Без спасения нет вознаграждения [Дарья Олесова] (fb2) читать онлайн

Дарья Олесова Без спасения нет вознаграждения

– Никаких следов, сэр! – отрапортовал молодой матрос. – Все четверо будто испарились.

Лоури Хэнли, сидевший за деревянным столом в небольшой комнате, служившей смотрителям маяка и столовой, и гостиной, и рабочим кабинетом, окинул юнца недовольным взглядом:

– Обыщите всё ещё раз. Они не могли исчезнуть без следа.

Матрос выдвинул подбородок, словно хотел возразить, но вместо этого поджал пухлые губы и, коротко кивнув, ушёл. А Хэнли устало вздохнул, поправил очки и вновь сосредоточился на чтении. Он надеялся, что записи в вахтенном журнале подскажут, что же случилось с тремя смотрителями и одним журналистом, прибывшими на маяк Маллэнд чуть больше недели назад.

Но одиночество продлилось недолго, и вскоре Хэнли вновь потревожили.

– Сколько ещё моим ребятам тут авралить? – проворчал Рэнд, капитан «Аконита» – небольшого судна, доставившего Хэнли на маяк.

– Пока не найдут хоть какую-то зацепку.

– Мы прочесали проклятый остров трижды, – покачал головой капитан. – Трижды! И ничего не нашли.

Хэнли откинулся на спинку стула, и тот отозвался жалобным скрипом.

– Люди не растворяются в воздухе, Рэнд.

– Растворяются, – возразил капитан. – Если по их душу приходят морские черти: они следов не оставляют.

Хэнли всмотрелся в обветренное лицо Рэнда – казалось, тот говорил на полном серьёзе. Капитан же, не замечая скептического взгляда, с любопытством осмотрелся.

– Так вот как у них тут всё, значит, устроено, —пробурчал он, хмыкнув. – Я частенько проходил мимо на «Аконите», но ни разу не уходил на берег.

Хэнли обвёл комнату взглядом, но скорее машинально, без всякого интереса. Обстановка в скромном жилище смотрителей маяка была ему хорошо знакома: когда-то он и сам жил в таком же доме, пусть и на другом острове, за тысячу миль от Маллэнда. В горле пересохло, и Хэнли нервно сглотнул: вот уже шестнадцать лет, как он всеми силами старался забыть те времена. Он нервно провёл рукой по ещё густым, но уже тронутым сединой волосам, и хрипло проговорил:

– Скажи, Рэнд, помнишь ли ты шторм пятнадцатого декабря?

– Пятнадцатого? – Пышные брови капитана сошлись у переносицы. – Не припомню такого.

– Уверен?

– В тот день я шёл домой под всеми парусами, – не колеблясь ответил Рэнд. – Уж шторм бы точно запомнил. А чего это ты спрашиваешь?

Хэнли ткнул пальцем в раскрытый вахтенный журнал:

– Запись о шторме сделал Тоби Кратчли.

– Небось твоего Кратчли штормило вовсе не от непогоды, а от чего погорячее, – расхохотался Рэнд.

Хэнли пропустил шутку мимо ушей. Он знал Кратчли много лет и лично нанял его на должность главного смотрителя маяка именно потому, что тот никогда не злоупотреблял спиртным и на него можно было положиться.

– А что с маяком-то теперь будет? – поинтересовался капитан, почесывая спутанную бороду.

Об этом Хэнли размышлял с того самого момента, как стало ясно, что смотрители исчезли. Он опёрся головой на руку, задумавшись, посидел так какое-то время, взвешивая все за и против, затем вытащил из кармана пиджака блокнот, дорогую перьевую ручку и, вырвав листок, написал короткую записку.

– Ладно, Рэнд, – сказал Хэнли, закончив. – Можешь передать своим, чтобы закруглялись. А вот это, – он протянул капитану сложенный пополам листок бумаги, – передай в Тринити-хаус. Пусть найдут замену как можно скорее.

– Чего не скажешь им лично-то?

– Я остаюсь.

Рэнд удивлённо присвистнул.

– Ты точно хорошо всё обмозговал, Хэнли? Связь не работает, да и незнамо сколько времени уйдёт на поиск новой команды-то. Может статься, застрянешь тут надолго.

– А есть ли выбор? – вздохнул Хэнли. Он и сам понимал глупость подобного решения, но иного выхода не было. – Маяк должен светить по ночам несмотря ни на что. И так уж вышло, что среди нас я единственный, кто может заставить эту махину работать. К тому же, быть может, я смогу разгадать, что здесь произошло.

Капитан покачал головой, всем своим видом показывая, что не одобряет подобную затею, но всё же спрятал бумажку за пазуху.

– Я велю им поторопиться, – заверил он.

Лоури Хэнли благодарно кивнул и проводил капитана до дверей.

О своём решении он пожалел уже спустя четверть часа после того, как команда «Аконита» покинула остров. Пока судно медленно удалялось, Хэнли стоял у самого края обрыва и с трудом боролся с желанием закричать, чтобы Рэнд не бросал его одного на этом чёртовом маяке.

«О чём ты только думал, Лоури Хэнли? Хотел поиграть в героя? – отчитывал он самого себя, ёжась от ледяного ветра и солёных брызг. – Но ты не герой – ты трус. И прекрасно знаешь это. И только что своими собственными руками ты запер себя в одиночной камере вместе со своим самым жутким кошмаром».

Он ещё немного побродил по каменистому берегу, то жалея себя, то ругая, но близился вечер и пора было приниматься за работу. Хэнли поднялся на башню, и от открывшейся ему картины выругался так грязно, как уже давно не позволял себе – с тех самых пор как сменил башню маяка на уютное кресло чиновника. Почти вся ртуть вытекла из чаши, и Хэнли пришлось долго убираться, так что он едва успел зажечь фонарь вовремя. Зато, заняв руки, удалось отвлечься от тягостных мыслей. Удостоверившись, что маяк работает, Хэнли спустился в вахтенную комнату и вновь раскрыл журнал смотрителей, который предусмотрительно захватил с собой.

Согласно записям, на 8 декабря 1900 года на службе при маяке Маллэнд состояли: главный смотритель маяка Тоби Кратчли, помощник смотрителя Оливер Рид, служащий Саймон Бекел, а также некий Эймонн Миллз, репортер из какой-то никчемной газетенки, напросившийся на маяк, чтобы понаблюдать за работой доблестных смотрителей. Сам бы Хэнли ни за что не пустил на маяк постороннего, но важные люди из Тринити-хаус решили, что хвалебная статья пойдет маячному делу на пользу.

Журнал заполнял Кратчли. Записи он вёл с присущими ему педантичностью и аккуратностью.

8 декабря, суббота

Днем тихо, ветер WNW 1. Днем занимались разными хозяйственными работами. Вечером пасмурно, ветер тихий NW.

9 декабря, воскресенье

Утром тихо, пасмурно. Ветер NW 3-4. Вечером погода хорошая, тихо.

10 декабря, понедельник

Утром туман, иней. Ветер OSO 1-2, мороз. Днем туман пронесло, горизонт виден.

11 декабря, вторник

Утром пасмурно, ветер S 1-2. оттепель. Днем пасмурно, тихо. Вечером погода такая же, что и утром.

12 декабря, среда

Утром ясно, N 4-5. Днем занимались разными хозяйственными работами.

13 декабря, четверг

Днем ясная солнечная погода, SW 1. Вечером мороз, ясно, ветер SO 1-2. Видимость горизонта мили на 7.

14 декабря, пятница

Ночью и утром сильный ветер NW, ясно. В 3 часа дня с SO поднимаются грозовые облака, слышен отдаленный гром на SO.

15 декабря, суббота

Ночью шторм NW. Сорвало крышу сарая для бревен, затопило кладовую. Море яростно хлещет. Никогда не видел такого жуткого шторма. Бекел раздражён. Я и Рид стараемся успокоить его.

16 декабря, воскресенье

Кажется, Бог оставил нас. Туман такой, что ничего не видно. Невозможно выйти из дома. Творится какая-то чертовщина. Неужто мы обречены?

Хэнли перечитал текст несколько раз, но так и не смог найти в лаконичных строках искомых ответов. Больше всего его напрягали последние записи: о каком шторме писал Кратчли, если небо в тот день было ясным, а море – спокойным? И почему был раздражён Бекел? Из всей команды Саймон Бекел, пожалуй, обладал самым крутым нравом. Но мог ли он причинить вред товарищам? Хэнли не хотел в это верить.

Ночь выдалась тихой. Когда наступил рассвет, и алый диск солнца окрасил море в розовые тона, Хэнли погасил фонарь. Где-то вдали кричали чайки, за окном открывался потрясающий вид на безмятежное море, и Хэнли заворожённо вглядывался в горизонт, размышляя о прошлом – светлом и не очень. Но вскоре усталость взяла своё, и Хэнли спустился вниз, с грустью отметив, что в былые годы преодолевал винтовую лестницу быстрее и легче. Добравшись же до спальни, он рухнул на первую попавшуюся кровать и забылся сном, едва голова его коснулась подушки.

Ему снился шторм. Такой яростный и свирепый, что казалось, будто это последний шторм в его жизни. Рядом с маяком проплыл огромный корабль. Так близко, что Хэнли отчётливо видел огни кают. И в каждой из них заливался плачем младенец.

Напуганные, с перекошенными от крика круглыми личиками, они визжали, всхлипывали и тянули к Хэнли свои крошечные ручки. Он хотел убежать, убежать как можно дальше. От бури, от маяка, от леденящих душу воплей. Но земля тряслась и ходила ходуном – твердь превратилась в бушующее море, и Хэнли едва держался на ногах, не в силах сделать и шага.

Из дурного сновидения его выдернул голос Кратчли, отчётливо прозвучавший у самого уха: «Уноси отсюда ноги, Хэн. Убирайся с острова, пока ещё не поздно».

Хэнли вскочил в кровати и завертел головой.

– Тоби? – с надеждой позвал он. – Тоби, это ты?

Ответом была тишина. Хэнли глубоко вздохнул и потёр заспанные глаза. Оказалось, что проспал он всего три часа. Не надеясь заснуть вновь, Хэнли прошёл на кухню и сварил крепкий кофе. С кружкой живительного напитка в руках обошёл все комнаты, словно потерял что-то важное, но не мог вспомнить, что именно. Дом утопал в золотистых лучах солнца, и с трудом верилось, что совсем недавно четверо людей пропали здесь без вести.

Хэнли прокручивал в голове все возможные варианты. Может, на ребят напали контрабандисты? Или кто-то из них – Бекел раздражён. Я и Рид стараемся успокоить его. — сошёл с ума и расправился с остальными, а затем свёл счёты с собственной жизнью? Не давала покоя и запись о шторме… Но даже если так, с трудом верилось в то, что опытная команда могла спасовать перед стихией и наделать глупостей.

Декабрьское солнце светило ярко, но не грело, и в комнате было неприютно и зябко. В камине тлели угли, и Хэнли подбросил дров. Огонь весело затрещал, разрывая тягостную тишину пустого дома. Хэнли уселся на стул, вытянув ноги к камину, и допил остатки уже остывшего кофе.

Но ни весёлое потрескивание поленьев, ни скрип балок под натиском морского ветра не спасали от гнетущей атмосферы. Наоборот, их стенания сводили с ума. Хэнли резко поднялся на ноги и зашагал из угла в угол, стараясь топать как можно громче. Устав нарезать бессмысленные круги, он вернулся в спальню и осмотрелся. Вокруг царил беспорядок, и Хэнли переходил от одной кровати к другой, поправляя скомканные одеяла и подушки, пока не зацепился взглядом за уголок тёмно-синего блокнота, торчащего из-под тонкого матраса.

Он достал пухлую тетрадь и покрутил в руках. Мелкий убористый почерк, которым кто-то исписал желтоватые страницы, оказался незнакомым. Тоби Кратчли писал небрежно, размашисто; слова под пером Оливера Рида, который порой заменял главного смотрителя и тоже делал пометки в вахтенном журнале, хаотично скакали, наклоняясь то вправо, то влево. В том, умел ли писать Саймон Бекел, Хэнли и вовсе сомневался. Значит, справедливо рассудил он, этот блокнот принадлежал журналисту. Хэнли порылся в памяти, пытаясь вспомнить имя. Миллз, кажется… Да, Эймонн Миллз.

Его Хэнли видел лишь однажды, в офисе Тринити-хаус – да и то мельком. Молодой паренёк с пышной копной медных волос. Невысокий, щуплый, сутуловатый, с крупными очками на носу. Таким не место на маяке, подумал тогда Хэнли, и, видно, оказался прав.

Он открыл случайную страницу, и от первой попавшейся на глаза строчки по телу пробежала нервная дрожь: «…я возненавидел маяк и его обитателей задолго до того момента, как оказался заперт на этом Богом забытом острове».

Шальная мысль острой иголкой кольнула сердце: не мог ли этот самый Миллз расправиться со смотрителями, раз они пришлись ему не по нраву? Но Хэнли быстро отогнал столь нелепые домыслы: такой хиляк не справился бы ни с кем из команды Кратчли.

«Он мог подсыпать в еду крысиный яд», – не унимался противный голос внутри.

Чтобы узнать виновен ли Миллз, следовало прочесть дневник бумагомарателя полностью. Но для начала Хэнли направился на кухню: при упоминании еды желудок свело от голода. Сделав наспех пару сэндвичей, Хэнли вернулся в спальню, на ходу откусывая большие куски: ему не терпелось вернуться к записям Миллза. Он плюхнулся на кровать, но тут же подскочил.

– Какого чёрта? – выпалил он от неожиданности.

Хэнли мог поклясться, что бросил тетрадь на прикроватную тумбочку, но теперь она лежала на кровати.

– Не сходи с ума, Хэн, не сходи с ума, – пробормотал он.

Аппетит резко пропал, и Хэнли отложил в сторону недоеденный сэндвич, затем осторожно сел на кровать и бережно взял в руки дневник Миллза, словно тот был живым существом. Существом, способным больно кусаться и царапаться.

Первые записи датировались последними числами ноября, и Хэнли лишь бегло пробежался по ним взглядом. Миллз изливал на листках бумаги душу, жалуясь и причитая на свою горькую судьбу: редактор не ценил его талант, арендатор не входил в тяжёлое положение и не шёл на уступки, а отец юной леди, в которую Миллз был влюблён, не желал родниться с жалким голодранцем.

Хэнли раздражённо пролистал ещё несколько страниц: его совсем не интересовали подробности личной жизни журналиста. Наконец, он нашёл нужную дату.

«9 декабря, воскресенье

Прошли почти сутки, как ржавое корыто, несправедливо носящее столь прекрасное имя «Даэна», доставило меня на Маллэнд. Но я возненавидел маяк и его обитателей задолго до того момента, как оказался заперт на этом Богом забытом острове. Клянусь жизнью, если бы не грозившее мне увольнение, я ни за что не согласился бы на подобную авантюру. Подумать только, мне предстоит пережить шесть недель заточения на крошечном клочке суши с тремя неотёсанными грубиянами».

Хэнли дёрнул плечами. Ему не нравилось, что какой-то непонятный тип плохо отзывался о его ребятах.

«В пути меня настигла морская болезнь, – продолжал ныть Миллз, и Хэнли ухмыльнулся, радуясь страданиям наглого мальца. – Да так сильно, что я пришёл в себя лишь этим утром. Но никто и не подумал проявить сочувствие. Наоборот, всё это время смотрители измывались надо мной и выдавали непристойные шуточки по поводу моей слабости. И это о них-то я должен писать хвалебные оды?! Это они-то “доблестные морские стражи”?»

Хэнли покачал головой. Смеяться над юродивым, конечно же, неправильно, но это вполне похоже на ребят. Во-всяком случае, Саймон Бекел вполне мог подтрунивать над бедолагой. И всё же своеобразное чувство юмора не делало его плохим человеком.

«От берега до дома смотрителей можно попасть, лишь поднявшись по крутому склону. У меня в руках был тяжёлый чемодан, но никто не предложил помощи, и всю дорогу я тащил его сам, хотя едва стоял на ногах после морской качки.

Канцелярские крысы из Тринити-хаус обещали, что меня встретят, как почётного гостя, но едва я преодолел недомогание, как старый плут, Тоби Кратчли, взвалил на меня всю грязную работу!

“На маяке нет места лодырям и белоручкам”, – заявил он и потребовал, чтобы я убирался в доме и помогал на кухне. Будто я нанимался на роль экономки!».

Хэнли засмеялся в голос, хлопнув ладонью по ноге. Другого от Кратчли он и не ожидал. Этот человек не знал слова «усталость» и не позволял никому бить баклуши, даже особо важным гостям.

«10 декабря, понедельник

Кажется, я простудился. Хотя это и немудрено: погода на острове всегда ветреная и сырая.

В перерывах между навязанной работой я пытаюсь заговорить со смотрителями, чтобы собрать материал для статьи, но они лишь отмахиваются. Все трое постоянно чем-то заняты. Казалось бы, какие дела могут быть на маяке? Просто включай да выключай фонарь вовремя, но это далеко не так».

Хэнли кивнул сам себе, соглашаясь с прочитанным. На маяке всегда есть работа: то стены побелить, то дрова заготовить. Каждый день находится что-то, требующее внимания или ремонта. Миллз невольно напомнил Хэнли, что его ожидала куча дел и никого, с кем можно было бы их разделить. Хэнли нехотя отложил дневник и встал с кровати.

До позднего вечера Хэнли занимался хозяйством, и лишь когда пришло время подниматься на башню, вернулся за дневником. Вновь ему показалось, что тетрадь лежала не на своём месте. Хэнли был уверен, что оставлял её в спальне, но теперь обнаружил её на столе в гостиной.

«Надолго ли хватит моих сил?» – со вздохом прошептал Хэнли, решив, что от переутомления его начала подводить память.

Он вышел из дома и, спасаясь от колкого дождя, поднял ворот лёгкого пальто – совсем не подходящего для ледяных ветров Маллэнда. Земля размокла и прилипала к подошвам, ноги Хэнли скользили и разъезжались в стороны. Всю дорогу ему казалось, что кто-то наблюдал за ним. Кожей он ощущал на себе чей-то взгляд – тяжёлый, пристальный, хищный. В какой-то момент ему почудилось хлюпанье шагов. Но вместо того, чтобы обернуться, Хэнли ускорился. Дикий, первобытный страх не позволял ему остановиться. Следовавший позади не отставал, и, не выдержав, Хэнли побежал, спотыкаясь и поскальзываясь на мокрых травяных кочках.

Наконец он добрался до башни, рывком распахнул дверь, и, залетев внутрь, быстро запер её на засов. Спустя всего мгновение кто-то с силой ударил в дверь с другой стороны так, что Хэнли отскочил на пару шагов назад.

Сердце бешено колотилось, в висках стучало, и казалось, будто стук этот гулким эхом отскакивал от стен башни. Хэнли постоял ещё немного, прислушиваясь, но всё стихло. Тогда он поднялся наверх и выглянул в маленькое оконце.

Ветер гнал по небу рваные облака, и они то закрывали луну, погружая остров во мрак, то, наоборот, позволяли земле утонуть в серебряном свете. В один из таких моментов Хэнли померещилась чья-то тёмная фигура. Кто-то стоял напротив маяка и смотрел прямо на него, Хэнли. Но тучи вновь заслонили ночное светило, а когда то место вновь озарилось лунным сиянием, странная фигура исчезла.

Хэнли потёр лицо ладонями и затряс головой, пытаясь сбросить наваждение.

– Там никого нет, – шептал он, сотрясаясь от нервной дрожи. – Не сходи с ума, Хэн. Не сходи с ума. Там никого нет и не было.

Он несколько раз глубоко вздохнул и, собравшись наконец с духом, принялся за работу, больше не решаясь выглядывать из окна, а когда луч яркого света пронзил темноту, поспешно заперся в вахтенной комнате и вернулся к дневнику Миллза.

«Я попросил разрешения подняться на башню, чтобы взглянуть на фонарь, но мне грубо отказали. Как же могу я писать о маяке, ни разу не взглянув на его сердце?

Я не могу посмотреть на фонарь, не могу нормально поговорить со смотрителями. Всё, что мне остаётся – наблюдать за ними со стороны. Пожалуй, это похоже на работу натуралиста, описывающего поведение диких горилл в естественной среде обитания.

Главный на маяке – Тоби Кратчли. Он часто говорит о жене и детях, ждущих его в Англии. Этакий примерный семьянин. Не понимаю, почему он не подыщет другую работу, если с таким трудом переживает разлуку. Надо признать, Кратчли действительно похож на заботливого папашу. Он постоянно следит за остальной командой, правда, и гоняет своих «детишек» будь здоров. Всё свободное время проводит за книгами.

Его помощник, Оливер Рид, на вид мой ровесник. Не знаю, долго ли эти двое работают вместе, но из них вышел неплохой дуэт. Рид частенько предугадывает указания Кратчли. Остёр на язык, быстр и ловок. Любит скрасить вечер игрой на скрипке, хотя играет посредственно.

Саймон Бекел – неотёсанный мужлан и моя головная боль. Он постоянно высмеивает и издевается над моей беспомощностью, когда дело доходит до физических нагрузок. Сам же Бекел не блещет интеллектом, зато с лёгкостью справляется даже с самой тяжёлой работой. К моему счастью, в те редкие моменты, когда Бекел не занят делами, он уходит к берегу рыбачить в одиночестве».

Хэнли снял очки и потёр переносицу. Пока что записи Миллза не приносили никакой пользы. Всё, что журналист писал о смотрителях, Хэнли знал и так, ведь он лично нанимал каждого из них на службу. Но в одном Хэнли убедился точно: он выбрал правильных ребят, ведь немалая часть смотрителей считает, что единственное спасение от скуки на маяке – спиртное, а не чтение или музыка. Но такое развлечение частенько приносило одни проблемы.

Косые струйки воды стекали по оконному стеклу – дождь набирал обороты. Хэнли надеялся, что дело не дойдёт до шторма.

– Ну, конечно! – воскликнул Хэнли и вновь нацепил очки на нос. Если Кратчли писал о буре, то и Миллз тоже должен упомянуть о ней в своём дневнике.

Он бегло просматривал страницу за страницей в поисках записей, датированных пятнадцатым декабря, но прежде, чем добрался до них, его внимание привлекли другие строки.

«12 декабря, среда

Вновь попросил разрешения подняться на башню. И вновь отказ. В этот раз Бекел наплёл что-то о кровожадном Генри – призраке старого смотрителя, который убивает любого чужака, посмевшего взглянуть на святую святых – фонарь маяка.

Промаявшись полдня от безделья, я решил прогуляться по острову. Жалкий клочок суши настолько мал, что его можно обойти меньше, чем за час, и настолько скалист, что даже вездесущие чайки обычно обходят эти безжизненные земли стороной.

Я направился прочь от маяка и почти дошёл до самого края обрыва, когда увидел едва различимую тропу, уводившую вниз, к побережью. С трудом спустился по склону, поросшему невысокой жёсткой травой. Тропинка над кручей привела меня к небольшому гроту, и в нём я увидел большой камень, испещрённый странными символами и рунами.

Я подошёл ближе, и меня обожгло лютым, замогильным холодом. Это показалось странным, ведь день выдался тёплым. Но воздух вокруг буквально звенел от мороза. Я протянул руку, желая прикоснуться к странному камню, но тут за спиной раздался голос Рида.

– Не трогай.

От неожиданности я отступил. Следовало бы потребовать объяснений, почему Рид пошёл за мной, но вместо этого, снедаемый любопытством, я спросил:

– Что это?

– Алтарный камень, – нехотя ответил Рид.

– Кто установил его? – задал я очередной вопрос, не сводя взгляд с камня.

Рид молчал, словно раздумывал, стоит ли ему отвечать или нет, но в конце концов сказал:

– Поговаривают, остров этот всегда принадлежал фейри. И камень тоже принадлежит им. Поэтому не стоит тревожить Фо-а.

– Кого? – я совсем не понимал, о чем он говорил.

– Просто не приходи сюда больше, – рассердился Рид. – Пойдём. Пора готовить обед.

Уходить совсем не хотелось. Диковинный камень завораживал, притягивал к себе. Но ещё ни разу я не видел добряка Рида таким раздражённым, и, не став спорить, вернулся вместе с ним к маяку.

За ужином как бы невзначай я заговорил о найденном камне и Фо-а, кем или чем бы он ни был, но ни Рид, ни остальные ничего не ответили – лишь обменялись быстрыми взглядами».

В задумчивости Хэнли почесал щетинистый подбородок. Он смутно помнил, что Фо-а называли злобных духов, так или иначе связанных с водой, но не припоминал, чтобы Рид и тем более Крачли всерьёз верили в детские сказки.

От долгого чтения при тусклом свете резало глаза, и Хэнли решил дочитать дневник завтра. А ещё отыскать загадочный камень, о котором писал Миллз.

Но долгие, упорные поиски не принесли результата. Хэнли обошёл весь остров вдоль и поперёк, но так и не нашёл алтаря феечек (как, впрочем, и следов ночного визитёра, о котором Хэнли не забывал ни на минуту). Всю дорогу назад уставший, продрогший до костей, Хэнли вполголоса костерил на чём свет стоит Миллза, Рида, а заодно и Кратчли с Бекелом.

Вернувшись домой, он нашёл флягу с бренди и, обнявшись с ней, не отходил от камина до самого вечера, пока не пришла пора подниматься на башню.

Хэнли вновь взял с собой дневник, но на этот раз решил не терять время и сразу же нашёл записи, датированные пятнадцатым декабря.

«Сегодня вновь поругался с Бекелом. С утра этот тип ходил мрачнее тучи, придираясь ко всем вокруг. Слово за слово лёгкая перебранка переросла в крупный спор, к которому в конце концов присоединились даже Кратчли и Рид. Они пытались успокоить Бекела, но тот как с цепи сорвался.

Накрапывал мелкий дождик, но я больше не мог находиться в одном доме с этим неотёсанным болваном и решил прогуляться. Никто не останавливал меня.

Бесцельно я бродил по острову, пока вновь не оказался у колдовского камня. Ноги сами привели меня к нему.

«Не трогай!» – эхом пронеслись в голове слова Рида.

Внезапно меня захлестнула волна ярости. Я злился на тупицу Бекела, на Рида и Кратчли, на редактора, затащившего меня на этот чёртов маяк.

«НЕ ТРОГАЙ!» – звенело в ушах. Громче, настойчивее.

Но от этого предостережения лишь сильнее захотелось не просто прикоснуться к загадочному алтарю, а осквернить его, разрушить до самого основания.

Я пнул камень. Несильно – лишь слегка задел носком ботинка. Затаив дыхание, замер в ожидании суровой расплаты Фо-а, о которых говорил Рид. Но ничего не произошло, и я ударил вновь, уже сильнее. И ещё, и ещё… Никогда прежде я не испытывал такой потребности к уничтожению.

Сперва камень стойко сносил все атаки, но после пятого или седьмого удара, пошатнулся, после девятого – развалился на части.

Утолив острую жажду разрушения, я почувствовал себя лучше, но лишь на пару мгновений. Осознание того, что я только что натворил, навалилось на плечи тяжким грузом. В панике я бросился бежать – подальше от грота, от поруганной святыни, от должного возмездия неведомых богов.

Но небеса не разверзлись, земля оставалась под моими ногами каменной твердью, и понемногу я успокоился, окончательно убедившись в том, что алтарь тот был никакой не святыней, а простым булыжником.

К вечеру поднялся шторм такой силы, что даже привычные к бурям смотрители с трудом сохраняли остатки самообладания. Залило весь двор, вокруг дома и маяка образовалось целое озеро. С западной стороны вода поднялась почти до окон. Затопило кладовую и подсобку.

Рид зовёт меня: хочет, чтобы я помог спасти остатки провизии. Кратчли заявил, что, если вода не прекратит прибывать, придётся взять всё необходимое и укрыться в башне».

От возбуждения Хэнли ударил ладонью по раскрытой тетради. Вот оно! Миллз написал о дьявольской стихии – значит, Рэнд ошибался по поводу Кратчли. Шторм действительно бушевал, но почему же ничего на острове не напоминало о нём? Даже упомянутые Миллзом кладовая и подсобка находились в идеальном состоянии.

Подошло время проверить фонарь, но Хэнли не мог оторваться от чтения. Почерк Миллза изменился: стал крупным, торопливым, местами совсем неразборчивым. Рука журналиста дрожала.

«Не помню, как и когда я заснул, но разбудили меня жуткие крики. Комнату заливал серый утренний свет. Выбежав из спальни, я увидел, как Кратчли, покраснев от натуги, удерживал Бекела около распахнутой двери.

– Не дури, Саймон! Нельзя соваться туда просто так!

—Оливер там! – не унимался Бекел, вырываясь из хватки смотрителя. – Ему надо помочь!

Я перевёл взгляд правее и только тогда заметил, что снаружи дом окутал плотный туман. По спине пробежал холодок: я осознал, что пронзительные вопли, разбудившие меня, принадлежали Риду.

– Ты же видишь, творится какая-то чертовщина! – пыхтел Кратчли, стараясь вразумить обезумевшего товарища. – Надо всё обмозговать!

Но ему так не удалось остановить Бекела – ни уговорами, ни силой. Выскользнув из ослабшей хватки, он схватил ружьё и выбежал из дома.

Я хотел спросить, что произошло, но в этот момент раздался жуткий протяжный вой. Бекел, не успев отойти и на пять футов, резко остановился.

– Саймон! Вернись в дом! – крикнул Кратчли, но Бекел замер как вкопанный.

– Этого не может быть, – вдруг взвыл он, вскинув ружьё. – Не приближайтесь!

– Кто там, Саймон? – не на шутку перепугался Кратчли. – Кого ты видишь?

Но Бекел не отвечал, будто и не слышал вовсе, что к нему обращались. Из-за белёсого тумана я с трудом различал его фигуру.

– Убирайтесь, проклятые твари! Исчезните! – кричал он кому-то, кого мы с Кратчли не могли видеть. Впервые за время нашего знакомства я услышал в голосе Бекела испуганные нотки.

У самой двери послышался утробный рык. Прогремел оглушительный выстрел, а в следующий миг, хрипло вскрикнув, Бекел свалился на землю – тварь, должно быть, обладала не дюжей силой, раз с лёгкостью сшибла с ног такого здоровяка. Бекел истошно кричал, судорожно отмахиваясь от неведомого зверя в тщетных попытках сбросить с себя.

Кратчли бросился к товарищу и, схватив его за руки, с трудом затащил в дом. Тонкая нить тумана белой змеей ползла вслед за ними.

– Закрой дверь! – рявкнул смотритель, и не сразу я сообразил, что он отдал распоряжение мне.

Но страх приковал меня к земле – словно заворожённый, я рассматривал струйки молочного тумана, что зловеще вились над кровавой полосой, тянувшейся за Бекелом.

– Чего стоишь как истукан?! – гаркнул Кратчли, хлопнув дверью. Призрачные завитки растаяли, и я, тряхнув головой, наконец сбросил оцепенение. – Быстро неси бинты и согрей воды, да побольше!

Бекел лежал на полу в луже собственной крови. Грудь его была разодрана чьими-то мощными когтями, на шее зияла отвратительная рваная рана: чудовище вырвало клок мяса.

– Я… – прохрипел Бекел, едва двигая посиневшими губами. – Хотел… Спасти…

Он закашлялся, и кровь полилась из раны пульсирующими толчками, окрашивая всё вокруг тёмно-вишнёвым.

– Помолчи, Саймон, помолчи, – склонился над ним Кратчли, прижимая ладони к глубокой ране. – Тебе нельзя разговаривать.

– Но вода… – в беспамятстве продолжил Бекел, – слишком холодная…а мешок – тяжёлый. А они всё скулили…скулили.

Он вновь зашёлся хриплым кашлем, а я, будучи не в силах смотреть на подобные мучения, выбежал из комнаты. Я сделал то, что велел Кратчли, но, вернувшись с кувшином воды и полотенцем в руках, обнаружил, что в них уже не было необходимости. Саймон Бекел покинул этот мир.

Мы уложили бездыханное тело на кровать и накрыли покрывалом. Кипенно-белая ткань мгновенно пропиталось алым.

Кратчли заявил, что надо вернуть ружьё: оно осталось там, в тумане. Меня затрясло, ноги подкосились. Мне казалось, смотритель сошёл с ума. Я не мог придумать иного объяснения тому, что он собирался выйти к чудовищу, искромсавшему Бекела всего пару минут назад.

– Подождём, пока туман рассеется, – предложил я.

Сперва Кратчли настаивал на своём – он опасался, что тварь заберётся в дом раньше, чем погода прояснится, – но всё же мне удалось убедить его выждать хотя бы какое-то время.

Хэнли оторвался от чтения. Наконец-то он приблизился к разгадке тайны, но это не принесло облегчения. К тому же появлялись новые вопросы.

Маллэнд находился на отдалённом скалистом острове, где единственной живностью были залётные чайки да буревестники. Так кто же напал на смотрителей и куда исчез потом? В тот день, когда Хэнли обошёл весь остров в поисках таинственного камня, он заглянул в самые отдалённые его уголки, но нигде не встретил ни намёка на присутствие зверей. Возможно, они приплыли на остров из другого места. Но что за зверь способен преодолеть сотни морских миль?

Хэнли пробрал озноб. Не хотелось думать, что опасный хищник всё ещё находился на острове, притаившись, выжидая подходящий момент. Смог бы Хэнли отбиться в случае атаки? Даже предупреждённый заранее, он мог проиграть в схватке со зверем. Время словно застыло. Хэнли сидел в состоянии странного отупения, уставившись сквозь круглое оконце в темноту ночи, пока вдали не засияли огни. Мимо острова проплывал корабль. Хэнли невольно улыбнулся. Случайное судно напомнило ему о цивилизации, которую он оставил. Прошло всего несколько дней, а Хэнли уже успел свыкнуться с мыслью, что он единственный оставшийся во всей вселенной человек. Как глупо с его стороны. Скоро Тринити-хаус пришлёт новых смотрителей и добровольное заточение подойдёт к концу. Он вернётся к нормальной жизни и забудет всё случившееся как страшный сон. Эта мысль придала Хэнли решительности, и он вернулся к дневнику Миллза.

«17 декабря

Всю ночь мы с Кратчли боролись со сном, но в какой-то момент я всё-таки отключился. Не знаю, надолго ли. Когда я с трудом продрал глаза, за окном всё так же стелился туман. Часы на стене в гостиной встали, лишив последней возможности определить время.

Поджидал меня и другой сюрприз: пока я спал, Кратчли всё-таки достал ружьё. Теперь он, словно безумец, бродит по дому, сжимая оружие, и без конца оглядывается по сторонам, будто боится, что зверь уже внутри.

Я не знаю, что делать. От меня разит потом и кровью. Хочется переодеться, но все мои вещи в спальне. Зайти туда я не могу, ведь там Бекел…

…

Кратчли стоит на коленях и молится. Не знаю, зачем я пишу об этом. Мне следовало бы бежать, но я боюсь выходить. Туман всё еще окутывает дом плотным коконом. Да и куда бежать с острова? Я не хочу погибнуть в море от голода и жажды.

…

Кратчли окончательно потерял рассудок. Всё бормочет про какую-то старуху, которая пришла убить его.

…

Кажется, безумие смотрителя передалось и мне. Я слышу неторопливое шарканье старушечьих ног.

…

Кратчли мёртв. Невесть откуда появилась струйка тумана, в мгновение ока обвила ноги смотрителя и, обездвижив жертву, потянулась вверх. Она поднималась всё выше и выше, пока не затянулась петлёй на шее несчастного. Но по крайней мере Кратчли – Господи, яви Своё безграничное милосердие и прими его в Свою славу. – бился в агонии недолго.

Перед смертью смотритель будто говорил с кем-то. «Я просто хотел покоя. Для себя, для всех нас. Знаю, что должен был подать лекарство, но я так устал. Мы все устали, а ты всё цеплялась и цеплялась за жизнь», – вот какими были последние слова Кратчли, что бы они не значили».

Я же остался один.

…

Прошло несколько часов, а может и дней – я потерялся во времени. Туман, кажется, загустел ещё сильнее. Я уже не питаю лживых надежд выбраться отсюда живым. Не будь я трусом, давно бы окончил свои мучения лично, своей рукой, но всё же я до последнего продолжаю цепляться за эту паршивую жизнь.

…

Кажется, я слышал голос. Голос отца. Моего мёртвого отца. Он зовёт меня так же, как и в тот день, когда чинил крышу нашего дома, а лестница выбилась у него из-под ног. Он просит о помощи. Нет. Он требует. Он никогда ничего не просил – только требовал. В тот день я сделал вид, что ничего не слышал. Не отвечаю я и сейчас. Может, повезёт, и он не найдёт меня, если я буду сидеть тихо и молчать.

…

Я слышу шаги. Гулкие, тяжёлые шаги. И сбитое дыхание. Он ищет меня.

Господи, спаси и сохр…»

Запись в дневнике прерывалась, и Хэнли нервно сглотнул, прекрасно понимая, почему Миллз не смог закончить предложение.

Теперь Хэнли был абсолютно уверен, что все смотрители внезапно сошли с ума. Один за другим они потеряли рассудок и наложили на себя руки. Но что послужило тому причиной? И куда исчезли тела?

Он размышлял об этом всю ночь, пока новая догадка не осенила его. Не было никакого тумана, клыкастых чудовищ и невидимых старух. Не было помешательства и массового суицида. Всё это инсценировка, и автор её, конечно же, известен. Весь этот спектакль разыгран никем иным как самим Эймонном Миллзом.

Расправившись со смотрителями и избавившись от тел, журналист, искусно владеющий пером, решил отвести от себя подозрения и выставить себя одной из жертв. Пропавших жертв. Хэнли не знал, почему и как Миллз убил смотрителей, и куда он спрятал трупы. Но это уже не его заботы. Пусть с этим разбирается полиция. Ей же предстоит узнать каким образом Миллз покинул остров, и где скрывается сейчас. Свою роль Хэнли выполнил: нашёл дневник убийцы и, вернувшись на материк, первым делом передаст его в руки полицейских.

Серый утренний свет пробивался сквозь маленькое оконце. Хэнли встал, потянулся, расправив застывшее тело. Сколько ещё ему придётся торчать на маяке? Почему ленивцы из Тринити-хаус до сих пор не прислали новую команду?

Хэнли погасил фонарь и бодро зашагал вниз по лестнице. Звук шагов отдавался гулким эхом от старых стен. Где-то вдалеке послышался гудок корабля, и Хэнли ускорил шаг. Вдруг это за ним?

Но радость внутри Хэнли померкла, едва он распахнул дверь маячной башни. Он не увидел корабля, как, впрочем, и ничего другого: остров окутал густой туман.

– Какого дьявола? – только и смог выдохнуть Хэнли.

Звонким колокольчиком позади раздался детский смех, от которого всё внутри сжалось в комок.

– Кто здесь? – крикнул, обернувшись, Хэнли. – Покажись!

– Здравствуй, смотритель.

Голос этот Хэнли слышал лишь однажды, почти шестнадцать лет назад, но запомнил его на всю жизнь. Каждую ночь его хозяйка являлась к нему в кошмарных снах.

От дальней стены, утонувшей в полутьме, отделился силуэт. Хэнли замотал головой, отказываясь верить в происходящее, и бросился наверх, в вахтенную комнату.

– Куда же ты, смотритель?

– Убирайся обратно в ад! – крикнул Хэнли, перескакивая через ступеньки.

– Неприлично говорить такое леди. Но ты никогда и не был джентльменом, ведь так?

Хэнли ничего не ответил. Дыхание его сбилось, сердце колотилось так сильно, что казалось, еще немного, и оно выпрыгнет из груди. Он бежал по лестнице, постоянно оглядываясь назад и прислушиваясь, не поднималась ли тварь за ним. Та оставалась внизу. Зато наверху послышался топот детских ножек и звонкий смех, рикошетивший от мрачных стен башни. Хэнли поднял взгляд и увидел босоногого малыша в длинной белой сорочке. Тот пытливо смотрел на него своими чёрными глазами-бусинками.

О неожиданности Хэнли оступился и кубарем скатился вниз. Послышался хруст, и Хэнли взвыл от боли и ужаса. По щекам потекли слёзы. Он сжал зубы и отполз к стене, волоча за собой сломанную ногу.

– Не стоило так торопиться, смотритель, – произнесла женщина из кошмаров с почти материнской заботой.

Она подошла к Хэнли и нежно провела бледной рукой по его щеке. Кожу обожгло холодом, и Хэнли отшатнулся от призрака из прошлого. Женщина совсем не изменилась с последней их встречи: те же пышные каштановые волосы, те же тонкие губы, только взгляд её был уже не напуганным, как тогда, а мрачным и печальным.

– Мне всё мерещится. Ты умерла!

Женщина грустно хмыкнула и уставилась в пустоту, словно задумавшись о чём-то. А Хэнли, скривившись от боли, пополз к распахнутой двери. Сквозь неё туман успел проникнуть в башню. Медленно он заполнял собой пространство, поднимаясь всё выше.

– Тебе не уйти, – тихо произнесла женщина. Слова прозвучали так просто, так обыденно, что Хэнли захотелось свернуть ей шею… во второй раз.

– Оставь меня в покое! – вместо этого крикнул он и чуть слышно добавил: – Прошу.

– Ты просишь?

В голосе призрака послышалась издёвка. Внутри Хэнли рвал и метал, страх смешался с яростью, желваки на острых скулах напряглись, заиграли, но вслух он смог лишь выдавить:

– Да.

С трудом он преодолел еще пару футов. Белёсая пелена всё сгущалась, и Хэнли казалось, будто он пробирается сквозь липкое ледяное желе. Вновь тело обожгло нестерпимой болью, и Хэнли закричал, скорчившись в агонии. Сквозь слёзы он увидел, как белое щупальце тумана обвило покалеченную ногу.

– Отпусти! Прошу! – взревел Хэнли.

– Ты молишь? – спросила женщина.

– Да! Да! Молю, – заскулил Хэнли.

– Но разве я не молила тебя? – Голос призрака изменился. Теперь в нём слышались искорки гнева. – И разве ты не остался глух к моим мольбам о пощаде? Ответь, смотритель!

– Это не я, – шмыгая носом, оправдывался Хэнли. – Это всё главный смотритель. Он хотел разжиться на кораблекрушении. Он выключил фонарь. Я был простым помощником.

Туман доходил ему уже до шеи, и приходилось высоко вытягивать голову, чтобы увидеть хоть что-то.

– Неважно, чья рука погасила свет. Именно тебя я просила о помощи. Именно тебя молила сохранить жизнь хотя бы моему дитя. Младенец не раскрыл бы ваших планов.

– Я не мог пойти против него, я был мальчишкой, испуганным мальчишкой!

Призрак замотал головой:

– Но раз ты не побоялся замарать руки кровью, то мог бы убить его и спасти остальных.

Силы покидали Хэнли, он с трудом удерживал голову над белой пеленой.

– Мне жаль, – шептал он. – Очень-очень жаль. Все эти годы я живу с этой виной.

– Но ты живёшь, а он – нет! – рассвирепела женщина. Впервые черты её миловидного лица исказила уродливая гримаса. – Ты живёшь, Лоури Хэнли, бывший помощник смотрителя. Ты никого не спас, но получил награду. Занял важную должность. Стал богат. А что же мой сын? Ты лишил его всего!

– Я не виноват…

Словно в ответ на слова Хэнли, туман пришёл в движение, заклубился и поднялся ещё выше. Утонув в нём с головой, Хэнли больше ничего не видел и не слышал. Он пополз вперёд, хотя и не знал, в каком направлении находилась дверь. Но продвинуться далеко не смог. Что-то сдавило грудь, не позволяя вдохнуть. Хэнли открывал и закрывал рот, словно выброшенная на берег рыба, но вместо воздуха в лёгкие проникал туман. Он наполнил их до предела и, казалось, не собирался останавливаться. Если бы Хэнли только мог, то закричал от боли. Он закашлялся, харкая алой пеной и повалился на пол.

«Ты точно хорошо всё обмозговал, Хэнли? Может статься, застрянешь тут надолго», – прозвучали в голове слова Рэнда.

Хэнли усмехнулся краешком губ: хоть в чём-то Рэнд оказался прав. Он действительно застрянет на проклятом маяке навечно.