All the Words in My Life (ЛП) [everythursday] (fb2) читать онлайн

========== All the Words in My Life ==========

Совесть и малодушие — это на самом деле одно и то же. [1]

Черный: абсолютный. Человек был сотворен из сущности ночи, его кожа отливала лунным светом. Черный, глубокий, бесконечный взгляд был устремлен сквозь него. Прямо сквозь него.

Единственным, что сейчас мог видеть Драко, был этот взгляд. Холодная поверхность, к которой он прижимался спиной, могла оказаться полом, стеной, потолком. Насколько он знал или был в состоянии осознать, он мог упираться хоть в спертый воздух. Но этот взгляд был прав. Взгляд находился прямо посередине, и в нем был страх.

И если в этом суровом взгляде был страх, интересно, как же выглядел его собственный. Слишком молод, чтобы суметь идеально все скрыть. Слишком напуган, чтобы удержать себя в руках.

Это была его обязанность. Это был еще один груз, доставшийся ему с именем. Ибо он не должен был показывать слабость, показывать, что это причиняло боль. Это был его долг, еще один маленький тезка. Отец насильно навязал эти устои, протолкнул так глубоко, что они стали такой же частью его, как и способность дышать.

И все же он думал, что возможны поблажки. Что порой нормально, если жизнь становилась крайне тяжелой. И если неважно, когда именно должно случиться послабление, то почему бы этому не произойти прямо сейчас.

Тонкие костлявые пальцы медленно ослабляли хватку вокруг его запястья, дыхание начало восстанавливаться.

Как бы он ни старался, не мог избавиться от мысли, что время настало. Все было кончено. Он с трудом пробирался сквозь эти незначительные моменты, которые подобно снежному кому катились вниз, набирая скорость и разрастаясь. Сбрасывали вниз, вниз, вниз, сражали холодом, не оставляя никаких сил для подъема.

Он слышал, как мир вокруг рушился, он был молод и глуп и думал, что настал один из тех самых моментов. Когда все меняется и уже нет пути назад.

Дорого искупается — быть бессмертным: за это умираешь не раз живьем. [2]

Единственным местом, куда Драко мог пойти, был дом — и это пугало.

Что скажет отец? Что сделает? Он потерпел неудачу, это было так просто. Неудача. Одно слово, которое подвело черту под месяцами расчетов и планирования. Одно слово, которое выражало каждую эмоцию, что вытекала из его сердца, наполняя каждую вену, орган, конечность.

Черный Человек сказал, что им следует бежать. Он пытался увести его далеко, где-то спрятать, восстановить в новом месте некое подобие жизни.

Возможно, Драко Малфой мог счесть себя глупцом («Всего два слова, два чертовых слова, которые я не смог произнести»), но он знал, что все это значило. Для одной стороны он был злодеем, для другой — неудачником, поэтому, убежав, он отрезал любой путь назад. Исправить ничего было нельзя. Теперь осталось только бороться за то немногое, что он оставил, пока газеты не напечатают историю, а местные жители не сложат два и два, и тогда снова придется скрываться. Что в очередной раз подтвердилось, когда Черный Человек взял со стола волшебную палочку и разломал пополам.

«Мы больше не волшебники, Драко. Сейчас мы не можем жить такой жизнью».

«Сейчас?» — Губы сложились в мрачную линию, в глазах промелькнуло сомнение — Драко знал.

Он сбежал, несмотря на людей, шедших за ним по пятам. Кто бы что ни думал, в поместье Малфоев была любовь. Возможно, она была не такой, к какой привыкло большинство, но он любил своих родителей. Если бы нет, то с самого начала отказался встревать в это болото.

Именно по этой причине Драко и ворвался через парадную дверь; в голове тикали часы, давая понять, что он не может оставаться здесь надолго.

Он не думал, что мир способен на такое. Голова закружилась, все вышло из-под контроля, окружение сжалось до размеров точки перед глазами, а после взорвалось миллионом различных искр боли. Все сразу. Полностью заполняя пространство, сознание.

Ком застрял в горле, Драко попытался его сглотнуть. По пищеводу, обжигая изнутри, поднялась желчь. Он блеванул, попытался проглотить, но желчь поднялась вновь. Драко согнулся пополам, дернулся на вздохе. Вода и куриный суп оказались на полу, забрызгивая, пачкая и без того грязные ботинки. Из носа потекло, и он почувствовал, как сопли размазались по лицу, а жар залил щеки и глаза. Он так и стоял — согнувшись, обхватив живот, уперевшись правой рукой в колено. С огромной силой вздохнул и закрыл глаза, чувствуя, как на лице полопались кровеносные сосуды. Позже он увидит тонкие, похожие на паутину красные линии, ползущие от скул ко лбу, но ему будет все равно. Так же, как было все равно и сейчас.

Его отцу отрубили голову: сухожилия, вены, кровь, кусок чертового позвоночника. Лицо было не узнать из-за покрывавшей его крови вперемешку с плотью, костями. Платиновые проблески проступали сквозь красные пряди.

Драко выпрямился, его тело все еще сотрясали судороги, но в желудке не осталось ничего, что могло бы вырваться наружу. Он по-прежнему обхватывал себя рукой, слезы и сопли текли по лицу. Он всхлипнул, из горла вырвалось рыдание, и он едва удержался от того, чтобы не упасть на колени. Ладонью стер с лица грязь, осторожно ступая в сторону тела отца.

Теплыми бледными пальцами он коснулся его холодных и окоченелых, и всхлип отскочил от стен в тишине поместья, эхом отдаваясь в неслышащих ушах.

«Папа… О Мерлин… Дерьмо! Черт, черт, черт! Блядь!»

Позже, при виде матери, Драко упадет на колени. Его одежда пропитается кровью, когда он коснется лбом ее плеча, и потребуется несколько часов, чтобы прекратить рыдания и мольбы об их прощении.

Опыт — это имя, которое каждый дает своим ошибкам. [3]

Ему казалось, что жизнь состоит из моментов. Незначительных, маленьких, несущественных моментов, таких как тиканье часов, падение капель из крана, которое никогда не прекратится, как бы сильно ты ни пытался его закрутить. Глупые маленькие моменты, например, скрип старого дома или звук, который получится, если наклонить бутылку с водкой.

Но есть и важные моменты. Большие, определяющие моменты, когда все меняется и ты вынужден меняться вместе с остальным. Может оказаться, что все к лучшему и впереди ждет достижение некоего величия. Может оказаться, что это не к добру и на пороге трагедия, из-за которой ты вскакиваешь посреди ночи от собственного крика. Но это в любом случае решающий момент, ведь когда слава или первый удар ужаса проходят, ты меняешься. Что-то жизненно важное внутри тебя щелкает и перестраивается, и мир видится немного иначе. Ты думаешь немного иначе. Ты чувствуешь себя совсем иначе.

Жизнь — всего лишь чертова куча моментов. Одни ты никогда не вспомнишь, другие помнишь только потому, что с ними связаны смерти людей, а третьи — потому что они изменили и сформировали тебя.

Драко понял, что ненавидит эти важные моменты. А после понял, что незначительные и скучные ненавидит тоже. Потом подумал: если ему не нравятся ни те, ни другие, то почему, во имя Салазара, он вообще беспокоится об этом?

Обыденность. Обыденное существование лишь подобия Малфоя.

Но ему нравилась водка и нравилось рисовать на столе узоры водой, которая стекала с бутылки. Он любил собирать пазлы, когда не хотел ложиться спать. Укладываясь ночью на жесткую койку, он любил подсчитывать, сколько раз проворачивался потолочный вентилятор. Ему нравилось прикусывать указательный палец правой руки — достаточно сильно, чтобы прорвать кожу, — когда он думал о том, о чем больше не хотел думать.

А сильнее всего ему нравилось смотреть на Черного Человека и гадать, что же такого есть в этом жирном ублюдке, чего Драко никак не мог уловить. Ему нравилось швырять в него пустой бутылкой, когда отчитывал за то, что тот снова напился в хлам. Драко нравилось планировать его кончину в отместку за те его действия, которые оказывались Драко не по силам, и за то, что этого по-прежнему было недостаточно.

Мысль, которая не опасна, недостойна называться мыслью. [4]

Пусть не говорят, что он не пытался.

Спустя один год, почти день в день — Драко Малфой вошел в Министерство магии.

Охранник прыгнул на него со спины и повалил, ударив лицом о пол, вызвав сильную боль. Другой пнул в висок, вдавив колено в поясницу. Когда его подняли, от внезапного удара кулаком треснула челюсть, как будто сломавшись пополам.

Он все еще помнил вспышку боли, которая пронеслась от челюсти к мозгу, и горячий красный свет, вспыхнувший перед глазами. Когда он моргнул несколько раз и понял, что не может закрыть рот, то увидел Уизли, потрясающего кулаком.

Все прошло не так гладко, как он рассчитывал. Черный Человек так ему и говорил. Но в произошедшем Драко нашел для себя нечто бестолковое, глупое, дурацкое. Нечто, чего давно не чувствовал. Надежду. Он не хотел ничего, кроме мести за убийство родителей. Не помогало и то, что он был пьян во время процесса обдумывания и осуществления плана. Он считал, что станет отличным дополнением к их команде. В конце концов, он знал, как действует Волдеморт. Прошел год после того, что Драко назвал «Эксцессом», и он решил, что теперь самое время вернуться.

Он желал предложить помощь. Вместо этого получил три года в Азкабане за соучастие в убийстве и содействие проникновению в чужие владения. Говорят, он легко отделался.

Он посчитал приговор расплатой. Думал — это конец пути, потому что Азкабан был полон Пожирателей смерти и он подвел их всех.

Но они убили его родителей, и за три года в заключении он узнал, во что гнев может превратить человека и насколько сильным его сделать.

Амбиции — это последнее прибежище неудачников. [5]

Перед камерой показалась тень — когда он думал об этом, то не имел в виду настоящую тень. Это была невысокая девушка худощавого телосложения. Одежда выглядела мешковатой и доказывала, что Грейнджер либо знала о своей чрезмерной худобе, либо за последнее время резко потеряла в весе. Под ее глазами виднелись темные круги, дополняя усталый карий взгляд. Щеки казались впалыми, кожа чрезмерно туго обтягивала кости. Драко подумал, что она слишком бледна и болезненна на вид. Даже ее растрепанные волосы казались тусклыми.

Тень. Тень девушки, которую он когда-то знал. «Пиздец, — подумал он. — Насколько там все плохо? Сколько времени прошло, сколько всего изменилось, неужели абсолютно ничего не остается прежним?»

Если бы она осталась прежней, это бы что-нибудь ему дало. Он не был уверен, что это будет за «что-нибудь», но оно оказалось бы чем-то бо́льшим, чем это ужасное ощущение пустоты внизу живота. Кажется, ничто не остается прежним. Жизнь — это постоянно вращающаяся дверь, без разбора разрушающая судьбы людей.

Да. Он не считал себя оптимистом.

Она не произнесла ни слова, только устало наблюдала, как он встает. Он смотрел прямо на нее, и если бы был другим человеком, возможно, отвел бы взгляд. Устыдился бы своего прошлого. Однако Драко Малфой таким не был. Возможно, в тот самый день она потеряла старого маразматика-директора, но он потерял родителей, потому что ему не хватило духу сделать это самому.

И насколько жестоким был Волдеморт, если убил своих самых преданных последователей из-за чего-то подобного? Дамблдор все равно умер, разве нет? Если только не было другой причины. Но Драко никогда не уделял много внимания этой стороне вопроса. Часть его считала, что он пытается найти какое-то оправдание, чтобы не взваливать на себя всю вину, которая действительно была его и только его. Кроме того, он знал, что никогда не докопается до сути. Точно так же, как они никогда больше ничего не узнают. Они были мертвы. Мертвы, мертвы, похоронены, мертвы. И этого было достаточно для ответа, ведь так?

Он думал, что немногие знают, как пахнет свобода. На самом деле оказаться взаперти, вдалеке. Захваченным, удерживаемым, заключенным. Освободиться и получить возможность ощутить ее запах. Он представил себе тех, у кого действительно было много самых разных представлений о ее запахе.

Для Драко этим стало наступление весны. Когда под ногами хлюпали редкие клочки снега, день становился теплее, чем можно было ожидать. Когда ветер пах свежестью и чистотой, но в нем по-прежнему ощущался оттенок холода. Когда в воздухе парил аромат клубники.

Позже он узнает, что это был шампунь Грейнджер… и лишь в редких случаях, стоя рядом с ней, он хотя бы раз не подумает: «Свобода».

Лучшее оружие против врага — другой враг. [6]

Потребовалось некоторое время для того, чтобы на него перестали глазеть.

Всегда находились любопытные зеваки, которые специально, с завидным постоянством пялились, глумились, делали грубые жесты всякий раз, когда он проходил мимо. Они не любили его, но это было нормально, потому что он тоже не любил многих из них. За двадцать лет едва ли хоть кому-то нравился Драко Малфой. Если точнее, то вообще никому.

Официально он не был аврором, потому что никто не доверял ему, а большинство так и вовсе ненавидело. Он по-прежнему посещал собрания и выезжал на миссии. Он мог понять это недоверие. Он сам себя побаивался во время заданий. Он жаждал крови.

Ему казалось, что Поттер немного его понял. Казалось, Поттер все понял. Он почти ничего не говорил, но Драко догадался, что в этом-то и была суть. В этом было столько дружелюбия, сколько могли себе позволить два старых врага. Но родители Поттера были убиты тем же человеком, что и его. Между ними было нечто общее, пусть никто никогда и не желал этого признавать, хотя каждый и знал.

Грейнджер ничего не понимала. Не совсем. Но Драко думал, что она пыталась, ведь это была Грейнджер. Одна из констант. Опора униженных и оскорбленных, любительница неудачников, борец за слабых. Он с усмешкой смотрел на нее каждый раз, когда думал об этом.

В первую же миссию, на которую его отправили, он боялся. Окруженный людьми, которые, он был уверен, прикончат его при первой же возможности, — и это были его соратники. Затем он столкнулся нос к носу с человеком, рядом с которым вырос. Грегори Гойл — старший. На круглом лице пожилого мужчины читался шок, да и Драко казался потрясенным. Как до этого дошло? Когда Гойл прошептал: «Предатель», Драко увидел в сознании образы той самой ночи и смог произнести слова, которые не удалось вымолвить четыре года назад.

Шепот, обвинение, правда, беспокоившие его во сне. Следующие за ним, как хворь. («Предатель, предатель, предатель».) Витающие в его мыслях, отскакивающие от стенок черепа. Когда зеленая вспышка отразилась в его глазах, Драко почувствовал болезненное удовлетворение. Он не говорил об этом… но и не сожалел.

Официально он стал убийцей. Однако… это ведь было ради благого дела? Так что каким-то образом это сделало его лучше, верно? Он не стал убийцей, он стал… героем? Воином? Или… или…

Границы размыты. Он больше не видел разницы. Старался не думать об этом.

Вы действительно полагаете, что соблазну уступает слабость? Уверяю вас, что есть такие ужасные соблазны, уступить которым требуются сила и смелость. [7]

Собрание было отменено, но никто не удосужился ему об этом сообщить. Он просидел за столом почти три четверти часа, понимая, что выглядит как придурок, но не зная, как быть.

Он проработал здесь четыре месяца, и если показанной им преданности было недостаточно, он ничего не мог с этим поделать. Ему просто больше нечего было дать. В прошлом верность не особо ему помогала, поэтому он почти боялся этого слова так же, как и самого себя. Он отдавал столько, сколько мог, ничего не получая взамен.

Драко поднял взгляд от стола, увидев упавшую на него тень. И его овеяло ароматом клубники, когда Грейнджер пододвинула к нему чашку с кофе. Он сделал осторожный глоток и поднял удивленный взгляд, поняв, что этот кофе был приготовлен именно так, как ему нравится.

Она села без приглашения. Воцарилась тишина. Шепотом Грейнджер приступила к рассказу обо всем, что он пропустил за последние четыре года. Даже не будь он в Азкабане, все равно ничего из этого не знал бы. Он предположил, что ей нужно с кем-то поговорить, и не мог понять, почему она выбрала именно его. Возможно, она выбрала кого-то непредвзятого. Кого-то, кому бы ни за что не поверили, решись он обо всем растрепать. Кого-то, кому были достаточно безразличны ее слова, чтобы потрудиться рассказать о них кому-то еще. Кого-то, кому просто не с кем было всем этим поделиться.

Когда она закончила, он уже допил кофе, и в комнате снова воцарилась тишина. Грейнджер выжидающе смотрела на него, и он не знал, что сказать. Поэтому поведал о силе своей ненависти к Волдеморту. Поведал, что ему уже все равно, потому что никто не заслуживает такой смерти. Когда она спросила, что он имел в виду («Какой смерти? Какой, Малфой?»), он рассказал, как обнаружил родителей. Никаких подробностей, только сам факт: «Я нашел родителей мертвыми в ту ночь, когда сбежал».

И она заплакала.

Драко встал, чтобы уйти, потому что ему это было не нужно. Ему не нужна была некая чересчур эмоциональная псевдо-спасительница мира, рыдающая над его горем. Но проходя мимо нее, он почувствовал аромат клубники и подумал, что Грейнджер тоже в этом нуждалась. Нуждалась узнать запах свободы, даже если он исходил от них самих или прошлого. И он подумал, что, возможно, ввязываясь во все это, многие знали свой личный запах свободы.

Он остановился, повернулся, коснулся ее плеча и отдернул руку.

Она подняла на него глаза, прекрасные и полные слез. Он помедлил, но ушел.

Драко пропустил следующее совещание только из-за того, что в прошлый раз его не предупредили об отмене. Поттер сообщил, что они отправят его к Волдеморту, если снова выкинет что-то подобное. Драко пожелал ему удачи с поисками и со злости снова пропустил совещание. Когда он вернулся, все думали, что он отравился аммиаком. Он подыграл, но позже тем же днем поймал робкий взгляд Грейнджер и понял, каким образом умудрился «заболеть».

Быть может, я лучше всех знаю, почему только человек смеется: он один страдает так глубоко, что принужден был изобрести смех. [8]

Обычно она подлавливала его в этот момент. Честно говоря, он намеренно тратил много времени на сбор вещей после каждого собрания. Для нее он притворялся медлительным. Он понимал, что это единственная ситуация, когда подобное поведение не кажется странным… хотя, черт возьми, это все равно было странно. Когда она поймала его в первый раз, все разошлись, а он все еще просматривал план. Она стояла в дверях и глядела себе под ноги. С тех пор он больше никогда не уходил вместе со всеми.

Обычно это случалось раз в неделю. Чаще, если наступали суровые времена, реже — если приходило затишье. Иногда собрания были полны обычных разговоров, пронизанных сплетнями и глупостями, о которых никто из них на самом деле не хотел слышать. Иногда она начинала плакать, заставляя его неловко ерзать на стуле. Но она всегда приносила ему кофе, и теперь Драко думал о нем как о лучшем, что когда-либо пил. Ему нравилось, как она его готовит… это было оправданием, которое он мысленно использовал каждый раз, задумываясь, какого черта творит.

На этот раз она взяла его за руку — ее ладонь показалась маленькой и хрупкой. Разговор прервался, он медленно проглотил кофе, и она отстранилась. А ее тепло осталось.

Кто не может дать, не способен и воспринять. [9]

Они снова спорили. Это случалось достаточно часто… ведь оба обладали взрывным характером. А еще разделяли такие качества, как самоуверенность, ум и любовь к спорам. Кажется, в последнее время все происходило как-то быстро, поэтому оба были чрезвычайно напряжены из-за работы. На этой неделе они ругались каждый день, но до сегодняшнего никто никак на это не реагировал.

Она назвала его напыщенным ублюдком (и он сильно обиделся, потому что, блядь, он — ублюдок сдержанный), он назвал ее плаксивой сукой (и она почти прокляла его). На этом в комнату ворвался Уизли. Драко уже повернулся к открывшейся двери, когда кулак врезался ему в глаз. Драко мог бы забыть о том первом разе, произошедшем несколько лет назад, но второй — это перебор. И как раз в тот момент, когда возмездие свершилось, в комнату влетел Поттер. Схватив кричащего Уизли, он вытащил его в коридор. Драко сделал один, два шага в сторону выхода, но ему преградили путь.

Маленькая ладошка легла на грудь, мягкий голос умолял остановиться. Посмотрев вниз, Драко поймал испуганный взгляд Грейнджер и краем глаза заметил, как она подняла руку к его лицу. Легонько коснулась щеки, и он понял, что на самом деле не возражает против ее бормотания и слов сочувствия. И когда он сел и позволил ей исцелить себя, почувствовал на губах ухмылку, о которой почти успел позабыть.

И подумал, что расплата подождет.

Кто сражается с чудовищами, тому следует остерегаться, чтобы самому при этом не стать чудовищем. [10]

Поле было усеяно телами; люди, подобно зомби, ходили по трупам.

Гарри Поттер лежал на земле и кричал, несколько авроров столпились вокруг, чтобы сопроводить его в Святого Мунго. Рон Уизли был мертв, Джинни прижимала его голову к груди и раскачивалась. Люди, которые не плакали над телами близких, радовались вместе с выжившими или просто ранеными, пересчитывали тела погибших. Туман, принесенный сотнями заклинаний и проклятий, рассеивался. Невилл Лонгботтом стоял с дьявольским видом… весь в крови, с ухмылкой как у маньяка. Кто-то плакал от облегчения, кто-то от боли.

Драко Малфой в данный момент выбивал дерьмо из трупа Лорда Волдеморта. Горячие слезы текли по его лицу, кровь разбрызгивалась по всему телу. Он весь был ею испачкан, волосы дико торчали вверх. Он матерился, выкрикивал непристойности: «Пошел на хуй! Полукровка, убийца, кусок сраного дерьма! Блядь, я ненавижу тебя! Ненавижу! БЛЯДЬ, ДЕРЬМО, СУКА, ЧМО, ДРЯНЬ, УБЛЮДОК, ТВАРЬ!» Он упал, коленями проваливаясь в мягкую землю, и грязь брызнула ему в лицо. Он бил кулаками и наслаждался треском костей под ударами. Он чувствовал себя оцепеневшим, измученным.

Он замедлился, когда на его плечи легли чьи-то руки. Его оттащили назад, и он упал на спину. Грейнджер села к нему на коленях, прижала его голову к своей груди. Драко всхлипнул и крепко обнял, зажимая в кулаках ткань ее рубашки.

«Это и есть свобода, — подумал он. — Клубника и свобода».

Война всегда была великой находкой всех сокровенных, ставших слишком глубокими умов; даже в полученных ранениях заключена целебная сила. [11]

Она пила водку.

Один ее лучший друг был мертв, другой проверялся в Мунго на безумие.

И она пила водку.

И Драко прекрасно знал, к чему это приведет.

Он положил руку ей на спину и зашептал на ухо. Сказал, что отвезет домой. Она повернулась на табурете и приобняла его за шею.

Ее губы оказались нежными и влажными, поцелуй — пьяным и небрежным. Она была вкуса водки, и его сердце сильно забилось в груди, прежде чем он отстранился. Сказал, что так быть не должно, но она вряд ли услышала. И теперь она была в его объятиях, рыдала на плече и умоляла не уходить.

Он отвел ее домой и разул, когда укладывал в постель. Гермиона снова заплакала, умоляя остаться. Не сбрасывая обувь, он лег рядом, обнял ее дрожащее тело и прошептал, что не уйдет.

Он подумал, что все равно не хочет ее покидать.

В любви всегда есть немного безумия. Но и в безумии всегда есть немного разума. [12]

Спустя три месяца он присоединился к ней, когда она решила проведать Уизли. Он был рядом, когда она навещала Поттера. Поттер, герой магического мира, находился в «особой ситуации» и в отдельной палате Мунго. Сейчас ему стало лучше, и это обнадеживало, не так ли? И это все, в чем нуждалась Гермиона, потому что она именно такой человек.

У Драко была собственная квартира, но он оставался с Гермионой почти каждую ночь. Он спал на диване, кроме тех дней, когда становилось особенно тяжело. Он не возражал, и какая-то маленькая часть Драко желала, чтобы его запах застрял в ее голове так же, как ее — в нем.

Было утро, и лучи солнца проникали в окно ее небольшой кухни. Одетая в пижаму с крохотными пингвинами, она поставила перед ним чашку с кофе, и он сонно улыбнулся. Она села напротив, и он вытащил из газеты разворот с карикатурами и протянул ей, не отрываясь от чтения.

Когда она прошептала слова благодарности, он поднял на нее глаза, потому что в ее тоне послышалось нечто большее, чем простое «спасибо». Он поймал напряженный взгляд, которым она была склонна одаривать его в последнее время, и почувствовал, как ноги сами по себе скользнули по кафельному полу.

Внезапно Драко встал, она — следом, и он перегнулся через стол. Схватил ее за руки и притянул так, что она наклонилась, а он почувствовал, как живот соприкоснулся с чашкой. Кофе разлился и пропитал рубашку, ощущаясь на коже почти как огонь. Драко не нашел в себе силы по-настоящему озаботиться этим, потому что ладонью уже обхватил ее лицо и Гермиона прильнула к нему.

Медленное, осторожное касание губ. Он выдохнул, а она вдохнула. Он полностью завладел ее губами, и она слабо взвизгнула, что заставило его улыбнуться. Ему показалось, ее руки дрожали, когда она обняла его за шею, а еще показалось, что его руки дрожали тоже.

Он не утруждал себя размышлениями о том, как до этого дошло, потому что, честно говоря, просто не хотел. Важно было только то, что до этого вообще дошло.

Она поцеловала его; ее губы были нежные, вкуса кофе и зубной пасты. Его сердце колотилось так сильно, что почти причиняло боль. Они разорвали поцелуй, и Драко попытался отстраниться, но она лишь сильнее обхватила его.

Она сказала, что он пахнет зимой, и он засмеялся, отвечая, что она пахнет клубникой. Он обошел стол и притянул ее в крепкие объятия, чтобы поцеловать как следует. Кофе с его рубашки просачивался в ее пижаму.

Он подумал, что это и есть взросление.

FIN.

Комментарий к All the Words in My Life

[1] Оскар Уайльд, «Портрет Дориана Грея»

[2] Фридрих Ницше, «Ecce Homo. Как становятся сами собою»

[3] Оскар Уайльд, «Вера, или Нигилисты»

[4] Оскар Уайльд

[5] Оскар Уайльд, «Заветы молодому поколению»

[6] Фридрих Ницше

[7] Оскар Уайльд, «Идеальный муж»

[8] Фридрих Ницше, «Воля к власти»

[9] Фридрих Ницше, «Воля к власти»

[10] Фридрих Ницше, «По ту сторону добра и зла»

[11] Фридрих Ницше, «Сумерки идолов, или Как философствуют молотом»

[12] Фридрих Ницше, «Так говорил Заратустра»