Необратимость вины (СИ) [Kyklenok] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

У меня с Марин уникальные отношения бесценного доверия.

© Жордан Барделла

В этот момент я думаю о двух женщинах, без которых я не был бы тем, кто я есть сегодня, о двух женщинах, которым я обязан всем, и которые мне особенно дороги. Я думаю о своей матери, и я думаю о Марин.

© Жордан Барделла (его речь после объявления результатов выборов)

Дверь кабинета была такой же массивной и неприступной, как и его бывшая хозяйка, и поддалась Марин не сразу. Внутри, к её великому облегчению, никого не было, ведь меньше всего на свете ей бы хотелось сейчас встретиться с Жорданом.

Он был её другом и верным соратником, готовым устлать пол под её ногами политическими победами… Но произошедшее прошлой ночью — то, что сорвало все стоп-краны, барьеры, запреты и табу между ними — должно было многое изменить.

На прошедшем месяц назад партийном съезде было официально объявлено об уходе Марин с поста президента и представлены два кандидата на эту должность, одним из которых являлся Жордан{?}[Вторым кандидатом был Луи Алио.]. Если бы их отношения необходимо было описать одним словом, для Марин это было бы “доверие” — безграничное, всепоглощающее, бесценное. И в своей агитационной речи Жордан произнёс именно эти, посвящённые Марин, слова. Его глаза блестели преданностью — только ли политической? — и надеждой. Он смотрел на неё взглядом, полным благодарности и… какого-то благоговейного трепета. А Марин искренне надеялась, что всё это ей только померещилось. Но нет… На объявлении результатов голосования и чествовании нового президента, которым стал Жордан{?}[Жордан победил с 85% голосов и стал новым президентом партии “Национальное объединение”.], он смотрел на неё точно так же.

Вечер после официальной части мероприятия протекал легко и неспешно, алкоголь мягко обволакивал и расслаблял. Сложно было понять, когда именно всё пошло не так…

Когда ночью Марин решила поехать в штаб-квартиру партии за необходимыми ей документами, и Жордан последовал за ней, она не возражала.

Когда он оказался слишком близко, когда невзначай положил руку ей на талию, когда уткнулся носом в её волосы, внутри Марин что-то перевернулось, отзываясь нежностью и желанием. И страхом, страхом, страхом.

Когда он поцеловал её — не по-дружески, нет — вовлёк в полноценный поцелуй, долгий и пьянящий, она ответила, тем самым предоставляя ему карт-бланш на любые действия.

Присев на диван, на тот самый, который прошлой ночью едва выдержал бурное проявление их страсти, Марин стала собирать необходимые ей документы.

Холодная голова, с которой она подходила к тому или иному вопросу, вчера, видимо, сильно перегрелась. Марин и представить себе не могла, что сложит с себя полномочия подобным образом — вместе с одеждой.

Её била мелкая дрожь, и она старалась убедить себя, что просто замёрзла, отчаянно боясь признаться самой себе, что дрожала от бесконтрольного желания к этому мужчине. Она целовала его шею, грудь, живот со страстью, за которую потом ей станет стыдно. Но тогда тяжесть его тела казалась ей самой правильной и естественной вещью на свете.

Жордан с каждым новым движением менял угол проникновения, рождая в ней новую волну ощущений. Звуки их соприкасающихся тел гулко разносились по кабинету, и, казалось, их было слышно не только во всей штаб-квартире партии, но и на улице.

Марин бесстыдно наслаждалась его умелыми ласками до тех пор, пока тело не содрогнулось в ярчайшей из всех судорог.

Наутро, когда вечерняя алкогольная лёгкость сменилась разрушительным осознанием произошедшего, Марин просто сбежала, не дождавшись пробуждения Жордана. Она отправилась домой и долго стояла под холодным душем, смывая с кожи следы чужих рук и губ.

Марин потёрла предплечья, силясь побороть внезапно появившийся озноб. Сейчас она чувствовала себя опустошённой — опустевшей, как самая оживлённая улица глубокой ночью. Жордан взрослел на её глазах, но для неё всегда — ровно до вчерашнего вечера — оставался мальчишкой. Ведь у неё дети почти одного с ним возраста, и он для неё был как сын. Поэтому произошедшее не укладывалось у Марин в голове, ведь так мучительно напоминало инцест. И тягучее чувство вины разлилось внутри, наполняя женщину до краёв.

Дверь натужно скрипнула, пропуская в кабинет ещё одного человека. Марин кожей — та буквально горела огнём — ощутила его прожигающий взгляд. И поэтому эту самую кожу ей хотелось содрать с себя заживо.

— Марин… — только и смог проговорить оторопевший Жордан и замолчал, не в силах обличить свои чувства в слова.

Его сердце всегда то учащённо билось, то замирало в присутствии этой женщины — лишь она одна могла одновременно разбить и склеить его.

— Добрый вечер, Жордан. — Внешне Марин выглядела