В сердце Азии Памир – ТибетВосточный Туркестан Путешествие Свена Гедина в1893-1897 годах. Том II [Свен Гедин] (doc) читать онлайн



Ислам-бай, верный спутник Свена Гедина.

В сердце Азии
Памир – ТибетВосточный Туркестан
Путешествие
Свена Гедина
в1893-1897 годах.
Том II
Со 116-ю рисунками и 2-мя картами.

Перевод ео шведскагоА. И П. Ганзен
С разрешения автора.

С.-ПЕТЕРБУРГ.
Издание А. Ф. Девриена.
1899.


СОДЕРЖАНИЕ ТОМА II.
СТРАН.
j I. Через перевал Улуг-артъ 1
II. Между русскими и англичанами на Памире 12
III. Через четыре горных хребта 25
IV. Верхом до Хотана 38
V. Несколько дней в Хотане 56
VI. Находки около Буразана 66
VII. Еще раз через Такла-макан. Домпея в пустыне . 86
VIII. В лесах Керии-дарьи. Безвестное пастушье племя . 103
IX. Родина диких верблюдовъ 117
X. По лесам Тарима. Курля. Кара-Шаръ 133
XI. Древний Лоб-норъ 150
XII. Экскурсия на челноке по Илеку, Тариму и Южному Лоб-нору 164
XIII. Возвращение в Хотан. Правосудие Лю-дарина. ... 180
XIV. К северной подошве Кунь-луня 201
XV. Первые дни путешествия по Северному Тибету 217
XVI. К подошве Арка-тага 234
XVII. Через Арка-таг. Первое соленое озеро 250
ХѴТТТ. Куланы и дикие яки 262
XIX. Высочайшее нагорье в свете. Караван наш все редеетъ 279
XX. Первые монголы 305
XXI. Между Цайдамскими монголами 320
XXII. Тоссо-нор и Курлык-пор. Разбойники тангуты ... 334
VIII
Глава XXIII. Страна Хара-тангутов. Куку-нор. .......... 350
,, XXIV. Через Донкыр в монастырь „тысячи изображений"
(Гумбум) 366
„ XXV. Синин-фу. восстание дунган. Новый караван ... 385
„ XXVI. Через пустыню Ала-шань в Нин-ся 400
„ XXVII. Из Нин-ся в Пекин. Домой 416
Алфавитный указатель географических названий, имен собствен­
ных и местных слов и выражений к I и II томам ........ 433

Гипду-ку; вид около перевала Упранг. (С рисунка автора).
Через перевал Улуг-арт.
10 июля я с Ислам-баем, двумя другими слугами и шестью лошадьми выступил из Кашгара в селение Токузъак (девять белых), куда и прибыл в тот-жф день. Вер­ный спутник мой в пустыне Касим остался сторожем в консульстве. Из лошадей одна - небольшой пегий жереб­чик - была куплена еще у Хотанских купцов в то время, как я проживал в беседке, в лесу, на Хотан-дарье. Это была славная лошадка, веселая, ласковая, ручная, точно собачка. Для себя лично я купил превосходную рослую верховую лошадь, которой и предстояло носить меня больше года по азиатским пустыням. Все пять новых лошадей стоили только 124 рубля. Лошади в Кашгаре дешевы.
11 июля мы продолжали путь на юго-запад до большего селения Упал (2,000 дворов), являющагося вместе с тем крепостью, с гарнизоном в 200 чел., и резиденцией двух мандаринов низшего ранга. Весь день лил дождь, и лессо­вый грунт, по которому вела дорога, размяк, обратился в скользкую, липкую грязь. Вымокшие до костей заехали мы в один из дворов около базара и развели большой костер, чтобы обсушиться.
Свен Гедин. Том 2-ой. 1
2
ЧЕРЕЗ ПЕРЕВАЛ УЛУГ-АРТ.
Посреди селения протекает небольшая речка, берущая начало на перевале Улуг-арт, и орошает рисовые и хлеб­ные поля и сады. Речка эта вырыла себе довольно широкое и глубокое русло в ярко-желтом лессе, но в селении бе­рега подымаются отлого до ясно выраженных террас. Глиняные сакли с плоскими кровлями тянутся по самому берегу.
Немного спустя, по нашем прибытии в селение, мне пришлось наблюдать еще невиданное мною, но обычное здесь в дождливое время года явление. После продолжительного дождя, горные ручьи сливаются в один мощный поток, переполняющий русло речки и производящий иногда большие опустошения. Этим-то мощным скоплением вод, извест­ным здесь под названием „зиль“, и промыто такое глубо­кое русло, ограниченное глинистыми террасами.
В 7 ч. мы услыхали отдаленный шум, который, все приближаясь и разростаясь, превратился, наконец, в оглу­шительный грохот. Словно кипящая, шипящая глиняная каша, дико несся поток, захвативший в своем стремлении массу землистых частиц с гор, и переполнил русло. Население с криками и жестами ужаса разбежалось кто куда. Я с Исламом взлез на крышу сакли.
Минуту спустя, аллеи из ив и тополей по обоим бе­регам стояли затопленные водой, почва дрожала под тя­жестью вырвавшейся из берегов водной массы, волны так и кипели грязной пеной, брызги стояли столбом, точно ту­ман. Стволы деревьев, обрубки, ветви, хворостины, копны сена и другие предметы так и плясали по волнам, ударя­лись о берега, ныряли, всплывали снова и уносились по те­чению. Деревянный мост, соединявший берега речки, разом был смыт и тоже поплыл, треща и кряхтя всеми бревнами.
Вода все прибывала, затопила лучшую улицу и ворва­лась в низкие домишки; переполошившиеся жители с кри­ками взбирались со своими пожитками вверх по скату на террасы. Некоторые торопились набросать лопатами перед своими жилищами валы из глины, чтобы преградить путь воде. Вся нижняя часть базара в какие нибудь две минуты была под водой. Оглушительный грохот потрясал воз-^ дух, наводя на всех ужас.
ЧЕРЕЗ ПЕРЕВАЛ УЛУГ-АРТ.
3
Матери бежали по пояс в воде, таща на руках де­тей. Все крыши были покрыты перепуганными людьми; те-жф, кому нечего было терять, видимо, любовались величествен­ным зрелищем. К счастью, двор, на котором мы оста? новились, лежал так далеко от берега, что нашим пожит­кам не угрожало никакой опасности.
После того, как все, что можно было спасти, было спа?сфно, внимание всех устремилось на бахчу со спелыми ды­нями. По бороздам между грядками уже быстро ползли змей­ками струи воды. Обыватели устремились туда, набирали пол­ные охапки дынь, спешили к подножию террасы и пере­брасывали дыни другим, которые укладывали их в кучи.

Перевал Улуг-арт; вид из аула Улуг-арт. (С рисунка автора).
Часть дынь, однако, так и погибла, унесенная водой; де­сятка полтора сакль также были смыты целиком. Можно было-бы думать, что туземцы, наученные опытом, остере­гаются разлива, повторяющагося ежегодно. Ничуть не бы­вало. Едва вода спадет, они возводят новые домишки на тех-жф местах, где стояли старые.
В 9 ч. вечера вода стала спадать, и утром 12-го речка приняла уже свой обычный вид. Сообщение между берегами восстановилось. С них было смыто все до чиста. На всякий случай мы остались на месте до следующего дня.
Через Мустаг-ату, или Кашгарский хребет, огра-^ ждающий Памир с востока, ведут в этих широтах че1*
4
ЧЕРЕЗ ПЕРЕВАЛ УЛУГ-АРТ.
тырф перевала: Аяг-арт (Пешеходный перевал) и Казыарт (названный по имени киргизского рода), которые мы оставили к северу или по правую руку от себя, Буры-куз (Волчий глаз), который остался налево, и Улуг-арт (Боль­шой перевал), который мы выбрали для перехода.
Вода, образующаяся из тающих снегов, стекает с обоих последних перевалов по одной и той-жф долине в равнину, где находится киргизский караул; тракт этот называется Оругума. Местные киргизы принадлежать к роду Тавур. Самый трудно-проходимый из перевалов это Буры-куз, и пользуются им лишь в таких случаях, когда три другие занесены снегом. Улуг-арт тоже до­вольно опасен для перехода, и им пользуются только в период половодья на Гез-дарье, когда через нее нет брода. Даже в самые благоприятные годы перевал этот свободен от снега в течение всего двух месяцев: с 15 июня по 15 августа.
От Упала дорога идет отлого подымающейся бесплод­ной степной равниной, прорезанной глубокими и широкими оврагами,, на дне которых растет сочная трава, и пасутся стада овец. Затем мы въехали через ущелье в долину, высокие отвесные бока которой состояли из черных и зе­леных сланцев. Еще в течение одного дня пути попада­лись обычные деревья - ивы и тополи, но затем прекрати­лись. Долина резко очерчена, и по ней протекает прозрачно хрустальный ручеек, врезавшийся в мощные конгломераты. В главную долину открывается справа боковая, под на­званием Яман-сара (дурной дом).
Вечером 14 июля небо потемнело; в горах начало громыхать. Западный ветер погнал над долиной тяжелые дождевые тучи, и полил холодный дождь. Мы, закутавшись в шубы, продолжали путь по становившемуся все круче подъему к аулу Улуг-арт, который примостился с пра­вой стороны долины на конгломератовой террасе. £
Из аула открывался вид на всю долину. Смотреть на нее приходилось почти с высоты птичьего полета. Ручеек, значительно увеличившийся в размерах, издавал какое-то металлическое бульканье. Вечером повалил снег и по­крыл все кругом велой пеленой. Большие тяжелые хлопья
ЧЕРЕЗ ПЕРЕВАЛ УЛУГ-АРТ. 5
медленно падали, кружась в воздухе; плотные снежные облака заволокли всю панораму.
Можно было подумать, что стоит середина зимы, а но середина июля. В селении полагали, что перевал будет не­проходим после такого снега дня три, а, может статься, закроется и на целый год, если снег будет продолжаться. Даже в ясные дни на перевале случалось тонули в снегу лошади.
Итак, оставалось только вооружиться терпением и вы­жидать хорошей погоды. Нам, впрочем, не на что было жаловаться, так как мы устроились хорошо. Аул состоял из двух чудесных кибиток, одной, принадлежавшей кип­чак, а другой найман-киргизам. Лошади наши могли пас­тись на окрестных пастбищах, а для себя мы купили у на­ших хозяев барана. Здешние киргизы, так-жф как и про­живающие в ауле, расположенном в горах повыше, про­водят в горах лишь летние месяцы, зимою-жф спускаются в долины и равнину.
16 июля мы решили направиться к Аяг-арту, - кир­гизы знали там одно место, через которое легче было пе­ребраться, но прибывший в аул киргиз из аула, рас­положенного повыше, предостерег нас. Самый перевал, правда, был удобен для перехода, но по ту сторону проте­кала р. Маркан-су, через которую как раз в это время нельзя было перебраться, и нам пришлось-бы вернуться ни с чем назад.
Тот-жф киргиз ручался, что мы благополучно перебе­ремся через Улуг-арт и за 150 тенег (30 крон) брался с 10 людьми перенести весь наш багаж. Лошадям и без вьюков трудно было карабкаться по крутизнам. Мы и от­правились в следующий аул из 6 юрт, принадлежав­ших кипчак-киргизам; самый путь туда взял меньше часа, а в ауле мы остались до следующего дня.
17 июля в половине шестого утра погода была ясная, тихая, хотя над перевалом нависли небольшие облака; во-, сточный-же склон перевала в течение последних дней не­сколько поосвободился от снега.
Через час мы выступили в путь в сопровождении 10 киргизов, которые взяли с собой двух лошадей и за­
6
ЧЕРЕЗ ПЕРЕВАЛ УЛУГ-АРТ.
паслись провиантом и топорами. Подъем вел по узкой из­вилистой балке, на дне которой журчал между гнейсовыми и сланцевыми валунами крохотный прозрачный ручеек. По обе стороны вздымались часто почти отвесные скалы конгло­мерата. На их округленных вершинах паслись верблюды и овцы.
Еще выше громоздились скалы и гребни самых причуд­ливых форм, покрытые снегом. В 9 часов перевал не на шутку заволокся густыми облаками, и пошелъ' снег, Не перестававший весь день. Оловом, погода обещала мало хорошего, и киргизы покачивали головами.
1 » Налево виднелись два небольших ледниковых языка с поперечными уступами и провалами, небольшими конеч­ными моренами и ручейками, сливающимися в один по­ток. На гребнях направо, обнаженных от снега солн­цем, оставались только рудиментарные ледники. Мы ехали по ручью. Подъем сделался страшно крут. Лошади беспрестанно останавливались, задыхаясь в разреженном воз­духе.
Наконец, мы достигли корытовидной ложбины у под­ножия перевала и принялись взбираться на крутизну тысячами извилин. Снежный покров достигал 1 ф. глубины, и ло­шади часто спотыкались о скрытые под снегом кучи щебня.
Последний конец пути был особенно тяжел. Весь багаж пришлось нести на руках, и киргизы поочередно взваливали себе на спину тяжелые ягданы. Каждый ягдан нес один человек, а другой шел рядом, поддерживая ношу то с боков, то сзади. Лошадей вели по одиночке.
В 11 часов я пешком достиг гребня перевала, где возвышается мазар Хазрфт-Улуг-арта, небольшая куча камней с шестами, украшенными тряпицами. Киргизы счи­тают погребенного здесь святого господином перевала и погоды и покровителем путников, поэтому и теперь, как при переходе через перевал Кызыл-арт, имя святого не сходило с уст моих проводников, особенно в наиболее трудных местах.
Пока киргизы возились с багажом и отыскивали наибо­лее удобные для спуска места на западном склоне, я часа полтора занимался на гребне измерением абсолютной высоты
ЧЕРЕЗ ПЕРЕВАЛ УЛУГ-АРТ.
:7
ш другими наблюдениями. Высота оказалась 5.150 м.; темпе­ратура воздуха -0.6°.
Подъем на перевал был труден, но спуск по запад­ному склону оказался прямо головоломным. Пройдя неболь­шой конец по очень отлогому западному склону, мы очути­лись у края обрыва, представлявшего настоящий хаос скал, высовывавшихся из под снега, пробираясь между которыми, нам и предстояло спускаться в буквальном смысле и пешком и ползком, цепляясь за что попало руками и ногами.
Снег достигал здесь 2 ф. глубины. Киргизы вырубили в обледенелой снежной коре ступеньки, по которым остррожно и сводили лошадей. При этом один держал лошадь за хвост, чтобы затормазить в случае, если животное по­

дул в долине Сары-кол. (С рисунка автора).
скользнется и покатится вниз. Первый, самый крутой спуск, миновали с лошадьми благополучно. Теперь очередь была за ящиками. Их обвязывали длинными веревками и сталки­вали по скату вниз, не выпуская из рук концов веревок, чтобы направлять спуск.
У подножия скал начался спуск по склону, падавшему под углом 35г/2° и покрытому щебнем. Тут лошади были1 предоставлены самим себе. Пегий жеребчик с Хотанъдарьи поскользнулся, скатился на несколько сот метров вниз, сломал спину и тут-же испустил дух. Улугъарт вообще крайне опасен, и по трудностям перехода не может сравниться ни с одним из пройденных мной перевалов.
Погода была отвратительная, юго-западный ветер кру­
8
ЧЕРЕЗ ПЕРЕВАЛ УЛУГ-АРТ.
тил вокруг нас целые облака снега, сквозь которые лить временами проглядывала окружавшая нас величественная панорама. Налево открылся с высоты птичьего полета мощ­ный ледник, занесенный снегом.
Около правого берега его виднелось треугольное морен­ное озерко, образованное ручейком, вытекавшим из-под небольшего ледника, проходившим между двумя черными скалами причудливой формы. От их подножия спускался до самого озерка щебневый конус. Из-за массы снега, выпавшего в последние дни, конус стал ненадежным, наружные слои его сползли вниз и тропинка исчезла.
Когда мы двинулись по рыхлой поверхности конуса, мыто и дело скользили и катились по направлению к озеру, лежав­шему внизу на глубине 50 м.; еле-еле удавалось справиться и удержаться на ногах. Переход вообще представлял смертельные опасности, тем более, что глыбы, разбросанные по скату, могли скатиться нам на головы. Лошадей опять пришлось развьючить и нести багаж на себе с полкиломфтра.
Гигантский ледник Улуг-арт выступает из ущелья в верхней части долины слабо изогнутою дугою. Мы подви­гались вниз по крутому спуску между краем льда и пра­вым берегом долины и миновали на пути еще одно озеро. Вода его отливала светло-зеленым цветом, и в ней пла­вали оторвавшиеся и упавшие сверху ледяные глыбы. Отвес­ная боковая стена ледника была прозрачна, словно сделана из стекла, и спускалась прямо в воду, отражаясь в ней, как в зеркале.
Ледниковый поток спускался под углом в 4°; пра­вая боковая морена и срединная были видны очень ясно. Около третьего и самого большего озера, имевшего 3 килом. в длину, нас опять окутало облаками крутящагося снега, и мы еле различали, куда шли. Только спустя час, мы, мино­вав крутые уступы, вышли из полосы мятели, продолжав­шей крутиться в высших поясах.
По западной долине Улуг-арт стали подвигаться быстрее. Долина становилась все шире, а снеговой покров на окрестных горах все тоньше. Через 14 часов безо­становочной езды мы сделали, наконец, привал между двумя
ЧЕРЕЗ ПЕРЕВАЛ УЛУГ-АРТ.
9
холмами сложенными из конгломерата, неподалеку от впаде­ния долины в широкую долину Сары-кол. Подножного корма для лошадей не отыскалось нигде, но воду мы добыли из снежного сугроба, уцелевшего в расщелине. Проводников наших киргизов уже не было с нами, - они повернули обратно, как только мы миновали последнее трудное место.
На следующий день, 18 июля, мы достигли яйлака Мужи, с 60 юртами найман-киргизов, пасших здесь своих овец, коз, яков, лошадей и верблюдов. 20-го мы до­стигли озерка Чакыр-агыл и провели в небольшом ауле, расположенном около озера, два дня, занимаясь наблюде­ниями. „Чакыръ“ означает крик, агыл -аул, или селение из кибиток. Вероятно, такое наименование объясняется тем, что аулы здесь расположены на очень небольших расстояниях друг от друга и можно „докрикнуть“ от одного до другого.
Вода в этом озерке, как и в Кара-куле, отливает чудным голубым и зеленым цветом. Берега щебневопесчаные, кое-где обросли тростником и водорослями. К западу находятся тучные лужайки и болота. Озеро, словно втиснуто в устье долины Калыма и принимает в себя все её воды.
Пройду молчанием наш путь по известным уже местам через Булюн-куль, Кара-куль, Су-баши и через Гыджак. 26-го мы вступили в новые области. Мы пересекли здесь реку Тагарму, впадающую в реку Кара-су, которая берет начало на южных склонах Мустаг-аты. Стремясь дальше к востоку, Кара-су промыла в горах узкую до­лину „Тфнги“, через которую и лежал наш путь.
Скоро, однако, река сама впадает в Тагдумбашъдарью, которая с чисто лихорадочной энергией прорезала в горном хребте, вытянутом по меридиану, поперечную долину Шинди-джильгу. Долина эта очень узка, резко очерчена и вся заполнена рекой, так что лишь в холодные зимы, когда река замерзает, можно попасть в Яркенд прямым • путем.
До сих пор дорога вела по склону вниз, но от места слияния рек, пошел легкий подъем; мы направились к югу вдоль левого берега Тагдумбаш-дарьи. Грунт былъ
10
ЧЕРЕЗ ПЕРЕВАЛ УЛУГ-АРТ.
ровный, твердый; часто попадались лужайки с сочной тра­вой. Вдали виднелась крепость Таш-курган, цель нашего сегодняшнего пути.
Миновав селения Чашман (145 дворов) и Тызнап (200 двор.), мы очутились в широкой долине Тагдумбаш; перед нами расстилались поля и луга, на которых паслись овцы, козы и рогатый скот. Направо возвышалась конгломератовая терраса, на верху которой находится селение и крепость Таш-курган (каменная крепость). По расположе­нию она напоминает Памирский пост. И там тоже широкая долина, большая река и конгломфратовая терраса, откуда открывается такой-жф широкий вид кругом.



Аул таджиков в Тагдумбаш-Памире. (С рисунка автора).
Для меня было большой, но очень приятной неожидан­ностью встретить здесь моего друга, мистера Мэкэртнфя, который внезапно получил от Индийского правительства приказ присоединиться к англо-русской комиссии, обсу­ждавшей вопрос о границах на Памире. Я разбил свою палатку рядом с его, и мы провели вместе очень приятный вечер.
27 июля мы с Мэкэртнефм посетили Таш-курган. И селение и крепость имели жалкий вид. Большинство жилищ представляли одни развалины после землетрясения, потрясав­шего эту область с 5 по 20 июля; уцелевшие дома были испе­щрены трещинами сверху до низу.
Правда и возведены-то они были из крайне непрочнаго
ЧЕРЕЗ ПЕРЕВАЛ УЛУГ-АРТ. ;11
материала, обломков конгломерата; цемфнтом-жф служили просто комья земли. Множество трещин виднелось и на поверхности земли; направление их было SSW-NNO. Китай­ский гарнизон и жители селения размещались частью в юртах, частью во временных палатках.
От начала землетрясения уже насчитывали до 80 под­земных ударов; первые из них были всего ужаснее и обратили селение в развалины. Последний толчек поколе^ бал почву еще сегодня утром в 8 ч. 10 м. Я лежал, как всегда, на подстилке прямо на земле и явственно различил, что толчек шел под прямым углом к продольной оси долины, т. е. с запада на восток.
Землетрясение вызывает неприятное ощущение страха. Земля как будто волновалась подо мной, явственно слышался грохот точно отдаленного грома, но через несколько секунд все прекратилось.
Осмотрев селение, мы посетили коменданта крепости Ми-дарина и нескольких других мандаринов, которые все приняли нас очень приветливо. Для нас были поста­влены в юрте стол, стулья и ложа, на которых занимают места курильщики опиума. Угощали нас всячески. Я затя­нулся раза два из трубки с опиумом, но никакого особен­ного наслаждения не испытал.
В первой части своего труда я так много отвел места описанию разных областей Памира, что объем книги не позволяет мне так-же подробно трактовать мое новое путе­шествие по этим областям. Может быть, для этого пред­ставится другой случай, когда я и опишу свое путешествие по южному Памиру в 1896 г.
Перед нами лежит долгий пути до Пекина. Я и имею в виду вести читателей и читательниц, если их терпение уже не истощилось, по старому пути Марко Поло в Хотан.
Нам предстояло еще раз пересечь пустыню Такла Ма­кан, чтобы разыскать следы древнейшей буддийской куль­туры и погребенных в этом песчаном море городов,
12
МЕЖДУ РУССКИМИ И АНГЛИЧАНАМИ НА ПАМИР.
посетить диких верблюдов на их бесплодной родине и разыскать следы озера Лоб-нор, отмеченного на китай­ских картах. Оттуда-жф предстояло форсированным мар­шем пройти сотни миль обратно до Хотана, проникнуть через северные нагорья Тибета в Цайдам и познакомиться с монголами, тангутами и тибетцами, чтобы затем через Гань-су, Ала-шань, Ордос и северный Китай добраться после трех с половиной лет странствования до цели моего путешествия, до Пекина.
Немудрено поэтому, что мысль о таком долгом путе­шествии заставляет меня спешить. Путешествие по Памиру в 1895 г. включает, однако, событие, которое я не могу пройти молчанием. Следующая глава и будет посвящена краткому описанию его.
Между русскими и англичанами на Па­мире.
Друг мой, мистер Мэкэртней, отправившийся к озеру Виктории (Зор-куль), чтобы примкнуть к пограничной ко­миссии, уговаривал меня присоединиться к нему, но я, имея намерение исследовать верховья Яркенд-дарьи, откло­нил его приглашение. После нескольких дней совместного пути, мы и расстались с ним 30 июля около Гуджат-бая, как полагали, на всегда, так как Мэкэртнею предстояло затем отправиться с английской комиссией в Индию. Он направился к западу вдоль Тагдумбаш-дарьи, а я к югу вдоль Хунджур-аба и чересч, несколько дней достиг север­ной подошвы Гинду-ку.
В продолжении 12 дней я предпринимал здесь разные экскурсии, исследовал наиболее значительные долины, кото­рые снабжают водой р. Хунджур-аб, и восходил на пе­ревал того-жф имени (4,810 метр.), чтобы окинуть взором местность до самого Канджута, первое селение которого ле­
МЕЖДУ РУССКИМИ И АНГЛИЧАНАМИ НА ПАМИР. 13
жит в расстоянии всего 2 дней пути, - и взглянуть, как воды, вытекающие из под одного из ледников, находя­щихся на перевале,, направляются частью в Индийский океан, а частью в Яркенд-дарью и Лоб-нор.
Пытался я также, но тщетно, пробраться через пере­валы Упранг, Кара-су и Илы-су к верховьям Яркендъдарьи, называющейся здесь Заравшаном илиРаскем-дарьей. Повсюду мне говорили одно и тоже: добраться до реки можно

Язык ледника близ Упранга. (С рисунка автора).
в несколько дней, но перебраться через нее летом нигде нельзя.
Узкое, глубокое ущелье Илы-су так было исковеркано последним землетрясением, что стало недоступным даже для яков, и пробраться через него можно было лишь пеш­ком.
Итак, я попал в глухой закоулок. Только к западу открывались передо мной неизвестные области Памира, я и решил направить путь к истокам Аму-дарьи.
Мы двинулись через верхний Тагдумбаш-Памир, - „голову хребтовъ44 или „крышу мира44 и 15 августа перешли
14
МЕЖДУ РУССКИМИ И АНГЛИЧАНАМИ НА ПАМИРЪ»
через перевал Вахджир (4,936 м.), неподалеку от кото-’ рого водораздел. Воды направляются в три стороны, так как здесь берут начало один из истоков Аму-дарьи, Пяндж или Вахан-дарья, направляющаяся к западу, и Тагдумбаш-дарья, текущая на восток, а по южному склону Гинду-ку воды собираются в русло Инда.
17 августа мы достигли Чакмактын-куля (огниво-озеро), откуда вытекает река Ак-су (или Мургаб).
Зная, что большая англо-русская комиссия, назначенная для проведения пограничной линии от озера Виктории до Китайской границы, как раз работала теперь в Михманъджолы (дорога в гости) - небольшой поперечной долине, всего в одном дне пути к северо-востоку, я не мог от­казать себе в удовольствии побывать там.
Я, однако, не желал нагрянуть на занятых разреше­нием таких щекотливых вопросов комиссаров врасплох, словно вор ночью, и поэтому предварительно написал двум главным комиссарам письмо, в котором спраши­вал, примут ли они меня. Получив от них с моим же курьером любезные приглашения, я выступил 19 августа в путь, к вечеру того-жф дня прибыл в Михман-джолы и разбил палатку на нейтральной почве, между киргизской юртой русских комиссаров и индийской палаткой англичан.
Русский комиссар, генерал Повало-Швыйковский, гу­бернатор Ферганы, был моим старым знакомым и по­кровителем, поэтому первый мой визит я считал долгом сделать ему. Но попасть в русский лагерь можно было, только проехав через английский, а тут перехватил меня мистер Мэкэртнфй, передавший мне приглашение к обеду от генерала Джерарда, главного английского комиссара.
Таким образом, я очутился между двух огней. Един­ственным средством спасти свой нейтралитет было - со­слаться на давнишнее знакомство с русским главным комиссаром и на свой непрезентабельный костюм.
Генерал Швыйковский встретил меня с распростер­тыми объятиями, мы засиделись в беседе за полночь, и хозяин мой, не слушая моих протестов и ссылок на ней­тралитет, велел поставить для меня чудесную юрту с постелью. Я давно уже отвык от такой роскоши.
МЕЖДУ РУССКИМИ И АНГЛИЧАНАМИ НА ПАМИР. 15
На следующее утро я сделал визит генералу Дже­рарду, который принял меня с таким-жф радушием и тут-же перезнакомил со всеми членами комиссии. Ближайшим помощником генерала был полковник Гольдиш, который за свои тригонометрические и астрономические труды при исследовании пограничных областей Индии, был на­гражден большой золотой медалью английского Королевского Географического Общества. Остальные члены: маиор Уохэб-топограф, капитан Свайней, бегло говоривший по русски,

Чакмактын-куль; вид на запад. (С наброска автора).
доктор Алькок - директор музея, в Калькутте и профес­сор Калькуттского университета, и, наконец, мой друг, мистер Мэкэртней. Кроме того англичане привезли с собой для производства съемок трех пундйтов.
Между русскими я нашел много знакомых из Турке­стана: полковника Залесского ‘-астронома, капитана Скфрского - нового коменданта Памирского поста, и старого зна­менитого топографа Бендерского, который исколесил всю западную Азию и был прикомандирован к посольству, от­правленному русскими в Кабул при эмире Шир-Алихане^
16 МЕЖДУ РУССКИМИ И АНГЛИЧАНАМИ НА ПАМИР.
Ближайшими помощниками русского главного комиссара были: господин Панафидин, бывший русский консул в Багдаде, где у нас с ним нашлись общие друзья, и полковник Галкин, путешествовавший по Восточному Туркестану и Или. Остальные члены: доктор Вельман и четверо молодых офицеров.
Эскорт русских составляли 40 казаков, военный оркестр из 18 чел. и масса туземцев- джигитов и кара­ванных проводников. У англичан было с собою до 200 солдат индийской армии, индусов, афридиев и канджутцев.
Я не стану касаться важных задач комиссии, упомяну только, что нельзя и представить себе более товарищеских и приятных отношений, нежели отношения, установившиеся между этими двумя лагерями, которые отстаивали столь противоположные интересы. Здесь всегда господствовало такое веселое, откровенно дружеское отношение, что посторон­ний человек, не предупрежденный заранее, ни за что не догадался бы, что тут в сущности идет серьезная борьба интересов двух государств: русским хотелось отодви­нуть пограничную линию, как можно дальше к югу, а англи­чанам, наоборот, к северу.
Русские устроили „офицерское собрание^ в большой прекрасно убранной юрте, англичане - в огромной изящной палатке. Часто, то те, то другие приглашали своих ино­странных коллег на обед, что-жф до меня, то я один день бывал гостем русских, другой англичан и находился в самых дружеских отношениях и с теми и с другими. - Большинство офицеров говорили по французски, и вообще, по правде сказать, оба государства не могли найти более способных, дельных и образованных людей для выполнения такой задачи, как проведение пограничной линии на Памире. Для меня-же, одиноко блуждавшего в пустынях Азии около 2 лет, было настоящим воскресеньем из мертвых очутиться, словно по мановенью волшебного жезла, среди такого избранного общества.
Вскоре по моем прибытии генерал ИПвыйковский дал вечер. В 9 ч. явились англичане в своих красивых и практичных мундирах. Перед каждою из русских юртъ
МЕЖДУ РУССКИМИ И АНГЛИЧАНАМИ НА ПАМИР.
17
стояли казаки с факелами, бросавшими багровый отблеск на берег Ак-су.
Гости собрались в приемной юрте из белого войлока. Внутреннее убранство её состояло из восточных материй и пестрых Кашгарских ковров. Стол ломился под оби­лием бутылок с европейскими винами и ликерами и подно­сов литого серебра с фруктами - виноградом, апельси­
нами и грушами дюшфсс из собственного сада губернатора в г. Маргфлане.
Мы разместились на мягких и удобных походных стульях и импровизированных пуфах. Некоторые из гостей сели за карты, но большинство предпочло живую, непринужден­ную беседу на разных языках. Военный ор­кестр исполнил раз­нообразную программу, составленную из рус­ских мотивов, попу­лярных маршей и ан­глийского гимна. После

Гулам-Мохеддин-хан и его секретарь.
(С фотографии полковника Гольдшп).
ужина генерал при
свете факелов прово­
дил своих гостей до их лагеря.
29 и 30 августа, к великому удовольствию нижних чинов и киргизов, офицеры обоих лагерей устроили для них грандиозное „тамаша“ (зрелище). 29-го праздник на­чался стрельбой в цель на расстоянии 250 шагов, в кото­рой приняли участие и некоторые из офицеров. Стрель­бище представляло великолепную, пеструю картину. Из индийских солдат особенно выделялись афридии из области, расположенной около Пфшавера, красивые, рослые молодцы с воинственным взглякомъ’/^Ежфѵдиимй еще со­
18
МЕЖДУ РУССКИМИ И АНГЛИЧАНАМИ НА ПАМИР.
храняется страшный обычай кровавой мести. В числе зри­телей находился со своей свитой и афганский комиссар, Гулам-Мохфддин-хан. Этот типичный афганец, предста­витель эмира Абдуррахмана, явился в парадном одеянии, весь в золоте и побрякушках.
Генералы лично раздавали за стрельбу призы, состояв­шие из серебряных чарок, серебряных приборов (вилки, ножа и ложки), халатов, материй, рублей и рупий. Затем генерал Швыйковский предложил гостям роскошный зав­трак, на котором шампанское лилось рекою, и провозгла­шались тосты за все на свете, даже за молюсков Индий­ского океана-■специальность доктора Алькока.
Второе отделение раз­нообразной программы про­шло также очень весело. На­чалось оно состязанием в силах. Две партии, по 8 че­ловек в каждой, изо всех сил тащили каждая к себе один из концов веревки, стараясь перетянуть против­ников. Сначала „тягались“ казаки с афридиями, и пер-
_ Y .„ вые победили, потом кир-
Солдат-афридии из английского конвоя. 1
(С рисунка автора). ГИЗЫ С КИНДЖуТЦаМИ, И
опять победила русская пар­тия. Борьба между двумя последними была особенно упорной и продолжительной; зрители следили за её перепетиями с напряженным вниманием.
Потом состоялся бег в запуски, свободный и в меш­ках, с перепрыгиваньем, вернее, перекувыркиваньем че­рез протянутую веревку, и бег в запуски между „сиамскими близнецами“, т. ф. попарно связанными людьми. Затем канджутцы исполнили красивый воинственный танец с саблями, напоминающий подобный-же танец у китайцев. Зрителей все время угощали разными прохладительными напитками и пун­

шем.
МЕЖДУ РУССКИМИ И АНГЛИЧАНАМИ НА ПАМИР. 19
30 августа состоялись „скачки“. Около 200-300 всадни­ков собрались на равнине, около соседнего Кызыл-рабата.. Дистанция была назначена в 1^ версты, и казаки обскакали
индийских кавалеристов на 2 минуты. Зато в другом со­стязании („lime cutting“) победителями оказались последние. Были установлены в одну линию трое ворот (столбы с перекладинами); к перекладинам подвесили картофелины^ и наездники должны были, проносясь в карьер под воро­
тами, рассечь на всем скаку одним ударом сабли любую -
из картофелин пополам, что и удавалось многим.
Следующий нумер (Filting at the ring) был еще труд-^
нее. Картофелины заме­нили железными коль­цами, 4 сантим. в диа­метре; их надо было, также на всем скаку, поддеть и снять кончи­ком сабли. Это состя­зание вел сам гене­рал Джерард, ко­торый, поймав два кольца, и остался побе­дителем.
Следующий нумер - скачки на верблю­дах и яках-вышел очень комичным. Не­

Казак. (С рисунка автора).
привычные к спорту
верблюды с диким ревом ринулись галопом в ряды зрителей, произведя не малый переполох. Яки, напротив, отнеслись к делу чересчур равнодушно и ни за что не хотели проникнуться праздничным настроением. Двое из них не двинулись с места, не смотря на то, что дубинки киргизов так и гуляли по их бокам, один тотчас-жф
повернул назад и отправился в совершенно противополож­ную сторону, некоторые потрусили в разные стороны, и только двоф-троф направились с спокойствием философов по намеченному пути.
На следующий нумер смотреть даже было страшно, а
2*
20
МЕЖДУ РУССКИМИ И АНГЛИЧАНАМИ НА ПАМИР.
участвовать в нфм, наверное, и вовсе не сладко. 20 кирги­зов верхами двинулись в одну сторону от зрителей, 20 в другую и оставили между собою пространство приблизительно в 250 мфтр. Затем, по данному знаку, они разом ринулись друг другу на встречу, столкнулись, причем некоторым ^как-то удалось проскользнуть сквозь неприятельский строй целыми и невредимыми, болыпинство-же сшиблось, перепута­лось, и образовалась настоящая каша. Диво, что пострадала всего на всего одна лошадь.
Только к сумеркам успели закончить всю программу, и как только пестрая толпа всадников направилась к лаге­рям, поднялась вьюга, засыпавшая поле состязания снегом.
Оба лагеря представляли замечательно живописную кар­тину. Разбиты они были на ровном поле у подошвы конгломфратовой террасы, на левом берегу Ак-су. Англичане со своими индусскими солдатами занимали шестьдесят белых палаток, русские - дюжину отличных больших юрт. Кру­гом расположились афганцы, караванные проводники раз­ных национальностей и ваханцы. В общем выходила бога­тейшая картина, предлагавшая ряд эскизов для изображе­ния сцен из восточной народной жизни. Художник нашелъбы здесь неистощимый запас сюжетов. Даже такой диллфтант в живописи, как я, работал целыми днями, - я, ведь, к сожалению, утратил свои фотографические аппараты в пустыне.
Оба генерала участвовали на своем веку во многих жестоких схватках, и генерал Повало-ИПвыйковский был неистощим по части рассказов и анекдотов из эпохи турецкой войны, а генерал Джерард, знаменитый охотник на тигров, рассказывал много интересного о своих охотни­чьих приключениях. В течение своей службы в Индии он собственноручно убил 216 тигров. Сам генерал смотрел на охоту на тигров, как другие смотрят на охоту на зай­цев, - как на моцион, или приятное препровождение вре­мени, но в рассказах его выступали моменты, по истине захватывающие, приковывавшие внимание слушателей.
Каждый вечер в 8 ч. казаки собирались на молитву, и в разреженном воздухе гулко раздавались, в исполнении военного оркестра, торжественные задушевные звуки молитвъ
МЕЖДУ РУССКИМИ И АНГЛИЧАНАМИ НА ПАМИР.
21
и национального гимна. Там и сям пылали костры, у кото­рых готовили себе ужин нижние чины и прочий народ, но костры погасали куда раньше, чем воцарялась тишина въ
офицерских палатках.
Из-за быстро проносившихся облаков время от вре­мени выглядывал месяц, освещая обширную, открытую долину Ак-су, которую с севера ограждает хребет Императора Николая II с высшей точкой, именуемой „пи­ком Сольсбюри“, а с юга хребет Мус-таг. Особенно эффектная картина получалась, плотными облаками, погру­жавшими лагерь во мрак, тогда как серебристый лун­ный свет обливал своим сияньем вечные снега отда­ленных гор.
Никогда еще эти пу­стынные плато, по которым блуждает только кучка по­лудиких киргизов,не пред­ставляли такого зрелища, как теперь. Пожалуй, все архары и пугливые дикия козы с недоумением погля­дывали со своих заоблач­ных пастбищ у снеговой линии на кипучую жизнь, сме­нившую безмолвный покой в долине Ак-су. О том,
где именно пройдет пограничная линия, разделяющая вла­дения англичан и русских, они мало беспокоились. Людские интересы не подымаются до их заоблачных владений, где они делят власть только с вечными снегами.
Дни проходили, между тем, как часы, и я сам уди­вился, когда начало сентября застало меня все на том же месте, в этом веселом обществе. Я много раз порывался уехать, но оба гостеприимные генерала, расположение которых я успел приобресть, уговаривали меня остаться еще деньдругой.
когда месяц скрывался за\

Мальчик-индус из английского лагеря. (С рисунка автора).
22
МЕЖДУ РУССКИМИ И АНГЛИЧАНАМИ НА ПАМИР.
Делать нечего, пришлось прибегнуть к „военной хи­трости", так как важные дела настоятельно призывали меня в Кашгар. В один прекрасный день я велел Исламъбаю приготовить все к выступлению, а сам отправился про­ститься к генералу Повало-Швыйковскому, причем со­общил ему, что караван мой готов уже выступить. Гене­рал на это сказал, что мне следовало-бы переждать еще денек, - случится нечто очень замечательное. Военная хит­рость моя не привела ни к чему, я остался и не на денек, а на несколько.
На следующий-жф день действительно случилось нечто очень замечательное, а именно получена была от лорда Сольсбюри телеграмма с последней станции на северной границе Индии. Телеграмма содержала важную новость, что Англия приняла предложенные русскими условия относительно проведения границы.
Известие это было принято в обоих лагерях с живей­шим удовольствием. Всюду виднелись довольные радостные лица. В течение следующих дней была воздвигнута погра­ничная пирамида от № IX до XII. Комиссия выполнила свою задачу, установила 'определенную границу между русскими и английскими владениями в Памире недалеко от Гинду-ку, и теперь можно было вернуться по домам.
Оставалось только одно. Члены комиссии проработали вместе три месяца под ряд, и представителям двух госу­дарств нфльзя-жф было расстаться, не задав друг другу прощальных обедов. Я был торжественно приглашен на оба обеда, и, так как подобные званые обеды должны счи­таться в числе диковинок Центральной Азии, то я ради них с удовольствием пожертвовал еще двумя днями.
11 сентября состоялся русский обед. Генерал Дже­рард и я были посажены один по правую, другой по левую руку хозяина. Мой порядком потертый дорожный костюм, без всякого признака манжет или воротничков, резко выделялся среди парадных мундиров генералов, полков­ников, капитанов и дипломатических агентов, мундиров, украшенных вдобавок орденами и медалями за храбрость. Но я, покидая Кашгар, не подозревал, что попаду в такое изысканное общество, и не взял с собою парадного костюма.
МЕЖДУ РУССКИМИ И АНГЛИЧАНАМИ НА ПАМИР.
23
Я, впрочем, не унывал, а военные льстили мне, уверяя, что мой поход по пустыне стоит иных военных похо­дов.
Обед представлял ряд гастрономических сюрпри­зов, казавшихся прямо невероятными при мысли, что дело происходит у подножия Гинду-ку. Обильная закуска состояла из икры, консервов, швейцарского сыра, страсбургских паштетов и прочих дфликатессов. За обедом подавали, между прочим, раковый суп, майонез из омаров, спаржу и проч. Единственное блюдо, не вызвавшее удивления, было мороженое: льду было вдоволь на „Крыше мира“.
Вина подавались не туркестанские, а французские. Шам­панское на Памире! Первый тост провозгласил хозяин за Императора Николая II и королеву Викторию. Второй тост был за эмира афганского; третий - за короля Швеции и Норвегии, который также имел на обеде своего предста­вителя.
Оффициальная часть праздника закончилась к полуночи, когда англичане стали качать хозяина. Руки у них были сильные, а до потолка на „крыше мира“ было высоко! Затем следовал нфоффициальный оживленный эпилог, на вольном воздухе, вокруг костра. Говорили речи, пели песни, покры­ваемые громким „ура“ и английской песнью: „Eor he is а jolly good fellow, that nobody can deny“.
На следующий день дал обед генерал Джерард; этот обед прошел так-жф весело, и с таким-жф длин­ным рядом тостом. Между прочим, капитан Свайней провозгласил горячий тост за дам, и кому-то пришла в голову оригинальная идея заставить меня отвечать от имени этих отсутствующих дам. Я повиновался, закончив свой тост следующими словами: „Если эти далекия дамы так-же любезны и гостеприимны, как их мужья и женихи, с кото­рыми я имел удовольствие познакомиться здесь, то они на­верное уже не земные сущеста, а небесные, и общество их сулит рай здесь на земле“.
По окончании обеда нас ждал приятный сюрприз. Около самого лагеря былт> разложен громадный костер, дрова для которого были, доставлены специально на этот случай из Канджута, лежащего по ту сторону Гинду-ку!
24
МЕЖДУ РУССКИМИ И АНГЛИЧАНАМИ НА ПАМИР.
Костер зажгли, и пламя его озарило вето окрестность с бе­лыми палатками.
При этом свете представители всех народностей, под­властных англичанам и входивших в состав их эскорта, исполнили свои национальные танцы; танец с саблями про­извел при зареве костра особенно сильное, почти жуткое впечатление. Мы созерцали зрелище, сидя на расставленных полукругом стульях и попивая пунш и другие напитки, которые разносились слугами с тюрбанами на головах.
13 сентября рано утром английские пундиты сняли нас всей группой, и затем начались крепкие прощальные руко­пожатья. Англичане направлялись к югу через проход Даркот в Кашмир и дальше в Индию, а русские к северу. Генерал Джерард последовал за своим русским колле­гой, имея в виду совершить путешествие по России, а лейте­нант Майльс, стоявший в Гильгите, получил позволение отправиться на Памирский пост. В этот день мы сделали только 22 версты до киргизского аула Ак-таш, где снова разбили лагерь и провели еще один приятный вечер.
Я не мог принять любезного приглашения генерала Повало-Швыйковского сопровождать его в Маргелан, - это уж слишком выходило из рамок моей программы. И как ни интересно было бы целый месяц путешествовать по Памиру при таких необычайных условиях и затем при­сутствовать при торжественной встрече, ожидавшей, как я знал, английского гостя в Маргелане, я устоял против .^искушения, вспомнив о том, что прибыл сюда не ради удо­вольствия, и что мне уже знаком тот путь, по которому на­правится генерал.
В высшей степени заманчивым было и любезное при­глашение генерала Джерарда отправиться вместе с англи­чанами и полковником Гольдиш в Индию. Я не знаю, что привлекало меня в данном случае больше - самая страна, окутанная дымкой легенд, или общество полковника, знаю только, что мне очень трудно было преодолеть этоискушение, и я расстался с полковником, в котором успел оценить благородного, любезного и полного достоинств человека, с чувством живейшего желания поскорее встретиться с ним вновь.
ЧЕРЕЗ ЧЕТЫРЕ ГОРНЫХ ХРЕБТА.
25
Итак, чувство долга восторжествовало, и я направился к востоку. Меня ожидало много дела в пустынях, около Лоб-нора, в Северном Тибете, да и почта из Швеции, ждавшая меня в Кашгаре, притягивала меня не мало. 14 сен­тября я сердечно распрощался с обоими генералами и офи­церами, которые скоро скрылись вдали, и направился со сво­им караваном к пустынным безмолвным горам, состав­ляющим восточную границу плато Памира.
Теперь все эти события - достояние истории англо-русской политики в Центральной Азии. Оба государства стали теперь бок о бок на Памире, где не осталось больше областей „без хозяина'*, никаких нейтральных „буферовъ", и кир­гизы, так же, как и афганцы, не могут уже без паспорта переходить новую пограничную линию.
Последняя-ли это была комиссия, окончательно-ли ре­шен вопрос об англо-русской границе в Центральной Азии? Можно надеяться, но... судьба Персии еще не решена, да и как знать вообще, какие перемены несет с собою будущее?
Я рад, что был свидетелем этого замечательного со­бытия в политической истории Центральной Азии, рад не только потому, что событие это имеет историческое значение, но и потому, что провел эти дни в дружеском общении с такими прекрасными людьми, каких нашел в членах комиссии.
III.
Через четыре горных хребта.
Из Ак-таша мы направились к востоку и в тот-жф день перешли через перевал Лакшак (4,645 м. высоты) в Сарыкольском хребте, а заночевали в Кен-шебфре по ту сторону перевала, где стоял караул из восьми таджи­ков и двух китайцев.
До сих пор дорога шла по черным сланцам, но не­
26
ЧЕРЕЗ ЧЕТЫРЕ ГОРНЬиХ ХРЕБТА,
сколько подальше за аулом сланец сменился гнейсом, представленным различными красивыми сочетаниями. Вместе с появлением гнейса, изменился и самый ландшафт. На­именование Кара-корумнын-баши, т. е. начало черного каме­нистого пути, указывает на трудности пути, встречающие здесь путешественника.
Тропинка, то и дело исчезающая между рухнувших глыб, ведет на северо-восток через ИПинди, поперечную долину, глубоко врезавшуюся в Сарыкольский хребет. За Яр-отуком (терраса-сапог), маленькой боковой долиной влево, по обе стороны потянулись отвесные скалы, оставляю­щие по средине лишь узкий проход в виде корридора. Почти вся долина загромождена мощными гнейсовыми отторженцами, острые ребра и свежие изломы которых указывают, что они

Юрта таджиков в Тагдумбаш-Памире. (С рисунка автора).
низверглись сюда во время последнего землетрясения.
Дорога прескверная. Часто мы едем под нависшими сводом скалами, испещренными бесчисленными трещинами и готовыми рухнуть. То и дело приходится переезжать че­рез прозрачный голубоватый ручей, журчащий между гней­совыми глыбами. Наконец, пошел гранит, впадина ПИинди открылась треугольником в широкую долину Тагдумбаш, ручей разделился на множество рукавов, орошающих поля, и мы разбили палатку неподалеку от крепости Таш-курган.
Итак, мы оставили позади себя первую из меридио­нальных горных цепей, точно бастионы ограждающих Памир с востока, а 16 сентября - и вторую, перевалив через Сергек. Добыть проводника оказалось не так-то
ЧЕРЕЗ ЧЕТЫРЕ ГОРНЫХ ХРЕБТА.
27

Ми-дарин, комендант крепости Таш-курган. (С рисунка автора).
легко. Таджики отказывались под предлогом полевых работ, а на самом деле опасались гнева Ми-дарина, если
28
ЧЕРЕЗ ЧЕТЫРЕ ГОРНЫХ ХРЕБТА.
проведут европейца через этот перевал, имеющий важное стратегическое значение. Наконец, нам удалось найти чело­века, который последовал за нами пешком, но и тот от­стал, как только мы достигли перевала, и больше о нем не было ни слуха, ни духа.
Мы пересекли долину Тагдумбаш между разбросан­ными по всем направлениям полямй и домами. Река пред­ставляла теперь по количеству воды только третью часть про­тив того, что было всего полтора месяца тому назад; самая вода стала совсем прозрачною. На восточном, склоне до­лины мы вдруг очутились в узком овраге с крутым подъемом и сухим ложем. Тут опять показался слюдяной сланец, который и преобладал среди горных пород в течение всего дня пути.
" Вскарабкались мы на левый скат оврага по крутой уз­кой и отвратительной тропинке; иногда приходилось делать зарубки на этом гладком сланце, чтобы лошади не так скользили.
Достигнув мягко-округленных, куполообразных вы­сот боковых отрогов хребта, мы увидели в глубине под собою долину Тагдумбаш с её зелеными и желтыми поло­сами полей и рекою.
Ландшафт опять совершенно изменился. Со всех сто­рон окружили нас пологие холмы, покрытые песком и щеб­нем - продуктами выветриванья сланца, который теперь редко попадался in situ. Но там и сям виднелись глубокие овраги, зигзагообразно прорезывавшие холмы. Воды нигде не было ни капли, но борозд, промытых дождевыми пото­ками, попадалось очень много. Самая дорога не была особенно тяжела, но вела все время с горки на горку, то вниз, то вверх, и нам пришлось перейти через множество второсте­пенных перевалов прежде, чем мы добрались до высшей точки хребта - 4,032 м. высоты.
Отсюда открывался такой широкий вид, что можно было ориентироваться. На юге возвышались мощные снеговые горы, составлявшие прямое продолжение хребта, на котором мы на­ходились и отклонявшиеся к юго-востоку, к Тибету, чтобы перейти в хребет Кунь-лунь. На севфре-же эти горы упи­рались в Мустаг-ату и таким образом составляли прямое
ЧЕРЕЗ ЧЕТЫРЕ ГОРНЫХ ХРЕБТА.
29
продолжение Мус-тага, или Кашгарского хребта. Глубоко внизу под нами виднелась на востоке долина Ичиз, упи­рающаяся в Тагдумбат-дарыо.
Восточные склоны нашего хребта спускались в долину причудливыми отрогами и разветвлениями. Тропинка то вела по ним, то через ущелье, промытое водами, то через не­большой перевал. Последний спуск был необычайно крут.
Мы остановились в поселке Малый Бельдир; в по­селке всего один двор. Проживающий здесь юз-баши, однако, старшина над 50 домами, разбросанными по долине. Жители все таджики; занимаются скотоводством и земледе­лием, лето проводят здесь, но зимою уходят дальше вниз, доходя до того пункта, где р. Ичиз сливается с Тагдумбаш-дарьей, чтобы затем под прямым углом повернуть к востоку, к Яркенд-дарье.
Около слияния рек расположено селение Большой Бель­дир, где р. Ичиз известна под названием Бельдиръдарьи; а Тагдумбаш-дарья зовется в долине, которую про­рывает, Шинди, и по причине отвесных скалистых бере­гов переход через нее здесь невозможен. Бельдир на­ходится таким образом как-бы в тупике.
17 сентября мы двинулись по долине в юго-восточном направлении. То сжатая между конгломератами, то расширяю­щаяся, чтобы дать место небольшим полосам, засеянным пшеницею, овсом и клевером, долина эта, наконец, откры­вается в обширную котловину с почти ровным глинистым дном. Место это называется по персидски Тен-аб (узкая вода); здесь находятся несколько таджикских поселков.
Значительная абсолютная высота местности и суровая природа заставляют большинство здешних таджиков вести образ жизни, сходный с жизнью киргизов; таджики также владеют большими стадами овец, коз, яков, лошадей и ослов. Часть населения живет в юртах и палатках, часть-главным образом земледельцы, в саклях из вы­сушенной на солнце глины и камней, с плоскими деревян­ными кровлями. Сами таджики арийского племени и говорят по персидски; жилища их также не мало напоминают пер­сидские; некоторые сакли имеют балконы.
18 сентября мы продолжали путь по расширившейся до­
30
ЧЕРЕЗ ЧЕТЫРЕ ГОРНЫХ ХРЕБТА.
лине до того места, где она делится на две боковых: Лянгар и ТТТуйдун. Через первую ведет дорога к большому селению таджиков Мариан и дальше к Раскем-дарье. Мы же направились по долине Шуйдун по прекрасным лугам к „рабату“, расположенному у подошвы перевала Кандахора; в рабате мы и заночевали.
На следующее утро мы опять очутились среди зимнего ландшафта. Всю ночь валил снег, и снеговой покров до­стиг нескольких вершков толщины. От рабата дорога пошла довольно круто в гору; снег, набившись в углу­бления между камнями, облегчил нам подъем. Самый пе­ревал (5062 м. высоты) очень крут; зеленый сланец обра­зует здесь почти отвесно торчащие острые гребни.
Спуск на ту сторону был довольно труден, и мы едва ли справились-бы с навьюченными лошадьми. Но мы дога­дались нанять нескольких таджиков с тремя яками, кото­рые со своей обычной уверенностью и понесли тяжелые ягданы. Вначале крутой спуск шел между зловещими отро­гами скал; мы катились точно на лыжах по плотному сне­говому покрову, в 1 ф. толщины, но затем спуск сделался более отлогим. Снеговой покров здесь всюду был значи­тельно толще, нежели на левой стороне перевала. Небо, с утра ясное, теперь заволоклось облаками, и пошел легкий снег, продолжавшийся до самого нашего прибытия в ма­ленький рабат Кочкар-бфк-бай, расположенный посреди узкой долины Кандахор. Вблизи проживает несколько се­мей таджиков.
Летом и осенью стада их пасутся по обе стороны пе­ревала, но зимою жители перекочевывают вниз, в мест­ность Тонг, куда и мы теперь направились. Перевалом Кан­дахор, по мере возможности, пользуются, и зимою, хотя обыкновенно он бывает завален снегом. Таджики пу­скают тогда вперед яков, которые и пропахивают бо­розды. Когда перевал оказывается совсем непроходимым, в Таш-курган можно попасть лишь окружным путем, через Яркенд и Тагарму.
Весь вечер снег продолжал падать большими, но лег­кими, как пух, хлопьями, образовывая рыхлые сугробы. Тьма стояла непроницаемая; в воздухе было холодно и сыро.
ЧЕРЕЗ ЧЕТЫРЕ ГОРНЫХ ХРЕБТА.
31
Наши соседи таджики пекли чудесный хлеб; несколько молодых девушек явились ко мне в палатку без покры­вал и принесли мне хлеба, за что получили куски материи из Кашгара.
20 сентября снег шел до 11 часов. Мою палатку так занесло, что фф несколько раз приходилось откапывать, и к утру она оказалась окруженной настоящими валами из снега. Выступив в путь, мы обрели двух спутниц, моло­дых женщин, ехавших верхом на яках в долину за топливом.
Обе были прфвфсфлые и прехорошенькия, с черными во­лосами, густыми резко очерченными бровями, тонкими чер­тами лица и большими, живыми цыганскими глазами. они са­мым непринужденным образом, как будто оно так и следовало, помогали нам подгонять наших вьючных жи­вотных, покрикивая своими звонкими серебристыми голосами так, что эхо отдавалось в горах. Тонкое тряпье обвива­лось вокруг их стана, а смуглые шея и грудь не были ни­чем прикрыты от обильно падавшего снега.
Несколько подальше, долина сузилась и сделалась трудно проходимой, напоминая овраг, усеянный глыбами, между ко­торыми извивался и журчал прозрачный и холодный ру­чеек. Через него то и дело приходилось переезжать, при­чем часто грозила опасность принять холодную ванну. Часто также тропинка вела по самому краю конгломератовой тер­расы; цементом в ней служила глина, которая теперь раз­мокла от снега, и можно было опасаться обвала.
В небольших расширениях долины виднелись бере­зовые рощицы. Одна из них называлась Тирсек. По сло­вам наших проводников роща дальше внизу прерывалась, и нам, если мы хотели развести на ночь хороший костер, следовало остановиться здесь. Палатку разбили под плаку­чими березками с уже пожелтевшею листвою.
Привал вышел необычайно приятным. Жаль только, что небо было все в облаках, и густой туман заволок вершины гор. Женщины и проводники наши набрали хво­росту, который нагрузили на яков, и повернули обратно домой.
21 сентября двинулись дальше вниз по круто спускав­
32
ЧЕРЕЗ ЧЕТЫРЕ ГОРНЫХ ХРЕБТА.
шейся долине, по каменистой, крайне неудобной дороге. Не­вдалеке от нашего лагеря мы наткнулись на колоссальный отторженец гранита, мощностью в несколько сот тысяч кубических метров, а формой напоминавший окаменелый тополь; он рухнул с высоты скал прямо на середину до­лины. Стены скал подымались большею частью совершенно отвесно и ограждали дорогу с обеих сторон, словно ряды каменных домов улицу. Продолжали попадаться рощицы с березами, шиповником и можевельником.
Мы остановились в селении Лянгар; кругом шли поля, засеянные пшеницей, овсом и клевером. Население - одни таджики, но, странно, большинство местных географиче­ских названий джагатай-тюркские.
Перевал Арпа-таля, через который нам предстояло перейти через несколько дней, представляет демаркацион­ную линию религий. К востоку обитают суниты, а к западу шииты. Обе мусульманские секты живут здесь, однако, дружно, ничуть не враждуя, как, например, турки и персы. Здешние шииты и суниты даже роднятся между собою. В на­стоящее время таджики несут только натуральную повин­ность, доставляя китайцам топливо и съестные припасы, но во времена Якуб-бека налоги были довольно чувствительны, на что, впрочем, жители не роптали, так как он был мусульманин.
Время дождей бывает здесь летом, и часто дожди вы­падают в таком изобилии, что река выходит из бере­гов. Последнее землетрясение разрушило большую часть до­мов в селениях. Местность здесь вообще дикая и живо­писная, природа величественная, а население отличается от­крытым, свободолюбивым и веселым характером.
22 сентября мы миновали по пути восемь селений, со­стоявших всего из нескольких дворов и окруженных полями и садами, где росли грецкие орехи, абрикосы, яблоки, дыни и проч. Запах только что сжатых хлебов казался нам особенно приятным после нашего путешествия по бесплодным нагорьям. Яков здесь не держат, верблюдов тоже; видны только коровы, ослы, лошади, овцы и козы.
Самое красивое из селений - Тонг; плодовые сады и живописные сакли его красиво выделяются на фоне голыхъ
ЧЕРЕЗ ЧЕТЫРЕ ГОРНЫХ ХРЕБТА.
33
скалистых стен. Старшина селения Гассан-бфк, настоя­щий патриарх с виду, отличался большой оригинальностью

Опасная переправа. (Съ' рисунка Линдберга).
и невероятной рассеянностью, и то и дело вполголоса разго­варивал с самим собою.
Свеп Годин. Том 2-ой. 3
34
ЧЕРЕЗ ЧЕТЫРЕ ГОРНЫХ ХРЕБТА.
В следующем, находившемся неподалеку, селении Кандалакш мы сделали привал, расположившись на террасе дома местного мин-баши (тысяченачальника), где нас и посетили все именитые местные жители.
Отсюда всего несколько километров расстояния до Яркенд-дарьи, которая около Тонга зовется попросту Дарьей (т. е. рекой) или Тонгнын-дарьязы (река Тонг). Наимено­вание Раскфма или Заравшана она принимает выше.
Летом вода в реке так прибывает, что переправа через нее прекращается; таким образом сообщение с Яр­кендом поддерживается только осенью и зимою; конному туда три дня пути. Из Яркенда сюда наезжают купцы, тор­гующие материями, чаем, сахаром. Гассан-бек и его люди полагали, что теперь уже возможно было перебраться через реку; старик просил нас только переждать ночь, чтобы он успел сделать нужные распоряжения насчет нашей переправы.
23 сентября мы направились к Яркфнд-дарье, и я был очень удивлен, найдя, что боковая долина Тонг гораздо шире, нежели главная, в которую она открывается. Огром­ные массы воды победоносно пролагали себе путь в гор­ных породах, и ущелье представляло величественную па­нораму.
Оставшиеся на стенах скал знаки показывали, что уро­вень воды в реке теперь на 372 м. ниже, нежели во время летнего половодья, но и теперь еще река катила свои полу­прозрачные, отливающие зеленым цветом, мощные волны с глухим грохотом, будившим странное эхо между слан­цевыми стенами ущелья.
Итак, надо было переправиться через эту реку, пре­граждавшую нам путь. На берегу нас ждали шесть „сучи“ в просторных шароварах и с привязанным к груди „толумомъ“ т. е. надутым козьим бурдюком. Они пригото­вили плот, с виду внушавший мало доверия; это были обык­новенные носилки, под которые подвязали двенадцать наду­тых бурдюков. Лошадей развьючили. Сначала на плот погрузили ящики с провиантом. Одну из лошадей привя­зали за хвост к плоту, а один из „сучи“ повел ее за повод вброд между круглыми отшлифованными каменьями,
ЧЕРЕЗ ЧЕТЫРЕ ГОРНЫХ ХРЕБТА.
35
покрывавшими дно у берегов. Остальные „сучи“ поддержи­вали равновесие плота на воде.
Лошадь скоро потеряла точку опоры под ногами и по­грузилась в воду почти с головой. Тогда „сучи“ обвил ее за шею правой рукой, а левой принялся грести по нужному направлению. Всю компанию подхватило течением, и они, гребя руками изо всех сил, быстро понеслись вниз по реке, забирая, однако, к противоположному берегу.
Как раз напротив нас, на правом берегу, выси­лись отвесные скалы, о которые с яростью разбивались волны, но ниже по течению находилась маленькая защищен­ная бухточка. Сюда-то и держали „сучи“ и, наконец, осто­рожно причалили к берегу.
В одном километре от места переправы, река де­лала загиб, откуда водная масса устремлялась к левому берегу, образовывая водопад. Надо было поэтому стараться достигнуть противоположного берега раньше, нежели течение могло унести вас к загибу и водопаду, в котором вас завертело-бы и разбило о скалы и глыбы.
После того, как весь багаж в четыре приема был переправлен, пришла моя очередь. Я ожидал переправы с нетерпением и почти с таким-жф жутким чувством, с каким в детстве, бывало, собирался купаться, не умея еще плавать. Плот был очень неустойчив, колебался из сто­роны в сторону на надутых бурдюках, и там, где течение было особенно сильно, можно было с минуты на минуту ожидать, что он вот-вот перекувырнется. Оно так и слу­чилось-бы, не поддерживай его со всех сторон „сучи“.
Я предпочел обойтись без лошади, и „сучи“ подхва­тили плот-носилки за палки со всех четырех концов. В следующую минуту течение понесло нас вниз по реке. С непривычки кружилась голова; скалы противоположного берега как будто бежали мимо вверх по течению, пано­рама беспрестанно менялась, словно я смотрел из окна курьерского поезда. „Сучи“ изо всех сил работали и ру­ками и ногами, чтобы выбраться из течения и, наконец, мы попали в сравнительно спокойные воды бухты и пристали к берегу.
При обратной переправе с плотом на левый берег, з*
36
ЧЕРЕЗ ЧЕТЫРЕ ГОРНЫХ ХРЕБТА.
„сучи“ удалось пристать к берегу только гораздо Ниже места переправы, и пришлось вести туда плот по воде с по­мощью лошади, которая шла по берегу. Остальные лошади переправились вплавь с помощью „сучи“.
Ислам-бай предпочел переплыть через реку на ло­шади, но во время переправы растерялся, голова у него за­кружилась, он позабыл какого направления держаться и чуть не потопил свою лошадь, слишком наваливаясь на нее. Его понесло вниз по реке, и я страшно боялся, что его увле­чет к водопаду, и он разобьется.
Но ему удалось таки пробиться к берегу. То-то хорошо было очутиться, наконец, всем вместе с багажом це­лыми и невредимыми на правом берегу Яркфнд-дарьи! „Сучи“ получили 100 тенег за труды, а старший из них еще шапку и нож, и все остались очень довольны.
Яркфнд-дарья замерзает в конце декабря, и в тех местах, где течение не слишком сильно, лед бывает толст. Тогда открывается путь по льду вдоль реки в селе­ние Кичик-Тонг и боковую долину Чеп, ведущую к пе­ревалу Корум-арт (каменный перевал), находящемуся в горной цепи правого берега. Прибыль воды начинается в конце мая, и половодье продолжается около трех месяцев.
Лошадей опять навьючили, и мы продолжали путь по правому берегу вниз по реке. Скоро, однако, дорогу пре­градила скала, отвесно спускавшаяся в воду. Таджики вы­рубили в скале, должно быть в очень уже отдаленное время, тропинку, вроде карниза; край её сильно выветрел и стал покатым в сторону обрыва и пенящфйся реки. Тропинку кое-как уравняли с помощью кольев, ветвей и каменных плит, зато в некоторых местах она стала так узка, что навьюченным лошадям не пройти было, - вьюки терлись и задевали за стену скалы подымавшуюся справа. Мы чуть было не потеряли одну из лошадей, которая зацепилась вьюком на самом узком месте и неминуемо полетела-бы вниз, фсли-бы Ислам-бай не успел уцепиться за нее, а остальные в ту-же минуту не освободили её от вьюка. Весь багаж пришлось перенести через опасные места на ру­ках. В селении Курук-лянгар (сухой заезжий двор), расположенном в устье долины того-жф названия, мы сде­
ЧЕРЕЗ ЧЕТЫРЕ ГОРНЫХ ХРЕБТА. 37
лали привал. Орошение зависит здесь от дождей, выпа­дающих в горах, и, если в горах засуха - в долине неурожай. Селение расположено очень живописно - кругом тенистые сады и гигантские скалы.
24 сентября мы двинулись по долине Арпа-таля; на пути нас захватил град, и мы разбили лагерь в поле около селения Сугфтлык, а на следующий день перешли через пе­ревал Арпа-таля (3,838 м.).
Тропа идет зигзагами довольно круто вверх по округ­ленным, поросшим травою высотам, северные склоны которых покрыты снегом, или пропитаны влагою от рас­таявшего снега. Лошади спотыкаются и скользят на гли­нистых скатах. Тэзда при таких условиях не очень приятна, особенно, если при этом с одной стороны у вас пропасть.
С перевала видны: на западе покрытый снегом гре­бень, через который мы перешли по перевалу Кандахор, на востоке целая панорама гребней, постепенно понижаю­щихся и вдали тонущих в желтом тумане, говорящем о пустынных равнинах Восточного Туркестана. В восточ­ном направлении снега нигде не видно. Все селения, кото­рые мы миновали, заселены джагатай-тюрками. Перевал яв­ляется таким образом и климатическою и этнографическою границею.
Дорога повела на ONO к селению Онгурлук (овраги), где как раз происходила молотьба. Способ молотьбы здесь крайне примитивный: десять быков ходят, тесно сомкнув­шись в ряд, вокруг столба, по разбросанному по земле зерну. Сеют здесь маис, пшеницу и овес, причем поля засевают не каждый год, а через год.
26 сентября мы остановились в плодородной и густо заселенной местности Ич-Бельдир. На следующий день мы вышли из горной области и еще раз переправились через Яркенд-дарью, около селения Хушфраб, где река имеет в ширину 78 м., а в глубину самое большее 3,14 м. Ско­рость течения её здесь не превосходит 48 сантим. в се­кунду, и переправа на пароме поэтому не представила осо­бых затруднений. Паром был очень больших размеров и перевез весь наш караван зараз; не понадобилось даже
38
ВЕРХОМ ДО ХОТАНА.
разъвьючивать лошадей. Ночевали мы в селении Качунг, имевшем 200 домов. Здесь также возделывают рис.
На следующий день мы прибыли в селение Яр-арык, орошаемое довольно значительным каналом; последний вы­веден из реки и орошает также лежащее к северо-во­стоку селение Лянгар. Направо от нас расстилалась без­граничная пустынная равнина; налево крайния разветвления гор, неясно рисовавшиеся в насыщенном пылью воздухе.
В течение следующих дней мы через селения Кокърабат и Кызыл, Янги-гиссар и Япчан достигли Кашгара, куда прибыли 3 октября, и где меня с обычным госте­приимством принял генеральный консул Петровский.
Здесь, в этой низменной области, погода стояла еще теплая, мягкая. Резкие переходы из одного климата в дру­гой отозвались на мне сильной лихорадкой, от которой я отделался лишь в середине ноября.
Все потери, понесенные мною во время злополучного пе­рехода через пустыню, были теперь пополнены. Из Бер­лина мне прислали ящик с тремя превосходными анерои­дами, гипсотермометрами, психрометрами и термометрами; все прибыло в полной исправности, благодаря тщательной упа­ковке в Берлине, и заботливости шведского консула в Батуме, отправившего эти хрупкия вещи дальше в Азию.
Из Ташкента пришли три ящика с разными необходи­мыми вещами: одеждой, консервами, табаком и проч. Та­ким образом я был опять во всеоружии, как и в начале моей экспедиции.
Верхом до Хотана.
Оправившись от лихорадки и организовав новый ка­раван, я окончательно покинул самый западный из горо­дов Китая. Выступление наше, означавшее долгую разлуку с крайней станцией европейской цивилизации на востоке, было обставлено большою торжественностью. Дао-тай сде­лал мне прощальный визит собственной персоной с боль­
39
ВЕРХОМ ДО ХОТАНА.
шим блеском и помпой, в сопровождении остальных моих китайских друзей.
Караван, состоявший из 9 лошадей и 3 людей, под начальством моего испытанного Ислама, выступил к югу рано утром 14 декабря 1895 г.; сам-же я выехал верхом с 2 остальными слугами в полдень - в тот-жф самый день, в который в 1890 г. я увидал Кашгар впервыф.
На дворе собралось проводить меня целое общество: сам генеральный консул, его любезная супруга, Адам Игнатьевич, 50 казаков с двумя офицерами и, наконец, туземцы-писаря, толмачи и слуги консульства. Когда я про­стился с этим гостеприимным домом, где провел столько приятных и поучительных часов, мы сели на коней и по­ехали рысцой по улицам в сопровождении офицеров, Адама Игнатьевича и казаков, распевавших солдатские песни, которые будили громкое веселое эхо в узких, как корридоры, улицах.
Около дома шведского миссионера я остановился, чтобы проститься с симпатичной и умной г-жфй Гёгберг и её детьми; сам Гёгберг поехал провожать меня. Под конец к нам присоединился еще в своей голубой повозке рус­ско-китайский переводчик, наш общий друг Ян-Да-ой, и легко себе представить, что за пестрая кавалькада понеслась по пыльной широкой дороге к Янги-шару! В Янги-шаре мы обменялись последними приветствиями. Я громко крик­нул казакам: „Прощайте, ребята!“ и они в униссон про­кричали: „С Богом! Счастливый путь!“.
И вот, я остался один между азиатов. Но, когда зубцы башен Кашгара скрылись за горизонтом, и песня казаков замерла вдали, я всфтаки вздохнул с облегчением при мысли, что как-никак, а я теперь „на пути домой“. Сла­дость этой мысли не умерялась даже тем соображением, что на пути этом лежала целая половина Азии, и что меня отделяли от Стокгольма полтора десятка тысяч верст.
В Кызыле я присоединился к своему каравану. Желая избегнуть большой дороги, уже известной мне, я направил путь через лежащие в пустыне мазары Урдан-Падишах и Хазрет-Вфгам.
500 верст, отделявших нас от Хотана, мы проехали
40
ВЕРХОМ ДО ХОТАНА.
в 13 дней, и я таким образом имел время близко позна­комиться с этим важным и во многих отношениях ин­тересным путем; к сожалению, объем книги не позво­ляет мне подробно описать этот долгий путь. Надеюсь, впрочем, мне для этого представится другой случай, когда я и воспользуюсь моими обширными дневниками, содержа­щими не мало новых сведений и интересных заметок.
Путешествие мое вообще было столь обильно наблюде­ниями, что одной книги для изложения их всех далеко не достаточно, к тому-же большая часть собранного материала такого рода, что требует специальной обработки и подкрепле­ний ссылками на исторические факты, на что нужен больший срок времени, нежели какой был в моем распоряжении до сих пор.
Путь в Хотан уже пройден целиком или частью многими европейскими путешественниками, например Джон­соном, ПИлагинтвейтом, ПИау, Форсэйтом и его экспеди­цией, Громбчфвским, Певцовым, Дютрейль де Вином, Литледэлем и др. Могу, однако, сказать, не преступая границ скромности, что мне удалось собрать изрядное количество новых сведений, как об этом главном пути с его се­лениями, так и о примыкающих к нему побочных путях. Но для размещения всего этого материала понадобился-бы еще небольшой томик, и я снова принужден отказаться от желания поделиться этими сведениями с читателями, чтобы поскорее добраться до описания тех областей, где у меня не было стольких предшественников. Отмечу лишь не­сколько отдельных событий и моментов.
20 декабря въехали мы в двойные ворота Янги-шара (Новый город), китайской части города Яркенда, а в не­котором расстоянии оттуда через ворота Алтын-дервазф (Золотые ворота) в Кохнф-шар (старый город), магоме­танскую часть. Обе эти части Яркенда лежат друг от друга всего в одном километре и на всем этом расстоя­нии между воротами их, через которые пролегает боль­шая кашгарско-хотанская дорога, тянется длинная широкая базарная улица, крытая деревянным навесом. По этой улице даже поздно вечером не прекращается оживленное движение при мигающем свете масляных фонарей.
ВЕРХОМ ДО ХОТАНА.
41
В общем улица напоминает бесконечный тунель, стены которого образуют лавки и лари. По тесноте, сумя­тице, множеству верблюжьих караванов, крику и гаму, царствующим здесь, сразу заметно, что находиться в боль­шом городе. Яркенд и есть самый большой город Восточ­ного Туркестана; в нем с его предместьями насчитывается 150,000 жителей.
Проехав Алтын-дервазе, мы пересекли целый лаби­ринт извилистых улиц и переулков, пока, наконец, достигли дома, который отвел в наше распоряжение акса­кал андижанских купцов.
В течение следующих дней мы оставались в Яркенде, частью, чтобы дать лошадям отдохнуть, частью, чтобы хоро­шенько ознакомиться с городом и его ближайшими окрест­ностями. Я, между прочим, посетил, в сопровождении ак­сакала, здешнего амбаня, „яменъ“ которого был гораздо пышнее, чем ямен амбаня Кашгарского.
В ямен вели трое высоких, пестрорасписанных и покрытых лепными украшениями ворот, живописной архи­тектуры. На дворе, перед яменом собралась толпа тузем­цев, явившихся искать китайского правосудия. Тут были и сельские жители, жаловавшиеся на то, что их обделили во­дой из оросительных каналов, и слуги, жаловавшиеся на хозяев, которые не заплатили им жалованья, и пойманные воры, ожидавшие суда и расправы.
Амбань Пан-дарин был пожилой человек, высокого роста, дородный, с седой козлиной бородкой. Принял он меня с любезной улыбкой и милостиво поинтересовался моими планами. Вечером он прислал мне в дар маиса и пшеницы, а от меня, явившись ко мне на следующий день с визитом, получил револьвер.
Обозревая город, я осмотрел между прочим главные мфдрфссф и мечети. Самое большое из первых - Кок-медрессф (голубое медрессф), „пиштакъ“ или сводчатый фасад которого, выложенный голубыми и зелеными изразцами, не может, однако, сравниться даже с самыми простыми образ­цами этого рода архитектуры в Бухаре. На дворе медрессе находятся мазары разных святых. Ак-мфдрфссе (белое), Яшиль(зеленое), Калик Касим-Азун-и Бадаулет-мф-
42 ВЕРХОМ ДО ХОТАНА.
дрессф еще меньших размеров и по архитектуре уже ровно ничего замечательного не представляют. Последнее из на­званных, возведенное в правление Якуб-бека, имеет 36 коллон и веранду.
В северо-восточной части Яркенда возвышается холм Науруз-дун (Новогодний холм), с которого открывается вид на весь город. Лежит холм у самой городской стены; стена эта, зубчатая, тонкая, хрупкая, из высушенной на солнце глины, извивается по старым береговым терра­сам и окружает город. На вершине холма возведен ми­нарет-собственно помост на высоких деревянных стол­бах; с высоты его раньше, чем откуда либо из города, бывает видно новолуние, разрешающее правоверных от рамазана (поста).
Внутри обнесенного стеною круга, внизу под нами, рас­кинулась настоящая мозаика из четыреугольных крыш; узкие извилистые линии переулков едва заметны, зато резко выделяются базары, сады и одинокия ивы. По ту сторону стены взор теряется в лабиринте полей, оврагов и кана­лов, а подальше, на северовостоке, видна Яркенд-дарья, змеей убегающая в пустыню, стремясь к своей далекой цели Лоб-нору.
Хотя город находится вблизи самой большой реки Центральной Азии, яркендцы пьют не воду, а настоящий яд. Выведенная из реки каналами в город и скопляю­щаяся здесь в прудах и бассейнах речная вода застаи­вается и заражается всевозможными миазмами, так что все эти бассейны и пруды истинные очаги всякой заразы, киша­щие бактериями. В этих бассейнах купаются, моют гряз­ное белье и посуду, купают собак и скот, в них же ва­лят всякие отбросы, из них же и берут воду для кушаний и для питья.
Следствием такого неряшества и беспечности является обычная в Яркенде болезнь, „бугакъ“ - зоб, или опухоль кадыка. Опухоль эта бывает величиною с кулак, а иногда и с целую голову и придает своему обладателю уродли­вый, отталкивающий вид.
Можно с уверенностью сказать, что около 76 процен­тов коренных жителей города страдают в большей или
ВЕРХОМ ДО ХОТАНА. 43
меньшей степени этой болезнью, которая в большинстве случаев и сопровождает своих обладателей в могилу. Встречая в другом каком нибудь городе человека с та­ким зобом, можно почти быть уверенным в том, что он яркендец, равно, как можно принять за правило, что попадающиеся на базарах Яркенда люди с нормальными шеями - приезжие из Кашгара, Хотана или из какого либо другого города.
Яркендцы ничем не лечатся от этой болезни, которая впрочем, иногда, вероятно, от перемены места, проходит сама собой. Индусы, говорят, знают от неё средство, но, как и андижанцы, не страдают ею, так как употребляют лишь колодезную воду.
О происхождении болезни сложилась легенда, гласящая, что когда Салих-пфйгамбфр проезжал через Яркенд, какие то воры украли его верблюда, перерезали ему горло и бросили его труп на берегу Яркенд-дарьи. Святой чело­век и проклял всю местность, наслав на жителей на веч­ные времена „бугакъ“. Труп верблюда отравил воду в реке и посеял в нее семена заразы.
В городе проживают до 40 андижанских купцов, которые ввозят сюда материи, шапки, халаты, сахар, спички и проч., и вывозят отсюда шерсть, войлока и проч. Барыши они получают хорошие и выстроили себе 26 лет тому на­зад прекрасный караван-сарай. Яркендцы не любят их так-жф, как и китайцев.
На улицах их сейчас-жф узнаешь по их сравни­тельно опрятным одеждам и наружности. Жилища их от­личаются чисто убранными комнатами и опрятными дворами. Афганские и индусские купцы имеют свои караван-сараи.
Город делится на 24 больших „махалля“, или квар­тала; каждый находится под управлением своего юз-баши, в помощь которым приставлены по два, или более онъбаши. Кроме того порядок в Яркенде и в окрестностях поддерживается не малым числом беков.
23 декабря мы переправились на пароме через Яркфнд-дарью, приток воды в которой еще и теперь рав­нялся 93 куб. метрам в секунду. Таким образом, при­ток воды в реке понизился с конца сентября, когда я
44
ВЕРХОМ ДО ХОТАНА.
измерял еф около Хушфраба, на 60 куб. м. Со стороны пра­вого берега из реки выведены арыки, расходящиеся по всей местности вплоть до Посгама; за этим-же селением мест­ность орошается водами Тызнапа.
Следуя по густо населенным, плодородным трактам, через целый ряд селений, которые я все и занес на карту, достигли мы в сочельник города Каргалыка (Вороний го­род), где ничто не напоминало о значении дня,- не было ни снега, ни елок; одно радушие жителей придало дню празд­ничный оттенок. Мы остановились у купца из Кокана, ко­торый предложил нам вечером обильный „дастарханъ“ из груш, апельсинов, изюму, миндалю и разных сладо­стей. В общем вышло что-то похожее на рождественский стол, хотя самого стола-то и не было, - подносы ставились прямо на пол. Попозже явились приветствовать меня десять городских беков в китайских парадных одеяниях, с косами, а под конец и сам амбань Ли-дарин изволил прислать мне „гостинцев на елку“: рису, баранины, пшенич­ной и маисовой муки, топлива и корму для лошадей.
Как только гости ушли, и я покончил со своими за­метками, я тотчас-жф улегся спать, чтобы скорее забыться сном и уйти от тоски, которая в этот день сильнее, чем когда либо, глодала сердце одинокого путника.
Если яркендский амбань был олицетворением любез­ности, то каргалыкский положительно превзошел всякия ожи­дания своей любезностью. Я не успел еще собраться к нему, как он уже явился ко мне с визитом сам, рано утром, в первый день Рождества; я еще был в постели. Когда-же я явился отдать ему визит, меня приветствовали во дворе ямфна троекратным залпом из пушки; я чуть не полетел кувырком с своей лошади, которая не привыкла к таким приветствиям.
Амбань был славный, чистенький человечек, лет 50, с небольшими седыми холеными усами и большими круг­лыми стеклянными глазами. По окончании обеда, на который я был приглашен, я нарисовал портрет хозяина, и вдруг, к моему немалому изумлению, к нам вышла его молодая, желтая супруга, балансируя на своих крохотных, едва в 5 сант. длиною, ножках, и попросила меня нарисовать и ея
ВЕРХОМ ДО ХОТАНА.
45
портрет, который она хотела послать родителям своим в Пекин. Разумеется, я поспешил исполнить столь лестную просьбу.
26 декабря я оставил Каргалык. Амбань снарядил мне в провожатые одного бека, поручив ему заботиться о моих удобствах в пути. А, когда мы выехали из восточ-

Ли-дарин, амбань Каргалыкский. (С рисунка автора).
ных ворот города, в честь мою снова грянули три пушеч­ных выстрела.
Через небольшой промежуток времени мы миновали последние селения и очутились в пустынной местности, где дорога, обыкновенно выделяющаяся светлою полосою, со­вершенно заметается во время буранов. Для того, чтобы
46
ВЕРХОМ ДО ХОТАНА.
путешественники не сбивались с пути, китайцы и распоря­дились установкой столбов, указывающих направление до­роги. Столбы расставлены на расстоянии 80-90 метров друг от друга, и, таким образом, их всегда видно впереди 6-7 штук зараз. Во время самого бурана от них толку немного; зато, когда буран прекратится, они очень полезны и даже необходимы; пока их не было, говорят, многие пу­тешественники, сбившись с пути, так таки и пропадали бесследно. Глядя на эти столбы, вспоминаешь слова Марка Поло: „А перед тем, как расположиться на ночной от­дых, ставят сигнальный шест, чтобы он указывал на­правление завтрашнего маршрута**.
От оазиса Бэш-арык (пять каналов) тянется ровная бесплодная равнина вплоть до Кош-лянгара (две станции), караван-сарай которого, обсаженный ивами, виден издалека; находясь на возвышении, он как будто парит над гори­зонтом.
Этот „лянгаръ** отличная постройка из серозфленого кирпича, возведенного еще в начале правления Якуб-бека. Внутри находится большой четыреугольный двор, вымощен­ный крупными кирпичами. В „лянгаре** 10 отдельных по­мещений для путников; полы в этих помещениях также вымощены кирпичами, а свет проникает сквозь небольшое оконце в сводчатой крыше.
Рядом с этой солидной каменной постройкой, резко отличающеюся от глиняных лачуг, к которым мы при­выкли, находятся службы и конюшня из обыкновенной глины, с бревенчатыми крышами. Тут-жф с юговосточной стороны „лянгара** находится и большой водоем, в кото­рый собираются воды, стекающие с гор весною и который таким образом служит запасным водохранилищем на жаркое, сухое время года. Вокруг водоема растет несколько красивых ив.
До настоящей песчаной пустыни насчитывается отсюда полтора дня пути. Пустыня известна здесь под названием „Такла-маканъ**, „Джалат-кумъ** и „Адам-олтургенъкумъ“ („Губящий людей песокъ**).
Соответственно континентальному климату местности, зима здесь бывает суровая, а лето страшно знойное. Въ
ВЕРХОМ ДО ХОТАНА.
47
конце марта начинается время песчаных буранов, продол­жающееся до конца лета. Средним числом в год бы­вает до пятнадцати жестоких буранов. Разражаются они обыкновенно только после полудня, почти никогда утром или ночью, и длятся всего с час; ветер дует при этом чаще с запада, нежели с востока.
Бураны бывают необычайно свирепы; случается, что вихрем уносит овец, пасущихся около селений или отбив­шихся в тумане от стада. По здешнему обычаю пастухи и отвечают перед хозяевами лишь за овец, пропавших в тихую погоду. Точно также и владельцы овец отвечают только за потраву, произведенную их овцами, забравшимися в чужое поле в тихую погоду; если-жф животные очутятся в чужом поле или в саду в буран, или туман, то ни хозяин, ни пастух не ответчики.
Сторож „лянгара“ рассказывал, что особенно силь-

Конюшня в Чулак-лянгаре. (С рисунка автора).
ными буранами переносит ворон и других птиц из Каргалыка до Бумы, или наоборот, причем птицы часто убиваются на смерть о попадающиеся на пути предметы.
Насчет упорного ветра сложилась такая легенда. Около Чулак-лянгара один святой человек несколько сот лет тому назад вырыл колодезь, теперь давным давно зане­сенный песком. Когда святой вырыл яму в 80 сажен глубины, земля под ним вдруг разверзлась, оттуда под­нялся страшный вихрь и унес его на небо. Из колодца-жф с тех пор и выходят все ветры, дующие в этой мест­ности. Другая легенда, основывающаяся на наблюдении, прав­доподобнее. Она гласит, что если последний буран проно­сится из Каргалыка, следующий пронесется из Гумы и, что это или тот же самый буран, возвращающийся обратно, или другой, отправляющийся к первому в гости.
На следующий день мы добрались до Чулак-лянгара
48 ВЕРХОМ ДО ХОТАНА.
(постоялый двор калеки), прозванный так потому, что тут около стены много лет тому назад постоянно сидела ни­щая безногая старуха. В общем лянгар этот точная копия Кок-лянгара. Каждая сторона квадратного водоема имеет 85 метр. в длину, а глубина, когда водоем бывает полон водой, равняется 4 саженям. В настоящее время глубина воды доходила всего до 1У2 саж., и блестящая ледяная кора предохраняла воду от загрязнения. Лянгар расположен на холме, с которого открывается бесконечный вид на во­сток. Равнины тянутся узкой нескончаемой полосой, сливаю­щеюся с горизонтом в желтоватом тумане.
Весь путь от Кашгара до Хотана, как и путь от Каш­гара до Ак-су, китайцы разметили „потаями“ или путевыми

Китайский „потай“ по дороге в Хотан. (С рисунка автора).
знаками. Поэтому и магометане обыкновенно измеряют здесь расстояния „потаями“, а не так, как в других местно­стях, где „потафвъ“ не существует, „ташами“ (камень), „джолы“ (дорога), или „чакырымами“ (окрик). Потаи-усе­ченные глиняные пирамиды, высотою в 6 - 7 метр. Сред­ним числом между двумя станциями приходится по 10 по­таен.
Я несколько раз измерял расстояние между двумя потаями, и всякий раз получались разные цифры: то 3,720, то 3,687, то 3,502 м. Я, таким образом, и не знаю, чем руко­водствуются китайцы, воздвигая свои пирамиды именно на таких-то и таких-то пунктах; видно, однако, что особен­ной точности при измерении они не придерживаются. Мы съ
ВЕРХОМ ДО ХОТАНА.
49
нашей обычной караванной скоростью проезжали расстояние между двумя потаями в три четверти часа.
Подвигаясь по пустынным степным участкам и бесплодным равнинам, достигли мы маленького, привлекатель­ного ,и обильно орошаемого городка Гумы, настоящего оазиса в пустыне. Мы пробыли здесь весь день 29 декабря, а за­тем продолжали путь до селения Муджи, откуда в послед­ний день года совершили небольшую экскурсию к развали­нам древнего города; развалины эти находятся едва в расстоянии „полпотая“ к северо-востоку от караван-сарая. Проехав пустынную степную местность, мы достигли не­больших глинистых террас, с разбросанными по ним могилами. Мы раскопали некоторые. Внутри они были об­шиты досками и прутьями, и в глубине ям, наполненных песком и пылью, мы нашли побелевшие кости и черепа. Как форма могил, так и положение их относительно киблы, указывали, что они хранили прах джагатай-тюрков. Некоторые скелеты были завернуты в лохмотья, распадав­шиеся в прах при одном прикосновении.
Судя по всему, кладбище это не особенно древнего про­исхождения;вероятно, ему не более двух, трех веков. Расположение кладбища, а также развалин домов и стен указывает на то, что обитавшие здесь некогда люди прину­ждены были отступить перед надвигавшимся песком дальше к югу. Такое отступление перед песком пустыни происхо­дило, вероятно, в течение тысячелетий, и барханы пустыни Такла-макан скрывают под собою, без сомнения, много достопримечатфльностей.
О гораздо древнейшей культуре говорят миллионы мел­ких черепков, остатков глиняных сосудов и обожжен­ного кирпича, разбросанные по всей местности, по обеим сторонам большой дороги. По рассказам туземцев, это следы древнего города Назара. Время от времени находят и древние монеты, кольца, бронзовые украшения и осколки стекла. Я тоже нашел здесь несколько стеклянных оскол­ков светлоголубого и зеленого цвета.
Достойно внимания, что нынешние обитатели местности не умеют выделывать стекла. Черепки и осколки, попадаю­щиеся не только около Муджи, но и в других местах въ
Свен Гедин. Том 2-й. 4
50
ВЕРХОМ ДО ХОТАНА.
Восточном Туркестане, свидетельствуют об упадке мест­ной промышленности. До некоторой степени упадок этот объясняется изменением климатических условий. Всюду, где климат ухудшается, недостаток воды и количество бесплод­ного песку увеличивается, там и культура идет назад, и население теряет жизненную энергию и убывает.
Вид разбросанных по песку бесчисленных черепков сначала приводит даже в недоумение: начинаешь ко­пать,-ничего кроме песку и пыли, никаких признаков ки­певшей здесь жизни, кроме этих черепков! Причиной - ветер. Он сметает песок и пыль, но оставляет на месте черепки в силу их веса и формы. Можно предполагать, что ветер в течение тысячелетий сдул массу слоев песку и пыли, содержавших черепки, благодаря чему последние и оказались на теперешней поверхности.
Медленно, но неустанно ветер нивфллируфт пустынную местность; туземцы сами замечают, что нивелирующая сила ветра гораздо сильнее, нежели сила воды.
Красные глиняные кувшины, черепки которых попа­даются тут, представляли, как видно, следующие различ­ные формы: совершенно шарообразные с двумя ушками, иногда поставленными горизонтально, иногда вертикально, круглые с расширенным горлышком и яйцевидные с высоким узким горлышком. Попадаются здесь и черепки толстых мисок из твердой, словно камень, голубой обож­женной глины. Некоторые черепки были покрыты зеленой эмалью. Стеклянные осколки были, как видно, остатками небольших бутылок и блюдечек, а также цветков лотоса.
1 января 1896 г. мы отправились в Занг-ую, неболь­шое селение в 150 дворов. Степные участки беспрестанно сменялись бесплодными, и селения являлись оазисами. Иногда дорога шла так близко около края пустыни, что вдали ясно рисовались очертания барханов. В ясную погоду на юге виднелся даже массив хребта Кунь-луня. От Муджи, где хребет этот известен под названием Дуа-таг, он ри­суется вдали в виде голубоватой стены, но от Занг-уи его уже нельзя различить.
В жаркое время года, когда то и дело подымаются бу­раны, и воздух пропитан песчаною пылью, можно проехать
ВЕРХОМ ДО ХОТАНА.
51
весь этот путь, не подозревая, что так близко, чуть южнее, возвышается один из самых мощных хребтов земли. Марко-Поло, совершивший этот путь, ни слова и не гово­рит о хребте.

Занг-уя производит пшеницу, маис, ячмень, сахар­ные дыни и арбузы, виноград, персики, яблоки, тутовые ягоды, лук и другую зелень. Всего этого с избытком хва­тает для нужд местного населения; излишек идет в со­седния селения.
52 ВЕРХОМ ДО ХОТАНА.
2 января. Весь день дул свежий ветер с ONO, и за караваном хвостом мелась пыль. Воздух, впрочем, был довольно чист, и Дуа-таг со своими снежными полями вид­нелся ясно. Тотчас за Занг-уфй опять начались ровные пу­стынные места, покрытые степной растительностью, редкими кустиками тамариска, тополями и камышом.
Почти на полпути до следующего селения возвышается небольшой „лянгаръ“, где какой-то старик за крайне ни­чтожную плату снабжал путников водой, доставая ее вед­ром из колодца, глубиною в 25 сажен.
Селение Пияльма, где мы ночевали, имеет, говорят, 200 дворов и около 1,000 жителей.
На следующий день такая-жф пустынная дорога привела нас к одинокому „Ак-лянгару“ (Белый постоялый двор), расположенному в двух с половиной потаях от края пустыни. Изредка встречались нам другие путники, по боль­шей части небольшие партии купцов, ехавших из Хотана верхом, с небольшим багажом на седле; попадались и земледельцы, направлявшиеся из одного оазиса в другой; иногда они гнали ослов, нагруженных зерном, или зе­ленью.
Ак-лянгар, как и все оазисы, расположен на берегу ручейка, направляющагося с юга на север; русло его, однако, содержит воду не всегда, а только после продолжи­тельных дождей в горах. В остальное время здесь поль­зуются водой из колодца, глубиною 38,47 м. Вырыт он в слоях тонкой темножелтой глины с примесью округ­ленных галек, самое большее, 5 сант. в диаметре; гальки эти или из твердого синевато-черного мелкозернистого сланца с тонкими белыми прожилками, или из красного и серозе­леного гранита.
Два или три раза в год колодезь чистят, так как глинистые стенки его осыпаются. Один человек обвязы­вает себе вокруг пояса веревку, его спускают в коло­дезь, и он вычерпывает деревянным ведром глину и ил. Когда ведро наполняется, его вытаскивают посредством во­рота. Вычерпанная глина кучами лежит вокруг колодца, который закрывается деревянной крышкой с подъемной дверцей; крышка защищает колодезь от заноса песком.
ВЕРХОМ ДО ХОТАНА.
53
Температура воды на глубине 38,47 м. равнялась 12,79° при температуре воздуха 2,9° (в 5 ч. пополудни). Вода со­лоноватая и имеет неприятный привкус, так что сырую ее пить не станешь, но для заварки чая она годится.
Кстати упомяну здесь, что колодезь около Кызыла (между Янги-гиссаром и Яркендом) имеет 36,3 м. глубины, и что вода в нем совершенно пресная и постоянно сохраняет температуру 15,5°. Туземцфв-жф сбивает с толку измене­ние температуры воздуха, и они уверяют, что вода в ко­лодце летом холодная, а зимою теплая.
4 января. Проехав два „потая“, мы попали в полосу

Толпа перед моим караван-сараем в Муджи. (С рисунка автора).
песку, нагроможденного довольно высокими непрерывными барханами. Посреди этой полосы возвышался глинистый холм, на котором росло несколько тополей и торчали „туги“, обозначавшие, что тут находится мазар. Около восточной подошвы холма мы нашли несколько деревянных лачуг; Самая большая из них пряталась под нависшею деревян­ной крышей, подпертой четырьмя столбами.
Мазар этот, один из наиболее интересных изо всех виденных мною, носит название, по имени погребен­ного здесь святого, Имам Хакир, но более известен под именем Кум-рабат-пашахым (постоялый двор моего ко­
54
и ВЕРХОМ ДО ХОТАНА.
роля в песке) или по просту Кептфр-мазар (голубиный мазар).
Особенность этого мазара в том, что он дает кров и пропитание тысячам чудесных голубей, всевозможныхъ

оттенков оперения: тут и желтые, и сизые, и белые, и бу­рые, и зеленоватые, и мраморные и пр. В „лянгаре“ имеются помещения - с земляным полом, загородками и наше­стями - предназначенные и для путников и для голубей: вместе.
ВЕРХОМ ДО ХОТАНА.
55
Некоторые из голубей сидели на яйцах или гр^ли птенцов, другие стаями влетали и вылетали из узких две­

рей и слуховых окон. На крыше и под выступами крыши их сидело видимо-невидимо. Веселое воркованье не умолкало ни на минуту. Путников голуби ничуть не боятся.
56
нисколько дней в хотан.
На щипце крыши возвышались шесты, увешанные кожанными лоскутьями, вместо пугал для хищных птиц. Сторож мазара уверял, что стоит какому нибудь соколу, или другому хищнику обидеть одну из священных птиц, как он тотчас падает мертвым. Сторож сам был не­давно свидетелем, как сокол схватил голубя, но тотчас-жф словно какою-то невидимою силою принужден был выпустить свою добычу, и сам упал мертвым.
Здесь исстари и установился обычай, что каждый пут­ник, заезжающий в „лянгаръ“, жертвует голубям хоть небольшое количество маисовых зерен, что считается вме­сте с тем жертвоприношением самому погребенному здесь святому. Запасы зерна все ростут, и голубям голодать не приходится, но не будь этого обычая, им пришлось-бы плохо, так как в этой местности ничего не родится, а голуби да­леко от гнезд не улетают.
Мы тоже захватили с собой из Пияльмы мешок маиса. Поставили его на дворе, я взял фарфоровую чашку и, за­черпывая ею зерна из мешка, рассыпал их вокруг по земле. Вот поднялось хлопанье крыльев и воркованье! Ото­всюду слетались новые и новые стаи целыми тучами, птицы садились мне на плечи, на голову, клевали и прямо из мешка и из чашки. Я не смел пошевельнуться, чтобы не насту­пить на них.
Полюбовавшись с часок этой милой картиной и уто­лив жажду из соседнего источника, вода которого при глу­бине едва 2 м. имела 2.2° тепла, мы продолжали путь по пло­дородному и густо заселенному тракту Сэва; многочислен­ные селения тракта управляются мин-баши и 11 он-баши. Ночевали мы в селении Милле, где под управлением юз-баши проживает 260 семейств.
Несколько дней в Хотане.
5 января мы проехали последний конец пути, отделяв­ший нас от Хотана. Дорога шла по прелестной тополевой
нисколько ДНЕЙ В ХОТАН. 57
аллее, 15 м. в ширину; по обеим сторонам тянулись арыки, селения и пахатные поля. Мы проехали целый ряд крупных селений: Кум-арык, Шфйдан, Гульбаг, Ак-сарай, Чинакла с мазаром в тени 280-летних тополей, Сура, Шумя ., Буразан, Безин и Тозанла, пока не достигли ворот Янги-гиссара (т.ф. „Новаго", китайского города), а вскоре затем и главной базарной улицы Хотана.
Хотанский амбань еще утром отправил мне на встречу своего толмача вместе с аксакалом западно-туркестанских купцов. Они проводили нас в большое красивое, располо­женное в тихой части города и самое опрятное из виден­ных мною в стране жилище с деревянными перегородками и живописной крышей.
Древнейшая история Хотана исчезает во мгле преданий, восходя к тому времени, когда бассейн Тарима еще не пре­вращался в песчаную пустыню. Европе город стал изве­стен, благодаря Марко-Поло, венецианскому купцу, который во время своего знаменитого путешествия по Азии 625 лет тому назад совершил путь из Самарканда в Хотан через Яркенд по той же дороге, по которой мы только что проехали. В новейшее время Хотан был взят Якуб-бе­ком у прежнего его властителя Ходжи Падишаха. В 1878 и 1879 гг. китайцы вновь отвоевали Хотан вместе со всем Восточным Туркестаном и мирно владеют им и до сих пор.
В китайской империи Хотан с древних времен играл значительную роль, находясь в тесных торговых, хотя и прерывавшихся время от времени, сношениях со сто­лицей „Срединного царства". Главное значение города связано с нахождением коренных нефритовых месторождений в его окрестностях, в горах по берегам рек Кара-каша и Юрун-каша; в размытом виде нефрит находят в русле Юрун-каша.
Нефрит (по китайски юй-тянь, по джагатай-тюркски каш-таш) чрезвычайно ценится в Китае; из него делают ларцы, кувшины, чашки, мундштуки для трубок, браслеты и проч. Одни из Пекинских ворот так и называются „не­фритовыми", так как через них драгоценный камень ввозится в город.
58
нисколько дней в хотан.
В настоящее время Хотан незначительный город, вмещающий в своих стенах не больше 5,000 жителей маго­метан и 500 китайцев. Главнейшие продукты, кроме не­фрита, шелк, белые войлока, кожи, виноград, рис и дру­гие хлеба, овощи, яблоки, дыни, хлопок и др. Вырабатывае­мые здесь бархатные ковры отличаются изумительной красо­той и тонкостью работы. Китайцы покрывают ими столы в торжественных случаях; в западном Туркестане их вешают на стены.
Хотаном называется собственно весь оазис с тремя стами селений. Самый-жф город зовется обыкновенно Ильчи; кроме того, в оазисе еще два города, Кара-каш и Юрунъкаш.
Торговое сообщение с Китаем поддерживается отчасти по пути вдоль Хотан-дарьи через города Ак-су и Тур­фан ; частью через Яркенд и Марал-баши, и весьма редко через Лоб-нор. Торговля с Россией ведется через Каш­гар, с Индией через Лф в Ладаке. На базарах в Хотане встретишь купцов со всех концов Азии: китайцев, афган­цев, индусов, западных туркестанцев и даже татар из Оренбурга.
Девять дней пробыли мы в Хотане. Местный амбань Лю-дарин принял меня с истинным радушием, и всякий раз, как я посещал его ямен, приветствовал меня трое­кратным пушечным выстрелом. Мы в первый-жф день обменялись церемониальными визитами и дарами.
После первого знакомства я часто и охотно посещал Лю-дарина, который оказался, даже по европейским поня­тиям, человеком честным, здравомыслящим и справедли­вым, и между нами возникла настоящая дружба. Это был высокий 70-летний /старик с решительным выражением лица, маленькими умными глазами, жидкими белыми усами и маленькой косичкой. Изо всех азиатов, с которыми мне приходилось сталкиваться во время моей экспедиции, я охот­нее всего вспоминаю Лю-дарина, и с большим удовольсвифм встретился-бы с ним опять.
Лю-дарин часто приглашал меня к себе и в это и в следующее мое пребывание в Хотане; не раз приходи­лось мне и обедать у него в обществе главных чиновни-
НЕСКОЛЬКО дней в хотане.
59

Лю-Дарин, амбань Хотанский. (С рисунка автора).
ков города, причем нас всякий раз угощали такими деликатессами, которые одобрил-бы любой европейский гастро­
60
НИСКОЛЬКО ДНЕЙ В ХОГАН.
ном. На больших обедах, между прочим, постоянно по­давался суп из ласточкиных гнезд, отличающийся не­обыкновенно ароматным запахом.
Обеды у Лю-дарина вносили желанное и приятное разно­образие в мое однообразное будничное меню, состоявшее из риса, баранины и хлеба. Вообще, кушанья, которыми угощал амбань Хотанский, были не то, что протухлые утки и засаха­ренная ветчина друга нашего дао-тая Кашгарского; последний руководился, вероятно, здравым и вместе с тем экономи­ческим соображением: все равно, есть не будут, так не всф-ли равно, что поставить на стол? У Лю-дарина я, однако, ел, как настоящий китаец, и чувствовал себя потом от­лично, не так, как после обедов у дао-тая.
О современном Ильчи остается сказать не много. Место крайне не интересное. Тот-же хаос жалких ничтожных домишек, узких улиц и переулков, как и в Яркенде. Семь мфдрессе, двадцать мечетей и множество мазаров, усердно посещаемых правоверными. Наибольшею славою поль­зуется мазар Алтун-Бузуругвар. Мазары того-же имени находятся также в Яркенде, Ак-су и Турфане; возведены они, как говорят, сыновьями Ходжи-Исак-и-вели. Могила последнего находится в Чире и является одной из наибо­лее почитаемых в стране. Пилигриммы, отправляющиеся на могилу Имама Джафара Садыка, находящуюся в пустыне, где теряется в песках Ния-дарья, всегда сначала заходят на могилу Ходжи Исак-и-вели. Мечеть Джами отличается очень красивою коллонадою; мечеть Газрет-и-Султан, как и большинство современных религиозных памятников, воздвигнута Якуб-беком.
Базар здесь, как и во всех магометанских горо­дах, средоточие городской жизни. В улицы упирается мно­жество невероятно узких, извилистых и грязных переул­ков. Там и сям виднеются и открытые площади с пру­дами, обсаженными деревьями.
Посреди города, как раз около базара, возвышается так называемый Кохне-сефид-потай (старая белая пи­рамида) с развалившимися стенами и башней, уцелевшей от „орды“ или ставки Ходжи Падишаха. С вершины потая открывается вид на весь город, с его плоскими четыре­
НИСКОЛЬКО ДНЕЙ В ХОТАН.
61
угольными крышами и дворами, и дальше - на поля, затоплен­ные водою, похожия на гладкоотполированную шахматную доску, разбитую темными линиями на квадратики. Линии эти - земляные валы, отделяющие полевые участки один от дру­гого. Вдали на самом горизонте виднеется темная линия ал­лей и садов соседних селений.
На неделе приходится два базарных дня, когда в го­род съезжаются со своими продуктами поселяне из окрест­ных селений. В торговле принимают участие и женщины, сидящие на базарах без покрывал. Впрочем, они лучшф-

Базар в Муджи. (С рисунка автора).
бы сделали, завесив лица, так как отличаются невероят­ным безобразием и неряшливостью. Но женщина под по­крывалом редкое явление в Хотане. Нравственность стоит здесь на самом низком уровне, и заразные болезни весьма распространены.
В городе проживают до 40 западно-туркестанских купцов, вывозящих отсюда шерсть, войлока, ковры и др., а ввозящих, как и афганцы, материи и разные колониальные товары. Табак и опиум возделывают здесь в довольно большом количестве; производство шелку-сырцу стоит на
62 НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ В ХОТАНЕ.
очень высокой ступени развития. Шелк вывозится в Индию и западный Туркестан, или-же идет в дело при выделке местных ковров.
Важными предметами вывоза служат также кожи и овечья шерсть; они идут, главным образом, в западный Туркестан через Кашгар и Нарынск. Старый татарин Магомет Рафиков из Оренбурга устроил здесь настоящий кожевенный завод. Рафиков живет в Хотане уже десять лет и выстроил себе хорошенький дом около базара, завод-жф расположен около реки Юрун-каш и состоит из огромного навеса-амбара и небольшего домика русского типа.
Старик рассказывал, что он каждый год в феврале месяце приказывает сносить все эти постройки, как будто желая прекратить дело и вернуться ца родину. Тогда хотанцы начинают торопиться сбыть ему побольше кож и отдают товар за самую сходную цену. Но в мае он вновь возво­дит свой завод, и так в течение 10 лет. Я выразил удивление, как это хотанцы до сих пор не раскусили та­кой хитрости, но старик возразил, что они для этого слиш­ком глупы и ленивы.
11 января я предпринял экскурсию в селение КальтаКумат (малый песок), расположенное в 2* потаях к северо-востоку от города. Чтобы попасть туда, пришлось перебраться через реку Юрун-каш и проехать город того-же наименования, лежащий всего в четверти часа езды от Ильчи.
За Таш-агылом (каменное селение) начинается пус­тыня с редко разбросанными барханами и балками, промы­тыми горными потоками. Затем почва становится камени­стой, и мы скоро заметили, что попали в старое русло реки, по всей вероятности, Юрун-каш, которая некогда проте­кала здесь; река эта, следовательно, в противоположность общему закону, уклонилась отсюда к западу.
Это старое русло и является одним из главнейших местонахождений нефрита. Повсюду виднеются вырытые ямы, глубиною метра в два, шириною в несколько метров и длиною самое большее в 10 метров. Материал, извлекаемый из этих ям, состоит из валунов, гальки, песку и глины.
насколько дней в хотан.
63
Между этими валунами и попадается нефрит. Мне рассказывали, что нередко искатели нефрита роются по не­скольку месяцев, не находя ничего, а то вдруг в течение нескольких дней добывают столько нефрита, что сразу богатеют, или во всяком случае делают блестящую аферу.
Цены на нефрит различны, в зависимости от цвета, чистоты и цельности камня. Желтый, или белый нефрит с темно-красными жилками считается редким и дорогим; шероховатость камня, называемая „гушъ“ (мясо) еще уве­личивает его ценность. Одноцветный нефрит, напротив, совсем не в цене. Мне предлагали пару прекрасных камней за 100-140 сэр (80-112 рублей), но кошелек мой был слитком тощ.
Тут-же около старого русла реки вырос небольшой поселок из деревянных и каменных лачуг; вода про­ведена сюда арыком. Вся местность разделена по закону на участки, так что каждая яма имеет своего хозяина; таким образом избегаются споры и ссоры из-за находок. Боль­шинство искателей нефрита китайцы, но и магометане иногда пытают счастье. Порядок поддерживается беком.
Пребывание в Хотане вышло для меня во всех отно­шениях приятным. Неудача розысков пропавшего у нас в пустыне верблюда мало беспокоила меня, так как все потери по части снаряжения были теперь пополнены. Весь мой багаж помещался в просторном хорошо обставленном покое, где на очаге постоянно весело горел огонь, а в соседнем помещении расположились мои люди.
Из Кашгара я взял с собой в качестве секретаря „мирзу“ по имени Искандера. С его помощью я во время путешествия узнавал, записывал и переводил названия разных местечек, рек, гор и проч., не только находив­шихся непосредственно на нашем пути, но и далеко за пре­делами его.
На пути между Кашгаром и Хотаном я таким обра­зом и нанес на мою карту свыше 500 названий, из кото­рых другими путешественниками упомянуты лишь главней­шие. В Хотане мы составили кроме того схематическую карту 300 селений оазиса и расположения их в связи с бфзчислен-
64 НИСКОЛЬКО ДНЕЙ В ХОТАН.
) ными арыками, выведенными из Кара-каша и Юрун-каша и словно пальцы указывающими на север.
Большинство путешественников, совершающих свои экспедиции на курьерских, упускают из вида это дело, между тем оно представляет большой интерес и значение. Прежде всего собирание и записывание названий дает отлич­ную практику языка. Восемьсот названий, состоящих почти сплошь из существительных с прилагательными, напр. „Кара-кашъ“ (черный нефрит) могут доставить порядочный запас слов. Кроме того местные географические названия всегда характерны и дают известное понятие о продуктах или природе данной местности. Наконец, между 800 таких названий найдется всегда несколько, которые своим звуком невольно наводят мысль на давно прошедшие времена и мо­гут натолкнуть на важные исторические открытия или во­просы.
В связи с этим я придаю также большое значение самым расспросам. Личные наблюдения должны, разумеется, всегда быть на первом плане. Но, посетив, например, какое нибудь место летом, путешественник не может знать, выпадает-ли здесь снег зимою, или, попав туда в ясный день, не может, не спрашивая у местных жителей, узнать, часто-ли и в каком количестве выпадает здесь дождь.
Я всегда предлагал одни и те-жф вопросы в одном и том-же порядке: о числе жителей, о местных продуктах, мазарах, мечетях, легендах, сеют-ли здесь яровые хлеба, или озимые, или и то и другое, засеивают-ли одно и то-жф поле два раза в год, или только раз или даже через год, о торговле, о торговых сношениях, дорогах, расстоянии от пустыни и гор, о количестве воды в реках, о времени их замерзания и вскрытия, о том, куда они впадают, о си­стеме орошения и местных запасах воды, колодцах, о преобладающих ветрах, буранах, дождях, снеге и пр. и пр.
Один вопрос ведет за собой другой. Обыкновенно -на расспросы уходило часа два-три, затем я все записывал. Поэтому, в обитаемых местностях, я редко ложился спать раньше полуночи, когда люди мои давным давно хра­пели. Часто ответ на какой нибудь из моих вопросовъ
НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ В ХОТАНЕ.
65
являлся причиной, что ранее составленный мною план путе­шествия совершенно изменялся. Я никогда-бы и не отважился

на новый переход по пустыне, еслибы из расспросов не убедился, что могу сделать это в полном расчете на успех. Свеп Годин. Том 2-й. 5
66
НАХОДКИ ОКОЛО ВУРАЗАНА.
Но, как я уже говорил, объем книги не позволяет мне поль­зоваться здесь богатым материалом, собранным мною та­ким путем.
В подобных занятиях и подготовлениях к новому большому путешествию через пустыню, девять дней, проведен­ных мною в Хотане, промелькнули очень быстро.
VI.
Находки около Буразана.
9 января я предпринял из Хотана экскурсию за несколько верст к западу, в селение Буразан, которое, благодаря находимым около него остаткам древней куль­туры, является для археологов одним из интереснейших пунктов Центральной Азии. Верхний почвенный слой здесь лёссовый, мощностью до 8 м.; подпочва-жф камфнисто-конгломератовая.
Ручеек, питаемый отчасти ключами, размыл мягкий лёсс, и русло ручья глубоко врезывается в твердые конгло­мераты. Весною и летом, когда тает снег на северных склонах Кунь-луня, ручей раздувается в значительную гор­ную реку, водная масса которой смывает и сравнивает лёс­совые террасы.
Осенью, когда вода спадает, на месте смытых террас находят разные образчики древнего искусства: изделия из терракоты, изображения Будды из бронзы, драгоценные камни с резьбой, монеты и пр. Для жителей Хотана подобные ве­щицы, раз они не из благородного металла, не имеют ни­какой цены, и они отдают их детям, в игрушки. Но для археолога эти предметы представляют большую ценность, так как доказывают, что облагороженное влиянием гре­ков древне-индийское искусство проникало в самое сердце Азии.
Посетил я Буразан, как сказано, в начале января. Ручей в это время сузился в ничтожную канавку, так какъ
НАХОДКИ ОКОЛО БУРАЗАНА.
67
ключи, питающие его, замерзли. Последняя жатва находок была уже собрана хотанцами, которых привлекает сюда собственно надежда найти золото, или другие сокровища.
Я нашел поэтому лишь весьма незначительное число древних вещиц. Коллекция, привезенная мною домой и за­ключающая 523 предмета, не считая монет и рукописей, со­ставлена главным образом путем покупок в Хотане и у местных жителей, которым я поручил искать для меня древности, пока я путешествовал на Лоб-нор.
Поводом к тому, что я вообще заинтересовался этой отраслью науки послужило то обстоятельство, что я еще в Кашгаре у консула Петровского видел подобную коллекцию. Он составил ее из вещей, привезенных ему из Вуразана западно-туркестанскими купцами. Коллекция эта описана

Буразан.
(С рисунка автора).
вкратце Кизфрицким в „Записках Императорского рус­ского Археологического общества^.
Я позволю себе дать здесь лишь некоторые общие сведе­ния о своей коллекции, детальная-же разработка передана ком­петентному исследователю. Труд Кизфрицкого служит мне в данном случае исходной точкой, так как предметы описания однородны и найдены на одном и том-же месте. Кроме того я пользуюсь превосходным трудом Грюнвфдфля: „Буддийское искусство в Индии “.
Во избежание частых ссылок на эти два источника, я и называю их здесь оба заранее.
Терракотовые изделия, о которых идет речь, исполнены с большим искусством из тонкой пластичной глины и, видимо, подвергнуты затем действию сильного огня, судя по 5*
68
НАХОДКИ ОКОЛО БУРАЗАНА.
их ярко-красному кирпичному цвету и необычайной твер­дости.
В общем вещицы эти можно разделить на две группы: памятники искусства натуралистического и памятники искус­ства стилистического.
Первая группа, о которой дает понятие рисунок на странице 69, вообще говорит не очфнь-то много, а о времени происхождения самых памятников и вовсе ничего. Она свидетельствует только, что прежние обитатели Буразана, как и нынешние обитатели оазиса Хотана, пользовались для верховой и вьючной езды лошадьми и двугорбыми или бактрийскими верблюдами. Дромадеры-же, или одногорбые верблюды были, как и теперь, неизвестны в этих местах. Мы находим их только в Персии, где географическая об­ласть их распространения соприкасается с областью распро­странения бактрийского верблюда. Изображения верблюдов без вьюка и без всадников или седел, конечно, не обозна­чают, как то полагали, диких верблюдов. Напротив, есть все основания полагать, что дикие верблюды, водящиеся ныне в пустыне Гоби, к северу от Хотана, одичали в период, сменивший период процветания области Буразан.
Зато одна китайская летопись сообщает, что в 746 по Р. X., т. ф. в правление династии Тан, посланцы из Хотана явились к императору китайскому и привели между прочим „дикого верблюда, быстроногого, как ветфръ“.
Но в одном отношении и эта группа имеет значение, так как говорит нам о происхождении людей, выделывав­ших такия вещицы. Особенное значение в этом смысле имеют изображения людей и обезьян.
Внизу на рисунке страницы 71, находится изображение головы обезьяны, служащей горлышком кувшина; изображе­ние это походит на Macacus rhesus, встречающуюся в Ин­дии и дальше к югу, вплоть до подошвы Гималаев. В моей коллекции до 40 изображений обезьян; некоторые изобра­жены играющими на гитарах.
Еще больший интерес представляют изображения чело­веческих голов, которые по различным признакам, - разъяснение их завфло-бы нас слишком далеко, - легко отличить от голов Будды. Большинство этих головъ
НАХОДКИ ОКОЛО БУРАЗАНА.
69
имеют около 5 сантим. высоты и, видимо, являются частями статуэток, изображавших женщин, о чем говорят и черты лица и особенно прическа.
Индусский тип бросается в глаза с первого взгляда:

Терракотовые фигуры верблюдов и лошадей (У3 натураль­ной величины),
(С фотографии Даллёфа),
миндалевидные глаза, благородный изгиб бровей, полные щеки, орлиный нос, малоразвитой подбородок и часто та же самая прическа, что у женских изображений на рельефах Барахаты и Сангии и на мавзолее-ступе Амаравати. Последния
70
НАХОДКИ ОКОЛО БУРАЗАНА.
относятся к эпохе царя Ассоки, или эпохе персидского влия­ния, расцвет которой начался приблизительно около 300 года до Р. X.
■ Характерная мужская голова, 12 сантим. в длину, на­ходящаяся в середине рисунка на стр. 71, с длинной, клинообразной, тщательно расчесанной бородой, горизонтально поставленными глазами и большим орлиным носом, пред­ставляет совсем иной тип и поражает сходством с изо­бражениями Ахемфнидов в развалинах Персфполя.
Резкую дисгармонию с этими отличительными чертами персидского типа составляют присущие индийскому искусству длинные уши и знак на лбу. Знак этот или „урна“, на изображениях Будды часто заменяющийся вставленным в углубление драгоценным камнем, служил, согласно сви­детельству Грюнвфделя, для соединения бровей, так как люди со сросшимися бровями считались избранными натурами, богато одаренными духовно. Можно предполагать, что голова эта изображает какого-нибудь персидского царя или героя, но является произведением индийского мастера или-жф изо­бражает какого-нибудь Буразанского вельможу и является произведением мастера, находившагося под влиянием пер­сидского искусства.
Факт тот, что персидское искусство в эпоху Ахемф­нидов имело большое влияние на индийскую архитектуру и скульптуру.
Достоверно мы не знаем, когда именно началась и кон­чилась политическая связь Персии с Индией, но из персид­ских мидо-скифских и вавилонских клинообразных над­писей, найденных в западной Персии и разобранных Вги^зсии’фм мы знаем вполне достоверно, что в состав 23 сатрапий Дария Гистаспа, царствовавшего с 521 по 485 г. до Р. X., входили и два племени: Гинду, жившее около Инда, и Гандхара, арийское племя, жившее к югу от реки Кабула.
В начале своего царствования царю Дарию пришлось „бороться с возмутившимися вассалами, но затем, согласно Геродоту, он начал исследование больших пространств Азии. Одна из посланных им экспедиций, под началь­ством Скилака, отплыв из Карианды по Инду, обогнула
НАХОДКИ ОКОЛО БУРАЗАНА.
71
вокруг Аравийского полуострова по Аравийскому морю до Суэзского залива.

Терракотовые головы (!/3 натуральной величины). (С фотографии Даллффа).
Геродот сообщает еще, что сакии или скиоы и каспии платили царю ежегодную дань в 250 серебряных талан­тов. Эти сакии проживали в нынешней Кашгарии, где и по­
72
НАХОДКИ ОКОЛО ВУРАЗАНА.
ныне многие географические названия, как-то Секи, Сокуташ и др. несколько напоминают о прежних обитателях страны.
Каким путем влияние персидского искусства могло про­никнуть в Буразан, решить трудно, да и знать относи­тельно не важно. По всей вероятности, местность эта имела непосредственные сношения с Гандхарой и, кроме того, в древности Мерв был соединен через Каратегин торго­вым путем с главным городом сэров Хотаном.
Изображения львиных голов (см. рис. стр. 73), так-же как и изображения обезьян в моей коллекции, носят ясные следы антропоморфизма. Таким образом, эти львиные головы, которые, судя по их форме, служили украшением кувшинов, стоят на границе между натуралистическим и стилистическим искусством. Многие из них прямо уже примыкают к последнему. Кизерицкий признает в подоб­ных изображениях мифического народного вавилонского героя Издубара; но нельзя и отрицать в них известного сходства с древне-греческими сатирами.
Во второй группе особенный интерес представляют изображения грифов (грифонов). В них мы находим формы, развившиеся из туземных древне-индийских изобра­жений „Гаруды“, или фантастической птицы, считавшейся конем богов. Вместе с тем они обнаруживают сходство с типом греческих грифов, бывшим в употреблении около 3 века до Р. X.
Двадцать два года тому назад Куртиус, опираясь на имевшиеся у него в руках материалы, пришел к заклю­чению, что влияние греческого искусства проникло в Индию вместе с победоносным шествием Александра Великого и основанием греческих царств у границ Индии, когда по смерти Александра могущественное царство великого ма­кедонца распалось (4 и 3 век).
Грюнведель различает в древне-индийском искусстве два главных периода: древний, во время которого преобла­дало персидское влияние и который начался со времени царя Ассоки или в 3 веке до Р. X. (к этому периоду принадле­жат знаменитые находки в Варахате, Сангии и Амаравати и мн. др.) и второй период Гандхара-монастырский, или
НАХОДКИ ОКОЛО БУРАЗАНА.
73
греко-буддийский. Винцент Смит включает еще в средину между ними период индо-греческий.
Вероятно, изделия из терракоты, находимые около Бу-

Терракотовые львиные головы (х/3 нетуральной величины). (С фотографии Даллёфа).
разана, принадлежат тому времени, когда преемники Алек­сандра основали царства около северных границ Индии. От Пешавера греческие идеи, видимо, распространились далеко вокруг и, как мы видели, достигли Хотана.
74
НАХОДКИ ОКОЛО БУРАЗАНА.
В Хотане мне посчастливилось приобрести также не­сколько литых бронзовьих и медных изображений Будды, найденных в Буразане и относящихся, без сомнения, к позднейшему периоду, когда туземное искусство окончательно освободилось от греческого влияния. Древность этих брон­зовых изделий, вероятно, надо определить 4 или 5 веком по Р. X.
Рисунок на стр. 79, представляет несколько чисто ин­дийских бронзовых изображений Будды, найденных в Буразане. Особенный интерес представляет предмет в форме щита. С первого взгляда может показаться, что здесь 7 изображений Будды, одно наверху и по три с каждой стороны. Но, как древнее, так и современное индийское искусство обыкновенно изображает Гаутаму Будду, окру­женным семью бодисатвами; здесь же, если принять за Будду верхнюю фигуру, последних оказывается только шесть; кроме того изображение Гаутамы бывает обыкновенно боль­ших размеров, нежели остальные, следовательно, надо истолковать значение данных фигур иначе.
„Существо, „сатва“ или свойство которого есть „боди“, или знание, заявляет Будде во время исполнения благоче­стивого дела свое желание - стать новым воплощением Будды. И сам Гаутама Сидхарта, по теории буддистов, за­явил такое желание старейшему Будде и имел шесть пред­шественников, каждый из которых в свое время был светочем мира и проповедовал „Дарму“. В силу добрых деяний Будды, он в каждом новом воплощении является все более совершенным, высшим существом до тех пор, пока в небесном царстве Тушита примет еще один че­ловеческий образ, чтобы показать грешникам путь к спа­сению, и затем сам погрузится в Нирвану“ (Грюнведфль).
Майтрея, или, как называют его монголы, Майдари, прекрасный храм которого в Урге я посетил год тому назад, является бодисатвой нынешнего века.
Итак, Гаутама имел шесть предшественников или бодисатв и должен был иметь еще одного преемника, ко­торый и будет последним в данный мировой период. На бронзовом щите мы и видим этих шестерых прфдше-
НАХОДКИ ОКОЛО БУРАЗАНА.
75
ствфнников и седьмого - преемника, но самого Гаутамы Сидхарты здесь нет.
Не трудно объяснить это обстоятельство. На изображении

Терракотовые грифоны (х/3 натуральной величины). (С фотографии Даллёфа).
имеется сияние, окружающее обыкновенно голову Гаутамы, и рто доказывает, что на щите имелось еще отдельное литое изображение его самого, которое просто отпало. Без сомне­
76
НАХОДКИ ОКОЛО БУРАЗАНА.
ния, оно походило на изображение, находящееся в левом верхнем углу рисунка.
Сияние, или колесо со спицами, „среди которых нет по­следней^, играло важную роль уже у ведийских арифв и позднейшими буддистами считалось за символическое-изобра­жение их религии. В Ригведе колесо часто выступает в поэтических картинах. Так в одном месте говорится: „Сакра, или бог грома с молнией в руке господствует над всеми людьми, как ободок колеса над спицами4* (Грюнведель). Среднее из трех отдельных верхних изображений представляет Будду с головой на фоне лепе­стка лотоса, стебелек которого виднеется под ногами Будды. Вероятно, здесь было семь таких лепестков, и стебли их соединялись в один ствол. В таком случае уцелевшее изображение представляет одного из бодисатв, и вся группа являлась вариантом темы, изображенной на щите.
Хотан, в окрестностях которого найдены эти древ­ности, сам очень древний город. По санскритски он назы­вался Кустана, и название это нельзя считать, как то пола­гали многие, тождественным с монгольским словом „хотенъ44-город. Китайцы уже во 2 веке до Р. X. называли его Юй-чин. В Китайской летописи Тай-цзинь-и-тунъцзи находится много сведений о древнем Хотане, которые Abel Remusat и приводит в своей „Histoire de Иа ville de Khotan44.
Из них мы узнаем, что император Ву-ди из ди­настии Хань, царствовавший в 140 - 87 г. до Р. X., был первым императором, пославшим своих военноначальников в Хотан, а в царствование императора Минь-ди, город был подчинен китайскому владычеству (в 73 г. по Р. X.), и с тех пор оставался в большей или меньшей зависимости от Китая.
В цитируемом труде найдется много ценных сведе­ний по истории Хотана и его обитателей в течение правления династий Цзинь, Лян, Вэй, Чэнь, Суй и Тан, т. е. от 397 г. на протяжении нескольких столетий.
„Это очень богатое, цветущее и густо населенное царство. - Жители ревностные буддисты. - Женщины появляются
НАХОДКИ ОКОЛО БУРАЗАНА.
77
в обществе даже в присутствии чужеземцев. Волосы они носят заплетенными в косы и ездят на верблюдах и ло­шадях по-мужски. Все жители этой местности имеют впа­лые глаза и резко очерченный нос.
„Характера туземцы кроткого, обходительного и веселого, но также хитры и льстивы и питают страсть к церемониям. При встречах приветствуют друг друга, преклоняя одно колено. Они употребляют печатки из нефрита и, получив письмо, прикладывают его ко лбу, прежде чем распечатать. Они любят повеселиться, поплясать, попеть, но также све­дущи в законах и учении своей религии.

Терракотовая посуда из Буразана (4/17 натуральной вели­чины).
(С фотографии Даллёфа).
„Мертвых своих они сожигают, после чего кости собирают и погребают, а на могиле воздвигают часовню в честь Фео-То, т.ф. Будды“.
Особенно интересен для нас факт, что промышлен­ность хотанцфв стояла на очень высоком уровне развития. Одно из многочисленных посольств, посылавшихся из Хотана ко двору китайских императоров, привезло импера­тору в числе прочих даров несколько стеклянных ваз. Я лично не только около Хотана, но и во многих местах в Восточном Туркестане, находил стеклянные осколки та­релок, небольших кувшинов, чашек и украшений в форме
78
НАХОДКИ ОКОЛО БУРАЗАНА.
цветка лотоса. Далее летописец рассказывает, что хотанцы были искусны в тканье и выделке медных кувшинов, и что печатки были у них в общем употреблении. (Я в окрестностях Хотана нашел десятка два таких печаток).
Около 400 г. по Р. X., согласно той же китайской летописи, в Хотан прибыл китайский путешественник Ши-ФаХиан, чтобы „изучить начертания законовъ44. Этот-то ШиФа-Хиан и описал религиозные празднества хотанцев или „процессии с изображениями боговъ44.
„В первый день четвертого месяца в городе начинает­ся всеобщая чистка. Улицы, площади и переулки поливают водой. Городские ворота убирают коврами, надушенными тканями и разными другими украшениями, и под образовав­шимся балдахином занимают места князь с супругой и приближенными женщинами*
„Кью-Ма-ди, верховный лама храма идет впереди глав­ной статуи. Когда они приближаются к городу на расстоя­ние 3-4 ли, берут четырех-колфсную повозку в 30 ф. вы­соты, похожую на обыкновенные телеги, украшают ее драго­ценностями, лентами, флагами и ставят на нее статую между двумя изображениями Фо-са, окружают фф изображениями других богов, а также множеством украшений из золота, серебра и мрамора.
„Когда статуя находится уже в 100 шагах от ворот, князь снимает с себя свой венец, накидывает на себя новую мантиию, выходит босиком из города и направляется на встречу изображениям, держа в руках цветы и бла­говония. Приблизившись к статуе, он бросается ниц перед нею и кладет к её подножию благовония и цветы.
„Когда повозка со статуей приближается к городским воротам, где восседает супруга властителя со своими жен­щинами, они все начинают осыпать статую и повозку цветами. Повозок столько-же, сколько храмов, т. е. 14, и для каждой процессии отводится особый день, так что первая процессия приходится на первый день четвертого месяца, а последняя на четырнадцатый. По окончании процессии, князь с супругой возвращаются во дворец.
„В 7 или 8 ли от города находится монастырь, име­нуемый Новым княжеским храмом. Строили его 80 летъ
НАХОДКИ ОКОЛО ВУРАЗАНА.
79
и целых 3 князя посвятили ему свои заботы. Высота его равняется 250 ф.; он изукрашен живописью и надписями, вырезанными на металле, а также золотом, серебром и

Бронзовые изображения Будды, найденные в Буразане (2/3 натуральной величины).
(С фотографии Дал.тёфа).
разною драгоценною резьбой. Храм венчает башня; Будде посвящена особая молельня; балки её украшены драгоцен­нейшею резьбой, колонны, двери, окна и ставни обиты зо­
80
НАХОДКИ ОКОЛО БУРАЗАНА.
лотыми листами. Для жрецов возведены особые кельи, тоже очень красивые и богато украшенныя/4
Таким образом, из китайской летописи мы узнаем, что Хотан еще в 400 году был богатым городом, где процветал буддизм.
В другом месте в летописи говорится, что вокруг города расположено множество храмов и башен со жрецами и жрицами. Обилие изображений Будды, находимых в лёссе около Буразана, подтверждает верность сообщений китайской летописи. Без сомнения, Буразан, по индусски Барасана, в течение веков являлся одним из центров буддизма, наиболее посещаемым паломниками. Об этом свидетель­ствуют и находимые здесь терракотовые изображения, 700 летней древности, относящиеся к периоду, когда Хотан еще не находился в зависимости от Китая.
Но позже 400 года город в течение столетий все па­дал и падал. Летопись говорит еще о посланниках хотанских властителей к китайским императорам, но уже не упоминает о блестящих религиозных празднествах.
К 632 году относится легенда об одном изображении Будды, находившемся в городе Пи-ме (может быть нынеш­няя „Пиальма44), к западу от Хотана. Статуя эта, из сан­дального дерева, имела 20 ф. высоты, отличалась чудодей­ственными свойствами и испускала сияние. Еще в древние времена она была привезена в лежащий к северу от Пи-мы город Хо-ляо-ло-кия, богатые жители которого предавались веселой жизни и пренебрегали святыней.
В город прибыл рахан или ученый,чтобы покло­ниться святыне. Жители города разгневались на него за это и закопали его в песок по самый рот. Один благочестивый человек, который тоже почитал статую Будды, однако, тай­ком приносил закопанному ученому пищу. Когда раган, наконец, освободился и собрался в обратный путь, он ска­зал своему избавителю: „Через семь дней пойдет дождь из песку и земли и погребет весь этот город, так что кроме тебя никто не спасется44.
Рахан скрылся. Избавитель его предостерег своих родственников, но все только осмеяли его. Тогда он сам укрылся в одной пещере, и на седьмые сутки после полуночи
НАХОДКИ ОКОЛО БУРАЗАНА.
81
пошел дождь из песку, который засыпал весь город. Когда дождь кончился, человек этот вышел из пещеры и отправился в Пи-му. Но статуя Будды была там уже раньше его.
Для сравнения с современными легендами о пустыне Такла-макан и погребенных под её песками городах, приведу заключительные слова легенды об этом злополуч­ном городе Хо-ляо-ло-кия. „Теперь он стал огромным песчаным холмом. Властители разных стран часто увле­кались желанием отрыть сокровища города, но при каждой

Древние рукописи, найденные в окрестностях Хотана (!/4 натуральной величины).
(С фотографии Даллёфа).
попытке подымался жесточайший ветер, песок свивался в смерчи, дорогу заметало, и работники сбивались сгь пути“.
Мне один хотанфц рассказывал, что он однажды нашел в пустыне погребенный город, в домах которого видел трупы людей в таком положении, в каком застигла их смерть; по его рассказам выходило, что они были засы­паны песком, как жители Помпеи пеплом. Довольно за­мечательно это общее убеждение местных жителей, что го­рода были засыпаны песком внезапно и даже в течение всего нескольких минут.
Свен Годин. 2-й Том. 6
82
НАХОДКИ ОКОЛО БУРАЗАНА.
В том, что легенды и предания эти имеют реальную подкладку, я имел случай убедиться, открыв два погребен­ных в пустыне Такла-макан древних буддистских го­рода. Можно, однако, быть уверенным, что надвижение пес­ков не было делом мгновенья, но совершалось в течение десятков тысячелетий.
К тому-же 632 году восходят сведения, что жители Хотана имели свои летописи и что их письменность, законы и литература были заимствованы из Индии. Указание это по­лучает значение, если поставить его в связь с найденными мною древними рукописями, которые оказались не индийскими; древность же их надо исчислить по крайней мере 13-ыо веками.
Несмотря на ограниченность места, я не могу не привести еще одного сообщения того-же китайца-путепиествфнника, который в шестой год царствования императора Тай-Цзунга из династии Тан, или в 632 г., отправился из Хотана на Лоб-нор.
Он сообщает, что все путешествующие по этому пути, чтобы не заблудиться и не попасть в болото, направляются через город Ни-ян (т. е. Нию), лежащий на границе страны Кыо-са-тан-нас, Хио-тан или Хо-тан. Наименование Хо­тан употребляется в китайских летописях здесь впервые. Но замечательнее всего, что китайский путешественник знал Нию, город, о котором Марко Поло даже не упоминает 600 годами позже. Между тем описание самого города и его местоположения, сделанное китайцем, вполне соответствует действительности и ныне, 600 лет спустя после путешествия Марко Поло. Что-жф до описываемого последним города Пена, который находился в той-же местности, то его местополо­жения нельзя установить теперь.
Затем в летописи говорится: „Если направиться к востоку оттуда (т. ф. от Ни-яна), то очутишься в области глубокого летучего песку, называемого так потому, что он передвигается по воле ветра и образует волнистые холмы. Следы путешественников заметаются так, что многие сби­ваются с пути в этих необозримых пространствах и бродят, не встречая ничего, никакой приметы, которая моглабы указать направление, вернуть на настоящий путь; путники,
НАХОДКИ ОКОЛО БУРАЗАНА.
83
наконец, изнемогают и погибают, о чем свидетельствуют во многих местах кучи костей.
„Здесь нет ни воды, ни растительности, но часто поды­мается горячий ветер, который захватывает дыханье людям,

©
• © о©€ о оо@
Древние и новые китайские серебряные и медные монеты (L/2 натуральной величины).
(С фотографии Даллффа).
лошадям й животным, и часто приносит с собой заболе­вания. Почти постоянно слышится то резкий свист, то громкий крик, но, когда начинают доискиваться причины этих зву­ков, то к ужасу своему не находят её. Часто случается 6*
84
НАХОДКИ ОКОЛО БУРАЗАНА.
также, что люди пропадают тут бесследно, так как мест­ность эта полна злых духов.
„Сделав 400 ли, попадаешь в древнее царство Ту-хо-ло. Давно уже эта страна превратилась в пустыню. Все города её лежат в развалинах, и поросли сорной травой“.
Описание пустыни Лоб, сделанное Марко-Поло, так схоже с описанием китайского путешественника, что не­вольно готов заподозрить венецианца, в заимствовании. Вместе с тем крайне интересно узнать, что уже 1250 лет тому назад область к востоку от Нии была такою-же пус­тынею, как теперь.
Что-жф касается до древнего царства Ту-хо-ло с фго погребенными городами, я ограничусь здесь упоминанием, что Ту-хо-ло тождественно с Тухари, изменившимся в Тухо-ло, согласно законам китайской транскрипции, и что это название народа, жившего до 157 г. до Р. X. около Булюнгыр-гола, а затем перекочевавшего в западный Туркестан, где название Тохаристан и до ныне напоминает о фго древ­них обитателях.
Затем, надо упомянуть, что наименование Ту-хо-ло, без сомнения, тождественно с именем Такла, и что открытые мною места, которые, как и вся пустыня, называются тузем­цами Такла-макан, наверно, принадлежали к древнему царству Ту-хо-ло. Наконец, неболыпее селение Токла около Хотана, куда жители древних городов переселились, когда песок начал надвигаться, напоминает, по крайней мере, своим названием, о некогда мощном народе, который, со­гласно Клапроту и Вивиану де О. Мартину, был тибетского происхождения.
После 632 года китайской летописи уже нечего расска­зывать о культе Будды. Но 1094-1097 г. г. отмечены в ней сообщением, что обитатели Хотана, арабы, римляне и др. правильно посылали дань императору. Арабы давно уже вла­дели городом. В 712 г. один из арабских вождей Кутейба-ибн-муслим взял приступом Кокан в западном Туркестане, затем завоевал весь Восточный Туркестан и распространил там ислам.
Около могил святых имамов находят рукописи, так называемые „тезкерф“, содержащие изложение этих событий.
НАХОДКИ ОКОЛО БУРАЗАНА.
85
Мне посчастливилось добыть одну такую „тезкере” около могилы или мазара Имама Джафара Садыка, находящагося къ
северу от Нии. Арабам пришлось воевать целых 25 лет, прежде чем им удалось навязать жителям оазиса Хотан новую религию. Может быть, тогда-же арабы и сравняли с землей величественный храм, описанный в 400 г. до Р. X., так как магометане не терпят языческих храмов. Если-
же что и уцелело от разрушения арабами, то наверное постарались разрушить до основания монголы, завоевавшие город под предводи­тельством Чингисъхана в 1220 г.
Как-бы то ни было, достоверно то, что в настоящее время в Хотане не осталось и следа древних архи­тектурных памятни­ков. Их, повидимому, не существовало уже и во времена Марко-Поло. Венецианский путеше­ственник посетил го­род в 1274 г. и гово­рит о нем лишь сле­дующее: „жители го­рода подвластны вели­кому хану (т. е. Хуби-

Монеты и серафим из золота и медный крестик, приобретенные в Хотане (16/17 натуральной величины).
(С фотографии Даллёфа).
лай-хану) и исповедуют религию Магомета. В стране мно­жество городов и селений, но главный город Готан самый
великолепный из всех и по имени его называется и все
царство. В этом городе можно получить в изобилии всякие продукты, даже хлопок. Жители имеют виноградники, сады и пахатные поля. Живут торговлею и промышленностью, но не воинственны”.
Это краткое описание знаменитого венецианца и ныне
86 ЕЩЕ РАЗ ЧЕРЕЗ ТАКЛЯ-МАКАН. ПОМПЕЯ В ПУСТЫНИ.
еще согласуется с действительностью; разница лишь в том, что ныне Хотан подвластен императору Китайскому.
Марко Поло сообщает, что в Кашгаре и Яркенде на­шел христиан - несторианцев и якобитов, „которые имели свои храмы“, говоря-же о Хотане, он не упоминает о христианах. Поэтому приобретенная мною в Хотане древ­няя медаль является в высшей степени интересною наход­кой. Медаль эта свидетельствует, что христианские миссио­неры заходили в древние времена и сюда. Она, вероятно, служила орденским знаком какого нибудь католического братства. На одной стороне медали изображение монаха, с сияньем вокруг головы, молящагося перед распятием; вокруг идет надпись S. Andrea Avelin. На другой стороне изображение святой Ирины также с венчиком вокруг го­ловы; в руках-же у неё пальмовая или лавровая ветвь. С помощью надписей определить древность медали окажется вероятно не трудным для специалистов.
Я нашел в Хотане и другие эмблемы христианства: миниатюрного серафима из золота и медный крест. В кол­лекцию мою входят также несколько византийских золотых монет.
Таким образом этот древнейший город видел в своих стенах три мировые религии, сменявшие одна другую. Победит-ли когда нибудь здесь крест луну, как эта последняя в свое время победила священный лотос Гаутамы Будды?
Еще раз через Такла-макан,- Помпея в пустыне.
11 января 1896 г. я оставил Хотан с небольшим, тщательно подобранным караваном, состоявшим из 4 людей и 3 верблюдов. Кроме того я взял с собою двух ослов, чтобы испытать их пригодность для форсированного перехода по пустыне. Спутниками моими были: Ислам-бай,
ЕЩЕ РАЗ ЧЕРЕЗ ТЛКЛД-МЛКЛН. ПОМПЕЯ В ПУСТЫНИ. 87

Христианские бронзовые медали из Хотана (натуральной величины) (С фотографии Даллёфа).
Керим-Джан, тоже Ошский уроженец, и два охотника Ахмет Мерген и сын его Касим-ахун, которые помогали нам в розысках после крушения в пустыне нашего пер­вого каравана.
Наученные опытом первого тяжелого перехода, мы те­перь знали, что снаряжение экспедиции должно быть по воз­можности несложным и легким. Поэтому мы на этот раз взяли с собой лишь самое необходимое, что все и составило три легких вьюка для наших трех отличных верблюдовъсамцов. Таким образом, еслибы нам опять пришлось бросить караван на произвол судьбы, потеря была-бы но так чувствительна.
Главные наши пожит­ки и большую часть запаса китайского серебра мы оставили в доме аксакала в Хотане, куда должны были рано или поздно вернуться. ’ Провианту мы взяли всего на пятьдесят дней, экспедиция наша между тем продолжалась четыре с половиной ме­сяца, и мы немалое время должны были питаться
чем пришлось из местных продуктов.
Намерением моим было исследовать Мазар-таг Прже­вальского, затем отправиться к востоку через пустыню к Кфрии-дарье и посетить по пути развалины древнего го­рода, о котором мне рассказывали в Хотане. Обратный путь я расчитывал сделать, направившись К югу по руслу Керии-дарьи, и затем через город Кфрию вернуться в Хотан. Этот первоначальный скромный план разросся, однако, не на шутку, и вышла крупная экспедиция, богатая неожиданными важными открытиями, как читатель узнает из следующих глав.
Худо было лишь то, что я не захватил с собой китай­ского паспорта и раз чуть было не попал из-за этого в большую беду; но и это приключение окончилось благопо­
88 ЕЩЕ РАЗ ЧЕРЕЗ ТАКЛА-МАКАН. ПОМПЕЯ В ПУСТЫН.
лучно. Составляя свой план, я и но помышлял, что нам придется придти в столкновение с китайскими мандаринами.
Для моих вещей и инструментов понадобился один ягдан, для кухонных принадлежностей другой; кроме того понадобилось несколько переметных сум для муки, хлеба, риса, сушеной зелени, макарон, котлов и кастрюль, сахару, чая, свечей, фонарей и пр. Наконец, мы взяли с собой шубы и большой спальный мешок из козьего меха, несколько войлоков, два топора, две лопаты, заступ, оружие и боевые припасы.
Такие предметы, как палатка и кровать, были сочтены излишней роскошью. Я спал, как и мои люди, в продол­жение всего путешествия, завернувшись в шубы, прямо на земле, даже зимою при 22° мороза. В топливе не предви­делось недостатка, да и весна была не за горами.
Мой новый друг Лю-дарин полагал, что трех верблюдов было мало, и хотел на свой счет подкрепить караван еще двумя верблюдами и двумя людьми. Но я пуще всего-то и опасался обременить себя слишком большим караваном и постарался отговорить его.
Лю-дарин удовлетворился тем, что отправился вперед нас в лежавшее на нашем пути селение Хазрфт-Султан, где и велел разбить большую красную палатку, открытую со стороны дороги; защитой от солнца служила выдающаяся крыша. Внутри палатка была убрана на китайский манер стульями и столом и вся задрапирована красной материей.
На виду огромной массы народа мы побеседовали здесь часок, покурили, напились чаю и расстались. Я сел на своего отличного верхового верблюда, и под звон колоколь­чиков мы продолжали путь к северу, следуя по левому берегу реки 10рун-каш. В течение четырех дней мы ехали по пустынным местам, прорезанным лесными участками, пока не добрались до Ислам-абада, последнего населенного пункта на этом берегу; здесь мы перебрались через реку по крепкому льду.
В ближайшем расположенном на правом берегу селении Тавек-кэль мы дали верблюдам отдохнуть день и сделали последние приготовления к экспедиции. Перед нами простиралась к востоку полоса бесплодного песку, шириною
ЕЩЕ РАЗ ЧЕРЕЗ ТАКЛА-МАКАН. ПОМПЕЯ В ПУСТЫНЬ. 89
вдвое уже, нежели пройденная нами в прошлом году, от последнего озера до русла Хотан-дарьи, и притом куда менее опасная. Мы знали, что песок здесь не образовывал таких мощных толщ, что всюду можно было дорыться до грунтовой воды и что там и сям должны были попадаться и кусты тамариска и тополи.
В селении мы наняли двух проводников, которые много раз бывали на развалинах погребенного в песках города, ища там золота и других сокровищ.
19 января мы покинули реку и направились прямо на восток, между барханами. Первые дни барханы были со­всем ничтожные, всего в 2-3 метра высоты; редкая расти­тельность также еще не прекращалась. Иа третий день высота

Базар в Тавек-кэле. (С рисунка автора).
барханов достигала уже 5 -10 метр.; сами барханы образо­вывали целую сеть гряд, расходящихся к востоку и к западу, к северу и югу; крупные склоны были обращены к западу, к югу и юго западу; скрещивающиеся барханы обра­зовывали пирамидальные нагромождения.
Мы шли обыкновенно не больше б- 6 часов в день, чтобы не переутомить животных. Расположившись лагерем мы принимались за обычные занятия: двое из людей рыли колодезь, двое других выкапывали корни тамариска для костра, Ислам-бай готовил мне обед, а Керим-Джан разъвьючивал и убирал верблюдов.
Я сам усаживался в шубе и валенках на войлочном ковре и делал заметки, набрасывал эскизы, измерял углы
90 ЕЩЕ РАЗ ЧЕРЕЗ ТАКЛА-МАКАН. ПОМПЕЯ В ПУСТЫНИ.
падения барханов, высоту их, направление и пр., а затем направлялся к колодцу, который к тому времени почти всегда был уже вырыт.
В первые дни мы находили воду на глубине 2,41, 1,81 и 1,67. м.; тфмпература-же воды равнялась 9 -12°. Почва оказывалась промерзшей на 22 сантим. в глубину. Вода в колодцах на глубине 1,67 м. была совершенно пресною как речная. Замечательно, что и здесь, как в области Яркенд и Уген-дарьи, чем ближе к самой реке копали мы колодезь, тем солонее оказывалась в нем вода.
Скоро мы привыкли распознавать, стоит копать на дан­ном месте колодезь или нет. Если по близости растетъ

Река Юрун-каш (Хотан-дарья) около селения Исламъабад; вид на запад.
(С рисунка автора).
свежий тамариск (юлгун) или тополь (тограк) и верхний слой чисто песчаный, влажный почти до самой поверхности, можно быть уверенным, что пресная вода покажется при­близительно на глубине 2 метр. Мы только на таких местах и разбивали лагерь, поэтому к концу дневного перехода я всегда высылал вперед кого нибудь из людей отыскать наиболее подходящее место для стоянки.
Мало по малу нагромождения песку становились все выше, а самая местность все пустыннее. 22 января высота барханов достигла 12 метров. В этой части пустыни Такла-макан мы нашли такия-же песчаные образования, как и в западной части: мощные гряды барханов, тянущиеся к северу или
ЕЩЕ РАЗ ЧЕРЕЗ ТАКЛА-МАКАН. ПОМПЕЯ В ПУСТЫН. 91
югу и, таким образом, параллельные обеим рекам Хотан-и Керии-дарре.
Во впадинах между барханами мы обыкновенно нахо­дили кусты тамариска, тоже идущие рядами с севера к югу и отмечающие места, где грунтовая вода стоит ближе к поверхности. Так называемые по туземному „даваны“ или перевалы открывались в зависимости от изменения нашего кругозора. Подымаясь на пологий западный склон давана, мы видели впереди на востоке не более двадцати барха­нов. Но, когда мы достигали вершины перевала,' взору откры­вался широкий вид на мертвое пустынное море, и можно было насчитать до ста гребней барханов на востоке.

Открытая мечеть-павильон в Тавек-кэлгЬ.
На гребне каждого перевала мы и делали продолжи­тельный привал, чтобы высмотреть в каком направлении можно найти наиболее удобный путь. Если впереди виднелся тамариск, мы направлялись прямо к нему. Он то и дело нырял за барханами, но показывался опять. Часто он ка­зался нам совсем близехонько, но добраться до него ока­зывалось не так-то скоро.
25 января высота барханов равнялась уже 15 м. В одной впадине мы нашли два тополя с засохшими, истрес­кавшимися стволами; ветви, однако, еще жили и готовились покрыться почками, но увы! не пришлось им дождаться этого, - наши верблюды и ослы общипали их с жадностью. Для животных переход этот был настоящим курсомъ
92 ЕЩЕ РАЗ ЧЕРЕЗ ТАКЛА-МАКАН. ПОМПЕЯ В ПУСТЫН.
голодовки; хорошо еще, что время как раз было такоф, когда верблюды едят мало, но зато кипят задором, и все

Изображения Будды и фризы, найденные в первом откры­том автором древнем городе в пустыне Такла-макан (и/з натуральной величины).
(С фотографии Даллёфа).
рвутся в драку; через несколько дней пути они, однако, уходились и присмирели.
Около полудня мы достигли впадины, где кётек, т. ф.
ЕЩЕ РАЗ ЧЕРЕЗ ТАКЛА-МАКАН.-ПОМПЕЯ В ПУСТЫН. 93
мертвый лес, или высохшие деревья стали попадаться в изобилии. низкие стволы и пни, серые хрупкие, как стекло, перекоробившиеся ветви, корни, выбеленные солнцем - вот все, что осталось от прежнего леса. Лес этот шел вдоль

Изображения Будды, найденные в древнем городе в пу­стыне Такла-макан (х/з натуральной величины).
(С фотографии Даллёфа).
впадины по направлению с юга к северу и, без сомнения, отмечал пересохшее русло реки - ясное дело - Кфрии-дарьи. Как я уже имел случай отметить, восточно-туркестан­ские реки обыкновенно стремятся переместиться к востоку.
94 ЕЩЕ РАЗ ЧЕРЕЗ ТАКЛА-МАКАН. ПОМПЕЯ В ПУСТЫН.
Живых тополей оставалось всего два-три; это были послед­ние представители вымершего рода, оставленные лицом к лицу с всеумерщвляющим песком, как-бы брошенные товарищами, переместившимися вместе с рекою к востоку.
Для нас эта полоса высохшего леса представляла боль­шое значение, так как проводники наши хорошо знали, что старый город, который они называли Такла-макан, рас­положен около восточного края этой лесной полосы. Судя по поверхности почвы, они заявили, что мы уже недалеко от развалин, в чем убеждали нас и найденные нами здесь глиняные черепки. Мы расположились на привал. Вырыв колодезь и найдя воду на глубине 2,02 м., мы послали про­водников отыскивать самые развалины.
Люди тем временем взяли одного из верблюдов и через некоторое время вернулись с целым вьюком топ­лива, набранного в мертвом лесу. В этот вечер и ночью мы и наслаждались теплом от двух чудесных костров; огонь был далеко не лишним, так как температура до­ходила до 15-20 градусов мороза.
24 января, оставив наш лагерь на месте, мы все от­правились к развалинам с лопатами и топорами. Я ехал на своем славном верблюде. Тэхать пришлось, впрочем, недалеко, развалины оказались совсем близехонько.
Из всех урочищ Восточного Туркестана, где мне до сих пор пришлось побывать, ни одно не было похоже на этот оригинальный город, остатки которого лежали теперь перед нами. Обыкновенно местные развалины представляют остатки стен и башен из сырца или в лучшем случае из обожженного кирпича. Здесь-же все дома были построены из дерева (тополя), и не было и следа каменных или гли­няных построек. Весь тип города оказывался иным, хотя план расположения домов во многом и напоминал со­временные постройки.
Большинство жилищ представляло форму небольшего квадрата, заключенного внутри квадрата побольше, или прямо­угольников, разделенных переборками на несколько не­больших помещений.
От них остались теперь лишь столбы в 2-3 метра высоты, с заостренными верхушками, истрескавшиеся, из-
ЕЩЕ РАЗ ЧЕРЕЗ ТАКЛА-МАКАН. ПОМПЕЯ В ПУСТЫНЕ. 95
Еденные ветром и песком, твердые, но тем не менее хрупкие, как стекло, и разлетающиеся в дребезги от удара.
Таких остатков домов насчитывались здесь сотни. Из расположения их нельзя, однако, было вывести заклю­чения о плане города, или определить улицы, базары или от­крытые площади. Причиною то, что весь город целиком, занимающий обширную площадь в 3--4 килом. в попереч­нике, погребен под высокими барханами. Лишь остатки тех из домов, которые были расположены на возвышен­ностях первоначальной поверхности, или приходились теперь во впадинах между барханами, высовываются из песку.
Пытаться отрыть что нибудь из под сухого песку - безнадежный труд. Песок тотчас же осыпается назад и снова заполняет копаемую яму. Надо снести целиком весь бархан, чтобы обнажить то, что скрывается под ним, а это не по силам человеческим. Лишь бураны способны кое-что сделать. Мне, однако, посчастливилось наткнуться на такия находки, которые помогли мне составить понятие отно­сительно общего характера древнего города.
От одной постройки, которую люди называли,, будхана“, или храмом Будды, уцелели между вертикальными столбами стены, вышиною приблизительно в метр. Стены были за­плетены из камыша и обмазаны глиной, смешанной с руб­леной соломой. Как с наружной, так и с внутренней сто­роны, тонкия стенки эти были кроме того покрыты белой шту­катуркой.
Самая штукатурка была украшена живописью, изобра­жавшею полуодетые коленопреклоненные женские фигуры, со сложенными, как на молитву, руками; черные волосы их были закручены в узел на макушке головы; брови сходились над переносьем, носившим такую-же метку, какая и до сих пор в обычае у индусов.
Были тут изображены и мужчины с черными бородами; арийский тип их сразу бросался в глаза; одеяния-же на­поминали современные персидские. Затем были здесь изо­бражения собак, лошадей, кораблей, качающихся на волнах, - картина, производившая своеобразное впечатление среди этой песчаной пустыни! Наконец, на одной фреске находился ряд овалов, и в каждом изображение сидящей женщины
96 ЕЩЕ РАЗ ЧЕРЕЗ ТАКЛА-МАКАН.-ПОМПЕЯ В ПУСТЫН.
с четками в руках. Особенно-же изобиловала эта стенная живопись изображениями цветов лотоса.
Увезти кусок такой стены было невозможно. Самая то стена выдержала-бы путешествие, но штукатурка с живо­писью рассыпалась-бы в прах. Я поэтому лишь срисовал узоры и некоторые изображения и отметил размеры и цвета.
Отрывая из под песку верхния части стены, мы нашли клочек бумаги, с непонятной для нас надписью, боль­шей частью хорошо сохранившеюся. Кроме того мы нашли гипсовый слепок с человеческой ноги в натуральную величину, изобличавший, как и живопись, руку тонкого мас­тера. Видимо, нога эта принадлежала статуе Будды, и пред­положение людей, что мы находимся в древнем буддийском храме, было весьма правдоподобно. О том-же говорили местоположение развалин на возвышении и живопись на стене, изображавшая молящиеся фигуры.
■ Больше тут искать нечего было, и мы перешли к раз­валинам другой постройки. Наружные стены её были раз­рушены, да и из столбов уцелело немного. На верхушках двух из них, повыше других, были четыреугольные от­верстия, которые в связи с другими приметами обнару­живали, что дом был двухъэтажный, или, как персидские жилища и вообще многие дома в Хотане, Каргалыке и Яр­кенде, обнесен вокруг крыши галлереей или балконом. Здесь-же, в неглубоком песке наши лопаты отрыли целую массу гипсовых горельефных фигур, величиною в 1-2 десим., с плоской изнанкой; ясно было, что это были лепные стенные украшения. Изображали они частью сидящих Будд с головой на фоне лепестка лотоса или окруженною сияньем, частью стоящих Будд, у которых одна рука была опущена вниз, а другая прижата к груди; широкия одеяния спадали богатыми складками, рукава спускались очень низко, а во­рот одеяния был вырезан и позволял видеть ожерелье на шее.
Лица были почти круглы, волосы закручены узлом на макушке, уши очень длинные, отвислые, как и у современ­ных изображений буддийских божеств, миндалевидные глаза поставлены косо; голову окружало кольцо в виде сиянья.
ЕЩЕ РАЗ ЧЕРЕЗ ТАКЛЯ-МАКАН. ПОМПЕЯ В ПУСТЫНИ. 97
Остальные фигуры изображали женщин с обнаженною грудью и дугообразной гирляндой на голове. Наконец, мы нашли еще много разнообразных фризов, обломков коллон, карнизов и цветов - все из гипса. Все эти находки были рассортированы, сделан строгий выбор, и кое что я взял с собой.
Еще в нескольких домах нашли мы разную мелочь, например, длинный резной деревянный карниз (я срисо­вал узор), шелковичную куколку, ось от колеса, повиди­мому, от прялки или тому подобного орудия, черепки и ручки от глиняных кувшинов, хорошо сохранившуюся простую спираль или деревянный винт и жернов из порфира, почти в два аршина в диаметре.
Между многими барханами виднелись еще следы садов.

Развалины дома в древнем городе. (С рисунка автора).
Пни обыкновенных тополей тянулись рядами, показывая, что тут шли некогда тенистые аллеи. Росли здесь когда-то и абрикосовые и сливовые деревья.
Итак, этот погребенный в песчаной пустыне город лежал во время оно на берегу Керии-дарьи, и вдоль его до­мов и храмов струились воды арыков. Под самым горо­дом, по берегам реки, росли великолепные леса, подобные ныне растущим по берегам Керии-дарьи; в летния жары жители города наслаждались тенью в своих фруктовых садах. Здесь-жф текли мощные потоки, которые могли при­водить в движение тяжелые жернова. Здесь процветали шелководство, садоводство и промышленность, здесь жил народ, умевший художественно, со вкусом украшать свои жилища и храмы.
Свен Гадин. Том 2-й. 7
98 ЕЩЕ РАЗ ЧЕРЕЗ ТАКЛА-МАКАН. ПОМПЕЯ В ПУСТЫН.
В какоф время был обитаем этот таинственный го­род? Когда цвели здесь в последний раз абрикосовые де­ревья, когда пожелтели на век вершины тополей? Когда замолкло журчанье ручьев, приводивших в движение жер­нова, когда были покинуты своими обитателями последние жилища в этом царстве пустыни?
Что за народ жил здесь, на каком языке говорил, откуда взялся, как долго процветал его родной город и куда он ушел отсюда, увидев, что здесь нельзя дольше оставаться? Сейчас я не могу ответить на эти вопросы/ но после тщательного изучения предмета еще вернусь к ним.
Мои проводники называли этот город Такла-макан, мы и сохраним за ним это название, так как с ним связано множество загадок, вопросов и задач, разрешение которых дело будущего. До сих пор никто и не подозре­вал о существовании этого города. Кто мог в самом деле думать, что в сердце пустыни Гоби, в той её части, которая является пустыннейшею из всех пустынь земли, находятся развалины больших городов и остатки богатой культуры?
И вот, я стоял тут, посреди обломков минувшего, среди развалин домов, в которых хозяйничали теперь лишь песчаные бураны! Я стоял здесь, словно принц в очарованном лесу, я нарушил тысячелетний сон города, пробудил его к новой жизни в человеческом знании.
Если на все приведенные выше вопросы ответить трудно, то можно, по крайней мере, с полной уверенностью сказать, что такого художественного развития, какоф обнаруживают описанные выше памятники искусства, нельзя найти у на­селяющих ныне Восточный Туркестан тюркских народов. Нет также сомнения в том, что город был буддийский, и мы можем поэтому с полной достоверностью сказать, что он древнее 700 года, т. е. года вторжения в Турке­стан арабов под предводительством Кутейбы-ибн-Муслима.
Если присоединить к этому заключения, которые можно вывести на основании сделанных мною находок и собран­ных мною материалов по исследованию скорости передвиже­ния барханов, мы получим частью исторические данные,
ЕЩЕ РАЗ ЧЕРЕЗ ТАКЛА-МАКАН. ПОМПЕЯ В ПУСТЫН. 99
частью чисто геологические определения времени, достаточныя

для приблизительного вычисления срока, какой понадобился пескам, чтобы удалиться от города к юго-западу до тех 7*
100 ЕЩЕ РАЗ ЧЕРЕЗ ТАКЛА-МАКАН. ПОМПЕЯ В ПУСТЫН.
пределов, где находятся ныне крайние барханы, приближаю­щиеся к западной подошве Кунь-луня.
Из того обстоятельства, что и дерево и резьба на нем так хорошо сохранились и что камыш, из которого были сделаны стены, до сих пор еще оказывался лакомой пищей для верблюдов и ослов, нельзя выводить заключения, что го­род сравнительно недавнего происхождения. Против такого предположения говорит медленность передвижения песков; кроме того, я уже упоминал выше, что сухой, мелкий песок обладает известной способностью сохранять органические тела от гниения.
В этих областях господствуют северо-восточные и восточные ветры, которые бывают особенно сильны в апреле и мае. Они-то и подымают большинство „кара-бурановъ“ или черных бурь, во время которых тучи песку и пыли превращают день в ночь. В марте и июне к ним присоединяются „сарык-бураны“, т. ф. желтые бури; эти по­слабее, но тоже обладают значительной силой передвижения. В течение остальных месяцев ветры дуют гораздо реже и с разных сторон.
25 января я констатировал, что бархан в течение 45 минут был передвинут довольно сильным юго-запад­ным ветром на 11.9 сантим. к северо-востоку. Ночью ве­тер переменился, и бархан снова передвинулся к юго-за­паду на 91 сантим. в течение девяти часов.
Если предположить, что сильный северо-восточный ве­тер дует в течение всего 24 дней в году, притом целый день беспрерывно и в течение дня передвигает бархан на 2 метра к юго-западу, в год бархан передвинется при­близительно на 50 м. Таким образом понадобилось-бы тысячу лет для того, чтобы бархан достиг того пункта на юге, куда заходит песок теперь.
К этому надо прибавить, что я беру максимальное число буранов в году и определяю этим лишь минимальную древность города, но так как барханы не двигаются прямо к югу, а к юго-западу, то это обстоятельство еще приба­вляет городу лет 500.
Если-жф еще принять во внимание менее сильные ветры, которые дуют в обратном направлении, то придется на­
ЕЩЕ РАЗ ЧЕРЕЗ ТАКЛА-МАКАН. ПОМПЕЯ Е ПУСТЫНИ. 101
кинуть еще лет 500. Но к этой теме я еще вернусь, когда разработаю привезенный мною материал, метеорологические журналы и пр., и когда в руках у меня будут точные цифры.
Наконец, можно с уверенностью утверждать, что жи­тели города, исповедовавшие буддийскую религию, были арий­ского происхождения. Вероятно, они явились из Индостана и, может быть, и подали повод к многочисленным леген­дам о народах Тогда-рашид, Нокта-рапиид, против которых по преданиям воевал Сеид Арслан (Урдан Падишах). Может быть, и этот город процветал в одно время с Буразаном.
В связи с этим я хочу сказать несколько слов о самых барханах. Основание их имеет первоначально форму полумесяца; выпуклая сторона его и пологий склон бархана приходятся с наветренной стороны, вогнутая же сторона и крутой её склон под ветром. С подветрфннойжф стороны приходятся и рога полумесяца, понижающиеся и заостряющиеся к концам.
В области сплошного песку эта первоначальная форма кисажается: барханы сливаются один с другим, но строение их всегда одинаково, и на всем переходе сохра­няется одна и та же форма. Подветренный склон падает всегда под углом 33°; уклонения бывают разве весьма незначительные. Наветренный склон падает под углами от 20 °до 1°, и даже до 0° и-10°, другими словами, наветрен­ный склон часто представляется нависшим у гребня бар­хана. Если начать рыть яму у подножия подветреннего склона, то сверху тоже начинается осыпаться песок, и мало по малу образуется борозда до самого гребня.
Так как песок здесь спрессован силою ветра осо­бенно плотно, то по достижении линии гребня здесь обнаружи­вается двоякая внутренняя структура, соответствующая скло­нам бархана и выражающаяся в расположении песка парал­лельно этим склонам. Эта структура подобна спайности кристалла и проходит через весь бархан.
Тонкая красивая рябь на поверхности бархана является вторичной поверхностной структурой, совершенно незави­сящею от внутренней. Эта мелкая рябь, при средней ско­
102 ЕЩЕ РАЗ ЧЕРЕЗ ТАКЛА-МАКАН. ПОМПЕЯ В ПУСТЫН.
рости ветра 24 сантим. в час, движется вперед с гораздо большею скоростью, нежели самый бархан, так как образует эту рябь движимый ветром летучий песок. Когда этот летучий песок достигает линии гребня, то пересыпается на подветренную сторону, где вообще всегда и бывает более рыхлым, так как оседает лишь в силу собственной тяжести, а не прессуется давлением ветра.
Взобраться на такой подветренный склон с верблюдами невозможно, и, встречая на пути бархан, обращенный к вам подветренным склоном, вы должны обходить его. В промежутках между барханами песок также рыхл, и ноги верблюдов уходят в него иногда на 2 дфсим. Мы и старались всегда, по возможности, держаться линий гребней, так как там ноги животных уходили в песок не более, как на 1 сантим.
Так часто упоминавшиеся вначале „даваны“ суть на­громождения бесчисленных подобных барханов и, повиди­мому, простираются во всю ширину пустыни. Каждый даван с примыкающими впадинами имеет около 2 килом. ширины. Общий профиль местности представляет зубчатую волнистую линию, - зубьями служат барханы, а волнами нагромо­ждения.
Вероятно, эти последние находятся в известной зависи­мости от конфигурации поверхности, и так как они в этой части пустыни расположены на севере и на юге, то весьма возможно, что они или приурочены к прежним руслам рек, или что песок преимущественно громоздился на таких полосах поверхности, которые не затоплялись в то время, когда реки меняли свои русла.
В старом городе распростились с нами наши провод­ники, ставшие ненужными, и повернули назад по нашим сле­дам с тем, чтобы останавливаться на привалы около вы­рытых нами колодцев.
25 января мы прошли 8 даванов, самое большее 25 м. высоты; под вечер нашли воду на глубине 1.87 м.
На следующий день песок стал глубже, идти станови­лось все труднее, но мы всетаки прошли 8 даванов. Пере­валив через восьмой, мы нашли во впадине массу кустов тамариска и умирающего камыша, что весьма и соблазняло
В ЛИСАХ КЕРИИ-ДАРЬИ. БЕЗВЕСТНОЕ ПАСТУШЬЕ ПЛЕМЯ. 103
нас разбить лагерь, хотя мы и прошли в этот день еще не­много. К востоку высился колоссальный даван, казавшийся е тумане далекою горою.
Посоветовались и решили, однако, посмотреть, что будет за этим даваном. Высота его равнялась 40 м., и пере­ход через него оказался страшно трудным. Люди упали духом, верблюды еле брели, ослы порядком отставали.
Наконец, мы достигли гребня. Вот так сюрприз! Впереди ни одного давана больше! Далеко-то, впрочем, мы не могли видеть из за пыльного тумана, носившагося в воздухе после последнего бурана. Скоро мы наткнулись на след лисицы, нашли мертвую утку; кусты тамариска и другие растения пустыни попадались все чаще. Мы с радостью за­мечали, как, толща песку становилась все тоньше; вот по­казались следы лошадей и людей, мы вышли на равнину, поросшую тополевым лесом, наткнулись на брошенный шалаш, состоявший из крыши, покоящейся на нескольких столбах и, наконец, расположились на ночлег на берегу, около скованной толстым льдом Керии-дарьи.
VIII.
Въ*лесах Керии-дарьи. Безвестное пастушье племя.
Итак, мы благополучно совершили переход через эту часть пустыни и достигли реки. Тучная растительность береговой полосы восхищала наши взоры, не встречавшие в течение целой недели ничего, кроме желтого песку. Ширина реки около нашего лагеря равнялась 32 м.; река была покрыта толстой ледяной корой; мы прорубили в ней колодезь, более обильный водой, чем те, которые мы рыли в песке, и вер­блюды напились ледяной воды всласть.
Закололи последнего барана, развели бивуачные огни, и все чувствовали себя прекрасно; хорошее расположение духа не нарушалось даже тем, что густая пыльная мгла скры­
104 В ЛЪСАХ КЕРИИ-ДАРЬИ. ВЕЗВЪСТНОЕ ПАСТУШЬЕ ПЛЕМЯ.
вала от нас и окрестность и звездное небо. Шалаш служил кому-то приютом не далее, как вчера, если судить по чуть тлевшимся еще угольям от костра и свежим следам, которые ветер не успел замести. Но людей нигде не было видно.
На следующий день, 27 января, мы направили путь к северу, вдоль левого берега реки, занятые одной мыслью- поскорее найти проводника, чтобы добиться от него сведений относительно этой реки, на которой до сих пор не бывал ни один европеец и течение которой к северу от города Керии обозначается на наших картах лишь пунктиром.
Но нигде не было и признака человеческого существова­ния. Час за часом подвигались мы по густому тополевому лесу, продирались сквозь частые кустарники, шагали по ку­чам валежника и засохшего тростника, обходили барханы, которые порою подступали к самому берегу, окаймляя лес­ную полосу.
Ледяная лента реки, извиваясь, тянется к северу и не­редко достигает такой ширины, что напоминает озеро, проти­воположный берег которого исчезает в тумане. Часто мы пересекали тропинки, которые скоро опять исчезали в чаще, видели бесчисленные следы диких кабанов, зайцев, ли­сиц, оленей, ланей, домашних овец, а иногда и отпечаток голой ступни человеческой, но окрестность оставалась попрежнему пустынной, безмолвной. Ниоткуда не слышалось ни звука.
Следы людей и овец шли к югу, и мы опасались, что пастухи в это время года, пожалуй, держатся ближе к Керии, и мы не встретим поэтому никого.
День, а с ним и переход наш, близился к кенцу, когда нам недалеко от реки предстояло пересечь камышевую заросль, окруженную частым лесом.
Вдруг послышалось блеяние овец, и мы увидели боль­шое стадо, рассыпавшееся в камышах, достигавших вы­соты человеческого роста. Тут, наконец, должны были най­тись и люди. Мы принялись кричать и свистать, но никто не отзывался, никто не показывался.
Тогда все четверо людей разбрелись по лесу, а я остался ждать около верблюдов. Прошло с полчаса, и Ахмет Мер-
В ЛЪОАХ КЕРИИ-ДАРЬИ. БЕЗВЪСТНОЕ ПАСТУШЬЕ ПЛЕМЯ. 105 ген вернулся, ведя с собой пастуха и его жену. Оказалось, что они, испугавшись нашего появления, сломя голову кину­лись в чащу и спрятались. Скоро, однако, они успокоились и проводили нас к своей „сатме“ (шалаш из камыша), где мы все вместе и провели ночь. Пастух был осыпан вопро­сами, весь небогатый запах его сведений был исчерпан до дна и занесен в мою записную книжку.
„Тебя как зовут?“ спросил я и услышал в ответ: „Гуссфйн и Гассан!“-Я был удивлен двойным име­нем, и пастух объяснил, что имя Гассан принадлежит собственно фго брату-близнецу, живущему в Керии, но он, в виду того, что они близнецы, пользуется обоими именами. Гуссфйн сообщил также, что вдоль всего течения реки к северу идут расположенные друг от друга в значитель­ных расстояниях стойбища пастухов, пасущих стада „бафвъ“ Керийских.
Стада состояли из 300--2000 голов. Каждый пастух имел свой лесной участок, за пределы которого не имел права выходить. В этом участке он проводил круглый год, переходя с места на место и оставаясь на каждом от 10 до 20 дней, пока хватало подножного корму для стада. В распоряжении Гуссфйна было свыше 13 „агыловъ“ или стойбищ, расположенных друг от друга в расстоянии двух дней пути.
Владелец стада проживал в Керии и наезжал в лес два раза в год, весною и осенью, для стрижки и счета овец. Вместе с тем он привозил для пастуха маисовую муку и прочее продовольствие на полгода. Сам же Гуссейн бывал в городе раз в два года, хотя город и находился от того пункта (Кочкор-агыл), где мы достигли реки, всего в 4 днях пути. Дальше по течению реки мы встречали пастухов, которые бывали в Керии всего раз в жизни; попался даже один такой, который, несмотря на свои 35 лет от роду, ни разу не бывал в городе и не мог даже пред­ставить себе, что такое город или базар.
В лесах Кфрии-дарьи проживает таким образом около 150 человек, живущих в своем особенном замк­нутом мирке, вдали от проезжих дорог, от всякого начальства.
106 В ЛЪОАХ КЕРИИ-ДАРЬИ. БЕЗВЕСТНОЕ ПАСТУШЬЕ ПЛЕМЯ.
Пастухи видят только своих ближайших соседей, да баев, проезжающих в свои агылы, и поэтому крайне робки и полудики, настоящие лесные дикари. Они не знают и не умеют ничего другого, кроме как пасти стада, стричь овец, отыскивать для нйх хорошие пастбища, срезывать для них молодые побеги, доить их и во время отнимать ягнят от маток. Еще они умеют печь листовый хлеб, мастерить себе шалаши и рыть колодцы, когда река пересыхает или когда они со стадами заходят далеко от неё. „Китмень“ (за­ступ) и „балта“ (топор) поэтому у них главные орудия. Топор они всегда носят за спиною, заткнутым за пояс.
В области Хотан-дарьи пастухи живут бобылями без жен и детей, которые остаются в Хотане,'что меня очень удивляло. Но по Хотан-дарье идет торговый, хотя и не очень бойкий, тракт. Там ездят и китайцы, и пастухи побаиваются со стороны последних слишком вольного об­ращения с туземными женщинами.
На Кфрии-дарье дело обстоит иначе. Тут не пролегает никакого пути, и пастухи живут здесь со своими семьями. Жизнь Гуссейна с женою - бездетной четы - напоминала своей уединенностью и простотой жизнь прародителей Адама и Евы, с тою лишь разницей, что пастух и его подруга хо­дили с головы до пят одетыми в овечьи шкуры.
Относительно реки Гуссейн сообщил, что воды её по­выше Кфрии распределяются на множество арыков, которые орошают окрестные поля, вследствие чего самая река почти пропадает. Это-то обстоятельство отчасти и послужило при­чиною, что никому из путешественников, посещавших Керию (Пржевальский, Певцов, Громбчевский, Дтотрейль деРин, Литледэль) и не вздумалось сделать экскурсию вниз по реке. На картах все они, кроме Певцова, и показали её течение чересчур коротким.
За городом, между тем, излишек воды из арыков образует множество обильных водою потоков, которые вновь и питают реку. Туземцы утверждают поэтому, что Кфрия-дарья, чем дальше, тем больше богатеет водою, хотя и следовало бы ожидать обратного; утверждение это, ра­зумеется, справедливо, лишь отчасти.
В июне и июле, когда снег и лед тают в горахъ
В ЛЪОАХ КЕРИИ-ДАРЬИ. БЕЗВЕСТНОЕ ПАСТУШЬЕ ПЛЕМЯ. 107
Тибета, по руслу реки струится масса воды, но глубина её всетаки так не велика, что повсюду найдутся места, где можно перейти реку вброд.
Эта масса воды не попадает в арыки, и называется „ак-су“, т. е. белая вода, так как происхождением своим обязана горным снегам, и в противоположность „кара-су“ - черной воде, которую приносят источники. Осенью вода в реке быстро спадает, а вконце ноября покрывается льдинами, которые громоздятся одна на другую, так что река кажется шире, чем есть на самом деле.
Теперь река находилась как раз в таком периоде. Ожидали, что она тронется недели через три, если погода простоит ясная и тихая; иначе лед мог продержаться еще дольше. Во время вскрытия разлив воды причиняет иногда немалые опустошения. После того русло в течение несколь­ких месяцев остается сухим, так что пастухам при­ходится выкапывать колодцы. Одним словом, Керия-дарья отличается теми же свойствами, как и её соседка, Хотанъдарья, но далеко уступает последней обилием воды и протя­жением.
Гуссейн отправился к югу, мы к северу, держась русла, оставленного, рекою 15 лет тому назад; река про­ложила себе в 3 километрах новое, по которому и течет на протяжении полуторых дней пути. Итак, и эта река обнаруживает стремление переместиться к востоку.
Новый рукав проложил себе путь в бесплодном песке; вся растительность - леса и камышевые заросли остались около старого русла, питаясь грунтовыми водами. Но настанет время, когда корни уже не будут доставать до неё, когда песок возьмет верх, и лес умрет, превратится в „кётекъ“, какой нашли мы около развалин. Новое же русло обростет мало по малу молодым леском.
Вечером 28 января мы встретили около Курук-акина (сухое русло) новых пастухов. Их было трое, и пасли они стадо в 400 голов. И у этих пастухов повыпытали все, что они только знали. Владельцем овец был их отец. Им предоставлено было право заколоть в год для своего пропитания до 20 овец; кроме того в их пользу должны были поступать все овцы и ягнята, которых зарежут волки
108 В ЛЪСАХ КЕРИИ-ДАРЬИ. БЕЗВЪСТНОЕ ПАСТУШЬЕ ПЛЕМЯ.
или кабаны, или которые поломают себе ноги и вообще станут негодными. Таким путем выбывает из стада обыкновенно овец 15 в год.
Тем не менее стадо в 400 голов выростает за три года в 550 голов. Но так как лесной участок владельца в состоянии прокормить не больше 400 овец, то ежегодно продают от 60 до 70 овец в Керию. Деньги, выручаемые от этой продажи, да шерсть, снимаемая два раза в год, и составляют годовой доход владельца от своего стада. Лучшая овца стоит в Керии около 1х/2 рублей, но и за 50 коп. можно приобрести порядочную.
Отдохнув день, мы продолжали путь дальше на север. Теперь недостатка в проводниках не было, и нас постоянно вел через лес какой-нибудь пастух. Часто приходилось нам продираться сквозь такия чащи, где верблюды еле про­бирались, а мне то и дело приходилось остерегаться, чтобы какая нибудь ветка или сук не содрали с меня кожу.
30-го миновали место, где старое и новое русло снова соединяются. Река представляла здесь величественное зре­лище; ширина её превосходила 100 м.; толщина льда достигала 36 сантим.; лед местами блестел как зеркало, местами был слегка запорошен пылью. Атмосфера в течение Юдней оставалась насыщенной этой тончайшей пылью, которую вздымают первые весенние ветры; она долго носится в воздухе прежде, чем опять осядет на поверхность земли.
Пыльные туманы в это время года - обычное, но мало приятное для пастухов, явление. Пыль покрывает тончай­шим налетом каждую былинку, и у овец, поедающих пыльную траву, начинает першить в горле. Пыль прони­кает всюду и покрывает все предметы. Желтые песчаные барханы становятся от неё белыми, и следы, оставленные на песке, бывают видны издалека, выступая темной линией.
1-го февраля река явно выразила стремление завернуть к северо-востоку. - У меня же был план пересечь всю эту часть пустыни Гоби с юга на север и попытаться достигнуть р. Тарима, поэтому я с некоторой тревогой наблюдал укло­нение реки вправо. Быть может, чем дальше, тем оно будет сильнее; пожалуй, в конце концов, река пойдет параллельно Тариму к Лоб-нору, но, разумеется, не достиг­
В ЛЕСАХ КЕРИИ-ДАРЬИ. БЕЗВЕСТНОЕ ПАСТУШЬЕ ПЛЕМЯ. 109
нет этого озера! С каждым днем вопрос все обострялся: удастся ли наша экспедиция или мы принуждены будем вер­нуться обратно по собственным следам?
В этот день мы достигли области Юган-кум, вполне оправдывающей свое название: мощный песок. Высокие голые барханы отвесно спускаются здесь в реку. У южной же их подошвы простиралась степь, где мы снова встретили пасту­хов. Один из них проводил нас дальше, до лесной об­ласти Тонкуз-баете (подвешенный кабан).
Здесь проживали две пастушьи семьи, образовавшия

Деревянный фундамент сохранившийся в древнем городе около Кара-дун.
(С рисунка автора).
настоящий лагерь дикарей вокруг костра, под открытым небом. Матери были окружены ребятишками, все одеяние ко­торых состояло из распахнутого тулупчика. По близости лагеря паслось 300 овец. Еще имелся в лагере петух, три курицы, голубь и пара собак.
Тут же на земле были разбросаны их пожитки: разная деревянная посуда для печения хлеба, доения овец и трапез. Вода хранилась в кожаных мешках и ведрах, выдолб­ленных из тополевых пней. Муку держали в мешках. Лежали здесь еще пара кунганов (медных кувшинов), несколько ножей, ножницы, деревянные ложки, „дутаръ“
110 В ЛЕСАХ КЕРИИ-ДАРЬИ. БЕЗВЕСТНОЕ ПАСТУШЬЕ ПЛЕМЯ.
(двухструнный инструмент), войлочные ковры, котел, сито из конских волос для процеживанья молока и кое какая одежда.
Двое из мужчин носили оригинальную обувь, которую нам пришлось видеть здесь впервые: подошвы дикого вер­блюда целиком с когтями. Пастухи и их семьи скоро пере­стали дичиться нас и позволили срисовать с себя портреты.
Эти пастухи дали нам важное указание, что в дне пути к северо-западу погребены в песке развалины еще одного древнего города. Они называли его Кара-дун (черный холм): некоторые из барханов поросли кустами тамариска, которые издали смотрят черными силуетами на желтом песке.
2 и 3 февраля и посвятили экскурсии на развалины. Уже по дороге туда сделали интересное открытие. Мы ехали как раз по высохшему руслу, которое неподалеку от небольшой солоноватой лужицы, называющейся Сызма-куль, терялось между барханами. Река, следовательно, и здесь переместилась к востоку, а когда-то она, как видно, струилась около самого города, представляющего ныне одни развалины.
Этот город занимал меньшую площадь, нежели пер­вый, но относился к тому-же времени. Мы нашли здесь такиеже образчики стенной живописи, но менее хорошо сохранив­шиеся, ту-жф архитектуру и тот-же строительный материал. Одна почти квадратная постройка, стены которой имели в длину 85 и 76 м. напоминала караван-сарай; внутри нахо­дился двор, а посреди двора еще четыреугольная постройка меньших размеров. От другой постройки удивительно хо­рошо сохранились стропила. Чего нибудь особенно замечатель­ного мы не нашли, но хорошо познакомились со способом постройки домов, связью стропил if устройством очага. Ось от арбы свидетельствовала, что здесь когда-то пролегала проезжая дорога. Нашли также множество черепков глиня­ной посуды.
Пастухи и охотники из области Хотан-дарьи знали эти развалины; так однажды ходил сюда с Хотан-дарьи мой слуга Касим и провел в пути 5 дней. Но удивительное дело! Им никогда не приходило в голову продолжать путь к востоку еще в течение одного дня, - тогда-бы они нашли воду, людей, говоривших одним с ними языком, овец,
В ЛИСАХ КЕРИИ-ДАРЬИ. БЕЗВЕСТНОЕ ПАСТУШЬЕ ПЛЕМЯ. 111
хлеб и все, в чем нуждались. Им удавалось проводить на развалинах, где они по обыкновению искали сокровищ,

Пастушье стойбище в Тонкуз-баст. (С рисунка Линберга).
не более дня, так как они не могли захватить с собой воды и хлеба на одном осле более, чем на 10 дней. Обитатели лесной полосы около Кфрии-дарьи тоже бывали на развали-
112 В ЛЪСАХ КЕРИИ-ДАРЬИ. БЕЗВЕСТНОЕ ПАСТУШЬЕ ПЛЕМЯ, нах, но никогда не встречались там с хотан-дарьинцами. Этим отчасти и объясняется, что первые не слыхали о Хотан-дарье, а вторые но знают Керии-дарьи. И те и другие называют развалины „Кара-дунъ“ по характерным кустам тамариска, похожим издали на черные пятна.
Вернувшись к реке, мы продолжали путь вниз по её течению. Течение становилось все более неправильным. От главной реки отделялись узкие рукава и образовывали около берегов болота.
Недалеко от Тонкуз-баете река местами делилась на два расходящихся рукава. Пастухи сообщили, что лет 6-8 тому назад вся водная масса устремлялась по правому, вос­точному руслу, а затем переместилась в левое, по которому текла еще и теперь. Лишь в этом году часть зимней воды снова начала струиться по восточному рукаву, и полагали, что туда-же направится вода и во время летнего половодья.
Оба русла таким образом периодически меняются ро­лями. Ежегодно вода наносит илу и песку, который осаж­дается на ложе, образуя слой толщиною в ширину ладони. Ложе вследствие этого подымается настолько, что вода при­нуждена искать другого пути. Таким образом уровень воды в обоих руслах периодически меняется Около конечного пункта восточного рукава, который также оброс по берегам лесом, и в 4 днях пути от лесной области Катак на­ходится несколько небольших соленых озер.
Я упоминаю об этом обстоятельстве для того, чтобы примером пояснить, с какою легкостью водные потоки ме­няют в этой местности свое направление. Дальше мы встре­тим те же условия в области Лоб-нора. Но здесь, в области Керии-дарьи меняет положение река, а там озеро.
4 февраля мы посетили пастухов в лесной области Арка-чат (задний остров или полоса земли между двумя рука­вами). На следующий день поверхность сильно изменилась; река отделяла от себя на обе стороны все больше и больше рукавов, которые, словно узенькия, извивающиеся, порой от­резанные от главной реки, ледяные ленточки, пропадали в лесу.
Как полоса леса, так и камышевая опушка, становилась все шире. Мы шли как будто по тропической дельтовой об-
В ЛЕСАХ КЕРИИ-ДАРЬИ. БЕЗВЕСТНОЕ ПАСТУШЬЕ ПЛЕМЯ. 113
ласти; на горизонте, насколько хватал глаз, не было и при­знака барханов.
Как-же далеко к северу могли продолжаться столь благоприятные для нашей экспедиции условия поверхности? Не сливаются ли эти леса с лесами Тарима? Вот вопросы, не­отступно стоявшие передо мною. Мы ежедневно встречали, пастухов, но они не могли ничего сказать относительно даль­нейшего протяжения реки к северу. Вечером 5 февраля мы расположились лагерем около Чугутмфка, в стойбище четы­рех пастухов, пасших 800 овец и 6 коров.
6 февраля мы достигли Сарык-кетме, где река имела 79 м. ширины, и, судя по её общему виду, можно было думать, что ей еще долго конца не будет. Замечательно, что мощная Хотан-дарья, которая летом катит через пустыню Такламакан такия огромные массы воды и, соединяясь с Яркенд и Ак-су-дарьфй, образует Тарим, зимою так иссыхает, что узкая ледяная лента её совсемтэ обрывается к югу от Вуксама, т. о. около того пункта, где я в прошлом году до­стиг реки.
Дело в том, что она питается исключительно горными потоками, получающимися при таянии снегов и ледников северного Тибета, тогда как менее значительная Керия-дарья даже осенью и зимою получает значительное подкрепление из источников.
Тем не менее и этой реке, которая была для нас до сих пор неоценимым путеводителем в пустыне, вскоре предстояло быть побежденной песками. Достигнув 7 февраля лесной области Катак, мы узнали, что нам остается идти по реке всего в течение полуторых дней, а затем мы вступим в область голого песку.
Мы остановились здесь на день, пользуясь гостеприим­ством старого Магомфт-бая, истинно комического персонажа, который всю свою жизнь провел в лесу и даже не знал, кто теперь владеет страною - Якуб-бек или китайцы. Эти лесные жители свободны от податей и вследствие этого от всякого сношения с китайскими властями. Пожалуй, китайцы и не подозревают, что леса Кфрии-дарьи населены, иначе, наверное, и эти туземцы не избегли-бы посещений сборщиков податей.
Свен Гедигп. Тои 2-ой. 8
114 В ЛЪСАХ КЕРИИ-ДАРЬИ. БЕЗВЕСТНОЕ ПАСТУШЬЕ ПЛЕМЯ,
Между прочим, нас здесь удивили сообщением, что три года тому назад из-за реки явился тигр и зарезал корову. Магомет-бай и его пастухи унесли остатки живот­ного в свой лагерь, желая воспользоваться шкурой, а затем вернулись к овцам, чтобы загнать их в загон. В их отсутствие тигр вернулся и докончил свою трапезу, несмотря на то, что зарезанная корова лежала около самого костра.

Магомет-бай.
(С рпсупка автора).
Следы показали, что зверь ушел затем на север. Но че­рез несколько дней он опять вернулся и направился к востоку в пустыню. Вообщф-жф в этих местах тигр крайне редкое явление. Нас это сообщение о тигре очень оживило, так как мы предположили, что тигр появился из окрестностей Шах-яра на Тариме, в лесной области которого водятся тигры. Но старик сомневался в этом и сообщил, что песок дальше к северу образует высокия
В ЛЪСАХ КЕРИИ-ДАРЬИ. БЕЗВЪСТНОЕ ПАСТУШЬЕ ПЛЕМЯ. 115
нагромождения, и что, если вообще там на севере и есть река по имени Яркенд-дарья или Тарим, то уж, наверно, До неё не менее двух месяцев пути. В течение тех 35 лет,

что он живет в этой области, воды в реке нисколько не убавилось, но песку стало больше, и он сильно напирает на лес. По соображениям Магомфт-бая песчаная пустыня 8*
116 В ЛЪСАХ КЕРИИ-ДАРЬИ. БЕЗВЕСТНОЕ ПАСТУШЬЕ ПЛЕМЯ.
простиралась к северу „до самого конца света, до которого и было около трех месяцев пути“.
Совершенно отрезанный со своей семьей - женой, сы­новьями и внучатами от внешнего мира, Магомет-бай, од­нако, сохранил свою магометанскую религию и неукосни­тельно исполнял все фя обряды. „Не делай я этого“ -по­яснял он: - „волки или дикие кабаны давно-бы покончили с моими овцами“.
Покровителем своим эти лесные жители считают Хазрет-и-Музу (Моисея), который, по преданиям, сам был пастухом, и ежедневно молятся ему. Они не знают названий месяцев и дней, но родного языка, который сопровождает людей на край света, не забыли; по разговору они почти и не отличаются от своих родичей, разбросанных по всей стране. Можно подметить лишь некоторые особенности вы­говора и сравнительную бедность языка.
Я высказал Магомет-баю, что, по моему, хорошо поль­зоваться такой неограниченной свободой и, главное, знать-нф знать никаких китайских властей, и он ответил, что счи­тает волков и диких кабанов такими-же жестокими вра­гами, как и китайцев.
9 февраля мы направились дальше к северу. Река, ко­торая егце около Катака имела в ширину 84 м. - правда в том месте, где она образует озеровидноф расширение - су­зилась теперь до 15 м. и текла между непроходимыми лесными чащами медленно, крупными извилинами.
Вечером мы расположились лагерем в пустыне, так как последние пастушьи стойбища остались уже позади нас. Здесь река походила на ручеек, шириною в 5 м.; приток воды в ней едва достигал 1 куб. м. в секунду.
На следующий день последний наш проводник повер­нул обратно, а мы продолжали путь, руководясь этой иссы­хающей полоской воды, продираясь с помощью топора сквозь чащи тамариска, пересекая небольшие камышевые заросли или шагая между поросшими редкой растительностью барха­нами.
Сердце у меня сжалось, когда мы, наконец, дошли до того места, где река погибала в неравной борьбе с песками и где полоска хрупкого пористого льда обрывалась. В тече-
РОДИНА ДИКИХ ВЕРБЛЮДОВ. 117
ниф целого дня мы, однако, еще без труда руководились су­хим руслом реки, которое наполняется водой лишь в лет­нее половодье. Русло это было узко и глубоко;по берегам рос лес, настолько частый, что путь в нем можно было проложить лишь огнем.
Там и сям в чаще виднелись проходы, вроде тун­нелей, проложенные к реке дикими кабанами. Ландшафт несколько напоминал каналы, вырытые между сплошными рядами темных финиковых пальм около Басры.
Вечером 10 февраля мы расположились лагерем в самом русле, где вырыли колодезь и нашли воду на глубине 1.86 м., здесь-же в последний раз слышали мы, как ветер шуршал желтой, высохшей листвой, опавшей с тополей осенью. Затем опять со всех сторон объял нас вечный песок, и нам предстояло еще разт> помериться с ним силами.
12X1 _
Родина диких верблюдов.
Странствуя по этой сказочной стране, я все время горел желанием хоть раз увидать дикого верблюда. Но я и не мечтал никогда познакомиться с этим замечательным животным так близко, как это удалось мне теперь. Вообще, хоть и я видел в петербургском музее Акамедии наук чучело дикого верблюда, привезенное Пржевальским, и знал, что Литледэлю, Певцову и его офицерам случалось подстре­ливать диких верблюдов, я как-то не мог освободиться от некоторого скептицизма по отношению к этому живот­ному, и оно все оставалось для меня почти мифическим существом.
Чтобы таким торжественным вступлением не ввести в заблуждение читателя, который, пожалуй, сочтет меня каким-то Немвродом, спешу добавить, что сам я не за­стрелил ни одного дикого верблюда. Во первых, я вовсе не охотник, что, впрочем, отчасти и хорошо, так как можно употреблять время с большею пользою, во вторых, я близорук, что представляет большое неудобство: дичь
118
РОДИНА ДИКИХ ВЕРБЛЮДОВ.
успевает скрыться прежде, чем я успею уловить тень её; наконец, в третьих, будь я даже охотником, я вряд-ли решился бы произвести выстрел в такое животное, как дикий верблюд.
Но, приближаясь к обетованной земле диких вер­блюдов, самой внутренней и непроходимой части пустыни Гоби, я, конечно, не желал упустить случая приобрести шкуру этого животного, которую надеялся когда нибуд привезти в Стокгольм.
Моя собственная непригодность, как охотника, с из­бытком возмещалась охотничьими способностями Ислам-бая и двух из моих людей, взятых с Хотан-дарьи. Они были отличными стрелками и сгорали желанием узреть это животное, о котором лишь слыхали. Во время странствования по лесам Кфрии-дарьи у нас только и разговору было, что о диких верблюдах.
„Происходят дикие верблюды от домашних, которых держали в древних городахъ“ - с уверенностью объ­яснял мой славный Ахмет-Мерген, и я, при всем моем уважении к Пржевальскому, склоняюсь на сторону Ахмета. Если судить по собранию найденных мною около Буразана терракотовых изображений верблюдов, изображений, кото­рым, по всей вероятности, не менее 2 тысяч лет, вер­блюд уже и в те древние времена считался одним из главнейших домашних животных.
Да и вполне правдоподобно, что погребенные в пустыне Такла-макан города вели с Китаем и Индией караванную торговлю на верблюдах. Когда-же песок стал грозно на­двигаться на города, душить растительность и запружать ка­налы, корабли пустыни, вероятно, находили массу удобных случаев освободиться от ярма, надетого на них челове­ком. Размножившись на свободе, они теперь и водятся в изобилии и в этой и в других частях пустыни Гоби.
Кай ни рискованно с моей стороны высказывать такое предположение, я всфтаки скажу, что если-бы удалось про­следить по восходящей линии род нынешних диких вер­блюдов, мы не далее, как в сотом поколении, вернулисьбы к домашним. Приведу некоторые доводы в пользу этого предположения.
РОДИНА ДИКИХ ВЕРБЛЮДОВ.
119
Пржевальский нашел диких верблюдов в области Астын-тага и около Лоб-нора и выводит из своих на­блюдений заключение, что нынешние дикие верблюды проис­ходят прямо от диких предков, но что, вероятно, не­сколько раз скрещивались с домашними верблюдами, убе­жавшими на волю. Эти последние и оставили в тех случаях, когда были способны к производительности, потомство, ко­торое в следующих поколениях уже ничем не отличалось от типа диких. В том-же духе высказывается и доктор Е. Ган в своей книге „Домашния животныя“ (Die Hausthiere).
Все сказанное относится, разумеется, лишь, к тем вер­блюдам, которых Пржевальский видел сам. Он, ясное дело, не мог ничего сказать о верблюдах, водящихся в области нижнего течения Керии-дарьи, так как и но подо­зревал о их существовании здесь, определив район рас­пространения диких верблюдов следующим образом:
„По единогласным утверждениям жителей области Лоб-нор, настоящею родиною диких верблюдов должна считаться песчаная пустыня Кум-таг, к востоку от Лобънора. Водится он и в области нижнего течения Тарима и в Курук-таге; в области Черчен-дарьи встречается редко, а к западу от Хотана и вовсе не попадается".
Доктор Ган пишет:,, Родиною дикого верблюда можно считать пустыни Центральной Азии. Район распространения всех животных пустыни обыкновенно очень широк, и можно поэтому предполагать, что и дикий верблюд водился некогда по всей обширной пустынной области от Западной Индии и Северной Персии до Монголии.
„Где, когда и каким народом обращен верблюд в домашнее животное, мы не знаем. Вероятно, приручили его кочевавшие по пустыне племена, которые, может быть, там и сям на оазисах занимались отчасти земледелием, но глав­ным образом жили охотой'4.
Хотя описание дикого верблюда, сделанное Пржеваль­ским, в общих чертах подходит к верблюдам, водя­щимся в пустыне, к северу от Керии-дарьи, нельзя, однако, прямо подвести последних под одну категорию с первым, так как, повидимому, район их распространения ограни­чен, и они не имеют никакой связи с лоб-норскими вер­
120
РОДИНА ДИКИХ ВЕРБЛЮДОВ.
блюдами. То, что относится к одной группе, не может быть безусловно отнесено к другой. В одной может пре­обладать кровь домашних, в другой кровь диких живот­ных.
В зоологическом отношении различие между домашним и диким верблюдом, во всяком случае, крайне незна­чительно, и доктор Ган говорит: „Дикий верблюд отли­чается от домашнего только отсутствием жировых отло­жений на горбах, присущих домашнему“. Что-жф до меня, то я нашел у трех застреленных нами диких верблюдов совершенно ясно выраженные жировые отложения на горбах, хотя и не столь сильно развитые, как у домашних.
Впервыф услыхали мы о керии-дарьинских диких вер­блюдах 1 февраля в области Тонкуз-басте. Пастухи, про­живающие в этой области, не видали самых верблюдов, но видали их следы на песке, прилегавшем к опушке леса. С тех пор дня не проходило, чтобы мы не узнавали чего нибудь нового об этих замечательных животных.
Многие-же пастухи, жившие дальше вниз по реке, видали верблюдов, бродящих в одиночку или стадами по пяти, шести голов. Они точь в точь походили на домаш­них своих родственников: та-же величина, та-же поступь, те-жф привычки. Время течки наступает и для диких вер­блюдов в январе, феврале; и даже следы их подошв на песке оказались совершенно одинаковыми со следами, остав­ленными домашними.
Мне говорили, что дикий верблюд очень пуглив и, за­мечая, что его преследуют, несется, как ветер, без остановки дня два, три. Особенный ужас наводит на него дым от костра, и пастухи утверждали, что, зачуяв запах горящего дерева, он также обращается в бегство и исче­зает надолго.
Проживающие недалеко от устья реки пастухи держали однажды пару домашних верблюдов, и, когда последние паслись на свободе, дикие, завидев их, убегали от них, как от чумы, считая их за таких-жф врагов, как вол­ков или тигров.
Пастухи рассказывали, что дикий верблюд мгновенно замечает отверзтие в носовом хряще, а также палочку и
РОДИНА ДИКИХ ВЕРБЛЮДОВ.
121
воровку, посредством которых управляют домашними вер­блюдами. Дикий верблюд сразу угадывает также, что домаш­ний родственник его носит вьюки - будь то мука, мясо, шерсть или тому подобное - по сплюснутым горбам.
Я не зоолог, но позволю себе высказать предположение, что именно эти черты, которые, впрочем, как я имел слу­чай наблюдать, проявляются не так ужь резко, следы ата­визма, доказывающие, что дикий верблюд был некогда до­машним, и что поколение, ныне блуждающее по пескам Гоби, еще сохраняет бессознательный страх перед всем, что

напоминает о рабстве его предков, о том времени, когда они стояли на привязи у лагерных костров, когда тиран-человек прокалы­вал им шиломт» носовой хрящ и придавливал им горбы и шерсть тяжелыми вьюками.
Старик Магомфт-бай, последний пастух, которого мы встретили по течению Керии-дарьи, знал повадки своих диких соседей такъже хорошо, как повадки своих овец. Его маленький
агыл, с населением из Мои веРховои веролюд, . _ ѵ (С рисунка автора).
10 человек, питался в течение зимних месяцев главным образом мясом диких верблюдов. Так нынешний год он застрелил трех верблюдов.
Ружье у него было такое, что попадать из него можно было лишь в 50 шагах, и он поэтому забирался в засаду, становясь против ветра, и терпеливо поджидал верблюда. Если-жф верблюд завидит врага, то пускается прочь гало­пом, и догнать его нечего и думать, так как он бежит,
не останавливаясь, дня два.
В прошлом году Магомфт-баю удалось поймать не­дельного детеныша, который всю весну и лето пасся на
122 РОДИНА ДИКИХ ВЕРБЛЮДОВ.
свободе вместе с овцами и скоро стал совсем ручным. К сожалению, он недолго пожил.
В том, что дикий верблюд так легко становится руч­ным, можно, пожалуй, тоже видеть черту атавизма. Зато с другой стороны и домашние верблюды тоже удивительно бы­стро дичают и забывают, что они рабы человека. Когда мой караван в прошлом году погиб в пустыне, один из верблюдов спасся, убежав в лес на берегу Хотанъдарьи, и я уже упоминал, как трудно было охотнику поймать одичавшее в течение двух недель животное, убе­гавшее со всех ног при его приближении.
Вообще домашний верблюд злонравен и далеко не кроток. Его никогда не удается приручить так, как лошадь. Вздумаешь потрепать его по ребрам, он того и гляди ляг­нет тебя, начнешь гладить по голове, он сердито кричит и плюется. Один мой верховой верблюд составлял исклю­чение из общего правила. Мы с ним очень сдружились. Но он знал, что я никогда не прибью его, не дерну за ве­ревку, продетую в носовой хрящ.
Относительно дикого верблюда мы узнали еще, что он держится в самом сердце пустыни и в хорошо знакомых ему впадинах, кое-где поросших кустами тамариска и то­полями. Летом обильная водою река течет далеко за пре­делы последних людских поселений. Дикие верблюды время от времени и ходят тогда стадами к реке напиться и хо­рошенько попировать в камышах. Зимою-же дикий верблюд вовсе не пьет, как уверял меня Магомфт-бай.
Дикий верблюд боится леса и никогда не забирается в чащу, где нельзя видеть во все стороны и где ому нет про­стора разбежаться, спасаясь от нападения. Он любит от­крытые песчаные пространства и, если домашнего верблюда зовут кораблем пустыни, то дикого можно уподобить „ле­тучему голландцу“, который „носится, носится и никогда не тонетъ“ даже в этих ужасных областях, где домашний „корабль пустыни^ терпит крушение.
9 февраля мы наткнулись на первый признак, говорив­ший, что мы вступаем в область, где водится дикий верблюд: на кусте висел клок шерсти. Спустя-же день, стали попа­даться в изобилии свежие следы и помет верблюдов. Охот­
РОДИНА ДИКИХ ВЕРБЛЮДОВ.
123
ники наши оживились, предприняли длинный обход по песку, но возвратились только с сообщением, что видели, как стадо в семь голов скрылось в пустыне.
От керии-дарьинских пастухов я слышал такую легенду о происхождении дикого верблюда.
Аллах послал на землю одного из небесных духов, превратив его в дервиша и велев ему отправиться к Хазрет-Ибрагиму (патриарху Аврааму) и попросить у того часть его домашних животных.
В течение 20 дней Авраам ежедневно давал бедному дервишу по тысяче голов скота; в первый день - овец, на второй - коз, потом яков, лошадей, верблюдов и т. д. Аллах спросил затем дервиша, исполнил-ли Авраам его. просьбу, и узнал, что Авраам отдал весь свой скот и сам стал бедняком.
Тогда Аллах повелел дервишу вернуть Аврааму всех животных. Но Авраам отказался, говоря, что не берет обратно того, что раз дал. Дервиш передал Аллаху от­вет Авраама, и Аллах повелел дервишу выпустить всех животных на волю, блуждать без хозяина, и предоставил каждому желающему право ловить и убивать их.
Овцы превратились в архаров, козы в диких коз, кийков и маралов, яки убежали в горы и одичали, лошади стали куланами, а верблюды ушли в пустыню.
11 февраля мы шли по переходной области, где русло реки становилось все менее заметным, лес понемногу рЕдел, кусты тамариска попадались все реже, а песок стано­вился все толще, но еще не особенно затруднял наш путь. Там и сям вдоль прежнего русла, теперь засыпанного пес­ком, попадался одинокий тополь. Зато старьте стволы, хрупкие как стекло, шли тесными рядами, отмечая путь реки в те времена, когда она с большим успехом боролась с песками.
По такой местности шли мы почти целый день. Следы диких верблюдов попадались теперь в таком изобилии, что мы уже не обращали на них внимания.
Под вечер достигли мы области, где старое русло стало опять заметнее, а кусты тамариска многочисленнее. Вдруг Касим, который с ружьем на плече всегда шел впереди, чтобы высматривать удобные переходы, остановился, какъ
124
РОДИНА ДИКИХ ВЕРБЛЮДОВ.
вкопанный, съежился, как кошка, подал нам знак нф трогаться с места, и словно пантера бесшумно шмыгнул въ
кусты тамариска.
Тут и мы все увидели в расстоянии шагов двухсот стадо диких верблюдов. Бинокль у меня, по обыкновению, был под руками, и я отлично мог проследить всю сцену охоты. Касим был вооружен своим примитивным крем­невым ружьем, а Ислам-бай, последовавший за ним, рус-
скою берданкою.
Когда раздался выстрел Касима, верблюды вздро­гнули, внимательно смотрели в тече­ние нескольких секунд в нашу сторону, потом круто повернули и пустились к се­веру, но неособенно быстро, вероятно, еще не вполне при­дя в себя от уди­вления или не пони­мая хорошенько в дело.
И тот вер­блюд, в которого стрелял Касим, потрусил рысцею,

Голова домашнего верблюда. (С рисунка автора).
но тяжело и медленно, так что мы настигли его почти в ту-же минуту, как он упал. Он еще дышал, но удар ножа в горло сразу прервал его агонию.
Что было лихорадочного оживления, болтовни и возни в этот вечер! Мы, ведь, почти уже потеряли надежду даже увидать дикого верблюда, и вот он лежал перед нами - чуть было не сказал: живехоньким!
Приступили к разглядыванью и исследованью животного. Оно оказалось самцом, лет двенадцати, и той-жф величины,
РОДИНА ДИКИХ ВЕРБЛЮДОВ.
125
у домашних вербл

Голова дикого верблюда. (С рисунка автора).
как и наши верблюды. Но шерсть на нем, исключая нижней стороны шеи, макушки, горбов и наружной стороны лопаток, была короткая, и, в сравнении с нашими верблюдами, он смотрел голым.
Длина его от верхней губы, вдоль туловища и до хвоста равнялась 3,3 м.; обхват (между горбами) 2,14 м. Подошвы передних ног имели 21 сантим. ширины и 22 сантим. длины, мозоли на них были жестче и менее стерты, чем у наших верблюдов.
Копыта тоже были длиннее и более похожи на загнутые когти, так что следы, оставляемые ими на песке выходили резче, нежели оставляемые нашими верблюдами. Верхняя губа была не так сильно раздвоена и короче, ниж­няя не отвисала, и взгляд был более диким, чем годов.
Горбы были меньших размеров и правильной образуя прямо торчащие конусы, тогда как у домашних вер­блюдов вследствие ноше­ния тяжестей и жировых наростов, они свешива­ются на стороны. Убитый
верблюд был красновато-бурой масти, несколько светлее, чем у домашних. Шерсть была замечательно тонкая, мяг­кая и без всяких изъянов.
Но время терять некогда было. Солнце опускалось все ниже, и вечерняя свежесть становилась все ощутительнее (в 9 ч. вечера было - 8.4°). „Надо спасти шкуру44 - объявил я. Но Ислам основательно заметил, что она составит еще целый верблюжий вьюк, а как раз теперь-то меньше всего и следо­вало обременять верблюдов,-нам предстоял переход че­рез песчаное море, и надо было еще захватить с собой запас воды. Минутному колебанию был положен конец, когда Ка­сим, застреливший верблюда, решительно объявил, что шкуру надо взять, хоть-бы ему самому пришлось нести ее на плечах.
126 РОДИНА ДИКИХ ВЕРБЛЮДОВ.
Закипела работа. Ислам и Ахмет принялись снимать шкуру, Касим стал копать колодезь, а Керим Джан устраивать лагерь и разъвыочивать верблюдов, которых на эту ночь оставили связанными из опасения, чтобы они не вздумали отправиться в пустыню розыскивать своих диких родственников. Я занялся приготовлением себе ужина, а затем принялся за свой дневник.
Поздно вечером все снова собрались вокруг костра. Шкура оказалась такой тяжелой, что трое людей еле доволокли ее до лагеря. С головы и с ног шкура, впрочем, еще не была снята, и работа продолжалась при свете костра. Но не скоро то удалось закончить ее и расстелить всю шкуру цели­ком на песке. Шкуру посыпали теплым песком, который в течение ночи несколько раз заменяли новым. Песок впитывал в себя влажность, и шкура к утру значительно убавилась в весе.
Рытье колодца, напротив, дало менее утешительные результаты. Касим рыл неутомимо, но и на глубине 3.20 м. песок оказался лишь чуть сыроватым, и он бросил по­пытки.
Мы положили поэтому остаться на этом месте весь сле­дующий день: опыт научил нас, что пускаться вглубь пу­стыни без достаточного запаса воды - значит идти на гибель. У нас и решено было идти к северу лишь до тех пор, пока у нас в запасе будет вода, во всяком случае не идти, не находя воды, долее одного дня. В таком случае возвра­щение наше было обеспечено. Но, конечно, перспектива вер­нуться назад по тому же пути была нам очень не по вкусу.
Попытка вырыть колодезь в другом месте, предприня­тая наследующее утро 12-го февраля, также не удалась. Тогда Касим стал продолжать рыть начатый накануне колодезь и нашел таки воду на глубине 4.16 м. Температура воды рав­нялась 13.75°, хотя поверхность воды и была прохвачена мо­розом (температура воздуха в 9 ч. утра равнялась - 3.6°). В колодезь спустили наскоро смастеренную лестницу и стали черпать ведром воду, медленно сочившуюся из песчаного слоя, находившагося между двумя слоями и;лины.
Сначала дали напиться всласть верблюдам и ослам, по­том в течение дня наполнили водою четыре козьих бур-
РОДИНА ДИКИХ ВЕРБЛЮДОВ.
127
дюка, и 13 февраля могли снова с легким сердцем пу­ститься в путь. Верблюжья шкура стала после обработки её теплым песком, такою легкою, что ее мог нести даже осел, но само собой вечно отставал от других.
Тотчас после того, как мы оставили за собою ясно вы­раженную борозду речного русла, налево от нас показалось стадо из шести верблюдов. Некоторые паслись, другие от­дыхали. Один был самец, двое детенышей и три самки. К удивлению нашему, мы могли подойти к ним почти на 200 шагов, наблюдая за всеми их движениями; это было тем легче, что солнце стояло высоко, и воздух был чист. Большой самец лежал совершенно спокойно около тополя; остальные стояли в выжидательной позе и смотрели на нас с большим вниманием, не проявляя ни малейшего наме­рения обратиться в бегство.
Мы медленно продолжали свой путь, а Ислам в это время, забрав в обход, подкрался к ним на 50 шагов. Животные, однако, почуяли опасность. Самец встал, и стадо медленною рысью пустилось к северо-востоку, причем им предстояло пересечь наш путь и пробежать мимо тамариска, за которым притаился Ислам.
Раздался выстрел, самец сделал еще шага три и упал. Когда мы приблизились к нему, он был уже мертв. Пуля попала в горло, и отверстие, пробитое ею, было так не­велико, что мы с трудом нашли его, - излияние крови за­держивалось густою шерстью. '
Это был великолепный экземпляр; но нам предстоял переход через пустыню, и нельзя было терять время на сниманье шкуры. Люди удовольствовались тем, что вырезали из горбов жир, который отлично пригодился для сдабри­ванья рисовой каши. Сняли также с животного порядочное количество шерсти; из неё мы потом свили веревки, в ко­торых нуждались.
У этого верблюда горбы были очень сильно развиты. Передний горб упирался на семь спинных позвонков, задний на шесть. У первых из этих позвонков дуги были сильно развиты, у других же дуги почти не выдавались из хребта. Между позвонками были натянуты крепкия желтые жилы, а жировые отложения горбов связывались с туловищемъ
128
РОДИНА ДИКИХ ВЕРБЛЮДОВ.
только соединительной тканью, так что их легко было сре­зать.
Остальную туту всю бросили, уготовав „роскошный дастархан волкам и лисицамъ^, - как выразился АхмфтъМфргфн. Первый убитый верблюд, с которого сняли шкуру, застыл за ночь так, что обратился в твердую заморожен­ную глыбу. Вез сомнения, дикие верблюды долго будут обегать мест, где лежали убитые их товарищи.
Мы успели пройти не особенно большой конец, как наткнулись на третье стадо из 5 голов: одного самца, двух самок и двух детенышей. И. эти оказались не особенно пуг­ливыми. Они отбежали только шагов на пятьдесят, под­пустили нас к себе довольно близко, после чего опять от­бежали и так до трех раз. Тут Ислам выстрелил прежде, чем я успел остановить его, в самку. Пуля по­пала ей в колено правой передней ноги. Она сразу упала, приняв обычную позу лежащих верблюдов. Затем она склонила голову на .левый бок, открыла пасть, уткнулась мордой в песок и дико заревела от боли.
Она не смотрела на нас, но мне почудилось в её по­тухающем взоре выражение ненависти к мучителям её родичей. Не успели воткнуть ей нож в горло, как она испустила дух. Мне совестно было за это жестокое, бесполез­ное убийство, и я строго запретил впредь стрелять в диких верблюдов.
Итак, рассказы пастухов о необычайной пугливости диких верблюдов не подтвердились. Животные не проявили также на наших глазах ни особенной осторожности, ни быстроты и подпускали нас к себе очень близко. Застре­лить же дикого верблюда оказалось вовсе не трудно: он па­дал от первой пули, куда-бы она ни попадала: в спину, шею или ногу. Как то обстоятельство, что они не были на стороже, так и худоба их, ясно указывали, что и они те­перь находились в периоде течки.
Преинтересно и презабавно было наблюдать за нашими тремя вфрблюдами-самцами. Они замечали диких куда раньше, чем мы, и начинали глухо реветь, бить хвостом по спине, а пена так и клубилась у них изо рта. При виде-жф уми­рающей самки, они совсем взбесились, так что пришлось
РОДИНА ДИКИХ ВЕРБЛЮДОВ.
129
их привязать; пена бежала у них изо рта, и они дико вра­щали свои обыкновенно столь спокойные глаза.
В течение следующих дней мы видели еще несколько стад, а иногда и одиночек. Под конец, мы так привыкли к этому зрелищу, что перестали обращать на него внимание. Животные паслись, поедая сухую листву тополей и кусты тамариска; убегая-же, они всегда направлялись вглубь пу­стыни, к высоким барханам, на гребни которых взбе­гали с удивительной легкостью.
Бегали они почти такою-жф неуклюжею рысью, как и домашние верблюды, так-же неграциозно вскидывая на ходу своими длинными ногами. Но у домашних верблюдов горбы на бегу колеблются и качаются, у диких-жф горбы остаются неподвижными и торчат прямо кверху. Рев ди­ких верблюдов по звуку и жалобному тону вполне схож с ревом домашних.
Вопрос о воде вдруг неожиданно разрешился. Вечером 13-го мы нашли чистую пресную воду уже на глубине 1.53 м. (температура 5. 6°).
14 мы сделали большой переход. Песок стал громоз­диться выше, живые тополи и кусты тамариска попадались реже, но мертвый лес в течение всего дня почти не пре­рывался. Местами твердые побелевшие стволы шли так часто, что напоминали кресты на кладбище, и мы медленно лавировали между ними. Если верблюды стукались о них вьюками, они разбивались в дребезги, звеня, точно стекло.
Крутые склоны барханов обращены были к югу и западу. Горизонт был со всех сторон окаймлен вы­сокими грозными даванами, среди которых нам вовсе не­желательно было очутиться. Около каждого живого тополя виднелись остатки верблюжьего помета, а ветви и сучья были объедены вплоть до такой высоты, до которой могли дотя­нуться животные.
О том обстоятельстве, что мы все еще шли по старому речному руслу, свидетельствовал и мертвый лес и глини­стые откосы и гряды, которые попадались между барханами и некогда ясно отмечали русло реки. Но, чем дальше мы по­двигались к северу, тем более прежния неровности поверх­ности оказывались сглаженными наносным летучим песком.
Овен Гедип. Том 2-й. Q
130
РОДИНА ДИКИХ ВЕРБЛЮДОВ.
Иногда мы теряли следы русла и раз, увлекшись сле­дами диких верблюдов, далеко уклонились к западу. При­шлось бросить этот след. На дневном привале, счетом XXIV со времени нашего выступления из Тавек-кэля, мы нашли воду на глубине 1.65 м. Вода оказалась не хуже реч­ной; температура её равнялась 6.72°.
Случай помог нам найти на глубине 2 сантим. под гребнем бархана толстый слой снега, который был втис­нут в самый песок и шел совершенно параллельно по­верхности бархана. Это показывало во первых, что и в этих областях иногда выпадает снег, во вторых, что и зимою здесь бывают ветры, так как высота бархана уве­личилась на 22 сантим. с тех пор, как выпал этот снег. Это было единственный раз, что мы видели снег в пустыне Такла-макан.
15 февраля мы очутились между барханами, достигав­шими даже 30 м. высоты. Подветренная сторона их была обращена к юго-западу, а высота относилась к расстоянию между гребнями следующих барханов средним числом, как 1:12.8.
Почти весь день тополи и кусты тамариска попадались крайне редко, но к вечеру мы опять набрели на полоску растительности. От нашего лагеря мы могли насчитать впе­реди до 42 живых тополей.
На песке был виден всего один верблюжий след, зато заячьих и птичьих было вдоволь. По близости-же ка­кой-то охотник с Керии-дарьи поставил несколько тестов в виде сигнала. По всей вероятности, эти охотники дальше к северу и не заходят.
Вечером нашли воду на глубине 1.92 м.; температура воды равнялась 7.51°. Температура воздуха в 9 ч. вечера равнялась - 9.9°; минимальный термометр дал за ночь - 17.5°. Почва оказалась промерзшей до глубины 14 сантим. Со­державший воду песчаный слой покоился на вязкой глине.
16 февраля. Медленно продолжаем подвигаться к се­веру. Каждый день точно высчитываем пройденное расстоя­ние, а каждый вечер вероятное расстояние, еще отделяющее нас от Тарима, к берегам которого мы так стремимся из этой опасной пустыни. Утром барханы стали пониже, и
РОДИНА ДИКИХ ВЕРБЛЮДОВ.
131
мы с нетерпением искали на северном горизонте темной линии, обозначавшей лесную полосу Тарима.
Оазис с 70-ю свежими тополями манил нас отдох­нуть, но тут Ахмфт-Мергфн открыл след пантеры и ска­зал, что вряд ли этот зверь удаляется от воды более, чем на день пути, мы и продолжали путь, не допуская мысли, чтобы пантера эта могла явиться с юга, с Кфрии-дарьи.
Между тем барханы опять достигли 15 м. высоты, ланд­шафт оставался мертвым, и только раза два попался на до­роге помет диких верблюдов. Тем временем уже смерклось, и мы расположились лагерем около одинокого тополя, ветви которого скоро были общипаны нашими верблюдами.

Наш лагерь около одинокого тополя в пустыне. (С рисунка автора).
Ослы наши во время перехода по этой части пустыни питались, главным образом, пометом диких верблюдов.
Копать колодезь было слишком поздно, но у нас еще оставался запас воды в бурдюках. Топливо нашлось, и скоро мы сидели в беседе вокруг весело горевшего костра, под открытым небом, на темной синеве которого ярко сияли звезды.
Люди в отличном настроении и возлагают на завтраш­ний день самые светлые надежды. Керим-Джан убирает и кормит наших верблюдов, Ахмет и Касим, набрав по близости сухих корней и ветвей, поддерживают огонь. Ислам сидит на корточках и помешивает ложкой в котелке, где варится пилав с луком, изюмом,мор9*
132
РОДИНА ДИКИХ ВЕРБЛЮДОВ.
ковью и жиром из горбов верблюдов. Я сам лежу в растяжку на войлочном ковре, попыхиваю трубкой и заношу при свете костра заметки в свой дневник.
Вокруг нас громоздятся барханы. Тополь, ярко осве­щенный огнем, стоит одинокий, сиротливый, а звезды словно факсируют нас своими острыми взорами и как бы разду­мывают - ужь не обитатели-ли древних городов восстали в нашем лице к новой жизни?
Тихо, пустынно вокруг. Выло-бы прямо жутко, если-бы не треск сухого топлива, жадно пожираемого пламенем. Я кажусь самому себе каким-то конунгом в этой стране, куда предпринял настоящий поход. Я и завоевал ее. Она при­надлежит мне. Я первый европеец, вступивший в эту не­известную, забытую область.
17 февраля. Ландшафт не меняется, песок все так-же мощен и трудно проходим. На востоке и западе снова по­казались даваны. Тем не менее время от времени встречались тополи. Все они попрежнему оказывались почти на прямой линии SN, т. е. шли параллельно Хотан-и Керии-дарье, а не Тариму. И ничто не говорило о близости последнего.
Мы сделали привал около двух тополей, так как расчитывали найти здесь воду, и действительно нашли ее на глубине 1.63 м. (температура ч-5.4°). Это было тем более кстати, что запас воды у нас вышел еще вчера.
18 февраля. Вода просачивалась так медленно, что нам удалось наполнить всего один толум (козий бурдюк), с чем мы и выступили в путь. Путь становился все затруд­нительнее. Один даван оказался 40 м. высоты. Мы медленно взбирались по уступам барханов и, наконец, достигли вер­шины. Но даже и с этой возвышенной точки не было видно ничего, кроме бесплодного песку. Вид напоминал западную часть пустыни Такла-Макан.
Мы были необычайно молчаливы в этот день. Раз только Ахмет-Мерген рассмеялся, когда я, указав ему вниз с вершины одного бархана на циркообразную впадину между рогами барханов, спросил, не хочет-ли он скатиться туда, присев на корточки, и принести оттуда водицы. Ислам и я побывали в худшей переделке, и наше спокойствие действо­вало на других, которые начали уже было падать духом.
ПО ЛИСАМ ТАРИМА. КУРЛЯ. КАРА-ШАРЪ 133
Выбрали наиболее благоприятное местечко, сделали при­вал и принялись рыть колодезь. На глубине м. песок стал лишь чуть влажным, и мы бросили рыть. Запас воды выпили вечером и утром. Верблюды были голодны и при­нялись за свои седла.
Больше всего ободряло нас то, что мы в течение дня два раза пересекли следы лисицы, которая забегала в пус­тыню и затем вернулась к северу. И что ей понадобилось тут? Искала здесь зайцев? Пожалуй, но она могла найти их поближе. В том-жф направлении пролетела ворона. Ах­мет полагал, что она летала на запах мертвых верблю­дов и теперь летела назад, чтобы созвать на пир своих подруг. Может быть, но ветер в последние дни дул все с севера.
Итак, вода у нас вышла, и колодезь оставался сухим. Что-ж, и здесь ожидала нас такая же ужасная пустыня и горькая участь, как в западной части Такла-макан? Нет, на этот раз надо быть умнее. Мы составили совет и ре­шили продолжать путь к северу еще в течение одного дня. Лисица не могла забежать особенно далеко от Тарима; но, ведь, лиса хитрый зверь, коварный путеводитель, и даваться ей в обман не следовало.
Мы и положили, если не найдем воды и завтра, вернуться к колодцу лагеря XXVII.
По лесам Тарима. Курля. Кара-Шар.
19 февраля. После двухчасового пути по барханам снова завидели на севере кое-какую растительность. Оказалось, что она состояла, главным образом, из столь известного в закаспийской области саксаула, на кашгарском наречии „саксака“, на хотанском „курука“, а по латыни Anabasis ammodendron. Саксаул, повидимому, вытеснил тамариск, так как последнего не было видно.
Снова показались следы диких верблюдов, зайцев, ли­
134
ПО ЛЪСАМ ТАРИМА. КУРЛЯ. КАРА-ПИАР.
сиц и ящериц. В промежутках между некоторыми барха­нами попадались участки, называемые моими людьми „шоръ“, т. е. влажные глинистые участки, покрытые выцветами соли. Там и сям виднелись занесенные ветром пожелтевшие листья камыша. Тарим не мог быть далеко.
Барханы достигали 8-10 м. высоты. С вершины одного голого давана мы, наконец, завидели неподалеку небольшую камышевую заросль. Около неё мы и сделали привал ради верблюдов. За ночь они покончили с этим жалким запа­сом. Воду нашли на глубине 1.57 м. (ч-4.6°), но она оказа­лась горько соленой, так что даже животные не стали её пить.
Ахмет был вполне спокоен, так как и он успел заметить, что вблизи рек колодезная вода всегда бывает соленой. Во всяком случае, я получил отличный подарок в день своего рождения, так как колодезь дал нам ясное доказательство близости Тарима. Вечером мы тем не менее наполнили этой водой несколько сосудов, а утром растопили образовавшийся из неё ночью лед (минимальная ночная тем­пература равнялась-15.6°), и вода получилась менее соленая; заварили чай, но всфтаки можно было лишь с трудом сделать несколько глотков.
20 февраля. Лисица обманула нас лишь на один день. Уже утром высота барханов равнялась сначала 5, потом 2 м. Разбросаны они были редко, какими-то пятнами на ров­ной твердой поверхности. Изредка стали попадаться тополи и кусты тамариска, и, наконец, вдали обрисовалась темная ли­ния лесов Тарима.
Какое чудное зрелище! Всем опасностям конец! Вот показались и обычные ясные признаки: ситник, следы диких кабанов, свежий след, оставленный всадником, вероятно охотником, пересекавший наш путь, след босо­ногого человека, должно быть, пастуха. Замечательнее-же всего было то, что и здесь еще виднелись следы диких вер­блюдов. В конце концов, животные эти, пожалуй, водятся и на юг от Тарима и вдоль всего его южного течения? Ре­шить этот вопрос не берусь.
Поверхность стала ровнее, открытее и богаче раститель­ностью; барханы становились все реже. Затем, мы перешли
ПО ЛЕСАМ ТАРИМА. КУРЛЯ. КАРА-ШАР.
135
направляющееся к востоку сухое русло, - вероятно, рука­ва Тарима, наполняющагося водой в половодье. В нем оставалась замерзшая лужица, к которой вела недавно про­топтанная тропинка. Нам следовало-бы сделать тут привал, но мы продолжали путь, так как были уверены, что до Та­рима всего час - другой пути.
Лес становился чаще, но время от времени перемежался полянками. Мы были изумлены тем, что все тропинки, про­топтанные овцами, шли по направлению к востоку и западу; большая проезжая дорога со следами колес от арб тоже. Час за часом шли мы к северу. Кругом было тихо, не слышалось ни звука. Стало смеркаться, но мы все шли по прежнему направлению. Стемнело, а река все не показывалась. Наконец, поздно вечером мы прямо таки завязли в непро­ходимой чаще.
Усталые расположились мы лагерем около овечьего за­гона, калитка от которого пошла на топливо. Но это уже второй вечер мы были без воды, и жажда сильно мучила нас. Люди разбрелись по лесу искать воды, но ничего не нашли и, наконец, мы решили отложить всякие поиски до зари.
21 февраля. Тарим как будто убегал от нас. Целый день искали мы воды и все тщетно, а между тем следов людских и лошадиных попадалось тут множество. Мы то пробирались сквозь самую чащу, где мне приходилось палкой отстранять от себя ветви и сучья, грозившие исцарапать мне все лицо, то по сочным камышевым зарослям, то опять по бесплодным сухим участками, с редкими травяными коч­ками и степными растениями.
Жажда стала так донимать нас, что мы раза два про­бовали рыть колодезь, но только даром потратили время и труд. В одной рощице набрели мы на три сатмы, на кры­шах которых был сложен камыш. Тут-же виднелись следы людей и коров.
Следы были совсем свежие, самое большее вчерашние. Мы стали кричать, ответа не было. Несколько сухих борозд пересекали лес, но в них не было ни капли воды, ни одной лужицы. И мы все больше и больше углублялись в этот лес.
Вдруг послышался крик Ислам-бая, который шел впереди: „Су, су!“ (Вода, вода!). Действительно в глубокой,
136
ПО ЛЪСАМ ТАРИМА. КУРЛЯ. КАРА-ПИАР.
извилистой борозде находился настоящий пруд, затянутый толстым льдом. Мы прибавили шагу и, когда добрались до места, люди немедленно прорубили прорубь, припали к воде и стали пить.
Тут-жф, в роще из старых великолепных тополей, разбили лагерь. Люди соединенными силами устроили два больших костра, которые и осветили весь лес.
Теперь все опять было хорошо, но еще лучше стало, когда мы расслышали вдали лай собак. Ахмет и Касим поспешили в ту сторону. Возвратились они не скоро, но зато с тремя людьми, которых мы основательно и по­выспросили. Между прочим, они сообщили нам, что пер­вое русло, которое мы перешли вчера, называлось Ачикъдарья (соленая река), а что лесная область эта называлась Кара-таш. Пастушьих стойбищ здесь много; пасется-же здесь до 4,000 овец, принадлежащих баям из Шахъяра.
На следующий день мы продолжали путь с проводни­ком к севфровостоку и перешли около Тереса через Яркенд-дарью (Тарим), имевшую здесь 156 м. ширины. Лед был довольно крепок, но под тяжестью верблюдов под­давался и трещал. Их переводили поэтому по одиночке, и видно было, что они сами опасались провалиться и выку­паться. Чтобы распределить тяжесть на большую поверхность, они инстинктивно вытягивали ноги как можно дальше, а го­лову пригибали к самому льду, чтобы не разбиться об лед, еслиб случилось провалиться.
В селении Чимен мы снова нашли кров в примитив­ной лачужке. Ахмет и Касим были вознаграждены за свои большие услуги мне и должны были вернуться отсюда по руслу Хотан-дарьи в Тавек-кэль. Я привязался к этим слав­ным охотникам, и мне прямо тяжело было расстаться с ними. Но их ожидал дома яровой посев, да и голова у них кружилась при мысли о возростающем день ото дня расстоянии от знакомых областей.
Кроме платы китайским серебром, я отдал им обо­их ослов и дал продовольствие на весь обратный путь до Тавек-кэля. Я поручил им также доставить в Хотан шкуру дикого верблюда, и они честно исполнили поручение.
ПО ЛЪСАМ ТАРИМА. КУРЛИ. КАРА-ШАР.
137
Нам-жф теперь нужны были другие проводники, которые-бы знали леса Тарима и запутанное течение реки.
Вступив 23 февраля в Шах-яр, мы таким образом закончили 41 дневный переход через пустыню Такла-ма­кан, во время которого сделано было много неожиданных открытий. Я до малейших деталей занес на карту течение Кери-дарьи, установил факт существования диких верблю­дов в пустыне к северу от Керии-дарьи, нашел полу­дикое пастушье племя и открыл развалины двух древних городов. Если первое мое странствование по пустыне Такламакан было несчастливо, то второе зато представляло целый ряд удач. В первое путешествие мы напрасно искали ка­ких либо следов древней культуры, зато во второе мы убе­дились, что бесчисленные предания о погребенных в пу­стыне сокровищах и городах не совсем пустые басни.
В Шах-яре мне пришел в голову смелый план: отправиться прямо на Лоб-нор вместо того, чтобы возвра­щаться по знакомой уже нам Хотан-дарье, и, таким обра­зом, сразу-же выполнить одну из главнейших задач моей программы.
Разумеется, осуществлению этого плана мешало многое. В Хотане мне еще и в голову не приходило сделать такой огромный крюк в 2,000 верст, и снаряжение нашей экспе­диции было расчитано вообще только на 50-ти дневную экс­курсию. Хуже же всего было то, что я не догадался захва­тить с собою ни одной карты Лоб-нора и оставил свой ки­тайский паспорт в Хотане.
К счастью, амбань Хотанский выдал мне местный пас­порт, действительный в Хотанской области. Намереваясь только пересечь пустыню, я было считал и этот клочок бумаги бесполезным, но впоследствии он мне очень и очень пригодился. В сравнении с этими важными пробелами не­дохватки по части одежды и обуви, - у нас была взята с собою лишь зимняя, да валенки, - письменных принадлеж­ностей, чаю и табаку можно было считать пустяками.
Но нужда научит извернуться! Я знал наизусть карту Лоб-нора, составленную Пржевальским, да и кроме того
138
ПО ЛИСАМ ТАРИМА. КУРЛЯ. КАРА-ШАР.
старые карты Лоб-норской области все равно приходилось подвергнуть основательной проверке. Решил я также избе­гать всяких сношений с китайскими мандаринами, которым могло придти в голову докучливое желание спросить у меня паспорт. Летнее платье мы могли сшить себе сами в Курле и там-же на базаре купить себе кожаную обувь. Бумагу оказалось возможным приобрести в Шах-яре, правда дрян­ную, но набросанные на ней заметки и эскизы не потеряли от этого своего значения.
„Кок-чай“, или зеленый чай тоже не трудно было до­стать здесь, а в нужде можно было обойтись и китайским табаком, стертым с зловонным маслом и глиной из ка­кой-то горы в Китае, ради придачи табаку особого привкуса. Кроме того Ислам купил пшеничной муки, рису, хлеба, яиц и сахару и возобновил вьючные седла верблюдов. Отдохнув два дня в Шах-яре, мы таким образом готовы были снова выступить в поход.
Но сначала несколько слов о Шах-яре. Маленький го­родок этот орошается водами, текущими с гор Тянь-шаня. Муз-арт-дарья (река ледяного перевала), текущая оттуда к юго-востоку, делится несколько севернее города на два рукава; один из них направляется в Пяснын-куль (озеро низменной области), другой течет чуть севернее города, ко­торый и орошается выведенными из этого рукава арыками.
Около места разделения реки на рукава находится пло­тина, которая летом принуждает полую воду направляться в озеро, чем и предупреждается наводнение; зато, когда вода в реке спадает до минимума, затворы открывают, и вода из озера течет к городу на пользу окрестным селе­ниям и полям.
Шах-яр (терраса царя) управляется беком, двумя мин-баши и несколькими юз-баши. Первый из назван­ных, Тфмир-бек-„железный предводитель заговорил было со мною свысока, так как у меня не было паспорта, пытался помешать мне продолжать путь и запретил подвласт­ным ему жителям служить мне проводниками. Мы, однако, перехитрили его, благодаря магической силе китайского се­ребра.
В окрестностях города возделываются рис, пшеница,
ПО ЛИСАМ ТАРИМА. КУРЛЯ. КАРА-ПИАР.
139
маис, ячмень, ростут абрикосы, персики, виноград, яблоки, груши, дыни; разводится также хлопчатник и в небольшом количестве шелк. Главнейшими предметами торговли яв­ляются, однако, овцы, кожи и шерсть, отправляемые водою в Ак-су. На базаре есть лавки двух китайских и пяти западно-туркестанских купцов. Приезжают сюда купцы и из Кашгара, из Ак-су и Хотана. „Ханка“ или дом мо­литвы, два медрессе и несколько караван-сараев - един­ственные здания, выдающиеся из кучи вечных нисеньких глиняных сакль.
Не стану утруждать читателя подробным описанием нашего путешествия по лесам Тарима. Но, чтобы дать хоть беглый очерк этой области, приведу несколько эпизодов из этого путешествия.
26-го караван наш из трех верблюдов и 4 людей оставил ПИах-яр. Когда возделанные окрестности города остались позади нас, мы вступили в обширную степную по­лосу, где в изобилии попадались стада с пастухами. Сна­чала мы направились к юго-востоку и достигли Тарима, на­зываемого здесь Уген-дарьфй. Затем, в течение нескольких дней мы держали путь прямо на восток, между названной рекой и Инчке-дарьей.
27-го февраля мы шли то лесом, то открытыми лугови­нами, покрытыми пастушьими стойбищами, направляясь к лесной области Иолбарсбаши (начало местопребывания тиг­ров). Здесь мы заночевали около пастушьей „сатмы“. Один из пастухов сообщил нам, что Ачик-дарья, называется здесь Арка-дарья (Дальняя река), что она не пересыхает даже летом, течет на несколько дней пути к востоку и, наконец, иссякает в песках.
По его рассказам, к югу от этой реки не редко по* называются дикие верблюды, а далеко в глубине пустыни находятся развалины города, которого никто не видал, но о котором ходят рассказы. Называется он ПИар-и-кётек, т. ф. „город в мертвом лесу“. Называют его также ИПаръи-катах; название это встречается и в пустыне между «Яр­кендъдарьей и Кашгар-дарьей.
Относительно главной реки пастух сообщил, что в июне прибыль воды в ней огромна. Вода ежедневно прибы­
140
ПО ЛЕСАМ ТАРИМА.КУРЛЯ. КАРА-ШАР.
вает в точение 20-ти дней, пока ширина реки не достигнет трехсот саженей, а глубина высоты тополя, т. ф. приблизи­тельно 15 м. Такая высокая вода держится в течение месяца, после чего начинает спадать, сначала медленно, потом все быстрее, до самого ноября, когда река замерзает.
Лед держится три с половиной месяца, и теперь как раз ждали, что дней через 10 по льду нельзя будет пере­ходить. Замерзание реки начинается с нижних слоев воды, а вскрытие наоборот с верхних. В начале мая наблю­дается самый низкий уровень воды в реке.
28 февраля. Начиная с Ачик-дарьи, мы ежедневно видели множество диких гусей, но около места дневной на­шей стоянки, „Тюпе-тюшди“, заброшенной „сатмы“ на лесной поляне, мы наблюдали их в необычайном количестве. Чуть не каждую минуту, над нашими головами пролетала по направлению к востоку, должно быть, на Лоб-нор, стая в тридцать, пятьдесят гусей.
Временами пролетали и небольшие стаи из четырехъпяти гусей, - вероятно, отставшие. Пока солнце стояло вы­соко, и птицы летели так высоко, что в небе виднелись лишь маленькия черные точки, но после заката они большею частью летели на высоте всего нескольких десятков мет­ров, часто кружились около вершин тополей и иногда ти­хонько перекрикивались, словно совещаясь насчет удобного ночлега. Некоторые стаи, впрочем, и ночью держались на значительной высоте. Летевшие низко, видно, сделали более продолжительный перелет, чем другие, и намеревались усесться на ночной отдых.
Право, можно подивиться этим птицам, которые так хорошо знают географию местности, как будто обладают самыми лучшими картами и приборами. они всегда летят в ряд и по одной и той-же линии, мимо тех-же самых топо­лей и к той-жф самой цели. Заслышав их крик издалека,, можно с уверенностью указать, у какой ветви покажется передовой гусь.
Чутье местности развито у диких гусей прямо по­разительно. Вез сомнения, они руководятся в пути бесчи­сленными приметами и задолго перед тем, как сесть, на­чинают уже спускаться с высоты, чуя близость отдыха»
ПО ЛЪСАМ ТАРИМА. КУРЛЯ. КАРА-ШАР.
141
Раз в год они совершают перелет из Индии в Сибирь и обратно; такой путь взял-бы у человека целый год и стоил-бы больших трудов.
Для орнитолога было-бы интересной задачей изучить торные воздушные пути диких гусей и других перелет­ных птиц; карта этих путей представила-бы огромный интерес.
В области бассейна Тарима они, без сомнения, руко­водятся течением реки, а озеро Лоб-нор является перво­степенным сборным пунктом, где скрещивается много путей и где дикие гуси, утки, и массы болотных птиц, останавливаются на некоторое время для отдыха. Но как перелетают они через высокие горы, через колоссальные нагорья Тибета? Мы в этих областях видели диких гу­сей всего раза два. Напротив, через долину Сары-кол и озера Ранг-куль и Чакмактын-куль ведут, повидимому, важные пролетные пути.
Что-же до области, в которой мы теперь находились, то здесь пролегал исстари известный маршрут перелетных птиц - вдоль меридиана Кучи до Тарима и дальше вдоль этой реки к Лоб-нору.
Вся эта область вообще называется Уген. Но каждая „сатма“ с прилегающим к ней лесным участком и паст­бищами носит свое особое название.
Обыкновенный тип жилищ туземцев - глиняные сакли с плоской кровлей. Но для лета здешние жители ма­стерят себе легкие шалаши с выдающейся крышей на стол­бах. В лесах и степях эти пастушеские племена ведут такую-жф кочевую жизнь, как и пастушеские племена, жи­вущие по Хотанъи Кфрии-дарье. Но здешние жители далеко не так гостеприимны и добродушны, как те, и часто отно­сились к нам с большим недоверием. Дворы охранялись полудюжиной диких, злющих псов.
С каждым днем мы все больше знакомились с этой сложной речной системой и её характером. Главная река не везде течет по одному руслу, но, извиваясь по лесу, часто делится на рукава. Около Дун-сальмы Яркенд-дарья назы­вается еще Юмалак-дарьей (Круглая река), а левый рукав её Уген-дарьфй. Названия вообще крайне спутаны; та-же
142
ПО ЛЪОАМ ТАРИМА. КУРЛЯ. КАРА-ПИАР.
самая река в различных областях носит и различные на­звания, и без помощи моего крайне точного и подробного маршрута, едва-ли можно было-бы разобраться в них. Но я еще буду иметь случай вернуться к этой интересной гидрографической задаче.
Пробираться сквозь лесные чащи и заросли камыша, до­стигавшего 3 мфтр. высоты, было делом не легким. Но, к счастью, у нас был надежный проводник Ислам-ахун из Шах-яра.
2 марта мы разбили лагерь на берегу Угфн-дарьи, ко­торая является здесь совсем ничтожною узенькою речонкою, а на следующий вечер опять около Инчке-дарьи, свободные ото льда светло-синия воды которой плавно струились по глу­бокому, узкому руслу.
5 марта мы остановились в лесу Чон-тукай (Большой лес), чтобы дать отдыхи, верблюдам, купить барана и про­извести астрономические наблюдения. Инчкф-дарья называется здесь Чаян; ширина её равнялась 8 м., а глубина 1У2 м.
6 марта мы направили путь к севфровостоку в сопро­вождении одного пастуха из Чон-тукая. Лес поредел и перешел в редкий кустарник; кусты тамариска и саксаула росли на буграх, остовом которым служат корни растений. Там и сям выступали маленькие барханы, и еще до конца дневного перехода мы опять очутились среди песчаной пу­стыни.
Этот клочек пустыни, который идет по соседству с Конче-дарьей и суживается по направлению к области, на­ходящейся к югу от Кучи, не носит особого названия, но известен по просту под названием Кум (песок) или Чёл (пустынная равнина). И здесь, как нам говорили, на­ходятся развалины древних городов, но указания были, по обыкновению, очень неопределенны, и все наши находки све­лись к лезвию каменного ножа, да черепкам обожженной глиняной посуды.
Мы набрали в „толумъ“ воды и разбили стоянку в старом, высохшем речном русле, по берегам которого высились барханы в 6-8 м. высоты. Это русло с его попе­речными извилинами, направлявшимися, главным образом, к востоку, служило некогда истоком некоторых из рек,
ПО ЛЕСАМ ТАРИМА. КУРЛЯ. КАРА-ШАР.
143
оставленных нами теперь позади, и представляло новое до­казательство сильной изменчивости течения вод в этих равнинах.
На следующий день мы прошли остальной конец пустыни и вступили опять в частый тополевый лес. Здесь нам предстояло перейти через рукав Чарчак, шириною в 9 м., и глубиною в 3 м. Через него был переброшен мост из колеблющихся бревен, возвышавшихся над вод­ной поверхностью на 3 метра.
Два больших верблюда перешли, как всегда, спокойно и уверенно, хотя мост так и плясал под ними. Но самый молодой, который вообще доставлял не мало хлопот, ни за что не хотел вступить на мост. Уперся, как столб, и ни дерганье веревки, продетой в нос, ни палки, обрабатывав­шие его бока, не могли заставить его сдвинуться с места. Пришлось пуститься с ним в обход и перейти через реку около Айюб-серкфра, по более надежному мосту, через который упрямый верблюд и перебрался в два неуклюжих прыжка.
10 марта мы, наконец, прибыли в Курлю. Наши три верблюда, привыкшие к безмолвию и тишине пустынных областей, были просто перепуганы шумом и гамом, напол­нявшим узкия улицы. Целая толпа мальчишек с криком и хохотом следовала за нами по пятам и, повидимому, очень забавлялась, глядя на меня. Я торчал на спине высокого верблюда и, без сомнения, представлял довольно комичную фигуру.'
На базаре нашлось таки несколько купцов из русского Туркестана. Аксакал их, Куль-Магомфт из Маргелана, принял меня с изысканною учтивостью и предоставил в мое распоряжение два больших помещения, которые, однако, пришлось делить с полчищем крыс, топавших по ночам вокруг моего ложа.
Китайцы не удостаивают Курлю назначением особого амбаня, и она подчинена в административном отношении Кара-шару; здесь стоит только „лянцза“ (гарнизон в 260.ч.) под начальством Ли-далоя. Даже новая телеграфная линия из Пекина в Кашгар (через Лян-чжо-фу, Урумчи, Карашар и Ак-су) минует городок.
144 ПО ЛЪСАМ ТАРИМА. КУРЛЯ. КАРА-ШАР.
Зато Курля лежит на большом торговом и караванном тракте, связывающем Пекин с западными провинциями, и видит проездом много знатных, богатых китайцев. Для меня интерес города сосредоточивался на том обстоятель­стве, что он расположен на реке Кончеили Курля-дарье, вытекающей из самого большего озера внутренней Азии, Баграш-куля, в сравнении с которым Лоб-нор лишь затх­лое болото.
11 марта я измерил приток воды въКонче-дарье; он равнялся 71.7 куб. метр. в секунду. Меня удивило, что бре­венчатый мост, перекинутый в городе через реку, почти касается поверхности воды. Теперь было как раз начало весны, когда все реки Восточного Туркестана обыкновенно сильно мелеют, а некоторые даже и совсем пересыхают.
Я полагал, что и Курля-дарья подчинялась тем же условиям, т. е., что в конце лета здесь наступало половодье. Но тогда река должна была снести этот мост, как соло­минку, и таким образом сообщение по этому важному торго­вому пути прервалось-бы. Это было немыслимо.
Мне, однако, объяснили, что уровень воды в реке всегда остается почти одинаковым, повышаясь или понижаясь про­тив нормы всего пальца на два.
Если прибавить к этому, что река эта, в противополож­ность другим рекам, йесет прозрачную и чистую, как хру­сталь, воду, чудного синего цвета, то является предположение что она находится в каких то особенных отношениях к Баграш-кулю. Если не считать временных случайных и ничтожных атмосферных осадков, попадающих иногда в форме дождя в это озеро, оно принимает воду только из одного притока, зато огромных размеров: в него вли­вается водная артерия долины Юлдус, река, называющаяся по монгольски Хайды или Хайдык-гол; магометане-же зовут ее Кара-шар-дарьязы.
Эта река отличается теми-же свойствами, как и все реки Восточного Туркестана: летом несет огромные массы воды мутной от ила, осенью и весной принимает средние размеры, зимою-же наименьшие и, как и озеро, сковывается толстым льдом.
Представлявшаяся мне гидрографическая загадка сма-
ПО ЛЕСАМ ТАРИМА. КУРЛЯ. КАРА-ШАР.
145
пила меня предпринять экскурсию в Кара-шар, расположен­ный на левом берегу Хайдык-гола. Меня не остановило даже то обстоятельство, что там повелевал всесильный ам­бань, а у меня не было с собой паспорта.
12 марта я выехал туда верхом в сопровождении од­ного Куль-Магомета, а Ислам-бай и Керим-джан остались в Курле присматривать за верблюдами и багажом.
Шфстимильныйпуть этот мы совершили рысью в шести­часовой срок.
Прибыли мы в Кара-шар как раз, когда река вскры­лась, и монголы или калмыки, как их называют здешние магометане, спустили уже на воду свои паромы для перевозки путников и караванов. Таким образом и тут мне пред­ставился прекрасный случай измерить приток воды. 14-го марта он равнялся 53,5 куб. м. в секунду, т. е. в это время в каждую секунду из озера вытекало на 18 куб. м. больше воды, чем оно принимало. Знаки, отмечавшие уровень воды прошлым летом, помогли мне составить приблизительный расчет и, прибавив к этому сведения, полученные от мон­голов перевозчиков, я вывел заключение, что в год река принимает средним числом на 2 миллиарда куб. м. больше воды, нежели вытекает из неё. Такому отношению не ста­нешь удивляться, если подумаешь, что. озеро Лоб-нор, при­нимающее по меньшей мере такое-жф количество воды, не от­дает ни одной капли иным путем, кроме как через испарение и просачиванье в почву. Испарение, однако, самый могущественный фактор в этом климате, где относитель­ная влажность воздуха так незначительна.
Удивительнее всего то, что озеро зимою отдает больше воды, чем принимает. Причиною, должно быть, то, что значительный бассейн между Тянь-шанем и Курук-тагом, простирающийся в длину на 3 дня пути, а в ширину на один день, является регулятором, играющим роль гуттаперчевого шарика в пульверизаторе.
Наконец, я упомяну, что вода, впадающая в озеро, мутна, холодна и совершенно пресного вкуса, вытекающая-же из него хрустально-прозрачна, несколькими градусами теп­лее и слегка солоновата. Объясняется все это очень просто.
Большое озеро Иссык-куль в Сфмиреченской области Свен Гедин. Том 2-ой. 1Q
146
ПО ЛЪСАМ ТАРИМА. КУРЛЯ. КАРА-ШАР.
тоже представляет загадку, заставившую поломать головы гео­логов, гидрографов и путешественников. Всего в не­скольких километрах расстояния от западного края озера и по совершенно ровной поверхности течет порядочная река Чу. Но она не впадает, как можно было-бы ожидать, в озеро, а продолжает путь к северо-западу, предпочитая про­резать мощный хребет Ала-тау. Лишь при необычайно силь­ном притоке вод случается, что русло переполняется, и незначительный излишек воды отыскивает дорогу в озеро.
Это явление находило различные более или менее слож­ные объяснения, как геологического, так и гидрографиче­ского характера. И я нашел свое объяснение, которое имеет по крайней мере то достоинство, что очень просто. Хайдыкъгол и Кончф-дарья находятся в таких-жф отношениях к Баграш-кулю, как река Чу к Иссык-кулю.
Разстояние между устьем-дельтой Хайдык-гола, впада­ющего в озеро и истоком Кончф-дарьи равняется только 25 килом. Часть озера между этими устьями мелководна, поросла сочным тростником, и Хайдык-гол высылает к югозападу в озеро длинный дельтообразный рукав. Напротив, в остальных местах озеро глубоко и лишено раститель­ности.
По дороге в Кара-шар, мы миновали, всего в полуторых часах пути от Хайдык-гола, сухое русло, отделя­ющееся от этой реки и впадающее в Конче-дарью. Когда я поближе познакомился со всеми этими условиями, я узнал, между прочим, что раз в пять, в восемь лет, когда при­быль воды в Хайдык-голе достигает необычайных раз­меров, часть воды переливается по этому ныне сухому руслу в Конче-дарью, не проходя через Баграш-куль. Поверх­ность здесь почти совершенно ровная и только чуть выше уровня озера.
Пусть это явление повторится раз пятнадцать в столетие, в следующее столетие оно может уже повториться тридцать раз, затем все чаще и чаще по мере того, как Хайдыкъгол будет выдвигать свою илистую дельту в озеро и соб­ственными отложениями преграждать путь своему течению; по­следнее, наконец, и бросится всей своей водной массой в это
ПО ЛЪСАМ ТАРИМА. КУРЛЯ. КАРА-ШАР.
147
сухое ныне русло, являющееся лишь бороздой, наполовину занесенною песком и пылью.
Реке, бросившей свое русло, предстоит тогда протекать всего в нескольких километрах от озера, не обращая на него внимания. И получатся те-жф самые своеобразные усло­вия, какие мы наблюдаем теперь около Иссык-куля: боль­шое, заключенное между высокими гребнями Тянь-шаня озеро, мимо западного края которого протекает мощная река, да так близко, что кажется вот-вот коснется его, и тем не менее не отдает ему ни капли из своих вод. Озеру-жф предстоит со временем обмелеть и сделаться солонее, как это уже и заметно на Иссык-куле.
Кара-шар, т. е. черный город, заслуживает свое про­звище, отличаясь еще большим обилием грязи, нежели другие города внутренней Азии. Расположенный на гладкой, непло­дородной равнине на левом берегу реки, он лишен всякой живописности. Зато это большой город, в несколько раз больше Курли. В стенах его ютится бесчисленное количе­ство жалких сакль и дворов, базаров и кибиток монго­лов. В общем он служит складочным депо для област­ной торговли. Жители по большей части монголы и китайцы; затем дунгане; магометан-жф всего меньше.
Я счел долгом вежливости сделать визит Кара-шарскому амбаню Хуэнь-дарину и преспокойно отправился к нему в ямен один, захватив с собой свой хотанский пас­порт. Амбань, оказавшийся небольшим шестидфсятилетним седобородым старичком с улыбающимся лицом, принял меня очень дружелюбно и вежливо и угостил ча­ем, печеньем и трубкой. Я с помощью толмача объяснил, как попал сюда, и выразил сожаление, что не захватил с собой паспорта. На это амбань с любезностью, сделавшею-бы честь и французу, заявил: „Вы, ведь, наш друг и гость; вам не нужно никакого паспорта; вы сами стоите всякого паспорта“. Вероятно, Хуэнь-дарин но находил меня особенно опасным для мира страны.
Затем он приказал изготовить для меня паспорт, действительный в данной провинции. Посидев у него с полчаса, я распростился с ним, вероятно, навсегда, но навсегда-жф и унес с собою добрую память о нем. Я и те-
10*
148
ПО ЛЪСАМ ТАРИМА. КУРЛЯ. КАРА-ШАР.
пфрь еще вижу его перед собой, точно мы виделись лишь вчера.
Сообщу еще один эпизод из пребывания в этой об­ласти. Довольный своей экскурсией, прибыл я 15 марта об­ратно в Курлю и узнал, что с слугой моим Ислам-баем случилось в мое отсутствие следующее. Сидел он в од­ной лавке на базаре и разговаривал с андижанским куп­цом, как вдруг на улице показались верхом пять солдат китайцев, и старший держал древко с эмблемой власти и могущества императора. По китайским законам при виде этого значка все должны отдавать ему честь, словно шляпе Гесслера: сидящие вставать, а всадники слезать с коней и тем свидетельствовать свои верноподданнические чувства.
Но Ислам-бай, в качестве русского подданного, не счел нужным подчиниться этому правилу и остался сидеть. Солдаты остановились, соскочили с лошадей, схватили его, стащили с него „чапанъ“ и в то время, как четверо дер­жали его, пятый отстегал до крови.
Частью для того, чтобы доставить удовлетворение моему верному слуге, частью для того, чтобы поддержать престиж европейца, я тотчас-же написал начальнику солдат Лидалою такое письмо.
„Во время моего отсутствия ваши солдаты избили моего слугу, русского подданного. Если вы мне предъявите согла­шение между Россией и Китаем, предоставляющее китайским солдатам такое право, я оставлю это дело, если-же нет, я требую, чтобы вы подвергли насильников аресту и публич­ному наказанию на площади. Если-жф вы этого не сделаете, я телеграфирую из Кара-шара об этом случае русскому кон­сулу в Урумчи, а также и Фу-таю (генерал губернатору восточного Туркестана, проживающему в Урумчи) “.
Эффект от письма получился мгновенный и порази­тельный. Ли-далой явился сам и смиренно, со слезами в голосе, стал уверять, что исполнит все мои требования. За­тем он исчез, но скоро вернулся с сообщением, что не мог найти виновных и что никто даже не слыхал об этом происшествии. Тогда Ислам показал свою спину и заявил, что полосовавший его кнутом солдат имел глубокий шрам на левой щеке.
ПО ЛЪСА?Й ТАРИМА. КУРЛЯ. КАРА-ШАР.
149
По моему требованию вся, „лянцза“ была прислана на двор караван-сарая андижанцев, где мы остановились. „Вот он!“ закричал Ислам, когда мимо нас прошел солдат со шрамом, схватил его за шиворот и подтащил к Ли-далою. Тут последний проявил необычайное рвение и мол­ниеносную распорядительность. Последовавшей затем сцены жители Курли, я думаю, долго не забудут. Они битком на­били весь двор и заняли даже все соседния крыши.
Виновного растянули на земле, двое исч> его товарищей держали его за руки, двое за ноги, а пятый освободил ниж­нюю часть его тела от прикрытия, после чего солдат полу­чил воздаяние той-жф монетой, какою он наградил Ислама. Перез несколько минут я объявил, что теперь довольно, и что мы удовлетворены.
Сцена эта, разумеется, была далеко не из приятных. «Я вообще люблю действовать добром, но нфльзя-жф было оставить безнаказанным избиение моего ни в чем неповин­ного слуги.
В тот-жф день я отправился к Ли-далою поблаго­дарить его за его распорядительность и был по дороге пред­метом особого внимания и почтения: все прохожие сторони­лись, давая мне дорогу, и мальчишки больше не осмеливались насмехаться надо мной. Сидя у Ли-далоя, я все время думал об одном обстоятельстве. Будь он похитрее, он-бы, в ответ на мои требования, потребовал от меня паспорта и удостоверения, что Ислам-бай действительно русский под­данный; что бы я стал делать? Пришлось-бы тогда мне со­кратиться. Но, к счастью, Ли-далой не подумал о паспорте.
Магометанская часть города управляется тремя беками. Один из них седобородый старик служил в Кашгаре лет сорок тому назад во время правления Вали-хан-Тюри, умертвившего Адольфа ПИлагинтвейта, и находился в боль­шой милости еще у Якуб-бока. Аксакал андижанских купцов Куль-Магомет вел в Курле торговлю уже много лет и находился здесь во время смерти Якуб-бека, явив­шагося в 1877 г. в Курлю с 6,000 солдат и готовившагося к сражению с китайцами.
Разсказ аксакала об убийстве Якуб-бека значительно отличается от других рассказов об этом убийстве. За-
150
древний лоб-нор.
вофватель пил вечером чай у своего наперстника, могуще­ственного бека хотанского Ниаз-Хаким-бека, того самого, ко­торый по приказанию Якуб-бока воздвиг упоминавшиеся в предыдущем караван-сараи: Кош-лянгар и Чулак-лянгар. Ниаз-бек, соперничавший со своим повелителем, влил ему в чай яду, и яд быстро подействовал.
Курля и 55 окрестных селений отправляют в Ак-су и Дурал шерсть, овечьи и лисьи шкуры, хлопок, шелк и рис, а также пшеницу, маис, ячмень, гранаты и множество других плодов. Желтые сладкия местные груши, тающие на языке и называемые „нэсбетъ“, славятся по всему Вос­точному Туркестану. Пшеницу сеют обыкновенно в марте; вызревает она в течение 4 месяцев. В селениях-же с плохим орошением ее сеют осенью. Рис сеют в апреле и вызревает он в течение двух месяцев.
По величине город принадлежит к одному разряду с Марал-баши, Янги-гиссаром, Гумой и Шах-яром; здешний базар не особенно богат продуктами, но самое расположение города на берегу хрустально прозрачной реки, бегущей под небольшими мостами, можно назвать счастли­вым. Ради сбережения места в городе многие жилища воз­двигнуты на сваях у самой реки. Некоторые из них имели очень живописный вид. Сквозь щели пола виднелась темно голубая вода, текущая тихо и плавно, словно масло.
Хотя в воде было всего 5°, под мостом плескались и отдавались течению с дюжину мальчишек. Жители Курли слывут отличными пловцами и в жаркое время года еже­дневно ищут прохлады в свежих струях реки.
Х.Т_
Древний Лоб-нор.
В Курле мы прибавили к нашему каравану двух лю­дей, возобновили запас продовольствия и наняли двух от­личных проводников, которые проводили нас до Тыккелика, небольшего селения, расположенного на нижнем тече­нии Конче-дарьи в том месте, где в нее впадают два раз­ветвленных рукава Тарима.
древний лоб-нор.
151
Ведут туда три дороги: одна вдоль Конче-дарьи, другая вдоль подошвы хребта Курук-таг (сухия горы) и третья, между двумя первыми, по песчано-каменистой пустыне.
Первая была уже известна. Я выбрал последнюю из названных дорог и открыл во время следования по ней две древние, но хорошо сохранившиеся, китайские крепости и целый ряд так называемых „потафвъ“, высоких усе­ченных пирамид из дерева и глины, отмечающих расстояния, измеряемые китайскою мерою „ли“.
Это открытие представляло большой интерес, так как доказывало, что тут в древности пролегал важный проез­жий тракт, связывавший Курлю с - ?, да, с каким горо­дом? Югозападным продолжением тракта является теперь бесконечная пустыня. Но здесь, на 40|° с. ш. лежало древнее озеро Лоб-нор, как свидетельствуют китайские карты и как я во время этого интересного путешествия имел случай убедиться на основании геологических и гидрографических данных.
Только что упомянутый тракт, без сомнения, и вел к древнему Лоб-нору, а когда озеро, по причинам, на которые укажу ниже, высохло, тракт этот был заброшен. О преж­нем его немаловажном значении свидетельствуют потаи; китайцы и в нынешния времена утруждают себя возведе­нием этих путевых знаков только на важнейших трак­тах.
Пржевальский первый из европейцев отправился на розыски Лоб-нора и нашел, что озеро лежит на целый градус южнее, нежели показывают китайские карты, и что кроме того вода в нем пресная, а не соленая. Вследствие этого между Пржевальским и немецким географом Рихт­гофеном завязалась полемика, которая со смертью Прже­вальского так и ждет своего разрешения. В статье, поме­щенной в ,,Verhandlungen“ Берлинского географического общества, Рихтгофен с удивительною прозорливостью до­казывал, что такое внутреннее озеро, как Лоб-нор, не имеющее стока в океан, безусловно должно быть солено­водным. И раз открытое Пржевальским озеро оказалось пресноводным, а китайские топографы, никогда не заносящие на свои карты того, чего не видели своими глазами, поместили
152
древний лоб-нор.
свой Лоб-нор на целый градус к северу от найденного Пржевальским, то Рихтгофен считал, что последнее но­вейшего происхождения, т. е. образовалось уже после того, как китайцы занесли на карту древний Лоб-норъ*).
Пржевальский, отправляясь на Лоб-нор, следовал по большой дороге между низовьем Тарима и Конче-дарьей, и таким образом не мог убедиться - находится-ли дальше на восток какое нибудь озеро или хоть остатки озера, или нет. Чтобы решить этот вопрос, необходимо было следо­вать по восточной стороне Конче-дарьи, от которой, может быть, отделялся рукав, впадавший в древний Лоб-нор. В полемике, которую вели два великие путешественника, оба они, как я постараюсь доказать, были правы.
Европейцы, побывавшие на Лоб-норе после Пржеваль­ского: Кэри и Дальглфйш, принц Орлеанский и Бонвало, Певцов, его двое помощников: Роборовский и Козлов и гео­лог Богданович, и, наконец, Литлфдэль с супругой - все шли по следам русского генерала. За исключением Певцова, они и не могли поэтому прибавить каких-либо ценных до­бавлений к добросовестному и мастерскому описанию этих трактов, составленному Пржевальским после пфрвого-же его путешествия на Лоб-нор (1876-1877 г. г.) и пополнен­ному им после вторичного посещения озера весною 1885 г.
Если я теперь, отправляясь на Лоб-нор, желал ви­деть и узнать что нибудь новое, что помогло-бы мне решить спорный вопрос, я, прежде всего, должен был избегать пути, по которому прошли уже мои предшественники. Наобо­рот, мне следовало отыскать те области, где должно было, по свидетельству китайских авторитетов и согласно Рихт­гофену, находиться древнее озеро Лоб-нор.
Со свежими силами и надеждой на успех оставил я 31 марта селение Тыккелик и направился прямо к востоку. Сопровождали меня Ислам-бай, Керим-Джан и двое людей, хорошо знакомыхчэ с местными путями. Они еще в Тыккелике сообщили мне, что далеко к востоку находится целая цепь озер.
Уже в начале пути мы увидели, что Конче-дарья къ
Ся. Вступление.
ДРЕВНИЙ ЛОБ-НОР.
153
северу от Тыккфлика впадает в озеро-болото Малтыкъкуль. Большая часть вод Конче-дарьи затем снова выте­

кает из этого озера, соединяется с двумя рукавами Тарима (Кок-ала) и течет уже под именем Кунче"
Упрямый верблюд. (С рисунва Линдберга).
154
древний лоб-нор.
киш-тарима (Восточного потока) частью е Чивилык-куль, а оттуда обратно в Тарим, частью прямо в Тарим, в ко­торый впадает, уже потеряв, вследствие испарения, большую часть своих вод, около переправы Арган или Айрылган, как называет Пржевальский.
Остальная часть вод Конче-дарьи, напротив, течет под именем Илека (река) к 0S0 и, как я, к своему большому удовольствию, убедился 4 апреля, на третий день следования по левому берегу реки, впадает - согласно по­казаниям китайцев и Рихтгофена - в длинное озеро, по восточной береговой линии которого мы и следовали в тече­ние трех дней.
Внастоящее время озеро почти заросло камышом, но всего несколько лет тому назад местные жители еще ло­вили здесь рыбу. Озеро в различных своих частях но­сит различные названия и делится на четыре бассейна: Авулукуль, Кара-куль, Таек-куль и Арка-куль. В действительности-же это одно озеро, которое в некоторых местах суживается в пролив, благодаря выступающим возвышен­ным береговым косам.
Расположено озеро, как и древний Лоб-нор китайцев, почти на 40|° с. ш. Китайцы и теперь еще зовут местность между Тыккеликом и Айрылганом Лоб-нором, тогда как название это никогда не применяется ими к открытому Прже­вальским озеру.
Сами Лоб-норцы, как и обитатели Восточного Турке­стана вообще, называют, насколько они в общем сумели выяснить себе дело, всю область, начиная с слияния Угфнъдарьи с Таримом и вплоть до Чакалыка, по просту „Лобъ“. Открытое Пржевальским озеро распадается на два бассейна: Кара-буран (Кара-бофн) и Кара-кошун (у Пржевальского Кара-курчин).
Что-же до открытого мною озера, то здесь с первого же взгляда поражает то обстоятельство, что оно вытянуто в направлении NS, тогда как древний Лоб-нор китайцев имел протяжение W0. Но и этому обстоятельству можно найти естественное объяснение. Прежде всего надо вспомнить, что почти вся Лоб-норская область лежит чуть-ли не на одном и том-же уровне, а потому в ней даже малейшия
ДРЕВНИЙ ЛОБ-НОР.
155
гидрографические изменения обнаруживаются вскоре совер­шенно явственно.
Изменения же эти обусловливаются непрестанно прежде

всего двумя силами: преобладающими в данной области ветрами и речными отложениями Тарима. Преобладающие в области Лоб ветры дуют с О и ONO, и вч> течение марта,
156 ДРЕВНИЙ ЛОВ-НОР.
апреля и мая песчаные восточные ивосточно-севфрно-восточттые бури здесь обычное явление.Во время нашего пребывания на берегах озера равновесие в атмосфере не нарушалось, но едва мы успели оставить их, как поднялся буран, продолжавшийся с перерывом в несколько дней до конца нашего странствования в этой области.
Только представить себе, какую непреодолимую силу представляют эти периодические весенния бури. они прямо оттесняют озера обратно к западу, а летучий песок в это время старается занести их русло.
О том, что древний Лоб-нор на самом деле прости­рался некогда к востоку, свидетельствует следующее. Вдоль всего восточного берега вьется пояс маленьких соленых лагун, луж и болот, которые в недавнее время были от­резаны от озера наступающим песком.
Вдоль того-же берега нашли мы узкую лесную полосу, (по большей части тополь и кусты тамариска), в которой мы различили три периода развития: в песчаной пустыне к во­стоку от озера - мертвый лес, между наиболее далеко на запад выдвинувшимися барханами - великолепный зеленый лес и, наконец, у самой береговой линии - молоденький лесок.
Отсюда вывод, что лес, нуждающийся во влаге, со­провождает перемещающиеся к западу озера, и что мерт­вый лес, находящийся среди все надвигающихся барханов, далеко к востоку от озера, находился некогда на самом берегу и питался влагою из озера.
Таким образом это длинное озеро представляет, без сомнения, остатки древнего Лоб-нора. Из южной его части, Арка-куль, снова вытекает Илек и причудливыми извили­нами течет к югу, оставляя развалины старой китайской крепости Мердек-шар в расстоянии 5 верст к востоку.
После того река снова образует целую цепь мелких озер; самые крупные из них называются по имени двух туземцев, возведших около них свои шалаши, озерами Садак-куль и Нияз-куль. Около ПИирга-чапкана река снова сливается с Таримом.
Теперь нужно заметить, что вся эта цепь озер напол­нилась водой через временные рукава Тарима всего
ДРЕВНИЙ ЛОБ-НОР. 157
девять лет тому назад. Прежде здесь была пустыня, но и тогда в ней существовали все эти озерные впадины и реч­ные русла, а в углублениях их сохранялись лужицы соло­новатой воды, которою и утоляли жажду дикие верблюды.
Итак, Пржевальский, оспаривая, по возвращении из вто­рого своего путешествия на Лоб-нор в 1885 г., существо­вание какого либо озера к востоку от Тарима, был слу­чайным образом прав, так как сухия русла вновь на­полнились водой лишь три года спустя. Но Рихтгофен был еще более прав, подозревая в этой области существование озера; оно действительно и существовало, хотя в то время и находилось в периоде пересыханья.
Южный Лоб-нор - мы охотно сохраним за ним это имя, получившее уже право гражданства на европейских картах - представлял во время пребывания на нем Прже­вальского, довольно значительное озеро, и путешественник имел возможность совершить от селения Абдал порядочную экскурсию на лодке к югу до рыбачьего селения Кара-кошун.
Когда-же я, спустя одиннадцать с половиной лет, также предпринял из Абдала экскурсию на лодке, я мог уже и то с трудом плыть к востоку только в течение двух дней, продираясь меж тростником, и прежний Кара-кошун ока­зался заброшенным, так как озеро в этом месте со­всем заросло тростником.
Озеро Кара-буран (Кара-боён) во времена Пржеваль­ского тоже было большим открытым озером, настоящим морем, так как, стоя на одном его берегу, нельзя было ви­деть другого. Самое название показывает, что „черные бури" здесь были особенно сильны. И вот, плывя вдоль правого берега реки, я нашел на месте Кара-бурана лишь незначи­тельное озерко, которое так занесено илом Тарима, что стало непроходимым даже для мелкосидящих челноков.
Летом этот жалкий остаток некогда большего озера бывает совсем отрезан от Тарима и Черчен-дарьи. Вода в нем поэтому быстро становится соленою, а в конце лета и совсем испаряется, и образуется отличное пастбище для овец и коров, принадлежащих жителям Чакалыка. Направляясь в конце апреля из Абдала в Чакалык, мы пересекли значительное пространство сухой аллювиальной
158 ДРЕВНИЙ ЛОБ-НОР.
почвы, которое во времена Пржевальского было покрыто водами Кара-бурана.
Словом, в настоящее время Тарим отдает Южному Лоб-нору куда меньше воды, чем во времена Пржеваль­ского. Это наблюдение было сделано уже принцем Орлеан­ским, который посетил озеро всего через четыре года после русского путешественника, и это служит сильным подтверждением того взгляда, что озеро находится теперь в периоде осыхания.
Уже от Чигелик-уя, где река делает заворот к 0N0, она поразительно быстро мелеет. Этому содействуют прежде всего небольшие мелководные озерки, частью естест­венные, частью искусственные (для ловли рыбы), лежащие в ближайшем расстоянии от русла реки. Вода задерживается в них и испаряется. Они постоянно и высасывают воду из реки. Нижеследующая таблица может подтвердить выше­сказанное. Надо еще иметь в виду, что расстояние между Чигфлик-уем и Кум-чапканом едва равняется 60 верстам.
45.91 4.25 0.52 71.60 куб.м.
45.10 6.08 . 0.36 60.72 „
30.02 6.80 0.30 50.22 ..
Чигелик-уй .... Абдал ........ Кум-чапкан . . .
Наблюдения производились с 18 по 23 апреля. Цифры показаны в метрах. Около Кум-чапкана река разветвляется и теряется в озерах и болотах; самые большие из этих бассейнов, находящиеся в середине, содержат совершенно пресную воду; напротив, отрезанные береговые ла.гуны со­леную. Таблица показывает, что ширина реки, скорость её течения и приток воды в ной уменьшается по мере её те­чения на восток, тогда как глубина увеличивается.
Найдя, что остатки бассейна древнего Лоб-нора в те­чение последних девяти лет вновь наполнились водой, тогда как новый Лоб-нор в течение последних двенадцати лет превратился в ряд болот, мы не только вправе, но в силу данных обстоятельств прямо принуждены утверждать, что
древний лов-нор.
159
оба водных бассейна находятся в чрезвычайно тесной азвисимости друг от друга, иными словами, что в то время, как Северный Лоб-нор увеличивается, Южный, напротив, уменьшается.
Не могу не привести еще нескольких доказательств в подтверждение той теории, что Южный Лоб-нор, откры­тый Пржевальским, самого новейшего, с точки зрения гео­логов, образования.
По берегам всех рек Восточного Туркестана, слива­ющихся, для образования Тарима, ростут густые тополевые леса. Даже на Керии-дарье, которая теперь уже отрезана от речной системы Тарима песками, мы местами нашли непро­ходимые леса. В виду того, что лес начинается всегда там, где притоки Тарима выходят на ровную местность, лес принадлежит одному и тому-жф климатическому поясу. И так как река является одним из вернейших проводни­ков растительности, то можно было-бы с полным основа­нием ожидать, что около пункта слияния всех рек в одну, растительность окажется особенно густой и мощной.
Вместо этого мы находим, что лес вдруг прерывается около этого пункта и что последние экземпляры Populus diversifolia, ростущие около Чигелик-уя, насчитывают всего трид­цать лет, тогда как берега Кара-бурана и Кара-кошуна со­всем лишены всяких следов старого или молодого леса. Озеро лежит среди совершенной пустыни. Около Северного Лоб-нора я, напротив, нашел и мертвый и живой лес.
За объяснением этого бросающагося в глаза распреде­ления лесной растительности не далеко ходить: Южный Лобънор столь недавнего происхождения, что лес еще не успел дойти до его берегов.
К этому чисто физико-географическому доказательству присоединяется еще несколько исторических. Выше я уже упоминал, что китайские топографы нанесли на свои карты на 40У3° с. ш. большое озеро, окруженное несколькими мелкими.
625 лет тому назад, Марко Поло посетил „город Лобъ“, почти исчезнувшие развалины которого, вероятно, находятся теперь чуть южнее Кара-бурана. Если-бы в те времена там находилось какое нибудь озеро, знаменитый венецианец навряд-ли не заметил-бы его. Правда, он не
160
ДРЕВНИЙ ЛОБ-НОР.
упоминает также о Яркенд-,Хотан-и Черчфн-дарье, хотя все эти реки и лежали на его пути. Но, во всяком случае, то обстоятельство, что Марко Поло ни словом не обмолвился об озере, а напротив подробно описал пустыню Лоб, ко­торая „так велика, что для перехода через нее нужен це­лый годъ“,-не лишено значения.
Старый бек Кунчикан, проживавший в Абдале, боль­шой приятель Пржф-

Кунчикана>-бек. (С рисунка автора).
вальского, а также мой, которому са­мому уже больше 80 лет, а отец и дед которого (Джеган бек и Нумет-бфк) до­жили до 90 летъ*), рассказывал мне, что дед его Нумфт бек жил около большего озера к северу от нынешнего Лобънора; на месте-жф последнего тогда была одна песча­ная пустыня.
Южный Лоб-
нор начал обра­зовываться, когда Нумфту было около
25 лет от роду. Река Тарим отыскала себе тогда новое русло, и северное озеро, на берегах которого Нумфт про­вел свою молодость, и в котором его предки ловили рыбу, стало осыхать. Нумет-бек тогда и основал селение Абдал, где теперь живут его потомки. Случилось-жф это, по моим расчетам, около 175 лет назад, т. ф. около 1720 года.
Зимою 1893 - 94 г. Лоб-норскую область посетил П.
*)В этой области достоинство
бека наследственно.
древний лов-норъ
161
К. Козлов, участник нескольких экспедиций Пржеваль­ского и Певцова. Он выступил из Тыккфлика вдоль левого берега Кунчекиш-Тарима и открыл озеро Чивилик-куль, которое я в свою экспедицию видел лишь издали. Из Айрылгана он предпринял экскурсию на озеро Согот, ко­торое, вероятно, тождественно с моим Арка-кулем. От­сюда он отправился старым обычным путем в Абдал и затем исследовал южный берег Кара-кошуна по направ­лению к северо-востоку.
В Тыккфлике я получил первые сведения о том, что в этой области побывал уже один „тюря“ (господин). Я поэтому предпринял самое тщательное дознание относительно избранного им пути, чтобы напрасно не прогуляться в тежф самые места. Одним из интереснейших открытий Коз­лова было открытие им старого речного русла, которое, от­деляясь от Конче-дарьи немного севернее Тыккфлика, на­правлялось прямо к востоку, следуя вдоль южной подошвы Курук-тага. Туземцы называют это русло Кум-дарья (Пе­сочная река).
Как исследования Козлова, так и мои, значительно уве­личили сведения относительно области Лоб-нор. Теперь имеется уже довольно точная карта фя, так как наши от­крытия дополнили сделанные Пржевальским.
Но спор относительно Лоб-нора этим еще не кончен. Козловто в своей статье: „Лоб-нор; по поводу доклада Свена Гедина в Императорском русском географическом обществе 15/27 октября 1897 г.“ оспаривает взгляд Рихтго­фена и мой насчет местонахождения древнего китайского Лоб-нора. Я, с своей стороны, еще из Хотана послал Рихтгофену уведомление о сделанных мною открытиях, ко­торое и было напфчано в Zeitschrift d. Gesellschaft f. Erdkunde zu Berlin“ (том XXXI, 1896 г., стр. 295 - 361).
В примечании к этой статье барон фон Рихтгофен после краткого резюме первой стадии полемики о Лоб-норе, высказал следующее: „конечно, многие путешественники следовали по течению Тарима, но все следовали по пути Прже­вальского. Поэтому г. Свен Годин задался целью поискать разрешения вопроса. И он совершенно верно смотрел на свою задачу, избрав трудный наиболее восточный путь съ
Свен Гедпн. 2-й Том. 11
162
древний лоб-нор.
севера на юг. Его наблюдения и заключения и дали ему воз­можность подтвердить сказанное в упомянутой статье" (кри­тический разбор Рихтгофена вопроса о местонахождении древ­него Лоб-нора; см. „Verhandlungen d. Ges. f. Erdkunde zu Berlin" 1878 г., стр. 121 - 144).
Козлов-жф, разобрав все высказанное о Лоб-норе Пржевальским, Рихтгофеном, Певцовым, Богдановичем, им самим и мною, пришел к следующему выводу:
„Единственное заключение, которое я могу вывести из всего вышеприведенного то, что Кара-кошун-куль есть Лобънор не только моего незабвенного учителя Н. М. Пржеваль­ского, но и древний, исторический настоящий Лоб-нор ки­тайских топографов. Таким было озеро в течение послед­него тысячелетия, таким и останется"...
Это заключение является.тем более неожиданным, что двумя строками выше на той-жф странице встречаются сле­дующие слова: „Я держусь того-жф взгляда, как Свен Го­дин, относительно того вопроса, что предки нынешних обитателей Лоб-нора жили около озера, расположенного к северу от Лоб-нора, а именно около озера Учу-куль, о ко­тором сообщает и Певцовъ". В этих словах несомнен­ное противоречие с высказанным выше заключением, так как они как раз свидетельствуют, что озеро „в послед­нее тысячелетие" никоим образом не было таким, каково оно теперь.
О том, насколько не выдерживает критики утверждение относительно тысячелетней неизменяемости озера, лучше всего свидетельствует собственная карта Козлова, который к югу от Курук-тага показывает „старое русло Конче-дарьи (Кум-дарья)“, в 10 верстах к западу от мфридианального течения Тарима- „сухое речное русло Кётек-таримъ", в 18 верстах к северу от впадения Черчфн-дарьи в Карабуран - „старое речное русло Черчен-дарьи" и, наконец, в 12 верст. к северу от Абдала - „сухое русло ПИиргачапканъ".
Я также нашел около Кум-чекф и Мфрдек-шара ста­рые речные русла, но и четырех, упомянутых выше, до­вольно, чтобы доказать, что Лоб-нор и питающие это озеро реки, далеко не постоянны в своем течении, и озеро поэтому
древний лоб-нор.
163
подвержено, пожалуй, большим изменениям, чем какое либо другое озеро в свете.
Объем и цель данной книги не позволяют мне увлечься здесь подробным разбором этого в высшей степени инте­ресного и увлекательного вопроса, но в следующем труде я разберу его во всех деталях. Мой даровитый и пылкий коллега Козлов уже открыл полемику, в которой я с удовольствием приму участие. Таким образом, вопрос о Лоб-норе вступит во вторую стадию. Материалы у нас уже есть, и теперь все дело сведется к доказательству того, ко­торая из двух групп озер - северная или южная, т. ф. открытая мной или Пржевальским, древнейшая, так как, без сомнения, именно древнейшая тождественна с Лобънором китайских карт.
Которая из сторон окажется правой - не важно, и я надеюсь, что национальное самолюбие при этом не окажет никакого давления на решение вопроса. Главное есть и будет - истина, и в смысле способствования открытию истины по­лемика всегда полезна.
Изследуя берега перемещающагося озера, мы, таким образом, узнали, что гигантская водная система, питающая весь центральный бассейн внутренней Азии, недостаточно обильна для образования постоянного озера в сердце Азии. Для этого оказывается недостаточно соединенных вод: реки Кызыл-су, вытекающей из вечных снегов Тфрек-давана, реки Раскем-даръи, которую питают ледники Восточного Памира, Гинду-ку и северо-западного Тибета, и через ко­торую мы с трудом перебрались, так как она даже в сентябре (1895 г.) несла 151 куб. м. воды в секунду, и реки Хотан-дарьи, прорезывающей всю пустыню Такла-макан и с непреодолимою силою прорывающейся под песчаными барханами.
Названные реки не в состоянии образовать такого озера даже в соединении с Ак-су и Таушкан-дарьей, через ко­торую мы за год до этого в то же время года еле пере­правились верхом с помощью 10 „сучи“, с Черчен-дарьей, несущею в долины часть снеговых вод Северного Тибета и так разливающеюся летом, что она иногда прямо преры­вает сообщение между Хотаном и Лоб-нором, и, наконец, 11*
164 ЭКСКУРС. НА ЧЕЛНОК ПО ИЛЕКУ, ТАРИМУ И ИОЖН. ЛОВ-НОРУ.
даже с Еонче-даръей, которая и зимою и летом, и днем и ночью, несет 72 куб. м. воды в сек.
Около Чигфлик-уя оказалось, что вся эта составившаяся из стольких притоков река несет в апреле месяце такое-же количество воды, сколько несет около Курли один из притоков её, Конче-дарья.
Куда-жф девается остальное количество воды? Большая часть вод Конче-дарьи идет на наполнение северной группы озер, где она и испаряется. Песок пустыни словно губка всасывает в себя другую часть, да и жаждущая атмосфера, относительная влажность которой в этих областях так ничтожна, вбирает в себя неимоверное количество воды. Все эти факторы, словно жадные волки, оспаривают друг у друга воду. Немудрено поэтому, что небольшой остаток её, ведущий отчаянную борьбу за существование на поверхности земЛп, подвержен таким сильным колебаньям, как в смысле местонахождения, так и обилия воды.
Около рыбачьего селения Кум-чапкан, так сказать могила Тарима. Здесь мощная пустыня, в которой гибнут и люди и воды, произносит свой неумолимый приговор: „Здесь успокоятся твои гордые волны 1“
3ZII-
Экекуреия на челноке по Илеку, Тариму и Южному Лоб-нору.
После того, как я дал краткий обзор нынешней ста­дии Лоб-норского вопроса, мне остается еще сказать не­сколько слов о нашей экскурсии по области Лоб-нор.
4 апреля мы открыли ту часть древнего Лоб-нора, ко­торая по имени одного туземца называется Авулу-куль, и в течение трех дней следовали вдоль восточного берега этого озера. Поверхность в продолжение всего пути представляла чрезвычайные затруднения для передвижения. Барханы высо­тою в 10 - 15 м. обыкновенно спускались в воду под углом в 33°.
ЭКСКУР0. НА ЧЕЛНОК ПО ИЛЕКУ, ТАРИМУ И ЮЖН. ЛОБ-НОРУ. 165
Местами, где песок несколько отступал от воды, по берегу рос тополевый лес, а где барханы были низкие, показывались кусты тамариска, возвышающиеся на вершинах бугров, остовом которых служили корни самых растений. Эти тамарисковые бугры иногда были расположены так часто, что мы оказывались в настоящем лабиринте и не­редко даже предпочитали делать небольшие обходы по пу­стыне.
Озера до такой степени заросли тростником, что лишь с вершин высоких барханов можно было видеть открытую воду в самой середине. Мы несколько раз и пробовали в тех местах, где вода была мелкая или совсем высохла, продираться сквозь тростник, хотя он вдвое превышал рост верблюдов и образовывал чащи, вроде стен тузем­ных жилищ (сатм).
Один из наших проводников шел в таких слу­чаях вперед и высматривал дорогу. За ним люди вели верблюдов, которые своими мощными громоздкими тулови­щами раздвигали тростник и приминали его ногами, так что кругом стоял треск и хруст. Идешь за ними по образовавшемуся тесному корридору и ждешь не дождешься, когда, наконец, опять выйдешь на простор.
Верблюды были так изнурены этим продираньем сквозь чащи тростника, что пришлось им дать день отдыха 6 апреля. Мы разбили стоянку, по обыкновению, под откры­тым небом, на высоком бархане, под тенью старых то­полей, недавно одевшихся свежей зеленью.
Отсюда нам открывался обширный вид на Кара-куль, а ^али на западе виднелась чаща тростника, окружавшая, как стеною, озеро Чивилик-куль. Жара уже стояла удуш­ливая (в 1 пополудни 33. 1° в тени), в воздухе не шелох­нулось, что бывает здесь редко в это время года.
Особенно донимали нас в эту тихую погоду комары. Во время перехода эти ненавистные насекомые вились около нас тучами, а когда мы располагались на привал, они на­брасывались на нас миллиардами с такой бесцеремонностью, точно мы только для этого и явились в эти страны, чтобы предложить им ужин. Удобно-ли, спрашивается, писать, когда в одну руку тфбе впиваются тысячи жал, а другая
166 ЭКСКУРС. НА ЧЕЛНОК ПО ИЛЕКУ, ТАРИМУ И ЮЖН. ЛОБ-НОРУ.
должна безостановочно махать во все стороны тряпкой? И. мало удовольствия окружать в такую жару свой лагерь цепью горящих костров и задыхаться от дыму!
Около Кара-куля мы, однако, додумались до утонченного способа разделаться с комарами. На закате мы подожгли сухой прошлогодний тростник; огонь разросся в настоящий степной пожар, охватив большую часть озера, а дым легким облаком стлался над нашим лагерем. Я до по­луночи лежал с открытыми глазами, любуясь великолеп­ным зрелищем и наслаждаясь злорадною мыслью, что дым гонит сонмы комаров, словно шелуху, на край света.
Вообще-же мне по ночам приходилось, ради целости моей бедной кожи, прибегать к неособенно приятному сред­ству: я натирал руки и лицо табачным соком. И какой та­бак курил я, чтобы получать этот сок в достаточном количестве! Мой собственный табак, которого я взял с собою из Хотана небольшой запас, лишь на 50 дней, давно весь вышел, а купленный в Шах-яре китайский табак можно было курить лишь в крайности. Я и купил в Курле еще немного горького и кислого местного табаку, в сравне­нии с которым махорка покажется настоящим гаванским табаком.
По поводу этого пожара в тростнике, проводники мои рассказали, что раз тоже подожгли таким образом трост­ник на Кара-куле в ветряную погоду, и пожар свиреп­ствовал на озере три лета и три зимы. Разумеется, рассказ этот был не более, как басней, сочинять которые азиатские народы, как известно, горазды, но вообще-то действительно не легко потушить огонь, разгулявшийся в сухом тростнике. Огонь пожирает его до самой поверхности воды, и тростник трещит, стреляет и разбрасывает искры, а длинные хвосты из дыма и сажи так и вьются по воздуху.
В течение недели мы не видали ни души человеческой. 9 апреля мы разбили лагерь около Кум-чеке, где на берегу Илека, неподалеку оттуда покидавшего остатки древнего Лоб-нора, проживали три рыбачьих семьи. Хрустально­прозрачная, темносиняя река, воды которой прошли сквозь фильтр камышей, струилась по глубокому руслу по напра­влению к югу, чтобы затем снова слиться с Таримом въ
ЭКСКУРС. НА ЧЕЛНОК ПО ИЛЕКУ, ТАРИМУ И ЮЖН. ЛОБ-НОРУ. 167 двух днях пути отсюда, образовав по пути еще цепь мел­ких озер.
Отсюда я послал Ислам-бая с караваном вперед к месту слияния рек, а сам с двумя гребцами отправился по реке в челноке, и в восемь дней, не считая дней отдыха, добрался до самого конца нового Лоб-нора или Кара-кошуна.
Прогулка вышла чудесная. Никогда ни одно судно не носило на себе более благодарного пассажира. Что за отдых, что за спокойствие после тяжелого, трудного душного пере­хода по песку!
Туземцы, проживающие около нового Лоб-нора, как и проживающие около старого, называют себя „лоплыками“, а челноки свои „кеми“; слово это означает и лодку, и паром и вообще судно. Челноки, разумеется, бывают различной величины. Самый большой из виденных мною имел почти 8 м. в длину и 3/4 м. в поперечнике. Челнок, в котором я совершил свою экскурсию, имел едва 6 м. длины и не более У2 м. в поперечнике.
Выдолбить годный для плавания челнок из хорошего, свежого, не дуплистого тополевого ствола могут при усердии трое людей в пять дней. Парусов туземцы никогда не употребляют, но ловко управляются одним веслом. По­следнее имеет тонкую, широкую лопасть и называется „гыджакъ“ (то-жф слово обозначает несколько схожую с ним формою скрипку). Плывя по открытой воде, гребец стоит обыкновенно в челноке на коленях, но, попадая в трост­никовую заросль, он выпрямляется во весь рост, чтобы лучше различать фарватер, поворачивается лицом к носу судна и держит весло в воде вертикально. На каждом челноке бывает обыкновенно по двое гребцов, и находя­щийся на корме стоит, так как иначе передний мешал-бы ему править.
Сделав в день отдыха несколько пробных экскурсий на челноке, чтобы узнать среднюю его скорость, другими сло­вами, найти единицу времени для определения проходимого пространства, мы отправились в путь 11 апреля. Один из гребцов занял место на носу, другой на корме, а я посреди челнока, где расположился на своих подушках и войлоках так-жф удобно, как в cliaise-longue. Дневник, компасъ
168 ЭКСКУРС. НА ЧЕЛНОК ПО ИЛЕКУ, ТАРИМУ И ИОЖН. ЛОБ-НОРУ.
и перо были у меня под руками, а во все свободные уголки челнока насованы разные приборы, линь для промера глубины, и продовольствие дня на два.
Приятным товарищем в пути оказался для меня Джолдаш № 3, щенок китайской породы, ярко-рыжого цвета, взятый мною из Курли. Он не мог угнаться за караваном во время долгих утомительных переходов, и поэтому его сажали в особую корзину, подвешенную к верблюду. В первые дни пути щенок страдал от морской болезни, по­том привык. Устав бежать в припрыжку, он преспокойно садился около какой нибудь кочки, дожидаясь, пока кто нибудь из людей не вернется за ним и не отнесет его в корзину.
Эта собака составляла мне самую приятную компанию в течение всего остального путешествия по Азии и не разлучалась со мной почти никогда. И теперь она плыла со мной в чел­ноке, повидимому, очень довольная новым удобным спо­собом передвижения. Потом Джолдаш совершил со мной длинный путь обратно в Хотан, затем по Тибету, Цайдаму, Китаю, Монголии и Сибири. Большую часть этого огром­ного пути он проделал в припрыжку и тем не менее в вожделенном здравии прибыл в Петербург.
К сожалению, законом воспрещено ввозить в Швецию собак из России, и мне в самую последнюю минуту при­шлось покинуть моего верного спутника. Но столь много путешествовавший пес здравствует и по сейчас, найдя сча­стливый приют у директора Пулковской обсерватории г. Баклунда. Там Джолдаша скоро отучили от его азиатских по­вадок, и он с нетерпением дожидается следующего пу­тешествия по бесконечным пустыням.
Когда все было в порядке, гребцы погрузили весла в воду, и челнок легко и быстро, точно угорь, заскользил по извивающейся тфмносиней реке.
Но тут тихой погоде настал конец. Как раз в эту ночь поднялась с востока „черная буря,“ заволокшая все небо и заставившая старые величественные тополи смиренно поникнуть головами. Пока мы плыли по реке, мы были в безопасности, так как её глубоко врезавшееся в почву русло ограждено от ветра и песку стеной камыша.
ЭКСКУРС. НА ЧЕЛНОК ПО ИЛЕКУ, ТАРИМУ И ЮЖН. ЛОБ-НОРУ. 169
По реке, однако, нам предстояло плыть всего несколько
часов, а затем тянулись почти до самого конца от­крытые озера.
Их-то и боялись мои гребцы, и мне стоило больших трудов убедить их в том, что бояться нечего.
Впрочем, мы все трое умели пла­вать, иДжолдаш также. В моих глазах буря ско­рее еще увеличи­вала, нежели уменьшала, пре­лесть этой экскур­сии, так как тем­пература в 1 ч. пополудни подня­лась только до 20.7°, и кроме того ветер пел в вершинах топо­лей свою, столь знакомую мне, пе­сню, которую ни­когда не устаешь слушать и которая всегда навевает на тебя новые думы и мечты.
Итак, мы быстро подвига­лись по торной

Лоплык в своем челноке. (С рисупка автора).
речной дороге. Тростник окаймляет реку узкой, но густой
170 ЭКСКУГО. НА ЧЕЛНОК ПО ИЛЕКУ, ТАРИМУ И ЮЖН. ЛОБ-НОРУ, зарослью, и река часто становится похожею на пустынную улицу-канал в Венеции.
В некоторых местах мы останавливались, чтобы сделать промер глубины. Раз гребцы остановились, не до­жидаясь моего приказа, и сообщили, что „как раз тутъ“ в то время, когда река и озера были еще сухи, „находилась со­леная лужа“. Я сделал пример; оказалось 9% м.,-глубина необычайная для реки с притоком воды в 23 куб. м. в секунду.
Один из моих гребцов, охотник Курбан, который бродил в этих местах в течение 60 лет, т. ф. и тогда, когда здесь еще была пустыня, и тогда, когда, 9 лет тому назад, сюда вновь прибыла вода, рассказал мне, что Прже­вальский посылал в эти места его и еще нескольких охот­ников из А-бдала, чтобы добыть шкуры диких верблюдов. Они застрелили одного, и за его шкуру получили богатые по­дарки и деньгами и ножами и пр. С тех-жф пор, как сюда вместе с водою вернулись и люди, дикие верблюды исчезли бесследно, найдя себе более безопасные убежища в глубине пустыни к востоку отсюда.
Между тем мы уже скользили по первым озерам, це­нящиеся волны которых катились к западу. Тут гребцам надо было глядеть в оба за вертлявым челноком, так как озера очень мелководны, а, еслибы челнок ткнулся о голое песчаное дно, он непременно перевернулся-бы под напором бури и волн. Мы поэтому старались держаться по возможности поближе к восточному берегу, - с той стороны мы были защищены от ветра высокими барханами.
Мало-по-малу мы счастливо добрались до безымянного селения у начала Садак-куля, где проживало в камышевых хижинах несколько семейств. Они приняли меня с безъискуственным радушием, приготовили для меня свежую рыбу и угостили утиными яйцами, нежными молодыми побегами : тростника и хлебом. Когда я принялся за этот простой, но в высшей степени вкусный ужин, меня окружила целая толпа веселых, болтливых лоплыков разного пола и воз­раста. Даже молодые девушки, не стесняясь, показывали свои цветущие, но далеко не красивые лица.
Это необычайное отсутствие всякого страха и застен-
ЭКСКУРО. НА ЧЕЛНОК ПО ИЛЕКУ, ТАРИМУ И ЮЖН. ЛОБ-НОРУ. 171
чивости объяснялось очень просто. Они никогда но видали европейца и представляли его себе совсем иным, наслу­шавшись рассказов о „Чон-тюре“- большом господине^, т. е. Пржевальском, который явился к их южным роди­
чам в со-
провождении двадцати во­
оруженных с головы до
ног каза­ков, длин­ного каравана верблюдов и вообще в пол­ном блеске
европейского престижа.
А '
вдруг увидали одного, перст, слуг,
каравана, при­бывшаго
челноке
тут они
меня
какъ
оез безъ
на
съ
ихъ
двумя из родичей; я гоt ворил на их языке, ел ■ их пищу и казался почти

Лоплыкский мальчик с берегов Садак-куля. (С рисунка автора).
таким-жф не­
имущим, как и они.
Они, верно, и нашли, что разница между лоплыком и евро­пейцем на самом деле не так уж велика!
12 апреля буря так свирепствовала, что мы не могли отправиться в путь. Но, день спустя, она немного поутихла,
172 ЭКСКУРС. НА ЧЕЛНОКИ ПО ИЛЕКУ, ТАРИМУ И ЮЖН. ЛОБ-НОРУ.
так что мы могли спустить челнок на воду. По окончании плаванья челнок обыкновенно вытаскивают на берег и опрокидывают кверху дном; время от времени его поли­вают водой, чтобы он не дал трещин. Больше десяти лет челнок редко может прослужить.
Мы были в пути еще до восхода солнца; плаванье по местами чистым, местами заросшим тростником озерам, вышло чудесным. Максимальная глубина оказалась 3.60 и 4.70 м. Около полудня буря снова рассвирепела, и остальное наше плаванье в тот день прошло в какой-то сказочной обстановке. Часто приходилось проплывать большие открытые пространства воды, соединенные между собой узкими проли­вами. Для того, чтобы добраться до входа в эти проливы, нам неизбежно приходилось пересекать открытые за­ливы.
Как ориентировались тут гребцы, для меня оставалось загадкой; береговые линии были до крайности неправильны, все в извилинах, благодаря бесчисленным заливчикам, полуостровкам и островкам, да и самые устья проливов не были видны, пока мы не подплывали к ним вплотную. К этому присоединилось еще то обстоятельство, что летучий песок, подымаемый ветром с барханов восточного берега, крутился смерчами, свивался в облака и окутывал желтою дымкою озера, часто совершенно скрывая от наших взо­ров берега.
Водная поверхность сильно волновалась. Волны так и кипели вокруг челнока и обдавали нас брызгами и клоками пены. Надо было глядеть в оба. Мы поснимали с себя лиш­нюю одежду, чтобы, в случае нужды, было легче плыть. Приходилось также сильно балансировать всем телом и веслами, чтобы сохранить равновесие челнока среди этих волн, и зорко следить за тем, не стережет-ли нас где предательская мель.
Пока, однако, все обходилось благополучно. Мы проплы­вали один залив за другим. Только посреди большего озера Нияз-куль пришлось нам с час стоять на месте, держась в защите небольшего песчаного островка. Но затем озера стали уменьшаться и, наконец, мы опять очутились на реке Илек. По её спокойным водам мы плыли до селения
ЭКОКУРС. НА ЧЕЛНОК ПО ИЛЕКУ, ТАРИМУ И ЮЖН. ЛОБ-НОРУ. 173
Ширга-чаикан (канал лоплыка ПИирга), где проживало с полдюжины семей и где уже с нетерпением и тревогой ожи­дал нас Ислам-бай с караваном.
После двухдневного отдыха караван продолжал путь до Чигелик-уя на Тариме по суху, а я на лодке по „Большой реке“. Чон-Тарим все время делает самые причудливые завороты и извилины, иногда описывая чуть-ли не полный круг, так что курс приходилось держать попеременно на все четыре стороны света. Буря свирепствовала с удвоен­ной яростью, и мои гребцы, отправляясь в путь, приняли меру предосторожности, связав вместе два челнока. Послед­ние были поставлены бок-о-бок, но с расстоянием в один фут, и с борта одного перекинули на борт другого два шеста, которые затем прикрепили к самым бортам. Такой парный челнок, называющийся „кош-кеми“, требовал уже четырех гребцов, которым и приходилось в бурю на­прягать все свои силы, так как судно на заворотах реки к западу, подхватываемое ветром, летело мимо берегов с головокружительной быстротой.
Мало по малу лесная растительность совсем прекрати­лась; и с востока и с запада простирались пустынные области.
Чигелик-уй типичный азиатский рыбачий поселок. Ряд желтых камышевых хижин тянулся по берегу, на кото­ром лежали десятка два перевернутых кверху дном челно­ков; между высокими шестами протянуты были для просушки сети, и в воздухе пахло гнилой рыбой. Восемь семей живут тут круглый год, но по зимам прибывает еще пятнадцать, которые в весеннее, летнее и осеннее время занимаются земледелием в Чакалыке и таким образом ведут полу­кочевой образ жизни.
Караван двинулся дальше в Абдал сухим путем, а я опять в лодке, теперь уже по небольшим остаткам озера Кара-буран бывшего 12 лет назад таким значи­тельным.
Буря опять поутихла, зато весь день 18 апреля шел дождь. Во время самого сильного ливня нам пришлось на несколько часов укрыться в маленьком селении Токкузъаттан (девять отцов), со всех сторон окруженном водой.
174 ЭКСКУРС. НА ЧЕЛНОК ПО ИЛЕКУ, ТАРИМУ И ЮЖН. ЛОБ-НОРУ.
Озера всюду были очень мелководны, занесены речным илом и песком; на больших протяжениях глубина едва доходила до одного десиметра, так что гребцам моим при­ходилось идти пешком по воде, таща за собою челнок за веревки.
Проведя ночь в селении Чай, мы проплыли в течение следующего дня при чудной погоде 60 килом. (по прямой линии всего 39,8 килом.) по Тариму, который к востоку ста­новится все уже и глубже; пустынные берега его были почти совсем лишены растительности.
Вечером, когда мы достигли Абдала, на берегу собралось уже, поджидая нас, все население. Я, выходя на берег, ука­зал на маленького старичка, которого видел в первый раз, и воскликнул: „А вот и Кунчикан-бек!“ - чем привел всех в немалое изумление. Но его характерные черты не трудно было узнать по портрету, помещенному в описании четвертого путешествия Пржевальского. Кунчиканъбек с своей стороны встретил меня, как старого знакомого, и повел в прибранный „покой“ в своей просторной камы­шевой хижине.
Кунчикан-бфк был поистине славный старик. Он говорил без умолку и сообщил много интересных све­дений. Пржевальский подарил ему свой портрет и несколько фотографий, изображавших сцены из морского быта, а также рыбачьи сети, котел и много других полезных вещей. И старик хранил все эти драгоценности в песчаном бар­хане к северу от Абдала; там они были в безопасности от пожара и от грабитфлфй-дунган.
Когда я стал описывать ему наши лодки и наш способ грести, он отмахнулся рукой и воскликнул самым уверен­ным тоном: „Да я давно уже знаю все это. „Чон-тюря“ уж рассказывал мне. Я отлично знаю, как у вас там на родине; я сам стал чуть-ли не таким-жф русским, как вы!“
21 апреля мы сделали экскурсию по реке до довольно большего селения Кум-чапкан, причем старик Кунчи­кан-бфк - „вождь восходящего солнца“ сам действовал одним веслом с такою-жф силою и ловкостью, с какою, вероятно, действовал и 65 лет тому назад.
ЭКСКУРС. НА ЧЕЛНОК ПО ИЛЕКУ, ТАРИМУ И ЮЖН. ЛОБ'Ь-НОРУ. 175
В Абдале я узнал, что за Кум-чапкапом река уже нф судоходна, так как делится там на множество рукавов и теряется в озерах и болотах. Весь водный путь до Каракошуна, которым плыл Пржевальский, зарос теперь осокой

Сноха Нунчикан-бека с прялкой. (С рисунка автора).
и тростником, и люди повыселились с его берегов уже десять лет тому назад.
В Кум-чапкане мы нашли, однако, двух людей, ко­торые взялись плыть со мной в течение двух дней, к 0N0,
176 ЭКСКУРС. НА ЧЕЛНОК ПО ИЛЕКУ, ТАРИМУ И ЮЖИИ. ЛОБ-НОРУ.
т. ф. до того места, дальше которого нельзя уже плыть в челноке. Я ни за что не хотел упустить случая нанести на свою карту этих озер с возможною точностью и ре­шился сделать эту поездку. Но сначала надо было вер­нуться в Абдал за продовольствием. Этот обратный путь мы сделали по Абдальским озерам, которые идут по правому берегу реки и принадлежат, следовательно, к группе мелких, прибрежных озер, истощающих Та­рим. О течением времени река сама наносимым ею иломъ
точно по приподнятому Поверхность реки при ком её уровне лежит,
подняла свое ложе и

такимъ
Руслу.
высо-
Мальчуганы из Кум-чапкана. (С рисунка автора).
течетъ

образом, выше плоских равнин, идущих по обе стороны реки.
В тех местах, где берега состоят из легко размы­ваемого материала, вода их прорывает и, образовав канавы, заливает низменности; иногда же сами лоплыки прокапыва­ют такия канавы ради образования искусственных озер. Дело в том, что в эти озера заходит рыба и, когда в начале лета вода в реке спадает до минимума, плотины закрывают, так что рыба остается запертой в озерах.
ЭКСКУРС. НА ЧЕЛНОК ПО ИЛЕКУ, ТАРИМУ И ЮЖН. ЛОБ-НОРУ. 177
Когда вода в них начинает испаряться, рыбу лови хоть руками.
Зимою здесь питаются вяленой рыбой и хлебом. Семьиже, проживающие около Кум-чфке, являются настоящими ихтиофагами, так как питаются почти исключительно рыбою, изредка утиными яйцами, молодыми побегами камыша и солью. Согласно Певцову, в Южном Лоб-норе водятся следующие породы рыб : Schizostorax Biddulphi, Aspiorrhynchus Przevalski, Nemachilus jarkandensis, Schizostorax argenta­tus u Diptychus gymnogaster.
22 апреля я с тремя гребцами сел в один челнок, Ислам-бай с кухонными принадлежностями и двумя греб­цами в другой, а третий челнок со старым опытным греб­цом Тузуном должен был расчищать нам путь в камы­шах.
Погода выдалась чудная, и мы быстро полетели мимо Кум-чапкана, где река разветвляется, а затем по левому самому большому из рукавов, который, однако, скоро ока­зался прегражденным чащей камыша, представившею бы настоящий непроницаемый барьер, не прочисти в нем лоплыки узеньких канальчиков. Но и эти, так называемые, „чапканы“ снова заросли-бы в течение одного года, фсли-бы лоплыки каждую весну не вырывали с корнями молодой по­росли камыша.
Ширина чапкана обыкновенно не превышает одного метра; по обеим сторонам идут настоящие стены камыша, вышиною иногда до 5 м. Часто фго связывают пучками или сбивают на бок, чтобы он не склонялся и не закрывал прохода.
Цель чапканов, однако, не только в том, чтобы под­держивать сообщение водою. В этих проходах также ставят сети и мережи, и мы скользили над сотнями таких мфрфжфй, в которых сквозь прозрачную воду ясно, словно в аквариуме, виднелось множество рыбы. Мы по пути и вы­тащили себе несколько, чтобы освежить наш запас про­довольствия.
Каждая семья имеет свои известные чапканы, где ни­кто другой уже не смеет ставить мфрфжфй. Узкие корри­доры эти перекрещиваются по всем направлениям, образуя
Свен Годин. Том 2-ой. 12
178 ЭКСКУРС. НА ЧЕЛНОК ПО ИЛЕКУ, ТАРИМУ И ЮЖН. ЛОБ-НОРУ.
лабиринты, в которых чужой человек непременно за­блудится.
И просто непонятно, как туземцы могут разбираться в этих лабиринтах. Часто канальчик впадает в не­большой, круглый открытый бассейн, со всех сторон окаймленный камышом, и в тот-же бассейн впадает еще с полдюжины чапканов, расходящихся радиусами во все стороны.
Попадая в такое озерко, на противоположном краю которого высится с виду непроницаемая стена камыша, гребцы начинают бешенно грести веслами, челнок несется, как ветер, через озеро, так и кажется, что сейчас разможжишь себе голову об эту стену, но нет, стена со свис­том и шелестом раздастся, камышевые стволы раздвигаются, словно занавески, на обе стороны, и челнок скользит по следующему чапкану.
Так проходил весь день. Местами еще ясно различался умирающий Тарим. Иногда мы попадали в довольно большие озера; в одном из них, Джоканак-куль, оказалась наи­большая измеренная мною глубина на всем Южном Лобъноре: 4.25 м. Оказывается, таким образом, что озера очень мелководны и скорее походят на болота.
Под вечер мы понеслись по самому крупному из всех озер, Ваклаган-кулю (озеро привязанного крыла), назван­ного так, вероятно, потому, что около устья одного чапкана в нескольких местах привязано по утиному крылу, ко­торые и служат путевыми знаками. Больших трудов стоило нам пробраться к северному берегу, где мы, наконец, вышли на сушу; почва состояла из влажного ила, пропитан­ного солью.
На следующий день поплыли дальше по большому озеру. В одну из остановок для промера глубины, Джолдаш, которому, должно быть, показалось, что в лодке слишком жарко, прыгнул за борт. Увидав, что до ближайшей земли слишком далеко, он, однако, основательно выкупавшись, вернулся обратно в лодку. Первым шел челнок с про­водником, за ним челнок с провиантом и, наконец, мой челнок; первые два челнока в случае надобности прочищали дорогу. Свой простой завтрак я съедал в лодке. Передача
ЭКСКУРС. НА ЧЕЛНОК ПО ИЛЕКУ, ТАРИМУ И ЮЖН. ЛОБ-НОРУ. 179
провизии съчелнока Ислама на наш совершалась таким образом: Ислам укладывал провизию в деревянную чашку, которую и спускал на тихую водную поверхность, а мы, поровнявшись с чашкой, ловили ее.
Поперек озера шла широкая полоса частого густого камыша, вышиною до 8 ф., 6 сантим. в обхвате около вод­ной поверхности. Сами лоплыки редко бывают в этих местах, поэтому чапканы успели здесь зарости. Узкий пере­довой челнок, однако, легко проскользнул сквозь тесный проход, но нашим большим грузным челнокам пришлось пробираться шаг за шагом. Гребцы отложили весла в сторону, стали на колени и принялисьобрабатывать камыш и руками и ногами, чтобы пробраться сквозь него.
Того и гляди застрянешь в таком проходе. Воды со­всем не видно: ее заслоняют челнок и тростник. Ни еди­ный луч солнца не проникает в этот мрачный, душный туннель. Испускаешь поэтому вздох истинного облегчения, когда узкий корридор останется позади, и челнок засколь­зит по открытой воде, на которой ветерок разводит легкую рябь.
Около полудня мы добрались до самого конца открытых озер. Чащи камыша стали окончательно непроходимыми; тут нельзя было ни пробраться в челноке в летнее время, ни пройти пешком по льду в зимнее. Камыш стоит сплош­ною стеною; там и сям бури, поломав стволы камыша, так перепутали и переплели их, что мы могли даже совер­шить небольшую прогулку пешком по этой тростниковой настилке, нужды нет, что под ногами была вода, дости­гавшая в глубину 3 м.
Прежде, чем вернуться, мы еще раз пробрались к северному берегу, на котором росли на высоких буграх кусты тамариска. С этих бугров открывался широкий вид во все стороны. На востоке не было видно ни полоски от­крытой воды, даже в квадр. метр, все пространство казалось сплошною пышною зарослью камыша. На западе виднелась только узенькая водяная дорожка, по которой мы плыли, по­хожая на голубую ленту в желтеющем тростнике, среди которого зеленели лишь небольшие кущи молоденького, весен­него.
12*
180 ВОЗВРАЩЕНИЕ В ХОТАН. ПРАВОСУДИЕ ЛЮ-ДАРИНА.
Затем, мы повернули обратно к Абдалу, по тому же пути. Так как маршрут был уже занесен на карту, то я мог теперь всласть нежиться на своих коврах и подуш­ках, прислушиваясь к шопоту тростника, плеску воды о борта челнока и любуясь переливами прозрачной воды, отли­вавшей в глубоких местах цветом морской воды, а в мелких, вследствие рефлексов от желтого камыша, цветом желе из рейнвейна.
Когда мы достигли местности сейчас на восток от Кум-чапкана, где Тарим еще очень быстр, грести стало труднее, чем когда мы плыли в другую сторону. Когда мы собрались в путь, челнок, направляемый редкими уда­рами весел, летел в этом месте по течению с быстротой ветра.
Чтобы выиграть время, я предоставил гребцам рабо­тать веслами весь день и даже часть ночи. Они работали охотно, так как им было обещано хорошее вознаграждение. Месяц, точно маяк, освещал узкую живописную водяную дорогу; картина получалась восхитительная. Ночь была теплая, тихая; лишь мерные удары весел, да изредка всплески рыб нару­шали глубокую тишину.
XIII.
Возвращение в Хотан. Правосудие Людарина.
Итак, первые четыре месяца года мы целиком про­вели в дороге, все более и более удаляясь на восток от нового нашего операционного базиса, Хотана. В конце кон­цов мы очутились у конца Лоб-нбрской цепи озер, в тысяче верст с лишком от названного города, где я оста­вил почти все свои пожитки и свои деньги, исключая самого необходимого.
В течение этого долгого путешествия мне посчастли­вилось разрешить поставленные мною себе задачи. Мы по-
ВОЗВРАЩЕНИЕ В ХОТАН. ПРАВОСУДИЕ ЛЮ-ДАРИНА. 181
бывали на развалинах древних городов, следовали по

Тарим около Кум-капкана. (С рисунка Лннберга).
течению Керии-дарьи до самого её конца, пересекли пустыню Гоби, уяснили себе сложную речную систему Тарима и за­
182
ВОЗВРАЩЕНИЕ В ХОТАН. ПРАВОСУДИЕ ЛИО-ДАРИНА.
гадку, представляемую озером Баграш-куль и, наконец, исследовали Лоб-норскую область.
Форсированный, трудный переход по пустыне поряд­ком истощил наши силы; приближалось лето с удушли­выми жарами, тем более неприятными для нас, что мы за­хватили с собой лишь зимнюю экипировку; все мы и горели желанием отдохнуть в Хотане.
Будь у нас крылья, мы-бы с радостью перелетели туда по воздуху, так как оба пути вдоль северной подошвы Кунь-луня исследованы и описаны Пржевальским, Певцовым, Дютрейль-де-Рином и Литлфдэлфм, да и кроме того представляют мало интереса. Тем не менее выбора не было, и приходилось ехать. 25 апреля, сердечно распрощавшись с престарелым Кунчикан-беком, мы с караваном из трех верблюдов и двух лошадей оставили Абдал.
Приятно всетаки было сознавать, что находишься на пути к западу; по благополучном возвращении в Хотан, мне оставалось выполнить только еще одну задачу моей программы - исследовать северный Тибет. Кроме того в Хотане, как я узнал из сообщения, посланного мне в Карашар генеральным консулом Петровским, меня ждала солидная кипа писем из Швеции. Чего, чего ни могло случиться там за мое долгое отсутствие!
Эти письма магнитом тянули меня на запад. И как только мы выехали из Абдала, поднялся упорный ветер с востока, гнавший нам вслед тучи песку и пыли, словно само небо подгоняло нас к западу.
Такая буря, как я уже упоминал, представляет по­ражающее величественное зрелище. Воды Тарима гнало силь­ным ветром вспять; уровень воды около Абдала понизился на 40-50 сант. заСто в озере Кара-буран повысился на 20-30, благодаря чему озеро значительно увеличилось в размерах.
В такую бурю нельзя чувствовать себя в седле особенно прочно: ветер, того и гляди, сорвет тебя. Лошадь шатается, как пьяная, а верблюды широко расставляют ноги, чтобы не потерять равновесия.
Хотя, вследствие бури, Кара-буран и стал обильнее водою, мы всетаки пересекли озеро, т. е. те его части, которыя
ВОЗВРАЩЕНИЕ В ХОТАН. ПРАВОСУДИЕ ЛИО-ДАРИНА.
183
со времени Пржевальского успели высохнуть. Затем, мы достигли низовья речки Чакалык, которая впадала-бы въ

Челнок у входа в „капканъ" на Лоб-норе. (С рисунка Ниблома).
Кара-буран, еслибы не иссякала раньше в низменной рав­нине. Буря и эту речку заставила свернуть в сторону отъ
184 ВОЗВРАЩЕНИЕ В ХОТАН. ПРАВОСУДИЕ ЛЮ-ДАРИНА.
русла и залить всю низменность кругом, так что исчезла под водой и тропа.
Мы поэтому ехали больше на угад по воде, глубиною в несколько дфсим. Всюду, куда ни погляди кругом, волно­валась вода, - настоящее море. Пена так и кипела вокруг нас, водяные брызги взлетали на воздух и рассыпались мелкой пылью. Кругозор был очень ограничен: пыль, насыщавшая атмосферу, заволакивала вид. В течение целых трех дней буря не стихала ни на минуту, и температура не поднималась выше 15-18°, так что нам, по крайней мере, было довольно прохладно.
27 апреля вечером мы прибыли в Чакалык, небольшой „городокъ“, населенный сотней семейств. В воздухе стояла уже тишина, но в нашем лагере было шумно. Прежде всего нам предстояло сбыть здесь своих трех верблюдов, со­служивших нам с того времени, как мы оставили Хотан, неоцененную службу. Истинными философами шагали они целые месяцы по ужасной пустыне, величественно рассекали мощные заросли и чащи, безбоязненно шли по воде и болотам, никогда не роптали, никогда не причиняли нам никаких затруднений и часто еще ободряли нас самих своим спо­койствием.
Но мы слишком ужь использовали их силы, и им теперь нужен был отдых; тащить их с собой до Хотана былобы варварством, - верблюдов никогда не употребляют в дело летом, но дают им полные каникулы, которые они и проводят на подножном корму в горах.
Особенно жаль мне было расстаться с моим верховым верблюдом, великолепным самцом, 10 лет. Как я уже упоминал, верблюды не любят людей и никогда так не приручаются, как лошади. Но у нас с моим верблюдом была большая дружба. Зато, когда к нему подходили мои люди, которые обыкновенно вели его за веревку, продетую в нос, он сердито ревел и плевался. Убедившись, что я никогда не трогаю веревки, он уже встречал меня совер­шенно иначе. Я мог гладить его по морде и по лбу, и он не выказывал при этом ни малейшего неудовольствия. Каждое утро я давал ему два больших ломтя маисового хлеба, и он под конец так привык к этой подачке, что в из­
ВОЗВРАЩЕНИЕ В ХОТАН. ПРАВОСУДИЕ ЛЮ-ДАРИНА. 185
вестный час сам подходил к моему войлоку и напоминал о себе. Иногда он даже будил меня, изрядно толкнув мордой.
И вот, теперь приходилось расстаться с этими тремя заслуженными слугами, делившими с нами и горе и радость. Купил их у меня один андижанский купец за полцены против заплоченной нами, а мы взамен приобрели еще четырех лошадей. Но я почувствовал себя просто осиро­тевшим, когда покупщик увел наших верблюдов; двор опустел без них.
К счастью, у меня оставался Джолдаш, который по­стоянно лежал рядом со мной в лачуге, где я помещался. Раз я сидел на своем войлоке и писал, вдруг Джол­даш вскочил и начал ворчать, тыкая носом в землю. Я сначала не обращал на него внимания, но он мало по малу приблизился ко мне вплотную, выказывая все признаки силь­нейшего беспокойства.
Тогда я стал осматриваться и почти у самых ног своих увидал двухвфршкового отвратительного скорпиона, который вилял своим ядовитым хвостом, защищаясь от собаки, которая, однако, инстинктивно остерегалась укусить его. Скорпион был раздавлен, а Джолдаш награжден куском мяса и ласками, показавшими ему, что он вел себя молодцом.
Чакалыком правит китайский амбань Ли-дарин. Кроме того, со времени вспыхнувшего в декабре 1894 г. в области Си-нин-фу дунганского восстания, китайцы держат в го­родке гарнизон из 265 солдат, вооруженных старыми, забракованными английскими ружьями 60-х годов. По своему обычаю и соблюдая долг вежливости, я немедленно по при­бытии послал Ли-дарину мою китайскую визитную карточку и местный паспорт, выданный мне Хуэнь-дарином Карашарским, и поручил осведомиться, когда я лично могу сделать амбаню визит.
На это Ли-дарин через своего переводчика ответил, что предварительно требует от меня большего, годного и для здешних областей паспорта. Я попросил переводчика, оказавшагося любезным беком мусульманином, объяснить амбаню, что мой большой паспорт из Пекина и Кашгара
186 ВОЗВРАЩЕНИЕ В ХОТАН. ПРАВОСУДИЕ ЛЮ-ДАРИНА.
остался в Хотане, так как, выезжая оттуда, я но предпо­лагал забираться так далеко, и что я лучше сумею объяс­нить все это при личном свидании с амбанем.
Ответ гласил, что лицо, не имеющее настоящего пас­порта, является субъектом подозрительным, что амбань меня не примет и что южная дорога в Хотан для меня закрыта, но что я, в силу имеющагося у меня местного паспорта, могу получить разрешение вернуться в Кара-шар и затем направиться в Хотан тою-жф дорогою, какою при­шел.
Вот так славно! Употребить в летния жары целых три с половиной месяца на путешествие по пустыне, по уже исследованному пути, тогда как по южной дороге через Черчен мы могли добраться до Хотана в один месяц! Я и поручил переводчику передать своему амбаню, что во пер­вых я презираю его, а во вторых, что я во всяком случае завтра-же выступлю в Черчен.
Лаконическим ответом было: „Выезжайте, но я арес­тую вас и с десятью солдатами отправлю в Кара-шар!“
Тут надо было подумать, да подумать! Скоро, однако, я сообразил свое полоижфниф и принял следующее реше­ние: выступить в Черчен на следующий день и дать Лидарину арестовать себя и отправить в Кара-шар; оттуда я отправлюсь в Урумчи и там с помощью русского консула не только добьюсь свободного пропуска через Черчен в Хотан, но и устрою, что Ли-дарин получит заслуженный нагоняй и должен будет возместить мне убытки, причинен­ные задержкой и лишней дорогой.
Согласно с этим я и условился, что упоминавшийся выше андижанский купец побережет наши пожитки и на­ших лошадей. Сопровождать меня должен был один Ислам-бай; крохотный багаж наш поместился позади нас на седлах.
Сначала я был очень рассержен перспективою такой значительной задержки в пути, тем более, что ни силою, ни хитростью ничего нельзя было поделать с упрямым ман­дарином, у которого имелось под руками 265 солдат. Но к вечеру мысли мои прояснились, и путешествие в Урумчи представилось мне совсем в ином свете. Отделявшия
ВОЗВРАЩЕНИЕ В ХОТАН. ПРАВОСУДИЕ ЛЮ-ДАРИНА. 187 нас от нфго 700 верст сулили мне новые пути и интерес­ные области; я мог ознакомиться с главным городом китайской части внутренней Азии, который кишит знатными мандаринами и в котором находится небольшая русская колония. Все это было очень заманчиво, хоть сердце и болело по письмам с родины.
Но моя счастливая звезда оказалась сильнее Ли-дарина, амбаня Чакалыкского. Поздно вечером, во двор к нам явился мандарин лет 50, с тонкими интеллигентными чер­тами лица, и назвался Ши-дарином, комендантом гарнизона. Он сообщил мне, что получил приказ арестовать меня завтра, и явился теперь выразить мне свое сожаление по поводу грубого поступка Ли-дарина, обещаясь при этом постараться уговорить последнего.
Беседа перешла на другие предметы. Ши-дарин очень заинтересовался моим путешествием и расспрашивал меня обо всем. Когда я рассказал ему о своей первой попытке пересечь Такла-макан, он вскрикнул и чуть не бросился мне на шею. „Так это вы были? Я как раз находился тогда в Хотане и слышал разговоры о вашем несчастном путешествии. Лин-дарин тоже рассказывал о вас, и мы оба надеялись увидеть вас в Хотане.
Этот Лин-дарин был никто иной, как Павел Сплингфрт, бельгиец, который находился в Хотане 30 лет, четыре года разделял, в качестве переводчика, экспедиции Рихтгофена и теперь был влиятельным мандарином в Са-чжоу. Он в конце концов стал настоящим китайцем, женился на китаянке и имел от неё одиннадцать человек детей. Некоторые из них были отданы в католическую миссионерскую школу в Шанхае.
Оплингерт и Ши-дарин имели поручение от Урумчийского генерал-губернатора обревизовать Восточный Турке­стан, особенно южные его границы и ознакомиться с усло­виями добывания золота. В течение тех недель, которые я провел в лесах Буксама, они находились в Хотане. Когда-же они прибыли в Кашгар, я только что выступил оттуда в Памир, а когда я осенью вернулся в Кашгар, они уже успели выехать оттуда.
Мне давно хотелось встретиться со Сплингертом, темъ
188 ВОЗВРАЩЕНИЕ В ХОТАН. ПРАВОСУДИЕ ЛЮ-ДАРИНА.
более, что я привез ему поклоны от Рихтгофена. Но удалось мне это лишь год спустя, когда мы встретились с ним в русском посольстве в Пекине. Сплингфрт собирался тогда переселиться в Тянь-цзинь, где Ли-Хунг-Чанг давал ему выгодное место.
Поговорив о наших общих знакомых, мы с ПИидарином подружились так, как будто знали друг друга много лет. Он просидел у меня до полночи. Мы поужинали вместе, закурили трубки и продолжали беседу. Я показал ему свои маршруты и эскизы и развил перед ним весь Лоб-норский вопрос, который заинтересовал его тем более, что он сам знал, что озеро в прежния времена имело иное положение.
Вместо того, чтобы отправиться в Урумчи, мы оста­лись на другой день в городе, и я отдал визит Шидарину. Он принял меня как нельзя любезнее и пока­зал мне собственноручно выполненные съемки своих марш­рутов по горным областям к югу от Чакалыка и Чер­чена. Я был просто поражен. Не будь на картах китай­ских надписей, никто-бы не поверил, что это сделано не европейцем; горы были нанесены на карту по современным методам.
Затем ПИи-дарин показал мне свои английские компасы, диоптры, измерительные приборы и пр. и пр. Наконец, он повел меня осматривать крепость, склады аммуниции и оружия и во время обхода выказал себя совершенно свободным от всяких предразсудков; словом, это был необычайный китаец. Он скорее производил впечатление европейца, нежели сына Поднебесной империи, Он долго служил в Кульдже, где свел знакомство с многими русскими, что дало ему возможность научиться, как должно, ценить пре­имущества цивилизации. Долговременные сношения с Сплингфртом только укрепили его взгляды на Европу.
За обедом я нашел своевременным спросить, как-жф теперь насчет моего ареста. Ши-дарин сообщил, что все утро провел у амбаня, но тот стоит на своем, говоря, что имеет приказ на все время восстания дунган охранять дорогу в Черчен и Хотан. Ши-дарин старался втолковать ему, что тут нет никаких дунган, а есть только мирный
ВОЗВРАЩЕНИЕ В ХОТАН. ПРАВОСУДИЕ ЛЮ-ДАРИНА. 189
европеец. Но амбань заявил, что не может знать, кто я, так как у меня нет паспорта.
„Ну, так придется, пожалуй, отправиться в Урумчи!“ - сказал я.
„В Урумчи? Вы в уме?“- воскликнул Ши-дарин и принялся хохотать. „Нет, отправляйтесь преспокойно в Черчен, я отвечаю за последствия! Амбань, правда, приказал арестовать вас, но, ведь, я начальник гарнизона и не дамъ
ему для этой цели ни одно­го солдата. А если он за­хочет арестовать вас с помощью туземных бе­ков, я дам вам охрану из своих солдатъ".
Кто-бы мог надеять­ся на такой оборот дела! Те-же самые солдаты, ко­торые по приказу надмен­ного Ли-дарина должны были арестовать меня, упо­требив в случае надоб­ности даже силу, станови­лись теперь моей защитой! Случаи такого разлада меж­ду представителями граж­данской и военной власти,

Древний медный кунган из Ваш-шари. (2/5 натур. велич.).
(С фотографии Даллефа).
однако, не редки в Китае. И в Кашгаре и в Хотане я наблюдал такия же обо-
стрфнные отношения.
На другой день все было готово к отъезду. Ши-дарин, как будто мало сделал для меня, прислал мне богатый запас сахару и табаку, в чем я как раз нуждался, а взамен получил несколько мелких вещиц и карт, без которых я мог обойтись.
Затем, мы выступили на запад. В роще, на окраине города стояли трое бывших наших верблюдов, пощипывая листву. Мы послали им грустное прости, но они не удостоили
нас даже взглядом, продолжая свою сочную трапезу.
190 ВОЗВРАЩЕНИЕ В ХОТАН. ПРАВОСУДИЕ ЛЮ-ДАРИНА.
Здесь мнЕ опять придется почти совершенно обойти мол­чанием эти 900 верст, отделявшие нас от Хотана. Как ни хотелось-бы мне поподробнее поговорить об областях, где мы собрали богатую жатву наблюдений, я принужден отказаться от этого за недостатком места, но я надеюсь вернуться и к этой части моего путешествия в следующем своем труде.
Миновав Ваш-шари, где мы посетили развалины и купили у одного земледельца старинный медный кувшин, мы достигли Черчен-дарьи и по её редким лесам напра­вились к городу Черчену.
Из Черчена ведут две дороги в Керию. Следуя по северной, пустынной, которую, повидимому, избрал Марко Поло, можно достигнуть Керии в 10 дней. Но так как в это время года она являлась совершенно безлюдной, вода в колодцах была соленой, и нас всю дорогу донимали-бы полчища комаров, то мы и выбрали более южную дорогу, ведущую вдоль хребта Кунь-лунь и лежащую средним чис­лом на тысячу метров выше северной.
Климат на такой высоте чудесный, свежий; живут в этих областях таглыки (племя тюркского происхождения), занимающиеся, главным образом, скотоводством и отчасти земледелием; природа на-этом пути обещала нам большое разнообразие, а то обстоятельство, что путь этот требовал лишних четырех дней, не играло для нас никакой роли.
И вот, мы направились к золотым приискам Копы, где туземцы, ищущие счастья и золота, роют колодцы (кан) до 50 саж. глубиной, пока не дойдут до жилы. Узкие туннели, похожие на подземные ходы кротов, идут по направлению старого речного русла, в котором и находится золотой песок. .
На этом следовало-бы остановиться подольше, посвя­тить добыванью золота в этой области целую главу, но при­ходится торопиться пройти скорее Кырк-сай или „сорок руселъ“, где снеговая вода стекает с гор по глубоким бороздам, чтобы вскоре затем иссякнуть в раскаленной печи, называемой пустынею Гоби или Такла-макан.
Проехав через Соургакскоф золотое поле, Мы опять спустились в низменные области и пустыню, где чудесней-
ВОЗВРАЩЕНИЕ В ХОТАН. ПРАВОСУДИЕ ЛИО-ДАРИНА. 191 шим убежищем от песков явился маленький оазис Ясъулгун (Летний тамариск).
В Керии меня радушно встретил мой кашгарский прия-'""’ тфль Цзянь-далой, которого только что назначили сюда амбанем.
27 мая мы прибыли в Хотан, здоровые, но усталые, с несказанным чувством удовольствия предвкушая отдых на некоторое время.
Читатель, без сомнения, помнит, что мы в несчастное наше странствование по пустыне в апреле и начале мая 1895 г. оставили между барханами палатку, почти весь наш багаж, стоимостью до 5,000 кр., и двух людей, умиравших от жажды. Вдовы последних являлись ко мне в Кашгаре и с плачем и рыданьем просили вернуть им покойников. Я помог им по силе возможности деньгами, потом собрался в новое путешествие, и новые приключения почти стерли из моей памяти события первого.
Летом 1895 г. неожиданно вынырнул на свет Божий шведский офицерский револьвер, находившийся во вьюке Нора, и у нас зародились подозрения. И генеральный консул Петровский и дао-тай послали приказы в Хотан о новых розысках, но розыски эти не привели ни к чему.
В начале января 1896 г. я вернулся в Хотан и снова выступил оттуда, оставаясь в полной уверенности, что палатка, багаж и оба умершие были давно засыпаны песком. Судитф-жф о моем удивлении: в самый день моего прибытия в Хотан 27 мая, Лю-дарин прислал на мою квартиру значительную часть пропавших у меня вещей, которых я не видал уже больше года.
Спешу прибавить, что, принимая вещи, я испытывал самые смешанные чувства. Ясно было, что с находкой этой связано было разоблачение интриги, и что мы были обмануты. И, действительно, открылась целая запутанная история, на­стоящий уголовный роман, о котором я расскажу вкратце, так как он освещает характер туземцев-мусульман не меньше, чем правосудие китайских властей.
Купец Юсуф, напоивший умиравшего Ислама водою, вернувшись в Хотан, подарил шведский револьвер ак­сакалу западно-туркестанских купцов Сейд-Ахрам-баю,
192 ВОЗВРАЩЕНИЕ В ХОТАН. ПРАВОСУДИЕ ЛЮ-ДАРИНА.
с явным расчетом обеспечить себе его доверие и мол­чание.
Но аксакал, во время предупрежденный Петровским, не дался в обман. Он подверг Юсуфа строгому допросу, и купец, наконец, признался, что получил револьвер от Тогда-бека, управлявшего селением Тавек-кэль. Аксакал передал затем револьвер Лю-дарину, который через даотая доставил его мне в Кашгар. Когда Юсуф увидел, что дело возбудило некоторые подозрения, он счел за лучшее уехать в Урумчи. Так как больше о нем не было ни слуха, ни духа, то у аксакала зародились новые подозре­ния, и он послал в Тавек-кэль лазутчика с поручением следить за Тогда-беком и его домом. Одетый в рубище лазутчик так хорошо сыграл свою роль, что Тогда-бек взял его к себе в услужение, в пастухи. В качестве пастуха, лазутчик и бродил по области со стадами бека, вы­полняя свои обязанности к полному удовольствию нового хозяина.
Плату он получал небольшую, но вот раз явился он в жилище бека за своим ничтожным жалованьем и уже ступил на порог, как бек вдруг выскочил к нему с сжатыми кулаками и прогнал. Пастуху, однако, большего и не требовалось; он успел заметить, что бек с тремя охот­никами (нашими проводниками) Ахмет-Мергеном, Касимъахуном и Тогда-шахом, и с Якуб-шахом, который водил нас на первые развалины в пустыне, сидели на корточках вокруг каких-то сундуков. Кругом, на ковре, разложены были разные вещи, которые могли принадлежать только евро­пейцу.
Лазутчик не подал и вида, получил жалованье и по­брел своей дорогой. Но едва он отошел подальше, как вскочил на первую попавшуюся лошадь и в карьер по­мчался в Хотан, чтобы донести о виденном аксакалу. Последний доложил сфйчас-жф обо всем Лю-дарину, и этот послал в Тавек-кэль двух чиновников с несколькими солдатами, чтобы обыскать дом бека и арестовать вещи.
Бек, однако, скоро хватился пастуха, обнаружил в то-жф время исчезновение лошади, понял, что дело не ладно, и отправил погоню. Но лазутчик имел слишком большое
ВОЗВРАЩЕНИЕ В ХОТАН. ПРАВОСУДИЕ ЛЮ-ДАРИНА.
193
преимущество во времени, да и понимал кроме того, что тут дело идет о его голове, и поэтому не щадил лошади.
Век увидал, что попал в просак, но выпутался, как настоящий дипломат: уложил все вещи в сундуки и отправил их в Хотан. Сюда он прибыл вместе с посланными Лю-дарина и доставил все пожитки амбаню, объясняя, что они были найдены всего несколько дней тому назад.
Охотники, тоже отправились в Хотан и поселились в одном караван-сарае с беком. Но и тут у аксакала был лазутчик, который скоро и донес ему, что бек по вечерам обучает охотников, как и что им говорите Лю-дарину на допросах.
Аксакал принялся за охотников, тех самых, которые с Исламом-баем ходили на розыски нашей палатки, но ни­чего не нашли. Они и сообщили аксакалу, что зимою вернулись к трем тополям и оттуда шли несколько дней дальше к западу по следам лисицы. Наконец, они достигли пункта, где лисица остановилась и рылась в песке, бывшем на взгляд белым, как мел. Песок этот и оказался мукою.
Охотники принялись затем копать и, наконец, нашли палатку, занесенную песком на целый фут выше её подпо­рок. Мало по малу они повытаскали оттуда одну вещь за другой и на ослах перевезли их к реке.
Это сообщение было интересно само по себе. Оно сви­детельствовало, что бархан, на котором была поставлена палатка, вырос на 2 м. В немалой степени это зависело, конечно, от того, что с подветренной стороны палатки громо­здилось немало песку уже в то время, когда мы фф оставили. Летом 1898 г., видимо, дули сильные ветры, но зимою погода стояла, по обыкновению, цочти все время тихая, и следы лисицы виднелись явственно.
Вероятно, лисицы еще летом почуяли кур и провизию и отправились на поиски добычи. Скелет одной курицы охотники нашли на поверхности бархана недалеко от лагеря, но скелетов двух людей не видали. Возможно, что умиравшие отползли за ночь на некоторое расстояние от лагеря. Аксакал приступил к дальнейшим расспросам: почему они тотчас же не препроводили вещей к Лю-дарину, не дожидаясь, пока
Свен Гфдип. Том 2-й. 13
194
ВОЗВРАЩЕНИЕ В ХОТАН. ПРАВОСУДИЕ ЛЮ-ДАРИНА.
о них узнает шпион? Оказалось, что о вещах как то про­ведал Тогда-бфк (бывший юз-баши при Якуб-беке и уже тогда ненавидимый за свою жестокость и дурные качества) и уговорил этих в сущности честных и хороших людей припрятать все вещи и продавать их по частям, оставив себе лишь то, что может пригодиться.
Поэтому я теперь и получил обратно лишь такия вещи, которые оказались бесполезными для туземцев: приборы, статив, аптеку, ульстер, сигары, керосиновую кухню и два фотографических аппарата. От последних, впрочем, было мало толку, так как жители Тавек-кэля применили пла­стинки к делу, вставив их вместо стекол в свои решет­чатые окна. Пришлось поэтому и впредь довольствоваться собственными набросками. Вот причина, почему лишь первая часть этого труда снабжена снимками с фотографий.
Охотники поддались уговорам бека и успели уже рас­тратить часть вещей, приблизительно на 1,000 рублей. АхмфтъМфрген и Касим-ахун, сопровождавшие нас на Кериюдарью, во все время путешествия и виду ни о чем не подавали, но, вероятно, совесть их всетаки мучила, так как они всегда, как только речь заходила о нашей несчастной эк­спедиции, говорили, что пропавшее еще отыщется и что они на возвратном пути из Пимена будут продолжать розыски.
Понял я теперь и причину, почему бек, во время моего пребывания в Тавек-кэле, поместил меня в частном доме и ни разу не пригласил к себе. Похищенные вещи лежали у него под коврами и войлоками и могли быть не­чаянно обнаружены.
Лю-дарин тоже вызвал охотников к допросу и, уви­дав, что так тщательно запертые мною сундуки оказались взломанными, спросил людей, как они осмелились на такое дело; разве они не знали, что и китайские законы и магоме­танский „шариатъ“ запрещают присваивать себе чужое добро? На это охотники отвечали, что сундуки были слишком тя­желы, и они принуждены были выгрузить из них все и перевезти частями.
Вся эта история разыгралась месяца за два до моего прибы­тия в Хотан. Охотников допрашивали „с пристрастиемъ",
ВОЗВРАЩЕНИЕ В ХОТАН. ПРАВОСУДИЕ ЛЮ-ДАРИНА. 195 чтобы вынудить у них полное признание, высекли и засадили в темницу. Лишь хитрый бек остался на свободе.
По моем возвращении в Хотан, следствие возобнови­лось. У аксакала был шпион в „ямене“, следивший за всем, что там происходит. Мы, однако, были убеждены, что Лю-дарин будет действовать по чистой совести и не даст подкупить себя.
Судьба воров была теперь в моих руках; из рук ки­тайского правосудия люди выходят уже калеками, и бедным заключенным, ожидавшим своей участи в тюрьме, нельзя было позавидовать. Я, разумеется, с самого-жф начала ре­шил отпустить их с миром; довольно с них было страха, какого они натерпелись.
Лю-дарин приступил теперь к исполнению обязанно­стей судьи. Он потребовал перечня вещей, находившихся в сундуках и обозначения их стоимости. Вооружившись этими данными, он собственной персоной отправился в Тавек-кэль, где дело было снова поднято, чтобы продол­жаться затем в Хотане. Собранные на месте данные сильно противоречили одно другому. Лю-дарин хотел поэтому прибегнуть к пыткам. Но так как я воспротивился этому самым категорическим образом, то он решил пустить в дело только розги. Тогда я объяснил, что если такой приговор состоится, я должен буду удалиться, так как, по обычаям моей родины, считается несправедливым обра­щаться так даже с преступниками. Лю-дарин и обещал сообразоваться с моими желаниями.
Охотники продолжали утверждать, что они оставили все вещи у Тогда-бфка и что, если чего нибудь не хватает, то это его дело; бфк-жф утверждал, что недостающие вещи утащили сами охотники. Лю-дарин, как истый Соломон, и постано­вил следующее решение: „Так как обе стороны врут, и нельзя добраться, которая, то я присуждаю обе стороны в течение двух дней выплатить нашему гостю стоимость рас­траченных вещей - 5,000 тенег (1000 рублей).
Я тотчас после произнесения приговора и в присут­ствии обвиняемых заявил, что нахожу приговор справедли­вым, но не желаю брать денег с обвиняемых, как они там ни виноваты.
13*
196
ВОЗВРАЩЕНИЕ В ХОТАН. ПРАВОСУДИЕ ЛЮ-ДАРИНА.
Лю-дарин с твердостью возразил, что, если даже я нф нуждаюсь в деньгах, китайским властям крайне важно показать своим подданным, что они не могут безнаказанно грабить европейских гостей, иначе грабеж повторится при пфрвом-же удобном случае, когда в этих областях по­явится путешественник.
Я не имел никаких доказательств, что и оставленный около реки верблюд был ограблен теми-жф людьми; кроме того охотники уверяли, что часть вещей так и осталась на месте; поэтому я постарался сбавить сумму взыскания до 1000 тенег (200 рублей). Таким образом, если я не извлек иных выгод из этого дела, то по крайней мере заслужил общее одобрение и благодарность виновных.
Проявленные Лю-дарином справедливость и энергия в защиту интересов европейца были поистине необычайными для китайского чиновника. Но я уже говорил, что этот ЛюСюй-Цзай (его полное имя) был на редкость хорошим че­ловеком; последнее можно подтвердить еще следующими данными.
Весь хотанский оазис уплачивает Китаю ежегодную подать приблизительно в 3,000 ямб (300,000 рублей). Амбани сменяются здесь, как и в других восточно-турке­станских городах, каждые три года, и в течение этого срока успевают скопить себе до полумиллиона и больше, так как добрая часть собираемых податей прилипает к их рукам.
Лю-дарин был амбанем три года, и каждый год от­сылал всю сумму полностью в Пекин. Его честность об­ратила на него внимание в Урумчи, и его назначили амбанем в Яркенд, куда он и должен был выехать вътот-жф день, как я оставлял Хотан.
Славное время провели мы в Хотане. Первый богач в городе Алим-ахун предоставил, по приглашению Людарина, в мое распоряжение свою великолепную летнюю резиденцию. Все было готово к нашему прибытию. Сначала меня провели в ворота, потом через два двора и, наконец, уже в обширный, обнесенный высокими стенами четыре­угольный сад.
Дорожка, выложенная кирпичом, вела в середину сада,
ВОЗВРАЩЕНИЕ В ХОТАН. ПРАВОСУДИЕ ЛИО-ДАРИНА.
197
где возвышался сложенный из кирпичей дом. В доме была только одна большая комната в 15 окон, деревянные решет­

Базарная улица в Хотане. (С рисунка. П. Ларсон-Пальма).
чатые переплеты которых могли подыматься и опускаться, как жалюзи. Терраса была окружена глубоким рвом, в котором журчала вода, пробегая под четырьмя мостиками.
198
ВОЗВРАЩЕНИЕ В ХОТАН. ПРАВОСУДИЕ ЛЮ-ДАРИНА.
Ни один луч солнца но проникал сквозь густую сень развесистых ив, окружавших этот дом, построенный для Якуб-бфка. Вода журчала в каналах, ветер шеле­стел в ветвях ив, полуденная жара, доходившая на солнце до 38 градусов, не распространялась сюда, и темпе­ратура оставалась здесь 10 градусами прохладнее. Даже песчаные бураны, обычные в этих местах в это время года, не нарушали моего покоя.
В доме была всего одна дверь. Вдоль остальных трех внутренних стен комнаты шел широкий деревянный по­мост в метр вышины, так что оставалась свободной только середина комнаты с каменным полом. Этот по­мост мы, убрали коврами и моими сундуками. В одном углу устроили мне на помосте постель, на помосте-жф я и си­дел, поджав по азиатски ноги, перед моим письменным столом - одним из сундуковтэ и работал часто далеко за полночь. В общем выходило что-то вроде кабинета ученого; разбросанные дорожные предметы придавали комнате живо­писный вид.
Кухня помещалась в маленькой мазанке около вход­ных ворот сада, и, чтобы не мешать мне без надобности в моем уединении, Ислам-бай провел звонок между обо­ими помещениями. Ил я всего два раза в день. Прежде всего являлся Ислам-бай и провозглашал: Аш-таяр, тюря! (пилав готов, господин), накрывал скатертью ме­стечко около меня на помосте и подавал кушанья. Они со­стояли из пилава, т. е. риса с луком и бараниной, шурпы, т. ф. супа с зеленью и мозгом, свежого хлеба, кислого молока, чаю с сахаром и сливками, яиц, огурцов, дынь,винограда и абрикосов. Да, мне жилось, как у Христа за пазухой!
Обыкновенно все общество мое составлял Джолдаш. Туземцы почтительно величали его „Джолдаш-ахунъ“, т. ф. господин дорожный товарищ. Он караулил мой дом и заискивающе вилял хвостом, когда появлялся Ислам с подносом.
Как я наслаждался покоем в этом чудном саду, среди полной тишины, куда не достигал ни один звук с шумного базара, ни единое дуновенье ветра из нездорового, антисанитарного города!
ВОЗВРАЩЕНИЕ В ХОТАН. ПРАВОСУДИЕ ЛЮ-ДАРИНА. 199
Испытываемому мною чувству полного наслаждения жизнью не мало способствовало, вероятно, то обстоятельство, что нынешнее мое существование представляло такой огром­ный контраст с переходами по пустыням, и то, что письма с родины содержали одни добрые вести.
После обеда я гулял некоторое время по саду, вдыхая аромат зреющих тутовых ягод и персиков и пышных роз. Иногда ко мне подбегала и заигрывала со мной ручная лань с голубым бантиком и бубенчиком. Оловом, это был самый чудный уголок для отшельника, чистый рай, в котором не хватало только Евы.
В конюшне ржали пятнадцать вновь приобретенных нами лошадей. С лета 1895 г. у нас оставалась только одна моя верховая лошадь, но мы не брали её с собой на Лобънор. Животные набирались теперь сил для будущих тру­дов. Лю-дарин снабжал нас в изобилии маисом и другим кормом. Я было заявил ему, что это принудит меня возможно скорее уехать, чтобы не злоупотребить его гостеприимством, но из этого не вышло толку. Лю-дарин упрашивал меня оставаться и уверял, что это долг каждого настоящего китайца обходиться так со своим гостем. Мало того: когда мы выступали, он снабдил меня и мой караван продовольствием на целый месяц. Словом, всех услуг и любезностей этого славного человека и не перечесть.
Но надо упомянуть еще об одной вещи. Лю-дарин ре­комендовал мне также одного переводчика, молодого, очень симпатичного китайца, по имени Фонг-Ши, который свободно писал на родном языке, бегло говорил по джагатай-тюркски и - не курил опиуму. В Хотане оставалась у него жена и дети, Лю-дарин взял на себя все заботы об их суще­ствовании. Фонг-Ши, впрочем, получил жалованье вперед за три месяца и оставил его жене. Он взялся учить меня в свободные часы китайскому языку, и мы начали заниматься еще до отъезда. Вечером Ислам опускал жалюзи, зажи­гал две стеариновые свечи, и я ложился спать только часа в два ночи. Однажды темною и бурною ночью я проснулся от неистового лая Джолдаша, кидавшагося к окну. Ника­кого подозрительного шума, однако, не было слышно из-за рева бури. Я прокрался к веревке звонка, но она оказалась
200 ВОЗВРАЩЕНИЕ В ХОТАН. ПРАВОСУДИЕ ЛЮ-ДАРИНА.
оборванной. Мы так и не узнали, оборвала-ли ее буря, или ка­кой-нибудь злоумышленник.
Я вышел на террасу; собака бешено прыгала между кустами, в которых как будто мелькнули две тени и скры­лись по направлению к садовой стене. Я поспешил к Ислам-баю, у которого хранилось оружие, и мы дали два вы­стрела наудачу.
На следующее утро мы нашли около стены лестницу, которую воры - без сомнения, это были воры - в перепо­лохе но успели захватить. С тех пор я всегда клал ря­дом с постелью заряженный револьвер, а в саду поста­вили двух сторожей, которые отбивали три удара в минуту, как это делается в ночное время на базарах, чтобы пу­гать воров, и я мог спать спокойно.
Но время шло. Больше месяца нам нельзя было преда­ваться отдыху, и скоро мы заскучали по жизни на воле. В конце июня все было готово к выступлению. Ислам-бай, все время пользовавшийся моим неограниченным доверием, нанял новых слуг и закупил все нужное. Базарный швец парусов сшил большую палатку для моих людей. Для себя же я сохранил возвращенную мне теперь мою ста­рую походную палатку, с которой были соединены такия пе­чальные воспоминания.
В последний вечер нашего пребывания в Хотане люди мои справили себе торжественные проводы. Один из ма­леньких дворов был кругом обвешан цветными фона­риками, оркестр из барабанщиков и флейтщиков наигры­вал во всю, под музыку кружилось двое плясунов, один из которых был одет женщиной, а вокруг восседали правоверные и восторженно хлопали в ладоши. Затем было предложено угощенье: пилав и чай, и только под утро замолкли звуки прощальной музыки.
К С-БВЕРНОИ ПОДОШВ КУНЬ-ЛУНЯ.
201
ЗСИХ7"_
К северной подошве Кунь-луня.
29 июня мы с зари были уже на ногах, и мой мирный приют в саду опустел. Привели лошадей и принялись их вьючить. Некоторые из лошадей стали за долгий срок отдыха норовистыми и пугливыми, так что в течение первых дней путешествия каждую пришлось везти в поводу особому чело­веку.
Пока люди снаряжали караван, я отправился проститься с Лю-дарином и подарил ему золотые часы, купленные мною у одного богача купца из Ладака. Военный начальник города, подаривший мне чудесный ковер для моей палатки, получил от меня все ненужное нам боевое снаряжение и револьвер. Алиму-ахуну, моему хозяину, я вручил часы и халат, а всем людям, оказавшим нам разные услуги, сделал денежные подарки.
Татарин Рафиков взял на себя отправку в Швецию моих археологических коллекций, шкуры дикого верблюда и массы купленных в Хотане ковров. И, благодаря его стараниям, а также заботам генерального консула Пфтровкого, все эти вещи в полной целости достигли места назна­чения.
Только в 10 ч. утра все было готово, и длинный кара­ван из 20 лошадей и 30 ослов, сопровождаемых целой толпой слуг пешком и верхом, выступил из города и направился к востоку.
Через какой-нибудь час мы были на левом берегу Юрун-каша. Река теперь имела совсем иной вид, нежели месяц тому назад, когда мы без малейшего затруднения переезжали через её единственное русло. Теперь она дели­лась на четыре рукава, из которых ближайший к правому берегу был наиболее многоводный. Вода прибывала с такой силой, что почва дрожала под нашими ногами. Накануне я, измеряя приток воды, нашел, что он равняется 360 куб. м. в сфк. Сегодня уровень воды, к счастью, понизился на 35 сантим. Тем не менее пришлось прибегнуть к услугам 20-ти „сучи“, которые прежде всего переправили лошадей,
202
К СЪВЕРПОИ ПОДОШВ КУНЬ-ЛУНЯ.
навьюченных продовольственными запасами, палаткой и менее хрупкими вещами. низкий щебневый остров в русле ограничивал последний самый трудный для переправы ру­кав. Тут стояла к услугам путешественников неуклю­жая лодка, напоминавшая формою длинный, тяжелый, угло­ватый ящик. Я поместился в ней со всеми своими ящиками, содержавшими более хрупкия вещи, и с Джолдашфм, нахо­дившим переправу в такой валкой лодке крайне неприятною. Вода была мутная; температура её равнялась 14.4° (темпера­тура воздуха в 1 час пополудни 24°).
Миновав Юрун-кашский базар, мы проехали целый ряд селений, утопавших в летней роскошной зелени, и через бесчисленное множество арыков, наполненных до краев полою водою из реки.
Проведя ночь в прекрасном доме в Сампуле, мы 30 июня миновали последние юговосточные селения хотанского оазиса. Около Котас-лянгара (постоялый двор яка) проте­кал последний арык этой оросительной системы, и тут-жф растительность разом прекращалась, словно ошпаренная кипятком. Ни единой былинки не переходило через границу искусственно орошенной области. Перед нами расстилался твердый, желтый, с пологим подъемом и совершенно бесплодный.сай, образующий переходную ступень между пустыней и горами, и знакомый уже нам по областям Копы и Соургака.
Между этою полосой сая, являющагося собственно щеб­невым конусом у подошвы хребта, и песчаною пустынею мы нашли узкую и прерывающуюся полосу оазисов и кара­ванных путей. Сай прорезывается небольшими речками, те­кущими по глубоким руслам с северных склонов Кунь­луня. Главнейшие из них, которые нам предстояло перейти: Уллуг-сай, Кфрия-дарья, Ния-дарья, Толан-ходжа, Бостанътограк, Мольджа и Кара-муран.
В тех местах, где реки эти выступают из гор, находятся небольшие селения, жители которых сеют ячмень и кроме того занимаются скотоводством. Таким образом можно различить три типа оазисов в Восточном Турке­стане: оазисы, идущие по течению рек, оазисы, лежащие у границ пустыни и орошающиеся искусственными арыками,-
К СЪВЕРНОИ ПОДОШВ КУН-ЛУНЯ.
203
к этим оазисам принадлежат все города - и, наконец, оазисы, находящиеся около пунктов выхода рек из гор, и также очень богатые травяной растительностью.
В Котас-лянгаре мы сделали небольшой привал, чтобы напоить караванных животных. Здесь-же простились с нами аксакал Мирза-Искандер, и вся кавалькада провожа­тых из Хотана. Первый захватил мою кореспондфнцию, и отныне я не мог уже больше сообщаться с Европой. Только в Пекине разорванная связь возобновилась.
В течение следующих дней мы ехали по чудесным, прохладным областям около подошвы хребта, через се-

Толан-ходжа.
(С рисунка автора).
лфния Хаши, Чакар и Нура до Дорт-имам-Себулла по близости Полу. Первоначально я намеревался отсюда же по­пытаться пробраться на Тибетское нагорье, но это оказалось невозможным, так как необычайный разлив Керии-дарьи преградил узкую, трудную горную дорогу.
Другого не оставалось, как снова спуститься к северу на большой караванный тракт, которого мы и достигли около Кфрии. Тут мы остановились на 4 дня и лишь здесь могли переправиться через реку.
Через Ой-тограюь и Аврас добрались в три дня до Нии, небольшего городка с 500 уйлыками (домами); управ­ляли им бек, два юз-баши и четыре он-баши. Оазисъ
204
к скверной подошв кунь-луня.
орошается водами Уллуг-сая или Нии-дарьи; когда река пересыхает, прибегают к прудам, но запаса воды в них хватает ненадолго, и остальное время года приходится довольствоваться колодцами, глубиною до 5-6 сажен и с хорошей, пресной водой. Заниматься земледелием здесь по­этому нельзя, и местные сады значительно беднее, нежели в других оазисах.
Значение Нии собственно в том, что в двух днях пути от неё к северулежит в песках мазар Имама Джафар-Садыка, который ежегодно, особенно в конце лета и осенью, привлекает до 3-4 тысяч богомольцев. Послед­ние приносят сюда, как и на могилу Урдан-Падишаха, дары натурой и деньгами, идущие на содержание мазара, пяти шейхов и прочих служителей святыни. Мазару принадле­жат между прочим до 4,000 овец, пасущихся в лесах Нии-дарьи. Недалеко к северу от мазара река иссякает в песках, образовав сначала небольшое озеро, снабжающее местечко водой.
Из Нии, которую мы оставили 18 июля, мы направились снова вдоль подошвы гор, через Чижган-лянгаръиЮлгунъбулак к реке Толан-ходжа, глубоко врезавшейся в кон­гломераты. По дороге туда с нами приключилась неприят­ность. Ислам-бай, ехавший несколько впереди, привязал свою лошадь, а сам прокрался по балке к стаду пасшихся антилоп и выстрелил в них. Убить он никого не убил, а наших вьючных лошадей перепугал так, что они опро­метью кинулись по сильно пресеченной и поросшей кочками степи и скоро исчезли из вида.
К счастью, лошадь, навьюченную ящиками с моими дорогими приборами, всегда вели под уздцы, и таким обра­зом она не могла принять участия в этой бешенной скачке. Остальные лошади остановились тогда только, когда вьюки их сбились на сторону, сползли и стали мешать их бегу. Многие ящики оказались разбитыми, один из кухонных разлетелся к куски, причем все содержимое рассыпалось, и разная фарфоровая посуда разбилась в дребезги.
В области Кара-сай мы в первый раз услыхали о перевале через Кунь-лунь, находящемся, как говорили, к югу от Далай-кургана, в одном дне пути к юго-востоку
К СЕВЕРНОЙ ПОДОШВ КУнь-ЛУНЯ.
205
от Копы. Мы решили поэтому вернуться в Копу за точными сведениями и за проводниками.
Для нашего путешествия по северному Тибету нам нужны были несколько верблюдов, и я поручил Парпи-баю, одному из лучших моих слуг, отправиться вперед к реке Мольдже, - в яйлаках, расположенных по её верховью, пасется масса верблюдов - и присмотреть нужных нам животных. Парпи выполнил поручение с честью, и, при­быв 28 июля к реке, мы нашли здесь 15 отличных вер­блюдов и их хозяев. Мы заблаговременно послали также курьера к беку Копы, Тогда-Магомфт-бфку, который теперь прибыл сюда и помог нам купить верблюдов по сходной цене. За 1,275 тенфг (255 рублей) мы приобрели шесть от-

Богана, местность у северной подошвы Кунь-луня. (С рисунка автора).
гулявшихся верблюдов-самцов, из породы, привыкшей к горным дорогам.
30 июля мы оставили Копу и направились к 0S0, пере­секая целый ряд так называемых чанов или глубоких резко-очерченных в конгломератах балок, которые на­полняются водою лишь после дождей. Около Митта, притока Кара-мурана, местность стала очень живописной. Река вы­текает из ворот гранитного ущелья, имеющих всего несколько десятков метров в ширину, но затем река расширяется и, протекая между отвесными конгломератовыми стенами, достигает в ширину нескольких сот метр.
С правой стороны впадает в реку Акка-чап, в дан­ное время сухая балка с каменистым ложем и крутыми боками, между которыми громко перекликалось эхо, пробу-
206
К О ВЕРНОЙ ПОДОШВ КУНЬ-ЛУНЯ.
ждфнноф шумом нашего каравана. Валка ведет к поросшим травой, мягко-округленным лёссовым холмам. Тропа свора­чивает там к юго-востоку, к устью поперечной долины, по которой журчит ручеек, сбегая вниз, в равнину.
Область эта называется Далай-курган; проживают здесь 18 семей таглыков, обладающих 6,000 голов овец. Живут таглыки в маленьких саклях, а частью в землян­ках, вырытых в лессовых террасах. Мы разбили наши палатки близ левого берега реки в самом устье долины и пустили всех наших животных пастись на сочной траве. Абсолютная высота равнялась 3,343 мфтр.
Сейчас к югу возвышался мощный хребет, называемый китайцами Кунь-лунем. У таглыков-же нет для него общего названия. Та часть его, которая прорезывается долиной Далайкурган, называется к востоку от Кара-мурана Токкузъдаваном (девять перевалов), здесь-жф этого названия не употребляют. Здешние таглыки уверяли нас, что лишь один из перевалов Чакалык вел на нагорье. Но они не ручались, что мы переберемся через него с верблюдами.
Поэтому, прежде, чем выступать в путь со всем кара­ваном, я решил произвести рекогносцировку и отправился 1 августа, в сопровождении Фонг-Ши, Ислам-ахуна,Рослака и двух таглыков, по долине Далай-курган к перевалу того-жф названия (4,367 м.). На следующий день я продолжал путь к востоку до главного перевала (4,932 м.), с которого открывается величественный вид на целое море скал. Подъем на перевал с запада очень крут, но мы всетаки полагали, что верблюды осилят ого.
Восточный склон перевала представлял гораздо боль­шие трудности, так как здесь из крутого конуса острореберного щебня торчали острия скал. Посоветовавшись между собою, мы решили всетаки попытаться перейти пере­вал. Багаж можно было спустить на веревках по откосу, лошади и ослы могли пробраться сами, а верблюдов, если они не могут спуститься, мы решили окутать войлоками и спустить вниз волоком. С этим мы и вернулись через перевал Сарык-кол (4,182 м.) в Далай-курган, куда при­были 3 августа вечером.
Отдохнув еще день, наш длинный караван двинулся
К СЪВЕРНОИ ПОДОШВ КУНЬ-ЛУНЯ.
207
к сарык-кольскому агылу, т. ф. „селению желтой долины“, где животные в последний раз полакомились сочной травой.
6 августа наш внушительный караван двинулся, раз­бившись на кучки, к перевалу Сарык-кол. Чем выше мы

Тогда Магомет-бек. (С рисунка автора).
подымались, тем пастбища становились реже и большею частью были приурочены к берегам ручьев.
Русло небольшего потока обыкновенно прорезало слои лесса, реже конгломераты; по ложу его были разбросаны об­ломки светло-серого и зеленого гранита. Выше, в долине
208
К СЪВЕРНОИ ПОДОШВ КУНЬ-ЛУНЯ.
громоздились около самого ручья голые гранитные скалы, но на вершинах их кое-где виднелись еще небольшие площадки, поросшие травой.
Долина все суживалась, подъем становился круче; животные медленно и с трудом карабкались по крутым конусам щебня в корытообразной впадине. Из этой впадины направлялись вверх по долине вымытые потоками борозды. Верблюды осторожно пробирались по скользкому щебню. Лошади и ослы часто падали, приходилось их разъвьючивать, потом снова навьючивать, и они потом спешили догнать остальных. Я, как всегда, ехал верхом позади каравана, чтобы мне виднее было все происходящее вокруг, и только тогда вздохнул свободно, когда последние животные скры­лись за перевалом.

Наш лагерь в Далай-куггане.
(С рисунка автора).
Южный склон был значительно менее крут и вел по широкой долине с лёссовой почвой и довольно скудными паст­бищами. По обе стороны шли, однако, мощные отроги гор, похожие на те, которые окаймляют северную долину Сарыкол. По причине незначительного падения и незначительной силы размыва здесь не видно горных пород in situ, но на вер­шинах гребня они опять выступали причудливыми массами.
Придерживаясь небольшего ручейка, журчавшего по сере­дине долины, спустились мы к широкой долине Лама-чимфн и уже готовились свернуть налево к находившемуся на востоке перевалу Чокалык, как вдруг аксакал, предводи­тель наших проводников-таглыков, объявил нам - несколько поздно - что есть другой, более удобный перевал Япкаклык около верховьев Митта. Таким образом онъ
К ОЪВЕРНОИ ПОДОШВЕ КУНЬ-ЛУНЯ.
209
лгал, уверяя нас сначала, что Чокалык единственный перевал.
Дело в том, что он, боясь китайцев, не смел ука­зать нам неизвестный до тех пор новый путь в Тибет. Тепфрь-же, когда мы уже забрались сюда, он, наконец, на­брался храбрости и сказал нам правду. Я дал ему хороший нагоняй за обман, заставивший нас сделать такой крюк через перевалы Далай-курган, Чокалык и Сарык-кол. В сущности-же я не очень претендовал на него за этот крюк, давший мне возможность более подробно ознакомиться с областью.
Итак, мы направили путь сначала на юго-запад, затем прямо на юг, перешли через стекающий с Чокалыка ручей, оставив совсем близко вправо южную долину перевала Да­лай-курган, а также расположенную дальше к западу пере­ходную долину Митта. И эта долина очень широка и ровна; мы, привыкнув к крутому подъему, могли-бы даже пред­положить, что она имеет уклон к югу, если-бы текущие к северу реки не уверяли нас в обмане зрения.
По этой ровной, как пол, поверхности, между двумя мощными гранитными отрогами, образовавшими род ворот, течет широкая и мелководная река, тихо, бесшумно струясь по ложу, покрытому мягким илом, в котором лошади вязнут копытами, и на котором не видно ни камешка. Мес­тами река образовывает озфровидные расширения, а береговые линии свидетельствуют, что в половодье она заливает почти все ложе долины.
Часто река делает порядочные извилины и разветв­ляется на рукава, встречая на пути мели-островки из нанос­ного ила. Из гор налево она принимает несколько прито­ков, с совершенно прозрачной и пресной водой, хотя русла их и окаймлены тонкими белыми выцветами соли.
Близ подошвы конгломератовой террасы, на правом берегу, мы разбили лагерь. На юге открывалась величествен­ная панорама. Долина расширяется все больше и, наконец, переходит в обширную равнину, в которую открываются несколько боковых долин и в которой река Митт делится на несколько рукавов, пересохших и с водою. Вдали на юге встают из-за ближайших гребней, образующих как-
Свен Гадин. Том 2-й. 14
210
к скверной подошв кунь-луня.
бы кулисы, снежные вершины, неясными контурами рисую­щиеся в непрозрачном воздухе.
Место, выбранное нами теперь для лагеря, куда беднее подножным кормом, чем наша бывшая стоянка около Лама-чимена. В самом лагере и вокруг кипит жизнь и движение. Центром являются две белые палатки, между которыми сложены мешки с кормом и продовольствием, ящики, вьючные и верховые седла и проч. Лошадей спутали попарно, чтобы они не забрели слишком далеко от лагеря, ослы и верблюды, оставленные на свободе, жадно поедают подножный корм.
Лагерь на берегу Митта явился первым, расположен­ным в совершенно необитаемой местности. Теперь перед нами был безвестный пустынный северный Тибет, и только через два месяца предстояло нам вновь придти в сопри­косновение с людьми. Здесь мы сожгли наши корабли, испы­тывая при этом приятное чувство от сознания, что находимся вне сферы влияния китайских мандаринов. Отныне мы должны были, однако, подвигаться ускоренным маршем и отдыхать лишь в таких областях, где могли найти под­ножный корм.
Сведения, полученные на этот счет от таглыков, были мало утешительны. Они единогласно утверждали, что вся страна к югу совершенно бесплодна. Это утверждение согла­совалось с опытом, вынесенным экспедицией Певцова из путешествия по восточным областям страны, и я уже приго­товлялся к тому, что животные наши мало-по-малу падут от изнурения и истощения. Для нас же, людей, я не видел ничего опасного в этой экспедиции, надеясь, что в худшем случае мы сможем пешком добраться до населенных местностей - на севере, или на юге.
Точно также остались теперь позади и области, обыкно­венно посещаемые таглыками и обозначенные у них геогра­фическими названиями. Мне пришлось поэтому с этих пор отмечать места на своем маршруте и в дневниках буквами и цифрами. Довольно замечательно, что как раз в этой области многие географические названия указывали на монголь­ское происхождение, напр. Калмак-чап (балка монголов), Калмак-ютургён (монгольская лодка), Кара-муран (Черная
К СЕВЕРНОЙ ПОДОШВ КУНЬ-ЛУНЯ.
211
река), Далай-курган (Далайская крепость) и Лама-чимен (пастбище ламы).
Животные наши в последний раз спокойно и мирно

наслаждались сочным подножным кормом, не подозревая, что ждет их впереди. Два месяца спустя, большинство их погибло на северных нагорьях Тибета, а караван наш 14*
212 к СЪВЕРНОЙ ПОДОШВ КУН-ЛУНЯ.
при выступлении в путь был немаленьким. Мы взяли с собою 17 лошадей, 12 ослов и 6 верблюдов, не считая временно нанятых животных. Около Сарык-кола наш караван увеличился еще 4 лошадьми и 17 ослами. Ослы были навьючены мешками с маисом для корма животным.
Всего на всего, значит, было у нас 66 животных,; из них достигли окраинных гор Цайдама три изнуренные, полумертвые лошади, да один осел, иными словами 90% пало. Поэтому можно, судить чего довелось натерпеться бедным животным. Для нас, однако, эти потери в сущности но имели большего значения, так как теряли мы животных постепенно и почти в соответствующей прогрессии с убылью продовольствия, но было мучительно видеть их страдания.
В Сарык-кольском ауле мы купили 12 овец и 2 козы, предназначая их на убой по мере надобности. Я хотел было купить 20 овец, но слуги мои объяснили, что на зна­чительных высотах, по которым нам предстояло стран­ствовать, мы не так охотно будем есть мясо, как рис. Купленных овец, однако, только-только хватило на половину пути, а затем нам пришлось пробавляться мясом диких яков.
К нашему походному зверинцу принадлежали еще три отличные собаки. Прежде всего мой верный Джолдаш из Курли, постоянно спавший рядом со мной и стороживший палатку с таким усердием, что никто, кроме Ислам-бая не смел и войти в нее. Далее Джолбарс (тигр) из Кара-сая, большой, желтый, лохматый пес и, наконец, чер­ный с белым Буру (волк) из Далай-кургана. Две последние собаки постоянно держались около людской палатки, подымая по ночам страшный шум и ворча на караванных животных, если те отходили слишком далеко от лагеря.
Во время перехода все собаки, играя и обгоняя друг друга, бежали то впереди каравана, то позади, то предпри­нимали экскурсии в стороны, в горы, за дичью. В общем они очень развлекали нас во время наших странствований и оживляли лагерь. При переходе через нагорья, собаки чувствовали себя лучше всех животных и людей. Разре­женный воздух как будто не оказывал на них ни малей­шего влияния, аппетит у них всегда был прекрасный, и оне
К СЪВЕРНОИ ПОДОШВ КУНЬ-ЛУНЯ.
213
отлично справлялись со своей порцией, а она была не малень­кая, так как в их пользу поступали все остатки от за­колотых овец, застреленных яков и куланов и, за не­достатком лучшего, павшие лошади, верблюды и ослы, ко­торых мы потом теряли на каждой стоянке.
Постоянных слуг у меня было восемь: Ислам бай - наш караван-баши, Фонг-Ши - китайский переводчик,
Парпи-бай из Оша, Исламъахун из Керии, Гамдан-бай из Черчена, Ах­мет-ахун-по­лу китаец, Рослак из Карасая и Курбанъахун из Далай-кургана. В Далай-кургане я кроме-того на­нял 17 таглыков, под пред­водительством их аксакала.
Они были взяты только для того, чтобы помочь нам перебрать­ся через самые трудные перева­лы, а через не­

Один из наших таглыков. (С рисунка автора).
сколько недель могли вернуться обратно.
Двое таглыков, бывших со мной на рекогносци­ровке, бежали утром из боязни наказания за то, что за­ставили нас напрасно перейти трудный перевал. Они ис­чезли по прибытии на то место, где аксакал решился по­казать нам дорогу к Япкаклыку," но мы не хватились их, пока не остановились на привал. Таким путем они, конечно, избегли заслуженного наказания, но лишились и
214
К СЪВЕРНОИ ПОДОШВ КУНЬ-ЛУНЯ.
платы за лошадей, которых доставили нам для рекогносци­ровки.
Сегодняшний переход был поистине чудесным: не смотря на значительную высоту, на солнышке было так тепло, что я ехал, одетый по летнему. Но едва дневное светило скрылось за западным хребтом гор, как ночная прохлада дала себя знать и пришлось прибегнуть к пальто и зимней шапке. В 9 часов термометр показал 5.2°.
Из другой палатки доносился веселый говор, достиг­ший своего апогея, когда подали дымящийся пилав. Моислугитуркфстанцы не желали есть из одной посуды со случайными нашими проводниками-таглыками, к которым - и основа­тельно- не питали особенного доверия. Таглыки поэтому оставались под открытым небом и ели отдельно.
За едой разговор шел о предстоящем путешествии. С особенным вниманием прислушивались к речам Парпибая, который несколько раз пересекал Тибет. Он участ­вовал в экспедициях Кэри и убитого Дальглэйша, Вонвало и принца Орлеанского, также убитого Дютрейля де Рина и Гренара, и в некоторых русских экспедициях, но не мог указать, в каких именно.
Он был для нас настоящею находкою, - никто лучше его не знал этих областей. Злые языки говорили, что у него в каждом местечке оставалось по жене, которых он по­кидал, как только они ему надоедали. Ислам-бай находил дурным предзнаменованием, что он находился на службе у двух европейцев, которых убили в пути.
На службе у меня Парпи-бай все время вел себя отлично, был всегда вежлив и полон достоинства и пользовался большим уважением всего каравана, не только за свою опытность, но и за лета: ему было около 60-ти лет.
Теперь он как раз рассказывал о том, как падали одно за другим животные каравана Бонвало, как редел караван Дютрейля-де Рина и как нападение туземцев около Там-будды уничтожило его вконец. При этом повествовании другие люди отвернулись и заметили, что, значит, счастье будет, если мы выйдем из опасного путешествия целыми и невредимыми.
Нашу стоянку на берегу Митта таглыки основательно на­
К СЪВЕРНОИ ПОДОШВ КУНЬ-ЛУНЯ.
215
зывали Лайка, т. ф. глинистая, так как река отложила здесь на большом пространстве слои глинистого ила. Еще в течение одного дня тракт был знаком таглыкам, и они называли нам наиболее выдающиеся места, но дальше уже спасовали. Они сообщили, что долина р. Митта, прорезывавшая горный хребет, который мы пересекли по перевалу Сарык-кол, очень глубока, узка и непроходима во все времена года. Она представляет глубокую балку с отвесными боками, по кото­рой между рухнувшими обломками скал дико пенится река, тесно прижимаясь к скалам.
Напротив, на западе, находился удобный для перехода перевал ИИфласлык, ведущий к верховьям Кок-мурана и в область, богатую подножным кормом и потому носящую название Чимлык. Выше в долине Митта находятся „каны“ или колодцы, т. ф. ямы, которые роются золотоискателями не глубже высоты человеческого роста. Там находились теперь несколько золотоискателей из Керии, которым не посчастли­вилось в Копе; они и направились сюда в надежде на боль­шую удачу. Отправились они сюда десять дней тому назад и предполагали оставаться с месяц.
Эти золотоискатели ежегодно отправляются в долину Митта, но работают там не более шести недель, частью потому, что не могут запастись продовольствием на более продолжительное время, частью потому, что уже в начале сентября почва замерзает и нельзя более рыть. Оттаивает она снова в начале июня. Песок промывают в корытах, и добыча золота бывает не велика, так что каждый работ­ник добывает золота не более как на сумму 2 тенег в день. Так как область, где они работают, совершенно лишена растительности, то вьючных ослов, привезших продовольствие, отводят в Лама-чимен, где они и пасутся на свободе, пока хозяева их работают.
Атмосферные осадки выпадают летом большею частью в форме града, а снегу выпадает зимой столько, что долины и перевалы становятся недоступными. Река Митт несла те­перь по причине холодной погоды лишь 4 куб. метра, воды в секунду. Дальше, вниз по течению она принимает много притоков и становится в теплую солнечную погоду порядоч­ною рекою.
216
К СЪВЕРНОИ ПОДОШВ КУНЬ-ЛУНЯ.
С непривычки к ночным холодам мы порядком по­мерзли в первый раз (минимум - 27). Но как только взошло солнце, стало опять тепло. Утром сбежали еще двое таглыков, и аксакалу снова досталось за то, что он не умел поддержать дисциплину среди своих людей. У нас оставалось еще 13 таглыков, и этого было достаточно; вообщф-жф нам требовалось порядочно людей, так как кара­ван шел, разбившись на пять кучек.
Верблюды, шествовавшие медленно, выступали из лагеря первые под надзором Гамдан-бая и в сопровождении 2 таглыков. Затем выступал лошадиный караван с мо­ими вещами: палаткой, кухней и проч. под надзором Ислама, Парпи-бая и еще нескольких туркестанцев. Этот караван подвигался быстрее всех и приходил первым на место стоянки, выбор которого и был поручен Исламу. Ослы под надзором остальных людей, выступали вслед за ло­шадьми, но скоро отставали и приходили на место привала обыкновенно с верблюдами. Еще позже являлось стадо овец со своими пастухами.
Я и Фонг-Ши ехали в сопровождении одного таглыка, которому местность была знакома еще на протяжении несколь­ких дней пути. Мы ехали последними, так как я всю дорогу занимался съемкой маршрута, а также геологическими и гипсометрическими наблюдениями, наброской эскизов и проч.
Это имело свое преимущество: приезжая в лагерь, спустя несколько часов после лошадей, мы находили уже палатку разбитою, а чай и кушанье кипящими над огнем; таким образом мне не приходилось ждать, пока мне приготовят кров и постель.
И славно было после долгого трудного пути очутиться в своей уютной палатке, выстланной дорогим ковром, по­даренным мне на прощанье хотанским комендантом. У одной продольной стены помещалась моя постель, состоявшая из шуб, войлоков и пары подушек; у другой стояли мои сундуки.
Джолдаш, весь путь вертевшийся около меня, взял привычку, едва завидит вдали палатки, лететь к ним стрем­глав и располагаться на моем ложе. Когда я в свою оче-
ПЕРВЫЕ ДНИ ПУТЕШЕСТВИЯ ПО СКВЕРНОМ ТИБЕТУ. 217 рфдь подъезжал к палатке, собака показывалась у входа в палатку и приветствовала меня, помахивая хвостом, словно она собственно была хозяином палатки, а я гостем. Ей, однако, приходилось довольствоваться ковром, когда я сам располагался на мягком ложе и принимался за дневник и прочия свои дела.
Фонг-Ши вел себя прекрасно. Я очень дорожил его обществом; образованный китаец стоит в умственном отношении куда выше магометанского муллы. В свободные часы, а часто и во время пути, мы занимались с ним китай­ским языком и вели беседу по-китайски, насколько позво­лял мне мой скудный запас слов.
Одно горе: слуги мои, магометане, питали зависть к нему за то, что он так часто составлял мне компанию и во время уроков сидел в моей палатке. Они насмешливо называли его „Кичик-тюря“, т. ф. барчуком, и досадовали, что они- правоверные мусульмане должны готовить кушанье китайцуязычнику. Несколько раз мне приходилось вмешиваться в их ссоры и водворять мир.
Первые дни путешествия по Северному Тибету.
7 августа выдался долгий и трудный переход. Сначала путь наш вел по правой береговой террасе реки, у подо­швы хребта, где гранит сменился черным сланцем; затем через отвесный холм и дальше под гору, к речке Кызыл-су, которая течет из широкой долины налево. Направо осталась у нас широкая открытая долина р. Митта, а наш путь пошел через широкую, с отлогим подъемом долину Япкаклык, заключенную между двумя мощными гор­ными отрогами.
И в эту долину открывалось несколько боковых. Пра­вая из них, так называемая „бикар-джилга“ или „обратная
218
ПЕРВЫЕ ДНИ ПУТЕШЕСТВИЯ ПО СКВЕРНОМУ ТИБЕТУ.
долина“, говорят вела к „Ак-чалык-тагу“, т. ф. белым диким скалам. Другая вела к золотым копям, где де­сять человек золотоискателей нашли в последнее время столько золота, что могли бросить работу и вернуться домой.
Долина постепенно заворачивала к востоку. Далеко на юге виднелись мощные горы, гребни и снежные вершины. По „саю“ (слово это обозначает также каменистое речное русло) Япкаклык струилась мутная горная речка, принимавшая притоки из соседних долин. Сай был очень широк и мелок и занимал добрую половину ложа долины; остальная часть ложа состояла из рыхлого материала, скудно поросшего травою.
Сланец выступает только на гребнях и у подошвы гор­ных склонов, где он размыт водой. В общем горы имеют сильно округленные формы и изобилуют рыхлым материалом и продуктами выветриванья.
Мало по малу долина суживается, и ложе её все более и более загромождается щебнем. Подъем на перевал Япкаклык становится все круче. Но все животные нашего кара­вана, включая и верблюдов, шли удивительно бодро. Мы было ожидали, что на последнем крутом подъеме нам при­дется нести весь багаж на руках, но, к счастью, животные не спасовали и тут.
Я с двумя спутниками достиг перевала раньше, чем караван, казавшийся там в глубине рядом черных то­чек. На западе расстилалось настоящее море горных пи­ков и гребней; на востоке также открывалась величественная горная панорама. Долина, идущая в том направлении, так загромождена щебнем и аллювиальными отложениями, что блестит между изжелта-сероватыми горами, словно стальная лента.
/Самый перевал представляет неособенно острый гре­бень, покрытый продуктами выветриванья и черными облом­ками сланца и напоминает в этом отношении Чакалык, но несравненно более удобен для перехода. Склоны не так круты, и самый перевал ниже 4,780 м. Погода стояла чудес­ная, и термометр показывал в 11ч. пополудни 14.2° тепла.
Спуск по восточной долине был также не труден, хотя в верховье фя и пришлось пройти несколько ущелий.
ПЕРВЫЕ ДНИ ПУТЕШЕСТВИЯ ПО СКВЕРНОМУ ТИБЕТУ.
219
Дальше долина, однако, расширилась, и по середине её зажур­чала небольшая речка.
На левой береговой террасе мы спугнули чудесного ку­лана (дикий осел), который с быстротой ветра понесся от собак вниз по долине, но время от времени останавли­вался и оглядывался на нас. Потом мы узнали, что люди, сопровождавшие караванных лошадей, которые шли впереди, видели стадо куланов в 20 голов. И слам-бай выстрелил в них, одно животное и отбилось от стада.
Левый берег долины, сложенный из рыхлого мате­риала, изрезан множеством чапов, т. ф. оврагов. Правый, напротив, представляет менее размытый увал, который мы пересекли в нижней его части по небольшому перевалу Кум-боён; таглыки воздвигли на нем „обо“ (алтарь, т. ф. собственно груда камней).
Спускаясь с перевала по горному его склону, мы ехали сначала по боковой долине, пока не добрались до верхнего течения р. Кара-мурана, которая протекает по широкому саю к северо-западу и ниже принимает восточный приток, те­кущий с Чокалык-давана.
Трехногая собака, сопровождавшая наших проводников таглыков, не могла следовать за караваном далее подошвы Кум-боёна. Тут она остановилась и проводила нас груст­ным воем, гулко отдававшимся между голыми стенами скал.
Было уже темно, когда мы добрались до нашего лагеря, разбитого у подошвы отвесной скалы, близ берега Кара-му­рана, теперь крайне бедного водой. На берегах не росло ни былинки, и пришлось выдать животным порции маиса и яч­меня. Веселый огонь костров, поддерживаемых собранными по пути твердыми сухими корнями япкака (белолозника?) бросал багровый отблеск на скалы.
У всех, кроме меня, болела голова, и всех клонило ко сну после долгого перехода. Ислам-бай и Фонг-Ши сильно страдали от припадков „горной болезни“ и принуждены были немедленно лечь. Я же закончил свои обычные работы только к полуночи; съемка маршрута заняла целых пять листов.
Ночь была тихая и холодная (минимальный термометръ
220 ПЕРВЫЕ ДНИ ПУТЕШЕСТВИЯ ПО СЕВЕРНОМУ ТИБЕТУ.
показал 2.4°), но мы в наших шубах и войлоках не зябли.
Рано утром начался сильный западный ветер, пере­шедший в настоящий циклон на крутой скале, где находи­лась наша стоянка. Урган в одно мгновенье опрокинул мою палатку. По счастью, все приборы были уже уложены, так что беды никакой не случилось.
Пятеро таглыков, в том числе и лживый аксакал, получили сегодня рассчет и повернули во-свояси пешком, радуясь, что им не надо идти с нами дальше. '
Местность эту таглыки называли Булак-баши (начало ключей). Это было последнее записанное мною в Азии тюрк­ское название. В моих дневниках я также называю это место лагерем № I, а место нашей стоянки 8 августа, около истоков Кара-мурана, лагерем № II.
Около Булак-баши протекал небольшой ручеек, один из рукавов Кара-мурана, но немного подальше русло его уже оказалось сухим. Когда вода низкая, он сочится под щебнем и показывается на поверхность только гораздо дальше.
В противоположность резко очерченным боковым долинам, которые попадались на нашем пути до сих пор, долина Кара-мурана все расширяется кверху, относительная высота горных кряжей понижается, но сами кряжи по преж­нему тянутся непрерывными цепями, высылая свои отроги в долину. По обе стороны вздымаются конгломератовые тфррассы, все понижавшиеся, однако, по мере того, как мы по­дымались выше.
Сай во все время пути оставался бесплодным; лишь в местах, орошающихся водою, встречаются редко разбросан­ные кусты япкака с отдельными, твердыми, как дерево, корнями. Ложе долины покрыто компактным щебнем и очень удобно для ходьбы. Нигде ни признака тропинки, ни следа человеческой ноги. Последним напоминанием о лю­дях была небольшая груда камней-„обо“ на перевале Кумъбоен.
Скоро береговые террасы исчезли совершенно, и сай оказался изрезанным множеством мелких сухих русел одинаковых размеров. По всему видно, что ложе долины заливается неглубокой водой во время весеннего половодья.
ПЕРВЫЕ ДНИ ПУТЕШЕСТВИЯ ПО СКВЕРНОМУ ТИБЕТУ. 221
Долина становилась шире, открывая вверху более ши­рокий горизонт. Ландшафт напоминал переходную область, похожую на те, которые мы встречали на Памире, и пред­ставляющую подобные же переходы от периферической области к плато. В главную долину открывались еще не­большие поперечные, а в глубине тех из них, которые приходились у нас по правую руку, выступал время от времени мощный снежный хребет Арка-таг (Акка-таг), т. ф. дальние или верхния горы, называющиеся так в проти­воположность Алтын или Астын-тагу, т. е. нижним горам, идущим к югу от Лоб-нора.
Ни признака жизни среди этого однообразного бесплод­ного каменного ландшафта, даже ни следа куланов, которые напрасно-бы искали тут подножного корма; только светлозеленая ящерица мелькнула и скрылась в щебне.
Около десяти часов выпал небольшой снег; зато весь день порывами дул WNW ветер, подымая облака пыли и песку. Хорошо еще, что он дул нам в спину. Летучий песок скоплялся с подветренной стороны выступов скал, где и образовывались зачаточные барханы.
Выветриванье играет на этих высотах важную роль. Западный ветер,' который, говорят, преобладает здесь, уносит весь тонкий материал, а щебень остается лежать в долине обнаженным, пока не распадется на мелкие частицы, которые в свою очередь уносятся ветром. Горы всюду и представляют выветрелые и разрыхленные поверхности.
Более-жф всего способствует распаду горных пород сильная разница между дневной и ночной температурой, затем ветер, уносящий мелкие продукты распада, и, наконец, треть­им разрушающим фактором являются атмосферные осадки, выпадающие здесь в виде дождя только в течение двух месяцев в году, да и то неправильно и непостоянно.
Тип долин очень характерен. В поперечном раз­резе они представляют прямую линию, к которой по обе стороны перпендикулярно падают бока гор; ни одного щебневого конуса или холма, который прфдставлял-бы от­кос на боках долины.
Чем выше мы подымались, тем мельче становился щебень и, наконец, сменился крупнозернистым песком.
222
ПЕРВЫЕ ДНИ ПУТЕШЕСТВИЯ ПО СЕВЕРНОМУ ТИБЕТУ.
Ветер окутал весь ландшафт желтым туманом, и лошади скоро исчезли из вида. В течение дня верблюды и ослы временами опережали нас, и мы руководствовались их полузамфтенными следами.
В верхней части долины мы снова направились к югу. По близости виднелся еще черный сланец, но впереди воз­вышались два мощных отдельных массива красного пес­чаника, образовавшие род исполинских ворот, через ко­торые мы и направились. За ними резко очерченная долина Кара-мурана кончалась, и начинался ландшафт, носивший яркие следы разрушения и соответствовавший корытовидным впадинам в периферических горных цепях. Главного русла, которое бы отмечало начало реки, не было заметно, зато со всех сторон сходились к упомянутой впадине не­большие сухия русла.
Около подошвы западной части гор лежали мощные отторженцы, свалившиеся с своеобразной зубчатой вершины. Издали эти отторженцы казались красными кубиками, но, когда мы приблизились к ним, они оказались величиной с громадные дома.
Продолжая путь к югу от ворот, мы ехали по бесконечной песчаной площади; песок был покрыт рябью, но не выказывал стремления образовать барханы. Кругом подымались невысокие горы и узкие гребни, не образовывавшие, однако, цепей в каком нибудь определенном направлении. Не смотря на всю беспорядочность их расположения, ясно было, что они представляли последние остатки древнего, раз­рушившагося мало по малу хребта.
Ветер все продолжался, и в 4 часа разразился снеж­ный буран. Мелкий зернистый снег хлестал нас в спину и, крутясь облаками по направлению к востоку, скрывал из глаз все окрестности. С большим трудом могли мы различать следы каравана. Снег, впрочем, скоро таял на нагревшейся за день поверхности.
Наконец, впереди замелькали белые силуэты палаток. Караван остановился на привал у подошвы незначительного изолированного кряжа из песчаника. Небольшой источник снабдил нас водою; кругом росли реденькие кусты япкака, которым наши животные и принуждены были удовольство-
ПЕРВЫЕ ДНИ ПУТЕШЕСТВИЯ ПО СКВЕРНОМУ ТИБЕТУ.
223
ваться. Местность вообще была мертвенно-пустынная. Высота равнялась 4,739 метрам. Людям, видимо, было не по себе, и вечером наши провожатые, таглыки, вступили между собой в оживленную беседу по поводу того, кому из них сопро­вождать нас далее до тех пор, пока мы вернемся к че­ловеческим жилищам. Каждый хотел повернуть обратно. Эти негостеприимные нагорные области не представляли для них никакой притягательной силы.
9 августа. Ночь, по обыкновению, выдалась тихая; мини­мальный термометр показал - 7°, и к утру чернила в моей походной чернильнице замерзли. Настоящая зима в начале августа!
Приятель мой Фонг-Пии имел удрученный вид, жало­вался на ужасную головную боль, бессонницу и рвоту. По его настоятельной просьбе, я решил позволить ему вернуться обратно, если ему днем не станет лучше.
За ночь никто не бежал, и караван двинулся в преж­нем порядке. Овцы и две козы отлично шли под надзором особого пастуха. Козы были нам особенно полезны; они всегда бежали во главе стада, увлекая за собой более вялых овец. Кроме того, я каждое утро пользовался чашкой козьего молока к чаю.
По причине все усиливавшагося холода палатку мою под­вергли некоторой переделке, сложив нишу, изображавшую будуар, отчего задняя стена стала плотнее и непроницаемее для ветра. Края же пол палатки стали подтягивать под войлочный ковер и придавливать багажными ягданами. Таким образом, уничтожался сквозняк, и палатка стойко держалась даже при сильном ветре.
Далее путь наш пошел слегка в гору к 0S0. Вокруг не было видно никаких горных пород in situ, но только небольшие, низкие холмы из песку и щебня. Впереди поды­мался незначительный гребень, налево отрог Астын-тага, а направо низкая горная цепь, вдоль подошвы которой мы следовали.
Грунт был настолько рыхлый, что копыта лошадей уходили в нее целиком, повфрхность-жф такая ровная, что еслибы не русла, оставленные дождевыми потоками, едва-ли можно было бы определить, в какую сторону она имеетъ
224
ПЕРВЫЕ ДНИ ПУТЕШЕСТВИЯ ПО СЕВЕРНОМУ ТИБЕТУ.
уклон. Вдобавок почва была пропитана сыростью после недавно выпавшего снега, и животным нашим стоило боль­шего труда подвигаться по ней. К востоку простирались нагорные равнины, ограниченные вдали горными хребтами.
Дождевые борозды направлялись к западу, пока мы не достигли небольшего озерка, имевшего в ширину всего несколько сот метров. Вероятно, оно является одним из истоков Кара-мурана, но теперь было совершенно отрезано от верховьев реки. По следам, оставленным водою на берегах, видно, однако, было, что в половодье уровень воды в озерке повышается, и тогда оно высылает ручей к WNW. Вода в озерке была слегка солоновата; в расстоянии нескольких футов от воды вокруг озерка шло кольцо выцветов соли.
Отсюда мы повернули к юговостоку и направились через небольшую поперечную долину, в которой преобла­дали выступы черного сланца. Вообщф-жф горные породы ип situ попадались крайне редко: все разрушилось. Склоны отли­вали то желтым цветом от песку, то красным от рас­пыленного песчаника, то черным от тонкого сланцевого щебня, похожого издали на уголь или сажу.
Мы переходили через небольшие гребни и отроги по расположенным между ними саям. Последние направлялись N0 и принадлежали к речной системе Черчен-дарьи. Но все они были сухи, и люди опасались, что мы вечером, по­жалуй, не найдем воды.
Скоро мы увидели, что узкия дождевые борозды соеди­нялись в такую-же сухую ложбину, направлявшуюся к востоку. Главный гребень Арка-тага все еще оставался у нас на юге и, держась прежнего направления, мы вынуждены были-бы пересекать один отрог за другим, поэтому мы сочли за лучшее поскорее свернуть к югу, чтобы перейти Арка-таг и постараться подняться на нагорье северного Ти­бета.
Недолго шли мы по новому направлению, как наткну­лись на небольшой источник, где и решили, ради верного обеспечения водой, разбить лагерь. Окрестность была совер­шенно безжизненной. Только кое-где высовывал свои по­хожие на войлок кусты неприхотливый япкак, и наши
ПЕРВЫЕ ДНИ ПУТЕШЕСТВИЯ ПО СКВЕРНОМУ ТИБЕТУ,
225
проголодавшиеся животные с жадностью принялись по­едать их.
Вода сочилась из почвы по каплям, и в нескольких метрах дальше источник уже иссякал в песке. Люди вырыли небольшую яму, в которой понемногу и скопилась вода. Животных напоили по очереди. Сегодня мы сделали 21 килом., а в два предыдущих дня 26.7 и 28.7 килом.
10 августа запись в дневнике гласит: „Лихорадка Фонг-Ши все усиливается, пульс достигает 120 ударов в минуту, голова болит ужасно. Он смотрит совсем умирающим и думает, что с каждым днем ему будет все хуже. Я и решил отослать его обратно. Ислам тоже опасается, что Фонг-Ши умрет, если мы потащим его за собою дальше, или что его болезнь причинит нам долгую и гибельную в этих местах задержку.
Да, насколько прежде общество Фонг-Ши было приятно, настолько-же тягостно оно стало в последние дни, когда он непрерывно стонет и жалуется на свои недуги.
Но как-же теперь быть с китайцами? Забраться во внутрь Китая без переводчика не особенно приятная перспек­тива. К счастью, я уже успел извлечь некоторую пользу из общества Фонг-Ши, заучил важнейшие слова, а осталь­ному нужда выучит.
В общем Фонг-Ши обошелся нам не дешево. Он уже получил жалованье вперед за три месяца, а теперь мне предстояло еще оплатить его обратный путь, да снабдить его лошадью, продовольствием, запасом хинных облаток, шубой и провожатым на случай, если он сляжет дорогой. Он решил немного отдохнуть в Далай-кургане и простился со мной растроганный и благодарный.
Горделивые мечты молодого китайца въехать в ворота Пекина, узреть резиденцию своего баснословно могуществен­ного императора и, быть может, с моей помощью добиться там положения и, наконец, сменить свою оставленную в Хотане супругу тюркского происхождения на кровную кита­янку, - все эти мечты рассеялись, как дым у подножия Арка-тага. Молчаливый, грустный стоял Фонг-Ши среди этой пустынной местности, глядя вслед нам, стремившимся к желанной, далекой цели!6и
Свен Гфдин. 2 Том. 15
226
ПЕРВЫЕ ДНИ ПУТЕШЕСТВИЯ ПО СКВЕРНОМУ ТИБЕТУ.
Ночью шел порядочный снег, и почва была еще со­всем сыра, когда мы двинулись по долине, где стояли ла­герем. Решили, что лошадиный караван, подвигавшийся быстрее, будет впредь выбирать направление, причем Ис­ламу было только внушено держать курс по возможности на юг, чтобы мы, наконец, могли перейти через Арка-таг. Вообщф-жф он должен был сообразоваться с условиями поверхности и с силами караванных животных. Мне ни­когда и не случалось быть недовольным его выбором, так как у него был зоркий, верный глаз, и он отлично сораз­мерял силы верблюдов.
Мало-по-малу долина расширилась и перешла в волнис­тую нагорную равнину. На лево от долины показалась уди­вительно живописная горная страна, представлявшая собрание сплюснутых и плоских конусов с зубчатыми боками. Конусы состояли частью из красноватого песчаника, частью из конгломфратовидной, необычайно твердой, кирпично-крас­ной горной породы, похожей на брекчию.
Вершины этих конусов были покрыты черными гори­зонтальными слоями черного туфа. Слои туфа явно защищают лежащую под ним горную породу от выветриванья. От­дельные вершины видны были издалека, напоминая бакены, разбросанные по этой равнине. Вокруг подножий конусов лежали большие и малые обломки туфа, упавшие с вершин. Мелкие обломки туфа мы продолжали находить на красном песке на довольно большом протяжении по равнине. Около подошвы горного массива эти обломки рисовались на красном фоне черными пятнами.
Туф, имевший слегка фиолетовый оттенок, был очень порист, ноздреват, почти как губка, и звенел под ударами молотка. Эти своеобразные красные холмы с черными шапками видны были издалека, в расстоянии нескольких часов пути. К югу от Арка-тага мы видели много таких отдельных туфовых холмов.
Около подошвы хребта мы пересекли направлявшийся к востоку сухой сай, довольно значительных размеров, но, видимо, несущий воду лишь после обильного выпадения атмосферных осадков. К юго-востоку от него простирался кряж, формой напоминавший опрокинутую ложку; такая форма
ПЕРВЫЕ ДНИ ПУТЕШЕСТВИЯ ПО СЪВЕРНОМУ ТИБЕТУ.
227
поверхности попадалась нам потом часто. Затем, шла не­большая впадина, сухое дно которой белело соляными отло­жениями. Подобные соляные озерки также составляют ха­рактерную особенность местности.
Поверхность нередко казалась совершенно ровною, и мы оказывались на настоящем плато. Во все стороны откры­вался свободный вид. Только вдали горизонт был огра­ничен сравнительно низкими горами; ни вечно снежных вершин, ни глетчеров не было видно.
Воздух был ясен. Далеко впереди, словно черные точки, двигались караванные лошади, и я по ним мог опре­делить верные пеленги в полмили. Единственным расте­нием, способным произрастать на скудной почве являлся япкак, но многочисленные следы показывали, что области эти посещаются время от времени антилопами-богу. Исламъбай, однако, тщетно выслеживал это быстроногое животное, которого ему так ни разу и не удалось застать врасплох.
Небо большою частью было покрыто необыкновенно кра­сивыми, пушистыми и причудливыми белыми облаками, кото­рые, словно живые существа, плыли совсем близко над поверхностью земли и кое-где только открывали чистую лазурь неба.
Затем мы поднялись на небольшой кряж, с высоты которого увидели на WSW озеро, лежащее между двумя низкими цепями гор. Восточным продолжением фго была глу­бокая долина, которую мы пересекли, озеро-же лежало на­столько в стороне от нашего пути, что не было расчета сворачивать к нему.
Здесь показалась in situ красная конгломератовидная гор­ная порода, гранит и затем зеленый сланец, расположен­ный почти вертикальными слоями. Все эти горные породы по большей части выступали всего на высоте какого нибудь фута над пресеченной выветрелой поверхностью. они виднелись еще издали, вырисовываясь красными или темными линиями, вследствие чего ландшафт казался полосатым.
По небольшой ложбине, сырой отпоследнего выпав­шего снега, мы поднялись на новый гребень, более значи­тельный, нежели предыдущие. С фго слегка выпуклой вершины нам открылось столь-жф неожиданное, сколько отрадное зре15*
228
ПЕРВЫЕ ДНИ ПУТЕШЕСТВИЯ ПО СЕВЕРНОМУ ТИБЕТУ.
лищф. Перед нами расстилалась неглубокая впадина, покры­тая светло-зеленою растительностью, без сомнения, скудною, но тем не менее желанною для наших постившихся уже четыре дня животных. Особенно проголодались лошади и теперь нетерпеливо ржали, в ожидании подножного корма.
Эмин-Мирза, славный таглык, сменивший Фонг-Пии в должности моего секретаря, с удивлением указал мне, что караван наш не выказывает намерения остановиться. По близости, правда, находилась лужа, но вода, в ней была соленая, и Ислам, видимо, хотел сыскать воду,-необходи­мое условие для разбивки лагеря. нисенькая, тоненькая и редкая травка представляла не очфнь-то завидное пастбище; надо было много терпения, чтобы накормиться тут. Много­численные следы свидетельствовали, что место это было знакомо антилопам. Водились здесь и полевые мыши, питав­шиеся травой и её корнями. Мы видели только норки, а самых мышей не видали.
Направо от нас тянулся новый низкий хребет; в од­ной лощине хребта трава росла гуще, но была уже выщипана дикими животными. Палатки оказались разбитыми около источ­ника, влага которого питала росший кругом мох. Мы сделали в этот день 24.5 килом.
Втечение дня дул сильный северо-западный ветер. Надо было взять на седла теплое платье, так как погода стояла крайне переменчивая. Когда в воздухе тихо и ясно, становится так жарко, что того и гляди испечешься на солнце, но стоит набежать на солнце облачку или подуть сильному ветру, как раз продрогнешь без шубы.
На следующее утро трое людей оказались больными и просили день отдыха. Я согласился тем охотнее, что живот­ные были истомлены шестью тяжелыми переходами и что здесь у нас были под руками и подножный корм и вода. Только насчет топлива было туговато. Япкак рос лишь кое-где, и люди бродили по окрестностям, собирая его корни.
Всю ночь и все утро шел снег; вся поверхность по­белела. Но как только взошло солнце, снеговой покров растаял, чему много способствовала и сухость воздуха. Снег был зернистый, твердый и весело барабанил по парусине палатки.
ПЕРВЫЕ ДНИ ПУТЕШЕСТВИЯ ПО СИВЕРКОМУ ТИБЕТУ.
229
Отдых для всех нас был желанным. Кругом было' тихо, . животные разбрелись далеко от лагеря, отыскивая подножный корм получше.
Недомоганье людей, однако, усилилось втечение дня. Большинство из них жаловалось на головную боль; даже Ислам-бай лежал и стонал, и так как он был караванъбаши, то другие тем более упали духом.
Погода тоже не способствовала поднятию духа; небо хмурилось, снег с небольшими перерывами продолжался весь день. После трех часов дня подморозило, и поверхность побелела. Западный ветер дул порядком, и немудрено, что меня не тянуло на воздух. Я предпочитал сидеть в палатке, закутавшись в шубы, и заниматься разработкой своих набросков или чтением.
Закололи овцу, но хотя нас и было много, мясо осталось несъеденным, - горная болезнь уменьшает аппетит. Мне баранина перестала нравиться, так как фф никак нельзя было уварить до мягкости. Пилав тоже выходил не вкус­ным,-и рис оставался жестким. Приходилось доволь­ствоваться вечным жиденьким бульоном из баранины, да окаменелым хлебом.
Меню было все одно и тоже, повторяясь дважды в день, и скоро эти трапезы так надоели мне, что я приступал к ним с некоторым содроганьем и успокаивался только тогда, когда, одолев свою порцию, закуривал трубку. В общфм-же я чувствовал себя хорошо, хоть мы и находились на 4,968 м. высоты.
Утомление сказывалось только одышкой и сердцебиением. Закутанный в шубы и войлока, я часто просыпался ночью от неприятного и жуткого чувства стеснения в груди. Зато головная боль, мучившая меня в первые дни, совершенно прошла.
На закате погода прояснилась. Тяжелые черные тучи уползли к востоку. Небо в зените было ярко синее, на западе-же было объято заревом, словно от далекого степного пожара; ближайшие горные склоны отливали резким багрян­цем. На севере горы были еще окутаны густыми облаками, которые весь вечер то и дело прорезались молниями.
Утром 12 августа по лощине, где был расположенъ
230
ПЕРВЫЕ ДНИ ПУТЕШЕСТВИЯ ПО СЕВЕРНОМУ ТИБЕТУ.
лагерь, заструился крохотный ручеек, образовавшийся из растаявшего снега. Растаял, однако, лишь нижний слой, вфрхний-жф был еще скован морозом. Минимальный термо­метр показал-10.7°. Втечение дня мы миновали несколько ручейков с прозрачною водой.
Лощина вела к небольшому второстепенному перевалу через один из отрогов Арка-тага. Здесь преобладал красный, мелкозернистый сланец. Пастбища становились все более редкими и скудными. Следы антилоп и зайцев, однако, попадались по прежнему; там и сям попадался и помет куланов.
Спустились мы с перевала на другую сторону по резко очерченной долине, в 4 килом. ширины, заворачивавшей с WSW к востоку. Пресеченное ложе долины было сухо, подножного корму не росло никакого. По близости нигде не представлялось удобного перехода через Арка-таг, и мы продолжали следовать по долине к востоку; в том на­правлении местность представлялась открытой. По обе стороны долины рисовались легкими тенями отроги хребта, а на заднем плане возвышался мощный хребет, продолжение Арка-тага, весь окутанный серебряным снегом. Снег сиял такой ослепительной белизной, что мы сначала приняли его за белые облака на горизонте.
Направляясь к востоку, мы имели Арка-таг частью по правую руку, частью прямо впереди; оказывалось, таким образом, что хребет слегка заворачивает к 0N0.
Оставив широкую долину влево, мы стали медленно подыматься по нижнему склону Арка-тага, пересекая бесчисленные овраги и балки, по которым в большинстве слу­чаев текла вода, направляясь в главную долину. На севере местность была открытая, без холмов. Перед нами лежало обширное пресеченное плато, ограниченное вдали на севере мощною горною цепью с множеством снежных вершин; это была южная сторона Токкуз-давана.
Вдали сиял раздвоенный пик Арка-тага, к которому мы час за часом подвигались, но все как будто не прибли­жались. Теперь надо было отыскать удобное место для стоянки, где-бы нашелся подножный корм. О воде сегодня беспо­коиться нечего было. Пройдя 29 килом., мы разбили палатки
ПЕРВЫЕ ДНИ ПУТЕШЕСТВИЯ ПО СКВЕРНОМУ ТИБЕТУ.
231
около порядочного ручейка, по берегам которого росла снос­ная трава. Абсолютная высота равнялась 4,975 м. Животные имели еще бодрый вид, но людям, особенно Ислам-баю, приходилось плохо. 13 и 14 августа нам пришлось оставаться в лагере № V. Поводом к такой остановке послужил печальный факт. Сначала люди уверяли меня, что животные нуждаются в отдыхе, но утром 13-го мне доложили,что Ислам-баю очень плохо. Славного моего слугу мучило, что я должен буду пожертвовать хотя-бы одним днем из-за него, и он просил других сослаться на усталость животных. У него была сильная лихорадка, пульс бился ускоренно, голова страшно болела. Он не думал, однако, что причиной недо­моганья была лишь горная болезнь: он харкал кровью и был так слаб, что не мог шевельнуть ни одним членом.
В дневнике моем записано следующее: „Ислам по­просил других попытаться уговорить меня продолжать

Вид на SW из лагеря № V. (С рисунка автора).
завтра путь, а его с двумя таглыками, также больными, оста­вить здесь. Он хотел поручить ключи, ягданы и все про­довольствие и боевые припасы Парни-баю, а сам, если ему будет лучше, думал попытаться перевалить через Токкузъдаван, пробраться до Черчена и дальше на родину через Кашгар.
„Я однако, дал ему хины и морфину, после чего он проспал несколько часов, затем я поставил ему горчич­ники, чтобы оттянуть кровь от головы. Повидимому, ему очень плохо. Выло-бы страшно тяжело лишиться его. Я-бы почувствовал себя тогда воистину одиноким. Он был моим спутником с самого начала, делил со мной все ли­шения и опасности, не щадил сил и был для меня истин­ной опорой.
„Кто, как ни он, всегда набирал и организовывалъ
232 ПЕРВЫЕ ДНИ ПУТЕШЕСТВИЯ ПО СЕВЕРНОМУ ТИБЕТУ.
караван, нанимал надежных людей, обдумывал и заку­пал продовольствие и следил за всем самым разумным и обдуманным образом. Десять человек не стоили его одного; он был незаменим. И вот теперь он лежал, словно старик, сломленный недугом, похожий на умираю­щего. Как горько было-бы, если-б он погиб теперь, на третьем году своей самоотверженной службы мне, на которую сменял свое спокойное житье-бытье в Оше; эта последняя тя­желая экспедиция былаужф седьмою, совершонною нами вместе.
„Да, наше вступление в области Северного необитаемого Тибета обещало мало хорошего. Наш лагерь походил на походный лазарет; путешествовать с такими инвалидами нечего было и думать. В таких случаях чувствуешь себя связанным, и другого выбора нет, как или оставить боль­ных под надзором нескольких здоровых или - вер­нуться. Перспектива возвращения, однако, наводила на меня настоящий "ужас. Я должен был исследовать безвестные нагорья, простиравшиеся к югу от Арка-тага!
„И как свободно здесь на высотах, среди этого чистого свежого воздуха и постоянно меняющихся пейзажей, в срав­нении с однообразной пустыней, её серым небом, удушли­вым воздухом, скорпионами, шершнями, комарами и недо­статком воды! Я радуюсь при мысли, что эти области оста­лись позади, но мои люди боятся безмолвных гор, и их тянет вниз.
„Болезнь Ислам-бая, тревожащая меня уже сама по себе, имеет еще то пагубное последствие, что другие люди окончательно пали духом, увидав своего караван-баши в таком жалком положении. Им уже кажется, что смерть у них за плечами. Только мое спокойствие еще ободряет их. Они радуются, когда я прихожу в их палатку-лазарет и с удовольствием приходят поговорить со мной о наших видах и надеждах. Вообще-же они но разговорчивы; не слышно более и веселых песфн.“
Сам по себе день отдыха прошел спокойно. В полдень ручей раздулся и принял кирпичный оттенок, но к вечеру вода снова сбыла и стала прозрачной. Воздух был удиви­тельно чист и прозрачен. Горы на самом горизонте видны были в малейших подробностях крайне отчетливо.
ПЕРВЫЕ ДНИ ПУТЕШЕСТВИЯ ПО СКВЕРНОМУ ТИБЕТУ.
233
Днем были посланы разведчики к юго-востоку. Они нашли глубокую большую балку, которую Гамдан-бай счи­тал балкою одного из притоков Черчен-дарьи, Паткаклыка (Илистая река). Он полагал, что Литлэдель и перешел Арка-таг, следуя по верхнему течению этой реки. Гамданъбаю, казалось, можно было довериться, так как он сопро­вождал Литлэделя, но позже выяснилось, что он ошибался.
Парпи-бай предполагал, что недели через две мы опять нападем на хороший подножный корм. Жалкая трава вокруг лагеря № V была горька, и лошади не стали бы есть её, не будь они так голодны. Зато здесь и не видно ни следа ку­ланов; эти быстроногия животные, верно, умеют отыскать более тучные пастбища.
Итак, Парпи-бай стоит за то, чтобы как можно скорее выступить в путь, - останься мы здесь подольше, лошади могут заболеть. Две из них уже плохи, не едят и целый день лежат. Остальные, а также ослы и верблюды сравни­тельно в хорошем состоянии. У нас есть еще запас корму для них, который в случае нужды можно растянуть на месяц, а продовольствия для нас самих хватит на два с половиной месяца.
Вечером Ислам-бай получил 4 гр. морфина, хорошо спал ночь и утром 14 августа почувствовал себя значи­тельно лучше. Он мог уже проглотить немножко хлеба с чаем и немного погулял в шубе, а на следующий день на­деялся быть в состоянии сопутствовать нам. Погода стояла неприятная. От 12 ч. до 4-х шел град, потом полил дождь. Пока шел град, температура (в 4 ч. пополудни) равнялась 16°, во время-жф дождя быстро понизилась до 9°.
Верблюды каждый вечер потешают нас настоящим представлением: как раз на закате они величественно, медленно, словно боги, мерно раскачивая горбами, направ­ляются к палатке за обычною меркою маиса. Маис рассыпают на куске парусины, разостланной на земле, верблюды располагаются вокруг и с жадностью поедают лакомство.
234
К ПОДОШВ АРКА-ТАГА.
К подошве Арка-тага.
15 августа. К счастью, сегодня Исламу стало полфгче, и мы могли в обычное время выступить. Одна из лошадей околела; это была первая наша потеря, за которой, к сожа­лению, последовали и другие.
Небо было покрыто легкими облаками, которые задевали за относительно невысокие гребни гор и как-то давили всю окрестность, словно низкий потолок комнату. Казалось даже, что на востоке нельзя будет пройти под этими облаками.
Мы продолжали путь к востоку, следуя по широкой и правильной продольной долине, вдоль северной подошвы Арка-тага. Ложе долины было почти ровное, с самым не­значительным уклоном, а в глубине её бессменно сиял, подобно маяку, белый раздвоенный пик. Направо главный гребень Арка-тага скрывался за одним из собственных отрогов хребта. Налево от нас тянулась незначительной высоты, свободная от снега, горная цепь.
В продольную долину впадала резко очерченная попе­речная; по ней, по глубоко врезавшемуся в конгломераты руслу, протекал небольшой ручей. Ландшафт имел красно­ватый оттенок от кирпично-красной сланцеватой горной породы, но русло было покрыто мелким плотно спрессован­ным щебнем зеленого кристаллического сланца, гранита и порфира, которые, вероятно находились in situ в высших поясах Арка-тага.
Эта большая поперечная долина, пересекавшая продоль­ную, по которой мы до сих пор следовали, прорезывала, суживаясь в настоящее ущелье, горную цепь, находившуюся к северу от нас и загораживавшую от нас Токкуз-даван, а по ту сторону гор заворачивала, вероятно, к северовостоку.
Продольная долина стала уже. Мы подвигались по левой береговой террассе, и нам приходилось пересекать множество „чаповъ“. По самой большой из этих балок, имевшей почти отвесные, высотою до 1.0 м., бока, протекала речка, вблизи
К ПОДОШВ АРКА-ТАГА.
235
которой скудно росла трава. Погода, как нельзя более кстати, заставила нас остановиться как раз на этом месте, хотя mbj и прошли в этот день всего 16 килом.

Около полудня на западе собрались тяжелые облака, быстро понесшиеся к востоку, хотя около земной поверхности
Пожар в тростнике на озере Кара-куль. (С, рисунка автора).
236
К ПОДОШВ АРКА-ТАГА.
дул NO ветер. Облака быстро стягивались кольцом во­круг нас. Только на самом востоке виднелся еще быстро таявший клочек лазури, а то везде, куда ни погляди, стояли темные свинцовые зловещие тучи. Скоро позади нас по­слышался слабый вой. Он все приближался и усиливался. Поднялся сильный ветер с запада, и разразился ужасней­ший град, хлеща землю и бока гор.
Мигом настал полумрак, загремел гром, раздавав­шийся как будто прямо у нас над ухом, но молний не было видно. Окрестность совершенно потонула во мгле. Градины были не больше маисовых зерен, но, подхваченные ветром, били с такой силой, что удары их ощущались даже сквозь шубы и меховые шапки.
На лошадей это незаслуженное бичеванье наводило страх, и мы принуждены были с четверть часа не трогаться с места, не зная даже, куда ехать. Вот мы и сидели на лошадях, повернув ветру спины и подняв воротники до ушей. В какие нибудь несколько минут веселая, смеющаяся, залитая солнцем местность превратилась в полярную область; грунт весь побелел и подмерз.
Несколько времени ничего нельзя было предпринять, но, когда самая грозная туча пронеслась, мы слезли с коней и поспешно принялись за разбивку палаток. Град продол­жался еще с час, покрыв землю толстым, белым ковром в вершок толщиною. До вечера он, однако, успел рас­таять', так как за градом, по обыкновению, следовал ливень. Мы успели поэтому основательно промокнуть прежде, чем попали под крышу. Бедные животные остались на дожде и холоде. Только верблюдам все было ни по чем, и они сразу принялись щипать траву.
16 августа мы рано выступили в путь. Погода была ветряная и холодная, небо покрыто облаками. Около семи часов утра они было рассеялись, но скоро снова сгустились. Не легко было решить, откуда они брались. Покажется не­большое облачко и начнет расти, расти и, наконец, покроет все небо.
Накануне вечером мы посылали разведчиков вверх по узкой балке, на краю которой мы разбили лагерь. Вернув­шись, люди сообщили, что в верхней части балка очень крута,
К ПОДОШВ АРКА-ТАГА.
237
узка и камениста, мы и предпочли продолжать путь к востоку по продольной долине. Не без труда перешли мы глубокую балку и направились дальше по холмистой поверхности и мимо небольшего озера, 250 м. в диаметре, с прозрачной пресной водой; дюжина гусей отдыхала тут на пути в Индию.
Подъем стал теперь заметным, пастбища еще попа­дались, но все реже. Долина была по прежнему заключена между двумя довольно значительными цепями гор; вода, стекавшая по их склонам и поперечным долинам, со­биралась в горную речку, которая дальше сливалась с реч­кой, на берегу которой был разбит наш лагерь № VI.
Наконец, мы достигли начала продольной долины и вершины подъема. Здесь мы нашли небольшую сухую впадину, по ту сторону которой вода текла к северо-востоку. Но мы свернули к OSO по боковой долине, заключенной между мощными горными отрогами и также прорезанной ручьем, который жался к высоким береговым скалам и обнажал зеленый сланец.
Большею частью мы подвигались почти наугад, не зная, окажется-ли возможным продолжать путь по долинам, в которые мы вступали. Постепенно мы заворачивали к юговостоку, и направо от нас оказалась мощная горная вершина. Около её подошвы нас снова захватил сильный град, сопро­вождавшийся дождем и снегом, но все это не помешало нам продолжать путь. Мы начинали уже привыкать, что такая неприятная погода наставала около 1 часу дня, хотя-бы утро и было совершенно ясное.
Окруженные туманом, мы достигли довольно плоского водораздела, так же, как и первый, разграничивавшего воды, текущие к востоку и текущие к западу. Становилось все яснее, что Арка-таг в этой области представляет целую систему параллельных хребтов, крайне бедных удобными для перевала поперечными долинами. По продольным доли­нам мы подвигались без малейшего затруднения. Напротив, по поперечным долинам мы могли проходить к югу разве лишь небольшие концы.
Следуя несколько времени к востоку, мы затем свер­нули направо по одной из подобных поперечных долин,
238
К ПОДОШВ АРКА-ТАГА.
которая скоро стала очень крутою. В устье её можно было наблюдать в высшей степени оригинальные образования. Она была покрыта слоем тонких продуктов выветриванья, в котором терялись мелкие ручейки; вч> общем грунт был так мягок и рыхл, что копыта животных тонули в нем, и это очень утомляло животных.
Понемногу мы всетаки пробирались вверх по все су­живавшейся долине и затем по крутым склонам до пере­вала - как мы надеялись, через главный гребень Арка-тага. С большими усилиями лошади взобрались на вершину. Но тут нас опять окутало непроницаемым туманом, пошел град, и поднялась мятель.
Так как дороги не было видно, и кроме того нам не хотелось упустить случая ориентироваться в этой горной об­ласти, для чего этот возвышенный пункт представлял такия благоприятные условия, то мы, посоветовавшись, решили разбить лагерь на самом перевале, абсолютная высота ко­торого доходила до 5,253 метров. За день мы сделали 26, 8 килом.
Быстро разбили палатки. Погода была ненастная, холод­ная и неприятная; малейшее усилие причиняло сердцебиение и одышку. Ветер пронизывал насквозь, град так и хлестал. Подножного корму не было никакого, ни единого кустика для топлива, и за водой людям пришлось спуститься глубоко в расщелину.
> Около 5 часов дня прояснилось настолько, что на юге и юго-западе можно было различить резкий, освещенный крас­ным светом и одетый снегом гребень, через который, повидимому, не вело ни одного доступного перевала. К югу от нашего перевала, который вел лишь через отрог Аркатаг и для достижения которого мы напрасно употребили столько усилий, виднелось глубокое ущелье, в которое сте­кали воды с целого лабиринта скал и цепей.
На востоке нам мерещились слабые очертания Арка-тага, и в этом направлении тянулась извилистая продольная до­лина. Вокруг нас в хаотическом беспорядке высились вершины и кряжи, некоторые черного цвета, другие кирпично­красного или зеленого, и самые высокие совершенно белого от снега. Относительная высота их была в большинстве
К ПОДОШВ АРКА-ТАГА.
239
случаев не велика, и нам казалось, что мы находимся на одном уровне со многими из них.
Скоро, однако, вся панорама заволоклась густыми обла­ками и снежной вьюгой. Плотные, тяжелые массы облаков быстро неслись над гребнями, волочась бахромой своих краев по неровной их поверхности и, словно кистью, нанося на нее белые полоски снега. Гром гремел так, что мы почти оглохли, молнии то и дело прорезали облака. Почва дрожала от сильнейших раскатов, и было как-то жутко стоять на самом перевале. Я велел поэтому отодвинуть па­латку так, чтобы линия гребня пришлась 10-ю метрами выше.
В этот вечер нам пришлось долго ждать наших верблюдов и ослов. Мы послали двух людей отыскивать их. В сумерки животные, наконец, показались, и люди с трудом втащили их на перевал. Ужин мой был на этот раз скуднее обыкновенного. Чтобы вскипятить чаю, пожертво­вали ящиком, без которого можно было обойтись. Посо­ветовавшись с таглыками, мы решились продолжать путь к востоку по крутому восточному ущелью перевала, так как на юге не представлялось никакого прохода.
Месяц сиял ослепительным блеском, окруженный замечательно красивым ореолом ярко желтого цвета с фио­летовой оторочкой.
Но скоро ночное светило исчезло за облаками, и по пус­тынному перевалу принялся во все стороны гулять ветер. Ночь была тихая, но холодная (минимум - 5. 4°) и, только заползши в свое логовище из шуб и войлоков, я мог согреться.
Утром топлива не оказалось, и мне пришлось довольство­ваться замороженным какао; питье это было бы очень кстати в знойной песчаной пустыне, но тут оказывалось чересчур прохладным. Оказалось еще, что верблюды и ослы рано ут­ром ушли назад по той-же дороге, по которой мы пришли.
Я всфтаки пустился в путь в сопровождении ФминаМирзы по направлению, выбранному еще с вечера, предоста­вив Ислам-баю в качестве караван-баши заботиться о том, чтобы и остальные не сбились с пути.
Проехав с час, мы отыскали таки следы ослов и овец. О.ни только задали крюку, обогнув горный хребет,
240
К ПОДОШВ АРКА-ТАГА.
на перевале которого мы ночевали. Но проводники верблюдов направились не по надлежащему пути; мы,. впрочем, наде­ялись, что они скоро заметят свою ошибку и постараются отыскать нас.
Поэтому мы продолжали путь к востоку по продольной долине. Насколько мы могли заключить, законы образования северных продольных долин Арка-тага следующие. они принимают большинство наиболее значительных и обиль­ных водою речных долин с юга; с севера-же мало или почти никаких. Речки, протекающие по продольным долинам, жмутся ближе к низкой северной горной цепи, склоны которой всегда круче, нежели склоны южной. Послед­няя за то богаче рыхлым материалом, образовавшимся из продуктов выветриванья, тогда как склоны северной цепи

Вид на NW из лагеря № VI. (С рисунка автора).
вследствие подмыва рекою, часто обнаруживают выступы горных пород in situ.
Сделав около 14 килом., мы увидали в некотором расстоянии наших ослов, пасущихся на высокой террассе, на левом берегу хрустально-прозрачного потока, по руслу которого мы следовали. Палатки были разбиты в удивительно живописной местности. Пришлось взяться за дело всем, так как дул сильный северо-западный ветер.
Сносный подножный корм и голодовка накануне побу­ждали нас к однодневному отдыху. Когда, наконец, сюда прибыл с верблюдами Гамдан-бай, он узнал местность и в каких нибудь 10 минутах ходьбы к северу нашел то место, где останавливался на привал Литлфдэль год тому назад. Литлфдэль пришел сюда с севера и провел здесь несколько дней, чтобы высмотреть перевал через Арка-таг.
Но так как ему в этом отношении посчастливилось
К ПОДОШВ АРКА-ТАГА.
241
но больше нашего, то он направился по долине, открывав­шейся на восток, где и нашел удобный перевал, который вел к небольшому озеру, к югу от Арка-тага. Мы решили воспользоваться этим открытием, и Гамдан-бай взялся вести нас к перевалу Литлфдэля.
18 августа посвятили отдыху. Я только посетил место стоянки Литлфдэля; между закоптевшими камнями еще заметно было место, где был разведен костер. Кругом в изоби­лии валялся помет караванных животных, и мы таким образом обрели хороший запас топлива. Кое-где можно было даже различить тропинку, протоптанную животными, а на берегу речки валялась брошенная негодная рубашка.
Речки, текущие по продольным долинам с запада и

Долина около лагеря № VIII, где останавливался и Литледэль. (С рисунка автора).
востока, сливались здесь в одну и прорывали северную гор­ную цепь, образовывая живописное ущелье. Всюду по сосед­ству виднелся черный сланец, переслаивающийся с твер­дым кристаллическим сланцем; поверхностные слои черного сланца вследствие выветриванья распадались на тонкие листики.
Упомянутая речка несла около полудня 6 куб. м. про­зрачной воды, которая журчала и ценилась между круглыми окатанными камнями. Наш лагерь был расположен как бы на полуостровке, образованном крутым изгибом запад­ной речки. Приток воды был меньше всего утром, но затем все возрастал в течение дня. Вечером речка становилась довольно значительной, но за ночь вода спадала и окаймлялась тонким ледком.
Свен Гедин. Том 2-ой. Jg
242
К ПОДОШВ АРКА-ТАГА.
Непосредственно после заката холод стал ощутитель­ным; температура пала на несколько градусов ниже нуля. Главным-жф образом выстуживал палатку непрерывный ветер, улегшийся только к ночи. Ночи вообще стояли тихия, ясные, и, вследствие усиленного лучеиспускания, поверхность почвы подмерзала, но вновь быстро оттаивала с первыми-жф лучами солнца (минимальная температура -11°; абсолютная высота 5,083 м.).
Вечером распорядился с таглыками таким образом. Троим было выдано жалованье за все время их службы и дано позволение вернуться обратно по той-жф дороге. Из прочих же двое должны были сопровождать меня через Арка-таг и затем уже вернуться домой, а остальным троим таглыкам вместе с моими постоянными слугами из Запад­ного и Восточного Туркестана предстояло следовать с кара­ваном до тех пор, пока мы не доберемся до заселенных трактов, когда-бы это ни случилось.
Таглыки, которые должны былисопровождатьмфня дальше, попросили у меня вперед половину жалованья, на что я не­медленно согласился. Некоторые-жф из восточно-туркестанцев, оставившие семьи в Керии и Хотане, решили восполь­зоваться случаем и послать значительную часть получен­ного ими жалованья с тремя возвращавшимися домой таглы ками, которые завтра утром должны были выдать рос­писки в получении денег и обязательства доставить их по адресу.
Когда с рассчетами было покончено, мы улеглись на покой. Таглыки, как всегда, спали под открытым небом, в защите бруствера из мешков с маисом и прочих по­житков.
Проснувшись утром 19 августа около 5 часов, слуги мои, к удивлению своему, не нашли в лагере таглыков. Все они, за исключением моего секретаря Эмина-Мирзы бежали. Ислам немедленно разбудил меня и доложил о случив­шемся. Мы собрали военный совет.
Люди мои спали всю ночь, как убитые, и не слышали никакого подозрительного шума. Они полагали, что таглыки бежали еще около полуночи, чтобы выиграть время и таким образом обеспечить себя от погони. Они хорошо знали, что
К ПОДОШВ АРКА-ТА ГА.
243
для нас в этих скудных подножным кормом областях каждый день был дорог.
Когда-жф мы обревизовали караван и наши пожитки, оказалось, что исчезли еще 10 ослов, пара лошадей и добрый запас хлеба, муки и маиса. Но хуже всего было то, что таглыки получили вперед жалованье и забрали еще деньги дру­гих людей без всяких росписок.
План бегства, без сомнения, был обдуман заранее, и они хитро выманили у меня вперед жалованье. Особенно удивляло нас то, что они могли выбраться из лагеря так бесшумно. Некоторые из моих людей, правда, слышали около полуночи лай собак, но полагали, что собаки лают на верблюдов, которые обыкновенно удалялись по ночам от лагеря, бродя в темноте, словно призраки.
Но нас не так-то легко было провести. Мы обыскали ближайшие окрестности лагеря, чтобы по следам определить, в какую сторону направились беглецы. Оказалось, что они ушли по разным направлениям, разбившись на кучки; сборным-же пунктом явилась подошва северного хребта; они, видимо, хотели с самого-жф начала сбить нас с толку. Двое воров шли пешком, двое ехали на лошадях, осталь­ные на ослах.
Так как ослы наши были сильно изнурены, то импро­визированный караван не мог подвигаться особенно быстро. Поэтому я распорядился немедленно пуститься за ним в по­гоню и, во что-бы то ни стало, вернуть беглецов со всем до­бром назад, в лагерь № VIII. За такой гнусный обман сле­довало наказать их. Парпи-баю, дельному малому, было пору­чено руководить погонею, а в подмогу ему были даны Гамданъбай и Ислам из Кфрии. Вооружась ружьями и револьверами и сев на лучших наших верховых лошадей, они пустились во всю прыть по следам беглецов через перевал и скоро скрылись из вида. В случае отказа беглецов вернуться, преследователи могли дать несколько выстрелов для остра­стки, но им строго было запрещено ранить кого-нибудь.
Нам, остальным, пока оставалось только терпеливо ждать. День и ночь прошли, не принеся ничего нового. Я начал уже опасаться, что преследователи заблудились; эта беда была-бы горше первой.
16*
244
К ПОДОШВ АРКА-ТАГА.
Въ'шесть часов вечера на следующий день Парни-бай и Гамдан-бай вернулись на в конец измученных лошадях и сообщили следующее.
Они ехали по следам безостановочно весь день и вечер. Лошади, не обремененные поклажей и успевшие уже отдохнуть накануне, шли отлично. Миновав места наших лагерей № VII и № VI, преследователи около полуночи заметили вдали огонь и направились к нему.
Достигнув места, они увидали около костра несколь­ких людей; это, разумеется, были наши беглецы. Две лошади и ослы паслись неподалеку. Пятеро из людей расположились около костра, остальные уже легли спать. Все и люди и животные были, видимо, истомлены в конец долгим пере­ходом. Несмотря на преимущества, которые давало им то обстоятельство, что они перед выступлением отдохнули день, и то, что дорога вела теперь под гору, а не в гору, они были настигнуты погоней, так как большинство из них шло пешком.
Когда Парпи-бай с двумя спутниками подъехал к костру, беглецы повскакали и кинулись в разные стороны. Но Парпи-бай выстрелил на воздух и крикнул, что, если они тотчас-же не вернутся на место, то все будут пере­стреляны. Тогда они повалились на землю, прося пощады. Дэеглецов всех перевязали, и Парни отобрал от них все забранные ими у меня деньги.
После двухчасового сна, рано утром караван двинулся обратно. Только трое таглыков, получивших от меня окончательный рассчет, были отпущены на все четыре сто­роны. Предводитель беглецов, сорокалетний таглык, организатор всего дела, был принужден, как вор, идти всю Дорогу пешком со связанными руками.
Только в 10 ч. вечера добрались связанные беглецы под надзором Ислама из Керии до нашего лагеря. Мне были возвращены все отобранные у них деньги. Но, кроме того, они отняли у нас два дорогих дня, и этой потери ничем было не возместить. Предводителя подвели ко мне, а остальные расположились полукругом.
Я заявил ему, что он вор, и что, если-бы он попался при таких обстоятельствах в руки китайского амбаня, ему
К ПОДОШВ АРКА-ТАГА.
245
пришлось-бы плохо. Теперь-жф он, дабы внушить ему и фго

товарищам, что нельзя безнаказанно так обходиться с евро­пейцем, присуждался лишь к двенадцати ударам розгами.
Суд над беглецами. (С рисунка Адлерврейца).
246
К ПОДОШВ АРКА-ТАГА.
В этом я разошелся с моими верными слугами, которые находили, что ему следовало задать основательную порку.
Кроме того я заявил, что воры должны искупить свое недостойное поведение трудом, и ночи, ради безопасности, будут проводить связанными. Далее, они обязаны были: за­платить Парпи-баю, Гамдан-баю и Исламу из Керии жало­ванье за потраченные на погоню три дня, сопровождать нас, пока нам это будет нужно, и при рассчете вполне подчи­ниться моим условиям: я заплачу им столько, сколько они заслужат своим поведением.
Сцена суда вышла очень живописной. Люди стояли перед палаткой, молча, закутавшись в шубы, слабо освещенные светом луны и отблеском от свечки. Мало радости было наказывать беглецов, но они заслужили наказание, и их по­следующее безукоризненное поведение доказало, что мой при­говор пошел им в пользу.
Разумеется, и люди и животные, участвовавшие в побеге и в погоне, изнемогали от усталости, и нам пришлось из за них пожертвовать еще одним днем. Таким образом, в лагере № VIII мы провели целых три дня. Погода стано­вилась зимней. После полудня, в течение нескольких часов шел снег, а после 3 часов задул сильный северо-восточ­ный ветер, опрокинувший мою палатку. Веревки так тре­щали и дергались, что я уже приготовился к такому казусу, и ничто в палатке не пострадало. В 8 часов по бокам палатки забарабанил дождь, потом опять все стихло.
Вечером вся окрестность оказалась под белым покро­вом снега. Только в речном русле выделялась в сумраке черная, извилистая линия реки. Всю ночь дул сильнейший северо-восточный ветер, палатку понемногу до того заносило снегом, что мне несколько раз приходилось выходить и сбивать с неё снег, который к утру и образовал вокруг неё настоящий вал. Снег, однако, заметно задерживал тепло в палатке и уменьшал сквозняк. Только поздно ут­ром 22 августа снежный буран прекратился, и мы могли выйти и поразмяться.
Прошли 22-го необычайно мало: всего 3.6 кил. Столь по­спешный привал объяснялся тем, что мы хотели восполь­зоваться последним пастбищем. Держась левой стороны от-
К ПОДОШВ АРКА-ТАГА.
247
крывавшфйся с востока долины, мы поднялись на площадку, где останавливался со своим караваном Литлфдэль, и здесь разбили палатки. Караванные животные Литлфдэля оставили здесь столько помета, что в топливе недостатка не предвиде­лось. Помет сохраняется в этих областях удивительно хорошо, и мы сначала приняли его за свежий помет куланов. А между тем он лежал тут более года. Это доказывало, что в этих высоких поясах никогда не выпадает дождя, а только снег и град. Иначе помет скоро измфльчилсябы, высох и его развеяло-бы ветром.
И сегодня около часу дня начался град. Злейший наш враг, однако, ветер, который подымается почти всегда в одно и то же время дня ежедневно, приносит градовые тучи и продолжается до вечера, а часто даже и всю ночь. Холодные струи его проникают в палатку и грозят задуть огонь, как ни стараешься защитить его. Да и ложе становится таким холодным, что, заползая в него, попадаешь как будто в ледник и долго, долго лежишь и щелкаешь зубами, пока, на­конец, не согреешься.
23 августа. Рано утром меня разбудила вьюга. Снова стояла полная зима; лошади были все в снегу, торбы их были пусты, и животные смотрели такими скучными, усталыми. Я разбудил людей, и скоро караван был готов. Сегодня нас ожидал трудный переход. Предстояло перейти через Арка-таг по перевалу Литлфдэля, к которому взялся прово­дить нас Гамдан бай.
Тихо подвигались мы гуськом по речной долине, кото­рая стала суживаться; вместе с тем относительные высоты уменьшались, а формы гор становились более округленными. Лишь в речной долине скалы были обнажены, вообще же поверхность была вся покрыта рыхлым материалом. Мес­тами торная речка становилась широкой и мелкой. Быстрота её все увеличивалась по мере того, как мы подымались в гору. Хрустально-прозрачная вода весело струилась по сво­ему покрытому тонким щебнем руслу. Выступающая здесь горная порода - темнозфленый твердый кристаллический сла­нец. Затем, речная долина вновь расширилась, образуя бассейн, в который стекается множество мелких прито­ков.
248
К ПОДОШВ АРКА-ТАГА.
На некоторое время нас задержала мятель, окутавшая нас, как туманом; потом мы продолжали путь к юговостоку по резко очерченной долине, прорезанной одним из главнейших притоков реки. В двух местах долина разветвлялась. Около первого разветвления нашли остатки одного из членов экспедиции Литлфдэля: высохший труп осла. Его мумиеобразноф тело не подверглось разложению; целость его свидетельствовала также, что ни волки, ни хищные птицы не знали сюда дороги. Итак, ясно было, что до сих пор мы от самого лагеря № VII шли по пути Литлфдэля.
Впереди, на 0S0, и виднелся перевал через Арка-таг. Но, когда я с Эмином-Мирзой взошел на небольшой второ­степенный перевал (5,580 м.), находившийся севернее или левее первого, мы, к изумлению нашему, увидели, что следы наших лошадей, по обыкновению, шедших вперед, направ­лялись к северу по боковой долине. Я тотчас понял, что Гамдан-бай, бывший теперь путеводителем, ошибся. Кара­ван, однако, был уже настолько далеко, что окрики наши не могли достигнуть до слуха людей.
Итак, после краткого обзора местности, нам не оста­валось ничего другого, как направиться по следам каравана, - дело было к вечеру, и мне не хотелось заночевать без палатки и чаю. Так как боковая долина, по которой пошел караван, под конец сворачивала к западу, то ясно было, что Гамдан-бай совершенно сбился с пути. Мы с Эми­ном-Мирзой скоро и встретили караван, возвращавшийся обратно. Гамдан-бай был очень смущен своей грубой ошибкой.
Не думая ни о чем, они шли, пока не наткнулись на свои-жф собственные утренние следы, описав таким образом полный круг, да еще зря перейдя через перевал. Гамдан уверял, что Литледэль как раз здесь не на долго уклонился к северу, и что он, Гамдан, сворачивая в долину, был уверен, что она скоро снова завернет к востоку и югу. Мне еще не приходилось видеть такого неуменья ориентиро­ваться, и я дал нагоняй и Гамдану и другим за то, что они, как бараны, пошли за ним.
Повернув назад, мы разбили лагерь в устье боковой долины, сделав в этот день 22 килом. Тут не было и
ЧЕРЕЗ АРКА-ТАГ. ПЕРВОЕ СОЛЕНОЕ ОЗЕРО. 249
следа подножного корма; только масса маленьких красных цветов росла между камнями.
Вечер, против обыкновения, выдался чудесный; воздух был совершенно прозрачен. Снеговой покров и легкия облачка сияли при свете месяца ослепительной белизной. Во мраке тихо, величественно бродили, подобно призракам, наши верблюды, освобожденные от вьюков и тщетно искавшие подножного корма. Лошадей и ослов привязали, так как их нельзя кормить, пока они не отдохнут часа два. Люди, исключая поваров, тоже прилегли отдохнуть после того, как разбили палатки. В лагере было тихо и спокойно, и мне представился удобный случай произвести наблюдения над луной. Но это оказалось не так-то легко: холод был очень чувствителен (в 9 ч. вечера-4°) и пластинка призмыциркуля с мелкими делениями сразу покрылась инеем от дыханья; удержать-же хоть на несколько минут в груди дыханье в этом разреженном воздухе было невозможно.
Когда подошел час кормежки лошадей и ослов, они принялись ржать и топать. Им подвесили торбы с маисом, и они с хрустом стали пережевывать сухой, жесткий маис. Затем, их отпустили до утра бродить на свободе.
Как тихо, безмолвно на этих высотах. Мы здесь словно гости на чужой планете. Темноголубая мировая бездна сияет перед нами за снежной вершиной Арка-тага. Лишь мерцание ночных звезд, медленный полет облаков и сверканье сне­жинок вносят оживление в этот мертвый пейзаж. Един­ственный звук здесь - металлический плеск струй речки о льдинки.
Но и речка отдыхает ночью, затянувшись льдом; жур­чанье мало-по-малу затихает. Но на утро солнышко снова пробуждает речку к жизни, как будто напоминая, что даже среди этой мертвой природы должна идти непрестанная ра­бота по пересозданию земной поверхности.
250 ЧЕРЕЗ АРКА-ТАГ. ПЕРВОЕ СОЛЕНОЕ ОЗЕРО.
ХЛЛИИ-
Через Арка-таг. Первое соленое озеро.
Итак, только 24 августа совершилось радостное со­бытие - перевал через Арка-таг. Двинулись мы в путь только после того, как Гамдан-бай, убедившись сам, уве­рил нас, что маленькая долина вела действительно к гребню хребта. Извилистый ручей журчал под ледяной корой; снег покрывал землю твердым, толстым ковром. Преобладающею горною породою являлся по прежнему сла­нец, слои которого падали почти вертикально. Когда мы по не особенно крутому подъему достигли перевала, нам, нако­нец, открылся желанный вид на юг.
Перевал оказался, однако, не тем, по которому перФ’шел Литледэль; тот находился несколько западнее. Обстоя­тельство это Гамдан-бай мог констатировать тем легче, что на том перевале люди Литледэля сложили небольшой холмик из камней. Вероятно, в этой части хребта много удобных для перевала пунктов. Каждая долина ведет, повидимому, к какому-нибудь перевалу. Разница в высоте между самым перевалом и соседними частями гребня незна­чительна. С самой вершины гребня снег сметало ветром, но в долинах, по обе стороны перевала, белели пятна снега. Абсолютная высота равнялась 5,544 м.
На юго-восток, юг и юго-запад открывались широкие горизонты. На востоке и западе взор встречал преграды в виде ближайших отрогов хребта. Южный склон пере­вала оказалсц гораздо круче северного; спуск шел по изви­листой, узкой речной долине между поперечными отрогами, идущими от боков перевала. Эти отроги гораздо короче, нежели идущие по северному склону. Они довольно обрывисты и круты и переходят сначала в волнистую поверхность, а затем в мощную, простирающуюся к югу нагорную рав­нину. По равнине там и сям разбросаны в беспорядке горы; с высоты перевала они казались нам низкими холмами.
На заднем плане тянется, уходя из глаз, непрерыв­ная, мощная темносиняя цепь гор, которая, по отношению к широкой долине, кажется однако, сравнительно низкою. На
ЧЕРЕЗ АРКА-ТАГ. ПЕРВОЕ СОЛЕНОЕ ОЗЕРО.
251
S0 и SW возвышаются гребни и вершины, покрытые вечным снегом. На SSW видно маленькое озерко, которое, должно быть, служит бассейном для стока большей части вод данной области. Таким образом, перед нами был первый, не имеющий стока в океан, бассейн Тибетского нагорья.
После долгого отдыха, мы двинулись вниз по южному склону перевала. Приятно было сознавать, что мы, наконец, вы­брались из Восточного Туркестана и из областей, воды кото­рых стекают в Лоб-Нор. Оставив за собою Кунь-гЛунь, Арка-таг и бассейн, расположенный между ними, мы всту­пили уже на почву Северного Тибета, этого высочайшего горба земли.
К востоку от нас простиралась безвестная страна; нам только в двух местах предстояло пересечь марш­руты: 1) Бонвалло и принца Генриха Орлеанского и 2) Дютрейля де Рина и Грфнара. Последний из названных марш­рутов шел, должно быть, где нибудь по соседству, но нам так и не удалось с достоверностью определить его поло­жение. Маршрут Литледэля мы уже покинули. Но до областей, воды которых стекают в Тихий океан, было еще далеко. Еще долго предстояло нам пробыть в областях, не имею­щих стока вод в океан.
Погода стоялапока прекрасная, и мы шли по ручью, про­текавшему по южной долине; в настоящее время воды в нем было вдоволь, благодаря растаявшему снегу. Близь того места, где ручей выходит из гор, мы оставили вправо от себя небольшую отдельную, резко очерченную гору, последний отрог Арка-тага.
Мы направили путь к юго-востоку, имея по левую руку южный отрог Арка-тага. Огромная часть этой горной группы простиралась перед нами, освещенная солнцем. Виднелись большею частью округленные вершины, но среди них выда­вался один очень острый и зубчатый гребень, из под снеж­ной шапки которого выступали несколько черных скал. Это и был тот раздвоенный пик, который мы видели на пути между лагерями №№ IV и V. Тогда он сиял вдали, на краю горизонта, теперь же мы благополучно оставили его позади.
Верхний почвенный слой, состоявший всюду из тонкого песку и пыли, был очень мягок и пропитан сыростью; нему­
252
ЧЕРЕЗ АРКА-ТАГ. ПЕРВОЕ СОЛЕНОЕ ОЗЕРО.
дрено, что животные наши сильно утомились. Ручей, благодаря незначительному падению русла, тек медленно, принимал множество притоков и, заворачивая к югу и юго-востоку, по направлению к упомянутому озеру, описывал почти полукруг у подошвы небольшой, изолированной горы, возвышавшейся на равнине. Около юго-западной подошвы горы, мы, к своему удивлению и удовольствию, нашли кое-какой подножный корм, которым животные наши и не пренебрегли после вчерашнего поста. Один из верблюдов и одна лошадь были сильно изнурены, а один из ослов пал на перевале.
Я немедленно предпринял пешком экскурсию на эту гору, откуда открывался отличный вид, и сделал там не­сколько набросков карандашом. От фирнового кольца на высочайшей вершине Арка-тага спускалось несколько не­больших ледников, короткие, покрытые снегом языки которых были обращены к югу.
Если бросить взгляд на восток, то с левой стороны окажется Арка-таг, уходящий легкой тенью в даль, а с правой - южный хребет, составляющий, как мы после от­крыли, продолжение Куку-шили. Между обоими этими хребтами шла широкая долина, очерченная на восточном горизонте прямой, едва заметно падающей к югу линией. Оба хребта тянулись к западу, насколько хватал глаз, но ближе сюда поверхность между ними была более пресеченной.
Самая гора, на которой я стоял, была довольно свое­образна. На северо-восточном и восточном склонах её выступал обычный тфмнозеленый сланец, угол падения которого равнялся 16° W 315 N. Вершина же горы была по­крыта почти горизонтальным, мощностью всего в 5 м., слоем иссиня черного туфа, продолговатые и круглые поры ко­торого были отчасти заполнены белым минералом. Туф сильно выветрел. Несколько подобных же отдельных гор с туфовыми шапками виднелось и на юге.
Когда я с Джолдашем вернулся к моей славной па­латке, солнце закатывалось на ясном бирюзовом небе. Там и сям плавали только отдельные беловатые облачка. Но едва верхний край солнечного диска скрылся за горизонтом, как на западе встала темная, грозная стена.
В нижних слоях атмосс]эеры стояла еще полная тишина,
ЧЕРЕЗ АРКА-ТАГ. ПЕРВОЕ СОЛЕНОЕ ОЗЕРО.
253
но в высших дул сильный ветер. Это видно было по тем­ным свинцовым тучам, края которых были окрашены закатом в багровый, кровавый и фиолетовый цвета. Неко­торые из туч казались совсем черными, другие слегка про­

свечивали под лучами солнца. Нельзя было оторваться от этой фантастической, зловещей и величественной картины.
Вот, нарушая покой природы, зашумели первые порывы ветра, сначала слабые, затем все сильнее и сильнее. Скоро
254
ЧЕРЕЗ АРКА-ТАГ. ПЕРВОЕ СОЛЕНОЕ ОЗЕРО.
разразился настоящий ураган. Все мои люди ухватились за веревки палатки, которую иначе унфело-бы. Град посыпался с такой силой, что в воздухе засвистело. Животные наши, испуганно озираясь, перестали щипать траву. Но через 5 минут все прошло. Ураган пронесся к востоку. На западе не виднелось новых туч. Спокойствие восстановилось, и на­стал чудный звездный вечер.
Но и это продолжалось недолго: к полуночи окрестность окуталась необычайно густым туманом, который скрыл от нас даже гору, у подошвы которой расположен был наш лагерь.
Втечение этой последней бури и много раз впоследствии нам казалось, что облака несутся непосредственно над зем­ной поверхностью. Когда проносится „черная буря“ с её на­висающими облачными бахромами, белоснежное одеяние гор темнеет, но утром, когда воздух опять становится чистым, снег блестит как будто еще ярче прежнего.
25 августа. Мы направились к юго-востоку и подвига­лись более трех часов по почти ровной поверхности; лишь текущий к юго-западу ручей выдавал незначительный уклон местности по направлению маленького озера. Мы перешли че­рез три ледниковых потока, разветвлявшихся на множество мелких, то расходившихся, то опять сливавшихся ледяных струек. Ни одна из них не вырыла себе сколько нибудь определенного, значительного русла. Около каждой струйки почва была пропитана сыростью настолько, что так и хлюпала под ногами лошадей, которые часто вязли в грязи.
Следующий, пересекавший нам путь, ручей уже тек к востоку; таким образом мы перешли водораздел, даже не заметив его. Там и сям попадались небольшие площадки с подножным кормом, на которых часто виднелся помет куланов и антилоп. Налево от нас, в расстоянии почти 3 километров, остался отдельный небольшой, круглый вы­ступ, покрытый туфом.
Впереди виднелось озеро, крайне неправильной формы, не больше 2 килом. в длину, и со всех сторон изрезанное длинными, узкими заливами. Сюда впадали все окрестные ручьи. Это был второй бассейн, встреченный нами на пути, и мы уже с уверенностью могли заключить, что вся область къ
ЧЕРЕЗ АРКА-ТАГ. ПЕРВОЕ СОЛЕНОЕ ОЗЕРО.
255
востоку между Арка-тагом и южной горной цепью представ­ляет ряд таких небольших изолированных бассейнов.

Мы продолжали путь в том же направлении, но пере­секший нам дорогу длинный, узкий залив, заставил нас свернуть к югу, и вскоре мы перешли через обильный водой
256
ЧЕРЕЗ АРКА-ТАГ. ПЕРВОЕ СОЛЕНОЕ ОЗЕРО.
ручей, впадавший в залив. Поверхность становилась все более пресеченной, и нам то и дело приходилось подыматься и спускаться с холма на холм; эти рыхлые, затруднявшие движение холмы тянулись Ж) - SW. Позади нас и налево от нас еще сияли ледники Арка-тага, и расстояние между ими и нами увеличивалось крайне медленно.
Южная цепь гор была теперь видна лишь с вершин холмов. Ручьи струились в разные стороны, словно сами не знали хорошенько, куда течь. Выступал здесь лишь кое-где черный сланец; плиты его высовывались иногда из земли, словно могильные камни. К нашему удивлению и радости, мы нередко встречали в течение дня тощие лужайки, поросшие травой, называемой таглыками „сарыкъ“ или „яйлак-сарыкъ“ (желтый подножный корм).
Дальше, по холмам и речкам, направлявшимся к озеру 0N0, мы достигли довольно значительной долины с рекою, на берегу которой пасся дикий як, первый увиденный нами. Река делала удивительно крутые завороты к востоку, югу и юго-западу, омывая гору с очень крутыми склонами.
Взойдя на её вершину, мы не знали, в какую сторону направиться, так как всюду виднелась сильно пресеченная поверхность - настоящий лабиринт гор и холмов, между которыми по всем направлениям извивались ручьи. В конце концов они, однако, сливались, образуя порядочную реку, приток воды в которой равнялся 5 куб. м. в секунду; река эта, вырыв себе глубокое русло, текла к юго-западу. На нас, привыкших в восточном Туркестане к одному определенному направлению всех ручьев и речек, стре­мившихся к одной цели - Лоб-Нору, эта неправильность и разнообразие орографических условий производили странное впечатление. Здесь воды текли то к востоку, то к западу, то к югу, то к северу.
Поэтому мы и не могли составить себе точного пред­ставления о том, куда затем направится последняя река. Но мы всетаки спокойно продолжали путь к юго-востоку, по­дымаясь по крутой речной долине. На скудно поросших травою склонах, в таком изобилии валялся помет яков и куланов, что топлива тут хватило-бы на целые годы. Не было недостатка и в свежих следах животных.
ЧЕРЕЗ АРКА-ТАГ. ПЕРВОЕ СОЛЯНОЕ ОЗЕРО.
257
Наконец, мы достигли вершины этой возвышенности и внизу, под нами, развернулась поразительно величественная картина. По ту сторону, гора крутым обрывом спускалась к необычайно большому озеру, тянувшемуся W - О. Вода в озере отливала чудными светлозелеными тонами, в мел­ких же местах желтыми. Нелегко было решить, в какую сторону нам направиться, так как восточный склон горы, повидимому, падал почти отвесно в озеро, вдали на западе расстилалось болото, а на юге все еще тянулось озеро.
Поразмыслив, решили сделать привал и обследо­вать местность. Караван осторожно спустился по крутиз­нам к северному берегу озера, и люди отыскали между холмами несколько более защищенное от ветра местечко для лагеря. Дул как раз сильный ветер с S0, дававший мне себя чувствовать, когда я сидел на вершине, занятый своими набросками и наблюдениями.
Вид открывался широкий. На юго-востоке виднелись снежные горы. К югу от озера поверхность, повидимому, становилась менее пресеченной, за то там виднелись еще три маленьких озера. Почва между ними была сырая, топкая. Поэтому я поручил Ислам-баю направиться к востоку по берегу озера, чтобы узнать, может ли там пройти наш ка­раван. Возвратившись, Ислам донес, что никаких препят­ствий нет.
Едва мы улеглись на покой, как поднялась обычная буря с запада, сопровождавшаяся на этот раз ливнем. До сих пор нам не приходилось страдать от недостатка воды, чего мы опасались, выступая в путь. Вода повсюду находи­лась в избытке, да и подножный корм попадался не так уж редко, как уверяли нас таглыки, может быть, желая нас напугать. Около вновь открытого озера трава росла сравнительно недурная.
Люди попросили поэтому разрешения отдохнуть здесь дфнек. Желание их было тем основательнее, что некоторые из лошадей и ослов были порядком изнурены, а одного из верблюдов и вовсе пришлось покинуть на полпути около пресноводной лужи. Гамдан-бай, присматривавший за вер­блюдами, полагал, что у животного лихорадка, так как оно дрожало всем телом, кашляло и 4 дня не дотрагивалось
Свен Гедин. Тол 2-ой. 17
258
ЧЕРЕЗ АРКА-ТАГ. ПЕРВОЕ СОЛЯНОЕ ОЗЕРО.
до маиса. Двоим из людей и поручено было в течение дня отдыха вернуться к оставленному верблюду и посмотреть, в каком он положении.
Гром грохотал в окрестных горах, и тучи неслись по обыкновению к востоку.
Отдых явился желанным и для людей и для животных, так как силы страшно падали в этом редком воздухе, к которому не скоро можно привыкнуть. Утром больной верблюд был приведен в лагерь № XII и стал есть маис.
Парпи-бай настаивал, что это не то озеро, мимо которого прошел Дютрфйль-де-Рин. Но я, хоть и немного знал о его путешествии, полагал всетаки, что это то самое. Абсолют­ная высота озера = 4,927 м.
После обеда погода испортилась и помешала экскурсии на запад к устью реки. Ливень и град не переставали до самых сумерек. Окрестность была окутана осенним ту­маном; нельзя было даже видеть, что находится на берегу большего озера. Вероятно, осень является здесь временем наиболее обильного выпадения осадков. Вечером проясни­лось, туман рассеялся, воздух стал прозрачным, зер­кальная поверхность озера отливала самыми красивыми тонами, а горы на юге высились, словно стены сине-стального цвета.
Таглыков, бежавших из лагеря № VIII, мы каждый вечер связывали и укладывали спать под толстыми кошмами, между мешками с кормом для животных; мы постоянно могли ожидать, что они вторично попытаются сбежать от нас. Вожак их так настойчиво просился теперь домой, что я, не имея в нем особенной нужды, согласился отпустить его. Я только опасался, что он не осилит долгого пути, но он сказал, что отыщет на северных склонах Арка-тага золотоискателей. Я выдал ему порядочный запас хлеба, муки, денег, подарил осла, и он остался очень доволен.
Остальные таглыки предпочитали сопровождать нас до Цайдама и оттуда уже через Чимфн-таг или Бокалык вернуться во свояси. Поведение их г. последнее время было так удовлетворительно, что я велелъ’с этих пор оставлять их спать на свободе.
27 августа мы выступили в путь к востоку, следуя по северному берегу озера, а уволенный таглык, нагрузив на
ЧЕРЕЗ АРКА-ТАГ. ПЕРВОЕ СОЛЯНОЕ ОЗЕРО.
259
своего осла продовольствие, расчитанноф на 2 недели, один, как перст, побрел на запад по нашим старым следам. Мне жаль было бедняка, которому предстоял такой длинный путь в одиночестве, но сам он был рад-радфшфнек отвязаться от нас. Чтож, он сам попал в яму, которую рыл другим; оказалось, что нас не так то легко было ограбить, как он думал.
Больной верблюд оправился и с честью выдержал переход.
Для животных сегодняшний переход был особенно легок, так как мы держались береговой линии и избегали холмов. Окалы из зеленого сланца, окаймлявшие северный берег озера, круто спускались в воду, но у подножия их образовался щебневый конус, который и заходил на поря­дочный конец в мелкую воду. Береговая полоса стала затем пошире, но в общем была всетаки очень узка. Верхний почвенный слой был тверд; лишь изредка его прорезали мелкие русла водных потоков. Вода была совершенно про­зрачная, соленого вкуса; температура её в полдень равнялась 5° (температура воздуха 15, 5°). По воде вдоль берега тянулась узкая полоса белой пены и темнокоричневых, перегнивших водорослей, выброшенных волнами. Единственными обита-' тфлями берегов были трясогузки и мухи. К востоку и западу открывались чудные панорамы.
Как и все озера, открытые нами впоследствии, это озеро было длинно и узко; такая форма обусловливается широтными горными цепями на севере и юге. Чем дальше мы подвига­лись на восток, тем более неправильною и изрезанною становилась береговая линия. Там и сям встречались не­большие лагуны с илистыми берегами. Наконец, озеро сузи­лось в залив; вода в нем была изжелта красноватого цвета от ила, приносимого рекой. Перевалив через не­сколько холмов, мы достигли реки, которая впадала в озеро множеством маленьких и больших рукавов, образовывав­ших дельту.
На левом берегу возвышались красноватые, рыхлые и бесплодные холмы, и мы направились по ним к юговостоку, но скоро почва стала настолько рыхлой, что животные еле могли подвигаться по ней со своими вьюками. Мы поэтому 17*
260 ЧЕРЕЗ АРКА-ТАГ. ПЕРВОЕ СОЛЯНОЕ ОЗЕРО.
направились по боковой долине к реке и затем вдоль по реке до водораздела. По ту сторону фго вода текла к востоку. Здесь застигла нас обычная непогода, продолжавшаяся с час.
В течение дня мы имели по левую руку, т. ф. на севере, свободные от снега горы, отроги Арка-тага. Но из лагеря № XIII, который мы разбили вечером в защите одного из холмов, мы увидели ослепительно белую раздвоенную вер­шину, господствовавшую надо всеми остальными.
Куланов мы видели множество, но они держались от нас в таком расстоянии, что об охоте за ними не могло быть и речи. Джолдаш, однако, был другого мнения. Он пускался за ними и находил, повидимому, безграничное на­слаждение в том, что обращал их в бегство. Эти охотничьи экскурсии он предпринимал беспрестанно и всякий раз не­изменно возвращался к каравану, высунув язык. Преза­бавно было смотреть на него, когда он, бывало, завидит куланов. Навострив уши, с блестящими глазами, сидел он сначала смирно, не отрывая от них взгляда. Затем медленно направлялся в ту сторону и, наконец, пускался во всю прыть. Как только пугливые куланы замечали собаку, они уносились с быстротой ветра, и в несколько секунд оставляли его далеко позади. Но Джолдаш не умнел от этих опытов и каждый раз, завидев нового кулана, начинал свою погоню опять, напрасно тратя силы.
Теперь, когда мы расположились лагерем, собаки с нами не оказалось. Сначала я подумал, что она устала и идет с верблюдами, но и верблюды пришли, а Джолдаша все не было. Люди видели, как он, преследуя нескольких куланов, скрылся за горой направо от нашего маршрута. Мы и начали опасаться, что он слишком увлекся погоней, потерял следы каравана и заблудился.
Я послал одного из людей к тому месту, где потеряли собаку из виду; кстати по близости оттуда оставлен был больной осел; человек вернулся, однако, с заявлением, что собаки нигде не видал, осла же надо бросить, так как он околевал. Напротив, две больные лошади, которые тоже отказались идти, оправились. Бодрее всех животных были верблюды.
ЧЕРЕЗ АРКА-ТАГ. ПЕРВОЕ СОЛЯНОЕ ОЗЕРО. 261
Вот и вечер настал. Я напился чаю, поужинал хле­бом и пилавом и выкурил пару трубок, занимаясь работой, но мне все как-будто чего-то не доставало. Джолдаш был первым моим товарищем, ел и спал рядом со мной.
В три часа утра я проснулся: кто-то тыкался о мою постель. Это был Джолдаш. Он визжал от восторга, махал хвостом и лизал меня прямо в лицо. Бедняга, должно быть, пробегал весь вечер и всю ночь, отыскивая наши следы, и до того обессилел, что не мог даже есть, а прямо с каким то блаженным вздохом растянулся на своем обычном месте.
28 августа шли по совершенно ровной местности, и жи­вотные, за исключением двух больных лошадей, подвига-

Вид на SO из лагеря № XIV. (С рисунка автора).
лись отлично. - Южная цепь гор рисовалась отчетливо; её снежные поля не так значительны, как на Арка-таге. Сегодня мы также перешли через низкий перевал, свидетель­ствовавший, что вчерашний водораздел был второстепен­ным, так как большая извилистая река, по которой мы шли, делала заворот к северу от него. Теперь, напротив, вода текла к востоку в совсем маленькое, пресноводное озерко. К востоку от небольшего перевала простиралась широкая и неглубокая долина, казавшаяся совершенно ровною. Только сухая борозда, оставленная высохшим потоком, обнаруживала падение долины.
Вся эта область богата пастбищами, и куланы водятся здесь в изобилии. Они ходят маленькими стадами в 3, 4 головы. В продолжение 2 часов мы видели впереди себя красивого кулана - одиночку, с маленьким ослинымъ
262
ЧЕРЕЗ АРКА-ТАГ. ПЕРВОЕ СОЛЯНОЕ ОЗЕРО.
хвостиком. Кулан бежал то рысью, то галопом, высоко подняв голову, сохраняя красивую осанку и держа нас позади на приличной дистанции.
Часто он останавливался, оборачивался и смотрел на нас, издавая какой то своеобразный, хриплый звук, похожий на крик осла. Но едва мы несколько приближались, он снова отбегал на порядочное расстояние, и так раз за разом, словно указывая нам путь.
Косматый Джолдаш, наконец, погнался за ним, но, замечательно: кулан не испугался, а даже остановился и уставился на собаку, которая была так озадачена этим, что присела. А кулан, как будто забавляясь, сам ринулся прямо к Джолдашу, и настал его черед спасаться. Поджав хвост, мой пес пустился со всех ног к каравану.
Поверхность продолжала оставаться необычайно ровною. В 1% ч. дня начался град, и поднялась обычная буря с запада. Непогода разражается регулярно каждый день почти в одно время, словно следит, за ним по часам.
Наконец, мы свернули к юго-востоку к одетым зеленью холмам, которые манили нас отдохнуть. И здесь оказалось озерко, в которое впадало несколько небольших ручейков. Привал сделали на южном фго берегу, пройдя в этот день 26,6 килом.
Вода в озере оказалась чуть солоноватой, но имела какой то неприятный привкус, так что пить её нельзя было. Ислам отправился на охоту за куланами, но вернулся ни с чем. Вечер был тих и ясен, ни звука не долетало до нашего одинокого лагеря: мы были одни среди этой безграничной пустыни.
XVIII.
Куланы и дикие яки.
29 августа. Пересекли ряд холмов, ограничивавших озеро с востока, и хрустальную горную речку и очутились в широкой речной долине с твердым щебневым ложем, удобным для ходьбы. Новое озеро тянулось влево; впадав--
КУЛАНЫ И ДИКИЕ ЯКИ.
263
шая в него на западе речка образовала обширную дельту. Остальную часть озера скрывал невысокий хребет с округ­ленными вершинами; по правую руку от нас шел такой-жф; местами в нем виднелись и снежные вершины.
В скудно поросшей травой впадине между хребтами мы спугнули красивого кулана, который, по обыкновению этих животных, и побежал галопом впереди каравана, пресле­дуемый собаками. На последних он, впрочем, не обращал внимания, зато, приостанавливаясь, каждый раз с большим вниманием и удивлением таращился на караван, причем навастривал уши, раздувал ноздри и высоко поднимал го­лову, Ислам-баю удалось, забрав в обход, подкрасться к нему на выстрел. Данные им по кулану два выстрела но

Подстреленный кулан. (С рисунка автора).
причинили, однако, никакого вреда животному. Кулан отбе­жал на несколько шагов, потянул носом и опять устре­мил на нас недоумевающие и любопытные глаза. После третьего выстрела он повернулся и, прихрамывая, медленно побежал к востоку, оставляя за собой кровавый след. Итак, он был ранен; надо было, во что бы то ни стало, добыть его шкуру. Кулан стал нашим путеводителем и завел нас к северу гораздо далее, чем это было жела­тельно. Правая простреленная нога его висела, болтаясь в воздухе; тем не менее он далеко оставил позади всех нас и даже собак, хотя они неслись стрелою.
Ислам и Парни погоняли своих лошадей изо всех сил. Я и Эмин-Мирза ехали обыкновенной рысью по ихъ
264
КУЛАНЫ И ДИКИЕ ЯКИ.
следам. Время от времени кулан останавливался, и в этом месте образовывалась целая лужа крови. Ясно было, что долго он не выдержит, и мы терпеливо продолжали пре­следование в течение целых двух часов.
Под конец, кулан некстати вздумал покинуть удоб­ную долину и направиться налево по холмам. По правую руку от нас осталось новое соленое озерко, а с восточного края вершины увала было видно озеро побольше, по южному берегу которого мы только что следовали. Продолжая ставшую теперь затруднительною погоню, мы достигли небольшего перевала, северо-восточный склон которого круто спускался к ров­ному, как пол „саю“, прорезанному речкою, впадавшею в озеро несколькими рукавами. Наконец, посреди болота, находившагося на ровной песчаной поверхности между рука­вами речки, кулан упал. Ислам и Парпи, следовавшие за ним по пятам, соскочили с коней и спутали ему ноги. Подъехав, мы и увидали его живехонького, лежащим в самой естественной позе. Он поглядывал на нас, пови­димому, не испытывая особенного страха. Иногда он пы­тался встать и сделать несколько шагов, но тотчасч, же падал, так как передния ноги его были спутаны. Вабка правой задней ноги была прострелена, так что кость обна­жилась. Это был чудесный экземпляр, рослый, статный жеребец, очевидно, вожак стада, которое мы видели неза­долго перед тем. Должно быть, в силу своей обязанности быть на стороже, оберегать стадо, он, желая узнать, в чем тут дело, и ушел от стада так далеко. По зубам ему можно было дать около 9 лет.
В общем кулан больше всего напоминает мула и представляет переходную стадию от лошади к мулу, но ближе подходит к последнему. Уши у него длиннее, чем у лошади, но короче ослиных; хвост, с пучком волос на самом конце, похож на ослиный. Грива тоже вроде осли­ной, торчащая, длиною до одного десиметра, черного цвета, редкая; холка переходит в почти черную линию, продол­жающуюся вдоль хребта до хвоста. Спина кулана бурого цвета, брюхо белого; на боках бурая окраска переходит понемногу в белую. Нос острый, уши темные, внутри бе­лые. Ноги, начиная с голеней, тоже белого цвета. Крепкия,
КУЛАНЫ II ДИКИЕ ЯКИ.
265
но нф совсем твердые копыта величиною с лошадиные. Глаза карие, с большим, черным зрачком той же формы, как у лошади и у осла.
Грудь широкая и сильно развитая, шея также мускули­стая. Особенно сильно развиты мускулы задних ног, при­способленных к быстрому бегу. Ноздри гораздо шире, чем у лошади. Когда кулан время от времени, чуя своих то­варищей, фыркал и хрипло ржал, ноздри его раздувались в большие отверстия, окруженные сильно напряженными мускулами.

Солнечный закат. Вид из лагеря № XV. (За невысоким хребтом лежит озеро № 5).
(С рпсунка автора).
Вообще широкия ноздри кулана соответствуют его объ­емистым легким, приспособленным к разреженному воз­духу. Поэтому персы не даром разрезают ноздри домаш­ним ослам, употребляемым для переноски тяжестей в горах. Опыт показал, что тогда животным легче дышится.
У нашего кулана был, если можно так выразиться, орлиный нос в сравнении с носом осла, и более изогну­тый профиль. Из под бровей смотрели кроткие, спокойные глаза. Длина его, от края верхней губы вдоль хребта до репицы, равнялась 2.31 м., обхват туловища сейчас за передними ногами 1.47, а перед задними 1.60 м.; вокругъ
266
КУЛАНЫ И ДИКИЕ ЯКИ.
шеи сейчас за ушами 0.80 м., а перед ними 0.89 м. Обхват головы поверх глаз 0.86 м., а поверх носа 0.47 м. Длина головы от темени до края верхней губы 0.65.
Пока его мерили и затем я срисовывал, он лежал смирно, как будто не чувствуя боли от раны. Его гладили по морде, и он не выказывал страха.
По окончании осмотра и обмериванья, бедное животное одним ударом ножа было освобождено из плена. Потом люди сняли с него шкуру, которую с величайшею осто, рожностью растянули и расстелили для просушки на земле. От туши отделили лучшие куски мяса, остальное отдали собакам.
Лагерь № XV мы разбили, сделав 25 килом., около подошвы ближайшего холма и, так как людям пришлось много повозиться со шкурой кулана, да и животные наши были изнурены, то решили пожертвовать следующий день на отдых; кстати-же приходилось воскресенье.
Западный ветер и буря, однако, не оставили нас в покое и сегодня. Началась непогода, как и всегда в 1У2 по­полудни. Вечер, однако, был великолепный, и закат пред­ставлял величественное зрелище. Горы и холмы на западе рисовались черными силуэтами, а высоты на востоке горели, как в огне.
В течение отдыха, 30 августа, все постарались хоро­шенько выспаться; животные мирно паслись на холмах. Я предпринял экскурсию к большому озеру, лежавшему к западу от лагеря.
Горные речки впадают здесь в небольшую лагуну, которая соединена с озером узенькими протоками. Вода в озере так насыщена солью, что липнет к рукам, но со­вершенно прозрачна. На берегу у самой воды сидело множество белых чаек, которых люди называли „хангфйтами“; волны то и дело обдавали их. Верхний почвенный слой состоял из сланцевого щебня и крупнозернистого песку-продуктов разложения того-жф самого зеленого сланца, который и до сих пор попадался нам в изобилии. Двумя метрами выше уровня воды явственно выступала береговая линия. Но трудно было решить, обозначала-ли она летний уровень воды или же была отмечена набегающими волнами. В том, что волны
КУЛАНЫ И ДИКИЕ ЯКИ.
267
могли достигать такой силы и высоты, мы имели случай убедиться тфперь-же, так как по всему озеру ходили пени­стые волны, мерно, с шумом ударявшиеся о берега. Вода в 3 и. пополудни имела температуру 13.3°, при температуре воздуха 11.3°. Окруженное, словно рамкой, неособенно вы­сокими горами, озеро лежало поити на одной высоте с лагерем № XV, т. е. на высоте 4,936 м. Чтобы разобраться

Большое соляное озеро около лагеря № XV. Вид на запад. (С рисунка автора).
в этих вновь открытых озерах, я решил их нумеровать. Это озеро явилось № 5*).
31 августа мы нашли недалеко к востоку от лагеря совсем маленькое пресноводное озеро, в .которое впадал руной из ледников Арка-тага. Налево от нас находился темный хребет, и мы повернули направо к 0S0 по округлен­ным, поросшим травою холмам. Они вели к новой про­дольной долине, бедной влагою, но кое-где поросшей травою и кишевшей куланами, антилопами и зайцами.
Некоторые из озер были так малы, что я не нанес их на при­ложенную карту. {Примеч. автора).
268
КУЛАНЫ И ДИКИЕ ЯКИ.
Миновав озеро № 8, мы достигли небольшего водораз­дела. Незначительные борозды и ручейки по восточную сто­рону его направлялись к озеру № 9. Оно представляет изолированный центральный бассейн, так как большие ручьи, стекающие с Арка-тага и параллельного последнему южного хребта, обходят озеро.
Гребень первого из названных хребтов прятался сегодня за собственными отрогами, в которых часто выделя­лись своей белизной великолепные снежные вершины. С них стекала довольно многоводная река, направлявшаяся к N0, к озеру № 10. Лагерь № XVI мы разбили около род­ника, пройдя в этот день 30 кил.
Из лагеря виден был на 0S0 величественный пик горы с колоссальным снежным полем и маленькими лед­никами; на западе от него виднелся целый ряд вершин.
Животные наши были сравнительно бодры, благодаря ровной поверхности и, хотя и скудному, подножному корму. Нескольких ослов пришлось, впрочем, покинуть здесь.
1-го сентября мы сначала шли по низкому, ровному увалу; твердая поверхность его была бы очень удобной для наших животных, еслибы не была вся изрыта маленькими грызунами, которые с писком скрывались в ямках. Лошади то и дело оступались в эти ямы.
Высокие горные вершины, которые во время нашего пере­хода по направлению к востоку шли по обе стороны нашего маршрута, я отмечал на своей карте буквами, определяя их положение посредством пеленгованья с различных пунктов. Сегодня, когда мы дошли до одной из этих гор, зеленый сланец исчез. Взамен, голая поверхность на боль­шом протяжении оказалась усеянной обломками туфа, мощ­ностью до нескольких куб. фут.; такой туф мы уже видели раньше.
Часто попадались небольшие стада, голов в 5-6, анти­лоп - „торгу “ или, как их называют тибетцы, „оронго“. У этих животных высокие, тонкие лирообразные рога. Как ни старался Ислам подобраться к ним на выстрел, толку не вышло; мы так и не добыли ни одной. они внимательно поглядывали на нас и затем легкими, грациозными прыжками уносились по холмам вдаль.
КУЛАНЫ И ДИКИЕ ЯКИ.
269
За горой опять показалась нежная, густая трава. Поверх­ность так была усеяна пометом диких яков, что казалась вся в бурых пятнах. Люди подбирали по дороге этот отличный материал для топлива в пустые мешки, болтавшиеся по бокам верблюдов. Благодаря сносной поверхности, мы прошли целых 33 килом. прежде, чем остановиться на при­вал в лагере № XVII.
2 сентября мы держались довольно близко к южному хребту. Открыли несколько новых озер. Горных пород in situ не было видно; зато поверхность была усеяна облом­ками зеленого сланца и черного туфа. Представителями местной
фауны явились несколько антилоп, лисица, ласточки и жа­воронки. Но самым интересным открытием были найденные нами здесь следы пребывания людей.
В одном месте
южный хребет был точно обрезан, и в свободном простран­стве возвышалась ку­полообразная гора со снежной вершиной; на западной стороне горы виднелся удоб­ный перевал через хребет. Когда эта

Белая чайка (хангейт). (С рисунка автора).
часть хребта находилась на прямой линии к югу от нас, ко
мне подъехал Парпи-бай и сказал, что узнает это место. По
фго словам, здесь именно и перешли „Боволо-тюря“ (госпо­дин Бонвалло) с принцем Орлеанским.
Пройдя порядочный конец, мы спустились в широкую, неглубокую долину с несколькими небольшими озерами и болотом. По моим соображениям, мы должны были на­ходиться неподалеку от маршрута знаменитой французской экспедиции и, когда я проверил свои догадки, по бывшей у меня карте Бонвалло, оказалось, что мы как раз на том же самом пути. И самый заворот красной линии, отмечающей
этот маршрут, стал теперь вполне понятным.
На карте Бонвалло не были, однако, отмечены необходи­мые подробности, но, без сомнения, его Dome du Sature со­
270
КУЛАНЫ И ДИКИЕ ЯКИ.
ответствовал моей горе Д, aeroVolcans de Ruysbrock- чер­ным горам с тапками туфа, обломки которого виднелись повсюду. Упомянутые озера и болота обозначены на француз­ской карте названием „Fondrieres et lacs geles“. -•
Верблюды наши пошли не той дорогой, какой следовало, уклонившись к северо-востоку, и я послал Парпи-бая в догонку за ними с тем, чтобы он повел верблюжий кара­ван к югу по тому-же направлению, которое взяли лошади.
В широкой долине один из людей сделал находку, ясно доказывавшую, что мы действительно пересекли здесь маршрут французов, а именно, он нашел старый вер­блюжий помет и несколько кусков белого войлока, из ко­торого делают попоны, предохраняющие спины верблюдов от трения вьючным седлом.
Мы взяли их с собою, чтобы показать Парпи-баю, ко­торый затем и удостоверил, что именно такой сорт войлока изготовляется в Чархалыке, где французы запаслись вой­локами. Припомнил он также, что французский караван останавливался тут перед тем, как направиться к пере­валу. Для меня было очень важно определить пункт, где маршруты наши скрещивались, так что оставленные фран­цузами визитные карточки явились для нас приятной находкой.
Около озера № 14 мы разбили лагерь № XVIII (прошли 28.4 кил.; абсолютная высота 5,106 м.). Отсюда видна была на 0S0 целая масса пирамидальных вершин и ледников, и люди опасались, что они преградят нам путь. Бедные жи­вотные наши начали поддаваться. Пришлось бросить одну лошадь, три других были в таком плохом состоянии, что и без вьюков еле тащились с ослами; еще одна совсем изнемогла от усталости.
В течение всего вечера и ночи о Парни-бае не было ни слуху, ни духу, и отсутствие его и верблюдов начало уже тревожить нас. Решили поэтому простоять на месте весь день 3 сентября. Утром пропавшие вернулись. Оказалось, что им пришлось бросить еще одну лошадь и осла. Одна из коз тоже выбилась из сил, и еф закололи. Верблюды же и остальные животные были сравнительно бодры и принялись теперь на свободе щипать траву.
Рано утром Ислам-бай увидал корову яка с двумя
КУЛАНЫ И ДИКИЕ ЯКИ.
271
телятами, которые паслись по ту сторону озера. Вооружась одним из наших ружей, он направился туда верхом. Около обеда он вернулся и с гордостью объявил, что вле­пил корове две пули, из которых одна пробила ей хребет. Он привязал свою лошадь и затем ползком подкрался к животным. Неопытные телята не подозревали опасности, и мать, желавшая спасти их, легко сделалась добычей охотника. Когда же она упала, телята скрылись за ближайшими холмами.

Вид на запад из лагеря № XVIII. (С рисунка автора).
После обеда, под вечер, я отправился туда, чтобы смерить убитое животное и сделать с него набросок в свой альбом. Туша уже раздулась в бесформенную массу, твердую, как барабанная шкура. Длина коровы от края верхней губы до репицы - 2.46 м.; длина головы от рогов до верхней губы 0.575 м., обхват морды поверх носа 0.45 м., обхват головы поверх глаз 0.75 м., обхват шеи сейчасъже за ушами 0.71 м. Высота от нижнего края копыт до верхцего края лопаток 1.37 м., а до верхнего края бедеръ
272
КУЛАНЫ И ДИКИЕ ЯКИ.
1.35 (при прямо вытянутых ногах); длина хвоста 0,80 м. Длина рогов снаружи 0.52 м., а внутри 0.40 м; обхват рогов у корня 0.19 м. Обхвата самой туши не измеряли, так как она чересчур раздулась. Масти корова была черной; кисть на конце хвоста густая; копыта крепкия; вымя не особенно значительной величины, зато сосцы большие. С боков жи­вотного, точно бахрома, свешивалась клоками густая, черная шерсть. Брюхо, напротив, было совсем оголено. Нижняя челюсть снабжена 8 криво поставленными резцами; верхняя широким роговым наростом. Весь язык тоже усеян рого­выми бугорками, которыми животное срывает траву, лишаи и мох.
Видя, что область эта изобилует яками, мы решили не брать шкуры коровы в надежде, что нападемъна более красивого быка. Люди только вырубили топором лучшие куски мяса и вырезали весь язык, которым я в течение нескольких дней и лакомился за завтраком. Мясо-же ока­залось жестким и нфвкуснымтэ. Надо было варить его по не­скольку раз, чтоб оно стало хоть немного помягче. Конечно, в этом до некоторой степени виноват был разреженный воздух, - вода закипает здесь всего при 80 с чем то градусах, *)•
Остригли также шерсть с боков и хвоста; из неё люди потом свили шнурки и бахрому которые надевали на лоб под шапку, чтобы защитить глаза от солнечного блеска.
В то время, как мы осматривали убитую корову, в расстоянии 150 шагов от нас показалась другая. Она остановилась, с удивлением глядя на нас. Наши непривыч­ные к охоте собаки, однако, спугнули еф, и она быстрой рысью припустилась по холмам и исчезла.
Под вечер увидели мы огромного быка, пасшагося в одиночку. Он, повидимому, не обращал ни малейшего вни­мания на лошадей, пасшихся по близости. Ислам-бай, которого била охотничья лихорадка, подкрался к нему неслышно, как пантера, держась все время под ветром, и принялся осыпать животное выстрелами.
Як упал лишь после третьего выстрела, но тотчас же
*) Но термометру Цельзия.
КУЛАНЫ И ДИКИЕ ЯКИ.
273
вскочил и бросился на своего врага. Следующая пуля заста­вила его завертеться волчком, но затем он опять устре­мился на Ислама. Так он падал и вскакивал несколько раз; только седьмая пуля уложила его на месте.
Ислам, торжествуя, вернулся в лагерь и заявил, что теперь у нас в руках будет чудесная шкура. Животное лежало как раз на нашем пути, поэтому мы решили, про­ходя завтра мимо, оставить около яка нескольких людей, кото­рые сняли бы шкуру, и верблюда, который донес бы ее до

Убитая корова яка. (С рисунка автора).
следующего лагеря. Последний решено было разбить не в очень большом расстоянии оттуда к востоку.
Итак, 4 сентября мы двинулись дальше. Ислам отлично заметил место между двумя холмами, где упало животное, каково-жф было его, да и наше изумление, когда мы, прибыв туда, не нашли яка! Верный слуга мой был так поражен, что не мог вымолвить 'слова. Потом он стал уверять, что як „взаправду был мертвъ^, когда он оставил его вчера'" вечером. По следам, отпечатавшимся на мягкой сырой почве, мы, однако, увидели, что убитый снова ожил и убрался во­свояси, не смотря на свои раны. Следы показывали также, что
Свен Годин. Том 2-й. 18
274
КУЛАНЫ И ДИКИЕ ЯКИ.
животное беспрестанно падало, опять вставало и тащилось дальше. Особенно далеко як не мог уйти, и мы, идя по сле­дам, действительно увидали с одного холма, что он разгу­ливает себе около озерка, уткнув нос в землю.
Когда мы подошли к нему приблизительно шагов на 100, он обернулся, остановился и, высоко подняв голову, воззрился на нас. Пущенная в него пуля привела его в такую ярость, что он ринулся на нас. Мы сочли за лучшее обратиться в бегство, но не успели еще стиснуть ногами бока наших пугливых лошадей, как як был уже в 20 шагах от нас. Тут он, к нашему счастью, остановился, грозно хрюкая, дико вращая глазами, пыхтя и кряхтя, взрывая песок носом и рогами и хлеща себя хвостом по бокам.
Получив еще пулю, он завертелся на месте. Джол­даш бросился было к нему, но тотчас же обратился в бег­ство, когда разъяренное животное, опустив рога и распустив хвост по ветру, с ревом кинулось за ним.
Десятая пуля попала яку в левую бабку, так что нога заболталась в воздухе, и он, в бешенстве отчаянья, опять завертелся на месте. Одиннадцатая пуля, пронизав лопатку и задев, вероятно, более чувствительные органы, положила конец его мученьям. Як упал на правый бок. Когда мы приблизились к нему, он сделал последнее неудачное уси­лие встать и скоро издох без судорог и агонии.
После того, как мы соединенными усилиями повернули его и придали ему естественное положение, я срисовал его. Это был чудесный экземпляр. „Съеденные^ передние зубы показывали, что як был стар. Оба клыка совсем ушли в десны. Внутренния стороны рогов были слегка надтреснуты и тоже обличали возраст животного. Искандер, один из наших таглыков, участвовавший на своем веку во многих охотах на яков, сказал, что убитому яку было около 20 лет, и что вообще дикий як живет средним числом шестью годами дольше домашнего, который к 20 годам становится негодным.
Длина туловища от верхней губыдореницы хвоста рав­нялась 3.25 м.; длина хвоста с пучком волос на конце 1.07 м.; хвост у корня имел в обхвате 0.19 м. Длина головы от темени до верхней губы 0.725 м.; расстояние на
КУЛАНЫ И ДИКИЕ ЯКИ.
275
лбу между глазами 0.43 м. Длина рогов с наружной стороны 0.775 м., с внутренней 0.50 м.; они были сильно изогнуты; в обхвате у корня рога имели 0.36 м.; расстояние между концами рогов равнялось 0.31 м. Обхват головы поверх носа - 0.62 м., поверх глаз 1.13 м. Обхват шеи за ушами 1.24 м. Туловище, сейчас за передними ногами,имело в обхвате 2.45 м. Длина шерсти на бедрах равнялась 0.65м., а на перед­них ногах 0.54 м.; длина бороды от 0.10 до 1.15 м. Копыта передних ног имели в окружности 0.42 м., а в диаметре 0.11 м.

Дикий як-бык. (С рисунка, автора).
Як был одет великолепной, густой, ровной шерстью; бахрома на боках была такая плотная, что образовывала мягкую подстилку, когда як ложился и, должно быть, вполне защищала животное от Тибетских холодов. Масти як был черной, только на боках шерсть впадала в бурый от­тенок. Вдоль всего хребта шла шерсть подлиннее и тоже черного цвета. Вокруг маленьких карих глаз с черными зрачками и разрезом только в 0.043 м., шел скорее редень­кий пух, чем волос. На лбу и между рогами, напротивъ^ волос был густ и похож на кудель; на носу шерсть впадала в серый оттенок.
18*
276
КУЛАНЫ И ДИКИЕ ЯКИ.
Язык был покрыт необычайно острыми и твердыми роговыми бугорками, как и у домашнего яка; язык и десны имели синеватый оттенок. Морда была очень широка, ноздри удлиненные и сплюснутые, с чуть косым разрезом. Рога необычайно могучие и страшные с острыми концами. Гу­стая бахрома свешивается с боков до самой земли, когда як стоит, и образует, как сказано, мягкую подстилку, когда он ложится.
Хвост у этого яка был огромный, копыта крепкия, сильно развитые, как и требуется, чтобы носить такую тя­желую тушу по каменистой неровной поверхности.
Когда животное стоит, горб образует резко высту­пающее возвышение, круто спускающееся к голове, всегда опущенной носом в землю; к спине горб спускается более полого. Высота яка, если мерить с вершины горба, поэтому гораздо значительнее, нежели если мерить с крупа.
Само собой разумеется, что вес такой животины гро­мадный. С трудом могли мы поднять одну голову, а шкуру, чтобы взвалить ее на верблюда, едва подняли 4 человека. С головы шкуры не сняли, решив заняться этим на свободе в лагере.
Можно только удивляться тому, что такое огромное жи­вотное в состоянии жить и развивать в себе такую мускуль­ную силу в этих горных областях со скудным поднож­ным кормом, который зимою и вовсе пропадает, а летом отличается жесткостью и горечью, так что наши караванные животные могли есть его лишь с голодухи.
Когда яка преследуют, он бежит довольно быстрой рысью, опустив хвост, слегка приподняв голову и волоча по земле свою боковую бахрому. В общем, неуклюжее живот­ное бежит хотя и тяжело, но очень разгонисто и имеет еще то преимущество, что никогда не запыхается, тогда как пре­следователь скоро начинает задыхаться в этом разрежен­ном воздухе.
Если к яку подойдут поближе, и он почует опасность, то пускается галопом, опустив голову и подняв хвост кверху. Выстрелы и пули заставляют его остановиться, а рана - перейти к нападению на врага, которому тогда надо держать ухо востро.
КУЛАНЫ И ДИКИЕ ЯКИ.
277
Искандер и остальные наши таглыки рассказывали, что в Чфрчфне, Чокалыке и Ачане (селения, расположенные около северной подошвы Кунь-луня) живут „паваны“ - охотники, почти исключительно промышляющие охотой на яков. Они преследуют яков в областях Арка-тага и Чимфн-тага, в Северном Тибете, к югу от Лоб-Нора. Охотника обыкновенно сопровождают двое людей с ослами, чтобы доставить влагерь шкуры.
Большею частью охотники соединяются ради безопасности по двое, по трое или в целые партии. Бывают и такие опыт­ные, ловкие стрелки, которые убивают яка на повал первою

Вид яка спереди.
(С рисунка автора).
же пулей, пущенной в сердце. Стреляют они обыкновенно не далее, как в 60 шагах, и целятся в место за горбом. Если пуля попадет в тазовую область, животное падает обыкновенно не ранее, как на 3-й, на 4-й день. В осталь­ных местах пуля почти что и не берет яка.
Целиться в голову в большинстве случаев значит попусту тратить заряды, так как пуля не в состоянии про­бить толстейших черепных костей. Получив пулю в лоб, як только замотает головой да зафыркает. Простре­лить яку ногу, как это ни жестоко, дает охотнику то преимущество, что ему легче затем приблизиться к живот­
278
. КУЛАНЫ И ДИКИЕ ЯКИ.
ному на верный выстрел или спастись от нфго бегством, если як бросится на врага. Наша охота на яка ясно показала, что все выстрелы, попадающие в иные органы, кроме назван­ных, более чувствительных, не достигают цели.
Ружья, которыми бывают вооружены эти охотники, из­готовляются в городах Восточного Туркестана. Это кремне­вые ружья, с тяжелым и длинным стволом, насаженные на подставку из рогов антилопы. Положив ружье на плечо, охотники ползком подбираются к зверю, пользуясь для прикрытия малейшею неровностью поверхности. Приблизив­шись на верный выстрел, они опирают ружье на подставку и долго хладнокровно целятся прежде, чем выстрелить.
Убив животное, охотники тотчас снимают с него шкуру и разрезают ее на три части, так что две линии раз­резов идут непосредственно вдоль верхнего края боковой бахромы, а третья посреди брюха. Крестец и горб, назы­ваемые „сиритъ“ дают самую лучшую кожу, которая идет на седла, подпруги, ремни для уздечек, кнутов и пр., а также на туфли. Кожа с брюха идет обыкновенно на вы­делку тех же предметов, но сортом будет похуже. Кожа с ног идет на „тюрюки“, мягкия туфли, составляющие обычную обувь таглыков. Хвосты яков идут на „туги“, украшающие мазары.
ВъЧерчфне, Чакалыке и Ачане шкуры яков скупаются купцами, которые везут их в Хотан для перепродажи кожевникам. Яковая кожа очень ценится за свою прочность и нфизносимость. За шкуру взрослого яка - быка охотник выручает около 8 рублей; за шкуру коровы или теленка гораздо меньше. Шкуры, снимаемые с последних, разре­зают только на две части; целиком их всетаки не увезти на одном осле.
Таглыки основательно считают охоту на яков опасным делом и предпочитают поэтому охотиться за ними целыми партиями. Можно представить себе положение охотника, на которого бросится разъяренный зверь: охотнику нужно время, чтобы зарядить свое неуклюжее ружье, так что ему не легко выйти из борьбы целым и невредимым. Попади он только под это чудовище, бросающееся на нфго, выставив рога, он будет раздавлен в одно мгновение.
ВЫСОЧ. НАГОРЬЕ В СВИТ. КАРАВАН НАШ ВСЕ РЪДЪЕТ. 279
Вот в общих чертах сведения, вынесенные мною из знакомства с этим животным, оживляющим нагорные пустыни Тибета и возбуждающим наше удивление не только своим внушительным видом, но и тем, что оно одно из тварей земных противустоит холодам, суровому климату, ужаснейшим снегам и бурям с градом на этих почти недосягаемых высотах. Як равнодушен ко всему этому; град, хлещущий его по бокам, как будто даже доставляет ему удовольствие. Он спокойно щиплет сфбЕ траву, когда вьюга окутывает ого словно облаками. Одно ему не совсем по вкусу: летнее солнце. И, если день кажется ему очень жарким, он принимает ванну в ближайшем ручье или подымается в область ледников и снежных полей и тут наслаждается прохладой, валяясь на тонком, белом, как мука, снегу.
Высочайше© нагорье в свете. Караван наш все редефт.
Из лагеря № XIX, где мы отдыхали день, виден был на S0 величественный горный пик, на две трети своей относи­тельной высоты окутанный сверкающим снегом. Пик этот, господствовавший надо всею окрестностью и видимый издалека, словно маяк, я назвал „Скалою короля Оскара“.
К востоку от лагеря расстилалось большое озеро, по северному берегу которого мы следовали. Вода была очень горька на вкус, но зато отливала прекраснейшими тонами, „и на волнах качались стаи чаек. Островов в озере не было, но впадавший в озеро ручеек вынес в озеро боль­шую косу ила. Стадо яков целый час любопытно следовало за нами, но не давало приблизиться к себе на выстрел. До­вольно странно: по берегу вилась тропа, с виду проложенная людьми верхом, или скотом. Но таглыки утверждали, что тропу проложили яки и куланы, о чем и свидетельствовалъ
280 ВЫСОЧ. НАГОРЬЕ В СББТ. КАРАВАН НАШ ВСЕ ГЪДЪЕТ.
оставленный животными помет. Меня удивляло, что нам до сих пор не попалось на пути ни одного скелета яка, между тем как местность изобиловала яками. Лишь здесь на берегу нашли мы в первый раз два черепа и пористые, побелевшие кости. Быть может, животные, чуя приближение смерти, ухо­дят в недосягаемые пустынные области на высотах, или на берега озер, где волны и смывают их трупы.
Мы сделали привал в небольшом расстоянии от озера к востоку, у подошвы нескольких холмов, по близости ручья. (Пройдено за день 31 кил.; абс. высота 4,912 м.) Четыре кулана: самец и три самки весь вечер держались по сосед­ству от лагеря, описывая вокруг него круги и, повидимому, очень интересуясь нами. Они носились быстрой легкой рысью, высоко подняв голову, раздувая ноздри’и распустив хвост по ветру. Нельзя было налюбоваться на этих красивых, статных животных.
7 сентября. То же однообразие форм поверхности, как и до сих пор. Широкая впадина-долина, заключенная между Арка-тагом и южным хребтом, по прежнему прорезывается целой серией речек, не имеющих стока в море, а в центре находится соленое озеро, в которое впадают речки и ручьи, стекающие с окраинных гор. К востоку от озера № 15 мы опять поднялись по отлогому, мягкому и пропитанному влагою песчаному подъему на небольшой порог, образовавший водо­раздел. На следующий день грунт пошел твердый и удоб­ный для ходьбы. Пфрф шли через множество потоков и прошли в общем 30 кил. Благодаря довольно ровной местности, животные наши не очень утомились. (Высота лагеря № XXII- 4,936 м). Злейшим нашим врагом оставался ветер, ко­торый донимал нас ежедневно, выстуживая палатку и про­бирая нас сквозь шубы.
9 сентября сделали длинный и трудный путь через низкий перевал, граничивший на востоке с озером № 16, а затем, по широкой, открытой долине до следующего озера, вблизи которого и разбили лагерь № XXIII. Форсированный переход этот стоил нам лошади и осла. Частенько отсутствие под­ножного корма заставляло нас делать обширные переходы, пока, наконец, мы не находили травы, на этот-жф раз, сколько мы ни шли, местность оставалась бесплодной. Маису у

Скала Короля Оскара.
(С рисунка автора).
ВЫСОЧЕ. НАГОРЬЕ В СВЪТ. КАРАВАН НАШ ВСЕ РЪДЪЕТ. 281
282 ВЫСОЧ. НАГОРЬЕ В СВ'ВТ'. КАРАВАН НАШ ВСЕ РЪДЪЕТ, нас оставалось только на 10 дней, и мы поэтому позаботились главным образом о лучших наших лошадях. Из осталь­ных многие готовы были пасть.
В высших областях южного хребта стали все чаще показываться ледники. Обыкновенно они точно ледяной броней одевали склоны гор, подобно тому, как мы наблюдали на Мустаг-ате, но не образовывали таких резко очерченных ледяных мысов. Путь наш день за днем шел почти прямо на восток.
10 сентября мы шли по бесконечной равнине, прорезан­ной ручьем, который, дробясь на бесчисленное множество рукавов, направлялся к востоку, в озеро № 18. На берегу последнего мы отдыхали целый день, так как на окаймляв­ших озеро холмах росла реденькая травка. Отдых в этот день явился тем более кстати, что нас захватила на­стоящая зима. Весь день шел снег и град, а леденящий ветер налетал со всех сторон. Окрестность буквально тонула в сплошном тумане.
Осмотрели ящики с продовольствием, и в результате оказалось, что впредь надо быть побережливее. Муки, хлеба и чаю могло хватить еще на месяц, но нас было, ведь, одиннадцать человек, и неизвестно, сколько времени оста­валось еще нам брести до первого селения. Из взятого нами с собою стада уцелела всего одна овца. В худшем случае мы могли питаться мясом диких яков. Прошло полтора месяца, как мы покинули населенные области, так не диво, что все мы сильно соскучились по людям и горели желанием встретить человека, кто бы он ни был.
В течение дня нельзя было приняться ни за какие на­блюдения, и я просидел весь день, закутавшись в шубы и занимаясь черчением карты, или чтением. Пальцы от холода посинели и закоченели; славно было погреть их над чай­ником, когда подали горячий чай. Только поев или напив­шись горяченького, мы и оттаивали на некоторое время, пока вечный ветер опять не замораживал нас.
Окрестности безжизненны и мрачны. Только чайки кри­чат над озером. Кроме пожелтевшей уже травы, расти­тельности никакой. Ветер воет, зернистый снег крутит вокруг палатки, волны тихо, монотонно плещут о берег.
ВЫСОЧ. НАГОРЬЕ В СВЕТ. КАРАВАН НАШ ВСЕ РИДЕЕТ. 283
Над водой стоит словно занавесь из снега, скрывающая противоположный берег. Кажется, что находишься на берегу безбрежного океана. Находясь так долго в самом сердце величайшего из материков, начинаешь страшно тосковать по морю.
Палатки белеют среди серого пустынного ландшафта; на холмах пасутся наши изнуренные животные. Некоторые из людей спят в своей палатке, другие сидят на воле вокруг огня, поддерживаемого пометом диких яков; от костра подымается густой, черный дым. Ночь приходит, как давно жданный друг. Заползши под шубы и войлока, скоро согреваешься и видишь во сне более благодатные страны, к которым мы стремимся с каждым днем все нетерпеливее. До Пекина еще далеко. Добраться-бы только туда, а там уж все равно, что дома.
12 сентября. В 5 ч. утра, когда мы стали строить кара­ван, вся окрестность до самого озера была покрыта белой пеленой. Среди этой общей белизны ландшафта, снежные вершины южного хребта выдавались уже не так резко, как прежде. Но утром, попозже, солнце растопило большую часть снежного ковра на южных и юго-восточных склонах. Северные, напротив, оставались белыми весь день; озерки и ручьи также остались затянутыми ледком.
Температура тоже оказалась в этот день самая низкая за все время нашего путешествия: - 11.7°. Холод держался до полудня, и мы сильно мерзли, благодаря упорному нордъвесту. Особенно доставалось рукам, - я не мог ничем защитить их, так как каждую минуту приходилось наносить маршрут на карту.
В течение всего дня (прошли 27 килом.) мы держались береговой линии. Озеро № 18 было, как и предыдущие, вы­тянуто в направлении 0W и по величине являлось самым крупным из всех открытых нами. К востоку открывалась величественная бесконечная панорама; по обоим берегам высились горные великаны северного Тибета. Белая оторочка пены окаймляла все контуры береговой линий. Волны с свое­образным металлическим плеском, вероятно, вследствие разреженности воздуха и высокого удельного веса, ударялись ;о прибрежный щебень. В том, что разреженность воздуха
284 ВЬТООЧ. НАГОРЬЕ В СВЪТ. КАРАВАН НАШ ВСЕ РЪДЪЕТ.
сильно отражается на акустических явлениях, не трудно было убедиться. Так, например, мы должны были говорить на этих высотах гораздо громче и яснее обыкновенного, а тиканье карманных часов можно было расслышать, только поднеся их к самому уху.
В 11 ч. утра еще было - 0.6° в воздухе и-+-7.3° в воде, температура которой со вчерашнего дня упала на не­сколько градусов. В первый раз увидели здесь следы медведя, по которым и шли почти весь день. Далее заметили следы лисицы, которая побывала у озера. Миновали несколько маленьких ручейков. Они стекали с Арка-тага и образовы­вали более или менее разветвленную дельту с длинными узкими выносами ила. Последние все были обращены к востоку, или юго-востоку, - обстоятельство, зависящее, веро­ятно, от напора ветра.
Во время перехода потеряли одного осла. Рыжая лошадь, усердно служившая нам и несшая оба ящика с моими при­борами от самой Курли через Лоб-нор и Черчен до Хотана и оттуда до сих пор, пала около самого лагеря, а за ней еще два осла. Силы наших бедных животных стали подходить к концу. Не проходило дня, чтобы мы не теряли одного - двух из них, и их высохшие в мумии трупы, не подвергающиеся в этом холодном, редком воздухе разложению, лежат там и до сих пор, отмечая наш марш­рут.
Положение наше становилось тем затруднительнее, что подножный корм попадался все реже и худшего качества, чем в первую половину нашей Тибетской экспедиции. Кроме того мы теперь убедились, что лошади и ослы не пригодны для таких высот. Одни верблюды держались еще стойко, хотя и сильно исхудали. Люди полагали, что подножный корм сам по себе был вреден для животных. Против этого, однако, говорило то обстоятельство, что он вполне удовле­творял куланов и диких яков. Большое озеро около лагеря № XXV лежало на высоте 4,896 м.
13 сентября мы, пройдя 29 килом., потеряли только одного осла. В восточной бухте озера вода, благодаря впадавшей сюда горной речке, была лишь чуть солоноватой, и животные могли ее пить. В 10 ч. вечера температура воды равнялась
ВЫСОЧ. НАГОРЬЕ В CBBTB. КАРАВАН НАШ ВСЕ РЪДЪЕТ. 285

9.5°, а температура воздуха 3.7°. Утром ветер переменился и задул с юго-запада. Вследствие этого пена, прибитая къ
286 ВЫС0Ч. НАГОРЬЕ В СВЪТ, КАРАВАН НАШ ВСЕ РЪДЪЕТ.
южному берегу, отделилась от него и поплыла по воде, словно хлопья.
К востоку от озера расстилалась равнина с чуть заметным подъемом, - продолжение озерного ложа; идти по этой топкой почве животным было очень трудно. Скоро мы, однако, поднялись и очутились среди настоящего лаби­ринта холмов. С одного из них открылся отличный вид на большое озеро, западный берег которого обрисовывался едва заметно. Горизонт ограничивался цепью белоснежных вершин.
Пересекши равнину, прорезанную довольно значитель­ною, впадавшею в озеро горной речкой, мы по лабиринту холмов стали подыматься к перевалу, который должен был явиться новым водоразделом. Час за часом медленно, безмолвно подымались мы по бесплодной, безжизненной мест­ности, где ни единый звук не нарушал тишины.
Наконец, мы достигли перевала; по ту сторону его, воды стекали в совсем крохотное озерко, вроде лужи. Когда я прибыл сюда, наши палатки были уже разбиты на берегу этого озерка. Пресеченная поверхность подавала мне надежду, что мы приближаемся к периферической области и скоро до­стигнем какого нибудь из истоков Ян-цзы-цзяна.
Лагерная стоянка № XXVI (абс. высота 5,043 м.) явилась одною из самых неблагоприятных. Подножного корма почти никакого не было; не водилось здесь и яков. Чтобы вскипятить воды для чаю, нам пришлось пожертвовать двумя кольями от палатки. Выло уже темно, когда усталые верблюды и пять последних нашихч» ослов дотащились до лагеря.
Положение наше становилось до некоторой степени кри­тическим вследствие переутомления животных. Оно начинало напоминать нам о злосчастной экспедиции в Такла-макан в 1895 г. В самом деле, караван наш таял, как и тогда. Как и тогда, мы с нетерпением обращали наши взоры к востоку, ища признаков изменения рельефа по­верхности. Зато теперь у нас не было недостатка в воде, и в случае, если-бы даже все животные наши пали, мы сами могли-бы дотащиться до человеческих жилищ.
14 сентября. К списку павших прибавились за день еще лошадь и осел. Пролетела к северо-западу, по на-
ВЫООЧ. НАГОРЬЕ В СВЪТ. КАРАВАН НАШ ВОЕ РЪДЪЕТ. 287
правлению к Лоб-нору, стая гусей, - явление довольно за­мечательное в это время года. Весь день мы шли прямо к востоку, между гребнями гор средней величины, по широкой долине, по которой протекал прозрачный ручей. То обсто­ятельство, что путь подымался в гору очень отлого, не при­носило нам значительного облегчения, так как почва была рыхлая, пропитанная влагой и вязкая, как ил. Там и сям белели пятна еще не растаявшего снега.
Я надеялся было, что эта река, с притоком воды 3 куб. м. в секунду, окажется тем самым верховьем р. Ыапчитайулан-мурфн, которое обозначается на картах пунктиром, но вскоре мы увидели, что река впадает в новое большое озеро. Однако, вода в озере могла быть пресной, и река, пожалуй, вновь вытекала из восточной части озера? Пред­положение это казалось тем правдоподобнее, что озеро, ви­димо, имело огромные размеры; поверхность его сливалась вдали с линией восточного горизонта. Добравшись до озера, мы следовали вдоль южного его берега, пока не остановились на привал между холмами (пройдено было за день 28 килом.; абс. высота 4,808 м.).
Первой моей заботой было велеть достать воды из озера № 19. Она была совсем прозрачная и на вид чудесная! Глотнул - горько-соленая! Итак, еще один бассейн, не имеющий стока в океан! На востоке нас ожидал еще один перевал. Но другого пути не было. Нельзя было свернуть ни к северу, ни к северо-востоку, чтобы сократить путь до Цайдама: там высились недосягаемые стены Аркатага, а наши животные были слишком изнурены, чтобы осилить сколько нибудь трудный перевал.
Вечером люди стали просить меня дать им день отдыха. Два верблюда и два осла были плохи, и, если выступать завтра-же, приходилось их бросить.
16 сентября. Сегодня прошли целых 32 килом., не по­теряв ни одного животного. Озеро казалось колоссальной величины, и мы уже видели в нем соперника озеру Иссыкъкуль. Повидимому, нам предстояло еще много дней идти вдоль его берега. Но, видно, это был обман зрения или мираж, так как уже через какие нибудь несколько часов пути холмы, тянувшиеся по обеим сторонам, слились и
288 ВЫСОЧ. НАГОРЬЕ В СВЪТ. КАРАВАН НАШ ВОЕ РЪДЪЕТ.
образовали постепенно возвышавшуюся темную линию на во­стоке над поверхностью озера. Таким образом, сомнения не было: перед нами был еще перевал.
На этот раз мы шли по южному берегу. Помет яков и свежие следы стали опять попадаться часто. Нашли на до­роге и рог яка с ясными следами ножа; черепки глиняного кувшина также говорили о пребывании здесь людей.
Тотчас после обеда, облака сгустились в тучи, под­нялся сильный восточный ветер, и затем разразился снеж­ный буран. Такого бурана не случалось мне выдерживать с самого пребывания моего на высотах Мустаг-аты.
Снежная пыль крутилась в воздухе; временами шел и град. Окрестность совсем скрылась из глаз, поверхность быстро побелела, и сами мы были все занесены снегом. А мы было уже думали, что вышли из царства западных вет­ров, так как в последние дни дул преимущественно восточный ветер. Через два часа непогода утихла, и снова выглянуло солнце.
Озеро сузилось в клинообразный узкий залив. Мы направились к 0S0, медленно подымаясь по холмам к южному хребту, и снова нашли лужайки, поросшие травой. По правую руку от нас осталась небольшая лужа. Около неё сидел в раздумье серый медведь. Джолдаш дерзко кинулся на него, но, когда медведь сам выказал намерение перейти к нападению, собака, поджав хвост, обратилась в бегство. Медведь затем исчез за холмами.
Местами подножный корм был довольно сносен, во всяком случае лучше, чем где-бы ни было, после Далайкургана. Мы решили поэтому пожертвовать ради животных еще одним днем. Отдых был тем более кстати, что с раннего утра шел град, снег и дул сильный ветер. Люди, по обыкновению, уселись вокруг огня и принялись за починку своих рваных платьев и седел, прислушиваясь к чтению вслух Эмина-Мирзы. Самый слабый из верблю­дов сильно страдал от ссадин на мозолях задних ног; люди и сшили для него чулки из кожи кулана, которые при­несли ему значительное облегчение.
18 сентября. Выпавший вчера густой снег сил-ьно за­труднил животным отыскиванье подножного корма. Одного
ВЫСОЧ. НАГОРЬЕ В СВЪТБ. КАРАВАН НАШ ВСЕ Р-ВДВЕТ. 289
осла и пришлось бросить; две лошади также не годились больше. Пришлось пустить их идти вместе с четырьмя

последними ослами, из которых лишь один был в со­стоянии нести легкий вьюк.
Свен Годин. Том 2-й.
19
290 ВЫСОЧ. НАГОРЬЕ В СВИТ. КАРАВАН наш ВСЕ РЪД'ВЕТ.
Теперь у нас оставалось только 8 годных для дела лошадей, исхудалых и отощавших. Верхом ехали лишь я, Ислам-бай и Парни-бай; остальные люди все шли пеш­ком. Из верблюдов двое тоже были плохи. Остальные были еще бодры. Собаки чувствовали себя отлично, вволю угощаясь мясом павших животных.
Погода стояла прекрасная, и поверхность шла совершенно ровная. Близ подошвы южного хребта мы свернули к во­стоку и прошли еще 29 килом. прежде, чем разбить лагерь № XXIX. И здесь отдохнули день. Приходилось беречь силы животных.
В два часа ночи меня разбудила буря, которая угрожала опрокинуть палатку. Утром оказалось, что снегу в некото­рых местах навалило на целый фут. В областях, где

Вид на юг из лагеря № XXIX. (С рисунка автора).
мы теперь очутились, атмосферные осадки, видимо, выпадают обильнее, нежели в пройденных нами раньше.
В 5 ч. пополудни вырыли яму, чтобы измерить темпе­ратуру внутренних слоев почвы. Температура воздуха имела 3.6°. На глубине 21 сантим. термометр показал 2.9°, на глубине 29 сантим. 1.5°, на глубине 50 сантим. 1.05°, на глубине 70 сантим. 0.5° и на глубине 88 сантим. 0.4°. Сначала шел слой тонкого желтого песку, а под ним чернозем, богатый остатками перегнивших растений. Верхний слой про­мерзал ночью на 2 пальца глубины, и утром ехать было легче. Но, когда восходило солнце, земля оттаивала.
20 сентября. Прошли 25У2 килом. и разбили лагерь № XXX (4,625 м.). После нескольких часов пути по округленным холмам мы достигли перевала, который отделял воды, стекавшие в озеро № 19, от следующего бассейна. Мы
ВЫСОЧ. НАГОРЬЕ В СВЪТ. КАРАВАН НАШ ВСЕ РЪДЪЕТ. 291
тщательно обозрели о высоты перевала всю местность, чтобы решить, какое направление избрать. На северо-востоке Аркатаг казался ниже, чем до сих пор, но мы не решились перевалить через хребет с нашим жалким караваном. Таглыки полагали, что в таком .случае мы потфряли-бы по дороге всех животных.
На востоке виднелось новое озеро, новый бассейн, не имевший стока! Что-жф, конца не будет этим озерам? С нашего небольшего перевала восточный склон казался,

Вид на 0S0 из лагеря № XXXI. Озеро № 20.
(С рисунка автора).
однако, гораздо круче, нежели западный, и мы предчувство­вали уже, что приближаемся к местностям, находящимся на меньшей высоте над уровнем моря, нежели те, по кото­рым мы странствовали до сих пор. Стали попадаться и новые роды растений, обогащавшие мой гербарий. Пал еще один из ослов, да и конец остальных трех, видимо, был недалек.
21 сентября. Прошли 26 килом. до лагеря XXXI, на берегу озера № 20. Мы шли по течению речки, стекавшей с вершин южных гор, одетых снегом; приток воды в 19*
292 ВЫСОЧ. НАГОРЬЕ В СВЪТ. КАРАВАН НАШ ВСЕ РЪДЪЕТ.
ней равнялся 13 куб. м. в секунду; она принимала несколько притоков. Сегодня не пало ни одного животного. Местность однообразная, бесплодная. Мы, однако, видели яков, кула­нов, антилоп, зайцев, полевых мышей, ворон, жаворон­ков, трясогузок и чаек. Из насекомых видели мух и слепней.
Под конец, воронкообразное устье реки расширялось и образовывало обширную илистую дельту. И это озеро каза­лось по величине морем. На востоке земли не было видно. Вдали склоны гор протягивали друг к другу точно пару горизонтальных игл, но между ними оставался просвет, в котором вода сливалась с небом. Береговая линия влево уклонялась к северо-западу, а вправо шла к югу, так что озеро преграждало нам путь. Мы но знали сначала, огибать-ли его к северу, или к югу, затем выбрали первое; выбор этот и стоил нам 2 лишних дней пути.
Пока-же мы остановились на берегу, где рос сносный подножный корм. Озеро казалось глубоким, так как вода была тфмносинего цвета, и холмы западного берега круто обрывались в воду. Вода в нем была горько-соленая. Значит, еще один бассейн, не имеющий стока, и еще один перевал дальше к востоку! Это озеро оказалось самым большим из всех встреченных нами на пути. Ни один след не изобличал, что в эту местность заходят люди.
22 сентября мы прошли 23% килом. до лагеря № XXXII. Дорога в этот день выпала труднейшая; половину пути пришлось сделать по крайне неровным, изрезанным прова­лами и оврагами холмам.
Порядочный конец мы следовали по тропе, проложенной яками; тропа эта держалась большею частью на одной абсолют­ной высоте, но за то шла зигзагами и извилинами. Итак, и яки предпочитают делать обходы, нежели беспрестанно спускаться и подыматься. Эти холмы примыкали к берегу и образовывали северные склоны довольно мощного хребта, ограничивавшего озеро с юга и до сих пор скрывавшего последнее от наших глаз.
Затем, мы час за часом ехали почти прямо на восток, но озеру все не было конца. Мы каялись, что не предпочли сле­довать по южному его берегу, но продолжали путь, все надеясь,
ВЫООЧ. НАГОРЬЕ В СВ^Т. КАРАВАН НАШ ВСЕ РЪД'ВЕТ. 293
не открофтся-ли у западного края озера какая-нибудь долина, которая вфла-бы к удобному перевалу через Арка таг.

Караван застигнут бурею с градом. (С рисунва Аддерврфйца).
Чем дальше мы подвигались к западу, тем ниже становились холмы, и, наконец, мы могли ехать по ровной
294 ВЫСОЧ. НАГОРЬЕ В СВЕТ. КАРАВАН НАШ ВСЕ РЪДЕЕТ.
поверхности, почти у самого берега. Берег прорезали много­численные ручьи, которые - довольно своеобразное явление - все впадали в маленькия пресноводные лагуны, скрыто сообщавшиеся с озером.
Около 11ч. утра к неудобствам пути присоединилась еще дурная погода. Небо потемнело, и над озером разра­зился сильнейший град. Черные тучи надвигались на нас с востока, точно стены, и до ушей наших доносился пронзи­тельный свист и шипенье, словно от выпускаемого из паровика пара. Озеро приняло темно-серую окраску, прибреж­ные горы исчезли в тумане.
ТПум становился все сильнее. И видно и слышно было, как от ударов градин о поверхность озера летели во все стороны брызги. Град сменился снегом и дождем. Затем ветер переменился; поднялся ужасающий западный ветер, дувший нам прямо на встречу и леденивший нас. Лошади напрягали все силы, точно взбираясь на гору. Белые зайчики так и прыгали по волнам озера, разбиваясь о берега. На­слаждались этой картиной, повидимому, одни чайки, преспо­койно качавшиеся на гребнях волн.
Наконец, озеро сузилось на западе в острый клин. За ним начиналась широкая долина. На северном берегу возвы­шался мощный хребет, покрытый вечным снегом, продол­жение Арка-тага. Этот хребет мы видели целый день; его от­роги тянулись рядами, словно дома на колоссальной площади.
От оконечности озера лошадиный караван направился прямо к северу, к подошве этого хребта, - там вдали, в ущелье, белели наши палатки. Место для лагеря выбрано было неудачно - посреди сухого русла горной речки, полного камней и щебня. Зато мы были защищены здесь от ветра отвесными скалами.
23 сентября. Прошли 22 килом. до лагеря № ХХХПИ, лежавшего почти как раз против лагеря № XXXI. Таким образом, два дня пути не подвинули нас ни на шаг к вос­току. Весь день продолжалась непогода: сначала непрогляд­ная вьюга, налетевшая с востока, а затем северный ветер, дувший с северных гор. расстояние между последними и озером, вдоль которого мы теперь направились прямо к вос­току, равнялось лишь нескольким километрам.
ВЫСОЧ. НАГОРЬЕ В СВЪТ. КАРАВАН НАШ ВСЕ Р-ВДЪЕТ. 295
Налево от нас находилась таким образом вилообраз­ная группа скал с узкими долинами, в которые пересохшие теперь ручьи вынесли мощные конусы щебня. Там и сям нам пришлось перебираться через совсем отвесные холмы.

Около одного из них отказалась служить моя славная верховая лошадь, служившая мне с последней экспедиции в Памир. Эмин-Мирза тихонько повел ее под уздцы, а я пересел на его лошадь и теперь уже в одиночестве по­
296 ВЫСОЧ. НАГОРЬЕ В СВИТ. КАРАВАН НАШ ВОЕ РИДВЕТ.
Ехал за караваном. Но и эта лошадь свалилась подо мной, и я пешком довел ее до лагеря.
Славно было попасть под крышу палатки, но мои око­ченевшие руки отошли, только спустя час. Весь вечер сви­репствовал настоящий северный ураган. Палатку мою, хотя она и была укреплена основательно, и загнутые внутрь края её пол придерживались ягданами, свалило и наверное унфслобы в озеро, еслиб я во время не ухватился за одну из под­порок. Прибежавшие на мой зов люди укрепили ее с на­ветренной стороны канатами.
До этого лагеря добрели лишь пять из наших верблю­дов. Обутый в чулки верблюд свалился на пути; люди за­резали его и вырезали лучшие куски, которые послужили от­личным подкреплением к нашему провианту. Все животные были так изнурены, что пришлось остановиться и здесь на день.
Выйдя утром из палатки, я нашел к своему горю мою верховую лошадь издохшей. В течение шестнадцати ме­сяцев она носила меня и в дождь и в град и никогда не спотыкалась, не падала, что было очень важно для моих съе­мочных работ. В Хотане она отдыхала 4 месяца, стоя в конюшне Лю-дарина, и после этого отдыха могла поспорить видом с настоящею чисто-кровною английскою лошадью. В последнее-же время она исхудала, смотрела такой жалкой, лохматой, изнуренной. С этих пор я ехал на небольшой вороной лошадке, купленной в Курле и побывавшей с нами на Лоб-норе.
Около лагеря шмыгало много зайцев, и некоторые из них послужили к оживлению нашего меню.
25 сентября. Прошли 24 килом. до лагеря № XXXIV (4,744 м.). Весь день шли по берегу, который почти прямой линией, без всяких заливов, губ или островов, убегал к OSO. В одном месте пришлось, однако, перейти неболь­шой перевал, преградивший нам путь. С его вершины нам открылся чрезвычайно широкий вид. К востоку местность казалась совершенно открытой, и за озером № 20 виднелись еще два озера поменьше. По их расположению и, руководясь бывшею при мне картою Кэри и Дальглфйша, я сразу узнал то место, до которого дошла экспедиция этих путфшествен-
ВЫСОЧ. НАГОРЬЕ В свит. КАРАВАН НАШ ВСЕ Р'БД'ВЕТ. 297
ников. Парни-бай, сопровождавший их, подтвердил мои заключения.
Вдали на юговостоке различалась мощная цепь гор с снежными полями. Небольшие отроги мешали определить, на­сколько она соприкасалась с хребтом, бывшим у нас до сих пор по правую руку или на юге. Я предполагаю, однако, что она являлась непосредственным продолжением его къ

„Черные тучи надвигались на нас с востока, словно, стены“. (С рисунка автора).
востоку, известным под названием хребта Куку-шили (зеленые холмы). Вероятно, мы находились недалеко и от об­ласти, где берет начало река Напчитай-улан-мурфн.
На следующий день разразился буран, и мы не-трогались с места. Караван насчитывал теперь 5 верблюдов, 9 ло­шадей и 3 ослов; людфй-жф было 11 человек. Большинство животных были близки к концу. Таглык Искандер былъ
298 ВЫСОЧ. НАГОРЬЕ В СВЭТ. КАРАВАН НАШ ВСЕ РЭДЪЕТ.
болен и поэтому пользовался привиллфгифй ехать на осле. Напротив, Эмину-Мирзе приходилось теперь идти пешком, так как его лошадь отказалась служить. Еще в лагере № XXX лошадям была выдана последняя порция маиса. С тех пор им приходилось довольствоваться небольшой порциею черствого хлеба и попадавшимся жалким поднож­ным кормом. Для меня и людей пекли свежий хлеб два раза в день; в топливе недостатка не было: яковый помет попадался теперь в изобилии.
27 сентября. Прошли до лагеря № XXXV 27% килом. Сегодня нам предстоял интересный переход, так как мы должны были снова перевалить через Арка-таг и вместе с тем покинуть нагорья Северного Тибета с его бесплод­ными, нфимеющими стока, соленоводными бассейнами. В день отдыха я посылал разведчиков, которые и вернулись съ

Наши последние уцелевшие лошади. (С рисунка автора).
сообщением, что на северовостоке имеется удобный перевал, к которому ведет также удобный путь.
Через два часа пути по отлого подымавшейся долине мы и достигли этого относительно низкого перевала. Север­ный склон фго также не был крут. Тут пришлось ехать по долине, расширившейся мало-по-малу в большую, откры­тую площадь, заключенную между горами. Покрытый льдин­ками ручей играл роль путеводителя, а также ножной ванны для людей, которым то и дело приходилось перепрыгивать через него, что в широких местах и не удавалось. Ноги у людей были обвернуты войлоком и лоскутьями шкуры кулана, и на каждой стоянке первою их заботою было про­сушить обувь.
Миновав выдающийся выступ горы, мы увидели мало ободряющее зрелище: новое небольшое озерко, в которое впадали воды нашей области. Видимо, мы попали еще в одну
ВЫСОЧ. НАГОРЬЕ В СВЪТ'Б. КАРАВАН НАШ ВСЕ РЪДЪЕТ. 299 нф имеющую стока область. Перевал, через который мы перешли, нф был, таким образом, настоящим; тот еще

Лагерь № XXXII. (С рисунка Адлержрфйца).
ждал нас впереди и переход через него мог оказаться гораздо труднее.
300 ВЫСОЧ. НАГОРЬЕ В СВИТ. КАРАВАН НАШ ВСЕ РЪДЪЕТ.
Наконец, мы вступили в ровную котловину, где не­редко попадался сносный подножный корм. Вправо от на­шего маршрута паслось у подошвы горы чрезвычайно боль­шое стадо яков. Ислам поехал туда и выстрелил в них; стадо разделилось: большая часть бросилась в горы, остальные сомкнутым строем кинулись в сторону ко мне и; Эмину-Мирзе. Мы были невооружен! и чувствовали себя поэтому довольно скверно. Всех животных было 47 голов; впереди бежал красивый бык, за ним теленок и пять старых быков. Позади всех галопировал Ислам-бай. Стадо было окутано облаками пыли. Стук их копыт слы­шался все ближе; казалось, вот, вот вся эта масса обру­шатся на нас, словно лавина.
Оказалось, однако, что яки еще не заметили нас. Только в расстоянии ста шагов вожак увидал нас и увлек остальных в сторону. Ислам успел тем временем слезть с лошади и залечь в засаду, откуда выпустил на­удачу пулю в середину кучки. Пуля ранила одного быка в переднюю ногу.
Животное в ярости кинулось прямо на стрелка. Ислам вскочил на лошадь и пустил ее в такой карьер, на какой только было способно изнуренное животное. Несмотря на то, что як прыгал только на трех ногах, он догнал врага через несколько минут. Но как раз, когда он готовился поднять на рога и лошадь и всадника, Ислам обернулся и выстрелил, не успев даже в попыхах хорошенько при­целиться. Но як находился так близко, что промахнуться нельзя было, и пуля, попав в область сердца, разом пре­кратила эту опасную игру.
Это был як лет восьми. Язык его и мясо пригодилось нам, как нельзя более, так как и мука, и рис были у нас на исходе. Если-бы последняя пуля не попала в цель, Ислам погиб-бы. Охота на диких яков не всегда бывает счастливой.
Приключение это заставило нас расположиться лагерем, хотя местность и не располагала к этому, - до воды было далеко. Но делать нечего, чтобы извлечь из яка всю пользу, которую можно было, пришлось простоять тут весь следую­щий день. Собак привязали, чтобы они не испортили нам мяса.
ВЫСОЧ. НАГОРЬЕ В СЕБТ. КАРАВАН ПАШ ВСЕ РБДБЕТ. 301
На ужин меня угостили крепким и очонь вкусным бульоном из якового мяса. И с этих пор на некоторое

Ислам-бай в смертельной опасности. (С рисунка АдлервреЗца).
время блюдо это стало ежедневным. На дессфрт меня ожи­дало, однако, нечто еще лучшее. Я только что закурил после
302 ВЫСОЧ. НАГОРЬЕ В СВЪТ. КАРАВАН НАШ ВСЕ РЪДЪЕТ.
Еды трубку, как в палатку вошли все люди с Исламом во главе, крича: „Бис, нишан тапдык!“ (Мы нашли знак!)
С этими словами они положили передо мною четыре сланцевые плитки, покрытые вырезанными на камне ти­бетскими письменами. Плитки были целы, и каждая, видимо, имела значение сама по себе. Две из них были стары, и надпись на них частью стерлась.
Что гласили надписи, зачем были так тщательно вы­резаны? Может быть, тут рассказывалось о каком нибудь замечательном событии, или давалось какоф нибудь важное указание паломникам, отправлявшимся в Лаосу, так как, согласно картам, главный путь в столицу Далай-ламы как раз в этой области сворачивал к юго-западу. Людей мо­их, при виде этих плиток, обрадовала мысль, что, значит, в эту область все-таки заходили люди.
29 сентября перед тем, как выступить в путь, я и поспешил на то место, на берегу ручейка, где люди, ходив­шие туда за водой, нашли плитки. На берегу ясно виднелись следы двух стоявших здесь некогда палаток. Здесь же виднелись расположенные квадратом булыжники средней величины, и это само собой наводило на мысль, что тут располагались со своими яковыми стадами монголы-номады. По близости мы нашли еще 8 таких-жф плиток с надпи­сями. Забрать их с собой все было невозможно. Я и выбрал две покрасивее и полфгче весом. Остальные мы зарыли в землю, чтобы спрятать их: если-бы находка оказалась важной, можно было в другой раз вернуться за остальными.
Затем мы продолжали путь к северо-востоку, пока не достигли значительной реки, струившейся к востоку. Оказы­валось, что озеро № 23 не принадлежало к нфимеющей стока области, как мы полагали. Река вытекала именно из озера и прорывала горный хребет, бывший впереди нас. Мы, однако, продолжали, путь в том-же направлении до незначительного перевала, по близости от которого мы нашли череп архара, а также видели яков, куланов и антилоп-оронго.
Кое-где можно было различить тропу, но проложили-ли ее люди или животные решить было трудно. Зато небольшая куча камней, сложенная на вершине перевала, была уж не­сомненно делом рук человеческих.
ПЕРВЫЕ МОНГОЛЫ.
303
С перевала мы спустились в обширную котловину, богатую подножным кормом и прорезанную текущими к S0 ручейками. Видно было, что местность эта являлась на­стоящим эльдорадо для куланов, так как их виднелось тут множество. Мы видели стада голов в 80 - 200.
Приблизительно на середине котловины мы сделали еще более замечательное открытие, различив следы 3 верблюдов и 6 лошадей, т. е. целого каравана, направлявшагося ^NW. Вскоре мы увидели следы одинокого путника, шедшего в противоположную сторону. Таглыки говорили, что следам этим не более 5 дней. Во всяком случае мы были недалеко от людских селений. Все мы оживились, люди высматривали новые следы, и мы с минуты на минуту ожидали встречи с монголами или пастухами.
Дойдя до противоположного конца котловины, мы под­нялись между двумя отрогами на незначительный перевал (4,566 м.)л где у подножия песчаного холма нашли замерзшие ключи и разбили лагерь № XXXVI (24% килом.), потеряв за день двух лошадей.
ЗСЗС-
Первые монголы.
30 сентября. Ночь была ясная, холодная, а утром вся окрестность оказалась в тумане, каждая былинка и кочка в бахроме инея. К востоку от перевала открывалась довольно широкая, поросшая травою долина, прорезанная ручьем, по высокому берегу которого мы и следовали.
На левом берегу ручья виднелся издалека какой-то чер­ный предмет, который мы приняли за отдыхающего быка. Но, когда мы несколько приблизились, люди стали уверять, что это „нишанъ“, (путевой знак). Мы направились к нему и были очень поражены, найдя здесь в дикой пустыне в высшей степени оригинальное и красивое „обо“, вероятно, воздвигнутое для умилостивления горных божеств. Состояло
304
ПЕРВЫЕ МОНГОЛЫ.
„обо“ из прислоненных друг к другу больших сланце­вых плит, покрытых письменами.
Вот мы оживились! Каравану было скомандовано оста­новиться, и мы расположились лагерем около самого „обо“, пройдя на этот раз едва 9 килом. Работы здесь должно было хватить с избытком дня на два. Подножный корм был тут лучше обыкновенного; водой снабжал нас ручей, а то обстоятельство, что перевал стоил нам лошади и осла, ясно указывало, что животные нуждались в возможно продол­жительном отдыхе.
Прежде всего я принялся за наброски и срисовал ориги­нальное „обо“ со всех 4 сторон. План „обо“ напоминал конюшню с тремя стойлами, шириною в 0.38, 0.53 и 0.67 м. Всего мы насчитали 49 прислоненных друг к другу в наклонном положении сланцевых плит; так строют кар­точные домики.
Плита, образовывавшая заднюю стену, имела в высоту 1.45 м. и живописно высилась надо всем сооружением. Часть её, возвышавшаяся над крышей, была свободна от надписи лишь на внутренней стороне; все остальное про­странство её было покрыто большими и малыми письменами. Длина этой плиты равнялась 1.34 м. Около неё находились другие плиты, длина которых доходила до 1.52 м.
Все эти плиты, тфмнозеленого цвета, были совершенно ровны и плоски, толщиною всего в 1 сантм. Надо было уди­вляться, как удалось добыть их из местных скал в целом, неповрежденном виде. Крыша сооружения, нахо­дившаяся всего на 0.61 м. над землей, состояла из 4 длин­ных плит, длиною в 2.39 м. Края их выдавались над десятью крайними плитами-подпорками. Фасад сооружения был обращен прямо к юго-востоку. Письмена, величиною от 2 до 10 сантм., видимо, были не высечены, а просто выцарапаны каким-то острым инструментом,-иначе хруп­кий камень не выдержал бы, - и выделялись на темно-зеле­ном фоне светлосерыми линиями.
Неподалеку от „обо“ виднелось несколько закоптелых камней; между ними еще уцелели зола и уголья; ясно было, что здесь останавливались осенью монголы-кочевники. Найдя вдобавок по близости прямоугольную могильную плиту и
ПЕРВЫЕ МОНГОЛЫ.
305
тропинку, мы заключили, что здесь, вероятно, находится мазар, время от времени посещаемый паломниками.
И тут перед нами встал тот же вопрос: что могли вещать путникам эти безмолвные камни? По всей вероятности, содержание надписей было религиозного характера, но, тем не менее, представляло известный интерес. Быть может, тут описывалось какое нибудь происшедшее на этом месте событие? Надо было скопировать надписи, чтобы потом, можно было дешифрировать их. Когда я срисовал самое „обо“, мы разорили его, разложили плиты в ряд на земле, и я

,,Обо“ около лагеря № XXXVII. (С рисунка автора).
принялся копировать надписи, после чего люди ставили плиты на свое место.
Первые две плиты были невелики, и с ними было по­кончено в полчаса. Когда же я взялся за третью, внимание мое было привлечено однообразием букв. Мне показалось, что один и тот же знак повторялся довольно правильно. При более внимательном рассматривании и оказалось, что каждая седьмая буква была одна и та-же.
Я всмотрелся в „обо“ и нашел, что все 49 плит были покрыты теми же правильно повторяющимися семью буквами. А, вот оно что! Понял! Это ни что иное, как известная
Свеп Годин. Том 2-й. 20
306
ПЕРВЫЕ МОНГОЛЫ.
тибетская священная формула: „оп mane padme ешп“, т. ф. „О, сокровище лотоса!“
Копировка письмен была немедленно прекращена, и завтрашний день отдыха оказался лишним. Мы захватили с собой лишь две красивые плитки, как образчики, а взятые у лагеря № XXXVI оставили здесь. О том, что бы забрать все сооружение, нф могло быть, конечно, и речи. Оно составило-бы три верблюжьих вьюка, и этнографическая ценность его далеко уступала ого тяжести.
Только что рассматривавшийся, как большая достопримечатфльность, „обо“ потерял в моих глазах всякое зна­чение. Я извлек из него лишь ту пользу, что оно впфрвыф познакомило меня со страстью ламаизма к преувеличенью и формализму. Вместо важных исторических данных о ве­ликом пути монгольских паломников в Лассу, который как раз здесь пересекал окраинные горы Цайдама, мы нашли пустую формулу; красивая сама по себе, она стано­вилась бессмыслицей, повторяясь 4,000 раз кряду. Что за остроумие написать на бумаге 4,000 раз „Отчф нашъ“? А ужь столько-жф раз выцарапать на камне, нф жалея тру­дов и времени, одну и ту-жф молитвенную формулу, прямо глупо.
Я был несколько раздосадован этим приключением. Но, если результат и оказался меньше, нежели я ожидал, то всф-же вреда от нашей остановки собственно никакого нф произошло. Покрайней мере, мы имели теперь ясное дока­зательство, что попали на большой проезжий тракт, ведущий в Лассу. Об этом свидетельствовали и обо, и могилы, и тро­пинки, и кучи камней. Дальше, в долине, люди кроме того ви­дели следы двух верблюдов и несколько больших стад куланов. Таглыки наши утверждали, что куланы никогда нф держатся вблизи населенных мест, и что до последних, следовательно, по крайней мере, два дня пути.
1 октября мы могли спокойно продолжать путь к вос­току по этой прямой, широкой долине. Около ручья паслось стадо куланов, голов в 120. Ислам выстрелил, но про­махнулся, и все стадо умчалось в горы, подняв пыль стол­бом. Животные длинной, тфмножфлтой, волнующейся линией без малейшего труда взбежали на крутизны, но, затем,
ПЕРВЫЕ МОНГОЛЫ.
307
сделав большой крюк, вновь спустились в долину, по на­правлению к последней нашей стоянке.
Около устья долины мы нашли еще два обо, один со­стоял из 63 сланцевых плит, поставленных попросту стоймя вокруг холмика. Надписи на плитах, обращенных к западу, частью стерлись; должно быть, от часто дующего здесь западного ветра.
Долина впадала в большую главную долину, прорезан­ную тою-жф самою рекою, которую мы переходили по близости от лагеря № XXXV. На самом углу вновь выступал гра­нит.
С напряженным вниманием ловили мы по пути всякие признаки близости людских жилищ. Между прочим, ви­дели еще одно обгорелое место после костра, несколько кольев от палаток и верблюжий помет. Вдруг Исламъбай увидал у подошвы противоположной скалы нескольких яков. Он осторожно подкрался к ним на выстрел и пустил пулю, вторую, третью, но без успеха. Тут, к нашему изумлению и радости, откуда-то выскочила старуха и принялась кричать и размахивать руками. Мы сразу поняли, что это были домашние яки и что мы, наконец, после 55 дней странство­вания в пустынных областях, добрались до окраинных людских поселений.
Неподалеку виднелась кибитка старухи. По соседству от неё, на правом берегу реки, мы и разбили лагерь № XXXVIII.
В окрестностях паслись яки, козы и овцы старухи, и при виде последних у нас потекли слюнки изо рта.
Разговор со старухой оказался настоящим оселком для нашего терпения. Разумеется, она не знала, что мы за птицы такия, а из нас никто не понимал по монгольски. Парпи-бай помнил одно слово „банф“ (имеется), а я знал из географии общеупотребительные наименования вроде: „ула“-гора, „голъ“-река и „норъ“-озеро. Но дать с этим скудным запасом слов старухе понять, что прежде всего мы хотим купить у неё овцу, было не легко. И вот, я при­нялся блеять по бараньи, а потом показал старухе китай­скую монету в два лана, она поняла, и на ужин у нас была настоящая свежая баранина!
20*
308
ПЕРВЫЕ МОНГОЛЫ.
Люди мои сияли. Конец уединенной тяжелой жизни на высотах! Нечего больше скупиться на провизию, не надо питаться жестким яковым мясом! Быть может, нам даже удастся теперь спасти остатки нашего некогда столь внуши­тельного каравана.
С помощью знаков старуха объяснила нам, что муж её отправился в горы стрелять яков, но вернется домой до захода солнца.
В ожидании его я с Парпи-баем и Эмином-Мирзой посетили кибитку старухи. Завидев нас, она со своим восьмилетним сыном учтиво вышла нам на встречу. Маль­чуган получил от нас кусочек сахару, а старуха щепоть табаку, которою сейчас набила свою длинную, узкую китай­скую трубку. Весь страх её теперь как рукой сняло.
Кибитка состояла из старого изодранного войлочного ковра, наброшенного на два шеста; к середине продольных внутренних сторон были подвешены два горизонтальных шеста, проходивших в дыры в войлоке и привязанных к стоявшим снаружи шестам, в свою очередь укреплен­ным веревками. Благодаря такому устройству, кибитка ста­новилась более выгнутой и просторной. Посреди крыши было дымовое отверстие. Шесты были тамарисковые и привезены из Гаджира в Цайдаме.
Ветер задул с запада, поднялась вьюга; мы зашли в кибитку и принялись рассматривать её внутреннее убранство. Главною выдающеюся частью меблировки являлся небольшой кубической формы деревянный ящик, стоявший около попе­речной стены, прямо против входа. По словам Парпи-бая это был „бурхана“ или кумирня в миниатюре. После неко­торого колебанья старуха подняла крышку, и мы увидели в ящике священные тибетские книги, т. ф. отдельные длинные, исписанные полоски бумаги. Каждая книга, т. ф. кипа таких полосок, была обвернута куском материи. На крышке лежал пук яковых хвостов, которым старуха, как метелкой, смахивала пыль со святыни. Несколько хранившихся там-жф медных и деревянных чаш, видимо, служили священными сосудами.
Хозяйственная утварь состояла из китайской фарфоро­вой чашки, кожаного ведра, кожаного-жф кувшина, желез­
ПЕРВЫЕ МОНГОЛЫ.
309
ного котла, медной кастрюли с крышкой, чайника из жел­той меди, мешка с высушенными травами, игравшими роль благовонных курений, ножа, раздувальных мехов, огнива, седла, сбруи, рваной одежды, бараньего желудка с яковым жиром и мешка с цзамбой.
Большую часть помещения занимали, однако, куски пре­восходного якового мяса. Снаружи около палатки тоже лежало мясо, так что нам пришлось привязать своих собак.
Мясо оставляют таким образом на воздухе, пока оно высохнет, почернеет и затвердеет, как дерево. Старуха отрезала ножем несколько ломтиков, поджарила их над огнем и угостила нас. Мы узнали, что семья эта живет здесь круглый год, чтобы снабжать своих сородичей в Цайдаме яковым мясом.
Посреди кибитки стоял на трех камнях котел, а во­круг шел как-бы вал из якового помета. Собираясь раз­жечь костер, старуха высекла огнивом огонь и подхватила искры горстью растительного пуха, которую затем сунула в сухой распыленный лошадиный помет, а когда этот, с помощью мехов, затлелся, прикрыла его яковым пометом.
Мяса куланов монголы не едят, кобыл своих доят, и старуха угостила нас питьем, напоминавшим киргизский „айранъ“. Лампой служил выдолбленный камень, наполнен­ный яковым жиром и опирающийся на низкий треножник.
И мать и ребенок носили бараньи тулупы, подпоясанные кушаками, а на ногах сапоги. Голову старухи прикрывал продолговатый платок; концы его были завязаны узлом на затылке; волосы были заплетены в две длинные косы, при­крытые куском материи. Мальчуган ходил с непокрытой головой. У него волосы заплетены были в три косички, тор­чавшие в разные стороны, точно крысиные хвостики.
Вечером, когда мы смаковали свежую, вкусную бара­нину, вернулся домой старик с застреленным яком. Он был не мало удивлен, увидав здесь чужих, но оказался человеком разумным и отнесся к делу спокойно. Звали его Дорча.
Тип его был чисто монгольский: маленький старичок с обветрелым, морщинистым лицом, маленькими глаз­ками и реденькой растительностью на губах и на подбородке.
310
ПЕРВЫЕ МОНГОЛЫ.
Одет он был в бараний тулуп и кожаные панталоны; ноги были обвернуты кусками войлока, голову прикрывала войлочная-жф шапочка. По джагатай-тюркски он смыслил столько-же, сколько Парпи-бай по монгольски.
Мы, впрочем, обходились, как умели, и скоро стали кое-что понимать. Местность эта называлась Моссото, а река была одним из истоков Найджин-гола. Мы спросили насчет следов трех верблюдов, виденных нами два дня тому назад; оказалось, что это одна семья недавно выступила со всем своим скарбом в зимнюю стоянку около Гаджира. Если-бы мы пошли по этим следам, мы через 5 дней были-бы в Гаджире. По той-жф дороге, по которой мы шли, до Гаджира было восемь дней пути.
В одном дне пути вниз по реке жили Найджи-монголы. На них недавно произвели нападение вооруженные с ног до головы тангуты, явившиеся с юго востока, и ограбили их до чиста. Монголам с тех пор приходится жить ис­ключительно яковым мясом. Они отправили в Синин к губернатору челобитчиков с просьбой о помощи, и губер­натор прислал им муки и хлеба. Дорча и не советовал нам продолжать путь в этом направлении, - нельзя будет достать даже самого необходимого продовольствия.
Старику подарили за его сообщение папиросу, набили его пороховницу порохом, и он остался очень доволен нами. Тем и закончился этот счастливый день.
Мы были уже несколько удручены нашим хпродолжи­тельным скитаньем по безлюдным областям, и встреча с людьми подействовала на нас, как жизненный эликсир; мы вновь ожили. Обильная водой речка мелодично журчала между гранитными глыбами, и так приятно было прислуши­ваться к этой музыке.
Разумеется, мы провели у монголов и весь следующий день, но не оставались праздными. Прежде всего мы купили трех небольших крепких лошадок и двух овец. Худ­ших из наших животных, в том числе и двух истом­ленных верблюдов, мы совсем забраковали. Монголы могли угостить нас лишь козьим молоком, но мы и ему были рады. Их же мы обрадовали небольшим запасом чая и хлеба.
ПЕРВЫЕ МОНГОЛЫ.
311
Во время наших переговоров около моей палатки вдруг раздался крик: „Медведь!“ Ислам-бай со своим ружьем и Дорча со своим длинным, неуклюжим кремневым ружь­ем пустились за зверем. Но тот был легок на ногу и быстро скрылся в горах.

Первые монголы: Дорча, его сын и зять. (С рисунка автора).
Меня особенно позабавил первый урок монгольского языка. Дорча был необычайно комичен со своими отчаян­ными попытками понять, что я хочу сказать своими жестами. Первым шагом было изучение счета, который я быстро и постиг с помощью пальцев: нигэ, хояр, гурба, дурбэ, табу,
312
ПЕРВЫЕ МОНГОЛЫ.
чжиргуган, дологан, найман, писун, арба, арба-нигэ и т. д. Нетрудно было также усвоить себе названия окружаю­щих предметов: палатки и её частей, красок, частей тела, географических названий и т. п.
Таким образом у меня составился длинный список самых необходимых слов, и я после первого же урока мог разговаривать с Дорчей, составляя простые фразы, в роде: „гурба тэмэн байна“-у нас три верблюда; „бамбураши му“ - медведь зол, и т. п.
С глаголами было потруднее, но всетаки важнейшие я заучил в тот-же вечер, напр: идти, быть, ехать верхом, искать, падать, находить, снег идет, дождь идет и т. п. Урок вместе с тем был и гимнастическим упражнением, как так я проделывал все эти движения, а раз даже при­вел Дорчу в полное изумление, принявшись колотить его по загорбку, чтобы узнать, как обозначается это действие по мон­гольски.
В течение двух недель Дорчи был нашим провод­ником, и мы каждый свободный час посвящали лингвисти­ческим занятиям. Я прислушивался также к его разговору с сородичами и делал быстрые успехи, так что скоро мог уже сам объясняться с монголами.
Когда одолеешь первые трудности и научишься связы­вать слова в предложения, дальнейшее совершенствование в языке нетрудно: стоит только увеличивать запас слов и упражняться в разговоре.
Зато мне и нф было нужды прибегать к переводчикам во время нашего долговременного пребывания среди монго­лов; я мог даже без посредничества переводчика вести беседу с „живым Буддой“ в монастыре Кумбуме (Гумбум), и с вице-королем Ван-я фу. Таким образом мы избежали всех затруднений и неприятностей, которых я ожидал, лишившись переводчика Фонг-Ши.
Утром 3 октября я, сев на свою новую лошадь, вновь определил единицу времени, нужную для прохождения из­вестного пространства, и затем мы выступили из Моссото, куда прибыло из гор еще одно монгольское семейство, что­бы посмотреть на нас.
Сначала мы следовали по левому берегу реки, потомъ
ПЕРВЫЕ МОНГОЛЫ.
313
свернули к северу по каменистой боковой долине. Стадо куланов, голов в 150, завидев нас, исчезло с быстро­той ветра. Долина мало-по-малу расширилась и стала пло­дородной. Около одного озерка Дорча слез с лошади и за­явил, что место это Ихэ-цаган-номун (4,390 м.) и что нам здесь надо сделать остановку. Мы так и сделали, пройдя в этот день 20 кил.
4 октября проводник наш повел нас дальше вверх по долине, которая постепенно заворачивала к северо-востоку и востоку. Подъемч, становился вместе с тем все круче; долина с обеих сторон была окаймлена громадными от­торженцами и грудами щебня. Темнозелфный слюдяной сла­нец сменился красным и серым гранитом; перевал Ихэцаган-даван (4,974 м. высоты) был также сложен из гранита.
Путь был хороший. Три наших последних верблюда подымались по этим округленным высотам без видимого труда. Вид с перевала открывался не особенно обширный, так как перевал окружен вершинами гор, а восточная долина, дугой загибающая к северу, заключена между высо­кими, закрывающими ее горами.
На перевале лежал глубокий снег; на восточном склоне снегу было еще больше, чем на западном. Восточ­ная долина, по которой мы спускались между кучами щебня и отторженцами, очерчена очень резко, тогда как западный склон отлог и образует переход к северно-тибетскому плато. Мы нашли, что низкий перевал, который мы перешли к северу от 20-го озера, образовывал очень важный водо­раздел. К югу от него вода стекала в нфимеющую стока область Тибета, а к северу в такую-жф область Цайдама.
Около того места, где долина заворачивала к северу, река, стекавшая с перевала и успевшая уже принять не­сколько притоков, начинала свою разрушительную работу в гранитных массах. Вода так и кипела в глубоком узком ущелье, с отвесными стенами скал, усеянном на дне отторженцами.
Ислам, ехавший, по обыкновению, впереди каравана, избрал этот путь. Но Дорча, ехавший за мной, называя мне все эти долины, реки и горы, сказал, что лучше ехать по
314
ПЕРВЫЕ МОНГОЛЫ.
гребню гор, идущих по западному краю долины: там верх­ний почвенный слой состоял из мягкой, желтой глины. И эти высоты обрывались круто в балку, где журчала река; судя по достигавшему до нас журчанью её, глубину обрыва надо было определить в 100 м.
Тропа, шириною едва в один фут, точно обрисовывала рельеф склонов и часто была буквально вырезана в почти отвесных стенах все из того-жф рыхлого материала. Бла­годаря выпавшим атмосферным осадкам, глинистая почва сделалась скользкой. Дорча ехал впереди, я за ним. Вдруг лошадь моя забрала слишком к краю рыхлой тропы, нога у неё оборвалась, и лошадь упала. Душа у меня ушла в пятки, но я всетаки успел соскользнуть с седла и растянулся, упершись локтями в землю.
Лошадь несколько раз перевернулась, катясь по откосу, пока, наконец, не обрела под ногами опору. Дорча поспе­шил вниз к ней на помощь. Если-бы лошадь не останови­лась вб-врфмя, она скатилась-бы в пропасть, так как до края оставалось всего несколько метров. А фсли-бы я во время не соскользнул с седла, я, пожалуй, разделил-бы её участь. После того я благоразумно пошел пешком, ведя лошадь за повод.
Тропа, извиваясь, спустилась затем на дно балки, где мы присоединились к нашему каравану и поехали, проби­раясь между бесчисленными глыбами, лежавшими и вдоль и поперек реки. Начался ветер с севера, и поднялась силь­ная мятель, несшаяся нам прямо в лицо, скрывая от нас всю окрестность.
Пришлось перейти еще целый ряд опасных перевалов прежде, чем мы добрались до расширения долины Куку-бур, где по берегам реки расстилались чудные травяные лужайки. Прошли за день 27.5 килом.
5 октября. Из Куку-бура мы продолжали путь по реч­ной долине. Она была все так-жф камениста, и наши непод­кованные монгольские лошади начали страдать ногами. На одном открытом местечке мы встретили кучку монголов верхом, вооруженных ружьями. И мы и они были поражены встречей. С помощью Дорчи я завязал с ними разговор. Решено было разбить тут лагерь, хотя мы и прошли еще
ПЕРВЫЕ МОНГОЛЫ.
315
только 15 килом. Но местечко (Харато) было прелестное, бо­гатое растительностью и расположенное всего на высоте 3,371 м. В первый раз после двух месяцев пути нахо­дились мы на такой незначительной высоте, а впереди нам предстояло спускаться все ниже и ниже, - приятная перспек­тива!
Верховых было 6 человек, между ними одна женщина. Они ехали с Ихэ-цаган-гола в Моссото и затем дальше в горы, чтобы запастись на зиму яковым мясом. Они по­лагали пробыть в пути 15 - 20 дней, но продовольствия взяли всего дней на 5 - 6, надеясь затем питаться мясомъ

Долина Ихэ-цаган-гола.
(С рисунка автора).
яков. Возвращаясь с удачной охоты, они везут на своих лошадях мороженое мясо, а сами идут уже пешком.
Теперь как раз было время охоты на яков. Яки в это время держатся на окраинах Тибетского плато, розыскивая подножный корм получше. Охота ведется так-жф, как и у таглыков. На яка нападают, по крайней мере, два охотника зараз, чтобы иметь в запасе один или несколько выстрелов, если як бросится на одного из них.
Монголы были очень веселы; видимо, эта осенняя охот­ничья экскурсия вносила приятное разнообразие в их моно­тонную, бедную событиями жизнь. Сезон охоты на яков про­
316
ПЕРВЫЕ МОНГОЛЫ.
должается с месяц, и каждая охотничья партия имеет свои определенные участки для охоты, где охотники живут без кибиток под открытым небом, без всяких пожитков, кроме платья на себе, седел, ружей, да небольших меш­ков с кое-какими съестными припасами.
Монголы расположились в кустах, около моей палатки, развели огонь между тремя камнями’ поставили на них ко­тел и, когда я присоединился к их кружку, приветство­вали меня дружелюбным: амур сайн? (как поживаете?).
Когда вода закипела, один из старших вынул из мешка шесть мелких деревянных тарелочек и, роздав их товарищам, насыпал в каждую по нескольку горстей поджаренной ячменной муки. Затем, он изрезал тонкими ломтиками кишку, начиненную застывшим бараньим салом и смешал сало с мукою.
После этого женщина, поддерживавшая огонь, зачерп­нула железной ложкой кипящей воды из котла, разлила ее по тарелкам, и „цзамба“, любимое блюдо монголов, было готово. Когда жидкое содержимое тарелок было съедено, на дне их осталось еще столько жира и муки, что можно было прибавить еще по нескольку ложек воды.
Блюдо это и составляло весь обед монголов. После обеда они закурили трубки со скверным китайским таба­ком и пришли в настроение полного благодушие. Все они были, повидимому, большие охотники до трубочки.
Все одеяние их состояло из тулупа, панталон, сапо­гов и шапки. Тулуп они накидывали прямо на тело и, ви­димо, были нечувствительны к холоду, так как правая рука и плечо оставались голыми. Ночью они закутывались в тулупы и располагались около костра. В сильные-жф вьюги, они устраивали себе походную палатку из ружей, седел и войлоков. Волосы у всех были заплетены в косы; моли­лись они, сидя на корточках и перебирая четки, чтобы отме­чать, сколько раз произнесут молитву: „Ом мани падмф хумъ“.
6 октября. Рано утром монголы, продав нам пару из своих лошадей, двинулись дальше. Через час собрались выступать и мы, и оказалось, что вновь приобретенные лошади ушли по привычке за своими прежними владельцами. Приш-
ПЕРВЫЕ МОНГОЛЫ.
317
лось двум из моих людей ехать в догонку за ними, и мы

выступили только около 10 ч. утра. Двое таглыков с тремя верблюдами выступили, впрочем, гораздо раньше. За ними
Автор подъезжает ночью к первому монгольскому аулу - Ихэ-цаган-гол в Пай даме. (С рисунка Л. Нюбдома).
318
ПЕРВЫЕ МОНГОЛЫ.
двинулся я с Дорчей и Джолдашфм и, наконец, лошади­ный караван.
Мы перешли в брод реку, и она долгое время шла у нас по правую руку. Долина расширилась, и гранитные скалы обнаружили стремление разойтись. За последним ущельем, где река жалась к правой стене гор, открылся на север необычайный вид: горизонт образовывал здесь бесконечно отдаленную, совершенно ровную линию.
Теперь мы уклонились в сторону от реки, но через некоторое время снова очутились в её русле, которое ста­новилось все шире, ровнее и беднее щебнем и несло воду лишь летом. По этой долине мы ехали затем весь день. Горные отроги, окаймляющие долину Харато, раздвигались образуя воронкообразное расширение, но по обе стороны до­лины, на востоке и на западе, виднелись еще их крайние побеги.
Устье долины явилось и границей всякой растительности. Дальше шла совершенно бесплодная равнина с едва замет­ным уклоном к северу, которая, под конец, переходила в настоящую пустыню. Там и сям виднелись низкие песча­ные холмы, насыпанные, видимо, WNW ветрами. Ни признака жизни, ни следа человеческого, ни тропинки. Тишь и без­молвие.
Перед нами расстилалась безграничная равнина. Просто голова кружилась с непривычки среди этого безбрежного пространства. Только, обернувшись назад, можно было оста­новить взор на мощном хребте с его снежными верши­нами. Вследствие дальности расстояния и непрозрачности воз­духа, он казался стеной, нарисованной на одной плоскости, нельзя было различить даже устья долины, которую мы только что покинули.
Бассейн Цайдама напоминает таким образом во мно­гих местах бассейн Тарима. Подошвы гор также опоясы­ваются здесь полосой пустыни, за которою уже начинаются оазисы; также текут по пескам реки; но пояс песков не так мощен и широк, цфнтральные-жф части бассейна впа­дают в обширные соленые озера.
.Так мы ехали к северу час за часом и еще задолго до наступления сумерек обогнали верблюдов. Полоса пу-
ПЕРВЫЕ МОНГОЛЫ.
319
стыни сменилась степью, с зарослями тамариска, сначала скудными, затем все более густыми; кусты тамариска боль­шею частью росли здесь, как и в Восточном Туркестане, на буграх. Дорча еле мог найти тропу среди этого лаби­ринта кустов и выразил опасение, что остальной караванъ

Нищий-монгол. (С рисупка автора).
ни за что не найдет без проводника дороги к месту сто­янки. Поэтому он, указав мне направление, по которому я должен ехать сам, поскакал обратно и прежде, чем я успел что либо возразить, скрылся во мраке.
К счастью, лошади моей эта местность была знакомее,
320
МЕЖДУ ЦАИДАМСКИМИ МОНГОЛАМИ.
чем мне, и, проехав шагом с час, я завидел между кустами к северу огни. Потом послышался собачий лай, и целая стая монгольских собак вынеслась на встречу мнЕ и Джолдашу, который, однако, во время успел спастись у меня на седле.
Вот показались и люди и палатки. Я спокойно подъ­ехал к одной из них, привязал лошадь и пошел, при­ветствуя шестерых изумленных монголов дружеским „амур сайнъ“, уселся у огня и закурил трубку. В углу стояла кринка с кумысом, и я хлебнул из неё здоровый глоток. Напиток напоминал квас и очень освежил меня после столь продолжительной езды (43 килом.).
Монголы только таращились на меня, не говоря ни слова. Они осмеливались лишь подкладывать топлива в огонь и окончательно пришли в себя не раньше, нежели Дорча, явившийся с караваном через 2 часа, объяснил им, что мы за люди.
На свободном месте между кибитками монголов раз­били наши палатки и разложили костер. Ужин мне успели приготовить лишь к часу ночи. Последний форсированный переход стоил нам двух лошадей и осла; теперь у нас оставалось только 3 верблюда, 3 лошади и 1 осел из 56 жи­вотных, с которыми мы два месяца тому назад выступили из Далай-кургана.
Между Цайдамскими монголами.
Мы оставались около Ихэ-цаган-гола до 11 октября; отдых был крайне необходим. Прежде всего мы рассчита­лись с Гамдан-баем и таглыками, которым хотелось по­скорее отправиться на родину через Чимфн-таг и Токкузъдаван.
За перенесенные труды и безукоризненную службу они получили двойную против условленной плату, большой за-
МЕЖДУ ЦАЙДАМСКИМИ МОНГОЛАМИ.
321
пас провизии, несколько овец и наших забракованных животных, которым, однако, надо было дать немного от­дохнуть перед новым путешествием.
Следующим делом, требовавшим и времени и многих соображений, было снаряжение нового каравана. Узнав, что

Бурханы из Лассы (4/7 натуральной величины). (С фотографии Даллёфа).
нам нужны лошади, монголы день-деньской толклись у моей палатки, предлагая лошадей. Цен они не заламывали, и мы приобрели у них 20 крепких, сытых лошадей.
Но нам еще нужны были вьючные седла. Старые были брошены вместе с павшими по пути животными. Парпи-бай Свен Гфдпп. Том 2-й. 21
322 МЕЖДУ ЦАЙДАМОКИМИ МОНГОЛАМИ.
был мастер изготовлять седла, материал доставили мон­голы, и площадка перед людской палаткой превратилась в седельную мастерскую.
Я-же был целые дни занят изучением языка и расспро­сами монголов насчет местных географических названий, климата, образа жизни монголов, их религии и т. п. Боль­шинство из них бывало в Лаосе и рассказывало много интересного об этом городе и о пути туда.
Узнав, что я очень интересуюсь их „бурханами“, - фи­гурки богов из терракоты, которые монголы носят в футлярах (,,гау“) на шее, - они стали приносить их мне и даже продавали тайком за хорошую цену. Боялись они в данном случае не меня, а друг друга, являлись в мою палатку только в сумерки и просили тотчас-же спрятать фигурки на дно моих сундуков.
Бурханы эти были мастерски сделаны в Лаосе. Футляр­чики часто бывают серебряные с выгравированными ориги­нальными, красивыми рисунками, с украшениями из би­рюзы и кораллов. Более простые делаются из красной меди или желтой.
Скоро я совсем подружился с обитателями Ихэ-цаганъгола. Когда я рисовал, они вечно сидели около моей палатки, а когда заходил к ним в гости, угощали меня чаем и цзамбой. Они не выказывали даже и малейшей суеверной боязни или застенчивости, когда я срисовывал с них порт­реты. Мне даже удалось подвергнуть многих из них антро­пологическим измерениям.
Им не понравилось только, когда я вздумал отметить высоту их роста на шесте, подпирающем палатку. Они вообще всегда остерегались, чтобы я не дотронулся руками до их макушки, может быть, потому, что они возлагают себе на голову бурханов в знак почитания, или потому, что их благословил Далай-Лама или другое высшее духовное лицо.
Монголы придерживаются одножфнства, и женщины у них пользуются куда большею свободою, нежели у мусуль­ман. они занимают места в общем кругу около костра и не носят покрывал. Тулупы у них держатся только на левом плече и на талии, а вся правая верхняя часть туловища
МЕЖДУ ЦАЙДАМСКИМИ МОНГОЛАМИ.
323
остается голой. Груди, даже у молодых женщин, некраси­вые, отвислые.
Не думаю, чтобы такая откровенность костюма содейство­вала сохранению супружеской верности. Но, пожалуй, они так привыкли к такому оголению, что находят его вполне естественным. Сами монголы уверяли меня, что нравствен­ность у них куда выше, чем у мусульман. Уже одно то, что мусульмане многоженцы, свидетельствует, по мнению монголов, о их низком нравственном уровне.
В пфрвый-жф день ко мне явился с визитом сам старшина Ихэ-цаган-гольский Сонум и принес в даръ

„Гау“ или футлярчики для бурханов р/7 натуральной величины). (С фотографии Даллффа).
пресного молока, кислого кобыльего молока и перебродившего кумыса, похожого на водку. Последний имел отвратительный вкус, но, должно быть, был крепок, так как Парпи-бай, несколько неумеренно хлебнувший его, никуда не годился потом весь день. Сонум был одет в огненно-красную мантию и китайскую шапку с пуговкой и длинными лентами.
На следующий день я отдал визит. Прямо против входа в кибитке стоял небольшой алтарь. Он состоял из нескольких, поставленных один на другой ящиков с деревянной дощечкой сверху. На последней были расстав­лены в ряд медные чашечки и блюдца с водой, мукой, цзамбой и другими приношениями бурханам.
21*
324
МЕЖДУ ЦАИДАМОКИМИ МОНГОЛАМИ.
Кроме того, там находились священные книги, вращаю­щиеся молитвенные валики и бурханы из Лассы и Дашилумпо. Прикасаясь к последним или глядя на них, нельзя ни курить, ни даже дышать на них. Я, по незнанию, погре­шил против этого закона, и бурхана очистили, подержав над жаровней, с какими-то благовонными травами. Изобра­жений не должен также касаться прах.
Посреди кибитки горел под таганом огонь, поддер­живаемый тамарисковыми ветвями и корнями; на тагане стоял котел. Для гостей приготовили небольшие скамеечки, на кото­рые и ставились кушанья. Таким образом, в кибитке было больше мебели, нежели у киргизов. Самые кибитки называются „ургами“; они очень похожи на киргизские „карауи“. Замечательно, эта форма жилищ распространена по всей огромной Центральной Азии, у народов самых различ­ных рас, не имеющих даже сношений между собою. Мате­риал, из которого кибитки делаются, свидетельствует о бедности страны другими сырыми продуктами, а форма дей­ствительно самая удобная и практичная.
Около палатки было водружено в землю копье, - знак резиденции старшины. Вокруг росли высокие, как деревья, кусты тамариска. Они доставляют материал для выделки разной посуды и другой обиходной утвари, которую монголы мастерят сами. Значительную часть домашней утвари и про­довольствия, напр. муку, они привозят из Синина.
Наши знакомцы монголы были настоящими кочевниками. Когда скот их съест весь подножный корм в одном месте, они переходят на другое. Аул их был расположен очень благоприятно, в сухом русле реки; воду они доставали из колодца, глубиною в 1.21 м.; из колодца-же поили по вечерам животных. Особенно развито у монголов коневод­ство. По всей окрестности разносилось лошадиное ржанье; по вечерам женщины доили кобыл. Кумыс, или закисшее и перебродившее кобылье молоко, и является главным напит­ком монголов. Они держат также много овец, верблюдов и рогатого скота, земледелием-жф вовсе не занимаются.
Во время нашего пребывания в Ихэ-цаган-голе стояла чудесная погода. Воздух был чист и спокоен; около по­лудня температура подымалась доч-16°. В палатке стано­
МЕЖДУ ЦАЙДАМОКИМИ МОНГОЛАМИ.
325
вилось иногда так жарко, что мне приходилось сидеть в одной рубашке. Ночи, наоборот, были такия-жф холодные, как в горах; в ночь на 12 октября минимальный термо­метр упал до -16.1°. Особенно красивым бывал всегда закат, когда хребет Цаган-ула рисовался на юге черным резким силуэтом. Да, недурно было в это осеннее время
сознавать, что он остался позади.
В сумерки, в ауле начиналась суета,-при­ходил скот; женщины с длинными косами, в широких войлочных шапках, то и дело сно­вали между рядами сы­тых кобыл и блею­щих овец, мужчины ' загоняли стада, а стая длинношерстых чер­ных собак подымала страшный гам. Мои лю­ди, закончив свой тру­довой день, усаживались вокруг костра ужинать, а Мирза громко читал им из хроники об Имаме ДжафареСадыке. В общем выхо­дила привлекательная картина. В полуоткры­
тых кибитках блфсте- Монгольский лама.

ли огни, и мы в пол­ном смысле слова на­
(С русской фотографии из Ургл).
слаждались благодатным отдыхом в этом совершенно лет­нем климате, после долгого пребывания в холодных не­приветливых горах. В этом плотном воздухе можно было шевелиться, не боясь запыхаться. Абсолютная высота местности равнялась всего 2,815 м.
Хотя мои слуги - мусульмане в глубине души прези­рали монголов, считая их дикарями и язычниками, обе сто­
326
МЕЖДУ ЦАИДАМСКИМИ МОНГОЛаМИ.
роны прекрасно уживались, стараясь понять друг друга. Можно было умереть со смеху, глядя, как Дорна совершенно -серьезно выделывал невероятные жесты и гримасы, чтобы растолковать что-нибудь мусульманам. Он кричал им, словно глухим, корчил гримасы, как будто лицо у него было из гуттаперчи, прыгал и подскакивал точно клоун. Зато, когда слушателям, наконец, удавалось понять фго, удоволь­ствию его не было границ. Он хохотал во все горло и долго кивал головой, словно фарфоровый китайский болванчик.
12 октября. С самого восхода солнца, в лагере цар­ствовали суматоха, шум и беготня, обычные при сформиро­вании нового каравана. Вьюки взвешивали и располагали по­парно. Ягданы с хрупкими вещами предназначались для более спокойных лошадей, вещи погрубее, палатки и прови­ант- для более резвых. Весь аул со старшиной во главе был на ногах. Нам не хватило веревок, и их тотчас-жф доставили. Женщины нанесли нам молока на два дня. Когда караван уже отъехал порядочный конец, нас догнал один молодой монгол, только теперь решившийся продать своего бурхана.
Караван с виду был очень хорош и быстро подви­гался к востоку, под предводительством опытного Дорчи. Я с чувством особенного удовольствия озирался на сытых, крепких, отдохнувших лошадей, которые теперь должны были служить нам долго.
А какая перемена ландшафта! Мы ехали по мягкой тропе, извивавшейся по ровной степи с сочною травою. По правую руку высился вдали Цаган-ула, налево расстилались словно море безбрежные пустыни Цайдама. Резким изменениям рельефа, разным неожиданностям, столь свойственным гор­ным областям, настал конец, и моим глазам и перу было мало дела. Ландшафт стал крайне однообразным; оживляли фго только овраги, да сухия русла рек. В Ваганамага (маленьком источнике) мы напоили лошадей. На привал-жф остановились в степи, где не было недостатка ни в воде, ни в подножном корме, ни в топливе; прошли 29 килом.
13 октября. Дул довольно свежий, западный ветер, на­полнивший атмосферу пылью, которая застлала ближайшия

по обширной солончако-
МЕЖДУ ЦАЙДАМОКИМИ МОНГОЛАМИ. 327
горы. Тропа наша шла к 0S0 то по кочковатым, пустынным солончакам, то по сочным и густым зарослям камыша, то по сухим оврагам и балкам.
В Цакше, до которой было от последнего лагеря 31 килом.; мы нашли 10 монгольских кибиток, т. ф. столькожф, сколько в Ихэ-цаган-голе. И здесь я встретил друже­ственный прием у старшины; все члены его семьи были заняты изготовлением стре­мян из ветвей тама­риска и ремней.
На следующий день тропа немного уклони­лась к северу и пошла
ватой, болотистой мест­ности; грунт хотя и просох отчасти, все еще был неудобен для передвижения. Вдали мы видели иногда неболь­шие аулы или стада овец, которых сте­регли мальчики и жен­щины. До Ихэ-гола, третьего рукава Найджин-мурфна(или Найджин-гола) было 26 км., и мы еще раз стали ла­герем на берегу реки, с которой познакоми­лись еще около лагеря № XXXV.
Вечером явилась толпа монголов, желавших продать материи из Лассы; они принесли с собой водки в двух медных кувшинах. Водкой этой они вместе с Дорчей наугощались так, что принялись громко кричать и вызывать мусульман на единоборство. Борьба имела то хорошее по­следствие, что полупьяные монголы значительно протрезвились. После того они заснули крепким сном, а на другое утро
328
МЕЖДУ ЦАИДЛМОКИМИ МОНГОЛАМИ.
стали просить дать им отдохнуть у нас денек, ссылаясь на головную боль. Но им было отказано.
Мы переехали вброд Ихэ-гол, ширина которого до­ходила здесь до 400 м., а глубина была крайне незначительна. Береговые террасы, высотою в 5 м., указывали, однако, что летом уровень воды значительно повышается. Русло реки было слегка усеяно щебнем, и направлялось значительными извилинами к северу, к центральному солфноводному бас­сейну.
Ландшафт на противоположном берегу был также однообразен. Во все стороны расстилалась ровная, как спокойная поверхность морская, тихая и пустынная степь. Никаких животных, ни диких, ни домашних; взору нф на чем остановиться, отдохнуть. Местечко это называлось Урду-толе (27 килом). Тут мы нашли воду и подножный корм. Монголы, в отличие от мусульман, тотчас по при­ходе на место пускают лошадей пастись на свободе.
16 октября мы прошли только 20 килом. до Тогда-гола (2,786 м.). Обыкновенно цайдамскиф монголы делают еже­дневно небольшие переходы, так что понятно, почему они насчитывают от Ихэ-цаган-гола два месяца пути до Лассы и 43 дня до Синина.
Ночь была холодная, минимальный термометр упал за ночь до - 16.3°. Здесь было, таким образом, гораздо холод­нее, чем в Тибете; правда, что континентальная зима с её суровыми холодами была уже нф за горами. День выдался ясный, чудесный; на юге ясно обрисовывались горы, носившие у местных жителей название „карангуин-ула“ или черные горы. Тогда-гол течет по очень глубокому и узкому руслу, через которое трудно было перебраться, нф замочив ног. Очутившись на другом берегу, мы постарались поудобнее расположиться в кустах тамариска, намереваясь посвятить следующий день отдыху.
Проводник наш Дорча получил здесь рассчет и мог вернуться в свои пустынные горы, к диким якам, куда его тянуло поскорее, так как он боялся, что старуха тре­вожится его долгим отсутствием. Вместо Дорчи я нанял молодого, высокого, крепко сложенного монгола, по имени Лопсфн, который много раз бывал в Лаосе и Синине и,
МЕЖДУ ЦАИДАМОКИМИ МОНГОЛАМИ.
329
такимь образом, прекрасно знал эту область. Он оказался
одним из лучших моих слуг, всегда был весел и бодр и освежал мои познания в монгольском языке.
Лопсфн живо добыл мне несколько бурханов и „танка“ - род хоругвей с изображениями Далай-ламы и Банчин-Богдо*). Как он их достал, не знаю; должно
быть, просто на просто стащил их у наших соседей, такъ
как очень боялся, чтобы они не увидели этих предметов.
До Толф было 27 килом., которые мы и сделали 18 октября. Лопсен остался на один день со своими, чтобы запастись продо­вольствием и лошадью, но обещал скоро до­гнать нас. До Толф взялся сопровождать нас другой монгол, но так и не явился, так что мы обошлись без проводника, тем более, что дорога была ясно видна. Между прочим, один конец пути при­шлось пробираться по тамарисковой чаще, на­

Лопсен. (С рисунка автора).
поминавшей небольшой лесок.
Миновали очень жи­
вописное „обо“. Поперег дороги протянуты были между ку­стами тамариска веревки и шнурки, увешанные прикреплен­ными к ним разноцветными лоскутьями. Каждый лоскут был исписан обычной молитвенной формулой. Кое-где ви­сели и бараньи лопатки, также покрытые тибетскими письме­нами. В общем выходило нечто, напоминавшее мусуль­манские лесные мазары, но красивее и живописнее.
*) Банчин-Ирембучи, духовное лицо, равное в тибетской иерархии. Далай-ламе.
330
МЕЖДУ ЦАЙДАМСКИМИ МОНГОЛАМИ.
Затем, нам попалось озерко. Тут нагнали нас не­сколько верховых монголов, которые и сказали нам, что это Толе и что дальше мы найдем воду не раньше, как в расстоянии еще дня пути к востоку. Поэтому мы располо­жились на стоянку, , купив у монголов мешок ячменя, который явился желанным кормом для наших лошадей. В Цайдаме трудно вообще доставать ячмень и хлеб. Пше­ницу покупают в Синине, а ячмень хоть и возделывается кое-где в этой области, но в небольшом количестве.
19-го догнал нас Лопсфн, и под его предводитель­ством мы прошли 27 килом. до глубоко врезавшейся в почву горной реки Гаттар. Теперь на севере ясно обрисовывалась горная цепь, которая ограничивает Цайдамский бассейн с этой стороны и которую Лопсфн назвал Курлыкин-ула. Вечером мы разговаривали в моей палатке, о предстоящем путешествии в Синин, до которого, по словам Лопсфна, было 30 дней пути. Он сообщил также, что кукунорскиф тангуты известные разбойники и воры, и что в этой области нам надо будет держать ухо востро. Он спросил поэтому, хорошо ли мы вооружены и, увидав, что у нас три ружья и пять револьверов, успокоился. Далее он сообщил, что в области Курлык-нора и дальше к востоку нам придется довольствоваться малым по части продовольствия, так как дунганы во время последнего восстания отняли у туземцев весь скот.
20-го октября прошли по тамарисковым чащам, зарос­лям камыша и пустынным участкам 20 килом. до Тенгфлик-гола. Южные горы носили здесь название Номохун-ула. Вообще у цайдамских монголов нет для этих гор одного общего названия, а все местные. Горные реки около Гаттара и Тенгфлика впадают, как и Баян-гол, Хара-усу и Булунгир-гол, в центральное соленое озеро Голусун-нор, (тростниковое озеро). Найджин-гол, напротив, впадает в расположенное дальше к западу озеро Доулэцзан-нор, которое на европейских картах обыкновенно обозначается неправильно Дабасун-нор, или „Соленое озеро“.
На следующий день наш путь свернул слегка к северу, так что южные горы стушевались, тогда как северные вырисовывались все яснее. По степным и бесплоднымъ
МЕЖДУ ЦАИДАМСКИМИ МОНГОЛАМИ.
331
участкам прошли мы 28 килом. до Ова-тёгфрука, где рас­кинулось несколько монгольских кибиток и где нас, по обыкновению, радушно встретили. Живущие здесь монголы принадлежат к большому племени Тадженур. Над не­которыми из них удалось произвести краниологические измерения.
Монголы эти ходят всегда в длинных бараньихъ
тулупах с поясом, из под которого они вытягивают тулуп настолько, что он образует как-бы мешок, на­детый на верхнюю часть туловища. Он и служит мешком, куда они кладут разные вещи; кроме того, они носят у
пояса нож, трубку, ки­сет с табаком и щип­чики, которыми выщипы­вают волосы из бороды, если она растет слишком густо. Сапоги они носят с остроконечными носка­ми. Голову прикрывают островерхою или круглою тапочкой; часто также го­ловным убором служит кусок войлока, завязан­ный на затылке узлом; ходят и простоволосыми.

Волоса У НИХ ПО большей Монгол из Ова-тёгёрука.
части коротко острижены, (С риеуика автора),
густые, темного или чер­
ного цвета. Косы у мужчин встречаются в Цайдаме гораздо реже, чем в собственной Монголии.
Цвет кожи у них красновато-смуглый от постоянного пребывания на свежем воздухе, а также отчасти и от грязи; зубы, мелкие, желтоватые, но, повидимому, долго сохраняются. Скулы выдающиеся, нос приплюснутый, небольшой, голова круглая, как шар, впереди плоская, растительность на под­бородке редкая; тонкий пушок развивается у мужчин после тридцати лет от роду в весьма редкую бородку.
В Ова-тёгёруке мы достали два мешка ячменя; это было тем более кстати, что перед нами на два дня пути
832 МЕЖДУ ЦАИДЛМОКИМИ МОНГОЛАМИ.
разстилалась пустынная область. Для перевозки этого запаса приобрели молодую кобылу. В течение дня отдыха Исламъбай занялся кстати очисткой и описью кухонных ящиков, причем открыл целый мешок кофейных зерен и бутылку сиропа, подаренную мне больше года тому назад патером Гендрикс. Кофе, чередуясь с чаем, внес приятное разно­образие в меню, сироп пошел на дфссфрт.
23 октября путь наш свернул к северо-востоку, и нам предстояло перейти центральную пустынную полосу Цайдама. Вскоре растительность стала редеть и, наконец, прекратилась. Голая, бесплодная, кочковатая и сырая почва часто белела выцветами соли; наконец, перед нами раз­вернулась пустыня.
На половине пути пришлось перейти через Хара-усу, т. ф. Черную реку. Первый рукав её был совсем узкий и струился по илистому руслу. Русло второго оказалось сухим. Русло третьего глубоко врезалось в мягкую почву и было так узко, что мы заметили его нф раньше, чем были от него в расстоянии нескольких саженей.
Скользкие берега круто обрывались в реку, и нам при­шлось заступами наделать в глине ступенек для лошадей. Лопсен, знавший брод, спустился первым, но едва лошадь сделала шага четыре по воде, как погрузилась в ил до луки седла, и всадник промок до пояса. Ислам-бай попы­тал счастья в другом месте, но так-же неудачно.
Мы остановились. Люди принялись разъезжать по берегу в обе стороны, но и в ту и в другую сторону река стано­вилась еще уже и глубже, и Лопсен заявил, что другого брода нет. Он был очень удивлен такой прибылью воды и полагал, что она вызвана сравнительно теплою погодою за последние дни и обильным выпадением снега в области Бурхан-Будды, белые вершины которого сияли на юге.
Глубина самой воды, нф превышала одного метра, но беда была в том, что лошади глубоко погружались в ил и того и гляди могли завязнуть. При переправе при таких условиях могли намокнуть и ягданы до самых замков.
Итак, хотя мы и прошли всего 12 килом., пришлось остановиться и подождать, пока вода спадет. Досадно было, конечно, останавливатьсяиз-за какой-то ничтожной речонки
МЕЖДУ ЦАИДАМСКИМИ МОНГОЛАМИ.
333
в 12 м. шириной, среди этой пустыни, где не было другой растительности, кроме жалкой поросли камыша на берегу. „Терпение'“шептал западный ветер, бурно проносясь над пустыней; это ему, без сомнения, были мы обязаны повы­шеньем уровня реки, задержанной ветром в своем стрем­лении к западу.
Разбили палатку, лошадей пустили пастись, а в дно реки воткнули шест с надрезами, чтобы отмечать измене­ния уровня. К следующему утру воды убыло только на 2 сант., а камыш был уже съеден нашими лошадьми до чиста. Лопсфн и двое других людей повели поэтому живот­ных обратно к пастбищам Ова-тёгёрука.. Наш лагерь лежал на высоте 2,706 м. над уровнем моря.
Западный ветер свирепствовал с удвоенной силой. С наветренной стороны пола палатки вздувалась внутрь пузы­рем, суживая помещение. Ягданы, придерживавшие загнутые внутрь концы пол полатки, качались и сдвигались, колья трещали, и каждую минуту можно было ожидать, что палатку унесет ветром в реку.
И надо-жф было случиться такой задержке! Я стал уже волноваться, так мне нфтфрпелось вернуться на родину. Каждый пройденный конец пути казался мне завоеванием, приближавшим меня к пути, ведущему на родину. Вот уже полгода я не получал никаких известий оттуда. Я был одинок в течение трех лет слишком, проведенных мною в сердце этого бесконечного континента, берега кото­рого казались мне просто недостижимыми.
Меня занимало каждый вечер подсчитывать, сколько килом. мы прошли за день и затем вычитать это число из тысяч километров, которые нам предстояло вообще пройти до нашей отдаленной цели, до Пекина. От Хара-усу остава­лось до него 2,025 килом. Сколько терпения нужно будет еще затратить на этот путь, сколько ждет нас еще приключений прежде, чем мы на своих усталых лошадях въедем в ворота этой крайней столицы востока!
Утром 25 октября вода, наконец, спала настолько, что мы могли перебраться через реку. Ящики подняли на сед­лах повыше, и каждую лошадь повел особый человек. Ил, под тяжестью животных, становился все более рых-
334 тоссо-нор и кур лык-нор. рдзБОЙники-тангуты.
ЛЫМ, и последние лошади погрузились особенно глубоко. Но все обошлось благополучно. На правом берегу вьюки снова уложили по старому. Тропа шла почти прямо на NNO по пустынным областям. Скоро пришлось перейти через глав­ное русло Хара-усу и Булунгир-гол. Дальше к востоку все эти рукава сливаются и впадают в Голусун-нор.
Бхать по этой поверхности было не особенно приятно. Верхний почвенный слой состоял из сухой темносерой глины, пропитанной солью, твердой и хрупкой, как кирпич-сырец; бесчисленные ямы и кочки делали поверхность похожей на шведский сухой хлеб. Напротив, летучего песку здесь со­всем не было.
Бассейн Цайдама здесь довольно узок и, пройдя 25 килом., мы снова очутились в области, покрытой раститель­ностью. Около нашего лагеря, разбитого в местности Цахацак, не было воды, но Лопсфн предупредил нас об этом заранее, и мы привезли сюда несколько полных мехов.
До Пекина осталось теперь 2,000 верст.
Тоссо-нор и Курлык-нор. Разбойникитангуты.
26 октября мы прошли целых 39 килом. и достигли северного края Цайдамского бассейна. Путь наш шел все в том-жф направлении и по таким-жф пустынным областям. Сначала перед нами встал ряд низких, бесплодных, гли­нистых холмов, самых своеобразных форм, вроде ба­шен, стен и пирамид.
Лишь изредка этот безмолвный, пустынный, хотя и не лишенный живописности пейзаж оживлялся неприхотливыми кустами тамариска и саксаула; чем они питались-Бог весть, так как почва была суха, как трут, и в течение целого дня мы не видели ни капли воды.
ТОССО-НОР И КУРЛЫК-НОР. РАЗБОЙНИКИ-ТАНГУТЫ. 335
Мы миновали целый ряд низких глинистых перева­лов. На первом из них находилось „обо44. На втором мон­голы поставили небольшие шесты из корней и ветвей сакса­ула, которые и служат путевыми знаками для путешествен­ников. Там и сям между холмами расстилались ровные, как пол, участки, белевшие выцветами соли. По словам Лопсена, после дождей участки эти заливались водой.
За последним перевалом расстилалась к северу, на­сколько хватал взор, бесплодная, песчаная равнина, обещав­шая хороший путь нашим усталым, томимым жаждою лоша­дям. Наконец, на севере заблестело озеро; это был залив Тоссо-нора, окруженного словно рамкой глинистыми террасами и холмами, которые довольно круто спускаются к воде. Здесь маршрут наш слился с описанной Пржевальским дорогой из Дзун-дсасака в северный Цайдам.
Вместо того, чтобы продолжать путь к северо-востоку, что значительно сокращало расстояние, я предпочел взять в обход по западному берегу озера, чтобы проследить контуры его береговой линии и видеть, какие впадают в него реки; поэтому мы спустились с холмов вниз и завернули к северу по узенькой, низкой прибрежной полосе.
Направо от нас расстилалось чудное синее озеро. Вид­нелось несколько островков. В заливе плавала стая вели­чавых, белых, как снег, лебедей. Противоположные бе­рега вырисовывались отчетливо и резко и на северо-восточ­ном краю озера человек с хорошим зрением мог раз­личить Цаган-обо (белый алтарь). Вода в озере была очень соленая, и редко разбросанные вдоль берега кочки казались покрытыми налетом инея.
Достигнув местечка, где густо разросся камыш и кусты тамариска и где мы нашли пресную воду, мы разбили палатки около Цаган-намага (белого, т. ф. пресного, источника.) Мес­течко было славное, и только теперь я понял, почему озеро называется Тоссо-нор, т. ф. жирное озеро. Согласно объясне­нию Лопсена, озеро называлось так потому, что располагаю­щиеся здесь кочевники не терпят недостатка ни в топливе, ни в воде, ни в подножном корме для скота, словом, „как сыр в масле катаются44.
В самом деле, какой красивый, богатый красками
336 ТООСО-КОР И КУР ЛЫК-НОР. РАЗБОЙНИКИ-ТАНГУТЫ.
ландшафт! При солнечном закате террасы и холмы проти­воположного берега отливали багрянцем над голубой по­верхностью озера, по которому грациозно, спокойно, скользили лебеди. Вечерния звезды не испортили чудной картины. Сияв­ший между легкими облачками месяц серебрил водную поверхность, гладкую, как зеркало. От палаток и кустов тянулись резкия тени. Камышевая заросль окружала нас чер^ ной стеною, а на берегу, словно снег, белели выцветы соли.
Взгляд мечтательно скользил по водной поверхности и уходил вдаль. Почему эти тихия азиатские озера с их пу­стынными берегами навевают такое мистически-грустное на­строение? Может быть, потому, что плеск их волн един­ственный звук, напоминающий одинокому путнику в этой чужой стороне о родных волнах северного моря. Почему же как раз эти волны пробуждают в душе грёзы и вызывают картины родины? Может быть, потому, что они по воле ка­призного ветра поют те-же песни, что поет в течение веков наше море, ударяясь о шкеры, подобных которым нет на земле!
На следующий день мы сначала^ следовали по самому берегу к северу, но затем, когда прибрежная полоса стала неровной и затруднительной для передвижения, мы снова под­нялись на ровную, открытую, усыпанную крупным песком и щебнем береговую террасу. Затемт, путь наш пересек глубокую, сухую балку, которая, видимо, несет воду только в пору летних дождей. . Если глядеть вдоль балки, Тоссонор виднеется вдали словно в отверстие ворот.
Затем, мы достигли того места, где Голын-гол впа­дает в озеро, образуя широкий воронкообразный разлив, и направились по правому берегу реки; поверхность пред­ставляла большие затруднения; это был настоящий хаос бугров с кустами тамариска, глинистых увалов, песча­ных холмов и чащ камыша, с какими мы познакомились на восточном берегу древнего Лоб-нора.
Около Вонкым-обо, небольшего четыреугольного жерт­венника, с каменной плитой, на которой была высечена из­вестная молитвенная формула, мы нашли брод через реку. Ширина её равнялась здесь 30 м., максимальная глубина
ТООСО-НОР И КУРЛЫК-НОР. РАЗВОЙНИКИ-ТАНГУТЫ. 337
86 сантм. Дно реки было твердое, вода прозрачная, так что переправа багажа не представила затруднений.

Теперь путь повел почти прямо к востоку. Направо от нас, на довольно значительном расстоянии находился северный берег Тоссо-нора; налево, или на севере, синело
Свен Годин. Том 2-оП. 22
Монгольское становище в Цайдаме (С рисунка Г. Линдберга).
338 ТОССО-НОР и курлык-нор. разбойники-тангуты.
огромное озеро Курлык-нор, называемое также Хара-нор или Голосын-нор. Широкая камышевая опушка южного его берега казалась желтой в сравнении с густой синевой озера и почти совершенно скрывала место истока реки Голын-гол, впадающей в Тоссо-нор. На северном берегу озера, на­против, нф было видно камыша, и береговую линию об­рисовывали голые южные склоны Южного Куку-норского хребта.
Крайне интересное явление, что два столь близко лежащие озера, как Курлыкъи Тоссо-нор, содержат одно пресную, другое соленую воду. В северное озеро, Курлык-нор, впадают реки Балдуин-гол, Баян-гол, Алиханы-гол и много мелких ручьев. Но вытекающая из озера р. Го­лын-гол уносит из него все попадающие туда выносы соли из гор, и в озере остается пресная вода. Зато все эти соли собираются в южном озере Тоссо-нор.
Пройдя 25.5 килом., мы расположились лагерем вблизи берега, около Лакимтос-обо, самого красивого из виден­ных нами: оно было сложено на пустынной возвышенности и виднелось издалека. Состояло обо из трех кубической формы жертвенников из сырцового кирпича, покоящихся на пира­мидальных пьедесталах. Вокруг них было воткнуто один­надцать шестов, обрисовывающих прямоугольник; между ними было протянуто множество веревочек. От четыреуголь­ных угловых шестов шли диагоналями веревки к шесту, вышиною 3.60 м., укрепленному на самом большом жертвен­нике. На эти веревки были навешаны тысячи лоскутков с вечною формулой: „ом мани падмф хумъ“.
На среднем жертвеннике зияло четыреугольное углуб­ление. Лопсен сунул туда руку и вытащил множество длинных, узеньких полосою^ бумаги с тибетскими письме­нами. По его словам, здесь были замурованы и бурханы, но он побоялся их трогать.
Лопсен рассказал, что „обо“ это посвящено Курлыкънорскому шибтыку“ или „эцзэну“ (духу), как Цаган-обо Тоссо-норскому. Эти „шибты.ки“ - духи или добрые божества, имеющие облик людей, но невидимые. ИПибтыки бывают только добрые, и люди обязаны им озерами, горами и реками и мн. др. Существуют поэтому „гадсфрин-эцзэны“ (земные
ТОССО-НОР И КУР ЛЫК-НОР. РАЗБОЙНИКИ-ТАНГУТЫ. 339

Мальчик-монгол из южного Цайдама. (С рисунка автора).
духи), „тенгрин-эцзэны (небесные) „норын-эцзэны“ (озер­ные) и пр. Водятся они всюду, кроме пустыни. Поэтому-то в пустыне и нет ничего, что поддерживает жизнь человече­скую.
При лунном свете „обо“ имело совершенно фантасти­ческий вид. Три пирамиды рисовались какими-то при­зраками, тысячи лоскутков тихо развевались по ветру, словно хотели навеять мир на мятущуюся душу. Стран­ные звуки нарушали безмол­вие ночи. Можно было поду­мать, что озерные духи устроили воздушный хоро­вод над темной водной по­верхностью. Но это попросту крякали утки в камышах. У восточного края озера све­тилось во мраке два огонька.
28-го октября. Дорога держалась берега озера, на­правляясь к 0S0. По левую руку у нас шло, таким об­разом, озеро, по ту его сто­рону ИОжно Куку норский хребет, а по правую пу­стынная равнина. Курлыкънор сузился; тростник все больше теснил воду, и вдоль южного берега тянуласьтолько узенькая полоска откры­той воды.
Мы были одни в этой пустынной области. Ни признака жизни кругом. Лишь валяющиеся там и сям лошадиные остовы указывали, что это проезжая дорога. С самого Тфнгфлика мы не встречали ни одного путника монгола. Лопсен говорил, что чем дальше к востоку, тем местность ста­новится небезопаснее, благодаря разбойникам-тангутам.
22*
340 ТООСО-НОР И КУРЛЫК-НОР, развойники-тангуты.
Вдали, на восточном берегу озера виднелись, однако, две одинокия кибитки, но мы продолжали наш путь и рас­положились лагерем, только пройдя 25 килом., около Алиханы-гола, реки, устье которой все заросло камышом. Почва здесь была болотистая, и грунт ненадежный. В одном месте, с виду не внушавшем опасения, Ислам-бай завяз так основательно, что люди с трудом спасли лошадь. В течение этого перехода мы лишились первой из вновь куплен­ных лошадей.
30-го октября мы ехали по Барун-кёвве, южному берегу Алиханы-гола, и Цзун-ула, т. ф. Северные горы, приходились у нас по левую руку. Географические названия в этих областях часто крайне примитивны. Самая река была видна лишь местами. Последняя ночь выдалась холодная (-22.6°), и по течению неслось много льдин, со звоном ударявшихся друг о друга и о берега. Дорога вела на Сорго-цзу, до ко­торого было 29 килом., то по песчаной пустыне с небольшими барханами, то по болотам и степным участкам.
Куда девалась веселость нашего Лопсфна? Он ехал хмурый, молчаливый, не отрывая глаз от горизонта, и весь день бормотал: „ом мани падме хумъ“. Я спросил его о причине такого мрачного настроения; он покачал головой и сказал, что теперь мы приближаемся к опасным местам. Двое монголов, которых он встретил во время нашего отдыха около Алиханы-гола, сообщили ему, что в последнее время разбойники-тангуты опять показались в области Курлык-нора и увели лошадей у монголов.
Он и просил нас держать оружие наготове. Положим, мы до сих пор не встречали тангутов по дороге, но всфтаки они держались в горах, откуда могли видеть нас и, руко­водясь нашими лагерными кострами, могли выследить нас и, в лучшем случае, украсть у нас всех лошадей. Мы за­рядили все три ружья и пять револьверов и роздали их людям вместе с достаточным количеством патронов.
Но и около Сорго-цзу местность продолжала оставаться тихой и пустынной. Ни в степи, ни у подножия гор не вид­нелось ни огонька; ничто не говорило о пребывании людей. Мы поэтому не тревожились, но лошадей в сумерках привели в лагерь и снова отпустили пастись на воле лишь на рассвете.
ТОССО-НОР И КУРЛЫК-НОР. РАЗБОЙНИКИ-ТАНГутЫ. 341
Впрочем, собаки наши были отличными сторожами и предо­стерегали нас при малейшем подозрительном звуке.
Вечера и ночи стояли ясные, тихие и холодные. Уже

около 4 ч. пополудни чернила на моем пере застывали, и мне приходилось беспрестанно отогревать их своим дыха­нием. Старая кашгарская моя шуба, лежавшая запакованной
342 ТОССО-НОР И КУРЛЫК-НОР. развойники-тангуты.
почти год, снова пошла в ход. Горячий чай казался вкуснее, чем когда-либо, особенно со свежей булкой, которую каждый вечер пек мне Ислам-гбай.
Маленькая походная железная печка, которая была за­шита в войлок и путешествовала с нами всю дорогу, тоже пригодилась теперь. Ее поставили на землю, посреди палатки; трубу привязали стальной проволокой к металичфскому крюку переднего шеста палатки, так что конец трубы высунулся во входное отверзтие. Затем, Ислам затопил печку сухими ветвями и хворостом, так что только треск пошел. Отлич­ная вещь!
Стало так тепло, хорошо, уютно. Я чувствовал себя точно в своей комнате, в Стокгольме. Даже Джолдашу пришлась по вкусу эта затея, хотя сначала-то он было на­вастривал уши при каждом треске сухих ветвей и громы ханье трубы.
Ночью огонь сам собою погас, и в палатке снова стало холодно. Но что-жь! Я уже лежал, закутавшись в Щубы, выставив только кончик носа. У меня всегда стояла у изголовья чашка с чаем, оставшимся от ужина, но к утру чай этот превращался в лед; то же было и с черни­лами, которые каждый вечер приходилось греть над огнем.
Людям тоже не было худо. Они разводили себе большой костер, вокруг которого и располагались. Ночь эта выдалась самая холодная за все 2уз года; на воздухе было - 26.1°, а в палатке - 23°, пока-жф топилась печка - 3°.
31-го октября мы двинулись по степной области к Кфввфкудуку (прибрежному колодцу), находящемуся на южном берегу Хара-нора, т. е. Черного озера. Озеро это является центральным бассейном небольшой, не имеющей стока области, в которой собираются воды, стекающие с окраин­ных гор области. Теперь все русла были сухи. По север­ному берегу тянулись между озером и горами желтые песча­ные барханы, а южный изобиловал сочной растительностью: колодезь оказался солфноводным. Но до следующего источ­ника оставался целый день тяжелого пути, и мы принуждены были поэтому остановиться здесь, хотя и прошли всего 14 килом. 1
Здесь стерегла наших лошадей другая беда. На мягкой,
ТОССО-НОР И КУРЛЫК-НОР. РАЗБОЙНИКИ-ТАНГУТЫ. 343
рыхлой почве явственно отпечатались бесчисленные следы медведей, являвшихся сюда из гор лакомиться ягодами. Лопсен советовал зорко следить за лошадьми, так как медведи имеют привычку залегать в кусты и оттуда хватать лошадей. Поэтому и здесь пришлось привязать лошадей на ночь в лагере между палатками.
Кроме того мы каждую ночь выставляли двух карауль­ных, которые сменялись через два часа. Чтобы не заснуть и в то же время давать нам знать, что они не спят, кара­ульные должны были время от времени бить в кастрюли, за неимением более подходящего инструмента. Петь им было позволено, сколько душе угодно, чтобы прогонять дре­моту, и я, часто просыпаясь ночью, слышал их заунывные однообразные мусульманские напевы. На заре караульные ложились спать и поручали нас охране собак.
1-го ноября. Ночь прошла спокойно. Ни о медведях, ни о тангутах не было ни слуху, ни духу, и мы, вскинув .ружья на плечи, продолжали путь к 0S0. Скоро озеро скры­лось из виду, и мы очутились в довольно широкой долине, с отлогим подъемом в направлении нашего пути. По обе стороны шли средней высоты горные кряжи с зубчатыми, свободными от снега вершинами. Дорога шла посреди долины между степными участками, кустами и зарослями камыша, вдоль сухого теперь русла, являющагося в летнее время водною артериею области.
На дороге виднелись совсем свежие следы медведя, и так как он направился в ту-же сторону, куда шли мы, то Ислам-бай и Лопсен, выпросив позволение выследить медведя, исчезли между кустами.
Караван шел около самых гор, бывших по правую руку. Когда дорога стала завертывать, огибая скалистый вы­ступ, я и Эмин-Мирза остановились, чтобы произвести не­которые наблюдения. Горные породы были представлены здесь темнолиловым сланцем, падавшим под углом 53° S0. Затем, мы догнали караван, достигли середины долины и, спустя приблизительно час, с удивлением увидели не­сущихся назад вскачь Ислама и Лопсена. Они держали ружья над головой и кричали: „Разбойники-тангуты, разбойники- тангуты!“
344 ТОССО-НОР И КУРЛЫК-НОР. разбойники-тангуты.
Наконец, они подскакали к нам, а вдали показались 12 вооруженных тангутов, окутанных облаками пыли. Я скомандовал остановиться и спешиться. Вьючных лошадей поставили под прикрытие кустов тамариска и поручили над­зору одного из людей. Оружие было заряжено, и мы с Исла­мом, Парни и Лопсфном заняли позицию на вершине глини­стого бугра.
Все мы спешились и сбросили с себя тулупы. Трусливые мусульмане дрожали. Парни уже раз, два с половиной года тому назад, побывал в такой переделке, когда тангуты напали на караван Дютрейля де Рина и убили последнего около Там-будды. Пржевальский и Роборовский также под­вергались нападению в этих местах, и я поэтому вполне сознавал серьезность положения.
Тангутов, как сказано, было 12 человек, и Лопсен уверял, что у них, без сомнения, у всех были ружья. У нас-жф имелось всего три ружья и пять револьверов, так что на стороне неприятеля был значительный перевес. Ислам и Лопсен стреляли лучше нас всех. Но тангуты также хорошие стрелки, целятся долго и хладнокровно и нф стреляют на ветер.
Что-жф нас ожидало? Неужели караван будет уни­чтожен, а с ним погибнут и труды последней экспедиции?
Нет! Опасность была нф так велика, как казалось. Увидав, что нас много и что в руках у нас блещет оружие, разбойники остановились шагах в 150.
Когда пыль улеглась, мы ясно разглядели разбойников. Они оживленно совещались, сильно жестикулируя и крича. Надо было ожидать, что в результате они найдут нападение на нас рискованным. Мы пока-что выжидали на бугре. Я спокойно продолжал курить трубку, что, видимо, успокаи­вало моих людей, и рассматривал тангутов в бинокль, который у меня всегда был под рукой. После минутного совещания разбойничья толна повернула под прямым углом направо, к подошве южных гор, где и разделилась. Поло­вина пустилась по теснине между скалами, а половина, когда мы вновь сели на коней и сомкнутой кучкой поехали дальше, направилась параллельно нашему пути, в расстоянии всёго 2 ружейных выстрелов от нас.
ТОССО-НОР И КУРЛЫК-НОР. РАЗВОЙНИКИ-ТАНГУТЫ. 345
Долина между тем сузилась, и путь вел через узкое ущелье. Лопсен боялся, что тангуты поторопятся вперед,

чтобы залечь за скалами и оттуда обстреливать пас. Но дру­гого пути не. было, вернуться назад тоже было невозможно,.
Надо было, следовательно, постараться пройти ущелье
Разбойники-тангуты. (С рисупва^М. Адлеркрфйца).'
346 ТООСО-НОР И КУРЛЫК-НОР. РАЗБОЙНИКИ-ТАНГУТЫ.
раньше, или, по крайней мере, пройти его прежде, чем тангуты успеют занять выгодные позиции. У них, однако, было то преимущество перед нами, что они в мельчайших по­дробностях знали свои скалы, балки и места, удобные для засады. Кроме того, наши лошади были тяжело навьючены, а лошади тангутов не обременены ничем. Тангуты заметно и обгоняли нас, мало-по-малу приближаясь к дороге, но затем исчезли между скалами.
Мы изо всех сил погоняли лошадей к ущелью, защи­тив правый фланг каравана стрелками. Тут мы снова увидали тангутов. Они остановились и, повидимому, не на­меревались нападать. Мы благополучно и проехали ущелье, держа курки на взводе и не сводя глаз со скал, бывших по правую руку.
По ту сторону ущелья долина снова расширялась, и мы были рады-радфшфньки опять очутиться в открытой мест­ности. Лопсен полагал, что тангуты взяли в обход по горам, намереваясь преследовать нас. Они, видимо, на­правлялись к Курлык-нору красть лошадей, но повернули теперь обратно в надежде на большую поживу от нас.
Под конец долина перешла в широкую равнину, и мы, пройдя в общем 34 килом., расположились лагерем около Хара-шарын-кубб; тут было прекрасное пастбище и пресное озерко, питаемое источником. Лошадей пустили к воде напиться и затем пастись, но не давали им далеко отходить от лагеря. Курбан и Ахмет все время стерегли их.
Как только стало смеркаться, лошадей пустили на при­вязи пастись в заросли тростника не далеко от палаток. Костер для приготовления пищи разложили нисенький и в укрытом месте, чтобы огонь не слишком выдавал нас. Лопсен очень тревожился, говоря, что тангуты отлично могли наблюдать за нами, притаившись в траве.
Во мраке ночи они и дали о себе знать. Вокруг лагеря стало со всех сторон раздаваться их неприятное пере­кликанье, напоминавшее голоса гиен, или шакалов. Лопсен знал эту их хитрость: они таким путем узнавали, есть-ли у намеченных ими жертв сторожевые собаки.
Если действительно таково было их намерение, то они
ТОССО-НОР И КУРЛЫК-НОР. РАЗВОЙНИКИ-ТАНГУТЫ. 347
деогли увериться, что собаки у нас есть. Последние всю ночь яростно лаяли и бросались к озерку, по близости котораго

тангуты, видимо, привязали своих лошадей. Лопсен не на­ходил слов для выражения своей ненависти к тангутам вообще: говорил, что они сами не лучше собак и проч.
Тангуты подкрадываются к нашему лагерю. (С рисунка М. АдлерЕрфйца).
348 ТОССО-НОР и курлык-нор. разбойники-тангуты.
Приподняв полы тулупов и держа ружье. в правой руке, они крадутся, припав к земле, словно кошки.
Мы были, однако, на стороже. На обоих флангах стоянки выставлены были караульные, которые без перерыва барабанили и пели. Спали одновременно только по два чело­века. Через каждые 5 минут Парпи кричал: „хабэрдар? (стража не спит?) Лопсен-же молча грел руки над тле­ющими угольями.
Ночь прошла тревожно. Люди расхаживали взад и впе­ред, лошади фыркали и ржали, кастрюльный бой и крики правильно чередовались, словом, мы не на шутку попали в 4>садноф положение. Замыслы тангутов, однако, так и нф удались: им нф пришлось увести у нас ни одной лошади.
Таково было наше вступление в страну тангутов. Мы с пфрвых-жф шагов поняли, что тут надо смотреть в оба, Тангуты - известные разбойники и воры, грабящие своих мирных соседей, монголов. Последние, отправляясь в боль­шие праздники в монастырь Гумбум (Кум-бум), соби­раются поэтому в большие вооруженные партии, так как миновать область тангутов никак нельзя.
Я думаю, что люди мои бодрствовали всю ночь больше от страха, нежели из чувства долга. Им было дано при­казание разбудить меня, если тангуты начнут стрелять, но я и без того просыпался беспрестанно, разбуженный криками: „хабэрдар? В промежутки между этими окриками, на которыф отвечали остальные наши люди, поднимали свой дикий вой тангуты.
На восходе солнца мы приготовились выступать. Тангуты снова удалились на приличное расстояние. Но, как только караван наш двинулся к востоку, они появились опять и заняли оставленное нами место. По пустым спичечным коробкам, обрывкам газетной бумаги, огаркам свеч, они узнали, что тут им пришлось-бы иметь дело нф с простыми монголами, и они, должно быть, поэтому и отказались от дальнейшего преследования.
2-го ноября мы продолжали путь почти прямо к востоку и прошли целых 43 килом. по обширным степным участ­кам между обеими горными,цепями. В горных долинах держалось, по слухам, множество тангутов; и действительно
ТОССО-НОР И КУРЛЫК-НОР. РАЗБОЙНИКИ-ТАНГУТЫ. 349 мы видели на пути бесчисленное множество их пересекаю­щихся следов. Поверхность была ровная и удобная для езды, и мы быстро подвигались вперед, хотя некоторые из наших лошадей и были уже плохи. Три раза видели большие стада куланов, скрывшихся в горы.
Область распадалась на несколько неимеющих стока бассейнов. Теперь все русла были, однако, сухи. Сначала мы миновали небольшое озеро, затем обширное; каждое являлось центральным бассфйномгь своей области. Почти на середине берега второго озера, называвшагося Серки-нор возвышался обо, называемый Гадсыр-удзур.
От водного запаса озера немного оставалось; только в трех местах виднелись лужи; все остальное пространство озерного ложа было сухо и покрыто белыми отложениями соли. Здесь монголы, на пути в Гумбум, наполняют свои мешки солью, которая в Донкыре и Синине ценится на вес „тарян-гурила“, т. е. поджаренной муки, на которую и выме­нивают соль.
Летом озеро снова наполняется водой, но бывает так мелко, что можно было-бы перейти через него вброд, не будь ложе его так мягко и рыхло. Местность у восточного края озера, орошенная источниками и покрытая сочной травой, называется Ердэни. Здесь сливались с нашим маршрутом дороги из Дзун-дсасака и Номохун-хото, двух важных монгольских становищ в восточном Цайдаме. Здесь мы разбили лагерь. Ночью учрежден был такой-же строгий караул, как и накануне, но все было тихо, и никаких тангутов не показывалось.
На следующий день предстоял переход в 25 килом. до Дулан-юна. Дорога свернула к N0 по долине Дуланъгола; широкая долина была окаймлена обросшими травою холмами и прорезана довольно многоводной, прозрачной рекой. Вершины гор направо были покрыты лесом. На склонах паслись большие стада овец, а около реки бродили сотни яков. Лагерь мы разбили на правом берегу реки, в чудес­ном местечке, недалеко от кибитки тангутов.
Мы нарочно хотели показать тангутам, что не боимся их. Двое встретившихся нам всадников тотчас обрати­лись в бегство, и только под вечер двое других, воору-
350
СТРАНА ХАРА-ТАНГУТОВ. КУКУ-НОР.
женных длинными мечами, отважились приблизиться к моей палатке. Одеты они были совсем, как монголы, но ни слова не понимали по монгольски.
Лопсен в течение своих четырех паломничеств в Лассу успел выучиться тангутскому наречию, и мы с его помощью могли объясниться с тангутами. Дружелюбный прием несколько ободрил их, но всетаки видно было, что они еще не знают хорошенько, что им думать о нас, как относиться к нам. Они, впрочем, продали нам овцу и при­несли вечером молока.
Мы с намерением выбрали для лагеря поросший кустар­ником островок, между двумя рукавами реки, откуда нам видна была долина. Топлива тут было довольно; река весело журчала по камням. Лошадей отвели пастись на ближайшую лужайку, где они всю ночь и охранялись двумя вооруженными людьми.
Страна Хара-танг утов. Куку-нор.
Около Дулан-юна (Теплой реки) мы отдыхали весь день 4-го ноября; измученные ночные караульные наши храпели весь день. Лопсен, впрочем, и тут советовал нам гля­деть в оба, не доверяя наружному дружелюбию и бескорыстию тангутов, продавших нам овцу и молоко всего за один лан. Лопсен опасался, что они намеревались наверстать свое кражею.
После многих отговорок он, наконец, согласился сопровождать меня к двум соседним кибиткам, а сначала так и слышать об этом не хотел, да и слуги мои мусуль­мане отговаривали меня. Я-жф не видел в этом ничего опасного, так как собирался посетить тангутов безоруж­ный, как добрый сосед.
Две черные кибитки были разбиты одна возле другой. Около кибиток встретили нас шесть сердитых, черных псов. Потом вышел тангут, прогнал собак и, узнавъ
СТРАНА ХАРА-ТАНГУТОВ. КУКУ-ИЮР.
351
•от Лопсфна истинную цель нашего посещения - мое желание посмотреть на их житье-бытье, пригласил нас войти. Я вошел и расположился около огня. Две женщины кипятили

Кибитка тангутов близ Дулан-юна. (С рисунка автора).
в котле чай с мукой и маслом. Одна из них, молодая, была женой хозяина кибитки. У неё было приятное лицо с бойким, веселым выражением; у груди её лежал малютка,
352
СТРАНА ХАРА-ТАНГУТОВ. КУКУ-НОР.
которого она кормила, всф время не сводя с меня глаз. Другая была препротивная старуха; около неё сидела девочка лет пяти. Одежда женщин и самого хозяина была та же, что и у монголов. Тулупы были наброшены на левое плечо, остальная-жф часть туловища до самого пояса была обнажена. Молодая женщина отличалась крепким и красивым сло­жением; цвет тела был смугложфлтый. Типом тангуты, по крайней мере, в глазах тех, кто видит их впервые, сильно напоминают монголов. Можно было-бы даже принять их за монголов, если-бы не другой язык и не другая конструкция кибитки.
Посреди кибитки, против входа, стоял на ящике такой же жертвенник, как и у монголов, а на шее у хозяина висел такой-же футлярчик с бурханом.
Нас угостили чаем. Я расспросил насчет устройства кибитки, узнал, как называются разные её части и занес все это в записную книжку. Это встревожило Лопсена. Он опасался, что тангуты могут заподозрить нас в дурных намерениях. Женщины умирали от хохота при моих от­чаянных усилиях выговорить трудные слова тибетского наречия с нагромождением согласных в начале слов. При этом они не сводили с меня глаз. Волосы у них были заплетены в множество косичек, обрамлявших их грязные лица и спадавших на плечи, на спину и на грудь. В самую среднюю, спускавшуюся по спине, косу и в две боковые были вплетены красные и синия ленты, лоскутки материй и разные бусы, которые болтались и били по спине при каждом движении головы. Нельзя сказать, чтобы это было особенно удобно.
Кибитка имела квадратное основание и была раза в три, в четыре просторнее обыкновенной монгольской или киргиз­ской юрты. Формою она напоминала низкую усеченную пи­рамиду. Посреди её шел ряд шестов, поддерживавших парусину, т. е. черный, грубый, домашнего тканья холст; между шестами было продолговатое отверстие для выхода дыма.
Вокруг кибитки была вырыта канава для стока дождевой воды. Посреди кибитки виднелся очаг, сложенный из плос­ких камней с углублениями для котлов и отверстием внизу
СТРАНА ХАРА-ТАНГУТОВ. КУКУ-НОР.
353
для тяги. Между двумя рядами таких-же камней хранился запас помета для топлива.
Вдоль стен расположены были холщевые и кожаные мешки, с ячменем, мукой, салом и солью. Мешки эти

Ма л ьч ик -таи гу т. (С рисунка автора).
также защищали обитателей кибитки от сквозняка, про­биравшагося снизу под её полами. На рваных кошмах около огня валялись в живописном беспорядке тулупы, козьи бурдюки, куски холста, веревки, сапоги, ружья, два меча, медные котлы, деревянные чашки, чайники, китайские Свен Годин. Том 2-ой. 23
354
СТРАНА ХАРА-ТАНГУТОВ. КУКУ-НОР.
фарфоровые чашки, четыреугольные ящики для муки, разду­вальные мехи, седла и сбруя. Большую часть этих пред­метов, даже мечи, тангуты изготовляют сами. Священные сосуды, бурханы и т. п. были привезены из Лассыи Гумбума, а часть остальных вещей из Синина.
5-го ноября. Ненастье, небо хмурое, земля покрыта сне­гом,-необычайное зрелище с тех пор, как мы оставили Тибет. Утром в лагерь явились 10 человек тангутов, вооруженных прямыми острыми мечами и одетых в пестрые, синия и красные одежды, в остроконечных шапках на головах. Костюм придавал им некоторое сходство с солдатами. Они принесли нам два кувшина молока и пред­лагали купить у них лошадей. Цены они запросили, однако, несуразные, и покупка не состоялась.
Они с любопытством рассматривали наши пожитки, безо всякой, впрочем, назойливости и вообще были очень добродушны и разговорчивы. Особенным почтением про­никлись они к моему револьверу, заряженному шестью пулями. Я хотел нанять одного тангута проводником, но они ответили, что иначе, как вдвоем, не согласны. Я со­гласился и давал каждому по 12 лан до Синина, но они требовали 16 лан (около 23 рублей), когда-жф я пошел и на это, они отговорились тем, что у них нет свободных лошадей. Наверное, они просто не доверяли нам и боялись отправиться с нами. К счастью, Лопсфн отлично знал эту область. Вообще, это был лучший из всех наших проводников.
Долина постепенно шла вверх, между покрытыми землей округленными горами, средняя часть склонов которых поросла хвойным лесом. Над поясом лесной раститель­ности виднелись там 'и сям горные породы in situ. В устьях небольших боковых долин были разбросаны кибитки тангутов, мрачного и подозрительного вида, - на­стоящие разбойничьи гнезда. Мы насчитали 25 кибиток; всего-же их около Дулан-юна до 40. Разумеется, тангутам ничего не стоило перерезать нам путь и одолеть нас, если­бы они только захотели, но никто не нападал на нас; тангуты выходили из своих кибиток только, чтобы по­глядеть на нас.
СТРАНА ХАРА-ТАНГУТОВ. КУКУ-НОР.
355
Посреди долины я увидал своеобразный, похожий на пирамиду предмет. Это был глиняный куб с таким-жф цилиндром на нем. Лопсен объяснил, что это „субурганъ“ и что значит вблизи есть кумирня. Через минуту мы и приблизились к стенам Дулан-кита, первого встреченного нами о’седлого поселка с тех пор, как мы выехали из Копы. Внутри стен находилось несколько домиков; нижняя часть их была камфцная, верхняя глиняная; было тут и несколько кибиток. Жители принадлежали к племени Бангамонголов, пользовавшемуся дурной славой.
В западной части поселка возвышался большой четыре­угольный дом с плоской крышей и окнами. Это и была ку­мирня или кит. Здесь проживал главный лама 25 кукунорских племен по имени Худыктын-гэгэн. Он монгол, воплощающийся в Дулан-ките в течение 6,100 лет. Когда он достигает 61 года от роду, он ложится и умирает, но снова возрождается в лице какого-нибудь маленького ребфнка, который и делается его преемником. В Монголии, Гумбуме и Тибете насчитывается 61 лама такого-жф класса.
Пройдя 26 килом. мы разбили палатки сейчас на восток от Цаган-нора (белого озера). Озеро было стиснуто боками долины, и гранитные скалы во многих местах круто обры­вались в воду выветрелыми крутыми отрогами. Лес по­редел, и последние деревья росли уже так высоко на скло­нах, что до них не достать было. Насчет топлива у нас было поэтому туговато.
Лопсен был в большом горе, у него пропала сумка с провизией и 10 ланами серебром, на которые он собирался купить в Гумбуме верблюда. Сумка служила ему подушкой ночью и, верно, наши почтенные гости тангуты украли ее утром, пока люди вьючили лошадей. Я пообещал ему воз­местить его потерю, если он достанет мне в Гумбуме не­сколько красивых священных флагов из кумирни, и Лопсен мой утешился.
6-го ноября. Ночью, в долине, по соседству от лагеря раздался пронзительный вой. Я был вполне уверен, что это опять преследуют нас тангуты, намереваясь преградить нам путь. Собаки бешенно лаяли, и караульные то и дело перекликались. Но я так устал, что заснул, не смотря ни
23*
356
СТРАНА ХАРА-ТАНГУТОВ. КУКУ-НОР.
на что. Утром я узнал, что суматоху эту подняли три волка, подкравшиеся ночью к моей палатке и погрызшиеся с со­баками.
Выступив в путь, мы направились по широкой, порос­шей травою долине сначала к северо-востоку, затем к северу. Ни воды, ни людей нигде не было видно, но о том, что местность эта посещалась время от времени, свидетель­ствовали кучки угля и золы - остатки лагерных костров. Горы были сложены из гнейса и сильно выветрелого кварца. По средине долины выступала из почвы отдельная остро­конечная скала, похожая на гигантский зуб.
Здесь нам попался в высшей степени оригинальный памятник. Это была четыреугольная стена, сооруженная из гранитных плит, толщиною в 3/4 м., и примыкавшая к скале. В стене были широкия ворота, которые вели во двор, вымощенный каменными плитами; каждая сторона его имела около 12 м. в длину. Выветрелые камни и покосившиеся стены памятника говорили о его древности. Высота стен рав­нялась полуторному человеческому росту. Стены были увен­чаны сланцевыми плитами с выцарапанною на них обычною молитвенной формулой. Боковые стены были с внутренней стороны увешаны клочками шерсти, лоскутками материй и ко­стями, тоже покрытыми письменами.
Хотя сооружение это, без сомнения, играло перво­начально роль крепостцы, жители этой местности считали его, повидимому, за „обо“. Со двора можно было проникнуть в высокий и длинный грот в скале, неправильные и вы­ветрелые стены которого свидетельствовали о его есте­ственном происхождении. Все ' стены были испещрены черными китайскими письменами. Место это называлось Ганджыр.
Здесь опять оказалось много куланов. Сначала мы уви­дели стадо в 20 голов, потом в 80. Животные кучкой поскакали к перевалу и исчезли. Долина обнаруживала не особенно крутой подъем к NO, к перевалу Нёкётфн-Кёттель, на вершине которого был воздвигнут „обо“ в честь божеств Куку-норского хребта. С вершины перевала мы увидели на северо-востоке широкую открытую долину р. Бухаин-гола, ограниченную с севера низкими горами. Гори­
СТРАНА ХАРА-ТАНГУТОВ, КУКУ-НОР. 357
зонт открывался вообще обширный, свободный, как и в областях Северного Тибета.
Мы спустились с перевала к северу по речной долине Нёкётен-гола и остановились, пройдя за день 25У2 кил., около небольшего, мелководного ручейка. Для костра пришлось удовольствоваться пометом куланов. Зато подножного корма тут было вдоволь. Здесь встретили мы караван из 50 тангутов, шедший из долины Дулана. Тангуты были очень удивлены, но не выказали никаких признаков враждебности и сообщили, что ездили в Донкыр за мукой и другой про­визией на зиму. Сами они ехали верхом на лошадях, а мешки с мукой и прочий багаж везли на яках.
7 ноября. Всю ночь тангуты шныряли вокруг нашего лагеря, но украсть наших лошадей им так и не удалось, и утром они тронулись в путь раньше нас. Наш маршрут шел почти весь’ день прямо к востоку (32У2 килом.)
Переправа через речку представила большие затрудне­ния. Ислам-ахун из Кфрии, ехавший на одной из вьючных лошадей, попробовал было пуститься вброд по воде, кишев­шей льдинками. Но речка оказалась такой глубокой, что ло­шадь чуть было не потонула. Всадник взял холодную ванну, а вьюк весь вымок. Парни-бай попытал счастья в другом месте, повыше, но с тем-жф результатом. Наконец, Лоп­сен нашел сравнительно мелкое место, где лед пришлось прорубать топором.
Ровная, мягкая поверхность была вся изрыта полевыми мышами, и надо было глядеть в оба, чтобы лошади не осту­пились в одну из этих бесчисленных ямок. Затем мы поехали кустарником вдоль берега Вухаин-гола. Речное русло было покрыто щебнем, самая река была широка и многоводна, и в тех местах, где разбивалась на несколько рукавов, была затянута льдом. Высота береговых террас достигала 5 м.
Более получаса ехали по местности, где, по словам Поп­оена, 8 месяцев тому назад, находился лагерь 20,000 дун­ган, бежавших из Синина.
Они и оставили по себе заметные следы. Трава до сих пор оставалась притоптанной и выжженной, а по ней были раз­бросаны черепа и кости овец, украденных дунганами у тан-
358
СТРАНА ХАРА-ТАНГУТОВ, КУКУ-НОР.
тутов, лоскуты войлока, доски и проч. Дунганы, как саранча, опустошали местности, по которым проходили. Куда они направились, Лопсфн нф знал. Но их не было в Цайдаме; вероятно, они ушли в горные области по верхнему течению Бухаин-гола.
Мы нф встретили в течение дня ни дути человеческой. Не видно было ни кибиток, ни пасущагося скота; в этой тихой, пустынной местности безбоязненно рыскали поэтому волки, лисицы, резвились на свободе куланы. Диких яков нам нф попадалось, но, говорили, что они водятся по верх­нему течению реки. Самое название Бухаин-гол означает „река яковъ“.
8-го ноября. Зима снова набросила на окрестность свой хо­лодный, белый ковер. Ночью шел снег и жалобно выли волки. Но, когда взошло солнце, снег растаял. Едва мы оставили лагерь, как место наше заняла стая волков в надежде поживиться чем нибудь после нас. На собак на­ших они нф обращали ни малейшего внимания, да те и осте­регались приближаться к ним.
Нам предстояло переправиться через Бухаин-гол. Переправа оказалась легче, чем я ожидал. Приток воды в главном русле равнялся 17 куб. м. в сек.; ширина его равнялась 75 м. Чудесная, прозрачная вода бесшумно, словно масло, струилась по руслу со скоростью 90 сантим. в сек. За главным руслом переправились через 6 рукавов, пред­ставлявших теперь, и то лишь местами, замерзшие лужи, и, наконец, еще через один рукав, несший 4 куб. м. в сек. и, должно быть, стекавший с покрытых землистыми части­цами склонов северных гор, так как вода была мутна.
Мы все больше удалялись от Южно-Куку-норского хребта, снежный гребень которого рисовался вдали все более легкими, неясными тонами. Теперь он заворачивал к 0S0, чтобы окаймить южный берег Куку-нора.
Там и сям опять зачернели кибитки тангутов. Раза два мы видели стада и всадников. Вдали на востоке горизонт был очерчен ровной тфмносиней линией; это и был Кукунор.
В местности, называфмойХады-сэджи, мыразбили лагерь, пройдя за день 22уз килом. Вечер выдался тихий, ясный, звезды
СТРАНА ХАРА-ТАНГУТОВ. КУКУ-НОР.
359
так и сверкали, а окрест лагеря в ущельях мерцали огоньки тангутских костров.
9-го ноября мы сделали небольшой переход, так как одна из лошадей пала в начале пути, а многие из осталь-

Тангут из Бага-улана. (С рисунка автора).
ных были очень изнурены. Путь наш вел к 0N0, и без­граничная водная поверхность Куку-нора выступала все яснее. Местность медленно понижалась по направлению к берегам озера. Лишь на N0 и 0N0 рисовались горные цепи с редкими снежными вершинами. Это был Северный Куку-норский хре­
360 СТРАНА ХАРА-ТАНГУТОВ. КУКУ"НОР.
бет, называемый монголами по-просту Цзун-ула;-„Север­ные горы“.
Вот послышался плеск волн о берега. Вода была не прозрачна, должно быть, отволнения. На вкус она была значительно менее солоновата, чем вода северно-тибетских озер. Без сомнения, причиной являлся Бухаин-гол, дельта которого находилась неподалеку. Льду на озере еще не было видно; около полудня, при температуре воздуха 1.9° вода имела температуру 6.7°. Путь наш затем пошел по берегу, на котором волны воздвигли увал из сланцевого щебня.
Около ручья Бага-улан мы сделали привал. Из этого лагеря открывалась величественная панорама. Озеру, отливав­шему голубоватыми и зеленоватыми тонами, казалось, не было границ; это было настоящее море, уходившее из глаз. Далеко, далеко, налево и направо виднелись горные хребты, но, чем дальше, тем они становились ниже и, наконец, исчезали как-бы окутанные дымкой. Края их не сходились, оставляя широкий просвет на юго-востоке. Здесь мне дыша­лось легче; я как будто ощущал свежее, влажное дыханье морского воздуха.
Итак, мы, наконец, достигли Голубого озера, по тангутски Цо-гомбо, по монгольски - Куку-нор, по китайски Цзин-хэ, расположенного на высоте 3,040 м. над поверх­ностью моря, и нам предстояло следовать вдоль фго берегов еще в течение трех дней.
Лопсен сообщил следующую легенду о происхождении озера. В древности один лама выкопал здесь глубокую, огромную яму. Затем взял один белый и один черный корень какого-то растения, протянул их над ямой и пере­ломил черный пополам. Тогда из корней обильно хлынула вода и заполнила яму. Если-жф бы он переломил белый корень, яма наполнилась-бы молоком. И большое счастье, что не случилось так,-тогда жители этой местности былибы лишены любимого своего занятия - скотоводства. После того лама поднялся на высокую гору по соседству и сбросил оттуда на середину озера глыбу, которая и образовала остров.
10-го ноября. И в этом лагере мы лишились одной лошади. Вообще оказалось, что монгольские лошади плохи. Зато они недорого и стоили. У большинства из них, после
СТРАНА ХАРА-ТАНГУТОВ. КУКУ-НОР.
361
месяца путешествия, спины были уже стерты в кровь. Тап-

гуты, применяющие лошадей исключительно для верховой езды, больше холят их, но и требуют за них дороже.
Северо-западная часть о. Куку-вор. (С рисунка автора).
362
СТРАНА ХАРА-ТАНГУТОВ. КУКУ-НОР.
Лошадь среднего достоинства стоит у них 20 лан. Можно было-бы ожидать, что монголы, благосостояние которыхч> го­раздо больше связано с коневодством, нежели благосо­стояние тангутов, сумеют создать лучшую породу, но на деле не так.
У тангутов роль плфменного скота играют вместо лошадей яки. Наши лошади, взятые из Хотана, были куда лучше этого нового комплекта. Путь до Копы они прошли без малейшего труда. они, впрочем, были лучше упитаны, нежели монгольские лошади, которые пробавляются почти исключи­тельно подножным кормом.
Путь наш снова направился к востоку в одном кило­метре расстояния от озера. Весь день над водной поверх­ностью выдавался, словно холм, скалистый остров. Ланд­шафт сегодня был оживленнее. Нам попадались стада, пасшиеся под надзором женщин, детей и пастухов, воору­женных ружьями или мечами. Встречавшиеся всадники также держали на плече ружья с фантастической подставкой-рога­тиной; за поясом-же у них был заткнут меч. Тулуп, перехваченный поясом, был частью вытащен из под него и спускался на. него мешком. На ногах у них были сапоги с торчащими носками, а на головах остроконечные шапки.
Около довольно обильной водой горной речки Ихэ-улан мы сделали привал (22 килом.). Довольно замечательно, что большинство географических названий в данной местности монгольские, и их придерживаются и тангуты. Так напри­мер, наименования Вага-улан и Ихэ-улан (Малый и Боль­шой красный тракт) чисто монгольские и указывают на крас­новатый оттенок грунта.
Близехонько от нашего лагеря раскинулось 10 тангутских кибиток, а в ущелье, к северу, еще 20. Некоторые из обитателей ближних кибиток явились к нам в гости; у всех за поясом были обнаженные мечи из Лассы. Они продали нам молока, овцу и одну лошадь. Но Лопсену не понравилось, что они увидели у нас столько серебра. Он твердил, что все они негодяи и только из страха перед нашим вооружением не нападают на нас.
Тангуты обыкновенно спрашивали Лопсфна, правда-ли,
СТРАНА ХАРА-ТАНГУТОВ. КУКУ-НОР. 363
что у нас в ящиках сидят солдаты, и он пресерьезно отвечал им, что в больших ящиках помещаются по два, а в ящиках поменьше по одному, да кроме того оружие. Железную печку с её странной трубой тангуты принимали за пушку. На вопросы, зачем-же мы зажигаем ее по вече­рам, Лопсфн отвечал, что таким образом, мы держим ее наготове: в случае опасности, стоит только бросить в огонь пороху и ядер, и труба выпалит.
Тангуты рассказали, что девять месяцев тому назад, через Ихэ-улан проходили дунганы и украли здесь 400 овец, 140 лошадей, коров и яков.
По словам тангутов, река должна была стать через 10 -15 дней. Лед держится обыкновенно около трех ме­сяцев, но бывает непрочен, так как в ясные, ветряные дни образуется множество полыний, трещин и промоин, ко­торые снова замерзают лишь в тихую погоду. Самый ледя­ной покров достигает, говорят, толщины в локоть. Бла­годаря этим трещинам и полыньям, паломники, отправ­ляющиеся на богомолье в находящуюся на острове кумирню, нф могут ехать на лошадях, но должны идти пешком. Запас продовольствия и топлива на три дня они везут на санках, смастеренных на этот случай из двух деревян­ных брусков, составляющих остов вьючного седла.
Пасто, однако, случается, что на пути попадается непро­ходимая полынья, и паломники принуждены бывают вернуться назад; иногда-жф их захватывает оттепель на острове, и, чтобы переправиться обратно, они должны дожидаться, пока лед снова подмерзнет. Поэтому паломники никогда нф рис­куют посещать остров в такоф время года, когда их может захватить вскрытие озера. Тогда им пришлось-бы прожить тут до следующей зимы. Ламы, проживающие в одиночестве на этом пустынном острове, существуют приношениями паломников.
Уровень воды в озере подвергается сильным колеба­ниям. Высокий уровень, по поверью жителей, предвещает несчастный год, низкий - счастливый. И неудивительно, что в этом году, когда вода достигла необычайно высокого уровня, явились дунганы и ограбили тангутов. Не случисьжф этого набега дунган, сделался-бы падеж скота, или на
364
СТРАНА ХАРА-ТАНГУТОВ. КУКУ-НОР.
самих тангутов напала-бы злая болезнь, или кормы вышлибы плохие. Летом вода, говорят, стоит всегда выше, чем зимою.
Повышение, или понижение уровня, как-бы оно ни было само по себе незначительно, всегда бывает очень заметно по береговой линии, так как поверхность здесь имеет почти незаметный уклон в сторону озера. В нынешнем году береговая линия отодвинулась к северу на 2 - 3 килом. дальше обыкновенного.
Может быть, это непостоянство уровня и подало почтен­ному патеру Гюку повод узреть в озере „прилив и отливъ“. Патер говорит следующее:
„Этот мощный бассейн скорее заслуживает быть названным морем, нежели озером, так как, нф взирая на его значительные размеры, вода в нем такого-жф горько соленого вкуса, как в океане, и в нем также бывают правильные прилив и отливъ“.
У западного края озера мы миновали, в некотором расстоянии от него, „обо“ Куку-норын. И на восточном берегу озера есть обо, воздвигнутый в честь озерных божеств и называющийся Цаган-ямпин или Куша-чулун. Он посещается раз в год старшинами всех окрестных племен. Кроме того, на берегах находится несколько мел­ких „обо“.
Сегодня нам попалось одно крайне примитивное „обо“, состоящее из ветвей и сучьев, воткнутых в землю и укра­шенных лоскутками меха, клочьями шерсти, обрывками веревок и т. п. В другом месте находился камень цилиндри­ческой формы, на котором разводился огонь. Если около каждого из этих „обо“ усердно повторять „во здравие больного“ молитву: „ом мани падмф хумъ“, то больной выздоро­веет.
Куку-норскиф тангуты зимою держатся в степях около озера, которое, без сомнения, умеряет зимнюю стужу, а летом перекочевывают в северные горы. Главный стар­шина тангутов Ганцзы-лама. Он является как-бы посред­ником между губернатором сивинским и кочевниками и, как таковой, облечен властью творить суд и расправу. Всех преступников приводят к нему для допроса и след­
СТРАНА ХАРА-ТАНГУТОВ. КУКУ-НОР.
365
ствия, которое нередко заканчивается смертной казнью. В особенно важных случаях лама сносится с губернатором, в других действует по собственному усмотрению.

Молодой тангут с берегов Куку-нора. (С рпсупка автора).
В общем страна, конечно, находится в руках китай­цев, но способ управления их страною оставляет желать многого. Как и в Цайдаме, здесь мало китайских чинов­
366
ЧЕРЕЗ ДОНКЫР В МОНАОТЫР ГУМВУМ.
ников. В данном отношении обе эти провинции сильно отличаются от Восточного Туркестана, с его превосходным административным устройством.
Монголы зовут своих хищных соседей хара-тангутами, т. е. черными тангутами, вероятно, за их черные кибитки, смуглый цвет лица и черные волосы, но не потому, чтобы слово „хара“ означало, как старался уверить нас Лопсен, „дурной“ и „злой“.
Положение наше все еще оставалось ненадежным и за­ставляло нас постоянно быть на стороже: мы ежеминутно могли ожидать нападения. Словом, мы держались как-бы на военную ногу. К счастью, пошли опять светлые, лунные ночи, и наши ночные караульные могли обозревать окрест­ности. Собаки каждую ночь яростно лаяли, но обыкновенно тревогу подымали большие желтовато-серые волки, которые подходили к нашим палаткам.
Летом Ихэ-улан-гол становится, говорят, таким многоводным, что его нельзя перейти вброд. Теперь его хрустальные воды тихо струились между камнями, издавая мелодичное журчанье среди ночной тишины.
Через Донкыр в монастырь „тысячи изображений66 (Гумбум).
Потеряв четвертую лошадь, мы приобрели осла и отпра­вились 12 ноября дальше к востоку. Сначала нам предстояло перейти два замерзших болота; короткие, сухие стебли камыша торчали между гладкими, как зеркало, льдинами, которые с треском ломались под копытами лошадей.
Дорога завернула к 0S0 и вместе с тем удалилась от берега озера. Последнее блестело вдали на солнце, словно клинок меча.
На степных участках паслись стада антилоп, а в одном из оврагов их подстерегало шесть волков. Анти­
ЧЕРЕЗ ДОНКЫР В МОНАСТЫРЬ ГУМБУМ.
367
лопы, впрочем, были на стороже, и вожаки стада зорко огля­дывали окрестность. Почуяв опасность, они уносились с поразительной быстротой и легкостью, как будто почти не касаясь земли ногами.
Мало-по-малу мы приблизились к северным горам с их редкими снежными вершинами. Иа юго-востоке виднелся мощный, покрытый снегом горный массив, а между ним и северным хребтом виднелась как-бы выемка - перевал ^ара-кёттель. Как раз напротив, на том берегу озера, неясно рисовался хребет Южно-Куку-норский.
Харгын-гол оказалась незначительной горной речкой, но реку Голын-усу, глубиною в 60 сантим., покрытую тол­стою ледяною корою было не так-то легко перейти. Непода­леку отсюда проживает на берегу озера монгольское племя Харгы-усу, которое при нападении на них дунган в начале этого года оказало мужественное сопротивление и поплатилось жизнью своего 19 летнего предводителя.
13-го ноября расстояние, отделявшее нас от Пекина, уба­вилось еще на 32У2 килом., но до Пекина всетаки оставалось еще целых 1,500 верст! Ночь была холодная, минимальный термометр показал-18.4°. Утром, на восходе солнца температура равнялась 15 градусам. Брр! Как холодно было вставать, умываться и одеваться! Платье обыкновенно леденело за ночь, и мы согревались, только напившись горя­чего кофе. Мы направились по долине Гансыга между горами средней высоты. Всюду росла трава, там и сям виднелись кибитки, стада и следы прежних стойбищ. Гнались за двумя лисицами, одну из которых и поймали живьем, благодаря сметливости собак.
Хара-кёттель (черный перевал) оказался очень удоб­ным, и даже наши изнуренные лошади перешли фго без труда. По ту сторону перевала широкая долина медленно спу­скалась к Баин-хошуну, где мы и разбили лагерь около горной речки. Дорога обозначилась здесь уже явственнее. Узенькия тропинки, выбегавшие сбоку, сливались в большую широкую тропу, протоптанную бесчисленными копытами ло­шадей и рогатого скота.
На встречу нам попался важный тангутский старшина в красной шапочке с белой меховой опушкой; за нимъ
368
ЧЕРЕЗ ДОНКЫР В МОНАСТЫРЬ ГУМВУМ.
следовала целая свита, тоже верхом. Он сообщил нам, что в Донкыре находится одна русская женщина, а в Синине двое или трое русских. Я сразу понял, что дело шло об английских миссионерах; во внутренней Азии всех европейцев зовут „урусами“.
Затем мы встретили пятерых всадников, которые держали в поводу нескольких ничем ненавьюченных лошадей. Лопсфн сказал, что готов поклясться в том, что лошади эти краденые. Наконец, попался нам на­встречу караван из 60 яков, навьюченных всевозмож­ными товарами в холщевых и кожаных мешках и сумах. Караван сопровождали шесть вооруженных людей, между ними двое китайцев. Это были купцы из Синина, которые снабжали кукунорских тангутов ячменем и мукой.
14 ноября мы целых 25 килом. сделали по берегу реки, которая, приняв несколько притоков, стала значительною и называлась Цункук-гол. Она течет к Донкыру и Синину и впадает под Лань-чжоу в Хуан-хэ. Впфрвые мы познакомились с этой рекой по восточную сторону Харакфттеля. Таким образом, мы вышли из неимеющих стока областей Центральной Азии и достигли вод, изливающихся в Великий океан. Следуя по их течению, мы могли бы до­браться до последнего. Значит, конец нашему плену в центральных частях континента! Здесь снова, после трех ■ лет, мы вступили в периферическую область. Отрадно было сознавать такое освобождение!
Котловина суживалась по направлению к юго-востоку. Но река прорвала себе в горах резко очерченное русло. Горы на севере являлись отрогами Нань-шаня. Как раз там, где долина суживалась, у дороги стоял изваянный из гранита зверь на пьедестале. Место это называлось Баръхото (город тигра); говорят, что некогда здесь находился китайский город.
Немного подальше мы встретили огромный караван монголов из племени Дзун-дзасак. Они 10 дней пробыли в Донкыре, делая разные закупки, и теперь возвращались обратно тем-же путем. Видно, в этих областях поздняя осень лучшее время для долгих путешествий; летом дорога
ЧЕРЕЗ ДОНКЫР В МОНАСТЫРЬ ГУМВУМ.
369
бывает преграждена разливом Бухаин-гола, Ихэ-уланъгола и др. рек.
Мы насчитали до 300 верховых; большинство были мужчины; многие вооружены ружьями. Мечи-же имелись у всех. Были тут и женщины, в живописных, темно-синих и красных одеждах, и подростки. Закупленный провиант- муку, макароны, а также одежду, посуду и обувь они везли, по крайней мере, на 1000 лошадях и 300 верблюдах. Жи­вотные шли тесными рядами, подымая пыль столбом. В общем караван представлял оживленную, богатую крас­ками картину. Мы нф скоро-то миновали его. Из рядов каравана то и дело слышались по моему адресу восклицания: „урус!“ Вооружение каравана составляли около полутораста ружей; необходимость столь сильного прикрытия для каравана ясно говорила о том, насколько опасным в сущности являлся путь через страну тангутов.
Разумеется, такое полчище должно было уничтожать весь подножный корм на местах стоянок по пути. Караван вообще делал короткие переходы и подвигался медленно. Верховые ехали рядом с верблюдами. Оба фланга каравана были защищены одинаковым числом вооруженных людей; самый караван разбит на отдельные группы; расстояние между ними не превышало, однако, 20 шагов; предосто­рожность не лишняя, на случай нападения. Земля дрожала от топота этой массы животных.
Монголы вьючат своих животных очень легко. Каждая лошадь несет только два небольших мешка, вес которых равняется всего третьей части обыкновенного среднего вьюка лошади. Как это обстоятельство, так и короткие переходы, объясняют, что животные ничуть нф утомляются в пути. Впродолжфнии такого путешествия монголы травят пастбища тангутов, а их собственные остаются тем со­храннее.
Падение русла извивавшейся по долине реки постепенно все увеличивалось; это было заметно по бесчисленным водо­падам. В одном месте водная масса, пенясь, с грохотом ударялась о гранитные скалы правого берега. Тут нам предстояла переправа, оказавшаяся легкой; мы переправились выше порогов. Летом-жф река так сильно вздувается, что
Свен Гфдпн. Том 2-й. 24
370
ЧЕРЕЗ ДОНКЫР В МОНАСТЫРЬ ГУМБУМ.
переправа через нее невозможна, и приходится пробираться по тропинке по скалам.
Местность опять оказалась обитаемой монголами, которые в большинстве случаев живут здесь в таких-жф черных кибитках, как и тангуты. Долина называется здесь Мургуцук. Мы разбили лагерь в том месте, где она образовала расширение, неподалеку от кумирни Шины-кит.
15-го ноября выдался интересный переход. Широкая, но каменистая дорога шла по левому берегу реки, и мы уже были гораздо ниже уровня зеркальных вод Куку-нора. Хадда-улан (красные холмы) - небольшой второстепенный перевал, с которого открывается обширный вид в долину и видны 17 „обо“, воздвигнутых на высочайших вершинах.
Цаган-тохо-поселок, обнесенный стенами и состоящий из глиняных сакль; большинство жителей-китайцы. Около кумирни Врацзин-кит через реку был перекинут шат­кий, деревянный мост - первый, виденный нами за долгий срок. Селения стали попадаться все чаще; жилища были осе­нены тополями, березами, лиственницами и соснами, в вер­шинах которых ветер пел свою чудесную, знакомую нам песню.
Тракт становился все оживленнее; все чаще попадались проезжие верхом: китайцы, монголы, тангуты. Попадались и небольшие караваны ослов, навьюченных сельскими продук­тами, и двухколесные арбы, запряженные мулами. Нагорных скатах паслись стада рогатого скота и яков, а на скали­стых выступах возвышались кумирни и отдельные „обо“. Все говорило о близости города. Сейчас после полудня мы и очутились уже в улице, окаймленной двумя рядами ровно расположенных домов. В конце-жф её возвышались ка­менные ворота, ведшие в Донкыр.
Мы въехали в город и поехали по главной улице с домами, обращенными к ней живописными фасадами. Что за суетня, за шум и гам! С непривычки мы чуть не оглохли.
Парпи-бай, отправившийся в город рано утром вперед нас, чтобы предъявить губернатору мой паспорт, встретил нас у ворот города и подал мне карточку „русской женщины“, которая приглашала меня быть её гостем. Я, хоть и полагал, что не совсем-то удобно обрушиться, как бомба,
ЧЕРЕЗ ДОНКЫР В МОНАСТЫРЬ ГУМБУМ. 371
к одинокой даме, всетаки решил отправиться к ней, под­стрекаемый, главным образом, любопытством.

Главная улица в Ло-сэре. (С рисунка автора).
В дверях прекрасного китайского дома, с четыре­угольным двором, встретила меня простоволосая молодая женщина в очках и китайском платье. Она приветливо 24*
372 ЧЕРЕЗ ДОНКЫР В МОНАСТЫРЬ ГУМБУМ.
спросила меня: „Do you speak english?“ (говорите вы по ан­глийски?). Я ответил утвердительно, и у нас завязался ожив­ленный разговор. Она назвалась мистрисс Рфйнгард, женщиной-врачом. По рождению она была американкой, но была замужем за голландским миссионером Рфйнгардом, кото­рый месяц тому назад уехал в Пекин с капитаном Уэльби, только что вернувшимся из путешествия по Тибету.
Мистрисс Рейнгард оказалась олицетворением любез­ности и гостеприимства. Нечего и говорить, что я был в восторге от встречи с особой, с которой можно было по­беседовать кое о чем поинтереснее пастбищ, опасных пе­ревалов, диких яков и домашнего скота. Меня только удивляло, что муж её отважился оставить ее одну среди гру­бого населения. Но, благодаря своим медицинским позна­ниям, она успела приобрести здесь много друзей.
Я пробыл в Донкыре два дня, чтобы дать отдохнуть измученным лошадям. Я сделал визит губернатору, осмотрел город и имел случай познакомиться с послан­цами от Далай-ламы к китайскому императору. Каждые три года из Лассы отправляют в Пекин подарки, и это един­ственная подать тибетцев. Дары состоят по большей части из разных материй, бурханов, оружия, сушеных плодов и сандального дерева; общая стоимость их достигает 5000 лан.
Главный посол, лама Гарбуин Лозан Гиндун сооб­щил мне, что всего едет 300 всадников, а дары везут на 300 верблюдах. Употребляют они на путешествие много времени. На путь от Лассы до Донкыра идет 3 месяца; в последнем городе они остаются 1 год, и 2 месяца едут до Пекина, где проводят 3 месяца. Затем, на обратном пути опять проводят в Донкыре 4 месяца.
Гарбуин пригласил меня к себе и показал дары, предназначенные для императора. Я купил из них не­сколько кусков материй, статуфток богов, серебряный со­суд и еще кое-что, чего, таким образом, императору уже не досталось. Торгуясь, мы попивали чай из Лассы при мер­цающем свете масляных лампадок, горевших перед походным алтарем; двое лам пели перед ним и били в гонгонг.
ЧЕРЕЗ ДОНКЫР В МОНАСТЫРЬ ГУМБУМ.
373
В Донкыре мы пополнили запас провианта, и я с тех пор питался главным образом яйцами. Губернатор не пожелал отдать мне визита, и я дал понять его толмачу, что он, таким образом, нарушил правила и китайской и европейской вежливости.
Хозяйка моя сообщила мне относительно восстания дун­ган, что оно распространилось и на Донкыр летом 1895, и что сами китайцы подали к тому повод. Когда возмущение разразилось в области Синина, китайцы и здесь стали гото­виться к войне, лили пушки, ковали мечи, словом, воору­жались всячески. Многие, проживавшие в Донкыре, дунганы подумали, что приготовления эти направлены против них, возмутились и бежали в сильно укрепленное место То-ба по дороге в Синин. Тут их осадили китайцы, и они, после нескольких месяцев мужественного сопротивления, должны были сдаться.
Объявление о сдаче привязали к острию стрелы и пу­стили ее в китайский лагерь. Дунганы сдавались под усло­вием свободного пропуска из города. Китайцы обещали, но потребовали, чтобы все жители сложили оружие. Когда-жф те вышли из города безоружными, китайцы окружили их и большую часть убили. Остальные пробились и спаслись в горы. При сдаче То-ба там должно было находиться до 18 тысяч дунган.
Оставшиеся в Донкыре дунганы были очень встрево­жены и, опасаясь за себя, послали к губернатору депутацию с заверением, что они желают остаться верными импера­тору и не имеют ничего общего с бунтовщиками. Их и оставили в покое. Но вот, раз один китаец, женатый на дунганке, побил фф, и она в гневе крикнула, что скоро-дф дунганы перебьют всех китайцев в Донкыре. Муж до­нес об этом властям, и в результате все дунганское население города, и женщины и дети, было вырезано, так что кровь ручьями лилась по улицам.
18 ноября я простился с мистрисс Рфйнгард, и мы сделали небольшой переход до упомянутого выше селения То-ба. Долина была узка, и спуск очень крут. Река так клубилась и кипела, что между скалами стоял неумолчный грохот. Во многих местах долину ничего не стоит пре­
374
ЧЕРЕЗ ДОНКЫР В МОНАСТЫРЬ ГУМБУМ.
градить, и понятно, почему шайки дунган нф пробрались в Донкыр, несмотря на то, что были всего в 20 ли оттуда.
Некоторые небольшие селения, живописно расположен­ные на скалах и выступах в извилинах реки, были защищены стенами и крепостцой. По направлению к Донкыру двигались длинные караваны верблюдов, позванивая колокольчиками; в Донкыре ведется меновая торговля между монголами и тангутами с одной стороны и китайцами с другой. Многие селения разорены в конец в последнюю междоусобицу и представляют печальное зрелище.
Один человек из То-ба уверил нас, что в городе нет ни одного „дяна“, т. е. постоялого двора, и мы располо­жились прямо в поле. Самое местечко представляло в сущ­ности груду развалин. Все улицы были завалены щебнем и обломками. Лишь кое-где виднелись вновь выстроенные китайские дома и лавки. Высокая четыреугольная крепостная стена была вся продырявлена ядрами. На башне развевались китайские флаги с высокопарными надписями, извещавшими о победе китайцев.
Без сомнения, дунганы, все вооружение которых со­стояло из копий и мечей, проявили большое мужество и не­дюжинные военные способности, если могли несколько месяцев выдерживать осаду города могущественным не­приятелем. Но, конечно, им много помогали выгоды пози­ции: местечко полукругом обступили крутые горы, а перед ним течет река, мосты на которой были во время уничтожены.
Внутри крепостной ограды возвышается красивая китай­ская кумирня Ли-бе-я, состоящая из нескольких неболь­ших башенок; изогнутые крыши их с острыми выда­ющимися углами были украшены головами драконов и раз­ными орнаментами. Главной частью сооружения является пагодообразная башня с четырфхъярусной крышей. Вся по­стройка красиво облицована зеленым каолином. Кучи кир­пичных обломков и черепков фаянса свидетельствовали, что дунганы постарались испортить кумирню. Но даже и в испорченном виде она сохраняет величественный вид, гордо возвышаясь над развалинами То-ба и блестя на солнце своей красивой облицовкой. Около неё копошилось несколько
ЧЕРЕЗ ДОНКЫР В МОНАСТЫРЬ ГУМВУМ. 375
китайцев, запасавшихся тут кирпичом для постройки себе
новых жилищ.
На следующий день я разделил караван на две части. Парпи-бай с лошадиным караваном должен был отпра­виться прямо в Синин, а я, Ислам-бай, Лопсен, один монгол и 4 верблюда - в Ло-сэр, т. ф. китайскую сло­боду, около которой находится знаменитый монастырь Гумбум.
Итак, часть нашего каравана продолжала путь по глав­ной долине, а я направил путь к югу по широкой' долине

Вид Гумбума.
(С рисунка автора).
с отлогим подъемом. Сначала мы перешли делившуюся затем на.5 рукавов реку; главное русло её несло около 25 куб. м. воды в секунду. Дорога шла одно время, глубоко врезавшись между лёссовыми холмами, но затем приблизи­лась к речке боковой долины; приток воды в ней рав­нялся 6 куб. м. в сфк. Миновали несколько селений, окру­женных хлебными полями. Самыми крупными были селения Юэнь-сянь и Вань-ся.
Речка эта очень удобна для устройства на ней мельниц, и по берегу расположено их несколько.
Мы оставили реку направо и продолжали путь по мяг­
376
ЧЕРЕЗ ДОНКЫР В МОНАСТЫРЬ ГУМБУМ.
ким, округленным горным склонам, в которые вреза­лась дорога, местами высоко подымаясь над речной доли­ной; затем дорога дугой завернула к N0.
На скате холма расположилась амфитеатром слобода Ло-сэр. Сначала дома шли в ряд только по левую руку, но скоро крыши вынырнули и справа, и, наконец, мы вступили на треугольную площадь, где нашелся постоялый двор.
Расположились мы в маленькой чердачной коморке, куда надо было втащить и все наши пожитки. Внизу у наших ног раскинулось все селение со своими дворами и закоул­ками, а на холмах на юговостоке виднелись белые стены знаменитого монастыря Гумбума.
20 ноября. Утром я с Лопсфном пошел пешком в монастырь. 'Вздить по этим священным тропам нельзя,- побьют камнями. Ручей Ло-сэр течет к ОКО, ручей Гумбум к N, и около Ло-сэра они сливаются. Ручьи эти текут в глубоких руслах то между мягкими, округленными то между крутыми холмами; на холмах амфитеатром раскину­лось все это своеобразное царство кумирен, носящих в общем название Гумбума (Кум-бум), т. ф. „Десяти тысяч изображений'4.
По левому берегу ручья Гумбум идет дорога, ведущая прямо к воротам, увенчанным „субурганомъ" (пирами­дальной башенкой) с шаром, шпицем и четырьмя львами по углам. У ворот китайские купцы настроили ларей и продают богомольцам чашки, шелковые повязки, мед­ную посуду, а также трубки, табак, ножи, сушеные плоды и пр.
Карабкаясь по крутым холмам и каменным ступе­ням, добрались мы до жилища „живого Будды". Это был 30-летний мужчина, коротко остриженный, безбородый, оде­тый в платье из темнокрасной материи, оставлявшее руки обнаженными. Стены помещения были увешаны бесчисленными статуетками, заключенными в резные и расписанные шкаф­чики, а также священными флагами и знаменами, на которых были изображены разные тибетские божества. На возвышении около одной из стен сидел сам „живой Будда" и бормо­тал, перебирая четки „ом мани падмф хум." Лопсен снял шапку и пал ниц перед ним. Он милостиво протянулъ
ЧЕРЕЗ ДОНКЫР В МОНАСТЫРЬ ГУМБУМ.
377
руки и благословил Лопсена. Затем, он предложил нам чаю и осведомился о нашем путешествии. На мою просьбу о позволении осмотреть кумирни он согласился, но прибавил, что срисовывать там что либо строго запрещено.
Получив это разрешение, мы отправились. Центр мо­настыря составляет целый лабиринт кумирен с четыре­угольными, или неправильной формы дворами. Самою главною является кумирня Сиркан с острой, круто изогнутой золо­ченою крышей. Перед фасадом кумирни росло огороженное палисадом дерево о пяти стволах. Теперь оно было голо, но, говорят, что каждую весну на нем выростают листья

Ламы.
(С русской фотографии).
с надписью: „ом мани падмф хум.“ Листья эти продаются паломникам; к сожалению, запас их уже истощился к нашему прибытию.
Согласно утверждению Гюка, эта надпись и дала кумирне её название. Но, разумеется, виденное мною дерево было не то самое, которое описывал Гюк. На мой взгляд, оно было для этого слишком молодо, да и росло в другом месте.
3.78
ЧЕРЕЗ ДОНКЫР В МОНАСТЫРЬ ГУМБУМ.
Патер-жф видел листья с упомянутой надписью и гово­рит об этом так:
„Прежде всего мы тщательно стали рассматривать листья и, к полному нашему изумлению, действительно увидали на каждом листочке явственно выступавшие тибетские письмена. Последние рисуются на зеленом фоне листьев иногда более темными, иногда более светлыми линиями. Казалось, что письмена эти составляли такую-жф неотъемлемую частицу листьев, как и жилки; мы всячески старались открыть тут подделку, но напрасно.“
и Я лично не видал листьев с надписью, а Лопсен на мой вопрос, как объяснить это явление, ответил, что ламы сами оттискивают письмена на листьях.
Фасад кумирни представляет веранду, крыша которой опирается на шесть деревянных колонн, покрытых росписной резьбой. Дощатый пол был весь изборожден жолобками с гладко отполированными боками. Возникновение этих желобков я мог проследить воочию. Как раз в данную минуту перед кумирней совершали моление несколько тангутов и лам; каждый, стоя перед двумя такими борозд­ками, вдруг падал ниц и вытягивался во весь рост, скользя перед собой руками по этим бороздкам, лежал с минуту, уткнувшись лбом в пол, затем снова вставал, прижи­мал сложенные руки ко лбу и груди, бормоча молитвы, опять падал ниц и так раз за разом без конца. Мне уж на­доело глядеть на них.
Перед ними, в лицевой стене кумирни зияли три две­ри, красиво окованные медью. Двери были открыты, но входы были до половины задернуты занавесями. Мы вошли, и глазам нашим представился настоящий музей. Высокие своды обшир­ной четыреугольной залы вздымались под самую крышу, по­крытую позолотой. Глубокий, мистический сумрак царствовал в помещении.
Посреди залы возвышалась колоссальская статуя Цзонкавы около 10 м. высоты, окутанная мантиями, открывавшими только голову и руки. Молчаливо и важно сидел он, пре­зрительно глядя на богомольцев, которые в поте лица вы­шлифовывали в полу борозды своими грубыми руками. Во­круг него виднелись разные статуйки поменьше; каждая была
ЧЕРЕЗ ДОНКЫР В МОНАСТЫРЬ ГУМБУМ.
379
заключена в особый шкафчик или род будки с изукра­шенною лицевой стороной.

Кумирня в Гумбуме. (Сърпеунка автора).
Перед Цзонкавой горело пять лампад, а перед ними стояли на полу полдюжины красивых медных ваз в метр вышины. В них хранились съедобные приношения
380 ЧЕРЕЗ ДОНКЫР В МОНАСТЫРЬ ГУМБУМ.
божеству вроде риса, муки, цзамбы, воды, чая и т. п. Каждая ваза была прикрыта деревянной крышкой с дырочкой, сквозь которую и видно было содержимое вазы. И на крышках го­рели лампады, увеличивавшие мистический оттенок освещения.

Лама.
(С рисунка’автора).
Статуя Цзонкавы была окружена расположенными че­тыреугольником колоннами. К капителям передних ко­
ЧЕРЕЗ ДОНКЫР В МОНАСТЫРЬ ГУМБУМ.
381
лонн был прикреплен в несколько наклонном к глав­ному входу положении прямоугольный, художественной ра­боты щит, с китайскою надписью золотом на темном фоне. Надпись гласила, что властитель этого храма Эцзин-хан, император китайский.

„Танка11 или храмовой флаг. (С фотографии Дадлффа).
Рядом с изображениями божеств и вдоль стен шли длинные полки с бесчисленными связками священных ру­кописей, перевязанных тоненькими ремешками и вложенных в крышки из материй. Глядя на все эти диковинки, собран­ные здесь, в этих пустынных областях, испытываешь живейшее желание унести их с собою домой.
382
ЧЕРЕЗ ДОНКЫР В МОНАСТЫРЬ ГУМБУМ.
Сиркан находится среди лабиринта подобных-же ку­мирен, правда, не имеющих золоченой крыши, но также вмещающих сонмы более или менее крупных, одетых в драгоценные одежды, статуй с вызолоченными лицами и руками. Здесь-жф, окруженная дворами, возвышается кумирня Цзокчин-дугун; вокруг неё бежит галлерея с колон­нами. .В ней между двумя горизонтальными рядами бревен укреплены валы, вертящиеся на двух стержнях. Выкра­шенная в голубой, или зеленый цвет поверхность этих цилиндрических валов покрыта золотыми тибетскими пись­менами. Некоторые ламы специально тем и занимаются, что обходят галлерею и постоянно приводят цилиндры в дви­жение. Ось каждого цилиндра обмотана тоненькими полосками бумаги, на которых оттиснута мелким шрифтом молитва „ом мани падмф хум,“ и стоит цилиндру сделать один оборот, чтобы молитва вознеслась к богам тысячи раз. Поистине удобный способ молиться!
Дворы кишели ламами; все они были с обнаженными головами, коротко остриженные, безбородые, смуглые, худо­щавые. Одеяние их состояло из куска красноватой материи, наброшенной, как плед или тога, на плечи и обмотанной вокруг талии. Правое плечо почти всегда обнажено. Разли­чаются эти ламы между собою, кажется, только тем, что одни погрязнеф, другие почище. Некоторые прямо черны, как тру­бочисты или негры. Зло берет глядеть на этих бездельни­ков, слоняющихся вокруг величественных храмов. В общем они были приветливы и ласковы, но туги на объяс­нения. Пришлось удовольствоваться рассказами Лопсена. Он много раз присутствовал на храмовых праздниках в Гумбуме и был осведомлен относительно всех тайн бо­гослужения.
Есть еще здание, называющееся Манцза-хэсын с огром­ной кухней; здесь в каменный очаг вмазаны три коллосальныф котла, в которых варят для паломников чай и гото­вят цзамбу. Затем мы вступили во двор, вдоль стен кото­рого шли колоннады; на стенах-же были намалеваны изо­бражения богов. Их морщинистые лбы, широкие носы с раздутыми ноздрями, выворочфнныые губы, закрученные кверху усы и черные брови делают их более похо-
ЧЕРЕЗ ДОНКЫР В МОНАСТЫРЬ ГУМБУМ.
383
жими на злых духов, чем на богов. Но, изображая их таким образом, хотели, вероятно, представить их страш­ное всесокрушающее могущество.

„Танка1* с изображениями храмов Лассы и Гумбума, Цзонкавы и пр. (Р/2 м. высоты).
(С фотографии Дадлёфа)
В общем архитектура оригинальная и фантастическая, выражающая особенности вкусов тибетцев. Но сына запада, привыкшего к гармонии форм, она скоро утомляет. Она
384
ЧЕРЕЗ ДОНКЫР В МОНАСТЫРЬ ГУМВУМ.
нф производит на него того умиротворяющего отрадного впе­чатления, какое он выносит, созерцая западные храмы. Здесь взор бежит с одного фронтона, с одного пестрого завитка на другой, и куда ни взгляни - тот-жф хаос скульптур­ных украшений и красок, где синий, зеленый и лиловый цвета мирно уживаются рядом. В глазах рябит!
Внушительное впечатление, производимое самыми кумир­нями, ослабляется неприятным чувством, которого я никогда

Серебряная чаша (из Даосы), молитвенный барабан из двух черепов (из Гумбума) и молитвенные валики из материи, меди и серебра (из Гумбума). (*/б натуральной величины).
(С фотографии Даллёфа).
нф испытывал в магометанских мечетях. Неприятное чувство это возбуждает вид грязных лам, которые день дфньской сидят себе между колоннами, перебирая четки. Стоило же мне приняться за какой нибудь набросок, они ползли ко мне из всех углов и щелей, как тараканы, и обступали меня со всех сторон. Большинство из них подростки 10-15 лет, которые готовятся при монастыре к сану лам.
. СИНИН-ФУ. воссТАНИЕ ДУНГАН. НОВЫЙ КАРАВАН. 385
В одном из помещений звонко раздавалась обычная молитва, нараспев повторяемая толпой мальчиков. Выхо­дило довольно красиво. Но славно было вновь очутиться на свежем воздухе. В общем в картине этой всфтаки не мало общего с картиной монастырской жизни и в нашей до­рогой Европе.
На холмах вокруг и выше храмов амфитеатром раскинулись дома. Ряды белых стен казались из Ло-сэра длинными простынями, развешанными для просушки. Величи­ною Гумбум превосходит и Донкыр и Ло-сэр; особенный наплыв народа бывает здесь в храмовые праздники, когда сюда стекаются богомольцы из Тибета, Цайдама, Куку-нора и Монголии.
21 и 22 ноября мы провели в Ло-сэре, и я еще два раза посетил Гумбум, чтобы срисовать некоторые виды. Услы­хав, что я покупаю храмовые флаги и бурханов, ламы стали являться ко мне в сумерки с этими предметами, и я приобрел несколько неособенно дорогих. Кроме того я купил разные жертвенные сосуды из меди, несколько серебряных футляров и один „дамару“ или молитвенный барабан, сделанный из двух черепов.
XXV.
Синин-Фу. восстание дунган. Новый ка­раван.
23 ноября мы запаковали наш багаж, что взяло поря­дочно времени, и могли выступить в Синин лишь около по­лудня. Путь почти весь день вел между округленными, пыль­ными, красноватыми холмами; вследствие оживленного движе­ния, дорога углубилась между ними метра на 4-6 и напоминала карридор; впереди и позади себя можно было видеть сво­бодное пространство, но с боков ландшафт был закрыт.
Большею частью ложбина эта была так узка, что двум арбам не разъехаться было-бы. Там и сям ее пересекали ручьи, и вода, естественно, сбегала по ложбине, как по жо-
Свен Годин. Том 2-2. 25
386 ОИНИН-ФУ. воссТАНИЕ ДУНГАН. НОВЫЙ КАРАВАН.
лобу. Верблюды скользили и спотыкались, идя по этому ме­сиву. После солнечного заката, когда вода подмерзла, стало еще хуже.
Мы ехали по долине час за часом, минуя по пути встречные караваны, селения и ручьи. Наконец, наступили сумерки и затем тьма. Да, полная тьма, хоть глаз выколи. Пренеприятно было ехать, не видя ни зги. Наконец, провод­ник наш остановился перед стеной с гигантскими воро­тами; это был въезд в Синин-фу.
Мы принялись стучать в ворота ручками хлыстов и окликать сторожа, который расхаживал по стене, колотя в барабан. Ворота запирают рано из боязни дунган, и раз они закрылись, в город уже не попадешь. Я растолковал сторожу, что, если он поспешит в ямфн к дао-таю и до­бьется для путфшфствфнника-фвропфйца дозволения войти в город, то получит хорошее вознаграждение. Сторож послал гонца, а мы остались ждать во мраке у ворот. Через пол­тора часа посланный вернулся с заявлением, что ворота нам откроют - утром. Не оставалось ничего другого, как от­правиться в ближайшее селение, где мы после больших хлопот и попали под крышу.
Едва успел я на другое утро одеться, как ко мне яви­лись гости, двое англичан, мистер Ридлэй и мистер Гун­тер. Они принадлежали к Внутренней Китайской Миссии и носили китайскую одежду и косы, так что лишь черты лица выдавали их европейскую расу. Мистер Ридлэй пригласил меня в свой дом, и я до 30 ноября пользовался гостеприим­ством его и его любезной супруги и всеми удобствами евро­пейского комфорта. Мне сначала даже как-то неловко было очутиться в настоящей постели с тюфяками и простынями, сидеть за столом на настоящем стуле и есть по цивилизо­ванному, употребляя нож и вилку. Я, ведь, привык свершать свои трапезы, полулежа, перед миской с рисом, поставлен­ной прямо на землю.
Мистер Ридлэй со своими помощниками Гунтером и Галлем занимали китайский дом с большим четыреуголь­ным двором, обставленный очень уютно и комфортабельно. Миссионеры успели снискать себе горячее расположение на­селения во время дунганского восстания, когда они обнаружили
СИНИН-ФУ. воссТАНИЕ ДУНГАН. НОВЫЙ КАРАВАН. 387
столько энергии и самопожертвования, ухаживая в устроен­ном ими-же госпитале за ранеными солдатами. Без сомне­ния, такая деятельность и сослужила службу распространению христианства среди китайцев. В воскресенье утром я слышал из своей комнаты псалмы, распеваемые в униссон, под аккомпанимфнт органа, целою толпою Китай цфв.
Но я обязан чете Ридлэй глубокой благодарностью не только за их сердечное гостеприимство, а и за многие другие важные, оказанные ими мне услуги. Синин-фу явился важ-

Одни из Сивинских ворот. (С рисунка автора).
ным пунктом на длинной красной линии, протянувшейся по Центральной Азии.
Здесь надо было совершенно реорганизовать наш караван, согласно местным условиям. Здесь-жф мне пред­стояло проститься с моими верными слугами из Восточного Туркестана, которые отсюда должны были вернуться к сво­им далеким очагам по большому пути через Гань-чжоу, Су-чжоу, Хами и Курлю. Я побывал у дао-тая и добыл для них внушительный паспорт огромных размеров. Получить его было не трудно, так как они все почти были китайскими подданными. Призвав затем туркестанцев к себе в 25*
388 СИНИН-ФУ. воссТАНИЕ ДУНГАН. НОВЫЙ КАРАВАН.
комнату, я свел счеты и, когда выяснилось, сколько каждому приходилось получить, дал вдвое к их общему удоволь­ствию. Они вполне это заслужили; без них мне-бы пришлось туго. Кроме того, я отдал им всех монгольских лошадей, кроме двух верховых, нужных для нас с Исламом, а также обеспечил им на весь путь продовольствие, частью натурой, частью деньгами.
Трое слуг, Ладакцев, пропавших из отряда капитана Уэльби, встреченные нами в Донкыре, куда они добрались без ничего, то-жф получили денег и продовольствие и должны были отправиться домой вместе с моими слу­гами. Парпи-бая, который уже однажды совершил этот путь, они сделали своим караван-баши, и я дал ему револь­вер с боевыми припасами. Все они были очень довольны и благодарны, и мы расстались добрыми друзьями. На­деюсь, что они достигли своей родины так же благополучно, как и я.
После такой чувствительной убыли в моей кассе, мис­тер Ридлэй сосчитал и взвесил оставшийся у меня запас серебра. Оказалось 770 лан, которых вполне должно было хватить до Пекина. Почтовые курьеры проезжают этот путь в 28 дней, а нам предстояло пробыть в пути три месяца.
Место не позволяет мне вдаваться в описание Сининафу. Довольно сказать, что город окружен, по азиатским понятиям, почти неприступной четыреугольной стеной, очень толстой, массивной и солидно построенной; по гребню её проходит настоящая улица. Вид со стены открывается ши­рокий и величественный. Внутри, за стеной, расстилается на­стоящая мозаика китайских крыш из красной черепицы с головами драконов, и сеть улиц, параллельным четырем сторонам стены. Главная улица проходит город насквозь по самой середине; по этой улице расположены главнейшие ямены или присутственные места, с украшенными богатой лепкой воротами и зловеще размалеванными часовыми - ка­менными львами и драконами.Подобные ворота попадаются кое-где и на улицах; они воздвигнуты на средства, завещан­ные богатыми людьми, которые пожелали таким образом сохранить свое имя потомству.
СИНИН-ФУ. воссТАНИЕ ДУНГАН. НОВЫЙ КАРАВАН. 389
Не могу, однако, покончить с Синином, не коснувшись

в общих чертах дунганского восстания, о котором много
поразсказал мне мистер Ридлэй.
390 СИНИН-ФУ. воссТАНИЕ ДУНГАН. НОВЫЙ КАРАВАН.
Возмущение, грозившее, как и первое дунганское восста­ние, охватить пламенем междоусобной войны громадные пространства китайских владений в Азии, но во-время по­давленное китайцами, началось в декабре 1894 г. в Саларском округе, где две магометанские секты Ляо-джао и Шинъджао (Старая и Новая вера) подняли религиозную распрю. Дао-тай Сининский неразумно вмешался в распрю, велел арестовать пятерых вожаков толка Ляо-джао и пригвоздить их к городской стене. Тогда салары напали на китайский отряд и изрубили его до единого человека. Мандарины вы­весили на всех городских стенах воззвания, приглашавшие остальное население истреблять саларов. Дунганы (т. ф. ки­тайские подданные, исповедующие ислам) поняли, чем это пахнет и порешили, что лучше предупредить врага, нежели быть предупрежденными. И возмущение стало быстро Охваты­вать область за областью. В июле 1895 г. оно достигло Си­нина. Сельские жители массами укрывались со своим добром в городских стенах, так что народонаселение города возросло с 20,000 до 50,000.
Начались стычки за городом и в долинах, ведущих к Синину. Раненых китайцев отвозили в город, кумирня была превращена в госпиталь, и мистер и мистрис Ридлэй ухаживали за ранеными дни и ночи.
Целых 5 месяцев город был обложен, ина стенах каждую ночь дежурили 3,000 солдат. У каждого десятого солдата была в руках лампа, чтобы видно было, не спитъли кто из солдат и не идут-ли дунганы на приступ. 1-го сентября возмутились жители большего магометанского селе­ния Тунь-куань, собственно предместья Синина, находящагося за восточными воротами города, и перерезали всех китайцев. Скоро в городе сделался голод и начались повальные бо­лезни. Когда-жф истощилось и топливо, китайцы стали, соби­раясь большими партиями, делать тайные вылазки из города, но дунганы были себе на уме, караулили их в засаде и умерщвляли всех.
Нескольких мандаринов, заподозренных в сочув­ствии бунтовщикам, чернь выволокла на улицу, таскала их, всячески мучила и, наконец, умертвила. Трусливому началь­нику города, дао-таю, с трудом удалось спастись. Но, по
СИНИН-ФУ. воссТАНИЕ ДУНГАН. НОВЫЙ КАРАВАН.
391
окончании войны, он был призван к императору и полу­чил шелковый шнурок, означавший: ступай домой и по­весься. Он не последовал приглашению, но лишил себя жизни в Лань-чжфу.
Со дня на день ждали капитуляции, и китайцы уже роз­дали своим женам большие порции опиуму для принятия в момент сдачи города, чтобы не доставаться в руки магоме­тан. Но, благодаря крепким стенам и превосходному командиру войск, генералу Джен-таю, город продержался до января 1896 г., когда явился на помощь с 2000 солдат генерал Хо, вернувшийся с войны с японцами. Хо был отличный человек, который и до сих пор оставался в Синине, и я с ним познакомился.
Нельзя и сказать, какую жестокость проявляли обе сто­роны. Маленьких детей протыкали копьями, пленных под­вергали жесточайшим пыткам. Чернь завывала от восторга, как дикий зверь, когда солдаты генерала Хо возвращались с пленными дунганами, закованными в цепи. Их торжественно проводили по улицам Синина в ямфн Джфн-тая на суд. Приговор следовал быстро, их выводили за ворота и пере­резывали им глотки тупыми ножами. Затем, вспарывали им грудь, вынимали сердце и печень, вздевали последние на копья, и солдаты тащили их в ближайшую харчевню, где жарили и пожирали их. Китайцы верят, что съевший сердце и печень врага, приобретает и мужество умершего.
В общем, говорят, пало в этой междоусобице до 60,000 дунган и столько-жф китайцев. Магометане - способ­ные и храбрые солдаты, но оружие у них было плохое. При штурме китайцами Тунь-куаня, на одну из осыпаемых стрелами башен поставили караульного. Едва последний пал от пули, место его тотчас занял другой, когда пал и этот, третий, и так до шести раз. Тут предместье было взято, но последний караульный не покинул своего поста; там его и взяли.
Китайцы, напротив, невероятные трусы. Так, большой китайский отряд обложил один магометанский город не­далеко от Синина и обстреливал его стены в течение трех дней, не смея пойти на штурм: на стенах не было видно часовых, и китайцы подозревали засаду. Когда подступив­
392 СИНИН-ФУ. воссТАНИЕ ДУНГАН. НОВЫЙ КАРАВАН.
ший к городу с несколькими сотнями солдат, генерал Хо взорвал городские ворота, на встречу ему вышла слепая ста­руха, последняя обитательница города, и сообщила, что все остальные жители давно ушли в горы. Она понять не могла, зачем китайцы подняли такой шум перед пустым горо­дом.
Положение миссионеров в течение этих пяти месяцев было крайне незавидное. Они, как и китайцы, со дня на день ждали, что осаждающие ворвутся в город, как стая голод­ных волков, и не оставят в живых ни единой души. В сумятице, конечно, убили-бы и миссионеров, тем более, что они не отличались по одежде от китайцев.
Время проводили в напряженном ожидании. По ночам китайцы часто с дикими криками и воем толпами проно­сились по улицам, и миссионеры думали, что роковая минута настает. Тогда мистер Ридлэй спешил, обыкновенно, на городскую стену, где расхаживала ночная стража с фона­рями и кнутами, которыми будила засыпавших солдат. Днем со стен часто можно было видеть толпы дунган, расхаживавших по окрестностям; иногда они занимали гор­ные склоны, которые и казались усеянными черными точками.
Все китайские кумирни, находившиеся вне городских стен, были сожжены. Я побывал на развалинах одной, которая была возведена несколько лет тому назад купцом из Шань-си. Кучи щебня и золы с торчавшими из них глиняными остовами богов представляли своеобразную кар­тину.
Улицы города во время осады представляли ужасное зре­лище. Недостаток съестных припасов, грязь, гниющие трупы и скученность населения породили чуму и страшную нужду; маленьких детей выбрасывали на улицу, не дожи­даясь даже их окончательной смерти, и свиньи и собаки живо справлялись с ними. Миссионеры сравнительно не терпели нужды, так как за их важные услуги в деле помощи раненым и больным солдатам Джфн-тай снабжал их съестными припасами.
Устрашающим памятником мятежа служат выстав­ленные на городских воротах маленькия деревянные клетки с головами вожаков дунган, попавших в плен къ
СИНИН-ФУ. воссТАНИЕ ДУНГАН. НОВЫЙ КАРАВАН. 393 китайцам. На клетках надписи. В одной из клеток находилась, как гласила надпись, голова убийцы Дютрейля дф Рина, хотя, собственно говоря, невозможно было с точ­ностью указать, кто из нападавших нанес заслуженному французскому путешественнику смертельный удар.
1 декабря я с моим неизменным Исламом-баем, оставил Синин-фу и дом гостеприимных английских миссионеров. Достать в Синине толмача оказалось невоз­можным, и мистер Галль любезно пожертвовал мне своим временем, согласившись сопровождать нас до Пинь-фаня. Мистрис Ридлэй наполнила наши провиантные сумы разными редкими лакомствами, вроде лепешек, картофеля, меда и варенья.
Новый наш караван состоял из 6 лошаков и 3 лю­дей, которые за 14 таэлей (лан) взялись сопровождать нас до Пинь-фаня. Ягданы раз навсегда привязали к выгну­тым деревянным рамам, которые затем по-просту под­няли на вьючные седла. Только те предметы, в которых ощущалась надобность каждый вечер, были запакованы так, чтобы всегда быть под руками. Но лошаки бунтовались и упрямились; один до тех пор сбрасывал с себя вьюк, пока деревянная рама нф разлетелась в куски.
Еще хуже оказались нанятые люди, которые весь путь ссорились и бранилисщ Я рад был, что нанял их только на 6 дней. Сопровождаемые любопытными взглядами жителей выступили мы из восточных ворот и прошли по развали­нам Тунь-куаня. Здесь успели выстроить новые дома и лавки только на главной улице. У дороги сидели старые ни­щие магометане. Предместье было занято теперь всяким сбро­дом и солдатами, взявшими себе в жены магометанок; те довольно спокойно мирились со своей участью.
Потом мы очутились уже в сельской местности, и не­давно столь бойкийтрактъмало-по-малу терял свое оживление. Долина была широка, открыта и ограничена горными скло­нами, представлявшими округленные формы. Затем, она
394 СИНИН-ФУ. воссТАНИЕ ДУНГАН. НОВЫЙ КАРАВАН.
ненадолго сузилась в узкий проход, где постоянно царила тень и где берега довольно значительной горной реки Синина были окаймлены ледяной лентой. Загородив этот узкий про­ход, называемый ПТио-пта, дунганы надолго прервали сооб­щение между Синином и Лань-чжоу.
Вечером стало холодно и темно. На встречу нам по­пался всего один огромный караван верблюдов. Караваны эти идут только по ночам, а днем животные пасутся. Пе­рейдя две речки Са-ку-фу и Кунь-янтан мы достигли боль­шего селения Пинь-рун-и, где мы с трудом нашли при­станище на постоялом дворе, битком набитом проезжими. Надо было тщательно вымести глиняный пол прежде, чем разостлать на него войлока, так как на полу кишели всякия насекомые после ночевавших тут гостей.
2 декабря. Долина постепенно понижалась и около Да-ша (Большего прохода), ограниченного скалами из гра­нита и черного сланца, мы миновали узкую балку, куда река, бывшая у нас по левую сторону, низвергалась водопадами. Затем, дорога снова расширилась, и показались многочи­сленные селения и поля. Нас перевезли на пароме через реку, и мы прибыли в Ниян-бэ; ворота оказались еще нф запертыми, хотя было уже темно.
Следующий переход мы совершили по густо населен­ным и хорошо возделанным участкам. Дорогу пересекало множество замерзших каналов с остановившимися, око­ванными льдом мельничными колесами. В садах росли яблоки, груши, абрикосовые, персиковые и сливовые деревья, а также грецкие орехи; поля приготовлялись к следующему посеву. Дорога глубоко врезалась в лессовую почву, ясно обнаруживая и горизонтальные и вертикальные слои и обна­жая старые корни растений, спускавшиеся иногда до самой поверхности дороги. Река вырыла себе русло в таком-жф лёссе.
Самым крупным селением на нашем пути было КаоМио-цзя. Здесь мы остановились позавтракать около открытой харчевни. Нам часто попадались большие караваны верблю­дов, везших тюки с шерстью из Нин-ся в Тянь-цзин. В Ло-я мы провели ночь.
Продолжая с 4 декабря путь к NNO, мы оставили вправо
СИНИН-ФУ. воссТАНИЕ ДУНГАН. НОВЫЙ КАР^ВАНЪ*
395
Ло-я-ша, т. е. долину, по которой течет в Хуанъ‘хэ Р^ка

Вид Пинь-фаня. (С рисунка автора).
Синин и идет кратчайший, но неудобный путь в Ланьчжоу-фу. Мы поднялись на первый незначительный перевал.
396 СИНИН-ФУ. воссТАНИЕ ДУНГАН. НОВЫЙ КАРАВАН.
К нему вела небольшая долина, и в конце её возвышались на шестах помещенные в клетки три человеческие головы. они принадлежали разбойникам, грабившим по дороге проез­жих. Извилистая ложбина эта вела к высотам Пинь-кушаня и можно было пожалеть наших лошаков, с трудом тащившихся по ней со своими тяжелыми вьюками.
Проведя ночь на низком горном отроге в одиноко стоявшем тут постоялом дворе Пинь-ку-ку, мы двинулись дальше вниз по широкой открытой долине Тай-тупь-хо. Река, текущая с севфрозапада, протекает по долине тремя рукавами. Через самый большой из них, шириною в 30 м. и глубиною в 1% м., переправились на пароме. На ле­вом берегу расположилось несколько селений; большинство было разорено во время дунганского восстания. Тракт здесь бойкий. Мы то и дело встречали толпы монголов-богомоль­цев, направлявшихся в Гумбум, длинные вереницы во­зов с углем из залежей, находящихся в этой области, арбы и целые караваны, нагруженные съестными припасами, которые везли в Синин, а также много отдельных всадни­ков и пешеходов.
Из селения Шуань-нью-по мы направились 6 декабря по удобной для езды верхом дороге, которая, пересекая еще один перевал, вела в Пинь-фань. Для колфсных-жф эки­пажей дорога была тяжела, - крута и узка. Чтобы избежать столкновения с встречными возами, в этом узком, глу­боко врезавшемся в горы корридоре, возницы бегут впе­ред, издавая громкие, резкие крики. Таким образом, сохра­няют для себя свободный проезд до расширения долины, где повозки могут уже разъехаться. По главной долине те­чет река Пинь-фань-хэ, делящаяся на 9 рукавов. Летом река несет большие массы воды, как это видно было по бе­реговым линиям.
Дорогу от Пинь-фаня до Лянь-чжеу я миную быстро, так как она хорошо известна и описана другими. Мы вы­ступили 9 декабря, сердечно простившись с мистером Галль, который получил за свои труды одну из наших лошадей. Караван был составлен заново. Отпустив лошаков с их владельцами, я нанял две большие повозки, видом и устройством одинаковые с восточно-туркестанскими. На
СИНИН-ФУ. воссТАНИЕ ДУНГАН. НОВЫЙ КАРАВАН. 397
одну уложили вфсь багаж, а над другой, предназначавшейся для меня, устроили тунелеобразную крышу, дно-же выстлали соломой и коврами. Запрягли в повозки по одному лошаку с припряжкой двух пристяжных лошадей впереди. Воз­ницами были два славных китайца, которым я дал по­нять, что, если они будут стараться, то получат щедрую прибавку на чай. Мне было тем важнее обеспечить с их стороны расторопность и услужливость, что я отправился в путь без толмача и должен был обходиться с тем не­большим запасом слов, которые успел себе усвоить.
В течение 6 дней мы ехали по восточным отрогам Нань-шаня, минуя ущелья, подымаясь с горки на горку, с перевала на перевал, и переправляясь через замерзшие и открытые речки то вброд, то по головоломным мостикам. Повозки подпрыгивали и громыхали; такая езда чистая мука. Люди шли пешком, понукая животных. В каждом по­селке им оказывалось нужно сказать несколько слов зна­комым, или купить себе что нибудь съестное на дорогу.
Выступали в путь мы рано утром, обыкновенно тотчас после полуночи, а днем останавливались на отдых; живот­ные кормились, и затем мы еще делали небольшой конец до наступления ночи. На заре ехать было так прохладно, что я просто мерз в повозке, не смотря на все шубы и вой­лока. Ислам, ехавший верхом, чуть было не отморозил ног и затем предпочитал уже идти пешком. Возницы-жф, все время маршировавшие около повозок, ничуть не зябли; верный мой Джолдаш тоже чувствовал себя отлично. Раза два шел снег, и дул ледяной нордвест.
Таким образом ехали мы целых 6 дней по важному пути, ведущему вдоль Великой стены к NNW к городу Лянь-чжфу, причем миновали селения Ву-шинь-и, Та-ку-и, Лунь-го-по, Го-лянь-шфнь и Хо-дунь-по, в которых оста­навливались, и много других.
В компанию к нам присоединились двое китайцев, везших на двух возах товары в Лянь-чжеу-фу. Тут вы­годнее путешествовать большими партиями, так как при встрече в ущельях двух обозов, с дороги сворачивает тот, в котором меньшее число повозок. Кроме того, случись что нибудь в дороге с одной из повозок, все другие воз­
398
СИНИН-ФУ. воссТАНИЕ ДУНГАН. НОВЫЙ КАРАВАН.
ницы обоза должны придти на помощь и справить дело. Вы­годы такого соглашения обнаружились уже утром 10 декабря, когда мы достигли правого берега реки Ши-минь-хэ, текущей по широкой и огромной долине и затем под острым углом соединяющейся с Пинь-фань-хэ. Широкая, извилистая, с полным камней руслом, река была покрыта льдом; остава­лись открытыми только несколько узких полосок воды в тех местах, где течение было особенно сильно. Дорогажф проходила как раз по плотному льду, посыпанному песком.
Сначала попытали удачи наши спутники с одною из своих повозок, запряженной тремя лошадьми. Они пустили лошадей в карьер, но, едва очутились на льду, как колеса, словно бритвы прорезали лед, и повозка плотно засела в тисках. Пришлось выгружать весь товар и таскать его на руках через реку. Общими силами, с большим трудом, переправили, наконец, и самую повозку.
Стали пробовать крепость льда в других местах, повыше, но он всюду оказывался слишком тонким, чтобы сдержать наши тяжелые повозки. Поэтому люди в одном более широком месте прямо прорубили лед поперек русла топорами; глубина воды доходила там до 1 м. Образовалась полынья, наполненная мелким льдом и плавающими льди­нами.
Спустили на край льда нашу повозку, и затем лошади одним скачком стащили ее в прорубь, где она и застряла. Припрягли еще пару лошадей, люди кричали, ухали и хлестали лошадей, стоя на краю льда. Бедные лошади, погрузившиеся в ледяную воду по брюхо, брыкались, становились на дыбы, спотыкались, чуть не захлебывались, бросались в сторону и карабкались на лед, но люди гнали их в воду.
Один из наших спутников, молодой человек, должно быть, совершенно лишенный нервов, наконец, разделся до нага, несмотря на 10 градусов мороза, и полез в прорубь, чтобы убрать льдины и камни, попавшие под колеса, и рас­путать постромки. Дрожь пробирала, глядя, как он работал и нырял в ледяной воде! Мне и в шубе-то было холодно. Выйдя из воды, он стал греться около небольшего костра, который Ислам развел в кустах на левом берегу. Таким-
СИНИН-ФУ. воссТАНИЕ ДУНГАН. НОВЫЙ КАРАВАН. 399
же способом, съ
отчаянными усилиями, были переправлены

одна за другою и остальные повозки. Переправа взяла четыре часа времени.
400
ЧЕРЕЗ ПУСТЫНЮ АЛА-ШАНЬ В НИН-СЯ.
Дорога эта являлась большим караванным трактом, ведущим через Лянь-чжфу в Восточный Туркестан, Урумчи и Кашгар. расставленные по ней телеграфные столбы с их говорящею стальною проволокою сообщали пустынной местности некоторый отпечаток цивилизации. Невольно при­ходило, однако, на ум, что куда лучше было-бы провести тут настоящую дорогу с мостами через реки, чем воз­двигать эту бесполезную чудовищную стену, которая к томужф большею частью была теперь разрушена.
12-го декабря мы, наконец, вышли из гор, и перед нами снова развернулась бесконечная равнина. Через два дня мы вступили в великолепные ворота Лянь-чжфу-фу.
И здесь мне выпало на долю счастье пользоваться го­степриимством английских миссионер, мистера и мистрис Бельчер, принадлежавших к Внутренней миссии, и позна­комиться с двумя молодыми их помощницами мисс Мфлар и мисс Пиккель. Обе последние жили в отдельном доме, в порядочном расстоянии от дома миссии, вели собственное хозяйство, держали слуг китайцев и нисколько нф боялись за свою безопасность.
ЗСХИ’ѴИ-
Черфз пустыню Ала-шань в Нин-ея.
В Лянь-чжеу терпение мое подверглось жестокому испы­танию: я был задержан здесь на целых 12 дней. Причиной задержки явилась невозможность достать 4 верблюдов, нуж­ных нам для перехода в Нин-ся. Вфрблюдов-то было здесь много, но хозяева не соглашались отпустить менее 40 голов зараз. К тому-жф Нин-ся лежал в стороне от большего проезжого тракта, и владельцы, боясь, что назад верблюдам придется возвращаться порожнем, заламывали двойные цены.
Дни тянулись скучные, невыносимо долгие. Сам мистер Бельчер оказался в отсутствии в Лань-чжоу, но вернулся
ЧЕРЕЗ ПУСТЫНЮ АЛА-ШАНЬ В НИН-СЯ.
401
на другой день. Первый вечер я, таким образом, обедалъ

Кумирня около Лянь-чжеу-фу. (С рисунка автора).
в обществе трех молодых, любезных англичанок, со вкусом одетых в китайские платья.
Свен Гедпп. Том 2-й. 26
402
ЧЕРЕЗ ПУСТЫНЮ АЛА-ШАНЬ В НИН-СЯ.
На следующее утро я отправился на телеграфную станцию, нашел там чиновника, говорящего по английски, и послал на Синган, Нанкин и Шанхай телеграмму его величеству, королю Оскару. Через неделю я имел удовольствие получить, в виде рождественского подарка, милостивый ответ моего высокого покровителя.
И Китайцы относятся к телеграфу очень скептически. Понятия их о его конструкции крайне наивны. Так они думают, что бумажку с написанной на ней телеграммой свертывают и пускают по проволоке, по которой она и несется с быстротой молнии; изоляторы-жф служат, по их мнению, промежуточными станциями, на которых бумажки отдыхают в случае дождя.
Лянь-чжфу-фу после Лань-чжоу занимает в провинции главное место и вместе с окрестными селениями вмещает около ста тысяч жителей. Город имеет обычный, прямо­угольный план и окружен толстыми стенами с четырьмя величественными воротами. Главные улицы широки и отли­чаются оживлением; повозки, караваны и народ так и снуют во все стороны.
В ожидании наема верблюдов я занялся эскизами и распросами миссионеров, которые сообщили мне много инте­ресных сведений, посетил некоторых мандаринов, и сделал кое-какие закупки в магазине Тянь-цзин - настоя­щем пассаже с прекрасными лавками. Между прочим, я купил две „шо-ло“ или грелки для рук, похожия на круглые чайники с решетчатой крышкой. Их набивают золой, и чв нее зарывают несколько горячих углей, которые и под­держивают теплоту в грелке в течение суток. Без этих практических грелок я-бы не раз отморозил себе руки по дороге в Пекин.
Я посетил находящуюся за городом величественную кумирню и набросал там несколько эскизов. Еще я по­бывал в селении Сунь-шу-шуань, лежащем в 26 ли к востоку от Лянь-чжфу; в селении этом находится бельгий­ская католическая миссия. Епископ уехал в Пекин, откуда его ожидали обратно в июле, но я нашел ласковый прием у трех братьев, которые угостили меня красным игристым вином, сигарами и печеньем. Церковь с увенчанной крес­
ЧЕРЕЗ ПУСТЫНЮ АЛА-ПГАНЬ В НИН-СЯ. 403
том башней, видной на полмили кругом, была выстроена в полукитайском стиле; в сводчатых окнах были встав­лены цветные стекла, а на алтаре возвышались изображения Божьей Матери, перед которыми теплились восковые свечи. Несколько десятков крестьян китайцев молились в церкви на коленях, представляя оригинальную и внушительную картину.

Бог войны (Лянь-чжеу-фу).
(С рисунка автора).
Мои чичероне, братья бельгийцы, сообщили мне, что здесь есть семьи, насчитывающие в своем роду уже семь поколений христиан; число-жф всей паствы доходит до 300 душ. Проезжая мимо церкви, они по доброй воле заходят в нее, снимают шапки и крестятся; вообще, набожность их, по­видимому, вполне искрення. При миссии находятся школы для мальчиков и девочек. Мы заглянули в одну из комнат, 26*
404
ЧЕРЕЗ ПУСТЫНЮ АЛА-ШАНЬ В НИН-СЯ.
где за пюпитрами сидело двадцать мальчиков, склонясь над библией и писаниями Конфуция. В большом, прекрасном библиотечном зале находились между прочим портреты целой армии католических миссионеров, между которыми я узнал моего старого друга, патера Гфндрикса. Бельгийские миссионеры имеют также отделение и часовню в городе, где служат обедню в церковные праздники.
Неприятное впечатление произвело на меня открытие, что между католическими и протестантскими миссионерами нет доброго согласия; они даже совершенно игнорируют друг друга. Оно, впрочем, и понятно, так как проповедуют они различные вероучения, и то, что одни насаждают, другие готовы, если можно, вырвать с корнем. Простительно по­этому, если китайцы иной раз теряют голову. Но, к счастью, в Лянь-чжфу-фу хватит места для последователей обоих вероисповеданий. Я, с своей стороны, не могу пожаловаться на католиков, которые принимали меня так-же радушно, как и протестантские миссионеры.
В Лянь-чжфу-фу я провел четвертый сочельник в течение этой долгой экспедиции и уже заранее тешил себя мыслью провести следующий сочельник у собственного очага на родине. 24-оф декабря всегда являлось для меня тяжелым днем, пока я был на чужбине. И на этот раз он про­шел так же тускло, как всегда. Я хотел было добыть из гор елку, но миссионеры заявили, что это языческий обычай. Мы и провели вечер в болтовне у камина. Но я рано ушел к себе, в большую, холодную, церковную залу, отведенную мне на все время моего пребывания в городе, и заполз под свои шубы; температура в зале понизилась за ночь до - 15.8.° Первый день Рождества был зато отпразд­нован у Бельчер хорошим веселым обедом с плумпудингом и рождественскими подарками.
26 декабря мы, наконец, добыли 3 людей и 8 верблю­дов. Еще раз упаковали вьюки в долгий путь. До Нин-ся было 465 кил. К большому неудобству нашему, в этот день пришлась суббота; караван не мог быть готов раньше сумерек, и я хотел выступить на другой день утром, но миссионеры нашли, что выступать в воскресенье не хорошо. Тогда я решил выступить в субботу вечером с тем,
ЧЕРЕЗ ПУСТЫНЮ АЛА-ШАНЬ В НИН-СЯ.
405
чтобы дойти к ночи только до ближайшего селения. Но, когда мы добрались до городских ворот, они оказались уже запер­тыми, и для нас открывать их, конечно, не стали. Проблуж­дав часа два в потьмах по узким переулкам города мы,

Внутренность китайской кумирни. (С рисунка автора).
наконец, нашли жалкий приют на постоялом дворе. Я нф хотел уже мешать воскресному отдыху миссионеров.
На следующий день рано утром мы выступили в серьез, но дошли только до площади за северными воротами
406
ЧЕРЕЗ ПУСТЫНЮ АЛА-ШАНЬ В НИН-СЯ.
города. Тут к нам подошли двое оборванных китайцев и вступили в оживленный разговор с вожаками наших верблюдов. Затем один из двух заговорил с Исла­мом-баем беглым тюркским языком и предложил со­провождать нас до Нин-ся за 50 таэлфй. Оказалось, что он много лет провел в Кашгаре и Ак-су и что у него есть 9 отличных верблюдов, куда лучше наших.
Случай заполучить заодно в лице вожатого отличного переводчика был слишком соблазнителен, и мы останови­лись посреди дороги. Оба новых вожака явились с 9-ью верблюдами, и через час багаж наш был перевьючен. Благодаря такому приобретению, я примирился с 12-ти днев­ной задержкой в Лянь-чжфу. Славно было, наконец, навсе­гда покинуть этот грязный и несимпатичный город.
Путь на Нин-ся шел по пустыням Ала-шаня огром­ной дугой - сначала к NO, затем к S0- минуя следую­щие местечки, колодцы и постоялые дворы, носящие частью китайские, частью монгольские названия.
Дынь-джа-да-мынь . . .
. 27.4
килом.
разст.
отъ
Лянь чжеу-фу.
Шань-я-ва
, 28.4
55
55
99
предыдущаго
Чинь-фань
. 37.5

99
99
59
Нью-ба-шинь-на-цзя. .
17.3

99
95
55
Бо-то-гай-цзя
. 19.3
>5
59
99
95
Лфй-цзя-хо
. 31.8
55
99
55
99
Ма-ло-чинъ
31.8
99
79
95
55
Ка-то-хоа
. 16.7
99
59
99
99
Ло-ча-чинъ
. 9.4
99
99
99
99
Ву-ге-сянъ
. 20.9
п
г
99
99
Куку-мфрук
. 20.0

95
99
59
Куку-бурту
. 19.0

59
9?
99
Эртфн-толга
18.6

59
99
99
Хашато
29.6
59
99
99
99
Ван-я-фу
, 28.7
99
59
99
99
Джо-джи-тэ-шань . . . .
9.8
95
59
95
99
Джо-ва
. 20.5
59
99
99
99
Да-чинъ
. 37.0
59
99
99
99
Нин-ся-манчжурский .
, 33.3
55
99
99
95
Нин-ся-китайский . . .
8.3
99
55
99
99
ЧЕРЕЗ ПУСТЫНЮ АЛА-ШАНЬ в нин-ся. 407

Кумирня около Лянь-чжеу-фу. (С рисунка автора).
Каждое название отмечает нашу стоянку, каждая цифра пройденное нами в течение дня расстояние от одной стоянки
408 ЧЕРЕЗ ПУСТЫНЮ АЛА-ШАНЬ в нин-ся.
до другой. На всем пути лежало только два города, на за­падной и восточной окраинах пустыни, а именно Чинь-фань, до которого было 93.3 килом. или 200 ли, и Ван-я-фу.
В первый день путь наш шел все к северу через селения, мимо кумирен и садов. На юге мало по малу заво­лакивались дымкой и исчезали редкия снежные вершины Нань-шаня. Погода стояла прекрасная, но это было лишь за­тишье перед бурей. 28 декабря, с запада налетел такой ураган, что нельзя было выглянуть из „ фанзы “ (жилья), в которой не было, впрочем, ни дверей, ни окошек, а только входное пустое отверстие. Песок и пыль тучами ле­тели в эту убогую лачугу.
29-го продолжали путь к NN0. Верблюды попались отличные, со спокойным, ровными» ходом. Приятно было снова совершать путь на спине одного из этих выносли­вых, славных животных. Да и дорога была хороша, - твердая, ровная травяная степь. Мало-по-малу селения на пути стали попадаться все реже и реже, но мы все еще встречали караваны ослов и запряженные волами повозки, с разными сельскими продуктами, которые везли на продажу в город.
Направо шли уже низкие песчаные барханы; это был край пустыни. К югу от селения Хо тунь шин-го мы не­сколько часов под ряд подвигались вдоль края болота, при­чем пришлось перейти через его замерзший рукав. Под одним из верблюдов лед проломился. Животное прова­лилось в воду, но вьюк не пострадал. Прошло с час прежде, чем удалось вытащить верблюда на сушу.
Солнце село в тумане, и ночью был порядочный мо­роз (минимум - 18.8°). Наконец, перед нами встали стены Чинь-фаня, но ворота были закрыты, и пришлось остановиться на постоялом дворе за городом.
В этом городке мы пробыли день, так как провожа­тые наши хотели закупить продовольствия для себя и верблю­дов на весь путь по пустыне. Начальник города пытался уговорить меня избрать большую южную дорогу в Нин-ся. Там-дф встретишь и людей, и города, и постоялые дворы. На северной же дороге нет ничего, кроме песку, да еще можно наткнуться на монголов-разбойников. Но я велел передать ему, что, если я вообще испытывал в пути непри­
ЧЕРЕЗ ПУСТЫНЮ АЛА-ШАНЬ В НИН-СЯ.
409
ятности, то именно от китайских властей, и что я предпо­читаю ночевать в пустыне в своей палатке, нежели отдавать себя на съедение насекомым постоялых дворов.
1 января 1897 г. я решил выступить из Чинь-фаня, но этот мандарин не пожелал лишить себя удовольствия выпустить меня из города, не причинив мне неприятности. Двое китайцев, которым было поручено экскортировать нас до Ван-я-фу, явились ко мне с заявлением, что не могут быть готовы к отъезду раньше двух дней. Я отве­тил им, что не просил никакого экспорта и поэтому не стану медлить из-за них ни одного часа, и велел каравану готовиться к выступлению. За воротами нас, однако, окру­жила целая толпа слуг из „ямена“, которые заявили, что мы должны подождать один день, так как монгольский паспорт еще не готов, и что им поручено задержать нас силой, если мы выкажем сопротивление.
Караван остался у ворот, а я, взбешенный такою наг­лостью, отправился в „ямфн.“ Начальник города не при­нимал „по болезни“. Меня окружила в грязной лачуге целая дюжина курящих опиум писцов, которые шумели и кричали все зараз. Улучив минуту тишины я заявил, ссылаясь на свой паспорт из Пекина, что, если мандарин осмелится задержать меня здесь, я через русского посла донесу о его поведении Ли-Хунг-Чангу, и дерзкий мандарин лишится своих пуговок и своего положения.
Это подействовало. Переводчик вернулся с пригла­шением пожаловать к мандарину на завтрак. Но я ответил ему, что, если-бы даже его господин приполз на коленях к моему каравану, я не удостою его даже взглядом. Ман­дарину оставалось только немедленно снабдить меня паспор­том и двумя провожатыми.
Писцы вдруг стали вежливыми и оставили свои трубки. В какую нибудь минуту мне дали и паспорт и людей, и мы беспрепятственно могли продолжать путь, радуясь, что теперь уже до самого Нин-ся не будем иметь дела с мандаринами.
За Чинь-фанем начинается пустыня, и, чтобы защитить дороги, поля и дома, здешние жители воздвигают небольшие стены на пути движущихся песков. Согласно картам, здесь должна была также идти Великая стена, но я, при всем своемъ
410
ЧЕРЕЗ ПУСТЫНЮ АЛА-ШАНЬ В НИН-СЯ.
желании, не мог найти и следов её, если только виденные нами в одном месте развалины глиняных валов не были её остатками.
Прежде, чем дойти до пустыни, миновали еще несколько одиноких дворов. По дороге продолжали попадаться много­численные возы, нагруженные навозом, собранным по до­рогам; навоз служит в этой бедной растительностью местности единственным материалом для топлива. Его су­шат на солнце и топят им „ канги “, глиняные лежанки, на которых здешние жители спят.
3-го января мы ехали по довольно густо заселенной мест­ности. Меня не мало удивило открытие, что река Лянь-чжеу заходит так далеко к N0. Здесь она называется Ньюнинъхэ. Селения орошаются выведенными из неё арыками. Когдаже последние пересыхают, жители довольствуются водой из неглубоких (2 метра) колодцев.
4-го января шли большею частью по голой степи. Дорога заворачивала к востоку. По левую руку от нас шла упо­мянутая река, бывшая здесь очень узкой и затянутой хруп­кой и опавшей ледяной корой, - вода ушла из-под неё.
Здесь Джолдаш затравил молоденькую антилопу, ко­торая пыталась спастись по льду. Лед проломился, и быстро­ногое животное не успело вскочить на ноги, как собака на­стигла его и перегрызла ему горло. В этой местности пустыня снабжает жителей топливом, и мы встретили несколько во­зов, нагруженных всевозможными степными растениями.
Вдали, налево, виднелся низкий горный отрог, но озера, показанного на картах, мы не могли открыть. Нам, однако, сказали, что река в летнее половодье образует в устье временное, быстро исчезающее озеро.
Место нашей дневной стоянки, Ма-ло-чин, состояло из трех крохотных лачуг, обнесенных настоящей баррика­дой из возов с топливом. Глубина местного колодца равнялась 1.8 м.; солоноватая вода имела температуру-+-3°.
В течение следующего дня высокие барханы, обращен­ные крутыми склонами к востоку, чередовались со степными участками, солончаками и болотами. В сумерки мы увидали двух китайцев, сидевших у костра. Они сказали, что до следующего колодца 50 ли по глубокому песку, мы и остано­
ЧЕРЕЗ ПУСТЫНЮ АЛА-ПИАН В НИН-СЯ.
411
вились здесь лагерем. Колодезь этот, Ка-то-хоа, глубиною 1.4 м., отличался хорошею пресною водой, имевшей при температуре воздуха: - 7.8° температуру-!-0.6°.
6-го января мы действительно углубились в настоящую пустыню с барханами в 10 м. высоты. Но там и сям вид­нелись еще то репейник, то какой нибудь другой сухой ко­лючий кустарник. Ландшафт навевал и грустные и веселые воспоминания о двух последних минувших годах. Джолдаш, вспрыгнув на вершину бархана и увидав кру­гом сплошной песок, жалобно завыл, - ему, верно, вспомнились трудные переходы по берегам Лоб-нора.
Но здесь нам не грозилитакиябеды, как в Такла-макане. Пу­стыни Ала-шаня отли­чаются от западной Гоби тем, что идут не сплошной полосой, а отдельными участками, перемежаясь степными и болотистыми простран­ствами. Путь, однако,

очень тяжел, и одолеть
Монголка.
его могут только вер-
" (С русской фотографии из Урги).
блюды.
Не смотря на то, дорогой через пустыню пользуются не так редко. Мы имели случаи убеждаться в этом ежедневно. Сегодня нам встретился китайский караван из 50 верблюдов, вез­ших из Бауту разные товары для продажи Ала-шанским монголам. Он находился в пути 40 дней. Оба наши ки­тайские провожатые оказались отличными малыми, живо справ­лялись со своим делом по уходу за верблюдами и вьюченью
412
ЧЕРЕЗ ПУСТЫНЮ АЛА-ШАНЬ В НИН-СЯ.
каравана и держали себя смирно, никогда не ссорились, не бранились.
Поверхность в течение трех дней не изменялась. Крутые склоны барханов по прежнему были обращены к востоку, что доказывало господство здесь западных ветров. С за­пада или с северо-запада ежедневно и дул более или менее сильный ветер. Иногда мы проезжали мимо монгольских стойбищ, видели стада овец с пастухами. От Ву-гф-сяна было уже совсем близехонько до „Пяти горъ“, которые мы давно видели впереди.
Караванная тропа продолжала 8 января извиваться дальше между барханами, и местами ее трудно было различить, так как все следы были заметены. Но хуже всего было то, что в сумерках мы не могли отыскать колодца. Стало совсем темно, мы в это время как раз достигли степного участка, и наши китайцы, решив, что вода должна быть где-нибудь неподалеку, пошли шарить по всем направлениям.
Я с Исламом остался около верблюдов. Мы развели костер, чтобы китайцы могли, по крайней мере, руководиться огнем. Издалека, с востока, доносилось позвякиванье кара­ванных колокольцев; оно становилось все явственнее и, за­тем, постепенно удаляясь, замерло на западе. Ясно было, что мы уклонились с пути. Прошло почти три часа прежде, чем китайцы вернулись к нам - ни с чем.
Пока их не было, мы с Исламом видели падучую звезду. Красивее этого явления я не видал. Сильно светя­щаяся светло-зеленая полоса пересекла созвездие Ориона и на несколько мгновений так ярко озарила степь, что свет от костра померк. Вслед затем ночной мрак стал еще не­проницаемее. Наконец, месяц осветил степь и следы ка­раванов, и мы еще 2 часа шли к востоку. Светившийся вдали огонь показывал, что мы идем верно; наконец, ус­талые до полусмерти добрались мы до колодца Куку-мбрук, по китайски Чи-ши-ги-ньян.
У колодца встретили монголов с длинными косами, гово­ривших по китайски. Забавно, что они не слыхивали названия Ала-шань; я так и не узнал значения этого названия. Песча­ную пустыню эту они называли Улан-элфсу, т. е. красный пе­сок, что напоминало о киргизском названии Кызыл-кум.
ЧЕРЕЗ ПУСТЫНЮ АЛА-ШАНЬ Е НИН-СЯ. 413
Следующий переход вел нас все по той-же пустыне к самому северному пункту Алашанского тракта, Куку-бурту. По пути встретился нам лишь один монгол, одетый в нарядную голубую шубу; за поясом у него торчал кинжал в серебром окованных ножнах, а ехал он на быстро­ногом, статном и длинношерстом верблюде-самце.
Среди ночи снова послышалис колокольчики, и вокруг колодца расположился большой караван. Началось разъвьючиванье верблюдов, которых затем пустили пастись, раз­бивка лагеря, загорелись костры, китайцы шумели и кричали; в общем, картина на темном ночном фоне рисовалась очень живописная.
Верблюжьи караваны, ходящие между Нин-ся и Ляньчжеу, предпочитают южному более короткому пути северный, более длинный и ведущий через пустыню, главным образом, потому, чтобы избежать таможенных поборов и расходов, связанных с остановками на постоялых дворах и вообще с путешествием по населенной местности. Отправляясь в путь по северной дороге, вожаки верблюдов забирают про­довольствие только для себя, - главным образом, побольше хлеба, - вфрблюды-жф питаются подножным кормом на привалах у колодцев, довольствуясь сухой, твердой расти­тельностью пустыни. В путь караваны выступают не раньше 3 ч. пополудни, чтобы дать верблюдам наесться вдоволь, и идут до полуночи. Около колодцев люди готовят себе ужин: суп из вяленого мяса и зелени с накрошенным туда хлебом и чай.
На пути в Эртен-толга, ведшем по слегка пересечен­ной степи, мы видели выступавшие на востоке горы Ала-шань. Колодезь на месте нашей стоянки имел 2.6 м. глубины; вода в нем была хорошая, прозрачная. Около каждого колодца есть деревянная колода, из которой пьют животные. Воду из колодца берут ведром, сплетенным из прутьев.
По отличной, широкой дороге с твердым грунтом, извивавшейся по степи желтой лентой, мы достигли, миновав колодезь Хашато, городка Ван-я-фу, куда прибыли 12 января и где дали верблюдам день отдыха.
Предстояло обделать и кое-какие дела. Обоих китайцев из Чинь-фаня отпустили и наняли двух новых проводни­
414
ЧЕРЕЗ ПУСТЫНЮ АЛА-ШАНЬ В НИН-СЯ.
ков до Нин-ся. Кроме того закупили продовольствия и коекаких украшений, бывших в ходу у монголов. Я сделал визит монгольскому князю Норво, „вану“, или вассалу ки­тайского императора. Вместе с тем он был и главой го­рода и проживал в обычном китайском ямфне, внутри городской стены. Он принял меня в просторном, но очень простом помещении с голыми стенами. Вокруг него груп­пировалась свита из знатных монголов в китайских одеждах, с косами. Сам князь был приветливый, любез­ный старик с седыми усами, одетый в серый балахон.
Разговор у нас завязался оживленный и шел свободно без участия переводчика. Князя очень интересовало узнать, из какой я страны, и мне пришлось начертить на большом листе бумаги целую карту, чтобы определить положение Шве­ции относительно Китая. Один из секретарей дополнил эту импровизированную карту соответствующими китайскими над­писями.
Географические познания присутствующих были не осо* бенно обширны. Из более отдаленных городов они имели понятие только о двух: Лассе и Хотане, но никто из них не бывал ни в том, ни в другом. Зато большинство из них по нескольку раз побывало в Гумбуме и Урге. Норво полюбопытствовал кроме того узнать: так-ли могуществен шведский король, как Цаган-хан, т. ф. Белый царь. Прже­вальского, бывшего тут много лет назад, князь помнил хорошо и называл „Никола“.
Ван-я-фу может похвастаться обилием имен. Китайцы называют фго также Фу-ма-фу и Дынь-юань-ин; монголы - Ноин, Ала-шань-ван и Ямфн-доло. Два последние наиме­нования обозначают, что здесь резиденция князя. Городок находится едва в 20 верстах от средней части Алашанского хребта. Хребет идет в меридианном направлении к востоку, но теперь фго едва было видно из-за облаков пыли. Кратчайший путь в Нин-ся ведет по горам, но ради верблюдов мы выбрали окружный путь к югу от по­дошвы гор.
В городке насчитывается 2-3 тысячи жителей; половина китайцы, половина монголы. Главное значение городка в том, что он служит центральным депо для алашанскихъ
ЧЕРЕЗ ПУСТЫНЮ АЛА-ШАНЬ В НИН-СЯ. 415
монголов. Сюда они свозят свои продукты и здесь заку­пают все нужное для хозяйства, одежду, украшения, муку и пр. Окрестности Ван-я-фу представляют довольно пресе­ченную местность; между окраинными холмами течет речка, снабжающая городок водою. В устье её, говорят, обра­зуется временное озерко. О каких нибудь крупных, посто­янных озерах здесь не слыхать. Кочевники держатся по преимуществу в степях, по близости.
Большинство монголов, виденных нами в Ван-я-фу, носило полукитайскоф, полумонгольскоф платье. Поверх ту­лупов на них были накинуты цветные китайские кофты с маленькими, круглыми вызолоченными или высеребренными пуговками. В городе есть очень красивая китайская кумирня с обычной выгнутой крышей й драконами с разинутой пастью. Башенки кумирни соперничали высотою с посажен­ными кругом лиственницами. Обычай китайцев обсаживать свои кумирни лиственницами говорит о их художественном чутье. Лиственницы, со своими от природы мягко и красиво изогнутыми ветвями, напоминающими линии крыш кумирень, составляют красивый, гармонирующий с постройками фон.
14 января сделали короткий переход мимо полей и се­лений до одинокого постоялого двора Джо-джэ-ти-шань, на­зываемого монголами Ихэ-башингто. Ночью я проснулся от шума и треска: лачуга трещала по всем швам, пыль и пе­сок летели ко мне в конуру и крутились по ней; ураган так и бушевал. Норво дал нам в провожатые двух монголов из ямфна, и они посоветовали нам продолжать путь. Они ехали на лошаках и оказались людьми очень до­бродушными, не смотря на свой чисто разбойничий вид. У одного был нос картошкой, у другого никакого.
Мы подвигались на юг, и ветер дул нам прямо в лицо. В два часа произошла оригинальная перемена: ветер вдруг задул с севера, и нас окутало густыми облаками крутящагося снега. Чистая благодать была погреть руки около теплой „шо-ло“. Вьюки, люди, верблюды - все было занесено снегом, когда мы достигли Джо-ва (по монголь­ски Торго).
Дорога, следуя вдоль речки Толы, мало-по-малу заво­рачивала к юго-востоку. Пройдя расширение долины, мы
416
ИЗ НИН-СЯ В ПЕКИН, домой!
вступили в горы и по отлогому подъему поднялись на незна­чительный перевал Тёмур-одфн, по ту сторону которого находился постоялый двор Да-чин. Затем равнина мед­ленно спускалась к Желтой реке, и дорога дугой завертывала к северовостоку, так что хребет Ала-шань очутился у нас по левую руку.
Проведя ночь в манджурскомгороде, который носит несколько отличный от китайских городов отпечаток только, благодаря несколько иным одеяниям женщин, мы 18-го января вступили в китайский Нин-ся и прямо на­правились в дом миссионеров.
XXVII.
Из Нин-ся в Пекин. Домой!
Для меня было большой радостью встретить здесь зем­ляков, чету Пильквист с двумя помощниками и одной по­мощницею. В их гостеприимном доме я отдыхал два дня. Что за удовольствие спать в хорошо вытопленной комнате, на настоящей постели и иметь возможность нф наваливать на себя целую гору шуб! Я как будто очутился на шведской почве, среди этой чужой, дальней стороны.
Дела свои миссионеры ведут в Нин-ся энергично и довольно успешно. Число паствы достигает 30 душ; в миссии ежедневно происходит толкование библии. На улицах раздают летучие листки с текстом из священного писания на китайском языке, которые возбуждают любопытство ки­тайцев и привлекают их заглянуть к миссионерам. Пиль­квист нанял также на одной из главных улиц поме­щение, где происходят публичные богослужения, вход на которые открыт любому прохожему.
Оригинально было слушать вечерния проповеди Пильквиста на чистейшем китайском языке. Проповедник си­дел за столом, а перед ним на узеньких скамьях си­дели, выпрямясь, словно аршин проглотили, китайцы. Про-
ИЗ НИН-СЯ В ПЕКИН, домой!
417
поведывал он с большим жаром, ступал кулаком по столу, и китайцы даже чихнуть нф смели. Ручаюсь, что они-то ужь нф засыпали во время проповеди!
Госпожа Пильквист рассказывала, что редко можно встретить незамужнюю китаянку 20-ти лет. Часто они вы­ходят замуж даже 12 лет, а 15-ти так сплошь и рядом. Маленькия девочки сами просят родителей бинтовать им ноги и ждут нф дождутся этого, так как знают, что не один жених и нф взглянет на них, если у них не бу­дет крохотных ножек. Операция бинтованья ног и на­чинается с 5-ти, 6-ти-летнего возраста девочек.
Нельзя и представить себе, сколько мучений ведет за собой эта безумная мода уродовать ноги. Часто бедные де­вочки лежат вследствие операции годами в постели и пла­чут по ночам от боли, усиливающейся от всякого дви­жения. Нередко вдобавок ногти вростают у них в мясо, и можно представить себе, насколько неграциозна походка ки­таянок. они ходят, как утки, медленно, осторожно, словно ступают босыми ногами по крапиве или остриям булавок. От недостатка моциона ноги становятся худыми, как палки. И все эти неслыханные мучения только для того, чтобы выйти замуж!
У китайцев есть еще другой своеобразный обычай, бо­лее распространенный, нежели думают в Европе, обычай выбрасывать новорожденных. Если отец и мать находят, что у них нет средств воспитывать ребенка, они попросту выносят новорожденного за город и бросают на съедение собакам или свиньям, или топят, как щенка. Обычай этот тем более странен, что китайцы вообще относятся к своим детям с трогательною нежностью, как только эти начинают ходить и говорить. До этого-жф времени де­тей считают какими-то бездушными зверьками, и, если они умирают, закапывают их трупики в землю даже без гроба, только обвернув соломой.
Я посетил впоследствие одну шведскую миссионерскую станцию, где два года воспитывался китайский малютка. Он был выброшен родителями в городской ров, где его и подобрали миссионеры. Окруженный заботливым уходом он стал славным ребенком, и, когда ему минуло два года, Свен Гедин. Том 2-ои. 27
418
ИЗ НИН-СЯ В ПЕКИН, домой!
родители явились и стали слезно умолять миссионеров вер­нуть им дитя. Конечно, им не было отказано. В одной-же шведской миссионерской семье служила старуха китаянка, ко­торая отделывалась таким образом от каждого из своих девятерых детей, едва они появлялись на свет. Жестокая мать и варварский обычай, вызванный социальными условиями!
И скудна, в сущности, жатва, собираемая здесь мис­сионерами, тяжел их путь, на который они вступили из человеколюбия. Один - двое спасенных детей, несколько молодых женщин, развязавших под влиянием миссионе­ров путы на своих ногах - все это лишь капля в море людском, именуемом желтой расой. Но, конечно, добрый пример облагораживает.
Много также слышал я рассказов о спасении миссио­нерами китайцев, отравившихся опиумом. Во время моего пре­бывания у миссионеров, я не раз просыпался по ночам от громкого стука в ворота. Это приходили звать на помощь к умирающему. И миссионеры тотчас отправлялись и спасали отравившагося. Иногда возвращенные к жизни выказывали благодарность своим спасителям, но вообще чувство призна­тельности не особенно-то развито у китайцев.
Чаще всего отравляют себя опиумом женщины, не­счастные в замужестве. Иногда муж только ударит жену, или скажет ей резкое слово, а она, на зло ему, возьмет да и отравится. Куренье опиума вообще невероятно распростра­нено и между мужчинами и между женщинами. А сколько погибает детей, затянувшихся по примеру родителей трубкой с опиумом!
До первого дунганского восстания Нин-ся был значи­тельным городом, вмещавшим около 60,000 жителей, но восстание нанесло непоправимый удар его благосостоянию. Теперь в нем было не больше 12-15 тысяч; по близости от городских стен многие кварталы до сих пор оставались в развалинах. Движение, лавки, присутственные места и населенные кварталы сосредоточены в центре города.
В Нин-ся восстание разразилось по следующему поводу. Вблизи города расположился значительный отряд магометан, и один из мандаринов неосторожно проговорился своему слуге дунгану, что на следующий день китайцы перебьютъ
ИЗ НИН-СЯ В ПЕКИН, домой!
419
всех дунган, находящихся в городе. Ночью слуга улизнул из города в лагерь дунган и предупредил начальника отряда о готовящемся избиении, а, вернувшись в город,

сговорился с остальными дунганами отворить ворота своим единоверцам, когда те пойдут на приступ.
Так и сделали. Дунганы вошли в город через „Малые Северные ворота“, которые теперь заложены в знак того, 27*
420 из нин-ся в Пекин, домой!
что ни один дунган нф посмеет больше штурмовать Нинъся, и в печальную память о событии. Дунганы, как дикие звери, истребили на своем пути все живое. Уцелело. только 2,000 китайцев, перешедших на сторону бунтовщиков. О хозяйничанье дунган в городе до сих пор напоминают многочисленные развалины.
Теперь между дунганами и китайцами кипит глухая вражда. Последние здесь всецело в руках первых, так как магометане, народ способный и предприимчивый, забрали в свои руки все наиболее прибыльные занятия и скупили все участки земли, годные для обработки. Оригинально, что дунганы, по закону Магомета, не вкушающие свинины, а также вообще нф курящие опиуму, держат в огромном количестве свиней и засевают целые поля маком, чтобы снабжать китайцев двумя необходимейшими для них про­дуктами: свининой и опиумом. Зато сундуки дунган напол­няются серебром, а китайцы беднеют.
Главнейшими продуктами Нин-ся являются: рис, пше­ница, просо, бобы, горох, всякая зелень, абрикосы, яблоки, груши, виноград, дыни и персики. Сады орошаются длин­ными арыками, выведенными от левого берега реки. Через Нин-ся проходят караваны с шерстью из внутренних областей, направляющиеся к берегам Хуан-хэ. Летом шерсть сплавляют по реке на лодках.
Часть пути, остававшагося до Хуан-хэ, шла по извест­ным уже областям, и я лишь вкратце упомяну о некоторых эпизодах, случившихся за это время.
Прежде, нежели достичь собственного Китая, нам пред­стояло еще раз перейти пустыню, и переход этот по пус­тынным пространствам Ордоса явился для меня одним из самых тяжелых. Я чувствовал себя утомленным; с меня уже довольно было всех этих трудов, лишений и одиночества, и мысль об остававшихся еще 1110 верстах только усугубляла мое нетерпение скорее вернуться в циви­лизованные страны, отдохнуть.
От Нин-ся к Бауту ведут много дорог. Летом всего удобнее ехать водою (на лодках по Хуан-хэ), в зимнее-жф время можно выбирать между крайнею дорогою, ведущею по левому берегу реки, и одною из многих дорог,
ИЗ НИН-СЯ В ПЕКИН, домой!
421
пересекающих Ордос, область, находящуюся между север­ной лукою Желтой реки и Великою стеною и заселенную кочевыми монголами. Выбрав одну из последних, вы­игрываешь 5 дней, но подвергаешься всем трудностям перехода по пустыне.
Вот перечень наших стоянок на пути через Ордос:
Линган-фу
. 23.4
кил.
ОТЪ
Нин-ся
Пинь-ло
29.8
' 99
99
предыдущего селения
Хуан-чу-чо
15
9?
59
99
55
Ши-цзэ-цзя
28.3
95
99
95
99
Лагерь № 1 в Ордосе.
12.8
99
59
55
99
Сан-ю-фынь
21.7
95
•>?
55
99
Лагерь № III
26.4
55
99
99
99
Бао-я-чинъ
25.6
99
99
99
99
Лагерь № V
33.5
55
99
59
99
Хара-моръ
13.6
95
95
55
99
Воро-читы
20.7
95
99
95
99
Лагерь № VIII
24
95
99
’Э
55
Да-я-ши .
32.5
99
99
59
99
Шоа-шин-гунь
27.8
55
59
99
95
Вэ-тэ-шань
22.2
95
99
99
99
Хо-джи-то
34
99
99
95
95
Ха-чин-ю-цзя
25.8
95
95
99
95
Бауту
12.5
99
95
99
95
Итого 430 верст и 18 дней пути.
Мы выступили 21-го января. Любезные миссионеры про­водили нас конец дороги. В течение первых четырех дней путь шел селениями, расположенными около арыков, выведенных из Желтой реки, которую мы перешли 25-го января около селения Ши-цзэ-цзя. Хуан-хэ была покрыта толстым льдом, который даже не трещал под стопами наших верблюдов, тех-же самых, которые везли нас и наш багаж от Лянь-чжоу. Ширина реки равнялась 342 м.; ландшафт кругом был голый, пустынный. Река казалась колоссальной ледяной дорогой, исчезавшей за горизонтом на NNO.
По правому берегу бежала цепь низких холмов; съ
422 из нин-ся в Пекин, домой!
их вершин открывался беспредельный вид на восток. Первый-жф лагерь в Ордосе пришлось разбить в пустынной местности и, счастье, что мы, по совету наших проводниковъдунган, захватили с реки два мешка льду. Теперь он при­годился как нельзя более, так как колодца здесь не наш­лось.
В следующие дни мы почти всякий раз останавливались у колодцев с прекрасной водой. Обыкновенно они были очень глубоки и выложены кирпичом. 28-го января мы остановились около колодца Бао-чин, глубиною в 40.8 м. Температура воды равнялась 5.7°, но возможно, что она успе­вала несколько охладиться во время долгого вытаскиванья из глубины колодца. Монголы, встреченные нами у колодца, уверяли, что колодцу этому 4 тысячи лет!
Дорога оставалась превосходной, твердой, почти ровной и прямой. На ней виднелись следы оживленного движения, Малочисленность-же встречных караванов объяснялась тем, что в это время китайцы сидят дома, празднуя новый год. Да и кроме того, через Ордос идут, как я уже упоминал, много параллельных путей. По одному, более длинному, нежели выбранный нами, ездят арбы, по другим ходят верблюжьи караваны.
Северные части области заселены очень редко и то лишь монголами-кочфвниками. Мы всего несколько раз случайно миновали их стойбища, разбитые в тех местах, где был сносный подножный корм. В общем, громадные простран­ства Ордоса пустынны и совершенно бесплодны. Большая часть нашего пути и вилась по таким пустынным областям.
Особенно томительным делала этот путь нф тоска по лю­дям, нф отсутствие человеческих жилищ, - мы собственно и нф нуждались в людях, забрав с собой полный запас продовольствия, - но отвратительная погода. Почти каждый день свирепствовал севфрозападный ветер, который в соединении с порядочным морозом и леденил нас до самых костей.
Собственно говоря, это был уже не ветер, а настоящий ураган, несшийся над открытыми равнинами Ордоса. Иногда, казалось, что вот-вот он подхватит тебя с седла, или свалит с ног тяжелого верблюда. Шубы и верхняя одежда
ИЗ НИН-СЯ В ПЕКИН, домой!
423
нф много помогали, - ветер пронизывал и сквозь них. Сколько раз мы останавливались по пути, наткнувшись на

Свен Гедин в зимнем одеянии. (С фотографии Николаи в Ташкенте).
сухие кусты степных растений, и разводили костер, чтобы хоть немножко отогреться!
31-го января разразилась самая ужасная буря с запада, какую я только запомню. Не было никакой возможности вы­
424 из нин-ся в Пекин, домой!
ступить в путь. Мы стояли лагерем около колодца Харамор (Черная лошадь), а вокруг расстилалась совершенно открытая местность; от ветра защиты не было ни малейшей, и он так и бушевал по степи. Палатку мою повалило и путь не изодрало в клочья.
Люди сложили все вьюки в круг, прикрыли отверзтие сверху войлоками и, засев в эту круглую нишу, провели там весь день на корточках. Но согреться не было ни­какой возможности: все кругом было холодное, как лед. Капнешь горячего чаю на шубу, и капельки тотчас засты­вают, словно стеариновые. Чернила замерзли, писать при­ходится карандашом.
1-го февраля. Такой сильный ветер при столь низкой температуре (-17° в полдень) очень опасен; надо глядеть в оба, чтобы не замерзнуть, или не отморозить себе чего нибудь. Не знаю, что было-бы с моими руками, не будь у меня этих славных китайских грелок, в которых по­стоянно тлели уголья. Днем я держал грелку у себя на коленях, восседая на спине верблюда, а по ночам брал к себе в постель. Не особфнно-то приятно было и умываться: стоило вам чуточку замешкаться, и вода замерзала у вас на коже.
Самые сильные холода пришлись на начало февраля: в ночь на 2-оф февраля - 30°, а в нощь на третье - 33°. В палатке температура понижалась до - 26.8°.
6-го февраля достигли Хо-джи-то, первого селения на се­верной окраине пустыни. На следующий день мы снова перешли через Хуан-хэ, имевшую 385 метр. ширины, а 8-го достигли Вауту, где меня с обычным гостеприимством приняли в свой дом шведские миссионеры, чета Гфльберг. Паства их состояла из 10 крещеных китайцев. Была у них также школа для мальчиков. Дело свое они вели с любовью и энергией и вообще были одними из самых симпатичных людей, каких я встречал. Они принадлежали к американ­скому миссионерскому союзу „Christian А11иапсе“, раскинувшей от Бауту до Пекина целую сеть миссионерских станций, на которых трудились 60 шведских миссионеров.
Но тут уж терпению моему пришел конец, да боюсь, что и терпение читателя подвергнуто описанием столь долгаго
ИЗ НИН-СЯ В ПЕКИН, домой!
425
путешествия слишком тяжкому испытанию. И вот, поручив свой караван Ислам-баю и опытным проводникам, я 12-го февраля поспешил в путь с одним китайцем, в не­

большой двухколесной арбе, запряженной лошаками. Проезжая через Саладжи, Дёрчи, Бэ-ся-чи и Квэй-ва-шун или Кукухото, я в каждом из этих городов имел удовольствие
426
ИЗ НИН-СЯ В ПЕКИН, домой!
встретить своих земляков. В последнем я встретил даже 18 шведов, одного норвежца и одного датчанина; все они принадлежали к упоминавшемуся выше миссионерскому союзу. Квэй-ва-шун является центральным пунктом; здесь вновь приобщившиеся к союзу учатся предварительно китайскому языку и затем рассылаются по станциям.
Оттуда я в течение 8 дней через города Майдар, Ча-шабу-ло, Но-бо-ша, То-до-го, Во-джа-ва и Джа-Джи-чан при­был в Джань-джа-ку, или Калган, где Великая стена вьется по вершине гор, возвышающихся по обе стороны города. И здесь нашлись миссионеры шведы и американцы. Но мне некогда было отдыхать. От Пекина меня отделяли еще четыре дня пути.
В Калгане я нанял себе „то-джо“-паланкин, кото­рый понесли два лошака, и таким образом я проехал до­лину Нань-хо, перевалил через горные цепи, полукругом обступающие равнины около Пекина, отделяя их от монголь­ского нагорья. Ночевал я с моим слугой в ИПин-ва-фу, До-мо и Нань-хо.
2-го марта мы опять были в низменной области и ехали через многочисленные селения, мимо кумирен, через каналы и проч. По пути встречалось много проезжих и прохожих. В этот день меня обуревало чувство горделивой радости: это был последний день моего путешествия по Центральной Азии. Часы тянулись для меня невыносимо долго, и никогда еще, кажется, нф шли лошаки так медленно! „Скоро доедем!“ успокоительно повторял мой слуга-китаец, но все снова и снова выплывали из за горизонта селения, кумирни и сады, и мы снова путались по длинным, извилистым закоулкам между селениями.
Из тысячи с чем-то дней, проведенных мною в путешествии, самым длинным показался мне этот последний. Наконец, вдали между купами зелени показалось что-то серое. „Это стены Пекина!“ сказал мой слуга. Да, это была городская стена Пекина!
Пекин являлся конечной целью моей трехлетней экспе­диции, и читатели могут представить себе, с какими чув­ствами я въезжал в южные ворота манджурской столицы. Больше часа несли меня лошаки по вымощенной камнями
ИЗ НИН-СЯ В ПЕКИН, домой!
427
дороге, вдоль западной и южной стороны мощной городской стены, серого цвета, имевшей в высоту 13 м. и образовав­шей прямоугольник, в который был включен „Пф-чжинъчинъ“ (северная столица). Наконец, миновав китайскую часть города, мы достигли Небесных ворот с их гигант­скими четыреугольными надстройками и тунелфобразным сводом, под которым, словно мураши, проползали люди,
животные и повозки.
От ворот уже недалеко было до ули­цы европейских по­сольств, на которой, я знал, находился французский отель. За долгое путешествие платье мое поизноси­лось, и весь внешний видъмой был таков, что я решил не­сколько дней провести инкогнито в отеле, чтобы привести себя в порядок.
Вскоре, однако, я увидал перед со­бой большой белый портал, у которого стояли двое русских казаков. Я оклик­нул их, спросил,

Женщины монголки. (С русской фотографии из Урги).
что это за дом, и
услыхал, что это дом русской миссии. Слова эти прозвучали для моего одичавшего слуха так магически, что я выскочил из паланкина и вошел в ворота. В эту минуту я уже нф стеснялся за свой непрезентабельный вид, пригладил не­множко бороду, стряхнул с себя пыль и двинулся в дом.
От ворот вела через сад мощеная дорожка; на том конце сада возвышался самый дом. Я позвонил. Отворил китаец и спросил по русски, кого надо. Я осведомился,
428 из нин-ся в Пекин, домой!
принимает-ли секретарь г. Павлов, так как знал, что посол граф Кассини недавно оставил Пекин, и меня впус­тили.
Господин Павлов оказал мне такой любезный прием, какого только можно пожелать. Он уже давно ожидал меня, так как его предупредили из Петербурга о моем прибытии, и две комнаты стояли готовыми в ожидании меня уже с месяц.
Вот и пришлось мне нарушить свое инкогнито. Меня проводили в комнату, блиставшую самою утонченною рос­кошью запада; дорогие ковры на полу, шелковые китайские вышивки на стенах, античные вазы в нишах и на пьеде­сталах и - лучше всего - постель, о которой я даже и не смел мечтать в последние дни, ночуя на жалких постоялых дворах. На столе в моей комнате лежала гора писем и газет с родины; некоторые были еще от прошлого года, и я поглощал их с восторгом, пока портной, китаец, го­воривший по английски, занимался моей экипировкой.
Когда с этим было покончено, я сделал визиты в посольства и всюду был принят с изысканным ра­душием. Представитель Англии Мак-Дональд, французский посол Жерар и его секретарь граф де Сарси, немецкий посланник барон Гфйкин, американский Дфмби и голланд­ский Кнобель, с которым я познакомился еще в Тегеране, соперничали между собой любезностью и поздравляли меня с благополучным окончанием экспедиции. Получил я также приветственную телеграмму от его величества короля Оскара.
Но год, проведенный й одиночестве среди диких и полудиких азиатских племен, не проходит даром для европейца. Изысканные обеды и праздники утомляли меня, я чувствовал себя неловко среди избранного общества; сли­шком уж резок был переход из пустынь Тибета, Цайдама и Гоби в европейские салоны.
Отдохнув в Пекине 12 дней и дождавшись Ислама-бая, я простился с моими новыми друзьями и направил путь домой. Господин Павлов позаботился о моем багаже, ко­торый бесплатно был отправлен через Сибирь на место назначения. Мне на выбор представлялись три пути в Ев­ропу. Кратчайший, морской, вел на восток через Ванкувэръ
ИЗ НИН-СЯ В ПЕКИН, домой!
429
и Нью-Иорк, удобнейший на пакетботе через Индию и Суэц. Самый же долгий и трудный был сухой путь через Монголию и Сибирь.
Я выбрал последний и еще раз, хотя и при другихъ

„Танка11 из кумирни в Урѵе. (С фотографии Даллёфа).
условиях пересек Азию. В двухколесной китайской арбе, запряженной монгольскими лошадьми, с кучерами на них верхом, мчался я с быстротой ветра по бесконечным рав­нинам, пустыням и степям через Саин-усу и Ургу в Кяхту.
430
ИЗ НИН-СЯ В ПЕКИН, домой!
Это был для мфня новый способ путешествовать. Верх­ние концы оглобель снабжены петлями, в которые горизон­тально просовывается перекладина, и двое всадников берут ее к себе на колени, на седла, а двое других всадников обвязывают вокруг талии веревку, прикрепленную к концам перекладины, и вот всадники мчатся с арбою по степям во весь дух; арба прыгает и трясет напро­палую.
Для путешествия понадобился китайский паспорт из Цзунг-ли-Ямена. Впереди неслись курьеры, чтобы заготовлять

Портал храма Майдари в Урге. (С русской фотографии).
на пути свежих лошадей. Кроме того от станции до станции мфня сопровождало 20 верховых. Когда четыре везшие арбу лошади уставали, их сменяли другие четыре; смена эта про­исходит так быстро и легко, что путешественник, запа­кованный в повозке, нф заметит этого, если нф выглянет в переднее отверзтие своего „купе“.
Дороги собственно никакой нет, станций тоже. Свежия лошади и люди ожидают путников около монгольских кочевий, и, поэтому, надо знать, где находятся в данное время, кочевья. Оттого-то и нельзя было держаться какого нибудь определенного пути. Люди гонят лошадей во весь дух по
ИЗ НИН-СЯ В ПЕКИН, домой!
431
степям, оврагам и холмам по прямой линии к следующему кочевью.
В северной Монголии несколько перегонов сделали по глубокому снегу на верблюдах.
В Урге, где я посетил величественный храм Майдари, мне пришлось расстаться с верным Исламом-баем, следо­вавшим за мной в особой арбе. Горько было нам расста­ваться, но я не мог взять его с собой на родину, как он ни хотел этого. Консул Луба в Урге взял его под свое покровительство и послал его, ради безопасности, в общф-

Озеро № 20 в Северном Тибете. (С рисунка автора).
стве русского почтового курьера в Улясутай, откуда он через Урумчи вернулся в Кашгар и Ош. С души у меня свалилась большая тяжесть, когда я после узнал, через капитана Зайцева, что Ислам-бай благополучно прибыл к своей семье в Ош.
Благодаря любезности господина Павлова, меня от са­мого Пекина экспортировали казаки. Оттуда я продолжал путь в тарантасе, на санях и в телеге через Байкал и Иркутск в Канск, откуда по железной дороге в 9 суток добрался до Петербурга.
432 из нин-ся в Пекин, домой!
10-го мая 1897 г. я завидел башенные шпицы Стокгольма, затем вынырнули и кровли домов. И как хорошо, как несказанно хорошо было, наконец, ступить на родную швед­скую почву после трех лет и семи месяцев странствова­ния по великой Азии.

Алфавитный указатель географических названий, имен собствен­ных и местных слов и выражений к I и II томам.
А.
Абат (Ават), селение, т. I, 475.
Абдал, селение, II, 157, 158, 173, 176, 180, 182.
Абдальские озера, II, 176.
Абдуллах-хан, I, 294.
Абдул-Магомет, аксакал, I, 187.
Абдуррахмап-датха, киргиз, I, 316.
Абдуррахмаи-хан, эмир Афганский, II, 18.
Abel Remusat, фр. путеш. II, 76.
Авулу-куль, озеро, II, 154, 164.
Аврас, селение II, 203.
Агалхар, долина, I, 292 и др.
Агач-пишап, путев. знак, I, 369.
Агра, I, 4.
Аг-арт, перевал I, 112.
Агыл (аул, кочевье) II, 9, 257.
Агыл (стойбище) II, 105.
Адам Игнатьевич, миссионер 1,167, 174, 175, 176; II, 39.
Адам-олтурген-кум, назв. пустыни Такла-макан, II, 46.
Айран (кислое молоко) I, 313.
Айрылган (Арган), место переправы, II, 154.
Аксакал (седая борода), старшина, I, 63, 480 и мн. др.
Аксак-марал, селение I, 338, 340.
Ак-байтал, река, I, 145,
Ак-байтал, перевал I, 78,112, 120, и др., 130.
Ак-балык, источник, I, 293.
Ак-берды, долина I, 148.
Свен Гедин. Том 2-ой.
Ак-гур, гора, I, 124.
Ак-джулпас, станция I, 44, 45.
Ак-кум (белый песок) I, 470.
Ак-лянгар, постоялый двор, ИИ, 52.
Ак-сай, станция I, 44.
Ак-сарай, станция II, 57.
Ак-су (снеговая вода) II, 107.
Ак-су, источник, II, 67.
Ак-су, река в Памире I, 136, 137.
Ак-су, город I, 170, 331, 436, 457;
470, 476, и др. II, 58, 60, 139, 143, 150.
Ак-су-дарья, река I, 476 и след.; II, 113, 163.
Ак-су-дервазе, ворота в Маралъбашп I, 332.
Ак-там, постоялый двор, I, 118, 119.
Ак-таип, тракт п аул, I, 129, II, 24, 25.
Ак-тау, гора, I, 151.
Ак-тюя, верблюд, I, 360, и след. 476, 477.
Ак-чакыл-таг, неприступная гора, II, 218.
Ала-айгыр, селение I, 340, 341.
Алай, река и долина, I, 78, 91, 95, 96, 105, 107, 108, 125, 126, 127, 128, 132 и мн. др. 392.
Алайский хребет, I, 78, 81, 84, и след. 132 и след.
Ала-кум (перемежающиеся степные и песчаные участки) I, 349.
Ала-тау, хребет, II, 146.
Ала-шань II, 12, 400 и след.
28
434
УКАЗАТЕЛЬ.
Алашапский хребет, II, 413,414,416.
Ала-шанские монголы, II, 411.
Ала-шапь-ван (Ван-я-фу) II, 414.
Александровская станция, I, 49.
Алим-ахун, хотанский купец, II, 196, 201.
Алиханы-гол, II, 338, 340.
Аличур, река и долина, I, 293, 294.
Аличур-Пампр, I, 128, 291.
Аллювиальная почва (отложения) II, 157, 218 и мн. др.
Алты-кудук, станция I, 44.
Алтын-даш (золотой котел) I, 347.
Алтын-дервазе (золотые ворота) II, 40, 41.
Алтын-дере, местность, I, 126.
Алтын-Бузуругвар, мазар, II, 60.
Алтын-таг (Астын-таг), I, 11,11, 119, 221, 223.
Алькок, доктор, II, 15.
Амаравати, II, 69, 72.
Амбань, правит. области, 1,181 и мн. др.
Аму-дарья, река, I, 47, 68, 91, 94, 112, 130, 134, 136, 300; II, 14.
Англо-русская коммисия, И, 14 п след.; 25.
Ангыр-куль, I, 218, 223.
Ангытлык, селение, I, 353, 354.
Андижан, I, 72, 128.
Андижанские купцы I, 478, II, 43.
Антоний де Андраде, испанский иезуит, I, 4.
Аральское море, Т, 30, 31, 37, 45 и след.; 68, 130.
Арба (телега) I, 53,180,322 и ми.др.
Аргал (кизяк) I, 6.
Арка-дарья, II, 139.
Арка-куль, озеро, II, 154, 156, 161.
Арка-таг (Акка-таг), хребет, II, 221, и след.; 234 и след., 249 и след.; 298.
Арка-чат, леспой тракт, II, 112.
Арпа-таля, долина и перевал, II, 32, 37.
Арт (перевал) I, 112.
Архар (горный баран) I, 108, 132, 293.
Арча-булак, аул и тракт, I, 78, 101.
Арык, оросительная канава, I, 65, 332.
Арыс, река, I, 53, 54, 67.
Ассока, царь, II, 70.
Ат-джолы, перевал, I, 104.
Аулиэ (святой) I, 128.
Аулиэ-ата, перевал, I, 478.
Аул (селение) I, 37, II, 9 и мн. др.
Аустан, селение, I, 78 и след.
Афридии, племя, II, 16, 17, 18.
Ахмет-ахун, слуга, II, 213 и др.
Ахмет-мерген, охотник из Тавекъкэля, I, 462 и след. II, 87 и след.
Ахун, I, 53.
Ачан, тракт, II, 277, 278.
Ачи-куль, озеро, I, 72.
Ачик, селение, I, 348.
Ачик-дарья, река, II, 136, 139, 140.
Ашпас-хана (кухня) I, 334.
Аш (пилав, рисовая каша) I, 347, 479.
Аш-хана (кладовая) I, 313.
Аяг, дерев. чашка, I, 456.
Аяг-арт, перевал, II, 4, 5.
Б.
Баба-бек, сарт, I, 58.
Баба, верблюд, I, 360 и след. 406.
Бага-намага, источник, II, 326.
Бага-улан, ручей, II, 359, 360, 362.
Баграш-куль, озеро, II, 144, и след.
182.
Баип-гол, II, 338.
Баин-хршун, II, 367.
Бай (богатый киргиз) 1,197 и мн. др.
Байга (киргизские скачки) I, 127, 205, и след.; 311.
Байкал, озеро, II, 431.
Бай-хан-куль, озеро, I, 344.
Бадаулет (Якуб-бек) I, 61.
Бадахшан, I, 78.
Базар-дере, I, 291, 293.
Бакалы-копа, болото, I, 49, 68.
Бакклунд, директор Пулковской об­серватории, II, 168.
Балдуин-гол, И, 338.
Балта (топор) I, 456, II, 106.
Балык-мазар, источник, I, 293.
Балыкчи, селение, I, 65, 70.
Бапга-мопголы, II, 355.
Бапчин-Богдо, II, 329.
Бань-ся, селение, II, 375.
УКАЗАТЕЛЬ.
435
Бао-я-чин, II, 421, 422.
Барасана (Буразан) II, 80.
Барахата, II, 69.
Баркуль, I, 7, 11.
Барогил, перевал, I, 76.
Баруи-кёвве, местность, II, 340.
Барханы, I, 44, глава XXI, 338, II, 89 и след. 100, 129 и след. 134, 164, 192 и мн. др.
Бар-хото, местность, II, 368.
Басра, II, 117.
Басык-куль, I, 153, 207, 215, 221, 223 и след. 227, 235, 254.
Басык-куль-киазы-даван, перевал, I, 227.
Бауту, II, 421, 424.
Баш-ахма, селение, I, 482.
Баян-гол, II, 330.
Бедель, перевал, I, 478, 479.
Беделик-утак, лесной тракт, I, 471.
Безин, селение, II, 57.
Бек-Булат, киргиз, I, 316, 317.
Бек-кулы-бек, I, 61.
Бель (перевал) I, 385.
Бельбаг (пояс) I, 456.
Бельдыр Б., селение, II, 29.
Бельдыр М., селение, II, 29.
Бельдыр-дарья, II, 29.
Бельчер, миссионер, II, 400 и след.
Белью, майор, I, 346.
Бендерский, топограф, II, 15.
Бэ-ся-чи, селение, II, 425.
Бехипит (мусульм. рай) I, 426.
Бикар-джилга, долина, II, 217.
Бисквит (Бскент), город, I, 61.
Богдай (пшеница) I, 332.
Богданович, русский геолог, I, 10, 12, 272; II, 152, 162.
Богра, верблюд, I, 360 и след.; 404, 465.
Богу (олень, марал, антилопа) I, 462, II, 227.
Бодисатва; II, 74.
Бокалык, местность, II, 258.
Бонвалло, фр. иутеш. I, 8, 15, 20, II, 152, 214, 251, 269.
Бонкым-обо, II, 336.
Бора-тышкын, лесной тракт, I, 471.
Боро-читы, II, 421.
Борумзал, долина, I, 190.
Бор-доба (Бор-теппе), постоялый двор, I, 78, 106, 107, 110.
Босала, мест. I, 293.
Бостан-тограк, II, 202.
Бо-то-гай-цзя, селение, II, 406.
Боуэр, капитан, I, 322.
Брацзин-кит, II, 370.
Бугак (зоб) II, 42.
Бугаты-сай, станция, I, 40.
Будхана (кумирня) II, 95, 308.
Буксам, лесная область, I, 454, 461, 466, II, 113, 187.
Булак-баши, местн., I, 195, 196, II, 220.
Булунгир-гол, река в Цайдаме, II, 330, 334.
Булуп-тохой, I, 7.
Булюнгыр-гол, II, 84.
Булюн-куль, I, 136, 151, и след.; 163 и след.; 204, 300, II, 9.
Буразан, II, 57, 66, 67 и след.; 101, 118.
Бураны, II, 47 и др.
Буру, собака, II, 212.
Буру-куз, перевал, II, 4. Буру-джар, станция, I, 53, 54. Бурхан (идол) II, 321, 352 и др. Бурхан-будда, I, 5; II, 332.
Бухаин-гол, река, II, 356 и след.; 369.
Бэш-арык, оазис, II, 46.
Бэш-арык-устэн, селение, I, 475.
Бэш-керим, селение, I, 483. Бэш-курган, укрепление, I, 198, 199.
В.
Вали-хан-тюря, II, 149.
Ванкувер, II, 429.
Ванновский, капитан, I, 77.
Ван, вассал, князь, II, 414.
Ван-де Путте, путешественник, I, 4.
Ван-я-фу, город, II, 312, 406, 408, 409, 413, 414, 415. и след.
Ваш-шари, развалины, II, 189, 190.
Вашан, I, 76.
Вахан-дарья, I, 134, II, 14.
Вахджпр, перевал, II, 14.
Вахш, река, I, 94.
Великая стена, II, 397, 409,421,426.
28*
436
УКАЗАТЕЛЬ.
Вельман, доктор, II, 16.
Верхне-озерная, станция, I, 36.
Вивиан де С. Мартин, II, 84.
Виктории озеро, II, 12, 14.
Винцент Смит, исследователь, II, 73.
Внутр. Кит. Миссия, II, 386, 400.
Вэ-тэ-пиин, колодезь, II, 421.
Во-джа-ва, город, II, 436.
Волга, I, 26.
Вревский, генерал-губернатор, I, 55 и след.; 77.
Ву-ге-сян, колодезь, II, 406, 412.
Вулкан de Ruysbrock, II, 270.
Ву-шин, II, 397.
Выветриванье, I, 130, 133, 152, 160, 187, 191, 249, 252, 333; II, 28, 221, 226, 238, 240 и мн. др.
Г.
Габе, миссионер, I, 4.
Габристаи (кладбище) I, 332.
Гаджир, тракт, II, 308, 310.
Гадсерип-эцзэн (земной дух), II, 338.
Гадсыр-удсур, II, 349.
Гайдыр-бека, мост, I, 89.
Галкин, полковник, II, 16.
Галль, англ, миссионер, II, 386, 393.
Гальчоток, озеро, I, 272.
Гамдан-бай, слуга, II, 213 и след.
Гандхара, II, 70, 72.
Ганцзы-лама, II, 364.
Гансыга, долина, II, 367.
Гань-су, II, 12.
Гань-чжео, II, 387.
Ган, зоолог, II, 119.
Гарбуин-Лозан-Гиндун, лама, II, 372.
Гаруда, II, 72.
Гассан-бек, II, 34.
Гас, перевал, I, 99.
Гаттар, тракт и река, II, 330.
Гау, футляр, II, 323.
Гаутама Будда, II, 74.
Гёгберг, шведский миссионер, I, 322, и след.; 484; II, 39.-
Гейм, профессор, I, 268.
Гейуорд, путешественник, I, 4.
Гез, долина, I, 149, 151, 163.
Гез-арт, перевал, I, 112.
Гез-дарья, река, I, 134, 135, 136, 163 и след.; 214, 344; II, 4.
Гельберг, чета миссионер., II, 424. Гепдрикс, патер, I, 168, II, 404. Гердумбаш, ледник, I, 298.
Гильгит, II, 24.
Гималаи, I, 12, 75, 158; II, 68.
Гпнду, народ, II, 70.
Гинду-ку, I, 75, 76, 133, 134, 158, 285; I, 12, 22 и след.; 163.
Гирьяльская станция, I, 35.
Голубая р. I, 5, 7, 8.
Гоби, пустыня, I, 79, 170, 212; II, 68, 98, 108, 118, 121, 164, 181, 190, 411, 428.
Го-лянь-шань, селение, II, 397.
Голосын-нор (Курлык-нор) II, 338.
Гнейс, горная порода, I, 152, 153, 159, 164, 192, 213, 221, 224, 227, 235, 238, 240, 243, 256, 258, 299, 307, 319; II, 6, 26, 356 и мн. др.
Голун-усу, река, II, 367.
Голусун-нор, II, 330, 334.
Гол (река) II, 307.
Голын-гол, II, 336.
Гольдиш, англ, полковник, II, 15, 24.
Гоман (макароны) I, 351.
Горкак (опухоль в горле) I, 356.
Горная болезнь, I, 89, 253, 277; II, 219.
Горумды, ледник, I, 231 и след.
Горумды-баши, I, 231, 232.
Гренар, фр. путеш., II, 214, 251.
Громбчевский, русский путеш. I, 4, 10;
II, 40, 106.
Грубер, I, 4.
Грун (рис) I, 332.
Грюнведель, археолог, II, 67 и след., 72 и след.
Губерля, река, I, 36.
Гу берлинские горы, I, 36.
Гулаш-Мохеддпн хан, II, 17, 18.
Гульбаг, селение, II, 57.
Гульча, русск. телеграфн. станция, I, 320.
Гульча-яйлак, область, I, 234.
Гума, город, II, 47, 49, 55, 150.
Гумбез (купол) I, 189, 294.
Гумбум, монастырь, II, 366 и след.
Гунды, селение, I, 97.
УКАЗАТЕЛЬ.
437
Гунтер, миссионер, II, 386.
Гунт, река, I, 134, 137, 295, 296.
Гурумды, река, I, 137.
Гурум-сарай, I, 65 и след.
Гуссейн, пастух, II, 105.
Гучен, ч. I, 7.
Гуш (мясо) II, 63.
Гыджак, местн. и аул, I, 200, 299;
II, 9.
Гыджак (скрипка) I, 302.
Гыджак (весло) II, 167.
Гыджак-бель, перевал, I, 320.
Гюк, патер, I, 4; II, 377.
д.
Дабасун-пор, II, 330.
Даван (перевал) II, 91,102,103 и др.
Даван-кум (песчаный перевал) I, 391.
Далай-лама, II, 302, 322, 329, 372.
Далай-курган, местн. и перевал, II, 204, 206, 208, 288, 320.
Дальглейш, англ, путеш. I, 4, 9, 363; II, 152, 214, 296.
Дамару (молитв. барабан) II, 385.
Дам-куль, I, 72.
Д’Анвилль, I, 7. 1
Даод, слуга, I, 179, 209.
Дао-тай (столб закона) I, 169, 170.
Дао-тай Ак-суйский, I, 476.
Дао-тай Кашгарский, I, 150, 170, 179, 182, 198, 224, 227, 483, 484; II, 60, 191.
Дао-тай Сипинский, II, 390
Дараут-курган, ручей и укрепление, I, 78, 92, 94, 126.
Дарваз, I, 137.
Даркот, перевал, II, 24.
Дарма (учение) II, 74.
Дарып (кит. чип) I, 171.
Дастархан (угощение) I, 81; И, 44.
Даулет-баг, сад и дворец, I, 180.
Да-цянь (кит. моп.) I, 186, 365.
Да-ша, долина, II, 463.
Да-я-ши, селение, II, 421.
Де Годен, фр. миссион., I, 8.
Дезидери, I, 4.
Деккен-декка, I, 334.
Делла Пенна, I, 4.
Демавенд, I, 157, 253.
Дере (долина между барханами) I, 391.
Дёрчи, II, 425.
Джагатай-тюрки (сарты), I, 329.
Джагатай-хан, I, 172.
Джай-тюбе, селение, I, 483.
Джалат-кум, пустыня, II, 46.
Джам (маленькая чашка) I, 456.
Джаиайдар, легенд. город, 1,157, 280, 283.
Джан-Али-Эмин, аксакал, I, 90.
Джан-дарын (дарип), коммендант креп. Булюн-куль, I, 148, 150, 162, 172, 204, 227, 296, 301.
Джан-джа-ку (Калган), II, 426.
Джар-мулла, I, 43.
Джа-джи-тэ-шапь, селение, II, 406,417.
Джа-джи-чан, II, 426.
Джеваб (гитара) I, 456.
Джеган-бек, II, 160.
Джен-тай, кит. генерал, II, 391 и след.
Джерар, англ, генерал, II, 14, 15, 20 и след.
Джигит (сартский курьер) I, 77 и след.
Джида-кона, I, 70.
Джиль, англ, пут., I, 8.
Джиптык, тракт, аул и перевал, I, 100 и след.; 126, 128.
Джо-ва, селение, II, 406, 415.
Джоканак-куль, озеро, II, 178.
Джолбарс, собака, II, 212.
Джолдаш № 1, собака, I, 211, 212, 217, 257, 289, 290, 291, 293, 327, 361, 431, 459.
Джолдаш № 2, II, 168, 178, 185, 198, 202, 212, 216, 217, 260, 261, 342.
Джолчп, собака, I, 84, 106, 211.
Джолчи, слуга, I, 361 и след., 427, 466.
Джулек, станция, I, 50.
Джулюс, станция, I, 40, 44.
Джунгария, I, 7, 170.
Дынь-джа-да-минь, II, 406.
Джура-бек, I, 56 и след.
Дзун-дзасак, киргизское племя и область, II, 335, 349, 368.
Дикий верблюд, I, 7, II, 117 и след.
Долон (Марал-баши) I, 332.
438
УКАЗАТЕЛЬ.
Долон, мечеть, I, 332.
Долоны, I, 332, 335, 340.
Dome du Sature, II, 169.
До-мо, селение, И, 426.
Донкыр, II, 366 и след.
Д’Орвиль, I, 14.
Дорт-имам-Себулла, селение, II, 203.
Дорча, монгол, II, 309 и след.
Дор-чи, селение, II, 426.
Доршат, долина, I, 198.
Дост-булак, селение, I, 348.
Доулэцзан-пор, II, 330.
Древние города в пустыне Такламакан; II, 94 и след.; 110 и след.
Дуа-таг, II, 50.
Дулан-гол, II, 349.
Дулан-кит, II, 355.
Дулан-юн, II, 354.
Дупганы, I, 329 и др.
Дунганское восстание, II, 185, 373, 385 и след.
Дун-сальма, лесная область, II, 141.
Дурал, город, II, 150.
Дутар (музык. пнструм.) I, 187, II, 109.
Дуфф (барабан) I, 356.
Дынь-юань-ин, город, I, 5; II, 414.
Дирису (чий) I, 435.
Дюран, фр. мисс. 1, 8.
Дютрейль де Рин, фр. путеш., I, 20, 322; II, 40, 106, 182, 251, 344, 393.
Дэвиссон, лейтенант, I, 368.
Дэшт (степь) I, 368.
Дан (постоялый двор) II, 374.
Е.
Ёрдепи, местность, II, 349.
Ершов, губернатор Оренбурга, I, 29.
•ш» икИЛи о
Желтое море, I, 19.
Желтая река (Хуаи-хэ) I, 5, 18; II, 416, 421.
Жерар, фр. посланник в Пекине, II, 428.
Жозеф мирза, миссионер, I, 323, 324.
3.
Заалайский хребет, I, 91, 94, 98 и след.; 111, 132, 134, 253.
Зайсан, I, 7.
Зайцев, капитан, комендант Па­мирского поста, I, 125, 128, 140, 144, 291, 292, 293; II, 431.
Залесский, астроном, II, 15.
Занг-уя, селение, II, 50, 51, 52.
Заравшан (Яркенд-дарья) река, II, 13, 34.
Зиль, местн., I, 461.
Зиль (разлив) II, 2.'
Зор-куль (озеро Виктории) II, 12.
И.
Игиз-кум (высокий песок) I, 385.
Игиз-яр, селение, I, 185, 186, 320.
Игиз-яр-караул, крепостца, I, 186, 196, 197.
Издубар, миф. вавилонский герой, II, 72.
Икан, станция, I, 53.
Ики-бель-су, река и ледник, I, 214 и след.; 220, 232, 235, 310, 317.
Илек, река, II, 154, 156, 164 и след.
Или, I, 6, 475; II, 116.
Илы-су, II, 13.
Ильчи (Хотан), город, II, 58,60,62.
Имам, магом. духовн. лицо, I, 346.
Имам-Джафар-Садык, мазар, II, 85, 325.
Имам-хакир, святой, II, 53.
Индийский океан, II, 13.
Индия, I, 11, 75, II, 29, 70, 82, 118, 429 и ми. др.
Индостан, I, 12.
Индусы, I, 63, 184, 353, 475.
Инд, река, II, 14, 70.
Инсоляция, I, 352 и др.
Инчке-дарья, река, I, 470, 471; II, 139, 142.
Ипь-шапь, хребет, I, 5.
Иргиз, укрепление и река, I, 31, 35, 42, 43.
Иркештам-хамал, ветер, I, 96.
Иркутск, город, I, 6; II, 431.
Иртыш, река, I, 37.
УКАЗАТЕЛЬ.
439
Искандер, слуга, II, 63, 297.
Ислам-ахун, проводник, 1,142, 206, 212, 357.
Ислам-бай, слуга и верный спутник Свена Гедина, I, 79, 145, 179, 209 и след.; 280, 283, 287, 327, 356, 366, 390, 430,431,457,458, 460 и след,; II, I, 39, 86, 118,148, 173, 212, 229, 231, 232,233,300, 301, 313, 431 и ми. др.
Иссык-куль, озеро, I, 67, 68, 130; II, 145.
Иссык-булак, горячие ключи, I, 192.
Исфайран, река и долина, I, 81 и след.; 91.
Исхак-хана площадь, I, 65.
Ихэ-башингто, постоялый двор, II, 415. Ихэ-гол, река, II, 327, 328.
Ихэ-улан (-тол), река, II, 362, 363, 366.
Ихэ-цаган-даван, перевал, II, 313.
Ихэ-цатан-гол, река и аул, II, 315, 317, 320, 322, 324, 328.
Ихэ-цаган-номун, местн., II, 313.
Ичиз, река и долина, II, 29.
Ишап (святой) I, 155, 156.
I.
Иехим-бай, киргиз, I, 287.
Иехим-бай, слуга Свепа Гедина, I, 209 и след.; 227, 244, 249, 270, 283, 284 и мн. др.
Иоган, миссионер из крещеных магометан,!, 169, 179, 327, 350, 356, 366.
Иолбарсбаши, лесная область, II, 139. Ионов, русский полковник, I, 76, 77, 137.
К.
Кабак (тыквяная бутылка) I, 456, 462.
Кабул, И, 15.
Кабул, река, II, 70.
Кади (судья) I, 56.
Казалинск, город, I, 31, 35, 44, 47 и след.; 50, 66 и след.; 72.
Казан (котел) I, 313, 456.
Казан-хана (котельный дом) I, 347.
Казы-арт, перевал, II, 4.
Каймак (сливки) I, 313.
Каинды-дэлэ (березовая площадка) I, 153.
Каипды-мазар, I, 200, 244, 300.
Кайсак (молодец, храбрец) I, 38.
Калган, город, I, 5, II, 426.
Калик-Касим-ахун-медрессе, II, 41.
Калмак-чап, II, 210.
Калмак-ютургеп, II, 210.
Калым (выкуп) I, 312, 359.
Калым, долина, II, 9.
Калын (гусли) I, 354.
Калын-арт, перевал, I, 112.
Кальта-даван, перевал, I, 130.
Кальта-кумат, селение, II, 62.
Кальты-яйлак, I, 483.
Камеиноозерпая станция, I, 35.
Камышлы-баш, станция, I, 44.
Каидалакш, селение, II, 34.
Кандахор, перевал и долина, II, 30, 37.
Канджут, I, 76; II,12, 23.
Канск, город, II, 431.
Кан (колодезь) II, 190, 215.
Као-мио-цзя, селение, II, 394.
Кара-баш, селение, I, 185.
Кара-боён (Кара-буран), озеро, II, 157.
Кара-буран, озеро, 1,14; II, 154,159, 162, 173, 182, 183.
Кара-буран (черная буря) 348, 408, 413, 473, 474 и др.; II, 100 и мн. ДР.
Кара-бутак, станция, I, 41, 43.
Караван-баши, вожак каравана, I, 362; II, 388 и мн. др.
Караван-сарай, I, 89, 90, 106, 181, 184; II, 43, 46 и мн. др.
Кара-дарья, река, I, 65, 68, 70, 71, 73.
Кара-джилга, долина, ручей, аул, I, 183, 193, 195, 228, 229, 319.
Кара-джилга-баши, гора, I, 195.
Кара-дун, развалины, II, 10 9,110,112.
Кара-казык, перевал, I, 87.
Кара-каш, река и город, II, 57, 58, 64.
Кара-кия (черное ущелье) I, 88.
Каракорум, назв. неск. горн. группъ
440
УКАЗАТЕЛЬ.
и областей, I, 16, 75, 158, 295, 298, 299.
Кара-корумпып-баши, II, 26.
Кара-кошун, озеро и селение, II, 154, 157, 159, 161, 162, 167.
Кара-куль (малый и большой) озера, I, 78, 80, 95, 108, 112 и след., 120 и след., 130 и след., 142, 153, 154, 210 п след., 229, 272, 296, 297, 299 и след.; 310; II, 9.
Кара-куль, часть озера Лоб-пор, II, 154, 165.
Кара-кум, I, 30, 42, 44.
Кара-курчии (Кара-кошун), озеро, I, 14; II, 154.
Кара-курчип, местп. I, 330. Кара-кыр, гора, I, 90, 214. Кара-муран, река, II, 202, 205, 210, 219, 220, 222, 224.
Карапгуин-ула (черные горы) II, 328.
Кара-сай, станция, I, 42.
Кара-сай, область, II, 204.
Кара-су назв. неск. рек и ручьев, I, 94, 105, 136, 198; II, 9.
Кара-су, черная вода, II, 107.
Кара-тау, горы, I, 51, 67.
Кара-таш, лесная область, II, 136.
Кара-таш-даван, перевал, I, 286, 310, 319.
Кара-таш-джилга, I, 319.
Кара-тегин, долина, I, 89, 94, 128; II, 72.
Каратегип-хамал, ветер, I, 96.
Кара-теит-киргизы, I, 230 и др.
Кара-тепе, селение, I, 90.
Кара-уй (черная кибитка) I, 482.
Кара-чинак, мазар, I, 183.
Кара-шар, город, 1,11, 331; II, 143, 145, 146, 147, 182, 186.
Кара-шар-дарьязы, река, II, 144. Кара-юлгун, селение, I, 330.
Каргалык, город, I, 359; II, 44, 45, 47.
Кармакчи, I, 49, 68.
Кариапда, II, 70.
Кары-хана (мусульм. училище) I, 62.
Касан-су, р. I, 65.
Касим-ахун, слуга, I, 361 и след.; 480; II, 1.
Касим-ахун (Джолчи), слуга, I, 361 и след., 427.
Касим-ахун, охотник, I, 462; II, 87, 123, 124, 126, 136, 192, 194.
Каспии, племя, II, 70.
Каспийское море, I, 16, 20, 57.
Катак, лесная область, II, 112, 113, 115, 116.
Католич. миссионеры, I, 4 и др. Ка-то-хоа, колодезь, II, 406, 411. Катта-кок-Муйнак, перевал, 1,198. Катта-махалля (квартал), I, 63.
Кауфмана гора, I, 101, 105.
Кауфман, русский генерал, I, 57, 58.
Качунг, селение, II, 38.
Кашгария, I, 61.
Кашгарцы, I, 63, 355.
Кашгар, город, I, 2 п след.; 21, 61 и след.; 76, 79, 95, 139,145,166, и след.; 180, 190, 311 и след.; 327, 483, 484, 485; II, 1, 38, 39, 48, 58, 62, 86, 143, 187, 400, 431.
Кашгар-дарья, река, I, 330, 331, 332, 335.
Кашгар-дервазе, ворота, I, 332.
Кашка-су долина, перевал, ручей, аул, I, 78, 99, 126, 128, 188, 189.
Кашка-су-баши, I, 197.
Кашмир, II, 24.
Каш-таш (нефрит) II, 57.
Квэй-ва-шунь (Куку-хото), город, II, 425, 426.
Кёвве-кудук, II, 342.
Кеми (челнок) II, 167.
Кемпир-кышлак (бабий поселок) I, 159.
Кемпир-кышлак, ледник, I, 236, 237, 242 и след.; 247, 272, 278, 286, 287.
Кемпир-чок, I, 294.
Кен-шебер, аул, I, 221 и след.; 229, II, 25.
Кептер-мазар, II, 54.
Керим-Джан, слуга, II, 87, 126 и след.; 145, 152.
Керия, город, 1,170, 487; II, 87,104, 105, 106, 190, 191, 215.
Керия-дарья, река, II, 87, 91, 93, 97, 103 и след.; 118, 119, 159, 181, 202, 203.
Кермапшах, I, 420.
УКАЗАТЕЛЬ.
441
Кётек (мертвый лес) II, 92, 107.
Кётек-тарпм, II, 162.
Кетмепь-тюбе, развалины, I, 70, 74, 75.
Кёттеклик, селение, I, 349.
Кеш (ИПаар-Сабиз) I, 56.
Кигиз (кошма, войлок) I, 456.
Кизерицкий, II, 67, 72.
Кинкол, река, долина, аул, I, 182, 186, и след.; 196, 320.
Киндик-мазар, I, 307.
Кипчак-киргизы, I, 189; II, 5. Киргизская степь, I, 20, 37, 41.
Киргизы, I, 38, 39, 40 и след.; 47, 50, 204, 311 и след.; 317.
Кисхен-Синг, пундит, I, 4.
Китаб-хана (библиотека) I, 62.
Китай, I, 11, 13, 129, 169, 176 и др.;
II, 12, 58, 80, 118, 341.
Китайцы, I, 63 и др.; II, 373, 390, 391, 392, 402, 416 и след.
Китмень (сартский заступ) I, 400; II, 106.
Кичик-кара, верблюд, I, 360.
Кичик-кок-Муйнак, перевал, I, 198.
Кичик-сарык, верблюд, I, 360.
Кичик-Тонг, селение, II, 36.
Кичик-тюря (маленький господин, гос­подчик) II, 217.
Кичкерим (крик) I, 148.
Кичкинтай-махалля (участок) I, 63.
Киик (дикая коза), I, 108, 146, 237.
Кияк-баш, I, 148.
Клапрот, II, 84.
Кнобель, голландский посланник в Пекине, II, 428.
Кобеко, I, 320.
Кобус (кобыз), музык. инстр., I, 97, 210.
Козлов, русский путеш. I, 10; 11,152, 161, 162, 163.
Кой-джолы, аул, I, 189.
Кокан, I, 16, 58, 62 и след., 72, 76, 89, 140; II, 84.
Кокуй-бель, река, I, 133, 134, 137.
Кок-ала, рукава Тарима, II, 153.
Кок-ала-чокур, перевал, I, 228.
Кок-арт, перевал, I, 112.
Кок-буйнак, рудник, I, 185.
Кок-медрессе, II, 41.
Кок-муран, река, II, 215.
Кок-рабат, селение, II, 38.
Кок-сай, I, 78, 112.
Кок-сель, ледник, I, 297, 317.
Кок-су, кышлак, I, 126.
Кок-чай (зеленый чай), II, 138.
Конак (маис) I, 332.
Конгломераты, I, 65, 148, 185, 190 и след.; 194, 227, 478; II, 11, 20, 29, 31, 66, 207, 209, 220 и мн. др.
Константиповская станция, I, 44.
Контой-джплга, местн., I, 230.
Конче-дарья (Курля-дарья), река, 142, 144, 146, 151 и след. 164.
Копа, 11,190, 202, 204,205,215,255.
Корнеи-тарты, долина, I, 124.
Корум-арт, перевал, II, 36.
Котас-ляпгар, II, 202, 203.
Кочкор-агыл, II, 105.
Кочкар-бек-бай, перевал, II, 30.
Кош-агыл, I, 129, 289.
Кош-кеми (двойной челнок) II, 173.
Кош-лянгар, II, 43, 150.
Кохне-дарья, р., I, 472, 475, 477.
Кохпе-сефид-потай, II, 60.
Кохне-шар (старый город) II, 40.
Красногорская станция, I, 36.
Криспа, пундит, I, 8.
Кудай-дарья, река, I, 334.
Кудара, река, I, 137.
Кударанская волость, I, 128.
Кузнецов, капитан, I, 128, 129.
Куку-бурту, селение, II, 406, 413.
Куку-бур, долина, II, 314.
Куку-мёрук, колодезь, II, 406, 112.
Кукунорский хреб. (Северный и Южный)
II, 338, 339, 356, 358, 359, 367.
Куку-норын, обо, II, 364.
Куку-нор, озеро, I, 3 и след.; 21; II, 350 и след.
Куку-хото, город, II, 425.
Куку-шплп, хребет, 1,11; II, 252, 297.
Кулан, дикий осел, дикая лошадь, II, 219, 260 и след.; 303, 306, 356, 358.
Кулач (сажень) I, 400.
Кульджа, I, 6; II, 188.
Куль-Магомет, аксакал в Курле, II, 143, 145, 149.
Куль Маметыев, толмач, I, 124 и след.; 163.
442
УКАЗАТЕЛЬ.
Кумбум (Гумбум), монастырь, II, 312, 348, 376.
Кум-арык, селение, II, 57. Кум-боёп, перевал, II, 219, 220. Кум-дарья, старое русло Конче-дарьи, II, 161, 162.
Кум-дарья (Песочная река) I, 481.
Кум-дервазе (Песочные ворота) I, 327.
Кум-джилга (песчаный овраг) 1,152.Кум-рабат-пашахым, мазар, II, 53. Кум-сай, станция, I, 42.
Кум-таг, I, 18; II, 119.
Кум-чапкан, II, 158, 164, 174 и след.; 181.
Кум-чеке, II, 162, 166, 177.
Купь-лунь, хребет, I, 2 и след.; 17, 75, 158; II, 28, 50, 100,182,190, 201, и след.; 251.
Кунган (медный кувшин) II, 109, 189.
Кунчекиш-тарим (Конче-дарья), река, II, 154, 161.
Кунчикан-бек, II, 160, 174, 175, 185.
Кунь-янтан, река, II, 394. Купрук-караул, I, 165.
Курбан-ахун, слуга, II, 170, 212. Курлыкин-ула, горная цепь, II, 330. Курлык-пор, озеро, I, 8; II, 330, 334 и след.
Курля, город, I, 6, 13, 61; II, 138, 143, 144, 145, 148, 150, 164, 168.
Куропаткин, I, 10.
Куртиус, II, 72.
Курук (саксаул) II, 133. Курук-акин, II, 107.
Курук-лянгар, долина и селение, II, 36.
Курук-таг, II, 119, 145, 161, 162.
Куруши-датха, киргиз, I, 316.
Курчин (переметная сума) I, 425. Кур-баши (городской голова) I, 63. Кустана (Хотан) город, II, 76. Кутейба-ибн-муслнм, II, 84, 98. Куча, город, I, 461; II, 141, 142. Куша-чулун, обо, II, 364.
Куш-бакши (сокол-заклнпатель) I, 357.
Куяндеклек, лесной тракт, I, 469, 470, 471.
Кызыл, селение, II, 38, 39, 53.
Кызыл-арт, перевал, I, 78, 107, 110 и след., 130, 132.
Кызыл-джи, тракт, I, 345.
Кызыл-джи-хапым, I, 345.
Кызыл-рабат, II, 19.
Кызыл-су (красная вода); назв. песк. рек и ручьев; I, 94, 98 и след.; 103, 127, 134, 136, 166, 180, 328; II, 163.
Кызыл-ункур, кышлак, 1,78, 99,126.
Кызыл-эшме, селение, I, 483.
Кырк-кышлак, пустыня, I, 369.
Кырк-сай (сорок русел) II, 190.
Кышлак (знмний поселок киргизов); I, 65, 82, 93, 126, 230, 311 и мн. др.
Кью-ма-ди, верховный жрец, II, 78.
Кью-са-тан-нас, страна, II, 82.
Кэптикол, долина, I, 186.
Кэри, английский иутеш., I, 9, 11, 15, 363, 364; II, 152, 214, 296.
Кяхта, I, 5, 7, 21; II, 429.
Л.
Ладак, I, 4, 5, 11, 16; II, 58.
Лайка, местн. II, 215.
Лайлык, селение, I, 327 п след., 350.
Лакимтос-обо, II, 338.
Лакшак, перевал, II, 25.
Лама, духовн. лицо, I, 9; II, 355, 360, 363, 377, 380, 382, 387 и мн. др.
Ламаизм, I, 3; II, 306.
Лама-чимен, долина, II, 208, 210, 211, 215.
Ламм, I, 23.
Ланза (лянцза) кпт. креп. гарнизон, I, 148; II, 143.
Лан, кпт. монета, II, 307, 354, 355, 388.
Лань-чжоу, город, II, 368, 391, 394, 395, 402, 413, 421.
Лаоса, резиденция буддийского первосвя­щенника, I, 3 и след.; 20; II, 302, 306, 321, 322, 327, 328, 354, 362, 372, 384, 414.
Ле, город в Ладаке, 1,11,16,17; II, 58.
Ледники, I, 149, 159, 160, 161, 201,
УКАЗАТЕЛЬ.
443
213, 220, 226, 230 и след.; 286 и след.; 298; II, 6, 8,13, 282 и мп. др. Ледниковое ложе, I, 161 и др. Ледниковые столы, I, 235, 239, 2.43. Ледниковые шрамы, I, 221 и др. Ледниковые языки (мысы) I, 201, 235 и мп. др.
Ледяной колодезь, I, 240.
Ледяной покров, I, 159, 261, 264, 267, и мп. др.
Ледяные поля, I, 197 и др.
Ледяные потоки, I, 226, 268 и мп. др. Лей-цзя-хо, селение, II, 406.
Лес (лёсовая почва) I, 65, 329; II, 66, 205, 207, 208, 394 и мп. др.
Ли, кит. мера длины, II, 151, 402 и мп. др.
Ли-бэ-я, кумирня, II, 374.
Ли-далой, начальник гарпизона в Курле, II, 143, 148, 149.
Ли-дарин, амбань Каргалыкский, II, 44, 45.
Ли-дарин, амбань Чакалыкский, II, 185 и след.
Липган-фу, город, II, 421.
Лин-дарин, окитаившийся бельгиец Сплпнгерт, II, 187, 188.
Литледэль, англ, путеш. I, 20, 322; И, 40, 106, 117, 152, 182, 233, 240, 241, 247, 248, 250.
Ли-Хунг-чанг, II, 400. Лобнорцы, II, 154.
Лоб (Лобпорская) область, II, 154, 155, 182.
Лоб, пустыня, I, 12; II, 84.
Лоб-нор, озеро, I, 7 п след.; 21, 95, 130, 172, 178; II, 12, 13, 25, 42, 66, 82, 108, 112, 119, 137, 140, 141, 144, 145, 150 и след.; 183, 251, 287, 336, 411.
Ломачевский, вице-губернатор Орен­бурга, I, 33.
Лоплыки (жители Лобнорской области) II, 167, 169, 176, 179.
Лопсен, монгол, проводник, II, 328 и след.
Ло-сэр, кит. слобода около монастыря Гумбум; II, 371, 375 и след.; 385.
Лоци, геолог, I, 12.
Ло-ча-чип, селение, II, 406.
Ло-я, селение, II, 394.
Ло-я-пии, долина, 395.
Луба, консул, II, 431.
Лунь-го-по, селение, 397.
Лучеиспускание I, 352 и др.
Лю-дарин, дао-тай Хатапский II, 58, 59 п след.; 88, 180 и след.; 190.
Люкчун, I, 12.
Лю-Сюй-Цзай (Лю-дарпн) II, 196.
Лючш, секретарь русск. геиер. кон­сула в Кашгаре, I, 166.
Лянь, кит. династия, II, 76.
Ляпгар, долина, I, 78, 84, 86, 87; II,
30.
Лянгар, селение, I, 345, 346, 381; II, 32, 38.
Лянгар (постоялый двор) I, 330; II, 46, 52, 54 и мн. др.
Лянь-чжеу-фу, город, II, 143, 396, 397, 399, 401, 402, 404, 406,407.
Ляо-джао (старая вера), II, 390.
М.
Магомет-бай, пастух, II, 113 и след.; 121, 122.
Магомет-Гассап, арабский купец, I, 421.
Магомет-Ниаз, бек Меркетский, I, 352.
Магомет Рафиков, татарин, II, 62.
Магомет-Тогда, старшина киргизов, I, 319.
Магомет-Турды, киргиз, I, 304.
Магомет-шах, слуга, I, 361 и след.; 426.
Магомет-Эмин, аксакал, 1,476, 478, 480.
Магомет-Юсуф, бек, I, 200.
Магомет-Якуб, сарт, курьер, I, 338, 342, 355.
Мазар (могила святого) I, 155, 183, 201, 464; II, 41, 53, 55, 56, 204, 239 п мн. др.
Мазар-алды, кряж, селение, I, 334, 379, 380, 383.
Мазар-таг, хребет, I, 333, 334, 335, 351, 363, 364, 377, 382,383,464, II, 87.
Май-ге-те (Меркет) I, 354.
444
УКАЗАТЕЛЬ.
Майдари, II, 74, 430, 431.
Мандар, город, II, 426.
Майльс, англ, лейтенант, II, 24.
Майнет, селение, I, 341.
Майтрея, II, 74.
Мак-Дональд, англ, послап. в Пе­кине, II, 428.
Ма-ло-чин, местечко, II, 406, 410. Малтак-куль, озеро II, 153, 155.
Мальмё, I, 30, Манас, I, 156. Маннинг, I, 4. Манцза-хэсын, II, 382. Манчин-устэн, канал, I, 184. Марал, (олень) I, 461, 462.
Марал-баши, .1,170, 327 и след.; 339, 382; II, 58, 150.
Маргелан, город, I, 16, 29 и след.; 55, 64 и след.; 106, 142; II, 24.
Мариан, II, 30.
Маркан-су, река, II, 5.
Марко Поло, I, 12, 351, 409; II, 46, 51, 57, 82, 84, 85, 86, 159, 160, 190.
Махалля (квартал) II, 43.
Махмуд-терек-джилга, долина, 1,186.
Ма-чю, река, I, 11.
Медина, I, 128.
Медрессе высшее духовное мусульм. училище, I, 62, 65, 183, 478 и др.
Мекка, I, 128.
Меконг, река, I, 8.
Мектэб-хана, мусульм. училище, I, 62.
Мелар мисс, миссионерка, II, 400.
Мерв, II, 2.
Мердек-шар, развалины, II, 156,162.
Меркет (Мекет), селение, II, 352 и след., 355.
Мерки, долина, I, 319.
Мерки-бель, перевал, I, 319.
Мечеть, I, 28, 52, 53, 57, 183, 478 и др.
Мешеули, станция, I, 50, 51.
Ми-дарпн, коменд. крепости Ташъкурган, II, 11, 27.
Мип-бапии, тысячепачальник, I, 106; II, 34, 56, 138.
Мин-булак, I, 65, 68, 72, 73.
Мипь-ди, II, 76.
Мирза (писец) I, 357; II, 63. Мирза-Искандер, аксакал, II, 203.
Миссионеры в Китае, I, 175, 324, 325; II, 404, 418.
Митт, река и долина, II, 205, 208, 209, 210, 214, 215, 217.
Михман-джолы, долина, II, 14.
Мишь (козий бурдюк) I, 462.
Могол, селение, I, 344.
Молла-Ислам, слуга, I, 209 и след.; 238, 249, 252, 302.
Мольджа, река, II, 202, 205.
Монголия, I, 11, 19 и след.; II, 119, 331, 341, 355, 429, 431.
Монголы, I, 8; II, 12, 303 и след.; 422.
Морены (внутренния, береговые, боко­вые, конечные, поддонные, средин­ные) I, 149,161,213 и след.; 247 и след.; 298; II, 6, 8 и др.
Моссото, местность, 310, 312, 315. Муджи, селение, II, 49, 50, 53, 61. Мужи, яйлак, II, 9.
Музафир, мечеть, I, 332.
Муз-арт, перевал, I, 112.
Муз-арт-дарья, река, II, 138.
Муни-ула, хребет, I, 5. Мургабский аул, I, 129.
Мургаб, река, I, 76 и след.; 125 и след.; 145, 253, 289, 290 и след.; 296.
Мургаб-хамал, ветер, I, 96. Мургуцук, долина, II, 370.
Мусульмап-куль, рукав Сыр-дарьи, I, 65, 72.
Мус-даг-тау, кряж, I, 94.
Мус-кол, река, долина, I, 78, 120, 123.
Мус-куру, долина, перевал, I, 202, 288, 289.
Мус-таг, хребет, I, 134, 136, 158, 163, 196, 201, 214, 217, 253; II, 21, 29.
Мустаг-ата (Кашгарский хребет) гор­ная группа, I, 129, 131, 136, 145 и след.; 155 и след.; 162,183, 200, 212, 214, 236, 239, 247 и след.; 287, 296 и след.; 310, 311; II, 3, 28, 282.
Мутеваллий, I, 346.
Мэкэртней, английский агент в Каш­гаре, I, 169, 322, 484; II, 10, 12, 14, 15.
УКАЗАТЕЛЬ.
445
н.
Нагара-кум, долина, I, 289.
Нагорная Азия, I, 12, 75, 76.
Назар, древний город, II, 209.
Найджин-гол, река, II, 310, 327, 330.
Найджин-мурен (Найджин-гол) II, 327.
Найза-таш, долина, I, 146, 296.
Найман-киргизы, I, 228, 257; II, 59.
Наин-Синг, пундит, I, 4, 8, 17.
Намаз (богослужение, молитва) I, 52. Наманган, город, I, 64, 65, 70, 74. Нанкин, город, II, 402.
Нань-хо, долина и селение, II, 426.
Нань-шань, хребет, II, 368, 397,408.
Напчитай-улан-мурен, река, II, 287, 297.
Нарбута-хан, I, 62.
Нарынск, II, 62.
Нарыв, река, I, 65, 67, 70 и след.;
75.
Насруллах, эмир Бухарский, I, 56.
Наср-Эддпн, шах персидский, I, 15, 421.
Наст, I, 249.
Науруз-дун (новогодний холм) II, 42.
Небесные ворота, II, 427.
Невра-хан, киргизка, I, 312.
Нёкетен-гол, река и долина, II, 357.
Нёкетен-кёттель, перевал, II, 356.
Непал, I, 4.
Нефрит, камень, I, 351; II, 57, 62, 63, 77.
Нивелированья процесс, I, 130.
Нин-ся, город, II, 394, 400 и след.
Нирвана, II, 74.
Нишан (путевой знак) II, 303.
Ни-ян, город, II, 82.
Ниаз-бек, I, 354, 357.
Ниаз-хаким-бек, II, 150.
Ния, город, I, 5, 10, 18; II, 82, 203, 204.
Ния-дарья, река, II, 202, 204.
Нияз-куль, озеро, II, 156, 172.
Нобель, I, 22.
Но-бо-ша, город, II, 426.
Ногай-кура, станция, I, 53.
Ноин, город, II, 414.
Номохун-хото, монг. становище, II, 349.
Норво, монгольский князь, 11,414,415.
Норденшёльд, шведский путеш., уче­ный, I, 23.
Нордкап, мыс, I, 30.
Норын-эцзэн (озерной дух) 11,339.
Нор (озеро), II, 307.
Нумет-бек, II, 160.
Нура, селение, II, 203.
Нъорын-нор, озеро, I, 7.
Нью-ба-шин-на-цзя, селение, II, 406.
Нью-Иорк, II, 429.
Ньюнин-хэ (Лянь-чжеу) река, II, 410.
Ньян-бэ, селение, II, 394.
Нежинская станция, I, 34.
Нэр, верблюд, I, 360 и след.; 459;
II, 191.
Нэсбет (груши) II, 150.
О.
Ова-тёгёрук, селение и местность, II, 331, 333.
Обо (алтарь) II, 219, 220, 303 и след.;
329, 335, 339, 349, 364, 370.
Обручев, генерал, I, 42.
Оглы (сын), I, 312.
Одорико-де-Порденоне, иезуит, I, 3.
Ой-тограк, селение, II, 203.
Окертельм, I, 23.
Оксалы-мазар, могила святого, I, 120.
Оку-мазар-таг, кряж, I, 335.
Омар, киргиз, I, 151.
Онгурлук, селение, II, 37.
Он-баши, десятник, I, 340, 352; II, 43, 56, 203.
Ордос, I, 18, 21; II, 12, 421, 422.
Орлеанский принц, II, 152, 158, 214, 251, 269.
Оренбург, I, 20, 25, 28, 32, 33, 35, 36, 40, 43.
Оренбургская губ. I, 28, 30.
Оренбургские казаки, I, 29, 35, 42.
Оронго (антилопа) II, 268.
Орск, город, I, 31, 32, 35, 37, 36, 40.
Оругума, тракт, II, 4.
Орь, река, I, 36, 40.
446
УКАЗАТЕЛЬ.
Осман-бек, киргизский старшина, I, 148.
Ошур-бек, I, 207, 219.
Ош, город, I, 16, 19, 79, 484; II, 431.
П.
Паван (охотник на яков), II, 277. Павлов, секретарь русской миссии в Пекине, II, 428, 431.
Палау (нилав) II, 347.
Памирские киргизы, I, 129.
Памирский пост, I, 76, 78, 87, 106, 120, 125 и след.; 145, 274, 287, 290 и след.; 296.
Памир, I, 10 и след.; 20 и след.; 55, 60, 66, 75 и след.; 94, 95, 96, 111,125, 128, 129, 133, 136, 147, 180 и след.; 195, 274, 285 и след.; 485; II, 3, 11,12 и след.; 26,163.
Памм, I, 23.
Панафидин, русский консул, II, 16.
Пангонг, озеро, I, 5.
Пан-дарин, амбань Яркендский, II, 41. Парни-бай, слуга, II, 204, 212, 214 и след.
Паси-ахун, пастух, I, 454, 458,460, 463, 464.
Пас-рабат, I, 190, 196, 197.
Паткаклык, река, II, 233.
Пекин, столица, I, 4 и след.; 21, 25; II, 11, 12, 143, 367, 388, 402, 409,116 и след.; 424, 426 и след.
Пеласлык, перевал, II, 215.
Пензенская губ., I, 26.
Пен, город, 82.
Переходная область, I, 112, 130, 134.
Пери (злой дух) I, 357.
Пери-бакши (заклинатель) I, 356.
Периферическая область, I, 112, 129, 133, 134, 148, 196; II, 221, 286, 368.
Перовск, город, I, 31, 35, 50, 68.
Персия, II, 70.
Петербург, II, 431.
Петро-Александровск, город, I, 29.
Петровский, русский генер. консул в Кашгаре. I, 21, 116 и след.; 320, 483; II, 67, 182, 191, 192, 201 и мн. др.
Пе-чжи-ли, кит. провинция, I, 18, 20. Пе-чжин-чин (Северная столица) II, 427.
Пешавер, II, 73.
Пиккель мисс, миссионерка, II, 400.
Пилав, кушанье из риса, лука и ба­ранины, 1,479; II, 131, 214, 22 9 и мн. др.
Пильквист, чета миссионеров, II, 416 и след.
Пи-ма, селение, II, 80,81.
Пинь-куку, постоял. дв., II, 396.
Пинь-фань, город, II, 393, 395, 396. Пинь-фань-и, селение, II, 394.
Пинь-фаиь-хо, река, II, 396, 398.
Пиштак (сводчатый фасад) II, 41.
Пишпек, перевал, 1,478.
Пиале (фарф. чашка) I, 313.
Пияльма, селение, II, 52.
Платеи, 1,23.
Повало-Швейковский, ферганский гене­рал-губернатор, I, 66, 77; II, 14 и след.
Подгориая станция,!, 36.
Полу, I, 10; II, 203.
Посгам, местность, II, 44.
Потай, путевой знак, I, 351 и мн. др. Пржевальский, русский путеш., I, 5 и след.; 18, 31, 363, 364; II, 87,106. 117, 118, 119, 137, 151 и след.; 163, 170, 174, 182,335, 344.
Псэн, селение,!, 348.
Пундиты, I, 3; II, 15, 24.
Пшарт, долина и река, I, 129.
Пыльные туманы, II, 108.
Певцов, русский путешественник и ученый, I, 10, 11, 15, 16; II, 40 106,117, 152, 161, 162, 177 182, 210.
Пяндж, река, I, 76, 134, 296; 11,14. Пяснын-куль, озеро, II, 138.
Р.
Рабат (постоялый двор), I, 78, 89, 106; II, 30 и мн. др.
Рамазан (пост), I, 53,88, II, 42.
Ранг, дикая коза, 1,146.
Ранга (ранг) Carex physoides I, 146.
УКАЗАТЕЛЬ.
447
Ранг-куль, озеро, I, 95, 120,126,129, 130, 145, 146, 228; II, 141.
Ранг-куль, долина, I, 124.
Раскем-дарья, река (Яркенд-дарья), II, 13, 30, 163.
Распад (разрушение) горных пород, I, 133, 136, 192, 235; И, 221 и мн. др.
Рафиков, татарин, II, 201.
Рахап (ученый), II, 80.
Рейнгард мистрис, жена миссионера, II, 372, 373.
Рейнгард мистер, миссионер, II, 372.
Рейтершёльд, шведский посл. в Петер­бурге, I, 24.
Рехим-бай, слуга, I, 79 и след.; 145, 150, 151, 179.
Рециус, I, 23.
Ригведа, II, 76.
Ригистав, площадь, I, 478.
Ридигэй, миссионер, II, 386 и след.; 393.
Рихтгофен, барон, профессор, гео­лог, I, 12 и след.; 15, 112, 133, 135, 484; II, 151, 152, 154, 157, 161, 162, 187.
Роборовский, русск. ученый. I, 10; II, 152,344.
Рокгиль, америк. путеш., I, 9.
Рослак, слуга, 11,206,212.
Рошан, I, 76, 135, 137.
Рупия, монета, II, 18.
Рюген, I, 30.
С.
Сагер, I, 23.
Садак-куль, озеро, II, 156, 170, 171.
Сайн-усу, монгольское становище, II, 429.
Сай, II, 218, 220, 226, 264.
Сакля, II, 2.
Сакии, народ, II, 71.
Сакмар, река, 1,28.
Сакра, древнеиндийское божество, II, 76.
Са-ку-фу, река II, 394.
Саксаул, кустарник, I, 37, 50 и др.; 11,133, 142,335.
Саксак (саксаук), II, 133.
Саладжи, город, II, 425.
Салар, II, 390.
Салих-Пейгамбер, святой, II, 43.
Самарканд, I, 16, 30, 52, 57; II, 57.
Самарская губ., 1,28.
Сампулла II, 202.
Сангия, II, 69, 72.
Сапгпо, I, 8.
Сан-ю-фынь, II, 421.
Саратовская губ., I, 26.
Сарез, 1,128.
Сарси, секрет. франц. посольства, II, 428.
Сарты, I, 42, 47, 52, 53, 63, 329.
Сар-агыл, ледник, I, 298.
Сар-кол, II, 147.
Сары-булак, I, 289.
Сарык-буран (желтая буря), I, 349.
Сары-гай, караван-сарай, I, 146.
Сары-кол, область, хребет, долина, аул, I, 95, 125, 129, 133, 134, 136, 147, 148, 152,153,171,201, 211, 214, 224, 228,253, 278,284, 288,295, 296, 300; II, 7, 9.
Сарыкольцы, памирские киргизы, 1,129.
Сары к (желтая трава), II, 256.
Сарык-буран (желтая буря), II, 100. Сарык-кар (желтый снег), I, 96,133. Сарык-кетме, II, 113.
Сарык-кол, перевал, II, 206, 207, 212, 215.
Сары-кыз, местн., I, 320.
Сарымех, перевал, ледник, I, 236, 237, 246, 247.
Сарык-могол, перевал, I, 87.
Сары-су, болото,!, 65, 72.
Сарытумшук, мазар, 1,211.
Сатва (свойство), II, 74.
Сатма (хижина), II, 105, 115, 139, 141, 165.
Са-чжоу, I, 9, 13,18; II, 187.
Свайнэй, англ, капитан, II, 15,23.
Седерлупд, I, 23.
Сеид-Арслан, II, 101.
Сеид-Ахрам-бай, аксакал, II, 191.
Сеид-кулы-бек, I, 65.
Секи, парод, II, 72.
Семеновская станция, I, 49.
Сергек, перевал, II, 26.
Серки-нор, озеро, II, 349.
Серы, народ, II, 72.
Сибирь, 1,21; II, 428,429.
Сидхарта, II, 74, 75.
448
УКАЗАТЕЛЬ.
Симбирская губ., I, 26.
Синган, II, 402.
Сишин-фу (Синив), город, I, 8; II, 185, 310, 324, 328, 330, 349, 354, 357, 368, 372, 375, 385 и след.
Синь-цзянь, кит. провинция,!, 170.
Сирит (кожа яковая), II, 278. Сиркан, кумирня, II, 377,382. Скала короля Оскара, II, 279, 281. Скерский, коменд. Памирского поста, II, 15.
Скилак, II, 70.
Скобелев,!, 58.
Сланец,!, 85,159,186,187, 189, 190, 211, 213, 214, 221, 236, 240, 243, 256, 276, 293, 299, 319, 335; 11,4, 6, 25, 28, 30,217,218, 222, 224, 227, 234, 237, 241, 247, 250, 252, 256, 266, 313 и мн. др.
Смит, I, 23.
Согот, озеро, II, 161.
Согулюк, I, 181.
Сокуташ, II, 7 2.
Сольсбюри пик, II, 21.
Сольсбюри лорд, II, 22.
Сопум, старшина Ихэ-цагаи-гольский, II, 323.
Сорго-цзу, местность, II, 340.
Соургак, II, 190, 202.
Соха-бапии, сад, I, 479.
Стамбул, I, 53.
Стокгольм, I, 16, 23, 30; II, 39, 432, Столичка, геолог, I, 12.
Су (вода) I, 457 имн. др.; II, 135 и др. Су-башп, долина, река, аул, крепость, яйлак, 1,129, 154, 201, 203,204, 215, 286;II, 9.
Субурган, пирамид. башенка, II, 355, 376.
Сугетлык, селение, I, 482; 11,37.
Сугет (ива), селение, I, 185, 319.
Сугун-караул, селение, I, 483.
Су-карагай-куль, озеро, I, 218.
Суниты, II, 32,
Сунь, кит. династия, II, 76.
Сунь-шу-цзянь, селение, II, 402.
Суок-чубыр, местность, 1,120.
Супи (слуги), I, 346.
Супурга-хэким, мазар, 1,184.
Сура, селение, II, 57.
Сурхаб (Кызыл-су), река, I, 94.
Су-чжоу, II, 387.
Сучи, I, 482; II, 34, 35, 36, 163, 201.
Суэц, II, 429.
Сызма-куль, озерко, II, 110.
Сызрань, I, 2 6.
Сыр-дарьинская область, I, 30, 43, 44, 60.
Сыр-дарья, река, I, 37, 41, 47, 49, 51, 55, 61 и след.; 75, 91.
Сэва, тракт, II, 56.
Сэчэни, венгерский путешественник, I, 9.
Сюме, постоялый двор, I, 294.
Сюме-таш, селение, I, 483.
Сют (молоко), I, 313.
Т.
Тавур, киргизский род, II, 4. Табак (деревянное блюдо), I, 313. Тавек-кэль, селение, I, 363, 470, 483;
II, 88, 91, 136, 192 и след. Тагарма, река, II, 9.
Тагарма, долина, I, 189, 196 и след.; 209,239,272, 286, 298; II, 30.
Тагарма-су (Кара-су) р. 1,198.
Тагдумбаш, долина, 1,148; II, 10,26, 28.
Тагдумбаш-дарья, II, 9, 12, 14,29. Тагдумбаш-Памир, II, 10, 13, 26. Тагдумбаш-су, р., I, 190.
Таглыки (горцы), I, 5; II, 190, 206,212 и след.
Таджики I, 63, 128, 129, 135, 137, 199, 257; II, 10,25, 26, 27, 29 и след.; 32.
Таек-куль, озеро, II, 154.
Тай-тун-хо, долина, II, 396.
Тай-цзинь-и-тунь-цзи, кит. летопись, II, 76.
Тай-цзунг, кит. император, II, 82. Тазгун, долина и селение, 1,186 и 434. Такла-макан, пустыня, I, 20, 21,333, 338,339, 354, 467; II, 46,49, 81, 82, 84, 86 и след. 113, 118, 130, 137, 163, 185, 190, 411.
Такла-макан (Такан), древние города, 1,333, 339; II, 94, 98.
УКАЗАТЕЛЬ.
449
Та-ку-п, селение, II, 397.
Талас-тау, горы, I, 67.
Талдык, перевал, I, 87, 103, 104, 110, 128, 139.
Талкан (поджар. мука), I, 351, 376. Тамариск, кустарник, I, 354, 376, 433, 434, 466 и др.; II, 52, 89, 103, 123, 133, 142, 165, 324, 327, 328, 336, 344.
Тамапиа (зрелище), I, 81; II, 17.
Тамбов, город, I, 26.
Тамга-таш (камень-печать), I, 153, 229,294.
Тамерлан, I, 51, 56.
Там-будда, хреб., I, 322; II, 214,344.
Тангуты, 1,4, 8; II, 12, 310, 330,334. и след.
Танка, церковное знамя, хоругвь, II, 328, 381, 383,429.
Тан, китайская династия, II, 68, 76, 82.
Тан-ла, хреб., I, 4, 7 и след.
Таранчи, I, 63.
Тарбаши, река, долина, I, 163, 195.
Тарбаши, крепость, I, 149,182.
Тарим, река, (Яркенд-дарья), I, 7, 9 и след.; 20, 130, 136, 172, 179, 477; II, 57, 108, 113, 114, 119, 130, 132, 133 и след.; 152 и след.; 180 и след.; 318.
Тарим (Тарым), селение, I, 344, 348, 349.
Тарнын-баши-муйнак, I, 194, 195.
Тарсапдо (Да-цзянь-лу), город, I, 9.
Тарым (Тарим), селение, 1,166.
Таушкан-дарья, река, II, 163.
Танг, мера длины, равн. 8 килом., I, 185; II, 48.
Таш-агыл, селение, II, 62.
Тапи-балык, 1,166.
Таш-курган, крепость, I, 190, 197;
II, 10, 26, 30.
Таш-мелык, 1,166.
Таш Мухаммед Эмин, старшина Дараут-кургана, I, 93, 101, 102.
Таш-суат, I, 51, 72.
Таушкан-дарья, р., 1,482, 483.
Ташкент, город, I, 10, 16, 26, 29, 32 и след.; 37, 47, 50 и след.; 60, 67.
Таэль (лан), кит. монета, II, 393,406.
Свен Гедин. Том 2-ой.
Тегермен-су, р. и долина; I, 2 9 9.
Тегермен-таш-су (мельничный ру­чей), I, 215.
Тезкере (летопись), II, 81, 84, 85.
Тельпек (баранья шапка), I, 456.
Темпр-бек, эмин-баши Шах-ярский, II, 138.
Тёмур-одеп, перевал, II, 416.
Тенгалик, I, 8.
Тенгелик,II, 330,339.
Тенгелик-тол, II, 330.
Тенги, долина, II, 9.
Тенгис-бай, перевал,!, 78, 87, 90 и след.; 111, 128.
Тенги-тар, долина, I, 191, 192, 196, 197.
Тенгри-нор, I, 8, 10, 17.
Тенгри-хан, хребет, I, 477, 481.
Тенгри-эцзэн (небесный дух), II, 339. Тепьга (монета, прпблиз. 10 к.), 1,180, 332, 454, 461 и мн. др. II, 36, 195, 205.
Тен-аб, местность, II, 29.
Терген-булак, ледник, I, 250, 256, 260, 272, 273.
Тереклы, станция,!, 33, 44.
Терек-даван, перевал, I, 16, 88,95, 139;ИИ, 163.
Терек-лянгар, селение, I, 349.
Терескен, кустарник, I, 113, 160, 262,276.
Терес, II, 136.
Терракотовые изделия, памятники древ­не-индийского искусства, II, 66, 67 и след.
Тер-арт, перевал,!, 189.
Тибет (Тибетское нагорье), I, 1, 2 и след.; 24, 75 и др.; II, 12, 25, 28, 113, 141, 163,182,203,205,210, 214, 217 и след.; 251, 283, 298, 313, 354, 355, 357,385, 428.
Тибетские номады, I, 2.
Тибетцы, I, 8, 10, II, 2.
Тимур (Тамерлан), хан, I, 51.
Тин-цзя-бу (Тызпап), I, 354.
Тирсек, березовая роща, II, 31.
То-ба, селение, II, 373, 374.
То-до-го, город, II, 426.
Тодженур, многольское племя, II, 331.
То-джо (носилки), II, 426.
29
450
УКАЗАТЕЛЬ.
Тогда-бай, пастух, 454.
Тогда-бай, старшина киргизов, 1,257, 260 и след.; 271.
Тогда-бек, бек из Тавек-кэля, II, 192 и след.
Тогда-гол, река, 328.
Тогда-Магомет, старшина киргизов, I, 206.
Тогда-Магомет-бек, бек в Копе, II, 205, 207.
Тогда-рашид-нокта-рашид (народ) I, 348, II, 101.
Тогда-ходжа, он-башп Ангытлыкский, 1,354, 355.
Тогда-шах, охотник, II, 192.
Тогдасын-бек, I, 154, 155, 195,202, 204, 206, 209, 210, 216, 223, 229, 287, 296, 300 и след.
Тограк (тополь), I, 435; II, 90.
Тозанла, селение, II, 57.
Токан, станция, I, 33,40.
Токкуз-ак, селение, II, 1.
Токкуз-аттан, селение, II, 173.
Токкуз-даван, перевал, II, 206, 230, 234,320.
Токла, селение, II, 84.
Тола, река, II, 415.
Толан-ходжа, река, II, 202,203, 204.
Толе, местность, II, 329, 330.
Толум (козий бурдюк), II, 34, 132, 142.
Тонгелек-батык, котловина, I, 122, 124.
Тонг, местн., селение и долина, II, 30, 32, 34.
Тонгнын-дарьязы, река (Яркенд-Да­рья) II, 34.
Тонкин, 1,10.
Тонкуз-басте, лесная область, II, 109, 111, 112, 120.
Торго, местечко, II, 415.
Тоссо-нор, озеро, II, 334 и след.
Тохаристан, II, 84.
Тох-терек, перевал, река, I, 202.
Троицк, город, I, 43,47.
Трешов, I, 23.
Ту (жертвенный холм), I, 200.
Туги (значки, флаги, украшающие мазары и обо), I, 111, 120,330,345, 348, 464; 11,53.
Тугул-бай, старшина киргизов, I, 230.
Тузун, лоплык, II, 177. Тукай-баши, урочище,!, 186,197. Тумшук, кряж, селение,!, 336. Тунь-куань, селение, II, 390,391, 393. Турбулюи, селение,!, 286, 318.
Тургайская область, I, 29, 30, 38, 43, 44.
Туркестан,!, 2, 5, 10 и след.; 21, 31, 33, 35, 43, 51 и след.; 61, 75, 128; II, 16, 37, 41, 50, 57,62,84, 94, 98, 144, 150, 159, 187, 202, 251.
Турфан, I, 12,19, 150; II, 58.
Тшурга, рабат, I, 330.
Тус-дере,селение, I, 126.
Туф, горная порода, II, 226 и след.
Тухари, народ, II, 84.
Ту-хо-ло, древнее царство, II, 84.
Тушита, II, 74.
Тызнап (Тизнап) река, долина и се­ление, I, 10, 354; II, 10, 44.
Тыккелик, селение, II, 152, 153,154, 161.
Тюмень-арык, станция, I, 50.
Тюпе-тюшди, II, 140.
Тюря (господин), II, 161.
Тюря-келды-Савган, киргиз, I, 149, 150.
Тюря-курган, I, 65.
Тюя-курук, аул, I, 317.
Тянь-шань, хребет, I,,7, 10, 68, 75; 11,138,145, 147.
У.
Уген-дарья (Тарим), река, I, 14; II, 90, 139, 141, 142, 154.
Уген, область, II, 141.
Узген, I, 70.
Узун-Ада, I, 16.
Узун-дарья, река, I, 16.
Уйгуры, племя, 1,18.
Уйлык (жилище), II, 203.
Ула (гора) II, 307.
Улан-элесу, пустыня, II, 412.
Уллуг-сай (Ния-дарья), река, II, 204.
Улуг-арт, перевал и аул, II, 2 и след.; 11.
Улуг-мазар, I, 333.
УКАЗАТЕЛЬ.
451
Улуг-рабат, перевал, I, 201, 202, 254, 272, 299.
Улясутай, II, 431.
Упал, селение, II, 1, 4.
Упранг, перевал, II, 13.
Уохэб, английский маиор, II, 15.
Урга, город, I, 5, 20; II, 74,414,429, 430, 431.
Урал, I, 28.
Урал, река,I, 35, 36,37.
Уральские казаки, I, 29, 45, 48.
Уральск, город, I, 29, 43.
Урга (кибитка), II, 324.
Урганчи, селение, I, 65.
Урдаклик, местечко. I, 330.
Урдан-Падишах, мазар, 343 и след.; 348; 11,39, 101, 204.
Урду-толе, местность, 11,328.
Урна, значек во лбу, II, 70.
Уртак, местность,!, 104.
Урумчи, II, 143, 186 и след.; 196, 400,431.
Урунгу, I, 7.
Урус (русский), II, 368, 369.
Урюк (род), 1,482.
Ут-баши, I, 482.
Уфа, I, 28.
Уч-булак, перевал, I, 113.
Уч-капп, 1,163.
Уч-курган,И, 71, 78, 80,81, 82,88.
Уч-тепе, селение, I, 104.
Уч-Турфан, селение, I, 482.
Уэльби, английский путеш., II, 372, 388.
Ф.
Файзабад, селение, I, 328.
Фанза, кит. жилище, II, 408.
Фергана, область, I, 19, 47, 66,75,77, 87, 103, 128, 139, 144.
Ферганская долина,!, 87, 96, 130.
Ференги (европеец), I, 214, 223.
Фео-То (будда), II, 77.
Фирн, I, 226, 231, 236, 247, 251, 252, 258, 260, 264, 268, 279, 283;ИИ, 252.
Флетчер, англ, путеш., 1,322.
Фонг-ши, переводчик, китаец, II, 199, 206, 212 и след.; 225, 312.
Форсэйт, англ, путеш., I, 4, 10; II, 40.
Фо-са (божество), 78.
Фу-ма-фу, город, II, 414.
Фу-тай, губернатор Восточного Тур­кестана, II, 148.
X.
Хадда-улан, перевал, II, 370.
Хады-сэджи, местность, II, 358.
Хаза-Гюль, киргизка, I, 309.
Хазрет-Али, мазар, I, 335.
Хазрет-Апак, I, 157.
Хазрет-Бегам, мазар, I, 345; II, 39.
Хазрет-Ибрагим (патриарх Авра­ам) 11,123.
Хазрет-и-Муза (Святой Моисей) I, 155; II, 116.
Хазрет-и-Султан, мечеть, II, 60.
Хазрет-Султан, селение, II, 88.
Хазрет-Султан-ходжа-Ахмед-Ясеви
I, 52.
Хазрет-Улуг-арт, мазар, II, 6.
Хайдык-гол, река, II, 144, 145,146.
Хаким-хап-тюря, 1,316.
Хак-кулы-бек, сын Якуб-бека, I, 61.
Хамалды, долина, I, 228.
Хамал, селение, 1,339.
Хами, I, 7, 19; II, 387.
Хамра, собака, I, 327, 328, 361, 386.
Хангпассы, I, 5.
Хангейт (чайка), II, 266, 269.
Ханды-арык, I, 349.
Ханка (дом молитвы), I, 334, 345, 347; II, 139.
Хан-арык, I, 344.
Хань, кит. династия, II, 76.
Хара (черный), II, 366.
Хара-кёттель, перевал, II, 367, 368.
Хара-мор, колодезь, II, 421, 424.
Хара-нор (Курлык-нор), озеро, II, 338,342.
Хара-тангуты, 11,350 и след.; 366.
Харато (долина), II, 315, 318.
Хара-усу, река, II, 330, 332, 333, 334.
Хара-ипарын-кубб, II, 346.
Харгын-гол, река, II, 367.
Харгы-усу, монгольское племя, II, 367.
Хартум, I, 30.
Хатын-арт, перевал, I, 112.
462
УКАЗАТЕЛЬ.
Ха-чинь-ю-цзя, II, 421.
Хашато, 11,406,413.
Хаши, селение, II, 203.
Хашим-ахун, слуга, I, 327.
Хива, 1,28, 47.
Хио-тан, страна, II, 82.
Хо, кит. генерал, II, 391.
Хоат-бек, I, 206, 207, 211.
Хода-Верды, киргиз, I, 151.
Хода-верды-куль (богоданное озеро) I, 469.
Ходжа, сарт, 1,151, 165.
Ходжа-Исак-и-вели, II, 60.
Ходжа-Мин-баши, волостной стар­шина,!, 104.
Ходжа-Падишах, II, 57, 60.
Ходжа-хан, 1,156.
Ходжент, станция, I, 60, 61, 66 и след.; 75.
Хо-джи-то, селение, II, 421, 424.
Хо-ляо-ло-кия, город, II, 80,81.
Хоросап, селение, I, 348.
Хотанские древности, II, 66 и след.
Хо-тан, страна, II, 82.
Хотан, оазис и город, I, 7, ИО, 20, 21, 170; 11,11, 12, 38 и след.; 56 и след.; 87, 180 и след.; 414.
Хотан-дарья, река, I, 333, 334, .354, 363, 383, 396, 439, 442, 452, 454, 461, 467, 468, 469 и след.; 11,58, 89, 91, 106, 110, 113,136, 160, 163.
Хотен, город, II, 76.
Хо-тупь-шинь-го, селение, II, 408.
Христианский союз (Christian Alliance) 424.
Хуан-хэ (желтая река) I, 7, 172; II, 368, 395, 420, 421, 424.
Хуань-чу-чо, II, 421.
Хубилай-хан, II, 85.
Худояр-хан, I, 52, 58, 92.
Худыктып-гэгэн (главный лама) II, 355.
Хупджур-аб, река, II, 12.
Хушераб, селение, II, 37, 44.
Хуэнь-дарин, амбань карашарский, II, 147,185.
ц.
Цагап-намага (белый источник), II, 335.
Цаган-нор, озеро, II, 355.
Цаган-обо (белый алтарь), II, 335, 338.
Цаган-ула, хребет, II, 325, 326.
Цаган-хап (белый царь), II, 414.
Цаган-ямпин, обо, II, 364. Цайдамский бассейн, II, 334, 349.
Цайдам, область I, 4, и след.; 21; II, 12, 212, 258, 287, 306, 313,318, 326, 330, 331, 332, 335, 339, 428.
Цакша, II, 327.
Центральная Азия (Внутренняя Азия), I, 2, 7 и след.; 24, 56, 157; II, 42, 66, 119, 324, 368, 387, 426.
Центральная область, I, 129, 133, 134, 148.
Цзамба, кушанье пз овсяной муки, II, 316, 323, 382.
Цзинь, кит. династия, II, 76.
Цзинь-хэй (Куку-нор), озеро, II, 360.
Цзокчпн-дуган, кумирня, II, 382. Цзонкава, II, 378, 379, 380, 383. Цзунг-ли-ямен, II, 430.
Цзун-ула (сев. горы), II, 340, 360. Цзянь-далой кашгарский, II, 191.
Цзянь-далой, кит. админпстрат. лицо, I, 173.
Цзярип-нор, озеро, I, 7.
Цо-гомбо (Куку-нор), озеро, II, 360.
Цункук-гол, река, II, 368.
Ч.
Чаарлин, река, I, 189, 195, 196.
Чай, селение, II, 174.
Чакалык, селение и река, II, 154, 157, 173, 182, 184, 185, 188.
Чакар, селение, II, 203.
Чакмактын-куль, озеро, II, 14, 15, 141.
Чакмак (огниво), I, 456.
Чакмак, гора, I, 369.
Чакыр-агыл, I, 316; III, 9.
Чакырым (окрик), II, 48.
Чалкар-тенис, озеро, I, 42.
Чал-тумак, ледник, I, 244, 257, 259, 263, 264, 267.
Чамгырлык, селение, I, 353.
Чамеп-таг, хребет, I, 11.
УКАЗАТЕЛЬ.
453
Чапан (халат), I, 456, II; 148.
Чапкан (канал), II, 177 и след.; 183.
Чап (овраг), II, 219, 234.
Чарджуй, I, 47.
Чарчак, река, II, 143.
Чар-баг, I, 335, 336.
Чаткал, гора, I, 65.
Чатынды, долина, I, 89.
Чашман, селение, II, 10.
Чаяв (Инчке-дарья), II, 142.
Чегиль-гумбез, I, 189, 197.
Челек (ведро, сосуд), I, 313, 351.
Чёль, II, 142.
Чеп, долина, II, 36.
Черняев, русский генерал, I, 51.
Черчен, город, I, 17, 170; II, 185, 188, 190.
Черчен-дарья, река, 119, 157, 160, 163, 190, 224, 233.
Чечук (деревян. чашка), I, 313.
Че-ше-ге-ньян, колодезь, II, 412.
Чешме (источник), I, 348.
Чивилык-куль, озеро, II, 154, 161, 165.
Чигелик-уй, II, 158, 164, 173.
Чижган-лянгар, II, 204.
Чимен, селение, II, 136, 194.
Чимеп-таг, хребет, II, 320.
Чимкент, город, I, 31, 54.
Чимлык, местность, II, 215.
Чим-дере, мазар, I, 355.
Чнназ, I, 67, 68, 75.
Чинакла, селение, II, 57.
Чингиз-хан, II, 85.
Чине (фарф. чашка), I, 313.
Чинь-фань, город, II, 406, 408, 409.
Чира, II, 60.
Чирайлык-тограктасы-куль, болото, I, 340.
Чирчик, река и станция, I, 60, 67, 68.
Читрал, I, 76.
Чичекты, I, 78.
Чичиклик, долина, перевал, I, 198.
Чичиклик-су, река, I, 198.
Чокалык (-давав), перевал, II, 206, 208, 209, 219.
Чокур-купрук (глубокий мост), I, 85.
Чон-кара, верблюд, I, 360, 395.
Чон-Марджанай, I, 294.
Чон-кум (глубокий песок) I, 370, 400, 415.
Чон-сарык, верблюд, I, 360.
Чон-тарим (Великий тарим), II, 173.
Чон-тукай, лесная область, II, 142.
Чон-тюря (Пржевальский), II, 171, 174.
Чу, река, II, 146.
Чугутмек, II, 113.
Чуджа, город, I, 70.
Чулак-лянгар, II, 47, 150.
Чум-кар-кашка, батырь, I, 156, 160.
Чум-кар-кашка, ледник, I, 254, 272, 297.
Чует, город, I, 64, 65, 74.
Чопь, кит. династия, II, 76.
Чэрэк, кит. мера сыпучих тел, I, 186, 332, 465 и мн. др.
III.
Шаар-сабиз, бухарская провинция, I, 56, 58.
Ша-джан, местечко, I, 76, 291, 292,
Шади-бек караул беги шигаул, I, 56.
Шалы (рис с шелухой), I, 332.
Шань, дао-тай Кашгарский, I, 170, 171.
Шань-си, кит. провинция, I, 18, 21; II, 392.
Шапь-я-ва, селение, II, 406.
Шанхай, I, 9, 11; II, 402.
Шариат закон, II, 194.
Шарп, I, 23.
Шар-и-катак (Ктак), легенд. город, I, 351; II, 139.
Шар-и-кётек, развалины, II, 139.
Шау, путешественник, I, 4; II, 40.
Шаханд, I, 68.
Шах-яр, город, II, 114, 136, 137, 138, 139, 150.
Шашлык, I, 270.
Шейдап, селение, II, 57.
Шибтык (дух), II, 338.
Шивер-агыл, ледник, I, 298.
Ши-дарин, комендант крепости Субаши I, 203.
Ши-дарин, комендант Чакалыкский, II, 187 и след.
454
УКАЗАТЕЛЬ.
Шикарпур, I, 184, 353.
Ши-минь-хо, река, II, 398.
Шинди, долина, I, 198, 258; II, 26, 29.
Шинди-джилга, долниа, II, 9.
Шины-кит, кумирня, II, 370.
Шин-джао (новая вера), II, 390.
Шинь-ва-фу, селение, II, 426. Ширга-чапкан, II, 156, 162, 173. Шир, джигит,!, 118, 119, 120.
Шир-Али-хан, эмир, II, 15.
Ши-фа-хиан, кит. путеш., II, 78.
Ши-цзэ-цзя, селение, II, 421.
Шиа-ша, проход, II, 394.
Шиаты, II, 32.
Шлагинтвейт, немецкий путеш., I, 4, 180; II, 40, 149.
Шо-дун-по, II, 397.
Шо-ло (грелка), II, 402, 415.
Шоа-шинь-гунь, II, 421.
Шор, глинистый участок, II, 134. Шор-куль, назв. нескольких озер, I, 145, 146, 229, 335.
Шуань-нью-по, селение, II, 396.
Шувешты, I, 222.
Шугнан, I, 76, 137, 295.
Шуйдун, долина, II, 30.
Шума, селение, II, 57.
Шурпа (суп), I, 479.
Э.
Эдризи, арабский географ, I, 345.
Экбар-ходжа, I, 179.
Эллик-(элык)-баши (пятидесятник),
I, 63, 150.
Эминство, I, 128.
Эмин, I, 101.
Эмин-бек, I, 185.
Эмин-мирза, таглык, II, 228 и след.
Эрик-як, караул, I, 202, 205.
Эрруптивные породы, I, 335.
Эртенг (станция, перегон), I, 331.
Эртен-толга, II, 406, 413.
Эски-шар, развалины, I, 336.
Эцзэн (дух), III, 338, 339.
Эцзэн-хан, кит. император, II, 381.
Ю.
Юань-ся, селение, II, 375.
Юган-кум, область, II, 109.
Юз-баши (сотник), I, 149, 186, 316;
II, 29, 43, 138, 203 и др.
Юй-тянь (нефрит), II, 57.
Юй-чин (хотан), II, 76.
Юламейка (островерхая палатка), I, 145.
Юлгун (тамариск), II, 90.
Юлгун-булак, II, 204.
Юлдуе, долина, I, 6; II, 144.
Юмалак-дарья (Яркенд-дарья) II, 141.
Юнгусбэнд, англ, капитан, путеш., I, 11, 169.
Юргу (антилопа), II, 268.
Юрта (кибитка), I, 5, 31, 38, 40, 49 93, 99, 103, 141, 221, 270 и мн. др., II, 352.
Юрун-каш, река и город, II, 57, 58, 62, 64, 88, 90, 201.
Юсуф, купец, II, 191, 192.
Юсуф-бай, пастух, I, 454.
Я.
Ягданы (сартские сундуки, обитые ко­жей), I, 80, 480 и мн. др.; II, 6, 223, 326, 393.
Яй-булак, селение, I, 330.
Яйлак, летнее кочевье киргизов, пастбище, I, 199, 205, 230, 257, 311, 335; II, 205.
Яйлак-сарык, II, 256.
Яксарт (Сыр-дарья), I, 31, 49, 50.
Якуб-бек, властитель Кашгарский, I, 61, 155; И, 42, 46, 57, 113, 149, 198.
Якуб-шах, проводник, II, 192.
Якуб-шейх, шах, I, 347.
Як дикий, I, 5; II, 256, 262, и след., 279, 300, 358.
Як домашний, I, 159, 233, 282; II, 30, 307 и след., 362.
Ямал, долина, I, 228.
Яман-иер, селение, I, 328.
Яман-кум (дурной песок), I, 304.
Ямаи-сара, долина, II, 4.
УКАЗАТЕЛЬ.
455
Ямба, кит. монета, серебр. слиток (стоимостью около 90 р.), I, 359; II, 196 и др.
Ямбулак, долина и ледник, I, 191, 245, 248, 251, 254, 256, 268, 272, 283, 285, 286.
Ямбулак-баши, ледник, I, 149, 160, 161, 238, 241, 242, 255.
Ямен (ямынь), (кит. присутственное место), I, 171, 175, 184; II, 41, 195, 386, 409.
Ямен-доло, город, II, 414.
Янги-абад, караван-сарай, I, 329.
Янги-арык, I, 71.
Янги-сгиссар, селение, I, 181, след., 190, 197; II, 38, 150.
Янги-даван, перевал, I, 197.
Янги-дарья, река, I, 472.
Янги-шар (Новый город), I, 180, 184, 327, 476, 477; II; 39, 40.
Янтаклык (Янтак), селение, I, 354.
Янтак (Янтаклык), селение, I, 350, 353, 354.
Ян-ва-ли-хе (Янтак), I, 354.
Ян-Да-ой, переводчик, II, 39.
Ян-цзы-цзян (Голубая река), I, 5, 7, 9; II, 286.
Яны-курган, I, 51.
Япкаклык, перевал и долина, II, 208, 212, 217 и след.
Япкак, II, 222, 224, 228.
Япчан, селение, I, 180, 181; II, 38. Яркенд, город, I, 10, 16, 189, 190, 342, 351, 353; II, 9, 30, 40, 41 и след., 58, 86.
Яркенд-дарья, река, I, 10, 134, 136, 188, 190, 201, 272, 297, 333, 334, 335, 339, 351, 352, 353,467, 468, 475; II, 12, 13, 34, 36, 37, 42, 43, 90, 113, 136, 141, 160.
Яр-арык, селение, II, 38.
Яр-Мухаммед-бек, I, 148.
Яр-отук, долина, II, 26.
Яс-ауан, селение, I, 66.
Яс-улгун, оазис, II, 191.
Яшиль-куль (зеленое озеро) назв. неск. озер, I, 157, 292, 294, 295, 296, 372.
Яшиль-медрессе, II, 41.

Переправа через рукав Малтак-куля. (С рисунка автора).

Плаванье в челноке по Илеку. (С расупка Д. Люпгдаля).