Стеклянные цепи [Игорь Васильевич Северянин] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Стеклянные цепи Альманах Эго-Футуристов II

Леонид Афанасьев

В цепях стеклянных

Я заключен в стеклянных стенах
И задыхаюсь, как цветок.
Не чуя сил и жизни в членах
И от страданий изнемог.
А там за душною темницей
Цветет весна, поет сирень
И звучный день щебечет птицей
И окрыляет новый день.
И если-б вырваться на волю
к небу крылья развернуть,
Где обещает краше долю
Залитый блеском к солнцу путь!
1912, Июнь.

«Играет чорт со мной в костяшки…»

Играет чорт со мной в костяшки
Бесовский взгляд его лукав
я знаю хитрости замашки,
А кто к ним склонен, – тот неправ.
«Плутуешь, чортово отродье!»
Кричу, об стол рукой стуча.
«Как для коня нужны поводьи,
Так для тебя – удар сплеча!»
«Играть – играй, да только толком,
А то за шиворот и – вон!..»
И чорт опешив, смотрит волком
И в этом виде мне смешон.
Игра идет, но хитрость чорта
Не покидает. Как тут быть?
Ведь игрока такого сорта
Придется всетаки побить!

Игорь-Северянин

Симфониэтта

Всю ночь грызешь меня, бессонница,
Кошмарен твой слюнявый шип.
Я слышу: бешеная конница –
Моих стремлений прототип.
Бесстрастно слушает иконница
Мой встон, мой пересохший всхлип.
О, Голубая Оборонница,
Явись мне в пчелах между лип.
Ужель душа твоя не тронется? –
Я разум пред тобой расшиб.
Уйти. Куда? Все – среды, вторники…
Пойти на улицу? Одень
Себя, как пожелают дворники
И проститутки, – в ад их день!
Столица ночью – это – в сорнике
Хам-Город в шапке набекрень.
Презренны «вольные затворники»:
В их снах животных – дребедень.
Поймете ль вы меня, просторники? –
Моя бессонница – Сирень.
1912 Май

Четкая поэза

Разум мой бесстрастен. Сердце бьется четко.
Вспомнилось мне лето давнее в лесу.
Только что узнал я: у тебя чахотка, –
Вскоре гроб твой белый к церкви понесу.
Вспомнилось мне лето: мошки, незабудки,
Грозы и туманы, вечера в луне.
Силы были сильны, чувства были чутки;
Ты была со мною, ты была при мне.
Может быть, томилась вешнею ажурью,
Может быть, любила чувственно и зло, –
Только вся дышала знойною лазурью
Или омрачалась девственно светло…
Часто мы лежали в ландышах и в кашке,
Точно брат с сестрою, телом к телу льня;
Часто приходила ты в одной рубашке
Ночью в кабинет мой, возжелав меня…
Но когда тянулся я к тебе всем телом,
Чтоб в тебя, как в омут, глубоко упасть,
Ты, с лицом от муки страстной побледнелым,
Грубою издевкой охлаждала страсть.
То лазорьно-нежно, то кошмарно едко
Говорила броско о каком-то «нем»;
Тщетно я терзался: кто ты? амулетка,
Верная обету? лилия с вином?..
Все я понял после. Хорошо и кротко
На душе печальной. Слушай-ка, дитя!
Твой удел – могила: у тебя чахотка.
От тебя заразу я приму шутя.
1912 Май

Клуб дам

Я в комфортабельной карете, на эллипсических рессорах,
Люблю заехать в златополдень на чашку чая в жено-клуб,
Где вкусно сплетничают дамы о светских дрязгах и о ссорах,
Где глупый вправе слыть не глупым, но умный непременно глуп…
О, фешенебельные темы! от вас тоска моя развеется!
Трепещут губы иронично, как земляничное желе…
– Индейцы – точно ананасы, и ананасы – как индейцы…
Острит креолка, вспоминая о экзотической земле.
Градоначальница зевает, облокотясь на пианино,
И смотрит в окна, где истомно бредет хмелеющий Июль.
Вкруг золотеет паутина, как символ ленных пленов сплина,
И я, сравнив себя со всеми, люблю клуб дам не потому ль?..
1912. Июнь

Иван Игнатьев

Что сказал мне старый шейх

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . и было у Падишаха пять сот подвалов золота, пять сот гурий в Серале, и верблюдов пять сот табунов. И был у него сын единственный – Омар, его же следы да будут благословенны…

Всех озаряла любовь Великого Повелителя. Так было до дней Рамазана. И когда кончился Рамазан, принял Султан кованный ключ у старого смотрителя Гарема – Аги-Бума и послал шелковый платок небесных цветов Новой Одалиске в покои левого Минарета…

Плакали жены старшие и младшие. Уже сто дней и сто ночей ни одна из них не переступала порога Опочивальни. В рыданиях кляли белую Рабыню, околдовавшую их Господина. В воплях молили смерти Гяурки-ворожеи. Но грустно и беспомощно улыбался беззубый ввалившийся рот старого Евнуха…

Не один толстый кошелек, не один десяток пригоршней черного жемчуга перешел из Сераля в пояс Ага-Бума и все также, попрежнему, грустили его губы, только редкие змеиные искры стали чаще вспыхивать в зорких глазах у него, сторожившего золотую лестницу левого Минарета…

Тянутся к небу кровавые щупальца костров на перекрестках. – «Тамтамуреки подступают к столице!» – «Поход!» – До самых ворот сдерживал Султан коня и, обернувшись к западу, долго смотрел на мраморное кружево Минарета, на верхнее светлое окно…

Скучал Омар… Бессонными ночами будил он наливные воды на белокрылом баркасе и смотрелся в бледное дно, словно искал Кого-то, Чего…

А когда уехал в полночь Отец, на море дыбились седые валы, содомило небо, томилось, родило, изнизывая в огненной пляске тонкие стрелы.

Недвижно лежал Принц на колонном дворе… Вдруг что-то мягкое взяло его холодную руку и повело в Ночи. Долго. Тесно. Высоко.

Вернулся с пути Падишах, не вытерпел, чтобы, хоть раз еще, не потонуть в голубой бездонности очей Рабыни. На лестнице. Пусто… Нет Аги… Взметнулся косматый бархат завесы… А-а-а!!!

Ни слова не промолвила Сыну Султан. Без слов понял Омар, что было нужно. Тихо позвал услужника и велел седлать караван к границе Тамтамуренской…

Ей оставили только неделю. И уходила Она в Себя. Жаждала, шепча Вырастающей Душой – «Ты – для меня. Для тебя – я!» – Искала и не находила. Цеплялась и Обрывалась. Летела в судорожную Пропасть. Отдавалась. Веселому Дельфину из опалового бассейна. Томному Леопарду. Лиловому скептику Какаду. Берзразличному Евнуху. И Все было то же, и все было не То. И в последнюю ночь. Она взяла себя… Таяла Горняя Туманность…

Трижды хлопнули Падишаховы ладони, Серо-жилистый, в полосатых складках, Египтянин принес кубок лунного шербета. Капают… Пунцовые капли… Смерть!.. Бросилась к окну… Схватили… Льют дурманное, сладкое, липкое, темное, темное…

Искуснейшие хирурги вырвали Ее тонкий язык. Вынули из-под розовых трепещущих век с чуткими ресницами голубые глаза в красных ореолах. Кроили ремни из кожи лица. Стальными иглами прокололи глубокие мягкие уши и звездно надрезали грудь… – «Нет больше Женщины…» – «Нет Человека». – «Люди и Земля другой Мир»… –

Очнули. Бросили в скользкие стены Темницы… И открылись Врата Тайны. Тихий, несветный Свет исходит. Птицы реют в Нем. Белые. Синие. И улыбается осиянною радостью Кто-то далекий…

Она Жила и не жила, Счастливая и несчастная. Такова воля Премудрого Аллаха. Его же имя да будет благословенно…

…Это сказал мне шейх Магомет-Осман-Будукакр в камышах на набережной Ганга.

Истинно!


Калькутта. Индия. 1910

Димитрий Крючков

Опыты интуитивной критики Тени радости

«Зеркало теней». Валерий Брюсов. С. 3.
Как мальчик, я дышать готов

Любви неотвратимой властью

И властью огненных стихов.

Валерий Брюсов
Горит новый, самозаветный, манящий переливными глубинами камень в венце русской поэзии, и в нем таинственно отражаются лики поэта – умудренного учителя и буйного юноши, жреца-мага и страстного любовника. Валерий Брюсов дает нам в этот раз книгу юношеского пыла, дерзкого заглядывания в колодцы темных переживаний; исхищренный мастер, он сходит подчас с путей испытанных, ищет новых сочетаний, новой певучести, неслыханных очарований, буйной, радостной молодости.

Мир обширный, вечная синь – чаша бирюзовая над нами, пламенники Бога светлого и благого – лампады Света невечерняго,

«Весь шум, весь блеск, весь говор мира.
Соблазны мысли чары грезь, –
От тяжкой поступи тапира
До легких трепетов стрекоз»,
все, все неисходной, юношескою любовью объемлет жадная душа художника.

Черной пеленою находят сны на жизнь земную – и в саду дремных грез цветы струят яд новых обманов, новых очарований – и в них все та-же неотвратимая, желанная, мучительная властительница – Страсть!

Дальше, дальше тени – хоровод ваш кажет в зеркалах милый и страшный лик небытия и Демон самоубийства ласкающим крылом осеняет суетные печали наши. Не страшен Он – «Юноша пленительный», о

нет! –

Он – верный друг, он принца датского
Твердит бессмертный монолог,
С упорностью участья братского
Спокойно нежен, тих и строг.
И за Ним, за его четким, строгим профилем восстают в зеркалах магические, редкие тени – поля, церковушки ветхие, сады в сиренях вешних и жадно просит сердце еще жизни, еще новых трепетов. И «зверь неутомимо гибкий» – все та же Женщина – «ведьмовской напиток» пьянит волю и ум и новые муки несут страстные лики в зеркалах.

«Дай мне испить животворящую,
Горящую, как счастье, боль».
Поет Гадатель теням проходящим и славит разноликую, смиренную и властительную в неотвратимую, как Смерть – Любовь!

Но и в часы гаданий, и в тот миг, когда сливаются дыхания и мы трепетной рукой срываем Жар-Цвет пламенеющего счастья и на торжищах Мира – всюду царит над художником обет пророческий, поиск Красоты, власть «святого ремесла», – ларь высший, несказанный, принудительный. Как Израиль дерзающий, идет кудесник-маг навстречу языку родному с возгласом молитвенным грядущей победы или поражения:

«Ты – Мститель мой, ты – мой Спаситель,

Твой Мир – навек моя обитель, Твой голос – небо надо мной!».

Затуманена даль зеркал и в полутьме, в жемчужных нимбах встают «властительные тени» и между ними тот, что вел народ избранный о-т Синая, чудотворец-пророк косноязычный и Мира властелин – Александр и в косах белокурых Гретхен.

Знакомые тени мелькают – молнии и грозы недавнего прошлого, буря отгремевшая и близкие душе художника – венок душ, сплетенных ритмом очарования земного.

Книга силы, радости земной, книга мудрости зрелой и безумие дерзающего – так назову я «Зеркало теней».

Пленительно зеркало это, страшит и томит глубина его, переходы и орнаменты зал «надземного жилища», и все ярче и ярче восстает перед нами творец и заклинатель! Как флейта-змей, так чаровные напевы его влекут тоскующие души от алтарей повседневности на ступени Радости и Безумия, за наши небеса к далям неизведанным, в которых

«Я узнал вновь
И страсть и горесть и любовь,
Блеск дня, чернь ночи, весны, зимы»

Иван Оредеж

Электрические стихи

Северянин. Электрические стихи
…И вся эта книга – Молитва Миражно-голубым берегам, где миражится голубой принц в хороводах. Где кружатся то тихо, то быстро «головки женщин и хризантем»…

Он устал, поэт. И в трауре месс, как большой гордый зверь, он «плутал» в сонных туманах, в садах, утопленных в луне. И бился в одном из колец, брошенных Маем. А душа высекала пугливыя искры, трепетали взмахи. Устало глядел он в мутно слепые глаза, слушал грязные стоны. Хотел разсмеяться всему, но губы нежданно изломились болью. («Похоронная Ирония», «Chansonette», «Гурманка»).

И боль, как боль ребенка, трагично и просто разлилась отцвеченными кровью песнями. («В шалэ березовом», «Озеровая баллада», «Импровизация», «Марионетка проказ», «В предгрозье», «В парке плакала девочка»…).

Вскинулась скорбь и оборвалась… В оркестре обрывают свою игру страстный скрипки и виолончели, и только орган молится кому-то устало. Устало молит – один орган… Так и поэт. Хотел смеяться, но в пляске Мая увидел тайныя кольца. Смех переплелся с рыданьем. Рыдал и смеялся. Рыдал.

А душа уже пела в прошлом, рыдая… Изгибная линия исчезнувшаго тела… Вдалеке – виолончель… Княжна рыдала перед ливнем… Триолетныя кудри… Фиалковая глубь очей…

Опять взмахнули тысячи страстных смычков – поэт бросил в сонные туманы пламень знойных песен. Сверкнул и залился огнем. «Разсказ путешественницы». Смычки взмахнулись и застыли. Орган.

Печальный орган, точно король, правит черныя мессы над дофином умершим. Тоскует орган («Сириусотон», «Nocturne», «Яблоня-сомнамбула», «Фиалка»).

Гремит властно и глубоко. И властная тоска растет-растет, и в той тоске слышны напевы молитв. Кому? Напевы молитв миражному берегу, молитв Созидающему Оленя, молитв к «той, кого не знаешь и узнать не рад»…

И вот молится в больном экстазе поэт. Экстазы молитв несут его белой ночью в лунныя глуби на яхте воздушной. Несут туда, где «снега, снега – как беломорье…» В лесную глубь. Органы слились в невыразимо больной молитве. Органы унесли поэта в стекляные покои. И гудят, и грохотливо рыдают, разбивая звуки о стекляныя стены, а поэт один, как в пропастях летящий орел.

Но горд поэт и смел: он в комнате стекляной поднимает бокал, пьет тост безответный – Тринадцатой. А у ней, может быть, льдисто-холодныя руки, у Тринадцатой? И не приходит она потому, что трепеты изменчивых, как искры электричества, органов слепят Ее.

Письма в дирекцию

Энергичный Директор!

В «Анонсеттах» «Оранжевой урны» дано всем знать, что я проведу лето в «Пятигорь». Правда, я туда собирался, но теперь передумал, и 20 июня уезжаю на мызу кн. Л. А. Оболенской «Пустомережа» (ст. Веймары Балтийской жел. дор.), где и хочу прожить до осени. Так вот Вы, пожалуйста, отдайте эти строки в шрифт.

С добрым к Вам чувством

Игорь-Северянин.


Скромный юбилей
В имении Директора газеты «Петербургский глашатай» И. В. Игнатьева (Саблино, Н. ж. д.) состоялся оживленный стерляжий раут по случаю исполнившейся годовщины замены «Синим журналом» выходящего из моды «Pipifax'a»… Группа почитателей поднесла г. Игнатьеву сотню портретов редактора «Синего журнала» В. Регинина, исполненных en face (16×14) на лучшей нервущейся бумаге.

Симпатичный Директор остался чрезвычайно доволен подарком и долго хвалил удобные портреты.


Инкрустации
А. Т. Аверченко, Юмористический Писун, берет в текущем году бессрочный паспорт из Севастопольской Мещанской управы.

И. В. Игнатьев изъявил согласие на «мировую», предложенную со стороны артиста Малого театра Е. А. Боронихина, стрелявшего в Него прошлым летом. Г. Боронихин устраивает по сему случаю банкет у «Эрнеста».

И. В. Игнатьеву представлялся на днях актер Литературно-художественного общества В. О. Топорков.

И. В. Игнатьев изволил одобрить Американские Горы в «Луна-парке», установил рекорд в 25 бессменных поездок, занявших 4 ч. 35 м. времени.

Константин Олимпов носит воротник «Торреадор» (размер 39).


Оглавление

  • Леонид Афанасьев
  •   В цепях стеклянных
  •   «Играет чорт со мной в костяшки…»
  • Игорь-Северянин
  •   Симфониэтта
  •   Четкая поэза
  •   Клуб дам
  • Иван Игнатьев
  •   Что сказал мне старый шейх
  • Димитрий Крючков
  •   Опыты интуитивной критики Тени радости
  • Иван Оредеж
  •   Электрические стихи
  • Письма в дирекцию