О пользе шахматного проигрыша [Юрий Темирбулат-Самойлов] (fb2) читать онлайн
- О пользе шахматного проигрыша 466 Кб, 14с. скачать: (fb2) читать: (полностью) - (постранично) - Юрий Темирбулат-Самойлов
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Юрий Темирбулат-Самойлов О пользе шахматного проигрыша
– Да п-ш-шёл ты! – шахматная доска вместе с немногочисленными фигурами, остававшимися на ней после сокрушительного поражения слесаря-орденоносца Василия Карповича Безродного шумно полетела со стола. – Дя-адь Вась… – виновато-вежливо улыбаясь, пытался успокоить проигравшего победитель, коим сегодня, как, впрочем, и вчера, и позавчера, был привычно уже пожертвовавший ради игры нормальным обедом его новый сосед по лестничной площадке молодой симпатичный лейтенант-«кагэбэшник»1 Тимур Султанов. – Игра же честная была, по правилам. – Ага, честная! Только по каким таким правилам? Может, по вашим секретным чекистским? Да я отродясь порядочного особиста не видывал! Даже днём с огнём, с ярким факелом. Ау-у! Честные чекисты-и! Где вы-и?.. – благородная ярость известного и заслуженного в масштабах районного города шахматиста-ветерана, до глубины души уязвлённого подозрительно быстрым разгромным проигрышем, позорнее которого может быть только «детский» мат в три хода, и не думала угасать. – А туру мою ты забрал честно, справедливо? А офицера до этого? Чего лыбишься?.. Вот, дам телеграмму отцу твоему, пусть знает прославленный генерал, как некоторые его отпрыски здесь без родительского пригляда жульничают, уважаемую воинскую династию срамотят! – Ну-у, дядя Вася, это ты зря. – Зря, говоришь? Да к твоему сведению, в этой, что ни на есть древней умственной игре даже египетские фараоны и китайские самураи не мошенничали! Честь шахматную блюли свято. Вплоть до харакири, если что не так. – Самураи в Японии, наверное, были, а не в Китае. – Да хоть в Монголии… главное, что в шахматной игре всё у них честно и благородно происходило, не то, что у нас тут с тобой. Взялся настоящий, уважающий себя игрок за пешку, так не походить тут же этой самой пешкой для него пуще смерти! – То есть, взялся – женись, так, дядь Вась? – Вот-вот… а женился – держись. Ходи, а не ставь обратно, как мелкий трус. А то, ишь ты!.. Гроссмейстер тоже мне, Петросян-Спасский2, тудыт-твою… – Дядь Вась… но, ведь ты же сам сколько раз перехаживал заново. Я даже слова ни разу не сказал. – Чего ты врёшь, чего брешешь, как школяр-двоешник на экзамене, морда твоя протокольная… да я, если и притронулся разок-другой не к той фигуре, дык, это же в задумчивости… понимать надо! Не отрывал же я при этом фигуру от доски, как некоторые тут служивые. Шахматная корректность – это, молодой чемодан, извиняюсь, человек, не спекулянтов да ворьё разное по тюрьмам прессовать-мордовать. – А вот это, дядя Вася, ты уже совсем зря. Что значит «прессовать», да ещё и «мордовать»? Скажешь, тоже… – обиделся не улыбающийся уже Тимур. – Давай, не будем путать божий дар с яичницей. Госбезопасность – это тебе не банальная милиция, чтобы размениваться на мелких воришек и спекулянтов, любому из которых, справедливости ради стоит заметить, и не помешала бы пара крепких подзатыльников. Наш профиль куда серьёзнее, мы… – Чего опять зря, чего зря-то? – продолжал, раздражённо перебивая, наседать шахматный авторитет ближайших городских кварталов Василий Карпович. – Знаю, что ты хочешь сказать. Дескать, профиль твой – матёрые шпионы и диверсанты, забижающие нашу священную советскую Родину по приказанию хищных капиталистических акул проклятого загнивающего Запада. А что, масло и мясо с прилавков наших магазинов тоже агенты ЦРУ3 растащили? Да я уж какой год все более-менее ценные продукты тайком по великому блату покупаю. Вона, где злоумышленников-то искать надо! И ещё, конечно, сам Бог велел – за шахматной доской. Признайся вот, Тимурка, как на духу партнёр партнёру, шахматист шахматисту: ты за всю свою службу в твоём серьёзном, как тебе кажется, ведомстве хоть одного шахматного вора в тюрьму посадил? В международном, если уж твой профиль шпионы, масштабе. Спёр, например, какой-нибудь иностранный буржуазный гроссмейстер – прихвостень империализма незаметно у нашего Ботвинника4 или Таля5 коня, или там другую фигуру с доски на ответственном чемпионате, и таким нечестным коварным способом выиграл… и подорвал престиж СССР как первого в мире социалистического государства… – Ну, ты даёшь, дядь Вась… – Тимур с трудом сдерживал накативший смех, боясь ещё пуще, чем шахматным разгромом, обидеть пожилого, почти шестидесятилетнего, предпенсионного возраста человека. – Да такое невозможно в принципе! Во-первых, на гроссмейстерском уровне каждая из сотен комбинаций держится наизусть в памяти игроков. Во-вторых, за игрой на международных турнирах наблюдает слишком много людей, в том числе и журналистов из разных стран, телевидение своих камер не отводит, кинодокументалисты. Да и, каждый ход обязательно фиксируется и самими игроками, и судьями-рефери, и болельщиками. Что за чушь?.. – Ах, чу-ушь? Ну, тогда скажи, уважаемый страж государственных секретов, почему ты сам-то ходы не пишешь, и сколько ты у меня сегодня из- за такой бесконтрольности слямзил фигур, пока я в туалет бегал? – Дядя Вася! Да угомонись ты, в конце-то концов! Мания у тебя какая-то нездоровая, будто бы все партнёры только и мечтают, как обокрасть твою шахматную доску. Если хочешь, с завтрашнего дня будем всё чётко записывать, фиксировать… а сейчас давай-ка, прекратим этот бестолковый разговор, допьём по-соседски свой чай с вареньем, и мне пора на службу, да и тебе тоже на работу – обеденный перерыв заканчивается. Завтра под свою аккуратную запись и отыграешься. – И отыграюсь с лихвой, такой мат вкачу, что надолго зауважаешь Василь Карпыча Безродного! А про партнёров я не про всех говорю, а только про некоторых – особо прытких и жуликоватых… ну, и соседа же послал мне чёрт на этот раз! Кто только раньше ни жил в вашей нынешней квартире, и от каждого какой-то прок, да был. От врача, например, – больничный лист время от времени, от продавца – колбаска копчёная из-под прилавочка, одежонка импортная из особой кладовочки, от третьего – ещё что-то такое-эдакое пользительное… а с чекиста – одно расстройство. – Вот-вот, дядь Вась, честный ты наш труженик, уже второй раз за последние четверть часа заикаешься о блатных покупках дефицита через знакомых продавцов. А как же с классовой принципиальностью и солидарностью орденоносного строителя коммунизма? Ведь не у всех равноправных по закону граждан страны соседи в торговле работают. Что скажешь? – А я пошутил, товарищ лейтенант госбезопасности! Ха-ха!.. Знаешь, откудова на самом-то деле у меня, простого советского работяги, полный холодильник само-разной доброкачественной провизии, которой никакого, хоть самого великого гостя попотчевать не зазорно – даже вашего председателя всего КГБ, если вдруг случайно нагрянет? – И откуда же, дядь Вась? – А оттуда… именно как сознательный, высокоидейный строитель коммунизма, я по утрам регулярно прослушиваю по радио последние известия, а по вечерам смотрю все подряд телевизионные информационные программы. И, как только начинается торжественное песнопение дикторов о перевыполнении нашими колхозами и совхозами планов по производству молока, мяса, яиц, овощей, фруктов – я тут же настежь распахиваю дверцу своего холодильника, стоящего, обрати внимание, прямо напротив радиоприёмника. А он, холодильничек мой, как видишь, не самый маленький из выпускаемых нашей высокоразвитой промышленностью. – И, что?.. – А то самое!.. К концу передачи холодильник уже автоматически полон по самый верх, аж ломится, всего, о чём только что услаждали мой слух кормильцы-дикторы. Ну, вдобавок, смотрю я и слушаю не только вести с полей и ферм, а ещё и репортажи с предприятий отечественной пищевой индустрии, производящих, судя по отчётам, лучшие в мире конфеты, консервы, сыры, колбасы. Съедать это изобилие даже всей дружной семьёй мы до следующего эфира ну никак не успеваем, хоть выбрасывай. Боимся, как бы жиром не заплыть совсем, и не сделаться похожими на тех буржуев, которых в наших газетах и журналах на карикатурах рисуют. Так вот и живём-можем! – Ты, дядь Вася, хохмач-самоучка, однако! Тебе бы на эстраде сатириком вроде Райкина6 выступать, прославился бы элементарно… – Хохмач, не хохмач, а ты, как добросовестный контрразведчик, можешь в своей служебной рапортичке так и записать: мол, в результате блестяще проведённой секретной оперативной разработки посредством собственноличного внедрения в круги лучших шахматистов города геройски разоблачил среди них ярого антисоветчика-отщепенца и злобного клеветника Безродного Василия Карповича такого-то года рождения, гнусно иронизирующего над нашей всенародно-счастливой социалистической действительностью. Глядишь, медальку дадут за бдительность. И звездульку ещё одну добавят на погоны, старлеем досрочно заделаешься. А чего? – Да ну тебя, дядь Вась… нашёл тоже карьериста-доносчика. Можно, лучше я вопрос тебе задам, только что возникший? – Да хоть десять! Если только пообещаешь спрашивать без глупых провокаций ваших антишпионских. – Хорошо, обещаю без провокаций. Ты, дядя Вася, конечно, извини, но Безродный – фамилия, слишком уж похожая на искусственную, на псевдоним своеобразный, какими в своё время обзаводились многие профессиональные революционеры или бунтарски настроенные по отношению к правящему царскому режиму интеллигенты, люди творческих профессий – Горький, Бедный и так далее. А вот в твоём личном случае как? Ты ведь рано, ещё в детстве осиротел, как известно из твоих же редких рассказов разным людям. Рано, но как именно, ты ни разу никому не поведал. – И сюда ваши пронырливые чекистские щупальца проникли… ничего не скроешь! Ну, ладно, об этом как-нибудь потом поговорим, если прощу я тебе, конечно, твоё наглое систематическое воровство. – Дядь Вась!.. Я уже начинаю уставать от твоих беспочвенных подозрений и обвинений. Какое воровство? Не было… – Чего не было-то? Да что вы, чекисты, окромя как шпионить за честными людьми да тырить шахматы с доски, вообще умеете, в отличие от тех же продавцов и врачей? Да ни один из этих моих бывших соседей не позволял себе такого! Почему я и почитался столько лет как законный чемпион среди приличных людей. Вот так! – Дядь… – Помолчи, мелюзга! Не перебивай, а слушай старших, как, между прочим, правильно учит твоя мусульманская вера. – И твоя, христианская, кстати, тоже. Хоть я и не верующий, а – атеист, коммунист, но старших уважаю просто как воспитанный человек. – Это ты-то воспитанный человек? Ой, уморил! Тем более помолчи в тряпочку, коммунист. И слушай пусть беспартийного, неграмотного, но более опытного по жизни товарища. Так вот, значит… как только ты после всех тех, про кого я говорил, появился в моих соседях, так и… – И начал ты, дядя Вася, регулярно проигрывать в шахматы? – Да научишься ты, наконец, когда-нибудь слушать собеседника, в отцы тебе годящегося не только по возрасту, а и по шахматному авторитету?! – Хорошо, хорошо, хотя с обеда мы оба уже безнадёжно опоздали. – Да всё равно бездельники вы там все в вашей конторе секретной, и ничего государство от твоего опоздания не потеряет. А я отбрешусь у себя как-нибудь, на работе меня моё начальство уважает. Значит, вот… как ты появился… в общем… если бы не твоя умница жена Эльвира, которая нам с моей старухой сразу пришлась по душе, и которую огорчать не хотелось бы, давно б я повредил твой безмозглый череп шахматной доской… сам знаешь, за что. – Дядя Вася, ну не обзывай, пожалуйста, старухой такую милую женщину, как твоя жена, которая сто очков вперёд даст многим молодухам по красоте и стати. И перестань так упорно провоцировать скандал – всё равно не получится. В чемпионах среди соседей ты когда-то ходил, возможно, и справедливо. Но вряд ли только потому, что шахмат у тебя с доски никто не «тырил». Просто игроки они, скорее всего, были никудышные. – Да, ты!.. Забываешься, щенок! – Тихо, тихо, Василий Карпович… эпитетов неуважительных в мой адрес на сегодня, я думаю, хватит. Что же касается «практической полезности» того или иного твоего, дядя Вася, соседа, это ещё как сказать… Может в жизни статься так, что не череп ты мне захочешь повредить доской шахматной, а обнимать и целовать радостно как брата или сына. – Чего-о? Ах-ах-ах! Говори, да не заговаривайся, кутёнок! Что, как знакомый законник от тюрьмы спасёшь в случае чего, или, на худой конец, с камерой на солнечную сторону поспособствуешь? Гляди-ка, ты! Так ведь, уважаемый товарищ чекист, слесаря шпионами не бывают. За что их по линии госбезопасности привлекать, ну?.. Меня в городе знают. Чуть не с пелёнок работаю на свой народ как ишак. С городской Доски почёта мой портрет не сходит. Да и ордена государственные рядовым трудягам за просто так не дают, не то, что вашему брату госбезопаснику… который даже в шахматы без мошенничества сыграть не способен. Тьфу на вас с нашего трудного, но честного рабочего места. Практическая по-ольза, да с поцелуями благодарными… ещё раз тьфу! Наливай ещё чашку чаю, на посошок, как у алкашей говорится, да топай в свою шарашкину контору продолжать бездельничать. – Ладно, дядь Вась, что с тобой спорить, побегу, не до чаю уже… но пообещай, что не откажешься, как вскользь обнадёжил меня, вернуться к разговору о твоей фамилии. Что-то зацепил меня этот вопрос. А, может, всё-таки расскажешь прямо сейчас, если она у тебя действительно не та, какая была изначально, от рождения? – Ишь ты, протобестия оперская! А, может, тебе ещё и ключик от квартиры? Сказал, потом как-нибудь, значит потом… – Хорошо! Тогда предлагаю забыть пока об этом разговоре. Хотя бы на месяц, как предписывает классическая бюрократия. А там время само покажет, что дальше. – Беги, беги. Конечно, покажет, куды ж оно, времечко, денется… Прошёл месяц. Терпеливо выждав этот обусловленный «классически бюрократической» просьбой Тимура срок и, демонстрируя снисходительное великодушие – ещё дополнительные недели две, Василий Карпович Безродный начал понемногу подтрунивать над младшим шахматным партнёром, ехидно осведомляясь в ходе каждой очередной партии: – Ну, как там наш Комитет государственной безопасности бдит во благо отечества? Полезностью своей хвастливой, поди-ка, завалили вы, ребята, всю страну от края и до края? А? Особенно квартирных соседей своих ближайших. Ну-ну… молчишь, товарищ гвардии лейтенант, – значит, сказать, как всегда, нечего. Ой, тьфу, оговорился я. Просто… товарищ лейтенант. Какая может быть гвардия в таких хилых конторах, как твоя? Гвардия – это в действующей армии отборные, непобедимые войска. А вот мы сейчас и поглядим, какие вы, чекисты непобедимые… итак, ваш ход, товарищ просто лейтенант!.. Да подумай хорошенько, прежде чем фигуру от доски отрывать, перехаживать не дам. – Вам мат, дядя Вася! – Где?! Не может быть! – Да вот же… – Нет, что-то тут опять не то! Нутром чую. Давай проверять ходы! В обратном порядке. – Да-вай… – обречённо вздыхал оперативник, украдкой поглядывая на часы. Нет, ещё одну партию доиграть до конца уже не успеется из-за этой глупой ревизии ходов. Ох, дядя Вася, дядя Вася… В один из предновогодних дней Тимур вдруг не явился в начале обеденного перерыва ни к себе домой, ни к соседу – «гроссмейстеру городского масштаба» Василию Карповичу, чтобы за чашкой чая сыграть привычную партейку-другую в шахматишки. Василием Карповичем сей удивительный факт неявки партнёра-противника на домашний турнир был расценен как чрезвычайное происшествие. Такого уже давно не случалось. Изо дня в день ровно в тринадцать десять (Василий Карпович, работавший на предприятии, расположенном неподалёку, прибегал обычно минут на пять раньше) к подъезду подъезжала легковая машина, из которой выходил элегантный красавец в штатском Тимур и лёгкой походкой поднимался на этаж, где располагались квартиры его и Василия Карповича. А вот сегодня… Василий Карпович забеспокоился, запережевал, занервничал. Он уже так привык к этим своим обеденным перерывам с Тимуром и обязательными шахматными баталиями, пусть с перепалками, со спорами, но без которых чего-то уже так не хватало… В расстройстве он внутренне пришёл к компромиссной готовности простить Тимуру многое, даже досадные, унизительные для шахматиста с сорокалетним стажем регулярные проигрыши, которые приходилось терпеть от него. Но только бы не эта неизвестность. Ну, где же этот добродушный чекист-оперативник, который, может быть, и вправду не воровал с доски никаких фигур? Ладно уж, Бог с ним, что нет пока от него, как от соседей-предшественников, никакой материальной выгоды. Пусть! Но пусть он и не нарушает установившейся при его же прямом соучастии традиции – «ни обеденного перерыва без шахмат»! В смятении чувств совершенно непьющий Василий Карпович подошёл к серванту, задумчиво оглядел выстроившиеся, как на параде, среди хрустальной и фарфоровой праздничной посуды бутылки отборных спиртных напитков – гости-то в доме бывали в основном далёкие от той трезвости, какую проповедовал для себя, но не навязывал другим сам хозяин, чужие традиции уважающий. Достал водку «Посольская», коньяк «Юбилейный» кавказского розлива, вино с иностранной этикеткой, выставил всё это на большой полированный, предназначенный для торжественных трапез стол в зале. Зачем, и сам не знал – ведь начинать праздновать Новый год вроде рановато, ещё полтора рабочих дня впереди… – но хотелось сделать именно это. Прошёл на кухню, открыл холодильник. Достал из его недр по банке хранимых для особых случаев красной лососевой и чёрной осетровой икры. Ещё кое-какой мало доступной простому смертному в Советском Союзе закуски – крабовых консервов, колбасы «сервелат», балтийских шпрот, португальских маслин, марокканских апельсинов. Зачем и это, он также не задумывался. Действовал как по какому-то наитию… На работу после обеда в этот день Василий Карпович не пошёл, позвонив секретарю начальника цеха и сославшись на неожиданно напавшую хворь. Долго лежал на диване, уставившись грустными глазами в потолок. К вечеру, когда за окнами уже стемнело, из прихожей раздался звонок. Не скромно-вежливый, как обычно звонят незваные посетители, а – в манере либо представителей власти, либо членов семьи – требовательный, настойчивый, длинный. Незнамо от чего волнуясь, Василий Карпович соскочил с дивана, шагнул в ванную комнату, ополоснул водой, тщательно причесал и спрыснул из пульверизатора одеколоном волосы. Вздохнув, пошёл к двери. Открыв, обомлел: показалось, что смотрится сам на себя в упор в большое зеркало… Обернулся назад, потом опять ошарашено глянул перед собой. «Не свихнулся ли я совсем с этими шахматами, если уже сам себе мерещиться начинаю?» – мелькнула мысль, и сознание уже готово было покинуть беспредельно озадаченную голову немолодого шахматиста, вдобавок ко всему страдающую, видимо, ещё и от перегруженности сверх меры разгадыванием иногда ночами напролёт сложных игровых комбинаций. Упасть не успел. Седовласое отражение со слезами шагнуло навстречу и крепко обняло его: – Брат!!! Едва державшийся на ногах Василий Карпович полубессознательно зарыдал в ответ: – Братишка! Возникший как из-под земли сосед-чекист Тимур мягко подтолкнул обнимающихся зреловозрастных мужчин внутрь квартиры. В мозгу понемногу приходящего в себя Василия Карповича начала, наконец, проясняться суть произносимого человеком, оказавшимся действительно его родным братом. – Я знаю, что тебя теперь Васькой зовут. Только фамилию ты какую-то мудрёную выбрал – Безродный… А я уже сорок пять лет как Афанасием числюсь. Фамилию же мне, совсем маленькому мальчишечке, не помнящему своей собственной, предложили в детдоме совсем простую – Мельников. Капризничать и отказываться не стал. А ты-то как? – Тоже в детдом тогда попал, – всё сразу вспомнив, со слезами счастья отвечал Василий Карпович. – А сразу после войны удрал. Помотался по разным родственникам, нигде не прижился, и вот, осел здесь двадцать с лишним лет назад. Женился уже на четвёртом десятке, троих детей нажил, вырастил, всё как в других обычных семьях. Заявятся попозже каждый со своих занятий, познакомишься. Орден имею за трудовые заслуги перед государством. В шахматы мне равных нет во всём городе… а ты, случайно, не играешь? Нет? Ну, и ладно. Вот, в целом, так… а сам-то ты? – От тебя не отстал – тоже троих детишек строганул. Дочери-погодки уже взрослые, старшая институт заканчивает, вторая то же самое через год. А сынишка-старшеклассник ещё не определился окончательно, но, наверное, сначала армию отслужит, а уж затем выберет себе дорогу по жизни основательно. Всё нормально. На Урале живём, приезжай с семьёй в гости, мои так рады будут! – Седой ты, братишка Афоня… прямо как лунь. Хотя до пенсионного возраста, как и я, ещё пока не дожил… – А ты сам-то… хлебнуть ведь нам пришлось, поди, поровну. – Да-а… ну, а от родителей, ты не в курсе, хоть что-то осталось после той ночной бомбёжки, когда мы все растеряли друг друга? – Погибли оба сразу, под одной бомбой – и отец, и мать… мало что от них осталось, но, тем не менее, найденные и опознанные останки были похоронены как положено, по-божески нашей старшей сестрой Машей. Мы с ней разыскали друг друга относительно давно, у неё тоже в основном нормально, если бы ещё муж так не пил… А ты вот затерялся. Теперь, наконец-то, нашёлся. Спасибо твоему знакомому, – Афанасий кивнул на скромно стоявшего в сторонке Тимура. Тимур подошёл, с тёплой улыбкой приобнял Василия Карповича: – А ты, дядя Вася, говорил, что от чекистов никакого проку добрым соседям. Продул ты спор. В пух и прах! Так что, с тебя, дорогой, причитается как минимум бутылочка, в качестве встречного новогоднего подарка, а? – Чудеса… – утирал, размазывая по лицу, слезы Василий Карпович, – я буквально только что, сам не знаю зачем, – я ведь не пью совсем, – выставил на стол выпивку и закуску, хранимые для самых дорогих гостей. Вот, и не верь, теперича, в подсознательное чувство… – Ну, что, по маленькой с наступающим, и я оставлю вас, улыбался во весь свой белозубый рот Тимур. – Вам есть о чём поговорить. А завтра, дядь Вась, как всегда? В обеденный перерывчик последнего рабочего дня уходящего года… – Сыгранём, конечно, Тимурка, если это самое… – Василий Карпович с хитрым испытывающим взглядом почесал в темечке, – исправишься, встанешь на честный путь. А, ладно! – резким взмахом руки рубанул он воздух перед собой. – За такой сегодняшний твой подарок разрешаю что угодно! Кради-уворовывай в грядущем году хоть самого ферзя, ни единым словом не попрекну! – Ну, дядь Вась, спасибо за столь щедрую награду, – ловко опрокинув в рот рюмку «Посольской» и закусив шпротинкой, резюмировал, удаляясь, лейтенант госбезопасности. – Ты верен себе как никто, и неисправим, наверное, покуда способен передвигать фигуру по доске. И, тем не менее, завтра в тринадцать десять? Играем, как условились по твоему пожеланию, под запись? – Бесповоротно теперь под запись, товарищ лейтенант, только так, и никак иначе! – построжел лицом Василий Карпович. – Блокнот, ручку не забудь, чтобы всё как положено. Потом, со временем, надо бы и часы шахматные приобрести для полного порядка. А то знаю я вас, молодых и шустрых… – Будет сделано, дядь Вась! – Только не опоздай, чекист. Я ждать не буду – у меня гости, есть чем и без тебя заняться. Пока, служивый!..
Последние комментарии
10 часов 8 минут назад
15 часов 11 минут назад
23 часов 18 секунд назад
1 день 1 час назад
1 день 1 час назад
2 дней 12 часов назад