам развернулся и побежал к обломкам.

Но чем ближе он подбегал, тем отчетливее понимал, что спасти кого то вряд ли удастся. Не было крупных обломков. Не было видно уцелевших кресел. Не было слышно криков. Лишь треск огня, пожиравшего остатки огромной птицы, созданной людьми.

По щекам Фареса текли слезы, и он не мог сказать, чем они вызваны – едким дымом или скорбью.

Подходя все ближе он чувствовал нарастающий жар и все более едкие испарения.

Вот он подошел к первым остаткам, вещам, которые находились в самолете, а может и частям самого самолета.

Круглое стекло, видимо, иллюминатор.

Журнал, полуобгорелые страницы которого перебирал огненный ветер.

Вот обуглившаяся одежда.

А вот и… Фарес несколько раз всхлипнул в голос. Перед ним лежала оторванная, обгорелая рука человека.

Слезы текли ручьем, он уже и не пытался их остановить. Как зачарованный, он шел дальше, оглядываясь по сторонам.

Шарф, закрывающий рот и нос от песка, уже не спасал от гари, и он закашлялся. Черный дым мешал разглядеть что-либо, лез в глаза, вызывая зуд и жжение.

–Фарес! Фарес, осторожнее!

Он обернулся, и увидел что за ним бежит Умар. Глаза его были огромными и испуганными, он отчаянно жестикулировал руками. Вот он на ходу окутал лицо нижней частью куфии, чтобы дополнительно защитить рот и нос. Фарес остановился и дождался его.

– Зачем ты пошел сюда? Здесь может быть опасно – голос Умара звучал приглушенно и невнятно.

– Мы должны попытаться спасти их, спасти выживших! – в речи Фареса чувствовался надрыв.

– Посмотри на это! Посмотри, тут ничего не осталось! Ничего не уцелело. Никто не выжил! Нам надо уходить, пока мы сами не угорели от дыма! Ясер уже пытается связаться со спасателями, а нам тут делать нечего!

Фарес отвернулся от него и пошел дальше, насколько только позволял жар и дым пожарища, рассматривая сквозь клубы густого черного дыма остатки самолета. Умар, все еще вопрошая к его здравому смыслу и уговаривая вернуться, все же шел следом.

Спустя пять минут совместных блужданий по окраине места катастрофы (они не могли подойти ближе из-за жара и едкого дыма), они уже с трудом могли видеть, их рот и нос были полны дыма, они кашляли и еле дышали. Наконец, Фарес признал, что Умар прав – выживших нет.

Они увидели огромное количество останков – обгорелые руки, ноги и почти полностью тела, но все они были покрыты черной коркой, говорящей о явном отсутствии жизни в этих телах. Никто не кричал, не плакал и не взывал к ним. Кроме треска и гула огня, других звуков не было. Фарес остановился и знаком показал Умару, что они возвращаются, как вдруг взгляд его упал на довольно большой кусок пластика – часть крыла или фюзеляжа, лежащего поодаль, у подножия соседней мелкой дюны. Он лежал метрах в двадцати от них, и Фарес уловил за ним какое-то движение. Он кинулся к бело-серой пластине, только слегка подкрашенной дымом и обугленной по краям.

И вдруг ему на встречу из-за этой пластины вышла девочка.

Фарес встал как вкопанный, и Умар наткнулся на его спину. Девочка подняла на них свой взгляд небесно-голубых глаз, и смущенно и грустно улыбнулась. В руках она сжимала некогда белый, а сейчас грязно-серый сверток.

Если не считать измазанных гарью щек, на девочке не было и следа катастрофы, в которой ей удалось выжить. А она точно была с самолета, больше ребенку в пустыне взяться было неоткуда. Ближайший город отсюда – Таиф, но до него было около пятидесяти километров. Других поселений поблизости не было. К тому же эта девочка явно не была саудиткой – светлые длинные волосы, голубые глаза, и абсолютно неподобающая одежда – штаны и рубашка.

– Что случилось? – от ошеломления Фарес не догадался сказать ничего лучшего.

– Авиакатастрофа – голос девочки был тоненьким и звенящим, как колокольчик на лугу. В нем вовсе не было признаков испуга или шока. И она говорила на чистейшем арабском, но об этом Фарес задумается позже.

Фарес и Умар кинулись к ней.

– Как ты попала сюда? Ты была в самолете?

– Да.

Умар обернулся на поле, напоминающее ад.

– Как тебе удалось выжить?

Девочка внимательно посмотрела на него. Она нахмурилась, а затем, помолчав несколько мгновений, ответила:

– Я внимательно смотрела на объяснения стюардессы. Что нужно делать в случае внештатной ситуации. И я была готова.

Она вдруг протянула Фаресу грязный сверток, который держала в руках. Он с изумлением обнаружил в нем спящего младенца. Спящего или мертвого.

– Он спит – она будто прочитала его мысли, – это хороший мальчик.

Затем она повернулась к Умару и сказала:

– Разве законы Шариата позволяют насиловать женщин и детей? – она хмуро смотрела на Умара, – нет… Конечно же нет.

Несмотря на смуглую кожу, Фарес заметил на лице Умара смертельную бледность.

– По-моему, девочка ударилась головой и несет какую-то несуразицу – однако говоря это, Умар старательно отводил глаза от Фареса, а на лбу его выступил пот.

В сердце Фареса закралось страшное подозрение. Три недели назад Умар сопровождал туристов – женщину и девочку-подростка, которые, по его словам, пропали в пустыне, когда он спал.

Внезапно девочка метнулась к Умару и дотронулась до его лба, провела ладонью по щеке. Его тело напряглось как от электрического тока, глаза вылезли из орбит, а потом из песка под ним вылезла дюжина скорпионов и несколько кобр и песчаных эф. Вся живность кинулась к Умару и стала кусать и жалить его. Фарес в страхе отскочил, вскрикнув, и оттащил девочку. Спасти Умара уже было невозможно. Фарес в ужасе посмотрел на девочку, но та лишь улыбнулась ему скромной улыбкой, а глаза ее как будто стали источать некое свечение. Она ласково дотронулась ладошкой о его глаз, убирая из его памяти и сознания последние несколько мгновений.

Когда Фарес открыл глаза, Умара рядом не было, как не было его в памяти Фареса и в поиске вместе с ним выживших последние полчаса.

– Больше тут живых мы не найдем – девочка развернулась и пошла к лошади Фареса.

***

Предупрежденные по телефону, брат Фареса Мансур с женой Марам, уже ждали его, когда он, практически загнав лошадь, прискакал к их дому на окраине Таифа.

Он спрыгнул с кобылы, взмыленные бока которой быстро опускались и поднимались со свистом и хрипом, и снял с нее светловолосую девочку. Сверток с младенцем был привязан к его животу.

Марам схватила поводья и повела кобылу к бадье с водой, успокаивая ее по дороге и нежно гладя ее морду.

– Единственная выжившая в авиакатастрофе. Она держала в руках младенца. Больше там живых нет. – говорить Фарес мог с трудом, горло саднило, а глаза до сих пор слезились. Он отвязал сверток с младенцем с живота, – вы позвали врача?

– Да, я здесь, – из дверей дома вышел пожилой араб, местный доктор и их старый друг Абдулкарим бин аль-Хакам. Он протянул руку девочке и проговорил:

– Пойдем со мной дитя. Не бойся.

– Вы хороший человек – глаза девочки радостно вспыхнули и она зажмурилась, улыбаясь, от удовольствия, вложив свою ладошку в руку пожилого доктора.

Второй рукой доктор бережно взял сверток с младенцем и они скрылись в дверях дома.

– Девочка не выглядит саудиткой – Мансур нахмурился, – но прекрасно говорит на арабском.

– Да, ты прав. Это странно. Никто не выжил, а она – да. Единственная. Вышла к нам со свертком в руках. Жутко смотреть. Одни тлеющие останки, куски тел… И тишина. Это зрелище будет со мной до конца моих дней.

По щекам Фареса заструились слезы.

– Такая трагедия – и так близко от Мекки.

Браться помолчали, каждый думал о своем.

– Кобыла легла – Марам пришла и с грустью посмотрела на мужа и его брата.

– Ничего, все обойдется – но Фарес понимал, что скорее всего загнал кобылу. – Мне нужно будет найти другую лошадь чтобы вернуться в пустыню и попытаться собрать верблюдов. Да и Ибрагиму досталось, им нужна будет моя помощь.

– Я попрошу у соседа, он даст. – Мансур сразу же направился в сторону соседских домов, а Марам ушла в дом.

Фарес постоял на улице, затем обошел дом. С другой стороны дом граничил с небольшим обрывом, и сюда выходила еще одна дверь. Стоя на пригорке, Фарес с грустью смотрел на бескрайнюю желтую пустыню, расстилающуюся перед ним, затем развернулся и пошел в дом.

Доктор занимался младенцем. Увидев Фареса, он заговорил с ним:

– У девочки абсолютно никаких повреждений, она здорова. Даже шока нет. Младенец тоже в порядке, правда голоден, вероятно. Это просто удивительно. Никогда не видел своими глазами, чтобы выжившие в авиакатастрофе не имели никаких повреждений, учитывая масштаб трагедии. Я конечно заберу обоих в больницу, я уже договорился. Необходимо проверить внутренние органы, нет ли скрытых повреждений. Девочка прекрасно говорит по-арабски, но она не представилась и не говорит, откуда она, где ее родители. А тебе я написал, чем промывать глаза, чтобы очистить их от гари. И тебе надо будет поделать ингаляции. Когда вернешься в город зайди ко мне в больницу, возможно этого не хватит.

– Хорошо.

– Я не поеду в больницу – девочка стояла воле окна и смотрела на пустыню. Потом она развернулась к ним и повторила – не поеду.

– Но тебе нужно обследование, нужна помощь! – доктор говорил мягко, но уверенно.

– Нет. Я пришла к вам, пришла сюда. Но это неспроста. – Она снова развернулась к окну, – Земля стонала и просила о помощи. Уже очень давно. И вот наконец Бог внял и ответил на ее мольбы. Его просили о помощи, и помощь пришла. – голубоглазая маленькая девочка отвернулась от окна. Она смотрела на ошеломленного доктора и Фареса, немного склонив голову набок, с легкой полуулыбкой, а глаза ее – небесно-голубые глаза, казалось, светились мягким светом.

– Вы думаете, что Бог, Аллах, Христос, Будда, Шива… Как вы его называете – это не суть. Вы думаете, Бог милосерден и добр? Но нет. Он жесток и ужасен. И он – как вы это называете? Бессердечен! Да, Бог бессердечен, и он зол. Зол на вас, смертных двуногих глупых созданий, за ваше отношение к его подарку, к Его творению – этой чудесной планете. Она и впрямь прекрасна. Лучшая из всех, что я видела пока что. Но вы ужасно ее изуродовали. И Его и без того злобный нрав сейчас взвинчен до предела вашими деяниями. Посмотрите на себя. Посмотрите на вашу планету – ваш дом! До чего вы ее довели. Как вы относитесь друг к другу и другим людям. Что вы делаете с дикими тварями, населяющими Его творение! И перед тем, как послать на ваши головы кары небесные, к вам пришла я – чтобы попытаться спасти вас. Хотя, учитывая то, что я успела узнать о вас за последние сутки, я не вижу в этом смысла. Но такова моя задача – попробовать очистить планету от скверны. Если я не справлюсь, тогда, думаю, он просто в ярости уничтожит все. Но вы сами виноваты. Вам давалось множество шансов, и каждый раз вы упускали их. Этот – последний. Пришла пора очищения. Достойные будут жить, а недостойные падут, так или иначе. Бог жесток, но он справедлив.– С этими словами девочка развернулась и ступила за дверь дома, выводящую на пригорок над пустыней.

Закатное солнце светило над пустыней, собираясь и отражаясь красными огоньками от мириадов песчинок.

Далеко на горизонте виднелась зарождающаяся песчаная буря. Буря тысячелетия, призванная изменить все.

Галинская Е. Ю.

14.10.18