Одержимый [Наталья Семёнова] (fb2) читать онлайн

Одержимый. Семёнова Наталья

Глава 1. Сабрина

Если ты одержим какой-то мыслью, то она подстерегает тебя на каждом шагу, даже в воздухе ты чуешь её запах.

(с) Томас Манн

Я избегала этого момента столько, сколько могла.

К сожалению, тянуть и дальше больше не вышло.

Я сбегаю со ступенек библиотеки Банкрофт, попадая в марево калифорнийского воздуха, и щурюсь на верхушку башни на площади Кэмпанил Эспланаде, — местная достопримечательность университета Беркли[], — чтобы посмотреть время.

У меня в запасе ровно пять минут.

Не густо.

Но и спешить, сломя голову, я не собираюсь. Папа простит за опоздание — он у меня человек отходчивый.

Итак, сегодня у университетской команды по бейсболу последняя, а потому и главная, тренировка перед открытием сезона. Завтра они будут играть со Стэнфордом[].

Именно поэтому папа настоял на том, чтобы я пришла посмотреть на тренировку.

Когда-то мы с ним обожали обсуждать его тренерские навыки и игру отдельно взятых участников команды. С тех пор прошёл целый год, но папа не согласен мириться с тем, что за это время я стала равнодушна к бейсболу.

И это он ещё не в курсе, что вообще-то я его ненавижу.

По причинам, о которых он знать не может и не должен.

Я содрогаюсь от нахлынувших неприятных воспоминаний и переключаю мысли на другую тему.

Сегодня профессор Томсон спросил, есть ли у нас литературный кумир. Для меня это, без всяких сомнений, Стивен Кинг[], живая легенда в жанре ужасов. Однажды, я стану, как он. Потому что намерена писать что-то стоящее, а не ту слюнявую чушь, что пишут некоторые…

Я морщусь с отвращением, как это часто бывает, стоит вспомнить о женщине, которая дала мне жизнь.

Примечаю впереди одно из главных университетских зданий Науки о жизни долины и возле него сворачиваю на Спикер-плаза, уютную парковую улочку, которая и выведет к стадиону.

Меня встречает монолитная бетонная стена с объёмной надписью красивыми буквами, расположенная полукругом — вход на стадион для зрителей, и во рту образуется горьковатый привкус. Больше года у меня получалось избегать походов на стадион, но теперь, когда я стала учиться в Беркли, буквально в шаговой доступности к нему…

Я делаю глубокий успокаивающий вдох и на выдохе направляюсь к открытым сетчатым воротам, расположенным между бетонной стеной и учебным зданием. В просвет между ними видно лишь внешнее поле и огромные плакаты с бейсболистами на стене здания у восточного края стадиона.

Звук удара меча о биту заставляет меня тревожно вздрогнуть, я стискиваю зубы и упрямо шагаю к тренерской зоне за металлической сеткой, где собрались больше половины команды по бейсболу, тренера и скауты. Ладони предательски потеют, и я вытираю руки о ткань широкого, джинсового комбинезона. Папа находится на поле и не обращает внимания ни на что вокруг, кроме игроков, и я слабовольно думаю о том, что лучше бы развернуться обратно и уйти.

Любопытные взгляды парней-бейсболистов — жутко нервируют. Кто-то из них меня узнаёт и приветливо машет рукой. Я тоже узнаю некоторых из них, но не реагирую на приветствие. Хочется провалиться сквозь землю. Но меня радует, что большая часть из них мне абсолютно не знакома. Разве что…

Я приятно удивляюсь, глядя на своего нового приятеля, и напряжение немного отступает.

— Фрейзер! — окликаю я одногруппника. — Ты играешь в бейсбол?

С этим парнем мы как-то сразу нашли общий язык на одном из первых занятий и сдружились. Мы оба учимся в школе Литературы и Науки, и больше половины предметов посещаем совместно.

Даже не думала, что он может увлекаться бейсболом, и тем более, играть в составе университетской команды.

Дерек тоже выглядит удивлённым, он пихает локтем одного из глупо улыбающихся парней в бок и спешит ко мне навстречу:

— Остин! Вот это сюрприз! Любишь бейсбол?

— Терпеть не могу, — хмыкаю я. — Но так вышло, что мой отец — главный тренер. Почему не говорил, что играешь?

— Твой… — хмурится Дерек, отчего на его веснушчатом лице появляется глубокая морщинка между бровей. — Тренер Остин — твой отец? Вот это новость! Почему не говорила?

— Говорить о бейсболе я тоже не люблю, — отвечаю я тогда, когда народ шумно кого-то приветствует.

Дерек реагирует на шум, оборачиваясь на поле, и замечает с воодушевлением:

— Гилла поставили в нападение! Посмотри, это интересно!

Тайлер Гилл, ага, слышали.

Выдающийся беттер, или по-простому: отбивающий, университетской команды. О нём разговаривают, как и в аудиториях учебных кампусов, в целом, так и у меня дома, в частности.

Из слов отца следует то, что этот парень всегда настолько филигранно отбивает мяч, что тот летит ровнёхонько к концу внешнего поля и никогда не уходит в аут. Весь последний месяц, как только вернулась в дом к отцу, слушаю об этом.

Разумеется, папа таким образом, вынуждает меня вспоминать о том, что и я, в своё время, была достаточно хороша в отбивании. Впрочем, и броски у меня были, что надо.

Я не хочу смотреть на поле, не хочу видеть знакомые лица, в которых буду искать то самое, но Дерек хватает меня за руку и тянет ближе к сетке.

— Тай — мой кузен, — хвалится Дерек родством, словно это его личная заслуга. — Да ты, наверное, слышала о нём?

— Доводилось пару раз, — хмыкаю я, разглядывая высокого брюнета на домашней базе.

Парень красуется перед зрителями, ловко перекидывая биту из одной руки в другую, вертит ею на манер лопастей вертолёта и широко улыбается, сверкая белоснежными зубами. Из-под красной кепки торчат вьющиеся волосы. А под спортивной одеждой играют мускулы.

А он хорош собой, этот Тайлер Гилл. Плохо, что бейсболист.

Представление заканчивается, и парень встаёт в позу, ожидая подачи питчера. Ощущение, что и сам воздух меняется вместе с его настроением. Становится тяжелей, и словно электризуется на кончиках пальцев.

Я в недоумении смотрю на мурашки, которые покрывают кожу предплечий, и вновь поднимаю глаза на парня.

Вау.

Больше никаких голливудских улыбок, красивое лицо сосредоточенно, руки и ноги напряжены. Чистая демонстрация серьёзного настроя и силы.

Питчер выбрасывает мяч. Мгновение, и он отскакивает от биты, как попрыгунчик, взмывая высоко вверх.

Я прослеживаю за дугой его полёта и воочию убеждаюсь в словах отца — мяч камнем падает у ограничительной полосы внешнего поля и замирает там почти бездвижно.

Потрясающее мастерство.

Тем временем, пока защитник бежит за мячом, Тайлер Гилл прогулочным шагом добирается до первой базы, а затем и до второй. Сокомандники ликуют; папа, улыбаясь, качает головой; Дерек смотрит на своего брата так, словно он, по меньшей мере, только что спас планету от вселенского зла.

— Когда-нибудь я буду играть так же, — выдыхает мой приятель.

— Главное, человеком хорошим останься, — тихо замечаю я и отворачиваюсь от поля, чтобы сесть на свободную лавку.

Дерек присоединяется ко мне почти сразу, снимает кепку и по-мальчишески взлохмачивает пальцами медные кудри:

— Я не играю, как видишь. Сижу в запасе большую часть времени. Но мне нравится быть частью команды и этой игры в целом. Ощущение причастности…

— К чему-то по-настоящему важному, знаю, — договариваю я за него, и тут же морщусь, добавляя: — Отец всю свою жизнь посвятил бейсболу.

— Ты поэтому его не любишь? Потому что из-за него редко видишься с отцом?

Нет, тренерство папы никогда не мешало нам общаться — он всегда брал меня с собой. Мы были неразлучны до тех пор, пока я не уехала жить к бабушке год назад.

Но Фрейзеру мне проще согласно кивнуть, чем вдаваться во все эти непростые подробности.

Дерек на это улыбается с сочувствием и в знак поддержки сжимает моё плечо пальцами. Я благодарно хлопаю своей по его руке.

А в следующий миг все снова кого-то приветствуют. Я смотрю в сторону столпотворения и неожиданно ловлю на себе пристальный взгляд Тайлера Гилла. Парень принимает похвалу, пожимая бесчисленные руки в ответ, и ни на секунду не отрывает глаз от моего лица.

Мне становится как-то не по себе, и я ёжусь, отворачиваясь первой.

— Сейчас я вас и познакомлю, — замечает Дерек, выпрямляя спину.

Я понимаю, что Тайлер Гилл направляется к нам…

Парень останавливается в метре от нас, я смотрю на его кроссовки и до сих пор ощущаю на себе его тяжёлый взгляд. Вот с чего бы ему так пристально пялиться на меня?..

— Тай, ты, как обычно, на высоте! — ликует Дерек, поднимаясь на ноги и хлопая брата ладонью по плечу. Молчит мгновение, потому что тот не реагирует на его реплику, и тогда трогает пальцами другой руки уже моё плечо: — Знакомься, это…

— Я знаю, кто она такая, — припечатывает Тайлер, словно выносит приговор.

Знает?

Я вскидываю на него глаза, и на секунду теряюсь. Из-за его глаз. Глаз, цвета грозового неба, насыщенного и впечатляющего своей мощной красотой.

Молнии в них тоже сверкают, вот только не ясно, когда я умудрилась его разозлить.

Очень странно.

— Именно о ней я тебе рассказывал… — продолжает Дерек, озадаченно хмурясь.

— О ней? Серьёзно? — усмехается Гилл, склоняя голову вбок, и разглядывает меня уже с пренебрежением. — Немного ли чести?

Я сужаю на него глаза и уже хочу возмутиться, но Дерек меня опережает, замечая примирительно:

— Эй, полегче, Тай. Сабрина — мой друг.

— Сабрина — маленькая ведьма, — кивнув, с издёвкой улыбается этот кретин.

Кто бы мог подумать, что он знает о существовании такого сериала. Совершенно девчачьего, между прочим.

Я снова открываю рот, чтобы постоять за себя, но на этот раз мне мешает собственный отец.

— Эй, запасники, дуйте на поле! — кричит он во всё горло издалека.

Дерек по очереди смотрит на нас с Гиллом, словно сомневается в том, что стоит оставлять нас наедине, но через секунду жажда поиграть в бейсбол побеждает, и он, развернувшись, спешит к полю.

— Ещё увидимся, Остин! — через плечо на ходу бросает Дерек.

Я смотрю вдаль и ловлю взгляд отца, он улыбается мне и делает вид, что отбивает мяч невидимой битой в руках. Так он даёт мне знак, что сегодняшняя тренировка проходит отлично.

Чувствую, как губы растягивает улыбка, а в груди образуется комочек тепла — я скучала по папе-тренеру.

А дальше происходит то, чего я, собственно, и боялась.

Меня замечают «старички» папиной команды и идут приветствовать под предводительством Энтони Ульмана. Он, кстати, никогда мне не нравился, но играл в то время отлично и был своего рода кумиром среди своих же. Нам по неволе приходилось общаться.

— Сабрина, быть не может! Неужели, это ты? Глазам не верю!

Я стискиваю кулаки с такой силой, что в кожу впиваются ногти. Но мне плевать на боль. Сейчас я просто хочу дрожать не так очевидно.

Это один из них. Кто?..

Одна улыбка, вторая. Карие, голубые и снова карие глаза. Лиц так много, что голова кружится. Не хочу их видеть. Я не должна была сюда приходить. Но мне нужно было побороть свои страхи.

Что ж, не судьба.

Я подскакиваю на ноги и, сломя голову, несусь к спасительному выходу. Кажется, задеваю плечом несравненного Тайлера Гилла, на что он справедливо возмущается, но просить прощения мне некогда. Мне хочется поскорее убраться отсюда как можно дальше.

Думаю, стоит заказать билет на самолёт в другую страну, раз я такая трусиха.

Чёрт, ненавижу быть слабой.

Глава 2. Сабрина

— Ты быстро ушла, — с долей грусти замечает папа, вынимая из пакета ломтики тостового хлеба.

Я подхватываю помидоры и поворачиваюсь к мойке, чтобы сполоснуть их под водой. Настроение паршивое, но я стараюсь держать лицо. Выключаю воду и возвращаюсь к кухонному островку:

— Прости, пап. Вспомнила, что не сдала важную работу, а сегодня был последний день.

— А завтра? Придёшь на игру?

— Я постараюсь, но обещать не буду.

Я берусь за нож, чтобы порезать помидоры круглыми дольками, пока папа, поджав губы, разбивает в миску пару яиц и взбалтывает их венчиком. Откладываю нож и ставлю на одну из конфорок сковороду. Иду к холодильнику за сыром.

Пока я его тру прямо на доску, кухню наполняет шипящий звук поджаривающегося хлеба, смоченного в яйцах.

— Ты произвела фурор своим появлением, — замечает папа. — Ребята были рады тебя видеть.

Я морщусь и откладываю сыр, решая, что натёрла достаточно.

— Так много новичков, — отвечаю я, споласкивая под водой из крана тёрку. — Как много тех, кто играет так же хорошо, как Тайлер Гилл? Хотя бы один такой есть?

Папа смеётся и качает головой:

— Нет, он лучший из бэттеров.

— Как давно он в команде?

Я забираю первую партию хлеба, раскладываю на нём дольки помидор и посыпаю сверху сыром.

— С лета прошлого года. Я не шибко ему обрадовался, потому что его отец был слишком настойчив, но парень хорошо себя показывал в течении всего учебного года.

— Я его не помню, — хмурюсь я. — А кто его отец?

— Он пришёл, как раз, после твоего отъезда… Гилл-старший — один из акционеров Беркли[4].

— О-о… — тяну я с пониманием.

Папа терпеть не может, когда к нему в команду пытаются пропихнуть «элитных» игроков, которые знают об игре лишь то, что в ней нужно размахивать битой.

Повезло, что Гилл размахивает ею как надо.

Чёрт, но откуда этот парень может меня знать?..

Не понимаю.

— Хороший парень, любит покрасоваться, конечно, но играет отлично.

Я хмыкаю и отправляю тарелку с бутербродами в микроволновку. Включаю таймер и говорю задумчиво:

— Он любит бейсбол, это видно.

— Да… Но, знаешь, Тай не умолим к собственным ошибкам.

— То есть? — заинтересовываюсь я против воли.

Папа выключает плиту, подхватывает тарелку и сам раскладывает на хлеб помидоры. Я встаю рядом, чтобы посыпать их сыром.

— Он не сразу добился такого идеального отбивания. Парень изводил себя тренировками, что, как ты знаешь, не есть хорошо.

— Хотел впечатлить отца или зрителей? — предполагаю я.

— Самого себя, я думаю, — хмурится отец, а затем облизывает с пальцев помидорный сок и подмигивает мне: — Знакомо, правда?

— Не начинай, пап, — закатываю я глаза и иду к микроволновке, чтобы сменить тарелки. — Мне дорог бейсбол, но я с ним покончила, ладно?

— Просто не понимаю, как это произошло, — ворчит он, прибираясь за нами.

— Так бывает, когда появляются другие интересы, — вынимаю я тарелку с горячими бутербродами из микроволновки и ставлю её на стол вместе с первой партией. — Давай есть.

— Скучаешь по полноценным ужинам у бабушки? — спрашивает он, присаживаясь на стул. — Мы могли заказать пиццу, или какой другой еды.

— Мне нравится готовить вместе с тобой, пап, — тоже сажусь я за стол. — Так же, как и закуски вместо полноценного ужина.

— И на завтрак останется.

Мы оба разглядываем дело наших рук, уместившееся в две огромные тарелки, а затем весело переглядываемся и дружно смеёмся.

— Не останется, — констатирую я.

Потому что мы оба обожаем поесть, особенно, если это наши горячие бутерброды.

Набив желудок до отвала, я поднимаюсь в свою комнату и включаю в ней свет. На меня с плакатов на стенах «приветливо» глядят злодеи из разных комиксов ужасов. Подмигиваю им и падаю на широкую кровать, задумчиво поглаживая вздувшийся от еды живот.

Тайлер Гилл совершенно точно был на меня зол. За что? Почему он заявил, что знает, кто я такая? И почему теперь он не выходит у меня из головы?..

Если я правильно поняла, то парень учится в Беркли на втором курсе. Интересно, на каком факультете? Хотя нет, не интересно. Не должно.

Ни за что не свяжусь с бейсболистом. Хватит.

Но поведение парня настораживает и тревожит. Очень. Да и сам парень… Эти его серые глаза… Такого потрясающего оттенка, что трудно описать словами. Нет, я точно не видела его раньше. Такие глаза, раз увидев, не забудешь.

Я переворачиваюсь набок, вижу на столе у окна развернутый комикс и вспоминаю, что до ужина хотела его перечитать. Тяжело поднимаюсь с кровати и топаю к окну, но взять журнал не успеваю. Внимание привлекает тёмная фигура у дерева на улице напротив. Кожей чувствую, что её взгляд устремлён на меня…

С такими ощущениями в реальности никакие комиксы ужасов не нужны.

Я приглядываюсь, и по позвоночнику ползёт холодок, когда я узнаю в фигуре того, о ком думала последние несколько минут.

Чёрт, это уже слишком!

Какого дьявола здесь делает Тайлер Гилл и пялится в моё окно?!

Дальше — больше.

Пока я в шоке смотрю на него в ответ, губы этого ненормального растягивает такая хищная улыбка, что по моей коже бегут мурашки.

Ну уж нет!

У него не выйдет меня запугать!

Я разворачиваюсь от окна, вылетаю из комнаты и сбегаю по лестнице к задней двери. Миную крыльцо.

— Какого чёрта, Гилл? — вопрошаю я, пока быстро перехожу пустующую дорогу.

Да, он всё ещё стоит у дерева, скрестив руки на груди. Я замечаю у его ног скейтборд.

— Что-то не так? — невинно интересуется он.

Чокнутый, как пить дать.

— То есть по твоему мнению всё нормально? — останавливаюсь я в метре от него. — Ты пялился в моё окно, как какой-нибудь маньяк!

— Может, я и есть маньяк? — равнодушно дергает он плечом. — А ты так неблагоразумно выбежала мне навстречу. Наверное, совсем мозгов нет, ведьма?

— Да как ты…

Парень резко выбрасывает руку вперёд, хватает меня за плечо, дергает на себя и припечатывает мою спину к стволу дерева. Всё происходит так быстро, что я и пискнуть не успеваю. Гилл опирается ладонью на дерево у моего лица, а второй рукой подхватывает прядь моих волос и накручивает её на палец.

Я округляю глаза.

Потому что у меня самой есть привычка теребить пальцами волосы.

Но он же не может о ней знать, верно?

Гилл переводит насмешливый взгляд на моё лицо и усмехается:

— Ты лёгкая добыча, ведьма.

Я сжимаю зубы и цежу:

— Какого чёрта тебе от меня нужно?

И снова эта невероятная метаморфоза.

Взгляд серых глаз тяжелеет, от насмешливости на лице не остаётся и следа — оно буквально каменеет. Голос глухой и холодный. Он вызывает дрожь в моей груди.

— Мне не нравится, что ты общаешься с Фрейзером. Покончи с этим.

Гилл отталкивается от дерева, и я вновь могу дышать. И думать.

С чего вдруг ему не нравится то, что я дружу с Дереком?!

— Считаешь, что меня должно волновать твоё мнение? — предательски дрожит мой голос.

Я морщусь и делаю шаг вперёд, чтобы хотя бы стоять прямо, но…

Моя нога опускается на край скейтборда, он встаёт на дыбы, я, испугавшись, теряю равновесие и, пока чёртова деревяшка тарахтит по асфальту к забору, я заваливаюсь вбок.

Но моё плечо ловят сильные пальцы.

Гилл дергает меня на себя, ловит второй рукой спину, перекручивает меня на пятках и приседает вместе со мной на колено. Получается так, что я лежу в его объятиях…

Другое его колено упирается мне в спину, не позволяет отстраниться от красивого лица, которое находится в считанных сантиметрах от моего.

Я снова не в силах быстро соображать…

Гилл обхватывает пальцами мои скулы и выдыхает мне в лицо:

— Растяпа. Что они в тебе находят?

Его обжигающий взгляд исследует моё лицо, запинается на губах и впивается в глаза. В горле сохнет. А в груди так тесно, что трудно дышать.

Но я заставляю себя хотя бы шепнуть:

— Они?

Гилл усмехается и накрывает большим пальцем мои губы, ведёт по ним с нажимом. В ушах звенит от его потемневших глаз, но я умудряюсь расслышать угрозу в его хрипловатом голосе:

— Ладно. Я сам покончу с этим.

Он склоняется ещё ближе, моё сердце вот-вот выпрыгнет из груди от страха, но я не в силах пошевелиться, словно пойманный в капкан серых глаз зайчик. Они гипнотизируют, как змея гипнотизирует свою жертву.

— И ты пожалеешь об этом, ведьма, — горячо выдыхают у моих губ.

Я закрываю глаза, потому что не в силах справиться с той ошеломляющей волной, что берёт начало от чужого дыхания на моих губах и огнём прокатывается по телу.

Боже…

Это вообще нормально?..

Издевательская насмешка заставляет меня распахнуть глаза и хотя бы немножко взять себя в руки.

С чего вдруг я тут растекаюсь лужицей пред этим ненормальным?!

Я отталкиваю его руку от лица и неловко заваливаюсь набок, становясь на асфальте на четвереньки. Гилл тихо смеётся. Я взмахиваю волосами и поднимаюсь на ноги. Дышу часто, наблюдая, как чёртов кретин тоже распрямляется во весь рост. Он делает это так медленно, что я успеваю придумать, что ему сказать:

— Я не представляю, что ты задумал, не знаю, какие у тебя ко мне претензии и откуда они вообще взялись, но считаю, что у тебя нет никакого права указывать мне с кем и как общаться, ясно?

Гилл смотрит на меня исподлобья, скрещивает на груди руки и усмехается:

— Говори, как есть: водить парней за нос.

— Что… — теряюсь я. — Я никого не вожу за нос!

— Не нужно прикидываться тупой или слепой. Со мной можешь быть честной, потому что я вижу тебя насквозь.

— Боже, да что ты несёшь?! — повышаю я голос, теряя терпение.

Гилл, похоже, тоже его теряет: делает шаг вперёд и рычит:

— Отвали от Фрейзера, поняла? Он слишком наивен, чтобы рассмотреть в тебе стерву.

Какого…

— Мы с ним просто дружим! — возмущаюсь я. — Какое тебе до этого дело?!

Гилл сужает глаза и презрительно заявляет:

— Не существует дружбы между мужчиной и женщиной.

— Ты ошибаешься, — цежу я сквозь зубы.

Парень хмыкает, отстраняется и отворачивается от меня, чтобы пойти за скейтбордом. Обороняет равнодушно по дороге:

— Ошибаешься здесь ты. И в том, что смогла меня обмануть — тоже.

— Я никого не обманывала и не обманываю! — кричу я ему в спину. — Поэтому отвали от меня, ясно?

Гилл выравнивает скейт, ставит на него ногу и насмешливо смотрит на меня. Затем его взгляд меняется, становится обжигающим; он кивает самому себе и заявляет, прежде чем оттолкнуться от асфальта и покатить вниз по улице:

— Для начала ты со мной переспишь, маленькая ведьма.

___________

[4] авторское допущение

Глава 3. Сабрина

Не существует дружбы между мужчиной и женщиной.

Всеобщее заблуждение или истина?

Я поворачиваюсь к Фрейзеру и пристально разглядываю профиль его веснушчатого лица.

Из неоднозначного диалога с безумцем, который я прокручивала в голове полночи, можно выделить основное: Гилл считает, что я нравлюсь Дереку и без зазрений совести пользуюсь этим.

Что, разумеется, не так.

Я искренне считаю, что мы просто дружим.

Но что думает сам Дерек? Зачем и что конкретно он рассказывал своему кретино-кузену обо мне? Не просто же так этот ненормальный решил, что я нравлюсь Дереку?

— Прекрати, Остин, — шипит приятель, не отрывая глаз от профессора, которая рассказывает что-то об истории США. — Иначе, я покраснею, как девчонка. Хочешь меня опозорить?

Я спохватываюсь и отворачиваюсь. Надо бы усмехнуться на его шутку, но мне отчего-то становится стыдно.

Чёртов-придурок-Гилл.

— Эй, Фрейзер, — легонько пихаю я его плечом, прежде чем успеваю обдумать как следует следующий вопрос: — А у тебя есть подружка?

Дерек бросает на меня короткий взгляд и самодовольно ухмыляется:

— Нет. А что? Хочешь ею стать, Остин?

— Не-е-ет, — фальшиво смеюсь я. — Парни — это не моё.

— Так ты… — впивается в меня взгляд голубых глаз, в которых горит неподдельное удивление. — Ты по девочкам?

Вот же чёрт!

Клянусь, я прикончу Гилла, если мне, упаси Господи, доведётся встретить его вновь.

— Нет, Фрейзер, составлять тебе конкуренцию я не стану, — хмыкаю я. — Просто… Просто сейчас меня не интересуют отношения. Вообще. Опыт, знаешь ли, был не совсем удачный…

Чёрт, вот зачем я ему это рассказываю?

Впрочем, мой опыт в отношениях действительно был дерьмовым.

Если не хуже.

— Что так? — загораются глаза напротив. — Безответная любовь?

— Она самая, ага, — ворчливо откликаюсь я и отворачиваюсь. — Всё, проехали.

Фрейзер тихо хихикает, а затем подытоживает наш странный диалог:

— Ты забавная, Остин.

Нет, я не могу ему нравиться в том самом плане. Я уже давно не та, кем была год назад. Та Сабрина, да, вполне могла нравится ему всерьёз. Она старалась: пользовалась косметикой, наряжалась, волосы отглаживала до металлического блеска…

Была наивной и не представляла, чем может обернуться тот интерес, который вызывала у парней и от которого у неё буквально кружилась голова.

Я роняю ту самую дурную голову на раскрытую тетрадь и вздыхаю.

Чёрт, ну почему от прошлого невозможно сбежать? Я знаю это, потому что уже пробовала. Оно всегда, чёрт возьми, догоняет. С какой бы скоростью ты не бежал.

Наконец, занятие заканчивается, мы с Фрейзером прощаемся до понедельника, потому что ранее я заверила его, что на игру по бейсболу идти не собираюсь, и я направляюсь к зданию библиотеки Банкрофт, чтобы продолжить работу над докладом.

Впереди меня ждут несколько часов в компании Льва Толстого. Точнее, в компании его биографии.

Но на ступенях библиотеки меня ожидает не очень приятный сюрприз.

Нет, это не Тайлер Гилл, как вы могли подумать.

Это Энтони Ульман, что гораздо хуже.

— Сабрина! — кидается парень мне наперерез. — В чём дело? Я мог бы подумать, что ты не рада нас видеть. Но с чего вдруг?

Вот и подумал бы, принял и отвалил.

Но спасибо уже за то, что здесь и сейчас он один.

— Ульман, — киваю я шатену, пряча дрожащие руки в карманы мешковатого сарафана. — Извини за вчера. Подцепила какой-то вирус, думала, вырвет прямо на стадионе.

— Оу. Ну а сейчас? В порядке?

— Да, но… лёгкая слабость, а так — нормально.

Ульман сужает свои почти чёрные глаза, от которых мне всегда было не по себе, но кивает, принимая мою ложь за правду, и садится на ступени. Хлопает ладонью рядом:

— Давай, присядь. Так здорово, что ты вернулась. Не забыла наши чудные деньки?

Ага, к слову, о прошлом, от которого не сбежать.

Но зато я продержалась целый месяц, о котором у меня останутся добрые воспоминания.

— Ульман, я покончила с той Сабриной, которую ты знал, — остаюсь я стоять.

Парень оглядывает меня снизу вверх и усмехается:

— Вижу. Вчера едва тебя узнал. Выходит, ты сменила не только стиль, но и круг общения?

— Как и интересы в целом, да, — киваю я. — Прости.

— И это всё из-за Логана Хейга? — насмешливо кривит губы Ульман.

Естественно, я вздрагиваю на имени, которое раньше кое-что для меня значило. Перед глазами встаёт обаятельная улыбка с ямкой на щеке и глаза цвета лазурного океана. Светлые кудри, в которые до зуда в ладонях хотелось запустить пальцы.

Я отгоняю от себя болезненные воспоминания и всё же опускаюсь на ступени.

Я не видела его вчера на тренировке…

Интересно, ему сказали, что я вернулась? Хотя нет. Не интересно. Не должно.

— Почему ты решил, что дело в нём? — спрашиваю я у Ульмана.

— Ты можешь не переживать о нём, Сабрина, — усмехается он. — Этот предатель год назад перевёлся в Стэнфорд, и теперь считается нашим злейшим врагом. Он… Он обидел тебя тогда, да?

— Перевёлся? — удивляюсь я. — И ваша дружба…

— С ней покончено, да, — кивает шатен. — Я не жалею, если что. Хейг никогда не отличался порядочностью. Та вечеринка… — Тут парень морщится и смотрит на меня с долей жалости, что меня смущает, и я отворачиваюсь. Ульман продолжает: — В общем, забудь об этом уроде, Сабрина. Он тебя больше не побеспокоит.

Это всё же был Логан?..

Ульман что-то знает? Видел?

Боже, как же не хочется в это верить…

Я обнимаю себя руками и закрываю глаза. Дерьмово, когда не знаешь что-то наверняка. Это мучает. Мешает жить нормальной жизнью. Ещё хуже, когда и не очень-то хочется знать правду.

— Очередной поклонник, ведьма?

Я вздрагиваю и распахиваю глаза.

Тайлер Гилл возвышается позади наших с Ульманом спин и смотрит на меня с презрением. Жгуче-черные локоны волос треплет ветер. А затем он опускает ногу в белом кроссовке на ступень, на которой мы сидим, и следом нагло присаживается между нами, распихивая нас в стороны.

— Какого хрена, Гилл? — возмущается Ульман.

— Не думал, что ты прикалываешься по легкомысленным девчонкам, Ульман, — насмехается тот.

Грудь обжигает обида, я сжимаю зубы и подскакиваю на ноги, но мою щиколотку тут же обхватывают жесткие пальцы. Гилл смотрит на меня снизу-вверх и насмехается:

— Куда же ты? Приятная беседка только-только началась.

— Убери от меня свои лапы, Гилл, — цежу я сквозь зубы.

— Не знал, что вы знакомы, — замечает Ульман, а затем обхватывает пальцами плечо Гилла и просит: — Отпусти её, Гилл.

Тот дергает плечом, сбрасывая руку Ульмана, и говорит ему с холодком в голосе, но при этом не отрывает глаз от моего лица:

— Выходит, ты из тех, кто предпочитает лёгкие победы, Ульман? Понимаю, но не в этот раз.

Продолжение фразы я читаю в надменном взгляде: «эта девка — моя».

Я ошибалась. Гилл хуже Ульмана.

Мысленно представляю, как я врезаю носком кеда по наглой роже кретино-красавчика, как кровь заливает надменно искривлённые губы, и выдергиваю ногу из его пальцев. Бегу вверх по лестнице.

Через пару минут я оказываюсь в спасительной прохладе просторного помещения библиотеки и пытаюсь успокоить барабанящее в груди сердце.

Вот же! Скотина!

Легкомысленная девчонка…

Но… так ли он не прав?..

Я морщусь от собственных мыслей и иду вперёд. Какой же Гилл всё-таки гад! Нет, не позволю ему вынудить себя думать, что я хуже, чем есть.

Я иду вдоль продолговатых столов, стулья за ними по большей части пустуют, в ушах звенит разгорячённая кровь, но я всё равно слышу, как позади вновь хлопает дверь. Оборачиваюсь. Сердце тревожно запинается.

Ну вот какого дьявола ему от меня нужно?!

Я прибавляю шаг.

Через минуту я обращаю внимание на то, что немногочисленные девочки за столами, заложенными книгами, горячо шепчутся и кокетливо хихикают, посматривая мне за спину.

Закатываю глаза, потому что хорошая внешность не показатель хорошего характера.

Я ныряю в проход между стеллажами, обозначенными табличкой: «Русская классика», и приступаю к поиску необходимых книг.

Гилл, слава небесам, за мной не бросается, и за это время я более или менее успокаиваюсь, но не забываю об этом придурке, нет.

Вернувшись к столам с найденными книгами, я застаю Гилла в окружении смущённых до предела девчонок. Во всей библиотеке их не более десяти человек, и шесть из них собрались за одним столом с этим придурком. Он им обаятельно улыбается и что-то рассказывает, а те в ответ слушают его с открытыми ртами и завистливо переглядываются между собой.

Мы с Гиллом встречаемся взглядами.

Голливудской улыбки на красивом лице, как не было. Но уже в следующий миг Гилл заводит руку за плечи одной из девчонок и притягивает её к себе, чтобы прошептать той что-то на ухо. Девчонка заливается краской по самые корни белокурых волос. Но Гилл этого не видит, потому что продолжает пялиться на меня.

Я бесшумно фыркаю и роняю книги на ближайший стол, чтобы следом сесть к этому бессмысленному представлению спиной.

Но до меня всё равно доносятся кокетливые смешки, вздохи и охи. Что жутко бесит и мешает сосредоточится на деле.

Я достаю из сумки плеер и наушники, чтобы полностью абстрагироваться от реальности, и уже через минуту увлечённо заношу в тетрадь заметки о не простой жизни русского классика.

Суровая Россия с её суровыми нравами и суровыми условиями для жизни…

Клянусь, я почти забываю о присутствии здесь невыносимого Гилла, но этот придурок решает сам напомнить мне о себе.

Из уха вырывают наушник, а следом Гилл с шумом опускается на стул напротив меня. Вальяжно откидывается на спинку и смотрит так, словно я ему задолжала крупную сумму денег. Затем подхватывает край раскрытой книги, разворачивает её к себе и вчитывается в титульный лист. Усмехается и бездушно отталкивает от себя биографию писателя.

Я оборачиваюсь на стол, за которым он сидел раньше, и убеждаюсь в том, что мне не показалось жжение в затылке от завистливо-недовольных взглядов.

— Что, хочешь натравить на меня своих поклонниц? — с сарказмом спрашиваю я.

— Хочу, чтобы ты сегодня пришла на игру, — облокачивается он на стол.

— Очень интересно. И зачем тебе это?

— Придёшь и увидишь, — хмыкает он.

— Без вариантов, — отрезаю я и встаю из-за стола.

Физически не могу находиться рядом с этим человеком. Эти его невероятные глаза и то, что они транслируют… Обидно, что с другими девочками он приветлив и обаятелен, а со мной ведёт себя по-скотски. Словно я заслужила.

Впрочем, меня не должно это волновать. Пусть бы просто оставил меня в покое. Да.

Но ему плевать на мои желания.

В этот раз в отдел русской классики он идёт следом за мной.

Я резко разворачиваюсь к нему и шиплю:

— Какого чёрта, Гилл? Тебе больше нечем заняться, кроме того, что преследовать меня?

— До начала игры я абсолютно свободен, — равнодушно пожимает он плечами.

— Это не ответ на мой вопрос, — глухо рычу я, отвернувшись к стеллажу.

Вижу нужную книгу и тянусь к ней, но меня опережает Гилл: выхватывает книгу и переставляет её на полку выше. Его близость обжигает, а в нос проникает аромат парфюма: что-то древесное, с нотками океанского бриза.

— Почему ты вчера сбежала со стадиона, ведьма?

— Это так по-детски, Гилл, — замечаю я одновременно с его вопросом и отвечаю грубо: — Не твоего ума дело.

— То есть тебе всё же знакомо чувство стыда?

Гилл цепляется одной рукой в полку у моего лица и напирает на меня так, что в конце концов я оказываюсь зажата между ним и книжным стеллажом.

Я цепляюсь пальцами в полки ниже и едва дышу. Его аура и близость подчиняют, делают из меня заворожённого удавом кролика, который потерял рассудок…

Гилл медленно склоняется ближе, прижимается щекой к щеке, от чего я вздрагиваю, и горячо шепчет мне на ухо:

— Им будет полезно увидеть, что ты просто на просто повёрнута на бейсболистах.

Гилл с усмешкой отталкивается от шкафа и идёт вон.

— Кому — им? — хрипло спрашиваю я ему в спину, потому что в горле пересохло.

Парень тормозит у края стеллажей и усмехается:

— Точно, у тебя же их целая команда. — А затем его лицо каменеет: — Фрейзеру и Хейгу, ведьма.

Я обмираю.

Хейгу?

Гилл знаком с Логаном?..

Глава 4. Сабрина

Я включаю фильм ужасов и укладываю на колени огромную тарелку с попкорном. Смотрю на электронные часы на фальшивой каминной полке, где стоят фоторамки с моим и папиным изображением, и отстранённо думаю о том, что игра по бейсболу уже началась.

Выходит, парень, который раньше кое-что для меня значил, сегодня будет на стадионе… В числе команды соперников, я так понимаю. Сменил место учёбы, но бейсбол не забросил. Что, впрочем, не удивительно — он горячо любил эту игру.

Одна из главных тем наших давнишних разговоров.

Итак, Логан Хейг — подающий большие надежды питчер.

Каким он мне тогда представлялся?

Взрослый, спокойный и уверенный в себе молодой человек. А у меня на носу последний учебный год в старшей школе.

Небольшое отступление: можно сказать, что я росла на стадионе Беркли, отсюда легко находила общий язык с парнями из папиной команды. Я была им, как младшая сестрёнка. Пока мне не стукнуло шестнадцать.

Не самый лучший период в моей жизни, в который женщина, родившая меня, внесла свою лепту.

Очередной заскок на тему: я же мама, и у меня есть дочь, которая не проживёт без моих женских советов.

Виола Брукс внушила мне за те короткие два месяца, что я должна выглядеть привлекательно. Да, у неё, к моему сожалению, есть такая суперспособность — пагубно влиять на степень моих умственных способностей.

В общем, я легко научилась быть образцово-показательной девочкой, и результат вскружил мне голову.

Мне нравилось то, что я нравилась парням в том самом плане.

Но при всём этом я оставалась собой: обожала бейсбол и «мужские» темы для разговоров. Для парней из папиной команды я всё ещё оставалась «своей».

Да, мне оказывали знаки внимания, хотели общаться и просто дружить. По большей части из-за того, что мой папа был их тренером, и им хотелось выделиться на фоне остальных. Но я не отдавала предпочтения кому-то конкретному.

А затем я случайно врезала мячом по носу Логану Хейгу…

Не будем углубляться в детали, но с того момента мы с ним сблизились. Настолько, что я хотела считать его своим парнем.

А ещё он казался мне безумно красивым. Примерно настолько же, насколько сейчас кажется красивым кретин Тайлер Гилл. Будь он неладен!

Чёрт, неужели они реально знакомы? Неужели, прошлое не хочет остаться в прошлом и упрямо настаивает на том, чтобы я выяснила правду?

Как будто от неё мне станет легче.

Я снова смотрю на часы и отмечаю, что уже прошло больше часа.

В груди что-то зудит. О чём фильм — совершенно не представляю. Зато тарелка с попкорном полностью опустела.

Отставляю её на диван и иду к лестнице, чтобы подняться в свою комнату. Не представляю, что я творю и зачем, но уже через пять минут я выхожу из дома в спортивном костюме из футера[6]. На голове папина бейсболка с логотипом Беркли, а на глазах ковбойские солнцезащитные очки. И плевать, что уже сумерки.

Разжимаю кулак с ключами от папиного джипа, сажусь в машину и еду на стадион.

Уверена, я ещё об этом пожалею.

Припарковаться приходиться за квартал до стадиона — все парковочные места рядом сплошь заняты. Я оставляю машину у неприметного офиса стоматолога по имени мистер Барри и иду вдоль улицы, освещённой жёлтым светом фонарей.

Может, если я всего лишь загляну Ему в глаза, то всё пойму?..

Сомневаюсь, конечно, но ноги сами несут меня к монолитной стене с деревянными воротами входа для зрителей, любящих бейсбол.

Несмотря на то, что прошёл год, я привычно направляюсь к тренерской зоне, под гул забитого под завязку стадиона. И тем самым допускаю ошибку. Очевидно, папа меня узнает даже, если я буду завернута с ног до головы в плотную хламиду. На его лице проступает такая радостная улыбка, что будет настоящим предательством с моей стороны пройти мимо него. Поэтому я, фальшиво улыбаясь, позволяю папе обнять себя за плечи.

— Я знал, что ты придёшь, — горячо шепчет он мне на ухо. — Мы, если что, выигрываем.

Я даже не сомневалась в этом.

— Не буду мешать тебе, пап, — хлопаю я его ладонью по спине. — Пойду сяду.

— Да, наслаждайся зрелищем, — на секунду стискивает он меня в своих руках и, поцеловав в макушку, отпускает.

Запасные игроки его команды не сводят с меня глаз. Маскировка полностью провалилась. Я со вздохом убираю очки в карман кофты и нахожу глазами Фрейзера. Парень энергично машет мне рукой. Прежде, чем сесть рядом с ним, я замечаю на себе тёмный взгляд Энтони Ульмана, от которого мне, как обычно, становится не по себе.

— Пришла всё-таки, — широко улыбается Дерек.

— Прекрати сверкать зубами, — легонько пихаю я его плечом. — Лучше расскажи, как проходит игра.

Дерек смеётся, а затем рассказывает мне, что у Стэнфорда в этом году плохо с нападением. Почти каждый их беттер принёс очки нашей команде за счёт страйков[7]. Но в защите они играют хорошо. В основном из-за отличного питчера.

— Логан Хейг, — озвучивает мои мысли Дерек. — Лучший друг Тайлера Гилла.

Лучший друг, вот оно как…

Я вздрагиваю, когда раздаётся звук, означающий конец иннинга[8]. Трибуны начинают гудеть громче. Команды меняются местами. Мы в нападении. Папа указывает парням на их места. Разумеется, Тайлер Гилл идёт к домашней базе, чтобы филигранно отбивать мячи, которые будет запускать…

Я вся сжимаюсь, когда вижу стройную фигуру Хейга, направляющегося к питчерской горке.

Парень улыбается, когда его приветствуют болельщики из его университета. Мне отсюда не видно, но я хорошо представляю ямку на щеке от этой улыбки.

«У тебя их две, потому что ты в два раза забавнее меня, Сабрина.»

Из воспоминаний меня вырывает замечание Фрейзера:

— Эпичный момент: друг против друга. Кто победит?

Я шумно выдыхаю, сообразив, что ранее задержала дыхание, и чувствую, как кружится голова, когда делаю новый вдох.

Так дело не пойдёт, нужно собраться с мыслями.

Но Тайлер Гилл, чтоб его, добавляет мне новую порцию волнений.

Этот самодовольный трюкач перекручивает биту одной рукой, затем указывает ею на трибуны и начинает медленно вращаться вокруг своей оси. Болельщицы готовы попадать в обморок от желания, чтобы кончик биты указал на одну из них, но… Этот кретин останавливает её на мне.

Кто-то из осветителей направляет луч прожектора прямо на меня, и я готова провалиться сквозь землю. Но сначала я должна прикончить сияющего голливудской улыбкой гада!

Гилл медленно сгибает руку с битой в локте и смачно целует округлый бок деревяшки.

Следующий свой удар он посвящает мне.

Боже, я готова со всей искренностью пожелать ему попасть под автобус!

А трибуны взрываются аплодисментами и улюлюканием.

— Дел-а-а… — неоднозначно произносит рядом Фрейзер.

Я осторожно смотрю в сторону питчерской горки: Логан будто окаменел, и не отводит от меня глаз. Я поджимаю губы, ставлю пятки кед прямо на лавку и утыкаюсь лицом в колени.

Чёрт, кажется, я начинаю всерьёз ненавидеть Тайлера Гилла.

Вскоре в происходящее вмешиваются судья и тренеры обеих команд, и игра продолжается.

Я не смотрю, но вынужденно слушаю комментарии Фрейзера.

— Чёрт, что с ним?.. Два неудачных броска подряд… О-о-о, это уже другое дело! Гилл, как всегда, крут!.. Э-э-э, но ему надо поспешить — у них очень шустрый правый полевой! Бросает мяч шортстопу[9]! Ну же, Гилл, поднажми! И-и-и… СЭЙФ[10]!!!

На последнем слове Фрейзер подскакивает с места, задевая меня плечом. Трибуны ликуют. Команда тоже в полном восторге. До меня доносятся визгливые признания в любви великолепному Тайлеру Гиллу. Среди них даже мужской голос присутствует…

Судья объявляет победу университета Беркли.

Вся команда бросается на поле, чтобы подхватить Гилла на руки и подбросить несколько раз подряд к небу.

Я поднимаюсь на ноги и зачем-то ищу глазами в мешанине тел высокую фигуру Логана Хейга.

— А у них похожие вкусы на девушек, а? — звучит рядом со мной.

Я поворачиваю голову на Ульмана, вижу, как он прячет руки в карманы спортивных брюк, а затем смотрю на искривившие его полные губы улыбку. Он опускает голову и усмехается:

— Сначала Хейг, теперь вот Гилл. Всем так и хочется урвать кусочек Сабрины.

— Ты… что-то знаешь? — спрашиваю я через силу.

Пожалуйста, молчи! Не надо, не делай мне больно…

— Думаю, ты и сама знаешь, что надо быть осторожнее с этими двумя. Да и с Фрейзером тоже.

Я сглатываю ком в горле, а Ульман, кивнув, словно он выполнил свой долг,уходит. Я разворачиваюсь к тоннелю, который ведёт на выход, и бегу к нему со всех ног.

Этого. Просто. Не. Может. Быть.

Пожалуйста! Я не хочу в это верить!

Я нахожусь где-то посередине тоннеля, когда меня окликает ненавистный голос:

— Эй, ведьма, притормози!

Резко останавливаюсь, медленно поворачиваюсь в сторону Гилла, а затем бросаюсь к нему навстречу.

— Ты! — бью я ладонями в его каменные плечи. То, что он едва покачивается бесит ещё сильнее. — Какого чёрта ты там устроил?!

Гилл скалится, перехватывает мою руку, резко дергает меня в сторону и вперёд, и вот я уже прижата спиной к его груди, а в пряди волос возле уха проникает его горячее дыхание:

— Понравилось?

— Чёрта с два! — рычу я, пытаясь вырваться из стального захвата. — Ты обыкновенный позёр, Гилл!

— И это далеко не всё, ведьма, — угрожает он.

В следующий миг Гилл переворачивает меня в своих руках лицом к себе, вынуждает отступить к бетонной стене и нависает надо мной в паре дюймов от моего лица. Взгляд чёрный, как сама душа дьявола. Его колено между моих ног не даёт мне пошевелиться. Он сбивает рукой кепку с моей головы и обхватывает горячими пальцами затылок.

Улыбается хищно:

— Я посветил тебе удар. Помнишь, что это означает?

— Сдурел? — предательски дрожит мой голос. — Я не стану тебя целовать!

Гилл опускает жадный взгляд на мои губы, закусывает свои и начинает медленно перебирать пальцами волосы на моём затылке, нежно поглаживая кожу. Сердце ухает в пропасть. В ушах звенит кровь. И воздуха не хватает катастрофически.

Ну почему его близость так на меня действует?

Что за насмешка тела над разумом?

Чужое дыхание на губах вновь вызывает горячую волну по телу, с которой я едва справляюсь:

— Но ведь хочешь? Ты вся дрожишь.

Я на секунду прикрываю глаза и заставляю себя выдохнуть:

— Это от отвращения.

— Смешная, — выдыхает он в ответ. — Зачем упрямишься? Набиваешь себе цену, ведьма?

Его горячий шёпот сбивает с толку, путает мысли и раздувает пожар смешанных в груди чувств. Но я сжимаю зубы и пытаюсь его оттолкнуть слабыми руками:

— Это смахивает на насилие, Гилл.

— Чушь не неси, — почти ласково рычит он, касаясь большим пальцем моей нижней губы. — Я всего лишь жду причитающийся мне поцелуй. Ну же, маленькая ведьмочка…

— Тай! — раздаётся сбоку. — Эй, бро, что происходит?

Я перевожу взгляд за плечо Гилла и обмираю, потому что вижу там Фрейзера и… Логана.

Сердце, и так стучавшее на всей скорости, теперь заходится в истерике. Я снова пытаюсь оттолкнуть Гилла и снова терплю поражение.

— Тай, отпусти Сабрину, — деревянным голосом просит Логан, и я, клянусь, готова рассыпаться на мелкие осколки, как упавшая на пол фарфоровая чашка, от звука его голоса.

Гилл усмехается, не отрывая глаз от моего лица:

— Парни, не в обиду сказано, но вы не вовремя.

— Тай, — на его плечо ложится рука Логана, пальцы сжимаются. — Перестань.

Лицо Гилла каменеет, и он цедит сквозь зубы:

— Девчонка тащится от бейсболистов. Почему мы не можем помочь друг другу?

— Ты знаешь — почему.

Гилл со психом сбрасывает с себя руку Логана, отпускает меня и, взревев, врезает кулаком в стену не далеко от моего лица. Испугавшись, я вся сжимаюсь и скатываюсь по стене вниз. Закрываю голову руками. Глаза печёт от назревающих слёз.

— Проклятье, Тай…

— Какого хрена ты её жалеешь, Логан?! — вопрошает Гилл.

— Остынь. Сабрина, — осторожно трогает он меня за плечо. — Всё в порядке, встань.

Пока я поднимаюсь по стене вверх, Логан подхватывает с пола мою кепку и, улыбнувшись одними губами, водружает её мне на голову:

— Нормально?

Я сглатываю и заставляю себя кивнуть.

Эти лазурные глаза с налётом тревоги… Если это был он… Разве, вступился бы за меня? Разве, беспокоился бы обо мне?..

Но тогда почему он бесследно пропал? Почему?!

Издалека доносится гул голосов и топот множественных ног. Зрители, наконец, решили покинуть стадион. Я надвигаю кепку на глаза, прячу дрожащие руки в рукава кофты и, так и не задав готовые сорваться с языка вопросы, устремляюсь к выходу.

— Я не закончил с тобой, ведьма, слышишь?

Я вздрагиваю, но сгибаю в локте руку и показываю за спину средний палец.

Война — значит, война.

___________

[6] Футер — трикотажная петельчатая ткань высшего качества

[7] Страйк — беттер не смог получить право добежать до базы (мяч вышел в аут или был пойман обороной до занятия атакующим бейсболистом базы)

[8] Иннинг — период игры в бейсболе

[9] Шортстоп — игрок обороны, находящийся между 2-й и 3-й базами

[10] Сэйф — ситуация, в которой раннер (беттер, отбивший мяч) добегает до базы раньше, чем игрок обороны ловит мяч

Глава 5. Тайлер

Я раздражённо почёсываю бровь пальцем, в очередной раз слушая, как механический голос этого упёртого барана просит меня оставить сообщение после проклятого короткого гудка.

Бесит.

Втягиваю воздух носом и говорю на выдохе:

— Кончай дуться, как девчонка, Лог. Я, проклятье, закатил тебе вечеринку у бассейна в знак примирения. Бери свою упрямую задницу в руки и тащи её сюда.

Убираю телефон в карман, падаю на диван перед плазмой и подхватываю джойстик, чтобы продолжить игру. Машина на экране возобновляет движение, под моим чутким руководством стремясь к финишу.

Но, что не говори, а в реальности гонять намного круче.

Стеклянная дверь в гостиную отодвигается в сторону, в комнату вместе с Фрейзером проникает гам голосов, басы музыки и плеск воды. Я морщусь от того, как раздражающе визжат девчонки.

Фрейзер закрывает дверь, проходит к дивану и падает рядом. Сопит, но молчит.

Знаю, что хватит его ненадолго.

— Говори уже, с чем пришёл, — хмыкаю я.

Вхожу в поворот, как по маслу, и врубаю режим «турбо», разгоняясь по прямой.

Фрейзер подскакивает с дивана и начинает расхаживать туда-сюда перед экраном плазмы. Из-за него я пропускаю очередной крутой поворот, и машина врезается в бетонную стену. Чертыхаюсь и отбрасываю джойстик на подушку дивана.

— Ну?

— И я спрашиваю тебя, Тай, какого хрена ты творишь?

Я усмехаюсь, явно застав окончание его внутреннего монолога. Готовился, бедолага, репетировал мысленно.

Скрещиваю руки на груди:

— Ты о чём-то конкретном или интересуешься в целом?

— Не строй из себя идиота, — морщится Дерек и возобновляет мельтешение перед глазами. — Остин… Зачем ты к ней полез? К чему эти посвящения «битой любви»? Ты же… ты же знаешь моё к ней отношение!

— Именно, — киваю я. — Теперь ты понимаешь, что она… благосклонна к любому, на ком есть бейсбольная форма.

— Не понимаю! — рычит этот дурак. — Сабрина… Она не такая, как те, что сейчас резвятся в твоём бассейне, ясно?

— Девчонка всего лишь запудрила тебе мозги. Очнись, ты сам вчера видел всё своими глазами.

— О, ты о том, как ты её соблазнял? — с сарказмом спрашивает Дерек. — Ты забываешь кое-что важное, Тай. Сказать — что?

— Жги, — хмыкаю я.

— Не всем повезло с внешностью, как тебе, понятно? И далеко не перед всеми млеет каждая девчонка, как перед тобой. Некоторым, увы, приходится выбирать пешие маршруты за неимением крутой тачки, ясно?

Фрейзер с досадой пинает низ дивана, а затем садиться на него и обхватывает голову руками. Сгребает пальцами рыжие пряди и вздыхает:

— Ты не оставил мне и шанса, чёртов кретин.

Знал бы я раньше, что ты построил пеший маршрут именно к этой девчонке, давно сообразил бы на нём обвал камней. Прости меня, друг.

Я подаюсь вперёд и обхватываю пальцами его плечо:

— Забей, Дерек. Она не та, с кем тебе стоит связываться.

— Как будто ты её знаешь! — резко разворачивается он ко мне лицом, тем самым сбрасывая мою руку. — Что ты в ней увидел? Красивое личико и ладную фигурку? Тебя же больше ничего и не интересует в девчонках, кроме этого!

Ну-у… фигуру она теперь хорошо прячет, а на счёт остального… Коготки вот острые я хорошо разглядел. И вчера на прощание это, без всяких сомнений, был средний палец.

Я непроизвольно усмехаюсь, но тут же одёргиваю себя и вновь падаю на подушки дивана. Мне не нравится думать, что ведьма что-то из себя представляет.

— Ну а ты? — равнодушно интересуюсь я. — Что в ней увидел ты, Дерек?

Фрейзер снова подскакивает на ноги, идёт к стеклянной стене и долго смотрит вдаль невидящим взглядом. А зря. С высоты пентхауса открывается потрясающий вид.

Через минуту он негромко произносит:

— С ней легко. По-настоящему легко. Ты, вроде как, знаешь, что перед тобой красивая девушка, но нет этого чёртового страха сказать что-то не то или сделать что-то не так. Я словно знаю её всю свою жизнь, понимаешь? А от её улыбки с этими ямочками сердце, в буквальном смысле, останавливается.

Чёртов романтик, сердце у него останавливается…

Я увеличиваю изображение ведьмы на экране телефона и разглядываю эти самые ямочки на румяных щёчках.

Сам не помню, когда успел достать телефон и открыть фотографию, которую как-то давно мне скинул Логан, чтобы похвастаться. Не знаю, почему до сих пор не удалил её.

Кому же ты так счастливо улыбалась, ведьма? Логану? Чтобы потом его так бездушно предать?

Нет, я не оставлю этого просто так. Ведьма на собственной шкурке должна ощутить то, что ощущал прошлым летом мой друг. Она заплатит за свою легкомысленность. И если не Логану, то мне.

Я поднимаюсь на ноги и подхожу к брату. Некоторое время наблюдаю за весельем у бассейна, а затем говорю:

— Я не позволю тебе быть с ней, ясно? Остин — моя. — Я перевожу взгляд на покрасневшее от злости лицо брата и подвожу итог нашей беседы: — Найди себе другой объект для тайного обожания.

— Ты… — сопит он. — Ты же её просто используешь и выкинешь!

Я медленно киваю, чтобы не тратить слов в пустую. И так всё ясно.

Дерек дергается в мою сторону, но на полпути топорно замирает, сжимает зубы и отворачивается в сторону. Нервно дёргает ногой, а затем смотрит на меня недовольно и зло:

— Знаешь, что, Тай?

— М-м? — перекатываюсь с пятки на носок я.

— Пошёл ты! Вот что.

С этими словами Фрейзер бросается мимо меня, ощутимо задевает своим моё плечо и покидает гостиную. Я с усмешкой на губах трогаю пальцами ушибленное место и тоже выхожу из гостиной к бассейну.

Думаю, можно и развлечься немного.

* * *

Вечеринка набирает нехилые обороты, а Хейг так и не явился. Упрямый баран.

Он, вообще-то, перевёлся в другой университет из-за этой ведьмы, а теперь психует, как девчонка, из-за того, что я хочу ей отомстить? Мы могли бы видеться чаще, чем два раза в полгода, если бы не она!

Дьявольски бесит, что мы с другом не учимся вместе, как планировали.

— Эй, почему ты хмуришься? — воркует рядом сексапильная блондинка.

Я не запомнил её имя. Кажется, что-то на «С». Потому, улыбнувшись, трусь носом о её нежную кожу шеи и отвечаю негромко:

— Больше не буду, детка.

Блондинка кокетливо смеётся и продолжает водить пальчиком по моей груди. Я поднимаю лицо к небу, закрываю глаза и наслаждаюсь жаром лучей заходящего солнца и прохладой воды в бассейне. Ну и теплом гибкого тела девчонки, конечно.

В какой-то момент ей становится мало, и она ловко перебирается ко мне на бёдра, сначала ласкает умелыми пальчиками мои грудь и живот, а затем наклоняется и касается влажными губами моей шеи. Её пышная грудь мягко упирается в мою.

А я думаю о том, что чёртова ведьма сначала порушила все мои планы, а теперь настроила против меня моих же друзей.

Скреплю зубами, стискиваю девчонку в руках и сажусь прямо. Отклоняю её немного от себя и жадно разглядываю тонкую шею, очерчивая её контур большим пальцем. Блондинка начинает дышать чаще. Но мне отчего-то не хватает в её незапоминающихся глазах огня ярости.

Всё равно собираюсь прижаться губами к коже, но на полпути замираю и напрягаюсь. Потому что слышу до боли знакомый фальшивый смех.

Какого дьявола она здесь делает?!

— Погоди-ка, Сабрина, я на минутку, — снимаю с себя девчонку я.

— Я — Сэнди, — капризно поправляет она меня.

— Точно, Сэнди, извини.

Я хмурюсь, вынимаю ноги из воды и поднимаюсь по ступеням бассейна, на которых сидел ранее.

Сабрина? Какого хрена?

Чешу бровь пальцем и решаю подумать об этом потом, а сейчас…

Подхватываю полотенце со стула, обматываю им бёдра и иду на смех незваной гостьи.

Ненавижу, когда она так делает.

Тиана Гилл, моя молодящаяся мать, сидит в окружении придуркаватых парней и заливисто смеётся, закидывая голову назад. Её пальцы, унизанные кольцами, оглаживают голые плечи то одного, то другого парня.

Легкомысленная до мозга костей.

Бесит.

Останавливаюсь в метре от неё и склоняю голову вбок:

— Что ты тут делаешь, мама?

Мать едва заметно морщит носик и кокетливо хохочет:

— Мальчик мой, Тай, ну сколько раз я просила тебя не звать меня мамой, когда мы на людях? Посмотри, ты совершенно смутил своих друзей!

Они мне не друзья, и мне на них плевать.

Обхватываю её плечо пальцами и вынуждаю подняться со стула. Веду её в свою комнату под быстрый цокот шпилек о кафель и цежу сквозь зубы:

— Кажется, я просил тебя не приходить без звонка.

Мать надувает губы:

— Ты не берёшь трубку! Что мне ещё остаётся?

— Флиртовать с массажистом, а не с моими гостями.

Я завожу мать в спальню, отпускаю её плечо и направляюсь в гардеробную — переодеться.

— Зачем пришла? — спрашиваю я, натягивая на себя футболку.

— Мы давно не виделись, Тай, — капризно отвечает она. — Я не знаю, как твои дела! Не знаю, что происходит в твоей жизни!

— У меня всё отлично, довольна?

Я застёгиваю ширинку на джинсах и выхожу в комнату. Заглядываю под кровать в поисках обуви и интересуюсь:

— Что-то ещё?

— Ты не благодарный сын, Тайлер Гилл, — морщит она лицо, на котором, наверное, тонна косметики. — Почему не спросишь, как дела у меня? Или у твоего отца?

— О делах отца мне известно от него же, — дразню я её. — А что до твоих… Ты, очевидно, по-прежнему цветёшь и пахнешь.

— О да, ты заметил? — радуется она. — Это духи из новой коллекции…

— Мне плевать, — обрываю я её и иду мимо.

Выхожу к бассейну, вырубаю музыку и громко объявляю:

— Вечеринка закончена, расходимся народ.

По-другому мне не избавиться от общества матери.

Конечно, толпа расстраивается, девчонки гундят и хныкают, но все послушно подхватывают вещи и идут на выход. Халявный алкоголь, разумеется, забирают с собой. Впрочем, мне не жалко.

Блондинка, что тёрлась об меня большую часть вечера, собирается медленнее всех, кокетливо стреляя глазками в мою сторону. Качаю головой: не сегодня, детка. Та, естественно, обижается и спешит обогнать других.

Рядом появляется мать:

— Боже мой, Тай, ну зачем ты всех прогнал?

— Важные планы на вечер, — хмыкаю я.

Нахожу в брошенных на стул штанах свой телефон, перекладываю его в карман джинсов и иду на кухню, выпить воды. Мать следует по пятам, рассуждая на тему того, что не красиво так поступать с друзьями. Отмахиваюсь от неё и иду к лифту, по дороге подхватывая в руки скейтборд.

— И ты вот так уйдёшь? — возмущается мать. — Оставив меня здесь совершенно одну?

Я захожу в лифт, криво улыбаюсь ей и советую:

— Вернись к своим обычных делам: походы по магазинам или салоны красоты. И завязывай приходить сюда без приглашения.

Двери лифта закрываются, и я думаю о том, что в край обнаглевшего старика на ресепшене надо поставить на место. Я и так плачу ему немалые деньги за то, чтобы он не болтал лишнего. Особенно моей матери. Без сомнений, она узнала о вечеринке от него.

А что касается важных планов на вечер…

Лишь на подъезде к Её дому, я соображаю, куда всё это время катил скейтборд.

Торможу, бью ногой о край доски и ловко ловлю её руками. Не торопясь, подхожу к хорошо знакомому дереву и опираюсь на него плечом. Заглядываю в окна. Она на кухне. Улыбается, демонстрируя свои чёртовы ямочки на щеках. Снова готовит вместе с отцом.

Опускаю голову и не могу представить, чтобы сам вот так же возился на кухне с кем-то из родителей. Для готовки у нас есть кухарка Джорджия — тощая скряга, кричащая, как потерпевшая, стоит перешагнуть порог вверенных ей владений.

Снова смотрю в окно кухни и всматриваюсь в лицо этой ведьмочки.

Итак, Сабрина, какого хрена я называю других девчонок твоим именем?

Глава 6. Тайлер

От разглядывания окон меня отвлекает странный приближающий звук.

Смотрю в его сторону и с удивлением обнаруживаю, что прямо на меня несётся огромное и мохнатое чудовище, царапая мощными когтями асфальт. В свете уличного фонаря сверкает оскаленная пасть. Из неё доносится горловой рык.

Ударяюсь спиной о ствол дерева и выставляю перед собой скейтборд.

Жаль тебя, друг, но себя жальче, прости.

— Ёжик, отбой! — раздаётся властный женский голос. — Стоять!

Ёжик?! Какого…

Собака замирает в метре от меня, но скалиться не прекращает. Я смотрю на приближающуюся и явно воинственно настроенную блондинку и возмущаюсь:

— Этой псине нужен намордник!

— Испугался? — невинно интересуется девчонка, останавливаясь рядом с… Ёжиком.

Кому вообще может прийти в голову назвать помесь волкодава и овчарки маленьким и невинным существом? Ёжик, чтоб его…

Блондинка зарывает пальцы в холку пса и смотрит на меня. В глазах разгорается пламя. Она рычит на манер своей собаки:

— Мы с Ёжиком не потерпим на нашей улице извращенцев, понял?

Я, наконец, понимаю почему её лицо кажется мне знакомым.

— Это же ты? — спрашиваю я. — Быстрая тойота?

Девчонка теряется на секунду, а затем смотрит на пса у ног и ласково просит:

— Ёжик, приготовься.

К чему?

Пёс рычит, а взгляд девчонки вновь вонзается в меня, как острый нож, и она продолжает:

— Если ты, чёртов маньяк, сейчас же не уберёшься отсюда…

— В чём дело? — усмехаюсь я. — Я стою не на частной территории.

— Но вмешиваешься в частную жизнь, заглядывая в окна! Ждёшь, пока девчонка поднимется в свою комнату и решит принять душ? Чтобы — что? Фантазировать об её обнажённом теле наедине с собой?

— Сдурела?

Улицу внезапно освещают фары завернувшего сюда автомобиля. Ёжик дёргается и начинает лаять на тачку. Быстрая тойота удерживает его рядом с собой.

— Ёжик, спокойно!

Пес послушно опускает свою пятую точку на асфальт, но продолжает поглядывать волком на машину с логотипом доставки еды.

На крыльце дома ведьмы появляется тренер Остин и спускается навстречу парню в форменной одежде, который как раз открывает багажник.

— Эй, может, стоит сообщить о тебе мистеру Остину? — с усмешкой предлагает блондинка. — Пусть скажет Сабрине, чтобы та задёргивала шторы.

Знает мою ведьму?

Я хмыкаю и сам направляюсь к тренеру:

— Как несправедливо, тренер! Нам фастфуд запрещаете, а сами…

— Тай? — удивляется тот. — Что… Как тебя сюда занесло, парень?

— Похоже, ваш подопечный склонен к вуайеризму[11]! — кричит за моей спиной эта стерва.

Тренер бросает в её сторону непонимающий взгляд, а вот придурок из доставки знает то, что означает это слово, и всматривается в меня, высоко подняв густые брови. На его прыщавом лице появляется снисходительная ухмылка.

Чешу бровь и говорю сквозь зубы:

— Эта ненормальная так шутит, не обращайте внимания.

— Здравствуй, Тина, — улыбается ей тренер. — Выгуливаешь Ёжика? Не поздно?

— Когда мы вместе, нам ни один маньяк не страшен, — хмыкает она рядом.

Мы с ней недовольно переглядываемся, и я стараюсь перевести тему:

— Я тут из-за Сабрины. Она дуется на меня из-за вчерашнего, не берёт трубку. Вот я и хотел убедиться, что она в порядке.

Считаю, что эта маленькая ложь и опасения Быстрой тойоты успокоит.

— Да… Это, — потерянно кивает тренер, а затем обхватывает пальцами моё плечо и ловит мой взгляд: — Ты же понимаешь, что поступил неправильно? Сабрина не хочет говорить на эту тему, но, насколько я сумел понять, вас с ней не связывают… романтические отношения, чтобы посвящать ей удары. Так?

Я вынужденно киваю и снова вру:

— Сглупил, признаю. Но ваша дочь… мне нравится.

— Вот как, — медленно убирает он руку и выпрямляет спину. Рядом нетерпеливо покашливает доставщик с пакетами в руках. Тренер отвлекается на него: — Ах да, простите. Сейчас.

Пока он расплачивается с доставщиком, я обращаю внимание на то, что блондинка, не попрощавшись, уходит в сторону соседнего дома вместе со своим чудовищем. А затем вижу, как дверь на крыльце дома ведьмы вновь открывается.

— Пап, всё в поря…

Тревога на лице ведьмочки уступает место полному смятению, когда она видит меня. Даже издалека замечаю, как её щёки румянятся. Но уже в следующее мгновение губы девчонки поджимаются, а в глазах появляется лютый холод.

Огонь ярости в них мне нравился больше.

Я иду к ней.

— Привет, Сабрина.

Моя широкая улыбка не обманывает её, она сгибается над перилами и шипит:

— Какого чёрта ты снова тут делаешь?

— Хотел выяснить всё ли у тебя в порядке, — пожимаю я плечами, слыша шаги за спиной.

— Да, Сабрина, — вслед за мной говорит тренер, от чего та мгновенно выпрямляется. — Тай только что сказал мне, что ему стыдно за свой вчерашний поступок, так?

Тренер вновь сжимает пальцами моё плечо, и я киваю ему и ведьме.

Девчонка задирает подбородок и смотрит на меня с подозрением. Ну да, глупой её не назовёшь — чтобы вертеть парнями необходимы мозги.

— И я подумал, — продолжает её отец, — что мы с тобой, Сабрина, могли бы его накормить за то, что он искренне сожалеет о содеянном и пришёл с извинениями. М-м?

У ведьмы глаза лезут на лоб. У меня, впрочем, тоже. Что не говори, а такое развитие событий я и представить не мог. Как и моя ведьма.

Впрочем, узнать о ней побольше будет неплохо.

— Я с удовольствием поужинаю с вами, тренер, — кивнув, криво улыбаюсь я.

Сабрина сужает на меня глаза, а спустя пару секунд фыркает и идёт в дом. Тренер хлопает меня по плечу, улыбается и ведёт рукой к крыльцу, приглашая идти первым.

Дом встречает меня тесным уютом и ароматом парочки сортов сыра. И угрюмой Сабриной. Замечаю на дверце белоснежного холодильника, позади стула, на котором сидит девчонка, хаотично наклеенные стикеры с какими-то цитатами. В одной из них я узнаю фразу из фильма «Адвокат Дьявола»:

«Тщеславие, определённо, мой любимый грех».

Хмыкаю и по приглашению тренера занимаю стул напротив ведьмочки.

— Сабрина, не могла бы ты…

— Я с удовольствием, пап, — язвительно передразнивает она меня, поднимаясь со стула. Подходит к одному из навесных шкафчиков, вынимает тарелку, подхватывает вилку из банки, явно размалёванной детской рукой, у раковины и бросает это всё на стол передо мной, словно кость собаке.

Я чешу пальцем бровь, сдерживая себя от грубости, и цепляю взглядом бретельку на оголённом плечике. Очевидно, широкий воротник футболки съехал вбок, когда ведьма тянулась за тарелкой.

Перед глазами мгновенно всплывает фрагмент из воспоминаний: белые измятые простыни, бархатная даже на взгляд кожа оголённого бедра…

Стискиваю зубы и перевожу взгляд на тренера, который вынимает из пакетов коробки с едой. Пространство небольшой кухни мгновенно наполняет соблазнительный аромат зажаренной курицы.

В желудке урчит.

— Мы думали обойдёмся макаронами с сыром, — понимающе улыбается тренер. — Но в процессе приготовления решили, что к ним не помешает что-нибудь существенное.

Я больше года живу отдельно от родителей, потому немного разбираюсь в еде из доставки. Но чаще предпочитаю готовить сам. Есть в этом что-то успокаивающее.

И потом, хочешь, чтобы всё получилось, как нужно тебе — делай сам.

Я смотрю на множество коробок с разнообразными блюдами и поднимаю брови:

— И вы планировали съесть это всё вдвоём? За один раз?

Тренер и Сабрина переглядываются между собой. У девчонки дёргаются уголки губ, но она смотрит на меня и вновь хмурится, а тренер весело замечает:

— Да… Мы с Сабриной любим вкусно и… много поесть.

Я непроизвольно бросаю на Сабрину оценивающий взгляд, и тут же морщусь с досадой — под мешковатой одеждой ни хрена не понятно.

— Быстрый обмен веществ, — замечает мой интерес тренер. — Ну и бег по утрам. Куда без него?

Понимающе киваю — тоже люблю утренние пробежки.

— Давайте есть, — хмуро предлагает ведьма, поднимая крышку с кастрюли, стоящей посередине стола. — Скорее приступим, скорее…

«… этот придурок уберётся отсюда».

Да, Сабрина, можешь не договаривать, я хорошо читаю твои злостные взгляды.

Я криво улыбаюсь, пока тренер садится за стол, а Сабрина по очереди наполняет тарелки макаронами с сыром.

Моя порция оказывается преступно маленькой. Тренер замечает это, смотрит на дочь осуждающе, и та, закатив глаза, докладывает мне ещё. Дальше в ход идут коробки. Из рук в руки, по кругу. Почти каждая. Потрясающе слаженная работа. Я даже не сразу подмечаю, что отлично вписываюсь в этот процесс.

А затем я вижу тарелку ведьмы…

В неё реально столько влезет?

— Итак, ребят, давно вы знаете друг друга? — буднично интересуется тренер между делом.

— Слишком, — бросаю я, не подумав, а Сабрина в тот же момент это отрицает:

— Нет.

Мы переглядываемся, и я вижу в её глазах вопрос: как такое может быть, если мы впервые увиделись пару дней назад?

Но это не было нашим первым разом, ведьма.

Объясняю озадачившемуся тренеру, но при этом пристально наблюдаю за реакцией Сабрины:

— Я знаю вашу дочь заочно с прошлого года. Нас как раз хотели познакомить, но… у Сабрины на тот вечер нашлось более интересное занятие.

Ведьма без сомнений понимает мой тонкий намёк и бледнеет. Глаза широко раскрыты, в них проскальзывает страх и… боль?

Жалеет, что так себя повела?

Поздно жалеть, ведьма. Слишком поздно.

Я усмехаюсь и, подхватив пальцами вилку, продолжаю:

— Но я чертовски рад, что наше знакомство, пусть и спустя год, но состоялось.

Что-то гремит о дощатый пол, мы с тренером смотрим в сторону Сабрины и видим, как она склоняется под стол, чтобы поднять упавшую вилку. Девчонка извиняется, отходит к раковине и замирает там на пару секунд. С моего места видно, как она с силой зажмуривается, опустив голову вниз.

Логан ничего ей не сказал? Она не знала, что он всё видел? Жалел её?

На него похоже. У этого барана слишком доброе сердце.

Когда ведьма возвращается за стол с другой вилкой, я обращаю внимание на то, что выражение её лица абсолютно бесстрастное. И лишь то, с каким упрямством она старается не смотреть в мою сторону, говорит о её настоящем состоянии.

Ей стыдно.

Я ощущаю некоторое удовлетворение и, переговариваясь с тренером о бейсболе, с аппетитом уплетаю предложенную еду.

Вскоре нашу беседу прерывает зазвонивший телефон тренера, и он, извинившись, выходит из кухни. Ведьма подхватывает свою тарелку и ставит её в холодильник. Я успеваю встать позади её спины, как раз, когда она закрывает дверцу.

— Неужели, наелась, ведьма? — насмешливо интересуюсь я у её ушка.

Плечи девчонки напрягаются, пальцы на ручке холодильника белеют от той силы, с которой она её сжимает. С того ракурса, с которого я смотрю на её шею, хорошо видно, как часто бьётся жилка сонной артерии.

Моя близость тебя волнует, верно?

— Ты был на той вечеринке вместе с Логаном? — едва слышно спрашивает она.

Я облизываю сухие губы, отрываю взгляд от бархатной кожи шеи и оголённого плеча и выдыхаю с выражением:

— О да…

Сабрина медленно отцепляет пальцы от ручки холодильника; я замечаю, что они дрожат. Девчонка делает глубокий вдох и на выдохе цепляет пальцами один из стикеров, отдирая его от холодильника. Разворачивается ко мне. Я не шевелюсь. Глаза в глаза. Воздух вокруг нас ощутимо тяжелеет. Возможно, воцарившееся напряжение и мешает мне понять выражение её глаз…

Или сейчас я хочу совсем другого? Не понимать, а брать?

Сабрина просовывает руку между нашими телами и вдавливает пальцы в мою грудь. Я озадаченно смотрю вниз, а ведьма, отдёрнув руку, быстро уходит.

Отцепляю стикер от своей футболки и вчитываюсь в строчки:

«Я хотел бы, чтобы мы могли поболтать подольше, но у меня на ужин старый друг».

«Молчание ягнят»?

Я смотрю в ту сторону, в которою ушла ведьма и чешу пальцем бровь. Она однозначно на что-то намекает.

На что?

________

[11] Вуайеризм — тайное наблюдение (подглядывание) за людьми, занимающимися сексом или же за такими интимными процессами как раздевание, приём ванны (душа)

Глава 7. Сабрина

Воскресное утро и день я посвящаю уборке и стирке, чтобы отвлечься от сумбурных мыслей, которые роятся в моей голове, как гул рассерженных пчёл, после нежданного визита кретино-красавчика-Гилла.

Он был на той вечеринке. Был на ней и Логан. Был.

Что это означает?

Чёрт, если бы я знала!

Я пинаю корзину с чистыми простынями и падаю на плетённый стул за немного покосившимся столом из ротанга. Горячее солнце обжигает лицо и слепит глаза. Влажный воздух липнет к шее взмокшими прядями волос, выбившимися из высокого хвоста. Я закрываю глаза и, расслабив плечи, ловлю кожей свежий ветерок.

Может быть, он сможет развеять не только духоту, но и все мои тревоги и печали?

Было бы здорово.

Но куда там.

Итак, в моей памяти лишь обрывки, которые я, как ни стараюсь, не могу соединить в одно целое. Чётко я помню только начало. А затем что-то случилось. Разговоры, смех, лица. Много лиц, улыбок и глаз. Всё смешалось в кашу. Кадры, как в испорченном кино: блеклые или слишком яркие; одно накладывается на другое, а затем на третье; звуки задваиваются, пропадают или оглушают с такой силой, что хочется зажмуриться.

Следующее, что я хорошо и чётко помню — это то ужасное и отвратительное утро после вечеринки. Как бы сильно я не хотела его забыть — не выходит.

Я морщусь, выпускаю из пальцев прядь волос, которую неосознанно теребила и поднимаюсь на ноги.

— Эй, Остин! — окликают меня. — Ещё не достало возиться с бельём?

Я смотрю в сторону соседского двора и криво улыбаюсь Тине Адамс, облокотившейся на забор:

— Кто, если не я?

— Принято, — хмыкает девчонка и кивает в мою сторону: — Поболтаем?

— Милости прошу, — веду я рукой в сторону стола и стульев.

Блондинка легко подтягивается на руках, опирается ногой на забор и ловко через него перепрыгивает. Направляется ко мне, пока я вновь опускаюсь на стул.

Небольшое отступление: вернувшись домой в конце этого лета, я пообещала себе, что обязательно заведу хотя бы одного друга того же пола, что и я. Не знаю, как вышло так, но у меня никогда не получалось ладить с девочками. Забавно, но дружить с парнями мне всегда было куда проще. Может, всё дело в том, что воспитывал меня отец, и большую часть времени я проводила на стадионе. А может, потому что парни прямые, как рельсы. Их не нужно читать между строк и разбираться в искренности их слов и поступков.

Ну да — за исключением некоторых, но не будем о грустном.

В общем, для меня стало большой удачей, что такая, как Тина, с недавних пор стала моей соседкой. Мы с ней похожи в какой-то степени, и мне доставляет искреннее удовольствие наше общение.

— Вчерашний красавчик, — кивает себе самой Тина, опускается на второй стул и смотрит на меня: — Твой парень, друг, кто?

— Ты… про Гилла? — округляю я глаза. — Видела его?

— Ага, как он пялился в окна твоего дома. Мы с Ёжиком его едва не загрызли, прости.

— Надо было, — вздыхаю я. — Так что, если хочешь попросить прощения, проси за то, что вы оставили его в живых. И без единого укуса, что тоже ужасно обидно.

— Где он так сильно провинился? — усмехается подруга, закусив кончик языка. — Если я правильно поняла, то парень вытворил что-то эдакое во время бейсбола. Правильно?

— И это далеко не всё, — выразительно веду я бровями. — Но почему мы вообще о нём говорим? Очень не хотелось бы, знаешь ли.

Тина хмыкает, смотрит прямо перед собой и вновь кивает:

— Он откуда-то знает меня. — Она облокачивается на столешницу, склоняется и продолжает с таинственной интонацией в голосе: — Я о том, что он знает меня, как Быструю тойоту. Понимаешь?

— О-о-о…

Вот вам кое-что ещё, что вы не знаете о такой девушке, как Тина Адамс: она — уличная гонщица. Далеко не единственная девушка, среди любителей погонять на перегонки по улицам спящего города, но достаточно выдающаяся и крутая.

То, что кретино-Гилл её узнал, лишний раз доказывает её популярность.

Неужели, парень увлекается такими зрелищами? Или сам…

Нет, не верю. Зачем классному бейсболисту, сыну богатых родителей, да и просто самоуверенному красавчику ещё и уличные гонки? Незаконные, к тому же. Наверное, просто ходит смотреть, не больше. Вроде хобби.

— Вот именно, — вновь кивает Тина и откидывается на спинку плетённого стула. — Значит, он тебе никто?

— Абсолютно, — твёрдо киваю я.

— Жаль. Парень меня заинтриговал.

Чем? Своей неадекватностью?

— Да хотя бы ей, — смеётся подруга. Оказывается, я задала вопросы вслух.

Я морщусь, поднимаюсь на ноги и иду к корзине. Нужно развесить оставшуюся партию белья и можно залипнуть на диване у телевизора. Вновь пересмотреть «Адвоката Дьявола», чтобы подыскать ещё одну подходящую кретино-Гиллу цитату. Про тщеславие было очень в тему.

Но у Тины находится другое предложение.

— Какие планы на вечер, Саби? — спрашивает она, когда я закидываю на верёвку последнюю в корзине простынь. — Давай со мной? Попробуем выяснить, откуда этот красавчик меня знает. Ну или просто развлечёмся. Давно тусовалась вне дома?

Давно. Год прошёл.

Я бросаю задумчивый взгляд на подругу.

А если Гилл и правда сам гоняет? Бейсболистам университета Беркли строго запрещено заниматься чем-то незаконным. Узнают — выпрут из команды. И, пожалуй, будет неплохо иметь на Гилла компромат, верно? Осталось лишь добыть доказательства, убедиться в правдивости догадки.

— Во сколько я должна быть готова?

* * *

Я не в силах оторвать взгляд от Тины Адамс.

Представьте: стройная, длинноногая и длинноволосая блондинка уверенно шагает в направлении своей красавицы «Тойоты: селика». Машина, словно продолжение самой девушки — невероятно ей подходит. Остро-плавные линии корпуса, как бы говорят: хорошенько подумай, прежде чем связаться со мной.

Я в полном восторге. Серьёзно. Даже жалею, что не наведалась в подобное место раньше. Хотя Тина меня не раз звала.

Кстати, о месте.

Сегодня уличные гонки проходят за городом, на холмах. Перекресток трёх дорог: Гризли Пик бульвар, Фиш-ранч-роуд и Клермонт-авеню. Вид с некоторых мест этих дорог просто потрясающий: раскинувшийся внизу город и серебро далекого океана. Но конкретно на этом перекрёстке, кроме холмов, ни черта не видно.

Итак, десяток машин, из которых орёт басистая музыка; разношёрстная толпа народа; крики, гам и смех. И всё это под чернильным бархатом неба, на котором загадочно мерцают яркие звёзды.

Я осторожно оглядываюсь. Мы с Тиной здесь уже около часа, но следов Гилла я так и не обнаружила. Впрочем, я не отчаиваюсь, потому что народ продолжает и продолжает прибывать.

Вот и сейчас по толпе проходит взволнованный гул. Я делаю шаг вперёд и вглядываюсь в лобовое стекло съезжающей на обочину машины. Тщетно. Все окна затонированы. Но сама тачка крутая. Кажется, «Ниссан». Мне нравится, что у неё по низу идёт ярко-красная линия — машина словно парит над землёй, а не стоит на колёсах.

Водитель, кстати, из салона не выходит, что очень странно.

Жму плечами и перевожу взгляд на машину Тины.

По дороге сюда подруга рассказала мне, что на днях перебирала двигатель и добавила пару примочек, которые сегодня ей помогут выиграть гонку.

Сейчас мы на это и посмотрим.

Я иду ближе к дороге, пока две машины-соперницы выезжают к стартовой линии. Условной, разумеется. Да-да, её роль играет типичная длинноногая красотка с платком в руке, как в фильмах про гонщиков. Кожаная юбка едва прикрывает тощую задницу.

Мы с Тиной переглядываемся и, кажется, думаем об одном и том же, потому что одновременно закатываем глаза, а затем смеёмся.

Подруга отправляет мне воздушный поцелуй, а следом сосредоточенно смотрит вдаль, на дорогу по Гризли Пик бульвар. Рука с жёлтым платком поднимается над головой девушки. Я затаиваю дыхание. Ревут моторы. Ещё мгновение. Напряжённое и долгое. Смазанное движение вниз: дуга жёлтого цвета, и машины срываются с места. Визг шин по асфальту оглушает, на несколько секунд сбивая с толку.

Я, как заворожённая, поворачиваюсь вслед машинам, делаю шаг-другой по дороге, чтобы не упустить их из виду. Девушка, что дала «старт», убегает к обочине, жестикулируя мне за спину. Оборачиваюсь. По глазам бьёт свет фар. На меня несутся две другие машины со стороны дороги по Фиш-ранч-роуд.

Надо же, из головы совсем вылетело, что одни уезжают тогда, когда возвращаются другие.

Чьи-то жёсткие пальцы обхватывают мою кисть и дергают в сторону. Да с такой силой, что по ощущениям у меня случился вывих плечевого сустава. Я врезаюсь в чью-то грудь, и мы вместе летим на землю. Мир переворачивается пару раз, потому что падаем мы на небольшом склоне. Локоть и бедро пронзает тупая боль. Камни, наверное.

В итоге я оказываюсь прижата к земле весом своего спасителя.

Сердце стучит, как ненормальное. У того, кто меня спас, тоже.

Я слышу топот ног по земле — кажется, нас окружают, чтобы проверить в порядке ли мы. Ужас, что я испытала при взгляде на машины, постепенно отступает, и я решаюсь открыть глаза.

И то, что я вижу меня в буквальном смысле шокирует…

Во взгляде серых, как грозовое небо, глаз смешались злость, тревога и недовольство. Остальная часть лица закрыта платком. Но, клянусь, эти невероятные глаза я узнаю из тысячи.

— Ты… — ошарашенно выдыхаю я.

Мой рот тут же накрывает горячая ладонь, Гилл склоняется к моему уху и шипит:

— Заткнись, ведьма.

А вот и ещё одно доказательство.

— Эй, вы в порядке?

— Ни слова о том, кто я такой, ясно? — глухо рычит Гилл и слезает с меня.

Я облизываю пересохшие губы, оглядываю толпу, окружившую нас, и чувствую, как к лицу приливает горячая кровь. Ну что я за дура? Как я могла забыть о негласных правилах, когда наблюдала за всем столько времени?

Я прячу лицо в ладони, отчаянно желая провалиться сквозь землю, но одну из моих рук вновь хватают жёсткие пальцы и тянут меня вверх. Нетерпеливо и грубо.

Пожалуйста — ещё один вывих плечевого сустава.

— Какого чёрта…

— Эй, идиотка! Жить надоело? — расталкивая толпу, несется к нам до придела рассерженный парень. — Какого хрена ты бросаешься под колёса?!

Гилл продолжает прижимать меня к своей груди, лениво поворачивает голову к разъярённому гонщику и бросает:

— Спокойно, Гибсон. — Серые глаза вновь впиваются в моё лицо, голос таинственно вибрирует: — Я сам отшлёпаю её по попке.

Мои глаза готовы вылезти из орбит от возмущения, я открываю рот, но его вновь запечатывает горячая ладонь.

— Давай, шевели ножками, ведьма, — шепчет Гилл мне на ухо и вынуждает меня идти.

К тому самому «Ниссану», что недавно привлёк моё внимание.

Гилл грубо усаживает меня на пассажирское сидение, с силой хлопает дверцей и через минуту занимает водительское место. Разворачивается ко мне корпусом и одёргивает с лица платок:

— Гибсон прав: ты идиотка. О чём ты только думала, ведьма?

Я всё ещё возмущена, плюс, от меня не укрылось то, что этот кретин заблокировал двери, потому я сужаю глаза и справедливо, но не без язвы в голосе, интересуюсь:

— Зачем же ты тогда кинулся, сломя голову, спасать идиотку?

Со стороны водительского окна стучат по стеклу. Гилл переводит раздражённый взгляд в сторону звука, досадливо морщится и, прежде чем вновь поднять на лицо платок, бросает:

— Тренера стало жалко.

Гилл опускает стекло, тот, кто стучал, склоняется к нему и говорит:

— Готовься, Низмо, ты следующий.

— Понял.

Парень кивает, а затем ведёт квадратным подбородком в мою сторону:

— Не забудь высадить девчонку.

Гилл поворачивается ко мне, в его глазах играет насмешка. Так и вижу, как он криво улыбается под чёрным платком. А затем он говорит то, от чего мои глаза снова лезут на лоб:

— Она поедет со мной.

Глава 8. Сабрина

— Какого…

— Я, на твоём месте, пристегнулся бы, — выразительно ведёт бровями Гилл и заводит двигатель.

Этот придурок спас меня из-под колёс машины, чтобы — что? Надеется, что у меня случится сердечный приступ от страха?

Я хмыкаю и показательно застёгиваю на себе ремень безопасности.

Пальцы подрагивают от предвкушения.

Вообще-то, я буквально умоляла Тину взять меня с собой, но эта засранка сослалась на то, что трасса с довольно крутыми поворотами, и она не может рисковать моей жизнью. В отличии от своей.

Так что… Меня переполняет азарт, а никак не страх.

Гилл направляет машину к условному старту. Перед капотом вновь красуется девчонка в короткой юбке, зазывает указательным пальчиком машину-соперницу Гилла. Я смотрю налево: перед глазами вырастает хищный капот спортивной машины желтого цвета, от колёс с чёрными дисками тянется яркое пламя. Аэрография. Очень классная и впечатляющая.

Гилл наигранно-тяжело вздыхает:

— Ты всё никак не успокоишься, да?

Нас не видно за тонированными стёклами, но парень с татуировками на выбритых висках всё равно ведёт ребром ладони по горлу, намекая, что Гиллу конец. Я понимаю, что прозвучавший вопрос предназначался нашему сопернику.

Девушка поднимает руку с платком над головой, Гилл показушно выжимает газ, его соперник тоже, снаружи доносится угрожающее рычание моторов.

Я затаиваю дыхание.

— Страшно, ведьма?

Я поворачиваю голову к Гиллу и не могу сдержать предвкушающей улыбки. Насмешку в его глазах сменяет недоумение. Он хмурится:

— То есть я зря тебя не высадил?

Я смеюсь, пожимаю плечами и вновь смотрю на дорогу прямо перед собой.

— Чокнутая, — бросает Гилл.

Не знаю, показалось ли мне, но, кажется, я услышала улыбку в его голосе.

Оранжевый платок делает резкую дугу вниз, и жёлтая машина срывается с места. А мы почему-то стоим на месте. Гилл тут же чертыхается, переключает скорость и срывается вперёд.

Он, что, проглядел старт?

— Ладно, этому неудачнику можно и фору дать.

Гилл набирает скорость, и меня вдавливает в спинку кресла. За окном, как смазанное пятно, проносятся один холм за другим. Чётко видно лишь трассу впереди и задние огни машины-соперницы.

Но вот Гилл перестраивается к обочине справа и вновь выжимает газ. Мы нагоняем жёлтую машину. Ровняемся с её багажником. Гилл насмешливобросает:

— Держись.

У меня замирает сердце, когда я вижу, как соперник резко даёт вправо, заходя на поворот. Гилл тоже резко сворачивает и бьёт по газам. Машины сворачивают в считаных сантиметрах друг от друга. Меня бросает из стороны в сторону, но я успеваю вцепиться пальцами в кресло. А ещё я успеваю увидеть, как парень с выбритыми висками выразительно ругается, провожая нас взглядом. Да, мы вырываемся вперёд.

Я снова смотрю на дорогу и хохочу вместе с Гиллом.

Но смех обрывает ощутимый удар бампера о багажник. Нашу машину ведёт в сторону, но Гилл, чертыхнувшись, умудряется её выровнять. Я возмущаюсь:

— Какого чёрта он творит?!

— Боится проиграть в очередной раз. Мудило.

Я оборачиваюсь и вижу, что этот урод снова хочет нас подрезать.

— Жми-жми-жми! — кричу я.

Гилл усмехается и прибавляет скорость. Татуированный остаётся с носом. Но ненадолго. Вскоре из-за череды крутых поворотов ему удаётся нас нагнать. Мы несёмся по дороге нос к носу. Я вижу, как парень нервно жуёт губы, стремясь вырваться вперёд.

Усмехаюсь и прислушиваюсь к себе.

То, что я ощущаю, находясь здесь и сейчас, буквально кружит голову.

Восторг. Это, чёрт возьми, полный восторг!

В том числе, и от самого Гилла, будь он неладен. Парень потрясающе водит. Он чувствует машину и дорогу, как собственное тело. Я смотрю в его сторону. Лицо сосредоточенно, но на губах играет весёлая усмешка. Руки и спина напряжены, под футболкой перекатываются мышцы. У меня вдруг зудят подушечки пальцев — хочется протянуть руку и проверить на ощупать твёрдость его плеча.

Морщусь и отворачиваюсь.

Мало ему отлично играть в бейсбол, он и здесь решил отличиться. Чёртов способный сукин сын.

Впереди прямая дорога длиною метров триста. С правой стороны от нас тянется крутой обрыв. С левой — кустистые холмы. Сама дорога идёт на подъём. И обе машины вынуждено, хоть и не сильно заметно, но замедляют ход.

Жёлтая машина почему-то гораздо сильнее, чем мы.

Может, тяга хуже нашей?

— Давай, попробуй, мудило.

Я озадаченно смотрю на Гилла, он криво улыбается, коротко смотрит на меня и подмигивает.

Я хмурюсь и готовлюсь к чему бы то не было.

Мы несёмся к повороту, который идёт дугой в девяносто градусов. А может, и больше. Гилл сбрасывает скорость. Жёлтая машина тоже. Она перестраивается прямо за нами и следует по пятам. И, когда Гилл начинает заворачивать, этот урод даже не думает менять траекторию движения. Он прибавляет газ и несётся прямо в наш бок. Гилл бросает нашу машину вперёд. Но бампер соперника задевает-таки наш багажник. Нас заносит вправо. Меня кидает вперёд, когда Гилл бьёт по тормозам.

Машина прокручивается в считанных сантиметрах от обрыва…

И замирает.

Я часто дышу и смотрю в сторону прозвучавшего ранее грохота. Из искорёженного капота жёлтой машины валит дым. Из салона вываливается татуированный парень. Его лицо искажает ярость. Он достаёт телефон и кому-то звонит, прожигая нас взглядом.

Гилл усмехается и приводит машину в движение.

А я…

Я опускаю стекло, высовываю руку и показываю этому козлу средний палец.

Гилл смеётся, набирая скорость.

— Ты знал? — спрашиваю я. — Поэтому ехал близко к холмам?

— Не трудно было догадаться, — дёргает он плечом.

— Получается, мы выиграли?

— Мы? — бросает он на меня насмешливый взгляд.

Я закатываю глаза и отворачиваюсь к окну. Хочется счастливо смеяться, после испытанного стресса, азарта и страха, но я себя сдерживаю. Впрочем, тихую улыбку я себе всё же позволяю.

На подъезде к площадке с финишем, я замечаю, как из двух машин выходят четверо парней. По нашу душу, мне кажется. И настроены они недоброжелательно. Гилл подтверждает мою догадку усмешкой:

— Ну ещё бы.

— Что будем делать?

— Тебе же нравится моё лицо? — усмехнувшись, поворачивается он ко мне. — Вот пусть так и остаётся. Не отстёгивай ремень.

Пока я фыркаю, Гилл переводит взгляд на сенсорную панель магнитолы и водит по ней пальцем, выбирая песню. Через пару мгновений салон наполняет энергичная мелодия.

— Адель[12]? — с сомнением спрашиваю я.

Гилл не отвечает и делает громче.

Наша машина сбрасывает скорость, её воодушевлённо приветствуют зрители. Кроме тех четверых, разумеется. Гилл делает вид, что собирается вовсе остановиться. Мы медленно проезжаем мимо парней. И вот тогда Гилл утапливает педаль газа в пол.

Прямо под очень музыкально подходящий привив Адель:

— У нас могло быть всё. Скатываемся в бездну…[13]

Я широко улыбаюсь и оборачиваюсь на парней. Вижу, как они психуют, а следом бросаются к своим машинам. Закрываются дверцы.

— Они собираются гнаться за нами? — перекрикиваю я британскую певицу.

— Проклятье, как же мне это нравится! — хищно скалится Гилл. — А тебе, ведьма?

Я предпочитаю промолчать.

Но мне, чёрт, нравится, да…

Уходить от погони даже круче, чем мчаться с кем-то наперегонки. Я словно в кино попала! Один поворот сменяет другой. Мы несёмся по дороге на всей скорости. Гилл ведёт машину всё дальше и дальше по Гризли Пик бульвар. Парни не отстают, пусть и едут далеко позади. Совсем скоро я различаю впереди перекрёсток дорог, а за ним и первые дома, но Гилл не собирается ехать к ним. Мы заходим на очередной мягкий поворот, и сразу за ним резко заворачиваем прямо на обочину. Меня бросает в сторону водителя, внутренние органы едва не трещат по швам. Машина подпрыгивает по кочкам, пока Гилл минует пустошь, но совсем скоро он выруливает на асфальтированное покрытие по Гаас-уэй.

Гилл вдруг вырубает свет фар, а через мгновение плавно останавливается. Я с ужасом наблюдаю, как параллельно нам через метров тридцать не густой посадки деревьев, по Гризли Пик бульвар проносятся две машины наших преследователей.

Гилл хмыкает, вновь заводит двигатель и не торопясь катит машину вперёд. Я узнаю вдали постройку кафедры университета. Оборачиваюсь за спину и выдыхаю.

Погони больше нет. Мы оторвались.

Ладно, не мы — он.

— Должна признать, что ты крут, — тихо выдыхаю я. Надеюсь, что не услышит, но, конечно же, он слышит.

Поворачивает ко мне лицо и самодовольно ухмыляется:

— Теперь ты хочешь меня ещё сильнее, ведьма?

К щекам приливает горячая кровь, я отворачиваюсь и цежу:

— Не в моём вкусе самодовольные кретины.

Гилл хмыкает и плавно заворачивает на парковочное место. Вырубает двигатель. Я вижу в метрах пяти от нас автобусную остановку. Интересно, автобусы ещё ходят или уже слишком поздно?

— На что ты намекала вчера своим стикером? — глухо спрашивает Гилл.

Я досадливо морщусь. Вчера я буквально кипела идеей найти Логана Хейга и выяснить у него правду. Но через пару часов полностью остыла. Просто, потому что не решусь задать необходимые вопросы. Слишком страшно узнать ответы.

Гилл тоже что-то знает…

Но и у него спросить о том вечере я не решусь.

— Это неважно. Я передумала.

— Сначала делаешь, а потом думаешь? — усмехается Гилл.

— Что-то в этом роде, — тихо соглашаюсь я.

Это правда, со мной такое часто бывает.

Скрипит кожа сидения, я поворачиваюсь в сторону Гилла и встречаюсь с ним почти нос к носу. Пугаюсь и вжимаюсь в угол сидения и дверцы, но этот кретин продолжает напирать. Его потемневшие глаза жадно исследуют моё лицо и пожирают губы. У меня сохнет в горле, а по телу прокатывается горячая волна. Тёплая ладонь ложится мне на шею, пальцы ласково зарываются в волосы на затылке. Не могу отвести взгляда от губ, которые растягивает чертовски соблазнительная улыбка.

Боже мой, я хочу, чтобы он меня поцеловал…

В ушах звенит взбесившаяся кровь, дышать выходит лишь через раз, а руки так и просятся обхватить крепкую шею, чтобы притянуть этого невыносимого парня ещё ближе.

Впрочем, Гилл делает это сам.

Но, чёрт, замирает в миллиметре от моих губ только для того, чтобы всего лишь обжечь их шёпотом:

— И в тот вечер ты сначала делала, а потом думала?

— Что… я не…

Думать связно никак не выходит.

Гилл скользит губами по моей щеке, я закрываю глаза, потому что ощущения буквально ошеломляют, свихнувшееся сердце вот-вот выпрыгнет из груди.

Снаружи доносится раскат грома, отчего я вздрагиваю, а Гилл крепче сжимает пальцами мою шею и выдыхает на ухо:

— Ты и в правду ведьма, ведьма. Никого ещё не хотел так сильно, как хочу тебя.

И вновь горячая волна омывает тело, вырывает из моей груди хриплый стон, закручивается болезненным желанием внизу живота…

А затем горячие губы оставляют влажный след на коже, рука перемещается на спину и тянет на себя. Я не сопротивляюсь. Не в силах.

Щелкает замок ремня безопасности.

Гилл тяжело выдыхает, а в следующий миг дергает меня на себя. С некоторыми затруднениями, но я оказываюсь у него на бедрах, а его губы тут же начинают сладко терзать кожу моих шеи и груди. Я цепляюсь пальцами в его плечи, и буквально сгораю в том огне, что бушует в груди.

Но вот Гилл отрывается от меня и заглядывает в глаза.

Взгляд чернее ночи… И он вновь пожирает мои губы.

— Это тот самый момент, когда ты отдашь мне должный поцелуй, ведьма?

______________

[12] Адель — британская певица, автор-исполнитель и поэтесса, лауреат 15 премий Грэмми и первый музыкант, сумевший выиграть в номинациях «Альбом года», «Запись года» и «Песня года» дважды

[13] Adele — Rolling in the Deep (песня потрясающая, обязательно послушайте))

Глава 9. Сабрина

По крыше и стёклам машины начинает барабанить дождь.

Чувствую себя той самой тучей, которую разрывают на части сверкающие внутри молнии…

Сегодняшний вечер… Испытанный ранее адреналин… Гилл, вызвавший во мне безусловное восхищение… Его слова о том, что он меня хочет… Твёрдые плечи под моими пальцами… Внешность… Соблазнительная улыбка… Горячие губы…

Я. Хочу. Его.

Хотя бы поцеловать. Всего лишь поцеловать…

Ничего страшного от этого не случится, верно?

Обычный поцелуй, который, я рассчитываю, утолит ту нестерпимую жажду, что иссушает нутро, превращая его в знойную пустыню.

Я закрываю глаза и выдыхаю тихий стон, когда горячие пальцы Гилла, забравшись под кофту, касаются кожи. Он с нажимом скользит ими по спине, вынуждает меня прогнуться и шепчет в шею:

— Ну же, ведьма. Отдай мне долг.

Я сглатываю сухость и смело выдыхаю:

— Забери его сам.

Гилл замирает на мгновение, а затем, тяжело выдохнув, что-то вроде «стерва», вытаскивает одну руку из-под кофты и обхватывает пальцами хвост моих волос. Тянет вниз, а сам подаётся вперёд. Жар влажных губ жалит кожу. Тяжёлое и шумное дыхание кружит голову. Пьянит…

— Ну же, Гилл, — произношу я, как в бреду. — Забери свой долг…

— Я… не остановлюсь… на одном поцелуе, ведьма.

— Тебе придётся, — нахожу я силы не согласиться.

— Что так? — горячо шепчет он. — Бейсбольная форма — обязательное условие?

Меня бросает в холод от его слов. Напоминает о том, какого Гилл на самом деле мнения обо мне. Остужает пыл и возвращает на место рассудок.

Я стискиваю зубы и отталкиваю Гилла от себя. Нахожу рычаг открывания дверцы и бросаю, прежде чем вырваться под дождь:

— Пошёл ты!

Слышу, как он, чертыхнувшись, бросается за мной:

— Проклятье, стой!

Холодные капли дождя остужают горящее лицо, дорожками скользят за шиворот, в считаные секунды утяжеляют вес одежды.

Я стремительно направляюсь к остановочному павильону, но на полпути Гилл ловит рукав моей кофты и резко разворачивает к себе лицом. Рычит:

— Что не так, ведьма?

— Меня зовут — Сабрина! — рявкаю я.

— Вернись в машину, Сабрина, — цедит он сквозь зубы.

Струйки дождя скатываются по его рассерженному лицу, цепляются мерцающими в свете луны каплями за красивые губы, которые я ещё секунду назад жаждала ощутить на своих. Футболка липнет к телу, как вторая кожа. Я могу разглядеть каждый чёртов изгиб его мускулистого торса.

Чёрт, ну почему меня так нестерпимо к нему тянет?

Я стискиваю зубы и сжимаю кулаки, а затем шиплю:

— С чего ты взял, что знаешь обо мне хоть что-то? Кто дал тебе право меня судить? Унижать? И оскорблять? Кто ты, Гилл? Чёртов Бог?!

— Не надо, Сабрина, — жёстко усмехается он. — Не строй из себя святую. Ты ни чёрта не святая!

— А кто вообще святой? Может быть, ты, Гилл? — тоже усмехаюсь я. — Очнись, этот мир давно погряз в грехах! Тщеславие — ни о чём тебе не говорит?

— Считаешь меня тщеславным? — взлетают брови. Он усмехается в сторону и вновь смотрит на меня: — Тогда какое название у твоей слабости, Сабрина?

Я вспыхиваю, но сдерживаю клокочущую в груди злость. Делаю глубокий вздох и выдыхаю:

— Убирайся. Садись в свою крутую тачку и упивайся собственным величием. У тебя это хорошо получается.

— Да, и мне нужны зрители.

С этими словами этот кретин резко склоняется и закидывает меня на своё плечо. Мир переворачивается. Я дергаюсь, но безуспешно — у парня стальная хватка. Он стремительно идёт к машине, затем открывает дверцу и бросает меня на сидение, как мешок картошки. Я пытаюсь отпихнуть от себя его руки, пытаюсь извернуться, но он пригвождает меня к месту одной рукой, а второй защёлкивает ремень безопасности. Рычит, не обращая внимания на мои проклятья:

— Ещё скажи, что умеешь варить ведьмовские отвары от простуды.

Оторопев, я перестаю сопротивляться:

— Что-что?

— Или у тебя особый ведьмовский иммунитет? — бросает он и захлопывает дверцу.

Не могу поверить… Этот эгоист, что, переживает о том, что я могу простудиться? С ума сойти.

— Ладно, — бросаю я, когда он занимает соседнее сидение. — Буду премного благодарна, если ты подбросишь меня до дома.

Щёлкает блокировка, заводится двигатель, машина сдаёт назад, а Гилл равнодушно замечает:

— Ко мне ближе.

Мои брови ползут вверх, внезапное волнение только подливает масла в огонь моей злости. Я смотрю прямо перед собой, скрещиваю руки на груди и говорю сквозь зубы:

— Ты сильно ошибаешься, если думаешь, что я сделаю хотя бы шаг в твой дом.

— То есть теперь ты испугалась? — усмехается он. — Не переживай. Примешь горячий душ, высушим твою одежду, я накормлю тебя и отвезу домой.

— С чего вдруг такое благородство? — зябко ёжусь я, представив ощущение сухой и тёплой одежды.

— Ты тоже знаешь обо мне далеко не всё, — глухо отвечает он.

Я поджимаю губы, потому что мне нечего на это ответить, и отворачиваюсь к окну.

Больше мы не произносим ни слова, и лишь мягкое шуршание шин по асфальту, проносящийся смазанным пятном пейзаж снаружи да косые струйки дождя по стеклу разбавляют наше тяжёлое молчание.

Но вскоре дождь остаётся позади. Мы врываемся в район с высотками, а дождя как будто и не было. Я оборачиваюсь за спину и вижу редкое явление: отдаляющуюся стену из дождя. Улыбаюсь. И, разворачиваясь обратно, ловлю на себе изучающий взгляд серых глаз. Гилл тут же смотрит на дорогу и глухо, скорее самому себе, замечает:

— Начинаю понимать этих кретинов. Проклятые ямочки…

Он снова о Хейге и Фрейзере? Неужели… Неужели я действительно нравлюсь Дереку в том самом плане?..

Плохо, если так. Очень-очень плохо.

Гилл въезжает в подземный гараж одной из высоток и паркуется в месте, где написано белой краской слово «Пентхаус».

Я хмыкаю — ну ещё бы.

Гилл смотрит на меня некоторое время, я не шевелюсь, и тогда он насмешливо спрашивает:

— Мне снова закинуть тебя себе на плечо, ведьма?

— Ты живёшь один?

Не знаю, зачем мне эта информация, но мне интересно узнать об этом кретино-красавчике больше.

Его губы растягивает лукавая улыбка.

— Совершенно, — кивает он и выходит из машины.

Я наблюдаю за тем, как он направляется к лифту, который находится прямо перед элитным парковочным местом, как его большой палец жмёт на кнопку вызова, как металлические, сверкающие чистотой и дороговизной двери разъезжаются в стороны, как Гилл заходит внутрь и его высокая и стройная фигура отражается в зеркалах.

В серых глазах горит вызов.

Сердце тревожно ускоряет бег, когда я его принимаю.

Я быстро отстёгиваю ремень, выбираюсь из машины и захожу в лифт к Гиллу. Почему я спешу? Боюсь передумать, потому так будет правильно, но я слишком заинтригована, чтобы поступать правильно.

Все мы иногда отказываемся слушать доводы рассудка, повинуясь зову сердца.

Блестящие двери закрываются.

В голове мгновенно рождается сцена: Гилл толкает меня спиной на зеркала, а следом набрасывается, как голодный зверь на свою добычу. Сексуальное напряжение между нами находит выход. Мы сплетаемся телами так тесно, что трудно дышать…

Но Гилл, к счастью или к сожалению, ничего такого не делает.

Лишь стоит рядом и сводит с ума жаром своего тела, который я ощущаю даже сквозь мокрую одежду.

Минуты превращаются в часы, а напряжение всё нарастает и нарастает.

Когда уже мы поднимемся на этот чёртов последний этаж?!

Я дёргано срываюсь с места и буквально вываливаюсь на площадку, когда чёртовы двери открываются, и, разинув рот, разглядываю дорогущую обстановку в квартире, в которую, оказывается, попадаю.

Гилл усмехается и проходит мимо меня.

Я поражена блеском металла и стекла в панорамных окнах. Поражена ощущением огромного пространства и свободы, которое оно даёт. Мне нравится современная мебель и разнообразие всяческой техники. И мерцание воды в бассейне за стеклянной стеной.

Боже, а эти огни раскинувшегося внизу города?..

С ума сойти…

Я вздрагиваю, когда тишину пространства разрывает мистическая мелодия в стиле тяжёлого рока. Меня немного удивляет, что телефон не промок вместе с одеждой. Ощущаю досаду и отвечаю на вызов Тины:

— Да?

— Ты куда пропала, Саби? — на фоне её голоса слышен глухой шум дождя. — Чёртов ливень всё испортил! Где ты? Промокла, наверное, уже до нитки…

— Со мной… всё в порядке. Езжай домой, я тебе потом всё расскажу.

— То есть ты не на холмах? И с тобой всё хорошо?

Я различаю в её голосе беспокойство, смешанное с облегчением, и улыбаюсь:

— Да. Увидимся завтра, ладно?

— Ладно. До встречи.

— Ванна в моей спальне, ведьма, — голос Гилла вынуждает меня вздрогнуть по новой. Я разворачиваюсь к нему лицом, вижу его стоящим в широком проёме на фоне огромной кровати. Он успел переодеться в сухие вещи: белоснежная футболка и серые домашние штаны. Парень кивает себе за плечо и продолжает: — Одежду можешь бросить на пол, я закину её в сушилку. Халат и полотенце на кровати.

С этими словами он вновь идёт мимо меня и насмешливо бросает, когда я не двигаюсь с места:

— Подглядывать не буду. На ужин: паста с копчёностями.

Я слежу глазами за его спиной, вижу, как она скрывается за стенами кухни, и решительно направляюсь в спальню, закрыв за собой двери.

Горячий душ, после холодного ливня, как отдельный вид удовольствия.

А сухое полотенце и тёплый махровый халат? Просто блаженство.

Я просушиваю феном не только волосы, но и своё нижнее бельё. Ходить в одном халате перед кретино-красавчиком-Гиллом — недальновидно. Учитывая то, как он на меня действует. Остальную одежду я подхватываю в руки и выхожу из спальни. Иду искать Гилла.

Он по-прежнему на кухне, и то, что я вижу…

Когда он сообщил о том, что на ужин паста, я и мысли не допустила, что готовить её он будет сам. Богатые парни, вроде него, наверняка, привыкли к тому, что всю грязную работу за них делают другие. Звонок в дорогущий ресторан и всё готово. Но Гилл…

Он бросает помешивать то, что томится в сковороде, накрывает её крышкой, подхватывает деревянную плошку и размешивает ею что-то кипящее в кастрюльке. На его лице отражается гармония с самим собой, поза расслабленная, словно ему здесь и сейчас до простого комфортно.

Чёрт, чем ты ещё меня приятно удивишь, Гилл?

И как это скажется на моём к тебе отношении?

— Сказал же: бросить на полу, — ворчит он, возвращая меня в реальность. Откладывает плошку на столешницу и направляется ко мне: — Давай свои тряпки, непослушная ведьма.

Он вновь соблазнительно улыбается, перехватывая мои вещи. Чёрт, он эту улыбку перед зеркалом тренировал, доводя эффект от неё до совершенства, верно? Его пальцы специально задевают кожу моих запястий, оставляют тёплый след. Я одёргиваю руки и иду к стеклянной стене.

Там я и стою, разглядывая открывшуюся глазам панораму ночного города, вплоть до того момента, пока Гилл не сообщает, что паста готова.

Я занимаю барный стул за высоким прямоугольным и полым островком по середине кухни, Гилл ставит передо мной дымящуюся и ароматно благоухающую тарелку с пастой и посыпает её натёртым сыром. Тот тут же аппетитно тает на горячих макаронах и копчёностях, источая потрясающий запах.

— Кто научил тебя готовить? — сужаю я глаза на Гилла, который занимает стул напротив меня.

— С чего ты взяла, что я умею? — усмехается он. — Сначала попробуй.

Я выразительно хмыкаю и подхватываю вилку.

Лучше скажите мне, чего он не умеет? Что-то же, чёрт, должно быть. А то раздражает.

Паста, разумеется, пальчики оближешь. Я за считанные секунды расправляюсь со своей порцией, и Гилл благодушно подкладывает мне ещё, при этом не забывая отметить:

— Ест и не толстеет. Сомнений не осталось.

— По поводу? — хмыкаю я.

Гилл качает головой, мол, это не важно, а затем облокачивается на столешницу и подпирает кулаком подбородок, чтобы пристально наблюдать за тем, как я ем. Меня смущает его жадный взгляд, но паста слишком вкусная для того, чтобы я обращала на это внимание.

Когда, закончив, я отодвигаю от себя тарелку, Гилл, криво улыбнувшись, поднимается на ноги и медленно обходит стол. То, как он говорит и что, вызывает во мне тревогу и ускоряет пульс:

— Время десерта.

Я зажмуриваюсь и непроизвольно задерживаю дыхание, когда Гилл останавливается позади моей спины. Его ладони ложатся на мои плечи. Он разворачивает меня прямо на стуле к себе лицом. Я тяжело выдыхаю, готовлю себя к тому, чтобы сбежать. Но… Его тёплые пальцы приподнимают мой подбородок, а у уха раздаётся горячий шёпот:

— Все мысли только о том, как я забираю твой долг…

И у меня они о том же…

Я сглатываю сухость, а Гилл подхватывает меня за талию и легко пересаживает на стол. Ножки стула с шумом скользят по паркету, когда Гилл сдвигает его, чтобы замереть между моих ног. Его пальцы находят узел ремня на халате и тянут в сторону. Я тревожно дергаюсь, обхватываю его руки своими и распахиваю глаза.

От тёмного взгляда напротив сердце ухает в пропасть.

— Не бойся, я помню, что мне придётся остановиться, — выдыхает Гилл.

Это сумасшествие, но я ему верю и отпускаю его руки.

Пальцы задевают кожу живота, когда Гилл медленно распахивает полы халата, вызывают острые мурашки и заставляют закрыть глаза.

— Проклятье, — глухо шепчет Гилл. — Ты… потрясающая, ведьма.

В следующую секунду его ладони, скользнув по спине под халатом, ложатся на мои лопатки, а губы обжигают кожу груди. Я выдыхаю сладкий стон. Ощущения настолько волнительные и приятные, что кружится голова. Даже, если бы я могла… Будь у меня хоть капля воли для того, чтобы оттолкнуть его… Я не стала бы.

Горячие губы поднимаются выше, ласкают ключицы, а затем шею. Мне трудно дышать. Тому, что томится во мне, накаляется, как лава в жерле вулкана, необходим выход. Я цепляюсь пальцами в мускулистые плечи, забираюсь под рукава футболки, чтобы почувствовать жар и гладкость кожи. Гилл рычит мне в шею.

Ещё одно сладкое мгновение, и его губы жадно накрывают мои.

Облегчение жаркой волной омывает низ живота, закручивается там мучительной истомой. И неожиданно перерастает в жажду такой силы, что у меня буквально плавятся кости.

Гилл углубляет поцелуй, прижимает меня к себе ещё теснее. Словно и ему всего этого катастрофически мало.

Я ощущаю его твёрдое желание, и от этого всё становится только хуже.

Мы целуемся с болезненным отчаянием, с пожирающей нас страстью, жадно и глубоко.

Пока оба не выдыхаемся.

Дышим часто, прижавшись лбами друг к другу, в ушах звенит беспокойная кровь, а нутро выворачивает неутолённое желание…

И тогда Гилл пальцами скользит вниз. Задевает пупок и опускает их ещё ниже. Я втягиваю живот. Стискиваю пальцы на крепкой шее. Калейдоскоп ощущений буквально рвёт меня на части.

Нельзя… Но нестерпимо хочется…

Внутреннее раскалённое пламя вырывается наружу глухим стоном, когда сильные пальцы проникают под резинку белья и касаются самого сокровенного.

Гилл тут же набрасывается на мои губы, чтобы ловить моё наслаждение ртом.

Умелые и нежные касания его пальцев за считанные секунды доводят меня до исступления. Напряжение, наконец, взрывается и выбрасывает меня из собственного тела.

Сладкие спазмы освобождают нутро и голову. Омывают сладкой негой внутренности. Расслабляют нервы.

Никогда не чувствовала себя настолько хорошо…

Я роняю голову на часто вздымающуюся грудь Гилла и пытаюсь заставить себя собраться. Совсем скоро, уверена, я начну жалеть о том, что позволила себе настолько расслабиться в его компании.

Но я даже не догадываюсь, что приступлю к этому прямо сейчас.

Гилл обхватывает пальцами мои скулы, ловит взгляд и хрипло произносит:

— Итак, ведьма. Ты молчишь о том, что я участвую в гонках, а я помалкиваю о том, что ты кончила на моём кухонном столе. Договорились?

Глава 10. Тайлер

Проклятая ведьма не выходит у меня из головы.

Стоит отвлечься хотя бы на секунду и не контролировать поток мыслей, как перед глазами тут же встаёт её соблазнительный образ на столе моей кухни. Затуманенная страстью синь глаз. Нежная грудь в кружевном бельё. Чертовски соблазнительные стоны. И до невозможности сладкие и ненасытные губы.

Я должен был себя обезопасить. На кону стояла моя беззаботная жизнь и свобода от отцовской опеки.

И мне стоило титанических усилий остановиться, как я обещал, на поцелуе. Да, ради дела, я зашёл чуть дальше, но это пустяки по сравнению с тем, что я мог сделать. Хотел сделать. До одури хотел.

Дьявол.

Я никак не могу понять, чем она меня так зацепила. Кроме всего прочего. Я могу получить секс в любую секунду, стоит лишь поманить пальцем. Это никогда не было проблемой. Но с тех пор, как я задался целью отомстить, у меня не стоит ни на кого, кроме этой ведьмочки.

А после проклятых пасты и сладкого десерта так подавно.

— Если вздумал поиметь официантку, сын, — насмешливо замечает отец, возвращая мои мысли в пространство банкетного зала, — то дождись завершения приёма, пожалуйста.

Я усмехаюсь и отвожу взгляд от случайной попки, обтянутой в форменную юбку. Качаю головой и обращаю внимание на то, что за столом осталась лишь наша «семья». Именно поэтому отец позволил себе подобное замечание. Наедине с нами беспокоиться о драгоценной репутации не обязательно.

Мать, разумеется, слышит реплику отца и с жадным любопытством всматривается в случайную девушку.

Я чешу бровь и мечтаю поскорее убраться отсюда. В принципе не терплю эти пафосные приёмы, устраиваемые рекламным агентством отца для важных клиентов. Ещё сильнее не люблю подолгу находиться в обществе своей матери. Как, впрочем, и отца.

Но условия, есть условия. Как те, что запрещают мне по случайности или нет вылететь из университетской команды по бейсболу. Как и плохо в него играть.

— Тай, мальчик мой, это же твоя знакомая, верно? — воодушевлённо щебечет мать через мгновение. — Ещё со школы, да? Ты её узнал, вот и смотрел, правильно?

Я озадачиваюсь, а когда присматриваюсь и узнаю девчонку, напрягаюсь. Бросаю взгляд на отца. Но поздно. Он тоже её узнаёт, и его лицо на глазах багровеет от злости.

— Тиана, замолкни немедленно, — приказывает он матери и поднимается из-за стола. Смотрит на меня свысока секунду и тоже приказывает: — Не вздумай с ней общаться, понял?

Я безразлично киваю, и отец куда-то стремительно уходит, прошипев перед этим:

— Уволю к чёртовой матери идиота, который её нанял.

Мысли о ведьме, наконец, оставляют меня.

Вместо этого, сменяя друг друга, как картинки в проклятом калейдоскопе, всплывают более мрачные и ненавистные воспоминания.

Громкий смех; алкоголь; руки, обвивающие мою шею; запредельная скорость; страстные поцелуи; душераздирающий крик, визг шин по асфальту, ощутимый удар и тело, перелетевшее через крышу.

Я сжимаю зубы и сверлю взглядом висок девчонки.

Она знала, что будет обслуживать гостей моего отца? Намеренно устроилась официанткой в ту самую службу персонала, которая сотрудничает с рекламной фирмой «Гилл- Корпорейшен»? Или же это всё случайность?

Фиона, наконец, чувствует мой взгляд и безошибочно смотрит в мою сторону. На полных с ярко-красной помадой губах появляется и исчезает игривая улыбка. Она прижимает вычурный металлический поднос к пышной груди и едва заметно ведёт подбородком в сторону туалетов. Хвост иссиня-черных волос взлетает при развороте и мягко бьёт хозяйку по спине, обтянутой белоснежной рубашкой.

Никаких случайностей.

Я поднимаюсь на ноги, но рукав пиджака обхватывают цепкие пальцы матери. Она обеспокоенно-рассерженно смотрит на меня снизу и шипит:

— Тай, ты всерьёз решил ослушаться отца? С ума сошёл?!

— Не помню, чтобы он запрещал ходить по нужде, — одёргиваю я руку. — И потом, придавать доверие отца — у меня в крови. Разве нет, мама?

Мой намёк бьёт прямо в цель, мать слегка бледнеет и прожигает меня убийственным взглядом. Я усмехаюсь и иду вон от стола.

В проходе за туалетами имеется небольшой коридорчик, я ловлю глазами игривую улыбку, обрамлённую алыми губами, лёгкий взмах чёрных волос, и направляюсь к служебной лестнице за углом.

На улице светло, немного душно и пустынно.

Фиона Лец, моя бывшая одноклассница, стоит на железном пролёте ниже. Её локти покоятся на поручне, худые ноги скрещены между собой, грудь выдаётся вперёд, мелкие пуговки на рубашке грозят вот-вот вырваться из петель. Взгляд тёмных глаз насмешливо-искушающий.

За прошедшие пару лет, что мы не виделись, девчонка заметно похудела.

Но свою порочную сексуальность не растеряла.

Я чешу бровь и спускаюсь по ступеням. Останавливаюсь в метре от девчонки и, отвернувшись в сторону, сухо интересуюсь:

— Что тебе нужно, Фиона?

Она усмехается так, словно я спросил глупость, отталкивается от поручня и подходит ближе. Тонкие пальчики игриво пробегаются по лацкану пиджака, ныряют под него и оглаживают рубашку на груди:

— Ну же, Тай. Не мог же ты поглупеть за эти годы…

Я обхватываю кисти её рук и отдёргиваю их от себя. Вблизи заметно, как много косметики на её лице. Но даже она не скрывает тёмные круги под глазами.

— Секс, наркотики и рок-эн-рол?

Лец фыркает и возвращается к поручням. Вынимает из кармана поясного передника пачку сигарет, цепляет пальцами одну из них и достаёт зажигалку. Пронзительно смотрит на меня:

— Приговор на условный срок, неполное образование и загубленная жизнь, мудак.

Я хмыкаю:

— Теперь всё ясно.

Девчонка прикуривает сигарету, хотя когда-то презирала тех, кто курит, затягивается и выдыхает сизый дым в воздух:

— Именно. Вы с папочкой мне задолжали, Гилл.

— Мне казалось, что он тебе заплатил. И неплохую сумму, между прочим.

Лец хрипло смеётся, звук режет по ушам, заставляет поморщиться. Раньше она смеялась приятнее. Звонко и открыто. Мне даже нравилось её смешить. Какое-то время.

— Вы должны гораздо больше, той подачки, что кинул мне твой отец, как кость собаке. Вы должны мне жизнь, мой сладкий. Но, — жмёт она плечами, — прошлого не вернуть. Поэтому достаточно иногда проводить со мной время и угощать качественной выпивкой. Условно. Ты же можешь себе это позволить, Тай?

Лец и раньше была падкой на деньги: неблагополучная семья; отец — алкоголик, который иногда поколачивал их с матерью и сестрой; развлечения за чужой счёт. Именно поэтому она стала лёгкой добычей для моего отца. Но, несмотря на обстоятельства своей жизни, девчонка знала себе цену. Похоже, теперь она упала вдвое.

— Жаль тебя огорчать, Фиона, — усмехаюсь я. — Но меня не интересует твоя компания.

С этими словами я разворачиваюсь к лестнице, но останавливаюсь после саркастичного замечания Лец:

— Ну же, Тай, как ты мог забыть, что я знаю кое-что пикантное о тебе? Уверена, ни ты, ни твоя чудесная семейка не хотите, чтобы об этом стало известно в СМИ.

Я стискиваю зубы и сжимаю кулаки. По пищеводу поднимается едкая злость. На Лец. На мать. Отца. И на себя.

Поворачиваю голову к плечу и бросаю:

— Заберу тебя после смены у чёрного входа. Не задерживайся.

— Совсем другое дело, мой сладкий! — вновь хрипло хохочет девчонка.

Я морщусь и поднимаюсь по лестнице, к двери. Заворачиваю за угол и застаю любопытную картину: мой отец, обаятельно улыбаясь, беседует с какой-то женщиной. Стоит неприлично близко к ней и пожирает её глазами. Женщина явно одна из гостей: на ней шикарное, струящееся золотом платье, дорогие украшения и профессиональный макияж с причёской. Она тоже улыбается моему отцу, смотрит на него наигранно-робко, но в позе, в развороте плеч, в движении рук ощущается женская уверенность в собственной красоте.

У моего отца едва не текут слюни. Ни разу в жизни не видел его таким ничтожным.

— А как же мама? — даю я о себе знать. — Надеюсь, ей не скучно за столом без нас обоих?

Отец хмуро смотрит в мою сторону, делает шаг назад от женщины и сухо бросает:

— Где ты был, Тай?

Его взгляд угрожает и подавляет.

Тебе же лучше, если не с ней, — говорит он.

Я усмехаюсь и иду ближе. Собеседница отца разглядывает меня цепким взглядом. Её лицо кажется мне знакомым, но я уверен, что не встречал эту женщину раньше.

— Дышал воздухом, ничего криминального, папа, — отвечаю я на вопрос. Обаятельно улыбаюсь незнакомке и интересуюсь у отца: — Представишь нас друг другу?

Отец недовольно поджимает губы, но мою просьбу исполняет:

— Виола, это мой сын, Тайлер. Тайлер, это Виола Брукс, популярная писательница и клиентка нашей фирмы.

— Я буквально на днях вернулась из турне по Европе, — вежливо улыбается писательница, и у меня ёкает сердце. — Планирую задержаться в Беркли на какое-то время. Мы как раз с твоим отцом обсуждали рекламную компанию…

Я перестаю слушать то, что она щебечет, стреляя глазками в моего отца. Эти проклятые ямочки от улыбки открыли мне глаза. Теперь я точно знал, кто она такая, и не мог сдержать удивления.

У моего отца крепко стоит на мать моей ведьмы.

Свихнуться можно — у женской половины этой семейки реально течёт в жилах колдовская кровь. Иначе объяснить происходящее у меня не получается.

— И в каком жанре вы пишите? — возможно, перебиваю я дамочку.

Женщина выпрямляется с достоинством, в выражении её лица проступает капелька высокомерия, а в глазах загорается вызов:

— Эротика, молодой человек. Увлекаетесь?

— Только для общего образования, — хмыкаю я. — Ваша дочь тоже планирует писать в этом жанре?

Интересно было бы почитать то, как ведьма описала сцену на столе в моей кухне.

— Какая неожиданность! Ты знаком с Сабриной? Как она? Видите ли, мы с ней ещё не успели увидеться — по приезду я сразу окунулась в дела…

Материнская забота и любовь на лицо — время для того, чтобы заигрывать с моим отцом она нашла, а встретиться с родной дочерью — нет.

— В последнюю нашу встречу, пару дней назад, она чувствовала себя хорошо, — криво улыбаюсь я. — Очень хорошо.

Да, она неслабо обозлилась на меня, после моей невинной просьбы помалкивать, но это дело десятое.

Отец рядом прокашливается, без труда уловив намёк в моих словах, смотрит на меня недовольно и обращается к Виоле Брукс:

— Тебе придётся извинить нас, Виола. Мой сын прав — нам стоит вернуться к моей супруге. Хорошего вечера.

— Спасибо, Стивен. Была очень рада повидаться и поболтать. Тайлер, прошу, если тебя не затруднит, не упоминай о нашем знакомстве при моей дочери. Сабрина остро реагирует на то, что я узнаю её друзей раньше, чем она познакомит меня с ними.

Женщина вежливо улыбается нам напоследок и направляется к женскому туалету, соблазнительно покачивая бёдрами при этом. Я усмехаюсь и встречаюсь с недовольным взглядом отца.

— Поигрался и достаточно, ясно? — бросает он, отправляясь в зал. — Сабрина Остин не та, с кем тебе стоит всерьёз общаться.

— А тебе, значит, стоит общаться всерьёз с её матерью? — иду я следом. — Не успел ещё затащить её в постель? Думаешь, если она работает в эротическом жанре, то и сама весьма искусна?

Отец меряет меня высокомерным взглядом и сухо заявляет:

— Это не твоё дело.

— А мои дела, выходит, общее достояние?

— Не делай из этого трагедию, — морщится отец. — Одной девкой больше, одной меньше. Мало их, что ли, на всё готовых? Помнишь, что я тебе всегда говорил? — Его ладонь ложится на моё плечо, пальцы сжимаются. — Важнее всего — твоя семья. Остальные люди — это лишь средство к достижению твоих целей.

— Ага, — усмехаюсь я и сбрасываю его руку, на что он недовольно поджимает губы и осматривается по сторонам: не заметил ли кто. — Именно поэтому наша семья «счастливее» прочих.

Крепче и нерушимее уз, чем наши, просто не бывает.

Глава 11. Сабрина

— Брукс… Автограф-сессия… Она такая классная!.. Интервью на местном канале…

Ладно, сдаюсь. Это не может быть совпадением.

Я замираю на лестничном пролёте между партами у шепчущихся девчонок и выхватываю у одной из них телефон, экран которого та демонстрировала подруге.

— Эй!

На протяжении всего дня я то и дело слышу: Виола Брукс это, Виола Брукс другое. Обрывками, не понятно. Всегда шёпотом, чтобы не услышали другие. И здесь всё ясно — кто в своём уме признается в том, что пускает слюни на ту чушь, что пишет эта женщина? Но с едино мыслящими девочками обсудить можно. Особенно, если дело касается кубиков пресса чертовки сексуального негодяя-героя. Или же его каменного, внушительных размеров стояка.

Выставляю указательный палец, призывая девчонку не нервничать, и вчитываюсь в статью на экране телефона.

По мере прочтения я сжимаю зубы всё сильней, они едва не крошатся от той злости, что ядом отравляет кровь.

В этом она вся!

Я отдаю телефон его недовольной на вид хозяйке, поправляю сумку на плече, разворачиваюсь обратно и иду на выход из аудитории.

Разумеется, я должна узнать из СМИ о том, что моя драгоценнейшая мамочка в городе, а не от неё самой! Ещё хуже, что эта стерва собралась читать лекцию у моего курса, о чём я и вычитала в статье. У моего курса! О чём она только думает?! Я едва начала учиться в Беркли, а она вздумала мне всё испортить? Какого чёрта? Чему она собралась учить первокурсников? Пестикам и тычинкам, которые мы прошли ещё в школе?!

Боже, я прикончу её!

— Эй, лекция только начинается, а не закончилась, — ловит мои плечи Фрейзер, затем всматривается в моё лицо и взволнованно спрашивает: — Всё в порядке, Остин? Кажется, ты в бешенстве.

— Ты даже не представляешь в каком, — цежу я. — Поэтому мне придётся пропустить занятие, извини.

Я высвобождаюсь из его рук, чтобы уйти от греха подальше, но парень ловит мою кисть и спрашивает деревянным голосом:

— К твоему состоянию как-то причастен Гилл?

Мыслей о нём мне как раз и не хватало. Спасибо, Дерек.

— Нет, — выдёргиваю я руку. — Иди на лекцию, Фрейзер. И если не сложно, прикрой меня перед преподавателем. — Я вдруг задумываюсь над тем, насколько моя просьба дружеская, и рассерженно исправляюсь: — Впрочем, можешь не прикрывать. Плевать.

Я отворачиваюсь и стремительно направляюсь вперёд по тротуару.

Вскоре я миную площадь с башней, сворачиваю на парковую улочку у «Долины» и выхожу к воротам стадиона.

Обращаю внимание, что отец заканчивает тренировку и распускает парней. Те в разнобой бредут в сторону раздевалок, а папа замечает меня. Его лицо мрачнеет, он подхватывает с земли биту, кивает на тренировочную зону справа и вручает деревяшку мне:

— Там свободно. Попрошу охранника не закрывать ворота до твоего ухода.

— Спасибо, пап.

Люблю его до бесконечности уже за то, что он понимает меня без слов. Лучший в мире родитель, в отличие от некоторых.

Я бросаю сумку и биту на рулонное покрытие, подхватываю корзину с мячами и сваливаю их в специальный отсек пушки. Выставляю максимальную скорость. Снова беру в руки биту и отхожу на положенное расстояние.

Стискиваю пальцами деревце и готовлюсь к удару.

Я больше года не брала в руки биту, и теперь остро чувствую, как скучала по игре.

В груди растекается когда-то привычный азарт. Искрит в крови, разгоняя её по венам. Проникает в мышцы, напрягая их до придела. И бьёт эйфорией в голову.

Злость преобразовывается в адреналин и находит долгожданный выход с первым отбитым мячом.

И со вторым, третьим, десятым.

Я выкладываюсь по полной, молочу битой по мячу снова и снова, кричу на ударах.

А, когда ощутимо выдыхаюсь, с удовольствием понимаю, что мне стало гораздо легче.

Чёрт, бейсбол — самая лучшая в мире игра.

Мячи в пушке заканчиваются, и я снова иду их собирать. На этот раз я выставляю скорость помягче, стираю рукавом кофты пот с висков и вновь занимаю положенное место. Счастливо улыбаюсь. И по старой привычке бью битой об пол два раза, чтобы потом обхватить ручку обеими руками и отбить первый мяч.

— Оттачивать удар лучше всего на самом поле.

Я оборачиваюсь на голос Гилла и пропускаю следующий мяч. Он ощутимо врезается мне в плечо. Я чертыхаюсь, а Гилл посмеивается. Чёртов кретин выглядит свежим и благоухающим, влажные волосы вьются после душа.

Преступно красивый, чёрт бы его побрал.

Я отбиваю другой мяч и раздражённо ворчу:

— Советы от профессионалов. Как мило. Может, пойдёшь и откроешь свою школу мастерства? Имени себя же.

— Будешь первой ученицей? — усмехается он и кивает: — Тебе не помешает.

— Иди к чёрту, Гилл, — устало говорю я и отбиваю четвёртый мяч.

Меня лихорадит. От волнения. Этот придурок своим присутствием возвращает меня в воскресный вечер. Напоминает о том, что было. Заставляет стыдить себя за безрассудство и желать повторить всё вновь. Хуже всего случайные и незваные мысли о том, как это будет, если зайти намного дальше…

Потому что хочется.

Кретино-красавчик-Гилл прочно-порочно обосновался у меня в голове.

И даже знание того, что он преследовал собственные цели, не делает его менее сексуально-привлекательным для меня.

Я с силой бью по пятому мячу, но напряжение не отступает.

— Расскажешь о том, что тебя так разозлило?

— С чего ты взял, что я злюсь? — спрашиваю я, не глядя на него.

— Вчера сам мучал пушку, чтобы остыть, — глухо отвечает он.

Я бросаю взгляд в его сторону, и мяч в этот раз бьёт мне в грудь. Непроизвольно охаю иморщусь от боли. Тру место ушиба ладонью, хмурюсь, а затем спрашиваю:

— Кто-нибудь из родителей тебя когда-нибудь позорил?

— Отец любого прикончит за свою долбанную репутацию, — усмехается Гилл, присаживаясь на лавку. — Так что нет. Но мать иногда предпринимает такие попытки, они почти всегда не удачные.

— О-о… а моя мать довела это искусство до совершенства! — врезаю я по седьмому мячу. Он мягко ударяется о натянутую напротив сетку и прыгает по полу. Я бросаю биту и направляюсь к лавке, чтобы упасть на неё рядом с Гиллом и вытянуть уставшие ноги. И зачем-то продолжаю откровенничать: — Мне исполнилось десять, когда она почтила своим присутствием мой праздник, притащившись туда с шарами из секс-шопа с пошлыми надписями. Мы умели читать, а она отмахнулась от разъярённого отца и равнодушно сообщила, что, мол, дети всё равно не поймут, а ей больше негде было взять шарики.

— Ты шутишь, — хохотнув, не верит Гилл.

— В её сумочке всегда найдётся какая-нибудь игрушка из того же магазина, — хмыкаю я. — Представь, как я краснела, когда однажды в ресторане она не могла найти кошелёк. Наш официант едва не упал в обморок, когда она бережно выложила на стол гигантских размеров фаллоимитатор.

— Проклятье! — уже во всю хохочет Гилл. — С ней не соскучишься.

— О да-а… Особенно, когда она приходит в твой класс на урок сексуального образования и рассказывает твоим одноклассникам то, как и где тебя зачали.

— Твою ж мать… — обхватывает Гилл пальцами лицо и качает головой.

— Каждое чёртово появление этой женщины в моей жизни оборачивается катастрофой… Боже! — бью я затылком о сетчатое ограждение сзади и сжимаю зубы. — Иногда мне кажется, что я по-настоящему ненавижу её.

Гилл хмыкает, скрещивает руки на груди и тоже откидывается головой о сетку:

— Лично я своих предков ненавижу точно.

— Почему? — смотрю я на него.

Он морщится, словно тут же пожалел о своих словах, бросает на меня раздражённый взгляд и выдыхает:

— Не твоего ума дело.

Я вспыхиваю и соглашаюсь саркастично:

— Разумеется, мне не понять, по какой-такой причине можно ненавидеть тех, кто обеспечивает тебе жизнь в «поднебесье», или выбивает место в университетской команде по бейсболу. Быть благодарным — это не твоё, да?

— Ты нарываешься, ведьма, — угрожающе замечает Гилл.

— И доверять ты не умеешь, — не могу я остановиться. — Получается, тебя научили шантажу родители? То есть ты катаешься, как сыр в масле, за то, что делаешь что-то для них? Что? И именно за это их ненавидишь?

Гилл резко разворачивается ко мне корпусом, обхватывает пальцами мои скулы и затылок и рычит у лица:

— Ещё одно слово, ведьма…

Чёрт, я попала в точку, верно?

— Что? — шиплю я в ответ. — Сотворишь со мной что-нибудь низкое ещё раз, чтобы я и об этом помалкивала, пока будешь молчать ты? Других способов попросить человека молчать даже понаслышке не знаешь?

— Ну да, тебе ли не знать о низостях, — выплёвывает Гилл. — Ты-то уж наверняка по-доброму попросила молчать того, с кем переспав, изменила Логану, правильно?

Меня бросает в холод… Я… я изменила Логану? Тот, кто со мной сделал это, был не он сам? Это точно?..

— Логан так тебе сказал? — едва слышно выдыхаю я.

— О-о… — насмешливо-зло тянет Гилл. — Я видел всё собственными глазами, ведьма. Как и Хейг.

Всё?.. И Логан видел? И они… Они не остановили того, кто бы это ни был?!

— Почему?! — вскакивая с лавки, кричу я. — Почему Логан не вмешался?!

Это больно. И стыдно. Неужели, я совсем не сопротивлялась? Разве могла я наслаждаться тем, что меня насилуют? Или то, что мне подмешали в выпивку или еду, сделало меня на всё готовой? Могла я… могла я получать удовольствие от процесса?..

Боже, я сойду с ума от всего этого!

— Ты издеваешься, ведьма? — следом за мной встаёт на ноги Гилл. Угрожающе надвигается на меня, явно сдерживая ярость изо всех сил, рычит у моего лица: — Ты хоть представляешь, как больно сделала моему другу? Хоть капельку раскаиваешься? Заверила его в том, что с нетерпением ждёшь, и пока его нет, пошла трахаться с другим! О чём ты думала тогда? Считала, что он не станет тебя искать сразу по приходу на проклятую вечеринку? Что быстренько отдашься другому, а потом, как ни в чем не бывало, продолжишь парить ему мозги? Оу, точно… — криво улыбается он. — Ты же сначала делаешь, а потом думаешь.

Грудь обжигает нестерпимая боль, и я влепляю Гиллу звонкую пощёчину.

А затем меня в один миг оставляют все силы, и я падаю спиной на сетчатую стену, цепляюсь в неё пальцами, чтобы не свалиться с подкосившихся ног. Меня трясёт, а к горлу подкатывает тошнота.

Значит, вот так всё виделось Логану? Он просто взял и поверил в то, что я шлюха?..

Теперь ясно почему он пропал.

Я закрываю глаза и делаю глубокий вздох. Боль не отступает. Логан просто смотрел на то, что со мной делают. Гилл тоже. Никто из них и не подумал, что я там не по своей воле. И если Гиллу это простить можно, так как он совсем меня не знал, то Логану — нет.

Я не давала ему не единого повода так низко думать о себе!

Распахиваю глаза и шиплю Гиллу, который с силой стискивает челюсть и буравит меня бешенным взглядом:

— Знаешь, что? Вы с Хейгом стоите друг друга: делаете выводы, ни черта не разобравшись в ситуации! Потому катитесь вы оба куда подальше, ясно?!

С этими словами я отталкиваюсь от сетки, задеваю Гилла своим плечом и спешу на выход из тренировочной зоны.

— В чём тут разбираться, ведьма? — рыча, недоумевает этот кретин за моей спиной, пока я подхватываю сумку. — Всё очевидно!

— Всё, кроме самого главного! — резко развернувшись к нему, во всё горло ору я. Глаза нестерпимо печёт, щёки обжигают горячие слёзы, а боль пытается подчинить себе каждую клеточку тела. И не сорваться на рыдания всё сложней, поэтому я выпускаю чувства криком: — Того, что меня в тот вечер опоили и изнасиловали!

Глава 12. Сабрина

Я потратила целый год на то, чтобы прийти в себя. На то, чтобы набраться смелости и вернуться в родной город, поступить в университет, тесно связанный с бейсбольной командой и тем ужасным событием. А кретино-Гилл за одно мгновение умудрился разбередить мне душу своими несправедливыми обвинениями.

Пока парень находится в шоке от моего заявления, я бросаюсь вон из тренерской зоны, но хватает меня ненадолго. Сразу за сетчатым ограждением рыдания вырываются из груди, и я обессиленно падаю на траву. Вонзаю ногти в землю и ненавижу себя за слабость.

Словно и не было прошедшего года. Словно я вновь очнулась в то ужасное утро.

Я не понимала, где я. У меня болело буквально всё тело и адски раскалывалась голова. Сильнее всего ныло между ног. А затем я поняла, что под тонкой простыней совершенного голая, и в груди задребезжал первый тревожный звоночек. Страшно мне было с самого пробуждения, а когда я аккуратно приподняла ткань и увидела кровь… то пришла в неописуемый ужас.

Меня накрыла паника. Обрывки разрозненных воспоминаний обрушились на меня подобно снежной лавине в горах. Я не понимала, как оказалась в этой кровати. Не знала, что думать, как быть и кого винить.

Себя?

Я не помню, как нашла свою одежду и всю ли, не помню, как добралась до дома. Но помню, как позвонила Логану. В груди теплилась надежда, что всё не настолько плохо. Вдруг я всего лишь перебрала алкоголя и, осмелев, решила попробовать то, что давно намечалось, с тем, кто мне безумно нравился.

Надежда на такой расклад событий была мизерной, учитывая то, что Логан вряд ли после случившегося оставил бы меня совсем одну, и потом, я точно помнила, что ждала его появления, но совершенно не помнила, что дождалась, но она была.

Логан не взял трубку. И на сообщения не отвечал.

Надежда испарилась, и её место заняла выворачивающая наизнанку душу догадка.

Что, если Логан Хейг всё время меня обманывал ради того, чтобы в подходящий момент воспользоваться и выкинуть, как ненужный мусор?

Я провела под душем больше часа. Терзала своё тело губкой снова и снова, но отмыться от грязных мыслей не так просто. Не зря говорят, что у страха глаза велики. Я не знала правды, не могла вспомнить подробностей и чуть позже мне стало казаться, что Логан был не единственным, кто был во мне. Лица, глаза, улыбки.

Я изводила себя обрывками видений и начинала ненавидеть бейсбол и всех тех, кто в него играет.

Вечеринка по случаю окончания сезона, там присутствовали и те, кто выпускался из университета Беркли, и те, кто планировал туда поступать. Слишком много бейсболистов. И я не знала наверняка кто из них, и был ли это кто-то один…

Несколько дней я не покидала стен своей комнаты, и отец начал беспокоиться. Разумеется, я не могла рассказать ему о случившемся. Не нашла бы смелости и сил. Потому и приняла решение уехать к бабушке в другой штат. Мне требовалось время, чтобы прийти в себя, зализать раны и научиться жить с тем, что произошло. Сбежала, да.

И до сих пор бегу, хотя планировала совсем другое.

Чёртова слабачка.

Я заставляю себя успокоиться, вытираю грязными руками слёзы с щёк и глубоко дышу.

Всё было бы гораздо хуже, если бы я помнила всё до мелочей, если бы присутствовала в том моменте осознанно. А так мне остались лишь сухие факты. С ними смириться проще, пусть и принимать их достаточно больно.

Я шмыгаю носом и решительно поднимаюсь на ноги, потому что слышу стремительные шаги Гилла.

Настало время встретиться лицом к лицу с правдой.

Не знаю, куда парень так спешит, но я заставляю его топорно остановиться, окликнув:

— Гилл!

Его спина и плечи напрягаются, он кивает самому себе и медленно разворачивается ко мне. То, что я вижу в его глазах, вынуждает меня запнуться. Мы задаём свои вопросы одновременно.

— Кто это сделал?

— Кого ты видел со мной?

Мы оба теряемся.

Он же сам мне сказал, что видел всё собственными глазами!

Гилл находится быстрее меня и сокращает расстояние между нами до метра:

— Ты не знаешь?

С его лица полностью схлынула та ярость, которую я видела ещё полминуты назад. Сейчас на нём играет искреннее беспокойство, а в глазах проскальзывает сожаление.

Я горько усмехаюсь:

— И ты, похоже, тоже.

— Проклятье! — бросает Гилл и зарывается пальцами в волосы. — Я зашёл в комнату после Логана, заметил, как закрывается дверь на лоджию, потом увидел тебя… на смятых простынях, бледное лицо Лога… Хотел броситься вслед за этим козлом или тебя к стене припереть, но Логан не позволил. Выволок меня из спальни, а потом мы и вовсе ушли с вечеринки…

Я сглатываю сухость и тихо выдыхаю:

— Не помню ничего такого.

— Твою мать! — сокрушается Гилл, буквально вырывая на себе волосы. — Я просто потрясающий кретин! Ты же даже не шелохнулась! А я орал, громко орал! Я находился в таком бешенстве…

Гилл замолкает и отворачивается в сторону.

А я стискиваю кулаки. Ногти больно впиваются в кожу. Сначала я убегала от правды, теперь она бежит от меня. Справедливо, но совершенно неправильно. Я должна и готова знать.

Гилл чешет пальцем бровь, затем вновь смотрит на меня, всматривается долго в моё лицо нечитаемым взглядом, а в следующий миг подхватывает мою сумку с травы и бросает:

— Поехали.

— ПРОДОЛЖЕНИЕ-

— Поехали? — теряюсь я.

Но Гилл не собирается что-либо мне объяснять, стремительно направляясь вон со стадиона.

Я иду за ним.

На парковке напротив учебного здания Гилл закидывает мою сумку на заднее сидение модной черного цвета тачки и идёт к водительскому месту. Я обращаю внимание на то, что солнце начинает садиться и отстранённо размышляю о том, что глупо удивляться тому, что у парня с богатыми родителями находится в распоряжении не одна машина.

— Какого чёрта, Гилл? — интересуюсь я, пока он не сел в тачку.

Но кретино-Гилл вновь меня игнорирует, а через мгновение открывает мне дверцу из салона. Я сомневаюсь ещё пару секунд и занимаю пассажирское сидение. Хлопаю дверцей. И выжидательно смотрю на Гилла.

Он вынимает из бардачка пачку влажных салфеток и протягивает мне:

— Я хочу узнать, кто это был. А ты?

— Тоже, — перехватываю я пачку. — Но зачем это тебе?

Гилл заводит двигатель, сжимает с силой пальцы на руле и смотрит прямо перед собой:

— Кто-то из моей команды поступил отвратительно низко. И я должен знать, кто это. И потом, ты — дочь нашего тренера. А значит, тот, кто это сделал — полная мразь.

Дочь тренера.

Так вот, кто я теперь для него? Больше не ведьма, изменившая его другу? Не призираемая всей душой девушка, которую требуется задеть побольней?

Всё в прошлом?

И прощения просить, очевидно, не обязательно.

Впрочем, мне и не нужны его извинения. Мне вообще от него ничего не нужно. Кроме главного.

— Мы едем в Стэнфорд?

— Да.

До Стэнфорда из Беркли рукой подать. Проехать по крытому мосту через залив Сан-Франциско, миновать по касательной Дейли-Сити и по трассе номер 280 добраться до предгорья Стэнфорда, примечательное тем, что там возвышается сто пятидесятиметровая радиовышка под названием Стэнфорд Диш. Дорога займёт не больше часа времени.

Я знаю это, потому что изучила маршрут ещё тогда, когда загорелась идеей навестить Логана Хейга.

И весь этот час мы с Гиллом проводим в молчаливой тишине.

А в городке нам сообщают, что Хейг сейчас находится на тренировке. Я начинаю волноваться перед встречей с ним, пока мы с Гиллом едем к местному стадиону.

— Посиди пока в машине, ладно? — просит Гилл, вырубает двигатель и выходит из салона.

Я некоторое время тереблю прядь волос, а потом сама выхожу из машины и направляюсь на стадион.

Я вижу их издалека. Две высокие фигуры, одна в спортивной форме, другая в обычной одежде. Гилл сжимает плечо друга, пока тот, опустив голову, качает ею. Всё это время Логан считал, что я ему изменила. Наверняка ему было больно увидеть меня там, в чужой кровати, обнажённую… Теперь он знает правду.

И я очень надеюсь, что ему станет стыдно за то, что он не попытался разобраться в ситуации. Не попытался дать и шанса мне на то, чтобы я объяснилась. Пусть ему будет стыдно за то, что он просто исчез.

Я иду ближе, и Логан видит меня первым. Его выражение лица становится виноватым, в глазах загорается сожаление, которое тесно переплетается с болью. С болью за меня.

Вот только он припозднился со своим сочувствием.

Гилл тоже смотрит в мою сторону, и его лицо, напротив, каменеет. Он кивает, хлопает друга по плечу и идёт мимо меня на выход. Бросает мне по дороге:

— Поговорите, не буду мешать.

Хейг снимает с головы шлем-кепку, взлохмачивает светлые кудри пальцами и кивает мне в сторону трибун. Мы идём к ним на расстоянии метров пяти друг от друга. Места на лавке в первом ряду занимаем в таком же отдалении один от другого.

Молчим.

Я разглядываю огни прожектора, которые, как раз, помигав, включаются, чтобы освящать поле для игры. Внутри точно так же загорается надежда узнать правду, рассеивая мрачную пустоту.

— Сабрина…

Сердце предательски запинается при звуке его голоса, а затем разгоняет бег.

— Ты и представить не можешь, как мне стыдно за то, что я сделал поспешные выводы. Нет, я не буду оправдываться, потому что это глупо — прошлого не вернуть. Но мне искренне жаль, что тебе пришлось пережить подобное. И я должен извиниться… За то, что обманулся. За то, что оставил тебя там… одну. Прости меня, Сабрина.

— Я не давала тебе повода… — тихо говорю я. — Ни одного…

— Знаю. Я был настоящим дураком. Глупым и не уверенным в себе мальчишкой, который был по уши влюблён в популярную девочку.

Я горько усмехаюсь:

— И на той вечеринке популярная девочка предпочла тебе — другого?

— Если бы я только мог… Я бы вернулся в прошлое и всё исправил…

В горле першит, а в груди становится тесно от того, что чёртова обида в ней расправляет свои чёрные крылья. Я стискиваю пальцами край лавки и поднимаю лицо к небу. Выдыхаю, пока у меня есть силы спросить:

— Кто это был, Логан?

— Я не знаю, Сабрина. Я успел увидеть только спину. Прости.

Из горла вырывается прерывистый вздох, я подскакиваю с лавки и срываюсь с места. Сначала иду настолько быстро, насколько могу, а затем и вовсе перехожу на бег.

Всё зря.

Что мне удалось узнать из этой бессмысленной поездки, так это только то, что Логан Хейг, парень по которому я сходила с ума, который мне безумно нравился, даже после того, как пропал, никогда не знал меня по-настоящему. А кто в этом виноват: он или я, уже совершенно не важно. Логан верно заметил — прошлого не вернуть.

У выхода я притормаживаю и беру себя в руки. Гилл не должен видеть мою слабость. Никто не должен её видеть.

Парень стоит у машины, в его глазах проскальзывает удивление при виде меня. Но вот его лицо вновь каменеет, и он заявляет, когда я подхожу к дверце со стороны пассажира:

— Мы найдём его, слышишь? Я узнаю, кто это был, чего бы мне это не стоило. Обещаю.

Я открываю дверцу и смотрю на Гилла через крышу машины. Мой голос твёрд, как никогда в жизни:

— Мне не нужна твоя помощь, Гилл. Просто отвези меня домой, если не трудно.

Глава 13. Сабрина

Я спускаюсь по лестнице и сворачиваю на кухню, чтобы взять ключи от папиной машины. Настрой у меня самый твёрдый. Она выслушает меня и откажется проводить лекцию у моего курса. Я её заставлю. Ещё пока не знаю — как, но…

Глаз цепляется за фигуру отца.

Он, что, прихорашивается, глядя в отражение металлической ложки?

— Извини, Сабрина, — весело подмигивает он самому себе и смотрит на меня, — но мне самому сегодня понадобится машина.

Я медленно отвожу руку от настенной ключницы, скрещиваю её со второй на груди и опираюсь плечом на косяк прохода:

— Снова свидание? Какое по счёту?

Так происходит всегда, стоит Виоле Брукс появится в городе. Как только папа об этом узнаёт, начинается вереница свиданий. Иногда мне кажется, что он зовёт на это мероприятие первых встречных на улице дам. И всё для того, чтобы его бывшая жена не допускала и мысли, что без неё в личной жизни отца ничего не происходит. Чтобы она не думала, что осталась той единственной, с кем он когда-либо хотел связать свою жизнь.

Мне всегда в такие моменты становилось грустно, но, разумеется, отцу я этого не показывала.

— Её зовут Ренни Даглас, — широко улыбается папа. — Она живёт чуть выше по нашей улице. Очень милая и привлекательная женщина.

Не так уж я и ошибалась по поводу улицы.

Я закатываю глаза и обречённо качаю головой, папа цыкает на меня и наигранно-равнодушно интересуется:

— Где вы с ней встречаетесь? В каком-нибудь ресторане? Чтобы и я ненароком не привёл туда свою пассию. Думаю, это будет неловко.

Боже, папа, не верю, что ты задумал именно это!

— Я не знаю, что это за место, но вряд ли это ресторан. Название слишком специфическое.

— Какое? — прищуривается папа.

— Так я тебе и сказала! — тоже прищуриваюсь я в ответ. — Но, если тебе станет легче, при разговоре я упомяну о твоём свидании.

— Глупости, — прячет он довольную улыбку. — Твою мать не должна волновать моя личная жизнь.

— Как скажешь, — хмыкаю я и достаю телефон, чтобы вызвать такси.

— Но скрывать мне нечего, — тут же оговаривается он, пожимая плечами. — Поэтому только, если она сама спросит.

Я против воли улыбаюсь, киваю и иду к нему, чтобы поцеловать в щёку на прощание:

— Хорошего вечера, пап.

— И тебе, мой птенчик. Постарайтесь не поубивать друг друга.

— Ты требуешь от меня слишком многого, — ворчу я, а папа тихо смеётся.

«МаксДрайв» на поверку оказывается молодёжным ночным клубом. И я ума не приложу, почему выбор тридцатидевятилетней женщины, которая в кои-то веке решила встретиться со своей дочерью, упал именно на него.

Хотя постойте, мы же говорим о моей чокнутой матери.

Я вздыхаю и осматриваю огромное помещение в поисках женщины, которая меня родила.

Время раннее для подобного заведения, потому народу не так много, как наверняка будет чуть позже. У бара сидит одинокий грузный парень, его стеклянная кружка с пивом почти опустела. Он допивает остатки одним махом и чуть не валится с высокого стула, когда пытается встать на ноги. Сразу за ним, за столиком с мягкими диванчиками, у дальней стены сидит она.

Я миную пустынный танцпол и падаю на сидение напротив Виолы. Краем глаза вижу, как парень вздохнул и неловко забрался обратно на свой стул. Бедолага. Я задираю брови и разглядываю наряд матери. Она тоже проходится по мне укоризненным взглядом.

Кто из нас двоих больше походит на свободную девятнадцатилетнюю девушку — не понятно.

Виоле Брукс совершенно точно требуется скинуть десяток-другой лет для того, чтобы носить отливающий металлом топ без лямок и столь короткую юбку. Нет, смотрится она в этом наряде достаточно гармонично с броским макияжем и строгим высоким хвостом уложенных волос, но она явно одета не по возрасту и статусу.

А то, что касается меня и моих свободных кофты и джинсового комбинезона… То мне не достаёт раскрепощённости, которая льётся у кое-кого через край.

Мы заговариваем одновременно, завершив осмотр друг друга.

— Почему ночной клуб?

— Ты выглядишь по-другому, Сабрина.

Отвечаем мы друг другу тоже почти одновременно.

— Зато вполне прилично, в отличии от некоторых.

— О! Я работаю над новым романом. Молодёжным. — Виола откидывается спиной на мягкую спинку и с восторгом в глазах оглядывает обстановку: — Это будет безумно горячая история о студентах! — Она переводит взгляд на меня и пожимает голыми плечами: — Вдохновляюсь.

Разумеется, любую свою обязанность эта женщина должна провести с пользой для себя.

Я поджимаю губы и через пару мгновений твёрдо заявляю:

— Ты должна отказаться читать лекцию у моего курса.

— Что? — искренне удивляется она. — Сабрина, я — популярная писательница, у меня целая куча наград, мои книги выпускают огромными тиражами. Я знаю всё о писательстве и о том, как на нём хорошо зарабатывать! Лекция направлена на то, чтобы помочь начинающим писателям! Тебе, моя милая!

Мне хочется рявкнуть о том, чтобы она засунула свою помощь себе в одно укромное место, но я сдерживаюсь и говорю сквозь зубы:

— Твой альтруизм восхищает, но, пожалуйста, занимайся благотворительностью не в том месте, где мне предстоит учиться ещё не один год!

— Сабрина, детка…

— Я не хочу, чтобы кто-то в Беркли знал, что ты моя мать, ясно?! — повышаю я голос.

Виола слегка бледнеет, на секунду поджимает губы, а затем пытается мило улыбнуться:

— Давай что-нибудь закажем, а после поговорим, как два взрослых человека. Без истерик и взаимных претензий.

Я прикрываю глаза, чтобы успокоиться, и медленно выдыхаю.

Сдаётся мне, это будет длинный и весьма неоднозначный вечер.

И я оказываюсь права.

Мы не приходим к тому, к чему я хочу, ни через полчаса, ни через час. Зато Виола рассказывает мне, какие места посещала во время своего турне, с кем познакомилась и как развлекалась. Так же я узнаю, что она планирует на несколько месяцев задержаться в городе. Пока не напишет свою чёртову горячую историю. И она желает видеться со мной настолько часто, насколько это будет возможно.

Разумеется, я не надеюсь на еженедельные встречи. Впрочем, я и не желаю видеть её чаще одного раза в год. Терпеть её выходки — дело непростое.

Зал постепенно наполняют люди. Громкость музыки увеличивается. Вскоре на танцполе почти нет свободных мест. Девушки и парни качают бёдрами в такт басам, извиваются, виснут друг на друге. Некоторые тела переплетаются между собой так тесно, что стыдно смотреть, но взгляд раз за разом возвращается к ним.

Мне интересно, могла бы и я быть такой смелой, лёгкой и раскрепощённой, если бы не тот случай?

Впрочем, с Гиллом я была именно такой…

— Мам, — неожиданно произношу я и тут же морщусь, пока Виола замирает, словно боится меня спугнуть неверным движением. Я вздыхаю и всё же спрашиваю: — Что может означать то, что тебя против воли тянет к человеку, которого ты не терпишь?

Ну а что? Не с отцом же это обсуждать.

Виола склоняет голову вбок, сужает глаза на секунду, а затем кивает. Отвечает она голосом того, кто в этом точно разбирается. Неспроста ведь пишет эротику.

— Дело в нашем подсознании, детка. Разум сколько угодно может отрицать его желания, но то, что оно подмечает и откладывает в себе, сильнее доводов рассудка. — Виола чуть склоняется ко мне и мгновенно становится самой собой: — Кто этот мальчик, Сабрина?

— Никто, — бросаю я и встаю из-за стола. — Пойду схожу в туалет.

В небольшом коридорчике с дверьми в мужской и женский туалеты я опираюсь спиной на гладкую стену и закрываю глаза. Тайлер Гилл не выходит у меня из головы, и даже по ночам снится. И несмотря на то, что в последнюю нашу встречу несколько дней назад я сказала ему, чтобы он оставил меня в покое, каждый чётов день жду, что он всё же объявится. Похоже, дурацкое подсознание не хочет принимать во внимание тот факт, что я пообещала себе ни за что и никогда не связываться с бейсболистами.

Потому что это всегда будет напоминать о том, что произошло.

— Ведьма?

Сердце запинается и несется вскачь, а я испуганно распахиваю глаза.

Тайлер Гилл выглядит весьма озадаченным и, как всегда, чертовски красивым. На нём белая футболка без рукавов, и мой взгляд жадно проглатывает каждый изгиб его накаченных рук. Кожа золотистого цвета, гладкая даже на взгляд. Мне нестерпимо хочется убедиться в этом на ощупь. Но я сглатываю сухость в горле и заставляю себя поднять взгляд на его лицо.

Гилл перестаёт хмуриться и подходит ближе.

Звон в ушах увеличивает громкость.

— Ты что тут делаешь, ведьма? — раздражённо интересует он.

Какого…

— Не твоего ума дело, — огрызаюсь я и отталкиваюсь от стены, чтобы пройти мимо него.

Но кретино-Гилл ловит мою кисть и вынуждает остановиться. Пальцы сухие и горячие, как ад. Жгут кожу. Он вглядывается в моё лицо и через секунду спрашивает:

— С кем ты здесь? С парнем? Пила?

Мне вдруг становится смешно. Он серьёзно теперь считает, что любой встречный мною парень обязательно намеривается опоить меня и воспользоваться? Что за бред? Да и какая ему разница?

— Что будешь делать, если так? — с вызовом спрашиваю я.

Гилл поджимает губы, ищет в моих глазах правду, а затем вдруг возвращает меня к стене и горячо выдыхает на ухо:

— Уведу тебя отсюда.

Он медленно отстраняется и криво улыбается. Но в глазах… В них нет смеха — в них мелькают отголоски той войны, которая проходит в его сознании. Словно он тоже не понимает откуда взялось это притяжение между нами и что с ним делать.

Меня с ног до головы окутывает жар его тела. Его запах и близость сводят с ума. Красивые губы, которые находятся от моих преступно близко, нестерпимо манят. Пространство вокруг перестаёт существовать. Гилл заполняет его собой полностью.

Я облизываю пересохшие губы, и Гилл на это глухо выдыхает, словно я нанесла ему удар под дых.

— Прекрати, — хрипит он и обхватывает ладонью мою щёку. Касается большим пальцем нижней губы и ведёт им с нажимом по ней. У меня дрожат ноги. — Прекрати, Сабрина.

— Что? — выдыхаю я.

— Делать со мной то, что ты делаешь, — пожирает его взгляд мои губы.

Кто бы говорил…

— Просто сделай шаг назад, Гилл, — прошу я. — И наваждение отступит.

Он отрывает свой тёмный, как ночь, взгляд от моих губ и смотрит мне в глаза:

— Я не могу.

По телу прокатывается волна жара от той безысходности в его голосе, которую я слышу. Руки сами оплетают его шею, а губы впиваются в его.

Это, как если бы тебя томила тупая боль, грызла изнутри, напоминая о себе снова и снова, и вдруг исчезла. И не просто исчезла, а своим исчезновением принесла опьяняющее наслаждение.

Гилл мгновенно обхватывает мою спину руками, притягивает ближе к себе и углубляет поцелуй. Безумие обретает физическую форму: жадные губы, горячий язык, тяжёлое дыхание. Кружится голова. Сердце отчаянно долбит в грудь. Его сердце тоже.

Это сильно смахивает на эйфорию, которой с каждым новым глотком чужого дыхания, становится мало.

Не успеваю я опомниться, а Гилл уже разорвал наш сумасшедший поцелуй и пригвоздил меня за талию к стене. Его глаза закрыты, грудь под футболкой часто вздымается, а на скулах выделяются желваки.

Я начинаю паниковать из-за того, что натворила. Не верится до конца, что я сама его поцеловала…

— Так вот, где ты пропадаешь, мой сладкий.

Я вздрагиваю от женского голоса, и чувствую, как плечи Гилла под моими пальцами напрягаются. Одёргиваю руки, смотрю в сторону брюнетки с алой помадой на губах, которая стоит в проходе и ядовито улыбается, и перевожу вопросительный взгляд на Гилла.

Мой сладкий?

Гилл досадливо морщится, отпускает меня и вынимает из кармана бумажник. Цепляет пальцами одну из кредиток и с отвращением на лице бросает её в сторону брюнетки. Та лишь сужает глаза и не шевелится.

Я нахожусь в полнейшем недоумении.

— Не обращай внимания, Сабрина, — отмахивается Гилл, а следом вновь нависает надо мной. В его глазах вспыхивают огоньки безумства, что владело нами минуту назад. Он заправляет мне за ухо прядь волос и тихо спрашивает: — Так что? Мне увести тебя отсюда?

Глава 14. Тайлер

— Тай, это даже для тебя слишком. Ты пришёл сюда со мной.

Ведьма снова вздрагивает от голоса стервы, которая до сих пор не свалила, и ныряет вниз, чтобы выбраться из моих рук. Я скреплю зубами. А затем наблюдаю, как Сабрина, не поднимая головы, быстро проходит мимо Лец и исчезает в мелькающей огнями темноте основного зала.

Проклятье.

Отталкиваюсь от стены и иду за ней, но на пути вырастает Лец.

— Это было весьма унизительно, Тай, — рассматривая ноготки, замечает она.

Я усмехаюсь:

— Как будто тебе нужно от меня ещё что-то, кроме денег.

— Конечно, нужно, — игриво улыбается она и укладывает ладошки на мою грудь. — Хочу, как в старые-добрые. Помнишь, как нам было здорово вместе?

Я морщусь, потому что вспоминаю совсем другое. Темноту ночи, опустевшую бутылку виски, зажатую в пальцах с красного цвета маникюром, и агрессивную мольбу уехать.

Сбиваю с груди руки и толкаю Лец к стене. Говорю холодно:

— Ты либо довольствуешься тем, что есть, либо проваливаешь, ясно? — Я отступаю и бросаю себе за плечо: — Кредитку не забудь, а то придётся расплачиваться за счёт натурой.

Меня беспокоит сверкнувший огонёк ярости в её глазах, но сейчас мне важнее совсем другое. Знаю, что не имею права. Знаю, что вёл себя с ведьмой, как последний придурок. Знаю, что встретил её далеко не первым. Теперь, когда правда известна… Хейг в праве попытаться всё вернуть, а Фрейзер в праве попробовать. Уверен, ведьма предпочтёт общаться с любым из них, но не со мной.

Но, дьявол, она сама меня поцеловала!

И это тревожило.

Я не ощутил в её поцелуе привкуса алкоголя, но выглядела девчонка опьянённой. Вдруг она снова с ним? С той неизвестной мразью, который вновь вздумал ею воспользоваться? Наверное, удобно так поступать снова и снова, потому что остаёшься неузнанным. Но какой, мать его, смысл?

Никогда не пойму ублюдков, довольствующихся малым. Да и не хочу их понимать.

Я оглядываю зал и столики в поисках своей ведьмы.

Своей…

Смешно.

Что в голове, что в чувствах полный бедлам. Меня дико прёт от её реакции на меня. Мозг отключился напрочь, как только я её увидел. Потому что думал о ней бесконечное время. Искал способы найти того урода. Вспоминал своё поведение. И буквально сходил с ума от невозможности воплотить в реальность задуманную ранее месть. Потому что хочу её до скрипа зубов несмотря на то, что узнал.

Вот только совесть теперь не позволит мне просто воспользоваться ею и выкинуть.

Наверное.

Потому что чертовски сложно контролировать себя, когда она так отзывчива.

Я встряхиваю головой и, наконец, вижу Сабрину. Иду прямиком к её столику. Зачем? Плевать. Мне сейчас точно не до разбора причин, которые мной движут. Она замечает меня, округляет глаза и пытается вжать голову в плечи. А я замечаю, что напротив неё сидит… девушка. И на душе мгновенно становится спокойнее.

Я падаю на диванчик рядом с Сабриной, обнимаю её плечи рукой и обаятельно улыбаюсь её подруге. Пока ведьма пытается скинуть мою руку, улыбка меркнет, а челюсть плавно едет вниз — я узнаю в её подруге Виолу Брукс и поражаюсь её внешнему виду.

Проклятье, а это забавно!

Облокачиваюсь на столик и весело смотрю на Сабрину:

— Представишь меня своей очаровательной подруге?

Она прикрывает глаза, словно пытается себя сдержать, и, поджав губы, ещё немного отодвигается от меня по сидению. Её лицо краснеет то ли от злости, то ли от смущения. Я сам протягиваю руку к её матери:

— Тайлер Гилл.

Писательница выразительно ведёт бровями и вкладывает в мою ладонь свои пальцы:

— Благодарю за комплемент, Тайлер. Меня зовут Виола, я…

— Она популярная писательница! — дёрнувшись, перебивает её Сабрина. — На следующей неделе Виола будет читать у нас лекцию, а сегодня я знакомлю её с молодёжной жизнью по просьбе одного из преподавателей.

Пока я, усмехнувшись, невесомо касаюсь губами прохладных пальцев, Сабрина прожигает мать убийственным взглядом. Та едва заметно морщится, но, кивнув, подыгрывает дочери.

Интересные у них отношения.

Вот только непонятно, кого они хотят обмануть, потому что внешне очень похожи друг на друга.

— Вы родственницы? — деланно удивляюсь я. — Сестры, возможно? Ваши улыбки…

Убийственный взгляд Сабрины впивается в меня. Она цедит сквозь зубы:

— Тайлер, кажется, ты забыл, что пришёл сюда с девушкой. Пора бы вернуться к ней, иначе она снова тебя потеряет.

— Я совсем не против, чтобы она потеряла меня по той же причине.

Сабрина краснеет ещё сильней, а затем дёргано отворачивается и скрещивает на груди руки. Такая милая, когда злится.

От разглядывания её профиля меня отвлекает голос Лец:

— Что ж. В таком случае, ты обязан познакомить меня со своими подругами.

Стерва. Прямо сейчас мне хочется задушить её собственными руками.

Пока Лец нагло усаживается рядом с матерью Сабрины, я отталкиваюсь от столешницы и сжимаю её край пальцами, представляя на его месте тощую шею. Меня бесит, что прямо сейчас моя ведьма вновь выглядит растерянной и уязвлённой.

Не знаю, что задумала Лец, но она вдруг теряется при взгляде на Виолу Брукс, но быстро берёт себя в руки и широко улыбается. В её глазах горит азарт.

— Боже мой! — восхищённо восклицает она. — Вы Виола Брукс, верно? Писательница!

Та вежливо улыбается ей и склоняет голову вбок:

— Читали мои книги?

— Всё до одной! Боже, потрясающие сюжеты, описания, герои! Вы мой кумир!

— Приятно слышать…

— Фиона, — подсказывает Лец и бросает взгляд в сторону Сабрины.

Тоже смотрю на неё, но девчонка, вновь поджав губы, отвернулась к стене.

— Приятно слышать, Фиона. Я очень рада, что вам интересно моё творчество.

— Знаю, что я не вовремя, — наигранно кается эта стерва. — Но… Как вам такой сюжет? — Лец бросает на меня хитрый взгляд и хищно улыбается: — Одна девочка без ума от популярного парня, в какой-то момент и он обращает внимание на неё. Страсть, безумства, первая любовь… Но они случайно сбивают на машине какого-то мужчину…

— Заткнись, Лец, — рычу я.

Краем глаза вижу, как ведьма заинтересовывается происходящим: выпрямляется на сидении, смотрит во все глаза на Лец.

— …Отец популярного парня не может допустить, чтобы пострадала репутация его сына или его собственная. И он подставляет девочку из неблагополучной семьи. Жизнь девочки скатывается на дно. Но несмотря ни на что она продолжает любить того парня…

С меня довольно этой чуши.

Я подрываюсь с места, хватаю Лец за плечо и веду нас вон.

Через несколько минут я бросаю девчонку за наш столик и нависаю над ней:

— Какого хрена, Лец?!

Та садится ровней и начинает хрипло смеяться. Издевательски. Надменно.

— Боже, видел бы ты сейчас своё лицо, Гилл! — продолжает она хохотать. — Не верю, что такая простушка может для тебя что-то значить! Как, впрочем, не верю, что для тебя вообще кто-либо может что-то значить.

— Не суди остальных по себе, стерва, — насмехаюсь уже я.

Лец затыкается, а я отталкиваюсь от стола и спинки сидения и сажусь напротив неё.

Она права. Для меня даже друзья не всегда что-то значат. Если я одержим какой-либо идеей, пойду по головам, наплевав на чужие чувства. Прямо, как мой драгоценный отец. Ведь именно этому он меня всю жизнь и учил.

Я чешу бровь и пытаюсь успокоиться.

Я не бежал от ответственности, признавал свою вину, но отец всё решил за меня. Он часто так делает. И я давно привык.

— Ладно, герой-любовник, предлагаю объявить мир на сегодняшний вечер.

Лец отрывает от меня взгляд, вынимает из лифчика мою кредитку и, постукивая ею по подбородку, машет другой рукой кому-то в глубине зала. Вскоре за нашим столом рассаживаются её шумные знакомые, которых девчонка и планировала сегодня угощать за мой счёт.

У меня нет желания здесь оставаться, но я физически не могу заставить себя уйти раньше, чем Сабрина и её мать. Потому и наблюдаю, как Лец и её компания планомерно напиваются, как громко жрут, развлекаются и попеременно танцуют. Встреча с этими любителями халявы не первая, они уже научены горьким опытом, что меня лучше не трогать, потому ко мне никто не лезет.

И, разумеется, я наблюдаю за Сабриной.

Со своего места мне видно лишь её макушку, но достаточно и этого.

Я непроизвольно дергаюсь, когда к их столу подходит какой-то парень, но мгновенно расслабляюсь, когда Виола уходит с ним на танцпол. Зачем-то представляю, как Сабрина закатывает глаза и тяжело вздыхает. А может, даже злится. Её мать личность неординарная, и в какой-то степени похожа на мою, поэтому я вполне могу понять чувства ведьмы. Даже разделить их.

Интересно, какого это — разделять с кем-то свои чувства? Вслух? Видеть реакцию, которая может тебе не понравится? Или наоборот — получить поддержку?

Я горько усмехаюсь — то, что я натворил, вряд ли вызовет у кого-либо что-то, кроме осуждения.

Но проверить можно. Её осуждение вполне вероятно остудит мой пыл, и я смогу дышать чуточку свободнее.

Резко поднимаюсь с места и, не церемонясь, расталкиваю народ за столом. Иду к столу Сабрины. Она давится коктейлем, который пьёт, когда видит меня, и начинает кашлять. Я милостиво хлопаю её по спине, довольный произведённым эффектом, а она пытается отбыть от себя мою руку своими.

— Да что тебе от меня нужно, Гилл? — возмущается она сдавленным голосом.

— Всё ещё хочу увести тебя отсюда, — криво улыбаюсь я. — Не надумала уйти, ведьма?

— Нет.

— Значит, удовлетворимся танцем. По крайней мере, попробуем.

— Я не буду с тобо…

Я хватаю её за руку, дергаю на себя и крепко прижимаю к своему телу. Голубые глаза широко распахнуты от возмущения, пухлые губки маняще приоткрыты. Проклятье, где взять выдержки? Даже в темноте заметно, как румянятся от смущения её щёчки!

Совсем не искушённая…

Был ли вообще у неё кто-то, кроме той мрази?

Мысль об этом возвращает мозги на место, я сжимаю зубы, вынуждаю её обнять меня за шею и выдыхаю у уха:

— Расслабься, Сабрина. Это просто танец.

Но она, наоборот, начинает дрожать.

Чёрт, тут и вагона выдержки не хватит.

Я подстраиваюсь под тягучую музыку и начинаю вести Сабрину в танце прямо здесь, у столика. Спустя минуту её любопытство перевешивает волнение. Я именно этого и ждал, покорно сдерживая голод, что кромсает на лоскутки нутро.

— Кто эта девушка, Гилл? То, что она рассказала…

— Правда, — выдыхаю я. — Но не всё. Про любовь — полная чушь.

Сабрина вздрагивает и отклоняется, чтобы заглянуть мне в глаза:

— Ты… ты сбил человека?

Вот он момент истины. Поделюсь ли я наболевшим или как обычно закроюсь в себе? Буду снова и снова грызть себя за промах, отрываться на мячах из пушки или на всей скорости гонять на машине по холмам глубокой ночью, в проверенных местах, там, где точно нет людей?

В конце концов, я решаю, что должен этой девчонке. Откровенность за откровенность.

— Последний год в школе. Что не день, то отрыв. Я был пьян, азартен и… самонадеян. Сильнее, чем сейчас, представь себе. Я не успел заметить его вовремя.

— Он…

— Жив, — киваю я. — Но стал инвалидом.

Это самое отвратительное. Я спешил в больницу, как мог, но всё равно не смог бы успеть.

Сабрина поражённо молчит, я ей не мешаю, а через пару секунд она утыкается лбом в мою грудь и с болью в голосе отчитывает меня:

— Какой же ты кретин! Все вы — кретины! Самоуверенные и безответственные придурки, из-за которых страдают другие люди…

Я сжимаю зубы и цежу:

— Я не в силах вернуть прошлого.

— Понимаю, — часто кивает она, удивляя. — Это правильно. Правильно, что ты раскаиваешься в содеянном. Ты же раскаиваешься? — заглядывает она мне в глаза.

— Да, — отвечаю я просто и, не выдержав, усаживаю её на стол, чтобы уткнуться в тонкую шею носом. Говорю глухо, потому что голос подводит: — Мне никогда в жизни не было так страшно, как в тот день. Я по-настоящему ненавидел себя долгое время. Ненавидел отца за то, что он снял с меня ответственность. И снова себя за то, что не стал ему перечить, когда узнал, что вышел сухим из воды.

Сабрина сглатывает, её пальцы на моих плечах вздрагивают, но остаются на месте, я поднимаю лицо и нахожу её глаза. Усмехаюсь:

— Да, я настолько жалок, что незаслуженно издевался над тобой, чтобы не признавать собственных грешков. Счастлива?

Сабрина сужает глаза, порывается что-то сказать, но, видимо, не находит слов и по привычке просто посылает меня куда подальше. Толкает в плечи и спрыгивает со стола. Повторяет, если я вдруг не расслышал с первого раза:

— Пошёл ты, Гилл! Ты жалок не потому, что ошибался на мой счёт, а потому что считаешь, что кто-то может быть счастлив, когда другому больно, ясно?

— Ты видишь, чтобы я страдал, ведьма? — усмехнувшись, не отступаю я.

Сабрина поджимает губы, глаза гневно блестят, грудь часто вздымается.

Зрелища сексуальнее я просто не видел.

— Убирайся, Гилл, — цедит она в итоге.

Быть может, я намеренно каждый раз вывожу её из себя, чтобы, как сейчас, сходить с ума от желания. От фантазии, как я жадно набрасываюсь на её губы, и шлю весь мир в одно место.

В таком случае, я — мазохист.

Потому что плюнуть на то, что с ней случилось, у меня ни за что не выйдет. Каким бы конченным ублюдком я себя не считал.

В сухом остатке лишь одно: убраться, как она того хочет.

Потому я разворачиваюсь и ухожу.

Глава 15. Сабрина

Я раскусила Тайлера Гилла.

Он до сих пор не простил себя за свой проступок и за последствия от него, потому так не терпим кпромахам других людей.

Всё просто.

На телефон приходит сообщение: «Я уже у Башни, Сабрина», и я непроизвольно содрогаюсь. Тут же осекаю себя и прибавляю шаг.

Пусть я и отвергла помощь кретино-Гилла, который, чёрт бы его побрал, занимает все мои мысли, но сама я не отказалась от намерения узнать правду о той вечеринке.

В студгородке почти безлюдно, многие после занятий оправляются в город, другие в общежитие или в дома своих братств, улицу с которыми мне видно отсюда. Я перебегаю через дорогу к Южному Залу с намерением повернуть за угол и оказаться у той самой башни с часами, и замечаю, как два парня впереди вглядываются в моё лицо.

— Говорю тебе: это она! — доносится до меня.

Неужели, читают ту чушь, что пишет Виола Брукс, и, как Гилл, нашли во мне сходство с ней? Неужели, все те, кто припрутся слушать её лекцию, тоже узнают во мне её дочь, несмотря на то что мне удалось добиться от неё хотя бы того, что она будет об этом молчать?!

Я едва вслух не рычу от досады, а один из парней зачем-то преграждает мне путь. Его обозлённое лицо кажется мне смутно знакомым, словно я видела его однажды с так же поджатыми губами и сведёнными вместе бровями.

— Притормози, детка.

Я шарахаюсь от них в сторону, но парень успевает поймать мою кисть и дернуть на себя. Он хватает меня другой рукой за грудки и рычит у лица:

— Сейчас ты будешь хорошей девочкой и назовёшь мне настоящее имя Низмо.

Низмо?

Я вся холодею, когда вспоминаю, при каких обстоятельствах слышала это прозвище. И этот парень тоже мгновенно вспоминается. Он один из тех, кто гнался за нами с Гиллом по Гризли Пик бульвар.

— Я… я не понимаю о чём ты…

Меня встряхивают и снова рычат:

— Не включай дуру — только хуже сделаешь. Себе.

— Ты узнала его! — вмешивается второй. — Когда вы валялись на земле! Ещё и в тачку его села! Ты точно знаешь, кто он такой! Сделай себе одолжение — скажи по-хорошему!

— А. — Я сглатываю и пытаюсь соображать быстрей, перевожу взгляд на того, кто меня держит: — Я поняла вас, но… Я не знаю имя этого парня. Он вытащил меня из-под колёс машины и посадил в свою, да, но и на секунду платок с лица не снял.

— Ладно, встряхнём твою память.

Парень отпускает меня и тут же бьёт наотмашь по лицу. Мозг разрывает острая боль, из глаз брызгают слёзы, в ушах звенит. Я скорее от неожиданности, а не от силы удара, не удерживаюсь на ногах и заваливаюсь на газон у тротуара. Хватаюсь рукой за щёку, которая горит огнём, а парень уже нагибается надо мной:

— Теперь вспомнила, детка?

Я прожигаю его снизу гневным взглядом, и понимаю, что ни за что не смогу назвать ему имя Гилла. От этого урода буквально веет опасностью, уж очень важно ему узнать, кто такой Низмо, и явно не для того, чтобы просто поболтать о погоде.

— Сука, только попробуй тронуть её ещё раз!

Я вздрагиваю и вижу, как на нас несётся Гилл собственной персоной. Парень тоже смотрит в его сторону и даже выпрямиться и полуобернуться к нему успевает, а затем Гилл врезается в него плечом. Я едва успеваю отскочить в сторону, а парни падают на газон.

Внимание привлекает движение сбоку. Второй парень хочет броситься на выручку своему приятелю, но его со спины обхватывает руками Фрейзер. Жмурится от страха, но цепляется в него мёртвой хваткой, сцепив зубы, пока тот пытается вырваться.

В шоке перевожу взгляд обратно. Гилл выглядит страшно: лицо искаженно яростью, кулак снова и снова обрушивается мощными ударами о лицо находящегося под ним парня. Тот рычит и сжимает свои пальцы на его шее, борется с ним. Но Гилл явно настроен агрессивнее. Он буквально обезумил.

— Прекратите! — кричу я.

— Да отвали ты от меня! Не видишь, он его сейчас прикончит!

Второй парень всё же выворачивается из хватки Фрейзера, врезает ему кулаком в живот и толкает на асфальт. Фрейзер задыхается, морщится от боли, но пытается подняться. Его соперник бросается к Гиллу, скидывает его со своего приятеля и ревёт:

— Сдурел?!

Гилл переворачивается на спину и мгновенно оказывается на ногах. Я тоже подскакиваю и бросаюсь к нему. Обхватываю его руками со спины за талию, подражая Фрейзеру, и прошу:

— Пожалуйста…

Гилл сначала дергается, но, почувствовав мои руки, напрягается, а затем говорит с таким холодом в голосе, что и у меня стынет кровь от него:

— Хватай эту мразь под руки, и валите отсюда. Обещаю, ещё раз увижу вас рядом с ней, то не буду таким добрым.

Фрейзер встаёт рядом с нами. Я отмечаю, что он напуган, но не подаёт вида, сжав кулаки.

Парень, которого избил Гилл, прожигает его же убийственным взглядом, но молча принимает помощь своего приятеля. На его лице буквально нет живого места, и я поражаюсь тому, как он может чувствовать что-то ещё, кроме дикой боли.

И тут из-за угла появляется Энтони Ульман. Оглядывает своим тёмным взглядом собравшихся и кричит:

— Эй, что тут происходит?

— Давай, дружище, надо убираться отсюда.

Я отстраняюсь от Гилла и наблюдаю за тем, как напавшие на меня быстро ковыляют через дорогу. Мне не нравится злобный взгляд, который бросил мне напоследок тот, кто меня ударил.

Гилл резко разворачивается ко мне, осторожно касается пальцами подбородка и поворачивает моё лицо к себе, чтобы осмотреть ушибленное место. Он тяжело и часто дышит, а на костяшках его пальцев мерцает на солнце свежая кровь. Его чёрные от гнева глаза всё ещё метают молнии.

— Кто это? Что они от тебя хотели? — не разжимая зубы, спрашивает он.

— Узнать, кто такой Низмо, — с выражением выдыхаю я.

Глаза Гилла на секунду расширяются, он одёргивает руку и досадливо морщится.

— С чего они взяли, что ты можешь это знать? — недоумевает рядом Дерек.

Ага, мой приятель в курсе тайной жизни своего кузена.

Рядом появляется Ульман, и мы, не сговариваясь, затыкаемся. Энтони выглядит озадаченным, ловит мой взгляд и спрашивает:

— Сабрина, ты в порядке? Из-за чего случилась потасовка?

— Исчезни, Ульман, — раздражённо бросает Гилл.

— Вообще-то это у меня встреча с Сабриной, поэтому исчезнуть придётся тебе и твоему братцу, — так же грубо парирует тот.

Гилл впивает в меня удивлённый взгляд, удивлённый взгляд Фрейзера я тоже чувствую. Морщусь от боли и касаюсь уголка губ, когда отвечаю:

— Да, у меня есть разговор к Энтони.

Я чувствую липкую влагу на кончиках пальцев и снова морщусь.

— Сабрина, ты пострадала? — тут же реагирует Ульман.

— Всё в порядке, — отвечаю я и смотрю на притихшего Гилла. Выражение его глаз становится понимающим. Он знает о чём я планирую разговаривать с Ульманом. Я киваю самой себе: — Мне… мне надо идти. Пойдём, Энтони.

Ульман кивает и идёт первым, я иду следом за ним, но Гилл обхватывает пальцами мою кисть и напряженно выдыхает над моей головой:

— Не надо, Сабрина. Поговорить с ним могу я.

Я высвобождаю руку и говорю сухо, с намёком на то, что только что случилось:

— Давай каждый сам будет решать свои проблемы.

— ПРОДОЛЖЕНИЕ-

В память врезается его болезненный взгляд, но я не позволяю себе проявить слабость и спешу догнать Ульмана.

Тёмные глаза парня тут же ощупывают моё лицо:

— Надеюсь, тебе прилетело не от Гилла. Надо бы приложить к щеке что-нибудь холодное. — Парень обнимает меня за плечи одной рукой и направляет в сторону: — До дома моего братства рукой подать, пойдём.

— Энтони…

— Брось, Сабрина. Я всего лишь хочу помочь. Там и поговорим о том, о чём ты хотела.

Вздохнув, я киваю и веду плечами, чтобы убрать его руку. Парень усмехается, но намёк понимает и ориентирует меня на местности:

— Буквально первый дом по этой улице.

И этот дом предстаёт передо мной в образе очнувшегося после бурной вечеринки гуляки: небольшой дворик усыпан смятыми стаканчиками и пустыми бутылками, на кустах и деревьях подрагивают от порывов ветерка разноцветные ленты и спирали от конфетти. Я замечаю женские трусики, одиноко свисающие с одной из веток.

Да, о вечеринках в братстве Ульмана слагают легенды.

— Прости за беспорядок, — тихо смеётся Энтони, забегая на крыльцо вперёд меня. — Первокурсники в этом году слишком нерасторопные. Мы с парнями уже запланировали серьёзный разговор с ними.

— Представляю, что их ждёт, — хмыкаю я и захожу в распахнутые для меня двери.

— Кухня справа.

В доме обстановка не лучше, но я лишь усмехаюсь — чужой беспорядок никогда не вызывал у меня отвращения.

На кухне я открываю кран и споласкиваю кровь с пальцев и губ. Ранка саднит, а щека до сих пор пульсирует жгучей болью. Ловлю себя на мысли, что довольна тем, что этот урод пострадал сильнее меня. Но сердце тут же тревожно замирает. Состояние Гилла на тот момент… Он действительно мог его прикончить — такую животную ярость я наблюдала впервые в жизни.

Сбоку что-то шуршит, и я возвращаюсь в настоящее. Ульман протягивает мне початый пакет со льдом и ведёт рукой в сторону барных стульев у кухонного островка. Я с благодарностью перехватываю пакет и сажусь на стул. Прикладываю холод к щеке. Прикрываю глаза от наслаждения и едва не издаю вслух стон облегчения.

— Не расскажешь, что случилось? — весело интересуется Ульман. Я слышу, как он двигает стул, чтобы сесть с торца островка. Медленно выдыхаю и смело вглядываюсь в червоточину его глаз, которая всегда заставляла меня чувствовать себя не по себе.

— Энтони, я хочу поговорить с тобой о той вечеринке. По случаю закрытия бейсбольного сезона.

Его я там помню очень чётко. Какое-то время он даже составлял мне компанию, пока я ждала появление Логана.

Ульман сужает глаза и склоняет голову вбок, но ответить не успевает. Из коридора доносится треск. Мы оба смотрим в сторону раскрывшейся входной двери, которую с наших мест хорошо видно. Там стоит Тайлер Гилл. И по его виду не скажешь, что он успел успокоиться после недавней драки.

Я вся сжимаюсь от тревоги, когда его взгляд находит нас, и он стремительно направляется на кухню. Но через секунду до меня доходит, что его поведение меня жутко злит. Я спрыгиваю со стула и встаю перед ним:

— Гилл, это моё дело. Не твоё.

Он отрывает ненавистный взгляд от Ульмана и смотрит на меня. Секунда. Вторая. Там, в серой дымке его глаз разразилась такая война чувств, что у меня болезненно сжимается сердце.

— Я предупреждал тебя, Сабрина, о том, что от него стоит держаться подальше.

Тихий и чуточку насмешливый голос Ульмана раздражает. Он, как что-то инородное, вторгается в наш с Гиллом мир. Но зато напоминает мне о цели, с которой я здесь нахожусь.

— Гилл, позволь мне самой во всём разобраться, слышишь? — тихо прошу я.

— Давай уйдём? — так же тихо просит он. — Я не смогу оставить тебя здесь одну.

Я вздрагиваю, когда Ульман начинает громко хохотать. Гилл стискивает зубы и дергается в его сторону, но я останавливаю его тем, что врезаю в его грудь пакет со льдом — эффект неожиданности.

— Это просто смешно! — продолжает насмехаться Ульман. — И это ты — ты! — говоришь, что не можешь оставить её одну? После того, как однажды уже оставил? — Его голос холодеет на следующих словах: — Вы оба её там оставили, не моргнув и глазом!

Меня бросает в дрожь, а Гилл едва заметно бледнеет. Он сжимает кулаки и рычит:

— Говори, если есть, что сказать.

— О-о, поверь, у меня много есть, что сказать! — По переместившему звуку, я понимаю, что Ульман тоже вскочил на ноги. — Сабрина, ты хотела узнать о той вечеринке? Я расскажу.

Я вздрагиваю, когда он произносит моё имя, и поворачиваю голову к плечу, но не могу заставить себя поднять на него глаза. Внутри всё сжалось от ожидания и тревоги.

— Я помню, как ты ждала Хейга, выглядывала его по сторонам, а он всё не появлялся. Чуть позже я увидел его и Гилла на втором этаже. Они искали тебя, а когда нашли… Я шёл поздороваться с бывшим другом, — усмехается он. — Кстати, тогда-то он и стал мне бывшим. Твой ор, Гилл, то, как тебя выпирал из комнаты Хейг… Каюсь, мне стало любопытно. А когда я увидел, понял… Вы просто взяли и ушли, оставив её там совсем беззащитную!

— Мы не знали всего! — вновь рычит Гилл.

Я всё же смотрю в лицо Ульмана:

— Ты знал, что меня опоили?

— Ты была без сознания, не реагировала на имя — не трудно было догадаться о том, что с тобой случилось.

Я зажмуриваюсь и отворачиваюсь. Ещё один человек, который видел мою слабость. Знал о произошедшем. Жалел меня или, что хуже, мог воспользоваться ситуацией.

— Если ты её хоть пальцем…

— Ты, твою мать, издеваешься?! — взрывается Ульман. — Вы! Вы бросили её и ушли! А я остался с ней! Чтобы никто больше… Я, чёрт, всю ночь не смыкал глаз, прогоняя каждого, кто заглядывал в комнату!

Я сглатываю и говорю глухо:

— Я проснулась в одиночестве.

Ульман долго молчит, словно пытается успокоить взвинченные до предела нервы, потому и говорит уже спокойнее через пару минут:

— Я ушёл, когда понял, что ты приходишь в себя. Не хотел тебя смущать.

Сил во мне хватает на один короткий выдох:

— Спасибо.

Я разжимаю пальцы на пакете, он глухо падает под ноги Гиллу, и спешу на воздух. Именно его сейчас мне катастрофически не хватает.

Глава 16. Сабрина

Покинув дом, я сбегаю с лесенок и замираю у первого дерева. Кора тёплая и шершавая. Ветерок освежает горящее лицо, развивает волосы. В воздухе пахнет солнцем, поздними цветами и… жаренным мясом. Да, кто-то определённо готовит барбекю.

Но это всё внешние ощущения — внутри совершенно пусто.

Чувствую себя выжженным до чёрного пепла полем.

Может быть, затея изначально была глупой? Прошёл целый чертов год. И любые новые сведения опустошают своей никчёмностью. Останется ли от меня хоть что-то, когда и если, я доберусь до правды?..

— Сабрина?

Я ещё раньше услышала шаги Гилла, но ждала именно этого прикосновения. Осторожного, словно я — бомба замедленного действия. Пальцы едва касаются лопаток. Но в груди становится теплее.

Я открываю глаза и разворачиваюсь к нему лицом. Гилл заметно успокоился, но в серых глазах ещё звучат отголоски той войны, которую я недавно наблюдала. К ним добавляется мольба.

— Оставь опрос свидетелей мне, Сабрина.

Я горько усмехаюсь:

— Я даже не спросила Ульмана о самом главном.

— Уверен, если бы он знал, кто это был, то не упустил бы шанса и это бросить мне в вину.

— Ты ни в чём не виноват, знаешь же?

Гилл хмурится и отворачивается в сторону:

— Кроме того, что легко выхожу из себя.

Из горла вырывается смешок с горьковатым привкусом, я опускаю взгляд на его руки: правая по-прежнему в крови, которая уже заметно подсохла.

— Куда делся Фрейзер?

— Мы снова поругались. — Гилл смотрит на меня и выдыхает: — Ты ему нравишься.

— Ты говорил, я помню, — не хотя, киваю я. — И мне жаль, что так вышло.

— Я про Ульмана. Даже не знаю, найдётся ли хоть один парень в твоём окружении, которому ты не будешь нравится.

— Ты? — с улыбкой предполагаю я, но Гилл на шутку не реагирует, лишь лицо мрачнеет сильнее. Я отворачиваюсь: — Ты на машине?

— Да. Мы шли к ней, когда увидели…

Гилл замолкает, я вновь смотрю на него и успеваю заметить вспыхнувшую и тут же потухшую злость.

— Подбросишь меня домой?

Уголки его губ едва заметно дергаются, и это всё, что мне удаётся добиться.

— Поехали.

Ближе к машине я вырываюсь на пару шагов вперёд и, выставив ладонь, иду задом:

— Можно я буду за рулём?

Гилл сужает глаза, хмыкает и лезет в карман джинсовой куртки за ключом. Морщится от боли, задев о ткань сбытые костяшки. Я перестаю улыбаться и осторожно перехватываю ключ.

До моего дома от студенческого городка и пешком не слишком долго добираться, а на машине, соответственно, ещё быстрей. А с условием того, что это за машина, несчастные семь минут за рулём кажутся до обидного короткими.

— Ну да, она ещё и водит не плохо, — ворчит Гилл.

Я улыбаюсь, глушу двигатель и вынимаю ключ из замка зажигания:

— Пойдём, обработаем твою руку.

— Я сегодня пропускаю тренировку по понятным причинам, но тренер-то нет. Точно готова так рискнуть?

Намекает на то, что в доме мы будем одни, и намёк работает: я начинаю волноваться. И это, как раз, то, чего я сейчас хочу — чувствовать. Гилл, как никто другой, умеет выводить меня на эмоции.

Язвлю в ответ приличия ради:

— Пусть я буду первой, кто сможет устоять перед твоим сногсшибательным шармом.

Гилл с сомнением усмехается, а следом мы одновременно выбираемся из машины.

Я веду его сразу на кухню, лезу в навесной шкаф за аптечкой и негромко спрашиваю:

— Зачем эти парни тебя ищут?

Гилл присаживается за стол, но я беру его за руку и веду к раковине. Включаю воду. Мышцы его лица слегка вздрагивают, когда я сую пострадавшую руку под холодную воду. Струйки воды стекают в слив, окрасившись в розовый.

Гилл прокашливается и немного сдавленно отвечает:

— В тот день я во второй раз угробил тачку того парня. Наверное, вместе со своими дружками, мечтает отомстить.

— Но он же сам виноват! — округляю я глаза.

Гилл сглатывает и опускает взгляд на свою руку под краном. Дергает свободным плечом:

— Он слишком туп для того, чтобы это понять.

Я выключаю воду, и тишина вокруг мгновенно начинает давить на уши. Тепло тела Гилла рядом тоже добавляет нервозности. Разворачиваюсь к нему лицом и осторожно обвожу пальцем кожу у небольших ранок:

— Теперь в наказание за несдержанность тебе будет больно держать биту. Пока ранки окончательно не затянутся.

Он отнимает руку и касается ею моей здоровой щеки. Я вздрагиваю от прохладного прикосновения. Пара капелек с пальцев скатываются по моей шее, вызывая зябкие мурашки.

— Сабрина.

Мольба, насмешка или злость. Голос слишком хриплый для того, чтобы я могла разобрать окрас интонации. А может, здесь всё вместе.

Я медленно отступаю, опираюсь ладонями в столешницу и подтягиваю себя на неё. Гилл, словно он магнит, который тянется ко мне, следует за мной и размещается между моих ног. Зрачки его глаз расширяются, но я вижу, что внутри него идёт борьба. Даже представить не могу, что такого, как он, может останавливать.

Он открывает рот, чтобы что-то сказать, но я накрываю его губы ладонью. Предупреждаю едва слышно:

— Не надо. У тебя есть феноменальная способность портить моменты своими словами.

Гилл усмехается, я отнимаю ладонь и успеваю поймать кривую улыбку. Секунду спустя он сжимает зубы, и под кожей скул играют желваки. Тёмный взгляд обжигающе ласкает моё лицо, задерживается на губах и спускается к шее. Я выдыхаю. Сердце неистово лупит в рёбра. Гилл медленно склоняется и касается влажными губами шеи. Его дыхание обжигает кожу ничуть не меньше, чем его горячий язык. Мои пальцы цепляются в отвороты его куртки и с силой сжимают плотную ткань.

Наши лбы соприкасаются, и губы замирают у моих…

Гилл поднимает руки, цепляет пальцами мою кофту и рвано стягивает её с меня. Я проделываю тоже самое с его курткой. Он отклоняется и сам стягивает с себя футболку. Порыв воздуха, и он снова близко. Дыхание учащается. Мои пальцы касаются горячей кожи груди, исследуют её упругость; его — ложатся на бёдра, забираются под подол сарафана и с нажимом скользят выше. Через пару мгновений я остаюсь без платья.

Гилл с рычанием зарывается лицом в ложбинку груди: целует, прикусывает и ласкает языком места укусов. Его ладони удерживают меня за спину, жгут кожу. Я зарываюсь пальцами в волосы на затылке и с оттяжкой перебираю мягкие пряди.

Остро-сладкие волны, рождающиеся в груди, волнами омывают тело. Снова и снова. От каждого движения чужих губ на коже. Страсть кружит голову. Болезненное томление внизу живота собирается клубком. Пульсирует. Требует больше того, что есть.

А когда Гилл жадно набрасывается на мои губы, лопается едва зажившая ранка в уголке, и боль ушибленной и потревоженной скулы невероятным образом смешивается с наслаждением.

Ощущения такие острые, оглушающие и желанные, что я прямо сейчас готова сойти с ума.

Чёрт, как же сильно я его хочу.

Такого неоднозначного, безумного и импульсивного.

Я жмусь к Гиллу ещё сильней, словно между наши телами остался хотя бы миллиметр свободного пространства. Мне жарко, дыхания не хватает, а внутри в буквальном смысле разливается раскалённая до бела лава.

— А… спросить… где… спальня… я… могу?

— Вверх по лестнице и… направо…

Гилл снова меня целует и одновременно с этим подхватывает на руки. Разворачивает нас к проходу. Мне жутко хочется его поторопить и рассмеяться от собственной нетерпеливости. Не представляю, как он умудряется не навернуться на лестнице со мною на руках, то впиваясь в мои губы, то в кожу шеи. Рамки с фотографиями на стене наверняка теперь висят криво.

Дверь громко ударяется о стену, когда Гилл её пинает. А следом он бросает меня на кровать и расстёгивает джинсы. Его пьяные от страсти глаза завораживают, но я умудряюсь самостоятельно стянуть с себя лифчик. Хочу кожа к коже. Чтобы ничего…

Мысль улетучивается, когда горячие пальцы, задевая кожу ногтями, рвано тянут вниз последний кусок ткани, оставшийся на мне.

А затем я проваливаюсь глубже в матрас от веса накрывшего меня тела.

Боже, это что-то невероятное…

Гилл опускает ругательство мне в губы, целует глубоко и отчаянно. Я оплетаю ногами его бёдра. От снедающего нутро желания всё внутри дрожит. Я извиваюсь и скребу ногтями кожу его спины. Гилл снова ругается:

— Проклятье, Сабрина. — Он думает секунду и рычит: — Ладно, твоя взяла — к дьяволу осторожность.

Ещё секунда, и резкий рывок наполняет меня, стремительно растягивает и вынуждает задохнуться от ощущений. Не болезненных, нет. Этой привилегии, к сожалению или к счастью, меня лишили. Нет, ощущения, ошеломляющие своей новизной и гармоничностью.

Именно к этому приводит обоюдная страсть.

Гилл ловит мой взгляд, его лицо напряженно, в серых глазах сквозит беспокойство на фоне снедающего его изнутри желания.

Чёрт, он сейчас красивее, чем когда-либо был до этого момента.

Я коротко киваю и закрываю глаза, когда он склоняется, чтобы поцеловать меня.

А затем Гилл начинает двигаться во мне, и это… Это не передать словами.

Мы не в состоянии перестать целоваться, хотя нам едва хватает дыхания. Легче и вовсе задохнуться, чем оторваться от желанных губ. Сплетаемся телами так, что не понятно, где мои руки, а где его. Кожа горячая и липкая от пота. Звуки, которые я улавливаю сквозь шум в ушах, опьяняют ещё сильней. Словно это возможно. Рванный стук сердца напротив собственного — добивает окончательно.

Я буквально умираю, потому что через некоторое время меня рвёт на части электрический разряд ошеломляющего наслаждения.

Даже не представляю, сколько времени мне требуется, чтобы воскреснуть, окутанной сладкой негой.

Именно в этот момент Гилл, чертыхаясь, догоняет меня и обессиленно наваливается всем телом.

Мы, наконец, можем восстановить дыхание, жадно глотая горячий воздух. Без шуток, но сейчас мне хочется обнять весь мир. Ощущаю себя до невозможности свободной и до самых небес окрылённой.

Спустя некоторое время Гилл приподнимается на локтях и заглядывает мне в глаза. Я его опережаю с усмешкой:

— Испортишь ведь.

Он тоже усмехается и качает головой:

— Просто хочу сказать, ведьма, что у меня от тебя крышу сносит.

— Всё дело в колдовстве, замешанном на крови, — выразительно веду я бровями и слизываю кровь с уголка своих губ.

Мы оба тихо смеёмся.

А почему бы и не веселиться, пока нами владеет эйфория, которая может исчезнуть в любой момент.

Глава 17. Тайлер

Я выхожу из крохотной ванной комнаты и возвращаюсь в спальню ведьмы. Её самой здесь уже нет. Поднимаю с пола джинсы и, одеваясь, оглядываю обстановку, на которую ранее не обратил никакого внимания. Что понятно.

Стены с обоями с рисунком мяча и биты оклеены плакатами с изображением монстров из популярных аниме-мультфильмов. Их компанию разбавляют привычные постеры из фильмов ужасов. Я хмыкаю, замечая ещё и уродливые игрушки, разбросанные то тут, то там.

Подхожу к высокому и широкому шкафу, полки которого ломятся от количества книг. Дайте угадаю, они все в жанре ужасов? Приглядываюсь и понимаю, что ошибся — не все. В личной библиотеке любительницы ужастиков присутствуют и книги из классики. В том числе русской и польской.

Точно, тогда в библиотеке ведьма изучала биографию Толстого.

Иду дальше и на письменном столе обнаруживаю раскрытый блокнот, заметки в котором привлекают моё внимание.

«Согласно представлениям некоторых религий (в том числе христианства), одержимость — состояние, в котором человек подчинён одному или нескольким демонам или бесам, дьяволу».

Слово «дьявол» подчёркнуто жирной линией, от него тянется нарисованная стрелка к другой заметке: «Главный герой не осознаёт, что одержим, потому что дьявол искусно играет с его разумом?»

Похоже, кто-то пишет книгу?

Я отчего-то улыбаюсь, откладываю блокнот и иду вниз.

Сворачиваю сразу на кухню, потому что слышу, как хлопают дверцы шкафчиков. На Сабрине домашние шорты и широкая майка, её волосы влажно блестят после душа, а тёплые носки, благодаря которым она скользит по плитке, перемещаясь, добавляют её образу сексуальный уют. Если такой есть.

В общем, я снова её хочу.

Но от меня не укрывается то, как напрягаются её плечи, когда она понимает, что на кухне больше не одна.

Я гашу в себе неуместный голод и замечаю свои вещи аккуратно сложенными на одном из стульев. Пока я натягиваю на себя футболку, Сабрина вежливо интересуется:

— Чай или кофе?

— А горячего благодарного поцелуя великолепному любовнику в меню нет?

— Нет, но я могу заглянуть в кладовую и найти там пинок под зад.

Я тихо смеюсь и подхожу к ней ближе:

— Спасибо, обойдусь.

Хочу обнять её со спины, собрать губами с голого плечика капельки воды, сбежавшие с волос, но ведьма разворачивается ко мне лицом, а в её руках огромная кружка с кофе. Сабрина неловко мне улыбается, избегая смотреть в глаза, и предлагает:

— Давай всё же обработаем твою руку.

Я предпочёл бы, чтобы она снова обработала меня. Но, похоже, у кого-то появились угрызения совести. Жалеет? Или не понравилось? Может, я всё же сделал ей больно, не сумев сдержаться?

— Сабрина…

— Да, я сама этого хотела, но давай не будем это обсуждать. Мне… неловко, если сможешь понять.

Я кретин, знаю. Но то, что, возможно, она прямо сейчас призналась в том, что её первый нормальный секс был со мной, вынуждает меня чувствовать себя особенным. Глупость несусветная, да. Но приятная.

Я серьёзно киваю и иду вслед за ней, чтобы сесть за стол. Есть и другие важные моменты, которые нам стоит сейчас обсудить.

Пока Сабрина вымачивает ватный тампон в перекиси, я откланяюсь на спинку стула и настоятельно прошу:

— Сабрина, если эти двое вновь объявятся, а меня не будет рядом… Просто назови им моё имя, ладно?

— Нет.

Нет?

Меня поражает то, с какими упрямством и простотой она произнесла это короткое слово. Я подбираюсь и пытаюсь поймать её взгляд:

— Не глупи, ведьма, слышишь? Ты не должна пострадать из-за меня.

— Я и не пострадаю, — дергает она плечами. Подтягивает к себе по столу мою руку и аккуратно прижимает тампон к сбитой коже. Я морщусь от неприятных ощущений, а Сабрина продолжает: — Потому что с этого дня буду носить в кармане газовый баллончик.

Как у неё всё, однако, просто.

— Сабрина, в следующий раз их может оказаться больше двух человек.

— И что? — наконец, смотрит она мне в глаза. Во взгляде сквозит злость. — Предлагаешь подставить тебя? И как я потом буду с этим жить?

— Брось, что они мне сделают? — отшучиваюсь я.

— Ты не бессмертный, Гилл, а они не остановятся на одном ударе. Я знаю — чувствовала это в настрое того урода.

Я чешу бровь пальцем свободной руки, сдерживая поднимающуюся по пищеводу злость. На ситуацию, на козла, который точит на меня зуб, на себя и, разумеется, на Сабрину.

Отнимаю руку и подаюсь ближе к упрямой девчонке:

— Ты просто назовёшь им моё имя, услышала меня?

Сабрина теряется от холода, прозвучавшего в моём голосе, но за одно мгновение берёт себя в руки и огрызается:

— Не глухая.

Она отворачивается и скрещивает на груди руки, а я киваю и пододвигаю к себе её кружку с кофе. Делаю глоток и тут же морщусь от слишком приторного вкуса. Она туда, что ли, целый мешок сахара высыпала?

Возвращаю кружку и перехожу к другой теме. Ещё более неприятной для неё.

— О поисках той мрази.

— Гилл…

— Нет, послушай, Сабрина, — прошу я и поднимаюсь со стула, чтобы присесть на корточки возле неё и обхватить бёдра руками. — Я уже предпринял некоторые меры, которые должны помочь с поиском. Необходимо время, но в конце концов, мы узнаем, кто был тем ублюдком… Я лишь прошу тебя довериться мне. Ты не должна проходить через это одна, слышишь? Позволь мне быть рядом.

Сабрина поворачивает ко мне лицо, долго вглядывается в мои глаза, а затем выдыхает:

— Тебе пора, Гилл.

— Сабрина…

— Тренировка вот-вот закончится, скоро домой вернётся отец — тебе правда пора.

— Ты вполне успеваешь ответить на мою просьбу.

— Хорошо, — кивает она. Поджимает губы и отворачивается в сторону: — Я по-прежнему не хочу, чтобы ты вмешивался. После того, что произошло сегодня в студгородке, тем более.

— Хочешь сказать, что эта мразь не заслуживает наказания? — глухо рычу я.

— Хочу сказать, что ты слишком импульсивен для решения таких задач. Сначала научись контролировать свои эмоции.

— Да ты шутишь, — усмехаюсь я, выпрямляясь. — Этого ублюдка убить мало!

— Пусть так, но тем, кто его убьёт, точно не будешь ты!

Я всматриваюсь в синие глаза, метающие молнии, замечаю, как раскраснелось от злости её упрямое лицо, как часто вздымается грудь под свободной футболкой.

Наивно полагает, что она что-то решает в этом вопросе. Глупая ведьма.

— Это мы ещё посмотрим, — насмешливо бросаю я.

Подхватываю куртку и иду вон.

* * *

Пока я еду домой, более или менее успокаиваюсь, но в холле многоэтажки меня ждёт новое расстройство — Фиона Лец.

Замечаю макушку девчонки в одном из кресел и иду к ней. Падаю в кресло напротив, но тут же подбираюсь, потому что правая сторона лица Лец выглядит сплошным синяком.

Сегодня день такой? Праздник кулака или что?

— Я думала ты на тренировке, — флегматично замечает Лец. — Или я не заметила, как быстро пролетело время?

Зрачки стеклянные, речь медленная, а движения вялые. Всё ясно.

— Ты под кайфом.

— Разумеется, под ним. Как бы я ещё смогла терпеть эту боль?

— Кто это сделал?

— В моей жизни мало, что изменилось, Гилл, — усмехается она. — Всё те же, по тому же месту.

— Твой отец ещё жив?

— Эта падла и меня переживёт.

— А что мать, сестра? Они по-прежнему всё терпят?

— О, так мило, что ты, наконец, о них спросил, — с сарказмом растягиваются губы. — Марта, слава Богу, в этом году укатила в колледж, в другой штат, подальше от этого ублюдка. А мать… Мать сдохла ещё год назад.

— Проклятье. Сочувствую, Фиона.

— Засунь его себе в задницу, мудак, — огрызается она. — Она была слабой. Трусихой. Пусть теперь и горит в аду. Вроде как, только туда попадают самоубийцы.

Я тру подбородок ладонью, потому что не представляю, что сказать. Ситуация дерьмовая. И жизнь у неё дерьмовая. И мне не даёт покоя мысль, что мы с отцом приложили к этому руку.

— Почему ты не свалишь от него, Лец?

— Куда? На помойку? — отталкивается она от спинки, но тут же падает обратно, отворачиваясь в сторону: — Впрочем, туда мне и придётся идти. Сегодня он выкинул меня на улицу вместе с вещами.

Я непечатно ругаюсь, только сейчас заметив баул с вещами у её ног. Цель её визита перестала быть тайной. Но как же меня это раздражает!

— Я не пущу тебя к себе, Лец, прости.

— Пару дней, Гилл, — вновь подаётся она ко мне. — Отойду от побоев и что-нибудь придумаю, обещаю. И, пожалуйста, не забывай, что ты мне должен.

— И, похоже, никогда не расплачусь.

Я снова чертыхаюсь, а Лец поднимается на ноги и начинает заваливаться на меня. Успеваю подняться и закинуть её руку себе за шею. Подхватываю сумку.

— Ты же помнишь, что я умею быть благодарной, мой сладкий?

— Засунь её себе в задницу, — усмехаюсь я.

А перед глазами мгновенно встаёт та, благодарность которой я принимал бы снова и снова. Очень много, мать его, раз. Вот только что-то мне подсказывает, — и из-за этого в груди неприятно свербит, — что сегодняшняя акция была разовой.

Я подвожу Лец к дверям лифта, захожу с ней в зеркальную кабину и, немного покопавшись, прикладываю к сканеру ключ-карту. Через несколько минут мы заходим в мою квартиру.

И здесь меня ожидает ещё один, проклятье, сюрприз.

Хейг слышит наши шаги и разворачивается от окна к нам. Натянутая улыбка меркнет, когда он видит ту, что на мне виснет. Идёт в нашу сторону:

— Лец?

— Боже мой, милашка-Логан! — реагирует та настолько бурно, насколько позволяет её состояние.

Я бросаю её сумку у дивана и на него же опускаю девчонку. Выпрямляюсь.

— Какого… — Хейг переводит на меня с Лец озадаченный взгляд.

Я не отвечаю, и так всё должно быть ясно. Иду на кухню и бросаю по дороге:

— Ты что здесь забыл, Лог?

Он идёт за мной. У меня в голове, как на репите, крутится одна единственная мысль.

Я буквально только что переспал с его бывшей подружкой.

Ну что я за друг, после этого?

— Ты же сам приглашал меня на выходные, — не удивляет его моя грубость.

Я беру стакан и открываю кран с холодной водой:

— На позапрошлые, придурок.

Логан усмехается и смотрит в сторону гостиной:

— Лец? Как так вышло, Тай?

— Объявилась около двух недель назад и вьёт из меня верёвки, — морщусь я. — А я и рад вестись из-за грёбанного чувства вины.

— Ты всего лишь человек, Тай, — понимающе кивает Лог и обхватывает моё плечо пальцами. — И не самый плохой, хочу заметить.

Я усмехаюсь и подношу стакан ко рту.

Это он ещё не знает самого важного.

Проклятье, какого хрена Лог припёрся? Что Лец, что он случились в моей жизни до обидного не вовремя.

Я отбрасываю стакан в мойку и иду на воздух. В груди жжёт. Да и в целом мне как-то хреново.

Присаживаюсь на лежак и обхватываю голову руками. Бесит. Всё вокруг жутко бесит.

Лог садится на лежак, стоящий рядом, вглядывается в сумрак вечера вдали, а затем спрашивает:

— Давно видел Сабрину? Как она?

Я усмехаюсь, а затем в памяти вспыхивает момент, где её ударили.

Ведьма была бы в полном порядке, не свяжись со мной. А может, и не была бы. Но ей точно не угрожали бы те уроды.

— Зачем ты приехал, Лог? — смотрю я на друга.

Он кивает и нервно улыбается. Переводит взгляд на меня, но тут же его отводит:

— У меня не выходит из головы то, что с ней случилось. Не выходит из головы собственная глупость… Я даже не могу вспомнить о чём думал год назад. Почему не ответил на её звонок или сообщение. Почему решил быть настолько категоричным… Тай, мне кажется, я по-прежнему к ней что-то чувствую. Словно та влюблённость всегда сидела во мне, но, после того случая, я спрятал её как можно глубже. И теперь… — Логан сжимает кулаки и удручённо качает головой: — Я всё думаю и думаю: как бы оно сложилось, не будь я таким кретином? Это не даёт мне покоя… Нам с Сабриной было… здорово вместе, понимаешь? Я хочу… попробовать. С чистого листа. Иначе эти сомнения, незнание и предположения съедят меня до костей.

Твою мать. Это форменное издевательство.

— Не слишком ли поздно ты очнулся, Лог? — сухо спрашиваю я.

Друг вскидывает на меня взгляд, всматривается:

— Что ты имеешь ввиду? Она что-то говорила тебе? На счёт меня?

Я поднимаюсь на ноги, подхожу к кромке бассейна: вода в нём мерцает золотом заходящего солнца. Поднимаю глаза на ярко-оранжевый диск. Через пару мгновений глазам становится больно.

— Нет, — отвечаю я наконец. — Не говорила. Но я считаю, что ей сейчас не до романтических отношений. Она пытается найти того урода. Но я против. Нужно действовать самим. Найти ту мразь и наказать.

Логан долго молчит, я не мешаю.

— Похоже, у тебя и план уже есть? — ровно спрашивает он. — Я могу помочь?

— Помоги, — киваю я и разворачиваюсь к нему лицом. — Достань мне номера тех бейсболистов, которые выпустились из университета в прошлом году.

Лог кивает, тоже поднимается на ноги и подходит ко мне:

— Не думал, что тебя тоже настолько сильно гложет вина перед ней. Но две головы всегда лучше, чем одна. Мы найдём этого ублюдка.

Я усмехаюсь и бросаю, прежде чем уйти:

— Но я бы на твоём месте не сильно рассчитывал на то, что это поможет тебе её вернуть.

Глава 18. Тайлер

Я едва ли спал этой ночью — мысли перемешались, превратившись в кашу; в чувствах тоже полная неразбериха. Потому я мгновенно пробуждаюсь от беспокойного сна, когда матрас продавливается под весом чьего-то тела. Через мгновение ловкие и теплые пальчики скользят по животу вниз и забираются под резинку боксеров.

Хотел бы я, чтобы призывное дыхание у моего уха и ласки женской ладошки принадлежали совсем другой девушке. Но, что имеем…

Я обхватываю кисть Лец пальцами, сжимаю их с силой и лениво открываю один глаз:

— Я же простым языком сказал, что мне не нужна твоя благодарность, Фиона.

Она шепчет, задевая моё ухо пухлыми губками:

— Кто же отказывается начать день с бесплатного удовольствия, Тай?

Тот, кого не раздражает та, что это удовольствие обещает. Тот, кто буквально помешался на другой.

Я отбрасываю от себя руку Лец и сажусь, спустив ноги с кровати:

— Давай договоримся о том, что ты не наглеешь, а я тебя не выгоняю промо сейчас.

Лец выдыхает усталый стон в подушку, переворачивается на спину и садится в кровати удобнее. Её заплывший глаз нагоняет жути в образ. Не понимаю на что она рассчитывала.

Девчонка бросает на меня лукавый взгляд, а затем разглядывает свои ногти:

— С меня довольно унижений, Тайлер Гилл. Я заслуживаю больше того, что ты мне даёшь. Я заслуживаю нормальную жизнь, ясно?

— Не совсем, — напрягаюсь я.

— Я не хочу подачек, не хочу быть девочкой, которую ты жалеешь. Меня интересует совсем другой статус в твоём обществе.

— Говори прямо, Лец, — зло усмехаюсь я.

Девчонка пересаживается на колени и медленно двигается ко мне по матрасу:

— Ты должен представлять меня всем своим друзьям и знакомым, как свою девушку, мой сладкий.

— Сдурела? — рычу я.

— Иначе я пойду…

Она не успевает безразлично пожать плечом или договорить предложение, потому что я выбрасываю руку и хватаю её за горло. Пригвождаю стерву к матрасу и нависаю сверху, чтобы процедить:

— Меня достали твои угрозы, Лец. Чего ты добиваешься? Меня? Наша история давно в прошлом. Ты даже не представляешь, как меня тошнит от тебя. Единственное, что я к тебе чувствую и буду чувствовать — это, как ты правильно заметила, жалость. Ни на что другое рассчитывать не стоит, уяснила?

Девчонка хрипло дышит, но в её глазах нет ни понимания, ни страха. Возможно, она снова под кайфом.

— Сейчас ты явно далёк от жалости, Тай. — Она обхватывает мою руку своими, дергает: — Давай, возьми меня! Жёстко! Помнишь, как дрожали стены…

— Пошла ты, Лец! — Я с отвращением вырываю свою руку, поднимаюсь с кровати и приказываю стерве: — Убирайся из моей спальни.

— Ты будешь жалеть, — упрямится она. — Что для тебя важней: предоставить мне статус, пусть хотя бы на словах, или приложить руку к краху репутации своей семьи?

Я закрываю глаза и делаю глубокий вздох.

С Лец нужно что-то делать. Уже давно. Но я пока не представляю, что именно.

Открываю глаза:

— Я не буду никому и ничего говорить, подыгрывать — тоже. А ты делай, что хочешь. Но для начала всё же уберись из моей спальни.

Я отворачиваюсь от девчонки, у которой победно блеснул взгляд, и скрываюсь в ванной комнате.

Пол дня я занимаюсь тем, что обзваниваю бейсболистов, номера которых мне даёт Логан. По большей части, безрезультатно. Но я не отчаиваюсь. Уж если я что-то задумал, то остановить меня сможет лишь конец света.

— Как успехи?

На кухне появляется Лог с полотенцем на плечах, дышит тяжело, после заплыва в бассейне. Я отодвигаю от себя тарелку макарон с сыром, которые напоминают мне о неоднозначном ужине в доме ведьмы, и откидываюсь на спинку стула:

— Обещали перезвонить, если что-то найдут.

На кухне появляется Лец и начинает греметь посудой. Бесит то, что она такая громкая.

— Я хочу её увидеть, — заявляет Лог и усаживается напротив меня. — Сабрину.

Сердце запинается, а к горлу подкатывает горечь. Я отворачиваюсь и киваю:

— Я понял, что ты о ней.

— Но, боюсь, она не захочет со мной встречаться.

— Год прошёл, — глухо отзываюсь я.

— Да, и наша последняя встреча была не из приятных. Поможешь мне, Тай?

— Я? Как?

— Ты привёз её ко мне… Должно быть, вы хорошо общаетесь в последнее время…

— Очень хорошо, — выразительно выдыхает Лец и садится рядом со мной, вновь гремя тарелкой о стол. — Если это та, о ком я подумала.

— Не та, — зло бросаю я и сморю на Логана: — Что ты предлагаешь?

— Не знаю… — хмурится тот и переводит взгляд с Лец на меня: — Может, тебе устроить вечеринку и пригласить её?

— Серьёзно? Вечеринку? — усмехаюсь я.

— Да, — досадливо морщится Лог. — Ты прав. Тогда…

— Можно съездить небольшой компанией на Холмы, — азартно предлагает Лец, вонзая вилку в макароны. — В берлогу семьи Фрейзера. Сто лет там не была.

— И ещё столько же там не появишься, — по-настоящему злюсь я, сам не понимая от чего именно.

— Это идея, — всерьёз задумывается Логан. — Сабрина с Дереком — друзья. Пожалуй, пойду наберу ему.

Логан уходит в гостиную, а я решаю сорвать зло на Лец:

— Даже не мечтай о том, что поедешь с нами.

Она лишь равнодушно жмёт плечами и отправляет макароны в рот.

Спустя пару часов мои нервы взвинчены до придела.

Я барабаню большими пальцами по рулю, наблюдая, как к моей машине направляется озадаченная ведьма.

Ещё бы ей не хмуриться!

Потому что в моей машине, проклятье, сидят Хейг, вновь воспылавший чувствами к ней, и Фрейзер, ещё не отошедший от нашей вчерашней ссоры из-за всё той же особы. Я и сам нахожусь в полнейшем недоумении. Маразм, чистой воды.

— Логан? — удивляется ведьма.

— Привет, Сабрина, — улыбается ей этот придурок.

— Не знала, что ты в городе… — Ведьма встречается со мной глазами, краснеет и спешит предупредить: — Езжайте первыми, а мы с Тиной поедем за вами. Она не любит ездить на машине, если сама не за рулём.

Девчонка явно растеряна сложившимися обстоятельствами, но отказаться не может, потому что уже приняла приглашение Фрейзера провести выходные в его загородном доме.

Я чешу бровь изавожу двигатель.

Сдаётся мне, выходные пройдут очень «весело».

* * *

Чем примечательна мини-усадьба Фрейзеров — это тем, что она находится в тупике Манзанита Драйв, в вершине холмов. Здесь отличный свежий воздух, потрясающий вид со склона холма и уединение за счёт того, что холм продолжает расти за одной из сторон дома.

По приезду на место я сразу иду к заводи горной реки, протекающей недалеко от территории дома. Сажусь на сваленный ствол дерева и пялюсь на излом реки, создающий видимость низкого водопада. Пытаюсь упорядочить мысли. Или успокоить разбушевавшиеся чувства.

Но я снова и снова возвращаюсь к мысли, что моя ведьма там, с Логаном и Фрейзером.

В конце концов, незнание происходящего в доме доводит меня до бешенства и я возвращаюсь.

Дерек и Лог, оказывается, уже во всю готовят барбекю, из портативной колонки орёт музыка, а Сабрина и Белая тойота оккупировали качели-лавку, козырёк которой сплошь увивает плющ. В их руках бутылки с немецким пивом. Подхожу к мини-холодильнику, стоящему на уличном деревянном столе, и тоже беру бутылку.

— Ты где пропадал, Тай? — интересуется Лог, переворачивая шипящие на огне стейки. — Нам срочно нужен твой фирменный соус!

— Кетчупом обойдётесь, — бросаю я и отвинчиваю крышку с бутылки, чтобы сделать большой глоток. — Я не в настроении.

— Я тоже знаю хороший рецепт соуса к жаренному мясу, — подаёт голос ведьма, от чего у меня запинается сердце. — Могу приготовить.

— Отлично, — радуется Фрейзер. — Я помогу тебе, Остин.

Я скреплю зубами и бросаю, прежде чем отправится в дом:

— Расслабьтесь. Сам сделаю.

На кухне я с грохотом отставляю бутылку на стол и обхватываю его края пальцами. Даю себе пару минут на то, чтобы успокоиться, а затем выбрасываю из холодильника на кухонную тумбу нужные продукты.

Когда всё готово к приготовлению, я подхватываю нож, но тут же замираю с ним в руке, потому что позади раздаётся неуверенный голос Сабрины. Сердце снова глухо и больно ударяет по рёбрам.

— Нужна помощь, Гилл?

— Обойдусь, — через мгновение хриплю я.

Сабрина безрассудно подходит ближе, спрашивает осторожно:

— С тобой всё в порядке? Ты… злишься на меня?

Отбрасываю нож, разворачиваюсь к ней и резко притягиваю её к себе за поясницу. Сабрина испуганно выдыхает, а я прижимаюсь лбом к её лбу и с силой зажмуриваюсь. Предупреждаю глухо:

— Лучше бы тебе не оставаться со мной наедине, ведьма.

Дыхание Сабрины утяжеляется, но она даже не пытается вырваться из моих рук. Замерла испуганным зайчиком, и лишь пальцы на моей груди слабо подрагивают.

— Всё это слишком, да? — едва слышно спрашивает она. — Я не знала… Хотела поговорить… Увидеть тебя…

Теперь моё сердце с бешенной скоростью лупит по рёбрам. То, что она со мной творит… Это за гранью понимания.

— Сабрина.

Её мягкие губы осторожно касаются моих. Меня буквально рвёт на части от этого движения, но я слышу чьи-то шаги и вынуждаю себя отпустить её и отступить на шаг. Снова беру в руку нож.

— Ещё одни руки нужны? — спрашивает Дерек.

Ну разумеется.

— Повторяю: расслабьтесь. Я всё сделаю сам. Буду благодарен, если вы исчезнете из кухни.

Сабрина уходит первой. Быстро и молча. А Фрейзер задерживается, чтобы раздражённо поинтересоваться:

— Ты продолжаешь её мучить, да?

Даже если и так, сам я мучаюсь не меньше.

— Не намеренно, Дерек, — сквозь зубы отвечаю я.

— Держи себя в руках, Тай. И для разнообразия подумай о ком-то ещё, кроме себя.

Костяшки пальцев белеют — так сильно я стискиваю рукоятку ножа. А когда понимаю, что Фрейзер ушёл, бросаю нож и подхватываю бутылку с пивом, чтобы выпить его залпом.

После того, как я сбил человека, я насовсем отказался от алкоголя. Но сегодня мне хочется нажраться, как никогда прежде. Впрочем, я не понаслышке знаю, что это только прибавит проблем, а не решит их.

Поэтому я полностью сосредотачиваюсь на готовке грёбанного соуса к мясу. А после убираю его в холодильник — остыть, и иду на улицу.

Но лучше бы я остался на кухне.

Проклятье, почему мне так не приятно видеть их рядом? Они же просто разговаривают. Логан стоит от неё достаточно далеко, а Сабрина даже не смотрит ему в глаза. Но мне всё равно хочется что-нибудь сломать. И хорошо бы, чтобы это была не шея лучшего друга.

Я снова иду к мини-холодильнику, беру пиво и сажусь на лавку лицом к качелям. Наблюдаю. И попутно пытаюсь погасить тот огонь, что бушует в груди и путает мысли.

Через минуту рядом со мной присаживается подружка ведьмы.

— Так откуда ты меня знаешь, красавчик?

Я отвечаю, не глядя на неё:

— Глупый вопрос. Разумеется, я видел тебя на гонках, раз знаю твоё прозвище.

— Но я тебя там не видела, — с выражением замечает она.

Я перевожу на неё взгляд, она вглядывается в меня в ответ, забавно закусив кончик языка. Отпиваю пива и усмехаюсь:

— Ты помнишь в лицо всех зрителей? Тогда твоей памяти можно позавидовать.

Меня удивляет и в тоже время согревает понимание, что Сабрина не рассказала своей подруге о том, кто я такой на гонках. Сохранила мою тайну. И хранит её до сих пор, несмотря на то что ей угрожают. А вот это уже злит.

— То есть ты точно не из тех, кто сам гоняет?

Я не успеваю ответить, потому что со стороны дороги к дому происходит какая-то хрень. Поднимаюсь на ноги и вглядываюсь за забор. Остальные тоже подходят к столу. Три машины тормозят на подъезде к дому, хлопают дверцы, а затем до нас доносятся гул голосов и смех людей.

Я, Фрейзер и Лог непонимающе переглядываемся, а следом я слышу грёбанный хриплый смех Фионы Лец.

Стерва.

Глава 19. Сабрина

— Что происходит? — спрашивает Фрейзер.

Мои брови ползут вверх: уж если хозяин дома не в курсе…

— Лец, — выплёвывает Гилл.

Я вглядываюсь в его лицо. Мне и раньше казалось, что он злится, по неведанной причине. Теперь же это совершенно точно понятно — он в бешенстве.

От Гилла меня отвлекает разношерстный народ, заполняющий двор. Фрейзер присвистывает и удивлённо замечает, что знает ребят — они из старшей школы Гилла. А затем моего плеча осторожно касаются пальцы Логана:

— Лец — это надолго, но пусть с ней разбирается Тай. Может, прогуляемся? Чтобы продолжить с того места, на котором остановились?

Логан улыбается. Знакомая ямка на правой щеке приятно согревает сердце. Переносит в те времена, где я чувствовала себя счастливой. Но прошлое нельзя вернуть. Каждый новый день делает нас другими людьми. Меняют нас и те люди, которых мы встречаем.

Я хочу отказаться от прогулки, но в гвалте чужих голосов слышу то, что лишает меня дара речи.

— Как хорошо, что мы все вновь собрались, правда? — громко произносит брюнетка, которую я видела с Гиллом в клубе. — Спасибо за приглашение моему парню! Да-да, мы с Таем снова встречаемся!

Девушка радостно хлопает в ладоши, пока те, кто приехал с ней свистят и улюлюкают, а я в шоке смотрю на Гилла. И не я одна. Но он лишь сильнее стискивает зубы и не спешит опровергнуть заявление брюнетки. Его ненавистный взгляд направлен на неё же.

И именно он немного гасит ту боль, что я испытала после слов девушки.

Здесь всё не так просто, как кажется на первый взгляд.

— Что она несёт, Тай? — шипит Дерек. — Вы реально снова встречаетесь?

— Долго рассказывать, — бросает тот и срывается с места, чтобы схватить брюнетку за плечо и оттащить от толпы.

— Так, что, Сабрина? — вновь привлекает моё внимание Логан. — Прогуляемся?

— Д-да, — неуверенно киваю я.

Пожалуй, мне не помешает передышка — в груди до сих пор неприятно жжёт. Знаю и понимаю, что то, что случилось вчера между мной и Гиллом, не обязательно должно что-то означать. Я это понимала ещё до того, как позволила желанию полностью завладеть моим сознанием. Я просто хотела ощущать то, что заставляет меня ощущать Гилл.

Мы с Логаном обходим дом и выходим на дорогу, которая идёт под небольшим уклоном. Некоторое время мы молчим. Я разглядываю природу и стараюсь дышать полной грудью: воздух здесь очень вкусный. А также я стараюсь не думать о том, что происходит во дворе дома в наше отсутствие.

Но следующий вырвавшийся вопрос подтверждает то, что у меня ничего не получается:

— Как зовут эту девушку?

— Фиона, — хмурится Логан.

— У них всё было серьёзно? Насколько?

— Почему тебе это интересно, Сабрина?

— Да, ты прав, это не моё дело, — с досадой морщусь я и отпиваю из бутылки.

Чувствую на себе изучающий взгляд Логана, а затем он хмыкает и смотрит прямо перед собой:

— Тай и серьёзность — это две разные планеты. Поэтому нет, между ним и Фионой не было ничего серьёзного. Один круг общения в старшей школе. Лец может, и наивно считала, что они встречаются, но Тай просто развлекался. Он любит просто развлекаться.

И снова в груди неприятно жжёт. Хотя не должно. Я и сама прекрасно вижу, что Гилл за человек. Он берёт то, что хочет, и не обременяет себя ответственностью. Такой у него характер.

Мы с Логаном снова молчим. Я обращаю внимание на то, что едва ли волнуюсь, находясь с ним наедине, как это бывало раньше. Похоже, чувства к нему угасли окончательно, и, наверное, очень давно, чего я не признавала до определённого момента. Но злости нет. Все мы иногда ошибаемся с выводами.

— Сабрина, — вдруг останавливается Логан и осторожно обхватывает своими пальцами мою руку. — Я уже говорил, что был не прав, и попросил прощения. Но ты…

Я аккуратно высвобождаю руку и перебиваю Логана:

— Я простила тебя, Логан, если ты об этом. И давай оставим прошлое в прошлом, ладно?

Он сужает глаза:

— Тебе неприятно вспоминать, но ты всё равно ищешь того, кто это сделал. Зачем?

— Откуда ты… Гилл, — киваю я и отворачиваюсь.

— Да, он рассказал мне. И я вызвался помочь.

— Зачем?

— Ты… ты по-прежнему мне дорога, Сабрина.

Что-то цепляет меня в этой простой фразе. Что-то неприятное. Оно коробит и вынуждает съязвить:

— И то, что ты целый год считал меня легкомысленной, этому не мешает?

— Сабрина…

Лицо Логана становится виноватым, в голубых глазах сквозит сожаление.

— Боюсь, тебе просто меня жаль, Логан. Теперь, когда ты знаешь правду. И себя тебе жаль тоже. Наверное, так и должно было быть. Между нами. Видимо, мы не подходили друг другу изначально.

— Я так не считаю, — поджимает он губы.

— Но так считаю я, — твердо произношу я и поворачиваю в обратном направлении. — Давай вернёмся, Логан.

На задний двор, где происходит всё веселье, мы с Логаном проходим через дом. На улице заметно стемнело. Вдоль невысокого забора зажглись фонари. Музыка звучит громче прежнего. Народ во всю развлекается: ребята, кто танцует, кто выпивает, кто общается между собой, а кто доедает остатки барбекю, которое мне самой так и не удалось отведать.

Я нахожу глазами Тину: подруга стоит в сторонке и о чём-то болтает с Фрейзером. Я не замечаю на её лице недовольства, что меня радует — не хотелось бы, чтобы она чувствовала себя дискомфортно от того, что обещанный мною уютный вечер за городом превратился в настоящую увеселительную тусовку.

Зато я вижу недовольство на лице Гилла. Он сидит на лавке у стола, облокотившись на столешницу, а рядом с ним дымит сигаретой Фиона Лец. Алая помада на кончике фильтра становится всё гуще, с каждым новым касанием её губ. Так же я обращаю внимание, что девушка намерено закрыла правый глаз волосами — она раз за разом тянется пальцами поправить чёлку.

Странно.

А ещё странно то, что я чувствую жгучее желание подойти к ней и вырвать этот клок волос, который она с раздражительной частотой трогает руками.

Из колонки вдруг доносится начало той самой зажигательной песни, которая звучала в кафе на нашем с Логаном первом свидании. Мы с ним переглядываемся, но я тут же смущённо отвожу глаза, потому что парень улыбается слишком выразительно. А затем Логан снова берёт меня за руку:

— Давай потанцуем, Сабрина.

Он не ждёт моего согласия, просто тянет в гущу народа посередине двора. Берёт меня и за вторую руку и начинает двигаться сам и двигать меня.

Не то, чтобы мне не нравилась эта песня — она клёвая, но…

— Логан…

— Просто позволь себе повеселиться, — умоляет его взгляд. — Видишь? Все вокруг развлекаются.

Я поджимаю губы и решаю не настаивать. Не хочется его расстраивать больше, чем я уже расстроила. Всё же мы не чужие друг другу люди.

Логан широко улыбается, когда я вынужденно киваю, и начинает двигаться интенсивней. Он кривляется, передразнивая солиста, иногда крутит меня вокруг оси, снова берёт за руки и водит ими в воздухе. Я немного расслабляюсь и позволяю себе капельку веселья.

И, очевидно, зря.

Я улыбаюсь, когда песня заканчивается, и Логан читает мою улыбку по-своему. Его взгляд опасно блестит перед тем, как он резко склоняется ко мне и касается моих губ своими.

На шок уходит целая секунда, а в следующий миг я упираю руки в грудь Логана и отворачиваюсь. Но тут же возмущаюсь:

— Логан!

— Сабрина, я верю, что между нами ещё не всё потеряно, — горячо произносит тот. — Разве, ты не чувствуешь тоже самое?

За меня отвечает неизвестно откуда взявшийся рядом Гилл. Он зло ухмыляется, переводя насмешливый взгляд с меня на Логана:

— Похоже, у ведьмы уже кто-то есть, Лог. Популярная до скрежета зубов.

Логан хмурится и немного раздражённо смотрит на своего друга, а я вновь возмущаюсь:

— Никого у меня нет!

— Уверена? — вонзаются в меня глаза цвета грозового неба, в которых сверкают молнии.

Он, что же, намекает на себя? Тогда почему не говорит прямо?

Ах, да, простите!

У него же уже есть девушка! Вдруг она поймёт, что он переспал со мной, и расстроится!

— Ты видишь здесь кого-то, кто назвался бы моим парнем, Гилл? — язвлю я, а сердце болезненно сжимается. — Зато я вижу ту, что назвалась твоей девушкой. Так может, ты уделишь время ей вместо того, чтобы вмешиваться в мои дела?

Гилл сжимает зубы, глаза горят от ярости, что в них плещется, а затем он хватает меня за руку и резко дергает за собой. Плечо обжигает боль. Но уйти далеко нам не удаётся: на пути Гилла вырастает Логан:

— Какого хрена ты опять творишь, Тай? Мне казалось, ты успокоился.

— Уйди с дороги, Лог, — рычит тот, сильнее стискивая пальцы на моём запястье.

— Отпусти Сабрину, — в свою очередь требует Логан.

Рядом появляется Фрейзер:

— Ты обещал, Тай! Отпусти Сабрину — ей больно!

Я и правда поморщилась от боли, но что Гилл пообещал Фрейзеру? И когда?

Гилл бросает на меня виноватый взгляд, но пальцы разжимает без особого на то желания, а затем глухо говорит:

— Я всего лишь хочу с ней поговорить. Позволите?

Вопрос — откровенная насмешка. В том числе и надо мной, даже если сам Гилл этого не подразумевал. Потому что какого чёрта эти двое могут или нет позволять кому-либо со мной разговаривать?! Только я сама должна такое решать!

— Что происходит? — подаюсь я вперёд.

Но меня успешно игнорируют. Логан скрещивает на груди руки и говорит деревянным голосом:

— Меня больше устроит то, что ты оставишь её в покое.

Дерек тоже склонен так считать:

— Серьёзно, Тай! Сабрина не сделала тебе ничего плохого! Отстань уже от неё!

— Да что вы…

— Не могу, ясно?! — взрывается Гилл. — И не хочу! Буду мучить её, пока сам не сдохну от мучений! Вопрос решён?

Мучить?

Мы с Гиллом встречаемся взглядами, и меня окутывает тревожное ощущение, что всё вокруг исчезает. Остаётся лишь его ярость, мольба и боль. Но поверх всего перечисленного… Нужда.

Это невозможно, но сейчас я чётко ощущаю то, что Тайлер Гилл нуждается во мне. Как никогда и ни в ком не нуждался.

Но всё рушится, когда на его руке виснет брюнетка со свежим слоем алой помады на губах.

— Мальчики… и девочка, — бросает она на меня недовольный взгляд. — О чём болтаем?

Гилл вырывает руку из её цепких пальцев и вновь ловит мой взгляд.

— Сабрина…

В голосе смешиваются настойчивость и мольба.

Я не в силах устоять: вкладываю пальцы в его протянутую ладонь. Внутри всё замирает от теплоты его касания и оттого, как он облегчённо выдыхает сквозь зубы на моё безмолвное согласие.

— Ты не посмеешь, Гилл! — шипит Фиона, когда мы проходим мимо неё.

— Тебя не спросил, — выплёвывает он в ответ.

Что думают по поводу нашего ухода Логан и Дерек, я не знаю, потому что, пока вышагиваю вслед за Гиллом, смотрю исключительно себе под ноги.

Впрочем, это и не важно. Моя жизнь — мои решения. Если с ними кто-то не согласен, то это уже их проблемы.

Глава 20. Сабрина

Как только мы с Гиллом выходим за забор в гущу леса, парень дёргает меня к себе и прижимает мою спину к широкому стволу дерева. У меня замирает дыхание и кружится голова. Гилл впивается в моё лицо лихорадочным взглядом, а через минуту упирается лбом в моё плечо. Выдыхает на грани слышимости:

— Проклятье. Думал, я сдохну от ревности. Или сломаю шею лучшему другу.

Ревность? Гилл умеет ревновать? И, Бог мой, он ревнует меня?..

— Паршивое чувство, — заканчивает он и медленно, словно хочет насладиться каждым своим движением, притягивает меня к груди, чтобы крепко обнять.

Я безмолвно с ним соглашаюсь: паршивое, да. Знаю это, потому что сама, кажется, ревную его к брюнетке.

У меня, кстати, миллион вопросов по поводу этой девушки, но я веду ладонями по плечам Гилла, добираюсь до шеи и обнимаю его в ответ. Крепко-крепко. Сердце неистово стучит в груди, но этот бешенный стук разбавляет ощущение спокойствия. Мне одновременно тревожно и приятно находиться в руках Гилла. Этот парень полностью завладел моим сознанием. Моими мыслями. Сердцем…

Когда он рядом меня ничего не волнует, кроме него самого.

Гилл отстраняется и заглядывает мне в глаза. Я вижу в них те же умиротворение и желание, которые сейчас испытываю сама. Мы словно очутились в другой реальности. В мире, где существуем только мы одни. И, кажется, я счастлива здесь быть.

А через мгновение Гилл меня целует.

Сначала он пытается быть осторожным и нежным, но терпения ему хватает лишь до моего первого сладкого стона, который я выдыхаю ему в губы. Он с рыком вдавливает моё тело в своё и углубляет поцелуй.

Наше дыхание сбивается, языки сплетаются в безумном танце, мы цепляемся друг в друга, словно от тесноты объятий зависят наши жизни. Разум постепенно тает под натиском огня нашей обоюдной страсти…

Через некоторое время выживает лишь одна мысль.

Я готова сгореть в этом пламени прямо сейчас. С ним.

Но Гилл зачем-то решает прекратить эту сладостную пытку. Он отстраняется и снова пригвождает меня к стволу дерева. Тяжело дышит. Глаза закрыты. Под кожей гуляют желваки. Его ладони на моей талии жгут кожу даже через одежду. Я безумно хочу продолжения. Хочу снова и снова терять чувство реальности в его близости и страсти. Но Гилл, чёрт возьми, заговаривает:

— Я должен объяснить… По поводу Лец. Пойдём.

Гилл перехватывает меня за руку и тянет глубже в лес. Меня немного остужают его слова, и я прихожу к выводу, что предстоящий разговор лишним не будет. Нам и правда стоит всё обсудить. Всё-всё.

Потому что страсть — страстью, но понимание происходящего важно не меньше.

Через некоторое время Гилл выводит меня к берегу пологой реки. В её дрожащей заводи отражается бледная луна. До слуха доносится негромкий шелест воды, и я вижу невысокий порог, которой добавляет этому месту необычности и красоты. По мимо этого, красоту создают и густые ветви деревьев, нависшие с двух сторон от реки.

Потрясающие место. И уютное. Очень.

Гилл ведёт меня к поваленному стволу дерева, которое, очевидно, выкорчевали с корнями, и теперь высохшие ветви торчат в разные стороны, добавляя обстановке некой мистичности, и усаживает меня на него. Сам же он остаётся стоять чуть в стороне и ко мне спиной. Она, кстати, напряжена до предела. Плечи тоже.

— Здесь очень красиво, — тихо замечаю я, потому что Гилл продолжает молчать.

— Да, — отвечает он, не оборачиваясь. — Люблю это место.

— Ты… Что ты хотел объяснить, Тайлер?

Кажется, я впервые называю его по имени, и мне чудится, что Гилл из-за это вздрагивает. Он почти оборачивается, но в какой-то момент передумывает и поднимает лицо к небу. Через секунду он глухо признаётся:

— Мне ты тоже нравишься, Сабрина. По-настоящему. И, как ты успела заметить, очень сильно. Но мне кажется, что я не имею права на то, что к тебе чувствую.

Сердце ускоряет бег, я не знаю, что делать: остаться на месте или встать и подойти к нему, чтобы видеть его лицо. Через секунду я цепляюсь пальцами в кору дерева и спрашиваю:

— Почему тебе так кажется?

— Лог, Фрейзер… Лец. И ещё миллион причин. Если мы… Это не будет просто, Сабрина.

— Что — это?

Гилл, наконец, разворачивается ко мне лицом, смотрит напряжённо в глаза, а затем выдыхает с нервным смешком:

— Ты и я, ведьма. Мы.

Жар, опаливший рёбра изнутри, поднимается выше: жжёт кожу груди, шеи, а затем и лицо. Я не рассчитывала на что-то серьёзное. Не ждала. Даже его лучший друг заметил, что Тай и серьёзность — разные планеты. Но по реакции собственного организма понимаю, что хотела его и себя, нас. И я знаю, чувствую нутром, что Тайлер сказал всё это искренне.

Я нужна ему.

А мне, очевидно, необходим он. Такой, какой есть: ревнивый, несдержанный, до одури страстный и красивый.

— Расскажи, — прошу я. — Расскажи мне всё, Тайлер.

Гилл тяжело выдыхает, кивает и садится на бревно рядом со мной. Облокачивается на колени и смотрит на дрожащую в заводи воду:

— В первую очередь, я поступил по-свински со своими друзьями. Боюсь, никто из них не поверит, что я сам от себя не ожидал того, что у меня сорвёт от тебя крышу. Как вариант, я могу их потерять…

— Мне тоже неловко перед ними, — отчего-то раздражаюсь я. — Но это не значит, что мы обязаны отчитываться перед ними за свои чувства. Мы все взрослые люди, в конце концов.

— Ты права, ведьма, — печально усмехается Гилл. — Но я не договорил. Что Логану, что Дреку придётся смириться с тем, что ты моя. В ином случае, никакие они мне не друзья, а лишь одно название.

В груди снова разливается тепло: моя.

— Продолжай, — тихо прошу я, не сдержав улыбку.

Гилл опускает голову на пару секунд, а затем вновь смотрит на реку:

— Теперь о Лец… Но сначала я хочу рассказать, почему я чувствую перед ней вину. Как ты поняла, в ту роковую ночь, когда я сбил на машине человека, девчонка была со мной. Но в отделение полиции меня забрали одного, что логично — за рулём был я. И держали меня там всего одну ночь, потому что на следующее утро выяснилось, что за рулём был вовсе не я, а Фиона. Мой отец постарался. Ни крики, ни психи не убедили офицеров, которым хорошо заплатили, что девчонка не виновата. Меня просто вышвырнули на улицу и пожелали хорошего дня. Отца мои заверения в том, что я сам готов ответить за своё преступление, тоже не убедили. Ему всегда и во всём, в первую очередь, важна репутация, и он был категорически против того, чтобы я её ему испортил. Он заверил меня в том, что Лец и сама не против взять вину на себя, потому что получит большие деньги. Что ей грозит лишь условный срок. Всё так и случилось, но её выгнали из школы и лишили будущего. Она стала много пить, закурила и принимает наркотики. И я не могу избавится от мысли, что виновен в её состоянии…

— Тай…

Я сжимаю его пальцы своими и опускаюсь коленями на землю перед ним, чтобы заглянуть ему в глаза. Но вместо этого поддаюсь порыву и просто обнимаю его за шею. Шепчу горячо:

— Ты не можешь отвечать за действия других людей. Лец сама выбрала такой путь, понимаешь?

— Но если бы…

— Нет. Говорю тебе, как человек с нелицеприятным прошлым. Знаешь, сколько историй я прочла в интернете со случаями, похожими на мой? Сотни! Кто-то, несмотря ни на что, идёт вперёд, а кто-то, как Лец, решает сдаться. И это их выбор, только они сами решают, как дальше жить. Или не жить…

— Сабрина, мне так жаль, что я тогда…

— Мы сейчас не об этом, — спешу я напомнить.

Гилл отстраняется и долго смотрит мне в глаза. Затем берёт моё лицо в ладони и выдыхает:

— Серьёзно, ведьма — ты потрясающая… Невероятно сильная и смелая.

— Это, потому что я не помню самого худшего, — отвожу я взгляд.

— Я найду эту мразь, — выдыхает Гилл сквозь зубы.

Ну вот опять.

— Ага, и помощниками даже обзавёлся.

Я опираюсь на колени Гилла и отталкиваюсь от них, чтобы встать. Отхожу на край берега. Прислушиваюсь к шелесту воды.

Почему я не хочу, чтобы Гилл искал вместе со мной? Всё просто. Я боюсь за него. Боюсь, что он сорвётся и испортит себе жизнь. И мне заодно, потому что я не смогу жить с мыслью, что он пострадал из-за меня — отомстив.

Нет, Тайлер Гилл слишком неуравновешен. И он мне нравится именно таким, но…

— Мне пришлось сказать Логу, потому что мне была нужна его помощь, — раздаётся тихое рядом. — Но, если хочешь, я скажу ему, чтобы он не вмешивался.

— И он тебя послушает, как ты послушал меня? — горько усмехаюсь я.

— Послушает. Я — не ты, — отвечает он самодовольно. Я разворачиваюсь к нему, чтобы сказать что-нибудь едкое, но Гилл притягивает меня к груди и продолжает серьёзно: — Больше никого лишнего, только ты и я. Обещаю.

Я устало вздыхаю и закрываю глаза. Он не отступится, верно? Одержим этой идеей, как одержим дьяволом герой мистического романа, над которым я недавно начала работать. Возможно, именно Гилл и подал мне идею для него.

— Только ты и я, — повторяю я твёрдо и открываю глаза. — А ещё пообещай мне, что сразу же расскажешь о том, что узнал. И не предпримешь никаких действий, не обсудив со мной!

— Мне не нравится это условие, — недовольно морщится он. — Но я на него согласен.

— Хорошо, — киваю я. — И, наверное, нам стоит вернуться к остальным?

Гилл снова морщится и обнимает меня крепче:

— Ты должна знать кое-что ещё, Сабрина.

— Что?

— Лец знает о моей семье такое, что никто знать не должен… Она шантажирует меня этим. Я разберусь с ней, как только придумаю — как. Но тебе придётся дать мне на это время, ладно?

— Это связано с аварией?

— Нет.

— Тогда…

Гилл некоторое время хмурится, словно подбирает слова или раздумывает подбирать ли их вообще или проще не рассказывать, а затем решается:

— Дело в отце и в бизнесе его семьи. Сейчас главный наследник он, потому может распоряжаться деньгами концерна, как душе угодно: большая часть акций принадлежит ему. Но есть одно важное условие: у него самого тоже должен быть наследник. Иначе он лишится не только поддержки семьи, но своё рекламное агентство, в которое вложил немало сил, потеряет. И Лец угрожает нам именно этим.

— Не понимаю, — хмурюсь я. — У него же есть наследник — ты.

— В этом и загвоздка, Сабрина. Я не его родной сын.

Что?..

Глава 21. Тайлер

Моя ведьма выглядит шокированной. Что понятно.

Теперь нас стало пятеро — тех, кто знает правду. Допустил ли я ошибку доверившись Сабрине? Уверен, что нет. Она умеет хранить тайны, в этом я уже убедился. А от шантажа она далека так же, как Лец далека от добродетели.

Я печально улыбаюсь и киваю: да, это правда. На что Сабрина утыкается лбом в моё плечо и тяжело выдыхает:

— Тай…

Я поднимаю руку и пальцами зарываюсь в волосы на её затылке. Рассказываю глухо:

— Это стало известно три года назад. Отец хотел ещё одного ребёнка, но спустя полгода мать так и не смогла забеременеть. Им пришлось пройти медицинское обследование. Выяснилось, что отец бесплоден. А меня мать нагуляла на стороне. Она может казаться глупой, но двадцать лет назад эта женщина догадалась, что что-то не так, и побоялась потерять своё положение за счёт того, что его потеряет её муж.

Теперь Сабрина обнимает меня за шею. Её горячие дыхание обжигает кожу:

— Боже… Представляю, как тяжело тебе было…

— Не сразу, но я испытал облегчение, Сабрина.

— Облегчение? — отстраняется она.

— Стивен Гилл сильно отличается, например, от твоего отца, ведьма. Он жестокий тиран, и я обрадовался, осознав, что у меня нет общих генов с этим человеком.

— Ты не хотел быть похожим на него?

— Я понял, что могу не быть похожим на него.

Сабрина понимающе улыбается, но через мгновение снова хмурится:

— А… Как об этом узнала Фиона?

Я морщусь от того, что сам допустил ту давнюю оплошность, и отвечаю:

— В тот день отец устроил матери настоящий скандал. Рвал и метал. Разумеется, перед этим он распустил весь персонал, но не подумал, что его не родной сын собирается… провести ночь с девушкой. Лец всё слышала.

— Вот чёрт…

— Да, именно так, — усмехаюсь я.

Сабрина продолжает хмуриться, не глядя на меня, её зубы терзают нижнюю губу. Раздумывает над чем-то. И мне интересно над чем, правда, но я до одури хочу поцеловать её прямо сейчас. Проверить своими зубами упругость её губ.

Моя ведьма вздрагивает, когда я касаюсь ладонью её щеки, словно она забыла, что находится здесь не одна. Улыбается не смело, когда я веду подушечкой большого пальца по нижней губе, а затем прерывисто выдыхает. Горячее дыхание искушает. Расширяющиеся зрачки проверяют мою выдержку на прочность.

Какая же она…

Моя.

Не в том плане, что я присвоил её себе. А в том, что мы с ней на одной волне. В том, что я запросто могу доверить ей сокровенное. В том, что она меня понимает.

А самое главное — из всех она выбрала меня.

Всё это вкупе делает её абсолютно моей.

И она подтверждает это следующими словами, произнесёнными шёпотом:

— Я на твоей стороне, Гилл. Дам тебе столько времени, сколько понадобится. И если потребуется помощь…

— Нет, мне нужно лишь твоё терпение, Сабрина.

— Хорошо, оно у тебя есть.

— Спасибо.

Я, наконец, уступаю своим желаниям и целую её. В этот раз у меня получается быть терпеливым и нежным намного дольше. Я наслаждаюсь её сладким дыханием. Изучаю её мягкие губы. Ловлю каждую реакцию на собственные движения.

Кто бы раньше мне сказал, что целовать человека, которому доверил душу, настолько приятно?

А затем у моей маленькой ведьмы громко урчит желудок.

Я припоминаю, что стейки расхватали ещё до того, как Сабрина вернулась с грёбанной прогулки с Логаном, и тихо смеюсь, прижавшись своим лбом к её. А затем я перехватываю её за руку и говорю:

— Пойдём, нужно тебя накормить.

Но кто бы знал, как я не хочу туда возвращаться…

Обратный путь мы проводим в молчании. Оно не напрягает. Наоборот, в этой взаимной тишине столько всего… И мне это безумно нравится. Я тащусь оттого, что между нами исчезла неопределённость. Оттого, что не осталось секретов. И оттого, что больше не нужно мучиться от ревности.

Мне стыдно перед парнями, да, но им и правда придётся смириться с тем, что Сабрина выбрала меня.

Мы с моей ведьмой замираем перед калиткой во двор, где веселье значительно набрало обороты, и переглядываемся. Я вижу в её глазах доверие. И безмолвно клянусь себе и ей его оправдать. Она отпускает мою руку и идёт первой. Наше возвращение замечают только самые заинтересованные: Фрейзер подскакивает с лавки-качели, но так и остаётся там стоять; Логан, сидящий за столом, окидывает меня хмурым взглядом и прикладывается к горлышку бутылки пива в руке; а Лец выбрасывает окурок на землю, зло топчет его носком босоножки и устремляется к нам.

Я киваю Сабрине, мол, иди, я разберусь, и опережаю подошедшую Лец: хватаю за плечо и дёргаю на себя, чтобы перефразировать её собственные угрозы:

— Что для тебя важней, Лец? Мнимый статус моей девушки, который я не собираюсь подтверждать, или мои деньги, которых ты тут же лишишься, если начнёшь трепать языком? Подумай, как следует, прежде чем устраивать сцену.

Лец поджимает губы, прожигает меня недовольным и озлобленным взглядом, а затем выплёвывает, заодно вырывая руку из моих пальцев:

— Ладно, чёртов ты мудак, твоя взяла!

Я самодовольно улыбаюсь:

— Рад, что, несмотря на наркоту, мозги при тебе.

Девчонка оборачивается на Сабрину, которая успела подойти к своей подруге, снова зло смотрит на меня и молча уходит. Я выдыхаю сквозь зубы, киваю самому себе и иду делать то, что планировал — кормить свою ведьму.

Но для начала нужно приготовить еду.

Я подхожу к мини-холодильнику с мясом и с облегчением обнаруживаю там два хороших стейка. Подготавливаю мангал, и, пока жду, когда он нагреется, посыпаю мясо специями.

Шипение сочных кусков радует слух. А вот то, что слух не радует, так это — приближающиеся шаги. Впрочем, я и не надеялся избежать этого разговора.

— Как давно? — зло интересуется Лог.

Друг заметно пьян, в его руках находится свежая бутылка пива. Я чешу пальцем бровь, а в другую руку беру лопатку:

— Я сам не понял, Лог.

— Почему мне ничего не сказал?

— Считал, что у тебя больше прав на неё, но я ошибался. Извини.

— Ошибался он, — усмехается Лог и делает глоток из бутылки. Затем вновь смотрит на меня: — И что дальше? Какие у тебя на неё планы?

Я на секунду прикрываю глаза. Делаю глубокий вздох. И на выдохе смотрю на Лога прямым и твёрдым взглядом:

— Самые серьёзные.

— Чёрт возьми, Тай! — не верит он мне. — Где ты и где серьёзность? Это просто твой очередной заскок, верно? И они обычно проходят. Хочешь, чтобы Сабрина потом страдала?

— Я свой шанс не упущу, — сильнее сжимаю я в пальцах рукоять лопатки.

— В отличие от меня, да? Это ты хотел сказать?

— Лог…

— А что с Лец? Собираешься развлекаться с ними обеими?

— Ты прекрасно знаешь, что между мной и Лец ничего нет, — цежу я.

— Откуда мне это знать? — лихорадочно блестят его глаза. — Сегодня утром я видел, как она вышла из твоей спальни.

— Ничего не было.

Логан делает резкий шаг ко мне и шипит у лица:

— Я знаю тебя, Тай. Знаю очень хорошо. И мне не нравится то, что ты творишь. Не нравится, что ты собираешься сделать Сабрине больно. Тебе не кажется, что ей и так досталось с лихвой?!

Я сжимаю зубы, делаю над собой усилие и отхожу в сторону. Переворачиваю мясо в попытке сдержать злость. Затем снова смотрю на друга:

— Я могу представить какого тебе, Лог. Сабрина… она единственная в своём роде. Настоящая. Я и сам кусал бы локти, если бы упустил её.

Проклятье. Я всё равно ударил по больному. В очередной раз ранил лучшего друга.

Логан горько усмехается, вновь отпивает из бутылки и следом заявляет:

— Считаешь себя непревзойдённым? Как бы не так, Тай. Я усложню тебе задачу, ясно? Не сдамся. Сабрина не достанется тебе так легко, как прочие девчонки до неё.

Я самодовольно усмехаюсь, мол, удачи, и возвращаюсь к мясу. Притворяюсь самоуверенным, а на самом деле, чувствую себя паршивей некуда. Некоторое время назад я винил Сабрину в том, что она встала между моей с Логаном дружбой. Зациклился на том, чтобы ей отомстить. Теперь она и правда стоит между нами. Но мы с Логаном сами в этом виноваты. Не она.

Видимо, настало то самое время, когда мы проверим крепкость нашей дружбы на прочность.

Логан уходит, а я перекладываю готовое мясо в тарелку и иду в дом за соусом к нему. Ко мне присоединяется Фрейзер. И я готовлюсь к очередному не простому разговору. Хотя сейчас я просто хочу накормить Сабрину. Но кому какое до этого дело, правда?

— Рад, что Остин жива, после разговора с тобой.

Я усмехаюсь:

— Мы с ней далеко не враги. Теперь.

— Но, Тай, — преграждает он мне путь. — Лец, она, ты. Какого хрена творится?

— Всё сложно, Дерек, — не весело улыбаюсь я. — Просто знай, что я не собираюсь обижать Сабрину.

— О чём вы говорили в лесу? Что делали?

Я игнорирую вопросы, огибаю его по дуге и захожу в дом. Слышу, что он оправился вслед за мной, и говорю, не оборачиваясь:

— Мне жаль, Дерек. Искренне. У меня и в мыслях не было предавать твоё доверие, но всё зашло слишком далеко. Она мне нравится, и я не буду сдерживать своих чувств. Прости.

Фрейзер молчит. Долго. Я успеваю дойти до холодильника, вынуть соус и полить им мясо. Затем я оборачиваюсь к брату. На нём лица нет. Костяшки пальцев, которые сжимают косяк прохода, белеют. Он поднимает на меня глаза, в которых застыло отчаяние, и глухо говорит:

— Надеюсь, Остин не понадобиться много времени, чтобы понять, какой ты самовлюблённый эгоист.

— Фрейзер…

— Нет, Тай. Я буду лучшим другом, чем ты. Когда ты сделаешь ей больно — я буду рядом с ней, поддержу. Просто знай это, пусть тебе и плевать на последствия.

Когда. Не если.

Я стискиваю зубы и провожаю спину брата до самой двери. Они все уверены, что я сделаю ей больно. И так ли они не правы?..

Проклятье!

Я врезаю кулаком по холодильнику, внутри него что-то звенит, а затем обхватываю пальцами столешницу кухонной тумбы. Опускаю голову. Дышу. Затем смотрю в окно и нахожу глазами свою ведьму. Она сидит за столом и улыбается, разговаривая с Тиной. Её взгляд то и дело скользит в сторону задней двери в дом. Ждёт. Меня.

Я усмехаюсь.

Разве всё другое важно?

Нет.

Достаю из ящика вилку и нож и возвращаюсь на улицу.

За деревянным столом остались только свои. Фрейзер и Лог смотрят на меня волком, Тина заинтригованно улыбается, а Сабрина заметно румянится, но старается не подавать виду. Меня отпускает окончательно.

Фрейзер прав — мне плевать на последствия, если рядом со мной будет она.

Я ставлю тарелку перед Сабриной и приказываю:

— Ешь, ведьма.

Она вдруг перехватывает мою руку и взволнованно смотрит мне в глаза:

— Что случилось, Гилл?

Я опускаю взгляд на сбытые костяшки, из трещинок на которых проступила кровь, и досадливо морщусь. Отнимаю руку и переступаю через лавку, чтобы сесть напротив ведьмы. Повторяю:

— Ешь, Сабрина. Остынет.

На импровизированном танцполе начинается какая-то возня. Оборачиваюсь. Стив и Дик кидаются друг на друга — есть у них такая привычка: выяснять отношения, когда оба подопьют. Похоже, назревает драка. Всё, как в школьные годы. Смотрю на Фрейзера и Логана. Оба кивают мне серьёзно, но по-прежнему выглядят недовольными. Я тоже киваю — пора заканчивать эту несанкционированную вечеринку.

Глава 22. Сабрина

Мне не нравится, что Гилл как-то снова поранил руку, но я решаю не настаивать и подхватываю в руки приборы. Есть хочется ужасно. Я улыбаюсь, припомнив, как во время невозможного нежного поцелуя громко заурчал мой желудок. Было смешно и неловко одновременно.

Я вонзаю вилку в сочное на вид мясо и отрезаю от него кусочек, но донести его до рта не успеваю. Все трое парней за столом одновременно поднимаются на ноги, как по команде, и направляются к толпе в середине двора. А там…

Кажется, там начинается драка.

Замолкает музыка.

— Вечеринка подошла к концу, — замечает Тина. Пихает меня плечом и лукаво интересуется: — Ведьма?

Я закатываю глаза:

— Моё имя и одноимённый сериал.

— Ясно. И, кстати, мне нравятся твои горящие глаза. Тебе идёт.

Я усмехаюсь, киваю и всё же отправляю мясо в рот. И оно оказывается очень вкусным!

Пока парни провожают незваных гостей восвояси, я расправляюсь со стейками, не оставив и «крошки» после себя. Особенно мне нравится соус. У меня он получился бы совсем другим. А у Гилла совершенно точно есть талант к готовке. Нужно будет взять рецепт.

Мы не расходимся вслед за гостями, потому что Тина предлагает поиграть в карты. Вместо денег для ставок в покере мы используем крышки от пива, которое пьём. Напряжённая вначале обстановка, вскоре сменяется шутками и смехом. В первой партии всех разбивает в пух и прах моя подруга. Во второй — парни начинают относиться к игре серьёзней, но всё равно проигрывают, на этот раз мне. На третьей — большинство из нас начинают «клевать носом». И общим решением мы откладываем четвёртую партию на другой раз и отправляемся спать.

Перед входом в дом Гилл ловит мою руку и шепчет на ухо:

— Не засыпай сразу, ведьма.

Сердце отправляется в забег, а Гилл опережает меня и первым поднимается на второй этаж. Фрейзер остаётся внизу, чтобы отключить везде свет, ну а мы, в коридоре второго этажа, желаем друг другу приятных снов, и расходимся каждый в предназначенную ему комнату.

Волнуясь и предвкушая, я закрываю за собой дверь и включаю свет, чтобы переодеться ко сну. А там…

Сначала я пугаюсь, а затем напрягаюсь.

Фиона усмехается, отбрасывает свой телефон в сторону и садится на кровати:

— Хорошо провела время, дорогая?

— Что ты тут делаешь?

— Жду тебя, дурочка, — разводит она руками, намекая на мою несообразительность. — Есть разговор.

— Нам не о чем разговаривать, — отвечаю я холодно.

Брюнетка игнорирует меня и поднимается на ноги:

— Просто хочу, чтобы ты знала. Я люблю его. Люблю той самой любовью, которая многое прощает и на многое закрывает глаза. Тай может унижать меня, оскорблять, делать вид, что не замечает, но я всегда буду принадлежать ему. Нет, жалеть меня не нужно. Просто мы с ним такие: он даёт, я беру. В данный момент он увлёкся тобой. Такое уже было. И я вновь это переживу. Понимаешь, что это значит? Что наша с ним любовь сильнее его минутных слабостей. Она прощает. Мне жаль, дорогая, но я на твоём месте не рассчитывала бы на что-то серьёзное.

Она не врёт, что любит Гилла. Это видно по лихорадочному блеску в её глазах. А что касается остального…

Я выпрямлю спину и хмыкаю:

— Тогда я вообще не понимаю, что ты здесь делаешь. Если я всего лишь его очередное увлечение, которое ты ему простишь.

Девушка теряется на секунду, но в следующий миг улыбается ласково и отбрасывает с лица волосы. Я в шоке рассматриваю багровые синяки.

— Ещё одно предупреждение, дорогая. Будь готова к тому, что наш Тайлер импульсивен.

— Тебя ударил Гилл? — не верю я. — Этого…

— Может, — хмыкает она и подходит ближе. — Вчера я провинилась, он меня наказал, а сегодня утром…

Фиона Лец открывает фото на своём телефоне и показывает мне:

— Я просила прощения. Так у нас заведено, и мы оба ловим кайф от таких отношений.

Смешно, но на фото я узнаю грудь Гилла, её рельефы и треугольник родимых пятнышек ближе к правому плечу. К которому и прижимается грудь Фионы в одном бюстгальтере. И я могла бы предположить, что фото сделано не сегодня, если бы не видела схожесть синяков на лице девушки на фото и в живую.

Я сглатываю сухость, тянусь к ручке двери и открываю её:

— Тебе лучше уйти, Фиона.

Алые губы растягивает ядовито-довольная улыбка:

— Будь осторожна, дорогая, и помни, что нас всегда будет трое. До тех пор, пока тебя не заменит другая.

— Переживай о себе, — так же ядовито улыбаюсь я и закрываю дверь.

Утыкаюсь лбом в её полотно, выдыхаю, а затем иду к своей сумке. Через мгновение я понимаю, что эта стерва рылась в моих вещах. Мне становится тошно. Я сглатываю ком в горле и присаживаюсь на край кровати.

Факты. Нужно думать о них. Не предполагать и не фантазировать на основе чужих слов. Сказатьможно всё, что угодно. А с фактами не поспоришь.

Итак, факт номер один: вчера Тайлер Гилл переспал со мной.

Факт номер два: сегодня он признался мне в своих чувствах и рассказал о прошлом, доверил тайну.

И факт номер три: утром в его постели побывала Фиона Лец.

Это самое неприятное, но я сама пообещала Гиллу свои время и терпение.

Как вариант я готова сдержать обещание только потому, что здесь замешан факт номер четыре: я влюблена в этого парня.

Я на секунду прикрываю глаза, а затем решаю всё же переодеться.

И Гилл застаёт меня в одном нижнем белье…

Все сомнения, тревоги и неприятные ощущения рассеиваются, как туман под светом яркого солнца, когда глаза Гилла пожирают моё тело. Он сглатывает, отмирает и закрывает дверь. Заявляет самодовольно, устремляясь ко мне:

— Как ты удачно подгадала, ведьма…

Как вы понимаете, в данную секунду мне плевать на всё, кроме самого Гилла. Я с некоторым безумием отдаюсь его объятьям и принимаю жадный поцелуй. Ныряю руками под его свободную футболку, стягиваю пальцами горячую кожу и буквально таю, как снег, под натиском нашей обжигающей страсти.

Гилл избавляет меня от лифчика, приникает губами к груди и хаотично жалит поцелуями кожу. Кружит языком у затвердевших сосков, прикусывает их зубами, и я постепенно схожу с ума от острых ощущений, которые лишают меня всяких сил.

И тогда Гилл опрокидывает меня на кровать.

Он смачно целует мои шею и плечи, нетерпеливо рычит, спускается ниже. И ещё ниже. И ещё…

Его горячие ладони накрывают мою грудь, попеременно сжимают её, а его влажный язык жарко исследует кожу живота. Обводит по кругу ямку пупка, и снова вниз. Туда, где всё изнывает и томится…

До одури хочу его губы там…

И Гилл это знает.

Он за считаные секунды избавляет меня от белья и жадно приникает губами к внутренней стороне бедра. Я задыхаюсь от ощущений. Стискиваю пальцами покрывало подо мной. Нетерпеливо выгибаюсь в пояснице. Словно я нахожусь в бреду. В такой сладкой и желанной агонии.

Я ещё не знаю, что это только верхушка айсберга.

Горячие губы и язык касаются чувствительной плоти, и меня буквально подбрасывает на кровати. Так ошеломительно… Так остро! Интимно!

Я непроизвольно сжимаю бёдра, и Гилл обхватывает их руками, успокаивающе ласкает кожу пальцами. И продолжает сводить меня с ума своими движениями.

Внутри всё накаляется, бьёт током, изводит сладостной пыткой.

Я кусаю губы, извиваюсь и не могу сдерживать стоны. Самый громкий из них рвёт горло тогда, когда меня накрывает ударной волной взорвавшегося наслаждения.

Чертовски приятно…

Не знаю через сколько времени я понимаю, что Гилл меня оставил. Лишь слышу звуки какой-то возни. Приоткрываю глаза, и затуманенным взглядом наблюдаю, как Гилл укладывается рядом. Тянусь его поцеловать. Он улыбается:

— Дурею оттого сколько страсти в тебе накопилось, моя ведьма…

Он снова накрывает ладонью мою грудь и глубоко меня целует. В бедро упирается его собственное желание. Оно передаётся и мне. Словно я насытилась не до конца. Впрочем, так и есть.

Хочу его в себе.

Ладонь Гилла перемещается мне на живот, пальцы стягивают кожу, спускаются ниже, неосторожно задевают чувствительное место и ложатся на бедро. А в следующий миг Гилл вынуждает меня лечь набок. Его губы теперь ласкают моё плечо, ладонь исследует изгибы тела. Наше дыхание утяжеляется. Его сердце ощутимо долбит мне в спину, моё собственное — готово выпрыгнуть из груди.

Мы сплетаем пальцы у меня над головой.

Рука Гилла ложится на мой живот, вынуждает выгнуться ему навстречу.

— Ты дьявольски соблазнительная, ведьма…

Горячий шёпот будоражит сильнее. Я ещё больше изгибаюсь в пояснице, с силой стискиваю его пальцы своими.

И Гилл медленно входит в меня сзади.

Боже…

Я упираюсь затылком в его плечо, тяжёлое дыхание Гилла обжигает висок. Я ощущаю, как он напряжён, сдерживает себя, чтобы двигаться неторопливо и сводить меня с ума. Чёрт. Как же это…

— Больше не могу, ведьма. Прости.

Гилл оплетает руками мои плечи, прижимает мою спину к груди и начинает двигаться интенсивнее.

Сознание разбивают яркие вспышки электричества на каждый его резкий толчок.

Наша кожа липкая от пота, горло рвут бесконечные стоны, пальцы до онемения стискивают кисти Гилла.

С каждой минувшей секундой я всё ближе к тому, чтобы сорваться в желанную пропасть.

И мы падаем.

Вместе.

И этот полёт мне не описать никами словами.

Зато Гилл слова находит. Нецензурные, правда. Но я его прекрасно понимаю.

Нам требуется несколько минут, чтобы прийти в себя, а затем мы забираемся под покрывало и ещё несколько минут просто обнимаемся, слушая дыхание друг друга.

Гилл целует меня в волосы и замечает:

— Надо бы наведаться в душ.

Я киваю и спрашиваю невпопад:

— Гилл, это же не ты ударил Фиону?

Он напрягается, приподнимает мой подбородок двумя пальцами и заглядывает в глаза:

— Почему ты решила, что это мог быть я, Сабрина?

— Она так сказала.

— Когда она успела?

— Заходила ко мне, чтобы пожелать доброй ночи, — усмехаюсь я.

Гилл поджимает губы и отводит взгляд:

— Стерва. — Затем он снова меня обнимает и говорит глухо: — Её избил отец. По её словам. Я поверил, потому что такое уже было. Но теперь сомневаюсь, что и мне она сказала правду.

— Она любит тебя, — шепчу я.

Гилл снова напрягается, молчит некоторое время, а затем выдыхает:

— Я не верю в это, но если это правда… Я попробую снова донести то, что у неё со мной нет никаких шансов. — Он усмехается и покачивает меня в своих объятьях: — Дело в том, что одна ведьмочка прочно привязала меня к себе. И я не хочу пить противоядие.

А я его и не приготовила бы, даже если умела.

Глава 23. Тайлер

Я останавливаю машину у высотки, но выходить не собираюсь. Лог это понимает и возвращается в исходное положение:

— У тебя какие-то дела?

— Да. Нужно съездить в одно место.

— Помощь нужна?

— Нет, сам разберусь.

Логан молчит, но из машины так и не выходит. Через пару мгновений спрашивает деревянным голосом:

— Поедешь к ней?

Я непроизвольно улыбаюсь — хотелось бы. Но тут же осекаю себя и, вздохнув, смотрю на друга:

— Нет, я еду не к Сабрине. Хочу разобраться с Лец.

Меня дико бесит, что Фиона полезла к моей ведьме и наговорила ей всякого бреда. Но, прежде чем предъявлять что-то этой стерве, я должен узнать правду.

Логан кивает и смотрит прямо перед собой:

— Всё то время, пока мы собирались… да и вчера тоже… Чёрт, только слепой не увидит, что ты ей нравишься. И ты… Заморочился, пожарил ей мясо, накормил. — Логан усмехается: — Заботливый сукин сын. Но знаешь, что мне не даёт покоя? Из нас двоих именно я встретил её первым. Делился с тобой тем, что к ней чувствую. А ты слушал, улыбался и делал вид, что рад за меня…

— Я и был рад, Логан, — глухо говорю я. — А потом встретил её сам. Теперь твоя очередь порадоваться за меня. Если не можешь, я пойму.

— Поймёт он, — снова, но на этот раз горько усмехается друг. — Ладно. Проехали.

Логан выходит из машины, хлопает дверцей и направляется к подъезду. Я наблюдаю, как он вышагивает с поникшей головой и опущенными плечами, и стискиваю пальцами руль. Мне не нравится, что Лог страдает из-за меня, но я надеюсь, что до него скоро дойдёт то, что Сабрина никогда ему не подходила, а он — ей. Будь иначе — минувший год прошёл бы совсем иначе.

Я резко выдыхаю, завожу двигатель и сосредотачиваю все свои мысли на предстоящей встрече.

Район, в котором в школьные годы жила Лец, отличается от остального Беркли унынием и нищетой. Сейчас я понимаю, что далеко не все живущие здесь — пропойцы и лентяи, но в старшей школе считал именно так и терпеть не мог, когда Лец слёзно просила меня приехать за ней сюда или, наоборот, подбросить до дома.

Я останавливаю машину у неприметного серого панельного дома, каких на этой пустой улице десятки, и выхожу из салона.

Барабаню кулаком о хлипкую дверь, но мне никто не открывает. Ни через минуту, ни через пять минут.

Меня начинает соблазнять мысль выломать дверь к чёртовой матери, ворваться в дом, разбудить этого проклятого алкаша, которого не заслуженно считают отцом семейства, и выбить из него правду. Я даже делаю пару шагов назад, чтобы взять разгон, но от соседнего дома доносится старческий скрежет:

— Так на работе он, парень! Нет его дома!

Я смотрю в сторону скрюченного в три погибели старика у клумбы с цветами и спрашиваю:

— А не подскажите, где он работает? Дело срочное — по поводу его дочери. Старшей.

— Нашлась, что ли, пропащая душа? Так в Доках он, загрузить-выгрузить, поезжай туда, спросишь — подскажут.

— Спасибо, старик.

Зарабатываем, значит, на выпивку тяжёлым трудом? Ладно, разберёмся.

До Доков я добираюсь за двадцать минут. Вдали шумит залив Сан-Франциско, перед глазами усердно трудятся громоздкие погрузчики, разгружая причаливший товарный корабль, в лицо светит горячее солнце. Я дохожу до промышленной зоны и удачно натыкаюсь на двух зевак, отлынивающих от работы за сигареткой-другой. Они-то мне и подсказывают, где я могу найти отца Лец.

Как только я вижу знакомую рожу во мне срывается стоп-кран. Пусть я не испытываю особой симпатии к Лец, но мразей, которые по пьяни поднимают руку на жену и детей, никогда терпеть не мог.

Я налетаю на здоровенного мужика с разбега, хватаю за грудки и впечатываю его спину в металлическую стенку здания, которая звенит от удара.

— Если ты ещё раз тронешь Фиону… — рычу я у недоумённого лица совсем не то, что изначально намеривался сказать или спросить. — Я от тебя и мокрого места не оставлю, понял?!

Мужик не сопротивляется, не отталкивает меня, хотя его комплекция позволяет ему легко уложить меня на лопатки. Лишь хмурится, пытаясь понять то, о чём я говорю.

— Ты меня услышал? — настаиваю я.

— Знаешь, где Фиона? — спрашивает он. — С ней всё в порядке?

— После того, как ты избил её и выгнал из дома? Это тебя интересует?

— Я… Что? Стой, парень, и давай-ка ты меня отпустишь. Поговорим спокойно.

— С тобой не разговаривать надо! — снова рычу я.

Я готовлюсь к тому, что он меня оттолкнёт, но не ожидаю в нём такой силы, потому и отлетаю на несколько шагов назад, едва не отбив себе задницу об асфальт.

Мужик тем временем достаёт что-то из кармана и бросает мне.

Я ловлю чёрно-красную фишку и читаю надпись: «Один год и три месяца трезвой жизни».

Надо же. Отец Фионы в завязке? И Лец забыла мне об этом рассказать? Или она сама не в курсе?

— Я не распускаю руки со дня смерти матери Фионы, парень. Не знаю, откуда у тебя другая информация.

Мужик вытряхивает из пачки сигарету, вставляет её в зубы и чиркает зажигалкой.

Мне требуется пара минут, чтобы успокоиться и прийти в себя.

— Извини, что налетел, — подхожу я к нему и возвращаю фишку.

— Забыли, — выдыхает он дым и опирается мощным плечом на стену. — Выходит, кто-то избил Фиону? Сильно?

— Пара синяков, — досадливо морщусь я. Бесит, что я так легко повёлся на россказни стервы. — Получается, она не живёт дома, так?

— Как только Марта уехала в колледж, мы с Фионой начали ссорится чаще, чем обычно. Знаю, что сам виноват в том, что дочь превратилась в меня: она не хотела работать, постоянно приходила домой накаченной по макушку не понятно какими препаратами, бросалась на меня с кулаками. Винила в смерти матери… Я верил, что смогу ей помочь так же, как помогли мне, но однажды она просто не вернулась домой.

Я чертыхаюсь, а отец Фионы продолжает:

— Ты знаешь, где она? Передашь ей, что её ждут дома? Скажи ей, что у меня есть знакомый, который поможет определить её в специальную клинику.

— Если я такое ей скажу, ты её ещё не скоро увидишь, — усмехаюсь я.

— Тоже верно, — вздыхает он и хмурится. — Ума не приложу, что делать, но не хочу, чтобы она закончила так же, как я.

— Есть у меня одна идея, — киваю я и прощаюсь: — Я сообщу, где её можно будет найти.

— Спасибо, парень! — кричит мужик мне в спину. — И всё же передай ей, что я её люблю!

Я усмехаюсь — лучше поздно, чем никогда, правильно?

Вернувшись в пентхаус, я не застаю там ни Логана, ни Лец. Я точно знаю, что девчонка провела ночь в усадьбе Фрейзеров, потому что ранним утром видел, как она садилась в машину такси, чтобы слинять до того, как все проснутся. До того, как проснусь я.

И мне плевать, где девчонка сейчас. Так даже лучше.

Я оглядываю свою берлогу и поражаюсь тому, во что её превратила Лец за такое короткое время. По всюду разбросаны её вещи, в том числе, и нижнее бельё; на обшивке дивана пятна от косметики, сама косметика валяется тут же; на кухне полная раковина грязной посуды, хотя у меня есть вполне рабочая посудомойка.

Но, проклятье, чем она тут занималась вчера?!

Я подхожу к одному из шкафов и достаю из него мусорный мешок. Иду в гостиную и с особым удовольствием скидываю в него все разбросанные вещи стервы. На этом не останавливаюсь. С маниакальностью грёбанного детектива я нахожу все следы прибывания Лец в каждой из комнат и уничтожаю их.

Довольно.

Поигралась, и хватит.

Затем я звоню старику на ресепшене и прошу прислать в квартиру клининговую компанию.

Через пять минут на пороге появляются две женщины мексиканской наружности. Я бросаю мешок с хламом Лец у лифта и говорю:

— Этот мусор не трогайте, его выбросит та, кому он принадлежит.

Я выхожу к бассейну, падаю на лежак и набираю на телефоне номер Сабрины. При мысли о вчерашней ночи с ней, член начинает твердеть. Проклятье, в этой девчонке столько страсти, столько отзывчивости и жажды, что крушу сносит к чертям. Утром я едва удержался от того, чтобы на глазах у всех не прижать её к груди и долго целовать на прощание. Эти её искусанные губы… Румяные щёчки… Лог прав, только слепой не заметит, что нас с ведьмой тянет друг к другу, словно магнитом.

— Тайлер, — глухо выдыхает Сабрина мне в ухо, и внутри всё коротит от осознания, что она рада моему звонку.

Проклятье, я до одури хочу её увидеть прямо сейчас, но…

— Как добрались, ведьма?

— Хорошо. Ты выяснил то, что хотел?

Я слышу на заднем фоне мужские голоса и сажусь ровно:

— Где ты сейчас?

— Д-дома. Тай… Здесь Логан, — недовольно шепчет она. — Пришёл якобы навестить папу, но я ему не верю.

— Хитрый сукин сын! — выплёвываю я.

— Гилл, послушай меня. Я сама не в восторге от ситуации, но, пожалуйста, сохраняй трезвость рассудка, ладно? Доверься мне, как я доверилась тебе.

Я поджимаю губы и пытаюсь дышать ровнее. Но поступок друга бесит неимоверно. Какого хрена, спрашивается? Медленно выдыхаю и вновь опускаюсь на лежак.

— Да, я выяснил то, что хотел, — хрипло говорю я. — Лец избил не отец, и я начинаю думать, что она сама это устроила, чтобы вызвать у меня жалость.

— Это ужасно, Тай.

— А ещё низко и мерзко, но давай не будем об этом. Я… — Я глубоко вздыхаю и на выдохе признаюсь: — Ты не выходишь у меня из головы, ведьма. Бесит, что сейчас рядом с тобой Лог, а не я.

— Я… я могу приехать к тебе… Хочешь?..

Я представляю, как она румянится от смущения, и в груди разливается тепло.

— Хочу, Сабрина. Но не сегодня. Нужно закончить с Лец.

— Да, прости, ты прав. Нужно, — быстро проговаривает она, и на этот раз я представляю, как она досадливо морщится.

Я широко улыбаюсь и предупреждаю:

— Но как только я с ней разберусь… Запру тебя в высокой башне и не буду выпускать оттуда неделями. Подбей пока все свои незаконченные дела и попрощайся с родственниками и друзьями.

— Очень смешно, Гилл, — тихо смеётся она.

— Я не шучу.

— Тогда… я буду ждать.

— До встречи, моя ведьма.

— До встречи, Тайлер.

Я сбрасываю вызов и с силой сжимаю телефон в руке. Грёбанный придурок. Хитрость, всё-таки или поехал с проверкой — не соврал ли я ему?

В любом случае, то, что Лог сейчас там меня дико бесит. Даже с учётом того, что я целиком и полостью доверяю Сабрине.

Лец заявляется ко мне тогда, когда на улице заметно темнеет. Я жду её в кресле в гостиной. Весь вечер сижу в полной темноте и подбираю правильные слова, потому что знатно злюсь на стерву и боюсь сорваться. А срыв грозит новыми проблемами, без которых хотелось бы обойтись.

— Тай, сладкий мой, ты почему сидишь в темноте?

Снова под какой-то дрянью: широкая улыбка, распахнутые объятия и нетвёрдая походка. Я стискиваю зубы, а затем предлагаю ей:

— Сядь, Фиона. Есть разговор.

— Какие мы серьёзные, — кривляется она, но просьбу выполняет: заваливается на диван, который сегодня чистили от следов её косметики. — Что-то случилось? Что-то страшное? Боже-е-е… Неужели, эта дурочка тебя бросила? Значит, я была права — она тебе не пара, Тай.

— Кто на самом деле тебя избил, Фиона?

Девчонка заметно пугается, но стоит на своём:

— Ты знаешь кто, Тай. Зачем спрашиваешь снова?

— Я сегодня разговаривал с твоим отцом.

— И что? Поверил этому ничтожеству, а не мне?! — вскакивает она на ноги. — Да он что угодно скажет, лишь бы себя отмазать!

— Фиона, я знаю, что он в завязке уже больше года. Знаю, что ты сама ушла из дома. Несколько, мать его, месяцев назад!

— Тай, — бросается она ко мне в ноги. — Я не могла физически жить с ним в одном помещении! Это он! Он довёл мать до самоубийства, понимаешь? Как я могу… А если он и меня доведёт…

— Прекрати, — отбрасываю я от себя её руки. — Хватит врать.

— Тай…

— Ты сама себя доводишь до смерти, — сквозь зубы цежу я. — Каждой новой дозой. Сама не хочешь жить нормально. И делаешь, проклятье, вид, что в этом виновен я. Виновен твой отец. Кто угодно виновен. А по факту виновата только ты сама.

— Тай, пожалуйста…

Я поднимаюсь на ноги и продолжаю холодно:

— Когда-то ты была амбициозной, Фиона. Знала себе цену. Ты была той самой стервозной девчонкой, на которую ровнялись другие, хотели быть, как ты. А что сейчас? Ты сама себя и угробила. Сама.

— Думаешь легко жить мой жизнью? — начинает она злиться. — Легко знать, что собственная мать бросила тебя по доброй воле? Она оставила нас! Оставила с ним! С монстром, от которого слабовольно сбежала!

— Давай, оправдывай свои слабость и зависимость обидой на мать. Это так по-взрослому.

Фиона хрипло хохочет, а затем ядовито интересуется:

— Сам-то давно повзрослел? Ещё вчера ты бегал на поводке у своего папочки и выполнял его команды. Что изменилось за одну ночь? Вот именно! Ничего! Ты зависишь от его денег! Пользуешься своим положением, на которое и права-то не имеешь!

Сука.

Я отворачиваюсь в сторону и выдыхаю:

— Я даю тебе последний шанс, Фиона. На нормальную жизнь. Воспользуйся им или проваливай на все четыре стороны.

— Какой ещё шанс, мой сладкий? — насмехается она.

Я смотрю на неё:

— Внизу тебя ждут люди из клиники. Пройди лечение, вернись к отцу, который желает тебе добра, и начни жить счастливо. Начни жить для себя, без наркоты и прочих препаратов. Без лжи, которой ты себя опутала, как паутиной. Начни жить, Фиона.

Алые губы растягивает ядовитая улыбка, и я понимаю, что мой план провалился. Девчонка увязла в своём дерьме по самую макушку. Ей не выбраться оттуда по доброй воле.

— Ты знаешь, где выход, — киваю я. — И барахло своё в мешке не забудь.

— Ты об этом пожалеешь, Гилл.

— Уже жалею. Прощай, Фиона.

Стерва лишь хмыкает, поднимается с пола и уходит. Через пару минут до меня доносится звук закрывшихся дверей лифта. Я по телефону даю отмашку ребятам внизу действовать без согласия девчонки и заваливаюсь обратно в кресло.

Не захотела по-хорошему — будет по-плохому.

Глава 24. Сабрина

Я направляюсь в корпус Долины, на занятие по бизнесу, когда замечаю среди людей впереди того урода, который ударил меня на прошлой неделе. Резко торможу. Сердце испуганно ударяет по рёбрам. Я вспоминаю, что у меня совсем вылетело из головы намерение носить в кармане газовый баллончик.

Я начинаю озираться по сторонам.

Как вариант, я могу обойти здание Науки с другой стороны. Нужно просто вернуться немного назад.

Но поздно.

Я вижу, как голова парня поворачивается в мою сторону, словно он намеренно здесь стоит и кого-то выглядывает. Видимо, меня. Поэтому времени на раздумья у меня не остаётся, и я бросаюсь в сторону густых кустов у здания.

Попробую сбежать.

Я продираюсь через растительность и спустя пару минут оказываюсь в просвете между кустов и кирпичной стеной здания. Бросаюсь к его торцу, но одна из лямок рюкзака цепляется за ветку. Я чертыхаюсь и дергаю его изо всех сил. Вскоре он поддаётся, и я бегу дальше. Поворот. Снова быстрая пробежка. И ещё один поворот. Здесь тоже кусты, и я со всего разбега ломлюсь в них. А, вынырнув, в кого-то врезаюсь…

Меня ловят чьи-то руки, не позволяя упасть, и выпрямляют перед собой.

Я выдыхаю с облегчением: Фрейзер.

— Остин, — выглядит он удивлённым. — Ты чего?

— Там… тот урод… что тогда… — Я перевожу дыхание и стряхиваю с волос и одежды прицепившиеся к ним листики и веточки. Предлагаю тут же: — Давай уберёмся отсюда.

— Тот, что тебя ударил? — немного бледнеет Дерек, отчего веснушки на его лице загораются, как огоньки. — Который ищет Гилла?

— Да, он. Пойдём, — я поправляю лямку рюкзака на плече и отправляюсь вперёд. — Прицепился же. На лице живого места нет, а всё равно. И такое ощущение, что он меня поджидал. Как будто выяснил у кого-то, где я могу проходить. Что думаешь? Мог кто-нибудь ему рассказать моё расписание? Кто-нибудь из канцелярии? Фрейзер?

Я смотрю себе за плечо, почувствовав неладное, и не вижу Дерека. Лишь листья колышутся в том месте, из которого я выбралась.

Чёрт!

Что этот дурак задумал?!

Я досадливо рычу и бросаюсь обратно.

Через несколько минут я возвращаюсь ровно на то место, с которого сбежала, и смотрю вперёд. Фрейзер стоит рядом с избитым парнем и что-то ему говорит. Я бросаюсь к ним.

Урод замечает меня первым и усмехается:

— Значит, Тайлер Гилл.

Сердце пропускает удар, я замираю на месте и ошарашено выдыхаю:

— Нет…

Дерек оборачивается на меня: лицо бледнее мела, глаза испуганно расширены:

— Остин, я должен был…

Урод хлопает его ручищей по плечу с такой силой, что тот пошатывается, и хищно растягивает разбитые губы:

— Спасибо, парень. Ты нам очень помог.

Затем он злобно хохочет и уходит, подмигнув мне на прощанье здоровым глазом.

Я смотрю на Фрейзера. Смотрю и не могу поверить, что он смог так поступить со своим братом.

— Зачем? — тихо спрашиваю я в итоге.

Фрейзер поджимает губы и смотрит в сторону. Молчит. Кулаки сжаты.

— Зачем, чёрт возьми?! — кричу я.

— Они тебе угрожали, Сабрина! — тоже кричит он. — Ты могла пострадать!

— И ты взял и решил, что должен пострадать твой брат? Ты хоть представляешь, что они с ним могут сделать?!

— А ты представляешь, что они могли сделать с тобой?

— Я сбежала!

— В этот раз. А потом? Так и бегала бы? — лихорадочно блестят его глаза.

— Да, Фрейзер! Не могу поверить, что ты его предал!

— Предал? Я защищал тебя, Сабрина! Сделал то, что должен был сделать сам Тай! Но он слишком эгоистичен для этого!

— О чём ты? Гилл не…

Дерек делает шаг ко мне, обхватывает пальцами мои плечи и шипит у лица:

— Если ты была бы ему дорога… по-настоящему дорога, он сам пришёл бы к ним и всё рассказал! Не сидел бы и не ждал, когда они снова на тебя выйдут, ясно? Я поступил бы именно так на его месте!

Его слова что-то дёргают во мне, причиняют боль, но я слишком зла, чтобы обращать на это внимание, поэтому сужаю глаза и выплёвываю:

— Так вот в чём причина? Тебе не нравится то, что ты не на его месте?

Дерек снова бледнеет и одергивает от меня руки, словно обжёгся. На лице смесь отчаянья и боли. Гилл прав, я ему нравлюсь. Сильно. И наша дружба этого не выдержит, на что я безрассудно надеялась.

— Сабрина, я…

— Ты обманывал меня. Всё это время притворялся другом, и как только у тебя появился соперник, сразу же воспользовался подвернувшейся возможностью, чтобы его устранить. Именно так выглядит то, что ты только что сделал, Дерек.

Мне больно. Меня тошнит от собственных слов. Тошнит оттого, что я делаю больно и тому, кого считала другом. Но его поступок… Его предательство… Это выше моих сил.

Поэтому я разворачиваюсь и ухожу.

— Сабрина! Сабрина, пожалуйста… Он всегда думает только о себе, слышишь? Всегда!

У меня сжимается сердце от того надрыва, который я слышу в голосе Фрейзера. Его слова о Гилле снова неприятно царапают грудь. Но я никогда не хотела, чтобы Гилл сам пошёл к этим уродам. Более того, я сделала бы всё возможное, чтобы его остановить.

Я стираю с глаз слезы и звоню Гиллу.

— Моя маленькая ведьма не в силах дожить до конца занятий? — самодовольно звучит в динамике.

— Они знают, Гилл, — глухо говорю я. — Знают, кто такой Низмо.

— Ты в порядке? — тут же меняется его интонация. — Где ты сейчас?

— Со мной всё нормально. Тай… мне так жаль.

— Всё в порядке, Сабрина, — успокаивает он меня. — Молодец, что сказала. Всё правильно. И не переживай, им придётся очень постараться, чтобы меня достать.

Я решаю не переубеждать его в том, что его имя назвала не я. Не знаю почему. Может быть, берегу его отношения с братом. Не хочу, чтобы он знал, как тот с ним поступил.

— Тай…

— Да?

— Пожалуйста, будь осторожен.

— Обязательно, Сабрина. Найду тебя после занятий, ладно?

— Я буду в библиотеке.

Я отключаюсь и некоторое время просто смотрю в пространство невидящим взглядом, а затем собираюсь с мыслями и отправляюсь на занятие по бизнесу.

Разумеется, всё время до того, как я прихожу в библиотеку, меня не оставляют тревожные мысли. Про Фрейзера и его поступок. Про то, как он отразится на Тайлере. Про то, что именно задумали с ним сделать эти уроды. Взволнованное воображение подкидывает одну идею хуже другой. И я всё сильней злюсь на друга, который по факту и не был им.

Чёрт, Дерек, что же ты наделал?..

Но и в библиотеке мне не становится лучше. Пока не появляется тот, о ком все мои мысли.

Осознание, что Гилл цел и невредим, что он здесь и сейчас, горячей волной омывает тело и сознание, принося с собой долгожданное облегчение.

Я специально села лицом ко входу, и, когда вижу в открывшихся в очередной раз дверях Тайлера, то подскакиваю с места и бросаюсь к нему на встречу, чтобы крепко обнять.

Гилл охает от моего напора, но тоже крепко обнимает меня в ответ. Зарывается носом в мои волосы и выдыхает мне в ухо:

— Переживала, моя глупышка?

Я киваю и стискиваю его шею ещё крепче.

— Полегче, ведьма, мы всё же в общественном месте, а я ни хрена не железный, — шутит Гилл, но я чувствую, как он весь напрягся.

К тому же, нас не оставляют без внимания: даже сквозь звон в ушах я слышу удивлённые шепотки.

— Это Тайлер Гилл, бейсболист?

— Он обзавёлся девушкой?

— Может, это его родственница?

— Да! Пусть это будет его сестра!

Гилл тоже слышит переживания девушек, усмехается и перехватывает меня за руку:

— Пойдём.

Он быстро ведёт меня в самый конец огромного зала, заворачивает в тесный и глухой закуток, прижимает мою спину к шершавой стене и сам жмётся ко мне:

— Проклятье, Сабрина, думал свихнусь, пока не увижу тебя…

Я снова обнимаю его за шею, прижимаюсь губами к горячей коже и шепчу:

— Я тоже всё это время сходила с ума.

— Не знал, что так бывает, — тоже горячо шепчет он мне в кожу. — Даже не представлял.

— Как вариант, такая тяга — ненормальна, — пытаюсь я шутить.

Гилл немного отстраняется и заглядывает мне в глаза:

— Считаешь? Ненормально хотеть тебя прямо здесь и сейчас? Хотеть тебя каждую грёбанную минуту «до» и наверняка «после»? Пусть. Плевать, что мы ненормальные. За эти ощущения я стерплю любые насмешки, если их кто-нибудь себе позволит.

— Сколько же в тебе самоуверенности, Гилл, — ворчу я, а сама вся дрожу от предвкушения.

Его близость всегда будет на меня так действовать? Лишать рассудка и здравого смысла? Потому что я тоже безумно его хочу здесь и сейчас. В библиотеке!

Гилл широко улыбается, подхватывает меня под коленку и прижимается ко мне сильней. Горячая волна с силой цунами омывает низ живота, которым я ощущаю твёрдое возбуждение Тая… Его ладонь с нажимом скользит по бедру, и вскоре сильные пальцы сжимают ягодицу. А затем они ловко перебираются к самому чувствительному из мест, и я прерывисто втягиваю в себя воздух. Тай тут же склоняется к моему лицу и выдыхает в губы:

— Т-ш-ш. Здесь нельзя шуметь, ведьма.

Мне хочется его стукнуть. Или позволить больше того, что он сейчас вытворяет со мной…

— Тай…

Я с силой стискиваю пальцы на его плечах. Мне жарко. Тревожно. И до умопомрачения хорошо.

— Только не кончай, Сабрина, — шепчет он. — Подожди меня.

В следующий миг я слышу шуршание фольги, и мне становится ещё жарче и тревожнее. Мы правда сделаем это в библиотеке?

— Тай… — жалко протестую я, не в силах открыть глаз.

Его пальцы… Там… Они лишают меня всякой воли…

— Доверься мне.

Кажется, я доверяла этому парню всю свою жизнь.

Эта мысль добавляет смелости, и когда Тайлер отпускает меня ненадолго, я открываю глаза. Он, как раз расстёгивает штаны, и то, что я вижу далее, открывает во мне незнакомую до этого грань желания. Оно буквально зашкаливает…

Я поднимаю глаза на лицо Тайлера и тону в черноте его зрачков.

Короткий миг, и он набрасывается на мои губы. Пальцы стискивают ягодицы, приподнимают меня по стене. Я оплетаю ногами его бёдра, выгибаю спину. Нам обоим не хватает дыхания, и мы отчаянно делимся им друг с другом.

Это и правда что-то ненормальное…

— Хочу смотреть тебе в глаза, ведьма.

Я заставляю себя их открыть, фокусирую взгляд на глазах Гилла и жадно глотаю воздух. Он тоже тяжело дышит. И, не отрываясь, следит за моей реакцией. Выражение его лица — это смесь жажды, честности и вожделения.

Гилл просовывает руку между нашими телами, поднимает подол платья и отодвигает в сторону полоску белья… Ещё одно тревожное мгновение, и он резко в меня входит.

Я задыхаюсь от остроты и сладости ощущений.

Боже…

— Нет, не закрывай глаза, Сабрина.

И снова меня переполняют незнакомые волнительно-желанные ощущения. Его глаза напротив, в которых горят страсть и нужда… Осторожные, тягучие движения… Ни с чем несравнимое наслаждение, которое они доставляют… Осознание того, где мы находимся…

Это всё за гранью реального.

И вскоре не остаётся даже грани. Гилл ускоряется, и потому очень скоро грань стирается над натиском накрывшего нас наслаждения.

Гилл роняет голову на моё плечо и пытается восстановить дыхание. Я делаю тоже самое, прижавшись к его уху своим. Ощущаю себя уставшей и полной сил одновременно.

Никаких мыслей — лишь приятное послевкусие, после испытанного ошеломления.

Пускай это будет полнейшим сумасшествием, но я готова сходить с ума снова и снова.

С ним.

Только с ним одним.

Глава 25. Сабрина

К концу недели я прихожу к выводу, что этим уродам с уличных гонок и правда будет не легко достать Тайлера.

Во-первых, он не из самой простой семьи. Во-вторых, популярный в университете бейсболист, в-третьих, его очень сложно застать в одиночестве, в-четвёртых, он живёт в пентхаусе, куда попасть нереально. Ну и в-пятых, мы с ним почти не расстаёмся, то есть он всегда под моим надзором.

Мы созваниваемся на каждом промежутке времени между занятиями. Вместе обедаем. Занимаемся в библиотеке. В другой. Благо, в студгородке их несколько. Я посещаю бейсбольные тренировки, чем безразмерно радую отца, потому что иногда тренируюсь сама. С Тайлером.

Да, меня больше не тошнит от страха при виде бейсболистов, но неприятный осадок всё равно есть. Потому что мы до сих пор не выяснили главного: кто виновен в том, что со мной случилось. И присутствует ли он среди тех, с кем мы тренируемся…

Впрочем, для меня это ушло на второй план, потому что куда приятнее целоваться с Таем на бейсбольном газоне под желтоватым светом прожекторов, чем думать о той далёкой вечеринке.

Да, всё, что касается наших с Тайлером отношений — феерично, мы узнаём друг друга и сближаемся всё сильней день ото дня. Сексуальное притяжение перерастает во что-то более глубокое — в понимание, что мы подходим друг другу, в ощущение, что мы были знакомы всю жизнь, но при этом, нам ещё есть, что узнавать, открывать и удивляться.

Но…

Всегда есть пресловутое «но».

И наше с Гиллом «но» — это жизнь вне наших отношений, а конкретно моя мать и её лекция для первого курса, на которую я не хотела приходить, но пришла.

Я опускаюсь в кресло на самом дальнем от преподавательского места ряду и осматриваюсь. Зал полон: девочки возбуждённо шепчутся между собой, парни в основной своей массе выглядят скучающими. Я вздыхаю, а в следующий миг натыкаюсь на взгляд Фрейзера. Он тут же поднимается с места, с намерением подойти, но я качаю головой, мол, даже не смей, и бывший друг обречённо падает обратно.

А знаете, что самое противное в ситуации с Дереком?

Он избегает Гилла.

Фрейзер забросил бейсбольные тренировки, это раз. Он мгновенно идёт в другую сторону, лишь завидев нас с Таем вместе, это два. И три — похоже, мой бывший друг уверен в том, что я рассказала Гиллу о его предательстве. Что тоже говорит о многом.

Я упираюсь затылком в стену позади кресла, закрываю глаза и подхватываю пальцами прядь волос.

Жду неминуемого. Но при этом, надеюсь, что женщине, родившей меня, хватит ума сдержать своё обещание и не рассказать всему свету о том, что я её дочь.

И тут моих губ касаются чужие губы.

Я теряюсь от неожиданности и распахиваю глаза, чтобы увидеть широкую и самодовольную улыбку Тайлера Гилла. Засранец.

Он шумно опускается в кресло рядом и подмигивает мне:

— Это всего лишь я, ведьма.

— Но… Ты же не первокурсник, если забыл, — улыбаюсь я ему. — Да и учишься на другом факультете.

— Подумал, что тебе не помешает моя поддержка, — говорит он серьёзно и сплетает наши пальцы.

В груди разливается тепло.

— Спасибо.

Тай кивает и прижимает мою руку к своим губам, а затем тоже замечает Фрейзера:

— Эй, а почему Дерек не сел рядом?

Я досадливо морщусь и тихо говорю в пространство:

— Потому что наша дружба не выдержала некоторых испытаний. Мы с ним прекратили общаться.

Тайлер всматривается в меня несколько секунд, а затем кивает:

— Теперь понятно, почему он не отвечает на мои звонки.

Не только поэтому, но да, это тоже одна из возможных причин.

Я виновато улыбаюсь Тайлеру, он в ответ хмуро кивает, мол, всё в порядке, и тут наше внимание переключает на себя вошедший в аудиторию преподаватель. Зал постепенно затихает. Мистер Мейсон тепло улыбается первокурсникам и объявляет мою мать:

— Нам с вами очень повезло, потому что сегодняшнюю лекцию для нас читает популярная и талантливая писательница — Виола Брукс! Давайте её поприветствуем, как следует! Миссис Брукс, прошу вас, проходите!

Если честно, я не представляю, чего ожидать от этой женщины. Откровенного наряда? Броского макияжа? Или заявления прямо с порога: смотрите, вон там сидит моя дочь, и сегодня я научу её, и вас заодно, как зарабатывать деньги на одном из пороков людей — на жажде секса!

Впрочем, именно к нему в последнее время я пересмотрела своё отношение…

Я смотрю на профиль Тайлера, вспоминаю то, что мы с ним вытворяли и неминуемо краснею. Чего стоит одна только библиотека! Не говоря обо всем остальном…

Я собираюсь с мыслями под шквал аплодисментов женской половины аудитории и смотрю на вошедшую Виолу Брукс.

Она выглядит… прилично!

На ней модный брючный костюм бежевого цвета, туфли-лодочки и дневной макияж на лице, которое озаряет вежливо-благодарная улыбка.

Ладно. Должна признать, что иметь такую мать я не против. Впрочем, всё может измениться, когда она откроет рот. Поэтому я не спешу расслабляться.

Виола оглядывает ребят и поднимает руки ладонями к нам, прося тишины. Снова улыбается:

— Я очень благодарна университету за приглашение, это честь для меня — быть здесь и поделиться своим опытом. Писательским опытом в целом, а не тем, что помогает мне в написании эротических сцен, прошу заметить!

Я закатываю глаза, пока аудитория смеётся — что и требовалось доказать. Виола Брукс никогда себе не изменяет.

Как я и предполагала, лекция не будет простой.

Но, конечно же, радует и добавляет моему сердцу покоя то, что рядом со мной Гилл. Жаль на обещанный мною Виоле обед, после лекции, его нельзя взять с собой — у него тренировка.

В общем и целом, я ещё не раз закатываю глаза, но в какой-то момент признаю, что приглашённый сегодня лектор, помимо всего прочего, рассказывает о важных и нужных вещах для начинающих писателей. Ей, как никому прочему из-за специфики, в которой она работает, приходилось отбиваться от нападок критиков и негативных отзывов на свои книги. И в основной своей массе они звучали от ханжей, вроде меня. Где-то в глубине души, я понимаю, что была не права. И, к своему удивлению, сочувствую Виоле. Потому что одно дело, когда твой труд не ценится чужими людьми, и совсем другое — когда тебя даже не пытаются понять родные.

Я не пыталась. Потому что с детства была обижена на свою мать и не давала поблажек писательнице в ней.

Впрочем, никогда не поздно признать свои ошибки и исправиться. Да, на обеде с мамой я планирую извиниться перед ней. Вот только всё идёт не по плану, потому что этой женщине от природы не дано быть нормальной!

Но давайте по порядку.

Мы с Виолой приезжаем в один из самых престижных ресторанов, что уже должно было меня насторожить, но я не придала этому факту должного внимания, листаем меню и вскоре делаем заказ.

Наша беседа начинает вполне невинно.

— Ты выглядишь по-другому, — замечает Виола, как только от нашего стола отходит официант. — По сравнению с прошлым разом. Более женственно. Это платье тебе очень идёт, Сабрина.

— Платья практичны, — бездумно отвечаю я и тут же краснею от смущения.

Да, отношения с Тайлером Гиллом научили меня быть практичной…

Мама правильно читает мою реакцию и округляет глаза:

— Быть не может! Моя девочка с кем-то встречается, так? Кто он? Твой сокурсник? Он был на моей лекции? Так-так-так, кто там сидел с тобой рядом… О, Боже! Неужели, это Тайлер Гилл?!

— И что в этом такого удивительного? — ворчу я, ерзая на месте.

Мама склоняется над столом и доверительно сообщает, её глаза при этом блестят от счастья:

— Только то, что я встречаюсь с его отцом!

Она… что?..

— Ты… шутишь, верно? Чёрт, пожалуйста, скажи, что ты шутишь! Он же женат!

Виола выпрямляется и начинает разглаживать салфетку на столе:

— Разумеется, пока это тайна. Стивен улаживает дела с разводом. Но как только всё решится, мы объявим о своих отношениях.

— Нет! Не могу поверить, что ты разрушишь чужую семью! Это какой-то бред!

— Сабрина, там от семьи одно название. Стивен признался мне, что в их отношениях с женой никогда и не было любви. И потом, мы с ним знакомы со школы, понимаешь? Он ещё тогда был ко мне не равнодушен, но я не принимала его чувства всерьёз, а уж, когда на последнем году обучения к нам в школу перевёлся твой отец…

— Чёрт, я не верю, — отворачиваюсь я к окну.

— Он буквально вскружил мне голову, а спустя время родилась ты. Затем я нашла своё призвание и окунулась в него с головой…

— Бросив нас с отцом, помню.

— Сабрина, мне уже давно не двадцать лет! А Стивен… Стивен — это надёжное и обеспеченное будущее. Я устала, милая. Устала гнаться за популярностью, которая вечно ускользает. Все эти тренды, спрос, ожидания читателей! Я хочу расслабиться и писать в удовольствие, понимаешь? Возможно, что-то глубже того, что пишу сейчас… И Стивен… Стивен — это моя тихая творческая гавань.

— Роскошная жизнь, ради которой ноги раздвигать придётся тебе самой, а не героиням твоих книг, да? — цежу я.

— Сабрина, пожалуйста… — бледнеет Виола.

— Знаешь, ма-ма, — теперь уже я склоняюсь над столом, — я терпеть не могла саму мысль, что родила меня ты; презирала тебя за то, что ты ради карьеры бросила семью; не выносила твои дурацкие выходки; злилась, когда ты меня позорила. Но при всём этом, я уважала твоё желание добиться всего самой. Не скажу, что мне был по душе жанр, в котором ты решила работать, но сегодня я поняла, — увидела! — что ты достойный человек, которому по плечу справиться с чем угодно, потому что он хорошо знает своё дело. Я даже хотела извиниться за свою предвзятость, но теперь… Ты всё испортила. Как всегда. И знаешь, мам, я кое-что слышала о твоём Стивене Гилле, и больше, чем уверена, что он пудрит тебе мозги — он никогда не разведётся со своей женой. — Я поднимаюсь с места и подхватываю сумку: — Советую не расслабляться раньше времени.

— Сабрина, пожалуйста, останься! Давай всё обсудим, как взрослые люди!

Я разворачиваюсь и усмехаюсь:

— Взрослые не равно умные. И напоследок: как по мне, в твоих книгах хватало глубины! Не понимаю, почему ты из-за этого паришься.

— Ты… Сабрина, ты читала мои книги?..

Я оставляю Виолу наедине с её недоумением и покидаю ресторан, в котором, вероятнее всего, у неё запланирована и встреча с отцом Тая.

Чёрт, что с ним будет, если Виола Брукс права и Стивен Гилл реально намерен развестись с его матерью?! Что будет с нами?..

Глава 26. Сабрина

Чтобы вы понимали мои злость и негодование, напомню, Тайлер — не родной сын Стивена Гилла.

Мне страшно.

Страшно за судьбу Тая, потому что неизвестно будет ли он нужен Гиллу-старшему без его матери. Страшно узнать, как сам Тай отреагирует на эту новость. Разозлится ли на мою мать? На меня из-за её безрассудства? Обвинит ли нас обеих в том, что Виола рушит чужую семью? Страшно быть той, кто ему об этом расскажет.

И мне просто на просто неприятен сам факт того, что мама — любовница!

Какой бы плохой родительницей я её не считала, никогда не думала, что она может поступить так низко!

До бейсбольного стадиона я добираюсь на такси и иду прямиком в зону с пушками.

Мне нужно выпустить пар, чтобы рассуждать здраво.

Есть ощущение, что я что-то упускаю во всей этой ситуации. Что-то очень важное.

Я издалека махаю рукой папе, который ведёт тренировку, и злость во мне умножается.

А что будет с ним, когда он узнает, что его бывшая жена нашла того, с кем хочет связать своё будущее? Расстроится? Или выдохнет с облегчением, потому что больше не придётся гадать вернётся ли она когда-нибудь к нему?

Как не изворачивайся, а Виола Брукс — бессердечная стерва.

Я досадливо морщусь на собственные мысли и загружаю в пушку мячи. Подхватываю с напольного покрытия биту, отхожу на нужное расстояние ибью пару раз деревком об пол.

Мне значительно легчает примерно с пятого удара.

На шестом в проходе в зону появляется Гилл.

— Вижу, что встреча с мамой не удалась. Подсказать ещё один отличный способ, как спустить пар?

Он широко и самодовольно улыбается, даже не догадываясь о том, что творится с его семьёй…

Я с силой бью по мечу и выдыхаю:

— Мне и этот способ хорошо подходит. Проверенный годами.

— Всё прошло настолько плохо? — серьёзно интересуется он, опускаясь на лавку. — Что она натворила?

Гилл выглядит уставшим после тренировки: волосы взмокли от пота и спутались, виски и ворот спортивной кофты влажные, но его взгляд ясный и обеспокоенный.

Я сдаюсь.

Бросаю биту и направляюсь к нему. Сажусь ему прямо на колени, обнимаю за шею и выдыхаю в кожу шеи:

— Как давно ты общался с родителями, Тай? У них всё хорошо?

— О чём ты, ведьма? — недоумевает он, поглаживая меня пальцами по спине.

Я отстраняюсь:

— Между ними всё хорошо?

— Сабрина, я не понимаю с какой кстати тебя стали интересовать отношения моих родителей, — хмурится он.

— С той, что сегодня моя мать заявила мне, что спит с твоим отцом, — на одном дыхании выдаю я.

— И ты разозлилась на неё из-за такого пустяка? — улыбается он, чем приводит меня в шок.

— Пустяка? Только не говори, что измены для тебя — какой-от там пустяк, Гилл, — предупреждаю я.

— Не для меня, ведьма, — успокаивает он. — А для моих родителей. Забыла, что моя мать меня нагуляла? Они не хранят друг другу верность уже больше двадцати лет. Я, конечно, не одобряю такой подход к семье, но у них свои головы на плечах.

— А как тебе то, что Виола Брукс уверена в том, что на данный момент Стивен Гилл разводится со своей женой?

Тайлер вздёргивает брови, хмыкает и отводит в сторону задумчивый взгляд:

— Это интересно…

— Мне так жаль, Тайлер, — начинаю я причитать. — Оказывается, они знакомы ещё со школы, Стивен был влюблён в Виолу, и вот они встретились вновь. Теперь она свободна и хитра, а он…

— А он никогда не любил мою мать. А уж, когда она его предала… — Гилл смотрит на меня и улыбается с грустью: — Сабрина, их отношения — не наше дело, ладно? Главное, чтобы они сами не вздумали нас впутывать, а так — плевать. Кто-кто, а мы точно за них не в ответе.

— Но… что будет с тобой, если…

— Откуда мне это знать, Сабрина? — ещё шире улыбается он. — Чему быть, того не миновать. И давай мы не будет гадать, заглядывая в возможное будущее, а просто подождём, м?

— Ты не злишься? — не верю я. — Ни на отца, ни на Виолу? Ни на меня?

— На тебя? — удивлённо смеётся он и притягивает к себе. — Выкинь из головы эти глупости, ведьма.

— Эй, кто ты? Кто подменил импульсивного Гилла на Гилла разумного?

— Ты? — улыбается он мне в кожу. — Или я всегда был разумным, но ты предпочитала замечать и выделять во мне не самые лучшие стороны. Наверное, переживала, что тогда точно не сможешь устоять передо мной.

— Рада, что хотя бы самоуверенный Гилл на месте, — смеюсь я, а затем замечаю задумчиво: — Мы словно поменялись местами. Я столько гадостей наговорила Виоле…

— Жаль, конечно, что ты научилась у меня плохому, но думаю, нормально перенимать привычки друг друга, когда… любишь.

Моё сердце сладко замирает на целое мгновение, а затем несётся вскачь. Но я продолжаю молчать, словно боюсь спугнуть это невозможно приятное ощущение. Гилл тоже напрягается, а через секунду подбрасывает меня на своих коленях, заключает моё лицо в ладони и заглядывает в глаза:

— Я люблю тебя, моя ведьма. Ты слышала?

Я киваю, сдерживая порыв то ли разреветься, то ли счастливо рассмеяться.

— Наверное, я обрадуюсь и пресловутому «спасибо, Гилл, это так мило с твоей стороны».

Из горла вырывается смешок, я шмыгаю носом и повторяю:

— Спасибо, Гилл, это так…

— Жить надоело, ведьма? — шутливо рычит он.

— И я тебя люблю, Тайлер Гилл, — улыбаюсь я, наблюдая, как от моих слов разглаживается складка между его бровей. — Словно тебе не хватает собственной любви к самому себе… Ай!

Гилл опрокидывает меня на напольное покрытие и начинает щекотать:

— Сама напросилась.

Я счастливо хохочу, пытаясь увернуться от его сильных рук, и понимаю, что действительно люблю всем сердцем этого непростого парня.

В таком виде и застаёт нас мой отец.

— Мне казалось, что щекотки, как средство от любых невзгод, перестали работать с Сабриной ещё тогда, когда ей исполнилось шесть лет. Всё хорошо, птичка?

Я смотрю на папу и киваю:

— Всё отлично, пап.

Папа тоже кивает и как-то особенно смотрит на Гилла, который помогает мне подняться на ноги. По-отечески, что ли, и с благодарностью. А затем предлагает:

— Как насчёт того, чтобы вместе поужинать, ребят?

О, я с удовольствием поела бы.

Я смотрю на Гилла, который читает пришедшее на его телефон сообщение, и вижу, как его лицо мрачнеет.

— Что-то случилось? — шепотом спрашиваю я.

Он поднимает на меня глаза, смотрит с долей боли во взгляде и нежеланием втягивать меня во что бы то ни было и поджимает губы. В следующий миг Тай притягивает меня к себе за плечи и наиграно весело говорит отцу:

— Простите, тренер, но сегодня вечером у меня грандиозные планы на вашу дочь.

— Вот как, — хмыкает папа. — Понимаю, дело молодое. Ладно, настаивать не буду. Пожалуй, свожу тогда Ренни на второе свидание — с ней приятно общаться. Ещё увидимся, ребят.

Папа залихватски подмигивает мне и уходит, а я вопросительно смотрю на Тая:

— Грандиозные планы?

— Подожди меня на парковке, ладно? Переоденусь и расскажу тебе всё по дороге.

Гилл целует меня в висок и тоже идёт вон из тренировочной зоны.

В груди рождается тревожное чувство, но я уговариваю себя не волноваться раньше времени, прибираюсь за собой и отправляюсь на парковку.

Гилл и другие парни из команды появляются в воротах минут через пять после меня. Я чувствую на себе взгляд Ульмана и, как обычно, непроизвольно веду плечами. Парень улыбается мне в знак приветствия, а затем кивает Тайлеру на прощание.

Мы садимся в машину.

— Я знаком с одним парнем, который работает с видеонаблюдением, — рассказывает Тайлер, выруливая с парковки на дорогу. — Он знает, как проследить за конкретным человеком по картинке — какая-то специальная программа. Суть в том, что я собрал и скинул ему все видео с той вечеринки, и, кажется, у нас есть тот, кого мы ищем.

Моё сердце пропускает удар.

— Но… как?..

— Да, потребовалось много времени: добыть фото и видео, разложить их в хронологическом порядке, найти тебя и проследить, но у нас всё получилось.

Тай тоже волнуется. Пальцы на руле едва заметно подрагивают, голос глухой и напряжённый. Словно он боится спугнуть удачу. Словно опасается, что добыча, идущая ему прямо в руки, ускользнёт от него в последний момент.

Я смотрю в лобовое окно и ощущаю какую-то непонятную пустоту.

Затишье перед бурей…

Совсем скоро мы всё узнаем. Узнаем, кто это был.

Гилл ведёт машину на всей скорости, напевав на правила. Но волнует меня совсем другое. Изменился ли Тайлер настолько, чтобы не рубить с горяча? В любом случае, предчувствие у меня нехорошее…

Мы сворачиваем в один из жилых районов и через несколько минут останавливаемся у неприметного и обычного дома. Выходим из машины и направляемся к нему. Дверь нам открывает худощавый и высокий парень с татуировками по всему телу, и даже на лице. Его пальцы вертят зажигалку. Он кивает Гиллу и жестом зовёт нас следовать за ним.

Мы спускаемся в подвал, сплошь нашпигованный разнообразной массивной техникой, от которой исходит гул и жар, и парень сразу занимает кресло у стола с мониторами, переходит к делу:

— Значит так, Гилл, вот, что мне удалось найти.

Мы подходим к столу, Тайлер опирается рукой на столешницу и склоняется ближе к экрану. Его челюсти стиснуты, на лице полная сосредоточенность. Я сжимаю кулаки и тоже смотрю на экран.

— Вот здесь она ещё в порядке. Далее к ней и остальным подсаживается вот этот парень, они болтают, её кто-то зовёт и видео обрывается. Здесь она снова одна. Но. Видишь, вот она на заднем плане, словно пытается не заснуть? Далее мне пришлось открутить немало видосов, но там, где она попадалась всё вроде было в порядке. А вот на этом фото, она откровенно спит, вот её поникшая голова позади этого счастливого парня. Следующее два видео смотрим в слоумо, я их специально объединил.

На экране появляются два парня, которые пьют пиво на спор: кто быстрей. Картинка не стабильная, дрожит, но, когда одного из парней рвёт на второго, я вижу, как к креслу, находящемуся сбоку на втором плане, подходит Ульман и присаживается рядом. В девушке в кресле я узнаю себя. И я там в полном отрубе.

Чёрт. Ульман не говорил, что видел меня в таком состоянии до того, как заглянул в спальню.

И на следующем видео становится понятно почему.

Вверху экрана видно лестницу на второй этаж и спину того, кто поднимается по ней, неся меня на руках. Моя рука безвольно болтается по воздуху… Парень воровато оборачивается. Видео замедляется. И мы видим тёмные глаза Энтони Ульмана…

— Грёбанный ублюдок!!!

Я вздрагиваю от рёва Гилла. Но нутро тут же сковывает холод. А к горлу подкатывает тошнота.

Ульман подсыпал что-то в мою выпивку, дождался, пока я усну, отнёс в спальню и… изнасиловал.

Гилл тем временем рвёт и мечет, крушит то, что попадается под руку, его знакомый предпринимает тщетные попытки его остановить. А я и пошевелиться не в силах.

— Я убью его! Прикончу этого урода собственными руками!!!

Стрельнувший в сознании страх приводит меня в себя, но Тайлер уже бросается к выходу. Я срываюсь за ним, кричу, чтобы он остановился. Из груди рвутся рыдания, а щёки обжигают солёные слёзы. Где-то на середине лестницы наверх я запинаюсь. Поднимаюсь. И бегу дальше.

Но не успеваю.

Гилл хлопает дверцей машины, заводит двигатель и сдаёт назад.

— Тай, пожалуйста! — кричу я, бросаясь за машиной.

Он смотрит на меня, в его взгляде застыли ярость и боль. Мне становится совсем дурно. Тай переключает передачу, отворачивается и срывает машину вперёд.

Случилось то, чего я и боялась…

Но Тайлер Гилл плохо меня знает, если думает, что я позволю ему загубить свою жизнь.

Я достаю дрожащими руками телефон и набираю номер Энтони Ульмана.

Глава 27. Сабрина

Я выхожу из машины и нахожу глазами среди посетителей открытого кафе Энтони Ульмана. Содрогаюсь от отвращения. Но расправляю плечи и решительно направляюсь к его столику. Он мне улыбается, и меня тошнит от этой улыбки. Выдыхаю и сажусь напротив него.

— Что-то случилось, Сабрина? — интересуется подлец. — Твоё приглашение, если сказать честно, застало меня врасплох.

— Как и меня, — тихо замечаю я.

Но выбора не было.

— Так, что за срочность? Голос у тебя по телефону был…

— Я знаю, что это был ты, — перебиваю я его. — Тогда на вечеринке. Знаю. Но не пойму — почему?

Ульман удивительным образом держит себя в руках, и лишь расширившиеся зрачки в глазах говорят о том, что он понимает о чём конкретно идёт речь.

Впрочем, признаваться он не планирует:

— Сабрина, я уже говорил, что лишь охранял твой покой. С чего вдруг новые подозрения?

Я склоняюсь над столом и шиплю:

— Ты плохо слышишь? Я знаю, что меня изнасиловал ты! Видела своими глазами, как ты нёс меня, находящуюся без сознания, наверх! Видела, как ты подсыпал что-то мне в стакан! Всё это есть на видео! Удивлён?

Ульман и правда удивлён, но всего одно мгновение. В следующий миг на его лице расползается хищная улыбка, он жмёт плечами и откланяется на спинку стула:

— Ты сама виновата в том, что произошло, Сабрина.

— Какого…

Ульман резко склоняется над столом, как и я, но я тут же откланяюсь, а он выплёвывает:

— Приходила в этих коротких юбочках и платьишках на тренировки к парням. К парням! Крутила своей аппетитной попкой перед нашими глазами, и при этом вертела нос от нас! Все эти милые улыбочки, заигрывания. Но не вздумайте подойти близко! Ты откровенно дразнила нас, Остин! И в моём лице получила то, что заслужила. Все, кто ведёт себя так же, этого заслуживают.

— Заслуживают быть изнасилованными? Ты в своём уме, Ульман?!

— В своём, конечно, — равнодушно усмехается он. — Пришлось действовать быстро, но я запомнил каждый изгиб твоего чудесного тела, Сабрина.

Тошнота усиливается, в ушах звенит кровь, а сознание захватывает паника, потому что я неожиданно понимаю, что я — неединственная жертва его больного ума.

— Чем ты нас опаивал? — дрожит мой голос. — Как много тех, с кем ты поступил так же, как со мной, Ульман?!

— Ещё парочка или десяток, какая разница, Сабрина? Вы все — вертихвостки, привлекающие внимание противоположного пола, купающиеся в нём, как в ванне с грёбаным шампанским. Самовлюблённые суки, которым необходимо было преподать урок!

— Ты… Ты — больной ублюдок, — шокировано выдыхаю я.

— Больной была ты! И я вылечил тебя. Разве нет? Посмотри на себя сейчас: ты совсем другая! Ты больше не играешься с чувствами других, не соблазняешь, в твоей голове не гуляет ветер. Ты сосредоточилась на важном: на учебе. Можешь не благодарить, Сабрина.

— Благородить?! Да я едва не сошла с ума! Меня неделями мучили кошмары! Я возненавидела бейсбол, себя! Уехала из дома без веской на то причины! Я целый год собирала себя по чёртовым кусочкам! Ты испортил мне жизнь, придурок, а я должна тебя благодарить?!

— Жизненные уроки и не должны быть лёгкими, Сабрина, — усмехается он.

— Так вот кем ты себя вообразил? — подскакиваю я на ноги. — Чёртовым учителем?!

Ульман тоже встаёт со стула, обходит круглый столик и замирает напротив меня:

— Советую, не устраивать сцен, Сабрина. Как и, вообще, не делать глупостей. Например, таких, как натравить на меня своего парня. Видишь ли, все мои уроки запечатлены, как история. Ты же не хочешь, чтобы твой личный кошмар стал достоянием общественности? Я могу устроить при необходимости.

Боже… Он снимал то, как насилует девушек? Меня?!

— Хорошо, — медленно киваю я, делая шаг ближе к нему. — Обойдёмся без сцен. Но… Надеюсь, ты всё же простишь мне моё негодование.

Я хватаю эту мразь за плечи и со всего размаха врезаю ему коленом между ног. Ульман выдыхает с шумом, хватается руками за причинное место и сгибается пополам. Я склоняюсь к его уху и шиплю:

— Советую, не возвращаться в дом своего братства, потому что мой парень не будет таким добрым, как я. Да, урод, он тоже всё знает. Поэтому лучше иди сразу в полицию — целее будешь.

Я распрямляюсь, киваю Тине, которая всё это время сидела недалеко от нас, и направляюсь обратно в её машину. Через минуту за спиной раздаётся какой-то шум и взволнованные пересуды немногочисленных посетителей. Оборачиваюсь. Ульман распластался на полу, а Тина нависает над ним. Она смачно плюёт в его сторону и бросает:

— Мразь.

Затем подруга разворачивается и идёт в мою сторону, а Ульман ловит мой взгляд и, тяжело дыша от распирающей его ярости, кричит:

— Ты пожалеешь об этом, сука! Ещё как пожалеешь!

— Посмотрим, кто из нас будет жалеть сильней, — тихо замечаю я и сажусь в машину.

Тина забирается в салон следом за мной, смотрит на меня мгновение, а затем извиняется:

— Прости, не смогла сдержаться.

— То, где я бью его между ног, придётся вырезать, — глухо замечаю я.

— Вырежем, не проблема. Но ты уверена, что хочешь этого? Твой отец… мама… У тебя больше не выйдет скрывать от них то, что с тобой случилось.

— Я всё решила, Тина. Поехали.

Меня трясёт от страха, я заранее жалею папу, которого эта новость раздавит, но не могу поступить иначе. Ульман должен получить по заслугам. Такому больному уроду, как он, не место на свободе.

Подруга кивает, заводит двигатель и отправляет машину вперёд.

Через несколько минут мы останавливаемся у здания полиции. Я не даю себе времени на сомнения и сразу же выхожу из машины.

Дежурный полицейский за стойкой встречает меня вежливой улыбкой, но от женщины меня отвлекает пришедшее на телефон сообщение от Гилла:

«Сабрина, я придурок, прости меня. Этого урода не оказалось дома. Я вернулся за тобой, но… Ты в порядке? Где ты сейчас? Почему не берёшь трубку?»

Я блокирую телефон, смотрю на женщину-полицейского и выдыхаю:

— Я хочу написать заявление об изнасиловании.

* * *

Детектив, которая взялась за моё дело, отпускает меня примерно через час. Родителей полиции пришлось предупредить сразу, потому что на момент изнасилования мне было семнадцать лет, и теперь они (да-да, Виола тоже находится здесь) взволнованно расхаживают туда-сюда по коридору.

— Могу я переговорить с тем из вас, под чьей опекой Сабрина находилась в свои семнадцать лет? — спрашивает женщина-детектив, привлекая внимание родителей.

На папу больно смотреть, кажется, он уже обвинил во всём себя. У меня начинает печь глаза и неприятно свербеть в носу. Папа кивает детективу, украдкой целует меня в волосы и скрывается вместе с женщиной за дверью.

Мы с Виолой остаёмся наедине. В её глазах застыли слёзы. Она осторожно разводит в стороны руки, словно боится, что меня может спугнуть любое резко движение с её стороны, и я тут же бросаюсь в её объятья.

Через пару секунд мы обе тихо плачем.

— Девочка моя, мне так жаль, — причитает она, с силой прижимая меня к себе. — Это всё я… Я виновата… Я не должна была тебя оставлять… Не имела права, появляться в твоей жизни, как праздник, и снова исчезать. Это моя прямая обязанность — оберегать тебя. А я не уберегла… Как же ты справилась?.. Боже, ты была совсем одна… Тебе было не с кем поделиться своей бедой… Какая же я дура… Прости меня, моя маленькая… Ты имеешь полное право меня ненавидеть…

— Перестань, мам, — шмыгаю я носом. — В этой ситуации виновен только одни человек — Энтони Ульман. И он получит по заслугам. Я тебя не ненавижу. Никогда не ненавидела.

— А должна! Я столько раз тебя подводила… Заставляла краснеть за себя…

— В этом твоя изюминка, Виола Брукс, — усмехаюсь я сквозь слёзы. — И я люблю тебя именно такой: чокнутой и непредсказуемой.

— Любишь? Правда?

— Правда. Прости за то, что наговорила тебе сегодня. На самом деле, я так не думаю.

Мама отстраняется, заключает моё лицо в ладони и тихо выдыхает:

— А может, я и верно поступила, оставив твоё воспитание отцу. Вон какой ты сильной и разумной выросла. Ты невероятно сильная, моя милая. И смелая. Я так тобой горжусь.

— И я горжусь тем, что ты моя мама.

— О, Сабрина! — вновь притягивает она меня к себе и зацеловывает.

За спиной скрипит дверь, я отстраняюсь от мамы и тут же попадаю в медвежьи объятья папы. Он прижимается губами к моей макушке и шепчет:

— Птичка, в полиции нам помогут — они накажут ублюдка. Но, если честно, я бы с большим удовольствием свернул ему шею своими руками.

— Слава Богу, что наша дочь разумнее тебя! — воодушевлённо замечает Виола. — Никакого рукоприкладства, герой. Для наказаний существует закон.

— Поехали домой, пап? — смотрю я на него снизу. — Приготовим наши любимые горячие бутерброды.

— Всё, что хочешь, птичка.

Я обнимаю его за талию и смотрю на Виолу:

— Ты с нами, мам?

— Только если вы не будете обжаривать на масле мою порцию. Я против лишнего холестерина!

— Она не меняется, верно? — тихо замечает папа.

— Наша знакомая и привычная Виола Брукс, — так же тихо смеюсь я.

Машину Тайлера я вижу ещё на подъезде к дому, сам он сидит на ступенях крыльца. Он поднимается на ноги, когда мы выходим из джипа папы, и направляется нам на встречу.

Я смотрю на родителей:

— Я скоро вас догоню, ладно?

Папа, не хотя, кивает, и мама подхватывает его под локоть, чтобы скорее утянуть в дом.

Тай тут же меня обнимает и горячо выдыхает в волосы:

— Проклятье, ведьма. Я уже не знал, что думать… Прости меня, ладно? Как был психом, так и остался. А обещал тебе совсем другое. Мне так жаль.

— Я знала, что ты выкинешь что-нибудь в этом роде. Иначе, ты не был бы собой. Поэтому я поступила так, как поступила.

Тайлер отстраняется и заглядывает мне в глаза:

— О чём ты?

Я отвожу взгляд, беру его за руку и тяну к крыльцу:

— Давай сядем.

Мы опускаемся на ступеньки, я подтягиваю к себе колени и обнимаю их руками. Заранее готовлюсь к тому, что Гиллу не понравится то, что я расскажу. Внутри всё напрягается.

Но я всё равно выдыхаю:

— Я заявила на Ульмана в полицию.

— Ты… что?..

Я смотрю на Гилла и рассказываю с самого начала:

— Я размышляла над этим планом с того момента, как приняла тот факт, что ты не отступишься с поисками. Я знала, что тот, кто бы это ни был, останется калекой, если не хуже. Ты едва не прикончил того парня за то, что тот меня ударил, а тут… В общем, как только ты уехал, я вернулась к твоему знакомому и попросила, чтобы он скинул эти видео на флешку. А до этого позвонила Ульману и потребовала, чтобы он срочно со мной встретился.

— Что?! — возмущается Гилл. — Какого… Ты могла пострадать, Сабрина!

— Пострадал он, — усмехаюсь я. — Итак, у меня на руках имелись видео-доказательства того, что Ульман тащил меня, бесчувственную, наверх, но на этом всё. Прошло больше года. Я не заявила на него сразу. Никто в полиции мне не поверил бы. Поэтому мне, превозмогая страх и отвращение, нужно было с ним поговорить. «Выбить» из него признание. И здесь мне помогла Тина — она снимала нас на видео, а мой телефон играл роль микрофона. Он признался, Тай, — выдыхаю я и закрываю глаза. В воспоминаниях всплывает его хищная улыбка. — И я была неединственной его жертвой.

Гилл резко выдыхает, словно его ударили под дых, а затем яростно хрипит:

— Больной ублюдок. Зря ты не позволила мне сломать ему ребро-другое.

— С ним разберётся полиция, слышишь? — вновь смотрю я на Тая. Он, сжав челюсть, смотрит в сторону. — Он уже у них. Дело будет громкое — они намерены найти каждую из его жертв, чтобы посадить за решётку на долгие-долгие годы. И поэтому, Тай, ты мне будешь нужен. Все в университете узнают о том, что меня изнасиловали. Мне не справиться одной. Пожалуйста.

Тай вглядывается в меня так, словно не понимает о чём я говорю, а затем до него доходит то, что я боюсь его потерять из-за сплетен, которые обязательно расползутся во все стороны, как клубок змей из перевёрнутой корзины, и обхватывает моё лицо ладонями:

— Эй, тебе не избавиться от меня, ведьма.

— Точно? Ты не злишься на меня?

— Сабрина, я тебя не заслуживаю, — притягивает он меня к своей груди, обнимает крепко. — Ты умная, смелая и сильная. Да, я не в восторге от того, что не сломал этой мрази нос, но ты всё сделала правильно. Ты удивительная. И я разобьюсь в лепёшку, чтобы хотя бы отчасти тебе соответствовать.

— Вообще-то я полюбила тебя ненормальным и импульсивным, — тихо смеюсь я, глотая слёзы, а затем заглядываю ему в глаза: — А ещё ты удивительный и потрясающий. Великолепный Тайлер Гилл, как он есть.

Он ведёт бровями, мол, с правдой не поспоришь, улыбается, а затем склоняется и нежно меня целует.

Глава 28. Тайлер

Я въезжаю в ворота родительского особняка и паркую машину рядом с машиной отца.

Но выходить из салона не спешу.

Вчера состоялся суд над этой мразью, урода упекли в психушку, потому что, когда он понял, что ему не отвертеться, начал косить под психа. Впрочем, плевать. Сабрина права — главное, что он больше не гуляет на свободе.

Беспокоит меня другое.

За прошедшую неделю многие узнали, что я и Сабрина вместе. Урод, что разыскивал Низмо, наверняка, тоже. До меня он достать не может, но его парни не теряют на это надежды — уже не в первый раз замечаю, что они за мной следят. И я боюсь, что кто-нибудь из них вновь решит добраться до меня через мою ведьму.

Поэтому я должен сыграть на опережение.

Я киваю самому себе, выхожу из машины и иду в дом.

На меня буквально с порога налетает мать:

— О Тайлер! О мальчик мой! Он приказал мне ничего тебе не говорить и пообещал, что не выкинет меня на улицу! Что будет заботиться и обо мне, и о тебе! Мой привычный образ жизни останется прежним! Особняк тоже останется мне! И у тебя! У тебя он квартиру не заберёт!

Я хмыкаю. Теперь ясно для чего отец приказал мне сюда явиться.

— Тиана, ради Бога, заткнись, — появляется он из дверей кабинета собственной персоной. — Я в состоянии сам всё объяснить нашему сыну. Тайлер.

Отец оставляет для меня дверь кабинета открытой. Я захожу в комнату следом за ним и закрываю её.

— Документы уже готовы, мы с твоей матерью больше не муж и жена, — заявляет отец, стоя у окна, ко мне спиной.

— Я встречаюсь с дочерью твоей… любовницы? Или кто она тебе теперь? В общем, не жди от меня удивления.

— Сабрина Остин, да, наслышан, — кивает он самому себе и разворачивается ко мне лицом. — В таком случае, просвети меня, почему ты платишь за лечение Фионы Лец? С ней ты тоже встречаешься?

— Откуда…

— Я могу не знать, на какую сумму ты, например, пообедал, но такие крупные счета не остаются без моего внимания. Объясни, почему ты снова с ней связался? Я же говорил тебе держаться от неё подальше.

Я чешу бровь пальцем и падаю в кресло напротив рабочего массивного стола:

— Девчонка меня шантажировала, я не нашёл другого способа избавится от неё.

— Чем она могла тебя шантажировать? — сухо интересуется отец.

— Правдой. Она знает, что я тебе не родной сын. Была в моей комнате, когда ты устроил скандал матери.

— И ты…

Я его перебиваю, зная наперёд то, что он скажет:

— И я повёлся на её шантаж, чтобы сохранить твоё благосостояние, да. И своё заодно.

Отец вздыхает и садится за стол:

— Надо было сразу прийти ко мне. Моему благосостоянию ничего не угрожает. Как и твоему. Я — главный наследник. Ты — мой сын. Этого ничего и никто не исправит. Даже разное ДНК. Это понятно?

— То есть…

— То есть ты сглупил, верно. Я тебе много раз говорил, что нет ничего важнее семьи. Да, мы далеко не пример для подражания, но мы — семья. А остальные люди…

— Лишь средство для достижения своих целей, помню, — киваю я.

— Помнишь, да не всё. Нет смысла спасать или жалеть тех, кто сам этого не хочет, но есть смысл их использовать. Они сами это позволяют. Поэтому никаких угрызений совести быть не должно — достойный человек, использовать себя не позволит. Теперь понимаешь о чём я тебе всё время твердил?

О том, что Фиона никогда и не заслуживала моей жалости? Что ж, в этом что-то есть.

— Допустим, — киваю я. — Но не жди от меня того, что я стану придерживаться твоей философии. У меня есть своя.

— Хорошо, потому что это вызывает уважение. Но от помощи семьи отказываться всё же стоит не всегда. Тем более, когда она может оказать реальную помощь.

— А что с пониманием от неё? — усмехаюсь я. — С поддержкой? Давай сейчас и проверим.

Я поднимаюсь на ноги, вынимаю из кармана сложенный в четверо флайер, расправляю его и кладу на стол перед отцом:

— Это официальный чемпионат по гонкам на машинах. И я буду в нём участвовать.

На самом деле, мне плевать на мнение отца. Мне достаточно того, что меня поддерживает Сабрина.

Отец долго всматривается во флайер, трёт пальцами подборок, а затем поднимает на меня вопросительный взгляд:

— А что бейсбол? Профессиональный? Мне казалось, ты любишь эту игру.

— Люблю. И бросать его не планирую. Но своё будущее хочу связать не с ним.

— Понятно. — Отец откидывается на спинку офисного кресла, смотрит в сторону и задумчиво говорит через пару мгновений: — Я тоже не хотел связывать своё будущее с концерном деда. Долго сопротивлялся этому. А затем нашёл решение — создал с его помощью то, во что смог вложить душу, своё рекламное агентство. Но при этом, я не рисковал свой жизнью. Хочешь от меня понимания и поддержки? Они у тебя будут, как только я увижу, что ты хорош в том, чем хочешь заниматься. Я приду на твою первую гонку, сын, а после мы вернёмся к этой теме.

— Мне подходит, — жму я плечами и разворачиваюсь к выходу. У дверей предупреждаю: — У меня есть одно нерешённое дело, поэтому не удивляйся, если снова обнаружишь в моих счетах крупную сумму.

— Уверен, что снова не глупишь?

— Уверен, что хочу разбираться со своими проблемами сам.

— Это твоё право, но помни, что всегда можешь обратиться к моей философии.

Я усмехаюсь, киваю и выхожу за дверь.

В данном случае мне больше подходит философия Сабрины — встретиться со своим врагом лицом к лицу и поставить точку в долгоиграющем конфликте.

* * *

Через знакомых я легко узнаю адрес места тусовок Брайена — обычный гараж, каких на Эйр-стрит целое множество. Паркую машину недалеко от ворот и выхожу из салона.

В помещении, пропахшем машинным маслом, бензином и прочим в этом духе, негромко играет музыка. А парни во всю работают со своими тачками, которых здесь около десятка. Я присвистываю — инструмент и сами машины против воли вызывают уважение.

Я нахожу глазами парня с выбритыми и татуированными висками и говорю:

— Слышал, Брайен, ты меня повсюду искал? Поздравляю, вот он я.

На меня оборачиваются все четыре головы. Один из парней грубо заявляет:

— Катись отсюда, кем бы ты не был, это частная территория!

Брайен перестаёт хмуриться и поднимается на ноги:

— Тише, Люк. Кажется, это наш закадычный друг — Низмо. Он же — Тайлер Гилл, богатенький мальчик и способный бейсболист. Яйца у тебя железные, Низмо, раз ты сюда явился, да ещё и один.

— Не то, чтобы мне не льстило внимание твоих парней, да и сбрасывать их с хвоста одно удовольствие, но это не может длиться бесконечно. Вмешательство в частную жизнь, как-никак. Да и жалко их. В общем, предлагаю решить всё здесь и сейчас. Пока я в хорошем расположении духа.

— Чёрт, ты не только на трассе выделываешься! — наигранно смеётся Брайен. — Видимо, все богатые мальчики напрочь лишены чувства самосохранения, да?

— За всех не отвечу. Что касается лично меня… — я жму плечами, мол, не понимаю, кого и чего здесь бояться. А затем предлагаю: — Давай, Брайен, скажи, что тебе от меня нужно? Деньги? Новая тачка? Две? Взамен тех, что ты угробил, гоняясь со мной. Потому что иначе, я начну думать, что ты ко мне не ровно дышишь. Неловко выйдет — моё сердце прочно занято.

Улыбка парня превращается в оскал, но возмущается другой:

— Какого хрена, Брайен? Мы можем сломать ему ноги за две секунды! Чего ты с ним распинаешься?

— Стоять! — рявкает тот на него, когда он дёргается в мою сторону, и сам идёт в моём направлении. Говорит по дороге: — Деньги твоего папочки мне не нужны. Да и машин, как видишь, мне хватает. Для чего я тебя искал? — Брайен останавливается в метре от меня и сам отвечает на свой вопрос: — Сначала я и правда хотел переломать тебе ноги. За трусость. Этот твой платок вымораживал. Ну какой нормальный гонщик, мужик, будет скрывать своё лицо, как какая-нибудь смущённая девчонка? Затем я узнал кто ты, и стало понятно — ты боялся потерять место в команде по бейсболу. Вот только бесить меня меньше ты не стал. Но, нет, я больше не хочу избивать тебя до полусмерти. Я — гонщик. И мне важно приходить первым.

— Поражаюсь твоему упорству, — вздыхаю я. — Ты проиграл мне уже два раза.

— Нет-нет, Низмо, в этот раз всё будет по моему, — хищно улыбается придурок. — Одна из сложных трасс, одинаковые по мощности тачки и никаких штурманов. Только ты и я.

— И если ты снова проиграешь, то мне опять терпеть преследования? — поднимаю я брови. — На такое я не подпишусь, уж извини.

— Теперь я знаю тебя в лицо, Низмо. И я точно не проиграю.

— Практика показывает другое, ну да ладно, — делаю я шаг вперёд и протягиваю руку: — Честная гонка, после которой, как бы она для тебя не закончилась, ты и твои парни оставляете меня и моих знакомых в покое. Сдержишь слово, гонщик?

— Я всегда держу своё слово, — жмёт он в ответ мою руку.

Чёрта с два, он его держит. Он затрахает меня, в переносном смысле, разумеется, пока не победит. Это видно по нездоровому блеску глаз. Он будет вызывать меня на гонку снова и снова до грёбанной старости. Или до тех пор, пока я не решу ему поддасться.

Чего я, разумеется, делать не умею.

Проклятье.

Я хмыкаю и киваю:

— Что ж, время покажет, ну а пока…

— Не так быстро, Низмо, — качает он подбородком и врезает мне кулаком в живот. Воздух со свистом вылетает из лёгких. — Это за тачку, что я угробил по твоей вине. Восстановить её не вышло. — Парень отпускает мою руку и указывает на выход: — Вот теперь можешь идти.

Я стискиваю зубы, разгибаюсь и взмахиваю рукой:

— Увидимся.

Уже у выхода урод орёт мне в спину:

— И не вздумай явиться на гонку в грёбаном платке, Низмо!

Я усмехаюсь, показываю большой палец за спину, и раздражённо чешу бровь.

Вот какого хрена мне теперь делать?

Глава 29. Тайлер

Сабрина стоит на веранде, у бассейна. Ветерок слегка покачивает у её бёдер мою белую футболку, которая ей слишком широка. Ведьма подняла лицо к небу и мило щурится на утреннее солнце.

Вчера после тренировки я забрал её к себе. Мы вместе приготовили ужин, зажгли свечи и провели потрясающий вечер наедине друг с другом. А какой была ночь…

Проклятье, люблю эту девушку до хруста костей.

И снова её хочу. Я хочу её грёбаное всегда.

Я отставляю стакан с водой в мойку и выхожу на веранду. Заключаю Сабрину в свои руки, обнимая её со спины, и касаюсь губами шеи, которую она мне любезно открывает, отклонив голову вбок.

На нежной коже появляются мурашки. Я собираю их губами. И выгибаюсь так, чтобы ведьма почувствовала своими ягодицами мою готовность. И она чувствует. Из её горла вырывается сладкий стон, а ноги подкашиваются. Но я крепко держу её. Ни за что не отпущу.

Поворачиваю её голову к себе и впиваюсь в рот глубоким поцелуем. Кружу языком у её языка. Задеваю им нёбо и зубы. Жадно облизываю сладкие губы.

Одна ладонь ложится на окружность груди под футболкой, пальцы другой — скользят ей между ног. Ткань белья влажная.

Моя страстная ведьмочка…

Отрываюсь от губ и хочу снять с неё футболку к чёртовой матери, но Сабрина ловит мои кисти и прерывисто выдыхает с нотками осуждения и смущения:

— Тай…

Я шепчу ей на ухо:

— Нас никто не увидит, глупышка. Доверься мне.

Мгновение, и её пальцы осторожно разжимаются.

Я тут же стягиваю с неё футболку, бросаю её на плитку и прокладываю дорожку жадных поцелуев вниз по её спине. От белья я её тоже освобождаю. Затем выпрямляюсь и подхватываю её на руки. Сабрина охает от неожиданности и обнимает меня за шею.

Спрашивает дрожащим голосом:

— Что ты задумал, Тайлер Гилл?

Знает меня.

Я лукаво улыбаюсь, касаюсь её губ своими и спрашиваю:

— Купалась когда-нибудь голой в бассейне, ведьма? Обещаю, тебе понравится.

Сабрина успевает лишь взвизгнуть, а затем скрывается под водой, расплёскивая воду. Я в мгновение ока избавляюсь от одежды и ныряю следом за ней. Она, успев вынырнуть, снова визжит, потому что её накрывает всплеском воды от меня.

Вынырнув рядом с ведьмой, я ловлю её за талию и притягиваю к себе, чтобы вновь жадно завладеть её губами. Утягиваю её к мелководью, ближе к лесенкам из мелкой плитки. Усаживаю её на ступеньку, а сам припадаю к нежной и упругой груди. Прикусываю горошины розовых сосков и наслаждаюсь сладкими стонами моей девочки.

Она вся дрожит.

Дышит часто и со стонами.

Извивается, как змейка.

И так каждый грёбанный раз. Как в первый. Словно у нас с ней бесконечный запас взаимной страсти. Словно мы с ней созданы друг для друга, как бы слащаво это не звучало.

Я перемещаюсь, сам усаживаюсь на ступень и тяну за собой Сабрину. Она усаживается сверху. Полуоткрытый взгляд, дрожащие мокрые ресницы, приоткрытые губы — безумно красивая и желанная.

Моя.

Я припадаю губами к тонкой шее, как изголодавшийся зверь, прикусываю и зализываю нанесённые «раны». Сабрина тихо стонет. Я нахожу её губы. Спускаюсь ладонями вниз по спине. Сжимаю пальцами упругие ягодицы. Мну их.

Хочу её до безумия.

— Тай… — тоже теряет она терпение.

Я улыбаюсь ей в губы, а в следующий миг приподнимаю её бёдра и опускаю её на свой член. До упора. Ощущение горячей влаги и тесноты сводит с ума. Её громкий стон — добивает.

Я удерживаю это мгновение ещё пару секунд, а затем снова поднимаю и опускаю её, показывая дальнейший план действий.

Сабрина очень способная ученица, потому уже совсем скоро делает всё сама.

Мне остаётся лишь наслаждаться её движениями, видом её подпрыгивающей груди и порочным выражением лица, которое тепло высвечивает солнце.

Потрясающая…

Стоны, хрипы, плеск воды, хаотичные поцелуи, объятья — всё смешивается в водовороте нашей любви. Подбрасывает нас всё выше и выше. Доводит до исступления. И в конечном итоге разбивает волной бешенного удовольствия.

Сабрина кончает чуть позже меня, и это зрелище, как дополнительный оргазм. Я притягиваю её ближе и ловлю губами последний стон. Просто одуреть…

Затем моя ведьма расслабляется и устало опирается на меня, чтобы уткнуться носом в мою шею. Пару минут мы оба восстанавливаем дыхание. Я ласково перебираю пальцами позвонки на её спине. И не хотя раздумываю над тем, как рассказать ей о сегодняшней гонке.

Впрочем, к чему эти увёртки, да?

Я оплетаю рукой талию Сабрины и окунаю нас обоих в воду, чтобы освежиться. Она тихо смеётся вместе со мной. Я оставляю нас в воде по плечи. Мои. Подтягиваю к себе Сабрину и вынуждаю её обнять меня ногами. Любуюсь мгновение отблеском солнца в её глазах и говорю:

— Сегодня я в последний раз участвую в уличной гонке.

Сабрина тут же хмурится:

— Но… Это не о… Как же те козлы, Тай?

— Гонка как раз с ними, — киваю я. — Точнее, с главным козлом — Брайеном.

Её глаза расширяются:

— Как?

— Я не стал ждать, когда кто-нибудь из них придёт к тебе. Ещё раз. И пришёл к нему сам.

— Ты спятил, Тай?!

— Эй, руки-ноги целы, не видишь, что ли? — нагло улыбаюсь я.

Сабрина ради приличия пихает меня кулаком в грудь, но затем тоже улыбается и говорит задумчиво:

— А Дерек утверждал, что ты эгоист. Ошибался.

— Это когда он такое утверждал? — Сабрина пугается и отводит глаза, я её поторапливаю: — Когда, ведьма? Мне просто интересно, и я не удивлён.

— Тогда, когда сдал тебя им, — ворчит она, очевидно недовольная сама собой. — Я не хотела, чтобы ты это знал.

Вот это новость. То есть моё имя назвала не Сабрина? До чего упрямая девчонка.

— Фрейзер всё правильно сделал, — целую я её в висок. — Он защищал тебя, моя ведьма. Так вы из-за этого разругались? Нет, я не против того, что вы больше не общаетесь, но его можно понять. Я тоже творил всякую дичь, чтобы тебя заполучить. Пусть и не осознавал этого.

Сабрина закатывает глаза и приникает ко мне, обняв за шею. Через пару секунд тихо спрашивает:

— Так что нам ждать от этой гонки?

— Ясно что. Моей безусловной победы.

* * *

Трасса для гонки, что выбирает Брайен, начинается на повороте Ломас Контадас, у старой конюшни, и финишем ей послужит Гризли Пик — смотровая площадка с вершины холма, откуда открывается вид на город и океан внизу.

Дорога узкая, с отвесным краем, но справиться реально.

Хлопает крышка капота, я отталкиваюсь от покосившегося забора и насмешливо замечаю:

— Твоё недоверие, Брайен, оскорбительно. Я всегда побеждал тебя честно, и не собираюсь изменять своим принципам.

— Всё чисто, — подтверждает мои слова его механик.

Брайен усмехается:

— Сегодня всё зависит лишь от нашего мастерства. Поэтому не спеши раньше времени праздновать победу.

Мастерство. Вот именно. Этого у меня не отнять. Так что…

— По коням?

Парень кивает, даёт отмашку своему механику, и тот вынимает из кармана куртки сигнальный пистолет, который даст старт нашей гонке.

Мы занимаем водительские места, ровняем машины и выжимаем газ. Свет фар высвечивает дорогу впереди и парня между нашими тачками с поднятой вверх рукой. Рёв моторов приятно ласкает слух, в крови начинает звенеть адреналин, и я довольно улыбаюсь. Предвкушаю и гонку, и победу в ней.

По-другому быть не может.

Бросаю взгляд на руку механика, его палец нажимает на спусковой крючок, из дула вылетает сигнальная ракета, оставляя дымный след на чернильном небе, и разбивается в вышине искрами ярко-зелёного цвета.

Я переключаю скорость и жму на газ.

По началу мы с Брайеном идём вровень, но уже на первом повороте я вырываюсь вперёд. На прямой позволяю ему меня догнать. Играюсь. И снова вырываюсь вперёд на очередном повороте. Урод, разумеется, не бросает попыток меня подрезать. Не позволяю. Жму на газ каждый раз, как его машина ровняется с моим капотом. Смеюсь, представляя, как он бесится. Мимо на скорости проносятся пейзажи. Дорога виляет из стороны в сторону, шины визжат по асфальту на крутых поворотах.

Чувствую себя в своей стихии, словно рождён именно для этого.

Впереди крутой поворот меньше девяносто градусов, который выведет нас на Гризли Пик бульвар. А там последняя миля — и здравствуй, очередная победа над неугомонным козлом.

Парень будет настоящим мазохистом, если не отстанет от меня и захочет вновь вкусить горечь поражения.

Сбавляю скорость, Брайен тут как тут, ловко вхожу в поворот, он тоже справляется неплохо, но я всё равно впереди.

Да, урод, глотай дым от моей выхлопной трубы, только это тебе и остаётся.

А затем я замечаю впереди тех, кто нас ждёт на финише. Замечаю мою ведьму, которая забралась на крышу машины Быстрой тойоты и выглядывает меня. Наверняка волнуется…

И, как и я, знает, что в случае моей победы, Брайен не отстанет от нас.

Моя одержимость победой ничуть не меньше, чем его. Проигрывать паршиво. Но не тогда, когда есть ради чего. Или кого.

И именно той, ради которой я готов на всё, я пообещал, что это моя последняя уличная гонка.

Я удерживаю руль одной рукой, а второй быстро застёгиваю на себе ремень безопасности. Бросаю взгляд в боковое зеркало. Ярко-оранжевая тачка дышит мне в спину. Лицо урода перекошено от ярости и натуги. Из ноздрей едва ли не валит пар. Сбавляю скорость. На каплю. Чтобы не палится. Оранжевый капот ровняется с моим бампером. Я подмечаю слева от дороги хорошее место. Если не на нём, то падать мне…

Выдыхаю.

И резко веду руль влево и снова вправо.

Машину заносит, тащит вниз по склону, а затем и переворачивает…

Небо и земля меняются местами, я вжимаюсь в кресло и упираюсь ладонями в потолок, подушка безопасности врезает мне в челюсть. Подбрасывает меня не слабо. Стискиваю зубы и терплю. Меня переворачивает ровно пять раз.

А затем машина замирает, оставшись стоять на крыше.

Я почти не пострадал. Так, парочка хороших ушибов.

Вываливаю содержимое бардачка между сидениями на пол-потолок, нахожу складнойножик и распарываю им подушку. Она противно пищит, пока сдувается. Затем отстёгиваю ремень и падаю вниз.

На четвереньках выбираюсь из салона и падаю на траву. Над головой звёздное небо, а на душе легко и спокойно.

Вскоре я слышу топот ног и испуганный голос моей ведьмочки.

— Тайлер! Боже, Тай!

Она падает на колени рядом со мной, видит мою улыбку и из её глаз брызгают слёзы. Сабрина стискивает в пальцах края моей куртки и возмущается:

— Ты обещал, что мне от тебя не избавится, Тайлер Гилл! Больше никогда не смей так делать! Никогда, слышишь?!

Я притягиваю её к себе, переворачиваюсь и нависаю сверху. Вытираю слезы с её глаз, а затем шепчу у губ:

— Больше и не придётся.

Глава 30. Сабрина

— Ма-а-ам… — недовольно тяну я, разглядывая себя в напольном и огромном зеркале. — Ты превратила меня…

— В красивую женщину? — любезно подсказывает она, занимаясь собственным макияжем у трюмо. — Можешь мне поверить — Тайлер будет в восторге.

В принципе… платье не такое уж и обтягивающее, просто выгодно подчёркивает мою фигуру. Макияж тоже не слишком броский, но праздничный — блёсток Виола не пожалела. Причёска… Пожалуй, только к причёске у меня и нет претензий — волнистые локоны вышили идеально.

— Да, — приходится мне согласиться. — Спасибо. Но я не уверена, что справлюсь с этой высокой шпилькой.

Мама откладывает помаду, поднимается с пуфа и идёт ко мне. Обнимает за плечи и говорит серьёзно:

— Женщины нашей семьи могут справиться с чем угодно.

Я лишь закатываю глаза.

— Ты готова? Можем идти?

— Да, — отстраняется от меня мама и разводит руки в стороны. — Но ты так и ничего не сказала про наш со Стивеном новый особняк. Как тебе наша спальня?

— Всё круто, мам. Я счастлива за вас.

Я говорю искренне, потому что за минувший год успела убедиться в том, что эти двое хорошо друг другу подходят. Взбалмошная, но мудрая Виола и серьёзный, но умеющий идти на компромисс Стивен. Плюс на минус, и всё такое. И потом, кажется, они по-настоящему любят друг друга.

— Для вас с Таем тоже есть спальня. Скажи, твой отец по-прежнему против того, чтобы вы жили вместе?

— Ты будешь жить со мной, пока не закончишь университет, и точка, — передразнивая папу, улыбаюсь я. — Впрочем, это лишь формальность — половина моих вещей уже давно переехала в квартиру Тайлера.

— Я рада, что ваши отношения крепчают с каждым новым днём, — тоже улыбается мама. — Но с отцом согласна — не стоит торопить события.

Я снова закатываю глаза и разворачиваюсь к выходу из спальни:

— Идём?

В этом году рождество мы решили отметить в доме Виолы и Стивена. Мама очень постаралась и украсила дом в хорошем таком духе праздника: искусственный снег, пушистые венки с колокольчиками, ленточки, омелы и, конечно же, огромная и нарядная ёлка посреди гостиной.

Там, кстати, внизу, уже снуют туда-сюда нарядные гости.

Я вижу много знакомых лиц, но для начала останавливаю свой взгляд на самом важном из них. На лице Тайлера Гилла. Он, кстати, бросил учёбу и бейсбол, и целиком и полностью сосредоточился на профессиональных гонках. О, и он в них очень хорош! Уже добиться отличных результатов — попал в состав участников «Формулы-1». Его спонсором будет рекламное агентство Стивена. Он сам так захотел, потому что увидел, что его сын профи. Гилл-старший не пропустил ни одной гонки Тая. Как и я.

Впрочем, мы с Таем иногда посещаем тренировки моего отца, чтобы насладиться любимой игрой.

Я вместе с мамой спускаюсь вниз и смущённо улыбаюсь Таю, потому что его взгляд… Смесь восхищения и чистейшего порока. Уверена, мысленно он уже раздел меня и занялся со мной любовью.

— Выглядишь потрясающе, ведьма, — шепчет он мне на ухо. — Может, свалим отсюда ненадолго?

— Держи себя в руках, Тайлер Гилл, — тихо смеюсь я.

— Как можно, если ты меня провоцируешь? — заглядывает он мне в глаза веселящимся взглядом.

— Ты попросту одержимый, Гилл, — закатываю я глаза.

— Тобой, моя ведьма, да, — соглашается он и целуется меня в губы.

Рядом тактично кашляет Логан Хейг, а Тина Адамс, как всегда, прямолинейна:

— Мы с Логаном встречаемся меньше вашего, а контролируем себя гораздо лучше. Неужели, вы до сих пор не насытились друг другом?

— Это невозможно, — широко улыбаясь, заявляет Тай и жмёт руку своему другу. — Не представляю, как вы с этим справились.

— Ты говори да не заговаривайся, — по-доброму усмехается Лог и притягивает Тину к себе. — Просто мы не выставляем свою страсть на всеобщее обозрение. Попробуйте тоже.

Я замечаю папу в компании Ренни, его девушки, и мамы Тайлера, Тианы. Последняя безбожно с ним заигрывает. А Ренни едва не кипит от злости. Я улыбаюсь папе и киваю в знак благодарности за то, что он пришёл. Как вариант, он может пересмотреть своё решение на счёт моей жизни с ним, если они с Ренни решат съехаться. Нет мне очень нравится эта добрая женщина, но жить с Тайлером куда предпочтительнее, чем с ней и папой.

Следом я натыкаюсь на взгляд Фрейзера.

Он стоит в окружении своей семьи и семьи тех, с дочерью которых его хотят свести родители. Девушка эта очень милая, и как по мне, хорошо ему подходит. Присмотрелся бы.

Я ему киваю в знак нашей прошлой дружбы и вновь сосредотачиваю внимание на своём любимом парне. Забыла вам отметить, что он потрясающе выглядит в своём сером, под цвет глаз, смокинге. Настолько потрясающе, что я тоже задумываюсь над тем, чтобы улизнуть с вечеринки на несколько минут.

Впрочем, мама не позволяет этим мыслям оформиться в настоящее желание, потому приглашает всех за стол.

Повара постарались на славу. Я наедаюсь от пуза, а Тайлер всё подкладывает и подкладывает мне в тарелку что-нибудь новенькое и аппетитное. Чувствую, такими темпами платье на мне разойдётся по швам, но остановиться не могу.

Когда с беседами и едой покончено, гости возвращаются в гостиную, и начинаются весёлые танцы. Мы смеёмся, дурачимся и просто наслаждаемся отличной компанией и вечером.

Что-что, а вечеринки Виола Брукс проводит отменные.

В какой-то момент я понимаю, что мои ноги больше не вынесут шпилько-мучений, беру Тая за руку и веду его наверх, в мамину спальню, где оставила свою сумку с ноутбуком.

— Я слышал, что у нас с тобой в этом доме есть своя спальня, — притягивает меня к себе Тай, когда мы оказываемся в коридоре второго этажа. — Надеюсь, ты ведёшь меня именно туда, ведьма?

— Не совсем, — высвобождаюсь я из его рук и тяну дальше. — Пожалуйста, потерпи немного.

— Оу, спальня родителей…

— Прекрати, Гилл. Мы здесь не для этого, — ворчу я, доставая ноутбук.

Тай обнимает меня со спины и выдыхает в кожу шеи:

— А для чего?

Я разворачиваюсь в его руках и прикладываю к широкой груди ноутбук:

— Вот. Я дописала последнюю главу!

— Серьёзно? — в момент меняется его настроение, он широко улыбается, перехватывает технику, садится на кровать и поднимает крышку. — Так интересно узнать, чем там дело кончилось.

Я улыбаюсь, снимаю с ног туфли и забираюсь на кровать позади Гилла. Обнимаю его со спины за талию, укладываю подборок на его плечо и читаю вместе с ним.

Сердце тревожно бьёт по рёбрам.

Тай мой первый и самый главный читатель, его мнение очень важно для меня.

— Ну? Что скажешь? — тороплю я его, дочитав быстрей.

— Погоди, — смеётся он. — Тут дьявол в любви к смертному признаётся. Чёрт, я до сих пор в шоке, что он оказался женщиной.

— Ты уверен, что это не понятно до последнего?

— Говорю тебе, это было, как обухом по голове. Всё, дочитал. — Гилл закрывает ноутбук, откладывает его в сторону и разворачивается ко мне, чтобы обнять: — Что ж… Ты добилась того, что хотела: роман нагоняет жути, заставляет задуматься и оставляет после себя приятное чувство. Вот вроде бы прочитал мрачную историю, а на душе светло. Браво, моя талантливая писательница.

— Уверен, что всё логично? Вопросов открытых не осталось? Хочу показать его маме… Как думаешь, ей понравится?

— Я в этом уверен, — улыбается Гилл, опрокидывая меня на спину. — Но не так быстро, ведьма. Сначала я выкажу тебе как следует свой восторг.

— Та-а-ай! — хохочу я, пока он носом щекочет мою шею. — Ну не здесь же! Имей совесть!

Тай отстраняется и смотрит на меня серьёзно:

— Сама сказала, что я одержимый. И этот диагноз со мной навсегда. С той самой минуты, как я тебя только увидел.

— На фото? — улыбаюсь я, припоминая его рассказ.

— Твои ямочки, ведьма… Я тогда этого не понимал, но был обречён с самого начала. А когда узнал тебя ближе… Спасибо тебе за то, что ты нашла в себе силы, чтобы вернуться и встретить меня.

— А тебе спасибо за то, что ты настолько потрясающе невыносим, — улыбаюсь я.

— Люблю тебя, моя ведьма.

— И я тебя люблю, Тайлер Гилл.

За минувший год случалось всякое, как хорошее, так и не совсем, мы ссорились и мирились, поддерживали друг друга, были всегда рядом, как и расставались на несколько невыносимо долгих дней по необходимости. Любили.

И продолжим в том же духе.

Потому что, когда находишь своего человека, не захочешь его отпускать.

Мы с Таем нашли друг друга. И не потеряем.

Я уверена.

Конец

Оглавление

Глава 1. Сабрина

Глава 2. Сабрина

Глава 3. Сабрина

Глава 4. Сабрина

Глава 5. Тайлер

Глава 6. Тайлер

Глава 7. Сабрина

Глава 8. Сабрина

Глава 9. Сабрина

Глава 10. Тайлер

Глава 11. Сабрина

Глава 12. Сабрина

Глава 13. Сабрина

Глава 14. Тайлер

Глава 15. Сабрина

Глава 16. Сабрина

Глава 17. Тайлер

Глава 18. Тайлер

Глава 19. Сабрина

Глава 20. Сабрина

Глава 21. Тайлер

Глава 22. Сабрина

Глава 23. Тайлер

Глава 24. Сабрина

Глава 25. Сабрина

Глава 26. Сабрина

Глава 27. Сабрина

Глава 28. Тайлер

Глава 29. Тайлер

Глава 30. Сабрина