Творения ветра (ЛП) [everythursday] (fb2) читать онлайн

========== Творения ветра ==========

Его белые волосы отдают желтизной и еще каким-то цветом, который напоминает ей о густых облаках, закрывающих солнце. Еще о буре на горизонте, о зловещем шевелении серых и синих тонов, которое обещает неудержимое, неумолимое. А еще о розовом весеннем поцелуе, и она видит в памяти жаркие, благоухающие дни в полях и грязь, запекшуюся на ногах до колен.

Он на голову выше ее — и кончик его подбородка легко соприкасается с ее макушкой, только подойди она ближе. Его плечи широки, но недостаточно, чтобы выглядеть неестественно в сравнении с его ростом. У него стройная фигура, мускулистая настолько, что можно отметить рельеф: когда он кряхтит, поднимая что-то тяжелое, или обнимает тонкую женскую талию, или ритмично двигается, прикасаясь потной кожей к коже. Он напоминает ей птиц в сером небе, мелькающих над колышущимся морем. Он напоминает ей сумерки зимой, когда голые ветви пронзают луну. Он напоминает ей камень, покрытый мхом, под лучами заходящего золотого солнца. Он напоминает ей о многом…

— Грейнджер, — протягивает он нехотя и скучающе.

Она улыбается в ответ, достаточно широко, чтобы ощутить боль от напряжения в щеках. Сейчас она, наверное, выглядит сумасшедшей, но это нормально. Он привык видеть ее именно такой.

***

Гермиона услышала стук в дверь, позволила стучавшему войти в кабинет. Она вздохнула, уже зная, кого увидит. Гарри предупредил ее еще до обеда, а значит, последние сорок пять минут она провела прокручивая в голове одну мысль. Она не понимала, чего ожидать. Она знала лишь о прошлом и том, что Гарри, Невилл и Симус рассказали о настоящем.

Драко Малфой сухо кивнул и вошел внутрь, плотно закрыв за собой дверь. Она видела его лишь мельком в прошлом году, и маленькая, нелогичная часть ее мозга предположила, что он украл у кого-то мантию аврора. Конечно, это было неправдой. Он являлся напарником Невилла в течение семи месяцев, а ранее работал с Гарри — до того, как тот стал главой Аврората.

— Драко Малфой, — поприветствовала она его так же, как до этого приветствовала Невилла, а утром — Уэйтса. В ее обязанности входило улаживать юридические вопросы, с которыми авроры сталкивались во время выполнения задания, и Малфой ничем не отличался от других. Все строго по делу.

Он остановился лишь на мгновение, принял протянутую руку, обхватил, качнул три раза — и образ ребенка с зализанными назад волосами словно растаял перед глазами.

— Гермиона Грейнджер.

— Что случилось пятнадцатого июля?

Стульям в ее кабинете было года три, сидушки были потертыми и удобными. Стараниями Малфоя они стали выглядеть совершенно новыми. Его плечи были расправлены, спина прямой, а подбородок слегка приподнят. Застежка дорожной мантии оставалась точно посередине между ключицами, и не было видно ни единой складки, несмотря на то, что рабочий день подходил к концу. Он положил сжатые в кулаки руки на ноги, и Гермиона отстраненно задумалась, как долго следует на него смотреть, чтобы увидеть, как он моргает.

— Нам с Лонгботтомом поручили исследовать банду Йовы в принадлежащих немцам пабах по всему Лондону. Мы…

— Начните с того момента, как вы вошли в заведение. — Она уже знала о гуляющем по волшебному миру наркотике и том, как он начинает просачиваться в маггловскую часть Лондона, несмотря на закон, который помогла принять в прошлом году.

Малфой дернул челюстью, но это был единственный признак его раздражения.

— Мы сели в баре, заказали напитки. Выпили пару кругов и оставили бармену непомерно высокие чаевые. Мы…

— Вы хотите сказать, что были пьяны?

На этот раз он дважды сжал кулаки и несколько секунд пристально смотрел на нее. Гермиона видела реакцию и похуже.

— Как я собирался объяснить, перед тем как войти, мы приняли отрезвляющее зелье. Алкоголь не подействовал.

— Хорошо. — Она кивнула, чтобы он продолжал, и обмакнула перо в чернильницу.

— Мы узнали из одного источника…

— Какого источника? — Она ждала, глядя на капельку чернил на конце пера.

— У вас нет доступа к этой информации, — спокойно сказал он.

Она снова кивнула, ожидая продолжения, и подняла глаза, когда он этого не сделал. Малфой смотрел на нее, слегка нахмурив брови, и этого было достаточно, чтобы его взгляд показался более враждебным. Он знал, что она испытывала его этим вопросом, и, судя по всему, это его разозлило. Часть ее работы состояла в проверке честности авроров и того, насколько они следуют правилам. Она никогда не считала, что профессия аврора автоматически избавляет человека от ответственности.

— Что вы узнали из источника?

Сначала ей показалось, что он не собирается отвечать.

— Мы были в курсе, что внизу есть комната, в которой совершаются сделки, но не знали, как туда попасть, не знали кода, чтобы войти. Мы притворились пьяными и спросили бармена, не знает ли он кого-нибудь, кто мог бы достать нам билет. — Он помолчал, словно ожидая, что она его перебьет. — Поговаривают, что Йова — это как путешествие в другую галактику, поэтому пузырек с ней и называют билетом.

— Да.

— Бармен нас послал. Примерно через десять минут я пошел в туалет. Кухня находилась в стороне от коридора. Я вошел туда и притворился, что ошибся дверью. Внутри не было ни души — только эльфы…

Гермиона ощетинилась.

— Значит, войдя и обнаружив внутри только магических существ, вы…

Малфой выглядел совершенно нераскаивающимся. Его взгляд был прикован к ее рукам, которые словно сами по себе принялись проверять и раскладывать перья.

— Я увидел небольшую дверь у задней стены, которая не была указана на плане. Призвал фотографию, которую Лонгботтом держит в кармане мантии.

Гермиона подняла глаза и натолкнулась на взгляд Малфоя. Уже зная, о какой фотографии идет речь, она удивилась, что и он в курсе. Пятеро детей на пороге зрелости, которые по всем правилам давно перестали быть детьми. У нее в гостиной стояла копия в рамке.

— Я попросил у домового эльфа код, и он его дал. Через минуту появился Лонгботтом, и мы вошли в маленькую комнату. Внутри не было очень пыльно, в центре виднелось чистое пятно. Мы попросили домового эльфа, который подсказал нам код, аппарировать нас вниз, что он и сделал.

— Кто именно попросил домового эльфа аппарировать вас?

Он провел ладонью по бедру и схватил что-то, чего она не могла увидеть.

— Не понимаю, какое это имеет отношение к делу…

Гермиона выпрямилась. Именно она решала, что имеет отношение к делу, а он лишь отвечал на вопросы.

— Вопрос вполне уместен, учитывая обвинения, выдвинутые владельцами против вас двоих. Проникновение в чужую собственность, насильственное использование Веритасерума и применение Империуса. Эти…

— Попросил Лонгботтом. Я бы не доверился эльфу из-за нежелания быть расщепленным. — На мгновение он сощурился, и Гермиона подумала, что он сказал это нарочно, чтобы разозлить ее. Он не собирался отвлекать ее от фактов.

— И вы заявляете, что этот домашний эльф дал вам секретный код, вероятно, вопреки приказу, потому что?.. — Заколдовал его? Она была убеждена — магические создания считали, что Малфою нельзя отказывать. Судя по женщинам, с которыми она видела его на страницах светской хроники и на министерских мероприятиях, это было недалеко от истины.

— Спросите его. Он крайне общителен.

Она мычала, делая записи на лежащем перед ней пергаменте. Что-то не сходилось. Домашний эльф вряд ли выдал бы эту информацию просто так, но, возможно, он подумал, что Малфой должен туда попасть. Если бы он был под Вер…

— Лонгботтома вы тоже обвинили или я один такой особенный?

Из-за холодности его тона Гермиона резко подняла голову. Сжав челюсти, он уставился прямо ей в глаза.

— Я вас ни в чем не обвиняю. Задавать вопросы всем аврорам, которые приходят в этот кабинет, — моя работа. И не намекайте на нехватку этики в моей работе. Вы здесь впервые, но я постараюсь…

— Значит, вы не намекаете на то же самое…

— Прошло семь лет, Малфой. Война закончилась семь лет назад. — Она пристально посмотрела на него, его взгляд не дрогнул, а губы сжались в тонкую линию. — Прошло ужасно много времени, чтобы оставаться таким озлобленным.

— Согласен, Грейнджер. Возможно, ты сможешь выместить все на своей квартире, полной кошек, а не на мне.

Драко Малфой до сих пор оставался абсолютным придурком. Ничего удивительного.

***

Гермиона приподнимает брови, когда Драко падает вперед, коленом упираясь в матрас. После снова встает — брюки приспущены до середины задницы — и смотрит на пояс так, словно понять не может, как это случилось.

— Гравитация — это очень сложно, правда?

— Отвали, Грейнджер.

Гермиона ухмыляется — дурная привычка, которую она наверняка переняла у него, — и садится на край кровати.

— У меня сегодня выходной. Хочешь чем-нибудь заняться? — Ему требуется время, чтобы обдумать ответ. Ей нужно с этим что-то сделать.

Он оборачивается через плечо, улыбается, вздергивает бровь. На мгновение она забывает, как дышать, и сердце подпрыгивает, когда он полностью разворачивается к ней.

— Могу придумать пару вариантов.

— Ты всегда можешь придумать пару вариантов. — Она встает, протягивает руку и проводит ладонями по его обнаженным плечам. Кончиком пальца касается небольшого шрама, который хотя едва заметен, но очевиден на фоне гладкой кожи.

Он обхватывает ее рукой за талию, другая скользит вверх по спине и ложится между лопаток. Склоняется, и Гермиона прижимает ладони к его щекам. Серое, белое, синее.

Он притягивает ее ближе, прижимает к груди, и она бедром касается его бедра, когда сдвигается, запуская пальцы в его волосы. Она отворачивается в тот момент, когда он собирается ее поцеловать, и вместо этого он губами касается уголка ее рта. Гермиона улыбается, а Драко двигается вверх, касаясь щеки, целуя в висок. С ее сердцем что-то происходит, оно заставляет грудь болеть.

— Ты никогда не говорил, что думаешь о «Хранителе пустоши».

Он ничего не отвечает, только кладет подбородок ей на макушку, и Гермиона закрывает глаза.

***

— …не понес бы его домой, если бы это не было…

— …в данном случае нет выбора. Это было не его дело…

— Но у него был выбор, Малфой! — Гермиона подавила желание опрокинуть бокал и почувствовала тепло на лице, когда обратила внимание на Малфоя. Она не понимала, было дело в споре или алкоголе, — скорее всего, в какой-то сыпи, которую она подхватила, сидя к нему так близко.

Казалось, его не смутил ее подозрительный взгляд.

— Галлен потерял обе ноги. Фенло должен был оставить недоумка там, но не мог, потому что…

— Почему это?

Малфой приподнял бровь, скривил губы в усмешке и схватил два бокала, которые только что наполнил бармен.

— У тебя ужасная привычка перебивать людей вопросом, на который они только что собирались ответить. Ты хоть представляешь, как сильно…

— Как сильно что? — Она улыбнулась, когда он посмотрел на нее.

— Ха-ха, Грейнджер. Ты столь же смешна, как желание умереть.

— Все зависит от того, чьей смерти ты желаешь. И я прервала тебя, потому что знала, что твои рассуждения будут лишены смысла. Несмотря ни на что, жизнь Фенло не была связана с жизнью Галлена. Тот факт, что он этого не сделал, ничего не говорит о том, каким человеком он был, даже — спасибо — даже с…

Между ними появилось лицо Невилла, и только тогда Гермиона заметила, насколько мало разделявшее их расстояние.

— Вы же знаете, что мы здесь, чтобы отпраздновать первый год Гарри на посту главы отдела, верно?

— Конечно, — фыркнула Гермиона. Малфой пробормотал что-то о «чертовом идиоте» и «дурне», что Гермиона и Невилл это проигнорировали.

— Ну, вы только что пропустили девяносто седьмой тост, пили за нас, — сказал Невилл Малфою, пожав плечами, и удалился к группе не отводивших от них глаз мужчин, которые занимали четыре стола.

Малфой помолчал, уставившись в пол, а затем поднялся с табурета и взял бокал. В какой-то странный момент она не была уверена, стоит ли ей последовать за ним или же сымитировать излишнюю заинтересованность своим бокалом и не заметить, что он уходит. Только поймав кивок Гарри, она соскользнула с барного стула, прихватив со стойки напиток.

— Не можешь пропустить свой миг славы, Малфой? — Она попросту не знала, что еще сказать, и по непонятной причине ощущала неловкость.

— Уизли.

Она хмуро посмотрела на Малфоя.

— Рон?

— Это может оказаться самой интересной частью вечера. Станет ли его лицо красным, белым, зеленым или тем очаровательно-фиолетовым, как в квартире Лонгботтома на прошлой неделе?

Гермиона покачала головой.

— Рон…

— Четыре галлеона на фиолетовый.

Гермиона заметила широкую улыбку Гарри, когда он допил бокал и потянулся за другим, затем на напряженную спину Рона.

— Ладно. Четыре галлеона на фиолетовый. — Он собирался пожать ей руку? У нее складывалось ощущение, что сегодня вечером ладонь превратилась в собственный обогреватель.

Он замер всего на секунду, и если бы она не шла рядом, то не заметила бы этого.

— Нет, держу пари, будет фиолетовый. Видишь ли, Грейнджер, пари работает именно так…

— Я знаю, как работает пари, и поскольку хочу выиграть, то спорю на фиолетовый.

Он посмотрел на нее, и она достаточно долго задержала взгляд, чтобы уловить вспышку серых и белых волос.

— Не думаю, что ты уловила идею, — медленно произнес он.

— Поживее выбирай цвет, Малфой, мы на месте.

— Я уже выбрал. Ты не украдешь мой фиолетовый.

— Украду? Не знала, что фиолетовый принадлежит тебе…

— Я ясно дал понять…

— Мерлин, — пробормотал Невилл.

***

Гермиона откусывает кусочек кекса и переворачивает страницу. Поднимает глаза, когда Драко делает то же самое, — он кажется полностью поглощенным статьей о квиддиче. Его волосы торчат в разные стороны, глаза все еще сонные и полуприкрытые. Потребовался почти год, чтобы Малфой позволил ей увидеть свои волосы такими — каждое утро он начинает с того, что пробегается пальцами по волосам. Увидев это в первый раз, она улыбнулась, а он бросил довольно грубый взгляд на ее волосы, и они продолжили день.

— В этом году выросло количество разводов, — говорит Гермиона, просматривая статью.

— Хорошо, что мы не стали дожидаться свадьбы.

Она мечет на него резкий взгляд, бросая салфетку через стол. Та замедляется у самого края, но перелетает через него и падает Драко на колени. Он медленно поднимает глаза над газетой и хмуро смотрит на нее. По прищуру левого глаза Гермиона понимает, что он усмехается, и инстинктивно откидывается на спинку кресла.

— Расслабься, это всего лишь салфетка.

Он молчит, в комнате воцаряется напряженность. Гермиона снова кусает кекс. Несколько секунд спустя слышится шорох газеты, и внезапная ярость его гнева оказывается лишь временной. Это странно — и когда он окончательно проснется, ей придется выяснить, что же на самом деле так разозлило Малфоя. По утрам он мог вести себя как самый капризный человек на свете. Бывали дни, когда он вставал и уходил еще до того, как она успевала сварить кофе, а иногда ей приходилось прибегать к обману, уговорам или соблазнению, чтобы вытащить его из постели. Последнее всегда заставляло присоединиться к нему, и она не уверена, простит ли он когда-нибудь ее за то, что заорала «пожар», когда они опаздывали на завтрак в честь дня рождения ее матери.

— Малфой и Грейнджер никогда не превратятся в статистику. Наши имена…

— Грейнджер-Малфой, — рассеянно поправляет он, и она улыбается про себя, потому что это как-то нелепо и в то же время заставляет ее кровь мчаться быстрее. — И еще… в нас нет ничего нормального.

Она вздыхает, пожимает плечами, встает со стула и поворачивается, чтобы налить себе еще чашку кофе, пока один из домашних эльфов поместья не попытался сделать это за нее.

— Такое случается, когда ты замужем за Драко Малфоем.

— Именно так. Во мне никогда не было ничего среднего.

Она закатывает глаза и только собирается прокомментировать, когда поворачивается и видит, что он тянется к тарелке с кексами. Бросается вперед, хватает за руку как раз в тот момент, когда его пальцы касаются выпечки, и тянет назад. Он удивленно смотрит на нее, медленно убирая руку.

— Они сгорели.

— Точно, — осторожно говорит он, выгибая бровь. Она облизывает пересохшие губы и убирает кексы на один из буфетов позади себя. — Ты не умеешь делиться, Грейнджер, я уже говорил об этом?

— Как минимум раз. Хотя это совершенная неправда. — Она смотрит на свой кофе, черный и бездонный, поворачивается и замечает на себе его взгляд.

— Знаешь, я никогда не сомневалась.

— Не сомневалась в чем?

— Ответить «да», когда ты сделал мне предложение. Выйти за тебя. Я всегда знала, что хочу именно этого. Что всегда буду этого хотеть.

— Ты ничего не могла поделать. Я тебя не виню. — Его взгляд скользит по газете.

Гермиона тяжело сглатывает, снова и снова.

— Но я никогда его не снимала. Кольцо. Даже тогда, когда ты попросил об этом. И я знаю, ты ждал… это бы значило самый настоящий конец. Но я никогда не могла так поступить. Я солгала — я никогда не жалела о встрече с тобой.

В ее взгляде сквозит отчаяние. Мольба, извинение, а еще то, что она так старательно пыталась похоронить, но что никогда не прекращало бороться с таким выбором. Она должна была рассказать, когда они помирились после той ссоры, но так и не рассказала — сама не знает почему. Раньше она не чувствовала в этом необходимость, но теперь это так.

— Ты уже выбрала песню?

— Что? Песню? — спрашивает она, качая головой.

— Свадебную песню.

Она долго смотрит на него, на челку на лбу, на неподвижные глаза, на расслабленный рот. В горле что-то горит, но она сглатывает.

— Ты сказал, что уже что-то задумал?

Он кивает.

— Ты узнаешь, когда придет время.

***

Их прогулка к точке аппарации была удобной. Молчание по-прежнему оставалось неловким, но теперь говорить было легко. Малфой любил подшучивать над тем, как «плавно» она переходит от одной темы к другой, но был единственным, кого она знала, кто мог за ней угнаться. Ей нравилось разговаривать с ним, нравилось погружаться в беседу, когда он не зевает и не смотрит на часы. Может быть, ей это слишком нравилось, и иногда казалось, что он знает об этом, — тогда он замолкал или слишком сурово смотрел в тарелку за обедом.

Пока они шли, Гермиона потянула за свободную ниточку в своем пальто и, оторвав взгляд от блеска мокрого тротуара, увидела, что Драко сосредоточенно смотрит на переулок, в который они сворачивали. Она раздумывала, что сказать на прощание, и какие документы придется просмотреть по возвращении домой, и увидит ли она его завтра на работе. Потом она удивилась, почему он смотрит на нее так серьезно, и подхватывает под локоть, и притягивает ближе, чем они когда-либо намеренно оказывались друг к другу.

Носком резинового сапога она задела подошву его ботинка, широко раскрыла глаза и посмотрела на Драко. Она подумала, что должна что-то сделать с рукой, но продолжала пальцами упрямо держать эту нить, а костяшками другой касалась его бедра. Малфой наклонился достаточно низко, чтобы она поняла — он собирается сказать ей что-то очень серьезное или же сделать что-то очень серьезное.

Сердце забилось быстрее, и потребовалось девять фунтов бессвязного ритма, чтобы она поняла его слова. Ох. Ладно.

Она подняла мертвую тяжесть руки, прижала ладонь к его талии, и ее голова успокоилась. Как будто тело было слишком занято погружением в беспорядочную перегрузку, а мозг больше не был способен регулировать мыслительные процессы. Малфой опустил голову, она закрыла глаза, и он ее поцеловал.

Мягкое прикосновение, едва заметное, и она была уверена, что они оба ждут, когда мир остановится, или взорвется, или вернет происходящему логику. Но этого не произошло, и его рука легла на ее руку, когда она поцеловала его в ответ. Она почувствовала потребность рассмеяться или кашлянуть, сделать что-то, что освободило бы ее от напряжения в груди и животе, но затем Драко притянул ее ближе и поцеловал сильнее.

Его губы были мягкими, но требовательными, нижняя — пухлой, а верхняя — более твердой. Она почувствовала колкость его щетины вокруг рта и жар выдоха, когда наклонила голову в другую сторону. Он целовал ее несколько секунд или даже больше, прежде чем откинуть голову назад, и она опустилась на пятки — их дыхание было громким в окружающей их тишине. Ее сердце пульсировало и громыхало так, словно пыталось вырваться из ушей, и она медленно разжала пальцы на рубашке, глядя на его подбородок.

Он облизнул губы и ослабил хватку на ее руках, скользнув вниз к локтям. У нее была лишь секунда на нервный взрыв вокруг ребер, прежде чем он заговорил:

— По-прежнему «обычно»?

Ее взгляд метнулся к нему, мозг пытался обработать слишком много вещей одновременно, все еще анализируя прошлую минуту.

— Чт… — нервный узел опустился до самого низа живота. — Ты говорил с Гарри.

Сегодня днем она сказала Гарри, что у нее запланирован обычный ужин с Малфоем, как и все их… встречи до этого, которые тоже были обычными. Она не думала, что тот пойдет и поговорит об этом с Малфоем.

Уголки его губ дрогнули, действительно слишком пристально смотрела на них.

— Я решил уточнить. — Он отпустил ее руки и отступил назад, кивнув: — Увидимся завтра, Грейнджер.

Речь заняла несколько секунд, и она едва удержалась, чтобы не прижать руку к груди.

— Да, до завтра.

***

В синеве утра она наблюдает за ним, неподвижно лежащим под одеялом. Сумерки оттеняют его тело. Ей хочется провести кончиком пальца по слабым следам былого напряжения на лбу, по прямой и узкой линии носа и почувствовать его дыхание на ладони. Она хочет, чтобы он проснулся и сказал то, чего никогда не говорил раньше, и удивил ее каким-то незнакомым взглядом или жестом. Она хочет, чтобы ему было тепло, а ногам — холодно, когда она скользит между ними. Она хочет стоять с ним на балконе и чувствовать утреннюю росу на его коже, и леность его рта на ее губах, которые пахнут кофе и бананами. Ей хочется спорить о книгах, ссориться из-за того, что он не закрыл зубную пасту, или заставить его кричать на нее за то, что она вытворила, пока у него на виске не проявится жилка. Она хочет, чтобы он был именно тем, кем должен быть, и что-нибудь чувствовал, что угодно.

Он открывает глаза, не мигая смотрит на нее, а она в ответ закрывает свои.

— Драко, — шепчет она, ее голос спокоен после нескольких часов бессонницы.

— Гермиона, — весело отвечает он, и она еще крепче зажмуривается.

***

— Должно же быть что-то.

— Вряд ли это имеет значение. Когда этот чертов джинн выскочит из лампы и какого черта мне гулять по пляжу?

— Ты гулял по пляжу со мной….

— По какой-то непостижимой причине ты настояла на том, чтобы собирать ракушки…

— Едва ли непостижимой…

— …не знал, как сломать твою защиту…

— …понимаешь, потому что ты идиот.

— Твоя квартира. Идиот? Но ведь не я собирал ракушки.

— Какое это имело значение, если ты не смог попасть в мою квартиру? Ты мог бы…

— Потому что, не окажись я в твоей квартире, мои планы на вечер были бы разрушены.

— Чт… Ох.

— Ты ведь о них помнишь?.. Что это было?

— Три желания, Малфой, давай. Это же один из десяти лучших вопросов всех времен. Наравне с вопросами «зачем» и тем, что про необитаемый остров…

— Что?

— Ладно, ты находишься в магазине в каком-то мрачном, по большей части криминальном уголке мира…

— Мне не нравится твое предположение…Ты только что на меня зарычала?

— Неважно. Я больше не хочу знать твои три желания. На самом деле…

— В первую очередь я хотел бы заткнуть тебя.

— Конечно.

— Когда это не удалось… Приятно знать, что у тебя осталось чувство юмора, Грейнджер. Раз уж это не удалось, я потребовал бы еще два желания в дополнение к двум оставшимся. Одно за то, что джинн потерпел неудачу в первом, а другое за то, что обнадежил меня. И я приберегу их всех для тех случаев, когда они мне действительно понадобятся.

— Ты меня раздражаешь. Чрезмерно.

— О, так вот почему ты голая?

— Я даже не знаю, как это случилось.

— Прошло два года, Грейнджер. Относительно легко.

— Идиот.

***

Гермиона резко поворачивается и босыми ногами скользит по полированному мраморному полу. Его нет ни в спальне, ни в ванной, ни в столовой, ни в кабинете. Она проверила все крыло, но он отважился уйти куда-то, где ему не позволено находиться.

Сердце колотится в горле, и кажется, она не может отдышаться, когда думает обо всех местах, где он мог бы быть. Она очень надеется, что он не завтракает с Нарциссой, потому что из бального зала доносится тихая музыка — но все же достаточно громкая, чтобы услышать через два коридора. Шаги становятся сильнее, и она бросается к огромным дверям, распахивает их.

Он сидит у дальней стены, одетый в строгую мантию, и напряженной спиной прислоняется к высокой спинке стула. Его руки лежат на подлокотниках, и Гермиона представляет, как он пальцами перебирает крошечные резные деревянные узоры, как это делал Малфой. Она вздрагивает, вспоминая, что сказала ему час назад, и закрывает за собой дверь. Тщательно запирает и оборачивается, когда слышит стук его ботинок по полу.

Она встречает его на полпути, упирается рукой ему в грудь, когда он наклоняется, чтобы поцеловать ее.

— Что ты здесь делаешь? — шепчет она, и вопрос почти теряется под звуками рояля и скрипок.

— Ищу кое-что.

Она цокает языком, скользит рукой вверх и расстегивает его мантию. Вместо кожи видит под ней темную ткань и тянет пальцы к следующей пуговице. Он поднимает руки к ее талии и двигается взад-вперед, снимая туфли.

— Тебе не следует здесь находиться.

— А где же мне еще быть?

— Не думаю, что хоть один из нас хочет получить ответ на этот вопрос.

— Я бы не спрашивал, не желай услышать ответ.

Она игнорирует это заявление, скользит руками вверх по простой голубой футболке и, схватив край мантии, сбрасывает ее с его плеч. Она любит тело Малфоя — потратила годы, изучая его. Он — ее царство. Она владеет землями его плеч, спины и бедер, долиной его груди и живота. Она претендует на холмы его лица, сады его щек, ушей и шеи, когда из-за нее те заливаются румянцем. Скалы его ключиц, таза и пальцев. Лес его волос и тропинка, которая начинается под пещерой его пупка, та самая, по которой она будет бродить пальцами, вниз по всей длине и к куполообразному кончику у его корня. Она покорила горы под ним, просторы сильной земли, составляющие его бедра, поля икр, вершины его коленей и бицепсов. Ей принадлежат темнота на его предплечье, гладкость кожи, небо глаз и голубые и зеленые реки, которые бегут от солнечного ореола волос и до пальцев ног. Свой замок она построила из сухожилий, желудочков и любви в его груди.

Она будет прижиматься к нему, касаться и чувствовать, кружить и брать, пока он тоже не поймет это. Пока она не объявила его тело своим, и он не сделал то же самое с ней, и они не смогли править вместе.

Его пальцы скользят по подолу ее рубашки, но она качает головой, едва заметно улыбаясь. Он кладет руку ей на поясницу, притягивая ближе, и она закрывает глаза, когда прижимается грудью к его груди. Другую руку он смещает к лопатке, а когда под влиянием музыки он покачивает их влево, она поддается.

***

Ноги Малфоя утопали в слоях пушистой белизны, рука скользила по ряду пуговиц на ее спине. Всего час назад он вырвал их все, кроме двух, но был очень ловок в восстанавливающих чарах. Он прижался грудью к ее груди, и она почувствовала медленный подъем, когда он вдохнул ее аромат, носом скользнул вверх по шее. Ее сердце подпрыгнуло, руки вцепились в ткань его парадной мантии.

Она повернула голову, поцеловала в уголок рта, и он крепко обнял ее.

— Ты должна мне пять галлеонов, — прошептал он ей в губы.

— С Роном все в порядке.

Он что-то промурлыкал, провернул Гермиону под рукой и быстро притянул к себе.

— Пэнси определенно зеленая.

— Я бы сказала, просто бледная, — возразила она.

— Ты что, обиженная неудачница?

Она покачала головой, просовывая руки под распахнутую одежду, чтобы немного приблизиться к его телу.

— В любом случае, это не имеет значения. Мои деньги переведены в твое — наше — хранилище в тот же момент, когда я стала…

— Моей женой. — Он ухмыльнулся и прищурился: — Ты подумала об этом до того, как сделать ставку.

Она быстро поцеловала его и, когда он заговорил, поцеловала снова, снова, пока он не забылся настолько, чтобы поцеловать ее в ответ. Кончиками пальцев скользнул в ее волосы, провел по ребрам.

— Как только вернемся домой, придумаем новую систему ставок. Что-нибудь гораздо более полезное.

— Как только вернемся домой? — У нее были другие планы, и, судя по всему, у него тоже.

Он пожал плечами.

— Завтра. На следующей неделе. В будущем году. Когда бы мне ни показалось, что позволяю тебе…

— Ну, теперь у нас целая жизнь впереди. Годы для волшебников… еще сотня как минимум, Малфой.

— Если мы выживем, — сказал он. Она посмотрела на него, но уже проигрывала борьбу с улыбкой, когда он криво усмехнулся. — И тебе больше не следует называть меня Малфоем. Люди подумают, что мы ненавидим друг друга…

— Сказал тот, кто по-прежнему зовет меня Грейнджер. Мы пробовали обращаться по имени. Это не сработало.

— Согласен. Мы старались как могли. — Он усмехнулся, увидев румянец на ее щеках, вызванный воспоминаниями о том, к чему привели его старания.

— Идиот.

— Ты вышла за меня.

Гермиона смотрела на него широко раскрытыми глазами, приоткрыв рот.

— О боже… так вот в чем дело?

Он торжественно кивнул.

— Я знаю, тебя многое сбивает с толку. Советую обдумывать все по очереди…

Он рассмеялся, когда она ущипнула его за бок и прижалась лбом к его груди, тихо улыбаясь.

***

Гермиона смотрит на Малфоя, пока тот листает книгу в маленькой комнате, которую сделал ее личной библиотекой. Она прижимает чашку к груди, положив ноги на край стула. Он откинулся на спинку кресла, вытянув ноги, положив одну руку на подлокотник, а другую — на колени с книгой. Его волосы зачесаны назад. Она всегда видела в Малфое нечто дьявольское, когда он так выглядел.

— В этом году я хотела завести ребенка.

Он не поднимает головы, но глаза перестают скользить по странице.

— Мы не были готовы к рождению ребенка, когда только поженились, но в этом году я должна была завершить реформу законодательства. Я не хотела бросать работу, но многое могла бы сделать и дома. Я знаю, что ты ждал меня с прошлого Рождества, когда родила Джинни. Я видела, как ты на меня смотришь. Просто я еще не все спланировала. Но я тоже этого хочу.

Он поднимает глаза, взглядом скользит по ее лицу — она думает, что он даже не знает, что ищет.

— Иногда я представляю, как выглядели бы наши дети. Темные волосы, светлые волосы. Мальчик, девочка. Вьющиеся или прямые. Мой нос, твои глаза. Детская в той пустой комнате рядом с нашей спальней. Иногда я представляю, как они сидят в саду, распугивая птиц из купальни, или со смехом по утрам вытаскивают тебя из постели.

— Сон — самая важная часть дня, — невнятно говорит он.

Гермиона делает большой глоток чая, чувствуя, как он согревает холодное нутро, и смотрит в чашку, помешивая жидкость.

— Из тебя вышел бы отличный отец, Драко. Я знаю, что ты страшился этого. Но я уверена, ты бы их полюбил.

Она замолкает, крепче сжимает чашку и смотрит на него снизу вверх. Он смотрит на нее безучастно, тускло, без страсти, без чувства, без узнавания, и чай, должно быть, слишком горячий, потому что сейчас она вся горит.

***

Метлы упали, ведра покатились по полу, когда Малфой ударился спиной о стену. Языком скользнул по ее губам, опустив ладони к заду Гермионы, притягивая ее ближе, сжимая и хватая ртом воздух. Она скользнула под его рубашку, приласкала, ощущая каждый быстрый вдох и выдох. Другой рукой схватила его за плечо, удерживая равновесие на кончиках пальцев.

— Очень… непрофессионально, — повторила она, прежде чем обхватить его за шею и тесно прижаться.

Он промурлыкал согласие у ее рта, прежде чем втянуть ее верхнюю губу, и схватил ее за блузку. Двумя рывками освободил подол юбки, и через секунду его руки уже оказались на ней. Они скользили по пояснице, следовали вдоль позвоночника, ласкали бедра и живот, проникали под чашечки лифчика.

— Нам не следует этого делать, — выдохнула она, пытаясь взглянуть на дверь чулана, но закрыла глаза, когда он поцеловал пульсирующее место на ее шее.

— Я десять дней провел на задании, — грубо сказал он, посасывая кожу у нее под подбородком. Ее губы покалывало, кислород, как огонь, проникал в горло, и она не могла перестать пытаться дотронуться до Драко — везде, куда могла дотянуться. — Тебе повезло, что я не… М-м-м…

Она снова поцеловала его, сжимая в кулаке волосы. Он обхватил ее руками, разворачивая их, и опрокинул мусорное ведро.

***

— Что ты делаешь?

Он смотрит на нее снизу вверх, останавливая метлу, пока та не скатилась с его колен.

— А что, по-твоему, я делаю?

Она распахивает глаза, замечая на полу коробку, и указывает на нее, обвиняюще глядя на Драко.

— А это еще что такое?

Он кивает.

— Знаю, тебя легко сбить с толку, но попробуй…

— Это… это… ты не должен был открывать его! — Она делает к нему шаг, но останавливается, заметив его взгляд.

— Он мой, я прав?

— Это… — она беззвучно двигает губами, так ничего и не произнося. Конечно, ничего страшного, что он открыл коробку. В конце концов, это его дом. Подарок предназначался ему. Просто… Гермионе приходится сжать кулаки, чтобы не вырвать у него метлу. — Я заказала ее в феврале. Она пришла в июне, на… на твой день рождения.

— Меня не особенно волнуют планы на мой день рождения…

— Но… ты не можешь отправиться летать.

Он приподнимает бровь.

— Почему бы и нет?

— Это опасно, — слабым голосом говорит она.

— Много чего опасно.

— Но ты не можешь сейчас. Птицы готовятся к перелету, и ты можешь их потревожить.

Он смеется над ней, громко и прекрасно, и она чувствует, словно аккорды песни вибрируют в костях. Господи, как же ей не хватало этого звука!

— Птицы могут катиться к черту.

Она вырывает метлу из его слабой хватки.

— Подожди еще один день, хорошо?

— Я не из терпеливых.

— Знаю.

***

По утрам она любила наблюдать за птицами, порхающими туда-сюда из кормушек, прикрепленных к навесам и ветвям деревьев, и пьющими из птичьей купальни под террасой. Она не знала, с чего начала, но каждое утро выпивала на балконе первую чашку кофе и просыпалась вместе с ними.

Впервые Малфой присоединился к ней лишь после третьей проведенной совместно ночи, он всегда выдавал какие-то замечания, оскорбления о ней или птицах, а после погружался в уютное молчание или сонную беседу. Обычно они говорили о птицах. Хотя, в действительности, о них говорила она, а он комментировал или бросал на нее веселые взгляды, которые давным-давно перестали быть пренебрежительными.

— Следи за своими волосами, Грейнджер. Возможно, они решат свить там гнездо.

— Я бы не отказалась. Тогда, если ты подойдешь слишком близко, они тебя заклюют.

Он на мгновение скривился и поставил чашку на перила.

— Нет, тогда я не смогу подобраться к тебе слишком близко и заставить тебя…

— Раньше я считала тебя умным, но теперь ты гонишься за тем, что проще.

Драко посмотрел на нее с открытым ртом, но тут же закрыл его под пристальным взглядом. Они и так уже знали, что он собирается сказать. Он сверкнул улыбкой, повернулся, чтобы посмотреть на птиц, и поморщился, когда одна из них громко чирикнула над головой. Гермиона улыбнулась про себя, когда он посмотрел вверх и сдвинулся в сторону, избегая возможного падения помета. Этого не случилось, но сама мысль забавляла ее.

— Мне следовало бы воспользоваться палочкой. Быстрое заглушающее заклинание способно на чудо.

— Они могут быть в разгаре весьма важных переговоров.

Взгляд, который он бросил на нее, доказал его безразличие.

— Нельзя назвать разговором, когда кто-то пять минут подряд издает один и тот же идиотский звук, а остальные надеются, что он упадет с дерева.

— Ну, возможно, он пытается обосновать выбор дня, пригодного для миграции, но никто не слушает.

— Птицы не говорят о миграции, если вообще говорят. Они улетают инстинктивно.

— Тогда почему одни пропадают в сентябре, а другие — только в октябре?

Драко пожал плечами.

— Случайность. Может быть, в тот день на расстоянии пяти километров между ними погода немного отличалась. Нехватка пропитания в некоторых районах. Более холодное утро. Или любое другое случайное событие. Но они не планируют свой отлет, все происходит само по себе.

— Даже не знаю. В один прекрасный день они просто исчезают. Оставляют гнезда, и купальню, и кормушки и просто улетают. Это немного грустно. А если они не планируют этого, то почему… что?

— Грустно? Они улетают на зиму, это похоже на каникулы. Черт, как это может быть печально?

Она фыркнула.

— Без них становится пусто. Не доносится ни единого звука…

— Слава Мерлину.

— …гнезда пустеют, купальня замерзает, листья опадают. Никакого движения. Лишь тишина и холод. И все, что они построили, все, что им принадлежало, будет разрушено или восстановлено, словно их никогда и не существовало. Мне кажется, части вещей, которые они использовали… другие птицы повторно используют для гнезд, или заберут листья и ветки из уже сделанных гнезд, чтобы построить собственные, но если они…

— Конечно, все будет так, как будто они и не улетали, — они вернутся. А даже если нет, ты все равно помнишь их имена, как будто они всегда рядом. Да и какое это имеет значение? Это всего лишь птицы.

— Да, но это мои птицы.

Он фыркнул и рассмеялся, прислонившись к перилам.

— Ты принимаешь это слишком близко к сердцу. Они ведь не решили улететь, устав от тебя.

— Но вдруг они желают остаться.

Он приподнял бровь, и Гермиона подошла к перилам, встала рядом с ним, чувствуя, как тепло его тела проникает в нее.

— Перелетные птицы всегда улетают. Может быть, если согласишься присоединиться ко мне во время настоящего облета, ты поймешь, почему это так важно.

Она закатила глаза и увидела красную птицу, кружащую над верхушкой дерева.

— Они все время летают. Должно быть, это похоже…

— От дерева к дереву, на короткие расстояния. Другое дело, когда поднимаешься выше, когда летишь дольше. Полет — как олицетворение свободы. Словно тебя ничто не связывает. Может быть, они и не вернутся — но они свободны, где бы ни находились, и поэтому их стоит проводить.

Гермиона хмыкнула и проигнорировала его бормотание — что-то о нелепице и одержимости птицами.

— Хочу посмотреть на твой полет.

Он внимательно посмотрел на нее поверх кофейной чашки, и она увидела, как во время глотка дернулся кадык.

— Зачем? Хочешь убедиться, что я не опасен, прежде чем согласиться полетать со мной?

Она подняла брови, и он издал раздраженный звук. Он любил при любой возможности рассказывать, как здорово он летает, но Гермиона помнила достаточно случаев в Хогвартсе, чтобы знать — иногда ему нравилось притворяться бессмертным и вытворять в воздухе различные пируэты. Может быть, дело в ощущении свободы, о которой он говорил? Если полет заставляет почувствовать, что можно жить вечно.

Малфой протянул руку, развязал пояс на ее халате и прижался к ней, пока она не успела пожаловаться на то, что их увидят соседи.

— Договорились, Грейнджер. Можешь смотреть на мойполет.

***

Гермиона плотнее запахивает халат под его мрачным взглядом, и сердце колотится сильнее после каждого дюйма, по которому блуждают его глаза.

— Подойди, — грубо произносит он, кладя руку ладонью вверх на колено.

— Не могу. Мои родители.

Он рычит, проводя пальцами по волосам, снова на нее смотрит и откидывает назад голову.

— Они придут сюда? — спрашивает он, выискивая что-то на потолке, и кадык подпрыгивает при каждом сглатывании.

— Нет, мы встречаемся за ужином. Я не видела их несколько месяцев, так что они беспокоятся и хотят устроить семейную встречу.

Он хмыкает, откидывается на локти на кровати и вытягивает ноги во всю длину, пятками упираясь в пол. Гермиона улыбается столь характерной для него позе — он часто принимает ее во время разговора: пока она шагами меряет комнату или когда ему не удается убедить ее остаться дома после работы.

Она прекрасно сопротивлялась ему несколько раз, но теперь не может удержаться и коленями упирается в матрас по обе стороны от его ног. Он тянется к ее бедрам, привставая достаточно высоко, чтобы поцеловать ее в подбородок. Она смотрит на его макушку, проводит пальцами по платиновым волосам.

— Останься, — шепчет он, целуя ее в шею. Всегда было опасно давать ему подобное преимущество при попытке убедить ее в чем-то, но родители выломают дверь, если она не появится, — и этой возможности достаточно, чтобы твердо стоять на своем.

— Не могу, но я обязательно вернусь. И ты будешь ждать здесь.

— Хитрюга. — Он целует ее в губы, и дыхание вырывается наружу, а пальцы сжимаются на его плечах. Он поднимает руку, зарываясь в ее волосы, и с рывком бедер и плеч переворачивает их, обнимая ее.

— Ты всегда будешь здесь, — говорит она, целуя его раз, другой, прежде чем откинуть голову. Он молча смотрит на нее, и она убирает челку с его лба.

***

Гермиона посмотрела на Малфоя — одетый в рубашку и брюки, он выглядел так же обычно, как и без одежды по утрам.

— Не забудь: никаких разговоров о магии или о чем-то подобном, — напомнила она.

Он сжал челюсти и поднял взгляд на дверь. Они спорили об этом дважды — перестали разговаривать на четыре дня после первого раза, а после второго он с кровати наблюдал, как она ходила по спальне и применяла Репаро. Но она знала своих родителей. Сейчас им было гораздо лучше, чем после войны, но им следовало еще научиться доверять Малфою, прежде чем узнать, что он волшебник. Драко был категорически против, и она надеялась, что он не станет намеренно игнорировать ее просьбу.

— Малфой…

— Я понял, — выпалил он, оглядываясь на Гермиону, и тревога отразилась на ее лице. — Расслабься, Грейнджер. Если твои родители такие же нервные, как и ты, нас ждет невероятно долгий вечер.

Он всегда себя так вел. Оставался абсолютно невозмутимым, когда две недели назад знакомил Гермиону с матерью. Она думала, что сегодня вечером отомстит, но сейчас он был более спокоен, чем утром, когда говорил о работе. Она прищурилась, изучая его лицо; он приподнял бровь. Она ждала, когда у него задергается глаз — лишь недавно обнаружила возможность подобного нервного тика, но для этого ей обычно приходилось смотреть на него во все глаза…

Она подскочила от стука в дверь и повернулась к Малфою лицом. Откашлялась, с тяжким вздохом подошла к двери и остановилась, взявшись за ручку. Она кивнула Малфою и вопросительно подняла брови, но он лишь пожал плечами, жестом приглашая открыть ее.

Мама улыбнулась, а отец уже внимательно изучал Гермиону в поисках признаков того, что ему не должен нравиться ее парень. Она чувствовала себя подростком, застигнутым на крыльце, и немного растерялась в объятиях матери и от сильных похлопываний отца по спине.

Она взяла протянутую мамой бутылку вина и повела родителей по квартире.

— Никак не могу перестать удивляться, что ты готовишь, Гермиона. Да, обычно вы берете еду на вынос. Даже не знаю, как…

— Неделя была особенно напряженной, мама. Я готовлю чаще, чем заказываю, просто… — Гермиона, заламывая руки, посмотрела на отца и Малфоя — они стояли уставившись друг на друга.

— Очень на это надеюсь. Столько гадости плохо сказывается на здоровье. Мне бы так хотелось, чтобы ты приезжала почаще. Я могу показать, как… Ой. Здравствуйте.

— Мама, папа, это Ма… Драко. — Он с легкой улыбкой пожал руку ее матери. Отец хрипло представился, и их рукопожатие длилось значительно дольше, чем предыдущее.

И наступило молчание, напряженное и неловкое.

— Ну что ж, присаживайтесь. Я проверю рыбу и принесу бокалы для вина. — Гермиона не решалась покинуть комнату, но, возможно, вино немного облегчит ситуацию.

— Итак, Драко, чем ты занимаешься?

Войдя в кухню, Гермиона через плечо оглянулась на Малфоя и безмолвно изобразила, как она режет и душит себя, но Малфой был полностью сосредоточен на ее отце — его левый глаз подергивался.

Позже, после того как она сожгла ужин, и Малфой притворился, что заказывает такси, чтобы доставили еду, и ее родители засыпали их вопросами, и молчание длилось дольше, чем разговоры, Гермиона была готова без чувств рухнуть в постель. Уходя, мать одарила ее улыбкой, а отец бросил: «Ну, ладно», — и это было лучшее, на что они могли рассчитывать. Единственным парнем, с которым она их ранее знакомила, был Рон, и после той встречи отец вообще ничего не сказал.

Малфой прислонился к стойке, заваленной грязной посудой, подгоревшим обедом и контейнерами с заказанной едой, и ухмыльнулся ее усталой улыбке. Она обняла его и прижалась лицом к груди. От него пахло одеколоном, сложным и мужественным, с оттенком персиков — она никогда не могла определить, был ли этот аромат от тайного использования ее шампуня или прилип к нему от нее.

— Неплохо, — пробормотала она, и он рукой скользнул по ее пояснице.

— Неплохо, — повторил он.

***

— …в них нет нужды, так что не призывай их!

— Гермиона, их работа — делать то, что я велю! Нет никакого смысла иметь их под рукой, если…

— Тогда избавься от них! Я всегда хотела их освободить, и упаси боже, если ты…

— Ты ведешь себя так, будто им не платят, — ворчит он. — Мы договорились, что они будут держаться подальше от нашего крыла, потому что ты чертовски упря…

— Я чертовски упряма, и чего я хочу…

— …с работы, так что у тебя есть время…

— …успеть вычистить все крыло…

— …крыло, когда весь смысл в их…

— …здесь, чтобы сделать это для нас!

Он пристально смотрит на нее, на мгновение раскрыв рот, прежде чем захлопнуть его. Она вывела его из себя, но ей все равно. Она это уже проходила.

— И я спрашиваю тебя, насколько трудно самому сварить себе кофе, а ты повторяешься, и я обзываю тебя ленивой задницей, а ты обзываешь меня кем-то еще, и мы не разговариваем до обеда. Мне все равно. Только не пытайся снова вызвать домового эльфа!

— Если захочу…

Отчаяние Гермионы растет, она прижимает руку ко лбу.

— Мне следовало сначала куда-нибудь уехать. Следовало пожить в каком-нибудь маггловском городке. Начать… может быть, начать все сначала. Просто улететь, как птицы. Может быть, все сложилось бы по-другому.

— Хочешь отправиться в отпуск? — спрашивает он, двигая пальцами так, как будто крутит между ними палочку, — но его рука пуста.

Гермиона вздыхает и как-то вся обмякает.

— Мы так и планировали. Ты не признался, куда именно. Ты никому не рассказал, потому что думал, что мне все расскажут.

— Так и было бы. И все ты узнаешь по приезду. У нас еще есть целый месяц. — Он ухмыляется, и раньше — очень давно — она посчитала бы это дурным знаком, но теперь не боится того, что замышляет Малфой.

Она пристально смотрит на него. Она пытается свести все воедино и выйти за пределы логики. Она так сосредоточена на нем, что трудно даже думать о чем-то другом, но его глаза потускнели, а лицо расслабилось — не таким он должен быть. Не таким он был.

Может быть, им стоит съездить в этот маггловский городок? Может быть, ей следует применить к себе Обливиэйт и снова и снова переживать все так, как будто все в первый раз — и так каждые шесть лет. Малфой наполнил ее до краев. Он сделал целыми ее пустоты, прежде чем его вырвали через ее грудь. Она хочет протянуть руку и согнуть его, толкнуть, потянуть, изменить форму, пока не приведет в соответствие. Пока не станет настоящим, а не просто призраком мужчины, которого она любит.

— Мне бы понравилось. Отпуск. Я не хотел так жаловаться. Все из-за того, что ты мне ничего не сказала, а ты же знаешь, как я ненавижу быть в неведении. Даже если бы мы остались дома, мне бы все равно понравилось.

***

Пряжка ремня Малфоя неприятно давила ей на живот, но она не обращала на это внимания, вытягивалась, пока каждой частичкой не коснулась его тела. Линии света на стене рядом с кроватью сужались и истончались от света фар с улицы, а дождь стучал в окно в такт ее учащенному сердцебиению.

— А если я скажу, что люблю тебя? — спросила Гермиона в темноте и увидела блеск под его прикрытыми веками глазами в следующем свете фар.

— Тогда мне, возможно, придется ответить взаимностью, — сказал он, поднимая подбородок, чтобы найти ее губы своими, и, ведомая жаром поцелуя, она схватила его за плечи.

Он перевернул их, отталкиваясь рукой ровно настолько, чтобы расстегнуть ремень, а затем снова прижался к ней. Она исследовала его спину, не торопясь продвигаясь к поясу.

Подождала, пока он приблизится к ее шее, и снова заговорила:

— А если я этого не скажу?

— Тогда я назову тебя лгуньей.

***

Гермиона смотрит с балкона, рассеянно потянувшись за чаем на маленьком столике, который Малфой поставил у перил. Она знала, это сделал он — хотя и не сомневалась, что он прибег к помощи домовых эльфов. Он никогда не говорил об этом, просто оставил одну бродить по балкону. Она ожидала увидеть обширную лужайку, овощные и цветочные сады, внутренний двор и все, что могло заставить Малфоев, когда они бросали взгляд из своего замка, чувствовать себя великими правителями.

Она видит многое из этого. Но в большей степени ее привлекают птицы, их кормушки и гигантская купальня, установленная под балконом. Малфой выходит с важным видом, и из-за ее улыбки на лице у него появляется самодовольство. В этот раз она ему это позволяет.

Гермиона наблюдает, как стая птиц проносится по небу, синхронно поднимаясь и опускаясь, направляясь в некое неизвестное, безопасное место. Это напоминает ей их первый с Малфоем полет: она смеялась без видимой причины и щекой ощущала, что он улыбался ей в ответ. Она до сих пор точно помнит тепло солнца и дыхание Драко на коже. Она наконец-то поняла, что он имел в виду, говоря о безрассудном чувстве свободы, о том, что ты ничем не связан, о том, что ты можешь жить вечно в бескрайнем небе. С тех пор она никогда не огорчалась из-за того, что птицы снова улетели; вместо этого она чувствовала себя так, словно выпускала их на свободу.

Гермиона резко оборачивается на звук открывающейся позади нее двери. Малфой смотрит на небо, определяя скорость дождя, и щурит глаза в слабом утреннем свете. Она делает быстрый шаг вперед, руками упирается в холодную твердость его груди и продолжает напирать, пока тот не отступает. Он удивленно смотрит на нее, а она улыбается, закрывая за ними дверь.

— Можем выпить и в спальне, — говорит ему, указывая на чашку.

Он ухмыляется, кивая подбородком ей за спину, и сжимает ее бедра.

— Балкон тоже сойдет. Я…

— Да, Малфой… проклятье, — огрызается она и трясет облитой чаем рукой, снова пытаясь оттолкнуть его. — Докажи.

— Ты не покраснела. — Он поднимает бровь, подтягивая ее вперед за бедра. — Неужели я окончательно развратил тебя?

Она отстраняется.

— Нет. Я…

— Что случилось, Гермиона?

— Ничего, просто не хочу выходить на балкон.

— Тебе всегда хочется туда выйти.

— Не сегодня, — отрезает она.

Он стонет, стиснув зубы.

— Ты опять собираешься обвинить меня в том, что спрятал твою книгу, или же я…

— Я тебя не обвиняла… Какую книгу?

— Ты хоть представляешь, сколько книг у нас в доме?

— Чт… — Она качает головой. — В таком я тебя не обвиняла.

— Я не трогал эту чертову книгу! Сколько раз я должен повторять, чтобы ты…

— Заткнись, — шепчет она.

— Я скажу все, что захочу, черт возьми. Если ты не…

— В твоих словах нет никакого смысла. Не мог бы ты…

— В них полно смысла, Грейнджер. Роджерс не станет связываться с кучкой авроров, которые слишком заняты собственной злостью и не спешат выполнять свою работу. Уизли…

— Прекрати! — кричит она, вскидывая руки и морщась, когда на ладонь снова выплеснулся чай.

— Ты в порядке? — тихо спрашивает он и наклоняется, глядя на нее. Его взгляд слишком напряжен, и Гермиона не может отвести взгляд.

Она качает головой, опускаясь на край кровати.

— Нет. Не совсем.

Он садится рядом, касаясь ее руки, и она чувствует начало припадка. Прелюдия к плачу, когда невозможно отдышаться, все становится слишком горячим, горло забивается, а в груди тяжелеет. Дрожащими пальцами она ставит чашку на стол.

— Что случилось? — натянуто спрашивает он, чувствуя себя неловко и неуверенно.

Гермиона качает головой.

— Я могу потерять рассудок. Действительно, на самом деле потерять его. Да и ты тоже. Мы оба безумцы. Мы оба совершенно не в своем уме. Я не могу спасти тебя. Я не смогла бы. Я сама едва держусь.

Она смотрит вверх: серые, белые, розовые пятна сливаются, и мир снова движется слишком быстро.

***

Гермиона проснулась оттого, что кто-то трогает ее палец, и не нужно было открывать глаза, чтобы понять — Малфой крутил ее обручальное кольцо. Она хмыкнула, глубже зарываясь в одеяло и прижимаясь к нему, щекой проскользила по его груди.

— Ты никогда не говорила, нравится ли тебе кольцо. — Его голос звучал намного яснее, чем обычно после сна, и ей стало интересно, как долго он бодрствует.

— Сразу после предложения я сказала тебе, что оно совершенно.

С минуту он молчал.

— Ах, а я-то думал, ты сказала, что это я совершенен.

Он пошевелился, когда она засмеялась, и Гермиона почувствовала, как он взглядом пытается поджечь ее волосы.

— Понимаю, — выдавила она, пытаясь скрыть улыбку, но Драко почувствовал ее кожей.

— М-м-м… — протянул он, что прозвучало как оскорбление, и провел рукой вверх по ее обнаженной спине. — Я отменил завтрак с мамой.

— А я только начала ей нравиться.

— Она достаточно тебя любит. Это наш единственный выходной на следующую неделю — не собираюсь проводить его вне этой спальни…

— Тогда я пописаю в цветочный горшок. Надеюсь, зубная паста у тебя с собой… — она засмеялась, когда он ущипнул ее за бедро.

— Ты уничтожишь цветы. Или хотя бы сходи на то идиотское растение. Клянусь, Поттер вставил в эту штуку шпионское устройство. Отвратно пахнет.

— Я не знала, что шпионские устройства отвратно пахнут. И я удивлена, что ты не убрал его в коридор. Ты ведь настоящий параноик.

— Забыла, как он настаивал, чтобы мы изменили защиту, позволив ему в любое время аппарировать в поместье? А как у него задергался глаз, когда он без всякой причины подарил нам это чертово растение. Он…

— Ты слишком долго был аврором, — сказала она со смехом, обнимая его за плечи.

— Достаточно долго, чтобы распознать знаки, — пробормотал он.

— Гарри просто боится, что кто-нибудь сюда вломится или что-то в этом роде.

— Я и сам могу тебя защитить.

Она фыркнула.

— Я сама себя защищу, спасибо. А ты можешь стоять и оставаться красивым.

— Всегда знал, что тебя интересует только моя внешность.

Она рассмеялась и увидела, как свет в окне становится ярче. Она любила такие дни: не существовало ничего вне того мира, который они создавали в этой спальне. Именно эти моменты она вспоминала, когда все остальное переставало иметь смысл.

Она закрыла глаза, чувствуя легкое покачивание, крепко обняла Драко и снова погрузилась в сон. Гермионе нравилось думать, что она плывет по морю. Может быть, он появился, чтобы остаться с ней, или утопить, или пришвартовать в каком-либо месте, которому они могли бы дать имя, сберечь и назвать своим. Но что бы это ни было, каким бы образом они здесь ни оказались, куда бы ни шли — он принадлежал ей.

***

Гермиона смотрит на него, складывая записку от Нарциссы.

— Я собираюсь позавтракать с твоей матерью.

— С каких это пор ты хочешь проводить время с моей матерью?

Гермиона пожимает плечами, проводит пальцем по складке на записке и смотрит, как он потирает подбородок.

— Я ей нужна.

Он поднимает глаза от папки, которую нашел в ее вещах, и хмурится.

— Уизли будет в порядке, если ты подождешь час.

Она закрывает глаза.

— Не знаю, — шепчет она.

— Подожди — ты только что призналась, что чего-то не знаешь?

— Не знаю.

— Я не удивлен, Грейнджер.

— Не знаю, — слова вырываются с выдохом, как будто ее ударили в живот.

— Тогда разберись, Гермиона! — кричит он.

Она открывает глаза, ее кровь мчится и заставляет все тело пульсировать.

— Не знаю.

— Как и я.

— Не знаю.

— Я не удивлен, Грейнджер.

Она хочет разорвать все на части. Она хочет схватить его своими руками и почувствовать жестокость его разрушения.

— Не знаю.

— Как и я.

— Не знаю.

— Тогда разберись, Гермиона!

— Не знаю.

— Все в порядке.

— Не знаю.

— Как и я.

Гермиона делает глубокий, дрожащий вдох и трет горящие глаза.

— Я собираюсь встретиться с твоей матерью.

— Перестань волноваться, Грейнджер. Сперва ты ей не понравишься, но она привыкнет.

Она встает, чувствуя, как немеют ноги, и сжимает кулаки.

— Это не то, чего я хотела, — грубо шепчет она, потому что правду нельзя выдать спокойно, когда так больно. Она должна прорваться из твоего нутра и разорвать половину сердца.

— Это не… никогда не станет… — она замолкает, и он смотрит на нее, смущенно наморщив лоб. — Это все, что осталось, — хрипит она, и горячие слезы текут по ее щекам.

Он отодвигается, встает, обходит вокруг стола и протягивает ей руку. Она передергивает плечами, качает головой и касается кончиками пальцев, когда пытается оттолкнуть его. Он дергается, пытаясь схватить ее за руку, но она вырывается и, он тянет ее к себе, пока не вжимает в стену своей груди. От него пахнет только персиками.

— Это все, что ты мне оставил, я больше так не могу! — кричит она, толкая его в грудь, пытаясь убрать его руки, ударяет кулаком в плечо.

Он только крепче прижимает ее к себе. Слезы текут быстро и тяжело, прерывистые всхлипы вырываются из горла. Он шепчет ей в волосы слова, которых она не слышит, но знает, что слышала их раньше, и хочет, чтобы он разорвал ее, чтобы тоже освободил. Она не может ни видеть, ни дышать, она уверена, что умирает, что, наконец, потеряла всякий здравый рассудок и силы, захваченная морем, — и тонет без единого шанса спастись.

***

Гермиона подскочила от движения, которое уловила боковым зрением, ее сумка с глухим стуком упала на пол, когда она развернулась и вытащила волшебную палочку. Она прищурилась от заливающего комнату света и моргнула, увидев поднятые брови и ленивую ухмылку Малфоя.

— А вот и твое гриффиндорское нетерпение. Предполагается, что ты медленно отравишь меня — так сухой выйдешь из воды и получишь поместье.

Она закатила глаза, ударив его по руке.

— Если бы я вышла за тебя только из-за твоего состояния, ты должен был бы оказаться богаче всех отчимов Блейза, вместе взятых…

— Может, так и есть, — он пожал плечами.

— Любовь или жадность. Вот единственный способ с тобой справиться.

— Я тронут. Почему мы снова вместе? Я мог бы просто жениться на своей работе и подвергнуться такому же насилию.

— Потому что на то, чтобы раздуть твое эго, нужна целая жизнь, и только я способна это сделать, — ответила она, проиграв борьбу с улыбкой из-за его раздраженного смеха. Он открыл было рот, чтобы ответить, но она снова шлепнула его по руке. — Что я говорила насчет того, чтобы красться среди ночи?

Они вместе уже больше пяти лет, но ей не требовалось и четверти этого времени, чтобы понять выражение, которое появлялось на его лице, когда он был взволнован чем-то порочным. Ей потребовалось время, но она точно знала, что он собирается сказать.

— Разве не ты в прошлом месяце рассказала мне кое о какой фанта…

— Я снова тебя ударю.

— Да, — сказал он с ухмылкой и притянул Гермиону к себе, когда она повернулась за сумкой. — Полагаю, это было…

— Очень сложно, — предупредила она. — Почему ты был в темноте? — Если бы это было так, вероятно, он не удивился бы нацеленной на него палочке. Он был крайне искусен в том, чтобы оставаться в образе во время… игр.

— Я собирался спать. — Он поцеловал ее прежде, чем она успела сказать, как устала. Наверное, он заметил ее помятый, измученный вид и все сам понял. Он сместил их на два шага назад в направлении спальни, забирая сумку из ее рук.

— Не бросай ее, — предупредила Гермиона и приподнялась на цыпочки, чтобы снова поцеловать, когда он отстранился.

— Я думал, ты занималась свадебными приглашениями для Лавгуд.

— Верно, но мы не смогли решить, поэтому я захватила домой несколько вариантов. Луна выбрала эту ужасную… стеклянную штуку. Только не спрашивай, каких сов она собиралась отправить с доставкой.

Он что-то пробормотал себе под нос, ставя сумку на пол, и одним движением руки погасил свет.

— Посмотрю на них завтра.

— Они заткнули наши за пояс. До сих пор не понимаю, почему она выбрала меня в подружки невесты.

Гермиона не видела его лица в темноте, но знала, что он приподнял обе брови — левая чуть выше правой — и слегка изогнул губы.

— Наверное, она вообразила все то чудесное, что смогла бы запихнуть тебе в волосы, чтобы отпугнуть своих воображаемых созданий. — Он замолчал, когда она фыркнула. — Нет? А вот я совершенно уверен, что именно так все и будет. И мне придется неделями выковыривать творения Лавгуд из твоих кудрей.

Она зевнула, последовала за ним к кровати и сбросила туфли.

— Моя… невероятная… способность…

— Отлично, Грейнджер. Я как раз… — он бросил носок в сторону корзины для стирки и указал на «Хранитель пустоши» на ночном столике, — дочитаю оставшиеся страницы между твоими паузами, а то еще засну в промежутке.

— Заткнись. Я слишком устала, чтобы думать, иначе сказала бы что-нибудь настолько остроумное, что оно превзошло бы все остроумное, что когда-либо было сказано.

— Ага, — медленно произнес он, и она выглянула из кучи одеял. Поймала в темноте его улыбку и скользнула ногой по его холодным стопам, когда он с жаром обнял ее за талию.

Драко нежно поцеловал ее в губы, в щеку, и она закрыла глаза, засыпая. Она ощущала, как ритм его дыхания совпадает с ее.

***

Он поправляет рамку с фотографией с их помолвки, делая шаг назад, вперед, назад, желая убедиться, что она висит абсолютно ровно. Малфой часто это делал — она всегда наклонялась без всякой видимой причины или из-за того, что за стеной находилось изголовье их кровати. Это уже четвертая рамка, пока Гермионе не надоело и она не прикрепила ее заклинанием, чтобы предотвратить неизбежное падение. Если бы она была суеверной, то могла бы понять — это что-то значит. Может, ей и следовало это понять.

Гермиона скрещивает руки на груди, наблюдая, как он изучает фотографию. Иногда она задается вопросом, действительно ли Малфою настолько нравится снимок или дело в его потребности в порядке, которая граничит с одержимостью. Она никогда не была грязнулей, но допускала пыль и скопление кучи белья, поскольку бóльшую часть времени работала. Бывали дни, когда она возвращалась домой и видела идеальный порядок и, зная, что Драко никогда бы сам все не вычистил, задавалась вопросом, не призвал ли он без ее ведома домового эльфа. Он всегда отрицал это и никогда не ломался под ее подозрительным взглядом, и Гермиона пообещала себе когда-нибудь его поймать.

Она помнит каждое мгновение той вечеринки, и жар его руки, постоянно придерживающей ее за спину. Помнит тот момент, когда в углу комнаты своими пальцами скользнула между его пальцев, и как сразу поняла, что он принадлежит ей навсегда. Вопреки всему миру, или ради него, или из-за него — Драко принадлежит ей.

Возможно, он осознал это в ту же ночь, или за некоторое время до нее, или же всегда ждал катастрофы, которая положит всему конец. Большой взрыв в небе, который чуть-чуть повернул мир в другую сторону, и теперь он уже никогда не будет вращаться по-прежнему. И как бы сильно и быстро ни бежать к нему в попытке остановить, исправить, раствориться в нем, никогда не достигнуть достаточной скорости, чтобы повернуть мир вспять.

— Знаешь, я каждый день по тебе скучаю, — говорит она.

Драко поворачивается и смотрит на нее поверх пижамы.

— Я был на задании.

— Знаю. Ты должен был вернуться.

Он чешет подбородок, поднимая бровь.

— Теперь я здесь.

— Нет. — Она качает головой, чувствуя жжение в глазах. Каждый раз, когда она пытается сглотнуть, в горле растет комок. — Не совсем. Ты никогда не бываешь здесь, что бы я ни делала. Я все пытаюсь, а ты постоянно… уходишь. — Ее голос прерывается на последнем слове, комок расширяется до тех пор, пока горло не начинает покалывать. Она вот-вот развалится на части. Она посмотрит на него снизу вверх — и мир закружится быстрее, и время пойдет своим чередом, и ничего уже не изменится.

— В твоих словах нет никакого смысла, Грейнджер. Попробуй составить предложение, которое продемонстрирует твои умственные способности.

Она закатывает глаза к потолку, на котором мерцает свет.

— Я действительно старалась, Драко. Я так старалась снова все исправить. Чтобы снова сделать тебя правильным. Но это все неправильно. Этого недостаточно, потому что это даже… не ты.

— А чего для тебя оказалось бы достаточно? — огрызается он. Она смотрит на него, потеряв всякую надежду. Тонет из-за ее отсутствия. — Ну? Чего для тебя достаточно, Грейнджер?

— Драко.

— Гермиона.

Она качает головой, упираясь ладонью в грудь.

— Мне больно даже смотреть на тебя. Так не должно было быть.

— Все меняется, даж…

— Только не ты! Только. Не. Ты. Ты просто… — она всхлипывает и отшатывается от него. Ей вдруг нужно пространство, и это разрывает ее на части, потому что именно из-за этого она здесь. Соединить пространство и время, повернуть все вспять, сделать все правильно. Но это так неправильно, и она так испорчена, и она точно знает, что он сказал бы, если бы мог.

— Ты просто… тень в теле моего мужа, который не забывает говорить то, что когда-то уже сказал. И ты преследуешь меня. Ты лишаешь меня покоя. Это все, чего я хотела. Я просто хотела снова быть счастливой с Драко. Быть какой угодно — но только с ним.

Он смотрит на нее, хмурит лоб, но глаза тусклые. Это одна из самых сложных частей — глаза. Они никак ей не удавались, и когда они остаются безжизненными, то снова и снова напоминают ей обо всем. Он протягивает руку, чтобы потереть костяшками пальцев лоб, и она бросает взгляд на рунический символ, вырезанный на его запястье. Их было больше — тридцать четыре, если быть точной, и она отмечает каждый, который видит. Напоминает себе, что это не он. Что это призрак, созданный единственными живыми существами, которые остались у нее от Драко.

— Мне очень жаль.

— Жаль?

Она кивает, сглатывает, пялится в точку на стене над его плечом.

— Знаешь, Джордж дал мне прототип, над которым работал последние несколько лет. Наверное, думал, что это меня отвлечет.

— Я знаю пару способов тебя отвлечь, Грейнджер. — Его голос звучит тихо, многообещающе, и она закрывает глаза от этого звука. — Может быть, я покажу.

— И это правда меня отвлекло. Гениальная придумка. Именно этот стеклянный шар, запечатленный в рунической магии, хранит воспоминания. А когда шар помещен под особый амулет, память внутри шара активируется триггером — нужно лишь произнести ему фразу, хранящуюся в памяти. Так, скажем, если ученик желает вспомнить некое зелье, то воспоминание вызывается произнесением его названия. Но Джордж никак не мог сообразить, как активировать память за пределами шара.

Он переводит взгляд с ее заламывающихся рук на лицо, и Гермиона тяжело приваливается к дверному проему.

— Но я смогла, — признается она. — Я все поняла.

***

— Разве не ты в прошлом месяце рассказала мне кое о какой фанта…

— Я снова тебя ударю.

— Да, — сказал он с ухмылкой и притянул Гермиону к себе, когда она повернулась за сумкой. — Полагаю, это было…

— Очень сложно, — предупредила она. — Почему ты был в темноте? — Если бы это было так, вероятно, он не удивился бы нацеленной на него палочке. Он был крайне искусен в том, чтобы оставаться в образе во время… игр.

— Я собирался спать. — Он поцеловал ее прежде, чем она успела сказать, как устала. Наверное, он заметил ее помятый, измученный вид и все сам понял. Он сместил их на два шага назад в направлении спальни, забирая сумку из ее рук.

— Не бросай ее, — предупредила Гермиона и приподнялась на цыпочки, чтобы снова поцеловать, когда он отстранился.

— Я думал, ты занималась свадебными приглашениями для Лавгуд?

— Верно, но мы не смогли решить, поэтому я захватила домой несколько вариантов. Луна выбрала эту ужасную… стеклянную штуку. Только не спрашивай, каких сов она собиралась отправить с доставкой.

Он что-то пробормотал себе под нос, ставя сумку на пол, и одним движением руки погасил свет.

— Посмотрю на них завтра.

— Они заткнули наши за пояс. До сих пор не понимаю, почему она выбрала меня в подружки невесты.

Гермиона не видела его лица в темноте, но знала, что он приподнял обе брови — левая чуть выше правой — и слегка изогнул губы.

— Наверное, она вообразила все то чудесное, что смогла бы запихнуть тебе в волосы, чтобы отпугнуть своих воображаемых созданий. — Он замолчал, когда она фыркнула. — Нет? А вот я совершенно уверен, что именно так все и будет. И мне придется неделями выковыривать творения Лавгуд из твоих кудрей.

Она зевнула, последовала за ним к кровати и сбросила туфли.

— Моя… невероятная… способность…

— Отлично, Грейнджер. Я как раз дочитаю оставшиеся… — он указал на «Хранитель пустоши» на ночном столике и бросил носок в сторону корзины для стирки, — страницы между твоими паузами, а то еще засну в промежутке.

— Заткнись. Я слишком устала, чтобы думать, иначе сказала бы что-нибудь настолько остроумное, что оно превзошло бы все остроумное, что когда-либо было сказано.

— Ага, — медленно произнес он, и она выглянула из кучи одеял. Поймала в темноте его улыбку и скользнула ногой по его холодным стопам, когда он с жаром обнял ее за талию.

Драко поцеловал ее в губы, в висок, и она закрыла глаза, засыпая. Она ощущала, как ритм его дыхания совпадает с ее. Он протяжно вздохнул, подбородком касаясь ее кудрей.

***

Гермиона тащит его за собой, петляя по саду. Она оглядывается, перехватывает его взгляд — правый глаз слегка прищурен, как обычно бывает на солнце. Она улыбается, он улыбается в ответ и поворачивает запястье, чтобы взять ее за руку.

— Я не собака, — говорит он. — Не стоит меня выгуливать.

— О, пожалуйста, мы оба знаем, что в тебе всегда было что-то животное.

Она слышит, как он шлепается в лужу и издает тихое проклятие из-за намокших брюк. Воспоминания танцуют по краям сознания, когда она огибает живые изгороди и клумбы, оказываясь у купален для птиц.

— Чувствуешь себя как на скамейке запасных?

Она кивает и рукой скользит в его ладонь, когда он оказывается перед ней и ведет вокруг купальни.

— Скоро птицы улетят. Я подумала, что неплохо бы прийти сюда, пока этого не случилось.

— Они вернутся, — говорит он, кивая, чтобы она села, и занимает место рядом с ней.

— Нет, не все. Помнишь Денни? Он исцелился, а затем улетел к солнцу, и мы больше никогда его не видели.

— Зато он свободен. — Он откинулся на спинку скамьи, наблюдая за двумя птицами, барахтающимися в купальне.

— Да, — шепчет она. — Он свободен. Как бы мне хотелось последовать за ним.

Драко поворачивается к ней и смотрит на ее дрожащую улыбку. Гермиона протягивает руку и проводит пальцами по его сияющим на солнце волосам.

— Это правда, — говорит она. — Но этот придурок заставил меня ждать, — хрипло смеется она и видит лицо Малфоя сквозь пелену слез. — Когда-нибудь ему придется сильно постараться, чтобы загладить передо мной вину.

Он протягивает руку, его пальцы скользят по ее щеке и дальше, пока ладонь не прижимается к затылку.

— Перестань так смотреть на меня, Грейнджер, — хрипит он, и она приподнимается, прижимаясь лбом к его лбу.

— Как?

— Как будто уходишь.

— Нет. Не я.

***

— Очень сложно, — предупредила она, и он за бедра притянул ее к себе, а она прижала ладонь к его гладкой обнаженной груди. — Почему ты был в темноте? — Если бы это было так, вероятно, он не удивился бы нацеленной на него палочке. Он был крайне искусен в том, чтобы оставаться в образе во время… игр.

— Я собирался спать. — Он поцеловал ее прежде, чем она успела сказать, как устала. Наверное, он заметил ее помятый, измученный вид и все сам понял. Он сместил их на два шага назад в направлении спальни, забирая сумку из ее рук.

— Не бросай ее, — предупредила Гермиона и приподнялась на цыпочки, чтобы снова поцеловать, когда он отстранился.

— Я думал, ты занималась свадебными приглашениями для Лавгуд?

— Верно, но мы не смогли решить, поэтому я захватила домой несколько вариантов. Луна выбрала эту ужасную… стеклянную штуку. Только не спрашивай, каких сов она собиралась отправить с доставкой.

Он пробормотал себе под нос что-то, связанное с Луной, или, может быть, с тем зрелищем, когда они с Нарциссой выбирали приглашения. Поставил сумку на пол, прислонив ее к стене, и одним движением руки погасил свет.

— Посмотрю на них завтра.

— Они заткнули наши за пояс, правда. До сих пор не понимаю, почему она выбрала меня в подружки невесты.

Гермиона не видела его лица в темноте, но знала, что он приподнял обе брови — левая чуть выше правой — и слегка изогнул губы. Он свернул к спальне, убрав руку с ее плеча, и повращал головой, пытаясь ослабить давление. Работа была напряженной — это был единственный раз, когда она видела его таким.

— Наверное, она вообразила все то чудесное, что смогла бы запихнуть тебе в волосы, чтобы отпугнуть своих воображаемых созданий. — Он развеселился, услышав, как она фыркнула, и обошел вокруг кровати. — Нет? А вот я совершенно уверен, что именно так все и будет. И мне придется неделями выковыривать творения Лавгуд из твоих кудрей.

Она зевнула, последовала за ним к кровати и сбросила туфли. Он сел на край матраса, повернувшись к ней спиной, и запустил пальцы в волосы. Несколько прядей торчали вверх — серые в слабом лунном свете, просачивающемся из окна.

— Моя… невероятная… способность…

— Отлично, Грейнджер. Я как раз дочитаю оставшиеся страницы… — он бросил носок в сторону корзины для стирки и указал на «Хранитель пустоши» на ночном столике, — между твоими паузами, а то еще засну в промежутке.

— Заткнись. Я слишком устала, чтобы думать, иначе сказала бы что-нибудь настолько остроумное, что оно превзошло бы все остроумное, что когда-либо было сказано.

Она упала на кровать, а он скользнул под одеяло, потянулся за голову, взбивая одну из подушек, прежде чем уткнуться в нее лицом.

— Ага, — медленно произнес он, и она выглянула из кучи одеял. Поймала в темноте его улыбку и скользнула ногой по его стопам, когда он обнял ее за талию.

Драко поцеловал ее в губы, в щеку, и она закрыла глаза. Она ощущала, как ритм его дыхания совпадает с ее. Он протяжно вздохнул, подбородком касаясь ее кудрей, и его рука немного напряглась, когда он устраивался поудобнее. Его ровное, сильное дыхание убаюкивало ее.

***

Он поцеловал ее, и они заснули. Его рука лежала на ее талии, а ее ладонь была прижата к его груди. Иногда, если очень напрячься, она вспоминает, как оно бьется — сильно и ровно. Прошли часы тех пор, когда он обнимал ее, прикасался к ней. Когда она чувствовала его, вдыхала его аромат, разделяла его тепло. Часы, в течение которых она спала, ничего не подозревая, ничего не понимая, не в силах вспомнить. Он мог бы поцеловать ее перед уходом, или прикоснуться к волосам, или бросить на нее прощальный взгляд, надевая мантию. Потом он подошел бы к камину, взял бы летучий порох и отправился на работу. Съел кекс. Он ел кекс при встрече с Невиллом, прямо перед тем, как они ушли, до того… До того.

Должно быть, она тысячу раз прокручивала это в голове, стараясь запомнить каждую деталь. Возможно, не должно иметь значения, куда он ее целовал или какие части их тел соприкасались, но внезапно они стали значить для нее все.

— Понимаю, ты ничего не можешь с собой поделать, но твой взгляд отвлекает.

Она протягивает руку, кончиками пальцев прослеживает черты лица Малфоя, впадины и изгибы его тела. Он хмыкает, притягивая ее ближе, и она смаргивает слезы. Потому что это в самый последний раз. Потому что именно это она должна сделать.

Он — прекрасный набор воспоминаний, и бывают моменты, когда все сходится и она может поверить. Но он подобен якорю, слишком долго пролежавшему на дне, изъеденному солью и проржавевшему от времени. То, что удерживает на излюбленном месте, где вы так сильно хотите остаться, но теперь разлагает его. Она может вытащить его на разрушенное временем побережье и спасти это место, но это утащит ее в мир — настолько далеко, что его будет и не увидеть на горизонте прошлого.

Иногда она дает слабину и допускает мысли о том, чтобы забыть его, хотя бы для того, чтобы облегчить боль, поселившуюся в сердцевине каждой кости. Тогда она понимает, что он — неотъемлемая часть ее жизни, так же как и утрата, и каждый новый день Драко проживает с ее дыхании.

Гермиона прижимается лбом к его груди и закрывает глаза, но знает, что сегодня не сможет ни на минуту заснуть.

***

Она прижала руки к сердцу, сминая стебли цветов, но отказывалась сложить их, позволив затеряться среди остальных, превратив в какое-то нелепое прощание в виде лепестков, тычинок и стеблей. Она подняла глаза на каменное здание, отражавшее бело-желтые лучи заходящего солнца. Дрожащие в глазах слезы заставляли чувствовать себя погруженной в воду, тонуть в собственной нехватке дыхания. Как будто она была прикована к якорю на дне моря, и ключ, который позволил бы ее расковать, только что был похоронен. Погребен под землей и камнями с частью ее, которая выдолбила ее внутренности, оставив после себя пустоту. Что-то коснулось ее плеча, затем потянуло, и мир расплылся в колеблющихся линиях, и она могла поклясться, что никогда больше не увидит его цельным.

***

Гермиона осторожно кладет стеклянный шар на прикроватный столик и снимает одежду с предметов, которые больше ничего не значат. В воздухе вокруг ощущается явная нехватка магии, и она чувствует, что наконец-то может дышать в безмятежности, когда колдовство, чары и руны разрушены.

Она чувствует приближение зимы в ветре, который покалывает кожу, когда она выходит на балкон, и знает, что пройдет много времени, прежде чем она встретится лицом к лицу с миром, не прячась по углам. Блеск слез застилает глаза, напоминая о солнечном свете, горячем и слепящем, создающем на небе размытые волны.

Малфой правил ее миром. Она слышала его в звуках утреннего щебета и сверчков в сумерках, в завывании ветра, скрипе их постели, а иногда и в шепоте, который преследовал ее на грани сна. Она чувствовала его вкус в кофе, бананах, кексах, мятной зубной пасте и хорошем бренди. Она чувствовала его в полуденном тепле, в глубине их одеял, на балконе, когда гуляла одна в саду. Она чувствовала его запах в дожде, в ночной прохладе, в ветре над водой, который задерживался в оврагах иуглах их спальни. Она видела его за закрытыми глазами, в золоте утра на птичьей купальне, в линии крыльев в полете, в осенних деревьях, уходящих в небо, — повсюду.

Он покинул ее одну в своем королевстве, и все напоминало о том, что он любил ее когда-то, и она будет любить его всегда.

С сожалением, от которого скрипят кости, она разжимает пальцы и смотрит, как осенний ветер уносит лепестки ввысь, превращая в сотни трепещущих птиц, исчезающих на солнце.

Fin.