Лазерный гусь [Дэн Пласкин] (fb2) читать онлайн

Дэн Пласкин Лазерный гусь

Глава 1. Весенний эксперимент.

На охоте мы были вдвоем.

– Сидим. Сидим, не двигаемся, – тихим голосом твердил я, рассматривая приближающуюся стаю через маленькие щели переплетенных веток скрадка.

Стая приближалась. Сначала казалось, что она ещё далеко, но вот уже скоро можно отчётливо рассмотреть оперение. Пора.

– Огонь! – скомандовал я зычным голосом.

Мгновенно откинул крышку скрадка, вскинул ружьё, выцелил тушку пожирнее и выстрелил раз, другой. Один гусь отделился от стаи и безжизненно рухнул посреди расставленных чучел. Стая очень быстро остановилась и отвернула в сторону. Стрелять вдогонку не было смысла. Я, как всегда после удачного выстрела, слегка разволновался.

– Сыроедов, ты что же не стрелял? – обратился я к своему товарищу Борьке Сыроедову.

– Показалось, что далеко было, патроны пожалел, – безучастно ответил Борька.

– Знаю я, как ты патроны жалеешь, – сказал я. – Ты своим поведением скоро и из меня любителя всего живого сделаешь.

Боря ничего не ответил, только пожал плечами с лёгкой улыбкой, мол думай, что хочешь. Странный он, этот Сыроедов. В детстве с отцом много ходил на охоту, многому и меня научил. Но, правда, не как охотник, а больше как натуралист. А уж про гусей знает, наверное, всё. Он мой лучший друг. Отучился сначала на физическом факультете, потом, зачем-то, поступил на биофак. Чем конкретно занимается, я так и не понял. Говорит, что какие-то опыты проводит, исследования. И всегда берёт с собой свой чемоданчик. Зачем?

– Я же тебе рассказывал, – словно угадав мои мысли, сказал Борька. – Сейчас самое время для опытов. Гуси летят очень низко. Вот на вечернем пролёте можешь посмотреть.

Тем временем солнце уже поднялось над горизонтом, и луга начали заливаться весенними красками Кольского полуострова.

Уже в который раз мы выехали на весеннюю гусиную охоту. Есть у меня одно неприметное местечко. Другие любители этой забавы, соседи-охотники, уже здесь: раскопали все удобные поля в округе. А моего места не знают. Они и не подозревают, что я занял самую лучшую позицию, где гусь точно полетит. Не утром, так вечером. Удача на охоте напрямую связана с выбором места для засады. Для добычи гуся – это низина, в которой нет ни кустов, ни больших черных оврагов. Здесь и нужно делать скрадок или же рыть щель. Другие охотники сюда не суются: мокро и холодно. Долго не посидишь. Но я готовлюсь основательно. Однажды даже валенки надевал, а сверху химзащиту. И никакой холод не страшен. В этот раз погода так себе: то солнышко, то моросит. Одежду пришлось взять на все случаи жизни.

У гуся очень хорошее зрение, говорят, что две единицы. Если его увидел, то прятаться в скрадок уже бесполезно: он тебя давно заметил и, либо отвернёт в сторону, либо наберёт безопасную высоту. Полагаю, только бинокль сможет помочь. Задолго до пролёта стаи нужно затаиться и сидеть очень смирно. И, лишь завидев гусей, начинать подзывать их манком. Только не долго, здесь уметь надо. Я умею. Специально ездил учиться к одному деду. А в плохую погоду и манок не поможет. При низкой облачности, да ещё за пеленой дождя, гуся вообще не видно. Услышал скрип крыльев – тут же реагируй. Ещё одно главное условие: профили надо расставить таким образом, чтобы гуси шли на посадку именно к тебе, прямо под выстрел. Профилей должно быть много, не меньше пятидесяти. Тогда они точно поверят, что обмана нет. В душе я всегда подозревал, что гусь слегка глуповат, раз он не отличает чучело от настоящей птицы, хотя, кто же знает, смог бы я сам отличить, если бы поднялся на высоту его полета и летел с такой же скоростью?

В мае гуси летят мало. Выстрелов от других охотников тоже не слышно. Значит пора возвращаться в лагерь к машине и завтракать. Я пошёл собирать трофеи. За утро два гуся. Не густо. Но и стаи налетали только дважды. А нам много и не надо. Главное – что? А главное – удовольствие получить! Профили оставили стоять на прежнем месте. До лагеря с машиной около двух километров. Далековато, но украсть наши чучела никто не сможет. Ближайшая деревня не близко, местные сюда редко забираются. Да и дорог рядом, считай, тоже никаких, едва угадываются. Одни мхи, озера, болота, да изредка ровные поляны с ягодниками.

Борька посмотрел на добытых гусей. Взгляд его погрустнел.

– Жалко их, – сказал он со вздохом.

– Ну, это смотря как относиться, – ответил я. – С древности люди добывали еду. Даже когда сами скот стали разводить, то всё равно на охоту их тянет. Ведь если не охота, то они друг друга начнут убивать. Людям же нужно как-то показывать, кто из них круче. Вот добыл я гуся, смогу перед своими знакомыми похвастаться. Значит я круче.

– Нет, Васёк, – возразил Сыроедов, – не так. Чтобы показать, кто круче, уже давно придумали мерило под названием спорт. А чтобы целые страны утихомирить, для этого организуют олимпийские игры и прочие чемпионаты мира.

– И что? Разве меньше стали воевать? Как были войны, так и остались. Как нападало одно государство на другое, так и нападает.

– Да, войн меньше не стало. Но их природа сменилась. Раньше за территорию дрались, а сейчас за нефть, – ответил Борька. – Хотя, я могу ошибаться. Политика сложная тема и, к счастью, не моя. Но зато я точно не ошибаюсь, говоря, что из Москвы ехать за Полярный круг убивать животных можно только ради личного удовлетворения, а не ради крутизны.

– Ладно, соглашусь с тобой, – сказал я. – Мне очень интересен процесс. Но в своё оправдание хочу отметить, что не стараюсь как можно больше настрелять. Ты и сам это знаешь. Мне ж главное прочувствовать тот адреналин, когда они налетают прямо на тебя. А потом, потом… – я сделал паузу, подбирая нужные слова, чтобы описать волнительный восторг.

– А потом бабах и труп, – закончил за меня Сыроедов.

– Вот вечно ты обломишь всё вдохновение. Но, в конечном итоге, вынужден признаться, ты прав, – согласился я.

Борька торжествующе улыбнулся:

– Вот поэтому я всё ещё и езжу с тобой на эти охоты. Ты не безнадежен. Верю, как и я, когда-нибудь охладеешь.

Я представил себя сидящим в засаде. Представил, как на меня летят гуси и утки. Вот они ближе, вот они делают круг над скрадком и даже приземляются недалеко. У меня ружьё, пора стрелять. Но стрелять нельзя, я же охладел к охоте.

– Нет! Никогда не охладею к охоте! Так и с тоски помрёшь, – заключил я.

Приятно посидеть возле костерка, в предвкушении гусиной похлебки. Вот она уже бурлит в котелке и приятно раздражает проголодавшийся желудок. С собой мы возим газовый баллон и плиту на две конфорки, но трофеи, при наличии дров, я предпочитаю готовить на костре. Люблю с дымком. Впрочем, Борька говорит, что дымом пахнуть в принципе не может, я же не жарю в дыму, а варю в котле, также, как и у себя дома на плите. Эх, ну где же романтика? Пойду-ка погляжу, что он там затеял со своими опытами.

Сыроедов стоял у того самого раскрытого чемодана. Перед ним на раскладном столике лежал подбитый утром гусь. Борька что-то сосредоточенно настраивал, сверялся с тетрадкой и опять настраивал. Меня он даже не заметил. Потом запустил небольшой генератор и подключил провод из чемоданчика. Затем навел своё устройство, похожее на пушку, на трупик гуся. И опять углубился в записи в тетради. Таким сосредоточенным я его ещё не видел.

Мне показалось, что гусь лежит некрасиво. Уж если гусь подопытный, то он должен и выглядеть как настоящий охотничий трофей. Я подошёл к столику, взял гуся, намереваясь подвернуть ему шею под крыло, как это было принято у охотников позапрошлого века. И очень удивился. Трупик гуся не был холодным, как это должно было случиться, ведь прошла уже почти половина дня. Я пощупал грудь, и мне показалось, что чувствую удары сердца. Повернул к себе голову и стал внимательно её рассматривать. Странное дело, никогда не держал в руках подранков. Нет, у меня, конечно, случались подранки, но я, отбросив все предрассудки, добивал их. По-разному добивал, чаще просто перерезал горло. И гусь не мучается, и я душевно не страдаю. Потому что если еще подождать, то непременно начнешь жалеть. А как после этого убивать? А этого мне добивать почему-то не хотелось. И смотрел я на него иначе. Каким же красавцем он мне показался! Глаза гуся были закрыты. Серые перышки переливались под лучами вдруг показавшегося солнца, черный с рыжим пятном клюв слегка приоткрыт. В моих руках гусь сомкнул клюв, и медленно открыл один глаз и пристально и, как мне показалось, с укоризной взглянул на меня. Мне стало неуютно от этого взгляда.

– Слушай, Сыроедов, а ты в курсе, что гусь живой? – чтобы как-то отвести глаза от гуся задал я вопрос другу.

Борька был занят тетрадью и не услышал. В этот момент генератор повысил обороты. Борька оторвался от тетради и только сейчас заметил меня, держащего в руках гуся.

– Извини, что ты сказал? – будто очнувшись, спросил он.

– Говорю, что гусь живой.

Глаза его наполнились ужасом. Он крикнул:

– Васька, отпусти его! Быстро!

Вспышка от прибора из чемодана ослепила меня.

Сзади кто-то кричал, и я даже слышал топот ног, но догнать не могли, я не оглядывался. Ужас гнал прочь от этого места. Я убегал, не зная усталости. Пытался кричать, но вместо человеческого крика мог только шипеть и издавать непонятные гогочущие звуки. Земля, трава, камни под ногами были так близко, будто я передвигался на четвереньках. В голове было одно – погоня, надо срочно убегать! Вскоре погоня прекратилась. Скорее всего, это мне снится. Точно. Такого просто не может быть наяву. Уже много раз раньше мне снились подобные ситуации. Чаще в таких ситуациях во сне я стараюсь бежать быстрее и не могу, применяю все силы, но ничего из этого не выходит. Но сейчас другой сон, такое тоже бывает, когда ты словно летаешь. Всё легко, и ты неутомим. Вот и сейчас, то мог взлетать, то просто бежал. Если я видел препятствие, будь то кустик, ручей или болотце, я делал взмах руками, словно крыльями и перепрыгивал его. По сторонам не смотрел, только вперёд.

Далеко ли я уже был, миновала ли опасность, я не знал. Тревога понемногу отпускала. Я окончательно убедился, что это сон. Я сплю и догадываюсь об этом. Усилием воли, попытался проснуться, но ничего не вышло. Раньше всегда получалось с первого раза. Попробовал ещё раз, тоже безуспешно. Ладно, подожду. Рано или поздно всё равно проснёшься.

Я остановился. Оглянулся. Никто за мной не бежал. Вокруг была всё та же дикая природа северного края. Убедившись, что бояться нечего, я успокоился окончательно. Всё было как обычно, только вот своё тело ощущалось как-то совсем иначе. Не то, чтобы неудобно, но как-то непривычно. Я взглянул на свои ноги и обомлел, ног не было. Вместо них гусиные лапы. Рук тоже не было, вместо рук сложенные на спине крылья. Страха не чувствовал, было лишь изумление – чего только не приснится. Я подошёл к ближайшей луже, которых весной всегда в избытке, и заглянул в неё. Из воды на меня смотрел гусь.

Вот дела! Никогда раньше не превращался во сне ни в кого. Я встряхнул головой. Ничего не изменилось. Гусь из отражения также смотрел на меня. Я расправил крылья. До чего же они широкие! Наверное, метра два от кончика до кончика. Вот проснусь, расскажу Борьке. А-то только он меня поучает, что мол о повадках птиц знает побольше моего. Вообще-то, за последние лет пять я столько о гусях да утках узнал, ему и не снилось. А мне вот приснилось. Надо бы подробнее всё запомнить, чтобы, проснувшись, ему рассказать ощущения того, кто был в шкуре гуся. Может его опытам поможет. Кстати, опыты. Вроде же я суп варил из того самого трофейного гуся. Потом к Сыроедову подошёл. Потом не помню, что было. Может и это мне тоже приснилось? А на самом деле я пошёл в палатку и завернувшись в свой теплый спальник сейчас преспокойно сплю?

Тем временем солнце уже скрылось за горизонтом, ночь обещала быть холодной и мокрой. На ветку небольшой берёзки села ворона. Если я не в городе, то всегда проверяю насколько ворона опытная. Поднимаю вверх руку и смотрю на реакцию. Умная ворона должна улететь, поскольку считает, что у меня в руках ружье. Если не улетела, означает, что она прежде не встречалась с человеком. Но достаточно сделать к ней шаг, как тут же улетает. Я поднял руку. Рука не поднимается. Чёрт! У меня же теперь крылья. Растопырил крылья и пошел к вороне. Ворона не испугалась. Я крикнул, точнее гоготнул. На мой гогот она в ответ каркнула. Я замахал крыльями и получилось достаточно высоко подпрыгнуть. На этот раз ворона каркнув ещё раз, как мне показалось, недовольно всё же улетела. А я шмякнулся на землю. Хорошо, что лужайка покрыта мхом, ничего не сломал и не вывихнул. Но крепко задумался: как же гуси могут летать? Надо бы попробовать. Я много раз видел, как они взлетают. Как самолёты. Разбегаются, машут крыльями и вот уж в полёте. Буквально несколько минут назад, убегая от погони, я тоже перелетал через кусты и лужи. Значит, умею. Впрочем, во сне мы всё умеем либо всё не умеем. Я нашёл полянку поровнее, растопырил крылья и побежал, энергично ими взмахивая. Почти сразу ноги-лапы оторвались от земли, и я начал набирать высоту. Земля удалялась. Я лечу! Я могу подняться на любую высоту! Стал подниматься всё выше и выше, беспрерывно махая крыльями и удаляясь от своего прежнего места. Восторг переполнил меня. Оказывается, в птице природой всё заложено идеально для полёта. Даже не нужна особая подготовка и обучение. Я не следил ни за временем, ни за расстоянием, я просто наслаждался этой необычайной для меня скоростью и легкостью. Вот уж Борька обзавидуется! Главное, только не забыть всё это, когда проснусь. Даже если проснусь среди ночи, всё равно его растолкаю и расскажу.

Последние лучи заходящего солнца с высоты были ещё видны. Лучи освещали сопки, которые находились на северо-востоке. К ним я и направился. Внизу пролегала земля, покрытая редким лесом, поляны с несошедшим снегом и множество луж и болот. Сверху это выглядит завораживающе. Я перемахнул сопку, очень низко пролетев над ней. Перелетая, видел, как растущие на склонах деревья немного колышутся, но не придал этому значения. А зря. Сразу за вершиной меня перевернул в воздухе невесть откуда взявшийся ветер. Шквал швырнул в сторону. Как говорят о лётчиках – не справился с управлением. Моё левое крыло подвернулось к груди, а правое заломилось за спину. Я сделал бочку и, неуклюже кувыркаясь, полетел к земле. Если бы за сопкой были скалы или высокие деревья, то неминуемо врезался в них. Но я всего лишь увяз в глубоком снегу на склоне, обращенном к северу.

Выбирался долго. Уже сильно стемнело, но небо на западе оставалось светлым. Самое время ожидать в скрадке очередного пролёта гусей. На белом фоне хорошо заметны их силуэты. Я очень устал и проголодался, а сон всё не прекращался. Уже пора заканчивать с этим. Нужно отправляться к своему лагерю. Может, увидев самого себя, мирно посапывающего, я наконец-то проснусь? А если не проснусь, то буду щипать и топтать своё тело, чтобы разбудить. Я дошёл до удобного места очередного старта, мне хотелось вновь взлететь. Подозреваю, что настоящий гусь может подняться в воздух с любого места, а мне понадобилась взлетная полоса. Я долго разбегался, метров тридцать. Потом всё же полетел.

Для того, чтобы это было во сне, я слишком явно ощущал все запахи, силу ветра и своё тело. От падения в снег я точно должен был проснуться, но этого не произошло. Чтобы понять всё происходящее окончательно, нужно было немного, всего-то, вернуться на место своего лагеря, где меня ждала машина и возле неё палатка. Да и Борька Сыроедов должен быть там же. Один на вечернюю охоту он не пойдёт. А со мной ходил только за компанию.

Уже довольно-таки сильно потемнело, нужно было спешить. Хоть это и вроде бы сон, но заночевать непонятно где, даже во сне я не планировал. Мне хотелось есть. Осторожно облетев сопку, я стал возвращаться на юго-запад. Далеко-далеко впереди заметил огонёк то ли костра, то ли фонаря. Снизил высоту и придерживаясь этого направления полетел на ориентир. Путь мой пролегал через открытую широкую поляну. Снега на этих лугах и болотах было ещё много. Предчувствие лагеря только увеличивало аппетит, я знал, что скоро проснусь и досыта поем. В голове вспоминал карту и пытался каким-нибудь образом соотнести её с окружающей местностью. Готовясь к этой поездке, я подолгу рассматривал очертания местности, в том числе фотографии со спутника, и мне показалось, будто понимаю, где нахожусь. Радостное гоготанье вырвалось из моего рта, точнее клюва. Впереди увидел пасущееся стадо гусей. Было уже темно, но я отчетливо различил десятка четыре или пять мирно стоящих птиц. Я загоготал ещё громче, спустился ниже к земле и продолжая что-то выкрикивать понесся над стайкой. Они не шелохнулись, а продолжали мирно щипать травку. Некоторые гуси просто сидели или стояли, повернув головы в разные стороны. Гуси на мой гогот никак не отреагировали, даже не повернули головы. Почему-то такое их поведение мне показалось странным. Через секунду всё стало понятно. Впереди, метрах в сорока вдруг подпрыгнул свободно лежащий пучок сухой травы, и я увидел огненную вспышку. Мгновением позже до меня долетел резкий звук выстрела. Затем почти без паузы ещё выстрел, потом ещё один. Дробины застучали по крыльям. Я почувствовал сильную боль в груди. Быстро отвернуть от охотников не получилось. Всё, на что я оказался способен, лишь активнее замахать крыльями и отвернуть куда-то в сторону в темноту.

Такое не могло случиться во сне! Во сне не чувствуешь боль. А я чувствовал. Грудь болела, плечи болели. Взмахи крыльев становились всё слабее и слабее. Хорошо, что не напоролся ещё на одну засидку охотников, меня бы точно прихлопнули. Нужно где-то найти место передохнуть. Но я не умел приземляться. Все мои предыдущие приземления были просто падениями. Сил совершенно не оставалось. Внизу показалась блестящая полоска: то ли озеро, то ли речка. Я не стал долго думать, спикировал на воду. Впрочем, сказать, что я спикировал, было бы слишком похвально для меня. Я просто плюхнулся, подняв много шума и брызг. Вода накрыла с головой, но тут же вытолкнула на поверхность. Также падают в воду подранки. Я наблюдал эту сцену много раз. А теперь вот и сам оказался на месте жертвы. Куда попали дробины, я не понимал. Болела только грудь. И что дальше делать, я тоже не понимал. Я не знаю, как лечатся в подобных случаях птицы. Я видел, как затаиваются подранки, а потом подолгу ходишь и ищешь их. Очень сложно найти раненую птицу. Решил поступить также, затаиться и обдумать своё положение. Тем более, что перья почему-то начали намокать.

Я задвигал лапами, пробуя плыть к берегу. У меня получилось. Выбрался на снег. Не знаю, нужно ли искать проталины, но на это уже не было сил. Холода не чувствовал, зато чувствовал голод и боль в груди. Присел, поджал лапы, голову опустил, потом подвернул под крыло. Тяжелый выдался денёк. Вряд ли я сплю. Всё наяву. Борькин чемодан сыграл со мной злую шутку. С этой мыслью я провалился в сон.

***

От яркой вспышки Борька невольно зажмурил глаза и вздрогнул. Он не ожидал такого мощного потока от лазера своей собственной конструкции. В глазах ещё долго прыгали разноцветные шарики. Но вот зрение восстановилось, и Борька обомлел. Васька куда-то исчез! Его друг только что держал в руках трупик гуся. Хотя стоп! Не трупик! Он всё вспомнил, что было до включения лазера. Это же был подранок, живой гусь, а значит…

– Боже мой! – воскликнул Борька, схватившись за голову. Мелькнула ужасная догадка. Если гусь, которого держал Васька, был живой, то после включения лазера события развиваются по другому алгоритму. Даже страшно подумать по какому!

Борька взглянул на костер: Васьки там не оказалось. Сбегал в палатку – тоже нет. В отчаянии он закричал:

– Вася, ты где? Вася!

Никто не отозвался на крик.

Борька метнулся к машине, в ней тоже было пусто. Мелькнула мысль, что с высоты будет видно лучше. Он забрался на крышу машины и огляделся. Зрение подводило, очки не справлялись. Пришлось сбегать за биноклем. Вторая попытка обзора оказалась успешнее. Метрах в пятидесяти ему удалось разглядеть что-то копошащееся, похожее на птицу. Борька спрыгнул и побежал в том направлении. Это действительно был гусь. Гусь увидел бегущего на него Борьку и как-то неумело, но достаточно быстро стал убегать от погони. Борька не успевал догнать и задыхаясь закричал:

– Стой! Стой же! Потеряешься!

Но гусь не послушался. Пробежал ещё несколько десятков метров, поднялся в воздух и неуклюже стал набирать высоту, быстро удаляясь от Борьки.

Гусь скрылся из виду. Борька постоял ещё некоторое время переводя дыхание и повернул к лагерю. Он подошел к столику, где Васька в последний раз держал подранка и сказал себе: "Спокойно! Чудес не бывает. Давай, голова, думай. Без паники." Борька всегда произносил эти себе слова в моменты, когда он сильно волновался. И еще ни разу ему не удалось действительно успокоиться. Тем не менее, эта фраза уже стала ритуалом и позволяла пусть не перестать нервничать, но, хотя бы, подталкивала размышления в нужном направлении.

Борька опустил руку в карман. Пальцы нащупали Пеликена, любимый талисманчик из моржовой кости. Борька помнил, как эта безделушка приглянулась ему на блошином ряду лет десять назад. Маленький веселый мужичок с очень узкими глазами и широким носом торговал разными поделками. Борьке показалось, что он китаец. Фигурка Пеликена была вырезана не очень умело, но Борька смотрел только на нее, будто другие и не замечая.

– Почем Хотей? – спросил он у мужичка.

– Это не Хотей, – ответил тот бодро. – Это Пеликен, однако. Наш, чукотский.

– Пеликен? – удивился Борька. – Не слышал о таком. Кость?

– Морж, а может и мамонт, – заулыбался мужик. – У нас не разбираются, что найдут, из того и режут. Но ты вот, что посмотри. Я тебе лучше покажу, однако. Вот твой Хотей, – и мужик указал на ряд разукрашенных пузатых фигурок, идеально вырезанных и даже лакированных. Но на Борьку они не произвели никакого впечатления. Взгляд постоянно возвращался к той невзрачной, названной странным словом Пеликен.

– Нет, меня только эта интересует. Сколько? – попытался вернуться к теме Борька.

Мужичок посмеялся и сказал:

– А ты справишься?

– С чем? – удивился Борька и попробовал отшутиться. – С ценой?

Мужичок перестал смеяться и как-то внимательно посмотрел на него. Потом опять заулыбался и сказал:

– С жизнью, однако. Это же не так просто.

– Слушай, – не вытерпел Борька, – Ты… Вы… Торгуетесь? Скажите цену, и я уйду!

Продавец продолжал загадочно улыбаться. Потом его лицо опять внезапно стало строгим. Он негромко произнёс:

– Обещай!

– Что обещать? – не переставал удивляться Борька. Никак он не ожидал, что покупка обычной безделушки выльется в такой несуразный разговор. Хотелось уйти, но что-то удерживало.

– Что не отступишься.

– От чего не отступлюсь?

– Это, однако, не важно. Просто пообещай.

– Ну, хоть клясться не потребуешь? – пытался саркастически поинтересоваться Борька, но вышло как-то не к месту.

– Достаточно обещания. – вполне серьезно ответил чукча. Это был именно чукча, Борька уже не сомневался.

– Ну, обещаю, только не понимаю, чего именно вы от меня хотите, – тихо с хрипотцой в голосе произнёс Борька, а сам подумал: "Вот ведь, чёрт! Как же он из меня выдавил это проклятое обещание?"

С рынка Борька, можно сказать, убегал. Чукча вручил ему талисман, сам же зажал Борькин кулак, что-то шепнул и отвернулся. Борька с какой-то пеленой на глазах уже выбежал на дорогу, как вспомнил, что странный мужичок не попросил денег. "Забыл, наверное," – подумал Борька и поспешил назад. Но продавца уже не было. Место на асфальте, где тот торговал, пустовало. Как же так произошло? Неужели за каких-то 5 минут чукча собрался и ушел? Ведь торговля в полном разгаре. Борька расспросил рядом стоящих продавцов, но те в один голос утверждали, что никакого чукчи или китайца вообще здесь никогда не видели. А уж сегодня точно никого не было. Но как же так? Вот же Хотей, точнее Пеликен, лежит в руке вполне осязаемый! Позднее Борька ещё дважды приходил на этот рынок, но встретить чукчу так больше и не удалось.

Борька подошел к столику. Пальцы сами по себе продолжали гладить в кармане толстое брюшко Пеликена или, как он сам называл свою статуэтку, Чукчи. "Чудес не бывает" – ещё раз заключил он и остановился. Перед его ногами тихо сидел тот самый подранок, который был в последний момент в руках Васьки. Борька наклонился и удивился в очередной раз.

– Однако, сегодняшний день подготовил обширную почву для деятельности моих мозгов. И я начинаю сомневаться, что чудес не бывает, – тихо пробормотал он себе под нос.

Борька полагал, что только что гнался именно за этим подранком. Но ведь вот он, лежит прямо перед ним. Борька наклонился и поднял еле живого гуменника. Подранка нужно попытаться вылечить. Но откуда же тогда взялся тот другой гусь? Так, нужно восстановить всё в памяти, но сначала успокоиться. Боря сел на стульчик, положил гуся перед собой и, первым делом, стал рассматривать раны. Через некоторое время заключил: перелом крыла, сквозное ранение в бедро, потеря крови, жить будет, а может даже и летать. Затем покопался в аптечке, промыл раны, наложил шину. Размочил немного сухого хлеба в воде и из шприца вдавил эту очень жидкую кашицу гусю прямо в клюв. На этом лечение закончилось. А сам занялся более подробным расследованием случившегося.

Борька оглядел лазер. Несомненно, именно вспышка лазера являлась источником всего происшествия. Итак, Вася стоял здесь, держал подранка. Потом вспышка. И всё. Нет, что-то было ещё. Ах, да! Он сказал, что гусь живой. Точно! Боже мой! Неужели эксперимент начал развиваться по другому алгоритму? В своих прежних расчетах Борька рассчитывал только на мертвую птицу, да и присутствие человека в луче лазера никак не входило в его планы. Запустить лазер в условиях лаборатории он не решился. А тут вот Вася пригласил на охоту. Это был удобный случай без лишних свидетелей попробовать, а что же получилось. А уже потом спокойненько в кабинете описать, что произошло.

– Я же совсем забыл про камеру! – вдруг воскликнул Боря Сыроедов и побежал к машине. Камеру он догадался прикрепить подальше, к багажнику на крышу. Камера была не суперсовременная, с мини кассетой. Пальцы дрожа нажимали на кнопки. Наконец, он нашел нужный момент. Вот Васька держит гуся. Вот Борька стоит с тетрадкой. Вот генератор повысил обороты. Вот вспышка.

– Ого! Какая яркая! – невольно удивился Борька.

Дальше на экране Борька наблюдал только хаотичную рябь, указывающую на то, что на камеру влияли большие электромагнитные помехи. Помехи длились около одной минуты, но камера продолжала снимать. Затем картинка вернулась и Сыроедов увидел, как что-то промелькнуло уже на самом краешке кадра и всё. Много раз он возвращался к этому месту на пленке, но ничего путного рассмотреть не мог. Борька отложил изучение плёнки на потом, а сам направился к месту, где промелькнуло это что-то. Там ничего не было. Тогда он стал двигаться в предполагаемую сторону движения этого объекта и на глаза стали попадаться интересные находки. Ботинки, брюки, куртка. Всё это лежало ровно в том направлении, куда уже бегал Борька за замеченным с машины гусем.

– Ба! Да это же всё Васькино! – в полнейшем изумлении воскликнул он. – Но как же я не заметил всего этого? Эх, совсем рассеянный с улицы Бассейной, – добавил он, досадуя на себя. – Ладно, не важно, когда заметил. Ни на что это не влияет. Зато я знаю точно, что случилось нечто науке малоизвестное.

Солнце уже село за горизонт. Фонарь, подключенный к автомобильному аккумулятору, давал достаточное освещение. Борька всё ещё сидел на складном стульчике за столом и что-то писал и писал. Наконец, он оторвался от писанины и откинулся на спинку.

– Ну, что, Чукча, обмозгуем? – обратился он к безмолвному истуканчику, стоявшему на столе. – Работы предстоит много.

Пузатый Пеликен ничего не ответил. Он весело смотрел на Борьку узкими глазками из-под далеко вперед выступающих бровей. Рядом с этой немой статуэткой Сыроедов никогда не чувствовал себя одним. Разговаривать вслух было неотделимым его качеством. Особенно когда рядом есть такой собеседник, который никогда не перебивает, не спорит и всегда улыбается. Борька машинально взял его в ладонь, зажал в кулаке и начал поглаживать по животу.

Борькины размышления сводились только к одному результату. Как это ни было невозможным, но, тем не менее, это произошло. Борька не был уверен наверняка, но вычисления приводили к тому, что его друг Василий не просто исчез, а, как бы это проще сказать, превратился, что ли, в кого-то. И, скорее всего, в гуся. Это новое чудо двадцать первого века предстояло теперь объяснить. Что сейчас происходит с лучшим другом Васькой Волковым, и где он находится, тоже нужно выяснить.

Где-то вдалеке бухнули охотничьи выстрелы. От этих звуков Борька встрепенулся, плотно сжал в кулаке Пеликена. Его мысли потекли в другое русло. "Так! В сторону науку. У меня друг в беде!" – сказал он мысленно сам себе. – "Вот о чем надо думать!"

Если тот гусь, которого он не догнал и есть Васька, а судя по неестественному поведению это он и есть, то самое правильное будет дождаться его здесь. Потом в условиях лаборатории всё попытаться вернуть назад.

– Нет! Не попытаться, а именно вернуть! – уже вслух твёрдо произнёс Сыроедов.

Размышления продолжились:

Я даже понятия не имею, как у него сейчас работает мозг. Если он потерял больше половины человеческого мышления, то дела плохи. Значит, этот вариант вообще не рассматриваем. Тогда остается допустить, что он мыслит, как прежде. В таком случае, он непременно захочет вернуться. Но только что услышанные выстрелы навевали тревожные мысли. Опять же, если вдруг случилось непоправимое, то ничего уже тут не поделаешь. Поэтому снова отбрасываем и думаем, как ему помочь. Сначала подождем его в лагере. Хотя бы пару дней. Ведь если он мыслит как человек, то и поесть захочет человеческой пищи. Так рассуждал Борька.

Он прождал два дня. Васька не объявился. Весь прошедший день Борька провёл в новых вычислениях и исследованиях. Он полагал, что только усердная работа вернёт ему друга. А как же иначе? Если наука Ваську превратила в кого-то, то наука же и вернет его в прежний вид. С самого утра, как только рассвело, Борька забрался на багажник, прикрепленный к крыше внедорожника и рассматривал горизонт. Полчаса наблюдений привели к мысли, что нет смысла задерживаться дольше. Если бы Васька смог, он бы вернулся еще вчера. Нужно полагать, что его задержали веские обстоятельства. Кроме того, дальше вычислять уже было нечего. Нужно ставить эксперименты. А подготовиться к ним можно только в условиях лаборатории.

Он слез с машины, свернул всё лагерное хозяйство. Один из ящиков подготовил специально для подранка. Подранок чувствовал себя хорошо. А чтобы тот не вздумал убежать, привязал его за лапу. Как это не печально для птицы, но гуменника предстоит тщательно изучить.

Теперь осталось продумать знак, который бы однозначно подсказал Ваське, на случай его возвращения, что о нём помнят. Со знаком Борька провозился до полудня. Это оказалось задачей не из легких. Ведь нужно было придумать такой, чтобы он был заметен с высоты птичьего полета. А еще, чтобы люди, случайно наткнувшись, не смогли серьезно его испортить.

– Мы, конечно, не эвенки, – сказал Борька, обращаясь к своей статуэтке, – Но я думаю, Васька сообразит, что я хотел этим сказать.

Борька собрал инструмент, погрузился в машину и отправился в путь на машине своего друга.

***

Я проснулся от хлопанья крыльев и гогота. Уже совсем рассвело. Стоял ветреный пасмурный день. Снег подо мною растаял вплоть до земли. Я оглядел себя, в моём облике ничего не изменилось, я по-прежнему оставался гусем. Вокруг меня тоже были гуси. Когда я спал, стая голов в сто прилетела на озеро. Они щипали траву на проталинах, некоторые плавали и, опустив глубоко под воду голову, что-то доставали. Часть гусей расселась на берегу и сосредоточенно копалась клювами в своих перьях. Иногда они, встав в полный рост, раскрывали крылья и производили несколько взмахов. Когда они успели прилететь, я не знал. И не знал, который сейчас час. Не скажу, что я сильно удивлялся происходящему, скорее меня завораживала вся эта ситуация, в которой я очутился непонятным образом. Гуси не обращали на меня никакого внимания. А в моей груди по-прежнему болело от вчерашнего попадания дробью. При дневном свете я различил уже запекшуюся кровь на перьях. Свежих следов не было, значит кровь остановилась. Я боялся пошевелиться, вдруг рана откроется. Так и сидел, рассматривая стаю. Они прилетели сюда за пищей. И вечером должны улететь на место ночевки. О местах, где гуси находят себе пропитание я имел представление, это знает почти каждый охотник. Но сложно встретить такого охотника, который видел, где птицы ночуют.

Я очень сильно хотел есть и пить. После пробуждения, всё же, я себя чувствовал лучше, чем вчерашней ночью. Я попробовал встать, боль не усилилась – хороший знак. До кромки воды около двух метров. Я подошел к краю озера и наклонил голову, намереваясь попить. Как же они это делают? Просто засосать воду у меня не получилось. И, как на зло, ни один из гусей не пил сейчас. Наверное, они напились сразу после прилёта. Пришлось вспомнить картинки этой процедуры из прошлой жизни. Прошлой жизни? Буквально вчера я был человеком. Потом что-то случилось, узнать бы что, и вот я вдруг стал гусем. Если это сон, то откуда такие телесные мучения? Значит не сон. Можно рассуждать ещё долго на эту тему, но сейчас мне не до рассуждений. Как бы выжить в этом новом для меня мире. Мире животных.

Я набрал в клюв воды, закрыл его и поднял голову вверх. Вода потекла по зобу и попала куда мне и было нужно. После нескольких глотков или, точнее, таких упражнений я утолил жажду.

С пищей было сложнее. Что они едят? Понятно, что корешки, травку. Непонятно какую травку. Я определенно ничего подходящего не увидел. Перед глазами стояла варёная картошка и пшенная каша.

Мимо меня не спеша плыл гусь. Он остановился напротив и опустил голову под воду. Когда голова его показалась над поверхностью воды, я успел заметить, что в его клюве только что исчез какой-то белый корешок. Он снова опустил голову в воду, я тоже опустил голову и, не закрывая глаз, стал наблюдать, что он там пощипывает. Вода была прозрачная, и, как я и ожидал, птичьи глаза не испытывали никакого дискомфорта от соприкосновения с водой. Дно водоёма оказалось совсем близко к поверхности. Гусь свободно без ныряния отрывал различные корешки. Не вся земля смывалась со стеблей, но гуся это нисколько не волновало. Он проглатывал весь комок целиком. Затем опять опускал голову и вновь отрывал корешки со дна. Так продолжалось раз пять, пока он не уплыл, с непониманием оглядываясь на меня. А я в свою очередь недоверчиво наблюдал за этой нехитрой трапезой. Но мой желудок требовал активных действий. И я шагнул в воду, проплыл метра два, затем опустил голову ко дну. Видимо, мой мозг уже начал адаптироваться к обличию гуся, потому что едва различимые корешки вызывали аппетит, и я с наслаждением рвал их и проглатывал, совершенно не заботясь ни о какой гигиене.

Пока я насыщался корешками, многие гуси в это время мирно посапывали на берегу или же прямо на воде. И я тоже захотел спать. Почему-то мои перья стали намокать, поэтому я выбрался на берег и занял прежнее место, на котором уже провёл целую ночь. Рана в груди продолжала беспокоить, но уже меньше, и я старался не делать резких движений, а крыльями вообще не решался шевелить. Я сел на свою проталину, поджав лапы и согнув шею. Сейчас самое время подумать над своим положением и как из него выйти, а заодно и понаблюдать за поведением гусей. Не каждому человеку выпадает такой редкий случай. Я начинал всё больше вспоминать, что же произошло вчера вечером. Наверняка, Борькино изобретение меня превратило в гуся. Он же видел весь процесс превращения. Также он видел, как я улепётывал в ужасе, куда глаза глядят. И он, скорее всего, ждёт меня на прежнем месте либо в лагере, либо около профилей на месте засидок. Вот только дождётся ли? Пока открыта охота, мне к нему не пробиться. Да и залетел я вчера непонятно в какие дебри, с местоположением ещё предстоит разобраться. Выстрелов охотников я не слышал, вероятно, их нет поблизости, значит места здесь труднопроходимые. За такими раздумьями настал вечер, и я снова не заметил, как уснул.

А ночью подкралась лиса.

Гуси спят очень чутко, и лишь только это меня спасло. В последний миг я дёрнул шеей, и лиса промахнулась. Но она ловко развернулась и ухватила меня за крыло. Я рванул, что было силы, но лиса держала крепко. Старая рана дала о себе знать, опять в груди заболело, об этом я думал меньше всего. Я думал о том, как избавиться от лисы. Она вцепилась в моё крыло и продолжала перебирать челюстями, намереваясь добраться до шеи. Часто ударять клювом я боялся, вдруг она окажется настолько проворной, что схватит меня за голову, тогда точно конец. А лиса тем временем продвинулась ещё на пару сантиметров к шее. Оставался один выход – пробираться к воде. Может быть, там она меня отпустит. В темноте мои глаза вполне отчетливо различали широкую гладь озера. Хорошо, что до кромки воды буквально пару метров. Но как же они были тяжелы. Мне приходилось одновременно поклевывать лису в голову, упираться лапами в снег и следить, чтобы она вдруг не хватанула шею. Дело продвигалось медленно, но всё же озеро приближалось. Моё левое крыло уже било по воде, лапы и туловище тоже в воде, и только правое крыло с вцепившейся лисой оставались на берегу. Я поднапрягся и ударил сгибом левого крыла лису в голову. И, к моему удивлению, лиса тут же разомкнула пасть и отпустила меня. Я заработал лапами, и вот берег уже далеко, а я плавно скольжу по водной глади. Темнота скрыла берег и лису вместе с ним.

Тяжело дыша, я остановился в безопасном отдалении от берегов. Всё тело болело, будто исколотили палкой. Наверное, не хватало и перьев. Как только наступит рассвет, посмотрю на себя повнимательней, оценю уровень ущерба. Интересно, сколько будет это всё заживать. На озере я был один. Остальные гуси, скорее всего, улетели ещё перед наступлением темноты, потому что я не слышал их во время нападения лисы. Интересно вот только, пришли бы они ко мне на помощь или все дружно бы улетели? В любом случае я сделал для себя вывод, что безопаснее всего держаться стаи. И нужно обязательно научиться оборонительным приемам, мало ли, пригодится. Как только найти эту стаю? И если найду, примут ли они меня? А-то, может, поколотят похлеще лисы. Всё же как ни кичился я знаниями о гусях, но признаюсь, ничего толком о них и не знаю. Я даже не знаю элементарного – как мне обсохнуть. А ведь гуси всегда сухие. Как же им это удаётся? Знаю, что где-то у хвоста есть жировая железа. Они этим жиром и натирают все свои перья. Вот наступит утро, буду экспериментировать. А сейчас нужно дождаться рассвета. И я поплыл с большой осторожностью к дальнему берегу, предположив, что на противоположном берегу лис быть не должно, и я смогу найти укромный уголок, где продолжу восстанавливать силы. Держись, Вася!

Я очнулся от очень чуткой дрёмы, лишь едва забрезжил рассвет. На озере, по-прежнему, я оставался один. Вчерашняя стая гусей ещё не прилетела, а может быть, и вовсе больше не прилетит. Мне пока нужно во что бы то ни стало решить вопрос с намоканием перьев. Ночь я провёл на проветриваемом месте, поэтому немного пообсох, но видел, что оперение не отливает на свету тем жировым цветом, как у гусей, которых удавалось добывать во время охоты. Я начал копаться клювом в районе хвоста, ища что-то напоминающее ту заветную сальную железу. Долго искать не потребовалось, полупрозрачная белёсая жидкость появилась почти сразу же после небольшого нажатия на кожу. Я как мог смочил клюв и начал наносить жир по всем перьям. Давалось это сложно большей частью от того, что тело болело от недавних повреждений. Но, всё же, со смазкой я закончил. Шея и голова сами по себе уже измазались во время этой процедуры. Для проверки качества, я опустился в воду и потом вышел опять на берег. Вроде бы, остался сухим. Будем считать, что получилось. Осталось только понять, надолго ли мне хватит жирового слоя, как часто нужно его наносить. Словом, ещё многому нужно научиться. А для этого мне необходимы учителя. И учителя вернулись.

Уже давно рассвело. День был пасмурный и ветреный. Тёмно-серые облака плыли по небу. Возможно, скоро пойдёт дождь, но моё тело такую погоду ощущало вполне комфортно. Мне не было холодно. Плотные перья и пух не давали ни малейшего шанса свежему ветру меня заморозить. Я неспешно плыл вдоль берега, иногда отщипывая со дна корешки. К сожалению, другой пищи я не знал. Гусей я заметил издалека. Настолько издалека, что даже сам не поверил своему зрению. Они летели стройным клином. Затем по какой-то команде все начали снижаться. В этот момент я отплыл метров на двадцать от берега, а до середины озера оставалось еще метров тридцать. Я замер, боясь спугнуть их. Это совсем другое чувство, совсем не как во время охоты. Там гуси летят на чучела, которые выставлены от скрадка метрах в тридцати. Сейчас же я видел, как гуси летели точно на меня. Снижаясь, клин перестроился, каждый гусь наметил свою посадочную полосу. Подлетая, гуси загоготали громче. Возможно, они возбуждались, предчувствуя отдых и пищу. Гуси один за другим приземлялись вокруг меня, поднимая брызги. Я не переставал крутить головой, восхищаясь той легкости, с которой они садились на воду. Я будто видел их впервые. Никогда прежде я не созерцал эти пернатые создания так трепетно, как сейчас. Раньше они для меня были лишь объектом охоты, да будущими трофеями, а теперь мне предстоит стать членом этой большой семьи хотя бы до окончания охоты. Иначе, в одиночку выживать слишком сложно и небезопасно.

Я насчитал десятков семь особей. Вчера их было больше. Первым делом, каждый гусь занялся собой, они тщательно укладывали крылья, пёрышко к пёрышку. Затем некоторые тут же делали нырок, либо просто опускали голову под воду и отщипывали корешки и травинки. Некоторые гуси, как и вчера, выходили на берег и рылись на проталинах, срывая зелёные стебельки. При этом многие продолжали гоготать и возбуждённо рывками передвигаться по озеру. Эти же удальцы изредка пытались с кем-то затеять драки. Впрочем, всё ограничивалось только взаимными шипениями и перебранками. До настоящих схваток дело не доходило.

Я наметил одного, как мне показалось, одинокого гуся и поплыл в его направлении. Гусь мирно собирал травку со дна и не обращал на меня внимания. Но стоило мне подплыть поближе, как он вдруг забеспокоился и постарался отплыть к берегу. Для меня это ничего не означало, и я последовал за ним. Гусь прибавил скорости, приближаясь к другим гусям, пасущимся на берегу, и негромко загоготал. В этот миг один гусь из тех, к которым мынаправлялись, побежал ко мне, вытянув шею вперёд и издавая громкое угрожающее шипение. Это был гусак. Я это определил, потому что он был значительно крупнее остальных. Гусак бежал ко мне. Его намерения были написаны во всём его облике. Я не стал дожидаться развязки, наверняка, для меня плачевной, и тут же ретировался, опять отплыв на безопасное расстояние. Гусак ещё немного пошипел, в воду лезть не стал, а затем вернулся к своему семейству. Это точно был главный гусь либо один из главных гусей. На его фоне гусыня, за которой я поплыл, а это была именно гусыня, мне показалась очень маленькой. Она затерялась среди других гусей, но мне запомнился взгляд. Пусть она его бросила едва обернувшись, но я успел заметить что-то лукавое и манящее. Взгляд Афродиты. Почему-то вспомнилась именно это имя. Этот взгляд и утянул меня к её серьёзному родственнику. Я почувствовал, что хочу снова встретиться с ней взглядом. Но строгий гусак стоял как на часах, высоко подняв шею и обозревая окрестности. Казалось, ничто не сможет утаится от него. Он весь источал такую силу власти, что позавидует любой король. Граф. Так я его назвал. Попахивало здравым аристократизмом от его натуры. Как слишком заботливый отец, он оберегал своё семейство от нападок со стороны и зачастую одёргивал незадачливую молодёжь, если они удалялись на непозволительное расстояние. Впрочем, Афродита не сильно боялась его. Она отходила дальше всех и возвращалась к семье далеко не по первому зову Графа. Затем я увидел его жену. Графиня была под стать своему мужу. Высокая, степенная, не менее серьёзная гусыня. Казалось, гусак был абсолютным властителем в своём семействе. По крайней мере, Графиня никак себя не проявляла. Да и прояви-ка при таком строгом муже! Вмиг укажет, где чьё место. Рядом с ним она всегда старалась высоко держать голову и даже чуток задирала клюв, подражая ему. Получается, что Афродита их дочь. У неё ещё не было пары, поэтому она держалась своей семьи, как и другие сёстры. Вспоминая её взгляд, легко понять, что дочка была на выданье, и сыщется не мало претендентов на её руку. Всё это я узнал в течение последующих нескольких дней, наблюдая за семейством Графа.

Я начал отмечать, что все гуси гуляют не абы где, а у каждого есть что-то вроде своей территории. Точнее даже не территории, а группки, которой он старается держаться. Видимо, это были их семьи. Естественно, тех пылких молодцов, что нет-нет, да проявят свою резвость это не касалось, они шлялись, где им заблагорассудится. И, между прочим, иногда проявляли такую же наглость, как и я, приударив за какой-нибудь гусыней. Но я приударил без задней мысли, а эти молодые, полные энергии и половых забот юноши, преследовали вполне объяснимый интерес.

Один из таких гусаков вдруг поплыл ко мне и также зашипел на меня, как и Граф. Я также ретировался и отплыл от греха подальше. Кто ж их поймёт, как нужно себя вести. Я не придал этому моменту большого значения, а зря.

Ближе к полудню пошёл дождь. Не сильный, но с ветром. Гуси к этому времени уже полностью успокоились. Даже удальцы выбрались и расселись кто где. Косые капли дождя их не беспокоили. Все гуси повернулись по направлению к ветру и будто застыли. Шевелились мало, а некоторые даже стояли на одной ноге, поджав другую и, видимо, согревая. Я по человеческой привычке пытался укрыть голову от ветра, отвернув в обратную сторону. Но холодный мокрый воздух тут же пробирался под перья. И я начинал снова намокать и промерзать. Конечно же, птицы намного лучше меня приспособлены к жизни. Я современный городской человек, поэтому зачастую привычки и здравый смысл правят мной. Но здесь, где городское мышление совершенно бесполезно, я должен получать знания у учителей, которые не испорчены цивилизацией и способны выживать, обладая только тем, чем наградила их природа. Недолго поплавав в воде, гуси выходили на берег и не теряя времени, начинали заниматься своим оперением. Я же проигнорировал этот факт, полагая, что сегодня уже этим занимался и мне достаточно. Но, как только пошёл дождь, мои перья стали пропускать воду. Лишь встав лицом к ветру, я немного отогрелся. А когда дождь прекратился, я заново нанёс смазку туда, куда только смог дотянуться. Это дало эффект, но ненадолго. Я стал внимательнее наблюдать за такой, оказывается, важной и необходимой процедурой. Выходит, что я делал многое неправильно. Сначала смазку нужно нанести на перья груди и по бокам. Потом переходить к спине, затем мажем крылья. После крыльев гуси мажут живот. И в завершение от хвоста спускаются к лапам и натирают оставшиеся перья по направлению к лапам. А вот с головой самое сложное. По крайней мере для меня. Я никак не мог понять, как же измазать шею. В первый раз я полагал, что, нанося клювом жир на все вышеназванные участки, голова сама уже измажется. Оказалось, не так. Этой смазки мало, голову с длинной шеей нужно вымазать отдельным хитрым способом. Многие гуси, недолго думая, размазывают себя когтями, как гребнем. Я тоже было дело хотел так попробовать, но чуть не поцарапал глаз. Тогда выбрал другой, может быть, менее надежный, зато безопасный способ. Кто не очень ловкий, а я среди гусей был самый неловкий, просто наносили побольше смазки на спину и, елозя головой по кругу, натирались вполне сносно. Конечно, совершенства я не достиг ни в первый, ни во второй день. Но, спустя ещё несколько дней, я уже мог вполне определенно сказать, что научился это делать на твёрдую четверку, что меня устраивало.

Сегодня я провозился с нанесением смазки почти всё время, пока гуси отдыхали. После дождя, потратив минут пятнадцать на чистку, они поусаживались на землю, положили головы на спины, спрятав клювы под крыло, и спали. Только Граф не спал. Он даже не присел. Он постоянно бдил, ждал опасности. Интересно, что у него за жизнь была в прошлом, если он стал таким недоверчивым абсолютно ко всему? Может быть, всю стаю вырезали волки или лисы? Или же охотники часто подкрадывались незаметно? Грустно. Похоже на то, что у него началась паранойя или как это у психологов называется?

День близился к вечеру. Стая начала пробуждаться, гогот стал погромче, все зашевелились в поисках пищи. А я, наоборот, захотел спать. Я опять нарушил режим. Но на этот раз я решил твёрдо не засыпать. Мне нужно во чтобы то ни стало присоединиться к ним. Вместе куда надёжнее. К тому же, с таким вожаком, как Граф. Я уже не сомневался, что он вожак этой стаи. Вот он выпрямился ещё больше, хотя казалось, куда ж ещё. Затем развёл крылья в стороны, загоготал и трижды взмахнул. Его возбуждение или же команды начали предаваться всей стае. Граф немного потоптался на месте, затем побежал, размахивая крыльями. На третьем шагу он оторвался от земли. Вся стая проделала то же самое. У кого-то получилось взлететь на третьем шаге, кому-то потребовалось пробежать с десяток метров. Тем не менее, вся стая поднялась в воздух и начала набирать высоту.

Мной тоже овладело общее волнение. Я замахал крыльями и побежал вдогонку за стаей. Но тут же остановился, потому что довольно-таки сильная боль от недавно пережитых ранений напомнила о себе. Я благоразумно сделал вывод, что сегодня лучше не улетать. Неизвестно, куда и сколько эта стая будет лететь, я могу и не обладать подобной силой и выносливостью. Померяться силой мне с ними пока ещё не приходилось. Если гуси прилетали уже дважды на это озеро, то они прилетят ещё. И я остался. Кроме того, я не умел приземляться. Да, именно так, летать умел, а приземляться нет. Мне дважды удалось подняться на крыло. Оба раза произошли сразу же после превращения, но я абсолютно не помню, как это получилось. Впрочем, летал я тоже совсем неумело. Вон они уже почти скрылись из виду. Поразительная скорость! Не мудрено, что охотники так легко меня подстрелили.

Снова в одиночестве я побрёл по становищу. Всюду гуси оставили следы своего пребывания. Среди снежных ямок, прогретых теплом гусиных тел до самой земли, был разбросан помёт. Причем гуси откладывают помёт постоянно, даже во сне. Я слышал, что пища в их желудках перемалывается с помощью камушков. Только вот пока для меня загадка, камушки нужны для всякой пищи или только жесткой, типа каких-либо семян или зёрен? Я ем только корешки, пора ли мне уже глотать камушки? А может, камушки уже у меня есть в желудке? Эх, просветить бы рентгеном парочку гусей, да и себя заодно. А пока придётся жить с тем, что есть, да побольше наблюдать за этими птицами.

Кстати, первую ночь я провёл как раз на этой стороне озера. Значит, лиса не просто так приходила, она, наверняка, знала, что гуси здесь бывают. И зашла на удачу проверить, может кто из стаи остался ночевать. Мне необходимо узнать, с какой же стороны она приходила, может, тогда я смогу себя обезопасить от будущих нападений. Гуси разбредались далеко и успели порядком всё истоптать вокруг. Но мне всё же удалось различить лисий след. Я внимательно изучил, откуда приходила лиса, как обходила поляну, где подкрадывалась. Хотя, это всё, может, и не понадобится мне в будущем, поскольку ветер ночью может измениться, а значит, и поведение лисы тоже изменится. Она будет стремиться зайти с подветренной стороны. Это во всех книжках написано, знает каждый ребёнок. Поэтому моей задачей было найти такое место, где бы лиса не смогла подойти, не разбудив меня. Я полагался на сон гусей, известный своей чуткостью ещё со времен могущества Рима. Даже сейчас то ли в Китае, то ли в Германии гуси служат в охране наравне с собаками.

Везде снег был утоптан, что позволило бы лисе очень тихо подкрасться ко мне. Я походил ещё немного и, наконец, решил, что лучшего места не сыскать. Небольшой, но узкий мыс мне показался наиболее удобным для того, чтобы устроить здесь ночёвку. Мыс выдавался в озеро метра на полтора. Не особо много, но лучшего я ничего не придумал. Все подступы с берега я постарался защитить как мог, натаскав сухой травы и веток, чтобы враг не смог бесшумно на меня напасть.

Сел на проталину, засунул голову под крыло и задумался. А может ведь такое случиться, что Борька уже уехал? Может быть, я поменялся телом с тем гусем, которого держал в руках во время опыта? Но тогда моё бренное тело должно ещё жить, ведь гусь был тогда живой, хоть и раненый. Ох, не хотел бы я увидеть себя с мозгом гуся. Если у человека птичьи мозги, то о таком индивиде думают только в одном ключе. После того, как вылечат тело, меня сразу же направят в психиатрическую больницу к другим таким же с птичьими мозгами. Нет и ещё раз нет! Не хочу такого даже представить. Мне срочно нужно вернуться к Борьке. Только он в силах всё исправить. До конца охоты осталось шесть дней. Сыроедов меня однозначно дождётся. Должен дождаться. А сейчас нужно спать. Шесть дней очень много. Мне необходимо войти в гусиный режим, тогда и раны заживут быстрее.

Небо неожиданно расчистилось. Появились звёзды и засветила луна. Лунный свет заливал всё вокруг. Гусиное зрение окрасило ночь в неимоверные краски, я стал видеть пусть не как днём, но как в сумерках точно. Мой слух не пропускал ни единого шороха. Я слышал, как под снегом шуршат мыши. Слышал редкие всплески воды то ли от выдры, то ли от рыбы. Тут до меня донёсся шорох иной раскраски. Кто-то потяжелее потревожил снег. Заяц? Нет. Это пришла лиса… Пусть шорох послышался всего однажды, но я точно определил место, откуда он шёл. Лёгкий ветерок тянул с озера от меня прямо на лису. Но мне было неважно, я уже отчётливо видел её. Лиса уверенно и бесшумно продвигалась в мою сторону. Она наверняка меня уже почуяла. Что ж, подпустим поближе. Лиса подкралась вплотную к моим веткам и не решалась сделать ещё шаг. Не глупая, понимает, что наделает шуму. Почему она пришла, неужели мышей ей недостаточно? Лиса была крупная, видимо, самец. Возможно, этот лис падок на лёгкую добычу. Но, чтобы добыть гуся, требуется большое терпение и знания. Этот обладал и тем, и другим. Но сегодня он просчитался. Обычные гуси уже спят крепким сном, но в моём случае ситуация иная. Я не спал. Я наблюдал из-под полуприкрытых глаз. Лис прижался к земле и стал готовиться к прыжку, всё ближе подбирая под себя ноги. Вот он сжался в комок и готов прыгнуть. Всё его тело напряглось и мелко-мелко задрожало. В этот миг я взорвался громким гоготом и одновременно прыгнул навстречу врагу, растопырив крылья и вытянув шею. Эффект неожиданности сработал. Лис подскочил метра на полтора. Перевернулся в воздухе, словно кошка, и дал дёру. Полагаю, что остаток ночи я проведу спокойно.

На следующий день гуси вернулись, как по расписанию. Я внимательно следил за их приземлением и старался запомнить каждый манёвр. Сегодня гусей прилетело ещё меньше. Где-то полсотни. Если так пойдёт и дальше, то, боюсь, что скоро они вообще не будут прилетать на это озеро. Снег тает и гуменники предпочитают кормиться на полях, а не на воде. Впрочем, далеко от водоёмов они не садятся, но всё равно, тот факт, что стая за три дня уменьшилась вдвое, меня насторожил. Сегодня мне точно надо с ними улететь. С этой мыслью я поспешил в самую гущу гусей. А может, это вообще другая стая? Нет, не другая. Я встретил уже знакомый лукавый взгляд, который опять заворожил меня. Афродита. Вот она проплывает мимо, а я, словно юнец, следую за ней. Но нас разлучил невесть откуда взявшийся гусь, грубо вклинившийся между нами.

Он был сильнее меня и явно нацелен на драку. Это тот же самый гусь, который подплыл ко мне после случая с графским семейством. Молодой, пышущий здоровьем гусак, я его запомнил по цвету клюва. Такого черного клюва я ещё не встречал у гуменников. Клюв был полностью черным. Лишь две едва заметные рыжие точки видны по бокам. Я уже видел, как поступают в подобных случаях другие парни. Чаще они просто улепётывают. Не мудрено. Я тоже был готов так поступить. Но эта наглая дерзость Черноклюва, так я его назвал, потребовала справедливого решения. И я остался на месте.

Эх, если бы я только знал, чем обернётся моя смелость. Мне вовсе не нужна эта драка. Приударивать за Афродитой я не собирался. Мне чисто с натуралистической точки зрения интересно было за ней наблюдать. Но уязвленная гордость собиралась вляпать меня в очередную историю. Черноклюв сделал выпад, пытаясь ущипнуть клювом в крыло. Я мотнул лапами, отплывая в сторону, и он промахнулся. Если бы такой быстрый выпад был на суше, то ему удалось бы меня ухватить. Он выгибал шею и шипел на меня с гоготом. Потом приподнялся и слегка растопырил крылья. Я знал, сейчас подействует очередной рывок. Но я не отступил. Я не шипел и не гоготал, я молча наблюдал, как он распаляет себя и следил за каждым его движением, готовый дать отпор. И началось. Черноклюв был молодым сильным гусаком. Наверняка, в его жизни ещё не было гусыни, и он положил глаз на Афродиту. Я не собирался им мешать. Я же в душе человек. Мне их игры интересны как зрителю канала БиБиСи «Живая Природа». Совершенно случайно я дважды встал у него на пути. А он сразу в драку. Тем не менее, бой продолжился. При следующем выпаде, как я ни был готов, гусаку удалось меня схватить клювом за крыло у основания шеи. Он держал очень крепко и при этом удобным крылом наносил мне удары сгибом крыла. Моё ещё не полностью окрепшее тело ощущало их довольно-таки сильно. Но, как обычно бывает во время битвы, что у людей, что у животных, о ранах не задумываешься. Потом будешь их зализывать. А сейчас нужно действовать активно. Я не стал повторять тактику Черноклюва. Я не уцепился мёртвой хваткой в его крыло, я решил, что смогу нанести больший урон врагу, если буду его больно клевать и выщипывать перья. При этом я пытался также, как и он, наносить удары свободным крылом. Удары сгибом крыла похожи на удары кулаком. Основное в этом деле – попасть в правильное место, то есть в болевые точки. Где болевые точки у гусей, я не имел понятия, но судя по ощущениям, всё моё тело было сплошной болевой точкой. Поэтому я его дубасил, куда только мог дотянуться.

Временами мы почти с головой погружались под воду. Каким-то чудом я не захлебнулся. Зато запоздало осознал ошибку своей тактики. Опоры под ногами не было. От воды особо не оттолкнёшься. И я всё чаще промахивался. А опытный Черноклюв ни разу меня не отпустил и методично избивал, удобно придерживая клювом. Я уже не был рад, что решил вступить с ним в драку. Мне не хватало воздуха, я начинал задыхаться. А он всё давил и давил. И тут произошло то, что со мной иногда случалось в детстве. Мной овладело чувство сильнейшей несправедливости, что какой-то гусь вдруг сейчас лишит меня жизни. Причем ни за что. И я взбесился. В такие моменты в детстве своё поведение я контролировал слабо. А сейчас и вовсе не стал себя останавливать, хотя мог. И вместо того, чтобы отпихиваться и уходить от ударов, я наоборот подался всем телом на противника, глубоко вдохнул на миг показавшегося воздуха и ухватил его, но не за крыло, а за шею. Таким образом перед моим кулаком оказалось его брюхо. Не делая передышки, я начал часто и изо всех сил долбить сгибом крыла по его животу. Моё бешенство достигло апогея. Нужно было торопиться и использовать полностью этот заряд энергии. Потому что потом мне уже сложно будет получить такую долю концентрации. Сил не останется. И вот Черноклюв начал сдавать. Он не ожидал настолько резкой перемены в моём поведении и уже видел свою победу. И попал впросак. Я всё чаще и чаще его заваливал на спину. Это давало мне очередной глоток воздуха, а у него отнимало силы. Наконец, он разжал клюв. Я не преминул этим воспользоваться и вдарил освободившимся крылом ему в голову. Но это не могло продолжаться вечно. Я тоже сильно устал. И отпустил его, тут же отплыв на метр.

Вокруг уже собралась компания гусаков, которые подбадривали нас гоготом. Не знаю, на кого они ставили, но в драку не вмешивались. Мы с Черноклювом плавали напротив друг друга, не приближаясь и не удаляясь. Гоготали и шипели, вытянув шеи. В общих чертах наш диалог выглядел весьма примитивно:

– Ну, чего орёшь? Мало получил? Иди сюда, я тебя порву! – кричал один.

– Это мы ещё посмотрим. Давай, подходи, если не боишься быть утопленным! – кричал в ответ второй.

Неизвестно, по какому сценарию продолжилось бы наше с Черноклювом выяснение отношений, если бы среди этих зевак не появился Граф. Вся компания разом раздвинулась, уступая ему дорогу. Наш вид его нисколько не смутил. Он не был ни зол, ни добр. Он был мудр. Поэтому Граф просто проплыл между нами, затем повернулся к Черноклюву, вытянул шею в его сторону и загоготал. Черноклюв тут же перестал кричать. Потом такую же процедуру Граф проделал и в мой адрес. Я понял, почему Черноклюв сразу перестал кричать. Передо мной стоял воин. Именно воин. Опытный. Пусть Граф был уже не молод, но я понимал, что если не угомонюсь, то он меня прямо здесь и похоронит. Граф не был крупнее Черноклюва, но его спокойная уверенность заполнила всё видимое мной в данный момент пространство. Граф гоготнул совсем негромко, без истерики. Но мне хватило. Для острастки он ещё разок гоготнул на каждого и терпеливо ждал, пока мы не уплыли в разные части озера. Всё ещё возбужденные, мы часто ополаскивались и приводили свои перья в порядок.

А озорные глазки весело наблюдали с берега за всем происходящим.

Граф ревновал всех своих четырёх дочерей. То ли он привык уже, что они всегда рядом, то ли отцовская забота заставляла выбирать среди женихов только лучших из лучших. Тем не менее, он рьяно защищал неприкосновенность каждой из них. Если какой-либо гусак вдруг проявит интерес к молоденькой гусыне, то Граф тут как тут. Немедленно отгонит. Но я стал замечать, что Граф не ко всем относится отрицательно. Он уважает настойчивость. Если юноша вдруг проявит свой норов, то отпор папаши со временем ослабевает, и он начинает отпускать от себя дочку. Конечно же, последнее слово остаётся за ней. Если жених не по вкусу, то ничего уже не поможет, может быть, только время. В любом случае Граф же понимает, что через пару месяцев у него появятся новые птенцы, а с ними и новые заботы. А своих невест всю жизнь взаперти не удержишь, да и не за чем. Пусть плодятся. Думаю, что его молодость прошла в настоящих боях. Весь он какой-то собранный и спокойный. Всегда на страже не только своей семьи, но и всей стаи. Его пост всегда находился на возвышенности, либо там, откуда хорошо просматривалось поле или берега озера. Я ни разу не смог увидеть, когда же он спит. Он не спал и не ел. По крайней мере, мне так казалось.

Глава 2. Новая жизнь.

Сотрудник ДПС внимательно рассматривал документы.

– Борис Сергеевич, выйдите, пожалуйста, из машины, – сказал он.

Борька вышел. Владелец машины Васька, но документы оформлены на обоих, поэтому у Борьки не было проблем волноваться. Но всё же он разволновался. Он машинально сунул руку в карман и стал поглаживать Пеликена. Этот жест не ускользнул от внимания сотрудника.

– Документы не ваши, – продолжил сотрудник. – Оформлены на Волкова Василия Александровича.

"Начинается", – с досадой подумал Борька и мысленно добавил: "Спокойно ничего не произошло, обычный сотрудник, обычные вопросы". И вслух произнёс.

– Да, машина друга. Он попросил меня съездить домой, пока охотится, – "Ох, и зачем я ему про охоту сказал?" – начал злиться на себя Борька.

– А сам он почему не поехал?

– Так ведь охота же, сезон, – Борька старался поддерживать будничный тон. А рука предательски шарила в кармане, то сжимая, то разжимая статуэтку. Борька вынул руку из кармана. И тут же снова разозлился на себя: "Зачем я руку вынул? Да ещё так быстро! Ну, была она в кармане, кому мешала?"

– Откройте, пожалуйста, багажник, – высказал новую просьбу гаишник.

Борька распахнул дверь. Багажник по своему обыкновению был завален разным походным хламом. И сверху, как на зло, лежал чехол с ружьем.

– Ваше оружие?

– Д-да, – заикнувшись произнес Борька. И добавил, предупреждая следующий вопрос: – Разрешение с собой, всё в порядке.

Но бдительный сотрудник ДПС невозмутимо продолжал:

– Покажите разрешение.

Тут уже Борька заволновался всерьёз, но героически пытался сохранить спокойный вид, что у него не особо выходило. Он сунул руку в карман, сжал Пеликена, снова высунул, опять засунул. "Да что ж такое со мной?" – подумал он. "Если уж влип, то рассказывай, как есть, без ехидства, всё равно не поверят." Он вынул руку из кармана и решительно пошёл к своему рюкзаку, в котором лежали оставшиеся документы.

– Вот, – Борька развернул охотничий билет, взял из него голубую карточку разрешения и протянул инспектору.

Инспектор мельком взглянул и высказал очередную просьбу:

– Достаньте оружие из чехла, пожалуйста.

Борька взял чехол с ружьем и ужаснулся. Это было ружье Васьки. "Влип!" – лихорадочно пронеслось в голове. Майка тут же стала мокрой от внезапно выступившего пота.

– Понимаете, – начал Борька, – Это не мое ружье. Мое вот тут, – и он начал копаться в вещах.

– А это чье ружье?

– Это друга… Васьки… Ну, Василия, чья машина. Понимаете?

Но инспектор уже перестал что-либо понимать. Он махнул своему напарнику, подзывая к машине, а Борьку строго спросил:

– У вас есть разрешение на это ружье?

– Да, есть, но не мое, друга, – Борька хватался за последнюю надежду. – Вот его рюкзак, тут все документы. Сейчас я найду.

Инспектор был неумолим:

– Борис Сергеевич, я вынужден вас задержать. Пройдемте на пост для составления протокола. Возьмите с собой документы и оружие для сверки.

Борьку привели на пост и усадили в углу на стул. Рюкзаки с документами и ружья в чехлах лежали тут же, у его ног. Инспектора достаточно вежливо сообщили, что согласно какой-то там статье они должны привести понятых. Пока искали понятых, один из них начал составлять протокол. Борька всё думал, как же он умудрился оказаться в такой ситуации? Нужно было ружья спрятать поглубже! Почему же он раньше об этом не подумал? Так он себя винил и винил, а веселый Пеликен подставлял под Борькины пальцы то живот, то лысую голову. Сотрудник ГИБДД попался очень умелый в допросах, так что Борька очнулся, когда тот уже почти всё узнал. И Борька не понял, как же смог рассказать всё, что произошло, сам того не понимая. Хотел же сначала что-то приврать более естественное, но не получилось. Рассеянность.

А инспектор сидел с застывшей кривой усмешкой. Невозможно было догадаться, верит он или же просто всё записывает, потому что так необходимо по долгу службы.

Борька сидел с поникшей головой, постоянно лезли мысли о безысходности положения. Ввели понятых. Процедура досмотра личных вещей прошла для Борьки, как в тумане. Проверили оружие, личные вещи в обоих рюкзаках. Потом вышли на улицу к машине, чтобы дальше продолжить осмотр. А он всё думал только о том, что уже ничего не исправить. И даже Пеликен одиноко лежал в кармане, всё реже чувствуя прикосновения Борькиных пальцев. Досмотр закончился, понятых отпустили.

Инспектор захлопнул дверь Васькиной машины, и Борька увидел своё отражение в стекле двери. Борька посмотрел в свои поникшие глаза. Вдруг, за спиной появилось ещё одно отражение. Он перевел взгляд и увидел… О, боже! Он увидел того самого продавца статуэток с московского рынка! Борька молниеносно обернулся. Сзади стоял инспектор ГИБДД и больше никого не было. Борька метнулся в сторону, разыскивая промелькнувшего продавца. Он же здесь, где-то рядом, наверное, зашёл за машину! Инспектор движения Борьки понял по-своему и среагировал соответствующе. Ударил своей ногой по Борькиной ноге. Борька тут же споткнулся и растянулся на грязном асфальте, больно ударившись ладонями и поцарапав их до крови.

– Стоять! – одновременно с ударом громко крикнул инспектор и мощно навалился сверху.

Тут же подоспел напарник. Они вдвоём ловко завернули руки ему за спину и надели наручники. Впрочем, Борька и не сопротивлялся.

– Вызывай, пусть едут уже быстрее! – сказал инспектор, обращаясь к напарнику. И уже Борьке: – Куда ты дернулся? Ох и дурак же!

– Вы неправильно меня поняли, – невнятно затараторил Борька своё оправдание. – Я не хотел убегать. Мне нужен один человек, он тут стоял. Вот только что… За вами… Я хотел его догнать… Вы не поняли…

Но сотрудник даже не стал вникать в Борькину речь:

– Ага. Верю. Другим будешь объяснять. А этот случай мы в протокол сейчас с тобой занесём. – И повел Борьку опять на пост.

Борьку везли в полицейском "козлике". Был он тут не один. Непонятного вида человек в темной одежде спал в углу напротив, плотно надвинув на глаза до самого носа меховую шапку не по сезону. Из-под шапки были видны только черные усы и жиденькая острая бороденка, такая же темная. Борька старался не обращать на него внимания, но взгляд то и дело попадал на вынужденного попутчика. Борьке казалось, что лучше бы было ехать одному. Этот бродяга, как его окрестил Боря, не внушал никакого доверия. "Надеюсь, он хотя бы не бомж?" – мелькнула мысль, но он тут же устыдился своему предположению. "Не суди человека по первому впечатлению, но и не забывай этого впечатления. Оно многое тебе подскажет", – вспомнил он витиеватую фразу отца. Но спроси, и Борька не сможет дать внятный ответ, отталкивает этот человек или, наоборот, притягивает.

Внезапно Борьке захотелось его разбудить и поговорить. Рассказать всё, что произошло, посетовать на свою неудавшуюся жизнь. О научных подвигах, которые вдруг обернулись бедой. Что он хотел сделать открытие, но события против него. Словом, Борька хотел поплакаться в жилетку. Но сам одернул себя:

– Так, погодь, каждому встречному-поперечному будешь ныть? – похоже, он это произнёс вслух, потому что человек проснулся, зевнул, но шапку не снял, а надвинул ещё глубже до самых усов.

"Козлик" остановился. Двери тут же открылись и строгий голос произнёс:

– Выходи!

Борька выглянул из машины. На улице была ночь, площадка перед изолятором освещалась уличными фонарями. Полицейский включил свой фонарик и направил сначала на Борьку, потом посветил в угол, где сидел второй задержанный. Борька проследил за лучом. Наконец-таки, он увидит его лицо. Но человек никак не отреагировал. Казалось, он опять заснул. Борьке, почему-то, стало досадно.

– Руки за спину! – вновь произнес команду конвойный.

Борька повиновался.

– Иди вперёд! – сказал тот же конвойный и повёл его ко входу. Боря услышал скрип закрывающейся двери "козлика", и решился спросить:

– А тот второй, его разве не со мной?

– Не разговаривать! – опять строго, но все же с будничной интонацией произнес конвойный и легонько подтолкнул Борьку в спину.

Боря только успел кинуть последний взгляд на закрывающуюся дверь. Дверь уже почти закрылась, но в последний момент она остановилась, и из-за двери выглянул попутчик. Шапка уже не была надвинута на лицо, и Боря не поверил своим глазам, это был тот продавец с рынка! Чукча-китаец! Борька хотел снова дёрнуться ему навстречу, но вспомнил, чем это может обернуться, и вовремя взял себя в руки. Но конвойные всё же заметили и приняли меры.

– Мы слышали, что ты тихий, но с чертями в омуте. Руки за спину, держать ровно!

Наручники быстро защелкнулись на запястьях.

Борька бросил последний взгляд на машину. Чукча смотрел на него спокойно и улыбался. Потом подмигнул, спрятался опять в «козлике», дверь за ним захлопнулась. А самого Борьку уже более грубо ввели в камеру, сняли наручники и предоставили самому себе.

В камере он был один. Борька сел на нары и начал рассуждать о своем нелегком положении и о последних днях, перенасыщенных необычайными событиями. Уезжая с севера, с места охоты, он думал, что это самое лучшее решение – быстрее приехать в лабораторию и всё исправить. То есть, как следует подготовиться к новым испытаниям, провести ряд опытов и уже готовым возвращаться назад, помогать Ваське вернуться в прежний облик. Но первый же пост ГИБДД, на котором его проверили, всё изменил. Только сейчас до него стал доходить истинный масштаб бедствия. Только сейчас он понял, в какую историю вляпался. А ведь все из-за своей же гордости. Он рассказывал матери, что скоро будет величайшее открытие, за которое он, скорее всего, получит нобелевскую премию. Она же, мудрая женщина, только улыбалась и говорила, что занесет тебя твоя похвальба в неведомые дали. "Ага, на Колыму!" – заключил Борька, вспоминая ее слова. Безрассудство, неосторожность и просто нарушение элементарных требований безопасности при проведении экспериментов привели к печальным последствиям. Борька винил в этом только свою рассеянность. Впрочем, рассеянность не причем. Виноват только он сам и никакие оправдания не помогут.

Что же теперь делать? Никто же не поверит случившемуся. Ему даже не дадут шанса исправить. Даже страшно представить, что подумают остальные следователи и прочие лица. "Наверное, начнут с медицинского обследования", – подумал он и горько вообразил себе эту процедуру. – «Кстати, гаишник, вроде что-то говорил, что сообщит обо мне родственникам. Потом меня увезли. Интересно, сообщил ли? И кому тот сможет позвонить? Только матери. А что она сможет? Только посочувствовать и поплакать. А с другой стороны, отчаянное материнское сердце способно на многое.»

Борька поднялся и стал ходить по камере. Рука опустилась в карман и нащупала Пеликена. Каким-то чудом его не отобрали. Он внимательно взглянул на вечно веселую фигурку. И мысль пришла! Чтобы ее не отпустить и обдумать до конца, он стал двигаться еще быстрее. Три шага в одну сторону – решетка, три шага в другую – стена. Разворот, и опять все снова. И так почти час. В итоге, силы иссякли и Боря повалился на нары. Выход есть! Не факт, что получится, но нужно пробовать.

На этом он нежно погладил лысину своему талисману, положил в карман и уснул.

Утром Борьку ввели в кабинет. В почти пустой комнате за столом сидел грузный следователь, попивающий чай из стакана и закусывая огромным бутербродом. Борьке он сразу не понравился. Тот кивнул головой, и Борьку усадили на специально приготовленный для этого стул напротив стола. И наступил тягучий допрос. Следователь что-то записывал, при этом спрашивал у Борьки те же вопросы, что и сотрудник ГИБДД на посту. Имя, фамилия, профессия, кто родители и всё в этом роде. Борька ждал, когда же перейдут к сути, но следователь топтался на месте.

– Вы скажите, в чем меня обвиняют? – не вытерпел он.

– Молодой человек, не мешайте своими вопросами, только отвечайте. У меня таких, как вы, знаете сколько за день проходит? Вот то-то и оно, что не знаете. А ваши вопросы неуместные. Вам и самому лучше меня известно, за что вы тут оказались, – назидательно ответил следователь. Он откусил очередной кусок и, не прожевав, добавил: – У меня нет времени, чтобы еще выслушивать человека, который нарушает закон.

Боря не ожидал такого резкого заявления и слегка опешил. А допрос продолжался всё в том же монотонном духе. Правда, следователь всё же спросил, в какой день Борька уехал на охоту, с кем и когда вернулся. Но даже не поинтересовался, куда делся Вася.

– Достаточно, – заключил он. – На этом закончим, тут все ясно.

– Что ясно? – искренне не понял Боря.

– Молодой человек, не прикидывайтесь простачком, – следователь скривил неприятную гримасу, которая должны была означать улыбку. – Вы уехали на охоту вдвоем?

– Да, вдвоем.

– Возвращались один?

– Один.

– У вас было обнаружено оружие ваше и вашего приятеля. Так?

– Да, но я же объяснял…

– Не перебивать! – брызнул слюной следователь. – Что ты тут комедию ломаешь? Всё, что ты натрепал инспектору, я прочитал. Это полная чушь, годная, разве что, для бульварных детективов. Ученый он, видишь ли! Такими учеными тюрьмы забиты! А-ну, признавайся, где тот, второй, чье ружье у тебя нашли?

Борька онемел. От таких слов у него не нашлось, что ответить. Пульс участился. А следователь поднялся со стула. Стоя он выглядел еще более неопрятно и неприятно. С брюшка посыпались крошки. Нижняя пуговица у рубашки расстегнулась на животе в самом его широком месте. И Борька мог созерцать открывшийся пупок.

– Что? Задергался? – при этих словах следователь подался вперед и живот оказался на столе. Следующая по порядку пуговица приняла на себя весь вес напирающего живота.

Борька ничего не отвечал, он даже не вникал в суть криков следователя. Он смотрел только на живот и думал, выдержит или не выдержит пуговица? Еще мгновение и пуговица не выдержала и с треском отлетела от рубашки, при этом звонко стукнувшись о рядом стоящий стакан. Борька невольно улыбнулся выкатившемуся брюху. Следователь внезапно стих. Теперь он был занят застегиванием пиджака на голом животе. По всему было видно, что для него это впервые. И пока следователь занимался спасение остальных пуговиц, Борька думал, что нужно попросту поменьше есть.

– Ну? Что? – следователь привел свой живот в относительный порядок, спрятав за полами пиджака, но улетевшая пуговица еще пуще его разозлила. Он взял недопитый чай, одни махом вылили его себе в рот, шумно сглотнул, и выпалил: – Тебя раскусили! Скажи, за что ты кончил своего дружка?

– Вы о чем? – Борька совсем был обезоружен.

– Он опять прикидывается дурачком, – хмыкнул взбешенный следователь. – Я устал с тобой. Здесь всё как на ладони. Думал, все остальные глупцы? Ружье чужое с собой прихватил, документы, даже вещи! Даже портки, и теми не побрезговал! Да кто ты вообще такой? Начинающий киллер? Ха! Ну, докладывай, что ты с ним не поделил?

При этих словах Борька украдкой достал из кармана Пеликена, посмотрел в его смеющиеся раскосые глаза. И подумал, что это какой-то неправильный следователь. Что он так на него взъелся? Либо у него всегда такая манера разговаривать с подозреваемыми, вроде "плохого полицейского", либо что-то случилось в жизни. Причем аккурат перед тем, как Борьке оказаться в КПЗ. В любом случае нужно что-то делать. Если уж следователь сам первый начал, то Борьке ничего не остается, как тоже пойти на конфликт, но только другим оружием. Он улыбнулся, вспомнив ночные думы, и решил, что пора бы уже начать осуществлять свой план.

– Что ты лыбишься? – спросил следователь, увидев довольную гримасу на Борькином лице.

– Во-первых, не ты, а вы, – спокойно начал Борька. – Во-вторых, не грубите мне.

– Да, как ты смеешь… – начал возражать следователь.

– Не перебивайте! – здесь Борька был вынужден повысить голос. – Это, в-третьих. А в-четвертых, мне нужно позвонить.

– Да кто тебе позволит!.. – опять начал следователь, но Боря на этом месте внезапно рассмеялся. Следователь замешкался, он не знал, как реагировать. Судя по всему, все в этом кабинете при таком напоре реагируют одинаково. А Боря, увидев его замешательство, внутренне заликовал: "Не так-то он и крут, как хочет показаться". И тут же продолжил:

– Я не знаю, на сколько часов или суток вы имеете право меня здесь задержать, но, думаю, что наш разговор должен был начаться с этого. Зато я точно знаю, что имею право на защитника, адвоката, или кто у вас выполняет эти функции? А также на один звонок! – на последних словах он постарался сделать упор.

Следователь шумно запыхтел, обдумывая. Диктаторскую позицию он сдал, это он понимал. В итоге выдавил:

– Кому будешь… Будете звонить?

– Профессору Громову. Это мой наставник в научных исследованиях.

– Положено звонить только родственникам, – возразил следователь.

– Родственникам, думаю, что вы уже сообщили, а если не сообщили, то должны сообщить, – опять же спокойно продолжал Борька. – А мне нужно позвонить, считайте, что близкому человеку. Да, пожалуй, ближе него у меня не было никого за последние несколько лет.

У следователя на лице появилась ухмылка:

– Что? И девушки не было? Только профессор?

Борька понял шутку. Даже сам улыбнулся:

– Профессор все же ближе, – ответил он.

Ему опять повезло, в камере снова никого не было. Еще на посту ГИБДД отобрали всё, но, каким-то образом, оставили Пеликена. Во время обыска фигурка была в руке и полицейским даже не пришло в голову посмотреть, что у него в ладонях. А потом он машинально отправил статуэтку в карман. И теперь Борька не крутил талисманчик в руках, а внимательно рассматривал. До чего же он похож на того продавца! Да, сейчас он видел это отчетливо. Вон морщинки даже видны, как у него. Или это не морщинки, а трещинки на кости? Не важно, очень натурально вырезано. Настоящий мастер! Уж очень талисман на продавца похож. Правда, продавец был не толстый и не лысый. А вот лицо точь-в-точь. А может, Борьке так просто кажется. Да и продавец этот вечно везде мерещится. С другой стороны, все чукчи на одно лицо. Также, как и все китайцы. Поэтому не сложно и ошибиться. Но уж очень хотелось Борьке верить, что встречал он каждый раз именно того продавца с московской барахолки.

А сейчас он лежал и вспоминал допрос в кабинете. Да, следователь, конечно, тот еще тип. Его методы допроса обескураживают. Многие, наверное, сознались в своих грехах при таком напоре. Но Борьке нечего было скрывать. А все свои грехи он уже рассказывал раньше. И рассказал бы снова и даже с большими подробностями, но ведь следователь ничего и не спрашивал, а значит, и оправдываться было ни к чему. Но теперь Борька осознавал, что его положение гораздо хуже, чем он представлял. Если раньше он думал, что только незаконное хранение и ношение оружия является главной статьей обвинения, то теперь ему уже вешают убийство. Причем доказать обратное будет достаточно сложно. Хорошо, что хоть он смог дозвониться до своего наставника по научной работе. Правда, профессор Громов был достаточно замкнутым флегматичным человеком. Но что касается науки, Евгений Петрович был на коне. К нему можно было обратиться в любой момент, и тот всегда приедет, подскажет, поможет и словом, и делом. А вот по житейским проблемам Боря обращался к нему впервые. Каким-то чутьем он осознавал, что нужно звонить именно ему. Может быть, всему были виной слухи, порой доходившие до Борьки, что Громов Евгений Петрович как-то связан с верховными лидерами нашего государства. Может, это были лишь слухи, а может… В общем, Борька считал, что сделал на первом допросе всё, что мог, и теперь спокойно лежал и рассматривал Пеликена. Других забот не было. Он попросил принести ему тетрадь и ручку из своих вещей, но следователь отказал, сославшись на недостаточную изученность всех его записей.

А в Боре томились чувства, что он упускает время. Что ему нужно очень многое ещё сделать, чтобы вернуть друга к людям. Но для этого нужно находиться в лаборатории, а не здесь. Отсюда ничего не добьёшься. Наверное, это и была истинная причина, почему он позвонил профессору, а не родителям. Желание позвонить Громову было чисто интуитивным, и сейчас Борька боролся с сомнением, а не зря ли он это сделал? Евгений Петрович выслушал всё без эмоций, впрочем, он всегда всё выслушивал, не проявляя особых чувств, по крайней мере, внешне. И в конце разговора ледяным тоном спросил:

– У тебя всё?

Вот так вот просто "у тебя всё?"… Боря, конечно, тут же раскаялся в своей затее с этим проклятым звонком профессору и, естественно, ничего не оставалось ответить, кроме как:

– Всё, Евгений Петрович.

И он даже не стал продолжать беседу, не уточнил, как обычно это бывает, что сможет ли профессор ему помочь и тому подобное. На этом Громов тем же ледяным голосом ответил:

– Я тебя понял, до свидания, Боря.

И даже ничего не пообещал, не ободрил. Повесил трубку. Эх, плохо Боря его знает. А ведь уже почти десять лет с ним знаком!

Во второй половине дня Бориса снова вызвали на допрос. На этот раз в кабинете, кроме следователя, был еще один человек.

– Согласно закону, вам назначается адвокат, – бодро сообщил следователь.

Поскольку в Борькиной голове было очень мало сведений о разных законах, в ответ он просто кивнул, мол надо, так надо. Он даже порадовался, что на этот раз следователь, может, будет более адекватен. Защитник же должен защищать, а значит будет на Борькиной стороне.

Адвокат поздоровался, представился. Но Борьке не запомнились ни фамилия, ни имя. То ли Зарубин, то ли Подрубин. Впрочем, имя следователя тоже не запомнилось. Он по привычке списал это на свою, обычную за последнее время, рассеянность. И переспрашивать не стал.

Следователь начал допрос. Он задавал вопросы уже по делу.

– Итак, вы поехали на охоту вдвоем с другом, неким Волковым Василием Александровичем. Потом у вас что-то произошло, возможно ссора, и вы забрали его ружье, документы, одежду и уехали. Верно?

– Никакой ссоры не было, просто… – начал свой ответ Борька.

– Отвечайте на вопрос, – остановил следователь. – В рассуждения вдаваться не нужно. Ответьте, вы уехали вдвоем, вернулись один с чужим оружием. Так?

– Да. Но… – ответил Борька, но следователь его снова прервал следующим вопросом.

– Когда вы были на охоте, к вам кто-нибудь подходил? Или вы были одни?

– Никого не было. Ну, конечно, рядом и другие постреливали… – но следователь опять не дал договорить.

"Да что ж такое!" – возмущенно подумал Борька, но виду не подал. Следователь ему уже не просто не нравился, он его уже сильно раздражал. Борьке хотелось ответить колкостью, но благоразумие сдерживало.

– Почему вы возвращалисьодин?

– Потому что мой друг в результате моих опытов исчез. Точнее, я думаю, что он трансформировался в гуся. И…

– Достаточно! – в голосе следователя начинало проскальзывать утреннее раздражение и злость. – Свои догадки оставьте при себе. Догадки не ваш конек. А вам бы лучше рассказать, как все произошло на самом деле. При этом ничего не утаивая и не выдумывая. Выдумывать сказки у вас еще будет время. Сокамерникам они понравятся.

Адвокат улыбнулся. И Боря заметил. Наверное, со стороны это, действительно, выглядело смешной шуткой. Но он же должен защищать, а ведет себя, как посторонний. Впрочем, криминальных фильмов Борька не смотрел, детективной литературой про полицейских и преступников тоже не интересовался. Может, так и должно быть. Может, адвокат не имеет права вмешиваться в допрос.

– Ну, что вы опять начали ломать комедию? Признавайтесь, где Волков Василий Александрович?

– Я не знаю, – честно ответил Борька. Ему уже начинала надоедать эта карусель одних и тех же вопросов. – Почему вы считаете, что я говорю неправду? Почему вы мне не верите? Вы же, наверняка, видели все вещи, которые были со мной! Там есть и лазер, с помощью которого я делал опыт. Там и записная книжка, в ней все написано, как и что я делал!

– Ну-ну, спокойнее, молодой человек, – сказал следователь, поднимая свое грузное тело со стула. Пиджак на этот раз был застегнут на животе. Шансов оторваться у пуговиц не было никаких. Он продолжил: – Отсюда вы прямиком направитесь в следственный изолятор. А там уже не будут с вами церемониться как здесь. Поэтому, рекомендую признаться во всем сразу. Честно признаетесь – уменьшите срок. Суд это оценит.

– В чем признаваться? – это вопрос был адресован адвокату, который молчаливо сидел и иногда согласно кивал в такт речам следователя.

Адвокат продолжал кивать, но тут до него дошло, что вопрос задали ему. Он встрепенулся и, запинаясь, ответил:

– Отвечайте, отвечайте. Нужно все рассказать. Здесь все хотят вам только добра. Не думайте, что вас запугивают. Нет! Ни в коем случае! Вам самому нужно как можно быстрее помочь следствию. Если вы ни в чем не виноваты, следствие непременно это выяснит. Рассказывайте.

"До чего же у него слащавый голосок", – брезгливо подумал Боря и в душе махнул на него рукой. А вслух сказал:

– А почему вы мне поверили, что я ездил на охоту вдвоем с другом? Почему поверили, что, допустим, мы не ездили большой компанией? Почему?

– Улики против вас. И ваше первое признание очень ровно накладывается на найденные при обыске вещи в машине, – тут же нашелся следователь. – А сказка про превращение – это вымысел. Может быть, вы и занимаетесь чем-то там научным. Но сами же понимаете, что можно все, что угодно допустить, но только не это. Потому что этим проще всего прикрыться, пытаясь замять преступление.

– Ну так выясняйте дальше. Проводите расследования, изучайте мои записи. Кстати, а вы попытались найти моего друга? Может я настолько все придумал, что и друг-то мой тут совершенно ни причем, а машину я у него угнал. А? Какого предположение? Нравится?

– Довольно! – грубо прервал следователь. – Что нам делать, мы разберемся без вас. Подумайте лучше о своем благополучии.

Он закончил писать протокол и пододвинул его Борьке:

– Ознакомьтесь, распишитесь!

Борька взял протокол, пробежал глазами наискосок. Да что он тут понимает в этих бумагах? Уже хотел поставить подпись, но вспомнил про адвоката, как хорошо, что ему его назначили, избавит от лишних бумаг. Он протянул исписанные листы. Адвокат взял с неохотой. По крайней мере, так показалось Борьке. И быстро просмотрел их. Причем, некоторые он даже не открывал полностью, а как будто пересчитал их. Вернул назад Боре с словами:

– Все в порядке, можете подписывать.

Боря взял ручку и потянулся подписывать бумаги. Но что-то его остановило, и он решил всё же вчитаться в смысл написанного. А что такого? Он в своей жизни уже много всего подписал в спешке. Всегда куда-то надо было торопиться, или же считал неудобным задерживать кого-то долгим чтением. А сейчас куда торопиться? У него времени предостаточно. Может, следователю и нужно домой, может, его там семья ждет. Ничего страшного, подождет. А не успеет, так завтра продолжит свои допросы. А адвокату, видать, и вовсе всё равно. Он даже и не читал толком. И Борька принялся читать.

– Что-то не так? – осведомился адвокат почти скороговоркой.

– Нет-нет. Все нормально, – очень спокойно ответил Борька.

– Вы же уже читали, – продолжал спрашивать тот. А следователь при этом старался не дышать. Но с его грузным телом это давалось совсем непросто. И Борька постоянно слышал сопение.

Борька на реплику адвоката ничего не ответил. Он уже углубился в чтение. Закончив читать, Борька сделал вывод, что ничего не придумано, написано все верно, но вот только не все, что он говорил. Например, не было ни слова о научном эксперименте. А ведь это же ключевой момент! Именно в результате этого и произошло несчастье. Конечно же, такой протокол разбудил много противоречивых чувств в Борькиной душе.

– А где же тут про эксперимент, про лазер? – удивленно спросил он у адвоката.

– Про лазер написано в другом протоколе, у инспектора ГИБДД, – не колеблясь ответил адвокат. – А здесь, в протоколе, только сегодняшний допрос.

"Допустим", – подумал Боря. Всё равно странно, какая-то недосказанность получается. Однобокость.

– Где должна стоять подпись? – спросил он.

– Там, где проставлены галочки, – ответил за адвоката следователь.

– Но ведь тогда останутся пустые строки, – заметил Боря.

Следователь с адвокатом переглянулись. От Борьки это не ускользнуло, но виду он не подал. Ему уже становилось ясно, что здесь что-то не то. Следователь странный с первой встречи. А теперь еще и адвокат.

– Молодой человек, – начал по своему обыкновению раздражаться следователь, – Вы считаете, что разбираетесь в следственных документах лучше нас? Если со всем согласны, то подписывайте.

А Борька вопросительно взглянул в лицо адвоката, мол, что ты скажешь по поводу пустых строк?

Адвокат опять нашелся:

– Понимаете, Борис Сергеевич, это обычная процедура. У сотрудников очень мало времени, а работы очень много. Приходится потом заканчивать оформлять различные бумаги, в том числе и протоколы. Уже после допроса. Чтобы не задерживать и не волновать задержанных лиц. Ведь ваша вина ни в чем доказана, а значит, и нервировать вас не стоит. Вам же лучше, если вас быстрее отпустят из кабинета в… в… – тут он не нашелся что ответить.

– Обратно в камеру? – иронично подсказал Борька. – Я вас понял. Я подпишу. Я уменьшу вашим следователям объем работы.

И он подписал. Свой автограф и число поставил ровно в тех местах, где заканчивался текст следователя и везде, где только мог добавил от себя: "Информация неполная. С текстом не согласен".

Вечером приехала мать. Боря увидел ее усталые покрасневшие глаза. По всему было видно, что она плакала. Все тот же ненавистный следователь был рядом с ней и присутствовал во время всего свидания. Отсутствие адвоката только подтвердило Борькины догадки, что пользы от него никакой.

– Боря, как же так?.. – начала мама и осеклась, комок подкатил к горлу, она не сдержалась, потекли слезы.

– Постарайтесь успокоиться, садитесь сюда, – на удивление очень вежливо предложил следователь. Он налил ей воды.

Мама отпила из стакана, это подействовало, по крайней мере, она перестала плакать.

– Боря, что случилось? Почему ты здесь? – спросила она.

– Мама, не волнуйся. Скоро со всем разберутся и меня отпустят. Это ненадолго, – при этом Борька скосил глаза на следователя. Тот и бровью не повел.

– Боря, мне сказали, что ты совершил, что-то очень… Очень недопустимое, – она снова заплакала.

Борька вопрошающе взглянул на следователя. Но тот сидел с каменным лицом и в ответ на Борькин взгляд вновь пододвинул воды его матери и опять сказал:

– Ольга Павловна, выпейте еще воды. И не спешите делать выводы. Вина вашего сына не определена. Нам требуется еще очень многое выяснить.

"Надо же! Как он вежливо заговорил!" – удивленно отметил про себя Борька. "Хорошо же он умеет перекидываться. Даже и не скажешь, что может превратиться в коршуна и играть, словно с мышью."

– Боря, отец очень волнуется. Здоровье совсем подводит. А тут на беду еще это… – она зажала мокрым носовым платком рот, но удержалась и не разрыдалась. – Ты же его знаешь, он теперь будет только и думать о тебе. Скажи, что нужно, я привезу, или скажу кому, что надо.

Следователь сидел не вмешиваясь, но, разумеется, внимательно вслушиваясь в каждую фразу.

– Отцу скажи, что мой эксперимент, о котором я ему рассказывал, показал удивительные результаты, – сказал Борька. – Он должен помнить об этом эксперименте. Скажи, что это связано с тем лазером через кристалл. Ну, а чем помочь, я даже пока и не знаю. Зависит от того, поверят мне или нет, – и Борька многозначительно посмотрел на следователя.

Следователь хранил молчание и каменное лицо. Ни один мускул не дрогнул на его лице. Впрочем, лицо было такое оплывшее, что мускулам было сложно на нем дрожать.

– Сынок, всё скажу, – продолжала мать. – Но как это может помочь? Может еще кому-то сообщить? Куда-то сходить?

Борька задумался. Последний разговор с профессором Громовым лежал в памяти тяжелым грузом. Раньше он всегда звонил ему без стеснения, если дело касалось научных изысканий. А сейчас не хотелось снова обращаться по сугубо личной проблеме. Да и чем он может помочь?

– Нет, мам, больше ничего не надо, – сказал он.

Свидание подходило к концу. Следователь поднялся, тем самым приглашая Ольгу Павловну тоже встать и пройти к выходу. Мама опять расплакалась и с приложенным ко рту платком пошла к двери. В дверях она обернулась в последний раз взглянуть на сына. У Борьки защипало в глазах, до того мама показалась ему одинокой, а сам он еще больше одинокий. И вот уходит она. А когда же они снова увидятся? И показалось Борьке, что встреча будет еще не скоро, ох как не скоро. Он в отчаянии крикнул:

– Мама! Громов! Ему скажи!

Дверь закрылась. Мать его не услышала.

Когда Борьку ввели в камеру, там уже находился щупловатый на вид человек с азиатскими чертами лица. Он сидел на нарах. Борька поздоровался и, только взглянув на него, тут же отметил сходство с тем загадочным чукотским продавцом талисманов, разве что бородки не было. Зато усы были такие же. Да и сам азиат оказался общительным и ничуть не угрюмым. Ну, точь-в-точь Борькин Пеликен! Впрочем, в его лице немало было и арабского.

Незнакомец, судя по поведению, уже не в первый раз оказывался в подобных местах. Поинтересовался, как кормят, как охрана, не сильно ли бьют?

– Вообще не бьют, – в ответ удивился Борька. И тут же искренне спросил: – А что? Такое бывает?

И азиат весело расхохотался.

– Эх, дружок, поскитайся с мое, всякое будет. Я сам с Таджикистана. Молодой был, вот как ты. Бедно жили. Потом Союз распался, война началась. Совсем тяжело, не хотел я воевать. Да и где правду сыскать на той войне? Побежали мы в Китай. Казалось, близко, пересидим, переждём войну. Не один я был, много таких. Взяли нас и поместили в лагерь. В палатках жили. Кормили так себе: рис, да лапша. Да и та рисовая, – таджик тут снова рассмеялся. – Потом слух пошел, что упекут на фабрику и будешь там вечно жить. Лучше, чем у себя дома, не будет. Куда же опять бежать? На родине войне и края не видно, а Россия далеко. И что же я сразу сюда не подался?! А в Китае девушку одну встретил, тоже беженка. Сроднились, появился у нас сынишка. Что-то думать надо. И решили, что надо в Россию идти. Дернулись к границе, не получилось, вернули. Возвращали нас, я уже и не помню сколько раз. Потом решил, что одним не уйти. Стал спрашивать, кому хочется. Оказалось, не мало нас. Собрали денег, дали кому надо. И перебросили нас в Киргизию. А тут, говорят, уже вам ближе будет. И оставили среди гор. А мальчонка малой совсем, года еще не было. Так на руках и несли. Жена моя совсем извелась: молока своего мало. В итоге люди разбрелись кто куда. Я решил, что надо переждать, где-то окрепнуть. Пришёл на одну кошару, ферма по-вашему, и попросил работу. Полгода скотину у них пас, а жена по хозяйству помогала. Изредка хозяин приезжал. Хороший оказался человек. Сказал, платить не будет, но сможет отправить в Россию. Но до России не довез. Оставил в Казахстане. И на том спасибо. Но как же тяжело нам было после наших гор в казахских степях! А назад возвращаться глупо. Долго добирались до России потом. Где и кем я только не работал: коров пас, Астану строил… А уже и дочке первый год. Надо где-то оседать, не все же время кочевником маяться.

Борька отметил, что новый знакомый очень хорошо изъясняется по-русски. Совершенно без акцента.

– А кем вы работали на родине? У вас же высшее образование?

– Я на инженера учился, – лучисто и с гордостью ответил он. – Инженером и останусь. Это мне и помогло до России добраться. На стройке заметил меня прораб, когда я однажды помог с материалом.

– Как это: помог с материалом? – заинтересовался Борька.

– Привезли нам много поддонов с гипсокартоном на стены да на потолки. Никто и не считал, сколько их. А старшего куда-то вызвали. Да и зачем нам старший? Мы же работяги с опытом, нам глаз да указ не нужен. И давай мы каждый себе хватать, да резать, как удобнее. Ох и отходов было! А все отходы в кучу кидали, трактор их потом сгребал и увозил. Половину всех листов изрезали да повыкинули. Взялись за вторую половину. Вернулся старший и ахнул. Ну, это среди женщин он бы ахнул, а на стройке да на войне старший так ахнул, хоть уши завязывай. Я и слов-то таких не знал! – таджик развеселился и засмеялся еще громче. Отсмеявшись, продолжил: – Позвал прораба. Все работы остановили. Да и день закончился. Пошли считать, сколько сделали, сколько осталось. Оказалось, что сделали на четверть, а материала осталось только на половину. Дальше ахал уже прораб пуще старшего. А крайнего и не найти. Никто материала не даст, хоть из своего кармана покупай. Смета закрыта. Я-то это понимал. Но мне что? Мне бы быстрее свой участок доделать, материал тоже не экономил. А вот прораб и старший приуныли. И так и эдак считали, не получалось у них, не хватало листов оставшихся. Ладно, думаю, надо выручать. И говорю им, мол, смогу решить вашу проблему. До полуночи решу. Только не мешайте, вам терять нечего. А в подмогу дайте трех человек, которых сам подберу. Вижу, не верят, но куда деваться? И вот пошел я по всем участкам с рулеткой. Всё измерил, записал. Да что там рассказывать, задача по геометрии в школе посложнее будет. Словом, раскрой каждого листа им выдал. Половина поддона еще даже осталась. Ох и доволен я был собой. А прораб меня от работы отстранил. Сказал, что мне не работать нужно, а за раскроем следить. Объект еще не закончили, а он меня к себе в помощники взял. И увидел я другую сторону строительства. Ох и грязно же там, скажу тебе. Я так ему и сказал, что не по мне это. Я честный работяга, а так только хуже будет. Не могу я ребятам, с кем обедом делился, в глаза после этого смотреть. Отпусти.

Не понял он меня. Даже пытался пригрозить. А чем мне пригрозишь? Насильно мил не будешь. Но в Астане оставаться было нельзя. Известен слишком этот прораб был тогда. Взял я жену, детей и уехали мы в Россию. Тогда с этим уже попроще стало. Денег, правда, отдал немало. Да что там, почти все.

Таджик надолго задумался. Борька ему не мешал. Но не терпелось узнать продолжение. Он повозился на нарах, пытаясь невзначай вывести его из оцепенения. Получилось. Таджик встрепенулся и произнес с улыбкой:

– Что, малец, интересно?

– Очень! Мне даже моя история кажется не такой занимательной, как ваша.

– А дальше долго ничего и не было. Россия большая, люди переплетаются, нет индивидуальности. Впрочем, Россия не одна такая. В деревне к тебе будут лучше относиться, нежели, в большом городе. Потому что в деревне знают, чем ты можешь помочь. А в городе чаще придумывают, чем можешь навредить. И не видят в тебе добра. Но я такой же был как ты, поэтому побежал в город. В Москву. Взяли нас сразу же с автобуса. Разделили отдельно женщин с детьми, отдельно мужчин. Уж и криков было, слёз… Таджики, казахи, киргизы, молдаване, все в кучу. Попадались и резвые. Вот тут-то и началось. Я думал: за что? Мы приехали работать, а нас милиция палками. Но сейчас я знаю, что всё правильно, иначе не наведёшь порядка. Толпа большая, что у нас в головах, никто не знает. Ох и напряженные были времена.

А дальше мне повезло. Если бы не жена с детьми, не знаю, что бы сделали. А так сказали, иди, куда хочешь. Правда, выдали бумагу, как временному беженцу. Я не жалуюсь, просто так было. Что же делать дальше? С жильем тяжело, но пристроились. Работу искал долго, но знал, чего хочу. Да, я не русский, да, без документов, но голова же на плечах есть. Главное, в свою голову верить, сынок! Без этого не жизнь. Я всем говорил, что любую профессию за месяц освою, но главное, чтобы профессия меня стоила. Уж так я разгордился этим, что сам поверил. И тут подвернулась удача. Повстречал я дедка одного, думал, наш, оказался чукчей, – здесь Борька напрягся, не каждый про чукчу расскажет, а у него насчет них особые мысли. – Обувь он шил и клеил. Не помню, как об этом заговорили, но сказал он мне: раз ты такой чудной, то есть у меня дело для тебя. Справишься, будешь молодцом, а не справишься, назову хвастуном. Отвел в какой-то гараж. Высокий такой гараж. Даже не гараж, а гаражный бокс. Показывает в пыльный темный угол, а там железяка стоит, высотой под самый потолок. «Что это,» – спрашиваю. А он говорит: «Станок токарно-расточной. Такие, – говорит, – Сотни тысяч стоят. Отремонтируешь – разбогатеешь.» А я ему в ответ: «Что ж ты хочешь за мой счёт, чтобы я тебе станок отремонтировал, а потом еще и работать на нем предложишь?» А он как разозлится: «Пошел вон, – говорит, – Хвастунишка!» – таджик здесь опять рассмеялся, потом продолжил: – Но я гордый был, молодой. Задело. И взялся. А он говорит: «Помощь нужна, обращайся.» А, я, дурак, возьми и ляпни: «Сам управлюсь!» Ох, гордость… – и он опять усмехнулся в усы. И примостившись на нарах, сказал: – Ладно, давай спать. Завтра допросы будут. Потом отпустят.

Борька раздосадовался. Ведь на самом интересном месте рассказ прервал! А спросить продолжения как-то неудобно. Ведь, действительно, ночь уже, заговорились. Может, он сильно устал и тревожить его будет неправильно, может, его завтра и отпустят.

– А меня не отпустят… – эти слова Борька, кажется, произнёс вслух, потому что таджик поднял голову, с интересом взглянул на него и вполне серьезно спросил:

– Что ты знаешь про завтрашний день? Ты его еще не прожил! – и отвернулся лицом к стене.

"Да, он прав", – подумал Борька: "Нужно всегда быть оптимистом. Но как выработать в себе такой характер? Ведь постоянно в голову лезут мысли, что всё, конец."

Он достал своего Пеликена, повертел в руках, но даже гладить не захотел, до того он показался ему ненужным. Обычная безделушка. К тому же некрасивая, и уже вон трещины пошли, скоро, наверное, развалится. Борька с досады на свое положение сжал кулак и ударил по столу. Разжал ладонь, Пеликен выпал на стол с характерным стуком.

Таджик на шум поднял голову, повернулся. Глаза широко распахнулись. Он удивленно спросил:

– Откуда у тебя это? – он указал на фигурку.

– Купил, – ответил Борька. Он не понял, почему эта безделушка возбудила неподдельный интерес.

– Такие не продают, – не поверил его ответу таджик.

– Точнее не купил, – Борька виновато вспомнил, что деньги-то он за него не отдал. – Так дали. На рынке. Деньги хотел отдать, но некому уже было. Продавец исчез.

– Ааа, – довольно протянул таджик. Интерес к талисманчику, казалось, поубавился. – Вот я и говорю: ничего ты про завтрашний день не знаешь, – и Борька отметил под усами улыбку.

Но Борьке было не до веселья.

– Ну, что там у тебя, рассказывай, – зевая, сказал незнакомец и полностью вытянулся на нарах.

Борька не так складно, как получалось у его сокамерника, почти скороговоркой, стал рассказывать свою историю, хотя и не понимал, для чего это делает. Ему хотелось просто излить душу. Иногда он вставал и расхаживал по камере. Потом снова садился, при этом активно растирая Пеликена, и всё говорил и говорил, будто кому-то что-то доказывал. Когда он дошел до момента остановки сотрудниками ДПС, он вспомнил, что рассказывать должен не себе, а слушателю, коим был волей судьбы оказавшийся здесь незнакомец. И Борька остановился. Да и рассказывать было уже нечего. Он взглянул на таджика, который уже отвернулся лицом к стене. Не понятно было, слушал ли тот или давно уже дремал. Боря затих. Спустя минуту, он услышал ровное дыхание безмятежно спящего человека.

Утром таджика увели на допрос. Борька был раздосадован, что даже не спросил имени. Впрочем, он считал, что встреча в изоляторе мимолетная и вряд ли ему представится случай еще пересечься где-нибудь. Но этот незнакомец показался Борьке настолько харизматичным, что хотелось заново окунуться в атмосферу вчерашней беседы. Так ему было легко на душе. Да и рассказчик из таджика великолепный. И все же, почему тот не рассказал историю про себя до конца? И слушал ли он рассказ самого Борьки? В любом случае это уже не так важно. Важно было вчера, а сегодня Боре стало стыдно, он казался сам себе слабым человеком, не способным удержать чувства, роящиеся в душе, и всё выдал встречному-поперечному. Но, с другой стороны, это был ответный рассказ на историю таджика.

Спустя два часа пришли и за Борькой.

– Сыроедов! На выход с вещами! – произнес голос охраны.

"Вот оно", – подумал Борька: "Если с вещами, то что-то новенькое готовят".

Его снова посадили в полицейский "козлик" и повезли, судя по направлению, в сторону Москвы. Боря не на шутку заволновался. Как же его теперь будут искать родственники? Конечно, матери должны сообщить. Но она с ума сойдет, это же новый стресс. А про отца вообще сложно что-либо сказать при его ухудшившемся здоровье, да еще на фоне всех этих событий…

"Козлик" остановился во дворе трехэтажного здания недалеко от центра Москвы. Этот дом раньше наверняка принадлежал какому-нибудь купцу или дельцу. А сейчас здесь поселилась то ли администрация, то ли еще какая-то местная власть. Открылась дверь. Борька увидел снаружи мужчину в штатском. Мужчина произнес:

– Борис Сергеевич? Выходите, – в голосе не было ни нотки строгости, скорее, это был обычный будничный голос вежливого человека.

Боря сильно удивился. Но еще больше он удивился, когда его провели в просторный кабинет на втором этаже, уставленный качественной мебелью и сейфами. Посередине стоял массивный овальный стол, видимо, для проведения совещаний. Борьку оставили одного, просили подождать. При этом дверь не закрыли на ключ, а лишь слегка притворили.

– Что день грядущий мне готовит? – пробормотал Боря себе под нос, не к месту вспомнив Ленского, обескураженный таким неожиданным поворотом. А глубоко в душе затеплилась надежда, но он постарался до времени не давать ей воли.

Вошел всё тот же человек и сказал, что придется подождать некоторое время, и предложил чая или кофе. Боря отказался. Человек ушел. А Борька вдруг подумал, а чего это он отказался, вдруг там чай с печенками будет? Уже и голодно становится. Но не возвращать же вежливого мужчину назад. Эх, скромность когда-нибудь погубит.

Через полчаса в дверь без стука вошел мужчина лет пятидесяти. Деловой костюм был небрежно распахнут, галстук расслаблен, верхняя пуговица у рубашки расстегнута. По всему видно, что к костюму он привык, как многие привыкают к домашним тапочкам. Сразу с порога мужчина внимательно взглянул на Борю и дружелюбно с улыбкой спросил:

– Борис Сыроедов? – мужчина протянул руку.

– Да, – опять же смутившись ответил Борька. Как-то он не привык, чтобы абсолютно незнакомые мужчины сразу же называли его имя, точно им известно всё, а сам Боря, как будто остается с закрытыми глазами. Он пожал протянутую руку.

– Мне про вас многое рассказывали. Да не расстраивайтесь, – заметив тень, пробежавшую по лицу Бори, сказал мужчина. – Мы не сотрудники полиции. Оставим их выполнять свою работу. Кстати, замечу, они ее выполнили блестяще! Что скажете?

А что Борька может сказать? Наверное, блестяще. Он три дня провел в камере, а так толком его никто ни о чем и не расспросил. От следователя один негатив, да и от адвоката тоже. Какую работу они выполняли, пытаясь его только запугать?

– Я совсем не разбираюсь, как проводят расследования, – уклончиво ответил Борька.

Мужчина в ответ улыбнулся приятной улыбкой и сказал:

– Ну-ну, я понимаю. По ту сторону темницы совершенно иначе весь мир представляется. Но, скажу вам по секрету, вы попали на самого удивительного следователя! Если бы не он, то не знаю, разговаривали мы бы с вами сейчас или же наш разговор, может быть, и вовсе не состоялся.

У Борьки на лице отразилось удивление, а мужчина в костюме улыбнулся еще раз также же дружелюбно. Он указал на один из стульев за овальным столом, предлагая сесть. А сам прошёл к удобному креслу во главе стола. Одним привычным движением скинул костюм и таким же движением накинул на спинку. "Сколько раз он так делает за день?" – подумал Борька. И приготовился к дальнейшим неожиданным поворотам сегодняшнего дня.

– Чаю или кофе? – предложил мужчина.

– Да, чаю, если можно, – на этот раз Боря решил не отказываться. Хотелось и пить, и есть. Борька уже начал понимать, что он в кабинете у какого-то чиновника, причем чиновника высокопоставленного, иначе как объяснить всё, что сейчас происходит: вызов из КПЗ, дорогой кабинет, чай тебе приносят и не просто с печенками, а даже с канапе и орешками. Хоть и хотелось смести все с тарелки, Борька удержался и взял только одну канапе, ни к чему больше не притронулся. Он не знал, как поступить, но читал в старых книжках, что показывать себя голодным – плохой признак невоспитанности. Мудрый чиновник, конечно же, это заметил и улыбнулся:

– Не стесняйтесь, время к обеду. Можно и подкрепиться, чем бог послал, – он негромко засмеялся. – А еще, Борис, вы молодец, что догадались позвонить Евгению Петровичу.

Борька оторвался от канапе и взглянул на чиновника.

– Вы его знаете?

– Кто же не знает Евгения Петровича? Его вся Москва знает! Такую светлую голову еще поискать. Разве вы не знаете, что он сделал для всего города? – с нотками удивления спросил чиновник.

– Для Москвы? Нет, не знаю…

– Да если бы не он, мы бы с вами нюхали нашу канализацию в те моменты, когда коллекторы не успевали ее перекачивать. Бактерии плюс химия! – сказал мужчина и с улыбкой поднял указательный палец вверх.

Борька узнал любимую фразу своего преподавателя и наставника профессора Громова. Эти слова он чаще всего повторял при лабораторных экспериментах, когда в результате получался неожиданный эффект: то вдруг спокойная вода забурлит желто-зеленым пламенем, то вдруг капелька цветного вещества, опущенная в активную среду, на глазах превратится в монстра, не убирающегося даже на лабораторном столе. Они вместе рассмеялись. Борька не успел расспросить подробности про канализацию, как дверь открылась, и всё тот же вежливый мужчина, видимо, секретарь, сообщил:

– К вам с кафедры.

– Пригласите, – тут же ответил чиновник, – Уже давно ждём.

В кабинет вошёл профессор Евгений Петрович Громов.

Борька встал. Поистине, сегодня выдался очень богатый день на неожиданности! Чиновник с кресла не оторвался, лишь приветливо махнул рукой и по-простому сказал:

– Чего как долго? Говорил же, давай машину пришлю.

Громов в ответ пробурчал:

– Знаешь же, что не люблю я всю эту казенщину. Да и на метро хоть кости размять можно. Ну, а спешка уже не нужна. Уже всё сделано, – последнюю фразу выделил, кивнув на Борю.

– Здравствуйте, Евгений Петрович, – сказал Борис.

– Здравствуй, Боря, – ответил Громов. – Всё у тебя хорошо? Вещи уже отдали? Прибор? Конспекты?

– В машине лежат, – ответил за Борьку чиновник. – Отвезут сразу на место.

Громов кивнул.

В дверь без стука опять вошел секретарь, неся чашку и чайничек. Поставил на стол перед профессором. Чиновник улыбнулся, посмотрел на Борю и сказал:

– Вот, приходится нам из-за твоего профессора отдельно заварку держать. Не пьёт он, видите ли, ни чая, ни кофе.

– А что там? – спросил Боря.

– Травы, – опередил с ответом Громов. – Из них, между прочим, получается отличный чай. Совершенно не такой, что вы пьете. У вас сплошная химия.

– И бактерии, – подхватил чиновник. Все посмеялись удачной шутке.

Чиновник взглянул на часы и засобирался уходить, опять же ловко одним движением накидывая пиджак.

– А что будет со мной? – решился Борька задать давно мучивший вопрос. Ему очень не хотелось возвращаться в камеру.

Чиновник остановился. Добродушное лицо вдруг стало серьезным. Он внимательно посмотрел в Борькины глаза и сказал:

– С вами? Останетесь работать. Много ли будет пользы, если вас упрятать за решетку? Вы больше сделаете, если будете под нашим наблюдением, но при этом занимаясь нужным делом. Только вот что: о вашей работе я попрошу особо не распространяться. Конечно, следователю вы обязаны были это рассказать и по неопытности также и сокамернику рассказали. Впрочем, с другой стороны, именно поэтому вы сейчас здесь, а не в камере. Но попрошу впредь быть аккуратнее. Обо всем остальном вам расскажет Евгений Петрович.

Он хлопнул по плечу Громова и ушел.

А Борька с уважением подумал, что профессор, оказывается, действительно далеко не последний человек в этой стране. И если этот, явно влиятельный чиновник, не остался дольше, то полностью доверяет Громову, либо они уже успели обо всем договориться. В любом случае доверие к профессору огромное. Оказавшись в более привычном обществе, Боря осмелел и начал задавать вопросы:

– Евгений Петрович, а кто он? – Борька кивнул на пустующее кресло.

– Ах да, ты же, Боря, телевизор совсем не смотришь, откуда тебе знать, – ответил с улыбкой Громов. И продолжил: – Это большой человек, от которого зависит очень многое в нашей стране. Хотя, мне кажется, это не самое главное для тебя. Тебе важнее понимать, что он всегда поддерживал нашего брата, то есть ученых разного рода, да и писателей тоже. Да-да, писателей. А ты попробуй напиши хорошую книгу, такую, чтобы читали и черпали из нее как из источника, что угодно: знания, призывы к действию, чувства, юмор, всё. Сколько трудов нужно! А сколько самому автору нужно знать! Думаю, что не каждый именитый ученый столько в голове сможет уместить. Много! – здесь он помолчал.

– Евгений Петрович, вы так говорите, будто сами взялись за книгу, – с легкой усмешкой сказал Боря.

Громов смутился, но виду старался не подать.

– Да какая книга! – он отмахнулся. – Баловство. Ну, оставим это. Сейчас нужно твой вопрос решать. Давай ты мне расскажешь очень подробно, что именно произошло. Всё без утайки. Естественно, меня больше интересует научная сторона, но, возможно, ненаучная прольёт гораздо больше света на твою историю и наметит нам порядок дальнейших действий.

Борька уныло посмотрел на поднос с канапе и печеньями. Поднос был пуст. Он вздохнул. Но, ничего не поделаешь, придется потерпеть.

– Постой-ка, – не дал заговорить профессор, заметив Борькину грусть. – Я вспомнил, нас же ждет обед. Здесь прекрасная столовая. Хотя, это и не столовая вовсе, а кухня, где есть не менее прекрасный повар. Давай-ка сначала перекусим. Тем более, что платить нам не придется. Наверное, нас уже ждут.

"Сегодня поистине самый счастливый день!" – подумал Боря Сыроедов.

***

К моему радостному удивлению, утренняя битва с Черноклювом прошла для меня без последствий. Ушибы не в счёт, а серьёзных травм не было. Возможно, если бы всё происходило на суше, то результат оказался бы плачевным, не в мою пользу, поэтому до конца дня я держался подальше от них обоих. И от Афродиты, и от ревнивого гусака. Да чёрт с ними и с этой натуралистикой! Пусть влюбляются, сколько их душа пожелает. Моя задача дождаться окончания охоты и улететь к Сыроедову. А для этого мне необходим здоровый организм без переломов и вывихов.

Сегодня гуси не улетели. По непонятной мне причине вся стая осталась ночевать на берегу озера. Они расселись кто где. Граф по-прежнему на самом высоком месте, на кочке. Графиня рядом с ним. Остальные, у кого не было пары, со своими семействами, либо поодиночке. Моё место на мыске уже заняла какая-то пара, и я не стал им мешать. Всё равно бояться некого. Такая крупная стая точно обнаружит кого угодно. У них наверняка же есть сторожевые гуси, по крайней мере так описывают в книжках. Один Граф чего только стоит. И я преспокойненько уселся рядом с кромкой воды на проталину и подвернул голову под крыло. Я был очень доволен, что у меня появился ещё один день на восстановление сил, не опасаясь, что стая опять улетит без меня. И я уснул.

Ночью поднялся сильный ветер. Вода на озере зашумела, Звуки смешались, но гусей, судя по всему, это мало беспокоило. Они, не просыпаясь, инстинктивно повернули свои тела навстречу ветру и продолжали дремать. Но я так не умел. Я проснулся и ещё долго ворочался, пока не нашёл нужное положение, при котором меньше всего задувает. Потом долго не мог уснуть. Мысли лезли в мою голову, как тараканы. А вдруг Сыроедов уже уехал? И как поступят с ним, когда он расскажет, что произошло. Ему же точно не поверят и посадят. Скажут, что мол навыдумывал всё, а следы преступления скрыл. Но, с другой стороны, никто не зал, что я поехал на охоту с ним. Я на работе сказал, что уезжаю на гуся на Кольский. Никто и не спросил с кем. Всем плевать. Вот не вернусь я на работу в первый день после отпуска, разве кто-нибудь меня хватится? Да никто. Разве что начальник позвонит, но ему никто не ответит. И он особо-то и не удивится. Может неделя пройдёт, прежде, чем меня начнут искать. Но мне важен только Борька и его дальнейшая судьба. Нет, нужно во чтобы то ни стало сразу же после охоты лететь к лагерю. Иначе проблем не оберёшься. Осталось меньше недели.

Я огляделся. Все спали. Сторожевых гусей я не увидел. Может, кто-то из них и не спал, а сторожил. Этого я не знал. Почти все гуси находились в положении, засунув голову под крыло. Ветер по-прежнему шумел, перекрывая все шорохи. Вдруг меня обожгла мысль! Ничего же не слышно. Ветер со стороны озера. Идеальная погода для врагов. Я медленно приподнял голову и огляделся. Я знал, откуда его ждать. И он пришёл. Опять тот же настырный лис. Ну, ты у меня сейчас узнаешь по чём фунт лиха!

Лис подкрадывался незаметно, используя каждый бугорок и кустик. Я медленно встал и неспешно побрёл к тому месту, где лис уже не однажды заходил. Каждый раз он использовал свой старый след, чтобы меньше шуметь и меньше уставать. А перед берегом уже действовал по обстановке. Всё это я изучил накануне по его же следам. Сегодня он чует добычу широким фронтом, поэтому, наверняка, не изменит своей привычке. Но всё произошло немного по другому сценарию, нежели я задумал. Лис, как и в прошлый раз подкрался и был уже готов к прыжку. Я опять хотел его напугать неожиданностью и быстро вскочил с гоготом и растопырив крылья. Но лис не испугался. Может быть, он уже ожидал такого поведения или же на то была другая причина. Но он прыгнул, намереваясь схватить меня за шею. Теперь уже неожиданность наступила для меня. Я уже было хотел дать дёру. Но вовремя сообразил, что как только повернусь хвостом, так белый свет для меня и закончится. Поэтому в последующие мгновения я действовал решительно. Лис промахнулся и приземлился на все четыре лапы рядом со мной. Я тут же накинулся на него. Схватил клювом сверху за шиворот, затянул своё тело ему на спину и начал наносить сильные удары сгибами крыльев. Здесь уже было не до выискивания болевых точек. Ударял, куда только мог, но не переставая, не давая врагу опомниться. Лис метался по полянке из стороны в сторону, пытаясь скинуть меня на землю. Достать пастью он меня не мог. А мои удары причиняли ему значительную боль. Иногда даже удавалось попасть по голове.

Хоть я и был поглощён битвой, но заметил, что стая, при первом же шуме, встрепенулась и как-то тихо, без гогота, поднялась на крыло. Я получил ответ на свой первый вопрос, придут ли гуси на помощь, если на кого-то из стаи нападут. Не придут. Впрочем, среди них у меня не было ни друзей, ни, тем более, родственников. Смысла рисковать ради меня не существовало ни для кого. Теперь давай сам за себя борись. Меня такое положение вещей не устраивало. Гуси сюда уже точно не вернутся, они убедились, что озеро небезопасно. Где же мне их потом разыскивать, причём одному? А оставаться на этом озере я уже не хотел.

Я разжал клюв, напоследок вдарив по крупу, и соскочил в снег. Лис был рад этому, отбежал метров на десять и повторно нападать пока не решался. А мне надо было поторапливаться. Я развернулся к врагу спиной и побежал. Вытоптанная гусями площадка оказалось очень удобной для взлёта. Наконец, я оторвался от земли и начал набирать высоту. Гуси улетали на восток с попутным ветром, и я тоже полетел в том же направлении. Мне повезло. Наступало утро, и в утренних едва-едва наступавших сумерках я с трудом, но всё же различал тёмные силуэты удалявшейся стаи.

Гуси летели очень долго. И если бы не рассвет, то я бы потерял их из виду и уже не смог найти. Как экономично расходовать силы на дальние перелёты я не знал, да и не задавался такой целью. Главное для меня – не упустить из виду свою стаю. И я летел, не щадя себя. Но вскоре, как ни старался, гуси начинали удаляться. Всё же, моих умений не хватало, чтобы заявить, что умею также быстро и свободно обращаться со своим телом в полёте, как любой гусь. Пока что любой из них легко мог дать фору, не опасаясь за свою репутацию.

Гуси поднялись выше и летели уже вне досягаемости выстрела. Я тоже поднялся выше. Теперь охотники, если таковые и попались бы на пути, не станут зря тратить патроны. Я бы точно не стрелял. Солнечный свет стал заметнее. Облака начинали понемногу рассеиваться. Ветер по-прежнему оставался попутным. Свою скорость мне определить было сложно. Но пейзаж подо мной менялся достаточно быстро. Так мы летели часа два. Затем я перестал различать гусей вдали, но курса не менял. Чтобы держать верное направление, я наметил ориентир в виде дальней сопки и летел прямо на неё. Зная повадки гусей, я догадывался, что вскоре они должны где-то приземлиться на кормёжку, поэтому постоянно посматривал вниз, не попадутся ли мне на глаза их силуэты. И не спутать бы эти силуэты с охотничьими профилями. Я уже не рвался из кожи. Догонять было некого. Экономя силы, старался изучить технику полёта. Жаль учителей опять не было рядом.

Я достиг намеченной сопки. За ней открылась однообразная заболоченная местность с редко встречающимися деревцами. Снег в этих местах уже значительно растаял, и были видны поляны с мхом и низкорослым кустарником. Где же тут искать гусей? Лететь становилось очень тяжело, я устал. Вдобавок ко всему, ветер сменил направление и скорость упала. Всё же, я решил поднапрячься и подняться ещё на несколько метров выше. И лишь тогда, среди множества луж, смог заметить водоём размером побольше. Направился к нему. Надо же где-то передохнуть. И не ошибся. Внизу я смог различить силуэты гусей. Мне показалось, что даже услышал гогот. И тут же насторожился. А не охотничья ли это уловка? Может это профили? Чтобы не ошибиться и во второй раз не попасть в засаду, я решил покружить на недосягаемой высоте и понаблюдать за отдельно взятым гусем, щиплющим травку. Мне повезло. Гусь мерно похаживал по полянке и иногда вскидывал и встряхивал голову. Гуси настоящие, дикие.

Для посадки я специально искал водную поверхность, поскольку в своём приземлении был недостаточно уверен. А вот приводняться мне уже приходилось, правда кувырком, зато без травм. На этот раз я постарался в точности повторить все движения, которые успел запомнить, наблюдая за другими гусями. И, к моему восхищению, у меня всё получилось. Ну, может быть, брызг было побольше. Но ведь это всё дело практики. Я остался доволен собой.

Вопрос о том, моя ли это стая или же я наткнулся на какую-то ещё, не стоял. Черноклюв был тут как тут. Уже готовый к новой битве. Как же он меня достал! Может, было бы лучше, если бы я расстался с ним навсегда? Я так устал, а тут ещё этот драчун, которого я возненавидел. Он зашипел на меня, вытянув шею, спустился в воду и направился ко мне. У меня не было ни малейшего желания воевать. Но отступить, означало, что я принял своё поражение. А ведь поражения не было, я бы даже сказал, была победа, которая далась мне таким трудом. И что же, теперь все эти заслуги пропадут даром? Ну, уж нет! Обидно, конечно, будет, когда этот наглец меня втопчет в грязь или в воду, не знаю, где мы окажемся. Но Афродита так интересно наблюдала с берега, что я всё для себя решил. Битве быть!

И битва бы состоялась, если бы не Граф. Я знаю, он видел меня ещё на подлёте. Он всё замечает. Граф не стал ни на кого шипеть. Он просто подплыл и негромко гоготнул. Черноклюв сразу остепенился, кинул на меня ненавистный взгляд и отправился назад к берегу. Я чувствовал, что этот молодец ещё устроит мне подлянку. Затем Граф посмотрел на меня и тоже развернулся к берегу, будто ничего и не было. Такое его поведение я трактовал двояко: то ли ему в стае не нужны лишние мертвецы, то ли он таким образом благодарил меня за защиту от лисы. Не знаю, надолго ли птицы запоминают события из прошлого и, вообще, способны ли они анализировать и благодарить, но теперь я точно знал – среди стаи у меня есть покровитель.

Я украдкой взглянул на Афродиту. Было похоже, что она огорчилась, назревавшее зрелище, как несомненно ей казалось в её честь, отменилось.

Весенняя охота на гуся закончилась вчера. Я считал каждый день. Уже почти полных пять дней я провёл среди птиц с того момента, как нашёл их на болотах. Если бы не Черноклюв, который не нарывался на драку, но тем не менее отравлял мне жизнь просто своим присутствием и постоянным мельканием перед глазами, то можно было бы сказать, что я был доволен своей жизнью. На самом деле, доволен я не был. Я не хотел до конца дней своих оставаться гусем. Но для моего нынешнего положения я вполне нормально себя чувствовал. Наиглавнейшее, что я сделал, полностью начал соблюдать их режим. А он был очень даже простой. Мы либо куда-то летим на ночь, либо не летим. Потом или возвращаемся на прежнее место, или не возвращаемся. Утром поели, поспали, потом опять поели, полетели. Больше всего мне нравился дневной сон. Он похож на сиесту в жарких странах. Вот захотел ты поспать после обеда, так ложись. Для здоровья полезно. Раны меня уже, можно сказать, не беспокоили. И всем этим режимом руководил наш общепризнанный вождь Граф. Я понял, почему тогда сторожа не заметили лису. Граф слишком много брал на себя, а особенно охранные функции, поэтому все и были расслаблены.

Питался я теперь более разнообразно. Стала появляться разная травка, которую гуси кушали с большим аппетитом, нежели корешки со дна озёр.Оперение чистил тоже по распорядку. И самое важное, я научился летать почти как они. Я уже не отставал. Пока я, конечно, держался в конце косяка, где сопротивление воздуха поменьше. Но уже мог выдержать полный перелёт. Также, почти хорошо, научился приземляться на полянки. И это всё за каких-то пять дней. Для меня это было более, чем хорошо. Конечно, основная заслуга здесь не моя, а природы, которая с рождения закладывает в птичьи тела всё необходимое. Хоть в моё тело и не с рождения это всё заложено, но в результате Борькиных опытов получилось аналогично. Я лихо взлетал хоть с земли, хоть с воды. Мне так казалось. На самом деле, всё было гораздо медленнее, чем у остальных, но, когда я вернусь в человека, мне это будет уже безразлично. Вот только застать бы Сыроедова на прежнем месте. О том, что буду делать, если он уже уехал, я старался не думать. Всё будет хорошо. Я себя успокаивал и старался насладиться своим положением. Где мне ещё так подфартит.

Утром я проснулся раньше всех. Мной овладело возбуждение. Я гарцевал как конь. Я сегодня встречусь с Борькой! В таких мыслях я взмыл в небо, сделал пару кругов над полянкой. Граф недовольно смотрел на меня, а мне плевать. Больше я их не увижу. А вон и Афродита спускается в воду. Такого случая упустить нельзя. Она всегда была где-то поблизости, пока я жил среди стаи. Этим и объясняется постоянное присутствие рядом Черноклюва. Дёрнул меня чёрт показать свою удаль перед Афродитой. Я же человек, на кой сдалась мне эта гусыня? Но всё же я это сделал. Я пошёл очень резко на снижение и, как мальчишка на велосипеде, с доворотом приводнился рядом с ней. Я хотел лишь попрощаться. Так думал я. Но Черноклюв думал иначе. Он тут же непонятным образом очутился между мной и Афродитой. Настырный, однако, своего не упустит. Я напоследок поймал всё тот же лукавый взгляд из-за спины своего врага, встряхнул головой, развернулся и побежал по воде, намереваясь навсегда покинуть стаю. Живите счастливо! Ты, Черноклюв, береги её. Ты будешь хорошим мужем. И я взлетел. Набрал небольшую высоту, развернулся и не спеша полетел над озером.

Я планировал взять курс на побережье Белого моря, чтобы потом сориентироваться по местности и уже прямиком направиться к лагерю, где меня ждал Боря Сыроедов. Но осуществить задуманное мне не удалось. Я всё ещё летел над водной поверхностью, как вдруг сильнейший удар в основание шеи парализовал меня. От болевого шока всё потемнело в глазах, и я камнем полетел вниз, будто сбитый выстрелом. Я упал в озеро и полностью скрылся под водой, но тут же моё тело всплыло. Я едва двигался. Способностей хватало лишь на то, чтобы не захлебнуться. Но как это произошло? Кто меня так приложил? Ответ не заставил себя ждать. Надо мной кружил Черноклюв. Он не стал садиться и добивать. Посчитал, что этого достаточно, и улетел прочь. Наверное, он атаковал меня сверху, словно ястреб, и ударил сгибом крыла. И попал как раз в самую больную точку на шее, отвечающую за нервный столб. Сгиб крыла у гуся всё равно, что ребро ладони у человека. Умелый боец этим ребром может кирпичи ломать. Черноклюв был умелым бойцом. Для меня наступила тишина. Тишина и боль.

Я был настолько сильно оглушен, что в первые мгновения потерял способность слышать. Тело не слушалось. Я попытался подвигать лапами, удавалось это с большим трудом, но всё же удавалось. Медленно-медленно я плыл к ближайшей кочке на этом богом забытом заболоченном озере. Плыл долго. Потом не помню, как вскарабкался на неё и забылся.

Пролежал без движения до самых сумерек. Никто ко мне не подходил, справиться о моем здоровье было некому. Ну, а чего я хотел? В дикой природе ты либо пан, либо пропал. Потерял бдительность – вот теперь получи. Здесь только родитель придёт на помощь своему ребёнку, остальные уж как-нибудь сами. В моей жизни не было ещё таких ситуаций, когда в самые трудные дни я оставался один. Поругался с девушкой – можно к друзьям. Не поладил с родителями – можно к девушке, а лучше к друзьям, чаще к Борьке. И такого круговорота мне сейчас не хватало. Я почувствовал себя глубоко одиноким. Заскучал по всем, кого знал. В первую очередь по родителям. Уж сколько я с матерью спорил и капризничал, уж сколько я намекал не вмешиваться в мою жизнь. А вот сейчас больше всего на свете я бы хотел увидеть её. Отец всегда был где-то на заднем плане, но я знаю, что мама часто по жизни опиралась на его мнение и руку. Он надёжный. Пусть не так сильно проявлял свою любовь, но сделает всё ради меня. И всегда делал. Жены у меня не было. Девушка вроде как и была, а вроде, как и нет. Ничем она меня не удерживала. Развлекались мы поодиночке, каждый со своими друзьями. Ни о какой совместной жизни друг с другом ни разу не заговорили. Мне двадцать шесть, и родители то и дело твердят про внуков. Все родители одинаковые. Но я пока ещё, наверное, легкомысленный. Потому как нет у меня никакого желания ограничивать браком свою весёлую жизнь. А дети – это снова ограничения. Причем скучные ограничения. Впрочем, сейчас я бы не отказался от жены. Но как же вовремя сообразить, как она выглядит, та, ради которой пожертвуешь всем?

Так я и лежал на сырой прошлогодней траве и рассуждал о нелегкой судьбе. Настроения подобные мысли не прибавляли, хотелось заплакать или, на крайний случай, завыть по волчьи. Пусть меня сожрут лисы, отбиться я не смогу даже от комара. К полной темноте я закончил себя жалеть и решил, что этого достаточно. Пора действовать. Попробовал пошевелить хоть чем-нибудь. Лапы слушались, шея тоже. Я приподнялся на лапах, но тут же сел на брюхо и склонил голову. Я почувствовал сильную боль в области шеи и спины. Вращать головой было тяжело. Подобрал крылья, но подобралось только левое. Правое крыло совершенно не слушалось, и при попытках пошевелить им, простреливало неимоверной болью весь позвоночник. На этом я ревизию своих возможностей приостановил до утра.

***

Борьку мать встретила на пороге. Бросилась навстречу и тут же разрыдалась на плече у сына. Борька ее нежно погладил по спине, утешая:

– Мама, все хорошо. Ну, мам, успокойся.

– Тебя отпустили? Навсегда? – сквозь слезы спрашивала она.

– Ну, конечно, навсегда, – натягивая улыбку ответил Боря. А что ему еще ответить матери? Он и сам не знал, на сколько его отпустили, знал только одно, что работы предстоит много. А точнее сказать, очень много.

Отец сидел на диване и читал какую-то книгу. Увидев сына, захлопнул её, снял очки, потирая уставшую переносицу, и внимательно посмотрел на Борю. Борька увидел по обложке, что книга какая-то криминальная. Странно, отец раньше не интересовался такой литературой. С дивана он не встал, ему был тяжело, здоровье подводило, и Борька сразу увидел, как сильно постарел отец. Он сел рядом и как можно веселее сказал:

– Всё хорошо, пап. Я дома.

– Что ж, нашим уже проще, – и протянул сыну руку для пожатия. Потом сказал матери: – Сын с дороги.

Мать с готовностью убежала на кухню.

– Сейчас мучать не буду. Сам решишь, когда рассказать. Только знай, с профессором твоим, Громовым, я поговорил, – как обычно почти строгим голосом произнес отец.

– С Евгением Петровичем? Я только что от него, – Борька осекся. Он не знал, можно ли рассказывать об этом. Ведь ему же сказали, что не стоит распространяться ни с кем был, ни что делал. Но это же родной отец. Как тут быть. Но отец оказался намного мудрее своего сына.

– Я же тебе сказал, что расскажешь, когда потребуется. Разберись сначала со своими мыслями. Мне твой Громов кое-чего рассказал, что ты там натворил. Словом, держись его.

– Ты ему звонил? – спросил Борька.

– Звонил. Но это было лишнее, ему было достаточно и твоего звонка. Он мне так и сказал, что беспокоиться не стоит, и ты скоро приедешь домой.

– А мне показалось, что он был недоволен, когда я ему позвонил со своей проблемой.

– А много ли ты, сын, знаешь о нем? Знаешь ли ты, как он себя ведет, когда задумчив, когда счастлив и когда раздражен? Как он себя ведет дома и как на работе? Наблюдай за людьми, а не только за приборами. И мир тебе откроется совершенно с другой стороны.

Отец был прав. Каким-то Борька стал ботаном. Людей, как живых существ, он почему-то всегда отодвигал на задний план. На первом месте было лично его увлечение наукой. А он даже своего наставника не знал, как следует. Надо обязательно наверстывать.

– Сколько сейчас тебе? – спросил отец, прекрасно зная, сколько сыну лет.

– Двадцать семь, – машинально ответил Борька.

– Уже двадцать семь, – уточнил отец. – Подумай, как я пригодиться могу. Я знаю, тебе предстоит много работы, но все же, подумай.

Борька ещё раз взглянул на больного отца и горько заключил: "Ничем он помочь уже не сможет".

У профессора Громова была отдельная лаборатория на кафедре микробиологии. Сейчас все достаточно большое помещение было в распоряжении Бори Сыроедова. На первом этапе стояла задача разобраться, в каком состоянии находится главный прибор – лазерная установка. У Борьки не было возможности это понять в полевых условиях. Профессор Громов находился рядом с ним. Борька объяснял:

– Как вы уже знаете, у лазера накачка химическая, так мы можем выработать большую мощность. Но не это главное, нам на выходе нужно получить достаточно безопасное, но эффективное направленное излучение, которое действует на живые организмы через органы зрения и через кожу. Понятно, что излучение не должно затухать, попадая в облучаемый организм и, при этом, неся всю необходимую полезную нагрузку. Проще говоря, облучаясь, организм получает информацию в виде импульса. Этот импульс имеет широкий спектр частот, которые воздействуют на все ткани, на все клеточки, на мозг костей и, конечно же, на центральную нервную систему, которая, в свою очередь, передает импульсы в головной и спинной мозг. Строение клеток костей отличается от строения клеток кожи или, например, от клеток, из которых состоят глаза, волосы, ногти и так далее. Но я выяснил, что все типы клеток имеют одну очень важную особенность: все клетки реагируют на свои определенные частоты. То есть, клетки верхнего слоя кожи реагируют на одну частоту. Клетки внутреннего слоя, на другую, клетки сосудов, на третью. Попадаются, конечно, и такие группы клеток, которые реагируют на одни и те же частоты. Если выразиться точнее, то реагируют не сами клетки, а ядра клеток. А это – самое главное для нас, так как в ядрах находятся молекулы ДНК. Так вот, на ДНК мы можем влиять через колебания ядер клеток. В общем, Евгений Петрович, ничего нового я вам не рассказал. Уже не первый год я этим занимаюсь, вы в курсе.

– Да, это мне всё известно, но в последнее время ты много работал без меня, целую картину не рассказывал, говорил, что нужно еще что-то завершить, – сказал Громов.

– Чтобы получить хоть какой-то результат, мне нужно было завершить эксперимент с лазером.

– Давай-ка здесь поподробнее. Ведь все частоты можно получить с помощью обычного частотного генератора. Зачем эти сложности?

– Вот в этом-то и сложность, Евгений Петрович, что все частоты должны подаваться строго одновременно! Генератором это не получишь. Зато можно получить с помощью лазера. Я все посчитал: нужно подать спектр всех необходимых частот. Причем именно необходимых, а не просто любых. Потому что, если подать просто все частоты, то никакого эффекта не произойдет. Клетки, почему-то не реагируют, я пробовал. Но, если мы подадим определенный перечень частот и количество видов клеток будет не меньше этого числа, то клетки отреагируют. Видимо, в организме существует какая-то связь между клетками, которая пока еще не известна науке. То есть, если отреагировала одна клетка, она запрашивает у другой клетки, получила ли та такой же импульс. И при положительном ответе происходит изменение ДНК.

– Неужели прям-таки изменение ДНК? – удивился Громов.

– Ну, может быть, не совсем изменение ДНК, – согласился Борька, – я только начал работать над этим предположением, но я заметил, что происходит выброс какого-то вещества, либо что-то еще такое, в результате чего многие безъядерные клетки погибают, а также есть предпосылки к гибели клеток, которые не получили свою частоту. Вот поэтому и нужно подавать именно весь набор частот одновременно, чтобы не погибли нужные клетки.

– Допустим, – сказал задумчиво профессор. – И как же ты собираешься получить этот спектр частот с помощью лазера?

– На самом деле всё достаточно банально, Евгений Петрович, – с готовностью продолжил Боря. – В резонатор лазера я добавил несколько фильтров, а также поставил фильтры за выходным зеркалом. Кстати, зеркала у меня тоже измененные. Я их сам делал.

– Из чего же? – заинтересовался Громов.

– Кристаллы! – выпалил Борька. – Все фильтры и зеркала – это разные кристаллы. Они нужны для преломления луча, его деления и получения нужных нам частот.

– Постой-ка, но ведь разных кристаллов нужно достаточно много.

– Верно! Вот мои кристаллы, которые я использовал в тот раз, – и Борька достал круглый щит диаметром с полметра со множеством отверстий. Почти в каждом отверстии был вставлен небольшой кристаллик, размер которого не больше сантиметра. Кристаллы были всевозможных цветов.

– Серьёзная работа! – похвалил Громов. – Но ведь здесь не все отверстия заполнены.

– Да, не все, – помрачнел Борька. – К сожалению, кристаллы недолго живут на воздухе. Их нужно использовать в течение нескольких дней, иначе высохнут и треснут. А если покрывать лаком, то параметры излучения меняются. Такие использовать нельзя. Кроме того, после применения в лазере, многие из них не выдерживают и разлетаются на куски, либо плавятся.

– А как ты решил вопрос с воздействием на зрение? Ведь достаточно мгновенного касания лучом сетчатки, как можно получить либо ожоги, либо вовсе лишиться зрения. – спросил Громов.

– В том-то и дело, что этого не происходит! – Борька торжествующе поднял палец вверх. – Ну да, излучение сильное, мощное, для глаз воспринимается как белая вспышка, я вам показывал на видео. В общем, в действительности, оно почти так и происходит, я же тоже видел краешком отблеск этой вспышки. Но, если мы воздействуем на весь организм, то ничего губительного не происходит. Судя по всему, моё предположение про обмен информацией между клетками это явление и объясняет. Обмен информацией происходит настолько быстро, что весь организм как бы мобилизуется, и в это мгновение можно хоть ядерным взрывом воздействовать, ничего плохого не случится, все клетки выживут. Возможно, что они создают некое кратковременное поле, защищающее их. Но, что интересно, это поле защищает только их одних. То есть выборочно. Чужие клетки умирают, либо ослабевают. А еще я заметил, что деление на чужих и своих происходит еще по одному признаку: по ДНК. Поэтому я про него и упомянул. То есть, если есть клетки с таким же ДНК, но из другой группы частот, то эти клетки тоже будут защищены этим полем.

– Зачем же тогда подавать такой широкий спектр частот, – заметил профессор. – Можно же подать одну частоту для одной клетки. А уже она определит по ДНК своих и защитит.

– Нет, так не получается, я проверял. Чего-то не хватает, поэтому, чем больше частот, тем эффективнее это защитное поле, – ответил Борька. Подумав добавил: – Но это лишь предположение. Основанное на последнем эксперименте, который я не могу считать удавшимся, пока не верну Васю. А для этого мне нужно перестроить весь набор частот на человека. Я же изучал только гусей. До человека, думал, что не доберусь еще долго. Ответственность высокая.

– Да, ответственность высокая. А теперь еще и сроки поджимают, – задумчиво сказал Громов.

– Сколько времени у меня есть? – с испугом спросил Борька.

– Времени? – профессор задумался. – Думаю, что мало. Ведь мы что хотим? Нам недостаточно повторить такой же эксперимент. Нам скорее нужен обратный. То есть из животного сделать человека. И нужен именно твой друг для этого. Личные моральные причины перечислять не буду, они у тебя без напоминаний в печенках. Но есть и поважнее причина, а точнее, это нужно расценивать как приказ от руководства страны: довести эксперимент до конца. Можно, конечно, взять кого-то другого и повторить этот же эксперимент, но это сложно будет скрыть, да и я лично не решусь на такое. А вот вернуть Василия – эта цель уже более светлая и понятная. Если он еще жив и живет гусиной жизнью, то что будет дальше происходить, тебе знать лучше. Ты же у нас и охотник, и орнитолог. Сам реши, сколько у тебя времени.

Борька задумался. Сложно предположить сценарий дальнейшей жизни Васьки. Про жизнь гусей он знает много, почти все. Но как найти среди них нужного? Медлить нельзя. Значит, кроме работы в лаборатории, необходимо думать еще и над этим. Одно сложнее другого.

– Думаю, не более четырех месяцев, от силы пять, – сказал он. – Потом гуси улетают. И на севере наступает зима.

– Хорошо, вот мы и назначили себе срок, – одобрил Громов. – Итак, тогда я займусь клетками человека, благо у кафедры огромный опыт и коллекция материалов. А также понадобится информация о флоре кишечника. Ты же не забыл эту флору оставить в живых у гуся?

– К счастью не забыл, про гусей собрал информацию, – ответил Борька. – Правда, честно признаюсь, по началу я думал ей вообще не заниматься, думал лишнее. Это на самом старте было, лет пять назад. А потом пришла мысль, что ведь так же можно будет в будущем лечить людей от множества болезней. То есть избавлять организм от паразитов, грибов, разных родинок, а, возможно, и от раковых клеток. Достаточно лишь облучить. Вот только как потом бороться с неизбежной интоксикацией? Ведь от умерших клеток нужно избавляться. Этого я пока не знаю.

– Это потом, – остановил полет фантазии Громов. – Так что у тебя с лазером?

– До конца дня выясню, – ответил Борька. – Включать, конечно, его нельзя будет. Я для этого и брал лазер с собой на охоту. Он же у меня химический, газами задохнуться можно. А там на улице всё безопасно проходит.

– Что ж, теория твоя понятна. Теперь затронем практическую часть. Что ты хотел выяснить там на открытом воздухе? Ведь ты же никак не думал, что Василий вдруг исчезнет или, как ты предполагаешь, трансформируется в гуся.

– Конечно же, нет. Я взял прибор с собой на случай, если будет добыт гусь. Причем, мне не было важно, живой он или мертвый. Я хотел проверить на целом организме, а не изменится ли структура клеток после облучения в комплексе. И что вообще потом произойдет с ними. В облучаемом поле должен был находиться только гусь. Васьки не должно было там быть. Он подошел случайно, вы видели это на видеозаписи. Это один момент, а второй момент – гусь оказался живым. То есть, абсолютно весь комплекс клеток гуся жил нормальной жизнью и реагировал на подаваемые частоты. По моей теории после облучения ничего с гусем не должно было произойти. Ну, может быть, погибли бы некоторые группы других организмов, паразитирующих. Но в целом, внешне, ничего необычайного я не ожидал. Впрочем, это еще предстоит выяснить, – и Борька кивнул головой в угол лаборатории, где в клетке томился в ожидании будущего тот самый экспериментальный гусь гуменник.

– Выясним, – сказал Громов, как бы автоматически беря на себя эту работу. – С гусем более-менее понятно, но как же объяснить влияние излучения на человека? Ведь факт остается фактом, и он требует научного объяснения.

– Насчет трансформации у меня есть такие заключения, – начал Борька. – Что мы имели во время эксперимента? Три компонента: первый – живого гуся, второй – излучение с частотами, влияющими только на гусиные клетки, а третьим непредвиденным компонентом, попавшим в интенсивную область поля лазера, был человеческий организм. Что же произошло? Излучение повлияло в равной степени и на гуся, и на человека. Затем все клетки начали интенсивно обмениваться информацией, запрашивая, получили ли и они такой же импульс. Организм гуся быстро создал мощную защитную оболочку вокруг себя, потому что очень большое количество частот, назовем их "гусиными", содержалось в излучении. И гусь остался в неизменном обличии. А что же касается Васи, то налицо изменение ДНК. Именно поэтому я и высказал в начале объяснения эту мысль. Гусь создал вокруг себя настолько сильное биополе, что оно повлияло на информацию, переданную в клетки человека. Человеческие клетки не получили своих "человеческих" частот, но при этом испытали огромный стресс от воздействия облучения. И у них было два пути: либо погибнуть, либо подстроиться под внешнее влияние. Всякий организм гибель решает оставить на потом, это всегда успеется, и ищет пути выживания. Поэтому человеческие клетки, а точнее их ядра, черпнули информацию из гусиного поля и повлияли на молекулы ДНК, содержащиеся в них. Информация передалась мгновенно для нашего восприятия, а для химических реакций, это, возможно, является нормальным промежутком времени, за который ДНК может полностью перестроиться. То есть, проще говоря, наличие сильного биополя гуся повлияло на неподготовленное, в данном случае, слабое поле человека. И произошла трансформация или же, если хотите, превращение человека в гуся.

Лицо профессора Громова по своему обыкновению мало, что отражало. Но было видно, что мыслительный процесс в его голове происходит в полную силу.

– Что ж, – задумчиво сказал он. – Значит, чтобы вернуть Василия, нам необходимо подать как можно больше "человеческих" частот. Тогда поле человека будет очень мощным, и мы сможем вернуть ему привычный облик. Для этого, конечно, нужно будет подсадить человека в поле излучения.

Борька тут же ответил:

– Этим человеком буду я!

– Не торопись, – усмехнулся Громов, останавливая его порыв. – Человека найти пол дела. Меня интересует более важный вопрос: вернется ли Василий к нам таким же, каким он был прежде? Как реагирует человеческий мозг на такие стрессы? Сохраняется ли память, умения, привычки? Не вредят ли эти трансформации?

– Этого я не знаю, – горько произнеся Боря.

– Ну, если не знаешь, то значит именно нам и предстоит это выяснить, – с улыбкой ободряюще сказал Громов. От таких слов Боре стало немного теплее.

– Кстати, Боря, а где ты кристаллы берёшь, причем в таком разнообразии?

Борька улыбнулся. Было видно, что профессор затронул одну из наиболее приятных тем. У Борьки был свой рабочий стол в этой лаборатории, уставленный различными банками и пробирками, пустыми и с реактивами. Он подвел Громова к столу и раскрыл дверцу одного из шкафов. И с гордостью произнёс, указывая на содержимое:

– Сам выращиваю!

Перед профессором открылась изумительная картина. Все полки шкафа были уставлены аккуратно подписанными баночками и стаканчиками, в каждом из которых росли кристаллы. Громова редко чем можно было удивить, но такое разнообразие переливающихся самоцветов произвело впечатление даже на него.

– Всё сам?

– Да, – скромно ответил Боря. – Я со школы это полюбил, когда впервые из медного купороса вырастил. Потом соль была, потом лимонная кислота, потом алюминиевые квасцы. Ну, и дело пошло. Сейчас могу любой рубин вырастить. У меня ещё некоторые дозревают в автоклавах. Дело тут нехитрое, времени не занимает.

– Что ж, – заключил Громов, – при такой трудоспособности шансы на успех значительно возрастают.

Через три дня профессор Громов вошел в лабораторию и сообщил:

– Обследование гуся проведено. Осталось дождаться результатов некоторых анализов и тогда можно будет с уверенностью сказать, чем обернулся твой эксперимент. По крайней мере, сейчас никаких патологий не замечено. Даже адаптация после ранения дробью проходит быстрее, чем обычно в таких ситуациях. Кстати, паразитов в желудке тоже очень мало. Жаль, мы не знаем, сколько их было раньше, сравнивать не с чем. В общем, за пациентом стоит понаблюдать, но уже в более привычных для него условиях. Здесь, в лаборатории, ему уже делать нечего. Может быть, стоит отправить его кому-то на дачу, а лучше в деревню к другим гусям. Не отдавать же в зоопарк или в колхоз. Есть у тебя такие родственники или знакомые?

Борька обрадовался положительным результатам. Ведь всё положительное непременно означает, что он на правильном пути. А насчет пристроить гуменника:

– Я подумаю, Евгений Петрович. Наверняка, смогу найти таких. Понятно, что ему нужно будет создать благотворительные условия, при этом понимая, что гусь очень важен для науки, а значит, и питание должно быть приближенным к естественным условиям.

– И нужно не просто кормить и поить, – добавил профессор. – Нужно, чтобы, по возможности, еще и записывали все наблюдения. Ладно. Что удалось выяснить по прибору?

Боря ответил:

– В целом лазер в рабочем состоянии. Вовремя сработал механизм от перегрева, и он отключился. Но есть одна проблема.

– Что за проблема? Серьезная? – спросил Громов.

– Не знаю, серьезная ли. Вот взгляните на эту решетку, в которой крепятся кристаллы, – Боря достал круглую пластину, частично заполненную кристаллами. – Видите, в ней многие кристаллы треснули, другие расплавились. Частично это произошло из-за того, что кристаллы в принципе долго не живут на воздухе, но основная причина в том, что каждый кристалл нужно располагать под определенным углом. У меня есть таблица, в которой содержатся углы для каждой позиции, но только для "гусиных" частот. Для "человеческих" частот, во-первых, нужны другие углы, да и количество разных частот гораздо больше, потому что групп клеток больше, чем у птиц. Человеческий организм сложнее. Кроме того, я, когда изготавливал эту решетку, вообще углы не учитывал, вернее учитывал без особой точности, потому что изготавливать приходилось кустарным способом. Но сейчас нужно подойти с большей ответственностью к эксперименту.

– Итак, что тебе нужно? – спросил Громов.

– Нужен мастер, который смог бы эту решетку сделать.

– Хорошо, – ответил Громов. – Я уточню, есть ли такой мастер. Но боюсь, что с этим возникнут сложности.

– Но ведь это же дело государственной важности, разве нет каких-нибудь НИИ, в которых найдутся станки с ЧПУ и толковый конструктор, который сможет накидать чертеж?

– Так, Боря, я понимаю, что ты считаешь, что стал почти государственным человеком? Так ведь?

– Ну, как вам сказать, – замялся с ответом Боря. – В общем да, о чем-то подобном я размышлял.

– Так вот должен тебя огорчить, а может, и обрадовать. Это не так. Чтобы стать человеком, за которого государство будет бороться, нужно очень сильно постараться. Нужно доказать свою нужность. Твой проект пока лишь иллюзия. Пусть он уже дал результаты, но применимость на практике этих результатов пока не установлена. Послушай моего совета: сейчас для нас главная цель – вернуть Василия. И чем меньше мы будем напоминать о себе, тем легче нам будет работать. Будет меньше проверок. Поэтому, давай-ка оставим эти мелочи, типа станка ЧПУ на самостоятельное решение. А для привлечения государственных лиц найдутся причины поважнее. Согласен?

– Согласен, Евгений Петрович, – ответил Боря. Потом подумал и добавил: – А для розыска Василия, в любом облике, мы можем привлекать их?

– Для этого, конечно, можем. Тем более, что справиться нам двоим не под силу. Но, чтобы их привлечь, нужно сначала самим придумать проект, а им лишь предложить на одобрение. Дальше, опять же, нам и придется всё осуществлять.

Борька задумался. Вот как оказывается работает государство. Никто свыше не стремится продвинуть твою идею, какая бы она гениальная не оказалась. Признание наступит не во время достижения цели, а лишь только тогда, когда уже станешь победителем.

– Согласен с вами, Евгений Петрович, – повторил Боря. – Придется расширить свой фронт работ.

– К сожалению, другого пути у нас нет, – подтвердил Громов. – Тем не менее, не вздумай замыкаться в своих мыслях. Обязательно делись со мной всеми идеями и предложениями. Одному очень сложно всё успеть. Ты знаешь, часть работ, особенно касающихся биологии, я беру на себя. У меня же целая кафедра специалистов! Тратить время на лишнее обучение сейчас нет смысла. Сейчас от нас ждут только готовых решений.

Боря по своему обыкновению заработался почти до полуночи, но вспомнил, что надо пристроить куда-то гуся. И не остался ночевать в лаборатории, а собрался и поехал домой.

Мать встретила на пороге. Ее лицо было сильно озабоченным и сразу же обескуражила:

– Боря, а где Вася? Ты же с ним уезжал на охоту?

Борька, не ожидавший такого вопроса, в первый момент не знал, что и ответить.

– Боря, не молчи, ты же говорил, что все в порядке, – мать уже готова была разрыдаться.

Борька собрался с мыслями и сказал:

– Мама, все действительно в порядке, – а сам подумал, почему она спрашивает? Впрочем, этот вопрос в любом случае рано или поздно всплыл бы. И отвечать придется именно ему, Борьке, больше никому. Все равно, почему она спросила? – А что произошло? Почему ты спрашиваешь? – сделал Борька слабую попытку атаковать.

– Васина мама приходила, – начала мать, но тут вовремя вмешался отец:

– Оля, не надо. Лучше от этого никому не сделаешь. Иди спать.

Мать почти всегда слушалась отца. После короткой заминки она приложила уже мокрый платок к глазам и ушла в спальню. Но Борька знал, спать она, конечно же, не будет еще долго, она будет ждать, когда отец придет после разговора с ним.

– Садись, сын, – угрюмо сказал он. – Поговорим. Не переживай, я ничего недозволенного выспрашивать не буду. Если тебя из тюрьмы отпустили и, если ты сейчас допоздна работаешь, дома не ночуешь, на звонки не отвечаешь, значит дело куда серьезнее, чем, может быть, ты сам думаешь. Мне врать не нужно, но и полностью доверяться тоже не прошу. Ты уже не мальчик, в жилетку плакаться не к лицу, – отец сделал паузу, а Борька подумал, что как раз в жилетку он уже поплакался неизвестному таджику и хотел сейчас поплакаться и отцу. Но отец мудр, видимо, он догадался о желаниях сына и такой вот простой фразой сразу отбил к этому мальчишескому порыву Борьку. А ведь у него было желание все рассказать даже своей матери, чтобы она утешила, приласкала. Но ведь решение найдено не будет. А он потом сам себя начнет винить, что зря поддался очередному порыву и излил душу, пусть хоть и родной матери, но все же плюс еще одному человеку. А этого делать нельзя. Себя нужно держать в руках в любых ситуациях. И отец вот только что об этом намекнул.

– Давай-ка потолкуем, что матери расскажем, как объясним, – продолжил отец, но посмотрев на Борьку сморщился и тут же добавил с укоризной: – Да не нашей матери, а Василия! С нашей я и без твоей помощи умею разбираться, – на его губах промелькнула улыбка.

Борьке стало легче: если уж отец за что-то берется, то берется наверняка. И в этом деле разобраться тоже поможет. А ведь отец был тогда прав. Он сможет пригодиться, причем ох как сможет! К сожалению, в этом случае утаить абсолютно всё от него не получится, но другого выхода Борька не видел.

– Пап, я сейчас схожу до машины, принесу кое-что. Так объяснить будет проще. И подумать тоже будет проще.

Когда он вернулся, мать все же вышла из комнаты и уже разогрела поздний ужин для него. Увидев клетку с гусем, она ойкнула от удивления:

– Откуда это у тебя?

– На охоте подстрелили. Оказался живой. Жалко стало.

– Да он же голодный! – заявила мать и принялась толочь вареную картошку.

Спустя минуту все наблюдали как гусь с аппетитом поглощает предложенную еду. Затем поставили ему глубокую кастрюльку с водой и мать опять ушла в спальню.

Отец проводил ее взглядом и обратился к Борьке:

– Ну и что это?

– Гуменник.

– Без тебя вижу, что гуменник. Что это значит?

– Папа, ты веришь в чудеса?

– Никогда не верил, даже в детстве. Но за последнюю неделю многое пересмотрел. И решил, что пора бы уже начать верить, так ведь и жизнь пройдет. Все во что-то верят. Я один как проклятый атеист. Надо с этим заканчивать, а-то одиноким становлюсь. Все в церковь идут, а меня не зовут, я им уже не компания, – отец ухмыльнулся.

– Я немного про другие чудеса, – сказал Борька. – Ты видишь этого гуся? Вот именно его в последний миг держал Васька.

Отец вскинул голову и пристально взглянул на Борю. Он ждал продолжения, боясь что-либо предполагать.

– И потом я смог увидеть его, Ваську, в таком же точно обличии, – продолжил Боря. – Ничего не могу объяснить больше, да и это тебе знать ни к чему, но знаю одно: если Васька жив, то нужно его искать только среди них, среди гусей.

– М-даа… – протянул отец. – Такое его матери не расскажешь.

– Я знаю путь, как его вернуть, – добавил Боря. – Месяца через два-три все будет готово. Но как найти Ваську, не знаю.

Отец задумался. Он готов был поверить во всё, но в такое поверить сложно. А с другой стороны, во что верят его бывшие друзья, те, кто раньше звал в пивнушку, а сейчас ходят по церквям да соборам? Неужели, поверить собственному сыну намного сложнее, нежели верить общепризнанному чуду, тем более, никогда и нигде не доказанному? Нет, сына он не предаст.

– Хорошо. Не скажу, что я искренне поверил, но выбора у меня нет. В любом случае разум подсказывает, что наука во все времена творила больше чудес, в отличие от… – он сделал паузу, потом махнул рукой и добавил: – Впрочем, ладно. Давай думать дальше. Зачем гуся привез? Не мне же показать. Я за свою жизнь повидал их, сам знаешь, тысячами.

– Знаю, – сказал Боря. – Именно поэтому у тебя и спрашиваю, куда его можно пристроить? Нужен ответственный кто-то, а не любая деревенская бабуля, у которой таких целое стадо, ну и тем более, не фабрика по разведению птиц.

– Тааак… – отец задумался. – Еще что?

– Больше вроде бы ничего, – ответил Борька. – А что Васькина мама? Что вы ей сказали?

– Мы? Мы ничего не знаем, – отец изобразил невинное лицо и развел ладони в стороны. – Откуда она вообще про то, что вы вдвоем ездили, знает?

– Наверное, Светка сказала. Девушка Васькина. Хотя я не в курсе подробностей их отношений, и говорил ли он ей, что собирается на охоту. Может, и сама напридумывала, стала его искать, ну и выяснилось, что пропал. Вот только не хватало, чтобы она в полицию в розыск заявила.

Но отец вдруг улыбнулся, похлопал Борьку по плечу и ободряюще сказал:

– Ладно, я всё понял. До милиции ее не допущу. Поговорю, успокою.

Борька насторожился. Отец заметил его озабоченность и тут же успокоил:

– Не переживай, лишнего не ляпну. – он улыбнулся и добавил: – А гуменника твоего пристроим. Есть у меня варианты по старой работе, – но отец заметил, что Борька все равно не повеселел, его лицо по-прежнему отражало озабоченность. – Что еще? – спросил он.

– Да я все про Ваську думаю. Где он? Как найти?

Отец тоже помрачнел.

– Ладно, иди спать. Помойся только. Что у вас там в вашей лаборатории, воды что ли нет? Провонял насквозь какой-то паршивой химией.

Скоро уже пройдет две недели, как Боря Сыроедов почти безвылазно трудился в лаборатории профессора Евгения Петровича Громова. Был конец мая, а значит, начало экзаменационной сессии для студентов. Поэтому в дневное время Борька, чаще всего, в лаборатории находился не один. Он уединялся в дальнем углу и проводил свои хитрые эксперименты. Когда студенты уходили, Боря переключался на работу над лазером. Снимал с него тканевый чехол, скрывающий от лишних глаз, и начинал трудиться над решеткой для крепления кристаллов. Как он ни старался, добиться идеального закрепления камней никак не удавалось. Обычные просверленные отверстия не очень для этого подходили, кристаллы меняли положение при переноске, при воздействии луча, да и просто при смене температуры. Борька принялся за создание своего клея на основе эпоксидной смолы. Но бросил это занятие при нескольких неудачных попытках изобрести велосипед. И пришел к выводу, что самостоятельно, без специального оборудования, такую сложную задачу решить не удастся. Слишком много кристаллов предстоит закрепить. Причем он заранее не знает, каких точно размеров они достигнут через два месяца, а значит, и сложно будет заранее подготовить под них место.

Иногда Борьку отвлекали студенты. Громов, конечно, предупреждал, что поскольку сессия, и студентам надо готовить свои работы, то будут моменты, когда Борьку будут отвлекать, что-то спрашивать.

– Так что Боря, не обессудь, – сказал ему Громов. – Придется потесниться, это наиболее полно оборудованная лаборатория в нашем институте. Понимаю, твое дело важно, но и своих студентов я бросить не могу. Ты же тоже один из них, представь себя на их месте.

И Борька представлял, терпел. Впрочем, Борька их почти не замечал. Он не запомнил ни одного студента в лицо. Он постоянно был увлечен каким-нибудь делом. Мир для него не существовал. Но однажды Борька очнулся.

Он пришел в свой любимый химторг и обнаружил, что у него закончились деньги. Дальнейшие опыты и исследования оказались под угрозой. Все сбережения с оклада лаборанта вдруг растаяли в считанные дни. В полном унынии он вернулся назад и стал разыскивать Громова. Но того нигде не оказалось, профессор обычно заглядывал в лабораторию во второй половине дня. И Борька стал ждать. Наконец, он дождался, когда все студенты разошлись, но Громова все еще не было. Уныние начало перерастать в беспокойство. Каждый день был на счету, по крайней мере, так ему казалось. Он заставлял себя не отчаиваться. Автоматически достал Пеликена и, теребя его в руке, начал ходить по комнате в раздумье. Но это мало помогало. Чтобы отогнать плохие мысли, Борька подошел к лазеру и приподнял ткань. "И решетка не получается…" – подумал он, добавляя еще одну проблему, которую тоже нельзя было откладывать. Он осторожно взял решетку в руки, приподнял повыше, рассматривая множество отверстий. Решетка была сделана из алюминия. Борька выбрал этот материал, потому что его не сложно обрабатывать, но при этом требовал осторожного обращения. Вертя решетку, Борька смотрел сквозь отверстия на свет. Он представил, как сквозь них будет проходить свет лазера и поразит тело гуся, точнее не гуся, а Васьки.

– Эх… – горестно произнес Борька, прибавляя и еще одну, самую сложную тему к своей многострадальной голове. – Где же тебя искать, Вася?

За спиной, совсем рядом, среди полной тишины послышался девичий смешок. Борька от неожиданности вздрогнул и выронил решетку. Решетка, выпав из рук, ударилась одним ребром о край жесткого лабораторного стола, затем отскочила на табуретку, проехалась всей плоскостью по ней и, наконец, плюхнулась другим ребром на кафельный пол.

Девушка засмеялась еще раз, потом весело ойкнула и прощебетала:

– Простите, я не хотела вас напугать, – и улыбнулась, задорно глядя в Борькины очки.

Борька хлопал глазами, пытаясь понять, что произошло. Он снял очки, протер переносицу. Мысли не хотели возвращаться к обычной жизни. Весь его мозг настолько глубоко был увлечен работой за последнее время, а сегодня еще и навалившимися проблемами, что такая стандартная жизненная ситуация ввергла Борьку в ступор. Он надел очки, зачем-то достал Пеликена. Вернул Пеликена обратно в карман. Посмотрел на пол. И лишь только сейчас до него дошел весь ужас произошедшего. Возле ног на полу лежала покореженная решетка. Борька в полном изумлении наклонился и поднял ее. Вроде бы, она была еще пригодна для использования. Борька перевернул решетку, на обратной стороне через всю поверхность проходила глубокая царапина. Не теряя последней надежды, он повернул этот тонкий лист алюминия. Решетка оказалась безнадежно погнутой. Исправить будет ой как сложно, да что там – невозможно! Усталость громадной тяжестью опустилась на плечи молодого лаборанта. Он перевел взгляд на девушку: что с нее возьмешь? Злиться Борька не очень умел, да и не хотел. Он опустился на табуретку, поставил локти на стол и зарыл лицо в свои ладони. "Ну, сейчас точно расплачусь", – пришло на ум. Но расплакаться не получилось. В этот миг в лабораторию вошел Громов.

– Боря, здравствуй, – сказал он с порога.

– Здравствуйте, Евгений Петрович, – ответила за него девушка. – Видимо, я что-то сломала, и вот этот молодой человек загрустил, – она опять улыбнулась.

Громов посмотрел на Борьку, на пластину, небрежно отброшенную на край стола, и сразу все понял.

– Нет-нет, – сказал Боря, отрывая лицо от рук. – Она тут не причем. Все равно там дорабатывать еще много.

– Но ты же говорил, что уже почти закончил? – спросил Громов.

– Я не знаю, закончил или нет. Слишком много погрешностей надо просчитать, – расстроенным голосом произнёс Боря. – Был бы я конструктором, наверное, смог бы применить какие-то знания, технологии, а так… Да и оборудования нет.

– Оборудования… – подхватил его речь Громов. – К сожалению, Боря, придется обойтись как-то без станка. Нет возможности тебе выделить никого, как бы это наплевательски с их стороны не казалось, но действительно, возможности нет.

– Какого станка? – спросила девушка.

Борька посмотрел на нее в этот раз как на надоедливого комара, лезущего не в свое дело, причем, в котором ничего не понимает, и решил проигнорировать ответ. Вместо этого ответил Громову:

– Ясно. Поищу тогда сам способ.

Образовалась неудобная пауза. Каждый думал о своем.

– Кстати, – сказал Громов, – вы успели познакомиться?

Девушка покачала головой, а Борька вообще считал это лишним. Ему не до знакомств. Впереди куча вопросов, которые предстоит решить, причем, лично ему самостоятельно. А на всё не хватает ни рук, ни средств, ни, судя по всему, его самого.

– Янаби, – сказала девушка и протянула руку.

Борька не понял имени и сложил морщину на лбу.

– Яна, – повторила иначе свое имя девушка, заметив его непонимание.

– Борис, – чуть помедлив, произнес Борька и пожал руку. Он ждал, может быть, Громов избавит его от девушки, ведь он понимает, что Борьке еще много работать, к тому же, у него самого к Громову есть просьбы. Но у Громова было другое мнение на этот счет. Он сказал:

– Яна способная ученица, – при этих словах девушка застенчиво заулыбалась, но Борька смотрел только на профессора. – У нее очень интересная работа: "Влияние микроорганизмов на скорость роста и форму кристаллов". Считаю, ее помощь тебе будет полезна. Как думаешь?

Борька думал ровно в диаметральном направлении. Он еще со школьной парты начал выращивать кристаллы, влюбился в них. И теперь это дело его жизни. Он сам был студентом, он знает, что большинство из учащихся, пусть даже они находятся на стадии готового диплома, все равно не обладают даже десятой частью тех знаний, что сейчас есть в его голове. И что же теперь? Обучать с нуля? На это не хватит никакого времени. Нужны годы! Времени нет у него ни на каких студентов. А главное, нужно желание, нужна страсть к этому занятию. А тут еще какие-то микроорганизмы! Лишь из уважения к профессору Борька сдержался от категоричного ответа.

– Евгений Петрович, я бы с радостью научил… – он замялся, забыв ее имя, – научил вашу ученицу как смешивать реактивы, но мне и показать-то не на чем. Всё закончилось. Надо где-то поискать недостающие. Может в других лабораторияхесть?

– Каких не хватает? – спросил Громов.

– У меня составлен список, но некоторые нужно готовить самим.

– Вот и отлично, – прервал его профессор. – Яна вполне может с этим справиться. Правда, Яна?

– Думаю, что смогу, – ответила девушка, а Борька подумал, что не удастся от нее легко отделаться.

– Боря, ты пока покажи нам, что у тебя уже есть, – сказал Громов. И Борька обреченно повел их к заветному шкафчику.

– Как много! – в изумлении воскликнула девушка, увидев невообразимую коллекцию растущих кристаллов. – А какого они размера уже?

Борька включил длинную светодиодную лампу, которая была прикреплена на задней стенке шкафа. Таким образом каждый стакан был подсвечен с обратной стороны и взору открылась удивительная картина разноцветных растворов. В каждом стаканчике можно было заметить кристаллы различных размеров: от крошечных, в три-четыре миллиметра, до уже довольно больших, в полтора-два сантиметра. Яна широко раскрыла глаза и от удивления и восторга даже прикрыла рот ладошкой.

– Это же какая работа была проделана!

– Большая, – ответил за Борьку Громов. – Именно поэтому Боре нужен помощник. На тебе же лица нет. Ты скоро упадешь от истощения. Прямо здесь, возле кристаллов. Кстати, Яна, это далеко не полная коллекция. Некоторые растут в автоклавах. Но их мы открывать не будем, не нужно без надобности нарушать режим температуры, влажности и давления. Тебе Боря расскажет, когда установлены контрольные сроки проверки, и как пользоваться этими приборами. Вот по графику и проверите потом. Словом, Боря, введи ее в курс работы. Полчаса хватит тебе? А я пока пойду к себе, мне нужно поработать. Как закончишь, подойди, вижу у тебя есть вопрос.

На этом Громов удалился в дополнительную комнату, которую Борька использовал как место для приема пищи и сна: там стоял маленький диванчик.

Борька вздохнул, взглянул на девушку и подумал: "Как же ее озадачить, так, чтобы как можно дольше не возвращаться к этому вопросу?"

– Что ж. Задача такая: все эти баночки с реактивами подписаны, – сказал он, указывая на содержимое шкафчика, – Что за раствор и дата, когда был подготовлен. Мне нужно их все переписать и каким-либо образом классифицировать. Хоть по алфавиту. С указанием места, где они стоят. Только помни: баночки двигать следует очень и очень осторожно!

– Это я знаю, не переживайте, – ничуть не удивившись и не расстроившись этой работе, сказала девушка и добавила: – А у вас есть журнал исследований, можно его посмотреть?

Борька подумал, что не стоит ее посвящать во всю деятельность и в суть задачи, она же встречный-поперечный.

– Журнал есть, но я его веду не по общим правилам, а для себя. Там много другой информации. Разобраться тебе будет сложно, да и нужен он мне постоянно. Так что пока дать не могу.

– Хорошо, – ничуть не расстроившись, сказала Яна.

Борька повеселел: ему легко удалось отделаться от лишней заботы, и он направился к Громову. Профессор в этот момент только что откусил заранее приготовленный бутерброд, думал немного подкрепиться, пока Боря занят, но, увидев того, поспешно вытер крошки со рта салфеткой.

– Что, уже? – удивился профессор скорому приходу Борьки.

– Да, она очень способная. Схватывает прям всё на лету. Дал ей задание, работает.

– Вот видишь! – обрадовался Громов. – Ты еще почувствуешь, как она тебе пригодится! Давай ей задачки посложнее. Сдюжит.

– Хорошо. Так и делаю. Сейчас она занимается очень важным делом, – сказал Борька, а сам подумал: "Похоже, наш профессор излишне высокого мнения о студентах, по всему видно: давно он таковым сам не был. Впрочем, сам он уж точно был гением среди остальных, лучшим из лучших. Как же тогда иначе объяснить его сегодняшнего, такого, каким его знают все окружающие?"

– Задавай свой важный вопрос, – остановил Громов поток Борькиных рассуждений.

Борька помялся, не зная с чего начать. Тема денег всегда деликатная, тут как бы заранее знаешь, что откажут. Получается, что нужно торговаться что ли, почти как на рынке. А Борька это не любил, а тем более, и не умел. Но жить как-то нужно, не у родителей же занимать, да и как потом отдавать? Сколько времени он еще будет копить, ведь некоторые реактивы стоят очень дорого. Он, конечно, мог бы некоторые и сам получить, но не из воздуха же, многие компоненты все равно, так или иначе, необходимо где-то достать. Самый простой путь их достать – это купить в химторге. В Москве их множество, но за так никто ничего не даст.

– Говори, говори, – подбодрил его профессор.

– Понимаете, Евгений Петрович, работа по выращиванию кристаллов еще не закончена, – начал Борька. – Но, чтобы продолжить их выращивать, есть трудности. Я взял всё, что есть в лаборатории, походил по соседним.

– Ясно, – остановил его Громов. – Кончились реактивы?

– Да, – восхитился Борька сообразительности своего наставника и одновременно обрадовался, что тот избавил его от трудностей последующего объяснения.

– Это не проблема, список есть?

– Есть.

– Что-то еще? – спросил он, доставая недоеденный бутерброд.

– Нет-нет, это всё, – поспешил ответить Борька, чтобы не проговориться, что он безумно голоден. Он с утра ничего не ел и силой воли заставил себя отвести взгляд от аппетитного бутерброда с сыром, ветчиной и, кажется, какой-то зеленью. Денег в кошельке оставалось разве что еще на один день, да и хватит только на один обед. Но просить на свое пропитание Борька, конечно же, не решился. Внешнее спокойствие Громова вовсе не означало, что он равнодушен к происходящему вокруг него. На самом деле профессор был очень наблюдателен и делал выводы мгновенно.

– Уже слишком поздно, – сказал он. – Предлагаю на сегодня тебе закончить и не оставаться на ночь. Родители, наверняка, ждут. Езжай домой.

Борька с ним согласился и повернулся уходить, но Громов остановил:

– Есть еще один очень важный момент. Ты теперь работаешь не один, поэтому должен выглядеть примером: опрятным, причесанным, выспавшимся и … – он помедлил, но все же произнес: – …и постиранным.

Борька взглянул на свой халат, на джинсы, отвисшие коленки которых были видны даже сквозь полы халата: все было перепачкано реактивами, машинным маслом, с повисшей алюминиевой стружкой. Борька кивнул, устыдившись своего вида, ведь это, наверняка, еще и пахнет. Надо что-то делать с бомжеванием. И он вышел из комнаты.

Возле открытого шкафчика с кристаллами по-прежнему сидела Яна и уже что-то записывала в свою тетрадь. Увидев вышедшего Борю, она окликнула:

– Борис, когда нужно закончить это задание? Вы ведь завтра придете?

Борька, начавший стесняться своего вида, постарался не подходить близко к девушке и ответил издалека:

– Задание? Не торопись, главное, чтобы было все аккуратно и понятно, – сам при этом подумал, что с классификацией она провозится не меньше недели. А за это время он придумает, как ее озадачить еще, чтобы не мешала. Потом добавил: – Завтра, конечно, приду!

Он снял халат, запихнул его в сумку и направился к выходу, не попрощавшись.

– До свидания! Жду вас завтра, – услышал он девичий щебет. Почему-то Борьку от этого перекосило. Он остановился и ответил:

– Давай лучше на ты. Удобнее так. Пока! – махнул рукой и вышел.

Но на следующий день он не смог приехать в лабораторию.

Судя по готовому ужину, мать ждала Борьку каждый день независимо от того, предупреждал он заранее или нет, что собирается приехать.

– А где папа? – сразу спросил Борька.

– Он уехал, – ответила мать.

Борька вскинул удивленные глаза? Отец еле передвигается и вдруг уехал. Как это понимать?

– Не сам, конечно, – сказала мать. – За ним приезжал сын Льва Ивановича. Помнишь его? Они еще с отцом вместе работали.

Борька что-то припоминал, вроде был какой-то начальник, что ли, по имени Лев Иванович у папы на работе. Впрочем, много было всяких.

– Да ты его видел, – добавила мать воспоминаний. – Помнишь мы ездили к ним в деревню, в бане еще мылись? Он всегда баню нам делал.

– Что-то припоминаю, классе в пятом, наверное, это было. Давно очень.

– Ну да, давно, – согласилась мать. – Так вот, его сын к нему поехал, заодно и отца нашего забрал. Сын только на выходные. Туда-назад.Наверное, уже вернулся, ему же на работу.

– А папа как же и когда?

– Он сказал, чтобы ты, как только сможешь, сам приехал за ним.

Борька никак не мог ехать. Завтра нужно в лабораторию – дел невпроворот, а тут еще куда-то ехать. Неужели нельзя решить как-то удаленно?

– Может, достаточно позвонить? – спросил он.

– Там связь не ловит, – обезоружила мать.

– Так он что, в баню поехал?

– Гуся твоего повез.

– Ах да… – вспомнил Борька. Отец же поехал решать его проблему, а не просто развлечься, повидать старого приятеля. Отец редко что-то делал просто так. Нужно обязательно завтра ехать.

– Приходи ужинать, – сказала мать и добавила уже из кухни: – Сполоснись сначала. Одежду оставь в ванной, я постираю. Всю одежду.

"Если мама говорит всю одежду, значит дела совсем плохи", – подумал Борька. "Наверное, надо и ногти постричь… И на ногах тоже…" И он обреченно поплелся в ванную, попутно доставая из рюкзака замызганный халат.

Глава 3. Север.

Васькина машина служила палочкой-выручалочкой. Борьке вернули все вещи, кроме оружия. Его личное ружье тоже забрали. А вот машину не забрали. Деньги, отложенные на обеды, можно без особого сожаления использовать на пару заправок до полного бака, потому что рядом лежала сумка, собранная матерью, забитая разной снедью, по крайней мере, человек на пять. Борька не отказывался, взял всё. Часа через три, прежде, чем свернуть с основной трассы, на очередной АЗС он открыл одну из пластиковых коробочек и с удовольствием поедал запеканку, политую сверху чем-то очень вкусным, запивая это дело подслащенным чаем из термоса.

Значительно повеселев от вкусного завтрака, Борька вдруг понял, как же он давно не отдыхал. Хотя бы вот так, как сейчас. Полностью один. Да, Васька вытаскивал его куда-то, и за это большое ему спасибо, но, чтобы один… Один он всегда старался занять мозг работой. Считал это правильным. Но теперь подумал, что отдыхать тоже нужно и это тоже правильно и необходимо.

Борька запрыгнул в машину. На приборной панели стояла любимая фигурка Пеликена и хитро улыбалась. Вдруг ему пришла шальная мысль! Сориентировавшись по карте, Борька свернул в лес, на первую малоприметную дорожку. Хорошо, что у него внедорожник. Такая машина дает много преимуществ и свободы. Глубокие весенние лужи остались позади. Борька спешил, он не хотел, чтобы другие мысли испортили ту эйфорию, которую он испытывал в эту минуту. Он опустил стекло и яркий запах леса, прелой листвы проник в салон автомобиля. Борька с жадностью глубоко вдохнул. Дорожка стала гораздо суше. В это время мало найдется любителей, желающих заехать в непролазную чащу. Сбоку показался просвет, и Борька свернул в этом направлении. Через несколько секунд перед ним открылась поляна. На ней с легкостью разместится два-три автомобиля вместе с палатками. Совсем рядом протекала небольшая речка. Полянка была чистая, без мусора. Такую никогда не увидишь в московских лесах. А здесь, на границе Ярославской и Тверской областей, Борька был один среди деревьев, на берегу живописной реки. Восторг – первое, что испытал Боря! Он выпрыгнул из машины и побежал к воде, на ходу снимая всю одежду и разбрасывая в стороны, не глядя, куда она упадет. Оказавшись совсем голым, Борька с ребячьим визгом и улюлюканьем бросился в ледяную воду. Он погрузился в нее с головой. Но вода еще больше взбодрила его. Он выплыл на середину реки. Быстрое течение сразу же понесло вниз, и Борька с удовольствием начал сопротивляться этому течению, активно работая руками и ногами. Наконец, он начал чувствовать холод и выбрался на полянку. Он поднял глаза к синему небу, к утреннему солнцу, раскинул руки в стороны и очень громко и продолжительно крикнул и расхохотался своему порыву.

Он собрал одежду, немного походил голышом по молодой травке. Потом захотел пожечь костер, но не стал этого делать, решив, что довольно. Все же, действительно, впереди очень важные дела. Он хотел забрать отца и к вечеру уже вернуться обратно в Москву, не зря же с рассветом отправился в путь.

Борька вновь выехал на асфальтированную дорогу, но покрытие заметно ухудшилось. Машину потрясывало, скорость упала. Телефон и правда показывал отсутствие связи. Наконец, асфальт закончился полностью. Мимо проплывала деревня, многие дома заброшены. В иных живут только в летний сезон, это угадывается по ухоженным огородам, готовым к посадкам. Тут же рядом идеально размеченные огромные прямоугольные ямы, некоторые из них заполнены водой, видимо, бывшая торфоразработка, а может, все еще действующая. По крайней мере, узкоколейка не похожа на полностью забытую.

Борька взглянул на навигатор. Тот уверенно вел машину через деревню и указывал, что дальше нужно двигаться между перелесков. Итого, около трехсот пятидесяти километров от Москвы на север и совершенно другой мир. Мир без суеты и густонаселенности. Впереди, на опушке очередной рощицы, Борька увидел строения, огороженные простым забором из сетки рабицы. Это и было хозяйство Льва Ивановича.

Борька остановил машину у ворот. Тут же звонко и весело залаяла небольшая собачонка, вынырнув из ниоткуда.

– Оооо! А мы уже заждались! – приветливо протянул хозяин, открывая ворота. Борька тут же узнал его. Теплые детские воспоминания ожили, и он вспомнил всё или почти всё: и дядю Леву и тетю Надю, его жену, и вкусные блины с медом. Вот только собачка, вроде бы, была другая.

– Ну, проходи, проходи, – не давая опомниться и оглядеться продолжал Лев Иванович. – Устал с дороги? Голодный, наверное? Да не стой в дверях, иди уже.

Борька хотел ответить, что не устал, что не голоден, но не успел ничего сказать, впрочем, это было и не нужно. Это была обычная для Льва Ивановича речь гостеприимного хозяина. И он продолжал, пока Борька разувался в сенях:

– Моя-то уехала, сын увез в Москву! – он при этом многозначительно поднял указательный палец к потолку. – Говорит, дай хоть на людей погляжу, а-то живем как отшельники. Слышишь? Отшельники, говорит! Ха! Да отшельники разве так живут? Вон погляди: огород, скотина, все, что хочешь. И вода тебе и тепло. А в город я и сам свозить могу. В прошлом месяце же были в сельсовете, куда тебе еще-то? Людям глаза только мозолить! Они и соскучиться по тебе не успели.

Борька кроме тихого "здравствуйте" ничего еще не успел сказать. Хозяин не давал опомниться. Впрочем, Борьке на ум ничего и не приходило. И он был в некоторой степени благодарен Льву Ивановичу, что тот и не ждет ответа. Хозяин указал Боре на умывальник, потом на стол, мол, мой руки, присаживайся. Вся еда на столе укрыта чистыми полотенцами и салфетками. И хозяин начал снимать их одну за другой. Вареные яйца, картошка, всевозможные бублики, булочки. И, конечно же, блины! И, конечно же, с медом! Пять пиал до верху наполненных медом различных цветов, от снежно-белого до темно-коричневого, кучкой стояли возле горки блинов. Были какие-то еще соления, салаты, но Борька уже не обращал на это внимание. Аппетит с новой силой дал о себе знать. Вдобавок, в центре стола над всем изобилием возвышался настоящий самовар!

В дом вошел Борькин отец. Его было не узнать. Он словно помолодел, на лице появился румянец, и передвигался заметно легче. В руках держал полотенце, явно ходил умываться на улицу холодной водой. Отец улыбнулся сыну и подмигнул.

Все сели за стол. Начался праздник живота. Лев Иванович, не переставая, что-то рассказывал. Его истории были очень интересные и связаны, в основном, с бывшей работой. Сейчас он и его жена на пенсии. Основная деятельность происходила во времена расцвета Союза. Борька слушал хозяина этого прекрасного дома и проникался все большим уважением к нему и к своему отцу. Почему же отец так мало рассказывал о своем прошлом? Оно же такое интересное. Впрочем, наверное, рассказывал. Но в виду малого Борькиного возраста он в то время не мог понять ровным счетом ничего. И со временем попытки заинтересовать сына у отца прекратились. А зря, сейчас это Борька остро почувствовал. Ему не хватало знаний о своем отце, чтобы в полной мере рассчитывать на его помощь и опору в различных делах. И вот сейчас Борька, уплетая блюдо за блюдом, совсем забыл счет времени, забыл где он и с кем. Лев Иванович увел его фантазию далеко от дома. Борька вместе со строительными или исследовательскими бригадами, состоящими в основном из студентов, бродил по необъятным просторам Советского Союза. Создавал с нуля заповедники, боролся с браконьерами, вел учет животных, спасал их от уничтожения. А где-то намеренно препятствовал их размножению, строя дороги и новые города. Пронизывающий ветер степей, палящее солнце полупустынь, прелый запах комариных болот, слепящие снегом вершины. Много было интересного в жизни Льва Ивановича и его отца Сергея Дмитриевича. Борька едва успел проникнуться тем дуновением идеи, идеи общего светлого будущего, как рассказы вдруг прекратились. Также неожиданно закончилась история великой страны. Но Борька уяснил для себя главное: у старшего поколения есть свой опыт, у молодого – свой, совсем не похожий, но каждый опыт ценен по-своему, и его нельзя забывать.

Он с завистью смотрел на двух закадычных друзей. Они подшучивали друг над другом так же, как и тридцать лет назад. При отсутствии женщин часто шутки имели соответствующий уклон. Борька узнал отца совсем с неожиданной стороны и зауважал его еще больше. Наверное, понял, что строгому отцу, оказывается, также не чуждо обычное человеческое. Как жаль, что он сейчас так редко встречается со своими друзьями. Надо Борьке почаще предлагать свозить его к кому-нибудь. Но, если честно, то и друзей становится с каждым годом все меньше и меньше.

А как обстоят дела лично у него, у Борьки? Нет у него таких друзей. Наверное, только Ваську и может вспомнить. Васька… Его еще нужно вернуть…

– Что-то душно тут стало, – сказал Лев Иванович, открывая окно. – Айда-ка лучше на улицу, сейчас самовар заварим, будем чаевничать. Сын у меня в Киргизию мотался, привез трав разных: чабрец, душица, мята. У нас это все, конечно, тоже есть, но там в горах растет, где бараны гуляют. Бараны это не едят, а мы вот едим, – и он заразительно засмеялся.

Борька пошел гулять по участку. Всё тут было продумано, начиная от самого дома, до расположения различных построек. В общем, участок соток на двадцать ничем не отличался по своему наполнению от типичных подмосковных дач: круглый год есть вода, причем горячая и холодная, вся из скважины. Дом из бруса, отопление – котел под любой вид твёрдого топлива. Электричество подведено толстым кабелем, наверное, можно греться и им в случае какой-то проблемы. Хотя, какая может быть проблема? Торфяник же под боком. Вон сарай забит под самую крышу прессованными брикетами. Есть гараж с ямой, мастерской, по стенам развешан инструмент. Среди фруктовых деревьев на примыкающей к лесу стороне уютно разместилось десятка полтора ульев. Неутомимые труженицы пчелы непрерывно улетали и возвращались с полными корзиночками, набитыми желтой пергой. Отдельно стоял двор с курами и утками. Так, а это кто? Борька пригляделся внимательно. Среди дворовой птицы спокойно разгуливал гусь-гуменник. Борька не удержался от восторженного возгласа:

– Так вот он где! А я уже совсем про него забыл! Не улетит?

– Не улетит, – успокоил подошедший отец. – Вон, погляди, сетка сверху.

И действительно, вся птица гуляла в большущем вольере, а сверху все было укрыто рыболовными сетями с крупной клеткой. Борька вопросительно посмотрел на Льва Ивановича.

– От ястребов, да ворон, – пояснил он. – Так спокойнее. А-то повадятся цыплят таскать. Клушки уже скоро на яйца сядут, а когда выведут цыплят, то спасу от них нет никакого. А через сетку одна ворона еще лет пять назад рискнула пролезть. Да так и осталась в ней. Я ее даже снимать не стал в назидание остальным. И всё! Отвадил. – заключил Лев Иванович и с улыбкой принял гордую позу победителя. Потом продолжил: – А про гуся не переживай, с голодухи не дам помереть. Да и присмотрим как следует, я же раньше за такими, как этот, тоже ведь присматривал. Была у нас одна стайка, называли их экспериментальными. Потом как-нибудь расскажу. А сейчас пойдем чай пить, самовар уже закипел.

Борька только в кино видел процесс растопки самовара, да и то лишь момент, когда старым сапогом раздувают огонь. И сейчас он был немного раздосадован, что пропустил самое интересное. Но увидев вновь накрытый стол в просторной открытой веранде тут же забыл об этом. Здесь, на чистом воздухе, аппетит нагуливался очень быстро. А может, просто все было очень вкусно.

Борька окинул взглядом стол и потянулся за пиалой с медом, который он сегодня еще не пробовал.

– Липового захотел? – тут же спросил Лев Иванович и подвинул поближе к Борьке. – Ешь, полезный.

– Свежий? – спросил Боря.

– В смысле? – переспросил хозяин.

– Ну, мёд этого года?

Лев Иванович и Борькин отец весело переглянулись.

– Конечно, липовый, свежий, этого года, – сказал он и старшее поколение дружно расхохоталось.

Борька не понял причины веселья и посматривал то на одного, то на другого, пытаясь понять в чем шутка. Посмотрел на себя – вроде не обляпался. Понюхал мед – мед, как мед. Пожал плечами.

– Тебе, сынок, нужно вокруг хотя бы поглядеть, – назидательно, но по-доброму сказал отец. – Вот когда ты в последний раз был в лесу?

– Сегодня и был, – непонимающе ответил Боря. – Как раз перед тем, как до вас добраться. Заехал на часок, отдохнул.

– Ааа, вот почему ты так долго. Ну и что ты там видел?

– Деревья, что же еще можно в лесу увидеть?

– Какие деревья? – продолжал спрашивать отец тем же назидательным тоном.

– Разные деревья, – Борька не понимал к чему этот разговор, началось же все с меда. – Я не запомнил.

– Ладно, давай короче спрошу. Липы там были?

– Да не заметил я, – Борька совсем потерялся.

– Вот! – сказал отец и поднял указательный палец вверх. – А это и есть главное в жизни: замечать! – и на этом умолк.

– Да не суди ты так строго, – дружелюбно произнес Лев Иванович. – Сам-то когда все это узнал?

Отец хотел что-то вставить, совершенно не оправдывающее Борьку, но Лев Иванович усмиряюще показал ладони и сказал:

– Всё, всё. Молчу про тебя. И все-таки, Борис, отец у тебя ох какой глазастый был. Вот однажды, помню, такую девчонку углядел. Никто не углядел, а он углядел. И увел же у всех, паршивец эдакий. Да не хлопай ты глазами. Это ж мать твоя была, Хельга.

– У меня маму Ольгой зовут, – уточнил Борька.

Старики вновь рассмеялись. Но Лев Иванович все же сжалился над Борькой и пояснил:

– Ну, понятно, откуда тебе знать? Кино тогда нам показали. А там викинги, варяги, всё в кучу. В общем, Хельга это и есть твоя мать Ольга.

Образовалась пауза, каждый вспоминал счастливые дни юности. Дни надежд, любви и мечтаний. Один Борька по-мальчишески елозил на скамейке. Наконец, он решился прервать их думы:

– А мед тут причем?

На этот раз ответил отец:

– Мед при том, что липы еще не цвели. Они в мае не цветут никогда в нашей полосе, не раньше середины июня. Отсюда и вопрос твой про свежесть липового меда совсем глупый. Конечно же, он свежий! Более свежего еще не собирали в этом году.

Борька раздосадовался на свою ненаблюдательность в мире природы. Что есть, то есть. Зато у него появилась еще одна крупица знаний. Можно даже сказать, что в пчеловодстве.

Чай оказался на редкость вкусным. Неизвестно, как его заваривал Лев Иванович, но сложно поверить, что такого аромата возможно добиться без искусственных ароматизаторов. Борька часто подносил к носу чашку и вдыхал приятный запах.

– А откуда вы узнали, что я сегодня приеду? – спросил он, обращаясь к отцу. – Связи же никакой нет.

– Как это нет связи? – удивленно ответил за отца Лев Иванович. – А ну-ка проверю.

Он достал свой смартфон, посмотрел на экран и сказал:

– Все в порядке, все палочки горят.

Борька посмотрел на свой телефон, и со вздохом заметил:

– А у меня не горит ни одной. У вас какой оператор?

– А я не знаю, – ответил Лев Иванович, – У нас никакой не ловит. Но без связи нельзя. Мы же не монахи, добровольно монастырь здесь не организовывали.

– Что же у вас за палочки?

– Как что? Интернет у нас! Слышал о такой напасти двадцать первого века? А палочки – это Wi-Fi.

Сказать, что Борька удивился в очередной раз за сегодня, значит, ничего не сказать. Откуда в этой забытой деревне с наполовину заброшенным торфяником, где даже телефон не ловит, появился интернет? Борька активно начал водить пальцем по экрану своего смартфона.

– Я смог подключиться, он же у вас без пароля. Давайте настрою, чтобы кто-нибудь не воспользовался.

– В Москве у себя будешь настраивать, – вполне серьезно сказал Лев Иванович, и Борька впервые уловил едва заметные нотки строгости и категоричности. Но хозяин уже продолжал прежним приветливым тоном: – Нам не жалко, я же не единоличник какой. Тут и джиперы ездят толпой. Так я на болото сходил и им на столбах таблички приколотил и написал координаты, где Wi-Fi живет. Пусть пользуются, от меня не убудет. Вон там за домом в лесочке они у меня обычно торчат.

Борька привстал, чтобы рассмотреть, куда показывал Лев Иванович. Приветливый хозяин для удобства даже вкопал стол, лавочки и соорудил навес. Получилось уютное место для привала. Под навесом Борька разглядел висящую лампочку и даже розетки. Трава вокруг была плотно утоптана, виднелись следы от машин. Видимо, многие знали и активно пользовались этим местом.

Ошеломленный Борька медленно присел. Он с восхищением во все глаза смотрел на этого человека как на кумира. Нет, таких людей в мегаполисах не встретишь. Такие там просто не выживут. Казалось бы, что тут особенного? Ну сделал интернет халявным, ну провел свет под навес. Да, безвозмездно. Но Борька чувствовал, как от Льва Иванович исходят мощные волны, как бы это выразиться, благополучия что ли, волны надежности и непоколебимости жизненного пути. Борьке очень захотелось быть похожим на такого человека.

Когда первый наплыв впечатлений остыл, он спросил:

– А все же, почему вам провели интернет? Я читал про устранение цифрового неравенства в стране. Но это дело не простое, дорогое.

Хозяин хитро улыбнулся и ответил:

– В сельсовет вели и в школу. Хотели вооон за тем лесочком. А я им говорю, ведите здесь. Я присмотрю, ежели что – сообщу.

Борькин отец смотрел на Льва Ивановича с напускной скукой, мол хватит уже болтать всякую чепуху, и Борька понял, что истины он, скорее всего, не узнает. Не любит Лев Иванович хвалиться своими связями. Ну и ладно. Он нравится Борьке именно таким: скромным и гостеприимным.

– В таком случае, ты мог же через маму сообщить, – обратился Боря к отцу. – Все бы решили, я бы еще поработал. А за тобой бы потом приехал.

– Вот поэтому и не сказал ничего. Что ж, у тебя в твоей лаборатории совсем нечего другим поручить? Совсем один? Такого не бывает, – с обычной строгостью в голосе сказал отец.

Борька вспомнил про девушку, рекомендованную профессором Громовым, которой он поручил заниматься по сути бесполезным делом. А отец тем временем продолжал.

– Делегируй задачи. Не думай, что ты один такой умный и сообразительный, а все вокруг дураки.

Борька именно так и думал про всех в институте, кроме Громова. Некому было поручить никакие исследования, но благоразумно промолчал.

– Раньше одними лишь телеграммами раз в неделю управляли целыми бригадами, и дело двигалось. А ты сейчас при наличии интернета не можешь ничего.

А ведь отец прав, Борька даже не подумал взять каких-либо контактов той девушки. "Черт! Как же ее зовут? Надо было хотя бы в телефон записать, сейчас бы мог связаться, предупредить, что приедет очень поздно." – запоздало вспомнил он.

– Но я не планировал удаленно работать, – начал оправдываться Борька. – Мне сегодня обязательно нужно появиться в лаборатории.

– Появишься, – успокоил его Лев Иванович. – Но только после баньки.

– Боюсь, что…

– Не бойся, – остановил его отец. – Твоя лаборатория никуда не денется. А к тебе у нас есть разговор. Поэтому ты и здесь.

Боря осекся. Если отец сказал, что есть разговор, то разговор обещает быть серьезным. Но не в бане же! Но Лев Иванович уже ушел подкинуть пару полешек для жара.

Баня, впрочем, как и все прочее, что успел увидеть Борька у Льва Ивановича, была великолепна. Как же давно он не ощущал такого кайфа. Он сидел в просторном предбаннике, опять же, за столом. Лев Иванович уже успел принести горячую жареную картошку с курицей, соленые и маринованные грибы, сдобренные подсолнечным маслом и репчатым луком, огурцы и помидоры домашней консервации и зелень с огорода. Борькин отец помогал накрывать.

– Как говорится – чем богаты, – радушно сказал хозяин и добавил: – Хотя, кой-чего не хватает, – он подмигнул отцу и куда-то вышел.

– Папа, мы сегодня уедем? – с последней надеждой спросил Боря, но в душе понимал, что этот вопрос лишний. И отец подтвердил его опасения:

– Нет, конечно. Завтра поедем.

– А куда Лев Иванович ушел? Стол и так уже скоро переломится от еды.

Отец загадочно улыбнулся, механически протерев пальцами уголки рта.

– Помнишь интернет за забором? Так вот Левке перепадает львиная доля доходов с него.

– Не понял, – удивился Борька. – Что, прям за весь интернет? И сколько эта доля составляет?

– Очень много, – сказал отец, продолжая загадочно улыбаться. А Боря решительно ничего не понимал, продолжал расспрашивать:

– То есть, провайдер, который проложил кабель, берет оплату своих услуг. И что же? Часть отдает Льву Ивановичу?

– Я разве сказал про какого-то, как ты его назвал, провайдера? Он его в глаза не видел. Я же тебе сказал: ему достается за интернет за забором.

Борька ничего не понимал:

– Он же говорил, что раздает интернет бесплатно.

– Бесплатно, – подтвердил отец. – Но львиная доля достается.

– Доля чего?

Но тут вошел Лев Иванович, неся в руках деревянный ящик, полностью уставленный различными бутылками. Он поставил ящик на табуретку и начал вытаскивать одну за другой бутылки, смотреть этикетки и выставлять на стол.

– Из львиной доли? – спросил Борькин отец.

– Откуда же еще? – улыбнулся хозяин. – Но есть и мое. Вот, погляди, из черноплодки, вкусная. А эта из винограда: моя накупила, а никто не ест, не пропадать же добру. Так… Ага… Эту надо обязательно попробовать. С нее начнем. Медовуха! Моя гордость. Слабенькая, но приятная. Потом сидром заменим. А дальше как пойдет. А там, – он небрежно махнул рукой на ящик, в котором осталось еще приличное количество элитного спиртного, судя по этикеткам, коньяки, бренди и другие подобные. – Там из львиной доли. На любителя, да на Новый Год.

– Да что за львиная доля такая? – не выдержал Борька.

– Ты разве не рассказал ему? – удивленно и с улыбкой спросил Лев Иванович Борькиного отца. Тот лишь отмахнулся, мол сказал, но тот не понял. Тогда хозяин объяснил: – Джиперы, я тебе про них рассказывал, сами приходят и тащат, кто что хочет. А я в ящик складываю. Там у меня еще парочка стоит. Вот у жены юбилей осенью будет, достану всё.

– И что же, они только спиртное носят? – спросил Борька.

– Ну, почему же? Много чего несут. Скоро уже музей надо будет заводить, как у Якубовича на "Поле Чудес". А давеча вон роутер привезли. Говорят, мол, чтобы сигнал лучше был. Это они так благодарят, чудаки. Я уже и не знал, как от них отвязаться. Не нужно, говорю, мне ничего. А они все равно тащат. Я тогда перестал забирать. А они знаешь чего удумали? Ящик алюминиевый привезли с табличкой "Львиная доля". И туда все и пихают. Словом, заставили, чтобы я оттуда домой все уносил.

– А почему доля львиная? – спросил Борька.

– Ооо! Да ты, я гляжу, забыл, как меня зовут. Надо исправлять.

И Лев Иванович приступил к исправлению Борькиной забывчивости. Он достал небольшие стеклянные кружки, кстати, они тоже оказались из "Львиной доли", и наполнил их медовухой.

– Вообще-то я не очень люблю это, – проговорил Боря, указывая глазами на налитую кружку.

– Так ведь и у нас без принуждения, – улыбаясь сказал Лев Иванович. – Пить не заставляем, советуем только попробовать. Вот когда ты пил настоящую медовуху? То-то и оно, что никогда. Это не обычная какая бражка, я ведь ее в бочонках настаиваю по несколько лет. Потом процеживаю, опять ставлю. Тут, брат, целая наука! И ни грамма спирта! Только мед, ну кой-где травы волшебные, ягоды добавлю. И пьем мы ее только в особых случаях, – он сделал ударение на последних словах, явно давая понять, что предстоящий разговор будет не только с отцом, но и с ним тоже. И Борькин случай действительно особый.

Борька взял кружку. Ноздри приятно защекотал медовый запах с какими-то пряностями. Он решил, что можно и отхлебнуть чуть-чуть, а потом откажется от продолжения. Если он не слукавил и на самом деле подобным образом угощает только избранных гостей, то обижать не стоит. Тем более, что Борьке несомненно очень приятно ощущать себя среди таковых.

Он сделал один глоток. Лев Иванович и Борькин отец поглядывали на него в ожидании первых впечатлений. Борька сделал еще глоток. Потом еще один. Наконец, выпил половину кружки и заставил себя остановиться.

– Это действительно медовуха? – спросил он.

– Самая настоящая, – удовлетворенно сказал хозяин. – Ну как?

– Не знаю, – честно ответил Борька. – Похожа на слабый лимонад. И хочется еще.

Лев Иванович улыбнулся и с готовностью наполнил Борькину кружку до самого верха. Кружки были совсем небольшие, не больше половины стакана. Но Борька уже со второй почувствовал хмель и решил, что нужно начать себя контролировать, а-то уж слишком вкусно, так и до непозволительной потери чувств можно дойти. Но Лев Иванович прекрасно осознавал все последствия от потребления своих напитков, поэтому за количеством взял контроль в свои руки и умело и незаметно перешел к делу.

– Над чем работаешь сейчас, Борис? – прямо спросил он.

Борька задумался, с чего начать, но при этом не сболтнуть лишнего:

– В основном химикаты разные развожу, проверяю, как они на организм действуют, – он сделал паузу, но хозяин и отец не прерывали и ждали продолжения. – Лазер ремонтирую еще, – он опять остановился. Он не знал, что конкретно интересует.

– А гуменник этот, что с ним? – спросил Лев Иванович.

– Этого гуся я использовал в одном эксперименте. А сейчас мы бы хотели за ним проследить, не ухудшится ли здоровье, как изменится поведение. К сожалению, в лаборатории это сделать сложно и некому, поэтому…

– Я не о том. От меня не убудет, все сделаю по высшему разряду, – перебил Лев Иванович. – А потом сам решишь, отпускать его или в суп. Ты мне лучше скажи, к чему ты всё это затеял?

– Я не затевал, само получилось, – оправдывался Борька.

– Ладно. Само так само, – улыбаясь, сказал хозяин и поднял кружку, приглашая остальных присоединиться.

– А все-таки, ты и правда один, без помощников? – вновь спросил Лев Иванович, когда все принялись закусывать.

Борька отметил, что уже не в первый раз ему сегодня задают такой вопрос. К чему бы это? И ответил:

– Можно сказать, один. Мой научный руководитель дал студента, но толку, думаю, из этого не выйдет.

– Вот и отлично, значит не один, – заключил Лев Иванович.

– Скорее всего, это надо расценивать как один, – возразил Боря, но Лев Иванович, казалось, его не услышал. А отец посмотрел с таким видом, что мол хватит уже прибедняться и изображать из себя одинокого героя, взвалившего вселенскую ношу. И Борька не стал продолжать.

– Проблем, наверное, много сейчас? Что-то не получается, до чего-то руки не дошли? – продолжал свои расспросы Лев Иванович. Борька понял, что хозяин ходит все вокруг да около, ищет как удобнее подойти к какому-то конкретному разговору. И он решил ему помочь.Чего тянуть кота за хвост? Ответил прямо:

– Да, проблем очень много. Что-то решаю своими силами, в чем-то ищу, вернее, собираюсь искать специалистов, а есть и такие проблемы, точнее одна, к которой даже и не знаю, как подступиться. Она меня больше всего волнует.

– Специалистов надо искать, это верно. А тем более, если не знаешь что-то, то лучше и не изучать, а спросить у кого-нибудь. Хотя бы у нас, – он посмотрел на Борькиного отца, и Боря понял, что друзья за эти несколько дней, пока его отец здесь гостил, успели многое обсудить. Отец, наверняка, доверил Льву Ивановичу Борькины тайны про превращение Василия, иначе бы они не стали вызывать его в такую даль для личного разговора. И он решил сразу же перейти к сути.

– Если даже я успею все сделать, один или с помощниками, то все равно останется одно важнейшее дело, без решения которого все труды окажутся никому не нужными. Если всё заработает, но Ваську не верну, то… – выпалил он и вдруг осекся, поняв, что излил часть своей боли. Только сейчас понял, что эту боль он заглушал усердной работой с рассвета до заката, лишь бы только не думать, не вспоминать утрату. Он не знал даже как подступиться к этой проблеме. Часто он боролся с порывами все бросить и уехать обратно в лагерь, где охотился вместе с другом, и там дожидаться Василия. Но благоразумие останавливало. Понимал, что это ни к чему не приведет. А как его еще искать, даже не представлял.

– Наконец! – радостно воскликнул Лев Иванович. – Наконец ты дело начал говорить. А ведь выпил совсем чуть-чуть, а какой эффект! Дай-ка я тебе еще налью.

Борька хотел воспротивиться, но потом махнул рукой и протянул кружку.

– Такое дело, Борис, – сказал Лев Иванович. – Мы с твоим отцом покумекали и решили, что есть возможность отыскать твоего друга. Затея, конечно, не быстрая, но надежда на зацепку имеется. И ты нам, скорее всего, понадобишься. Поэтому, рассчитывай, что через неделю-другую вновь нужно будет съездить на север. Такие дела не делаются по телефону.

– Спасибо вам большое, Лев Иванович, – сказал Борька, – Я бы с радостью, но вот только я также нужен и в лаборатории.

– У тебя есть другие варианты? – вмешался Борькин отец.

– Нет, других нет вариантов, – обреченно ответил Борька и повесил голову.

– Тогда и выкручивайся как можешь! – отрезал отец.

– Не грусти, – ободряюще вмешался хозяин. – Мы с твоим отцом не из таких передряг выходили. Веришь?

Борька ему не верил. Такого, что случилось с ним, ни с кем не может случиться.

– Верю, – всё же ответил он.

– Вот и славно! – сказал Лев Иванович, подливая в Борькину кружку. – Сейчас и обсудим всё в деталях.

***

Лишь только на другой день во второй половине дня Борька уехал вместе с отцом от гостеприимного Льва Ивановича. От поездки остались одни положительные эмоции. Он помнил, как сегодня утром мягкий солнечный свет разбудил его в прекрасной комнате на втором этаже великолепного дома Льва Ивановича. Борьке дали выспаться почти до самого обеда. Никаких последствий от вчерашнего пития он не испытывал. Видимо, и правда алкогольные напитки наивысшего качества. И сейчас он с отцом ехал на машине, как бывало много лет назад, и болтал о том о сем, с одной лишь разницей, что за рулем теперь сидел Борька. Разговор незаметно перешел к исчезновению Василия.

– Васина мать больше не приходила? – спросил он.

Отец улыбнулся в ответ, видимо, вспоминая забавный диалог:

– Нет. Я ей тогда позвонил на следующий день и успокоил.

– Что сказал?

– Долго объяснять. В общем, знаешь, сынок, религиозная тематика на самом деле очень сильная и действенная штука. А она, сам же знаешь, очень набожная. Словом, отправил я твоего Ваську в паломничество, точнее, в помощь тамошним монастырям да церквям и добавил, что он не хотел огласки этому поступку. Думаю, она поверила. Обещала в церковь сходить и свечку за здравие поставить.

Борьке понравилась находчивость отца, но совесть все равно не отпускала. Всё это временные решения и рано или поздно, если ничего не предпринимать, вскроется.

– Пап, как думаешь, с браконьерами получится?

– Ну, почему же, так сразу с браконьерами? – ответил вопросом отец. – Ребята работают на вполне законных основаниях. Конечно, кой-где приворовать, укрыть добытое сам бог велел. В любом случае нам от этого только лучше. Побольше мест исходят, больше увидят. А главное, узнают, где они гнездятся.

– Ну увидят, даже, допустим, его самого, но дальше-то что?

– А дальше, наверняка, он не упустит случая как-то проявить себя, совсем не похоже на остальных гусей. Верь в удачу. Съездишь к ним сам, порасспрашиваешь лично.

– Где же взять время на все? – этот вопрос Борька адресовал себе, но отец спросил вполне серьезно:

– Расскажи мне, на что именно тебя не хватает? А вдруг помогу.

Борька заколебался, но подумал, что кому-то довериться полностью все же он должен, несмотря на предупреждения высокопоставленного чиновника. А как же иначе, если их помощь он пока видит лишь на словах, а в остальном только предупреждения, что, мол, нельзя разглашать, которые больше похожи на угрозы, чем на рекомендации? И с другой стороны, Борька вынужден был себе признаться, что рано списал со счетов своего отца. Отец еще как способен помочь. Сутки, проведенные в доме Льва Ивановича, доказали это. Как минимум, на его смекалку можно рассчитывать.

– С химией более-менее мне понятно, что делать, – начал Борька. – Но есть одна железяка для прибора. Ее нужно изготовить очень точно. Возможно, потребуется много раз переделывать. Короче, нужен станок, наверное, с электронным управлением. А главное, чтобы человек, который будет изготавливать эту штуку, был толковым. Я и так и сяк пробовал, не получается. Криво все выходит. А вот буквально позавчера она вообще сломалась, – и Борька с досадой вспомнил при каких обстоятельствах он уронил решетку для крепления кристаллов. Ох и натерпится он от этой девицы!

– Тоже мне проблема, – сказал отец. – Ты в гараже нашем давно был?

– Давно, мне там и делать особо нечего, – не совсем понимая к чему клонит отец, ответил Боря.

– Есть там один толковый токарь. В конце в большом боксе работает. У них там целый цех, можно сказать. Заходил я однажды с приятелем, ему гильзы на "Волгу" надо было выточить. Правда, давно это было, но сделал он тогда быстро, и приятель не жаловался.

– Боюсь, что мне он не подойдет. Он, наверняка, денег запросит много, а у меня пока трудности с этим. Да и мне же не машину ремонтировать, тут совсем другая работа, более точная что ли.

– А ты сам-то хоть раз машину ремонтировал? – спросил недовольно отец. – Куда еще точнее? Спроси, спроси его. Подскажут, где найти. А про деньги пока не думай. Сперва узнай.

– Ну, ладно, – сказал Борька, понимая, что иного пути пока у него нет. – Как его зовут?

– Мирзо. Спроси, как найти Мирзо. Там любой подскажет.

– Он что, не русский?

– Не русский. Но пусть тебя это не смущает.

Ласковое солнце уходящей весны уже почти скрылось за горизонтом, когда Борька завез отца домой. Он решил, что сегодня обязательно нужно заехать влабораторию, но не отдавал себе отчета зачем. Наверное, чтобы обдумать в тишине и одиночестве дальнейшие шаги. Мысли роились в голове как в разоренном улье. Подойдя к двери, он обнаружил, что она открыта. Скорее всего, Громов задержался, такое с ним порой случалось. Но в лаборатории был не только Громов. В дальнем углу, возле шкафчика с кристаллами копошилась та самая лаборантка, которую присоветовал профессор. Уж её-то точно Борька никак не ожидал застать.

– Здравствуйте, Евгений Петрович, – сказал он Громову, а в дальний конец лишь бросил мимолетный взгляд. Впрочем, девушка так и не тронулась с места, хотя его она, несомненно, заметила.

– А, Боря! Здравствуй, – приветливо ответил Громов. – Пойдем-ка ко мне, есть разговор. А ты мне расскажешь свои новости. Не поверю, что ты почти двое суток не приходил без веской причины.

Они прошли в его комнату, Борька кратко рассказал о своей поездке. Громов слушал внимательно и в конце сказал:

– Неплохо. У тебя замечательные знакомые, обязательно прислушивайся к их рекомендациям. Нужно как можно больше пользы вынести из этого мероприятия.

Затем он поднял свой портфель и положил на стол перед Борькой.

– Для тебя у меня есть хорошая новость. Ты просил реактивов – вот деньги, купишь, – и он протянул конверт.

Боря заглянул в него и присвистнул от удивления:

– Но, Евгений Петрович, здесь же очень много, на эту сумму можно в десять раз больше нужных мне химикатов купить и еще столько же останется! Вы, наверное, ошиблись. Наверное, забыли пересчитать? – и Борька протянул конверт Громову.

– Ничего я не забыл, – профессор остановил его руку. – Такую сумму гораздо проще получить. Там, – он указал куда-то наверх: – по мелочам не размениваются. Думаю, этой суммы на первое время должно хватить на всё, включая твое питание и топливо для машины.

– На первое время? Да здесь хватит на несколько лет! Я даже десятой части не израсходую. И разве я имею права брать отсюда еще и на себя?

– А как ты думаешь прожить и при этом продуктивно работать? Мне живой труп не нужен. И на бензин тоже из них возьмешь. Я знаю, ты используешь машину Василия не для своих прихотей. Кроме того, скоро поедешь в дальнюю поездку на ней. И все это для дела. Поэтому подожди пока делать выводы, – возразил профессор. – Неизвестно, что еще может произойти. Возможно, эта сумма покажется слишком маленькой.

Борьке не верилось. Он впервые держал в руках такую сумму. Да, очень большие деньги крутятся где-то там наверху.

– Ну, иди, – Громов похлопал по плечу, – Яна что-то там приготовила для тебя. Считай, что отчет о проделанной работе. А я засиделся уже сегодня, пойду-ка домой.

"Точно! Яна ее зовут!" – обрадованно вспомнил Борька.

– Привет! – сказал он, подходя к ней.

– Привет! – с готовностью ответила Яна и улыбнулась. Борька тоже улыбнулся.

– Евгений Петрович сказал, что ты уже что-то закончила. Неужели классификацию?

– Классификацию я закончила еще в первый день.

Борька заглянул в шкаф. В шкафу каким-то образом появилось дополнительное отделение и две полки. Интересно, кто ей помог так ловко все сделать, не сама же? Баночки были аккуратно подписаны и расставлены совсем иначе, нежели до поездки.

– Когда я их переписывала, решила, что лучше расставить не по сроку начала роста, как было у вас, а разделить на кристаллические системы. От того, к какой системе относится кристалл, зависит преломление света, проходящего через него, и другие характеристики. Впрочем, что я рассказываю, вы лучше меня это знаете. Кроме того, вам же потом их нужно будет закрепить в решетку, – Борька насторожился, он не помнил, чтобы ей об этом рассказывал. Но Яна пояснила: – Евгений Петрович мне немного рассказал, для чего все это нужно. Так вот, вы же знаете, кристаллических систем всего семь, а у вас огромный шкаф, но ставить некуда. Вот я и подумала, что нужно внутри немного перестроить. Вы не против?

– Конечно, нет! – воскликнул Боря. Его мнение о способностях девушки стало меняться.

Яна продолжала:

– И закреплять кристалл в решетке потом будет удобнее. Мы же уже будем знать заранее его свойства, зная к какой системе он относится. А внутри этих систем также есть еще разделения. Я вам покажу таблицу, которую я составила. Там в каждой ячейке указан какой реактив и куда я поставила и почему.

Чем дальше Боря ее слушал, тем круглее становились его глаза. Внешне он, конечно, виду не показывал, но внутренне себе признавался, что первое мнение о человеке бывает зачастую ошибочным, особенно в тех случаях, когда это мнение формируется до знакомства с человеком. Подход Яны к работе никак не сочетался с мнением Борьки о научных и технических способностях женского пола. По крайней мере, среди что-то понимающих студентов он встречал только юношей.

– Я смогла получить немного реактивов, скоро уже можно ставить кристаллы для роста. В таблице я еще пометила, для каких еще нужно достать химикаты в первую очередь. Но у меня не такой опыт как у вас, поэтому определить приоритеты лучше, конечно, вам.

Борька опять поморщился от этого "вы".

– Слушай, – сказал он. – Давай все же на ты. Я же говорил, мне так гораздо удобнее, – девушка не ответила, Борька это воспринял как согласие и спросил: – А ты еще учишься? На каком курсе? Когда диплом?

Она рассмеялась:

– Ну, Евгений Петрович нас всех называет студентами. Вас… Тебя, кстати, тоже. Он так всех зовет, кто учился у него. Но я уже не студентка. Я этой зимой защитилась и пока работаю в лаборатории в соседнем здании. Евгений Петрович, как только узнал о твоих проблемах, сразу мне предложил поработать здесь.

– О каких таких проблемах он рассказал?

– Я не знаю. Он сказал, что у Бориса из соседней лаборатории много работы стало, один не справится, нужно помочь. И всё, больше ничего. Кому-то он прям там раздал задания, а меня сюда направил.

"Ага! – подумал удовлетворенно Боря, – Значит Евгений Петрович все видит и многое для него делает, несмотря на то, что почти не видится с ним. Профессор тот еще подпольщик."

Громов незаметно ушел домой, а Боря засиделся с Яной до самой темноты, разбираясь с реактивами и намечая дальнейший фронт работ. У нее зазвонил телефон, она посмотрела на экран и сбросила звонок.

– Мне пора домой.

Борька взглянул на часы. Время пролетело незаметно, уже двенадцатый час. Он вскочил со стула:

– Я тебя провожу. Я на машине.

– Нет, нет, ни к чему. За мной уже приехали, – возразила Яна.

– А, ну да, конечно… – сказал Борька от чего-то вдруг погрустнев.

– Пока, до завтра! – она улыбнулась в дверях, помахав рукой на прощание.

– Пока, – он тоже в ответ заставил себя улыбнуться. Потом долго стоял и смотрел на закрытую дверь. Затем опустил одну руку в карман и достал Пеликена. Посмотрел в его раскосые глаза. Глубоко вздохнул и сказал то ли себе, то ли безмолвной фигурке:

– Надо поработать.

Боря изучал таблицу, составленную Яной и всё больше осознавал, что нашел помощника, который наверняка сможет заменить его в лаборатории. Ее таблица учитывала все, что он знал о кристаллах. Наверное, это творение можно сравнить с таблицей Менделеева, в которой есть пустые ячейки для еще неоткрытых элементов. В таблице Яны не было пустых ячеек, но было указано, какие конкретно кристаллы еще стоит вырастить для полноты будущего эксперимента. На основе этой таблицы уже смело можно переходить к созданию чертежа решетки для крепления будущих кристаллов. Не мог он уложить в голове, что такая молодая девушка способна в столь короткий срок вникнуть во всю многолетнюю работу Борьки и при этом еще давать ему рекомендации. Он считал себя лучшим и единственным в этом деле. А оказалось, что вел себя почти как премудрый пескарь, предполагающий, что он знает всё лучше других, а поэтому и мало кого допускающий в свою работу. Да что там в работу, в свою жизнь!

Утром следующего дня Борька уехал в гаражи. Он сомневался, стоит ли идти с самого утра. Обычно раньше десяти никого еще не бывает. Но отец посоветовал пойти пораньше. На охране сразу подсказали, где можно найти Мирзо. И он без труда нашел большущий бокс где-то в конце всего гаражного кооператива. Странно, но почему-то раньше он сюда даже не заглядывал и не подозревал, что именно в их гаражах, где раньше отец держал свою машину, располагается такой большой, высотой в два этажа, автосервис.

Одни из двух ворот были приветливо распахнуты. Рядом с боксом на предусмотренной небольшой стоянке находилась парочка машин, видимо ждущих своей очереди, а внутри на подъемнике висела третья и рядом с ней уже трудился мужчина средних лет с русской внешностью. Борька посмотрел с минуту, ища глазами кого-то другой национальности, но так никого не увидев, решился спросить:

– Доброе утро!

– Здравствуйте, – приветливо ответил механик, сразу же бросив работу и обратив всё внимание на прибывшего.

– Я ищу Мирзо, не подскажете, он здесь работает?

– Да здесь. Он обычно рано приходит, должен скоро подойти. Вы по какому вопросу?

– Мне сказали, что он деталь может сделать, – сказал Боря, не ожидавший разговора с кем-либо, кроме Мирзо. А сейчас он и не знал, стоит ли посвящать этого механика в суть или же дождаться Мирзо.

– На какой автомобиль? – спросил механик.

– Мне не на автомобиль, мне нужно на станке.

– Мы много разных деталей делаем. Но, если хотите, можете его дождаться.

Борька решил дождаться. Утро было отличное. Борька отошел от ворот, чтобы не мешать механику работать, сам он тоже не любил, когда кто-то стоит над душой. Появилось время подумать. Борька присел на лавочку для посетителей рядом с боксом.

Все вроде бы хорошо: деньги есть, поиск Василия начат, специалист токарь, наверное, найден, в лаборатории тоже есть замена, но что-то все равно неприятно сосет под ложечкой. Какая-то то ли тревога, то ли забота не отступает и портит все настроение. Через пару дней наступит июнь, а он не может прочувствовать, как часто бывало в детстве, эту свободу под названием лето. Нет радости на душе от длинных дней и теплых ночей, от волнующего запаха озона перед грозой и от приятной свежести после дождя. Точнее, это все есть, но какое-то неполное. Борька подумал, что, наверное, просто много навалилось за последнее время, просто устал. Но тут же вспомнил то незапланированное купание в неизвестной речке, когда ездил в деревню к Льву Ивановичу. Там же было легко и свободно, почему же сейчас всё вдруг изменилось? И когда это произошло? Вчера, позавчера или много лет назад? Борька был не в состоянии вспомнить ни причин, ни обстоятельств внезапной перемены своего настроения. Поэтому он достал Пеликена как единственную отдушину в этом мире и попытался впитать хоть каплю его беспечности, веселья и благополучия. Получилось плохо, но все же лучше, чем никак.

– Пришел? – раздался над ухом голос.

Борька внутренне сжался от неожиданности. Вскинул голову. Он не поверил своим глазам. Перед ним стоял тот самый таджик из КПЗ. Тот, который рассказал свою историю беженца. Но как это могло случиться? Как он его нашел? Впрочем, в мире множество случайностей и совпадений. Должно же и с Борькой когда-нибудь такое произойти.

Борька вскочил со словами:

– Здрасьте! Но как вы здесь оказались? Как меня узнали?

Таджик посмотрел на Борькин талисман, и Борька спросил:

– По фигурке?

– И по ней тоже, – улыбаясь ответил таджик. – Дай-ка, взгляну, – попросил он талисман.

Борька протянул фигурку, ревниво наблюдая, как тот вертит в руках Пеликена, внимательно рассматривая и чему-то улыбаясь. Потом сказал:

– Кому передашь его уже решил?

– В смысле кому передам? Я не собирался никому его передавать. Почему вы спросили?

– Потому что такие вещи навсегда не даются. Пригодился тебе, передай, когда поймешь, что другому нужнее.

Борька ничего не понял. Почему это какую-то безделушку нужно передавать? Да кому вообще она может понадобиться? Какой от нее толк? Он сам лично никаких чудес за многие годы владения этой штуковиной не ощутил. Таджик, конечно же, заметил Борькино непонимание, но объяснять не стал. Вместо этого он сказал:

– Ладно, потом сам поймешь. А сейчас рассказывай, с чем пришел?

– Эммм… – замялся Борька. – Но я не к вам.

– А к кому? – мужчина с веселым удивлением поднял брови.

– Я к человеку одному, он тут работает. Вот жду.

– Ааа, – протянул опять же с улыбкой таджик и добавил: – Ну, когда я тебе понадоблюсь, проходи на второй этаж. Вон там проход за машиной, – хлопнул Борьку по плечу и скрылся за указанной дверью.

Борька остался стоять, рассуждая, насколько тесен мир, и что к этому таджику он, конечно же, не пойдет никогда. Мало ли, что тот его, можно сказать, звал. Борькина застенчивость не позволит вот так вот взять и наведаться в гости. Нет, он не хочет чувствовать себя неудобно.

– Ну как? Не договорились? – спросил механик, мимо которого только что прошел таджик, попутно поздоровавшись.

– Что? – спросил Боря. Он не расслышал вопроса, занятый своими мыслями.

– Я говорю, с Мирзо не договорились? – повторил механик.

До Борьки стал доходить смысл. Он спросил:

– С кем?

– Ну, как с кем? С Мирзо, – механик улыбнулся.

– Спасибо! – торжествующе и улыбнувшись бросил он механику и, не рассуждая более о тесноте мира, пулей пронесся мимо и скрылся за дверью вслед за таджиком. Он уже не чувствовал себя непрошеным гостем.

Войдя в дверь, Борька остановился в нерешительности. Почти от самой двери был постелен цветастый ковер. Обувь хозяин оставил рядом со входом, а сам уже копошился, стуча какой-то посудой за еще одной перегородкой.

– Заходи, заходи! – послышался его голос.

Боря разулся и прошел дальше. Он невольно стал рассматривать обстановку, которая напоминала убранство среднеазиатских или ближневосточных комнат. Никак он не полагал, что в обычном гараже, пусть даже переделанном под автосервис, можно так уютно все обустроить. Впрочем, это, в первую очередь, зависит от желания самого владельца. Центр ковра занимал невысокий столик ниже колен. Вдоль стен, точнее вдоль множества шкафчиков, были хаотично разбросаны небольшие плотные подушки. Вместо некоторых шкафчиков были ниши, уставленные различными фигурками и сувенирными тарелками. Боря решил, что, наверняка, каждая из них что-то значит. Он не знал, что означал его собственный Пеликен, что уж говорить об этом разнообразии, в котором он нисколько не разбирается. Но теперь стал более-менее понятен интерес, проявленный Мирзо к его талисману. Борькин взгляд остановился на очередной нише, заставленной разнообразной технической литературой. Здесь были учебники и справочники по механике, химии, системам автоматизированного проектирования, станочному и сварочному оборудованию, не считая справочников по устройству автомобилей и прочее. Борька взял с полки что-то из химии, это ему было ближе всего, и тут же углубился в чтение. Он не знал, сколько прошло времени, как из-за перегородки выглянул хозяин, улыбнулся и укоризненно сказал:

– Да ты бы хоть присел. Лампу включи. А лучше окно открой.

И пока Борька прикидывал, что сделать первое, хозяин сам подошел и отодвинул на потолке задвижку, за которой пряталось окно. Солнечный свет проник в комнату, и стало еще уютнее. Мирзо открыл окно.

– Потом жарко станет, закроем, а пока так посидим. Сейчас чай пить будем, а там и расскажешь, с чем пришел, – сказал он, расставляя пиалы на столик и разливая душистый чай. – Да ты присаживайся как тебе удобнее, – Мирзо посмотрел на Борьку и увидев, как тот замялся, добавил: – Я уже давно на родине не был, свой порядок завел. Не то, чтобы традиции не чту, но за незнание не наказываю, – и рассмеялся.

Боря вернул книгу на место и опустился на ковер, сложив по-турецки ноги. Всё было для него необычно: и пиалы с зеленым чаем, и низкий столик, и просто пить чай вот так вот, сидя на полу. Про какие такие традиции говорил Мирзо, Боря понятия не имел. Поэтому принялся внимательно следить за хозяином и повторять за ним.

Мирзо тем временем поставил на столик заваренный чайничек, две пиалы, халву, сухофрукты и очищенные орехи. Разлил чай по пиалам и одну из них поставил прямо перед Борей. Затем не спеша взял свою пиалу одной рукой, отпил глоток. Взял кусочек халвы, прожевал и снова запил одним маленьким глотком.

Борька тоже взял свою пиалу, но получилось это только двумя руками, он больше привык к кружке с большой ручкой, в крайнем случае, к высокому стакану. Мирзо вновь рассмеялся и сказал:

– Пей смелее. И халву бери. Вкусная!

Борьке чай понравился, понравилась и халва. Он поймал себя на мысли, что он уже во второй раз за последние три дня спокойно сидит у малознакомых людей в гостях и получает от этого удовольствие. Непривычная обстановка действовала умиротворяюще. Но, всё же, надо знать меру, да и дела не ждут. И Борька начал издалека:

– А вас за что тогда милиция взяла? Видимо ничего серьезного, раз вы уже здесь?

Мирзо посмотрел на него, и Боря ощутил неловкость, а стоило ли вообще задавать такой нескромный вопрос? Мало ли за что человек в полиции оказывается, не его дело. Но Мирзо улыбнулся и уклончиво ответил:

– Ты же тоже здесь, значит и у тебя ничего серьезного?

– Извините, я не хотел вмешиваться в чужие дела, – совсем смутился Боря.

– Да ничего страшного со мной не было, – Мирзо снова улыбнулся. – Просто документы проверили. Да еще у меня там знакомый следователь работает. Просто хотел повидаться. А в клетку к тебе я сам попросился. Не хотел к нему ночью домой ехать. Жена у него сварливая больно. Не любит, когда мы из гостиной чайхану устраиваем, – он указал рукой на накрытый столик и весело рассмеялся. – Вот я и переночевал у тебя. Ты ведь не был против? – добавил он, продолжая смеяться. Потом спросил: – Ну, а ты как? Гуся своего нашел?

– Нет, не нашел, – грустно ответил Боря, ему вдруг стало не до веселья. – И не гусь это, а человек, – добавил он и тут же осекся, не сболтнул ли лишнего.

– Ладно-ладно, – понял его Мирзо: – Вижу дело тут важное, что хотел-то у меня?

– Честно говоря, я и не думал, что именно вас увижу. Просто сказали, что есть токарь или слесарь. В общем, мне нужно вот такую штуку сделать, – и Боря достал из сумки помятую алюминиевую пластину.

Мирзо начал внимательно ее рассматривать, переворачивая под разными углами. А Борька тем временем продолжал сбивчиво объяснять, что ему нужно, где какие отверстия и какой формы. В руках Мирзо появился штангенциркуль. Он измерил им толщину пластины, несколько отверстий, расстояние между ними. Потом вдруг спросил:

– Так для чего это тебе?

Борька замолчал, раздумывая. Потом сказал:

– Да так… Нужно для одного прибора.

– Хорошо, другой вопрос: эта штука одноразовая?

– Нет, думаю, что понадобится еще не раз, если всё получится.

– Получится, – серьезно сказал Мирзо и продолжил расспросы: – Мне нужно знать условия ее использования, хранения, перевозки, в смысле температура, влажность, воздействие света, вибраций и другие вещи. Потому что алюминий, наверняка, не подойдет. Нужно подобрать правильный материал. А размеры, как я понимаю, ты подготовишь в следующий раз?

Боря удивился, как быстро Мирзо перешел к деловой части, притом, что вопросы показались слишком неожиданные. Он полагал, что придёт, на пальцах объяснит, что ему нужно. А на деле, оказывается, сам он мало что знает о своей детали. Теперь он чувствовал себя полным неумехой. Его приняли как делового гостя, а он, выходит, потратил время хозяина впустую, потому что не подготовился, не продумал полностью будущее изделие. У него с собой даже не было маломальского наброска на бумаге.

– Я, видимо, не совсем готов, – честно признался Боря. И быстро невнятно заговорил: – Я не ожидал, что понадобится так много информации. Я приду в следующий раз. Когда вам будет удобнее? Постараюсь дня через три или четыре. Я должен идти, – говоря это, он поставил недопитую пиалу на столик и начал вставать: – Спасибо за чай, очень вкусный, – Боря чувствовал себя полным идиотом, неопытным мальчишкой. Он бы с радостью сейчас провалился сквозь землю, а еще лучше превратился в кого-нибудь, пусть даже в букашку, лишь бы только исчезнуть подальше от стыда. Боря однозначно решил: сюда он больше ни ногой! Никогда!

Мирзо едва улыбнулся сквозь усы. Задерживать гостя не стал. Встал из-за стола и вместе с ним прошел к выходу. Он заметил, что Боря в спешке отступления забыл алюминиевую решетку, но ничего не сказал. На прощанье пожелал Боре хорошо добраться и продуктивного рабочего дня. Хлопнул на прощание по плечу. Затем немного постоял у ворот, провожая его взглядом, и вернулся в гараж.

– Кто это? – спросил механик, вытирая руки о замасленную тряпку.

– Начинающий колдун.

– Как ты, что ли?

– Ты что! Я уже опытный, – ответил Мирзо, подняв палец вверх, и они весело расхохотались.

– Отфутболил? – опять поинтересовался механик.

– Такого не отфутболишь, – удовлетворенно сказал Мирзо: – Этот орешек крепкий. Сегодня-завтра опять придёт.

Боря стоял у раскрытого шкафа и долго изучал конструкцию. Надо спросить у Яны, кто этот человек, с руками из правильного места, который смог встроить такую одновременно бесхитростную и в то же время гениальную конструкцию. Теперь каждую полочку можно очень мягко выдвинуть, при этом абсолютно не потревожив жидкости в баночках. Утро началось не очень хорошо. Да что там! Утро началось плохо. Проучил его Мирзо, показал, какой он чайник, и, в сущности, ничего из себя не представляет. А возомнил великим конструктором-изобретателем. Но даже оформить техзадание для обычной железки не может. Одна надежда на Яну, может через нее он сможет вновь найти нужного человека. Ведь она же как-то нашла такого мастера: вон какой шкафчик! Славно получился! Это не его корявая алюминиевая болванка. И зачем он ее только взял с собой? Теперь нет ни болванки, даже такой неказистой, ни желания возвращаться к этому странному таджику. Впрочем, нужно отдать ему должное, Мирзо указал на главный Борькин недочет: отсутствие документации. А как же он хотел дальше развивать своё изобретение? Если уж хочешь быть великим или хотя бы полезным, то умей донести свою мысль до других не просто на словах, но и на деле. А-то так и будешь все один делать. Боря вспомнил золотое правило, которое поведала ему однажды ныне покойная бабушка: "Хорошо все уметь, но, не приведи Господь, все самому делать!"

Открылась дверь и вошла Яна.

– Борис, привет! Ты сегодня так рано! – сказала она.

– Да. Было одно дело утром. Впрочем, не важно. Слушай, а кто этот шкаф делал? – спросил он, переведя разговор в нужном ему направлении.

– А что со шкафом? Что-то не так?

– Как раз именно так, как надо! Шкаф выполнен на твердую пятерку. Интересно, этот мастер сможет еще кое-что сделать?

– Этот мастер может все. Но что именно нужно? – ответила она не раздумывая.

Боря помедлил с минуту, потом махнул рукой и сказал:

– Ладно, расскажу. Помнишь ту штуковину с дырками, которая упала у меня из рук, когда ты… ну, когда мы… когда нас Громов познакомил.

– Ааа, это когда я тебя случайно напугала? Прости, я совсем про это забыла.

Борька не хотел, чтобы она вспоминала тот случай именно как его испуг, но, как на зло, она запомнила это именно так.

– Ладно, забудь, – сделал он безуспешную попытку стереть из ее памяти свою неловкость. И зачем он только напомнил? – Я хочу сказать, что мне в дальнейшем понадобится такая штуковина с отверстиями. Эта деталь очень ответственная, нужно добиться высокой точности. Каждое отверстие должно располагаться под определенным углом. При этом нужно придумать какой-нибудь механизм закрепления кристалла в каждом отверстии. Я тебе говорил, что эта пластина будет удерживать кристаллы?

– Нет, не говорил, – сказала Яна с улыбкой глядя на Борю.

Такая улыбка немало его смутила. Вроде раньше она так не улыбалась ему? Или улыбалась, но не ему? Пытаясь отвлечься, он поправил на носу очки, откашлялся и сказал:

– Так, я про что? Ах, да, про кристаллы. Или про отверстия? – он вдруг сравнил себя со студентом Шуриком из "Кавказской пленницы", но постарался тут же забыть это сопоставление. Ну никак Боря не хотел походить на комического героя, пусть даже очень популярного. Он не понимал до конца причину своего смущения. Потом, все же, овладел собой и продолжил: – Давай-ка я лучше всё по порядку объясню, иначе какая-то путаница и у тебя, и у меня.

Через два часа они оторвались от записей с плохо читаемым Борькиным почерком. Боря даже был немного раздосадован, что Яна оказалась настолько сообразительной, что потребовалось совсем немного времени на объяснения, и большую часть из этой пары часов они использовали на построение необходимых схем и графиков. Ему казалось, что он может сколь угодно времени вот так сидеть рядом с ней и разговаривать. Он поймал себя на мысли, что слишком часто украдкой поглядывает на ее руки с аккуратными ухоженными ногтями, лицо, жгучие черные волосы. "Так, стоп!", – сказал он себе: "Не время думать ни о чем, что может помешать достижению цели. Я вообще на свободе на филькиных правах!" Но глаза всё равно, нет-нет, да скользнут по ярко обозначенным бровям, а то и по губам, за которыми, он уже отметил, прячутся ровные ослепительно белые зубки.

Боря собрал волю в кулак и сказал:

– Мне нужно съездить за реактивами, вернусь к вечеру. Ты можешь уйти сегодня пораньше. А я, наверное, задержусь допоздна.

– Зачем же допоздна? – спросила Яна. – У нас все работы расписаны на две недели. Даже выходные есть.

– У тебя расписаны, – поправил Боря. – А мне предстоит все сделать вдвое быстрее. Я через неделю или через две должен буду уехать. Пока не могу сказать зачем. Назовем это командировкой. А тут вот, сама видишь, предстоит еще чертеж решетки рисовать. А я даже не знаю, как к этому подступиться. Ладно, у тебя на сегодня работа с кристаллами еще осталась?

– Нет, не осталась, – ответила Яна. – Реактивов же нет.

– Действительно, нет, – согласился Боря. – Завтра будут все по списку. Сейчас как раз еду за ними. А ты можешь быть свободна. Могу подвезти.

– Я найду, чем заняться, – ответила Яна с улыбкой.

– Тогда пока, – сказал Боря и поспешил исчезнуть.

Он вернулся поздно вечером. Московские пробки не позволили приехать раньше, как он ни старался. Войдя в лабораторию, Боря устало поставил тяжелые сумки на пол. Он их потом рассортирует, что по шкафам, а что в холодильник. Яна, к его удивлению, еще не ушла.

– А ты что тут делаешь? Или у тебя есть какая-то другая работа? Евгений Петрович что-то поручил?

– Нет, – ответила она весело, но все же с некоторым утомлением в голосе. – Другой работы нет. Евгений Петрович меня полностью освободил для твоей деятельности. А я вот пока эскизик набросала. Посмотришь? – и Яна протянула Боре пару распечатанных листов. Затем увидела его сумки и воскликнула: – Ого, давай-ка помогу тебе это разложить!

– Нет-нет-нет! – категорически запротестовал Боря. – Я целый день на машине катался, а ты тут работала, – он посмотрел на протянутые листы и замер от удивления. На двух листах А4 была изображена та самая решетка для крепления кристаллов. Борька пораженно произнес: – А ты, оказывается, компьютером хорошо владеешь. Можешь и чертежи строить! Да как же ты все успела?

– Это я еще в старших классах пристрастилась. Можно сказать, от папы по наследству перешло, он у меня конструктор. Сказал, чтобы училась не карандашом, а программой пользоваться. Говорил, что в жизни пригодится. Вот пригодилось.

– Да нет, я не про то, когда научилась. Когда все успела? – уточнил Борька. Он все равно не понимал, как можно было так быстро изобразить достаточно сложный чертеж. По крайне мере, у него ушло бы не меньше недели. Впрочем, если бы он вдобавок принялся изучать какую-нибудь программу, то ушло бы гораздо больше времени.

– Мы же все обсудили утром, – сказала Яна. – Там, наверняка, много неточностей. Ты проверь сначала, прежде чем восхищаться. Я себя знаю, я не идеальна, – она улыбнулась снова. А Борька подумал, что насчет идеальности он мог бы поспорить, но промолчал.

У Яны зазвонил телефон. Она, как и в прошлый раз, сбросила звонок. Боря снова отметил, что ему не хочется, чтобы Яна уходила. Ему хочется проводить ее до дома. Но у нее кто-то есть. Конечно, иначе и быть не может. У такой девушки точно есть парень. Причем очень заботливый, если каждый день отвозит домой.

Она скинула лабораторный халат, обнажив красивые плечи. "В чем она была одета в прошлый раз?" – спросил себя Боря, но не мог вспомнить.

– Ну, я пошла? – спросила Яна, стоя возле двери.

– А разве есть выбор? – спросил он с усмешкой.

– Папа говорит, что у человека всегда есть выбор, даже когда нет выбора, – и она выпорхнула из комнаты.

Борька постоял с минуту, как и в прошлый раз, глядя на закрытую дверь. Потом встрепенулся, вспомнив про чертеж в руках, и подумал, что сначала надо все же разложить реактивы, иначе он увлечется и все по своему обыкновению позабудет.

За годы научной работы Борька успел узнать себя достаточно, чтобы понять, сколько сегодня еще проработает. Все произошло именно так, как он и думал. Засиделся до двух часов ночи, изучая Янин чертеж и внося в него пометки. А больше всего времени он потратил на составление технического задания на изготовление решетки для крепления кристаллов. Борьку сильно задело, что какой-то там автослесарь из гаражей, пусть тот чуть ли не вдвое старше, но так бесцеремонно ткнул носом в его же некомпетентность. Негодование кипело. Он не мог потом еще час уснуть на диванчике в комнате Громова. И это же негодование подняло его через два часа беспокойного сна. Уже в шесть утра Борька был вновь у ворот того самого гаража. Он сидел в машине на стоянке для посетителей и ждал открытия.

Борька успел уже остыть от вчерашнего гнева и многое передумать. А что, собственно, он так вскипел? Мирзо ничего обидного не сказал. Всего-то пояснил, чего не хватает для изготовления Борькиной же детали. Мирзо этим как раз хочет помочь, а не обидеть его. Просто Борька сам так все воспринял. А может, не стоило в такую рань сюда отправляться? Может, нужно было сначала выяснить у Яны, кто тот рукастый человек, что изготовил шкаф? Борька и сам не понимал, почему он решил вдруг поехать именно к Мирзо. Что-то подсказывало, что он на верном пути. Но вот именно сейчас в эти минуты ожидания Борька вдруг засомневался в правильности утреннего спонтанного решения. Ну, чем может помочь слесарь из гаражей? Наверняка, как и вчера снова отправит его восвояси, прикрываясь новой отговоркой. К примеру, скажет, что ему нужно знать цвет изделия.

– Стоп, студент! – сказал он себе вслух. – Снова тебя понесло.

И мысли его потекли в более миролюбивом направлении. Ведь Борька же знал, что Мирзо с высшим образованием, он рассказывал об этом еще тогда в камере. Почему же в таком случае ему не доверять? "Ладно", – решил Боря: – "Если не получится, то попрошу помощи у Яны. Если меня сюда что-то привело, значит так тому и быть", – подумал он, глядя на своего Пеликена.

В окно постучали. Боря увидел вчерашнего механика, ремонтировавшего машину.

– Молодой человек, вас уже ждут.

Борька, конечно, удивился, что его кто-то может ждать, он же заранее не сообщал о своем приезде, к тому же так рано, но ничего не сказал и вышел из машины. Он направился было, как и вчера в комнату отдыха или как она здесь называется, но механик остановил его:

– Нет, не сюда. Вот сюда, – и он отодвинул тяжелый кусок брезента, за которой пряталась малоприметная дверь в боковой стене бокса.

Борька вошел, дверь за ним закрылась. Маленькое помещение размером с один метр квадратный освещалось лампой дневного света. Борька прочитал на стене висящую надпись: "Не пылить! Громко не разговаривать!" И тут же заметил еще один кусок брезента. Сообразив, что нужно делать, он вытер и без того чистые подошвы кроссовок о заранее подготовленный коврик и отодвинул брезент. Брезентовых занавесок оказалось несколько, за ними дверь. Войдя в очередное помещение, Борька остановился осмотреться. "Наверное, так выглядят операционные", – первым делом подумал он. Вокруг было чисто, просторно. Но для чего нужна такая стерильность, Борька представлял слабо. Помещение было с высокими потолками, по центру располагались станки неизвестного назначения. Рядом со входом Боря увидел Мирзо, сидящего за единственным столом в таком большом зале. Мирзо рассматривал какие-то схемы на компьютере, а в руках держал распечатанный чертеж и внимательно его изучал.

– Здравствуйте, – сказал Боря немного опешив от увиденного. – Так рано, а вы уже работаете?

Мирзо оторвался от чертежа, взглянул на Борю, улыбнулся и сказал:

– Время ничто, когда есть интерес. Согласен?

Борька кивнул, вспомнив прошедшую ночь. Он ведь тоже просидел за чертежами и не следил за временем. А как уследить, когда работа интересная?

– Ну, давай показывай, что принес, – перешел к делу Мирзо, указывая на стул рядом с собой.

Борька протянул папку с техзаданием и чертежи. Мирзо первым делом открыл папку и пролистал. Борьке показалось, что тот остался доволен. Затем Мирзо взял чертеж и сначала посмотрел в правый нижний угол, там, где располагалась таблица с основной надписью.

– Чертёж не сам рисовал? – спросил он.

– Нет, – честно признался Боря, – не я. Помощник, точнее помощница. Я только правки кое-какие внес, хотел с вами посоветоваться, что еще не хватает.

– Угу, – промычал в задумчивости Мирзо и добавил назидательно: – Пусть твоя помощница ГОСТы повторит.

– Честно говоря, я не в курсе, знает ли она их, она не архитектор по образованию… – Борька хотел добавить что-то еще в защиту Яны, но Мирзо прервал его:

– Знает. И не вздумай ее защищать. Раз уж взялась за дело, то пусть делает, как положено.

Борька немного удивился такому довольно-таки резкому замечанию в адрес незнакомого человека, но решил, что будет лучше промолчать и лишь кивнул соглашаясь.

Мирзо снова углубился в изучение, держа наготове карандаш, а Борька от нечего делать глазел по сторонам, сидя рядом на табуретке. Очень было похоже на то, что эти станки посредине цеха не что иное как лазерное оборудование: резаки или, может быть, маркеры. Ему, правда, раньше не доводилось их видеть, но судя хотя бы по мощной и, наверняка, хорошо продуманной вентиляции, это именно они и есть. Удивительно видеть рядом с таким дорогостоящим оборудованием бедного беженца из Таджикистана. Впрочем, кто есть этот Мирзо? Владелец или рядовой сотрудник, как тот механик, что ремонтировал за тремя брезентовыми занавесками машины? Борька так и не узнал же тогда в камере, чем закончилась история этого таджика. Но Мирзо точно не обычный человек, как минимум, он должен быть мастером своего дела. По крайней мере, Борьке хотелось так думать.

В конце цеха он увидел еще одну дверь, также занавешенную брезентом. Не плохая такая мини фабрика получится, если посчитать все сообщающиеся помещения. А ведь снаружи гаражи гаражами, ничего и не заподозришь. Развивать свою мысль Боря не решился, потому что затрагивать в своей голове вопрос легальности он не хотел. Это не его дело. Если ему помогут – уже хорошо.

Мирзо закончил с изучением и обратился к Боре:

– Итак, Борис, работы здесь еще много. Правки я сделал, покажешь своему чертежнику.

– Делать, скорее всего, буду я. Все же помощница сильно занята будет. А важно это в первую очередь мне.

– Не говори глупостей, – сказал Мирзо с усмешкой. – Если уж она взялась, пусть и доделает. И не спорь со мной, – добавил он, заметив, что Борька уже открыл рот для возмущения. Борька сообразил, что лучше промолчать. Но про себя решил, что обязательно освоит чертежную программу и сам закончит все, что понадобится.

– А записи твои я посмотрю отдельно. Тут подумать надо, – сказал он вставая. Боря тоже встал.

– Я завтра привезу исправления, – выпалил Борька.

Мирзо посмотрел на него и вдруг засмеялся. Потом сказал:

– И долго ты собираешься ко мне ездить?

Борька не ожидал, что Мирзо вдруг так резко повернет разговор. Только что они беседовали о замечаниях к будущему изделию и вдруг он фактически намекает ему, что мол хватит уже, ты мне надоел. Борька разом погрустнел, он не понимал, от чего этому таджику так весело.

– Я все понял, – опустив глаза сказал он, – я приеду, когда все будет готово. Не знаю, когда.

– Не надо никуда приезжать, – продолжал Мирзо. – И что значит "не знаю, когда"? Сам не можешь, поручи своей помощнице. Как она там написала… – он глянул на таблицу: – Вот: Мансурова Я. Эээх, что ж она отчество не поставила, совсем отца не уважает? Короче, на тебе чертежи и не трать время, не приезжай, пока не позову.

– А когда сможете позвать? – все же надеясь на лучшее спросил Боря.

– Когда готово будет, раньше-то зачем? – ответил Мирзо и сунул Борьке в руки чертежи со своими пометками.

– А как же… – начал вновь Боря. Но Мирзо уже в который раз не дал ему договорить и показав глазами на дверь сказал:

– Не трать своё время, на тебе же лица нет. Какой ты инженер с красными глазами? Высыпаться тоже нужно! Извини, что чаем тебя не напоил, но у меня сегодня много работы. А чертеж присылай, как только будет готов.

– Вы же сказали не приезжать, – не понял его Боря.

– А чем твое присутствие мне поможет? Мне не ты нужен, а чертеж. И не на бумажке, а на компьютере. Мне же его еще под станок подстраивать.

Боре пришла мысль, он глянул на чертеж и нашел, что искал. На полях был написан адрес электронной почты Мирзо. Опять он себя выставил или почти выставил дураком. Ну, конечно же! Мирзо ему давно уже пытается втолковать, что все документы можно прислать в электронном виде, являться лично не обязательно. А Борька приезжал к Мирзо будучи уверенным, что старшее поколение имеет слабое понятие об интернете. Но теперь дела обстоят намного проще. Чаша весов с мнением о Мирзо ощутимо перевесила в лучшую сторону. Интересно, сколько еще приятных сюрпризов от него ждать?

– У меня еще один вопрос к вам, – сказал уже в дверях Боря. – У вас, я вижу, дорогостоящее оборудование. А значит и вся работа дорогая. Так вот мне надо знать заранее, какие расценки на ваши работы.

Мирзо хитро и весело глянул на Борю, потом картинно закатил глаза и спросил:

– А что тебя интересует шиномонтаж или сцепление поменять?

– Ну… Вы же понимаете, о чем я, – ответил Борька.

– А у нас кроме автосервиса ничего здесь больше и нет, – сказал Мирзо и невинно улыбнулся.

– Хорошо, я понял, – сказал Боря, который ничего не понял.

Боря приехал в лабораторию и сразу же засел за единственный компьютер. На нем уже была установлена программа для создания чертежей. Открыв ее, он понял, что сходу разобраться вряд ли получиться. Но Борька был опытный в освоении нового материала и понимал, что нет ничего лучше последовательности. Поэтому он в считанные минуты нашел на просторах интернета что-то вроде самоучителя и принялся за изучение с самых азов. По прикидкам Бори, учитывая свою трудоспособность, к завтрашнему вечеру он уже настолько успеет изучить материал, что сможет самолично вносить поправки в чертеж. Это оказалось на первый взгляд не так сложно, как он думал раньше, обходя стороной любые системы автоматизированного проектирования.

Пришла Яна. Боря постарался скрыть от нее свое занятие. Да, она, конечно, все сделает намного быстрее, но в таком случае ей придется рассказать замечания Мирзо. А этого ему делать никак не хотелось. Не должна Яна испытывать неловкость из-за Борькиных проблем. В итоге он отправил ее заниматься кристаллами, работы там надолго.

Боря просидел без обеда до пяти часов. Яна звала его на перерыв, но он отказался, посчитав, что не имеет права тратить на это время. Наступил вечер, конец рабочего дня нормального человека. Боря погрустнел. Из двухсот страниц учебника он одолел не больше четверти. А дальше материал усваивается сложнее. Пошло изучение связей, блоков, применение ГОСТов и другие сложности, требующие запоминания и других навыков, которых Борьке не хватало. Двух дней, отведенных на изучение программы, явно недостаточно. Боря схватился за голову, ища решения. А может плюнуть на этот самоучитель и начать самому рисовать? Основа же есть, остальное подхвачу. Но он тут же отбросил эту бредовую идею. Разобраться, все же, сложно будет. Да и Мирзо, наверняка, поймет. Будет стыдно. Ничего не поделать, придется потратить больше времени на изучение. Сколько нужно? Пять, шесть, семь дней? А ведь скоро уже потребуется ехать на север, если отец со Львом Ивановичем что-то провернут в направлении поиска Василия. Боря закрыл лицо ладонями, вдруг навалилась внезапная усталость.

– Ну и зачем? – услышал он за спиной голос Яны.

Борька вздрогнул, оторвал руки от лица и поднял глаза на нее.

– Что зачем?

– Зачем ты занимаешься моим чертежом?

– Затем, что мне тоже надо это изучить. Это же, в конце концов, мои проблемы, а не твои. Тебе дел с кристаллами хватает. Ты мне и так вон как помогаешь. Нечего тут до ночи засиживаться. К тому же есть сложности с этой деталью, и я не хочу тебя отвлекать.

Яна скривила недоуменно губы.

– Что за сложности? – спросила она.

– Не важно, не думай об этом. Я все сам решу. Уже поздно… – опять начал повторять Боря, но Яна его перебила.

– Да, погоди ты со своим "поздно". Скажи, что за сложности?

Борька вздохнул. Вот еще одна проблема, неужели сейчас придется с ней объясняться?

– Ладно, забудь, – сказал он, тщетно пытаясь отстранить Яну.

– Ты что же мне не доверяешь?

– Да причем тут это? – Боря уже понимал, что она не отступится. Придется раскрыться, а уж там пусть решит сама, нужны ли ей эти проблемы. – Человек, которому я отдал делать деталь, попросил внести изменения в чертеж. Вот я сейчас посижу за компьютером и все сделаю.

– Ну и зачем ты это делаешь сам? Я рассчитывала, что ты мне это поручишь, я же начинала, мне проще продолжить.

– Хорошо. Вот замечания, – согласился Боря и протянул ей листы с замечаниями. – Он просил выслать потом на электронную почту. Впрочем, я сам это сделаю. Ты только подготовь, что там нужно будет, когда сможешь. Сегодня, конечно, уже поздно.

Яна внимательно посмотрела на пометки Мирзо одну за другой, согласно кивая и произнося: "Угу". Потом перевела взгляд на электронный адрес, чему-то ухмыльнулась и спросила Борю:

– Он сказал для какого станка нужен чертеж?

Боря удивился, что Яна задала такой вопрос, тут же отметив, что не зря она взялась за чертеж, видимо уже есть опыт.

– Нет не сказал. Я и не спросил. Возможно, что лазерный. А это важно?

– Не особо. Он что-то еще говорил передать?

– Да нет… – замялся Боря.

– Может какие замечания, на что внимание уделить?

– Ну, сказал, что тому, кто рисовал это, нужно ГОСТы повторить, – ответил Боря, ему было не очень удобно рассказывать про это, но Яна лишь весело усмехнулась и сказала:

– Я возьму это на себя. Тут на пару часов дорисовать. Завтра утром отправим обновленный чертеж.

– Спасибо тебе огромное! – искренне обрадовалсяБоря.

– Я сегодня пораньше, – сказала Яна и помахав в дверях на прощание ушла, забрав с собой бумажные чертежи.

– Пораньше? – обратился Боря к закрытой двери. – Да ты уже два часа как переработала!

***

Наутро мне удалось чуть-чуть расшевелить своё, как мне казалось, безжизненное тело. Подлый удар Черноклюва выбил меня из колеи. Из всех действий я смог лишь неспешно побродить, поплавать и пощипать травку. Вот и весь набор. Хорошо, что гусям много не надо, пищи всегда достаточно. И потянулись долгие дни. Я не мог ничем их скрасить. Меня не радовали ни вдруг установившаяся теплая погода, ни распускавшаяся зелень вокруг. Летать я не мог и это угнетало больше всего. Я был скован в движениях. В первые дня три мог передвигаться лишь на десяток метров. Потом ходить стало полегче, болей уже не было, даже возобновил с почти прежней регулярностью чистку оперения. Но моё правое крыло совершенно меня не слушалось и висело как плеть, доставая до земли и оставляя на ней след во время моих недолгих блужданий в поисках свежей растительности.

Такая резкая смена деятельности подорвала интерес к жизни. Я возненавидел всё вокруг. Особенно гусей с их неторопливой жизнью. Они каждый вечер прилетали на это озеро и оставались на ночь. Раньше для меня было развлечением поплавать среди них, чувствовать себя частью стаи. Но сейчас я только раздражался. Я уже не подплывал и не проявлял никакого интереса ни к кому. Мне было обидно видеть, как они могут летать, да и вообще, радоваться жизни. А я не мог, и это раздражало. Дошло до того, что я заранее, зная время их прилёта, прятался в высокой траве и старался не попадаться на глаза. Гуси меня, конечно же, замечали. То один, то другой бывало забредали или заплывали куда-то подальше и натыкались на меня, но этим всё и заканчивалось, потому что в основном это были состоявшиеся пары, которые разыскивали место для будущего гнезда. Я их не интересовал.

Однако, я ждал их возвращения каждый день. Кроме них, у меня никого не было. Я это понимал. И единственный, кого стоит держаться – это гуси. И когда они возвращались, наряду с другими чувствами я испытывал горькую радость. Гуси стали улетать всё реже и реже. И недели через две-три вовсе перелёты прекратились. Гусыни либо уже сидели на гнёздах, либо пока их обустраивали, а гусаки-отцы расхаживали неподалёку, помогая своим женам и охраняя кладки.

По истечении трех недель после получения травмы, способность ходить ко мне вернулась полностью. Я уже не уставал, как в первые дни. Вот только крыло по-прежнему слушалось плохо, но я уже мог его легко укладывать в штатное место на спине и даже разводить оба крыла в стороны и помахивать ими. Но для полёта этого было недостаточно. В отличие от левого крыла своё правое я до конца не ощущал, и редкие боли передавались в позвоночник при попытках активного движения поврежденным крылом. Я знал, что только ежедневные тренировки помогут восстановиться быстрее. И я занимался, как мог. Я делал зарядку, массировал крыло клювом, потряхивал им. Ветеринарных знаний у меня почти не было, но я применял то, что знал о медицине в целом. Я понимал, что кровоснабжение – это основной залог успеха. Поэтому в любых обстоятельствах я заставлял себя не лениться и занимался самолечением. Увидев результат, что за три недели я уже почти мог летать, я воспрял духом. Но отправляться к Борьке не торопился. Прошло полтора месяца с момента, когда я от него убежал. Вряд ли он на прежнем месте и дожидается меня, как я полагал раньше. И если это так, то я успею ещё с ним увидеться, судьба она такая. В любом случае я во чтобы то ни стало найду место нашего лагеря и даже, если никого там не окажется, оставлю какой-нибудь знак, на что буду способен сообразить своим птичьим мозгом.

Я изучил многих членов стаи, но больше всего меня, безусловно, интересовал Черноклюв. Я вынашивал планы мести. В своих мыслях я его расстреливал из ружья, переезжал катком и просто разрывал на части голыми руками. Но из более реального, о чём я мечтал, это сразиться с ним в бою. Но физически пока не был готов. Поэтому только наблюдал издалека.

Черноклюв ухаживал за Афродитой. У него сейчас не было соперников, да никогда их не было. Я не в счёт, я просто подвернулся под горячую руку в неудачный для себя момент. Знай я повадки гусей получше, всё было бы иначе. А Черноклюв всё крутился возле своей возлюбленной, поминутно расхаживая возле неё и поводя шеей вверх и вниз, привлекая её внимание. Афродита будто и не замечала его. Я выслеживал каждый их шаг, каждое уединение с осторожностью, на какое только мог быть способен. И, наконец, полностью увлекся этим занятием. Черноклюв был очень галантен и обходителен с ней. Он не требовал ответных чувств, но при этом настойчиво добивался любви.

А Афродита была ещё та кокетка. Уж не знаю, по каким критериям она выбирала для себя муженька, но глазки она строила многим. С Черноклювом никто не связывался, каждый в стае знал его характер. И со временем моя затаенная злоба на него стала забываться. Пожалуй, не сыщешь пары лучше, ведь как-то же они привлекли моё внимание. И это внимание не угасло, а, наоборот, разгорелось в живой интерес. И я искренне желал им добра.

В один из дней начала лета, когда тундра в короткий срок вдруг расцвела буйными красками, на нашем заболоченном озере тоже произошли перемены. Растительность стала настолько высокой, что гуси растворились среди неё. Уже сложно стало ориентироваться среди множества островков с высоким камышом. Но все гуси чувствовали себя прекрасно. Никакой стаи уже не было. Были пары и отдельные молодые гусыни и гусаки, которые в этом году не собирались заводить потомство, либо не могли никак себе найти вторую половину. Чаще гуси гуляли по земле, мирно пощипывая растительность, но про воду никогда не забывали. Все они были хорошими пловцами и ныряльщиками. Наступал этап гнездования.

Однажды Черноклюв, как обычно, начал своё повседневное обхаживание Афродиты. Как и прежде он то опускал, то поднимал голову, оттесняя её всё дальше к воде. Афродита же на этот раз не противилась. Лишь в самом начале, следуя своему девичьему жеманству, она старалась изо всех сил не обращать внимания на эти ухаживания. Но потом вдруг сама вошла в воду и поплыла подальше от берега. Черноклюв сдедовал за ней, не отставая ни на метр. Я, прячась за кустами, поплыл за ними, наблюдая во все глаза за влюбленными. Я знал, сегодня должно произойти что-то важное. Я уже заметил, что Афродита внешне изменилась, её живот ощутимо округлился, она стала двигаться плавнее, более женственно, что ли. Я знал, она носит в себе зародившиеся яйца. Осталось только их оплодотворить. И она выбрала этого счастливца.

Оказавшись одни, Черноклюв обогнал Афродиту и начал танец любви. Он опустил перед ней голову в воду и поднял её. Затем снова опустил и поднял. Это продолжалось недолго. В ответ Афродита начала повторять его движения, сначала едва касаясь клювом воды. Но потом начала опускать голову всё ниже и ниже. И, наконец, полностью повторила за Черноклювом. Затем ещё раз и ещё. Голова жениха уже касалась головы невесты, и они вместе синхронно начали опускать и поднимать свои головы, ещё больше будоража друг друга. И вот их возбуждение достигло наивысшей точки. Тогда Афродита немного распластала свои крылья, опустила грудь пониже в воду, пригнула голову и замерла. Черноклюв тут же ухватил её за шею и взобрался сверху, крепко держа клювом и также крепко прижав свой хвост к её хвосту.

Закончив акт любви, он соскользнул в воду, выпрямился, расправил крылья, широко взмахнул ими, задрал голову к небу и громко крикнул, объявляя всем, что он стал законным мужем. Афродита присоединилась к его торжественному крику, тем самым подтвердив, что и она стала женой такого славного мужа и защитника. Затем они ещё пару раз прокричали и поплыли дальше уже вместе, то и дело ополаскивая себя чистой водой и поправляя пёрышки. Так зародилась новая пара, новая гусиная семья.

Спустя неделю Афродита уже сидела на гнезде. На мой взгляд место было выбрано неудачно, прямо на берегу. Причем открытое почти со всех сторон. Трава, конечно, сейчас высокая, и Черноклюв сильный парень, от лисы защитит, ворону отгонит. Но я бы спрятался куда-то подальше. Вон сколько островков, выбирай любой. Впрочем, кого им бояться в этом глухом месте? Я человек, поэтому и думаю иначе, ожидаю большей жестокости что ли. Жизненный опыт у меня свой. Вокруг полно гнёзд, многие тоже слабо защищены, но это не мешает гусям плодиться тысячами ежегодно. Именно так, видимо, и рассуждала столь понравившаяся мне молодая семья. Я тоже успокоился, глядя на то, как они счастливы, с какой заботой ждут потомства. Но беда пришла, откуда её совсем не ждали.

***

Шла вторая неделя июня, когда Борька был вынужден поехать к месту весенней охоты. Лев Иванович через отца оповестил, что нужно уже выдвигаться. Люди там долго ждать не будут. Сезон. Уйдут в тундру. А с ними прежде обязательно нужно поговорить.

Боря посовещался с профессором Громовым, и они вдвоем решили все лабораторные дела переложить на Яну. Девушка оказалась настолько способной, что у Бори не оставалось сомнения, что она справится. Вот только как быть с решеткой для крепления кристаллов, Борька пока не знал. За прошедшую неделю с Мирзо Боря общался всего-то трижды, и то через электронную почту. Исправлял замечания в техзадании. По чертежу, как ни странно, замечаний больше не поступало. Если понадобится к Мирзо приехать лично, то Яну он точно отправить не сможет. Не следует симпатичной девушке шляться по гаражам.

– Давай так поступим, – сказал он тогда Яне. – Если мне вдруг скажут приехать за решеткой, то ответь, что я в командировке. Приеду, сам все заберу.

– Мне тоже будет не сложно съездить, – в ответ сказала Яна.

Но Боря был категорически против:

– Все равно же раньше еще ничего готово не будет. Кристаллы не вырастут. Лазер запускать не будем.

– Кристаллы нужного размера я найду, – тут же нашлась она.

– Слушай, там мужики бородатые, грязь везде. Не надо тебе ездить, – стоял на своем Боря

На том и решили. И сейчас Борька мчался на Васькином внедорожнике по трассе "Кола". Дважды он переночевал прямо в машине на стоянках вместе с дальнобойщиками. Более полутора тысяч километров не даются легко, но настроение было приподнятым. По большей части это связано с тем, что всю дорогу от самого дома он переписывался с Яной. В этом не было никакой необходимости, но ему было очень приятно получать от нее сообщения. Хоть он и старался задавать вопросы исключительно про работу, и в ее ответах было тоже все по делу, но привязанность Бори к Яне росла все сильнее. Больше всего душу согревал тот факт, что Яна первая написала ему. Он бы вряд ли на это решился. А теперь он чувствовал, что руки в этом направлении у него пусть совсем чуть-чуть, но все же развязаны.

Кольский полуостров – богатейший край. Особенно он богат дичью, плавающей, бегающей и летающей по его просторам. И это его свойство позволяет вести обширную хозяйственную деятельность, развивая множество охотничьих и рыболовных баз, предоставляющих свои услуги для любого кошелька. На одну из таких баз и был отправлен Борька. Сотовая связь вскоре стала пропадать, а с ней и интернет. Боря вздохнул, но ничего не поделаешь. Переписку с Яной придется пока отложить.

Свернув с трясучего лесного грейдера, он въехал в малоприметный поворот. Ему показалось, что дорога все же наезжена. Деревья расступились, и перед Борькой открылась мини-деревня. На берегу озера расположились несколько бревенчатых изб. Большинство из них источали приятный запах свежесрубленного дерева. По всему было видно, что стройка в полном разгаре, а это означало, что дела здесь идут неплохо. Борька остановил машину около первого дома, где копошились мужики, и спросил, как найти председателя. Мужики ответили:

– В конторе, – и махнули рукой по направлению к большому строению из бревен, но на избу мало походящему, скорее это был приземистый барак, наверняка, теплый изнутри. На это красноречиво указывала толщина сруба.

Боря оставил машину возле других припаркованных внедорожников, зашел в открытую дверь внутри барака и сразу же попал в длинные сени. Направо и налево были двери. Он выбрал распахнутую и заглянул. В квадратной комнате по стенам стояли столы с папками и канцелярскими принадлежностями. На паре столов даже стояли компьютеры, а рядом по два-три стула. Стулья также были расставлены и вдоль стен. Это означало, что посетителей бывало тут много. В центре располагалась низкая кирпичная печь в три колена, добротно замазанная глиной. От печи в потолок уходила металлическая труба. За тем столом, что без компьютера, сидел мужчина средних лет и что-то обсуждал с другими двумя, сидящими перед ним. Эти два мужика были заметно моложе. Оба усатые, в камуфляжных одеждах и камуфляжных же кепках. А мужчина за столом сидел в одной рубашке.

– Здравствуйте, – сказал Борька. Мужики обернулись. Борька продолжил: – Мне нужен председатель Николай Николаевич.

Молодые мужики разом посмотрели на мужчину за столом. Боря догадался, что это и есть председатель. И не дожидаясь ответа продолжил:

– Я Борис, от Льва Ивановича.

– А! Ну, здравствуй, москвич! – сказал председатель и протянул руку, не вставая. Боря пожал ее. Мужики тоже протянули руки. – Первый этап ты преодолел, отдохни пока, присядь, – предложил председатель, сделав обширный взмах рукой, мол выбирай любое место.

Борька выбрал стул подальше, чтобы не мешать им. Мужики продолжили обсуждать какие-то участки, называя их по номерам и вроде бы понятными Борьке словами, но ни о чем не говорящими: гарь, марь, топь и тому подобные. Часто упоминали Совиное болото. Видимо, довольно популярное место.

– Москвич, двигайся поближе, чего так убежал? Не съедим, – неожиданно бросил председатель Борьке, улыбнувшись одними глазами. Или прищур у него такой был? Боря пока не понял.

– Да я, чтобы не мешать… – оправдался он.

– Если бы мешал, я бы тебе сказал на улице ждать, – заметил председатель. – Вот смотри, – сказал он, опять указывая на стол. – Мы как раз твою тему обсуждаем.

Борька насторожился: он почему-то не спросил, как Лев Иванович объяснил этим людям, с чем он должен был приехать, какая необходимость его сюда привела. Председатель Николай Николаевич Белоголов развернул на столе карту угодий, размеченную условными знаками.

– Вот здесь, – указал он пальцем на синий пунктир: – Граница наших охотничьих угодий. А это, – он указал на красный пунктир, – Это граница государственных угодий. Или, если хочешь, ничейных, – он опять хитро прищурился, а мужики заулыбались. – Как видишь, к государству относится очень большая территория. Но это всё временно. База там уже строится, скоро и угодья прикупят. Самое лакомое уже разобрали, осталась сплошная топь. Мало кому интересно там обосновываться, клиентов не найдешь. Но нам пока это на руку. Гусей никто не пугает, они сидят спокойно. Где-то там и твой гусь. Узнаешь его среди других? – Николай Николаевич посмотрел на Борьку с улыбкой.

– Но как это возможно? Их же там тысячи! – ответил недоуменно Борька, еще не совсем догадываясь, что именно известно председателю.

– Есть у нас пара возможностей, – снова с прищуром сказал председатель. – Вот с мужиками завтра и поедешь. Тебя в пару с Михалычем поставлю. Он человек правильный, с ним надежнее всего. Одежка есть какая? По болотам полазить придется.

– Есть, все есть, – ответил Борька.

– Ну и славно. Сразу скажу, людей у нас мало, а работы много. Поэтому тебе тоже поработать со всеми придется. А вот выделить отдельно никого не смогу, москвич. Да и вообще времени ни на что нет. Ладно, мужики, поздно уже, можете идти. Завтра в шесть всем быть здесь, – сказал председатель.

Мужики ушли.

– А почему, если государственная, то значит ничейная? – спросил Боря.– Потому что в 2010-м году был принят закон, который истребил все лесничество в России и передал угодья в частные руки.

– И к чему это привело?

– А ты разве не видишь? Леса горят пуще прежнего! Все тушат и тушат. Новости почитай. Каждую весну горят и будут гореть. Но это все мелочи. Главное, что частники и арендаторы забирают самое ценное, а после себя оставляют, как получится. Лес рубят – продают за границу. Зверя бьют – мех за границу. Рыбу – за границу. И везде так. И куда, скажи, армии лесников деваться, кто здесь родился, вырос, который в пятом поколении лесник, охотник, рыбак? Так и приходится устраиваться к кому-нибудь батрачить. Всё к этим же собственникам и идут. Прислуживают на базах, клиентам в пояс кланяются. Хорошо, если егерем, а-то ведь и банщиком могут поставить или белье стирать.

– А ваша база тоже частная?

– У нас не совсем база в том понимании, в котором ты привык, может быть, видеть в рекламных газетках. Мы, можно сказать, остались колхозом. Ученые приезжают, путешественники. Ну, охотники, рыбаки, само собой, но не от них кормимся. Словом, долго объяснять да и ни к чему это. Сложная схема взаиморасчетов. Живем как-то и ладно.

– А куда завтра поедем? – спросил Боря.

– На Совиное болото, там топко, но, может, проберетесь, – ответил председатель.

– Значит, вы не поедете?

– С радостью бы, да куда там, – он махнул рукой на окно, через которое можно было наблюдать стройку новых домов.

Борька чуть помедлил, потом спросил:

– Вы все же не могли бы мне более подробно рассказать, как и что завтра будет происходить?

Николай Николаевич поднял на него глаза, потом прищурился по своему обыкновению и сказал:

– Ах да, ты же москвич, – он улыбнулся. – Сказать бы мне все на чистоту, но лучше сам завтра все увидишь. Мужики расскажут по дороге. Но если покороче, то есть у нас один заказ, можно сказать, государственный. Не каждый год он происходит, но в этом году то ли встреча, то ли симпозиум у них, – он поднял палец вверх. – Словом, застолье. Вот и надо постараться. А про гуся завтра утром поговорим.

– Вы лично знали Льва Ивановича? – опять спросил Борька. Ему все же хотелось побольше узнать об этом председателе.

– Лично? – председатель опять прищурил глаза с улыбкой. – Да если бы не он, не было бы этой базы. Поэтому только из уважения к нему я и согласился тебя принять. Уж не знаю, что там за важность такая у вас, что за гуся тебе надо отыскать, но, если Иваныч просил, значит нужно помочь.

– Спасибо вам большое! – сказал Борька.

– Спасибо потом скажешь, если все у тебя получится.

Затем Николай Николаевич внимательно посмотрел Борьке в лицо и спросил:

– Ну-ка, скажи, кого ты мне напоминаешь? Вот смотрю и не могу вспомнить. Как фамилия твоя?

– Сыроедов.

– А отца как звать?

– Сергеем.

Председатель немного подумал, потом отрицательно качнул головой. Его с улицы кто-то позвал, и он ушел. Борька так ничего толком и не понял о завтрашнем дне.

Его поместили в одном из уютных гостевых домиков, хоть он и предпринял слабую попытку противиться, сказав, что переночует в машине. Но получил ответ, что "так не принято, с нас не убудет". И в душе с радостью принял приглашение. Потом был сытный ужин вместе со строителями. Борька сильно устал к вечеру и поев, тут же улегся спать. Подъем завтра в пять.

Шесть утра во время полярных дней очень условны, главное следить за часами, по солнцу мало, что понятно. Но северные люди к этому привычные, потому у конторы уже собрались мужики. Человек десять. Некоторые приехали на мотоциклах с непременным атрибутом: коляской. Почти все были одеты в камуфлированную одежду, на ногах болотные, обычные резиновые или кирзовые сапоги. Борька тоже оделся подобно им. Возле барака уже стояли два УАЗика: буханка и бортовой с увеличенной кабиной. Борька увидел в кузове бортового небольшой вездеход-болотоход. Окно в комнату председателя было открыто. Сам председатель смотрел через него на прибывшую команду и курил.

– Заходите! – крикнул он, и мужики повалили внутрь, побросав недокуренные сигареты. Пошел с ними и Борька.

Как нельзя кстати пригодились стулья. Мужики расселись. Боря зашел последний и по привычке закрыл дверь.

– Нет, не закрывай! – бросил ему Николай Николаевич, – Сейчас духота настанет, вон вас сколько. Садись-ка вот сюда, – указал он на место рядом с его столом. – Знакомьтесь, мужики: Борис, приехал из Москвы. Серега, возьмешь его с собой. Пару дней поработаете вместе, – обратился председатель к одному из седых мужиков, – Поставишь с Михалычем. А где он, кстати?

– Шурка приехал к нему, – буркнул седой, как лунь, Серега.

– Этого еще не хватало, – нахмурился председатель. – Ну и где он? Придет хоть?

– Михалыча ты знаешь, не подведет, заберем по пути. А вот Шурка… – седой махнул рукой. – А пес его знает. От него что угодно жди.

– Шурку не бери! – приказал Николай Николаевич. И уже всем: – Остальные знаете, что делать. Как обычно.

Что именно делать остальным, Борька так и не услышал. Впрочем, что ему лично делать, он тоже не узнал.

Толпа выдвинулась на улицу, по пути закуривая и громко разговаривая. Борька вышел за ними, ища глазами Серегу, которого отличала снежно-белая шапка волос и такие же брови. Для себя он еще не понял, как к нему обращаться. Ну не Серегой же звать человека, кто вдвое старше!

На выходе мужики расступились, пропуская кого-то. Борька тоже посторонился. Мимо него стремительно пронеслась девушка в легком летнем платьице. Ярким лучиком она влетела в задымленный коридор и, словно свежестью, рассекла тяжелый воздух. Наверное, так оно и было на самом деле, потому что Борькин нос почувствовал едва уловимый запах цветов. Почти каждый обернулся посмотреть на нее. Не исключением был и Боря. Но ему поворачиваться не пришлось: девушка его заметила и на миг остановилась, заинтересованная незнакомым лицом.

– Привет, – легко с улыбкой сказала она.

– Привет, – также легко ответил Борька. Но продолжения не последовало, девушка вбежала в комнату к председателю, из которой только что все вышли.

"Что это она со мной поздоровалась? Мы же не знакомы", – подумал растерявшийся Борька. Настроение у него заметно улучшилось, но в то же время он немного засмущался, что девушка поздоровалась только с ним. Впрочем, может быть, с другими она уже здоровалась сегодня, а его просто с кем-то спутала: вон здесь сколько мужиков. Тем не менее, он почувствовал скрытую вину перед другими молодыми лесниками, но несомненно ему было приятно, пусть даже это была случайная ошибочная встреча. Борька внутренне улыбнулся и пошел дальше к выходу. У самой двери его ждал седой Серега. Борька обрадовался: как хорошо, что тот уже ждет его, самое время спросить, как к нему обращаться, но передумал это делать. Серега злобно смотрел на Борьку. Но длилось это лишь один миг. После этого он вышел на улицу. Борьке ничего не оставалось, как последовать за ним. "Может быть, в коридоре просто было темно и мне показалось?" – постарался он как-нибудь объяснить такое внезапное поведение человека, которого он увидел впервые в жизни и даже не успел обмолвится ни словом. Настроение ухудшилось.

Мужики расселись по УАЗикам. Вещи уже давно были уложены, поэтому процедура не отняла много времени. Машины тронулись и скрылись среди деревьев.

У открытого окна стояли председатель Николай Николаевич, а рядом с ним та стремительная девушка, которая так неожиданно повстречалась в коридоре.

– Брось думать, дочка, – сказал председатель, глядя вслед уезжающим машинам. – Не твоего он поля ягода.

Девушка стояла с легкой улыбкой и о чем-то думала.

Машины остановились у крайнего дома поселка. Где-то залаяла собака. Из дома вышел крупный бородатый мужчина. Это и был Михалыч. Он махнул водителю бортового УАЗика, и тот подкатил машину к открытым воротам. Михалыч вместе с каким-то парнем, вышедшим одновременно с ним, закинули в кузов две пластиковых лодки с плоским дном. Затем покидали туда же свои рюкзаки, а сами сели в "буханку".

– Трогай, – крикнул водителю парень, изображая кривую ухмылку на лице, и быстро забегал глазами по салону, рассматривая всех мужиков. Его хаотичный взгляд зацепился и замер на Борьке. Он смотрел долго, пристально, не мигая, сузив глаза.

"Чего вылупился?" – чуть было не вырвалось у Борьки, но он благоразумно промолчал. Странно, за собой он такого раньше не замечал, а сейчас прям захотелось сказать, а ещё лучше съездить чем-нибудь тяжелым по наглому пареньку. Борька постарался изобразить самое простецкое и невинное лицо.

– А ты кто? – с вызовом спросил паренёк.

Борька, сообразив, что за него никто отвечать не намерен, выдержав паузу ответил:

– Борис.

Борька, конечно же, не ждал в ответ услышать имени своего неприятного собеседника, что, собственно, и произошло.

– Да мне плевать, – с напускной безразличностью сказал наглец и намеренно плюхнулся на скамейку рядом с Борькой, больно задев его плечом.

– Шурка, угомонись, – сказал кто-то, и паренек вроде как успокоился.

Для Михалыча народ сам потеснился, освобождая место.

Всю дорогу Шурка пытался на кочках то ткнуть локтем, то, как бы невзначай, навалиться всем телом. И каждый раз он поворачивался к Борьке лицом со своей противной ухмылкой и с извиняющимся выражением, мол дорога такая, я тут ни причем.

"Ну, почему нельзя без этого? Все же было так хорошо и обязательно кто-нибудь найдется, кто все пытается испортить", – подумал Борька, с досадой поглядывая на других мужиков, безмолвно ища у них поддержки или защиты. Но, казалось, никто не замечал Шуркиных выкрутасов. Борька же понимал ради какого дела он здесь находится и не собирался ни с кем ссориться или иным образом накалять отношения. Он терпел. Кроме того, неизвестно к чему эта ситуация может привести. Судя по глазам, паренек еще тот забияка, наверное, и двинуть может. А вот Борька в своей жизни ни разу не дрался, если не считать удары по отцовской груше, но на деле применять это никогда не приходилось. Впрочем, Боря и сам понимал, что в реальной ситуации все бывает совершенно иначе, ни как в спортзале, ни как на ринге, ни, тем более, в кино.

Наконец-то машины остановились, и мужики стали выходить. Шурка дождался, когда Борька встанет, затем, уже пропустив, вдруг вскочил перед ним, не дав сделать шагу и вышел из машины первым. Боря снова подавил желание поддать ногой аккурат посередине спины.

Мужики дружно сгрузили вездеход, вытащили лодки и рюкзаки. Боре было совершенно непонятно, зачем нужны лодки посреди перелесков и густо заросших болот, он предполагал, что их повезут куда-то дальше, на озера. Но лодки так и остались лежать на земле, а борта у кузова УАЗика закрыли. Больше половины мужиков, покурив, опять запрыгнули по машинам и уехали. Остались четверо: седой Сергей, Борька, Михалыч и Шурка. "Председатель что-то говорил, чтобы меня назначить к Михалычу", – вспомнил Борька и в душе обрадовался. С Шуркой, понятное дело, идти никак нельзя, а седой Сергей наградил его в коридоре конторы недобрым взглядом, что также не придало Борьке энтузиазма оставаться с ним. Михалыч пока себя никак не проявил. Седой перекинулся парой фраз с Михалычем и буркнул Борьке:

– Со мной пойдешь.

Борька хотел уж было напомнить наказ председателя Николая Николаевича, но Серега вдруг добавил:

– У Николаича свои фантазии, а нам в полях виднее кого, с кем и куда. План с нас же будет драть, вот пусть там у себя в конторе и распоряжается, – следующие слова адресовались непосредственно Борьке: – Всё для тебя сделали, уж и ты поработай.

– А что нужно делать? – спросил он недоумевающе.

– За мной корзинку будешь носить, остальное – не твоя забота.

Борька обиделся, что ему ничего не доверяют, всё что-то секретничают, скрывают. Какой смысл, если он уже вот-вот и так всё увидит? Ну, хорошо, он согласен и на такое, но почему Серега так ничего и не спросил про гуся, которого собирались искать? Борьку это насторожило и задело. Вот уже все расходятся: Михалыч стаскивает лодку на зыбкий болотный мох, Шурка за ним. Седой накинул на плечи рюкзак и расчехлил большую корзину с заплечными лямками.

– Подождите! – привлек он внимание Сереги. – А разве Николай Николаевич не сказал, что я вам должен про гуся рассказать?

– Про какого еще гуся? Ха-ха! – захохотал Шурка, – Ну-ка, ну-ка, расскажи, посмеемся вместе! – и захохотал еще громче.

– Пошли, не трать время впустую, по дороге наболтаешься, – сказал седой и, оставив корзину, пошел по едва заметной тропинке через перелески.

Борька был возмущен. Он сунул руку в карман, нащупал Пеликена, сильно сжал его до боли в кулаке. Тем временем Шурка уже сел в лодку и, объезжая кочки, отчалил от берега, отталкиваясь шестом. Всё же болото не было трясинным, затягивающим, скорее это было сильно заболоченное озеро. К Боре подошел Михалыч. Он был выше Борьки на голову и на столько же шире. Лицо полностью пряталось за густой бородой. Михалыч произнес очень низким басом:

– Ну, что там у тебя?

Ровный голос немного успокоил Борьку. Он разжал Пеликена и произнес:

– Я ищу гуменника. Он где-то здесь. Это очень важно для меня, от этого зависит жизнь моего друга. Если встретите какого-нибудь особенного, не похожего на других, дайте знать. Очень нужно.

Михалыч коротко кивнул и пошел к своей лодке.

***

Оставив гусей высиживать яйца, я усиленно занялся собой. Мне наскучило бесцельно бродить по окрестностям, я уже хорошо ознакомился с местностью и захотелось забраться куда-нибудь подальше, тем более, что забот у меня никаких не было, кроме тренировок, чтобы поскорее подняться на крыло. Пищи для гусиного желудка вокруг вдоволь, что снимало полностью какие-либо проблемы. Для ночевки я выбирал островки, поэтому спал крепко. Больше всего опасался лис, но при таких мерах осторожности никто до меня не мог добраться бесшумно. И я уходил всё дальше и дальше от мест гнездования своей стаи. Впрочем, подобных мест было множество, и окружающий пейзаж не отличался разнообразием. Часто на пути попадались сидящие на гнездах гусыни, а важные гусаки давали понять, что лучше бы я шёл своей дорогой. Я не собирался им мешать и удалялся дальше. Я сам не понимал, чего ищу, я просто уходил и уходил их этих мест. Здесь я чужой, я не нужен никому со своими человеческими проблемами. Да и не планировал я остаться навсегда в личине гуся. Подсознательно я искал людей. И я их нашёл.

Медленно пробираясь через болото, два крепких парня тащили широкие пластиковые лодки плоскодонки. Их потертые камуфляжи не первой свежести уже были порядком испачканы в грязи. Но парней это нисколько не смущало, напротив, они специально заходили в места менее пролазные. Там, где не могли пройти, садились в лодки и скользили по воде, отталкиваясь шестом или вёслами. Они что-то искали. Но что можно искать на болоте в это время? Ягода поспеет в следующем месяце, охота закрыта. У них не было никакого оружия, если не считать двух больших мачете, которыми они рассекали осоку и мелкие кустики, расчищая дорогу. А в лодках лежали обычные корзины. Причем у каждого было по две корзины.

Я вытянул шею и смотрел на них во все глаза. Всего-то чуть больше месяца я не видел людей, но так по ним соскучился, что даже и не думал прятаться. Встреча была настолько неожиданной, что я даже забыл в каком обличии нахожусь и не раздумывая поплыл к ним. Первый, что был чуть пошустрее, тут же увидел меня и крикнул другому:

– Гляди! Вон он! К нам плывёт. Он что, людей никогда не видел? Совсем не боится.

– Ну, а я тебе что говорил? – пробасил второй. – Тут они сидят, ищи лучше.

– Дай-ка я этому растяпе башку сверну. Столько нас полазить заставил. С утра уже маемся. – сказал шустрый и направился ко мне, подманивая вытянутой рукой.

– Да на кой он тебе? Стухнет же! – сказал басовитый и добавил: – Ты даром время не трать, ищи лучше.

Но шустрый только отмахнулся и продолжал приближаться.

Услышав человеческую речь, я чуть не прослезился. Я не знал, осталась ли у меня способность различать голоса людей. И когда я явно смог различить все слова, я даже не смог воспринять о чём, собственно, они говорят. Я выбрался из воды и радостно раскрыв крылья побежал навстречу шустрому пареньку. А паренёк, вначале оторопев, остановился, помедлил немного, затем вытащил мачете.

– Михалыч, на ловца и зверь бежит! – крикнул шустрый своему спутнику не оборачиваясь.

При этих словах он начал отводить руку в сторону. Сталь блеснула на солнце и отрезвила меня. Внезапно смысл всего происходящего дошёл до мозга. Я мгновенно остановился. Шустрый допустил ошибку: стоило ему рубануть, как моя глупая гусиная голова отделилась бы от шеи, но он вместо этого опять стал меня подманивать. Я ждать не стал, мигом развернулся и подрапал назад в воду, побежал по воде, взмахивая крыльями. Силы и умения разом вернулись, я взлетел. Обернувшись, я видел, как шустрый запоздало прыгнул и ударил своим тесаком по земле, но было поздно, меня уже на этом месте не было. Я сделал полукруг, осматривая незваных гостей. Шустрый потрясал своим оружием и грозился в мою сторону, изрядно извалявшись в грязи после неудачного нападения. А басовитый Михалыч зычно хохотал над ним.

Нет, не таких людей я искал! С этой мыслью, я прямиком полетел к своему заболоченному озеру, где моя стая широко расселилась и спокойно ждёт большого прибавления в своих семействах.

***

Борька накинул на плечи объемную плетеную корзину размером с половину телевизора советских времен, но только вдвое выше, и решил, что свой рюкзак потом можно будет надеть спереди, а пока пусть полежит в корзине, и поспешил за седым. Тропинка постепенно исчезла, а вместе с ней исчез и перелесок. Даже редкие березки стали попадаться все меньше. Зато появилось много воды под ногами. Мох проваливался, и из него выступала жидкость. Седой не произнес ни слова. Борька тоже не хотел первым заговаривать, но налаживать отношения как-то нужно. Кроме того, тот злой взгляд тоже не к добру. А у него сейчас задача найти хоть какую-то зацепку в поисках Васьки, чтобы поездка не оказалась пустой. Молчанием ничего не добьёшься, нужно действовать.

– Скажите, а почему мы пошли не вместе с… – Борька задумался, подбирая слова, – с другой парой? Они на лодках, могли бы вместе же.

Седой ничего не ответил. Может, не услышал, хотя в это сложно поверить, а может, просто проигнорировал. Борька выждал паузу и продолжил, при этом стараясь так строить выражения, чтобы избегать называть седого по одному лишь имени. Он себя корил, что не спросил тогда у председателя отчества Сереги, сейчас было бы намного проще. Впрочем, чего тут бояться? Ну не полезет же он в драку, за то, что Борька называет его просто по имени, в конце концов скажет, как нужно. И Борька пошел в атаку:

– Сергей, нам еще долго идти? Никого же нет, может я способен на что-то большее, чем только таскать вашу корзинку?

Седой остановился на мгновение, видимо, раздумывая отвечать или нет. Решил, что не стоит и двинулся дальше. Борька коротко выдохнул через нос от досады и молча последовал за ним.

Борька был по жизни достаточно замкнутым человеком, но сейчас чувствовал, что останавливаться нельзя, пусть даже будет конфликт, пусть седой хоть как-то проявит себя, но нужно во что бы то ни стало добиться его ответной реакции. И через несколько минут он пошел ва-банк:

– Сергей, перестаньте уже меня игнорировать! Я вам в носильщики не нанимался. Хотите – носите свою корзинку сами, а лично я здесь совершенно по-другому, но по очень важному вопросу. И если вам все равно до моих дел, то мне в такой же степени безразличны ваши, и выполнять какие-то там планы я не собираюсь.

Борька снял с плеч корзину, поставил на кочку и достал из нее свой тощий рюкзачок. Он прикинул в голове различные варианты развития дальнейших событий и решил, что самое лучшее – это вывести человека из равновесия. В любом случае Борьку сегодня уже почти вывели из него, почему бы не переложить часть настроения на другого. И он добавил:

– Отведите меня обратно к председателю. Дальше я не пойду.

Это заявление Седой уже никак не мог оставить без внимания. Он обернулся, и Борька увидел все тот же необъяснимый злой взгляд, который он видел в коридоре конторы. Было неприятно и чуть жутковато. Седой сплюнул себе под ноги, подошел к корзине, скинул в нее рюкзак, взвалил на плечи и выдавил сквозь зубы:

– А ты такой же… как и твой отец.

"Вот те на! – пронеслось в Борькиной голове. – С чего это он вдруг упомянул моего отца, причем явно сдержал какое-то колкое словечко?" Борька выпрямил спину, сразу став заметно выше седого и медленно произнес:

– Что вам не понравилось во мне и причем тут мой отец? Меня вы видите вообще впервые.

Седой остановился. Он снова скинул с плеч корзину на кочку, повернулся к Боре набычившись и сверкнув недобрым взглядом. Борька на всякий случай расставил ноги пошире и повернулся чуть боком: мало ли придется отбиваться от ни с того ни с сего разбушевавшегося старика. Кто знает, что у него на уме! Седой хмыкнул, отвернулся и пошел едва приметной тропой прочь от Борьки.

Борька смотрел ему вслед и не знал, что делать. Хотелось плюнуть на всё, развернуться и убежать подальше от всей этой суеты, от этих людей, от ситуации, возникшей на пустом месте и никак не разрешенной и, тем более, совершенно непонятной. И посоветоваться не с кем. Был бы здесь председатель, может хоть как-то разрулил, назначил бы к другому или же приказал Седому не чудить. Но председателя рядом не было. Не было вообще никого. Только Седой, шаги которого пока еще были слышны, да приставучая мошкара, мешающая сосредоточиться и подумать, взвесить возможные решения и оценить их последствия. Борька заходил взад-вперед на более-менее сухом пятачке, отмахиваясь от надоедливых насекомых и зло ругаясь. Чего он хотел добиться, вызвав на конфликт Седого? Он знал чего: выяснить странное его поведение. Так и надо было спросить, еще там, у конторы, а не сейчас. Сейчас он, Борька, ничего из себя не представляет: нет ни машины, ни проводника, ни возможности с кем-либо связаться. Машины уехали и приедут не скоро. Ну, допустим, выйдет он на дорогу, дождется машину, приедет назад. А дальше что? Что он узнает о Ваське? Пойдет к председателю жаловаться, какой он молодец, а все плохие? Хорош он будет в глазах Николая Николаевича, да и вообще, кого угодно. Лев Иванович с отцом устроили ему встречу с руководством лесничества, даже в поля отправили, можно сказать, дали шанс. А он что из этого сделал? Всё испортил! Стыдно! Но с другой стороны пойти к Седому, значит проявить малодушие. Борькино самолюбие на такое не согласится.

– Катись оно всё к чёрту! – в сердцах вырвалось у Борьки. Он скинул рюкзак на кочку и уселся на него. Мошки вились вокруг, впивались в непривыкшее тело. Борька вскочил, засунул руку в карман и стал снова ходить взад-вперед. Рука нащупала Пеликена. Борька достал его из кармана и разжал ладонь, глядя на фигурку. На мгновение остановился, хмыкнул и сказал:

– А, плевать! Будь, что будет! – подхватил рюкзак и пошел догонять седого Серегу.

Седой сидел на камне и, казалось, ждал появления Борьки, потому что по выражению, отразившемся на его лице, Борька прочитал: мол, долго тебя ждать пришлось. Седой подхватил свой рюкзак, встал и пошел дальше. Корзина осталась стоять. Борька сообразил, бросил свои вещи на дно корзины, нацепил ее на плечи и молча отправился за седым, при этом раздумывая над поведением Седого и совершенно не зная, как себя дальше вести. И он решил пока вообще повременить с выяснением отношений.

Редкие кустарники пропали вовсе. Вода под ногами хлюпать перестала, вместо нее появились камни. То тут, то там встречались большие валуны, которые иногда приходилось обходить, петляя между другими такими же громадинами. Серега вел на вершину сопки. Оба они уже изрядно устали и всё чаще Седой останавливался перевести дыхание. Борьке уже осточертела эта корзина, болтающаяся за спиной, но надо отдать должное ее изготовителю, ременное крепление было выполнено очень умело, ничего не натирало и не мешало, просто он уже устал.

Наконец, они достигли вершины. Седой снял свой рюкзак, тяжело дыша уселся на камень, достал флягу и жадно отпил. Борька скинул корзину, достал свою бутылку с водой и тоже сделал пару глотков. Оба молчали. Седой махнул рукой, приглашая сесть рядом. Борька чуть помедлил, но в итоге решил, что лучше сесть, хотя и не имел никакого желания этого делать.

– Думал перегорело, оказалось – нет, – сказал Седой, когда дыхание его почти успокоилось. Борька замер в ожидании продолжения. Серега не заставил долго ждать: – Ты на вид хоть и хлюпик, а такой же живчик оказался. В отца, – последнее слово он произнес с едва заметной, тщательно скрываемой ненавистью, но Борька все же смог это уловить.

Седой посмотрел вдаль. Борька проследил за его взглядом. Перед ними лежал Кольский полуостров. Разноцветный мох, покрывающий плотным ковром камни возле самых ног, спускался дальше и уже у подножия переходил в лиственные перелески и в еловые леса. Всюду виднелись голубые чаши озер, зажатые гранитными массивами. Седой развернулся в другую сторону.

– Там, – указал он рукой вперед, – там Совиное болото.

Борька повернул голову по направлению его руки и увидел огромное плато, покрытое рыжей травой. Траву разделяли во многих местах, словно заплатами, заболоченные лужи с множеством островков высокой травы. Болото было очень большим. С высоты сопки оно просматривалось до самого горизонта. Так вот значит о каком болоте шли разговоры в конторе. А на карте оно выглядит совершенно иначе, не так грандиозно.

– Слышал о нем? – вдруг спросил Седой.

– О ком? – не понял Борька.

– О болоте, – с нотками раздражения пояснил Седой.

– В конторе Николай Николаевич показывал на карте.

– Эээх! – укоризненно махнул рукой Седой. – Отец у тебя как был молчуном, так им и остался.

Боря мысленно согласился с Серегой. Отец почти ничего не рассказывал о своем прошлом.

Седой долго молчал. Что-то лежало тяжелым грузом у него на сердце, это чувствовалось. Наконец, он заговорил:

– Вон там это случилось, – он указал рукой куда-то в сторону Совиного болота. – Я и твой отец. Больше никого. Прокладывали тропу через болото. Искали короткий путь для будущей гати, будь она проклята! Я оступился и ударился головой о камень. Был еще в сознании, но оказался в воде по пояс. Сотрясение у меня произошло, слабое, но всё же было. Постарался выбраться, а не могу, силы покидают, в глазах потемнело и всё… Больше ничего не помню. Пришел в себя только когда уже дома лежал на кровати. Врач приезжал, сказал в больницу надо везти. Но я отказался, да и мать моя не хотела, сказала доктору, что присмотрит. Но я отказался ехать в больницу не из-за матери. Зачем ей лишняя забота, хозяйство на себе держать да еще и меня обхаживать? – Седой судорожно вздохнул, утер выступивший пот со лба и продолжил: – Студенты к нам на базу тогда приезжали со всего Союза. Практиковались: кто в геологии, кто в лесном хозяйстве, по-разному… Летом очень много приезжали, а разместить ихнегде. Вот тогда из сельсовета и решили, что каждый, у кого есть свободные комнаты в доме, должен разместить студента, а то и двух. Будто солдат расквартированных. Мы к себе в дом никого не брали. Отец с матерью жили в своей комнате, я – в своей. Но тут захожу в контору, а там сидит девчушка, славная такая. И с председателем о чем-то разговаривает. Запал я на нее сразу же. Зашел и онемел. Смотрю, как дурак, и ничего сказать не могу. А председатель меня увидел и говорит, мол не возьмешь ли к себе на постой? Опоздала она с Москвы уехать со всеми, а мест уже и нет. Молодой я был, сразу решил, что хоть в сарае лягу, а случай не упущу, освобожу свою комнату, пусть в ней размещается. Родители согласились, конечно же. Стала она у нас жить. У них, у девчат, какие-то свои были интересы, они с нами не пересекались на работах. И всё у нас наладилось с ней. Почти каждый вечер на лавочке перед домом засиживались. А какие тут вечера, сам знаешь. Одно название. Светло как днем. Женюсь, решил я. Во что бы то ни стало женюсь! А потом… – Седой посмотрел на Борьку. – Потом вытащил он меня с болота на дорогу, волокуши сделал из чего уж не знаю. Сутки тащил. Тощий, как ты был. Как только смог? Потом на дороге ягодников встретил. Может и не так все было, он не рассказывал много. Это мне уже потом поведали, а я и не спрашивал. Не до того мне было, – Серега помолчал.

Молчал и Борька. Отец никогда не упоминал даже намеком эту историю. Он всегда был скромный, не любил казаться героем и не любил других, кто себя выставляет таковым.

– А я его возненавидел, – продолжил Седой. – Всем своим существом возненавидел от волос до пят. Мне бы быть благодарным, а я не мог ничего с собой поделать. Его я винил во всем. Даже в том, что сам тогда оступился в болоте. Потому что именно он принес меня ко мне в дом. И всё кончилось для меня! – Седой досадливо махнул рукой. – Стал он приходить навещать почти каждый день, – он презрительно хмыкнул. – Будто о здоровье пекся моем. На самом деле ему плевать было на меня. Не ко мне он приходил, а к ней.

– Как ее звали? – спросил Боря, хотя ответ он уже знал.

Седой посмотрел на него, усмехнулся и ответил, глядя в глаза:

– Хельга.

Следующие полчаса прошли в относительном перемирии. Доев свои бутерброды, Седой встал и, глядя на Совиное болото, произнес:

– Пойдем по краю. Конечно, вряд ли найдем, но в болото соваться не будем.

– А что мы ищем? Может, все же скажете?

Седой скривился. Но все же ответил вопросом:

– А сам как думаешь? Ты же умный, ученый же, наверняка. А?

Борька пропустил мимо ушей любые намеки на оскорбления. Ему было достаточно, что седой Серега заговорил. Это намного легче, чем переносить тяжелое молчание. В ответ, конечно же, чесалось на языке нечто обидное лично в адрес Сереги и в адрес конторы в целом. Но он решил, что не его дело, чем занимается эта лесная база, а с Серегой пока нужно поддерживать хоть какие-то отношения. По крайней мере видно, что сейчас эти отношения уже не тупиковые.

– А что мне особо думать? – ответил Боря. – У меня давно есть пара вариантов, – на этом месте Борька умолчал, что про варианты ему рассказал Лев Иванович, но зачем же раскрывать все карты сразу какому-то седому мужику. – Один вариант законный, другой – незаконный.

– Ну, начни с незаконного, – заинтересовался Седой.

– В такие же корзинки мальчишки в этих местах до войны яйца птичьи собирали, – Борька выждал паузу и добавил: – Но мы же по грибы да по ягоды? Ведь так?

Серега улыбнулся без намека на презрение. Повернулся к болоту и сообщил:

– По краю пойдем. Там… грибы крупнее.

Борька с облегчением почувствовал дыхание оттепели в отношениях между ними.

По краю Совиного болота тоже была тропа. Вряд ли ее топтали люди, скорее, разное зверье. Но по ней шли недолго. Седой выбирал путь посуше, но часто все равно ноги выше колен утопали в воде. Борьку это пугало: а что, если затянет? Но Серега впереди шел уверенно. Казалось, он здесь знает всё.

Боковым зрением Борька уловил движение. Это была утка, некстати выскочившая из куста. Борька вопросительно посмотрел на Седого. Тот бросил мимолетный взгляд на уплывающую крякву, махнул рукой, мол, не интересно и пошел дальше. Борька усвоил: ищем трофеи покрупнее.

Часа через два Седой остановился у большого камня, взобрался на него передохнуть. Борька сел рядом. Оба изрядно подуставшие. Седой смотрел куда-то вдаль.

– Было время – здесь уже гуся видели, – сказал он. – Большими стаями сидел. Я мальчишкой бывало до сюда даже не успевал доходить, а корзинка уже полная. Да не смотри ты так, – заметил он неодобряющее выражение Борькиного лица. – У нас другие были учителя. Нынешние защитники природы, – он сплюнул, – им в подметки не годятся. А тогда, после войны, всю браконьерщину перевели.

Седой сжал кулаки, и Борька понял его взгляды на охрану природы и то, что Седой имеет весьма категоричное мнение на этот счет.

– Мы из каждого гнезда брали по одному-два яйца. Аккуратно брали, пухом еще прикроешь, чтобы семья не распадалась. Драли нас за безобразие нещадно. Только так и приучишь молодежь. Никакие уговоры иначе не помогут. Ремнем свой край любить заставляли. Когда подрос, дороги стал проектировать через болота да леса на всем полуострове. От чего дорог так мало у нас, а в Норвегии соседней много? Не задумывался?

Борька пожал плечами.

– Земли у них меньше, вот и расселяются, осваивают труднодоступные, – предположил он.

– Ерунда эти все твои слова! Кому-то нужны были дороги к богатствам, а у нас тем, кто здесь родился и вырос тогда другое было указание: беречь! Вот мы и берегли, как могли. Беседы с нами, топографами, проводили, чтобы прежде, чем дорогу вести, подумали хорошенько: а что будет лет через пятьдесят? Что твоя дорога сделает хорошего, а что плохого? И первые шли не мы, а биологи, зоологи, орнитологи. Вот те студенты и ходили в основном. Наше Совиное Болото оставили сразу. Гусей здесь было множество. Были предложения болото к Кандалакшскому заповеднику присоединить, но отказали. И мы тогда начали биться за их спинами, – он указал пальцем куда-то в небо. – Дороги далеко стали водить и в обход тех мест, где много дичи разной водится. Вот представь: если бы сейчас тут дорога была, чтобы ты увидел? То-то и оно, что ничего хорошего. Как дальше будет – не знаю. Не те сейчас люди. А может всё те же, только ценности поменялись. А тогда мы обманывали, что, мол, невозможно через болото вести, трясина сплошняком, всю технику потопим. Нам верили. Никто же проверять не ходил. А ведь это и не болото вовсе. Нет здесь и никогда и не было никакой трясины. А на карте специально написали болото, чтобы лишних вопросов не задавали.

Седой замолчал, а Борька уже начал испытывать к нему что-то на подобие симпатии. Он той же закалки, что и его отец, и Лев Иванович. Вот только случай поссорил с отцом. Но, с другой стороны, в результате этого же случая папа встретил маму, и Борька появился на свет.

– Но как же в таком случае с такими взглядами и настроями вы согласились сейчас идти яйца собирать? Это же явное браконьерство. Во многих странах проводили исследования и признали сбор яиц диких птиц губительным для популяции.

Седой посмотрел на Борьку, как будто тот его только что назвал самым обидным словом.

– Сбор яиц стал губительным для популяции, потому что никаких популяций и не существует! – повысив голос заявил он. – Популяция – это когда осенью ты можешь над домом сеть на ночь повесить, а на утро из нее гусей доставать. Вот это популяция! А сейчас… – он с досадой махнул рукой. – Одно название. Ничего я собирать и не думал. Гуси там, в середке самой. А по краю уже не гнездятся. Михалыч может и найдет. А мне этого не нужно.

– Как же так? – возмутился Борька. – Вы меня увели так далеко тогда ради чего? Просто прогуляться? Мне намного важнее увидеть именно гусей, найти их гнездовья. И пусть есть один шанс на миллион, но он есть, что я увижу того, кого ищу!

– Кого ты увидишь? Что за глупости ты несешь? Мне Николаич обрисовал в двух словах, зачем ты сюда приехал. Гиблое дело. Никого ты найти не сможешь! Если твой гусак отличается от других, то его уже лисы сожрали, не сможет он выжить.

– А как же ваш план? Разве его не нужно выполнять? – напомнил Боря, надеясь, что может этот аргумент поднимет Седого.

Но тот ответил:

– План Михалыч сделает. За этим его и отправил без тебя.

Борька плотно сжал губы и шумно выпустил воздух.

– Ничего вы не знаете про того, кого я ищу, – сказал он. – Но у меня есть совесть и долг.

Боря встал и пошел дальше, сам не зная куда, лишь бы подальше от этого человека.

– Стой! – крикнул Седой. – Сгинешь же, а мне отвечать!

Борька в душе все же обрадовался. Без Сереги трудно ему пришлось бы, ведь он, скорее всего, даже назад дороги не найдет, разве что держать направление на ту сопку, на которой они уже были. Но если не утонет, то дальше что? Петлять да петлять в перелесках. Словом, Борька понял, что только что чуть не совершил ошибку, которая могла стоить ему жизни.

– Корзинку возьми, – проворчал Седой, проходя мимо. – Может найдем что.

Прошло три дня с того момента, как Борька вернулся с седым Серегой с Совиного болота. Борька весь издергался в ожидании Михалыча, но никаких сведений о них не было. Председатель Николай Николаевич его успокаивал:

– Не переживай ты так сильно, москвич. Мужики, бывало, по неделе из тайги не возвращаются. Сейчас лето, тепло, ночей не бывает, не заплутали, не боись. Михалыч, так тот вообще нигде не пропадет, бывалый. А силища у него знаешь какая? Во! – председатель при этом обхватил свою ногу, намекая, что такие у Михалыча руки.

– Но мы же уже вернулись ни с чем, неужели у них получилось найти хоть что-то? Мы даже не видели ни одного пролетного гуся, – говорил Борька.

– Вы не видели ни одно, потому что ходили по краю. Мне Серега рассказал, и я с ним согласился, что это правильное решение. Нам, кроме сбора этих яиц, которые повесили на мою голову, еще и отчеты нужны, где какая популяция и в какие сроки бывает. Вот этим вы и занимались.

– Вы же знаете, Николай Николаевич, за чем конкретно я сюда приехал. И вы меня хотели с Михалычем поставить.

– Серега правильно тебя с собой взял. Михалыч в болото ушел, в середку самую. Случись что – отвечать мне. Проблемы такие никому не нужны! – отрезал председатель.

– Неужели я уеду ни с чем? – в отчаянии воскликнул Боря.

– Погоди суетиться, москвич. Говорю же тебе: вернутся – всё расскажут. Уж наблюдать Михалыч умеет, поверь. А не пустить Шурку с ним было бы всем дороже. Понимаешь… как бы тебе объяснить… Человечек Шурка поганый. Вроде нормальный, но как затаит на кого-то что-то себе же выдуманное, так и гложет, и гложет. Никто с ним связываться не хочет. И тебе не советую. Каждый день машина по точкам ездит. Если Михалыч с Шуркой сегодня выйдут, то привезет. Не выйдут – ждем завтра. Жди, москвич. Здесь не Москва, люди не привыкли беситься, но лучше них никого не сыщешь.

Борька вышел на улицу. Третий день и третий раз один и тот же разговор, видимо, действительно остается только ждать. Не успел он присесть на лавочку возле конторы, как услышал:

– Привет!

Боря повернул голову и увидел ту самую девушку, с которой встретился в коридоре перед отъездом за сбором гусиных яиц. Она стояла на пороге конторы и улыбалась.

– Привет, – тоже поздоровался Борька и улыбнулся.

– Говорят, ты из Москвы? – спросила она, присаживаясь рядом на скамейку.

– Верно. Из Москвы, – подтвердил Борька и без того очевидные вещи.

– А я вот ни разу не была в Москве, – произнесла она грустно, изобразив на своем красивом личике глубокое сожаление. – Хорошо, наверное, там жить?

– Я тоже много, где пока еще не был, – ответил Боря, – но у меня был… точнее, есть друг, который считает, что Москва не самое лучшее место для жизни.

Девчонка недоверчиво хмыкнула:

– Но ведь он же всё равно так в Москве и живет, и никуда уезжать не собирается? Я права? Только одни разговоры?

– Он сейчас не в Москве, – произнес Борька и задумчиво добавил: – А вот вернется ли… Это зависит от многого, – Борька машинально достал Пеликена и начал крутить в руках, в тысячный раз изучая узоры на кости, проявляющиеся в ярком солнечном свете. Он продолжал думать и не заметил, как произнес следующие слова вслух: – От меня зависит, от него, да и от всех вас тоже.

– От нас? От меня тоже? – спросила с улыбкой девушка, тоже невольно рассматривая интересную фигурку в Борькиных руках.

Борька встрепенулся от тяжелых мыслей:

– А? Что ты сказала?

Девушка весело рассмеялась, заметив внезапную Борькину рассеянность.

– Что сегодня делаешь, Борис? – вдруг задала она совсем неожиданный вопрос.

– Хмм… – Борька пожал плечами. – Вроде как ничего. Пока жду. Ты, кстати, не знаешь, где ловит сотовая связь, хоть какая?

– Могу показать, – с готовностью ответила девушка и вскочила со скамьи.

"Что-то она слишком быстро согласилась, – подумал Борька. – И интересно, сколько ей лет? Слишком юной не выглядит и одновременно заметно, что в самом расцвете своей красоты." Впрочем, он долго над этим не думал. Сейчас самое важное добраться до сети: нужно узнать, как обстоят дела в лаборатории. Но, если уж честно себе признаться, то Борьке всего лишь захотелось пообщаться с Яной. В лаборатории, он уверен, всё в порядке.

– Это далеко? – спросил он девушку.

– Минут двадцать на машине. У тебя же есть машина?

Борька на миг задумался, стоит ли ее сажать в свою машину, что-то люди здешние не совсем простые, кабы чего не вышло.

– А может ты мне дорогу расскажешь или на карте покажешь? А дальше я уже сам найду. Ну… чтобы твое время не тратить.

– Боишься? – с хитрецой в глазах спросила она.

Борька смутился. С одной стороны, он действительно побаивался, пока сам не знал чего, а с другой, не хотелось показывать этого пусть незнакомой, зато красивой девушке. В поведении каждого мужчины заложен некий изъян, который при виде притягивающего противоположного пола начинает остро проявляться и, в итоге, если вовремя не включится сознание, может привести к необратимым последствиям. Борька это всё знал. Мозгом знал. Но мозг пока не отвечал, отвечали естественные чувства.

– Чего мне бояться? – ответил он. – Волков тут нет. Навигатор есть, не заблужусь.

– Пытаешься отшутиться? – с той же хитрецой сказал девушка. – Тогда езжай один, – и она отвернулась, собираясь уйти.

– Постой! – остановил Борька. – Ты не сказала, как тебя зовут.

– Так мы едем? – вместо ответа стояла на своем девушка.

Борька вздохнул, махнул рукой и сказал:

– Едем.

В проеме окна стоял председатель, курил сигарету и задумчиво смотрел вслед отъезжающему Борькиному внедорожнику.

***

Кто не был на Крайнем Севере, тому сложно понять, что такое полярный день. Он совсем не похож на Питерские белые ночи. Солнце за Полярным Кругом вовсе не прячется за горизонт, и если не следить за его передвижением, то невозможно отследить, который час. Более того, не понять: день сейчас или ночь. Я полностью отдался природным инстинктам и в зависимости от самочувствия то ел, то ложился спать. Так поступали все гуси. Но в текущий период большинство самок сидело на гнёздах, а гусаки всегда бродили рядом, в случае необходимости готовые защитить гусыню и яйца.

Я прилетел, когда солнце склонилось очень низко к горизонту, значит была ночь. Но на количество рассеиваемого света фактически это не влияло, и я без труда отыскал своё озеро. Весь полёт занял не больше двадцати минут, а вот пешком да вплавь я это расстояние преодолевал три или четыре дня. Я обдумывал произошедшее. Что было нужно этим людям среди болот? Что они ищут? В том, что шустрый парень хотел меня завалить, я не увидел ничего сверх предосудительного. Лёгкая добыча, которая сама идёт в руки. Никто не увидит, никто не осудит. У каждого своя этика в подобных ситуациях. Так ни до чего не додумав, я решил оставить это дело на потом. Вот высплюсь и слетаю к ним. Если они ещё там, то погляжу, что у них в корзинах. Может какой-то особый вид растения собирают? С этими мыслями я засунул голову под крыло и задремал.

Проснувшись совершенно отдохнувшим, первым делом я решил проверить, насколько ко мне вернулась способность летать. Расправив крылья, я проверил, хорошо ли их ощущаю. Всё оказалось в порядке. Былая травма меня уже не беспокоила, и я вновь мог летать, сколько захочу. Любил я спуститься к воде и поплавать. Наверное, мне нужно было превратиться в утку, а не в гуменника, поскольку водные процедуры я любил побольше, чем они. Мне нравилось взлетать с воды, я себя представлял пилотом реактивного самолёта. Вид из моей кабины, замечу, не сравнимый ни с чем!

Я полетел вокруг озера, обозревая стаю, которая в это время широко раскинулась вокруг. Всюду гуляли гусаки, охраняя гнёзда, кто рядом, кто чуть поодаль. Гусыни мирно сидели на гнёздах, иногда лишь их покидая, давая яйцам остыть. Но при этом никогда не забывали накрыть их травой и своим пухом. Маскировка нужна от пернатых хищников, которые слишком уж падки на гусиные яйца. Сверху гнездо заметить очень сложно, настолько мастерски оно бывает укрыто. Едва я поднялся повыше, как увидел выходящих из-за дальних кустов тех парней, по-прежнему волокущих свои лодки. Я тут же направился к ним. Подлетая ближе, Шустрый показывал на меня рукой, и оба парня провожали меня любопытными глазами. А Шустряк вдруг поднёс ладони ко рту и закричал, очень умело изображая гуся. Сразу видно – охотник бывалый. Басовитый махнул ему рукой, что могло означать: "Заканчивай свои глупости, айда дальше!" Корзинки в лодках были плотно укрыты мешковиной, но уже точно не пустые.

Учитывая опыт предыдущей встречи, я приземлился поодаль и, где пешком, где вплавь, направился к парням. Любому зверю или птице, если они того захотят, не составит никакого труда преследовать человека. Природные данные позволяют играючи подкрадываться и следить за людьми. Все чувства: обоняние, зрение настолько обострены и ничем не испорчены, что преследование превращается в забаву. Кроме того, окраска дополнительно облегчает эту задачу. Парни меня не замечали, а я следовал за ними по пятам, пытаясь понять, что же им здесь нужно.

– Вот видишь, Михалыч, – говорил Шустрый, – тот дурак показал нам куда идти.

– Может он и дурак, – ответил басовитый. – Но ты был бы большим дураком, если бы его зарубил. Даром он тебя в грязи извалял, а то так и остались бы ни с чем.

– Да, место он нам показал, – сказал Шустрый и зло добавил: – Если найду – не промахнусь.

– Как же ты его узнаешь? – усмехнулся басовитый. – Все они на одно лицо.

– Нет, не все. Этого я запомнил. У него на морде кольцо.

Басовитый в ответ только отмахнулся:

– Пустая забава. Их здесь тысяча, а-то и поболе. Да и на кой чёрт он тебе сдался!

Я посмотрел на своё отражение в воде и только лишь сейчас заметил, что кольцо на морде – это про меня. У многих гуменников сверху над клювом оперение головы имеет белый цвет: такая коротенькая полоска, буквально в пять миллиметров. Так же встречаются гуси, у которых белая полоска встречается по бокам от клюва. У меня же полоска была и над клювом, и по бокам. Причём полоска чуть длиннее, чем у остальных гусей. И взглянув мельком, казалось, что весь мой клюв опоясан белым оперением. Это и есть кольцо на морде. Получается, что они говорят про меня? Забавно, но я раньше этой особенности в себе не замечал. Ну, пусть так, но почему я дурак?

А незваные пришельцы следовали дальше и обшаривали каждый кустик и каждую кочку.

– Подойди-ка сюда, – сказал басовитый, согнувшись над пригорком и раздвинув траву. – Видишь: только одно. Не бери! А-то гусыня в этом году уже не сядет. Не жадничай!

– Да понял я, понял, – ответил Шустрый. – Не возьму.

Басовитый Михалыч пошёл дальше, а Шустрый, когда тот отошёл, забрал одинокое яйцо из гнезда и украдкой положил себе в корзину. Презрительно ухмыльнулся и сплюнул под ноги.

"Ах ты, сволочь!" – возмутился я. Так вот зачем вы здесь! Сборщики гусиных яиц. Гости из прошлого. Ведь эти времена уже давно канули в лету. Еще в середине двадцатого века перестали собирать яйца. Не каждая самка после сбора добавит яиц в гнездо. А если забрать все, то она точно больше не выведет ни одного яйца в этом сезоне. И государство решило, что сбор вовсе нужно запретить. И правильно сделало. Но, видимо, есть заказчики, которым понадобились эти дармовые яйца. И вот сборщики и активировались. Интересно, сколько их ещё в этих краях? Ведь два сборщика за два-три дня могут огромную стаю оставить без потомства.

Каждый раз, когда Михалыч не видел, Шустрый забирал все яйца, не оставляя ни одного в гнезде. Если же басовитый был рядом, то, оставив одно яйцо, Шустрый пытался всячески гнездо демаскировать. Гусыня, почуяв опасность, обычно, если понимала, что затаиться на кладке уже не получится, тихо оставляла свои яйца, при этом не забыв их укрыть своим пухом и травой. Шустрый же откидывал в сторону всю маскировку, надламывал или притаптывал растущую рядом траву. Яйцо оставалось видимым почти с любого ракурса. Даже самый ленивый хищник соблазнится на такую лёгкую добычу. Если гусыня не вернется вовремя, то яйцо обречено на гибель.

Басовитый Михалыч, если успевал заметить проделки Шустрого, ругался на него и сам поправлял маскировку.

– Послал бог мне напарничка. Не возьму тебя больше! Губишь только! Злоба одна!

Шустрый в ответ только ухмылялся и продолжал портить гнёзда. С особым остервенением он разорял их, если вдруг обнаруживалось не более двух яиц. Случайно треснувшее яйцо старался как можно больше размазать по земле и распинывал скорлупки во все стороны.

Я следовал бесшумной тенью за Шустрым. Он в своей злобе ничего не замечал. Я мог притаиться буквально в двух метрах, наблюдая за его вандальными действиями. Шустрый уже почти наполовину собрал одну корзину. На вскидку, в ней помещается более пятисот яиц. Я бранил себя на чём свет стоит. Да, я дурак! Это я показал им направление, где моя стая. Я сам на них вышел и потом сам же полетел в сторону мест гнездования. Сколько здесь было гнезд, даже сложно вообразить! Только в моей стае более пятисот особей, но ведь вокруг гнездились гуси из многих стай помельче, а также другие виды водоплавающих. А теперь я, как трус, крадусь за ним и не знаю, как остановить это варварство. По моей неосмотрительности над тысячами ещё не родившихся птиц нависла опасность. Смерть в лице Шустрого бродила от кладки к кладке. К Михалычу я был намного спокойнее. Результат его сбора был менее заметен. Гнёзда оставались на вид нетронутыми и гусыня, вернувшись, была способна восстановить количество яиц. После Шустрого – словно трактор проехал. Его злая ухмылка, которая, видимо, никогда не сходила с лица, бесила. Но я понимал, что стоит мне выдать себя, как он тут же взмахнёт своим мачете и ведь, действительно, не промахнётся.

Никакой гусак не мог встать на защиту гнезда. Это не лиса и даже не волк, взмахом крыла не отобьёшься. И гусаки просто убегали подальше, надеясь, что враг последует за ним. Шустрому, конечно же, знакомы эти уловки. Он радостно вскрикивал, зная, что гнездо где-то рядом. В такие моменты я плотнее прижимался к земле и замирал, потому что Шустрый как угорелый начинал метаться во все стороны, чуя добычу. Таким образом мы дошли до края моего озера, где я проводил долгие дни реанимации после травмы.

– Глянь, Михалыч, – весело закричал Шустрый. – Этот какой-то очумевший. Не пускает.

– Уймись, – ответил басовитый. – Других гнёзд полно, оставь его.

Но Шустрый его слова проигнорировал и достал свой тесак.

– Не дури! Не надо нам этого! – закричал басовитый.

– Михалыч, да я только голову возьму. Ты гляди, какой чёрный клюв. На сувениры пойдёт.

Меня обожгло будто молнией. Это же Черноклюв! Он не станет убегать. Он будет биться. Но Черноклюв не знает людей, вряд ли он даже понимает, перед какой большой опасностью стоит. Силы не равны. Шустрый стоял возле кромки воды, пряча тесак за спиной, а Черноклюв, растопырив крылья, надвигался на него. Шустрый не торопился, предвкушая большую забаву, ждал.

План в моей голове созрел мгновенно. С третьего шага я взлетел за спиной Шустрого, описал полукруг, круто развернулся и быстрее стрелы помчался на Шустрого сбоку. В этот момент Черноклюв высоко подпрыгнул, намереваясь клюнуть своего соперника. Шустрый сделал шаг ему навстречу и взмахнул мачете. Я соколом подлетел к Шустрому и, будто молотом, ударил его сгибом крыла в висок. Но было уже поздно. Тесак рассёк тело Черноклюва до половины и увяз в нём. От моего удара голова Шустрого дёрнулась, и он рухнул в воду вместе с Черноклювом.

Меня тоже тряхнуло, но я смог удержаться в воздухе и тут же полетел на второй круг, готовый к новой атаке. Но Шустрый не подавал признаков жизни и медленно опускался под воду. Михалыч бежал к месту битвы, гремя басом и рассыпая проклятия. В один миг он выхватил исчезающее тело Шустрого из воды и вытащил на сухое место. Перевернул на живот и забросил себе на одно колено. Изо рта и носа Шустрого потекла вода, перемешанная с кровью. Михалыч стучал его по спине и периодически встряхивал. Через минуту Шустрый начал сильно кашлять, выплевывая остатки воды из своих лёгких. Я сел на воду, подплыл на расстояние метров в двадцать и стал спокойно наблюдать. Прятаться не было никакой необходимости.

Михалыч перевернул Шустрого на спину и положил на землю. Шустрый открыл глаза, но его тут же стошнило. Чтобы он не захлебнулся, Михалыч повернул его на бок. Когда Шустрый закончил рыгать, Михалыч зачерпнул воды и умыл ему лицо. Шустрый лежал некоторое время не двигаясь, но я видел, что дыхание его успокоилось, он жив, но находится в бессознательном состоянии. Михалыч тяжело вздохнул, посмотрел на меня пристальным взглядом. Потом встал и пошёл к своей лодке. Порылся в вещах, достал небольшую стеклянную бутылку и вернулся к Шустрому. Открыв бутылку, он плеснул немного себе на ладонь и утёр ему лицо, тщательно растирая под носом, переносицу и лоб. До меня долетел запах спирта. Шустрый вздрогнул и открыл глаза, непонимающе осматривая склонившееся над ним лицо Михалыча.

– Ну, как? – спросил басовитый. – Встать можешь?

Шустрый попытался поднять голову и простонал:

– Михалыч, ты?

– Я, – ответил басовитый.

– Мутит меня сильно… Ничего не вижу… Туман один… Что было-то? Голова раскалывается! Михалыч, не вижу ничего. Ночь что ли? Мы где, Михалыч?

Басовитый молча смотрел то на Шустрого, то на меня. На его густо заросшем лице невозможно было что-либо прочитать. Наконец, он ещё раз глубоко вздохнул и промолвил, глядя на своего приятеля:

– Дурак, он и есть дурак.

– Кто дурак, Михалыч? Помоги мне, гляну я. Туман вот только пройдёт.

– Да лежи уже, – отмахнулся басовитый.

Михалыч встал. Сходил за своей лодкой. Переложил яйца из обеих лодок в одну корзину и плотно укрыл брезентом. Потом освободил полностью одну лодку, застелил дно сухой травой, легко подхватил Шустрого и осторожно переложил в лодку. Я подплыл ближе и явно рассмотрел гематому на виске Шустрого. Шустрый опять впал в беспамятство и лишь иногда вздрагивал и постанывал, если Михалыч нечаянно задевал травму. Затем он привязал лодку с корзинами к лодке с Шустрым, вытащил у того из брюк ремень и сделал что-то вроде петли. Достал бутылку со спиртом, немного подумал и убрал её обратно в мешок. Присел на нос лодки, скрестил пальцы, положив локти себе на колени, и внимательно смотрел на меня. Я в этот момент уже вышел на берег и чистил перья. Конечно же, я был наготове, если вдруг он вздумает что-нибудь швырнуть. Но басовитый не проявлял никакой злобы, напротив, его глаза даже излучали что-то вроде доброты, если так можно назвать. В них угадывался огонёк интереса. Потом он повернулся к Шустрому: тот по-прежнему лежал без движения. Михалыч вздохнул, лицо его выразило недовольство. Он поднял сжатый кулак и замахнулся, будто собираясь ударить Шустрого, шумно и злобно вдохнул воздух и произнёс:

– Эх! Как дал бы!

Затем еще раз глубоко вздохнул уже более спокойно, поднялся во весь свой могучий рост, впрягся в петлю, как это делали бурлаки, и потащил обе лодки в обратном направлении. К тому моменту, когда он удалился достаточно далеко, я уже закончил с чисткой. Взлетел, догнал его и присел неподалёку. Басовитый остановился, опять присел на лодку, отдыхая. Потом крикнул мне:

– Иди домой. Яиц больше не трону.

Я ему поверил и полетел назад. Мне показалось, что Михалыч проводил меня удивленными глазами.

Я вернулся на место короткой схватки с Шустрым. Грустная картина предстала передо мной. Тело Черноклюва, разрубленное точным ударом, лежало на поверхности воды. Мачете по-прежнему торчало в нём. Голова Черноклюва была скрыта водой, крылья небрежно разбросаны в стороны. Удручающая картина. Я вышел на берег и тут же заметил Афродиту. Она одиноко стояла на берегу и печально смотрела в сторону. Заметив меня, Афродита на миг очнулась, но тут же потухла. От её взгляда не осталось и толики прежнего лукавства, ничего живого в нём не угадывалось.

Я чувствовал себя глубоко виноватым во всём, что произошло. Черноклюв погиб, потому что его бойцовский гордый характер не позволил уйти от опасности и смело ринуться в бой с неравным противником. Но, если бы я не привел этого самого противника в лице сборщиков яиц, то никакого боя и не состоялось бы. Груз вины тяжело опустился на мои плечи. Я не умел успокоить Афродиту и, понурив голову, поспешил исчезнуть с глаз долой. Я не мог выдержать ее взгляда, хотя она вряд ли могла даже предположить, что всё произошло из-за меня.

Я забился в кусты и надолго затих, задумавшись над всем, что произошло. Чаще всего мои мысли возвращались к Афродите. Я себе, конечно же, надумал, что смотрела она на меня осуждающе. Не может же в самом деле птичий ум быть настолько проницательным и догадливым. Тем не менее чувство вины не оставляло меня ни на минуту. Я боялся вернуться к ней, боялся, что она вдруг возьмет и по-человечески скажет мне об этом. Но это уже слишком! И, прилично насидевшись и поразмыслив, в конце концов, я решил, что не стоит так убиваться. Вот появятся у Афродиты птенцы, и забудет она свои беды, полностью увлекшись воспитанием своих чад. Я знаю, что потеря самца не является для гусыни стопором для высиживания кладки. Я сам видел у бабушки в деревне, что существуют небольшие семейки, в которых нет гусака. И гусыня, мать-одиночка, вполне успешно воспитывает гусят. Всё же мне было совестливо, и я вернулся к гнезду Афродиты.

Но гнездо пустовало. Пять яиц были заботливо прикрыты травой и пухом, Афродиты не было поблизости. Конечно, гусыни оставляют свои яйца, давая им остыть, а заодно и самим подкрепиться, уходят порой даже на продолжительное время. Но что-то мне не понравилось здесь. Гнездо выглядело покинутым навсегда. Я кинулся разыскивать мать. Искать пришлось недолго. Афродита сидела на берегу рядом с тем самым местом, где я ее оставил. Там же в воде лежал Черноклюв. Увидев меня, она поднялась на ноги, но постояв с минуту, опять села, вновь погрузившись в свои мысли. Видимо, она больше не собиралась возвращаться к кладке. Опять червь совести начал глодать меня. Из всех гусей стаи Афродита была ближе всего. Мне стала не безразлична ее судьба и судьба ее потомства. Я подошел ближе и раскрыл крылья, пытаясь погнать её к гнезду. И мне даже удалось провести ее несколько метров в этом направлении. Но всё же она отбилась от меня и вернулась на прежнее место, взглянув на воду, на то место, где всё также лежало тело Черноклюва.

Я попытался погнать её ещё раз, но безрезультатно. Хоть сам высиживай, в самом деле! Наконец, я спустился в воду, подплыл к Черноклюву и, взявшись клювом за рукоять мачете, всё еще торчавшее из трупа, начал толкать его к дальним кустам, чтобы навсегда скрыть от грустных глаз. Затолкав Черноклюва за кочку, я вернулся к Афродите. Настроен я был очень решительно и, лишь только вылез из воды, тут же быстро подошёл к ней, широко раскрыл крылья и энергично начал ими размахивать, при этом как можно веселее пританцовывать и подпихивать ее к гнезду. Я не старался разбудить прежнюю Афродиту, но напомнить матери о ее ещё не родившемся потомстве был обязан. Танцевал я так минут пятнадцать. Поначалу она сидела, безучастно на меня поглядывая. В какой-то момент, когда я чуть ли не стал задевать её перьями, она поднялась и вновь подошла к берегу, намереваясь напомнить себе о несчастливых событиях. Но ничего, напоминавшего о былом, уже не было видно. Тогда Афродита постояла ещё, как бы вспоминая что-то, потом взглянула на меня и подошла поближе. Я тут же возобновил свой танец и даже громко закричал, вздернув клюв к небу. Афродита не закричала вместе со мной, но садиться уже не стала, а начала чистить свои перышки, часто встряхивая головой и расправляя крылья. Думаю, что не всё потеряно, выводок можно спасти. И действительно: Афродита после моих подталкиваний пошла к кладке. Подошла к гнезду, еще раз почистила перышки, постояла немножко, глядя на яйца. Потом начала бережно переворачивать каждое и перекладывать лишь одной ей известным способом. В итоге, она все же села на гнездо, прикрыв будущий выводок материнским теплом.

***

– Уедешь от нас уже навсегда? – спросила она, когда машина выехала на грейдерную дорогу.

– Нет, Люда, – Борька уже знал, как ее зовут, – Хотелось бы еще приехать.

– Зачем?

– По работе.

– По работе? И чем ты занимаешься в твоей Москве, что по работе сюда ездишь? – продолжала проявлять интерес Люда.

Борька совершенно не был настроен на допрос незнакомой девушки, пусть и симпатичной, поэтому старался тянуть время до появления сети. А уж там он сможет ей прямо сказать, что, мол, надо поработать, извини.

– Чем занимаюсь? Да так… Исследую. К вам же много исследователей приезжает? Вот считай: я один из таких.

– Ты не такой, – сказала Люда, загадочно улыбнувшись. Затем вдруг взяла Борькину руку в свою и повторила: – Ты не такой, ты не женатый. Кольца нет.

От неожиданности Борька смутился. Он почувствовал себя неловко. С одной стороны, ему было приятно ощущать нежную девичью руку, а с другой, это выглядело странно, и он почему-то подумал, что за ними сейчас могут наблюдать и решил, что нужно бы руку как-то высвободить.

– А чем ты здесь занимаешься? Какое образование? – спросил он, пытаясь мягко высвободить руку, потянувшись к рычагу коробки передач. Но девушка сама ее отдернула и, чему-то обидевшись, отвернулась от Борьки со словами:

– Ничем я тут не занимаюсь. Что вас всех интересует какое образование? Да какая кому разница? Вы что по образованию выбираете? Чушь это собачья! Вот и отец сказал, что выучиться нужно обязательно. Ну выучилась, ну высшее у меня! И что дальше? – она зло с вызовом посмотрела на Борю. Тот помотал головой, давая понять, что ничего плохого не имел в виду.

Она продолжила:

– Сижу в этой дыре, как последняя дура! Давно надо было уехать и не слушать отца. Вечно он меня держит возле себя, как собачонку.

И она замолчала. Перебивать такое молчание у Борьки не возникало никакого желания: уж лучше пусть молчит, чем так сразу свои проблемы выкладывает. У него и без нее забот хватает.

Он посмотрел на телефон: сеть еще не появилась.

– Уже близко, – сказала Люда полностью успокоившись.

– Получается, что мы поехали от базы обратной дорогой, той самой, которой я сюда ехал? Про это место я и сам знал. Поближе нигде не было?

– Сотовой связи поближе к базе нет. Только здесь. Вот, как раз появилась, можешь останавливаться, – сказала она, бесцеремонно взяв Борькин телефон.

– Как же ты с подругами общаешься? Или у вас проводной, как раньше? – пошутил он, забирая у нее свой гаджет и вылезая из машины.

Сеть была, но интернет почти не работал. Борька жадно начал набирать и отправлять сообщения, забыв обо всем на свете.

– Кто такая Яна? – теплое дыхание, словно огнем обожгло ухо и щёку. Люда через плечо наблюдала за Борькиными пальцами, бегло бегающими по экрану. Ее волосы растрепались. Или она сама их распустила? Волосы незаметно щекотали на легком ветру Борькину шею. Он почувствовал, что начал краснеть. Люда наклонилась поближе и едва коснулась грудью его локтя. Борьке стало жарко, но он боялся спугнуть этот приятный миг. Пусть бы он длился вечно. Но Люда сделала шаг назад и повторила:

– Кто эта Яна? Подруга?

– Нет, это коллега по работе, – выпалил Боря.

– Ну-ну. Коллега, так коллега, – безразлично сказала Люда и также безучастно отвернулась, всем своим видом показывая, что не собирается больше мешать. А Борька немного с сожалением вздохнул и продолжил набирать сообщения.

Люда пару минут походила вокруг машины. Потом все так же апатично сказала:

– Если тебе нужен интернет, то не дождешься.

– Но ты же говорила…

– Здесь, я говорила, сотовая связь ловит. Да и та с перебоями. А интернета никогда и не было. За ним еще километров двадцать надо проехать.

– Тогда поехали, – оживился Борька.

– Зачем же? Позвони ей, коллеге своей, и всё узнай, что нужно.

– Как-то не хочется отвлекать, может что-то важное там сейчас… – начал он мяться.

– Ну-ну, – изрекла Люда. – Коллега, говоришь?

Борька не до конца понимал, что она имеет в виду. Но корочкой мозга осознавал, что эта девочка не промах, очень наблюдательная, и ей достаточно пары фактов, чтобы сделать очень точные выводы, как минимум, касаемо ситуаций из жизни.

– Тебе-то привычно звонить всегда. Других способов нет. Ну, разве, что телеграмму отправить, – попытался он отшутиться, оправдывая свое стеснение позвонить Яне.

– А ты, наверное, считаешь, мы в каменном веке живем? Ладно. Поехали, исправим твою ненаблюдательность. На базе интернет есть.

– Как интернет? Зачем же мы тогда сюда поехали?

– Ну, ты же сотовую связь просил, вот за этим и ехали. Спросил бы интернет – показала бы интернет, – рассмеялась Люда.

Борька подогнал машину к конторе. Там уже стоял УАЗик, на котором седой Серега ездил к месту встречи Михалыча с Шуркой. Борька выскочил из машины и с нетерпением поспешил узнавать, с чем приехал седой.

В дверях он столкнулся с выходящим Седым.

– Ну как? Михалыч вернулись? – выпалил сходу.

Седой с неприязнью посмотрел на него, потом перевел взгляд на машину, из которой в этот момент выходила Люда и пробормотал с желчью:

– Похож ты на мать свою, как две капли. Поэтому и дала знать о себе там на сопке старая заноза, будто вчера всё было с твоим отцом, – и добавил более сурово: – Лицом похож ты на мать, а смотришь на девок наших, так же, как твой отец. Ты смотри, я-то уже старый, но найдется, кто накостылять сможет, чтобы чужого не хапал!

Седой сплюнул под ноги и вышел, грубо потеснив Борьку в проеме.

Борька малость возмутился от такой беспочвенной угрозы. На кого это он тут засматривается? Он сюда по делу приехал, а не свататься. Но что-то сейчас доказывать глупо. Ведь надо же было случиться такому совпадению, что Люда вышла из его машины именно в эту самую неподходящую для Борьки минуту. Теперь начнутся разнотолки. Да, ехать с ней не стоило. Зря он себя не послушал. Впрочем, ладно. Ему сюда уже, может, и возвращаться не придется. Он полетел к кабинету председателя.

– Николай Николаевич, есть новости? Михалыч вернулся? – бухнул он с порога.

Белоголов поднял утомившиеся глаза. Борьке показалось, что председатель уже не хочет видеть его, что он для его базы лишнее ненужное бремя, с которым приходится мириться, поскольку об этом попросил Лев Иванович. Однако, Боря отбросил эти догадки в сторону, ему всего лишь требуется узнать, с чем приехал Седой. Председатель протер лицо ладонями, будто просыпаясь, выждал несколько секунд и сообщил:

– Нет, москвич. Ничего нет стоящего. Все вернулись, все живы-здоровы. Но твоего гуся не видели.

– Вообще ничего нет? – расстроился Боря. – А они хотя бы встретили гусей? Яйца собрали?

– Яйца? Яиц набрали. Немного, но сколько уж есть.

– Может мне самому с Михалычем поговорить? – предложил Борька. – Он завтра придет? Или скажите, где живет, я сам съезжу.

– Знаешь, что, москвич, – Белоголов ни с того ни с сего стал серьезным. – Тебе лучше уехать назад. Погостил, походил по болотам, всё, что видел, можешь и доложить своему начальству или кому ты там должен доклад состряпать. А у нас работы много. На тебя уже никого выделить не смогу. Гусей смотреть уже случаев не предвидится.

– Но я же ничего так и не увидел. И в первую очередь это нужно мне, а не моему начальству.

– Тем проще, – председатель снова подобрел. – Всё и сам видел. Но ты не расстраивайся. Если какая оказия вновь случится, дам тебе знать. Заранее дам знать, я слово держу!

Борька поднял приунывшее лицо на Белоголова и вдруг подумал, что ни черта он слов не держит. Но как опытный начальник, всегда найдет способ выпроводить за дверь надоевшего посетителя. Борька грустно вздохнул, встал и направился к выходу. На пороге обернулся:

– И на там спасибо, Николай Николаевич. Что ж, буду ждать оказии. До свидания.

– Да ты не грусти, студент, – улыбнулся председатель, но Борька уже не верил в искренность этой улыбки. – Сегодня уже поздно ехать. Поедешь завтра утром. Сегодня отоспись: на тебе лица нет.

– Спасибо, – ответил Борька и вышел на улицу.

Люда ждала Борю возле машины.

– Что-то на тебе лица нет, – встретила она его такими же словами, что и председатель.

– Вы что, родственники с ним?

– С кем?

– А, не важно, – отмахнулся Борька. – Ты обещала интернет дать.

– Пошли, покажу удобное место, где тебя никто не побеспокоит и не будет заглядывать через плечо. А-то еще обидишься, – рассмеялась она.

Они прошли за контору. За зданием оказался небольшой прудик с удобной скамейкой, столом и мангалом. Но было заметно, что сюда редко кто заглядывает пожарить шашлык, да и вообще полянка была изрядно заросшая, как, впрочем, и пруд. Борька тут же занялся отправкой уже набранных сообщений. Но ответа еще не получил и занервничал, елозя на скамейке. Он отложил телефон, достал Пеликена и поставил перед собой. Люда сидела рядом с ним и изображала полное равнодушие к происходящему. Но, заметив Борькин талисман, все же проявила любопытство:

– Что за фигурка?

– Да так. Давно уже со мной.

– Ты его достаешь, когда нервничаешь. Помогает?

– Не знаю. Машинально достаю. Я даже не замечаю, как он у меня в руках оказывается. Думаю, что помогает… Хотел бы так думать…

Люда опять без стеснения и без лишних слов взяла фигурку и начала ее разглядывать. Борька вторично отметил это качество ее характера с ревностью к своим личным вещам. Все же Пеликен для него уже стал неким оберегом, как часть его самого, как доля его мыслей. Кроме того, он не раз вспоминал загадочный вопрос, произнесённый чукчей-продавцом тогда на толкучке: "Не отступишься?". От чего призывал не отступаться чукча, Борька не осознал до сих пор.

– А если я попрошу подарить мне его? – вдруг спросила Люда, застав Борьку врасплох этим вопросом. Но тут сработал телефон, извещая, что появилось новое сообщение.

– От нее? – спросилаЛюда.

– Нет, это от профессора, – задумчиво ответил Боря и протянул руку к Пеликену, намереваясь забрать его со словами: – Не сейчас.

Но Люда крепче сжала фигурку, не отпуская ее. Придвинулась ближе к Борьке, обхватила ладонями его кисть вместе с талисманчиком. Проницательно всмотрелась в его глаза.

– Возьми меня с собой в Москву, – сказала она, будто выстрелила.

Борька сглотнул, во второй раз за день обожженный ее дыханием. Каждое живое существо, а человек особенно, обладает своим биополем. Он это уже доказал собственными научными трудами, а теперь еще и ощутил его очень ярко. Сознание Борьки притупилось. Мысли начали путаться. Он уже и не помнил, о чем его спросила Люда. Ему было очень необычно и очень приятно вот так сидеть и вдыхать непонятно откуда взявшийся аромат. Борьке показалось, что его сейчас разорвет от того, что он делает только вдох, забыв про выдох. Как же можно выдохнуть эту свежесть? Даже на единый миг перестать ее чувствовать? Непонятное, незнакомое для него оцепенение вдруг охватило его. Таких чувств он раньше никогда не испытывал и сейчас просто наслаждался этой минутой.

Но Люда сама помогла ему очнуться:

– Так возьмешь?

Борька сглотнул еще раз, приходя в себя. Он посчитал, что правильнее будет все же освободить свою руку. Слишком быстро развиваются события, а он не настолько скорый. К тому же он опять начал думать, что за ними могут наблюдать.

– Ты же меня совсем не знаешь, – ему удалось высвободиться. Впрочем, Люда сама ослабила цепкую хватку, отпустив его руку вместе с Пеликеном.

Снова дал знать о себе телефон.

Борька заколебался: уместно ли после произошедшей сцены бросаться читать сообщения? Но Люда уже успела изобразить недовольную гримасу. И хмуро бросила:

– Читай уже! Тебе же важно, – и демонстративно отвернулась. Но не прошло и пяти секунд, как от суровости не осталось и следа: – Может, я с тобой и знакома всего-то два дня, но вижу насквозь. Я всех вижу насквозь. Хоть я и не старая, типа умудренная жизнью, но опыт разный успела получить. Не боись, тебя не трону. Ничего у нас с тобой не получится. Тебе другая нужна. Да не смотри ты так испуганно. Не дурочка тебе нужна и не серая мышка. Ты такую даже и не заметишь. Тебе умная нужна. Но не я, – и она весело засмеялась, тем не менее, подсев еще ближе, коснулась плечом его плеча и нескромно запустила глаза в его телефон.

Борьку вновь охватило приятное волнение. Он не стал отодвигаться и даже повернул экран телефона так, чтобы Люде было лучше видно.

"Кристаллы растут. Решетка в процессе изготовления. Ещё приготовила несколько недостающих растворов." – сообщала Яна.

– Кристаллы, решетки… Наверное, это может быть интересно, – постно проговорила Люда. – Но я не способна на такую лабораторную возню.

– Я тоже думал, что не способен. И увлекся совершенно другим в начале, но потом вдруг понял, что будущее рождается именно там, в специфичных работах и экспериментах, – Боря призадумался.

– Чего ты так загрузился? – попыталась оживить его Люда.

Борька встрепенулся:

– Да так… У меня всё больше одни ошибки да неудачи. Выхлоп нулевой от моих бесполезных телодвижений, – но тут он подумал, что жалобы рядом с хорошенькой девушкой неуместны и добавил: – Впрочем, время еще есть. Мало, но есть.

– Загадка за загадкой, – протянула Люда. – Чем хоть занимаешься вообще на этой работе? Что за проект? Денежный? Или так, для интереса научного?

Борька в очередной раз подумал, что собеседники ему за последние время попадаются любопытные, все пытаются что-то выяснить про него или его работу. Но, с другой стороны, он раньше вообще редко с кем общался за пределами лаборатории. Разве что с Васькой да профессором Громовым. Но профессор не считается, это рабочая обстановка. А Васька ничего обычно не слушал из того, что он ему пытался рассказать. Но вот жизнь столкнула с разными людьми и многие, да что там, почти все хотят узнать. Зачем им это? Правда, нужно признаться, что некоторые из них помогают. Но чем это обернется еще неизвестно.

– Деньги меня сейчас не интересуют.

Люда живо повернула к нему своё прекрасное личико, на котором отобразилось недоумение. И она громко закатилась смехом.

– Деньги не интересуют? Ха-ха! Ага. Деньги его не интересуют! Верю, верю, верю. Ха-ха! – постепенно она успокоила свой хохот: – А как ты жить дальше собрался? Деньги не интересуют, говоришь? Чем же ты семью кормить будешь? Кристаллами этими? На что сам жить будешь?

– Люда, о чем ты говоришь? – воскликнул Боря, отодвигаясь от неё на край скамьи. – Какая семья? Не в том я сейчас положении, чтобы об этом думать? Я не знаю, что будет со мной завтра, а не то, чтобы планировать на годы вперед! Вот когда хотя бы верну Ваську, тогда и можно будет.

Борька запнулся, поняв, что сболтнул лишнего, да и насмешливый взгляд Люды говорил о том, что он, как минимум, выглядит по-дурацки.

Она ослепительно улыбнулась. Опять придвинулась вплотную, таким образом, что Борьке отступать было уже некуда: скамья закончилась. Обхватила его шею руками и мягко поцеловала в губы. Затем также мягко отодвинулась на почтительное расстояние, прихватив Борькин телефон, и как ни в чем не бывало начала водить изящными пальчиками по экрану, перечитывая сообщение за сообщением.

Борька онемел. Язык прирос к гортани. Он ровным счетом ничего не понимал. Это было так сказочно, что невозможно поверить. В его возрасте уже, конечно, многие испытывали не себе женские ласки, но только не Борька. Интроверт по натуре, он сторонился каких-либо отношений с кем-либо мало знакомым, а с противоположным полом тем более. Кроме мамы в лоб и щеки его за всё время никто не целовал. И у Бори выработался устойчивый стереотип к девушкам. "Никому я не интересен," – однажды окончательно утвердил он свою самооценку. И старался как можно меньше нервничать по этому поводу. Но всё же не мог без зависти смотреть на другие счастливые пары. И сейчас он сидел как идиот, не зная, что делать. Инициатива полностью перешла в руки Люды. А она бесстрастно сидела и по-хозяйски копалась в Борькином телефоне, как в своем.

– Вот видишь? – не поворачивая головы произнесла она. – А ты говорил, что сейчас ни о чем думать не можешь. Все об этом думают. Всегда. А дальше либо случай, либо сам шевелишься. И потом главное – не зевать, и судьба в твоих руках. И всё: ты женат. Потом дети. Твои кристаллы и решетки должны обратиться в деньги. Иначе нет никакого счастья в будущем.

Боря вздумал что-то возразить, но Люда упредила:

– Я реалистка, меня не переубедишь.

Да, ее не переубедишь. И все-таки, в конечном итоге, она права. Но права отчасти. Она не ведает, в каком положении сейчас находится он, Боря. Вот сейчас он вернется в Москву фактически ни с чем. А что в таком случае делать дальше? Опять тупик, опять неизвестность.

– Ответь, она же ждет, – протянула телефон Люда.

Борька попытался отогнать нахлынувший поток тоскливых мыслей и коротко написал: "Новостей нет. Завтра выезжаю."

– Почему завтра? – удивилась девушка.

– Потому что делать мне тут уже нечего. Да и Николай Николаевич прямо мне обо этом намекнул. Мол, никто меня не звал, сам напросился. А поэтому и помогать особо не желают или нет возможности. Это уже не столь важно. В общем, выпроваживают. Но я не в обиде, я и сам понимаю, что и без того на меня уже много внимания было потрачено. Наверное, стоит поискать другие подобные базы к кому обратиться.

– Так что же ты тут делал? В чем тебе не помогли? Может я на что сгожусь? – она лукаво посмотрела на Борьку, и он сдался.

– Знаешь что – рассказать не могу, но могу показать. Завтра рано утром я поеду, но не прямиком домой, мне нужно заехать в одно место, где я этой весной охотился со своим другом. Вот дальше, что смогу рассказать, то и расскажу на месте. Но не более того. Нет у меня на большее полномочий. Уж прости.

– Какие страшные секреты! – усмехнулась она.

– Тебе, может, и смешно, а для меня дело жизни и смерти. Причем не моей жизни.

Рано утром Борька упаковывал машину на площадке возле конторы. Никого рядом не было, все работники еще спали. Боря с вечера со всеми попрощался, зная, что в четыре утра сложно будет кого-то увидеть, а не попрощавшись уезжать как-то неприлично. Всё уже было уложено, но он снова и снова перекладывал и переупаковывал вещи, пытаясь себя чем-то занять. Он ждал Люду. Она уже должна быть здесь, но почему-то задерживалась. Стрелка приближалась к пяти часам, когда Борька решил, что ждать дальше нет смысла. Но, наконец, она пришла.

– Я не поеду, – произнесла она мрачно, даже не поздоровавшись и опустив глаза. – Извини, но не могу. Прости, что задержала.

– В общем-то, не задержала, я только что закончил упаковываться… – Боря был огорчен. – Какие-то дела?

– Нет, просто не поеду, – она по-прежнему на него не смотрела.

Дверь в контору скрипнула: это пришел председатель. Странно, что так рано. Борька крикнул:

– Доброе утро, Николай Николаевич!

Тот в ответ лишь коротко кивнул и скрылся за дверью. Люда в мгновение бросила взгляд на захлопнувшуюся дверь, вскинула голову, обняла Борьку за шею и быстро поцеловала в щеку, так, что он даже глазом не успел моргнуть. И тут же отпрянула от него, будто ничего и не было. В следующий миг окно конторы открылось и прозвучал серьезный голос Белоголова:

– Люда, зайди!

Люда закусила губу, обреченно посмотрела на Борю и сказала:

– Отец зовет. Ты езжай. Пока! – и исчезла в темноте коридора.

Боря минуту постоял, переваривая произошедшее. "Она сказала "отец". Что ж, это многое объясняет", – рассуждал он, крутя в руках Пеликена. Затем прыгнул в машину и рванул к весеннему месту охоты.

Борька тщательно исследовал им же оставленные знаки и огорченно заключил, что Васька здесь не был. Ни одна из оставленных веточек или камней не сдвинуты. Он все рассчитал: если бы Вася в обличии гуся пролетал здесь, то, наверняка бы, переместил что-нибудь, давая понять, что он жив. Птичьих сил на это точно должно хватить. Но Борька не имел понятия, хватит ли соображения. Ведь совершенно неизвестно, что сейчас творится в его голове, какие там мысли: птичьи или человеческие, или вообще полная неразбериха. У него, Борьки, точно был бы полный хаос, а Васька сильный, справится. Хочется верить, что справится.

Боря забрался на крышу машины, пытаясь поймать сотовую связь, но попытки оказались тщетными. Он начал перелистывать старые переписки и увидел в посланных сообщениях кому-то отправленный свой контакт. Борька улыбнулся: это сделала Люда, отправила себе. Неизвестно зачем она это сделала, но в любом случае стало веселее. Так он просидел еще минут пять, затем встал, оглянулся вокруг, рассматривая пустынную, но прекрасную лесотундру. Спрыгнул с крыши, уселся за руль и помчался в Москву.

В то же самое время председатель Белоголов Николай Николаевич распекал свою строптивую дочь:

– Не будет у вас счастья, поверь мне! Вы разные совсем. Ты здесь выросла, он – в Москве. Ничего общего нет и не было.

Люда смотрела в окно и совершенно не думала о том, что сейчас говорит отец. Такой разговор происходит уже не в первый раз. С нее довольно предыдущих споров. Отец всё равно не поймет. Но она его жалеет, потому что знает, что отец боится остаться совершенно один. После смерти мамы он сильно изменился. Стал ревновать абсолютно ко всем не местным парням, потенциальным женихам. Запрещал ей даже выходить из дому. Но здесь-то она не дала себя запереть. Показала характер. Отец понимал, что часто стал перегибать палку, но уже не мог остановиться в своих нравоучениях. Он искренне считал, что желает добра только ей, что с ним она будет оставаться в безопасности. Но, в сущности, думал только о себе. И Люда не выдержала и на этот раз:

– Ну, что ты меня постоянно одергиваешь? Сам же помнишь, как все вышло с Шуркой. Хочешь еще? Теперь меня все сторонятся. Боятся Шурку.

Отец смутился, но все же сказал:

– С Шуркой было неправильно, не по-нашему, не по-людски, что ли. Но есть же другие.

– Кто? Кто другие? Назови хоть кого, все тупые или мямлики. А Шурка не идиот и знает всегда чего хочет и часто добивается. Жалко его.

– А этот твой москвич, не слюнтяй разве? – ополчился Белоголов.

– Ты его совсем не знаешь! Прыть не везде нужна, – протестовала дочка.

– Еще не хватало, чтобы ты на всяких телят западала! – гнул свое председатель, а Люда сжала губы, судя по всему, сдерживая колкость. Отец решил немного смягчить разговор: – И он не наш, он москвич. Москва далеко. Ну, кому ты там нужна? А здесь я найду тебе хорошую работу, всё родное.

Дочка устало и с жалостью посмотрела на него и глубоко вздохнула.

Отец колебался, размышляя о чем-то, говорить или нет. В конце концов решился:

– Шурку не бойся, не тронет. Ударился он сильно… И… В общем, помешался слегка.

– Что случилось? – удивилась Люда такой новости.

– Не знаю. Вроде бы ударился… С Михалычем в поле ходил. А вернулся уже лежачий. Синяк на пол лица. Не знаю. Хочешь, у Машки спроси.

– Вот еще, – выпятила губы Люда. – Надо мне очень о Шурке беспокоиться. Поделом ему. Жаль, что не сдох.

Отец укоризненно покачал головой.

Глава 4. Север зовет вновь.

В дальнейшем мне уже не приходилось загонять Афродиту исполнять родительские обязанности. И тяжесть вины понемногу начала сползать с моих гусиных плеч. Но только я успокоился, как навалилась новая забота – вороны. Они летали всюду. Стоит только зазеваться, как какая-нибудь точно наведается в гнездо. Они, словно коршуны, летали низко над землей и высматривали плохо прикрытые яйца. Вороны безжалостны. Редко какой матери удавалось вернуться и застать хотя бы одно яйцо не расклёванным после посещения гнезда вороной. Многое зависело от маскировки. Трава и пух, это всё, чем обладали гусыни. И этим материалом они старались как можно более искусно прикрывать яйца. Но и каждый гусак, отец семейства, тоже трудился, не зная усталости. Лисы – вот враг, достойный мужчины. Если на ворон достаточно просто шикнуть, то такой метод не проходил с рыжими наглецами. Но я их не боялся. С высоты человеческого анализа я знал, что нужно действовать решительно и нападать первым. Мне ещё не попадалась лиса хитрее меня. Прежние встречи с ними научили многому. К тому же неудачное расположение гнезда, которое выбрали по неопытности Афродита и Черноклюв, заставляли всегда быть начеку. Таким образом я стал выполнять обязанности по охране Афродиты и её потомства. Но я знаю, это продлится недолго, и Афродита, как только вылупятся птенцы, тут же покинет это место и забьётся куда-нибудь подальше. Я снова ей буду не нужен. И никому не нужен. Эх, снова тоска схватила за грудь. Скучаю я по Борьке, да и вообще по человеческой жизни.

Дни шли за днями. Но полярный день сглаживал часовые границы, и я почти потерял счет времени. Впрочем, я знал, что на этой широте полярный день длится около полутора месяцев. Солнце уже ближе клонилось к горизонту, значит наступил июль. Тундра цвела. Питаться я стал более разнообразно. Чаще в моем рационе бывали ягоды. Особенно хорошо шла голубика и черника. Да что тут говорить, все гуменники любят полакомиться этой вкусной ягодкой.

Афродита продолжала ухаживать за яйцами. Каждый раз, сходя с гнезда, она первым делом укрывала кладку, потом смотрела вокруг. И лишь только встретившись со мной взглядом, успокаивалась и уходила по своим делам. Я, естественно, в эти моменты никуда не уходил.

Однажды седьмым чувством вдруг понял, что Афродита зовёт к себе. Я не сразу сообразил, зачем ей понадобился, ведь никогда прежде она меня не звала. Я подошел к гнезду и остановился на почтительном расстоянии. Я никогда не подходил слишком близко, дабы не тревожить попусту мать. Вдруг она чего-то испугается и опять нужно будет возвращать её на место. До моего уха донесся едва слышный писк. Мышь! Подумал я. Или, чего хуже, ондатра! Если не поспешить, то случится непоправимое. И я решительно двинулся к гнезду.

Но никакой ондатры не было. Все пять яиц, пожелтевшие и покрывшиеся пятнами – результат насиживания гусыни – лежали на своих местах. Я присмотрелся внимательнее, ничего подозрительного, что могло нарушить их целостность я не заметил. Но писк повторился снова! Откуда же он идёт? Я заглянул за гнездо: никого. Опять писк. В ответ Афродита слегка гоготнула и сошла с гнезда, встав рядом со мной. Я ровным счетом ничего не понимал. Афродита смотрела на меня опять тем же, вернувшимся к ней лукавым взглядом. Я не ошибусь, если скажу, что вдобавок она ещё и улыбалась. И я сразу всё понял. Это пищали яйца. Да, я не сошёл с ума, пищали яйца! Ещё не вылупившиеся птенцы уже переговаривались со своими родителями, точнее, с матерью. Я-то здесь с боку припеку оказался случайно.

Тут же небольшая скорлупка отделилась от одного яйца, и в появившееся отверстие высунулась крохотная точка. Я догадался, это проклюнулся яйцевой зуб. Я боялся шевельнуться, чтобы не спугнуть этого завораживающего действия. Затаив дыхание, я ждал продолжения, когда же наконец смогу увидеть весь процесс рождения до конца, но его не последовало. Афродита ушла по своим делам, а я остался возле гнезда. И за время ее отсутствия так ничего и не произошло. Я заволновался, а вдруг остальные птенцы задохнулись или им не хватает силы прорезать толстую скорлупу, а этот единственный, едва проклюнувшийся птенец, что-нибудь себе сломал и больше не выберется. Я уж было хотел помочь остальным наклюнуться, но тут вернулась Афродита и, оттеснив меня в сторону, спокойно присела на яйца. Наконец, я поверил, что всё в порядке и вернулся на свой сторожевой пост.

Прошло несколько часов. Особым чувством я понял, что Афродита зовет меня снова. Я поспешил к гнезду. Тот первый наклюнувшийся птенец, судя по всему, только что сбросил крышечку с яйца, выдавил ещё слабыми ножками своё хрупкое тельце наружу и, вытянув шейку, внимательно рассматривал свою мать и меня – запоминал на всю жизнь. Хорошенько нас рассмотрев, он вдруг начал дрожать и попискивать. Афродита правильно растолковала его желания и быстренько укрыла своими роскошными перьями.

Все пять птенцов появились на свет в течение двух дней. И каждый раз Афродита подзывала меня взглянуть на это чудо. Впрочем, я и сам уже стал улавливать нужный момент и к последнему вылупляющемуся птенцу подошел уже сам, без ее намеков. Каждый гусенок в первые часы кажется мокрым и беззащитным. На самом деле это обманчиво. Птенцы не мокрые, как я выяснил, а имеют на концах пуховых перышек что-то вроде чешуек, которые вскоре отпадают. И их перышки красиво распушаются. Полагаю, что еды у них в желудках достаточно дня на два-три. Поскольку на третий день старшие из них начали делать попытки сбежать из гнезда в поисках чего бы перекусить. Знать бы только, чем их кормят? Сам-то я взрослый, меня учить не надо, подсмотрел у старших и сам научился. Котятам или щенкам проще – их мать молоком кормит. А как же поступит Афродита?

Афродита никак не поступила. Заметив попытки детей вывалиться из гнезда, она сама вышла из него и, выбирая места поудобнее для прохода, пошла вместе с ними исследовать ближайшие окрестности. Гусята слышали успокаивающее покрякивание мамы и следовали за ней по пятам. Часто она останавливалась и демонстративно пощипывала маленькие цветочки и мягкую сочную травку. Гусята повторяли за ней. Ах вот в чем дело! Она их учила на собственном примере, что можно есть, а что нельзя. Ну, конечно, как же они сами это поймут? Дети же еще!

Я наблюдал за этой идиллией и постепенно оставлял их одних. Пусть идут, это не моя семья. Я уже им не нужен. Охранять яйца не требуется, а значит, и нечего мешаться. Это не мое будущее, я же в душе остаюсь человеком. Вот только тело бы вернуть…

Темная тень пронеслась над полянкой и метнулась к Афродите с гусятами. Мгновением раньше я успел предостерегающе выкрикнуть. Афродита тоже выкрикнула, и все гусята бросились к ней под раскрытое крыло. Тень, едва достигнув того места, где секундой назад были птенцы, поднялась в воздух, не причинив вреда. Но, как обычно это бывает, один птенец не успел укрыться и бежал к матери. Он точно не успеет. Наглая ворона пошла на второй заход. Но я уже мчался на всех парах шипя и грозно гогоча. Я очень спешил, я хотел взлететь, но это было лишним. Гуменники бегают хорошо, и я бежал на помощь, отбросив мысли взлететь и прогнать врага. Я был гораздо крупнее молодой гусыни Афродиты. Наверное, поэтому ворона не решилась на второе пикирование и улетела прочь с громким карканьем.

Минуту спустя гусята уже повытаскивали свои головки из перьев мамаши. Афродита, убедившись, что всё стало спокойно, выпустила их снова погулять. И вновь семья стала уходить дальше в дебри болот, мхов и озёр, а я молча провожал их взглядом. Но Афродита не захотела уходить без меня. Она вернулась и стала расхаживать вокруг вместе с птенцами. До меня доходило, что Афродита считает, что нас уже что-то связывает, и не желала становиться матерью одиночкой. А что же я? А я не знаю что. Я человек. И мне нужно уже принимать решение. Причем прямо здесь и сейчас. Либо я ищу Борьку, либо что? Остаюсь с Афродитой? Семье нужна охрана. Без охраны шансы выжить значительно падают. Ну хотя бы до той поры, пока молодь не встанет на крыло. А это где-то полтора-два месяца. К тому времени снова охоту откроют и мне опять сложно будет пробиться к нашей стоянке.

Я посмотрел на птенцов, уж такие они были забавные, что я наконец-таки определился. Отвожу их в безопасное место и лечу искать Сыроедова. Если найду, то про Афродиту, понятное дело, тут же забуду. А если не найду, то вернусь. Я же одним днём слетаю, посмотрю. И я повёл свою приемную семью подальше в тундру. Хотя это большой вопрос, кто из нас приемный.

***

Боря сидел на диванчике, а профессор Громов ходил по своей небольшой каморке, задумчиво потирая подбородок. Боря рассказал о поездке на охотничью базу. Складывалось впечатление, что съездил он впустую, о чем красноречиво свидетельствовала его поникшая голова.

– Знаешь, Боря, – сказал Громов. – Я не хотел тебе говорить раньше, но время уже поджимает. Нам через неделю назначили встречу. Нужно будет отчитаться о проделанной работе, о результатах. Думаю, ничего страшного нам не предстоит. Просто расскажешь, что сделано, что планируется. Про финансовую часть не переживай, это моя забота.

– Честно говоря, Евгений Петрович, мне сложно будет составить отчет. Потому что пока никаких результатов нет.

– Да, – согласился профессор, – с результатами пока не очень. Но ведь у нас еще неделя. Нужно будет хорошо поработать. Как раз и состряпаешь какую-нибудь презентацию. Они любят картинки. Заодно и порядок в своей голове наведешь.

Борька ушел от Громова совершенно обескураженный. Впрочем, всё к этому и шло. А что он еще хотел? Сколько там где-то наверху власть имущие будут ждать? Он же с самого начала не допускал, что, дескать, дали деньги и забыли. Но как ни бился, какого-либо результата пока нет ни на одном направлении. И тут, как гром с ясного неба, навалилась проверка. Проверки всегда бывают не вовремя.

Он сел за лабораторный стол, поставил перед собой молчаливого советчика Пеликена и капитально задумался, с чего же начать отчет. Совершенно точно его надо начинать сегодня, но с какой стороны подступиться? Что в первую очередь хотят знать чиновники? Хоть Громов и взял на себя отчет по финансовой части, но Боря догадывался, что от него самого доклад требуется именно финансовый – на что были потрачены деньги. При этом, если они израсходованы без получения результата, то такая картина навряд ли им понравится. С чего же начать?

– Боря, привет! Ты уже здесь? Так рано?

Борька оторвался от своих дум и увидел сияющую Яну, с лучистой улыбкой направляющуюся к нему. Будто чем-то родным вдруг повеяло от нее. Борька поднялся навстречу. Он переборол внезапно появившееся желание обнять и прижать ее к себе. Должно быть, Люда там на далеком севере зажгла в Борьке глубоко упрятанные за семью печатями чувства, и теперь он смотрел на прелестную Яну совсем иначе.

– А у меня есть новости, – не дождавшись ответа весело воскликнула она.

– Надеюсь хорошие? Ты ничего об этом не писала, – сказал он с улыбкой.

– Потому что только сегодня появился результат. Мы утвердили чертеж решетки для закрепления кристаллов. Так что через пару недель она будет готова, – с радостью объявила Яна.

– Пару недель… – повторил Боря в невеселой задумчивости, постоянно помня о предстоящем отчете. – Лучше бы через неделю. Постой-ка! Но ведь когда я уезжал, чертеж на решетку находился в начальной стадии разработки? Я просил отправить исправления по полученным замечаниям. Неужели ты все сделала? А как ты нашла электронную почту?

– Боря, какой ты смешной, – рассмеялась Яна. – Почта была написана на полях чертежа.

– В самом деле, что-то я забыл, – почесал затылок он. – Все же погоди! Как ты смогла управиться так быстро, общаясь только письмами?

– Ну, почему же только письмами? Я встретилась с ним и все обсудила.

– С кем? С Мирзо?

Девушка на миг задумалась:

– Д-да, с Мирзо, – запнувшись ответила она. – Его так тоже называют.

Боря не обратил внимание на запинку в ответе.

– Ты ездила в гаражи?

– В гаражи? – удивилась Яна. – А, ну да. Да. Конечно же. В гаражи.

Борька был ошеломлен такой неожиданной инициативой. И смог только развести руками.

– Что же. Молодец! Но, вообще-то я планировал это взять на себя. Все же общение с неизвестными да еще в сомнительном месте…

Девушка улыбнулась:

– Не переживай, всё же обошлось. Рассказывать дальше?

– А что? Разве еще что-то ты успела?

– Конечно! Чертеж решетки – это было самое простое. Кристаллы тоже почти все уже готовы. А вот с лазером я как-то не очень разобралась. Документов на него нет, а Евгений Петрович постоянно занят. Может быть ты мне объяснишь, какие работы ты по нему делаешь?

Борька в очередной раз поразился удивительной работоспособности девушки.

– Ты быстро схватываешь. Наверное, меня переплюнешь скоро. Но я не из тех, кто копит знания в копилку на черный день. Я всегда рад ими поделиться. Особенно с тобой, – последние слова он добавил немного смутившись. – Просто никак не рассчитывал, что эту копилку придется вскрывать так рано. Про лазер я тебе расскажу. Вижу, ты уже похозяйничала во всей лаборатории в мое отсутствие, – Яна зарделась, но Боря поспешил ее успокоить: – Но это меня радует, меньше времени потребуется на вступление.

– Здорово! – обрадовалась она. – А как прошла твоя поездка? Успешно?

Борька приуныл:

– Не совсем успешно. Точнее совсем неуспешно. Впрочем, ладно. Потом расскажу. Пошли к лазеру.

Борьку привезли в уже знакомый особняк, как и в прошлый раз из обезьянника, на полицейском УАЗике. На этот раз руки, естественно, не связывали и не было конвойного. Только один водитель, который частенько включал громкую сирену. Благодаря этому доехали довольно быстро. Его провели в тот же кабинет с массивным овальным столом. Боря, не спрашивая, прошел на свое прежнее место: "Попросят пересесть – пересяду", – решил он, так до конца и не определившись с форматом встречи. Громов ничего не говорил, даже про форму одежды ни проронил ни слова. Сказал лишь, что нужно подготовить отчет. А как этот отчет выглядит, что потребуется, так Борька и не смог добиться.

Отчет он готовил только последние пару дней, и если бы не Яна, то получилось бы гораздо хуже. Спасибо ей огромное: она надоумила всю его писанину перевести в электронный вид. Два вечера до самого позднего времени девушка провела с ним, помогая составить доклад. На этот раз Боре пришлось рассказать гораздо больше о том, над чем же он работает в глобальном понимании, нежели он планировал раньше. Он был вынужден идти на частичное раскрытие тайны. Зато такая мера позволила вымучить этот самый отчет, будь он неладен! Ну, совершенно не ко времени чиновникам он понадобился!

– Здравствуйте, Борис! – в кабинет вошел уже знакомый дружелюбный чиновник. Вместе с ним вошел еще один человек. Оба протянули руки Боре. Он поздоровался.

– Значит, вы и есть тот неудавшийся ученый? – после пожатия руки воскликнул второй.

Не понравилось Борьке, как начался разговор с незнакомым человеком. Но он решил для начала не выдавать своего вдруг поменявшегося настроения:

– Почему неудавшийся? У меня уже многое сделано.

– А это мы сейчас узнаем, – все также неприветливо продолжал второй чиновник. – Ну, что у вас там? С чем пришли?

Борька выдержал паузу, перебирая бумаги. Он знал, что в такие моменты главное не волноваться, не раздражаться самому и не раздражать окружающих. Особенно не поддаваться на провокации, не конфликтовать.

– Евгений Петрович тоже хотел подойти, наверное, задерживается, – Борька решил еще потянуть время, он сильно желал, чтобы Громов присутствовал во время его защиты. Но, как на зло, его не было. Он обещал однозначно приехать, но, судя по всему, городские пробки его задержали, либо еще какая-то причина. А он по-прежнему отказывался от служебного автомобиля.

– Начинайте уже без него, – в голосе незнакомца появились нотки раздражения. – У меня нет времени долго ждать. И давайте только по сути. Только то, что нас интересует. Не вдавайтесь в детали.

Дружелюбный чиновник скинул по обыкновению свой пиджак на спинку кресла. На его лице отобразилось что-то вроде улыбки Джоконды. Такая невинность немного удивила Борю. Неужели он не замечает, что этот недовольный Борькой человек своим поведением, своими беспочвенными возгласами сильно портит хорошую атмосферу в его кабинете? Но чиновник никак не реагировал, казалось даже, что молча того поддерживает.

"Ладно, надо начинать. Знать бы, что вас интересует?" – негодуя подумал Борька. Но бодро, как задумывал, начать речь не получилось:

– Мы… Я… Точнее наша команда провели ряд исследований на животных. На гусях. Точнее на одном гусе, гуменнике. И получили результаты анализов крови, кожного покрова и…

– Молодой человек, – не унимался незнакомец. – Давайте без лирики. Переходите сразу к смыслу!

Борька начал сильно сбиваться. Не только с речи, но и с толку. Он может все свои достижения и успехи выложить за одну минуту. Но что же это за доклад такой тогда получится? Ясно же, что скажут, что ничего не сделано, результатов же нет конкретных. Да и как им рассказывать про результаты, если они люди далекие от науки? Или же не далекие? "Была не была, изложу коротко, как он просит. Иначе сейчас взорвусь, – внутренне положился на авось Борька. – А уж дальше пусть сам выкручивается, раз так ему надо: покороче".

– Исследовано: лазер, кристаллы, гусиные и человеческие клетки, – теперь уже гораздо смелее рапортовал он, стараясь избегать слова почти. – Разработан чертеж лазерной решетки для кристаллов. Подготовлены все растворы для выращивания кристаллов. Все кристаллы растут и находятся на заключительной стадии готовности. Ведется активная работа по поиску… – на этом месте Борька к своему сожалению запнулся, подбирая нужные слова. – По поиску экспериментального образца, – наконец подобрал он слово, криво, но иначе и не назовешь.

Незнакомый чиновник пожевал губу, переваривая Борькину шрапнель, и изрек:

– Другое дело, молодой человек. Коротко, но не совсем ясно.

"Так я и предполагал, – подумал Боря. – Он настолько далек от разных исследований, что сейчас начнет меня расспрашивать по всем азам химии и физики". Но Борька ошибся, чиновника интересовали куда более привычные вещи.

– Что это у вас там за такая активная работа ведется по поиску? А? – не сильно, но все же с повышением голоса спросил он. – Рассказывайте: где, когда и с кем вы делились государственной тайной, которая была поручена лично вам?

Такого наезда Борька не ожидал. Он знал, что могут спросить многое, надавить на то, что мало выполнено. Но то, что начнут попрекать раскрытием важных секретов… Нет, к такому он не готовился.

– Никому я ничего не раскрывал.

– Тогда как же вы смогли организовать поиск? Как удалось подключить такое огромное количество людей?

Борька понял, они знают много о его деятельности, но далеко не всё. А может и вовсе делают вид, что знают всё, но реально не знают ничего. В любом случае Борька твердо решил не называть ничьих имен, в первую очередь того, кто ему дорог и за кого он готов пуститься во все тяжкие: отец, Яна, Лев Иванович, Мирзо.

– Я никому никаких тайн не раскрывал, – спокойно, но твердо повторил он.

– Допустим, – чуть смягчился незнакомый. – И каков же результат ваших поисков? Нашли? – и он изобразил издевательскую улыбочку, зная заранее ответ, что иголку в стоге сена найти очень непросто.

– Пока нет, – честно ответил Боря. – Но поиски еще не закончены. Есть множество способов. Применяем последовательно.

Про множество способов Борька, конечно, приврал. Идея найти Ваську посредством сбора яиц сама по себе неплохая: гуси мало перелетают, находятся возле своих гнезд. Идеальное время заметить что-то необычное. Но для получения эффективного результата требуется много людей. Не трое, как ему было выделено председателем, а, как минимум, сотня. И чтобы они прочесывали не одно болото, а смогли обойти десятки мест гнездований. Седой Серега, как бы на него не злился Борька, был прав: глупая затея искать непонятно кого и неизвестно где. Льву Ивановичу с отцом, конечно, огромное спасибо. Это они подсказали такую, пусть безумную, но все же идею. Но что подразумевалось делать дальше? Дальше отец предлагал поймать гуся-Ваську, например, в период линьки. Для этого можно организовать кольцевание гусей. Но где теперь их кольцевать? Какой участок выбрать? Не будешь же оцеплять весь Кольский полуостров?

– Послушайте, молодой человек, в этом и есть ваша проблема, что вы применяете ваши, как вы их называете, способы, последовательно. Сколько вы нам предлагаете ждать итогов? Хоть что-нибудь уже можете показать? Хоть один результат?

Чиновник продолжал давить. Борька надеялся, что другой дружелюбный чиновник всё же вступится за него, но напрасно. Казалось, он даже забавляется всем происходящим. Его лицо не было ни осуждающим, ни оправдывающим, будто он наблюдал сцену в театре и не вмешивался, ожидая развязки. А Боря не знал, чем парировать нападки неизвестного. И Евгений Петрович все еще задерживается, пора бы уже ему появиться. Незнакомец тем временем продолжал:

– Вынужден до вас донести, что если в ближайшее время от вас не поступит ни одного дельного предложения, то мы вынуждены будем прекратить финансирование этого проекта. А вы знаете, чем такой факт обернется для вас.

Борька сник. Крыть нечем. Если он не сможет ничего предложить, то его ждет тюрьма, а Василия… Страшно даже подумать, что ожидает его друга.

– Ну, так что? – не остывал незнакомый. – Вы не потрудились ответить ни на один из моих вопросов! Хотя бы скажите, чем планируете заниматься дальше? Скажем, в области ваших научных знаний я не разбираюсь, но это и не моя забота. Но вы, на худой конец, сообщите, как будете работать в направлении розыска нужного нам гуся? Или вы сами планируете стать под луч вашего аппарата? И тем самым избавите нас от вашего присутствия? А?

– Я всегда готов это сделать! – твердо отрезал Борька.

Чиновник артистично поднял брови и присвистнул:

– Вот те на! Он, видите ли, хочет произвести акт самопожертвования, предать себя в жертву! – он посмотрел на дружелюбного: – Ты соображаешь, куда наш ученый клонит? – и заявил уже обращаясь к Борьке: – Зарубите себе на носу, молодой человек, что никакого самопожертвования вы делать не имеете права! Вы что же, хотите самоустраниться? Вроде как: я такой герой, дел натворил и слинял? Ну уж нет! Вам запрещено подвергать себя опасности в какой бы то ни было мере. И если вы ослушаетесь, захотите похорохориться, то разговаривать с вами будут уже не так ласково, как сегодня. Запомнили?

– Запомнил, – Борей овладели смешанные чувства. С одной стороны, его ругали, обвиняли в бездействии, но в то же время им дорожат. Получается так?

– Итак, на один вопрос ответил. Давай теперь на следующий, – не удержался незнакомец, перейдя на ты: – Что дальше с поиском вашего друга? – речь его заметно потеплела.

– Дальше продолжим поиски, – промямлил Борька. Ведь, если обмолвиться про кольцевание, то будет куча вопросов, основной из них где. А он понятия не имеет, где.

– Ох, опять ты начал… – снова стал раздражаться неизвестный. – Где? Когда? Как? Не тяни уже! Докладывай!

У Борьки ожил телефон, пришло новое сообщение. Он запоздало вспомнил, что забыл его поставить на беззвучный режим. И сейчас, в тишине, среди образовавшейся паузы, звук рингтона прозвучал изрядно громко. Борька потянулся к сумке, но сообразил, что сейчас не самый подходящий для этого момент.

Чиновник раздраженно причмокнул и откинулся на спинку стула.

В дверь постучали и тут же открыли без дополнительного разрешения.

– Ааа, – радушно протянул дружелюбный чиновник. – Заходи, – приветливо махнул он рукой. И в кабинет вошел профессор Громов.

Евгений Петрович не стал здороваться и сразу сел на ближайший стул.

Незнакомый чиновник бросил взгляд на Борьку и раздраженно кинул:

– Хватит дергаться, да посмотри ты уже свой телефон! – и уже гораздо вежливее Громову: – Как добрались? Мы уже заждались. Вот с вашим студентом разговариваем.

– Это хорошо. О чем успели расспросить?

– Расспросить о многом успели. Только ответов никак не добьёмся. Скрытный он у вас слишком, слова не вытянешь. Вот возьмем для примера гуся. Так он даже этого не может. Уж что-что, а такое плевое дело никак не организует. Бог с ней, с поимкой. Но за два месяца, наверное, можно было хотя бы локализовать район? Ведь так? Или я не прав?

Все разом посмотрели на Борьку. Он оторвал от телефона посветлевшее лицо. Обвел всех торжествующим взглядом и объявил:

– Я знаю, где он!

Незнакомый чиновник пристально смотрел Борьке в глаза, о чем-то размышляя.

– Сколько времени вам требуется?

– Думаю, три-четыре недели.

– Ну и что вы тогда их тратите впустую? Идите, работайте!

Борька озадаченно посмотрел на незнакомца. Потом перевел взгляд на Громова. На лице профессора ничего не отражалось. Тогда Боря повернулся к дружелюбному чиновнику. Тот с легкой улыбкой кивнул. И Борька, схватив в охапку свои вещи, поспешил покинуть кабинет.

– Ну как? Палку не перегнул? – спросил незнакомец у собравшихся, когда дверь за Борькой закрылась.

Ответил Громов:

– Нет, всё нормально. Мальчику иногда требуется встряска. Я заметил, что он так лучше работает.

– Но мне кажется, что это было жестоко, – продолжал незнакомый.

– Ты сделал всё точь-в-точь, как я и просил, – говорил Громов. – Во-первых, нужно было, чтобы он уложил у себя в голове, чего уже добился. А во-вторых, как выяснилось прямо здесь, у него появились новые идеи и планы. Мне кажется, он сможет вырасти в замечательного ученого. Только иногда ему нужно помогать, подталкивая в нужном направлении, как, например, сегодня.

– Что ж ладно, пусть будет так, если это нужно для вашего дела. Но всё равно эти ваши открытия мне не нравятся. Какие-то превращения, гуси, лазеры. Попахивает чем-то мистическим.

– А ты не принюхивайся, – засмеялся дружелюбный. – Ученые работают и пусть работают, это их хлеб. А твой хлеб – за порядком следить, вот и следи. Кстати, пора парню помочь, только незаметно. Узнай-ка, что он задумал.

– А что тут узнавать? Он Евгению Петровичу всё докладывает, – сказал в ответ незнакомец.

– Всё, да не всё, – дружелюбный поднял указательный палец, призывая прислушаться к его словам.

Борька влетел в лабораторию и чуть ли ни бегом кинулся в дальний угол к возившейся с реактивами Яне. Ему жизненно необходимо было поделиться новостью.

– Всё получилось! – воскликнул он, потрясая телефоном. – Она написала, что Васька нашелся! Представляешь! Я теперь знаю, где его искать, – и он сунул телефон ничего не понимающей Яне.

Яна внимательно прочитала сообщение, но на ее лице не отобразилось радости, даже наоборот, казалось, что она помрачнела. Но Борька этого не замечал, он ликовал:

– Теперь уже гораздо проще, понимаешь? Мы уже знаем, в каком направлении нам организовывать следующее мероприятие. С первого раза и такая удача! А я уже думал, что ничего не получилось. Какая все же она молодец, что сообщила, я знал, что она мудрая не по годам.

– Кто мудрая? Люда? Которая написала? – спросила она сдержанно, возвращая телефон.

– Да, она самая. Дочка председателя. Ну я тебе рассказывал, помнишь?

– Про дочку не помню.

– Да нет, не про дочку. Про председателя. А дочка, Люда, она просто сообщила, что гусь нашелся. Ну, вот же, ты всё прочитала?

– Нет, пожалуй, тебе там более понятно, о чем речь, – продолжала Яна бездушно.

– Я объясню: она пишет, что Михалыч его видел, ну это тот, один из двух из другой команды. Помнишь? Не пойму только, почему мне сразу об этом председатель не сказал.

– А эта девушка здесь причем? Откуда у нее твой телефон? Вы знакомы?

– Нет, я ее впервые там увидел. Там же и познакомились. А телефон она сама взяла. Она вообще неординарная такая. Сказала мне, что в Москву хочет сбежать. Представляешь? В Москву! Ха! Мне предлагала ее с собой взять, – Борька рассмеялся, – Мне помощь твоя нужна, когда опять к ним поеду.

– Ах, вот в чем дело. В Москву. И ты согласился? – снова отпустила Яна ледяным тоном.

– Это вообще ни при чем. Она так шутила. Это же очевидно. Ну, как? Поедешь со мной? Мне нужен будет ассистент, когда лазер буду включать.

Яна подняла брови, скривила губы и сухо ответила:

– Пожалуй, нет. Думаю, что Люде будет сподручнее. Ей никуда ехать не надо. Она не откажет. И еще, – прервала она собравшегося возражать Борю, – мне уйти сегодня нужно пораньше. Отпустишь?

– Да я никогда и не держал, – погрустнел Борька. – Конечно, можешь идти. В любое время, даже не отпрашиваясь.

– Спасибо, – быстро закончила Яна, схватила свою сумку и вылетела из кабинета.

– И спасибо за помощь с отчетом! – крикнул он в след. А спустя минуту одиноко добавил в уже закрытую дверь: – В конце концов, это же лично мои проблемы. Мне их и решать. Одному, – последнее слово он произнес, глядя на любимый талисман.

Борька решил более глубокое изучение резкого изменения настроения Яны оставить на потом, поскольку не понял, что могло ее так огорчить. У нее же есть парень, ведь забирает же ее кто-то, когда она поздно возвращается с работы. Борька и сам бы мог ее довезти до дома, но она отказывается. Следовательно, выводы можно сделать только однозначные. Какое ей дело до Люды? Впрочем, Люда тоже хороша. «Тебе нужна такая как Яна», сказала она. Откуда она знает, кто ему нужен? И они друг друга вообще не знают и никогда не видели, а уже начинают выражать свои эмоции на расстоянии. Или Борьке это все кажется, а в действительности ни той, ни другой дела нет до него? Так себя ведут, лишь бы поддержать разговор? Скорее всего, так оно и есть. Кому он, в сущности, нужен – бедный ученый. Даже тот незнакомый чиновник назвал егонеудавшимся ученым. Или несостоявшимся? Опять же, уже не важно.

– Надо решительно что-то делать, а не о цветочках рассуждать, – сказал себе вслух Борька. Сунул стоявшего перед ним Пеликена в карман и поехал домой к отцу. Ему требовался очень конструктивный совет.

***

Я знал, что гуси всегда уводят своих птенцов подальше от мест непосредственного гнездования. Конечно, это связано в первую очередь с безопасностью. Вокруг гнезд полно скорлупок и помета, которые очень сложно скрыть. И любители полакомиться свежей молодой гусятинкой непременно сыщутся. Поэтому нужно искать такие места, где трава достаточно высокая, в ней пятнистые гусята легко найдут себе укрытие. Это первое, а второе, конечно же, корм. И я незаметно старался так устроить, чтобы Афродита, пользуясь врожденными инстинктами, сама уводила нас в такие места.

Шли мы несколько дней. Если бы я не был сам в личине гуся, то мне такие передвижения показались бы сущим адом. Двигались мы со скоростью самого слабого птенца. Каждую сотню метров птенцы просились отдохнуть. И мы приседали, отдыхали. К тому же птенцы мерзли, и их нужно было согревать. Они закутывались в материнские перья и тут же их одолевала дрёма. И мы с Афродитой терпеливо ожидали пробуждения. Сначала по своей человеческой привычке торопиться куда бы то ни было я хотел их поторапливать, но в итоге понял, что не прав. И дня через три-четыре я уже сам с удовольствием засыпал, не думая ни о чем. Ну, разве, что об опасности, которая теоретически могла появиться в любой момент. Впрочем, когда родители рядом, никто и не совался, даже лисы. Хотя семей, подобных нашей, было в округе достаточно, чтобы разное хищное зверье могло прокормиться и без нас.

Всё время передвижения мне было не до полётов. Я то и дело осматривался по сторонам, ища взглядом запропастившегося птенца. Похоже, я переживал больше Афродиты. Особенно меня заботило, как же они будут преодолевать водные преграды. У них еще нет перьев, а значит им и нечего намазывать, они непременно должны промокнуть до самой кожи. Но, как оказалось, беспокоился я напрасно. В первой же большой луже гусята с удовольствием искупались и вышли, как это ни странно, сухими из воды. Капельки скатывались с их пушка так же, как и с заранее осаленного оперения взрослой птицы. В начале я полагал, что частый контакт с материнским пером пропитывает жиром их пушок. Но, как оказалось, это ошибочно, потому что в таком случае вода всё равно проникла бы до самой кожи. Но этого не происходило. Однажды мне удалось увидеть, как маленькая ворсинка прилипла к спинке одного утенка. А когда он вошёл в воду, тут же отлипла. И я догадался в чем секрет непромокания. Электризация! Никакого жира на птенцах нет и в помине. Вместо этого, сами того не понимая, они электризуют свой пушок во время возни в маминых перьях. И после этого долгое время вода с них стекает плотными каплями.

Тем временем наша семейка продвинулась достаточно далеко от места рождения птенцов. И в один из дней перед нами открылась большая вода. Повсюду мы натыкались на такие же, как и наша, семьи с маленькими гусятками. Все они пришли в это место, потому что когда-то их сюда привели их родители, а тех, в свою очередь, привели их родители. И так длится уже много лет. Может десятки, а может и сотни. Но подобная идиллия весьма обманчива. Край земли, куда не то, что доехать – дойти сложно, мог бы показаться очень надёжным убежищем, если бы не вездесущий человек, от необдуманных действий которого зависит жизнь многих существ на Земле. И в этом уже скоро я вновь смог убедиться.

***

Прошла неделя с того не очень приятного для Борьки разговора. Яна по-прежнему продолжала вести себя подчеркнуто официально. Былая работоспособность, казалось, не исчезла, но огонь в глазах, если не угас, то заметно уменьшился. Раньше этому Борька не придавал значения, но сейчас с усиленной болью увидел, что девушка сникла и перестала делиться с ним мыслями и намерениями. И Боря не по-детски переживал такую крутую перемену. Лишь сейчас он в полной мере ощутил, насколько Яна была его вдохновителем и мотиватором к в высшей мере продуктивной работе.

Неделя выдалась ужасной. Борька торопился, но ему не хватало рук. Полностью оставить лабораторию на Яну он, конечно, мог бы, но ее показная или же реальная безучастность Борю сильно настораживала. Поэтому он почувствовал, что теряет в ее лице соратника. Но что же в конце концов так сильно смогло вывести ее из былого состояния, Борька не мог выяснить. Не раз он пытался заводить об этом разговор, но заканчивалось все ничем: либо она умело уводила тему в сторону, либо просто находила причину удалиться. А Боря не пытался подолгу настаивать на выяснении отношений. В конце концов, кто он ей? Никто. Просто коллега. Но, с другой стороны, она же тоже должна это понимать. Она не одинока, ведь кто-то же ее отвозит домой! Он должен понимать, что раз девушка занята, то и позиция относительно нее других молодых людей будет соответствующая. Или всё абсолютно не так, и Борька ошибается насчет ее социального статуса? Словом, он начинал чувствовать, что образовалась некая путаница как минимум у него в голове. Поэтому он решил оставить это на потом, а в настоящий момент посвятить себя полностью решению навалившихся новых дел.

В течение недели он связался с Центром кольцевания птиц и запросил у них помощи в организации кольцевания гуменников в определенном районе Кольского полуострова во время линьки. Причина: резкое снижение численности. Такую причину ему подсказал Лев Иванович. Линька гусей вот-вот должна начаться. К этому моменту нужно подготовить соответствующее оборудование и подобрать команду. Запрос Боря отправил по всей форме на электронную почту. Он ездил туда сам, но велено было отправить запрос через интернет. Ему ответили, что в середине недели состоится плановое совещание, на котором обсудят его запрос. И вот сегодня на почту пришло ответное письмо, в котором говорилось о том, что в данном районе проведение кольцевания в текущем сезоне не планируется, следовательно, выделить средства на это мероприятие не предоставляется возможным. Если же проблема стоит остро, то ему рекомендуется обратиться в местные органы власти, отвечающие за природные ресурсы. И ниже был указан адрес организации, телефон и имя председателя общества: Белоголов Николай Николаевич.

Борька схватился за голову: опять этот председатель. Он ясно помнил, как они холодно расставались, как Борька зарекся сам себе когда-либо возвращаться на эту базу. И теперь он кусал губу, думая, каким манером избежать встречи с председателем и мутной компанией в лице седого Сереги и Шурки, но не мог найти выход. А может удалить это письмо? Сказать Громову, что проведение кольцевания невозможно, и взять да пойти поискать по болотам самому Ваську. Как же не хочется снова иметь дело с той базой! Он глянул на никогда не унывающего костяного чукотского парня. "Не отступишься?" – вспомнил вдруг слова продавца.

– Не знаю, о чем он там говорил, – вслух заговорил Боря: – Но по всему видно, что проблемы мои на этом нисколько не уменьшаются. Выбора нет.

– Выбор есть всегда, – произнесла Яна. Она стояла у лазерной установки и что-то замеряла, тщательно записывая всё в тетрадь. – Но порой он слишком тяжелый.

– Ты сейчас кого процитировала? – усмехнулся Боря.

– Никого. Известная фраза. Но мой отец так тоже говорит.

– А что он еще говорит?

– А еще он говорит, что в жизни нужно поступать не как принято, а как считаешь нужным. Тогда не будешь жалеть о своих шагах.

– Как же это понять? Как отличить общепринятое от того, что считаешь нужным?

– Только сердце может подсказать.

– Это тоже отец говорит?

Яна промолчала и отвернулась к лазеру.

"Неделя прошла, осталось максимум две, – думал Боря. – Потом у гусей начнут отрастать перья, и ищи ветра в поле."

Пока не кончился запал активности, Борька взял трубку и набрал номер телефона Белоголова, указанный в письме. Впрочем, произошло ожидаемое. Никто не ответил: абонент недоступен. Тогда Боря отправил Люде сообщение, в котором уточнял, верный ли номер телефона и как можно связаться с председателем. Ответа он прождал около часа, при этом постоянно думая, что, если так медленно будут решаться дела и дальше, то в самом деле ничего не остаётся, как вновь поехать на север. Отсутствие связи накладывает свой негативный отпечаток. Но даже и его личное присутствие вряд ли как-то повлияет на ситуацию. Боря понимал, что без распоряжения свыше никто не шелохнется проводить внеплановые мероприятия, особенно такие масштабные, как отлов птиц. Его веса в таких делах явно не хватает. Обращаться снова к Льву Ивановичу Боря считал неуместным. Он однажды ему уже помог, не вытаскивать же вечно. К тому же председатель намекнул, что выручает лишь по старой памяти и вряд ли согласится снова. Но в известность Льва Ивановича поставить нужно, хотя бы попросить совета, как действовать дальше.

Из последующей переписки с Людой Боря выяснил следующее: по телефону с ее отцом связаться не получится. Телефон он летом включает крайне редко и разговаривает по нему неохотно. Есть электронная почта, но ответит или нет тоже неизвестно. В прошлый раз запрос пришел от Льва Ивановича именно по электронке, и председатель был недоволен, что его отвлекают, но всё же решил пойти навстречу. Поэтому, если что-то нужно, то выход один: приехать лично и пытаться договориться.

– Яна, мне нужно опять уехать на север. Возможно надолго, недели на три-четыре. На тебя по-прежнему можно рассчитывать в лаборатории?

Она немного помедлила с ответом, потом произнесла:

– Конечно. Сделаю всё, что скажешь.

– Я бы очень хотел, чтобы там у меня был помощник, похожий на тебя, но тогда не на кого будет оставить лабораторию.

– Я думаю, ты еще найдешь себе помощника. Незаменимых нет, – кольнула она.

"Незаменимых нет, но есть неповторимые", – хотел сказать Боря, но не решился отпустить эту любезность. Вместо этого он сказал:

– Про незаменимость поговорим в другой раз, когда вернусь. Данная тема совершенно из другого репертуара.

Яна многозначительно посмотрела на него и снова отвернулась к лазеру. Борьке на миг показалось, что её лицо посветлело и на нем отразилось что-то вроде улыбки. Как долго она не улыбалась! Целую неделю!

Погода подпортилась. Задул ветер, и начал моросить неприятный дождь. Лето в самом разгаре, но воздух отсырел, и даже несильный ветер загонял его под куртку, доставляя много неудобств, стоило лишь на минуту выскочить из машины. Хорошо, что грейдер на базу в любое время года в проезжем состоянии, тем более на внедорожнике. Но настроения это не прибавляло. Борькина решительность понемногу растаяла, и к тому моменту, когда он подъехал к конторе, уже начал подумывать о другом повороте событий. Но, поскольку в голову ничего путного не пришло, покончил с сомнениями и бодрым шагом проследовал в кабинет председателя Белоголова. Дверь по-прежнему была открыта, видимо она не закрывалась никогда. Председатель был на месте.

– Здравствуйте, Николай Николаевич, – отчеканил Боря. Он с самого начала решил придерживаться бравого оптимистичного тона. По крайней мере, пока хватит на то его личных способностей.

Белоголов оторвался от каких-то бумаг и удивленно поднял глаза.

– Москвич? Честно сказать, удивил. Не ожидал тебя увидеть снова. Ну, с чем приехал? Рассказывай.

– Извиняюсь, что без предупреждения, но до вас нет абсолютно никакой возможности дозвониться.

Белоголов бросил короткий и немного тревожный взгляд на телефон, лежащий тут же рядом на столе. И Борька невольно подумал, что СМС-ки о пропущенных звонках председатель всё же читает, а Борькин телефон у него должен остаться.

– Да, связь здесь плохая. Никак вышку не построят. Живем, как отшельники, – слукавил он, не моргнув глазом.

Боря пропустил это мимо и решил продолжить атаку:

– У меня есть к вам дело.

– Дело? Хм… Опять за яйцами хочешь сходить? Так ведь птички-то уже вылупились. Не успел ты, – свойственно своей манере председатель пытался перевести разговор в легкомысленное русло.

– Нет, не за яйцами. Что за ними ходить, если вы и сами знаете, что гусей на ваших участках нет уже не первый год.

– Всё меняется, – картинно развел руками Белоголов.

– Да, меняется, – поддакнул Боря. – И есть путь, как всё конкретно изменить.

Председатель недоверчиво прищурился:

– Прям так взять и изменить? Не слишком ли высоко ты хочешь замахнуться?

– Не слишком. Я не обещаю, что за один год или даже за десять лет возможно вернуть популяции, как в былые времена. Но я знаю, как начать изменять.

Белоголов сел поудобнее, откинувшись на спинку и скрестив руки на груди, поощряя Борьку продолжать. Боря видел, что председатель приготовился смотреть спектакль одного актера в лице Борьки, но отступать не собирался.

– Нужно начать с того, чтобы сосчитать количество птиц в вашем и ближайших к вашему районах.

– Участках, – уточнил председатель.

– Да, участках. Вам же известно, где они гнездятся и где проводят линьку?

– Допустим, – сказал Белоголов.

– Вот этого и достаточно, чтобы провести кольцевание.

– Что? Кольцевание? – громко и с явной усмешкой воскликнул председатель. – А тебе известно, что это не простое дело, и к нему нужно готовиться не один месяц? А кто будет платить? Или ты привез с собой деньги?

Отец и Лев Иванович предупреждали, что беседа быстро перетечет в финансовое русло, и на этот счет дали несколько дельных советов. Борька действовал дальше:

– Деньги выделялись, – спокойно заметил он. – У вас же, можно сказать, полугосударственная организация с научным уклоном. Под эту статью ежегодно выделяются средства на проведение мероприятий по сохранности популяций диких животных, включая поддержание разнообразия видов, количество особей, целостность мест гнездования и кормежки.

– И что? Деньги на это и тратятся. Или ты считаешь, что я их себе в карман кладу? – лицо председателя побагровело.

– Нет, что вы! Ни я, никто из тех, кого я знаю, так не считают. Более того, они верят, что вы вкладываетесь в развитие базы целиком и полностью, – Белоголов немного успокоился.

– Вы же спросили про выделение денег, я вам ответил. А поскольку вы владеете государственным финансированием, то обязаны с регулярной периодичностью проводить кольцевание диких птиц.

– Слушай, москвич, ты что тут приехал учить меня? Я не собираюсь перед тобой отчитываться, для этого посерьезнее люди найдутся.

Боря понял, что начал перегибать палку, хотя изначально этого не планировал и успокаивающе поднял ладони:

– Нет-нет, Николай Николаевич, не думайте так ни в коем случае! Я знаю, что вы многое делаете в наше сложное время. Лев Иванович о вас отзывался только с положительной стороны, – Борька видел, что его похвала получается кривоватой, но иначе он не умел. – Я, наоборот, приехал спросить вашего совета, как можно помочь восстановить популяцию гусей. Вот и предложил организовать кольцевание.

– Я тебе не верю, москвич, – отрезал Белоголов. – Ты не из наивных дураков, кто может за полторы тысячи километров приехать посочувствовать и попереживать за каких-то там гусей. Скажи сразу: за дочерью моей приехал?

Такой внезапной метаморфозы Борька не ожидал. Он предполагал, что председатель выставит его за дверь или просто будет надсмехаться, но, чтобы тот пытался изобличить его в каких-либо отношениях с Людой, к этому Боря не готовился.

– Причем тут ваша дочь? Я приехал сюда по совершенно другому делу.

Белоголов решил не продолжать дискуссию на тему его дочери. Видно было, что лично ему это совершенно не хочется. И он с удовольствием увел разговор:

– По какому же делу в таком случае ты приехал? Только не продолжай мне петь про кольцевание.

– Не могу, – ответил Боря. – Вы знаете, что мне позарез нужно найти одного гуменника. На сбор яиц вы меня, почему-то, не направили. Так хотя бы направьте на кольцевание. Это единственный из наиболее эффективных способов его найти.

Белоголов фыркнул:

– Глупо надеяться на случайную удачу. Ты представляешь каких размеров Кольский?

– Кольский огромен, но моего гуся искать не требуется. Он уже найден. И вам это известно, – сказал Боря, глядя прямо в глаза председателю.

Тот взгляда не отвел и спросил в ответ:

– Люда?

Теперь уже Борька должен выстоять, но все же через секунду отвернулся и ничего не ответил.

– Вот в чем причина, – продолжал председатель. – Значит она тебе всё рассказала. И что же, ты этому поверил? Поверил, что какой-то гусь может так атаковать человека, что от него места живого не останется? Бред. Шурка пьяный был, вот и ударился обо что-то. Забудь про сказку с гусем-истребителем.

– Вы не знаете, что это за гусь! – выпалил Боря. – Это… Как бы вам понятнее сказать… Этот гусь намного умнее остальных. Да что тут сравнивать. Таких больше нет в мире. И он мне нужен. Очень нужен!

– Так иди и ищи. Я же тебя не держу и не запрещаю. Хочешь, выдам справку, что ты ученый? Будет свободный пропуск во все заповедники, ни один егерь не докопается. А я-то здесь причем?

Борька злобно вздохнул, но постарался держать себя в руках. Он чувствовал, что может взорваться от бессилия и нагрубить, но этого делать точно не стоит. Затем вздохнул уже спокойнее и также сдержанно произнес:

– Один я не найду его до осени. Вам это и без моих слов понятно. Найти сможет только ваша база. И кольцевание даст наилучшие результаты, потому что так можно охватить огромную численность птиц и обратить внимание на их поведение. Только ваши люди знают местность лучше всех остальных. Не отказывайте, пожалуйста, сразу так категорично.

На этом Борька решил сделать паузу. Разговор все равно зашел в тупик. А председателю нужно время на то, чтобы переварить всё в своих мыслях. А вдруг действительно изменит решение?

Борька вышел из конторы под моросящий дождь. Рядом с его машиной уже стоял другой внедорожник тоже с московскими номерами. Но Борьку это нисколько не удивило. Нормальное явление: у людей отпуска, приехали на рыбалку. Местная база с удовольствием предоставляет и такие услуги. Из машины вышел мужчина среднего роста. Он сразу же укрыл голову под капюшоном и быстрым шагом проследовал мимо Бори в контору. На миг открывшееся лицо показалось Борьке весьма знакомым, но он, недолго покопавшись в памяти, ничего не вспомнил и, сев в машину, уже забыл о незнакомце. Мало ли встречается похожих людей. Ему сейчас хотелось немного отдохнуть от разговора с председателем, и он поехал обратно по грейдеру, не имя никакой конкретной цели.

Дождь прекратился, но ветер пока что не разогнал облака, и солнце всё еще пряталось за тучами. Воспользовавшись этой передышкой, Борька на скорую руку приготовил ужин, обустроив рядом с машиной свою походную кухню в виде стола, стульчика и газовой плитки. Долго засиживаться было нельзя, он хотел еще до наступления вечера вернуться к Белоголову и узнать его решение. А вечер сейчас начинается незаметно. Еще пару дней будет длиться полярный день, и лишь спустя несколько дней можно будет явно отличать наступление вечерних сумерек. Поэтому быстро свернув лагерь и перекинувшись парой фраз с Пеликеном, Боря двинулся в обратный путь.

Возле конторы внедорожника с московскими номерами уже не было. Также не было и машины председателя. Борька расстроился: неужели опоздал? Но дверь в контору была открыта, и также открыта дверь в кабинет. Борька заглянул. За столом председателя у открытого ноутбука сидела Люда. Борька вошел немного удивленный, он не ожидал ее здесь застать.

– А где Николай Николаевич? – даже забыв поздороваться спросил он.

Люда ослепительно улыбнулась, прикрыла крышку компьютера и вспорхнула ему навстречу. Боре польстило такое поведение, но, в виду своей застенчивости, не смог ответить тем же, лишь скромно улыбнулся.

– А Николаю Николаевичу сейчас лучше не попадаться на глаза, – весело произнесла Люда. – Сегодня, по крайней мере, точно. Приезжал какой-то важный господин из Москвы, не знаю, о чем они говорили, я пришла только в конце, но, когда тот человек ушел, отец много кричал, – она рассмеялась.

– Что же здесь веселого? – не понимал Боря.

Она снова улыбнулась, лукаво посмотрев на него.

– Ну не знаю, радоваться тебе или огорчаться.

– Не мучай, пожалуйста, – затаил дыхание Боря.

– Не возьмет он тебя на кольцевание. Да. Так и сказал: кольцевать будем, но, чтобы никаких москвичей я даже рядом не видел.

Борька приуныл:

– Получится же как в прошлый раз. Всё от меня скроют и будет уже поздно. Мне бы самому там быть, самому увидеть весь процесс, увидеть…

– Не горюй, зайка, – прервала Люда. – Будет тебе избушка. Но только после. Отец сказал, что с тобой поговорит уже потом, когда закончат. Может быть, не хочет, чтобы мужики негодовали. Многим из них не очень-то хочется этим заниматься. А если будут думать, что по твоей наводке им лишняя работа, то как бы чего худого не вышло.

– Но ты же сказала, что человек из Москвы ему про кольцевание говорил, а не я.

– А нашим мужикам всё едино. Если из Москвы – значит за одно. Разве что Михалыч другой. Впрочем, с виду мужлан мужланом. Но какой-то он другой, добрый что ли.

– Постой-ка! Ты про какого Михалыча, который тогда на болото за яйцами ходил с Шустрым?

– Про него. У нас других нет, кого бы так называли. Вы знакомы же?

– Нет, не знакомы, но хотел бы с ним поговорить про тот случай. Где он живет?

– В деревне в крайнем доме. Я тебе покажу. Но его редко дома застанешь. Отец ему больше других доверяет, поэтому везде Михалыча гоняет.

– Я заеду к нему. Спасибо, – и Борька собрался уходить.

– Подожди, Дон Кихот, – остановила Люда. – А спать ты где собираешься?

– В машине. И палатка с собой есть. Разберусь. Мне в любом случае уезжать без результатов никак нельзя. Дождусь.

– Ну-ну. Долго ждать придется. Не думаю, что раньше, чем через две недели они закончат.

– Две недели? – Борька вконец погрустнел. – Ну, может, домой съезжу, потом обратно.

– Не валяй дурака, – и она протянула Борьке ключ с биркой. – Обживай свежепостроенное.

– В смысле свежепостроенное?

– Шерлок Холмс из тебя так себе, – она скривила губы. – Рабочих видел? Не видел. А это означает, что новые корпуса построены, все уехали. Теперь можно жить. Бери ключ. Я тебе выбрала номер, где интернет получше.

– Спасибо, – Борька был крайне удивлен. – А отец разве не против?

– Он мне это и велел, – Борька поразился еще больше. Люда продолжила: – Он сказал, цитирую: «чтобы не шатался где не попадя», – и весело рассмеялась.

На следующий день Борька встал чуть свет и отправился разыскивать дом Михалыча. Он хотел застать его дома еще до ухода на работу. Он остановил машину возле плотного дощатого забора, окружавшего весь дом. Залаяла собака. Боря подошел к забору и постучал. Никто не отозвался и не вышел. Тогда он постучал громче и крикнул:

– Хозяева!

Было слышно, как дверь избы отворилась и приятный девичий голос начал успокаивать пса. Калитка открылась. Перед Борей стояла миловидная светловолосая девушка.

– Здравствуйте! – поздоровалась она. – Вы что-то хотели?

– Да, здравствуйте! – поздоровался Борька. Он сообразил по речи, что перед ним не простая деревенская девушка. Или, по крайней мере, она жила немалое время в городе. – Мне нужен… Ммм… Михалыч. Простите, не знаю, как его имя, мне сообщили только отчество, – запоздало осознал Борька.

– Семен на работе. А что вы хотели?

– Да нет-нет, ничего. Я тогда, пожалуй, пойду. Не подскажете, когда он вернется?

– Этого даже он не знает, – улыбнулась девушка. – Может что-то передать?

– Нет, спасибо… – Борька не знал, что дальше спрашивать и собирался уйти, но это означало, что сегодня день будет потерян, и он не сможет ничего узнать про нападение гуся на Шурку. – Впрочем, вы, наверное, слышали, может быть, Семен рассказывал. Когда он с Шуркой, так его называют, ходил на болото, то вернулись с травмой. Может быть, он что-то рассказывал, какие-то подробности?

Девушка внимательно посмотрела на Борьку и сказала:

– Рассказывал. А вам зачем?

– Мне очень нужно знать про того гуся. Понимаете, один гусь случайно сбежал из нашей… Ммм… Лаборатории. Он очень важен для нас.

Девушка сморщила лоб, что-то обдумывая, потом промолвила:

– Вам тогда лучше не у меня спрашивать, а у Шурки. Он же больше всех пострадал. Его дом в середине улицы. А Семену, как только вернется, я скажу о вас. Где вы остановились? Он вас сам найдет.

– Спасибо и на этом, буду ждать. Я на базе пока живу.

И Борька направился к дому Шурки.

Он подъехал к Шуркиному дому. Выходить из машины не хотелось. В глубине души скрежетало: не следует идти к этому неприятному человеку, но логически не мог придумать себе причины отказаться. И решительно вышел из автомобиля.

Дом был крепким, наверняка, теплым и добротным внутри. Но, тем не менее, складывалось впечатление неказистости и полное отсутствие уюта. Будто долго никто здесь не жил. Это читалось по заросшему огороду и паутине на окнах, которую видно даже сквозь забор. Борька хотел уехать, подумав, что ему назвали не тот адрес. Но все же решил подойти и постучать в калитку. Забор, не знающий краски, был не сплошным, и сквозь широкие щели Борька видел, что земля вытоптана, значит кто-то всё-таки живет. Тем не менее из дома никто не вышел. По словам Люды Шурка постоянно плохо себя чувствовал и очень редко уходил из дома. Возможно, что он спит и не слышит. Словом, можно подыскать сотню причин, почему никто не вышел. И Борька, вздохнув, хотел уже уходить, но услышал, что кто-то возится рядом с его машиной. Борька пошел посмотреть. Сбоку от автомобиля стоял Шурка и заглядывал внутрь. Изредка он колотил палкой по колесам.

– Ааа, вернулся! – брезгливо протянул Шурка. – А я вот думаю, кто там мне в огород заглядывает? Подумал, воришка хочет пролезть. Дай-ка и я погляжу, что у него там, – и Шурка демонстративно прилип к стеклу, разглядывая салон машины. – Потом гляжу, а он начал по калитке мне стучать, – продолжал Шурка. – Ну, это уже переходит все дозволенные рамки, чтобы вот так нахально ломать забор! Значит и я имею право это делать. А? – и Шурка достаточно сильно ударил своей клюкой по колесу. Повернулся посмотреть на реакцию Борьки и увидев, что ничего ему не грозит, ударил еще раз и еще. Потом перешел к бамперу и сначала несильно, потом сильнее начал по нему стучать.

Боря озадаченно смотрел на Шуркины проделки пока не вмешиваясь, с каждым ударом палки ожидая, что тот всё же имеет что-то разумное в своей голове и прекратит эту комедию с порчей автомобиля. Но Шурка и не думал останавливаться: постукивания по бамперу перетекли в перестукивания по капоту и дошли до бокового зеркала.

– Ну, что ты делаешь? Убери свою палку! – крикнул Борька, приближаясь к Шурке.

Шурка круто повернулся к Борьке и замахнулся. Борька остановился, готовый в любой миг увернуться или хотя бы подставить свою руку, но он видел, что полностью избежать удара не успеет. Шурка, однако, нападать не стал. Его губы изогнулись в невероятно уродливой усмешке. И Шурка медленно опустил палку, всем своим видом показывая, кто здесь хозяин.

– Ты мне не указывай, что делать, салага, – сквозь зубы процедил Шурка. – Ехал бы ты лучше отсюда поскорее. Сегодня же!

Борька возмутился нежданному нахальству:

– Ты мне тоже не указывай. А я, когда захочу, тогда и уеду.

– Ути, какие мы страшные, – нарочито противным ласковым тоном заговорил Шурка. – Ну, мы это еще поглядим, кто здесь решает. Прыгай в свою колыбельку и проваливай! – уже озлобленно добавил он.

Понятное дело, что у Борьки отпало какое-либо желание продолжать разговор, и он решил, что ничего не остается, как действительно уехать. По крайней мере, подальше от этого неадеквата. Но повернуться к нему спиной Борька не решился. Он дождался, когда тот победно прошествует мимо него и скроется за калиткой. Лишь после этого Боря сел в машину и поехал на базу, зарекнувшись раз и навсегда возвращаться к этому мрачному дому и тем более встречаться с данным мерзким типом.

"Дождусь Михалыча и уезжаю!" – твердо решил Борька. Ему крайне неприятен был Шурка, и он больше ни хотел не то, чтобы встречаться с ним, но даже думать об этой встрече. Опять этот идиот вел себя вызывающе, будто он пуп земли! Как с ним вообще остальные могут не конфликтовать? А Михалыч, так тот вообще, вроде бы даже в дружбе. Или же Шурка на него одного обозлился? Знать бы только причину. И Борька рассудил, что лучше сначала побольше узнать об этом человеке, например, у Люды на случай, если вдруг опять придется с ним пересечься. Но пересекаться не хотелось. Единственный, кто сможет рассказать наиболее приближенно к правде, что тогда произошло во время сбора яиц, это Михалыч, но его еще нужно дождаться. Поэтому Борька никуда пока не будет уезжать с базы. Рано или поздно он всё равно придет сюда. Но, если он занят подготовкой к кольцеванию, то, возможно, и не появится. Люда говорила, что у них где-то есть отдельно стоящий склад со всем необходимым оборудованием, где-то далеко от базы. А председатель не хочет, чтобы Борька там появлялся. Остается тогда теперь ждать только здесь.

Словом, день прошел бессмысленно и уже подходил к концу. Борька решил, что нужно лечь спать. Тем более, что настроение ни к черту. Потому что ко всему еще прибавился факт, что от Яны нет ни одного сообщения за день. А ведь интернет на базе работает. Борьке показалось, что даже его любимый советчик Пеликен озадачен создавшимся положением. Да и Люда в этот день так и не пришла.

Зато она пришла на следующий день, разбавив дурные мысли своим присутствием, как луч, прорвавшийся сквозь серые тучи. Борька сидел на лавочке, в том самом укромном месте возле заброшенного пруда, которое она ему показала в прошлый раз. Увидев Люду, Боря встал навстречу и улыбнулся. Но лицо ее выглядело озабоченным. Это так на нее не похоже. Борька знал Люду в двух состояниях: либо она чему-то злилась, либо над чем-то смеялась. Поэтому беспокойство начало предаваться и ему.

– Всё нормально? Какой-то ты озадаченный, – стараясь придерживаться беззаботного тона сказала Люда.

– В последнее время я постоянно озадачен, – ответил Борька. – А у тебя, вижу, неприятность.

После такого замечания Люда мгновенно взяла себя в руки, и на ее лице отразилась былая беспечность.

– У меня не бывает неприятностей, – на этот раз засмеялась она и добавила уже более серьезно и немного нервно: – Разве что встретила старого знакомого. Так вот я по этому вопросу к тебе и пришла. Повторяю, всё у тебя хорошо? Ничего не болит? Ничего не украли?

Борька удивился:

– С чего же мне может быть плохо? И красть тут некому. На базе, считай, я один. Ты меня вон в какой угол засунула, сразу и не найдешь, если захочешь.

– Ну-ну. Верю. Но ты всё же посмотри, вдруг что-то не так.

Борька пожал плечами и пошел к своему домику, проверять это самое что-то. Но внутри всё лежало на своих местах: деньги, документы, аппаратура.

– Всё нормально, – сказал он.

– Где машина? – спросила Люда.

Борька специально, подальше от глаз, загнал автомобиль за заднюю стену домика. Ни с какой стороны ее не увидишь, разве что, когда зайдешь за сам дом. Они проследовали к внедорожнику. Машина как ни в чем не бывало стояла на месте. Борька уже собирался отпустить саркастическую шутку в адрес Людиной паники, но она опередила: обошла машину с другой стороны и указала рукой с выражением, мол, я так и думала.

Борька с разгоравшимся волнением подошел к ней и увидел, что с той стороны, где вообще сложно подойти, автомобиль стоял на аккуратно подставленных досках и кирпичах, а двух колес как не бывало. Но как такое могло произойти? Вчера он приехал на всех колесах. Сегодня днем никто к машине не подходил. Неужели за ночь воришка смог незаметно подкрасться и зачем-то скрутить колеса? Как же Борька мог не проснуться? Выходит, этот некто очень осторожный или же умелый. Он озадаченно посмотрел на Люду:

– Ты это имела в виду?

Она молча кивнула.

– И кто это сделал?

– Тебе лучше не знать, – отрезала она.

– Интересно. Как это – не знать? А где же мне теперь колеса искать? Я же собирался со дня на день уехать в Москву. Все равно же меня на кольцевание не берут. А потом бы приехал, узнал результаты.

– Вот и ехал бы вчера! – почти выкрикнула она.

– Но ты же меня сама удержала. Еще и ключ дала от этого домика. Разве нет?

– Нет. Домик тебе велел дать тот человек из Москвы, – но вдруг девушка осеклась.

Борька пришел в удивление:

– То есть Николай Николаевич даже и не думал меня здесь поселять? А что это за человек? Он разве меня знает?

На этот раз Люда уже молчала. Она поняла, что сболтнула лишнего, о чем ей было запрещено говорить. Но всё же долго язык за зубами держать не получилось:

– А в деревню зря поехал! Шурка тебя видел. Наверняка, он колеса и стащил.

– Откуда знаешь?

– Встретила его. Он злой на тебя.

– За что злой? Я с ним даже не знаком толком.

– Лучше и не знакомься. Никто не знает, что у него на уме. В него, говорят, бес вселился. И я уже начинаю в это верить. А ведь раньше совсем другим был… – лицо у Люды стало совсем мрачным. Она закусила губу, отвернулась и пошла прочь.

Борька стоял в растерянности и не решился ее останавливать. В отношениях между Людой и Шуркой для Борьки появилось слишком много белых пятен. Но для себя он уяснил однозначно, что вернуть колеса будет нетривиальной задачей.

Найти колеса Борьке так и не удалось. Сначала он наивно обшарил окрестности, посмотрел под каждым кустом, заглянул под каждый домик и даже протыкал длинной палкой ближайший водоем почти по всему периметру, но ничего не обнаружил. Редко попадающиеся на глаза местные работники ровным счетом ничего сказать не могли. В итоге Боря совсем расстроился. Целая неделя поисков не привела ни к какому результату. Кроме всего прочего и без того упадшее настроение заметно ухудшали сообщения от Яны. Ее официальный тон совсем обескураживал. Ну чем он ей, в конце концов, не угодил, что она вдруг внезапно стала такой недоступной? Боря уже всю голову сломал, обдумывая разные варианты. Не могла в его голове никак уложиться мысль, что девушка, у которой есть ухажер, могла воспринять в штыки информацию о Люде. Какое ей до этого дело? У нее же своя жизнь налажена. Или же что-то не так с тем молодым человеком, что провожает ее каждый вечер после работы? Одно радует: вопрос с лазером, кажется, уже почти решен. Каким-то магическим образом Яна смогла в кратчайшие сроки разобраться и с лазером, и с его экспериментом. Она писала, что решетку уже на следующей неделе можно ехать забирать. Борька хотел лично съездить к Мирзо, но сейчас он не может не то, чтобы к Мирзо, он не может даже метра на машине проехать. Колес нет.

А еще, как на зло, Люда за целую неделю так ни разу и не навестила его. Но с ней более-менее понятно: явно что-то было раньше с Шуркой. Знает она его, видимо, неплохо, если так настойчиво отговаривала Борьку от дальнейшего общения с ним. Может он, действительно, монстр какой-нибудь, который не в состоянии контролировать свои поступки?

Но всё же, в конце концов, Борька решился отправиться к ненавистному Шурке домой. Время выбрал под самый вечер, чтобы была возможность как можно менее заметно подойти к дому и хотя бы через щель в заборе рассмотреть двор. А вдруг увидит свои колеса.

Подойдя к дому, он решил сначала осмотреться: ой как не хочется попасться на глаза Шурке! Тем более тот может вообще возникнуть внезапно из ниоткуда, как и было в прошлый раз. А что произойдет дальше, не знает никто. Неизвестно что у него на уме, если вообще этот ум имеется. Борька не заметил ничего подозрительного и решил, что пора! Крадучись вдоль забора, он заглядывал между досок, стараясь увидеть что-то напоминающее его колеса или хотя бы следы от них. Впрочем, Шурка или кто-то другой мог их запросто перенести, не коснувшись земли. И кому только в голову взбрело спереть колеса с внедорожника? Может это и не Шурка вовсе? Борька почувствовал себя неуютно от того, что ему пришлось решиться на этот несвойственный ему шаг: вот так вот красться вдоль чужого забора, будто сыщик. Но сейчас он был похож не на сыщика, а на неумелого воришку.

Прочесать весь периметр Борьке не удалось в виду наличия густых зарослей крапивы, репейника и борщевика. В конечном счете он плюнул на это занятие и вышел на открытое место возле самой дороги. Спрашивать напрямую у Шурки, крал ли тот колеса, Борька, конечно же, не планировал. Хотя думал об этом не единожды. Но робел даже от одной мысли о возможности такой встречи.

– Долго же тебя ждать пришлось, – услышал он до боли знакомый противный голосок. Обернулся. Прислонившись к стволу дерева стоял Шурка и недобро ухмылялся. – Что ты здесь всё лазишь?

Борька смотрел на противника и прикидывал, что же будет дальше. Одной рукой тот опирался на трость, будто у него были проблемы с ногами, словно у пожилых людей. Но по всему было видно, что по крайней мере с ногами точно все в порядке. Впрочем, Борька до конца так и не смог определить, были ли какие-либо последствия после полученной травмы, но в любом случае эта палка выглядела достаточно угрожающе.

– Ну, чего молчишь? Боишься?

Борька действительно ощущал признаки страха, но показывать это не намеревался, однако в драку лезть тоже не желал. В то же время уйти ни с чем не хотелось.

– Может и боюсь, – честно признался он. – Только не пойму, чем я тебе так не понравился?

Шурка прищурил глаза, чуть помедлил, но все же снизошел до ответа:

– Путаешься под ногами, а я не люблю, когда дрищи на дороге стоят.

Так скверно Борьку в жизни еще не называли ни разу. Но хотя бы диалог завязался, и, возможно, Шурка сегодня был в одном из своих состояний, которое можно назвать дружелюбным. Может быть, в таком случае получится и дальше что-то выяснить полезное для себя.

– Как же я уеду? Тебе не хуже меня известно, что пока это проблематично, – закинул он удочку.

Шурка в ответ лишь пожал плечами, всем своим видом показывая абсолютное непонимание, о чем говорит Борька. Но Сыроедов решил не останавливаться, раз уже начал:

– Ты же знаешь зачем я пришел?

Шурка снова прищурил глаза, затем ухмыльнулся и сказал:

– Знаю.

С этими словами он отделился от дерева и слишком быстро для недавно контуженного подскочил к Борьке и замахнулся посохом. Но удара не последовало. Шурка вдруг скосил глаза за спину Борьки и неприятно захохотал. Борька, ошеломленный Шуркиной прытью, отошел на пару шагов и только потом обернулся посмотреть, кого он должен благодарить за свое чудо спасение. На дороге стояла Люда и сердитыми глазами следила за происходящим. Люда злилась, Шурка ухмылялся, а Борька выглядел болваном, случайно попавшим на разборки, к которым не имел никакого отношения.

Первая не выдержала Люда. Она круто развернулась и размашистым шагом пошла прочь. Шурка уже принял прежнюю позу больного человека, опираясь на трость. Борька решил, что уже достаточно провел время в его обществе и посчитал, что лучше тоже удалиться, пока цел.

– Я же сказала не ходить к нему! – выговаривала Люда. Борька сидел на скамейке возле пруда, словно напортачивший школьник.

– Я уже неделю не могу уехать. Ищу колеса. Вот и пошел узнать, так сказать, лично, где он их спрятал.

– Не лезь не в свое дело! – выкрикнула она.

– Почему же не свое? Колеса же мои.

– Как ты не можешь понять, машина твоя здесь абсолютно ни причем! И вообще не вмешивайся в наши дела. Деревня живет своей жизнью, тебе лучше не вмешиваться.

– Я ни во что не вмешиваюсь и не собирался вмешиваться. С чего ты взяла? – изумился Боря.

– Да как только ты приехал, так сразу и началось, – Люда понизила голос. – Все мужики злые. Не хотела тебе этого говорить, но жалко стало. Не ходи лучше никуда, целее будешь.

– На что же они так разозлились? – не понимал Боря.

– Как на что? Кольцевание твое им поперек горла встало. Ладно бы на следующий год. А тут так внезапно. У мужиков своей работы на участках невпроворот. А сейчас в авральном режиме всё забросили и только с кольцеванием и возятся.

Борька развел руками:

– Понимаю, но к сожалению, на следующий год это уже никому нужно не будет. А что, прям так все злые? Я думал только Шурка, ну и отец твой.

Люда не ответила. Тогда Борька решил перевести разговор:

– А что у тебя с Шуркой?

Она молниеносно сверкнула глазами:

– Не твое дело. И вообще, всё, что в деревне происходит не твое дело.

Она развернулась также, как и тогда при встрече с Шуркой и собралась уходить.

Борька вскочил, понимая, что продолжения не будет. Крикнул ей вслед:

– И что мне теперь с колесами делать?

Она лишь отмахнулась, даже не повернув головы.

Боря Сыроедов вынужден был просидеть почти безвылазно на базе до второй половины июля. Послушав совета Люды не вмешиваться ни во что, он, в сущности, стал жить достаточно спокойно. Автомобиль больше никто не курочил, Шурка не объявлялся, иногда приходила Люда. Боря старался не затрагивать никаких тем, касающихся ее личной жизни, и отношения постепенно вернулись в старое русло. Несмотря на это, он всё же маялся. У него в жизни ни разу не было отпуска. Точнее отпуска были, но он даже за пределами лаборатории старался не упускать возможности что-то поизобретать и повычислять. Словом, работа не прекращалась. Это давало свои плоды, но одновременно несло и негативные последствия: Борька, по сути, остался один. Друзья с института постепенно отвалились сами по себе. На женский пол Борька иногда поглядывал, но, будто монах, отрекся от всего прекрасного и ставил заслон между собой и девушками в виде научных экспериментов. Умом он понимал, что это неправильно, но ничего не мог поделать. Природная либо приобретенная застенчивость уже породила свои сорняки. И сейчас он мучился еще сильнее. Боря всей душой стремился к Яне, но в силу обстоятельств не может ни увидеть ее, ни даже нормально поговорить, но это уже в силу все той же прогрессирующей застенчивости.

В то же время с помощью телефонной переписки ему удалось выяснить, что лазер окончательно готов к использованию. Можно уже приезжать и проверять работу. А также все необходимые кристаллы выросли, и их тоже можно использовать. Этому обстоятельству Борька был сильно рад, но немного ревновал к результату. Ведь это же не он все сделал, а Яна. И ей он теперь уж точно обязан чем-то очень существенным.

За время своего безделья, так он называл период проживания на базе, Борька смог познакомиться со старым сторожем. Сторож был не из местных. Может быть, благодаря этому обстоятельству у Борьки с ним не возникло никаких конфликтов. Старик даже выдал Борьке добротную лодку, чтобы тот мог поплавать по закуткам озера и половить рыбы. Рыба ловилась не ахти как охотно, но Борьку этот факт нисколько не смущал, он мог теперь уезжать хоть на целый день и не хандрить, лежа сиротливо на кушетке в своем домике. Он часто высаживался наберег и бродил по лесу, объедаясь черникой и брусникой. А если попадалась достойная рыбёшка, то тут же и готовил ее, запекая на углях. В общем, Борька просто ждал. Ждал результатов кольцевания или же хотя бы каких-то новостей. Любых новостей и от кого угодно.

Однажды, вернувшись на базу, на пристани его встретил старик сторож. Подтянул лодку за веревку и сообщил:

– Давай-ка, сынок, пошевеливайся. Ждут тебя уже второй час. Я сам тут управлюсь, – и начал привязывать лодку, помогая Борьке забрать его немногочисленные вещи.

Впрочем, старик всегда был таким суетливым, поэтому Борька решил не волновать себя заранее предстоящей встречей. Он вошел в свой домик и увидел, что возле плиты копошится Михалыч, нарезая только что почищенную картошку и лук. Сковорода уже разогревалась. Михалыч его заметил и добродушно поприветствовал:

– Здравствуй, Борис. Заходи. Сейчас вечерять будем, – и так это сказал, будто он вовсе не гость, а полноправный хозяин.

Борька даже растерялся от такого поворота событий. Сел на табуретку и не знал, что дальше делать. В итоге, решил просто сидеть и наблюдать, предоставляя Михалычу самому решать, разу уж так он себя повел. Кроме того, Борька изрядно проголодался, поэтому не хотел прерывать процесс приготовления ужина.

Михалыч молчал, и получалось это у него так непринужденно, что нисколько не тяготило Борю. Ему было легко, словно он знаком с этим человеком уже много лет, будто бы уже давно все было переговорено, и в эту минуту они, как старые друзья, просто сели поужинать за одним столом. Борька даже не предлагал свою помощь, настолько всё спорилось в руках гостя. И тут даже нечего притворяться: гость был желанный. Наверное, если перечислить всех, с кем он успел уже познакомиться в этом северном краю, то общество Михалыча было наиболее предпочтительным, несмотря на то, что виделись они буквально несколько минут. Не считая, конечно, общества Люды. Но с ней всё по-другому.

Михалыч закончил. Поставил две тарелки на стол, аккуратно выложил на них содержимое сковороды, сверху аппетитно посыпал укропом. Затем открыл свою сумку и извлек плотно замотанный сверток. В свертке оказалась уже готовая, при этом еще горячая, вкусно пахнущая, сдобренная специями утка. Утка была завернута в фольгу. Борька отметил этот факт, потому что не ожидал, что деревенский мужик может воспользоваться такой сугубо городской упаковкой. Птица источала удивительный аромат свежеприготовленного мяса, и Борькин рот тут же наполнился слюной. Не забыл Михалыч и про хлеб. Нарезал и оставил на буханке: кому надо – возьмет, сколько пожелает.

Боря со своей стороны смог поставить на стол только бутылку кетчупа. Всё остальное вроде различных консервов он посчитал будет слишком неуместным при наличии такого аппетитного ассортимента, приготовленного Михалычем.

– Не суетись, – пробасил Михалыч, заметив его стесненность. – Ты же не ждал меня. Сейчас перекусим, поговорим. Расскажешь, чем живешь.

Борька слегка напрягся. Неужели опять придется о себе излагать? Но Михалыч развеял напряженность.

– Видел я его, – оторвав кусок от утки, начал он первым. – Отчаянный! Шурку только жаль. Ну ничего, глядишь, образумится чутка.

– Семён, вы о ком? О Ваське? – встрепенулся Боря.

– Да не. Я о гусе твоем.

– Так это же он и есть! Василием его зовут. Только я подробностей не знаю, что там с Шуркой случилось. Николай Николаевич мне ничего не рассказывал. Да и Шурка тоже, – добавил Борька мрачно.

– Как это Николаич ничего не рассказывал? – удивился Михалыч.

– Я от Люды случайно узнал, когда уже в Москве был.

– Вот те на! – присвистнул Михалыч и почесал в затылке. – Я же ему всё сразу тогда поведал. Не думал, что он от тебя утаит. Зачем ему? А Шурка что? Он же с кровати почти не встает.

– А я ходил к нему. Злой он на меня почему-то. С клюкой своей набросился, того гляди побьет, – выпалил на одном дыхании Боря.

– Кто? Шурка? – рассмеялся Михалыч. – Да он сейчас разве что воробья пришибить сможет. Он же совсем плохой, не отошел еще от гуся твоего.

– Думайте, как хотите, Семён, но с Шуркой у меня не сложилось, – Борька помрачнел. Перестал веселиться и Михалыч. Они помолчали.

– Очень вкусно. Спасибо! – прервал паузу Боря. – Никак не ожидал, что моё одиночество можно украсить таким восхитительным ужином. Вашей жене сильно повезло: вы так готовить умеете!

Михалыч улыбнулся:

– Не. Для жены пока не готовлю. Чтобы жене готовить, нужно для начала жениться.

Теперь улыбнулся и Борька, поняв, что они оба холостые.

– Так что с гусем? Вы не договорили. Мне же ничего неизвестно. Расскажите подробнее. Как он выглядел?

– Да что там рассказывать, – поглаживая бороду и о чем-то думая пробасил Михалыч. – Гусь, как гусь. Гуменник. Кольцо еще такое белое вокруг клюва. Ну, из перьев. Окрас этот редкий. Раз увидишь – не забудешь. Боюсь, долго не проживет.

Борька испуганно спросил:

– Почему не проживет? Он ранен, болен?

– Да не. Всё у него в порядке. Жив, здоров. Шурку метко приложил. Но людей совсем не боится. Это плохо. Охота откроется: пристрелят.

– Это вряд ли – успокоился Боря. – Он не понаслышке знаком с охотниками.

Михалыч изучающе посмотрел Борьке в глаза:

– Чую я: что-то хитрое здесь. Не просто так появился ты в наших краях. Вижу, дело важное. А я уже давно ни во что эдакое не встревал. А тут прям тянет, мальчишество заиграло в одном месте, – он улыбнулся в бороду. – Я после того случая на болоте с Шуркой, как только увидел его, так сразу понял: скотинка с умом. И что-то перевернулось во мне, ёкнуло что-то. Словом, обращайся со своим, как его, Васькой. Помогу, чем смогу.

– Да, честно говоря, пока и не знаю, о чем вас просить, – вдруг растерялся Борька, не ожидавший такого признания от этого великана. – Нужно сначала конца кольцевания дождаться.

– Вот с этого и начну, – сказал, вставая, Михалыч. – Ну, будь здоров! – бросил, подхватив свою сумку. И вышел на улицу.

Борька вскочил, провожая его.

– Да, вот еще что, – обернулся Михалыч. – Думал привыкну, ан нет, не привыкается. Давай-ка ты меня попроще, на ты зови и можешь Михалычем. Любил я отца, он ведь тоже у нас с Машкой Михалычем был. Мне, получается, лестно что ли, чтоб меня также величали.

– Договорились, – с готовностью согласился Боря.

Он провожал взглядом уезжавшего на мотоцикле Михалыча и вдруг запоздало вспомнил: "Что ж я про колёса его не спросил?"

Глава 5. Птицеловы.

Дни летели однообразно. Я настолько увлёкся обязанностями молодого отца, что не заметил, как мои птенчики почти полностью обросли взрослыми перьями. За каких-то три недели они заметно выросли и набрались сил. Птенцы уже не нуждались в тепле матери и в такой тщательной охране, как раньше. Каждый из них научился быстро бегать и плавать, и даже нырять. Но я вновь не могу их покинуть. Наступила линька! Постепенно то здесь, то там на моем теле стали выпадать перья. Но самое главное – выпали все маховые перья. Крылья стали похожи на обрубки, не способные поднять меня в воздух. Сказать, что я был расстроен, значит не сказать ничего. Самое безопасное – это остаться здесь, вместе с другими гусями, и ждать, когда отрастут новые. А это ещё недели три.

Про линьку я совсем забыл, а ведь это один из наиболее значимых периодов в жизни птиц. Сейчас здесь на озере, точнее, на множестве небольших озер и болот, собралось множество семей с выводками. С прокормом проблем не особо много, но свежая травка уже сбрита, цветочки объедены, да и ягод значительно поубавилось. Всё это – в результате большого скопления гуменников в одном месте. Хотя здесь не только гуменники. Среди нас были и белолобые, что увеличивало шансы выжить от хищников, но уменьшало кормовую базу. Впрочем, еды хватало всем. И большие стада свободно разгуливали по этим труднопролазным местам.

Где-то среди них разгуливал и я с семьёй. Я настолько привык к этому гомону, что спокойно засыпал днём, не обращая на него никакого внимания. Но сегодня он меня разбудил. Именно в тот момент, когда я сладко подремывал, гуси вдруг зашумели громче обычного и началось их активное движение. Вся масса вдруг поднялась и побежала в одну сторону, увлекая и мою семью. Я хотел рассмотреть причину этой паники, но из-за вытянутых шей не смог увидеть ровным счетом ничего. Летать никто не мог. Птенцы ещё не умели, а взрослые лишь недавно начали обрастать маховыми перьями, что совсем недостаточно для взлёта. Боясь потерять Афродиту с детьми из виду, я последовал за ними. Обогнал их и бежал уже впереди, чтобы Афродита ориентировалась на меня. Птенцы вслушивались в призывные крики матери и не отставали ни на шаг. Гуси сбились в плотную кучу, скорость бега сильно уменьшилась. Все толкали друг друга и сильно гоготали. Я взобрался на кочку и, наконец, увидел причину такого волнения. Справа и слева от нашей толпы, на расстоянии около пятидесяти метров друг от друга стояли два человека и держали длинную сеть. Часть гусей уже запуталась, а задние продолжали напирать на передних. И всё больше гусей увязало в этой сети.

Не медля ни секунды, я громко крикнул, призывая Афродиту. В её глазах отражались страх и надежда одновременно. Продолжая звать её, я двинулся в противоположную сторону, пробивая дорогу сквозь напирающие тела. Семья следовала за мной. Всё же я смутно понимал, что хочу, но точно знал, что нужно хоть куда-то двигаться. Наверняка с одной стороны гусей просто подгоняют пешие люди. Гуси всё напирали и напирали. Я отвернул в другую сторону, понимая, что нужно уходить в бок от толпы. И вот гусей уже стало меньше, мы бежим почти одни. Я поднялся на пригорок и на миг огляделся. Высокая трава скрывала многое, но я смог разглядеть, как четыре человека, по два на каждую сеть, уже собрались вместе. Они закончили ловлю и сейчас закрепляют веревки на сетях. А я, похоже, вырвался из этого внезапно возникшего ада. Со мной только Афродита и пять наших гусят. Вся семья в целости и сохранности. Я даже начал успокаиваться. Но сквозь гомон до меня донесся звук двигателя, и я увидел, будто взявшийся из преисподней, небольшой вездеход на гусеницах, который ехал явно быстрее, чем я мог бежать. В следующую минуту легкая накидная сеть накрыла меня вместе с семьей и накрепко сковала движения. Мы оказались будто в мешке. О дальнейшем побеге не было и речи. И я бессильно стал ждать участи, которую нам приготовили мои же братья по разуму. По всему выходило, что здесь на северах этот нечестный способ заготовки мяса во время линьки гусей еще в моде.

Здоровенный мужик, а это именно он так ловко накинул сеть, подошёл и недолго думая поднял нас и переложил в кузов вездехода. Лица его мне разглядеть не удалось. Затем накрыл брезентом и ушел к другим птицеловам разбираться с добычей. А я немного выждал и начал операцию по спасению. Единственное оружие, которым я располагал – это мой клюв. Им я и начал перетирать нити сетки. Афродита, как это и ожидалось, даже не думала мне помогать. К сожалению, её, скажем так, жизненного опыта, было недостаточно для подобных операций. Я был вынужден работать в одиночку.

Интересно, что ожидает всех пойманных птиц? Впрочем, думать тут особо нечего. Их всех ждёт мясозаготовка. Вспоминая сбор яиц, я понимаю, что здесь, на Севере, совсем другие законы. И нет ничего удивительного, что на браконьерство смотрят немного под другим углом. Ну что такое две-три сотни гусей, когда вон, погляди – тысячи их разгуливают по тундре? Но, с другой стороны, если таких групп ловцов не одна, а десяток, то уже не на сотню, а на тысячу гусей меньше. Так и исчезают виды. Мрачно. Но факт остается фактом: меня поймали и нужно как-то выбираться. Причем не одному, а желательно бы всей семьей. Иначе совсем грустно. Привык я уже к ним, как к родным, а они ко мне. Вон смотрят с надеждой. А Афродита, так та вообще, если я рядом, то спокойна, как удав. Ох, пригрелись наши души, трудно будет расставаться.

– Что там у тебя? – услышал я голос снаружи.

– Взять хочу, дома высажу, – пробасил кто-то очень знакомый.

Ого! Неужели Михалыч? Не удивительно. Сначала яйца, потом гусиное мясо. Можно было догадаться, что без Михалыча в здешних краях не обходится ни одно тёмное дело.

– Председатель не разрешал, – опять сказал первый голос.

– Не серчай, с ним я договорюсь, – ответил Михалыч.

У них даже есть свой председатель! Организация браконьерства, замечу, в высшей степени своего развития.

– А, делай, что хочешь, – сказал первый голос. – Пошли с теми управимся. Вон их сколько, пока тут каждого обработаешь, уже ночь наступит.

И они ушли. А я продолжил пережевывать сеть. Провозился изрядно, не один час, но в конце концов я был на свободе. Но свобода эта условная. Потому что от сети-то мне удалось избавиться, а вот брезент на кузове был хорошо закреплен по всему периметру так, что в полуприсяде я не смог найти ни одной нормальной щелки. Я освободил всех членов своей семьи, на что у меня ушла уйма времени, потому что каждый из них уже успел изрядно запутаться. Но что делать дальше, я не знал. И стал просто прислушиваться и выжидать удобного момента для побега. Михалыч же не знает, что все уже распутались, а значит момент неожиданности должен сослужить нам хорошую службу.

Гогот гусей стал значительно тише. Это могло означать только одно: их попросту становится меньше. Голоса людей практически невозможно было различить. Под нашим брезентом стало совсем темно, наступила короткая летняя ночь. Я достаточно сильно устал за этот день, думать о плохом не было сил. И я просто уснул с мыслью, что все равно же проснусь задолго до того, как кто-то будет приближаться к кузову. Но ничего я не услышал. Наш вездеход просто взял и тронулся с места. Начались кочки, ухабы и еще много чего неприятного. Уж лучше бы мне отрубили башку, чем испытывать такое. Впрочем, можно считать, что пока всё идёт хорошо: я жив, семья жива, что не скажешь об остальных, которые попали в общую сеть. Ехали долго, но не до самого дома. В какой-то момент вездеходы заехали в кузов или пикапов, или небольших грузовичков, или в прицепы, я так и не понял. И дальше мы уже поехали по относительно ровной дороге. В цивилизацию.

Наконец, машина остановилась. Чья-то ловкая рука немного приоткрыла брезентовый тент. Я подумал, что надо бы дать отпор, ущипнуть или хотя бы больно клюнуть, но вовремя остановился. Что я этим добьюсь? Лишь только то, что меня начнут остерегаться и поместят в отдельную камеру для особо буйных, если вообще сразу не лишат головы прямо тут. А ведь еще есть семья, которую надо тоже спасать, хотя я на спасение не то, чтобы семьи, на свое не очень-то рассчитывал. И решил вести себя послушно до поры, до времени. Это был Михалыч. Он опять же ловко ухватил первым меня за шею прямо под самую голову и, выдернув из кузовка, быстро опустил в заранее приготовленный ящик и захлопнул крышку. Вскоре в этом ящике оказались все остальные члены моей семьи. Что ж, все в сборе. Тревога немного отлегла.

Машина уехала дальше, а нас в ящике куда-то потащили. Судя по запахам и звукам, ящик поставили на двор, к курам, корове и другим жителям подворья Михалыча. Потом ящик надолго оставили стоять в одиночестве. Наверное, прошли сутки. Кушать уже хотелось, но не давали. Наконец, нас куда-то снова понесли. На улицу, догадался я по свежему воздуху, проникающему через щели.

– Уже несу. Сейчас всё увидишь, – пробасил знакомый голосок.

Ящик наклонили на бок и широко раскрыли крышку. Свежий вкусный воздух с наслаждением вошел в мои легкие. Но свободы я не увидел. Передо мной была клетка. Обычная клетка, добротно сколоченная из досок, а сверху укрытая железной решеткой, точнее, сеткой рабица. В ширину около метра, в длину около трех метров. Одной стеной этой клетки служил то ли хлев, то ли амбар. Со всех остальных сторон просто доски. Щели шириной ровно с клюв. Даже голову не просунуть. Тем не менее, это было лучше, чем в темном ящике. Да и небо видно надо головой. Пусть в метре уже потолок из сетки, но по всему видно, что нас не собирались линчевать. Даже вон корма какого-то подсыпали. Поживем еще! Я вошел в клетку, за мной выпихнули зажавшихся в угол Афродиту и всех пятерых птенцов.

– Ух ты, какие миленькие!

А это произнес кто-то другой. Девушка. От ее неожиданного голоска я даже слегка смутился. Женщин я не видел намного дольше, чем мужчин. Она смотрела сверху и улыбалась, прижав ладони к груди. Видимо я так давно соскучился по женской ласке, что какое-то время стоял и ее рассматривал. Она была очень стройна и очень красива. Длинные русые волосы захвачены резинкой на затылке. Девушка наклонилась, сложив ладони лодочкой и зажав их между колен. Ее лицо оказалось прямо напротив моей головы. Одна прядь выбилась и задорно повисла за ухом. Я вдохнул едва уловимый аромат, исходивший от нее. Этот аромат парализовал меня. Я им дышал, и естественные человеческие чувства пронизали все мое существо. Нет, это не духи. Это молодость! Молодость жила в этой девушке. И молодость ожила во мне, она взыграла буйными красками. Но тут прядь с уха девушки все же упала на решетку. Я вздрогнул. И реальность безжалостно вернулась и резанула по сердцу. Тягучая тоска вновь накрыла меня. Безысходность положения угнетала. Я отчаянно хотел к людям. Я хотел снова стать человеком. А сейчас я хотел стать человеком, как никогда раньше. Я отвернулся и, понурив голову, забился в дальний угол.

– Сёма, жалко их, – вновь сказала девушка. – Может отпустишь? Видишь, как расстроился. Скучает же по тундре своей. Неужели нам своих мало?

– Всё я вижу, – буркнул Михалыч, которого как оказалось звали Семён. – Нужен он мне для дела. Это ведь он тогда Шурку приложил.

– И что же? Хочешь, чтобы теперь Шурка над ним поиздевался? – повысив голос спросила девушка.

Ага, теперь я знаю, как зовут Шустрого, второго сборщика яиц. Только вот не верил я, что так легко отпустит меня Михалыч. А может и Шустрый Шурка чего учудит. Кстати, как у него дела с головой? Оправился?

– Не оправился он еще, – будто услышав мой вопрос сказал Михалыч. – Память не вся вернулась. Даже не вспомнит, как на болота с ним ходили. Вот покажу ему этого белокольцего, авось вспомнит.

– Да тебе-то это зачем? Шурке поделом досталось, – продолжала ругаться девушка.

– Машка, помолчи! – голос Михалыча стал строже. – Ты сама знаешь, что он сиротой остался. А я теперь в долгу перед ним. Я же его взял тогда с собой, думал, изменится парень, добрее станет. Не знал, что так выйдет. Получается, что как бы я и виноват теперь, что так получилось.

– Зря себя винишь. Сам же знаешь. Нет здесь твоей вины. Не гусь бы, так кто-нибудь другой приложил, – она немного помолчала и добавила уже гораздо мягче: – Впрочем, делай как считаешь нужным. Ты прав. Делай то, от чего тебе будет легче на душе.

Внутри клетки был навес от дождя. Нам он особо не нужен: перья уже начали активно отрастать и хорошо прикрывали тело от холодов. Под этим же навесом стояло корыто с приготовленной пищей. В основном вареная картошка и зерно. Травку, что росла под ногами, мы активно съедали. На второй день Михалыч открыл дверь и закинул охапку свежего разнотравья, мол, разбирайтесь, что тут для вас съедобного. И на том спасибо. Словом, кормили, как на убой. Или же действительно на убой?

– Я за Шуркой и к председателю заеду. Поговорю о них, – пробасил Михалыч Маше, кивнув в нашу сторону. – Овса им дай, что ли.

– Дам, конечно, – прозвенела Маша и улыбнулась. – Сёма, не сердись на меня. Ты же знаешь, что я этого Шурку на дух не переношу, а он настырный такой, так и лезет постоянно. Только в этом всё и дело. А за гусей не переживай. Сделаю всё как надо. Не впервой.

– Да не сержусь я, – сказал Михалыч и потрепал ее по волосам, отчего вновь из собранного хвоста выбилась одна прядь и повисла на ухе. – А с Шуркой я переговорю. Вы не пара, видно же. А если не поймет слов, то почешу ему в затылке, как вон этот почесал, – кивнул он в мою сторону и засмеялся собственной шутке. Я бы тоже засмеялся, если был бы по ту сторону решетки.

Михалыч уехал на чем-то громком, похожем на мотоцикл, я только слышал, не видел. А Маша ушла в дом и через минуту вернулась с ведром, в котором до половины был насыпан овес. Подошла к нашему заборчику и отодвинула в сторону одну доску. Потом взялась тонкими пальчиками, кстати, с ухоженными чистыми ногтями, за край корыта и потянула на себя, пытаясь его вытащить. Делала она это так неуклюже, что я невольно улыбнулся. Видимо, конструкция извлечения корыта была сделана впопыхах. Доска постоянно норовила вернуться на прежнее место, мешая свободно его достать. Конечно же, повинуясь инстинктам молодого человека, я метнулся помочь красавице. Дыра была настолько большая, что можно легко в нее проскользнуть и удрать. Но я этого делать не собирался. Во-первых, крылья еще не отросли, а во-вторых, никто из моей семьи так быстро не умеет соображать. А внятно изъясняться по-гусиному я не научился. И, соответственно, трудно будет объяснить Афродите, что пора сваливать. Впрочем, сейчас я думал о другом. Точнее, ни о чем не думал. Просто хотел помочь и просунул голову в щель, удерживая доску.

Маша ахнула, она же полагала, что я сейчас дам дёру. И в первый момент не знала, за что хвататься.

– Ой, только не убегай, пожалуйста! Сема добрый, он отпустит, вот увидишь. Только не сейчас! Он расстроится.

Наверное, она бы ещё долго меня уговаривала. Но удерживать доску шеей было, скажем так, не очень удобно. Я гоготнул, намекая на то, что пора бы уже заканчивать и вытаскивать корыто. Девушка оказалась сообразительной. Выдернула корыто. А вот дальше что делать, не знала. Она боялась вернуть доску на место. Моя голова и половина шеи торчали из клетки. Видимо, не мало ее кусали гуси, если она так осторожничает. Но я не стал ее пугать. Сам убрал голову вовнутрь. И даже еще и клювом доску вернул на место. Пусть поудивляется какие нынче гуси пошли сообразительные. Фокус сработал. Машка обомлела. Потом быстро сыпанула овса. Сама отодвинула доску и ногой пропихнула корыто. Вернула доску на место. Затем сбегала за камнем и прислонила к доске, чтобы та не смогла отодвигаться. А я только улыбнулся. Я понимал, что с моим человеческим умом выбраться из клетки будет очень даже просто. Дождемся только, когда перья отрастут.

– Значит, правду про тебя Сема рассказывал: непростой ты, – сказала Маша, опять также низко, как в первый раз, наклонившись к решетке. А я вновь заволновался, учуяв ее аромат. Кто она Михалычу? Какая-то родственница, судя во всему, сестра. В любом случае ему повезло хотя бы от того, что такое прекрасное существо живет в его доме.

Михалыч приехал к вечеру. Я услышал его мотоцикл еще задолго до приезда. И почему-то шуганулся. Мне на минуту показалось, что все уже в курсе, что я гусь-человек, и потому решил, что надо бы прибраться в клетке, дабы не увидели последствия исследований своей тюрьмы. Я уже наметил пяток способов, как можно выбраться: поклевал тут, потеребил там. Поэтому быстренько прибрал щепки и другой мусор, который точно не могли создать нормальные гуси. Впрочем, мои тревоги были напрасны. Никто ничего подозрительного даже и не пытался усмотреть. Михалыч бросил взгляд на клетку и снова скрылся за углом. Вдруг залаяла собака. Причем собака лаяла с таким остервенением, будто увидела кого-то очень ей ненавистного. Послышался голос Михалыча, успокаивающий собаку. Ага! Значит собака его. Это ухудшает положение. Выбраться запросто из клетки уже становится сложнее. Впрочем, если она на привязи, то ничего страшного нет. Но если не на привязи, то биться с ней мне не очень хочется. Судя по голосу, там что-то большое. Скорее всего, лайка. Из-за угла показался Михалыч, но уже не один. За ним шел Шустрый. Он не выглядел таким же шустрым, каким я его помню. Слегка прихрамывая, со старческой тростью в руке, он медленно плелся за Михалычем, безучастно на все поглядывая. Михалыч подвел его к клетке.

– Вот, Шур, погляди, помнишь его? – обратился он к Шустрому, но при этом глядя на меня.

Глаза Шустрого на миг широко раскрылись и лицо перекосила маска злобы. Но всего лишь на миг. Когда Михалыч повернулся к нему, то ничего не увидел. Но я видел. И запомнил этот момент.

– Нет, ничего не помню, – вяло ответил Шустрый. – Гуси, как гуси. Много таких, все они одинаковые.

– Да посмотри же получше, – не отставал Михалыч. – Гусь, да не простой гусь. Разве не помнишь кольцо на морде?

– Ну, кольцо и кольцо. Ни о чем мне это не говорит. Ты лучше воды принеси, как-то притомился я.

– Присядь-ка, – пробасил Михалыч и подставил Шустрому полено. – Устал чай поди. Ничего, поправишься.

Как только Михалыч скрылся в избе, Шустрый подпрыгнул, как ошпаренный и попытался ткнуть меня палкой. Но я ждал от него пакости, поэтому он промахнулся. Тогда его злоба перекинулась на Афродиту и детей. И он начал яростно их молотить. Сквозь обрешетку это ему сложно удавалось, но все же по паре ударов они получили. Я стал громко кричать и схватился за палку, не давая Шустрому возможности ей воспользоваться. Конечно же, это ненадолго. Шустрый выдернул палку и вновь хотел меня ударить. Но за его спиной возник Михалыч. Шустрый тут же нашелся, что сказать:

– Твой гусь напал на меня! Я только подошел еще раз взглянуть, как он тут же хватанул меня за ногу, ладно хоть только за палку цапнул. А-то бы штаны уж точно порвал.

Михалыч в ответ улыбнулся:

– Ну, вот видишь, он тебя узнал! Значит, скоро и ты узнаешь. Ладно, поживи у меня денька три. Вижу, на пользу пойдет. Память-то и вернется, – потом уже потише, но твердо добавил: – Только насчет Машки помни! Я не шучу!

– Михалыч, ты ж меня знаешь, я ее уважаю. Сказал всё, значит всё.

– Да, я тебя знаю, поэтому и предупреждаю. Иначе пеняй на себя.

– Да куда мне сейчас. Вон видишь: я же и комара-то прихлопнуть не всегда успеваю, – и Шустрый вновь устало сел на полено. – Утомился я что-то, пошли в дом.

Собака опять залаяла. Значит, лаяла она на Шустрого. Не мудрено, и я бы залаял. Неужели Михалыч не видит, как Шустрый им манипулирует? Наверное, будучи человеком, я бы тоже этого не почувствовал. А вот от моего гусиного мозга ничего не скрылось. Я думаю дело в том, что мое нынешнее ухо способно различать тонкие нотки интонации, выдавая все худые замыслы Шустрого. Я начал думать, что же делать дальше? При наличии Шустрого всё резко усложняется. Нужно бежать и как можно скорее. Наверняка, он всё помнит. Контузия от моего удара прошла. Вон он как лихо подскочил. И злобу свою так глубоко затаил, что как только прорвется – будет большая беда. Ладно, допустим за ночь я расшатаю доску. Далее смогу выбраться наружу. Отсюда не видно, но, допустим, вокруг дома плотный забор – Михалыч человек деловой, мог же и озаботиться, – тогда, если быстро, то выход один: перелететь через забор. Жаль, проверить не могу, хватит ли длины перьев для взлета. Впрочем, нет. Вообще весь план ни к черту! Моя молодежь вообще еще ни разу не летала. И куда, спрашивается, они полетят? Я уже летал неумеючи. Лететь можно, но, если вдруг ветер или забор на пути – не перелетят. Учиться же надо на ровной площадке. А так и разбиться можно. Да еще эта собака! Хоть явно она на привязи, но план все равно не подходит. Ничего не поделаешь, останемся пока ждать, но на стороже.

Из дома почти выбежала Маша, за ней поспешал Михалыч.

– Машка, стой! Ну, остановись же! Давай поговорим, – пробасил Михалыч, останавливая ее за руку.

Маша резко остановилась и выдернула руку:

– О чем тут говорить? Зачем ты ему сказал пожить у нас? Привез посмотреть – посмотрел, всё – вези назад. Нужен он мне тут больно!

– Успокойся! Ничего же не случилось, – пытался оправдываться Михалыч. – Видишь же: немощный он. Ну, куда я его повезу на ночь глядя?

– Как привез, так и увози. Ты даже со мной не посоветовался. Вечно так делаешь.

– Ну, Маш, ну давай хоть до завтра. Я же ему уже сказал, что останется, – продолжал извиняться Михалыч. – Вдруг ему плохо станет, куда его девать-то в дороге? А завтра председатель приедет на своей машине, заберет. На машине не так трясет. Ну, Маш.

Маша плотно сжала губы. С укоризной взглянула на Михалыча. Шумно вздохнула и сказала:

– Ладно. Но чтобы завтра не то, чтобы ноги, чтобы духу его здесь не было!

Михалыч улыбнулся:

– Вот спасибо. Вот такую я тебя больше люблю, – и растопырил руки для объятий.

– Иди уже, – ответила она более спокойным тоном. – Ублажай его. Не то передумаю.

Михалыч поспешил удалиться. Но все же крикнул с порога:

– Ты там поаккуратнее с ними. Гусак Шурку уже успел потрепать. Как бы глаза не выклевал.

Маша подошла к нашей клетке и без какого-либо страха склонилась над сеткой, уронив с уха непослушную прядь.

– Такой вот братец у меня, – произнесла она, глядя на меня. – Да ты не бойся. Завтра председатель приедет, обработают вас. Они умеют, ты ничего и не почувствуешь.

Почему-то при этих словах я вздрогнул. Я не сомневаюсь, что все браконьеры умелые забойщики. И нас они, как она сказала, "обработают" тоже умело, пикнуть не успеем. Почему только она так спокойно об этом говорит? И поесть не забывает давать. На убой так бы не кормили. Словом, во мне затеплилась надежда, что "обработают" – вовсе не означает, что лишат головы. Ох, лучше бы она продолжала говорить. Такой ласковый голос журчит, как ручеек с вкусной водицей, пьешь – не напьешься. Да и информации бы побольше. Девушка о чем-то задумалась. О чем-то серьезном. Жаль со мной не поделилась. Даже начала хмурить брови. Я гоготнул, пытаясь отогнать ее невеселые мысли. Маша вздрогнула и улыбнулась мне, обнажив ослепительно белые, ровные зубки. Улыбалась она восхитительно.

– Не скучайте, скоро все закончится, – сказала она, помахав мне рукой. И убежала в дом.

Итак, завтра. Значит нужно торопиться с побегом.

***

Борьку выдернули из послеобеденного сна. Он уже успел создать себе новый режим, хоть немного помогающий скоротать время вынужденного безделья. Но в домик ворвался возбужденный старик сторож и так же, как в прошлый визит Михалыча, засуетился и залепетал:

– Вставай, сынок! Приехали. Тебя кличут.

– Кто приехал? Зачем? – отозвался Боря, потирая заспанные глаза. Не любил он просыпаться в суматохе, при этом совершенно не понимая истинную причину такой спешки.

Но сторож уже ничего внятного не смог произнести. Он совал Борьке его одежду и обувь, поторапливая и помогая застегивать.

"Не иначе царь какой пожаловал", – невольно с усмешкой пришло на ум Боре.

В лице царя оказался лично председатель Белоголов Николай Николаевич. Он с невозмутимым и слегка недовольным видом восседал на пассажирском кресле УАЗика "буханки". На приветствие москвича кивнул головой. А вот Михалыч, поджидавший Борю возле двери машины, оказался гораздо приветливей. Он крепко пожал ему руку и, не задавая лишних вопросов, как, впрочем, ничего и не объясняя, махнул рукой, мол, садись.

"Садись, так садись. Значит так надо. Михалыч плохого не предложит", – решил Борька. Он уже полюбил этого басовитого силача. Всё у него по делу и ничего лишнего.

Машина поехала.

– Вот подумал, что лучше уж сразу к тебе завернуть, хоть Николаич и не хотел, – негромко пробасил Михалыч.

Отчего-то он не желал, чтобы председатель слышал его речь. А вот это уже совсем не похоже на него, всегда такого открытого и спокойного. Михалыч явно что-то задумал, но до поры не хотел рассказывать своему начальнику. Впрочем, Борька думал об этом не дольше минуты: ему-то какое дело до планов Михалыча? А вот что будет именно сейчас, вполне отчетливо волновало. Михалыч попусту не будет звать, причем лично. И Борька решил поинтересоваться, также стараясь говорить негромко:

– Ну, как прошло кольцевание? Уже закончили?

Михалыч улыбнулся в густую бороду и весело подмигнул:

– Нашелся твой гусь.

– Да ну? – воскликнул обрадованный Боря и подался вперед. Но, скосив глаза на довольно-таки хмурого председателя опомнился и понизил громкость: – Где он? Он жив? Всё в порядке?

– Не суетись, – сказал Михалыч и поспешил успокоить: – На дворе он у меня. Клеть ему выделил. Еды дал, воды дал. Не переживай, Машка присмотрит. Она, хоть и наполовину городская, но всё же скотину любит. А гусак твой семьёй уже обзавелся, – добавил он, опять улыбнувшись и подмигнув.

– Как семьёй обзавелся? Он же… Хотя… Расскажи поподробнее, пожалуйста, – взмолился Борька, в его голову закрались сомнения в том, что пойманный гусь имеет отношение к Ваське.

– Каждая тварь божья мечтает о семье. Детишек завести, словом, род продлить. А твой гусак чем же отличается? Ну и что, коли он света вольного, считай, за всю жизнь так и не видел. Зато теперь статный стал. Перо новое пошло, свежее, красивое. А уж как он своих гусят из сетей наших отвести хотел, так это отдельная песня. Я сразу тут его и заприметил. А гусыню-то выбрал: ох, не промах! Молоденькая, наверное, в прошлом году еще в яйце сидела.

Борька призадумался. Гусак с гусыней и даже уже с гусятами. Нет, это не может быть Васька. Ведь если он думает, как человек, то не может же он изменить своим исконно человеческим инстинктам? Ну, допустим, кое-что передалось ему от гуся. Допустим даже, что главный инстинкт размножения тоже передался. Но что в таком случае осталось от того прежнего Василия Волкова? Мыслит ли он как человек? Помнит ли прошлое? Если нет, то и успех обратного процесса превращения под большой угрозой. Борька погладил Пеликена, как всегда оказавшегося в руках незаметно. Закусил губу и решил, что, увидев гуся на месте своими глазами, всё выяснится само собой. Рано еще расстраиваться.

***

На третий день нашего заточения я внимательно присмотрелся к своему семейству. Афродита, понятное дело, была сильно опечалена. Она с детства привыкла к свободной жизни, а тут вот на тебе: тюрьма. Афродита, конечно, еще пока не поникла духом и, поскольку не знает, что нас может ожидать, просто надеется, что ее скоро выпустят. Про гусят говорить пока рано. Родители с ними, а значит, все хорошо. Беспокоиться им не о чем. Столько раз они их спасали, что чувствовали наши детки себя в полнейшей безопасности. То, что мы находимся в клетке, их абсолютно не волновало: значит так надо, это же временно. Но я-то знаю, что нас ждет, поэтому был сильно встревожен. Сегодня приедет какой-то там председатель, иначе назвать начальник всей этой браконьерской банды, и для нас все закончится. Что же делать? Я начал тщательно рассматривать оперение. Я надеялся, что длины маховых перьев уже достаточно для взлета, но окончательно это выяснить можно только на открытом пространстве. А здесь даже нет возможности размяться и широко расправить крылья, чтобы не задеть, хоть за одну стену. Я мог бы это проверить ночью. Нехитрая защелка на калитке мне не помешает. Но ночью приходила та самая собака к нашей клетке. Случилось худшее: когда все ложатся спать, ее отпускают гулять внутри забора. И это действительно лайка, крупный самец. И, судя по шрамам на лице, опытный медвежатник или уличный боец. Положение ухудшилось донельзя.

Я посмотрел на свою семью. Гусят уже сложно назвать малыми детками: они подросли и стали размером почти с Афродиту. При дневном свете их оперение переливается такими замысловатыми красками, которых не увидишь ни у одного взрослого гуся. Такой ярко выраженный рисунок бывает только однажды в жизни. Это рисунок ранней молодости и здоровья. Нет, такая красота не должна вдруг погибнуть под ножом людей-палачей. Я решил, что буду искать любые способы дать им свободу, буду биться до конца.

В таком случае нужно бы ещё раз пораскинуть мозгами. Итак, защелка – не преграда. Далее из клетки я их как-нибудь уж вытолкаю. Потом останется собака и забор. Судя по крылышкам гусят и Афродиты, они процентов на восемьдесят уже могут лететь. Может быть, этого будет достаточно, чтобы перемахнуть забор и на бреющем удалиться подальше. А там я найду, где отдохнуть. И такими короткими перебежками мы сможем вернуться на наши безопасные болота. Впрочем, как я убедился, все болота безопасны весьма условно.

Думал я до самого вечера, всё ждал председателя. Но никто не приехал. Вновь залаяла собака, и из-за угла дома вышел Шустрый. Он по-прежнему изображал больного со старческой тростью. Шустрый прямиком направился к нашей клетке. Что же он выкинет на этот раз? Неужели опять начнет колотить своей палкой? Нет, он оказался более изворотлив. Шустрый подошел со стороны кормушки, проворно вытащил ее наружу, потом достал из-за пазухи около килограмма соли, высыпал ее всю в кормушку и активно перемешал с зерном и картофелем, который уже был в кормушке. И также проворно вернул это назад. Я сначала не понял, зачем подсаливать нам пищу. Но следующие действия Шустрого расставили все по местам. Не вынимая другой бадейки, где была налита для нас вода, он сверху насыпал марганцовки и перемешал своей клюкой. Бадейка с водой темная, поэтому было незаметно, что вода окрасилась в ядовитый фиолетовый цвет. Шустрый хотел нас отравить! Непременно мы захотим есть и съедим сначала соль в большом количестве. Потом захотим пить и выпьем марганцовку. Вот такая незатейливая отрава для птиц в домашних условиях готова.

Покончив со своим делом, он сел на пенек напротив и стал ждать, ехидно улыбаясь и приговаривая:

– Ну, давай, ты же голодный. Или не голодный? Ничего страшного, гусыня твоя голодная точно, вон она уже пошла. Сейчас поест, а мы посмотрим на результат: может, что-то нужно ещё добавить. У меня для тебя еще крысиный яд есть. Если не поможет этот рецепт, то завтра тебе точно ничего не поможет!

А Афродита и в самом деле направилась к корыту. Этого допустить никак нельзя! Я гоготнул и растопырил крылья, не давая ей проходу. Но всё равно она постепенно оттесняла меня. Она проголодалась. Гусята тоже проголодались и начали обходить с другой стороны. Я понял, что это не выход. Тем более, что бадейка с водой, точнее с марганцовкой, к ним еще ближе. Афродита потянулась к воде. Я перешел к активным действиям. Поднапрягшись и оттолкнувшись от стенки, я навалился на бадейку и сумел-таки ее опрокинуть. Птичья отрава разом вылилась за пределы клетки. Потом я запрыгнул в корыто и начал усердно вышвыривать весь корм сквозь обрешетку. Получалось не очень, у собаки бы вышло намного эффективнее. Но и широкие лапы тоже вполне годились для такой работы.

Шустрый взвыл, как от зубной боли. Не выдержал и с бешенством накинулся на меня, пытаясь достать своей клюкой. Я ждал такой реакции. Поэтому заранее подумал, где лучше всего прятаться от ударов. При этом я также знал, что нужно кричать как можно громче, иначе помощь не придет. И помощь подоспела в лице Маши.

– А ну, прекрати, сейчас же! – закричала она, выбегая из-за угла дома. – Ты что себе позволяешь?

Шустрый на секунду скосил глаза, но, увидев, кто бежит, лишь только осклабился. Однако, попытки ударить меня прекратил. А занялся более приятным для себя занятием.

– Машуля, не кипятись. Ничего я им не делаю. Вон видишь, чего гусак надумал, еду из корыта выкидывает, а я его прогнать хочу. Сам-то он не ест, так пусть другие поедят.

Маша строго и недоверчиво посмотрела на корыто. Увидела опрокинутую бадейку.

– Воду тоже он вылил?

– Конечно, он. Говорю же: совсем рехнулся. Ну, ты иди, а я воды сам принесу, – очень даже вежливо сказал Шустрый. А потом вкрадчиво добавил: – Или ты ко мне прибежала? Давно же мы с тобой не виделись. Всё ты избегаешь меня и избегаешь, – при этих словах Шустрый противно улыбнулся.

Маша отреагировала однозначно:

– Отстань от меня, Шурка! И лучше даже не заводи разговоры на эту тему. Уйди отсюда. Не тревожь гусей. Всегда они кричат, как только ты у них появляешься. Не любят тебя, и не подходи значит!

Через щель обрешетки Маша взялась за край лежащей бадейки и поставила ее на прежнее место. Потом ее взгляд упал на ладони. Ладонь окрасилась в красный цвет. Она непонимающе поднесла руку к лицу и стала рассматривать непонятно откуда взявшиеся следы. Потом провела по краю бадейки еще раз.

– Ты чего им в воду насыпал? – еще более недоверчиво спросила она Шустрого.

– Надо мне больно что-то сыпать, – пытаясь казаться невозмутимым ответил он. – Ваша вода – вы сами и сыпете.

– Сейчас же собирай манатки и проваливай! – выпалила Маша.

– Эй-эй, девочка, поосторожнее. Скажу вот Сёмке, как ты меня привечаешь. Ему может не понравиться.

При этих словах он приблизился к Маше, крепко обнял ее за талию и начал наклонять голову, выпятив губы для поцелуя. Маша заколотила кулачками по его груди, пытаясь выбраться из неприятных объятий. Но Шустрый только противно лыбился, не ослабляя хватки, однако попытки поцеловать прекратил.

– Шурка, отпусти! – кричала она. – Ты знаешь, что с тобой Семен сделает.

– Но ведь ты же ему не расскажешь? – осклабился Шустрый. Ты же мне столькое прощала.

– Врёшь! Ничего я тебе не прощала. И нечего прощать. Уходи!

Всё же ей удалось вырваться, или это Шурка намеренно ослабил хватку. Маша отбежала в сторону и скрылась за углом дома. Шурка беззвучно захихикал, потом тихо проговорил себе под нос:

– Вот еще, сдалась ты мне. У меня планы поинтереснее. А Сёмке ты можешь хоть триста раз пожаловаться, уж его-то я обштопаю, как мне надо, – и уже громче, глядя на меня: – Ну, что вылупился? До тебя я еще доберусь. Пристрелю, не переживай. Сдохнешь быстро.

Я не переживал. Я мог в любой момент выбраться из клетки. Только не был уверен, что Шурка попадется на мой пикирующий удар вторично, к тому же новые перья пока еще недостаточно отросли, чтобы вернулась прежняя маневренность. По всему видно: Шустрый боец опытный. Что-то тигриное есть в его повадках. С таким нужно быть осторожным. Полезное качество опасаться противника не даёт расслабиться. Но, судя по всему, тот тоже не увалень. Мне даже стало интересно узнать кой-какие детали из его прошлого. Но валить отсюда надо точно. Как же это сделать?

Из-за угла дома появилась Маша, неся в руках ружье. Ох, девочки! Что ж вы творите в приступах неуравновешенности? Уж не критические ли дни у тебя сейчас наступили? Маша остановилась в пяти шагах и направила на него двустволку.

– А ну, пошел вон! – строго крикнула она.

Шустрый поднял в изумлении брови и ощерился во весь рот. Затем развел руки в стороны и произнес:

– Чего ждёшь? Стреляй! – и сделал всего лишь один короткий шаг ей навстречу.

Маша переминала оружие в своих руках. Мысли потоком бежали по ее лицу.

– Если всё решила, то стреляй. Ты же этого хотела? – Шурка сделал еще один шаг.

Маша колебалась. Определенно, она сейчас жалела, что с ходу припугнуть не получилось. А чего же другого стоило ожидать? Шустрый не из трусливых. Она явно не продумала последующего развития событий и теперь стояла в замешательстве: ну не стрелять же в самом деле! Соломенный непокорный локон вывалился из общей прически и неудачно повис, закрывая глаза. Маша дунула на него, но он не поддался и по-прежнему висел, мешая смотреть. Что ж, молодец: рука автоматически не спешит убирать, иначе бы пришлось отнять палец от курка. Интересно, ружьё заряжено или просто попугать вынесла? Своим усиленным птичьим зрением я смогусмотреть, что бойки взведены. В таком случае, может и заряжено, ведь северные девчонки сызмальства знакомы с папиным охотничьим инвентарем и могут стрелять не хуже заправских промысловиков. Правда, не все, но многие.

Я уже давно услышал приближающийся шум какого-то автомобиля, но не придал этому значения. Мало ли кто может кататься по деревне. Но теперь шум стал более отчетливым. Машина остановилась где-то рядом. Громко и неожиданно посреди этой напряженной сцены залаяла собака. Девушка машинально обернулась на лай и также машинально поправила прическу, здесь она уже ничего не могла с собой сделать. Я вместе с Шустрым отреагировали мгновенно. Шустрый мягким рывком хищника метнулся вперед, в один прыжок преодолев разделяющее их расстояние. Не успев коснуться земли, он одной рукой перехватил приклад. В следующую секунду он уже держал ружье, продолжая весело ухмыляться. А Маша растерянная и потерянная стояла напротив, понимая, что сейчас произойдет что-то ужасное.

Шурка не обращал внимания на собаку. Он отработанным движением переломил стволы. Убедившись, что патроны действительно на месте, вернул стволы в боевое положение и направил мушку на клетку. Но меня там уже не было. Мне хватило этого десятка секунд, чтобы открыть нехитрую защелку, выбраться наружу и сделать несколько быстрых шагов, необходимых для взлета. Я рисковал: если взлететь не получится, то шансов выжить практически не останется. Что будет потом с семьей уже не будет играть для меня никакой роли. Но если дело выгорит…

И мне удалось! Правда, разбегаться пришлось дольше обычного. Земля осталась внизу, и я начал быстро набирать высоту. Мой план был такой: взлететь, совершить один круг громко гогоча, тем самым давая Афродите и гусятам понять, что нужно следовать за мной. Я не надеялся на их природную сообразительность, но хотя бы повторить уже сделанное главой семейства они должны быть способны. Шурка искал меня глазами. Еще пару секунд и он меня увидит. Пусть хоть кто-то выживет. Бегите же! И я громко крикнул. Но Афродита не появилась. Видимо сильно была перепугана и не могла сделать ни шагу к своему спасению. Ей нужен был какой-то толчок. И этим толчком послужил выстрел. Шурка в одночасье отреагировал на мой гогот и навскидку выстрелил. Мне повезло: заряд прошел рядом, я кожей ощутил дуновение пролетевшей со свистом дроби. Впрочем, я этого ожидал и как мог менял траекторию, чтобы ему было сложнее прицелиться. Но скоро последует еще один выстрел.

Афродита с гоготом рванулась на свободу, увлекая за собой своих отпрысков. Затяжной разбег и вот они уже начинают набор высоты, пролетая над забором, который сверху теперь мне казался не таким уж и высоким.

А Шурка боролся с подскочившей к нему Машей, вырывая ружье. Девушка молодец, оказалась очень даже смелой. Но увы. Куда ей тягаться с Шустрым! Он оттолкнул ее достаточно сильно, так, что она упала на землю. Теперь у моего врага освободились руки и появился второй шанс.

Я специально пошел на второй круг, чтобы Шурка не вздумал стрелять по моей семье. В этот самый миг я понимал: враг не промахнется. А Шурка не спешил. Он не хотел промахнуться дважды.

Секунда. Вторая. Вспышка! Но за какое-то неуловимое мгновение, за сотую долю секунды чья-то быстрая тень метнулась к Шустрому и ударила по руке. Второй заряд тоже прошел мимо. Мне уже ничего не грозило, а семья улетала в неизвестном для них направлении, нужно догонять. Афродите придется очень тяжело с неокрепшими и пока еще бестолковыми детишками. Поэтому я решил как можно скорее их нагнать.

Обернувшись напоследок, я на миг обомлел. Что-то до боли знакомое показалось мне в том, кого я увидел рядом с Шуркой. Что-то давнее, из прошлой жизни. Дело было в том человеке, который помешал Шурке прицелиться. Он стоял и махал мне рукой, то ли призывая вернуться, то ли наоборот, провожая. Впереди я услышал тревожный зов Афродиты и, не мешкая, полетел за своей семьей.

***

Подъезжая к дому Михалыча, Борьку охватило необъяснимое волнение. Почему-то ему захотелось поехать быстрее, будто вот-вот должно произойти что-то важное.

"Нервы", – пришло первое на ум. На этот раз Пеликен остался в кармане. Борька задергался на лавочке.

– Ты чего? – спросил Михалыч, увидев его волнение.

– Да не, всё нормально, – ответил Борька, но решил, что сейчас не самый лучший момент, чтобы скромничать и добавил: – Семен… Эмм… Михалыч, может быть поедем побыстрее?

Михалыч окинул Борьку внимательным взглядом и, ни слова не спрашивая, крикнул водителю:

– Поднажми-ка!

– С чего бы? – буркнул в ответ недовольный водитель. – Пописать захотел? – но скорость прибавил.

Раздался выстрел. Все переглянулись. С лица водителя исчезла ухмылка, и он поднажал на педаль газа. УАЗик лихо остановился напротив дома Михалыча.

За забором лаяла собака. Калитка была открыта. Боря, последние метры в нетерпении готовый выпрыгнуть из машины и бежать впереди нее, уже мчался к калитке. Кричала какая-то девушка, судя по всему, та самая Маша, сестра Михалыча. Борька устремился на шум. Забежав за угол дома, он неожиданно для себя увидел Шурку, сосредоточенно целившегося куда-то в небо. Борька на миг остановился, проследил, в кого метит Шурка: вокруг дома кружил гусь гуменник. Борькой чуть ли не впервые в жизни овладела злоба. Мешкать дольше было нельзя. Впрочем, у Борьки уже не осталось никаких сомнений насчет дальнейших действий, он знал, что нужно делать. Прыгнув вперед, не хуже тигра, Боря одним быстрым движением схватил Шустрого за руку, держащую цевьё, и резко дернул вверх. Снова прозвучал выстрел.

– Ты что творишь, щенок? – крикнул Шурка, зыркнув злыми глазами на, к удивлению, абсолютно спокойного Борьку. – Куда ты руки свои су…

Он не договорил. Борька следующим движением сильно ударил кулаком куда-то в лицо Шустрого. Шустрый осел. А Борька, поморщившись, словно от надоедливой мухи, уже отвернулся и во все глаза с надеждой махал улетающему гуменнику, привлекая внимание. Он надеялся на какое-то чудо.

Но чуда не произошло. Гусь, завершив круг, улетел. А Борька еще некоторое время смотрел в пустое небо.

"Васька не мог не заметить и не узнать, – размышлял он. – Скорее всего, это был другой гусь, не Васька. С такого расстояния любая птица не то, что человеческое лицо, червяка среди листвы опознает." Тем не менее сильного отчаяния не было. У Борьки оформилась давно возникшая идея. В этот момент он сформулировал сам себе план своей дальнейшей работы. Нужно только выяснить кое-какие детали, кое-что завершить и приступать к выполнению.

Коротко выдохнув, он, наконец, обернулся и окинул взглядом представшую перед ним картину. На земле сидел Шурка, держась за нос, из которого, судя по следам, только что обильно текла кровь. Шурка доставал белую тряпицу из ведра с водой и подносил к лицу. Иногда он поглядывал на Борьку, но без злости, а даже, можно сказать, по-приятельски. Михалыч сидел на полене рядом с ним и в задумчивости потирал густую черную бороду. Видимо, это он принес воды и сунул Шурке тряпку. Маши рядом не было, но был председатель, который неустанно бормотал:

– Ох, натворили делов! Знал же, что ничем хорошим не обернется.

Борька с трудом верил произошедшему. Как-будто пелена сошла с глаз. Неужели это он двинул Шурку в морду? Да, это он: рука немного ныла в запястье. Славный удар получился, аккурат в переносицу. Скоро должен растечься синяк на оба глаза. Но Шурка не стонет. Разве ему не больно? А может, это Михалыч его так приложил уже потом? Но не это волновало больше всего Борьку.

– Михалыч, – Борька уже не интересовался Шустрым, он приступил к выполнению своего плана. – Это, наверняка, другой гусь, не мой. Мой бы вернулся. Но ты все же попробуй меня переубедить. Расскажи-ка поподробнее обо всём, что связано с этим гусем. Вообще всё! Начиная с того момента, когда вы впервые с ним увиделись, потом момент кольцевания и что произошло сейчас. Почему Шурка оказался здесь с ружьем.

– Что знаю – расскажу, остальное Машка лучше меня поведает, – он оглянулся в поисках её. – Ну, сейчас вернется. Переоденется только. Этот вон ее запачкал чуток. Ну, про это я отдельно разберусь, – и он в задумчивости снова почесал бороду совсем не по-доброму взглянув на Шурку.

– Позже поговорите, – прервал вдруг появившийся председатель. – Сперва я кое-что поведаю, – он отвел Борьку в сторону. – Знаешь, москвич, Люда уехала.

Почему-то эта новость Борю даже не удивила. Люда уже давно помышляла о побеге, и рано или поздно это должно было произойти. Поэтому на его лице ничего не отобразилось. Данный факт немного обескуражил Белоголова:

– Я смотрю, ты знал об этом?

– Нет, – Борька развел руками. – Только вы же сами санкционировали ее такое поведение. Разве нет?

Председатель хмыкнул:

– Так я и знал, что ты мне ответишь что-нибудь в этом духе. Ты не дурак. А теперь, гляжу, становишься в добавок еще и дерзким. Что ж, это свойственно молодости. Ладно. Вижу ты тут ни причем, поэтому колёса возвращаю.

На этот раз Борька не смог удержаться от удивления. Уж кого-кого, а самого председателя он точно не подозревал. Интересно, зачем ему это надо было? Может, действительно для того, чтобы не мешался мужикам во время кольцевания? Но Белоголов ответил сам, не дожидаясь Борькиного вопроса:

– Думал, ты хочешь ее увезти, а всё остальное лишь предлог. Но ошибался. А теперь вижу, что в дураках оказался я. Причем дурак я старый, – добавил он горько. – Единственная она у меня, никого больше нет. Думал, удержу, но теперь знаю цену своей глупости. Она больше не вернется.

– Ну, почему же? – Борька решил, что нужно его успокоить. – Я поговорю с ней. Она вернется. Возможно, что ненадолго, но вернется. Но только вы на этот раз не сильно ей руководите, а-то ведь она вновь может сбежать и даже не попрощаться. Будьте благоразумнее на этот раз.

Председатель только грустно кивал головой, не веря в то, что малознакомый москвич сможет вернуть дочь. Он также не обратил внимания на то, как Борькина речь начала меняться от просящей к повелительно-руководящей. А Борька и сам почувствовал явное облегчение, будто гнетущая неопределенность скатилась с плеч, и теперь он ощущает, как нерешительность сменяется уверенностью. Он устал переживать о будущем, о своих ошибках, он наконец-таки понял, что ошибок не избежать. Но в этом и состоит тернистый путь к любым достижениям, даже самым малым. Вокруг успешных людей всегда в десять раз больше критиков, нежели соратников. Но до полной реализации своих планов Борьке еще далеко, он это также остро чувствовал. Но в жизни иногда попадается и достаточно широкая полоса удач.

Председатель уехал, ни проронив больше ни слова. Понурив голову, сел в машину, и водитель отвез его.

Михалыч строго посмотрел на Шурку.

– Сам уйдешь или помочь? – спросил он загадочно тихим басом.

Шурка вздохнул. Утер в последний раз лицо. Под глазами уже стал растекаться синяк: видимо, нос всё же сломан, но на бок, как это обычно бывает, не свернут. Тяжело поднялся, опираясь на свою клюку.

– Не серчай, Михалыч. Всё гораздо сложнее в жизни, – и побрел к калитке.

Борька спокойно смотрел ему в след. Но вдруг мысль пришла ему в голову, он встрепенулся и поспешил за ним. Выбежал за калитку и окликнул:

– Эй, Шурка, постой-ка!

Шустрый обернулся. Его глаза на этот раз не показывали ни злости, ни раздражения.

– Ты в курсе, что Люда уехала?

Шурка никак не отреагировал.

Борька добавил:

– Навсегда.

На этот раз Шуркино лицо заметно омрачилось. Но он не позволил эмоциям дальше распоряжаться собой и, как можно более безразлично, выдавил:

– Вернётся. От Николаича не так-то просто уехать.

– Но тем не менее она уехала, – Борька ждал еще какой-нибудь реакции от Шурки. Но тот лишь пожал плечами и, отвернувшись, побрел дальше. Борька не мало расстроился, поскольку его теория, касаемая близких отношений между Людой и Шуркой, рушилась. Но, пройдя буквально пару шагов, Шурка остановился, повернулся к Борьке и сказал:

– Если ее увидишь, обо мне не рассказывай, – Шурка смотрел прямо в глаза Боре. – Обещаешь?

– Нет, – спокойно ответил Борька.

Шустрый отвернулся и пошел прочь уже гораздо быстрее. А Борька довольный вернулся на подворье Михалыча. Он успел заметить, что лицо Шурки заметно просветлело.

Борька долго просидел у Михалыча. Он всё спрашивал и спрашивал в разных подробностях о встрече с этим гусем. И чем дольше он слушал, тем больше убеждался, что это не простой гусь. Если даже и не самолично Васька, то точно весьма смышленый и опытный в общении с людьми. И какая же была удача поймать именно того самого гуся, которого Михалыч повстречал с Шуркой! Один момент больше всего смущал Борьку: гусиная семья, причем вместе с гусыней. Михалыч и Маша наперебой убеждали, что в этом нет ничего необычного, что домашний гусь вдруг скрестится с дикими, такие случаи бывали и не раз. Борька до последнего скрывал факт превращения человека в птицу. Но, в конце концов, он подумал: а почему, собственно, ему так необходимо это утаивать? Уж, если нужна информация, то нужно ее добиваться.

– Маша, Михалыч, – начал он. – Вы далеко не всё знаете про того гуся, которого я ищу, – Борька поднял указательный палец, прерывая попытку Маши протестовать: уж она-то точно всё успела про него узнать и собиралась вывалить еще десяток фактов. Но Михалыч посмотрел на нее неумолимым взглядом старшего брата, и та успокоилась, дав Борьке продолжить. – Это вовсе не гусь. Точнее, у меня есть основания полагать, что тот, кого я ищу на сто процентов внешне похож на гуся, но всё же это не гусь.

Михалыч и Маша переглянулись, мол, ты понимаешь, о чем он сейчас сказал? И одновременно повернули лица к Борьке, ожидая дальнейших пояснений.

– В это трудно поверить. Я, честно говоря, сам не до конца верю. Короче, вы верите в сказки?

Маша и Михалыч вновь переглянулись, но на этот раз у каждого сверкнул огонек игривости и удовлетворения.

– Будто знал, – проворковал Михалыч, вставая из-за стола. – Айда-ка со мной, покажу кой-чего. Ха, – хмыкнул он довольно себе в бороду, маня Борьку в соседнюю комнату: – Любим ли мы сказки?

В комнате стоял книжный шкаф, сверху донизу уставленный книгами. Борька без труда определил богатый набор разных книг: советских, российских и зарубежных. В основном это были сказки или новый популярный жанр фэнтэзи. Впрочем, для Жюль Верна здесь тоже отыскалось местечко. Хоть сам Боря не очень любил книги про разного рода волшебства, но все же оценил библиотеку и немало удивился факту, что в такой глуши вдруг отыщется оазис просвещения. Все же Боря был ошеломлен, он никак не ожидал, что Михалыч, этот могучий бородач, олицетворение русского мужика, и вдруг окажется заядлым любителем литературы, причем не какой либо, а именно фантастической. Брат и сестра наблюдали за Борькой и улыбались широкими добродушными улыбками.

– Это Машка всё натаскала из города, – довольный своей сестрой произнес Михалыч и потрепал ее по голове.

– Что ж, замечательно! – Боря взял с полки томик русских народных сказок. – Тогда всё гораздо проще. Возьмем вот, например, Аленушку и ее братца Иванушку. Что с ним приключилось?

– Из копытца попил, – воскликнула Маша.

– Верно, – Борька перевернул страницу и показал картинку из книги. – И превратился он в козленочка. Это сказка, но я не писатель и не фантазер. Я ученый. Поэтому любая сказка для меня – это повод задуматься, а при возможности и повторить.

– Причем тут козленок? Мы же про гуся, – Михалыч почесал бороду.

– Козленок действительно ни причем, – Борька закрыл книгу и поставил на место. – Важен лишь факт превращения. Повторюсь: в это трудно поверить, но существует способ превратить человека в кого угодно. И я этот способ нашел и случайно применил на своем друге, которого сейчас ищу.

Родственники некоторое время стояли, обдумывая Борькины слова. Наконец, Маша заключила:

– То есть ты кого-то превратил в гуся?

– Да, – Борька ожидал более бурного недоверия. Но, учитывая их пристрастие к фантастике, они оба восприняли это как обычное дело, будто ежедневно встречались с разного рода волшебством и чародейством.

– А может он уже того? Обратно превратился? – предположил Михалыч. – Здесь много всяких ходит, может мы его видели?

– Да, может его фотография есть? – поддержала Маша.

– Фотография? – Борька зачем-то похлопал себя по карманам. – А, вспомнил! Есть на его телефоне. Он меня просил поснимать иногда.

Он достал телефон, наблюдая, как легко приняли такое чудо как превращение хозяева дома. Впрочем, их мозг уже подготовлен для разного рода небылиц, так что искорки в глазах разгорелись еще ярче, предвкушая новое приключение, причем наяву, и они точно хотели бы в нем поучаствовать.

Михалыч глянул на лицо Василия в охотничьем камуфляже и сразу отмахнулся:

– Не. Такого не видали, – и потерял всякий интерес к остальным фотографиям. – У меня память на лица моментальная. Один раз увижу – больше не забуду. Уж не знаю от кого такая досталась, может от прадеда. Он ведь у нас до войны старостой был. Дед председателем в колхозе. А мы вот… – он с какой-то отстранённой досадой махнул рукой.

А Маша, напротив, чуть ли не вырвала телефон из рук брата. Но сразу опомнилась и виновато взглянула на Борю:

– Можно?

– Конечно, – Боря улыбнулся. Она явно заинтересовалась Васькиной физиономией. Вон начала даже пролистывать фотографии одну за другой. А они ведь очень даже похожи. Оба светловолосые. Правда, у Васьки не такие соломенные волосы, как у нее. В остальном всё такое же. Брови светлые, ресницы. Они улыбаются даже одинаково. Единственно, у Васьки нет ямочек на щеках. Ну, может быть, в детстве были. А у Маши они есть, почти как у Яны. Вспомнив Яну, Борька загрустил. Он часто думал о ней. Практически постоянно. Смышленая девчонка из лаборатории никак не давала ему покоя. Он изо дня в день переваривал сцену расставания. Чего ей тогда не понравилось, он не мог понять до сих пор.

"Может быть, просто устала и не хотела, чтобы я на нее взвалил лабораторные работы? – думал он. – Но ведь она же сама отказалась ехать. Хотя, надо признаться, там от нее пользы гораздо больше. Впрочем, с другой стороны, если бы она приехала со мной, может быть председатель и не стал бы затевать эту комедию с колесами. Сложно. Всё очень сложно, – заключил он." На все запросы Бори о том, как идут дела, она всегда отвечала однозначно: "Всё под контролем." Уже почти месяц он здесь без Яны, но думать о ней стал только чаще. Борька, конечно же, осознавал, что его чувства к этой девушке выходят за рамки рабочих отношений, но не мог до конца дать им определение от того, что не был опытен в отношениях между мужчиной и женщиной. Но никому он не хотел довериться больше, чем ей. Только с ней хотел делиться всеми своими планами, успехами и неудачами.

– А это кто? – Маша оторвала Борьку от тяжких дум.

Боря посмотрел в телефон. На экране был изображен Васька рядом со своей подругой. Борька, конечно же, знал ее, но не подал и виду. Зачем? Вместо этого он ответил:

– Думаю, коллега.

Машу такой ответ удовлетворил не полностью, но продолжать допрос не стала. И вновь углубилась в просмотр фотографий, где Васька позировал на охоте или во время отпуска на юге. Она всё больше и больше им интересовалась. Васька ей явно нравился, от телефона не отогнать. Что не скажешь про Михалыча. Отчего-то тот вдруг погрустнел. Борька, конечно же, это сразу заметил и пытался разгадать резкую перемену настроения, но ничего не шло на ум. Борька посмотрел на него, ожидая, что Михалыч сам поделится.

– Интересная у тебя жизнь, – пробасил Семен. – Нет, не возражай, я не про Москву. Тебе те развлечения не нужны, ты деловой. Ты дело делаешь.

Борька открыл было рот, собираясь отпустить длинную речь по поводу плюсов жизни в деревне и про то, что наоборот, это он, Михалыч, живет более интересной и насыщенной жизнью, но Михалыч его остановил, подняв руку.

– Там, в твоей Москве, думаю, не мало сыщется таких как ты, – он чесал бороду, подыскивая слово: – Правильных, что ли… Ну, таких, кто за дело всей душой стоят, болеют. Только вот сюда никто не приезжал еще. Ты, считай, первый. И… – он запнулся, думая, как же высказать ту сокровенную мысль, которую явно вынашивал уже не один день, а может, и не один год. – Словом, наблюдаю я тут за тобой исподтишка. Ох и изменился же ты, право! Из младенца в юнца, а сейчас, почитай, что и мужик тебе не каждый подстать будет. Вон как Шурке сунул, – он довольно улыбнулся, а Борька подумал, что рука после удара у него стала болеть чуть больше. Михалыч продолжал, и Борька его уже не перебивал. Конечно, ему льстила подобная оценка от самого Михалыча, но он еще не услышал истинную мысль. – Ну, я не об этом. С Шуркой я еще поговорю. А, да что я тут мямлю! Душа у меня просит чего-то другого. Нет, не подумай, всё у меня хорошо. Дом, работа, хозяйство. Но интерес пропал. Председатель к какому черту только не отправляет. А я и рад, люблю делом заниматься. Я же тут с детства вырос. Каждое болото знаю. Всё загнивает. Всё! Ты ж сам видел, как на Совином Болоте пусто. Никого не встретишь. Говорил ему, мол, давай заказник, что ли тут какой справим. А он, мол, не до этого. А до чего же тогда? Сидим, как шкурники. Только о себе заботимся. Пробовал я в заповедник устроиться, но он не отпустил, как-то договорился с ними, и не взяли. Здесь ему нужен, видите ли. Плевать на него! Ну, довольно болтовни, – Михалыч перешел к окончанию слишком долгой для него речи. – Возьмешь к себе?

Маша краем уха слушала витиеватую, местами нескладную речь брата без особого любопытства. Видимо, Михалыч уже не раз изливал ей душу по этому поводу. Но при последних словах вдруг вскинула голову и затаила дыхание, ожидая Борькиного ответа. В ее глазах сияли радостные огоньки.

А вот Борька опешил от внезапного заявления. Он пожевал губы, приподнял и опустил брови. Нащупал в кармане Пеликена. Но спустя минуту взял себя в руки, впервые осознанно отдернул руку от своего любимого талисмана. И заговорил ровным голосом:

– Я не против, – Михалыч чуть обмяк и чуть сменил напружиненную стойку легавой на более спокойную. – Но я не являюсь работодателем, поэтому платить не смогу.

– Да это и не главное, – выдохнул Михалыч. – Главное не отказал. А Николаич не уволит, я же смогу и у тебя, и у него. Пусть гроши, но платит. У меня своё хозяйство. Выберусь.

– Хотя… – Борька поднял указательный палец, остановив размышления Михалыча. Он вдруг подумал, чтоу него уже достаточно связей, чтобы начать свою собственную кампанию или хотя бы попытаться. – Может быть, мне кое-что удастся. Но обещать на сто процентов, конечно, не могу, – Борькин мозг работал очень лихорадочно. Ему неожиданно показалось, что он слишком мало делает. Тем более уже целый месяц провел фактически бездейственно, в то время, когда мог бы начать воротить горы. Определенно, сегодня очень необычный день, день его обновления.

Михалычу показалось недостаточно уже высказанного, и он добавил:

– Я на любую работу сгожусь. Ты мне только поручай. А так-то я что угодно сделаю. Да хоть похлебку варить буду, всё ж никакая, а польза.

Борька улыбался. Нравились ему эти люди всё больше и больше.

– А девочка у тебя есть? – вдруг обескуражила вопросом Маша.

Борька задумался.

– Есть, – лаконично заключил Михалыч. – Не было бы – не думал бы.

– Но тут такая ситуация… – Борька хотел что-то объяснить.

– В следующий раз не на базе, а у меня будешь жить, – пробасил Семён тоном, будто уже всё решено.

Борька развел руками, довольный таким неожиданным приглашением.

– Но я же не один приеду. Может будут помощники, аппаратура, вещи.

– Мелочи! Я тебе избу отдельную построю. Вон сруб еще с прошлого года лежит, не знал для чего привез. А теперь есть куда применить. Приезжай хоть всей артелью. Места хватит.

Борька попал на базу уже ближе к полуночи с приятным сознанием, что в следующий раз возвращаться на север уже будет совсем не тягостно.

Глава 6. Возвращение.

Заметив, что я благополучно их догоняю, Афродита тут же передала бразды правления в мои руки. Все пять птенцов достаточно ловко держались в воздухе, но все же требуется найти безопасную площадку для посадки. Они привыкли всюду следовать за мной и Афродитой, в полете также не изменяют этому безопасному для них правилу. Гусята пока еще не умели выдерживать ровный строй, подобно звену истребителей, но в целом я был доволен, что никто не остался на земле и не отстал. День уже клонился к вечеру, лететь на наши известные озера я не решился: далеко. Но не это меня тревожило больше всего. Никак из головы не выходил тот человек, что помешал Шустрому меня подстрелить. И вдруг как осенило! Это же Борька! Но почему я его сразу не узнал? Может быть потому, что не предполагал увидеть? Кроме того, я не ожидал от него таких самоотверженных поступков. Борька всегда был для меня каким-то вялым. Впрочем, может быть, это со стороны так казалось, а на самом-то деле он мог всегда себя проявить? В любом случае я не хотел отказываться от этого предположения, потому что в моем положении нельзя пренебрегать никакими случайностями. Тем не менее возвращаться прямо сейчас, чтобы удостовериться, Борька ли это, я не планировал. Но зато у меня созрела идея навестить место нашего лагеря, где и произошло это проклятое превращение. И уже по месту решить, что делать дальше. Охота еще не открыта, поэтому я не слишком переживал за нашу безопасность. Разве что лисы. Но их повадки я вполне усвоил, так что они почти не страшны.

Рассуждая подобным образом, я наметил ближайшее озеро и пошел на снижение. Все гусята приводнились благополучно, не считая двоих, которые всё же кувыркнулись в воде, но это мелочи. Наконец, у нас появилось время привести себя в порядок и снова почувствовать свободу. Первым делом я осмотрел всю территорию на предмет возможных нападений и решил во что бы то ни стало в темное время суток, а оно уже начало наступать, не смыкать глаз. Далее, можно будет и вздремнуть часок-другой, Афродита присмотрит. Похоже, я начинаю себя вести как Граф в своем недоверии ко всему.

У меня и Афродиты еще не все перья выросли до их полной величины. Полностью достигли своей длины только перья первого порядка, маховые, те, что самые крайние на крыле. Уже скоро должны достигнуть своего окончательного размера и все остальные.

А вот у птенцов, напротив, все перья уже выросли. И я в очередной раз восхитился тому великолепному четкому рисунку, изображенному на их крыльях, да и вообще по всему телу. Такой рисунок бывает только в первый год жизни гусей. Они уже готовы летать по-взрослому. С каждым днем будут чувствовать прилив сил и потребность тратить эту растущую энергию. А значит, и будут стремиться летать. Вот тут потребуется глаз да глаз за ними, как бы не угодили в беду. Поэтому на следующий день, как только я увидел, что им уже невмоготу, тут же взлетел. Но меня всё же они опередили и рванули ввысь. Впрочем, я без труда их нагнал и увлек на этот раз более ровным строем за собой.

Я решил забраться повыше. Мало ли: найдется какой-нибудь дурак и шарахнет по нам из дробовика. Здесь ведь пошли уже более забытые места, а закон, соответственно, менее доступен. Ох, как долго я добирался сюда! Кажется, прошла целая жизнь! Меня охватило волнение. Но, что, собственно, я собираюсь увидеть? Борька остался где-то в деревне, лагеря всё равно же никакого быть там не может. Несмотря на это, я летел. Сердце забилось чаще. Я узнал дорогу, поле, даже, вроде бы, заметил свой скрадок. Или это нарисовало мое воспаленное сознание, поскольку травяной покров после весны полностью обновился. Не важно, я точно понимал, где нахожусь. Раньше за собой такой отличной памяти не замечал. Вероятно, способности запоминания ориентиров мне передались от гуменника, в чьём теле я сейчас обитаю.

Я взял курс ровно на место нашего лагеря. Птенцы уже стали уставать, а для меня мир перестал существовать, что-то необычное я должен сейчас увидеть. И увидел. Сначала не понял, что это может означать. Может, просто так рельеф здесь расположился. Хоть скорость и была бешеная, но всё же я отчетливо рассмотрел огромный треугольник, выложенный из повсюду валяющихся булыжников. Треугольник был с равными сторонами, и нельзя уже было сомневаться, что это именно знак. Знак, оставленный человеком. Кое-где прорыты небольшие траншеи. Эти траншеи лучше видны именно с высоты. Я торопливо соображал, мог ли этот знак оставить Борька? И вспомнил! Довольно-таки часто я с ним беседовал на тему скаутов и вообще выживания в лесу и в другой сложной местности. И для тренировки, сидя у костра, иногда чертил прутиком на земле международные сигналы бедствия, которые специально разработаны для поисковых вертолетов или самолетов. Борька всегда меня слушал в пол-уха и при этом с нескрываемой иронией, говоря, что это вряд ли в жизни когда-нибудь пригодится, на что я ему делал такие же замечания по поводу его чемоданчика. Но теперь вижу, что он всё помнит. По крайней мере, знак равнобедренный треугольник означает место посадки. Так что же? Он мне предлагает здесь сесть и ждать? Конечно, весьма остроумно с его стороны, но в моем нынешнем положении это невозможно. Оставить другой знак я был не в состоянии. Камни двигать мне не под силу. И сегодня я решительно не был настроен сажать своих ребят на опасный участок на земле, пусть для начала на воду научатся. Поэтому я сделал то, на что способна любая птица в полете. Снизив высоту, поднатужился, крякнул и вновь стал подниматься ввысь, уводя семью подальше в болота, оставив возвращение до лучших времен.

***

Подъезжая к Москве, Боря с теплотой перебирал в памяти месяц, проведенный на базе Кольского полуострова. Теперь ему предстояло многое успеть сделать, чтобы скорее вернуться назад. Борька спешил. Он даже не заехал на место лагеря, чтобы проверить, не оставил ли Васька какую-либо пометку, что он там был. Это уже не столь важно, как казалось раньше. Нужно успеть вернуться со всем необходимым оборудованием до начала массового отлета гусей. А лучше даже до открытия охоты. Борька от себя не скрывал, что действует на авось, но старался об этом не думать. Не может ему не повезти! Глубокая вера в успех не давали ни капли уныния.

Он был полон решимости и рвался взяться за подготовку. Поэтому, входя в лабораторию, немного нервничал. Он не знал, как на самом деле обстоят дела с лазером, с кристаллами, с решеткой. Всё ли готово? А вдруг потребуется еще несколько месяцев, например, на рост кристаллов? Что в таком случае он будет делать? Он мог бы приехать месяц назад, если бы не эта, теперь уже забавная, история с колесами. Перед самым отъездом он позвонил Люде, и они поговорили, как давние приятели. Борька безуспешно пытался вернуть её хоть на минуту к отцу. И, в конце концов, он выставил главный козырь: вскользь упомянул про встречу с Шуркой и про то, что тот опять с травмой, но, к счастью, не сложной. И не забыл добавить, что Шурка интересовался ей. Лишь после этого Люда переменилась и поспешила закончить разговор. Но Борька успел для себя выяснить, что Шурка для Люды далеко не безразличная личность. Да бог с ними! Может быть, всё само выяснится со временем.

Впрочем, Борьку в данный момент это интересовало меньше всего. Его тяготила неопределенность в отношениях с Яной. Как она его воспримет спустя месяц расставания? В письмах и коротких сообщения она отвечала, что сильно занята, что хотела бы многое рассказать, но спешит. И непременно исчезала, иногда по целому дню не отвечая ни на один его запрос. В итоге Борька решил её не беспокоить, поняв, что он на нее обиделся. Но не признавался себе в этом, поскольку она вообще и без того многое для него уже сделала, а он тут бездельничает. В одном Борька был твердо уверен: Яна для него стала спасательным кругом. Он бы желал с ней поделиться многим, но не знал, как подступиться, как вывести тему на такой разговор. И чем ближе наступал миг встречи, тем больше у него замирало сердце.

– А, Борис! – профессор Громов Евгений Петрович показался из своего кабинета. – Как освободишься, зайди ко мне.

В принципе это означало, что нужно зайти как можно скорее. Но Боря решил немного осмотреться. Яна возилась с лазером. Этот сложный и, в общем-то, секретный прибор, судя по уверенным движениям, уже не являлся для нее какой-то неприступной крепостью. Она сначала и не услышала входящего Борьку, так была увлечена работой. Но когда его окликнул Громов, тут же обернулась и ослепительно улыбнулась. У Борьки отлегло, вовсе она на него и не дуется больше, и не выглядит серьезной, совсем не как в переписке по телефону. Борька не удержался и тоже улыбнулся. Он подошел к ней, снова почувствовав, как будто повеяло чем-то родным. Как долго он тосковал по этому чувству!

– Ну, ты иди сначала с Евгением Петровичем поговори, а-то я долго тебя не отпущу, – выпалила она даже не поздоровавшись.

– Может всё же сначала расскажешь, хотя бы мимоходом, как дела?

– Нет-нет, всё потом. Просто Евгений Петрович сейчас уже уходит, и он очень хотел с тобой поговорить.

"Понятно, – подумал про себя Боря. – Видимо, не терпится меня разнести. Впрочем, он это умеет делать достаточно спокойно и сочувственно, что я даже и не пойму, злится ли. Шутка ли: отсутствовал целый месяц!" С этими мрачными мыслями Борька поплелся в каморку Громова.

Вопреки его ожиданиям профессор выглядел вполне довольным, но действительно куда-то торопился и в спешке собирал портфель.

– Борис, извини, сейчас совсем нет времени. Нет возможности расспросить о поездке. Но, думаю, что там всё успешно. Спасибо тебе за руководство. Яна постоянно держала меня в курсе дел. Особенно тех, что ты ей поручал удаленно. Ты делаешь большие успехи в руководстве.

Борька сидел с раскрытым ртом, не понимая, о чем говорит Громов. Какое еще руководство? К тому же руководство кем? Яной? Да она постоянно говорила, что занята, и Борька, в сущности, и не знал, что конкретно она делает. Но благоразумно решил промолчать и дослушать беглую речь Громова.

– Давай быстро выкладывай, что тебе еще понадобится? Наверняка ты действуешь по тщательно продуманному плану. Сегодня день возможностей. У тебя времени – пока я собираюсь.

Борька запутался еще больше. Мысль работала лихорадочно. Что за мозговой штурм решил вдруг ему устроить профессор? Ладно, подумаем об этом позже.

– Я в скором времени собираюсь ехать назад… Ммм… В смысле, на север. Там буду проводить эксперименты уже непосредственно в поле. Понадобятся помощники.

– Никого больше выделить не смогу, лаборантов нет, – отрезал Громов.

– Лаборанты не нужны, – успокоил Боря. – У меня уже есть кандидаты на должность обычных помощников, что-то типа разнорабочих. Я смогу их набрать из местных. Нужно только разрешение от местного председателя. Ну, того самого, я вам про него говорил. От Белоголова. И выделить бюджет. Нужно же будет им платить чем-то. Да и продукты, снаряжение…

– А, ну это мелочи, – отмахнулся Громов и захлопнул портфель. – Что-то еще? Когда выезжаешь?

Борька сам бы хотел это знать, но ответил уклончиво:

– Когда получу разрешение на выделение помощников из местных. Потом сразу же собираюсь и еду.

У Громова зазвонил телефон.

– Выхожу, – бросил он в трубку и умчался.

Видимо, встреча действительно очень серьезная, если он предпочел служебную машину общественному транспорту. Борька ощутил себя будто внезапно брошенным в середину омута. Но он уже сидел на берегу и обсыхал.

Яна ждала у шкафчика с реактивами и растущими кристаллами. Борька отметил, что такие же чудо-полочки появились дополнительно в столе и еще в одном шкафу.

– Всё тот же мастер? – спросил он.

– У меня вообще в жизни не так много людей. А мастеров, я имею в виду своего дела, всего-то два, – ответила Яна с интригующей улыбкой.

"Один делает шкафы, а кто же другой?" – с завистью подумал Боря, но уточнять не стал, поскольку тут же забыл об этом. Потому что перед ним открылась великолепная картина: на каждой полке стояли стаканчики с выросшими кристаллами. Кристаллов было так много, будто бы Яна работала днем и ночью, не уходя домой.

– Но как?! – Борька безумно смотрел на большое количество выполненной работы.

– Если создать очень идеальные условия, то камни растут достаточно быстро, – ответила Яна так, будто и не было здесь никакого чуда. – Вот таблица, где мы в первую нашу встречу… Ну тогда, помнишь? – конечно же Борька помнил до мелочей их первую встречу. – Вот тогда ты мне наметил направление работ, и я начала растить.

– Но я не помню, чтобы перед отъездом было их так много.

– Ну, я начала чуть раньше, – Яна запнулась. – В общем, сразу же и начала. Стеснялась тебе сказать… Я их выращивала в соседней лаборатории. Не знала, что у меня получится, вот и не говорила.

– Тааак, – Борька почесал затылок. – Ну теперь выкладывай всё. Продолжай удивлять.

– А больше и нечего рассказывать. Кристаллы готовы все.

– А решетка? Она готова?

– Готова, но я не смогу ее привезти. Мне сказали, что кристаллы нужно отвезти им, и они их сами вставят?

– Кто сказал? Мирзо? – Борька никак не хотел отдавать выращенный материал пусть умелому, но всё же чужому человеку. Столько трудов и времени вложено. Он сам всё вставит здесь, в лаборатории.

– Мне сказали, что это слишком тонкая ювелирная работа, и они не позволят выполнить ее без особых навыков, – Яна развела руки, мол ничего не поделаешь.

– Да что это такое! – Борька хотел уже было возмутиться по серьезному, но передумал. – Ладно. Я сам завтра съезжу. Нет. Лучше прямо сегодня.

– Завтра, – заключила вместо него Яна.

– Почему завтра?

– Сегодня ты устал. Да и он работает по утрам. Лучше поезжай часам к семи. Я предупрежу. Он будет ждать.

Борька отметил, что Яна хорошо усвоила режим работы с этим таджиком и в некоторой степени позавидовал, но больше всего восхитился тому, как смело она способна действовать и без его помощи. Но надо отдать должное: Мирзо был не совсем обычный, голова у него работала как надо. Он, в сущности, и сам умел найти правильный подход к людям.

– Но ты не переживай, – успокоила Яна. – Решетку я видела, всё сделано в точности по твоему чертежу.

Борька подумал: когда только она успела? Чертеж, если уж говорить по-честному, создала она, а не Борька. Борькин эскиз был лишь жалкой пародией.

– Хорошо. Завтра. Но тогда сегодня, если уж дела, благодаря тебе, – он выделил это особенно, – выглядят лучше некуда, нужно заняться лазером.

– А что с ним не так? Я же всё проверила, всё работает. Правда, не запускала. Я хотела, честно. Но Евгений Петрович сказал, что слишком много мороки, что запускать лучше на свежем воздухе. Наш лабораторный кабинет совсем для этого не подходит. Знаешь, я совсем в этом не разбираюсь, наверное, он прав, я спорить не стала. Правильно?

У Борьки в очередной раз взлетели от удивления брови. Надо же, она и в лазере уже покопалась! Борька, конечно, проверит, ничего ли там не испортилось. Но всё же, какая величайшая трудоспособность! Откуда она у неё? Кто ей это всё привил? Не могли же из обычной любознательности вырасти такие знания. Это, не иначе как, дарование свыше.

– Кстати, Громов мне сказал, что ты действовала под моим руководством, что я удаленно присылал какие-то инструкции. С чего он это взял?

Яна подарила Боре невинную улыбку:

– Но ведь ты же мне сам сказал что ещё нужно сделать. Вот я это и делала. Что-то не так? – и она снова ослепительно улыбнулась.

Борька мгновенно догадался: всё это время она его прикрывала. Она не рассказывала Громову ни о чем: ни о пропавших колесах, ни о том, что его не взяли на кольцевание, ни о разногласиях с председателем. Ни о чем. А он еще на нее дулся! Да как он вообще смел даже думать о ней в негативном ключе? Он вдруг будто прозрел: перед ним стоит именно тот человек, которого он искал всю минувшую жизнь!

– Ты меня лишила всякой информации, говорила, что занята… Теперь я и сам это вижу, – Борька опустил глаза в пол. – Ты меня прости, по телефону много не узнаешь… Мой тон в переписке мог показаться слишком… строгим. Но я не хотел никаким образом давить. Даже не думай! – он поднял глаза. Яна в ответ смотрела ясным взглядом и легкая улыбка, которая очень ей шла, заставила Борьку забыть, о чем он планировал сказать. Он на миг замолчал, потом вдруг отчаянно захотел выпалить: "Ты выйдешь за меня?" Но чуть не поперхнулся от своей храбрости и вместо этого изрек: – Ты… поедешь со мной?

– Куда? – Яна продолжала улыбаться.

– На север, – он заговорил быстро. – Мне понадобится помощник, точнее даже не помощник, а заместитель, товарищ. Господи, что я говорю? Мне нужен соратник, кто меня поймет во всём. Абсолютно во всём. Ну, и заменит при необходимости. Ты ведь понимаешь?

Яна продолжала улыбаться. Её дыхание чуть углубилось. Борька этого не заметил. Она что-то обдумывала.

– Понимаю, – заговорила она медленно. – Но и ты пойми: я очень редко уезжала из дома. А без спроса родителей вообще никогда. У нас такой порядок. Мне надо сначала отпроситься у отца. Извини, я не против, но если отец не захочет отпустить, то… Он у меня очень строгий! – нахмурив брови добавила Яна. Борька помрачнел и не заметил веселых чертиков в ее глазах.

Перед уходом Яна помогла упаковать все кристаллы в ящики с мягкими стенками, специально изготовленные для этого случая. Казалось, она предусмотрела всё, но возразила, утверждая, что идея с ящиками целиком принадлежит Мирзо. Затем она также, как и всегда, сбросила трубку телефона, сообщила, что ей надо бежать, ее отвезут домой. И Боря снова, как и всегда, огорчился, а сердце сжалось завистью и ненавистью к тому, кто ее увозил. Он вне себя вдруг дернулся за ней. Выбежал на улицу. Но было поздно: у входа в институт никого уже не было. Вспоминая эту сцену, Борька злился на себя, что не остановил ее, не поговорил про ее ухажера. И одновременно ругал, что побежал за девчонкой как незрелый юнец. Борька запутался окончательно, не зная, как поступить и кляня свою нерешительность.

Рано утром чуть свет Борька уже был на ногах и приехал в лабораторию за кристаллами. Вчера, придя домой, ему не удалось основательно переговорить с отцом. Лишь смог рассказать в общих чертах как прошла командировка. Он не говорил ему про Седого, не говорил про отношение к нему председателя и других людей. Сказал, что всё было хорошо и всё понравилось. Не стоит тревожить нервы больному отцу. Успеет еще всё обсудить. А сейчас нет времени, нужно торопиться собрать все детали в одну общую конструкцию и отправляться назад, ловить Ваську на перелете. Он подъехал к гаражам Мирзо. Всё тот же механик ремонтировал очередную машину. Но, когда Борька появился в дверях, оставил это занятие и обратился к нему:

– Мирзо ждет, давай помогу, – и взялся за ящик. Боря не ожидал такого поведения, но подумал, что, наверное, виной всему Яна. Женщины редкие гости гаражных мастеров, а уж тем более хорошенькие девушки. Они запоминаются надолго и имеют особенноевлияние на всех мужчин.

Борьку провели в лазерный цех. За единственным столом сидел Мирзо. Увидев Борю, встал, дружелюбно улыбнулся:

– Проходи, друг, показывай.

Механик ушел, а Мирзо сразу принялся за дело.

– Занятно, – бормотал он себе под нос, перебирая стаканчики. – Занятно. Хорошо, отполируем, покрасим чем-нибудь, чтобы не сохли. И вставим. Есть у меня один мастер.

Мирзо принес долгожданную решетку. Борьке хватило только одного взгляда, чтобы понять: тут действительно потребуется ювелирная работа, и ему никак не справиться. Каждая ячейка представляла из себя не просто отверстие, а ямку с лепестками, точь-в-точь как это применяется в дорогих украшениях. Человеку, который потом будет вставлять камешки, нужно уметь в совершенстве пользоваться своим инструментом, и однозначно этот человек должен обладать достаточным опытом. Борька бы никогда так не смог сделать. Его охватило чувство неудобства. Он понимал, что работа, можно сказать, выполнена, но Мирзо пока не взял ни копейки. Но при этом и решетку тоже не отдает. Тревожные мысли полезли в голову, но он решил пока не задаваться финансовым вопросом: пусть уж сделает всё до конца, потом и поговорим.

– Очень здорово! Вы мастер! – воскликнул он. Мирзо ничего не ответил, но видно было, что ему приятно. Любому человеку приятна похвала. – Вы говорите, что отдадите кому-то вставлять кристаллы. Долго он их будет вставлять?

Мирзо что-то посчитал в уме:

– Думаю, неделю.

"Неделю, значит, неделю, – прикидывал Борька: – Прибавим еще пару дней на разные обстоятельства. Итого, полторы недели. Многовато, но пролет еще не начнется." Он пока еще не замечал, что понемногу начинает рассуждать как человек, принимающий решения не только за себя одного.

– Хорошо, – произнес он вслух. – Как я узнаю о готовности? Мне самому приехать или через Яну? Вы вроде бы с ней уже сработались?

Мирзо улыбнулся. Он, конечно же, заметил изменения в Боре, особенно его более уверенный тон. Но Борька растолковал его улыбку по-своему.

– Хотя нет, ей уже хватит вас беспокоить. Давайте я лучше сам заеду. Говорите: через неделю?

– Постой, постой, – удержал Мирзо. – Не торопись так. Утро. Пойдем-ка чаю попьем.

Борька хотел бежать. У него появилось так много дел, что он боялся упустить каждую минуту. Но отказываться, конечно же, было бы верхом неприличия.

За чаем Мирзо вел себя как и прежде, но расспрашивал больше обычного. На этот раз его мало интересовало, чем Борька занимается в своей лаборатории. Его больше интересовало, что Борька за человек, какие у него есть увлечения, где бывает, кто отец, мать, друзья. Борька раскрылся не сразу: ну, не привык он, чтобы его расспрашивали так много о нем самом. Обычно это никому не интересно. Но Мирзо был очень искусным собеседником. И в итоге Борька разговорился и ответил на все вопросы, причем с удовольствием. Ему льстило, что нашелся в мире человек, которому интересно узнать что-то о нем. А Борька сам вдруг осознал, что не так-то и мало событий произошло в его жизни. Оказывается, есть, чем поделиться. Но когда Мирзо перешел к вопросу о Яне, Борька вдруг сжался. А что сказать, кто она ему? Коллега? Глупый ответ, да и сказать такое как-то банально, и почему-то ему показалось неуместным. Но не делиться же в самом деле самым сокровенным? Он ответил просто:

– Мой руководитель рекомендовал ее как хорошего помощника. Она ведь действительно толковая, вы заметили? Вот поеду в командировку, думаю, что Яна бы стала мне там надежной опорой.

Мирзо прищурился, отпил глоток зеленого чая, взял кусочек щербета, тщательно пережевал.

– Да, она славная девочка, – медленно произнес он, о чем-то раздумывая. – Есть, конечно, свои причуды.

– Вы меня извините, – встрепенулся Боря. – Но мне уже пора. Меня ждут в лаборатории. Эээ… Ждут дела.

– Да-да, конечно, иди, – подхватил Мирзо.

Он проводил его до выхода. Всё тот же механик оставил машину и подошел к Мирзо:

– Что? Конкурент? – спросил он, когда Борька удалился.

– Жизнь идет своим чередом. И это было ожидаемо, – ответил Мирзо.

Громов уже ждал и тут же пригласил его к себе в каморку.

– Сегодня у меня опять нет времени, Боря, – профессор ходил по комнате очень возбужденный. – Мне, скорее всего, в ближайшее время придется переселиться к ним для важного мероприятия, – он поднял палец вверх при словах "к ним". – Это и плохо, и хорошо. Хорошо, что будет новое дело. Они одобрили моё предложение по канализации и по мусоросжигательным заводам. А плохо, что я здесь долго не появлюсь, точнее, буду редко приходить. Мне нужен кто-то толковый, кто бы присмотрел за всем в моё отсутствие. Может быть, даже на несколько лет.

Боря затаил дыхание. Давным-давно он мечтал об этом как о несбыточном, далеком, недоступном. Неужели Громов предложит ему должность заведующего лабораторией? Вот было бы удачей! Это же повышение, а значит, более-менее ощутимая зарплата. Но не это главное. Главное, что он, Борька, младший сотрудник, наконец-то таковым перестанет быть и сможет заняться настоящей научной работой. У него будет возможность продвигать свои идеи, делиться с другими энтузиастами, он откроет двери в удивительный мир науки.

– А лекции? Вы их разве не будете вести? – осторожно поинтересовался он.

– Боюсь, что будет не до лекций. Часы я уже раздал другим преподавателям, осталось решить с лабораторией. Без хозяина здесь нельзя. Как думаешь, Яна справится? В твоё отсутствие она выглядела молодцом.

У Борьки оборвалась душа. Так вот зачем он его пригласил. Посоветоваться. В сущности, Громов, конечно же, прав. Ну, какой из Борьки заведующий? Его не было целый месяц, занимался чёрт знает чем, на этом проклятом севере. Грибы собирал да рыбу удил, вот и все занятия. А Яна тут вкалывала и показывала, кто действительно достоин. Да и с другой стороны, кто Борька сейчас? Да никто, временно освобожденный. Вот закончится вся эта канитель с превращениями, сочтут его треплом и упекут за решетку на долгие годы. Понятное дело, Яна сейчас в приоритете. Он, конечно же, порадуется за нее и обязательно будет рекомендовать, потому что на эту работу действительно вряд ли в институте сыщется более подходящий сотрудник.

– Лучше Яны я не знаю никого, – сказал Боря. – Но только не могли бы вы повременить хотя бы до окончания моего эксперимента? Я планировал взять ее с собой.

– Хорошо, но с первого сентября вы оба должны быть здесь. Независимо от результатов.

Он схватил свой портфель, но в дверях остановился и бросил:

– Кстати, ты просил кого-то из местных. Так вот, достаточно от тебя телеграммы на имя руководителя. Гм… Как его?

– Белоголов.

– Да, Белоголову.

И он быстро вышел не попрощавшись.

Боря расстроенный стоял и смотрел на оставленную открытой Громовым дверь. Он не знал за что приняться. Дел было запланировано много. Но он вдруг почувствовал, что это никому не нужно. Все его потуги и идеи поблекли. Ну и что, если он придумал какой-то там лазер, который превращает людей в животных? Баловство, за которое сажают в тюрьму. Это событие уже отшумело и потеряло заинтересованность. Громов занят новым проектом, Яна будет работать в лаборатории. А он? А он останется прежним младшим сотрудником.

Борька вышел из каморки, подошел к лазеру. Нужно начинать его упаковывать, но он не знал с чего начать. Яна в его отсутствие уже навела свой порядок. Вроде бы выглядело всё как прежде. Ну, лазер теперь стоял на столе без пыли, и все необходимые принадлежности расставлены в одном ей известном порядке. Борька почувствовал себя чужим. Даже здесь, рядом с лазером его собственной сборки, он стал лишним, ненужным и покинутым. У него опустились руки, и хотелось расплакаться. Нет, так продолжаться не может, нужно взять себя в руки! Да какая в конце концов разница, кто там что-то решает за него и без него? У него есть главная задача, и он ее выполнит! У него, пожалуй, остался только один друг. И этот друг – Василий Волков. Лучший друг. И Борька сделает всё, чтобы его вернуть. Что там Громов говорил про телеграммы?

Борька сел за стол и принялся составлять длинный список необходимых дел и вещей, которые понадобятся в предстоящей поездке.

Вскоре впорхнула Яна. Она была так очаровательна в этот летний день, что Борька на какое-то время забыл свои тяжкие думы. Он любовался ее светлым платьем до колен с открытыми плечами. Оно ей очень шло. Яна улыбалась и о чем-то весело щебетала. Борька даже не вникал в суть. Как легко она смогла его отвлечь и вернуть к подготовке.

– Ты сегодня не в духе? По тебе заметно. Может, решетка не понравилась? Ты же отвез кристаллы?

– Нет-нет. Точнее да, отвез. Но нет, со мной всё в порядке. Просто Евгений Петрович утром был… В общем, он очень доволен твоей работой, – Борька не решился рассказать ей о грядущих перспективах, чтобы не расстроиться снова. Пусть уж лучше Громов сам объявит. Это более правильно, и ему легче. Борька встряхнул головой: – Ну, давай, приступим!

Они провозились до самого вечера. Это было начало грандиозного эксперимента. Яна готова была услужить во всём. Видно, что работа доставляла ей неимоверное удовольствие. Вечером, как обычно, у нее зазвонил телефон. Она сбросила звонок:

– Ну, мне пора.

Для Борьки в этом уже не было ничего особенного, но он остро почувствовал, что не хочет ни с кем ее делить.

– Постой! – окликнул ее в дверях. – А что твой отец, согласен отпустить в командировку?

– Он сказал, что отпустит, но только ты сначала должен к нам домой прийти, отпросить меня, – Яна ослепительно улыбнулась, задорно сверкнув своими чарующими глазами.

Борька заранее почувствовал стеснение. В его планы это явно не входило.

– Да ты не переживай, – успокоила с прежней улыбкой Яна. Она легко отмечала малейшие изменения в его настроении. – Папа просто меня очень любит, – и растаяла в коридоре.

Борька спохватился и выбежал вслед. На этот раз он успел: Яна только лишь подходила к стоящей у подъезда машине. Она села в автомобиль, поцеловала в щеку водителя. Борька обомлел. За рулем сидел Мирзо! Борька отшатнулся назад, в темноту подъезда, чтобы его не заметили. И его не заметили. Дверь закрылась, машина уехала. А Борьку буквально начало трясти. Он поднимался вверх на свой этаж, яростно дыша. И лишь войдя в лабораторию и закрывшись изнутри, дал волю непередаваемой брани выплеснуться наружу:

– Старый козёл! Уже внуки скоро, а всё туда же! Да как он посмел? Разнесу к чертям его гараж! “Зайди, чаю выпей сначала.” Жалкий лицемер! Не нужен мне больше твой чай! И эта дурацкая решетка тоже не нужна. Всё из-за неё. Дернул черт связаться с такой скотиной. И без него бы всё сделал.

Около получаса Борька ходил из угла в угол широкими шагами. Но понемногу стал успокаиваться, шаги замедлились. Он сел на стул и подумал, что его вина в случившемся огромна. С его личного согласия Яна стала тесно работать с Мирзо. А он опытный, неглупый мужчина, умеющий вести разговор, наверняка, смог увлечь и ее – юную, невинную и пока еще наивную душу. Вины Яны он ни в чем не видел. Это ее выбор.

Борька достал из кармана давно позабытого Пеликена и поставил перед собой на стол.

"Не отступишься?" – вновь, как на яву, зазвучали в ушах странные слова.

– Не отступлюсь, – вслух спокойно и твердо произнес Борька.

Он взял телефон и набрал номер.

– Алло! Люда, привет! Ты где сейчас? В Москве? Я так и думал. Давай встретимся. Да, прямо сейчас. Посидим где-нибудь. Я как раз выхожу с работы. Заеду.

– Ты ведь не знаешь ничего, а он совсем другим был. Он веселым был. Рубаха-парень. Ну, как такого не полюбишь? – Люда улыбнулась своим воспоминаниям. – Со всех деревень девчонки о нем только и говорили. А он меня выбрал. Говорил, что вернется, женится. Чтобы ждала. И я ждала. Два года ждала. А потом он вернулся… – она помолчала. – Пока там служил, его мать с отцом умерли. Мы писали, да письма, наверное, не доходили, или не давали читать. Я же не знаю какие там правила. Он вернулся молчуном. Совсем изменился. Ни на кого не взглянет, не поговорит. Про меня и думать забыл. Даже наоборот, как только увидит, будто специально глаза отводил и уходил. Никто ничего не знал. Потом узнали. Ох, лучше бы и не узнавали. На почту пришло официальное письмо из части. А вместе с ним другое письмо от товарища по службе. Так вот то письмо было с открытым конвертом, отклеилась бумага. А я часто на почту забегала, отец просил. И мне отдавали всё, что нужно по деревне разнести. Я как увидела, что письмо не заклеено, конечно же, сразу прочитала. Но поняла, что на почте все уже в курсе, что там написано. Все же любопытные. Чуяла душа, что не нужно ему туда рваться. А он мне: "Ну чего ты боишься? Уходят сосунками, возвращаются молодцами! Да каждый мальчишка мечтает попасть в ту часть!" А ты знаешь, Боря, что это за часть? Я не знала, думала, ну спецвзвод какой, мало ли таких. Вон ОМОНовцы, так может и он туда же. А там из людей зверей делали. Они уже не могли нормальными вернуться домой. Машина, которая должна выполнить приказ или умереть. Вот и всё. Боли не чувствовать, грудью на пули, ни грамма сомнений. Да они там уходят все напичканные наркотиками. Голова думает, тело двигается, но весь организм на износ. Не спят по нескольку суток. Ну кто сможет выдержать? Кто не выдерживает, просто умирает. И чаще в бою. Ты не смотри, я не выдумываю. Я потом много узнавала. Я читала то письмо между строк. Я могу так. Сама боюсь себя. Я даже слушаю людей, а слышу совсем другое, не то, что они говорят, я их чувствую, – она вновь помолчала. – Его командир ему писал. Уж не знаю, как поняла, но потом с ним поговорила, он сам много рассказал. Никогда не рассказывал. И мои догадки подтвердились.

Было задание у них: очистить один поселок, вроде аула. Но вдруг выяснилось, что все духи ушли в горы. Группа погналась за ними. А он старшим в своей группе был. Через месяц, если бы дослужился, капитана дали. Короче, был бой. С нашей стороны двое тяжело раненых, с ними еще двоих оставили. А сами вчетвером погнали бандитов дальше. Было уже ясно, что без подмоги не обойтись. Он вызвал, но быстро прийти не смогли. Оказалось, что раскрыли крупное бандформирование в этом районе и брали всех в кольцо. Опытных бойцов не хватало, площадь большая, да еще горы, покрытые лесом. Поэтому отдали всем группам приказ: "Пленных не брать. Расстреливать на месте, но аккуратно, чтобы потом правозащитники не докопались. Проблемы же никому не нужны." А он правильный солдат. Да что говорить, не будешь правильным – выживут свои же. От каждого ждут четкого выполнения приказа. На это и рассчитывают. Этим и славилась его часть. Всегда, с самого первого дня своего образования. Лишь на следующий день выяснилось, почему так яростно отбивались духи и почему их здесь так много. Ему не повезло, именно на его долю это выпало. Бандиты лагерь оборудовали. Прям в ущелье вырубили пещеры, дома рядом построили и что-то вроде школы подготовки юных отморозков устроили. Человек двадцать юнцов от десяти до пятнадцати лет там тренировалось. Как выяснилось, умели они уже и из оружия стрелять, и взрывчатки ставить. Хоть завтра можно на задание отправлять. Очень опасные мальчишки.

Но ему с тремя бойцами удалось взять всех. Заперли в сарае и начали охранять. Что же с пацанами еще делать? Не стрелять же! Ведь юнцы совсем, просто их родители в свое время сдурели. Он доложил. Долго не отвечали. Но приказ есть приказ: пленных не брать. Ему так его командир и проорал: "Ты что же, лейтенант, себе позволяешь, мать твою? Ты хочешь всех подвести? Ты хочешь нашу честь опозорить? Из-за твоего малодушия сегодня может столько парней хороших погибнуть! Выполняй приказ!"

И он выполнил. А через тридцать минут его же командир по рации сообщил, чтобы мальчишек не трогали. Но было уже поздно. Они потом еще часа три трупы в овраг скидывали и земелькой прикапывали, маскировали. А в глаза друг другу смотреть боялись.

Люда помолчала, потом сделала большой глоток воды и продолжила:

– Уже позже командир ему говорил: "Не ссы, лейтенант, это же будущие убийцы. У них в крови всё. Не ты их, так они тебя, а не тебя, так детей твоих. Они мстить будут всю жизнь. Их все равно не перевоспитать." А он уже не мог дольше там оставаться. Написал рапорт. Удержать не смогли. Отпустили без содержания. Скандал был. Да не это главное. Плохо то, что он почернел, душа почернела. Обозлился на всех. Огрызаться начал. Его бояться стали. Ну, дальше ты сам знаешь. А его командир в письме прощения что ли просил. Словом, вернуть его хотел. Но не получилось. Хорошим мужиком оказался. Сам жертва службы, ничего уже тут не попишешь.

– А что было во втором письме, в официальном конверте? – спросил Боря.

– Там награда за тот бой и вообще за операцию. "За боевые заслуги" вроде. Я в них не разбираюсь. Еще сообщалось, что капитана присвоили и пенсию назначили. Типа не сам уволился, а комиссовали с содержанием. Это все командир его старался. Вину свою заглаживал. У самого на душе кошки скребли. Он, считай, со мной только потом и переписывался. А Шурка, когда я принесла конверты, даже не взглянул. "Выбрось, – сказал. – И больше не напоминай!" А деревня начала толковать, что он детоубийца. Представляешь, до чего люди злые бывают! Но в глаза, конечно, никто сказать не решался. И только Михалыч всё понял и принял. Михалыч вообще всех всегда понимает. Удивительно терпимый человек. Жену бы ему еще правильную найти.

Они помолчали. Люда вдруг спохватилась:

– Ой, а что же ты меня позвал-то? Я как-то на себя переключилась.

Боря улыбнулся, достал из кармана Пеликена и поставил перед Людой на столик.

– Помнишь?

– Конечно, помню! – она схватила фигурку и радостно стала ее рассматривать, будто увидела впервые.

– Забирай.

– Как забирай? – удивилась она. – Ты же так ей дорожил.

– Забирай, – повторил Борька. – Тебе он нужнее. Только обещай, что не отступишься, как бы сложно ни было!

– От чего не отступлюсь? – не поняла она. – Ну ладно, обещаю.

– Вот и славно, – улыбнулся Борька, чувствуя, что освободился от тяжкой ноши. – Когда он приезжает?

– Поезд через час. А потом на квартиру поедем. Командир временно снял для нас. Сказал, что пока живите, а потом по душе подберете. Мол, Шурка пусть пообвыкнется в новой шкуре. Предприятие очень большое, сотрудников тоже полно. Начальником охраны там бывший майор из спецслужб. Ну, а Шурку в заместители, можно сказать, как на стажировку берут. Начальник перед пенсией последний год работает. Вот командир и решил, что лучшей перспективы не подыскать.

– Рад за вас обоих. Честно. Я тебя отвезу на вокзал. А сама не забудь про обещание: к отцу в течение двух недель съезди обязательно!

– Обещаю, – улыбнулась Люда.

Ночью Борька спал очень плохо. Почти до утра не мог уснуть, перебирая в памяти момент, когда он увидел Мирзо за рулем машины, увозящей Яну. Он не хотел ее ни с кем делить. Почему-то он считал, что она уже его и никому не должна принадлежать, кроме как ему одному. Но, в итоге, он все же пришел к выводу, что не так уж он и прав, как показалось с самого начала, и стоит пересмотреть свой взгляд на эту ситуацию. Кто он и что из себя представляет? Пока он никто. Мирзо, в сущности, тоже по мнению Борьки не пара для Яны. Разница в возрасте значительная. Ну, что она в нем нашла такого? Но ведь он и Яну не знает. Действительно, он не знает о ней ничего, кроме того, что она умная. Хотя, если она выбрала Мирзо, то не такая уж и умная. Впрочем, как тут понять женскую натуру? Он даже не знает, кто ее родители. Может отец старше матери тоже лет на двадцать, и подобная семейная традиция у них длится годами? Было бы неплохо нарушить эту традицию. Да и вообще, надо наведаться к ее отцу, потому что с лазером бы она очень ему помогла в предстоящей поездке. Но главным обстоятельством для Борьки была бы не ее помощь, а всего лишь присутствие рядом.

– Я ей должен доказать, что достоин ее! – воскликнул Борька. И заключил, что повода злиться на нее у него совсем нет. А вот Мирзо совсем другое дело. С ним он еще как-нибудь поговорит. Не сейчас. Сейчас он ему еще нужен. Необходимо получить от него готовую решетку, а уж дальше он скажет ему, что тот не прав, совратив юную невинную душу. Причем Борька уже начал обдумывать подходящую речь, которая поразила бы соперника с первых слов.

Яна влетела в лабораторию, сияя больше прежнего. Она была уже в другом платье из материи каких-то ярких цветов, которое, конечно же, ей шло, как и вчерашнее. Плечи были открыты по-летнему. Борька часто украдкой бросал любующийся взгляд на них и мечтал, чтобы сегодня она как можно дольше не надевала лабораторный халат. Густые черные волосы распущены, и при каждом покачивании головы вдоль них прокатывалась блистающая волна. Борька даже прятал руки за спину, чтобы случайно не поддаться желанию погладить их ладонью. Когда она подходила совсем близко, а Борька в этот момент что-то рассказывал, то он начинал сбиваться, теряя всякую нить повествования. Борьке становилось жарко, а Яна почему-то слишком уж часто, как бы ненароком, появлялась возле него. Борьку злил тот факт, что он понимает от чего она такая жизнерадостная. С первого дня приезда Яна порхает перед ним, как бабочка, источая легкость и свежесть. А сколько времени она так порхала до его приезда? Ведь с Мирзо она знакома уже больше месяца! Но Борька гнал подальше мрачные мысли. В любом случае не стоит огорчать Яну своими неутешительными выводами.

Всю неделю Боря совместно с Яной полным ходом готовился к поездке. Профессор Громов заглядывал пару раз и, сообщив, что, если что-то нужно, пусть обращается, тут же исчезал. Тех денег, что когда-то он получил от Громова, вполне хватало, особенно, учитывая, что себе на зарплату Боря ничего не оставлял. Многое нужно было докупить. Борька понимал, что команда будет состоять не только из него одного, а значит понадобится больше снаряжения. А лучше докупить и оборудования: новый фотоаппарат должен будет заменить видеокамеру; штатив; фильтры, чтобы учесть вспышки лазера, всё требовало вложений. Кроме того, он поедет вместе с Яной, значит потребуется отдельная палатка с достаточно комфортным спальным местом. И, когда Боря объявил о том, что, видимо потребуется где-то найти прицеп к машине, так как нужно же будет везти раскладушки, столы, стулья, Яна вдруг категорически запротестовала:

– Не переживай. В детстве мы с папой и мамой много переезжали. Я могу спать и на тюфяке в сенях, не привыкать. Много вещей сулит долгие сборы. Хватит надувных матрасов и теплых спальных мешков.

В конечном счете получалось, что машина всё равно будет забита под завязку, но без прицепа. Даже при необходимости можно было освободить еще одно место для дополнительного пассажира.

Несмотря на это, Борьке требовалось окончательное решение насчет поездки Яны. Хоть они и собирали всё, будто она уже точно едет, но тем не менее официального согласия от отца получено не было. Встречу с ним откладывали: то Боря вечером уезжал по магазинам, то в принципе уже было поздно идти с таким визитом. Да и Борька старался создавать ситуации, чтобы вечером не видеть, как Яну опять увозит этот старый таджик Мирзо. Он не был уверен, что не сорвется и не наломает дров раньше времени. С самим Мирзо он никаким образом всю эту неделю не общался. Думал, что, может быть, Яна как-то сообщит, о готовности решетки, но не дождался. И решил, что пора бы уже съездить за ней самому, хотя совсем не хотелось даже просто видеть этого человека, не говоря уже о каком-либо сотрудничестве.

– Знаешь, завтра меня не будет до обеда, я поеду к… – он запнулся. – Поеду по делам.

– Ой, а папа намекнул, что ты завтра можешь приехать к нам домой. Как раз к обеду. Сможешь?

Борька опять ощутил стеснение, но отступать было бы неправильно и трусливо.

– Я планировал потом приехать сюда поработать, но, если так необходимо, если у вас это обязательно.

– Очень обязательно, – улыбнулась Яна. – Мы будем ждать. Не забудь: завтра выходной.

"Я надеюсь, разговор с отцом не займет много времени." – подумал Борька.

Проснувшись рано утром по будильнику, Борька, конечно же, забыл, что сегодня выходной. Для него выходные не имели ровным счетом никакого значения. Он много лет почти нигде не бывал, и редко с кем встречался. Поэтому часто досадовал, что в выходной не работает тот или иной магазин с реактивами или другими так часто нужными мелочами.

Приехав в гаражи, он застал уже другого механика, который лениво попивал чай из фарфоровой кружки с отломленной ручкой и явно не хотел начинать рабочий день. В середине августа обычно редко попадаются ясные деньки, но в этом году уже неделю стояла прекрасная погода.

– Не. Его нет сегодня и не будет. Выходной. А у меня очередь. Эх, не повезло, погодка-то какая! – ответил он на просьбу позвать Мирзо.

Борьке показалось странным, что Мирзо не работает по выходным. Он ему всегда представлялся очень деловым человеком, но вот оказался не без греха. Борька считал нормальным, если человеку не требуются выходные. И он уже было собрался ехать в институт, как вспомнил, что сегодня Яна звала его к себе домой. Яна оставила адрес. Оказывается, она жила где-то совсем рядом, но не являться же рано утром, подобно Винни-Пуху, в гости. Сказано к двум – значит, к двум. В лабораторию Боря решил уже не ехать. Он сел в машину и осмотрел себя: джинсы давно не первой свежести, рубашка тоже. Не мешало бы еще сегодня побриться и постричь ногти. Поразмыслив над этим, он решил, что всё-таки хорошо, что не встретился сегодня с Мирзо, а-то бы пришлось идти домой к Яне в очень дурном настроении. И он поехал к себе домой.

Борька начал нервничать. Последний раз он так нервничал, наверное, перед экзаменом в институте. Борька вдруг осознал, что не успевает привести себя в порядок. Но понимал, что появиться в её семье в таком виде будет совсем уж неправильно.

– Боря, ты чего так засуетился? – спросила мама, от которой не скрылось редкое поведение сына.

– Всё нормально. Просто я тороплюсь. Где-то были джинсы другие, не могу найти. Еще побриться надо. А может и помыться.

Мама чуть заметно улыбнулась:

– Иди в ванную. Я всё найду, – она всё поняла. Женское сердце в таких вещах редко ошибается.

Через два часа Борька почти выбежал из дома. Где только мама смогла отыскать брюки еще с институтских времен? Они оказались совсем новые. Одевал их раз или два. Потом все годы проходил в джинсах да камуфляже. А мама помнила, берегла. Рубашка тоже нашлась. Хоть Борька и рассчитывал надеть джинсы, но мать решительно раскритиковала. Пришлось согласиться. Он глянул на себя в зеркало автомобиля. Вроде побрит чисто, причесан: "Уфф… С богом!"

Найти дом, в котором жила Яна, оказалось нетривиальной задачей. Проехав знакомый гаражный кооператив, Борька оставил машину и дальше решил пойти пешком. Слишком уж запутанными показались улицы. Он и сам жил не очень далеко, но здесь ни разу не бывал. Еще попадаются в Москве такие уголки, где дворы представляют из себя мешанину довоенного времени и послеперестроечного периода. Все здания не выше трех-четырех этажей, во дворах снуют дети с раскосыми глазами. И, судя по всему, никто не переживает, что с ними что-то может случиться. Вокруг очень мало взрослых, да и те в основном старики. Они сидят за столиками и режутся в нарды, шашки, домино и еще какие-то неизвестные Борьке игры. У многих на головах тюбетейки. Однажды Борька и на Мирзо такую видел. Восточный колорит чувствовался во всем, будто ты вовсе не в столичном городе, а где-нибудь в пригороде Казахстана. Прямо на улице, как в давние советские годы, протянуты бельевые веревки, на них сушится одежда. Детские площадки ветхие, давно не ремонтировались, но это никого не смущает. Повсюду слышен детский смех. По всему видно, что здесь все друг друга знают, словно в большой деревне.

Войдя в этот двор Борька остановился. Не сказать, что он опешил, но куда идти дальше сориентироваться не смог. Дети поглядывали с любопытством. Некоторые старики тоже оторвались от досок. Борьке ничего не оставалось, он подошел к одному из столов, поймал взгляд обернувшегося старика:

– Здравствуйте!

– Здравствуй! – старик кивнул. – Ищешь кого-то?

Борька не хотел называть имени, в ответ он прочитал по бумажке адрес. Ему показалось, что старику этот адрес ни о чем. Он обернулся к другим игрокам, и они начали совещаться на своём языке. Борька не понимал ни слова.

– Иди вооон в ту дверь, – сказал он наконец, указывая пальцем на подъезд одного из домов. И добавил, улыбнувшись: – Вот, значит, кого ждали.

Борька подошел к заветной двери. Сердце было готово выпрыгнуть наружу. Он нажал на кнопку звонка, но не услышал сигнала. Звонок не работал. С минуту поколебавшись, он коротко постучал. Никто не открыл, но в квартире явно кто-то есть, слышны разговоры и вроде бы шум посуды. Только Борька собрался постучать повторно, как дверь открылась. Перед Борькой стоял Мирзо.

Он предполагал увидеть кого угодно, только не его. Поэтому от неожиданности даже не поздоровался. Несколько секунд стоял как истукан и не мог сообразить, как этот ненавистный ему человек оказался тут. И вдруг его словно пронзило. Ну конечно, как же он не догадался сразу? Этот старый донжуан наверняка уже прижился в этом доме. Даже сам вышел открывать дверь на правах хозяина. Думает, что уже всё решено в отношении Яны. Но Борька ему еще покажет! Эти выводы пронеслись, словно молния в Борькиной голове. Решение сформировалось мгновенно.

– Я пока еще не знаком с ее родителями в отличие от вас, но это меня не волнует, – начал говорить Борька. Он не успел приготовить заранее речь для Мирзо, потому что не ожидал так скоро с ним увидеться, поэтому сейчас говорил то, что само срывалось с языка. Борька говорил негромко, но твердо и враждебно. Он не хотел, чтобы услышал кто-то из домашних или, тем более, сама Яна. – Я больше не позволю, чтобы разные личности провожали ее с работы. Теперь это будет только моё право. А вам я рекомендую оставаться дома и не тратить драгоценное здоровье, которое может от такой сверхзаботы и надорваться. Несмотря на мое уважение к вам, как к мастеру своего дела, я не допущу вмешательства в мою личную жизнь и не позволю стоять на моем пути.

Вся фраза вылилась на удивление легко и на одном дыхании. Теперь уже можно не юлить и не притворяться перед ним. Пусть знает, что он, Боря, не собирается выглядывать из-за угла и бросать камни в спину. А вот как поступил Мирзо для Борьки оказалось загадкой. Мирзо первые слова выслушивал с интересом, потом на лице отобразилась насмешка, которую Борька истолковал по-своему. Ситуацию разрядила Яна, как показалось Борьке, возникшая будто из воздуха. Она весело прощебетала:

– Ой, Боря, привет! Наконец-то ты пришел! – она не заметила Борькиного сурового настроения. – Хоть вы уже и знакомы, но я всё же представлю: папа, это Боря. Боря, это папа.

– Папа? – Борьке стало очень жарко. По спине потекла противная щекотливая струйка пота. Лицо до самой шеи залила краска. Он это чувствовал.

А насмешка никуда не делась с лица Мирзо. В данный миг эта, в общем-то безобидная, гримаса выглядела как издевка. Борька хотел провалиться сквозь землю, убежать. Но Мирзо не дал этому случиться, сказав:

– Ну, пойдёмте, молодые люди. Побеседуем.

И Борька невольно поплелся позади всех, точно на трибунал. Ничего не замечая, кроме своего стыда, Борька сел на указанное место. Уже гораздо позднее он обнаружил, что жилище Мирзо мало походило на что-то национальное. Скорее это была обычная европейская квартира, но с элементами, присущими только народам Средней Азии. Было много ковров, но стол в гостиной стоял привычный высокий. И есть предлагали обычными приборами. Было много различных пиал самых фантастических расцветок, в которых лежали сладости, в основном те же, что и в комнате Мирзо в гараже, и что-то еще, из чего Борька смог определить только пахлаву и пастилу.

Вошла хозяйка дома и поставила на стол короля всех блюд – плов. Борьке, как гостю, она выбрала самые лучшие куски баранины. Боря не ожидал, что попадет на такой праздничный обед, поэтому ему было неуютно чувствовать себя в центре внимания, но понимал, что даже окажись он у них дома при других обстоятельствах, всё равно окажется центром внимания. Понемногу он начал успокаиваться. Кроме того, безумный, потрясающий вкус плова заставил забыть о происходящем вокруг. Такого он еще никогда не пробовал. Хотелось добавки, но стеснялся просить, а никто не предлагал. И правильно сделали, потому что за пловом последовали хинкали тоже с бараниной. И Борька во второй раз за день получил наивысшее наслаждение от еды. Интересно, в чём секрет?

А мать Яны оказалась очень общительной и о чем-то всё рассказывала. Выяснилось, что Янин старший брат получил высшее образование, женился и уехал в Питер. Приезжает редко. Живут они здесь с Яной уже много лет, и ей тут нравится, но всё равно иногда тоскует по родному городу в Таджикистане. Борька наблюдал за ней и отмечал очень сильное сходство с дочерью. Как же он раньше не смог определить, что Яна не русская по национальности? Даже и не приходило на ум задумываться об этом. Борька вообще редко задумывался над такими вещами. Он всегда считал, что человека надо судить только по его мозгам, а не по месту рождения.

– Спасибо! Очень вкусно вы готовите, – он отклонился на спинку стула, чувствуя удовлетворенность.

– Я? Да это всё Янаби. Мне одной пахлавы хватило на целый день.

– Янаби? А это кто? – не понял он.

Мать прыснула со смеху. А Яна опустила лицо, пряча улыбку. И Борька понял, что речь шла именно о ней. Только он никак не припомнит, чтобы Яна так представлялась ему. Впрочем, он вообще плохо помнит, что она говорила в день знакомства. Не до нее ему тогда было. А сейчас другое дело. Хотя, почему другое дело? Что реально изменилось? Его подвешенное положение таковым и осталось.

– Говоришь, куда-то поехать собираешься? – вступил наконец в разговор Мирзо, когда мать с Яной разлили по пиалам чай. И Борька понял, что наступил момент, когда начинается спрос с гостя. И ему предстоит ответить на неисчислимое количество вопросов.

– Да, собираюсь на Кольский полуостров. Там будут проводится важные научные эксперименты.

– Эксперименты – это хорошо. Кстати, да, решетка! Дочь, принеси.

Яна пчелкой метнулась за решеткой и вручила ее Боре. Решетка переливалась кристаллами, будто драгоценными камнями. Очень похоже на то, что умелый ювелир не просто установил каждый камень в ячейку, но и отполировал чётко по граням. Работа действительно была выполнена профессионально. Теперь Борька почувствовал себя вдвойне обязанным Мирзо. Как же расплатиться за это творение? А главное, как теперь начать об этом разговор? Ничего не придумав, он опять решил оставить вопрос на более удобное время и место.

– Дочка, я уже не молодой, – неспеша произнес Мирзо, посмотрев на Яну. – Поэтому не смогу так часто тебя встречать вечерами. Думаю, что найдутся желающие это сделать вместо меня. К тому же уже попросили.

Борька снова покраснел и опять почувствовал себя неловко. Мирзо последнюю фразу сказал не ей, а ему, хоть и не смотрел на него. Дернул же чёрт высказать такое отцу Яны, не выяснив заранее, кто он для нее! Но ведь и она же могла об этом рассказать. А-то водила за нос, не говоря ни слова, что Мирзо ее отец. И Борька неожиданно уловил, что никто на него не злится. Не такой Мирзо человек. Да и Яна вся сияет. Задорная она всё же девчонка, хоть и ведет себя в лаборатории словно благонравная девица.

А Мирзо с прежней насмешливостью, которая уже не напрягала Борьку, посмотрел ему в глаза и спросил:

– Может о чем-то еще хотел у меня попросить?

Ага! Вот о чем говорила Яна, вот, когда нужно просить взять ее себе в помощники. И Борька снова выпалил то, что лежало приятной тяжестью на душе:

– Хотел! Хотел попросить руки вашей дочери!

Мать тихо ахнула, зажав ладонью рот. А Яна, подавилась глотком чая и громко и часто закашляла. Она закрыла лицо руками, но было видно, что на глазах выступили слезы. Только было непонятно от чего, то ли от кашля, то ли от Борькиных слов. Мирзо посмотрел на дочь и не смог сдержать широкой улыбки.

А бедный Борька ожидал совсем другой реакции, он думал о глубокой торжественности момента, предполагал долгие раздумья отца и матери, а потом неизменные дополнительные вопросы. Но Яна своим кашлем всё испортила. Борька посмотрел на улыбающуюся мать, на отца и на смеющуюся сквозь кашель Яну. Ему сразу стало так уютно в этом семейном кругу, что он и сам вдруг рассмеялся чисто, раскованно, по-мальчишески.

***

За неделю тренировочных полетов птенцы окрепли и размером почти не отличались от меня самого. Но всё же в их поведении чувствовалась сильная зависимость от родителей. Спеси много, а бестолковость зашкаливала. Впрочем, как и у всех детей, достигших возраста тинэйджеров. Не единожды они пытались заводить между собой драки, но моё присутствие тут же утихомиривало любые ссоры. С каждым днем наливавшаяся сила не давала покоя, и они, вдруг поддавшись своим чувствам, устремлялись ввысь. Тут уж держи ухо востро. Я лично наблюдал картину, как неопытный юнец из другой семьи чуть не сломал себе шею, запутавшись в кустах, внезапно возникших на его пути. Поэтому чуть что, я или Афродита тут же взлетали, догоняли не в меру возбужденных "орлят" и становились впереди. Юнцы мгновенно соображали, кто здесь главный, и смирно занимали положения за крыльями. К концу второй недели они полностью научились понимать воздушные потоки, и тот клин, который я часто наблюдал с земли, теперь уже вожу сам. А вся моя эскадра старается выдерживать ровный строй.

Оперение взрослых птиц уже полностью восстановилось. Я опять мог наслаждаться удивительной маневренностью гусей. Я научился непринужденно взлетать с воды и с земли без пробежки. Совсем не уставал в полете. Словом, перестал отличаться от других гусей. Даже смазка оперения теперь давалась легко. Птенцы меня слушались, а Афродита поглядывала как на героя. Часто она подходила и чего-то просила, но не настойчиво. Я понимал, что она хочет, но мои желания остались на человеческом уровне. Поэтому, немного покрутившись рядом, она успокаивалась. Мне ее было жалко. Но что я мог поделать? Мозгом я не стал гусем.

Мы давно уже не были одинокой семейкой. Всё больше и больше других семей гуменников и одиночек объединялись в единую стаю. Каким-то внутренним чутьем гуси понимали, где лучший корм, туда и летели к вечеру и насыщались до самой ночи. Потом каждого одолевала дремота, и мы засыпали кто где. Я один из числа немногих, кто заботился о безопасности тщательнее остальных. Мне хватило опыта, полученного в начале пернатой карьеры. Вероятнее всего именно такие гуси в итоге и считаются у людей сторожевыми. Именно они первыми обнаруживают опасность и поднимают спасительную тревогу. В места кормежки гуси прилетают не всегда вместе. Зачастую до самой ночи встречаем опоздавших. Зато утром, словно по команде, все встают на крыло и улетают на дневную стоянку. Таким образом, стая растет с каждым днем.

Я не был вожаком, хотя и летал часто в первых рядах. Мне это было не нужно. Что-то останавливало от глубокого погружения в гусиную жизнь. Но тем не менее со временем мной также, как и другими, начало одолевать необъяснимое волнение. Каждое утро я не мог удержаться от полета. Даль звала. Но мы по-прежнему летали с одного ночного места на другое дневное. Уже было заметно дыхание надвигающейся осени. Еще немного и начнут замерзать наши излюбленные болота. Пищи будет всё меньше и меньше, что в конце концов вынудит всех улететь куда-нибудь в Европу или к Черному и Каспийскому морям. И я боялся этого чувства. Я боялся, что, улетев однажды, уже никогда больше не смогу вернуться к людям. Тоска в такие моменты грызла еще сильнее. Я соскучился по людям. Мне не с кем было поговорить, а так этого хотелось. Поэтому каждое утро я боролся с желанием убежать. Временами даже пробовал это предпринять, но Афродита неизменно следовала за мной, а за ней и весь выводок. Это меня совсем не устраивает. Нечего неволить своих. Да, именно своих. Привык я к ним. И как ни будет тяжело расставание для всех, но иначе я, наверное, не смогу. Приходилось дожидаться более подходящего момента. Я уже совсем было отчаялся, но такой момент наступил.

Это случилось, когда прошло около трёх недель после заточения в клетке у Михалыча. Однажды вечером я пошел прогуляться по окрестностям. Мне понравился один высокий камень, и я решил на него забраться. Семейка мирно рядышком пощипывала голубику. С этого камня открывался хороший обзор, я любил посидеть на нём и погрустить. Иногда мимо пролетали небольшие стайки гуменников, серых и белолобых. Некоторые из них присоединялись к нашей общине, но чаще проносились мимо. Но в этот день вдруг мое внимание привлек ну уж очень большой косяк. Это были точно гуменники, я уже научился безошибочно определять их по голосу и полёту. Обычному человеку, даже бывалому охотнику, такое не под силу. Но птицам этот фокус даётся легко. И я узнал вожака. Сомнений быть не может. Это он! Я не мог оторвать глаз. Если бы я не обладал человеческим мышлением, то максимум проводил бы их взглядом. Но у меня закралась шальная мысль. Я решился на небывалое для гусей поведение. Никакой опасности не было, но я испустил тревожный крик, чтобы сподвигнуть гусей взлететь. Меня интересовала только моя семья. Нужно, чтобы они полетели за мной. И они, конечно же, полетели. Уже высоко в небе я поймал на себе удивленный взгляд Афродиты. Но она, как и положено верной жене, безропотно летела рядом, как обычно, рассчитывая на то, что я знаю, что делаю.

Наверное, ничего не было странного в том, что абсолютно все гуси нашей стаи полетели вслед за мной. Наверное, им тоже уже захотелось перемен, но, скорее всего, главной причиной был мой тревожный крик. Многие столетия естественного отбора научили их не задумываться, если есть хоть малейшее подозрение на опасность. Я летел прямо к вожаку новой огромной стаи. И подлетев совсем близко громко крикнул. Он узнал меня и крикнул одобрительно в ответ. Я не ошибся: это был Граф. Моя стая сомкнулась с его стаей. Теперь с Афродитой ничего дурного не должно случиться. Она будет под присмотром.

***

Заканчивалась последняя неделя августа и вторая неделя с того момента, как Борька расположился лагерем на том же самом месте, где он в последний раз видел Ваську в человеческом облике. Профессор Громов не обманул. Действительно, достаточно было дать телеграмму председателю Белоголову, и вот уже Михалыч в его команде. Но Борька не верил в магию какой-то там бумажки. Буквально перед его приездом председателя навещала Люда, именно это он и считал настоящей причиной его доброжелательного настроя.

Когда они с Михалычем сюда приехали, Борьку настигло разочарование: никаких видимых следов оставлено не было, значит, Васька не появлялся.

– Погоди, не суетись, дай-ка осмотреться, – и Михалыч начал почти ползать по земле. Минут через пять весело подозвал Борьку: – Вот видишь, а ты расстраивался, – на земле лежала кучка ужене свежего гусиного помета.

– Ну и что? Это мог сделать любой пролетающий гусь.

– Может и любой, – Михалыч потирал бороду. – А может и нет. Поживем-увидим.

И они прожили две недели в ожидании. Борьке пришлось отправиться на базу, где есть нормальная сеть, чтобы попросить у Громова отсрочку. Потому что сентябрь наступает уже завтра, а уезжать без результатов смысла нет. На удивление профессор тут же согласился продлить командировку еще на месяц. Тем самым у Борьки появился запас времени, но ожидание томило. Скоро наступят холода, и гуси уже все улетят, ко всему прочему началась эта проклятая охота. Ох, как же она мешает! Нужно было добиться ее запрещения в этом районе. Но сейчас уже поздно. Впрочем, сделать бы это было, считай, что вообще невозможно. К тому же Васька мог обитать где угодно, хоть у самого Баренцева моря. Остается только надеется на то, что он жив и вернется именно сюда.

Единственной отрадой в это безрадостное для него время была Янаби. Борька теперь уже не забывал ее точное имя. Это для русских она была Яной, а в семье все звали только Янаби. Мирзо не дал согласия на брак. Не отказал, но и не дал. Борьке сначала показалось, что главную роль в этом сыграла разность национальностей, а отсюда и разность обычаев и привычек. Но в последствии он узнал, что жена у его сына русская, это давало надежду. А Яна уже гораздо позже, когда они приехали сюда, рассказала, что папа просто не хочет для нее такой жизни, какая была у него. Он знает, что Борька еще не определился в этой жизни, в смысле у него есть кое-какие недоразумения с законом. Он не хочет таких же мытарств для нее, какие пришлось пережить ему с мамой. Но, спустя пару минут, она добавила:

– Но папа знает, что такое любовь, поэтому сказал, что ты достоин меня, и не будет нам мешать. Ты ему тоже очень нравишься. Очень! – и нежно поцеловала Борьку в губы.

***

Я летел в первых рядах. Граф уверенно тянул нас на запад. Этим путём он пролетал уже много раз, и все доверяли его памяти. В нашей массе было более трёх сотен птиц. Кроме того, в пределах видимости гусиного зрения можно было наблюдать ещё несколько косяков, которые летели позади, но всё же держались на виду. Наверняка, многие из них каким-то своим внутренним чутьём осознавали, что нас ведёт сам Граф. Впрочем, наш легион был самым большим, может быть, поэтому он внушал уверенность. С каждым днём, точнее после каждой ночёвки, состав увеличивался на несколько десятков. Многие стаи присоединяются к нам. И на место зимовки мы прилетим огромным полчищем размером более тысячи голов. Это самый безопасный вариант быть в числе такого большого сборища с опытнейшим вожаком.

Далеко внизу проползали знакомые озёра, болота, луга, мелкие кустарники. Я также замечал редкие становища рыбаков и охотников. Охота открылась около месяца назад, а значит, нужно держаться как можно выше и как можно реже делать остановки. Поэтому нам предстоят долгие перелёты, возможно, пройдут целые сутки прежде, чем мы остановимся на отдых и приём пищи.

Я взглянул назад на Афродиту. Она летела, целиком сосредоточившись на полёте, окруженная своими птенцами. Птенцы были ещё слабы, чтобы держаться впереди, поэтому мать специально пристроилась ближе к середине, своим присутствием вселяя уверенность в детей. На меня она почти не смотрела. Воспользовавшись этим, я отвалил в сторону и понемногу стал отставать от стаи. Наконец, косяк улетел так далеко, что даже со своим зрением я с трудом различал их. Афродита, даже если прямо сейчас встрепенется, всё равно уже не сможет меня разыскать. А я летел назад, туда, где ждут опасности. Мне нужно во чтобы то ни стало вернуться. Мне нужен Борька.

Наконец-то, я добрался до того места, где весной стоял наш лагерь. Подлетая, увидел Борьку, а с ним еще группу людей. Снижаться сразу не стал, решил осмотреться. Вот и Сыроедов заметил меня. Я летал вокруг, а Борька, щурясь от слепящего солнца, внимательно наблюдал. Рядом с ним щипал травку гусь, привязанный за лапу к колышку, воткнутому в землю. Каким-то седьмым чувством я узнал его. Это был тот самый гуменник, которого я подранил весной. Именно этот гусь повлиял на мою судьбу. С ним Борька и проводил опыты. Уж не знаю, довёл ли он свои исследования до конца, но гусака точно вылечил. Тут же, под открытым небом, какой-то мужик (как выяснилось потом, это был Михалыч) копошился над котелком с варевом. Из одной из палаток вышла темноволосая черноглазая девица и подошла к Борьке. Он обнял ее, а она крепко прижалась к его плечу. Ну надо же! Это точно тот самый Боря Сыроедов, скромняга и трезвенник? Никогда бы не подумал, что у моего друга может случиться роман. Причем выбрал он себе весьма привлекательный экземпляр. Одной рукой Борька обнимал возлюбленную, а другой указывал на меня. Оба они улыбались. Михалыч одним глазом следил за мной, тоже не скрывая радость, а другим следил за похлебкой.

А я вдруг чего-то испугался. Неужели возвращения в прошлое? Из птицы обратно в человека? Интересно, сколько гуси живут? Лет двадцать? Вряд ли. Борька говорил, что это домашние, а в природе десятку проживёшь – считай, что повезло. Хотя Граф, прожил, думаю, не меньше пятнадцати. Вон он какой спокойный, чует за версту почти любую опасность. Или просто везучий. А может, он такой же, как и я, из человеков? Ха! Было бы забавно.

Моя стая удалилась, уже, наверное, на целые сутки, а я всё кружил над горсткой людей, внимательно и с надеждой наблюдающих за мной. Даль манила с неудержимой силой. Наверное, во мне давали знать о себе инстинкты перелетных птиц. Каждый год необъяснимая магия гонит миллионы пернатых в тёплые края, как их называют люди. И ни одна птица не может и не хочет этому противиться.

Впрочем, у людей ведь тоже всё в точности так же происходит. В моей памяти ещё свежи воспоминания, когда в редкие дни отпуска удаётся вырваться из клещей мегаполиса куда-нибудь на мнимую свободу, на осенний север. А там гуси, утки, лебеди… И такая тоска от зависти берёт, что аж зубы сводит. Рвануть бы с ними и больше никогда не возвращаться. Но слишком много якорей приковывает тебя к земле, а потом к работе, к родным. Но им не расскажешь, не поймут. Или поймут, но всё равно промолчат. Ведь многим из них тоже тоскливо от такой жизни. С южным отпуском всегда иначе. Наоборот, хочется приехать, рассказать, как было жарко, весело и пьяно. Пусть восхищаются тобой и твоей крутизной. А как же иначе? Ведь каждый мечтает о тёплом море и красивом отеле с коктейлями. Но найдутся и те, кто поздравит и даже громко восхитится твоим отпуском, но через пару минут потеряет интерес и вообще уйдёт подальше. Да что тут говорить – сам такой.

И вот жизнь подарила мне шанс вкусить этой перелётной жизни по самые уши. Ушей у меня, правда, нет. Ну, хорошо, от клюва до хвоста. Я птица. Самая, что ни на есть настоящая. У меня даже есть семья. Возможно, в следующем году некоторые птенцы ещё побудут возле меня и Афродиты. Афродита… Мда… С ней сложнее.

Она хорошая, преданная. К сожалению, тот лукавый взгляд, которым она пленила Черноклюва да, признаться, отчасти и меня, немного потух. Конечно же, этому есть оправдание: потеря мужа, потом материнские заботы, плен… Всё это неизгладимо не только для людей. Гуси, лебеди и многие другие виды птиц в последствии могут так никогда и не пытаться найти вторую половину. Настолько сильно горе для них. Афродита смогла. Впрочем, доля моего участия здесь велика, чего уж скромничать.

Но между чем, в сущности, я сейчас выбираю? Оставаться птицей или нет? Быть свободным или опять связанным обязанностями с общественным мнением? Честно признаться: птичьей доли я уже хватанул. Не такая она и беспечная, как может показаться, наблюдая за красиво летящим косяком гусей. И голод, и другие невзгоды порой приходится им испытывать. Но не это главное. Я всё же остался человеком и думаю как человек. Я знаю наперед, что принесёт завтрашний день, останься я гусем. Знаю, где мы будем кормиться, где ночевать. Их мозг ограничен примитивными по моим меркам действиями и желаниями. Я же рвусь к бесконечным приключениям. Тем не менее что-то меня держит. Может, дело в Афродите и в ставших родными гусятах? Впрочем, если я их оставлю одних, они и без моего участия смогут жить не хуже прежнего. Конечно, Афродите придётся найти нового гусака. Но ведь и я не собирался с ней спариваться. У гусят отец Черноклюв, он истинный гуменник. Конечно, многим зоологам непременно захотелось бы провести другой эксперимент, с моим участием. Но я не хочу становится подопытным кроликом. Впрочем, волею судьбы я уже им стал. И одному богу лишь известно, какие испытания и исследования предстоит мне ещё пережить, если вернусь к людям. Но и в шкуре гуся я оставаться тоже уже не хочу. А выбор нужно сделать прямо сейчас, вот в этот самый момент.

С одной стороны – дикий мир, но более-менее понятный. С другой – человеческий мир, который кажется ещё понятней. Как никак я в этом мире прожил почти три десятка лет, а не три месяца. И мир этот мне не очень нравится. Почему же так сложно сделать выбор? Чего мне не хватает для возврата? Чего не было у меня прежде, что сейчас я с лёгкостью могу вернуться к своей гусиной семье?

– Это точно он! – крикнул Борька. – На третий круг пошёл. Вася, лети к нам!

Но Борькины слова меня не убеждали. Я, конечно, тебе сильно признателен. Уверен, ты, Борька, немало постарался, чтобы организовать такой переполох. Вон сколько народу притащил, на тебя это не похоже. Сразу видно: приключение пошло только на пользу. Но чего же я жду? И я пошёл на следующий круг.

Мою стаю я уже не видел. И через сутки вряд ли смогу их нагнать, если, конечно, Графу не приглянется какое-нибудь подходящее озеро, в этом случае, на следующее утро уже буду в строю.

Я снова посмотрел на машущих внизу людей. И вдруг увидел, как занавес одного из шатров откинулся, и на свежий воздух вышла девушка. Я сразу узнал её. Маша! Видимо она только что спала, и крики мужчин разбудили её. Она поспешно убирала белокурые волосы, зажав в зубах заколку. Как она ни старалась, но до боли знакомый непокорный локон никак не хотел подчиняться её пальцам с ухоженными ногтями. У меня от тоски сжалось сердце. Вот чего мне не хватало в прежней жизни! Вот к чему я стремлюсь! И вот чего точно у меня не будет, если я выберу свободу вольной птицы! И я сделал выбор.

***

Профессор Евгений Петрович Громов пил свой излюбленный травяной чай, свободно отклонившись на спинку кресла. Его друг, наверное, самый лучший друг, занимаемый должность государственного чиновника, тоже не изменял своим привычкам: он сидел в своем кресле во главе большого добротного стола, а его пиджак всё также занимал место на спинке. Для таких посиделок оба специально выделяли время, что удавалось, увы, не так часто, как хотелось бы. И именно на этих, казалось бы, безобидных встречах решались самые важные вопросы. С недавних пор к ним присоединился тот самый "строгий чиновник", как его окрестил Боря Сыроедов при первой встрече. Он докладывал:

– Мальчишка довольно-таки шустр. А я ведь тогда подумал, что мямля. Но нет, всё идёт у него, как следует. Жаль поздно это качество проснулось. Надолго ли?

– Я с ним работаю уже десять лет, – возразил Громов. – И выбрал его среди других студентов именно за упорство. Может что-то он и не знает, но не это главное. Зато он знает, чего хочет, хотя и сам не догадывается. Надо чаще ставить его в стрессовые рамки, тогда и отдача будет лучше.

– Погоди, погоди! Смотри, загонишь парнишку! – урезонил чиновник во главе стола.

– Согласен, – добавил строгий. – Надо дать парнишке обвыкнуться в новой роли.

– Хорошо, не буду спорить, – Громов сделал еще глоток. – Думаю дать ему еще времени, если попросит. А он точно попросит. Сложно у него всё закрутилось. Но что же делать? Ведь человек же действительно пропал!

– А ты сам-то что скажешь? Веришь в эту историю с превращением? – спросил чиновник. – Ты же и сам ученый.

Громов помолчал, удерживая новый глоток чая во рту. Проглотив ответил:

– Похоже, конечно, на бред. Впрочем, как и любое новое изобретение в мире науки. Так было всегда, возьми любой период в истории человечества. Бориса можно поднять на смех, а можно и поддержать. Но я знаю одно, что если мы его не бросим, то результат нас точно порадует. В его теории, которую он мне рассказал, есть глубочайший замысел. Поверить сложно, но принять можно. Он на верном пути. Его мозг настолько молод, что мне сложно понять, до чего он уже додумался и какие фантазии овладеют им в скором времени. И всё же я не верю, но одновременно боюсь себе признаться в том, что корни моего неверия в моем возрасте. Поэтому нужно верить вопреки. Не хочу стареть, знаешь ли.

Чиновник улыбнулся. Стало понятно, что Громов оголил не только свои мысли. А Громов задумчиво добавил:

– Только вот что делать с пропавшим?

– А ничего, – подхватил строгий. – Пока ничего. Парнишка точно никакой не рецидивист и не убийца. Что там произошло мы до конца так и не выяснили, но точно криминала нет. Я уже столько бандюг за свой век перевидал! За версту чую. А тут за всё время никакого подвоха не обнаружили. Подождем. Я хоть и противник полагаться на авось, однако, чувствую: здесь случай особый.

– Ну, хорошо. Дадим время, – согласился добрый. – Но что потом? Что будем делать потом при любом исходе? Евгений Петрович?

У Громова уже был заготовлен ответ:

– Уже ничего потом делать не надо. Уже всё сделано. Если его правильно подтолкнуть в нужном направлении, то можно расслабиться и наслаждаться результатами. У него есть идея изменить мир, так пусть ее воплощает. Он горит желанием иметь огромную лабораторию. Предоставлю. Он пока не понимает, что в одиночку всё не успеет. Будет штат правильных сотрудников. Я уже старый, и как бы ни храбрился, чувствую, что мозг уже не тот. С трудом воспринимаю новое. Пора освобождать дорогу молодым да рьяным. Заведовать кучей лабораторий мне уже не под силу, да и переболел уже. Вот ему и отдам. Но не одну, а все. Пусть там и лечит гусей да мышей от рака. И превращает муху в слона.

– Постой-ка! А как же твоей нынешний проект? Соскочить хочешь? Боюсь, это не одобрят, – поднял удивленные глаза добрый.

– Нет, конечно, проект не оставлю. Просто с этим мальчиком мы сделаем чуточку больше, нежели без него.

– А что скажет безопасность? – добрый перевел взгляд на строгого.

– Безопасность скажет, что чёрт с ним с этим мальчишкой. Пусть сначала что-то там изучит, результаты получит. А-то ведь пока всё только на словах. А уж потом мы его возьмем в оборот. Или не возьмем.

– А как же разведчики в облике птиц? Нам разве не нужны?

– Пока своих хватает, – улыбнулся строгий. – Вот если бы он в муху смог превратить – другое дело.

– Ну, хорошо, так и решим на сегодня. А ты всё же проконтролируй там что да как.

– Не переживайте, – успокоил строгий. – Я своё дело знаю.

***

"Ох и красиво же!" – с невольной завистью подумал Борька, глядя не завораживающий полет гуся гуменника. Ему ни разу в жизни не посчастливилось наблюдать за полетом этих красивых диких птиц так долго и так близко. Он уже знал наверняка – это Васька. Однозначно. Ни один дикий гусь в здравом уме не решится на подобные выкрутасы перед людьми!

Василий изящно спланировал и приземлился в десятке шагов от Бори. Но подходить явно не собирался. Ему было достаточно пары секунд, чтобы взмыть вверх и удалиться на безопасное расстояние. Борька опустился на колени и приказал:

– Отойдите! Возможно, он боится. Оставьте нас одних.

Обитатели лагеря уже усвоили, кто здесь командир, и без лишних эмоций сгрудились чуть поодаль. Впрочем, каждый сам и без Борькиных распоряжений понимал значимость момента.

– Вася, если ты меня понимаешь, если это ты, дай знать! – Борька затаил дыхание.

Гусь расправил крылья, поднял клюв к небу и издал торжествующий крик.

Борьку охватил щенячий восторг. Но он боялся спугнуть момент и лишь вытянул руку, приглашая Василия первым сделать шаг.

Васька закончил махать крыльями, аккуратно сложил их. Для человека казалось, что тот испытывает терпение, но для птицы это всего лишь обычный ритуал. Наконец, он сделал первый шаг. Уверенно, не ожидая подвоха. Борька знал: гусь контролирует любое движение каждого члена лагеря. Василий подходил всё ближе и ближе. В одном шаге он остановился и опустил голову под Борькину ладонь. Боря медленно, чуть касаясь, опустил свои пальцы ему на шею. Обоим будто полегчало. Долгий, почти четырехмесячный груз разлуки рухнул с плеч. Борька не выдержал, в один миг подхватил гуменника и крепко прижал к груди, зарывшись лицом в его оперение. Навернулись слезы. Васька опустил свою голову Борьке на плечо и замер. Друзья понимали друг друга без слов.

Их не тревожили. Михалыч улыбался, но вспомнил про котелок и вновь принялся что-то там помешивать. Яне передались все Борькины эмоции. Она приложила платок к губам и изредка вытирала им увлажнившиеся ресницы. А Маша, сжав кулачки, оцепенела в немом восторге: перед ней ожила сцена из сказки.

Через несколько минут Васька поднял голову и с беспокойством стал к чему-то прислушиваться. Потом и все увидели приближающуюся машину. Внедорожник с затемненными окнами не спеша и, казалось, по-хозяйски остановился возле лагеря. Дверь открылась. Из машины показался Седой Серега.

– Бери меня в свои дьявольские экспонаты! – крикнул он с подножки. – Один черт жил бобылем, бобылем и помру. Или сопьюсь.

Борька поднялся с земли.

– Вы о чем? – Боря не понимал, что происходит, как тут оказался Седой. И какое он вообще может иметь отношение к его деятельности?

Седой по-старчески вылез из машины. Как он постарел! Или всегда такой был? Борька раньше не замечал.

– Ты не мне вопросы задавай, а вон ему.

Из-за машины показался тот самый человек, тот неприятный второй строгий чиновник, который его так распекал на встрече у доброго. Борька его узнал сразу, но, понятное дело, никак не ожидал увидеть здесь. И узнал его машину. Эту машину он уже видел раньше возле конторы председателя. После его визита начались мероприятия по кольцеванию птиц.

– Используй его, Борис, – вполне вежливо, но твердо сказал чиновник. – Беру ответственность на себя.

Борька оглянулся: Михалыч и Яна смотрели заинтересованно. А Васька, словно котёнок, играл с Машиными пальцами. Казалось, им обоим нет никакого дела до того, что творится вокруг.

– Но я хотел сам, это же риск! – возразил Боря.

– Вот и ответишь сам за последствия. Нечего других подставлять.

Боря открыл рот, дабы протестовать, но чиновник поднял руку и сказал тоном, не терпящим возражения:

– А тебе запрещено! Я останусь здесь. Если ты, конечно, не против.

Разумеется, Борька не мог быть против. Он немного подумал о несоответствии первого заявления этого человека, что он берет ответственность на себя со вторым, что Борька будет отвечать за последствия. Но в итоге махнул рукой: всё равно другого выбора никто не предоставит.

– Могу я узнать ваше имя?

– Нет, – коротко ответил чиновник.

– А почему именно он? – Борька указал на Седого.

– Нет, – снова последовал короткий ответ.

Борьке осталось только развести руками и начать приготовления.

Ему вдруг стало страшно. Он несколько месяцев ждал этого момента. Много раз представлял, как всё будет происходить, как он настроит лазер, как подготовит Ваську, как встанет сам рядом с ним. А уж дальше будь, что будет. После нажатия на заветную кнопку никак нельзя контролировать процесс. Останется надеяться только на правильную настройку и корректную работу аппаратуры. И вот эта минута наступила. Время полетело с бешеной скоростью. Нужно успеть всё до темноты. Почему? Боря и сам не знал. Но завтрашнего дня ждать нет сил. Столько уже энергии потрачено ради этого мига!

Все получили защитные очки. Последние, предназначенные для себя, он протянул чиновнику:

– Мы не рассчитывали на ваш приезд.

– Не беспокойся, – отстранил он его руку и откуда-то достал очки для себя и для Седого.

Увидев это, Борька с теплотой вспомнил профессора Громова.

Шатер уже был открыт со всех четырёх сторон. Лазер установлен на простом деревянном основании – Михалыч умел не только хорошо готовить, он был мастером на все руки.

Чтобы скрыть волнение, Борька всё оттягивал миг развязки: то открытый шатер не так стоит, велел вовсе его убрать, то Машины слишком близко, пришлось отгонять. Но солнце неумолимо клонилось к горизонту. Нужно начинать.

Седой взял Ваську на руки и встал в указанное место. Борька подошёл к ним и одобряюще похлопал друга по спине. Хотел что-то сказать Седому, но не нашёл слов. Просто кивнул. В ответ Седой махнул рукой:

– Иди уже! Не томи! – Борька почувствовал запах спиртного, но ничего не сказал. Может это и к лучшему, всё старику спокойней будет.

Боря схватился за рукоятку генератора. Мотор завёлся с первого раза. Сердце готово выпрыгнуть из груди.

– Надеть очки! – заорал он, перекрывая остальные шумы. Подул небольшой ветерок, но Борька уже ни на что не обращал внимания. Весь он был прикован к цели из двух мужчин, среди которых один – его лучший друг. Борька нажал на кнопку. Всё! Обратного хода нет.

Яркий поток света рассек пространство и достиг человека с гусем. Мир осветился необычайными цветами. Борька на минуту ослеп, не выдержал, зажмурился и отвернулся. Он знал, что так будет, и надеялся, что две видеокамеры и фотоаппарат с установленными на объективы фильтрами смогли зафиксировать произошедшее.

Он разомкнул веки. Едкий запах химикатов щипал ноздри. Ветер относил дым от лазера прямо на то место, где были Седой и Василий. Первое время ничего невозможно было разобрать. Дым начал рассеиваться. Борька никого не увидел на их месте и рванулся вперёд, не доверяя глазам. Не рассчитав своей прыти, он споткнулся обо что-то. Это были ноги распластавшегося на земле Седого. Борька машинально приложил пальцы к шее, пытаясь нащупать пульс. А сам крутил головой, не зная, чего ищет. Если Седой не обернулся гусем, значит и Васька не стал человеком. Они должны были поменяться! Отчаяние охватило Борю. Всё зря… Ничего уже не вернуть…

"Погоди-ка!", остановил он свои грустные размышления. Тогда весной ведь тоже дикий гуменник не превратился в человека. Получается, не всё так однозначно.

– Долго башкой будешь вертеть? Отвалится! – услышал он голос за спиной.

Борька обернулся. Прямо перед ним в полный рост в костюме Адама стоял его друг Василий Волков. Борька потерял дар речи. Открыл рот и только мог, что часто моргать.

Васька некоторое время стоял чуть покачиваясь. Казалось, его мало удивило происходящее. Потом его глаза прикрылись, он качнулся ещё раз, колени подкосились, и Васька рухнул прямо под ноги Борьке.

Борька крикнул:

– Ему плохо!

Но его помощь уже не требовалась. Вокруг всё завертелось. Строгий чиновник склонился над телом Василия. Куда-то нажал, понюхал. И сообщил:

– Всё в порядке. Он пьян. Сейчас спит. Этот тоже, – добавил он, обнюхав и Седого.

На Борю навалилась непреодолимая усталость. Кто-то заботливо усадил его в удобное походное кресло. Наверное, Михалыч. Он всегда оказывался кстати.

– Ты гений! Слышишь? Ты гений! – Яна радостно целовала Борьку в губы, щёки, глаза.

Маша укрыла мускулистое тело Васьки спальным мешком, уложила голову себе на колени и гладила волосы, что-то приговаривая.

Борька сидел и невидящим взором созерцал суету, происходящую вокруг него, ни во что не вмешиваясь. Он всё выполнил, он не отступился.

Ему ещё много предстоит сделать, исследовать, придумать, пережить. Но это начнётся не сегодня.

Счастливая улыбка растянула его губы, веки медленно сомкнулись, и он провалился в глубокий безмятежный сон без глупых сновидений.

2018 год.

Оглавление

Глава 1. Весенний эксперимент.

Глава 2. Новая жизнь.

Глава 3. Север.

Глава 4. Север зовет вновь.

Глава 5. Птицеловы.

Глава 6. Возвращение.