Мир проклятий и демонов (СИ) [Mikki Host] (fb2) читать онлайн

Пролог. Когда мы не смыкали глаз

Солнце не всплыло из-за горизонта, но Клаудия всё равно ощутила произошедшую перемену. Тьма отступила, вместо себя оставив серые низкие тучи и ледяной ветер, пробирающий до костей. Крохи магии, что распределялись между ними и помогали им терпеть холод, теплились внутри одного из них, сплетались в незримые для Клаудии нити и помогали скорее прийти в себя.

Клаудия не жаловалась на холод. Не жаловался и Эйкен, хотя губы мальчишки уже были синими, а зуб давно перестал попадать на зуб. Магнус отдал ему свой плащ, но мальчик всё равно не согрелся. Его тени, отправленные вперёд, рыскали по лесу, выискивали опасности и ловушки, и за всё это Эйкен платил своим теплом.

— Ещё немного, — стараясь звучать спокойно и убедительно, произнесла Клаудия. — Думаю, не больше пяти лиг.

— Я голоден, — пробормотал Эйкен.

По голосу Клаудия поняла: он стыдится, что хочет есть. Они давно распределяли всё, что имели, в соответствии с возрастом и силой, но два дня назад их постигла череда неудач. Из-за нападения тварей они потеряли сумки с провизией, а того, что поймала Стелла, оказалось недостаточно.

Сейчас не только нюх Стеллы, но и тени Эйкена помогали им избегать ловушек и неожиданных столкновений с тварями. Но тени Эйкена были усерднее, они проникали туда, куда Стелла ни за что не смогла бы пролезть, и слышали то, что произносилось за лиги от них. Эйкен старался распределять свою силу правильно, но ему было всего тринадцать, и из-за того, что Третий сейчас без сознания и не может помочь ему, он нервничал пуще прежнего.

— Ещё немного, Эйкен, — чуть мягче повторила Клаудия. — В крепости есть горячая еда. Съешь столько, сколько захочешь. Я обещаю.

Разумеется, она не могла этого обещать. Она не управляла крепостью и не могла даже мечтать об этом. Но крохотная надежда, даже заведомо ложная, всегда помогала Эйкену. Он чуть расправил плечи, всё ещё держа руки на груди и пряча ладони под плащом Магнуса, и шмыгнул покрасневшим из-за холода носом.

— Знаете, о чём я тут подумал? — пробормотал Магнус, влезая в их разговор. — В прошлый раз я припрятал там радданское вино…

Стелла тявкнула, напомнив о себе, и Магнус, наверняка восприняв это как поддержку, заулыбался и продолжил:

— Именно, моя дорогая! Считаю, когда Третий придёт в себя, мы должны выпить.

— Алкоголь можно использовать, чтобы обеззараживать раны, — сухо напомнила Клаудия, ступая по укрытой снегом тропинке дальше.

Она затылком почувствовала направленные на неё взгляды, остановилась и повернулась. Магнус смотрел так, будто был глубоко разочарован её словами и отчаянно думал о том, как бы ему восстановить своё душевное равновесие. Его щёки и нос порозовели из-за холода, а лёгкая щетина — побелела, упавшие на лоб чёрные волосы успели намокнуть, но Магнус умудрялся выглядеть гордо-обиженным. Эйкен за неимением авторитета получше, чем Магнус, пытался вытянутся и стать таким же высоким. Вина ему никто, разумеется, не даст, но он исключительно из принципа подражал рыцарю. Стелла топталась за месте и фыркала, когда снежинки оседали на её нос.

Когда Третий был не в состоянии выполнять свою роль, его место занимала Клаудия. Сильная и непоколебимая, она могла бы стать настоящим лидером, если бы не её проклятие. Её сторонились, если рядом не было Третьего или главы Северного Ветра, и уважали, если она была вместе с ними. Единственные, кто никогда не обманывали Клаудию, прямо сейчас были перед ней. Уставшие, голодные и отчаянно жаждущие тепла, но каким-то чудом всё ещё держащиеся на ногах.

«Может быть, они и заслужили небольшую бутылочку вина», — отметила Клаудия, одновременно пытаясь выразить ни лице крайне тяжёлые раздумья.

— Только если Икас разрешит, — наконец заключила она. — И только после того, как Третий придёт в себя.

Магнус хлопнул стянутыми кожаными перчатками ладонями и победно улыбнулся. Его тёмно-карие, почти чёрные глаза, опасно сверкнули.

— Учись, Эйкен, — добавил он, снизу вверх посмотрев на мальчика. — Не каждый может разжалобить Клаудию.

Она была абсолютно уверена, что он едва не сказал «никто».

— Идём дальше, — объявила она, разворачиваясь.

Им нельзя было останавливаться и чего-то ждать. Нельзя было ослаблять внимание, заполняя тишину леса шутками, удерживающими их разум в подчинении. Нельзя было показывать страх, говорить о слабостях и ждать, будто кто-то откликнется на их зов о помощи. Клаудия была уверена в четверых, что окружали её, но за годы скитаний и выживания научилась полагаться и на себя одну.

Они шли всего несколько дней, но для Клаудии будто вечность прошла. Подъём в горы оказался самой сложной частью их пути, потому что едва не на каждом шагу поджидали твари. Добраться до бреши само по себе было испытанием, и закрыть её — борьбой, победу в которой они вырвали из когтистых лап тварей. Они потеряли трёх хороших коней и три сумки с провизией и одеждой, но брешь всё же оказалась запечатана и больше не представляла угрозы. Несколько тварей, выползших в леса в округе и затаившихся там в ожидании жертв, им уже встретились. Их головы слетали из-за меча Магнуса, сердца останавливались, когда магия Третьего пробиралась глубоко в их тела, а шеи с хрустом ломались, стоило Стелле вонзить в них свои клыки. Тени Эйкена оповещали обо всех тварях, что подбирались ближе, и потому ещё ни одна не ушла от них живой. И всё это — под шёпот мёртвых, который слышала только Клаудия.

Многие не верили ей, когда она говорила, что за спинами тварей тоже стоят мёртвые. Мол, у тварей нет души, за которые мёртвые могут уцепиться. Но эти люди не были отягощены проклятием, что кровью окрасило губы Клаудии в чёрный, поселилось в её тёмных глазах и ежедневно в течение многих лет терзало во сне. Мёртвые стали Клаудии ближе, чем живые, и потому она знала, что даже твари могут шептать после смерти.

В основном это, конечно, были проклятия. Но проклятия от мёртвых тварей не так страшны, как от живых. Реже Клаудия слышала о том, что твари восстанут из хаоса или что их собратья отомстят за них. Мёртвые твари шептали о крови, что прольётся насильственным путём, и очень часто этот шёпот совпадал с голосами вполне себе живых людей.

Клаудия спасалась от голосов бегством, но ничуть этого не стыдилась. За Третьим тянулся целый шлейф мёртвых, и потому спасаться в его обществе было трудно. За спиной Стеллы шептались те, чьё падение она видела до того, как присоединилась к их группе. У Магнуса был хор его товарищей, погибших при Вторжении, а у Эйкена — скулёж чего-то неясного и далёкого. Клаудия спасалась одиночеством, накрывавшим её, точно тёплое одеяло, и ничуть этого не стыдилась.

Однако сейчас она отчаянно хотела услышать шёпот мёртвых, что прятались за спиной Третьего. Пару дней назад он сделал нечто, что поражало её до сих пор: позволил Арне забрать часть их общей магии и поместить в кого-то, кого никто из них не знал. У Клаудии в голове не укладывалось, что такое возможно, но у неё не было времени на раздумья и построения логических цепочек. Большую часть пути до крепости Третий провёл в забытьи, расположившись на спине Стеллы. Просыпался он редко, почти не ел и не пил, и всё время, что бодрствовал, пытался отчаянно разделить между ними крохи магии, что уже подчинялись ему в прежнем виде. Эйкен хоть и мёрз, но одёргивал его первым. Говорил, что тот должен подождать до крепости, где он сможет хорошенько отдохнуть, а уж там может хоть каждому встречному свою магию дарить. Не ту, что убивала тварей, даже не касаясь их, а ту, что дарила тепло и позволяла уснуть, не боясь кошмаров. Третьему не нравилось, что Эйкен прав, но он был слишком слаб, чтобы возражать.

Третий был настолько слаб, что для того, чтобы сбить с него спесь, хватало одного мальчишки с проклятьем, поселившимся на левой половине его тела.

И потому Клаудия волновалась. Даже во сне, так редко посещавшем Третьего, она слышала мёртвых за его спиной. А сейчас — тишина. Будто никто и не пытался уцепиться за него. Будто он сам ни за кого не цеплялся. Это не могло не остаться без внимания Клаудии, но она не знала, что делать.

Из их пятёрки она самая слабая, и это было фактом. Она умела обращаться с мечом и даже стрелять из лука, могла, не моргнув и глазом, свернуть шею пойманному зайцу и освежевать его, но сокрушитель не ложился в её руки. Её проклятие не позволяло ей сражаться так, как Стелле или Эйкену, а простой металлический меч рубил тварей не так хорошо, как сокрушитель. Третий называл её «мозгом», потому что Клаудия была самой умной и расчётливой, всегда реагировала быстрее всех и благодаря шёпоту мёртвых знала, какие тайны прячет тот или иной человек. Но Клаудия всё равно ощущала себя недостаточно полезной. Ей хотелось делать больше. Быть сильнее, умнее, хитрее. Быть владелицей сокрушителя, а не голосов в голове.

Ледяной воздух обжёг лёгкие, когда Клаудия втянула его, надеясь успокоиться и привести мысли в порядок. Она редко поддавалась эмоциям, никогда не позволяла им захлёстывать себя, но сейчас внутри что-то очень медленно ломалось. Третий был в этом странном состоянии между жизнью и смертью уже пять дней, и волей-неволей, но Клаудия начала задумываться о худших вариантах. Она помнила, что Третий не так прост. Что в Ома́ге его почитают не просто так. Он достаточно силён, чтобы выбраться из пасти самой грозной и ужасной твари, а потом убить её, чтобы спасти всех остальных. Но Клаудия всё равно волновалась.

Волнение — непозволительная роскошь. Тот, кто волнуется, заведомо обречён на провал. Но как тут остаться хладнокровной, когда речь идёт о том, кто спас их всех?

— Клаудия, — тихо пробормотал Эйкен, будто боялся нарушить покой Третьего. — Клаудия, тени что-то чувствуют.

Клаудия тут же обратилась во внимание и посмотрела на Эйкена.

— За многие лиги отсюда что-то происходит, — пояснил мальчик спустя несколько секунд напряжённого молчания. — Говорят, там Икасовы охотники, но есть ещё что-то странное.

— Если там охотники, то волноваться не о чем, — произнёс Магнус, но Клаудия, обернувшись, увидела, что он положил ладонь на рукоятку висевшего на поясе сокрушителя.

— Это их территория, — поспешила добавить Клаудия, переведя взгляд на Эйкена, вжимавшего голову в плечи. — Мы закрыли брешь, так что твари больше не сунутся в эти края. Если там те, что успели сбежать, охотники с ними справятся.

— Да, ты права, — едва слышно согласился Эйкен. Стелла догнала его и ткнула носом в его спину, из-за чего мальчик взвизгнул и отскочил в сторону. Стелла фыркнула, и Эйкен, не сдержавшись, тихо рассмеялся.

В сравнении с Клаудией, Стелла сама ещё была ребёнком, хотя тело у неё было сильной и прекрасной девушки. Но Стелла, умудряясь не замечать собственных страхов, всегда угадывала, когда Эйкена нужно подбодрить, за что Клаудия была бесконечно благодарна ей. Новость, что принесли тени, была тревожной, и девушка должна была как следует её обдумать.

Скорее всего, Магнус прав. Несколько тварей и впрямь могло спрятаться за многие лиги от них. Но если охотники Икаса там, бояться нечего. Хотя бы у двоих должны быть сокрушители, и этого достаточно, чтобы убить тварей. Если бы тут было что-то более сильное и ужасное, мёртвые бы зашептали об этом, но они молчали, точно вовсе исчезли.

Клаудия позволила себе на секунду прикрыть глаза и сделать глубокий вдох. Затем выдох, а после — шаг вперёд. Крепость уже близко, но останавливаться и расслабляться не стоило. Это было опасно.

***

Крепость пряталась в долине, окружённой редким лесом. Со стен местность просматривалась на пол-лиги, и тут были и преимущества, и недостатки. С одной стороны, наступление вражеских сил можно было заметить издалека. С другой же стороны, сама крепость была как на ладони. Но если среди врагов не было твари, что умела парить среди серых облаков, у обитателей крепости ещё оставался шанс на победу. Изменить местность или в кратчайшие сроки вырастить новый лес, который укроет крепость, они не могли, даже с силой Третьего и благодаря усилиям фей.

Когда Клаудия стала различать мелкие трещины в сером камне, люди на стенах пришли в движение. Послышались натянувшиеся луки, грозный голос Икаса приказами сыпался вниз. Осторожность, которой нельзя было пренебрегать, давила на Клаудию. Магнус вышел вперёд, вынул меч из ножен и продемонстрировал его. Спустя секунды послышался новый приказ Икаса — луки были опущены, ворота начали открываться. Как и всегда, первыми на безопасную территорию проскочили Эйкен и Стелла. Клаудия и Магнус шли плечом к плечу, одна прислушивалась к мёртвым, другой — к своему оружию, но тварей поблизости так и не обнаружилось.

Когда ворота закрылись, Клаудия выдохнула. Укутанный в плащ рыцаря Эйкен прыгал вокруг Стеллы и раздавал указания людям Икаса, подошедшим, чтобы помочь Третьему подняться на ноги. Он всё ещё был в забытьи и не реагировал ни на кого, но теперь Клаудия хотя бы была уверена, что угроза ненадолго отступила. Тенью отправленное много часов назад письмо должно было оповестить Икаса о том, чтобы им приготовили комнаты, а для Третьего — многочисленные фейские отвары и все одеяла, что удастся найти и взять, не получив по лбу от кого-нибудь.

Клаудия поймала взгляд Стеллы и кивнула, протянув ей до этого перекинутую через плечо сумку. Стелла вытянула шею, и Клаудия закрепила на ней сумку, после чего волчица потрусила в нутро крепости через каменную арку, бывшую совсем рядом.

Здесь они могли ненадолго расстаться и каждый заняться своим делом. Несмотря на то, что Эйкен сильно хотел есть, он сначала убедится, что Третьего уложат в кровать и помогут ему выпить фейского отвара, и только после этого отправится на кухню. Стелла присоединится к нему после того, приведёт себя в порядок и отогреет конечности. Может быть, Эйкен даже принесёт ей еду. А Клаудия и Магнус перескажут Икасу всё, что произошло с ними с тех пор, как они покинули другую крепость. Говорить в основном, разумеется, будет Клаудия. Магнус присоединится позже, чтобы добавить несколько деталей относительно тварей и сокрушителей, которые могут использовать другие.

— Я его обязательно проверю, — пробормотал Магнус с улыбкой, снизу вверх посмотрев на неё. Он был ниже Третьего на полголовы, но каким-то образом всё равно выглядел величественным и невероятно сильным даже рядом с ним. — И прослежу, чтобы ему в глотку влили всё, что только можно.

— Звучит очень угрожающе, — заметила Клаудия, отвечая на его взгляд. — Оставь этой крепости хотя бы пару бутылей целебного отвара, хорошо?

— С вином такое не пройдёт.

— Я знаю. Иди, проследи за Третьим. Потом проверь, что Эйкен согрелся и наелся, а Стелла нашла…

— Ох, Клаудия, не превращайся в мамочку. Я знаю, что делать. Если ты не забыла, я старше тебя.

— Всего на семь лет.

— Готов поспорить, раньше тебя это ничуть не заботило.

Раньше им не приходилось выживать. Магнус знал это ничуть не хуже, но он всегда и во всём искал хорошее, и Клаудия не могла винить его за это.

— Ты начинаешь ворчать как старик, — слегка приподняв уголки губ, сказала она.

— Мне двадцать семь, Клаудия, — строго заметил он.

— Двести двадцать семь, — исправила она.

— Я молод и прекрасен!

— Я не удивлюсь, если в следующий раз, когда ты поднимешь сокрушитель, твои кости заболят.

Магнус демонстративно показал ей язык и прокрутил в руке меч, выуженный из ножен секундой ранее.

— Меня твоё хвастовство не трогает, — равнодушно заметила Клаудия, собирая руки на груди. Жест глупый и даже по-детски наивный, однако эта привычка, пожалуй, была единственной, от которой Клаудия до сих пор не могла избавиться.

— Ты ранишь моё сердце, — убирая меч обратно, пробормотал Магнус. — Если шёпот принесёт тебе чьи-то рыдания, знай, что это был я.

— Приму к сведению.

Магнус закатил глаза и громко фыркнул. Вывести Клаудию на весёлый разговор или хотя бы добиться от неё хоть какой-нибудь штуки — непосильная задача даже для такого рыцаря, как он. В этой крепости, должно быть, пытались все, — все, кто не боялся Клаудию, — но ни у кого не вышло. Не пытался разве что Третий, потому что уже давно привык к чёрному юмору девушки и её настороженности по отношению к остальным.

Стоило Икасу показаться на одной из лестниц, ведущих со стен во двор, как Магнус ушёл. Первым делом, разумеется, следовало очистить меч по-нормальному, а не впопыхах, как это делал рыцарь, пока они были в пути. Потом, ответив на многочисленные вопросы всех, кто встречался на пути, он уже мог присоединиться к Клаудии и Икасу.

— Судя по твоему лицу, что-то всё же произошло.

Икас остановился в метре от неё, будто старался сохранять ненужную дистанцию. Шёпот, что тянулся за ним, мог дойти до Клаудии, будь она в любой точке крепости, и осторожность была ни к чему.

— Просто немного переживаю за Третьего, — спокойно ответила Клаудия, поворачиваясь к собеседнику. — Надеюсь, вы окажете ему достойный приём.

— Не говори так, будто ждут всех, кроме тебя.

Клаудия скривила губы.

— В общий зал вы вряд ли спуститесь? — тут же поинтересовался Икас, верно уловив настроение девушки.

— Третий сильно устал, Эйкен немного напуган, но Стелла и Магнус, возможно, к вам присоединятся.

— А ты?

«Какой глупый вопрос», — почти сорвалось с её языка вместе с презрительным смешком. Добровольно сунуться в место, где мёртвые шепчут за спинами каждого? Нет уж, увольте.

— Займусь нашими делами, — коротко ответила Клаудия. Знать, что за дела у них были, Икасу не следовало. Он не входил в верхушку Омаги и не общался с королём Киллианом столь тесно, чтобы выведывать планы людей, связанных с ним. Клаудия, помня об этом небольшом преимуществе перед жителями крепости, едва сдержала лёгкую улыбку.

— Может быть, уже пойдём внутрь? Ты наверняка замёрзла.

— Что ж, тут ты угадал.

Клаудия послушно проследовала за ним, огибая группы рыцарей, охотников, целителей и других жителей крепости, что толпились во дворе. Она была здесь не очень часто, и хотя местные уже должны были запомнить её, их взгляды всё ещё были настороженными и даже слегка испуганными. Клаудия совершенно точно не походила на до смерти замёрзшую девушку. Её кожа была белой, как снег, а губы — чёрные, как ночь. Никакой синевы, красных пятен, слипшихся ресниц или покрывшихся белизной кончиков тёмных волос, остриженных по линию подбородка. Клаудия всегда походила на приведение, родившееся и выросшее среди снегов и тьмы.

Мёртвые, цеплявшиеся за спины обитателей крепости, насторожились. Кто-то уже шептал молитвы, кто-то будто пытался помешать едва начавшемуся разговору среди вполне себе живых. Клаудия слушала, никак не выдавая своей заинтересованности, не вглядываясь в лица людей и не позволяя себе думать о том, что узнаёт их секреты. Ей это было не нужно.

— Послушай, Икас, — непринуждённо позвала его Клаудия, когда они на секунду замерли, дожидаясь, пока им откроют вторые ворота, пускающие в самое сердце крепости, — у вас найдётся вино?

Часть I: Встречи. Глава 1. Между гор и долин

Часть I

Встречи

Когда первенство перестанет пьянить и наскучит, Когда все залы будут увенчаны головами чучел, Когда доспех станет мне напоминать могилу, Я отправлюсь на поиски истинной силы.

— ГРОТ, «Маяк»

Пайпер едва не похоронило под снегом.

Падение вышло болезненным, а для её тела, изнывшего от неизвестной тьмы и силы, что была там, — тем более. Кровь стыла в жилах от одной мысли, через что пролетела Пайпер, чтобы оказаться здесь.

Лес окутывал полумрак. Ветви высоких деревьев, укрытых снегом, почти не переплетались между собой, но Пайпер не могла разглядеть неба. Вместо него было лишь мутное полотно тёмных оттенков, которое, однако, не погружало лес в полный мрак. На несильном ветру скрипели деревья, где-то слышался вой — Пайпер очень надеялась, что находится достаточно далеко от него.

Холод уже давно пробрался до самых костей, но пошевелиться сальватор смогла только сейчас. Заиндевевшие края пальто жалобно заскрипели, стоило Пайпер с болезненным стоном перекатиться на правый бок и упереться ладонями в землю. Красные пальцы вновь обожгло холодом. Пайпер судорожно выдохнула, и перед ней заклубилось облачко пара. Там, где она только что лежала, не проглядывало ни жухлой травы, ни жёстких камней. Казалось, снег был утрамбован глубиной в несколько метров. Алела только кровь.

Пайпер осторожно тряхнула головой, уголками глаз заметила побелевшие кончики чёрных волос, разметавшихся по плечам. Резинка где-то потерялась, рюкзак — тоже. Плечи ныли от фантомной боли — должно быть, Сила уже начала залечивать раны. Пальто ощущалось непривычным, неправильно сидящим, тёмные джинсы совсем не спасали от холода. Пальцы ног едва шевелились в намокших замшевых ботинках.

Когда пальцы заныли сильнее, Пайпер стиснула зубы и попыталась подняться. И вновь рухнула в снег, на этот раз лицом. Щёки нестерпимо обожгло, в рот, глаза и нос попал снег. Пайпер повернула голову, царапнув скулу обо что-то заледеневшее, и уставилась в переворошённый из-за её попыток снег. Сверху уже образовывалась гладкая дорожка нового.

Она же вот-вот замёрзнет насмерть.

Может, и не вот-вот, но явно не через две недели. Сила, возможно, защитит её, но лишь временно. Всё остальное зависело только от Пайпер.

На глазах навернулись слёзы. Пайпер совсем не помнила, что произошло. В голове стояли крики, отчётливо слышался крик Кита. В ушах громыхало низкое утробное рычание. А больше — ничего. Была тьма, долгая, наверняка страшная, пустая и холодная. В ней не было ничего, что помогло бы Пайпер понять, что с ней случилось.

Хотелось надеяться на спасение, — всё-таки, её постоянно все искали и спасали, — но нельзя было лежать в снегу и отдавать себя на растерзание холоду. Далёкий вой не приближался, но это не означало, что вокруг было абсолютно безопасно. Пайпер должна была хотя бы найти укрытие, ещё лучше — открыть портал прямо сейчас. Вот только магия совсем не слушалась.

Сила удерживала её сознание на самой границе, не позволяя провалиться в забытье из-за мороза, боли и страха. Сила упрямо гнала кровь по её телу, пытаясь вернуть пальцам чувствительность. И Сила тянула её вверх, в вертикальное положение, на свои две, хотя Пайпер отчаянно хотела ничего не делать. Она устала так сильно, что не могла даже подняться во второй раз. Приходилось уговаривать себя всеми мыслимыми и немыслимыми способами.

«Ты же умрёшь, — мысли рождались в голове так медленно, словно состояли из чего-то тягучего, и не желали формироваться в приличные предложения. — Умирать нельзя».

Умирать ни в коем случае нельзя. Она была Первым сальватором, что вместила в себя Силу Лерайе. Она была надеждой сигридцев, а надеждам не пристало умирать в куче снега в глухом лесу.

«Вставай, — умоляла себя Пайпер, едва ощущая, как снежинки, ложась на её щёку, даже не тают. — Ну же, Пайпс. Вставай».

Так ли важно, что у неё совсем нет внутренних сил? Что она едва соображает, ничего не понимает и хочет разрыдаться, как маленький ребёнок? В конце концов, она побывала в кармане между мирами, куда её утянул демон и где обитали ему подобные. Неужели перемещение через похожее местечко выбило её из колеи?

«Вставай, — упрямо приказала Пайпер, стараясь сжать ладонь в кулак. Ей нужно только немного оттолкнуться от земли, подождать, пока пройдёт головокружение, и встать на ноги. Потом найти какой-нибудь куст или дерево и опереться на него. Потом можно поискать палку, чтобы совсем уж не свалиться, и… — Вставай!»

— Вставай!

Пайпер замерла, не способная пошевелиться. Дыхание сбилось, по телу пробежала дрожь. Среди белого снега и тёмных деревьев сияло полупрозрачное фиолетовое марево.

— Вставай! Чего разлеглась, будто на отдыхе?

Но это была не Лерайе. И голос не её, и лицо. Лерайе молчала с той самой секунды, как Пайпер поглотила тьма.

Перед ней стоял Арне, выгладивший куда более живым, чем в их последнюю встречу. И его губы двигались, а с них сыпались слова:

— Вставай, моя ненаглядная, — проговорил Арне, подходя ближе.

Его босые ступни совсем не касались снега, не оставляли следов. Он был одет в ту же нелепую одежду, что и их последнюю встречу: длинный тёмный плащ с разрезанными рукавами, богато расшитым камнями воротником, открывающий торс, тёмные облегающие штаны. Экзотичность, в лесу смотрящаяся нелепой.

— Вставай, — повторил Арне, присаживаясь перед ней на корточки. Его волосы были белыми, сливовые глаза потемнели от недовольства, но сиреневая кожа осталась прежнего оттенка. — Ты должна встать и идти, Первая.

Её редко так называли. Говорили, конечно, что она Первая, что это её то ли почётный титул, то ли официальная роль, но чаще всего обращались по имени или фамилии. Феи на балу добавляли пару десятков ласковых эпитетов и даже прозвищ.

— Я не оставлю тебя, — вкрадчиво прошептал Арне, наклоняясь ближе. Его бесплотные пальцы провели по её волосам, но Пайпер отчётливо уловила на мгновение всколыхнувшееся внутри тепло.

— Но ты… — горло сдавило от жгучего холода и подступавших слёз, — ты не… реален. Тебя… нет здесь…

— Я здесь, — неожиданно строго произнёс Арне, — так же, как и ты. Вставай, Первый сальватор, и иди за мной. Я приведу тебя к спасению.

«Ты уйдёшь», — мысленно возразила Пайпер. Он всегда уходил после самых громких слов, оставлял ей больше вопросов, чем ответов, и от этого сердце сжималось, заставляя Пайпер задыхаться.

— Я не уйду, — уверенно сказал Арне, опуская ладонь на её макушку. — Я дам тебе столько Времени, сколько смогу, и приведу к спасению. А теперь вставай и иди.

Должно быть, всё это игра её больного воображения. Было бы неплохо, пройдя пару шагов, вновь рухнуть, но на этот раз проснуться в своей кровати или хотя бы на диване в гостиной. Где угодно, где не так холодно, есть знакомые лица и слышатся успокаивающие и встревоженные голоса. Где угодно, где нет такого жуткого страха между рёбрами.

Арне скользнул рукой к её руке, и Пайпер наконец почувствовала его прикосновение. Он состоял из плоти и крови. Он был реальным. И он помог ей сжать ладонь в кулак, а после ободряюще кивнул, когда Пайпер сжала и второй кулак.

Дыхание вырывалось из груди хрипами, губы с огромным трудом шевелились, почти превратившись в растрескавшиеся ледяные тонкие полосы. Волосы сосульками упали вперёд, хлестанув девушку по лицу. К тёмно-красному свитеру прилип снег, пробрался даже за ворот и на ключицу. Руки Пайпер едва не разъехались в стороны, когда она, перенеся на них вес тела, попыталась поставить ступню на землю по-нормальному. Боги, как же это было больно.

— Я не знаю, сколько смогу скрывать тебя, — пальцы Арне обхватили её плечо и потянули вверх, и Пайпер поразилась тому, насколько сильным и аккуратным оказался сакри. Он задел её рану, но следом принёс ощущение тепла и спокойствие, перекрывшие боль. — Поэтому тебе нужно как можно скорее найти охотников. Мне, возможно, придётся потом отлучиться, чтобы защитить вас в пути. К тому же, я не могу надолго оставлять его.

— Что?.. — с трудом фокусируя взгляд на собственных руках, пробормотала Пайпер.

— Он слаб, — ответил Арне, а Пайпер даже не поняла, к чему именно вообще открыла рот. — Ты же не хочешь, чтобы тебе отрубили голову, верно?

Пайпер едва не задохнулась от ужаса. Или от удушающего холода. Или от прикосновения Арне, медленно, буквально по капле, вливавшего в неё магию. Или от всего вместе.

— Когда я приведу тебя, скажи, что тебе нужен Арне, слышишь?

Пайпер слышала, но очень плохо. Удерживать себя в вертикальном положении оказалось значительно труднее, чем казалось полминуты назад, а стелившийся вокруг снег казался совсем невесомым и будто не имеющим под собой твёрдой земли.

— Требуй, чтобы тебя отвели ко мне, и ни за что не уступай. Ни на шаг. Дашь слабину — и тебя убьют на месте.

«Убейте меня прямо сейчас», — мелькнуло в её затуманенной голове. В прошлое путешествие через тьму ей было так же плохо?..

— Тянись к магии, Первая, — настойчиво зашептал Арне ей в самое ухо, потянув вперёд, заставляя сделать первый шаг. Ужасный, пронзивший болью всё тело, но за ним тут же последовал второй, и Пайпер подумала, что Арне преуменьшил степень своего нахождения здесь и что он был слишком реален, чтобы так тащить её. — Тебе нельзя здесь умирать.

А разве есть место, где можно? Если оно всё же есть, то Пайпер молила, чтобы там было тепло.

Как тянуться к магии, которая едва трепыхается внутри неё? Будто проход через тьму немыслимо ослабил нити, протянувшиеся от Лерайе к Пайпер, толкнул сакри ещё глубже, насильно лишил её зрения и слуха, не позволяя услышать мольбы сальватора. Лерайе отзывалась редко, чаще всего в моменты опасности или тогда, когда Пайпер была к этому не готова и не могла полностью сосредоточиться на разговоре, но разве это не был тот самый момент? Она почти не соображала, брела, потому что её тащил вполне себе имеющий плоть Арне, невидящим взглядом пялилась себе под ноги и слушала бархатный голос самого Арне, без конца повторявшего:

— Если посчитаешь, что стоит применить Силу — так и сделай. Тебе нужно добраться до крепости, Первая, до того, как станет слишком поздно. В этих лесах очень опасно.

Но что ей делать потом? Даже если она доберётся до какой-то там крепости, которую Арне, судя по всему, считает относительно безопасной, как ей быть дальше? Восстановить силы, если получится, и открыть портал? Но откуда?..

— Великие элементали, ты слишком слаба, — голос Арне дрогнул, будто он сказал вовсе не то, что планировал изначально. Пайпер внутренне сжалась, совсем забыла, что занесённую для ещё одного шага ногу нужно опустить на землю, и застыла. Голос Арне вновь дрогнул: — Ты умрёшь раньше, чем мы найдём охотников. Поэтому дай мне своей Силы, я попробую перенести нас.

«А ты не мог сказать об этом раньше?» — почти застонала Пайпер, соскальзывая вниз. Арне подхватил её, прижал к себе и, кажется, вновь пустил в ход магию. Кожу обожгло от того, сколь много её скопилось за столь короткий промежуток времени.

Но Арне, кажется, говорил, что не может подарить ей слишком много своей магии. Он говорил о чьей-то слабости, наверняка ещё имев в виду свою собственную, и, судя по всему, рассчитывал, что Пайпер намного сильнее. Он переоценил её, и девушка вдруг ощутила себя раздавленной.

— У меня есть семь секунд, — Арне резко дёрнул Пайпер вверх, и она застонала от боли, захныкала, когда отчётливо уловила хруст собственных костей. — Держись, Первая, и не отпускай меня.

Что это значит: не отпускать его?

«Боги сигридские …» — только и успела подумать Пайпер. Арне схватил её, прижал к своему телу и перебросил их через портал, даже не создавая его.

Пайпер понятия не имела, что сакри так умеют. Пейзаж вокруг рассыпался на миллиарды цветных кусочков, за которыми на долю секунды показалась тьма, а за ней — новые миллиарды кусочков, складывающиеся в другую картину. На многие мили вперёд простирался густой лес, вдалеке проглядывались очертания высоких гор. Ветер свистел в ушах с оглушительностью. О том, что Арне что-то говорил, Пайпер поняла только потому, что её ухо обдало жаром.

Пайпер разлепила глаза и внутренне завопила, глянув через плечо сакри. Они были высоко над землёй и падали.

Арне дёрнулся в сторону, и пространство вокруг вновь рассыпалось, потонуло во тьме и сформировалось во что-то новое. Пайпер неотрывно следила за процессом стеклянными глазами, в уголках которых скопились слёзы, и глотала ртом жгучий воздух. Осознание смены места пришло лишь благодаря тому, что Пайпер почувствовала, как руки Арне стремительно становятся бесплотными.

— Найди нас, — шепнул он ей, прежде чем вовсе исчез.

Пайпер была в десятках метрах над землёй и летела вниз без сакри, растаявшего в воздухе.

Остатки жара, что он подарил своей магией, ускользали чересчур быстро. Ветер ревел в ушах, мешая сосредоточиться, Лерайе всё ещё не отзывалась, а между тем Пайпер спиной врезалась в первую верхнюю ветку дерева на её пути. С губ сорвался хриплый крик. Становление сальватором укрепило её тело и Сила будто бы автоматически делала её кожу, мышцы и кости ещё прочнее, но боль всё равно была жуткой. Кажется, из левого плеча вновь хлынула кровь.

Пайпер перевернулась и пролетела следующую ветку, задев её рукой. Совершенно точно что-то хрустнуло. Вместе с её криком где-то очень громко загалдели птицы. Полы пальто хлестали во все стороны, колючие ветки нещадно били по хрупкому телу и царапали лицо. Падение длилось ещё секунды, — вечность, даже больше вечности, — раздирало её на кусочки, обжигало снегом, жёсткой корой и острыми иглами оказавшейся на пути ели, пока девушка не рухнула в сугроб, подавившись собственным криком.

Пайпер была уверена — не спи в ней Лерайе, она бы переломила себе позвоночник об первую же ветку, а на землю упал уже труп.

Свет пробился через слои снега невероятно быстро. Головокружение и шум в ушах сильно мешали, но Пайпер каким-то чудом уловила рядом знакомые звуки. Человеческие голоса.

Арне что, перенёс её прямо к тем самым охотникам, о которых говорил? Почему, чёрт возьми, хотя бы не на пару метров ниже?

Пайпер лежала, не шевелясь, и смотрела сквозь туман, как снега вокруг её головы становится меньше. Где-то мелькнул красный — цвет её крови. Она просто не могла упасть с такой высоты, пусть и с Силой Лерайе, и не пострадать.

Света стало больше. Голоса звучали будто из-под воды. Кто-то коснулся её лица, словно проверял, жива ли она вообще. Пайпер должна была, как и просил Арне, начать настаивать на своём. Была вероятность, что ей встретились совсем не люди или что они ничего не поймут, но в голове сальватора было пусто, без единой самостоятельной мысли, только указания Арне, словно он вбил их в неё магией.

Что она там должна была говорить?.. Просить, чтобы её отвели к Арне?..

Дрожь помешала вытолкнуть его имя сквозь зубы, но во рту было тепло. Это точно кровь.

Голоса стали громче, надрывнее, будто их обладатели закричали от испуга. Пайпер меньше, чем на мгновение, ощутила тепло. Отступили боль, усталость, страх и всё, что тугим клубком сплеталось внутри и сдавливало её сердце. Сила прильнула к губам, позволяя выдохнуть:

— Арне…

Тяжесть навалилась, сметая спокойствие и чувство безопасности напрочь. Пайпер со сдавленным всхлипом закрыла глаза.

***

Пайпер никогда не ездила на лошади. Это оказалось неудобно, но едва пробуждающееся после ужасного прыжка в забытье сознание поблагодарило тех, кто усадил её на лошадь. Пайпер была уверена, что не смогла бы идти сама. Однако руки стягивало так, что пальцы совсем онемели, и ей это не нравилось.

С трудом разлепив глаза, Пайпер обнаружила справа от себя двух мужчин в тёплых плащах и с накинутыми на голову капюшонами. Они шли, тихо переговариваясь между собой, и совсем не замечали Пайпер. Только когда она застонала, попытавшись выпрямить спину, на неё обратили внимание.

Лошадь остановилась, и с непривычки Пайпер едва не рухнула в сторону. Кто-то поддержал её, помог вновь лечь на шею животного — видимо, в таком положении она и провела путь, который они уже успели преодолеть. На чёрном теле лошади и грубых, жёстких волосах гривы виднелись тонкие слои инея, также покрывавшего верёвки, обхватившие запястья Пайпер. Её руки развели по разные стороны и стянули жгутами, сплетавшимися вместе.

Кто-то что-то сказал. Пайпер моргнула, намереваясь собраться с мыслями, но вместо этого ощутила, что её ноги привязаны к простому и очень тонкому, истёртому седлу, а несколько жгутов соединяют лодыжки друг с другом.

Её посадили на лошадь, но связали, как пленницу.

Болело всё тело. Пайпер не знала, сколько прошло времени с того самого момента, как она сдалась под натиском агонии, кто её окружает и действительно ли она прошептала имя Арне, а её услышали. Может быть, ей просто показалось. Девушка, падающая с неба, доверия внушать не должна.

Чей-то голос повторил ранее сказанное. Пайпер дёрнули назад, заставляя выпрямить спину, и перед глазами от боли вспыхнули тысячи звёзд. Сальватор умоляла своё тело не подводить её, а уши — внимательно слушать.

Получилось только с третьей попытки, когда голос говорившего стал совсем нетерпеливым:

— Ты по-нашему понимаешь, а?

Понимать-то она понимала, но как дать об этом знать? Голос совсем не слушался, шея была готова сломаться с хрустом, глаза ныли. В них что-то попало, что Пайпер отчаянно хотела убрать, да и всё лицо болезненно стягивалось от любого движения, будто его исполосовали вдоль и поперёк.

— Чего молчишь? — по левую сторону показался мужчина в точно таком же плаще, как и двое других. Пайпер не могла разглядеть его лица, но, кажется, он либо был самым говорливым, либо главным. — Хочешь умереть прямо здесь?

«Требуй, чтобы тебя отвели ко мне, и ни за что не уступай. Ни на шаг. Дашь слабину — и тебя убьют на месте».

Воспоминание о настойчивом голосе Арне пробрало до костей. Пайпер медленно сглотнула, раздирая сухое горло, и повторила совсем тихо, почти не слышно:

— Арне.

— Что ты заладила, как ненормальная? — разозлился мужчина, сделав шаг ближе. — Два часа только и бормочешь, что «Арне» да «Арне».

«Ох, два часа? Прошло, кажется, тысяча …»

— Следовало убить её на месте, — вмешался кто-то с более глухим голосом.

— Тебе память отшибло? — влез третий мужчина. — Ты забыл, кто там был?

— Да трюки это! — всплыли четвёртый, где-то из места, которого Пайпер не видела со своего положения. — Ведьма она, пришла из Костяных пустошей, обмануть нас хочет! Ей бы лишь поближе подобраться к нашей…

— Но она человек, — возразил кто-то несмело. — Иначе сокрушитель бы убил её, когда мы проверяли, да?

«Они пытались меня убить?» — ошалело округлив почти ничего не видящие глаза, подумала Пайпер. Из-за этого боли будто стало больше, а кровь стыла в жилах, стоило только хоть как-то потянуться к магии, пусть даже мысленно.

— Ведьмы бывают разными, — попытался отстоять своё четвёртый мужчина, вступивший в спор. — Будет лучше, если мы избавимся от неё сейчас. Икасу не понравится, если мы приволочем её.

— Она человек, — жёстко сказал самый первый, — и она явила нам то, что доказывает это. Мы приведём её в крепость, но убьём, если Икас решит, что она не должна жить.

Они так просто распоряжались её жизнью, будто она ничего не стоила. Если это были те самые охотники, о которых говорил Арне, то произошла какая-та путаница. Да и разве коалиция не представила Пайпер как Первого сальватора? О ней должны были слышать. Её должны были узнать. Даже те, кто не обладал магией или даром к чарам, должны были понять, что она отличается. Сейчас магия в ней совсем не горит, как раньше, но это не значит, что её не должны были ощутить другие.

С другой стороны, были ли эти люди на стороне тех, кто вместе с Третьим обвинял и Арне? Коалиции было привычней думать, что сакри попал в ловушку и не мог разорвать связи со своим сальватором, но Пайпер вполне могла наткнуться на тех, кто считал такую позицию непозволительной.

Что, если именно упоминание Арне заставило этих людей быть такими осторожными?

— Лерайе, — выдохнула Пайпер, и спор неожиданно затих. Всё ещё не удавалось понять, сколько людей её окружает, как они вооружены и куда они движутся, но общая атмосфера мигом изменилась, стала напряжённой, а тишина — гробовой.

Пайпер медленно подняла голову и подставила лицо снегу. Каждое его касание к её коже — ужасно, больно, нестерпимо, но это немного отрезвляло голову, буквально самую малость, и позволяло повторить:

— Лерайе.

— Лерайе? — скептически переспросил один из мужчин, тот самый, что первым заговорил с ней.

— Отведите меня… к Арне… — Пайпер осторожно прислонилась к шее лошади, легонько мотнувшей головой. Тепло кого-то живого немного успокаивало. — Отведите меня… к Арне.

Глаза слипались. Рёбра давили на лёгкие, сердце сжималось от непонятной тоски. Пайпер должна была взять себя в руки, заставить себя сесть прямо и сосредоточиться, но ничего не получалось. Тяжесть вновь навалилась на неё, увлекая в сон.

***

Пайпер грубо сдёрнули на землю. Пробуждения хуже просто не придумаешь.

Ей было лишь на каплю лучше, чем в тот момент, когда она пролетела десятки метров, ударившись обо все ветки, и рухнула в сугроб. Взор застилал туман, уши заложило, а всё тело болело так, будто те люди пару раз потыкали её своим оружием или даже использовали, как грушу для битья. Во рту всё ещё ощущался вкус крови, которой стало больше, когда Пайпер упала на землю — мужчина, сдёрнувший её с лошади, ослабил хватку, словно думал, что она может стоять сама.

Вокруг было очень шумно. Света стало намного больше, но его будто пропустили через серые полотна — он был блеклым, нагоняющим удушающее чувство страха и одиночества. Стало немного теплее, но Пайпер не заметила, чтобы ей дали какую-то новую одежду — всё то же изодранное, почти закоченевшее от мороза пальто, забрызганное чем-то красным. Пайпер не помнила, чтобы рисунок на её пальто был таким вычурным. Чтобы он вообще был.

Жёсткий, резкий голос прервал поднявшийся гвалт. Пайпер не могла подняться с земли, видела лишь чьи-то худые ноги, остановившиеся возле неё. Тело вновь окутало дрожью.

— Хвалю вас за осторожность, — произнёс всё тот же резкий голос, принадлежавший девушке, — но вас всё же обставили, как детей. Вы приволокли ведьму.

— Ведьму? — недоверчиво переспросил какой-то мужчина. Не один из тех, что сопровождал Пайпер, — те, кажется, стояли в стороне. — Разве сокрушитель её тронул?

— Мы, как и всегда, сделали надрез, — вперёд выступил то ли охотник, то ли не охотник, первый заговоривший с Пайпер ещё в лесу. — Сокрушитель не обжёг её кожу, а она сама не рассыпалась, как ведьмы.

— Но это ведьма, — безапелляционно повторила девушка. — Ведьмам требуется много сил, чтобы обмануть сокрушители, но это возможно. И ведьмы умеют подавлять голоса мёртвых.

— Ты совсем их не слышишь? — спросил стоявший рядом с девушкой мужчина. Почему-то, пытаясь оглядеть их выше колен, Пайпер видела только размытые пятна. — Ничего?

— Ничего, — подтвердила девушка. — Она, говорите, показала вам Лерайе? Морок, не иначе.Лерайе нет в этом мире, и использование её обликов — преступление. Казнить ведьму.

По толпе одновременно пробежались восторженные и неприятно удивлённые шепотки.

— Вы не виноваты в том, что вас обманули, — продолжила девушка, повернувшись к Пайпер спиной. — Ведьма не должна бродить по нашим землям, но и оставлять её в крепости нельзя. Вы знаете, что раньше ведьмы были людьми, так что мы подарим ей быструю смерть. Икас, — она вновь повернулась к мужчине, — ведьму нужно казнить.

— Хоть бы раз попробовала сделать это сама, — проворчал Икас тихо, но Пайпер его услышала. Слишком хорошо, будто он был совсем близко и буквально кричал ей в ухо.

Чувства обострились. Зрение стало чётче, и Пайпер увидела шагнувшего к ней Икаса: высокого мужчину в кожаной броне, с тёмными волосами, собранными в хвост, и горящими каким-то странным огнём серыми глазами. Среди многочисленных тусклых красок, плывших за его спиной, Пайпер смогла различить острые уши Икаса.

Эльф приблизился ещё на шаг. Пайпер, собрав всю свою силу, какую только могла отрыть за эти жалкие секунды, отползла на пару сантиметров. Плевать, что одежда пачкается, мнётся и рвётся, что руки цепляются за мёрзлую землю, ногти ломаются, а лицо болит так, словно его всё ещё хлестают ветки. Она не может позволить им убить себя.

Её ладонь упёрлась в землю в тот момент, когда Икас попятился назад. В ушах нарастал рёв, тень за спиной Пайпер почему-то становилась всё больше. Сквозь толпу, всколыхнувшуюся от волнения и испуга, кто-то отчаянно пробивался.

— Кажется, ты ошиблась, дорогая Клаудия, — насмешливый голос Арне, в котором прорезались нотки стали и холода, эхом разнёсся по местности. — Разве мы с моим другом сказали своё слово?

— Почему ты защищаешь ведьму? — недоумённо спросила девушка, Клаудия, подняв голову. — Ты знаешь, что моё проклятие не обмануть!

— Эта девушка не ведьма, но ты не можешь услышать шёпот за её спиной, потому что твоя сила ограничена.

— Что это значит?

Арне громко хмыкнул. Вслед за оглушительным хлопком полился яркий фиолетовый свет, и Арне, пройдя мимо Пайпер, развеял его, представ перед всеми собравшимися. Только теперь Пайпер поняла, что Клаудия, Икас и все остальные опустили головы, хотя до этого смотрели в сторону Арне, задрав голову.

— О, — вдруг выдал Арне с весельем, — а вот и он!

Пайпер не была намерена больше ждать. Должно быть, Арне просто выигрывал ей время. Если это действительно так, то нужно убираться отсюда как можно быстрее.

Тело сковывало, но Пайпер упрямо тащила его в сторону. Её не интересовали ни взгляды, направленные на неё, ни то, что кто-то осмелился подойти. Арне на её стороне, значит, он позволит ей спастись. Он остановит человека, подошедшего ближе.

Однако Арне этого не сделал.

Пайпер замерла, встретившись взглядом с льдисто-голубыми глазами. Блеснувшая в левом ухе человека серебряная серёжка-кристалл всколыхнула воспоминание, а прикосновение к её руке — магию, всё это время рвавшуюся наружу. Сила вспыхнула, точно разом пробила все барьеры, и потекла по венам Пайпер, разгоняя её кровь. Но этого было слишком много.

Пайпер только-только смогла приподнять и протянуть руку к человеку, когда Сила растеклась в районе солнечного сплетения. Тело свело судорогой, и всё вокруг заволокла уже знакомая тьма.

Глава 2. Ведь мы же поклялись с тобой когда-то

Магнус вяло водил ложкой по тарелке. Эйкен молча уплетал завтрак за обе щёки, пока Стелла тихо жаловалась Клаудии, что хочет нормального мяса. И все они в равной степени делали вид, что Третий в порядке.

Он редко спускался и разделял еду с другими обитателями крепости, но оставаться наверху уже было невыносимо. Третий всегда слышал чужое дыхание и биение сердец, благодаря чему всегда знал, кто и где находится, но последнюю неделю только и делал, что следил за одним-единственным человеком. За человеческой девушкой, ещё ни разу не открывшей глаза с тех пор, как она потеряла сознание во дворе.

Арне не говорил, что с ней. Если бы всё было плохо и непоправимо он бы, разумеется, сообщил об этом — он бы просто не позволил тратить ресурсы и силы других на девушку, которая уже не очнётся. Но невмешательство сакри только подтверждало, что девушка рано или поздно, но придёт в себя. Третий никому, даже Арне, не признавался, как сильно он ждёт этого момента.

Он нервничал, ждал, думал, совсем не спал, нервничал ещё больше, но не подходил к человеческой девушке лишний раз. Тогда, во дворе, у него едва хватило сил и выдержки, чтобы не потерять сознание самому. Арне настоятельно рекомендовал сначала восстановить силы, а Клаудия едва не требовала этого. Она же убедила Третьего сменить обстановку и постоянно напоминала, что целители в состоянии выполнить свою работу и без его надзора. И Третьему пришлось с ней согласиться.

Он ждал, не находя в себе сил заниматься привычными делами, и не мог полностью сосредоточиться на составлении ответных писем или обучении Эйкена. Всё, что Третий мог, — это слышать чужое тихое дыхание и чувствовать, как его нервы натягиваются до предела.

Неожиданно Стелла с томным вздохом привалилась к его плечу и уставилась на него большими грустными глазами. Магнус мгновенно прыснул от смеха.

— Я тебя не пущу, — непреклонно сказал Третий, даже не посмотрев на Стеллу.

— Но я хочу поохотиться, — жалобно протянула Стелла.

— Нет. В лесу стало слишком опасно.

Что-то — или кто-то — забросил человеческую девушку в этот лес, но ничего после себя не оставил. Слишком подозрительно, слишком опасно. Если уж Арне до сих пор с этим не разобрался, значит, дело действительно серьёзное. Третий знал, что Стелла не такая уж и слабая, что она сможет позаботиться о себе, даже если будет одна, но он не мог позволить ей рисковать собой.

— Пока что остаёмся в крепости, — чуть мягче добавил он, всё же повернувшись к Стелле.

— Икасовых охотников ты не остановил!

— А должен был? Их работа — прочёсывать леса, ловить дичь и следить, чтобы тёмные создания не пересекали границу.

— Это и наша работа!

Магнус опять усмехнулся. Третий уже хотел лично вручить ему бутылку вина, лишь бы заткнуть — такое хмыканье предвещало длинную тираду о том, какая у них потрясающая работа и как хорошо они с ней справляются. Но Третий слишком устал, чтобы выслушивать это в тысячный раз.

Он не помнил, кто в последний раз ночи были такими беспокойными. В крепости никогда не было тихо, — слышались либо рабочие, либо тренирующиеся, либо раненые и умирающие, — но сейчас тишина распространялась слишком быстро. И почти гробовая наступала, если появлялся Третий. Икас установил отличный порядок в крепости, и люди знали, когда лучше не поддаваться силе слухов и не распространять их дальше, но ведь Третьего всегда окружали слухи.

Он привык не обращать на них внимания, а самые интересные и волнующие оборачивал в свою пользу, но нынешние разрушали весь его образ, который он кропотливо выстраивал долгие годы. И у Третьего не было никаких сил, чтобы восстанавливать этот образ в глазах жителей именно этой крепости.

Клаудия постоянно говорила, что он живой, что он имеет право чувствовать себя растерянно, одиноко, напугано, но Третий отмахивался. Он не просто живой. Он живой символ. Единственный сальватор во всех мирах, делающий всё возможное, чтобы защитить людей. У Третьего просто не было времени на самобичевание или обдумывание, почему ему так плохо. Но человеческая девушка, которую кто-то забросил в лес, окончательно подкосила его веру.

Он поклялся себе и Арне, что не будет давать им напрасную надежду, не будет думать о девушке слишком много до того момента, как она проснётся, но мысли постоянно возвращались к ней. К её обезображенному царапинами и синяками лицу, крови на странной верхней одежде, едва теплившейся в теле магии. Знакомой магии. У Третьего внутри всё закипало от одной мысли, что он, возможно, не получит шанса отомстить тем, что так навредил этой девушке.

Арне знал её имя, но не говорил. Дразнил тем, что не хочет портить впечатление от первого знакомства, и хотя внешне Третий был собран и спокоен, внутри умирал от любопытства, которое, казалось, было чересчур детским. Он мог в любой прочитать девушку и узнать её имя, пока она спит, но не смел даже касаться неё. Он понятия не имел, как его магия среагирует на её магию, не разбудит ли он её раньше положенного срока. И боялся, что увидит что-то, чего не должен был видеть.

Но при этом сакри ни на секунду не затыкался: постоянно говорил, какая эта девушка «крутая» (Третий понятия не имел, что это значит), «потрясающая» и «прямо-таки божественная». Любителем изъясняться высокопарно, постоянно вплетая в свой рассказ какие-нибудь легенды, Арне не был, но иногда его довольно простой язык общения сводил Третьего с ума. Если бы ещё в первые месяцы он не научился уживаться с ним, сальватору было бы очень и очень плохо даже сейчас.

Не то что бы сейчас он был в полном порядке, конечно же, но Арне знал его, как свои пять пальцев, и прекрасно понимал, что конкретно он для Третьего сделал всё возможное. Благодаря нему Третий относительно хорошо пережил последнее столкновение с тёмными созданиями и даже без последствий усмирил ройа́ксена, но передача части своей магии мальчишке, который едва не умер, оставила на нём сильный след. Магнус всё ещё не мог победить его даже с настоящим мечом, в то время как Третий был вооружён учебным, а Клаудия говорила, что мёртвые продолжают шептать о его силе, но самому Третьему этого было мало. Использование рокота встало под вопрос, и это было главным доказательством его плохого физического состояния.

Вероятнее всего, Клаудия будет ругаться ещё очень долго. Сама она меч не поднимала, но очень любила упрекать Третьего, если тот не уделял должного внимания тренировкам с Магнусом и Стеллой и обучению Эйкена. За последнюю неделю он соизволил заняться этим всего раз, хотя для Эйкена, изъявившего желание научиться владеть мечом, следовало стараться лучше.

Стелла громко фыркнула ему в ухо, и Третий вздрогнул всем телом. Магнус рассмеялся, Эйкен старательно делал вид, что пытается не последовать его примеру, но получалось плохо. Одна Клаудия с шумным вздохом закатила глаза и отвернулась, будто хотела всем показать, что не знает их.

— Стелла… — предупреждающе произнёс Третий, поворачивая к ней голову.

Стелла хитро улыбнулась, показав зубы, но кивнула ему куда-то за спину. Третий повернулся обратно и наконец заметил невысокую девочку, в нерешительности топчущуюся возле их стола.

На лице Третьего мигом расцвела улыбка:

— Доброе утро, юная леди. Чем я могу тебе помочь?

Девочка зарделась и уставилась себе под ноги. Третий помнил, что она не такая уж и скромная, раз вместе с другими детьми носилась по двору с деревянными мечами и подражала охотникам Икаса, но, наверное, в одиночку представать перед Третьим — значит априори волноваться и стесняться.

Дети крепости, вообще-то, любили его. И постоянно ему что-то дарили. Они также первыми вызывались передать ему какое-нибудь сообщение, если это было что-то срочное, но не секретное. Однако за последнюю неделю дети редко подходили к нему. Должно быть, верно уловили общее настроение и поняли, что лишний раз его лучше не беспокоить, или же просто следовали советам взрослых.

— Ну же, — чуть наклонившись, чтобы они смотрели друг другу в глаза, сказал Третий, — я тебя не обижу. У тебя для меня какие-то новости?

— От Лилис, — наконец сказала девочка, начав сминать края маленького фартука. Значит, она вызвалась помогать на кухне, но судя по тому, что фартук до сих пор чистый, свою работу она выполняла не очень хорошо.

— Что передаёт Лилис? — терпеливо спросил Третий.

— Говорит, что та девушка очнулась. И что она чуть не разгромила комнату.

Третий подскочил так быстро, что колени ударились о край стола, и пустая тарелка Стеллы со звоном подпрыгнула. Магнус уже был на ногах и шёл к дверям, игнорируя любопытные взгляды остальных людей в общем зале, а Эйкен плёлся за ним. Если бы Стелла не подтолкнула Третьего в спину, он бы так и стоял на месте, мысленно считая, сколько он выдержит без воздуха.

— Спасибо, что передала новость, — широко улыбнулась Стелла девочке, которая тут же закивала головой. — Хочешь, я поймаю тебе красивую птичку?

Рядом мигом нарисовалась Клаудия и, прежде чем девочка успела удивлённо округлить глаза, сказала:

— Идём, Стелла.

Третий инстинктивно потрепал девочку по волосам — иногда детям нравилось, когда он так делал. Однако сейчас он не мог даже думать о том, чтобы вспоминать конкретно эту девочку и искать в памяти, как она относилась к такому жесту. Он исправит эту ошибку, но позже.

Сначала он увидится и поговорит с человеческой девушкой.

***

— Ты издеваешься? — прошипела Клаудия, нахмурившись.

— О, ну не дави ты так на него! — громким шёпотом осадил её Магнус. — Видно же, что он нервничает.

— Я не нервничаю, — возразил Третий, даже не подумав.

Зачем они вообще увязались за ним? Будто они с ним знакомы всего день и не знают, что сейчас Третьему лучше быть одному. Хотя Эйкен и, может быть, Стелла действительно не понимают этого, в то время как Магнус просто хочет посмотреть на его шокированное лицо или ляпнуть какую-нибудь глупость. Третий не мог позволить человеческой девушке столкнуться с развязностью Магнуса и его манерой общения сразу же, но и просто выгнать его тоже не мог. Ни с помощью силы, ни с помощью магии, хотя соблазн использовать последнюю был велик.

За дверью слышался тихий женский голос. Даже Третий с его острым слухом не мог понять, о чём говорит девушка и главное — с кем. Лилис, которую они нашли на кухне, сказала, что девушка пообещала вести себя тихо, пока ей ищут что-нибудь поесть, но Третий сомневался, что всё так просто.

Однако спустя долю секунды он уловил напряжение в груди и почувствовал, как нити магии натянулись. Второй голос в комнате разразился смехом. Мужской голос.

Голос Арне.

Теряя терпение, Третий всё же постучался. Голоса мигом стихли, но спустя секунду Арне громко и весело сказал:

— Заходите!

Девушка протестовала, но Третий уже открыл дверь.

Девушка мигом подскочила на ноги и пошатнулась. Бедром она врезалась в тумбочку возле кровати и почти сбила чашку с водой, но та лишь чудом удержался. Сидящий в изножье одноместной кровати Арне с интересом переводил взгляд с неё на Третьего, стоящего на пороге и не пускавшего Стеллу, желавшую как можно скорее познакомиться с девушкой.

— Знаешь, а ведь я как раз говорил о тебе! — начал Арне, махнув на него ладонью. Девушка быстро сверкнула глазами в сторону сакри и вернулась к Третьему. — Я, так сказать, пытался замолвить за тебя словечко. И я дал парочку обещаний, так что постарайся их исполнить, хорошо? Уверен, ты справишься. Ну, я пошёл…

— Стоять, — жёстко произнёс Третий, сведя брови.

Арне драматично застыл на одной ноге, которую успел поставить на пол, и во все глаза уставился на Третьего. Разумеется, Третий не мог просто приказать ему остаться. Не имел права, потому что до самой смерти Арне — это он, а он — это Арне. Но в последнее время Арне слишком часто исчезал тогда, когда Третьему сильнее всего нужны были ответы на вопросы. Обычно Арне всегда отвечал на его зов, а во плоти появлялся по настроению, но Третьему было нужно, чтобы он остался здесь.

— Ты разбиваешь мне сердце, — театрально прошептал Арне, прижимая руки к груди.

— Я хочу, — осторожно начал Третий, медленно, чтобы не спугнуть девушку, переводя глаза с Арне на неё, — чтобы ты помог нам понять друг друга. Я хочу с ней поговорить. Если она, конечно, не против.

— Она не против, — хрипло, но с хорошо различимой сталью в голосе и лёгким акцентом сказала девушка, — потому что она прекрасно понимает ваш язык.

Магнус за его спиной присвистнул.

— Оставьте нас, — приказал Третий, даже не оборачиваясь.

Девушка напряжённым взглядом провожала разочарованно вздохнувших Магнуса и Стеллу и молчаливого Эйкена, но потом её глаза вернулись к оставшейся на месте Клаудии. Брови девушки сошлись на переносице, отчего повреждённая кожа на лице натянулась. Едва зажившая царапина, пересекавшая левую бровь, вновь сочилась кровью, но девушка её будто не замечала.

— Клаудия, — строже произнёс Третий, скосив на неё глаза.

— Но…

— Нет. Оставь нас.

Всегда, когда в крепости появлялись новые люди, Клаудия и Третий, если тоже были там, проверяли их. Третий изучал их своей магией, а Клаудия слушала шёпот мёртвых, узнавала чужие истории, и вместе они решали, можно ли доверять пришедшим. То же самое было и с пленниками, подброшенными ранеными, пойманными ведьмами и всеми, кого только ноги приносили к той или иной крепости. Но человеческая девушка перед ними буквально свалилась на голову охотникам Икаса, явила им Лерайе, если верить их рассказу, а проклятие Клаудии на ней не работало. Это делало девушку двойне опасной и интересной.

Клаудия наконец ушла, перед этим неодобрительно хмыкнув. Она всё равно будет неподалёку, должно быть, даже в соседних комнатах или коридоре, но только мёртвые за спиной Третьего будут шептать ей о его чувствах и намерениях, а девушка так и останется для неё загадкой.

— Итак, — сдержанно начал Третий, смотря девушке в глаза, но слова застряли в горле, и он замер, не способный продолжить.

Золотые глаза. Лишь оттенок был схожий с оттенком Йоннет, но Третий ясно ощутил, как у него замерло сердце.

Очень знакомые золотые глаза. Родные, любимые. Обещающие безопасность.

Йоннет всегда заботилась о нём и Аннабель, будто была их старшей сестрой. Она и Масрура оберегала, но не так, как их двоих, потому что он был старше них.

— Итак, — повторила девушка, качнув головой, словно дразнила его. Она беззастенчиво разглядывала его, игнорируя метавшийся от одного к другому взгляд Арне, и Третий позволил себе аккуратно и незаметно повторить её действие.

Лилис смогла найти для девушки чистую одежду: светлые штаны и рубашку со свободными рукавами. Растрёпанные после сна чёрные волосы лежали на плечах, на шее была повязка, которую следовало сменить в ближайшее время, но, к счастью, на запястьях красовались свежие, ещё не пропитавшиеся кровью из раскрывшихся ран. Под тканью рубашки на плечах ясно очерчивались два или три слоя повязок. Однако лицо девушки, хоть целители старательно над ним работали, ничем не было скрыто. Многочисленные царапины пересекали губы, брови и линию носа, синяки расплывались на скулах и висках, и из-за ярко сиявших золотых глаз они казались совсем фиолетовыми.

Арне пересказал, как он нашёл её и помог добраться до охотников, но Третий не верил, что все эти повреждения девушка получила, упав с огромной высоты в сугроб. Он выпытал у охотников, что они только проверили её сокрушителем, и лично убедился, что эту рану залечат первой, но просто не верил.

Должно быть ещё что-то, что Арне от него по каким-то причинам утаил или ещё не смог рассказать. Ещё что-то, о чём охотники умолчали. Третий не мог использовать на них магию, руководствовался исключительно своими коммуникативными навыками и влиянием, но теперь жалел об этом. Немного безвредной магии — и у него была бы целая картина. Он бы знал, как помочь девушке избавиться от оставшихся повреждений.

— Так и будешь меня разглядывать?

Третий склонил голову вбок. Невозмутимость — его оружие. Оно всегда помогало ему, будь то переговоры с Охотниками Катона или же беседы с лордами и леди.

— Как тебя зовут?

Третий не ожидал такого вопроса.

Даже ровное дыхание сбилось. Печать сакри будто вспыхнула чуть сильнее, прорезала его тело призрачной болью, пытаясь привести в чувство. Арне, переставший изображать из себя актёра, выпрямился во весь рост и грозно посмотрел на девушку.

— У нас принято сначала самим представляться.

— А у меня принято не запирать раненых, — парировала девушка. Но кулаки она сжала, а плечи приподняла, словно была готова сцепиться с Арне, если того потребует ситуация.

Но девушку не запирали. Третий приказал караулу следить за её дверью на случай, если кто-то попытается пробраться внутрь с целью навредить, и запретил Лилис запирать её комнату на ключ. Должно быть, произошло какое-то недоразумение.

— Арне, — обратился к нему Третий, делая шаг к нему, — будь повежливее. Иначе твои попытки замолвить за меня словечко ничего не принесут.

— Я сама вежливость, и ты это знаешь, — фыркнул Арне, упирая руки в бока. — Однако в последнее время я слишком выматываюсь. У меня нет сил не бессмысленные прелюдии, и об этом ты тоже прекрасно знаешь.

— Разумеется, — согласился Третий, затем посмотрел на девушку и, доброжелательно улыбнувшись, сказал: — Все зовут меня Третьим. Моё имя сейчас ничего не значит.

— Пайпер, — тут же представилась девушка, — очень быстро, будто даже не обдумывала, стоит ли говорить своё имя, — и добавила: — Сандерсон.

И почему-то выжидающе на него уставилась.

— Пайпер из рода Сандерсон? — вежливо уточнил Третий.

— Из семьи, — исправила Пайпер.

Третий прищурился. Должно быть, эта семья довольно малочисленная или вовсе неизвестная, раз он впервые о ней слышит. Он знал каждый род и почти каждую семью, если они ещё сохранились, в пределах Омаги, Тоноака, Элвы, Артизара, и многочисленных крепостей, но о семье Сандерсон — ничего.

— О, это потому что она не отсюда, — пояснил Арне, верно угадав его мысли. Арне никогда не лез в голову Третьего лишний раз, но всегда отлично чувствовал его сомнения и спешил либо укрепить их, либо развеять. — Пайпер попала сюда из другого мира.

Третий и Пайпер одновременно уставились на Арне, ошарашено раскрыв глаза.

— Что? — выдавила Пайпер едва слышно.

— Я думал, ты уже догадалась. Это не твой мир, солнышко. Тебя затянуло в чужой.

— О чём ты говоришь? — нетерпеливо спросил Третий, скрипнув зубами.

Он никогда не терял терпения: это было плохим знаком.

— Пусть её магия расскажет тебе обо всём. Я устал и хочу отдохнуть, так что давайте, начинайте. Раньше начнём — раньше закончим

Третьему потребовалось несколько секунд, чтобы понять, к чему призывал Арне. Он хотел, чтобы Третий проверил её магию. Если эта девушка та, о ком думал Третий, — хотя он старался как можно реже делать это, не давать себе пустой надежды без доказательств, — то её магия, сейчас едва ощущавшаяся Третьим, вновь засияет и всё ему расскажет. И он поймёт, с кем именно оказалась связана Пайпер.

Всё это до сих пор было похоже на очень плохую и страшную сказку, вроде тех, что ему иногда рассказывала в детстве сестра, но Пайпер сама протянула руку, смотря с такой решимостью, что Третий просто не смог ей отказать. Он осторожно коснулся её руки своей и переплёл с ней пальцы, боясь, что любое его неверное движение сломает её, как фарфоровую куклу, но этого не произошло. Струившаяся по её пальцам магия ясно сказала: Пайпер уничтожит Третьего, если он даст ей повод.

Но Третий не был намерен давать ей даже намёка на обман. Он дал ей только Время — столько, сколько было нужно, чтобы привести в равновесие Силу.

Столько, сколько нужно было для света, залившего собой всю комнату.

Перед глазами ещё несколько секунд прыгали яркие пятна. Рука Пайпер выскользнула из его руки, и Третьего охватила паника. Он не должен был отпускать её. Она ранена, у неё мало магии, она понятия не имеет, что происходит. Он должен был защитить её, потому что она, — боги милостивые, Третий в это не верил, — она была сальватором Силы, связанной с Лерайе.

Той самой, что сейчас стояла напротив него и улыбалась. Ему. Так же, как в день их знакомства, когда Йоннет и Масрур, забрав его, явили ему своих сакри.

Лерайе ничуть не изменилась: сиреневая кожа, чернильные волосы и платье с плывущим на нём узором из звёзд и цветных пятен. Фиолетовые глаза Лерайе сияли так же ярко, как и в последний день, когда Третий видел её. Как и двести лет назад.

— Лерайе, — судорожно выдохнул он.

Лерайе улыбнулась ему шире и растаяла, как дым. Перед глазами Третьего оказалось разъярённое лицо Пайпер.

— Лерайе! — почти крикнула она, начав оглядываться. — Вернись, Лерайе! Почему ты меня игнорируешь?

Арне плавно опустился на край кровати и закинул лодыжку на колено, всем своим видом показывая, что он не при делах. Третий ожидал большего участия от своего сакри, потому что происходило то, к чему он не смог бы подготовиться даже с уроками Йоннет, давай она их, — новый сальватор злилась, кажется, на всех и вся, а Третий не знал, как её успокоить.

Он две сотни лет искал Лерайе и хотел провести с ней больше времени, но понимал, что это эгоистично. Лерайе — не его сакри. Лерайе связала свою жизнь с Пайпер, и всю её Силу должна наследовать именно девушка.

— Ты хочешь поговорить с Лерайе? — спросил он, когда её яростно пылавшие глаза полоснули по его лицу.

Пайпер ничего не ответила. Всего одного касания хватило, чтобы Третий вновь стал чувствовать связь между сакри, всегда позволявшую ему определять, где другой сальватор и что с ним. Пайпер была зла, но она так же была в ужасе. Она с ужасом смотрела на него.

Третий привык к этому взгляду, но сейчас он ощущался особенно болезненно. Присутствие Арне ещё помогало держаться, как и мысленные уговоры, но Третий не был уверен, что всё и дальше будет получаться так просто.

— Ты поговоришь с Лерайе, — как можно спокойнее, увереннее и убедительнее произнёс Третий, вспоминая всё советы по расположению собеседника к себе, которые он когда-то давал Клаудии. — Ты обязательно с ней поговоришь, но ты можешь сначала поговорить со мной? Пожалуйста… Первая.

Пайпер застыла, смотря на него. Третий оказался прав: та нить её магии, задевшая его Время всего на долю секунды, действительно несла в себе важную информацию. Третий ничего не пытался узнать ни о ней, ни о мире, откуда она пришла, ни о её семье или друзьях, он читал только магию, и на долю секунды ему показалось, что во времени Пайпер мелькнуло, как кто-то зовёт её «Первой».

Пайпер думала невыносимо долго, и хотя Третий всегда мог точно сказать, сколько прошло времени, он впервые не следил за ним и не знал нужного количества секунд или минут. Он просто терпеливо ждал, смотря в глаза Пайпер, не препятствуя её магии, с интересом изучающей его магию и его самого в целом.

Наконец Пайпер кивнула, и Третий понял, что всё это время не дышал.

— Пообещай мне, — резко сказала Пайпер, мгновенно возвращая его к реальности, — что я поговорю с Лерайе.

— Я…

Он не может поклясться своим именем.

— Как Третий сальватор, я обещаю тебе, что твой разговор с Лерайе состоится. Я передам тебе всё, что у меня есть, дабы это произошло.

— Всё, что есть? Что это значит?

Третий покосился на Арне, но тот только неопределённо пожал плечами.

— Ты не знаешь, — догадался Третий, смотря в растерянные глаза Пайпер.

— Не знаю чего? — спросила она таким тоном, что сразу становилось ясно: она не в восторге от факта своей неосведомленности.

Ещё недавно упавшая с плеч гора магическим образом вернулась на место. Третий, мысленно убедив себя, что он готов к ещё одному тяжёлому взгляду, сказал:

— Ты не можешь общаться с Лерайе, потому что часть её магии запечатана внутри меня. Так же, как часть магии Арне запечатана внутри тебя.

***

Лерайе исчезла, едва появившись, в очередной раз даже не обратив на Пайпер внимания. Её это настолько достало, что она была готова кричать и плакать, если бы не одно «но», стоявшее напротив неё и выглядевшее точно так же, как ей когда-то показывала Твайла.

Третий. Сальватор из народа великанов, предавший миры.

Он был не похож на предателя.

Не то чтобы Пайпер знала, как выглядят предатели: она была уверена, что общего портрета просто не существует. Однако Третий действительно почти не отличался от образа, который воссоздала Твайла — та же белая кожа, прямой нос и острые скулы, чёрные волосы, высокий рост, длинные худые пальцы. Разумеется, была другая одежда, не такая шикарная и аккуратная, но для сравнения это были мелочи. Очень сильно отличался взгляд.

Твайла показала ей Третьего со спокойным, сдержанным взглядом, словно он был готов в любой момент выступить перед людьми и был абсолютно уверен в своей правоте и способности убедить своих слушателей в ней. Будто он точно знал, что сделал, что делает и что должен делать. Пайпер видела проблески этих черт, когда ещё несколько людей толпилось в коридоре. Но потом Третий их отослал, и взгляд его льдисто-голубых глаз сильно изменился. Он был всё таким же сдержанным, но теперь в нём также виднелись беспокойство, озадаченность и множество вопросов, которые Третий словно хотел задать как можно скорее, но никак не решался сделать этого. Пайпер он разглядывал аккуратно, хотя даже не пытался скрыть этого, особое внимание уделил её лицу и глазам. Своего лица Пайпер не видела, но по складке, появившейся между бровей Третьего, она предположила, что оно не совсем в порядке.

Серёжка в левом ухе с прозрачным кристаллом и серебряным креплением никуда не делась. Эфеса с мечом не было, но Пайпер не сомневалась, что Третий всё равно сильнее неё и справиться с ней даже без меча. Она почувствовала это, когда их пальцы переплелись, а её магия столкнулась с его магией — Временем.

Её голова шла кругом. Пайпер злилась на всех без разбора, на Лерайе, опять бросившую её — особенно, но слова Третьего её заинтересовали. Она помнила все предостережения, которые слышала, и не забывала, что Третий всё ещё считается предателем, но Пайпер поверила Твайле и Арне, поверила Лерайе, даже не выслушав её, и решила дать Третьему шанс. Хотя бы на разговор. Сейчас она была не в состоянии Силой защитить себя, и потому спокойный разговор — единственный разумный вариант. Хотя «спокойный» — это совсем не то слово, которое идеально подходило. Пайпер была в ужасе, ярости и смятении, и слова Третьего, хоть и заинтересовали, только усугубили все эти чувства.

— Что это значит? — наконец спросила она, сжимая кулаки.

— Я обещаю рассказать тебе всё, но, может, ты сначала поешь? Тебе нужно восстановить силы.

Очень разумное замечание, но Пайпер не спешила с ним соглашаться. Она всё ещё понятия не имела, где находится на самом деле, а Арне, молча сидящий на кровати, где она ещё недавно лежала, не удосужился прокомментировать свои слова о чужом мире. Да и есть она, даже если была голодна, не планировала — мало ли, что могут подсыпать.

То ли неправильно восприняв её молчание, то ли посчитав, что ей нужно успокоение и заверение, Третий добавил:

— В этой крепости безопасно. Тебя никто не обидит и не тронет, не станет допытывать вопросами. Ты можешь свободно перемещаться везде, где хочешь, кроме темниц. Тебе выдадут одежду и оружие, если ты пожелаешь…

— Где моя старая одежда? — перебила его Пайпер.

Третий сглотнул, словно собирался с мыслями.

— Я попросил привести её в порядок, однако я не уверен, что удалось полностью… восстановить её.

— Я хочу, чтобы её вернули.

— Конечно, — согласился Третий. Он смотрел на неё сверху вниз, но при этом не выглядел до жути самоуверенным, самодовольным или властным.

Пайпер вдруг с ясностью осознала, что он с ней максимально вежлив и любезен. Как Гилберт, когда она оказалась в его особняке.

— Где я нахожусь? — задала новый вопрос Пайпер.

— Я же уже сказал, — со вздохом отчаяния вклинился Арне, — что ты в чужом мире.

— Да, но где именно? Что это за мир?

— Дикие Земли, — ответил Третий, особой интонацией выделив каждое слово. — Единственное безопасное место, где мы можем укрыться от тёмных созданий.

— Это не… не Земля, — растерянно пробормотала Пайпер, вдруг поперхнувшись воздухом. Да, Арне сказал, что это чужой мир, но одно дело — услышать сакри, который постоянно говорил с ней загадками, и другое — сальватора, чью магию она легко читала с помощью своей.

— Нет, это Земли…

— Третий, — перебил Арне со смешком, — она говорит о своём мире, Земле. Согласен, странное название, но что поделать?

Пайпер подошла к кровати и опустилась на её край.

Она в другом мире. Чужом, опасном, закрытом. Здесь нет дяди Джона, Эйса, Гилберта, Шераи и Марселин. Здесь нет коалиции из фей, эльфов и вампиров, готовых помочь ей.

Она здесь совсем одна.

Пайпер смотрела на свои трясущиеся руки, в мелких заживших царапинах, и никак не могла осознать услышанное. Одно дело — попасть в другую точку мира, откуда она хотя бы портал сможет открыть обратно, но другое — в чужой мир. Здесь может помочь только Переход, или карман между мирами, куда её уже дважды затаскивали демоны, но в последний раз это едва не закончилось смертью. Тело Пайпер до сих пор помнило каждый удар о ветви и промозглую землю. Да и если бы из этого мира можно было уйти, стал бы Третий здесь торчать? Даже не зная всей картины, Пайпер казалось, что нет, не стал бы.

В поле зрения показалось лицо Третьего — он присел перед ней, чтобы их глаза оказались на одном уровне. Инстинкты Пайпер кричали, чтобы она собралась и была готова к атаке. Это Третий, он опасен, он может навредить ей. Но магия не реагировала, она была спокойна, словно никакого риска не ощущала, а внутренних сил не было даже на то, чтобы унять дрожь в руках. Пайпер напряглась всем телом, когда Третий, быстро посмотрев на её руки, поднял глаза на её лицо и успокаивающе произнёс:

— Я обязательно помогу тебе найти выход из этой ситуации. Я верну тебя домой. Обещаю.

Но он не мог этого обещать. Если он может вернуть её домой, то почему не сделал этого раньше? Почему сам торчит в этом мире, когда есть другой, более безопасный? Там, разумеется, тоже есть демоны, но там так же есть коалиция. Насколько Пайпер знала, Вторжение уничтожило любые формы общественного управления. Ни королевств, ни королей с королевами. Никого, кто смог бы объединить выживших. Боги, никто ведь даже не знал, что есть выжившие.

Это догадка так поразила Пайпер, что она тут же спросила:

— В этом мире есть выжившие?

Третий кивнул.

— Две сотни лет назад выжившие во Вторжении пришли в Дикие Земли — на территорию, где они могли укрыться от тёмных созданий. Здесь есть пограничные крепости, в которых безопасно, и целые города. Тёмные создания ещё бродят по этим землям и изредка нападают на нас, но мы даём им отпор. У нас есть оружие, способное обращать их в прах. Сокрушители.

— Что-то о сокрушителе говорил мужчина, который…

— Который привёл тебя сюда, — осторожно подсказал Третий, когда Пайпер так ничего и не сказала. — Да, он использовал его, чтобы проверить, что ты не причинишь им вред. Сокрушители уничтожают только тёмных созданий.

— Но я-то не тёмное создание. Я человек. Зачем они использовали сокрушитель?

— Потому что ты могла оказаться ведьмой или перевёртышем. Это лишь мера предосторожности, не более. Больше никто не посмеет ранить тебя мечом.

Он сказал это так уверенно, будто был намерен лично сообщить об этом каждому и был готов сам наказать того, кто посмеет его ослушаться. Пайпер бы вряд ли смогла остановить меч, особенно в нынешнем состоянии, но благодарить не спешила.

Перед ней всё ещё был Третий, предавший миры.

Пайпер слишком долго думала, но в итоге всё же сказала:

— Тебя называют предателем.

Казалось, Третьего это ничуть не удивило. Только правый уголок рта странно дрогнул. Третий поднялся на ноги, подошёл к окну, вид из которого Пайпер ещё не успела изучить, и ответил:

— Как я и предполагал, — он повернулся обратно, провёл рукой по чёрным волосам и спросил: — А как они называют тебя?

— Первая, — ответила Пайпер на выдохе.

Когда-то она решила, что сама разберётся со своим отношением к Третьему, не будет слепо следовать за словами Гилберта о его предательстве и гнили, что есть в нём, сама решит, достоин ли он её ненависти. Однако он был сальватором, и в этом плане Пайпер больше не была одна. Он был сильнее, умнее и опытнее. Его сакри всегда был на стороне Пайпер и помог ей добраться до крепости, где безопасно, пусть и весьма проблематичным образом. Их Время помогло Эйсу пережить эриам. Даже не зная о существовании Пайпер, Третий уже спас жизнь её брату.

Она не была намерена слепо прощать ему все его грехи, о которых даже не знала, но и подозревать во всём — тоже. Он сделал с её магией нечто, что побудило её старательно изучать его магию, а собственная магия никогда не лгала Пайпер. Она так же, если она всё правильно распознала, помогала определять, лжёт ли Третий. Пока что магия не бурлила, не вспыхивала ярко и резко, желая вырваться наружу. Ей словно нравилось, что Арне и Третий были рядом.

Если это означало, что её магия действительно может прочитать Третьего, то всё, что было нужно Пайпер, — это узнать, что случилось в день Вторжения

— Ты веришь, что я предал миры?

Если Третий старался казаться спокойным, то у него плохо вышло. Пайпер не бралась говорить за всех великанов, но благодаря общению с Гилбертом научилась разгадыванию этих сдержанных взглядов и непринуждённых поз, на самом деле бывших довольно скованными и напряжёнными.

Пайпер молча ждала продолжения, не давая Третьему никакого ответа. Он вдруг усмехнулся, но по-доброму, собрал руки на груди и оглянулся через плечо, в окно.

— Слухи о том, что я предал миры, пошли после того, как в день Вторжения меня видели в ребнезарском дворце, — сказал Третий тихо, однако Пайпер отчётливо расслышала каждое слово. — Разные люди говорят разное, но суть одна: они утверждают, будто видели, как я убивал сигридцев и позволял тёмным созданиям терзать их тела.

Пайпер против воли вздрогнула — вспомнила, что Марселин говорила о судьбе рода Астракто.

— Кто-то говорил, что я пил кровь королевской семьи, пока насильно забирал их дар. Другие утверждали, что я лично возглавил легион тёмных созданий. Однако всё это ложь. В самом начале Вторжения я был вместе в королевстве фей с… — Третий отвернулся от окна и уставился в пол, с силой сжав челюсти. Пайпер отсчитала ровно десять секунд, по истечению которых он добавил: — Я должен был встретиться кое с кем, но опоздал.

Пайпер помнила то видение, которое каким-то образом пробралось в её сон в последнюю ночь, когда она ещё была в особняке Гилберта. У фей был какой-то праздник, на который Третий прибыл с опозданием. Он обещал Аннабель, Четвёртой, что познакомиться с её братьями и сёстрами за завтраком на следующий же день, но опоздал: каким-то образом тёмные создания добрались до них раньше. И, если Пайпер всё правильно поняла, одно из тёмных созданий украло облик Аннабель, после чего вместе с остальными занялось убийством её родственников.

Пальцы Пайпер словно наяву ощущали холодный лёд, в который она упиралась, пытаясь отползти от Иснана — одного из демонов, убивших Аннабель.

— Вплоть до момента, как я воссоединился с Йоннет и Масруром, я в одиночку уничтожал проникнувших в наш мир тёмных созданий, закрывал все бреши и открывал Переходы, через которые бежали сигридцы. Легионы тёмных созданий настигли нас на кэргорских нагорьях, где мы вновь разделились. Я потерял Масрура и Йоннет, но продолжал сражаться и… Я выиграл, — с нервным смешком закончил Третий, посмотрев на Пайпер.

Краем глаза она уловила какое-то движение. Повернувшись, Пайпер не обнаружила рядом с собой Арне.

— Йоннет и Масрур погибли, защищая миры. Я до самого последнего момента поддерживал открытые ими Переходы, уничтожал тёмных созданий и помогал сигридцам, но я… я не справлялся. Я остался один против легионов тьмы. Но я никогда не помогал тёмным созданиям во Вторжении.

Пайпер не рассчитывала на какой-то задушевный разговор, историческую лекцию с точными датами и фактами или что-то подобное. Она видела одну из многочисленных битв глазами Йоннет, когда кристалл памяти утянул её, Кита и Эйса в её воспоминания. И она ощущала то же, что и Йоннет: страх, боль, уверенность в Третьем, который пытался успеть к ней. Йоннет ни на секунду не засомневалась в Третьем. И сейчас она чувствовала, что магия внутри затаилась, как если бы была котом, нашедшим тёплое и безопасное место.

Но не могло же то быть массовой галлюцинацией? Выжившие, попавшие во Второй мир, видели Третьего вместе с тёмными созданиями. И хотя Пайпер уже примерно представляла, как так вышло, она всё же спросила:

— Тогда почему тебя видели вместе с ними?

— Потому что перевёртыши крали мой облик. Они пытались подражать моей магии, они убивали всякого, кого видели, и слишком убедительно меня играли. Некоторые даже воздействовали на сознания. Страх оказался куда сильнее рассудка, и люди поверили глазам и навязанным мыслям, а не сердцам.

— Так каков твой вердикт?

— Я предал миры, потому что не смог их спасти. Я не смог защитить Йоннет, Масрура и Аннабель. Но во время Вторжения я не был на одной стороне с тёмными созданиями.

Одних его слов для того, чтобы поверить ему, было мало, и Пайпер прекрасно понимала это. Однако сейчас она была не в том положении, чтобы привередничать и думать, что со всем справится в одиночку. Сейчас Пайпер была слаба, напугана и одинока. Ей нужен был чёткий план, нужны были ресурсы и союзники. Третий — вряд ли хороший вариант, но Арне поставил на него с самого начала, как и Лерайе. А ещё Лерайе поставила на Пайпер. Очень хотелось в очередной раз обратиться к сакри и сказать, что её ставка заведомо проигрышная, потому что сама Пайпер — плохой игрок во все эти сигридские игры, но вряд ли это что-то изменит.

— Пока что я верю тебе, — сказала Пайпер, аккуратно поднимаясь с кровати. Всё тело ломило от боли, но вновь забежавшая по венам Сила медленно успокаивала её. — Но только пока.

Третий не шелохнулся, когда Пайпер подошла ближе. Предупреждения продолжали звенеть в её голове голосом Гилберта, а перед глазами то и дело мелькало его перекошенное от ненависти лицо, но Сила приятно растекалась по телу, неся спокойствие и облегчение. Пайпер заставила себя сосредоточиться.

Dshertasari aria de sam arai jeltar. Пусть эта связь будет твоей величайшей силой.

Пайпер — Первый сальватор, и в её руках Сила Лерайе. А перед ней — Третий сальватор, владеющий Временем. Вместе они способны на невозможное.

В частности — придумать, как вернуть Пайпер домой.

Она протянула ему руку, и Третий, помедлив, пожал её. Но тутего лицо резко изменилось, и он обеспокоенно спросил:

— Ты боишься?

— Нет, — ответила Пайпер, задрав голову. — А ты?

— Тебя — нет.

— Тебя я тоже не боюсь.

Пайпер лгала. Разумеется, она боялась Третьего, потому что не знала, на что он способен. И она боялась мира, который ждал её за стенами комнаты и крепости. Она боялась всего, но старалась быть храброй и сильной. Никто бы из коалиции не оценил, если бы их сальватор сейчас тряслась от страха.

Мысль о коалиции врезалась в сердце так сильно, что Пайпер невольно всхлипнула. Она в чужом мире, а дядя Джон, Эйс, Гилберт и все остальные — в другом. И они могут не знать, что она жива. Прямо сейчас они могут вновь ставить искателями и рыцарям метки, которые помогали им поддерживать связь, когда Иснан утянул её в карман между мирами. Кит видел, что Пайпер поглотило нечто похожее. Должен был видеть и, соответственно, сообщить обо всём коалиции. Но Пайпер сомневалась, что поиски коалиции дадут результаты.

Она же, чёрт возьми, в другом мире.

— Первая?

Пайпер постаралась загнать страх в самую глубь. Ей не нравилось, что голос Третьего звучал обеспокоенно. Они познакомились несколько минут назад, и она всё ещё ему не доверяла, но при этом он вёл себя так, словно его это совсем не беспокоит. Пайпер его не понимала.

— Зови меня Пайпер, — наконец сказала она, когда поняла, что Третий всё ещё ждёт какой-то реакции с её стороны. — Я не хочу… я не уверена, что смогу показать людям этого мира того сальватора, которого они хотят увидеть.

— Ты не хочешь, чтобы они знали, что ты здесь?

— Пока — нет. Я недостаточно сильная для этого.

Третий медленно склонил голову вбок и улыбнулся.

— Ты достаточно сильная, чтобы с моей помощью справиться с ройаксеном. Прекрасно понимаю, что ты не доверяешь мне и этому миру, однако я хочу, чтобы ты знала: рядом со мной ты в безопасности. Никто не будет покушаться на твою жизнь или говорить, что ты недостаточно сильная для сальватора.

— У тебя тут что, так много власти? — попыталась отшутиться Пайпер, хотя внутри у неё всё сжалось. Третий только подтверждал её опасения: возможно, рядом с ним действительно безопаснее. От этого было слишком жутко.

— Меньше, чем у правителей Омаги или других городов, — усмехнулся Третий. — Но меня уважают, а король Киллиан прислушивается к моим советам.

— Король Киллиан?

Третий свёл брови, не переставая улыбаться, и внимательно изучил её лицо. Это Пайпер тоже не нравилось, потому что в отражении его голубых глаз она смутно видела, во что превратилось её лицо.

— Король Киллиан, — для чего-то повторил Третий, смотря ей в глаза. — Король великанов.

Пайпер словно под дых ударили. Она ошарашено уставилась на Третьего, напрочь забыв все советы, которые когда-то давал ей Энцелад. Не показывать своих истинных чувств, не демонстрировать привязанности или презрения к кому-либо или чему-либо. Держать себя в руках, позволяя другим гадать, о чём ты на самом деле думаешь и как ко всему относишься. Казалось, в совершенно чужом мире эти советы должны были стать её мантрой.

— Но Вторжение началось на севере, — тихо проговорила Пайпер. — Я думала… что великанов больше не осталось.

Третий легко пожал плечами:

— Как видишь, остался я. И ещё пару сотен великанов, которые за века успели даже расплодиться. Они выбрали своим королём Киллиана, и с тех пор он верой и правдой служит им и всей Омаге.

— Никогда не слышала об этом Киллиане, — задумчиво пробормотала Пайпер. В период ненависти ко всему миру она перерыла небольшую библиотеку, прилегающую к её комнате, и обшарила многие шкафы в общей, где и нашла несколько семейных древ различных семей Сигрида. Она изучила древо рода Лайне, но никакого Киллиана там не нашла. — Я думала, что великанами правили Лайне.

Третий на долю секунды замер, и его взгляд стал нечитаемым, словно Пайпер сказала что-то, чего он совсем не хотел слышать. Но почти сразу же самообладание вернулось к нему, и он терпеливо объяснил:

— Киллиан из рода Дасмальто, как и королева Жозефина, когда-то связавшая себя узами брака с Роландом из рода Лайне. Киллиан её брат, при дворе его любили и ценили, а король всегда был рад видеть его и слышать его мудрые советы. Учитывая, что все Лайне погибли, великаны выбрали своим королём Киллиана.

Пайпер не знала, стоит ли говорить о том, что погибли не все Лайне. Вряд ли Гилберт обрадуется, если узнает, что она при первой же возможности разболтала об этом Третьему, которого он так ненавидит. «Если он вообще об этом узнает», — содрогнувшись, возразила сама себе Пайпер. У неё ведь даже нет гарантий, что она выберется из этого мира. У неё вообще ничего, кроме Силы и Третьего, очень сомнительного союзника, нет.

— А тебя, — осторожно сказала Пайпер, от волнения даже начав заламывать пальцы, — в этом мире не называют предателем?

— Только самые отчаянные, — совершенно спокойно ответил Третий. — Ещё есть те, кто верит, что я помог тёмным созданиям во время Вторжения. Однако тех, кто доверяет мне и Арне, больше. Знаешь, два века исправительных работ творят чудеса.

Он попытался отшутиться и улыбнуться, но вышло плохо. Пайпер предпочла сделать вид, словно ничего не произошло.

— Итак, — протянула она, стараясь звучать непринуждённо, — чем вы тут обычно занимаетесь? Уничтожаете тёмных созданий? Сидите за стенами крепостей и пьёте вино? Людей спасаете?

— Четыре дня назад мы должны были вернуться в Омагу, — усмехнувшись, ответил Третий. — Но задержались, потому что я не хотел оставлять тебя на милость Икасовых охотников.

— Вот как. Спасибо, хотя я не поняла и половины из того, что ты сказал.

— Омага — главный город на севере. Мне нужно вернуться туда, чтобы передать все сведения Киллиану и узнать, как обстоят дела в других крепостях. Путь займёт три дня, так что надо хорошо подготовиться, к тому же я не уверен, что…

— Три дня? — озадачено переспросила Пайпер. — Ты же сальватор. Маг. Почему ты не можешь создать портал?

Третий посмотрел на неё так, словно впервые увидел. Затем, пробормотав что-то себе под нос едва слышно, смиренно выдохнул и терпеливо объяснил:

— В Диких Землях очень мало магии. Почти вся она кроется в сокрушителях и печатях, защищающих крепости, Омагу и города. У меня недостаточно сил, чтобы создать портал.

Пайпер в ужасе округлила глаза.

— Однако, если ты позволишь, я мог бы воспользоваться твоей Силой.

Пайпер сильно сомневалась, что это что-то изменит. Мало того, что этот мир был ей чужд, так ещё и магии крайне мало… Шерая, Сионий и Стефан её к этому не готовили. Пайпер знала, что источник магии сальваторов не бездонный, что они вполне могут использовать и обычную магию, но даже не представляла, как в данной ситуации обратить это в свою пользу. Сможет ли она, используя Силу и крупицы магии Диких Земель, создать портал или помочь в этом Третьему? И должна ли она делать это?

Пайпер не знала, как ей следует поступить. Оставаться на одном месте — безумие, особенно если это место — незнакомая крепость, полная незнакомых людей. Пайпер не думала, что в Омаге или любой другой крепости будет проще и безопаснее, но, наверное, у неё и выбора-то особо не было. Она — сальватор, и не только Земли или Сигрида, но теперь ещё и Диких Земель. Как-то ей говорили, что сальваторы защищают все миры. А ещё Пайпер помнила, что сальваторы одной магии. Они всегда найдут друг друга. Они должны держаться вместе.

Вряд ли у Пайпер и впрямь был выбор.

— Это приглашение отправиться в Омагу вместе с тобой?

— Возможно. Не хотелось бы давить на тебя, однако крепость на границе с лесом, полном тёмных созданий, не лучший вариант. К тому же, раз уж ты пока находишься в этом мире, следует изучить предел твоих возможностей и то, насколько хорошо ты управляешь Силой.

— Говоришь так, будто собираешься обучать меня магии.

Третий вновь улыбнулся. Пайпер считала странным, что он, находящийся в довольно невыгодном положении и заклеймённый предателем, улыбается так часто и так искренне.

— На данный момент я гораздо опытнее тебя и помню, как с Силой управлялась Йоннет. Я действительно могу кое-чему тебя научить. Если ты, конечно, не против.

Предложение было очень привлекательным, но Пайпер колебалась. Она, казалось, уже смирилась с мыслью, что рыцари и искатели не найдут её каким-нибудь магическим образом и не спасут. Пайпер и так устала, что её все постоянно спасают, но уж точно не хотела, чтобы проверка собственных сил и возможностей вылилась в это — сотрудничество с Третьим, которого она только встретила, и путешествие по миру, которого она не знала.

Но если бы Третий хотел забрать её Силу, стал бы он помогать ей? Пайпер смутно помнила, как он защитил её во дворе, когда какая-то девушка приказала убить её. Он поделился с ней Временем, которое успокоило боль во всём теле и погрузило её в сон. Стал бы Третий делать так, если бы ему нужна была только её магия? Пайпер не знала и не представляла, как ей найти ответы на эти вопросы.

— Ты сказал «мы».

— Что, прости?

— Ты сказал: «мы должны отправиться в Омагу». Кто это — мы? Я думала, что ты…

Один. Единственный сальватор на этот мир. До её появления, разумеется.

Ах, ты про это. Я всегда путешествую вместе с четырьмя очень надёжными людьми. Если хочешь, я познакомлю вас.

— Было бы неплохо.

— Отлично. Сейчас или после того, как ты поешь? Я думаю, Лилис уже приготовила для тебя что-нибудь.

— А у меня есть выбор?

— Разумеется, есть, хотя Стелла сейчас сидит в коридоре вместе с Эйкеном и только ждёт возможности познакомиться с тобой. Но если ты сначала хочешь отдохнуть, я скажу им, чтобы они ушли.

Пайпер повернулась к двери и нахмурилась. Она не ощущала чьего-то присутствия, не слышала шагов или голосов. Как тогда Третий смог определить, что они там?

— Годы практики, — сказал он в ответ на её немой вопрос. — О, а ещё острый нюх. Я, всё-таки, великан.

— Они знают, кто я?

Третий выждал мгновение и ответил с мученическим вздохом:

— Да. Я не смог скрыть это от них. К тому же, Стелла сказала, что от нас пахнет почти одинаково.

— Что?.. Пахнет?

— Магией, — торопливо пояснил Третий. — Магией сальваторов.

— В следующий раз уточняй сразу же.

Он улыбнулся, будто принимал как данное слова о каком-то там следующем разговоре. Третий не казался Пайпер равнодушным, однако он словно уже смирился, что она здесь, и не волновался, что она ему не доверяет. Но при этом создавалось впечатление, что ей он очень даже доверяет. Пайпер решила не вдаваться в подробности сейчас, чтобы не вызывать подозрений.

— Что ж, ладно, — кашлянула она, когда молчание стало затягиваться. — Я бы не отказалась поесть, но если твои друзья хотят познакомиться…

Дверь с шумом распахнулась. Третий мгновенно напрягся и изменился в лице: брови сошлись на переносице, губы сжались в линию, а глаза вспыхнули на пару тонов ярче. Но всё вернулось в норму, когда Третий понял, кто ворвался в комнату. Девушка с короткими чёрными волосами и ровной чёлкой, одетая во всё чёрное, худая и высокая, с тёмными губами и глазами, метавшими молнии. Пайпер вспомнила её имя — Клаудия. Это её Третий просил уйти несколько минут назад, она же во дворе приказала казнить Пайпер, потому что думала, что та — ведьма.

— Клаудия… — попытался начать Третий, но девушка, полоснув по нему уничтожающим взглядом, сказала:

— Сообщение из Омаги. Корабль Киллиана, отправленный за реликвией, затонул в Мёртвом море.

Глава 3. Печаль находит на сердца

Клаудия следила, как Третий проверял, хорошо ли закреплено седло. Магнус уже вёл ещё двух коней, незаметно подкармливая их кубиками сахара, сворованными с кухни. Всё было, как и всегда, но кое-что выбивалось из общей картины. Человеческая девушка, Первый сальватор, стоящая неподалёку и смотревшая на всё это действие со смесью скептицизма и удивления.

— Ты умеешь держаться в седле? — спросил Третий, поворачиваясь к ней. Он был сама любезность, из-за чего Клаудия следила за ним куда пристальнее, чем обычно.

— Нет, — ответила Пайпер. Она поджала губы и вздрогнула, когда один из коней копытом взрыл мёрзлую землю. Было вполне очевидно, что она боится лошадей и не знает, как к ним подступиться.

— Идти пешком опаснее, — напомнил Третий, неторопливо поглаживая шею бурого коня. — А так мы доберёмся до Омаги всего за три дня. Если двинемся сейчас, а не через несколько часов, когда уже начнёт темнеть.

Третий позволил совершить задержку, которая могла разрушить все их планы — Клаудия ему так и сказала, но добиться более значимых результатов, кроме сокрушённого кивка, у неё не вышло.

— Не бойся, мы не дадим тебе упасть, — с улыбкой заверил Третий, заметив, как Пайпер подозрительно оглядывает недавно закреплённое седло. — Ты можешь поехать со мной, Магнусом или Клаудией. Кого выберешь?

Спрашивать Магнуса или Клаудию он, разумеется, не стал. Девушку это ничуть не удивило. Она привыкла к порой спонтанным решениям Третьего, хотя всегда надеялась, что рациональности в нём окажется намного больше.

Однако в его предложении был смысл. Все трое хорошо держались в седле и уже не раз ездили с одним, а то и двумя людьми. Они точно не дадут ей упасть и помогут справиться с управлением, если в одном селений на их пути Третий сможет найти для неё лошадь. Хотя Клаудии, разумеется, всё ещё не нравилось, что эта человеческая девушка отправится вместе с ними.

— Может, всё же попытаемся открыть портал?

Клаудия насмешливо фыркнула. Ей не стоило возмущаться из-за незнаний Пайпер об этом мире, её вопросов, ответы на которые знал каждый ребёнок Диких Земель, или настороженно следить за любым её действием. Ей доверял Третий, а Клаудия доверяла ему. Однако мёртвые не шептали за её спиной, а Клаудия не привыкла оставаться без их подсказок. Она не знала, можно ли доверять Пайпер только потому, что она была сальватором.

— Ты ещё слишком слаба, а расстояние большое. Если хочешь, мы попробуем на полпути к Омаге.

Клаудия считала такую трату магии нерациональной. Путь до Омаги всегда занимал три дня, и они через тени Эйкена отправили Киллиану сообщение, в котором говорилось, когда они прибудут. Все их планы и так обратились в прах, когда охотники привели в крепость Пайпер, и Клаудия не была намерена и дальше существовать в таком хаосе. От спланированности и сплочённости зависели их жизни.

— Я поеду с тобой, — наконец сказала Пайпер, задумчиво пожевав нижнюю губу. — Буду допытывать тебя вопросами о сальваторской магии и прочем.

— Великолепно, — саркастично отозвался Третий, широко улыбнувшись.

Когда Магнус остановился рядом, скормив лошадям весь сахар, который у него был, Клаудия схватила его за локоть и наклонила к своему лицу.

— Следи за Пайпер, — тихо сказала она, хотя прекрасно знала, что с такого расстояния Третий расслышит каждое её слово. — Я ей не доверяю.

— Я тоже ей не доверяю, — неожиданно согласился Магнус, — однако какой у нас выбор? Третий сказал, что она отправляется с нами. Вряд ли он ошибся на её счёт.

— Просто следи за ней.

Таких чудес, вроде неожиданно свалившейся с неба прямо в снег сальватора, не бывает. Клаудия это знала. Третий представил им Пайпер только вчера, а сегодня она уже отправлялась вместе с ними в Омагу. Клаудия признавала, что лучше держать новоиспечённого сальватора поближе к себе, но не могла не заметить, что рациональность и расчётливость Третьего будто нещадно понизились. Он доверял своей магии, а Клаудия — своему проклятию. И проклятие молчало, не способное прочитать девушку из другого мира.

Во дворе появилась Стелла, бегущая за смеющимся Эйкеном. Они всегда умудрялись найти время для глупых детских игр, которых Клаудия не понимала, но которые, однако, не могла запретить. Животные не любили Эйкена из-за его проклятия, и лошади не подпускали его к себе, из-за чего он постоянно забирался на спину Стеллы, но такое перемещение выматывало их обоих. Поэтому Клаудия действительно не понимала, почему они в очередной раз играют в эти идиотские догонялки, или как там называется эта их беготня, и тратят силы, которые им ещё понадобятся.

Эйкен, отмахиваясь от клыков Стеллы, врезался в спину Третьего и громко ойкнул. Магнус прыснул от смеха, отряхивая перчатки от крупиц сахара, проверил, хорошо ли закреплены ножны, и потянулся к поводьям своего коня.

— Быстро вы, — сказал Эйкен, отпихивая ладонь Третьего от своего головы.

— Ты выглядишь бледным, — заметил Третий, всё же кладя руку на его макушку и вороша его чёрные волосы. — Плохо спал?

— Тени волновались из-за вчерашних новостей. Но я в порядке.

— Что-то я тебе не верю. Ты опять пытался уговорить Стеллу взять тебя на охоту?

Эйкен округлил глаза, но упрямо поджал губы и отрицательно покачал головой.

— Я так и знал, — усмехнулся Магнус, забираясь в седло. — Мы даже не покинули крепости, а ты уже рвёшься на охоту.

— Мои тени в порядке! Я справлюсь.

— Твои тени последнюю неделю только и делают, что доставляют сообщения, — голосом, не терпящим возражений, сказала Клаудия. — Хватит. Вплоть до Омаги, если ничего не случится, ты не будешь использовать тени.

Эйкен надулся, снял с шеи Стеллы сумку с её вещами и, не глядя, передал Клаудии. Клаудия мгновенно перекинула сумку на спину и протянула ладонь к носу своей лошади. Сейчас она как никогда прежде хотела, чтобы Икас остановил их или хотя бы отвлёк своей болтовнёй или неожиданно пришедшими вестями из других крепостей.

Но всё, что нужно было обсудить, они уже обсудили этой ночью. Спали только Стелла и Эйкен, а Пайпер даже не сообщили о небольшом собрании — и, как считала Клаудия, правильно сделали. Она в этой крепости всего ничего и понятия не имеет, какие здесь устои и что за люди здесь живут. А они не знают, кто она, откуда пришла и насколько сильна находящаяся внутри неё магия. Охотники Икаса, нашедшие её, уже пустили слух о том, что она явила им Лерайе, но Клаудия предпочитала не обращать внимания на пустой трёп. Пока Пайпер сама не подтвердит, что в состоянии явить им Лерайе, и пока Арне не покажется, чтобы удостоверится в правдивости показанного, Клаудия не была намерена слепо доверять девушке.

***

— Выходит, тут есть целые поселения?

— Кажется, я уже говорил тебе об этом.

Пайпер недоверчиво нахмурилась. Северный тракт, по которому они двигались, с двух сторон был окружён полями с редкими невысокими деревьями, и выходило так, что Клаудия слышала каждое слово Третьего и Пайпер. Как и Магнус, Стелла и Эйкен, но они либо слишком устали, чтобы вслушиваться, либо решили, что Клаудия отлично справится сама.

Третий знал, что она следит за их разговором, но никак не упрекал её. Он вообще никогда не пытался её в чём-то упрекнуть, кроме, разве что, неуместной шутки, и Клаудия как никогда прежде ценила установленные между ними отношения. Он понимал, что она не доверяет Пайпер и желает понять, откуда она взялась и кого из себя представляет, и не осуждал за это. Так же, как когда-то не осуждал за внимание к Стелле и Эйкену.

— Тевье — первое крупное поселение на нашем пути, — спокойно продолжил Третий, очевидно, затылком почувствовав прожигающий взгляд девушки. Ещё одна ошибка, допущенная им, — он разрешил Пайпер сесть сзади, а не спереди. — Мы остановимся там на ночь, я проверю сигилы на границах, а утром двинемся дальше.

— Что за сигилы?

— Это магические знаки, которые…

— Нет, я знаю, что это, — перебила Пайпер. — Для чего они на границах поселения?

— Ты когда-нибудь слышала о Тайресе? — вопросом на вопрос ответил Третий, поднимая глаза к небу. Как и всегда, оно было серым, с низкими плотными тучами. Никакой волнующей душу картины, что ещё существовала где-то на задворках сознания Клаудии и пробуждалась только благодаря магии Арне. Никакого солнца.

— Что-то типа особого мира фей. Да, я слышала о нём и примерно представляю, что это.

— Дикие Земли почти из той же магии. Здесь целые сигридские территории, леса, моря и горы, которые магией были спасены от полного поглощения. Однако в этом мире есть и тёмные создания, от которых мы пытаемся защитить простых людей.

Клаудия не заметила на лице Пайпер ожидаемого ужаса. Только какую-то злобную решимость, словно слова о том, что Третьего будут пытать вопросами, были нешуточными. Странно, что она так просто принимала тёмных созданий, даже её дыхание не сбилось, выдавая страх.

— Сигилы не подпускают тёмных созданий к нашим поселениям. Не то чтобы тёмных созданий здесь очень много, — поспешно добавил он, усмехнувшись, — однако осторожность в мире, где магия ограничена, лишней не бывает.

Клаудия поджала губы. Третий смеялся вот так лишь в том случае, если нервничал. Катону он снисходительно улыбался или фыркал, выражая своё недовольство затянувшимися или неудавшимися переговорами. Но даже Катон не заставлял его нервничать так, что мёртвые начинали обеспокоенно шептаться.

— Пайпер из семьи Сандерсон, — громко, чтобы её услышал каждый, сказала Клаудия, поворачиваясь к ней. Доброжелательно улыбнуться не вышло, потому что почти всех, с кем разговаривала Клаудия, настораживали её чёрные губы, будто за ними могли крыться острые клыки. Но девушка призвала всё своё спокойствие и вспомнила, как Третий учил её дипломатии. — Могу я задать тебе несколько интересующих меня вопросов?

Пайпер смерила её осторожным взглядом. Она держалась в седле лучше, чем от неё ожидала Клаудия, — должно быть, магия Третьего, — но при этом не выглядела слишком уверенной в себе или своих силах.

— Конечно, — наконец ответила она, возвращая Клаудии её же улыбку. — Пожалуй, удовлетворить ваше любопытство — меньшее из всего, что я могу сделать, чтобы отблагодарить вас за помощь.

— Ты говоришь прямо как фея, — встрял Магнус, оглянувшись на них. — Или ты специально училась красноречию?

— Меня никто не пытался превратить в придворную даму, если ты об этом, — ответила Пайпер быстро, распахнув глаза и уставившись на Магнуса, как сова в ночи, следящая за добычей.

Однако Магнус не смутился. Он повидал достаточно, чтобы не чувствовать себя неловко под взглядом девушки из неизвестного мира или хотя бы думать о том, что она в состоянии поставить его на место. Магнус — один из лучших рыцарей Омаги, к которому прислушиваются на заседаниях, и Клаудия знала, что его тон с нотками издёвки был лишь прикрытием, частью продуманного плана по изучению Пайпер из семьи Сандерсон.

Так странно, что Клаудия никогда об этой семье не слышала.

— Итак, — кашлянула она, вновь привлекая к себе внимание, — откуда ты знаешь о тёмных созданиях?

— Первый из них, кого я встретила, вломился в дом моего дяди через окно и приказал свои жутким псам убить нас.

Даже Магнус на секунду замер, только хлопал глазами. Но потом вдруг рассмеялся, а Стелла даже тявкнула в его поддержку.

— И ты уничтожила его своей магией, верно?

— Нет, — ответила Пайпер, и по её лицу Клаудия даже без шёпота мёртвых поняла: она говорит искренне. — Я побежала за дядей, потому что он сказал делать всё, что он скажет. Я думала, что это просто страшный сон. А потом один из демонов хотел съесть моего брата и мне пришлось отвлекать его.

— Брата? — не понял Эйкен, впервые подав голос с тех пор, как они двинулись в путь.

— Демона? — словно пробуя слово на вкус, переспросил Третий. — Ты называешь тёмных созданий демонами?

— Да, — подтвердила Пайпер, и Клаудия мгновенно мазнула по Третьему укоризненным взглядом.

Он не такой идиот, чтобы так просто довериться человеческой девушке и не понять, что в другом мире, в её мире, откуда её почему-то затянуло в этот, у неё есть союзники. И они, судя по всему, сильны, раз до сих пор продержались без помощи нормально обученного сальватора. Чего Третий добивается, не спрашивая об этом сейчас, когда момент такой подходящий? Почему он не читает её? Вряд ли рукава странной верхней одежды и плотные перчатки были для него преградой.

— И нет, я отвлекала не брата, — продолжила Пайпер, закатив глаза. — Я отвлекала того демона и ещё двух, что попали через окна.

— А потом? — с надеждой спросил Эйкен. Он даже умудрился повернуться на спине Стеллы и сейчас сидел лицом к остальным, вцепившись в светлую шерсть волчицы.

— Не помню.

На её лице отражались сомнения, которые Клаудия не могла разгадать. Либо Пайпер была куда умнее и не спешила рассказывать всё сразу, либо считала их недостойными правды. Клаудия никогда не думала, что правды можно добиться одной только силой и дипломатией, всегда приходилось выстраивать какие-то доверительные отношения, пусть даже хрупкие, как с Катоном, но правда — это то, что помогало им выживать. Даже не надежда или затухающая магия, поддерживаемая Временем Арне или стараниями оставшихся магов. Только правда.

— Однако ты должна помнить что-то о том, что произошло до того, как ты оказалась здесь, — с улыбкой и сталью в голосе сказал Магнус, поглаживая своего кона по гриве. — Ты же не могла из пустоты явиться, верно?

— Я с Земли.

— Откуда? — опять не понял Эйкен.

— Из Второго мира, — терпеливо пояснил Третий. — Ты помнишь, что я тебе рассказывал о нём?

— А, вот почему звучит так знакомо… А может быть, она использовала один из ваших Переходов?

Магнус скрипнул зубами, сильно сжав челюсти. Клаудия мгновенно уловила изменившийся настрой и, желая избежать катастрофы, добавила специально для Эйкена:

— Я уверена, в Омаге мы придумаем, как помочь Пайпер понять, как она попала к нам. Не будем пока болтать об этом, мало ли на кого наткнёмся.

— А здесь небезопасно? — с лёгким испугом спросила Пайпер, на долю секунды плотнее прижавшись к Третьему, словно ища защиты.

— Мы находимся довольно близко к местам, где иногда появляются, м-м, демоны, — немного подумав, ответил Третий. — Знаете, мне нравится это слово. Навеивает воспоминания о магах Второго мира, что говорили так же.

И опять же, он закончил даже раньше, чем мог бы. У Третьего была прекрасная возможность узнать ответы на свои вопросы до того, как Пайпер со всех сторон обступят правители Омаги, опальные вожди племён и те, кто выторговал милость у северного города. Пока они не начнут интересоваться, откуда эта человеческая девушка и почему в Омагу её привёл сам Третий.

— И всё-таки, — сказала Пайпер, намекая, что на её вопрос ответили только частично.

— Пока мы держимся вместе, мы в безопасности. Спрятанные в лесных храмах сигилы предупредят нас, если тут появятся демоны.

— Звучит так, будто они живут в этом мире, как бродячие кошки и собаки.

— Можно и так сказать. Демоны проникают в этот мир через бреши, используя хаос, но есть и те, что находятся здесь с того самого момента, как мне удалось отделить Дикие Земли от остального Сигрида. Они опаснее всего, но мы не сталкивались с ними уже несколько десятилетий… А мне действительно нравится, как это звучит: демоны!

Пайпер это явно не убедило. Вряд ли сейчас было хоть что-то, что могло её хоть в чём-то убедить. И вряд ли она действительно осознавала, насколько шаткое её положение и от скольких факторов, — вроде состояния Третьего, готовности Арне действовать, интереса Омаги к ней, — оно зависит.

Клаудия втянула морозный воздух сквозь зубы, надеясь привести мысли в порядок. Тевье — отличная возможность пообщаться с человеческой девушкой наедине и при этом не вызвать подозрений. Пока Третий и Магнус проверяют сигилы, а Стелла и Эйкен, скорее всего, будут просто отсыпаться или носиться по поселению, как сумасшедшие, Клаудия займётся настоящим делом. Она узнает о человеческой девушке всё, что только можно, и решит, можно ли доверять наблюдение за ней одному только Третьему.

Ей хотелось верить, что он благоразумнее, что всё ещё помнит о временах, когда магия не струилась по его венам, а солнце освещало каждый клочок несчастной сигридской земли. Хотелось верить, что он не ослеплён девушкой, чуждой Диким Землям.

***

Все смотрели на лицо Пайпер, а она смотрела строго перед собой, душа обиду и боль до того, как они начнут душить её.

Когда поселение под названием Тевье, расположившееся в низине между холмами, показалось на горизонте, а тракт стал вести вниз, Магнус объявил, что дальше они пойдут пешком. Специально для Пайпер он с улыбкой, которая, по всей видимости, была к нему просто приклеена, сказал, что если она чувствует себя недостаточно окрепшей, может не спешиваться. Однако ноющие не только от многочисленных ран, но и от долгой езды мышцы потребовали, чтобы она ступила на землю. Пайпер так и сделала, но потом сильно об этом пожалела. Буквально в первые секунды.

С дороги, всё ещё на пару десятков метров выше поселения, открывался вид на небольшой городок. Домов в один и два этажа, выкрашенных в тусклые оттенки или сложенных из тусклых камней, однако, было много. Как и деревьев, бедных кустов, многочисленных мелких построек вроде пустых торговых лавок, мелких магазинов. Из большинства домов валил густой дым, смешивающийся в одно большее тёмное пятно, резко выделяющееся на фоне светлых оттенков местности. Пайпер бы подумала, что в такой холод все попрятались по домам, но многие люди вышли на улицы, занимались своими делами или просто гуляли, словно всё было в порядке.

Третий и Магнус остановились возле небольшой каменной стены, ещё не доходя до города, и Третий сказал:

— Клаудия знает дорогу. Она отведёт вас к главе, у которого мы всегда останавливаемся.

Пайпер даже не представляла, что всё настолько серьёзно и по-современному, что ли. Но смутило её вовсе не это.

— Вы остаётесь здесь?

— Сначала проверим сигилы. Не бойся, Первая. Пока ты с Клаудией, никто тебя не тронет.

— Я не боюсь, — резко ответила Пайпер, на секунду ощутив, как кровь начала вскипать. — Однако ты пообещал, что поможешь мне.

— Я проверю, что сигилы в порядке, и мы сразу же вас нагоним.

Пайпер не чувствовала к себе жалости или острой необходимости в присутствии носителя сальваторской магии. Ей было очень страшно, обидно и больно, она хотела забиться в укромное место и просто исчезнуть, но не могла позволить своим страхам взять над ней контроль. Не могла показать, что она вовсе не в порядке, что она в ужасе от происходящего, в ужасе от людей, что окружают её, в ужасе от честности и открытости Третьего — особенно. Спящая внутри Лерайе не тревожилась, позволив Пайпер решать за них двоих, и Пайпер решила: она не позволит страхам победить.

Но, идя вслед за Клаудией, под уздцы ведущей своего коня, и видя, как на них смотрят жители городка, Пайпер невольно теряла свою уверенность. Она видела бледных людей в тёплых дублетах и плащах, с оружием наперевес и самыми обычными вещами, вроде корзинок с какими-то тканями и чем-то, что пряталось в них. Она видела странный блеск в глазах некоторых юношей и девушек, что провожали её заинтересованными взглядами, словно они пытались не имеющимися у них чарами понять, кто она такая. И она видела рыцарей в доспехах, что отлично затерялись среди обычных жителей, но появились, стоило только Клаудии привести их маленькую процессию к небольшой площади почти в самом центре поселения. Пайпер успела только заметить большую военную палатку и штандарты с силуэтом орла, расправившего крылья на фоне скрещенных мечей, когда прямо перед ними остановился высокий мужчина с огрубевшей бледной кожей и густой седой щетиной.

— Приветствую вас, жители Тевье, — медленно склонив голову, сказала Клаудия, после чего выпрямилась. — Спасибо, что ваши лучники не стали стрелять в нас ещё на подходе. Третий устал залечивать наши раны.

Стоящий напротив неё мужчина растянул губы в жёсткой улыбке, расположил руку на эфесе огромного меча, висящего у него на поясе. Пайпер начала волноваться.

— Держите путь в Омагу или в Микел? — без всяких приветствий спросил мужчина. Он казался Пайпер грозным, сильным, способным устранить Клаудию, стоящую у него на пути и едва достающую ему до плеч, одним точным ударом.

— В Омагу. У нас есть новости для Киллиана.

«Разве он не король?» — опешив, подумала Пайпер. Разве они не должны обращать к нему с большим уважением?

— У нас тоже есть новости для Киллиана и других, — кивнув, сказал мужчина.

— Мы выслушаем вас, но для начала я прошу проводить меня и моих спутников туда, где мы можем остановиться на ночлег. Это был очень долгий путь.

— Я не узнаю эту девушку, — сведя брови, произнёс мужчина и перевёл взгляд на Пайпер.

На неё и до этого смотрели, но сейчас даже рыцари, что отлично притворялись почти глухими, обратили на неё внимание.

Пайпер так и не смогла посмотреть в зеркало. Она поверила на слова женщине из крепости, Лилис, которая рассказала ей, как целители постарались минимизировать последствия её ранений и ушибов и какие следы останутся до тех пор, пока не исчезнут вполне естественным образом. Вроде синяка на левой скуле, царапин по всему лицу, рассеченной правой брови и растрескавшихся из-за холода губ.

Когда она переодевалась в одежду, которую ей вернули, и дополнительно укутывалась в плащ и подобие крупного шарфа, она всё же видела гематомы на теле. И ей они не понравились.

— Пожалуй, она относится к новостям для Киллиана, — без колебаний ответила Клаудия. — Я знаю: род Дасмальто будет рад принять её во дворце.

— Она может постоять за себя?

Пайпер невольно нахмурилась. Он не спрашивает, опасна ли она. Не интересуется, откуда она взялась. Не пытается узнать, всегда ли её лицо такое изуродованное. Он спрашивает, может ли она постоять за себя.

Неужели Клаудию так хорошо знают и ей доверяют, что она может почти не представлять её союзникам и даже ручаться за неё, а никто не засомневается в этом?

— Я слышу силу, что стоит за её спиной, — наконец произнесла Клаудия, перед этим выдержав небольшую паузу. — Сокрушитель не убил её, но мы ещё не проверяли, ляжет ли он в её руку. Однако она действительно сильна и может постоять за себя.

Поразительно, как это она смогла выдать им всю правду, не моргнув и глазом, хотя Пайпер просила не раскрывать её секрет. И поразительно, что этого никто не понял.

— Приходите вечером к большому костру, — вдруг сказал мужчина, даже не изменившись в лице. — Мы давно не слушали и странствиях Третьего, а вести до нас доходят небыстро.

— Сочтём за честь разделить с жителями Тевье еду и тепло, — ответила Клаудия, вновь склонив голову. — А теперь вы всё-таки проводите нас в дом? Я начинаю замерзать.

***

Арне сидел на подоконнике, задумчиво уставившись в окно, и будто бы не замечал напряжения Пайпер, предпочтя ей снующий на улице народ и горящие то тут, то там факелы и льющуюся откуда-то тихую музыку.

Поселение выглядело спокойным, тихим и безопасным, как если бы существовало вне Диких Земель, где обитают демоны, и не охранялось сигилами, магию в которых приходилось поддерживать Третьему или другим, более слабым магам. Несмотря на скудные пейзажи и почти полное отсутствие ярких элементов, к вечеру, когда тьма стала плотнее, голоса людей повысились, факелы разгорелись ярче, а об опасности, возможно ждущей у границ, словно забыли.

Сигридский мир на Земле казался ей чудным: феи, эльфы, рыцари, маги и даже вампиры, обсуждающие нападения демонов и распивающие вино, марку которого Пайпер когда-то точно видела в супермаркете. Пицца для догадливого искателя, целая современная лаборатория для последнего мага, огромная библиотека для короля, где даже комиксы были. Сказочное и невероятное было вплетено в привычную для Пайпер картину мира, и она, казалась, только прекратила думать о том, что что-то может измениться. Она приноровилась не удивляться сочетаниям сигридского и земного, потому что думала, что удивляться больше нечему.

Поселение Тевье в Диких Землях казался ей куда более чудным и непонятным. Городок ощущался как полностью чужой, а она сама — как занявшая чьё-то место. Даже её одежда была странной, не подходящей под одежду этого мира, хотя Пайпер предлагали другую, но она отказалась. Пальто отмыли от крови так хорошо, что оно почти не пострадало, ткань кофты была мягкой и пахла морозной свежестью, и всё равно, надевая свою одежду, Пайпер чувствовала себя самозванкой. Даже всё ещё бывшие в кармане ключи с брелоком в виде кита с поднятым хвостом, что подарил ей Эйс, и подвеска из кристалла памяти Йоннет не вселяли уверенности.

Пайпер сидела на низкой кровати, сжимая в руках брелок и подвеску, и пыталась придумать какой-нибудь план. В голове без конца крутилось: «Нужно выбираться», но как сделать это, не имея ровным счётом ничего? Ни стабильной магии, ни подсказок Лерайе, ни даже союзников. У Пайпер в этом мире ничего не было.

— Не хочешь присоединиться к остальным? — подал голос Арне, даже не отрывая взгляда от городской улицы за окном.

— Не… — голос дрогнул, а сухое горло болезненно сжалось. Пайпер сглотнула и попыталась ещё раз: — Не хочу.

— Ты такая тихая, Первая, — всё же повернулся к ней Арне. Он сдержанно улыбался, будто пытался задобрить не очень умного и пугливого зверька. — Почему бы тебе не расслабиться и не отвлечься?

Пайпер стиснула кулаки. Помня о совей возросшей физической силе, она только в последним момент расслабила ладони, не желая сломать брелок и подвеску-кристалл. Не считая зашитой одежды, эти предметы были единственными, что напоминали о доме — рюкзак с книгами она где-то безвозвратно потеряла.

— Ты думаешь, — ответила Пайпер, поднимая на Арне недовольный взгляд, — я могу расслабиться? Могу отвлечься?

— Страдание в четырёх стенах ещё никому не помогало, — хмыкнул Арне, закатывая глаза. — Твоё положение незавидное, Первая. Я знаю, что ты считаешь Третьего чудовищем.

— Я не…

Арне заинтересованно выгнул брови, подавшись вперёд, и всем своим видом показал, что ждёт ответа. Но слова застряли у Пайпер в горле. Она не могла признаться, что не считала Третьего монстром, но и не могла сказать обратного. Она понятия не имела, как к нему относиться. Будучи в пределах этой комнаты, она почему-то начала думать о том, что Третий достаточно далеко, чтобы её мысли не возвращались к нему почти каждую секунду.

— Хорошо, — кивнул Арне, когда Пайпер так ничего и не сказала. — Ты можешь говорить, что не считаешь Третьего чудовищем, но поверь мне: он чудовище.

Пайпер удивлённо похлопала глазами и осторожно уточнила:

— Разве ты не должен быть на его стороне?

— Я на его стороне. Целиком и полностью, от самой первой секунды своего существования как сакрификиум и до самой последней — его. Он — это я, а я — это он. Поэтому я лучше других знаю, что он настоящее чудовище. Разве магия, что мы, сакри, даруем смертным, не превращает вас в чудовищ?

Пайпер не знала. Она слышала от Эйса, какой была в момент, когда Лерайе взяла её тело под контроль, как она голыми руками и чистой магией уничтожала демонов, подобравшихся непростительно близко к их дому. Простая смертная на такое не способна. Значит ли это, что Пайпер если не полностью, то хотя бы наполовину стала чудовищем?

— Но Третий не настолько ужасен, как ты можешь думать, — с усмешкой произнёс Арне, складывая руки на груди. — Он чудовище, но только для своих врагов.

— Это ты так пытался аккуратно подвести к тому, что его лучше не злить? — уточнила Пайпер. — И, конечно, к тому, что мне стоит доверять ему.

— Лишь в том случае, если ты хочешь понять, как ты попала в этот мир и как тебе вернуться обратно. Если же ты хочешь и дальше постоянно находиться под наблюдением Клаудии и Магнуса, то… — он неопределённо пожал плечами, будто позволял ей самой додумать нужные действия, которые ей следует совершать, чтобы и дальше оставаться под наблюдением. — Я не прошу тебя вдруг полюбить весь мир. Однако пойми: твоё нынешнее положение мало отличается от того, когда тёмные создания напали на дом твоего дяди. Ты вновь в мире, которого не понимаешь, окружена людьми, которые чего-то ждут от тебя и могут даровать тебе помощь и защиту. Не упусти свой шанс, Первая, из-за страха перед неизвестным.

Как будто у неё был выбор.

Не хотелось верить, что её жизнь отныне состоит из цикличных частей, но пока что опровержений этому не было. Арне прав: она в мире, которого не знает, и во многом зависит от людей, которым не доверяет. Если хочет не лишиться жизни и даже выбраться — придётся приспосабливаться, подыгрывать, делать то, что от неё просят, и не вызывать подозрений.

Пайпер выдавила нервный смешок и упала на кровать, закрыв лицо. Она слишком устала, чтобы думать, что план следует разрабатывать уже сейчас. Хотелось просто провалиться в сон и не просыпаться как минимум несколько дней.

— Первая, — выдохнул Арне со смирением. Пайпер ожидала от него продолжения, хотя бы многозначительного взгляда в её сторону, даже приподнялась на локтях, но Арне застыл на месте, вспыхнувшими глазами уставившись на скрипучую дверь.

Она продержалась закрытой ровно две секунды. Затем, с прямой спиной и полным безразличием на лице, в комнату вошла Клаудия. В руках она держала поднос с миской, от которой поднимался дым, и чашкой с каким-то мутным отваром.

Пайпер была бы рада предположить, что Клаудия ошиблась дверью, но эту ночь им предстояло провести в одной комнате, на расстоянии полуметра — примерно столько было между двумя кроватями, едва вмещавшимися в эту узкую комнату. Здесь не было ничего, кроме этих кроватей и ветхого шкафа, в котором не нашлось ничего интересного. Даже стола, куда можно было бы поставить еду, не имелось.

Клаудия, даже не обратив внимания на заинтересовавшегося её действиями Арне, подошла к Пайпер и бесцеремонно поставила поднос на её колени. Затем отошла к противоположной кровати и села, неотрывно смотря на девушку.

— Ешь, — бросила Клаудия, закинула одну ногу на другую и подпёрла подбородок кулаком.

— Я думала…

— Что? — спросила Клаудия, а Пайпер только и смогла, что проглотить оставшиеся слова и беспомощно уставиться на Арне. Клаудия сидела к нему спиной, будто ни во что его не ставила, но сакри это, кажется, совсем не волновало. — Ты думала, что поешь со всеми возле костра, слушая бардов и рассказчиков?

Пайпер сглотнула ещё раз. Её желудок уже давно сжимался из-за голода, а скудного перекуса, что они позволили себе в пути, стало не хватать буквально через час. Пайпер стоически терпела ещё три, покаони, наконец, не добрались до Тевье, но практически сразу же закрылась в комнате, как только им показали её, и не высовывалась вплоть до самого вечера. Часы слились воедино, и хотя желудок немного успокоился, при появлении еды, даже такой скудной и не очень аппетитной на вид, Пайпер вновь ощутила голод.

— Конечно, я могу за шиворот вытащить тебя на улицу, — стала рассуждать Клаудия, холодным взглядом обводя комнату. Её тёмные глаза сверкнули из-под ровно остриженной чёлки, и Пайпер невольно поёжилась. — Я не буду церемониться с тобой и играть в твою служанку. Однако Третий, узнав, что ты так и не вышла из комнаты, попросил принести тебе еды.

— Почему он сам не сделал этого?

Не то чтобы ей так хотелось, чтобы Третий играл в её слугу, но подобный жест с его стороны казался куда более логичным, чем со стороны Клаудии. Девушка весь путь недоброжелательно косилась на неё, кривила свои чёрные губы почти на каждое её слово и задавала вопросы, от которых у Пайпер внутри всё замирало.

— Эта комната — наша, — не меняя тона, ответила Клаудия. — И он не сунется сюда без крайней необходимости или если другого выхода не останется.

— Выходит, он джентльмен, — немного подумав, выпалила Пайпер.

— Самый настоящий! — Арне живо перепрыгнул с подоконника на кровать, к Клаудии, и наклонился к её плечу, словно хотел обнять её. — А ты, моя дорогая, вовсе не леди.

Клаудия громко хмыкнула и закатила глаза.

— Не понимаю, как это с таким ужасным характером Третий вообще терпит тебя.

— Я очарователен, — улыбнулся Арне. — Я прекрасен и велик. А ещё я…

— Скромен? — подсказала Клаудия.

— Да, я чрезвычайно скромен. Однако я, прежде всего, очень надёжный. Мне всегда можно доверить секреты. Верно, Первая?

Пайпер силой воли заставила себя сидеть прямо. Что-то в голосе Арне ей не понравилось. Он казался легкомысленным всего секунду назад, но сейчас его глаза были так глубоки, что в них читалась серьёзность, мощь и даже угроза, но кому именно — неясно.

Арне знал о ней больше, чем все остальные, но Пайпер могла только догадываться, рассказал ли он кому-то о том, какой была её прошлая жизнь. Что из себя представляет Второй мир, что за люди там живут, кто входит в коалицию и чем она занимается. Пайпер казалось, что информация о чём-то подобном может помочь Третьему или Клаудии выпытать из неё все подробности или какие-то тайны, вроде продолжительной борьбы коалиции с демонами или того факта, что выживших во Втором мире, наверное, даже больше, чем в Диких Землях. Что Третий, продержавшись до самого конца, спас куда больше людей, чем может думать сейчас. Что он, возможно, предатель в меньшей степени, чем привыкла считать коалиция.

Рассказал ли Арне Третьему о том, что одним из лидеров коалиции является Гилберт, последний из рода Лайне?

И расскажет ли об этом Пайпер?

Она опустила глаза на поднос, расположившийся на её коленях, и с сомнением вгляделась в плавающие на поверхности супа кусочки овощей. Похлёбка выглядела едва ли съедобной, но Пайпер не могла привередничать и требовать своих любимых маффинов или печенья с шоколадной крошкой. Пока её тело не восстановилось до конца, а она сама не определила границы для своей магии, она не могла предложить свою помощь или рассчитывать на более сытный ужин.

— А это что такое? — осторожно, пытаясь не задеть Клаудию своим тоном, спросила Пайпер, указав на чашку с каким-то отваром. Он был зелёноватым и уж точно не был похож на чай.

— Целебный отвар из фейских трав. Мы обменяли травы из крепости на другие, что смогли добыть рыцари Тевье, и Третий вместе с целителями приготовил для тебя отвар.

— Вау, — чувствуя смущение от такого количества внимания, выдавила Пайпер.

— Он лучше других знает сальваторов и понимает, что вам нужно, однако не думай, что он станет постоянно нянчиться с тобой, — резко добавила Клаудия. — Его магия — величайший дар Диким Землям, и Третий с умом использует это, помогая всем, кому может.

— Я и не думала, — буркнула в ответ Пайпер. Они что, держат её за глупую девчонку?

Она сама недавно была единственным сальватором, чья магия — дар для коалиции. Она знала, что, вообще-то, должна была работать так же усердно и внимательно, как и Третий, но всё едва успело начаться. Наверное, именно поэтому Клаудия и могла сделать ей замечание, но лёгкая обида всё равно заскреблась в груди.

Она — сальватор-недоучка, будто купившая обучающий курс в Интернете, а потом забросившая его только потому, что первое занятие было скучным и не принесло никаких плодов. Она не умела ничего, кроме как слабо ощущать присутствия других, гневно обращаться к Лерайе и надеяться, что памяти Сиония и Стефана окажется достаточно, чтобы превратить её в приличное подобие сальватора, а дядя Джон наконец поймёт, куда ведут истоки их семьи и с чего вообще Лерайе выбрала именно её.

Не могла же сакри просто ткнуть в первую попавшуюся земную девушку и решить, что та станет сальватором? Ей говорили, что сакрификиумы выбирают лишь достойных. Пайпер должна быть достойной чего-то, достаточно сильной, чтобы вмещать в себя Силу Лерайе, и смелой, чтобы не бояться этого.

В ней должно быть хоть что-то кроме страха и растерянности.

Вряд ли ей стоило так сильно дробить внимание и пытаться построить сразу два плана одновременно, но Пайпер уже начала, не в силах остановиться. Во Втором мире у неё не хватило времени и ресурсов, но Дикие Земли были подобны Тайресу для фей и здесь, возможно, есть что-то, что поможет ей понять себя и своих предков, которые когда-то совершили Переход. И здесь был Третий, который, если правильно донести до него свою мысль и не вызвать подозрений, может помочь ей. Арне когда-то говорил ей, что Время многогранно.

— Что будет дальше? — спросила Пайпер, беря в руки чашку с отваром и принюхиваясь — очень слабо пахло цветами и почему-то хвоей.

— Дальше? — уточнила Клаудия, но, как показалось сальватору, только для того, чтобы заставить её говорить.

— После Тевье. В Омаге.

— Будем решать, что с тобой делать. Найдём соразмерное твоему ремеслу занятие и придумаем, чем ты можешь нам помочь. Никто не будет возиться с тобой только потому, что ты сальватор, Пайпер из семьи Сандерсон. Тебе придётся доказать, что ты достойна внимания, еды и крыши над головой.

Её это не удивило, но тон Клаудии показался только обманчиво нейтральным. Было в нём что-то, что не давало Пайпер покоя. Какая-то печаль, словно перспектива постоянно доказывать свою силу представала перед каждым в Диких Землях и была до ужаса незаманчивой.

— Хорошо, — кивнула Пайпер, делая первый глоток отвара. По горлу разлился ещё тёплый, немного вязкий напиток, практически мгновенно разогнавший по телу новую волну тепла. — Сделаю всё, что в моих силах.

Пайпер твёрдо решила: в первую очередь она должна доказать свою силу себе. Вплоть до самого последнего момента она полагалась только на других, бесилась с этого, пытаясь заявить, что справится сама, но в итоге ничего не предпринимала. Она слепо верила, что страдает из-за несправедливости миров, по ошибке является сальватором и прочее в том же духе. Она была глупа, недальновидна и слишком наивна. Пайпер до сих пор глупа, недальновидна и наивна, но теперь она хотя бы признаёт это.

Из размазни, коей она является сейчас, ей придётся слепить настоящую Первую. Без защиты верных коалиции рыцарей, помощи искателей, чар фей и эльфов и воспоминаний настоящих магов, что были знакомы с предыдущими сальваторами. В её распоряжении только чужой мир, в котором она не ориентируется, и несколько не внушающих доверия личностей. Возможно, здесь найдётся что-нибудь, что действительно поможет ей, — вроде книг, чьих-то рассказов или реликвий, — но без знаний Третьего всё это будет абсолютно бесполезным. Как бы он ни настораживал её своей наблюдательностью и доброжелательностью, каким бы милым ни казался, заботясь о её состоянии, Пайпер не забывала, что его невиновность в падении Сигрида существует лишь благодаря его словам. А слова — это вовсе не то, чему была готова поверить Пайпер так просто. Ей нужны были более весомые доказательства, а раздобыть их без попытки втереться в доверие не выйдет.

Пайпер глубоко вздохнула и сделала ещё один глоток отвара. Вкус был терпимым, однако что-то подсказывало ей, что лучше самой всё выпить, без длинных пауз, иначе Клаудия могла силой влить ей отвар в горло. Пайпер потребуются не только её ещё слабо работающие извилины, но и мышцы, которым только предстояло стать крепче и сильнее.

Глава 4. Вдох — вся боль пройдёт

Если бы Магнус позволил себе смеяться до слёз, в наказание за лишнюю трату сил Третий заставил бы его идти пешком до самой границы леса. Или, возможно, лишил его обещанного вина из прекрасных запасов Омаги.

Со смехом он справился быстро, в основном из-за Клаудии, что прожигала его испепеляющим взглядом, и Эйкена, который неизвестно с чего вступился за Первую, почти упавшую с лошади. Магнус вовремя поймал её, но, видя озадаченность и испуг на её лице, не смог вновь нацепить беззаботную маску и притвориться, будто он ничего не заметил.

— Ты хоть когда-нибудь на лошадь садилась? — спросил он, помогая девушке забраться в седло обратно. — Вчерашний случай не считается.

— Нет, — буркнула в ответ Первая, сжимая поводья так, словно только это и помогало ей удержаться в горизонтальном положении.

— Ни разу? — на всякий случай уточнил Магнус.

— Ни разу. Да и вообще, что ты прицепился ко мне? Я же не кавалерию в бой веду.

Магнус приложил руку к сердцу и сокрушённо прошептал:

— Ты уничтожила мою надежду на замену капитана Теренса. Я действительно думал, что кавалерию отныне будешь вести ты.

Стелла громко фыркнула и носом потёрлась об его бедро — выражение признательности, в котором он определённо нуждался.

— Ты закончил язвить? — уточнила Клаудия.

— Нет, не закончил. — Магнус, отогнав Стеллу ладонью. — Я ещё планировал посмотреть, как она будет держаться, когда лошадь пойдёт галопом.

— Ты сказал, что она очень спокойная, — в ужасе пробормотала Пайпер, не мигая уставившись на животное под собой.

— Она действительно спокойная, — подтвердил Магнус, кладя облачённую в перчатку ладонь на шею лошади. — Самая спокойная из всех, что были в Тевье. Настолько спокойная, что от тёмного создания не ускачет, появись он на нашем пути.

— Магнус! — рявкнула Клаудия.

— Расслабься, я уверен, наше Золотце справится!

— Золотце? — непонимающе повторил Эйкен, так и не сдвинувшись с места. Стелла уже лениво нарезала вокруг них круги, принюхиваясь к коням и легонько хлестая их хвостом, если те начинали нетерпеливо фыркать.

— Первая, — учтиво подсказал Магнус. — Её глаза — золото, ярче которого я никогда в жизни не видел.

Клаудия с протяжным вздохом закатила глаза. За многие года, проведённые бок о бок, она успела привыкнуть к нескончаемому потоку комплиментов и колкостей от Магнуса, но он всегда умел удивлять. Это было его работой — столь же важной, как истребление тёмных созданий и периодическое напоминание Охотникам о договоре, что был между ними и другими городами. Магнус искренне считал, что для поддержания баланса в мире он просто обязан идеально выполнять и то, и другое назначение.

— Долго нам ещё ждать? — спросил Эйкен, когда тишина затянулась всего на несколько секунд. Он кутался в более лёгкий плащ, который Клаудия предусмотрительно выдала ему сразу же, как они остановились в этом поселении, и выглядел крайне довольным, хотя лично Магнус не видел для этого ни одной причины.

— Что скажешь, Стелла? — передал его вопрос Магнус, опустив глаза к волчице. — Третий уже близко?

Стелла фыркнула и помотала головой.

— Значит, ещё около десяти минут, — заключил Магнус. — О, не переживай, Золотце, — добавил он, заметив озадаченный взгляд Пайпер, — мы вполне можем подождать ещё немного. Мы всего в двух днях пути от Омаги, здесь безопаснее, чем возле Тевье.

Пайпер нахмурилась. У неё в голове наверняка не укладывалось, как здесь, возле поселения с десятком хилых домов, может быть безопаснее, чем в относительно большом Тевье. Но Магнус не спешил ей всё разъяснять, решив, что этим следует заниматься непосредственно Третьему.

Поначалу Магнус сам путался и не понимал, почему одно место Третий считал безопасным, а другое — нет, но спустя года научился распознавать тайные знаки, скрытые от глаз недоброжелателей, читать лица местных жителей и понимать, что их тревожит. Появившаяся на севере брешь взбудоражила не только жителей крепости, где заправлял Икас, но и людей из Тевье, потому что было неизвестно, насколько далеко могли разбрестись тёмные создания. Однако теперь, когда брешь закрыта, а большая часть чудовищ уничтожена, о тех, что остались, могли позаботиться находившиеся в постоянном движении рыцари или феи с эльфами, жившие едва не в каждом поселении. Если тёмные создания подберутся достаточно близко, об этом станет известно благодаря защитным сигилам на границах.

Нынешнему поселению повезло: тёмных созданий не только не ожидалось, но ещё и сам Третий оказался здесь и, воспользовавшись возможностью, лично проверил все сигилы. Практически являясь его личным рыцарем, Магнус был обязан пойти с ним, но Третий поручил найти ему лошадь для Пайпер и убедиться, что она с ней справится. Ему даже не пришлось обворожительно улыбаться или прибегать к заранее подготовленной схеме: местный фермер, у которого было целых четыре лошади, продал одну из них буквально сразу же, когда его жена стала наседать на него и говорить, что «раз просит такой храбрый рыцарь, они просто обязаны помочь ему». Магнус накинул им ещё несколько монет сверху за седло и поводья, пусть они не выглядели такими надёжными, как его пытались заверить.

Ему пришлось в одиночку вести лошадь к окраине поселения, где его ждали, улыбаться каждому, кто удивлённо и восхищённо вздыхал, видя его, и отказываться от многочисленных подарков. Даже в самой простой кожаной броне, отливавшей чёрным и серебряным, люди узнавали в нём обладателя сокрушителя, а когда видели меч на поясе — и вовсе в этом убеждались. Если бы ему платили каждый раз за то, что дети поражённо указывают на ножны его меча пальцами, Магнус уже давно сумел бы выкупить замок Омаги и жить там, ни в чём себе не отказывая.

Но смотря на неуклюжие попытки Пайпер держать спину прямо, он начинал жалеть, что отказался от предложенной каким-то стариком бутылки вина. Третий ясно дал понять, что, стоит Пайпер свалиться с лошади, отвечать за это будет Магнус, будто ему в радость наблюдать за мучениями Первой и ослаблять ремни на седле. Будь его воля, он бы просто подсадил девушку на коня Третьего и стал ждать, пока вернётся сам Третий. Что, мало у него забот что ли?

— Нам по пути ещё встретятся поселения? — спросила Пайпер, неотрывно смотря на свои руки, до побелевших костяшек сжимавшие поводья.

— Да, но мы не будем там останавливаться. — Клаудия дала протянувшему руки Эйкену флягу и проследила за тем, что он выпьет ровно столько, сколько может себе позволить с их ограниченным запасом. — К границе леса мы подойдём к вечеру, устроим привал возле озера, а утром двинемся дальше. Путь пролегает через холмистые равнины, местность практически открытая, но нам всё равно следует соблюдать осторожность. Неизвестно, сумело ли хоть одно тёмное создание проникнуть так далеко вглубь Земель.

— А что Охотники? — спросил Эйкен, возвращая Клаудии флягу.

— Они должны прибыть в Омагу только через две недели, — ответил Магнус вместо девушки. — Давай надеяться, что не произойдёт ничего такого, что заставит их прибыть раньше, хорошо?

Эйкен бодро кивнул. Не будь с ними Пайпер, он бы обязательно продолжил расспрашивать их об Охотниках, сетуя на то, что Третий не разрешает ему встречаться с ними. Эйкен был достаточно умён, чтобы не показывать своего разочарования и не выдавать Первой больше информации.

Они все ей не доверяли. Не доверял и Третий, но в меньшей степени, потому что ему Арне постоянно нашёптывал правильные действия и слова. Они оба не позволяли Пайпер узнать больше, чем ей необходимо знать именно сейчас, но и не притворялись, будто всегда говорят ей только чистую правду. Они не обманывали её, но сильно ограничивались в ответах, и Магнус знал, почему: стоит только им оступиться, как Первая может оказаться в ужасном положении. Попадись она в руки Охотников или старших лордов, все попытки Третьего защитить магию сальваторов пойдут насмарку.

— О, — выдал Эйкен, следя за тем, как Стелла прыгает из стороны в сторону и виляет хвостом. — Кажется, он скоро придёт.

— Отлично. Золотце, пожалуйста, не выпади из седла, иначе Третий открутит мне голову, — Магнус миролюбиво улыбнулся и сложил руки шпилем.

— Не называй меня так, — буркнула в ответ Пайпер. Смущения на её лице Магнус не заметил, хотя рассмотреть что-то сквозь сеть шрамов, рубцов и гематом было очень сложно. — У меня есть имя.

— Довольно необычное для Земель, — заметил Магнус.

— А золотые глаза, значит, вполне обычные?

— Нет, но мы можем выдать тебя за потомка фей. Это вполне сработает, если никто не будет прикасаться к тебе.

Пайпер свела брови к переносице.

— Прикасаться? — осторожно повторила она.

— Третий ведь говорил тебе, что магии в этом мире мало? — вступила в разговор Клаудия, без проблем залезая в седло и накидывая капюшон на голову.

— Да, говорил.

— Те, в ком ещё теплится магия, обязательно поймут, кто ты, стоит им только хоть раз коснуться тебя.

— Я не позволю незнакомым людям касаться меня, — зло проговорила Пайпер, сильнее нахмурившись.

— Может произойти что угодно. — Клаудия только равнодушно пожала плечами. Вот она уж точно не переживала из-за того, что Третий может открутить ей голову.

Магнус уже давно признал, что Клаудия, должно быть, единственная во всех Диких землях, способная влиять на Третьего. Единственная, имеющая над ним власть. У неё не было мощной магии, способной подчинить его против его воли, а она сама не воплощала собой идеал женщины, которая могла пленить Третьего — Магнус буквально выпытал из него все его вкусы и предпочтения едва не сразу же после того, как познакомился с ним. Он знал, что Третий не испытывает к Клаудии романтических чувств, так же, как и она к нему, а ещё он знал, что Клаудия — единственная, кто в случае чего без колебаний убьёт его, если иного выхода не останется. Не зря же она была его негласной правой рукой и их голосом разума.

Но пока что всё шло наперекосяк. Клаудия не могла услышать мёртвых за спиной Первой, и потому не могла оставить её без внимания, а Третий ясно обозначил им, что они не должны окружать Пайпер и показывать, что они следят за ней. Он пытался доказать им, что она имеет право не чувствовать за собой слежки, даже если благодаря Арне он сам постоянно следил за ней, с чем Клаудия была в корне не согласна. Магнус чувствовал, что вечно трезвый голос разума был готов объявить молчаливую войну.

Для Клаудии в первую очередь были важны жизни Третьего, Стеллы, Эйкена и его, Магнуса. Жизнь Первой наверняка ютилась где-то в самом конце списка, и Магнус не мог её в этом винить, хотя всеми силами пытался намекнуть ей, что стоит быть чуть вежливее. Так у них больше шансов узнать, что задумала Первая и как она планирует их использовать. Она же не идиотка — она точно планирует их как-то использовать. По крайней мере, Магнус на это надеялся, потому что иначе он сильно разочаруется в землянках.

— Эй, Золотце, — обратился он к ней, устраивая локоть на макушке мигом возмутившегося Эйкена. — На что похож твой мир?

Пайпер удивлённо посмотрела на него и опустила плечи. Магнус тут же понял, что задал не вполне уместный вопрос, но отступать было поздно: Стелла запрыгала на месте и затявкала, показывая, что тоже хочет услышать ответ.

— Оставь истории до привала, — бросила Клаудия, прикладывая ладонь ко лбу и вглядываясь в сторону города. — И не болтай лишнего.

— Какая же ты скучная, моя дорогая.

***

Ни один здравомыслящий человек не устроит ночлег почти на самой границе леса, но Магнус был рад, что Третий и Клаудия в некотором смысле не были здравомыслящими. Они лучше других понимали, что обходить озеро и двигаться дальше ночью — плохая идея, потому что тёмные создания и враждебно настроенные драу точно выползут из своих нор, почуяв свежую кровь. Магнус совсем не хотел до самого рассвета махать мечом и отгонять наиболее любопытных и смелых чудовищ.

Впрочем, поспать ему тоже не дадут.

— Да ты издеваешься! — сокрушённо протянул он, вскидывая руки к тёмному небу. — Почему это я опять караулю?

— Потому что я хочу немного отдохнуть, — совершенно честно ответил Третий, смотря ему в глаза. Магнус ненавидел, когда он был настолько честным. Бесило до зубовного скрежета.

— Я могу покараулить, — вмешалась Пайпер. Она сидела почти вплотную к костру, словно не боялась, что её не внушающая доверия одежда, — какое-то странное пальто и лёгкий плащ, что ей выдала Клаудия, — загорится от одной прыгнувшей в её сторону искры. — Я спать не хочу.

— И он тоже! — возмущённо продолжил Магнус, махнув ладонью в сторону Третьего. Вышло так резко, что Третьему пришлось отклониться назад, чтобы не получить перчаткой из металла и кожи по лицу. — Ему сон вообще не нужен, но он, конечно, решил ломать комедию!

— Ах, какая прелесть, — ядовито отозвалась Клаудия и посмотрела на них. Вплоть этого момента она следила, как Эйкен самостоятельно снимает шкуру с пойманного Стеллой кролика, и совсем не обращала на остальных внимания, начиная от вполне взбодрившегося Третьего и заканчивая Первой, которой вид их ещё не готового скромного ужина явно отбивал всякий аппетит. — Магнус, хочешь сказать, что ты устал?

— О, о! — послышался радостный голос Стеллы. — Я тоже могу покараулить!

Глаза Пайпер стремительно округлились и налились ужасом. Она едва не подскочила на месте, но замерла, вся напряжённая и будто готовая атаковать. Магнусу пришлось закрыть лицо руками, чтобы не засмеяться во весь голос.

— Почему вы на меня так смотрите? — непонимающе и с нотками обиды спросила Стелла. — Это одежда мне не подходит? Я надела что-то задом наперёд?

— Ты чудесно выглядишь, Стелла, — с примирительной улыбкой сказал Третий. Яркий костёр освещал его бледное лицо, и Магнус краем глаза заметил, как оно подчёркивает недовольство в голубых глаза и напряжённой челюсти Третьего. — Клаудия, — обратился он к девушке, медленно повернув голову в её сторону, — ты ничего не сказала Пайпер?

— А должна была? — беспечно отозвалась Клаудия, вскинув на Третьего убийственный взгляд. — Я не собираюсь с ней нянчиться.

Магнус считал секунды. Три, четыре, пять. Стелла наконец опустилась на ствол, который они укрыли тонким покрывалом, возле притихшего Эйкена, верно почувствовавшего — сейчас что-то будет.

Третий глубоко вздохнул. Ночную тишину прорезало ржание лошадей, привязанных к деревьям неподалёку. Магнус продолжал считать секунды. Восемнадцать, девятнадцать, двадцать.

Это станет катастрофой.

— Что ж, — кашлянул Третий, поднимаясь на ноги, словно хотел видеть всех сразу, — Пайпер, познакомься со Стеллой. Ещё раз, — при этих словах он почему-то недовольно посмотрел на Клаудию, но та лишь пожала плечами. — Стелла — про́клятая, но на Земле, если я правильно помню, таких, как она, называли оборотнями.

Первая медленно сложила руки на коленях и уставилась на Стеллу. Та улыбнулась, демонстрируя клыки. Первую передёрнуло.

Магнус не винил её: если бы сам не был тем, кто вместе с Третьим нашёл Стеллу, он бы разделял настороженность Пайпер. Стелла-человек сохраняла черты Стеллы-волчицы, из-за чего многим, кто смотрел на неё, становилось неуютно, в частности из-за жёлтых глаз и коротких вытянутых ушей, покрытых светлым пушком. Обычно Стелла не трогала свои волосы цвета соломы, всегда оставляла их в беспорядке, особенно после смены облика, только если Клаудия или Третий сами не брались её причёсывать. Но сейчас Магнус заметил, что девушка даже постаралась пригладить лохматые пряди, достигающие середины шеи, словно своей аккуратностью хотела произвести впечатление на Пайпер. Потом её обязательно нужно будет похвалить за это.

— Я не кусаюсь, — всё с той же широкой улыбкой сказала Стелла.

— Я тоже, — будто инстинктивно ответила Пайпер, сжав кулаки.

— Правда? Тогда я могу тебя научить!

Магнус скривил губы в улыбке, пока Третий в ужасе расширял глаза и переводил нечитаемый взгляд со Стеллы на Первую.

Стелла — это настоящий ураган чистых эмоций, которым не место в Диких Землях и которые, однако, всё же существуют. Она способна смутить лордов и леди Омаги одним своим видом, а стоит показать клыки, как они сразу начинают нервно сглатывать и испуганно перешёптываться между собой. Стоит ли говорить о девчонке из другого мира, которая даже не могла о себе позаботиться.

— О, кстати, — произнёс Магнус, когда в его голове щёлкнуло, — ты обещала рассказать нам о своём мире.

— Она обещала? — скептически уточнила Клаудия.

— Я обещала? — неуверенно поддакнула ей Пайпер.

— Если ты не хочешь слушать о том, как охотится Стелла, расскажи нам что-нибудь, — пожал плечами Магнус.

Стелла вспыхнула и возмущённо выдала:

— Я отлично охочусь! Первая, хочешь, я поймаю тебе красивую птицу? Или даже кролика!

— Нет, спасибо, я, пожалуй, откажусь, — поспешно проговорила Пайпер, осторожно обнимая себя за плечи.

Она не ёжилась от холода, — или просто хорошо это скрывала, — но Магнус и без того знал, в чём дело. Сам он теперь ощущал ветер чуть резче, чем до этого.

Третий напряжённо всматривался вглубь леса, будто там что-то было, но безошибочно определил, когда Магнус кинул на него вопрошающий взгляд. Третий только скривил губы, показывая, что не намерен отчитываться перед ним или менять своего решения.

Третий, как и всегда, о чём-то умалчивал.

Это вошло у него в привычку: если дело связано с магией, то он либо ставит перед фактом, рассказывая только самое важное, либо вообще молчит. Если речь заходила о проклятиях, он был более многословным и мог поделиться своими мыслями с Клаудией, Стеллой или Эйкеном, а если их не было рядом — даже с Магнусом, самым обычным человеком. Но о магии он молчал, очевидно не понимая, что вовсе не обязательно постоянно ломать голову в одиночку.

То, что в этом мире было крайне мало магии, магов можно было пересчитать по пальцам, а Третий был единственным достаточно сильным и уникальным, не означало, что он должен играть в страдальца.

— Расскажи нам о своём мире, — произнёс Магнус, переводя взгляд с Третьего на Первую. Он ни на секунду не ослаблял внимания, но если постоянно наблюдать за Третьим, тот начнёт отмалчиваться даже раньше, чем последуют вполне здравые вопросы.

— Спроси что-нибудь более конкретное, — отозвалась Пайпер, пряча ладони в рукавах своей странной одежды.

— Магия! — радостно выпалила Стелла. — В твоём мире есть магия?

— Есть, и много, — ответила девушка, качнув головой.

— А чары?

— И чары есть.

— А проклятия?

Магнус мгновенно заметил перемену в её взгляде. Первая одёрнула край рукава, будто считала, что он должен быть идеально ровным и гладким, провела пальцем по коленке — делала что угодно, лишь бы не обращать внимания на любопытный и восторженный взгляд Стеллы, сидящей напротив.

— Проклятия тоже есть, — наконец ответила Пайпер.

— Почему ты такая грустная?

Даже Эйкен очень тихо завыл, верно почувствовав, что Стелла опять не поняла общего настроения. Магнус уже начал подавать ей тайные сигналы руками, надеясь образумить её, когда Пайпер невозмутимо сказала:

— Мой друг сильно пострадал из-за проклятия, и мы не знаем, сможет ли он очнуться.

— Очнуться? — наконец вмешался Третий, повернувшись к ней. Странный блеск в его глазах не понравился Магнусу — он означал, что сальватор что-то понял. Что-то, что может им не понравится.

— Это древняя магия, — уклончиво пояснила Пайпер. — Моя… наставница сказала, что без определённого типа магии шанс на пробуждение крайне низок.

— Звучит очень знакомо, — пробормотал Третий и отвернулся, вновь уставившись в глубину леса.

— Знаешь, — нарочито весело отозвался Магнус, подпирая подбородок кулаком, — будет просто замечательно, если ты расскажешь, почему это звучит знакомо! Хотя бы разочек, ради разнообразия.

Третий медленно повернулся к нему и застыл. Магнус в очередной раз увидел черту, что проявлялась чаще всего и была порождением многочисленных столкновений с тёмными созданиями.

Третий был растерян и абсолютно пуст. Он не понимал, к чему были слова Магнуса, и даже не мог представить, как ему на них реагировать. Он обязательно поймёт, но позже, — так было всегда, Магнус ни на секунду об это не забывал, — но сейчас Третий смотрел на рыцаря нечитаемым взглядом так, будто тот был пустым местом, не заслуживающим его внимания.

— Иногда ты такой скучный, — с притворным разочарованием пробормотал Магнус. — Улыбнись, мой хороший. Сегодня у нас прекрасная компания.

— Я устала, — неожиданно объявила Пайпер, едва только с губ Магнуса сорвалось последнее слово, — и иду спать. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи! — радостно отозвалась Стелла, улыбаясь от уха до уха.

У них даже не было приличных палаток, но Первую это будто не смутило. Следуя скупым указаниям Клаудии, она распотрошила одну из седельных сумок в поисках нужного свёртка и, даже не пытаясь найти более ровным клочок земли, отошла будто специально метров на пять и устроилась возле двух деревьев.

— Разбуди её через пару часов и спроси, хочет ли она караулить, — пробормотал Третий Магнусу. — Если откажется, я встану вместо неё.

— А ты куда собрался? — скептически поинтересовался рыцарь.

Третий поднялся, перешагнул через ствол и лениво махнул рукой, безразлично добавив:

— Проверю сигилы ещё раз. Не сидите слишком долго. И проследите, чтобы Эйкен нормально поел.

— Я всё слышу, — обиженно пробормотал Эйкен ему в спину.

***

— Давненько ты не был таким растерянным, — насмешливо пробормотал Арне, следуя за Третьим по пятам.

— Не твоя ли это вина?

— Прошу прощения! Молодой человек, вы слишком многое себе позволяете. Напомнить, кто буквально держит тебя на ногах?

— Меньше слов, Арне, и больше дела.

Арне пренебрежительно хмыкнул и исчез, даже не попрощавшись. Но спустя долю секунды Третий заметил его силуэт метрах в двух от себя, среди деревьев, — точно там, где был начерчен один из сигилов.

Они закончили проверять северную сторону несколько минут назад, но необъяснимая тревога не давала Третьему покоя, и он решил, что следует всё тщательно перепроверить. Он уделял особое внимание каждому сигилу, старательно выводя контуры в воздухе, и тратил лишнее время на распознавание посторонних запахов. Со стороны озера, южнее, шёл резкий запах злобных драу, которым не нравилось соседство живой плоти. Третий потратил едва не час, пытаясь усмирить их и объяснить, что они не собираются трогать озеро, даже капли не возьмут, а сигилы нужны для защиты от тёмных созданий. Ему также пришлось пообещать отдать ровно тридцать капель своей крови, что было на тридцать больше желаемого и необходимого.

— Тебе нужно поспать, — пропел Арне, лавируя между деревьями. Сейчас его голос слышал только сальватор, он знал это, но всё равно хотел упрекнуть сакри за несоблюдение осторожности.

— Я не хочу спать, — пробормотал Третий, укрепляя последнюю линию сигила и критически оглядывая свою работу. — Идём дальше. На западной стороне, кажется, всё не так гладко.

Чтобы добраться от одной условной границы до другой, Третий тратил от силы две минуты. При этом он ни на мгновение не терял из вида неяркий костёр, расположенный в центре их небольшого лагеря, и привязанных к деревьям лошадей. Он точно знал, что из-за плотного скопления деревьев со стороны севера, востока и запада его не видно, однако это означало, что Стелла старательно внюхивается и ищет его запах, а Эйкен, должно быть, вопреки всем запретам следит за передвижениями Третьего через одну из своих теней. Они наблюдали за ним так же, как и он — за ними.

Когда с двойной проверкой западной стороны было покончено, а сигилы укреплены ещё раз, Третий на секунду помедлил. Логичнее было бы двинуться к южной стороне, к берегу озера — он мог не только проверить сигилы, но и ещё раз поговорить с драу и заверить их, что обязательно даст свою кровь, как только они двинутся в путь. Но ещё отчего-то хотелось сразу же направиться к восточной стороне, проигнорировав собственные предостережения. Он не слышал дыхание Первой так же хорошо, как и дыхание остальных, и его это беспокоило.

— В чём дело? — лениво спросил Арне, когда Третий замер на месте и уставился перед собой. — Я ничего не чувствую.

— Первая… — только и успел сказать Третий: Арне, фыркнул, расхохотался.

— Боги, ты что, уже влюбился? Оставь девчонку в покое!

Третий двинулся к южной стороне. Арне шёл за ним, продолжая смеяться, и утирал несуществующие слёзы.

Третий его не понимал и чувствовал себя крайне странно. Словно ребёнок, который перед взрослыми сказал что-то глупое, а они его по-доброму передразнили.

Враждебно настроенные драу выползли из озера и расположились на поросших мхом камнях на берегу. К счастью, авторитет Арне давил на них сильнее, чем авторитет самого Третьего, и потому драу оставались в форме полупрозрачных силуэтов и неярко светящихся огоньков — в своих самых безобидных и приятных глазу ипостасях. Глаза-угольки следили за каждым его действием, а в спину летело тихое шипение на инородном языке, которое Третий, однако, частично понимал. Драу хотели, чтобы он как можно скорее дал им своей крови, даже предлагали немного изменить сделку: вместо тридцати капель крови дать пятьдесят, и взамен духи не будут мешать им до самого утра и предупредят, если кто-то подберётся достаточно близко. На такую плохую сделку не клюнул бы даже доверчивый Эйкен.

— Здесь нет ничего интересного, — громко сказал Третий, медленно поворачиваясь лицом к озеру. — Исчезните. Thoshar.

Драу зашипели и сползли с камней, бесшумно погрузились в воду, оставив Третьего. Арне уже бродил между деревьями, огибая голые кусты и будто невзначай всё ближе подбираясь к тропинке, что выводила к лагерю.

— Ты уходишь? — спокойно спросил Третий, довершая последний сигил идеально выверенным движением.

— Первой, возможно, не очень хорошо, — произнёс Арне. Он иногда говорил вовсе не то, что имел в виду, пряча истинный смысл за более мягкими выражениями, но Третий не задавал ему вопросов, даже если очень хотел. Он давно похоронил своё неуместное любопытство и целиком полагался на сакри, пусть даже тот порой утаивал от него некоторые детали. Как, например, имя Первой.

— Я не думаю, что она легла спать, — пробормотал Третий, огибая раскидистую сосну. — Ей нужен сон, ведь она человек, но мне кажется…

— Она солгала, — снисходительно перебил Арне. — Ей просто не хотелось отвечать на вопросы Магнуса и Стеллы.

— Правда?

— Правда. А ты не понял?

Разумеется, Третий не понял. Он жил бок о бок с людьми, спасал их и был ими предан, он изучил их, но иногда действительно их не понимал. А Пайпер не просто человек, она — сальватор из другого мира. Степень непонимания Третьего в данном случае увеличивалась как минимум в три раза.

— Полагаю, нам следует показать ей, что мы на её стороне, — задумчиво произнёс Третий, отвечая на вопросительный взгляд Арне.

— У тебя нехилая конкуренция. — Третий выгнул бровь, и Арне, фыркнув, пояснил: — Я видел мир, в котором она жила до того, как попала сюда. Видел роскошь, которой её окружил тот, кто приютил её, и видел знания, которые ей могли предоставить. Уверен, что сможешь тягаться с этим?

— Разве мне нужно осыпать её роскошью и знаниями, чтобы показать, что я на её стороне? — вопросом на вопрос ответил Третий. — Если она пожелает роскоши — я её достану. Если ей будут нужны знания — я ей их предоставлю. Однако мне казалось, что люди ценят честность и самоотверженность.

— Ты даже не представляешь, насколько.

— Тогда к чему этот разговор?

— Я просто хочу предупредить тебя: Первая не так проста, как ты можешь думать.

— Я не настолько глуп, Арне, — раздражённо отозвался Третий.

— На каждую тайну, что ты скрываешь, у Первой есть своя. И одна из них тебя сильно заинтересует, если ты узнаешь её.

Третий остановился. Арне не оставлял следов на снегу, его шаги не были слышны, а изо рта облачками не вырывалось дыхание, но его присутствие ощущалось так остро, будто он был из плоти и крови. Арне стоял прямо напротив Третьего, в двух метрах, и смотрел на него, как на пустое место — типичный взгляд сакри, означающий, что увиденное им во Времени недоступно даже сальватору.

— Речь идёт о великанах, — только и сказал Арне, после чего развернулся, махнул рукой, зовя за собой, и растворился в воздухе.

***

На этот раз Пайпер ехала рядом с Клаудией, но ни расспросов, ни звучащих до этого непринуждённых разговоров не слышалось. Магнус и Эйкен изредка перекидывались какими-то фразами, обозначая то ветер, что становился всё мягче и снисходительнее, то дела, которыми они займутся в Омаге. Эйкен, как и всегда, с головой залезет в купель и не вылезет из неё до тех пор, пока вода не остынет. Магнус, вероятнее всего, встретится с Киллианом и лордами, что уже прибыли в город.

— И как ты объяснишь им это всё?

Арне невозмутимо шёл в самом центре их небольшой процессии, идеально выдерживая темп, взятый лошадьми. Он не касался земли, парил в нескольких сантиметрах над ней, а ветер не трепал его белые волосы. Арне был лишь призраком, что явился одному только Третьему.

— Лордам? — на всякий случай уточнил Третий. Никто, кроме Пайпер, не обернулся на него, неожиданно заговорившего в полный голос. — Я что-нибудь придумаю.

— Как это на тебя похоже.

— И как похоже на них — совать свой нос в мои дела, — с горьким смешком сказал он. — Тебе незачем переживать. В конце концов, им вовсе не обязательно знать, что сальватор Лерайе в этом мире.

Пайпер нахмурилась и поджала губы. Третий скосил на неё глаза: он точно знал, что она чувствует присутствие Арне, и ему была интересна её реакция. Даже сильнее, чем причина, по которой сакри завёл этот разговор.

— Ты не сможешь вечно прятать её, — укоризненно заметил Арне.

— Я не собираюсь прятать её, — ответил Третий. — Я лишь собираюсь помочь ей не раскрывать себя до тех пор, пока она не будет для этого готова. Она сама решит, когда этот момент настанет.

Пайпер фыркнула и закатила глаза.

Третий совсем не понял, что означала эта реакция.

— Но тебе нужно помочь ей познать магию.

— Я в состоянии делать это, не пренебрегая своими обязанностями перед Дикими Землями и Омагой в частности.

— Что насчёт печати и свидетельства с помощью корон?

— Ах, это… — Третий задумчиво пожевал нижнюю губу, глядя перед собой. — Да, с этим будут проблемы. Я что-нибудь придумаю насчёт печати, но вот корона… Даже не представляю, с чего начать. На изучение её крови потребуется много времени.

— Если ты дашь мне чуть больше сил, я могу попытаться отправить послание во Второй мир, — пожал плечами Арне. — Уверен, её брат пытается узнать, откуда пришли их предки с кровью первых.

— А ты уверен, что Эйс поймёт это послание? — спросила Пайпер, озадаченно уставившись на Арне.

Третий выругался и сильнее сжал поводья. Она что, действительно видела Арне и даже слышала, что он говорил?..

— Буду на это надеяться, — со вздохом ответил Арне и посмотрел на Третьего. В его улыбке не было ни намёка на возможную помощь, только очередная констатация превосходства сакри над своим сальватором.

— Ты сможешь взять магию не раньше, чем я восстановлю её, — стараясь звучать ровно, произнёс Третий. — Прежде нам нужно вновь соединить тебя.

— Ах, как же грубо это звучит… Я тебе не часовой механизм, чтобы как-то там соединяться.

Третий вернул ему его улыбку. Сердце почти колотилось, как бешеное, но вряд ли кто-то, кроме Стеллы, смог это понять.

Насколько же Арне успел привязаться к Первой, что теперь показывается и ей? Почему молчит, когда Третий спрашивает о ней, будто не понимает, как сальватору важно знать хотя бы часть правды?

Третий чувствовал себя лишним, но только отчасти.

— Обсудим это, когда окажемся в Омаге, — заключил он, смотря строго перед собой.

Арне невозмутимо пожал плечами и исчез. Пайпер ещё несколько секунд сверлила пространство, где он был, нечитаемым взглядом, а затем обернулась на Третьего. Он ответил ей холодным взглядом и полным молчанием.

Он хотел дать ответы, — должно быть, сильнее всего на свете, — но просто не мог. Не здесь, не сейчас. Возможно, даже не в Омаге и не после встречи с Киллианом. Третьему требовалось время, чтобы понять, насколько он может доверять девушке из другого мира и каким образом она оказалась связана с Лерайе.

Он помнил, что им рассказала Йоннет, когда они встретились в доме Лайне в горах. Помнил в мельчайших деталях и едва не каждую ночь, пока все остальные спали, прокручивал тот разговор в голове. Он пытался найти в словах Йоннет какой-то иной смысл, не тот, что она заложила на самом деле, но у него ничего не получалось. И посоветоваться ни с кем он не мог: никто и не знал, что Йоннет на самом деле не пропала без вести во время Вторжения, а погибла в бою на кэргорских равнинах. Никто не знал, потому что никто этого не почувствовал — Силы в Первой было чересчур мало.

Третий положил ладонь на солнечное сплетение, ощутив на секунду дрогнувшую нить чужой магии. Он запечатал в себе мельчайшую часть Силы Лерайе, ту, что в момент смерти Йоннет ещё была у неё. Третьему всегда было мало этой части, иногда настолько, что она терялась среди потоков его собственной магии, а он начинал думать, что она безвозвратно истратилась. Потом, когда он предаст эту часть магии Первой, у него останется лишь призрачный след, что растворится в общем ощущении магии другого сальватора. Третий одновременно боялся и желал этого.

Чужая магия вновь дрогнула. Сердцебиение Третьего замедлилось. Воздух словно потяжелел.

— Эйкен, — негромко произнёс он, стараясь как можно незаметнее оглядеться по сторонам, — будь добр, присмотри за Пайпер.

Эйкен поднял брови, но кивнул и потрепал Стеллу по голове, тем самым говоря о том, что им следует подойти поближе к Пайпер. Сама Пайпер уже была готова задать вопрос, но первая из тварей рванула так быстро и неожиданно, что выбила девушку из седла и прижала к мёрзлой земле.

Лошади испуганно заржали и забили копытами. Магнус и Клаудия едва не упали, но всё же смогли удержаться в седле. Стелла прыгала из стороны в сторону, уклоняясь от нападавших тварей, а прижавшийся к её спине Эйкен всё никак не мог улучить момент, чтобы спрыгнуть на землю и подбежать к Пайпер.

Третий оказался отрезан от остальных. Твари подбирались со всех сторон, выглядывали из-за деревьев по обе стороны широкого тракта, выползали из глубоких, только что появившихся нор и даже спрыгивали с раскидистых ветвей. Похожие на собак, огромных оленей, чудовищ из курганов, которых Третий давно не видел. Совершенно безмозглые, привлечённые лишь одним запахом — свежей кровью. Если не это привело тварей, то тёмное создание рангами выше, узнавшее о человеческой девушке из другого мира.

Одна из тварей прыгнула прямо на Третьего, раскрыв свою пасть. Он пригнулся, припадая к шее коня, а затем, когда когтистые лапы пронеслись прямо над ним, задев лишь волосы, вскинул руку и коснулся тела чудовища. Магия хлынула внутрь него, задела нити. Тварь мгновенно рассыпалась в прах. Но на её место тут же ринулась другая, а затем ещё одна, вгрызшаяся в ногу коня и запустившая когти в его бок.

Третьего стащили на землю, но он быстро отбился, магией и голыми руками разрывая тварей. В рот попала чёрная кровь, которую он тут же сплюнул вперемешку с синей, своей. Кто-то подкрался к нему сзади, но Третий, услышав лишь утробное рычание, резко взмахнул рукой и разорвал сердце твари на сотни мелких кусочков.

Мир плыл перед его глазами. Всё вокруг было серым и чёрным. Свет никогда не проникал через плотные свинцовые тучи в достаточном количестве, но прямо сейчас Третьему казалось, что солнце исчезло насовсем. С каждой секундой тварей становилось всё больше. Они громоздились друг на друга, отрезая пути к отступлению, и сжимали кольцо. Сквозь их рычание он слышал рычание Стеллы, а вот определить, все ли тени, летающие туда-сюда, принадлежали Эйкену, было сложнее. Одна из теней спикировала вниз совсем рядом с ним, приобрела форму орла и вцепилась в глаза твари, истошно заверещавшей. Другая змеёй подползла к ноге Третьего и стремительно забралась на него. Эта точно не принадлежала Эйкену. Третий уничтожил тень раньше, чем она успела сжать его шею, и отогнал ещё нескольких, подобравшихся ближе.

Третий не слышал и не видел остальных своих спутников. Нос улавливал отравленную кровь, хаос, металл — это могли бы быть меч и доспехи Магнуса или же клыки тварей. Зрение начинало терять свою чёткость. Твари неустанно нападали, и Третий отбивался от них, не находя даже доли секунды на то, чтобы определить, есть ли у них хоть какой-то шанс вырваться из этого круга.

Кривые зубы впились ему в левую руку, и от неожиданности Третий закричал. Он отпихивал от себя тварь так яростно, как мог, рычал, как дикий зверь, но острые зубы только глубже погружались в его руку. Тогда он, зарычав ещё громче, закричал совсем по-другому.

Клаудия его потом убьёт. И не посмотрит, что он сальватор, который нужен миру. Вряд ли угрозы и прямые приказы Арне или Киллиана её остановят. Впрочем, Третий заслуживал гнева Клаудии и её попыток наказать его.

У него было слишком мало шансов удачно использовать рокот. Его семья отреклась от него во время Вторжения, и даже кертцзериз не восполняли той связи, что была необходима. Но у Третьего не было выбора: он понятия не имел, сколько тварей напало на остальных, а ведь с сокрушителем был один только Магнус.

Собственный крик, больше напоминавший звериный, отдавался в голове гулким эхо. Твари вокруг дрожали, бились в конвульсиях и рассыпались в прах, но некоторые всё же смогли удержаться. Та, что вцепилась в его руку, лишь временно отступила.

Третий затих, смотря в голодные глаза тварей перед собой, и утёр кровь с подбородка. Мутило даже сильнее, чем в прошлый раз, но он держался. Если твари сделают хоть шаг, ему придётся опять применить рокот.

Считая секунды, он почувствовал прикосновение к правой руке и успел боковым зрением заметить Первую, оказавшуюся рядом. Затем всё вокруг исчезло во вспышке, ставшей порталом.

Первым завизжал Эйкен — видимо, приземлился не слишком удачно. Следом за ним — Стелла, на которую сначала упала Клаудия, а потом и Пайпер. Магнус едва успел подхватить свой меч, подняться на ноги и отрубить голову твари, что утянуло в портал вместе с ними. Третий упал совсем рядом с рассыпающимся телом чудовища.

Под ними был обработанный камень, покрытый тонким слоем переворошённого снега. Третий даже сквозь туман перед глазами узнавал эти узоры, вырезанные на камнях, и сигилы, в которые они складывались.

Он вскинул голову и, поморщившись из-за гула в голове, огляделся. Со всех сторон были люди. Рыцари, охотники, маги, слуги, обычные граждане, волей случая оказавшиеся здесь в это время. Все смотрели на них, широко раскрыв глаза и с ужасом следя за тем, как они очень медленно приходили в себя.

Стелла подскочила и заскулила. Третий заметил, что её передняя лапа кровоточила. Эйкен, хнычущий от боли, полученной во время удара о землю, призывал свои тени обратно и размещал их на левой половине тела. Клаудия и Магнус, игнорируя любопытные взгляды, пытались поднять Пайпер.

— Боги милостивые, — выдохнул Третий, резко выпрямляясь. Кто-то из рыцарей уже спешил к нему, но он отмахнулся от помощи, крикнув: — Немедленно сообщите королю Киллиану, что его генерал вернулся!

Внутренний двор, куда Пайпер каким-то чудом смогла их перенести, ожил. Люди загалдели, забегали, лишь немногие остались и всё ещё смотрели на свалившихся откуда-то сверху.

— Вызовите целителей, — продолжал отдавать команды Третий, крупицами магии делая свой голос громче, — отправьте отряд охотников на северный тракт и сообщите всем ближайшим поселениям, что они должны усилить охрану.

Магнус держал Первую, хрипло дышавшую, на руках и беспомощно смотрел на Третьего. Клаудия изучала её лицо и две глубокие царапины на лбу и поперёк носа, пока наконец не сказала:

— Жить будет.

— Это я и без тебя знаю, — огрызнулся Третий, подходя ближе. Внутри него бурлила злость, ненависть и отчаяние, которое даже Арне не мог усмирить. — Магнус, неси её внутрь. Эйкен, подожди вместе со Стеллой и убедись, что ей помогут.

Стелла протестующее завыла. То ли не хотела, чтобы её раной занимался кто-то ещё помимо Третьего, то ли вообще не желала принимать помощь. Третий, нахмурившись, повторил громче и более властно:

— Немедленно.

Стелла фыркнула и хлестнула хвостом по его ноге. Третий, обернувшись к толпящимся возле ворот во дворец людям, рявкнул так громко, как только мог:

— Выполнять, пока я не бросил вас в тюрьму!

Должно быть, это только прибавило шёпота мёртвых за спиной, что слышала Клаудия. Она осуждающе на него посмотрела, но вместо жалобы выдала совершенно другое:

— Тебе нужно показаться Ветон.

— Я в порядке, — возразил Третий.

— У тебя всё ещё идёт кровь.

Третий поднял левую руку и проследил, как струя синей крови пролилась на снег возле его ног.

— Я почти не чувствую боли, — тихо признался он, опуская руку. — Пусть сначала помогут Стелле и Пайпер, а потом осмотрят вас. Я пока встречусь с Киллианом.

— Не поможешь?

На самом деле никто, кроме Третьего, не мог знать точно, когда и сколько магии он затрачивает. Его отказы помогать редко интерпретировали как отсутствие сил на это, потому что Третий, вообще-то, не был обязан помогать там, где справлялись целители. Однако сейчас было иначе. Первая использовала его Время, чтобы добраться до своей Силы, вытянуть её на поверхность и создать портал. Их магия сплелась и воздействовала не только на её способность сломать пространство, но и на её самоисцеление, которое Третий хорошо чувствовал.

— Сила уже исцеляет её, — сказал Третий. — Я приду, если этого будет недостаточно, но сейчас я должен встретиться с Киллианом.

— А что насчёт твоего Времени?

Арне был истощён, но отлично держался, иначе Третий потерял бы сознание сразу же, как только оказался в пределах Омаги. Но Клаудии не обязательно об этом знать.

— Узнай, каких охотников отправят, и убедись, что они смогут истребить всех тварей. Потом доложишь мне.

Он направился к воротам, чувствуя на себя десятки, если не сотни взглядов. Дворец находился в самом центре Омаги и, разумеется, людей тут было меньше, чем в самом городе, но Третьему казалось, что сейчас за ним наблюдают абсолютно всё.

Глава 5. Тогда лишь двое тайну соблюдают

Магнусу было не обязательно следить за работой целителей и контролировать каждый их шаг. Достаточно лишь донести бесчувственную Первую до комнаты, что успели приготовить слуги, и уйти, напоследок повторив, что Третий может лично проверить, как прошло лечение.

Клаудия встретила рыцаря ровно там, где и предполагала: в огромном холле, куда он спустился с боковой лестницы. Кровь, отпечатавшаяся на его доспехах из металла и кожи, принадлежала вовсе не ему.

— Проверь охотников, которых отправят на северный тракт, — сразу же произнесла Клаудия, едва только Магнус её заметил. — Убедись, что они в состоянии справиться с тварями и уничтожат каждую, что только встретится им на пути.

— И я очень рад знать, что ты совсем не пострадала, — со смешком ответил Магнус, убирая упавшие на лоб чёрные волосы. — Что-нибудь ещё?

— Отчитаешься перед Третьим, а потом — к целителю. Я видела, что тебя ранили в плечо.

— Пустяки, — отмахнулся Магнус, — по крайней мере, мне не разорвали руку. Как, кстати…

— Сейчас я это и выясню, — отчеканила девушка и резко развернулась в сторону другой лестницы, центральной. — Если он решил отложить осмотр, до обеда у нас появится новый труп.

— Я люблю твой юмор! — крикнул ей вслед Магнус. — Очень люблю!

Клаудия скрипнула зубами и быстро направилась к лестнице. Магнус мог вести себя, как идиот, и шутить, когда вздумается, но вот Клаудия себе такой роскоши не позволяла. Если она вовремя не вправит Третьему мозги, то этого никто не сделает, даже Киллиан, имевший на него почти такое же влияние.

Теперь, оказавшись в самом сердце Омаги, Клаудия слышала больше голосов. Почти за каждым, кто встречался ей по пути в зал собраний, тянулся шлейф из голосов мёртвых, вещавших всё громче. Слуги, лорды и леди, капитаны, послы, стража — то, что цеплялось за их плечи, обрушивалось на Клаудию подобно гигантской волне. Она шла, равнодушно смотря перед собой, и не отвечала на провокации, бывшие лишь пустым звуком. Клаудии было плевать, о чём обещали ей мёртвые и какие тайны раскрывали, потому что она знала каждую в мельчайших подробностях. Разве что изредка появлялись новые голоса, более громкие, шипящие, будто только недавно присоединились к сборищу мёртвых. Или же прибыли новые гости — Клаудия с трудом могла выхватить иные лица. Их обязательно нужно будет тщательно изучить.

— Леди Клаудия, — произнёс остановившийся возле неё мужчина. Настойчивый тон, уверенный взгляд в каждом движении — он не сомневался, что Клаудия задержится ради короткой беседы с ним.

Клаудия мысленно досчитала до трёх, замедлила шаг и всё же остановилась.

— Капитан Теренс, — она поприветствовала его так же холодно, как и он — её. — Собрание уже окончилось?

— Не делайте вид, будто не понимаете, из-за чего.

Клаудия свела брови. На деле у неё не было никакой власти. По праву крови — тоже. Она была лишь девушкой, имевшей проклятие, что позволяло узнавать чужие тайны. Девушкой, которая в своё время первой встретила Третьего после Вторжения, а в итоге стала его негласной правой рукой. Девушкой, которой даровали титул леди, даже если на самом деле в Диких Землях без фамилии он ничего не значил, но Третьему, как и Клаудии, было плевать.

— Мальчишка ворвался и выгнал нас таким тоном, будто он — наш король.

Клаудия прищурилась. Теренс был из рода фей, поколениями верно служивших королеве Ариадне. После Вторжения магии, что осталась в их крови, было слишком мало для сотворения чар, однако сам Теренс был превосходным капитаном и возглавлял кавалерию Омаги лучше, чем кто-либо другой. Клаудия ничуть не сомневалась в его профессиональных навыках и верности, однако он, в отличие от Киллиана, был куда жёстче и не терпел вольностей.

С появлением девушки из другого мира Третий — сплошная вольность, но Клаудия не считала важным сообщать об этом капитану Теренсу.

— Скажите мне чего-то, чего я не знаю, милорд, — она намеренно добавила его титул, лишний раз подчеркнув, что сейчас они общаются на равных. Порой это доставляло ей извращённое удовольствие — видеть в глазах собеседников осознание того, что девушки из глухого поселения был дарован подобный титул и доверие самого Третьего.

— Никогда прежде не видел его таким… рассеянным, — осторожно произнёс капитан. Мимо них проходили люди, спешащие по своим делам, а некоторые даже бросали удивлённые и любопытные взгляды в их сторону. В руках прошмыгнувшего мимо них юноши Клаудия заметила поднос, полный чистых тканей и мазей в стеклянных баночках.

— Уж не хотите ли вы сказать, что Третий повёл себя, как ребёнок? — достаточно громко уточнила Клаудия, смотря капитану в глаза. — Я слышу песнь о ваших деяниях, что вы свершали, до, во время и после Вторжения, капитан Теренс из рода Карра. Я слышу о боли, страхе, отчаянии и даже рассеянности. Я слышу, в каком потрясении вы были, впервые столкнувшись с тёмными созданиями. И слышу, в каком потрясении вы были три недели назад у крепости под командованием Конте. Слышу, как твари подобрались к вам быстро, неожиданно, будто кто-то подослал их прямо под ваш нос. Я слышу, что ваша уверенность в собственных сила ничуть не пошатнулась, ни на мгновения не уступила страху.

За это Клаудию и не жаловали на собраниях: она читала людей, слыша голоса мёртвых за их спинами и следуя их советам, и не боялась говорить о том, о чём другие молчали.

— И я слышу, — тише повторила Клаудия, провожая взглядом пробегавшую рядом служанку, — как черствеет ваше сердце, становясь всё более непробиваемым. Лёгкая рассеянность, что проявил Третий, лишь делает его более человечным в глазах каждого, кто смотрит на него. Подумайте об этом в следующий раз, когда почувствуете, что не можете в ту же секунду выполнить прямой и вполне понятный приказ Третьего.

Клаудия кивком головы попрощалась с ним и пошла дальше. Чувствуя внимательный взгляд капитана Теренса, она всё равно не обернулась, зная: она поступила правильно. Третьего нельзя превращать в идеальный, нерушимый символ. Если в нём не будет черт, присущих смертным, за ним никто не последует.

Хотя её, конечно, эта лёгкая рассеянность, которая вовсе не была лёгкой, бесила до невозможности.

Возле дверей, ведущих в зал собрания, она встретила юношу, которого видела до этого. Он стоял, держа поднос, и всё не решался постучать и сообщить о своём прибытии. Стражи на посту не было.

— В чём дело? — спросила Клаудия.

— Король приказал принести всё это, — быстро проговорил юноша, — а Третий запретил кому-либо входить.

— Что за детский сад… — раздражённо выдохнула Клаудия. — Напомни, как тебя зовут?

— Ансель.

Она нахмурилась и повнимательнее оглядела его. Каштановые кудри, приглаженные явно не гребнем, простой камзол и узкие штаны, заправленные в высокие сапоги. Розовые глаза выдавали в нём потомка фей, что подтверждали голоса за его спиной.

— Ансель, — повторила Клаудия. — Что ж, ты сильно вырос.

— Прошло целых полгода, — надувшись, ответил Ансель, — разумеется, я вырос.

Клаудия закатила глаза. Столь одарённых, как этот юноша, в Омаге было мало. Ещё меньше — тех, кто мог попасть под непосредственный надзор Третьего. Но безупречное знание нескольких языков, в том числе понимание языка тёмных созданий, выделяли Анселя на фоне остальных. Это также означало, что он находился под командованием не только Третьего, но и Киллиана, которому помогал всё то время, пока сальватор и его спутники отсутствовали в Омаге.

Чувствовалось, что Анселю это время не понравилось. Для него наверняка не находилось дел более важных, чем преподаваемые им уроки для других и редкие тренировки с рыцарями, что всё ещё не научились отказывать настырному юноше. К тому же, Киллиан наверняка чересчур часто ругал Третьего за то, что он сорвался на дальний север, никого не предупредив, и Анселю невольно приходилось слушать эту ругань.

— Возвращайся к своим обязанностям, — строго произнесла Клаудия, забирая из его рук поднос.

Ансель возмущённо всплеснул руками.

— Да я только и делаю, что переписываю те дурацкие свитки!

— В таком случае можешь взяться за дурацкие книги и дурацкие карты, — жёстче сказала Клаудия. — Не попадайся мне на глаза, иначе отправлю работать на кухню.

Ансель быстро сник и даже поклонился, после чего спешно ретироваться. Клаудия выдохнула, досчитала до пяти и толкнула тяжёлые двери.

— Ты просто ра́ксов идиот!

Клаудия злорадно улыбнулась — ей очень нравилось, когда Киллиан сбрасывал маску собранности и непоколебимости, что видели жители Омаги, и от души орал на Третьего.

— Совсем жить надоело?! Ты бы ещё один рванул! Что, не догадался?!

Клаудия подошла к длинному овальному столу, быстро оглядела лежащие на нём карты и двинулась к самому концу. На главном месте, всегда занимаемое королём великанов, подставив локоть на гладкое дерево и закрыв лицо пальцами, сидел Третий. Его левая рука свешивалась с подлокотника, а под ней уже собралась внушительная лужа синей крови. Киллиан, ероша короткие чёрные волосы, всегда идеально приглаженные, ходил за спинкой своего стула, сейчас занятого сальватором, и продолжал сокрушаться:

— Ох, нет, тебе обязательно нужно было взять всего один жалкий кинжал, чтобы посмешить тварей! Ты ведь ради этого отправился к Икасовой крепости, да? Это всё было большой шуткой! И до того глупой, — прорычал Киллиан, схватив спинку стула и наклонившись к Третьему, — что впору разорвать тебе горло!

Третий тихо выдохнул, убрал пальцы с лица и совершенно спокойно спросил:

— Ты закончил?

— Нет, я не закончил! — закричал Киллиан. — Я только начал, а тебе, идиот, придётся слушать меня, пока из ушей кровь не пойдёт!

— Жду с нетерпением, — всё так же спокойно ответил Третий.

Клаудия остановилась возле него и с шумом поставила поднос на стол. Третий медленно перевёл взгляд с Киллиана на неё.

— Я дал тебе поручение.

— А я передала его Магнусу. Решила, что этой чудесной сцене нужен как минимум один свидетель.

Киллиан остановился, злобно пыхтя, и запустил пальцы в волосы.

— Идиот, — только и повторил он, подходя к огромным окнам.

Одну из стен зала собраний целиком заменяли окна, выходящие во внутренний двор. Две другие были увешаны массивными картами и даже картинами, часть из которых определённо представляла собой сложную головоломку, в котором сокрыто ещё больше карт и замыслов. Громадные люстры под потолком были зажжены на все свечи, и отполированная поверхность дубового стола отражала сотни крохотных огоньков. Стулья, обитые мягкой тканью, были хаотично выдвинуты — доказательство того, что советники спешно покинули зал после приказа Третьего.

Клаудия опустилась на ближайший стул, закинула ногу на ногу и привалилась к спинке. Третий, не выдержав её пронизывающего взгляда, отвёл глаза и уставился на поднос.

— Мне это не нужно, — пробормотал он.

— А мне плевать, — ответил мгновенно подлетевший к нему Киллиан. — Считай, что это мой прямой приказ. Немедленно займись своей рукой, пока я не позвал Ветон.

Киллиан напоминал шторм, что настигает неожиданно, в самый штиль. На фоне худого, долговязого Третьего он казался даже более жилистым, чем был на самом деле. Он воплощал собой самого настоящего великана, исключая рост, что был северным заклятием навсегда хотя бы примерно приближен к росту других рас: мощный, сильный, внушающий ужас и почтение одновременно. Он одинаково величественно смотрелся и в чёрном камзоле, сидящем точно по фигуре, и в доспехах из чистого серебра с рисунками орла на них. Даже без серебряного венка из переплетённых ветвей, что его обязывал носить титул, и с многодневной щетиной на бледном лице Киллиан выглядел как настоящий король. Даже когда отчитывал Третьего, будто тот был малым ребёнком.

— Я должен был сделать это, — твёрдо произнёс Третий, поднимая глаза на Киллиана. Они были почти того же оттенка, что и у короля, где-то между льдисто-голубым и небесно-синим, но сейчас были на пару тонов ярче из-за магии, пробудившийся лишь на мгновения.

— А терять голову из-за смертной девчонки ты тоже должен был?

— Она такая же, как я, — более раздражённо сказал Третий. — Я не намерен бросать её на милость судьбы.

— И потому ты сорвался, ничего мне не объяснив? Потому что знал, что она будет там?

— Я не знал.

Киллиан исступлённо уставился на него.

— Что ты сказал?

— Я не знал, что она будет там, — повторил Третий. — Я понятия не имел, что там две бреши, а не одна.

— Но это… невозможно. Как ты мог не почувствовать этого?

— Это была более совершенная брешь. Идеальная, точная, быстрая. Такие твари Диких Земель открывают очень редко.

Клаудия задумчиво закусила ноготь на большом пальце. Они всегда узнавали о брешах либо заранее, либо когда сквозь них прорывались первые тёмные создания — такие следы было невозможно не заметить кому-то вроде Третьего. Но если это всё же произошло, Первая попала в Дикие Земли через иную брешь, ту, что не взращивали твари, не стерегли и не подпитывали своим хаосом с целью удержать в относительно стабильном состоянии.

— Она просто появилась там, понимаешь? Арне это почувствовал и сразу же нашёл её. Если бы он опоздал, она бы либо умерла, либо угодила в их руки. Я не мог позволить Силе попасть к тёмным созданиям.

— Так я и думал, — выдохнул Киллиан, проводя ладонью по лицу. — Ты сорвался из-за бреши, закрыл её, истощив себя, но всё же решил забрать Силу.

— Я не собираюсь забирать её, — с лёгким удивлением отозвался Третий.

— Разве? — одну ладонь Киллиан положил на стол, другую — на спинку стула, и вновь наклонился к Третьему. — Разве ты спас эту девушку не потому, что она — наследие Йоннет? Не потому, что в ней есть Сила? Разве ты спас её потому, что она — просто девушка, которая нуждалась в спасении?

Клаудия могла бы зааплодировать Киллиану, ведь он в точности выразил все её мысли. Но делать этого она не стала, потому как хорошо поняла взгляд Третьего, тут же изменившийся.

Он не понимал, о чём говорил Киллиан. Он не представлял иного исхода. Для него это было чем-то, что находилось за гранью сущности, в которую его превратили Вторжение и тёмные создания в частности.

С Третьим случалось такое недостаточно редко, чтобы Клаудия не беспокоилась. Он мог не понимать чьих-либо шуток или намёков, не распознавать угроз, пока об этом не зашепчут голоса мёртвых.

В первое время, когда они были только вдвоём, Третий напоминал призрака. Он не реагировал даже на голос Клаудии, не притрагивался к еде и не ложился спать. И не понимал, почему Клаудия делала это, ведь в мире, каким он стал, это было не нужно. Тёмные создания настолько исказили саму его сущность, что потребовались годы, чтобы вытянуть на поверхность хотя бы часть былых черт Третьего.

Сейчас всё повторялось. Третий не понимал, о чём говорил Киллиан. Он слышал слова, знал значение каждого, но вместе они представляли собой какую-то бессмыслицу. Клаудия видела это по его пустым глазам и настороженности в позе.

— Я не понимаю, — наконец произнёс Третий, растягивая слова.

— Займись рукой, — бросил Киллиан. — Думаю, даже эта девушка сейчас понимает больше, чем ты.

— Её зовут Пайпер, — чуть нахмурившись, сказал Третий.

— Пайпер? Какое странное имя… Откуда она?

— Пусть сама тебе расскажет. Уверен, она будет только рада с тобой поговорить.

— И с чего ты это взял?

— У меня сложилось впечатление, что ей интересны великаны. Или, по крайней мере, только их король.

— Будто бы ты подпустишь её к королю, — бросила Клаудия, собирая руки на груди.

— Я не сторожевой пёс, — озадаченно ответил Третий.

— Ой, правда что ли? А мне показалось, что так оно и есть.

— Клаудия, — предупреждающе произнёс Киллиан.

Клаудия пожала плечами. Ей не нравилось, что относительное спокойствие в Омаге, выстроенное общими усилиями, может рухнуть из-за одной девчонки. Будь она хоть трижды сальватором, Клаудия не намерена доверять ей без всяких оснований.

— С чего бы ей вообще интересоваться великанами? — начал рассуждать Киллиан. — Да и откуда она о них узнала? Может быть, она… Ты сделал что-то не так? — угрожающе прошипел король, вновь нависнув над Третьим. — Где ты допустил ошибку?

— Я не допускал ошибок, — отмахнулся Третий. — Я сделал то, что должен был, и только.

— Что ты ей сказал? — не отставал Киллиан. — Ты задержался на целую неделю. Ты не мог потратить это время на всякие глупости.

— Она целую неделю не приходила в себя, — ответил Третий. — А когда проснулась, я рассказал ей только то, что посчитал важным.

— Что?

— Это допрос?

Третий поднял глаза, вновь запылавшие магией.

— Она знает, кто ты?

— Разумеется. Это первое, о чём я ей сказал.

— Ты не понял моего вопроса, — очень тихо, но властно проговорил Киллиан. — Она знает, кто ты на самом деле?

Третий замер. Клаудия, решив, что больше медлить нельзя, придвинулась ближе к нему и изучила содержимое подноса. Ножом подцепив рукав камзола, прилипшего из-за крови, она сделала аккуратный надрез, а затем ещё один. Третий и Киллиан продолжали сверлить друг друга взглядами.

— Нет, — наконец ответил Третий. Он оглянулся на попытки Клаудии осторожно отлепить ткани одежды от его руки, после чего привстал, в абсолютной тишине снял камзол и бросил его на стол. Сев обратно, он в одно движение отодрал рукав рубашки, едва не намертво прилипший к коже, закатал его и протянул руку Клаудии.

— Ты уверен? Поймёт ли она всё, если ты вновь возьмёшь Нотунг?

Глаза Третьего едва не заблестели в радостном предвкушении. Он даже не дёрнулся, когда Клаудия достала из его руки обломок зуба твари. Ей захотелось швырнуть его ему в лицо, чтобы он угодил прямо в глаз, потому что это — непростительная халатность с его стороны. Разумеется, если бы этот зуб был опасен и нёс проклятие или хаос в недопустимых количествах, Третий бы сам от него избавился, но злости Клаудии это не убавило.

— Он восстановлен?

— Уже как неделю, — выдохнул Киллиан, складывая пальцы шпилем. — Однако если эта девушка так интересуется великанами, она может узнать Нотунг. И задаться вопросом, почему он у тебя. Тогда она докопается до правды.

— Я просто скажу ей то же, что и остальным, — с лёгкой, очевидно притворной улыбкой сказал Третий, откидываясь на спинку стула. — Я вырвал его из рук умирающего Роланда из рода Лайне, короля великанов.

Третий улыбнулся ещё шире, показывая крохотный скол на левом клыке — небольшая особенность, которую он не стал устранять с помощью магии. То ли не захотел, то ли не мог. Клаудия не знала подробностей. Они её, вообще-то, и не интересовали. Гораздо интереснее были истории, опутывающие Третьего и Нотунг, легендарный меч великанов, который, если верить истории, когда-то принадлежал самому Лайне.

— Тебе следует быть осторожнее, — предупредила Клаудия, промочив край чистой ткани целебным отваром. — Если кто-нибудь хоть словом обмолвится…

— Я вырву этому человеку язык, чтобы не болтал лишнего, — беззаботно отозвался Третий. — Все знают, о чём говорить можно, а о чём — нельзя. К тому же, разве я когда-нибудь врал о Нотунге? Я действительно вырвал его из рук короля Роланда.

Последние два слова он произнёс дрогнувшим голосом, но тут же сделал вид, будто этого и не было. Если бы Клаудия не знала всей правды, она бы подумала, что в Третьем взыграла привязанность к правителю великанов, что был любим народом Ребнезара.

— Ты планируешь рассказать ей о Лайне? — спросил Киллиан.

— Что ты хочешь от меня услышать? Правду или очередную ложь?

Киллиан свёл брови и скривил губы.

— Поступай, как знаешь, — раздражённо рыкнул он, начав приглаживать волосы.

— Что я и делаю.

— Однако, — продолжил Киллиан, — тебе придётся лично проследить, чтобы ни одна живая душа в Омаге не сболтнула лишнего.

— Неужели ты не поможешь мне? Своей драгоценной семье?

Киллиан нервно рассмеялся. Принятие Третьего в род Дасмальто фактически сроднило его с Лайне, уничтоженной династией, веками правившей Ребнезаром. Это был ход, который оценили далеко не все, однако решение Киллиана никто и никогда не оспаривал. По крайней мере, публично. Клаудия слышала, как люди шептались о недопустимости подобного и даже рассуждали, что принятие Третьего в род Дасмальто было сделано исключительно для того, чтобы укрепить его положение генерала, когда-то бывшее довольно шатким.

Разумеется, все знали правду. И все молчали, потому что сам Третий приказал похоронить эту тайну.

— Как же ты меня раздражаешь, — со вздохом протянул Киллиан, закрывая лицо руками. — Ты всегда был таким невыносимым?

— Конечно.

— Кончай дерзить, — вновь став строгим, сказал Киллиан.

— Кончай бесить меня своими глупыми нравоучениями, — беззаботно отозвался Третий. — Я тебе не ребёнок.

Клаудия закатила глаза. Третий, метнув на неё изничтожающий взгляд, вопросительно выгнул бровь.

— Неужели ты сомневаешься во мне? — холодно спросил он.

— Ты действительно ребёнок, — совершенно искренне, не боясь, ответила Клаудия. — Так распереживался из-за одной земной девчонки, а мы, между прочим…

— Замолчи.

Клаудия закрыла рот, подавив раздражённый вздох. Киллиан, застыв на месте, во все глаза смотрел на Третьего.

Сейчас он напоминал ей того самого сальватора, которого она встретила после Вторжения, когда он, покрытый синей и чёрной кровью с ног до головы, добрёл до её селения и нашёл её, ещё живую, в одном из домов. Его глаза были ярче привычного Клаудия голубого, а напряжение сковало всё тело. Левая рука, ещё недавно слабо дрожащая, неестественно замерла. Третий смотрел перед собой одновременно пустым и сосредоточенным взглядом, являя собой величие, силу и непоколебимость, которых девушка не видела даже у Киллиана.

В его голове зрел план, которым он вряд ли поделится. Третий почти никогда, даже если это касалось безопасности и благополучия Омаги, не делился своими планами. Он просто ставил Киллиана и советников перед фактом и, если он мог реализовать их предложения по изменению плана не во вред Диким Землям, он принимал их. Если нет — предлагал советникам самим составить подходящий план, но они почти всегда терпели неудачи. Действительно хорошие планы, которые пришли на замену планам Третьего, можно было пересчитать по пальцам одной руки.

Клаудия знала в чём дело, каждый в Омаге и за её пределами знал, в чём дело. Арне — единственный во всех Диких Землях, способный привести их к процветанию и благополучию. Он может заглянуть в будущее при благоприятных для этого условиях и понять, движутся ли они по верному пути. В масштабах целого мира эта сторона сакри была недоступна Третьему, однако они были связаны, и почти всё, что знал Арне, знал и Третий. Эта была сила, с которой никто, даже Дикая Охота, не могли соперничать.

Но это не означало, что Клаудия не пыталась если не оспорить решения Третьего, то хотя бы добиться того, чтобы он раскрывал свои планы чуть чаще, чем никогда.

— Прежде тебе следует отдохнуть, — небрежно начала она, затягивая повязку на его руке. Третий даже не поморщился, не отреагировал на её слова, будто не слышал. Клаудия нахмурилась. — Третий.

— Что? — раздражённо отозвался он, всё ещё смотря перед собой.

— Прекрати. Возьми небольшой перерыв. Хотя бы до визита Катона.

— Именно из-за Катона я и не могу отдыхать. Он сразу учует Первую.

— Так обучи её! — не выдержал Киллиан, всплеснув руками. — Раскрой ей суть Силы, помоги подчинить её.

— Магию сакри не подчиняют, — отозвался Третий отрешённо. — Разве ты подчиняешь себе своё тело, голос, мысли? Нет. Это всё — часть тебя, единственная верная сущность, которая только может быть. Магия сакри — то же самое.

Клаудия переглянулась с озадаченным Киллианом и пожала плечами. Понять истинную суть магии сакри могут только сальваторы, и они это знали, поэтому Клаудия никогда не вдавалась в подробности. Для неё магия — это просто магия, и не важно, в какой она форме, чар фей и эльфов, дара великанов или же самих сакрификиумов.

— Или выдай её за проклятую, — предложила Клаудия, вспомнив, что на них у Катона такое же прекрасное чутьё, как и на магию сакри. — Используй Время, чтобы превратить её в проклятую, и Катон ничего не заметит.

— Если она сальватор, мы не можем просто натравить на неё тварь! — возмутился Киллиан.

— Нет, Клаудия права, — задумчиво пробормотал Третий, убирая упавшие на лоб волосы. — Я уже делился с ней теплом, если поделюсь и ощущением проклятия, смогу обмануть Катона.

Клаудия прыснула от смеха, увидев вытянутое побледневшие лицо Киллиана.

— Ты… что ты сделал? — угрожающе прошептал он, приблизившись. — Ты посмел тронуть её? Ты хоть понимаешь, что будет, если об этом узнают? Ты…

Клаудия злорадно рассмеялась. Третий озадаченно смотрел на короля великанов, в глазах которого пылала такая ярость, словно перед ним стоял сам Катон, в очередной раз явившийся без предупреждения.

— Ей было холодно, — несмело ответил Третий, сведя брови. — Она ещё не привыкла к климату Диких Земель, и я решил…

— Ты с ума сошёл?!

Киллиан врезал Третьему по затылку, и тот дёрнулся, широко распахнув глаза. Клаудия зажала рот рукой, боясь рассмеяться ещё громче.

— Как ты посмел тронуть её?! Сам только что говорил, какая она важная, а в итоге…

— Но она замерзала!

— Элементали великие, — выдохнула Клаудия, поднимая ладони, — Киллиан, он использовал магию.

— Что? — резко спросил Киллиан, повернув голову к ней.

— Он дал ей свою магию, чтобы она не замёрзла. Ты не так понял.

Киллиан смотрел на неё ещё несколько секунд, после чего перевёл взгляд на Третьего и уставился на него. Третий, ничего не понимающий, в очередной раз потерявшийся в общей теме, сидел, не шевелясь, и даже не пытался проверить затылок после удара Киллиана.

— Так бы сразу и сказал, — облегчённо произнёс Киллиан, выпрямляясь.

— Но я так и сказал.

— Нет, ты сказал не так.

— Но я же…

— Элементали, тихо, — Киллиан провёл ладонями по лицу, скрывая усталость. — Просто помолчи, несносный мальчишка…

Глава 6. Вдох — закрой глаза

Эйкен сидел на свободной койке в лазарете и болтал не достающими до пола ногами. Стелла с щенячьими глазами смотрела на целителей, накладывавших последнюю повязку на её руку, и наверняка пыталась их разжалобить. Она не любила лишней возни с ранами, но если Третий приказал — значит, надо исполнять. Даже Эйкен больше не спорил.

Сам он отделался испугом и парой царапин, которые обмазали каким-то вязким веществом тёмно-зелёного цвета и закрепили тонкими полосами ткани. Эйкен хотел как можно скорее узнать, что там с человеческой девушкой, но в комнату, что ей подготовили едва не за пять минут, не пускали. Почему — Эйкен не знал, но его это расстраивало. Пайпер, чьё имя всё ещё казалось странным и очень загадочным, понравилась ему.

Во-первых, она была очень красивой. У Эйкена никогда бы язык не повернулся сказать, что люди Омаги и вообще Диких Земель ужасны и страшны, но годы в тихой войне против тварей оставили след на каждом. Побледневшие и посеревшие, осунувшиеся лица, тусклые глаза, волосы, потерявшие блеск, руки, подготовленные для оружия, все в мозолях. У Пайпер такого не было. Она была высокой, даже доставала Третьему до плеч, и красивой, как героиня из древней баллады. Её чёрные волосы были такими блестящими и мягкими на вид, что Эйкен подумал сначала, что они из шёлка. А её золотые глаза были похожи на самую настоящую драгоценность! Эйкен с ума сходил, когда она смотрела на него, потому что ему казалось, что на него смотрит не человеческая девушка, а величественная, сильная воительница, готова идти в бой.

Во-вторых, в общении она была довольно милой. Тени Эйкена принесли ему, что она в ужасе от Диких Земель. Должно быть, мир, из которого она попала к ним, был более красочным. Но в разговоре она держалась так, будто ничего не произошло. Она говорила так открыто и ярко, словно знала не одну сотню интересных историй и была готова ими поделиться.

В-третьих, она, как ему сказали, была с Земли. Эйкен постоянно забывал это слово, но оно казалось ему очень знакомым, и оттого нравилось. Ему хотелось узнать, что такое Земля и какие люди там живут, есть ли там магия и видно ли солнце. А если и видно, то какое оно и как ощущается его тепло.

Но Эйкену, разумеется, приходилось держать своё любопытство в узде. Во дворе Третий не на шутку разозлился, поняв, что его приказ не стали исполнять в ту же секунду, когда он был озвучен. Это означало, что приказ был чрезвычайно важным и в случае невыполнения мог иметь разрушающие последствия. Третий никогда не кричал без причины, никогда не показывал, насколько он опасен на самом деле. Он никогда не превращался в чудовище, будучи в Омаге, потому что каждый в пределах города знал, что на самом деле Третий — чудовище. Ему не нужно было лишний раз подтверждать это. Но, раз он всё-таки сделал это, значит, дело ужас какое серьёзное.

Эйкен понимал, почему Пайпер так важна, и хотел узнать её мысли по этому поводу. Он всегда, если не стеснялся, спрашивал об этом людей, которые в какой-то момент продемонстрировали свою важность и значимость для будущего Омаги. С Анселем было просто: он был рад, что смог вместе с Третьим уехать из крепости, где жил до этого, и что теперь он будет занят настоящим делом. Его проклятие позволяло ему читать демонический язык, что было редкостью в Диких Землях, однако великих чудес, которые ожидал Ансель, не произошло. Он сидел во дворце, переводил трактаты, книги, карты и почти не выбирался в город.

Эйкену казалось, что с Пайпер будет как-то иначе. Она — не просто проклятая, сумевшая подчинить часть хаоса, не рыцарь, в чью руку без проблем лёг сокрушитель. Она — сальватор, обладающая Силой Лерайе, равная Третьему во влиянии и магии. Эйкену до жути хотелось узнать, что она думает насчёт этого и какие у неё планы на ближайшее будущее.

Третий объяснил ему, что, раз Пайпер оказалась в Диких Землях не по своей воле, вернуться домой так просто не получится. Вероятнее всего, этого не случится в ближайшие месяцы, даже в ближайшие года. Дикие Земли были безграничным пространством с территориями, откуда не удалось сбежать тому, на кого пало проклятье Герцога. И, насколько сумел определить Третий, оно легло и на Пайпер. Эйкен по-настоящему сочувствовал ей.

— Свободна, — объявила молодая девушка, закрепив последний узелок на руке Стеллы.

Эйкен не помнил имени этой целительницы, — должно быть, она совсем недавно здесь, — но с улыбкой поблагодарил её. Стелла тихо повторила благодарность. Она всё ещё злилась, что пришлось идти в лазарет.

— Надо переодеться, — сказала Стелла, когда Эйкен подошёл к ней. Она вернулась в человеческое тело уже в лазарете, и целительницы, вновь ошеломлённые этим превращением, завернули её в простыню, сдёрнутую с одной из кроватей. — Если Третий увидит меня в простыне, он будет расстроен.

Она хихикнула и выбежала из лазарета, босыми ногами шлёпая по холодному каменному полу. Эйкен ещё раз поблагодарил целителей и вышел вслед за Стеллой.

Даже изучив весь дворец, они любили иногда плутать по его длинным коридорам, широким лестницам и тайным путям для слуг, которыми на самом деле пользовались не только слуги. Но сейчас всё было по-другому. Дворец стоял на ушах, совет был недоволен очередным своеволием Третьего, а целители стягивались в одну точку. Туда же и хотели явиться Эйкен и Стелла, потому что любопытство — это то, благодаря чему они выживали во дворце.

Стелла переоделась быстро, очевидно, схватив первую попавшуюся одежду, что стопками лежала на кровати в её комнате. Эйкен ждал её в коридоре, внутренне мучаясь из-за всего на свете, а когда девушка наконец вышла, тряся непричёсанными волосами, ему пришлось объявить небольшую задержку. Стелла была выше него на две головы, но Эйкену всегда, если это было нужно, удавалось выглядеть достаточно грозным. Если рядом не было Клаудии, Магнуса или самого Третьего, уследить за взбалмошностью и неопрятным видом Стеллы мог только Эйкен. Даже если он сам был всего лишь тринадцатилетним мальчишкой.

— Причешись, — сказал он Стелле, указывая на её лохматую голову.

— А когда я волчица, это никого не смущает! — проворчала Стелла, пропуская

локоны цвета жёлтой соломы сквозь пальцы. — Это же всего лишь волосы…

— Мы во дворце, — со вздохом напомнил Эйкен.

— Да какая разница!

Эйкен ещё раз вздохнул и, выпустив одну из теней, живущих на его предплечье, сказал ей указывать дорогу. Тень Мыши — одна из самых безобидных и первая, что он подчинил, ещё будучи в плену у тварей. Мышь как-то заползла в его камеру, где не было ни тепла, ни света, и с тех пор воровала его скудную еду. Одна из мелких тварей смеха ради раздавила несчастную, когда та проползла мимо неё. Но Эйкен, уже успевший привязаться, дождался, пока тварь уйдёт, и отделил тень от уже мёртвой Мыши. Эта была его первая манипуляция проклятием, произведённая самостоятельно, без давления хаоса на его сознание, и Эйкен ею очень гордился. Мышь не была большой и сильной, как Волки или Львы, не могла доставлять послания, как Вороны, Соколы и Орлы, но она напоминала ему о том, с чего он начал. А ещё Мышь всегда знала нужную дорогу, даже если Эйкен не приказывал ей запоминать её.

Чёрная Мышь размером чуть меньшеладони беззвучно бежала по каменному полу, виляя своим тонким хвостом. Эйкен следовал за ней по коридорам и лестницам, избегая взглядов слуг, прибывших гостей и всех, кого дела занесли в стены дворца. Стелла шла рядом, принюхиваясь, и на одной из лестниц неожиданно ускорилась. Эйкен приказал Мыши вернуться на его предплечье и побежал за Стеллой, поймавшей нужный запах.

Она с грацией, совсем ей не присущей, впорхнула в комнату и, оттеснив уже закончивших работу целительниц, подлетела к оторопевшей Первой и выпалила:

— Здравствуй! Как ты себя чувствуешь?

Эйкен остановился в двух метрах, пытаясь соблюсти хоть какое-то подобие приличий. Стелла же и вовсе о них забыла, едва не наклонилась к Пайпер, очевидно желая по запаху понять её состояние, но девушка резко отодвинулась, проворно подскочила с кровати и замерла.

— Прости её, — пробормотал Эйкен, стыдливо втягивая голову в плечи. — Стелла просто… немного переживает.

Пайпер ничего не ответила. Казалось, она не замечала ни их, ни целительниц, собирающих все свои принадлежности, принесённые из лазарета, в небольшие деревянные сундучки.

Пайпер выглядела неважно, и дело было даже не в её лице, в синяках, царапинах и гематомах, благодаря магии Третьего постепенно исчезающих. Пайпер, стоя возле большой кровати с балдахином, одетая в неброскую серую рубашку, пришедшую на смену испорченному верху, выглядела несчастной, раздавленной и напуганной. Её золотые глаза были совсем тусклыми.

— Я не помню, — сиплым голосом произнесла она.

— На нас напали твари, — с готовностью ответил Эйкен, — и нам пришлось дать бой…

— Нет, это я помню, — отмахнулась Пайпер. — Я не помню, как оказалась здесь. Что я делала.

— А ты… — начала было Стелла и осеклась — целительницы всё ещё были в комнате.

Все во дворе видели, что они попали туда через настоящий портал, но вряд ли об этом стоило и дальше трепаться на каждом углу.

— Спасибо за помощь! — невозмутимо продолжила Стелла, обращаясь к целительницам.

Самая старшая из них, Ветон, свела брови к переносице и недоверчиво уставилась на Пайпер.

— Где вы вообще её раздобыли? — спросила она, ничуть не смущаясь.

Ветон была из семьи фей, что поколениями применяла чары для врачевания. Однако Вторжение и последующая жизнь в Диких Землях лишили её семью необходимой магии, и Ветон была последней, кто ещё мог использовать её крохи через сигилы. Девушка никогда не тратила магию, которую было так трудно восполнить, на мелкие порезы и ссадины, но судя по тому, как блестели её стальные глаза, а на лбу — пот, сегодня ей пришлось хорошо постараться. За это она, пожалуй, имеет право знать хотя бы часть правды.

Младшие целительницы ушли, оставив свою наставницу одну. Ветон была одной из самых смелых жительниц Омаги и никогда не боялась задать вопрос, о котором другие даже не смели думать. И если Третий привозил в город кого-то ещё, а её вызывали, она всегда спрашивала, ради кого вся эта суматоха.

— Это долгая история, — уклончиво ответил Эйкен, чувствуя себя просто отвратительно. Он не любил лгать, но Третий сказал, что никто не должен узнать, что Пайпер — сальватор. Если Ветон этого ещё не поняла, хотя использовала свои чары через сигилы, значит, им просто повезло. — Третий как-нибудь объяснит.

— Уж пусть постарается, — спокойно сказала Ветон, приглаживая чёрные волосы. — Я ощутила что-то мощное внутри неё, но, полагаю, раз сам Третий так печётся о ней, он уже успел влить в неё немного своей магии.

— Что-то вроде того, — улыбнулась Стелла.

Пайпер стояла, смотря на Ветон нечитаемым взглядом, и молчала. Целительница выдержала её взгляд и, кивнув, указала на поднос, стоящий на дубовом столе возле окна.

— Сначала выпей синий отвар, потом — белый. Вечером я принесу другие.

Ветон уже направилась к двери, когда Пайпер, будто пересилив себя, хрипло выдавила:

— Спасибо.

— Это моя работа, — махнула рукой Ветон и вышла, закрыв за собой дверь.

Пайпер нетвёрдой походкой направилась к столу и, взяв склянку с синим отваром, помахала над ней рукой, направляя запах к себе.

— Ужасно пахнет, — заключила Пайпер в напряжённой тишине.

— Но лучше всё-таки выпить, — осмелился влезть Эйкен. — Неизвестно ещё, сможешь ли ты сама восстановиться после такого мощного выброса…

— Что?

Пайпер говорила спокойно, но при этом в её голосе слышались звенящие нотки. Эйкену это не нравилось.

— Магии в этом мире мало, — почесав в затылке, растерянно напомнил он. — У магов и тех, кто склонен к чарам, теперь есть определённый запас магии. Что-то вроде колодца. Если исчерпаешь его до самого дна, вряд ли сможешь вновь восполнить его.

— И я зачерпнула слишком много?

— Больше, чем ты можешь подумать.

— Ты открыла портал! — радостно выпалила Стелла, захлопав в ладоши. — Ты сломала пространство и вновь сплела его, чего никто, даже Третий, не может сделать! Чудо, что ты ещё жива!

Пайпер исступлённо уставилась на неё и, протянув многозначительное «э-э», тихо ответила:

— Спасибо за веру в меня.

— Всегда пожалуйста, — с готовностью ответила Стелла.

— Должно быть, Дикие Земли ещё не подавили всю твою магию, — стал рассуждать Эйкен, старательно вспоминая всё то, что он почерпнул в уроках с Третьим, Клаудией, Анселем и Джинном. — На тебе ещё остался след твоего родного мира, где магии больше, и он, наверное, спас тебя в этот раз.

— Наверное? — скептически переспросила Пайпер.

— Наверное, — неуверенно повторил Эйкен. — Я не маг, я просто…

— Тогда кто ты? — перебила его девушка, не дав закончить предложение. — Я видела, как ты создавал тени. Разве это не магия?

Эйкен задержал дыхание всего на секунду. «Теперь это твоё оружие, — вспомнил он слова Третьего, впервые увидевшего тени, что жили на левой половине тела Эйкена. — Твоё, а не тварей».

— Это моё оружие, — собрав всю свою уверенность, ответил Эйкен. — Моё проклятие, которым я научился управлять. Это не магия. Магия питается эмоциями, чувствами, даруется богиней. Проклятия накладываются тварями и питаются хаосом.

Пайпер кивнула с таким видом, будто ухватила всё на лету, и быстро выпила содержимое первой склянки, на которую указала Ветон. Она поморщилась, утерев рот, и заявила, смотря на Эйкена серьёзным и непоколебимым взглядом:

— Не очень понятно, если честно.

Эйкен внутренне завопил. Что же это за мир, из которого она попала к ним, если она так мало понимает в магии? Даже он, необразованный мальчишка, лишь несколько лет назад выучивший алфавит, знал больше!

— Ты просто спроси Третьего, — легко предложила Стелла, махнув ладонью, — он тебе всё расскажет. Или обратись к Джинну, он очень умный!

— Вот как, — Пайпер взяла вторую склянку и, недоверчиво оглядев её, пробормотала себе что-то под нос и резко выпила её содержимое. Она вновь поморщилась, тряхнула головой и добавила, побредя к груде тряпья на полу: — Очень информативно. Я же точно знаю, кто такой Джинн.

Стелла начала объяснять, а Пайпер стала рыться в горке вещей. Эйкен сумел различить только её странного вида плащ, какой-то слишком плотный, бежевый, и странного фасона, с заштопанными плечами. Не менее странный тёплый верх насыщенного красного оттенка превратился в лоскуты ткани — целители разрезали его и отодрали от тела Пайпер, когда пытались добраться до её ран.

— Как твои плечи? — осторожно спросил Эйкен.

Пайпер подняла свой плащ, встряхнула его и бросила на кровать.

— А что с моими плечами? — будничным тоном поинтересовалась она, оглядывая комнату. Шкаф стоял совсем рядом, и Эйкен не понимал, что девушка ищет.

— У тебя были следы от ран, когда Икасовы охотники тебя нашли.

— Следы, — бездумно повторила Пайпер, кладя ладонь на правое плечо. — Точно. Меня ранили. Очень сильно. Должно быть, Сила исцелила. Или Третий опять подшаманил.

— Он не читал тебя.

— Что? — не поняла Пайпер.

— Что? — вторил ей Эйкен.

Он никому, даже Третьему, не говорил о том, что в одну из ночей, когда Первая была без сознания, тень Мыши принесла тревожную новость. Эйкен незаметно подсылал её, желая убедиться, что за Пайпер хорошо ухаживают, но результаты наблюдений были слишком неожиданными. Один раз Пайпер проснулась прямо в тот момент, когда раны на её плечах промывали и зашивали, и тихо, но с угрозой потребовала, чтобы об этом никому не говорили.

Третьему так и не рассказали, а он сам не применял магию в достаточном количестве, чтобы узнать об этих ранах. Сила и впрямь исцелила их, должно быть, почти сразу же после появления, однако внутри правого плеча застрял обломок когтя твари, и потому целителям крепости пришлось делать надрез, а затем аккуратно зашивать его.

Мышь видела это, а после принесла информацию Эйкену. Он никому так и не сказал — считал, что только Пайпер может распоряжаться этим знанием.

— Я была бы благодарна, — с расстановкой произнесла Пайпер, немигающим взглядом

смотря на Эйкена, — если бы ты ответил мне.

Эйкен колебался. Ему нравилась Пайпер, а ведь он познакомился с ней всего три дня назад. Он не хотел ей лгать, не хотел лгать и Третьему, но просто не мог взять и разболтать о том, что принесла Мышь.

Заскучавшая Стелла подбежала к окну и прилипла к нему, высматривая что-то во дворе. Эйкен, метавшийся ещё несколько секунд, всё же ответил через силу:

— Мышь видела твои раны на плечах. Она слышала, как ты просила целителей не говорить об этом Третьему.

— А он сам не догадался? Он же касался моей магии. Да и с чего бы целителям слушать меня?

— Я не знаю, — честно ответил Эйкен, разведя руки. — Может, всё дело в том, что он уже давно не ощущал сальваторской магии и чувствовал только её, а может…

— Магнус возвращается! — крикнула Стелла, с непростительной силой хлопнув по толстому стеклу.

Эйкен почувствовал, как с его плеч упала гора. Он рассказал то, что терзало его несколько дней, и ощутил облегчение, пусть и в малых количествах.

— Третий, наверное, скоро закончит отчитываться перед Киллианом, — весело продолжала Стелла, не замечая напряжения, с каждой секундой всё возраставшего, — давайте поедим!

Она посмотрела на Пайпер большими жёлтыми глазами, наверняка стараясь воспроизвести щенячий взгляд, но Пайпер оставалась непоколебима. Она выдерживала напор Стеллы целую минуту, за которую Эйкен, казалось, успел подготовиться к ругательствам, что Дикие Земли ещё не слышали, но Пайпер превзошла все его ожидания.

— Хорошо. Давайте поедим.

Эйкен облегчённо выдохнул.

— Выйдите, я хочу переодеться, — добавила она спокойным голосом.

— Конечно, — поспешно отозвался Эйкен, — вот только… может, попросить принести тебе другую одежду? Эта, наверное…

— Плевать, — Пайпер пожала плечами. — Эта моя одежда, и мне она нравится.

— Тогда… тогда я позову кого-нибудь, чтобы испачканную отнесли к прачкам. И, наверное, — Эйкен с сомнением покосился на капли крови, засохшие на коленях Пайпер, — брюки тоже стоит…

— Они классные, — с лёгким смешком перебила Пайпер. — Их я не отдам, пока не найду более подходящие.

— Как скажешь, — смиренно согласился Эйкен, направляясь к двери. — Мы подождём в коридоре, если ты не против.

Пайпер не ответила. Эйкен надеялся, что в этом случае молчание было знаком согласия.

***

Пайпер не понимала, почему упрямилась, но расставаться со своей одеждой она совсем не хотела. Джинсы ещё выглядели более-менее нормально — пережили и два столкновения с демонами, и время в пути, и даже полёт сквозь деревья с прилагающимися в качестве бонусов ударами обо все ветки. Красная кофта была в чёрной крови демонов и в районе плеч аккуратно зашита, но, к сожалению, разодрана в недавнем нападении. Как и пальто. На ботинках, что удивительно, крови было меньше всего.

Вовремя опомнившись, Пайпер схватила пальто и полезла в карман. К счастью, и кристалл, и брелок с китом был на месте. Облегчённо выдохнув, Пайпер проверила цепочку, держащую кристалл, и надела его на шею. Ключи спрятала в карман джинсов, а после оглядела комнату. Огромная кровать, дубовый стол и шкаф, возле которого стояло большое зеркало. Не было похоже, что комната жилая или вообще хоть кем-то используется. Кое-где Пайпер видела пыль, но не придала ей особого значения. Её просто принесли в первую попавшуюся комнату, потому что начать лечение как можно быстрее было куда важнее, чем беспокоиться о порядке в комнате.

Хотелось думать, что у неё будет возможность выбрать другую комнату. Пайпер не нравилась эта. Очень не нравилась. Было в ней что-то отталкивающее.

Девушка закрыла глаза, поморщившись из-за отголосков головной боли, и всё-таки покосилась на кучу тряпья, в которую превратилась её красная кофта. За неимением лучшего варианта ей пришлось остаться в серой хлопковой рубашке с завязками на груди, которые она затянула как можно туже. Ей не нравилась одежда, которую тут носили. Всё это напоминало ей средневековье, реальное и фэнтезийное, которое она видела в кино. Аж жуть брала.

Но, наверное, иначе и быть не могло. Пайпер сильно сомневалась, что земляне привнесли в культуру сигридцев свою моду, а уж про то, что эта была мода прошлых веков, и говорить не стоило. Пайпер только надеялась, что ей не придётся надевать жуткий корсет — она читала, что в нем было невозможно дышать.

Коря себя за мысли, которые она развивала намеренно, лишь бы отстрочить неизбежное, Пайпер выругалась сквозь зубы. Затем, собрав всю свою храбрость, быстро подошла к зеркалу, запретив себе отворачиваться.

Синяк на левой скуле, две царапины — но носу и поперёк лба, жёлто-фиолетовые пятна, рассечённая левая бровь. Пайпер выглядела ужасно. Она легко могла различить свои черты, спокойно открывала и закрывала глаза, не чувствовала резких болей, стоило ей пошевелить челюстью, но всё равно выглядела ужасно. Её лицо словно стало холстом, на котором были разбросаны разные увечья.

Пайпер не отворачивалась, впитывала каждую деталь. Она знала, что, проснувшись в крепости, выглядела хуже. А выпив оба отвара, синий и белый, поняла, что стало легче. Гематомы очень медленно теряли свой цвет, но не исчезали полностью. Эта была магия в ограниченных количествах, и она, вероятнее всего, питалась её Силой.

Пайпер отвернулась, сжав кулаки. Она никогда не любила смотреться в зеркало, но и не испытывала отвращения. Ей было всё равно, как она выглядит. В конце концов, она родилась такой. Но сейчас она ничего, кроме отвращения, не ощущала. Разве что тяжесть в районе солнечного сплетения.

Она замерла, попыталась сосредоточиться на ощущениях, но было сложнее, чем в прошлые разы. Пайпер казалось, что в самый последний момент, когда она уже касалась нитей, они ускользали. Эйкен говорил про колодец магии, который у каждого был своим, но Пайпер не думала, что ощущать его будет так тяжело и неприятно.

Постепенно тяжесть растворялась, уступая натяжению. Его Пайпер узнала сразу же. Магия тянулась к магии. Совсем как тогда, в крепости, когда Третий увидел её.

Пайпер считала секунды. Обострившийся слух, ставший таковым после того, как демоны напали на её брата, почти не помогал. Пайпер никак не могла сосредоточиться на чём-то одном. Вокруг было слишком много странного, непонятного и пугающего. Настоящий дворец, чудная одежда, люди иного мира. Сам иной мир.

В дверь никто не стучался, но Пайпер слышала тихие голоса за нею. От того, что её могли караулить, было не по себе. Да, Эйкен сказал, что они будут ждать за дверью, но ведь Пайпер не дала однозначного ответа. Может, стоило выйти и сказать, что она в полном раздрае и хочет только одного — долго кричать в никуда?

Пайпер резко выдохнула, подошла к двери и распахнула её.

Третий опустил руку, сложив ладони, и отступил на два шага.

— Здравствуй, — с лёгкой улыбкой произнёс он, смотря на неё. — Как ты себя чувствуешь?

Из-за его спины выглядывала Стелла, заматывавшая бинты на своей руке.

— Крутой дворец, — не придумав ничего лучше, сказала Пайпер.

Третий всё ещё улыбался, но, кажется, совсем не понял, что она только что сказала.

— В смысле, очень… большой, красивый, — исправилась она, вцепившись в дверной косяк левой рукой.

— Ты ведь его ещё не видела, — озадаченно произнёс Третий.

— Чутьё, — кивнула Пайпер уверенно. — Сальваторское.

— О, — выдал Третий, медленно покачав головой. — Чутьё.

Никакое это не чутьё. Пайпер просто не знала, что ей делать и говорить.

Она не понимала Третьего. Не представляла, почему он демонстрирует себя как заботливый хозяин, принимающий важных гостей. Почему всё внутри неё не хотело быть настороже рядом с Третьим. Наоборот — всё внутри расслаблялось, словно она рядом был не Предатель, а Эйс или дядя Джон.

Очередная мысль о них будто ударила Пайпер под дых. Она втянула воздух через рот, желая сохранять невозмутимость как можно дольше. Кто знает, что произойдёт, если она даст слабину.

— Я вообще думала, что тут похуже будет, — выпалила Пайпер, в своих попытках казаться сильной и собранной свернув куда-то не туда. Но взгляд Третьего мигом стал заинтересованным, и девушка, мысленно чертыхнувшись, продолжила: — Ну, знаешь, немного развалин здесь, немного там… Пепел, пыль, паутина. Что-то такое.

Стелла прищёлкнула языком и переглянулась с Эйкеном.

«Перегнула палку, — тут же заключила Пайпер. — Идиотка».

Имеет ли она право говорить так о последствиях трагедии, коснувшейся сигридцев? Даже если она ещё не верила в полную невиновность Третьего, это не означало, что она могла говорить что-то подобное. Она всё ещё в невыгодном положении и должна любыми средствами добиться ответов на свои вопросы и понять, как ей вернуться домой. А для этого нужна стабильная магия, познать которую можно только через Третьего, и его доверие.

Она ждала хоть какой-то реакции, но её не было. Третий смотрел в её лицо без тени раздражения и боли, пока его взгляд не упал ниже — на кристалл, который Пайпер забыла спрятать под рубашкой.

Третий выдохнул и, казалось, даже дёрнул рукой, будто хотел коснуться подвески, но вовремя остановил себя. Пайпер решила, что прятать кристалл поздно, и следила за реакцией Третьего.

— Разрешишь ли ты показать тебе одно место? — неожиданно спросил он.

Пайпер сомневалась, что у неё есть выбор. Третий не изменился в лице, но его глаза стали какими-то другими.

— Без проблем, — легко отозвалась девушка, не понимая, почему голос не

желает быть твёрдым.

— В таком случае идём.

Он отступил в сторону и протянул руку вправо, указывая направление. Пайпер, не сводя с него взгляда, вышла из комнаты. Третий, натянув улыбку, лёгким взмахом руки попросил её следовать за ним. Пайпер покосилась на Стеллу, но та, активно закивав, в припрыжку побежала за Третьим.

Он резко остановился и, обернувшись через плечо, холодно сказал:

— Вас я не приглашал.

— О-о-о, — понимающе протянул Эйкен. — Ты имеешь в виду то самое место?

— Точно оно, — с умным видом заключила Стелла, ничуть не обиженная тоном Третьего. — Ну, удачи вам!

— Встретимся в общем зале, — пробормотал напоследок Эйкен, после чего был утянут Стеллой в противоположную сторону.

Пайпер стало неуютно. Что это за место такое, которое Третий хотел показать только ей? И почему Эйкена и Стеллу совсем не задел ледяной тон Третьего? Он же недвусмысленно приказал им, показав, что имеет больше власти, чем они, но их это будто и не волновало.

— Убить меня хочешь? — шутливо предположила Пайпер, когда они свернули в другой коридор.

Третий, идущий впереди, замедлился и непонимающе покосился на неё.

— Я не хочу тебя убивать, — искренне ответил он.

— Тогда почему Стелла и Эйкен не могли пойти с нами?

Третий остановился. Пайпер постаралась незаметно отступить на шаг назад, но великан заметил это и, кажется, даже вздрогнул. Девушка была в растерянности.

— Ты боишься меня? — тихо спросил он, но в пустом коридоре с высокими

потолками его голос разлетелся гулким эхом.

— Нет, — тут же ответила Пайпер, раздираемая от противоречивых чувств. Одна её часть, разумеется, боялась Третьего. Другая чувствовала себя так спокойно, словно Пайпер всё ещё была дома и не знала сигридского мира.

— Тогда почему ты думаешь, что я могу хотеть убить тебя?

Он что, действительно не понимает?..

— А зачем ты ведёшь меня в какое-то тайное место? — задала свой вопрос Пайпер, собирая руки на груди. Скрыть дрожь, страх, растерянность. Третий не должен знать, что она слабая и напуганная.

— Потому что я доверяю тебе.

С точно таким же взглядом дядя Джон рассказывал ей о причинах, по которым скрывал от них существование сигридского мира. Пайпер видела раскаяние, честность, которую ничего не могло подавить, и желание доказать значимость произнесенных слов.

— Мы знакомы меньше недели, — напомнила Пайпер.

— Я не могу просто подавить… это, — запнувшись, пробормотал Третий. Он провёл ладонью по волосам, зачёсывая их назад, и глубоко вздохнул. — Я чувствую Силу, верю ей. И поэтому я верю тебе.

«Он просто привязан к Лерайе», — заключила Пайпер, чувствуя тремор рук.

Она видела несколько воспоминаний Йоннет, и во всех был Третий. Она тепло приветствовала его в доме Лайне, скрытом в горах, когда они встретились после долгой разлуки. У фей она первой пошла проверить его, а Пайпер, тогда тонувшая в ощущениях Йоннет, хорошо различала каждую из нитей, крепко связавшую сальваторов. И она чувствовала, как эти нити беспощадно рвались во время Вторжения, когда Йоннет умирала, а Третий пытался успеть к ней.

Пайпер задыхалась от боли, своей и чужой, плескавшейся в голубых глазах Третьего и слабым теплом отдающейся в кристалле Йоннет, висящем на шее.

«Это неправильно …»

Третий просто хотел, чтобы рядом был другой сальватор.

— Я не Йоннет, — наконец сказала Пайпер, и её голос почти дрогнул под конец.

— Я знаю, — тихо ответил Третий. — Мне жаль, если я заставил тебя думать, будто ты важна для меня только потому, что владеешь Силой и тем самым напоминаешь Йоннет.

Пайпер нахмурилась. Звучало как-то двусмысленно и бессмысленно одновременно.

— Если ты не хочешь идти — хорошо, я проведу тебя обратно. Было бы неплохо подобрать тебе хорошую комнату и найти подходящую одежду. К тому же, я хотел познакомить тебя с…

— Веди, — коротко бросила Пайпер, пожав плечами.

Третий тихо, рвано выдохнул, явно разочарованный, и уже направился в противоположную сторону, когда Пайпер уточнила:

— Веди в своё тайное место. Хочу посмотреть на него.

Третий мгновенно просиял. Пайпер ощутила, как её сердце ухнуло в пятки.

Она совсем не понимала этого сальватора.

Пайпер отставала на два шага, запретив себе разглядывать коридоры дворца или людей, что изредка встречались на пути. Кто-то приветствовал их, кто-то молча проходил мимо, кротко кивнув. Третий ни на кого не обращал внимания, но Пайпер не увидела, чтобы кто-то был этим недоволен. Казалось, все эти люди просто приняли холодность и отстранённость Третьего как данность и не пытались разузнать истинных причин.

Лишь когда стало холоднее, Пайпер оторвала глаза от спины Третьего. Прибранные

коридоры замка, интерьер которых был разбавлен гобеленами, статуями и мягкими

коврами, сменились пустыми и запущенными. Не было ни ковров, ни факелов. Мраморный пол был в трещинах и многолетней пыли, на которой чётко прослеживалась дорожка из чьих-то следов — должно быть, до них здесь кто-то был. Что самое странное, света было достаточно. Пайпер подняла голову к потолку, но его не было — прямо над ними было затянутое серыми тучами небо.

Они шли ещё несколько минут, в тишине слыша лишь собственные шаги, а коридоры становились всё старее и запущеннее. Где-то уже не хватало частей стены, где-то валялись обломки крыши, где-то упали колонны. Третий вёл их каким-то путанным маршрутом, словно хотел показать все разрушения, что выпали на долю этой части дворца.

Наконец они дошли до огромных распахнутых дверей, ведущих в просторный зал. Пайпер поёжилась из-за холода и прошла за Третьим, огибая части разрушенных колонн с причудливыми лепнинами. На возвышении в другом конце зала валялись обломки белого мрамора, кажущиеся Пайпер знакомыми.

Она остановилась, отошла в сторону и пригляделась.

— Боже мой, — изумлённо выдохнула Пайпер, прижимая ладонь ко рту.

На возвышении были обломки тронов. Скольких — она не знала. Зато точно знала, что это был тот самый зал, в котором Пайпер оказалась, когда Иснан утянул её в карман между мирами. Здесь она видела свору демонов, пожирающую кого-то, и Арне, который смог вылечить её плечо.

— Пайпер?

Она подняла глаза на Третьего, остановившегося перед разрушенными тронами. Проглатывая тошноту, Пайпер подошла ближе.

Третий поднял руку, указывая на пустую стену за тронами, и щёлкнул пальцами. Стена мгновенно вспыхнула множеством голубых сигилов, распространявшихся по другим стенам зала с быстротой ветра. Всего через несколько мгновений сигилов стало так много, что зал тонул в мягком голубом свете.

— Что это? — спросила Пайпер, оглядываясь по сторонам. Она узнавала лишь некоторые сигилы, самую малую часть, а ведь их тут было сотни, если не тысячи.

— Имена, — ответил Третий, огибая троны. Пайпер, потоптавшись на месте, последовала за ним.

Третий подошёл к стене и, поводив пальцем в воздухе, указал на один из сигилов. Пайпер пригляделась: издалека казалось, что сигилы нанесены беспорядочно, но вблизи оказалось, что они состояли из более мелких сигилов. Как слова состоят из букв.

— Это имя Йоннет, — он провёл по строчке сигилов, на которую оказал, кончиком тонкого пальца.

Пайпер поёжилась не из-за холода.

— Это, — он переместил палец влево, чуть ниже, — королевы Жозефины. Рядом — короля Роланда. Здесь же имена их детей. Вот тут, — он указал вправо от имени Йоннет, — наследница фейского Сердца.

Пайпер сглотнула комок нервов. Сигилов-имён на этих стенах было даже не тысячи, а сотни тысяч.

— Я записал здесь имена тех, кто погиб во время Вторжения. Разумеется, я не могу знать обо всех жертвах. Даже мне, сальватору Времени, это не по силам. Однако если я узнаю о ком-то, я прихожу сюда и записываю имя этого сигридца.

— Зачем? — только и спросила Пайпер.

— Потому что те сигридцы, что живут сейчас, молятся за себя. Они просят богов, ирау и элементалей защитить их, облегчить им жизнь. Но мало кто по-настоящему молится за тех, кто погиб. Я думаю, это меньшее, что я могу сделать, чтобы искупить свои грехи.

— Почему ты показываешь это мне?

Третий уже был готов ответить, но так ничего и не сказал. Он низко опустил голову, но даже так он был выше Пайпер — макушкой она едва доставала ему до плеч.

— Впрочем, твоё право, — быстро проговорила она. Ей хотелось узнать ответ, но не настолько, чтобы пытать Третьего раньше времени.

— Думаю, — всё же ответил он, — я показываю это не тебе, я Лерайе. Я понимаю, что эти имена для тебя не значат того же, что для меня. Но я бы хотел, чтобы и ты, и она знали о них.

— Как ты это делаешь? Просто чертишь знаки в воздухе?

Третий оторопело моргнул и медленно кивнул. Пайпер, набрав в грудь побольше воздуха, продолжила:

— Поможешь записать одно имя?

— Диктуй.

— Нет, — Пайпер покачала головой, — покажи, как это делается. Я хочу сама записать это имя.

Третий сжал губы, но всё-таки кивнул. Он сложил два пальца вместе и, вытянув руку к небольшому пустому месту на стене, очертил незамысловатый знак.

— О, — выдохнула Пайпер. — То есть, всё было настолько просто…

Она проигнорировала его очередной нечитаемый взгляд и протянула руку, сложив два пальца вместе.

Магия искрила от присутствия родственной магии, отчего внутри Пайпер всё горело. Она не знала, пытается ли Третий помочь ей Временем, но чувствовала его слишком хорошо. Сила отзывалась на каждую манипуляцию Пайпер, каждое прикосновение к нитям магии, которые девушка стягивала к кончикам пальцев, желая вывести нужные буквы. Сила по-настоящему пела, но Пайпер знала, что песня эта не радостная.

Когда она закончила, её рука дрожала. Она поспешно опустила её, боясь, как бы Третий не заметил её нервного состояния, и посмотрела на выведенное на стене имя. Среди сигридских оно казалось неуместным.

— Я не могу прочитать его, — произнёс Третий спустя несколько секунд.

— Это земной язык, мой родной, — пояснила Пайпер, смотря на имя.

Всего три буквы, а её сердце вновь болезненно замирало и разрывалось на тысячи кусочков.

Третий молча смотрел на имя, будто и не пытался прочитать его. Пайпер не знала, что её дёрнуло, но произнесла:

— Его зовут Рик, и я убила его.

Глава 7. Я с тобою навсегда

Третий ожидал чего угодно, но только не признания в убийстве. В его голове просто не укладывалась, что эта земная девушка была способна на что-то настолько ужасное.

Это он был таким. Его локти были по локоть в крови всех народов. Он убивал, смотря в глаза своим жертвам, ещё сохранявшим сознание, уничтожал их тела и души, крошил разум так же, как кости — в пыль, без остатка. Он убивал магией, зачарованным оружием, простой сталью, голыми руками, но лишь после того, как появились первые шрамы. Он захлёбывался в чужой крови и не чувствовал, что ему больно из-за этого, но всего несколько слов из уст земной девушки сломали все его барьеры, что он так тщательно возводил две сотни лет.

Третий не понимал, почему ей пришлось убить. В его голове проносились тысячи вариантов ответа на немой вопрос, который он элементарно не мог озвучить, и память, расшевелённая магией, помогала.

Он не понимал, почему убивали Йоннет или Масрур, если до этого доходило, почему они не позволяли ему закончить всё быстро и без потерь с их стороны, вплоть до этого момента. Йоннет чувствовала себя в ответе за всех остальных, потому что была самым первым сальватором в истории. Масрур был выбран вторым, но всё равно пытался облегчить ношу Йоннет, особенно после того, как той пришлось обратиться за помощью к Елене.

Третий никак не мог найти этому логическое объяснение, но чувствовал, что провалился. Он хотел найти и убить тех, из-за кого Пайпер запачкала свои руки кровью, перед этим превратив их истинное существо в жалкое подобие, которое не будет способно даже двух слов связать.

— Он пытался убить меня, — пожала плечами Пайпер, всё ещё смотря на имя из трёх букв. Третий больше не силился его прочитать, однако природный интерес ко всему, что было для него неведомым, проснулся. Пришлось тут же подавить его, когда Пайпер уточнила: — Вернее, не он, а демон, которого вселили в его тело. Мне сказали, что к тому моменту самого Рика уже не существовало.

Третий качнул головой, не представляя, зачем сделал это. Он прекрасно знал, о чём она говорила, и даже испытал малую долю облегчения. Тот Рик, что пытался её убить, растворился в тот самый момент, когда в его теле оказалось тёмное создание. Тварь выжгла всё естественное, что было в Рике, и превратила его в послушную марионетку, не способную сопротивляться. Осталась лишь оболочка, бездушная, безмозглая, у которой было лишь внешнее сходство с Риком.

— Но мне не даёт покоя мысль, что я убила именно Рика, а не демона в его теле.

Третий убил тысячи сигридцев с демонами в их телах, но при этом он знал, что так нужно. И он не представлял, знала ли Пайпер, потому что разгадывать человеческие эмоции для Третьего было до сих пор сложно. Он старался смотреть не слишком пристально, оставляя как можно больше места для личного пространства и ощущения свободы, пусть и ограниченной пределами этого мира, но чересчур поздно ловил себя на мысли, что изучает каждую черту лица Пайпер, ища в её эмоциях хоть какую-то подсказку. Сведённые к переносице брови (левая — рассечённая, возможно, останется мелкий шрам), поджатые губы, довольно быстро вернувшиеся к своему нормальному оттенку, синяк на левой скуле и две царапины поперёк носа и на лбу. Жёлто-фиолетовые гематомы, множество синяков, сверлящие пространство золотые глаза. Третий почти поднял руку, наплевав на собственные правила, и приготовился поделиться магией.

«Она не Йоннет».

Он не понимал, кому принадлежала мысль, но тут же убрал руку. Словно ничего не заметившая Пайпер быстро проговорила:

— Я убивала демонов и до этого. Ну, не я, вообще-то… — вдруг стушевалась она, поведя плечами. — Лерайе брала моё тело под контроль и сама всех раскидывала и распинывала. Я вопила от ужаса где-то глубоко внутри. С Риком было иначе.

— Тебе не обязательно рассказывать об этом, если это тяжело, — торопливо напомнил Третий.

Она посмотрела на него, как на умалишённого, и Третий совсем растерялся. Разве Йоннет не упоминала, что, когда человеку тяжело, вовсе не обязательно так настойчиво лезть с разговорами? Третий хорошо усвоил этот урок, но от взгляда Пайпер становилось неуютно — даже как-то по-человечески неуютно, что конкретно для него было очень странным.

Наверное, дело было в том, что он противоречил сам себе. Приютив Стеллу, он спрашивал её, может ли он как-то помочь со страхом, засевшим глубоко внутри неё. Он пытался разговорить её, предлагал различные способы, что могли побороть всю ту ненависть и боль, живущую в ней. Он говорил с Киллианом, с Магнусом, с Эйкеном. Даже с Джинном, хотя тот никогда не раскрывал своих истинных чувств. Он вытаскивал на поверхность всё то, о чём они ненавидели говорить, потому что знал, что сами они никогда не сделают первый шаг. Он пытал их этим, но не хотел так же пытать Пайпер.

— Ты когда-нибудь убивал?

— Людей или… демонов? — слово всё ещё казалось ему немного чужеродным, но оно напоминало ему о временах, когда он общался с земными магами. Напоминало о Елене и Стефане, о судьбе которых он ничего не знал. Язык, которым Пайпер записала имя Рика, тоже напоминал об этом.

— И тех, и других.

— Да, — коротко ответил Третий, не видя смысла во лжи. — Я убивал.

Он никогда не скрывал этого, но от внимательного взгляда Пайпер было так неуютно, словно она мучительно медленно вытягивала из него все его тайны, которые он старательно хоронил с каждым днём всё глубже и глубже. Будто она знала, кого он убивал на самом деле, какими способами и сколько это длилось. В этом самом зале.

— И как? — спустя несколько секунд раздумий спросила она.

— В каком смысле? — не понял Третий.

— Что ты чувствовал? Тебе понравилось или было противно?

Третий растерялся. Он настолько старательно хоронил все свои тайны, что умудрялся забывать, что именно чувствовал.

Впервые Третий совершил намеренное убийство во время Вторжения — здесь, в этом зале. И он не был доволен этим, как раз наоборот: тошнило не от хаоса, пропитавшего собой каждый клочок пространства, или крови, льющейся рекой, а от того, насколько быстро Третий совладал с собой и нашёл причину, по которой он должен убить. Секундой позже, когда тело первой жертвы рассыпалось под напором его магии, он едва сумел перебороть отвращение с ненавистью к самому себе и забрал Нотунг, которым убил и вторую жертву. А потом ещё раз. И ещё. Ещё, ещё, ещё. До тех пор, пока его кровь, полученная во время сражения, не смешалась с кровью жертв, а голубое пламя не охватило всех тварей, посмевших встать у него на пути.

Третий хотел убить себя в то же мгновение, когда он оборвал жизнь короля Роланда из рода Лайне, но он не имел права делать этого. Миру нужны были сальваторы, а Третий был одним из них. Ему пришлось продолжить сражение, перед этим пообещав, что он придумает достойное наказание за свои грехи. Но когда момент наступил, Третий остался один. Без Йоннет и Масрура, без их сакри, которых он не мог отыскать. Очень хотелось сдаться, но пришлось опять подниматься и продолжать сражаться за Сигрид.

Третий вовсе не хотел, чтобы Пайпер видела его слабость или думала, что он чудовище, даже если на самом деле он был им. Он ответил тихо, аккуратно подбирая каждое слово и стараясь не обращать внимание на какую-то до боли знакомую злость в золотых глазах:

— Я хотел убить себя. Хотел, чтобы твари разорвали меня на части. Но я не мог сдаться им, потому что меня ждали Йоннет и Масрур.

— И что ты тогда сделал?

— Убил всех, кто мешал мне, и сразился за север.

Секунда размышлений, которые не стёрла следы злости во взгляде Пайпер, показалась Третьему вечностью.

— Но я слышала, что великанов истребили первыми.

Она уже говорила ему об этом, и Третьему было интересно, откуда она знает историю Вторжения. Кто сумел спастись и рассказать обо всём, произошедшем в Сигриде, и кто обвинил его в предательстве миров — хотя, конечно, последнее он вовсе не хотел спрашивать. «Эгоист». То ли Арне, то ли он сам, но мысль была бесконечно правильной.

— Первые бреши открывались на севере и на юге. Я отправился на север и сумел защитить его от первых легионов, убил столько тварей, сколько смог, но потом я почувствовал, что нужен Йоннет и Масруру. Я оставил север другим великанам и магам, но вторая волна легионов была сильнее и опаснее. Я думал, что успею привести хоть сколько-нибудь магов на защиту, но твари не отступали. Я сумел вернуться лишь после… — он остановился, внезапно почувствовав, как язык отяжелел. Он больше не мог говорить об этом, он не хотел вспоминать те ужасные мгновения, когда нить, оставшаяся между двумя последними сальваторами, оборвалась. Он и так стоял в зале, обагрённом кровью рода Лайне и очищенном огнём его магии.

Третий смог вернуться на север лишь после того, как умерла Йоннет, но даже частицы Силы, что он забрал у неё, не хватило, чтобы защитить север. Великаны умирали один за другим, а легионов становилось всё больше. Маги, пришедшие на помощь, не справлялись. И тогда Третий сделал то, что едва не убило его — отделил части Сигрида и поместил их в пространство Диких Земель, желая спасти как можно больше людей.

— Как демоны смогли убедить сигридцев, что ты предал их? — задумчиво пробормотала Пайпер, обхватывая себя за плечи.

Третий проследил за её резкими движениями как можно незаметнее, боясь, что лишнее внимание лишь укоренит все её сомнения в нём. Он видел, как двигались её плечи, а пальцы слегка дрожали, и надеялся, что это не из-за страха перед ним.

Неожиданно в его голове родилась мысль, в корне менявшая всё. Третий втянул воздух, и тот мгновенно обжёг ноздри. Было очень холодно.

— Прошу прощения, — спохватившись, произнёс Третий. — Я могу предложить тебе свой камзол, чтобы ты согрелась?

Пайпер опять покосилась на него, как на сумасшедшего, и со смешком выдала:

— Вау, а ты такой воспитанный!

Третий не знал, как реагировать на эти слова, и потому озвучил первое, что пришло на ум:

— Было бы неприличным и неправильным пытаться вручить тебе камзол без твоего согласия.

Пайпер криво улыбнулась, но промолчала. Третий чувствовал, что напряжение внутри неё затягивается в тугой узел. Он уже был готов потратить лишние капли магии и быстро начертить сигилы, оградившие бы их от холода, но Пайпер всё же пробормотала:

— Спасибо, а то я правда что-то замёрзла.

Третий едва не вздохнул с облегчением. Он снял камзол и протянул его Пайпер, и она, неловко взяв его, быстро надела и втянула голову в плечи. Третий был выше и шире в плечах, и оттого камзол почти висел на Пайпер, но зато мог по-настоящему согреть её.

Сам Третий иногда забывал, что не все прошли те же изменения, что и он. Что кто-то всё ещё чувствует холод и голод, что кому-то нужен нормальный сон. Он помнил об этом на пути в Омагу, но сейчас подобные мысли просто вылетели из его головы, заменившись тревожными, сосредоточенными на прошлом, что в очередной доказывало, как сильно он отличается. Он был великаном, выросшим на севере, следи снегов и льдов, но холода он не чувствовал не из-за этого.

— И всё-таки, — проговорила Пайпер, её голос звучал глухо из-за бархатного ворота, который она подняла повыше, — как демоны смогли убедить сигридцев, что ты — Предатель?

Третий почти выдохнул с разочарованием. Какие бы истории не ходили о недальновидности людей и их памяти, Пайпер не первая, кто доказывает ему обратно. Третий бы предпочёл, чтобы этот разговор закончился, чтобы она не выпытывала из него подробности, которыми он не хотел делиться, но… в то же время он был готов. Арне был готов, будто всю жизнь ждал этого момента.

— Они крали мой облик и подражали моей магии, — ответил Третий, выдержав небольшую паузу, и повёл плечами, пытаясь избавиться от напряжения. Плотная чёрная ткань рубашки неприятно скользнула по совершенно не нужной повязке, которую ему наложила Клаудия, но он подавил очередной рвущийся наружу раздражённый выдох. — Ничто в мире не может по-настоящему подражать магии сакри, однако твари нашли выход. Я помню, что среди нападавших была одна достаточно сильная. Её звали Ситри, и она умела проникать в сознание.

— Она одна смогла повлиять на такое огромное количество людей?

— Нет, даже для неё это чересчур. Она внушала простую мысль, что я поступил не так, как должен был, а её подчинённые укрепляли эту мысль, принимая мой облик там, где было нужно. Те, кто были сильнее, вместе с Ситри проникали в сознание и закрепляли мысль о моём предательстве. Маракс был одним из них.

Пайпер поражённо выдохнула и повернулась к нему.

— Маракс? — одними губами переспросила она.

— Ты знаешь его? — удивился Третий.

— Он… Я видела его. Он прошёл через брешь, которая открылась в доме моего дяди. Он напал на особняк… Он проклял его и ранил меня, — быстро закончила она, оборвав другую мысль.

Третий слышал очень далёкий шум, напоминавший хлопанье крыльев и щёлканье зубов. Маракс не сгинул — он нашёл способ пробраться в мир Пайпер и как-то нашёл её. Он ранил её, о чём Третьему не сказали.

Теперь он ненавидел себя из-за того, что позволил себе забыть ощущение родственной магии и тонул в нём, не замечая очевидного.

— Что он сделал? — ровно произнёс великан, уже представляя, как будет отчитывать целителей в Икасовой крепости.

— Ранил меня, — повторила Пайпер с фырканьем. — Я же только что сказала.

— Как он сделал это? Как смог подобраться к тебе? Почему он…

— Эй, полегче, — Пайпер толкнула его в плечо, и Третий замер, поражённо смотря на её кулак. Девушка тут же убрала руку и отступила на шаг, будто сделала что-топротивозаконное.

— Что это было? — непонимающе спросил Третий.

— Прости, — пробубнила Пайпер без всякой искренности в голосе.

— Зачем ты ударила меня?

— Эта шутка. Земная фишка.

— Фишка? — пробуя слово на вкус, повторил Третий. — Я слышал об этом. Это для какой-то земной игры, верно? Вроде наших шахмат. Но при чём здесь эта игра?

Пайпер таращилась на него во все глаза и зажимала рот руками, будто боялась рассмеяться.

— Я сказал что-то не то? — осторожно уточнил Третий.

— Я меня нервы сдают, — напряжённо рассмеялась Пайпер. — Что ты там говорил про Маракса?

— Это ты про него говорила. Он ранил тебя и кого-то проклял. Твоего дядю, если я правильно понял из того, что услышал.

— Нет, не его, — покачала головой Пайпер, сохраняя на лице кривую улыбку. — Кое-кого другого.

— Проклятие удалось снять?

— В каком-то смысле. Или нет. Я не знаю. — Она пожала плечами, будто они говорили о чём-то совершенно бессмысленном, простом и лёгком, и скучающим взглядом изучала множество имён на стене перед ними. — А ты когда-нибудь был во Втором мире?

Вопрос был до того неожиданным, что Третий едва нашёл в себе силы, чтобы кивнуть. Дела никогда не заводили его так далеко, но один раз Третий был вынужден совершить Переход на Землю и помочь своему давнему другу. Он помнил то время как спокойное, а земные пейзажи казались ему красивыми и странными одновременно — было в них что-то, делавшее их привлекательными даже в ту ужасно жаркую погоду, какую застал Третий.

— Много видел? — непринуждённо продолжала спрашивать Пайпер, подходя к стене справа.

— Почему ты так интересуешься этим?

Пайпер остановилась, выглянула из-за полуразрушенной колонны и бодро ответила:

— Анкеты для лучших друзей у меня нет, но я стараюсь, правда!

Она лгала. Третий не понимал, что означали её слова, а из-за лёгкого акцента, что он слышал, эти слова казались ещё более чудными. Но он знал, что дело вовсе не в них. Он чувствовал магию, замершую внутри неё хищником, готовым атаковать при первых признаках слабости, и страх, едва не толкавший её к бегству.

— Тебе страшно?

Пайпер обогнула колонну, с деланным внимание осматривая стену с именами, и ответила только спустя несколько секунд:

— Я не боюсь тебя.

— Я не про себя говорю. Тебе страшно из-за Диких Земель, верно?

Пайпер плотнее запахнула его камзол и собрала руки на груди. Третий не понимал, почему она всё же согласилась взять камзол, почему просто не сказала, что хочет уйти. Разве ей не противно, что на ней была вещь того, кто убил так много сигридцев и терзает её вопросами? Хотя она, если Третий правильно понял, теперь причисляла себя к убийцам. Вряд ли ей было противно из-за одного только камзола, который, вообще-то, действительно помогал ей согреться — Третий видел, что она больше не дрожит.

Он подождал ещё немного, надеясь получить ответ, но Пайпер не обращала на него внимания. Она не возвращалась к предыдущим темам, не задавала новых, ещё более странных вопросов. Она словно забыла, с чего вообще начался их разговор, и отрешённо осматривала зал. Третий, придя к выводу, что ничего не изменится, если он сам будет просто стоять и молчать, прикрыл глаза и произнёс:

— Арне.

Открыв глаза, Третий посмотрел на появившегося перед ним Арне. Тот, как и всегда, выглядел бодрым и свежим, чего нельзя было сказать о его магии, потерявшей равновесие из-за всплеска Силы совсем недавно.

— Твои мысли и чувства столь сумбурны, что я не узнаю тебя, — с широкой, уверенной улыбкой произнёс Арне, приосанившись. — Совсем растерялся?

Третий скрестил руки на груди и выгнул бровь.

— Хочешь, чтобы я явил Лерайе? — фыркнув, спросил Арне.

— Я обещал, что они поговорят, — напомнил Третий.

— А местечка получше ты найти не мог?

— Арне, — предупреждающе произнёс Третий.

— Ладно, ладно, — он покачала головой, ущипнув себя за переносицу. — И почему только мне достался такой несносный мальчишка… Эй, солнышко! — он резко развернулся и направился к Пайпер, с сомнением косящейся в его сторону. — Как же я рад тебя видеть!

Третий обещал разговор, но он не знал, чего ему ожидать, и даже не думал, что придётся устроить его так скоро. Он так и не рассказал о главной причине, по которой Лерайе была разделена на части. Третий тщательно оберегал эту тайну две сотни лет и никто, даже Киллиан, не знал правды. Дикие Земли верили, что Йоннет погибла во время Вторжения при каких-то таинственных обстоятельствах, а Лерайе исчезла, и Третий старательно поддерживал эту легенду, рисуя Йоннет как настоящую героиню, золотым светом своей магии уничтожавшую тёмных созданий. Никто не знал, что она сражалась мечом, подвергая своё хрупкое человеческое тело немыслимому риску.

— Прежде чем восстанавливать саму сущность Лерайе, — будничным тоном стал объяснять Арне, в приглашающем жесте протянув Пайпер ладонь, — тебе следует окрепнуть, Первая, так что пока ограничимся самым малым проявлением магии сакри.

— Как же ты аккуратно меняешь темы, — улыбнувшись одними уголками губ, сказала Пайпер Третьему. — В чём суть этой самой манипуляции?

«Но это ты меняешь темы», — озадаченно подумал Третий, подходя ближе. Сначала человек, которого она убила, потом Вторжение, а после Маракс и ранение, которое он ей нанёс… Третий всё никак не мог правильно сформулировать свою мысль и объяснить Пайпер, что он хочет осмотреть её рану. Исключительно ради того, чтобы помочь правильно залечить её.

— Мы просто немного поговорим с Лерайе, — сказал Арне, кивнув на свою протянутую ладонь. — Самую малость. Смелее, солнышко.

— У меня есть имя.

— Можешь и мне какое-нибудь прозвище придумать, я не возражаю. Что-нибудь очень привлекательное, хорошо?

Пайпер, немного подумав, уверенно кивнула. Третий не мог даже предположить, почему она согласилась.

— Так почему Лерайе была разделена?

Третий слышал треск пламени, совсем близко, будто тот самый камин в горном доме Лайне был в жалком метре от него. Шелест, с которым Твайла листала какую-то книгу, пока они ждали Йоннет, и скрип кожи — Масрур никак не мог найти удобную позу в кресле. Третий помнил, как его собственные шаги гулким эхом разносились по пустым коридорам и залам, как запах вёл его в винный погреб, а желание подавить дурное предчувствие возрастало с каждой секундой. Он помнил, как ощутил надлом в пространстве, поначалу лёгкий и неуверенный, а после такой знакомый, ставший порталом для Йоннет.

Она была несчастной и разбитой, но старалась держаться и говорить уверенно, будто они были малыми детьми и могли заплакать из-за одной плохой новости. Твайла и впрямь чуть не заплакала: подробности, описанные Йоннет, были ужасны.

Пайпер смотрела на него в ожидании ответа, который Третий не мог дать. Только не сейчас, когда воспоминания так свежи и болезненны. Только не сейчас, когда глаза Пайпер такие же яркие и уверенные, как у Йоннет.

«Я не Йоннет».

Разумеется, она не Йоннет. Они были схожи лишь цветом глаз да магией сакри, и сравнивать их друг с другом было просто глупо и нечестно. Но Третий так отчаянно этого хотел. Это помогло бы чувствовать себя лучше. Это, возможно, напомнило бы ему, что по-настоящему он не один.

Но это так же напоминало, что вкус Лерайе на своих сальваторов странный. Люди — хрупкие существа. Третий видел, как они ломались и исчезали, ничего после себя не оставляя. Он помнил, как Йоннет сражалась исключительно с помощью своего тела, не используя магию, и, прочитав её всю после смерти, прочувствовал каждую сломанную кость и каждую глубокую рану, что она получила.

Люди — хрупкие существа, и сейчас это было единственным, что Третий видел в золотых глазах Пайпер.

Она молча смотрела на него, не замечая тихого ворчания Арне. Сакри вполне мог рассказать ей обо всём, даже показать, применив магию, но решил, что это должен сделать Третий.

Как же сильно Третий ненавидел себя за это.

— Проклятие, — произнёс он дрогнувшим голосом. Он слишком хорошо помнил то ужасное чувство, возникшее, когда он пытался магией отыскать внутри Йоннет нужные им ответы. Третий втянул ледяной воздух и произнёс, буквально вытолкнул сквозь зубы: — За тридцать лет до моего становления сальватором Йоннет прокляли, и она не могла больше вмещать в себя всю Силу.

Пайпер прыснула от смеха и перевела какой-то обезумевший взгляд на Арне, но тот холодно кивнул. Девушка быстро сникла.

— Тридцать лет? — скептически поинтересовалась Пайпер. — Так, это выходит… она тридцать два года не могла использовать Силу?

— Лишь самую малую её часть, позволявшую ей жить.

— Но это же… Это же бред! Как Йоннет могла быть сальватором, но при этом не управлять всей Силой?

— Ты знаешь, что сакри могут сделать кого-то наследниками своей магии?

— Знаю, — кивнула Пайпер, почему-то зажевав ответ.

— Когда Йоннет прокляли, Лерайе пришлось выбрать наследников. Среди них была одна… одна наша общая знакомая, которой мы доверяли. И маг, помогавшая Йоннет. Они три года постепенно отделяли Лерайе от Йоннет без вреда для обеих, пока Арне не выбрал меня. Нам удалось зачаровать печать Йоннет таким образом, чтобы она всегда находилась в стабильном состоянии и позволяла ей поддерживать связь с Лерайе.

— И что стало с отделённой частью Лерайе?

— Была передана одному из наследников, которого нашла помогавшая нам маг. Она также искала способы снять проклятие и вернуть Йоннет всю Силу, но мы так и не успели этого сделать.

К счастью, договаривать ему не пришлось. Даже если у Пайпер были какие-то вопросы, она благоразумно промолчала, ограничившись кивком.

— Как демоны смогли создать такое проклятие?

— Я не знаю, — честно ответил Третий, возведя глаза к сумрачному небу — потолка в зале не было. — Это не то проклятие, что может наложить любая твари, оно совершенствовалось годами, если не веками…

— Веками? Сколько Йоннет вообще было лет?

— На момент становления Масрура сальватором Йоннет уже была Первой около ста пятидесяти лет.

— Нельзя же так с ходу всё вывалить на неё, — укоризненно произнёс Арне, пригрозив ему пальцем, когда Пайпер подавилась воздухом и закашлялась. — Стоит быть чуть аккуратнее.

— То есть вы хотите сказать, — справившись с лёгким кашлем, сказала Пайпер, — что Йоннет была сальватором сто пятьдесят лет, если не больше, а ты — два года?

Третий не знал, что на это ответить, и потому развёл руками.

— Вообще-то двести двадцать два года, — жёсткий взгляд Арне переместился на девушку.

— Вообще-то это меня никак не успокоило!

Третий инстинктивно сделал шаг вперёд, но Арне остановил его взмахом ладони.

— Лучше моего несносного мальчика всё равно никого нет, — улыбнувшись, сказал Арне. — Даже если он знал Йоннет всего два года, наша с ним магия помнит опыт Йоннет, который она передавала через магию. И этот опыт сильно поможет тебе, если ты не будешь упрямиться, Первая.

— Арне, хватит.

— О, нет, — неожиданно заявила Пайпер, метнув молнии из глаз в сторону Арне, — мне очень интересно узнать, о чём это он.

— Не провоцируй её, Арне, — предпринял ещё одну попытку Третий.

— Это не провокация, — спокойно ответил Арне, — а разговор. Если Первая желает ответов — я считаю, что будет лучше, если она их получит.

Третий не мог больше терпеть этого. Он действительно знал Пайпер всего три дня, — время, что она провела без сознания, не в счёт, — но он хотел защитить её. От правды, которая ударит слишком сильно, если к ней не подготовить, от Арне, порой любившего показывать своё превосходство над смертными. Третий, только-только начавший привыкать к двусторонней связи глубоко внутри, просто не мог потерять её и подвести Йоннет и Лерайе во второй раз.

— Пожалуйста, — произнёс Третий, преодолев оставшееся расстояние, — возьми меня за руку.

— Испугался темноты? — ничуть не изменившись в лице, спросила Пайпер.

— Она над тобой издевается, — громким шёпотом сообщил Арне.

— Нет, не испугался, — честно ответил Третий, не найдя в самом простом вопросе Пайпер издевательства, которое там увидел Арне. — Я хочу показать тебе Лерайе, раз уж Арне опять обиделся на меня из-за того, что я пытаюсь быть осторожным.

Арне всплеснул руками и исчез, но появился возле разрушенных тронов и сел на один из них, демонстративно отвернувшись.

— Ты привыкнешь к его характеру, — попытался заверить Третий, заметив недоверчивый взгляд Пайпер, направленный на сакри. Тот занял именно шестой трон в общем ряду, второй из числа тех, что стояли по левую сторону от одного из главных.

Арне, как и всегда, вкладывал в свои действия больше, чем другие замечали. Очередная загадка для Первой, которую, как надеялся Третий, она не сможет разгадать как можно дольше.

— Ты действительно можешь показать Лерайе?

— Да.

— И она не будет просто таинственно молчать и смотреть так, будто она героиня мелодрамы?

Даже Арне развернулся и заинтересованно уставился на Пайпер.

— Опять твои земные словечки?

— Они самые, — отмахнулась Пайпер. — Ну, — она расправила плечи и, не отводя глаз от Третьего, уверенно заявила: — Вперёд.

Третий аккуратно взял её протянутую ладонь, но едва не отдёрнул руку. Его окатило волной ледяного страха, растерянности, ощущения собственной никчёмности. Пайпер была пропитана всеми негативными и противоречивыми чувствами, что только существовали, и никак с ними не боролась. Третий поднял глаза на неё лицо, но она держала беззаботную улыбку.

— Тебе страшно, — тихо заключил Третий, чуть сильнее сжав её ладонь. Поймёт ли она, что он просто пытается её поддержать, и поверит ли, что это не обман?

— Да с кем не бывает, — бросила Пайпер, всё ещё улыбаясь. — Лучше помоги явить Лерайе.

— Ты боишься не только Диких Земель, но и меня, — продолжил Третий, заставляя свой голос звучать ровно и уверенно. — Ты думаешь, что я использую тебя, чтобы добиться своего?

— Давай я отвечу тебе после того, как поговорю с Лерайе, ладно?

«Нет, — едва не взмолился Третий, кожей ощущая, что присутствие Арне исчезло и что он не поможет ему, с какими бы просьбами к нему не обращались. — Умоляю, нет …»

Третьему было страшно, больно и одиноко. Он хотел почувствовать, что рядом есть кто-то, кто поймёт его. Не Киллиан, принявший его в род Дасмальто, и не Клаудия, благодаря голосам мёртвых узнававшая чужие тайны. Они были сигридцами и проклятыми, и на их плечах не лежала ответственность за Дикие Земли. Третий же эгоистично желал общества другого сальватора.

— Мне очень жаль, — прошептал Третий, стараясь не замечать, какой напряжённой была рука Пайпер в его руке.

— За что?

— За то, что я — первый сальватор, которого ты встретила. Впечатление, должно быть, ужасное.

— Ну, неоднозначное — это уж точно. А вот насчёт ужасного… Не знаю. Я видела разное.

Третий мигом насторожился.

— В каком смысле?

— Отвечу после того, как поговорю с Лерайе.

«Отвечу после того, как ты сможешь сам призвать Арне».

Голос Йоннет, одновременно насмешливый и строгий, звучал в его ушах. Третий заваливал её и Масрура вопросами о магии сакрификиумов, а Йоннет обещала ответить лишь после того, как Третий сможет выполнить поставленную перед ним задачу.

— Жаль, что это я, а не Масрур, — непроизвольно растягивая слова, произнёс Третий, пока рисовал на запястье девушки сигил: два круга, пересечённых линией с загнутыми в разные стороны концами. — Он мог найти подход к любому.

— А Масрур мой кумир!

Третий почувствовал, как его сердце болезненно сжалось, а после пропустило удар. Золотистый свет вырвался из границ сигила и заполнил собой зал, поглощая отголоски присутствия Арне.

— О, — выдала Пайпер далеко не так безэмоционально, как рассчитывала. Третий всё ещё держал её руку и знал, что внутренне она вопит и мечется, не зная, что ей делать.

— О, — вторила девушке Лерайе, появившаяся возле них.

Она выглядела такой живой и материальной, что Третий не сумел подавить желание и протянул к ней левую ладонь. Первую секунду Лерайе смотрела на него пустым взглядом тёмно-фиолетовых глаз, но потом вдруг улыбнулась, обнажив белоснежные зубы, на фоне фиолетовой кожи казавшиеся ещё белее, и схватила его за руку.

— Я наконец нашла тебя, — насмешливо сказала Лерайе, сжимая его ладонь.

— Рад, что мне не пришлось ждать ещё две сотни лет, — ответил Третий, и его губы будто сами собой растянулись в улыбке.

— Не будь таким злюкой, — хохотнула Лерайе, высвободив руку и начав ерошить ему волосы. — Ты теперь, вообще-то, в роли наставника!

Третьего словно окатили ведром горячей воды, сердце болезненно сжалось и пропустило удар во второй раз. Он мигом отошёл в сторону, всё ещё держа руку Пайпер и, аккуратно пригладив волосы, произнёс самым спокойным тоном, в котором, однако, проскальзывали нотки радости и возбуждения, которые никак не удавалось скрыть:

— Ты здесь не ради меня.

Внутри Пайпер была такая злость, что, будь она настоящим огнём, весь дворец бы уже охватил пожар, который невозможно потушить. Третий разрывался между желанием вновь коснуться Лерайе и ещё раз убедиться, что она рядом, и напоминанием для сакри: она связана не с ним. У него есть Арне, а у Пайпер — Лерайе. Даже если он безумно скучал по Лерайе и искал её всеми возможными способами, первой она должна поговорить именно со своим сальватором.

— И ты не будь такой злюкой, — с уверенной улыбкой добавила Лерайе, отвечая на изничтожающий взгляд Пайпер своим непоколебимым и при этом невозмутимо наматывая на палец локон сине-лиловых волос. — Я знаю, что ты винишь меня, ведь я никогда не отвечала на твой зов по-нормальному, но что я могла? Я разделена на части, и чтобы вновь стать целой…

И тут Пайпер, не выдержав, во весь голос заорала:

— Так объяснила бы мне, чёрт тебя подери!

Лерайе вскинула ладони, будто защищаясь, и продемонстрировала им белые узоры многочисленных сигилов, обозначавших её разделение на части. Третий-то знал, как они читаются и что обозначают, даже примерно представлял, как они были созданы, но Пайпер — нет. Она, увидев их, разозлилась ещё сильнее:

— Вместо того, чтобы давать какие-то туманные подсказки, могла сказать, что ты разделена на части! Что-то типа: «Эй, Пайпс, знаешь, я ни черта не целая, меня разорвали на кусочки каким-то идиотским мощным проклятием, так что не рассчитывай на мою помощь, пока я вновь не буду собой! Да, кстати, Третий жив и не предавал миры». Что-нибудь такое!

Ему даже льстило, что в своей гневной тираде Пайпер не забыла упомянуть и его, однако он всё равно начал сильно волноваться. Как он успел заметить, Лерайе выбрала сальватора под стать своему характеру, и Третий вполне мог оказаться меж двух огней.

Может быть, он поспешил? Следовало сначала обсудить с Пайпер границы её магии, которые обозначились после Перехода в этот мир и двух столкновений с тёмными созданиями, и тщательно продумать, где и когда устроить ей разговор с Лерайе. Имея внутри себя малую часть сакри, что ещё теплилась в Йоннет после наложения проклятия, он мог устроить встречу в любой момент, но всё равно считал, что необходимо подготовиться к этому. И когда он только успел стать таким импульсивным?..

— И что бы это тебе дало? — равнодушно спросила Лерайе, сверху вниз смотря на Пайпер.

— Не знаю, — зло огрызнулась девушка, сжав кулаки. Так как одна рука всё ещё была в руке Третьего, он ощутил, как у него хрустнули суставы. Несильно, однако всё равно ощутимо. — Ничего, наверное.

— Вот именно — ничего. Я говорила только то, что было важно на тот момент, потому что знала, что ты поймёшь это.

— Но я не поняла, — задрожавшим голосом ответила Пайпер. — Я ничего не поняла! Почему я видела Арне, почему после воспоминаний Йоннет было и его, — она махнула рукой в сторону Третьего, вновь врезав ему по плечу, — почему ты брала моё тело под контроль… Я ничего не поняла.

Третий захотел исчезнуть. Всё, что происходило в Омаге, касалась и его, но только не этот разговор. Он почти ненавидел себя за то, что только его магия позволяла Лерайе стоять перед ними.

— Мне жаль, — наконец произнесла Лерайе, немного наклонившись вперёд, чтобы посмотреть Пайпер в глаза без разницы в росте, — но я смогу ответить на все твои вопросы лишь после того, как вновь стану собой.

Лерайе растворилась в воздухе, превратившись в лёгкий туман. Пайпер возмущённо раскрыла рот и метнулась вперёд, разведя руками, но сакри не вернулась.

— Да ты издеваешься! — закричала Пайпер, ударив обломок, что первым попался на пути. Третий подумал, что сейчас она закричит уже от боли, но этого не произошло. Камень пошёл трещинами, и Пайпер от злости ударила по нему ещё раз. Затем она вцепилась себе в плечи, и Третий услышал какой-то треск. Меньше, чем за мгновение, в течение которого в его голове формировалась мысль, Пайпер стянула камзол и протянула его великану. — Держи.

— Зачем?

Какой же глупый вопрос.

— Тебе больше не холодно? — осторожно уточнил он.

— Холодно, но иначе я порву его!

Пайпер отошла на несколько шагов и запустила пальцы в волосы. Третий стоял, смотря ей в спину, и пытался отчаянно придумать хоть какой-то план. Он знал, что девушка имеет право злиться на Лерайе, особенно в положении, в котором она оказалась. Здесь всё — чужое и пугающее, а знакомых лиц совсем не было. Даже Арне, периодически навещавший её ещё в другом мире, не мог привнести чувство безопасности.

Третий почти сделал шаг вперёд, но остановился. Он был никем и ничем. Он никак не мог помочь Пайпер, потому что испортил всё с самого начала. Единственное, что он мог сделать — это просто уйти, оставив ей камзол, чтобы она не замёрзла.

Он приблизился всего на пару шагов, всем своим видом пытаясь показать, что не хочет лезть туда, где ничем не может помочь. Пайпер, заметив его, мотнула головой и вновь отошла. Третий скорее услышал, чем увидел, как отчаянно она подавляет слёзы.

— Пожалуйста, возьми камзол, иначе совсем замёрзнешь.

Пайпер ничего не ответила.

— Хорошо, — пробормотал Третий, — я тебя понял.

«Мог бы хоть чем-то помочь», — мысленно проворчал он, обращаясь к Арне.

«Это не то, во что я могу вмешаться», — беззаботно ответил Арне, растворяясь в его сущности.

— Я могу оставить сигилы, которые укажут тебе путь обратно, чтобы ты не заблудилась. И могу нарисовать другие, которые согреют тебя. Это потребует чуть больше магии, но…

— Погоди! — Пайпер вдруг обернулась, и Третий остановился. — Нет, стой… Погоди. Не… не уходи.

Третий нахмурился.

— Ты уверена?

— Было бы намного проще, если бы ты лгал, — для чего-то произнесла Пайпер, убирая упавшие на лицо волосы, — но ты не лжёшь. Я же чувствую это. А она… Пожалуйста, не уходи.

— Ты ведь не доверяешь мне.

— Как и ты мне. Ты доверяешь сальватору, а не Пайпер Сандерсон.

— Что ж, моя ошибка, — немного подумав, согласился Третий. — В таком случае я не уверен, что тебе будет легче, если я останусь.

Пайпер так долго жевала нижнюю губу, что Третий уже решил, что его молча выгоняют. Он даже сделал осторожный шаг в сторону, хотя сама его магия противилась этому действию, и кивнул на распахнутые двери, как бы намекая, что собирается уйти.

— Не уходи, — выпалила Пайпер, опуская плечи. — Пожалуйста, Третий, не уходи.

Она не могла по-настоящему нуждаться в нём — сама ведь говорила, что едва знает его. Но Третий прочувствовал её страх и боль слишком хорошо, и теперь знал: она запуталась и не знала, кто она и что ей делать. Она не доверяла Третьему так, как он доверял ей, пусть даже его доверие было построено на образе сальватора, но всё равно просила его остаться. Возможно, ей просто хотелось, чтобы рядом был хоть кто-то живой. Было бы, конечно, лучше, если бы это был Эйкен или Стелла.

— Конечно, — ответил Третий, сдержанно улыбнувшись. — Если ты просишь, я не уйду.

— Только не подумай ничего дурного, — быстро проговорила она, пнув скопление пыли на полу.

— Мне это и не нужно.

Он подошёл ближе и протянул камзол. Пайпер смотрела на него секунды-две, а потом с обречённым вздохом вновь надела его. Она уставилась Третьему куда-то в район ключицы стеклянным взглядом, и он успел подумать, что с ним что-то не то. Однако Пайпер, уткнувшись подбородком в бархатный ворот, пробормотала:

— Я тоже хочу такой крутой камзол.

Глава 8. Месяц не ведал мощи своей

Киллиан со сдержанным интересом смотрел на девушку перед собой, выглядевшую так, словно она хочет провалиться сквозь землю. Наспех приглаженные чёрные волосы, запах соли на побледневшей коже бронзового оттенка, озадаченность пополам с нездоровым любопытством в золотых глазах. И довольно простой камзол из синего бархата, который, вообще-то, принадлежал Третьему.

— Ты не мог найти что-нибудь получше? — пробормотал Киллиан, ущипнув себя за переносицу.

Третий озадаченно склонил голову набок.

— Забудь, — бросил Киллиан. — У тебя в голове, как и всегда, один ветер.

Сидящая за общим столом Клаудия растянула чёрные губы в хищной улыбке.

Третий — невозмутимый и непоколебимый, точно вековое дерево из священной дубовой рощи, простиравшейся юго-восточнее дворца Ребнезара, — смотрел на них с единственным чувством, которое только мог позволить себе продемонстрировать. Это не было ни растерянностью, ни непониманием, это было равнодушием ко всем колким комментариям, которыми его награждали остальные. Третьему вовсе не нужно было реагировать, чтобы показать, что он услышал: он обязательно запомнит всё, что ему сказали, но обдумает это позже, потому что сейчас никакие слова о ветре в его голове не могли заставить его свернуть с намеченного курса.

— Ты сказал, что приведёшь её, — напомнил Киллиан, складывая руки за спиной. Он не мог просто вздохнуть, разочарованный всем и ничем одновременно и в то же время обрадованный, что Третий вновь стал напоминать того самого великана, которого он всегда знал. В присутствии Клаудии Киллиан ещё мог позволить себе вольностей, которых в его прошлой жизни было значительно больше, но не перед человеческой девушкой, укравшей у Третьего камзол.

Киллиан старался держаться величественно, чтобы никто ни на мгновение не поддался мысли, что он не достоин короны великанов, но, наверное, в очередной раз потерпел неудачу. На голове Киллиан не ощущал тяжести венка, заменявшего настоящую корону, зато на коже чувствовал солёные брызги и ветер, пробирающий до костей даже самого настоящего великана, рождённого среди льдов и снегов. Несмотря на почти две сотни лет, в течение которых Киллиан представлял себя как короля, в руках которого находилась власть и ответственность за жизни подданных, он всё ещё чувствовал себя слишком слабым и неподготовленным. Управлять родом Дасмальто, довольно малочисленным в сравнении с Лайне, — всего лишь он и Жозефина, бывшие прямыми наследниками и полноправными властителями, — у него получалось лучше, чем управлять целой Омагой и великанами, что присягнули ему на верность. Киллиан просто не представлял, как Жозефина с этим справлялась. Знал, что ей всегда помогал Роланд, и всё равно не понимал, откуда в ней было так много силы, благодаря которой она не только едва не отбила первенство у Роланда, но и доказала всему Ребнезару, что достойна править его народом.

Он как наяву слышал её голос, мягкий в моменты семейных ужинов и громкий во время пиршества, ощущал её руки в мозолях и запах металла и драгоценных камней, из которых состояла её корона. Он слышал её голос, призывающий Гилберта не докучать расспросами о дальних странствиях, и попытки остановить Гвендолин от напряжённых переглядок с Фортинбрасом за право первым сорваться со скучного празднества. Даже удивительно, что при этом она почти не обращала внимание на Алебастра, бывшего куда более сумасбродным.

Киллиан сжал челюсти, смотря Третьему в глаза, и ничего в них не находил. Даже привычная ему расчётливость уступила, когда он совершенно искренне и будто с нотками невинности ответил:

— Я и привёл.

— Два с половиной часа спустя.

Третий пожал плечами.

— Появились дела, требовавшие нашего внимания.

— И под этим вниманием ты, конечно же, подразумеваешь сальваторское.

Не было никаких дел, которые Третий мог охарактеризовать этим словом, но он кивнул, соглашаясь, и уставился на Киллиана до раздражающего пустым взглядом. Зато человеческая девушка, неожиданно осмелев и будто услышав предложение присоединиться к беседе, натянула на лицу улыбку и выпалила:

— Кстати, приятно познакомиться. Меня зовут Пайпер.

— Киллиан из рода Дасмальто, принявший корону великанов, — отчеканил он, смотря на неё сверху вниз. Надо отдать ей должное: она не дрогнула под его взглядом. Если за два с половиной часа Третий, таскающий её непонятно где, не подготовил её к возможному холодному приёму, то это означало, что девушка куда решительнее и смелее, чем он думал. Ему это не нравилось, потому что это означало дополнительные проблемы, которых Киллиан вовсе не желал.

— Мне говорили о вас. Вы стали королём после того, как… — она замялась, очевидно подбирая нужные слова, и осторожно закончила: — Лайне умерли, верно?

Взгляд Третьего наконец изменился, но не в лучшую сторону: потемнел едва не до сапфирового, выдавая раздражение, боль и ненависть. Он отошёл к длинному столу, накрытому на шестерых, — будь проклято это шестое место, — и занял пустое, седьмое, предназначенное специально для него. Третий всегда сидел за противоположным концом, напротив Киллиана, но впервые это ощутилось не как возможность смотреть в глаза друг другу, а как попытка воздвигнуть преграду.

«Будь проклята человеческая девушка». Хотя Киллиан, конечно, не мог даже думать о таком, его крайне раздражало, что её неосторожные слова задели внутри Третьего всё то, что он с особым старанием хоронил долгие годы.

Третий никогда не любил разговоров о причинах, вынудивших Киллиана принять корону великанов, — правильнее было бы сказать о полном истреблении Лайне, но, к счастью, они всегда умело избегали этой формулировки, — однако сам Киллиан относился к ним куда спокойнее, чем многие от него ожидали. Он принял правду и смирился с ней, и потому не видел смысла винить Третьего в случившемся, даже если он сам продолжал ненавидеть себя. Он поступил так, как должен был.

— Это так, — кивнул Киллиан девушке, и она тут же, словно едва сдерживала любопытство, спросила:

— Если я правильно помню, вы были братом Жозефины? Ой, то есть королевы Жозефины, разумеется.

— Именно, — ещё раз кивнул Киллиан.

И, не желая больше подвергаться её расспросам, он протянул руку, приглашая Пайпер к столу. Эта была необходимая мера, которую обозначил Третий, но которая так сильно не нравилась самому Киллиану. Неужели девчонка такая слабая, что загнётся от одного обеда в одиночестве? Если Третьему так хотелось показать ей, какие они все гостеприимные, мог сам составить ей компанию. Он ведь так рвался защитить её.

Едва подумав об этом ещё раз, Киллиан подавил желание врезать Третьему по затылку. Почему когда он был намного младше, это срабатывало?

Пайпер смотрела на протянутую руку Киллиана с таким ужасом, словно он намеревался этой самой рукой свернуть ей шею. Или мог подобно лицедею достать откуда-то пару клинков и перерезать ей горло, вонзить их в сердце или ещё что. Не будь она сальватором и не защищай её Третий так рьяно, Киллиан бы определённо задумался над тем, чтобы просто избавиться от неё.

— Если бы мы хотели тебя отравить, — как бы вскользь упомянула Клаудия, подперев подбородок кулаком, — ты бы уже была мертва,

— Я знаю, — напряжённо отозвалась Пайпер. — Если бы вы хотели меня убить, ты бы всё-таки настояла на том, чтобы Икас отсёк мне голову.

Поколебавшись ещё несколько секунд, она заняла свободное место по правую руку от Третьего, оставив между противоположным концом стола ещё два пустующих места. Киллиан, ничуть не удивлённый подобным выбором и в то же время слегка озадаченный им, занял главенствующее место, послал Клаудии, оказавшейся справа, предупреждающий взгляд, и учтиво продолжил:

— Ешь, пока не остыло. Уверен, ты голодна.

— Вы даже не представляете, насколько.

Однако она с сомнением покосилась на пустую тарелку перед собой, будто не понимала, что ей делать. Киллиан сильно сомневался, что еда её мира разительно отличалась от здешней.

— Слуг не будет, — для чего-то напомнила Клаудия.

— Я и не рассчитывала на слуг. Едва Луку стерпела.

— Кого?

— Неважно. Итак, — Пайпер посмотрела на Киллиана, — это что-то типа приветственного ужина?

Киллиан сдвинул брови. Это никогда не было приветственным ужином. В свои покои он никого, кроме Третьего, его кертцзериз и Джинна не пускал. И в этой столовой никто, кроме них семерых, не собирался. Здесь не было ни слуг, ни светских разговоров, ни интриг, что любили плести некоторые советники и доверенные лица из других городов. Это был небольшой, но тихий мир, их собственный, который они тщательно выстраивали многие годы. Это было единственным местом, где Киллиан мог поговорить с Пайпер без лишних ушей, но ему всё равно не нравилось, что она появилась здесь так быстро. В этом было нечто противоестественное.

— Я бы хотел поговорить с тобой, — так и не ответив на вопрос, произнёс Киллиан.

— А я с вами. У меня много вопросов.

— Вот как? И с чего бы ты хотела начать?

— У меня есть шанс вернуться домой?

Киллиан опешил. Третий, со скучающим видом смотревший в окно, даже не шелохнулся. «Молодец», — едва не похвалил его Киллиан, в последний момент вспомнив, что сейчас Третий уж точно не сможет ответить ему должным образом.

— Не думаю, что я знаю ответ, — прочистив горло, сказал король великанов. Пайпер вперилась в него озадаченным взглядом золотых глаз, который Киллиан стойко выдержал. — Ни в магии, ни в проклятиях я не сведущ настолько, чтобы давать обещания, которые ты, возможно, ожидаешь от меня.

— Здесь ещё и проклятия замешаны?

— В Диких Землях не осталось мест, где не были бы замешаны проклятия.

— Вот чёрт…

— Не призывай их, — резко обернувшись, выпалил Третий. Его глаза всё ещё были на тон темнее, чем обычно, а черты лица будто заострились, но, стоило ему посмотреть на Пайпер, как он даже изобразил подобие улыбки. — Это очень плохая идея.

— И как мне тогда ругаться? — возмущённо прошептала Пайпер достаточно громко, будто хотела, чтобы её слышали все без исключения.

— С чего бы тебе ругаться? — наигранно весёлым тоном спросила Клаудия. — Ты во дворце, под защитой самого Третьего, и уже отобрала у него камзол. Что ещё тебе нужно?

— Ответы, — тут же выпалила Пайпер. — Лерайе, возвращение в свой мир, такой же крутой камзол. Пока что всё. Если придумаю что-нибудь ещё, я обязательно скажу.

— Жду с нетерпением.

Киллиан нервно потёр переносицу. Клаудия не слышала за спиной Пайпер голосов мёртвых, и оттого была агрессивнее обычного. Эта особенность, отличавшая её от всех остальных, беспокоила и Киллиана. Но не больше, чем факт, что Пайпер — сальватор.

Это до сих пор не укладывалось в его голове. Третий бы не стал ему лгать, к тому же, Киллиан своими глазами видел, как во дворе открылся портал, и с высоты четвёртого этажа с точностью определил, что сделал это вовсе не Третий — у него элементарно не хватало на это сил. Вернее, сил-то хватало, но вот желания не поддаться зову предков, что он обязательно услышит, доведя себя до полуобморочного состояния, уж точно не было. От нападения тварей Пайпер оправилась быстро, а неделя, проведённая ею без сознания, была рекордной. Никогда прежде человек, получивший столь серьёзные увечья, не восстанавливался так быстро. Если бы Пайпер была магом или потомком фей или эльфов, Переход в Дикие Земли ограничил бы её магию моментально, и лечение растянулось бы на многие недели. Третий так и сказал ему, что Сила, имеющаяся у Пайпер, помогла ей.

И всё равно Киллиан не мог поверить, что смотрел на сальватора. Что перед ним был не только Третий, но ещё и Первая, попавшая к ним из Второго мира. Она выглядела как самая обычная девушка, возможно, чуть ярче и живее, чем жители Диких Земель, — а ещё наглее, — но всё равно не выделялась чем-то особенным. Исключая золотые глаза, конечно же. Смотря в них, Киллиан лишь убеждался, что это не сон. Третий нашёл сальватора и даже привёл её в Омагу. Всё это реально.

Но что им вообще делать с ней? Вера в богов гласила, что сальваторы должны направлять сигридцев, свернувших с пути, вершить историю и защищать миры. Третий ещё как-то справлялся с этим, восстанавливая своё имя после Вторжения и поддерживая порядок в городах и крепостях. Пайпер же совершенно не знала, как обстоят дела в Диких Землях. Она не знала языка, говорила с акцентом, — Киллиан сразу понял, что она использовала чары понимания и даже не пыталась усердно выучить другой язык, — не владела магией сакри на том же уровне, что и Третий. Она совсем ничего не умела и единственное, чего желала, — это вернуться домой.

Сальваторы защищали все миры, до которых могла дотянуться их магия, и это означало, что Пайпер была сальватором своего мира, Земли. Третий был сальватором Диких Земель. Но теперь всё стало иначе. На них обоих легла ответственность за миры, которых они не знали, но которые должны были уберечь от тварей и их нашествия.

Если Лерайе сумела спастись и нашла сальватора на Земле, могли ли сделать так же Рейна и Ренольд? Что, если у Второго мира больше сальваторов, чем все думают?

Киллиан был выдернут из рассуждений громким хлопком из глубины покоев. Тяжёлые шаги и лязг металла вкупе со скрипом кожи могли принадлежать только Магнусу. Лишь он позволял себе не таиться, когда оказывался в этих комнатах, и шагал далеко не тихо. Стелла всегда бежала, радостно подвывая, а Эйкен ещё не научился быть незаметным.

Эти дети сводили Киллиана с ума.

— Ох, какая встреча, — театрально выдохнул Магнус, проходя вглубь столовой. Он поставил найденную где-то бутылку вина на стол и грозно посмотрел на Третьего. — А я-то думал, что ты опять пропадёшь где-нибудь, совершенно забыв о моём отчёте!

Явившись в зал совещаний, Магнус не застал Третьего, хотя отчёт о выбранных охотниках уже был готов. Киллиану пришлось выслушать его с особой тщательностью, а после отправить Магнуса к целителям. Рыцарь был недоволен не только этим, но и тем, что Третий опять исчез, никого не предупредив. Киллиан не стал говорить, что предупреждение всё-таки было.

Третий запретил кому-либо говорить с Пайпер о сальваторах, потому что считал это исключительно своей обязанностью.

Пока Стелла и Эйкен рассаживались, почему-то пытаясь соблюдать все приличия, расположившийся напротив Клаудии Магнус, недолго думая, откупорил бутылку и сразу приложился к ней, будто не заметив расставленных чаш.

— Я устал, — заявил Магнус, сделав несколько больших глотков, хотя никто не просил его объясняться. — Я мечтал об этом с той самой минуты, как мы закрыли брешь.

— Пей больше, — посоветовал ему Третий.

Магнус сразу же насторожился:

— А есть особая причина? Помимо Золотца, разумеется.

— Меня зовут Пайпер, — выдохнула девушка.

— Пей, чтобы никто не поверил тому, что ты увидишь после.

Киллиан сложил пальцы шпилем. Стелла, уже вцепившаяся в баранью ногу, переглянулась с Эйкеном.

— Вы знаете, — невозмутимо продолжил Третий, ненавязчивым движением теребя серёжку-кристалл в левом ухе, — почему о сальваторе Лерайе пока никто не должен знать?

Ответ лежал на поверхности, но никто так и не озвучил его. Даже Киллиан, потому что знал — Третьему нужен не очевидный ответ, а чтобы все поняли, для чего он вообще завёл этот разговор. Если речь заходила о сальваторах, они могли полагаться на свои ограниченные знания и веру в богов, в то время как Третий говорил, полагаясь на опыт.

Однако он молчал, кончиком тонкого пальца очерчивая грань серёжки-кристалла, и медленно переводил взгляд льдисто-голубых глаз от одного присутствующего к другому. То ли проверял, действительно ли его слушают, то ли просто поддался воле Арне, порой любившем демонстрировать своё превосходство над смертными. Киллиан не понимал, как сакри, уверенный, сильный, знающий себе цену и не брезговавший напоминать, насколько он уникален, сумел выбрать Третьего, никогда не ставившего свои интересы выше чужих. И не понимал, когда грань между ними стёрлась до того сильно, что не осталось даже лёгкого следа.

— Сила раздроблена, — наконец произнёс Третий без всякого предупреждения.

Магнус подавился вином. Клаудия, всегда сохранявшая лицо, удивлённо округлила глаза и даже открыла рот, не способная выдавить ни звука. Стелла мгновенно принюхалась, будто могла почувствовать запах магии. Эйкен вжал голову в плечи и пробормотал молитву.

Киллиан на секунду прикрыл глаза. Он знал многое, даже то, что выставляло Третьего в плохом свете и что, распространившись за пределы этих комнат, могло уничтожить все его многолетние труды. Третий доверял Киллиану, потому что был принят им в род Дасмальто, потому что Киллиан стал королём великанов, а Третий всегда был верен короне и никогда от этой веры не отступался. Он даже намёка не дал, что всё может быть настолько плохо. Именно это, а не заявление Пайпер об отношении людей Второго мира к Третьему, звучало как настоящее предательство.

— Ты им не сказал? — растерянно спросила Пайпер у Третьего.

— Нет, — с лёгкой улыбкой ответил он. — Как я мог сказать им, если это касается только сальваторов?

— Я не понимаю. — Клаудия отодвинула полупустую тарелку, поставила локти на стол и положила подбородок на переплетённые пальцы. — Как Сила может быть раздроблена?

Третий не отвечал, медленно ведя кончиком пальца по грани прозрачного кристалла в серьге. Клаудия втянула воздух сквозь зубы, демонстрируя своё отношение к очередной тайне, но всё-таки выжидающе уставилась на сальватора.

Он никогда не делился своими планами, только если не считал, что предложенные кем-либо изменения могут быть лучше его собственных идей. Третий знал магию Диких Земель лучше, чем кто-либо другой, даже лучше фей, веками накладывавших чары. Он всегда обладал знаниями, которые были недоступны для других, иКиллиан, вообще-то, не должен был удивиться.

Однако эта тайна, которой Третий поделился только сейчас, спустя две сотни лет, меняла слишком многое. Если Сила была разделена, значит, при Вторжении Йоннет не могла управлять ей в полной мере. Или же Сила была разделена как раз во время Вторжения, в последние минуты жизни Йоннет?

Почему Третий никогда не говорил об этом? Почему он молчал, если не раз признавался Киллиану, что связь между сальваторами была подобна узам с семьёй, которая от него отреклась?

— Третий, — Киллиан говорил строго, холодно, желая подчеркнуть, что уйти от ответа на этот раз у сальватора не выйдет. Он может пытаться сколько угодно, но Киллиан — его король, глава рода Дасмальто, и Третий по праву крови обязан был подчиниться ему. — Когда была разделена Сила?

Третий смотрел на него молча, с вызовом в голубых глазах, сиявших магией. Такое случалось редко. У Третьего просто не находилось причин, чтобы доказывать своё превосходство Киллиану, потому что они всегда были на одной стороне. Они были семьёй, которую никто больше не сможет разрушить. Однако если Киллиан начинал сомневаться в чём-то, что касалась сакрификиумов и сальваторов, Третий менялся за считанные секунды.

— Третий, — повторил Киллиан, вложив в свой голос больше стали.

— Йоннет сражалась до последнего, и ты знаешь это, — с рычащими нотками ответил Третий.

— Я не ставлю под сомнение героизм Йоннет…

— Там не было героизма, — перебил его сальватор. — Там были только смерть, кровь и боль.

Магнус с круглыми от шока глазами взял бутылку и сделал ещё несколько больших глотков. Эйкен вжался в стул и наверняка пожалел о том, что выбрал место между Пайпер и Магнусом. Только Стелла, немного оправившись от свернувшего не туда разговора, продолжила грызть баранью ногу, с интересом поглядывая на Третьего, сидящего по правую руку от неё.

— Третий, — Киллиан примирительно поднял руки. — Я лишь хочу, чтобы ты понял…

— А я хочу, чтобы поняли вы все: Пайпер оказалась в этом мире не по своей воле. Это значит, что какая-то тварь создала новую брешь, до того совершенную, что я до самого последнего момента не смог определить её. Даже не я, а Арне. Что из этого следует?

— Герцог стал сильнее? — несмело предположил Эйкен.

Третий свёл брови к переносице и поджал губы. Его вопрос был риторическим, и ответ Эйкена был неприятным вмешательством в изложение мысли, которая сформировалась в голове Третьего. Поняв это секундой позже, Эйкен ойкнул и едва не съехал со стула, пытаясь спрятаться от обращённых к нему взглядов.

— Верно, — согласился сальватор, сдержанно кивнув. — Герцог стал сильнее. Или кто-то из других высших тварей. А это в свою очередь означает, что твари станут активнее. Возможно, они даже попытаются охотиться на нас.

— Они не смогли забрать Время, когда ты был у них, — быстро проговорил Магнус, наклонившись к столу, чтобы одарить взглядом обоих сальваторов. — Думаешь, смогут сейчас?

Третий словно превратился в статую. На его лице не было ни единой эмоции, но сердце стучало так громко, что, будь у всех присутствующих обострённый слух, они бы уже оглохли. Киллиан был близок к этому — он слышал не только бешеное сердцебиение, но вскипевшую кровь. Третий был в ярости.

— Оу, — выдавил Магнус, наконец поняв, в чём дело. — Ты не сказал… Что ж, я облажался. Очень и очень сильно облажался.

— Кто такой Герцог? — спросила Пайпер с таким невинным выражением лица, будто вообще ничего не услышала и не поняла. Киллиан знал, что это не так. Он чувствовал её сомнение и страх, слышал, как она втягивала воздух сквозь зубы, и точно знал, что сложенные на коленях руки, скрытые под поверхностью стола, дрожат.

Киллиан и не ожидал другой реакции. Он никогда не покидал пределов Сигрида, но мог представить, какое же это потрясение — оказаться в совершенно ином мире, без семьи, друзей или хоть каких-нибудь знакомых лиц, где люди только и ждут, когда же сакри вновь дадут о себе знать. И в то же время он ни на секунду не сомневался, что девушка ловит каждое слово, запоминает всё, что слышит, чтобы потом задать свои вопросы. Она, должно быть, уже тщательно выбирает себе жертву заместо Третьего на случай, если он окажется далеко не таким сговорчивым, каким пытается показать себя.

— Высшая тварь, — рассеяно отозвался Третий, взмахнув ладонью. Его пальцы дрожали, что он безуспешно пытался скрыть, а перстень на среднем пальце левой руки тускло блеснул, на долю секунды подчеркнув тонкие полосы многочисленных шрамов. — Из демонов, что оказались заперты в этом мире вместе с нами после Вторжения.

— Демонов? — кое-как повторил Киллиан — чужеродное слово сильно жгло язык.

— Так люди Второго мира называют тёмных созданий, — пояснила Пайпер.

Стелла оторвала взгляд от своей тарелки и с полным ртом заявила:

— Кстати, о людях Второго мира. Ты обещала рассказать о них, я помню!

— Если ты не возражаешь, — поспешно вмешался Киллиан, желая увести разговор как можно дальше от неудобной темы, — я бы тоже хотел узнать о них.

— Интересно в них лишь то, — скучающе вставил Магнус, — что они каким-то образом сумели адаптироваться к миру, которого не знали, и даже не были истреблены.

— Среди спасшихся было много талантливых магов, учёных и воинов, что могли дать тварям достойный отпор, — возразил Третий, сверкнув глазами. — Они объединились с магами Круга? — переменившись в лице, спросил он у Пайпер.

— Не понимаю, о чём ты, — торопливо ответила она, что, по мнению Киллиана, лишь выдало её знание. Третий либо не заметил этого, либо решил повременить с расспросами. Хотелось приказать ему, чтобы он перестал церемониться, но Третий пусть и верен короне великанов, мог отказаться выполнять приказ. Даже попытка, заранее обречённая на провал, обернула бы сальватора против Киллиана — он не был готов рисковать.

— Тогда как вы боролись с тёмными созданиями?

— Лично я — под контролем Лерайе. А что до остальных — не знаю. Я узнала, что являюсь сальватором, за неделю до того, как попала сюда.

Магнус опять подавился вином.

— Всего неделю? — недоверчиво переспросил Третий. — Но как… как это проявилось? Кто помог пробудить Силу?

— Не знаю точно. В доме дяди Джона просто открылась брешь, а дальше… Я же говорила: демоны напали, а я пыталась отвлечь их от своего брата. Я не помню, как пробудилась Сила. Просто знаю, что я закрыла брешь и уничтожила демонов своей магией.

— Всё чудесатее и чудесатее, — закатывая глаза, ответила Клаудия. Она пододвинула пустую чашу к Магнусу, и тот послушно налил ей вина. — Неужели тебе совсем никто не помогал и ты сама всему обучалась?

— Помогали, но… кто может помочь лучше сакри или другого сальватора, верно?

— Но Сила была разделена, а Третий — здесь, — задумчиво рассудил Киллиан, стуча пальцами по столу. — Тогда как ты смогла открыть портал?

— Это единственное, чему я успела научиться у магов. Ну, ещё немного читать сигридский. Не без чар, конечно, но всё-таки.

— Невероятно, — пресно отозвалась Клаудия. — Единственное, что ты можешь, — это создавать порталы, которые сразу же выдадут тебя всем остальным и сильно истощат. Прекрасно.

— Клаудия, — предостерегающе произнёс Третий.

— Это факты, — продолжила девушка, — и ты это знаешь. Если не хочешь лишиться доверия людей, не показывай им сальватора, которая ничего не умеет.

— А кто сказал, что я позволю себя кому-то показывать? — ощетинилась Пайпер.

Киллиан, не выдержав, придвинул свою чашу к Магнусу, и рыцарь мигом её наполнил. В вопросах безопасности, доверия и верности Клаудия могла быть до того дотошной, что уже никто, даже Киллиан с его прямыми приказами, остановить её не мог.

— У Диких Земель уже есть сальватор, причём достаточно сильный, судя по тому, что я слышала. А у Земли — только я.

— Это не означает, что люди со смирением примут твою неподготовленность.

— Клаудия, — повторил Третий с железными нотками в голосе.

Клаудия смело встретила его пронзительный взгляд и не сдалась даже спустя долгие секунды напряжённого переглядывания.

— Я крайне ценю твою готовность защищать этот мир и его людей, — с расстановкой произнёс Третий, не отрывая от девушки взгляда, — однако я прошу тебя не говорить о том, чего ты, вероятнее всего, не понимаешь в полной мере.

Киллиан залпом выпил вино и придвинул пустую чашу к Магнусу. Рыцарь вновь наполнил её, во все глаза смотря на Третьего, сейчас бывшего на пике своей холодной расчётливости и уверенности.

— Даже если бы Пайпер была сильнее меня, — невозмутимо продолжил Третий, — даже если бы она в совершенстве владела магией и поставила бы под сомнение совершенство моей магии, я бы не позволил кому-либо раскрыть, кем она является на самом деле, без её согласия. Хотя, — неожиданно переменившись в лице, добавил он, — если учесть, что магия Лерайе в состоянии сравнить человека с чистокровным великаном…

— Она сильнее тебя? — с горящими от любопытства глазами спросила Стелла.

Пайпер, очевидно, потерявшая нить разговора, только озадаченно открывала и закрывала рот.

— При должном обучении и старании Пайпер будет в состоянии победить меня в честном бою, без использования оружия или магии. Пока что это всё, что я могу сказать.

Стелла восхищённо присвистнула.

— Я ничего не поняла, — наконец призналась Пайпер, вцепившись в край стола.

Третий принялся старательно объяснять ей всё, что сказал только что, но по взгляду девушки Киллиан понял: на самом деле она всё услышала и осознала с первого раза, просто хотела уточнить или прояснить что-то. Третий же, неправильно интерпретировав её слова, решил, что нужно всё тщательно повторить.

Киллиан на несколько мгновений прикрыл глаза, желая ощутить спокойствие и расслабленность. Подобное в Диких Землях приравнивалось к смерти, но только не здесь, в этом небольшом мире в пределах нескольких комнат, который они создали общими усилиями. Здесь Киллиан вновь мог быть простым великаном, даже не братом королевы Жозефины и главой рода Дасмальто, а именно простым великаном, без важного титула и дара, что струился в его жилах. Но человеческая девушка была неправильным, даже лишним элементом, который вызывал тревогу.

Киллиан хотел только одного — вновь почувствовать себя цельным и готовым действовать. Он скучал по тому старому Киллиану, который проплыл все моря на севере, от лица короны установил крепкие отношения с ближайшими мелкими странами и был самым обычным великаном, имеющим ораву неуправляемых племянников и племянниц. Он скучал по решительному настрою Алебастра, острому языку Гвендолин, настойчивому любопытству Фортинбраса, смеху Гилберта и самоотверженности Розалии. Он скучал так сильно, что его сердце, не знавшее пощады, изнывало от боли.

Киллиан потёр переносицу и перевёл взгляд на Пайпер и Третьего. Они уже обсуждали что-то, полностью игнорируя остальных, и даже не думали понижать голоса. Третий говорил о магии и возможностях, которыми обладают сальваторы, а Пайпер задавала уточняющие вопросы и порой выдавала что-то такое, из-за чего Третий на несколько секунд впадал в ступор. Судя по кривой ухмылке Клаудии, это были либо шутки, либо слова, которые употребляли во Втором мире.

Король великанов следил за разговором, почти не вслушиваясь в него, так долго, что потерял счёт времени. Он всё ждал какого-то намёка от Третьего, специально брошенного слова, которое позволило бы Киллиану присоединиться к обсуждению, но ничего подобного не было. Третий полностью отбросил предыдущую тему обсуждения, посчитав её недостойной внимания, сосредоточился на новой. И казалось, что он никого, кроме Пайпер, не замечал.

— Есть новости от леди Эйлау? — ведя пальцем по краю чаши с вином, спросила Клаудия у Киллиана.

— В последнем письме, что я получил, она всё ещё выражает желание принять Третьего как своего гостя, — быстро ответил Киллиан. — И, конечно, она верит, что он почтит присутствием её двор во время традиционных празднеств фей.

— Великолепно, — живо отозвался Магнус, довольно сощурившись. — Я соскучился по теплу юга.

— Однако теперь под вопросом, сможем ли мы вообще навестить Тоноак. — Клаудия кивнула в сторону Пайпер, указывавшую на смущённого Эйкена и спрашивавшую про его проклятие.

— Есть ещё два месяца, — напомнил Магнус.

— Два месяца, в течение которых все будут готовиться к неделям гуляний, — жёстко парировала Клаудия.

— Моя дорогая, людям свойственно тщательно готовиться к празднествам.

Киллиан отодвинул чашу, забрал у Магнуса бутылку вина и приложился к горлу.

— Не вижу причин для беспокойства, Клаудия, — неожиданно вмешался Третий. Киллиан заинтересованно выгнул бровь, следя за тем, как лицо сальватора вновь превращается в ледяную маску.

— А я вижу, — пробормотала она.

— Я хочу, чтобы ты поняла кое-что: я в состоянии управиться со всем, чего требуют мои обязанности.

— Это не отвечает на вопрос, как ты поступишь с визитом в Тоноак.

— Так же, как и всегда. Если к тому времени Пайпер по каким-либо причинам не сумеет овладеть Силой в той мере, которая считается допустимой для её нынешнего уровня, я придумаю, как лаконично отказать леди Эйлау.

— Ты с ума сошёл, — нервно усмехнулся Киллиан, покачав головой. — Уж лучше бы вы вдвоём отправились в Тоноак, чем ты отказывал леди Эйлау.

— Уж лучше бы ты не перебивал меня, когда я говорю.

Киллиан вновь покачал головой. Третий мог быть холодным, грубым и жестоким, но на самом деле он просто не понимал, что его речь и действия являются таковыми. Он знал, что он сильнее всех в этой комнате, знал, что его сила и влияние — это то, что позволяет процветать не только Омаге, но и всем Диким Землям. Он был уникален и ценен и знал это, отчего мог иногда переступить черту, даже не понимая, что это вовсе не обязательно.

Киллиан скучал по решительному настрою Алебастра, острому языку Гвендолин, настойчивому любопытству Фортинбраса, смеху Гилберта, самоотверженности Розалии и времени, когда Третий не был Третьим. Тогда их общение было намного проще.

— Итак, — провозгласил Третий, дождавшись, пока Киллиан сосредоточит на нём свой взгляд. — На самом деле в магии сакри нет ничего сложного. Использовать её можно даже в том случае, если сальватор имеет лишь крупицы. Смотрите внимательно.

Он повернулся к Пайпер и кивнул, приподняв губы в улыбке.

— Это сложно, — сказала она, ощетинившись. — Я же говорила, что всё ещё плохо управляюсь.

— Тебе не нужно созидать что-то новое. Просто попытайся придать магии любую форму и покажи её нам.

Пайпер нахмурилась, но всё-таки кивнула. Поначалу она только пялилась на свои руки, в царапинах и синяках, и сжимала губы в бескровную линию. Киллиан заметил, что Клаудия, вопреки своей агрессивности, смотрит очень внимательно. Магнус лениво качался на стуле, наблюдая за каким-то невидимым процессом краем глаза, а Стелла во все глаза следила за подрагивающими пальцами Пайпер. Один только Эйкен, казалось, был уверен, что всё получится.

Киллиан не понимал, что должно получиться, вплоть до самого последнего момента. Над ладонями Пайпер, дрожащими, бледными, очень слабо заискрилась золотая четырёхконечная звезда. Она рассеялась даже быстрее, чем Киллиан успел рассмотреть её, а сама Пайпер, закрыла лицо руками.

— Это сложно… Я никогда не творила магию вот так.

— Полагаю, ты лишь направляла её во что-то другое, верно? — поспешил уточнить Киллиан. — Портал, чары, сигилы.

— Именно, — согласилась Пайпер. — Вот так магию использовала только Лерайе.

— Это мельчайшее проявлении магии, — ровным голосом сообщил Третий. — Пожалуй, первое, что осваивают маги.

— Ты не утешил.

Третий похлопал глазами, словно не понял, где в его словах должно было крыться утешение. Однако он быстро справился со своей озадаченностью и продолжил, сверкнув глазами:

— А теперь смотрите, что возможно, если я добавлю лишь каплю своей магии.

Он протянул руку и замер, дожидаясь, пока Пайпер сама коснётся его. Киллиан насторожился. Прикосновение кожа к коже открывало для Третьего всё время, что было в том или ином живом существе. Он мог узнать прошлое, настоящее, мысли, чувства, желания — ничто бы не укрылось от его магии. Третий никогда не использовал эту особенность без чужого согласия, только если выбора не оставалось, и Киллиан знал, что по-настоящему он ещё не читал Пайпер. Это было странным, ведь резонанс их магии был действительно сильным, а желание Третьего узнать человеческую девушку едва не разрушало его изнутри.

— Понятия не имею, чего ты от меня ожидаешь, — пробормотала Пайпер, но руку всё же протянула.

Когда их пальцы соприкоснулись, на лице Третьего появилась широкая улыбка. Воздух в помещении вспыхнул ослепительным золотым светом, заполнив собой всё пространство.

Киллиан видел перед собой миллионы крохотных четырёхконечных звёзд, испускавших тепло, и образы, что сменялись с невероятной скоростью. Люди, места, животные. Одно вытесняло другое так быстро, что Киллиан ничего не успевал рассмотреть — ни лиц, ни пейзажей. Казалось, будто перед ним проносятся десятки лет многих жизней. Он чувствовал тепло золотого света, что раздробилось на тысячи маленьких театров, каждое из которых показывало что-то своё.

Пайпер отдёрнула руку, ошарашенно смотря на Третьего, но на её лице Киллиан заметил безумную улыбку.

— И как ты это сделал?

— Я всего лишь дал твоей магии свою, и всё. Сила сама решила, в какой форме проявиться, но, полагаю, перед этим изучило твоё сознание. Я видел каких-то людей, но не смог разглядеть их лиц.

— Наверное… наверное, это люди Второго мира, — сбивчиво пробормотала девушка, пряча руки на груди.

Киллиан знал, что она если не лжёт, то точно утаивает часть правды.

***

— Ты ни кусочка не попробовал, — пробормотал Киллиан, буравя Третьего, сидящего за противоположном концом стола, суровым взглядом.

— Меня тошнит от одной мысли об этом, — сдавленно ответил сальватор, подпирая подбородок кулаком.

— До сих пор?

Третий промолчал. Они сидели в абсолютной тишине ещё несколько минут, однаково рассеянными взглядами изучая убранство столовой, оставшиеся после обеда приборы и тарелки, улавливая сразу несколько человеческих запахов, смешавшихся между собой. Отчётливее всего был запах Первой, прилипший к Третьему и сильно выделяющийся на фоне остальных. Этот запах раздражал ноздри Киллиана, даже сильнее, чем ощущение от тепла золотого света, в котором Пайпер с помощью Третьего явила магию сакри.

— Тебе следует прекратить забирать проклятия других, — напомнил Киллиан. Он взял чашу, но, не обнаружив в ней вина, поставил обратно. Он никогда не сдавался перед похмельем, был способен перепить даже Роланда, но сейчас в нём боролось неутихающее желание пить без остановки. — Глядишь, тогда ты сможешь вновь нормально есть.

— Они люди, — сказал Третий тихо, — и для поддержания сил им нужна еда.

— В этом великаны мало чем отличаются.

— Ты знаешь, что я просто не могу.

Киллиан шумно выдохнул и прикрыл глаза. Раньше с Третьим было намного проще.

Впрочем, раньше Третий не проводил в плену у тёмных созданий долгие месяцы, по истечении которых сама его сущность была беспощадно искажена.

Он едва мог есть. Вся еда, которую он когда-либо пробовал, напоминала ему пепел и сырое, гниющее мясо — он сам так и сказал Киллиану. Он почти не спал, потому что каждый раз, стоило ему уснуть по-настоящему, он видел кошмары, которых и врагу не пожелаешь. Он совсем не поминал того самого Третьего, который был любим ребнезарским двором и который мог очаровать своими знаниями и манерами любого.

— Как ты себя чувствуешь?

Третий настороженно покосился на него и, немного подумав, ответил:

— Лучше, чем мог бы.

— Это из-за Силы?

— Скорее всего.

Киллиана никогда не устраивали односложные ответы, особенно со стороны Третьего. Ему было нужно больше информации, с которой он мог бы работать. Больше возможностей, которые он мог обернуть в пользу сальватора, Омаги и всех Диких Земель. Но Третий, упрямый мальчишка, отчаянно цеплявшийся за другого сальватора, вновь ограждался от всех, будто не осознавал, сколько трудностей это создаёт.

— Тебе следует отдохнуть.

Третий криво усмехнулся, демонстрируя скол на левом клыке.

— Я достаточно отдохнул за неделю, которую провёл в Икасовой крепости.

— Но она использовала твоё Время, чтобы открыть портал. Разве это никак не сказалось на тебе?

Они оба знали, что сказалось, но Третий, как и всегда, предпочёл об этом умолчать. Он был готов говорить о чём угодно, кроме своего паршивого состояния, длящегося уже не один месяц.

Третий смертельно устал — об этом знали только его кертцзериз, Джинн и сам Киллиан, разумеется. Он не хотел заниматься ничем, кроме бессмысленного шатания по дворцу и улицам Омаги. Он редко пил, но Киллиан стал всё чаще видеть его с бутылкой вина — сальватор топил свою ненависть к себе и всем мирам, за которые он был ответственен, в алкоголе, который совсем не заменял полноценной еды и свежей воды. Третий выполнял свои обязанности так, будто его дёргали за ниточки, и не выказывал никакого интереса к предложениям по улучшению его планов, которые поступали от советников, послов, лордов и леди. Он был настолько раздавлен всем и ничем одновременно, что Киллиан сильно удивился, когда Третий сорвался с места и покинул Омагу, никого не предупредив, забрав только своих кертцзериз и трёх лошадей. Ни записки, ни предостережения. Третий не оставил ничего, кроме Нотунга, пострадавшего во время стычки с наиболее сильной тварью, плевавшейся ядом, и стойкого запаха самоненависти, что Киллиан уловил в его покоях. Этого запаха не осталось даже на любимом жеребце Третьего, который смиренно ждал в конюшнях момента, когда глубокая рана, полученная пару недель назад, затянется.

— Я чувствую себя гораздо лучше, чем мог бы, — терпеливо повторил Третий, однако Киллиан отчётливо слышал в его словах предостережение. — Магия восстанавливается в привычном темпе, и это главное. Не вижу смысла в дальнейших расспросах.

— Ты стал живее.

Третий замер, нечитаемым взглядом уставился на Киллиана.

— Объяснись, — потребовал он.

Раньше Третий редко что-то требовал таким тоном — всё-таки, Киллиан был братом королевы Жозефины и главой рода Дасмальто. У него была власть, против которой могли выступить только законные и полноправные правители Ребнезара. Раньше за подобную дерзость ему могли отрезать язык, вот только они давно не жили по законам прошлого мира.

— Я жду ответа, — напомнил Третий спустя жалкую секунду, сверля Киллиана пустым взглядом.

— Ты стараешься больше, чем за последние месяцы. Делаешь то, чего от тебя никто не просит, и пытаешься казаться куда лучше. Раньше тебя совсем не заботило, если о тебе скверно думали.

— Меня и сейчас не заботит.

— Разве? Отчего ты так стараешься показать, будто обладаешь всеми дарами мира?

— Арне сказал… — он замялся, будто вдруг почувствовал неуверенность в самом себе, и Киллиан с удивлением заметил, как на его щеках проступил лёгкий румянец. Не лихорадочный, как поначалу подумал Киллиан, но если учесть, что Третьего невозможно смутить вот так, то оставался только один ответ: он действительно чем-то болен. — Арне сказал, что во Втором мире жизнь Пайпер была… более привлекательной чем та, что хотя бы временно будет здесь. Ей могли предоставить роскошь, знания, помощь.

— А ты этого не можешь?

Третий склонил голову набок.

— Я хуже, чем люди Второго мира, — едва слышно напомнил он. — Ты же знаешь, что я делал.

— В таком случае найди способ как можно скорее вернуть её домой. Если ты действительно считаешь себя чудовищем и думаешь, что Первая заслужила лучшего общества, найди способ создать Переход для неё.

Для Третьего слова Киллиана были сродни удару, ломающему кости. Сам Киллиан знал это, но извиняться не собирался. Только он мог образумить Третьего, вывалив на него всю правду. И, возможно, это могла сделать Клаудия — всё-таки, она была первой, кого Третий встретил в Диких Землях, и она провела с ним достаточно времени, прежде чем они нашли Киллиана. Но Клаудия, разумеется, знала Третьего исключительно как Третьего, а не как великана, который ранее приветствовал Киллиана после долго плавания и с девяти лет просил, чтобы его взяли на борт «Эдельвейса».

— Ты эгоистичен, — произнёс Киллиан, когда Третий, не найдясь с ответом, беспомощно уставился на него. Вновь девятилетний мальчишка, который хотел вырваться из бешеного круговорота жизни во дворце, прошерстить всю библиотеку в поисках какого-нибудь интересного приключенческого романа или на спор забраться на спину самого крупного и свирепого жеребца в конюшнях. — Это хорошо. Будь эгоистом…

Киллиан запнулся. Он так хотел обратиться к Третьему по имени, чтобы подчеркнуть, что быть эгоистом — это не так уж плохо, и его сердце болезненно сжалось, когда он понял, что просто не может сделать этого.

— Я не могу, — замотал головой Третий. — Слишком много дел, за которыми нужно уследить и… Её ранили, а целители мне даже не сообщили. Я стал слишком слабым, раз не почувствовал этого сам. Лерайе мне этого не простит.

— Как Стефан называл чувство, что связывает сальваторов?

— Филия, — тут же ответил Третий, даже не подумав.

— Откуда оно пришло и что означает?

Третий, казалось, на секунду почувствовал подвох, но затем его лицо расслабилось и он произнёс со слабым намёком на улыбку, поддавшись воспоминаниям:

— Стефан говорил, что во Втором мире когда-то давно существовала страна, где люди делили любовь на несколько видов. Филия — это любовь-дружба, которой он и характеризовал нас четверых. Он говорил, что мы — семья иного рода, и что…

— Ах да, вспомнил, — Киллиан качнулся на стуле, постучал по краю стола кончиками пальцев и продолжил: — Выходит, между тобой и твоими кертцзериз — филия?

— Если верить знаниям Стефана.

— Тогда получается, что между Алебастром и Марией было что-то иное… Как же это называлось? Этос?

— Эрос, — исправил Третий.

— А между королём Роландом и моей сестрой?

— Вероятнее всего, сторге.

— Как интересно. Ты помнишь слова из культуры древней страны иного мира, о которых тебе говорил Стефан, но не помнишь, что когда-то не считал себя чудовищем.

До Третьего наконец дошло, ради чего Киллиан завёл этот глупый разговор. Сальватор поднял голову, вперившись в него посветлевшими из-за магии глазами, и стал беспокойно крутить перстень на пальце.

— Моя память совершенна, — отозвался он спустя несколько секунд.

— Это не так, — возразил Киллиан. — Ты забываешь, что достаточно умён, чтобы справиться со всем, с чем сталкивают тебя жестокие и беспощадные боги. И забываешь, что ты — не просто сальватор. Ты…

— Не надо, — судорожно выдохнув, перебил Третий. — Я прекрасно знаю, кто я.

— Глупец, лжец, предатель, клятвопреступник, — начал перечислять Киллиан, загибая пальцы. На каждое из слов Третий хмурился всё сильнее, пока мужчина не закончил: — Эгоист. С каких это пор я говорю тебе, что следует стать более открытым? Почему я пытаюсь подтолкнуть тебя к тому, чтобы ты делал то, что когда-то делала Йоннет? Я был бы совсем не против, если бы Пайпер исчезла из этого мира.

Третий расправил плечи и сжал губы в линию. Провоцировать его — плохая идея, потому что когда речь заходила о сальваторах, он менялся и не брезговал использовать любые хитрости и методы, чтобы доказать кому бы то ни было, что ему следует заткнуться.

— Что мы знаем о ней? — невозмутимо продолжил Киллиан, на предупреждающий взгляд Третьего отвечая точно таким же. — Человек. Из Второго мира. Умеет только открывать порталы. И не говорит, кто помогал ей всё это время. У неё слишком много тайн.

— Она имеет право хранить тайны.

— Я — король, которого вы выбрали, — жёстко произнёс Киллиан, складывая руки перед собой. — И я несу ответственность за Омагу и всех её жителей. Если есть хотя бы шанс, что молчание Пайпер навредит всем нам, я должен действовать.

— И что ты хочешь от меня? — Третий убрал упавшие на лоб волосы и, лишь на секунду задержав взгляд на сосредоточенном лице Киллиана, отвёл глаза в сторону. — Я делаю всё, что в моих силах.

— Ты делаешь недостаточно. Слишком много поблажек. Ты знаешь её всего три дня, а уже готов бросить к её ногам практически все знания Омаги! Это не тот эгоизм, которого я пытался добиться от тебя. Это не та слабость, о которой говорил Лайне.

Третий возвёл глаза к потолку и раздражённо махнул рукой, будто пытался отогнать слова Киллиана и закончить разговор, который ему не нравился. Третий не любил говорить о своих слабостях, эгоистичных наклонностях, что порой проявлялись, и связи, которая могла сделать его слабее. Однако Киллиан — верный первому королю великан, и его долг — напомнить Третьему, в чём их суть.

— Чему учил Лайне?

Третий промолчал, сверля собеседника взглядом. Ни света магии, ни тьмы предостережений. Только льдисто-голубая пустота.

— Лайне учил, — продолжил Киллиан, вздохнув, — что великаны не умрут, если поступятся своей гордостью и покажут слабость перед союзниками. Если они знают о своих уязвимых местах и готовы рассказать о них другим, значит, они готовы работать над собой и своим несовершенством.

— Истинные дети севера, — пробормотал Третий, смотря на Киллиана всё тем же пустым взглядом, — взращённые холодными ветрами, белыми снегами, ледяными истоками с гор и болью, что сжимает сердца от мысли, что когда-то мы были другими.

— Когда-то Лайне не побоялся явить слабость, крывшуюся в теле, что для великанов стало хрупким. Легенды говорят, что он был самым сильным, первым, кто подчинил наш дар в теле, напоминающем человеческое, и что он никогда не показывал слабости. Это не так. Когда было нужно, Лайне открывался другим. Только благодаря своей честности он и стал первым королём Ребнезара.

— Истинное дитя севера, — отрешённо повторил Третий.

— Как и ты. Как и я. Как и все великаны, что живут сейчас. Тебе не обязательно тащить всё бремя на себе. Истинные дети севера делят тревоги с ветрами и льдами.

Не то чтобы Киллиан рвался подтолкнуть его к раскрытию всех карт перед Пайпер. Он ей не доверял, он считал её опасной, он хотел, чтобы она исчезла. Но она была сальватором, и только сальватор мог вернуть Третьему то, чего он лишился — самого себя. Киллиан не желал потакать всем его безрассудным затеям, но и не мог остаться в стороне. Уж лучше он сам будет направлять Третьего к изучению Пайпер, её магии и тайн, что она пытается скрыть, чем позволит Третьему поддаться окрепшей связи внутри него.

— Чего ты хочешь от меня? — наконец пробормотал Третий, устало потирая переносицу.

— Не раскрывай Первой слишком много, но и не позволяй ей часто думать над тем, как много тайн ты хранишь на самом деле. Сделай то, что должен, чтобы узнать её и прочитать.

Третий резко поднялся, опрокинув стул, и снизу вверх посмотрел на Киллиана.

— Я не собираюсь читать её. Я не читал ни тебя, ни Клаудию, ни кого-либо другого без согласия на это. Я вполне могу найти ответы и убедить Пайпер, что мы на одной стороне, и без этого.

Даже не попрощавшись, Третий вышел из столовой. Киллиан лишь спустя минуту после того, как его шаги стихли, позволил себе ехидно улыбнуться. Он был отвратителен в стремлении использовать в своих целях даже Третьего, но только так он мог защитить сальватора от его самоубийственных попыток в одиночку докопаться до истинной сути каждой тайны, что только существовала в этом проклятом мире.

Глава 9. Солнце не ведало, где его дом

Пайпер жила в бесконечном кошмаре.

Каждое утро она просыпалась в месте, которое не узнавала, рассеяно изучала скудное содержимое шкафа или новые вещи, аккуратными свёртками ждущие её в гостевой комнате. Затем быстро приводила себя в порядок, не желая ни одной лишней секунды смотреть на своё отражение в зеркале, и одевалась. На смену привычной земной одежде пришла сигридская: тёмные облегающие штаны, заправленные в кожаные сапоги со шнуровкой, плотная короткая котта, которая напоминала Пайпер простую тунику, и камзол. Платьев не приносили, чему она была крайне рада — Третий, сказав, что ей нужно подобрать подходящую одежду, в тот же день прислал к ней слуг, снявших все необходимые мерки и записавших все её предпочтения. Их не удивило, что Пайпер попросила как можно меньше вычурных деталей и как можно больше простоты и удобства, что была в одежде Магнуса и Третьего, будто они привыкли к девицам, разгуливающим в мужских костюмах. После того, как Пайпер прошла половину дворца в камзоле Третьего, слуги, наверное, ничему уже не удивлялись.

Каждое утро, самостоятельно застёгивая все петли и пуговицы, Пайпер казалось, что во дворец она попала только вчера. На деле прошло полторы недели, где один день почти ничем не отличался от другого.

Пайпер завтракала в своей комнате либо одна, либо в компании Стеллы и Эйкена, наиболее активных и идущих на контакт куда проще, чем Клаудия или Магнус. Затем она встречалась с Третьим, но он не учил её магии. Он показывал ей дворец и его территории, рассказывал историю Сигрида и каждой из четырёх рас в частности, отвечал на её вопросы и осторожно задавал свои. Каждый день они тратили огромное количество часов на прогулки, которые уже осточертели Пайпер, и ничуть не приближались к нахождению ответа на главный вопрос: как ей вернуться домой.

Третий говорил, что она ещё слишком слаба, чтобы браться за полноценное изучение магии, и Пайпер бесило, что она верила ему. Силой она чувствовала, что Третий не лжёт. Да, он иногда уходил от вопросов, отвечал или односложно, или нехотя, но он не врал о её слабости. После своей недельной «комы» и нападения демонов она встала на ноги в рекордное время, и его следовало потратить на то, чтобы дать организму отдохнуть. Единственное, чего добилась Пайпер — это уроков с Анселем.

Ансель был юношей лет пятнадцати с каштановыми волосами и розовыми глазами, который понимал язык демонов. Он также был весьма одарён в сфере других языков и истории, и потому Третий поручил ему давать Пайпер уроки. Это немного не то, чего она хотела, но зато хоть какой-то прогресс. На Земле она даже не изучала других языков, мучила себя тем, что читала их, полагаясь только на чары. Здесь же, получив шанс исправить эту ошибку, решила не вертеть носом.

Уроки с Анселем были каждый день и проходили в одном из залов, где Пайпер никого, кроме приближённых Третьего и Киллиана, не видела. Здесь был большой стол, книжные шкафы и карты, висящие на стенах, а ещё окна, выходящие в серый внутренний двор, и просторная балконная площадка. Обстановка была немного удручающей, но для Пайпер всё вокруг было удручающим. Люди, её новые покои, — комнат было целых четыре, и называть их как-то иначе язык не поворачивался, — еда, голоса, что она слышала в коридорах. Лишь Сила и присутствие Третьего не наводили на неё тоску, что так же бесило Пайпер. Она понимала, почему её магия так отзывается на Третьего, но не принимала этого.

Пайпер просыпалась, одевалась, вела сложную игру, в которую не могла выиграть, с Третьим, изучала самые основы сигридского языка с Анселем, ужинала в почти всегда большой компании и засыпала под собственный плач.

Она жила в бесконечном кошмаре уже полторы недели, но до сих пор не смирилась с этим.

Пайпер так отчаянно хотела домой.

Сегодняшнее утро отличалось лишь тем, что грызущее изнутри волнение стало сильнее. Завтрак, ждущий её в одной из комнат, казался пресным, безвкусным, хотя был ещё горячим, а запах — просто потрясающим. Пайпер понятия не имела, кто успел приготовить и принести всё это, но мысленно извинилась, что не смогла съесть ни кусочка.

Ансель ждал её в зале, который Пайпер окрестила учебным, и старательно вчитывался в какое-то письмо. Он даже не заметил, когда Пайпер, выдавив скудное приветствие, села напротив.

— Ансель, — позвала Пайпер спустя несколько минут ожидания.

Ансель не среагировал, и тогда Пайпер, не придумав ничего лучше, легонько пнула его по ноге.

— Ай! — Ансель выронил письмо и испуганно уставился на девушку. — Почему ты дерёшься?

— Потому что ты не слушаешь.

— Я читал!

— В письме два небольших абзаца, а ты читал их минут десять.

Ансель побледнел, поднял лист к свету и как-то непонятно выругался, поняв, что бумага достаточно тонкая, чтобы Пайпер со своего места видела её примерное содержимое.

— Это от Третьего, — пробормотал Ансель, съезжая на стуле и кладя голову на спинку. — Он хочет, чтобы я уделил внимание истории Диких Земель… Но я даже не представляю, с чего следует начать! Разве он уже не говорил тебе об этом?

Пайпер сдержанно кивнула, не зная, стоит ли упоминать, что на самом деле она не запомнила многого. Во время общения с Третьим, когда он совмещал прогулки с историей этого мира, Пайпер больше следила за сальватором. Пыталась прочитать его эмоции, понять, лжёт ли он, когда утаивает правду или, наоборот, говорит чересчур откровенно. Она помнила про крепости, вроде той, что была под командованием Икаса, и поселения, а также не забывала о крупных городах вроде Омаги, но детали совсем не укладывались в голове, а карты она читала с большим трудом и полным отсутствие прочной базы сигридского языка.

— Через два месяца он отправляется в Тоноак, город света и знаний, которым управляет леди Эйлау. Там хранятся все самые опасные и мощные книги и реликвии, одна из которых может помочь тебе.

— Мне? — оторопело повторила Пайпер, подумав, что ослышалась. Она так сосредоточилась на новых словах, что даже не заметила, как Ансель впутал и её.

— Ну, не мне же, — огрызнулся Ансель, собрав руки на груди. — Возможно, Третий привезёт обратно что-нибудь, что поможет тебе раскрыть своё проклятие.

Пайпер кивнула, сжав кулаки. Ансель не знал, что на самом деле она была сальватором и владела Силой. Тем, кто интересовался, Третий говорил, что Пайпер сумела побороть волю тёмного создания, напавшего на неё не так давно, и подчинила наложенное им проклятие себе, но никто не знал, в чём была его суть — Третий считал, что не обязательно трубить об этом на всю Омагу.

Она притворялась проклятой, хотя даже не понимала в полной мере, что это такое, и правду знали лишь шестеро. Из-за этого ей постоянно приходилось следить, как бы не допустить ошибку — Клаудия без конца напоминала, что, стоит кому-нибудь, сохранившему хоть крупицы магии, коснуться её, как правда всплывёт наружу. Главная целительница Ветон списала мощный след внутри Пайпер на вмешательство магии Третьего, однако девушка решила не рисковать и в неприятности не попадать. Она избегала контакта со всеми, не говорила о головной боли, преследующей её едва не каждый день, и кошмарах, приходящих каждую ночь. Она делала всё, чтобы никто не догадался, кто она на самом деле. Хотя уроки с Анселем, конечно, были немного подозрительными.

— То есть, — до Пайпер вдруг дошло, что на самом деле имел в виду Ансель, — Третий оставит Омагу?

— Конечно. Путь займёт целую неделю, визит в Тоноак затянется ещё на две-три, а потом он, может, решит навестить Артизар.

— Арти-что?

— Артизар, — чётко повторил Ансель. — Это земли, находящиеся под управлением человеческих родов и семей, сохранившихся после Вторжения. Возможно, Третьему стоило отправить тебя туда.

И он подозрительно сощурился, уставившись на неё. Пайпер в ответ только пожала плечами.

— Сколько его не будет в Омаге? — стараясь звучать непринуждённо, спросила она.

— Месяца два, может, больше. Путь неблизкий, к тому же, он наверняка решит проверить какие-нибудь крепости или поселения.

Пайпер это не устраивало. Она, конечно, ничуть не преуменьшала важность подобных проверок, однако ей-то они никак не помогут. Ей нужно обучаться магии, узнавать, что на самом деле произошло во время Вторжения, и думать над тем, как вернуться домой.

«Почему бы не сосредоточиться на том, что происходит здесь и сейчас?» — с лёгким, почти детским удивлением спросила Лерайе.

Девушка от испуга подскочила на месте, хлопнув ладонью по столу.

— Ты издеваешься?!

Ансель вжался в стул, подняв ладони. Пайпер помнила, что ей сказала Лерайе: она ответит на её вопросы лишь после того, как вновь станет собой. Иными словами, когда все части Силы, сколько бы их ни было, не будут связаны с Пайпер. С чего бы Лерайе нарушать собственные правила и давать о себе знать?

«Не будь такой злопамятной, — отозвалась Лерайе тихо. — Я лишь делаю то, что лучше для нас обеих».

— Ты с ума сошла? — прошипела Пайпер, решив, что с испугом Анселя она потом уж как-нибудь разберётся. — Ты просто бросила меня! Опять!

«Я тебя не бросала, — жёстче возразила сакри. — Я действительно слаба и не могу часто говорить с тобой, но это не значит, что я позволю кому-либо навредить тебе. К счастью, теперь они рядом, и мы продержимся намного дольше».

— О чём ты? Никто не собирается вредить мне.

Утверждение, конечно, спорное, ведь Пайпер понятия не имела, какие люди живут в этом мире, и ещё не до конца представляла, как во дворце относятся к благосклонности Третьего к ней.

«Что-то надвигается, — едва слышно ответила Лерайе. — Будь готова. Верь ветру, что идёт от звёзд и песков».

— Ничего не поняла, — огрызнулась Пайпер.

Ансель смотрел на неё, не моргая, и наверняка молился своим богам, прося у них защиты. Пайпер устала выдохнула, закрыла лицо руками и попыталась хотя бы приблизится к спокойному состоянию. Её раздражало абсолютно всё, голова раскалывалась от боли, а на глаза вновь наворачивались слёзы. Пайпер удавалось держаться в присутствии других, напоминая себе, что проявление слабости — верный путь к гибели, но иногда едва не срывалась.

Она ничего не понимала. Не знала, кому можно доверять. Бесилась, что Сила была готова действовать, стоило только Третьему оказаться рядом, и почти не отзывалась, если его не было. И ненавидела себя, не способную взять себя в руки и сделать хоть что-то.

Пайпер зажевала нижнюю губу, пытаясь подавить слёзы, но едва не прокусила её до крови, когда раздался громкий звук сигнального рога. Низкий, эхом разнёсшийся по помещению,повторившийся всего через секунду.

Пайпер резко вскинула голову. Ансель, бледный, как бумага, поднялся и осторожно подошёл к дверям из толстого стекла и железа, ведущих на просторную балконную площадку. Пайпер так и не решилась ступить на неё, помня о холоде, ждущем за стенами, и откровенно не понимала, как он не проникал в сам зал. Лишь сейчас, вслед за Анселем подойдя ближе, она разглядела сигилы по краям.

Они стояли почти в полной тишине, слыша лишь далёкие отголоски рога, и молча смотрели друг на друга, полностью растерянные. Но тут звук повторился, но этот раз очень близко, и какая-то тень метнулась к балконным дверям. Ансель лишь чудом успел прыгнуть на Пайпер и спасти её от удара.

С оглушительным грохотом двери сломались. Посыпалось стекло, усеивая пол осколками, железные части скрежетали и плавились. Пайпер, ударившись затылком об пол, в первую секунду решила, что ей это только мерещится. Гул в ушах никак не проходил, наоборот, становился всё громче, смешиваясь с чьим-то низким рычанием. Пайпер с трудом села, отлепив от себя перепуганного Анселя, и замутнённым взглядом уставилась на вторженцев.

Их было двое. Один, своим телом сломавший двери, силился подняться после удара об каменную стену, пошедшую трещинами. У него были ярко-алые волосы, упавшие на залитое кровью лицо. Тёмные кожаные одежды скрипели от заскорузлой крови, кое-где были видны дыры, открывавшие неглубокие раны. Пайпер попыталась сфокусировать взгляд, чтобы получше рассмотреть лицо мужчины, но тут второй вторженец резко остановился и повернулся к ней, будто почувствовав её внимание.

Он был высоким и худым, но по состоянию его противника Пайпер быстро поняла, что он довольно силён. Глубоко посаженные глаза были разных оттенков, правый — синий, а левый — красный, как у демонов, но склеры были светлыми, вполне человеческими. Вопреки немного дикому виду, его светлые волосы были аккуратно зачёсаны назад. Мужчина сжимал челюсти, и выступающие скулы с квадратным подбородком прорезались ещё чётче. Одежда, состоящая из какого-то странного смешения кожаной брони и ярких тканевых элементов, вроде пояса с каким-то рисунком из золотых нитей, была покрыта пятнами пыли и чужой крови — это Пайпер поняла сразу. К поясу прикреплён тёмный рог с потемневшим металлом.

Мужчина вдруг криво улыбнулся Пайпер, уже хотел вернуться к своему сопернику, но застыл и принюхался.

— О боги… — выдохнул Ансель, задрожав от страха.

— Ты, — прорычал мужчина, вновь обернувшись к Пайпер так стремительно, словно хотел напугать её, застать врасплох и разорвать на части. — Ты!

Он сделал шаг вперёд, но тут на него прыгнул его соперник.

— Уходите! — яростно крикнул красноволосый, впечатывая лицо мужчины в пол.

— Но, Джинн… — едва слышно произнёс Ансель, поднимаясь на негнущиеся ноги, — он же…

Пайпер говорили про Джинна — мол, он вообще классный парень и на него можно положиться. Вот только сейчас, видя его в крови и с потемневшими от злости жёлтыми глазами, она не знала, действительно ли он настолько силён и умён, как о нём отзывались. Впрочем, это и не так важно. Главное — убраться отсюда как можно дальше.

— Ты! — заорал мужчина, сталкивая Джинна с себя. Тут точно было замешано что-то ещё, магия или проклятия, потому что Джинн тяжело осел на пол и начал царапать горло, когда изо рта хлынула кровь.

Пайпер кинулась за Анселем, но не успела: мужчина схватил её за шею и резко дёрнул назад. Рука Анселя выскользнула из её руки, а боль пронзила всё тело.

— Катон! — истошно заверещал Ансель.

Мужчина, которого, видимо, и звали Катоном, и не думал останавливаться. Он ногой отпихнул Анселя и швырнул Пайпер на море осколков, угрожающе нависнув сверху.

— Ты, — повторил он, наклонившись как можно ниже. — Ты вся пропахла им!

Пайпер задыхалась от боли, острых осколков под собой и крепкой хватке на шее. Разом заныли все старые раны, о существовании которых она старалась не вспоминать. Пайпер просто не могла заставить себя по-нормальному изучить, принять их. Она помнила, как перевёртыш и настоящий Маракс когтями впились в её плечи, как демон укусил её в шею, и помнила, что, открыв глаза в холодном лесу, Сила уже залечила её раны. Когда целители в крепости сказали, что этого недостаточно, что внутри застрял кусочек когтя демона, Пайпер вновь пережила боль больше душевную, чем физическую — её напоили каким-то отваром, который помог ей пережить раскраивание ран и их повторное залечивание. Но само осознание, что Пайпер ранили, выворачивало её наизнанку каждый раз, когда из-за любого лишнего движения ткань скользила по плечам и шее, задевая повязки.

Катон вернул её к этому состоянию и даже усугубил его, продолжая сжимать шею. Его глаза горели ненавистью и злостью, а сильные пальцы давили на кожу, только-только возвращавшуюся к нормальному смуглому оттенку.

Пайпер было по-настоящему страшно. Её душил какой-то псих, которого она видела впервые в жизни, а Сила никак не могла сформироваться во что-то более опасное, чем яркое сияние золотых глаз.

Неожиданно хватка на шее стала слабее. Мужчина отпустил её, и Пайпер с хрипом втянула воздух.

— Так не пойдёт, — Катон поднялся и, остановившись в метре от неё, с оскалом произнёс: — Вы оба пробудили чернь и скверну, и за это вас ждёт наказание.

Ансель бросился вперёд будто инстинктивно, тогда как Джинн сделал этот осознанно, зажав в руке короткий кинжал, но Катон оказался намного быстрее. Он подхватил Пайпер за плечи и, зарычав, бросил её вперёд. Ледяной воздух особенно сильно обжёг кожу — значит, рана вновь кровоточила. Но даже это, пугавшее Пайпер до невозможности, не могло сравниться с падением с третьего этажа.

Мир на секунду замедлился. Катон остановился на каменных перилах и, издав боевой клич, прыгнул вниз. Джинн, ни секунды не думая, последовал за ним.

Ветер свистел в ушах, всё тело ныло, но Пайпер не видела ни Катона, почти доставшего её своим кинжалом, ни приближающейся земли. Всё вокруг заполнил золотой свет, приятным теплом окутавший её тело. Катон почти задел её плечо, но Пайпер вовремя перевернулась, с глухим стоном упала на твёрдую холодную землю и проехалась, кувыркаясь, несколько метров.

Катон вопреки своему дикому виду грациозно приземлился, стряхнул пыль с одежды. Он на секунду задержал взгляд на чём-то чёрном, блестящем на земле, но потом небрежно махнул рукой и направился к Пайпер. Она пригляделась сначала к его кинжалу, а потом к тому, что лежало на земле. Катон целился ей в плечо, но отрезал часть волос.

Пайпер, слыша в ушах рёв магии, приподнялась.

«Вставай», — запоздало приказала Лерайе.

«И без тебя знаю!» — огрызнулась Пайпер.

Она знала, что будет сейчас и что её ожидает после. Сила, распространившись по телу, поможет выдержать натиск Катона и, возможно, даже поглотит всю боль, идущую от него. Но Сила не сможет устранить, что было до этого, пока Пайпер полностью сосредоточена на том, чтобы не получить новых ран.

У неё кружилась голова, но она встала, пошатываясь, и едва не взвыла от обжигающе контраста горячей крови на шее и ледяного ветра. Повязки на плечах, которых с каждым днём становилось всё меньше, больно впивались в кожу и, кажется, даже намокли. Катон всего в несколько движений уничтожил труды многих целителей и обратил в пустоты крупицы Силы, которые Лерайе отдавала, чтобы человеческое тело Пайпер не распалось.

Она знала, что именно Лерайе и её Сила помогали ей всё это время, но по-настоящему осознала это только сейчас. Человеческое тело слишком хрупкое, оно бы не пережило даже ран, оставленных Мараксом, не говоря уже о времени, проведённом в лесу, падении с большой высоты и столкновении с Катоном. В том, что Пайпер всё ещё способна двигаться, подавляя боль и слёзы, была заслуга Лерайе.

— Он переступил черту, — вращая кинжал в руке, громко произнёс Катон.

Его не волновала ни кровь Пайпер, оставшаяся на месте падения, ни большое количество свидетелей во внутреннем дворе. Здесь было как минимум тридцать человек, среди которых, кажется, были даже те, кого Пайпер уже видела. Третий иногда рассказывал ей о каких-то капитанах, охотниках или советниках, но с глазу на глаз она никогда с ними не общалась, всегда наблюдала со стороны.

Сейчас же наблюдали они. Почему-то никто не стремился остановить Катона, хотя все видели, что он вооружён до зубов, а у Пайпер не было даже жалкого ножа для защиты.

— Что я тебе сделала? — наконец осмелилась спросить она, при этом сильно надрывая повреждённое горло. — Кто ты такой?

Катон остановился, будто удивлённый, что она умеет не только орать от боли, но ещё и разговаривать. Но потом вдруг рассмеялся и раскинул руки. Даже Джинн, надвигающийся на него со спины, опешил.

— Ты даже не представляешь! — с трудом подавляя смех, прокричал Катон. — Ты лишь глупая девчонка, которая… — он остановился, крепко сжал кинжал и втянул воздух, переменившись в лице.

Все звуки отступили на задний план. Пайпер никогда прежде не чувствовала нити магии так хорошо, как сейчас. Они, спутанные с чем-то, окружали Катона подобно второй коже. Пайпер не знала, как это возможно, но улавливала каждую тончайшую нить, напоминавшую ей о странном и невозможном. Терновый лес, звон оружия, ледяной ветер в волосах, кусавший огрубевшую кожу, звёзды, ставшие ближе, и полная луна, готовая поглотить множество теней. Что-то похожее, но в то же время совершенно иное, чего Пайпер не встречала даже у себя в мире, было в нитях Джинна. Это был обжигающий ветер, беспощадно бросавший песок в лицо, жаркое солнце, ощущение ласковых потоков воздуха на коже и невесомости, появляющейся в самые неожиданные моменты. Катон и Джинн были полны магии, которую сальватор не понимала, но которую Лерайе пропускала через себя, чтобы Пайпер могла её изучить. Вот только единственное, что она пока поняла — это то, что их магия может стать для неё проблемой. Особенно магия Катона.

Он ждал чего-то, игнорируя постепенно возрастающий шум во дворе, несмелые возгласы Анселя, доносящиеся с высоты третьего этажа, и напряжение в воздухе. Он глубоко дышал, будто никак не мог поймать нужный ему запах, и изучал Пайпер на манер хищника, не обращая внимания на Джинна подобравшегося максимально близко. Один удар — и Катон вновь станет его противником.

— Что за напасть… — проворчал Катон, снимая с пояса рог. — Ты вся пропахла им, и это скрыло твой настоящий запах. Я разочарован.

— Я не…

Её перебил громоподобный сигнал рога, обрушившийся на всех, кто был во дворе. Несколько рыцарей, уже подступивших ближе, неестественно застыли. Джинн в ужасе округлил глаза и вскинул руку, вспыхнувшую жёлтым, но наткнулся на преграду — вытянутую тень, формировавшуюся во что-то.

Таких теней было около дюжины, и они окружили её и Катона, отрезав пути к отступлению. Пайпер испугано озиралась, видя, как тени быстро приобретают человеческие черты. Всего через несколько секунд вокруг стояли мужчины и совсем ещё молодые парни в точно такой же одежде, как и Катон, с пустыми лицами и оружием, с которым Пайпер уж точно не смогла бы справиться. Они скалились, переводя удивительно живые глаза с Джинна на Пайпер, но мгновением спустя застыли в ожидании.

— Несите весть по всем территориям! — прокричал Катон, вскидывая руки. — Трубите не только об ошибках Третьего, пробудивших чернь и скверну, но и о сальваторе, что он от нас утаил!

У Пайпер подкосились ноги. Рядом совсем неожиданно появился Джинн, подставивший плечо. Никто его не остановил.

— Я бы спросил, кто ты вообще такая, — сквозь зубы процедил он, сверля взглядом Катона, — но теперь понимаю.

Катон хищно улыбнулся и затрубил в рог. Окружавшие его люди растворились в тенях, из которых появились, и оставили после себя лишь многочисленное эхо сигнала, с которого всё началось.

Тени, сигнальный рог, Катон… Пайпер точно говорили об этом, но из-за шума крови в ушах, боли во всём теле и гула множества голосов в голове она никак не могла сосредоточиться.

— А ты слабее, чем я себе представлял, — направившись к ним вальяжной походкой, заявил Катон. — Сдалась после первого же удара. И это хвалённая Сила Лерайе?

— Закрой свой рот, — потребовал Джинн звенящим голосом. — Ты забываешь, в чьём присутствии находишься.

— Я не боюсь тебя, Каслана.

— А я и не про себя говорю.

Пайпер не понимала, что с ней, но с плеч, и без того нывших, будто сняли непосильную ношу. Тепло Силы разливалось внутри, не только удерживая её на ногах, но и облегчая боль. Джинн, которого она совсем не знала, сейчас казался самым надёжным и верным человеком во всех мирах.

Катон, вздёрнув брови, обернулся и столкнулся с Третьим, мгновенно прижавшим лезвие меча к его шее. Все во дворе затихли, один только Джинн злорадно усмехнулся. Пайпер же ощутила разочарование: Сила просто среагировала на Третьего, а не на её внутренние призывы подчиниться.

— Ты пересёк черту, — холодно произнёс Третий, смотря в глаза Катону.

— А ты пробудил то, что спало многие годы, — парировал Катон, расправив плечи.

Пайпер показалось, что воздух потяжелел и стал прижимать её к земле. Кровь, выступившая из раны на шее, перестала течь, но теперь неприятным липким слоем покрывала кожу и пропитывала одежду.

«Ты хорошо справилась», — шёпотом похвалила Лерайе, но, судя по тихому тону и ощущению эха внутри черепной коробки, сакри думала совсем иначе.

«Он едва не убил меня!»

«Я знаю, но ты оказала достойное сопротивление. Потерпи ещё немного, а после мы поможем тебе».

Она наверняка говорила о себе и Арне, который через Третьего мог помочь с улучшением её состояния, но от одной мысли об этом Пайпер становилось паршиво. Её будут латать заново, а она едва ужилась с мыслью, что совсем недавно её по-настоящему ранили.

Тошнота подступила к горлу. Впервые Пайпер увидела кровь в ночь, когда тёмные создания открыли брешь в доме дяди Джона, а один из демонов напал на него. Тогда она думала, что всё это страшный сон, и желала только одного — как можно скорее проснуться. Затем Лерайе, не спросив её, захватила её тело и уничтожила едва не всех демонов, что хотели напасть на Эйса. Пайпер помнила кровь, тошнотворный запах и ошмётки, остающиеся от тел тёмных созданий. Позже, буквально через день или два, демоны попытались прорваться в особняк, а Пайпер столкнулась с Иснаном. Рана, полученная тогда, будто снова заныла, хотя Арне залечил её так аккуратно, что даже шрама не осталось. Но всё это не шло ни в какое сравнение с хаосом, учинённым демонами внутри особняка, когда Стефан стал вратами. Пайпер казалось, что она до сих пор чувствует металлический запах его крови.

Она думала, что уже как-то свыклась с мыслью о боли, крови и постоянных ранениях, но поняла, что это не так. Всё это пугало её до ужаса, истерического желания смеяться и рыдать одновременно. Она не сделала ничего по-настоящему опасного, — да и важного, если так подумать, — но Катону что-то не понравилось в ней, и он решил напасть. Оставил синяки на шее, вспорол рану, полученную от Маракса, едва не повозил её по морю острых осколков, дырявивших одежду, но, к счастью, ещё не успевших навредить её спине.

Пайпер смотрела на Катона, возле шеи которого Третий до сих пор держал меч, и тряслась от страха.

— Ох, мамочки, — простонал Джинн, когда Пайпер, не сумев перебороть дрожь во всём теле, осела на землю и обняла себя за плечи.

Если раны, оставшиеся от когтей демона-перевёртыша и Маракса, и открылись, то крови успело натечь не так много. Должно быть, Сила вовремя остановила кровотечение и незаметно срастила кожу, но, едва подумав об этом, Пайпер вновь затряслась.

Она просто хотела вернуться домой. Без шрамов, лечебных повязок и запахов травяных отваров, что она пила каждый день. Её не волновало, что Катон на весь двор объявил о её связи с Лерайе, что теперь каждый знал, кем она является на самом деле, и что, стоит только этому знанию укрепиться в людских мыслях, как они потребуют её участия в чём бы то ни было.

Пайпер ничего, кроме ненависти и жалости к самой себе, из-за которой ненависти становилось ещё больше, не волновало.

— Миледи, — проворковал Джинн достаточно громко, чтобы их услышали все, кто был достаточно близко, — так бы и сказали, что голова немного кружится.

Пайпер его почти не слышала. Джинн помог ей подняться, не замечая её дрожи, и с силой закрепил её руки на своём предплечье.

— Подыграй мне, — прошипел он с уверенной улыбкой, адресованной рыцарям, окруживших Катона, и советникам, в стороне обсуждающих произошедшее.

Пайпер не ответила. Джинн, вздохнув, пробормотал ещё тише:

— Мы не можем просто бросить Катона в тюрьму, но Третий придумает, как он ответит за свою ошибку.

Пайпер не ослышалась? Он назвал это нападение, фактически избиение, ошибкой?

— Подыграй мне, — требовательнее повторил он, но Пайпер, сжав челюсти, освободила свои руки из его хватки и, поколебавшись секунду, подошла к Катону и Третьему.

На лезвии меча алели капли крови и сияла цепь светло-голубых сигилов, тянущихся от эфеса к острию. Третий сжимал рукоятку так сильно, что Пайпер слышала скрип тёмной кожи, используемой для обмётки, и даже хруст костяшек пальцев. Впервые ей показалось, что пальцы Третьего не такие уж и тонкие и легко могут что-нибудь сломать.

— Пайпер, — его голос был стальным, ровным, а глаза пылали магией — Пайпер невольно выпрямилась, а Сила будто в противовес расслабилась. — Не могла бы ты повторить, что Катон сказал перед тем, как напал на тебя?

Пайпер перевела загнанный взгляд на Катона. Он стоял, собрав руки на груди, и широко улыбался. Его не волновала тонкая полоса на шее, оставшаяся от меча Третьего, и рыцари, готовые в любую секунду атаковать. Среди них Пайпер слишком поздно заметила Магнуса, сначала обнадёживающе улыбнувшегося ей, а потом вновь ставшего серьёзным и собранным. Катона ничего, кроме неё, не волновало. А ведь с высоты его роста она, должно быть, выглядела совсем крохотной и незначительной.

Пайпер попыталась ответить, твердя про себя, что теперь Катон не нападёт на неё. Здесь Третий, Магнус, Джинн — ему, кажется, пока что можно доверять. И Сила из-за близости Времени ликовала, готовая броситься на защиту или в бой. Но Пайпер не смогла выдавить ни звука.

Разноцветные глаза Катона, синий и красный, внушали животный ужас. В животе стягивался тугой узел, а гул в голове становился только громче.

— Пайпер? — чуть мягче произнёс Третий.

— Неужто от страха дар речи потеряла? — ядовито спросил Катон, наклонившись ближе — лезвие меча царапнуло глубже, но не смертельно. Пайпер отшатнулась, словно её ударили, и тяжело задышала. — Вот так разочарование…

— Следи за языком! — прорычал Третий.

— Я не намерен любезничать с девчонкой, которая боится не тех.

— Ты говоришь в присутствии Третьего сальватора, генерала короля Киллиана и единственного, кто отделает тебя от становления ужином тёмных созданий, — чеканя каждое слово, Третий смотрел только на Катона, а его голубые глаза становились всё светлее, являя всем присутствующим его магию. — Ещё одно слово, которое мне не понравится, и я лично преподнесу тебя и всех твоих всадников Герцогу.

Катон усмехнулся, но спустя несколько секунд опустил уголки губ и свёл брови к переносице. Подумав немного, он, посмотрев на Пайпер, лёгким движением отвёл лезвие меча и провёл большим пальцем второй руки по своей шее. Кровоточащая царапина мигом исчезла, будто её и не было. Пайпер нервно сглотнула.

— Я нёс весть, которая заинтересует тебя, — награждая Третьего снисходительным и даже ленивым взглядом, сказал Катон. — Однако, поняв, что произошло, я уже не мог бездействовать. Считай сегодняшнюю мелкую стычку предупреждением. — Катон подошёл ближе и, приблизив своё лицо к беспристрастному лицу Третьего, проскрежетал: — Если ты ещё раз сделаешь что-то, что вызовет такой мощный выброс магии, не предупредив об этом, Охота не будет столь милосердной. Мы отдадим тебя на растерзание черни и скверны, что ты выпустил, и даже бровью не поведём.

Пайпер считала секунды. Она хотела уйти отсюда, спрятаться под большим тёплым одеялом и никогда больше не вылезать.

Она так и не вспомнила, кем является Катон и почему он может так открыто угрожать Третьему, но одно знала точно: она ненавидела его. В её жизни было мало людей, которых она ненавидела, в тех случаях это чувство всегда было гиперболизированным, но сейчас всё было по-настоящему. Катон напал, ничего не объяснив, едва не убил, раскрыл тайну, которой она не была готова делиться, а теперь угрожал Третьему. Из-за этого Сила вскипала так же сильно, как из-за попытки Катона задушить Пайпер.

— Если ты ещё раз нападёшь на кого-то без всяких оснований, — в том же тоне ответил Третий, — я истреблю Охоту, а ваши истерзанные тела отдам тварям для различного рода экспериментов.

Катон на секунду застыл, но потом растянул губы в улыбке, за которой скрывались короткие клыки, и с неуместным мурлыканьем, явно издевательским, произнёс:

— Истребишь так же, как истребил Лайне?

Пайпер не успела даже моргнуть. Джинн схватил её за руку и оттащил в сторону. Третий, подняв меч, с рычанием бросился на Катона и едва не оставил на нём глубокую царапину от плеча до бедра, но тот извернулся, отскочил и поднял небольшой кинжал, явно готовый к схватке.

— Назад! — Третий поднял руку, отдавая команду пришедшим в движение рыцарям, и выпрямился во весь рост. Пайпер слышала своё загнанное сердце, тяжелое дыхание Джинна за спиной и даже звон натянутых нервов рыцарей, послушно застывших на месте. — Уведите всех со двора, сообщите королю о раннем прибытии Катона и подготовьте ему покои.

— Не стоит, — вежливо отозвался Катон, крутя кинжал в руке. — Предпочитаю вместе с Охотой спать под звёздами. Дышится как-то легче.

Третий нахмурился и сверкнул глазами.

— Ты смеешь отказываться от гостеприимства короля?

— Разве? Предлагаешь ты, а не сам Киллиан. Хотя если вспомнить историю…

Катон резко замолчал, подавившись воздухом, а Пайпер услышала, как что-то хрустнуло. Третий, подняв сжатый кулак, медленно приближался к Катону. Острие меча громко царапало по каменной дорожке.

— Ты действительно забываешь, в чьём присутствии находишься, — тихо и угрожающе произнёс он, уставившись на Катона немигающим взглядом, пылавшим магией.

Катон, тяжело дыша, осел на землю. Пайпер не видела никаких внешних повреждений, но до её измученного сознания наконец дошло, что Третий использовал магию так аккуратно и быстро, что Сила даже не успела среагировать. Он держал Катона крепко, не позволяя даже пошевелиться, и сжимал его шею, мешая свободно дышать.

— Последнее предупреждение, Катон, — Третий остановился напротив мужчины, едва способного удерживать голову поднятой, и, разжав кулак, поднял меч.

Пайпер вскрикнула и отвернулась, когда Третий всадил меч в грудь Катону. Хруст сломанных рёбер и брызнувшего фонтана крови заполнил собой весь двор. Но, казалось, никто, кроме неё, не был удивлён.

— Да не убил он его, — небрежно отозвался Джинн. Пайпер успела забыть про его присутствие и сейчас, испугавшись, отшатнулась. — Спокойно! Жив он, жив… Его так просто не убьёшь.

Пайпер не верила ему. Такой удар никому не пережить, это уж точно. Но тут, словно насмехаясь над ней, Третий невозмутимо произнёс:

— В следующий раз я не буду подавлять мощь сигилов.

Пайпер считала секунды, пока её воспалённое воображение дорисовывало картину: мёртвого Катона с дырой в груди и Третьего, убившего его быстро и без колебаний, похожего на дикого и безжалостного зверя из тех, что ворвались в особняк Гилберта. Лишь на шестой секунде, когда наиболее сильный порыв ветра принёс металлический запах, послышался хриплый глубокий смех:

— Ты обещаешь это каждый раз.

Пайпер в ужасе обернулась. Под Катоном была внушительная лужа крови, брызги окрасили каменную дорожку, жухлую траву неподалёку и одежду Третьего, но сам мужчина стоял перед сальватором как ни в чём не бывало. Он критически оглядывал пронзённую грудную клетку и ощупывал её края.

— Иан собрал интересную информацию, — наконец произнёс Катон, пытаясь убрать из раны попавший туда кусок ткани. Третий не среагировал, и Катон, вздохнув, будничным тоном продолжил: — Поговаривают, будто на берегу Мёртвого моря, в неприступной башне из чёрного камня, на троне сидит принцесса.

Пайпер почувствовала, как все вокруг замерли. Рыцари, первыми отреагировавшие на приказ Третьего, уже разогнали всех любопытных, но ещё несколько остались, чтобы следить за Катоном. Среди них был и Магнус, обменявшийся с Джинном напряжёнными взглядами. Сила затаилась в ожидании удара.

— Правящий армией на её стороне, а голову её венчает корона из серебра, хрусталя и алмазов.

Рука Третьего, держащая меч, дрогнула. Но его голос был необычайно твёрд:

— Это невозможно, и ты это знаешь. Принцесса Гвендолин мертва.

— Верно, мертва. Да будет путь её сквозь земли предков на дальнем севере лёгким и необременительным, — отчеканил Катон без всякого энтузиазма или намёка на искренние чувства. Стоило только вытолкнуть эту фразу, как его глаза загорелись, а в голосе появилось больше яда: — Вот только Гвендолин была не единственной принцессой.

Голова Пайпер раскалывалась от огромного количества информации. Она изучала различные семейные древа Сигрида, что были в библиотеке Гилберта, и помнила, что точно видела это имя. Оно казалось ей очень знакомым, а реакция Третьего лишь укрепляла эту мысль.

Третий открыл рот, чтобы ответить, но Катон его бесцеремонно перебил:

— Принцесса Розалия жива и сидит на троне, прибрав к рукам корону великанов.

Пайпер услышала, как Третий втянул воздух сквозь зубы. В её голове словно щёлкнуло.

Гилберт говорил, что во время Вторжения его старший брат Алебастр приказал Шерае оставить его, его невесту, — кажется, Марию из рода Саэнс, — и сестру, чтобы найти и спасти кого-то из родственников. Гилберт, цитируя Алебастра, едва не сказал «моих», хотя после быстро исправился и сказал «моего». Хотел ли он сказать и о принцессе Розалии, чьё имя Пайпер мельком видела в одном из семейных древ Лайне?

«Боже мой», — подумала она, стоило только спустя жалкие мгновения убедиться в том, что имя принцессы Розалии точно там было. Но Гилберт никогда о ней не говорил.

Катон упомянул, что Третий истребил Лайне. Пайпер не представляла, можно ли верить подобному заявлению, брошенному для того, чтобы разозлить противника, выбить его из равновесия, но прекрасно видела лицо Третьего. На нём отражалась каждая из многочисленных эмоций, которую он никак не мог подавить: страх, непонимание, даже боль. Сила же, среагировавшая слишком поздно, сейчас несла те же странные чувства и образы, что Пайпер ощущала в магии Джинна и Катона. Неужели это из-за связи между сальваторами, в данном случае подкреплённой запечатыванием частей сакри в тех, в ком они не должны жить? Могла ли Лерайе взывать к своей Силе, бывшей внутри Третьего, и мог ли Арне через Время, часть которого была запечатана в самой Пайпер, передавать искренние эмоции Третьего?

Если всё, что она услышала, правда, то Третий был виновен в истреблении Лайне. Однако принцесса Розалия каким-то образом выжила и забрала колону великанов, благодаря которой Третий засвидетельствовал свою связь с Арне.

Вот только Пайпер не понимала, при чём тут какой-то «правящий армией» и башня из чёрного камня.

— Думаю, — осторожно начал Джинн, наклонившись к ней, — нам пора сваливать.

Пайпер нахмурилась, совершенно сбитая с толку. Информация, озвученная Катоном, явно не выставляла Третьего в лучшем свете, однако Пайпер не считала, что им действительно пора уходить. Магнус был его доверенным рыцарем, а Джинн, если девушка всё правильно поняла, имел кое-какие привилегии. Пайпер же была сальватором, о чём теперь знали все, и Третий говорил, что доверяет ей. Разве она не считается равной ему в силе и влиянии? Здесь определённо был какой-то тайный смысл, который пытались скрыть от неё.

Третий сверлил гневным взглядом Катона так долго, что кровь из груди того перестала течь и начала высыхать. Сам мужчина непринуждённо отдирал кусочки брони, попавшие внутрь или слипшиеся из-за крови, и слово не замечал, что Третий едва сдерживается, чтобы не поднять меч ещё раз.

— Убирайся, — наконец процедил Третий, сильнее сжимая рукоятку меча. Катон не шелохнулся, и Третий повторил, наполняя своим яростным криком весь внутренний двор: — Убирайся, пока я не убил тебя!

В его голосе, будто пропущенном через громкоговоритель, Пайпер услышала голос Арне и эхо магии, с которой она не могла тягаться.

— Ты знаешь, — весело отозвался Катон, поправляя одежду спокойно и расслабленно, — Охота видит всё.

Прежде, чем Третий успел поднять меч, Катон растворился в тени, взметнувшейся к небу, и исчез среди серых туч.

Пайпер ждала, пока кто-нибудь скажет хоть что-нибудь, но все молчали. Несколько рыцарей, оставшихся с Магнусом, после его короткого приказа куда-то ретировались. Спустя всего пару секунд во дворе остались только он, Джинн, Пайпер и Третий, с отвращением смотрящий на меч в своей руке.

Неожиданно он, зарычав, отбросил меч и с остервенением запустил пальцы в волосы.

— Полагаю, он доверяет тебе, — сдержанно произнёс Джинн, — раз в твоём присутствии позволяет эмоциями побеждать. Или же он доверяет Лерайе. В общем, тут немного сложно понять.

Великаны обладали превосходным слухом, но на слова Джинна Третий не обратил внимания. Мгновением позже он метнулся обратно к мечу, упал на колени, взметнув снег, и поднял его, отряхивая от комьев жёсткой земли, взрытой острием. Затем он отогнул край своей одежды, — это было что-то среднее между привычным ему камзолом с минимум деталей и кожаной бронёй, что носили рыцари, — и стал яростно стирать кровь Катона с лезвия.

— Я ничего не понимаю, — призналась Пайпер, покосившись на Джинна. — И вообще, кто ты такой? Почему Катон пытался тебя убить?

— О, я просто пытался помешать ему добраться до Третьего. Он, видишь ли, всерьёз хотел убить его. — Джинн махнул рукой, мол, пустяки, и утёр кровь с подбородка, словно не замечая её на лбу, висках и левой скуле. — Кстати, меня зовут Джинн Каслана.

— Это я уже знаю.

— И я, как и ты, из другого мира.

— Джинн! — рявкнул Третий, метнув на него убийственный взгляд. — Проводи Пайпер до Ветон, пусть займётся её ранами.

— Как прикажешь, — лениво отозвался Джинн.

Пайпер не знала, на чём ей концентрировать внимание: на Джинне, сказавшего, что он из другого мира, или на Третьем, смотрящим в их сторону. Джинн, очевидно, поняв, что приказ нужно исполнять, кивнул Пайпер в сторону. Она помедлила.

Ей нужны были ответы — сильнее, чем когда-либо. Но ей так же нужно было показаться целителям. Катон раскрыл, что она сальватор, и прятаться больше не было смысла. В конце концов, если она настолько важная персона, она сумеет обрубить любопытство посторонних на корню. Вот только идти вслед за Джинном почему-то совсем не хотелось.

Пайпер смотрела на Третьего, ожидая хоть какой-то реакции, а он смотрел на неё пустым взглядом.

Третий мотнул головой, словно прогоняя наваждение, поднялся на ноги и махнул Магнусу, призывая его идти за ним. Пайпер показалось, что глаза Третьего на секунду вновь стали вполне живыми и полными боли. Затаившаяся внутри Сила подсказала, что так и было.

Глава 10. Игрою и притворством он добился, чего хотел

Джинн Каслана умел импровизировать, но в последнее время ему не везло буквально во всём. Проблемы валились одна за другой, и Джинн даже относительно неплохо справлялся, однако сегодня всё пошло не по плану с самого начала.

Он заметил жеребца Катона, тенью скачущего прямо ко дворцу, едва только сам пересёк ворота. И сразу же понял, что предводитель Дикой Охоты набрал такую скорость не для того, чтобы как можно скорее оказаться в тепле и поприветствовать правителя Омаги.

Джинн попытался остановить его, но не смог — после недавней стычки с тварями всё ещё не восстановил все силы. Одна из городских площадей лежала в руинах, но, к счастью, никто не пострадал. Кроме самого Джинна, разумеется. Катон не стеснялся использовать всё, что имел у себя в запасе, в то время как магия Джинна была истощена длинным путешествием и сложными манипуляциями, благодаря которым он и выживал. Богиня Геирисандра, когда-то бросившая на него свой ленивый взор, наверняка наблюдала за этим издевательством и злорадствовала. Из-за своей природы Джинн едва управлялся и с дарами, доставшимися ему от своего мира, и с магией богини, а тут ещё ограниченность в Диких Землях… Джинн всегда был в невыгодном положении, но последние две сотни лет это положение никак не менялось, только становилось хуже.

Он даже почти поверил, что Катон просто убьёт его, не разбираясь, кто виноват, и был абсолютно уверен, что незнакомой девушке достанется куда сильнее. Если бы не Третий, наконец добравшийся до места, Джинну бы пришлось из последних сил защищать девушку. Как же сложно быть благородным и одним из самых сильных…

На секунду Джинн остановился и поднял глаза к небу. Ни солнца, ни звёзд. В этом мире звёзды вообще были другими, чужими.

Джинн устало вздохнул и повёл Пайпер, неизвестно откуда взявшуюся, к целителям.

— И давно ты сальватор? — весело спросил он, стараясь придерживаться её темпа. Они только попали в крытый переход, ведущий внутрь дворца, и Джинн был рад наконец избавиться от ощущения непомерного давления, что оказывало чужое небо. Серое, никогда не знавшее тёплых лучшей солнца. Да и на севере частенько шёл снег — Джинн просто ненавидел снег.

— А давно ты из другого мира? — тут же спросила она, плохо скрывая своё любопытство.

— Всю свою жизнь, если я правильно помню. Вот только проблема в том, что я как раз плохо помню свою жизнь.

Джинн улыбнулся, что, наверное, выглядело не очень красиво, так как лицо его было залито кровью, но Пайпер только сжала челюсти. Не закричала, как в момент, когда Третий пронзил грудь Катона мечом, что очень порадовало Джинна.

— Я не понимаю, — наконец произнесла Пайпер, когда они прошли ещё несколько коридоров.

— Я помню, что много странствовал, а в Сигриде оказался как раз незадолго до Вторжения и… Ну, так я очутился здесь, со всеми остальными.

— Но из какого ты мира? С Земли? Или из… — она щёлкала пальцами, пытаясь вспомнить нужное слово, и едва не просияла, закончив: — Иные миры, да? Те, что ещё не исследованы. Или куда никто не может попасть.

— Не помню, — отстранённо отозвался Джинн. — Но я помню, что в те времена, когда я оставил свой мир, наши звёзды ещё поддерживали связи с людьми и защищали их. Но потом что-то случилось, и звёзды закрыли границы мира, отделив его от остальных… Пожалуй, поэтому-то о моём мире никто и не слышал.

Пайпер озадаченно нахмурилась.

— Забудь, — отмахнулся Джинн, понимая, что своими историями только перегрузит несчастную. Она, должно быть, даже плохо понимала, как Сигрид был связан с другими мирами, поглощёнными Дигносом. — Сейчас это не имеет значения. Давай лучше займёмся твоими ранами, пока магия сакри не решила оставить тебя и спрятаться где-нибудь внутри.

— Многое знаешь про магию сакри?

Она явно старалась держаться холодно, будто знала, что только так можно показать себя не испуганной девчонкой, а авторитетной личностью, к которой стоит прислушиваться. Джинн получил подтверждение её существованию несколько минут назад и даже подумал бы, что она отлично справляется, но видел, как дрожат её плечи, и слышал, как дыхание рвано вырывается из груди.

— Достаточно, — коротко ответил Джинн. — Никто не знает о магии сакри лучше самих сакри или их сальваторов. Это факт.

— Если бы я могла просто взять и поговорить с Лерайе, я бы так и сделала, поверь, — недовольно проворчала Пайпер себе под нос, обгоняя его. Джинн на секунду опешил, уверенный, что она сейчас свернёт не туда, но девушка решительно направлялась именно в нужную сторону, словно точно знала, где расположились целители.

— А ты не можешь?

Пайпер бросила на него раздражённый взгляд через плечо, но потом резко дёрнула головой и поморщилась.

— Хватит, — пробормотала она, ущипнув себя за переносицу.

— Проше прощения? — не понял Джинн.

— Я не с тобой говорю, а с королевой драмы. Да, это я про тебя! — повысила голос Пайпер, резко остановившись. — Хватит ругаться, я тоже много всяких слов знаю!

Джинн пробормотал молитву, прижимая указательный и средний пальцы ко лбу.

— Ты, полагаю, ругаешься с Лерайе? — выдавливая учтивую улыбку, спросил он.

— Да. Точнее, она со мной ругается. К счастью, мы всё дальше и дальше.

— От чего или кого?

Пайпер поджала губы и оглянулась на арочные окна по правую сторону. Квадрат внутреннего двора, где они были совсем недавно, уже пустовал, лишь позванные слуги оттирали кровь Катона от каменной дорожки.

— А-а-а, — протянул Джинн, ровняясь с ней, — ты о Третьем. Выходит, твоя магия реагирует на его?

— Сильнее, чем мне бы того хотелось. От этого Лерайе становится шумной.

— Это плохо? Потому что звучит очень даже интересно.

Пайпер красноречиво промолчала, на следующем повороте сворачивая влево.

— Прекрасно, — пробормотал ей в спину Джинн. — Просто прекрасно…

Стоит только Третьему попасться ему на глаза, как Джинн выскажет всё, что думает о крайне непростом положении, в котором они оказались.

***

— Ветон, милая, — ворковал Джинн, пока целительница очень старалась не кривить губы на его привычную лесть, — ты, как и всегда, просто очаровательно накладываешь швы!

Пайпер, которая почему-то до сих пор не ушла, хотя с ней закончили минут двадцать назад, удивлённо округлила глаза.

— В следующий раз я попрошу Катона бить сильнее, — процедила Ветон сквозь зубы, смотря Джинну в глаза.

Он был уверен, что она его по-настоящему ненавидит. Маги, ограниченные определённым внутренним запасом, редко доходили до грани, — научились, в конце концов, не рисковать собой понапрасну, — но Джинн был огромным исключением. Каждый раз, стоило ему вернуться в Омагу, как Ветон была первой, кого он посещал — он просто не мог явиться перед королём или Третьим в побитом виде и с кровью из ран, полученных во время очередной стычки с тварями. Джинн, вообще-то, привык к такому и знал, что его природа справится с любой раной, но Киллиана подобное небрежное отношение к собственной жизни не устраивало.

— Ты даже не пожалеешь меня? — сокрушённо прошептал Джинн, прижимая перевязанную левую руку к груди.

— А должна? — холодно поинтересовалась Ветон, останавливаясь возле своего стола.

— Пайпер ты пожалела.

Пайпер свела брови и метнула на него грозный взгляд.

— Тоже мне, сравнил. — Ветон поводила ладонью над содержимым небольшого деревянного сундучка и, найдя нужный отвар, достала его и слегка встряхнула. — Риас видела, что несчастную вышвырнули с третьего этажа. Чудо, что она ещё может стоять. Выпей это, — даже не меняя тона, сказала Ветон и швырнула ему склянку.

Джинн поймал её, откупорил и быстро выпил отвар.

— До тебя уже дошли слухи? — непринуждённо спросил он, стараясь не морщиться от горького послевкусия фейских трав.

— Слухи не дошли лишь до глухих, но и те скоро обо всём узнают.

Она остановилась, на секунду задержала взгляд на содержимом своего сундучка и посмотрела на Пайпер. В стальных глазах была нежность, которую Джинн редко видел, и даже капля стыда.

Он и не представлял, что Ветон способна на такие чувства. Она, бескомпромиссная, смелая и решительная, никогда не извинялась за свои резкие выражения или мысли, высказанные в неподходящей обстановке. А если и извинялась, то таким тоном, будто делала всем остальным одолжение. В этом была вся Ветон, способная прицепиться даже к Третьему, и потому столь неожиданно проявление эмоций для Джинна стало настоящим открытием.

Пайпер повела плечами, словно её совсем не заботили стремительно распространявшиеся слухи, но её лицо перекосилось от боли.

— Без резких движений, — строго сказала Ветон, мигом растеряв все те тёплые чувства, что Джинн едва успел разглядеть.

— Это движение не было резким, — будто инстинктивно возразила Пайпер.

Ветон выгнула бровь, и девушка, стушевавшись, пробормотала:

— Ну, или было… Ладно, я поняла. Без резких движений.

— Чудно. Будешь следовать моим рекомендациям — через пять дней будешь как новенькая.

— Пять дней? — недоверчиво переспросил Джинн.

— Сам посуди: сальваторы крепче и сильнее простых смертных. А если уж Катон отдал приказ и Охота раструбила всем о новом сальваторе, Третий будет осторожен и внимателен.

Джинн не успел даже рот открыть, желая намекнуть, что совсем недавно Третий вовсе не был осторожным и внимательным.

— Что это значит? — звенящим от напряжений голосом спросила Пайпер.

Ветон устало вздохнула и потёрла лоб.

— Третий — сильнейший маг Диких Земель. Даже он на втором месте, — она махнула рукой в сторону Джинна, тут же улыбнувшегося во все тридцать два. Благо, теперь его лицо было чистым от крови, и улыбка точно вышла очаровательной. — Третьему подвластны знания, которых мы не понимаем, и чары, которые для нас утратили силу. Он — единственный, на кого мы можем положиться. И он всегда заботиться о нас, если Дикая Охота начинает поднимать шум.

Пайпер поджала губы и нахмурилась, будто было в корне не согласна со словами Ветон, но противопоставлять им что-либо пока не решалась. Если всё, что Джинн успел узнать о ней, правда, она могла стать серьёзной проблемой абсолютно для всех.

Джинн получил письмо от Третьего две недели назад, и в нём говорилось, что его присутствие требуется в Омаге. Причина не раскрывалась, однако Третий намекнул, что причина чем-то схожа с ним. Первой же вывод, который сделал Джинн, оказался верным — Пайпер из другого мира. Никто пока не объяснил ему, из какого именно, но, зная Третьего, Джинну придётся задержаться в Омаге на более долгий срок, чем обычно, и стать частью его очередного плана. Возможно, ему даже придётся приложить руку к её обучению, что совсем не радовало Джинна: он не привык уделять столько внимания личностям, магия в которых в корне отличалась от его магии.

— Вы действительно веритеему?

Джинн провёл рукой по коротким красным волосам, не представляя, как много правды они могут сказать. Существовали законы, жёстко контролирующие всё, что было связано с Третьим, и лишь безумцы пытались их опровергнуть и доказать, что сальватор вовсе небезгрешный. Он действительно был небезгрешным, но стал таковым исключительно ради сигридцев, которые смогли спастись во время Вторжения. Или просто потому, что его сильно бесили слабые, двуличные люди, которые бежали от тёмных созданий и всю ответственность перекладывали на одного сальватора.

— Тебе следует формулировать вопросы чётче, — наконец произнесла Ветон, вальяжно присаживаясь на стул.

Пайпер для чего-то кивнула, поджав губы, и, подумав всего несколько секунд, выпалила:

— Почему вы верите Третьему?

Ветон разочарованно покачала головой.

— Он спас нас, — пожав плечами, ответил Джинн.

— Это я уже слышала. Как и то, что он предал миры, вступив в сговор с тёмными созданиями.

Ветон напряжённо переглянулась с Джинном, сохранявшим спокойствие. Он понятия не имел, от кого Пайпер услышала это всё, но не был удивлён. Если одни считали Третьего спасителем, то другие — предателем, погубившим миры. К счастью, правду, тщательно оберегаемую многочисленными клятвами, знали многие. Если и были люди, считавшие Третьего союзником тёмных созданий, то они либо давно умерли, сдавшись перед этим жестоким и негостеприимным миром, либо примирились с мыслью, что избавиться от Третьего значительно сложнее и опаснее, чем уверить его, что они на его стороне.

— Я никогда не слышал, чтобы Третий помогал им во Вторжении, — с расстановкой ответил Джинн, улыбаясь.

— Откуда взялись эти глупые слухи? — раздражённо пробормотала Ветон.

— Да разное бывает, — отмахнулся Джинн, — не переживай. Ну, милая, ещё вопросы есть?

Ветон нахмурилась, смотря на него исподлобья. Она была старшей целительницей, сильнейшей и мудрейшей из всех в Омаге, но даже она не болтала чересчур много. Она могла потребовать ответов от Третьего или же рассказать о нём кому-то другому, но не выходя за рамки. Джинн же не был ограничен. Он знал, что две клятвы ни в коем случае нельзя нарушать, и, если дело касалось их, был предельно осторожен. Но разве он мог отказать себе в удовольствии немного испытать самого себя и свою верность? В конце концов, именно из-за Третьего и Пайпер он был вынужден вернуться в Омагу, именно из-за них он не раз столкнулся с тварями, желавшими истерзать его. И именно из-за них он до сих пор не принял ванну, о которой мечтал уже несколько часов.

— Катон сказал, что Третий истребил Лайне. Это правда?

В помещении повисла тишина. Джинн слышал, как в соседних комнатах ученицы и помощницы Ветон занимаются своими делами и даже болтают чуть громче, чем нужно, словно демонстрируют, что совсем не подслушивают. Сейчас их голоса казались оглушительными. Как и треск пламени в сотнях свечей большой люстры под потолком. Из коридора доносились торопливые шаги слуг, советников и лордов. Ветер куда более милосердный, чем на дальнем севере, завывал за окнами.

Ветон молчала, зная, что не имеет права отвечать на этот вопрос. Это была вторая клятва, которую она дала, поступив на службу во дворец Омаги.

— Задай какой-нибудь другой вопрос, — всё с той же миролюбивой улыбкой сказал Джинн.

Пайпер откровенно опешила, но, поразительно быстро взяв себя в руки, спросила:

— Как зовут Третьего?

Вряд ли она действительно хотела задать именно этот вопрос — Джинн был уверен, что всё не так просто. Эта девушка, свалившаяся как снег на голову, знала больше, чем показывала и говорила, и подбирала вопросы таким образом, словно точно знала, о чём они не могут сказать.

Ветон не скрывала своего страха. Джинн знал, что она умная и не станет болтать, нарушая первую клятву, но в такие моменты волей-неволей вспоминается, как некоторые смельчаки шли против правил, а потом лишались языков и беззвучно рыдали, когда Третий или кто-нибудь из его приближённых ломали любителям поболтать пальцы. Джинн сам как-то сломал пальцы рыцарю, который едва не бросил в Третьего нож, проклиная и его, и его род. Это был очень глупый рыцарь.

— Третий — это Третий, — разведя руки в стороны, ответил Джинн.

— Но у него же должно быть имя, — неуверенно произнесла Пайпер.

— Третий — это Третий, — повторила Ветон, выпрямляясь. — Идите, у меня ещё много работы.

Джинн не скрывал своего разочарования от такого предательства: теперь ему придётся самому отбиваться от вопросов Пайпер до тех пор, пока она великодушно не решит оставить его в покое или пока кто-нибудь не передаст новый приказ от Третьего. Если бы он только знал об этой девушке чуть больше, чем ничего, то, возможно, он бы не возмущался. Но Джинн не любил уделять внимание слабым магам, не внушающим доверия людям и смельчакам, почти бросившим вызов Катону. На самом деле Джинн бы восхитился смелостью Пайпер, если бы не знал, что в тот момент она была немного не в себе.

— Это что, какой-то страшный секрет? — продолжила Пайпер, стоило только Джинну с огромной неохотой вытолкнуть в коридор и закрыть за ними дверь.

— Третий — это Третий, — устало повторил Джинн. Он огляделся, надеясь, что их никто не услышал, и свернул налево. Шаги Пайпер мигом раздались за его спиной.

— Ты же не попугай! В чём тайна?

— А в чём тайна того, что ты — сальватор? — резко остановившись, пошёл в наступление Джинн. Он не был раздражён вполне логичными вопросами, обществом Пайпер или необходимостью временно стать её сопровождающим, что ясно читалась в приказе Третьего. Но он знал, что не может обойти клятву, и потому любопытство Пайпер лишь тратило её силы и его терпение, которое, к сожалению, не было бесконечным. — Почему ты не хотела, чтобы об этом кто-то знал?

— А тебе бы понравилось, если бы все вокруг смотрели на тебя только с надеждой? — огрызнулась Пайпер, встав на носочки, чтобы выглядеть чуть более грозной.

На Джинна и так смотрели с надеждой, ведь он был одним из сильнейших магов, посланником мира и тем, кто поддерживал связь между крупными городами. И у него было чувство, что на него смотрели с надеждой и раньше: возможно, до того, как он оказался в Сигриде. Он бы обязательно подумал над этим, но оказалось, что Пайпер не закончила.

— Да я понятия не имела, что существует магия, сакри и сальваторы! — прошипела она, взмахнув руками. — Я была сальватором всего неделю, когда чёртов Маракс зашвырнул меня в темноту…

— Не призывай чертей, — поучительно напомнил Джинн.

— …а очнулась я уже здесь!

— Насколько мне известно, в Икасовой крепости тебя приняли довольно тепло.

Пайпер отошла на шаг и присвистнула.

— Если под тёплым приёмом ты понимаешь мою несостоявшуюся казнь — то да, меня приняли тепло.

— Об этом я не слышал.

Кто мог отдать такой приказ? Точно не сам Икас, особенно если он знал, кто перед ним. Но что, если не знал? Кто тогда мог приказать казнить Пайпер? Немного подумав, Джинн пришёл к выводу, что это могла быть только Клаудия. У Магнуса не тот уровень авторитета, Эйкен ещё ребёнок, а Стелла — это Стелла. Третий, насколько он знал, был сильно истощён после месяцев, в которые он предавался самобичеванию и пил без остановки, передаче части магии кому-то, кого хотел спасти Арне, и закрытию бреши, неожиданно появившейся на дальнем севере.

— Почему тебя хотели казнить? — стараясь звучать непринуждённо, поинтересовался Джинн.

— Не знаю, — на выдохе произнесла Пайпер и собрала руки на груди. Джинн заметил, как повязки под её новой чистой рубашкой, выданной Риас, натянулись. — Они что-то говорили о ведьмах и сокрушителях…

— А, вот в чём дело, — расслабленно отозвался Джинн. — Сокрушитель не уничтожил тебя, но в тех землях частенько находили ведьм, сумевших обмануть зачарованную сталь. Клаудия просто приняла тебя за одну из них.

— Всего лишь? — с нервным смешком переспросила Пайпер.

— Ведьма мёртвых никогда не ошибается, но если она не слышит голосов за чужими спинами — значит, дело плохо.

— Погоди, — Пайпер замахала руками и поражённо уставилась на него. — Ведьма мёртвых?

— Так многие называют Клаудию. Из-за её проклятия.

Пайпер кивнула, отошла к противоположной стене и уставилась на неё.

— Ведьма мёртвых, — задумчиво повторила девушка, а затем добавила так тихо, что Джинн её едва расслышал: — Ведьма мёртвых первой поймёт, что не так.

— Ты о чём?

— В этом мире есть дети Фасанвест?

— Есть, но они слабы.

— Ай, чёрт, не выйдет, — вдруг выдала Пайпер под новое бормотание Джинна о том, что чертей лучше не призывать. — Они же не могут просто сказать о том, что видят…

— Ты вспомнила о каком-то предсказании?

— Что-то вроде того.

— И когда ты успела повидаться с ребёнком Фасанвест?

— В своём мире, разумеется.

Джинн едва не хлопнул себя по лбу — какого ещё ответа он ожидал?

— Что вообще за мир у тебя такой странный? — не без любопытства спросил Джинн, кивнув, чтобы они шли дальше. — Там есть дети Фасанвест, а ругаетесь вы как-то… странно. Зачем призываете младших тварей?

— Долгая история. Может, как-нибудь расскажу.

Она замолчала, туманным взглядом изучая простирающиеся за арочными окнами территории дворца, и на все попытки Джинна продолжил разговор не реагировала. Ему это начинало надоедать, но тут Пайпер повернулась к нему и серьёзно спросила:

— То, что сказал Катон, правда?

Надежда, успевшая зародиться внутри Джинна, умерла под его отчаянный стон.

***

Третий был в огромном зале совещаний, где встречался не только с советниками Киллиана, но и послами других городов и селений, лордами и леди и представителями простого народа. Зал давно опустел, но Третий сидел, пустым взглядом смотря на потолок, и ждал. Ему никогда не нравилось место, отведённое ему, но занимать место Киллиана он просто не мог. Только не после вспышки бессмысленного гнева, которую увидели так много лишних глаз.

Стук в двойные двери эхом отразился от стен. Стражу, стоящую на посту во время совещаний, Третий отпустил — значит, то был либо Ансель, которого он сумел выловить среди потока переполошённых обитателей замка, либо те, кого он привёл.

Третий не успел даже подать голос, как двери распахнулись и в зал бодрой походкой вошёл Джинн. Следом за ним, щурясь, вошла Пайпер.

— Как же ты похорошел за прошедший час! — с улыбкой произнёс Джинн.

— Не трать моё время, — равнодушно отозвался Третий.

— А что, Арне совсем слаб?

Третий замер, непонимающе смотря на Джинна. При чём тут Арне? Он, разумеется, предупредил Третьего, что Катон опять нарушил общепринятые правила, и всё-таки…

— А, забудь, — огорчённо сказал Джинн. Он изменился в лице за считанные секунды, исчезли напускная весёлость и расслабленность, сменившись строгостью и собранностью. Жёлтые глаза, казалось, даже потускнели. — Как ты и приказывал, я проводил леди… Ой, погоди, — он, вернув свой прежний настрой, обернулся к Пайпер и громким шёпотом спросил: — Из какой ты семьи?

— Сандерсон, — отрешённо ответила Пайпер.

— Ага, отлично… Итак, — вновь став серьёзным, продолжил Джинн, — я проводил леди Сандерсон до целителей и убедился, что они помогут ей. А после я стал жертвой её вопросов, но это, полагаю, тебя совсем не волнует.

Третий позволил себе лёгкую улыбку:

— Не волнует.

— Так и знал. В общем, потом нас нашёл Ансель и сказал, что ты ждёшь нас здесь.

— Прекрасно. Спасибо за помощь, Джинн. Ты свободен.

Быстро сникнув, Джинн уточнил:

— И ты просто отсылаешь меня? Даже не скажешь что-то вроде: «Боги, как же я рад, что ты жив»? Или же: «Джинн, ты просто потрясающий маг и товарищ, самый лучший из всех, можешь забрать любую магическую книгу из моей личной коллекции».

Третий смотрел на него, не мигая, и ждал. Он не понимал, чем Джинн недоволен и что от него требует. Не представлял, как его вполне естественные слова смогли вызвать такую странную реакцию со стороны мага.

— Спасибо, Джинн, — настойчиво повторил Третий, складывая пальцы шпилем. — Ты свободен.

Джинн возвёл глаза к потолку и шумно выдохнул. Он уже отступил на шаг, но потом вдруг подошёл к Пайпер, наклонился и сказал:

— Если он будет тебе докучать — просто спроси у кого-нибудь, где я, или пошли за мной. Буду рад спасти тебя от этой злюки.

— А ты не лучше, — со сдержанной улыбкой ответила Пайпер. — Но спасибо за предложение. Возможно, я даже подумаю над ним.

Джинн улыбнулся, шутливо откланялся и вышел. Третий смотрел ему в спину, пытаясь понять, для чего он предлагал послать за ним.

— И что на этот раз? — спросила Пайпер, садясь напротив него. Их разделял стол чёрного мрамора, совершенно пустой и даже холодный.

— Я предположил, что у тебя могли появиться вопросы после… встречи с Катоном, — аккуратно закончил он, смотря в глаза собеседницы.

— Интересная вышла встреча, — пробормотала Пайпер, держа на губах всю ту же сдержанную улыбку.

Третий чувствовал, как ей страшно. Он слышал её учащённое сердцебиение, шумное дыхание, шорох повязок на плечах о рубашку, что ей выдали целительницы. Третий не чувствовал лишь уверенности, что сможет хоть как-то исправить положение.

— Я считал, что предпринял все необходимые меры, но их оказалось недостаточно. — Третий сложил перед собой руки и сплёл пальцы, краем глаза заметив, как Пайпер посмотрела на перстень на его среднем пальце левой руки. — Я приношу свои искренние извинения за то, что из-за моих ошибок ты попала под гнев Катона.

Пайпер молча смотрела на перстень. Третий, на секунду растерявшись, прикрыл его пальцами, и тогда девушка подняла на него глаза, в которых читалось нечто, что он никак не мог разгадать.

— К сожалению, я не могу просто казнить Катона, — продолжил он, надеясь, что теперь его внимательно слушают. — Однако то, что ты видела — лишь малая часть его наказания.

— Ты же… — хрипло выдохнула Пайпер. — Ты убил его.

— И да, и нет. Катона нельзя убить обычным мечом.

— На твоём сияли какие-то сигилы.

— Верно, благодаря ним мой меч можно считать сокрушителем. Однако даже сокрушитель не убьёт Катона. Он слишком силён, и для его убийства нужна не менее сильная магия.

Пайпер кивнула, но Третий не верил, что она его поняла или полностью согласна с его мнением. Он знал, что она в шоке от увиденного и, вероятнее всего, теперь боится его.

— Если бы у тебя была эта магия, ты бы убил его?

Третий отрицательно покачал головой.

— Катон слишком важен для нас. Он — предводитель Дикой Охоты, призрачных всадников, что помогают нам выслеживать тварей и сдерживать их напор. Полагаю, недавно он был чересчур сильным в некоторых местах. Из-за этого то Катон и хотел убить меня.

— Он смог бы?

Третий вновь покачал головой.

— Мы совершенно разные, однако в человеческом понимании, возможно, равны по силе. На стороне Катона не только Охота и все его всадники, но и проклятия, что он себе подчинил. У меня же Время, дар великанов, сокрушитель и ещё куча секретов, о которых он не знает.

— А меня бы он смог убить?

Третий судорожно выдохнул, постаравшись скрыть свой на секунду проскользнувший страх. Пайпер требовала ответа одним только взглядом, который Третий просто не мог выносить. Он убеждал себя снова и снова, что это не глаза Йоннет, это отличие, которое проявляла Лерайе для своего сальватора, но легче не становилось. Наоборот, было только хуже. Третий, убеждая себя, лишний раз вспоминай о мгновении, когда почувствовал, что Йоннет не стало.

Третий крутил перстень на среднем пальце, мысленно прося предков помочь ему.

— Да, — наконец произнёс он тихо, не посмев отвести глаз. — Он бы смог тебя убить, если бы я не успел. Мне очень жаль…

— Тогда научи меня сражаться, — громко, властно произнесла она. Её тон никак не вязался со страхом, пропитавшем её с ног до головы, и неуверенностью в золотых глазах.

— Сражаться? — Пайпер недовольно нахмурилась, стоило ему удивлённо уточнить, и Третий поспешил дополнить: — Разумеется, я собирался предложить тебе это, однако… Ты уверена?

— У себя я уже начинала учиться, но кое-что помешало. Сам знаешь что.

— Ты хочешь обучиться не только магии?

— Именно. Меч, рукопашный бой — подойдёт что угодно. Я слишком слаба, и это нужно исправить.

Третий едва не возразил с отчаянием, что она вовсе не слабая. Он видел её, когда охотники Икаса привели её в крепость. Всё её лицо были изуродовано, но в золотых глазах пылал такой огонь, что Третий побоялся, как бы ему не обжечься. Во время нападения тварей она храбро отбивалась, даже не зная, как трудно убить противника, а после открыла портал. Да что там: она не сдалась Катону, была готова выступить против него, не представляя, кто он и как ей сражаться. Она была сильной настолько, насколько это было возможно с её искалеченным человеческим телом и Лерайе, разделённой на части.

— Разумеется, — согласился Третий, даже почувствовав что-то вроде облегчения. Он боялся, что, предложи он не только уроки магией, она может разозлиться и хорошенько врезать ему, уничтожив все его попытки выстроить хотя бы хрупкое доверие между ними.

— И ещё кое-что, — продолжила Пайпер. Она наклонилась вперёд и сложила руки, повторяя его позу. — У меня есть вопросы.

— Я буду рад ответить на них.

— Ты истребил Лайне?

У Третьего словно сердце остановилось. Он смотрел на Пайпер, жёсткую и непроницаемую, и не понимал, где то очарование, которое он видел ранее.

Третий задыхался от запаха гари, смрада разорванных тел и синей крови, льющейся рекой. Он слышал крики и стоны умирающих, попавших в когти и клыки тёмных созданий. Он видел только разрушенный тронный зал и десятки тел, усеявших пол. Он знал, что перед ним только одна цель, и всё равно дрожал от страха.

Дворец, утопающий в снегах, крови и пепле. Бесчисленные разрушения, оставленные проникнувшими внутрь тварями. Мольбы и стоны, которые Третий обрывал, не задумываясь. Глаза цвета благородства, смотрящие на него с самыми разными чувствами — любовь, ненависть, благодарность, страх. И другие, наливающие чернотой. Всего двое наследников, тогда как их должно быть трое.

В ушах без конца стучало: «Laerhtaz», а следом за ним — «Sawaztar», произнесённое голосами, которые он любил больше всего на свете.

Третий задыхался от боли, страха и отчаяния. Нотунг, который Аксель по его просьбе отнёс в его покои, словно вновь оказался в его руках, а его острое лезвие было в синей крови.

— Я сделал то, что должен был, — прошептал Третий, прикрывая глаза дрожащей ладонью.

— Ты не отрицаешь, что убил их?

— Я сделал то, что должен был, — ещё тише повторил Третий. Он обещал себе, что не будет лгать Пайпер, не после того, как он убедился, что она — настоящий сальватор, но её вопрос выворачивал его душу наизнанку и уничтожал. Медленно, по кусочкам. Так не поступали даже твари, когда он попал к ним. Это было слишком жестоко с её стороны, и в то же время вполне справедливо.

— Ты убил Лайне, — бросила Пайпер сначала несмело, а после добавила громче и с большим чувством: — Ты убил Лайне!

— Я сделал то, что должен был! — прорычал Третий, поднимая на неё глаза.

Пайпер изумлённо смотрела на него, открыв рот. Третий слышал, как судорожно она дышит, но ещё он слышал, с каким оглушительным звоном первая слеза падает и ударяется о мраморный стол.

Третий запретил себе утирать слёзы. Пусть Пайпер видит, что он вовсе не в восторге от решения, которое он принял. Пусть знает, что он существо более жалкое, чем пытается казаться, и что всё внутри него уничтожается и возрождается каждый раксов день.

— Ты убил их, — надломленно прошептала Пайпер, потрясённо смотря куда-то ему за спину. — Ты… Мне не говорили об этом.

— Что?

— Я не знала, что ты убил их.

— И не должна была узнать.

— Что? — настал черёд Пайпер удивляться. — Ты планировал скрывать это?

«Да, именно так», — хотел ответить Третий, но его губы будто сами собой сжались в тонкую линию.

«Ты действительно настолько эгоистичен?» — эхом пронеслось в его голове. Это не было голосом Арне, не было его собственным голосом. Эта была общая мысль, рождённая из бесконечных кошмаров, бессонных ночей и воспоминаний о более счастливых временах.

«Да, я эгоистичен», — честно ответил Третий.

— Ты боишься меня?

Пайпер смотрела на него так долго, что Третьему стал не нужен ответ. Да, она боится его. Он был лживым, эгоистичным чудовищем, который пытался контролировать то, что не мог. Он думал, что сможет защитить нового сальватора, что она не будет страдать так же, как предыдущие, но с самого начала допускал одну ошибку за другой, игнорируя один важный урок, который ему преподала Йоннет — сальваторы всегда чувствуют ложь друг друга.

Тогда он задал другой вопрос:

— Ты ненавидишь меня?

Пайпер вновь промолчала.

Третий услышал, как его сердце в очередной раз разрывается на тысячи кусочков. Он ненавидел себя за то, что не смог с самого начала дать новому сальватору то, чего она заслуживала.

— Я не вижу смысла говорить, что мне жаль, потому что это не так, — Третий взял себя в руки, всё ещё ощущая, как всё внутри сжимается, и посмотрел на Пайпер. — Я сделал то, что должен был. Однако я, будучи Третьим сальватором, должен исполнить все свои обещания и воссоединить тебя с Лерайе.

Пайпер молча смотрела на него, и Третий, не зная, что ещё ему добавить, начал крутить перстень у себя на пальце. Пайпер мигом переместила взгляд на него и спросила:

— Он важен для тебя?

— Напоминает о семье, — ответил Третий, ни на секунду не задумавшись.

— У вас были фамильные кольца?

— Да, были.

— Выходит, ты из какого-то знатного рода?

— Да, — подтвердил Третий, понимая, что если он и дальше будет лгать и утаивать правду, то ни к чему хорошему это не приведёт.

— Вы знали Лайне?

Третий вдохнул, напоминая себе, что запах крови и смерти ему лишь чудится, выдохнул и ответил:

— Да.

— Так как тебя зовут?

Третий услышал, как звон в его голове затих. Он тянул с ответом слишком долго, чтобы Пайпер не заподозрила неладное, и всё равно не смог придумать, что ей сказать. Он хотел ответить честно, правда хотел, но страх затопил его, и потому Третий произнёс:

— Я предлагаю обсудить, как будет проходить твоё обучение.

Пайпер, что странно, согласно кивнула. Третий знал, что она не оставит его в покое и будет спрашивать про имя, что она до сих пор в ужасе от его признания и наверняка будет искать более точные ответы на вопрос о том, почему он убил Лайне.

Третий не хотел этого признавать, но ему всё-таки придётся обратиться к Киллиану за помощью.

Глава 11. Но какая цель?

— Давай посмотрим, на что ты способна.

Пайпер тихо застонала. Магнус не оценил её настрой.

— Всё настолько плохо?

— Я могу, наверное, дать подзатыльника или пинка под зад, и всё. Лерайе способна на большее, а она… — Пайпер покрутила пальцем у виска, но Магнус совсем не понял, что это означало.

— И всё-таки, — настойчиво произнёс он, собирая руки на груди. — Мне нужно знать, на что ты способна, чтобы понимать, с чего начинать.

— Будем считать, что я ни на что не способна, хорошо? Обучай меня, как самого настоящего новичка.

Магнус недоверчиво скривил губы.

— Должна же ты уметь хоть что-то.

— Бегать умею. Быстро. Пытались даже в команду по лёгкой атлетике затащить, но я сумела отбиться.

Она остановилась, уставившись перед собой, и словно забыла, что в зале они не одни.

Конкретно это помещение, выделенное под тренировочный зал, сегодня утопало в свете множества свечей и вмещало в себя куда больше людей, чем Магнус рассчитывал. Он не знал, как именно, но все эти рыцари, маги и даже простые дворцовые стражники узнали, что сегодня начинается обучение сальватора, и даже придумали предлог, чтобы понаблюдать за ним. Магнус видел рыцарей, находящихся в его непосредственном подчинении и всегда держащих своё любопытство в узде, но даже они изредка поглядывали в их сторону. Он видел магов, расположившихся почти в самом углу, недалеко от стойки с деревянным оружием, и слышал их тихий шёпот. И он видел, что в глазах большинства кроется настоящий скептицизм, которым не награждался даже Эйкен.

— Чёрт возьми, — выдохнула Пайпер, потирая лоб.

— Не призывай чертей, — терпеливо напомнил Магнус.

— …а я и не думала, что буду скучать по школьным временам.

Магнус насторожился. Ему что, вверили девчонку, которая даже школы не окончила?..

— Сколько тебе лет? — не скрывая своего подозрения, спросил он.

— Восемнадцать. В январе должно было исполниться девятнадцать. Вот только я даже не знаю, отличается ли время этого мира от времени моего.

— Если правильно помню из историй Третьего — нет, не отличается.

— Хоть что-то утешает.

Магнус не верил, что её это на самом деле утешило. В её положении не было ни одной вещи, способной её утешить, ни одного человека, который мог бы привнести подобное чувство. Прошло всего три дня с тех пор, как Катон, ослеплённый ненавистью к Третьему за мощный выброс магии, пробудивший каких-то тварей, едва не убил Пайпер. А Ветон говорила, что девушка оправится только через пять дней. Очередной рекорд, поставленный исключительно совместными усилиями Силы и Времени.

Два дня назад несколько всадников Дикой Охоты почтили Омагу с официальным визитом. Их возглавлял Катон, и он очень умело делал вид, что никакого инцидента с новым сальватором не было, а его всадники притворялись, будто не несли весть о вернувшейся Лерайе во все уголки Земель. Магнус знал, что те всадники, что не были в Омаге сейчас, продолжали трубить об этом во всех частях света, а часть из них, возможно, стерегла берега Мёртвого моря, где недавно затонул один из омагских кораблей.

На совещаниях Магнус ловил каждое слово, примерно представляя, какой план рождается в голове Третьего. Если он не отложит визит в Тоноак, то с большой вероятностью отправится прямо к берегам Мёртвого моря, пытаясь определить след, ведущий к реликвии.

Этот след почувствовал Арне несколько месяцев назад, а всадники Дикой Охоты доложили, что за Мёртвым морем происходит какое-то движение, которое им недоступно. Киллиан послал своих людей на разведку, потому что Охотники были уверены — за Мёртвым морем либо утерянная корона великанов, либо другая, чуть менее мощная реликвия. Известие о затонувшем корабле, так и не достигшем цели, никого не удивило. Магнус, как и подобает, почтил погибших и пообещал их душам, что их смерть будет отомщена. Он был уверен, что Третий, вне зависимости от результатов разведки, отправится за Мёртвое море — а это значит, его кертцзериз будут рядом. Но тут им на голову свалилась девчонка из другого мира, а после стычки с Катоном Третий поручил Магнусу обучить её. Ещё и сведения, собранные Ианом, самым быстрым и незаметным из всадников Дикой Охоты…

На берегу Мёртвого моря, вероятнее всего, за полосой ничейных территорий, стоит башня из чёрного камня. И там на троне сидит принцесса, прибравшая к рукам корону из серебра, хрусталя и алмазов — корону великанов, утерянную во время Вторжения.

Согласно сведениям Иана, то была принцесса Розалия, самая младшая из рода Лайне, дочь короля Роланда и королевы Жозефины.

Магнус просто не представлял, как Третий ещё не сорвался с места и не помчался на юг.

Катон и Третий играли в очень сложную игру, где один пытался задеть и подчинить себе другого, но в противостоянии с тварями они были на одной стороне. Дикая Охота собирала сведения, проникала туда, куда остальным был закрыт путь, и стерегла наиболее опасные пространства, где когда-то были запечатаны твари или где они ещё спали, придавленные сигридской магией. Третий же давал им то, в чём они нуждались — магию, влияние, силу, клятвы. Третий был единственным, кто мог ограничить их, и он же — единственный, кто в состоянии разорвать проклятие Герцога, из-за которого Дикая Охота застряла в этом мире. Сведения, которые они передавали друг другу, редко были ошибочными и почти никогда — ложными. Но это не означало, что Катон мог нападать на нового сальватора. Магнус просто поражался выдержке Третьего, ещё не разорвавшего Катона на части.

Сегодня должна была состояться встреча всадников Охоты с королём Киллианом и его приближёнными. Это означало, что Магнус, как верный рыцарь Третьего, будет там же. Это же, в свою очередь, сулило настоящую пытку. Ему самому хотелось хорошенько врезать Катону за сцену, которую он устроил, фактически избиение Джинна и попытку отыграться на Пайпер.

Магнус потёр переносицу, пытаясь не разочароваться в сегодняшнем дне раньше времени, — как жаль, что у него ничего не вышло, — и посмотрел на Пайпер. С утра слуги принесли ей форму, которую надевали все новички, ступающие в этот зал: облегающие штаны и рубашку серого цвета, тонкие и короткие сапоги с мягкими подошвами и абсолютно никакой настоящей защиты. Сейчас она стояла, усиленно переплетая короткую косу, и никак не могла добиться успеха. От Джинна Магнус слышал, что Катон отрезал ей часть волос, а потом, в лазарете, Ветон их подравняла. Судя по лицу Пайпер, её это очень бесило. Настолько, что она, громко выругавшись и попытавшись призвать чертей (опять!), завязала волосы в низкий хвост и уставилась на Магнуса из-под нахмуренных бровей.

— Весь день будешь на меня дуться?

Пайпер негодующе всплеснула руками.

— Выше нос, Золотце, — ободряюще улыбнулся Магнус. — Я знаю, что ты хочешь домой, но для начала нужно убедиться, что осуществить твоё возвращение — дело безопасное.

— Я понимаю, но… — начала было Пайпер, но Магнус, подойдя ближе, воодушевлённо её перебил:

— Скоро в Омаге начнётся череда праздников. Ты сможешь и отдохнуть, и разузнать у приглашённых гостей всё, что тебя интересует.

— Каких ещё гостей? — настороженно уточнила Пайпер.

— Да всяких. Великаны, феи, эльфы, люди. Будут все.

— Какой кошмар…

Магнус удивлённо похлопал глазами. Во Втором мире что, отношение к празднествам полностью противоположное?

Для жителей Диких Земель это время было полно не только молитв за ушедших и тех, кого спасти не удалось, но и благодарностей богам, ирау с драу и элементалям, что оберегали их сейчас. Это было время, когда они вспоминали, что ещё живы и могут бороться, а также слабое подражание ещё не умершей культуре Сигрида. Первым празднеством, с которого всё начиналось, был день памяти, когда чтили мёртвых и молились за их души. Вторым, более радостным, — день благодарности. Несмотря на все попытки сохранять приличия, уже второй день больше напоминал не старое сигридское празднество, что сплочало жителей Диких Земель, а масштабную пирушку у фей. Магнус никогда не был на таких пирушках в настоящем Сигриде, но от командира, что брал его отряд под своё командование довольно часто, слышал, что феи любили шумно повеселиться.

— Разве вы тут… — Пайпер понизила голос и, пожевав нижнюю губу, неуверенно продолжила: — Разве вы не боитесь демонов? Как вы можете праздновать, когда вокруг всё настолько плохо?

Магнус едва не рассмеялся ей в лицо.

— Ты так мало усвоила из уроков Анселя и Третьего?

Глаза Пайпер вспыхнули, но она, выдержав и смех рыцаря, и его снисходительный взгляд, холодно отчеканила:

— Ансель учит меня основам сигридского языка, на котором все тут говорят, а Третий до недавнего времени многое утаивал. Может, утаивает до сих пор.

— М-да, произношение у тебя и впрямь хромает…

Совсем несильно, на самом-то деле, но Магнус решил не уточнять.

— В этом мире действительно есть твари, — давя неуместный смех, сказал он. — И мы боремся с ними, но неужели ты думала, что борьба — это единственное, ради чего мы живём?

Пайпер готовила ответ, но так его и не озвучила. За расплывшимися пятнами синяков и царапинами, с каждым днём уменьшающихся и становящихся бледнее, Магнус разглядел намёк на смущённый румянец. Или же он просто принял желаемое за действительное.

— В этом мире есть твари, — повторил он терпеливо. — Есть те, которые безмозглыми псами носятся по лесам и равнинам. Есть те, которые отсиживаются в своих далёких, замаскированных башнях. А есть те, которых сигридская магия загнала в сон. Некоторых, как ты помнишь, всплеск магии, твоей и Третьего, пробудил. Жить рядом с такими тварями… не очень приятно, но и это — не беспросветная тьма. За годы мы научились сосуществовать с ними, а при удобном случае — уничтожать. И всё.

Было видно, что его слова не убедили Пайпер. Магнус понятия не имел, как объяснить ей сложную систему этого мира, в которой он сам далеко не сразу разобрался. Сначала, когда была только тьма, а земли были усеяны горами мертвецов, приходилось по-настоящему выживать. Ещё до встречи с Третьим и Клаудией Магнус не раз был на волоске от смерти и успел решить, что отныне так будет всегда. И только после, спустя десятилетия кропотливого труда сигридцев, тщательно продуманных планов королей и королев Дикие Земли стали такими, какими их увидела Пайпер. Ну, не совсем увидела. Она же ещё не покидала пределов Омаги, да и Магнус не знал, решит ли всё-таки Третий предложить ей визит в Тоноак. С этими сальваторами всегда было так сложно…

— Выходит, — немного подумав, сказала Пайпер, — демоны есть, но в городах и поселениях безопасно, а потому можно праздновать традиционные сигридские праздники? Или что тут у вас празднуют.

У Магнуса дёрнулся глаз.

— Верно, — согласился он, — суть ты уловила. Однако это означает, что люди будут интересоваться, как там обстоит обучение нового сальватора.

Пайпер громко застонала. Несколько рыцарей, бывших неподалёку, принялись усиленно делать вид, что не подслушивали.

— У тебя есть только два варианта на случай, если к тому времени Третий не найдёт способа вернуть тебя домой. — Магнус отошёл на пару шагов и сложил руки за спиной, выпрямив спину. — Ты можешь по каким-либо причинам не обучиться хотя бы малой части того, что следует знать, и просто отсидеться во дворце. Или же ты можешь укрепить своё тело и дух и показать всем, что ты куда серьёзнее и не потерпишь разговоров за спиной.

Магнус терпеливо ждал реакции, зная: он переступил черту.

Ему никогда не были понятны эти особые узы, связывавшие сальваторов друг с другом. Магнуса даже семья не любила по-настоящему. Только мать относилась к нему с пониманием и поощряла все его начинания, но и та умерла раньше, чем Магнус успел чего-либо достичь. Ему не сулила удачная женитьба, которая укрепила бы положение его отца в обществе, и потому служба у короля — единственное, что оставалось. Благо, Магнус оказался способным рыцарем. Но даже став им, он так и не сумел установить достаточно крепких отношений со своими товарищами. Он чувствовал, как его сердце разрывается, когда он видел их, умирающих, исчезающих в хаосе и тьме Вторжения, но при этом ощущал и благодарность за то, что до сих пор жив.

Магнус просто не понимал, почему сальваторы так тесно связаны друг с другом, но знал, что за подобные вольности Третий может придумать ему какое-нибудь достаточно суровое наказание. Если Магнус своими словами доведёт Пайпер до крайней точки, если по его вине она сорвётся или сделает что-нибудь непоправимое, Третий не пожалеет сил, чтобы доказать Магнусу, что тот был не прав. Он бы сделал это и ради своих кертцзериз, ради каждого из них, но в последние дни Третий был слишком опьянён связью с другим сальватором.

Магнус ждал реакции, предвкушая либо всплеск Силы, либо очередной якобы учебный поединок с Третьим, который обязательно поставит его на место. Но Пайпер стояла, не шевелясь, и сверлила Магнуса своими золотыми глазами, чарующими и пугающими одновременно.

— Хочу кое-что узнать, — наконец сказала она, складывая руки на груди. Магнус видел лёгкую дрожь, охватившую её, но решил не заострять на этом внимание. Он только кивнул, показывая, что внимательно слушает, и Пайпер продолжила, тщательно подбирая слова: — Из какого рода происходит Третий?

Магнус глупо похлопал глазами. Где-то в стороне послышался предостерегающий шёпот — мол, пора отсюда уходить. Вопрос Пайпер не был чересчур громким, но все присутствующие старательно прислушивались к их разговору, будто своих дел не было.

— Во-первых, — подняв указательный палец, начал Магнус, — правильно говорить «из чьего», а не «из какого». Например, род Лайне пошёл от самого первого короля, великана Лайне, который объединил кланы после северного заклятия и основал Ребнезар. Род Дасмальто — от великана по имени Дасмальто, который был верным генералом Лайне. Род Саэнс — от Саэнс. Ну, ты поняла.

— А во-вторых?

— А во-вторых, — Магнус сглотнул, уверенный, что постепенно наживает себе врага, — если ты хочешь узнать, из чьего рода Третий, тебе следует спросить его об этом.

На самом деле Магнус мог рассказать ей всю правду, но тогда он бы навсегда лишился доверия Третьего, его силы и, разумеется, языка. Существовали правила, которые никто не смел нарушать.

— Почему это такая тайна? — непонимающе пробормотала Пайпер, передёрнув плечами. — Никто не скрывает, что Киллиан принял его в род Дасмальто, но почему о его настоящем роде молчат?

— Что тебе говорили о Третьем в твоём мире?

Третий запрещал любые расспросы, происходящие без его участия, но Магнус просто не мог забрать свои слова обратно. Он старался быть осторожным, но как ещё ему выкрутиться из этой довольно щекотливой ситуации?

— Он Предатель, — легко ответила Пайпер. В её взгляде уже было меньше страха и презрения, что ещё присутствовали по пути из Икасовой крепости, но и уверенности или веры в самого Третьего не прибавилось. Казалось, Пайпер собирала сведения, чтобы определиться со своим отношением к сальватору, а сама пока находилась где-то посередине, на нейтральной территории.

— Конкретнее.

— Он предал Сигрид, потому что помог демонам во Вторжении, — со вздохом расширила свой ответ девушка.

— А ты знаешь, что бывает с великаном, который предал свой род?

— Он же… Нет, получается, если он считается предателем Сигрида, то и предателем своего рода, верно?

— Именно, Золотце. Ты такая умная. Так что бывает с великаном, предавшим свой род?

Пайпер постучала по лбу костяшками пальцев. Магнус ждал ответа, игнорируя настороженные взгляды магов, обосновавшихся почти в самом углу.

— Его изгоняли, — неуверенно, будто это знание крылось в той части её памяти, что всё ещё оставалось туманной, предположила Пайпер.

— Верно, его изгоняли. Вероятнее всего, кто-то из рода Третьего сумел изгнать его и разорвать с ним все связи. Или же нет. — Магнус улыбнулся, демонстрируя свою очаровательную улыбку, и качнул головой. — Докапывайся до этой правды сама, Золотце. Спрашивай Третьего, если не боишься…

— Я не боюсь его, — перебила она резко и решительно, хотя Магнус вёл свою мысль в совершенно другое русло.

— Тогда ты либо чрезвычайно смелая, либо глупая. Надеюсь, что всё-таки смелая.

— И что, никакой помощи? — почти простонала она, опуская плечи.

— Но ведь завтра Третий начнёт обучать тебя магии, сразу после того, как мы с тобой потренируемся с утра. Кстати, не завтракай. Некоторых выворачивает после пробежки.

— Погоди, что?! Мне не это обещали!

Магнус улыбнулся шире, поражаясь наивности людей Второго мира. Что же за обстановка там царит, если Пайпер так удивляется подобным мелочам?..

— Золотце, мы будем бегать каждое утро, а после тренироваться вот здесь, в этом самом зале. Мне поручено укрепить твоё тело, и я прибегну к любым методам, чтобы выполнить свою задачу.

— Но пробежки…

— Расслабься, тут не так уж и холодно. Поначалу будет непривычно, но ты справишься. В конце концов, у тебя будет чудесная компания!

Пайпер сделала кислую мину и опустила голову.

— К тому же, ты говорила, что быстро бегаешь.

Пайпер громко застонала.

***

— Это нехорошо, — задумчиво пробормотал Джинн, теребя край повязки на запястье.

— Вполне оправданный интерес, — спокойно отозвался Третий, неотрывно смотрящий во внутренний двор. Там, выбрав дорожку, ведущую к саду, шли Стелла, Эйкен и Пайпер, которой решили устроить небольшую экскурсию.

— Очень опасный интерес, — отозвался Магнус.

Третий метнул на него раздражённый взгляд, но ничего не сказал. Магнус покосился на Джинна, тот беззаботно пожал плечами.

Официально встреча начиналась через пять минут, но Катон всегда умудрялся опаздывать. Даже если Иан, его правая рука, напоминал ему и силком тащил в зал собраний, Катон каким-то образом высвобождался и терялся. Поначалу это сильно бесило Магнуса, но потом он увидел в этом возможность, на которую указал Третий.

Сейчас они стояли на просторном балконе с арочными окнами, увитыми сухими лозами с покрытыми снегом листьями, и пытались выстроить хоть какую-то стратегию. По крайней мере, так было до тех пор, пока Третий не спросил о результатах первой тренировки Пайпер. Магнус не мог солгать и потому выдал всё, что произошло, отметив, что до настоящих упражнений они так и не дошли. Впрочем, это не сильно волновало Третьего. Не волновал его и интерес Пайпер к его роду, о котором было запрещено упоминать, и встреча, кусающая за пятки.

Третьего ничего, кроме внутреннего двора, не волновало.

— Рано или поздно, но тебе придётся обо всём рассказать, — продолжил Джинн, не дождавшись от сальватора хоть какой-то реакции.

— Она уже знает, что я убил Лайне.

— Тогда расскажи ей, почему ты это сделал.

Заготовленный ответ наверняка вертелся на кончике его языка, но Третий поджал губы, упёрся бедром в каменное ограждение и уставился на каменную пристройку внизу.

— Если бы тебя сейчас слышала Клаудия, она бы столкнула тебе вниз и сказала, что это всё из-за гравитации.

— Из-за чего? — не понял Магнус.

— Земное слово, — отмахнулся Третий. — Узнал о нём, когда навещал Стефана.

— Ох, прекрасно, — саркастично протянул Джинн, подозрительно щурясь, — давай вспомним, как весело ты попутешествовал по Второму миру, забыв, что у нас тут девчонка выпала из ше́довой тьмы!

— Не драматизируй, — рассеянно отозвался Третий, теребя серёжку в левом ухе. — Мне от тебя требуется ясная голова.

Джинн вымученно вздохнул, но всё-таки уточнил:

— И что на этот раз?

— Воскрешение мёртвых. Мне нужна информация обо всех известных случаях и том, способны ли твари на это.

Джинн и Магнус напряжённо переглянулись. Джинн поднял брови и кивнул на сальватора, намекая, чтобы именно Магнус взялся за вправление мозгов. Рыцарь едва не всплеснул руками, но тут Третий заметил их переглядывание и сосредоточил своё внимание на Магнусе.

— Если есть, что сказать — говори.

— Тебе не кажется это слишком… странным? Сначала… — он запнулся, пытаясь подобрать максимально нейтральное слово, которое не заденет взвинченного Третьего, и начал заново: — Сначала девушка из Второго мира, потом пробудившиеся твари, которых истребила Охота, теперь это… Это не может быть правдой. Принцесса Розалия мертва.

— Мне нужна информация о том, способны ли твари воскрешать мёртвых, — жёстко и властно повторил Третий, смотря Магнусу в глаза. — Я проверю Иана и узнаю, являются ли его сведения верными, но мне нужно, чтобы Джинн нашёл хоть что-нибудь.

— И что ты сделаешь, если сведений Иана, даже если они будут достоверными, не хватит?

Губы Третьего изогнулись в насмешливой улыбке, а температура словно понизилась на несколько градусов. Они, разумеется стояли на балконе, который был наполовину открыт всем ветрам, но чувствовали совершенно иной холод.

— Соберу больше, — легко ответил Третий.

— А потом?

— Ты знаешь меня не первый год, но почему-то задаёшь такие глупые вопросы. Если ради девушки, которую я совсем не знал, я позволил Арне ненадолго оставить меня, что я сделаю ради Розалии?

Джинн побледнел.

— Ты не можешь, — потрясённо пробормотал он, запустив пальцы в свои алые волосы. — Просто не можешь!

— Могу и сделаю.

Магнус закрыл лицо руками. Третий, вечно собранный, готовый действовать, отдавать точные приказы, всегда знавший, что нужно делать, сейчас вёл себя, как полный идиот. Даже если речь шла о принцессе Розалии, он просто не мог не просчитать все риски и заявлять, что спасёт её, тогда как они даже не проверили, являются ли сведения Иана достоверными.

— Сумасшедший, — выдохнул Джинн, закрывая рот рукой. — Ты просто шедов сумасшедший.

— Вы думаете, будто мне смогут помешать? — скептически поинтересовался Третий, всем своим видом показывая, что за одно неверное слово он на них продемонстрирует, что такое гравитация, или как она там называлась…

Джинн уже открыл рот, но Третий его бесцеремонно перебил, сохраняя невозмутимость:

— Корону великанов нужно вернуть. К тому же, это отличный шанс узнать, есть ли какой-нибудь путь через Мёртвое море.

— Это пустые территории, — напомнил Джинн с ошалевшими глазами. — Твари разорвут тебя, стоит только выйти из-под защиты сигилов.

— Ты забыл, что я делал, Джинн? — холодно спросил Третий, и его глаза запылали на пару тонов ярче. — Забыл, кто превратил Ина́грос в пепелище?

Магнус нервно сглотнул. Он и так допустил ошибку, во время первой встречи Пайпер и Киллиана проболтавшись о плене Третьего. Ему вовсе не хотелось вновь спрашивать про те земли, или про время, когда они ещё были оплотом тварей, или о силе, что выжгла там любые признаки жизни. Но если сведения Иана верны и на берегу Мёртвого моря, как раз на пустых землях, стоит башня из чёрного камня…

— Ты вновь всё сожжёшь? — всё-таки спросил он, подобрав правильным вопрос.

— Как только вытащу Розалию. Катон говорил об одной башне, а не о нескольких. С одной справиться намного проще.

На самом деле никто, кроме Третьего, не знал, как выглядел Инагрос во времена, когда им управляли твари. Все только знали, что там стояли чёрные башни, пропитанные хаосом, в которых скрывали сами твари, и только. Там же Третьего долгие месяцы держали в плену, пока он не сумел разорвать все цепи и проклятия, что удерживали его на одном месте, и не выжег весь хаос подчистую. Клаудия говорила, что всего через несколько дней после этого он набрёл на чудом уцелевшее сигридское поселение, где она пряталась, и сам напоминал тёмное создание. Магнус поначалу даже удивился, как это Клаудия смогла договориться с ним о союзничестве.

— А ещё он говорил о ком-то, кто управляет армией, — напомнил Джинн сердито. — Ты просто не сможешь незаметно проникнуть туда и вывести Розалию. Она наверняка имеет столько же проклятий, сколько ты.

— Ты недооцениваешь мои способности. Если Иан сумел узнать про эту башню, значит, она была возведена намеренно. Значит, твари ждут, что я попытаюсь спасти Розалию.

— Это безумие. Ты сам признаёшь, что это ловушка, но всё равно хочешь сунуться туда?

— Герцог молчал слишком долго. Мне достаточно лишь прочитать тварей, что будут там, чтобы узнать обо всём, что знают они. А после разрушить башню. Поверь мне, масштаб будет значительно меньше, чем в прошлый раз.

— Особенно если рядом будет Первая.

Джинн сжал губы в бескровную линию, услышав замечание Магнуса.

— Для этого тебе нужна Сила, — продолжил он, стойко выдерживая ледяной взгляд Третьего. — Даже больше, чем сейчас.

— Я не намерен подвергать Пайпер риску, если ты намекаешь именно на это. Да, я признаю, что мне нужна Сила, но ещё больше мне нужно, чтобы Пайпер была в безопасности. Если ей хоть кто-нибудь навредит…

Третий разочарованно рыкнул, оттолкнулся от балконного ограждения и запустил пальцы в чёрные волосы. Магнус, слышавший о связи сальваторов достаточно, всё равно не понимал в полной мере, что это такое. Никто, кроме самих сальваторов, не понимал.

— Я схожу с ума из-за этой связи, — тихо, отчаянно прошептал Третий, не оборачиваясь. Он редко говорил вот так, всегда старался быть сильным и уверенным, даже в последние месяцы, когда его состояние было просто ужасным. — Я могу думать только о ней. Постоянно, где бы я ни был, чем бы ни занимался… Я чувствую Силу, я едва не слышу, как та часть, что запечатана во мне, тянется ко всему остальному. У меня просто нет сил, чтобы поверить, что сейчас Пайпер способна выступить против тварей.

— И поэтому ты будешь её интенсивно обучать, — высказал вполне очевидное Джинн.

— Ты тоже, — бросил Третий, даже не обернувшись и не увидев, как вытянулось побледневшее лицо Джинна. — Я намерен предоставить ей всё, что только может помочь, и ответить на все её вопросы о магии. Магнус займётся укреплением её физической силы, а мы — магической. После, в Тоноаке, я найду реликвию, которая лишь усилит это.

Магнус, предвкушая развлечения каждое утро в течение всех двух месяцев, сказал:

— Это не отвечает на вопрос о том, что ты будешь делать со спасением Розалии. Тебе нужна Сила, и это факт. Но не потащишь же ты Пайпер в Инагрос!

— Верно, не потащу, — согласился Третий, поворачиваясь к ним лицом. — Я спрошу её, чувствует ли она себя достаточно сильной и уверенной, чтобы помочь мне, и если ответ будет отрицательным, она останется либо в Омаге, под защитой Джинна и Киллиана, либо в Тоноаке вместе с Эйкеном и Клаудией.

— С ума сойти, — выдохнул Джинн, разведя руками в стороны. — Ты ещё и планируешь сунуться в Инагрос всего с двумя людьми!

— Не преуменьшай мою силу.

У Магнуса не было никакого желания спорить. Если уж Третьему что-то и взбрело в голову, то он доведёт дело до конца, игнорируя всех и вся. А если уж речь шла о Розалии из рода Лайне…

Магнус не понимал, как она могла выжить. Он слышал, что она умерла вовсе не во время Вторжения.

«Неужели твари и впрямь способны на воскрешение?..»

Третий замер, повернул голову влево и сощурился.

— Катон прибыл, — сообщил он секундой позже. — Опоздал всего на семь минут, что удивительно.

— Где остальные всадники?

— Понятия не имею. Киллиан пообещал заняться их размещением, но они наверняка отказались. Как и всегда. Не удивлюсь, если они сейчас шляются где-нибудь.

— Или выслеживают Первую, — как бы вскользь напомнил Джинн.

Третий мгновенно ухватился за его слова и, даже указав на мага пальцем, сказал:

— Найди её и предупреди об осторожности. Если нужно, дай рыцарей в сопровождение. Отчитаешься потом.

Джинн возвёл глаза к небу, но послушно кивнул и подошёл к краю балкона. Он помедлил немного, будто ожидая, что Третий изменит приказ, и, так и не дождавшись этого, залез на ограждение. Джинн с кривой улыбкой отсалютовал им и спрыгнул вниз, не ответив на суровый и властный взгляд Третьего.

— Выпендрёжник, — пробормотал Магнус, складывая руки за спиной и направляясь за Третьим, указавшим в сторону зала собраний.

***

Джинн вернулся, когда Катон почти выпил всю бутылку вина, принесённую с собой, и не меньше шести раз сообщил, что Омага чересчур шумная и людная. Киллиан, сидящий во главе стола, воплощал собой спокойствие и умиротворённость, чего нельзя было сказать о Третьем и Иане — правой руке Катона. Тот стоял за его спиной, готовый в любую минуту исполнить озвученный приказ, но больше награждал Катона предостерегающими взглядами.

— Всё сделано в лучшем виде, — наклонившись к Третьему, отрапортовал Джинн. — В сопровождении два рыцаря, плюс Эйкен и Стелла теперь настороже.

«Не слишком утешает», — разочарованно подумал Магнус, одновременно прислушиваясь к словам мага и следя за тем, как Катон закидывает ноги на стол.

Третий рассеяно махнул рукой, показывая, что Джинн может занять своё место. Облегчённо выдохнув, он отошёл, быстро и незаметно оценил обстановку и сел по левую руку от Киллиана, всё ещё держащегося, как скала.

На встрече присутствовало всего три стороны: Катон и Иан как полноправные представители Дикой Охоты, Киллиан, Джинн и Третий как представители Омаги и Мелина — фея из личной свиты леди Эйлау, прибывшая четыре дня назад. Она была миниатюрной, даже ниже Эйкена, но при этом сильной и свирепой, настолько, что могла бы без проблем вцепиться Катону в горло, если он скажет что-то не то. Магнус даже не представлял в полной мере, сколько людей повелось на её миловидную внешность: короткие нежно-розовые волосы, едва достигавшие середины шеи, и сапфировые глаза на фоне фарфоровой кожи делали из Мелины настоящего ангела. Ровно до тех пор, пока она не доставала оружие, разумеется.

Один раз она уделала его в честном поединке ещё до того, как Магнус успел хотя бы моргнуть. Даже исключая её врождённые скорость, силу и обострённые чувства, Мелина была до ужаса опасной и взрывной.

Как же хорошо, что леди Эйлау находилась в прочном союзе с Киллианом, и Мелина была на их стороне.

— Ну-с, — протянул Катон, складывая руки за головой, — когда мы начнём? Вы хотели выпотрошить моего всадника.

Иан раздражённо поджал губы. Магнус был рад, что среди Дикой Охоты ещё оставались благоразумные личности, ценившие клятвы и честность, но всё равно испытывал к Иану лёгкую неприязнь — если правильно помнилось, он встал всадником по доброй воле, связав себя с Катоном.

— А ты хотел убить меня, — с лёгкой улыбкой ответил Третий, смотря на него. — Пожалуй, прочитать Иана — меньшее, что ты можешь позволить, чтобы загладить свою вину.

— Моей вины в том, что я пытался по справедливости наказать тебя, нет, — усмехнулся Катон. — Тебе повезло, что сначала мы истребили проснувшихся тварей, а уже потом я отправился сюда, иначе я бы потащил их всех за собой.

— Это не значит, что ты имел права нападать на мою гостью.

Катон криво улыбнулся, и его взгляд мгновенно изменился.

— Гостью, значит… Так это теперь называется?

Магнус напрягся. Мелина, всё это время сидевшая тихо, сжала кулаки — её кожаные перчатки громко скрипнули.

— Как это понимать? — холодно, выделяя каждое каждое слово, спросил Третий.

Катон дерзко улыбнулся, демонстрируя клыки. Стоящий за его спиной Иан втянул воздух сквозь зубы и прикрыл глаза, будто молил богов помочь ему стерпеть своего вождя.

— Когда вы только выдвинулись из крепости Икаса, до меня дошли слухи, что с тобой едет одна обворожительная леди, которую никто раньше не видел. А ведь мы все знаем, что ты не такой уж и герой, чтобы спасать каждого встречного. Значит, эта леди была по-своему важна. Поначалу я даже подумал, что ты просто нашёл себе любовницу, от которой ты без ума, но ведь…

Нож Мелины с треском вонзился прямо перед Катоном, чиркнув подошву его сапог.

— Следи за языком, — прорычала она тихо, сведя брови.

— У тебя ни земель, ни титулов, — бесстрашно продолжил Катон, будто не замечая ножа феи. — Чем бы ты мог её заинтересовать кроме своей мордашки?

— Рад слышать, — сказал Третий без всякой радости в голосе, — что я определённо в твоём вкусе.

— А после произошёл этот мощный магический выброс… Тогда-то я и понял, что эта леди — чрезвычайно сильный маг. Но она вся пропахла тобой и твоей дрянной магией. Что ты такого сделал, что на ней остался такой сильный запах?

Мелина, сощурившись, повела носом. Нюх всадников Дикой Охоты разительно отличался от нюха сигридцев, и потому они могли уловить тончайшие, почти выветрившиеся запахи — неудивительно, что Катон почувствовал магию Третьего, всё это время незаметно поддерживающую Пайпер.

— Если ты желаешь встретиться с леди Сандерсон, — выделяя каждое слово, произнёс Третий, — я передам ей твои слова. Однако сомневаюсь, что она будет рада общению с тобой.

— Ты всё равно не выгонишь меня, потому что я нужен тебе. Только мои всадники могут незаметно разузнать про Инагрос.

Мелина метнула в Третьего настороженный взгляд. Она была сильно и смелой, но недостаточно, чтобы в открытую спрашивать о замыслах сальватора. Особенно если речь заходила об Инагросе — тема была настолько опасной, что даже феи, живущие ближе всего к пустым территориям, старались лишний раз её не затрагивать.

— Лабиринт пришёл в движение, — неожиданно рассеяно пробормотал Катон, ведя пальцем по столу. — Цитадель пробудилась. По крайней мере, так шепчут твари. Герцог готовится к крупной охоте.

Магнус внутренне застонал.

— Мы получали тревожные вести из наших крепостей на самой границе, — наконец вступила в разговор Мелина. Её обманчиво спокойный голос никогда не нравился Магнусу, потому что он слышал, что раньше фея говорила совершенно иначе, была более мягкой и хитрой. — Они видели крылатых тварей, несущих караул, и слышали песню, звучащую только по ночам.

Третий нахмурился. Киллиан переплёл пальцы и сжал их, силясь вновь успокоиться. До Магнуса доходили слухи, что принцесса Розалия обладала не только ангельским лицом, но и голосом, и просто обожала петь.

Если уж Третий был готов вызволять Розалию из-за одних этих сведений, даже не проверенных должным образом, Магнус боялся представлять, что чувствовал Киллиан. Он просто не мог покинуть Омагу ради призрачного шанса на спасение пока что призрачной племянницы, которая каким-то образом сумела заполучить и сохранить корону великанов.

— И что же вы будете делать, — ядовито протянул Катон, обнажая клыки, — милорд?

Третий резко встал. Магнус прекрасно знал, что подобные провокации бессмысленны — у сальватора ведь не было ни земель, ни дворцовых титулов, за которые он мог держаться. Третьему просто надоело, что Катон вёл себя чересчур смело и говорил откровенно, намеренно выбирая темы, для самого Третьего и Киллиана бывшие самыми болезненными.

Иан выступил вперёд, готовый загородить своего вождя, но Третий остановился и бесцеремонно схватил его за руку, снял кожаную перчатку и надавил на внутреннюю сторону ладони. Взгляд Иана остекленел, кадык дрогнул, а по виску скатилась капля пота.

Магнус передёрнул плечами, вспоминая, как ощущается магия Третьего. Холод, лёд, северный ветер, далёкий шум прибоя. Всё то, что связывало его с родным Ребнезаром, павшим по время Вторжения, неумолимо атаковывало со всех сторон, проникало под кожу и вгрызалось в кости, забирая воздух из лёгких. Ощущение этой магии могло быть успокаивающим и приятным, но в редких случаях — например, при исцелении или поддержке, которую Третий неизменно оказывал в пути, желая, чтобы его спутники продержались гораздо дольше.

Джинн нетерпеливо стучал пальцем по столу, а Мелина не сводила глаз с ухмыляющегося Катона — каждый из них следил, чтобы всё прошло как надо. Магия Третьего никогда не ошибалась, не сбивалась и не несла вреда против его воли, но с призрачными всадниками всегда могло случиться что-то из ряда вон выходящее.

Серебряный венок на голове Киллиана будто стягивал весь свет от множества свечей, а лёгкое гудение в воздухе, от которого скрежетали зубы, всё не исчезало. Киллиан внимательно, холодно следил за тем, как Третий то наклоняет голову в сторону, вглядываясь в остекленевшие стальные глаза Иана, то поджимает губы. Обычно чтение кого-либо происходило быстро, буквально за несколько секунд, и подобная задержка говорила о том, что Иан видел куда больше, чем передал Катон.

Наконец Третий, громко фыркнув, отпустил руку Иана. Тот отступил на шаг, качнувшись, и спустя секунду вернул себе самообладание. Напускное, разумеется. Даже своими человеческими глазами Магнус видел, как дрожат пальцы всадника, и слышал его дыхание.

— Этого мало, — недовольно произнёс Третий. — Разумеется, больше, чем вы соизволили сообщить изначально, но меньше, чем мне нужно.

Катон уже открыл рот, перед этим издав предупреждающее рычание, но Третий мгновенно продолжил:

— Я дам вам ровно полтора месяца, ни больше и ни меньше. К этому времени вы должны узнать, что за башня стоит на берегу и кто её охраняет.

— Сукин ты сын, — прорычал Катон, подскакивая на руки. — Мы тебе не ручные псы!

— Верно, вы всадники, которые хотят вырваться за пределы этого мира и вновь странствовать под чужими небесами. — Третий сложил руки за спиной, расправляя плечи, и Магнус заметил, как при этом он сжал перстень. Значит, всё-таки немного волновался. — Если вы откажитесь или недобросовестно выполните то, что я вам поручил, клянусь своей связью с Арне — вы никогда не покинете этого мира. Я навсегда сотру в вашем времени малейшую возможность использовать Переход, скольких бы сил мне это не стоило.

***

— Чего же ты сразу не убил их обоих? — ядовито спросил Киллиан, качнув в руке чашу с вином. — А потом подождал бы, пока остальные явятся, чтобы убить и их.

Третий закатил глаза и расположил ноги на низком столике перед собой. Он принял чашу из рук Магнуса и, не ответив на требовательный взгляд Киллиана, сделал большой глоток.

— Я спрашиваю, — рокочуще произнёс Киллиан, — почему ты не убил их сразу?

— Совсем скоро настанет череда праздников, — лениво махнув левой ладонью, отозвался Третий. — Не хотелось бы заставлять слуг не только готовить украшения и еду, но и оттирать кровь от пола.

Магнус, стоящий у камина, совсем не удивился резкому звону и ругательству на ребнезарском, сорвавшемуся с губ короля великанов. И Магнус, посмотрев на невозмутимого Третьего, не удивился, что тот даже не шелохнулся, когда Киллиан швырнул чашу с вином в стену возле него. Терпение короля лопнуло в тот самый момент, когда Третий поставил условие Катону и его Охоте, способное натравить их друг на друга.

— Я запрещаю тебе, — прорычал Киллиан, сжимая кулаки.

— Ты не властен надо мной, — спокойно ответил Третий, сделав ещё один глоток. Небольшой, будто он впервые пробовал вино и понятия не имел, что в голову оно ударяет не сразу. — Почему бы тебе не вспомнить, что на самом деле я куда сильнее и влиятельнее, чем мы заставляем думать остальных?

— Ух, как опасно, — присвистнул Магнус, потягиваясь. — Обязательно грызть друг другу глотки? Вы же семья.

— Не заставляй меня жалеть о том, что я принял его в род Дасмальто.

Киллиан вздохнул и потёр переносицу. Он никогда не казался Магнусу старым, скорее достаточно зрелым, взрослым и сильным, но сейчас на его лице отчётливо отражались все года страданий и потерь, полные тяжёлых решений, что он был вынужден принять. Киллиан никогда не был создан для управления целой страной. Он был свободным, странствующим великаном, который сумел создать в роде Дасмальто такую систему, которая идеально функционировала и без него. Хотя чаще всего Жозефине приходилось вмешиваться: Магнус слышал, что она частенько навещала род Дасмальто и давила на него больше своим собственным авторитетом, чем авторитетом рода Лайне, который любезно принял её.

— Этот непробиваемый идиот сведёт меня в могилу.

— Рад слышать, что ты души во мне не чаешь.

— Я запру тебя в темницах, — вернув своему голосу угрожающие нотки, продолжил Киллиан. — Ты ни шагу не ступишь по направлению к Инагросу.

— Я сделаю то, что должен.

— Тогда я запру Первую.

Третий мгновенно переменился в лице. Исчезла напускная беззаботность и уверенность в том, что он контролирует ситуацию. Пальцы, держащие чашу, сжались так сильно, что стали совсем белыми. Магнус считал секунды, оставшиеся до наступления катастрофы, но Третий, что удивительно, молчал достаточно долго. И Киллиан, почувствовав секундное превосходство, произнёс с хищной улыбкой:

— Я сделаю это.

— Если ты хотя бы пальцем её тронешь…

Киллиан разочарованно всплеснул руками и вздохнул.

— Почему ты цепляешься и за Пайпер, и за Розалию?

— Потому что я могу им помочь, — ответил Третий, скрипнув зубами. Всё его спокойствие, проблески которого Магнус видел во время собрания, окончательно рассеялось.

— Ты раксов идиот, если не понимаешь очевидного, — горячо возразил Киллиан. — Первая избегает тебя, потому что ты рассказал ей о Лайне, но до сих пор не раскрыл всей правды. Готов поспорить, она ненавидит тебя за ложь. А Розалия… Розалия умерла.

От Магнуса не укрылось, как при этим дрогнул голос Киллиана. Если уж Третий так реагировал на новости о Розалии, то Киллиан наверняка разрывался изнутри и не мог успокоиться. Когда Розалия умерла, Киллиан был в столице: он месяцами не покидал города и дворца, постоянно находился рядом со своей сестрой и племянницей, страдающей от сжигавшей её изнутри болезни. А Третий, любимый ребнезарским двором, в то время был во владениях эльфов, где и узнал о смерти младшей принцессы из рода Лайне.

Магнус своим человеческим умом просто не представлял, какого это: застать смерть какого-то настолько близкого, важного и сильного. Но он видел, что Киллиан цепляется за собранную Ианом информацию не так отчаянно, как Третий.

Киллиан признавал правду, в то время как Третий, даже принимая во внимание все последствия и опасности, что только несли новости о выжившей Розалии, отказывался соглашаться с ним.

— Мы не знаем, на что твари способны на самом деле, — немигающе смотря королю великанов в глаза, сказал Третий. — Джинн уже изучает всё, что только есть у нас.

— Но ты всё равно намерен отправиться за ней.

Третий поджал губы и кивнул. Киллиан и Магнус одновременно выругались.

— Если они и впрямь подняли её… Что же, я сделаю так, что она никогда больше не будет связана с тварями.

— Ты растрачиваешь силы на всё и сразу. Сосредоточься уже на чём-нибудь одном.

— Желательно, на Первой, — подсказал Магнус, растягивая губы в улыбке. Третий покосился на него с такой озадаченностью, словно он предлагал возвести публичный дом заместо дворца. — Просто подумай, кто чуть более реален: сальватор, которая прямо сейчас находится, вот так неожиданность, здесь, в этом самом дворце, или Розалия, которая умерла от болезни?

Третий упрямо сжал челюсти и отвернулся. Он ненавидел, когда человеческие чувства, притуплённые всеми возможными проклятиями и внутренними ограничениями, что сальватор возводил сам, захватывали его и не отпускали до самого последнего момента. Зная Третьего, он будет наседать на Джинна, прося того разыскать как можно больше информации, даже сам начнёт проверять, не сталкивался ли в Омаге кто-нибудь со слухами о воскрешении мёртвых. Третий будет цепляться за информацию, добытую Ианом, до самого конца, и не поймёт, что вредит себе и Киллиану, если ему не объяснить этого должным образом.

Только Магнус не знал, что сказать. Его мать тоже умерла от болезни, но это было так давно, что он уже и не помнил, видел ли её когда-нибудь на ногах и полной сил. Иногда он даже забывал её лицо и голос, хотя Клаудия говорила, что порой она слышит его за спиной Магнуса. Даже если попросить Клаудию намеренно проверить, она не сможет помочь. Она два века пыталась услышать Гилберта и Розалию за его спиной, но этого до сих пор не произошло.

«Элементали, помогите мне …»

Магнус смертельно устал от мысли, что абсолютно всё они должны проверять по нескольку раз и с особой тщательностью. Он был бы даже рад, если бы совершенно случайно оказалось, что Розалия из рода Лайне жива, но зная, что она умерла от болезни до Вторжения, он понимал, что эта новость слишком ужасающая. Раньше они не слышали о мертвецах, вернувшихся к жизни. Если бы только у них был хоть какой-то опыт в этом деле, если бы только Третий сталкивался с этим раньше… А тут — сразу же не кто иная, как сама Розалия.

Чтобы бы было с Третьим, если бы Иан принёс новости о Гилберте?

Магнус остановился напротив широкого окна, выходящего на озеро в центре сада, покрытое тонкой корочкой льда и выпавшего недавно снега. Сегодня он грозился, что столкнёт Пайпер туда, если она будет отставать завтра утром, но теперь был готов сам искупаться в ледяной воде. Что, если на самом деле Гилберт жив?..

Если Охота принесёт хотя бы намёк на то, что Гилберт вполне мог выжить, ни Магнус, ни Киллиан, ни даже Клаудия не смогут вразумить Третьего.

Глава 12. Выберись из пепла

Джинн сидел напротив и с наслаждением ел булочку. Её булочку.

— Ты невыносим, — пробормотала Пайпер, утыкаясь в книгу.

— Я знаю, — протянул Джинн, улыбнувшись. — Скажешь это ещё раз, когда я съем всё остальное.

Пайпер бы обязательно надавала ему по рукам, если бы нашла достаточно тяжёлый для этого предмет. Книг Джинн не боялся, — отмахивался от них так легко, словно совсем не берёг свою магию, — а поднять резной стул с мягкой спинкой она уже пыталась, но безуспешно. Джинн на все её угрозы только усмехался, беззастенчиво поедая чужой завтрак, к которому Пайпер не смогла притронуться. После пробежки и тренировки с Магнусом её подташнивало.

Он грозился столкнуть её в озеро в саду, если она не начнёт шевелиться. В ответ Пайпер грозилась поджарить его изнутри, если он будет чересчур часто торопить её. Когда Магнус спросил, знает ли она подходящую магическую манипуляцию для этого, Пайпер, с видом знатока пообещала прочитать лекцию об этом, ускорила темп и даже обогнала его. Хотя всего через три секунды он вновь был рядом.

На самом деле Пайпер не могла должным образом создать ни одной магической манипуляции. В книгах, которые ей предоставил Джинн, не было чопорных заклинаний, инструкций к написанию сигилов и прочего. В них была общая история магии и отдельных её подвидов, вроде чар фей и эльфов, силы детей Фасанвест, был даже целый раздел, посвящённый особому дару великанов, которые сигридцы не характеризовали как магию. Его Пайпер пока так и не прочитала: книга лежала в её комнате, на прикроватной тумбочке, и всё ждала своего часа, пока она как трусиха боялась столкнуться с чем-то по-настоящему мощным.

«Магия основывается на чувствах», — так ей сказала Шерая. Сионий же во время одного из их уроков упоминал, что магия чувствует тех, кто может её использовать, и взывает к ним. Пайпер совсем ничего не чувствовала, только опустошённость и ощущение, что она — лишний груз.

В Тевье она пообещала себе, что будет стараться изо всех сил и в результате превратит в себя в сальватора, которая уже не будет бояться собственной магии, но постоянно отступала на шаг назад, а то и на два. Ей было страшно, одиноко и больно. Хотелось поговорить с дядей Джоном, услышать от Эйса, что он будет рядом даже вопреки тому, что ничего не понимает. Пайпер всё чаще ловила себе на мысли, что скучает не только по ним, но и по Киту, Гилберту, Марселин и всем остальным, кого успела узнать всего за неделю. Она больше не считала надоедающим пристальное внимание Шераи, взгляд Сони с проблесками осуждения и Данталиона, без остановки сыплющего шутками направо и налево. Раздражало только одно — всеобщее молчание насчёт Третьего, которого именовали Предателем.

Сейчас же он был практически единственным, кто мог дать ей ответы, но, как и остальные, о многом умалчивал. Думая об этом в моменты, когда Пайпер не могла уснуть или просыпалась после наиболее реалистичного кошмара, она приходила к выводу, что каждый имеет право хранить свои тайны и отгораживаться от неё. Третий — особенно.

Но голос в голове твердил, что сальваторы одной магии. Она с Третьим одной магии. Они были связаны, хотела она этого или нет, и связь эту можно разорвать только смертью.

«Почему ты не можешь подсказать мне, что делать? — спрашивала Пайпер у Лерайе, пялясь на балдахин своей большой кровати по ночам. — Я знаю, что я глупая и могу только ныть, ничего не пытаясь изменить, но я же… Я просто хочу домой. Пожалуйста, Лерайе».

Сакри не отвечала. Пайпер почти раздражало это, но только почти — Лерайе сказала, что ответить на все вопросы сможет лишь после того, как вновь станет целой. Это означало, что Пайпер нужно забрать у Третьего ту часть Силы, что он запечатал в себе после смерти Йоннет, и соединить её с тем, что было внутри неё. Это даже звучало страшно, Пайпер просто не представляла, как воплотить это в жизнь. Очередной странный ритуал, который потребует крови?

«Не сопротивляйся», — это было единственным, что шелестел едва слышный голос.

Пайпер призналась, что слаба, глупа и беспомощна, и не понимала, чего Лерайе от неё хочет. Неужели извинений длиною в несколько часов? Пайпер вполне могла наступить себе на горло и устроить их, вот только она не была уверена, что это чем-то поможет. Она уже больше двух недель ни в чём не была уверена.

Пайпер две недели только и делала, что занималась с Джинном. Они встречались в части дворца, которую сам Джинн гордо именовал своей башней. Он всегда ждал её в просторном помещении с витражами вместо окон, изображавшими в основном падающие звёзды, которые своим светом цеплялись за ещё оставшиеся на небе. В первый раз Джинн с радостью провёл ей экскурсию, показал свою небольшую библиотеку (и пожаловался, что у Третьего гораздо больше книг, которые он не разрешает забирать), запретил ей с ногами залезать на потрёпанный диван под самым большим витражом, но разрешил занимать кресло возле камина. Однако в присутствии Джинна Пайпер ни разу не позволила себе расслабиться. Они всегда сидели за столом средней длины, расчищенного от книг по магии и самых обычных романов, — Пайпер уверена, что видела там романы! — достаточно близко друг к другу, чтобы Джинн следил за её работой, но при этом так, что он всегда уворачивался, если она хотела ему врезать. А врезать ему Пайпер хотела почти каждый урок.

Он не учил её чему-то новому. Не говорил о магии сакри, даже не интересовался, как продвигается её обучение у Третьего. Он просто давал ей различные мелкие задания: прочитать тот или иной параграф, вычленить главное, ответить на его вопросы, поспорить с ним насчёт многолетнего труда какого-нибудь учёного. С Третьим, который теперь говорил с ней исключительно о магии сакри и никогда больше не оставался с ней наедине, Пайпер было легче. Даже несмотря на присутствие Клаудии и напряжение между сальваторами, которое было едва не физически ощутимым.

Когда Пайпер отложила книгу, закончив читать указанный Джинном параграф, он улыбнулся ей и небрежно смахнул сахар с губ. Он беспощадно расправился со всем, что было принесено слугами.

— Ты невыносим! — не выдержала Пайпер.

— Как описывал магию автор трактата? — продолжая улыбаться, спросил Джинн.

Пайпер сделала глубокий вдох. «Не вороти нос, — убеждала она себя, — уж лучше такое обучение, чем совсем никакого. Хотя, конечно, — добавила она специально для Лерайе, — можно и помочь немного!»

— Магия — это не сила, которую можно подчинить, а энергия внутри тех, кого выбирает богиня Геирисандра. Или тех, кто с рождения предрасположен к чарам.

— Как появляется источник?

— Его создаёт Геирисандра, а после… не знаю, внедряет в мага, — неуверенно закончила Пайпер, нервно замахав ладонями. — Эта часть была очень сложной.

— А теперь прочитай последнее предложение на последней странице. Вслух.

Пайпер подавила желание закатить глаза и взяла книгу. Кожаный потёртый переплёт был простым, но красивым: на нём были какие-то сигилы, складывающиеся то ли в формулы, то ли в имена. Почти каждая страница была дополнена рукописными предложениями. Таким же было и последнее, которое Пайпер зачитала вслух:

— «Магия — это чувства. Если маг ничего не чувствует, он начинает терять связь с источником Геирисандры. Однако многие маги полагают, что пустота есть потеря связи. Они неправы. Пустота — это тоже чувство, источник, ведущий к магии».

Пайпер подняла глаза на Джинна — ни тени веселья, которое наблюдалось до этого. Он даже пригладил взъерошенные алые волосы, будто хотел казаться ещё серьёзнее.

— Кто автор трактата? — спросил он, подперев подборок кулаком. В отличие от Магнуса, он почти не носил перчаток, но и не прятал руки, как Третий, если Пайпер слишком долго смотрела на них. Она бы и не делала этого, если бы не перстень сальватора, не дававший ей покоя.

Не дождавшись ответа, всего через две секунды Джинн повторил вопрос более требовательным тоном:

— Кто автор трактата?

— Я не знаю, — пробормотала Пайпер, качнув книгой. — Тут не написано.

— Написано, прямо на обложке. Прочитай.

Мысленно представив, как она толкает Джинна в то злополучное озеро, Пайпер посмотрела на кожаную обложку книги. Сигилы не желали складываться в понятные ей слова, и это пугало. Все книги, которые ей говорил читать Джинн, были на сигридском. Благодаря урокам с Анселем чары понимания, нанесённые ещё во Втором мире, работали даже при чтении наиболее сложных текстов. Здесь они почему-то дали сбой.

— Читай.

— Я не могу.

Он с громким скрипом придвинул свой стул ближе. Пайпер предпочла бы держать дистанцию, особенно сейчас, когда глаза Джинна горели не магией, а элементарным недовольством.

— Читай. Вслух.

Что-то внутри неё противилось попыткам прочитать сигилы на обложке. Даже руки дрожали, будто то наполнялись Силой, то вновь теряли её.

Пайпер не знала, что с ней происходит. Она старалась как можно реже плакать по ночам — с того самого момента, как за завтраком Стелла, решив явиться в человеческом обличии, спросила, почему её кожа пахнет солью. Киллиану и Третьему хотя бы хватило такта промолчать, за что Пайпер мысленно благодарила их, но вопрос Стеллы ударил так резко, что она едва не разрыдалась прямо в общей столовой. Это был второй раз, когда она приняла приглашение Магнуса позавтракать со всеми. Ужасное выдалось утро.

Пайпер была на грани всё время, из-за чего ненавидела себя. К чёрту самоучители по магии для сальваторов, неужели никто не догадался записать хотя бы пару советов, которые точно пригодятся при таком паршивом состоянии? Пайпер бы спросила у Третьего, если бы не боялась. Теперь не только правды, которую всё равно смирилась узнать, но и его самого. Этому Сила противилась отчаяннее всего.

— Стефан, — процедил Джинн, и Пайпер мигом забыла о Третьем. — Автор трактата — Стефан. Слышала о таком маге?

Пайпер слышала крик Марселин, её ругательства и проклятия, которые не могли навредить Стефану так, как копьё Брадаманты, пронзившее его грудь.

Сигилы наконец удалось прочитать — они действительно складывались в имя Стефана, написанное на сигридском, и от этого всё внутри Пайпер болезненно сжималось.

— Один из величайших магов Сигрида, — между тем продолжил Джинн, лениво прислонившись к спинке стула. Он не мог не заметить напряжения Пайпер — он точно знал, в каком она состоянии, потому что каким-то образом постоянно угадывал его. И он говорил о Стефане намеренно, прекрасно зная, что каждое слово ударяет по ней: — Я до сих пор нахожу в его исследованиях что-то новое. Потрясающий маг. Хотел бы я когда-нибудь лично пообщаться с ним… Возможно, я бы попросил его подписать для меня какую-нибудь книгу. Знаешь, у меня есть один трактат…

— Хватит, — выдавила Пайпер, прижимая книгу к груди. — Пожалуйста.

— Так ты знаешь Стефана.

Он сказал «знаешь», а не «слышала». Пайпер испуганно вскинула голову и столкнулась с проницательным взглядом жёлтых глаз, на фоне смуглой кожи кажущихся горящими и без всякой магии.

— Прости, но я наблюдал за тобой. Даже попросил Магнуса, хотя он согласился с большой неохотой. Порой ты отвечала ему с сарказмом, говорила всякую чушь, а потом останавливалась и просто смотрела перед собой. И я понял, что ты вспоминаешь Второй мир. Уж не знаю, что это за колледж искусств… Мана?

— Мэна, — на автомате исправила Пайпер, широко раскрытыми глазами смотря на Джинна. — Колледж искусств штата Мэн.

— Да, именно про это я говорю. Это из твоей прошлой жизни, верно? Но в прошлой жизни не было Стефана, однако ты его явно знаешь.

— Неправда, — хрипло возразила Пайпер, запоздало поняв, что совсем потеряла голову.

Она действительно иногда болтала о своей прошлой жизни с Магнусом? Или же он задавал вопросы таким образом, что она просто не могла ответить иначе? В любом случае, какими бы ухищрениями Джинн не узнал, куда она с огромным трудом смогла поступить, это уже не имело смысла. Второй мир уничтожил все доказательства её существования, и место в колледже искусств штата Мэн наверняка отдано кому-то другому.

Как жаль, что всё, чего она успела достичь, просто исчезло. Она очень любила ту фотографию, сделанную в момент, когда Лео грохнулся с велосипеда.

— Тебе не обязательно говорить обо всём, — неожиданно беззаботно сказал Джинн, вновь улыбаясь. — Но было бы интересно послушать о твоём мире и твоей жизни до того, как ты стала сальватором.

— Я не хочу об этом говорить.

— Как и Третий не хочет говорить о причинах, вынудивших его убить Лайне.

Пайпер не смогла подавить дрожь, прошедшую по телу. Джинн, заметив, как дёрнулись её плечи, убрал свою издевательскую улыбку и добавил:

— У каждого из нас есть свои секреты, которые мы не хотим раскрывать другим. Третий не исключение, но ты давишь, и ему от этого хуже.

— Не знала, что он так легко ломается.

Джинн поджал губы. Пайпер слишком поздно поняла, какую глупость ляпнула. Очередное доказательство, какой жалкой и злобной она была. Она ведь знала, по-настоящему знала, что не хотела давить на Третьего, но делала это, потому что нападение — лучшая защита. Уж лучше она ударит первой, чем ударят её. Правда её уже били не раз и не два, и не всегда магией, хаосом или когтями.

Джинн долго изучал её лицо, с каждым днём становящееся всё лучше. Пайпер стабильно приходила к Ветон, которая осматривала её, и пила все отвары, которые ей давали, но всё равно старалась как можно меньше смотреть в зеркало. Ей не было противно, просто… Пайпер не могла. Она не хотела себя видеть.

Наконец маг, качнув головой, томно вздохнул. Затем он почему-то попросил у звёзд прощения и, наклонившись к Пайпер максимально низко, очень тихо прошептал:

— Есть клятвы, которые я не могу нарушить, но знай: Третий убил Лайне не потому, что жаждал крови.

Пайпер увидела, как Джинн напрягся. Он смотрел на неё распахнутыми глазами ещё несколько секунд, сжимая челюсти, и лишь после, когда, казалось, немного пришёл в себя, продолжил:

— То было милосердием, а не насилием.

Джинн резко отклонился и хлопнул ладонью по столу, выругавшись.

— Ох, звёзды, — простонал он, — я и не думал, что это будет так тяжело…

— Что? — опешила Пайпер.

— Сказал же: клятва. Я не могу говорить об этом прямо, и даже косвенный намёк… Если кратко, то, будь Третий на пике своих сил, он бы мгновенно убил меня за нарушение клятвы.

По спине Пайпер пробежал холодок. Словно почувствовав это, Джинн рассмеялся и замахал руками:

— Расслабься, всё нормально! Сейчас он сосредоточен только на одном, так что даже не поймёт, что я частично нарушил клятву.

— Я не об этом.

Не то чтобы её пугала какая-то там клятва, нарушение которой могло убить Джинна… Нет, вообще-то, пугала до чёртиков, но маг сидел перед ней, живой и здоровый, и уж точно не жаловался на подступающий миг смерти. Удивили Пайпер вовсе не его слова о клятве.

— Третий убил Лайне из милосердия? — переспросила она, почему-то чувствуя, что слова складываются куда легче, чем когда она спрашивала самого Третьего об истреблении великанского рода. Будто её тело знало, где правда, и всячески пыталось помочь ей понять это.

Джинн закатил глаза и коротко кивнул, но с таким видом, будто даже это действие причиняло ему боль. В огромной списке Пайпер, где не было конца, появился новый пункт: узнать, что за клятва заставляет Джинна молчать. Джинна и всех остальных — вряд ли Третий настолько глуп и связал обязательством одного мага.

— Тогда почему он не сказал об этом? Сила… — Пайпер запнулась, поняв, что заговорила об этом вслух. Может, Третий и чувствовал, что Сила верит ему и тянется к Времени, но не комментировал, потому что Пайпер ясно дала понять, что ей это не нравится. Нет ничего более пугающего, чем связь с двухсотлетним предателем миров, который, может быть, и не предатель миров. Или всё-таки предатель. Чёрт бы побрал этих сигридцев с их патологической любовью к молчанию.

— Сила, — повторил Джинн, всем своим видом показывая, что внимательно слушает.

— Боже мой… — простонала она, пряча лицо в ладонях. — Ладно, хорошо. — Пайпер выпрямилась, расправила плечи, пообещав себе, что, если она будет сильной и храброй хотя бы одну минуту, для сохранения вселенского баланса она разрешит себе поплакать этой ночью. — Сила реагирует на Третьего. Ты же и так это знаешь.

— Знаю, но всегда приятно услышать, как кто-то преодолевает себя и признаётся в чём-то. Итак?

— Сила тянется к нему. И такое чувство, будто… Будто она знает, что он не такой плохой, каким его все рисуют.

— Давай признаем, что Третий чудовище. Ему более двухсот лет…

— Стефану, кажется, около семиста, — вставила Пайпер.

— …и внутри него Арне. Плюс пару десятков психологических травм, — с улыбкой добавил Джинн, лениво махнув ладонью. — Он без раздумий расправится с нашими врагами и убьёт любого, кто посмеет навредить его кертцзериз или посягнёт накантараца́н.

— Защищать тех, кто нам дорог, нормально, верно?

Джинн улыбнулся шире и выжидающе уставился на неё. Пайпер потребовались секунды, чтобы осознать: они поменялись ролями. Каким-то образом Джинн сделал так, что теперь она защищала Третьего, пусть и не очень активно и старательно.

— Но при этом Третий, вообще-то, душка, — не дождавшись от Пайпер хоть какой-то реакции помимо ошарашенности на лице, произнёс Джинн. — Слышал, что он был отличным сыном, братом и племянником. Уж не знаю, как там у него в любви, но он довольно старательный и всегда прислушивается к людям, так что… Он действительно не такой плохой, каким его рисуют в твоём мире. И он всегда делал то, что должен.

— Так же он сказал про убийство Лайне.

Взгляд Джинна почти не изменился, только немного потеплел, что поставила Пайпер в тупик.

— Он был близок с ними, и он был единственным, кто мог подарить им… — Джинн резко хлопнул ладонью по столу и прижал сжатый кулак к губам. — В общем, я надеюсь, ты поняла, к чему я вёл.

— Он был единственным, кто мог подарить им смерть? — предположила Пайпер, и Джинн активно закивал, подтверждая её слова. — Но почему?

— Может быть, ты уже поймёшь, что я просто не могу сказать тебе обо всём? — мученически простонал Джинн, в театральном жесте прикладывая ладонь ко лбу. — Если хочешь всех ответов, найди подход к Третьему.

Пайпер с трудом и огромным количеством скептицизма выдавила:

— То есть мне нужно подружиться с ним?

— Называй это как хочешь. Но вы оба сальваторы, и намеренное игнорирование связи между вами может быть губительно.

— Мы не игнорируем эту связь. Мы просто… не разговариваем не по делу, — лаконично закончила Пайпер, нервно приподняв уголки губ.

— Но он хочет разговаривать. Он хочет узнать тебя.

— Да почему? Я не понимаю.

— Разве люди с самого рождения знают друг друга? — ощетинившись, пошёл в наступление Джинн. От резкой смены его настроения Пайпер едва не вжала голову в плечи. — Они сталкиваются при тех или иных обстоятельствах и всегда знакомятся, узнают друг друга. Всегда. Они просто желают познать тех, кто их окружает, потому что они — часть их жизни. Тебе не отвертеться от того, что Третий — часть твоей жизни, понимаешь? Может, конечно, сигануть с башни вниз, но Сила наверняка тебя подлечит.

Пайпер не хотелось этого признавать, но Джинн был прав. На самом деле люди не знали друг друга с самого рождения. Первая встреча была даже у родных братьев и сестёр. Пайпер до сих пор помнила, как отец сорвался с работы, забрал её и Лео и повёз в больницу, когда родился Эйс. Она не могла с точностью вспомнить, когда познакомилась с Лиз, наиболее приятной из всех одноклассниц, но точно знала, что они не были лучшими друзьями на всю жизнь. В жизни Пайпер было сотни знакомств, которые на самом деле ничего не значали, и всего за одну жалкую неделю самых важных стало так много, что голова шла кругом.

Она не хотела признавать правоту Джинна, потому что это бы означало, что она была несправедлива к Третьему даже вопреки тому, что пообещала составить собственное мнение о нём, не основанное на словах сигридцев из коалиции. Она с самого начала была не просто слабой и глупой, но ещё и двуличной.

— Боже мой, — выдохнула Пайпер, опуская плечи. — Я так устала…

— Ты сопротивляешься, оттого и устаёшь.

— Но я не сопротивляюсь. Я учу сигридский, читаю твою книги, занимаюсь с Третьим…

— Сопротивляешься, — перебил Джинн, нахмурившись. — Стефан писал, что пустота — это тоже чувство. Ты отвергаешь пустоту, не даёшь себе признаться в том, насколько ты уничтожена и насколько нуждаешься в ком-нибудь.

— Это неправда, — вяло возразила Пайпер. Она не хотела говорить с Джинном о своих переживаниях, потому что он до сих пор был самым таинственным из всех, с кем она познакомилась в Диких Землях, но Силе он нравился. Была в нём какая-то искра, которую магия сакри считала цепляющей и которую Пайпер вопреки её собственным мыслям раздражала не так сильно, как она показывала.

— Жалей себя, если от этого тебе легче. Ненавидь, истязай, мори голодом. Делай что хочешь, пока не поймёшь, что сейчас пустота — это часть тебя. Если ты будешь пытаться просто подавить её, то никогда не сможешь по-настоящему развить магию и не овладеешь сигридским в полной мере. Прими наконец, что сейчас ты пуста и разбита, а потом сделай то, что считаешь должным, чтобы вновь стать собой.

— Ты что, — пробормотала Пайпер, смотря на него из-под сдвинутых к переносице бровей, — персональный психолог?

— Люди всегда казались мне простыми существами, но когда-то я понял, что вы куда сложнее. Я долго учился, чтобы понять, что если вы пусты и разбиты, самобичевание сделает только хуже.

— А ты не человек?

— В моём мире я был кем-то другим.

И он закрылся от неё. Отвернулся к книгам, которые он подготовил для этого занятия, и стал складывать их в какой-то последовательности, известной только ему. Джинн дал понять, что на сегодня их время подошло к концу.

***

Как и всегда, Клаудия была недовольна — но на этот раз, насколько поняла Пайпер всего за долю секунды, не её присутствием. У Пайпер вошло в привычку всегда стучаться, прежде чем войти в залу, где она занималась с Третьим, и при этом Клаудия встречала её хмурым взглядом. Сегодня было что-то другое.

Вслед за ведьмой мёртвых пройдя вглубь помещения, Пайпер сжала кулаки, силясь прогнать волнение. Возле стола, на котором было что-то разложено, стоял Иан — правая рука Катона, лидера Дикой Охоты. Лишь раз столкнувшись со взглядом его стальных глаз, Пайпер твёрдо решила не оставаться с ним в одном месте. Ей не нравилось, каким проницательным был Иан, какие новости он приносил. То, что он был сейчас здесь, являлось плохим знаком. Очень плохим. Особенно если учесть, каким был его последний разговор с Третьим, который прямо сейчас сосредоточенно крутил какую-то книгу в руках.

— Немного подождём, — сказал он, даже не смотря на Пайпер. — Мне нужно время, чтобы решить, что с этим делать.

— Что это?

Клаудия упала на стул, стоящий ровно между Ианом и Третьим, словно взялась быть барьером между ними. Это было очень кстати, учитывая настороженность всадника и обещание, которое дал Третий. Всех деталей Пайпер не знала, но Магнус обмолвился, будто клятва жуть какая серьёзная.

— Мы обнаружили это сегодня возле Серебряной реки, — ответил Иан, покосившись на неё. Как верный последователь Охоты, он был одним из первых, кто стал нести весть о сальваторе Лерайе по Диким Землям — Пайпер знала об этом, и оттого чувство неприязни конкретно к Иану было достаточно прочным и небезосновательным. Даже будучи в присутствии Третьего, который ясно дал понять, — то ли убийством Катона, то ли чем-то крайне похожим и непохожим одновременно, — что если кто-то из Дикой Охоты будет угрожать Пайпер, сальватор лично с ними расправится, Иан не переставал награждать её настороженными взглядами и подчёркивать, как мало она знает. Наверное, он был абсолютно уверен, что она понятия не имеет, где эта Серебряная река. Пайпер и не знала, но показывать своего незнания не собиралась.

— И что же это? — спросила она, кивнув на принесённые Ианом вещи. Какие-то книги. странного вида кинжалы, обрывки ткани и…

Пайпер поражённо выдохнула, заметив знакомый рюкзак как раз в тот момент, когда Третий взял в руки пистолет. Это оружие принадлежало Киту, и оно каким-то образом оказалось в этом мире. А ещё оно было опасным.

— Положи обратно, — пробормотала она, вперившись в Третьего ошеломлённым взглядом.

— В чём дело? — совершенно спокойно спросил он, проводя пальцем по металлу.

— Пожалуйста, — продолжила Пайпер, когда Третий, всё ещё смотря на оружие, повернул его дулом к своему лицу, а другой его палец скользнул в опасной близости от спускового крючка. — Если у тебя случайно дёрнется рука, пуля попадёт прямо в лицо. Пожалуйста, Третий, отдай эту вещь мне.

Она не представляла, способен ли пистолет вообще выстрелить, но не собиралась этого проверять. Только не через Третьего, который наверняка впервые в жизни видел это оружие. Даже если она бесилась с его молчания и неоднозначных ответов, это не означало, что она позволит ему навредить себе.

Клаудия медленно переводила напряжённый взгляд с одного сальватора на другого, вцепившись в подлокотники. Иана же будто не интересовало, что из себя представлял предмет, который Третий изучал, он ленивым взглядом обводил книги, наполовину промокшие, порванные и утопающие в чём-то тёмном. Пайпер надеялась, что это не кровь демонов.

— Пожалуйста, — повторила Пайпер и, заметив, как Третий озадачен её реакцией, мысленно прокляла себя и добавила: — Ты же доверяешь мне?

«Удар ниже пояса, Сандерсон!»

Третий думал всего секунду. Под ругань Клаудии, которой вновь не понравилось отношение Третьего к Пайпер, он передал ей пистолет. Пайпер взяла оружие, смотря, чтобы ничьи пальцы случайно не задели спусковой крючок, а после, когда он оказался в её руках, перевернула его дулом к полу и быстро проверила магазин. Пустой.

— Слава тебе, дядя Джон, — облегчённо выдохнула Пайпер, прижимая пистолет к груди.

— Ты ведь помнишь, — осторожно начал Третий, — что я могу прочитать историю любого предмета, лишь коснувшись его?

Пайпер почувствовала, как к лицу прилила кровь. «Ты идиотка», — заключила она и кивнула с таким умным видом, будто идеально разбиралась в магии Третьего и точно знала все её грани. Он точно говорил ей об этом, потому что грани его магии — почти единственная тема, о которой он не лгал, но Пайпер элементарно забыла. В первую секунду, когда она поняла, что рюкзак точно принадлежал Киту, из её головы пропали все мысли, была только звенящая пустота, наполняющая её всю. Во вторую же секунду она поняла, что оружие Второго мира может навредить Третьему и, даже не дав себе мгновение на размышление, стала действовать. Она даже не представляла, что секундная перспектива увидеть, как Третий случайно навредит себе, потому что не знает, что такое пистолет на самом деле, так испугает её. Сила только-только начала успокаиваться.

— И ты сделал это? — спросила Пайпер чересчур высоким голосом. Клаудия фыркнула и закатила глаза, и это было её единственной реакцией на изменившийся тон Пайпер. Хорошо хоть, она не стала высмеивать её здесь и сейчас.

— Иногда простые наблюдения тоже очень полезны, — с лёгкой улыбкой ответил Третий. — К тому же, я почувствовал на некоторых из этих вещей твой запах, а пытаться прочитать их время, зная, что в их истории можешь оказаться ты… Пожалуй, это было бы нечестным.

— Он хочет сказать, — вмешалась Клаудия, с насмешливой улыбкой повернувшись к ней, — что может прочитать любую вещь, которая связана с тобой, даже тебя, чтобы обо всём узнать, но не делает этого, потому что глупый и слишком благородный.

— Ты надо мной издеваешься, — прошипел Третий, ущипнув себя за переносицу.

— Это моя работа. Если бы ты ещё платил мне золотом, я бы подумала над тем, чтобы не смущать тебя в присутствии других людей.

Иан закатил глаза и сжал челюсти. Всё ещё прижимая к себе незараженный пистолет, Пайпер растерянно уставилась на Третьего.

Джинн всё-таки был прав. Прав до невозможности, и Пайпер ненавидела себя за то, что не хотела соглашаться с ним. Даже сейчас, услышав подтверждение, что Третий пытается выстроить отношения между ними в порядке, принятом у нормальных людей. Никакой вынужденной слежки, в которой Кит признался весьма необычным способом. Это радовало так же, как и настораживало.

— Почему эти вещи принесли именно сюда? — Пайпер кивнула на стол, молясь неизвестно кому, чтобы Клаудия хотя бы временно забыла об издевательстве над ними двумя. Неужели за два века ей не надоело?.. Или появление Пайпер открыло в ней второе дыхание?

— След твоей магии, — равнодушно ответил Иан. — Катон поручил мне доставить эти вещи вам.

— Как мило с его стороны, — нервно усмехнулась Пайпер.

— Но запах не его и не Иана, — задумчиво пробормотал Третий, стуча пальцем по поверхности стола.

— Ты сказал, что запах мой, — напомнила ему Пайпер.

— Здесь есть ещё один. Конкретно на вещи, которую ты держишь, тоже, — его взгляд вдруг изменился, на мгновение став отрешённым, и для чего-то Третий вновь глубоко вдохнул, прежде чем добавил: — Мужской.

Пайпер посмотрела на знакомый рюкзак, почувствовав нечто, напоминающее надежду. Обрывки ткани, порванные, промокшие и испачканные в чём-то чёрном книги не должны были внушать надежду, но даже сквозь все эти повреждения Пайпер видела предметы, которые ей дал господин Илир. Вместе с надеждой, появившейся от одного только взгляда, она также почувствовала страх — возможно, Кит пострадал. Наверняка в меньшей степени, чем она, ведь рюкзак был именно у неё, но…

«Прекрати, — приказала она, пальцами сдавливая металл оружия, уже нагревшийся от близости её тела. — С Китом всё хорошо. С ним были Эрнандесы и Артур, а ещё господин Илир был рядом. Всё хорошо. Если он узнает, что я волновалась за него, он будет издеваться надо мной до конца дней».

Её это даже не расстраивало, наоборот, приободряло. Весь привычный мир разрушился, как карточный домик, а тот, что она успела узнать, оказался вне досягаемости, но Пайпер всё равно почувствовала лёгкое воодушевление. Впервые с тех пор, как оказалась в Диких Землях. Прошедшие через какой-то ад предметы, сейчас лежавшие на столе, вели к миру, где её ждали.

— Это Кит, — наконец произнесла она, пытаясь подавить глупую улыбку. — Не думала, что что-то от этого придурка заставит меня так радоваться…

— Кит, — повторил Третий и нахмурился, быстро поняв, что у имени земные корни. — Он был твоим другом?

— Учеником дяди, — исправила Пайпер. — Хотя, может, и другом. Не знаю. У меня никогда не было друзей.

Клаудия вновь хмыкнула.

— Я не почувствовал запаха крови, — торопливо сказал Третий. — Только на некоторых обрывках, но на них была твоя кровь.

— Ага, знаю. Маракс же меня полетать забрал и всё такое.

Это было не смешно, а больно и мучительно, но Пайпер было трудно остановиться. Если она и умела что-то в совершенстве, так это притворяться весёлой, когда на самом деле ей было очень плохо.

Немного подождав, будто не зная, стоит ли задавать вопросы, касающиеся этой темы, Третий кашлянул и попытался увести разговор в другое русло:

— О чём были эти книги?

— Не знаю. Мне передали их как раз перед тем, как напали демоны.

— Кто передал?

Вопрос был очень точным, потому что, как поняла Пайпер, Третий решал, стоят ли книги его внимания, сил и магии, затраченных на их восстановление. Он терпеливо ждал её ответа, позволяя Клаудии вслух рассуждать о том, что они только зря теряют время, и не торопил.

Господин Илир рассказал ей о Третьем больше, чем кто-либо другой, но даже он не раскрыл всей правы. Он объяснил их встречу необходимостью, на которую пришлось пойти ради нового сальватора, но в самом конце он сказал: «Вера в сальваторов слепа». То же самое ей сказал Джулиан на балу у фей, и Пайпер только в Диких Землях стала понимать, в чём истинный смысл этих слов. Она думала, что речь идёт о ней, якобы все вокруг верят ей чересчур сильно и без всяких доказательств, но ведь Стефан не верил ей по-настоящему — слова господина Илира в конце их встречи были обращены и к нему. Он помогал ей только потому, что это давало шанс на защиту Марселин. Стефан верил в Третьего, но эту веру посчитали слепой.

Пайпер, разумеется, тоже была слепой, а ещё глупой и чересчур доверчивой. Сила изнывала от желания вырваться за пределы её тела или, на худой конец, коснуться Времени, как это бывало во время занятий с Третьим. Внутренне противясь каждому действию, Пайпер следовала указаниям Третьего и пыталась выпустить Силу, предать ей форму, направить в какой-нибудь предмет и всё прочее. Пыталась и сталкивалась с неудачами, хотя Сила ликовала и требовала, чтобы они не останавливались. Даже сейчас.

Она уже рассказала о Ките. Что будет, если расскажет о господине Илире, Пайпер даже не представляла. Ей говорили, что он был сильным и уважаемым магом, что во время Вторжения он находился у фей, откуда и попал во Второй мир. Но ей никогда не говорили об его настоящем отношении к Третьему. «Вера в сальваторов слепа» было очень красноречивым высказыванием, и всё же.

— Ты свободен, Иан, — неожиданно произнёс Третий, переведя сдержанный взгляд на всадника. — Можешь остаться на ночь, если желаешь отдохнуть перед длинным путём.

— Охота зовёт, — равнодушно бросил Иан, расправив плечи. — У нас нет времени на бессмысленные празднества.

— Празднества бессмысленны лишь для тех, кто напивается до беспамятства и лезет под каждую юбку, — возразил Третий. — Людям этого мира нужно, чтобы иногда было хоть что-то хорошее.

— Будет хорошо, — беззастенчиво влезла Клаудия, — если вы перестанете говорить загадками.

Пайпер сосредоточилась на вещах, принесённых Ианом. Она и не думала, что в присутствии всадника Третий даст хотя бы намёк, что сальваторы едва не вцепились друг другу в глотки. Он будет притворяться, что всё в порядке, как и было до нападения Катона на Пайпер. Даже если Иан знал всю правду, Третий всё равно будет притворяться. Она верила в это, и потому, стоило Иану, сквозь зубы попрощавшемуся со всеми, уйти, сильно удивилась, когда Третий посмотрел на неё и сказал:

— Ты выглядишь обеспокоенной.

— Ведёте себя как дети! — выпалила Клаудия, не дав Пайпер даже переварить смысл услышанного. — Надоело с вами возиться!

Третий во все глаза уставился на неё и даже поднял руки, будто защищаясь.

— У меня, между прочим, уйма работы, которую из-за вас, придурков, я не могу сделать!

— Но ты же только и делаешь, что ворчишь на всех.

— Я тебя сейчас во дворе закопаю, — грозно прошипела Клаудия, скривив чёрные губы. Третий сглотнул и качнул головой, показывая, что весь во внимании. — Из-за того, что ты заставил Джинна помогать тебе, он уже заставил меня помогать ему! Это невыносимо — каждый день проверять десяток зацепок, никак между собой не связанных, и это во время того, как вы двое ведёте себя, как недоразвитые влюблённые школьники!

— Я не понимаю, — спустя секунду отозвался Третий с озадаченным выражением лица. — В школы не принимают недоразвитых, я точно знаю, в Ребнезаре было…

Клаудия резко свела пальцы вместе на уровне его лица и грозно сказала:

— Рот закрой.

Пайпер проглотила язвительный комментарий, когда Третий и впрямь послушно закрыл рот.

— Мне плевать, что ты пытаешься быть осторожным, а ты, — она полоснула по Пайпер презрительным взглядом — то есть, самым обычным, которым награждался каждый, что вставал на пути у Клаудии, — так сильно хочешь вернуться домой, что лезешь с расспросами туда, куда не надо. Либо вы принимаете друг друга как сальваторы и начинаете работать вместе, либо я решу, кого из вас убить первым, и тогда Лерайе или Арне придётся искать нового сальватора.

Закончив, Клаудия подняла с края стола книжную стопку, которая, очевидно, и была её сегодняшней нормой помощи Джинну, и вышла, гордо задрав голову. Её ровные шаги были слышны ещё не меньше минуты, а яд от слов, произнесённых ею, растекался в воздухе.

Наконец Третий, кашлянув, почесал затылок и пробормотал:

— Клаудия бывает очень… резкой. Всё дело в том, что…

— Она мне не доверяет, — перебила Пайпер. — Да, я знаю.

— И мы ей действительно надоели, так что она не вернётся. Я могу попросить Эйкена или Стеллу составить нам компанию.

Пайпер бы обязательно согласилась, если бы не понимала, что Клаудия права. Они были сальваторами, но вели себя как самые настоящие дети. Или только она одна, потому что это она, пусть и не признавалась себе в этом, чувствовала себя преданной, хотя Третий просто не мог предать её так, чтобы это задело её достаточно сильно. Она же до сих пор думала, что они знают друг друга всего пару дней, и забывала, что прошло уже три с половиной недели. Пора было выбираться из пепла.

— Ты планируешь изучить это всё? — она кивнула на стол, и Третий, на секунду удивлённо раскрыв глаза, перевёл взгляд на испорченные книги.

— Да, думаю, мне следует этим заняться.

— После нашего занятия, да? — на всякий случай уточнила она, пальцами пробегаясь по металлу пистолета. Дядя Джон учил её стрелять, и хотя магазин был пуст, пистолет дарил хоть какое-то чувство безопасности и уверенности.

— Если ты желаешь продолжить.

«Не вороти нос, Первая, — она попыталась хотя бы мысленно воспроизвести ту серьёзную интонацию, преисполненную надменности, которую слышала от некоторых членов коалиции, лишь бы немного расшевелить свою храбрость. — Учись, пока есть возможность».

— Можно я задам один вопрос? — Третий уже открыл рот, чтобы ответить, как Пайпер торопливо продолжила: — Или не один, может, даже два или три, зависит от того, каким будет ответ на первый вопрос.

Третий на долю секунды сжал губы в тонкую линию, а после произнёс:

— Я внимательно слушаю.

— Ты убил Лайне из милосердия?

На этот раз он отреагировал значительно спокойнее, чем когда она задала подобный вопрос в первый раз. Он на несколько секунд отвёл взгляд, ставший пустым и холодным, в сторону, и Пайпер через частичку Силы, что была внутри него, почувствовала, как он колеблется. Она честно пыталась найти хоть какую-то информацию о том, насколько Третий и его семья были близки с Лайне, но всюду натыкалась на упоминания, что при ребнезарском дворе его любили. И хотя этого было мало, чтобы задавать подобный вопрос, Пайпер уже придумала, как объяснить его, если Третий что-нибудь заподозрит. Подставлять Джинна не хотелось, даже ради мести за её завтрак, который он съел.

Третий посмотрел на неё, абсолютно растерянную и не способную хотя бы притвориться должным образом, что она уверена в себе, а ведь она очень старалась хотя бы внешне не выдавать своих чувств.

— Очень интересная точка зрения.

— Если мне не отвечают прямо, я буду задавать все вопросы, которые только придумаю, в надежде получить хотя бы «да» или «нет».

— Да, — выдохнул Третий. Пайпер показалось, что на мгновение серьга-кристалл в его левом ухе блеснула, будто предмет отреагировал на всколыхнувшуюся внутри магию. — Это правда. Я убил их из милосердия.

— Почему?

— На этот вопрос нельзя ответить «да» или «нет».

«Что ж, это было ожидаемо …»

По крайней мере, Сила верила Третьему. Убийство из милосердия всё ещё было убийством, однако оно не казалось Пайпер таким ужасающим, как убийство ради жажды насилия. Возможно, у Третьего просто не осталось выбора. Возможно, Лайне уже умирали, когда он их убил. Возможно, с ними было то же, что с Риком.

Пайпер прикусила кончик языка, натягивая сдержанную улыбку. Если она и умела что-то в совершенстве, так это притворяться весёлой, когда на самом деле ей было очень плохо.

— Давай начнём занятие.

Она всё равно докопается до правды. Главное — положить начало.

— Без Клаудии? — растерянно уточнил Третий.

— Не Клаудия учит меня магии.

«Хотя поговорить с ведьмой мёртвых, конечно, следует», — решила Пайпер. Ей не давали покоя слова Фройтера об обманщике с голубыми глазами и ангельским лицом, которого он увидел в её глазах. В словах Фройтера вообще было много странного, — например, крепость, до которой нужно добраться до заката, волчица вместо волка и рыцарь, с мечом которого что-то не так. Про крепость Пайпер примерно поняла, про волчицу — тоже. В картинной галерее Гилберта у неё было видение, где перед ней был волк с жёлтыми глазами, а она сама была в теле другого. Лишь оказавшись здесь, она поняла, что тогда она смотрела на мир глазами Третьего, а волком на самом деле была Стелла-волчица. Неясным оставались лишь слова о солнце, которого нет, и рыцаре с мечом. Солнца и впрямь не было, но Пайпер списывала это не погодные условия и географическое положение Омаги, но вот рыцарь и меч? О ком говорил Фройтер: Энцеладе или Магнусе? Может быть, о ком-то, кого она даже не знает?

На нечитаемый взгляд Третьего Пайпер кивнула, стараясь всем своим видом показать, что готова к очередному уроку, в результате которого у неё ничего не получится. Она разберётся со странными словами Фройтера, найдёт способ переговорить с Клаудией тет-а-тет и узнает, как Третий был связан с Лайне. Она обязательно выяснит, кем на самом деле является обманщик с голубыми глазами и ангельским лицом.

За мгновение до того, как Третий отодвинул в сторону все предметы, которые ему предстояло изучить после, в голове Пайпер всплыли ещё одни слова Фройтера: «Постоянно спрашивай имя».

На вопрос о том, как зовут Третьего, ни Джинн, ни Ветон не ответили.

Она разберётся и с этим, а сейчас она займётся магией. Пусть у неё ничего не получается, она хотя бы будет пытаться. Может быть, в конце концов Третьему это надоест и он расскажет ей всю правду, лишь бы она старалась усерднее.

Пайпер и правда старалась, и потому, когда они перешли к практической части, она наконец смогла самостоятельно, без помощи Третьего, высечь первую искру своей магии.

Глава 13. Но в темноте слова ловлю

— Ребячество, — фыркнула Клаудия, передавая Магнусу чашу с водой.

— А по-моему, она может радоваться, — с улыбкой ответил он.

Но Клаудия всё-таки считала поведение Пайпер ребячеством. Девушка лежала на полу в центре тренировочного круга и, не обращая внимания на настороженные взгляды присутствующих, рассматривала свои ладони, вокруг которых плыли всполохи золотой магии. Чёрные, подстриженные Ветон волосы блестели от множества свечей и разметались по плечам и грязному полу. Пот блестел на бронзовой коже Пайпер, половина полученных увечий всё ещё была хорошо видна, но девушка широко улыбалась, наблюдая, как магия послушно течёт между её пальцами и маленькими звёздами вспыхивает там, куда она указывает.

— В этом нет ничего уникального. Она должна была научиться этому ещё в своём мире.

— Ох, ну вот опять, ты только и делаешь, что ворчишь… — Магнус в притворном разочаровании покачал головой. — Чем тебе так не угодила Пайпер?

Всем. И ничем. Клаудия не собиралась отвечать, потому что пытаться донести что-то до Магнуса, когда он уже привязался к Пайпер, бессмысленно. Всё, что касалось этой девчонки, на самом деле было бессмысленным. Она радовалась искрам магии так, будто они были настоящим чудом, и злилась, если не получалось создать их. Она не понимала, что дело вовсе не в Силе, которая по каким-то причинам не желает отзываться, а в ней самой, которая не может правильно использовать свои чувства и обуздать пустоту внутри себя. Даже Клаудия, далёкая от магии, это осознавала.

— Специально решила нас понервировать? — так и не дождавшись ответа, хотя прошло меньше двух секунд, продолжил Магнус.

— Разумеется, — беспристрастно ответила Клаудия. — Сильнее всего на свете я хочу нервировать вас. Перерыв окончен.

— Эй, стой, это не ты решаешь, когда перерыв окончен!

Спорить с Клаудией так же было бессмысленно. Она расположилась на низком жёстком диванчике, стоящем под окном, и взяла в руки первый пергамент, с которого решила начать работу сегодня. На самом деле она не планировала заявляться в тренировочный зал и работать здесь, но что-то влекло её сюда. Неуловимое чувство, едва слышимый шёпот из сонма мёртвых, которыми дворец был пропитан до самой последней трещинки.

Магнус грозно возвышался над ней почти минуту, но в итоге сдался и со страдальческим стоном объявил Пайпер, что перерыв окончен. За все пять минут, выделенных на отдых, она так и не встала с пола.

Клаудия бросила на нескольких молодых рыцарей, недавно закончивших обучение, предупреждающий взгляд — они пялились на неё чересчур открыто. Если хотели служить в Омаге, должны для начала уяснить, на кого смотреть можно, а на кого — нет. Клаудия всегда относилась ко второй категории людей.

Ей не было дела до заинтересованных, косых или изучающих взглядов. Она сама смотрела так на каждого, кто встречался ей на пути, и нередко пытала подобными взглядами своих ближайших товарищей. Но ведь Клаудия была… ведьмой мёртвых. На неё не любили смотреть, о ней не любили говорить. В относительно неплохом окружении Третьего (если исключить взбалмошную Стеллу, разумеется) Клаудия была несмываемым чёрным пятном. Девушка с пустым титулом и кровью, далёко от благородной, слышащая голоса мёртвых — и не только людей, но и тварей. Всё это должно была пугать, а не интересовать. Она вполне могла понять временный интерес рыцарей, оказавшихся в Омаге меньше недели назад, но не понимала и отвергала интерес Пайпер.

Эта девушка была взбалмошней Стеллы, агрессивной, не способной взять под контроль эмоции и слова. Она задавала неудобные и даже опасные вопросы, игнорировала предупреждения и доставала каждого встречного, будь то рыцари, послы других крепостей и городов или слуги. Одним она озвучивала относительно простые вопросы, вроде расположения крепостей и системы их управления, а другим, кто бы сомневался, сложные и неуместные. Она лезла к Джинну с вопросами об его мире, — неужели она настолько глупая, что не понимает, что Джинн не помнит о своём мире многого? — спрашивала Третьего о Лайне, хотя тот никогда не давал полных ответов. А ещё она вела себя, как идиотка, и задавала вопросы Клаудии.

«Ты понимаешь, что не так?»

Этот вопрос выводил Клаудию из себя. Всё, всё в этом ужасной мире было не так, а с появлением в их жизнях Первой и вовсе стало напоминать непрекращающийся кошмар. Клаудии хотелось наорать на Пайпер, когда она задавала ей этот вопрос, но держалась: ради сохранения своего спокойствия, ради того, чтобы Третий не чувствовал себя виноватым за то, что не может дать подходящих ответов и вообще не может выбрать кого-то одного. Опять. Своими метаниями он будто издевался над ней. Розалия, Пайпер, Розалия, Пайпер… Даже Клаудия, в глаза никогда не видевшая Розалию и не слышавшая её голоса, считала её личностью более приятной, чем Пайпер, однако всё равно пыталась убедить Третьего, что спасение Розалии — гиблое дело. Розалия умерла ещё до Вторжения, а Пайпер, эта надоедливая почемучка, была жива и прямо сейчас повелась на ложный выпад Магнуса.

«Элементали, уберегите нас», — Клаудия закатила глаза, раскрывая пергамент и закрываясь им от поражения Пайпер.

Записанная в пергаменте история отсылала, если девушка правильно расшифровала дату в верхнем углу, к году правления Лерден из рода Арраны. Выходит, это где-то за сто или сто пятьдесят лет до Вторжения. Небольшое западное королевство, находящееся аккурат между Лэндтирсом и Колдо, потеряло своё название в результате поглощения всё тем же Лэндтирсом, но запомнилось магическому сообществу инцидентом, который и описывался в выбранном Клаудией пергаменте. В неком поселении были замечены сильные твари, которые, выбрав своими вратами одного из магов, устроили побоище и вырезали всех людей без исключения. Если верить достоверным донесениям (так и было написано, и как бы Клаудия ни пыталась найти более верный источник, его не было), в живых остался только один человек — другой маг, которая и остановил того, что стал вратами. Инцидент был воистину странным не потому, что сильные твари каким-то образом прознали про такое непримечательное поселение, а именно из-за магов, оказавшихся в самом его центре. Маг, ставший вратами, и маг, остановившая его, работали вместе, проводили какие-то исследования — довольно безобидные, раз уж им позволили остаться в поселении, но всё равно привлекшие тварей.

Вчитываясь дальше и на ходу отмечая, что об этом инциденте следует расспросить кого-нибудь из магов в Омаге или Тоноаке, Клаудия дошла до момента, казавшегося неуместным в исторической хронике. Описание картины, которую застали рыцари и маги, прибывшие разбираться с последствиями, была чересчур красочной. Дома горели алым, магическим пламенем, люди, переродившиеся в тёмных созданий, убиты самым гуманным способом из всех возможных, а тело мага, ставшего вратами, обращено в прах. В пергаменте было указано, что победительница хоронила всех погибших людей самостоятельно, а после, на суде, призналась, что помогала магу, но не знала конечной цели его исследования — воскрешения возлюбленной. В качестве наказания её отправили служить магическому обществу Ребнезара, но затем её заметила сама королева и пригласила служить во дворец.

Клаудия остановилась. Пробежалась глазами по последним строчкам, затем внимательно перечитала их, мысленно выделяя каждое слово. Нет, ошибки в расшифровке нет — мага-победительницу пригласили служить в ребнезарский дворец, причём сама королева. Вот только какая именно? Жозефина или Сагари, мать короля Роланда?

Девушка покачала головой, свернула пергамент и отложила в сторону. Она обязательно расспросит об этом Третьего. Казалось странным, что сообщницу мага, виновного в гибели целого поселения, пригласили служить во дворец. И странно, что она не знала о конечной цели исследования мага. Хотя, вероятнее всего, её просто использовали, и о воскрешении она даже не догадывалась. Всё-таки стоит расспросить об этом у Третьего — он наверняка знал всех магов, приглашённых в ребнезарский дворец, как свои пять пальцев. Но нельзя исключать вероятность того, что, возможно, к моменту, когда Третий только родился, маг уже оставила свою службу.

Голова болела от задачи, которую перед ними поставил сальватор. Если бы не уговоры Джинна и его бесконечные обещания, каждое из которых Клаудия запомнила и могла процитировать прямо сейчас, она бы ни за что не согласилась. Лучший способ доказать Третьему, что его затея заранее обречена на провал — это не уделять ей внимания. Чутьё Клаудии было безошибочным. Если она была уверена, что дело того не стоит, она за него не бралась. И сейчас она была уверена, что Розалия из рода Лайне на самом деле мертва, а твари используют лишь её образ.

В голове, как и у любого нормального человека, крутилась мысль: что, если Розалия всё-таки жива? Это бы означало, что твари воскресили её. Что воскрешение вообще возможно. Следом за этим в голове Клаудии укоренялась мятежная мысль: «Если бы воскрешение было возможно, ты бы попыталась всё исправить?»

Исправлять было нечего, потому что её отец погиб при исполнении службы, и смерть ради Кэргора он, как и все его товарищи, считал благородной. Клаудия была с ним не согласна, но упорно отстаивала его точку зрения в спорах с матерью. Её отец был не виноват, что его призвали на службу, и не виноват, что был достаточно хорош, раз его выбрали для первой группы подавления мятежа в одном из пограничных городов. Виноват был клинок, сразивший его, и рыцарь, которому он принадлежал. Но все эти рассуждения для матери — пустой звук.

Клаудия устало потёрла глаза и прислонилась затылком к холодному камню стены. Присутствие Пайпер по большей части нервировало не событиями, которые потянулись за ней, а её неумолимым стремлением вернуться домой. Для Клаудии домом была Омага, но раньше, ещё до Вторжения, — поселение, затерянное в кэргорских равнинах, с извечно недовольной матерью и напоминанием о том, что лучшей жизни не будет.

— Ты просто бездарь!

Клаудия открыла глаза и уставилась в спину Магнуса, настойчиво объясняющего Пайпер, почему её стойка плоха и не годится для принятия удара. Голос его отца, бывший огромным исключением из правил, требовательный, жёсткий, набатом прозвучавший в ушах, излучал недовольство и презрение. Ни следа той родительской любви, что она слышала в голосе матери Магнуса.

Если бы воскрешение было возможно, он обязательно бы попытался вернуть свою маму — Клаудия в этом не сомневалась.

Твари играли с ними, измывались, подбрасывая одну безумную загадку за другой. «Воскрешение невозможно», — упрямо твердила Клаудия, сжимая кулаки и вдавливая ногти в ладони. Это лишь очередная уловка, призванная ослабить Третьего, а следом за ним — их всех.

Чёрта с два эти мерзкие существа смогут сломить их. Скорее Клаудия станет любезнее или позволит какому-нибудь рыцарю-идиоту соблазнить её.

— Песнь стала громче?

Клаудия свела брови. Она не могла определить, за чьей спиной шептался голос мёртвой женщины.

— Громче и яростнее, — ответил другой, мужской. Тоже мёртвый, потому что никто не обратил на его слова внимания, однако Клаудия озиралась, выискивая, на кого отзовётся её проклятие.

— Башня может не выдержать.

— Она и не выдерживает.

Сердце Клаудии забилось в горле. Мёртвые, которых она слышала, не цеплялись за чьи-то плечи. Они словно наполняли собой весь воздух, были вмурованы в каменные стены и таяли вместе с воском свечей. Шёпот лёгкий, как ветер возле крепости Нийи, проносился совсем близко.

— Трещины становятся всё больше, — продолжал женский голос, полный скорби и отчаяния. — Возможно, следует начать уже сейчас?..

— Скверна имеет лицо, и его нужно уничтожить.

— Лишь бы трещины удавалось сдерживать…

Клаудия остановилась. Следуя за голосами, звучащими то тише, то громче, она поднялась и обошла тренировочную площадку по кругу, растолкала группу магов, отдыхавших в углу, даже задержалась возле стойки с оружием, где было не меньше пяти рыцарей. Все без исключения смотрели на неё с опаской, а самые молодые, недавно прибывшие, косились на её чёрные губы, словно за ними она прятала острые клыки тварей и могла воспользоваться ими.

— Клаудия, если ты не хочешь помочь, то лучше уйди.

Магнус улыбался, но уголки его губ нервно подрагивали, словно сохранять беззаботный настрой для него было очень трудно.

— Я слышу голоса, — сказала Клаудия, смотря на рыцаря.

— Ты всегда их слышишь, — вздохнул Магнус.

— Верно, но я слышала кого-то, кто не пытался зацепиться за живых. Я не могу понять, кому близки эти мёртвые.

Магнус нервно рассмеялся.

— А такое возможно?

Никто не знал, даже Третий. Проклятие Клаудии — уникальное и неповторимое. Они даже не знали, спадёт ли оно, если убить породившую её тварь.

— Если бы у нас было больше времени… — жалостливо продолжила женщина.

Клаудия обернулась в сторону, откуда, предположительно, звучал голос. Собеседник женщины ответил из какого-то другого места:

— Прекрати. Хочешь, чтобы другие засомневались?

— Они с самого начала сомневаются, — с нотками обиды произнесла женщина. — Лучше бы им всё сделать правильно, иначе я не знаю, как ещё сдерживать недовольство остальных.

Клаудия остановилось. Те, кто должны были всё сделать правильно, и те, кто были недовольны — разные люди. Осталось лишь понять, кем именно они были.

— Надеюсь, когда-нибудь мы сможем…

Женщина не закончила предложение. Клаудия ждала дольше, чем было нужно, хотя подсознательно уже знала — голоса затихли и вряд ли вернутся.

— Есть новости от Охоты?

Магнус удивлённо вскинул голову, махнул Пайпер, чтобы она подождала ещё немного, и подошёл ближе.

— Что ты слышишь?

— Есть новости от Охоты? — нетерпеливее переспросила она.

— Нет, Третий мне ничего не сообщал. Хотя я знаю одну очень хорошую новость, которая тебе точно понравится.

Клаудии не понравился его тон. Карие глаза Магнуса блестели в предвкушении, словно перед ними открывалась дорога, сулившая не столкновения с тварями, холод и боль, а увлекательное приключение, приправленное интересными знакомствами, непристойными песнями и реками вина — всем, что он любил.

— Не-ет, — протянула Клаудия, когда в её голове мелькнула ужасающая мысль.

— Да-а, — с улыбкой возразил Магнус, оборачиваясь к Пайпер.

— Не смей! — попыталась остановить его девушка, но Магнус, со смехом отмахиваясь от её неуклюжих, но яростных попытках закрыть ему рот, громко спросил:

— Золотце, скажи, как ты относишься к шёлку? Или, может быть, атлас?

Топчущаяся на месте Пайпер удивлённо уставилась на него. Клаудия раздражённо выдохнула, заметив, как две леди из Тоноака, до этого обсуждавшие ограниченную силу некоторых чар, подхватили вопрос Магнуса.

— Атлас географический или держащий небо? — невинно спросила Пайпер, подойдя к ним.

Магнус озадаченно похлопал глазами.

— Что?

— Карта или титан?

На губах Пайпер очень медленно расцветала улыбка. Издевательская. Пожалуй, в это мгновение Клаудия даже немного зауважала её. Но только немного.

— Платье, — кое-как выдавил Магнус, возмущённо вскидывая подбородок. — Вино, песни, танцы. Возможно, парочку поцелуев где-нибудь, где никто не видит. Или даже на глазах у всех. Хочешь поцеловать меня, Золотце?

Уважение Клаудии исчезло, когда Пайпер поперхнулась воздухом, покраснев, и с силой треснула рассмеявшегося Магнуса по плечу. Насколько же наивной нужно быть, чтобы не понимать, что Магнус вовсе не флиртует с ней?

— Брось, — он перехватил кулак девушки и улыбнулся ещё шире. — Разве я не очарователен? Клаудия, милая, скажи, что я очарователен.

Она без промедлений сказала:

— Ты отвратителен.

Магнус остановился, притворно схватившись за сердце, и опустил голову.

Он не забыл, что она только что слышала какие-то незнакомые голоса. Но тренировочный зал не был создан для обсуждений тайн, которые раскрывало её проклятие, и потому он не слишком умело увёл разговор в другое русло — к приближающейся череде праздников. Клаудия бы предпочла, чтобы ей не напоминали об этих шумных гуляниях, во время которых она постоянно следила то за Магнусом, то за Джинном, а иногда даже за Стеллой. Раньше она ещё могла пережить радостное предвкушения Магнуса, обожавшего всякие торжества, и стойко перенести само торжество, но только не теперь. Теперь здесь была Пайпер из какой-то там семьи Сандерсон, и, если уж Магнус заговорил про ткани, это означало, что в ближайшее время Третий отправит к Пайпер слуг, чтобы они сняли с неё мерки, помогли выбрать ткань и создали для неё платье, которое она захотела бы надеть.

Клаудия была бы совсем не против, если бы Пайпер отказалась надевать платье. Хотя бы ради того, чтобы Магнус вспомнил, что жизнь далеко не сахар.

***

— Я выясню, что это было.

Клаудия невесело усмехнулась. Третий не мог взвалить на себя ещё одну проблему, потому что уже давно прогибался под неподъёмным весом всех остальных. Должно быть, он уже и не помнил, какая проблема стала первой, потянувшей его вниз. И не помнил, что разбираться сголосами мёртвых — задача Клаудии.

— Мне лишь нужно понять, за кого цеплялись эти мёртвые.

— А если они не цеплялись? — отозвался Джинн с другого конца комнаты. — Если твоё проклятие развивается?

— Что за прелесть… Два века не развивалось, а теперь решило наверстать упущенное?

— Возможно, дело в Силе. Моё существо тоже интересно реагирует на неё.

Клаудия не считала, что её проклятие реагирует на Силу Пайпер, но Джинна уже было не остановить. Он поднялся с кресла, быстро подошёл к ним и, небрежно зачесав назад волосы, возбуждённо заговорил:

— Это совершенно не похоже на ощущение чужой магии, которое я испытывал раньше! Вот ты, например, — он обернулся и указал на Третьего, мгновенно застывшего на диване, как изваяние. Клаудия почувствовала это, потому что сидела рядом, положив голову ему на плечо, и наслаждалась хотя бы подобием спокойствия. Которое, разумеется, разрушилось, стоило ей рассказать о незнакомых голосах.

— Я, например, — медленно повторил Третий, с прищуром смотря на Джинна. Голубые глаза вспыхнули на тон ярче.

— Я привык к ощущению твоей магии и знаю, как она реагирует на моё существо. Но вот Сила… — взгляд Джинна изменился, став более увлечённым, и Третий недоверчиво прищурился. — Сколько раз вы общались с людьми из другого мира?

— Я постоянно говорю с тобой, — со вздохом ответила Клаудия, тогда как Третий невозмутимо отчеканил:

— Шестьсот семьдесят пять раз.

Джинн и Клаудия недоумённо уставились на него.

— Я исключил тебя, — пояснил Третий, — иначе число вышло бы очень большим.

— Обожаю быть в центре внимания. Так вот, — Джинн хлопнул в ладоши и продолжил следовать своему незамысловатому маршруту: от дивана к дальней стене, затем к камину, вокруг стола, по краю ковра, по стыку мраморных плит и с самого начала. — Леди Сандерсон оказывает на меня до странного приятное влияние. И моему существу, кажется, нравится её внимание.

Клаудия почувствовала, что Третий напрягся ещё сильнее. Она подняла голову и посмотрела на него, неподвижно сидящего с пустым взглядом, и втянула воздух сквозь зубы.

— Поясни, — только и произнёс Третий.

— Мне даже не нужно показывать ей какие-то чары или просить нарисовать сигилы, чтобы почувствовать Силу в действии. Наши с ней занятия совершенно не похожи на ваши, но этого достаточно, чтобы я изредка чувствовал звёздный свет в своих жилах.

Клаудия нахмурилась. Они не знали, кем был Джинн, даже Арне не мог рассказать этого. Память Джинна пострадала то ли незадолго до того, как он оказался в Сигриде, то ли после Вторжения. Единственное, в чём они были уверены, так это в том, что Джинн не был человеком, феей, эльфом или великаном. Он был иной сущностью, пришедшей из другого мира, на которую богиня Геирисандра обратила свой взор. Из-за этого его природная сила, которую он упорно постигал заново в течении двухсот лет, давал труднее, чем он рассчитывал. Хотя как он мог рассчитывать что-то, особенно с потерянной памятью, Клаудия не представляла.

— Звёздный свет, — медленно повторил Третий, выделив каждое из слов. — Но твоя кровь красная.

— Да, и это кажется мне… странным? — неуверенно закончил Джинн, почесав в затылке. — Я не знаю, в чём тут дело. Иногда, во время наших занятий, когда Пайпер пытается испепелить меня за отсутствие педагогических качеств, её Сила тянется ко мне, и на мгновение я вспоминаю что-то.

Клаудия тут же уточнила:

— И что ты вспомнил?

— Не знаю. Всё так размыто. Я видел песок… много песка. Но не как в Этланго. В Энтланго они мёртвые, в них живут твари, а я… мне кажется, будто когда-то я видел живой песок. Целое море песка.

Клаудия сдержала скептическое хмыканье. Море песка было пустыней, а единственной, о которой они могли говорить — это Энтланго к югу от Артизара.

— Море песка, — ещё медленнее повторил Третий. — Что ещё ты видел?

— Звёздный свет. Очень много звёздного света. И он просачивался сквозь раны на руках.

— Это были твои руки?

— Нет, какие-то другие, светлые. А ещё там был ветер… Шквальный, кажется.

— Шквальный ветер, значит.

Клаудии показалось, будто Джинн хотел исправить Третьего. Он на секунду открыл рот, смотря на сальватора, а затем сделал шаг назад и нахмурился, как если бы неожиданно посетившая его мысль исчезла, оставив пустоту.

— Возможно, ты слышала мёртвых за спиной Джинна? — предположил Третий, повернувшись к девушке. — Кого-то, кто раньше молчал.

— На Джинне нет ни одного проклятия, которое бы ограничивало голоса мёртвых за его спиной, — напомнила Клаудия.

— Ни на ком нет, но иногда же ты слышишь тех, кто раньше молчал.

Клаудии не понравился взгляд Третьего: он был наполнен надеждой, словно он просил её вложить больше сил и услышать, наконец, за его спиной голоса Гилберта или Розалии, чтобы он узнал, мертвы ли они на самом деле. Да, она действительно порой слышала мёртвых, которые раньше почему-то молчали, но не была уверена, что она вдруг стала слышать мёртвых за спиной Джинна. Те шептались на языке, которого она не знала, и пронзительно кричали. Ей не нужно было знание их языка, чтобы понять, что они кричат от боли.

— Это что-то другое, — настояла Клаудия, сведя брови.

— Но тебе придётся проверить его.

Джинн опустил плечи.

Проклятия — это ужасно, но у некоторых оно было не таким пугающим, как у Клаудии. Стелла перевоплощалась в волчицу, по поведению больше похожую на домашнюю собачку, а Эйкен умел общаться с тенями и подчинять их себе. Чёрные губы Клаудии, окрашенные проклятием, и голоса, что она слышала, никогда не казались ей более страшными, чем у её товарищей, но окружающие её люди, не знавшие её достаточно хорошо, думали иначе.

Клаудия привыкла быть ведьмой мёртвых: мрачной, всегда бьющей точно в цель, не стесняющейся в выражениях. Она привыкла всегда за всеми следить и отмечать, когда с кем-то начинает твориться неладное. Если бы их можно было назвать нормальной семьёй, Клаудия определённо была бы многодетной матерью.

Или сварливой старшей сестрой. На самом деле этот вариант ей нравился куда больше.

— И когда начнём? — смиренно спросил Джинн, смотря на неё исподлобья.

Как будто он не знал, что она могла уже сейчас изучать голоса за его спиной. Проклятие Клаудии не требовало подготовки, общения с тенями, как бывает у Эйкена, или убеждённости, что одежда не пострадает, как у Стеллы. Вопреки её довольно ужасающему проклятию, его использование было довольно лёгким и даже гуманным. Наверное.

— Когда будешь готов.

Некоторые, торопившие её, потом признавались, что элементарно боятся узнать, о чём шепчут мёртвые за их спинами. Клаудия могла бы выпалить всё, как на духу, ничуть не смущаясь из-за грязных секретов, что ей растрепали мёртвые, но с Джинном она бы никогда не позволила себе быть настолько грубой. Упрекать его в том, что он слишком много выпил, опять надоедает Ветон своей болтовнёй и совсем не бережёт себя при стычках — это нечто совершенно другое. К встрече с голосами прошлого, которые, возможно, кроются за его спиной, — или же отсутствием этих самых голосов, — Джинн был не готов.

— Вот-вот Пайпер придёт в башню, — кладя руку на затылок, сказал он.

— Тогда какого ракса ты шляешься здесь? — мгновенно оживился Третий. — Я же сказал тебе, чтобы ты преподавал усерднее.

— Да она же с голоду валилась! — всплеснул руками Джинн. — Я отправил её на кухню, чтобы она поела. Если бы она завтракала, а потом шла к Магнусу, она бы мне все книги заляпала!

— Часть из них мои, — сведя брови, заметил Третий.

— А ещё ты просто хочешь, чтобы Пайпер принесла тебе что-нибудь. Сальватор на побегушках — это что-то новое.

Третий посмотрел на Клаудию, не уловив сарказма в словах, но она хлопнула его по голове и закатила глаза на плохую игру Джинна. Он совсем не умел изображать разбитое сердце.

— Уж простите, что я никогда не обучал юных девиц.

— Кажется, она говорила, что ей восемнадцать.

Замечание Третьего было неуместным, особенно с его точки зрения, потому что у великанов восемнадцать лет — это только самое начало жизни, время, когда они впервые задумываются, чего могут хотеть. Но, конечно, у высшего общества всё иначе. Клаудия знала, что в двадцать лет Третьему уже подобрали девушку, с которой он был помолвлен. Но она не знала, что с ней стало после того, как Арне сделал его сальватором. Третий никогда не рассказывал.

— Она же ещё совсем маленькая, — возмущённо продолжил Джинн, сложив руки на груди. — Наверное. Мне так кажется. Клаудия, солнышко, тебе сколько?

— Двести двадцать.

— Убери свои жалкие двести, они тут у каждого второго есть. Ты тоже ещё слишком маленькая. Наверное…

Клаудия громко фыркнула. Возможно, с точки зрения великана, которому тоже стоило убрать двести лет и засчитать только двадцать два, двадцать лет — действительно незначительный возраст, но Клаудия не знала, как Джинн относится к этому на самом деле. Он не знал, сколько живут и как взрослеют подобные ему сущности. Он не знал, сколько ему лет. Он не знал, когда становится старше и становится ли вообще.

Слишком много неопределённости, вопросов без ответов, необоснованных предположений. Слишком мало моментов нерушимого спокойствия, как этот, когда есть только те, кому Клаудия может доверять.

***

— Не подкрадывайся со спины, — не поднимая глаз от пергамента, произнесла Клаудия.

Арне гулко расхохотался, обошёл стол и беззастенчиво запрыгнул на него.

— Ты вообще в курсе, что творишь? — зашипела она, пытаясь выдернуть из-под него стопку писем. — Я должна написать все ответы к утру!

— Им не нужны ответы, — ответил Арне, склонив голову набок. — Когда на празднестве аж два сальватора, ответы — это лишняя морока.

— Хочешь сказать, даже Рафт отправят представителя?

— Предполагаю.

Клаудия выругалась и прислонилась к спинке стула. Она не желала видеть представителей семьи Рафт, потому что знала, что Магнусу будет тяжело. Но обычно Арне не ошибался в своих предположениях, и это тревожило. Клаудия перевела взгляд на темноту за окном и на секунду закрыла глаза.

Омага была самым северным городом Диких Земель, который им удалось превратить во что-то более стоящее и приличное. Элва тоже могла считаться северным городом, но в Элве особая атмосфера. Там не темнело так рано, как в Омаге, и снег, если выпадал, таял намного быстрее. Сейчас стояла глубокая ночь, и за ставнями горели только дворовые фонари да некоторые сигилы на каменных стенах, слышались шаги стражников, стоящих на посту, слуг и просто неспящих. Но в этой части дворца почти все спали, даже Магнус, не знавший, что представитель семьи Рафт наверняка прибудет совсем скоро. Спали все, кроме неё и Третьего.

Вообще-то заниматься ответами должен был Третий, но, видя его странный взгляд, который не исчезал с тех пор, как Джинн решил поприсутствовать на его занятии с Пайпер, Клаудия решила немного облегчить ему задачу. К тому же, ближе к вечеру Ансель передал, что Даян прибудет завтра. Ей нужно было срочно придумать причину, по которой она не могла бы с ним встретиться. Третий бы не настаивал, но, возможно, ради Пайпер попросил бы её проявить участие.

Ради Пайпер. Всё теперь делалось ради раксовой Пайпер из семьи Сандерсон.

Клаудия не могла винить в этом Третьего, но она не верила девицам, падающим к ним с неба.

— Почему ты здесь? — спросила Клаудия, желая разбавить тишину.

Арне любил болтать всякую чушь, цитировать поэтов, писателей и учёных, очень часто говорил загадками и не волновался, если его не понимали. Сакри был живым воплощением Времени, изменчивого и застывшего, одностороннего и многогранного, ушедшего и только приближающегося. Арне всегда был там, где считал своё присутствие жизненно необходимым, и обычно это место было рядом с Третьим.

— Ты взялась за написание ответов, потому что решила, что Третий сможет уснуть.

Не вопрос — утверждение. Клаудия настороженно подняла глаза, в свете свечей даже не казавшихся светлее тёмно-карего.

— Я ценю твою веру, моя прекрасная, но я не думаю, что в этом случае есть точка невозврата.

Клаудия понимала, о чём. Не о неспособности Третьего уснуть, потому что он видел кошмары, терзавшие его долгие месяцы и даже годы, а о неспособности поверить, будто он может лечь и заснуть по-нормальному. Будто бы его огромные покои безопасные, прогуливающаяся по коридору стража — достаточно сильная, чтобы в случае чего выполнить свой долг, а связь с сальватором — крепка и не оборвётся просто потому, что Третий на какое-то время отвлечься от неё.

Арне действительно думал, что, если бы Третий хоть раз смог почувствовать себя свободнее и безопаснее, если бы не терзался кошмарами, это стало бы точкой невозврата и первым шагом к исцелению. Но ничего этого не было.

Клаудия не любила, когда предположения Арне оказывались верными. Она хотела, чтобы точка невозврата всё же была.

— Так помоги ему.

— Я не могу, — прикрыв глаза, пробормотал Арне. — Я помогаю ему двести лет, но этого недостаточно, слышишь? Даже если я раньше был человеком, теперь я навсегда — сакри, сущность выше смертных и ниже богов. Я не тот, кто может ему помочь.

— Я не буду читать ему сказки на ночь и поить молоком с мёдом.

— И правильно, ведь в пять лет он вдруг стал таким упрямым и взрослым, что отказался от этого, когда перед сном к нему пришла мама.

Клаудия против воли прыснула от смеха. Каждый раз, когда Арне рассказывал что-то такое, Третий заливался краской и пытался силой прогнать его, а все вокруг внимательно слушали.

— И что потом?

— Потом, когда мама согласилась, что он действительно взрослый, она ушла к его сестре, и он разнылся. Она ведь ещё в конце всегда целовала их в лоб.

Клаудия пристроила затылок на выгнутом вниз изголовье и закрыла глаза. Будучи женщиной достаточно состоятельной и влиятельной, чтобы поручить подобные заботы слугам, мать Третьего лично каждый вечер приходила к каждому из детей, приносила молоко с мёдом рассказывала им сказки, а после целовала в лоб. Мать Клаудии никогда такого не делала, а ведь она была единственным ребёнком в семье.

Это могло бы задеть её, совсем немного, если бы она не поняла, что Арне чего-то добивается.

Он мог подшутить над Третьими и рассказать подобную историю в обществе других, но наедине с кем-то — никогда. Арне знал цену человеческому времени и хранимым секретам. Он был слишком умён, чтобы тратить ночь, которая, кто знает, может стать последней в их жизни, на разговоры о беззаботном прошлом.

Арне бы никогда не заставил Клаудию задуматься, как сильно Третий сальватор отличается от великана, которым он когда-то был, если бы в этом не было ещё одной тайны, которую он собирался раскрыть.

— Чего ты хочешь? — прямо спросила Клаудия. Она же знала, что Арне будет говорить загадками, и потому решила сократить их число хотя бы вдвое.

Обычно он выглядел заинтригованным, мог даже через каждое слово заговорщически подмигивать, но сейчас был серьёзен. Клаудию пугала это серьёзность. Будто так Арне показывал, что лишь она достойна видеть его иным, более устрашающим и могущественным.

— Отныне и вовек, пока стены Цитадели не рухнут, а Лабиринт не вернётся к своему божественному строению, я — сакрификиум Времени. Я для Третьего — всё, как и он для меня, но я не могу ему помочь. Я помогал ему всё то время, что мы томились в Башне, и помогаю до сих пор, но сейчас с ним происходит что-то иное.

— И что же?

Арне замолчал и покачал головой. Короткие белые волосы, обычно небрежно зачёсанные прядями к макушке, упали ему на лоб. Сакри провёл по ним растопыренной ладонью, убирая назад, но они тут же вернулись на место. На этот раз он их не тронул.

Теперь Клаудия понимала, что это было демонстрацией не устрашения и могущества, а уязвимости и слабости. Белые волосы Арне — след, оставшийся от Башни. Как кошмары и шрамы Третьего, которые не дозволено видеть посторонним. Для сакри этот след был лёгким, почти незаметным, но он всегда старался выглядеть так, будто у него всё под контролем. Даже волосы поправлял демонстративно, мол, смотрите, этот хаос на голове под моим контролем. Но он не сделал этого снова, и потому подобная небрежность — доказательство, что Арне теряет контроль.

— Ты знаешь, чего Третий желает больше всего на свете?

У Клаудии были ответы, но она отрицательно покачала головой. Третий желал многого: народного признания, любви романтической и платонической, обретения прежнего себя, отсутствия кошмаров, ощущения тепла живых, благодаря которому можно греться, отсутствия вины, тянущей вниз, желания уничтожить себя за то, что он сделал и чего не сделал. Но ничего из этого Клаудия не могла выставить как то, чего он желает больше всего на свете. Она знала Третьего лучше всех, возможно, даже лучше Киллиана, но не имела права отбирать у него столь важный и сокровенный выбор.

— Третий желает, чтобы его любили. Народ, послы, слуги, даже те, о ком он не подозревает. Всего и без остатка. Для него это означало бы, что они не винят его за случившееся. Что они верят ему и знают, что он поступил так, как должен.

— Его любят, — чувствуя неуверенность, ответила Клаудия. — В Омаге его ценят, в других городах он желанный гость, а жители крепостей и поселений всегда рады его помощи.

— Потому что он сальватор. Он сильнейший маг Диких Земель и единственный, кто сможет защитить их от Герцога, решись тот на отчаянный и дерзкий шаг. Но Третий хочет, чтобы его полюбили как великана, которым он когда-то был.

— Иными словами, чтобы было как прежде.

— Как прежде, — эхом повторил Арне, пустым взглядом мазнув по заваленному письмами столу. Его фиолетовые пальцы подцепили ответ, над которым работала Клаудия. — Как прежде уже ничего не будет.

— Я тебя не понимаю. Ты поэтому оставил Третьего?

— Нет, вообще-то, он просто достал меня разговорами, и я ушёл, потому что думал, что когда-нибудь ему надоест говорить со стенами и он всё-таки ляжет спать. — Арне вздохнул, выдавая то самое чувство, с которым он обычно издевался над Третьим, но пустота в его взгляде вернулась пугающе быстро. — Он думает, что ты ненавидишь Первую.

— Не ненавижу, но и не люблю, — пожала плечами Клаудия. — Не понимаю, что в этом плохого.

— Она же сальватор, которую он встретил спустя двести лет. И, предполагая, что ты ненавидишь её, он начинает думать, что ты ненавидишь и его. За то, что открыл Переход в Дикие Земли. За то, что по его вине ты заперта в этом мире, как когда-то была заперта в доме. За то, что привёз Пайпер в Омагу.

Клаудия нахмурилась

— Он взрослый мальчик и может просто спросить меня об этом. Я не кусаюсь.

— У него дыры в сердце, душе и голове. Он думает, что должен быть идеальным и сильным, но я хочу, чтобы ты напомнила ему, насколько опасно становиться таким.

— И всё-таки я тебя не понимаю. Сначала говоришь, что Третий хочет быть любим, а потом о том, что я якобы могу ненавидеть его. Теперь идеальность и сила. В чём секрет, Арне?

Не то чтобы в его словах не было связи, но Арне — иная сущность, сотворённый богами и ставший ниже их на ступень. Он иначе мыслит, слышит, видит и чувствует. Возможно, он решил, что все его загадки — это прямые ответы на вопросы Клаудии.

— Когда мы были в Башне, я кое-что слышал, — спустя недолгую паузу сказал Арне очень тихо. — «Будь вратами до тех пор, пока последний синий орёл не падёт». Я слышал это снова и снова, пока не потерял смысл слов, но недавно небесные киты повторили их.

Клаудия застыла. Небесные киты до того редки, что увидеть их не всегда удаётся даже на празднествах, куда они порой заглядывают, привлечённые каким-нибудь присутствием какого-нибудь сильного мага. Она делала ставку, что в этот раз они будут, но её волновало, что о странной фразе Арне говорил ей, а не Третьему, который всегда общался с китами и, разумеется, был с Арне в Башне.

— Ты же знаешь, что это значит, — почти шёпотом произнесла она, смотря на Арне снизу вверх.

— Мне доступно будущее, но только не это. Знаешь, почему? — ему не требовался ответ, но на всякий случай Клаудия покачала головой. — Я вижу скверну, что закрывает мне глаза, и чувствую, что знаком с нею. Однако я не могу понять её природу.

— Но? — предположила Клаудия, потому что и настороженный вид, и вкрадчивый тон Арне говорили о том, что он обязательно добавит что-то ещё.

— Но есть магия, которая поможет. Сила.

— Сила, — повторила ничуть не удивлённая Клаудия. Конечно же, Сила. Всё всегда сводилось к Силе.

— Грядёт буря, Клаудия, — предостерегающе произнёс Арне, соскакивая со стола. — Воздух пахнет ладаном, а Третий ломается быстрее, чем я успеваю ему помогать.

Арне исчез, забрав с собой все письма и потушив все свечи, но его слова ещё долго витали в темноте.

Глава 14. Не с сердцем ледяным

У Третьего было две сестры, но они никогда не учили его выбирать самую красивую ткань. На самом деле он не видел в этом смысла, потому что одежда — это всего лишь одежда, но всё равно каким-то образом всегда выглядел безупречно, как настоящий принц. За это Гвендолин проклинала его день и ночь. Тогда он чувствовал, что его испытывают, но не мог сказать того же о ситуации, в которой оказался сейчас.

Шёлк, атлас, бархат, шифон, муслин.

Он был в панике, потому что Пайпер с улыбкой предложила ему выбрать ткань для её платья.

— Почему я? — даже не скрывая своего отчаяния, спросил он.

Даян, когда-то служивший при дворе Ребнезара, с откровенно скучающим выражением лица изучал убранство покоев Пайпер. Третий специально вызвал лучшего портного, который только согласился жить в Омаге (другим почему-то не очень нравилась погода, что ставило его в тупик), потому что он думал, что такая мелочь, как красивая одежда, сможет хотя бы немного порадовать Пайпер.

— Какая ткань тебе больше нравится? — продолжала улыбаться Пайпер.

— Это неправильно, — возражал Третий, сжимая кулаки. — Я не смотрю на ткани как на вещи, которые могут мне нравится.

— А если какая-то ткань раздражает кожу?

— Откуда мне знать, какая ткань раздражает твою кожу?

Пайпер широко раскрыла глаза и сжала губы.

— Я про тебя, — шёпотом произнесла она, силясь скрыть улыбку. — Ты что, носишь всё подряд?

— Если бы он носил всё подряд, — вмешался Даян, не отрываясь от изучения портьеры с изображением горных вершин, складывающихся из стежков белого, серого и чёрного цветов, — мне пришлось бы выколоть себе глаза и признать, что я ничтожный мастер.

— Я не хотела вас задеть, — торопливо сказала Пайпер и замахала руками. — Мне очень нравится одежда, которую вы сделали для меня.

Третий услышал, как Даян самодовольно хмыкнул.

— Ещё бы тебе не понравилось. Я, между прочим…

— На работу у тебя остался всего месяц, — перебил его Третий.

— За месяц я могу создать для леди Сандерсон столько платьев, что одно их количество сведёт с ума любого мужчину в Омаге, и они будут так красивы, что любой, кто посмотрит на них, упадёт прямо к её ногам и будет целовать землю, по которой она ходит.

Пайпер нервно рассмеялась.

— Зачем кому-то целовать землю, по которой она ходит? — немного подумав, уточнил Третий.

— Это метафора, дражайший. Мои платья подчеркнут все достоинства фигуры леди Сандерсон и сделают из неё богиню, сошедшую с небес. Она будет до того прекрасна, что мужчины будут мечтать, чтобы она хотя бы взглянула на них.

Пайпер рассмеялась ещё громче и для чего-то замахала ладонями, будто отгоняя крохотных насекомых. Третий ничего не понимал.

— Почему они будут мечтать, чтобы она посмотрела на них?

— Да потому что она будет великолепна в моём платье! — не выдержал Даян, резко повернувшись к ним. На его белой коже отчётливо проступили пятна гнева, а тёмно-синие глаза яростно блеснули. — Если они до сих пор не любят её, то полюбят сразу же, как увидят в моём творении!

— Её невозможно полюбить без платья, каким бы оно ни было?

Третий окончательно запутался. О чём вообще говорил Даян? Пайпер же почти ни с кем не общалась, только с ним, его кертцзериз и Киллианом. Ансель обучал её сигридскому и истории миров, Джинн, выслушав двухчасовые наставления Третьего, изменил подход к её обучению магии, а с Ветон она виделась только для того, чтобы та осмотрела её лицо и плечи — и, насколько знал Третий, между ними не возникало конфликтов.

Даян разочарованно вздохнул.

— Ты безнадёжен. Ты…

Пайпер вдруг громко расхохоталась. Третий испуганно посмотрел на неё, закрывавшую лицо, и успел подумать, что она вспомнила или почувствовала что-то крайне неприятное. Но вдруг Пайпер остановилась, заметив его взгляд и, с огромным трудом подавив смех, кое-как произнесла:

— Это шутка.

И вновь рассмеялась.

Третий почувствовал себя неуютно. Что конкретно для неё было шуткой? Возможно, она считала традиции и празднества Диких Земель смехотворными?.. Нет, тогда бы она прямо об этом сказала. С толчка Клаудии, больше напоминавшего словесную пощёчину, они договорились быть честными настолько, насколько это было возможно. Пусть это и означало, что Пайпер называла дворец «странным», «пугающим», «фэнтезийным» (Третий не знал, что означает это слово), «немного не от мира сего», и порой произносила нечто, чего не понимал даже Арне.

— Ах, вижу, у леди прекрасное чувство юмора, — пробормотал Даян, подходя к разложенным перед ними моткам тканей. — И когда она смеётся, её глаза кажутся ярче… Да, я думаю, это нужно подчеркнуть переливами атласа… Возможно, в районе декольте?

Пайпер резко остановилась и злобно уставилась на него.

— Никакого декольте.

— Почему? — казалось, Даян был искренне удивлён. — Леди Сандерсон, это только сделает акцент на вашей прекрасной…

Третий остановил на нём тяжёлый взгляд, и Даян замолчал, возведя глаза к потолку.

— Хорошо, никакого декольте. В таком случае… Да, отлично, вырез на спине…

— Ну уж нет! — категорично заявила Пайпер, разом растеряв всё веселье. — Ни декольте, ни выреза на спине. Я не надену платье. Даян, вы испортили всё издевательство над ним.

Она с раздражённым вздохом махнула рукой в сторону Третьего. Он нахмурился, покрутив перстень на пальце, и решил, что окончательно потерял рассудок. Он не понимал, с чего бы Пайпер издеваться над ним и где в её действиях и словах вообще было издевательство. Неужели он опять сделал что-то не так и вызвал её гнев?

— Как насчёт какого-нибудь крутого камзола? — выдержав небольшую паузу, предложила Пайпер. — Ну, знаете, праздничного.

— Камзол? — ошарашенно повторил Даян. — Но леди Сандерсон…

— Простенький и практичный. И если так хочется, можно добавить атласа. Наверное, здорово будет смотреться. Я не знаю.

Портной едва не схватился за сердце.

У великанов никогда не было строгости, что часто встречалась в людских королевствах. Женщины могли носить то, что хотели, начиная от откровенных платьев и заканчивая мужскими камзолами, но Даян привык, что леди ребнезарского двора любили роскошные многослойные платья с вырезами на спине и откровенными декольте, украшенные всеми возможными драгоценными камнями и с зачарованными рисунками на подолах. И леди Эйлау, ради которой он иногда отправлялся в Тоноак, очень ценила его уточнённые изделия, которые словно впитывали лунный свет и делали женщин, которые их надевали, ещё прекраснее.

По крайней мере, так говорила Гвендолин.

— Если леди Сандерсон желает камзол, — наконец произнёс Третий, прервав молчаливую войну Пайпер и Даяна, состоящую исключительно из метаний молниями из глаз, — то она получить камзол. Чтобы к началу празднеств всё было готово.

Даян набрал в грудь побольше воздуха и возмущённо уставился на него. Должно быть, Третий оскорблял всё его мастерство, приказывая, чтобы вместо платья, которое превратит Пайпер в богиню, для неё сшили ещё один камзол. Но его это совсем не волновало.

— Хорошо, — сквозь зубы произнёс Даян, сильно сжимая рукав своей рубашки. — Пусть будет камзол. Из атласа сложим созвездия на спине, чтобы вечером они впитывали лунный свет, а для ночи, я думаю, подойдёт бархат…

— Бархат и атлас на одном камзоле? — неуверенно спросила Пайпер. — Либо я что-то не понимаю в вашем искусстве, либо это действительно звучит странно.

— Кто сказал, что они будут на одном камзоле? Атлас для вечернего наряда, а бархат — для ночного.

Пайпер вскинула голову и каким-то чересчур напряжённым голосом уточнила:

— И куда это я собралась ночью, что мне нужен ещё один камзол? Да ещё и бархатный.

— Леди желает весь первый день проходить в одном наряде? Элементали! — воскликнул Даян, вскидывая ладони. — Это сводит меня с ума! Никакого одного камзола! Для дня, когда гости ещё будут прибывать, мы подберём цвет утреней зари над… Или лучше вечерней дымки? — перебил он сам себя, постучав по подбородку тонкими пальцами. — Нет, леди Сандерсон, ваши глаза и фигуру не подчеркнут холодные оттенки. Нужно выбрать золото, кармин, винный цвет, возможно, что-нибудь светлое и нежное… Да, остановимся пока на этом… Вечером будут атлас и созвездия, ночью — бархат и пики далёких гор, а следующим днём…

— Достаточно, — сказал Третий, но Даян его не услышал. Он отмахнулся, подошёл к свёрнутым тканям и благоговейно провёл по ним пальцами.

— Он с ума сошёл, — тихо прошептала Пайпер, искося посмотрев на Третьего. — Кто за один день празднества меняет одежду три раза?

— Ребнезарские леди. Или Эйкен, потому что он, бывает, случайно прольёт на себя что-нибудь.

— Я не ребнезарская леди и не Эйкен. Хотя соблазн пролить на себя тонну послерождественской хандры очень велик.

— Даян привык работать с дамами из высшего общества, поэтому он…

— Хочешь сказать, я из низшего?

Третий в ужасе округлил глаза. Его слова оскорбили её?

— Расслабься, — бросила Пайпер, пихнув его под рёбра локтем раньше, чем он успел придумать достойный ответ, — я опять пошутила.

— Я не понимаю твоих шуток.

— Это весело — прикалываться над тобой. Как будто я снова воюю с Лео за право выбрать фильм.

Она криво улыбалась, смотря на Даяна, продолжавшего в красках описывать, насколько великолепной сделают Пайпер его творения. Но Третьему казалось, что во взгляде Пайпер вовсе не веселье и даже не умиротворённость, какую она попыталась изобразить, когда он посмотрел на неё. В золотых глазах была паника, а Время приносило страх, которое магия не могла рассеять. Но прежде, чем Третий смог хотя бы спросить себя, имеет ли он право задать вопрос вслух, Пайпер добавила:

— Твоё лицо, когда я сказала про ткани, было великолепным.

Он склонил голову к правому плечу, желая увидеть в зеркале, которое собой закрывал Даян, хотя бы часть своего лица. Он не понимал, что в его лице было великолепным: лишь голубые глаза, прямой нос и острые скулы. Гвендолин как-то шутила, что ими он может резать надежды дам из высшего общества на его сердце.

— У меня обычное лицо, — сказал Третий, вновь посмотрев на Пайпер. — Для ребнезарца.

— Да не в этом смысле! Ты так запаниковал, словно я дала тебе в руки бомбу и не сказала, какой провод перерезать, чтобы остановить отсчёт.

Третий похлопал глазами

— Словно что ты мне дала?

— Бомбу. Это такое устройство… Ладно, забудь. Просто знай, что твоё лицо стоило видеть.

— Но ты видишь его каждый день.

Пайпер глубоко вдохнула, выдохнула и, что насторожило Третьего, тихо досчитала до десяти.

— Короче говоря, я развлекаю себя, как могу. И всё.

— Но я всё равно не понимаю, почему ты попросила меня выбрать ткань. Это ведь для тебя я послал за Даяном.

— И он устроил лекцию о платьях. Я бы пошла в своём старом пальто, если бы это означало, что мне не придётся слышать от Даяна о платьях.

— Он создаёт потрясающие платья. Мои сёстры были в восторге от них. Я подумал, что тебе может понравится.

Пайпер насторожилась.

«Рано или поздно, но тебе придётся обо всём рассказать» — сказал Джинн, и Третий, зная, что он прав, всё же думал, что сумеет достаточно долго удерживать свои тайны при себе. Он не представлял, что язык способен его подвести, но почему-то подвёл именно сейчас, когда груды шёлка, атласа, бархата, шифона, муслина и кучи других тканей, принесённых слугами Даяна, напоминали ему о сёстрах, обожавших его творения.

— Твои сёстры, — осторожно повторила Пайпер. — А как их…

— Твой брат, — даже не дослушав, произнёс Третий. Пайпер свела брови, что означало: он очень сильно ошибся, не дав ей даже закончить предложение. Но отступать было поздно, и потому Третий продолжил: — Твой брат, на которого чуть не напал демон. Ты говорила о нём. Как он себя чувствовал, соприкоснувшись с тварью?

Пайпер перевела взгляд на окно и замолчала. Клаудия бы назвала его сентиментальным глупцом, хотя Третий не понимал, что в желании извиниться за свои резкие слова было сентиментальным и глупым.

— Два брата, — неожиданно сказала Пайпер, нетерпеливо постучав носком сапога по полу. — У меня два брата.

— Два? О, мне казалось, ты говорила про одного.

— У меня два брата. А у тебя две сестры. Вселенский баланс.

— Не совсем понимаю, что ты сейчас сказала, но да, у меня было две сестры. И два брата.

Третий только спустя секунды понял, что он сказал на самом деле.

Его язык — предатель.

— У великанов большие семьи?

— Нет, но иногда бывают и большие. В детстве сестра говорила мне, что родители решили завести ещё одного ребёнка только для того, чтобы он таскал подол её платья и тот не пачкался.

Пайпер помолчала мгновение, а после со смешком уточнила:

— Этим ребёнком был ты?

— Этим ребёнком был я, — со вздохом повторил он.

Ему не хотелось бередить старые раны и вспоминать о семье и времени, когда жизнь казалась лёгкой и беззаботной, а единственные его проблемы заключались в том, чтобы идеально выглядеть на том или ином приёме, что устраивали Лайне, и вернуть все книги из дворцовой библиотеки на свои места.

«Какой же ты сентиментальный», — пробормотал Арне, ухвативший за его поднявшуюся тоску по дому.

Омага всегда была и будет его домом, в каком бы виде она не встретила его: в период основания, в расцвет правления рода Лайне, в момент Вторжения или сейчас, когда тронный зал был единственным пространством внутри дворца, которое никто так и не тронул. Постоянно, находясь там, читая уже написанные имена или добавляя новые, он пропускал сквозь себя само время тронного зала, видя всё, что когда-либо происходило в нём. Отчётливее всего он видел семь тронов, которые не лежали, как сейчас, кусками разбитого камня.

«Почему бы не развеяться? — предложил Арне, и Третий знал, что, как бы на самом деле Арне не позволял себя ощущать, по-настоящему он был напряжён. — Меньше, чем через месяц, тебе отправляться в Тоноак. Нужно продолжить обучение».

Третий едва не спросил, кого он должен, по его мнению, обучить, но ответ нашёлся сам собой, когда Пайпер на аккуратную попытку Даяна предложить наряд с отрытыми плечами ответила категоричным отказом.

«Иногда ты меня очень сильно бесишь», — подумал Третий, раздражённо поджимая губы и крутя перстень на пальце.

«Только иногда? Я оскорблён».

— Есть кое-что, о чём бы я хотел поговорить.

Пайпер покосилась на него, подняв брови, но Третий тут же растерял всю свою храбрость. Он сказал Джинну и Магнусу, что не будет её заставлять или уговаривать: он честно спросит, чувствует ли она себя достаточно сильной, чтобы отправиться вместе с ним, и если ответ будет отрицательным, она останется в Омаге под присмотром Киллиана и Джинна. Он не потащит её за собой просто потому, что отчаянно нуждается в прочном ощущении связи с другим сальватором.

Но сейчас, видя, как на новое предложение Даяна Пайпер качает головой, он не мог и двух слов связать. Казалось просто неправильным говорить о Тоноаке после попытки хоть ненадолго создать спокойную атмосферу и сделать что-то, что может порадовать Пайпер. Он действительно думал, что приближающаяся череда празднеством сможет немного поднять ей настроение, а выбор платья, даже самого безумного и дерзкого, не окажется ошибочным, потому что его создаст Даян, лучший из великанов, которых Третий знал.

«Ну, — вновь заговорил Арне скучающе, — тогда я всё скажу сам».

— Не смей! — бросил Третий, сжав кулаки.

— Что? — Даян посмотрел на него, держа на руках идеальный прямоугольник бархатной ткани, которую он так старался вручить Пайпер. — Этот бархат высочайшего качества!

— Я не о ткани, — пробормотал Третий и на секунду прикрыл глаза, слыша, как Арне заливисто смеётся. — Арне мне надоедает.

— Ва-ау, — протянула Пайпер, — как же, наверное, это ужасно…

«Ты совсем не понимаешь людей», — всё ещё смеясь, произнёс Арне.

«А что насчёт тебя?»

«Я сам был человеком».

Третий ни на секунду не забывал, кем был Арне по своей первоначальной природе, но его слова поставили его в тупик. Разве сакри, бывший таковым дольше, чем Третий вообще живёт, может понимать людей лучше, чем он?

«Поверь, может», — отозвался Арне, и Третий раздражённо всплеснул руками.

— Хватит лезть в каждую мою мысль, — отойдя на шаг, чтобы каждое его слово Даян и Пайпер не воспринимали на свой счёт, сказал он.

«Но мне скучно! — заныл Арне. По-настоящему заныл: Третий узнавал эту интонацию и в красках представлял, каким недовольным было бы лицо сакри, стой он сейчас перед ним. — Я хочу развлечений. Скажи ей про Тоноак. Это будет настоящим развлечением!»

— Ты невыносим…

«Тебя выбрал самый лучший и обворожительный сакрификиум из всех, так что гордись».

Третий решил отложить спор на потом. Вполне реальное время, что было у них, утекало сквозь пальцы, и он должен был, наконец, поговорить о Тоноаке. Даже если этот разговор кажется ему заведомо провальным и может подчеркнуть, что ему нужно общество Силы и сальватора, а не Пайпер, что, разумеется, было не так.

Он поднял глаза, думая, что Даян уже вооружился другими образцами ткани и без устали атаковывает Пайпер, но он без зазрений совести расположился в кресле, стоящем перед столиком в центре комнаты, и схватился за уголь. Пайпер стояла рядом и смотрела на Третьего, а не на Даяна.

— Это насчёт Тоноака, да?

«Какая смышлёная и решительная. Мне она очень нравится».

«Помолчи и дай сосредоточиться».

Но он не успел даже начать. Пайпер подошла ближе, держа руки в карманах брюк, и непринуждённо сказала:

— Магнус уже неделю спрашивает, что я решила. А когда я сказала ему, что ты ничего у меня не спрашивал, он был так оскорблён, что пообещал надрать тебе задницу.

Третий округлил глаза и смущённо поджал губы. Он знал, что в честном поединке с Магнусом борьба затянется, но он всё равно выйдет победителем, и всё-таки слова Пайпер что-то задели внутри него.

— Это не просто прогулка по саду, — попытался начать он, и для того, чтобы немного успокоиться, ему пришлось заложить руки за спину и незаметно крутить перстень. — Это Тоноак, город света и знаний. Путь займёт неделю и может быть очень опасным.

— Но не для тебя, — решительно добавила Пайпер, вздёрнув подбородок. Не для того, чтобы смотреть ему в глаза, хотя разница в росте была ощутимой, а будто просто потому, что хотела выглядеть куда увереннее.

Третий решил, что на этот раз поверит ей.

— Не для меня.

— И чем я хуже?

— Ты когда-нибудь путешествовала целую неделю на лошади? Когда-нибудь останавливалась в глухих поселениях и не спала всю ночь, потому что это могло быть опасным? Это может оказаться хуже, чем путь от Икасовой крепости до Омаги.

— Но ведь рядом будешь ты, верно?

Третий поражался то ли её наивности, то ли непоколебимой уверенности в нём. Он был бы рад, если бы это была именно уверенность, но знал, что всё не может быть настолько хорошо и Пайпер не может доверять ему без лишних проверок, которых он не понимал в силу своей сущности, претерпевшей изменения.

— И ты точно не позволишь мне отправиться в путь неподготовленной, — продолжила Пайпер, восприняв его молчание как согласие. На самом деле Третий просто не знал, как правильно сформулировать ответ. — Но у меня есть условие. Или два.

— То есть ты согласна отправиться в Тоноак? — неверяще уточнил Третий, напрочь проигнорировав её последние слова.

— Здесь очень душно.

Третий втянул воздух, уловив запах Даяна, его тканей и лёгких духов, чужих, и запах Пайпер — магия, другой мир, кровь из разбитой костяшки на правой руке, которую он не заметил ранее.

Она хлопнула его по плечу, совсем как тогда, в тронном зале, полном имён мёртвых, и рассмеялась.

— Это образное выражение.

— Почему?

— Потому что я нигде, кроме дворца, не была. Я и дворец-то не весь изучила, но мне уже тесно в нём. Покажи мне всю Омагу и Тоноак, когда мы будем там, и я отправлюсь с тобой.

Третий оторопело уставился на неё. Показать город — это всё, что она от него просит?

Просто город. Не какие-то возможности их магии, которые они могут изучить только вместе, не результаты восстановления вещей из другого мира, которые доставил Иан. Просто… город. Сейчас — Омага, шумная, живая, готовящаяся к празднику. Потом — Тоноак, встречающих их приветственными криками, поддавшийся воле леди Эйлау, пожелавшей ещё одно празднество.

Это было опасно, о, это было очень опасно, но Третий не спешил говорить об этом. Пайпер ведь действительно не покидала пределов дворца, ни разу, а он почему-то даже не предложил ей этого, потому что… Что? Третий не понимал, почему не сделал этого, чувствовал, что Арне готов объяснить ему, но он не хотел, чтобы сакри вмешивался.

— Ты ведь понимаешь, что, если мы будем вдвоём, тебя точно узнают? — осторожно уточнил он.

Пайпер кивнула, но будто исключительно инстинктивно. Спустя секунду она задумалась над его вопросом, расфокусированным взглядом провела ломанную линию по всей комнате, задержалась на Даяне, уже не замечающем их, и только спустя минуту, если не больше, вновь посмотрела на Третьего.

— Но ведь ты не позволишь ничему произойти, да? — с улыбкой спросила она.

— Никто бы не посмел тебя тронуть, даже если бы рядом не было меня, — торопливо сказал Третий. — Но если рядом я, то на тебя будут смотреть. Долго и безостановки. Оценивать, обсуждать. Тебя ведь никто, кроме дворцовых и Охотников, не видел.

— Пусть смотрят, — легко ответила Пайпер, будто забыла, как хорошо он ощущает её страх и растерянность. — Моё лицо — эталон. Пусть смотрят и завидуют.

На этот раз Третий решил не верить ей.

Глава 15. Так беспомощно грудь холодела

Пайпер чувствовала себя самозванкой — с тех пор, как Даян со своими помощниками сняли мерки, и вплоть до этого момента, когда восточные ворота открылись, выпуская их в город. Казалось странным покидать территорию дворца не ради того, чтобы отправиться в Тоноак или ещё куда, а просто потому, что Пайпер хотела прогуляться по городу. На фоне возникших проблем, вроде тихой войны с демонами, вещей из Второго мира или раздробленной Силы, такое простое желание было даже глупым. Неужели она не могла придумать чего-то более полезного?

Но теперь, стоя перед воротами, слыша гул заполненных улиц и крики торговцев, чувствуя щиплющий кожу холодный воздух и запахи, которых Пайпер раньше не могла разобрать, она понимала, что поступила правильно. Она не могла постоянно сидеть во дворце, громадные залы и путанные коридоры которого пугали её гораздо сильнее, чем она показывала. Незнакомый город в другом мире — не лучше, но рядом хотя бы Третий и Магнус. Может быть, всё будет не так плохо.

Магнус уверял, что в Омаге в это время намного теплее, чем на дальнем севере, но они, вероятнее всего, по-разному понимали, что такое теплота. На Магнусе были его чёрно-серебряные кожаные доспехи со вставками тёмного металла, и в них он чувствовал себя прекрасно — без остановки улыбался, шутил, не ёжился, когда налетал холодный ветер. Третий словно надел один из своих самых простых камзолов и, даже не подумав хорошенько, вышел на улицу, перед этим накинув лёгкий тёмный плащ. Пайпер же прятала ладони в широких рукавах плаща, натянула капюшон как можно ниже и думала, что её обманули, сказав о хорошей погоде. Она знала, что Третий вновь разделяет хорошую переносимость холода и естественное тепло своего тела между ними, чтобы ей было не так холодно, но Пайпер всё равно была немного разочарована. Она надеялась, что ближе к Тоноаку станет по-настоящему тепло.

— Мы должны выпить, — объявил Магнус.

— Даже не думай, — осадил его Третий.

— Но мы должны выпить! Уверен, хороший эль её согреет.

Пайпер выдавила кислую улыбку. Продемонстрировать доброжелательность и дружелюбность было трудно: едва они только прошли через ворота, как на них обратили внимание.

Пайпер пыталась осмотреть огромную площадь перед восточными воротами, уверенная, что площадь перед главными воротами дворца ещё больше, но не могла сосредоточиться. Людей оказалось чересчур много: прибывающие к празднествам гости, послы, рыцари, охотники, обычные граждане, обращающиеся во дворец с различными просьбами, торговцы, рискнувшие проделать путь до Омаги и те, кто всю жизнь торговал здесь. Много людей, голосов, лиц, взглядов, каждый из которых страннее предыдущего. Пайпер смотрела на наполовину разрушенные древние статуи, расположенные с двух сторон площади, на тонкие тёмные деревья с жёсткой листвой и скрюченными, склонёнными в разные стороны стволами, на четырёхъярусный фонтан из белого камня, вода в котором не замерзала. Смотрела и не могла сосредоточиться, потому что чувствовала на себе чужие взгляды и слышала слова, которые понимала только благодаря наложенным ранее чарам. Она не знала, на кого люди смотрят больше, на неё или на Третьего, но не хотела узнавать.

Возможно, людей интересовало её лицо: с синяками, царапинами и золотыми глазами. Возможно, они не понимали, почему на поясе Третьего висел меч. Пайпер тоже не понимала.

Он сказал, что это самая обычная прогулка: неспешный шаг, остановка везде, где Пайпер того пожелает, вопросы с её стороны и ответы — с его, однако она всё равно нервничала. Наверное, даже сильнее, чем от мысли, что ей снова предстоит садиться в седло. Эта прогулка оказалась обречена на провал с самой первой секунды.

Пайпер быстро теряла уверенность. Магнус увлечённо рассказывал об истории Омаги, периодически напоминая, что Третий знает её куда лучше, но при этом не позволял сальватору даже слова вставить. Магнус указывал на высокие здания с башнями, стеклянными и белокаменными крышами самых разнообразных форм, на небольшие мосты, буквально в несколько метров, разделяющие каналы с бурлящей водой, на площади с фонтанами, статуями, священными деревьями и храмами со стенами, усеянными сигилами. Пайпер слушала, почти не обращая внимания на восхищённые описания различных таверн, где подают лучшие эль и вино, и старалась как можно реже встречаться с кем-нибудь взглядом. Люди не выглядели ужасно, напугано или бедно — они выглядели вполне счастливыми, особенно когда кто-нибудь очень громко напоминал о предстоящих гуляниях или когда громко визжащие дети проносились мимо с яркими лентами в руках, тянущимися за ними.

— Сегодня прибудут феи, — сказал Третий, едва только Магнус сделал небольшую паузу. — Они зайдут с южных ворот и пройдут по главной улице.

— Это он к тому, — торопливо вставил Магнус, — что так много людей вовсе не из-за вас. Кому вы нужны? Это всё из-за фей.

— Спасибо, — скрипнул зубами Третий.

— Пожалуйста. Так вот, кто-нибудь из них наверняка даст представление на одной из площадей. Можем посмотреть.

— Ты просто хочешь пофлиртовать с какой-нибудь феей.

— Неправда! — горячо возразил Магнус. — Или, — тут же добавил он, задумавшись, — правда. Какая, к раксу, разница? Нужно брать от жизни всё, что она предлагает, а она всегда предлагает мне приятную компанию и хорошее вино.

— Ты вообще помнишь, что являешься моим рыцарем?

— Какой идиот решил, что сальватору нужен рыцарь?

Пайпер не удивилась, когда Третий ответил:

— Ты. Ты решил, что мне нужен рыцарь, и стал им.

— О, — выдал Магнус, мгновенно изменившись в лице. — Что ж, я действительно гениален… А, смотри, Золотце, это же алтарь для драу!

Он ускорил шаг, потянув Пайпер за собой. Она бы обязательно спросила про рыцарство Магнуса и его стремление брать от жизни всё, что она предлагает, если бы он не был таким настойчивым и не тащил её вперёд.

Алтарь для драу был небольшим: три каменные таблички с втесненными на них письменами, прислонённые к тису. Его ствол был широким, низким, длинные тонкие ветви тянулись во все стороны, укрытые слоем снега. К ним были привязаны разноцветные ленты, листы бумаги, пожелтевшие от времени и мокрые от снега, неувядающие цветы и венки из маленьких скрюченных веточек. Возле самого алтаря стояла хрустальная чаша с чистой водой и несколько зажжённых палочек.

— Драу любят, когда им оставляют подношения, — с умным видом пояснил Магнус, постучав пальцем по краю одной из табличек. — Вот здесь: их клятва быть нашими соседями, друзьями и защитниками. В обмен на то, что мы будем беречь их, провожать в путь и баловать подношениями, разумеется.

Пайпер принюхалась:

— Можжевельник они тоже любят?

— Запахи должны помочь им в лесу Мерулы, — ответил Третий.

Пайпер вздрогнула. Из-за настойчивости Магнуса, его звонкого голоса и оптимизма, которым он искрил, она умудрилась забыть про Третьего. Создавалось впечатление, словно не он пообещал показать ей улицы Омаги и решил лишь тенью следовать за ними. Впрочем, то, о чём он говорил, вряд ли было весёлым.

У сигридцев лес Мерулы — аналог мира мёртвых у землян. Некое особое пространство, куда они попадают после смерти и где, в зависимости от деяний при жизни, могут либо заблудиться, либо отыскать дорогу к упокоению. В одной из книг, врученных Джинном, Пайпер читала, что на неугодных Мерула спускала своих чёрных волков. Тех, кто оказывался в её царстве без сопровождения из мира живых, волки сначала тщательно изучали, а уже после богиня решала, что с ними делать. Пайпер не могла найти информации о том, что это за сопровождение такое.

— Можжевельник всегда означал ясный ум и избавление от страхов, — торопливо пояснил Магнус, криво улыбнувшись. — Драу, которые раньше брали подношения отсюда, а сейчас бродят по лесу Мерулы, должны ясно мыслить и быть смелыми, чтобы богиня была к ним милосердной. Так мы пытаемся помочь им.

— Используя запахи?

— Именно. Запахи должны напоминать ушедшим, что когда-то они были живыми, и тогда Мерула не даст им заблудиться в лесу. Она поймёт, что они заслуживают упокоения.

Пайпер молча кивнула. Алтарь и сам тис не выглядели запущенными, не напоминали ей о смерти и тех, кого уже не было в живых. Пайпер помнила портлендское кладбище, ровные ряди могильных плит из светлого камня, таких одинаковых, простых, серых — идеальное воплощение неопределённости, которая наступает при мыслях о смерти, такое же пустое и бессмысленное, как попытки людей ухаживать за могилами и оставлять на них свежие цветы. Пайпер не верила ни в Бога, ни в богов, загробная жизнь или перерождение для неё были лишь попытками людей придумать оправдания для своих действий или заверить себя, что они ещё увидят ушедших на том свете или в каком-то ином мире. Пайпер поняла это в девять лет, когда крепко держала плачущего Лео за руку и смотрела, как гроб их дедушки опускали в землю. Потом ей пришлось держать за руку и маму, потерявшую первого родителя, так что на слёзы времени не нашлось. Пайпер хотела сказать о своём выводе и матери с братом, но не решилась. Она боялась, что её неправильно поймут.

Теперь Пайпер было немного страшно. Она не знала точно, какова продолжительность жизни драу, могут ли они вернуться в своём прошлом обличие или переродиться в новом. Мысль засела в её голове так же крепко, как и сотни остальных: отрицать существование богов и некой загробной жизни больше не получится. Почему-то, думая об этом, Пайпер становилось неуютно. Она словно чувствовала, как немилосердные боги, не отвечавшие на молитвы сигридцев, наблюдают за их жизнью из какого-нибудь уютного местечка. Может быть, они пьют своё божественное вино и веселятся, словно сигридцы — маленькие игрушки в кукольном домике. Или они играют в бридж и не следят, как развиваются события. Пайпер помнила, как бабушка Линда пыталась научить её играть в бридж, и до сих пор считала, что отвлекаться во время партии не следует.

— Не унывай, Золотце, — Магнус легонько ударил её локтем, широко улыбаясь. — Драу этого не любят. Им нравится, когда мы веселы.

В сочетании с тем, что они до сих пор стояли возле алтаря, слова Магнуса казались очень странными.

— На самом деле это не только алтарь для погибших, — словно прочитав её мысли, добавил он. — Драу живут иначе, чем мы, так что… Ну, они не так серьёзны в этом вопросе, как ты можешь подумать. А вот ирау — другое дело. Им подавай помпезные алтари, посвящай баллады и всё прочее. Если когда-нибудь встретишься с ирау — не делай глупостей. Убьют без колебаний.

Пайпер не смогла заставить себя кивнуть. Она думала целую вечность, ругала себя и обещала навернуться с лестницы, но всё же произнесла:

— Я не встречала ирау лично, но я видела, что она сделала.

Третий, — и как он умудряется стоять так тихо, неподвижно и незаметно, что о его присутствии забывают? — издал какой-то странный звук.

— Надеюсь, это было не что-то ужасное, — пробормотал Магнус.

— Это было что-то ужасное. Потребовалась моя кровь, чтобы появился хотя бы шанс на спасение.

Она покосилась на Третьего и заметила проблеск заинтересованности. Либо он начал предполагать, для чего потребовалась её кровь, либо уже знал ответ и пытался соотнести его с тем, что было известно ему.

Наверное, если бы Пайпер сказала ему, что произошло на самом деле, они бы придумали, как помочь Стефану. Каким-то образом же Арне смог спасти Эйса от последствий эриама — сумеет спасти и Стефана. Нужно лишь понять, каким именно образом использовать Время. Пайпер согласилась бы, даже если бы это означало, что ей придётся отложить своё возвращение домой.

Теперь она даже не могла понять, что было домом. Может быть, дом дяди Джона. Или особняк Гилберта. Или Омага — приветливая, яркая вопреки снегам, ветрам и миру, в котором она находилась. Пайпер думала, что город ей не понравится, пусть даже она осмотрела всего ничего. Первое впечатление всегда было самым важным.

Она сама, наверное, произвела ужасное впечатление. Катон приказал всадникам нести весть о сальваторе, которая скрывается во дворце под защитой Третьего и Киллиана, и те, кто видел её в тот день, наверняка дополнили весть какими-нибудь неприятными подробностями. Своими тщетными попытками никого не замечать во время этой прогулки Пайпер лишь ухудшала ситуацию.

«Тебе бы успокоиться, — посоветовал внутренний голос. Не Лерайе, ведь она опять игнорировала её вопросы. — Давай, Золотце. Ты ведь решила, что со всем справишься».

Лишь секундой позже она поняла, что прозвище Магнуса мёртвой хваткой вцепилось в неё. Это тревожило и нравилось в равной степени.

— Пожалуйста, скажи что-нибудь, — шепнул Магнус. — Меня пугает твоё молчание.

Пайпер выдохнула, улыбнувшись.

— Я думала, ты будешь выпрашивать подробностей или что-то такое.

— Я, вообще-то, не такой уж и засранец. Но если хочешь рассказать мне какую-нибудь историю, я с радостью послушаю. Мне всё ещё интересно, каков твой мир.

— Не то чтобы я его по-настоящему знаю.

Магнус нахмурился, посмотрел на Третьего, но тот старательно сверлил пространство перед собой сосредоточенным взглядом. На руках у него были чёрные перчатки, так что он лишь водил кончиком пальца по месту, где был его перстень. Пайпер заметила, что в последнее время он слишком часто так делает.

— Ты что, жила в каком-то закрытом городе? — старательно улыбаясь так, будто ничего не произошло, спросил Магнус.

— Нет, но мой мир действительно огромен. Всё время забываю, сколько всего стран. То ли двести, то ли сто девяносто.

Магнус присвистнул.

— И как вам удаётся всё это контролировать?

— Я могу прочитать тебе лекцию, если захочешь. Всё-таки, я не всегда спала на уроках истории.

Правильнее было бы сказать, что она не всегда имитировала сон, но это уже детали.

— Неужели ваши школы настолько ужасны?

— Ужаснее твоих тренировок ничего нет.

Магнус возмущённо втянул воздух и отпрянул, театрально махая руками.

— Как ты смеешь заявлять мне такое? Я в тебя душу вкладываю, а ты!..

Третий на её выпад не отреагировал. Обычно он всегда начинал волноваться, если она в шутку жаловалась на Магнуса или Джинна. Последнего он заставил изменить подход к обучению Пайпер, но даже после этого Джинн не сумел приблизиться к мастерству и точности, с которыми Третий занимался с нею. Третий всегда тщательно объяснял значение каждого сигила, каждого заклинания, даже простым чарам уделялось особое внимание. Он пересказывал то, что успел узнать от Йоннет, но до сих пор не решался притронуться к её кристаллу. Пайпер не знала, в чём причина: то ли он признавал, что теперь кристалл принадлежит ей, то ли просто не хотел видеть что-то из прошлого. При этом всё, о чём он говорил, основывалось на прошлом.

Магнус либо не замечал задумчивости Третьего, либо считал, что этому не стоит уделять внимание. Он распинался перед Пайпер, в красках описывая своё мастерство владение мечом, пересказывая жестокие битвы, из которых состояло Вторжение, мелкие стычки с демонами и те, которые едва не стоили ему жизни, при этом уводя её дальше от тиса и алтаря для драу. Постепенно каменные дома становились меньше, в два-три этажа, и в устройстве площадей и улиц стала появляться хаотичность: сплетенные узкие дороги; лотки торговцев с яркими навесами, расположенные то тут, то там; тонкие, но крепкие деревья, привыкшие к холоду севера и его беспощадному ветру, украшенные разноцветными лентами и посланиями; возле некоторых дверей и окон Пайпер видела деревянные плашки с ещё дымящейся едой и чистой водой. Для драу — сразу же поняла она. Вот только ни одного драу она ещё не увидела.

Пайпер осмелилась перебить Магнуса, не без гордости рассказывающего от том, что он отговорил Третьего от какой-то давней самоубийственной затеи:

— Драу и впрямь вас навещают?

— Конечно, — уверенно ответил он. — В празднества их всегда очень много. Боги, какие только сущности не являются! Иногда и небесных китов видим.

— Кого?

— Небесных китов, — подал голос Третий. Он шёл рядом, отставая всего на шаг, и выглядел отстранённым. — Таинственные ирау, которые редко появляются. Но иногда они прибывают, и я разговариваю с ними. Что за случай с ирау, из-за которого понадобилась твоя кровь?

Пайпер остановилось. Вопрос Третьего застал её врасплох. Пора было бы привыкнуть, что он ничего не забывает и всегда ждёт удобного момента, чтобы спросить. Однако нынешний момент нельзя было назвать удачным. Они остановились возле здания с высеченными понизу сигилами, изнутри доносилось множество голосов. Пайпер надеялась, что это какая-нибудь казарма, а не таверна.

Магнус натянул вежливую улыбку и провёл рукой по чёрным волосам. Он явно не собирался спасать Пайпер.

— Почему понадобилась твоя кровь? — повторил Третий.

Его голос был ровным, взгляд — спокойным, а его извечная манера держаться так, словно он статуя, не казалась пугающей, как это было поначалу. И всё равно ей стало неуютно. Она выпытывала ответы на свои вопросы с остервенением и злилась, если сделать этого не получалось, но не была готова простить такое же поведение Третьему. Должна была, но не могла — она не знала, может ли она рассказать о Стефане. Маг-полукровка, если она правильно всё поняла, не испытывал к Третьему той ненависти, которая для каждого второго в коалиции была естественной. Они были знакомы, и Третий совершил Переход во Второй мир, чтобы помочь Стефану разбудить Марселин от сомнуса — сна, подобного смерти. Наверное, он имел право знать, что произошло, особенно если учесть, что для пробуждения Стефана нужно Время.

Её молчание затянулось. Третий не шевелился, как и Магнус. Они и будут так стоять, пока она не даст какой-нибудь ответ, даже самый неправдоподобный и лживый, и им, по всей видимости, всё равно, что на них снова смотрели.

Слишком много взглядов, незнакомых лиц, голосов, слов, которые она не хотела слышать.

Пайпер выпалила чересчур быстро:

— Сомнус.

Она боялась этого странного сна-смерти даже больше, чем собственной магии. Сионий говорил, что эта потерянная магия и никто не знает, как правильно её использовать. Марселин — не исключение, ведь Стефан никогда не обучал её этой магии. Она могла лишь поддерживать его в стабильном состоянии и надеяться, что когда-нибудь они смогут договориться с Арне, чтобы он использовал Время и помог Стефану.

Изначально они с Марселин планировали разговорить господина Илира и Твайлу. Кто знает, может быть, они бы смогли понять, что у Пайпер есть часть Арне так же, как у Третьего есть часть Лерайе, и придумали бы, как использовать это для пробуждения Стефана. Их план не должен был закончится нападением целого легиона и настоящим Переходом. Всё, на что Пайпер надеялась, осталось в другом мире, и теперь перед ней был сальватор, владеющий Временем — одновременно удача и проклятие. Она не знала, как объяснить ему, что должна вернуться в свой мир не из-за страха, живущего в ней, а из-за Стефана.

Не может же она быть настолько бесполезной. Пайпер обязана помочь хоть кому-то.

— Я знал только одного мага, сумевшего использовать сомнус, — тихо произнёс Третий, проводя пальцем по обтянутой перчаткой грани перстня. Пайпер сжала кулаки, силясь подавить волнение. — Стефан Безродный.

— А вы действительно придаёте большое значение своей родословной.

Слова вырвались сами собой: Третий если и понял это, то не простил. Он сжал губы и нахмурился, демонстрируя недовольство и нетерпение. Редкое сочетание, ведь даже в самые неудачные дни он ждал, когда Пайпер сумеет повторить тот или иной сигил или когда её магия вновь засияет золотом.

Она знала, что он скажет, и всё равно вздрогнула, услышав вопрос:

— Стефан выжил и использовал сомнус? Кого он погрузил в сон?

Стефан был близким другом великанов. Ребнезарский двор признавал его, а сам Третий ради его просьбы совершил Переход. Это что-то, да значило, и Пайпер следовало хорошенько обдумать свой ответ. Если бы Стефан узнал, что она рассказала о нём Третьему, как бы он отреагировал?.. Если бы он вообще хоть что-то узнал — он будет спать, пока Время его не разбудит. Чёртов замкнутый круг.

— Пожалуйста, — продолжил Третий. Магнус скрипнул зубами, кашлянул и демонстративно оглядел улицу, словно выискивал кого-то в толпе. Он плохо притворялся, что не слышит их, но мольба в голосе Третьего не оставила ему выбора. — Скажи мне, выжил ли Стефан.

Пайпер заставила себя посмотреть в его голубые глаза, лишь на тон посветлевшие, и сказала:

— Он пытался убить себя, но мы успели. Ма… маг погрузила его в сомнус.

Третий резко выдохнул.

— Стефан бы никогда не попытался убить себя, — торопливо произнёс он. — Ты не понимаешь…

— Он стал вратами, — перебила Пайпер. — Его связало слишком много демонов, и он решил убить себя, чтобы спасти всех остальных.

Наверное, ей не следовало этого говорить. Третий мог ухватиться за её слова и без остановки спрашивать, кто эти «остальные», кого пытался защитить Стефан, кто из магов оказался достаточно силён, чтобы использовать сомнус и попытаться спасти полукровку. Но он немигающе смотрел на неё, не сумев даже удержать на лице маску привычного спокойствия: его губы дрожали, словно он никак не мог сформулировать мысль, и без того белое лицо стало ещё белее.

Пайпер почувствовала бурю за мгновения до того, как она обрушилась на них.

Магия взорвалась, коснувшись всего и всех. Это была короткая, но яростная вспышка, заставившая дрогнуть воздух, ленты и украшения на деревьях. В ближайшем здании был большой витраж, изображавший рыцаря в сияющих доспехах — и этот витраж треснул, сотнями осколков посыпавшись вниз. Оказавшиеся рядом люди закричали, но осколки не задели их. Каждый кусочек, даже самый маленький, замер в воздухе, а после аккуратно вернулся на место. Спустя секунды витраж вновь был целым. Всё стало как прежде, только взгляд Третьего пылал магией.

Пайпер не забывала, о чём он ей рассказал в том разрушенном зале. Она помнила об убийствах, лишениях, жертвах, на которые пришлось пойти Третьему, о его желании покончить с собой, которое он переборол ради помощи другим. Она не знала, пугало ли её это, и порой даже проигрывала в воображении ситуацию: как она отреагирует, если при ней Третий совершит нечто, выходящее за рамки? Как, например, было с Катоном. Вождя Дикой Охоты он всё же не убил, лишь как-то странно наказал, но это не отменяло того факта, что он пронзил его грудь мечом. Пайпер не хотела бы вновь оказаться рядом, когда гнев сподвигнет Третьего на ещё один отчаянный поступок.

Сейчас он пугал её. Его взгляд постепенно становился более осмысленным, но магия дрожала, передавая его ярость. Пайпер была уверена, что в тишине, когда даже ветер будто исчез, она услышала, как сильно Третий сжал челюсти.

— Магнус составить тебе компанию, если ты желаешь, — сквозь зубы произнёс он. — Мне нужно вернуться во дворец. Прости, если испортил впечатление от твоей первой прогулки по городу.

Ничего больше не говоря, он развернулся, игнорируя настороженные взгляды постепенно собирающихся в любопытную толпу, и пошёл прочь. Никто не пытался его остановить, никто не задавал вопросов. Люди просто смотрели. Некоторые — с осуждением.

Пайпер мысленно прокляла весь свет и догнала Третьего. Расправила плечи, пытаясь подражать его осанке, и на быстрый вопросительный взгляд с его стороны пробормотала:

— Я замёрзла.

Позади послышались торопливые шаги. Магнус молча шёл следом за ними, как и подобало личному рыцарю самого сальватора.

Пайпер не хотела заканчивать прогулку так скоро, но потрясений хватало на дни вперёд. Третий начнёт задавать вопросы, как только они избавятся от лишних свидетелей, и ей нужно подготовиться к этому. Решить, что сказать и о чём умолчать, придумать, как обмануть его так, чтобы он этого не понял.

Но сейчас она шла, стараясь держать спину прямо, и чувствовала странное шевеление магии. Поначалу Пайпер решила, что это всё тот же гнев, но после поняла, что ей стало намного теплее.

Третий не мог не знать, что она соврала, но поделился своим теплом вновь.

***

Третий бежал по пустым коридорам дворца. Стояла давящая тишина, в которой эхом раздавался каждый его шаг. Многие считали, что великаны были неповоротливыми, грузными, шумными, хотя они научились изяществу лёгкой поступи фей и эльфов и умело её использовали. Спустя годы Третий не разучился ступать тихо и незаметно, даже когда торопился. Но он слышал эхо своих шагов слишком хорошо, и потому знал — ничего не закончилось.

Всё только начинается.

Он часто дышал, стремясь справиться с самой настоящей истерикой и прогнать стойкий металлический запах. Его руки уже были по локоть в чёрной крови, он против воли проглотил так много, что его вывернуло наизнанку не меньше трёх раз. Тело ещё было целым благодаря природной силе, развитым рефлексам и магии, бурлившей в нём. Тело — это единственное, что ещё не пострадало. Всё остальное было разбито на тысячи крохотных кусочков, собрать которые он не мог.

Чёрная кровь успела пропитать одежду, скрыв красные пятна крови сестры Аннабель, когда он добрался до места, пышущего магией и хаосом. Кровь также пропитала роскошное платье Жозефины из рода Дасмальто, принятую в род Лайне. Она даже не успела облачиться в свои доспехи и взять в руки оружие. Её грудная клетка была разорвана десятками острых когтей.

Горло Третьего сдавили рыдания. Он заставил себя замолчать и обратился к другому источнику силы, оставшемуся в разгромленном тронном зале ребнезарского дворца.

Король Роланд умирал медленнее и мучительнее. Твари не оставили на нём живого места и временно отступили, словно хотели, чтобы Третий вдоволь насмотрелся на мучения своего короля. Синяя кровь залила его лицо, смешалась с чёрной, сочилась из множества рваных ран. За последний час Третий видел слишком много ранений и не понимал, как ещё может смотреть на них. Но приходилось: возможно, он сумеет спасти короля.

Однако стоило Третьему сделать всего один шаг, как на него обрушился другой запах. Это был всё тот же знакомый и ненавистный ему хаос, но он менялся. Король Роланд не умирал. Он перерождался в тёмное создание. Теперь Третий видел потемневшие вены, чувствовал происходящие изменения всем своим существом, но не мог признать правды.

Это ведь тот самый король Роланд. Он не мог пасть перед тёмными созданиями. Он был сильнейшим из великанов во всём Ребнезаре. Он должен был бороться. Он…

Он бросился на него, утробно рыча.

Третий принял несколько ударов, не находя в себе сил для защиты. Уже появившиеся когти полоснули по лицу, едва не задели глаза. Из глубокой царапины на горле текла кровь. Третий хотел принять все удары, ведь он заслужил каждый из них, но был вынужден начать отбиваться. Поначалу несмело, надеясь, что воля короля окажется сильнее и он сумеет перебороть хаос внутри себя. Третий уклонялся, не позволяя нападавшему задеть его, спотыкался о трупы, части тел давно убитых, обломки колонн, оружие, расколоченные столы. Дошло до того, что они переместились к семи разрушенным тронам.

Он знал, что щадить противника не стоит. Ни сейчас, ни после. Даже если он его король, даже если он… Но Третий просто не мог. Отчаяние душило его, подавляло яростный крик, рвущийся наружу. Сердце разрывалось от боли за всех, кого он не сумел спасти. За Аннабель, её братьев и сестёр. За великанов, первыми принявшими на себя удар. За королеву Жозефину, с которой он даже не успел попрощаться. За короля Роланда, пытавшегося разорвать его грудную клетку.

Тёмные создания были до того жестокими и извращёнными, что решили убить его руками того, кто был Третьему дороже всех на свете.

Он ничего не говорил, зная, что это бесполезно. На самом деле король Роланд уже мёртв, и сейчас на Третьего нападает иное существо, объединившее в себе мощь Роланда и хаос тёмных созданий. Третий был недостаточно силён, чтобы спасти его, и уже за это он был готов смиренно ждать смерти. Но среди ярких нарядов, испачканных кровью, и беснующихся по залу демонов, которые будто нарочно не замечали их, он не видел Алебастра, Марии, Гвендолин и Гилберта. Возможно, они ещё живы. Возможно, Эмануэль, Персиваль, Шерая, Уалтар, Минерва и Гораций сумели их защитить.

Третий споткнулся об обломок камня и рухнул во что-то мерзко хрустнувшее. В свете ещё не погасших свечей и потоков магии, которые сальватор отчаянно пытался притянуть к себе, блеснула сталь легендарного Нотунга. Противник занёс меч для удара. Третий откатился в сторону, рывком поднялся и бросился на короля Роланда. Он выбил меч из его рук, прекрасно державших оружие раньше, но не способных должным образом справиться с ним сейчас, и повалил противника на пол. Судя по звуку, он что-то сломал ему. Третий не должен был чувствовать вину, но она разрывала его так же, как бурлящая внутри магия.

— Прости меня, — срывающимся голосом выдавил он, кладя ладонь на затылок рычавшего и брыкавшегося короля Роланда. Голубые глаза с потемневшими склерами внимательно смотрели на него. — Прости меня, прости меня, прости меня…

Магия пришла в движение. Она вспыхнула голубым, на мгновение окрасив устроенное в зале побоище. Всё время, оставшееся у существа, в которое превратился король Роланд, стало таять. Он заверещал и забился, разрушаемый магией, но Третий крепко держал его. Неожиданно он дёрнулся так сильно, что едва не отшвырнул сальватора назад. Повреждённая рука с набухшими чёрными венами потянулась к лежавшему рядом мечу и лишь чудом сомкнулась на рукояти. Голубые глаза с тёмными склерами стремительно гасли.

Третий втянул отравленный воздух и поднялся, пошатываясь.

Тёмные создания всё ещё не замечали его, но это ненадолго. Они вот-вот почувствуют, что он сделал. Поэтому Третий опустился перед королём Роландом на колени, встретил его пустой взгляд и прошептал:

— Покойтесь с миром, Ваше Величество. Отныне легендарный Нотунг принадлежит мне.

Он вырвал меч из цепкой хватки уже мёртвого короля Ребнезара, провёл рукавом по лезвию, сумев очистить от крови и плоти лишь небольшой участок, и увидел свои ярко пылающие глаза. Покрытое пеплом и кровью лицо блестело от слёз.

Третий коснулся руки короля, уничтожая его тело. Оно рассыпалось даже раньше, чем сальватор поднялся на ноги.

Вокруг пировали тёмные создания. Они пожирали тела погибших с отвратительным чавканьем и утробным рычанием. Если бы Третий мог, он бы остановил их сразу. Он должен был сделать это, но, едва оказавшись здесь, он вновь стал простым мальчишкой, который яростно пытался защитить то, что было ему дороже всего. Он был эгоистичным и жалким созданием, решившем, что позаботится о погибших, ещё целых и уже разорванных на куски, позже. Сначала он простится с королевой Жозефиной.

Магия была в бешенстве, но принесла знакомое ощущение: королева была ещё жива. Третий не представлял, как тёмным созданиям удалось манипулировать хаосом настолько точно и обманывать его, и планировал выяснить это, но позже. Он бросился к королеве, спотыкаясь на каждом шагу, и упал рядом с ней, вцепившись в промокшую от крови пышную юбку её платья.

Она смотрела на него мутными глазами цвета неба, её побелевшие губы беззвучно шевелились. Третий не хотел быть жестоким, но знал, что означает это ощущение, принесённое магией, хриплое дыхание королевы, почерневшие вены. Он придвинулся ближе, пристроил меч ровно напротив сердца, решив, что хотя бы королева уйдёт более достойным способом. Но застыл, услышав тихий нежный голос:

— Laerhtaz.

Несравненный. Драгоценный. Любимый. У этого слова было много значений, но в Ребнезаре так обращались к тем, кого любили и кем дорожили. К близким друзьям, членам семьи, возлюбленным. Для северного королевства и его двора в частности Третий, выбранный сальватором, стал laerhtaz. Он был любим королём и королевой, он же стал их погибелью.

— Мне очень жаль, — едва слышно прошептал Третий и резко опустил меч.

Он надеялся, что её сознание ещё не было разрушено настолько, чтобы она не понимала, почему он это сделал.

Тело королевы Жозефины рассыпалось, поддавшись магии Третьего.

Он встал, бесконечно прося прощения за то, что сделал, и оглядел тронный зал. Лишь когда Третий провёл кончиком лезвия меча по каменному полу, залитому кровью, и пошёл вперёд, тёмные создания подняли на него глаза. Они провожали его голодными, дикими взглядами, но напасть решили лишь единицы.

Это ничего. Он убьёт каждое тёмное создание, засевшее в этом зале, и обратить все тела в пыль, из которой не вытянешь хаоса.

Всё только начинается.

***

Из тронного зала Третий вышел в крови, опалённой голубым пламенем одежде, осевшем пепле от тел тёмных созданий и великанов и собственных слезах. Так он и встретил Алебастра, его невесту Марию из рода Саэнс и Гвендолин.

Едва зародившаяся надежда была разбита их чёрными венами и темнеющими глазами. Все трое медленно умирали из-за тёмных созданий, забравшихся в их тела.

Ножны Алебастра были пусты. Руки, по локоть разодранные острыми когтями, со свисавшими кусками плоти, безвольно болтались. Мария рыдала, царапая свою голову, вырывая тёмные волосы и плача чёрными слезами. Шея была пуста — должно быть, её любимая подвеска потерялась в этом хаосе. Гвендолин едва держалась на ногах: её трясло, и кости трещали так громко, что могли оглушить весь дворец.

— Где Гилберт? — дрожащим от ярости голосом спросил Третий.

Руку, сжимавшую Нотунг, едва не свело судорогой. Третий прорывался через полчища тёмных созданий, убивал тех смертных, что уже были захвачены ими, уничтожал их тела, но его собственное тело не могло продолжать борьбу вечно. Не после того, как душу сотню раз вывернули наизнанку и искромсали.

После всего, что он сделал, его не примут на дальнем севере, в обители изо льда и холода, окружённой морями и океанами. Мёртвые не простят ему его преступлений, но Третий не планировал отступать.

Он кричал, проклиная все миры, и одновременно молил богов, чтобы они пощадили остальных. Но боги не услышали его либо давно отвернулись от сигридцев, решив, что четырёх сальваторов для них будет достаточно. Алебастр, Мария и Гвендолин уже теряли себя, и Третий не мог их вернуть. Оставалось только убить.

Его голос надломился, когда он повторил свой вопрос:

— Где Гилберт?

Третий устал надеяться, но надеялся. Он не сумел спасти Аннабель, её братьев и сестёр, короля и королеву Ребнезара, не сумеет спасти Алебастра, Марию и Гвендолин. Но, может быть, он сумеет спасти Гилберта. Если бы он только знал, где он.

Третий не представлял, кому молиться, чтобы с Гилбертом всё было в порядке. Боги не слышали его, когда он убивал своих короля и королеву.

Гвендолин пыталась что-то сказать, но помешала глубокая рана на горле. Чудо, что она до сих пор не умерла из-за неё. Её некогда голубые глаза мутнели, склеры стали совсем чёрными. Кровь заливала изорванное платье её любимого (из сотен других) оттенка холодного рассвета. Взгляд был полон ненависти, будто перед ней был её главный враг. Третий видел это через упавшие на лицо пряди своих волос, пропитавшиеся потом и кровью, и всё ещё льющиеся слёзы.

— Где Гилберт?

Ответа не последовало. Он мог бы коснуться их и узнать всё, что произошло и куда пропал Гилберт, но боялся этого. Он дважды сумел сдержать свою магию и не позволил ей погрузить его в боль и страх короля и королевы. Третий знал, что должен был прочитать их время, чтобы понять, как они сражались, но боялся. Всё, что он делал, так это боялся. Всегда и везде.

— Хорошо, — пробормотал Третий, поднимая Нотунг. Ничего хорошего в этом не было. — Пусть будет так.

Им двигала ненависть, но даже не к тёмным созданиям, а к самому себе. Он был недостаточно силён, умён и быстр, чтобы спасти тех, кто был ему дорог. Он задержался в пути, восстанавливая пространство, разорванное тёмными созданиями. Если бы он не тратил драгоценные секунды, сумел бы спасти род Лайне. Тогда бы погибли сотни и тысячи невинных сигридцев. Третий ненавидел себя, потому что хотел, чтобы Время было достаточно мощным и вернуло его в прошлое, где он бы уже не останавливался ради закрытия брешей и открытия Переходов. Он бы пожертвовал всем миром, чтобы спасти Лайне.

Сейчас он убивал их, почти не встречая сопротивления.

Первым Третий убил Марию: быстро, безжалостно. Нотунг оставил глубокую рану на её груди, в следующую же секунду его рука коснулась этой раны, и тело Марии обратилось в прах. Вторым был Алебастр, сумевший разодрать рукав его одежды и вырвать целый клок мяса. Третий сдержал крик боли, перехватил меч в другую руку и всадил его в сердце противника. Оно ещё успело сделать один удар, который он услышал, когда его ладонь легла на лоб Алебастра и магия уничтожила его время. Гвендолин была последней, но она боролась, пусть и не так отчаянно и дико, как король Роланд. Она пыталась укусить его, вывернуть ему руки так, что кости окажутся снаружи, свернуть шею и выцарапать глаза. Третий стерпел всё, пока не наступил подходящий момент и не пронзил грудь Гвендолин Нотунгом.

— Laerhtaz, — прохрипела она на выдохе, оседая на землю. Третий держал её крепче, чем должен был. — Sawaztar.

Лжец. Предатель. Убийца. Клятвопреступник. У этого слова так же было много значений. Третий точно знал, что сейчас из уст Гвендолин его вытолкнуло тёмное создание. Та Гвендолин, которую он знал, никогда бы не назвала его sawaztar. Только laerhtaz.

— Я обязательно найду и защищу Гилберта, — пообещал он, смотря в пустые глаза Гвендолин. С хрустом достав меч из её груди и испачкав руки в чёрно-синей крови, он, помедлив, поцеловал её в лоб и уничтожил её тело.

Третий выпрямился, чувствуя, как рыдания раздирают горло. Он сжал Нотунг, и сейчас взывавший к крови.

Всё только начинается.

***

Третий с криком открыл глаза.

Это был всего лишь кошмар.

Он видел этот сон каждый раз, когда по-настоящему засыпал, но крайне редко после него просыпался в холодном поту. Поначалу — каждую ночь, когда мог заснуть и страдал из-за воспоминаний. А после — всё реже и реже, пока не убедил себя: он сделал то, что должен.

Раньше он не спал именно из-за того, что видел этот сон. Потом из-за того, что сон был ему не нужен. Кошмар приходил редко, однако Третий был осторожен и иногда недели, если не месяцы, не засыпал, столько хоть одному событию того страшного дня вернуться во сне. Сегодня было намного хуже. Он видел и чувствовал всё от начала и до конца.

Третий лежал на кровати прямо в одежде. Он не помнил, как дошёл до своих покоев, как закрыл двери и как лёг. Какое-то время он говорил, что ему даже не нужна кровать, ведь она зря занимала место. Он редко даже просто садился на неё, только если не случались те проклятые приступы. Но теперь он почему-то лежал и, судя по помятой одежде и сбитому в сторону тонкому одеялу, лежал давно.

Он плохо соображал. Последние дни подобное состояние стало обычным дня него, и это было очень плохо. Он не мог нормально обучать Пайпер, принимать отчёты и донесения, отвечать на письма и приветствовать прибывающих гостей. Он не сопровождал Первую во время её прогулок в городе, только знал, что Магнус, Стелла и Эйкен всегда с ней. Иногда к ним присоединялся Джинн, но вчера он, кажется, отправился к храму южнее Омаги, чтобы найти там части изучаемого им трактата. Или это было не вчера?

Третий никогда не терялся во времени.

Он повернул голову. Нотунг, спрятанный в ножнах, стоял возле кровати. Протянув руку и коснувшись пальцами холодного костяного эфеса в форме орлиной головы, Третий испытал облегчение. Легендарный Нотунг, выкованный Варгом и украшенный эфесом из костей священного белого оленя Инглинг, которого Лайне убил во время Матагара, всё ещё взывал к крови. Он всё ещё принадлежал ему.

Третий встал. К счастью, комната не закружилась. Постепенно события прошедших дней стали выстраиваться в чёткую линию, пока он рылся в шкафу, ища приличную одежду. Он вспоминал приготовления, частые встречи с леди Линас, желавшей всё сделать идеально, наставления Джинну, Итимад и Хессе, выслушиванию предостережений от Киллиана.

С того дня, как он сорвался на улицах Омаги, прошло две недели.

Третий не сумел себя сдержать. Он знал, какой опасной бывает слепая надежда на лучших исход, и вопреки этому надеялся, что Стефан в безопасности. Ещё до Вторжения он обосновался во Втором мире, где нашёл и спас человеческую девушку с пробудившейся магией. Ради того, чтобы она проснулась, Третий совершил Переход. Однако он не знал её дальнейшую судьбу. Помнил, что Гвендолин говорила, мол, Стефан выторговал ещё одно приглашение на особым приём Лайне и даже убедил её помочь найти подходящее платье, но никто так и не увидел его спутницу. Третий думал, что это было достаточным доказательством, что он в порядке.

Пайпер не солгала. Третий чувствовал, как она была напряжена и напугана, когда отвечала на его вопрос, и ненавидел себя за настойчивость. Он лишь хотел понять, кто оказался достаточно силён и смел, чтобы использовать сомнус. Но раз в сомнус был погружён именно Стефан, шансов на его спасение не было. Нет ни одного мага, способного удержать его в стабильном состоянии столько, сколько потребуется Третьему, чтобы придумать, как помочь другу.

Он сбросил пропитавшуюся потом рубашку и замер, только сейчас почувствовав запах крови. Третий сжал ткань в руках, смотря на кровавые пятна на спине. Значит, это случилось снова. Что ж, прекрасно. По крайней мере, одна боль перебила другую. Интересно, он справился сам или каким-то образом Ветон почувствовала, что он нуждается в ней?

Третий отбросил рубашку, решив избавиться от неё позже. Он никогда не позволял слугам заходить в его покои и убираться в комнатах, никто не трогал его одежду, только если он сам не приносил её. Он не хотел, чтобы все видели кровь и чувствовали запах боли и страха, впитавшиеся в ткань.

Если с той прогулки прошло две недели, значит, до празднества оставалось всего два дня. Третьему предстояло сделать так много, что он не понимал, в какой момент сдался перед усталостью и позволил ей затащить себя в очереднойкошмар, никогда не менявшийся.

Всё, что было построено на воспоминаниях, не менялось.

Третий переоделся, надеясь, что приступа не случится вновь, и попытался справиться со спутанными волосами.

Глава 16. Где новый день

При ребнезарском дворе существовал обычай, согласно которому на всех празднествах, ради которых дворец открывал свои ворота, прибывающих гостей встречал уполномоченный для этого великан из аристократии. Иногда его назначали Лайне, иногда кто-то выдвигал свою кандидатуру самостоятельно. Третий несколько раз так и делал, потому что Гилберт отказывался участвовать в этом в одиночку.

Сейчас Омага, согласно общепринятому мнению, не была столицей Ребнезара. Она была лишь городом, родиной множества великанов, которая приняла к себе всех, кто обратился к ней за помощью. В ней смешались многие сигридские культуры, но среди них не нашлось места для обычия, обязывающего приветствовать гостей со всеми формальностями. Разумеется, эту роль часто брали на себя лорды и леди из древних, уцелевших или относительно недавно образовавшихся родов. Порой это делал и сам Третий, иногда даже в обществе Киллиана, но только не сегодня.

Последние два дня он тщательно проверял защитные сигилы, находящихся на территории дворца. Он уделил внимание каждому магическому знаку, начиная от тех, что были вычерчены на высоких каменных стенах, ограждающих дворец от города, и заканчивая даже самыми мелкими, расположенными в пустых покоях. Он не мог позволить, чтобы на территорию проник кто-то, угрожающий гостям и жителям дворца. Он был обязан обеспечить безопасность каждого, кто пересёк ворота, потому что как только они делали это, они доверяли свои жизни ему. Джинн, Итимад, Хесса и ещё десятки магов вплетали в защитные знаки свою магию, но Третий помнил истину, о которой никто не говорил вслух: он всё равно был сильнее. Пока они следили за отдельными частями дворца и его территории, он следил за всем сразу.

Если бы только это было действительно весомой причиной, чтобы вообще не появляться на празднестве.

Как и предписывала вера в сигридских богов, первый день всегда был днём памяти. Рассвет начинался с молитв за ушедших, пропавших и поглощённых хаосом, который не удалось остановить, и молитвы звучали весь день, пока солнце, скрытое за серыми облаками, плыло по небу. Уже ближе к вечеру, через несколько часов после заката, первый день начинал перетекать во второй, но всё ещё сохранял оттенки дня памяти. Они благодарили богов, ирау с драу и элементалей, защитивших их в прошлом и продолжающих защищать в настоящем. Все обряды, которые проводились, и песни, которые звучали под открытым небом, ещё сохраняли приличия и восхваляли милостивых богов. Несмотря на то, что Магнус говорил, якобы второй день уже напоминает шумное гуляние фей, Третий знал, что это начиналось после заката первого.

На самом деле больнее всего тем, кто был жив. Вопреки этой боли они праздновали как раз-таки потому что были живы и могли бороться дальше, если не за себя, то за тех, кто уже не мог этого сделать. Третий знал, что всё веселье, начинающееся после заката в первый день, было демонстрацией, что сигридцы будут жить и радоваться вопреки всему, потому что это то, что, вероятнее всего, желали бы ушедшие.

Сам Третий старался ограничить себя, и это, к счастью, было довольно легко. Первый день в сравнении с последующими был самым тихим и приличным. Никаких диких обрядов фей, состязаний, которыми славились великаны, непристойных песен и чар мелких магов, фей и эльфов, прибывших из крепостей. Гвендолин бы такое точно не понравилось. Она бы жаловалась, что относительное спокойствие некоторые из молодых великанов могут использовать как возможность сделать ей предложение. И она бы жаловалась, потому что точно не смогла бы вызвать никого из них на состязание.

Третий почти улыбнулся, вспомнив, как Гвендолин ударила несостоявшегося жениха каблуком в челюсть. Тому настойчивому великану определённо не стоило завлекать её в танец, когда она уже ответила отказом.

Третий почти улыбнулся ещё раз.

Он не хотел уходить из своих покоев. Не хотел встречаться с представителями домов Артизара, послами из Тоноака, Элвы и крепостей. Он знал, что это нужно, но не мог заставить себя двигаться. Киллиан наверняка уже проклинает его за опоздание — Третий должен был спуститься в один из залов, подготовленных леди Гедре из рода Линас, два часа назад.

Его не интересовали разговоры о пустом, осторожные и не очень попытки интересующихся узнать что-нибудь о сальваторе Лерайе или же косые взгляды тех, кто наверняка хотел выдать его тайну. Третий бы вернулся в тронный зал с именами, каждое из которых он лично произнёс в молитве, и остался там, если бы это было возможно.

Но он должен был явиться и показать, что у сальватора всё под контролем. Он должен был развеять все слухи, гулявшие о Первой, и узнать, что говорят о ней после того, как некоторые из давних тварей пробудились ото сна. Третий прекрасно знал, что недовольных конкретно им и самой идеей существования сальваторов и сакри много, но терпел их, потому что не мог просто запретить этим людям думать и обвинять его. Но он не мог позволить, чтобы кто-то обвинял Пайпер.

Третий приподнялся на локтях, почувствовав лёгкое колебание в воздухе. В его спальне ничего не поменялось: магические книги там, где не нужно, растворы и порошки Ветон, многочисленные следы превратить это помещение во что-нибудь другое, более приятное глазу. В щель под двустворчатыми дверями из тёмного дерева изо всех сил пыталась пробиться тонкая тень.

Третий поднялся на ноги, даже не попытавшись расправить камзол, и подошёл ближе. Тень проскочила внутрь и остановилась возле него, скромно сложив перед собой короткие лапки.

— Ты опять что-то учудил? — спросил Третий, беря тень Мыши, посланную Эйкеном, в руки. Она помотала головой. — Тогда в чём дело?

Тень будто засомневалась, стоит ли сообщать ему правду. Третий свёл брови и отсчитал пять секунд, по истечении которых Тень всё-таки зашевелилась. Она пробежала по его поднятой руке к плечу, цепляясь когтями за ткань, поймала равновесие и начала царапать кристалл-серьгу в левом ухе.

У теней Эйкена был своеобразный способ общения, особенно с другими людьми, но Третий всегда понимал, когда они пытались сказать о сальваторе.

— Где?

Своими крохотными лапами, едва различимыми на фоне тела, Мышь закрыла вытянутую морду.

— Прекрасно, — проворчал Третий, опуская тень на пол. Она мгновенно растворилась и тонкой струйкой уползла прочь, обратно к Эйкену.

***

Когда Третьего попытались остановить в четвёртый раз, он решил вести мысленный подсчёт, чтобы знать, скольким гостям ему придётся отказать в разговоре, прежде чем он найдёт, наконец, Пайпер.

Леди Гедре из рода Линас, вложившая больше всего сил в подготовку этого вечера, стала семнадцатой. Третий знал, что она ни за что не покажет своего разочарования, и потому пообещал ей, что обязательно обсудит с ней всё, что она считает важным, но позже. Леди Гедре никогда не ограничивалась праздностью и довольно часто приносила важные сведения, которые удавалось собрать её ищейкам.

Наконец нить магии, до этого упрямо игнорировавшая его, натянулась. Третий посмотрел на каменную лестницу с серебристыми прожилками, ведущую к балконам. Почти в самом конце, где находилась дверь, ведущая в коридор для слуг, воздух искажался. Третий поднялся по лестнице, остановившись на последней ступеньке, и заметил строчку сигилов на камне. Идеальные очертания знаков, искрившихся магией, которую Дикие Земли до сих пор не могли подавить. Неудивительно, что с этой стороны почти никого не было.

— Я поражён твоей изобретательностью.

Пайпер выругалась и едва не уронила книгу. Она сидела на каменном ограждении возле двери, вытянув одну ногу вперёд, прислонившись спиной к стене, и сосредоточенно читала трактат на сигридском. По крайней мере, до тех пор, пока Третий не подкрался к ней.

— Ты самостоятельно изучила все эти знаки?

— Да, — покосившись на него из-под нахмуренных бровей, ответила она.

— И самостоятельно начертала.

— Разумеется.

Третий подошёл к ограждению и поднял руку. Пальцы коснулись невидимой преграды, вспыхнувшей золотым светом. Пайпер задействовала достаточно Силы, чтобы сигилы, скрывающие её присутствие от всех, хорошо работали, но они были не в силах проигнорировать родственность их магии.

— Поразительно. Я приятно удивлён.

С Джинном она изучала сигилы, используемые магами. Иными словами, стандартные знаки, на которые сальваторы так же могли влиять. Третий же начал учить её начертаниям, которые когда-то ему открывали Йоннет и Масрур. Понемногу и тщательно объясняя каждый из сигилов, чтобы она поняла ту мелкую разницу, что была между ними и сигилами магов. Со стороны могло бы показаться, что это разницы вовсе нет, но не все маги могли переписать сигилы, начертанные сальваторами, тогда как сальваторы могли переписать абсолютно все сигилы магов.

Краем глаза Третий заметил, как Пайпер улыбнулась.

— Прислушайся.

Его это насторожило, но он прислушался. Потребовалось всего две секунды, чтобы понять причину самодовольства Пайпер.

— Шум, — выпалил Третий, обернувшись к ней. — Твой барьер не только скрывает тебя, но и приглушает шум зала.

— Так проще сосредоточиться.

Она подняла трактат и постучала по нему пальцами. Вопреки своему желанию спросить её, как она относится к теории мага Анки о том, что хаос и магия ближе, чем все привыкли думать, он смотрел на её пальцы. В мозолях и синяках на костяшках, словно сегодня утром она смогла убедить Магнуса устроить ещё одну тренировку. Взгляд Третьего поднялся к её лицу: царапины, раньше пересекавшие брови и линию носа, исчезли, синяки на скулах и висках уменьшились. Ветон хорошо следила за её состоянием и делала всё возможное, чтобы все ранения безболезненно исчезли. Третьему бы следовало ограничиться этим, но его сосредоточенный взгляд скользнул по её одежде.

Даян, очевидно, не выдержал натиска Пайпер, и теперь на ней сидел идеально приталенный камзол кремового цвета с вышитыми по подолу, рукавам и воротнику золотыми звёздами всех форм и размеров, блестевшими при попадании на них света. Даже штаны и кожаные сапоги были кремового оттенка, словно всё сияние должно было исходить от вышивки на камзоле и глаз Пайпер, прямо сейчас внимательно изучавших Третьего.

Он смутился, обругав себя всё на свете, и отвёл взгляд. Он успел отметить только самую простую рубашку, тоже кремовую, подвеску-кристалл Йоннет и аккуратно убранные за уши волосы, едва достающие до плеч. Никаких украшений не было, но Третий почему-то не удивился.

— Круто выглядишь, — произнесла Пайпер с невозмутимостью.

— Что?

Он совсем не понял, что она только что сказала.

— Круто. Выглядишь, — повторила Пайпер.

— Я не понимаю значения первого слова. Оно земное?

— Ага. Даже не знаю, как правильно объяснить его… У него какая-то особая энергетика, понимаешь? Это не «красиво», «ослепительно» или «обворожительно», а что-то совершенно другое.

Третий прислонился бедром к ограждению и собрал руки на груди.

— Иными словами, я не выгляжу красиво, ослепительно или обворожительно, но при этом не совсем уж плохо?

Пайпер закивала.

— Да, что-то такое.

— Что ж, — Третий коснулся пальцами серьги, чувствуя, что начинает терять нить разговора. — Я не ставил перед собой цель произвести на кого бы то ни было впечатление, и, очевидно, мне это удалось.

— Можешь гордиться собой.

Третьему почему-то показалось, что она издевается над ним. Он не мог точно понять, что в её словах показалось ему странным, но точно знал, что, начни он спрашивать, она опять будет непонятно шутить. И если до этого она не издевалась над ним, то после его вопроса точно начнёт. Поэтому он решил сосредоточиться на другом, предполагая, что она хотя бы сделает вид, что раздумывает над ответом.

— Почему ты сидишь здесь?

— Внизу шумно, — легко ответила Пайпер, пожав плечами. — Невозможно читать.

— Это я понял. Но почему ты читаешь? Разве тебе не…

Он не знал, как лучше озвучить свои мысли.

— Я не хочу спускаться туда.

Третий был уверен, что этот ответ придёт ей на ум самым первым, и всё равно ощутил укол разочарования. Он надеялся, понимая, насколько напрасны и эгоистичны эти надежды, что Пайпер найдёт хоть что-то светлое и радостное в их праздниках. Хоть какую-то мелочь, которая поможет ей отвлечься и немного расслабиться.

Пока он искал её, четырнадцать из семнадцати гостей, попытавшихся заговорить с ним, спрашивали о Первой.

Пайпер выдохнула, аккуратно уложила книгу на коленях и провела ладонью по лицу.

— Я не знаю, что им сказать. Лерайе молчит, и я сомневаюсь, что у вас с Арне есть пошаговая инструкция для новичков.

— Ты вовсе не обязана говорить им что-то. Пусть они говорят.

— А мне что делать? Высокомерно смотреть на них и кивать?

— Только если ты считаешь, что так будет лучше.

Пайпер криво улыбнулась и забарабанила пальцами по корешку книги.

— Неужели ты так хочешь понравиться им?

Она громко фыркнула и отрицательно покачала головой. Третьему показалось, что её улыбка была неестественной.

— Я никому не хочу нравится. Но кто знает, насколько я застряла тут? Может быть… — она остановилась, посмотрела вниз. Третий проследил за её взглядом и выцепил в толпе Магнуса, уже очаровавшего одну из эльфиек. — Что, если я останусь тут навсегда?

Лёгкие Третьего словно сжали невидимые ледяные руки.

Из Диких Земель не выбраться, пока проклятие Герцога в силе. И неизвестно, сможет ли Третий когда-нибудь найти его и убить, чтобы снять проклятие. Слишком много переменных факторов, бывших не менее опасных, чем сам Герцог.

— Ты вернёшься домой, — он постарался вложить в свои слова уверенность, которую старательно укреплял в себе с самого начала, но сомневался, что Пайпер ему поверит. — Я верну тебя домой. Обещаю.

— И как люди этого мира отнесутся к тому, что ты сделаешь это? Неужели они не будут против? Вряд ли всем уж так хочется быть запертыми тут.

— Они знают, каков этот мир, и научились в нём жить. Ты ещё многого не понимаешь. К тому же, твоя жизнь намного важнее. Если ты окажешься в руках тварей, они не будут церемониться.

— Они попытаются забрать Силу?

Третий сглотнул и кивнул.

— Может ли демон подчинить себе сакри?

От неожиданности он прыснул, но, заметив всю серьёзность на лице собеседницы, прочистил горло и ответил:

— Никогда о таком не слышал. Что скажешь, Арне?

«Скажу, что ты мог бы оставить эти вопросы до лучших времён, — ворчливо отозвался Арне. — Разве то, что она поставила барьер, означает, что вас никто не слышит? Не смеши меня».

Третий ущипнул себя за переносицу.

— Я думаю, нам не следует обсуждать это здесь.

— Почему? В чём дело?

— Даже если ты поставила барьер, это не значит, что нас никто не слышит. Разумеется, я бы понял, если бы где-то тут были ещё сигилы, начертанные кем-то другим, но осторожность не бывает лишней.

К тому же он совсем не знал, как реагировать на вопрос Пайпер и уклончивый ответ Арне. Особенно на ответ Арне. Сакри точно знал, когда и что следует говорить, и его предупреждение было вполне уместным, но Третий не мог не поддаться разросшейся тревоге.

Может ли демон подчинить себе сакри?

Третий молился, чтобы это было невозможным, иначе, окажись он вновь в руках демонов, ему будет намного труднее.

Будто отозвавшись на его мысли, по позвоночнику разлилась боль. Третий расправил плечи, стараясь действовать как можно аккуратнее, приподнял левый рукав и коснулся медленно плывущих по коже символов. Боль исчезла. Не хватало ему ещё свалиться из-за проклятого приступа…

— Что ж, добавляем этот вопрос к сотне других, — пробормотала Пайпер, поправляя волосы с правой стороны. — Ой, нет, погодите, не к сотне. К тысяче.

Третий предположил, что она пошутила, и рискнул приподнять уголки губ в улыбке. Пайпер тут же громко рассмеялась.

— Ты похож на котёнка, которого впервые вымыли.

Третий замер.

— Что?

Неужели он действительно выглядел настолько плохо? Может, его улыбка всё же раздражала её, а он даже не понимал этого?

— Забей, — бросила Пайпер и махнула ладонью. — Ты всё ещё хорош, хоть и похож на вымытого котёнка.

— Почему это я похож на котёнка? — искренне удивился он. — Символом Ребнезара всегда был орёл.

Судя по тому, как изменился взгляд Пайпер, её заинтересовали его слова. Возможно, сильнее, чем она показывала. Третий знал, что не выдал себя, но всё равно ощутил, как его сердце пропустило удар.

— Ну, тогда ты вымытый орёл.

На этот раз Третий, не ожидав от себя такого, по-настоящему рассмеялся.

— Ты хотя бы видела орла?

— Конечно! Когда я была в Вашингтоне вместе с братьями, мы уговорили родителей сводить нас в зоопарк. Там был авиарий. А в нём — орёл.

— Куда вы пошли?..

— Зоопарк. И авиарий. Место, где держат животных.

— Зверинец?

— Да.

Третий едва не рассмеялся громче. Орлы из зверинцев никогда не смогут сравниться со свободными птицами, летавшими над дворцом и сопровождавшими великанов во время охоты.

Потом он вспомнил, как выглядят мокрые орлы, и его смех резко утих.

— Наверное, быть котёнком — это не так уж и плохо.

От смеха тело Пайпер затряслось, и волосы, разделённые на две идеальные половины и убранные за уши, растрепались.

— Так и знала, что мой потрясающий юмор будет оценён по достоинству, — выдавила она между приступами смеха.

Создавалось впечатление, что она всё же издевается над ним.

Впрочем, Третий и не собирался просить её прекратить. Если это поднимало ей настроение и заставляло отвлечься от мрачных мыслей, он был готов выслушать сколько угодно странных шуток. Возможно, он бы даже мог начать изучать их, чтобы лучше понимать людей Второго мира, ведь их вещей ему было мало.

«Точно», — мелькнуло в голове Третьего.

Вещи Второго мира. Земные вещи.

— Почему ты выбрала трактат о магии? — спросил он, даже не попытавшись аккуратно подвести разговор к интересующей его теме.

Пайпер смутилась, но, быстро вернув себе самообладание, пожала плечами.

— Мне больше нечего делать. Я либо тренируюсь с Магнусом, либо занимаюсь с тобой или Джинном. И всё равно у меня остаётся свободное время. Причём много. Мне нечего делать, так что я решила читать книги о магии. Может быть, хоть сигридский подтяну, а то Ансель жалуется на мой не мгновенный перевод.

— Но если бы у тебя были другие книги?

— Какие? Романы и баллады? Я хотела взять одну книгу у Джинна, но он едва мне руки не оторвал. Я абсолютно уверена, что там было что-то непристойное, — заговорщическим шёпотом добавила она и, не дав Третьему даже секунды, чтобы обдумать подобное заявление, как ни в чём не бывало продолжила: — К тому же, почти все ваши книги основаны на легендах и историях, которые я ещё не изучала, и это так фигово… Я бы теперь даже от Шекспира не отказалась, знаешь ли.

— Шекспира? — медленно повторил Третий.

— Это писатель из моего мира.

— Да, я знаю.

Пайпер вытаращилась на него, будто услышала несусветную глупость. Третьему его идея уже не казалась такой потрясающей, как минуту назад.

— В моей библиотеке есть Шекспир, — осторожно произнёс он, смотря себе под ноги. — Экземпляр на вашем языке принёс…

Третий остановился. Они так хорошо делали вид, что две недели назад Третий не сорвался из-за слов о Стефане, погружённого в сомнус, и разрушать эту иллюзию спокойствия и непринуждённого общения было бы чем-то неправильным. Всё в этом проклятом мире было неправильным, начиная от скрытого за свинцовыми облаками солнца и заканчивая кровью, хаотично сочащейся из старых шрамов.

— Экземпляр на вашем языке принёс Стефан, — наконец сказал Третий.

Взгляд Пайпер не изменился, только губы дрогнули, словно она уже была готова задать следующий вопрос. Они притворялись, будто ничего не произошло, и даже не говорили об этом. Пайпер прекрасно поддерживала иллюзию, даже если порой Третий чувствовал, как в ней зарождались сомнения. Иногда, во время их занятий, когда он терпеливо ждал, пока она сможет воссоздать заклинание, разбитое им на части, а боль и страх съедали его изнутри, ему казалось, что Пайпер вот-вот задаст вопрос. Интерес в её золотых глазах был столь сильным, что Третий был готов выложить ей всё, как на духу. Но она молчала, отводила глаза и сосредотачивалась на поставленной задаче. Она ничего не спрашивала, будто чувствовала, что любой вопрос может задеть крупную сеть шрамов, всегда тревожащих Третьего.

Она ничего не спрашивала даже сейчас. Просто смотрела своими пронзительными глазами, такими родными и чужими одновременно, словно хотела прожечь в нём дыру. Третий выдерживал пытки и пострашнее, но тут сдался, чересчур быстро и совсем не сопротивляясь, и добавил:

— На ребнезарский он переводил уже позже.

— Тебя так заинтересовала земная книга? — тут же уточнила Пайпер.

Вряд ли это тот вопрос, который она хотела задать.

— Не меня. Родителей. Хотя после и я ознакомился с ней.

По лицу Пайпер Третий понял, как она хочет уцепиться за эту тему. Он редко говорил о семье, о своей прошлой жизни, но с тех пор, как Пайпер сказала о Стефане, ощутил странную потребность исправить это, пусть даже он тщательно подавлял это глупое желание. К счастью, Пайпер спросила совершенно другое:

— И как тебе?

— Мне было шесть, и я вообще ничего не понял. И потом, когда стал старше, тоже. Поэтому Стефану пришлось объяснять мне всё. Думаю, ваши книги сложно понять без изучения истории, — быстро добавил он, надеясь, что разговор удастся увести к более безопасной и нейтральной теме.

— Как и ваши, — фыркнула Пайпер. — Один-один. И что, — продолжила она, не дав ему даже мысленно повторить очередное странное изречение, — у тебя только Шекспир?

— Нет. Я точно помню, что где-то есть де Гевар, Гиббон, Расин, Скотт, Радклиф…

— Ты помнишь всех писателей?

Третий, отчего-то замявшись, пробормотал:

— У меня очень хорошая память.

— И откуда у тебя столько наших книг? Стефан принёс их все?

— Только часть. Некоторые были скромными подарками странников, которых мы принимали, другие я купил у торговцев, часто перемещающихся между мирами. Какие-то, кажется, были записаны со слов тех, кто прочитал их в вашем мире.

— Вау, — выдохнула Пайпер.

Больше она ничего не сказала. Третий через плечо оглянулся на зал: суетящиеся слуги, которым он сильно сочувствовал и которые уверяли его, что со всем справятся; танцующие, пьющие и веселящиеся гости, уже потерявшие тонкую грань между первым и вторым днём празднеств. Воздух слегка потрескивал от безобидных чар и концентрации сил разной природы, столкнись которые во всей своей мощи — и они разрушат дворец, не оставив камня на камне.

— Марселин позаботится о нём.

Третий вздрогнул. Его было трудно удивить и даже напугать неожиданным появлением, однако Пайпер отлично умела делать и то, и другое, причём одними словами. Обычно она говорила нечто, чего он не понимал, но упомянутое ей имя показалось ему знакомым.

— Марселин, — повторил он, пока его память, расшевелённая магией, подкидывала ему давние образы: особняк из камня песчаного цвета, удушливый воздух, зелёные, цветущие сады, за которыми Стефан ухаживал самостоятельно, лёгкий запах соли и человеческой девушки, теряющийся внутри дома. Стефан встретил его на границе своей территории, защищённой бесчисленным количеством барьеров, и Третий не сразу уловил этот запах. — Девушка, которую он спас.

Когда Третий увидел её, она ничем не отличалась от живой: здоровый цвет лица, шёлк чёрных волос, вполне здоровая фигура. Стефан поддерживал её состояние магией, но так и не сказал Третьему, откуда знает, какое состояние для неё считается нормальным. Он вообще почти ничего не говорил — только просил помочь ему. Почти умолял. Даже будучи Безродным, Стефан никогда и никого не умолял.

— Неужели она настолько сильна?

Стефан никогда не упоминал о том, что планирует обучать её, да и Третий не читал ни одного из них. За все два года, прошедших с того момента, как Третий помог разбудить несчастную девушку, они не обменялись даже письмами. Третий был слишком занят вместе с остальными сальваторами, но Йоннет незадолго до Вторжения предлагала нанести ему визит, как и Елене. От неё они тоже давно не получали вестей. Лет тридцать, наверное.

— Она очень сильная, — уверенно заявила Пайпер. — Она следила за мной и моим братом, когда он прошёл через эриам. Она точно сумеет ему помочь.

— Но не разбудить. Даже если она знает, как поддерживать в нём жизнь, её сил может не хватить.

— Я верю Марселин. И в неё — тоже.

Если бы это было так просто: поверить в девушку, которую он видел один раз в жизни, и то спящей, находящейся на грани смерти. Третий ведь даже не дождался её полного пробуждения: оставил отведённую ей комнату сразу же, как убедился, что сомнус больше не властен над ней.

— Стефан был сильнейшим, — покачав головой, продолжил Третий. — Не понимаю, как его сумели превратить во врата.

— Тогда много чего странного произошло.

Третий не назвал бы это странным, скорее устрашающим и разрушительным. Стефан был достаточно силён, чтобы оказать помощь тем, кто совершил Переход во время Вторжения. Третий боялся даже представлять, каково их положение теперь. Да что там: он боялся думать, кто сумел выжить после Вторжения.

Он должен был спросить. Магия чувствовала, если Пайпер лгала, как это было во время прогулки, когда она сказала, что замёрзла. Если Третий будет аккуратным, он сумеет узнать, выжил ли кто-нибудь из тех, кто был ему дорог. Они до сих пор не могли обнаружить никаких следов Гилберта, Эмануэль, Персиваля, Шераи, Уалтара и Минервы. Горация, вернее, его простую могилу, он нашёл вместе с Клаудией, когда они бродили по Диким Землям без всякого плана. Тогда Третий проверял каждое место захоронения, тратил драгоценную магию, пытавшуюся соединить кусочки его разбитых души и сознания, надеясь узнать, кого Вторжение не пощадило.

Оно, если быть откровенным, никого не пощадило, и Третий не знал, кто страдал больше, живые или мёртвые. Но он продолжал молиться, чтобы Гилберт и маги остались в живых. Он бы сумел им помочь, если бы только наконец нашёл их.

— Я бы хотел знать, кто помогал тебе в твоём мире.

— Тебя называют Предателем, — вместо ответа произнесла Пайпер, глубоко вздохнув. — Тебя ненавидят.

— Меня ненавидят и в этом мире, — возразил Третий. Напряжение, всегда охватывающее его, когда кто-то говорил о ненависти к нему, удалось подавить раньше, чем Пайпер что-нибудь заметила.

— Там я не могла даже имени твоего произнести. Не потому что не знала его, хотя это тоже считается, а потому что никто не терпел, когда я хотела говорить о тебе.

Третий иступлённо заморгал.

— Ты хотела говорить обо мне?

— Ты был сальватором. И на тот момент, как я думала, всё ещё мог быть жив. Я хотела знать, кто ты и что сделал.

— О, — с лёгким разочарованием выдал Третий, опуская плечи, — да, это логично.

С чего бы ей вообще иметь другие причины?

И с чего бы ему расстраиваться?

— И всё-таки, — напомнил он, — я бы хотел знать, кто помогал тебе. Возможно, среди них есть те, кого я пытался найти все эти годы.

— Найти? — неуверенно перепросила Пайпер.

— Чтобы узнать, что с ними стало. Либо я помогу им, либо запишу их имена в том зале.

Киллиан много раз говорил ему: раз он не сумел найти Гилберта за две сотни лет, значит, он давно мёртв. Пора отпустить его, записать его имя и просить богов, чтобы они были милосердны к нему там, где он сейчас находится.

— Даже не знаю, что сказать, — рассеянно пробормотала Пайпер, отводя глаза.

Наоборот, она знала слишком многое. Ей даже не нужно было притворяться, что она усиленно думает над своими дальнейшим словами и решает, стоит ли говорить ему хоть что-нибудь. Третий и не рассчитывал на неожиданно возросшее доверие к нему, но надеялся, что Пайпер понимает, насколько ему важно знать, кто помогал ей.

Возможно, если он сообщит ей хоть какую-то информацию, равнозначную по важности, они смогут договориться. Но у Третьего ничего не было: он не представлял, как снять проклятие Герцога сейчас и вернуть Пайпер домой.

— Слушай, — непринуждённым тоном произнесла она, стуча по корешку книги, — как насчёт сделки?

Третий нахмурился. Люди Второго мира что, умеют читать мысли?

— Я скажу, кто помогал мне, если ты скажешь, как тебя зовут и какому роду ты принадлежал.

Лёгкие сжались от недостатка воздуха. Весь мир словно уменьшился до нескольких метров, где они были. Пайпер излучала уверенность, никакого страха — она точно знала, что за выдвижение подобных условий ей не попытаются навредить. Третий мог только мечтать о подобной уверенности. И это если учесть, что именно он был двухсотлетним великаном с Временем, сильнейшей магией Диких Земель. Пайпер, если Третий правильно помнил, ещё даже не стукнуло девятнадцать. По меркам великанов — совсем юная.

— Что думаешь? — улыбнулась Пайпер.

Боги милостивые, она прекрасно знала, что делать и говорить. Третий был готов поклясться, что теперь она точно издевается над ним.

— По-моему, это хорошая сделка, — продолжила она.

Эта сделка была отвратительной. Он не мог назвать ей своего имени и сказать, какому роду принадлежал до изгнания. Правильнее было бы сказать, что он мог сделать это, он мог бы даже доказать, какому роду принадлежал, но с именем всё было намного сложнее. Он мог бы коснуться сигилов на правом запястье, но хватит ли ему выигранного времени?

Это было слишком сложно. Сама мысль, чтобы сделать что-то подобное, кромсала его на кусочки. Если бы только Клаудия была рядом…

Клацанье крохотных когтей по полу — как спасение. Третий опустил глаза на Мышь, кружащую возле его ног. Пайпер опасливо косилась на тень, тихо пищащую и требующую, чтобы Третий взял её на руки. Так он и сделал, пояснив:

— Это тень Эйкена. Она и сказала мне, что тебя никто не видел.

— Прелесть, — неуверенно выдала Пайпер. — А это… То есть, это настоящая мышь?

— Тень, — терпеливо повторил Третий. — Тень настоящей мыши. Эйкен умеет отделять тени и подчинять их себе. Ты же видела — вся левая половина его тела покрыта тенями.

— Ну, поначалу я думала, что это татуировки такие… А потом как-то привыкла.

Мышь царапала его руки. Третий обернулся, посмотрел вниз и увидел Эйкена, старательно пытавшегося понять, почему его тень привела к месту, где никого нет. Барьер и сигилы всё ещё скрывали присутствие сальваторов от остальных, но Эйкен верил своим теням. Если одна из них сумела пробраться за барьер, это означало, что тут было что-то очень важное. Или кто-то.

На Эйкена налетел раскрасневшийся от бега Ансель. Он что-то торопливо говорил, стараясь пригладить растрепавшиеся волосы. Эйкен молча кивнул в сторону якобы пустого балкона. Ансель нахмурился, проследив за его взглядом.

— Что-то случилось, — произнёс Третий, стараясь скрыть напряжение. — Эйкен…

Он не договорил. Эйкен, смотря в их сторону и никого не видя, поднял руку с вытянутым указательным пальцем вверх. Третий ощутил лавину облегчения.

— Пойдём, — сказал он Пайпер, аккуратно усаживая Мышь на своём плече. — Я познакомлю тебя кое с кем.

— О, нет, — закачала головой Пайпер. — Никаких тайных знакомств.

— Тебе понравится.

— Мне понравится, если ты скажешь, что случилось. Ненавижу сюрпризы.

Третий думал лишь мгновение, — мгновение, в которое он был уверен, что никогда больше не сможет как-то удивить Пайпер и вызвать её улыбку, — и ответил:

— Я познакомлю тебя с небесными китами.

***

Пайпер ни в коем случае не забывала, как Третий мастерски уходил от ответов на её вопросы. Она бы даже доказала, что тень Эйкена нашла их лишь потому, что Третий не желал отвечать, если бы не понимала, насколько это глупо. Третий мог молчать, говорить загадками и обещать что-нибудь нереальное, но он ещё ни разу не использовал столь подлого приёма. Пайпер бы сказала, что это не в его стиле. По крайней мере, по отношению к ней.

У него с самого начала было особое отношение к ней, которое с переменным успехом то помогало ей, то мешало. Сейчас оно определённо мешало.

Они шли через зал, полный притихших гостей, и, — Пайпер безумно на это надеялась, иначе всё могло катиться в ад, — выглядели чертовски устрашающими и гордыми.

Она честно пыталась подражать манере Третьего. Его спокойному, уверенному взгляду, словно весь мир лежал у его ног и мог дышать только с его разрешения; его прямой осанке, непринуждённому шагу и вежливой улыбке, которой он награждал каждого, кто смотрел на них. Некоторые улыбались ему в ответ, некоторые кривили губы. Другие и вовсе цедили сквозь зубы что-то, чего Пайпер не понимала. Одна эльфийка радостно послала ему воздушный поцелуй. Он не отреагировал, словно ничего не произошло. Эльфийка не сдавалась.

Пайпер её не винила: Третий выглядел в разы лучше неё, всё ещё с синяками и ссадинами на лице. Третий воплощал собой царственность, величественность и силу — всё то, о чём она могла только мечтать. Один взгляд на него подтверждал, что он был настоящим сальватором, в совершенстве владеющим своей магией. Пайпер не представляла, как можно было понять это с одного взгляда, но, косясь на Третьего, только об этом и думала.

На его фоне она — катастрофа.

Но людей всегда тянуло к катастрофам.

Обилие ярких залов и коридоров путало Пайпер. Она не представляла, в какой части дворца они уже оказались, но предположила, что от укромного уголка, выбранного ею, они отдалились на приличное расстояние. Каждый метр их кто-то сопровождал: поначалу Эйкен торопливо рассказывал, как караульные заметили первых небесных китов, а Ансель жаловался, что Третьего было невозможно найти. Он также добавил, что Киллиан грозился придушить его, если тот сию же секунду не появится на людях. Третий только кивнул, давая понять, что услышал Анселя, после чего юноша исчез. Эйкен спрашивал, почему киты появились так рано, а потом объяснял Пайпер (причём таким тоном, словно она очень хотела услышать ответ), что обычно небесные киты если и появляются, то где-то в середине празднования. Спустя пару минут их оставил и Эйкен, сказав, что кто-то из рыцарей обещал научить его обращаться с мечом из артизарской стали. Третий невозмутимо взял с него обещание об осторожности и больше не произнёс ни слова.

С ним пытались заговорить десятки гостей: феи, эльфы, великаны и люди, коих было больше, чем Пайпер ожидала. Сдержанность в нарядах сочеталась с пёстростью и дикостью, закрытость — с откровенностью. У некоторых гостей открытые участки кожи на руках, плечах и груди были покрыты вязью сигилов, часть из которых Пайпер не могла прочитать. У других были диковинные рисунки: ветви, животные, дворцы и башни, складывающиеся в целые города. Но ни у кого не было оружия, если не считать чар фей и эльфов, которыми они без остановки сыпали направо и налево. Пайпер видела, как одна фея чарами пыталась удержать Магнуса рядом, но он, с улыбкой пообещав найти её потом, быстро догнал сальваторов.

— И куда это мы так грозно идём?

— Небесные киты, — коротко ответил Третий.

Создавалось впечатление, что эти небесные киты — жуткие существа, пожирающие сигридцев живьём. Иначе Пайпер не понимала, почему Магнус застыл, как вкопанный, и оставил сальваторов. Те, кто услышал слова Третьего, взволнованно зашептались.

— Почему все так напуганы? — тихо спросила Пайпер, посмотрев на Третьего.

— Они не напуганы, — легко возразил Третий. — Небесные киты — редкие существа. К тому же, они ни с кем, кроме меня, не разговаривают.

— Тогда почему ты хочешь познакомить меня с ними?

— Потому что ты сальватор.

О, отлично. Ей следовало подумать об этом раньше, чем задавать такой глупый вопрос.

Они покинули один из последних залов и направились к башне, противоположной башне Джинна. В этой части дворца она была лишь раз, когда Третий показал ей разрушенный зал, стены которого были исписаны сигридскими именами. Стелла и Эйкен не водили её сюда, а она сама не проявляла инициативы. Обитаемая часть дворца нравилась ей куда больше, пусть даже она ещё не изучила её вдоль и поперёк.

Становилось холоднее. На лестнице, устланной пылью и снегом, виднелись несколько дорожек следов, очень маленьких, явно не принадлежащих человеку. Присмотревшись, Пайпер увидела и кошачьи следы. Она надеялась, что это настоящая кошка, а не ещё одна тень Эйкена. Впечатлений от знакомства с Мышью ей хватило.

На самом верху оказались большие резные двери. Цепочка следов обрывалась возле них, но Третьего это словно не волновало. Он остановился, прислушался и лишь после легко толкнул двери. Ветер мгновенно ворвался на лестницу и едва не сбил Пайпер с ног. Оказавшаяся перед ними широкая площадка была самой обычной: камень, припорошённый снегом, зубчатые ограждения, перевалиться за которые было очень сложно. Было видно, как внизу, во дворах и залах, находящихся под открытым небом, горели яркие огни и редко что-то вспыхивало. Лёгкая музыка, на которую Пайпер старалась не обращать внимания, пока, читала, разливалась в морозном воздухе.

И над всем этим, насколько хватало глаз, парили полупрозрачные киты, издававшие потрясающие звуки, похожие на песню.

Пайпер сделала шаг вперёд и задрала голову. Это были самые настоящие киты: гигантские тела, мощные хвосты, плавно поднимающиеся и опускающиеся, мерцающие в полутьме шкуры. За всё время Пайпер не видела ни звёзд, ни солнца, ни луны, и точки на телах небесных китов напоминали уменьшенные копии светил. Ближе всего мерцали те, что были на телах детёнышей: они медленно плыли в каких-то десяти метрах от Пайпер, переворачиваясь в воздухе и подталкивая друг друга хвостами и плавниками. Пока что ни один из них не подлетел ближе.

Третий оказался рядом. Пайпер пыталась скрыть идиотскую радостную улыбку, появившуюся на её лице, но никак не могла справиться с эмоциями. Китов она видела только в документальных фильмах или новостях, когда какого-нибудь беднягу вновь выбрасывало на берег. И издаваемые ими звуки тоже были только в документальных фильмах, где их редко называли красивым словом «пение». Обычно были какие-то сухие факты, которые Эйс отказывался принимать, но потом всё равно пересказывал ей.

А здесь — иные существа, чёртовы небесные киты, полупрозрачные, парящие в воздухе. Почему никто в коалиции не сказал ей, что существуют не только жестокие ирау и мелкие драу, любящие жить бок о бок с людьми?

Третий что-то громко сказал. Пайпер едва не подскочила от неожиданности. Великан улыбался, смотря на неё, и лишь спустя несколько секунд до Пайпер дошло, что говорил он на ребнезарском. Этот язык она почти не изучала, но чары помогли понять общий смысл: она не кусается.

— Я не зверь, — возразила Пайпер.

— Они хотят подплыть поближе, — пояснил Третий, продолжая улыбаться, — но боятся. Раньше ведь я всегда был один. Вот я и сказал им, что ты их не обидишь.

— Они хотят… что?

Пайпер услышала громкое гудение, эхом разнёсшееся внутри черепной коробки. Удивительно, как это Лерайе не отреагировала на посторонний шум. Гудящие, вернее, поющие небесные киты осторожно подплывали ближе. Пайпер застыла на месте, сжав кулаки. Только детёныши были не меньше десяти метров в длину. Они без проблем проходили сквозь стены и камень дворцовой площадки, будто были призраками, но это ничуть не успокоило Пайпер. Они все были такими огромными и…

— Не бойся, — произнёс Третий. — Они не навредят.

— Откуда они? — едва разлепив губы, спросила Пайпер.

— Не знаю. Впервые они появились, когда мы с Клаудией и Магнусом странствовали втроём. Мы случайно наткнулись на них ночью. С тех пор они периодически навещают города и поселения. Но говорят только со мной.

— Они понимают сигридский?

— Не знаю, — неожиданно рассмеявшись, повторил Третий. — Я просто понимаю, что они говорят, и всё. Возможно, благодаря Арне. А вот как они понимают меня — загадка.

— Что они говорят сейчас?

Пение продолжалось, ни на секунду не стихая. Иногда оно становилось громче и яростнее, иногда тише и мелодичнее, но не прерывалось. Детёныши небесных китов оказались совсем близко — если бы Пайпер протянула руку, она бы смогла коснуться их. Всё внутри неё кричало, что это может быть опасно, ведь она толком ничего не знает об этих полупрозрачных существах, общающихся каким-то неведомым способом. Но их тёмные тела светились скоплением маленьких звёзд, а пронзительные глаза всех оттенков сияли не хуже только что зажжённых свечей. От них веяло приятным теплом, постепенно отгоняющим холод.

— Они говорят, — наконец произнёс Третий, бесстрашно протянув руку к одному из детёнышей, мгновенно загудевшего ещё громче, — что они — звёзды. Они — свет. Не солнца или луны, но такой же яркий и тёплый.

— Вау, — выдохнула Пайпер, не придумав ничего лучше.

Она никогда не умела говорить красиво или делать комплименты, но сейчас это было неважно. Внутренне подобравшись, она осторожно протянула руку и коснулась тёплого бока небесного кита. Созвездия на нём вспыхнули, став ярче огней внизу.

Хорошо, за знакомство с небесными китами Пайпер была готова временно отступить и оставить Третьего в покое. Но только временно: она всё равно узнает, как его зовут и какому великанскому роду он принадлежал. И ей следует морально подготовиться к ещё одной подобной встрече. Не исключено, что Третий попытается вновь уйти от ответов.

За их спинами пение стало громче. Пайпер повернулась, случайно оттолкнув руку Третьего, и едва не врезалась в его плечо. Он стоял ближе, чем ей казалось, но это не имело значения.

Он улыбался, пока из его носа текла синяя кровь.

Глава 17. Синяки и вены

— Боже мой, — выдохнула Пайпер. — У тебя идёт кровь.

Третий нахмурился. Потом у него внутри словно что-то щёлкнуло. Он дёрнул плечом, коснулся рта, уже испачканного в крови, и выругался.

Внутри Пайпер всё болезненно натянулась. И лишь после, когда Третий стал кашлять кровью, она поняла, что это был элементарныйстрах за него, а не частица Времени, сплетённая с Силой.

Третий рухнул на колени, закрывая рот руками. Он часто и хрипло дышал, сотрясаясь всем телом, пока небесные киты равнодушно плыли рядом, нежно касаясь их полупрозрачными плавниками, до того призрачными, что эти прикосновения напоминали лёгких весенний ветер. Пайпер слышала гул в ушах, бьющееся о рёбра сердце и хриплое дыхание Третьего, пытавшегося остановить кровь. Рукава его одежды уже насквозь промокли.

— Нужно кого-нибудь позвать, — торопливо произнесла Пайпер, для чего-то опускаясь рядом с Третьим. — Тень Эйкена? Стражу? Кого мне привести?

Третий отчаянно замотал головой.

— Нельзя, — сквозь зубы вытолкнул он.

— Но ты же…

— Нельзя, — упрямо повторил Третий. — Всё нормально. Всё… Ракс! — повторил он, дёрнувшись всем телом.

Если раньше его сотрясала мелкая дрожь, то сейчас это напоминало конвульсии. Третий рухнул, выплюнув фонтан крови, но тут же стал подниматься.

— Я приведу целителей, — протараторила Пайпер, подхватывая его за локоть и помогая ему удержать равновесие. — Найду стражу, и они помогут. Не трать силы.

— Мои покои…

— Что?

— Мои покои, — кое-как повторил Третий, часто дыша. — Там есть… всё, что нужно.

— Тебе нужна помощь.

— Мне нужно в покои…

Пайпер громко выругалась. Она сомневалась, что сможет оставить Третьего здесь и быстро привести помощь, и потому решила согласиться.

— Хорошо, ладно! Пойдём. Держись за меня. За меня держись!

Третьего шатало, но он всё же выпрямился, правда почти сразу же едва не навалился на неё. Его кровь попала на камзол, рубашку, руки. Всё было в синей крови.

Пайпер замутило. Ей хотелось отскочить, сбросить с себя камзол и стереть кровь, но она не позволила страхам победить. Третьего трясло, магия, связывавшая их, приносила отголоски его боли, для Пайпер ощущавшейся как медленные хаотичные надрезы острыми ножами по всему телу. А ведь это только тень боли, которую прямо сейчас испытывал Третий.

Что за чертовщина с ним творилась?..

— Идём, — проговорила Пайпер, обхватывая его за талию и заставляя стоять прямо. — Тут ведь недалеко, да? Я правильно помню?..

Её «недалеко» растянулось почти на двадцать минут, и то по большей части из-за того, что Третий отказывался идти через общие коридоры. Он, дрожащий от боли, плевавшийся кровью и едва не терявший сознания, всё равно оказался сильнее и останавливал Пайпер раньше, чем она успевала хотя бы шаг сделать в другую сторону. Он тащил её к коридорам для слуг и тем, что уже давно не использовались, будто боялся, что их кто-то увидит. Но при этом он часто останавливался и едва не падал. Кровь текла через нос и рот, попадала на одежду и оставляла за ними тонкий синий след. Кровь была на руках Пайпер, до побеления сжимавших Третьего, её прекрасном камзоле и, кажется, даже на лице. Пайпер запретила себе думать об этом.

Она помогала Третьему идти, слыша, какую боль ему причиняет каждый шаг и как до сих пор поют небесные киты.

Наконец они оказались напротив нужных дверей. Пайпер ещё ни разу не была в покоях Третьего, но не сильно беспокоилась, что врывается сейчас. Гораздо сильнее её волновало лицо Третьего, ставшее абсолютно белым, его подбородок и шея, покрытые кровью, и крупная дрожь в теле. Настолько крупная, что он даже не мог поднять ладони и положить её на дверь. Пайпер обхватила его запястье и прислонила к дереву, после чего толкнула. Она и не сомневалась, что покои Третьего будут распахивать свои двери только с его помощью.

— Отставить! — испуганно вскрикнула Пайпер, когда, едва они переступили порог, Третьего повело в сторону.

— Двери, — выдавил он. — Закрой… двери…

— Ага, конечно, — торопливо выдала Пайпер, кряхтя от усилий. — Ляг куда-нибудь!

Силы подвели её в самый последний момент. Третий оттолкнулся от неё, бредя к другим дверям, дубовым, наверняка ведущим в спальню. Пайпер торопливо захлопнула входные двери, увидев вспыхнувшую вязь сигилов на их поверхности, и побежала за Третьим. Его комнаты были огромными, и Пайпер удивлялась, как он сумел так быстро и почти беспрепятственно добраться до спальни. Почти, потому что по пути он уронил стопку книг со стола, аккуратно стоящие мечи в ножнах и едва не опрокинул зажжённую магией свечу на тонкий ковёр. Пайпер подхватила свечу, лишь чудом не коснувшись пламени, и поставила её на место. К тому времени Третий уже добрёл до кровати и рухнул на неё, лицом уткнувшись в подушки.

Пайпер остановилась, большими от ужаса глазами смотря на его спину. На промокший и потемневший камзол.

Её всю затрясло от страха и боли, продолжавшей наполнять каждую клеточку тела. Тонкие острые лезвия, на самом деле не существовавшие, впивались в кожу и беспощадно разрывали её, обнажая мышцы и кости. Крови Третьего стало так много, что Пайпер начала задыхаться от медного запаха.

— В шкафу, — сипло проговорил Третий, с трудом отрывая лицо от подушек.

— Что? — удивлённо выпалила Пайпер.

— Снадобья и порошки, — сжав зубы, продолжил великан. — Они помогут. Дай мне их.

Пайпер бросилась к невысокому шкафу, на который указал Третий. На периферии её зрения вспыхивало сотни тёмных пятен, бывших деталями интерьера, но она не обращала на них внимания. Пайпер рылась в шкафу, среди книг, старых окровавленных тканей и предметов, которым вообще там было не место: покоцанные украшения, заржавевшие кинжалы, запечатанные письма. Наконец она нашла небольшой сундучок, — похожий она видела у Ветон, когда была у неё вместе с Джинном, — вытащила его и подбежала к Третьему. Он уже стянул с себя камзол и пытался избавиться от прилипшей из-за крови рубашки, ругаясь на весь свет. Брызги синего окрашивали чистые одеяла и подушки в тёмные пятна.

— Белый отвар, — скомандовал Третий, беспощадно разрывая ткань рубашки спереди. — Затем тот, что с голубым осадком. Затем…

Он вдруг согнулся, схватившись за волосы, и закричал. Пайпер испуганно подскочила, едва не выронив склянки с отварами. Она отступила на шаг, даже не понимая этого, и во все глаза уставилась на Третьего.

Он напоминал дикого зверя, страдавшего от смертельных ран. Он тянул себя за волосы, сжимая зубы до громкого скрежета, царапал левое запястье, на котором были какие-то символы, и пытался отодрать прилипшую к спине ткань рубашки. Наконец у него получилось, но, казалось, от этого ему стало только хуже. Крики Третьего были полны боли и отчаяния, и внутри Пайпер всё переворачивалось. В первые секунды — из-за того, как магия передавала его боль. А уже после — от того, что она увидела на спине Третьего. Вернее, от того, чего она не увидела.

Ни одного живого места. Ни милиметра чистой ровной кожи. Шрамы на руках Третьего казались старыми, давно зажившими, оставившими лишь лёгкий след, тогда как спина напоминала кровавое месиво. Везде — шрамы, напоминающие следы острых когтей, рваные, кривые, длинные, тянущиеся от шеи к пояснице. Везде — ожоги, стянутая кожа, пятна всех оттенков синего и чёрного. И поверх, что казалось невозможным, вереницы слов, хаотично разбросанных по всей спине. Выглядело так, будто их нанесли совсем недавно. Но тогда бы кровоточащие шрамы и раскроённые раны разорвали вязь слов.

Пайпер и без лишних слов догадалась: проклятие. До того сильное и ужасное, что Третий продолжал кричать, страдая от боли и кровоточащей спины.

— Ве… Ветон, — выдохнул он, глотая слёзы. Пайпер с ужасом уставилась на него. Она ни разу не видела Третьего таким беспомощным, в конце концов, плачущим, и уже привыкла к мысли, что его невозможно сломить. — Приведи… Ветон… Только… её.

Пайпер машинально кивнула, протягивая склянку с белым отваром. Третий дрожащими окровавленными пальцами взял её, быстро выпил содержимое и зажмурился, скрипя зубами.

— Ветон, — процедил он, затрясшись всем телом. — Только… Ветон.

Пайпер ещё раз кивнула. Она быстро сняла свой камзол, испачканный великанской кровью, и чистыми участками ткани, кои оказались только на внутренней стороне, вытерла руки и лицо. Её подташнивало от мысли, что кровь Третьего успела попасть на неё, но она старалась не думать об этом. Это всего лишь кровь, которая не может навредить ей. Сейчас кровь вредила только самому Третьему, продолжая сочиться из ран на его спине.

Девушка вручила ему второй отвар, задержалась лишь на секунду, чтобы убедиться, что он выпьет его, и выбежала из спальни. Двери охотно выпустили её и захлопнулись, отрезав болезненные крики Третьего. Пайпер сглотнула, надеясь, что сигилы пропустят её ещё раз, и побежала по коридору, старательно вспоминая путь.

Она трясла руками, пытаясь успокоиться, и без остановки поправляла волосы. Из-за взятого ею темпа тонкая кружевная рубашка, сшитая Даяном, уже намокала от пота, но Пайпер и не думала останавливаться.

Найти Ветон. Всё, что ей нужно — это найти Ветон. Всего лишь. Это просто.

Наверное.

Она впервые пожалела, что Лерайе не одарила её более чутким нюхом — может быть, она бы смогла тогда почувствовать Ветон сразу же и не пришлось бы искать её среди толпы гостей.

Пайпер следовало успокоиться и придумать, как не выдать волнения, если она с кем-нибудь столкнётся. Хотелось укутаться с головы до пят во что-нибудь очень тёплое и никому не показываться, оставить все проблемы позади до тех пор, пока они не решатся каким-нибудь магическим образом. Но вместо этого она ускорила темп и сжала кулаки так сильно, что кое-как подпиленные ногти впились в кожу, а одна из крохотных ранок на костяшках вновь открылась. Мельком взглянув на пятнышко красной крови, в голове Пайпер появилась идея.

Она ощупывала своё лицо, ни на секунду не замедляясь и сворачивая там, где нужно. Магия неохотно откликалась: то ли знала, что Пайпер хочет сделать, то ли всю свою мощь бросала на то, чтобы удержать её на ногах. Или же магия, несмотря на сигилы, ограждающие покои Третьего барьерами, чувствовала всё, что с ним происходило, и была в ужасе.

Наконец Пайпер сумела раскроить царапину, пересекавшую левый уголок рта, так, чтобы вновь пошла кровь. Затем она, мысленно обругав себя за секундную трусость, коснулась царапины искрящимися золотом пальцами и зашипела. Она точно не представляла, что магия сделает с многодневными трудами Ветон, но испытала облегчение, когда первая капля крови стекла с подбородка. Пайпер торопливо вытерла её и побежала быстрее, мгновенно почувствовав вторую каплю.

Надеяться, что кровь из раскроённой магией царапины скроет запах крови Третьего, было глупо, но Пайпер всё же надеялась. У неё больше не было идей, которые помогли бы ей в случае неожиданной встречи с чем-нибудь. И времени с каждой секундой становилось всё меньше.

Всё, что ей нужно — это найти Ветон.

Пайпер пыталась нащупать нить, связывающую её с Третьим, но не могла сосредоточиться. Всякий раз, стоило ей почти коснуться этой нити, как она вспоминала исполосованную кровоточащими шрамами и древними проклятиями спину Третьего, слышала его голос, твёрдый несмотря на боль, которую он испытывал, требующий, чтобы она привела только Ветон. Лишь она, видимо, знала, что с ним происходит, и хотя Пайпер до безумия хотелось сообщить о произошедшем Клаудии или Магнусу, она пообещала, что приведёт именно Ветон. Сальватор сомневалась, что Третий утаил нечто настолько важное от всех, но решила не рисковать и не испытывать его терпение. Даже если вся эта ситуация испытывала её терпение.

Пайпер наконец услышала музыку, мотив которой казался ей очень странным, и ускорилась. Где-то далеко десятки голосов сливались в одну песню — если бы Пайпер не была напугана, она бы обязательно послушала её. Именно песни для неё были самой прекрасной частью этих празднеств, хоть она и старалась их игнорировать.

Пайпер услышала шаги, на всякий случай ещё раз расцарапала себе левый угол рта и сбавила темп. Из-за угла вышли двое стражников в серебряных доспехах. Они остановились, заметив её, и тот, что был заметно старше, мгновенно склонил голову:

— Леди Сандерсон.

Ей не нравилось это обращение, ведь она никогда не была леди, но сейчас не было времени на споры.

— Здравствуйте, — попытавшись непринуждённо улыбнуться, произнесла Пайпер.

— Мы можем вам чем-то помочь?

Другой стражник, со смуглой кожей и светло-серыми глазами, настороженно оглядел её. Особым взглядом он наградил её лицо, раскрасневшееся из-за бега и наверняка отражавшее все её переживания. Или крови оказалось больше, чем она рассчитывала.

— Мне нужна Ветон, — произнесла она, стараясь непринуждённым движением руки указать на царапину. — Вы не видели её?

— Вас проводить к целителям?

— К Ветон, — повторила Пайпер. — Мне нужна Ветон.

— Да, конечно, — с задержкой согласился мужчина. — Позвольте проводить вас.

— Просто скажите, где она.

Тот, что был моложе, явно не доверял ей. Пайпер и не нуждалась в его доверии: пусть он хоть потом всем растрезвонит, что она искала Ветон из-за глупой царапины. Она уже привыкла к касающимся её слухам.

— Мы видели её в танцевальном зале, — спокойно ответил мужчина.

— А танцевальный зал?.. — немного подумав, произнесла Пайпер.

— Дальше по коридору и налево, там будет лестница.

— Отлично. Спасибо. Не подскажите, — быстро добавила она, — все стражники сейчас на своих постах, да? Джинн… Лорд Каслана мне об этом не говорил, — исправилась она.

— Да, все на своих постах, — подтвердил мужчина.

— Прекрасно. Здорово. Удачи и всё такое.

Пусть считают её изнеженной дурочкой и награждают презрительными взглядами как этот молодой стражник. Ей было плевать. Всё, что ей нужно — это найти Ветон.

Пайпер из последних сил сдерживалась, чтобы не сорваться с места. Она точно знала, что стражники наблюдают за ней, и потому спокойно шла, сложив руки перед собой. Коридор был длинным, хорошо освещённым, и каждый шаг эхом отскакивал от стен. Пайпер накрепко переплела пальцы, запрещая себе бежать до тех пор, пока не окажется на лестнице, а там она может навернуться хоть пять раз без остановки.

Но на лестнице она столкнулась с двумя пьяными феями, флиртующими друг с другом и осыпающими друг друга нескончаемыми комплиментами. Одна из них, с волосами жёлтыми, как одуванчик, с улыбкой крикнула, что у Пайпер очень красивые глаза. Пайпер автоматически поблагодарила её и побежала дальше, перепрыгивая через одну, а то и две ступеньки. Через пару метров она едва не налетела на группу эльфов, бурно обсуждавших что-то. Один из них подхватил её за локоть, когда Пайпер оступилась, и вежливо спросил, может ли он помочь ей. Другой уже шипел, даже не пытаясь понизить голоса, что перед ними сама Первая. Пайпер вновь выдавила благодарность, освободила руку, бесцеремонно проталкиваясь между эльфами. Почти у самого основания лестницы её попытался перехватить мужчина с крестообразным шрамом на лице и белым левым глазом, но Пайпер извернулась и, не сдержавшись, рявкнула, чтобы он оставил её в покое.

Её крик услышали все в зале.

Пайпер остановилась, втянула воздух сквозь зубы, расправила плечи. И улыбнулась, пытаясь скопировать улыбку Третьего.

— Добрый вечер, — громко произнесла она, идя быстрым шагом.

Она и впрямь была катастрофой, но сейчас к ней почему-то никого не тянуло.

В окружении ярких нарядов и лёгкой дикости, присущей феям, Пайпер была белой вороной. Даяна, должно быть, хватит удар, если узнает, как она использовала его потрясающий камзол, и увидит, как неестественно она выглядит в толпе сигридцев. Но в этом определённо были плюсы: если на неё смотрят все, значит, её будут обсуждать. Таким образом шансы, что она найдёт Ветон, возрастут.

Пайпер всматривалась в лица гостей, держа на губах подрагивающую улыбку, и едва не подпрыгнула, когда рядом с ней нарисовалась служанка с подносом.

— Желаете выпить, леди Сандерсон? — робко спросила она.

— Спасибо, — Пайпер взяла бокал с чем-то розовым, пахнущим цветами, нетерпеливо постучала пальцами по хрустальной ножке.

Магия клокотала, требуя, чтобы она вернулась обратно. Раскроённая царапина привлекала к себе внимание и неприятно зудела. Десятки лиц, среди которых она узнавала лишь несколько, наблюдали за ней. Капитан отряда специального назначения Марун, чистокровный великан с короткими светлыми волосами, почти пепельными, столь редкими у его расы, и внимательными синими глазами, — Третий рассказывал о нём, даже познакомил, но они так и не перебросились даже парой фраз. Рыжеволосая Олай, которая, если Пайпер правильно помнила, была одной из тех, кто в скором времени должен был отправиться в экспедицию за Мёртвое море. Мелина, фея из личной свиты леди Эйлау, которую побаивался Магнус, хотя с её невысоким ростом, нежно-розовыми волосами до середины шеи и сапфировыми глазами она напоминала фарфоровую куклу. Леди Гедре из рода Линас, которую несколько дней назад представил Киллиан, обычно предпочитающий не пересекаться с Пайпер. Сам Киллиан с серебряным венцом на волосах, в идеально сидящей простой одежде и с бокалом в руке, готовым вот-вот треснуть от силы, с которой великан сжимал его. Синие глаза Киллиана смотрели прямо на Пайпер, а ноздри трепетали. Он определённо чувствовал, что что-то не так. Или просто считал, что она решила побесить всех своим присутствием и неподобающим поведением. Пайпер вообще казалось, что Киллиан не любит её просто за то, что она есть, но она не собиралась отвечать той же ненавистью. Она собиралась найти Ветон, и чем скорее, тем лучше.

— Прошу прощения, леди Сандерсон, — несмело произнёс какой-то мужчина совсем рядом. Пайпер мысленно обругала его за всё на свете, но улыбнулась, поняв, что он — единственный смельчак, решивший заговорить с ней. — Разве вы не отправились на встречу с небесными китами?

— Да, было такое, — торопливо выдала Пайпер. — Но… Стало скучно.

Она выпалила первое, что пришло ей на ум, и это, должно быть, стало контрольным выстрелом. Зал, будто ставший единым организмом, замер. Чей-то громкий поражённый вздох повис в воздухе.

Мужчина, обратившийся к ней, отлично притворялся лишь слегка удивлённым.

— Тогда разрешите предложить вам нечто более увлекательное, — бодро произнёс он.

Пайпер понятия не имела, что конкретно он хотел ей предложить, но ответила быстрее, чем мужчина продолжил:

— Не заинтересована.

Развернувшись, Пайпер побрела дальше, стискивая ножку бокала.

Если бы она только увидела хоть одну из целительниц, или Джинна, который любил доставать Ветон своей болтовнёй, или Клаудию, ведь она всегда точно знала, где кто и что делает. Пусть она и относилась к ней с подозрением, Пайпер стерпит что угодно, лишь бы найти Ветон. Пока она тут оглядывается, стараясь скрыть всё за любопытством и земной безбашенностью, Третьего ломает от боли.

Найти Ветон, найти Ветон, найти…

— Ветон! — вскрикнула Пайпер, наконец заметив знакомое лицо между колоннами, украшенными бело-синими цветочными лозами, и болтающими эльфами. С одним из них и флиртовала Ветон, позволяя наливать себе ещё вина, когда Пайпер оказалась рядом. — Ты мне нужна.

— В чём дело? — Ветон оторвала глаза от своего бокала, только что наполненного, и уставилась на Пайпер. — Боги, где ты так? Почему не пошла к Риас? Она осталась в лазарете и…

— Плевать, — перебила Пайпер. — Я доверяю только тебе.

Ветон подозрительно сощурилась.

— Где Третий? Вы же направились к китам.

— Он всё ещё общается с ними. Меня они, если честно, не впечатлили, так что я ушла.

— И где ты умудрилась так пораниться?

Эльф, с которым Ветон флиртовала, с рыжими волосами и ехидной улыбкой, с ног до головы окинул Пайпер внимательным взглядом. Она не знала, насколько нюх эльфов хорош, и потому решила идти до конца.

— Если бы я знала, что у того придурка из эльфов такие клыки, я бы ни за что не позволила ему целовать себя.

Один только эльф, флиртовавший с Ветон, не рассмеялся над этой выдумкой.

— Кто-то из них приставал к тебе? — строже спросила Ветон.

— Нет, — ответила Пайпер, столь же внимательно оглядывая окружавших их эльфов, — я просто решила попробовать. Но теперь хочу поцеловаться с великаном и сравнить.

— Почему не с феей? — всё ещё смеясь, спросил один из мужчин.

— В моём мире говорят, что голубая кровь — это очень аристократично.

Она даже не представляла, знают ли сигридцы, что означает выражение «голубая кровь», но лицо Ветон изменилось. Она впихнула бокал в руки рыжеволосого эльфа и гордо, так, будто была королевой, сказала:

— Я помогу леди Сандерсон, а вам советую заняться чем-нибудь другим и не болтать о всякой ерунде. Если Третий узнает — вырвет языки.

Не будь Пайпер так напряжена, она бы обязательно забеспокоилась.

Ветон взяла её под руку, начав картинно сокрушаться об её неаккуратности и жаловаться, что она совсем не ценит её труды. Она не останавливалась до тех пор, пока они не вышли в боковой узкий коридор, предназначенный для слуг. Там она резко остановила её, дёрнув за локоть, и жёстко спросила:

— Почему ты не пошла к Риас? Такая мелкая царапина…

— Третий, — выпалила Пайпер, оглядываясь назад и боясь, что кто-нибудь сможет услышать их. — Его спина…

Ветон даже не дослушала. Она сорвалась с места, подхватив лёгкие юбки своего простого платья, и побежала так быстро, что Пайпер едва успевала за ней. О царапине она мигом забыла.

***

Пайпер так и не успела догнать Ветон. Целительница легко распахнула двери, ведущие в покои Третьего, и ворвалась в спальню. Когда Пайпер была на месте, — перед этим ей пришлось тщательно проверить, что двери закрыты и никто не попытается потревожить их, — Ветон уже доставала из потайных ящиков отвары, склянки, мази, бинты и короткие острые ножи. Третий лежал на кровати, согнувшись, и подавлял крик. Его спина всё ещё кровоточила.

— Ты дала ему белый отвар? — торопливо спросила Ветон, закатывая рукава.

— Да, — выдохнула Пайпер, привалившись к дверям спальни. — И другой, с голубым осадком, тоже.

— Возьми отвар из нижнего отсека, с чёрной пробкой, и равномерно вылей его на ткань.

— Зачем?

— А ты не видишь?! — рявкнула Ветон, резко повернувшись к ней. — Делай, иначе я вышвырну тебя отсюда!

Пайпер вжала голову в плечи и метнулась к целительнице. У изножья большой кровати стоял невысокий закрытый поцарапанный сундук, на котором Ветон разложила всё, что ей было нужно. Там же стоял сундучок с отварами, который, оказывается, имел нижний и верхний отсеки. Пайпер пришлось повозиться, чтобы раскрыть нижний, пока Ветон, присев возле кровати на колени, протянула руку к Третьему и аккуратно убрала налипшие на его лоб тёмные волосы.

— Потерпи ещё немного, — тихо, ласково, почти по-матерински пробормотала она.

Пайпер запретила себе смотреть. Она аккуратно откупоривала отвар, расправляла ткань, на которую указала Ветон, и старалась как можно равномернее вылить на неё прозрачную жидкость с травяным запахом.

— Приложи к его лбу, — скомандовала Ветон, выпрямляясь. — И постарайся с помощью магии удержать его в сознании.

— Я не знаю, как, — тихо призналась Пайпер.

— Так придумай что-нибудь!

Пайпер сжала челюсти и подошла ближе. Третий, распластавшись на животе, смотрел на неё подёрнувшимися дымкой голубыми глазами. Его искусанные губы были в крови, как и спина, руки, одеяла и подушки, как и всё вокруг. Частое, хриплое дыхание — единственное, что слышала Пайпер помимо своего громко стучащего сердца.

— Что с ним? — осторожно спросила она, наклоняясь к Третьему. Он следил за её действиями, но так, будто вообще ничего не видел. Он не отреагировал, когда она, боясь сделать хоть одно лишнее движение, провела рукой по его волосам, убирая их назад, и аккуратно положила смоченную отваром ткань на горячий лоб. — Ветон?

— Замолчи и не мешай мне, — зашипела целительница, стоя к ней спиной.

Пайпер молча проглотила следующий вопрос. Она посмотрела на Третьего, пытавшегося протянуть руку, и, совсем не подумав, перехватила её.

— Арне? — тихо позвала она. — Можешь чем-нибудь помочь?

Она бы сильно удивилась, если бы он действительно ответил.

— Лерайе?

«Ну пожалуйста», — мысленно добавила Пайпер.

Сакри молчала.

— Ладно, — торопливо произнесла Пайпер, поправляя ткань на лбу Третьего, — справимся сами. Справимся же? — нарочито бодро спросила она у великана и тут же ответила: — Конечно же, справимся. А потом пойдём и поговорим с небесными китами. Просто потерпи немного.

— Я сказала не дать ему потерять сознание, а не молоть всякую чушь, — резко произнесла Ветон, встав с другой стороны кровати.

Пайпер проигнорировала её, продолжив исключительно для Третьего:

— Слушай мой голос, хорошо? Обещаю, что после я расскажу тебе, кто помогал мне в моём мире. Правда. Ты только… Пожалуйста, потерпи ещё немного.

На секунду ей показалось, что взгляд Третьего вновь стал осмысленным. Он сумел освободить ладонь, которую Пайпер машинально ухватила, и протянул её. Ветон начала ругаться и требовать, чтобы он не шевелился, — что было довольно трудно, учитывая, что его всё ещё трясло, — но Третий аккуратно, почти невесомо коснулся уголка губ Пайпер пальцами и севшим голосом спросил:

— Кто это сделал?

— Неважно, — быстро ответила Пайпер, переводя взгляд на Ветон. — Что ты будешь делать?

— То, ради чего я вообще живу здесь.

Ветон тряхнула головой, резко выдохнула и опустила ладони на всё ещё кровоточащую спину Третьего — он мгновенно истошно закричал.

— Хватит! — испуганно выпалила Пайпер, крепко ухватив руку Третьего.

Ветон не ответила. Только приглядевшись, Пайпер увидела, что ладони целительницы были порезаны и на спину Третьего капала красная кровь. Ветон рисовала на его коже, покрытой сетью шрамов, старых и новых ран, сигилы, параллельно угрожая Третьему, что она вышвырнет его меч, если он немедленно не успокоится. Глаза Третьего то мутнели, то светлели магией, из-за которой Сила пришла в движение. Поначалу это были лишь крохи, первыми отзывавшиеся на Время, но с каждым новым сигилом, который Ветон своей кровью рисовала на спине Третьего, Сила поднималась всё выше. Очень скоро под кожей Пайпер вспыхивал золотой свет, змейками тянущийся к руке Третьего, зажатой между её ладонями. Магия гудела, требуя, чтобы её использовали, и Пайпер использовала её так, как умела: отдавала Третьему, слыша в голове далёкий шёпот, руководивший каждым её действием. Ответная реакция не заставила себя ждать.

Пайпер зашипела от боли, впивающейся в каждую клеточку её тела. Кости словно перемалывало в пыль, а мышцы беспощадно растягивало и скручивало. Гул в голове был столь оглушительным, что вскоре Пайпер уже не слышала далёкого шёпота. Она слышала только хруст снега, крики тысячи умирающих и страдающих, звон стали и чавкающий звук, с которым Маракс впивался в её плечи. Хлопанье его кожистых крыльев было едва слышимым фоном.

Всё это — лишь отголоски, тень той боли, которую испытывал Третий. Пайпер не понимала, как он вообще терпел её. Ей уже хотелось выть от отчаяния и лезть на стену, а он стискивал зубы, сжимал её ладонь и почти не трясся, словно сумел взять предавшее его тело под контроль. Глаза с выступившими слезами рассеянно изучали лицо Пайпер, пока Ветон рисовала сигилы.

— Смотри на меня, — на выдохе произнесла Пайпер. — Слушай меня.

Она была уверена, что Третий едва сдерживает очередной крик, и потому начала рассказывать. Пайпер знала, что тот Второй мир, который он, возможно, знал, сильно изменился, но не объясняла каждую мелкую деталь. Она говорила с Третьим так, словно давно его знала и он идеально понимал особый язык её мира. Словно они были не сальваторами, связанными магией, а давними друзьями. Оказалось, что это было намного легче, чем она представляла.

Пайпер говорила ему о Мэне и родном Портленде — чертовски шумном городе, входящем в пятёрку самых привлекательных для жизни городов. Она говорила о его ярких домах, морозной зиме со множеством осадков и крупнейшим в штате порту, который ей никогда не нравился. О своей не особо приветливой школе и Лиз, однокласснице, с которой можно было обсудить и тему по ненавистной химии, и недавно вышедшую книгу, ставшую бестселлером. Она говорила, как старательно собирала ровно сотню фотографий, которые вошли в альбом, ставший подарком на день рождения её дяди, как она заставляла старшего брата помогать ей и как они замучили соседского кота, с которым она пыталась сделать несколько снимков. Как Лео случайно разбил её первую камеру, как мама не выдерживала долгих прогулок по книжному магазину, как бабушка Линда учила её играть в бридж, а двоюродные братья пытались взять её на слабо каждый раз, когда они виделись. Как она не стеснялась лезть в драку, если в младших классах кто-то надоедал Лео, и как она потом выслушивала о своём неподобающем поведении, при этом ловя благодарные взгляды брата. Как она клятвенно обещала покупать Эйсу его любимое мороженое за каждую книгу, которую он прочитает. Как она громко пела вместе с отцом, когда они ехали куда-то. Как она на спор поцеловалась с сокурсником, а потом, когда он неудачно пошутил, сломала ему нос. Это было за две недели до того, как она узнала о существовании сигридского мира.

Пайпер болтала обо всём и ни о чём одновременно, изо всех сил сдерживала слёзы и не знала, почему ей так больно: из-за магии, связывающей с Третьим, воспоминаний о сумасшедшем детстве с братьями или мысли, что она может не вернуться во Второй мир. Она знала, как это эгоистично, особенно сейчас, когда Третий страдал из-за какого-то странного проклятия (ибо что ещё могло так подкосить его), но ничего не могла с собой поделать. Это было единственным, о чём она могла думать сейчас, видя, с каким вниманием Третий слушает её.

О боги.

Третий внимательно слушал её.

Ветон шумно выдохнула, отходя на пару шагов. Пайпер кое-как оторвала глаза от лица Третьего, бледного, с кровью вокруг рта и на подбородке, и посмотрела на его спину. Сигилы, нарисованные Ветон, уже исчезли, но и шрамы больше не кровоточили. Остались синие пятна, странные символы и старые раны.

— Ракс, — презрительно фыркнула Ветон. — Вытри руки и принеси мне кувшин с водой

Пайпер послушно встала, почти не ощутив, как рука Третьего выскользнула из её ладоней. Ветон указала на дальний стол, на котором и высился нужный кувшин. Пайпер торопливо вытерла руки о первую попавшуюся ткань, в мыслях извиняясь перед Третьим, и принесла целительнице кувшин. Неизвестно откуда Ветон достала большую деревянную чашу, наполнила её водой и опустила в неё чистую ткань. Не говоря ни слова, она выжала её и приложила к спине Третьего, зашипевшего от этого.

— Терпи, — только и сказала Ветон.

Она стирала кровь, полоскала ткань в воде, выжимала её и продолжала. Пайпер стояла, пустым взглядом следя за умелыми и точными действиями целительницы, чувствуя себя лишней. Ей следовало уйти сразу же, как только она привела Ветон.

— Найди красный отвар с травами, — спокойно произнесла Ветон, не отвлекаясь от дела.

Пайпер молча принялась искать его, изредка поглядывая на Третьего. Он ничего не выражающим взглядом наблюдал за Ветон и не пытался её остановить. Он даже не шелохнулся, когда она стала оттирать кровь с его лица и подбородка. И после, когда она сумела усадить его и начала вытирать кровь с груди, он ничего не сказал.

— Возьми чашу вон там, — сказала Ветон, указав на шкаф, откуда Пайпер в самом начале достала сундучок. — Вылей красный отвар, добавь немного воды и порошка из зверобоя, он жёлтый, не перепутаешь. Тщательно перемешай.

Пайпер не сказала ни слова: она нашла чашу, нужные ингредиенты, маленькую деревянную палочку и расположила всё это на сундуке у изножья кровати. Она бы ни за что не перепутала столь простые действия, но всё равно мысленно повторяла их, боясь ошибиться.

— Дай мне чашу.

Пайпер передала чащу, перед этим ещё раз тщательно перемешав полученный отвар. Ветон поднесла чашу к губам Третьего, рассеянно смотрящего на целительницу.

— Пей, — строго сказала она.

Выждав несколько секунд, Третий приоткрыл рот. Ветон помогла ему выпить отвар, провела чистым уголком ткани по лбу, стирая выступивший пот, и серьёзно посмотрела на него.

— Нужен ещё настой эрвы, — задумчиво пробормотала Ветон. — Дай мне его.

— Я… я не знаю, как он выглядит. Тут не подписано.

Ветон громко цокнула языком, отдала ей пустую чашу и отошла, чтобы найти отвар. Пайпер настороженно перевела глаза на Третьего. Он сидел, ссутулившись, пустым взглядом смотрел перед собой, не обращая внимания на слабо дёргающиеся пальцы. На его спине не осталось ни пятнышка крови.

— Что с ним было? — набравшись смелости, спросила Пайпер.

Ветон не ответила. Третий согнулся, упёр локти в колени и запустил пальцы в волосы.

— Пей, — приказала Ветон, протягивая ему склянку с бледно-зелёным отваром.

Третий без возражений выпил. Ветон спрятала склянку в складках своего простого серого платья, после чего мягко надавила на плечи великана.

— Не ложись на спину, — произнесла она таким тоном, будто уже сотни раз повторяла это.

Третий смиренно лёг на живот, убрав руки под подушки, и закрыл глаза. Ветон ворчала, пытаясь выдернуть из-под него испачканные одеяла. Когда Пайпер уже решилась помочь, целительница смогла справиться с этой задачей. Она отшвырнула одеяла, подошла к большим окнам, по форме напоминавшем приплюснутый треугольник, и приоткрыла одну из створок.

— Когда и где это началось? — спросила Ветон, повернувшись к Пайпер.

— На крыше, — запоздало ответила девушка. — Когда мы пришли к небесным китам.

— Что было первым?

— Первым? А, — выдала Пайпер, стоило только Ветон выгнуть бровь, — первым. Кровь из носа.

— Вас кто-нибудь видел?

— Нет.

— Точно?

— Точно.

— Надеюсь, что так.

Ветон опустилась на пол, спиной прислонилась к шпалере, изображавшей далёкие горные вершины, и прикрыла лицо ладонью. Её руки всё ещё были в крови Третьего.

— Никто не должен об этом знать, — тихо произнесла она. — Ни одна живая душа.

— Почему?

— Никто не должен об этом знать, — упрямо повторила Ветон.

— А это… это уже случалось ранее?

Пайпер покосилась на Третьего: он уже спал. Едва заметное шевеление и тихий звук, с которым он дышал, доказывали, что он действительно спит. Изуродованная спина блестела от ещё не высохшей воды.

— Да, и не один раз.

— Ему всегда так больно?

— Да.

Пайпер нервно сглотнула.

— Это проклятие?

— Он сам тебе расскажет. Если не пожелает вырвать язык, — усмехнувшись, добавила Ветон. — Поверь мне, Первая, он наказывал и за меньшее.

Пайпер сглотнула ещё раз. Думать, насколько Третий опасен, стало ещё сложнее.

— Что за чушь ты говорила ему?

— Это не чушь, — возразила Пайпер, смотря на спину Третьего.

Боги, она пялилась, как последняя идиотка. Но эти шрамы…

— Чушь, — не отступала Ветон.

— Но он слушал. Очень внимательно.

— Он не мог внимательно слушать. Всё, о чём он думает, когда это происходит, так это о боли.

— Ты в этом уверена?

Ветон хмыкнула.

— Дорогая, — язвительно произнесла она, смотря на неё исподлобья, — неужели ты думаешь, что я не знаю, с чем работаю? Не недооценивай меня.

Пайпер сглотнула, неопределённо качнув головой. Она не представляла в полной мере, что только что произошло, но была рада, что Ветон сумела помочь Третьему, пусть и обругала в процессе и его, и Пайпер. Словно вообще не могла без этого работать.

— Это повторится? — спросила девушка, собрав руки на груди. Оказывается, они слегка дрожали. Странно. Ей казалось, что страх, вспыхнувший, точно подожжённая спичка, уже утих.

— Не знаю, — пожала плечами Ветон. — Но в ближайшие пару часов ему ничего не угрожает.

— Точно?

Ветон сощурилась, оценивающе уставившись на неё.

— Ты так переживаешь, а, Первая?

— Ещё бы я не переживала, — резко произнесла Пайпер. — Он свалился у меня на глазах и плевался кровью.

— Великанов этим не сломить.

— Откуда мне было знать?

Эйс рассказывал ей, что после того, как Иснан утянул её в карман между мирами, Гилберт сделал нечто, едва не убившее его. Крови было так много, что она залила собой всё вокруг. И Стефан, пусть и был полукровкой, сильно пострадал во время нападения, причём оба раза.

— Дай я осмотрю твою царапину, — вдруг сказала Ветон.

— Я в порядке.

— Я слышала, что Третий спрашивал о ней. Если не помогу, он мне руки оторвёт.

Пайпер не нравилось, как количество упоминаний подобной жестокости всё множилось, не оставляя ей и шанса на вопрос. Она лишь дважды видела Третьего в гневе, когда он наказал Катона и совсем недавно, в городе, но эти сцены больше не пугали её так сильно, как раньше. Магия, эта переменчивая, капризная магия, никогда не лгала и позволяла чувствовать, что для неё Третий не опасен.

— Первая, — требовательно произнесла Ветон.

— Хорошо, — сдалась Пайпер, не готовая к долгим баталиям. — Но быстро.

— Словно я хочу торчать здесь дольше необходимого.

Ветон встала, быстро нашла среди своих принадлежностей маленькую стеклянную баночку и жестом велела Пайпер застыть на месте, после чего начала аккуратно наносить полупрозрачную мазь. Кожу обожгло, но Пайпер стиснула зубы, зная, что Ветон могла бы и не помогать, раз уж она сама расцарапала себя. Сейчас это казалось таким глупым и нелогичным, но, проматывая в голове все минуты после того, как она отправилась за Ветон, никакой другой идеи не приходило.

— Тебе лучше уйти, — пробормотала Ветон, сосредоточенно выравнивая слой мази на её царапине.

— Сигилы на дверях никого не пропустят, — тихо возразила Пайпер, боясь пошевелиться.

— Никто не должен знать, что ты вообще была здесь.

— Почему?

— Тебе нужны лишние слухи?

— Обо мне и так говорят. Одним слухом больше, одним меньше — неважно.

Ветон с силой сжала её челюсть и посмотрела в глаза.

— Ты даже не представляешь, во что лезешь, — угрожающе спокойно произнесла она.

— Я не уйду, пока не убежусь, что он в порядке.

Ветон презрительно фыркнула. Пусть считает её глупой девчонкой, не способной принимать разумные решения, но Пайпер помнила ощущения, приносимые магией. Боль и страх, ломавшие её изнутри. Оглушительная тишина в голове, а следом — тысячи звуков, смешавшихся между собой.

— Он бы остался, если бы что-то подобное случилось со мной, — неизвестно для чего добавила Пайпер, вдруг ощутив в этом острую необходимость.

С этим Ветон спорить не стала.

***

Пайпер с трудом и ругательствами разлепила глаза, чувствуя, как сильно ломит спину. На ней лежало что-то тёплое, чего она не помнила, и вокруг стояла тишина, прерываемая треском зажжённого пламени.

Девушка села, зевая, уставилась перед собой, не понимая, действительно ли она сумела разжечь камин или ей это снится. Ворвавшись сюда вместе с Третьим, она не отвлекалась на интерьер других комнат, пока тащила его к спальне, но, проскочив за Ветон, мельком видела, что в комнате, похожей на гостевую, был камин. Сейчас пламя в нём громко трещало.

Оглядевшись, Пайпер смутно представила размеры комнаты: как две спальни, если не больше. Тёмные ковры со сложными узорами на полу, картины и гобелены на стенах, украшенных резными полуколоннами и лепнинами, широкие окна, скрытые за тяжёлыми портьерами, хаотично расставленная по комнате светлая мебель. Пайпер лежала на одном из диванов, напротив которого стоял низкий стол с подносом. На нём высилась дымящаяся чаша, приятно пахнущая, и глубокая тарелка с аккуратно нарезанными кусочками вяленого мяса, сыра, поджаренного хлеба и кубиками чего-то ярко-розового. Рядом с Пайпер было большое одеяло, всё ещё укрывавшее её ноги.

Она точно не ударилась головой? Может быть, Ветон вместо мази впихнула ей между зубов какую-нибудь галлюциногенную дрянь? Она бы совсем не удивилась, учитывая, как враждебно была настроена целительница. Но где она сама?

Пайпер застыла, ощутив натянувшуюся нить магии, и обернулась. В дверях, отделявших спальню от комнаты, стоял Третий с накинутыми на плечи тонкой рубашкой. Пайпер выдавила слабую улыбку, запрещая себе опускать взгляд ниже его глаз.

— Тебе уже лучше? — старательно удерживая уверенность на лице, спросила она.

— Я бы хотел спросить то же самое.

Уголок её рта нервно дёрнулся.

— Что?

— Видимо, на этот раз было намного хуже, раз ты сумела это почувствовать. Мне жаль.

Пайпер напряглась, когда Третий медленной, но уверенной походкой двинулся к ней. Хоть бы рубашку застегнул, паршивец.

— Где Ветон?

— Ушла. Она никогда не задерживается.

— А ты…

Пайпер не знала, как лучше облечь мысль в слова, и потому выжидающе уставилась на его бледное лицо. Постепенно все события вставали на свои места: как она бродила по этой комнате, изучая детали интерьера, как пыталась сосредоточиться на картинах и гобеленах и как сдавалась, заглядывала в спальню и проверяла, что Третий ещё спит. Но она не помнила, как уснула.

— Прошло часа четыре, наверное, — пробормотал он, опускаясь в кресло напротив. — Я проснулся недавно и увидел тебя здесь. Хотел отнести в твои покои, но рядом могло быть слишком много людей.

— Поэтому принёс одеяло и еду? — со смешком предположила Пайпер.

— Да, — честно ответил Третий. — И камин зажёг. У меня всегда холодно, но ты сильно замёрзла.

Пайпер сжала губы. Вот тебе и «убежусь, что Третий в порядке» — никакой реальной помощи, только лишние проблемы. Угораздило же ей попасть в общество такого честного и ответственного сальватора.

— Почему не попросил о помощи? Думаю, Клаудия была бы только рада выдворить меня отсюда, — для чего-то добавила Пайпер, не сумев удержать язвительность под контролем.

— Клаудия ничего не знает.

Пайпер оторопело моргнула.

— В смысле?

— Клаудия ничего не знает, — со вздохом повторил Третий, уперев локоть в подлокотник и кладя подбородок на сжатый кулак. — Никто, кроме Ветон, ничего не знает. И тебя.

Последние слова он добавил совсем тихо и таким тоном, будто говорил о чём-то, что неимоверно раздражало. Пайпер вдруг ощутила острое желание уползти куда подальше и всё хорошенько обдумать, но запретила себе совершать лишние телодвижения. Ответы — это именно то, в чём она нуждалась.

— Это плохо? —осторожно спросила она, сжимая край одеяла. Помещение уже прогрелось, но ощущение чего-то мягкого и тёплого совсем рядом вселяло уверенность.

Третий посмотрел на неё из-под нахмуренных бровей и нехотя ответил:

— Да.

— Почему?

Либо Ветон где-то напортачила, либо Третий устал любезничать с ней: его взглядом можно было убивать. Пайпер сильнее сжала край одеяла.

— Проклятия не бывают хорошими, — тихо ответил он, смотря на поднос, стоящий на столе. — Их можно подчинить себе, но они никогда не будут служить так же, как магия. С ними можно жить, но только если они не… если они не проявляют себя подобным образом.

Пайпер нервно сглотнула. Выходит, это всё-таки проклятие. И вряд ли Третий не пытался избавиться от него, так что она даже не будет тратить силы и их нервные клетки и задавать такой глупый вопрос. Вместо этого она спросила другое, мысленно молясь всем богам, которые только существуют, чтобы они помогли ей.

— Как давно оно у тебя?

— С тех пор, как сумел освободиться от Башни.

В объяснения он не вдавался. Если бы ещё совсем недавно она не думала, что он, возможно, умрёт, она бы обязательно продолжила спрашивать про Башню. Она знала, что нечто такое заметили охотники Катона на территории Инагроса, мёртвой земли, граничащей с владениями Тоноака и фейских крепостей. И, конечно, помнила, что в её первую встречу с Киллианом Магнус проболтался про плен. Тогда она сделала вид, будто ничего не услышала, но на деле эта информация беспокоила её куда чаще, чем она была готова признать.

— Почему только Ветон обо всём знает?

Третий удивлённо посмотрел на неё и ответил таким тоном, словно она спрашивала, почему в Омаге идёт снег:

— Она целительница.

— Но почему только она?

— Потому что это моё проклятие, — чуть жёстче произнёс Третий. — Я и так не сумел скрыть его от Ветон. Не хватало ещё, чтобы остальные узнали.

— Но я-то теперь знаю.

«Или нет», — тут же подумала она. Третий же может использовать какую-нибудь магию и заставить её забыть об этом? Может быть, Лерайе даже подыграет ему. Его она любит явно больше, чем своего сальватора.

— Я не хотел, чтобы ты знала. Не думал, что приступ случится так скоро.

— Это никак нельзя предугадать?

— Никак. Проклятие просто нападает, и всё. Это можно лишь стерпеть.

— Почему ты никому не говоришь о нём?

— Никому не понравится, если самый сильный маг Диких Земель будет корчиться от какого-то проклятия.

— Но ведь ты не всесильный, — осторожно заметила Пайпер.

— Если я не буду всесильным, я не смогу вернуть тебя домой и узнать, кто расцарапал тебе губы.

Магия подтверждала, что он не лжёт, говорит совершенно серьёзно и искренне, но Пайпер было трудно в это поверить. С намерением вернуть её домой всё понятно — она же доставала его этим вопросом каждый день, да и совсем недавно, на балконе, когда они ещё могли говорить более-менее открыто, он пообещал, что вернёт её домой. Но вот насчёт расцарапанной губы… Пайпер аккуратно проверила, что царапина уже покрылась тонкой корочкой, и краем глаза заметила, как Третий внимательно следит за её действиями.

— Что? — кое-как выдавила Пайпер.

— Кто это сделал? — тихо спросил он.

Пайпер рвано выдохнула. Она надеялась, что Третий определил наличие царапины только потому, что она выглядела немного иначе, чем раньше — но от этого появлялась мысль, что он изучал её лицо достаточно долго, чтобы запомнить мельчайшие детали. Если это было не так, выходит, что Ветон ошибалась: во время боли от проснувшегося проклятия он действительно слушал Пайпер.

Поняв, что это означает, она едва не сползла вниз.

— Пайпер, — строже произнёс Третий.

— Грегори, — выпалила она.

Третий удивлённо уставился на неё.

— Что?

— Ты назвал меня по имени, и я… тоже решила назвать тебя по имени.

— Но это не моё имя, — озадаченно уточнил он.

— Ну, теперь я это знаю. Буду перебирать все имена, какие знаю. Какое-нибудь уж точно будет твоим.

— Это займёт слишком много времени.

— Тогда я скажу тебе, кто сделал это, — она ткнула себя в уголок рта, — если ты скажешь, как тебя зовут.

Должно быть, в этот самый момент Третий окончательно потерял терпение. Пайпер и так постоянно ходила по самому краю, испытывая предел своих возможностей и чужие границы. Она не удивилась, когда Третий нахмурился, сжал челюсти и раздражённо рыкнул.

— Кто бы это ни был, — произнёс он спустя несколько секунд молчания, — я позабочусь, чтобы наказание было соответствующим.

— Господи, — выдохнула Пайпер. — Это всего лишь царапина. К тому же… я сама это сделала.

Третий вскинул голову так резко, что серёжка в левом ухе зазвенела.

— Ты? — едва слышно произнёс он. — Зачем?

— Чтобы Ветон точно пошла со мной. Я не знала, где найду её, и решила перестраховаться.

— И она поверила тебе?

— Разумеется, нет. Зато другие поверили.

— Какой кошмар…

Третий шумно выдохнул, закрыв лицо руками. Теперь, увидев его руки достаточно близко, без перчаток или попыток спрятать их от её изучающего взгляда, Пайпер замечала тонкие светлые шрамы на пальцах, ладонях и запястьях. Семейный перстень казался чересчур ярким элементом.

И знакомым. Пайпер была уверена в этом.

Глава 18. Слишком быстро, несерьёзно

Кап, кап, кап.

Карстарса сводил с ума этот звук. Он был слышен в любой части Башни и в любое время. Была вероятность, что на самом деле он звучал только в его голове, что на самом деле в Башне стояла тишина, изредка прерываемая рычанием его легиона. Но его было много, слишком много, и голова Карстарса болела сильнее, чем от давления сигридской магии.

Но потом он слышал песню, и звук капающей крови их жертв ненадолго отступал. Карстар наслаждался пением, которое должно было его раздражать, и растворяющейся болью.

Прямо сейчас пение доносилось из дальней части сада. Карстарсу пришлось создать его, чтобы поддерживать иллюзию нормального мира для своей пленницы. Здесь были деревья и цветы, которые уже давно должны были умереть на этой серой земле, каменные статуи, которые на самом деле были проклятыми пленниками, надоевшими ему. Но его пленнице нравилось здесь, ведь она думала, что это — отличное место, и что за его пределами, ограниченных хаосом, всё так же прекрасно.

Идя по начищенной до блеска каменной дорожке, Карстарс видел шнырявших между кустами и деревьями мелких созданий. Они перепрыгивали с одной увитой лозой ветки на другую, срывали цветущие бутоны и разрывали яркие лепестки, бросая их в Карстарса. Это раздражало его так же сильно, как и сам сад, но для его пленницы создания выглядели милыми безобидными драу, а сам Карстарс — её другом. Её единственным другом в этом жестоком мире. Он и выглядел соответствующие: короткие острые рога, кончиками загибающиеся к макушке, были скрыты хаосом так же, как и чёрные белки глаз. Почти белая кожа была лишь на тон светлее, чем у неё, а волосы черны, как ночь. Наверное, она думала, что он из великанов. Он не знал, как на самом деле выглядели его глаза для неё, но если они и оставались красными, то она не задавала вопросов. В этом не было никакой нужды, ведь он был её единственным другом в этом жестоком мире.

Какая мерзость.

Услышав приближающиеся шаги, Розалия мигом затихла. Стоящий в отдалении Уалтар, всегда следовавший за ней по пятам, даже не поднял головы, старательно читал древний магический трактат. Если Карстарс не ошибался, он дошёл до теории мага Анки, предположившей, что хаос и магия на самом деле ближе, чем сигридцы привыкли думать.

— Доброе утро, — поприветствовала Розалия, складывая руки на коленях.

Она была в лёгком платье, не защищавшем от холода. Всегда только в платье. Она — маленькая принцесса, и Карстарс был вынужден постоянно поддерживать подобную иллюзию.

Для неё в этом маленьком идеальном мире солнце вставало на востоке и садилось на западе, лунный цикл всегда был правильным, а хищные создания, желавшие вонзить свои острые зубки в её тело — милыми драу. Простые блюда, которые готовили подчинённые Карстарсом люди, казались ей изысканными яствами, грубые камни — драгоценностями, а всех, кого она видела, её сознание воспринимало как подданных. Самых проблемных созданий Карстарс ограждал хаосом, но другие даже подыгрывали ей. Они не кланялись Розалии, как это делают настоящие подданные, потому что дети хаоса никому не кланяются — только своим командирам.

Карстарс никогда не отвечал на её приветствие. Её песнь — это сигнал, что хаос начинал медленно оставлять её, что его нужно вернуть на место и дать новые команды. Её песнь могла привлечь внимание раньше, чем того бы хотел Карстарс.

Он подошёл ближе и сел на каменную скамейку рядом с ней. Розалия аккуратно поправила юбки лёгкого голубого платья и улыбнулась. Карстарс улыбнулся в ответ — его острые железные зубы должны были казаться маленькой пленнице самыми обычными, а железных когтей и вовсе не было видно. Ему нравилось таким образом издеваться над ней, и всё ради момента, когда она, наконец осознает, кто он на самом деле.

— Мне кажется, становится теплее, — заметила Розалия, посмотрев на него.

— Возможно, — тихо ответил Карстарс.

— Можно мне устроить пикник в саду?

— И кто согласится составить тебе компанию? — со смешком спросил он. — Уалтар?

— Он будет рад, — несмело возразила Розалия.

— Он будет рад разорвать брату-предателю горло, — пробормотал Карстарс.

— Что?

— Пока что рано для пикников. Нужно подождать, пока станет теплее.

В этом маленьком мирке Розалии никогда не станет теплее, но ей незачем об этом знать.

— Я бы хотела прогуляться, — сказала Розалия. — За территорию. Мы давно там не были.

Они никогда там не были, но контролировать воспоминания этой девчонки было проще простого.

— Разумеется, — едва сдерживая ядовитую улыбку, согласился Карстарс. — Думаю, я буду свободен через несколько дней.

Розалия ахнула.

— Ты пойдёшь со мной?

— Как иначе? — не переставал улыбаться Карстарс. — Прослежу, чтобы тебе ничего не мешало. Чтобы ты была счастлива.

Ей никогда не быть счастливой, но Розалии не стоило об этом знать.

***

На спину Джинна будто что-то давило. Он стоял возле кровати, стараясь как можно незаметнее расправить плечи, выпрямиться, чтобы сбросить невидимый груз, но ничего не получалось. То ли из-за инородного происхождения груза, который он не мог распознать, то ли из-за трупа, лежащего на кровати.

Девушке, должно быть, не было и шестнадцати. Настоятельница Брид, встретившая Джинна ещё вчера, так и не назвала точный возраст погибшей — то ли не знала, то ли была слишком потрясена, чтобы вообще говорить о произошедшем. Но Джинн заставлял: в храме, находящемся всего в дне от Омаги и скрытом за магическими границами, ночью при таинственных обстоятельствах умерла девушка.

На первый взгляд казалось, что она просто спит. Смуглая кожа, ещё не посеревшая, пышные каштановые локоны, разметавшиеся по подушке, вполне естественная поза, заботливо накинутое сверху тёплое одеяло. Джинн не знал, сделала ли это соседка девушки, обнаружившая её мёртвой, или же настоятельница приказала прикрыть труп. Его это, вообще-то, и не волновало. Он должен был понять, почему этим утром, с которого в храме должно было продолжиться празднество, одна из его жительниц не проснулась.

— Господин Каслана, — с плохо скрываемым волнением произнесла настоятельница Брид. Она была невысокой, сухенькой женщиной, возраст которой уже близился к преклонному: в чёрных волосах, однако, ни одного седого волоска, а морщины на лбу будто появились не из-за прожитых лет, а потому что настоятельница постоянно хмурилась. При этом её тёмно-синие глаза выражали испуг — за живущих в храме девушек, за себя, за Джинна, в конце концов, ведь вчера и сегодня он был их гостем.

— Мне нужно знать, принимали ли вы кого-то ещё, — пробормотал Джинн, смотря в лицо мёртвой девушки. Утончённое, совсем юное. Ей и впрямь было не больше шестнадцати лет. — Я сообщу королю, что необходимо послать больше рыцарей для охраны.

Дело было не в количестве рыцарей, идеально выполнявших свои обязанности, или двух магах, обеспечивающих поддержание магических границ. Джинн знал это, но был обязан убедить настоятельницу, что Киллиан сделает всё возможное, чтобы жительницы храма чувствовали себя в безопасности. Возможно, он наконец сумеет убедить их, что пора оставить это древние здание, стоящее на пересечении каких-то там магических линий. Джинн хоть и был магом, не слишком разбирался в этом. Это казалось ему… сигридским. Его же магия, берущая начало из двух источников, была чем-то иным и отказывалась признавать превосходство исключительно сигридской стороны.

Давление на спину усилилось. Джинн передёрнул плечами, стараясь хоть немного облегчить ношу, но этого никак не удавалось сделать. Что-то давило, давило и давило, без остановки, с той самой минуты, как Джинн рассказал Третьему и Клаудии, что видел какие-то обрывки своих воспоминаний.

Казалось, будто что-то живёт внутри него и пытается прорваться наружу.

— Я задержусь, — продолжил Джинн, внимательно оглядывая труп так, чтобы не вызвать гнева настоятельницы. Сейчас это было просто тело, но он знал, что настоятельница Брид не позволит ему тщательно изучить его, если он не проявит достаточно уважения к покойной. — Возможно, на два или три дня. Потребуется время, чтобы понять, что произошло на самом деле.

— Мы не обнаружили следов яда, — напомнила настоятельница, задумчиво складывая ладони. — В комнату никто, кроме Ати и Хаабы, не входил. Ати спит чутко, она бы обязательно услышала, если бы кто-нибудь вошёл. Но ни следов удушения, ни борьбы, ни колотых ран, словно она…

— Просто уснула и не проснулась, — мрачно закончил Джинн.

Почему девушка, которая ещё вчера вместе со своими подружками восхищённо обсуждала неожиданно прибывшего к ним гостя, уже сегодня мертва?

— Но мы сможем узнать, что произошло, — продолжила женщина, посмотрев на него из-под нахмуренных бровей, — если применим достаточно сильную магию.

Джинн целую секунду не понимал, о чём она, а после тяжесть, давившая на спину, будто усилилась.

— При всём моём уважении к вам, — ровным, ни на мгновение не дрогнувшим голосом произнёс Джинн, посмотрев на настоятельницу сверху вниз, — но Третий не явится сюда по вашему первому зову из-за одной девушки. Вы знаете это не хуже меня.

— А если умрёт кто-нибудь ещё?

— Вы меня не слышали? Я задержусь. Я достаточно силён, чтобы понять, в чём тут дело.

— Но Третий…

— Третий не станет тратить драгоценную магию на одну девушку. Во всех Диких Землях каждый день умирают тысячи людей. Третий должен лично узнать причины смерти каждого?

Настоятельница возмущённо открыла рот и взмахнула ладонями, будто отгоняя насекомое. Джинн поморщился от тяжести, нещадно гнувшей его спину, но выдержал взгляд женщины. Она понимала, что он прав, но не хотела этого признавать. Каждому хотелось верить, что горе, коснувшееся его, сможет разгадать именно Третий. Он ведь сальватор и сильнейший маг Диких Земель. Но даже это не позволяло ему быть везде и сразу. И Джинн знал: Третий действительно не станет срываться с места из-за одной мёртвой девушки. По крайней мере, до тех пор, пока Джинн не найдёт доказательства, что вмешательство сальватора необходимо. Не зря же Джинн был посланником мира и вторым сильнейшим магом.

— Соберите всех в столовой, — скомандовал Джинн, когда настоятельница так ничего и не добавила. — Пусть придут рыцари, ещё не вышедшие на дежурство. Я объясню всё, что знаю, и начну искать убийцу.

Как бы сильно ему ни хотелось заняться древними текстами, ради которых он приехал, он не мог проигнорировать убийство, произошедшее прямо у него под носом. Особенно такое тихое, чистое и незаметное.

— В одиночку вы ничего не сможете сделать, — укоризненно произнесла настоятельница Брид.

— Напоминаю, что это вы отказываетесь покидать храм.

Женщина тут же вспыхнула и возмущённо воскликнула:

— Вы не понимаете! Это место — одно из последних на севере, сохранивших свою магическую ценность! Здесь скрыты тайны, и ветер поёт, неся волю богов…

«Боги не слышат вас», — подумал Джинн, слушая, как настоятельница несёт всякую чушь. Если бы боги действительно слышали сигридцев, стали бы они игнорировать их? Даже Джинну, пришедшему из какого-то иного мира, казалось, что нет.

Настоятельница всё говорила, ни на секунду не останавливаясь, не сбавляя темпа и будто нарочно не делая пауз между предложениями. Джинн не пытался остановить её, зная, что это бесполезно — она не упустит возможности ткнуть его носом в то, в чём он, как она наверняка думала, совсем не разбирался.

Однако Джинн разбирался — так хорошо, как только мог человек, не разбирающийся в самом себе. Он, потерянный и помнящий только своё имя, изучал Сигрид, его легенды и истории, на собственном опыте проверял действия законов разных стран. Он разобрался во всём этом так хорошо, что кэргорское общество магов, перед которым он лишь чудом предстал, согласилось помочь ему познать собственную магию. Но настоятельница Брид говорила таким тоном, словно Геирисандра заметила его лишь вчера.

Когда настоятельница, наконец, закончила, Джинн кивнул на дверь и напомнил:

— Соберите всех в столовой.

Если бы эта женщина не понимала, что они на одной стороне, она бы определённо убила его. В её взгляде было так много злости, словно Джинн собственноручно убил несчастную Хаабу. Эта мысль наверняка была доминирующей и не отпускала настоятельницу даже сейчас.

Давление на спину постепенно перерастало в боль, которую он пока что успешно подавлял.

Джинн посмотрел на настоятельницу, надеясь, что его жёлтые глаза посветлели достаточно, чтобы Брид поняла — с ним лучше не спорить.

— Вам лучше не забираться слишком высоко, господин Каслана, — вдруг произнесла она, чопорно сложив руки перед собой и повернувшись к двери. — С вырванными крыльями вы не сумеете спастись, когда будете падать под шёпот умирающих звёзд.

Прежде, чем Джинн успел спросить, что это, ракс её подери, значит, она вышла, гордо подняв голову.

***

В периоды, когда дворец принимал гостей, Магнус наслаждался минутами покоя, наступавшими только в пределах покоев Киллиана. Ни суеты, ни праздничного шума, ни осторожных разговоров о том, о чём говорить не следовало. Только они, завтракающие, обедающие или ужинающие все вместе, иногда — в обществе Пайпер, присутствие которой Киллиан едва терпел; обсуждающие свои планы или слушающие споры Джинна и Магнуса на какую-нибудь глупую тему. Обычно во время празднеств Магнус редко появлялся в покоях Киллиана, потому что всегда либо напивался до беспамятства и засыпал где попало, либо проводил ночь с какой-нибудь леди там, где им никто не мешал. В первый вечер, к сожалению, не повезло: Магнус пусть и не помнил, как дошёл до своих покоев, помнил, что уснул совершенно один. Пять пустых бутылок из-под фейского вина на столе это подтверждали. Он рассчитывал, что хотя бы сегодня ему повезёт, но был неприятно удивлён. Возле бутылок лежало запечатанное письмо.

Магнус уже давно не получал таких писем.

Он вскочил, чувствуя, как мир кренится, врезался бедром в край стола и схватил письмо. На печатке была змея, кольцами обвивавшая рукоятку меча, лезвие которого смотрела вверх. Только этого было достаточно, чтобы Магнус захотел разорвать письмо на мелкие кусочки и бросить их в огонь. Уж лучше бы Пайпер пришла и растолкала его, вынудила провести тренировку, говоря о том, что ей не следует выбиваться из намеченного плана. Магнус бы с радостью и трещащей от боли головой встал и провёл ей эту идиотскую тренировку. Это было бы не так сложно, как признать, что с Ингмаром из семьи Рафт придётся встретиться.

Ни Киллиан, ни Третий его не осудять, если он не встретится с Ингмаром. Никто даже словом не обмолвится. Все сделают вид, будто ничего и не произошло. Но раз Ингмар здесь, в Омаге, и не удосужился сообщить об этом раньше, он будет надоедать Магнусу так долго и интенсивно, как только может. Эта черта определённо была той, что он унаследовал от своего отца.

Интересно, он может спрятаться так, что его не найдут и подумают, что он просто провалился сквозь землю? Или стоит выпить ещё больше и довести себя до состояния, когда помочь могут только целительницы? Одна из новеньких, Либе, уже две недели пыталась заговорить с ним. Магнус старательно делал вид, что не замечает её неуклюжих попыток, побегов и румянца, потому что знал, что, стоит ему обратить на это внимание, как Либе сгорит от стыда. Но сегодня он был готов изменить своим правилам, доползти до лазарета и ждать, пока стеснительная Либе наберётся храбрости, чтобы хотя бы начать разговор.

Нет, так не пойдёт. Ингмар не успокоится, пока не найдёт его и не выведёт на разговор, из-за которого Магнус взбесится так сильно, что будет до самой ночи терроризировать стражников, требуя, чтобы они потренировались с ним. Если Ингмару не удастся встретиться с Магнусом сразу, он перекинет своё внимание на Клаудию или Стеллу. Эйкен, как сам говорил Ингмар, ещё слишком мал, чтобы с ним было интересно. Хоть Клаудия слышала мёртвых, что цеплялись за спину Ингмара, а Стелла грозилась перегрызть ему горло, если он скажет ещё хоть слово в адрес Магнуса, он не останавливался, зная: его не тронут. Если с Ингмаром что-нибудь случится, дом Рафт разорвёт все клятвы, связывающие его с Артизаром, и единолично выступит против Омаги. Дом Рафт был достаточно силён и безумен, чтобы сделать это.

Магнус глубоко вдохнул, сжимая письмо, ещё запечатанное, в руке. Бумага громко хрустнула. Всегда, когда всё шло относительно хорошо, следующим, с чем сталкивался Магнус, была какая-нибудь ненавистная ему проблема, которую не удавалось решить сразу. Он выучил это ещё со времён, когда его отец, протянувший руки к богатствам жены, довёл её до безумия и болезни.

Магнус выдохнул, торопливыми движениями расправляя бумагу. Ингмар со своими требованиями, напоминаниями и угрозами может катиться до самого Инагроса и дальше, в Мёртвое море, на съедение чудовищам. Магнус вытерпит его, как и всегда. А потом он найдёт Пайпер, скажет ей, что сегодня ей следует хорошенько выложиться на занятиях с Анселем. Или даже вновь попробует оседлать Басона, которого Третий вот уже две недели готовил к длительному путешествию. И после напьётся так, что забудет собственное имя, и никто не остановит его от попыток отыскать девушку, которой будет не противно провести с ним ночь.

У Магнуса был отличный план, и он был намерен держаться за него до самого конца. Поэтому он привёл себя в порядок и, как и всегда, закрепил ножны сокрушителя на поясе. Магнус настолько привык к мечу, что не мог обойтись без него даже на празднествах или за обедом. Появиться где-либо без меча всё равно, что появиться на публике без одежды.

Первым признаком того, что Магнус испытывал терпение Ингмара, стал Ансель. Он постучался к нему и вошёл, даже не дождавшись ответа.

— Насколько очаровательно я выгляжу? — спросил Магнус, стоило Анселю едва не подскочить к нему.

— Всё плохо! — выпалил Ансель.

— Чего? Нет, я не могу выглядеть настолько плохо…

— Не ты! Ингмар…

— Что он сделал? — со вздохом спросил Магнус.

— Пока ничего, — возразил Ансель. — Он вообще какой-то тихий, а ведь ты говорил, что он любит болтать за обедом…

— Что? Уже обед? — Магнус растерянно уставился в окно, находящееся напротив, надеясь понять, как долго он спал. Низкие серые тучи никуда не делись и сильно мешали определить, какое сейчас время суток.

— Дело в в том, что он требует встречи с Пайпер, — произнёс Ансель. — Говорит, что Керук поручил лично в руки передать ей какое-то письмо

Магнус грязно выругался. Наверное, ему следовало перебороть неприязнь, распечатать письмо и прочитать его, чтобы узнать чуть больше деталей, но… Ингмар всегда встречался только с ним, Третьим и Киллианом. И когда они посещали дом Рафт в Артизаре, их встречали только Ингмар и Керук, никаких советников, генералов и прочих лишних ушей. На самом деле в том, что Керук поручил Ингмару познакомиться с Пайпер лично, не было ничего удивительного, но Магнус знал, какой катастрофой может обернуться настойчивость посланника дома Рафт. В попытках найти Пайпер он не оставит от дворца даже камня на камне.

— Когда-нибудь я преподнесу его Герцогу, — процедил Магнус сквозь зубы, выбегая в коридор. — На блюдечке с золотой каёмочкой! Где сейчас Пайпер?

— Видел её со Стеллой и Эйкеном на кухне. У нас где-то через час должно быть занятие, хотя я настаивал, чтобы сегодня его не было…

— Отличное же время выбрал Ингмар!

Может быть, просто столкнуть его с лестницы? Или сразу же в окно? Если это кто-нибудь увидит, у Магнуса будут серьёзные проблемы… В таком случае нужно взять у Ветон смертельную дозу какого-нибудь порошка или отвара и просто подмешать его в еду Ингмара. И как-нибудь прикрыть это действие магией Третьего, иначе маги дома Рафт, начав расследование, всё поймут. Да, Магнус так и сделает. Сразу же после того, как скажет Ингмару, что он не имеет права требовать что-либо от их Золотца.

***

Как оказалось, Ансель прибежал к Магнусу, потому что Третьего элементарно нигде не было. Он словно сквозь землю провалился — никто не видел его со вчерашнего вечера, когда он отправился на встречу с небесными китами. Киллиан же не мог просто оставить Ингмара без присмотра, к тому же он знал, что в принятии решений, касающихся дома Рафт, всегда следует учитывать мнение Магнуса. Никто из жителей Омаги не знал дом Рафт так хорошо, как Магнус. Ещё он очень любил вставлять свои комментарии, но Киллиану они не слишком нравились. Впрочем, Магнус и это считал своим святым долгом.

— Какой приятный сюрприз, — лениво протянул Ингмар, качнув чашей с вином в его сторону. — Здравствуй, Магнус.

— Ансель, — быстро произнёс Киллиан, посмотрев на юношу, мгновенно вытянувшегося в струнку, — будь добр, передай Третьему, что мы ждём его.

В переводе на язык, которого Ингмару знать было не обязательно, это означало, что Ансель должен любыми способами отыскать Третьего. Сальватор всегда появлялся вовремя и никогда не пропускал встречи с представителем дома Рафт. Его отсутствие — плохой знак.

Ансель кивнул и выбежал из просторной столовой, в которой Киллиан всегда обедал в обществе важных гостей. Зал был светлым, целиком состоял из камня и дерева и был до того простым, что даже глазу не за что было уцепиться, особенно во время затяжного молчания. Гобелены на стенах — с изображением природных пейзажей, вышитых с помощью каких-то странных узоров. Ни картин, ни растений, ни даже лепнин под потолком или резьбы на подсвечниках. Тут даже скатерть была белой, без единого стежка рисунка или кружева. В результате самое интересное, что было в этом зале, — это люди, которых принимал Киллиан. Но Магнус бы предпочёл не изучать Ингмара, ведь знал его слишком хорошо.

Чересчур знакомая смуглая кожа, слегка посеревшая из-за условий, в которых они жили, внимательные тёмно-карие глаза, чёрные волосы, наспех приглаженные на правую сторону, родинка над левой бровью. Черты лица Ингмара всегда, даже в детстве, были жёсткими, словно он с самого рождения был готов демонстрировать свою ядовитую улыбку и скверный характер. Герб семьи Рафт, змея с клинком, был вышит у него над сердцем.

— И зачем, скажи на милость, тебе нужна Пайпер? — тихо спросил Магнус, так и не сделав ни шага вперёд. Он стоял возле дверей, уверенный, что, стоит ему подойти, как Ингмар совершенно случайно воткнёт ему вилку в глаз.

— Пайпер? — медленно повторил Ингмар. — Так вы леди Сандерсон настолько близки? А мне-то казалось, что у неё другой любовник.

— И это уж точно не ты, — совершенно спокойно заметил Киллиан, делая небольшой глоток вина.

Ингмар возмущённо открыл рот и обернулся к нему. Киллиан поставил чашу перед собой, не удостоив Ингмара даже взглядом.

— Ты не ответил на вопрос, — напомнил Магнус.

— Разве я обязан отчитываться перед тобой? — справившись с потрясением, уточнил Ингмар. — Ты прекрасно знаешь волю отца. И о клятве, надеюсь, не забыл.

— Во-первых, леди Сандерсон не приносила вам клятвы, — произнёс Киллиан. Обед — лишь формальность, попытка соблюсти приличия, но король великанов выглядел так, словно ещё дымящиеся блюда, стоящие перед ним, куда интереснее Ингмара. — Во-вторых, о её своенравности уже ходят легенды.

— Да, я слышал, что вчера она развлекалась с каким-то эльфом. Вместо того, чтобы общаться с небесными китами, — многозначительно добавил Ингмар спустя несколько секунд.

— Я не могу осуждать леди Сандерсон за страсти, присущие людям, и уж тем более винить её в этом. Давайте признаем, Ингмар: будь у вас возможность, вы бы тоже не отказались расслабиться с кем-нибудь, особенно когда вокруг так много лжецов и лицемеров.

Единственное, что Магнус любил в этих встречах, — это наступление Киллиана, никогда не обходившееся без едкого комментария. Он так же не переносил Ингмара и знал, что за несколько не слишком добрых шуток дом Рафт не сумеет выдвинуть ему обвинения, и потому позволял себе больше, чем обычно.

И, возможно, из-за присутствия Пайпер внутри Киллиана скопилось так много, что он был готов выплеснуть негативные эмоции на ком угодно. Но только возможно, потому что Магнус не понимал, как Пайпер может раздражать кого-то настолько сильно. Она же Золотце.

— Вам следует обучить её манерам, — как бы вскользь бросил Ингмар. — Отправьте её к нам, в Артизар. Среди людей ей будет намного лучше, чем среди великанов и всех прочих. Я лично прослежу, чтобы она обучилась тому, что должен знать каждый сигридец.

— Я и на сотню лиг не подпущу тебя к ней, — проскрежетал Магнус.

— Отец поручил мне передать письмо, Магнус, — тоном, подходящим для разговора с неразумными ребёнком, произнёс Ингмар. — Исключительно для Первого сальватора, Пайпер из семьи Сандерсон. Не напомните, кстати, откуда её семья?

Магнус раздражённо поджал губы. Ингмар махнул ладонью, словно передумал искать ответ на свой вопрос, и добавил:

— Разве сальваторы — рабы? Вы и так держите Третьего на привязи. Что, кстати говоря, удерживает его сильнее? Кертцзериз или кантарацан?

Магнус услышал, как скрипнули зубы Киллиана. Будь его воля, он бы вцепился ими в глотку Ингмара, рыцарь в этом не сомневался. Для великанов кертцзериз и кантарацан — священные связи, и к ним всегда относились с уважением. Если другие народы и не понимали сущности этих связей, то просто принимали их существование. Хоть кэргорцы и верили, что между близнецами есть особая связь, эцетар, это не то же самое, что кертцзериз или кантарацан.

— Или, может быть, — не дав никому ответить, продолжил Ингмар, — это искренняя любовь? Слышал, будто наконец появилась женщина, завоевавшая его сердце.

Магнус оторопело моргнул. А затем ещё раз, поняв, что Ингмару удалось по-настоящему удивить его.

С каких это пор ходят слухи, будто какая-то женщина завоевала сердце Третьего и почему Магнус до сих пор их не слышал?

— Не знаете? — невинно уточнил Ингмар. — Какая жалость… Тогда спрошу у леди Сандерсон, как это вышло.

— Леди Сандерсон не интересуется сплетнями, — хмыкнув, заметил Киллиан.

— Разве? Мне казалось, что, раз уж это и её касается, она будет заинтересована.

Сейчас по-настоящему удивился Киллиан. Магнус следил, как его сосредоточенное выражение лица меняется на растерянное, причём на целых две секунды, что было значительно дольше допустимого. Ингмар был абсолютно уверен в себе, раз сказал нечто настолько вызывающе — он точно знал, что Киллиан не располагает нужной информацией. И если бы дело не касалось Третьего, король великанов и бровью бы не повёл.

— Что? — перебарывая скованность во всём теле, Магнус наконец подошёл ближе. Он так и не решился сесть за одно из мест, приготовленное специально для него. Остановился возле него, напротив Ингмара, чтобы следить за каждым его действием.

— А вы не знаете? — с наигранной улыбкой спросил Ингмар, внимательно оглядев сначала Магнуса, затем — Киллиана с нахмуренными бровями. — Вы не знаете, где и с кем был Третий после того, как встретился с небесными китами?

— Ты говоришь о сальваторе, Ингмар, — тихо, но грозно произнёс Киллиан. — О сальваторе, генерале Омаги и члене моего рода. Выбирай выражения.

— Я лишь удивлён, что вы этого не знаете… Какая жалость. А ведь я думал, что ты, — он посмотрел на Магнуса и растянул губы в улыбке, не предвещавшей ничего хорошего, — будешь первым, кто всё выяснит. Тебе ведь так нравится совать нос в чужие дела.

— Могу сделать так, что ты никогда больше не сможешь совать свой нос в чужие дела.

— Не нужно мне угрожать, Магнус. Я удивлён вашим незнанием, и только.

— Личная жизнь Третьего меня никогда не интересовала.

Что, разумеется, было ложью. Магнус в первые же дни, когда Третий вновь был в состоянии строить связные предложения, выпытал из него, какие женщины ему нравится. Когда Третий не сказал ничего внятного, Магнус спросил, нравятся ли ему мужчины. Третий опять ничего не сказал, и Магнус едва не убился, пытаясь получить хоть какой-нибудь ответ, но всё же сумел узнать, что Третий не заинтересован в Клаудии. И в Стелле — это Магнус выяснил после того, как она стала жить в Омаге вместе с ними. И вообще в любой другой женщине, о какой бы Магнус не спрашивал, хотя Третий всё-таки подтвердил, что мужчины его не привлекают.

— Леди Сандерсон провела у Третьего едва не всю ночь, — без всяких предупреждений произнёс Ингмар, холодно улыбнувшись. — Ушла только под утро, и то без верхней одежды. Никогда прежде не слышал, чтобы хоть кто-нибудь, даже служанки или целительницы, были в покоях Третьего.

— И кто только тянул тебя за язык? — послышалось со стороны дверей.

По телу Магнуса пробежал холодок. Киллиан, вновь невозмутимый и серьёзный, медленно поднялся, приветствуя гостя. Магнус же взглядом искал слепых стражников и тупых слуг, не предупредивших о приходе Керука, главы дома Рафт.

— Рад, что вы всё-таки решили присоединиться к нам, — с вежливой улыбкой произнёс Киллиан. — Как ваше самочувствие?

— Прекрасно. Всё благодаря вашим целительницам, — тем же тоном ответил Керук.

— Я передам ваши слова Ветон.

Чёрта с два Магнус поверит, что у Керука со здоровьем всё прекрасно. Он почти четыре года отказывался от посещения Омаги, ссылаясь на состояние своего здоровья, но Магнус знал: он не выносил этого города, его жителей, короля великанов, Третьего и его, Магнуса, в частности. Однако как только стало известно об ещё одном сальваторе, он явился сразу же. Удивительно, что он не стоял под стенами города на следующий день после того, как Охотники разнесли весть о Пайпер по всем Землям.

— Здравствуй, Магнус, — приподняв уголки губ в подобии улыбки, сказал Керук. — Ты выглядишь удивлённым. Не получил письмо?

Магнус молча выругался. Действительно ли Ингмар написал, что Керук приехал вместе с ним, или же это было ещё одним испытанием для него?

— Получил, — ответил Ингмар вместо него. — Присаживайтесь, отец. Его Великанское Величество не особо любит присутствия слуг, так что за вами поухаживаю я.

— Я был бы рад, если бы Магнус присоединился, — медленно идя к столу, сказал Керук.

Магнус выругался ещё раз.

Керук был крепким, высоким, сильным мужчиной, и почтенный возраст в нём выдавали только седина на висках да морщины на скуластом лице. Он всё так же аккуратно зачёсывал каштановые волосы от лба к макушке, смотрел на всех свысока тёмно-карими глазами и не забывал гладко бриться.

Магнус пожалел, что приучил себя всегда сбривать щетину, бесившую его. Из-за этого они с Керуком были слишком похожи.

Киллиан посмотрел на него, подняв брови, и молча указал на место по левую сторону от себя, прямо напротив Керука, который с напускным кряхтением опустился на свой стул, любезно выдвинутый Ингмаром. В потемневших синих глазах Магнус прочитал приказ, которого он не мог ослушаться. И напоминание: он делает это ради Омаги и тех, кого любит. Только из-за этого Магнус был готов наступить себе на горло и сделать всё возможное, чтобы Керук и Ингмар остались удовлетворёнными.

— Магнус? — с лёгкой растерянностью в голосе обратился к нему Керук. — Ты не присоединишься?

Секунды тянулись так медленно, что Магнусу показалось, будто он не меньше сотни раз сошёл с ума. Но он всё же сделал шаг, приблизился к месту и сел, бесцветно ответив:

— Как вам будет угодно, отец.

***

Пайпер не понимала, почему Магнус так зол и взволнован, и до сих пор не узнала, почему он весь день таскался за ней. Он явился в зал, где они с Анселем занимались, упал на свободный стул и, не говоря ни слова, схватил первую попавшуюся книгу и уткнулся в неё. Он наверняка с первых строчек понял, что эта были детские сказки, написанные очень простым языком, — Ансель заставлял Пайпер читать их, чтобы она закрепляли сигридский, будто не знал, что Джинн предлагает ей литературу посложнее, — но упрямо продолжал, пока не прочитал книгу до конца. Затем он, когда Эйкен и Стелла предложили прогуляться по садам и немного развеяться перед началом вечернего празднества, увязался за ними. Стелла и Эйкен делали вид, будто ничего необычного не происходит, но Пайпер было не по себе. Магнус всегда улыбался, шутил и предлагал выпить или сделать что-нибудь такое, из-за чего у Клаудии начнётся нервный тик. Пару дней назад он сказал, что они обязаны попробовать оседлать Басона, иначе Магнус отказывается отправляться в Тоноак вместе с Третьим.

Хотелось спросить, изменилось ли его решение, но Магнус ни на кого не реагировал. Стелла не смогла его расшевелить, даже повиснув на нём и потребовав, чтобы он перестал хандрить. Одна из приезжих эльфиек, даже во время празднества носившая свою странную броню из кожи и тусклых тканей, случайно столкнувшаяся с ними во время прогулки по территории дворца, бросила что-то о поединке. Магнус не ответил, и тогда Пайпер по-настоящему забеспокоилась. Он же никогда не отказывался от поединка и всегда был готов доказать, кто является лучшим рыцарем во всех Диких Землях.

— О, о! — неожиданно закричала Стелла, подпрыгнув на месте. — Я чую Третьего!

— Серьёзно?! — возмущённо воскликнул Эйкен. — Я весь день пытался его найти!

То-то он был менее активным, чем Стелла. Впрочем, Стелла всегда была активной, и по её настроению не следовало пытаться угадать, случилось ли что-то.

От Анселя Пайпер знала, что Третьего никто не видел с того самого момента, как он ушёл с празднества ради небесных китов. Ей казалось, что Ансель хотел добавить что-то ещё, но он почему-то краснел и начинал мямлить. Он едва сумел передать приказ Киллиана Эйкену и поручить ему отыскать Третьего через тени, после чего, вмиг став серьёзным, предложил Пайпер начать урок.

Она не могла сосредоточиться. Эйкен не мог найти Третьего, Магнус был чем-то встревожен, сальватора ещё никто не видел. Неужели ему опять стало плохо? Он сказал, что в ближайшее время проклятие не даст о себе знать, но что, если он солгал, желая успокоить её? Или проклятие стало проявлять себя всё чаще и чаще?

Пайпер не следовало соглашаться на прогулку со Стеллой и Эйкеном, тени которого неустанно искали Третьего по всему дворцу. Ей следовало самой начать искать его, вот только… как бы она это сделала? Сила либо отзывалась на её желания лишь в какие-то там периоды ретроградного Меркурия, либо игнорировала её. Вчера, когда Третьему было больно из-за проклятия, Пайпер хотела помочь ему, и потому Сила отозвалась. Но она не была уверена, что сумеет подчинить магию сейчас. Она даже не представляла, как именно всё случилось вчера. Не может же она на весь дворец кричать истории из своей земной жизни, чтобы Третий, услышав их, прибежал и стал внимательно слушать.

Думая об этом, — и о Магнусе, напоминавшем призрака, — всю прогулку, Пайпер решала, как именно ей уйти. И только выкрик Стеллы вернул её к реальности. Оборотень сорвалась с места, завизжав, и побежала по спутанным дорожкам сада, припорошённых снегом. Магнус вдруг повеселел, ухватил Пайпер за руку и с улыбкой произнёс:

— Сейчас ты увидишь кое-что прекрасное.

Пайпер едва успевала за Магнусом. Эйкен бежал сзади, жалуясь на всё подряд, но в первую очередь — на Третьего, чей запах Стелла так неожиданно учуяла.

Место, к которому оборотень их привела, могло бы быть даже красивым, если бы не количество и людей и запах, почти сбивший Пайпер с ног.

— Ты привыкнешь, Золотце, — пробормотал Магнус.

Данное ей прозвище, произнесённое столь непринуждённым тоном, могло бы подсказать, что Магнус вновь становится самим собой, но Пайпер уже не верила ему. Она хотела присмотреться к рыцарю, попытаться отыскать, из-за чего такие перемены, но услышала громкое ржание, чей-то смех и неразборчивый шёпот. Пайпер вслед за Магнусом приблизилась к деревянному ограждению, за которым была огромная территория манежа с перемешанным снегом, грязью и песком. Слева виднелось светлое здание, возле которого было несколько людей, напряжённо следившими за одной лошадью, бешено скачущей из стороны в сторону. Или же они следили за Третьим, сидевшим в седле с таким видом, словно он катался на дружелюбном пони.

— Великолепно, правда? — едва не с придыханием произнёс Магнус, наваливаясь на ограждение. Стелла почти перелезла за него, но Эйкен её кое-как удержал.

— Что именно? — осторожно уточнила Пайпер. Она оглядела зрителей, — рыцарей, слуг, гостей Омаги, — но все почему-то с интересом и восхищением, хорошо видном на лицах, смотрели на беснующуюся лошадь. — Разве это не опасно?

— Только не для Третьего! — не без гордости ответила Стелла.

— Ненавижу его за это, — пробормотал Магнус. — С Басоном никто, кроме него, справиться не может. У нас полно опытных воинов, умеющих укрощать самых диких зверей, но Басон — особый случай. Если бы мы не были уверены, что он из лошадиной породы, решили бы, что он настоящее чудовище. Дикий и необузданный. Вроде мерин, а всё равно агрессивный.

— Что-то я не понимаю…

— Некоторым нравится смотреть, как Третий с ним обходится. Это вроде представления.

— А некоторым, — шёпотом добавила Стелла, наклонившись к ней, — нравится смотреть насамого Третьего!

Пайпер удивлённо моргнула.

— В смысле?

— Да ты только посмотри, как он держится в седле! Ничего в этом не понимаю, — поспешно добавила Стелла, махнув рукой в центр манежа, где Басон перешёл с галопа на более спокойный темп, — но Киллиан говорил, что Третий держится лучше некоторых всадников из конницы!

— Иными словами, он в этом хорош, — вмешался Эйкен.

— И поэтому дамам нравится пялиться на него, — пояснил Магнус. — И не только дамам. Вообще всем. Стоит ему сесть на Басона, как он становится раксовым богом. Только бог и может усмирить Басона… Это несправедливо!

Магнус ударил кулаком по ограждению и измученно выдохнул, сосредоточенно вперившись в Басона, непрерывно двигающегося по манежу. Пайпер, проглотив очередной вопрос, — очевидно, ей не добиться более точного ответа, — обратилась во внимание.

Она никогда не подходила к лошадям достаточно близко. Один раз, когда отец взял её и Лео на конюшню, которой владел его давний друг, какая-то очень любопытная лошадь чуть не откусила Лео пальцы. С тех пор Пайпер старалась не приближаться к этим животным, но изменила своему правилу здесь: всё-таки, она не могла проделать длинный путь от крепости Икаса до Тевье и тем более до Омаги на своих двоих. И к Тоноаку она пешком не дойдёт. Она знала, что Третий поможет ей своей магией, что она удержится в седле, и не волновалась. По крайней мере, до тех пор, пока не увидела гарцующего Басона.

Пайпер вжала пальцы в ограждение, неотрывно смотря на Басона — от кончиков ушей до хвоста и копыт чёрный, без единого светлого пятнышка, с мощными напряжёнными мышцами, блестевшими то ли от снега, то ли от пота. Пайпер не могла определить, насколько он крупный, но когда Басон с вздёрнутой головой прогарцевал всего в двух метрах от них, она прикинула: должно быть, в холке он достигал её макушки, а Третьему — до плеч. В сравнении с другими лошадьми, которых Пайпер видела, Басон и впрямь был крупным. Он, как и сказал Магнус, напоминал чудовище, из ноздрей которого без остановки валил пар.

— И часто тут такое? — тихо спросила Пайпер у Магнуса.

— Чаще, чем ты думаешь. Но Басон был ранен и долго провёл в Омаге, так что теперь ему не терпится отправиться в путь. Будь его воля, он бы прямо сейчас сорвался в Тоноак.

— Если он такой агрессивный, то почему его держат здесь?

— Потому что Третий лично заботится о нём. Ты разве не знаешь, что перемещаться на лошади гораздо удобнее, чем на своих двоих?

Пайпер хмыкнула, вновь посмотрев на Басона: закончив круг, он, не дождавшись команды Третьего, ускорился. Но Третьего это словно не заботило: он совершенно спокойно расправил плечи и поудобнее ухватился за поводья, слегка ударив бок Басона пяткой.

— За такое Басон отгрыз бы мне голову, — со вздохом произнёс Магнус. — Я сотни раз пытался приручить его, но он терпеть меня не может!

— А тебе так хочется прокатиться на нём?

— Басон — сильнейший и быстрейший. Каждый рыцарь мечтает о таком жеребце. Но я, разумеется, — мгновенно возразил он сам себе, приняв важный вид, — Лепесточку не изменяю.

Пайпер прыснула от смеха.

— Кому?

— Лепесточку. Его едва не загрызли твари, но мы вовремя их отогнали. Девать Лепесточка было некуда, так что забрали в Омагу. Лет шесть назад, наверное. Он меня очень любит.

— Ты дал ему это имя?

— Нет. Драу нашептали Третьему. Или он просто решил меня обдурить, чтобы я, великий и прекрасный Магнус, ездил на Лепесточке.

— По-моему, это очень мило.

Магнус недоверчиво прищурился. Пайпер улыбнулась, надеясь, что он не воспримет её улыбку как издевательство, и обернулась к манежу. Количество людей, наблюдавших за выездом Басона, становилось всё больше. Вопросов, каких-то странных споров и даже ставок — тоже, будто всё это действительно было одним большим шоу, а Басон — самым непредсказуемым его участником. Пайпер же просто смотрела: как Басон, фыркая и мотая головой, отказывается направляться к конюшням, как переходит с одного темпа на другой, нетерпеливо машет хвостом и наверняка испытывает терпение Третьего. Но на лице Третьего ничего не менялось. Он спокойно подстраивался под Басона, вёл его в сторону, которую он выбирал, поддерживал взятый им темп и не пытался остановить, когда тот направился к препятствиям — каким-то невысоким разноцветным балкам, которые люди, до этого стоящие возле конюшни, вытащили наружу.

— О, да всё серьёзно, — прокомментировал Магнус. — Дело уже дошло до препятствий.

— А ты не знал? — удивилась Пайпер.

— По утрам я занимаюсь тобой, Золотце.

— Выходит, пока мы тренируемся, Третий… катается на лошадке. Вау.

— Впечатлена? — заговорщическим шёпотом поинтересовался Магнус.

— Не думала, что у него есть время на подобные развлечения.

— Обижаешь. Конница — важная часть любых войск. Любой уважающий себя воин, будь то фея или великан, обязан держаться в седле и уметь вести бой. А Третий, если не забыла, генерал Киллиана. К тому же, его с детства этому обучали.

Пайпер хотела уцепиться за последние слова, но Стелла вдруг радостно захлопала в ладоши и заулыбалась. Ничего превосходного в том, как Басон перепрыгивал через препятствия, Пайпер не нашла, но, должно быть, она просто была дурой, ничего не понимающей в столь тонком искусстве.

С каждым мгновением она всё меньше хотела садиться в седло. Может, предложить Третьему попытать удачу с порталом?

— Ты получала сегодня какие-нибудь письма? — неожиданно спросил Магнус.

Он следил за Басоном, будто не было ничего важнее, но обращался явно к Пайпер. Причём так тихо, словно не хотел, чтобы их кто-нибудь услышал.

— Нет, — запоздало ответила Пайпер. — А что?

— До окончания празднеств тебе лучше не оставаться одной. Постоянно будь с кем-нибудь.

— Почему?

— Пожалуйста, Золотце, — он повернулся к ней, и Пайпер с озадаченностью заметила во взгляде Магнуса настоящую мольбу, — пообещай, что не будешь оставаться одна.

— Мне что, и ночью нужно с кем-то быть? — раздражённо выпалила Пайпер. — Мои покои защищены сигилами. Мы с Третьим сами их писали.

— О! — восхищённо выдал Магнус, округлив глаза. — Так это правда? Что ж, в таком случае я спокоен. Ингмар не посмеет к тебе приблизиться, если рядом Третий. Даже письмо передать не сможет.

— Я не…

Эйкен вскрикнул, когда Басон, резко затормозив рядом с ограждением, хлестнул его хвостом.

— Ах да, забыл добавить, — произнёс Магнус, делая шаг назад, — Басон терпеть не может всех, кроме Третьего и милых леди.

— Басон! — радостно закричала Стелла, начав расчёсывать его чёрную гриву.

Третий не шелохнулся, когда Басон подошёл ближе и подставил шею под руки девушки. Взбудораженные шепотки со стороны наблюдателей, которые почему-то всё ещё были здесь, словно звучали близко и далеко одновременно. Пайпер не нравилось, с какой лёгкостью Стелла, забравшись на ограждение и удобно усевшись, гладила гриву Басона и чесала ему за ушами, и настораживало, как Третий смотрел на неё.

— Скажи-ка мне кое-что, — влез Магнус раньше, чем Пайпер успела попросить не пялиться на неё так пристально, — почему ты не явился на обед?

Пайпер озадаченно моргнула. О каком обеде говорил Магнус?

— Я тренируюсь с Басоном, — спокойно ответил Третий. — Нам скоро в путь, если ты не забыл.

— Ты оставил меня один на один с Ингмаром и Керуком!

Лицо Третьего мгновенно изменилось на непонимающие. Пайпер казалось невозможным, чтобы он побледнел, ведь его кожа и так была почти белой, но именно это и произошло — даже несмотря на раскрасневшиеся от выезда нос и щёки.

— Мне не доложили, что Керук прибыл.

— Сегодня утром, — чеканя слова, ответил Магнус. — Киллиан знал, но не мог найти тебя, чтобы сообщить. Разве ты не получил письмо от Ингмара?

Третий неопределённо качнул головой. Пайпер сразу поняла: если он не прятался от своих прямых обязанностей намеренно, то делал это неосознанно — по большей части из-за того, что было вчера вечером. Возможно, ему всё ещё было больно и он пытался справиться с этой болью, хотя Пайпер не видела следов усталости на его лице и не чувствовала, чтобы магия протестующе ныла внутри.

— Золотце, кстати, тоже пригласили, — между тем продолжил Магнус. Третий легко спрыгнул на землю, и Басон, наконец избавившись от всадника, подошёл к воркующей над ним Стелле ближе. — Но она не пришла. Вы сговорились?

Пайпер не понимала, о чём он говорил. Она никогда не слышала ни об Ингмаре, ни о Керуке. Но Третий, судя по его взгляду, направленному на неё, знал, о каком обеде и письме шла речь.

Третий выпустил поводья из рук, что казалось Пайпер просто опасным. Разве не следует контролировать лошадь, особенно такую агрессивную? Но не успела она даже рта открыть, как Третий подошёл вплотную к ограждению и протянул к ней руку. Пайпер, прекрасно зная, что он просто хотел сказать ей что-то, подошла ближе необходимого. Третий аккуратно коснулся её затылка, наклоняя к себе, и едва слышно пробормотал на ухо, обдавая его горячим дыханием:

— Я приказал драу забрать приглашение на обед, присланное тебе от Ингмара. Поверь мне — тебе с ним пока лучше не встречаться. Оставь это мне и Магнусу.

Он вполне мог сказать это громче и не касаясь её, но на жалкую долю секунды Пайпер поверила, что иначе и быть не могло. Третий не мог не протянуть руку, коснуться её затылка так невесомо и нежно, словно она была хрустальной, и не объяснить непонимание Пайпер совсем тихо, чтобы их никто не услышал.

Раз уж Магнус заговорил о каком-то там Ингмаре при всех, Пайпер пришла к выводу, что тема не была слишком секретной. Но то, о чём она хотела спросить, вполне подходило под категорию секретности. Она схватила Третьего, уже готового отстраниться, за плечо и наклонилась ближе.

— Что с тобой? — едва разлепив губы, спросила Пайпер. — Почему тебя никто не мог найти?

— Потому что не хотел этого.

— Тебе всё ещё плохо?

Третий улыбнулся.

— Нет, мне значительно лучше. Иначе я бы не пришёл к Басону.

Магнус очень громко кашлянул. Третий невозмутимо убрал руку, тогда как Пайпер едва не отскочила в сторону. Улыбка рыцаря была какой-то слишком яркой. Эйкен выглядел озадаченным.

— Никогда бы не подумал, что Ингмар может принести приятную весть.

— Заступай на дежурство, — никак не отреагировав на его слова, сказал Третий.

— Что?! Это ещё почему? Сегодня я планировал напиться!

— За то, что споришь со мной.

— Но я на спорю с тобой!

— Во-первых, тебе следует лучше выбирать выражения. Во-вторых, ты споришь прямо сейчас. Заступай на дежурство.

Пайпер едва сдержала смех. Эйкен, будто почувствовав, что ему ничего за это не будет, тоже рассмеялся. Стелла озадаченно обернулась к ним, одной рукой продолжая чесать Басону за ушами, пока Магнус пыхтел от возмущения и жестами показывал, что будет с каждым из них. Когда он, наконец, переключился на Третьего и протянул руки к его шее, сальватор замер и поднял голову к небу.

— Тихо! — рявкнул он.

Магнус мигом утих. Несколько людей, пытавшихся незаметно подслушать их разговор, умолкли. Никто не обращал внимания на бешено стучащее сердце, и Пайпер сделала вывод, что этот грохот слышала лишь она.

Третий напряжённо вглядывался в небо несколько секунд, пока не вытянул руку вперёд и не поймал что-то. Стелла ахнула и наклонилась ближе, заметив маленькую чёрную птицу.

— Мамочки, — испуганно пробормотал Эйкен.

— Что? — не поняла Пайпер, смотря на птицу. — В чём дело?

— Послание из Тоноака, — пролепетал Эйкен, большими от ужаса глазами посмотрев на девушку. — Ласточки — птицы леди Эйлау.

— Ласточки?

Пайпер пригляделась: птицей и впрямь оказалась чёрная ласточка с единственным белым пятном на груди. К её лапке был привязан кусочек пергамента, и Пайпер сильно удивилась, когда Магнус смог без проблем отвязать его. Ей-то казалось, что послание аж из самого Тоноака будет сильно потрёпанным.

— Ласточки леди Эйлау долетают до Омаги за два дня, — подала голос Стелла, пока Третий вчитывался в послание. — И обычно они приносят…

— Такар! — громко закричал Третий, обернувшись к конюшням. Один из мужчин встрепенулся. — Немедленно седлайте лошадей! Эйкен, отыщи Клаудию и Мелину, скажи им, что мы выдвигаемся через полчаса.

Эйкен сдавленно пискнул, кивнул и бросился обратно по дорожке, ведущей к садам. Стелла взволнованно гладила Басона, выжидая, пока с лица Третьего исчезнет это перекошенное от недовольства и гнева выражение. Ласточка у него на руке беспокойно прыгала и пронзительно пищала.

— Магнус, сообщи Киллиану, что мы отбываем, — скомандовал Третий, хватая поводья Басона. — Пусть напишет Джинну и передаст ему всё, что мы обсуждали.

— П-погоди-ка! — запнувшись, повысил голос Магнус. — Что произошло? Почему отбываем сейчас?

Третий уставился на него безумным взглядом и уже открыл рот, но передумал и качнул головой. Стелла спрыгнула с ограждения, отогнала любопытных зрителей и взяла Пайпер за руку.

— Пойдём, нам нужно собрать вещи. У нас же всего полчаса!

Пайпер кое-как высвободила руку из хватки Стеллы и обратилась к Третьему:

— Что произошло? Что написала леди Эйлау?

Магия на секунду затаилась. Так было вчера, за мгновение до того, как боль проклятия, разрывавшего Третьему спину, атаковала её. Пайпер с замершим сердцем ждала отголосков чужой боли, но её не последовало. Третий выглядел отстранённым и потерянным, говоря:

— Леди Эйлау пишет, что Розалия в Тоноаке.

Часть II: Прощания. Глава 19. Слыша, как клокочет гнев в моей груди

Часть II

Прощания

Это путешествие в никуда.

Интуитивный ориентир только путнику дан.

Народ же будет подглядывать и шептать друг другу:

«Бедолага заблудился и ходит по кругу».

— ГРОТ, «Маяк»

Если бы Клаудия только могла дотянуться до какого-нибудь меча, она бы обязательно всадила его в Третьего. Это бы не остановило его и даже не всколыхнуло разум, — или остатки разума, на существование которых она уповала, — но Клаудия хотя бы попыталась. Впрочем, когда он всё же соизволил появиться, на его левой скуле был свежий синяк, и один взгляд на него доставил Клаудии непередаваемое удовольствие.

— Господи, — выдохнула Пайпер, оторвавшись от старательного созерцания того, как Магнус проверял крепление её седла. — Что случилось?

— Киллиан, — тихо ответил Третий.

Клаудия злорадно рассмеялась. Если говорить исключительно о природе великанов, то Киллиан, разумеется, был значительно сильнее. И яростнее, ведь он с самого начала был против, чтобы Третий пытался каким-либо образом спасти Розалию. Они ещё не получили подтверждения от Джинна, что воскрешение мёртвых возможно, и потому срываться безо всякого плана и так скоро — гиблое дело. Но когда речь шла про кантарацан, Третий был готов сунуться куда угодно. И если уж Киллиан не сумел его остановить, то у Клаудии, даже с мечом или оружием пострашнее, не было и шанса. Ей оставалось лишь смотреть на синяк, который Третий убрал достаточно быстро, и следовать за ним. Делать то же, что и всегда.

Именно этим она и занималась вот уже четыре дня.

Половина пути к Тоноаку уже была пройдена. Под резкие порывы северного ветра, летевшего им в спины, редкие яростные дожди, шепотки фей из свиты Мелины, отправившейся с ними, и полным отсутствием желания делиться своими мыслями у Третьего. Клаудия уже поверила, что этих долгих двухсот лет и не было. Что Третий, выбравшийся из Башни, лишь недавно нашёл её, прячущуюся в пустующем доме, полном мёртвых чудовищ и громко кричащих голосов. Сейчас он, разумеется, разговаривал, — чего не делал в первое время, когда Клаудия вместе с ним покинула брошенное поселение, — но мало и почти не касался содержания письма от леди Эйлау. Клаудия лишь раз видела его, но не поняла написанного: это был какой-то особый язык, который использовали Третий и леди Эйлау, чтобы их письма, если перехватят, не смогли прочитать. Она знала, что речь шла о Розалии, каким-то образом оказавшейся в Тоноаке, но нуждалась в более весомом подтверждении. Такого не было ни в первые часы пути, ни спустя четыре дня. Зато был растерянный взгляд Пайпер, её нытьё Магнусу о том, что она не понимает, как они живут без порталов и прочая ерунда, на которую Клаудия даже не реагировала.

Ей хватало проблем. Помимо Третьего, молчаливого и задумчивого, наверняка думающего, может ли он гнать Басона до самого Тоноака без единой остановки, были голоса мёртвых. Всего в их процессии участвовало двенадцать человек, и у десяти из них за спиной были свои мертвецы, причём не в единственном экземпляре. Исключения составляли сама Клаудия и Пайпер, до сих пор не поддававшаяся проклятию. Она, казалось, вообще ничему, кроме нытья о своей незавидной участи, не поддавалась.

Клаудия слышала от Третьего и Джинна, что Дикие Земли подавляют магию Пайпер значительно медленнее, чем это было с ними. Давление мира постепенно усиливалось, но уроков Пайпер хватало, чтобы противостоять этому. В результате выходило так, что мир, отвоёвывая у неё право на магию, неизменно проигрывал. День за днём, час за часом, словно внутри Пайпер было что-то более мощное, чем Сила Лерайе. Клаудия знала, что это невозможно, но всё равно внимательно следила за девушкой. Если она не могла услышать мёртвых за её спиной, это не означало, что она совсем уж ничего не узнает.

К тому же, как бы Клаудии ни хотелось в этом признаваться, но рядом с Пайпер было тихо. Не спокойно, а тихо. Голоса не вгрызались Клаудии в голову, не шептали о свершениях живых, проклятиях тварей и мире, утонувшем во тьме. Пайпер жаловалась Магнусу на невозможность использовать портал, порой чересчур быстрый темп Венца, — серого в яблоках мерина, которого Такар подготовил специально для неё, — отсутствие горячего душа и шампуня с кокосом (Клаудия не знала, что это). При этом она без возражений ела относительно скромный ужин, в основном состоявший из пойманной Стеллой дичи, вяленого мяса, сыров и уже начавшего черстветь хлеба, заступала на дежурство, если удавалось уговорить на это Третьего, и с умом тратила имевшийся у них запас воды. До Серебряной реки, где они могли пополнить запасы, было ещё полтора дня пути. Ночь отступила совсем недавно, несколько часов назад, и идти им предстояло до самого заката — серого, свинцовыми тучами укрывающего землю слишком быстро. Пайпер до сих пор удивлялась отсутствию солнца, а после тихо жаловалась, что «здесь нельзя даже солнечную ванну принять».

Всё в этой девушке было противоестественным, не способным существовать в относительном равновесии. Клаудия терпела её глупые разговоры лишь ради тишины, что крылась за её спиной. Стоило им по какой-либо причине остаться наедине, как Клаудия, ругая себя, осторожно наслаждалась этой тишиной. У Третьего — хор сотен и тысячи людей, умершими от его рук; у Магнуса — его мать, товарищи, люди, о которых он никогда не рассказывал, и отец, единственный живой, поддавшийся проклятию Клаудии; у Стеллы — Охотники, чью смерть она застала; и у Эйкена — что-то неясное, но шумное, давящее, словно концентрированная тревога. У Мелины и её свиты — ещё больше мертвецов, и лишь Пайпер была оплотом тишины. Прямо сейчас, пока она не начала доставать Магнуса очередным потоком вопросов и странных выражений, Клаудия наслаждалась этим необычным чувством. Даже специально подвела Потрошителя поближе, хотя от близости коня с острыми зубами Пайпер явно нервничала. Клаудию это ничуть не волновало. Её волновал только Третий, задумчиво рассматривающего потрёпанную карту, словно не изучил её многие годы назад и не знал всех тайных троп. Словно думал, не оставить ли всех в крепости Конте, которую они, согласно планам, не должны были посещать, и рвануть в Тоноак одному.

Может, Клаудии следует подвести Потрошителя поближе и столкнуть Третьего на землю? Он вряд ли заметит и, скорее всего, даже не предаст этому должного значения, словно так и должно быть. Или всё-таки отвести его в сторону и поговорить? Он уже давно не прислушивался к ней, их голосу разума, узнававшему все тайны, но вдруг именно сейчас…

— Что это за звук? — обеспокоенно спросила Пайпер.

Клаудия сощурилась, надеясь, что это не очередная глупая болтовня девушки, уставшей от пути. Она и так слишком часто жаловалась, будто Третий не делился с ней магией и своими знаниями, позволявшими ей не упасть.

— Я ничего не слышу, — ответил Магнус, но при этом стал терпеливо гладить Лепесточка по гриве, чтобы тот немного успокоился.

— А я слышу, — возразила Пайпер. — Какой-то гул, словно…

— Ройаксен! — вдруг выкрикнул Эйкен, вцепившись в шерсть Стеллы. — В полулиге от нас!

Третий громко выругался.

— Немедленно в лес!

Потрошитель без промедлений свернул в сторону леса, окружавшего их с двух сторон — он всегда чувствовал, когда лучше просто подчиниться. Стелла первой юркнула между кустами, пока Эйкен пытался не получить низкими ветками деревьев по лицу. Мелина приказала своим феям рассредоточиться на другой стороне и схватила Венца под уздцы, прикрикнув на оторопевшую Пайпер.

Они зашли в глубину леса достаточно, чтобы их не было видно с главного тракта, но расположились так, чтобы самим всё прекрасно видеть. Клаудия уже не различала силуэты людей, скрывшихся на другой стороне, но по коротким вспышкам серого поняла, что Амалер уже чертит защитные сигилы — точно такие же, которые чертил Третий, старательно выводя каждый из символов. Неужели для того, чтобы он перестал хандрить, нужен был ройаксен?..

— Что…

— Тихо, — шикнул на Пайпер Магнус, даже ладонь поднял, чтобы накрыть ею рот девушки, но почему-то остановился. — Ни единого звука.

— Но…

Ладонь Магнуса всё-таки закрыла ей рот, из-за чего Клаудия позволила себе улыбнуться. Ситуация совсем не располагала к подобному, но многие людей перед опасностью и страхом смерти вели себя не совсем разумно.

Напряжённая тишина затягивалась. Совсем скоро лошади стали беспокойно топтаться на месте, и их пришлось беззвучно успокаивать. На это Третий тратил лишние крупицы магии: только тогда Пайпер, казалось, поняла, насколько всё серьёзно. Она сжала губы в тонкую линию и покрепче ухватила поводья. Рядом с ней Эйкен, ни на секунду не отпускавший шерсть на загривке Стеллы, чтобы не упасть, шевелил пальцами левой руки. Тени всех форм и размеров срывались с его кожи и растворялись между деревьями, уносясь как можно дальше. Третий предостерегающе посмотрел на него, но Эйкен, вскинув брови, демонстративно отпустил одну из Змей.

Наконец Клаудия услышала гул, который Третий всегда замечал самым первым — но только не сегодня, разумеется. Она заметила, как Пайпер чуть ли не вжала голову в плечи, вглядываясь в пустой тракт, и мысленно считала удары своего сердца. Хватало всего десять — с того самого момента, как она начинала слышать гул.

На этот раз тень ройаксена появилась значительно раньше. Всего на четвёртом ударе сердца. Клаудии потребовались усилия, чтобы вопрос, на который никто из них не знал ответа, не сорвался с языка.

Первым появилась громадная чёрная тень, напоминавшая мраморную колонну с кроваво-красными прожилками. Она опустилась на тракт, раздробив землю, и следом пришёл оглушительный грохот и сильный ветер. Лепесточек дёрнулся, но Магнус удержал его на месте. Потрошитель щёлкнул острыми зубами, однако тогда же ройаксен сделал второй шаг, и этот звук заглушил всё вокруг. Где-то вдалеке загалдели птицы, сорвавшиеся с деревьев, испуганное зверьё сорвалось с места — Клаудия поняла это по лицу Эйкена, слушавшего одну из своих теней, вернувшейся в числе первых.

Какой-то странный писк раздался со стороны Пайпер. Клаудия метнула на неё злобный взгляд, но её злость быстро прошла. От страха Пайпер тряслась едва не всем телом, но догадалась закрыть рот руками, чтобы не издать ни звука. При этом её расширившиеся глаза были направленные вверх. На верхушки тёмных деревьев, галдящих птиц, спешащих убраться как можно дальше, и ройаксена.

У ройаксенов не было лиц, только бездна тьмы, в которой изредка вспыхивали звёзды цвета крови и из которой, не переставая, валил красный дым, но в остальном устройство их тел было почти таким же, как у великанов до северного заклятия, разве что чуть более внушительным. Чаще всего ройаксены были как минимум в пятьдесят метров ростом, и каждый миллиметр их крепких тел был пропитан хаосом и проклятиями. Из старых ран сочилась чёрная кровь, прожилки на телах напоминали трещины красного цвета, а рёв их был так громоподобен, что вполне мог заглушить рокот полного сил великана.

Когда Третьему подвернулся случай, он тщательно изучил тело мёртвого ройаксена и сказал: они не великаны, подвергшиеся воздействию хаоса, но и не изначальные жители Диких Земель. Они были сигридцами, но с ними произошло что-то, чего Третий не мог объяснить, лишь знал, что количества хаоса в телах ройаксенов было порядочным. Не все тёмные создания могли управиться с ними, ведь в изменённых телах ройаксенов циркулировал чистый гнев и ярость, которую никто не мог обуздать. Они были воистину устрашающими гигантами, бороздившими территорию Диких Земель безо всякой цели.

Каждый ребёнок знал: почувствовал приближение ройаксена — прячься, да так, чтобы не издавать ни звука. У ройаксенов чуткий слух, и без защитных сигилов от них не скрыться. Если прятаться негде, целиться нужно точно в бездну тьмы со вспыхивающими звёздами и дымом, и обязательно сокрушителем. Обычное оружие лишь разъярит ройаксена, будь то маленький ножик, который даже почувствовать трудно, особенно такому чудовищу, или сама Золотая Стрела. Хотя Клаудия сомневалась, что Золотая Стрела не справится с ройаксеном.

Обычно они устраняли ройаксенов, но сейчас это было слишком опасно. Клаудия научилась различать этот гул, эхом раздававшийся в голове, от иного, когда чудовище было в ярости. Сейчас ройаксен был спокоен и просто шёл в никуда, они бы могли справиться с ним даже с помощью одной стрелы. Третьему нужно лишь нанести на стрелу сигилы, которые сделают из неё сокрушитель, и хорошо прицелиться, но сальватор стоял, держа ладонь поднятой, и ждал, пока ройаксен отдалится. Он явно не хотел рисковать ни одним из них. Или думал, что его рука дрогнет. Клаудии были ненавистны оба варианта.

Время тянулось невообразимо медленно. Нельзя было выходить из укрытия сразу же: ройаксен бы почувствовал их и напал, ведь он везде видел угрозу. Оставалось лишь ждать, пока он удалиться на достаточное расстояние, и лишь после изменить маршрут. Ройаксен двигался в сторону крепости Конте — значит, им придётся сделать крюк, чтобы уж точно не столкнуться с ним.

Когда Третий наконец заговорил, Клаудия показалось, что прошло две вечности:

— Мелина, мне нужна бумага.

Мелина молча нашла в своих седельных сумках пергамент и кусочки угля. Третий быстро написал послание, свернул его и вручил Эйкену.

— Пусть твоя самая быстрая тень передаст это Конте.

Эйкен кивнул, сжав послание в руках. Тень Сапсана, крылья которой трепыхались даже сейчас, словно она уже парила в небесах, сжала в когтях протянутое послание и сорвалась с места. Часть предплечья Эйкена опустела.

— А мы не могли…

— Пусть этим занимаются Конте и его охотники, — прервал его Третий, похлопывая Басона по шее. — Нам нельзя отвлекаться.

— Как скажешь, — надувшись, буркнул Эйкен.

Он, по всей видимости, хотел продемонстрировать, какими свирепыми бывают его тени. Вот только Клаудия не понимала, для чего.

— Сделаем остановку через пару лиг, подальше от пути, выбранного им. Пусть лошади отдохнут и успокоятся.

— Твою испуганную лошадь случайно не Пайпер зовут? — не удержалась от колкости Клаудия.

Третий закатил глаза, поджав губы, но ничего не сказал. Пайпер всё ещё закрывала себе рот. Даже не шелохнулась, когда Мелина вновь взяла Венца под уздцы и вывела на тракт.

Она и впрямь была до смерти напугана.

***

— Нельзя же быть такой злой, — проворчал Эйкен, старательно гипнотизируя свою флягу. Он не признался в этом, но Клаудия знала: из-за близости ройаксена хаос, живущий в теле Эйкена, едва не вышел из-под контроля, что, в свою очередь, сказалось на его управлении тенями. Он устал, хотел есть и пить, но делал вид, будто уже опустевшая фляга его ничуть не волнует.

— Я не злая, — пожав плечами, возразила Клаудия.

— Я видел как ты улыбалась, когда Пайпер стошнило.

— Наоборот, это же хорошо, когда человека рвёт. Организм очищается.

— Клаудия, — осуждающе прошептал Эйкен.

Клаудия действительно не злорадствовала. Она могла быть жестокой, подозрительной и мстительной, но она бы никогда не посмеялась над человеком, который впервые увидел ройаксена. Клаудия сама, увидев его в первый раз, не была образцом сдержанности и уверенности. Просто теперь, как надеялась девушка, Пайпер понимала, что жёсткое седло, отсутствие душа (что это вообще такое?) и какого-то там шампуня — мелочи в сравнении с тем, кого они могут встретить.

Пайпер сидела на холодной земле, прижав колени к груди, и слушала радостный щебет Стеллы, параллельно крутя флягу в руке. Стелла перевоплотилась в человека меньше двух минут назад, всего за минуту натянула всю одежду, выданную Третьим, и не забыла даже про тёплый плащ. Энергия из неё била, ведь в обличье волчицы она не могла разговаривать, только пытаться выразить свои чувства через тявканье, вой и какие-то незначительные действия. Судя по лицу Пайпер, она бы предпочла сейчас слушать именно тявканье.

Как только Третий объявил, что они могут остановиться, — возле какого-то старого строения, уже почти поглощённого лесом, Пайпер соскочила с Венца, едва не упав, и избавилась от скромного завтрака прямо под поваленным деревом, поросшего синим мхом. Кто-то из фей протянул сочувствующее «у-у», а когда Пайпер, судя по звукам, была готова продолжить, Третий едва успел подхватить её волосы. Он что-то очень тихо говорил ей, медленно и обнадёживающе гладя по спине, пока Пайпер бормотала какую-то чушь (наверняка земную, Клаудия даже не сомневалась в этом) и краснела. И чего только тут стесняться? Едва не каждого выворачивало наизнанку на глазах у других. Магнуса как-то отравили, и его стошнило прямо на камзол Третьего. Можно считать, что Пайпер прошла боевое крещение.

Вот только она сидела, слушая щебет Стеллы, и вертела в руках флягу с водой. Изредка она всё же откупоривала её и делал большие глотки, но чаще всё же пялилась в пространство перед собой.

— Нельзя быть такой злой, — тихо повторил Эйкен таким тоном, словно продолжая разговор.

— Я не злая, — возразила Клаудия. — Эй, Золотце, в твоём мире таких чудовищ не было?

— Дело не в чудовищах, — хрипло ответила Пайпер, не поворачиваясь к ним, — а в магии. Сила просто взбесилась. Едва не разломала мне все кости и не сожгла всю кровь.

Клаудия бы и не пыталась узнать, что это значит и как ощущается, но будто инстинктивно обернулась к Третьему. Пока все адекватные лошади пощипывали редкую траву, проглядывающую сквозь синий мох, заполнивший собой абсолютно всё вокруг, Басон скакал из стороны в сторону, пихал Третьего в спину, требуя, чтобы они двинулись дальше, и порядком нервировал мужчин из числа фей. При этом Мелину Басон, стоило ему оказаться рядом с ней, обходил очень аккуратно, даже хвостом не крутил. Ни Мелина, ни Третий, о чём-то спорившие друг с другом, не реагировали на Басона. От этого он громко фыркал Третьему в затылок и даже пытался укусить его.

Клаудия не слышала спора Третьего и Мелины не потому, что они стояли в отдалении, и не потому, что Стелла и Эйкен принялись расспрашивать Пайпер о причудах её магии. Она не слышала их из-за переполошённых голосов, напомнивших о себе.

Алебастр почему-то говорил про кровь, сочащуюся из старых ран, пока Эмануэль увлечённо рассказывала про теорию мага Анки о связи между хаосом и магией. Безымянная фея, которую Клаудия слышала достаточно часто, зазывала Мелину и Нокса присоединиться к танцам, в то время как Аливера, наследница Сердца фей, погибшая во время Вторжения, предлагала посоревноваться в стрельбе из лука. Персиваль, всегда ворчавший на разбитые колени принцев и принцесс, бормотал что-то несвязное.

Клаудия прикрыла глаза, считая вдохи и выдохи, стараясь всеми силами заглушить разбушевавшееся проклятие. И невольно сделала шаг к Пайпер, ведь она пусть и не спокойствие, то хотя бы временная тишина.

— Пей, — сказала Пайпер, протягивая Эйкену свою флягу. — Сила чувствует, что ты на пределе.

— Я в порядке, — упрямо возразил Эйкен.

— Твоя тень всё ещё летит? — невинно хлопая глазами, уточнила Стелла. Это было примитивным, но действенным методом, ведь Эйкен не умел убедительно лгать. Он просто стоял, сжав челюсти, и сверлил каждую из них недовольным взглядом.

— Тогда пей, — повторила Пайпер. — Там целебные травы. Мне их дал… как его… Сидр, что ли?

— Гидр, — исправила, Клаудия, обругав себя за преждевременные выборы. Пайпер из семьи Сандерсон не тишина, а катастрофа, не умеющая запоминать чужие имена.

— Точно, он самый.

— Третьему — ни слова. — Эйкен быстро взял флягу, сделал два больших глотка и впихнул её обратно в руки Пайпер. — Узнает, что мне тяжело — голову откусит.

— Ты слишком худой, чтобы быть сочным, — с умным видом заметила Стелла.

Эйкен вспыхнул до кончиков ушей и открыл рот, но так ничего и не произнёс.

— Ты, знаешь ли, — наконец пропыхтел он с возмущением, — тоже не эталон!

— У меня хотя бы уши красивые! — горячо возразила Стелла.

— Звериные! Звериные уши!

Стелла закрыла уши, чтобы не слышать его, и стала напевать какой-то ненавязчивый мотив. Теперь красные пятна на лице Эйкена были больше от злости, чем от смущения: ему не нравилось, когда его игнорировали, но Стелла не планировала останавливаться.

Они могли вместе ловить мелкое зверьё, гоняться за светлячками, которые изредка просыпались по ночам, и прятаться за чужими спинами на крупных празднествах, но они так же могли поспорить из-за какой-нибудь глупости и даже подраться. Они были самыми настоящими детьми, Эйкен — особенно. Даже с учётом времени, проведённого в одной из Башен, ему оставалось тринадцать лет. Если остальные ещё как-то изменялись под воздействием прошедших годов, то Эйкен душой, сознанием и телом оставался тринадцатилетним — с тех самых пор, как Третий вытащил его. Стелла же, пусть и медленно, но всё же растущая, в основном подыгрывала ему, позволяя решать все самые сложные вопросы остальным. Она хорошо охотилась и знала всадников Катона как свои пять пальцев, и этого было достаточно.

Хотя порой у Клаудии начинал дёргаться глаз. Как сейчас, когда Пайпер хрипло рассмеялась, стоило только Стелле показать Эйкену язык.

Словно Клаудии было мало двоих детей и Третьего, периодически сходящего с ума из-за какого-нибудь дела.

— Если смеёшься, значит, хорошо отдохнула, — Клаудия сложила руку на груди и сверху вниз посмотрела на Пайпер. — Вставай.

— Может быть, я сейчас в обморок упаду, — пробурчала Пайпер, выпрямляясь.

— Тогда беги сразу к Третьему, чтобы он героически поймал тебя.

Пайпер резко мотнула головой, уставившись на неё вспыхнувшими глазами. Золото, ставшее на тон ярче — это лучше, чем смех.

— Пора двигаться дальше, — как ни в чём не бывало произнесла Клаудия, махнув в сторону лошадей. — Попробуй на этот раз без Мелины, ладно?

***

Джокаста бежала по крепостной стене, перепрыгивая через павших эльфов и тварей, упавших с неба. Она следила только за одной тенью, метающейся по небу и беспорядочно поднимающей убитых тварей или то, что от них осталось.

Алхена подобралась непростительно близко. Благодаря своевременному сообщению дома Арраны её легион удалось усмирить ещё на береговой линии до того, как твари ступили на сушу, но откуда-то она подняла новых. Ноктисов, ройаксенов, крылатых и ползучих созданий, неустанно атаковавших стены Элвы вплоть до заката. Большая часть сгорела под натиском магии, крывшейся в защитных барьерах, не видимых чужому глазу. Другие всё же прорвались, но дальше первой линии обороны они не дошли. Почти все крылатые твари, кроме одной, уже лежали на земле, трое ройаксенов, подчинённых Алхеной, упали замертво после первых стрел. Джокаста лично уложила одного из них, перед этим изрядно измотав и поводив по местности, где ройаксен затоптал своих же. Осталась только крылатая тварь, поднимавшая своих собратьев.

Это не могла быть Алхена, ведь она никогда не имела крыльев. И её, если глаза не обманули Джокасту, обезглавил Генти, её верный советник. Под личиной крылатой твари скрывался кто-то достаточно сильный, раз он до сих пор растрачивал хаос на поднятие поверженных тварей, надоедливый и смелый. Иные бы не сунулись в Элву в открытую.

На бегу выхватив копьё, торчащее из тела одного из эльфов, Джокаста столкнула возрождавшуюся тварь со стены. Гончие, давно выпущенные из псарен, с яростным лаем набросились на очередную добычу. Где-то вдалеке тревожно били колокола, и с каждой секундой в их звоне тонуло всё больше предсмертных криков. Джокаста знала, что в город твари не пробрались, но всё равно волновалась. Алхена не смеха ради провела легион так, чтобы его заметили, и не просто так заручилась поддержкой более сильной твари, до сих пор кружившей в небе. Либо Герцог наконец решил продолжить войну в открытую, либо…

«Нет», — остановила себя Джокаста, перепрыгивая через переломанное во всех местах тело ноктиса, сумевшего забраться на стену. Твари пытались прорваться в Элву ради магии, знаний, оружия и источника сил, скрытого внутри каждого сигридца. Иначе и быть не могло.

Знакомый рёв едва не сбил Джокасту с ног. Она поудобнее перехватила копьё, но, заметив, кто поднимался по мановению руки крылатой твари, отбросила его. Для ройаксена нужно что-то более мощное. Нужно найти Бердар, потерянный едва не в самом начале. Он остался где-то внизу, среди павших эльфов и тварей, и наверняка до сих пор сопротивлялся ядовитой чёрной крови, несущей хаос. Джокаста ничуть не сомневалась в сокрушителе, до Вторжения бывшего священным копьём рода Гонзало.

Рёв поднимавшегося ройаксена только усиливался. Виски Джокасты словно сдавило железным венцом с острыми шипами. Она оттолкнулась от каменных зубцов ограждения, побежала к лестнице, не позволяя себе ни доли секунды на передышку. Первым делом нужно разобраться с ройаксеном, пока он не прорвался в Элву. Увидев, что творилось на стене, Джокаста не сомневалась: она — последняя надежда.

Хаос давил, сплетаясь с рёвом. Хотелось остановиться, заткнуть уши и просто подождать, когда крылатая тварь потеряет контроль над ройаксеном, но Джокаста никогда не была настолько глупой, чтобы верить в подобное. Она бежала, игнорируя боль во всём теле, кровь, скопившуюся во рту, и растрепавшиеся курчавые волосы, за которую не меньше пяти раз пытались уцепиться твари поменьше. Она бежала, без сомнений убивая эльфов, в тела которых проникли тёмные создания, запустившие когти в сердца и души, и взглядом выискивала Бердар среди месива, в которое превратилась территория под стенами с северо-восточной стороны Элвы. Бердар выделялся яркими лентами, завязанными на древке самими Айриноул и Алеандро, божественными покровителями и прародителями эльфов, но сейчас Джокаста не видела этих ярких пятен, трепещущих на ветру. Ройаксен подходил всё ближе, а Бердар где-то утопал — среди крови, грязи, мёртвых тел и хаоса, пытавшегося побороть мощь сокрушителя.

Джокаста едва не подпрыгнула, когда ройаксен сделал первый шаг, и поняла: у неё больше нет времени. Твари не дадут ей ни единой лишней секунды, чтобы отыскать Бердар. Джокаста не сомневалась, что они просчитали всё до мелочей, но всё равно злилась. На тварей, на дом Арраны, не сумевшего остановить Алхену ещё на землях Артизара, на саму себя. В основном за беспечность, конечно.

Джокаста схватила брошенное копьё, оказавшееся к ней ближе всего, и быстро начертала сигилы на древке. Магия не была ей доступна, как и чары, но внутреннего резерва, когда-то помещённого Сибил, хватало, чтобы временно превратить простое оружие в сокрушитель. Большего Джокасте и не нужно. Всего несколько мгновений для замаха и броска, и ройаксен падёт, сражённый магией, которые выжжет в нём жизнь. После Джокаста сумеет найти Бердар и убьёт крылатую тварь, которая ещё не успеет поднять очередное гигантское чудовище.

Вдох. Выдох. Джокаста крепче сжала древко, сорвалась с места и побежала. Её движения были быстрыми, лёгкими, но полными ярости, которую она собиралась вложить в свой бросок. Оттолкнувшись от каменного зубца на стене, Джокаста прыгнула так высоко и далеко, как только могла, после чего со всей силы швырнула копьё в голову ройаксена.

Она всегда отличалась крепким телом, принимающем боль иначе, чем тела других эльфов, но всё равно ощутила всю мощь удара об землю. Джокаста закрыла голову руками, проехала несколько метров вперёд и поднялась, пошатываясь. Ройаксен ревел, пытаясь избавиться от копья, угодившего прямо в бездну из звёзд и красного дыма. Превозмогая боль и открывшиеся раны, Джокаста, наконец заметив Бердар метрах в двадцати от себя, метнулась к нему. Поверженный ройаксен падал, раскалываясь на куски, что случалось крайне редко, чтобы Джокаста не удивилась. Значит, если поднять уже мёртвого ройаксена, после поражения он будет распадаться на куски. Это хорошо. Нужно передать эти сведения в Омагу, Тоноак и Артизар, а дальше во все крепости и…

Джокаста остановилась, подняла чей-то меч, лишь недавно попавший в лужу ядовитой крови, и направила его на мужчину перед собой. Он стоял, пытливо разглядывая колышущиеся на ветру ленты Бердара, и будто хотел коснуться их, но постоянно останавливал себя. Вокруг них падали дымящиеся, рассыпающиеся в пепел куски ройаксена, брызгала тёмная кровь, но мужчина будто не замечал их. Джокаста сделала шаг вперёд, не боясь случайно коснуться чьего-нибудь трупа.

— Я тебя не трону, — почти ласково произнёс мужчина. — Я просто… хотел посмотреть, как вы тут. Думал, может, мой принц, поджав хвост, как трусливая собака, прибежит к вам за помощью.

Джокаста сделала ещё несколько шагов, коснулась мечом подбородка мужчины и подняла его голову. Тёмно-синие глаза, окольцованные красным, смотрели с интересом. Чернильное пятно растекалось по правойполовине лица и почти задевало глаз. Одежда была какой-то иной: странной, будто сшитой из плотных кусочков тьмы, которые, однако, слабо трепыхались. Но даже если бы не эта одежда, изменившийся взгляд, чернильное пятно на лице и волосы, из каштановых ставшие чёрными, Джокаста всё равно узнала бы Уалтара. У неё всегда была хорошая память на лица.

Уалтар рассыпался на частички хаоса, стоило Джокасте взмахнуть мечом в попытке отсечь ему голову. Он появился в нескольких метрах впереди и громко рассмеялся, разведя руки в стороны. Джокаста выдернула из земли Бердар, прицелилась и швырнула в грудь Уалтару, но он вновь растаял и появился лишь после того, как копьё вонзилось в землю. Уалтар с улыбкой, напоминавшей безумную, всё же коснулся древка, но сразу же отдёрнул руку. Метнувшаяся вперёд Джокаста заметила, как покраснели его обожжённые пальцы.

— Неприятно, — проворчал Уалтар, дуя на свои пальцы. Совсем как живой, будто до сих пор был тем самым немного наивным, но верным и любознательным великаном, всегда готовым вместе с принцем Фортинбрасом попытаться пробраться на «Эдельвейс» Киллиана. — Это и есть божественная благодать? Отвержение своих детей?

— Ты больше не живой, — возразила Джокаста, остановившись напротив поднявшихся трупов ноктиса. Вряд ли ими управлял Уалтар, при жизни его магия была не такой мощной. Но, возможно, он лишь подпитывал их, пока другая тварь дёргала за ниточки издалека.

— И кто сделал меня таким? — горячо спросил Уалтар, постучав себя по груди. Джокаста прислушалась, — сквозь шум крови в ушах, стенания умирающих и пронзительные визги тварей, — и не услышала биения сердца. — Кто бросил меня, когда дворец заполонили тёмные создания?

— Тебя никто не бросал, — холодно произнесла Джокаста. — Не мне объяснять, как работают ваши клятвы.

— И не мне объяснять, что Третий клялся защищать всех сигридцев.

Джокаста не сдержала раздражённое хмыканье. Уалтар никогда не был глуп, иначе его бы не приняли на службу в ребнезарском дворце. Но в его сознании произошли изменения, с которыми она не смогла бы справиться. Манипуляции, проделываемые тёмными созданиями, для Джокасты до сих пор оставались загадками.

— Но я, вообще-то, — неожиданно повеселев и даже погладив ближайшего ноктиса за ухом, продолжил Уалтар, — пришёл сюда не жаловаться.

— И зачем ты здесь?

— Сказал же: хочу посмотреть, как вы тут.

— Посмотрел?

— И остался более чем доволен. Всегда интересовался культурой эльфов. Ваша архитектура, история, традиции… Тебе не больно от того, что ты недостойна защищать всё это?

Джокаста стиснула рукоятку меча. Её не выбить из колеи подобными провокациями — она знала, что никогда не сможет стать тем правителем, которым был Джевел из рода Гонзало. Но эльфам нужен был лидер, и Джокаста стала им, потому что никто больше не смог бы принять на себя эту ответственность. Сейчас она исполняла свою роль лишь потому, что была достаточно сильной и знала почти столько же, сколько знал Джевел. В конце концов, короля растили из него, а не из девчонки, любезно принятой родом Гонзало на воспитание.

— А тебе не больно от того, что ты отвернулся от своих предков? — спросила Джокаста, внимательно разглядывая лицо Уалтара. Впервые увидев его, она решила, что ему не больше двадцати лет, слишком юное лицо с не по-юному острыми скулами, но после узнала, что на момент их встречи ему уже было сорок шесть лет. Никогда бы род Лайне не назначил на роль мага-защитника кого-то, кто был ещё слишком молод.

— Я не отворачивался от них. Я уверен, что они ждут меня за льдами, морями и океанами.

— После всего, что ты сделал?

— Что я сделал?

— Достаточно, чтобы я убила тебя.

— Хватит ли у тебя на это сил? Ты вымотала себя, использовав обычное копьё вместо Бердара. Как бы не пожалеть об этом.

Джокаста демонстративно расправила плечи. Пусть внутри у неё всё бушует от осознания, что Уалтар жив и сражается на стороне тёмных созданий, пусть её мысли мечутся в беспорядке. Она не позволит никому даже заподозрить себя в слабости. Только не сейчас, когда эльфам нужен сильный вождь, способный избавиться от тварей.

— Ты пришёл ещё и для того, чтобы посмеяться надо мной?

— О, нет, что ты… С некоторых пор мне нравится смотреть, как слабые люди скулят от боли и страха, но это не касается тебя, правда! Ты мне очень даже нравишься, Джокаста. Ты сильная, смелая и величественная. О таких воительницах читал мой принц, когда был совсем юн и мечтателен.

Джокаста промолчала. Её не волновало, чем в юности увлекался принц Фортинбрас и какие книги читал.

— Я хотел посмотреть, что бывает перед тем, как ветра меняют свои направления.

Джокаста не обратила внимания на ноктисов, сильнее оскаливших пасти. Не посмотрела на кусочки чужой плоти, застрявшие между острыми зубами.

— Ты знаешь, когда небо озаряется звёздами?

Джокаста промолчала.

— Что ж, ты оказалась куда скучнее, чем я представлял… Неужели ты даже не знаешь, до каких пор нужно быть вратами?

Джокаста вздёрнутой бровью показала, что вопрос её не заинтересовал, но Уалтар, так и быть, может сам ответить на него.

Он улыбнулся. Джокаста с дрогнувшим сердцем увидела, как его зубы стали острее.

— Нужно быть вратами, пока последний синий орёл на падёт. Песнь будет звучать до тех пор, пока кровь не убьёт кровь.

Джокаста сглотнула. Она читала о случаях, когда живой человек становился вратами для тварей, но не думала, что когда-нибудь столкнётся с этим, пусть и косвенно. И последний синий орёл… Им не мог быть Киллиан, ведь он никогда не был настоящим орлом. Неужели это…

— Как думаешь, — с широкой улыбкой, из-за которой на щеках Уалтара появились ямочки, продолжил он, — мой принц будет достаточно смел, чтобы оборвать все нити до того, как они задушат его? Он приползёт и станет молить о пощаде?

Джокаста знала ответ, но промолчала.

— Передай принцу Фортинбрасу моё послание.

Ноктисы двинулись на неё. Джокаста не дрогнула, знала, что успеет разрубить их на куски до того, как схлестнётся с Уалтаром. Но с каждым шагом он растворялся, рассыпался на струи дыма так быстро и легко, что у Джокасты не осталось никаких сомнений: Уалтар стал тёмным созданием.

— Скажи ему, — тихо произнёс Уалтар, остановившись в полуметре от неё, — что будет больнее, чем в прошлый раз.

Джокаста не успела коснуться его даже кончиком меча, зато успела пронзить голову одного из ноктисов, прыгнувших на неё. Второй впился ей в плечо и попытался вырвать клок мяса. Стрела пронзила его голову, челюсти разжались, оставив след из крови и слюней. Джокаста прижала ладонь к ране, стискивая зубы, и оглянулась. Генти с поднятым луком стоял на стене и уже целился в другую тварь, нёсшуюся на Джокасту.

Она пробиралась к воротам под град стрел, осыпавшихся на ещё двигающихся тварей, без остановки стирала пот с лица. Должно быть, её тёмная кожа стала совсем серой, болезненной, а в светло-серых глазах появился нездоровый блеск. Сегодня на неё попало слишком много крови тёмных созданий, и эта рана…

— Не двигайся, — прозвучал над ней высокий властный голос. Алите всегда удавалось звучать так, будто она была королевой, а не целительницей. — Не двигайся!

Джокаста увидела вихрь рыжих волос, взметнувшихся у неё перед глазами, услышала топот множества ног и лай собак, скрежет закрываемых ворот. Торопливые шаги совсем рядом принадлежали Генти — он всегда был первым, кто оказывался рядом с ней после особо скверной встречи. Исключая Алиту, разумеется.

— Нужно отправить письмо, — выдохнула Джокаста, с трудом убирая руку с раненого плеча. Алита уже склонилась над ним и оценивала, насколько всё скверно. Вокруг бегали люди, звучали голоса, но единственное, что слышала Джокаста — это тишину в груди Уалтара. — Фортинбрасу. Нужно сообщить ему, что Уалтар выжил.

— Фортинбрасу? — недоверчиво уточнил Генти.

Ах да, как она могла забыть? До Фортинбраса невозможно достучаться, даже Киллиан не знает, где он.

— Тогда отправь послания в Омагу и Тоноак. И ещё кое-что…

Генти подставил ей своё плечо, чтобы она не упала. Джокаста из последних сил боролась с наваливающейся тяжестью, болью и страхом, снедавшим изнутри, но всё-таки проговорила так грозно, как только могла:

— Забери Бердар.

— Могла бы и сама это сделать… — проворчал Генти, однако по его голосу Джокаста поняла, что он улыбается.

Алита треснула его по руке.

— Ауч! За что? Я же правду говорю…

***

Первым тревожным сигналом стало то, что Эйкен сразу же вернул тени на своё тело. Обычно он всегда слушал их с умным видом, ведь любил показать, насколько хорошо он с ними управляется. Это было его небольшой игрой, представлением, единственным, что он мог себе позволить в силу своей стеснительности. Возвращая тени на левую половину тела сразу же, Эйкен всё равно узнавал всё, что узнавали тени. Но Клаудии не нравилось, когда он пропускал свои небольшие представления.

Второй тревожный сигнал едва не оповестил всю лесную живность о том, где они остановились. В своей привычной рыцарской манере Третий поручил Пайпер самое простое, что только могло быть: привязать Басона к дереву, чтобы он не сбежал на поиски приключений. Перед этим он выдал ей несколько кусочков яблок, которые обожал Басон, и сказал, что от этого он будет только смиреннее. Но Басон громко заржал, зафыркал, замотал головой и едва не хлестнул Пайпер хвостом. Она поспешно отбежала, уступив место Третьему, и растерянно уставилась на Магнуса, привязывавшего Лепесточка. Тот лишь пожал плечами, но его взгляд выдал беспокойство. Басон никого не любил, кроме Третьего (которого он всё равно доставал) и дам.

Третьего тревожного сигнала не потребовалось. Всё случилось быстрее, чем кто-либо успел среагировать.

Стелла поймала двух упитанных кроликов, и хотя на одиннадцать человек этого было мало (Третий всегда отказывался от еды), Клаудия едва притронулась к своей порции, решив отдать её Эйкену. Он хорошо постарался сегодня, отправив тени на разведку, когда они услышали ройаксена, и доставив послание в крепость Конте, и ему нужны были силы. Он как раз закончил со своей порцией и делал вид, будто наелся, когда Стелла принюхалась, ойкнула и спросила у Пайпер:

— Почему у тебя идёт кровь из носа?

Пайпер недоумённо уставилась на неё. Третий, медленно вышагивающий по периметру их лагеря, ограждённого защитными барьерами, резко обернулся.

Эйкен вдруг закашлялся.

— Эй, — обеспокоенно выдала Амалер, наклонившись к нему, — что…

Пайпер и Эйкен почти одновременно рухнули на землю, дрожащие, кашляющие кровью и плачущие от боли.

Мёртвые за спиной Эйкена стали напоминать несвязный хор переполошённых голосов. Клаудия не могла разобрать ни слова, но точно знала, что они кричат о боли, разрывающей тело на куски. Она едва не физически ощутила эту боль, вместе с Амалер приподняв трясущегося и хрипящего Эйкена. Из его носа и рта текла кровь, глаза закатились настолько, что были видны одни белки, кожа стала совсем белой и холодной. Клаудия быстро посмотрела на Пайпер, уже поднятую Третьим, и увидела то же самое, но у девушки ещё слабо подсвечивались вены на руках, словно Сила боролась с неизвестным источником боли.

— Они странно пахнут, — пискнула Стелла, водя носом.

— Я знаю! — рявкнул Третий, кладя ладонь на запястье Пайпер. Она пыталась захватить как можно больше воздуха, пока кровь продолжала фонтаном вырываться изо рта, и с каждой секундой дрожала всё сильнее. — Я ничего не могу понять… Что-то препятствует магии. Амалер?

— Не знаю, — растерянно пробормотала она, держа ладонь на лбу Эйкена. — Это не лихорадка или хаос. Что-то сжигает их изнутри, и я не…

— Каромера, — прошелестело где-то в стороне.

Клаудия заозиралась по сторонам. Все феи, за исключением Мелины, заняли позиции и обнажили оружие, готовые к атаке из темноты. Небольшой костёр, на котором всё ещё пёкся кролик, уже обуглил его до черноты. Лошади беспокойно били копытами по земле и громко ржали, вспугивая птиц. Клаудия не могла понять, откуда прозвучал мёртвый голос, но всё же повторила:

— Каромера.

Третий испуганно впился в неё посветлевшими глазами, и его руки будто инстинктивно прижали Пайпер ещё ближе.

— Каромера? — почти шёпотом переспросил Магнус. — Откуда…

— Фляга с водой, — догадалась Стелла, закрыв лицо руками. — Они же пили из одной фляги, днём, во время привала!

Пайпер вдруг выдала новую волну судорожного кашля вместе с кровью, попавшей на одежду Третьего, и затихла. Эйкен ещё слабо дрожал, его глаза за закрывшимися веками метались из стороны в сторону.

— Нет-нет-нет… — протараторил Третий, кладя ладонь на щёку Пайпер. — Открой глаза! Немедленно открой глаза!

— Амалер, готовь противоядие! — гаркнула Мелина, вздёрнув женщину на ноги. Клаудия послушно приняла Эйкена, уложила его голову на своих коленях и приложила пальцы к шее. Пульс стал слабее, но, к счастью, всё ещё был.

— У нас нет нужных трав, — ровным голосом возразила Амалер. Клаудия могла бы восхититься её выдержкой, если бы не чувствовала, как её сердце замирает от страха и боли.

Каромера убивала за день, и неправильно отмеренные ингредиенты для противоядия могли лишь ускорить её действие, сократив день до нескольких ничтожных часов. Одними из основных ингредиентов были порошок из мустры и сок чистотела, смешанный с чистой водой в пропорции, которую Клаудия не знала. Зато она знала, что, даже если у Амалер найдётся порошок из мустры, у неё нет сока чистотела и уж тем более чистой воды. До Серебряной реки, где они могли пополнить запасы, они бы добрались только к полудню следующего дня.

Закат, которого они не видели, наступил совсем недавно.

— Эйкен выпил явно меньше, поэтому протянет дольше, — принялась рассуждать Амалер, кусая ноготь на большом пальцем. — Но каромера, возможно, будет подпитываться хаосом его проклятия… Сколько выпила Пайпер?

— Больше, чем Эйкен, — буркнула Клаудия, вспомнив, что Пайпер пусть и пила редко, делала большие глотки.

— Откуда в её фляге была каромера? — тихо, но яростно спросил Третий. Клаудия держала пальцы на шее Эйкена, следя за его пульсом, но видела, как Третий продолжает дрожащими пальцами утирать кровь с лица Пайпер и вливать магию, не способную противостоять яду. В него определённо добавили что-то ещё, раз он распространился так быстро и не поддавался чужой магии.

— Она сказала, что Гидр дал целебные травы, — сиплым от ужаса голосом ответила Стелла.

Клаудия была уверена: не будь Третий так напуган происходящим, он бы немедленно обезглавил Гидра.

Мужчина стоял, опустив оружие, и улыбался. В его карих глазах не было и тени того безумства, что они замечали у людей, в тела которых пробрались твари. Взгляд Гидра был ясным, а улыбка — тёплой, искренней, и это доказывало: будучи вторым целителем после Амалер, он прекрасно знал, что делать. И никто не засомневался в нём, особенно Пайпер, ведь Третий говорил ей, что она может доверять Мелине и её феям.

Гидр не сопротивлялся, когда двое мужчин из свиты Мелины скрутили его и поставили на колени. Третий, не сводя взгляда с улыбающегося мужчины, трепетно передал Пайпер Магнусу и поднялся на ноги, приблизился всего на шаг, когда Гидр почти ласково произнёс:

— Каромеры было так много, что до утра она может не дожить.

Клаудия не представляла, почему, но её сердце рухнуло в пятки.

Третий, зарычав, со всей силы пнул Гидра по лицу. Громко хрустнула челюсть. Мужчина рухнул назад, но его тут же вернули в прежнее положение. Всё ещё улыбающееся лицо было залито кровью.

— Доставить его в Тоноак живым и невредимым, — угрожающе тихо произнёс Третий, схватив Гидра за сломанную челюсть. Гидр не издал ни звука. — Если хоть царапинка появится — будешь отвечать головой, Мелина.

— Незачем тащить предателя с собой, — холодно заметила она.

— Я разберусь с ним, когда мы догоним вас.

Клаудии показалось, будто это её ударили.

— Что? Куда ты…

— Магнус, — скомандовал Третий, подбежав к нему и вновь беря Пайпер на руки, — поднимай Эйкена. Мы отправляемся в храм возле крепости Сайвы.

— Ты с ума сошёл! — повысила голос Клаудия, не удержав разбушевавшийся страх под контролем. Магнус, обычно любивший высказывать своё мнение по любому поводу, молча подошёл и протянул руки к Эйкену. — Даже если вы успеете к утру…

— Мы успеем, — перебил Третий, цедя каждое слово сквозь зубы. — Стелла, закрепи мой меч на седле.

Стелла бросилась к Нотунгу, сняла его с пояса Третьего и, кряхтя, потащила к Басону, застывшему на месте.

— Клаудия, проследи, чтобы его доставили в Тоноак, — кивнув в сторону Гидра, продолжил Третий.

— Ты не можешь бросить нас!

— Я не бросаю! — заорал Третий, оскалившись. — Я пытаюсь спасти им жизнь!

Учитывая, что Эйкен не мог отправить тень к храму и передать послание с просьбой начать готовить противоядие от каромеры, это было похоже не на спасение, а на отчаянную попытку оттянуть неизбежное. Клаудия знала, что от Третьего иного ожидать не стоит, но была поражена.

Неужели это ещё одна нить кертцзериз, которую она так не хотела замечать?

Басон быстро припал к земле, позволяя Третьему уложить не двигающуюся Пайпер так, чтобы её руки обхватили крупную шею жеребца.

— Не останавливайтесь, пока не достигните Тоноака, — ровным голосом, будто это не он сорвался, явив всем свою очередную слабость, произнёс Третий. — Ни при каких обстоятельствах. Пусть леди Эйлау отправит ласточку, когда вы прибудете.

Клаудия хотела вновь попытаться, но не смогла даже слова выдавить. Стелла уже отвязала Лепесточка, на котором расположились Магнус и Эйкен, слабо дрожащий и хрипло дышавший. Басон не шевелился ровно до тех пор, пока Третий не сел позади Пайпер, прислонил её к себе и взялся за поводья.

Клаудия должна была попытаться, но не смогла. Всё, что ей оставалось — это смотреть, как Басон и Лепесточек срываются с места и исчезают в тёмном лесу, взяв курс на храм возле крепости Сайвы.

Если Третий и Магнус будут без остановки гнать лошадей до самой крепости, они, возможно, успеют к рассвету.

Это действительно была ещё одна нить кертцзериз.

Глава 20. Моя голова — это джунгли

Этой ночью Эйкен видел очень красивый сон. В нём был большой тёплый дом, запах домашнего хлеба и сладостей, вкус которых ощущался на языке, чей-то смех и яркие глаза девушки, всегда ждавшей его на заднем дворе.

Эйкен не мог рассмотреть её лица, только знал, что она старше него и очень красивая. Эта мысль просто появилась в его голове, когда он увидел её размытый силуэт, и не желала уходить.

— Почему ты не ешь?

Эйкен поднял глаза от тарелки и посмотрел на девушку. Ему казалось, что он видел два зелёных огонька, но всё вокруг размылось раньше, чем он успел что-либо понять.

— Тебе же нравится, — продолжила девушка. — Твоё любимое.

Эйкен вновь посмотрел на тарелку. Он не мог понять, что лежало на ней, но был согласен с девушкой. Он любил неизвестное блюдо, просто сейчас не мог его съесть.

— Они смеялись над тобой.

Он не понял, как слова вырвались изо рта, и не понял, как голова поднялась, а глаза посмотрели на девушку. Эйкен будто был заперт внутри своего тела, которым управлял кто-то другой.

— Кто? — не поняла девушка.

— Мальчишки с улицы.

Девушка фыркнула.

— Подумаешь, мальчишки с улицы надо мной смеялись… Они глупые и невоспитанные.

— Они говорят, что ты до конца жизни будешь старой девой.

— Я просто жду, когда появится настоящий красавец с глазами тёплыми, как шоколад. Он будет читать мне баллады и говорить, какая я умная.

— Но у нас в городе нет таких красивых и воспитанных мужчин.

— Поэтому жду, что он приедет издалека.

— Папа тебе не разрешит.

— Если бы был шанс, что он не разрешит, я бы уже давно была замужем за каким-нибудь глупым парнем.

Эйкен совсем не понимал, о чём они говорили, но откуда-то знал: девушка права. Она всегда была права, в любой ситуации, что казалось невозможным.

— Просто не обращай внимания, и всё.

— Я не буду молча стоять и слушать, как они смеются над тобой!

— Даже не вздумай подраться с ними из-за этого, — неожиданно строго сказала девушка. Эйкен по интонации понял, что она нахмурилась, и почему-то смог с точностью представить, как именно изогнулись её брови. — Не обращай внимания, иначе… Скажу маме, чтобы она больше не пекла твой любимый хлеб.

Эйкен хлопнул ладонью по столу.

— Это нечестно!

На самом деле это было глупо и сомнительно, ведь Эйкен совсем не понимал, о каком хлебе идёт речь, — неужели о самом обычном? — но девушка говорила так серьёзно и грозно, что не поверить ей было невозможно. Она точно знала, как надавить на Эйкена, чтобы он прислушался к ней, и это ставило его в тупик.

Где-то в глубине помещения, в котором они находились, раздался мужской голос. Эйкен бы подскочил на месте от испуга, но его тело, наоборот, расслабилось. Несмотря на металлические нотки, было в этом голосе что-то умиротворяющее, не поддающееся логическому объяснению. Эйкен чувствовал это настолько прекрасно, что даже не обратил внимание на сомнение, шевельнувшееся глубоко внутри.

Он слушал разговор мужчины и девушки, не разбирая сути, не видя их лиц, не понимая самого себя, но чувствуя сладость карамели во рту.

Эйкен не помнил, чтобы когда-нибудь пробовал карамель.

Когда он вновь поднял голову от тарелки, девушки рядом не оказалось. Всё вокруг размывалось в скачущие пятна серого и коричневого. Эйкен не понимал, что происходит, больше не чувствовал карамели или спокойствия, но точно знал одну вещь: это был последний раз, когда он видел девушку.

Следующим вечером он сгорел в огне.

***

— Остановись!

Либо Третий его игнорировал, либо Басон уже вошёл в раж и не желал останавливаться. Он всегда был безумным, и даже в такую отвратительную погоду, с ощущением приближающейся бури, предвестником которой стала стена дождя, он не сбавлял темпа.

— Третий, ему стало хуже!

Человеческие глаза Магнуса были слишком слабыми, чтобы различить, действительно ли Третий дёрнул головой. Но спустя секунды, иглами ледяного дождя впившегося в них, сальватор всё-таки натянул поводья, останавливая Басона. Пайпер осталась бесчувственно лежать на его шее, пока Третий торопливо спрыгивал на землю и бежал к ним.

— Он не дышит, — выпалил Магнус. Он с замершим сердцем надеялся, что просто не сумел почувствовать пульс Эйкена на шее, что не слышал его рваного дыхания из-за шума дождя и ржания лошадей, но понимал, что эта надежда бессмысленна.

Амалер была права — яд питался хаосом, живущим внутри Эйкена. И делал это слишком быстро, слишком интенсивно, будто был разумным существом и знал, что без хаоса Эйкен просто не выживет.

— Пожалуйста, скажи, что ты знаешь, что делаешь, — сквозь зубы процедил Магнус, следя, как Третий, взяв Эйкена за подбородок, поворачивает его лицо из стороны в сторону. — Третий!

— Я знаю, — в том же тоне ответил сальватор, пустым взглядом обводя белое лицо Эйкена. — Думаю, что знаю.

— Ты думаешь?! — едва не рявкнул Магнус.

Третий аккуратным, неторопливым движением, которое наверняка было для него ненавистным, провёл линию от солнечного сплетения к сердцу Эйкена. Магнус сомневался, что именно так проверяется отсутствие дыхания и оказывается помощь, но спорить не спешил. Голубые глаза Третьего стали ярче, а после, спустя мучительные мгновения, когда Магнус уже поверил, что это он умер, Эйкен хрипло выдохнул и вновь задрожал.

— Нам нужно спешить, — отстранённо произнёс Третий, возвращаясь к Басону.

Больше он не сказал ему ни слова. Просто сел в седло, аккуратно прислонил Пайпер к себе, чтобы она не упала, затем убедился в этом ещё раз и только после резко подогнал Басона, поражавшего Магнуса своим спокойствием в несколько секунд.

Лепесточек всегда уступал Басону в скорости, но он честно старался выдержать его темп. Магнус щурился из-за ветра, летевшего в лицо, холодного дождя, пробравшего до костей, но неизменно крепче прижимал Эйкена к себе, если чувствовал, что тот кренится в бок, и старался успокаивающе проводить ладонью по шее Лепесточка.

Лишние переживания только усугубят ситуацию. Магнус чувствовал, как его разум разрывается на тысячи крохотных кусочков, а сердце болит до того сильно, что может не выдержать и просто остановиться, но сжимал челюсти, не позволяя себе проронить ни одного лишнего звука, и внимательно следил за спиной Третьего, теряющейся на фоне тьмы и стены дождя.

Из-за дождя Магнус не мог понять, сколько часов осталось до рассвета.

Казалось, будто они ни на лигу не приблизились к нужному месту и давно потерялись во тьме и холоде.

***

Пайпер открыла глаза на переднем сиденье машины отца как раз в тот момент, когда они сворачивали направо на перекрёстке, мимо кофейни, где делали лучшие черничные пирожные. Солнце было непростительно ярким для середины октября, а воздух — слишком жарким, раскалённым, словно он хотел выжечь весь кислород из лёгких.

Странно, что отец позволил Стингу петь на всю машину — он же был из плейлиста, составленного специально для Ванессы, матери Пайпер. Впрочем, сама Пайпер почти не слышала музыки и голоса, который её мама называла «божественным», чем нервировала своего мужа. Пайпер слышала назойливый шёпот совсем близко, будто Эйс опять прилип к спинке её сиденья и надоедал разговорами ни о чём.

Пайпер обернулась, но Эйса позади неё не было. В машине они с отцом были одни. Отец был непривычно тихим.

Пайпер прислонилась затылком к изголовью и закрыла глаза. Что является странным и даже страшным сном — нынешняя ситуация или всё, что связано с сигридским миром? Может, никакого сигридского мира и не существовало?

Может, Пайпер очень сильно ударилась головой, и её фантазия, никогда не отличавшаяся оригинальностью, придумала ей длинный фантастический сюжет, который просто не может оказаться правдивым. Все люди, все имена, неизвестные слова, магия — всё это было рождено её фантазией. Открыв глаза, она всё ещё будет в машине, отец — рядом, а Стинг будет петь о двух людях на миллион.

Открыв глаза, Пайпер действительно была в машине, и Стинг всё ещё пел, но за рулём был не отец. За рулём была сама Пайпер, вдавившая педаль газа в пол и с уверенностью направившая машину в фонарный столб.

Настоящая Пайпер даже не успела вскрикнуть, когда всё взорвалось белым светом и режущими тело осколками.

Она с трудом открыла глаза и оглядела улицу, на которой оказалась. Мир состоял из зеркальных поверхностей и искривлённых отражений, и только Пайпер, в какое бы зеркало не смотрелась, — в форме дерева, фонарного столба, почтового ящика, скамейки, — оставалась неизменной. Так продолжалось ровно до тех пор, пока зеркало, по форме напоминавшее арочный вход какого-то магазина, не явило ей нечто.

У этого нечто было её лицо, её тело, одежда, земная одежда, простая синяя футболка с вырезом и чёрные джинсы, её улыбка, но глаза — золотые зрачки и чёрные, как ночь, склеры. Перевёртыши всегда создавали идентичную внешность, так что здесь точно не обошлось без лишней порции хаоса и иллюзий, вскормленных её кошмарами.

Когда Пайпер сделала шаг в сторону, отражение не шевельнулось. Улыбка расцвела на неестественно алых губах, глаза сощурились. Пайпер, сглотнув, прикоснулась к зеркалу, хотя разум кричал, чтобы она немедленно бежала отсюда. К счастью, ничего не произошло. Отражение всё ещё смотрело её лицом и улыбалось, но не двигалось.

Зато двигалось что-то другое — коснулось её рук, плеч, спины, бёдер, мягко и настойчиво одновременно, будто пыталось подтолкнуть к чему-то. Пайпер от испуга и холода взвизгнула, дёрнулась всем телом, но ощущение чего-то инородного осталось. Её отражение наблюдало за попытками избавиться от призрачных прикосновений с кровожадной улыбкой.

— Почему сопротивляешься? — спросило отражение её голосом, прильнув к обратной стороне зеркала. — Тебе же нравится. Я-то знаю.

Пайпер замотала головой, отбиваясь от призрачных прикосновений, из-за которых кожа начинала гореть всё сильнее. Магия то вспыхивала, то гасла, напоминая: это не сон, не безумный сюжет, рождённый её фантазией. У неё действительно есть магия, рвущаяся наружу с периодичностью, которую Пайпер не могла определить.

И внезапно — чей-то голос, не отражения, которое, поняв, что здесь есть ещё кто-то, нахмурилось. Голос был с нотками паники, которые Пайпер хорошо различала сквозь шум крови в ушах, бьющиеся зеркала где-то вдалеке и собственные визги — призрачные прикосновения никак не исчезали. Голос был знакомым, приятным вопреки интонации, но в сочетании с противным ощущением страха и растерянности терял свою привлекательность. Пайпер пыталась уцепиться за него, беспорядочно проводя руками по плечам, надеясь сбросить что-то, сосредотачивалась изо всех сил, но слышала только громкий смех своего отражения.

— Разве тебе не нравится?

Пайпер зажмурилась и лишь спустя секунду подумала, что делать этого не следовало. Её руки, отряхивающей бедро от призрачного ощущения, коснулась другая рука. В мозолях и ссадинах, ставших родными, со смуглой кожей и коротко подпиленными ногтями.

Пайпер отпрянула от своего отражения, вырвавшегося за рамки зеркала, и уставилась на него.

— Пойдём со мной, — ласково произнесло отражение. Совсем как она, когда уговаривала отца отвезти её куда-нибудь в его законный выходной. — Я же знаю, что ты этого хочешь.

Пайпер с трудом и непониманием того, почему вообще решила вступить в диалог, спросила:

— Откуда?

— Что за глупости? — усмехнулось отражение. — Я — Пайпер. Я знаю, чего я хочу.

— Нет, — возразила Пайпер, делая шаг назад. — Ты не я.

— Нет-нет, я Пайпер. Ты — это я, я — это ты. Мы — Пайпер. Разве не здорово?

— Нет…

У всех сальваторов бывают проблемы с пониманием себя или это только Пайпер такая уникальная? Если она всё же разберётся, ей следует написать самоучитель для сальваторов и особе внимание уделить конкретной этой теме.

— Не переживай, — мягко протянуло отражение. — Я точно знаю, чего хочу. Пойдём. Тебе станет легче.

Пайпер не сдвинулась с места. Далёкий голос вмещал в себя холод северного ветра, испуг, магию, клокотавшую внутри, и хруст снега под ногами. Пайпер смотрела на отражение перед собой и слушала, как голос становится до того громким и чётким, будто ей шепчут прямо на ухо, что становятся понятны отдельные слова:

— Пожалуйста, не закрывай глаза. Смотри на меня.

Пайпер не понимала, с какой стороны звучит голос, но знала, что придётся сделать диаметрально противоположное услышанному. Отражение скалилось на неё, но не подходило, зеркала ничего не отражали, только рассыпались где-то не здесь. Пайпер ещё секунду следила за отражением, после чего закрыла глаза и попыталась сосредоточиться.

Мир горел, и ей было очень больно.

Пайпер едва могла дышать. Она беспомощно открывала и закрывала рот, чувствуя, как пересохшее горло сжимается, и видела перед собой мутные разноцветные пятна. Зеркальный мир сменился чем-то тёмным, освещённым тусклыми свечами оранжевого и почему-то голубого. В воздухе стоял медный запах.

— Ну же, смотри на меня.

Пайпер едва не застонала, когда что-то коснулось её лица. Магия срывалась с цепи, вспыхивала под кожей золотым светом — она скорее знала это, чем ощущала. Магия шептала, что она должна смотреть на кого-то. И как бы сильно девушка ни злилась на свою магию, более переменчивую, чем её настроение, Пайпер попыталась.

Всё, что она видела — это размытые пятна, слишком яркие, чтобы от этого не болели глаза. Знакомый голос отдалился, слова потонули в чьих-то переполошённых разговорах и крике, больше напоминавшем отчаянный и болезненный. Пайпер силилась отгородиться от него, но никак не получалось: магия, что странно, тянулась к крику, будто понимала, что без неё не справиться. Пайпер бы предпочла, чтобы её магия работала на неё.

— Не закрывай глаза.

Знакомый голос раздался совсем рядом так неожиданно, что Пайпер дёрнулась всем телом. В районе солнечного сплетения поселилась боль, из глаз сыпались то ли искры, то ли слёзы, и кожа горела, как от близости неконтролируемого огня.

— Смотри на меня.

— Это не помогает, — вставил другой голос. Женский, высокий, встревоженный. Пайпер его не узнавала.

— Тогда добавь больше мустры.

— Ты с ума сошёл?! — взвился кто-то ещё. — Мы и так…

— Делай, что я говорю!

Либо всё было настолько плохо, что магия не справлялась, либо Пайпер и впрямь так сильно обидела её, что она не желала помогать. Голоса, цветные пятна и боль исчезли. Всё вокруг вновь было зеркальным, и с каждой отражающей поверхности на Пайпер смотрела девушка с золотыми глазами и чёрными склерами.

— По-моему, тут красиво, — сказала она, мечтательно улыбаясь.

Пайпер осторожно огляделась. Это не улицы Портленда, её дом или дом дяди Джона, не дворец Омаги. Это был особняк Гилберта, переменчивый благодаря пространственной магии, наложенной Шераей, но научившийся понимать, когда не стоит мешать Пайпер передвигаться по спутанным коридорам и лестницам. Но сейчас она стояла в коридоре, которого не узнавала, и ничего не понимала.

— Здесь умирает величие и божественность.

Пайпер даже не вздрогнула, когда отражение, вырвавшись за границы зеркала, оказалось за её спиной.

— И никого из них ты не спасёшь.

— А сказала, что ты — это я, — возразила Пайпер, покосившись на отражение.

— Я вижу истину, скрытую за глазами цвета благородства. Я знаю, что иначе нельзя. И тебе следует понять.

— Я тебе не верю.

— Почему же? — почти обиженно пробормотало отражение, кладя подбородок ей на плечо. Пайпер стоически выдержала этот жест, убеждая себя: это лишь её бредовые фантазии. Что бы ни происходило на самом деле, у неё не глаза демонов. — Я — это ты. Я всё знаю, просто жду, когда и ты поймёшь.

— Ты ничего не знаешь.

— Разве? Это место — твоё. Я живу здесь и жду, когда ты примешь его и меня.

Пайпер сделала осторожный шаг в сторону.

— Кто ты?

— Я — это ты…

— Нет, — перебила Пайпер. — Кто ты на самом деле?

Отражение улыбнулось. Пайпер не понравилась эта улыбка — как будто она пыталась скопировать чью-то чужую, ослепительную, и при этом выглядеть грозной и заигрывающей одновременно. Очень странное и неприятное сочетание.

— Я — это ты, — повторило отражение. — Я — Пайпер, но, если хочешь, можешь пока называть меня Амандой. Красивое же у нас имя, правда?

Не то чтобы Пайпер очень любила своё второе имя. Быть названной в честь какой-то тётушки, которая умерла ещё до её рождения, было странно, но после слов отражения Пайпер ощутила острое желание присвоить его только себе, лишь бы защитить.

— Ну что ж, — выдохнуло отражение, складывая руки в замок, — посмотрим, в чём дело?

Пайпер не успела возразить: боль в солнечном сплетении стала такой сильной, что у неё подкосились ноги.

— Добро пожаловать в Башню, — выдохнула Аманда ей в ухо.

Отражение растворилось, зеркала разбились и рассыпались в сверкающую крошку. Пайпер видела лишь темноту, прерываемую звуками и неяркими вспышками голубого света. Множество голосов зазвучало так громко, что заглушило спутанные мысли Пайпер.

— Это уже слишком…

— Не спорь со мной!

— У нас есть и свои люди, которым…

— Если ты сейчас же не сделаешь, что я говорю, я вырву тебе язык!

Пайпер испуганно метнулась в сторону и наткнулась на что-то мягкое. Очень медленно её измученный разум осознавал, что на самом деле она лежит, а не стоит, и темнота вокруг прерывается лишь потому, что у неё хватает сил изредка приоткрывать глаза. Множество голосов — это люди вокруг, а хриплый звук совсем рядом — её собственный.

«Из всего ты устраиваешь драму», — прозвучало в её голове.

Пайпер едва не чертыхнулась. Очередное подтверждение, что это не сон. Лерайе хоть и не отвечала, когда того хотела сальватор, но точно не давала забыть о себе. Пайпер даже не знала, что хуже.

«Долго будешь валяться без дела?»

«Долго ты ещё будешь такой злой?» — проворчал кто-то другой, и Пайпер с удивлением узнала голос Арне. Было так странно слышать его в своей голове и не понимать, с чего он решил вмешаться. Разве обычно он не говорит вслух, являя себя во плоти?

«Не мог бы ты не лезть туда, куда тебя не просят?»

«Уж прости, но я вижу, что будет дальше».

На мгновение всё вокруг затихло. Даже боль отступила, будто хотела, чтобы Пайпер сосредоточилась на разговоре сакри.

Но он не продолжался, как и боль не продолжала терзать её тело, а голоса — её уши. Пайпер просто лежала неизвестно где, чувствуя пустоту и непривычную, тревожную лёгкость, так долго, что начинала забывать, что вообще происходит. Постепенно ощущения стали возвращаться, и первым вернулось замутнённое зрение. Краем глаза Пайпер видела чьё-то размытое пятно: тёмные кудри, острые скулы и голубые глаза, едва заметная улыбка, которую она хорошо запомнила — и то лишь потому, что в первую встречу волновалась и ничего не понимала.

— Гилберт?

«Всё настолько плохо?» — тихо спросила Лерайе.

«Да, всё плохо, — будто нехотя ответил Арне. — Я не знаю, как помочь».

***

Магнус считал, что начинать с угроз не стоило. Но когда встречают настороженно, с хорошо читаемым на лицах недоверием и даже презрением, а счёт идёт на минуты, можно проглотить своё недовольство и даже изобразить смирение и покорность. Магнус достаточно прожил под контролем отца и умел притворяться, когда это нужно. Тем более что сейчас Третьему не нужно, чтобы кто-то ещё спорил с ним.

Первой была целительница, имени которой Магнус не знал. Она не возразила, когда настоятельница Дана приказал рыцарям открыть ворота, но пошла в наступление, узнав, что за помощью явился Третий, а не кто-то другой.

— Он сам может справиться со своими проблемами, — сказала она, ничуть не боясь вызвать гнев настоятельницы. Дана была моложе, но значительно опытнее, — не зря же предыдущая настоятельница назначила её заместо себя, — и почему-то некоторые считали, что лишь из-за этого можно оспаривать её решения. — На то он и Третий, верно?

— Клятвы Гаапу так быстро забываются? — проскрежетал Третий, спрыгивая на землю.

Целительница скривила губы.

— Почему ты думаешь, что Гаап будет злиться на нас? Помогать убийце и клятвопреступнику значит собственноручно прокладывать путь к волкам Мерулы.

— Разве я прошу? Я приказываю.

— Ты не мой король.

— Я могу и не быть твоим королём, чтобы убить тебя за отказ выполнять элементарный приказ.

Дана не вмешалась, только молча указала на арочный вход. Возмущавшаяся целительница, презрительно фыркнув, скрылась в храме. Магнус знал, что они всё равно начнут готовить противоядие и комнаты, где разместят Пайпер и Эйкена, но волновался. Дана не выглядела достаточно уверенной, словно знала, что справиться с ядом будет сложно. Но она распорядилась, чтобы о лошадях позаботились, повела Третьего за собой и сказала, что ему придётся делать всё, что она скажет. Магнуса и Эйкена передали под руководство Каи, второй по старшинству целительницы. Как только они оказались в нужной комнате, Кая сказала уложить его на кровать, снять промокшие от дождя и крови плащ и рубашку и не мешаться.

Магнус не мешался несколько часов. Он добросовестно не путался под ногами, не мозолил глаза и не доставал целительниц ежесекундными вопросами о состоянии Эйкена. Он стоял в коридоре, не шевелясь, и слушал их разговоры за дверью, изредка прерываемые натужным кашлем. В такие моменты Магнус едва не срывался с места, но одёргивал себя. Он ничего не понимал в исцелении, которое изучали в подобных храмах, и опыт кэргорской армии в данном случае не поможет. Собственный, когда его отравили, тоже. Магнус мог только ждать.

Он ждал меньше, чем ожидал, и только хотел проверить рыцарей и узнать, кому из них Басон попытался откусить голову, когда в коридор вышла Кая. На бледном лице с выступившим потом зелёные глаза казались яркими, особенно в сочетании с тусклыми русыми волосами и простой серой одеждой. Магии в Кае было крайне мало, чтобы полноценно использовать её для исцеления заместо стандартных приёмов, но, видимо, сегодня она сделала исключение.

— Даже не знаю, что навредило ему больше, — отстранённо начала Кая, прислонившись плечом к стене, — яд или безумная скачка в такой дождь.

— Мы спешили, — напомнил Магнус.

— К счастью, успели вовремя. Яд подпитывался его хаосом, но нам удалось без последствий вывести его из организма. Девочки присмотрят за ним, он должен пить отвар из мустры и эрвы каждые полчаса. И хорошенько выспаться.

Магнус устало кивнул. Гора упала бы с его плеч, если бы он до сих пор не чувствовал, как трясётся Эйкен, и не слышал, с каким усилием ему приходится делать каждый вздох. Словно они до сих пор в пути, в тёмном лесу, слышат копошение тварей и ночных зверей совсем рядом, которые не решаются подойти ближе то ли из-за Третьего, то ли из-за страха попасть под копыта обезумевших лошадей.

Магнус просто не верил, что они успели и что Эйкену уже ничего не угрожает. Несколько часов пролетели слишком быстро, он даже сделать ничего не успел, ничем не помог и не узнал, как справляется Дана, Третий и остальные. Ему сказали ждать Эйкена, и он ждал, стараясь как можно меньше изводить себя ненужными переживаниями. Магнус привык, что постоянно что-то случается, кто-то калечится и даже умирает, но не думал, что Эйкен может оказаться так близко к смерти. Кто угодно, но только не он, даже по-нормальному не знавший, кем является.

— Он сказал, что хочет спать, — вдруг продолжила Кая, — но сначала просил привести тебя.

Магнусу не нужны были лишние приглашения. Он ворвался в комнату сразу же, ничуть не смутившись застывших целительниц, хлопотавших возле смущённого таким вниманием Эйкена, вытащил из-за дальнего стола стул и притащил его к кровати.

— Привет, парень, — натянув улыбку, произнёс Магнус. — Как ты себя чувствуешь?

Эйкен удивлённо посмотрел на него. Его кожа блестела от пота, тени на левой его половине беспокойно шевелились, чего Магнус не замечал ранее. Змеи беспорядочно перемещались по предплечью, Вороны иСоколы вращали головами из стороны в сторону, сталкиваясь клювами, прочие тени жались друг к другу, словно замерзали. Краем глаза Магнус видел, как целительницы с любопытством разглядывают их.

— Дамы, — любезно начал он, обернувшись к ним, — премного благодарен вам за спасение его жизни. Уверяю, Третий по достоинству вознаградит вас. Не могли бы вы подсказать, что ему нужно пить, чтобы я не перепутал?

Целительницы недоверчиво переглянулись. Одна из них, с тёмными глазами и кожей древесного оттенка, упрямо поджала губы. «Ага, значит, она тоже против Третьего…»

Наверное, некоторым и впрямь было трудно понять, что человека, поглощённого тёмным созданием, больше не существует, и оттого поступок Третьего в отношении предыдущей настоятельницы казался чудовищным преступлением, сравнимым разве что со Вторжением.

Целительницы никуда не ушли, просто сделали вид, будто Магнуса и Эйкена не существует. Только одна из них протянула чашу с отваром, помогла Эйкену залпом выпить его и убедилась, что его зрачки вновь нормального размера. После она присоединилась к другим девушкам и, не выдав ни слова объяснения, стала высказывать предположения относительно кормления яда хаосом.

Эйкен смущённо заёрзал на кровати, вцепившись в одеяло.

— Тебе что-нибудь нужно? — мягко и тихо спросил Магнус, двигая стул ближе.

Эйкен не ответил. Он смотрел на него всё так же удивлённо, будто впервые видел, и мял одеяло.

— Еда, вода, симпатичная девушка, напоминание, что стоит продолжать фехтовать?

Эйкен не отреагировал. Когда Магнус напоминал, что стоит прикладывать усилия в овладении мечом, он смущался так же сильно, как когда слышал, что пора бы уже в кого-нибудь влюбиться, чтобы испытать это прекрасное чувство.

— Эйкен, — дрогнувшим голосом произнёс Магнус, — что с тобой?

— Я сгорел, — хриплым шёпотом ответил Эйкен, испуганно округлив глаза.

— Что?..

— Я сгорел, — повторил Эйкен. — Я… я видел дом. Девушку, которая говорила со мной, и мужчину, а потом… Я сгорел в огне.

Магнус нахмурился и, убедившись, что целительницы поглощены своим обсуждением, пересел на край кровати.

— Это была не Башня? — едва слышно спросил он.

Эйкен покачал головой.

Если он и говорил о Башне, то скупо, с неохотой, иногда даже только с Третьим. Но Магнус был обязан спросить, потому что если Эйкен вновь вспоминает Башню или даже видит её, пока бредит, то ситуация и впрямь скверная.

— В Башне было не так, — тихо продолжил Эйкен, опустив плечи. — Там было холодно и темно, хотя тени, конечно, удавалось собирать, но… Там не было столько огня. Такое чувство, будто лично увидел и почувствовал, как Третий выжигает земли Инагроса.

Магнусу не понравилось это уточнение. Что такого особого было в яде, что он вызвал такое? И как Гидр сумел обмануть чужую магию?

— Что произошло?

Магнус подавился воздухом.

— Ты не помнишь?

— Мы же устроили привал и… Почему мы здесь? И где это — здесь?

— Храм возле крепости Сайвы. Мы…

Он запнулся, не зная, как правильно объяснить произошедшее. Эйкен никогда прежде не сталкивался с подобным. Все опасности, которые появлялись на его пути, устраняли Третий, Магнус и Стелла. По-настоящему Эйкена никогда не ранили, не травили и не мучили, не считая Башни, о которой он почти не рассказывал.

— Магнус.

Магнус ненавидел сильный дождь, отца, лжецов и лицемеров, но ещё сильнее он ненавидел, когда Эйкен или Стелла говорили вот так умоляюще. Он не мог отказать им в чём бы то ни было, всегда вёлся на их жалостливые взгляды и знал, что ради них сделает что угодно. Но он не хотел, чтобы Эйкен переживал сверх меры или думал, что нарушил чьи-то планы, отравившись водой из чужой фляги.

Но ещё Магнус не мог утаивать от него правду.

— Гидр отравил тебя и Пайпер.

***

Проблемы Третьего начались в тот самым момент, когда Пайпер стала бредить и бормотать бессвязную чушь. Он понимал лишь крохотную часть, изредка слышал имена, знакомые ему, но неизменно успокаивал её и обещал, что всё будет хорошо. Он безукоризненно выполнял все поручения Даны, отдавал свою магию и не обращал внимания на неприязненные взгляды других целительниц. Третьему не слишком нравилось, что в помощницы Дана выбрала тех, кто винил его в смерти прошлой настоятельницы, но знал, что они лучшие. И всё равно следил, чтобы они не навредили Пайпер и сделали всё от себя зависящее, чтобы спасти её.

Пришедшая несколько часов назад Кая сообщила, что жизни Эйкена ничего не угрожает. Ему необходимо пить специальные отвары каждые полчаса и соблюдать постельный режим минимум день, а также не бояться возражать Магнусу, который хотел всё время быть рядом. Третий пообещал себе, что, как только жизнь Пайпер будет вне опасности, он проверит Эйкена, но до сих пор сидел в комнате, не шевелясь, и ждал.

Несколько часов назад Дана сказала, что они вывели весь яд из организма Пайпер и теперь ей ничего не угрожает. Она просто спала, измученная ядом, реакцией организма и магии на него, и проснётся, когда по-нормальному отдохнёт. Дана уверяла его, что после многочисленных угроз и препирательств Третьего с другими целительницами, которые поначалу отказывались помогать, никто и пальцем не тронет Пайпер, но Третий всё равно ждал.

Она назвала имя Гилберта, пока бредила.

Третий убеждал себя: она прочитала о нём в одной из многочисленных исторических книг, сохранившихся после Вторжения. Или узнала от Стефана, если принять во внимание предположение, что до сомнуса Пайпер и Стефан действительно пересекались. Или кто-нибудь во дворце проболтала ей, и теперь Третьему придётся придумывать, как рассказать ей правду и…

— Угомонись, — укоризненно произнёс Арне, закинув ногу на ногу. Он сидел на краю кровати Пайпер так, будто то был трон, и не исчезал с тех самых пор, как ушли целительницы.

— Я не могу просто угомониться, — огрызнулся Третий. — Она же…

— Она назвала много имён.

— Она же бредила, да? Это всё из-за яда. Она же не?..

— Что? — уточнил Арне, когда Третий замолчал. — Она не — что?

— Ты знаешь.

— Не знаю. Скажи мне.

Третий промолчал, начав крутить серёжку-кристалл между пальцами. Это не помогало успокаиваться, лишь напоминало, насколько его положение шаткое, но он не мог больше сидеть на месте и ничего не делать. Он и так занимался этим две сотни лет, изматывая себя всевозможными способами.

— О, — заметно повеселев, выдохнул Арне. — Кажется, наша спящая красавица просыпается. Надо же, и без всякого поцелуя.

Третий непонимающе посмотрел на него, едва сдерживая себя, что не убедиться, что Пайпер и впрямь просыпается. Если Третий хоть на секунду оставит Арне без внимания, он исчезнет, ничего не объяснив, и наверняка заговорит сначала с Пайпер, чем с ним.

— В её мире была такая сказка: про спящую красавицу, которую разбудил поцелуй принца.

— И?

Арне хмыкнул, возмущённо закатив глаза.

— Ты ведь только притворяешься глупым, да?

— Не понимаю, как сказки её мира помогут нам, — раздражённо ответил Третий. — Если ты не будешь помогать — уйди.

Арне вскинул руки и без возражений исчез. Его смех раздался уже внутри головы Третьего, мгновенно понявшего, что сакри ещё долго будет надоедать ему сказкой Второго мира, будто она и впрямь была чем-то важным и несла в себе много смысла.

Но его это уже не волновало — Пайпер и впрямь проснулась, причём поначалу она просыпалась медленно, будто выбиралась из приятно сна, а после резко села, скинув одеяло, и стала глотать воздух ртом.

— Тише, — спокойно произнёс Третий, приподняв ладони. — Всё хорошо. Ты в безопасности.

Пайпер безумно огляделась, а когда нашла маленькое круглое зеркало, стоящее на прикроватном столике, вскрикнула, метнулась к нему и сбросила на пол. Третий подскочил на ноги, не обратив внимания на посыпавшиеся осколки, и перехватил руки Пайпер раньше, чем она успела дотянуться до стеклянных бутылочек с отваром, стоявших чуть дальше зеркала.

— Тише, всё…

— Не трогай меня, — зло проговорила Пайпер.

Третий убрал руки раньше, чем понял, что она только что сказала. Если до этого его сердце разрывалось от того, как она произнесла имя Гилберта, то теперь — из-за её слов и взгляда, направленного будто сквозь него.

«Скажи мне, что это из-за яда», — обратилась он к Арне.

Сакри не ответил.

— Пайпер…

Она отпрянула, неуклюже отползла на другую сторону и поднялась на ноги, зажимая уши и зажмуриваясь. Третий выпрямился, но обогнуть кровать и подойти ближе не решался. Сила внутри Пайпер клокотала так яростно, словно её по маленьким кусочкам раздирали острые искривлённые клыки и когти тёмных созданий.

— Лерайе, — чуть строже произнёс Третий, но и она не ответила. Вряд ли она ответила бы и Пайпер, но он должен был попытаться. — Арне!

Сакри молчали.

Третий решился сделать шаг вперёд. Пайпер не отреагировала, продолжала мотать головой и часто дышать.

— Пайпер, я подойду, хорошо?

Он ждал ответа дольше необходимого, но его так и не последовало. Тогда Третий, внутренне готовясь к тому, что, возможно, ему попытаются навредить, медленно подошёл, стараясь сохранять на лице выражение доброжелательности и учтивости. Он подавлял волнение, страх, ненависть и острое желание немедленно разобраться с Гидром, делая всё возможное, чтобы магия не выдавала этих чувств, но у него не вышло. Пайпер отшатнулась, как от удара, и изумлённо уставилась на него. Третий остановился, не представляя, что делать.

— Ты…

Он нервно сглотнул, боясь даже предположить, что она скажет, но лицо Пайпер изменилось. Она вдруг громко выдохнула, опустила плечи и закрыла лицо руками.

— Это ты…

— Это я, — повторил Третий без уверенности в том, что конкретно Пайпер имеет в виду. Её изменившееся выражение лица уже не пугало так сильно, как до этого, но настораживало достаточно, чтобы Третий начал терять терпение.

— Ты не… Ты ведь не отражение, да?

— Нет, не отражение.

— Тогда где мы? — боязливо оглянувшись, спросила Пайпер на выдохе.

— В храме недалеко от крепости Сайвы. Помнишь, я показывал тебе карту? Мы на другом берегу Серебряной реки.

— Здесь безопасно?

— Да, безопасно.

По крайней мере, пока он здесь. Магнусу не нужно было рассказывать о достижениях каждого рыцаря, охраняющего это место, чтобы он понял, в состоянии ли они защитить храм, потому что он никому из них не доверял так, как доверял своей магии.

— Мы же… — начала было Пайпер, но остановилась, затравленно уставившись на Третьего. — Мы же не в Башне?

Ему словно ударили под дых и сжали лёгкие.

— Нет, мы не в Башне.

— Хорошо. Это… хорошо.

Пайпер настороженно оглядела его лицо, одежду, — к счастью, Третий догадался снять испачканный её кровью камзол, зная, что это может напугать, — и только после посмотрела на свои трясущиеся руки. Тонкие смуглые пальцы были в мелких царапинах и мозолях, появившихся в результате непрерывных тренировок с Магнусом. Успехи Пайпер были потрясающими с учётом того, что в своём мире она только-только начала обучаться и по большей части полагалась на магию, отзывавшуюся реже, чем ей бы того хотелось. Но она смотрела на свои руки так ненавистно, будто хотела избавиться от них, переломав все пальцы.

Третий ждал, думая, насколько правильным будет рассказать ей о мере наказания, ожидающей Гидра, и не посчитает ли она это неприемлемым или, наоборот, недостаточным, когда Пайпер встряхнула руками и посмотрела на него.

— Мы не в Башне, — повторила она таким тоном, будто уже была уверена в ответе, но всё равно считала важным уточнить, и потому Третий вслед за ней повторил:

— Мы не в Башне.

Пайпер кивнула, подошла ближе и крепко обняла его. Третий испуганно вскинул руки, боясь сделать хоть одно лишнее движение.

При должном обучении, стремлении и старании, а не благодаря слепой вере в собственную магию, Пайпер сможет сравниться в силе с чистокровным великаном, но уже сейчас она была намного сильнее, чм ожидал от неё Третий. Она так крепко сжала его, сплетя руки на его спине, что он несколько секунд не мог дышать. Она же не хотела убить его, верно?..

— Почему он отравил меня? — прошептала Пайпер, вздрогнув всем телом.

Значит, в момент, когда она задыхалась и кашляла кровью, она прекрасно слышала ответ Стеллы и знала, что именно Гидр отравил её и Эйкена. По крайней мере, это избавляло его от одного объяснения, которое он наверняка не смог бы произнести холодно и расчётливо.

— Я выясню это, — ответил Третий, трепетно опуская ладони на её плечи. — Клаудия и Стелла проследят, чтобы его доставили в Тоноак.

— Ты будешь допрашивать его?

— Разумеется.

— И пытать?

Третий не хотел лишний раз доказывать, что ради правды и защиты тех, кто ему дорог, зайдёт достаточно далеко, но и солгать не мог:

— Если это потребуется.

Пайпер быстро кивнула, равно выдохнув, и затихла. Магия постепенно успокаивалась, равноценно распределяя себя между естественным исцелением тела Пайпер и приведением её сознания в относительное равновесие. Если она заговорила о Башне, значит, навредивший ей хаос раньше находился под контролем достаточно сильной твари. Третьему следовало как можно скорее выяснить, что эта за тварь, и понять, как её отыскать, придумать, как быть с Гидром, но сейчас…

— Ты бредила, — тихо произнёс Третий, невесомо касаясь пальцами кончиков её волос. Ему не следовало делать этого, но он просто не мог удержаться и не почувствовать, что, вопреки не самым лучшим условиям, волосы Пайпер на ощупь напоминали шёлк. — Говорила много странных слов, звала кого-то.

— Не знаю, что я видела. — Пайпер ответила ему куда-то в плечо, прижавшись слишком близко. — Но это было страшно.

— Больше тебе ничего не угрожает.

— То же ты говорил после того, как Катон напал на меня.

Третий был готов поверить, что секунда растянулась до вечности, тихой и болезненной, но магия приносила совсем другое: несмотря на страх, дрожавшие плечи и взрывоопасную смесь из противоречивых эмоций, Пайпер не обвиняла его. Она лишь констатировала очевидное, указывала, что Третий совершил ошибку, не распознав намерения Гидра до того, как стало слишком поздно.

— Я же не говорила ничего странного?

Переход от одной темы к другой был слишком резким и подозрительным, как и напускное веселье в голосе Пайпер, приправленное глухим смешком, но Третий решил подыграть ей. Быстрее, чем она по-настоящему возненавидит его, он должен узнать, почему она назвала имя Гилберта.

— Что-то о своей семье, — аккуратно начал Третий. — Об отце, матери, братьях. Я многого не понял, ты говорила что-то очень странное, но… Ты говорила о Стефане, Марселин, Ките, о своём дяде Джоне. И…

— И? — недоверчиво повторила Пайпер, подняв голову.

Третьему не нравилось, как мало расстояния было между их лицами, и не нравилось, что Пайпер была значительно сильнее ожидаемого. Если ей не понравятся его слова, она вполне может сломать его, не прикладывая особых усилий.

— Ты говорила о Гилберте, — наконец произнёс Третий.

— Гилберте? — тут же уточнила Пайпер чересчур высоким голосом. — О каком Гилберте я говорила?

— Это я и хочу узнать. Не скажу, что имя уж очень редкое, особенно в Ребнезаре, но…

«Если за двести лет ты ничего не узнал, значит, он погиб», — говорил ему Киллиан, когда Третий вновь поднимал тему о поисках Гилберта. Киллиан ни в коем случае не сдался, нет. Будь его воля, он бы продолжил искать племянника по всем Диким Землям, но его взгляды были куда более реалистичными. Тринадцатилетний великан, даже не прошедший Матагар, вряд ли мог выжить во Вторжении.

Пайпер смотрела на него, ожидая продолжения, пока Третий чувствовал запах крови, снега и пепла.

— Гилберт из рода Лайне, — с трудом выдавил он. — Ты говорила о нём?

Если она говорила о нём, если она узнала о нём не из исторических книг или генеалогических древ Сигрида, если она каким-то образом…

— Да, — сглотнув, ответила Пайпер. — Я говорила о нём.

— Почему?

На этот раз ей потребовал намного больше времени, чтобы придумать подходящий ответ. Если бы Третий мог, он бы встряхнул её, напомнил, почему ему так важно знать, выжил ли Гилберт, но он и так подошёл к болезненной правде слишком близко. Ещё шаг — и Пайпер точно сломает его.

— Потому что он был тем, кто помог мне в моём мире.

Глава 21. Другого себя я так ненавидел

Пайпер прикидывала, какие из своих вещей она может продать, чтобы купить себе билет на другой конец света. Вещей у неё было немного, особо ценных, за которые можно получить деньги, и того меньше. Вывод напрашивался сам собой: когда Гилберт узнает, что она рассказала о нём Третьему, ей не спрятаться.

«Если он узнает», — одёрнула себя Пайпер, опуская плечи. Если она выберется из Диких Земель. Если к тому моменту Гилберт всё ещё будет жив. Если он вообще захочет с ней говорить. Если она, наконец, отпустит Третьего и отойдёт на шаг.

Пайпер не хотела его отпускать.

Он был тёплым, сильным, спокойным. Он ощущался как безопасность и умиротворение, в котором Пайпер так нуждалась, и на этот раз она пришла к этому выводу сама, без подсказок магии. Она просто знала, что лучше быть рядом с Третьим, и впервые не противилась этому так сильно.

Но она всё испортила, сказав о Гилберте. Пайпер ведь обещала себе, что для начала выяснит, как связаны Третий и Гилберт, и только после, возможно, начнёт осторожно подходить к этому вопросу через косвенные намёки, но теперь… Неужели она и впрямь назвала имя Гилберта, пока бредила? Она помнила, что зеркальный мир, чем бы ни был на самом деле, предстал как его особняк, но чтобы она звала его — это уже чересчур. Хотелось, конечно, чтобы Гилберт и сейчас каким-то образом решил все её проблемы, но это было бы верхом эгоистичности. Не могла же она постоянно надеяться на других людей и при этом ничего не делать.

— Он… он помог тебе?

Постепенно тревога нарастала. Ещё мгновения назад, несмотря на терзавшие её вопросы, ощущение, будто призрачные руки изучают её тело, а отражение пытается подобраться ближе, Пайпер казалось, что всё будет хорошо. Неважно, насколько глупым и импульсивным выглядел её поступок — Пайпер просто хотела обнять Третьего и убедиться, что это и вправду он. Она едва не пискнула от счастья и облегчения, когда он аккуратно приобнял её, словно боялся сломать лишним движением, но теперь чувствовала, что непринуждённость и лёгкость исчезли. Третий держал её в своих объятиях не потому, что хотел приободрить, а потому что она, пока бредила, назвала имя Гилберта.

«Ты дура, Пайпс».

Она кивнула, опустив глаза и уставившись на серёжку-кристалл в левом ухе Третьего — смотреть на неё было намного проще, чем на его побледневшее, вытянувшееся лицо, одновременно растерянность, смущение и облегчение в голубых глазах, взлохмаченные волосы, из-за дождя ставшие более курчавыми. Пайпер была уверена, что раньше они были прямее и аккуратнее.

Внутри Пайпер точно что-то сломалось. В зеркальном мире, подсознании или Башне — где бы они ни была, она сломалась, ведь будь она целой, она бы ни за что не протянула руку к волосам Третьего, не зажала между пальцами прядь, падавшую на лоб, и не покрутила её.

Что-то было не так.

Будь Третьим всё тем же немного странным, но гиперопекающим сальватором, который не понимает земных привычек и выражений Пайпер, он бы отреагировал на это. Но он смотрел на неё всё так же, беспомощно открывал и закрывал рот.

Значит, внутри него тоже что-то сломалось.

— Гил… Гилберт, — запнувшись, исправился Третий, и Пайпер резко убрала руку, ругая себе за идиотские мысли и желания. — Гилберт был во Втором мире или… он всё ещё там?

Этого Пайпер уже не знала. Магнус сказал, что время во Втором мире и Диких Землях идёт одинаково, из чего следовало, что с момента её Перехода в этот мир прошло больше месяца. Пайпер не могла быть уверена, что за это время не случилось что-то из ряда вон выходящего, что Гилберт мирно сидел в особняке и не подставлялся под удар, как это было в день первого нападения на особняк. Но и видеть, с какой надеждой Третий смотрит на неё, чувствовать, как он цепляется за неё, словно она была спасательным кругом, тоже не могла.

— Когда я видела его в последний раз, — кашлянув, начала Пайпер, и вдруг прильнула ещё ближе, чувствуя, что выдерживать взгляд Третьего становится всё сложнее, — незадолго до того, как напал Маракс, он был в порядке.

Вряд ли Гилберт действительно был в порядке, но Пайпер и так сказала о том, о чём должна была молчать. И вряд ли Третий был в порядке, иначе он бы не отреагировал так эмоционально.

Всё случилось так же, как и в прошлый раз, на улице Омаги — буря магии, взорвавшаяся в одно мгновение. Все предметы, до этого лежавшие на своих местах, подскочили: книги, одежда, склянки, полные чаши, какие-то плашки, подсвечники, подносы, осколки разбитого зеркала, порошки и перетёртые травы из открытых отделений сундучков, оставленных целительницами на столе. Осколки зеркала метнулись в опасной близости от лица Третьего, — Пайпер почти ощутила, как острая грань коснулась её макушки, — но остановились, как и всё вокруг, когда он резко поднял руку. Затем он медленно опустил её, а после сделал шаг назад. Пайпер поняла, что в комнате не так тепло, как ей казалось до этого.

— Это правда? — хрипло выдавил Третий, нахмурившись. — Гилберт там, в твоём мире, и ты… ты молчала об этом? Всё это время?

Пайпер сжала челюсти. Она могла сказать всё так, как есть, и это, возможно, даже оправдало бы её молчание, если бы изначально реакция Третьего была совершенно другой. Если бы он не показал, что взволнован, напуган и растерян, если бы только дал знать, что может спокойно принять новость о том, что Гилберт жив. Так ей было бы намного легче сказать ему, что Гилберт ненавидит Третьего и даже слышать о нём не желает.

— Пайпер.

Ей казалось, что во время мнимой казни Катона он был зол, и что во время прогулки она вывела его из себя достаточно, чтобы увидеть, насколько он может быть разъярён. Но это не могло сравниться с тем, как он смотрел на неё сейчас. Посветлевшие глаза были таковыми из-за магии, рвавшейся наружу, а скрип зубов слишком громким, чтобы Пайпер его проигнорировала.

«Ты такая дура, Пайпс».

— Пайпер, — требовательнее повторил Третий.

— Я не…

Она запнулась, увидев, как он энергично кивнул, будто давая ей разрешение продолжить. Слова стали комом в горле, дрожь охватила пальцы, желание совершенно случайно наступить на осколок разбитого зеркала вдруг возросло.

Неужели ей действительно нужно было так долго молчать? Неужели она не могла ещё в Омаге, через неделю или даже меньше, сказать, что Гилберт жив?..

Но в то время Третий признался, что убил Лайне, и она не была уверена в правильности своих действий. Она и сейчас не была уверена, однако продолжала стоять, сжав губы в одну линию, и смотрела на него.

— Почему ты молчала?

— А почему ты молчишь о том, как тебя зовут и какому роду ты принадлежал? — выпалила Пайпер первое, за что уцепились её мечущиеся в хаосе мысли.

— Это никак не касается того, что ты скрыла правду о Гилберте.

— Я не скрывала. Мы договорились, что я скажу, кто помогал мне, если ты скажешь про своё имя и род.

— Мы так и не договорились.

— Давай договоримся сейчас.

Третий сделал небольшой шаг назад.

— Всё это время Гилберт был жив, — выделяя каждое слово, произнёс он. — Все эти двести лет он был в твоём мире, и он помог тебе. Ты знала, что Гилберт не погиб во время Вторжения, и знала, как я ненавижу себя за убийство Лайне, но молчала.

«Ты не хочешь мне хоть как-нибудь помочь? — обратилась она к Лерайе, сжав кулаки. Слышать слегка дрожащий голос Третьего и видеть, как он из последних сил одёргивает свою магию, было очень больно. — Нет? Совсем? Даже чуточку?»

— Я хотела понять, — наконец ответила Пайпер, тщательно подбирая слова и чувствуя, что у неё выработалась нехилая выдержка: вряд ли кто-либо сумеет продержаться под разъярённым взглядом Третьего так долго, как она. — Я не знала, можно ли тебе доверять, можно ли доверять всем вам, и я… Я просто не говорила о том, о чём не должна говорить.

— Что?

Наверное, так она и выглядела в крепости Икаса после того, как Арне бесцеремонно разрешил Третьему и остальным войти, чтобы поговорить с ней: злой, взвинченной, потерянной. Пайпер была абсолютно уверена, что тогда Третий чувствовал себя так же, как она сейчас: преданной.

Это несправедливо.

— Я не думаю, что имела право говорить об этом, — пробормотала Пайпер, из последних сил уговаривая себя не отводить глаз. — У Гилберта была… довольно негативная реакция на мои попытки спросить о тебе.

Третий сделал ещё один шаг назад.

— Что? Почему?

«Ты такая дура, Пайпс».

— Он ненавидит тебя.

Магия приготовилась к удару, которого не последовало. Третий смотрел на неё долго, изучающе, будто хотел проверить наличие и расположение каждого мелкого увечья на её лице, что ещё было видно, пока вдруг не рассмеялся так громко, что Пайпер подскочила на месте. Это совсем не так реакция, которую она ожидала.

Третий смеялся, запрокинув голову, и выглядел по-ненормальному счастливым, словно Пайпер сообщила ему самую прекрасную новость на свете. Это продолжалось несколько минут, в течение которых Третий периодически лениво взмахивал рукой, а она стояла, не зная, что делать, и думала о том, что к такому её магия не была готова.

Должно быть, так и должен выглядеть зеркальный мир, полный искривлённых отражений настоящего. Пайпер не сомневалась, что Третий смеётся не из-за комичности ситуации, а из-за её нелепости и оттенка безумства в его глазах. Он знал о Гилберте нечто, чего не знала Пайпер, и это играло ключевую роль.

— Третий, — попыталась начать Пайпер, но он вновь махнул рукой, и она почему-то послушно закрыла рот и опустила плечи.

Всё это было так неправильно и несправедливо.

— Ты не… ты не знаешь Гилберта, — наконец произнёс Третий, всё ещё посмеиваясь. — Поверь мне, он бы ни за что не стал ненавидеть меня. Он всегда любил меня так же, как я люблю его. Он бы не…

Пайпер резко вытянула руку и сказала:

— Проверь.

В этом не было смысла. Связь между ними уже несла всё то, что Третий отрицал словами, смехом и бессмысленными жестами. Магия всегда с точностью определяла, когда они лгали, и выдавала это. Прямо сейчас она должна была говорить Третьему, что Пайпер его не обманывает, но он почему-то отрицал это.

— Проверь, — повторила Пайпер, подойдя ещё ближе. — Если ты так хочешь, прочитай меня. Не знаю, как это работает, но ты же можешь как-то увидеть Гилберта таким, каким его видела я, да? Смотри, читай и чувствуй. Я тебе не лгу.

— Нет, — покачал головой Третий с широкой улыбкой, аккуратно отводя её протянутую руку в сторону. — Ты не понимаешь, о чём говоришь. Гилберт никогда бы…

— Он ненавидит тебя, — резче повторила Пайпер. — Он боится тебя.

Пальцы Третьего замерли в миллиметре от её запястья. Он и сам весь замер, будто за долю секунды превратился в статую, и уставился пространство перед собой непонимающим взглядом, горящим магией.

— А я не боюсь, — продолжила Пайпер, едва не умоляя свою магию приносить Третьему чувство её уверенности, на самом деле не существовавшей. — И не лгу.

— Ты не понимаешь, — тише повторил Третий, всё ещё смотря в пустоту. — Гилберт души во мне не чаял. Мы всегда были вместе, он просто не мог…

— Мне правда жаль, но это правда, Третий. Он ненавидит тебя.

Всего на секунду, но Пайпер поверила, что у неё получилось достучаться до него. Третий посмотрел на неё, аккуратно, почти невесомо коснулся её запястья и резко отпрянул, широко распахнув глаза. Всё естество Пайпер взбесилось: Сила кричала от вмешательства иной магии, пусть и родственной, приносила ощущение хаоса мыслей в голове Третьего и другое, крайне напоминавшее ломание костей.

Если до этого внутри Третьего ещё оставалось что-то целое, Пайпер собственноручно добавила первую трещину.

— Нет, — покачал головой он, отступая назад, хватая себя за волосы и ошарашенным взглядом рыская по комнате, словно загнанный зверь. — Это не Гил, он бы никогда не… Он не мог… Как же он?.. Нет…

— Третий…

— Не подходи ко мне.

Пайпер напряжённо сглотнула, опустив уже поднятые руки. Третий тяжело дышал, тянул себя за волосы, жмурился и бормотал что-то бессвязное, никак не пытался успокоить свою магию, почти осязаемо касающуюся Пайпер.

Что она наделала?

Как она могла сказать ему, что Гилберт ненавидит его? Почему она не попыталась хоть как-то смягчить эту новость, почему не предупредила его, что за двести лет Гилберт мог сильно измениться, почему не…

Громко, яростно зарычав, Третий пнул сначала стул, на котором сидел до этого, затем — сундук с вещами, стоявший чуть дальше. Они отлетели в стену с таким грохотом, что Пайпер испуганно вскрикнула и подскочила на месте, прижав руки к груди.

— Это. Не. Гилберт. — Третий делал паузу после каждого слова, сопровождая её тяжёлыми вдохами и выдохами, и быстро обернулся к ней, пышущий яростью и недовольством. — Это. Не. Гилберт!

Пайпер интенсивно закивала головой, соглашаясь с каждым его словом. Он говорил что-то ещё, едва не шипя ей в лицо, и Пайпер без остановки кивала, зная, что ей лучше согласиться, чем продолжать спорить. Даже если всего за долю секунды Третий понял, что она не лжёт, ей было лучше признать себя неправой.

И только после, спустя ещё несколько яростных слов, Третий вдруг замолчал и уставился на неё. Пайпер видела его горящие магией глаза, мокрые дорожки на щеках и растерянность со страхом, которые никак не сочетались с гневом, ещё недавно контролировавшим его.

Пайпер сделала шаг и поняла — всё это время она пятилась назад, а Третий наступал до тех пор, пока она не оказалась возле стены.

Она пятилась от него.

Они молчали, слушая прерывистое дыхание Третьего и лёгкое шевеление магии, сконцентрировавшейся в комнате, до тех пор, пока он не отступил. Пайпер показалось, будто доверие между ними треснуло так громко, что оглушило их.

Затем она услышала что-то, крайне напоминавшее плач, и испуганно вскинула голову. Третий и впрямь плакал, смотря на неё, и трясся едва не всем телом.

У Пайпер был определённый свод правил для поведения с людьми, которые так или иначе напугали её или могли сделать это, но сейчас она не могла вспомнить ни одного пункта. Вышедший из себя Третий определённо напугал её, — а ведь она пыталась убедить себя и его, что не боится, — но она не чувствовала, что готова и дальше отступать. Умом понимала, что это нужно было сделать, ведь Третий элементарно опасен, но не отступала. Наоборот — шагнула вперёд, поначалу несмело, давая ему возможность понять, что она собирается сделать, и остановить её, если это нужно. Третий смотрел, беззвучно плача, и только спустя вечность, полную неконтролируемой магии, сделал шаг вперёд и крепко обнял её. Пайпер вцепилась в него, как в спасательный круг, уткнулась лицом в грудь и тихо всхлипнула.

Только она, Пайпер Аманда Сандерсон, Первый сальватор, может быть такой дурой, и это научно доказанный факт.

— Прости меня, — шепнул Третий ей в макушку, медленно ведя ладонью по спине. — Прости, прости, прости…

Благодаря Силе Пайпер знала: Третий отрицает то, каким стал Гилберт. Что бы он ни увидел, что бы ни почувствовал, он этому не верит, но она не стала осуждать его за это.

— Прости меня, — совсем тихо повторил Третий. — Прости…

Пайпер могла бы вечность слушать его извинения, потому что, как бы эгоистично и низко это ни было, ей нравилось, что Третий осознавал, насколько напугал её, но вместо это едва слышно спросила:

— Гилберт так важен для тебя?

— Я нуждаюсь в нём, — ни на мгновение не задумавшись, ответил Третий. — Сильнее, чем в Киллиане или Розалии.

Это не вносило конкретики, только путало и пугало ещё сильнее, но и на этот раз Пайпер была готова временно остановиться. Ей нужны ответы и сальватор, а не ответы и жалкое подобие сальватора, в которое превратиться Третий, если она и дальше будет такой резкой.

— Почему?

— Это священная связь, — с запозданием ответил Третий. — Без имени и принадлежности к роду она не так сильна, но она… Она — всё, что мне нужно.

— Это кецериз? — предположила Пайпер, вспомнив, сколько раз во дворце Омаги она слышала это слово.

— Кертцзериз, — исправил Третий. — И нет, это не она.

— Тогда что?

— Нечто такое же важное.

Больше он ничего не сказал. Просто стоял, держа её в своих объятиях, непрерывно вёл рукой по её спине, действуя так аккуратно и медленно, что это постепенно успокаивало её. Пайпер была уверена, что внутри у неё будет настоящая буря, из-за которой она сама начнёт ненавидеть Третьего так же сильно, как Гилберт, но умиротворение было сильнее.

Почти сильнее.

— Имя, — произнёс Третий.

— Что?

— Моё имя. У нас был уговор.

— Мы так и не договорились по-нормальному.

Наверное, это было отличительной чертой сальваторов: перескакивать с одной темы на другую и притворяться, будто это нормально. Но Третий, в отличие от неё, всё ещё было на взводе и сохранял лишь внешнее спокойствие, едва не трещащее по швам. И неуёмное любопытство Пайпер вместе с желанием сунуть нос куда не следует были чересчур сильны, чтобы она так просто усмирила их.

— Моё имя, — повторил Третий, почти коснувшись губами её макушки. — Я… я не помню его.

Пайпер отпрянула, как от удара. На щеках Третьего всё ещё блестели дорожки от слёз, но он уже не плакал. Просто смотрел, как она пытается облачить мысль в слова, как неверяще качает головой. Наконец он закатал правый рукав светлой рубашки и показал цепь из незнакомых ей символов, расположившуюся на белом запястье.

— Это помогает вспоминать, но лишь на мгновения. Если кто-то скажет моё имя, если обратится по нему, я не смогу этого понять. Я просто не осознаю, что это моё имя. Но Клаудия, Магнус и остальные знают его, и когда они произносят его и просят проверить эти чары, я проверяю и вспоминаю. Всего на мгновение.

— Ты не можешь вспомнить имя без чужой помощи?

Третий сокрушённо покачал головой, невесело усмехнувшись.

— Сколько чар я испробовал, пытаясь найти способ… Ни одно из них не может побороть проклятие. Пока оно есть, я никогда не вспомню своё имя самостоятельно, никогда не запомню его, если его кто-то произнесёт.

— Поэтому ты Третий, — выдохнула Пайпер, поразившись собственным выводам. — Кто мог наложить такое ужасное проклятие?

— Тот, кто знает, насколько силён я настоящий.

Это было за гранью её понимания, но она кивнула, вряд ли удачно и с видом знатока, но всё же кивнула. Очередное подтверждение о силе Третьего, с которой она не могла сравниться, уж точно не в таком состоянии, ударило не так больно, как она предполагала.

— Ты ведь пытался убить демона, который сделал это?

— Пытался, и один раз я почти убил его, но… Инагрос был выжжен дотла, а он сбежал, поджав хвост. С тех пор я не сталкивался с ним лицом к лицу.

Если Третий сжёг земли Инагроса после того, как на него наложили это проклятие, значит… то было время, когда он был в плену в Башне. Случайно обронённые Магнусом слова накрепко засели в голове Пайпер и теперь дополнились новыми, более пугающими и шокирующими.

Третий был достаточно силён, чтобы выжечь Инагрос, стерпеть множество проклятий и её ложь в лицо. И ему нужен был Гилберт так же сильно, как Гилберту не нужен был Третий. Ей бы следовало учесть это, чтобы, если наберётся достаточно храбрости, попытаться объяснить ненависть Гилберта и не дать Третьему напрасных надежд, но теперь не только магия тянулась именно к Третьему. Всё существо Пайпер тянулось к нему, и она не могла этому помешать.

— Я… — начал было Третий и остановился, моргнул, оглядел комнату так, будто впервые увидел её, и кашлянул, прочищая горло. — Я думаю, Дане нужно осмотреть тебя ещё раз. Я позову её. И тебе следует поесть и отдохнуть.

— Я не хочу есть, — призналась Пайпер, обхватывая себя за плечи. — Я…

Она не могла возразить почти умоляющему взгляду Третьего, говорившему о том, что он не вынесет ещё больше вопросов и воспоминаний, пробуждающихся из-за этих вопросов. Нужна хотя бы небольшая пауза, иначе к первой трещине Пайпер своими руками добавит вторую, если не десятую или сотую.

— Хорошо, — проглотив вставший в горле ком, согласилась она. — Хорошо.

***

Дана оказалась приятной женщиной, совсем молодой, едва старше Пайпер, смышлёной и с чувством юмора, но в вопросах целительства она была непреклонной и жёсткой. Она заставила Пайпер лежать смирно почти час, пока сама изучала шрамы на её плечах, и без остановки говорила о мастерстве Ветон, благодаря которой по прошествии времени следы станут совсем блеклыми и незаметными. Пайпер могла бы вынести это, если бы потом Дана не сказала, что добавит целебный отвар в её еду.

Теперь Пайпер понимала, почему её так испугали эти слова, но в ту минуту, когда Дана почти вышла из комнаты, смогла только вскрикнуть и метнуться к ней, надеясь остановить. Дана смотрела на неё, ожидая продолжения и учтиво делая вид, что её не волнует перекошенное лицо Пайпер, но девушка молчала, беспомощно цепляясь за чужую руку.

Поначалу её трясло от того, какой дурой она была, раз рассказала Третьему о Гилберте и даже не попыталась сгладить свои слова. Затем от воспоминания о моменте, наступившем секундой позже вопроса Стеллы, когда из её носа пошла кровь и она почувствовала, что боль сдавила тиски. И без остановки вспоминала, как Третий признался, что нуждается в Гилберте сильнее, чем в Киллиане или Розалии, и об имени, которого не помнит.

Всего этого было слишком много для её измученных сознания и тела, и слова Даны сделали только хуже.

— Я не хочу есть, — кое-как выдавила Пайпер, быстро заморгав, лишь бы избавиться от выступивших слёз.

— Придётся, — возразила Дана, наконец мягко освободив руку из её хватки.

— Я не… я не хочу выходить из комнаты, — торопливо произнесла Пайпер.

— Принесу сюда, не переживай. Хотя, конечно, прислуживать тебе мне не особо-то и хочется.

— И не надо! Я просто посплю, и всё будет хорошо.

Дана смерила её тяжёлым взглядом, в котором точно угадывалось: она поняла, почему Пайпер сопротивляется, но её это не убедило.

— Тебе нужно поесть, — с расстановкой произнесла Дана, после чего вышла, аккуратно прикрыв дверь.

Это было почти час назад, и Пайпер с напряжением ждала, когда дверь откроется вновь. Она сидела на кровати, прижав колени к груди, и мысленно уговаривала себя успокоиться и не быть слишком подозрительной. Третий ведь сказал, что тут безопасно, значит, бояться ей нечего. Нужно лишь переступить через себя, усмирить разбушевавшийся страх и съесть то, что предложат. Это очень просто. Подумаешь, еда в крепости, о которой она ничего не знает, приготовленная незнакомыми людьми и никем не проверенная…

«Моё имя. Я… я не помню его».

Пайпер сильнее сжала колени.

Такое бывает, когда разом наваливается множество проблем и кажется, что ни одну из них разрешить не выйдет, что каждая проблема мирового масштаба, если не вселенского. Ей лишь нужно немного успокоиться и убедить себя, что проблемы решаемы. Так ведь оно и было: с Гидром разберётся Третий, целители Тоноака наверняка помогут, если ей станет хуже, обучение магии будет продолжаться, как и поиски способа по возвращению домой, и с Розалией, что бы там ни произошло, всё разрешится. Пайпер нужно лишь восстановить силы, и сделать это можно только через сон.

Да, так будет лучше. Обычный сон, спокойный, без кошмарных воспоминаний и сновидений, рождённых страхами её и чужими.

Пайпер легла на спину, сплела руки на животе и закрыла глаза. Можно считать воображаемых пушистых овечек, прыгающий через невысокий воображаемый забор, или вспоминать, сколько раз Лео, проигравший в «Монополию», брал на себя всю работу по дому. Он ничего не смыслил в правильном распределении своего имущества и управлении полученным капиталом. Или можно думать, что Лео понятия не имеет, что у него есть младшие брат и сестра и дядя. Он спокойно живёт дальше, учится в университете, подрабатывает в музыкальном магазине, — его же ещё не выгнали оттуда, да? — и пытается угадать сериального убийцу раньше, чем это сделают главные герои. У него всего получалось сопоставить все улики и мотивы в рекордное время.

Пайпер тоже хотела угадывать сериального убийцу. И играть в «Монополию». И жаловаться, что удержаться на подработке сложно, хотя она, стоит признать, никогда не прикладывала достаточно усилий. И кататься на велосипеде летом, ловить соседского кота для фотографий, навещать родственников и дразнить двоюродных братьев тем, что она — единственная внучка, и потому самая любимая.

Существует ли бог, который за хорошую молитву может наслать приятный сон? Для него ведь не нужно закалывать невинную овечку в качестве жертвы?

Пайпер зажмурилась так сильно, что перед глазами заплясали цветные пятна.

Все её проблемы решаемы. Нужно лишь успокоиться и хорошенько подумать над ними. Пайпер только проблемы глобального потепления решить не может, да и то не является правдой на все сто процентов. Может, Сила и на такое способна, кто же её знает. Лерайе ведь всё ещё молчит.

Все её проблемы решаемы.

Но пока Пайпер лежала и беззвучно плакала, давилась жалостью и ненавистью к себе и думала о том, что очень хочет, чтобы это всё закончилось.

Вот бы просто открыть глаза в своей светлой комнате, увидеть стенд с фотографиями, прошедшими тщательный отбор, книжный шкаф, коллекцию мелких подарков от Эйса, на которые он долго копил (или же с помощью щенячьего взгляда выпрашивал у родителей), услышать будильник или ворчливый голос Лео, понявшего, что Пайпер съела его любимый йогурт.

Но вместо этого она почувствовала, как её руки касается что-то мягкое, тёплое, испуганно вскрикнула и дёрнулась.

— Прости, — тихо произнёс Третий, отнимая руку, — я дважды постучался, но ты не ответила.

Он сидел возле её кровати на коленях, поставив локти на край, и обеспокоенно оглядывал её лицо, наверняка не такое уж и симпатичное, чтобы уделять ему так много внимания.

— Дана сказала, что ты не хочешь есть, —продолжил Третий, пока Пайпер пыталась незаметно, — на самом деле очень заметно, — утереть слёзы. — Ей всё равно, так что я сказал, что сам отнесу тебе еду.

Пайпер покосилась в сторону. Поднос со скромным то ли обедом, то ли ужином стоял на прикроватном столике. От одного вида еды у Пайпер напрочь пропали зачатки аппетита.

— Я не буду это есть.

В бессмысленном и раздражающем упрямстве ей следует отдать золото.

— Я могу попробовать, — предложил Третий, не изменившись в лице. — Если отравлюсь, Магнус изрешетит каждого, пока не узнает, кто виноват.

— Ты не будешь пробовать, — возразила Пайпер. — Ты ничего не ешь.

Глаза Третьего округлились лишь на секунду, но этого было достаточно.

— Ты ничего не ешь, — повторила она, ссутулив плечи. Третий всё ещё сидел на полу, положив локти на край кровати, и смотрел на неё снизу вверх, но именно Пайпер чувствовала себя маленькой и незначительной.

Это было лишь предположение, ведь она ни разу не видела, чтобы Третий съел хоть что-нибудь. Он только пил, и то не всегда, и не притрагивался к еде, первым заступал на дежурство во время привалов и непринуждённо улыбался уголками губ, будто так и должно быть.

— Ещё одно проклятие?

Третий сдавленно кивнул.

— Сколько их вообще?

— Достаточно, чтобы я порой забывал точное число.

— Ты сумел избавиться хоть от какого-нибудь?

— Разумеется. Я избавился от многих проклятий, но твари накладывали новые. Думаю, без полноценного Арне я не могу избавиться от них полностью.

— Значит, нужно починить Арне.

Третий вдруг усмехнулся и покачал головой.

— Арне сказал, что оскорблён сравнением с… не совсем понял. Что такое фотопарт?

— Фотоаппарат, — исправила Пайпер. — Устройство, с помощью которого можно делать фотографии.

— Что такое фотографии?

Непонимание и растерянность в его глазах, светлых без магии, напомнили ей Эйса, ставшего невольным слушателем получасовой лекции о камере Пайпер, когда Лео всё же соизволил купить её и загладить вину.

— Я тебе как-нибудь покажу, — пообещала Пайпер, зная: если её проблемы не решаемы, она не сможет выполнить это обещание.

— Это что-то хорошее?

— Очень. И красивое. Тебе понравится.

— Почему мне должно понравится?

— Фотоаппаратом можно поймать что-то красивое и любоваться этим, пока не надоест.

Третий нахмурился.

— Так это тюрьма?

— Нет, какая ещё тюрьма! — фыркнула Пайпер и закатила глаза. — Это я так, образно… И вообще, — строже добавила она, сведя брови к переносице, — не уходи от темы.

— Просто пытаюсь поднять тебе настроение, чтобы ты вновь улыбалась.

Это было сказано так искренне и непринуждённо одновременно, что Пайпер мгновенно проглотила колкий ответ, придуманный заранее и готовый сорваться с языка. Угораздило же её оказаться в обществе не просто честного и ответственного сальватора, но ещё и порой не понимающего, как могут быть восприняты его слова.

— Как Эйкен? — проглотив второй ответ, уже не такой колкий, как первый, спросила она. — Ты же был у него, да?

— Да, был. Он хорошо себя чувствует, но его что-то беспокоит. Возможно, увидел плохой сон. Магнус с ним, хотя хотел наведаться к тебе.

Пайпер была уверена, что после этих слов Магнус эффектной походкой зайдёт в комнату, лёгким движением откинет со тёмные лба волосы и, ослепительно улыбнувшись, скажет что-то вроде: «Третий, ты засранец, почему ты так долго подводил к великому и прекрасному Магнусу?»

Но Магнус не заходил. Пайпер, привыкшая к его обществу, бессчётному количеству шуток и флирту, на который никто не реагировал, начала нервничать.

— И где он? — всё же уточнила она.

— Проверяет рыцарей, живущих здесь. Мы написали и отправили Киллиану письмо, и Магнус решил, что стоит провести полную проверку. Целительниц он оставил мне.

— И как? Они прошли проверку?

— Дана в состоянии проконтролировать всё и без моего вмешательства. Я не намерен влезать в жизнь этого храма ровно до тех пор, пока мне прямо не скажут об этом.

— А. Как благородно.

Третий озадаченно нахмурился.

— Забей.

— Кого?

Пайпер в ужасе округлила глаза.

— Мы же уже это проходили!

— А, это опять твои земные… — он задумался, отвёл взгляд, но спустя всего секунду просиял и закончил: — Фишки, да? Ты же так говорила?

Пайпер много чего говорила, но не помнила, чтобы говорила о том, как хочет, чтобы её отвлекли разговорами ни о чём и обо всём одновременно. Она бы разозлилась, если бы была способна на злость, и упрекнула бы Третьего, если бы имела на это право. Вместо этого она сидела, подавляя глупую улыбку, — как можно не улыбаться из-за того, каким невинным и довольным выглядит Третий, вспомнив о словах «земная фишка»? — и старалась не думать о том, что без её участия её проблемы не решатся. А ведь было бы так прекрасно.

— Так когда мы отправляемся дальше? — спросила Пайпер, надеясь, что её вопрос не прозвучал слишком резко и что очередная смена темы не станет причиной для упрёков со стороны Третьего.

— Завтра утром. Вам с Эйкеном нужно хорошенько отдохнуть.

— А вам с Магнусом? Дана сказала, что вы были похожи на мертвецов, когда прибыли.

— Мы выглядели куда живее вас.

Пайпер заломила бровь и выжидающе уставилась на него.

— Лошади отдыхают в стойлах, — со вздохом ответил Третий, — Магнусу нашли комнату в казармах рыцарей. Всё нормально.

— А ты?

— Мне не нужен отдых.

— А сон?

— И сон не нужен. Лучше помогу целительницам, которые будут дежурить этой ночью. К счастью, Басон обещал не буянить. Кажется.

— Иными словами, будешь шататься по всему храму и искать, чем бы себя занять на всю ночь.

Потому что никак иначе для Пайпер это и не выглядело. Раньше она не особо интересовалась, чем занимается Третий поздним вечером и ночью, она уходила к себе предаваться самобичеванию за несколько часов до наступления полной темноты, но теперь понимала, что Третий постоянно искал для себя какое-нибудь занятие. Он не спал, не ел, не отдыхал. Он вообще не делал ничего, что является естественным и даже обязательным для живых.

— Давно ты так?

Ей было не обязательно уточнять вопрос, чтобы Третий понял её. Он кивнул, не изменившись в лице, но сердце Пайпер сжалось так же, как дрогнула Сила и нить, связывающая её со Временем.

Всё это было так неправильно и несправедливо.

— Тогда расскажи мне о Диких Землях, — попросила Пайпер, сцепив пальцы в замок. — Всё, что можешь рассказать. Я хочу наконец понять, где нахожусь.

— Наших занятий было мало?

— Мало, — нехотя призналась Пайпер.

Третий никак не отреагировал на её ответ, будто и не задавал вопроса, только ещё раз кивнул, произнёс:

— Хорошо. Но тебе нужно поесть.

Сердце Пайпер ухнуло в пятки.

— Я не буду это есть.

— Я проверю, обещаю…

— Нет, — Пайпер замотала головой, ощущая, как паника захватывает каждый нерв её тела. — Я не буду здесь есть.

Нужно лишь переступить через себя, усмирить разбушевавшийся страх и съесть то, что предложат. Это очень просто. Подумаешь, еда в крепости, о которой она ничего не знает, приготовленная незнакомыми людьми и никем не проверенная …

Пайпер, не сумев перебороть себя, тихо шмыгнула носом.

— Я не буду здесь есть, — упрямо повторила она. — Не буду.

— Тебе нужно восстановить силы.

— Потом поем. Я не хочу сейчас. Лучше расскажи о Диких Землях.

По его взгляду Пайпер поняла, что ему очень не нравится её решение, но, к её облегчению, он не стал спорить. Он лишь попытался оказать на неё влияние, смотря в течение целых десяти молчаливых секунд. Пайпер не сдавалась, зная, что дальше будет куда более серьёзное и тяжёлое испытание.

Третий наконец встал и потянулся к стулу, стоящему недалеко от кровати. Пайпер вдохнула, выдохнула, прокляла себя за всё на свете и выпалила:

— Ты можешь быть рядом?

Третий остановился, посмотрел на неё, едва коснувшись кончиками пальцев спинки простого деревянного стула.

— Я рядом, — ответил он после небольшой паузы. — Прямо сейчас и всегда.

— Я…

«Дура, — подсказала сама себе Пайпер. — Я — дура. Дядя Джон душу вытрясет, когда узнает. И непонятно, из кого первым».

Если узнает.

Пайпер отодвинулась и похлопала по месту рядом с собой.

Третий отошёл на шаг, изумлённо уставившись на неё.

— Мне страшно, — призналась Пайпер, в мыслях продолжая ругать себя. — Я будто всё ещё чувствую, как кашляю кровью, и слышу свой голос там, среди зеркал, и я просто…

«Ты просто дура».

— Забудь, — отмахнулась Пайпер, складывая руки на груди. — Это глупо. Просто расскажи о Диких Землях и…

Третий подошёл ближе, сел на край кровати и с нечитаемым взглядом уточнил:

— Ты уверена?

Пайпер подумала ещё немного, — «Т ы дура, дура, дура!» — и кивнула, не решаясь посмотреть Третьему в глаза.

— Хорошо, — сказал он, протянув руки.

«Ты дура».

Пайпер едва не упала в его объятия, крепко обхватила, будто всё ещё была окружена зеркалами и нашла единственное спасение, даже не заметила, как Третий, перевернувшись, лёг на спину и прижал её к себе. Пайпер уткнулась ему в плечо, чувствуя, как его тонкие пальцы легко касаются её макушки, а страх постепенно отступает. Он был тёплым, сильным, спокойным и действительно ощущался как безопасность и умиротворение, в котором она так нуждалась.

— Рассказать о Диких Землях, да? — шёпотом уточнил Третий.

Пайпер заёрзала, кое-как кивнула и вновь затихла.

Третий молчал, терпеливо перебирая волосы у неё на макушке. Пайпер ненавидела, когда кто-то касался её волос просто так, без разрешения, и из последних сил сдерживалась даже в момент, когда Марселин сооружала красивую причёску на бал фей. После того, как Катон в одно движение срезал ей добрую половину, а Ветон подровняла пряди, до этого бывшие неровными, Пайпер старалась игнорировать собственные волосы. Заплетала их лентой, укладывала на затылке, как научила Ветон, и не думала о том, что даже в таких ужасных условиях они всё ещё мягкие и шёлковистые.

Но ей нравилось, как их касался Третий, будто под пальцами он ощущал не обычные волосы, а хрупкую драгоценность. Это было чем-то новым, волнующим и очень приятным.

— Хорошо, — наконец произнёс Третий. — Я расскажу тебе о Некрополях и Блуждающих Душах.

***

— Мне нужно письменное разрешение! — хлопнув ладонью по столу, заявил Магнус.

— Доброе утро, — пресно отозвался Эйкен, поёрзав на стуле. — Госпожа Кая сказала, что всё хорошо, волноваться не о чем.

— А я буду волноваться! Почему ты просто ушёл, не предупредив меня?

Магнус мог бы и не кричать так громко, зарабатывая недовольные взгляды ещё сонных целительниц, собравшихся в общей столовой на завтрак, но он действительно волновался и никак не мог успокоиться. Эйкен просто ушёл из комнаты, не предупредив его, даже записки не оставил, и Магнус, только проснувшийся, запаниковал. Справедливости ради стоит заметить, что ему не следовало засыпать, сидя возле кровати Эйкена, — ночью его подняли и сказали, что Эйкену приснился кошмар, из-за которого он кричал так громко, что разбудил всех соседей, — но удержаться от соблазна было так сложно. Магнус всего на минуту прикрыл глаза, зная, что за это время ничего не успеет случиться. Однако Эйкен успел уйти, не предупредив его и не предоставив письменного разрешения, заверенного Каей, и обосноваться в столовой.

Эйкен так и не ответил на его вопрос, и Магнус сдался, но только временно. Он с шумом опустился на скамью, поставил локти на стол и уставился на бледного Эйкена, сидящего перед ним. Он без всякого подобия аппетита мешал какую-то похлёбку и интенсивно пил травяной чай, услужливо приготовленный одной из девушек, дежуривших этой ночью. Она же изредко поглядывала в их сторону, будто несла личную ответственность за Эйкена и представляла, что с ней будет за невыполнение обязанностей.

— Ты хоть наелся?

Эйкен опасливо покосился на него из-под непричёсанных тёмных локонов, упавших на лоб и глаза.

— Говоришь так, будто это была последняя трапеза в жизни.

— Будет, если ещё хоть раз так напугаешь меня.

— Мы же в храме, под защитой рыцарей и Гаапа. Всё хорошо.

Порой наивность Эйкена и вера в лучшее была столь велика, что Магнус невольно поддавался ей и забывал, что рассчитывать можно только на себя и людей, которым ты безоговорочно доверяешь. Сейчас случай был совершенно другим, но он позволил себе обнадёживающе улыбнуться, лишь бы не напугать Эйкена своим ужасным расположением духа.

Не он один сегодня плохо спал.

— Как Пайпер? — тихо спросил Эйкен.

— Надеюсь, что отлично.

— Ты надеешься?..

— Я так и не навестил её. Сначала был с тобой, потом мы писали Киллиану…

— Зачем? Что-то случилось?

Магнус прикусил кончик языка, ругая себя за болтливость. Казалось бы, именно сейчас он должен быть осторожнее и тщательно обдумывать каждое слово, но одна мысль о том, что Эйкен едва не умер, развязывала язык не хуже крепкого фейского вина, если не лучше. Хотелось рассказать ему обо всём, что они узнали, здесь и сейчас, но вокруг было чересчур много лишних слушателей и нежелательного внимания, которого Эйкен, что странно, не смущался. Ему всегда было трудно вынести большого скопления людей — в основном из-за того, как они смотрели на его тени.

— Я тебе потом расскажу, — пообещал Магнус, улыбнувшись шире. — Для начала убедимся, что ты отлично стоишь на своих двоих… О, ракс! Да ты же сбежал от меня! Всё, проверка пройдена. С таким стремлением тебе нужно ехать на Басоне.

Эйкен тихо прыснул от смеха.

— Он сбросит меня меньше, чем через метр, и затопчет.

— Ну-у… — протянул Магнус, изобразив глубокую задумчивость, — тогда придётся ехать на Лепесточке.

— А он будет нервничать из-за близости теней.

— Элементали, что ж тебе всё не нравится?

— Ты сказал, что не был у Пайпер, и я волнуюсь, — выпалил Эйкен, восприняв его вопрос со всей серьёзностью. — Никто из целительниц её не видел, я уже спрашивал. Гидр ведь хотел отравить именно её, да? Я просто случайно выпил воду и… Что, если ей хуже? Почему ты её не навестил?

— Потому что с ней Третий, — ответил Магнус так, будто это было очевидно.

Эйкен похлопал глазами и, вдруг покраснев, выдал:

— А…

Магнус насторожился.

— В чём дело?

— С ней точно всё хорошо? — торопливо, почти зажёвывая слова, уточнил он. — Нам ведь сегодня отбывать в Тоноак, вдруг что…

— Думаю, Третий знает, что делать. Да и Дана говорила, что переживать не о чем.

— А я и не переживаю…

Эйкен залпом допил травяной чай, с шумом поставил глиняную чашу на стол и уставился в пространство перед собой пустым взглядом.

— Я ничего не понимаю, — пробормотал он, шмыгнув носом. — Я опять был в том доме, видел людей, слышал их, но никак не мог понять, о чём они говорят, вот только… Они постоянно повторяли одно слово. «Сила». Это же не Сила Пайпер, правда?

Ответа на этот вопрос Магнус не знал, ведь сознание Эйкена — тёмное место, в котором даже он не мог отыскать правды. Но он никогда не показывал, что переживает из-за этого как из-за чего-то, что существенно портит ему жизнь. Он справлялся с непониманием себя так хорошо, как только мог. Магнусу не нравилось, как всего один странный сон, повторившийся этой ночью, разбил Эйкена.

— Мы можем спросить у Пайпер, — предложил он, держа на губах обнадёживающее улыбку. — Она наверняка знает о Силе больше, чем мы.

— У Третьего, — с сомнением исправил его Эйкен.

— Или у Третьего. Но сначала спросим у Пайпер. Готов поклясться, она по нам соскучилась.

Эйкен, немного подумав, закивал и соскочил с места.

— Как думаешь, завтрак в постель — это прекрасно или великолепно? — поднимаясь вслед за ним, стал рассуждать Магнус. — Золотце точно обрадуется, раз уж она не появилась в столовой и никто её не видел.

— Я расскажу Третьему, что ты пытаешься её соблазнить, — проворчал Эйкен, — и он тебя остановит.

Магнус вскинул руки, будто сдаваясь, и тихо рассмеялся.

— Поверь мне, я вовсе не хочу соблазнять Пайпер. А если бы и хотел, она бы сама меня остановила. Помнишь, как она недавно победила меня меньше, чем за пять минут?

— Какой успех… — пресно отозвался Эйкен.

Очевидно, он и впрямь плохо спал, иначе не был бы таким угрюмым и рассеянным.

Он дважды едва не уронил поднос, полный еды и успешно добытый у прелестной старушки на кухне, назвавшей Эйкена «чудесным мальчиком». Магнусу пришлось забрать поднос, лишь бы убедиться, что ни еда, ни сам Эйкен не пострадают.

С каждым шагом, приближающим их к комнате Пайпер, Магнус всё лучше различал перемены, произошедшие с Эйкеном. Он сутулился, опускал голову, переводил взгляд с одного предмета на другой и нервно облизывал губы, периодически сглатывая, будто нуждался в воде. Тени беспокойно шевелились на левой половине его лица, сливались в пятна без очертаний и беззвучно шипели, рычали и скалились. Прежде Магнус никогда такого не видел.

— Эйкен…

Он уже постучался дважды и сделал вид, будто не услышал обращения Магнуса, или действительно не услышал, поглощённый своими мыслями. Тёмные глаза Эйкена стали совсем стеклянными, а крохотные змеи, кольцами обвивавшие пальцы, показали острые клыки.

Он постучался ещё раз, но, не получив ответа, беспомощно обернулся к Магнусу.

— Я надеюсь, — пробормотал Магнус, передавая поднос Эйкену и протянув руку к двери, — что она просто крепко спит.

На всякий случай он постучался ещё раз и, что было ожидаемо, не получил ответа. Тогда Магнус вдохнул, выдохнул, вспомнил, что Дикие Земли — жуткое местечко, в котором нужно всё проверять по нескольку раз, и бесшумно приоткрыл дверь. Он действительно надеялся, что она крепко спит, — хотя и над этим стоит поработать, ибо крепко спать в комнате, которая не запирается, просто опасно, — но если она просто не слышала стука и занята… Магнус выставит себя идиотом. Но уж лучше он, чем Эйкен, и так чувствовавший себя разбитым.

Магнус осторожно заглянул в комнату, едва не выругался во весь голос и поспешно зажал рот, боясь, что ругательство всё же вырвется. Сгоравший от нетерпения Эйкен просунулся поближе к нему, юркнул под руку и застыл, уткнувшись макушкой ему под рёбра. Магнус настойчиво отпихивал его назад, пока Эйкен удивлённо, покраснев до кончиков ушей, пялился на спящих Пайпер и Третьего.

Магнус никогда прежде не видел, чтобы Третий, редко признававший важность сна, выглядел таким расслабленным. Он лежал, раскинув длинные руки и ноги в стороны, щекой прислонившись к взъерошенной макушке Пайпер, которая закинула ногу ему на бёдра и обняла так крепко, будто хотела задушить.

Всё было исключительно в рамках приличия, но Эйкен, пыхтя что-то о том, что он ничего не видел, стрелой вылетел в коридор и утянул за собой Магнуса. Чудо, что поднос всё ещё не оказался на полу.

— Выходит, Ингмар и впрямь был прав, — пробормотал Магнус, аккуратно закрывая дверь. — Что ж, это многое объясняет…

— Ты не говорил, что Третий не просто присматривает за ней! — прошипел Эйкен, изо всех сил сжимая края подноса.

— Успокойся, парень, они же не…

— Нет! — он впихнул поднос Магнусу и быстро закрыл уши. — Ничего не хочу знать!

— Всё равно узнаешь, когда станешь постарше. И лучше от меня, чем от кого-нибудь другого.

Эйкен свирепо уставился на него, всё ещё красный от смущения, и ни следа той растерянности, что наблюдалась за ним со вчерашнего дня. Магнус бы посчитал это успехом, если бы не знал, что Эйкена способно смутить что угодно.

— Ну же, Эйкен, — изо всех сил пытаясь спрятать ядовитую улыбку, произнёс Магнус, — не будь таким ребёнком.

— Я не ребёнок! — возмутился тот.

— Только ребёнок будет так реагировать на спящих в обнимку людей.

— Я! Не! Ребёнок! — цедя каждое слово, повторил Эйкен.

Магнус остановился и на секунду прикрыл глаза. Порой он забывал, как бывает сложно с детьми, и забывал, каким проблемным был в тринадцатилетнем возрасте и отказывался соглашаться со старшими там, где они были правы.

— Эйкен, — мягче повторил Магнус, — ты же не влюбился, правда?

Он дёрнулся, и румянец, только начавший исчезать, вернулся на место.

— Нет, конечно, — пробубнил Эйкен, не смотря на него. — Что за глупости?

— Правда? Ты мне не врёшь?

— Не вру.

— Иными словами, если я предположу, что тебе приятно общество Золотца исключительно потому, что она притягательно по природе своей и умеет завоёвывает всеобщее внимание, ты согласишься со мной?

Эйкен глупо похлопал глазами, сжав кулаки.

Элементали, пошлите ему больше сил.

Магнус много раз сталкивался с влюблённостью. Он знал, насколько это чувство окрыляющее и разрушительное одновременно, потому что не меньше полсотни раз разбил собственное сердце, убедив себя не самыми правдоподобными аргументами, что он действительно влюблён. В двенадцать, когда у него сменился учитель музыки, он влюбился впервые и даже ревновал леди Эйлит к её мужу, с которым она обручилась незадолго до того, как поступила на службу к семье Рафт. И он, разумеется, всё отрицал, когда старшая горничная увидела, как он вдохновенно пишет признание в любви. К сожалению, Магнус был слишком глуп, чтобы понять, что влюблённость намного хуже настоящей любви и никогда не заканчивается так, как хочется человеку.

— Эйкен, — выждав ещё немного, продолжил Магнус. — Поверь мне, я знаю, что ты чувствуешь.

— Я не влюблён! — истерично повторил Эйкен, взмахнув руками. — Я просто… у меня в голове каша, я ничего не понимаю, а ещё Сила!.. Помнишь, что нам сказала Клаудия о Джинне? Его магия как-то реагирует на Силу Пайпер, и я думаю, что… Может быть, тот сон и не был сном. Может быть, я действительно раньше слышал о Силе и даже что-то знаю, и хаос пытается мне помочь. Я просто хочу понять, что происходит!

— Хорошо, — легко согласился Магнус. Эйкен вытаращился на него и захлопал глазами, явно не ожидав подобной реакции. — Я тебе верю и обязательно помогу со всем разобраться. А пока давай перестанем ругаться на весь коридор, а то Третий выгонит нас из храма раньше времени.

Заметив, что теперь глаза Эйкена округлились в ужасе, Магнус миролюбиво уточнил:

— Он же великан с потрясающим слухом и чутьём. И он очень редко спит, чтобы это можно было назвать настоящим сном. Уверен, он нас слышал.

Эйкен вспыхнул, быстро развернулся и уже хотел уйти, когда в конце коридора что-то звякнуло. Магнус мгновенно насторожился и был готов избавиться от подноса, даже швырнуть его в нежданного гостя, если потребуется, но увидел спешащего к ним рыцаря. Фейская броня из кожи и тёмного металла, отсутствие герба на груди, но сияние сигилов на ножнах меча, висящих на поясе — этот рыцарь был готов к чему угодно, что это пугало Магнуса.

— Возникла проблема, лорд Рафт, — запыхавшись, выдавил рыцарь.

Магнус поморщился, услышав ненавистное обращение, но кивнул, позволяя рыцарю продолжить. Тот вдруг побледнел, сглотнул, оглянувшись на двери комнаты, словно знал, что Третий был там, и выпалил:

— Один из наших был найден мёртвым.

Глава 22. Чья душа стала пустою полостью?

— А, господин Каслана, — натянув любезную улыбку, протянул Ингмар. — Уже вернулись. Для меня большая честь первым встретить вас.

Джинн подавил раздражённый вздох. Отчасти из-за того, что в столь ранний час, когда во дворе никого, кроме стражи, нет и никто не услышит его язвительного ответа, и отчасти из-за того, насколько Ингмар лицом напоминал Магнуса и как из-за этого становилось некомфортно Джинну. И ведь не скажешь, что из-за лица Магнуса в семье Рафт когда-то разразился настоящий скандал, положивший начало концу госпожи Мариэль.

— Надеюсь, вы встречаете меня не из-за большой любви к моей персоне, — всё же ответил Джинн, под уздцы ведя взмыленного Дакара к конюшням, — иначе я буду страшно оскорблён.

— Обрадую вас, но вы не в моём вкусе.

— И впрямь обрадовали. Чем обязан?

— До меня дошли интересные слухи о произошедшем в храме, который вы посещали.

— Очень за вас рад. Ещё что-нибудь?

— Пару дней назад пришло письмо от госпожи Джокасты, в нём предупреждение принцу Фортинбрасу.

Джинн остановился, обернулся к Ингмару, непринуждённо подпиравшего белокаменную стену крытого перехода из конюшен во дворец, и сощурился. Таких простецов, не одарённых в области магии, Джинн читал сразу, не прилагая усилий, лишь изредка сталкиваясь с вполне естественными защитными барьерами, наложенными магами дома Рафт. Эти барьеры встретили его и сейчас, однако сквозь них хорошо пробивались искренность и открытость — Ингмар говорил правду.

— Вчера пришло ещё одно, — добавил он, так и не дождавшись ответа от Джинна. — В нём сказано, что в одном из храмов Элвы мёртвым был найден рыцарь. Причину смерти установить не удалось. Звучит знакомо, правда?

Джинн не хотел об этом говорить даже с Киллианом, а уж с Ингмаром — тем более, поэтому он, не удостоив его ответом, передал Дакара подскочившему мальчишке-конюху. Хоть он и предпочитал самостоятельно заботиться о мерине, сейчас бы это означало, что Ингмар будет рядом и ни на секунду не заткнётся.

Не зря герб дома Рафт — змея. Змеиное логово, не иначе.

— Надолго вы у нас? — стараясь звучать непринуждённо, спросил Джинн, услышав, как Ингмар идёт вслед за ним.

— У вас? — с лёгким смешком повторил он. — Так вы теперь причисляете себя к омагцам, господин Каслана?

«Элементали, дайте мне сил …»

— Его Величество ждёт меня, и я не хочу продлевать это ожидание. Если хотите поиздеваться надо мной, то сделайте это быстро.

— Я не в коем случае не хочу издеваться над вами, клянусь своим именем. Мне лишь интересны результаты вашего визита. Не стану лезть в дело, ради которого вы покинули празднества ещё в самом начале и даже не застали довольно торопливого отбытия Третьего с его… свитой, однако я бы хотел послушать про убийство невинной девушки в храме, где вы остановились.

Джинн бы тоже хотел про это послушать, но от кого-нибудь, кто действительно сумеет найти хоть одну зацепку. Девушка по имени Хааба, живущая и обучающаяся в северном храме целительниц, который они отказывались покидать, в одну ночь уснула и просто не проснулась. Ни следов яда, удушения, хаоса или чего-либо другого. Будто её сердце просто остановилось, но даже этого Джинн не сумел обнаружить своей магией.

Он вообще ничего не мог обнаружить. Тело Хаабы не стало пустой оболочкой, но напоминало таковую, что сильно беспокоило его. Он планировал обсудить это с Третьим, но…

— Погодите-ка, — он резко остановился и развернулся, наконец распознав в словах Ингмара то, на что должен был обратить в первую же очередь. — Третий не в Омаге?

— Он вас не предупреждал?

«Сукин ты сын!» — скрипнув зубами, подумал Джинн. Затем торопливо извинился перед матерью Третьего, сделав это скорее инстинктивно из-за укоренившейся в сознании мысли о том, что Третий всегда знает, где и что о нём говорят.

— Но и вас, как я вижу, он не предупредил, — наконец произнёс Джинн, на ходу стягивая кожаные перчатки. — Так насколько вы к нам, напомните?

— Его Великанское Величество знает, господин Каслана.

— Не сомневаюсь, лорд Рафт.

Обращение жгло язык не хуже яда. Законный лордом следовало бы величать Магнуса, а не Керука или его младшего сына, но разве кого-нибудь интересует мнение сущности, не знавшей о себе ровным счётом ничего?

Ничего, кроме боли, давящей на плечи. Джинн жил с ней уже неделю — с тех самых пор, как узнал о смерти целительницы Хаабы. Он должен был вернуться в Омагу три дня назад, но сильно задержался из-за этого странного происшествия, и потому рассчитывать приходилось на помощь настоятельницы Бриды. Джинн, разумеется, доверял ей настолько, насколько мог, но предпочёл бы, чтобы ему помогала Ветон — опыта у неё было намного больше, как и доверия Джинна к ней.

Наверное, ему стоит навестить её. Боли будто не нравилось присутствие Ингмара, и оттого она лишь сильнее сдавливала его тело, мешая дышать и двигаться.

— Говорят, Уалтар жив.

На этот раз трудно дышать стало не из-за боли, а из-за тона Ингмара, равнодушного и испытующего одновременно.

— Об этом госпожа Джокаста и предупреждает.

— И Уалтар ищет Фортинбраса?

— Если я правильно понял, то да.

— Что ж, его ждёт неудача, — усмехнулся Джинн, игнорируя боль, поднимающуюся от поясницы к шее. — Даже Третий не может отыскать Фортинбраса.

— Уалтар стал иным.

Неужели этому идиоту нужно испортить Джинну день с самого утра? Мог хотя бы подождать, пока он отдохнёт с дороги.

— Многие стали иными.

— Он переродился в тварь.

Джинн вдохнул, выдохнул. Боль распространялась дальше, не отвечая на его молчаливые молитвы оставить его в покое, будто хотела вырваться за пределы тела как можно скорее.

И вдруг — острая вспышка, будто спину разом прорезало два лезвия. Джинн вскрикнул, повалился вперёд, захлёбываясь кровью и слыша, как где-то далеко вместе с яростным ветром шумит песок.

Следом — только темнота.

***

— Просыпайся!

Ветон хлестнула Джинна мокрой тряпкой по лицу, но он не отреагировал.

— Наверное, можно и помягче, — пробормотала Риас.

— Наверное, можно не сваливаться от изнеможения во дворе и надеяться, что тебя, как принцессу, унесут на руках!

— Ему же совсем плохо, — неуверенно добавила Риас, покосившись на Джинна.

— А то я сама не знаю…

Но Джинн выкарабкается, как и всегда, в этом Ветон ничуть не сомневалась. Он мог вернуться в Омагу весь израненный, в крови своей и чужой, едва соображающий и действующий исключительно инстинктивно, но он всегда выкарабкивался из смертельной ямы, в которую его настойчиво толкали тёмные создания и враги Третьего. Отчасти это объяснялось магией, подаренной Геирисандрой, но по-настоящему дело было в истинной сущности Джинна, которой он не знал.

И которая очень медленно то ли уничтожала его изнутри, то ли пробуждалась, ломая кости и разрывая мышцы.

— Просыпайся! — Ветон ещё раз хлестнула ему по лицу тряпкой и, наконец, получила хоть какую-то реакцию.

Джинн лежал в лазарете на одной из многочисленных пустующих кроватей на животе, раскинув руки в стороны. Риас аккуратно стирала кровь с его спины и наносила мазь, количество ингредиентов в которой превышало допустимую норму. Если бы Ветон не врачевала спину Третьего, она бы обязательно испугалась того, что увидела.

Глубоко внутри Джинна действительно было нечто, в клочья разорвавшее ему спину и оставившее два вертикальных шрама на лопатках, которые Ветон не смогла убрать даже с помощью магии. Они кровоточили дважды, и только в последний раз Риас рискнула подойти и помочь.

— Доброе утро, спящая красавица, — пробормотала Ветон, жестом отгоняя Риас. — И что это, ракс тебя подери, было?

Джинн медленно повернул голову, разметав алые волосы, и мутным взглядом уставился на неё.

— Ты меня слышишь? — строже спросила Ветон.

Джинн ответил хрипло и тихо, но на языке, которого она не знала. Это не был сигридский, ребнезарский, кэргорский или любой другой язык, который ещё использовался в Диких Землях. В нём отчётливо слышался шквальный ветер, шум песка, поднимаемого ветром, прибой и жаркий воздух. И чужое присутствие — словно призрак, стоящий за спиной. Ветон впервые так отчётливо ощутила нечто, что Третий когда-то описывал как Блуждающая Душа.

Ветон не нравилось, как всё складывалось.

— Ты можешь говорить? — присев возле кровати так, чтобы их глаза оказались на одном уровне, уточнила Ветон.

— Да, — выдохнул Джинн, прикрыв глаза.

— Тогда расскажи, что случилось. Почему ты вдруг свалился? Ингмар ничего не смог объяснить, только притащил к нам.

Джинн хмыкнул, шевельнув глазами под закрытыми веками. Ветон положила ладонь ему на лоб, но не почувствовала жара.

— Это не лихорадка, мы проверили, — продолжила она, так и не получив хотя бы один ответ. — И не проклятия, уж поверь мне.

— Откуда ты знаешь? — едва разлепив губы, спросил Джинн.

— Звёзды нашептали.

— Здесь нет звёзд, — отрешённо ответил он, не обратив внимание на её саркастичный тон. — Здесь их нет. Они давно ушли, побоявшись цепей из железа, зачарованных сильной кровью.

Ветон настороженно оглядела его бледное, болезненное лицо, дрожащие губы, вслушалась в прерывистое дыхание и аккуратно провела ладонью, скорее даже кончиками пальцев, по спине.

— Звёзды ушли… — повторил он, застонав от боли. Ветон остановила руку напротив одного из крупных шрамов, коснулась его, но Джинн не отреагировал, продолжив бормотать: — Звёзды отвернулись от нас…

Не звёзды отвернулись от них, а боги, не пришедшие на множество молитвенных зовов сигридцев, когда тёмные твари уничтожали их и их мир. Но Ветон давно заметила, что Джинн смотрит на небо дольше остальных, будто ждёт, когда тучи и тьма рассеются и явят им звёзды. Должно быть, в его мире они для него многое значили, если не были центром мироздания.

— Ракс, Каслана, — проворчала Ветон, когда он шевельнулся и попытался перевернуться. — Не дёргайся!

— А ты не лапай меня, — заплетающимся языком возразил Джинн, вяло отбиваясь от её рук. — Мы не в постели, чтобы ты лапала меня!

— И как же ты умудрился от своих обожаемых звёзд перейти к постели? — прошипела Ветон, перехватывая его ладони. — Кстати, ты-то в постели.

— Звёзды ушли, — повторил Джинн, изо всех сил, что было понятно по его сосредоточенному лицу, пытаясь сфокусировать взгляд на руках Ветон, держащих его руки. — Они ушли, и я… кажется, я тоже ушёл. Или нет?..

Ветон устала вздохнула. В её практике встречались разные пациенты, начиная от простых лордов и леди, простудившихся на прогулке, и заканчивая рыцарями, попавшими под проклятия тёмных созданий. Но с Джинном всегда было немного сложнее: он пусть и исцелялся сам, всё равно приходил к ней, и неизменно Ветон замечала, что магии в нём становится больше. Всего по капле, но каждый раз, когда он навещал её, а навещал он её часто, ведь просто не мог выйти целым и невредимым из столкновения с врагами.

— Я слышу голос, — пролепетал Джинн, всё ещё сосредотачивая взгляд на руках. — Он зовёт меня. Он говорит, что я должен… что? Что я должен?..

— Для начала — успокоиться, — властно произнесла Ветон. — И отпустить мои руки, иначе я тебе ничем не смогу помочь.

— Не уходи! — едва не выкрикнул Джинн. — Звёзды умирают, я слышу их вопли, тебе не нужно попадать под дождь из их крови…

Ветон опустила плечи. Джинн никогда не был настолько проблемным. Он мог безответственно относиться к своей жизни, пачкать её лазарет своей кровью, предлагать вместе прогуляться по городу или даже предложить танец, но он никогда не звучал так умоляюще и жалко. Нечто внутри него оставило не только шрамы на спине, но и многочисленные трещины, разрушавшие того Джинна Каслану, которого она знала.

— Я не уйду, — вкрадчиво, как и следует говорить с такими проблемными людьми, произнесла Ветон. — Кровь звёзд меня не убьёт. Звёзды вообще не могут истекать кровью.

— Это убьёт меня… Я слышу, как она капет, я…

— Ты не умрёшь, — выделив каждое слово, возразила Ветон. — Не здесь и не сейчас. Так что успокойся, вдохни, выдохни и объясни, что с тобой произошло.

***

— Мне казалось, что сальватор Времени всегда знает, как правильно рассчитать… ну, понимаешь, время.

— Не начинай, Клаудия, — устало вздохнув, возразил Третий.

— А я начну, потому что вы должны были явиться три дня назад. И Эмануэль радостно шепчет, что изначально задержка была не из-за убийства рыцаря.

Пайпер, уже спрыгнувшая с Басона, настороженно посмотрела на Клаудию, сохранявшую невозмутимость и строгость. Даже в Тоноаке, городе света и знаний, полном праздности и развязности, она выделялась своим непоколебимым характером и взглядом, который не многие могли выдержать. Третий впервые ощутил, что и он может сдаться. Если уж она слышит голос Эмануэль, значит, скоро и другие нашепчут о том, что было до и после убийства рыцаря.

Третий предпочёл бы, чтобы существовало только «до». Ему не нравилось «после», полное проверок каждого с помощью магии и сокрушителей, напряжённый взгляд Пайпер, которая под руководством Эйкена не мешалась, и паршивый настрой Магнуса. Убийство рыцаря, разгадать которое они так и не смогли — серьёзное дело, которым следовало бы заняться, раз уж Третий оказался в храме, но они передали его во внимание Сайвы, прибывшей за день до их отбытия. За всё, что происходило дальше и происходит сейчас, отвечать уже будет Сайва, а не Третий, даже если был шанс, что именно он привёл в храм убийцу.

Это предположение читалось в глазах многих целительниц, но ни разу не было озвучено вслух ни одной из них. Только Пайпер спросила громко, непонимающе и будто с осуждением в адрес целительниц, когда Третий объяснил ей, что именно он убил прошлую настоятельницу, почти переродившуюся в тёмное создание.

— Стоит ли мне говорить о том, что теперь и Мария воодушевилась?

Третий поджал губы. С мёртвыми, стоящими за его спиной, было невообразимо трудно, но когда они начинали говорить Клаудии о том, чего он не понимал … Это путало не хуже многозначительного взгляда Магнуса, которым он награждал его весь путь до Тоноака.

— О, — безэмоционально выдала Клаудия, складывая руки на груди, — это серьёзно. Мария просит быть аккуратнее, хотя Гвендолин говорит, что стоит врезать посильнее.

— Чего? — не поняла Пайпер.

— Что слышала, моя светлейшая, — даже не посмотрев на неё, ответила Клаудия. — Я присмотрю за Розалией, пока вы разбираетесь с Гидром. Встретимся в южном крыле.

Прямо сейчас Третий не понимал многого, особенно самого себя, решившего, что сначала нужно разобраться с Гидром, чем встретиться с Розалией. При таком порядке действий она обязательно испугается крови, которая останется на его руках, но если Третий встретит Розалию прямо сейчас, он уже никогда не отпустит её. Он ещё не чувствовал её знакомого, успокаивающего запаха в этом огромном дворце, но знал, что скоро это изменится.

Клаудия подошла ближе, протянула раскрытую ладонь. Третий ухватился за неё, позволяя всему, что успела узнать девушка, укорениться в его сознании. Сведений оказалось не так много: Гидра держали в темницах с того самого часа, как они прибыли в Тоноак, Стелла весь путь грозилась перегрызть ему глотку и выпотрошить внутренности, Мелина попыталась добиться ответов, но Эйлау её остановила. Чары фей не помогли, но в этом мире они значительно слабее, чем задумывалось богами.

— Будь осторожен, — тихо, чтобы никто их не услышал, произнесла Клаудия. — Гидр — сумасшедший ублюдок, и не исключено, что он не попытается напасть на тебя.

— Меня ему никогда не одолеть, — возразил Третий, всё ещё держа худую руку Клаудии.

Она всегда была самой худой, если не костлявой, даже у Стеллы мышц было больше, но при этом именно Клаудия была сильнее всех. Только она могла согласиться побыть с Розалией сейчас, когда их разделяет лишь пространство дворца и сумасшедший отравитель, ведь она знала, чего ожидать от тех, кто освободился от Башни. Опыт Клаудии был драгоценностью, о чём она не забывала напоминать.

— Спасибо, — произнёс Третий, обнимая Клаудию. Она невозмутимо привстала на носочках и положила подбородок ему на плечо, крепко сцепила руки на его спине. — Скажи Розалии, что я скоро буду.

— Она вся извелась, ожидая тебя. Но, к счастью, нам со Стеллой удалось её отвлечь.

— Леди Эйлау не возражала?

Она могла бы возразить даже ветру, если тот посмеет испортить её идеальную причёску, и Третий представлял, насколько трудно может быть с Розалией.

— Занята другими делами, — ответила Клаудия, отстраняясь.

— Хорошо. Магнус…

— Ещё кое-что, — бесцеремонно перебила его девушка, и Пайпер, до этого старательно делавшая вид, что внутренний двор ей куда интереснее, насторожилась. — Если хочешь, чтобы тебя не боялись, не нужно пинать вещи. Идём, Золотце, — ядовито добавила она.

Она подошла к Пайпер, взяла её под руку и как ребёнка повела за собой. Пайпер беспомощно оглядывалась на Третьего, пыталась затормозить, но Клаудия если и решила что-то, то непременно доведёт это до конца. Она увела Пайпер прежде, чем Третий успел понять, что мёртвые за спиной вновь раскрыли подробности произошедшего в храме.

Третий ненавидел себя за ту вспышку гнева, захватившего каждую клеточку его тела, но единственное, о чём он мог думать сейчас, так это о том, что потом Пайпер его не испугалась. Она попросила его остаться, и он остался, чувствовал, что она не боится. Настолько, что Третий сам перестал бояться себя и даже по-настоящему уснул, слушая её дыхание и мерное сердцебиение.

Сны после проклятия, раскраивающего шрамы на спине, были неглубокими, быстрыми и беспокойными. Он не мог вспомнить, снилось ли ему что-то конкретное, не мог понять, происходит ли что-то вокруг, но знал, что проклятие неустанно подбрасывает ему ужасающие воспоминания, которые он с трудом подавлял. Той ночью в храме было иначе.

Третий не планировал засыпать. Он даже не планировать принимать предложение Пайпер и ложиться рядом, но что-то дёрнуло его, и отступать было поздно. То же самое заставило рассказать о Некрополях и Блуждающих Душах, и Пайпер внимательно слушала, должно быть, часа два, может, немногим больше, пока всё же не уснула. До самой ночи Третий просто лежал, боясь пошевелиться, и мелкими, неспешными движениями гладил её по волосам, чувствуя, как Время успокаивается. Он не помнил, как уснул, и потому был сильно удивлён, когда Магнус растолкал их обоих и сообщил, что одного из рыцарей убили. С тех пор Третий вновь не спал. Его изводили вопросы без ответов, косые взгляды, переживания Эйкена насчёт странного сна, которого он не понимал, и отказ Пайпер от еды. Последние две причины — сильнее всего.

Словно поняв, что о нём думают, Эйкен выскочил из конюшен, куда поплёлся вслед за Магнусом, решившем самостоятельно заняться расположением Лепесточка. Следом за ним бежала рыжеволосая девочка лет двенадцати с таким серьёзным лицом, словно она знала, какую задачу ей предстоит выполнить. Впрочем, когда она остановилась возле Басона, бьющего об землюкопытом, Третий в этом убедился.

— Сахар любит? — с умным видом спросила девочка.

— Да, но яблоки больше, — ответил вместо него Эйкен.

— Ну, у меня остался только сахар, — пожала плечами девочка, — так что будет есть его.

Она бесстрашно взяла Басона под уздцы и тот, что ничуть не удивило Третьего, послушно пошёл за ней.

— Миледи, — крикнул ей вслед Третий, — я чрезмерно благодарен и обещаю, что вы будете вознаграждены за заботу о нём!

— Знаешь, — произнёс Эйкен, подойдя ближе к нему, — она согласилась только потому, что её об этом попросил Магнус. Она строила ему глазки.

— Какой кошмар.

Магнус, с натянутой улыбкой провожавший воодушевлённо скачущую девочку, резко обернулся к ним, когда она скрылась в конюшнях, и возмущённо выдал:

— Не такой уж я и кошмар!

— Идём, — махнул рукой Третий, не обращая внимание на его недовольство. — Я хочу покончить с Гидром как можно скорее.

— Ты убьёшь его? — тихо спросил Эйкен.

Третий посмотрел на него, последние дни ходящего только с опущенными плечами и задумчивым видом, и, не удержав руку под контролем, положил её на чёрную макушку Эйкена.

— Если это потребуется.

— А что думает Пайпер?

— Она и думать о нём не хочет. Сказала, чтобы я разбирался.

— О-о-о… — протянул Магнус, в притворном изумлении распахнув глаза.

— А куда она делась? — не унимался Эйкен, оглядываясь по сторонам и никого, кроме них, не находя.

Это было ошибочным утверждением, ведь дворец фей в Тоноаке — место такое же загадочное, как и настоящий Тайрес. Дворец всегда стоял на одном месте, не менялся ни внешне, ни внутренне (не считая исключительно человеческих усилий, разумеется), но он умел скрывать от гостей то, что им видеть не полагалось. Внутренний двор со стороны северо-восточных ворот, через которые они попали на территорию дворца, был небольшим, даже, можно сказать, бедным: только конюшни, пристройка, где располагался охранный пост, лестница на стену и арочный вход, ведущий во дворец. Всё в светлых тонах, белых и серых, в окружении голых деревьев, давно не распускавшихся новыми цветами. Эта часть дворцовой территории никогда не нравилась леди Эйлау, но нравилась Третьему за простоту и отсутствие лишних глаз и ушей. Исключая тех, кого скрывал сам дворец: слуги, маги, охотники и рыцари умели правильно использоваться крупицы чар, ютившиеся в этом месте, и незаметно передвигаться таким образом, чтобы не мешать лордам, леди и их гостям.

Сейчас Третий чувствовал одиннадцать человек, не считая девочку, в глубине конюшни уже начавшей насвистывать какую-то очень весёлую мелодию.

— Ушла вместе с Клаудией. Иди к ним, мы присоединимся позже.

Эйкен посмотрел на него долгим, испытующим взглядом и резко обнял.

— Не убивай Гидра, — прошептал он. — Пожалуйста. Ты и так многих убил.

Третий потрепал его по макушке и отстранённо ответил:

— Я сделаю то, что нужно.

***

— Ах, старые добрые темницы, — мечтательно произнёс Магнус, провожая взглядом двух охранников, которым Третий приказал оставить их. — Как же я по ним скучал!

— Они ведь ничем не отличаются от омагских, — непонимающе возразил Третий.

— Как это ничем? В Омаге холодно, в Тоноаке теплее.

Третий ждал продолжения, но Магнус развёл руками.

— И? Это всё?

— Разумеется. Тебе нужно что-то ещё?

— Темницы везде одинаковые.

— Не путай, мой драгоценный. Благодаря теплу Тоноака всё привычное становится намного лучше.

Третий не сказал бы, что в Тоноаке очень уж тепло. Он остро реагировал на любые перемены температуры в тёплую сторону, и раз он до сих пор не говорит, как ему неприятно находиться на свежем воздухе сейчас, значит, в Тоноаке было холодно. Но Магнус всегда отличался неизменной верой в лучшее и особой любовью к Тоноаку, включавшей в себя не только тепло и гостеприимство фей, но и вино и женщин.

Однако сначала всегда бывают темницы и пленники.

Леди Эйлау ждала их возле простой двери с небольшим зарешечённым окном, за которой, как Третьему объяснили охранники, и был Гидр. Он не ожидал увидеть её здесь: светлую, утончённую и грациозную, словно горная лань. Длинные волосы цвета серебра были собраны сверкающими гребнями, забравшими всю роскошь: платье в пол было простым, серым, с длинными рукавами и высоким горлом, корсет из кожи, металла и ремней не был похож на по-настоящему ценную вещь. Зато колец, как и всегда, много, по три-четыре на каждом пальце, и все без исключений несли в себе силу, благодаря которой леди Эйлау и управляла Тоноаком.

— Явились, наконец, — констатировала она. На мгновение тёмно-карие, почти чёрные глаза сверкнули белым, цветом её магии.

Магнус низко склонился, выражая почтение, пока Третий как ни в чём не бывало изучал лицо леди Эйлау. Губы сжаты, глаза сощурены, в них — точно такое же внимание и изучение. Леди Эйлау была напряжена и, что неприятно удивило Третьего, чем-то напугана.

— Не хочу больше ни минуты проводить в обществе этого выродка, — жёстко заключила она, указав ладонью на дверь. — Сделай с ним что-нибудь, пока я не скормила его псам.

Магнус выпрямился, верно расценив момент, когда леди Эйлау перешла к своему излюбленному тону.

— Вы опоздали, но празднества будут длиться ещё два дня. Если ты к завтрашнему вечеру не избавишься от Гидра и не явишься на мой пир, я устрою его в твоих покоях.

— Почту за честь, — ответил Третий именно то, что леди Эйлау и хотела от него услышать.

В общении с ней нужно было придерживаться тех же стратегий, что и в общении с королевой Ариадной когда-то. Если бы Третий не знал других наследников Сердца, он бы решил, что они становятся такими после того, как их выбирают, и всё равно ему было бы достаточно легко вынести это.

Леди Эйлау смерила его жёстким взглядом, сдвинув тёмные брови к переносице, внимательно вгляделась в голубые глаза, будто была настоящей королевой, избранной Сердцем, и могла заглянуть ему в душу.

— Ты ещё не знаешь, — произнесла она, покачав головой. — Что ж… может, это и к лучшему. — И раньше, чем Третий успел спросить её о подобной реакции, добавила: — Избавься от предателя.

Звук её шагов ещё звучал в голове Третьего, когда Магнус, пошевелившись, кивнул на дверь. На её затёртой, заплесневелой поверхности слабо мерцали сигилы, не позволявшие войти и выйти тому, кто не знал нужной последовательности магических знаков. Это знание хранилось у Клаудии, и она передала его с крупицами информации, которой удалось обзавестись за это время.

— Ну, вперёд, — со свистом втянув воздух, сказал Магнус и толкнул дверь.

Их встретила полутьма и тишина, разгоняемые треском факелов на стенах и тусклым огнём. Здесь было достаточно места, чтобы расположить стул с кандалами, к которому был прикован Гидр, и оставить пространство для взмаха меча. Пол был багряным от крови, но сухим.

Магнус закрыл дверь. Третий провёл рукой по ней, складывая сигилы в правильную последовательность, запиравшую единственный вход и выход, и посмотрел на Гидра.

Он выглядел измождённым отсутствием еды, которую ему перестали давать со вчерашнего утра, и сна, но всё ещё достаточно живым и полным сил, чтобы ответить на несколько вопросов. Одежда висела клочьями — виднелся след зубов Стеллы не только на ткани, но и в опасной близости от шеи. Щетинистое лицо перекошено, карие глаза — тусклые, пальцы — в крови, будто Гидр отчаянно царапал ногтями деревянные подлокотники, пытаясь вырваться. Должно быть, Мелина всё же не удержалась и помучила его немного.

Магнус обошёл Гидра, неотрывно следя за ним, и встал позади, сложив руки за спиной.

— Здравствуй, Гидр, — с широкой улыбкой произнёс Третий, наклонившись к нему. — Как ты тут?

Мужчина не ответил. Всего на секунду сальватору показалось, что в его взгляде был проблеск осознания, воспоминания о том, из-за чего он оказался здесь, но всё исчезло.

— Так и быть, я повторю вопрос. Как ты тут?

Гидр не ответил и на этот раз.

— Я хочу напомнить, что ты должен отвечать, когда я спрашиваю. Ты ведь меня понимаешь?

Он не мог не понимать его, ведь в знаниях Клаудии чётко виделось, что Гидр говорил с ними. Не оправдывался и не объяснял свой поступок, лишь нёс какую-то околесицу и пытался упрекнуть Мелину и Стеллу в нетерпении.

— Когда я спрашиваю, — взяв его за подбородок и заставив смотреть себе в глаза, тихо произнёс Третий, в то же время ощутив, как существо Гидра отчаянно сопротивляется попыткам Времени прочитать его, — ты должен отвечать.

Гидр не ответил. Третий, понимающе кивнув, резко поднял колено и ударил по сломанной челюсти. Громкий хруст и отборная ругань — единственное, что перекрыло фырканье Магнуса. Совсем не то, что нужно было Третьему.

— Когда я спрашиваю, — повторил Третий, возвращая голову Гидра в прежнее положение, — ты должен отвечать.

— Ты мне не король, — охрипшим голосом сказал Гидр, с вызовом посмотрев на него.

— Рад, что ты наконец здесь, с нами, — холодно отреагировал Третий. — Поговорим?

— Великанские ублюдки только и могут, что громко рычать, но не кусаться.

Магнус фыркнул ещё громче.

— Поверь мне, ты не захочешь, чтобы я тебя укусил.

— Неужели у тебя всё-таки есть настоящие клыки?

Третий сделал шаг назад и со всей силы ударил Гидра ногой, решив, что пачкать об него руки — последнее, что он бы стал делать.

— Поговорим? — обманчиво миролюбивым тоном повторил Третий.

— Ты убьёшь меня, как убил каждого, кто не угодил тебе. Зачем нам разговаривать?

— Есть одно понятие, я узнал о нём во Втором мир. Основная суть заключается в том, что человек остаётся невиновен до тех пор, пока его вина не будет доказана. Я даю тебе шанс доказать, что ты невиновен. Или хотя бы смягчить себе наказание. Поверь мне, никому не хочется, чтобы его убивали долго и мучительно.

— Как ты убивал Лайне?

Третий почувствовал на себе внимательный взгляд Магнуса раньше, чем в полной мере осознал слова Гидра. И он бы обязательно отреагировал, как это всегда было, если кто-то упоминал Лайне, но сумел вовремя остановиться. Краем глаза посмотрел на Магнуса, его серьёзное выражение лица, прямую спину, идеальную выдержку, сокрушитель на боку; вспомнил тепло, которое не раздражало его, и ощущение шёлка под пальцами.

— Перед смертью люди всегда пытаются доказать, что они не виноваты. Почему ты не пытаешься?

— Я не виноват, — простодушно ответил Гидр, улыбнувшись точно такой же улыбкой, которую Третий видел во время привала, пока Эйкен и Пайпер захлёбывались своей кровью.

— Ты подсыпал каромеру, — процедил он сквозь зубы. — Ты пытался убить леди Пайпер из семьи Сандерсон, Первого сальватора, которую избрала сама Лерайе. Из-за тебя едва не погиб ни в чём не повинный Эйкен.

— Мальчишка — лишь незначительное отклонение от плана.

— И в чём же заключался план?

Гидр улыбнулся ещё шире и рассмеялся, запрокинув голову. Магнус не шелохнулся, зато Третий уловил перемену так, словно весь мир разом застыл. Теперь понятно, почему Время встретило сопротивление.

Этот хаос был совершеннее любого, с которым они сталкивались ранее, и скрывал присутствие Карстарса так долго, как только можно было, спал лишь потому, что сам Карстарс того захотел. Он занял тело Гидра легко, словно сменил одежду, и, несмотря на наличие кандалов и слишком крупное телосложение, сумел вальяжно расположиться на стуле, улыбнуться, как старому другу, и даже склонить голову, в издевательской манере выражая подчение.

— Здравствуй, Третий, — даже голос, звучащий из уст Гидра, принадлежал Карстарсу: глубокий, точно звучал из самой тёмной бездны, холодный, режущий. — Я заждался.

Магнус обнажил меч и уже сделал быстрый шаг вперёд, но Третий остановил его, подняв руку.

— Как ты сумел подчинить его?

— Я не хочу раскрывать тебе своих секретов, иначе станет скучно.

Он, казалось, только сейчас заметил, что челюсть Гидра была дважды сломана. Возведя глаза к потолку, Карстар дёрнул челюстью, и та с хрустом встала на место. По лицу Гидра поползли крохотные чёрные линии, несущие хаос в чистом виде.

— У вас здесь очень уютно, — улыбаясь, продолжил Карстарс. — Добавить тебе света, когда ты в следующий раз будешь в Башне?

— Этот свет сожжёт тебя дотла, — цедя каждое слово, ответил Третий.

— Жаль, что ты так и не понял правил игры. Мне становится скучно, а когда мне скучно, я злюсь.

Лёгкое потрескивание в воздухе — признак концентрации хаоса. В Диких Землях всё было пропитано хаосом, но Третий изучил его достаточно хорошо, чтобы перехватить контроль до того, как Карстарс упьётся им, словно дурманом.

Магия и хаос всегда были ближе, чем многие думали, и контролировать его можно было точно так же.

— Ты лишаешь меня единственного удовольствия, — разочарованно протянул Карстарс. — Девчонку убить не дал, хаосом насытиться не позволяешь…

Третий резко схватил его за горло и дёрнул на себя. Время мгновенно вступило в противоборство с хаосом, впившимся в пальцы чёрным цветом.

— Как ты сумел убедить его впустить себя?

Чтобы контролировать человека так, как это делал Карстарс, нельзя было умерщвлять будущее тело или подселять в него тварь послабее, это бы неизменно привело к полноценной смерти, как было с Риком, о котором говорила Пайпер. Карстарс же позволил частичке хаоса, из которого он состоял, поселиться в теле Гидра, что позволяло ему взять чужое тело под контроль. Не каждая тварь была способна на такое, но и Карстарса не просто так называли Герцогом.

— Сила в руках девчонки, не понимающей, какой магией она обладает. И поверь мне, — произнёс он, оскалившись, — Гидр не единственный, кто в этом уверен. Не доверяют тебе, не доверяют сальваторам. Предатели на каждом углу. Спи спокойно, Третий, и жди, когда скверна поглотит тебя.

Он не успел сжать горло Гидра сильнее, когда Карстарс ушёл, вернув контроль над телом его законному владельцу. Третий зарычал, оттолкнул от себя мужчину и отошёл, вцепившись в волосы.

Карстарс был так близко, а он не смог удержать его. Всё длилось мгновения, и всё же… Если бы он только сумел проникнуть в хаос достаточно глубоко, чтобы понять, где находится настоящий Карстарс, если бы нашёл его и убил, многие проклятия Диких Земель спали бы. Его собственные проклятия бы спали.

— Третий! — испуганно вскрикнул Магнус.

Третий поднял голову и метнулся к Гидру, пытавшемуся откусить себе язык. Магнус схватил его челюсти, просунув пальцы в перчатках в рот, и дёрнул голову назад. Третий упёрся ладонями в подлокотники, липкие от пота и крови, уставился в обезумевшие глаза Гидра.

— Ты знал, на что идёшь, — выдохнул он, пока Гидр пытался откусить Магнусу пальцы. — Ты знал, кого впускаешь в своё тело, и согласился, едва не убил невинных людей!

Гидр со всей силы дёрнулся вперёд и ударил в подбородок Третьего лбом. Этот удар был лёгким, незначительным, но внутри Третьего что-то вновь сломалось. Он наклонился ближе, снял с пояса Магнуса короткий нож и, демонстративно покрутив его перед глазами Гидра, резко сделал надрез на его руке.

— Тебе следовало умолять меня быть милосерднее, — с улыбкой, почему-то не желавшей исчезать, произнёс Третий, после чего пальцами расширил надрез и опустил их в кровь и плоть. — Тебе следовало бороться так же, как борется каждый из нас.

Подобные чары отняли бы слишком много сил, в которых он нуждался, но Третий знал, что долго они не продержаться. Он нарисовал сигил на языке Гидра, переборов желание просто перерезать предателю горло, вновь опустил пальцы в надрез, чтобы получить свежую кровь.

— Подержи его ещё немного, — бросил он Магнусу, подходя к стене.

— Что ты делаешь? — спокойно спросил рыцарь.

— Добавляю света.

Нанесение всех сигилов, способных удержать Гидра в пределах этого помещения и вместить в себя магию, которая вернётся к нему, когда всё закончится, не заняло много времени. Третий словно рисовал, как в детстве, когда сестра пыталась научить его запечатлевать прекрасные омагские пейзажи. Движения были лёгкими вопреки ярости, сжиравшей его изнутри, и рука ни разу не дрогнула, хотя Гидр стонал от боли и пытался избавиться от Магнуса, всё ещё держащего его рот открытым.

— Хорошо, — наконец произнёс Третий, возвращаясь к Гидру. — Можешь опустить его.

Магнус без возражений отошёл. Третий, на секунду насладившись настоящим испугом в глазах предателя, разбил чары на кандалах.

Гидр мгновенно бросился на него, но Третий был готов. Он выхватил Нотунг, прокрутил его в руке, одной стороной отводя руку Гидра в сторону, и плавно ушёл сам. Гидр с шумом врезался в дверь, резво отскочил от неё и попытался напасть вновь. Третий уклонялся, мечом уводя беспорядочные атаки кулаками, выжидая подходящего момента. Тот наступил, когда Магнус уже был готов вмешаться.

Третий нырнул под руку Гидру, замахнулся мечом и резко провёл лезвием по его ногам, перерезая сухожилия. Гидр застонал, упал на стул, вцепившись в дерево. Кровь хлынула из ног, уже не способных удерживать его грузное тело.

— Мы закончили, Магнус, — сказал Третий, утерев кровь с лезвия Нотунга с помощью лоскутов одежды Гидра.

Магнус молча, не смотря на трясущегося в молчаливых стенаниях мужчину, вышел и придержал дверь для Третьего. Когда та захлопнулась, Третий вновь изменил порядок сигилов на правильный и сквозь зарешечённое маленькое окно посмотрел на Гидра, пытавшегося остановить кровь, хлещущую из перерезанных сухожилий.

— Когда я спрашиваю, — повторил Третий, подняв руку, — ты должен отвечать.

Он щёлкнул пальцами, и помещение за дверью вспыхнуло голубым пламенем, которое не погаснет до тех пор, пока не сожжёт Гидра, не способного издать ни звука, дотла.

***

Если бы изначально Пайпер оказалась во дворце фей в Тоноаке, а после ей сказали, что Дикие Земли — жуткое местечко, она бы не поверила, восхищённая красотой фейского дворца.

Он не шёл ни в какое сравнение со дворцом в Тайресе, ведь тот был окружён цветущими садами, рассветами и закатами, звёздами, которые появлялись лишь по желанию королевы Ариадны. Дворец в Тоноаке стоял в центре города, окружённый серыми стенами, лишённый какого-либо внешнего лоска помимо флагов с изображением сердца на фоне красного солнца. Огромные башни и остроконечные пики были частично покрыты мхом и плющом, зато внутри — роскошь, которую Пайпер не видела даже в Омаге.

Всё вокруг сияло аккуратностью, порядком, едва не кричало, что, вопреки ограниченности Диких Земель, феи процветают. Мраморные полы с серыми прожилками, которые будто подсвечивались, если на них посмотреть под другим углом. Стены с барельефами, изображавшими цветущие сады, горные вершины, долины с реками и озёрами и множество сцен битв, которые, как объяснил нагнавший их Эйкен, были частью истории фей. Пайпер хотела остановиться, рассмотреть их, — скорее отвлечься от произошедшего и грядущего, чем по-настоящему удовлетворить своё любопытство, — но Клаудия повела её дальше. Мимо статуй со сломанными конечностями, которые, однако, не потеряли своей красоты; мимо одетых в простую, но определённо красивую одежду слуг, послов, лордов и леди, лишь единицы из которых в знак приветствия склоняли головы; мимо картин и гобеленов, колонн, украшенных резьбой, и цветочных украшений, каким-то образом сохранявших свежесть и красоту.

Создавалось впечатление, что Третий обманул её, сказав, что в этом мире мало магии.

Впрочем, после того, как он рассказал о Некрополях и Блуждающих Душах, она уже не была так уверена в том, что он никогда не утаивал правды. Магия различала ложь, но не утаивание.

Но и увидев Некрополи лишь мельком, в воспоминаниях Третьего, которыми он поделился, она впервые обрадовалась, что подобное скрыли от неё.

Огромные подземные города, лишённые всяких признаков жизни, поддавшиеся разрушению и запустению, где были слышны стенания призраков — вот что такое Некрополи, скрытые от людских глаз и покоящиеся под толщами отравленной земли. Третий и Клаудия нашли первый Некрополь ещё во времена, когда никакой структуры, имеющейся сейчас, и не существовало. Там не только Клаудия слышала далёкие голоса, но и Третий, они оба чувствовали чьё-то присутствие, значительно отличающееся от присутствия призраков, будто там были незримые наблюдатели, пожелавшие скрыть себя от чужих взглядов. Третий сказал ей, что нигде, кроме Некрополей, такого нет. Голоса, тени, силуэты вдалеке, расплывающиеся в туманы и тьму, и были Блуждающими Душами, и ни одна из них ни разу не поговорила с Третьим и Клаудией напрямую. Ни в первый их визит в Некрополь, ни во второй, ни в третий. Блуждающие Души неустанно напоминали о себе любому, кто попадал в Некрополи через тайные ходы, скрытые от глаз посторонних, — пусть таковых было не так уж и много, если верить Третьему, лишь правители городов да их доверенные лица, — но не позволяли полноценно увидеть себя и услышать.

Пайпер не понравились Некрополи, а ведь она видела лишь короткое воспоминание, длившееся меньше, чем секунду. Ей хватало пугающих то ли снов, то ли видений и серых пейзажей Диких Земель, после которых дворец Тоноака казался ещё ярче, чем был на самом деле.

Сама она вновь чувствовала себя самозванкой и белой вороной, случайно попавшей в это прекрасное место. Даже Клаудия, всегда носившее чёрное и серое, нечто многослойное, напоминавшее то ли камзол, то ли плащ с высоким воротом, облегающие штаны и сапоги, на которые будто ни одного пятнышка ни разу не попадало, казалась более подходящей гостьей, чем Пайпер. Пока Магнус и Третий разбирались в причинах смерти рыцаря, Эйкен помог ей найти у целительниц подходящую одежду и даже убедил её, что она хорошо выглядит. Сейчас Пайпер не отказалась бы от роскошных одежд, созданных Даяном, ведь в них ей было намного удобнее, чем в чёрно-красном плаще, снятом с чужого плеча, плотной рубашке и то ли куртке, то ли пиджаке. Пайпер действительно не знала, что это, но Эйкен, опять же, уверил её, что всё отлично, и она решила ему поверить. Неизменными оставались только волосы, кое-как стянутые лентой на затылке, и подвеска-кристалл Йоннет.

И, разумеется, скептицизм Клаудии. Неизменная классика, без которой жизнь Пайпер была бы слишком скучной.

— Где Розалия? — всё-таки решилась спросить Пайпер. Клаудия её не пугала своей прямотой и резкостью, но она как-то успела отвыкнуть от общества других людей, а ведь прошло всего несколько дней. Да и Эйкен, молчаливо плетущийся следом, сильно беспокоил её.

— Со Стеллой и Мелиной. Ей понравилось волчье обличье Стеллы. Сказала, что шерсть очень мягкая.

— Замечательно, — не придумав ничего лучше, ответила Пайпер. — А мы куда идём?

— К леди Эйлау.

— Я думал, — подал голос Эйкен, — что мы пойдём к Стелле и Розалии.

— Леди Эйлау хотела поговорить с Пайпер.

Ну центр Вселенной, не иначе. Кто захочет поговорить с ней, если она окажется в Элве или Артизаре? Ингмар по приказу отца будет добиваться передачи ей какого-то письма, которое она так и не получила, или будет терпеливо ждать, пока её под ручку приведут к нему?

— С леди Эйлау бывает сложно, — между тем продолжила Клаудия. — Она не настоящая королева, но ведёт себя соответствующе.

— Не настоящая?

Вопрос вырвался раньше, чем Пайпер успела вспомнить, что настоящая королева фей была во Втором мире.

— Но она была наследницей Сердца, и феи ей доверяют.

— Я думала, наследников Сердца нет в этом мире.

Что-то такое ей говорил Гилберт: почти все наследники, за исключением нескольких, оказались во Втором мире.

— Она была наследницей вместе с королевой Ариадной, — легко ответила Клаудия, — и верно служила ей, когда Сердце сделало свой выбор. Хотя был ли это выбор, а не борьба не на жизнь, а на смерть?

— Что?..

— Мы пришли.

Клаудия кивнула двум стражникам, стоящим возле массивных посеребрённых дверей. Один из них постучался, выждал две секунды и толкнул правую половину двери, пропуская Клаудию и Пайпер.

— Подожди здесь, — сказала девушка Эйкену, мгновенно опустившего плечи и жалостливо выпятившего нижнюю губу. — Да, кстати, можешь не кланяться, — добавила она, первой переступая порог, — но соблюдай правила гостеприимства.

Пайпер оглянулась на Эйкена, но он лишь пожал плечами и кивнул вперёд. Выдохнув, она попыталась внутренне собраться.

Она знала, что, чтобы произвести соответствующее впечатление, следует смотреть перед собой, а не под ноги, но мозаика на полу сразу же привлекла её внимание. Из цветных кусочков сверкающих камней и стекла были выложены виноградные лозы, переплетающиеся таким образом, что образовывали собой сразу несколько тропинок. Одна из них вела к кушетке, обитой фиолетовым бархатом, и вальяжно лежащей на ней леди Эйлау. Вокруг были аккуратно разложены подушки с цветастыми рисунками, прямо напротив — ещё одна кушетка и низкий стол с вином, одной пустой чашей и одной — полной, и слишком много еды, от вида которой у Пайпер скрутило желудок.

Двери беззвучно закрылись, отрезав от них Эйкена. Клаудия всё это время держала Пайпер под руку, будто боялась, что она сбежит, и теперь отпустила её, отойдя в сторону. Леди Эйлау хищно улыбнулась, грациозно поднялась и расправила плечи, сделав к ним шаг.

— Приветствую в Тоноаке, городе света и знаний, — раскинув тонкие ладони с длинными пальцами, унизанными кольцами, произнесла леди Эйлау. — Для меня большая честь познакомиться с сальватором, выбранной Лерайе.

Пайпер была готова к чему угодно, но только не к тому, что фея, улыбнувшись ещё шире, правой ладонью коснётся сердца и немного наклонит голову.

— К раксу формальности, — мгновенно изменившись в лице, добавила женщина, после чего откинула упавшие вперёд серебристые волосы и указала на одну из кушеток. — Присаживайся, милая, поворкуем немного. Клаудия, ты свободна. Спасибо, что проводила Первую.

Ничего не сказав, девушка развернулась и уже сделала шаг, когда Пайпер наконец заговорила:

— Пусть останется.

Леди Эйлау держала на лице учтивость, необходимую для ситуации, однако Пайпер была уверена, что внутри у неё произошёл небольшой коллапс.

— Я хотела бы поговорить с тобой, милая, — нервным движением поправив складку на длинной юбке серого платья, повторила леди Эйлау. — С тобой, а не Клаудией.

— А я бы не хотела говорить с вами без Клаудии.

Здесь не было Третьего, который уж точно знал, что делать, или Магнуса, способного одной улыбкой очаровать любого. Пайпер приходилось справляться самой, и она сделает это, но лишь в том случае, если Клаудия останется.

Пусть она язвит ей, бросает едкие комментарии и отмечает, какая Пайпер размазня, но она всегда говорила ей правду, и Третий верил ей. Она фактически была главной в отсутствии Третьего, и её сила заключалась не в сокрушителе, магии или проклятии, хотя без него, конечно, она была бы не так влиятельна.

— Думаю, — наконец произнесла Клаудия и, не дожидаясь приглашения, направилась к низкой кушетке, где с удобством расположилась секундой позже, прислонившись к спинке и закинув ногу на ногу, — на пару минут я могу задержаться.

Ей либо придётся осыпать Клаудию золотом, либо перестать быть размазнёй и стать такой же сильной, как Третий — Пайпер не сомневалась, что за оказание этой услуги Клаудия спросит с неё позже.

Она села рядом далеко не так свободно, как Клаудия, чувствуя напряжение во всём теле. Глаза то и дело косились на блюда, стоящие на столе, на вино и на леди Эйлау, вернувшуюся на место так, будто ничего страшного не произошло.

— Не поймите меня неправильно, — со смешком начала она, — я доверяю Клаудии настолько, насколько могу доверять человеку, который знает мои тайны против моей воли. Но я была сильно расстроена, когда ни ты, ни Третий не прибыли вовремя.

— Задержали кое-какие дела, — стараясь звучать уверенно, ответила Пайпер.

— Я знаю, что Гидр отравил тебя и малыша Эйкена, но не знаю, почему. Впрочем, согласно нашим законам, преступника наказывает тот, кто пострадал от его руки. При условии, что пострадавший выжил, разумеется. Так почему ты не пришла к Гидру?

Пайпер знала правильный ответ так хорошо, будто только и делала, что без остановки заучивала его, но с языка сорвалось совершенно другое:

— Потому что ублюдок пытался убить меня и Эйкена.

— Это не ответ.

— Это ответ, просто вы его не понимаете.

Клаудия хмыкнула, приподняв уголки губ в улыбке.

Если Пайпер и проходила сейчас какие-либо проверки, то точно неудачно.

— Что ж, — выдержав небольшую паузу, продолжила леди Эйлау, — если я не понимаю твоего ответа, значит, я не знаю того же, что знаешь ты. Это могло бы меня оскорбить, если бы я не была поглощена празднествами и переживаниями из-за этой встречи. Я действительно рада познакомиться с тобой, Пе…

— Нет!

Клаудия подскочила на ноги, как ужаленная, замотала головой, будто хотела выбросить из головы услышанное.

— Моя дорогая? — обеспокоенно обратилась к ней леди Эйлау. — Что-то не так?

— Розалия, — коротко ответила Клаудия. — Я должна помочь Стелле.

— В таком случае…

Клаудия не стала дожидаться обещаний феи или дозволения уйти. Она сорвалась с места, открыла двери раньше, чем это сделали стражники, и исчезла, оставив после себя всколыхнувшуюся магию внутри Пайпер.

Вот тебе и поддержка, за которую с неё спросят. Отличное начало, ничего не скажешь. И двух минут не прошло!

— Что ж, — вздохнув, повторила леди Эйлау, — полагаю, если бы это было издевательство, оно бы растянулось и превратилось в воистину восхитительное зрелище.

Пайпер сжала кулаки, уговаривая себя быть спокойной и собранной. Это лишь разговор, пусть и без Клаудии, которая сначала согласилась остаться и поддержать её, а потом бросила, поняв, что Стелле нужна помощь с Розалией… Пайпер остановила взгляд на пустой чаше с вином, которую леди Эйлау взяла и наполнила.

Как Клаудия смогла понять, что Стелле нужна помощь с Розалией?

— Ты доверяешь ей, — скорее констатировала, чем спросила леди Эйлау, протягивая ей чашу.

Пайпер с дежурной улыбкой, стоившей ей неимоверных усилий, взяла чашу и ответила:

— Я доверяю Третьему, а он доверяет Клаудии.

— А ты знаешь, почему он доверяет ей?

Ответ казался очевидным, но Пайпер молчала, крепко вцепившись в чашу с вином. Она не собиралась ни пить, ни есть, всё ещё держалась исключительно благодаря магии Третьего, который не сумел убедить её по-нормальному поесть. Его аргументы были железными, зато взгляд слишком мягким, чтобы Пайпер сдалась перед ним. Вот если бы на неё смотрела Клаудия, она бы несколько раз подумала, прежде чем отказаться.

— Говорят, — так и не дождавшись ответа, произнесла леди Эйлау, — что Клаудия — первый человек, которого Третий встретил, когда… всё это закончилось. Говорят, она была простой девушкой без магии, силы или оружия, только с проклятием, которое терзало её день и ночь, и она вправила Третьему мозги. Ни магии, ни очарования. Элементарная сила духа и желание защитить его.

Пайпер начинало казаться, что она лезет во что-то крайне личное. Так было и в самом начале, когда она согласилась вместе с Третьим оставить крепость Икаса — казалось, будто её, сломанную деталь, не пригодную к работе, засунули в идеально функционирующий механизм. Клаудия имела полное право злиться на неё и подозревать во всём, и даже сейчас, когда леди Эйлау зачем-то говорила ей об этом, Пайпер не была намерена менять своего мнения.

— Говорят, — вздохнула фея, отведя глаза в сторону, на шпалеру с засохшими цветами, — что она — единственная, кто видел все его слабости. Она не знала его как великана, которым он был до Вторжения, но она стала той, кто помог ему стать кем-то большим, чем просто Третий. Понимаешь меня?

— Нет, — честно ответила Пайпер. Она предполагала, что Третий, не помнивший своего имени, но знавший, кем он был до Вторжения и становления сальватором, начнёт воспринимать себя иначе, но не думала, что всё настолько серьёзно и что роль Клаудии в его жизни настолько важна.

— Жаль, — коротко, скучающе ответила леди Эйлау, и вдруг мгновенно оживилась и спросила с неприкрытым интересом: — А что насчёт Магнуса?

— Э-э…

— Ты знаешь, почему он так много пьёт и спит едва не с каждой женщиной, которая соглашается на это?

— Ну-у…

Что это за допрос с пристрастием такой?.. Пайпер думала, что леди Эйлау будет интересоваться ею, её магией и Переходом в этот мир, а не людьми, с которыми явно была знакома лучше.

Фея ждала ответа, Пайпер поняла это по испытующему взгляду тёмных глаз в обрамлении пушистых ресниц, но так и не озвучила его.

— Магнус ненавидит себя, — с широчайше улыбкой, которую только Пайпер видела, сказала леди Эйлау. — Ненавидит с самого детства, потому что считает, что не сумел защитить мать от деспотичного и жестокого отца, который присвоил себе всё её наследство. И после, годы спустя, когда у него была возможность вернуть это наследство, по праву принадлежащее ему… Всё, что он сделал — это пьянствовал без остановки и спал со всеми подряд. Магнус разрушает себя даже сейчас, ведь он думает, что заслужил это. Он думает, что свёл свою мать в могилу. Ты об этом знала?

Пайпер нервно сглотнула.

Ей не следовало этого знать, особенно от кого-то вроде леди Эйлау. Пайпер сомневалась, что Магнус и Клаудия настолько доверились ей, что позволили трепать о своих жизнях направо и налево. Даже если Пайпер действительно было интересно, — из-за чего, в свою очередь, ей становилось противно от самой себя, — она не хотела слышать это сейчас.

— А что насчёт Стеллы? — не унималась леди Эйлау. — Ты знала, что она и Катон…

— Хватит, — выдавила Пайпер, сжав чашу так сильно, что она сломалась.

Глиняные осколки полетели на пол, вино выплеснулось на одежду и руки. Леди Эйлау улыбалась, смотря на неё, ждала продолжения, и потому Пайпер продолжила:

— Мне нет дела до того, что с ними произошло и происходит прямо сейчас. Мне…

— Тебе плевать, что странно и подозрительно. Как ты сумела расположить Третьего к себе, если ничего ни о нём, ни о его кертцзериз не знаешь?

Пайпер сжала губы, проглотив дальнейшую часть ответа, и вместо него сказала:

— Я знаю Третьего.

— Нет, — покачав головой, возразила леди Эйлау. — Ты не знаешь его.

— Я знаю. Я…

Нет, говорить о том, что было в храме целительниц, нельзя, даже если это было огромным шагом вперёд, даже если после этого она чувствовала, что всё не так уж и плохо.

— Разумеется, ты знаешь, — согласилась фея едким тоном. — Ты знаешь, кем он был и кем стал, знаешь, о чём думает и чего боится. Ты знаешь, как сильно он страдает из-за того, что больше не является частью своего рода. Разумеется, ему никогда не продолжить его, ведь твари отняли у него эту возможность, но…

Она неопределённо махнула рукой, описав в воздухе то ли треугольник, то ли овал, и со скучающим выражением лица уставилась на Пайпер.

— Ты всё это знаешь, верно?

Пайпер сжимала челюсти, запрещая себе даже реагировать на слова леди Эйлау, и неизменно повторяла про себя одно: «Тебя это не касается, не касается, не касается, не …»

— О, моя дорогая, — в притворном ужасе Эйлау соскочила с кушетки, обогнула стол и присела возле Пайпер, мягко коснувшись её рук, всё ещё залитых вином. — Не нужно так переживать, Третий не евнух…

— Так, всё! — Пайпер поднялась на ноги, отбрасывая руки феи. — С меня хватит!

Ансель говорил о городе света и знаний как о месте, где можно найти ответы на все вопросы. Ещё до того, как Катон раскрыл, кем она является на самом деле, Ансель выражал надежду, что в Тоноаке найдётся что-нибудь, что поможет Пайпер справиться с её проклятием, которым она тогда прикрывалась, как щитом. Это создало вокруг Тоноака и его правительницы завесу тайны, такой же чарующей, как вокруг Тайреса, но Пайпер не думала, что всё будет настолько плохо.

— Меня едва не убили, — прошипела Пайпер, — и последнее, о чём бы я стала думать, так это о ваших странных откровениях, которые меня никак не касаются!

— Я лишь хочу понять, что в тебе особенного, раз ты смогла так изменить Третьего. Мне хватило всего одного взгляда, чтобы понять: передо мной уже не тот сальватор, которого я видела раньше.

— Это можно сделать и без глупых проверок и раскрытия чужих тайн!

Пайпер развернулась, готовая, если придётся, с боем отвоёвывать право покинуть помещение. Магия всё ещё молчала, будто не видела ничего противоестественного в словах и действиях леди Эйлау, вслед за Пайпер поднявшейся на ноги. Фея лёгким шагом проводила её до дверей, которые никак не желали поддаваться, и невесомо толкнула их. Пайпер вылетела в коридор, ругая себя за импульсивность, агрессивность и недоверие ко всем на свете, остановилась, не увидев Эйкена и почувствовав, как воздух заискрился от чар.

Леди Эйлау холодно смотрела на неё, сложив руки перед собой. Её голос, когда она заговорила, напоминал тресканье льда:

— Нам предстоит сделать выбор, который изменит всё, и я хочу знать, что мы на одной стороне.

Пайпер не ответила, не кивнула, никак не дала понять, что услышала и приняла её слова к сведению. Она ушла, прекрасно понимая, что всё испортила и что исправляться придётся под тяжёлым взглядом Клаудии и с ощущением, будто всё без остановки рушится, как если бы представляло собой хрупкие карточные домики.

Не имея представления о том, в какой части дворца она находится и куда ей нужно идти, чтобы найти остальных, Пайпер просто брела вперёд, стараясь ни на кого не обращать внимания. Из-за пролитого вина на одежде остались пятна, руки стали неприятно липкими, запах раздражал ноздри. Будь её воля, она бы сиганула в большой фонтан, который видела из окон в каком-то коридоре, и осталась там навсегда.

Дура, дура, дура.

Почему она всегда поступает, как дура?

Пайпер бродила по поражавшим своей роскошью коридорам так долго, что успела не меньше четырёх раз встретить одних и тех же стражников, стоящих возле каких-то дверей, и отказаться от сопровождения двух слуг, заговоривших с ней с такими лицами, будто их под страхом смерти заставили сделать это. То, что она каким-то чудом добрела до южного крыла, Пайпер поняла лишь потому, что услышала знакомое подвывание где-то за углом.

Стелла и впрямь была здесь, лежала на полу в коридоре в волчьем обличье, высунув длинный язык. Эйкен беспокойно перебирал пальцами воздух и ходил из стороны в сторону, Магнус хмуро косился на двойные двери в конце коридора, из-за которых едва слышно доносились чьи-то голоса. Клаудия будто знала, какую сцену Пайпер устроила, и встретила её вздёрнутой бровью с критически поджатыми губами, чего нельзя было сказать о Мелине, бледной, как полотно бумаги.

— Не нужно быть ребёнком Фасанвест, чтобы знать, что ты совершила очередную глупость, — ровным голосом начала Клаудия.

Пайпер бы обязательно согласилась с ней, ведь она и впрямь совершила глупость, за которую следовало бы золотую медаль, если бы Магнус вдруг не рыкнул на Клаудию:

— Угомонись!

Эйкен судорожно выдохнул и поменял направление. Мелина проводила его пустым взглядом, пока Магнус всё ещё хмуро смотрел на невозмутимую Клаудию. Пайпер на секунду показалось, что от него пахнет дымом.

— Где Третий? — осмелев достаточно, спросила Пайпер.

Эйкен опять выдохнул и поменял направление. Стелла встала, обошла всех, потёрлась обо все руки, до которых смогла дотянуться, и села, уставившись на двери в конце коридора.

— Я оповещу леди Эйлау, — глухо произнесла Мелина, когда никто так и не ответил на вопрос Пайпер. — Встретимся позже.

— Не болтай лишнего, — бросила ей Клаудия.

Пайпер ощутила, как её сердце в страхе сжалось.

— Что-то случилось?

Эйкен в третий раз выдохнул и сменил направление. Несколько теней, оставивших его тело, ползли следом.

— Да, случилось, — наконец подтвердила Клаудия. — Помнишь, ты надоедала мне с тем глупым вопросом?

Пайпер не успела даже подумать, о каком именно вопросе шла речь, — у неё их было тысяча без учёта тех, что можно было отнести к категории уточняющий, — как Клаудия добавила, горько усмехнувшись:

— Я поняла, что не так.

Глава 23. Сплетённые воедино одной нитью

Возможно, Эйлау была слишком прямолинейна и настойчива, но чары, даруемые Сердцем, которым она не обладала, нужно было как-то компенсировать, и потому она выбрала исключительно человеческие черты характера, которые ей так нравились. В Диких Землях прямолинейность и настойчивость были так же важны, как и правда.

Однако впервые эти качества вступили в противоборство с правдой, ведь раскрыть её сейчас — значит подвергнуть их всех опасности. Клаудия, эта самоуверенная смертная девчонка с мёртвыми, что раскрывали ей чужие секреты, прекрасно понимала это, чего нельзя было сказать о Первой, такой же самоуверенной и смертной, да ещё и пугливой. Никогда прежде собеседники Эйлау не сдавались так быстро под её довольно слабым напором. Впрочем, когда девчонка, испугавшись, просто сбежала, Эйлау решила, что у неё ещё будет время поговорить с ней и убедить, что им следует быть на одной стороне.

Кто же знал, что всё нужно закончить следующим вечером.

Клаудия передала, что сегодня Третий будет обедать с Розалией, чтобы не смущать ни её, ни леди Эйлау, и потому сейчас в покоях феи было лишь шестеро, исключая её саму. Приближённые, обычно удостаивающиеся подобной чести, но не приглашённые сегодня, наверняка оскорбились, что было исключительно их проблемой.

— Вина? — миролюбиво улыбнувшись, предложила она Магнусу.

С ним всегда было приятно пить, — чего нельзя было сказать об остальных спутниках Третьего, — однако сейчас он был трезв, как стёклышко, и даже не притронулся к чаше. И к еде не притронулся. Никто не сделал этого. Кроме разве что Стеллы, но у той всегда был хороший аппетит. Прямо сейчас она с невозмутимым видом ела зажаренного цыплёнка и лишь изредка поглядывала на Клаудию, пустым взглядом смотрящую перед собой.

Эти дети были слишком юны, чтобы уметь правильно реагировать на подобного рода… неожиданности, но Эйлау искренне восхищалась ими. Это чувство зародилось в ней в первую же встречу, когда Третий, всё ещё немного не в себе, обдумывал ответы на вопросы до того долго, что Клаудия вмешивалась, ничуть не смущённая этим. Она говорила до того уверенно, сознанием дела, что феи, сопровождавшие Эйлау, возмутились вмешательством далеко не сразу, лишь после того, как их шок прошёл. История повторилась, когда вечно прямолинейная и солнечная Стелла, на самом деле не знавшая, что такое солнце, ворвалась в Тоноак вихрем чистых эмоций. Каждый раз феи из свиты Эйлау были удивлены, — они просто не понимали, как эти люди, почти ничем не отличающиеся от других, сумели завоевать доверие Третьего, почему не боятся его, — что веселило её и определённо продлевало серую скучную жизнь.

Сейчас ей было не до смеха. По крайней мере, искреннего.

Эйлау уже видела такое: в день Вторжения, когда бывшие наследники Сердца и феи, служившие королеве Ариадне, понимали, что им не спастись. Человеческие дети, сидящие с ней за одним столом прямо сейчас, тоже это понимали. Им не спастись, если они не будут действовать быстро и решительно.

— Вина? — повторила Эйлау своё предложение.

Магнус, обычно не позволявший себе проявлять дурное настроение в присутствии Мелины, громко, презрительно фыркнул. Дикие Земли сильно исказили его естественное старение, позволив вечно быть двадцатисемилетним, — или двухсот двадцатисемилетним, если уж не забывать про время, прошедшее со Вторжения, — но он никогда не переставал демонстрировать ребяческие черты своего характера. Сейчас он был зол, очень сильно зол, и если бы Эйлау была в этом виновата, он бы уже давно убил её.

— Милая, — проворковала Эйлау Пайпер, ничуть не смущённая отсутствием ответа или хотя бы его более приличным подобием, чем презрительное фырканье, — ты совсем ничего не съела. Нельзя вечно полагаться на магию Третьего, особенно сейчас.

Пайпер вскинула голову и возмущённо уставилась на неё. Золотые глаза не горели магией, но перекошенное в недовольстве лицо идеально отражало все чувства, которые сальватор пыталась скрыть. С учётом того, как информацию преподнесла Клаудия, в голове и сердце у Первой, должно быть, сплошной беспорядок.

— Я не могу заглянуть к тебе в душу, но я прекрасно знаю, что ты чувствуешь и о чём думаешь. В этом и есть разница между нами.

— Вы не знаете, — возразила Пайпер таким тоном, будто слова вырвались из её рта исключительно инстинктивно.

— Разве? Я знаю про кертцзериз достаточно, чтобы понимать то, чего не понимаешь ты.

Во многих легендах было сказано, что феи, пришедшие в Сигрид, поначалу лишь игрались с людьми — недолго живущими и не владеющими чарами, иными словами, являющимися лишь бледной тенью фей тех времён. Это было интересно: говорить то, чего люди не понимали, путать их, заключать сделки, заглядывать в души при помощи очень сильных чар. Жаль, что теперь это было доступно лишь избраннику Сердца, даже наследники не могли хотя бы на шаг приблизиться к подобным чарам.

Но Эйлау довольствовалась словами, прямолинейными и настойчивыми. Она знала, что Первую лучше не злить, что теперь Третий уж точно убьёт любого, кто посмеет навредить ей хотя бы словесно, но не поддаться искушению было сложно. Тоноак был самым живым и цветущим местом во всех Диких Землях, но даже он со временем становился скучным, серым и даже мёртвым. Лишь многочисленные гости, среди которых всегда были люди, делали его ярче.

Эйлау с особым вниманием следила за сменой эмоций на лице Пайпер. Одно из немногих извращённых удовольствий, ещё доступных в этом мире — обладать знаниями и дразнить ими других, особенно тех, кто, в теории, должен уже располагать ими. Даже если родной мир считается Вторым.

— Что такое кертцзериз? — наконец спросила Пайпер, едва не зажевав вопрос в недоверии и смущении.

Прелестная девочка. Эйлау надеялась, что её сломали недостаточно, иначе это будет очень горько.

— Особая связь, священная для великанов, — пожав плечами, пояснила она.

— Это я знаю, но что конкретно она из себя представляет?

Прелестная девочка. Её любопытности можно только позавидовать, и то исключительно в положительном ключе.

— Не великанам никогда не понять сути этой связи, — будничным тоном начала Эйлау, медленно переводя взгляд с одного присутствующего на другого. Исключая её, Мелину и Пайпер, остальные были кертцзериз, но лишь в одну сторону. — Но говорят, что кертцзериз — это часть души.

— Родственные души что ли? — непонимающе уточнила Пайпер.

— Нет, ни в коем случае. Родственные души — это выдумка, ты разве не знаешь? Как это глупо: утверждать, что душе одного живого где-то предназначена душа другого живого… Это не может быть так просто. Мы, феи, клянёмся душой, но даже наши души нельзя называть родственными.

— И-и-и… — неуверенно протянула Пайпер, после чего осторожно оглядела хмурого Магнуса, спокойную, отстранённую Клаудию, невозмутимую Стеллу и бледного Эйкена, никак не отреагировав на подозрительно сощуренные глаза Мелины. — Что же это, если не родственные души?

— Часть души, — терпеливо повторила Эйлау, улыбаясь. Ей было не до настоящего смеха, но ведь феи клянутся душой, а не телом. — Лишь небольшая её часть, вмещающая любовь и преданность, но иногда даже одной этой части достаточно, чтобы великан чувствовал себя полноценным.

— У Киллиана, например, нет кертцзериз, — неожиданно вмешалась Клаудия, медленно и даже вальяжно складывая руки перед собой. — Третий, возможно, мог бы стать его кертцзериз, но… Нет, — изменившись в лице, исправилась она. — Прошло слишком много времени. Зато Киллиан для Третьего — кертцзериз.

— И впрямь односторонняя связь? — для чего-то уточнила Пайпер.

— И впрямь, — подтвердила Эйлау.

— Мы все люди, — продолжила Клаудия, — но для Третьего стали кертцзериз. Ты с недавнего времени в том числе.

Казалось, в сознании Пайпер произошёл сильнейший сдвиг. Эйлау хлебнула вина, поймав на себе вопрошающий взгляд Мелины, сидевшей по правую руку, но не ответила на него. Гораздо интереснее наблюдать за развитием событий в том случае, если ничего не отвлекает.

— Я? — наконец выдавила Пайпер.

— Нет, что ты, — возразила Клаудия с серьёзным лицом, — я просто пошутила, ведь сейчас самое время для шуток.

Эйлау подавила улыбку, расцветшую на губах. Ей бы стать более серьёзной и внимательной и думать, что она сможет вспоминать об этом разговоре позже, много лет спустя, если всё удачно сложится, но остановиться было трудно. Самые жестокие ситуации всегда встречались ею с улыбкой.

— Ладно, признаю, я глупая, — спустя непродолжительную тишину произнесла Пайпер, скрипнув зубами. Что-то подсказывало Эйлау, что она едва сдерживается, чтобы не схватить лежащий перед ней нож и не пырнуть им Клаудии. Возможно, её останавливал лишь Магнус, даже в таком паршивом настроении способный моментально перехватить её руку. — Что ты хочешь сказать?

— Третий не разбирается в большей части того, что чувствует. Иногда он даже не понимает отношений между людьми. Но он старается. Может, он и не уточняет, в чём суть его любви к своим кертцзериз и какую именно любовь он испытывает к тебе, но я-то знаю, что это лишь потому, что он сам этого не понимает. Мы стали частью его личности и души, и ты, нравится тебе это или нет, тоже. Может быть, даже больше, чем мы. Не забывай, что вы одной магии.

— К чему ты это? — пробормотала Пайпер, собрав руки на груди. Спрятать вдруг задрожавшие ладони, всё ещё заметные мозоли и царапины, закрыться ото всех. Эйлау не нужны были чары Сердца, чтобы прочитать это.

— К тому, что завтра тебе придётся отвлекать его, пока мы не сделаем то, что должны.

— Наконец мы дошли до самой интересной части! — восхищённо зааплодировала Эйлау. — Итак, начнём, пожалуй, с…

— Нет.

Это «нет» было сказано таким тоном, что Эйлау сразу почувствовала: секундная пауза позже — предупреждение. Следом за ней была магия, давящая и одновременно яркая, настолько, что Эйлау на несколько секунд потеряла контроль над собственными чарами.

— Однако ты явно умеешь меньше, чем следовало бы, — всё же заметила она вслух.

— Уж извините, — огрызнулась Пайпер и тут же, почти не делая паузы, продолжила: — Я не буду отвлекать Третьего. Он сразу поймёт, что не так.

— Как пожелаешь, — легко согласилась Клаудия. — В таком случае умрёт сначала он, а мы следом за ним, и ты никогда не вернёшься в свой мир.

— Это же не может быть единственным выходом.

— Но является им, — глухо вставил Магнус, закрыв лицо руками. — Ракс… Я не смогу поднять меч.

— Сможешь, — жёстко произнесла Клаудия. — Сможешь и сделаешь.

Стелла, наконец оторвавшись от обеда, целиком и полностью перешедшего к ней в связи с потерей аппетита у остальных, начала:

— Если так нужно, я могу…

— Нет, — перебила Клаудия. — Сокрушитель в твою руку не ляжет, даже не пытайся.

— Он возненавидит нас, — наконец озвучил Магнус то, о чём Эйлау думала с самого начала обеда.

— Ты настолько ранимый? — фыркнув, уточнила Клаудия.

— Я? Боги, Клаудия, я не ребёнок. Мне плевать, если меня кто-то ненавидит. И я смирюсь, если это будет Третий, но… Мне не больно от того, что он нас возненавидит, правда, — с неуместным смешком повторил он. — Мне больно от того, что он поймёт: те, кому он доверял, заслуживают ненависти. Я просто не хочу, чтобы он страдал.

— Но будет, если мы не сделаем этого.

Жаль, что эта самоуверенная смертная девчонка с мёртвыми, что раскрывали ей чужие секреты, изначально не попала к феям. Впрочем, если бы она жила в подобных условиях, пусть и в Диких Землях, она бы не стала такой жёсткой, прагматичной и прямолинейной. Сломалась бы раньше, чем Эйлау успела создать из неё хоть что-то — совсем как Первая, растерянно переводящая взгляд со спорящих Магнуса и Клаудии.

— Он доверяет нам! — почти отчаянно повторил Магнус. — Страхи и сомнения уничтожат его, когда он поймёт, что мы сделали!

— Тогда давай позволим скверне уничтожить его, — не отводя глаз, сказала Клаудия. — Пусть умирает долго и мучительно. Это ведь намного лучше, чем самим разобраться с проблемой, верно?

Возможно, не будь у них так мало времени, она была бы чуть более мягкой. Обратила бы внимание, что бледность Эйкена уже становится болезненной, а тени всё чаще беспорядочно срываются с тела и окружают его, будто хотят защитить. Указала на то, что Пайпер следует поесть по-нормальному, а Магнусу — просто принять неизбежное. Одна только Стелла, казалось, не вызывала у неё вопросов, но наверняка лишь потому, что в волчице взыграли привитые Охотой черты. Или же она просто хорошо прятала свои чувства, поедая цыплёнка, к которому никто, кроме неё, не притронулся.

Для Эйлау люди всегда были самыми загадочными существами Сигрида.

Сдавшись, Магнус наконец взял чашу с вином и в один глоток опустошил её.

— Ещё вопросы? — равнодушно уточнила Клаудия.

Эйлау следила за перекошенным лицом Первой, критически поджатыми губами и злостью, читаемой в золотых глазах. Прекрасное сочетание, способное двигать вперёд. Эйлау искренне надеялась, что девушка поняла: Магнус прав. Третий возненавидит их за то, что они собираются сделать, а после возненавидит себя сильнее за то, что позволил этому случиться. Он сломается раньше, чем поймёт, что так было нужно. Но и Клаудия была права: если они не сделают то, что собираются, Третий умрёт.

Не вечно же только сальваторам всех спасать. Они, если кто-нибудь из сигридцев вообще помнил об этом, были ведущими к спасению, а не полноценными спасителями.

— Мне это не нравится, — тихо и яростно произнесла Пайпер, чем вызвала улыбку Эйлау. — Но я сделаю это.

— Чудесно, моя дорогая, — не преминула похвалить фея. — Сломай его раньше, чем он сломается сам.

Пайпер смерила её уничижительным взглядом, на который Мелина мгновенно отреагировала. Она уже расправила плечи и готовилась подняться на ноги, но Эйлау лёгким движением руки остановила её и сказала:

— Лучше подготовь мои доспехи.

Это может быть очень жестоким боем.

— Мне понадобится платье, — будто нехотя произнесла Пайпер. — И, желательно, очень красивое.

Эйлау хищно улыбнулась.

— Будет тебе платье, Первая.

***

Стелла никогда не понимала, почему Тоноак называют городом света и знаний. Даже Твердыня Кродоу, бога знаний, где она была лишь несколько раз, не помогала ей этого понять. Знания хранились в любом, даже самом ужасном уголке Диких Земель, а света в Тоноаке было немногим больше, чтобы так выделять его.

Она не отправилась вместе с Магнусом, Мелиной и Эйкеном в Твердыню, решив, что лучше остаться во дворце вместе с Пайпер и Клаудией. После обеда у леди Эйлау они были тихими и молчаливыми, что очень не нравилось Стелле. Она плохо понимала, что им следует делать сейчас, и нуждалась в объяснениях Клаудии — вечно правильных и неизменно звучащих в самое подходящее время. Но Клаудия осталась у леди Эйлау, и Стелла знала, что разговор, ради которого девушка задержалась, был очень неприятным. Куда она делась потом, волчица не знала.

— Что ты читаешь? — наконец спросила она, устав просто лежать на столе.

Дворцовая библиотека не шла ни в какое сравнение с Твердыней Кродоу, но и без того поражала размерами и убранством, слишком роскошным для подобного места. Везде была идеальная чистота, на полках высоких шкафов из дуба — ни пылинки, будто библиотекари и слуги вычищали каждый клочок пространства. Все книги были расставлены согласно порядку, которого Стелла не знала, — то ли по алфавиту, то ли по категориям, то ли ещё как-то странно, — и выглядели очень гармонично и аккуратно, хотя возраст некоторых переваливал за несколько тысяч лет. Горели все свечи в огромных железных люстрах, но ни капельки воска не падало вниз, не оставалось на мраморном сером полу или дубовых столах, за одним из которых и расположились Пайпер и Стелла. Пару часов назад леди Эйлау, отказавшись от предложения главного библиотекаря, озвученного раболепным тоном, выдала Пайпер учения, которые должны были помочь продержаться им всем до завтрашнего вечера. Солнце, которого они не видели, уже должно было спрятаться за горизонтом, и всё равно Стелла чувствовала, что времени слишком много и мало одновременно.

— Это исследования Рилинда, — посмотрев на кожаную истёртую обложку книги, которую она читала, ответила Пайпер. — Если правильно поняла, он жил за триста лет до Вторжения и изучал связывающую магию.

— Третий изучает то же самое? — просияв, уточнила Стелла.

— Нет, немного другое. Я пытаюсь понять, как передать вам частицы Силы через связку, которой он не заметит, а Третий наверняка ищет что-нибудь, что поможет Розалии.

— Ничего не поняла, — пробурчала Стелла, кладя подбородок на стол.

Она не была глупой, ни в коем случае. Будь она глупой, умерла бы ещё в самом начале, когда Катон нашёл её. Или же не обратилась бы волчонком, который вождю Дикой Охоты был явно симпатичнее, чем девочка, не способная ничего объяснить. Но магические исследования, научные труды, письменность и чтение, в конце концов — всё это для Стеллы до сих пор было тёмным непроходимым лесом.

Ей написание сигридского совсем не давалось. Стелла умела говорить на нём, знала даже несколько фраз из других языков, но вот с письмом — сплошная тьма. Лишь с помощью магии Третьего, которая временно передавала его знания из определённой области, Стелла могла что-то написать. Но как только магия ускользала, она опять не могла удержать перо в руках. С чтением дело обстояло не лучше. Иногда она понимала, что значит то или иное слово, иногда нет, но чаще всего она видела именно набор каких-то закорючек, которые было очень трудно отличить от других. Сколько бы раз Стелла ни пыталась читать и писать, сколько бы раз Третий лично ни брался за её обучение, в результаты был лишь скулёж Стеллы, которая превращалась обратно в волчицу и прятала глаза под лапами. Ей не нравилось, что она была такой необразованной, что даже Эйкен, раньше не понимавший ни слова, говорил и писал так свободно, а она — нет. Даже если дело было в воспитании, которое дала Дикая Охота, и её образе мышления, немного отличающемся от образа мышления остальных.

Она старалась не показывать разочарования в самой себе, но, видя, с каким упорством Пайпер ищет ответ среди книг, на которые ещё месяц назад недоверчиво косилась, Стелле становилось едва не физически больно. У неё было почти тридцать лет, чтобы научиться читать и писать, самостоятельно, но…

Стелла выпрямилась, тряхнула светлой головой и даже похлопала себя по щекам. Она — молодец. Она делает всё, что в её силах, и не нужно лезть туда, где и без неё справляются. В конце концов, она едва не лучшая охотница. Даже великаны, прирождённые охотники, за свою историю успевшие сделать из этой деятельности целый обряд, не шли с ней в сравнение. Она убеждала себя, что дело в её волчьей сущности, а не в воспитании Охоты, и была этим довольна.

— Так ты нашла что-нибудь? — стараясь изобразить улыбку, спросила Стелла.

— Наверное, — глухо отозвалась Пайпер. — Хотелось бы понять, что, чёрт возьми, значит вот это… но нельзя же спросить у Третьего, да? Вот бы Джинн был здесь…

— Наверное, и он что-то нашёл, — ободряюще подхватила Стелла. — Он очень умный и всегда находит ответы на все вопросы.

— Прямо-таки всегда?

— Без исключений.

— Может, откроем портал? Захватим его, пусть помогает.

Стелла в ужасе округлила глаза.

— Но тебе было так плохо в прошлый раз!

— Да я пошутила…

— А-а-а… — Стелла заёрзала на стуле, вдруг показавшемся неудобным, и недоверчиво сощурила жёлтые глаза.

Пайпер было не просто плохо после открытия портала. Ветон говорила, что, не вмешайся Третий ещё в самые первые секунды, последствия были бы куда более ужасными. Стелла, тогда рвавшая посмевших напасть на них тварей на части, лишь краем глаза видела, что Пайпер сумела прорваться к Третьему. Следующее, что она ощутила — это холод камня, припорошённого снегом, и упавших на неё Клаудию и Пайпер. Довольно неприятное приземление, но уж точно не для них.

Третий и Джинн говорили, что Дикие Земли ограничивают Пайпер не так, как их. Она отвоёвывает у мира право на магию, даже не осознавая этого, но использует лишь крохи доступной ей Силы.

Стелла искренне надеялась, что в этот раз она использует всю магию.

***

В пользу Тоноака шли прекрасные комнаты и сытные яства, вкуса которых, однако, Розалия почти не различала. В противовес этому она отметила полное отсутствие реакции у стражников, слуг, лордов и леди, с которыми она имела удовольствие, — или неудовольствие, учитывая их холодность, — познакомиться накануне.

Розалия не смогла бы объяснить, как оказалась под стенами Тоноака, как прошёл разговор с леди Эйлау, управлявшей городом. Всё это было размыто и произошло будто не с ней. По-настоящему осознавать произошедшее она стала лишь после того, как несколько дней назад в покои, где её разместили, вошла незнакомая девушка. Она была среднего роста, с чёрными, остриженными по линию подбородка волосами и чёлкой, одетая во всё такое же чёрное и серое, почти бесформенное, но многослойное, через что, однако, прослеживалась её худая бледная фигура и острые углы. Самым странным, что увидела Розалия, были абсолютно чёрные губы, будто девушка использовала чернила, но она не посмела сказать об этом вслух. Это было неприлично и невежливо, особенно по отношению к тем, кто так любезно принял её и сообщил, что Третий скоро будет.

Розалия считала странным, что его называют Третьим, но на любые вопросы относительно неупоминания его имени не отвечали. С ней говорила только хмурая девушка с чёрными губами, которая назвалась Клаудией, но даже она не говорила многого. В основном только о том, что Розалии пока лучше не покидать покоев, благо они были большими и могли похвастаться всеми развлечениями, столь необходимыми юной принцессе. Еду приносили сюда же, здесь же она узнавала от Клаудии о Диких Землях и Третьем в том числе.

Она многое знала, но не смогла бы сказать, откуда. Это знание просто было внутри неё, о чём она, однако, не стала говорить Клаудии. Розалия слишком ценила общение с единственным человеком, который обращал на неё внимание. Леди Эйлау заперла её в покоях едва не сразу же, будто ей было противно даже смотреть на Розалию, — чего она, разумеется, не делала, — но принцесса не винила её. Явившись без приглашения, даров и клятв, она нарушила уйму правил. Чудо, что ей вообще разрешили остаться.

Вторым чудом стала некая Стелла, умевшая превращаться в волчицу. Розалия пыталась держаться величественно, серьёзно, как и подобает настоящей принцессе, но у Стеллы-волчицы была очень мягкая шерсть. Настолько, что в ней, наверное, можно утонуть. Розалия неустанно напоминала об этом, но ни Стелла-человек, ни Стелла-волчица не реагировала. Говорила только Клаудия, и на осторожный вопрос Розалии о том, почему так, ей ответили, что дело в элементарном человеческом напряжении. Стелла нервничала, и только, но причин её переживаниям Клаудия не называла.

Впрочем, когда Розалия наконец увидела Третьего, одну из причин она разгадала и без лишних подсказок. От него пахло чужой кровью и дымом, и он наверняка пытался скрыть эти запахи, чтобы не пугать её, но Розалия не была напугана. Она была рада, что спустя столь долгое время наконец увидела Третьего.

Рядом с ним был рыцарь, почему-то начавший бормотать какую-то чушь, но Стелла и Клаудия увели его. Мальчик с чёрными рисунками на левой половине лица какое-то время стоял, пустым взглядом смотря перед собой, но ушёл, так ничего и не сказав. Розалия бы забеспокоилась, ей было крайне важно произвести хорошее впечатление на спутников Третьего, но в этот момент он подхватил её и обнял, как делал ещё в детстве, и крепко прижал к себе.

Розалия не смогла бы объяснить, как оказалась здесь, в этот моменте, но она была безумно рада. Она помнила, что, когда тяжело заболела, Третий был далеко. Но теперь он рядом с ней, и он её не отпустит.

Он и не отпустил, держал крепко и аккуратно одновременно, как когда-то фарфоровую кулку от известного фейского мастера, которую он подарил ей на седьмое день рождение. Розалия была вне себя от радости, но та радость не шла ни в какое сравнение с нынешней. Она не понимала, кто она и что происходит, но верила, что пока рядом Третий, всё будет хорошо. Он всегда защищал её и всех остальных. Он всегда придумывал, как решить сложные задачи и избежать крупных проблем.

Он был немного другим.

Когда он наконец соизволил немного ослабить хватку, — но не поставить её на ноги, ни в коем случае, — Розалия внимательно изучила его лицо. Всё те же острые скулы, прямой нос, голубые глаза и тонкие губы, ни на секунду не перестававшие расплываться в улыбке. Чёрные волосы взлохмачены, что было нехарактерно для него, ведь он всегда выглядел безупречно, и одежда определённо помятая, будто он успел поспать в ней. Розалию такие мелочи не волновали. Она просто смотрела, радуясь, что он здесь, и изо всех сил сдерживая слёзы. Но когда Третий сам расплакался, прижавшись к ней вновь, она наконец прекратила перебарывать себя.

— Это и вправду ты, — пробормотал он, гладя её по волосам.

— У тебя были сомнения?

Розалия даже не знала, с чего бы им взяться, и потому вопрос прозвучал быстро и, возможно, даже резко. Но Третий усмехнулся, бережно утёр её щёки.

— Киллиан пытался меня отговорить. Он был уверен…

— Что?! — удивлённо воскликнула Розалия. — Дядя Киллиан?..

— Он жив, — с улыбкой ответил Третий. — Он ждёт нас в Омаге.

Розалия едва не подавилась воздухом. В голове всё было так спутано, будто несколько клубков ниток перемешались, но среди них наиболее отчётливым было воспоминание о дяде Киллиане. Он месяцами не покидал ребнезарской столицы, поддерживая и её, и её мать, королеву Жозефину. Он был рядом почти всё время, рассказывал о своих плаваньях, показывал различные иноземные диковинки, приказывал готовить её любимые блюда и не жалеть сладкого. Он был рядом, пока она…

… она умирала?

Нет, это невозможно. Розалия тяжело болела, но не более того. Если бы она умирала и умерла, она бы не была здесь, с Третьим.

— Он ждёт нас, — повторила она дрогнувшим голосом. — Он правда ждёт нас?

— Разумеется. Он будет ждать нас столько, сколько потребуется, ты же знаешь.

Но Розалия не хотела ждать. Она хотела сорваться с места и отправиться в Омагу прямо сейчас, где бы она ни находилась — из слов Клаудии этого так и не удалось понять. География Диких Земель была очень непривычной и пугающей, однако Розалия пообещала себе, что будет храброй. Ради Третьего, который нашёл её, ради дяди Киллиана, который ждёт их в Омаге.

— Но для начала нам нужно избавить тебя от влияния хаоса.

Розалия совсем не поняла, что это значит. Но согласилась, ведь это был Третий. Даже ещё не став сальватором, он быстро понимал, как работает та или иная магия, чем приятно удивлял Шераю и Уалтара в том числе. Он всегда был самым умным, ведь постоянно читал какие-то скучные книжки, которые совсем не интересовали Розалию.

Она не представляла, чего ей ожидать, и даже довольно подробных объяснений Третьего ей было мало. Она лишь понимала, что каким-то образом внутри неё хаоса больше, чем должно быть, — откуда он? — и что от него нужно избавиться. Розалия согласилась, ни на секунду не засомневавшись в намерениях Третьего и эгоистично возрадовавшись тому, что весь оставшийся день он был с ней.

По его приказу слуги принесли все необходимые магические книги, что хранились в дворцовой библиотеке в специальном секторе, куда не допускали обычных фей. Он изучал их в покоях Розалии, пока она, не найдя себе дела, серебряным гребнем расчёсывала ему короткие волосы, пытаясь уложить их во что-то более приличное, и говорила о том, что помнила. Чудесные сады, полные милых драу, приятный человек, всегда помогавший ей. Розалия не помнила его лица и имени, помнила лишь голос, и Третий очень аккуратно проверил её с помощью магии, но ничего не обнаружил. Возможно, он слишком устал.

Он был бледнее обычного и делал перерывы чаще, что спустя пару часов начало беспокоить Розалию. Она всё время была рядом, поддерживала его, напоминая, что согласна на что угодно, лишь бы избавиться от хаоса, чем неизменно вызывала его улыбку. Он улыбался реже, чем раньше, но, очевидно, намного чаще, чем в последнее время. Розалия предположила это по озадаченному лицу Клаудии, когда та навестила их ближе к ночи. Она принесла поднос с ужином и поставила его на пустую часть обеденного стола. Другая была занята книгами и древними записями, в которых Третий упорно искал ответ, и как бы сильно он не любил Розалию, он ни за что не позволил бы есть ей рядом со столь бесценными знаниями.

Она послушно пересела за другую часть стола, стараясь быть тихой и незаметной. Клаудия придвинула стул поближе к Третьему и села, уставившись на него так, что даже Розалии стало неуютно.

— Ты хочешь мне что-то сказать? — не поднимая глаз, спросил Третий.

— Если ты сумел избежать сегодняшнего обеда, это не значит, что сумеешь избежать завтрашнего пира.

— Для начала мне нужно помочь Розалии.

Розалия постаралась не вздрогнуть, когда он едва заметным движением ладони указал на неё. Ей не хотелось признаваться, что с ней что-то не так, причём настолько, что Третьему пришлось оградить её покои какими-то сигилами, но она бы никогда не усомнилась в нём и его уме.

— Полагаю, будешь искать ответ всю ночь?

— Если потребуется.

— Следовало подождать Джинна. Он наверняка что-нибудь, да нашёл.

— Что насчёт тебя?

— Ничего. Лишь старые ритуалы, так и не ставшие ритуалами воскрешения. Обыденность прошлого Сигрида.

Розалия поёжилась. Третий не говорил об этом вслух, но, очевидно, предполагал, что с ней произошло что-то подобное. Тяжёлая болезнь сломила её, но хаос каким-то образом будто воскресил. Не по-настоящему, конечно. Розалия ведь не умирала…

… она же не умирала?

— Значит, буду искать всю ночь.

— Когда ты в последний раз отдыхал? — и, не дав ему даже рта открыть, ядовито добавила: — Исключая той ночи, кто ты заснул в обнимочку с Пайпер.

Розалия насторожилась. Само общение с Клаудией было… тёплым, приятным, как между старыми добрыми друзьями. А ведь Клаудия, если Розалия правильно поняла, знает Третьего не так уж давно. Даже с невестой, которую ему обещали, он был более холодным и позволил себе чуть более тёплые обращения лишь после того, как был выбран Арне в качестве сальватора и помолвка стала недействительной.

И кто такая Пайпер, что Третий спал с ней в обнимку?..

— Я не понимаю, к чему ты клонишь, — бесстрастно отозвался Третий, не отрываясь от перевода древнего трактата.

— Магнус обвинил бы тебя в чёрствости.

Розалия хотела ухватиться за новое имя, но что-то помешало ей. Какое-то внутренне ограничение, словно знавшее, что сейчас лучше не вмешиваться.

— Я не понимаю, где в моих действиях и словах вы распознали чёрствость. Я делаю лишь то, что должен.

— Вот как, — отстранённо выдала Клаудия, поднимаясь на ноги. — И мы делаем лишь то, что должны. Не забывай, завтра тебе нужно показаться на пиру леди Эйлау. Желательно вместе с Пайпер, иначе она что-нибудь испортит.

— Она достаточно умна, чтобы не делать этого.

Не обратив внимания на почти умоляющий взгляд Розалии, обращённый на неё, Клаудия прошла к дверям, слабо мерцающими из-за нанесённых на них сигилов. Девушка остановилась, коснулась одного из сигилов тонкими пальцами и пробормотала:

— Вот бы мы все были достаточно умны.

— Что? — уточнил Третий, но Клаудия ушла, громко закрыв двери.

— Она такая… страшная, — осторожно заметила Розалия, так и не притронувшись к еде.

— Она не страшная, — ласкова ответил Третий. — Клаудия просто переживает за меня.

— Почему? Ты что, любишь её?

— Я много кого люблю. Тебя и Киллиана — сильнее всех.

Розалии не понравился такой ответ. Она надулась, отодвинула поднос с едой и демонстративно собрала руки на груди. К сожалению, её упрямство длилось меньше половины минуты.

— Почему она говорила о воскрешении?

Он наконец поднял голову и посмотрел на неё взглядом, который она не сумела прочитать.

Странно. Она всегда по одному взгляду понимала, о чём думает Третий и что чувствует.

— Ты не помнишь? — тихо спросил он.

— Чего? — настороженно уточнила Розалия.

Третий выдохнул, прикрыв глаза, и замер. Он никогда не был хрупким, даже при его телосложении, лишь немногим уступавшем Алебастрову, но впервые показался ей таким. Будто состоял из тончайшего стекла, которое уже давно трескалось и лишь чудом не рассыпалось.

— Ты умерла, — наконец произнёс Третий, всё ещё держа глаза закрытыми. — Ты умерла, моя маленькая принцесса, за полгода до Вторжения.

Сейчас даже обращение, от которого она всегда сияла, не смягчило услышанное.

Розалия не понимала, как это возможно. Если бы она умерла, она бы не была здесь, верно?.. Она была бы среди предков на далёком севере, откуда их голоса доносились до живых. Она была бы вместе со своей семьёй, — Третий рассказал, что они погибли во Вторжении, но не уточнял, как именно, а она почему-то не пыталась его расспросить, — но она сидела напротив Третьего, дышала полной грудью и чувствовала запахи сомнений и страха, что окутали его…

…не так хорошо, как могла бы. Что ж, должно быть, дело как раз в этом самом воскрешении. Странном и непонятном.

— Я умерла? — едва слышно переспросила Розалия. — Нет, я не могла… Я же здесь?..

— Благодаря хаосу. Но хаос и магия ближе, чем привыкли думать сигридцы. Я найду способ разорвать твою связь с хаосом и создам новую. Свяжу с собой, если понадобится. Ты жива сейчас исключительно благодаря хаосу, но я исправлю это, обещаю. Ты будешь жить так же, как раньше.

— Дяди Киллиан знает?

— Предполагает.

— Но если это хаос… Вы ведь боролись с ним. Ты, Йоннет, Масрур и Аннабель. Как это возможно?..

— Я не знаю, моя маленькая принцесса. Но обещаю, что узнаю. У нас ещё есть время…

— Я опасна? — взволнованно перебила Розалия.

— Нет, что ты. — Третий поднялся, подошёл к ней и присел рядом с ней так, что их взгляды оказались на одном уровне. Розалия даже смогла рассмотреть своё перепуганное лицо в его глазах, ставших на тон светлее. — В этом мире полным полно людей с хаосом внутри. Во мне его едва не больше всего. Но мы не опасны. Нужно только научиться этим управлять, но жить за его счёт нельзя. Понимаешь меня?

Розалия не понимала, но согласилась. Она кивнула головой, приподняв уголки бледных губ в улыбке, но ответной реакции не получила. Третий выпрямился, прижал пальцы к виску. В свете зажжённых свечей, разгонявших мрак ночи, блеснул его перстень на среднем пальце левой руки.

— Тебе плохо? — стараясь скрыть чрезмерное беспокойство, пролепетала Розалия.

— Нет, нет… Должно быть, Пайпер использует Силу. Я всегда это чувствую, просто сейчас… этого так много.

— Кто такая Пайпер?

Третий удивлённо моргнул.

— Клаудия тебе не рассказала?

— Нет… — почему-то стыдливо отводя глаза, ответила Розалия. — Но она сказала, что ты с ней спал в обнимку… Почему? Ты что, любишь её?

— Я много кого люблю, — совершенно искренне ответил Третий, ни на долю секунды не задумавшись над ответом.

— Но ты сказал про Силу. Сила ведь была у Йоннет… — ах да, Йоннет погибла во Вторжении. Клаудия почти не касалась этой темы, да и Третий был жаден на подробности, но она не винила его. — Пайпер — сальватор Силы?

— Именно.

— У неё хорошо получается?

— Достаточно, чтобы наши враги боялись.

— Ваши враги? — подозрительно сощурившись, повторила Розалия. — Ты что, готовишь её к войне?

— Ни в коем случае, — неожиданно резко произнёс Третий, и Розалия едва не втянула голову в плечи, услышав его тон. — Я лишь обучаю её тому, что сам знаю о Силе.

— А что насчёт других сальваторов? — почти пропищала она, не понимая, чего боится. Третий никогда не пугал её, не кричал и не ругал, но сейчас он был… немного иным. Самую малость не таким, каким помнила его Розалия.

— Только сакрификиумы решают, кто, где и когда станет их сальватором. Но я надеюсь, что они будут достаточно милосердны и позволят мне познакомиться со своими избранниками.

Выходит, пока что были только Время и Сила… Розалия не понимала, почему, но решила, что это следует запомнить.

Она хотела бы запомнить ещё что-нибудь, пусть и не такое важное или впечатляющее, но храбрость вдруг оставила её. Третий терпеливо ждал, когда она скажет хоть что-нибудь, но Розалия только выдавила улыбку, наконец взяла столовые приборы и обратила внимание на ужин. Только секундой позже она поняла, что ужин был на одного человека.

— А как же ты? — тут же спросила она, вскинув голову.

— Я не голоден, — спокойно ответил Третий, вернувшись на своё место.

— Совсем-совсем?

— Совсем-совсем, — вторил он.

— Это странно, — пробурчала Розалия.

— Ешь, пока не остыло. Клаудия проявила удивительное добродушие, принеся тебе ужин, и её лучше не расстраивать.

Розалия не боялась Клаудии, но мысль, что девушка будет расстроена и, возможно, даже оскорблена, если её добродушием не воспользуются, кольнула очень неприятно. Розалия послушно съела всё принесённое, почти не чувствуя вкуса, растягивая едва не каждый кусочек на минуты, ощущавшиеся как вечность, и всё это время Третий не переставал искать ответ. Даже когда она закончила, аккуратно промокнула губы салфеткой, убедилась, что Клаудия не будет расстроена. Третий не отрывался от книг, изучал их самым обычным способом, через чтение, и используя магию, что слабыми искрами голубого срывалась с его пальцев. Какое-то время Розалия наблюдала за этим, но потом её голова стала тяжелеть, а глаза слипаться. Она хотела остаться, помочь Третьему хотя бы своим присутствием, но он слишком быстро понял, что её начало клонить в сон, и под вялые возражения унёс в спальню.

— Не хочу-у-у… — тянула Розалия, пока Третий держал её на руках и смотрел так серьёзно, будто хотел поручить ей дело государственной важности. — Вдруг я сейчас засну и… и не проснусь? Вдруг я умру?

Мысль, что она была мертва, не отпускала, но при этом казалась такой естественной, что пытаться разобраться в ней Розалия не могла, как бы ни старалась. Она просто поверила, что была мертва и что сейчас жива благодаря хаосу, и лишь крохотная часть её сознания тихо шептала, что здесь что-то не так.

— Ты не умрёшь, — возразил Третий всё с тем же серьёзным выражением лица и уверенностью, с которой она никогда не могла спорить. — Я буду рядом всю ночь и весь завтрашний день. Я всегда буду рядом.

— Но Клаудия говорила о пире, — не отступала Розалия. — Ты должен быть там? Вместе с Пайпер?

— Желательно, — выдержав паузу, ответил Третий. — Но если ты хочешь…

— Я потерплю, — поспешно перебила Розалия, сжимая пальцы на его плечах. — Очень важному и сильному Третьему сальватору нужно показаться на людях, а не сидеть со мной взаперти.

Третий рассмеялся, и Розалия была готова сразу же забрать свои слова назад, встать напротив дверей и никуда его не выпускать, чтобы он всё своё время проводил с ней. Но даже в детстве всё было не так просто, а ведь ей этого хотелось. Она могла бы ещё рассчитывать на того, кем Третий был раньше, но теперь он и впрямь был важным и сильным сальватором, который без устали доказывал, на чьей он стороне. Розалия знала, что ему лучше появиться на этом пиру, организованном леди Эйлау, и лучше с Пайпер, Первым сальватором, чем с юной принцессой Ребнезара, восставшей из мёртвых.

Так странно. Она любила танцевать и петь. На пирах и балах она могла только этим и заниматься, но сейчас…

Она ждала, пока Третий, вышедший, чтобы дать ей переодеться, перестанет притворяться, что у него не болит голова, и делала вид, что на самом деле её это не волнует. Он никогда не признавался в своих слабостях и вряд ли признается сейчас, разве что в своей привычной манере, с широкой улыбкой и смехом скажет, что Розалия — его главная слабость.

Она ждала, пока он заботливо подоткнёт ей одеяло и убедится, что ей удобно, пока придвинет кресло достаточно близко, чтобы хорошо различать её лицо в полутьме, и пока выберет, о чём бы ей рассказать. Розалия обожала его истории, всегда почерпнутые из книг, рассказов Киллиана или других гостей ребнезарского двора.

На этот раз он рассказал ей о Гилберте.

Мысли Розалии путались, и почти к самому концу, когда Третий едва не придыханием повторил, что Гилберт выжил, она уже не могла противостоять усталости и сонливости. Она точно знала, что улыбалась, пока Третий целовал её в лоб, как он всегда это делал, если укладывал её спать, но не знала, как отнеслась к новости о том, что Гилберт выжил. В голове было пусто до звона, даже спутанные мысли куда-то исчезли. Что, однако, не помешало Розалии, мгновением позже провалившейся в сон, заметить две странности.

Первая: ей показалось, будто возле стен, в самых тёмных уголках, шевелились чёрные тени. Она знала, что это невозможно, и потому довольно быстро успокоилась.

Вторая: уже после того, как Третий прикрыл дверь её спальни, чтобы свет из другой комнаты ей не мешал, она почувствовала запах крови.

На этот раз — его крови.

Глава 24. И дни мои — томленье

Празднества фей никогда в полной мере не удовлетворяли элементарного любопытства Третьего, направленного на культуры других стран и народов. Каждый раз он подмечал что-то новое, чувствовал на себе чары, которые кто-то пытался наложить против его воли, и другие, собственные, когда испытывал свои силы. Последнее празднество у фей, бывшее ещё в Сигриде, отпечаталось в его памяти кроваво-красным и болезненным. Все последующие визиты в Тоноак не могли заглушить эти неприятные чувства, постоянно одолевавшие его.

Нынешний стал огромным исключением. В первую очередь из-за Розалии, которая убедила его, что в состоянии пару часов побыть в одиночестве и под присмотром Клаудии одновременно. Розалия тихо призналась ему, прежде чем он ушёл, что быть рядом с Клаудией — это то же самое, что быть одной, но быстро отбросила эти слова и убедила его, что всё в порядке и он может ни о чём не беспокоиться.

Вторая причина, ставшая частью исключения, заключалась в том, что Третий в кои-то веки не опоздал. Он всегда опаздывал на празднества фей, по своей или чужой воле, но сейчас появился точно вовремя, даже, возможно, немного раньше, чем леди Эйлау, которая всегда любила наблюдать за происходящим от начала и до конца. Когда она всё же спустя неприличное количество времени явилась, как и всегда в сером и белом, Третий из последних сил удерживал на лице вежливую улыбку, обращённую к двум довольно сильным магами, которые пытались не лишиться его внимания.

— Какая честь! — едва не захлопав в ладоши, точно ребёнок, прощебетала леди Эйлау, бережено беря его под локоть и уводя от двух магов, не сумевших скрыть разочарование на лице. — И что же такое должно было случиться, из-за чего ты явился раньше?

— Я сальватор Времени, — равнодушно ответил Третий. — Я всегда знаю, когда нужно появиться.

— Не сомневаюсь… Ты всё-таки соизволил обратиться к Фламер? Ты же всегда налегке.

— Розалия уговорила.

— Прелестное дитя, — отозвалась Эйлау, в повелительном жесте отгоняя одного из слуг, оказавшегося на её пути. — Рада, что хотя бы она знает, что нужно уметь преподнести себя в красивой обёртке.

— Я не подарок, чтобы у меня была обёртка.

— Да и по характеру ты тоже не подарок, дражайший.

Третий знал, что леди Эйлау не оставит его в покое, но не жалел о том, что сдался под натиском Розалии. Пока он всю ночь, полную головных болей, столь редко нападавших на него, и весь день искал ответ, Розалия щебетала о том, что он должен выглядеть как настоящий принц. Её не устраивала его одежда, простота камзола и отсутствие вычурных деталей. Она говорила, что в качестве почётного гостя он приглашён на фейское празднество, а не на лошадиные скачки, и потому ему нужно выглядеть соответствующе. Третий стоически держала два часа, не поддаваясь на провокации маленькой принцессы, но вновь навестившая их Клаудия всего одним взглядом показала ему, насколько эти провокации оправданы. Тогда он и приказал привести Фламер, фею из числа немногочисленных протеже Даяна, которая в его отсутствие в Тоноаке удовлетворяла все капризы леди Эйлау по части роскошных нарядов. В прошлый его визит в Тоноак Фламер сказала, что один из его малочисленных костюмов почтиготов, но Третий не дождался его, считая, что леди Эйлау зря пытается угодить ему красивыми подарками. Розалия же увидела в этом божественное благословение.

— Это прекрасно! — не переставала восторгаться она, когда Фламер с присущим ей равнодушием не смотрела на книги, разложенные на обеденном столе, и на бумаге объясняла, какие детали она добавила на своё усмотрение. Третий кивал, не вникая в суть, но Розалия не останавливалась: — Выглядит превосходно! Он как настоящий принц!

Фламер её не слушала. Даже на ворчание Третьего, считавшего, что это пустая трата времени и ресурсов, не реагировала. Ей было приказано подготовить ему одежду, в которой Розалии будет не стыдно отпустить его (она так и сказала, но, опять же, Фламер её проигнорировала) — и фея сделала это, в точности воплотив свою задумку. Или же задумку леди Эйлау. Третий был уверен — этот вырез, который на самом деле не нужен, был её идеей.

Но отступать было поздно, да и некуда. Уйдёт сейчас — появятся вопросы, а они и так были, ведь о прибытии Розалии стало известно многим, в том числе и о том, что леди Эйлау встретила её не самым подобающим образом. Третий мог бы указать на это, сказать, что даже без предупреждений, даров и клятв Розалию следует принять, но молчал. Леди Эйлау сделала то, что считала лучшим для Тоноака, и он мог только немного подыграть ей, задержавшись на празднестве. Даже в этой странной обёртке.

— Твоя идея? — наконец спросил он, позволив леди Эйлау беспорядочно блуждать по огромному залу со сверкающими люстрами и зеркалами, лишь множащими яркий свет.

— Не понимаю, о чём ты, — невинно хлопая глазами, отозвалась фея.

— Такой вырез — преступление.

— Преступление — прятать себя, когда ты хорош. Правила устанавливаю я, дражайший, так что следуй им.

— Даже если бы я поверил в это… Мех? Чей он? Лисы? Соболя? Где вы вообще достали его?

— Я лишь пыталась подчеркнуть твою естественную красоту, и не нужно меня в этом обвинять. В прошлый раз ты сбежал слишком быстро. Изволь теперь исправляться.

Третий мог бы поспорить, но каждый спор, каждый вопрос на отвлечённую тему лишь растягивал время, которое он мог бы потратить на поиск решения возникшей проблемы. Он не сомневался, что Клаудия будет продолжать искать, вместе с тем следя, чтобы Розалия не скучала, но считал, что должен лично заняться этим. Клаудия, и так постоянно находящаяся в окружении большого количества людей и, следовательно, их мёртвых, заслуживала отдыха, а не роли няньки для маленькой принцессы.

Потому он и согласился с правками, которые внесла Фламер, не возразил, когда она, почему-то не отреагировав на замечание Розалии о том, что следует добавить белый мех вместо чёрного, критически оглядывала его. Третий будто вновь очутился в окружении слуг, которым приказали превратить его в приличного сына и брата, которого не стыдно показать на королевском вечере.

Единственное, что его действительно смущало, так это вырез.

Кому вообще нужен такой вырез на мужской рубашке?

Он не беспокоился из-за следов старых шрамов, которые открывал вырез с серебряной рунической вышивкой до середины груди, ведь те, что были на спине, никто не смог бы увидеть. Они были спрятаны под светлой, цвета свежевыпавшего снега, рубашкой и таким же белым коротким плащом, ворот которого Фламер старательно украсила чёрным мехом. Тонкую сеть шрамов на руках и перстень его рода скрывали белые кожаные перчатки. Его всего скрывал белый цвет, за исключением чёрных металлических деталей на сапогах, голубых глаз и серьги-кристалла, и глупый вырез от этого казался лишь ещё более глупым. Клаудия, увидевшая его, сказала то же самое, но с большей издёвкой. Она бы могла издеваться над ним и дальше, что, собственно, и делала, не обращая внимания на довольно робкие замечания Розалии о неподобающем поведении, но потом, будто опомнившись, выставила за дверь, пообещав, что присмотрит за Розалией. Не сдайся Третий под натиском головной боли, вновь атаковавшей его в самое неподходящее время, он бы задержался, ведь рядом с Розалией, пусть даже волнующейся из-за присутствия Клаудии, ему становилось спокойнее исключительно душевно. Он знал, что уж несколько часов Розалия выдержит и даже не покажет своего разочарования из-за того, что её не пригласили.

Третий остановился вслед за леди Эйлау, взявшей хрустальную чашу с фейским вином с подноса, предоставленного слугой.

— Почему ты избегаешь Розалии?

Леди Эйлау посмотрела на него с лёгким удивлением — или же лишь притворилась, что испытывает это чувство. Всё-таки, с леди Эйлау было лишь немногим сложнее, чем с королевой Ариадной.

— Девочка многое пережила, — вновь беря его под руку, леди Эйлау повела их дальше, на поклоны разномастной и пёстрой толпы гостей отвечая едва уловимым кивком головы. — Болезнь, смерть, хаос… Я лишь хочу, чтобы она осознала всё это в спокойной обстановке, а не среди буйствующих фей… К тому же, прятать вино от ребёнка было бы несколько проблематично. Предпочитаю не портить милых и прелестных деток раньше срока.

— Я приму этот ответ за честный, если тебе так хочется.

— Очень, — с улыбкой согласилась леди Эйлау. — Появление Розалии нарушило мой привычный ритм жизни, да и ты сильно задержался… Зачем отправил ласточку, если задержался?

— Были причины, — уклончиво ответил Третий.

Если леди Эйлау не говорит о том странном убийстве, значит, она не считает важным делиться с ним информацией, которую удалось собрать Сайве, или же сама Сайва всё ещё ищет убийцу и пока не сообщала о результатах. Третий мог бы почувствовать, как нечто, оставшееся от его совести, медленно просыпается и скребётся внутри, ведь мысль, что он мог привести убийцу, всё ещё была крепка, но всё это беспощадно уничтожалось тем, что происходило здесь и сейчас. Убийство в храме целительниц передано Сайве, Розалия терпеливо ждёт, когда он найдёт ответ, и Пайпер…

Где Пайпер?

Он не видел её со вчерашнего дня, когда они прибыли в Тоноак и Клаудия забрала её. Целиком и полностью он посвятил себя Розалии, и лишь слабое ощущение магии, тянувшейся к магии Пайпер, убеждало его, что она в порядке. Лишь поздней ночью был какой-то сильный всплеск, но тогда же Третий чувствовал, как боль раскалывает ему голову и все силы бросил на то, чтобы Розалия не посчитала, что он слаб и беспомощен. Клаудия коротко сообщила ему, что Пайпер ворчала, возмущалась и грозилась сбежать, но всё же согласилась появиться на празднестве, однако на его расспросы не реагировала.

То, что было в храме, произошло несколько дней или целую вечность назад? Он действительно чувствовал себя так спокойно и умиротворённо, что даже мог бы посчитать это приятным сном, если бы не знал, что приятные сны к нему давно не приходят?

Ему нужно найти Пайпер. Всего одного прикосновения, может быть, даже взгляда хватит, чтобы он сумел разобраться в этом. Он был раксовым эгоистом и глупцом, раз позволил себе сосредоточиться только на Розалии, но отчаянно надеялся, что Пайпер не будет злиться чересчур сильно. Он сказал ей, что нуждается в Гилберте сильнее, чем в Розалии или Киллиане, и понял, что это было ложью, в тот самый момент, когда увидел свою маленькую принцессу. Он нуждался в ней так сильно, что забыл обо всём в этом треклятом мире.

Ему нужно найти Пайпер.

— И куда же ты собрался? — проворковала леди Эйлау, когда он попытался осторожно убрать её руку со своего локтя.

— Найти Первую, — искренне ответил он, даже не задумавшись над тем, что делать этого, возможно, не стоило.

— Разве ты не знаешь, что леди нужно чуть больше времени, чтобы подготовиться, иначе она не сможет своей красотой сразить всех наповал?

— Зачем Пайпер это?

Неужели у неё успели возникнуть проблемы с феями? Третий и впрямь глупец, раз позволил подобному случиться. Её же недавно отравили, она едва не умерла, но он пошёл на поводу у привязанности к Розалии и лишил Пайпер ответов, в которых она наверняка нуждалась.

Леди Эйлау вдруг рассмеялась, коснувшись его руки пальцами, унизанными кольцами.

— Не переживай, — почти невесомо утирая несуществующие слёзы, произнесла она. — Или хотя бы не подавай виду, что переживаешь. Первая умная девочка и со всем справится.

— Я должен…

— Ты должен быть здесь и показывать, что всё хорошо, — перебила его фея, не стирая улыбки с лица. — Ты сальватор, дражайший, а не слуга, который бегает за леди и напоминает им о том, что они куда-то опаздывают.

— Тебе никогда не понять сути этой связи.

— Я знаю о сальваторах достаточно для той, кем являюсь. Аннабель охотно рассказывала о своей связи с Ренольдом, когда мы встречались во дворце Ариадны.

Третьего словно под дых ударили.

Аннабель, милая, жизнерадостная Аннабель, почти не видевшая мира, вместе с братьями и сёстрами была задрана тёмными созданиями, словно домашний скот. Связь оборвалась быстро, болезненно, всего за две секунды, и почему-то этих двух секунд хватило, чтобы уничтожить братьев и сестёр Аннабель с изощрённой жестокостью.

— Я должен найти Пайпер, — резко произнёс он, не пытаясь скрыть ни волнения, ни тени страха, отразившегося на лице.

— Разве? — ничуть не смутившись, уточнила леди Эйлау. — Мне кажется, она и сама отлично справилась.

Третий поддался общему настроению, заставившему едва не всех повернуть головы в одну сторону, позже. Он не понимал, что ещё может привлечь фей в этом огромном, безвкусно (исключительно на его взгляд) украшенном зале с зеркалами, отражавшими гостей и свет, колоннами и портьерами с засохшими цветами, которые, однако, сохранили свою красоту, и сюжетах, изображённых на стенах одним только серебром. Но гости почему-то сосредоточили внимание на мраморной лестнице, по которой леди Эйлау всегда спускалась с таким видом, будто была настоящей королевой, и по которой Третий сам спустился сегодня, но с меньшей помпезностью.

— Фламер превзошла саму себя, — с восторженным вздохом произнесла леди Эйлау, сжав его локоть. — Ты не согласен?

Фламер превзошла себя, — хотя правильнее было бы говорить об этом в ином ключе, не том, что подразумевала леди Эйлау, — когда осмелела достаточно, чтобы указывать Третьему, как он должен выглядеть на празднествах фей. Потому он и не понимал, к чему леди Эйлау упомянула об этом сейчас. В том, что Пайпер медленно, будто она никого и ничего не замечала, шла к лестнице, лениво разглядывая убранство коридоров и совсем не обращая внимания на простершийся внизу зал, и выглядела так, словно всё в этом дворце принадлежало ей, определённо не была заслуга Фламер.

— Что она творит? — прошипел Третий, заметив, как Мелина, облачённая в серую кожаную и металлическую броню, застыла у подножия лестницы.

— Представляет нашу дорогую Первую, разумеется, — будничным тоном ответила леди Эйлау.

Но тогда абсолютно всё внимание будет направлено на неё, и Третий сильно сомневался, что ей это понравится. Она не просто так пряталась на празднестве в Омаге, окружив себя барьерами.

Сейчас этих барьеров не было. Магия молчала, успокоившись из-за одного только присутствия Пайпер, которая никак не попыталась оградить себя от всеобщего внимания хотя бы самым слабым сигилом. Она, казалось, даже не задумывалась об этом. Невозмутимо одёрнув юбку платья с вырезом слева, она ступила на лестницу.

О боги.

Пайпер надела платье.

— Позвольте представить вам леди Пайпер из семьи Сандерсон, — громко, чётко, будто она зачитывала отчёт о патруле, а не представляла Пайпер, произнесла Мелина с отстранённым выражением лица. — Первого сальватора, выбранную Лерайе.

И не просто платье. Она надела одно из самых роскошных платьев, созданных Фламер по эскизам Даяна. Тех самых, которые Третий привёз в прошлый раз в качестве дара леди Эйлау от Киллиана.

— Фламер превзошла себя, — тихо аплодируя и улыбаясь, уверенно повторила фея. — Не люблю этого признавать, но на ней это платье сидит намного лучше, чем на мне. Как жаль, что мне не идёт золото…

Третий ничего не понимал. Он получил лишнее подтверждение, что Фламер подготовила для Пайпер платье из многочисленной коллекции леди Эйлау, но почему-то продолжал думать, что оно создано исключительно для неё.

Он не знал, откуда столь странные мысли в его голове. Но Пайпер всё так же лениво спускалась по лестнице, оглядывая зал и игнорируя всех присутствующих, а Третий думал, что она прекрасна.

Леди Эйлау всегда любила прямые юбки в пол и и наличие вышивки, обычно серебряной, складывающейся в певчих птиц на ветвях цветущих деревьев, солнце, луну и звёзды, плывущие по небу, аккуратные длинные перья и всё то, чего Третий просто не понимал. Платье Пайпер было того же фасона, но кремово-золотым, с облегающими рукавами и вырезом, оголяющим плечи и ключицу и демонстрирующим полупрозрачный кристалл на тонкой золотой цепочке. Даже витиеватые узоры, охватывающие грудь и медленно перетекающие в будто бы кристальные капли, падающие на подол, были золотыми.

Боги милостивые. Третий едва не рассмеялся, когда Пайпер, остановившись у подножия лестницы напротив довольно смелой феи, решившей первой заговорить с ней, повернулась так, что стал виден вырез на юбке с левой стороны. И под ним — облегающие кремовые штаны и короткие сапоги, украшенные золотом.

Боги милостивые. Только Пайпер могла надеть с таким потрясающим платьем штаны, издалека очень напоминающие те, что предназначены для верховой езды, и при этом выглядеть великолепно.

— Какой кошмар! — вдруг выдохнула Эйлау, топнув ногой. — Она не надела серьги, которые я ей великодушно одолжила!

— Серьги? — отстранённо переспросил Третий.

— Ты слепой? — тихо, но угрожающе прошипела Эйлау. — Посмотри на её диадему! К ней идеально подошли бы серьги, которые я одолжила, но эта противная девчонка!..

— Диадема, — всё тем же тоном вторил Третий, против воли всё же обратив внимание на такое же золотое украшение в виде переплетённых листьев с крохотными полупрозрачными камнями.

— У тебя было две сестры, и они ничему тебя не научили?!

— Так ли это важно?

— Важно, если ты появляешься у нас! Как эта противная девчонка могла забыть о серьгах?.. — едва не простонала леди Эйлау с отчаянием, то ли в театральном жесте привалившись к его плечу, то ли и впрямь испытывая слишком много эмоций, с которыми ей не удавалось справляться, одновременно.

Судя по лицу Пайпер, она совсем не переживала из-за забытого украшения. Она с безмятежной улыбкой отвечала тем, кто к ней обращался, иногда перебрасывалась парой слов с Мелиной, тенью следовавшей за ней, и позволяла по-настоящему смелым в знак приветствия целовать ей ладонь.

У фей, да и у великанов с эльфами, если быть честными, такое постоянно. Типичные приветствия, обмен дежурными фразами максимально вежливым тоном, и внимание, всегда прикованное к тому, кто сумел по-особенному преподнести себя. Третий не интересовался придворной жизнью так, как Гвендолин, но был обязан разбираться во всех её тонкостях, чтобы верно служить своему королю и всему Ребнезару. Даже после становления сальватором, когда он оказался свободен от долга перед всей страной, он всё равно соблюдал определённые правила, потому что знал, что иначе нельзя.

Он не представлял, откуда о них узнала Пайпер. Ещё вчера она держалась нервно, в пути, с той самой минуты, как Третий разбудил их после непродолжительного привала, Пайпер крепко держала его, чтобы не упасть с Басона, и это позволяло ему чувствовать лёгкую дрожь, охватившую её тело. Запах страха, неуверенности, сомнений. Ещё вчера она напоминал девушку из Второго мира, которую едва не убили охотники Икаса, но уже сейчас выглядела так, будто родилась с венцом на голове.

Это не могло не беспокоить Третьего так же, как мужчины, ласково целующие её ладони, и женщины, едва касавшиеся её щёк губами. Типичные приветствия у фей, которые, однако, сильно беспокоили его.

— Может быть, — наконец перестав изображать страдалицу, произнесла леди Эйлау, — она — давно потерянная наследница Сердца? Очарование фей у неё в крови если не буквально, то как минимум фигурально… Третий? Ты хоть слушаешь меня?

Он пытался отыскать на лице Пайпер хотя бы тень притворства, чтобы убедиться, что это всё ещё та самая Пайпер из неизвестной семьи Сандерсон, которая несколько дней назад, в храме целительниц, попросила его остаться, потому что боялась. Но находил только следы увечий, не умалявших её красоты и почти никем не замеченные, широкую улыбку и яркие золотые глаза, всегда смотревшие в глаза её собеседнику.

— Мог хотя бы притвориться, что слушаешь, — на тон ниже пробормотала леди Эйлау. — И не глазеть так пристально. Эй, Третий?.. Ну хоть это ты услышал?..

Он слышал множество голосов, шорох одежды, музыку, ставшую далёкой, звон бокалов, смех и даже стоны — с начала празднества прошло, должно быть, не так уж и много, но веселье фей было в самом разгаре. Он слышал, как льются вино и эль, ритмично звучат шаги тех, кто начал танцевать, и стук чьих-то пальцев об оружие, сегодня выполнявшее исключительно роль украшения. Третий никогда бы не позволил Нотунгу быть просто украшением, но и никогда бы не расстался с мечом. Он сам периодически стучал пальцами по эфесу в виде орлиной головы, пытаясь собраться с мыслями, но сейчас неподвижно стоял и старательно вслушивался. Он начинал даже слышать вдохи и выдохи, но не учащённое от волнения сердцебиение Пайпер. Только её смех, когда кто-то из её собеседников говорил что-то смешное.

— Что ж, — спустя какое-то время произнесла леди Эйлау, так и не сумев убедить его сдвинуться с места: кажется, она действительно что-то говорила ему, но он почти не слушал. — Полагаю, она нашла себе компанию. Подержи-ка моё вино, я хочу танцевать.

Третий без возражений принял хрустальную чашу, почувствовал, как леди Эйлау эфемерно касается его плеча ладонью, и даже услышал звук её шагов, но не проводил её взглядом. Мелина, всё это время безропотно следовавшая за Пайпер, что-то сказала ей и, дождавшись лёгкого движения кистью, будто то было знаком к тому, что можно уйти, действительно ушла, оставив Пайпер в обществе нескольких лордов и леди, спрашивающих её о чём-то.

Третий мог бы ещё держаться в стороне, если рядом с Пайпер Мелина, но ни за что не позволил бы ей остаться совсем одной. Едва не бросив чашу леди Эйлау на поднос ближайшего слуги и тем самым мгновенно нарушив его равновесие, Третий направился к ней, стараясь не потерять из виду и боясь, что сейчас даже запах может неожиданно стать другим.

К счастью, Пайпер почти сразу же заметила его. Ничего не сказав эльфу, отвечавшему на её вопрос, озвученный до этого, она всё тем же лёгким движением руки будто позволила ему удалиться, после чего быстрым шагом направилась навстречу Третьему, без остановки вращая голову, словно пытаясь охватить всё и сразу. Её даже не волновало, что волосы, вновь аккуратно остриженные до одной длины, едва достигающей плеч, лезли в лицо. Третий был уверен: с кем бы сейчас ни танцевала леди Эйлау, она бормочет, что Пайпер не следует почти бежать, ведь причёска может испортиться.

— Ой, прости, — выдохнула Пайпер, резко остановившись перед ним и опустив для чего-то протянутые руки. — Наверное, надо… вот так, да?

Лишь с помощью какого-то божественного вмешательства Третий понял, что она пыталась изобразить реверанс.

— Нет, — кое-как выдавил он, стараясь скрыть тревогу во взгляде. — Тебе не обязательно кому-либо кланяться, мне уж тем более.

— О, правда? Жаль, — Пайпер мгновенно выпрямилась. — Это сложно, но весело. Так на чём я остановилась?.. Ах да, — щёлкнув пальцами, вдохновенно продолжила она. — Мелина говорила, что есть какой-то крутой танец, который мне точно понравится… Когда он будет? И какая музыка будет звучать? Моя обувь вообще подходит? Я не хотела надевать те жуткие туфли, но Флайер, кажется, придумала…

— Фламер, — исправил Третий, и Пайпер остановилась, посмотрела на него так, будто прощала ему это вмешательство.

— Именно она. А кто тебе подарил этот милый пушок? — она со смехом коснулась чёрного меха на воротнике его плаща, прокрутила его между пальцами и улыбнулась ещё шире. — Какой мягкий! Это же настоящий мех? О, Пайпс, ты дура, конечно же, это настоящий… Откуда у вас может взяться искусственный?

Она говорила дальше, с каждым новым словом лишь увеличивая темп, и не обращала внимания на взгляды, направленные на них. Один сальватор — это всегда центр внимания, но двое — это центр катастрофического внимания, к которому Пайпер, как думал Третий, не готова.

— Тут есть что-нибудь весёлое? Можно чем-нибудь заняться, пока не начался тот крутой танец? Ах да, кстати! Ты же научишь меня танцевать? Я совсем не умею.

Она успела непринуждённо взять его под локоть и повести вперёд без конкретной цели, но, услышав про танец, Третий остановился так резко, что Пайпер едва не дёрнуло назад.

— Что? — чётко спросил он.

— Я. Не. Умею. Танцевать.

— Это я услышал.

— Тогда почему спрашиваешь?

Потому что всё в ней было странным, неправильным, не таким, каким он привык видеть. Потому что она…

Она выглядела счастливой. Смеялась, улыбалась, не обращала внимание ни на кого, говорила что-то, что могла сказать только девушка, родившаяся во Втором мире. Действительно ли это было так или Третий просто не понимал её?

Вероятнее всего, он не понимал её. Он никогда не был по-настоящему свободным и всегда должен был думать о том, что говорит, что делает и как выглядит. И он просто не понимал, как другие люди справляются с тем, что его бы уже давно разорвало изнутри.

— Не кисни, — вдруг сказала Пайпер. — Здесь же празднество. Розалия рядом, а в Твердыне Кродоу наверняка найдётся что-то, что поможет вновь сделать Лерайе и Арне целыми. Леди Эйлау сказала мне об этом.

Да, конечно. Ответы на её вопросы ближе, чем ответы на его вопросы. Твердыня Кродоу хранила в себе многое — не исключено, что там действительно найдётся магический трактат, книга, реликвия или упоминание чар, которые помогут им сделать своих сакри целыми. Они в Тоноаке, городе света и знаний, и Розалия рядом, под защитой фей до тех пор, пока Третий ищет, как разорвать её связь с хаосом. Это не может затянуться надолго, но если и затянется, он будет продолжать до тех пор, пока не добьётся желаемого.

— Магнус сказал, что нужно развлекаться, — с умным видом произнесла Пайпер. — Где он, кстати говоря?

— Видел, как он почти в самом начале ушёл с одной из фей.

— Вот видишь, он времени зря не теряет! Бери с него пример.

Третий моргнул, уверенный, что ослышался.

— Мне нужно найти его и ту фею?

— Нет! — округлив глаза, горячо возразила Пайпер. — Ни в коем случае не мешай им!

Тогда о чём она…

— А, — выдал он, самостоятельно найдя ответ на этот вопрос. — Кхм, да… не буду им мешать.

— Умница.

Третий насторожился. Пайпер могла дарить странные прозвища, понятные ей одной, едва не каждому встречному, но только он всегда становился исключением. Она могла пытаться и обдумывать различные варианты вслух, однако при этом излучала сомнение, которое у неё не никак не получалось скрыть. Теперь она звучала уверенно, будто точно знала, что говорит. Это настораживало Третьего, но ещё сильнее его настораживала собственная осторожность, вдруг взыгравшая в нём.

Кто он такой, чтобы так критично изучать Пайпер, будто она была лишь объектом исследования? Он чувствовал её магию, едва не ликующую, вызывавшую ликование его магии, и этого должно было быть достаточно. Всегда достаточно.

Для сальваторов.

Он был слишком напряжён и взволнован, чтобы не начать замечать подвохи там, где их быть не может. Пайпер уже рассказала ей о Гилберте, и это было едва не строжайшей тайной, которую она старалась не раскрывать как можно дольше. Он рассказал ей о Некрополях и Блуждающих душах, открыв то, что знали единицы. Между ними больше нет места для лжи.

— Ты не умеешь танцевать? — переспросил он, решив, что этот вопрос поможет вернуть разговор в более спокойное русло.

— Не умею, — подтвердила Пайпер кивком головы. — Кто вообще учится танцам?

— Я учился.

Пайпер с сомнением покосилась на него.

— Правда? Зачем?

— Я ведь из знатного рода. Меня учили танцам, музыке, верховой езде, бою… Всему, что должен знать приличный наследник высшего ребнезарского общества.

Пайпер задумчиво кивнула, вновь взяла его под локоть и повела дальше. Зал и впрямь был огромен, раз вмещал в себя такое количество гостей, слуг, развлекавших их незамысловатыми историями, балладами и совсем крохотными чарами, которые порой приходилось заменять элементарной ловкостью и изобретательностью. На другом конце зала, за коридором из колонн, единственных, тонущих в полутьме, даже был выход в стеклянную оранжерею с самыми неприхотливыми растениями, которые, однако, даже несмотря на то, что Тоноак был местом куда более живым и плодородным, не желали цвести. Там были лишь тонкие стволы деревьев с серой и тёмно-зелёной листвой, спутавшиеся плющи, высохшие лозы и закрытые бутоны, которые ни разу за все двести лет не раскрылись.

— А петь ты умеешь?

— Нет, не умею, — выдавив смешок, ответил Третий. — Но моя сестра умела.

— Что у тебя получалось лучше всего?

— Бой на мечах и верховая езда.

Лишь секундой позже он понял, что назвал то, что у него получалось лучше всего сейчас. Он объездил десятки лошадей, приучив их к узде и седлу, тренировался с сотнями воинов и отточил своё мастерство, он сумел найти подход к Басону и раз за разом доказывал, что Нотунг не зря подчинился ему, но это было не тем, что он умел лучше всего раньше.

— Не скажу, что я действительно умел это лучше остальных, но… Я хорошо играю на клавишных. Рояль, пианино, клавесин. Скрипка давалась хуже, но и её я освоил. С флейтой дела были совсем плохи…

Гвендолин очень громко и долго ругалась, если он, согласившийся сыграть ей аккомпанементом, сбивался с нужного ей ритма. Третий ничего не мог поделать: какую бы флейту он ни брал, поддаваясь очарованию Гвендолин, игровые отверстия всегда были маленькими и располагались слишком близко к друг другу, из-за чего он неизменно путался. Её это злило так сильно, что вплоть до пятнадцати лет она совершенно серьёзно вызывала его на дуэль за оскорбление её чести.

Третий бы отдал что угодно, чтобы вновь услышать, как Гвендолин жалуется родителям, королю и королеве, что её победили.

Он понял, что остановился, лишь после того, как Пайпер потянула его за руку. Понял, что опять позволил воспоминаниям поглотить себя, но на этот раз сумел противостоять им достаточно, чтобы не почувствовать себя ещё хуже.

— Так ты у нас, оказывается, музыкант, — наконец произнесла Пайпер.

— Я бы не сказал. В Ребнезаре уметь музицировать должен был каждый ребёнок благородной семьи.

— Почему?

— Чтобы показать разносторонность нашего обучения и развлекать гостей, если того пожелают родители.

— Звучит как-то очень странно.

— В вашем мире такого нет?

Стефан ему о многом рассказывал, и Третий точно помнил, что подобные стороны воспитания были и у землян.

— Только не в обязательном порядке. Родители могут отправить ребёнка обучаться музыке, танцам, прочей ерунде. Меня пару раз пытались записать на танцы, причём в разные школы. В каждой я продержалась от силы неделю. Бальные танцы — и того одно занятие.

— Разве это так трудно?

Пайпер посмотрела на него, как на умалишённого.

— Не все живые жерди с идеальными чувством равновесия.

Кто-то из гостей, мимо которых они как раз проходили, случайно услышал её слова и громко прыснул от смеха, после чего закашлялся, будто пытался выставить такую реакцию лишь совпадением. Но Пайпер подхватила смех, чем вызвала лишь удивление на лице Третьего.

— Жерди не могут быть живыми, — осторожно заметил он. — Это же… дерево, используемое для строительства.

Пайпер рассмеялась ещё громче.

— Они ведь не могут быть живыми, да?.. — уже с меньшей уверенностью уточнил Третий.

Присутствует ли здесь какая-то земная хитрость, которую Третий просто не понимает, или это очередное издевательство над ним? Не настоящее, из-за которого он может пострадать физически, а подобное тому, о котором говорила Пайпер ещё в Омаге, когда он пригласил Даяна. Будто она вновь развлекала себя единственным способом, который знала и который для Третьего был наиболее странным.

Здесь было что-то непонятное, крывшееся совсем рядом, но он не мог в этом разобраться. Возможно, за то время, что они не виделись со вчерашнего дня, Пайпер стало намного легче и она поняла, как справиться с волнением и нежеланием появляться в обществе такого количества людей. Может быть, Магнус объяснил ей, что на самом деле ничего страшного её не ожидает. Она сальватор, а не леди из высшего общества, и Дикие Земли нуждаются в ней, но не она — в них.

Или же Магнус просто налил ей фейского вина. Такое уже бывало со Стеллой.

— Магнус тебе ничего не наливал? — прямо спросил Третий, в то же время чувствуя, как ему становится тошно от недоверчивости ко всем вокруг. Он прекрасно знал, что Магнус никогда бы не налил алкоголя тому, кто не согласен пить, и против чужой воли никого не спаивал. Пытался Третьего, но в то время, когда Третий ещё не мог по-настоящему сопротивляться.

— А он мог? — приподнимая брови, уточнила Пайпер.

— Нет. Но…

— Значит, не наливал. Уверена, ему вообще было не до меня.

Третий бы не сказал, что это правда. По крайней мере, не полная. Магнус и впрямь странно смотрел на неё по пути в Тоноак, будто знал нечто, чего не знали они.

— Лучше скажи… О, нет, погоди-ка! — Пайпер замахала руками, останавливая себя на середине предложения, и сосредоточенно вслушалась в музыку, изменившую мотив. — Это для того крутого танца, о котором говорила Мелина?

— Я понятия не имею, о каком танце она говорила.

— Ладно, — разочарованно выдохнув, согласилась Пайпер. — Тогда для чего эта музыка?

— Один из традиционных танцев фей, единственный, где есть хоть какая-то структура, которую можно понять.

— Что за танец?

— Яхади.

Третий был уверен, что это название ей ничего не дало. Но Пайпер уверенно кивнула и сказала:

— Отлично. Пойдём танцевать.

— Что?

Он ведь прекрасно её расслышал и понял, — то немногое, что действительно понял за этот вечер, — просто отказывался воспринимать. Он мог рассказывать о том, как Йоннет использовала Силу, о самой сути магии, о начертании сигилов и чарах, подвластным им, но только не совершать что-то настолько обыденное и сокровенное одновременно. Вряд ли Пайпер изучала традиции Сигрида и Ребнезара в частности настолько тщательно, чтобы понимать, что предложенное ею звучит как оскорбление.

К ней обращались «леди», но на самом деле она не была благородных кровей, о чём повторяла несколько раз. В Ребнезаре без приглашения можно танцевать лишь с родственниками и возлюбленными, а также представителями благородных родов, и то при наличии согласия с обеих сторон. Гвендолин бессовестно пользовалась этим правилом, отказывая едва не каждому великану, пытавшемуся пригласить её, и давала согласие исключительно с целью развлечься на скучном празднестве. На момент помолвки с Марией Алебастр ограничивался вежливыми отказами, Гилберт же так пугался, что сбегал. Розалия была ещё слишком мала, из-за чего Фортинбрас брал на себя больше, чем должен был.

Пайпер не могла знать этих тонкостей, в Диких Землях не имевших никакой силы, но порой феи придавали им огромное значения. Третий никогда не мог угадать этих моментов, лишь помнил, что никто раньше не был достаточно смел, чтобы предложить ему танец. Исключая леди Эйлау, разумеется, но она всегда была решительной и умела извлечь выгоду даже из простого танца.

— Пойдём, — упрямо повторила Пайпер, сильнее потянув его за рукав. — Я устала шататься без дела.

— Просто уточню, что ты приглашаешь меня на танец, — для чего-то повторил Третий, делая небольшой шаг вперёд.

— Именно.

— На яхади, который не умеешь танцевать.

— Точно.

— Магнус тебе точно ничего не наливал?

Иногда фейское вино придавала храбрости настолько, что выпившие его люди могли творить разного рода безумства. Третий бы не назвал простое приглашение на танец безумством, но это была Пайпер, и он хотел, чтобы она понимала, что делает.

Она повернулась к нему с таким оскорблённым выражением лица, что Третий был готов мгновенно забрать свои слова обратно.

— Я что, не могу захотеть просто потанцевать? — тихо и угрожающе спросила она. — В прошлый раз всё вышло просто ужасно, а ведь в крутых сказках всегда есть крутые танцы.

— В прошлый раз? — не обратив внимание на необъяснимую связь танцев и сказок, перепросил Третий.

— В прошлый раз, — повторила Пайпер. — Я танцевала с… довольно эксцентричным принцем.

Третий не сдержался и громко хмыкнул.

Это было очень иронично.

— Он сказал, что вера в сальваторов слепа.

Только появившаяся улыбка мгновенно сошла с его лица.

— Сальваторы в этом не виноваты. Они могут думать, что это не так, но я знаю: мы не виноваты, что их вера оказывается слепой.

Ему не нужно было уточнять, кто кроется под этим «они», ведь всё было и так прозрачно, как вода, спускающаяся с вершин гор.

— Моя вера в сальваторов никогда не была слепой, — вкрадчиво добавил Третий, посчитав, что это необходимо.

— Так ты веришь в меня?

— Верю.

— И мне веришь?

— Разве я не сказал об этом только что?..

— Это немного другое.

— Не понимаю, но… хорошо. Я верю в тебя и верю тебе.

Если он не будет верить в другого сальватора, то этот мир уже ничего не спасёт.

— Отлично. Тогда хватит ломаться, пошли танцевать.

Третий не проследил в её словах логической цепочки, но сдался, позволив Пайпер под тихий смех, почему-то ставший напоминать злорадный, вести вперёд.

От Стефана он знал, что фейский яхади чем-то напоминает земной вальс, но распознать в них разницу не смог так же, как не смог отыскать схожестей. В детстве, когда его довольно строгий учитель требовал, чтобы он отточил каждое движение до состояния совершенства, Третий падал с ног от усталости, но делал это, пытаясь быть хорошим сыном и учеником, который может справиться с чем угодно. Лишь впервые оказавшись на празднестве фей он понял, что настоящий яхади сильно отличается от того, который он учил. Неудивительно — его учитель был не феей, а ворчливым стариком, которому нравилось гонять детей до изнеможения.

— Всё зависит от темпа музыки, — начал объяснять Третий, когда Пайпер, притащив его едва не в самый центр танцующих, повернулась к нему и выжидающе уставилась, сведя брови к переносице. — Больше всего феи любят быстрый темп.

— Почему? — тут же спросила Пайпер.

— Раскованность. Настоящие фейские празднества безумнее, чем то, что ты видишь сейчас. Для них не существует никаких ограничений, только клятвы, которые исходят от самой души. В яхади нет постоянных движений, лишь одно условие — прикосновения.

— Чего? — едва не воскликнула она возмущённым тоном.

— Руки, ноги, грудь, спина — в яхади танцующие постоянно касаются друг друга. Феи считают, что это позволяет им лучше чувствовать друг друга.

Что всегда казалось Третьему странным, ведь он не понимал, как можно без остановки касаться кого-то в течение всего танца. Это казалось более-менее простым, когда он учился, и то лишь потому, что учитель говорил исключительно про руки. Настоящие феи были настолько ловкими и извращёнными в своей изобретательности, что могли касаться друг друга везде.

— Что насчёт других темпов?

— Сколько я был в Тоноаке, они всегда играют средний. Не слишком быстро, не слишком медленно, чуть больше плавности.

— И это всё?

— Я же сказал: это единственный танец, где есть хоть какая-то структура, которую можно понять.

— Это не структура, — возразила Пайпер. — Это просто что-то странное.

— Для людей многое фейское кажется странным. Всё ещё хочешь танцевать?

Он сказал это без какого-либо злого умысла, лишь предположив, что подобное и впрямь покажется Пайпер чересчур странным, но не ожидал, что она схватит схватит его за руки и уверенно скажет:

— Только руки.

Ему потребовались мгновения, чтобы понять всю суть этих слов, и кивнуть, потому что язык вдруг стал слишком тяжёлым.

— Если наступлю на ноги — извини, — продолжила она, кладя его правую ладонь себе на талию. — У меня плохо с чувством ритма. Но в своё оправдание скажу, что ты великан, так что потерпишь.

Третий напряжённо следил за тем, как его левая рука, поднятая правой рукой Пайпер, застывает на уровне её плеч, и с ужасом ощущал, как пальцы правой, предательской правой, чуть сильнее сжимают ткань её платья. Свободная рука Пайпер легла ему на плечо.

Яхади при любом темпе предполагает наличие прикосновений, но не таких.

Феи — существа свободы и дикости. Они танцуют так, будто у них под ногами раскалённые угли и осколки стекла, которые не причиняют им боли, будто за странной музыкой слышится звук, с которым чары оплетают Тайрес — это невозможно, ведь у чар нет звук, но у фей всё начинает казаться возможным. Первые феи, жившие Сигриде, были ещё более дикими. Те же, что существовали сейчас, культурой и обычаями приближались к другим народам, но сохраняли за собой право на странности, на их территории являющиеся обыденностью, и на обыденность, которая у них считалась странностью.

Пайпер совершенно точно не знала ни одного движения, но сделала первое с уверенностью в магии и с сомнением лице, почему-то покрасневшем. При этом она всё ещё оглядывалась по сторонам, засматривалась на яркие воздушные наряды фей, среди которых изредка мелькали элементы брони, — некоторые из рыцарей, бывших на празднестве, явились в форме, — вытягивала шею, будто пыталась одним взглядом охватить весь огромный зал разом. Она и впрямь не чувствовала ритма, часто сбивалась, стоило только одной музыке смешаться с другой или кому-то начать елейным голосом петь, но Третьего это ничуть не волновало. Он достаточно быстро стал вести, позволяя Пайпер не только осмотреть всё и всех разом, но и не отдавить ни ему, ни кому-либо другому ноги.

Он не танцевать очень давно и был уверен, что плохо справится, однако Пайпер не жаловалась. Может, просто не понимала, что его уровень не соответствует тому, что должен быть. Может быть, считала это глупостью. Третий сам считал это глупостью, но только до нынешнего празднества. Тому сальватору, которым он стал, незачем было пытаться хорошо танцевать, достаточно было держать меч уверено настолько, чтобы он не дрогнул ни под чьим ударом, и уметь усмирять тварей, драу и прочих существ, выползавших из своих убежищ. Однако теперь он думал, что глупой была его убеждённость в подобном. Ему не обязательно уметь хорошо танцевать сейчас, но он хотел этого, потому что Пайпер, если он правильно понял её выражение лица, нравилось танцевать.

Она не переставала улыбаться, вслед за ним повторяя движения, почти не имевшие логики. Смена позиций, повороты, описывание кругов принимались ею как нечто само собой разумеющееся, и Третий просто не мог сказать, что выдумывал на ходу, не позволяя себе даже секунды на размышления. Лишь раз, когда в результате поворота она оказалась на расстоянии вытянутой руки и Третий касался её пальцев кончиками своих пальцев, он решил, что нужно что-то придумать. Пайпер, увлечённая всем одновременно, с по-настоящему детским восторгом в глазах, могла легко сделать лишь шаг назад, чтобы затеряться среди шелков, но неожиданно согнула пальцы, сцепляясь с его пальцами, и потянула на себя. Третий сделал размашистый шаг значительно быстрее, чем должен был, и его рука вновь оказалась на её талии. Яхади не предполагал такое прикосновение как постоянное, но по необъяснимой причине оно нравилось Третьему.

Настолько, что он, сальватор Времени, всегда знавший, сколько точно прошло времени, вплоть до секунд, потерял ему счёт.

Даже когда темп яхади сменился на медленный, бывший лишь интерлюдией.

Даже когда краем глаза ему показалось, что Мелина, стоящая на вершине лестницы, внимательно смотрит.

Даже когда боль сдавила виски.

Третий её проигнорировал.

Ему незачем было отвлекаться на боль, лишь немного раздражающую его. В самом начале боль была значительно сильнее, но Третий стерпел её, зная, что, вернувшись и объяснив причину, лишь напугает Розалию. Он умел справляться со всем, что этот мир использовал, чтобы сделать ему по-настоящему больно, и столь незначительное предательство собственного тела даже не воспринимал.

Лишь когда Пайпер, без предупреждения нырнувшая ему обратно под руку и оказавшаяся спереди, схватила за мех на воротнике и наклонила его достаточно низко, он понял, что что-то не так. И когда она, улыбающаяся, с красными щеками и яркими глазами, открыла рот, Третий ужаснулся:

— У тебя кровь идёт из носа.

Боль сдавила виски сильнее.

Он быстро утёр кровь белой перчаткой, надеясь, что это было не слишком заметно, и секундой позже понял, что перчатку нужно куда-то деть, если он не хочет испачкать руку Пайпер. Он почти стянул её пальцами другой руки, почему-то дрожащими, пока Пайпер продолжала держать мех на его воротнике, когда она тем же тоном добавила:

— В сторону, быстро.

Третий даже не разглядел, куда она ведёт его. Быстрые движения при медленном темпе яхади привлекали внимания, но сейчас это никого не заботило. Осторожный взгляд в сторону подтвердил, что на них и вправду почти не смотрят. Лишь один из рыцарей, входивших в свиту Мелины, которая сопровождала её в Омагу, почему-то поднял хрустальную чашу с вином, будто салютуя ему. Третий не успел осмыслить этот странный жест: полутьма колонн сомкнулась над ними, светло-серый камень, стеклянные двери оранжереи и редкие тонкие деревья, растущие почти до потолка, скрыли от посторонних глаз.

— Опять? — обеспокоенно выдохнула Пайпер. — Это… то же, что и в прошлый раз?

— Нет, — торопливо ответил Третий, проверяя, что из его носа больше не идёт кровь, и прекрасно поняв, что она говорила о проклятии, заставлявшем шрамы на его спине кровоточить. — Не оно.

— Тогда что?

У Третьего было несколько вариантов для ответа, но ни один из них не казался ему тем, который он может произнести вслух. Особенно последний, который он понималлишь отчасти.

Порой такое случалось: магия, черпающая силу в чувствах, вступала в конфронтацию с хаосом. Не особо редкое явление, чтобы Третий беспокоился о нём, но всё же немного пугающее в нынешней ситуации. Он контролировал свои чувства и знал, как использовать их, чтобы направлять магию. Он не понимал, почему магия среагировала сейчас.

— Ничего страшного, — стараясь улыбаться уверенно, произнёс он. Ему было не обязательно называть причину, и он не собирался делать этого, считая, что не стоит вспоминать о хаосе сейчас, однако отчего-то произнёс совершенно другое: — Может быть, дело в Розалии.

С лица Пайпер сошла вся краска. Третий отчётливее, чем до этого, разглядел линию синяков и царапин, ещё не исчезнувших в результате правильного ухода и естественного восстановления тела Пайпер с помощью магии.

— Розалии? — почти шёпотом уточнила она.

— Я ищу способ помочь ей. Успел опробовать несколько способов, но они ни к чему не привели.

— Ты уже делил с ней магию?

— Разумеется.

Пайпер полными ужаса глазами оглянулась на на стеклянные двери оранжереи. Третий, насторожившись, последовал её примеру и замер.

Сквозь стекло и полутьму, охватившую колонны, он видел, что гостей было очень мало.

Феи всегда начинали разбредаться по чужим комнатам раньше, чем проходило хотя бы два часа, и постепенно редеющая толпа не должна была пугать его, но напугала, почти по-настоящему. Сколько же времени прошло на самом деле и почему Третий этого не заметил?

Что, если совсем скоро рассвет, которого на самом деле не видно? Он обещал Розалии и Клаудии, что вернётся намного раньше.

Мысли путались.

— Я должен убедиться кое в чём, — едва не протараторил он, молясь всем богам, которые только могли услышать его, если того пожелают, чтобы его эгоистичное желание убедиться, что Розалия в порядке и ещё не довела Клаудию до белого каления, не расстроит Пайпер сильнее, чем это вообще возможно.

— Не уходи!

Пайпер быстро схватила его за руку, бывшую без перчатки, и потянула на себя.

— Ты ведь обещал, что потанцуешь со мной.

— Я лишь навещу Розалию…

— Пожалуйста, — тише, но отчаяннее повторила Пайпер.

Третий слышал, каким бывает её голос, но подобную интонацию — впервые. Если бы он не видел её глаза, золотые, яркие, родные и обещающие защиту одновременно, он бы решил, что она едва сдерживает слёзы.

— Мне очень страшно, — смотря ему в глаза, произнесла она. Скорее даже призналась: Третий ощутил, как дрогнула магия, будто Пайпер стоило неимоверных усилий переступить через себя и произнести эти слова. — С того самого момента, как я проснулась после отравления. Постоянно. Но магия успокаивается рядом с тобой, а я ей верю. Я верю тебе и верю в тебя.

Даже сейчас магия была спокойна — смятение, которое он чувствовал секундами ранее, исчезло. Прежде Третий чувствовал хотя бы его отголоски, будто Пайпер лишь притворялась уверенной, а на деле боролось со страхом. Но не представлял, что подобное ощущение сейчас способно успокоить его самого.

Он слышал подобное достаточно, чтобы знать, когда его лишь пытаются обвести вокруг пальца, а когда демонстрируют честность. И своей магии он верил достаточно, чтобы понимать, что по-настоящему честной за всё это время была только Пайпер.

— Пожалуйста, — продолжила она совсем тихо, почти не разлепляя губ, — не уходи. Розалия же с Клаудией, да? Они справятся. Розалия не такая уж и активная, чтобы за ней было трудно уследить.

— Но ведь ты ещё не виделась с ней.

Третий не считал это странным, лишь немного волнующим, ведь он был уверен, что Пайпер точно захочет встретиться с маленькой принцессой, из-за которой он сорвался с места намного раньше срока.

Он не знал, что собирался сделать, — но точно не бежать, ведь он никогда бы не позволил себе подобное, — просто сделал осторожный, совсем небольшой шаг назад, всё ещё чувствуя тепло рук Пайпер.

Даже если какая-то мысль начала зарождаться в его спутанной голове, он напрочь забыл об этом, когда Пайпер сделал шаг вперёд и мягко прильнула к его губам.

***

Строго говоря, на вопрос о Магнусе Пайпер не солгала. Он действительно ничего ей не наливал, ведь это сделал совсем юный на вид мальчишка из числа слуг леди Эйлау. Но это не означало, что Пайпер была совсем уж честной.

Она утверждала, что совсем не голодна, не устала и не хочет прилечь хотя бы на пару часов, сидела над магическими книгами едва не до самой последней минуты, а когда уже должна была появиться на празднестве, просто смотрела на платье, подготовленное Фламер, и внутренне вопила. Клаудия отвлекала Третьего и Розалию на себя, Стелла почти весь день демонстративно таскалась за местными охотниками, будто хотела навязаться к ним, Эйкен же отлично притворялся до ужаса уставшим и напуганным. С Пайпер остался только Магнус, который клятвенно пообещал, что выйдет, когда ей нужно будет переодеться. Но она стояла на месте, не шевелясь, даже не думая о том, что у Фламер, ждущей её, могут быть другие заботы. Тогда Магнус, деловито отстегнув с пояса чехол с ножом, стал объяснять, как им пользоваться. Пайпер это знала — Магнус заставлял заучивать её все техники, но уцепилась за его слова, будто за спасательный круг. Они и были такими до тех пор, пока Фламер не напомнила, что леди Эйлау не может уйти, пока Пайпер не появится.

Она почти не ворчала, пока Фламер помогала ей одеться, сдавшись на милость неудобной юбки и открытых плеч, внутренне вопила и думала, что нужно как-то заставить себя быть спокойной. Ни один из известных методов не помогал, и тогда Пайпер, поразившись самой себе, распахнула двери комнаты и сказала Магнусу, чтобы он тащил вино.

Наполненные чаши стояли перед ней через две минуты, когда совсем юный мальчик с крайне умным видом сообщил, что будет за дверью, если вновь понадобится. Фламер аккуратно уложила волосы Пайпер, напомнила про серьги и ушла, напомнив, чтобы она крепила чехол с оружием на правую ногу и не мяла юбку лишний раз. Пайпер бессовестно нарушила второе правило сразу же, как двери за Фламер закрылись, и они с Магнусом остались одни.

— Ты уверена? — с кислой улыбкой спросил он, делая шаг вперёд.

— Для храбрости, — кое-как выдавила Пайпер.

— Но я всё равно пробую первым?

Ей не хотелось в этом признаваться, но её идея была глупой, как глупой была мысль, что уж лучше Магнус первым попробует вино и поймёт, всё ли с ним в порядке. Однако она кивнула, сложив дрожащие руки на коленях, и не меньше сотни раз извинилась перед ним мысленно.

Магнус без лишних возражений взял чашу и сделал первый глоток, после чего театрально расхаживал из стороны в сторону, делая вид, что пытается в полной мере прочувствовать вкус фейского вина. Пайпер напряжённо ждала, считая секунды и минуты, следила, как Магнус крутит в руке чехол с ножом, который на ближайшее время станет её, и пыталась придумать причины, согласно которым она должна быть храброй.

— Я лично выбирал вино, так что не думаю, что оно отравлено, — наконец объяснил Магнус, остановившись в центре комнаты. — С тебя какая-нибудь тайна.

— Что? — с трудом произнесла Пайпер.

— Ну же, Золотце, мы впервые пьём вместе. Расскажи мне какую-нибудь интересную тайну, и я расскажу свою.

Она не хотела раскрывать свои тайны: то ли потому, что осознавала, что Магнус их не поймёт, то ли по-настоящему боялась показаться слабой и беспомощной. Но леди Эйлау уже сделала первый шаг, никого не предупредив, и Пайпер чувствовала себя ужасно, зная о Магнусе то, что он пока не решился рассказать сам. Она убеждала себя, что любая информация имеет ценность, но не могла противиться мысли, что подобное следует узнавать не от посторонних лиц.

— Я всё время боюсь, — тихо произнесла она.

Магнус качнул чашей, вытянув указательный палец, и улыбнулся.

— Многие боятся, но не все этого признают. Ты молодец, что не скрываешь этого.

— И никакой мотивационной речи, мол, сальваторы не должны бояться? — нервно рассмеявшись, уточнила Пайпер.

— Тебе это так нужно? Ты хорошо справляешься, Золотце, и побеждаешь страх.

Она действительно побеждала страх или лишь хорошо притворялась, что делает это? Пайпер запуталась. Со вчерашнего дня, как она согласилась отвлечь Третьего, единственное, что она не переставала делать, так это бояться. Неизвестности, возможного провала (по её подсчётам, с её скромными актёрскими навыками он равнялся девяноста семи процентам), тому, что Третий поймёт всё раньше времени. Это пугало почти так же сильно, как мысль, насколько он будет зол, когда поймёт, что Пайпер его просто одурачила.

— Но если тебе вдруг захочется поплакаться в дружеское плечико, — весело продолжил Магнус, — то всегда рад подставить тебе своё. Говорят, оно очень удобное.

На самом деле ему было не весело. Ещё со вчерашнего дня он ходил, как в воду опущенный, и даже не пытался притворяться, что, однако, делал прямо сейчас, будто точно знал, как Пайпер в этом нуждается.

— Обязательно, — заверила она его, медленнее, чем следовало бы, протянув руку к чаше с вином. — Какая тайна у тебя?

Её организм перешёл на какой-то иной уровень и держался, должно быть, исключительно благодаря магии, смешении Силы и Времени и элементарном упрямстве Пайпер. С того самого привала, когда Гидр отравил её и Эйкена, она не съела ни кусочка, но всё ещё была на ногах и не тряслась от слабости, хоть и чувствовала, что это в любой момент может измениться. Пайпер пообещала себя, что обязательно начнёт есть, но лишь после того, как убедится, что Третьему ничего не угрожает, и когда перестанет видеть угрозу везде, где только можно

— Второе имя — Леорен. В честь дедушки.

Пайпер невольно прыснула от смеха.

— Леорен?

— Благородное имя, чтобы ты понимала!

— Так тебя можно называть Лео?

«Не надо, Пайпс, — тут же начала она уговаривать себя, старательно выдавливая фальшивую улыбку. — Остановись, пока не стало слишком поздно».

— Только Магнус. Назовёшь меня Лео — и я буду очень разочарован.

— Это и есть твоя тайна?

— Тебе не нравится?

Не то чтобы ей не нравилось. Но казалось, что, даже не предполагая, что Пайпер уже знает одну или несколько его тайн, он будет чуть более открытым и честным, как и она.

— Вперёд, Золотце, — он подошёл ближе, плюхнулся на диван, едва не расплескав вино, и протянул ей чашу. — Обычно все хорошие решения принимаются на трезвую голову, но сегодня все решения — очень плохие. И помни, что вино выбирал я.

Пайпер помнила, повторяла это почти каждую секунду, успевая следить за сутью разговора. Однако ей всё равно потребовалось время, чтобы пересилить себя, поднести чашу к губам и сделать совсем маленький глоток. Сладкий, терпкий вкус мгновенно растворился на языке.

— Умница, — с такой же фальшивой улыбкой, как у неё, похвалил Магнус. — Вот тебе моя тайна: по-наивному мечтаю однажды встретить любовь всей жизни. Прекрасно понимаю, что… моя развязность этому не способствует, но не могу остановиться. Мне намного проще разрушить себя, чем пытаться спасти.

Он улыбнулся ещё шире, залпом опустошил свою чашу и, не говоря больше ни слова, оставил чехол с ножом на диване и ушёл. Он уже был на празднестве, показал себя в самом начале, а после с одной из фей, назначенных Мелиной, демонстративно ушёл, но теперь ему было нужно уходить по-настоящему. Клаудия не сможет вечно убеждать Розалию, что всё в порядке и той нужно довериться им, но Пайпер была готова задержать Магнуса, лишь бы он объяснил, что значат его слова. Ей не хотелось думать о том, что всё, сказанное леди Эйлау, было правдой.

И всё же она думала об этом, пока закрепляла чехол на правом бедре точно так, как учил Магнус, поправляла юбки и проверяла, что оружия не видно. Она думала об этом, сначала бесцельно бродя по дворцу лишь для того, чтобы затянуть своё появление и тем самым вызвать больше эффекта, а после всё же направляясь в нужную сторону — после многочисленных вопросов стражи и слуг о том, не потерялась ли она, разумеется. Мальчишку, любезно приставленного леди Эйлау к ней, она отпустила едва не сразу же. Не хотелось учиться притворяться в присутствии кого-то.

Это не требовало особых усилий или знаний, которых у неё не было. По большей части Пайпер убеждала себя, что выпила настоящее фейское вино, пусть даже один маленький глоток, и, можно считать, получила от самой себя официальное разрешение вести себя странно. Это действительно было просто — притвориться, что она имеет право на странности, и совершать их, не обращая внимания на косые взгляды и осуждающие шепотки за спиной. На празднестве в Омаге она бы ни за что не позволила себе быть настолько раскованной и надоедливой одновременно, но после того, как одно из проклятий Третьего заставило её сильно понервничать, она всё чаще ловила себя на мысли, что ей и впрямь всё равно на то, что о ней думают и как смотрят. Даже если перспектива до конца своих дней провести в Диких Землях наступала ей на пятки и дышала в затылок.

Поэтому Пайпер даже попросила, чтобы её по-настоящему представили, и пока это происходило, про себя повторяла, что ей всё равно. Пусть думают, что она лишь странная девчонка, которую почему-то избрала Лерайе. Пусть осуждают и через косвенные намёки или прямые замечания говорят, что от сальватора ожидают другого. Пайпер, может быть, ожидала, что в Диких Землях будут единороги. Пусть не она одна разочаровывается.

Она говорила с гостями, лишь часть из которых, казалось, улыбалась по-настоящему, не кривила губы в усмешке и не бросала на неё предупреждающие взгляды. Пайпер пыталась копировать их улыбки, позы, жесты, интонации, говорила много и обо всём без разбору, не пытаясь выяснить, понимает ли её хоть кто-то. Странное поведение всегда привлекало внимание, и это было тем, что было нужно ей сильнее всего.

Про танец она всё выдумала. Её не тянуло танцевать от слова совсем, но Мелина постоянно маячила где-то рядом, следила, чтобы Пайпер не облажалась раньше времени, и слова вырвались сами собой. Впрочем, не забирать их следовало хотя бы ради выражения лица Третьего, оказавшегося где-то между непониманием и абсолютной растерянностью.

Она выдумывала всё, что только можно, убеждая себя, что ведёт себя храбро исключительно из-за вина, и старалась глушить по-настоящему радостные чувства, успевающие зарождаться глубоко внутри. Она помнила о словах Клаудии, замешательстве Стеллы, непреклонности леди Эйлау, страхе Эйкена и признании Магнуса в том, что он не сможет поднять меч, что ему проще разрушить себя, чем пытаться спасти, и ей становилось тошно от того, как она смеялась, пока Третий пытался успеть за её темпом, определённо не подходящим под средний темп яхади.

Она поняла, что хорошо справлялась, лишь когда начала замечать, как толпа редеет. Пайпер не знала точно, сколько прошло времени, но предполагала, что не один час. Это было как раз тем, чего она пыталась добиться, но кровь, пошедшая из носа Третьего, сильно напугала её. Она почувствовала сильный всполох магии лишь раз, за мгновение до того, как увидела первые синие капли, и поняла, что, времени пусть и прошло достаточно, ей всё равно нужно больше.

Она не солгала, сказав, что ей постоянно страшно, что магия успокаивается рядом с Третьим, а она верит ей. Что она верит Третьему и верит в него. Словно она вновь была в храме целительниц и мгновение, когда она поняла, что вот-вот провалится в сон, будучи в объятиях Третьего, растянулось до бесконечности.

Спокойствие, уверенность, бесстрашие — Пайпер почти поверила, что ощущает всё это в полной мере, но потом Третий будто неосознанно сделал шаг назад. Должно быть, он просто хотел добавить немного пространства между ними. Может, наконец сумел распознать чары, которыми Пайпер облепила себя и которые скрыли её настоящий запах страха, смешанный с вином. Или он понял, что все её действия — дешёвые трюки, не достойные внимания. Но магия почти всколыхнулась ещё раз, и Пайпер сама сделала нечто неосознанное, что продолжалось до сих пор.

Она целовала Третьего, всё ещё держа его за руку без перчатки, и не хотела отступать. Отчасти из-за того, что боялась неподвижности Третьего, отчасти из-за того, что, оказывается, ей нравилось то, что она делала.

Но ей пришлось остановиться, когда спустя почти десять секунд — или это была настоящая вечность? — Третий так и не пошевелился. Он вообще ничем не напоминал живого: Пайпер не могла уловить ни единого движения, не слышала дыхания и не ощущала шевеления магии, словно он превратился в статую.

— Зачем ты это сделала? — тихо спросил он со всей прямотой, на которую был способен великан, который не понимал, что чувствует.

Пайпер следовало догадаться, что этот вопрос будет первым. Клаудия же ей вчера рассказала о кертцзериз и о том, что Третий не разбирается в большей части того, что чувствует. Однако ощущалось это так, будто её спрашивали, зачем она вообще дышит.

Пайпер убеждала себя, что ведёт себя храбро исключительно из-за вина, и от этого действительно становилось легче. Настолько, что она, почти поверив, что всё это происходит не с ней, а с кем-то другим, смогла улыбнуться и спросить со смешком:

— Всё настолько плохо?

— Зачем ты это сделала? — медленно повторил Третий.

У неё не было ответа на этот вопрос. Она могла просто потянуть его за руку, обнять, остановить магией или словом. У неё были тысячи вариантов, но она выбрала тот, который казался самым безумным в начале и даже естественным — прямо сейчас.

— Я не понимаю, — продолжил Третий, растерянно моргнув.

Следовало бы отступить. Она сделала достаточно для того, чтобы теперь Третий сам оставался здесь и не шёл к Розалии. Но Пайпер не нравилось, как на неё смотрели — слишком странно, пусто и завлекающе одновременно. Ей это не нравилось настолько, что она, лишь бы и дальше не видеть этого взгляда, сделала шаг назад.

Не совсем удачное решение.

Свободная рука Третьего оказалась за её спиной и не позволила отступить. Вот теперь Пайпер начала волноваться по-настоящему.

— Я не понимаю, — повторил Третий.

— Я сама не понимаю, — наконец вырвалось у неё.

— Тогда зачем ты это сделала?

Потому что ей страшно. Она хочет вернуться домой, но понимает, что этого, возможно, никогда не случится. Леди Эйлау раскрывала ей чужие тайны. Магнус признался, что ему проще разрушить себя, чем пытаться спасти. Третий страдает из-за проклятий и скверны.

— Затем, что захотела, — совсем тихо выпалила она самую идиотскую причину из всех возможных.

Третий моргнул и уставился на неё, широко раскрыв глаза. Пайпер была уверена, что он до сих пор не понимает, что только что произошло, но спустя несколько напряжённых секунд заметила, как его лицо залила краска.

Боги милостивые, дайте ей сил. Если Пайпер выдержит это, она никогда больше не будет жаловаться, что Магнус слишком строг с ней во время тренировок.

Она следила за тем, как Третий расфокусированным взглядом обводит её лицо, будто пытается зацепиться за что-то конкретное, и ждала. Возможно, ей даже не нужно будет выдумывать ещё более идиотских причин, чем та, что уже была озвучена. Судя по его почти встревоженному выражению лица и ощущению магии, застывшей в ожидании чего-то иного, Третьего не удовлетворил её ответ.

Что ж, может быть, у неё ещё есть шанс исправить ситуацию.

Она уже открыла рот, но Третий опередил её, чуть сильнее надавив на спину ладонью. Пайпер успела забыть, где находится его рука.

Она не представляла, что он может сделать.

Вряд ли по-настоящему навредить ей. Он Третий сальватор, но никак не тот Предатель, которым его пытались показать. Он был великаном, изгнанным из своего рода, не помнящим своего имени и уверенным, что Пайпер — его кертцзериз.

Какое всё-таки странное слово.

Оно применимо исключительно к великанам?..

— Я не понимаю, что это значит, — делая паузу едва не после каждого слова, произнёс Третий, — но мне кажется, что я коснулся солнца.

С губ Пайпер против её воли сорвался смех. Выражение лица Третьего мгновенно изменилось, рука, лежащая на её спине, почти исчезла. Пайпер лишь в последним момент успела положить ладонь на предплечье Третьего, надеясь его остановить.

Может быть, ей не нужно и дальше тянуть время.

Может быть, ей не обязательно притворяться храброй.

Третий, очевидно, не умел целоваться. Её это не волновало. Когда он почти невесомо коснулся губами её губ, магия вновь успокоилась, и Пайпер действительно поверила, что ещё совсем недавно та не бунтовала. Она поверила, что всё не так плохо, что она может целовать Третьего, вцепившись в мех на воротнике его плаща, и думать, что в этом нет ничего противоестественного. Так оно и было, наверное, вечность или даже две, пока где-то далеко всё ещё играла музыка и звучали чем-то восторженные голоса гостей, но затем губы Третьего скользнули к её шее, и Пайпер едва не подскочила на месте от неожиданности.

Это прикосновение было приятным, нежным и тёплым настолько, что напрягшиеся плечи Пайпер медленно опустились. В оранжерее было холодно, и это ощущение лишь усиливалось из-за довольно некрасивых деревьев и растений, окруживших их со всех сторон, но Пайпер чувствовала тепло магии и губ Третьего, оказавшихся возле её уха. Он действовал медленно, горячим дыханием опаляя её и без того разгорячённую кожу, правую руку держа на её спине, а левую — на талии, словно она могла рассыпаться от одного неправильного движения. Пайпер бы почти поверила в это, если бы не помнила о Силе, нашедшей пристанище в её теле. В её идиотском теле, которое было готово предать её.

Пайпер ожидала чего угодно, но только не того, что это и впрямь случится — магия вырвалась из-под контроля в тот самый момент, когда левая рука Третьего легла на ткань её юбки с правой стороны. Достаточно близко к чехлу с кинжалом, чтобы почувствовать его.

Третий отпрянул, тяжело дыша, загнанно смотря на неё так, будто она собиралась нанести первый удар, которого он лишь чудом сумел избежать.

— Что вы сделали?..

Пайпер застыла на месте. Теперь шею, которую Третий ещё секунду назад так осторожно целовал, обожгло холодом. Сначала тем, которым был полон воздух, следом за ним — от осознания, что магия не вырывалась из-под контроля. Она лишь подпиталась тем, чем питалась всегда — чувствами. Шерая говорила, что они — основа магии.

Неужели сейчас Пайпер чувствовала слишком много?

Третий смотрел на её руки так, будто точно видел, что скрывалось на коже на самом деле. Он почти взял её за запястья, но остановился, беспомощно уставившись на неё. Пайпер знала, что можно попытаться вновь отвлечь его, но, почти не задумываясь над этим, протянула руки, позволяя Третьему оттянуть рукава и с помощью Времени сделать видимыми сигилы, точные копии которых были у Клаудии, Магнуса, Стеллы, Эйкена и леди Эйлау.

— Что это? — на выдохе произнёс Третий, указательным пальцем ведя по сигилу на её левом запястье. Он точно знал, что означает магический символ, не мог не знать, но его магия клокотала так, что не оставалось никаких сомнений — он настолько потрясён и растерян, что не в состоянии самостоятельно прийти к логическому выводу.

— Сигилы для передачи магии, — тихо ответила Пайпер. Её сердце всё ещё глухо стучало в груди, тогда как на щеках Третьего ещё виднелась краска, но она бы не рискнула продолжить начатое. Только не теперь, когда Третий действительно начинает понимать, что происходит. — Это не наследование Силы, просто чары. Временные.

— Зачем?

«Затем, что я — дура».

— Им понадобится моя Сила.

— Зачем? — едва слышно повторил Третий. То ли неосознанно, то ли пытаясь как-то ограничить её, во что Пайпер не верила, он мягко коснулся ладонью её щеки, провёл большим пальцем по скуле, рассеянным взглядом смотря куда-то сквозь неё.

— Затем, — сглотнув, начала Пайпер, — что иначе им с Розалией не справиться.

— Что?

— Розалии не существует, Третий. Она — твоё проклятие, скверна, которая убивает тебя. И чтобы спасти тебя, нужно убить Розалию.

Глава 25. С бесчестных тронов ад восстанет

Все феи знали: если Эйлау надевает доспехи, значит, жди беды. Поэтому все благоразумно молчали и опускали взгляды, когда она, закрепив сокрушитель на поясе, с отстранённым выражением лица отдала последний приказ и передала временное управление Мелине. Даже рыцари, выбранные ею в сопровождение, не проронили ни слова, а ведь они должны были понимать, в какое пекло их тащат.

Впрочем, Эйлау сама не представляла, что их ожидает. Да и плохо понимала, что это за «пекло» такое. Слово пришло к ним из Второго мира и осталось вопреки непониманию многих.

Ею было выбрано полуразрушенное здание за пределами Тоноака, до которого можно было добраться меньше, чем за полчаса. Возможно, раньше это был божественный храм — наличие пробравшейся внутрь скудной растительности и выбитые то ли ветром, то ли кем-то живым тусклые витражи не позволяли определить это с первого взгляда. К счастью, каждый их шаг не завершался сыпавшимися с оставшейся части потолка камнями, колонны не падали, всё ещё держали крышу и то, что осталось от балконов второго этажа. Всё было недвижимым, кроме шума деревьев за пределами здания и вкрадчивого голоса Клаудии, которая взялась объяснить Розалии произошедшее.

Эйлау была воспитана достаточно хорошо, чтобы кривиться от мысли об убийстве ребёнка, но сейчас им предстояло нечто иное. В действительности Розалия умерла ещё в Сигриде, за полгода до Вторжения, от болезни, которую ребнезарским целителям не удалось победить. Она умерла по-настоящему, её тело было сожжено, а прах закопан в снега в особом месте, которое у великанов считалось священным. Та Розалия, которую они видели, не была настоящей. Даже тело не принадлежало ей, ведь его просто не существовало в этом мире.

Пока что всё шло до того хорошо, что было подозрительно. Эйлау и двое её магов закончили наносить сигилы и ставить не меньше полусотни барьеров, которые должны были спрятать их от мира и защитить сам мир, но уже от хаоса, прячущегося в Розалии. Всё это время она слушала, как Клаудия объясняет ей важность этого места и того, почему всё должно быть так, а не иначе. Она не говорила напрямую, что собирается сделать, лишь сказала, что для помощи Третьему Розалии придётся встать в заранее очерченный круг и быть храброй, и вот уже от этого Эйлау стало тошно.

Убийство ребёнка — неприемлемая мера, и Розалия не была ребёнком, лишь порождением хаоса, скверной, медленно убивающей Третьего, но даже если учесть, что слова Клаудии были правдивыми, они царапали Эйлау не хуже когтей тварей. Ей не хотелось, чтобы всё заканчивалось вот так, но чем дольше Третий рядом с Розалией, тем больше магии она крадёт. И если он осознает это, то, вероятнее всего, он будет верить Розалии — Башня сломала его достаточно, чтобы он не понимал, как она отравляет его.

— Так почему он не здесь? — наконец спросила Розалия, невинно хлопая ресницами.

Эта девочка пугала Эйлау своей невинностью, за которой крылась ужасная смерть.

— У него дела с феями, которые нужно завершить до того, как он приедет, — спокойно ответила Клаудия.

— Тогда почему леди Эйлау здесь?

Раньше Эйлау бы не услышала этого вопроса. Не потому что проигнорировала бы, а потому что раньше Розалию действительно не было слышно. Её не существовало.

Розалия — концентрация хаоса, сплетённого в проклятие исключительно для Третьего. Он видит её, он слышит её, он может касаться её, и всё это было недоступно остальным. Эйлау не слышала и не видела Розалию вплоть до момента, пока Пайпер не поделилась с ней Силой, которая коснулась проклятия Клаудии. Ведьма мёртвых тоже не видела её, только слышала, и лишь благодаря этому поняла, что Розалии не существует в привычном понимании этого слова.

Проклятие Клаудии, Сила Пайпер и чары Эйлау создали сложную структуру сигилов, которая позволила им всем увидеть и услышать Розалию, даже ненадолго коснуться её. Но теперь всё держалась исключительно на Силе — единственной магии, способной противостоять хаосу, из которого состояла Розалия, достаточно долго. Эйлау молилась всем богам, имена которых могло вспомнить её измученное сознание, чтобы девчонка не сглупила и не позволила магии сорваться из-за какой-нибудь мелочи.

— Для нашей безопасности, — наконец произнесла Клаудия, отвечая на вопрос Розалии.

— От кого или чего нам нужно защищаться?

Стелла, всё это время бывшая в обличье волчицы, тихо зарычала. Тени Эйкена разбрелись по всему зданию, но теперь возвращались обратно, вытягивались возле стен, будто отрезая пути к отступлению. Магнус стоял лишь в нескольких метрах позади Розалии и с напряжением ждал, когда Клаудия сумеет аккуратно завести её в зачарованный круг. Изредка встречаясь с ним глазами, Эйлау едва не физически ощущала, как он борется с желанием нанести удар сейчас.

Но нельзя. Поднимет сокрушитель раньше, ранит Розалию раньше — и хаос вырвется, навредит им и доберётся до Третьего значительно быстрее, чем их лошади, подгоняемые страхом. Зачарованный круг, старательно созданный Эйлау и её магами, должен был удержать хаос в своих пределах до тех пор, пока он не исчезнет.

— От скверны, — прямо ответила Клаудия. И впрямь прямо, учитывая, что до этого она не говорила, кто является источником скверны.

— Это неправда! — покачав головой, горячо возразила Розалия. — Он говорит, что никакой скверны здесь нет.

Эйлау насторожилась.

— Он? — переспросила Клаудия, сделав аккуратный, почти незаметный шаг назад. До этого Розалия покорно шла за ней, к пределам круга, но сейчас не сдвинулась с места. — Кто это — он?

— Мой друг, — растерянно моргнув, ответила Розалия. — Карстарс.

— Я так ждал, что ты позовёшь меня!

В Эйлау словно вонзили нож.

Карстарс появился за спиной Розалии будто бы из пустоты и сразу же ласково обнял её за плечи, как если бы хотел защитить от всего мира. Стелла зарычала громче, припав к земле, Клаудия благоразумно отошла, а Магнус почти рванул вперёд, но Карстарс остановил его, всего лишь сказав:

— Убьёшь меня — убьёшь и её.

Они не могли убить её за пределами круга, иначе хаос вырвется. Не могли убить Карстарса, если он действительно связал свою жизнь с жизнью Розалии. Они могли лишь смотреть, как он почти заботливо поправляет её волосы, накручивает чёрные пряди на когтистые пальцы, гладит по плечам так, будто пытается успокоить. Смотреть и не понимать, каким образом он сумел проникнуть сюда.

— Не получила весточку, Эйлау? — не отвлекаясь от дела, спросил Карстарс. — Жаль. Джокаста хотела, чтобы вы знали. Но ласточки — очень ненадёжные птицы.

Наоборот, её ласточки были самыми быстрыми и незаметными птицами из всех, что они использовали, чтобы передавать послания. Если ласточки из Элвы не прилетели, значит, кто-то перехватил их, и этот кто-то был достаточно быстр и силён, чтобы провернуть подобное так, что этого никто не заметил.

— Они тебя обижают, моя дорогая? — ласково спросил Карстарс, погладив Розалию по голове. — Мне следует разобраться с ними?

— Они говорят о чём-то плохом, — торопливо ответила Розалия, испуганно оглядывая их. — О скверне. Но ведь скверны нет, правда?

— Нет, конечно, — тут же согласился Карстарс. — Если скверна и есть, то только в их сердцах, раз они не верят тебе, моя дорогая.

Эйлау сжала рукоятку меча сильнее.

Это было издевательством столь точным и сильным, что она не находила слов, чтобы описать его. Барьеры и сигилы должны были оградить выбранную ими территорию от ненужного внимания, постороннего вмешательства и тварей мелких и больших, наверняка рыскающих неподалёку. Карстарс уже должен был быть мёртв просто за то, что пересёк все барьеры, но он стоял целым и невредимым, улыбался железными зубами, пока его красные глаза с чёрными белками горели в полутьме. Единственное, что радовало — так это острые короткие рога, кончиками загибающиеся к макушке. Если они всё ещё не стали больше, значит, Карстарс восстанавливал свои силы значительно медленнее, чем мог бы. Но даже этого оказалось достаточно, чтобы создать Розалию, связать её с собой, обмануть Третьего и пробраться сюда, не получив ни царапинки.

— Ты слышишь это? — спросил он у Розалии, наклонившись к ней так, что их глаза оказались на одном уровне. — Дрожь земли, шевеление магии, звук, с которым сталь пробивает грудь? Я разберусь с ними, моя дорогая, а ты сделай то, о чём мы договаривались.

Эйлау переглянулась с Магнусом, одновременно с ним сделала осторожный шаг вперёд, надеясь хотя бы зажать Карстарса между ними. Розалия уверенно кивнула, сжала ладонь Карстарса, лёгшую на её плечо, и робко улыбнулась, будто и впрямь доверяла ему.

Какой-то шум позади почти отвлёк её. Эйлау услышала ржание перепуганных лошадей в тот же момент, когда мимо неё, с бледным лицом и перепуганными глазами, пронёсся Третий. Кто-то из её фей пытался преградить ему дорогу, но чёрные, непроглядные тени, сорвавшиеся с рук Карстарса, напали быстрее.

Эйлау отбивалась мечом и чарами, не боясь, что силы кончатся раньше, и слышала, как хриплый смех Карстарса звучит между утробным рычанием тварей и звуком, с которым они впивались в живую плоть. Где-то совсем рядом, за стеной шевелящейся тьмы, изредка прерываемой сталью и всполохами яркого света, — иногда золотого, иногда голубого, — кричала Пайпер, требуя, чтобы Третий немедленно вернулся. Эйлау была бы сильно удивлена, если бы это действительно сработало.

Нужно лишь загнать тварей в зачарованный круг. Даже если Третий будет мешать, он не сразу решится остановить кого-то из них. Эйлау или Магнус успеют поднять меч и отсечь Розалии голову — в зависимости от того, кто окажется ближе всего. Это не так уж и трудно.

Всего лишь поднять меч.

Это действительно не так трудно, но лишь в том случае, если твари пытаются убить их, а не оттеснить. Это напугало Эйлау намного сильнее, чем клыки ноктиса, щёлкнувшие совсем рядом с её лицом. Она всадила меч ему в челюсть и отпихнула ногой, почувствовав дрожь земли и шевеление магии раньше, чем хаос атаковал. Раньше, чем стены сдались под ним и начали осыпаться, раньше, чем земля стала расходиться, поглощая тварей, раньше, чем раксова Башня сотворила саму себя из пустоты, мощным порывом ветра отшвырнув всех остальных в стороны.

Затылком Эйлау приложилась то ли о чей-то доспех, то ли о корень ближайшего дерева, к которому были привязаны беснующиеся лошади, ещё не сорвавшиеся с места. Тёплая кровь мгновенно пропитала серебристые волосы, стянутые в тугую косу, и наполнила рот, стекла по правому виску. Левая голень была задета одной из тварей, которую уже успел пронзить чей-то меч. Кровь, казалось, была повсюду, хотя Эйлау не видела ни одного убитого, что странно. Развороченные, обугленные куски здания, с корнем вырванные деревья, копытами взрывающие землю лошади, тянущие привязанные поводья, чтобы сбежать, твари, от которых остались лишь оторванные конечности, ещё кровоточащие. Ни луны, ни звёзд не было, но Эйлау хорошо видела, как на месте, которое ранее было занято старым полуразрушенным зданием, высилась чёрная Башня, верхушкой касающаяся неба.

И вокруг неё — только члены её свиты.

— Где они? — выдохнула Эйлау, хватаясь за руку одного из рыцарей, подскочившего к ней. — Где они все?!

***

Клаудия разочарованно вздохнула.

— Это и есть твоя игра? — спросила она, зная: Карстарс её слышит. — И что мне нужно делать?

Разумеется, он ей не ответил. Вряд ли он вообще обращал внимания на простую смертную девчонку, не обладающую достаточным силами, чтобы противостоять ему. Или же он прекрасно знал, что, несмотря на то, что именно её проклятие подсказало ей, кем является Розалия, — вернее, кем она не является, — самой Клаудии ни за что не справиться с испытаниями, которые кроются внутри Башни.

— Что ж, — произнесла она, коснувшись деревянного изножья кровати, возле которой стояла, — пусть будет по-твоему. Однажды я уже выжила среди хаоса. Выживу и сейчас.

Ни Третий, ни Эйкен не любили говорить о Башне, но Клаудия узнала от них достаточно: это место умело читать сознание тех, кто оказывался внутри, и перестраиваться в соответствии с ним. Башня подчинялась своему создателю, нынешняя — Карстарсу, но не исключено, что порой она могла творить нечто самостоятельно, будто и впрямь была живым существом. Клаудию это ничуть не пугало. Она выберется отсюда, найдёт остальных и покончит с Розалией. Но если этого не произойдёт… Что ж, она постарается забрать с собой как можно больше тварей, если те осмелятся на неё напасть. Даже если сокрушитель не желал ложиться в её руки, она умела постоять за себя.

Клаудия оглядела свою простую комнату: средних размеров, без лишних украшений и изяществ, которые её семья не могла себе позволить. Лишь всегда заправленная кровать, стол рядом, на котором с попеременным успехом лежали то книги, то мелкие подарки отца, которые он привозил, низкий комод для одежды и круглое зеркало, висящее на стене. Из зеркала на неё смотрела девушка с короткими чёрными волосами, чёрными губами и почти таким же равнодушным взглядом, только белки у неё были совсем не светлыми.

— Ты уверена, что выберешься?

Клаудия решила не отвечать. Башня будет путать её, лезть в сознание, показывать образы, которые она не хочет видеть, но она справится. Не имеет права даже думать о вероятности провала и останавливаться. Башня каким-то образом разделила их, и Клаудия сильно сомневалась, что лишь её оставили в гордом одиночестве. Если для каждого Башня приготовила своё мучение, то Клаудии следовало как можно скорее найти Эйкена, чтобы убедить его, что всё будет хорошо, и Пайпер — она слышала её стальной голос, но не верила ему.

— Эй, — произнесло отражение, когда Клаудия подошла к двери, ведущей в коридор. — Я с тобой говорю.

Клаудия приложила ухо к двери и прислушалась. Да, ей не показалось: по дому рыскали твари. Вероятнее всего, у неё меньше минуты, чтобы собраться с силами.

— Эй! — возмутилось отражение, когда Клаудия подбежала к зеркалу и сняла его со стены. — Что ты вторишь?! Как ты можешь?! Я — это ты, а ты — это…

Клаудия швырнула зеркало себе под ноги, не боясь пораниться об посыпавшиеся осколки. Натянув рукав едва не до кончиков пальцев, она взяла первый попавшийся осколок и торопливо отрезала от тонкого одеяла, лежащего на кровати, кусок ткани, который после обмотала вокруг другого осколка так, чтобы было удобнее держать. Он не заменит ей настоящего оружия, но меч отца, который им вернули, ждал внизу, на первом этаже. Клаудии нужно лишь добраться до него.

Медленно открыв дверь, она скользнула в коридор и направилась к лестнице. Она не отвлекалась на стены родного дома, которые всегда были просто стенами, и не слушала, как отражение, найдя любую стеклянную или зеркальную поверхность, пыталось достучаться до неё. Собственный голос в сочетании с её излюбленными выражениями и сталью, прослеживаемой через слово, могли бы на неё подействовать, если бы Клаудия вообще нуждалась в том, чтобы ей вправляли мозги.

Она знала, что будет дальше, ведь сотни раз видела это в кошмарах. Момент, когда Вторжение закончилось Дикими Землями, давным-давно затерялся в памяти, но только не то, что было после него. Клаудия ни за что бы не забыла тварей, проникших в дом, заполнивших всё селение, как кровь и слюна одной из них уничтожила меч её отца и как ей пришлось отбиваться исключительно топором, лишь чудом найденным ближе к двери, ведущей на задний двор. Клаудия была уверена: если бы она не была достаточно настойчивой, мать бы убрала топор туда, где он и должен быть, и в тот день Клаудия бы умерла вместе с ней.

Первая тварь встретилась ей на лестнице, как и раньше. Тварь была бесформенной, как дым, и чёрной, как самая тёмная тень, но Клаудия знала, куда бить и как уклоняться от зубов и когтей. Не дожидаясь, пока отражение вновь начнёт говорить с ней с ближайшей зеркальной поверхности, Клаудия метнулась вперёд, вскинула руку и вонзила осколок точно в то место, где у твари должны были быть глаза. В первый раз она не знала о том, что там действительно есть глаза, и челюсти сомкнулись на предплечье левой намного быстрее, чем она успела выяснить это. Но теперь Клаудия была готова: она толкнула визжащую тварь с лестницы, на других чудовищ, сцепившихся друг с другом, и перепрыгнула через перила. Меч отца была в скромно обустроенной гостиной, над камином — всего лишь пять метров, которые она может преодолеть за считанные секунды.

Её схватили за волосы и дёрнули назад. Не сдержавшись, Клаудия закричала и слепо полоснула осколком назад — если бы это был кто-то из её товарищей, её бы не стали хватать так грубо.

— Я же сказала тебе, — прошипело отражение ей на ухо, перехватив руку, — что я — это ты, а ты — это я. Как ты смеешь игнорировать себя?

Клаудия наугад ударила локтем левой руки, но не попала. Правая с зажатым с ладони осколком дрожала от прикладываемых усилий и боли, с которой отражение стискивало её запястье.

— Хочешь умереть прямо здесь? — продолжило отражение, вновь дёрнув её за волосы. — Ты уверена? Это может быть очень больно.

Клаудия здесь не умрёт. Если умрёт, то кто тогда осмелится возразить самоубийственному плану Третьему или напомнит Эйкену, что нужно хорошо отдыхать? Кто будет следить за вещами Стеллы, пока она в волчьем обличье, и кто скажет Магнусу, что он уже на три четверти состоит из вина? Кто напомнит Пайпер, что она не такая уж и уникальная, и спустит её с небес на землю? Эти глупые дети, — пусть даже Третий и Магнус были старше, — нуждались в ней куда сильнее, чем позволяли себе показывать.

Отражение вновь дёрнуло её за волосы и голосом ласковым, как тот, что Клаудия так редко слышала в детстве от матери, произнесло:

— Почему ты так упорствуешь? Разве есть что-то, ради чего стоит возвращаться?

Клаудия не отвечала, миллиметр за миллиметром отвоёвывая контроль над своим телом. Левой рукой она пыталась избавиться от железной хватки отражения, правую тянула на себя, чтобы вырвать из чужой руки. Однако отражение вдруг начало помогать ей: вывернула её руку так, что теперь она краем глаза видела своё лицо в длинном и остром осколке зеркала.

— Разве то, о чём ты думаешь, было на самом деле?

Клаудия сжала челюсти. Всё это — лишь жалкая иллюзия, попытка Башни оказать на неё влияние. На самом деле губы Клаудии чёрные, а взгляд более жёсткий, брови почтивсегда сведены к переносице — она выглядит не так, как в отражении. Там — обычная девушка, которая никогда прежде не сталкивалась с хаосом и не знает, каково это, слышать мёртвых почти за каждым живым.

Всё, что произошло в этом доме и что она помнила, было на самом деле. Каждый её удар, крик боли и ярости, когда она поднимала меч отца и опускала его, пока отчаянно цеплялась за топор, единственный, способный стать хоть какой-то преградой между ней и тварями, привлечёнными её криками и запахом свежей крови. Каждое принятое решение и слово проклятия, что навечно закрепилось за ней, было на самом деле. Чего никогда не было, так это отражения, которое почему-то не повторяет за ней каждое действие, а пытается обвести вокруг пальца.

Наконец Клаудия сумела увести правую руку вперёд достаточно, чтобы и отражению стало неудобно держать её. Осколок выпал из пальцев правой и тут же был подхвачен пальцами левой. Острые грани вспороли кожу, но Клаудия не обратила внимания на кровь, сразу же замахнулась и всадила осколок в голову отражению. Оно сразу же заверещало, отпустило её. Клаудия развернулась, но никого не обнаружила. Ни отражения с осколком в голове, ни тварей, сцепившихся в клубок у лестницы.

На самом деле всё было не так, и Клаудия не знала, что ей делать.

Она побежала в гостиную, запрыгнула на старое скрипучее кресло и забралась на камин, чтобы снять меч со стены. Пусть она не понимает, что происходит, но хотя бы будет при оружии.

Развернувшись обратно, она увидела Карстарса.

— Здравствуй, моя милая ведьма, — улыбнулся он.

Не думая ни секунды, Клаудия обнажила меч и замахнулась. Сталь разрубила дерево шкафа, но не Карстарса, оказавшегося в другой части комнаты.

— Замахиваться на гостей неприлично, — строго произнёс он, пригрозив пальцем. Железный коготь откуда-то поймал свет, хотя никаких источников света не было, что Клаудия заметила только сейчас.

Он, очевидно, ждал ответа, который она не собиралась озвучивать. Клаудия знала о Карстарсе достаточно, чтобы не открывать рот в его присутствии и всегда быть настороже.

— Да, ты права, — наконец произнёс Карстарс столь непринуждённым тоном, словно и не было этой затянувшейся паузы, в тишине которой Клаудия слышала лишь своё сердце. — Это моя игра. И я люблю, когда в неё играют по правилам.

Клаудия проследила за его размеренным шагом, вздёрнутым острым подбородком и взглядом сверкающих, точно угольки, красных глаз, направленных на неё. Вплоть до этого дня она не встречалась с Карстарсом лицом к лицу, но, исключая глаза, клыки, когти и рога, он казался обычным мужчиной с белой кожей и чёрными волосами, каким-то образом уложенных от лба к макушке. Лишь одежда не поддавалась описанию: она словно состояла из плотных теней, облепивших его тело так, что оставалось минимум открытых участков кожи, и слабо подрагивала, когда Карстарс шевелился. Если не обращать внимания на эти странности, непривычные человеческому глазу, Карстарса и впрямь можно принять за самого обычного мужчину.

Клаудии всегда было интересно, почему высшие тёмные создания, способные управлять своими безмозглыми братьями и сёстрами и вести легионы в бой, были похожи на людей.

— Почему ты хочешь выбраться? — медленно опускаясь во второе кресло, спросил Карстарс. — Почему ты думаешь, что за пределами этого места лучше?

Быстрее, чем Клаудия успела опустить занесённый для удара меч, Карстарс растворился в тенях и появился из них же в другом месте, у окна. Светлые занавески были полупрозрачными, но почему-то Клаудия не могла ничего рассмотреть за ними.

— Ты ведь можешь быть с семьёй.

Её семья ждёт, когда она найдёт выход из своей Башни. Та семья, о которой говорил Карстарс, давно умерла, как и их дочь, бывшая куда мягче и человечнее.

— Мне становится скучно, а когда мне скучно, я злюсь.

Он может злиться, сколько его тёмной душе захочется, — при условии, что она у него, разумеется, есть. Клаудия ни на мгновение не позволит ему подумать, что она сдалась и готова остаться в Башне. Пусть она была самой слабой физически, пусть в прошлый раз, когда она вживую была в этом доме, она поднимала оружие раз за разом исключительно благодаря адреналину и страху за свою жизнь, сейчас она будет сражаться до самого конца исключительно своими силами.

Молчание затягивалось, и Клаудия не знала, как ощущается время в Башне, но и не пыталась считать секунды, чтобы знать, во сколько минут они сложатся. Она неотрывно следила за Карстарсом, медленно, будто он на прогулке, ходящим из стороны в сторону, за его железными зубами и когтями, откуда-то ловящими блики света, и пыталась найти наилучшее решение проблемы. Неизвестно, что будет, если она убьёт Карстарса сейчас. Отразится ли это на Розалии, и если да, то как именно? Сумеет ли Клаудия за один удар избавиться и от твари, и от Розалии, созданной им? Нужно ли ей искать выход из этого дома, воссозданного Башней, чтобы после искать и Розалию? Нужно ли ей…

— С другой, той, что перевоплощается, интереснее, — произнёс Карстарс, улыбаясь. — Мы показали ей то, о чём она не хотела вспоминать: шатры, костры, поля, залитые кровью. Мне нравилось, как она кричала.

Клаудия сорвалась с места, но тени, вырвавшиеся из-за спины Карстарса, сбили её с ног, заволокли собой всё видимое пространство. Она отбивалась, давя крик, рубила мечом направо и налево до тех пор, пока звуки не стихли, как и ощущение чужого присутствия. Пальцы почти сжались на рукоятке меча, но и он исчез.

Клаудия открыла глаза и увидела свою простую комнату. Зеркало вновь висело на стене, и из него на неё смотрело её неправильное отражение с чёрными белками.

— Как тебе результат? — весело спросило отражение. — Ты можешь продолжать так целую вечность, но разве оно тебе нужно? Разве есть что-то, ради чего стоит возвращаться? Разве то, о чём ты думаешь, было на самом деле?

Напоминая себе, что это лишь пустые провокации, Клаудия в точности повторила все свои действия: натянула рукав, разбила зеркало, отрезала кусок ткани от тонкого одеяла, выбрала самый длинный и острый осколок, замотала одну его сторону в ткань и, сначала прислушавшись, вышла в коридор.

Всё было точно так же, как и в прошлый раз. Клаудия ранила тварь, ждущую её на лестнице, столкнула вниз, на других тварей, ринулась в гостиную, постоянно меняя траекторию и пригибаясь совершенно случайно, чтобы отражение не схватило её за волосы. Она почти дотянулась до меча отца, когда что-то облепило её лодыжки и потянуло вниз. Увидев бесформенных тварей со ртами, полными острых окровавленных зубов, между которыми застряли кусочки гниющей плоти, она едва сдержала крик. Второй ногой Клаудия отпихивала тварей, пытавшихся утянуть её вниз, пока руки тянулись к мечу.

— Здравствуй, моя милая ведьма, — прошелестел голос Карстарса над самым её ухом.

Твари рванули сильнее, и Клаудия свалилась вниз, оказалась между тёмными созданиями и тенями, смыкавшимися вокруг. Она рычала, отбивалась лишь одним осколком да свободной рукой, изо всех сил пыталась подняться, прорваться сквозь этот жутко воющий клубок, но он исчез быстрее, чем она успела сделать хотя бы ещё одно движение.

Клаудия открыла глаза и увидела свою простую комнату.

На этот раз она не дожидалась появления отражения. Разбила зеркало, отрезала не один кусок ткани, а сразу несколько, взяла столько осколков, сколько смогла удержать и не создать себе проблем. Оказавшись на лестнице, не меньше минуты пыталась приманить тварь к себе, а когда та всё же решила приблизиться, быстро избавилась от неё. На тварей, ждущих внизу, у подножия лестницы, швырнула осколки, чтобы отвлечь их, после чего изо всех сил рванула к отцовскому мечу, сорвала его со стены и обернулась, спиной прижавшись к холодному камину.

Отражение стояло перед ней, сложив руки за спиной.

— Почему ты продолжаешь? — с искренним непониманием спросило оно, склонив голову набок.

Клаудия обнажила меч.

— Почему ты никак не остановишься?

Она сделала шаг вперёд, сжимая рукоятку двумя руками. Отец учил иначе, но Клаудия хотела быть уверенной, что её не лишат оружия раньше времени.

— Почему ты мне не отвечаешь? Почему ты не отвечаешь себе?

Потому что Клаудия не привыкла разговаривать сама с собой. Все рассуждения — исключительно в мыслях, чтобы никто не подслушал и не использовал её слова и кроющиеся в них знания в своих интересах, чтобы никто не подумал, что на самом деле у неё куда больше переживаний, чем она показывает.

И потому что Клаудия — не отражение.

— Хорошо, — спустя ещё несколько секунд тишины произнесло отражение. Твари и тени стекались к ней, точно она беззвучно звала их. — Тогда слушай моё проклятие, ведьма мёртвых. Тот, кто убьёт меня, убьёт и себя.

Клаудия убедила себя, что верить всему, происходящему в пределах Башни, не стоит, но знала, как ощущается проклятие. В первый раз, когда её губы навсегда окрасились в чёрный, она почувствовала, будто её сковывают невидимыми цепями. Каждая клеточка тела вопила от боли, сердце билось, точно птица в клетке, и мысли путались, мешая осознавать происходящее. В эту минуту было точно так же. Проклятие сковало её тело, и оно стало вторым за всю жизнь Клаудии в Диких Землях.

— Вперёд, — произнесло отражение, раскинув руки. — Нападай.

И Клаудия напала, но твари и тени вновь помешали ей. Она рубила их мечом до тех пор, пока всё не застыло в тишине и притворном спокойствии.

Клаудия открыла глаза и увидела свою простую комнату.

Она втянула воздух сквозь зубы, на мгновение прикрыв глаза, и выдохнула. Отражение либо концентрация хаоса, как Розалия, которую всё ещё следовало убить, либо настоящая тварь, возможно, одна из высших, раз так умело противостоит ей. Но если это тварь, значит, её можно убить.

Именно это и собралась сделать Клаудия. Она разбила зеркало, собрала осколки, убила тварь на лестнице и почти вбежала в гостиную, когда поняла, что отражение не появилось в зеркале. Меча на стене не было, зато за спиной были шаги и голос, ещё звучащий сквозь рычание, шипение и отвратительное чавканье.

Клаудия метнулась к другой двери, вбежала на кухню и схватила топор, почему-то оказавшийся под столом. Острое лезвие поймало льющийся откуда-то свет. Шаги и голос стали громче, и раньше, чем Клаудия успела понять, почему на кухне нет ножей, на пороге показалась высокая женщина с растрёпанными каштановыми волосами.

Клаудия сглотнула, поудобнее перехватив рукоятку топора.

На женщине было простое белое платье, заляпанное алой и чёрной кровью. Разодранные рукава обнажали посеревшую кожу, чёрные вены и вырванные куски плоти с белеющимися под кровоточащими мышцами костями. Глубокая рана на шее говорила о том, что женщина уже давно умерла, но слабо дёргающаяся голова и голос, шипящими и рычащими интонациями звучащий из-за изменившихся зубов, доказывали, что она переродилась в тёмное создание.

Клаудия сглотнула ещё раз.

— Где-е-е ты-ы-ы? — тянула женщина, делая медленный, неуверенный шаг вперёд. Гниющее лицо почти не шевелилось, глаза заволокло туманом. Клаудия заметила, как сгибались и разгибались пальцы женщины, будто кто-то задел её сухожилия. — Где-е-е ты-ы-ы? Кла-а-у-у-ди-и-я…

С каждым протяжным словом женщина делала шаг вперёд — до тех пор, пока не наткнулась на стол. На нём всё ещё лежали разделочная доска, в стороне высилась горстка трав, которую Клаудия должна была заварить в чай, совсем рядом — свежеиспечённые булочки. Если бы не ходячий труп перед ней, она бы решила, что Вторжение и Дикие Земли были лишь кошмаром.

— Кла-а-у-у-ди-и-я… — повторила женщина с большим отчаянием. — Кла-а-у-у-ди-и-я…

На самом деле тогда она не могла говорить: она визжала, как тварь, рычала, как дикий зверь, и не звала её. Клаудия знала, что сейчас у женщины был голос лишь потому, что это было игрой Карстарса. Но она не собиралась проигрывать. Она собиралась наносить один удар за другим до тех пор, пока не выиграет.

— Прости меня, — тихо и со всей искренностью произнесла Клаудия.

Женщина хищно улыбнулась и метнулась к ней, огибая стол. Клаудия нырнула под него и, выбираясь с другой стороны, со всей силы толкнула его на противницу. Её отвлекло это лишь на мгновения, но этих мгновений хватило, чтобы Клаудия замахнулась и рубанула топором по шее, а затем ещё раз, разрывая гниющую плоть, и ещё раз. Женщина стонала от боли, корчилась в муках, пытаясь руками остановить топор, но Клаудия замахивалась и опускала оружие до тех пор, пока женщина не перестала двигаться.

Сплюнув попавшую в рот кровь, Клаудия отошла на шаг и огляделась, тут же наткнулась на зеркало, которого раньше не было.

На этот раз её губы были чёрными.

Больше они не менялись — всегда были чёрными.

Клаудия открывала глаза в своей простой комнате, разбивала зеркало, игнорируя болтающее отражение, и сталкивалась с тварями, число которых только множилось. Она швыряла в них осколки, душила голыми руками, кусала, пока они кусали её, рубила мечом и топором, разбивала об их головы деревянные кухонные табуретки, швыряла книги и любую утварь, которая только попадалась под руку. Когда появлялась женщина, переродившаяся в тёмное создание, Клаудия уже была с ног до головы в крови и чувствовала, что её тело на пределе, но упорно продолжала драться. Отцовским мечом она отсекала женщине голову, отрубала её разлагающиеся конечности топором, лезвие которого ещё ни разу не затупилось, душила сорванными с окон занавесками, придавливала креслом или шкафом (в зависимости от того, что получалось опрокинуть), и глотала подступающие к горлу слёзы.

Клаудия убеждала себя, что это от боли. Твари разрывали её на части, и хотя физически это никак не сказывалось на ней, она чувствовала боль от каждого укуса, каждого удара мощной когтистой лапы.

Клаудия убеждала себя, что глотает слёзы, появляющиеся из-за боли, и раз за разом оказывалась в своей простой комнате, за пределами которой её ждали твари и женщина, ставшая одной из них.

***

Перед Эйкеном сидела не та же собеседница, что и в прошлый раз. Он откуда-то знал, что больше никогда её не увидит, — что он больше никогда не видел её, — но не переживал. Его пальцы держали ложку, которая подносила ко рту что-то мягкое, сладкое, со вкусом карамели, и испачканные в ней же губы кривились в улыбке.

— Аккуратнее, — проворчал кто-то совсем рядом.

Эйкен скосил глаза на мальчика, сидевшего по левую руку от него. На вид он был немногим старше Эйкена, чёрноволосый, с тёмными серыми глазами, светлой кожей и таким лицом, будто его под страхом смерти загнали за стол.

— Не ругай его, — тут же произнесла женщина, сидящая напротив. Она была красивой, как богиня: с чёрными волосами, стянутыми в узел, ямочками на щеках и искрящимися зелёными глазами, из-за которых даже морщинки на её лице казались к месту.

— Он неаккуратно ест, — повторил мальчик.

— Я разрешаю, — с улыбкой сказала женщина.

— Ты всё ему разрешаешь, поэтому он вечно приходит домой грязный и в порванной одежде!

Эйкен понятия не имел, о чём речь, но опустил плечи и голову, уставившись на тарелку.

Он всё ещё не мог разобрать, что ел.

— Ты ведь сам такой приходишь.

Услышав замечание женщины, озвученное самым миролюбивым тоном из всех возможных, мальчик покраснел до кончиков ушей и хлопнул ладонью по столу.

— Это неправда! Я уже взрослый и веду себя осторожно!

— Ты же порвал свою новую жилетку, когда вы с Рико поспорили, кто залезет на лимонное дерево старика Франческо выше.

— Он сказал, что я боюсь высоты! А я не боюсь высоты!

— Тише, тише, мой хороший, — женщина протянула руку и накрыла ею руку мальчика, мгновенно замершего. — Я знаю, что ты не боишься высоты. И Рико это знает, и вообще все в округе знают.

— Он смеялся надо мной!

— Глупые люди всегда будут смеяться над теми, кто лучше. Но это не значит, что можно пробираться к Франческо и использовать его деревья для проверки своих навыков, — строже добавила она, сдвинув чёрные брови к переносице.

— И он говорил, — чуть тише, но так же яростно продолжил мальчик, не обратив внимания на замечание женщины, — что мы странные…

— Странные? — усмехнулась она. — Это в каком же месте мы странные?

— Папа торговец, но Рико говорит, что торговцы не могут зарабатывать так много.

— Твой папа очень хороший торговец. Не каждый может получить разрешение на торговлю возле Пальмы.

Эйкену показалось, будто внутри у него что-то шевельнулось. Он будто уже слышал это название. Оно странное, непонятное, но…

— Пальма-де-Мальорка? — неуверенно произнёс он.

— Ты такой глупый, — тут же осадил его мальчик, возведя глаза к потолку. — Пальма-де-Мальорка на острове, до него плыть сто лет.

— Не сто лет, а всего день без учёта пешего передвижения, — исправила женщина.

Эйкен кивнул, ничего не поняв. Откуда эти странные слова в его голове? Откуда остров? Он никогда не был на острове — до Затерянных, лежащих за Мёртвым морем, ещё не удавалось добраться никому, а Элва и крепости Хагена и Тинаш располагались на полуострове. Это ведь не то же самое, да?..

— Ешь, — произнесла женщина, посмотрев на него. — Папа будет очень расстроен, если узнает, что в знак протеста вы отказались есть.

Эйкен насторожился. Что значит «папа будет очень расстроен»?..

Мальчик рядом с ним, демонстративно возведя глаза к потолку, всё же продолжил есть. Эйкен растерянно посмотрел на него — старше всего на пару лет, черноволосый, сероглазый, с аккуратным, немного вытянутым лицом, он был похож… на него?

У Эйкена есть брат?

Ему показалось, будто женщина что-то сказала. Эйкен поднял на неё беспомощный взгляд, также полный страха с непониманием, но в ответ встретил улыбку и расслабленность.

— Ешь, — повторила она, кладя подбородок на переплетённые пальцы. И вновь сказала что-то, чего он не смог услышать.

Возможно, то было словно из другого языка, который Эйкен не знал. Возможно, это было его настоящее имя, которого он не помнил, но за которое очень хотел ухватиться. Эйкен обязательно бы попросил женщину повторить, но его губы отказывались двигаться, пока рука с зажатой в ней ложкой ковыряла что-то и подносила это ко рту, который открывался только для этого. Это было что-то очень сладкое, со вкусом карамели.

Эйкен не помнил, чтобы когда-нибудь пробовал карамель.

Позже, спустя какое-то призрачное количество времени, он уже был в другом месте: просторной комнате с незаправленной кроватью, захламлённым столом, догорающими свечами и шкафом, полным книг и странных деревянных фигурок — лошадей, птиц, людей, деревьев, домов. Эйкен стоял напротив шкафа, его глаза находились ровно на уровне полки с деревянными фигурками, но он с трудом мог сфокусировать взгляд. Что-то казалось неправильным, но Эйкен никак не мог понять, что именно. Он был в комнате и, кажется, уже должен был спать, но…

Его комната во дворце Омаги выглядела иначе, как и во дворце Тоноака. Он в каком-то ином месте, которое, однако, почти не вызывало у него страха, лишь любопытство и даже какое-то чувство глубоко внутри, напоминающее спокойствие и уверенность.

— Ты очень скучный, — произнёс кто-то за его спиной.

Эйкен испуганно обернулся и увидел зеркало в квадратном раме, висящее на стене возле двери. Оно отражало его, но почему-то без чёрных теней на левой половине тела. Эйкен поднял руку, думая, что ему лишь мерещится, но теней и впрямь не было. Он попытался позвать их, однако не почувствовал ответа, будто проклятие оставило его.

Отражение дёрнулось, хотя Эйкен стоял на месте, у него появились тени, его тени, которые всегда утешали его и верно служили столько лет. Эйкен ещё раз проверил свою левую руку — чистая, без теней. Он бы решил, что сам является неправильным отражением, но заметил, что у фигуры, действующей по своему усмотрению, в зеркале видны чёрные белки глаз, на фоне которых тёмно-серые глаза почти терялись.

— Ты о-о-очень скучный, — протянуло отражение его голосом. — С другими хоть что-то можно было почувствовать, а ты… ты даже не сопротивляешься!

Эйкен не понимал, почему он должен сопротивляться, как и не понимал, почему не должен. Всё происходящее казалось длинным сном, запутанным и непонятным, но, если немного подумать, не таким уж и пугающим. Его отражение в зеркале, действующее вразрез с ним, было не самым страшным, с чем Эйкен сталкивался в своей жизни…

…а с чем он сталкивался?

— Так и будешь ждать, пока огонь поглотит всё? — продолжало отражение, прижавшись пальцами к обратной стороне зеркала.

Эйкен не боялся огня. Наверное. Иногда, находясь в пути, они не могли развести костёр, иначе точно привлекли бы ненужное внимание. Но если костёр всё же был, Эйкен с радостью грелся возле него и с меньшими положительными эмоциями следил, как запекается пойманная Стеллой дичь. Огонь ассоциировался у Эйкена с чувством безопасности и теплом, которым Омага не отличалась, и он всегда был под чужим контролем.

Он не боялся огня, но почему ему вдруг стало так страшно?

— Дело твоё, — равнодушно бросило отражение. — Хочешь трястить от страха — валяй, останавливать не буду. Всё равно от тебя ничего не останется.

Эйкен старался не воспринимать слова отражения всерьёз, но эти что-то задели внутри него. Не сдержавшись, он сорвал с кровати одеяло и быстро накрыл им зеркало, скрывая безумно смеющееся отражение. Тишина стала спасением, и Эйкен наслаждался ею, привалившись к стене, до тех пор, пока не начал слышать что-то очень странное.

Треск дерева. Торопливые шаги. Какой-то непонятный скрип.

Рёв пламени.

Эйкен рванул к двери, выбежал в коридор и сразу же столкнулся с чёрным дымом, стремительно заполняющим дом. Он сильно жёг глаза, мешал дышать, не позволял идти вперёд, но Эйкен каким-то образом шёл, одной рукой ведя по стене, а второй держа ворот тонкой рубашки на лице. Пальцами он ощупывал шероховатую поверхность стены, полки, поверхности окон, откуда-то взявшиеся на пути, и в один момент, он был уверен в этом, ощутил, как отражение повторило его движение, так же коснулось пальцами стеклянной поверхности.

— Карлос! — визгливо кричал женский голос с первого этажа. — Рафаэль!

Эйкен споткнулся, почти врезался в большие напольные часы, но был подхвачен чьими-то руками.

— Ух ты, — произнёс мужчина, возвращая его в вертикальное положение. — А ты храбрец! Или просто глупый?

Сквозь дым и отблески пламени, пожирающего первый этаж, Эйкен видел мужчину в странном тёмном костюме и начищенных до блеска туфлях. Его кожа была совсем белой, как и волосы, а изо лба торчали загибающиеся к макушке рога. В первую секунду Эйкен решил, что это лишь игра света и его сознания, уже отравленного дымом и гарью, но мужчина улыбнулся острыми зубами, и за его спиной раскрылись кожистые крылья.

Эйкен, не стесняясь, завопил, оттолкнулся от мужчины и со всех ног рванул к лестнице, слыша гулкий смех мужчины. Ему следовало выбираться из дома, стонущего и разваливающегося, но он почему-то побежал не к окну, через которое мог выбраться к дереву, растущему совсем рядом, а вниз, в самое пекло, где слышался хруст, яростные крики и слова, которых он не мог понять. В его голове стоял гул из хора чужих голосов, бегущей по венам крови и отчаянных криков, наполнявших собой дом. Дым, гарь и огонь вдруг стали меньшей из проблем Эйкена.

Он замер, увидев перевороченную гостиную, сломанную мебель и искалеченное тело, лежащее в центре. Огонь уже поглотил большую его часть, расплавил кожу и мышцы, спалил волосы и одежду так, что Эйкен не мог понять, кому принадлежало это тело. Он видел лишь глубокие раны с запёкшейся на них кровью, торчащие кости и красные ожоги, которые с интересом обнюхивали большие чёрные псы с пеной на острых зубах. Возле них, будто огня и не существовало, стояло несколько людей, наконец обративших на него внимание. У каждого — чёрные белки глаз и красные глаза, лишь у девушки с волосами белыми, как молоко, были голубые. Она хищно улыбнулась ему, в свете яркого пламени блеснуло железо. Эйкен вскрикнул и сделал шаг назад, уговаривая своё тело не бунтовать и бежать как можно быстрее и дальше, но наткнулся на преграду.

— Куда ты собрался? — спросил мужчина с крыльями, наклонившись к нему. — Разве не знаешь, что бегут только трусы? Или думаешь, что сумеешь скрыться от огня?

Эйкен закричал, наконец почувствовав всю боль, которую до этого его тело просто игнорировало. Он задрожал, увидев и ощутив, как кожа на его руках становится красной и лопается до кровавых волдырей, как куски плоти спадают с его тела, как кости и глаза плавятся, превращая его самого в бесформенное нечто.

Он никогда не боялся огня. Огонь ассоциировался у Эйкена с чувством безопасности и теплом, которым Омага не отличалась, и он всегда был под чужим контролем, отчего и не пугал его настолько. Но теперь он умирал от боли, приносимой лижущими его языками горячего пламени, слышал собственные вопли, хруст и чавканье, с которыми страшные чёрные псы пожирали лежащий в центре комнаты труп. Они и его сожрут, если он не сумеет вернуть себе контроль над тенями.

Как это было в первый раз?

Один из его тюремщиков смеха ради раздавил несчастную маленькую мышь, заползавшую в его камеру и кравшую часть его еды. Эйкену стало настолько жаль её, что он впервые использовал хаос сам, без направления чужой рукой, лишь бы и дальше не оставаться в одиночестве. Сейчас ему нужно сделать то же самое — отыскать тень, которая откликнется на его призыв, и притянуть её к себе. Это просто, он успешно проделывал это тысячи раз, но сейчас… Слишком много огня, боли, крови и страха. Эйкену всего тринадцать, но боли и страха в нём столько, словно он живёт с ними, не расставаясь, не меньше века.

— Хватит трястись. Давай, вставай!

Рвано дыша, Эйкен приоткрыл один глаз и увидел себя перед квадратным зеркалом в комнате, где не был слышал рёв пламени и не чувствовался запах гари.

— Ты постоянно такой жалкий? — продолжило отражение, презрительно скривившись. — Мне говорили, что ты бываешь сильным, очень сильным. Твои тени умеют искать не хуже самых умелых охотников.

Это было правдой, ведь тени могли проникнуть туда, куда никто не мог, но слова отражения всё равно казались неуместными. Левая половина тела Эйкена всё ещё была непривычно пустой.

— Почему бы тебе не показать свою силу? Здесь ты можешь совершенствовать её вечность.

Проклятие Эйкена было совершенно настолько, насколько вообще может быть совершенно порождение хаоса, сдавшееся перед волей сигридца. Вот только Эйкен не был уверен, что является сигридцем.

Дом, который он видел, кухня, комната, коридоры, люди — всё это было каким-то иным, не сигридским, будто театральные декорации. Эйкен знал, что это такое, Третий ему объяснял, и потому он не сомневался, что при достаточном количестве ресурсов и должном упорстве можно воссоздать любой пейзаж и интерьер. Не исключено, что увиденное им — лишь декорации, и на самом деле он никогда не был в подобном месте, но Эйкен продолжал думать, что, возможно, он всё же был там, если не жил. Что он не настоящий сигридец.

— Ну же, давай, — не отступало отражение, прильнув к поверхности зеркала. — Покажи свою силу. Покажи мою силу.

— Что? — выдохнул Эйкен.

— Ты не понял? Я — это ты, а ты — это я. Только здесь мы можем быть настоящими.

— Нет, — покачал головой Эйкен, сдавив виски, — ты — не я…

— Ты, ты, не сомневайся! — радостно настаивало отражение. — Просто ты этого ещё не понял и не принял. Но ничего страшного! Просто покажи свою силу, докажи, что ты достоин быть здесь!

Эйкен посмотрел на свои чистые руки и, не понимая, почему вообще слушает отражение, попытался стянуть тени. На этот раз они охотно подчинились: выползли из самых тёмных уголков, вытянулись, прильнули к нему, точно кошки, которых он иногда пытался поймать со Стеллой на улицах Омаги, и растеклись по коже рук, оплетая его.

Но они всегда останавливались только на левой половине его тела, там, где сердце, которое он не сумел защитить от хаоса.

И кто такая Стелла?..

— Ну же, — подбадривало отражение, — давай! У тебя отлично получается!

Эйкен смотрел, как тени покрывают его руки, заползают под рубашку, растекаются по всему телу и чувствовал, как вместе с ними приходит боль. Запах гари и рёв пламени — лишь секундами позже, будто они хотели, чтобы всего себя Эйкен посвятил только боли.

Но он не мог. Он не хотел чувствовать боль, появляющуюся из-за контраста ледяных теней и жара пламени, ворвавшегося в комнату. Его тени никогда не были холодными и не жалили его, они всегда были готовы ринуться на защиту него и тех, кто был ему дорог.

Но кто был ему дорог?

Эйкен огляделся, поняв, что, пока тени отвлекали его болью, пламя охватило всю комнату, но почему-то ни один предмет не пострадал. При настоящем пожаре это невозможно, сгорало и тлело всё без исключения. И Эйкен наконец понял, что пожар не был настоящим. Его вообще не было, как и теней, которые жалили его холодом.

Эйкен тряхнул головой, сжав зубы до скрежета, и ещё раз оглядел комнату. Пламени не было, делавшие ему больно тени вернулись в свои тёмные уголки, его же — точно на тело, где им и место. От радости Эйкен был готов выпустить их всех разом и броситься в их объятия, которые уж точно не навредят ему. Но он одёрнул себя, заметив, как перекосилось лицо отражения.

— Хорошо, — процедило отражение, вытянув руку так, что она вдруг вырвалась за пределы зеркала и схватила Эйкена за челюсти, сильно сжав их. — Слушай моё проклятие, жалкий трус. Тот, кто убьёт меня, убьёт и себя.

«Проклятие, проклятие, проклятие», — гремело в голове Эйкена, в то время как он пытался отбиться от руки отражения. Орлы и Вороны сорвались с предплечья, Львы, не повредив одежды, оставили его живот, и все они вцепились в руку отражения, которое не издало не звука.

Он понял, что ему придётся приложить больше усилий и проявить изобретательность, иначе из Башни ему не выбраться. Это была не та Башня, в которой он получил своё проклятие, откуда его вытащил Третий и которая превратилась в груду камней, когда он её разрушил. Эта была иная Башня, появившаяся на месте здания, выбранного леди Эйлау, поглотившая их всех.

Там были Карстарс, Розалия, которую всё ещё следовало убить, и за мгновения до нападения тварей он даже увидел Третьего и Пайпер. Его тени сразу же бросились им на защиту, хотя Эйкен, стоит признаться, никогда не смог бы стать достаточно сильным, чтобы защитить сразу двух сальваторов. Он среагировал инстинктивно, помня о том, что Розалия медленно убивала Третьего так, что он этого даже не замечал.

Она могла медленно убивать его прямо сейчас, пока Эйкен находится здесь и не пытается выбраться.

Он схватил руку отражения, сжал её так сильно, что оно наконец начало меняться в лице. Тени беззвучно вопили, впиваясь в чужую руку до тех пор, пока совместными усилиями они не отбросили её. Эйкен тут же дёрнул дверь на себя, выбежал в коридор и столкнулся с мужчиной с кожистыми крыльями.

— А ты храбрец! — с улыбкой произнёс мужчина, наклонившись к нему. — Или просто глупый?

Эйкен вскинул руку. Тень Орла когтями впилась в лицо мужчины, и тот зарычал, пытаясь отбиться. Эйкен нырнул под руку, оттолкнул крыло и побежал дальше, пытаясь понять, как ему выбраться.

Внизу его встретило пламя, столпом рванувшее на него и мгновенно охватившее всё тело. Эйкен кричал от боли, пытался сбить огонь, но с каждой секундой ему становилось всё сложнее двигаться. Пламя обугливало кожу, прожаривало его до костей и превращало в пепел так долго, что у него не осталось сил даже на жалобный скулёж.

— Вставай!

Эйкен дёрнулся, но не ощутил боли. Он вновь был в комнате, перед квадратным зеркалом, и на него смотрело его же отражение с чёрными склерами.

— Ты же знаешь, что отсюда лишь один выход, — с улыбкой произнесло оно. — Найди меня и убей, но помни: тот, кто осмелится на это, умрёт сам. Готов доказать, что ты не жалкий трус?

От злости Эйкен ударил зеркало так сильно, что оно вдребезги разбилось, и осколки порезали ему кулак.

Он никогда не поддавался на провокации и знал, что на самом деле не был жалким трусом. Для своих лет он был очень даже сильным, умным и находчивым. Он был ребёнком, который добился доверия Третьего и порой понимал в его планах больше, чем правители городов и стран. Но ещё он был ребёнком, который хотел, чтобы люди, которых он любит, были в безопасности. Он хотел защитить Третьего, Клаудию, Магнуса, Стеллу и, разумеется, ещё и Пайпер. Может быть, он даже был немного влюблён и хотел, чтобы об этом знали. Но сильнее всего он хотел, чтобы Башня перестала мучить его любимых.

Если ради этого ему придётся отыскать отражение и понять, чем или кем оно является на самом деле, если ему придётся убить и умереть, он сделает это, чтобы защитить остальных.

На этот раз Эйкен сумел добраться до гостиной, где огонь его и настиг. Он вновь разрывал его тело на кусочки, проникал под обугленную кожу, плавил кости и заставлял кричать, но Эйкен продолжал думать о том, что нужно отыскать отражение.

И он честно искал его, используя разные пути, слыша, как женщина зовёт кого-то, как твари рычат ему в спину. Чувствуя, как огонь поглощает его.

Снова.

И снова.

И снова.

***

Джокаста смотрела, как Катон, подобравший Бердар, лениво проводит острием копья по морде едва шевелящегося ноктиса.

— Убей его уже, — бросила она, тяжело дыша.

— Тебе не интересно, как они появились? — спросил Катон, резко вогнав копьё в голову твари. — Я странствовал по чужим небесам ещё до того, как предки твоих предков появились на свет, но даже я не смог найти ответ на этот вопрос.

— Если мне что и интересно, так это причина, ради которой ты явился.

Она поднялась на ноги, утёрла лицо от крови и расправила плечи. Катон был выше, крупнее, но порой, заигравшись, напоминал мальчишку, который наконец дорвался до настоящих мечей, луков со стрелами и копий.

— Они не просто так пытаются прорваться всё дальше. — Катон остановился, крутанул копьё в руке и протянул его Джокасте, оставив между ними почти метр пространства. — Ты слышишь, как дрожит земля?

Джокаста слышала не только это. Она слышала стоны умирающих, застигнутых внезапной атакой, гул, с которым падали защитные барьеры, и хруст ломаемых костей.

На этот раз тёмные создания достигли первой внутренней стены. Расстояние между ней и внешней стеной было около двух лиг, и Джокасту тревожило время, за которое твари смогли зайти так далеко. С чего вообще такая агрессивность и настойчивость? Если бы им нужно было ослабить Элву, они бы взяли её в кольцо, в этом она не сомневалась. Для того, чтобы пробраться к тайному ходу к Некрополю, их было слишком мало. Но они атаковали, дав им совсем немного времени на передышку после предыдущей атаки, буквально несколько дней, за которые её плечо только-только начало заживать. Рана открылась после первой же атаки, когда Джокаста убила одного из высших демонов, и пополнилась бы новыми, если бы не вождь Дикой Охоты.

— Ветер принёс мне, что Третий уже в Тоноаке, — скучающим тоном продолжил Катон, использовав острие Бердара как зеркало и пытаясь аккуратно пригладить растрепавшиеся светлые волосы. Джокаста исключительно из принципа опустила копьё, направив острие в ноги Охотнику. Он насмешливо фыркнул, сощурив разноцветные глаза, и махнул рукой. — Как думаешь, они будут во всеоружии?

— Мы отправили ласточек Эйлау с предупреждением.

— Вот этих?

Он щёлкнул пальцами, и под ноги им посыпались три мёртвые птицы.

— Заметили их, когда спешили к вам, — пояснил Катон, заметив её настороженный взгляд. — И не сумели понять, кто убил бедных пташек. Но кому-то очень не хотелось, чтобы Третий и леди Эйлау были в курсе того, что Уалтар жив.

— И вместо того, чтобы предупредить их самому, ты рванул к нам? — скривившись, уточнила Джокаста.

— Я не собака, чтобы бежать к хозяину по первому зову.

— А ведь ты требовал того же от Стеллы.

Катон свёл брови к переносице, но спустя всего долю секунды улыбнулся почти безмятежно, будто слова Джокасты никак его не задели.

— Стелла знает, кто на её стороне на самом деле, и обязательно вернётся к нам. Ты слышала, как говорят люди? То, что ты любишь, всегда вернётся к тебе.

— Поэтому ты не доверяешь Третьему? Боишься, что он никогда не полюбит тебя по-настоящему? — едко заметила Джокаста, позволив себе улыбнуться.

Катон улыбнулся ей в ответ, показав клыки. Его настроение могло быть переменчивым, как погода в море, но Джокаста знала, что не в его интересах грызться с ней из-за глупой, почти невинной шутки.

— Наши с Третьим клятвы предполагают, что я буду сообщать ему ту информацию, в которой он нуждается, взамен на магию. Но это не значит, что я готов заключать ту же клятву с тобой. Я убью тебя без колебаний, только дай мне повод.

— Жду с нетерпением.

Они замолчали, прожигая друг друга одинаково ненавистными взглядами до тех пор, пока Джокаста не начала чувствовать, что её плечо уже немеет. Словно почувствовав это, Катон, смотря на неё сверху вниз, произнёс с расстановкой:

— Однако я здесь, потому что знал, что без меня вы не справитесь. Ты убила Ифтикар, но это лишь начало.

Джокаста сжала челюсти, запретив себе показывать страх и волнение. Ифтикар спал много лет, ограниченный сигридской магией, которая была им недоступна, и только Дикая Охота знала, где он покоится. Катон ни за что не смог бы избавить его от магии, удерживающей его глубоко под землёй, и Джокаста ни на секунду об этом не забывала. Но ей не понравилось, каким тоном он сказал об Ифтикаре. Катон знал, что силён и нужен Элве, и беззастенчиво демонстрировал это словами и действиями. Он в одиночку убил вдвое больше, чем Джокаста и все её воины, но, разумеется, ему этого было мало. Всегда будет мало для вождя Дикой Охоты.

— Ветер шепчет, что Гасион пробудилась.

Джокасту словно окатили ледяной водой.

— Нет, — выдавила она скорее инстинктивно, чем осознанно.

— Я искал её десятки лет и не нашёл, но теперь я знаю, что она пробудилась. В Энтланго появились новые Башни, дом Бехар не справляется. Я думаю, что… — он запнулся, впервые по-настоящему показав, что способен испытывать те же противоречивые эмоции, что и сигридцы, и продолжил, перед этим сглотнув: — Я думаю, что Карстар нашёл её первым и поднял, связав с одной из Башен.

Глава 26. Рви безжалостно с горестным прошлым связь

Стелла не знала, какие боги уберегли её память от ужасов Вторжения и первых часов в Диких Землях, что были после. Или дней. Она действительно не могла этого сказать — время ощущалось размыто, словно было серыми красками на палитре. Откуда подобная ассоциация в её голове, она тоже не представляла — может, видела что-то подобное до того, как боги уберегли её, совсем ещё маленькую, от Вторжения. Жаль, что они не уберегли её от Дикой Охоты, первой оказавшейся там, где была Стелла.

Но тогда она считала, что это как раз-таки боги привели их, чтобы спасти её.

Она стояла, прижимая к себе что-то мягкое, грязное, — может быть, это была её игрушка, с которой она засыпала, чтобы не бояться монстров под кроватью, — и смотрела, как тени обретают очертания лошадей и людей. Стелла никогда такого не видела и должна была бы испугаться, особенно после того, как что-то действительно ужасное вынудило её выйти на улицу из дома, но почему-то стояла, не шевелясь, и смотрела, затаив дыхание. Кто-то говорил ей, что принцы всегда появляются на лошадях.

— Ну надо же, и что за малышка нас тут ждёт?

Стелла повернула голову к высокому, точно башня, мужчине, сделавшему шаг к ней. Его одежда не напоминала ту, что она откуда-то помнила, сплошные чёрная кожа да яркие ткани, множество ремней с оружием и на боку — тёмный рог с потемневшим, но ни в коем случае не заржавевшим, металлом. Короткие светлые волосы трепал ветер, разноцветные глаза внимательно изучали её, правый — синий, как море, левый — красный, как кровь. Это ничуть не испугало Стеллу, но она почему-то сделала наш назад. Наступила на что-то мокрое, склизкое, влажно хрустнувшее. Хотела посмотреть, но мужчина с разноцветными глазами взял её за подбородок и произнёс:

— Не смотри, малышка, иначе спать не сможешь.

Стелла сглотнула, сильнее прижала к себе нечто мягкое и грязное, и, возможно, даже почувствовала себя немного лучше. Тогда она этого не знала, но после поняла, что на неё воздействовали магией настолько древней, что ей даже не было названия.

— Что ты тут делаешь совсем одна? — спросил мужчина, присаживаясь перед ней на корточки, чтобы их глаза оказались на одном уровне.

Стелла не могла вымолвить ни слова. Она умела говорить, правда, и обычно лепетала без умолку, рассказывая и описывая всё вокруг, но сейчас будто язык проглотила.

— Не бойся, — почти ласково произнёс мужчина. — Я тебя не обижу. Давай познакомимся? Я Катон.

Её учили, что всегда нужно представляться, но она также помнила, что с незнакомцами нельзя разговаривать. Чей-то чужой голос напоминал и о том, и о другом, и Стелла беспомощно жевала нижнюю губу, не зная, как ей быть. Сказать или не сказать?..

— Не бойся, — тихо повторил Катон, улыбнувшись. — Маленьким девочкам не место здесь, так что я тебе помогу.

Стелла и не боялась. Она была очень храброй, что не раз доказывала самыми разными способами. То не ложилась спать вовремя, то залезала на крышу, куда ей было нельзя, то бегала с местными мальчишками и даже дружила с собаками, живущими в соседском доме.

— Сколько ей? — произнёс кто-то из спутников Катона.

Стелла хотела получше рассмотреть его, но успела заметить лишь чёрные волосы да стальные глаза — Катон, всё ещё держащий её за подбородок, повернул её голову к себе.

— Не больше пяти, наверное, — ответил он, смотря в её глаза так пристально, что Стелле стало даже неуютно. — Совсем юная, следовательно, очень вкусная.

— Почему же её не тронули? — продолжил один из его спутников.

— Скажешь мне, малышка? — спросил он уже у неё, улыбнувшись так широко, что стали видны клыки. — Почему тебя не тронули? Тёмные создания, твари, шеду, демоны — называй их как хочешь, только скажи, почему они пощадили тебя.

Тогда Стелла не знала, что заставило её не сказать, а показать, но после поняла, что совершила непоправимую ошибку. Если бы всё было иначе, она, возможно, была бы свободна от смешенногочувства, состоящего из ответственности, вины и благодарности, которое взрастил в ней Катон, и оставила бы Охоту намного раньше.

Или же она была бы мертва.

Стелла не представляла, как у неё это получается — она просто меняла одно обличье на другое, сбрасывая или разрывая одежду, которой проклятие никогда не касалась, и уже смотрела на мир острыми волчьими глазами, чувствовала все запахи и то, что было недоступно ей как человеку.

Стелла много лет думала, что, если бы просто сказала, Катон не был бы так заинтересован в том, что она показала. Но он увидел прекрасную возможность, за которую тут же ухватился, и Стелла поняла, как сильно та отравляла её, намного позже, когда её тело и душа уже были сломаны.

— Интересно, — произнёс Катон, выпрямляясь. В обличье волчицы Стелла была крупнее, но не намного, и теперь в холке она достигала ему середины бёдер. — Ты можешь меняться по своему желанию?

Стелле достаточно было кивнуть мохнатой головой или дёрнуть ушами, но на почему-то вновь стала человеком — маленькой девочкой с растрёпанными светлыми волосами, оказавшейся совсем нагой.

— Интересно, — повторил Катон, оглядев её с головы до ног. — Тебе не холодно, малышка?

Это наверняка было проверкой, но Стелла не среагировала на неё. Она стояла, не понимая, что не так, и старалась не смотреть в разноцветные глаза мужчины перед собой. Молчание душило так сильно, будто вдруг обрело руки и сжало её хрупкое горло.

Наконец Катон зашевелился: сделал совсем лёгкий взмах рукой, ни к кому конкретно не обращаясь, и другой мужчина, до этого говоривший с ним, мгновенно оказался рядом с какой-то тканью в руках.

— Держи, — улыбаясь, произнёс Катон. — Надень, иначе совсем замёрзнешь.

Стелла покорно надела плащ, не понимая, почему просто не может надеть свою старую одежду… Ах да, она же порвала её, когда перевоплощалась в волчицу. Да и та была какой-то странно пахнущей, влажной, будто Стелла в ней искупалась…

— Ты не голодна? — непринуждённо продолжил Катон, помогая ей поплотнее запахнуть плащ. — Мы как раз заметили очень крупного оленя. На ужин — самое то. Что скажешь?

Стелла не знала, что сказать. Она, укутавшись в тёплый плащ до самого носа, смотрела на мужчину перед собой и не понимала, что ей делать. Позади было что-то, что могло напугать её, с медным запахом, который приносил ветер. Впереди — размытые за туманом пейзажи просевших, полуразрушенных домов и поваленных деревьев, а также люди, которые внимательно следили за ней. Их лошади, состоящие из подрагивающих теней, нетерпеливо взрывали землю копытами, громко отфыркивались и мотали головами из стороны в сторону.

Ей следовало отказаться. Сказать, что как-нибудь справится сама. Всё-таки, волки — хорошие хищники, и раздобыть себе еду она сможет. Но она смотрела Катону в глаза, видела его широкую, расслабленную улыбку, откуда-то знала, что он не навредит ей, и потому кротко кивнула, соглашаясь с его предложением.

Катон протянул руку, и Стелла взяла её, очень тихо сказав:

— Меня зовут Стелла.

— Приятно познакомиться, Стелла, — бодро произнёс он, за руку ведя её к одному из коней. — Добро пожаловать в Дикую Охоту.

***

Первое время она действительно думала, что боги послали Охоту ей на помощь.

В мире, в котором они жили, творился настоящий хаос. Чудовища выползали из-под земли и нападали на всех, кто не мог оказать достойное сопротивление, крылатые твари заслоняли собой небеса и отрывали от земли тех, кто не был достаточно быстрым. Откуда-то появившиеся города, деревни и храмы рушились и возвращались к своему первоначальному состоянию, сгорали в огне и хоронили под собой многих несчастных, не успевших выбраться. Ветер приносили стенания раненых и умирающих, язык тварей, который Стелла не понимала, звук дождя из крови, заливающей поля, треск погребальных костров и заверение в том, что этот мир сдастся так же, как сдались остальные.

Но Стелла почти не обращала на это внимания. Центром её искажённого мира стала Дикая Охота, которая странствовала по всем землям, видимым и невидимым, и могла оказаться там, куда другим был закрыт путь. Холодный ночной ветер трепал её шерсть, когда Катон, Иан и другие Охотники учили её выслеживать и загонять дичь, мышцы крепчали, когда она преодолевала многие лиги вслед за тенями Охоты, пока окружающий мир рушился и создавался заново.

Один раз, когда они оказались на выжженных чьим-то жестоким огнём земле, полной серого песка и пепла, Катон спросил у неё:

— Ты знаешь, почему всё было именно так?

Большую часть вне лагерей, которые они устраивали в различных точках мира, Стелла проводила в обличье волчицы, и потому просто помотала головой из стороны в сторону.

— Здесь была Башня, — продолжил Катон, раскинув руки, будто хотел разом охватить всю мёртвую землю, простирающуюся на многие лиги вокруг. — Очень сильная Башня, которая несколько месяцев удерживала Третьего. Ты ведь знаешь, кто такой Третий?

Катон впервые заговорил о нём, но Стелла откуда-то знала о Третьем сальваторе и раньше, и потому кивнула, подойдя ближе, коснувшись хвостом ноги Охотника.

— Башня пыталась забрать у Третьего его магию, — продолжил Катон, потрепав её по голове. — Долго и отчаянно, но он отказывался так просто расставаться со Временем. Он боролся столь же отчаянно, из-за чего само время этого мира исказилось. Ты знаешь, сколько прошло с той самой минуты, как мы все оказались здесь, до той, когда мы нашли тебя?

Стелла действительно не знала и продолжала благодарить богов за то, что они уберегли её от этого знания. Шестое чувство подсказывало ей, что она бы просто не выдержала этого.

— Несколько месяцев, — жёстко произнёс Катон, убрав руку от её головы. Стелла вдруг отчётливо ощутила, какой холодный здесь ветер. — Третий был захвачен Башней сразу же после того, как оказался здесь, и он несколько месяцев боролся с ней так, что это отразилось на всём мире. Тебе, возможно, показалось, что прошло всего пару часов, может, даже минут, но на деле прошли месяцы. Время исказилось настолько, что почти никто этого не понял.

Стелла и представить не могла, что всё настолько серьёзно. Она и впрямь думала, что прошло не больше пары часов, что она просто переждала их в каком-то относительно безопасном месте, может быть, в одном из домов, что был в том селении, где её нашла Дикая Охота, и не понимала, как можно было не заметить подобного. Разве способна существовать столь мощная магия, меняющая абсолютно всё?

Исключением был Катон, но Стелла уже давно не относила его к простым смертным. Дикая Охота никогда не была просто группой охотников, которые могли использовать какие-то таинственные тени и узнавать то, что для других навсегда бы осталось загадкой. Дикая Охота была легендой, ранее странствовавшей под разными небесами, но ныне застрявшая здесь, как и все, кого Герцог-Карстар сумел проклясть с помощью хаоса. Об этом Стелле рассказал Катон, когда обучал её устройству миров.

Он учил её истории, что была известна ему, культурам других народов, обращениям к различным людям, лишь языки совсем не давались ей. Стеллу это расстраивало, ведь Катон был очень умным и умел найти подход к любому человеку на любом языке. Чаще он, конечно, находил конфликты и драки, но Стелла ни за что на свете не стала бы осуждать его за это. Он был вождём Дикой Охоты, существом, лишь внешне напоминавшем человека, и ему было дозволено то, что для простых людей было бы безумством и преступлением. Он был одновременно всем и одним-единственным, который имел право на многое, в том числе на то, чтобы говорить о Третьем сальваторе, не боясь его.

До Стеллы доходили слухи, что Омага, столица страны великанов, активно восстанавливается. Несколько раз Катон навещал её, но никогда не брал с собой Стеллу, из-за чего она не имела возможности изучить всё самостоятельно и увидеть сальватора, о котором многие говорили. В это время она обычно оставалась в лагере, скрытом от глаз непрошенных гостей магией Катона, охотилась в ближайших лесах вместе с остальными или просто коротала время, надоедая Иану просто тем, что существует.

Охотники относились к ней с подозрением, но принимали исключительно из-за приказа Катона. Стелла не понимала, в чём её вина. То ли Охотникам просто не нравилось, что среди них есть девушка, то ли они считали, что она каким-то образом обманула Катона и заставила его принять её в Охоту.

Но ей не нужно было никого обманывать — и она бы ни за что не смогла даже подумать о том, чтобы обмануть Катона. Он спас её от тварей, которые, как оказалось, рыскали возле того селения и не напали на неё лишь из-за того, что Охотники оказалась рядом. Он воспитал её как часть Дикой Охоты, научил всему, что знал сам, исключая магию и меч, говоря, что ей нужно уметь защищаться исключительно с помощью своих сил. Он всегда был рядом и слушал её жалобы, если ей приснился плохой сон; если олень, на которого она охотилась, был спугнут кем-то другим; если у неё опять не получалось прочитать отдельные буквы, не говоря уже о словах.

Пока Катон был рядом и заботился о ней, ей было всё равно, что думают другие Охотники.

Ведь не просто так боги направили Дикую Охоту к ней.

***

— Она красивая, — вдруг сказала Стелла, бездумно крутя в руке один из кинжалов Катона.

Она сидела на полу его шатра, помогая приводить оружие в приличный вид, но делала это, почти не задумываясь. Все её мысли до сих пор были в Тоноаке, прекрасном ярком городе, которым управляла не менее прекрасная фея по имени Эйлау. Стелла не смогла с ней поговорить, ведь она была в обличье волчицы, да и Катон запретил перевоплощаться, но зато она внимательно следила за ней. Её серебряные волосы красиво переливались в свете сотен свечей, горевших в зале, где она их встретила, точно расплавленный металл; тёмные карие глаза изучали каждого, кто прибыл с Катоном, но от этого взгляда не становилось неуютно, нет. У Стеллы возникало чувство, будто за ней наблюдают не для того, чтобы избежать проблем, а для того, чтобы в случае чего помочь, будто леди Эйлау была готова взять на себя ответственность за все ошибки своих гостей, даже самые маленькие и незначительные, и помочь исправить их.

— Она? — перепросил Катон, отшвырнув очередное послание в сторону. Он сидел возле низкого стола, на которым высились свёрнутые послания, какие-то ещё запечатанные или перевязанные лентами, какие-то давно старательно изученные, и периодически заменял бумагу в руках бутылкой вина.

— Эйлау, — уточнила Стелла, поднимая на него глаза. — Она очень красивая…

Она была божественно красивой, но об этом Стелла боялась сказать вслух. В сравнении с феей она была лишь блеклой тенью, которую кто-то выпустил в свет. Волосы Стеллы никогда не отрастали ниже плеч, были сухими, ломкими, напоминали солому, и ей это очень не нравилось. Как, впрочем, практически всё в себе: у неё были мышцы, но, увидев её в первый раз, об этом нельзя было даже подумать, как и о том, что у неё вообще может быть такая же прекрасная фигура, как у леди Эйлау.

— Не привязывайся к ней слишком сильно, — бросил Катон и вернулся к посланиям, которые Охотники отправляли ему с разных уголков мира. — Мы нечасто будем её навещать.

— Я бы умерла от стыда, если бы мы её часто навещали…

— Что?

Стелла прикусила кончик языка, поняв, что сильно сглупила, сказав об этом вслух. Но странное чувство, сплетённое из обиды, разочарования и боли, не давало ей покоя. Стелла не знала точно, сколько ей лет, сколько она уже с Дикой Охотой и сколько ещё впереди, но сильно волновалось, изредка слушая песни странствующих (и очень смелых) бардов о прекрасных леди и рыцарях.

Она не была прекрасной леди, но отчего-то хотела, чтобы это изменилось. Она бы ни за что не рассталась со своим волчьим обличьем, держалась бы за него до самой последней секунды, но ей бы хотя бы на мгновение стать такой же красивой и желанной, как леди Эйлау.

— Стелла, — требовательно произнёс Катон. — Повтори, что ты сейчас сказала.

Стелла сжалась, услышав его тон. Когда Катон требует — нужно исполнять, каким бы ужасным ни был приказ. Он — вождь Дикой Охоты, и он имеет право на всё, о чём только скажет. Перечить ему было бы самоубийством.

— Я бы умерла от стыда, если бы мы её часто навещали, — тихо пробормотала Стелла, вяло стирая с лезвия одного из кинжалов засохшую кровь.

— Что это значит?

— Она очень красивая…

— Это я уже понял, — перебил Катон, и по его слегка изменившейся интонации Стелла осознала, что он начинает злиться.

Он много злился, но чаще всего не на неё, а на кого-то другого. Если и случалось так, что она делала что-то, что раздражало его, то Стелла старалась быстро исправиться. Она всегда помнила, каким жестоким и требовательным может быть Катон, и не хотела, чтобы подобное касалось её лишний раз.

— Я явно не из породы фей, — ещё тише проговорила она, пытаясь всем своим видом показать, что чистить оружие ей намного интереснее. — Они такие красивые, утончённые, сильные… И я не из вашей породы, я же человек, а вы не люди…

— И что же ты хочешь этим сказать?

«Я глупая», — едва не сорвалось с языка, но, к счастью, она сумела вовремя остановить себя. Она уже не маленькая девочка, которой Катон в зависимости от настроения мог простить различные капризы. Если он сказал ей заняться его оружием, значит, она точно уже где-то провинилась. Незачем ухудшать ситуацию неосторожными высказываниями.

— Люди не хотят принимать меня, потому что я чудовище?

Катон говорил ей, что людям не было приятно, когда он появлялся в её обществе. Будто она была не девушкой, умеющей перевоплощаться в волчицу, а смертельной концентрацией хаоса, оскверняющей сам мир и каждого его жителя по отдельности.

Он долго смотрел на неё, сцепив в руки замок, и Стелла с напряжением ждала, когда он скажет хоть что-нибудь. Он редко был таким молчаливым: если не поддерживал её болтовню, то угрожал кому-нибудь, говорил, что крики раненых и умирающих — песнь для его ушей, перемывал кости Третьему сальватору, пытавшемуся отыскать путь к затерянным под землёй Энтланго знаниям. Стелла видела несколько посланий с надломанной синей сургучной печатью с изображением орла, раскрывшего крылья на фоне скрещенных мечей. Это был символ рода Лайне, под которым Киллиан из рода Дасмальто, родной брат королевы Жозефины, управлял Омагой.

— Подойди, — наконец сказал Катон.

Стелла отложила его оружие и встала, чувствуя, как ноги наливаются свинцом. Катон редко воздействовал на неё магией, но сейчас наверняка хотел, чтобы она, несмотря на эту тяжесть, всё же продолжала идти. Так было всегда, сколько бы Катон ни проверял её. Только у него были ответы на вопросы, которые терзали её, и утешение, в котором она отчаянно нуждалась.

— Что я тебе постоянно говорил? — спросил Катон, посмотрев на неё снизу вверх.

Даже если она стояла, а он сидел, он всё равно казался крупнее и сильнее. Стелла никогда бы не смогла сравниться с ним в этом, как и в его уме: она точно знала, о чём он спросил, поняла лишь по интонации и вздёрнутой светлой брови.

— Дикая Охота всегда берёт всё самое лучшее, — отчеканила она давно заученные слова.

Это было правдой, ставшей для неё молитвой. Дикая Охота брала лучшую дичь, лучшее оружие, лучших воинов, чтобы те стали Охотниками, и лучших женщин, чтобы они удовлетворяли все их желания столько, сколько они хотят. Стелла не раз заставала Катона с женщиной, а то и несколькими, и знала, что он имел право брать их.

— Именно, — произнёс он, улыбнувшись. — Дикая Охота всегда берёт всё самое лучшее. А кто я?

— Вождь Дикой Охоты, — едва не запнувшись, ответила Стелла.

— Правильно. Я — вождь, я и есть Дикая Охота, и я всегда беру всё самое лучшее. Понимаешь, что это значит?

— Да.

— Молодец. А теперь раздевайся.

Стелла опешила, моргнула, поначалу решив, что не распознала в словах Катона скрытого смысла. Его там никогда и не было, только не в разговоре с ней, ведь он всегда был честен и открыт настолько, насколько это возможно.

Наконец она, переборов сухость во рту, осторожно уточнила:

— Что?

— Раздевайся, — спокойно повторил Катон. — Ну же, не заставляй меня ждать.

Стелла бы и не подумала, но впервые ощутила неловкость. Ей нечего было стесняться: Катон видел её без одежды сотни, тысячи раз, когда она меняла обличье, и занимался её ранами, даже мелкими царапинами и ссадинами. Он всегда заботился о ней, потому что он был хорошим вождём.

Она бережно сняла одежду, как и всегда, когда ей не нужно было срочно становиться волчицей, аккуратно сложила её, примостив на край постели, оказавшейся ближе всего.

— Подойди, — сказал Катон, даже подозвал ладонью, будто Стелла могла перепутать направление.

Она подошла ещё на три шага, сократив расстояние между ними, и почти не вздрогнула, когда широкая ладонь Катона с длинными мозолистыми пальцами легла ей на талию.

— Феи — это пыль под нашими ногами, — вкрадчиво произнёс Катон, смотря ей в глаза. — Для нас они смертны так же, как люди — для них. Всего лишь оболочка, внутри одна гниль. Весь этот мир — лишь оболочка, ненужная, старая, рассыпающаяся, а внутри — пустота. Ты — другое дело. Помни, что Дикая Охота всегда берёт всё самое лучшее.

Тогда Стелла не представляла, что толкнуло его на этот странный поступок: то ли Катон ждал, пока она наконец созреет, то ли, наоборот, устал этого ждать. Она не представляла, зачем это, и сильно испугалась, когда Катон резко поднялся и припал к её губам с жадным поцелуем, руками прижимая к себе. Многочисленные крепления и застёжки на его одежде царапнули её кожу, сильные пальцы впились в спину так, что наверняка оставили синяки. Жар от жаровень, расставленных по шатру, не шёл ни в какое сравнение с жаром тела, прижавшегося к ней.

Стелла действительно не понимала, что сподвигло Катона на это, и даже привычное объяснение вдруг показалось ей странным. К тому же, она никогда не была с мужчиной и не знала, что ей делать. Некоторые Охотники, особенно те, кто лишь недавно был принят Катоном, пытались склонить её к близости, но либо Стелле удавалось отбиться, либо об этом узнавал Катон, любивший жестокие наказания не хуже вина и неконтролируемой драки. После нескольких подобных инцидентов Охота уяснила, что пытаться одолеть Стеллу силой равносильно подписанию смертного приговора, и её больше не трогали. Почти. Бывали смельчаки, которые считали, что Катон ничего не узнает, а если и узнает, то они справятся с ним. Но они не справлялись. Головы слетали с плеч раньше, чем они успевали издать хоть звук.

Но самому Катону нечего было бояться — не себя же ему опасаться, в самом-то деле. Может быть, поэтому он целовал Стеллу так жадно, словно она могла в любую секунду исчезнуть. Такой соблазн был: или просто вырваться, или перевоплотиться в волчицу, но как бы Стелла ни старалась, она не могла заставить себя двигаться. Что-то невидимое, чужеродное давило, лишало кислорода не хуже настойчивости Катона и делало больно почти так же, как его жёсткий взгляд, направленный на её раскрасневшееся лицо.

— Дикая Охота всегда берёт всё самое лучшее, — выдохнул он, не мигая, и повалил её постель.

Стелла знала, что, даже если бы она очень этого захотела, она бы не смогла одолеть Катона. Во время тренировочных боёв, когда он сражался в полсилы, если не в четверть, она проигрывала. У неё не было и вряд ли когда-нибудь будет то же мастерство, что и у него. Она только и могла, что выслеживать дичь, пугать своим видом других людей и думать о том, что её тело очень странно реагирует на поцелуи Катона, плавно переместившиеся на шею.

Его горячие жёсткие губы касались её кожи непривычно мягко, аккуратно, язык оставлял влажный след, пока руки изучали её тело сантиметр за сантиметром. Каждый старый шрам, царапина, синяк, небольшое свежее увечье, полученное на недавней охоте — руки Катона были везде. Стелла хотела вжаться в постель и провалиться сквозь ткани так, чтобы её никто не достал, но не могла. Чужеродная сила давила, Катон целовал её тело, изредка покусывая кожу, оставляя следы, которые точно не собирался убирать своей магией, и неторопливо вёл ладонью от её шеи к груди, животу и ниже, до тех пор, пока пальцы не легли между её ног.

Стелла стиснула зубы, почувствовав внутри первый палец, и крепко обняла Катона за шею. Чужеродная сила продолжала давить, разливая по телу жар и низкий смех Катона, отдающийся лёгкой вибрацией даже в костях. Это не шло ни в какое сравнение с тем азартом, что она испытывала во время охоты, когда понимала, что дичь не сможет сбежать. То всегда чувствовала Стелла-волчица, но не Стелла-человек, не понимавшая, что хорошего может быть в том, чтобы без остановки ласкать друг друга.

Катон, должно быть, прекрасно понял это, и потому держал её у себя всю ночь, не позволяя уйти.

***

В волчьем обличье Стелла забывала о боли человеческого тела хотя бы на время. Физические раны никуда не исчезали, но было что-то особенное в том, чтобы изменить облик, дабы избежать боли, режущей на кусочки. С какого-то определённого времени, когда Дикие Земли начинали всё реже поклоняться Дикой Охоте, Катон всё чаще злился.

Теперь и на Стеллу, но её он не мог отправить собирать сведения, напоминать о клятвах или убивать. Её он забирал к себе в шатёр, где использовал её тело столько, сколько хотел, не заботясь об её проблемах.

Поначалу проблем и не было. Стелла понимала: следует держаться поближе к Катону, ведь он может защитить её. И научиться чем-нибудь, стать лучше, чем она есть, ведь Катону совсем не нравилось указывать ей, как сделать так, чтобы он был ею доволен. За спасение от тварей, многолетнюю защиту и принятие в Дикие Охоту, опасную, сильную, мощь которой никто не мог оспорить, это было меньшим, что Стелла могла сделать.

К тому же, Катон называл это любовью.

Если бы её спросили, сколько это продолжалось, она бы не смогла дать ответ. Рядом с Дикой Охотой время теряло свою ценность так же, как это было после Вторжения, когда Катон объяснил ей, как Третий сальватор воздействовал на мир своей магией. Лишь по отрывочным сведениям она знала, что Омага и Элва процветают не так, как Тоноак, но неплохо держатся, что Третий сальватор продолжает искать пути к затерянным в Энтланго знаниям и пытается склонить Катона к клятве, подобной обоюдоострому мечу. Должно быть, в какой-то момент у него почти получилось, потому что тогда Катон вернулся свирепым настолько, что едва не свернул шею одному Охотнику, передавшему ему послание от другой группы, ждущей их ближе к Инагросу. Стелла поняла, что всё плохо, когда он оказался в шатре, где она разглядывала недавно найденные драгоценности, и ощутила, как от него разит вином.

Больше это не напоминало любовь, но Катон упорно твердил обратное, и Стелла верила ему.

Он брал её в любое время, когда только хотел, и не принимал возражений. Остановить его могло разве что серьёзное ранение, но таких Стелла уже давно не получала, ведь Катон всегда в первую очередь залечивал её раны. Его не волновало, если она была уставшей, должна была отправиться на охоту или помочь Иану, который пытался использовать её как бесплатную рабочую силу. Все её аккуратные вопросы Катон затыкал требовательным поцелуем, который никогда не был просто поцелуем.

Ей было больно. Очень. Вначале он ещё действовал аккуратно и нежно, что не было свойственно его натуре, но потом просто перестал пытаться, даже если Стелла просила.

— Я дал тебе всё, чего ты хотела, — шептал Катон, наматывая её волосы на кулак и оттягивая голову назад, чтобы укусить её в шею. — Всё, о чём другие могли только мечтать. Охота — это сила, которую боятся и почитают. И так ты меня благодаришь?

Стелла не знала, что благодарность выражается вот так, и начинала думать, что с ней что-то не так. Раньше Катон был ею доволен и все её промахи встречал со снисходительной улыбкой. У Катона проблем не было, ведь он был самой Дикой Охотой — значит, проблемы были всё же у Стеллы.

Особенно сейчас, когда в их лагере был Третий сальватор вместе с единственным рыцарем, сопровождавшим его. Переговоры длились уже несколько часов, и Стелле было запрещено появляться в главном шатре. Катон не хотел, чтобы её терзали вопросами, которые обязательно возникнут, и потому она послушно шаталась по всему лагерю, пытаясь найти себе какое-нибудь дело, которое займёт её.

Дела так и не нашлось, зато нашлись лошади Третьего сальватора и его рыцаря. Они были привязаны к деревьям почти у самой границы, защищённой магией Катона, но Стелла слышала недовольные шепотки Охотников: чужие кони были слишком близко и определённо пытались откусить кому-нибудь голову. По крайней мере, один из них. Крупный и чёрный, точно тварь, он без остановки мотал головой, бил копытом об землю и хлестал хвостом, выражая недовольство. Какое-то время Стелла наблюдала за ним издалека, сравнивая с другим конём, более спокойным, который щипал траву у своих ног, ни на кого не реагируя. Даже привязанным к дереву, осёдланным, чёрный конь казался куда более свободным, чем она.

Теперь её удерживала не столько привязанность и страх перед неизвестным, сколько магия Катона, которую она чувствовала всё лучше. Стелла вот уже как несколько месяцев жила с ощущением этой магии, которая касалась её, точно ветер, и следила, когда этого не мог сделать Катон. Если бы он хотел удержать её по-настоящему, он бы заставил её принести клятву и выпить его кровь, чтобы стать полноценной частью Дикой Охоты и навсегда перестать быть человеком. Стелла была рада, что он не настаивал.

Он просто злился, что Охота медленно теряла своё влияние, не выносил Третьего, возрождавшего доверия других, и Карстарса, запершего их в этом мире посредством проклятия. Никто не говорил Стелле об этом, но она просто знала: как и то, что стоит лишь переждать бурю в душе Катона, чтобы он вновь стал тем, кто спас и любил её все эти годы.

Однако что-то внутри неё скреблось, будто хотело, чтобы Стелла не ждала этого.

В детстве она ждала, пока Катон перестанет срываться на неё за беспорядочную смену обличья. В юности ждала, пока другие Охотники перестанут ей надоедать, оставят в покое и дадут спокойно заниматься своими делами. Теперь ждала, когда Катон перестанет говорить, что Дикая Охота получает всё самое лучшее.

Поначалу она думала, что это даже комплимент, но со временем поняла, что не следует верить комплиментам Катона — они остры, как нож, и опасны, подобно яду. Он не человек, не сигридец, иная сущность, внутри которой копилась ненависть к сигридцам, ведь именно из-за них он и Охота застряли в этом жалком мире.

Стелла устала понимать так много, особенно после того, как совсем ничего не понимала. Она узнала о мире достаточно, чтобы осознавать: ей никто, кроме Охоты, рад не будет. Даже если бы она осмелилась и сбежала, ей некуда идти. Может, она и сумеет отбиться от тварей, но не от жителей деревень, крепостей и городов. Она знала, что таких, как она, называют чудовищами.

— Любуешься? — произнёс кто-то за её спиной. — Можешь попробовать почесать ему за ухом, ему это нравится.

Стелла резко обернулась и столкнулась с проницательным взглядом Третьего сальватора. Его рыцаря, улыбавшегося всему живому и неживому, рядом не было, но это не означало, что сальватор был беззащитен. Даже если не брать во внимание меч, висящий на поясе, его магия могла сравниться с магией Катона — и Стелла была достаточно умной, чтобы не делать лишних движений и не провоцировать сальватора на нападение.

— Смотрите-ка, — продолжил он, приподняв уголки тонких губ в улыбке, — ты ему понравилась.

Стелла скосила глаза на коня: он действительно вытянул шею в её сторону, но не для того, чтобы попытаться откусить голову. Его нос касался её взъерошенных волос и втягивал воздух, будто чувствовал аромат, уловимый лишь им одним.

— Я не знал, что в Охоту принимают женщин, — сказал Третий сальватор, быстро стягивая кожаные перчатки и пряча их за поясом. — Или ты забрела сюда случайно и хотела украсть моего Басона?

— Мне не нужно красть лошадь, — тихо, но яростно ответила Стелла.

— Правда? От тебя за лигу разит страхом и желанием сбежать как можно дальше. Тебе точно не нужна лошадь? Уверен, я могу убедить Катона подарить тебе одну из них. Как доказательство нашей клятвы.

Стелла изумлённо захлопала глазами, смотря на него.

— Что?

— Ты прекрасно меня слышала.

Разумеется, она его слышала, ведь её слух даже в человеческом обличье был силён и остр. Но поверить в услышанное с первого раза оказалось слишком сложно. Чтобы Катон, носивший имя Беспощадный, согласился принести клятву Третьему?.. Это было выше понимания Стеллы, а ведь она уже понимала достаточно.

— Согласно одному из условий, — продолжил сальватор, подойдя ближе и проведя ладонью по вздымающемуся чёрному боку коня, — он не трогает моих людей, я не трогаю его людей. Или не совсем людей. Как тебе удобнее. Считаю, что это отличное условие.

Оно соблюдалось и раньше, но не так ревностно, как думала Стелла. И всё равно она не понимала, зачем сальватор заговорил с ней об этом. Она не была посвящена в дела, которыми занимался Катон, и не знала о решениях, что он принимал во благо Охоты.

— Знаешь, — сальватор вдруг наклонился к ней, и Стелла ощутила его ровное дыхание на своём лице, — когда я коснулся его, я прочитал всё его время. Я видел, на что он способен, и знаю, что он делал. С Охотниками, другими людьми, с тобой. И я знаю, что ты не связан с ним клятвой на крови. Так почему ты ещё здесь?

Третьему сальватору, которого пусть и винят во Вторжении, всё чаще начинают признавать, не понять, как себя чувствуют настоящие чудовища. Этот великан всегда был собой и никогда не разрывался между двумя обличьями, не видел в кошмарах, как люди сжигают его просто за то, что он отличается от них. За то, что он проклят.

— Катон лгал, — продолжил Третий сальватор, будто почувствовал её сомнения и узнал, о чём она думает. — Проклятые — не чудовища, и их больше, намного больше, чем ты думаешь. Я сам проклят. Девушка, которая странствует со мной, проклята. Она слышит мёртвых, и мёртвые за спиной Катона кричали, когда он был в Омаге. Они говорили о юной волчице, которую удерживают там, где ей не место.

— Хва… — начало было Стелла, но железный голос Катона тут же перебил её:

— Да, Третий, хватит.

Так как он не шевельнулся, отойти пришлось Стелле. Она посмотрел на Катона, скрестившего руки на груди, и на рыцаря сальватора, стоящего за спиной Охотника. Он улыбался ей, как ни в чём не бывало, что поставило Стеллу в тупик.

— Ты добился своей клятвы, — тем же тоном продолжил Катон. — Проваливай с нашей территории.

— Так ты провожаешь своих союзников? — выпрямившись во весь рост, спросил сальватор. Стелла с ужасом заметила, что макушкой даже не доставала ему до плеч.

— Если хотел любезности, следовало сказать об этом ранее, до того, как мы порезали ладони.

— Если хотел контролировать ситуацию, не стоило начинать со лжи.

Стелла сделала ещё один шаг в сторону. Рыцарь, стоящий за спиной Катона, медленно положил ладонь на рукоятку меча. Других Охотников поблизости не было, только высокие деревья, качающиеся на несильном ветру.

— Дикая Охота всегда берёт всё самое лучшее, да? — вздёрнув брови, насмешливо спросил Третий сальватор. — Это лишь желание контролировать, не более того. Привычка. В тебе нет тех чувств, что делают людей людьми.

Катон презрительно фыркнул.

— Не говори со мной, как с юнцом, Предатель, иначе не уйдёшь отсюда живым.

— Поднимешь меч на меня или на моих людей, и клятва убьёт тебя. Почему я должен напоминать об этом?

Судя по тому, как Катон сжал челюсти, это было правдой. Стелла удивлённо ахнула, наконец в полной мере осознав: Катон принёс клятву на крови. Что-то сподвигло его согласиться с условиями Третьего и принять их.

Подобное решение казалось Стелле абсурдным. Чтобы Катон Беспощадный, вождь Дикой Охоты, связывал себя с кем-либо через клятву на крови? Клятву, которая обязует его не трогать людей своего нового союзника и помогать ему, если в этом есть нужда?

Это было просто глупо и…

Гениально. Это было гениально.

Не считая тварей, Катон был крупнейшей проблемой для Диких Земель, ведь он никому, кроме зова холодного ветра, не подчинялся. Он сам решал, где появится, кому помочь, чьи богатства забрать и кого лишить жизни. Теперь же масштаб его зверств был ограничен клятвой, которую Стелла считала гениальной.

— Миледи, не согласитесь ли составить компанию мне и моему рыцарю в пути до Омаги? Ваши знания были бы очень полезны.

Стелла считала секунды, почти чувствуя, как Катон свирепеет. Третий сальватор обратился к ней.

— Что? — испуганно пискнула она, вскинув голову.

— Я предлагаю вам, миледи, стать частью Омаги, возродившейся под предводительством Киллиана из рода Дасмальто. Клянусь своей магией, что ни один человек не посмеет тронуть вас хотя бы пальцем.

Он не мог знать, как Стелла отчаянно желала этого… или же мог? Он говорил о магии, которая помогла ему каким-то образом «прочитать» Катона. Означало ли это, что он действительно знал, какое положение Стелла занимала в Дикой Охоте и что её ожидало?

— Стелла, — предупреждающе произнёс Катон, сделав шаг назад. — Охота дала тебе всё. Охота сделала тебя тобой.

— Разве человеку нужно, чтобы кто-то или что-то создавал его? — будто бы рассуждая исключительно вслух и для самого себя, произнёс Третий сальватор.

— Закрой рот, пока я не вырвал тебе челюсть! — ощетинился Катон.

Она слишком часто видела его в гневе, чтобы испугаться, но испугалась.

Настолько, что сделала шаг обратно, ближе к Третьему сальватору.

За спиной Катона, попытавшегося сделать шаг к ним, блеснула сталь. Рыцарь обнажил меч и упёр его кончик в спину Охотника, глаза которого пылали яростью.

— Я бы очень не хотел пачкать свой меч, — почти скучающе произнёс рыцарь. — Лишь недавно отполировал его, так что разойдёмся мирно, Ваша Беспощадность?

Катон взмахнул рукой, — Стелла узнала бы этот жест, за которым всегда следовала его разрушительная магия, из тысячи, — и вдруг замер, часто задышав, будто ему не хватало воздуха. Другая рука Катона легла ему на шею и начала медленно сжимать её. Рыцарь удовлетворённо хмыкнул, убрал меч в ножны и бодрой походкой обошёл Катона.

— В следующий раз, когда попытаешься напасть на моих людей, — произнёс Третий сальватор, — подумай, хочешь ли чувствовать, как твоё сердце разрывается.

Стелла изумлённо смотрела, как хрипящий от недостатка воздуха Катон медленно оседает на землю, но на самом деле видела, как те же самые руки блуждают по её телу так, будто впервые, и касаются везде, игнорируя её протесты. Он брал её в любое время, когда только хотел, и не принимал возражений. Он использовал её с того самого дня, как убедился, что её тело стало достаточно зрелым для этого.

Может быть, в тот день он помог ей только из-за этого. Возможность, которую он увидел, отличалась от благородной причины, которую выдумала себе маленькая Стелла. Катон хотел иметь и владеть, управлять, как управлял всей Охотой, ведь он не был человеком. Стелла — очередная вещь, которую он подобрал и починил, привязав к себе исключительно с помощью слов и ласки. Теперь она в этом не сомневалась.

И потому, когда рыцарь, дружелюбно улыбнулся ей и протянул руку, Стелла взялась за неё, игнорируя льющиеся из уст Катона проклятия. Он не смог бы проклясть её так, как это делали твари, и, поняв это, с плеч Стеллы будто упала целая гора страха и боли. Клятва не позволила Катону навредить рыцарю, значит, не позволит навредить и Стелле, если она займёт правильную сторону.

— Я хочу в Омагу! — выкрикнула она, когда рыцарь подвёл её к другому коню, поменьше и поспокойнее. — Заберите меня отсюда!

Третий сальватор улыбнулся, легко забираясь в седло чёрного коня.

— Я не могу забрать тебя, ведь ты не вещь. Но могу сопроводить в Омагу, чтобы ты познакомилась с нашим королём и решила, хочешь ли остаться.

— Хочу! — вновь выкрикнула она.

— Не спеши с выводами, — рассмеявшись, вмешался рыцарь. — Для начала познакомься с Киллианом.

Стелла энергично кивнула, запретив себе оборачиваться. Она знала, что Катон ей этого не простит, попытается вернуть и связать клятвой, ведь она была той, кого создала Охота. Однако Стелла не собиралась возвращаться. Пусть она не представляла, какая Омага и кто такой Киллиан, Третий сальватор и его рыцарь на самом деле, у неё хотя бы был выбор. Если что, она всегда успеет сбежать от них, даже убить, если того потребует ситуация.

Она вслед за рыцарем забралась в седло и обняла его так, что касалась рукоятки меча. На всякий случай.

— Я, кстати, Магнус, — наконец представился он, обворожительно улыбнувшись. — Добро пожаловать на свободу.

***

Стелла хорошо помнила, как всё было дальше, и потому, когда вновь оказалась в шатре Катона, осознала — это не по-настоящему. Третий никогда бы не позволил ей вновь оказаться здесь. Всегда, когда им нужна была помощь Охоты и Катон диктовал свои условия, Третий выбирал меч и кровь. Если бы Стелла была той глупой наивной девушкой, которая начала сомневаться в своём решении сразу же после того, как она, сальватор и его рыцарь покинули лагерь Охоты, она бы подумала, что Третий предал её. Но теперь она была умнее, сильнее и увереннее.

Значит, она оказалась здесь по другой причине.

Стелла оглядывала шатёр, ища подсказки. Воздух был полон запахов воска и влажной земли, неприятно щекотавших нос. Откуда-то несло кровью. Стелла не сомневалась, что она сочилась из ран и пропитала собой абсолютно всё. Так было всегда, сколько она помнила.

— И как это понимать?

Стелла развернулась к источнику звука — голосу точно такому же, как у неё, но более озлобленному. Прямо над низким столом, заваленным древними писаниями, картами и посланиями, висело квадратное зеркало, которого она не помнила. Зеркала в лагере Охоты — ненужная вещь, слишком громоздкая и хрупкая. Зеркала если и были, то среди сокровищ, похороненных под толщами земли, которые они изредка находили.

Приметив оружейный пояс, прицепленный к одной из седельных сумок, Стелла схватила его и выставила лезвием вперёд.

Её отражение в зеркало криво усмехнулось, сверкнув жёлтыми глазами с чёрными склерами.

— Почему ты такая настороженная? — спросило оно, вцепившись в нижний край зеркала. — Разве здесь ты не чувствовала себя в безопасности?

Возможно, раньше, пока она ещё росла и в полной мере не понимала, кто такой Катон и как он обращается с людьми. Для Стеллы он был идеалом, спасителем, который появился, когда вокруг рыскали твари, пожирающие плоть мертвецов, и только долгие годы спустя перестал им быть.

Выражение лица отражения вдруг изменилось: из разгневанного стало почти заботливым, вопрошающим.

— Он ведь заботился о нас. Всегда. Почему ты предала его?

Стелла оскалилась. Пусть Катон считает это предательством, но он сам учил её, что в Диких Землях можно полагаться только на себя. Она не виновата, что пусть и запоздало, но применила его урок. И не виновата, что Третий и Магнус были к ней намного добрее и никогда не требовали от неё то, чего она не хотела. Лишь Клаудия поначалу была настороженной и колкой, но после, когда Третий вытащил из Башни Эйкена, Стелла поняла, что это такой способ защиты: напасть и ранить первым, чтобы проверить.

…Третий вытащил из Башни Эйкена.

Клаудия проверяла его, пока не приняла — так же, как и Стеллу. Так же, как и Пайпер.

— Элементали, — поражённо выдохнула Стелла, едва не выронив кинжал.

Они были в Башне.

— Неблагодарная девчонка! — прорычало отражение, ударив по поверхности зеркала. — Ты только и можешь, что мешаться под ногами!

— Неблагодарная девчонка, — выдохнул Катон ей на ухо, почти коснувшись его губами. — Ты только и можешь, что мешаться под ногами.

Стелла испуганно взвизгнула, бросилась вперёд, но Катон был быстрее: повалил её на пол, выбив оружие из рук, схватил за волосы и дёрнул голову на себя так, что у неё почти хрустнула шея. Стелла рычала, отбивалась, пыталась поймать то редкое промежуточное состояние, когда у неё были клыки и когти волчицы, но магия Катона давила, сковывала, пока он сам совсем не нежно целовал и кусал её шею.

— Неблагодарная девчонка, — повторил он, проведя линию языком. — Охота дала тебе всё. Охота сделала тебя тобой.

Стелла наугад двинула локтем назад и угодила в пустоту. Катон уже был спереди, крепко держал её руки, которыми она отчаянно пыталась пошевелить, и смотрел на неё, нависнув сверху.

— Если бы не я, — цедя каждое слово, сказал он, — ты бы умерла.

— Лучше умереть, — прорычала в ответ Стелла, — чем быть частью Охоты!

«Его здесь нет, — упрямо твердила себе Стелла, брыкаясь изо всех сил. — Нет, нет, нет… Только Башня, большая и страшная Башня, только Башня …»

Только Башня и Карстарс с Розалией, которую всё ещё следовало убить. Катон, которого она видит сейчас, который опять пытается взять её силой, — лишь порождение Башни, запустившей когтистые руки в её воспоминания.

И её воспоминания — это только воспоминания. Она перестала быть частью Охоты в тот самый момент, когда согласилась вместе с Третьим и Магнусом отправиться в Омагу. Она никогда и не была частью Охоты, ведь не приносила клятву на крови. Катон привязал её к себе исключительно чувством вины, благодарности и любви, которую, как он думал, правильно взращивал много лет. Стелла давно уяснила, что это была не любовь — не та, о которой ей рассказывал Магнус. Катон не был человеком, вообще не был сигридцем — он был иным существом, которому были чужды настоящие чувства.

И её воспоминания — это только воспоминания.

При смене обличья у неё никогда ничего не болело. Её тело просто менялось, кости ломались и сращивались, как и мышцы, быстро и безболезненно, пока шерсть покрывала всё от кончиков ушей до хвоста. Но сейчас было так больно, что Стелла громко выла до тех пор, пока силы не оставили её, а из глубины не начал вырываться тихий жалобный скулёж. Стелла приоткрыла глаза и увидела себя всё в том же шатре, но Катона уже не было. Только лоскуты её порванной одежды вокруг да зеркало, а в нём — волчица с чёрными глазами.

Стелла впервые обрадовалась, что в волчьем обличье она не могла разговаривать. У неё не было никаких сил слушать свой голос, который нёс какую-то чушь и при этом звучал оченьубедительно. Всё её тело дрожало, будто до сих пор ощущало давление магии Катона, и мысли путались. Но Стелла поднялась, повела ушами, вслушиваясь, и бросилась к пологу шатра, без остановки повторяя про себя: «Это всего лишь Башня».

Разве так важно, что она никогда прежде не имела дела со столь мощным хаосом?

Стелла справится. Она была умной, сильной и быстрой настолько, что ни одна тварь не могла её поймать.

И она найдёт выход из Башни, но сначала найдёт Розалию.

***

— Это аквамариновый! — почти рявкнула Гвендолин. Даже если бы музыка была в сотни раз громче, она бы перекричала и её: когда речь заходила об её гардеробе, Гвендолин стояла до конца.

Но разве Третий виноват, что у него так болит голова, что он уже начинает путаться в элементарных вещах? Он был абсолютно уверен, что цвет её платья — бирюзовый, и лишь хотел похвалить выбор сегодняшнего платья. Гвендолин любила, когда её платья оценивали по достоинству, и Третий научился подстраиваться под её капризы. Он и не думал, что допустит ошибку.

Впрочем, настроение Гвендолин быстро менялось. Она считала, что не стоит портить празднество мелкими склоками, только если они не начинались с очередного разговора о её замужестве. Тогда Гвендолин могла совершенно серьёзно вызвать смельчака на дуэль за её якобы оскорблённую честь. Очень часто она побеждала через минуту после начала дуэли, но ещё чаще её оппонент просто сдавался, понимая, что оскорбить первую принцессу Ребнезара дважды равносильно смерти.

Как странно. Третьему казалось, что Гвендолин уже не была первой принцессой Ребнезара.

Он думал, что она мертва. Он ведь сам убил её — вернее сказать, убил её тело, ведь на тот момент Гвендолин уже переродилась в тёмное создание. Она была вместе с Алебастром и Марией, они, каким-то образом сумевшие сбежать из тронного зала, пытались спастись и…

Гвендолин вовремя потянула его на себя, избегая столкновения с другими танцующими. Сегодня Третий был непривычно неуклюж и не понимал, как это исправить. Ему казалось, что совсем недавно он танцевал куда лучше, но никак не мог вспомнить, где и когда это было и кто был его партнёршей.

— Как тебе топазы? — между тем продолжила Гвендолин, перехватив инициативу в танце.

Третий присмотрелся к её серьгам из серебра, украшенных крупными голубыми камнями, но не сумел дать ответа, который так ждала Гвендолин. Он был обязан сказать, что они идеально подчёркивают её естественную красоту, но почему-то не мог выдавить ни слова, и точно знал, что дело не в его непонимании красоты, а в том, что с серьгами было что-то не так.

Может, не с этими, а с какими-то другими. Но это точно было связано с серьгами. Третий был уверен.

— Великий Лайне… — разочарованно выдохнула Гвендолин. — Что же ты такой рассеянный сегодня? Давай, очнись, — она похлопала его по щеке, и Третий замер, почувствовав мертвенный холод её кожи. — Нам здесь торчать до самого конца, раньше родители вряд ли разрешат уйти.

— Задумался, — коротко бросил он, даже не пытаясь придумать причину получше.

Король и королева и впрямь сказали, чтобы они были на празднестве до самого конца. Третий не имел права нарушать их приказ и элементарно разочаровать их, однако никак не мог собраться. Не мог забыть холод руки Гвендолин, ощущение, что с её серьгами что-то не так. Не мог сосредоточиться на обстановке вокруг, видел лишь яркие размытые пятна, слышал голоса, говорящие на чужих языках, странную музыку. Разве король Роланд и королева Жозефина вообще любили такую музыку?

Гвендолин уверенно вела его за собой, и в момент, когда они лицами повернулись в одну сторону, сердце Третьего почти остановилось.

Серьги казались ему странными, потому что леди Эйлау говорила, что Пайпер забыла их надеть.

Холод руки Гвендолин был оправданным, ведь он убил её, переродившуюся в тёмное создание, в день Вторжения, в этом самом дворце.

А в этом зале он убил короля Роланда и королеву Жозефину, которых и не было сейчас на празднестве. Была только Розалия, сидящая на последнем, седьмом троне, целом и невредимом. Именно трон наконец позволил ему понять, что это празднество не настоящее. Седьмой трон, настоящий трон, был разрушен и находился в зале в Омаге, стены которого были покрыты именами павших. Тот же, на котором сейчас восседала Розалия, был воздвигнут Башней, который управлял Карстар — он удобно расположился рядом, на шестом троне, вторым от того, что принадлежал королеве Жозефине. Словно в издёвку Третьему.

Карстарс улыбался, не скрывая железных зубов, и мило общался с Розалией.

Третий вдруг вспомнил абсолютно всё: как прилетела ласточка леди Эйлау с посланием, как он встретил Розалию в Тоноаке, как услышал, что она — его проклятие, убивающая его… Он чувствовал боль, физическую и душевную, и не понимал, что с ним не так. Он сорвался с места, слыша, как громко ругается рванувшая за ним Пайпер, и безжалостно гнал Басона, практически игнорируя Венца, не способного выдерживать такой темп. Он злился, когда Басон, затормозив, дождался, пока Венец их догонит, и злился, когда Пайпер, успевшая отодрать юбку платья, продолжила ругаться на него. Он целовал её тогда, в оранжерее, толком не понимая, что делает, и чувствовал себя так спокойно…

Карстарс улыбался Розалии, и она смеялась, прикрывая рот ладонями.

Почему Розалия смеётся? Разве она не должна быть мертва?

Нет, она не мертва — хаос воскресил её, Третий же видел, чувствовал её, слышал и касался… Он же не просто так искал способ разорвать эту связь. Розалия была здесь, совсем рядом, и наверняка ждала, когда он поможет ей. Его не было рядом, когда она умирала в первый раз, но теперь-то он здесь.

— Розалия, — едва слышно произнёс Третий, выпуская руки Гвендолин. Она мгновенно возмутилась, но он не обратил внимания на её громкий голос. Хотел опустить руку к мечу, но Нотунга не оказалось.

Вместо него Третий ощутил пустоту и сотни голодных диких взглядов, направленных на него.

Он был в тронном зале, полном демонов, и не имел при себе оружия.

— Розалия!

Она вскинула голову, всматриваясь в наверняка пёструю толпу гостей, и, Третий был уверен, нашла его. Её голубые глаза распахнулись, рот уже приоткрылся, но следом на него навалились тьма, хаос, когти и клыки, впившиеся в тело.

Он отбивался голыми руками и магией, вопившей от ужаса, чувствовал, как кривые острые зубы отрывают куски его плоти, но упрямо продолжал звать Розалию. Ему лишь нужно добраться до неё и вытащить из этого зала. Она не могла быть связана с Карстарсом, хаосом или кем-либо ещё. Если придётся, Третий тут же свяжет её с собой, но она не останется здесь одна.

Его не было рядом, когда она умерла, но теперь он здесь и не позволит умереть ей ещё раз.

Однако когда что-то подтолкнуло его под рёбра, боль, чужие рычания и крики исчезли.

Перед ним вновь была Гвендолин, на этот раз в рубиновом платье с глубоким декольте, с кроваво-красными амальдинами в ожерелье, серьгах, диадеме и кольцах, с широкой улыбкой на лице и блеском в голубых глазах того же оттенка, что отличал всех Лайне. Прямой нос, высокие острые скулы — она была воплощением всей красоты, что когда-либо могла воплотиться в ком-то, в чьих жилах текла кровь Лайне, и гордилась этим.

Она сжала его ладонь. Третий почувствовал что-то липкое, скосил глаза и увидел, что его руки были по локоть в синей крови.

Наверное, поэтому Гвендолин и была во всём красном — чтобы кровь великанов было лучше видно.

Он отдёрнул руки, задыхаясь от боли, раскалывающей голову и разрывающей сердце, и в первую секунду даже не почувствовал, как тварь вонзила зубы в его плечо. Другая тварь схватила ногу, разодрала одежду, кожу сапог и вырвала клок мышц.

Они набрасывались на него, рыча и визжа, рвали на кусочки, игнорируя крики, полные боли и отчаяния, добавляли к старым шрамам новые снова и снова, пока он пытался отбиться голыми руками и магией и пробраться к Розалии. Ему нужно лишь коснуться её, чтобы убедиться, что она жива. Разумеется, он знал, что она жива, он верил в это всем сердцем, но должен был убедиться.

Всего лишь одно прикосновение.

Когда твари прекращали пировать над его телом, он вновь оказывался в зале, где проходило празднество, и танцевал с Гвендолин. Каждый раз её платье было другим: сиреневым, как цветы в саду королевы Ариадны; жёлто-оранжевым, как полоса заката; синим, как глубины морей, о которых им рассказывал Киллиан в детстве; чёрным, как мех на воротнике его плаща, над которым так старалась Фламер.

Фламер. Фея, протеже Даяна, удовлетворявшая все капризы леди Эйлау по части красивых нарядов. Она помогла Пайпер подготовиться к вечеру во дворце Тоноака и даже одобрила штаны под юбкой, которую Пайпер потом безжалостно оторвала.

Пайпер, которая поцеловала его просто потому, что захотела этого. Он не понимал, как подобное желание может быть таким сильным, что заставляет человека совершать что-то столь безумное, но хотел выяснить. Хотел коснуться тёплой, как солнце, кожи Пайпер и почувствовать лёгкий вкус сладости на её мягких губах.

Он хотел, чтобы этот кошмар закончился, и изо всех сил пытался вырваться из него.

Третий танцевал с Гвендолин, лицо которой было слишком красивым для принцессы, умершей из-за его слабости, и пытался прорваться к Розалии. Каждый раз тварей будто становилось больше. У него не получалось завладеть чужим оружием, Нотунг не появлялся, и никого, кроме Гвендолин и Розалии, из Лайне здесь не было, и потому он сражался голыми руками и магией, которая вопила и требовала, чтобы он бежал.

Магия никогда не требовала, чтобы он бежал. Даже в Башне, когда твари истязали его, пытались разделить с Арне, тот ушёл так глубоко, что до него невозможно было достучаться, но не требовал бежать. Арне знал, что Третий справится, они справятся, однако сейчас что-то было не так.

Разве это не точно такая же Башня? Они выбрались из одной, выберутся из другой. Нужно лишь приложить больше усилий.

Третий и прикладывал, и вскоре, спустя неизвестное количество попыток, перестал чувствовал боль. Твари валили его на мраморный пол, прокусывали шею, отрывали конечности, но он неизменно возвращался к началу до тех пор, пока не почувствовал что-то странное, тёплое и знакомое.

Он видел тварей с лицами, обтянутыми серой и чёрной кожей до невозможности, с рогами, когтями, крыльями, торчащими наружу костями и шипами, но также он видел фиолетовое марево, почти теряющееся в толпе рычащих, визжащих демонов. Рядом с ним, почти вплотную, золотом сиял силуэт, отдалённо кажущийся знакомым. В момент, когда одна из тварей впилась в его руку зубами, он услышал голос Арне, напоминавший шёпот: «Тёмные создания, — он сделал паузу, будто собираясь с мыслями, и Третий успел вырвать челюсть другой твари, щёлкнувшей зубами совсем рядом с его лицом. — У них сегодня пир».

— А тот, кем… кого они поймали?

Этот голос — почти как спасение. Он бы обязательно стал им, если бы твари вновь не отступили, а Гвендолин не начала бы кружиться, в точности повторяя заученное движение.

Третий кричал, срывая голос, захлёбывался кровью, чувствовал, как с каждым необъяснимым повтором, в котором Башня меняла лишь крохотную деталь, магии становится всё меньше. Будто Башня начинала красть его Время. Будто твари сумели найти способ разлучить его с Арне.

Вот почему магия вопила и требовала, чтобы он бежал. Пайпер, чей голос — как спасение, говорила, что Розалия существует лишь для него, что она убивает его. Он думал, что головные боли — результат многочисленных потрясений, настигнувших его практически в одно время, но в то же время понимал, что подобные потрясения не могли сломить его так быстро. Его ломал хаос, из которого состояла Розалия, скверна, проникнувшая в его тело.

Твари и впрямь нашли способ разлучить его с Арне.

«Пожалуйста, — обратился он к сакри, уже совсем не ощущая, как тёмные создания пытаются разорвать его тело на части, — возьми контроль над моим телом. Вытащи нас отсюда!»

«Ты ведь знаешь, что у меня будет меньше мгновения? — наконец заговорил с ним Арне. — Меньше мгновения, чтобы подтолкнуть тебя в нужное направление. Если останусь, то они захватят нас. Нам нельзя умирать».

Меньше мгновения, чтобы принять правильное решение. Меньше мгновения, когда его телом будет управлять Арне, чтобы понять и принять, что сейчас ему не спасти Розалию. Карстарс даже не удерживал её насильно. Она сама сидела на троне, связанная чем-то большим, чем просто хаос.

Меньше мгновения, чтобы попытаться сбежать.

«Сделай это, — продолжил Третий, уже держа правую ладонь на талии Гвендолин в кремовом платье с пышной юбкой, на котором тут же отпечаталась кровь, пропитавшая его с ног до головы. — Возьми моё тело себе и вытащи нас отсюда».

«Всё настолько плохо?» — вдруг спросила Лерайе.

Третий ощутил, как его сердце сжимается в страхе: он не понимал, почему Лерайе смогла вмешаться.

«Да, всё плохо, — согласился Арне и добавил с горечью: — Прости, Третий, но мне придётся сделать это. Я не могу сдержать бурю, и воздух пахнет ладаном. Будь готов к боли».

Глава 27. Плоть причиняет боль

Мариэль из семьи Рафт была особой достаточно легкомысленной, чтобы не распознать заговора у себя под носом. Она была влюбчивой, лёгкой, весёлой — такой, какой не следует быть наследнице огромного состояния одной из богатейших семей Кэргора. Родители, ранее возлагавшие надежды на её старшего брата, умершего из-за болезни, были обеспокоены, и потому ещё до совершеннолетия старательно готовили Мариэль к тому, что она так просто всё наследие семьи не получит. Даже в ближайшем окружении семьи Рафт было достаточно тех, кто хотел обманом заполучить всё богатство и ради этого был готов пойти на всё. К сожалению, юная Мариэль разбиралась в людях плохо, и потому охотно принимала помощь лордов и леди, вместе с ней скорбевших из-за скоропостижной смерти её родителей. Официальная версия гласила, что это отравление. Завещание было озвучено сразу после похорон и, согласно нему, Мариэль могла получить богатства семьи Рафт лишь после того, как вступит в законный брак. К счастью, у неё уже имелся возлюбленный — Керук был не из самой влиятельной и богатой семьи, но отличался умом, старанием и стремлением к лучшей жизни. Он и стал её мужем где-то через полгода после смерти родителей Мариэль, и ещё через год у них родился сын.

Но Мариэль плохо разбиралась в людях, и Керук стал её погибелью.

По крайней мере, так Магнусу говорила Старая Нэн — до тех пор, пока не была отправлена на заслуженную пенсию. Она следила за юным лордом с самого его детства и всегда говорила только правду. Всё ещё безумно влюблённая в своего мужа Мариэль не видела того, что видела Старая Нэн.

Ему было всего семь, когда он начал убеждаться, что его отец никогда не любил свою жену. Магнус не мог понять всех-всех тонкостей его плана, не понимал даже, зачем вообще нужно было его создавать, и потому ничего не мог сделать. Поначалу он лишь наслаждался беззаботной жизнью юного лорда, за которым всегда следовал целый выводок слуг, учился вместе с матерью и путешествовал по Кэргору.

Всё это продолжалось до тех пор, пока Керук не устал терпеть его.

Дело было не в воспитании Магнуса, определённо оставлявшем желать лучшего. Да, он был капризным ребёнком и мог требовать невозможного, но для семьи Рафт не было ничего не возможного. Проблема была в его лице.

Мариэль — светловолосая, светлокожая красавица с серыми глазами, её брат был таким же, мать была такой же, а её отец — рыжеволосый, тёмноглазый, он был из Радданса, а там все такие. Кожа Магнуса же была смуглой, волосы — совсем чёрными, глаза лишь на тон светлее. Рядом со своим отцом, таким же светлокожим, с каштановыми волосами, и матерью, всегда напоминавшей ему о солнце, Магнус казался подкидышем. В то время его лицо стало центром вопиющего скандала: он не был похож на родственников ни со стороны матери, ни со стороны отца, ни даже на давно умерших членов семей, портреты которых висели в галерее.

Старая Нэн сказала ему, что такое бывает: когда у родителей рождается ребёнок, непохожий на них, но похожий на очень дальнего предка. Она также убедила его, что Мариэль, несмотря на свою неспособность должным образом разбираться в людях, искренне и всем сердцем любила Керука, и оттого никогда бы не предала его. Магнус не понимал, как черты очень дальних предков, воплотившиеся в нём, могли быть расценены его отцом как предательство. К сожалению, ответ он нашёл поздно, очень поздно, почти в двадцать, когда в последний раз был в доме семьи Рафт.

Он перестал считать себя частью семьи после того, как его мама умерла. Когда это началось, ему было десять, и он был напуганным ребёнком, который искал утешения у больной матери, не покидавшей постели.

Болезнь коснулась лёгких — это было единственным, что понял Магнус кроме того, что её симптомы не проявились у него. Кажется, целители много раз говорили слово «наследственное». Тогда Магнус не знал, что это. Не понимал, почему мама постепенно угасала у него на глазах, говорила, что не может с ним гулять и веселиться. Она всегда соглашалась на его самые безумные авантюры, и потому отказы, ставшие частым явлением, порядком злили Магнуса.

Поначалу это было обычной детской злостью — он не понимал того, что понимали взрослые, и думал, будто его обманывают безо всякой на то причины. Старая Нэн уже была на заслуженной пенсии и не могла объяснить ему, что к чему, а новая гувернантка была злой, как главный повар на их кухне, не позволявший брать Магнусу лишнюю порцию пирожных с яблоневой начинкой.

Он пытался выяснить, как скоро мама вновь встанет на ноги, у отца, но он отмахивался от него. «Слишком много дел, Магнус». «У тебя сейчас урок танцев». «Почему ты не можешь поиграть на заднем дворе?»

Потому что, исключая слуг, которые всегда исполняли любой его приказ, интереснее всего было с мамой. Она была солнцем, ярким и тёплым, и дарила ему всю любовь, какую не мог подарить отец, убеждённый, что между ними нет родства. Мариэль делала всё возможное, чтобы Магнус чувствовал себя нормальным ребёнком, любимым, и делала до тех пор, пока болезнь не приковала её к кровати.

Тогда она стала писать ему письма.

Иногда это были короткие записки, которое передавали слуги, пока он был на тех или иных занятиях, иногда — тексты в несколько листов. Мариэль писала их, чтобы по вечерам, когда её осматривали целители, Магнус, ждущий в коридоре, не сходил с ума от волнения.

Он был уверен, что обмен письмами закончится, когда маму вылечат. Постоянно спрашивал целителей, как продвигается лечение, может ли он чем-нибудь помочь. Ответ оставался неизменным: не мешать Мариэль отдыхать. И Магнус старался, старался изо всех сил, не мешал, не путался под ногами, отвечал на её письма, больше напоминавшие интересные истории, используя слова и речевые обороты, которые узнавал на занятиях.

Магнус старался, но оказалось, что он старался недостаточно. Керук сказал ему об этом в день похорон Мариэль, когда они вернулись в огромный особняк, напоминавший королевский дворец, вдвоём, когда слуги, опустив головы, скрылись в коридорах и комнатах, чтобы не мешать им.

Магнус старался, но старался недостаточно, и потому не сдержал слёзы, когда Керук опрокинул кресло в гостиной.

Он злился, кричал и проклинал неизвестно кого — Магнус стоял, вжав голову в плечи, и плакал, вспоминая, как гроб с телом его матери опускали в землю. Он ещё не сумел до конца осознать, что она умерла на самом деле, как отец отправил его в комнату и приказал не спускаться до завтрашнего утра.

Всю ночь Магнус плакал, а утром, когда пришло время завтрака, ел в одиночестве. Так продолжалось весь день.

Неделю.

Месяц.

Год.

Магнус научился быть сам по себе. Занимался с учителями, от советника отца узнавал, если кто-то из них менялся. Почти не жаловался, когда его заставляли снова и снова повторять скучные движения танцев, которые любила кэргорская аристократия. Отец больше не брал его ко двору или на приёмы, устраиваемые лордами и леди, предоставлял учителям, слугах, страже.

Магнуса это устраивало, ведь у него были письма его матери. Оказалось, что она написала очень, очень много писем, будто знала, что не все из них Магнус получит вовремя. Так оно и было.

Старшая горничная передала ему огромную стопку писем и строго наказала распечатывать их лишь в нужное время. Посмотрев на конверты, Магнус понял, в чём было дело. На каждом аккуратным маминым почерком было указано, когда следует открыть то или иное письмо. «Когда будет грустно». «Когда захочется сбежать с урока господина Эллуса». «Когда упадёшь с лошади». «Когда будет мучить бессонница». Писем было много, Магнус даже не мог подсчитать их точное количество, но после понял, что они были короткими, буквально в два-три предложения. И всегда подбадривающими, будто мама точно знала, каким у него будет настроение.

Она и впрямь знала. В одиннадцать, когда он серьёзно поранился во время урока фехтования, он нашёл письмо с подходящей пометкой: «Когда получишь первую серьёзную рану». Магнус сомневался, что речь шла про обучение, но всё-таки распечатал письмо одной рукой, вторую, раненую, стараясь не тревожить.

В двенадцать, когда он впервые влюбился, ему пришлось срочно искать нужное письмо среди вороха других. К счастью, и такое там было. Мариэль писала, что он должен понять, насколько сильно это чувство, и не пытаться навязать его другому человеку. Если его не любят в ответ — это нормально, и он в этом не виноват. Хотя Магнус не понимал, как леди Эйлит, преподававшая ему музыку, могла любить своего мужа. Он же был бледен, неуклюж и тих, как призрак! Поэтому он решил всё-таки написать леди Эйлит признание, но яростно отрицал это, когда его застала старшая горничная. Ему крупно повезло, что она не рассказала об этом Керуку.

Магнус прятал письма от отца. Просто знал, что он избавится от них, если найдёт. Он уже избавился от имени Магнуса в наследстве семьи Рафт, которое он должен был получить после совершеннолетия. Керук не говорил об этом напрямую, но Магнус знал. Отец нанимал ему учителей, выполнял все просьбы, которые Магнус передавал через его советника, но делал это исключительно потому, что, согласно закону Кэргора, должен был заботиться о нём. Они, вообще-то, всё ещё считались родственниками, хоть и поднятый скандал был известен абсолютно всем. Керук если и говорил с ним, то лишь для того, чтобы отметить неподобающее поведение сына в последние месяцы жизни Мариэль. По его мнению, он надоедал ей, требовал невозможного, и подобный стресс негативным образом отразился на её организме.

Магнус не представлял, для чего, но Керук лишь несколькими словами, брошенными пару раз за целую неделю, мог укрепить в нём подобную уверенность. Пусть Магнус и научился быть сам по себе, он старался угодить отцу, ставшему в семье Рафт главным. Возможно, он думал, что тогда отец перестанет игнорировать его. Верил, что они ещё могут стать нормальной семьёй.

Окончательно вера Магнуса в самого себя рухнула, когда утром его шестнадцатого дня рождения отец сообщил, что передаёт его на воспитание старому лорду Торосу из семьи Эрнандес — весьма известному рыцарю, попасть к которому было большой честью. Но Магнус не считал это честью. Он злился, кричал, требовал, чтобы отец изменил своё решение, но единственное, чего он добился, это пощёчины.

Было совсем не больно.

Ему разрешили забрать только всё самое необходимое. Писем всё ещё было много, и он не мог взять их все. Тогда он попросил старшую горничную надёжно спрятать их и пообещал, что заберёт их позже.

Магнус был способным, и потому быстро выбился в оруженосцы. Это не спасало его от постоянного выслушивания рассказов о совсем юных племянниках лорда Эрнандеса, которые были на семь лет младше Магнуса. Эти рассказы преследовали его много лет, пока он обучался, довольствовался должностью оруженосца и просто прислуживал лорду Эрнандесу. Его всё устраивало: приобретаемые знания, жалованье, крыша над головой, посещение всех празднеств, куда приглашали лорда Эрнандеса. Это было намного интереснее того существования, которое Магнус влачил в собственном доме.

По крайней мере, было интереснее, пока лорда Эрнандеса не пригласили на какое-то празднество в честь рождения наследника одной из богатых семей. Магнус был уверен, что лорд Эрнандес, начавший терять хватку и сдававшийся перед вином значительно быстрее, не задержится надолго. Возможно, Магнус даже не успеет пофлиртовать с какой-нибудь симпатичной служанкой. Но он не думал, что на приглашении, которое лорд Эрнандес показал ему, будет герб семьи Рафт.

— Мальчик мой, а ты не знал? — спросил старый лорд, словно забыл, что Магнусу уже было двадцать. — Твой отец женился год назад на девушке из семьи Дориус.

До завершения обучения Магнус не имел права возвращаться в свою семью — закон, свято чтившийся в Кэргоре. Он не мог получать приглашений на приёмы, встречи, только отправлять письма, чего он, конечно, не делал.

— Не переживай, — улыбнулся лорд Эрнандес, неправильно истолковав его ошарашенное выражение лица и молчание. — Уверен, отец будет рад тебя видеть. И брату своему ты понравишься.

— Брату, — бездумно повторил Магнус.

— Чудесная новость, не правда ли? Будет кому передать все отдалённые земли, когда вступишь в наследство!

Лорд Эрнандес не знал, что Магнус был лишён своего наследства, и продолжал болтать об этом, пока они не оказались в доме семьи Рафт.

Всё было по-старому: сам дом, сады, экипажи, слуги. Исчезли только кошки, которых любили Мариэль и Магнус. Исчезла попытка Керука показать, что он заботится о своём старшем сыне. Он на него даже не посмотрел, поприветствовал только лорда Эрнандеса, бросив что-то о том, что оруженосцу не место на столь важном событии.

Магнус мог пропустить слова мимо ушей. Мог притвориться, будто Керук — не его отец. Мог спокойно забрать письма матери и навсегда уйти. Лорд Эрнандес платил достаточно, чтобы Магнус не беспокоился о деньгах и, учитывая количество алкоголя, которое он пил, собирался в ближайшие пару месяцев умереть. Магнуса знали рыцари, приближённые ко двору. Они могли порекомендовать его в хорошее место, ведь он был способным парнем.

Он не нуждался в одобрении отца или богатствах, что теперь принадлежали ему. Не нуждался в сочувствующем взгляде молодой девушки с чёрными волосами и совсем белой кожей, показавшейся на вершине лестницы с младенцем на руках. Вся музыка, звучавшая в доме, будто разом стихла. Гости заговорили шёпотом — о том, как прекрасен мальчик, как повезло Керуку с женой, послушной и доброй, как хорошо семья Раф трудится на благо всего Кэргора. Даже лорд Эрнандес, поприветствовав молодую жену Керука, сказал, что младенец прекрасен. Магнусу потребовался всего взгляд и один поворот головы, чтобы понять, что младенец и впрямь прекрасен. Черноволосый, смуглый, с большими тёмными глазами. Старая Нэн говорила, что он был таким же.

Его младший брат Ингмар был слишком похож на него, но никого это не волновало. Керук стал частью семьи Рафт после женитьбы на Мариэль, а после её смерти, согласно законам, ею и оставался. Он укреплял положение семьи выгодными сделками, торговлей, расширениями территориями, что находились во владении семьи многие поколения. Делал всё то, что должен был делать Магнус.

Согласно правилам, ему предстояло распрощаться с лордом Эрнандесом через четыре месяца. Всего четыре месяца, и он мог вернуться в дом семьи Рафт и доказать, что его отец — лжец и предатель. Или же он мог притвориться, будто они даже не знакомы. Это просто — сделать вид, будто твой отец женился на твоей матери только из-за её богатства, а после обвинил в измене и лишил сына наследства, которого подобный расклад событий совсем не трогал.

Магнус мог быть выше этого. Ему нужно было лишь немного постараться.

Но он старался недостаточно.

Магнус сорвался.

Керук уже шёл по огромному холлу, лёгким движением руки отгоняя молодую жену с младенцем на руках, когда подаренный лордом Эрнандесом кинжал с потрясающей филигранью оцарапал ему горло.

— Это того стоило? — спросил Магнус, и в наступившей тишине его тихий голос был подобен крику.

— Лорд Эрнандес, — невозмутимо проводя пальцами по ране на шее, произнёс Керук, — угомоните своего оруженосца. Кажется, я ясно сказал, что ему здесь не место.

— Я твой сын! — заорал Магнус, не обратив внимания на повелительный жест лорда Эрнандеса и нескольких рыцарей, двинувшихся к нему. Здесь и впрямь собралось слишком много людей, на которых Керук оказал достаточное влияние. — Я твой чёртов сын, ублюдок!

— Магнус! — почти рявкнул лорд Эрнандес.

— Во мне твоя кровь! — продолжил Магнус, продираясь сквозь тянущиеся к нему руки рыцарей. Может, они и пытались остановить его, но в то же время они понимали, что он не просто оруженосец и обучался едва не дольше их, с самого детства. — Во мне твоя кровь, и из-за неё ты свёл мою мать в могилу!

Что-то невидимое коснулось его шеи и сдавило. Магнус хрипло выдохнул и быстро нашёл глазами мага, стоящего в отдалении. Мужчина лениво поднял руку и крепко держал его за горло, не давая сделать ни шагу.

— Лорд Эрнандес, — всё с той же невозмутимостью произнёс Керук, — проводите своего оруженосца в мой кабинет. Хочу поговорить с ним с глазу на глаз.

Магнус был настолько зол, что разбил лицо рыцарю, пытавшемуся увести его, и едва не набросился на лорда Эрнандеса. После такого его точно лишат всего, что он имел, если не казнят на месте, но Магнус не мог остановиться. Это было так глупо — обвинить жену в измене, а после, больше десяти лет спустя, представлять всем своего младшего сына, похожего на старшего… Разве кто-то вообще верил в такую глупость? Разве лордам и леди нужны были деньги Керука больше, чем справедливость?

Когда его, брыкающегося кричащего, тащили прочь, он понял, что ошибался. Кэргорской знати было неважно, кто унаследует богатства семьи Рафт — главное, чтобы этот человек был на их стороне. Они были куплены золотом, дорогими подарками из других стран, поддержкой и обещаниями, которые Керук умел давать. Им нужно было, чтобы семья Рафт продолжала существовать во благо короны, и они выбрали Керука, а не Магнуса.

Керука, который женился на Мариэль лишь из-за её денег.

Керука, который отрёкся от старшего сына и выбрал младшего.

Керука, который, как только они оказались в его кабинете, ударил Магнуса так, что он пошатнулся.

— Бесполезный мальчишка, — процедил он, схватив лежащую на столе тканевую салфетку и прижав её к своей шее. — Я отправил тебя к рыцарям не для того, чтобы ты всё испортил!

— Ты обманул её! — мгновенно вздёрнув голову, заорал Магнус. — Она любила тебя больше жизни, а ты просто использовал её!

— Твою мать сожрали бы заживо, если бы не я! — в тон ему ответил Керук. Он всё ещё был выше и крупнее, Магнус доставал ему до подбородка, но он впервые не чувствовал себя загнанным в угол глупым и слабым мальчишкой. — Она была слаба, глупа и беспомощна!

— Она любила тебя, — повторил Магнус сквозь зубы. — До самого последнего вздоха. А ты… ты просто использовал её.

— Все в этом мире используют друг друга, — улыбнулся Керук. — Не моя вина, что Мариэль этого не понимала.

Магнус знал, что продолжать бессмысленно. Его отца всегда интересовала только выгода. Он понял это в ещё в детстве, но вплоть до этого момента отказывался в это верить. Было слишком сложно и больно взять и принять тот факт, что отец, — тот человек, который должен любить его и заботиться о нём, ведь он его родитель, — выбросил его, как мусор.

Он ведь не мог сделать это только ради денег, правда?..

— Ты ведь мой отец, — сбивчиво пробормотал Магнус, ненавидя себя за проявление слабости. — Так почему ты…

Он не сумел закончить, только покачал головой, выдавливая нервную улыбку со смехом. Он был глуп и наивен, если думал, что в Керуке может проснуться хоть какая-то любовь к нему.

— Раз уж ты всё-таки здесь, — произнёс он таким тоном, будто продолжал разговор, прерванный из-за какой-нибудь нелепой случайности, — забери свою долю, которую Мариэль оставила. Согласно условиям её завещания, ты можешь получить её после прохождения обучения у лорда Эрнандеса.

Магнус поражённо уставился на него, не в состоянии выдавить не слова.

— Думаешь, только вы обменивались письмами? — почти добродушно улыбнулся Керук, как ни в чём не бывало отнимая салфетку от уже не кровоточащей царапины на шее. — Она была так слаба, что почти всё диктовала своим служанкам. Было нетрудно объяснить им, почему юный лорд должен получить наследство позже необходимого.

Магнус мог пропустить слова мимо ушей. Мог притвориться, будто Керук — не его отец. Мог спокойно забрать письма матери и навсегда уйти.

Он ведь знал, каким был его отец, и не должен был удивляться и остро реагировать на его слова. Но среагировал, с остервенением бросившись на него.

Дежурившие за дверями рыцари тут же ринулись в кабинет и оттащили его, но Магнус вырвался. Он выхватил кинжал из чехла на бедре одного из них, быстро ушёл от захвата и вновь оцарапал шею Керука, на этот раз значительно глубже.

— Сукин сын, — выдохнул он, прижимая руку к ране. — Ты посмел…

— О, не-ет, — протянул Магнус, позволяя рыцарям заломить ему руки. — Я — сын Мариэль из семьи Рафт! А вот ты точно сукин сын.

Магнус не мог точно вспомнить, что было дальше. Он знал, что злился, ругался и пытался подраться с любым, кто подходил к нему. Предполагал, что к утру вся столица будет знать об этом инциденте. И ему было плевать.

Его тащили к воротам, чтобы вышвырнуть с территории, когда их нагнала молодая жена Керука, имени которой Магнус даже не знал. Следом за ней семенила старшая горничная, прижимавшая к груди небольшой сундучок.

— Простите, господин, — тяжело дыша, начала девушка. На вид она была одного с ним возраста, возможно, даже моложе. Магнусу стало тошно от её совсем юного лица, больших оленьих глаз и несчастного вида. — Письма леди Мариэль. Мы не всё успели спасти.

Его держало два рыцаря, и они позволили ему забрать маленький сундук, но не более того. Магнус даже не успел спросить, почему эта девушка помогает ему, почему письма нужно было спасать и что, во имя Эквейса, с ним будет. Лорд Эрнандес, подошедший почти сразу же, не сказал ни слова, лишь указал на двух коней, которых вёл немолодой конюх. Магнус без возражений забрался на своего, но удивился, когда лорд Эрнандес оказался в седле другого коня — он приехал сюда на экипаже, ведь старая рана не позволяла ему долго ездить верхом.

Весь путь они молчали. Магнус прижимал к себе маленький сундук, в котором и впрямь были письма его матери, — должно быть, осталось всего полсотни, — и думал о том, что он всегда был глупым и идеализировал то, что этого не заслуживало. Он верил, что рыцарство — это жизнь по законам чести и справедливости, что семья — это кровь, защищающая друг друга, что деньги не стоят того, чтобы так остервенело за них бороться.

Он жил в доме лорда Эрнандеса, почти пустом, не считая десятка слуг, и был отправлен в свою комнату, как ребёнок. Но Магнус не возражал. Старый лорд не любил решать проблемы ночью, и потому всегда, если ситуация не была критичной, откладывал дело до утра.

Магнус думал, что всё повторится. Утром он будет завтракать один, не с лордом Эрнандесом, любившем его компанию и чувство юмора.

Но лорд Эрнандес встретил его за накрытым столом и даже не успел притронуться к столовым приборам, будто ждал его.

— Мальчик мой, — сразу же начал старый лорд, стуча пальцами по столу, — неприлично так долго спать в такой важный день!

При завтраке Магнус не прислуживал — это было правилом, которое лорд поставил в первый же день.

— Ешь скорее, пока не остыло! Нельзя заставлять всех ждать!

Магнус осторожно сел, чувствуя себя неуютно под взглядом лорда Эрнандеса. Может быть, он разглядывал синяк, оставленный Керуком, или пустоту в глазах Магнуса. Он бы предпочёл второй вариант.

— Если я не ошибаюсь, — наконец произнёс он, — сегодня вы не планировали покидать дома.

— Ешь, пока не остыло, — торопливо повторил лорд, всё-так взяв столовые приборы. — Ты же знаешь, какой мой брат строгий… Опоздаем — и мою рекомендацию не рассмотрят. А ведь я старший! Ах, было время, когда этот глупец…

Лорд пустился в пересказывание своих обычных историй, которые Магнус знал наизусть: о рыцарстве в Кэргоре, о своём младшем брате, занявшим пост Правой Руки Эквейса — главнейшего рыцаря из всех, ведущего остальных по воле самого Эквейса, о своих способных племянниках, с которыми Магнус, вот так жалость, никак не мог познакомиться…

— Простите, — набравшись смелости, перебил он, — но зачем нам к лорду Эгеону?

— Как зачем? — удивился старый лорд. — Я хочу рекомендовать тебя в рыцари, мальчик мой. Эгеон не посмеет отклонить мою рекомендацию. Только если мы прибудем вовремя, разумеется! Ешь, скорее ешь!

Магнус помнил, что не проглотил ни кусочка. Он был слишком взволнован и потрясён, чтобы есть. Его едва не трясло, пока они ехали к огромному дворцу, где их ждал Эгеон из семьи Эрнандес, отвечавший за принятие решений подобной важности.

Магнус плохо помнил, что было в тот день. Он был раздавлен Керуком и поднят на ноги лордом Эрнандесом, который порекомендовал его в рыцари. Он был растерян и не знал, что ему делать, и это продолжалось много недель, пока он, наконец, в полной мере не осознал, что у него появилась возможность стать рыцарем.

Он ухватился за неё и делал всё от себя зависящее, чтобы не разочаровать лорда Эрнандеса.

Он принял меч, изготовленный специально для него по заказу старого лорда. Довольно простой, без лишних украшений, и был безумно благодарен за такое потрясающее оружие.

Он смирился, когда Керук прислал ему часть наследства Мариэль, которое он обманом выделил для него. Старый лорд убедил Магнуса, что лучше принять его, и он согласился. Сам не понимал точно, почему, но согласился.

Он достойно держался, когда всего через три месяца старый лорд тихо умер во сне. Небольшая часть его денег, согласно завещанию, принадлежала Магнусу, остальное ушло Эгеону и его детям. С ними Магнус так и не познакомился: был отправлен в пограничный город, где проторчал почти два года.

Он пытался стать хорошим рыцарем, но он старался недостаточно.

Эгеон забыл про него, да и не обязан был помнить, если уж на то пошло. Его новый капитан считал Магнуса юнцом, у которого молоко на губах ещё не обсохло, чтобы быть рыцарем. Он терпел это, потому что знал: если бы не лорд Эрнандес, что-то разглядевший в нём, его бы здесь не было.

Если бы не старый лорд.

Если бы не Керук, отрёкшийся от него.

Если бы не мать, любившая Керука больше жизни.

Магнус только и мог, что существовать за счёт других. Он понял, о чём говорил Керук, когда всего парой слов напоминал о том, что в последние месяцы жизни Мариэль сын надоедал ей. Магнус ещё к двадцати годам понял, что на самом деле не виноват в смерти матери, но к двадцати трём настолько привык сомневаться, ненавидеть и винить, что уже не мог остановиться.

Старый лорд подарил ему шанс на лучшее будущее, но Магнус каждый день разрушал себя, ведь он был убеждён: если его мать, прекрасная, чистая женщина, любившая его и своего жестокого мужа всем сердцем, умерла, то какое право на жизнь имел он? Он позволил Керуку забрать всё её богатство, всё наследие её предков. Он позволил Керуку помыкать собой, пока ещё рос в доме семьи Рафт.

Магнус не понимал, что с ним не так, и ненавидел себя. Ему было намного проще разрушить себя, чем пытаться спасти.

Он и разрушал. Пил, спал со всеми женщинами, которым не было противно прикоснуться к нему, прожигал наследство матери и старого лорда.

Несправедливо, что во Вторжении, когда Второй сальватор повёл их в бой, выжил Магнус.

Несправедливо, что его тело предавало его и поднимало меч, когда в Диких Землях твари нападали на него.

Несправедливо, что Третий сальватор увидел в нём что-то, что помогло Магнусу завоевать его доверие.

Несправедливо, что эта раксова Башня пыталась всё разрушить.

Магнус отсёк голову последней твари, поджидавшей его на широкой каменной лестнице. Внутренне устройство Башни напоминало дворец, но изредка появлялись пейзажи и интерьеры из его прошлого: дом, ставший чужим, кэргорские равнины, пограничный город, дворец, казармы. Он будто заново проживал всё, что с ним произошло за двадцать семь лет в Сигриде, но вырывался из морока, напоминая себе, что только он имеет право разрушать самого себя.

И никто не имеет права пытаться разрушить тех, кто был ему дорог.

— Что ж, — произнёс он, утирая лицо от чёрной крови, — может, поговорим с глазу на глаз?

Везде, что бы его ни окружало, он видел зеркало с со своим отражением, у которого были чёрные белки глаз. Поначалу Магнус верил этому обману, но после начал понимать, что не всё так просто. Кажется, в четвёртый раз, когда он смотрел, как гроб с телом матери опускают в землю, он впервые вырвался из хватки неизвестной твари. Но она нападала снова, и он снова чувствовал, как ненависть к самому себе сжирает его изнутри.

Магнус не знал, сколько это продолжалось, однако он научился рассеивать морок через напоминание о саморазрушение. Он не останавливался, терзал себя вновь и вновь, пока не вырвался за пределы хаоса, воссоздававшего видения его прошлой жизни, и не сбежал. Куда — неизвестно.

Здесь всё было одинаковым. Белый пол, белый потолок, белые стены, белый коридоры, лестницы, колонны, украшения, анфилады, раксово всё было белым. За арочными окнами и балконами — тьма, жалящая, как холод, кусающая, как голодные собаки. Магнус едва не лишился левой руки, пытаясь проверить границы этой тьмы, и та любезно объяснила ему, что пробираться через неё не выход.

Нужно найти тварь, управляющую этой Башней. Магнус нисколько не сомневался, что искать нужно Карстарса. Но поймут ли это остальные? Если хаос терзал подобным образом не только его, сумеют ли остальные вырваться из его мёртвой хватки?

— Э-э-эй, — протянул он, прикладывая ладонь ко лбу и смотря под потолок. Магнус знал, что он там был, и по-наивному пытался разглядеть его детали. — Вас не учили, что гостей нужно встречать лично? Желательно со вкусным ужином и вином.

Никто ему не ответил. Когда он вырывался из круговоротаненавистных событий, тишина заполняла собой всё, становилось губительной, пугающей.

— Даю вам последний шанс! — громче крикнул Магнус и для приличия даже выждал целую минуту, напряжённо сжимая меч. — Что, отказываетесь? Хорошо, как вам угодно… Видимо, правилам гостеприимства вас не учили.

Было бы действительно смешно, если бы твари вдруг вспомнили о правилах гостеприимства.

***

«Не останавливайся», — укоризненно произнесла Лерайе.

«Не останавливаюсь», — подумала Пайпер, с трудом переставляя налитые свинцом ноги. Учитывая, какой ад происходит вокруг, она даже не была уверена, что это не метафора.

«Не останавливайся повторять», — уточнила Лерайе.

«Я устала», — подумала в ответ Пайпер. Меч, острие которого царапало мраморный пол, тянул её вниз. Она держала тренировочные мечи и меч Магнуса и думала, что привыкла к этому чувству, но не представляла, что Нотунг окажется настолько тяжелым. Он будто не хотел, чтобы Пайпер его касалась.

«В каком-то смысле, так и есть, — пояснила Лерайе. — Нотунг признаёт только кровь, а в тебе, увы, нет той, что ему нужна. И да: не останавливайся».

«Я не…»

«Давай, Пайпер. Ты должна. Не останавливайся».

Не секунду она остановилась, но это было не тем действием, которому так противилась Лерайе. Пайпер посмотрела себе под ноги, увидела испачканные в чёрном и красном короткие сапоги, до этого бывшие светлыми, и нервно усмехнулась.

«Давай, Пайпер, — повторила Лерайе. — Не останавливайся».

Пайпер вздохнула, на секунду почувствовав, что её голос вот-вот сорвётся в рыдания, и совсем тихо забормотала себе под нос:

— Меня зовут Пайпер Аманда Сандерсон. Пятнадцатого января мне исполнилось девятнадцать, хотя я даже не могу определить, когда было пятнадцатое января…

«Пайпер», — осуждающе вмешалась Лерайе.

— …но на тот момент я уже была в Диких Землях, — не обратив на сакри внимания, Пайпер продолжила: — Я родилась в Портленде, штат Мэн, и всю жизнь прожила там. Поступила в колледж искусств, но защитный механизм Земли меня оттуда выпер.

«Пайпер», — нетерпеливо повторила Лерайе.

— Любимый цвет — синий. Люблю печенья с шоколадной крошкой и маффины. Пью почти любой чай.

«Пайпер, — Лерайе вздохнула так громко, что этот звук эхом отразился внутри её головы, — ближе к делу».

— Так ведь я к этому и веду… Ладно. Меня зовут Пайпер Аманда Сандерсон. Пятнадцатого января мне исполнилось девятнадцать. Я связана с Лерайе, сакрификиумом Силы, и я являюсь сальватором. Довольна, королева драмы?

«Не останавливайся».

— Меня зовут Пайпер Аманда Сандерсон…

И она понятия не имела, когда эти слова стали единственными, что удерживали её от нервного срыва.

Мгновение назад она пыталась оттащить Третьего назад, зная, что с его силой ей не сравниться, и при этом слышала, как Лерайе настойчиво требует не отступать, но теперь она где-то, где всё девственно чистое и оттого пугающее. Даже кровавые следы, которые тянулись за ней, не пугали так, как белизна вокруг.

Первое, что Пайпер увидела, разлепив глаза под яростные угрозы Лерайе — это Нотунг. Он лежал в нескольких метрах от неё, словно Третий просто выбросил его, посчитав, что меч будет лишь мешать. Имея в запасе магию и кинжал Магнуса, Пайпер вцепилась в меч, будто в спасательный круг. Ей пришлось повозиться, чтобы закрепить ножны на поясе, но она всё же справилась с этим — и только после, буквально несколько мгновений спустя, поняла, что ей не стало спокойнее. Даже когда Нотунг, очень тяжёлый, но всё же сдавшийся под напором её магии, направляемой Лерайе, снёс голову первому демону.

Это продолжалось так долго, что Пайпер устала считать. Поначалу демонов было совсем немного, она успешно избавлялась от них то мечом, то магией, делая точно то, что ей говорила сакри — и не забывая кричать от ужаса, разумеется. После демонов становилось всё больше, и она была вынуждена отступить, но не представляла, куда. Пайпер выбрала первый попавшийся коридор и побежала, таща за собой протестующий Нотунг, — его протест отдавался гудением в костях и зубах, что было очень неприятно, — параллельно с этим пытаясь привести себя в чувство.

Она старалась не оглядывать себя, ведь прекрасно знала, что с ног до головы покрыта чужой кровью. Ещё и своей, конечно, но её раны Лерайе залечивала относительно быстро. Вот только алые пятна остались на её сапогах, штанах и верхней части платья, которая не была безжалостно оторвана так же, как юбка.

— Пятнадцатого января мне исполнилось девятнадцать…

Лерайе говорила, что так её будет сложнее сломить. Пайпер не была в этом уверена, ведь её уже сломало. Что или кто — она не знала, но чувствовала себя просто ужасно.

Она не понимала, где находится. Не представляла, где все остальные. Не знала, как ей найти их. Не думала, что убеждения Лерайе смогут помочь. Хотела, чтобы всё это закончилось.

Если она просто ляжет прямо здесь, на этом чистом, мраморном полу, на котором отпечатываются чёрные кровавые следы, её найдут?..

«Пайпер».

— Я знаю, — устало ответила она, смотря себе под ноги. Нотунг до сих пор тянул вниз. — Меня зовут Пайпер Аманда Сандерсон…

Что, если она — это уже не она?

Всё в этом месте было каким-то нереальным, и происходило будто не с ней. От медного запаха, витавшего в воздухе, кружилась голова. Кожу лица саднило. Губы давно были искусаны в кровь.

В магическом трактате, который она разбирала вместе с Джинном, Стефан писал, что пустота — это тоже чувство, источник, ведущий к магии. Возможно, именно поэтому Сила и откликалась, позволяла Пайпер использовать её. Пустоты в ней было достаточно.

— Сколько мы уже здесь?

Она говорила тихо, почти не разлепляя губ, исключительно для того, чтобы слышать свой голос и знать, что он всё ещё принадлежит ей.

«Не знаю, — ответила Лерайе. — Для этого нужен Арне».

— Я его не чувствую.

«Это не значит, что его здесь нет. Башня затянула всех, кто был рядом с Карстарсом».

Ах да, точно, Башня. Лерайе часто повторяла это слово, а Пайпер забывала его. То ли плохо слушала, то ли переводчик сигридского, поселившийся в её голове благодаря чарам понимания, сбоил. Уж лучше он, чем память Пайпер, иначе всё становилось куда печальнее и страшнее.

Она шла, куда глаза глядели, чувствовала магию лишь в моменты, когда та готовилась убить очередного демона, и не представляла, как ей найти остальных. Сигилы на коже слабо мерцали золотом — и только. Обострившиеся зрение, слух и обоняние не помогали. Ничего, кроме Силы, не помогало, да и она не могла решить всех проблем Пайпер.

«Нужно найти Арне».

— Я знаю, — вяло отозвалась Пайпер.

«Ты знаешь, но не понимаешь. Арне здесь намного хуже, чем нам. Его нужно спасать».

— Арне или Третьему хуже? — для чего-то уточнила Пайпер.

«Они одно целое».

— Не слишком утешительно…

Она и впрямь знала, что нужно найти Арне, но не понимала этого в полной мере. Даже с учётом того, что Арне и Третий — одно целое, совсем как она с Лерайе, в первую очередь она хотела найти именно Третьего.

Он выглядел разбитым и преданным, когда она сказала, кем является Розалия. Он мог отрицать, что Гилберт его ненавидит, даже после того, как проверил Пайпер магией, но не мог отрицать правды о Розалии. Понимая это, Пайпер чувствовала себя виноватой.

— Знаешь, я тут подумала…

«Пожалуйста, Пайпер, сосредоточься».

— Я найду Карстарса и запихну кинжал ему в глотку, — вымученно улыбнувшись, продолжила Пайпер. — Правда, Магнус мне этого не простит… Тогда я либо найду другой кинжал, либо потом подарю ему новый.

«Пайпер…»

— И пусть только демоны попробуют меня остановить. Мы же отлично с ними справляемся, да? Разорвём в клочья.

«Пайпер!»

— А ты смелая.

Пайпер подскочила на месте, услышав незнакомый голос. Меч уже был поднят, магия замерла, готовая атаковать, но секунда промедления разрушила всю концентрацию, которую она успела собрать.

Пайпер моргнула всего раз, но уже оказалась в светлой картинной галерее, окружённая многочисленными произведениями искусства, которых она не понимала, и тенями, ползущими по стенам. Метрах в десяти от неё стоял молодой человек, сложивший руки на спиной. Его кожа сияла белизной, волосы были совсем чёрными, тёмно-синие глаза — в окружении красного, по правой половине лица растекалось чернильное пятно, почти задевавшее глаз. Одежда совсем не удивила Пайпер: она видела такую, будто состоящую из шевелящихся чёрных теней, на Мараксе и Иснане. Но она не представляла, существуют ли демоны с такими странными глазами, без чёрных белков, и не знала, могут ли они скопировать чью-то внешность, чтобы запутать людей, вот так.

— Опусти-ка меч, — улыбнувшись, произнёс он. — Нотунг всё равно не раскроет своей истинной силы в чужих руках, только зря силы потратишь.

Исключительно из принципа Пайпер не опустила меча. Когда Лерайе не поддерживала её магией, выдержать вес Нотунга и впрямь было трудно, однако она не планировала показывать слабости врагу.

— Тебя не учили, что обнажать оружие в священном месте — грех? Боги не любят грешников.

— А я не люблю, когда мне мешают.

Он улыбнулся, показав короткие клыки.

— Так ты не немая. Приятно знать. Познакомимся? Я — Уалтар. Недавно узнал, что моё послание не дошло до вас, и решил, что должен лично встретить хотя бы тебя.

— Мне плевать, кто ты.

Не то чтобы это было правдой. Она продолжала мысленно повторять свои имя и возраст, не забывала про Лерайе и Силу, и считала, что распознает обман прямо перед глазами. Этому Уалтару, кем бы он ни был, не удастся одурачить её.

— У тебя очень громкие мысли и смелые вопросы, Пайпер из семьи Сандерсон. Я бы восхитился тобой, если бы ты не была глупа и слепа. Все ответы давно перед тобой.

Он раскинул руки, улыбнувшись шире, и все картины разом изменились. До этого на них были природные пейзажи, одиночные и семейные портреты, огромные и маленькие города, звёздные небеса и бушующие моря, но теперь на каждой картине были люди. На Пайпер смотрели рыцари, лорды, леди, простые граждане, люди, находящиеся в гордом одиночестве и те, что были окружены толпой, одно или несколько поколений семьи, запечатлённые на одном полотне. Пайпер насторожилась даже не из-за столь резкой смены картин, не из-за широкой клыкастой улыбки Уалтара, а из-за того, как болезненно сжались её лёгкие, когда она заметила первые капли синей крови.

Картины кровоточили — пятна густого синего закрывали лица некоторых людей так, что черт уже не удавалось рассмотреть, стекали вниз, портя картину, попадали на стены и пол.

— Аида из рода Дефрим, — громко произнёс Уалтар, указав на ближайшую к нему картину. На ней была изображена молодая тёмноволосая девушка, сидящая под заснеженным деревом. Её лицо было скрыто за пятном синей крови, будто нанесённой хаотичными мазками. — Предательница, изгнанная своим родом.

Пайпер напряжённо сглотнула. Уалтар указал на другую картину, висящую почти под самым потолком. Тени, вновь спрятавшиеся за картины, выползли и услужливо подсказали, на какую именно картину указывал Уалтар — на ней была взрослая женщина в строгой одежде и с короткими тёмными волосами, стянутыми в тугой узел. Это было единственным, что смогла рассмотреть Пайпер выше плеч — лицо опять было скрыто за пятном синей крови.

— Исара из рода Резарт. Предательница, изгнанная своим родом.

Следующим был семейный портрет, на котором не было видна лица высокого молодого человека. Пайпер не представляла, как смогла определить его возраст, но была уверена в правильности своих выводов. Молодой человек стоял за креслами мужчины с серьезным лицом и аккуратно подстриженной бородкой и лучезарно улыбающейся женщины с чёрными волосами.

— Розеф из рода Асен. Предатель, изгнанный своим родом.

Пайпер не могла издать ни звука. Ей казалось, что пространство внутри этого места огромно, но она не думала, что настолько. Сколько бы она ни вглядывалась за спину Уалтару, продолжавшему указывать на различные картины, она не могла понять, где заканчивается галерея.

— Невена из рода Аметс. Предательница, изгнанная своим родом… Джилен из рода Кеоне. Предатель, изгнанный своим родом… Домека из рода Иттери. Предатель, изгнанный своим родом… Микель из рода Харца. Предательница, изгнанная своим родом… Фортинбрас из рода Лайне. Предатель, изгнанный своим родом.

Пайпер будто ударили под дых. Разом забыв обо всех правилах, которые диктовали ей не реагировать на слова и действия Уалтара чересчур остро, она посмотрела на картину, на которую он указывал, и замерла.

Портрет был большим и, должно быть, очень точным: Пайпер могла судить об этом по Розалии, сидящей на низком диване рядом с голубоглазым юношей, непослушные кудри которого Пайпер узнала всего через несколько мгновений. Гилберт несильно изменился со времени, прошедшего с написания этого портрета. Он, разумеется, вытянулся, стал крепче, но аккуратные черты лица и проницательный взгляд остались. На портрете он выглядел не таким приветливым, как в их первую встречу. Судя по причёске и взгляду, он устал сидеть в одной позе и наверняка хотел, чтобы Розалия смеялась тише — видя, какой улыбчивой и счастливой была совсем юная принцесса, Пайпер подумала, что она действительно громко смеялась.

За ними стояло двое высоких молодых людей, а между ними — девушка, лишь на полголовы ниже того, что был слева от неё. Их лица, в отличие от другого великана, бывшего справа от девушки, были хорошо видны. Острые скулы, пронзительные глаза схожих оттенков голубого, тонкие губы, чёрные, как ночь, волосы. На девушке было платье насыщенного синего цвета с глубоким вырезом и длинными облегающими рукавами, украшенное серебряными нитями и драгоценными камнями. На шее — ожерелье с крупными топазами, они же были в серьгах и серебряном венце на голове. Казалось, будто девушка собрала на себе всё внимание и роскошь, которая только была у Лайне. Впрочем, помня, что о Гвендолин говорил Третий, Пайпер и не ожидала другого.

Слева от неё, должно быть, был Алебастр. Он выглядел не таким величественным, как сестра, но его взгляд даже с картины пробирал до костей. В сравнении с роскошным платьем Гвендолин, лёгким и воздушным нарядом Розалии и костюмом Гилберта, щедро украшенным серебристой вышивкой, тёмно-синий жилет, такого же цвета штаны и белая рубашка казались совсем уж простыми, хотя Пайпер заметила, что на рукавах была видна такая же вышивка, как у Гилберта. Волосы аккуратно зачёсаны от лба к макушке, на них не было венца — создавалось впечатление, что Гвендолин забрала венец у Алебастра, первого принца Ребнезара и наследника трона, и тот не захотел его возвращать.

Чувствуя, как немеют её пальцы, Пайпер посмотрела на второго великана, стоящего справа от Гвендолин. Он был выше неё почти на голову. На нём был такой же тёмно-синий жилет, но рубашка — чёрная, простая, без вышивки. Это было практически единственным, не считая чёрных волос, что Пайпер сумела рассмотреть. Пятно синей крови полностью скрывало его лицо и шею, капли стекали вниз, но каким-то образом обходили голову и плечи Розалии.

— Мой принц, — громко, с усмешкой произнёс Уалтар, привлекая её внимание. — Я верно служил ему много лет. До тех пор, пока он не нарушил клятву.

Пайпер иступлённо уставилась на Уалтара. Что-то такое Гилберт ей уже говорил: в числе слуг каждого из детей Лайне был сильный маг, способный защитить его в случае чего. Алебастру служила Шерая, и по его приказу она спасла Гилберта во время Вторжения.

Когда он рассказал ей об этом, то оговорился. Цитируя брата, он сказал: «Спаси моих…», а после, будто поняв, какую ошибку допустил, исправился и произнёс: «Спаси моего брата». Речь шла про этого великана, чьё лицо Пайпер не могла увидеть из-за крови? Алебастр приказал Шерае спасти не только Гилберта, но и Фортинбраса?

— Он всегда был эгоистичным глупцом, — продолжил Уалтар, начав медленно приближаться к ней. — Я был рядом, когда он рос, учился, болел, страдал, влюблялся и разочаровывался в людях. Я видел, что он может быть благороднее, но… — Уалтар рассмеялся, вновь разведя руками, и Пайпер невольно ещё раз посмотрела на портрет Лайне. — Всё-таки он всего лишь эгоистичный и глупый юнец, который позволил всему рухнуть.

Пайпер не понимала. Она сосредоточила всё внимание на Уалтаре, к которому постепенно притягивались скалящиеся тени, — ничего общего с добрыми и милыми тенями, которыми управлял Эйкен, — параллельно приказывая себе не отвлекаться, но никак не могла справиться с призрачным ощущением, что портрет Лайне играет куда более важную роль и является чем-то большим, чем просто частью истории Уалтара.

Истории, которую он зачем-то рассказал ей.

Захотел отвлечь?..

Пайпер невольно вскрикнула, когда абсолютно чёрный меч, сложившийся из теней, столкнулся с Нотунгом. Лерайе, на мгновение взяв её тело под свой контроль, едва успела поднять его, до боли и гудения в костях сжала рукоятку. Лерайе всё ещё была рядом, не молчала и не уходила так глубоко, что до неё невозможно было достучаться, но Пайпер понимала, что сражаться с Уалтаром придётся своим телом и умом. Все тренировки Магнуса, вся сила, которую она могла незаметно украсть с помощью магии, как это было с Энцеладом, были под контролем Лерайе, но и она не могла вечно поддерживать её. Башня сосредоточилась на Арне, но это лишь вопрос времени, когда и Лерайе начнёт чувствовать давящий на неё хаос, пытающийся захватить её.

Лезвие Нотунга было повёрнуто так, что Пайпер, держа его за рукоятку, упиралась в металл левой ладонью. Искры вылетали из-под скрещенных мечей, Уалтар давил, безумно улыбаясь, и смеялся, видя, как ей больно. Все мышцы в теле дрожали, левую руку едва не сводило судорогой из-за боли, кровь, выступившая из свежей глубокой раны, обжигала руку.

— Старайся лучше! — рыкнул Уалтар, лишь увеличивая силу, с которой он давил своим мечом на её меч. — Тебе никогда не раскрыть всей мощи Нотунга, так что старайся!

Она и старалась, держалась из последних сил, которых в её человеческом теле и так было ничтожно мало. Она старалась на тренировках Магнуса, на занятиях с Третьим и Джинном, позволяла себе дать слабину только за дверями своих покоев. Магия Лерайе делала невозможное каждый раз, когда Пайпер брала тренировочное оружие, и сейчас била все рекорды, но это не могло продолжаться вечно. Рано или поздно, но руки Пайпер дрогнут.

Жаль, что она не была везучей.

Одна из теней сформировалась в ноктиса и укусила её в левую ногу. Пайпер вскрикнула, уступив Уалтару, и почувствовала, как Нотунг выскальзывает из её рук. Окровавленной левой она в последний момент успела притянуть магию и швырнуть её в соперника, уведя его меч в сторону. Под визги и рычания ноктисов, которых с каждой секундой становилось всё больше, лезвие коснулось уголка её правого глаза и рассекло кожу, лишь чудом не задев сам глаз.

В её несуществующем инструктаже для новоиспеченных сальваторов было сказано, что кричать от боли перед противником — унижение. Но, во-первых, этот инструктаж не зря назывался несуществующим, во-вторых, она уже давно не новоиспечённый сальватор. Это всё равно не позволяло ей кричать, но она кричала, чувствуя, всё тот же ноктис терзал её ногу, а кровь стекала по правому виску, пока всё тело изнывало и содрогалось от боли. Даже с учётом того, что Лерайе делала всё возможное, чтобы сразу же залечить её раны, боли было слишком много.

Это действительно всего из-за одной пустяковой раны?

Пайпер казалось, будто все те, что она получила с той самой минуты, как оказалась в пределах Башни, разом открылись, чтобы истерзать её.

Что-то твёрдое и холодное упёрлось ей в голову, задело раненый висок. Лишь когда это что-то пошевелилось, Пайпер поняла, что Уалтар поставил на неё ногу.

— Ну же, поднимайся. Я ещё не закончил.

Пайпер попыталась упереть руки в пол, чтобы подняться, но вовсе не потому, что об этом сказал Уалтар. Она знала, что, несмотря на боль, кровь и слёзы, должна подняться и победить его. Не сделает этого сейчас — не сможет найти остальных и, следовательно, они не смогут убить Розалию, чтобы избавить Третьего хотя бы от одного проклятия.

Когда она почти приподняла голову, Уалтар ударил её пяткой в висок. Вновь закричав, Пайпер рухнула обратно.

— О, что это у тебя такое?

Ноктис, до этого терзавший её левую ногу, вдруг отпустил её. Пайпер ощутила, как ледяные руки Уалтара шарят по её бёдрам в попытке снять чехол с кинжалом Магнуса. Он убрал ногу, и она могла встать. Она действительно попыталась встать, но спустя всего секунду он схватил её за плечо и развернул, вдавил в пол так, что теперь нависал сверху.

— Хороший кинжал, — заключил Уалтар, крутя оружие в руке и почти не обращая внимания на попытки Пайпер дотянуться до него. — Отборная кэргорская сталь! Вот уж не думал, что смогу воспользоваться ею. Итак, с чего мы начнём?

Пайпер бы начала с его оторванных рук, засунутых ему в задницу, но у Уалтара, очевидно, были другие планы. Лёгким движением ладони он приказал ноктисам вцепиться ей в руки и прижать их к полу, пока сам пристраивал лезвие кинжала на её ключице.

— Я бы хотел убить тебя быстро, правда, — почти сочувствующе прошептал Уалтар, аккуратно проведя ладонью по её лицу. — Но Карстарс считает, что ты можешь быть полезной, так что… Я решил, что ты поможешь мне понять, как доставить моему принцу больше боли. Не дёргайся, пожалуйста, я давно не работал с живыми людьми.

Даже если бы она захотела, замереть на месте было очень сложно. Клыки ноктисов прокусывали кожу, которую Сила почти мгновенно сращивала и залечивала, и это повторялось, принося только больше боли. Из-за раны на правом виске голова раскалывалась, лезвие кинжала, которым Уалтар едва касался её ключицы, было ледяным.

«Пайпер», — для чего-то произнесла Лерайе совсем тихо.

«Если ты не хочешь помочь свернуть ему шею, то молчи!»

«Не останавливайся».

Пайпер едва не рассмеялась. Сейчас, когда её держат дикие голодные ноктисы, а маг, служивший принцу Ребнезара, решает, в каком месте начать резать её, Лерайе говорит ей, чтобы она не останавливалась и повторяла слова, которые до этого удерживали её в относительном равновесии?..

«Умница, — похвалила Лерайе. — Не останавливайся».

На этот раз Пайпер удалось замереть на месте. Лезвие кинжала провело линию от ключицы к левому плечу, вызвав волну мурашек, однако Пайпер стоически вытерпела и её, и страх, что Уалтар всё-таки воткнёт оружие в её сердце.

Магия — это чувства, и пустота — это тоже чувство, источник, ведущий к магии. Если ей удастся каким-то образом использовать все те противоречивые чувства, раздирающие её изнутри, и пустоту, которая крылась за ними, она сможет избавиться от Уалтара.

«Не останавливайся», — шепнула Лерайе.

«Проще сказать, чем сделать», — подумала в ответ Пайпер и, убедив себя, что она справится, тихо произнесла:

— Меня зовут Пайпер Аманда Сандерсон.

Уалтар остановился, посмотрел на неё, как на недоразумение, неожиданно научившееся говорить.

— Пятнадцатого января мне исполнилось девятнадцать.

— Ты действительно смелая, — отрешённо заметил Уалтар, слегка надавив лезвием на её кожу.

Пайпер зашипела, ощутив, как острие проткнуло кожу, как брызнула кровь, но стиснула зубы и процедила:

— И я не люблю, когда кто-то тыкает в меня острыми предметами.

Сила была готова. Сила должна была быть готова.

Но Сила не отозвалась.

Пайпер в одно мгновение ощутила, как страх заполняет её с головы до пят. Уалтар хищно улыбнулся, пристраивая кинжал точно напротив впадинки на ключице, но не надавил. Пайпер наконец почувствовала, как Сила начала действовать — но это была не та Сила, что жила внутри неё, а та, что крохотными частями вплелась в сигилы, которые Эйлау наносила на кожу каждого из них.

Уалтар отскочил в сторону, и меч Магнуса коснулся лишь задней части его шеи.

— Мелкий сучёныш, — раздражённо бросил Магнус, ринувшись в его сторону.

В руках Уалтара вновь появился чёрный меч, с омерзительным звоном столкнувшийся с мечом Магнуса.

Поняв, что это её шанс, Пайпер повернула голову к одному из ноктисов, который всё ещё крепко держал её руку, и сосредоточилась. Она представила, как её Сила проникает в его тело, разбивая хаос на мельчайшие частицы, из которых уже ничего не воссоздать, как добирается до сердца или другого органа, благодаря которому ноктис мог существовать, и разрывает его. Пока клыки демона глубже впивались в её кожу, Пайпер глотала слёзы, стискивала зубы и отпускала так много Силы, как могла, чтобы освободиться.

Она слышала лязг, с которым скрещивались мечи, шипение Уалтара и неуместные замечания Магнуса, почти физически чувствовала, как тени пытаются напасть на него, но он уклоняется, стравливая демонов друг с другом.

Следя за этим, Пайпер думала, что было бы неплохо, если бы Сила, чёрт бы её побрал, наконец начала действовать по-нормальному, чтобы она разорвала сердце ноктисов, держащих её, и заодно — сердце Уалтара. А лучше и Карстарса, чего уж мелочиться.

«Какая ты жестокая!»

Сила вспыхнула золотым пламенем, окутавшим тела почти всех демонов, чтобы были вокруг них, в том числе и Уалтара. Ноктисы, держащие её, с болезненным воем отступили в сторону, но Пайпер не пошевелилась, поражённая увиденным. Золотое пламя её магии пожирало тело Уалтара, бившегося в агонии и кричавшего что-то, пока тени, сумевшие избежать атаки, не подпускали к нему Магнуса.

Зато они сдавались перед Пайпер, когда её магия перекидывалась на них. С трудом подняв Нотунг, Пайпер побрела к Уалтару, пытавшемуся сбить пламя с лица. Демоны кидались на неё, пытались преградить дорогу, но магия оказалась мощнее. Она разрывала и испепеляла их тела, вместе с этим помогая Пайпер переставлять ноги и тащить за собой Нотунг. Магия поддерживала Магнуса, чтобы он избавлялся от всех демонов, мешающих ей.

«Не останавливайся».

— Меня зовут Пайпер Аманда Сандерсон, — кое-как выровняв дыхание, произнесла Пайпер, и Уалтар замер, смотря на неё. — И я ненавижу, когда мне делают больно!

Сила подтолкнула меч вверх, и Пайпер смогла замахнуться, но не ударить. Несколько демонов прорвались к ней, зубами вцепились в острое лезвие, почти разорвавшее им пасти, и выдернули оружие из её рук. Пайпер тут же схватила кинжал, оказавшийся рядом с Уалтаром, и бросилась на него. Лезвие вонзилось ему в левое плечо, но он не закричал, только оскалился и, дёрнувшись вперёд, впился в её левое плечо. Пламя, терзавшее его, не коснулось её, но боль от острых клыков мгновенно разлилась по всему телу. Левую руку будто отняло. Ей очень не нравилась намечающаяся тенденция оставления шрамов именно на её плечах.

Стиснув зубы, Пайпер правой рукой повернула кинжал в плече Уалтара и была готова поклясться, что услышала, как он взвыл от боли. Или же ему просто нравилось всё глубже вонзать зубы в её плоть. Пайпер действительно не знала, но не отступала. Вырвав кинжал, она ударила снова, затем ещё раз, уже в другое место, и снова, голосом, сорвавшимся в отчаяние, крича:

— ХВАТИТ! ДЕЛАТЬ! МНЕ! БОЛЬНО!

Она ударяла снова и снова, в каждое движение вкладывая всё больше Силы, пока не поняла, что демоны пытаются оттащить её. Уалтара словно не волновало, сколько ран появилось на его плече, шее и груди. Он улыбался, весь в крови и золотом пламени, всё ещё не уничтожившем его, и Пайпер чувствовала его дыхание на своей коже.

Когда демоны сумели ухватить её и потащили назад, Пайпер наугад полоснула кинжалом и смогла оставить глубокую царапину у него на груди. Но даже она не свалила Уалтара. Он продолжал улыбаться, следя за тем, как демоны ценой своих жизней оттаскивают брыкающуюся Пайпер всё дальше.

Наконец он зашевелил губами. Либо до этого он говорил на языке демонов, либо голова Пайпер отказывалась соображать — она распознала смысл слов Уалтара, когда пламя наконец начало по-настоящему пожирать правую половину его лица:

— Гасион!

— Ублюдок! — рявкнул Магнус, отсекая голову одному из демонов, тащивших Пайпер назад.

Очередная вспышка магии, подпитанная её злостью, отшвырнула демонов в разные стороны. Пайпер поднималась, держа в раскалывающейся голове мысль о том, что она должна помочь. Она почти выпрямилась и уже сделала первый шаг, когда на полу позади Уалтара из пустоты появилось зеркало. Даже не оглядываясь, он шагнул назад и тут же исчез, оставив только демонов. Один из них бросился на Пайпер, но меч Магнуса преградил ему дорогу. Рыча от разочарования, обиды и гнева, Пайпер развернулась, встала спиной к спине Магнуса и вытянула руки.

Теперь направлять Силу было намного проще. Пайпер лишь представляла, как она заполняет собой всё видимое пространство и касается всех, кроме неё и Магнуса, и уничтожает. Демоны, в первый раз избежавшие её атаки, теперь взвыли вместе с остальными. Золотое пламя быстро пожирало их тела, не оставляло даже пепла, уничтожало кровоточащие картины и весь интерьер галереи, открывая то, что было за ним — белые стены, белые колоны, потолки, полы, арочные окна, за которыми клубилась тьма. Пайпер не забыла, что они в Башне, и всё равно ощутила, как рассыпалась её надежда.

— Отлично справилась, Золотце.

Она отшатнулась, испуганно уставившись на Магнуса, вытянула руки.

— Но-но! — Магнус опустил меч, показывая, что не собирается нападать, особенно теперь, когда все демоны вокруг них были сожжены её магией. — Это я, Магнус, узнаешь? Второе имя Леорен, но Лео меня лучше не называть, иначе буду разочарован.

Пайпер и не думала реагировать подобным образом, но всё её тело дрожало от страха и боли, а в плече будто до сих пор были острые зубы Уалтара. Сила залечивала все раны медленнее, чем до этого, однако Пайпер почти не обращала на это внимания. Она смотрела на Магнуса, улыбающегося, испачканного в крови демонов с ног до головы, и чувствовала, что он настоящий.

— Магнус, — выдохнула Пайпер.

— Золотце, — радостно подхватил он.

И откуда у него столько энергии?.. Пайпер бы обязательно спросила, но тело отказывалось подчиняться ей.

Она рухнула на пол и зарыдала.

Глава 28. Дай же мне время ярче гореть, чтоб сгореть дотла

— Какой хороший удар!.. — похвалил Магнус, проверяя, не сломан ли у него нос.

— Ты так думаешь? — равнодушно спросила Клаудия, бессильно опуская плечи.

Внутри неё бушевали тысячи эмоций, которым не было точного названия, но даже самые сильные из них, радость и облегчение, не могли взять над ней контроль. Всегда, в любой ситуации, Клаудия была собрана и решительна. Настолько, что, поначалу приняв Магнуса за тварь, врезала ему разделочной доской по лицу.

— Люблю, когда прелестные дамы почти ломают мне нос, — пробормотал Магнус.

Пайпер нервно рассмеялась. Клаудия с первой секунды поняла, что с ней не всё в порядке, но до сих пор не могла назвать точной причины. Девушка была бледной, что с её смуглой кожей выглядело нехорошо, и напуганной. На правом виске алели порез и засохшая кровь, щёки блестели, будто Пайпер недавно плакала, верх платья, штаны и сапоги безвозвратно испорчены кровью тварей. Но сильнее всего Клаудию волновал Нотунг, висящий у Пайпер на поясе.

— Как вы нашли меня? — спросила она, надеясь, что хотя бы получение ответов на последовательные вопросы позволит ей вновь почувствовать себя уверенной. Кошмар с домом, заполненным тварями, продолжала неизвестно сколько времени, и Клаудия уже подумала, что сойдёт с ума, без конца убивая врагов и женщину, которая находила её, где бы Клаудия ни пряталась.

— Золотце постаралась, — Магнус улыбнулся и указал на Пайпер, всё ещё нервно смеющуюся и смотрящую, как золотое пламя поглощает кухню: за ней прятались белые стены, полы и потолки, лишь усиливающие тревогу Клаудии одним своим видом. — Лерайе что-то там намудрила с их Силой, и теперь, кажется, Золотце чувствует, где остальные.

— Тогда где Третий? — резко спросила Клаудия, даже не пытаясь скрыть своего отчаяния. — Почему Нотунг у тебя?

— Не знаю, — тихо ответила Пайпер. — Когда я очнулась, его рядом не было. Только меч.

— Прекрасно, — фыркнула Клаудия с раздражением. — И где прикажешь его искать?

— Спокойнее, Клаудия, — всё ещё улыбаясь, произнёс Магнус. — Он взрослый сильный мальчик и не даст себя в обиду. Для начала найдём Стеллу с Эйкеном и всех остальных.

Всегда, в любой ситуации, Клаудия была собрана и решительна, но эта раксова Башня так долго истязала её, что она начинала сдаваться. Страх и отчаяние душили её, неизвестно пугала, повторяющиеся события доводили до истерики. Клаудия не представляла, благодаря чему до сих пор держится на ногах, а не лежит на полу и не рыдает, ненавидя себя за слабость, а Магнуса — за уверенность, которую он излучал. И откуда в нём столько сил?..

— Дамы, — продолжил он, почему-то продолжая ощупывать свой нос, — как насчёт прогуляться по Башне?

Пайпер рассмеялась ещё громче. Клаудия сощурилась, по-глупому надеясь, что именно сейчас она наконец поймёт, что не так с девушкой, но нам ум ничего не приходило. Было вполне очевидно, что она прошла через свои кошмары, и не исключено, что её пытались сломить так же, как Клаудию, но с использованием её земного прошлого. Однако Клаудия всё равно не понимала: как Первая, владеющая Силой, могла напоминать девчонку, способную расплакаться из-за любого шороха?

Магнус положил руки ей на плечи и настойчиво подтолкнул вперёд. Пайпер помедлила, вглядываясь в его лицо, и только после утвердительного кивка сделала первый шаг. Её пальцы мгновенно легли на рукоятку Нотунга.

Странно. Нотунг не признаёт чужую кровь. Она же не могла подчинить его Силой?..

— Не будь такой строгой, — шепнул ей Магнус, позволив Пайпер отдалиться всего на два метра. Вокруг было пусто, не считая массивных белых колонн, держащих такой же белый потолок, и нападение из любого места этого длинного коридора они бы заметили сразу же.

— Я не строгая, — возразила Клаудия.

— Не знаю, что было с Золотцем, но она почти убила одного из них. Жаль, что не вышло, зато она убила всех остальных тварей, что пытались убить нас. А потом она разрыдалась.

Клаудия удивлённо вскинула брови, уставившись на него. Магнус кивнул с серьёзным лицом. Тогда она посмотрела на Пайпер, стучащую пальцами по рукоятке Нотунга и оглядывающуюся по сторонам, будто в поисках опасностей.

— Я едва сумел успокоить её, — немного понизив голос, продолжил Магнус. — Я… я думал, что потеряю её.

Клаудия невольно фыркнула, закатив глаза. Магнус был открытым человеком и стремился помочь едва не каждому, хотя, в отличие от Третьего, умел вовремя остановиться, чтобы не навредить себе ещё больше. Он сильно привязался к Пайпер, раз придумал ей это глупое прозвище и позволил взять свой кинжал, — Клаудия видела чехол на правом бедре девушки, — и потому его слова о страхе потери были серьёзным заявлением. Магнус никогда не болтал о своих страхах просто так.

Она знала, что Башня опасна, но теперь понимала, что её представления об опасности были ошибочными.

— Теперь-то она в порядке?

«Разумеется, нет, — тут же ответила себе Клаудия. — Никто не в порядке».

— Я не знаю, — выдержав паузу, ответил Магнус. — Та рана на её лице никак не исчезает, и я переживаю.

Клаудия нахмурилась. Все раны, полученные ею в пределах повторяющегося кошмара с участием тварей, исчезали, как только всё начиналось заново. Когда Магнус и Пайпер нашли её, она уже ставила рекорд: четвёртый раз подряд добиралась до кухни, не пролив ни капли крови, только испачкавшись в чужой.

Почему тогда рана Пайпер не исчезала? И только ли она или были ещё другие, о которых Магнус не сказал?

Может быть, только Клаудия столкнулась с повторяющимся кошмаром?

С Башней никогда нельзя быть уверенным в чём-то. Она может путать, пугать, подбрасывать сцены из прошлого и создавать будущее по своему усмотрению. Башня — это твердыня высших тварей, умеющих в совершенстве проникать в чужие сознания и использовать увиденное в них в своих целях. Вплоть до этого дня Клаудия не встречалась с Карстарсом лицом к лицу, но знала от Третьего, что он искусен и силён в этом деле. Сильнее разве что Маракс, но он сгинул.

«Нет, не сгинул, — исправила себя Клаудия. — Третий же говорил, что Маракс пробрался во Второй мир и даже ранил его драгоценную Пайпер…»

Клаудия не сомневалась: если Третий когда-нибудь столкнётся с Мараксом вновь, то без промедлений свернёт ему шею. Если, конечно, Пайпер не опередит его. Рвения и безжалостности в ней было значительно больше, чем помнила Клаудия.

Стоило только рычащим бесформенным тварям начать выползать из-под треснувших плит у них под ногами, как Пайпер подняла руки и резко сжала кулаки. Золотое пламя мгновенно вспыхнуло на их телах и, казалось, проникло под кожу, в мышцы и кости быстрее, чем Клаудия успела хотя бы моргнуть. Те твари, что сумели сбить пламя или избежали первой атаки, ринулись на них, топча своих собратьев. Магнус рванул вперёд, оттолкнув Клаудию в сторону, и почти замахнулся на первую тварь, оказавшуюся на пути, но она рассыпалась в прах, а следом за ней — другие, стонущие, визжащие и рычащие. Они рвались к ним, царапали невидимые преграды, не подпускавшие их ближе, умирали от ни на секунду не утихающего огня. Пайпер, стоящая почти в самом центре, в окружении распадающихся, обугливающихся до костей, что обращались в пыль, тварей, использовала магию так, будто была рождена для этого. Клаудия никогда бы не смогла в полной мере понять, каково это, использовать магию, но сейчас действительно думала, что Пайпер рождена для этого.

— Ох, Золотце, — с чрезмерным энтузиазмом сказал Магнус, когда последняя из тварей, ещё сопротивлявшаяся, сдалась под напором магии сакри, — оставила бы мне хоть одну. Я тоже хочу покрасоваться!

Клаудия не считала это слово подходящим. Пайпер выглядела так, словно…

— Магнус!

Она кинулась на него, повалила на пол, и очень вовремя: магия Пайпер острым лезвием рассекла место, где только что стоял Магнус. Что-то очень громко треснуло.

Клаудия осторожно приподняла голову, игнорируя протесты Магнуса и его попытки защитить её, огляделась, выискивая опасность. Какими бы напряжёнными ни были отношения между ними, Клаудия знала, что Пайпер не станет нападать на неё. Только не сейчас, когда они нужны друг другу, чтобы выжить, когда она знает, что такое кертцзериз и как это важно для Третьего.

— Какого…

Клаудия закрыла рот Магнуса, напряжённо сглатывая. Всё пространство вокруг них было заполнено зеркалами.

Пол, стены, колонны, потолок, — всё было в зеркалах. Они были даже в воздухе, будто держались на невидимых креплениях. Большие и маленькие, мутные и идеально начищенные, в золотых рамах, серебряных, металлических, деревянных, с резьбой или без неё. Казалось, будто здесь были собраны все зеркала Диких Земель.

Клаудия пригляделась: там, куда Пайпер направила свою магию, между двумя вытянутыми зеркалами было пусто. Многочисленные осколки и разбитая рама лежали на полу и на других зеркалах.

— Выходи! — крикнула Пайпер, медленно разглядывая окружившие их зеркала. — Иначе сломаю тут всё.

Сначала Клаудия почувствовала, как по её коже бегут мурашки, и только после услышала глубокий женский голос, звучащий откуда-то сверху:

— А ты смелая, да?

— Спроси у Уалтара, — бросила Пайпер, сжав кулаки. — Я сожгла ему половину лица. Думаю, он знает ответ на твой вопрос.

Клаудию пробил озноб. «Уалтар?..»

Это же просто такое же имя, да? Это же не тот самый Уалтар, который…

Пайпер вскинула руку. Вспышка золотого врезалась в зеркало на полу, находившееся ближе всего к всё ещё лежавшим Клаудии и Магнусу. Девушка прикрыла лицо, когда во все стороны брызнули осколки, но успела заметить пятна красного и чёрного, отразившиеся на зеркальной поверхности. Должно быть, тварь, управляющая этим кошмаром.

Вряд ли Пайпер сумеет добраться до неё, бездумно уничтожая зеркала, но именно это она и делала. Её магия вспыхивала ярко, быстро, яростно, ударяла по зеркалам в совершенно случайных местах и давила так сильно, что они распадались на тысячи режущих осколков практически сразу. Клаудия и Магнус наконец сумели подняться, но тут же отшатнулись, когда стали разбиваться зеркала под их ногами.

Гулкий женских смех звучал под потолком до тех пор, пока все зеркала не были уничтожены. Теперь тишина казалось давящей даже сильнее, чем ярость на лице Пайпер, какую Клаудия никогда прежде не видела.

Что с этой девчонкой происходит?..

— Слушайте моё проклятие, смертные создания, — раздалось будто со всех сторон одновременно. — Тот, кто убьёт меня, убьёт и себя.

Магнус громко выругался. Клаудия надеялась, что он переживает исключительно за себя: до сих пор он был подвержен лишь одному проклятию — проклятию Карстарса, не позволявшему покинуть этот мир. Магнус почти две сотни лет идеально избегал других проклятий, а если и выходило, что был проклят, то довольно быстро и без проблем находил нужную тварь и убивал её, снимая проклятие. С ними только так и нужно действовать — убийство твари, наложившей проклятие, снимает его. У этого правила бывали исключения, — например, проклятие Клаудии, ведь тварь, наложившая его, давным-давно мертва, — но на то они и исключения.

Однако как быть с проклятием подобного рода?

— Я очень надеюсь, — пробормотал Магнус и ногой отпихнул кусок зеркальной рамы подальше, — что это всё ненастоящее. Это же Башня, да? Тут всё ненастоящее.

— Может быть, и мы ненастоящие, — нехотя подхватила Клаудия, кивая, чтобы они шли дальше.

Она знала, что это не так, но когда вокруг только твари, кровь, изменения, на которые они не могут влиять, и проклятия, сковывающие их невидимыми цепями, хочешь не хочешь, а подобные мысли будут появляться всё чаще.

Что, если даже подобные рассуждения — ненастоящие?

Клаудия тряхнула головой, напоминая себе, что в состоянии справиться с любой путаницей, которая только может возникнуть в её мыслях. Она может быть слабее в физическом плане, но она умна, расчётлива и дальновидна — до сих пор этого хватало, чтобы выжить самой и сохранить жизни тем, кто ей дорог.

— Погодите, — вдруг произнёс Магнус, и Клаудия,не позволяя себе даже мысленную ругань в свой адрес за отвлекающие мысли, обратилась во слух, — это что, снег?..

Клаудия недоверчиво прищурилась и подняла голову. Вокруг всё ещё было белым-бело, но зеркальные осколки куда-то пропали. Должно быть, они прошли всего пару метров, осколки не могли исчезнуть за такой короткий срок. «Конечно же, могли, — возразила себе Клаудия. — Ты дура, если думаешь, будто хоть что-то здесь может быть таким, каким ты себе это представляешь».

Но было бы неплохо исключительно для разнообразия представить, что всё это просто рассыпается, отпускает их, что все твари мертвы и не восстанут вновь, и спустя мгновение понять, что так оно есть. Клаудия бы до конца жизни была елейной, если бы такое было возможно.

Вместо этого она оценивающим взглядом провела ломаную линию от одного смутного очертания чего-то высокого вдалеке до другого, надеясь отыскать хоть какую-то подсказку. Теперь Башня воплощала внутри снег и туман, в котором они могли потеряться?.. Клаудия уже не видела высоких колонн под самый потолок, да и он сам начал менять цвет. Медленно, будто был палитрой художника, на которой неторопливыми движениями кисти смешивали белый с небесно-голубым. Следом за ними стали появляться и другие цвета: постепенно потолок-небо темнело до сумрачного, очертания чего-то высокого складывались в деревья с раскидистыми ветвями, белым ложился тонкий слой снега, хрустевшего, когда на него наступали.

Магнус быстро нагнал Пайпер, схватил её за руку и остановил, обеспокоенно выдав:

— Держитесь поближе ко мне.

Клаудии не нужно было повторять дважды. Она быстро подбежала, всем своим телом чувствую, как рядом с Пайпер воздух теплеет и искрится от её магии. Подобное она изредка видела у Третьего, но обычно это не заканчивалось слишком хорошо. Теперь, когда они в Башне, Клаудия беспокоилась, что это даже страшнее, чем полное отсутствие магии.

Башня, в которой был Третий, пыталась отнять его магию, и в результате он выжег Инагрос дотла. Что будет, если эта Башня попытается отнять две магии сакри разом? Кто первым уничтожит всё вокруг — Первая или Третий?

Судя по странному взгляду Пайпер, который заметила Клаудия, искоса поглядев на неё, всё-таки она. Было в этом взгляде что-то ненормальное: будто Пайпер видела то, чего не видели они, как было с зеркалами.

— Пайпер, — предупреждающе прошептала Клаудия, кладя ладонь на её оголённое плечо. И тут же отбросила руку, ощутив нестерпимый жар. — Пайпер!

Она даже не посмотрела на неё, сорвалась с места, проигнорировала оклик Магнуса, бросившегося за ней. Деревья вокруг становились всё чётче, как и несколько силуэтов вдалеке, размытых до этого. Клаудия поспешила за Пайпер и Магнусом, но остановилась, как вкопанная, не преодолев даже половину отделявшего их расстояния.

Она видела лошадей, привязанных к дереву, и слишком близко стоявшую к ним Стеллу. Басон нюхал её взлохмаченные волосы, пока Стелла настороженно смотрела, как Третий размеренным движением гладил чёрный бок коня.

Пайпер налетела подобно урагану и наверняка хотела либо сбить Третьего с ног, либо обнять его, — судя по её скорости, Клаудия решила, что вообще убить одним только столкновением, — но его фигура мгновенно растаяла, как дым.

Всё вокруг растаяло, как дым. Они вновь были в пустом пространстве, пахнущем кровью и хаосом, и совершенно нагая Стелла смотрела на них, как на диких зверей.

— Милая моя, — осторожно произнёс Магнус, отвечая ей спокойным взглядом, — ты простудишься, если будешь ходить без одежды.

Стелла сощурила жёлтые глаза и показала клыки. Клаудия была уверена, что сейчас она станет волчицей и бросится на них, но Пайпер оказалась намного быстрее. Она подскочила к ней со спины и приложила ладонь к затылку, не среагировав, когда Стелла дёрнулась всем телом.

Воздух искрил от магии. Клаудия никогда не видела, чтобы её было так много — золотые всполохи наполняли собой воздух, отражались в глазах Стеллы и растекались по коже Пайпер так, будто заменяли ей вены и кровь. Клаудия знала о магии Третьего достаточно, но была озадачена увиденным ничуть не меньше, чем Магнус.

Он стоял, убрав руку с эфеса меча, чтобы показать Стелле — он не собирается нападать и лишь хочет, чтобы она выслушала их. Стелла же принюхивалась, оглядывала их с внимательностью и медленностью хищника, игнорируя Пайпер за своей спиной. Клаудия была готова пожертвовать лишними минутами, чтобы убедить Стеллу, что это действительно они, однако та в два прыжка оказалась рядом и повисла на её шее, почти утянув вниз. Магнус напряжённо рассмеялся.

— Жуткое местечко, — проговорила Стелла ей в шею.

— Ты испачкаешься, — заметила Клаудия.

— Какая разница? Я очень рада вас видеть! — она отпрыгнула и протянула руки к Магнусу, но он быстро отошёл с извиняющейся улыбкой.

— Милая моя, если Клаудия говорит, что ты можешь испачкаться, обнимая её, то я даже не знаю, как описать то, что будет, если ты обнимешь меня. Посмотри, — он драматично указал на себя и скривился, когда проследил за собственными жестами. — Я весь в их мерзкой крови! Но ты не переживай! — тут же добавил он чуть громче, чем следовало бы. — Сейчас я быстренько всё почищу и дам тебе куртку, иначе ты точно замёрзнешь…

— Всё нормально, — покачала головой Стелла. — Раз уж потеряла вещи, побуду волчицей.

Клаудия бы не согласилась, что всё и впрямь нормально. Стелла доверяла им достаточно, чтобы они следили за её одеждой, пока она в обличье волчицы, или видели её без всего, когда она была человеком, но сейчас её плечи слегка подрагивали, будто она сдерживала слёзы. Даже если это были слёзы облегчения, что такого должно была увидеть и пережить Стелла, чтобы радоваться их воссоединении вот так?

— Как ты это сделала? — тихо спросила она, повернувшись к Пайпер. — Когда я поняла, что внутри Башни, попыталась вырваться, но всё началось с начала и…

Пайпер развела руки в стороны и, не говоря больше ни слова, прошла мимо них в сторону, откуда они пришли. Башня менялась каждое мгновение, но это не означало, что Клаудия не была озадачена выбором направления.

— Пока Золотце с нами, всё будет хорошо, — с улыбкой произнёс Магнус. — Просто не дадим ей порубить саму себя, и всё.

— Порубить?.. — не поняла Стелла. — О… О! Мне не показалось? Нотунг у неё?

— И нам ещё нужно разобраться, почему, — резко вставила Клаудия. — Давай, Стелла, твой нюх может нам пригодиться.

Стелла неуверенно кивнула и побежала за Пайпер, на ходу меняя обличье. Клаудия направилась следом, когда почувствовала, как Магнус крепко сжал её локоть.

— То, что мы видели, — будто нехотя произнёс он, скрипнув зубами. — Лошади, лес и Третий. Это было в тот день, когда она оставила Охоту.

Клаудии не нужны были лишние подтверждения, чтобы прийти к столь логичному выводу, однако её по-настоящему задел тон Магнуса. Он был там и лучше неё знал, какой была Стелла и как к ней лучше подступиться.

— Башня показывала ей Катона, — едва слышно произнёс Магнус, всё ещё крепко держа её за локоть. — Снова и снова, как она и сказала.

— Что будешь с этим делать?

Вопрос был ненужным, ведь ими всеми двигало одно желание — убить тварь, контролирующую Башню, и выбраться отсюда. Но Магнус всегда был чуть более справедливым и внимательным.

— Найду тварь, ответственную за это, и буду очень медленно отсекать ей голову.

***

— Прости, — вновь повторил Эйкен так тихо, что это можно было принять за самый обычный вздох.

— Ничего страшного, — старясь звучать убедительно, ответил Третий. — Смотри, уже почти всё прошло.

Он показал ему свои ладони, обожжённые неестественным огнём, и улыбнулся, показывая, что совсем не испытывает боли. Это было ложью, ведь он всё ещё чувствовал, как огонь плавит перчатки и его кожу, как обугливается плоть, но терпел, не желая пугать Эйкена ещё сильнее.

— Надо показать их Амалер, — пробормотал он, крепко обхватывая прижатые к груди колени. — Она придумает, как быстро залечить все ожоги.

— Конечно, — согласился Третий.

Они не говорили о том, что сейчас его магия была нестабильной и оттого не могла сразу залечить все ожоги. К тому же, создавалось впечатление, что они наслаивались друг на друга и не исчезали даже после попыток Третьего вернуть рукам чувствительность.

Как только он вырвался за пределы тронного зала, как только Арне вновь затаился, возвращая ему контроль над телом, Третий почувствовал, как Башня двигается. Он словно оказался внутри огромного организма, способного управлять собой вне зависимости от обстоятельств. Двери появлялись из пустоты и вели в странные комнаты: музыкальные, танцевальные, тренировочные, складские, купальные, мёртвые. Чаще всего Третий натыкался именно на такие комнаты — там весь пол был устлан мёртвыми, чьи лица он узнавал. Каждый раз ему хотелось рвануть к ним, проверить, действительно ли они мертвы, но Арне напоминал ему, что это лишь иллюзорное порождение Башни, и потому Третий бежал дальше, пытаясь отыскать хоть кого-нибудь. Если попадались твари, он убивал их. Если помещение изменялось за считанные секунды, он начинал искать выход. Если ему казалось, что кто-то зовёт его, он позволял Арне определить, взаправду ли это. И он честно пытался отследить ход времени, но сосредоточиться было так трудно. Мыслями он всё ещё был в тронном зале, где его ждала Розалия, и хотел вернуться, чтобы спасти её.

Но знал, что сейчас это невозможно, и потому только удалялся от тронного зала. Так он и нашёл Эйкена — Башня начала меняться на дом, которого Третий никогда не видел, не сумевший устоять перед тварями, сгоравший в огне, который медленно убивал Эйкена, не способного должны образом сопротивляться.

Поэтому Третий каждый раз вытаскивал его. Всё вокруг сгорало до пепла и начиналось заново, но Третий, в первый раз сумев начертить на коже Эйкена нужный сигил, находил его и спасал от огня. С каждым разом он получал всё больше ожогов, с которыми успешно справлялся, и только руки не желали поддаваться магии.

Третий и сейчас сидел рядом с Эйкеном на белоснежном полу, прислонившись к такого же цвета стене, в огромном пустом коридоре, и смотрел на свои обожжённые руки. Кожаные перчатки давно расплавились, мех с воротника был содран, сам плащ где-то утерян, но ничего из этого не волновало Третьего так, как ожоги на руках и отсутствие Нотунга. С такими руками он бы не смог удержать меч, но всё равно хотел, чтобы он был у него, а не потерялся в этом ужасном месте. Легендарный Нотунг, выкованный Варгом и украшенный эфесом из костей священного белого оленя Инглинг, которого Лайне убил во время Матагара, не заслуживал быть затерянным в обители тварей.

— А Сила могла бы помочь? — тихо спросил Эйкен.

Он сидел, привалившись к нему, лишь потому, что Третий позволил ему немного отдохнуть. Он чувствовал опасность и знал, когда ни в коем случае нельзя останавливаться, однако сейчас было спокойно. Не настолько, чтобы они устраивали слишком долгие перерывы, но Эйкен, мучившийся из-за огня и тварей, заслужил несколько минут отдыха.

— Сила? — непонимающе переспросил Третий.

— С твоими руками. Она же такая мощная. Я… я думаю, что слышал что-то о Силе, пока был там.

— Ты ведь помнишь, что Башня пытается запутать тебя?

— Да, — смиренно ответил Эйкен. — Но… Там была женщина и мальчик старше меня. Он был похож на меня. Может быть, у меня есть брат?

Третий удивлённо вскинул брови. Не то чтобы подобные мысли совсем не приходили ему в голову. Но даже для его магии Эйкен — загадка, которую они не могут разгадать. Всё, что с ним было до Башни, Время просто не видело, будто этого и не было.

— Может быть, — наконец произнёс Третий.

— Но вы тоже мои братья! — поспешно добавил Эйкен, вдруг покраснев до кончиков ушей. — Ты, Магнус, Джинн и Ансель, просто… Тот мальчик и впрямь был похож на меня, и я подумал, что…

— Не переживай, я тебя прекрасно понял. Мы обязательно узнаем, кого ты видел. Но сначала найдём остальных, да?

— Да! — воодушевлённо закивал Эйкен.

— Тогда идём?

— Идём!

Его энтузиазм с самого начала был напускным, демонстрируемым лишь для того, чтобы Третьему было легче — он просто знал это, но всё никак не решался сказать Эйкену, что он имеет право бояться. Башня — не то место, где следует показывать свои страхи, но Эйкен ещё ребёнок, и нет ничего ненормального в том, что он по-настоящему боится.

— Как ты сумел найти меня? — наконец спросил Эйкен, когда они, наверное, прошли в тишине целую вечность.

— В первый раз — случайно. Потом нанёс сигил, который привёл меня к тебе.

— И это помогло? — стараясь скрыть недоверие, уточнил Эйкен. — Я думал, с магией здесь туго…

— Это так, но разве есть что-то сильнее магии сакри?

— Тогда ты можешь найти Пайпер через сигил, благодаря которому я связан с ней?

Третий моргнул, не вполне уверенный, что это сработает. Он пытался почувствовать Пайпер, но ничего не получалось: что-то препятствовало даже отчаяннее, чем когда он использовал Время. Возможно, Карстарс хотел измотать его, чтобы потом было проще сразить. Третий не собирался сдаваться так просто, но какой-то частью своего уставшего сознания знал, что у Карстарса есть шанс.

— Почему вы не сказали мне сразу?

Эйкену хватило совести смутиться и поначалу зажевать ответ. Если кто-то доверял ему тайну, он делал всё возможное, чтобы не раскрыть её тем, кто не должен её знать. Когда Третий вытащил его из Башни, он именно так и проверял его — предоставлял информацию и проверял, как и насколько быстро она распространится. Эйкен никогда не раскрывал чужих тайн, но только вслух. Его лицо говорило само за себя — одного взгляда на Эйкена было достаточно, чтобы понять, что он знает то, чего не должен говорить, и изо всех сил пытается придумать достойное оправдание.

— Леди Эйлау сказала, что это опасно, — наконец произнёс он чуть разборчивее. — Если ты не понял, что Розалия — проклятие, сразу, то… Я не знаю. Я просто делал то, что должен был.

Излюбленное выражение Третьего, на которое сейчас он сумел только громко фыркнуть.

— Разве я бы не смог разобраться с этим сам?

— А ты бы смог? — подняв на него едва не щенячий взгляд, вторил Эйкен.

«Разумеется, нет».

Он смог бы разобраться, если бы проклятием был кто-то другой, но только не Розалия. Твари точно знали, кого использовать, чтобы доставить ему как можно больше страданий.

— Что сделано, то сделано, — смиренно произнёс Эйкен, когда Третий так и не ответил. — Я хотел верить, что у нас всё получится, но… Если они создали проклятие, которое обмануло даже тебя, как бы с ним справились мы?

Ответ был очевидным, но им не нужно было озвучивать его.

— В любом случае, — помолчав немного, продолжил Эйкен, — я верю, что на этот раз мы справимся. Теперь с нами и ты, и Пайпер, да? У нас точно получится.

Если бы они не обсуждали убийство Розалии, Третий, возможно, сумел бы выдавить улыбку.

— Как вы убедили Пайпер помочь?

— Клаудия на неё давила, потом и леди Эйлау начала. В итоге она сдалась, сказав, что сама займётся тобой.

— Займётся мной?

— В смысле… Отвлечёт. Чтобы ты был как можно дальше от Розалии.

— А.

Услышав это, он понял, что ещё надеялся на какой-то нейтральный вариант, согласно которому у Пайпер просто не осталось выбора. С другой стороны, разве это не правда? Сила была равнозначна Времени, и только Пайпер действительно могла отвлечь его. Наверное, поэтому она и вела себя настолько странно.

Это было не слишком приятным открытием.

Дело было исключительно в Розалии?.. Элементали, разумеется, дело было исключительно в Розалии. Пайпер ведь так и сказала: Розалия — его проклятие, скверна, которая убивает её. И чтобы спасти его, от неё нужно избавиться.

Теперь это решение казалось логичным, но не переставало восприниматься им как не слишком приятное открытие.

Действительно ли нужно что-то настолько опасное, чтобы Пайпер отвлекала его?..

— Куда мы вообще идём? — спросил Эйкен, отвлекая его от мыслей. — Я не понимаю, как тут ориентироваться.

— Никак. Башня меняется по желанию Карстарса или по собственной воле.

— Вот ведь… И почему он не мог пожелать где-нибудь рядом кухню? Мы так долго бродим, что я…

Эйкен остановился, иступлённо уставившись перед собой. Третий мгновенно начал оглядываться, ища опасности, но вокруг было пусто.

— В чём дело? — осторожно спросил он, надеясь, что Башня вдруг не решит расколоть мраморный пол надвое, чтобы вновь разделить их.

— Мы так долго бродим, — медленно повторил Эйкен, подняв на него глаза, — и я думаю, что уже должен бы проголодаться. В последний раз я ел ещё утром. Но я не голоден. Совсем. И я не хочу спать, хотя моё тело измотано. Почему?

Память Третьего была совершенна за исключением моментов, которые он не мог помнить из-за проклятий, и потому он не совсем понимал состояние Эйкена. От нормальной, хорошо приготовленной еды его выворачивало — на вкус она была как пепел и сырое, гниющее мясо. Он до сих пор помнил этот отвратительный вкус на языке, хоть и не мог сказать точно, когда в последний раз пытался есть. Вино всегда было с кислым привкусом, но не настолько, чтобы его было невозможно пить — и сколько бы Третий ни пил, он не мог напиться так, что его начинало клонить в сон. Он просто не помнил ощущения сонливости. В последний раз он спал в храме целительниц, когда Пайпер попросила его остаться, потому что ей было страшно, и не понимал, как смог уснуть. Разве он не должен был остаться, чтобы защитить её, пока она отдыхает?..

— Сколько мы уже здесь? — наконец спросил Эйкен. — Сколько часов прошло?

— Я… — он подождал, давая Арне секунду, чтобы вмешаться, однако сакри молчал. — Я не знаю. Не могу понять.

Эйкен напряжённо сглотнул. В Башне ощущение времени терялось едва не самым первым, но теперь это казалось слишком странным и волнующим, чтобы Третий оставил это без внимания.

— Давай найдём остальных, — напомнил он, держа на лице ободряющую улыбку. — Вместе с Пайпер мы сможем понять, что тут происходит.

Эйкен сдавленно кивнул. Вряд ли он ему поверил. Если уж Третий не смог сразу понять, сколько прошло времени, то дело и впрямь было плохо. Может быть, проблема была в самой Башне, может быть, в том, что ему было слишком больно — скорее на уровне души, сердца и магии, чем тела. Тело перестало ощущать боль ещё в тронном зале, когда твари разрывали его на части и пожирали его плоть.

Башня будто услышала его мысли. Ещё мгновение назад в нескольких метрах от них была широкая лестница, идущая вниз, теперь же — огромные резные двери, ведущие в тронный зал. Третий замер, ощущая не себе сотни чужих взглядов.

— Нам нужно уходить отсюда, — тихо сказал он, кладя обожжённую ладонь на плечо Эйкена. — Сейчас же.

Эйкен развернулся и проглотил почти сорвавшийся с губ крик. Третий проследил за его взглядом.

Позади них были двери, ведущие в тронный зал.

Третий почувствовал, как замирает сердце. Он посмотрел обратно, но первые двери никуда не делись. Затем на краю зрения что-то изменилось, исказилось меньше, чем за мгновение. Третий обернулся и увидел ещё одни двери, ведущие в тронный зал.

— Что… — начал было Эйкен и спустя долю секунды сорвался на крик, заглушённый громким треском и гулом.

Третий попытался ухватить его, но пол ушёл из-под ног намного раньше. Мрамор трескался, обваливался, и как бы Третий ни пытался удержать равновесие, он постоянно ступал не туда — всё рассыпалось сразу же, не оставляя ему ни шанса. Где-то впереди, среди огромных кусков мрамора, был Эйкен и его тени. Третий не успел даже увидеть, окружили ли они его, чтобы защитить от падения.

Пол коридора, где они были, обвалился вниз, и Третий, сначала врезавшись затылком и спиной в жёсткую поверхность, секундой позже едва не оказался раздавлен огромной глыбой. Он откатился в сторону, видя, как мутные пятна светлого и чёрного танцуют перед ним, и будто из-под воды слыша, с каким грохотом продолжается обвал. Ещё один кусок, на этот раз значительно меньше, врезался прямо ему в голову и раскололся. Третий выругался, почувствовав запах своей крови, и попытался применить затаившуюся магию.

— Пожалуйста, не надо, — ласково произнесла Розалия.

Третий повернул голову в сторону, откуда, если он правильно определил своим помутнённым рассудком, звучал её голос. Что-то тёмное, как её волосы, и синее, как один из государственных цветов Ребнезара, расплывалось совсем рядом. Что-то светлое, как её кожа, и холодное, как лёд, коснулось его запылённых и окровавленных щёк.

— Хватит, — почти умоляюще сказала Розалия, смотря на него ясными голубыми глазами. — Пожалуйста, хватит.

Всё вдруг стало неважным. Он не знал, закончился ли обвал, не представлял, где Эйкен и…

Кто такой Эйкен?

— Ну же, — улыбнулась Розалия, мягко утирая его лицо от крови. — Осталось совсем чуть-чуть.

Он не знал, о чём она говорила, но был готов ей поверить. Это же Розалия. Она всегда была на его стороне и всегда была добра к нему. Она радовалась, если он соглашался попробовать её неудавшееся печенье, выпрашивала совместную конную прогулку и восхищалась, когда в тренировочной дуэли он в два движения разоружал Алебастра. Она вместе с Гвендолин выбирала украшения для того или иного празднества, бессовестно врала родителям, что Гилберту нездоровиться, если он не хотел где-то появляться, и любила, когда Фройтер читал ей перед сном.

Она была его маленькой принцессой и всегда была добра к нему.

Она была демоном с голодными глазами и шипастыми руками, впившимися ему в кожу.

Третий не заметил, когда эти два образа слились в одно, но отчётливо понял, что сейчас перед ним не Розалия. Он оттолкнул её руки, встал, шатаясь от кружащейся, раскалывающейся головы, чувствуя, как кровь из затылка течёт по шее и под рубашку, и бегло огляделся. Всё тот же тронный зал, но с изменениями — обломки мраморного пола, много пыли и зеркал, развешанных по всем поверхностям, даже на полу. Странно, что они не пострадали от обвалившегося на них камня, но у Третьего не было времени, чтобы разбираться в этом.

Он смотрел на тварь, стоящую в двух метрах от неё, и узнавал её изменяющиеся черты: вытянувшуюся фигуру, белую кожу с чёрными шипами, красные волосы до плеч и острые раздвоенные рога, загибающиеся к макушке. Красные глаза-угольки пылали на фоне чёрных склер, пока ткань, из которой до этого состояла одежда Розалии, складывалась во что-то иное, бесформенное, состоящие из малоподвижных теней.

— Здравствуй, Третий, — улыбнулась Гасион, раскидывая руки, будто хотела обнять его. — Я соскучилась!

Третий отступил на шаг. Должно быть, зрение всё-таки подводит его — Гасион спала много лет, скованная сигридской магией, и даже Катон не мог толком сказать, где именно она находилась. Они знали, что она спит, чувствовали это, но не более того.

— Твои кошмары всегда одни из самых вкусных! — улыбаясь, продолжила Гасион. Она сделала шаг вперёд, и зеркало, на которое она наступило босой ногой, мгновенно стало чёрным. — Хотя были ещё одни, у той, что становилась зверем, но твои всё же самые-самые.

Йоннет рассказывала ему о Гасион, способной искать в чужом разуме то, что ей нужно, даже искуснее Ситри и Карстарса. При этом она не была высшей тварью, ведь её рога много раз ломали и отрубали — единственное, что сумел выяснить Катон, имея столь малое количество информации. Ничего о том, как с ней бороться, Третий не знал. Представлял, что, как и с любой тварью, действенен будет только сокрушитель, но сейчас с ним не было Нотунга.

Гасион подошла ещё на метр, пока Третий медленно отступал назад, не сводя с неё сосредоточенного взгляда. Она остановилась на одном из зеркал, улыбнулась шире, показывая острые зубы, и жеманно поклонилась, сказав:

— Я не прощаюсь.

После чего исчезла — просто провалилась вниз, в зеркало, и спустя мгновение все зеркала в тронном зале исчезли. Третий заозирался, зная, что Гасион никогда не оставляет свою жертву, не мог понять, как она справится с ним без зеркала, ведь в прошлый раз…

В прошлый раз в тронном зале не было зеркал.

Третий почти споткнулся о собственную ногу, поразившись наблюдению, ставшего таковым только сейчас. В прошлый раз в тронном зале не было зеркал — как тогда Гасион могла воссоздавать повторяющиеся события, при которых он пытался спасти Розалию и твари разрывали его на части?

Выходит, то был не её хаос. Как бы ни была сильна Гасион, ей всегда нужны зеркала, чтобы отражать и повторять то, что она узнавала. Тогда мог ли Карстарс устроить всё это? Для этого он должен был бы собрать непомерно много хаоса. Третий — проблемный пленник для Башни, и Карстарсу стоило огромных усилий удерживать его в заточении. Теперь же внутри целых два сальватора и…

«Нам нужно найти её, — произнёс Арне смиренно. — Нам нужно найти Лерайе и вытащить отсюда».

Им нужно найти Пайпер и Лерайе, потому что внутри Башни целых два сальватора. Третий уже разделил небольшую часть магии с Розалией, думая, что это поможет ей. Но она была его проклятием и, элементали великие, продолжала убивать его даже сейчас. Если Башня через Розалию по крупицам крадёт его магию, это лишь вопрос времени, когда она начнёт красть магию Пайпер и терзать её по-настоящему.

«Нам нужно найти её», — совсем тихо повторил Арне.

Третий остановился, пытаясь понять, где он и что ему следует делать, но почувствовал знакомый запах. Он обернулся, думая, что Эйкен наконец нашёл его, но увидел Розалию. На этот раз самую настоящую, ведь всё внутри него болезненно сжалось, и магия напряглась, сопротивляясь осквернявшему их хаосу.

На Розалии было насыщенно-синее лёгкое платье, её распущенные чёрные волосы венчала корона великанов, сияющая серебром, хрусталём и алмазами. Это была та самая корона, которую Третий не сумел защитит во время Вторжения и благодаря которой король Роланд засвидетельствовав его связь с Арне.

— Почему ты сопротивляешься? — надломанным голосом спросила Розалия. По её щекам побежали слёзы, и Третий слишком хорошо знал её, чтобы понимать, что она не притворяется. — Почему ты сопротивляешься?!

Она вдруг бросилась на него, принялась отчаянно лупить, и хотя тело Третьего почти не чувствовало боли, внутри он ощущал другое. Магия вопила, пыталась спрятаться от хаоса, который Розалия бездумно использовала, чтобы одолеть его. Никогда прежде Третий не сталкивался с таким отчаянием и стремлением. Даже хаос Карстарса был чуть более упорядоченный.

— Жалкий Предатель! — вопила Розалия, без остановки ударяя его. — Мы все могли быть вместе, как и раньше, но ты… Ты! Почему ты сопротивляешься?!

Он не сопротивлялся по-настоящему, но должен был. Она убивала его. Гасион терзала всех, кто оказался в Башне. Карстарс только и ждёт, чтобы вырвать его сердце. Третий должен был сопротивляться, но он стоял, не пытаясь остановить Розалию, и совершенно бездумно оглядывал корону.

Насколько сильно хаос успел осквернить корону, за которую он должен был быть готов умереть?..

Третий протянул к ней руку, которую тут же перехватили. За спиной Розалии, продолжавшей награждать его ударами, стоял Карстарс.

— Вечно всё приходится делать самому, — почти скучающе произнёс он, положив свою ладонь на его грудь, точно напротив сердца.

Третий ощутил, как острые когти впиваются в кожу, и не смог пошевелиться. Хаос проникал глубже, заполняя собой каждую клеточку тела. Розалия не отступала, ослеплённая гневом на него и страхом, который идеально контролировал обнаживший зубы Карстарс. После первой Башни он знал, как лучше всего одолеть Третьего, и наверняка вмешался лишь потому, что он хотел коснуться короны. Значит, дело действительно было в ней.

«Давай, Арне, — сопротивляясь изо всех сил, обратился он к сакри. — Если надо, возьми моё тело! Пожалуйста, Арне…»

«Они не должны получить эту магию».

Он сказал это холодно, будто констатировал всем известный факт, который почему-то игнорировали.

Он сказал это так холодно, что Третий на целую секунду поверил, что Арне оставит его, лишь бы не позволить тварям заполучить драгоценную магию. Целую секунду сердце Третьего билось в страхе и боли, пока перед глазами всё плыло. Целую секунду он думал, что это и впрямь конец. Целую секунду спустя что-то яростно рычащее прыгнуло на Карстарса и повалило его на пол.

Розалия замерла, изумлённо смотря в сторону. Карстарс ревел от боли и пытался отбиться от волчицы самостоятельно, не дожидаясь тварей, выползавших из-под обломков, из-за колонн, просто формировавшихся из воздуха.

— Карстарс… — судорожно выдохнула Розалия.

Он с огромным трудом отпихнул волчицу, морда которой стала чёрной от крови, и дрожащей от ярости рукой коснулся правого рога, сломанного почти у самого лба.

«А вот теперь я, пожалуй, — отозвался Арне, — возьму твоё тело себе».

«Не надо…»

Он не знал, что бы сделал, если бы и дальше управлял своим телом. Может быть, попытался бы помочь Стелле, — это была она, Третий узнал её полный злости взгляд жёлтых глаз, — или же перешагнул через себя и смог бы прекратить то жалкое существование, которое влачила Розалия по воле Карстарса. Однако она смотрела на него большими испуганными глазами и плакала, и он малодушно возрадовался тому, что Арне решил взять его тело. Третий ни за что не смог бы противостоять такому взгляду. Сдался бы опять, как сдавался до этого, ведь он всегда был слабым и эгоистичным.

— Что ты…

Розалия отшатнулась, когда рука Третьего протянулась к её короне. Не по его воле, конечно — он смотрел своими глазами, но не мог пошевелить даже пальцем так, как ему было нужно. И голос не принадлежал ему полностью, в нём отчётливо слышалось эхо ярости и силы, которую они должны были защитить любой ценой.

— Ты умерла, Розалия, и не должна жить, — произнёс Арне, делая шаг к ней. — Поэтому тебе нужно умереть снова.

— Нет… — Розалия отступила, прижимая трясущиеся руки, на которые скатывались слёзы, к груди. — Это неправда… Карстарс говорил, что…

— Карстарс — тёмное создание, — жёстко возразил Арне. — Он воскресил тебя из мёртвых, Розалия, и привязал к себе хаосом. Он создал скверну, которая убивает нас.

Третий не мог по собственной воле скосить взгляд в сторону и узнать, справляется ли Стелла с Карстарсом, но он чувствовал напряжение и кровь, разлившиеся в воздухе. Вокруг них всё умирало и сражалось, пока Арне неумолимо подступал к Розалии.

— Я сделаю всё быстро, обещаю, — вкрадчиво произнёс он, и Третий не был уверен, что сквозь рёв тварей, сыплющиеся во все стороны ругательства и проклятия Розалия услышит его. Но она подняла на него широко распахнутые глаза и замерла на месте, как испуганный олень. — Больно не будет, моя маленькая принцесса.

Она никогда не была его маленькой принцессой, но Арне — это Третий, а Третий — это Арне, и его слова были сигналом к тому, что контроль над телом вновь вернётся к его законному владельцу. Третий сам должен убить Розалию, чтобы быть уверенным, что никто больше не причинит ей боли. Арне понимал это как никто другой, и потому отступил вглубь его сознания.

Воздух был полон крови, хаоса и магии, такой знакомой и родной. Он почти поверил, что Пайпер где-то рядом, но застави себя смотреть только на Розалию.

— Пожалуйста, — дрогнувшим голосом произнёс он, приблизившись к ней ещё на шаг. — Моя маленькая принцесса. Ты убиваешь меня.

Он ненавидел себя за эти слова, но должен был произнести их. Арне прав: Розалия умерла и не должна жить. Она умерла ещё до Вторжения и никогда не должна была узнать, как опасны хаос и твари, что контролируют его. Может быть, такова была воля Фасанвест — чтобы Розалия умерла, не познав этих мучений, на которые твари всё же обрекли её вопреки судьбе.

Может быть, поэтому Фройтер и ушёл со службы сразу после того, как королевская семья похоронила Розалию.

— Пожалуйста, моя маленькая принцесса, — повторил Третий, осторожно беря её хрупкую ладонь в свою обожжённую. — Ты никогда не должна была дожить до этого.

— Я н-не… — запнувшись, выдавила Розалия. — Я не… Нет, неправда, я не…

Она мотала головой, и корона лишь чудом не упала — так продолжалось секунды, растянувшиеся в вечность, в течение которой сердце Третьего болело только сильнее, пока Розалия, остановив на нём пустой взгляд, не прошептала:

— Я умерла… Я видела их лица, когда они были рядом со мной в последние минуты. Я помню маму и папу, я помню дядю Киллиана… Я помню их всех.

— Они ждут тебя там, на далёком севере, — вторил ей Третий, почти поверив, что его искалеченные ладони чувствуют тепло её тела. — Они будут ждать тебя среди снегов и льдов.

— Но дядя Киллиан и Гилберт…

— А они будут ждать меня, — ещё тише произнёс Третий. — Я расскажу им о том, как храбро ты сражалась, моя маленькая принцесса.

— Я не хочу умирать! — яростно замотала головой Розалия. — Я не хочу, не хочу, не хочу!

Третий мог бы закончить это прямо сейчас. Его пальцы почти коснулись короны, магия почувствовала, сколь много хаоса было задействовано, чтобы осквернить её. Он был уверен, что справится, особенно теперь, когда Розалия отступала. Она продолжала говорить, как не хочет умирать, но давление на Третьего ослабевало.

Розалия не хотела умирать, но умирала, отказываясь от хаоса, что удерживал её в столь ужасном состоянии. Она могла делать это неосознанно, могла использовать его магию, но это не отменяло того факта, что она умирала.

— Я не хочу умирать! — охрипшим от слёз и криков голосом повторила Розалия. — Я не хочу, но я… я умираю?

Третий знал, как опасно позволять себе лишнего, но всё-таки опустился ниже, встав на одно колено, чтобы смотреть на Розалию снизу вверх, и взял её лицо в свои ладони, кончиками пальцев касаясь короны.

— Ты умираешь, — подтвердил он. — Но ты и не должна была жить вот так.

— Я умираю… — глухо вторила она дрожащими губами. — Я умираю… Карстарс, Уалтар… Они сказали, что я вновь буду со своей семьёй…

Третий почти вздрогнул, — почти, лишь в последнюю долю секунды одёрнул себя, — услышав имя Уалтара.

— Семья ждёт на дальнем севере, — терпеливо повторил Третий. — За морями и океанами, среди снегов и льдов. Ты слышишь, как они зовут тебя?

Не обязательно использовать рокот, чтобы слышать зов предков, но на грани смерти такое вполне возможно — когда душа великана застревала между миром живых и миром мёртвых, где властвовала Мерула. Третий не знал, может ли Розалия слышать зов предков сейчас, но надеялся убедить её в этом. Может быть, так будет легче.

— Я слышу, — тихо согласилась она. — Они говорят, что ждут меня.

— Иди к ним, моя маленькая принцесса. Я расскажу Киллиану и Гилберту о том, как храбро ты сражалась.

Розалия всхлипнула и провела руками по лицу, размазывая слёзы.

— Пожалуйста, моя маленькая принцесса. Тебе нужно идти на их зов.

— Он-ни говорят, — заикнувшись, продолжила она, — что свидетельство связи — священно. Я умираю, но я умираю принцессой, которая владеет короной великанов.

Розалия, с трудом отняв руки от лица, подняла их к короне. Когда её совсем белые хрупкие пальцы коснулись её, Третий ощутил, как вздрогнула сама Башня.

— Я есть скверна, убивающая тебя, — колеблющимся голосом произнесла Розалия, снимая корону со своей головы. — Я есть принцесса Ребнезара, и я есть свидетельница твоей связи с Арне, сакрификиумом Времени.

Третий почти не дышал, когда Розалия трясущимися пальцами возложила корону ему на голову.

— Пожалуйста, — выдавила она сквозь улыбку и слёзы, льющиеся по лицу, — позаботься о Гилберте.

И рассыпалась подобно пеплу.

***

Пайпер не смогла бы объяснить, как она почувствовала Клаудию или Стеллу. Она просто шла, следуя за своими инстинктами, обострёнными магией и хаосом, и не ошиблась, когда они действительно привели её к обеим девушкам.

Они же привели её к бесчувственному Эйкену, которого Клаудия закрыла от твари собственным телом. Острые зубы впились ей в плечо, и она закричала, но не позволила твари подобраться к Эйкену. Ещё до этого Магнус сказал, что Пайпер следует отдать его кинжал Клаудии, и ведьма мёртвых рубила морду твари этим самым кинжалом до тех пор, пока Магнус не снёс ей голову.

Инстинкты, обострённые магией и хаосом, привели её в тронный зал, который она видела, когда Иснан утянул её в карман между мирами. Здесь всё было точно таким же, как и тогда, даже семь разрушенных тронов. Но тогда твари пытались разорвать кого-то на части, сейчас же они нападали на них и на Стеллу, которая терзала Карстарса, но не могли подобраться к Третьему и Розалии.

Они были почти в самом центре, и вокруг них в диаметре полутора метров было почти пусто, если не считать откуда-то взявшихся обломков камня всех размеров. «Арне никого к ним не подпускает», — сказала ей Лерайе, но Пайпер не успела понять, как именно Арне удаётся удерживать невидимый барьер так долго и так хорошо. Здесь было слишком много тварей, которые хотели убить их. К счастью, Пайпер была готова убить их в ответ.

В тронном зале Омаги, стены которого были исписаны именами павших, Пайпер думала, что её будет воротить от одной мысли об убийстве. И неважно, демон это или человек. Сам факт того, что она отнимет жизнь живого существа, был ей противен.

Но вот она здесь, в немного другом тронном зале, в окружении демонов и рядом с людьми, которые были ей слишком дороги, чтобы пытаться соблюсти какой-то там моральный кодекс. По наитию Лерайе она уже убила не одну тварь и знала, что справится. Она и справлялась, Нотунгом и магией, но при этом одна её часть умирала за барьером, который удерживал Арне — та часть, которая была связана с Третьим.

Она видела, что он что-то говорил Розалии, и могла догадаться, в чём был смысл этих слов. Пайпер лишь надеялась, что Третий достаточно силён, чтобы не поддаться соблазну предпринять ещё одну попытку по спасению Розалии. Пусть она и выглядела как совсем юная девочка, толком не успевшая узнать жизнь, сейчас она была концентрацией хаоса.

У этой концентрации хаоса были знакомые голубые глаза, скулы и чёрные волосы, на которых лежала сверкающая корона.

Если бы Пайпер не пытались убить, она бы остановилась и напрягла все свои немногочисленные извилины мозга, чтобы решить загадку.

Вместо этого она старалась сохранить жизнь себе и остальным.

Стелла, поддерживаемая её Силой, терзала Карстарса. Пайпер успела заметить, что правый рог у него сломан, а лицо залито чёрной кровью. Магнус делал всё от себя зависящее, чтобы помочь и ей, и Клаудии с Эйкеном, приходившем в себя слишком медленно. Ведомая знаниями Лерайе и той частью обычной силы, которую она постепенно крала у Магнуса на тренировках, Пайпер делала то же самое.

Делала до тех пор, пока вместо головы твари Нотунг не столкнулся с другим мечом, состоящим из теней.

Уалтар произнёс что-то на языке, которого она не понимала, — должно быть, язык демонов, который Ансель знал из-за своего проклятия, — и бросился в атаку. Пайпер ни за что не назвала бы себя мастером фехтования или хотя бы приличной ученицей, но она старалась изо всех сил, отражала атаки демона, избегала их и подавляла болезненный крик, когда острое лезвие касалось её тела. Порез, оставленный на правом виске и пересекавший уголок глаза, который лишь чудом не пострадал, кровоточил — рана едва успела покрыться корочкой.

— Вижу, ты успела научиться чему-то новому, — ядовито прошипел Уалтар, когда их мечи оказались крест-накрест. Совсем как в первый раз, когда Пайпер упиралась левой рукой в лезвие, пытаясь противостоять давлению, оказываемому на неё соперником. — Похвально!

Это было издевательством, но Пайпер слишком сильно цеплялась за свою жизнь, чтобы реагировать на него. Она продолжала отражать удары Уалтара, даже успевала испепелять демонов, которые оказывались слишком близко, но не могла уследить за остальными. Лерайе была активнее обычного, однако Пайпер боялась, что она перестанет оказывать поддержку в самый неподходящий момент, и оттого хотела как можно скорее покончить с Уалтаром.

Пусть он был великаном, который из-за предательства принца Фортинбраса, в которое он верил, стал тёмным созданием. Он хотел убить её, а Пайпер не прощала тех, кто покушался на её жизнь.

— Ты действительно смелая! — крикнул он с восторгом, полоснув мечом по её левой руке. Пайпер завопила от боли, выронила Нотунг, не сумев удержать его в дрожащих пальцах. — Только смелые будут пытаться спасти тех, кто уже обречён.

Кончик его меча коснулся её подбородка и приподнял его. Уалтар, не обращая внимания на царивший вокруг ад, безумно улыбался.

— Я всегда хотел убить сальватора, — с придыханием произнёс он, наклоняя голову, будто хотел внимательно изучить её под разными углами. — Жаль, что придётся начать с тебя.

Пайпер лишь на секунду позволила себе отвлечься и проверить, как там Стелла. Она смогла повалить Карстарса лишь из-за элемента неожиданности да магии сакри впридачу, но уже проигрывала, даже действуя в одновременно с Магнусом. Карстарс натравливал на них новых демонов, нападал сам и атаковывал голыми руками, и всё чаще его удары стали достигать целей. Стелле он порвал правое ухо, из рук Магнуса выбил меч, но тот, к счастью, быстро поднял его.

Пайпер не прощала тех, кто покушался на её жизнь, так же, как не прощала тех, кто покушался на жизнь дорогих ей людей.

— Гори в аду, — прошипела она, резко хватая острое лезвие меча обеими руками и отпуская ревущее золотое пламя.

Это пламя не было высшей формой её магии, однако очень действенной, и оттого Пайпер использовала её. После подобных трюков её голова начинала раскалываться, а голос Лерайе становился всё тише, но если такова цена за уничтожение демонов — что ж, Пайпер была готова заплатить её.

Пламя охватило Уалтара с ног до головы. Он кричал, сбивал его, бездумно махал мечом и подзывал демонов, но всё вокруг уже было охвачено её магией. Слабость в ногах почти лишила её равновесия, но Пайпер всё-таки смогла удержаться в вертикальном положении. Она нырнула, когда меч Уалтара провёл полукруг над её головой, и едва не проехалась по полу к потерянному Нотунгу. Руки болели так сильно, что Пайпер, не стесняясь, громко ныла, однако упрямо сжимала рукоятку меча, зная, что это её последний шанс. Магнус говорил, чтосоприкосновение с сокрушителем убивает тварей сразу же, но в Башне они сильнее, и потому лучше отрубать им голову.

Пайпер была слишком неумелой в этом деле. Уалтар ещё бился на полу, крича от боли и ярости, и Пайпер сначала полоснула ему по плечу. Он схватил её за ногу и отшвырнул в сторону. Она врезалась в обломок камня, стиснула зубы и стала подниматься, сжимая Нотунг.

Ей нужно убить Уалтара. Неважно, если потом она будет чувствовать себя ужасно, если ей будет больно телесно и душевно.

Пайпер не прощала тех, кто покушался на её жизнь.

Поэтому, когда вновь подняла Нотунг, она потянула за нити, связывающие её с Лерайе, и вложила в свой удар столько Силы, сколько смогла.

Лезвие с тошнотворным хрустом отсекло голову Уалтару, сумевшему приподняться, и та покатилась по залитому кровью и пеплом сожжённых демонов полу.

Пайпер могла бы выдохнуть с облегчением, но это было бы ложью. Здесь были сотни тварей, которых её магия атаковывала и атаковывала, и Карстарс, голова которого и так слишком долго была на плечах.

Пайпер поплелась к нему, лишь отдалённо осознавая, что демоны умирают раньше, чем успевают подобраться к ней. Её магия всегда была мощной, но сейчас эта мощь казалась неимоверной. Откуда всё это в её хрупком человеческом теле?

«Не останавливайся», — шепнула Лерайе.

И Пайпер не останавливалась. Она пробиралась сквозь демонов, похожих на собак, людей, огромных крылатых птиц и чудовищ, которым место только в давно забытых легендах. Все они сгорали от её магии, будто в какой-то момент оказывались достаточно близко к невидимой границе, испепеляющей их дотла. Пайпер это границы не видела, но надеялась, что та не дрогнет.

Она почти убедила себя, что ещё два шага, и она станет частью этого смертельного танца, в котором уже участвовали Стелла, Магнус и Карстарс, когда услышала рыдания. Пайпер нельзя было останавливаться, но она остановилась и повернула голову к Третьему, лбом уткнувшегося в пол, где была едва видимая горстка пепла.

Пайпер была уверена, что она видела блеск на его волосах, но на них ничего, кроме синей крови, из-за которой слиплись чёрные пряди на затылке, не было.

Она была уверена, что следует убить Карстарса, но направилась не к нему, а к Третьему. Он поднял на неё глаза, будто почувствовал её приближение, и, всё ещё плача, встал на ноги.

По-настоящему Пайпер не знала, что настолько сильно ударило по нему произошедшее с Розалией, но протянула правую руку. Нотунг, оказавшийся в левой, почти онемевшей из-за раны, оставленной Уалтаром, выпал бы, не перехвати его Третий.

Когда её пальцы переплелись с его, она ощутила не только грани перстня, врезавшегося в кожу, но и бурю магии, ставшую последней каплей.

Башня начала разрушаться.

Всё дрожало и разбивалось. Каменные колонны падали, вызывая грохот, из-за которого Пайпер едва не подпрыгивала на месте. Магия сакри поглощала всё, до чего могла дотянуться, в том числе и до Карстарса — через сыплющиеся с крайне высокого потолка обломки, пыль и хаос, витавший в воздухе, она видела, что золотое пламя наконец охватило и его. Стелла благоразумно отступила, но Магнус остался, пытаясь подобраться к Карстарсу достаточно близко, чтобы отсечь ему голову. Крупный обломок пролетел совсем рядом с ним, однако рыцарь не сдавался. Сквозь грохот и шум крови в ушах Пайпер слышала жалобный скулёж Стеллы.

Что-то дёрнуло её назад. Пайпер закричала, упав и задев щекой острый обломок камня. Рядом с ней рухнул Третий, мгновенно подскочивший на ноги и рассеянным взглядом уставившийся назад, в сторону, откуда на них напали. Пайпер со стоном поднялась и увидела Эйкена, опиравшегося на Клаудию. Его тени рыскали вокруг, сражаясь с тварями, они же секундами назад оттащили их назад, не позволив попасть под обломки.

Пайпер выпрямилась, держа в голове мысль, что, когда Башня разрушится окончательно, им лучше быть снаружи, а не внутри. Поэтому она дёрнула Третьего за рукав рубашки, пропитанной кровью и белой пылью, и потянула за собой, к Магнусу и Карстарсу, которые прикладывали равные усилия, чтобы убить друг друга.

Третий напал, когда Карстарс повернулся к ним спиной, но демон ушёл от удара. Он цедил сквозь зубы слова на языке демонов, пытался сбить пламя и умудрялся уклоняться от двух мечей разом. Пайпер видела, что медленно, но верно он начинает сбиваться с ритма, но это было слишком медленно. Её концентрация рушилась с каждой секундой и была рассчитана на то, что, когда они убьют Карстарса и до разрушения Башни останутся мгновения, она соберёт всю магию и вытащит их отсюда через портал. Она знала, что способна на это, но лишь в том случае, если не истощит себя полностью, и потому лишь немного увеличила давление магии. Пламя вспыхнуло ярче и задело Магнуса, но не причинило ему вреда. Как и он Карстарсу: меч прошёл рядом с шеей, оставил полосу на ней, но не разрубил.

Пайпер следила за его действиями, не решаясь подойти ближе, до тех пор, пока с потолка не посыпались осколки зеркала.

Стелла заскулила громче.

Зеркала в самых разных рамах, которые она уничтожала, появлялись прямо в воздухе, и в каждом было видно тварь с красными волосами и острыми раздвоенными рогами. Несколько зеркал Третий и Магнус разбили, пытаясь достать Карстарса, несколько демон задел сам. Другие разрушали тени Эйкена и пламя Пайпер.

Но этого было недостаточно.

«И воздух пахнет ладаном», — вдруг прошелестел голос Арне в её голове.

Сердце Пайпер замерло в страхе. Магия вспыхнула ярче, и Карстарс, наконец, не сумел уклониться от удара. Нотунг рубанул по его шее, хрустнувшей так громко, что Пайпер, кажется, мгновенно лишилась слуха.

Слуха, но не остальных чувств, вопивших от ужаса.

Зеркала были повсюду, и в одном из них, находившемся между ней и местом, где Карстарс ещё кое-как сопротивлялся Третьему, пытавшемуся окончательно отрубить ему голову, Пайпер увидела за своей спиной красные волосы, рога и глаза-угольки, горящие голодом и гневом.

Тени Эйкена повалили её на пол. Опять на обломки и осколки, но это лучше, чем вновь ощутить, как в её плечи впиваются острые зубы. Лучше, чем слышать, как что-то очень громко хрустит.

«Не останавливайся», — шепнула Лерайе.

Пайпер испуганно обернулась, и крик замер на её губах. Чёрная кровь брызгала фонтаном из шеи твари, на которой только благодаря мышцам, жилам и костям, по большей части части порванных и сломанных, держалась голова. На красивом лице застыла гримаса ужаса, чёрно-красные глаза уже были пусты. Голова всё ещё держалась на шее, но Пайпер знала, что тварь мертва.

Она могла бы считать это победой, ведь отсечение головы, особенно в пределах Башни, было одним из самых верных способов убийства демона.

Она могла бы считать это победой, если бы была уверена, что они умеют побеждать.

Меч, сотканный из теней и хаоса, пробил грудь Магнуса в то же мгновение, когда он рубанули твари по шее.

В голове Пайпер вопили тысячи голосов, где-то среди них едва слышала тот, что говорил о проклятии, но она не могла понять ни одной своей мысли. Пайпер могла только испуганно смотреть, как Магнус дрожащими руками выпускает меч, ещё касавшийся шеи твари, и как та выпадает из зеркала, из которого до этого высунулась лишь наполовину.

Ноги не держали её. Пайпер падала, пытаясь подняться и сдержать рвущееся наружу рыдание. Если и был шанс выжить после такой раны, даже с Силой и Временем, проклятие не отступило бы — оно было настоящим и очень мощным.

Магнус захрипел, выплюнув слишком много крови, и будто совершенно инертно приложил ладонь к пробитой груди.

Это не должно было закончиться вот так, но заканчивалось.

— По крайней мере, — сипло выдавил Магнус, — теперь я старался достаточно.

Пайпер слышала, как кричала Клаудия, как вопил Эйкен, как скулила Стелла. Слышала голос Карстарса и яростные крики Третьего, но ничего не понимала. И только после, когда Магнус уже начал оседать на пол, она услышала голос, подобный грому:

— Магнус из семьи Рафт!

Пайпер едва смогла немного повернуть голову и увидела Арне, фиолетовая кожа которого словно подсвечивалась изнутри. За ним был Третий, бывший воздух руками и продолжавший срывать голос — Пайпер лишь спустя секунды поняла, что Арне остановил его тем же самым барьером, который защищал его и Розалию раньше. Карстарса она не видела, но и не пыталась найти его, всё внимание обратив на Арне.

— Магнус из семьи Рафт, — громко, властно, будто он был истинным королём, которому были обязаны подчиняться все живые, повторил Арне. — Я дарую тебе магию, что проведёт тебя сквозь кромешную тьму.

— Хватит! — рявкнул Третий, взмахнув рукой. Фигура Арне даже не дрогнула, что могло бы удивить Пайпер, если бы она своим ломающимся сознанием не понимала: сейчас Арне действует исключительно по своей воле.

Сакри посмотрел на него со скорбью, хорошо читавшейся в сияющих фиолетовых глазах, повернулся к Магнусу и добавил:

— Отныне ты наследник Времени, Магнус из семьи Рафт. Используй мою магию с умом.

Магнус, изо рта и груди которого хлестала кровь, недоумённо смотрел на него. Он сумел устоять на ногах, но Пайпер видела, как много усилий он для этого прикладывает. Он был меньше, чем в двух метрах от неё, но она не могла пошевелиться и подойти к нему.

Лишь по прошествии секунды она почувствовала нечто, что никогда не отличало Магнуса — магию. Истинную, чистую магию, какая была у неё и Третьего. Она наполняла его тело, успокаивала бешено колотящееся сердце, помогала прерывистому дыханию выровняться — Пайпер чувствовала этой всем своим телом. Это не могло продлиться долго, ведь проклятие твари — вершина мастерства управления хаосом, Пайпер понимала это, но той крохотной частицы Времени, что поселилась в Магнусе, было достаточно, чтобы замедлить его смерть.

Что-то всколыхнуло воздух даже сильнее, чем твари, ещё пытавшиеся подобраться ближе — тех Арне отгонял и без лишних движений. Пайпер шумно втянула воздух, почувствовав, как её тело берут под контроль.

— Магнус из семьи Рафт, — звонким, сильным голосом произнесла Лерайе, оказавшись рядом с Арне.

Внутренне Пайпер вопила, но сейчас её телом управляла Лерайе. Она заставила её идти к Третьему, продолжавшему безуспешно бить невидимую преграду с целью сломать её, заставила крепко обнять его и толкнуть назад — так сильно, что он действительно сдвинулся с места.

Третий говорил, что её Сила способна сравнять её с чистокровным великаном, но Пайпер не хотела, чтобы это было вот так.

Это не должно было закончиться вот так, но заканчивалось.

— Магнус из семьи Рафт, — повторила Лерайе, и Пайпер, сумевшая отбить себе поворот головы, видела, как серьёзно она смотрит на Магнуса. С другой стороны к нему пытались подобраться Клаудия с Эйкеном и Стелла, но сакри отталкивали их, против воли тащили к Пайпер и Третьему, пока Лерайе говорила: — Я дарую тебе магию, что сиянием золота укажет путь к истине.

— Прекрати! — истошно заорал Третий, пытаясь вырваться из хватки Пайпер.

Её сердце дрогнуло, когда рядом с ней оказался Эйкен. Он навалился на Третьего и, плача, толкал его вперёд, пока тени опутывали его руки и ноги и пытались оттащить назад; одна из теней оплела брошенный Нотунг и тащила его следом. Стелла вцепилась в штанину Третьего, пока Клаудия изо всех сил тянула его за руку.

— Отныне ты наследник Силы, Магнус из семьи Рафт, — произнесла Лерайе.

— Хватит! — не останавливался Третий.

Голова Пайпер болела от давления, которое на неё оказывали Лерайе и элементарная сила Третьего, но её сердце болело от того, как отчаянно и безуспешно он кричал и вырывался.

Это не должно было закончиться вот так, но заканчивалось.

Несправедливо, что это и впрямь заканчивалось вот так.

«Несправедливо! Несправедливо! Несправедливо!» — вопило сознание Пайпер, тогда как Лерайе, она была готова поклясться, дрогнувшим голосом добавила:

— Используй мою магию с умом.

Она всё ещё удерживала тело Пайпер под контролем, и потому у неё не было ни шанса, особенно когда оба сакри растаяли в дым. Пайпер по воле Лерайе толкала вырывающегося Третьего вперёд, но держала голову повёрнутой и видела Магнуса, озадаченно смотревшего на них.

Но тут он, не сдержав стона, наклонился, поднял меч и сжал его, будто всё было нормально. Пайпер слышала треск, с которыми барьеры Арне ломались тварями — их стало больше, и золотое пламя уже не сдерживало их. Оба сакри показывали, что им пора уходить.

Они не могли уйти без Магнуса, но уходили. Если Пайпер вела магия, то остальных — осознание, что иначе нельзя.

Несправедливо, что это и впрямь заканчивалось вот так.

«Несправедливо! Несправедливо! Несправедливо!»

— Пожалуйста, — всхлипнула Пайпер.

Третий всё ещё кричал и проклинал сакри, требуя, чтобы они немедленно вернулись и всё исправили, пытался вырваться, но либо Арне удерживал его, либо Пайпер и впрямь была сильнее. Её это не волновало. Она видела только Магнуса с пробитой грудью, на котором собственной крови стало больше, чем крови демонов.

Если бы не кровь, он бы выглядел всё так же ослепительно, как и всегда.

— Пожалуйста! — отчаяннее выкрикнула Пайпер, чувствуя, как Третий напрягается всем телом, чтобы оттолкнуть их.

— Брось, Золотце, — с улыбкой ответил Магнус, и его голос почти не дрогнул, чего нельзя было сказать о губах. — Умереть за тех, кого любишь и кому предан — великая честь.

Пайпер не была с ним согласна, но могла только цедить сквозь зубы бесконечное «пожалуйста», слыша, как Эйкен громко плачет.

Один из барьеров Арне треснул. В какой-то момент обломки разрушающейся Башни перестали падать, но теперь всё вернулось на круги своя. Должно быть, Арне и впрямь удерживал их всех в безопасности так долго, как только мог.

— Пожалуйста, — повторила Пайпер, и её тихий голос был заглушён новой волной проклятий со стороны Третьего. Но она продолжила, почему-то уверенная, что Магнус её услышит: — Пожалуйста, не разрушай себя.

И он действительно услышал.

— Разве я разрушаю? — с неуместным, наигранным изумлением спросил он. — Ты ещё не поняла, Золотце, что вы все — любовь всей моей жизнь? Брось, это ведь очевидно.

Это не должно было стать очевидным вот так, но стало.

«Несправедливо! Несправедливо! Несправедливо!» — неустанно вопило её сознание.

— Вперёд, Золотце, — неожиданно серьёзно добавил Магнус, покрепче перехватив меч. Она увидела, как к нему несутся первые демоны, сумевшие прорваться за барьеры, и громко всхлипнула. — Выведи их отсюда, я немного задержу тварей.

Это не должно было закончиться вот так, но заканчивалось.

Стиснув зубы, Пайпер скрепя сердце открыла портал и толкнула в него Третьего.

Эпилог. Хоть и сломаны два крыла

Киллиан был в очень шатком положении.

Власть — хрупкая вещь, требующая цепких рук, железной воли и стремления отдавать всего себя на благо других. Власть требовала того, чем Киллиан не был готов жертвовать в таких количествах. Даже будучи законным наследником рода Дасмальто, он предоставлял управление делами рода своим доверенным лицам, часть из которых ранее служили Жозефине. Киллиан был великаном, пересекавшим моря с целью наладить крепкие связи с заморскими странами от лица Ребнезара, но даже нечто столь важное никогда не стояло у него на первом месте. Он всегда был свободолюбивым, и это качество медленно, но верно умирало здесь, в Диких Землях.

Власть — хрупкая вещь, и Киллиану не следовало брать её в свои руки. Но он взял, потому что великаны выбрали его, потому что Третьему нужна была помощь. Тогда его положение было даже более шатким, чем у Киллиана — теперь.

Может быть, оно и сейчас такое.

Если бы только Киллиан знал, что с Третьим.

Он держался долго, — элементали великие, он держался все часы собрания, — не показывал усталости, незнания и страха, и только после, когда посол Элвы вышла последней, а в зале остался только Джинн, Киллиан сорвался.

Стиснув зубы, он прорычал ругательство и со всей силы опрокинул мраморный стол, мгновенно расколовшихся на множество кусочков.

Киллиану казалось, что вместе с эти треклятым столом раскололся и он сам.

Тяжело дыша, пытаясь удержать подступающие рыдания, он рухнул на стул, всегда стоящий во главе стола, где и подобало быть настоящему королю, упёр локти в колени и вцепился в жёсткие чёрные волосы. Серебряный венок, символ власти, со звоном упал на пол и покатился в сторону. Киллиану было плевать.

Пусть всё горит синим пламенем. Киллиан слишком устал, чтобы пытаться что-то контролировать. Киллиан слишком боялся, чтобы вновь начать действовать.

— И как только ты сразил оленя Инглинг?

Киллиан вскинул голову, уставился на открытые двери, ведущие на балконную площадку. Там, бесцеремонно развалившись на каменных перилах, сидел Катон, крутивший в руке начищенный до блеска кинжал.

— Жалкое зрелище, — презрительно скривившись, бросил он.

— Убирайся! — рявкнул Киллиан, подскакивая на ноги. — Убирайся, пока я не убил тебя!

— А это идея! Попробуй убить меня или хотя бы ранить. Узнаем, действительно ли моя клятва с твоим драгоценным Третьим всё ещё в силе. Ну как? Рискнёшь?

Киллиан был слишком слаб и растерян, чтобы рисковать, хотя желание свернуть Катону шею не ослабевало ни на секунду. Он заявлялся в Омагу всё чаще и чаще и, казалось, делал это исключительно от скуки. Новых сведений, представляющих угрозу для них всех, не было, и не было Третьего, способного заставить Катона искать то, что им нужно. Вместе с Джинном Киллиан, наверное, смог бы попытаться надавить на вождя Дикой Охоты, но только не сейчас, когда Киллиан пытается хоть как-то собрать себя по кусочкам, а Джинн — видит и слышит то, чего не понимает.

— Ты ведь знаешь, что орёл никогда бы не признал тебя по-настоящему, — продолжил Катон, широко, ядовито улыбаясь. — Ты не создан для власти, Киллиан. Просто признай это и передай управление Омагой тому, с кем я смогу хотя бы говорить нормально. Ты, очевидно, только и можешь, что ломать мебель.

Киллиан мог не только это. Он мог свернуть шею или вырвать хребет голыми руками, мог отсечь голову, не моргнув и глазом, и скормить врагу его же пальцы, но сейчас всё это казалось ему таким далёким и бессмысленным. Что толку от его жестокости, которую он всегда проявлял к тем, кто стоял на пути, если за спиной у него никого не осталось?

Розалия. Жозефина. Роланд. Алебастр. Гвендолин. Гилберт. Даже Мария, ещё не успевшая стать частью рода Лайне. Теперь и…

— Изменений нет, — холодно произнёс Катон, после чего, крутанув кинжал ещё раз, упал спиной назад и растворился в тенях, охотно отозвавшихся на его древнюю магию.

«Изменений нет».

Для Киллиана эти слова были сродни острию в сердце.

Он рухнул на стул, почувствовав, что ноги уже не могут удерживать его, и оторопело

посмотрел на стоящего поодаль Джинна. Он держался значительно лучше и позволял себе показывать слабость лишь в моменты, когда неизвестная сила атаковывала его изнутри. В остальное время Джинн был собранным, серьёзным, внимательным. Таким, каким и должен быть посол мира, странствующий между городами и крепостями.

После исчезновения Третьего Джинн стал самым сильным магом Диких Земель, и его присутствие и внимание требовались в нескольких местах сразу.

— Изменений нет, — тихо повторил Киллиан, скорее зная, чем слыша, какой хриплый и безжизненный у него голос. — Четыре месяца, а изменений всё ещё нет…

— Если бы Третий погиб, его клятва с Катоном бы перестала действовать, о чём он бы тут же сообщил, чтобы продемонстрировать свою силу, — быстро проговорил Джинн. — Ещё есть шанс.

Киллиан знал это, но ощущал себя до того пустым и разбитым, что, не сдержавшись, заорал:

— Четыре месяца, Джинн! Башня стоит четыре месяца!

Ему не следовало срываться на Джинна, пытавшегося успеть везде и всюду, способного помочь в безопасном устранении Башни, но Киллиан не мог остановиться.

Всё началось где-то через две недели после того, как Третий, согласно планам, должен был появиться в Тоноаке. Леди Эйлау прислала ласточку, в которой говорилось, что Третий и его спутники были захвачены Башней, возведённой Карстарсом. В первые секунды Киллиан решил, что это очень плохая шутка, но побледневшее лицо Джинна, бывшего рядом в тот момент, подсказало ему, что это не так.

— Я чувствовал что-то, — сбивчиво пробормотал Каслана тогда, пустым взглядом смотря на тонкий пергамент в руках Киллиана. — Что-то мощное, неестественное… Оно было таким быстрым, как ветер, и я даже не понял, что…

Никто из них не понял, что это было.

Никто не понимал, как с этим бороться.

Никто не знал, жив ли Третий.

Киллиан начал срываться спустя месяц душащей его неизвестности. Весь дворец теперь ходил на цыпочках, а если кто и попадал под его горячую руку, то после решал этот вопрос с Джинном или Маруном — тот временно заменял Третьего на посту генерала.

Даже это выводило Киллиана из себя, а ведь он умел контролировать свои эмоции. Он был свободолюбивым, но знал, когда следует отступить на шаг и показать обратное.

Сейчас же он показывал лишь то, насколько сильно он разбит.

Он устал терять и хоронить тех, кого любил больше всего. Устал засыпать, слыша, как болезненно сжимается его сердце. Устал возвращаться к могилам, пустоте в душе и отчаянию, которое ни на мгновение ни оставляло его. Устал ненавидеть себя за то, что каким-то образом выжил во Вторжении, но не сумел защитить семью, которую любил всем своим колючим сердцем.

Они должны были выжить. Все они, все из рода Лайне и из рода Дасмальто. Все великаны, которых он знал. Все люди, феи и эльфы. Почему столько сигридцев погибло, а он до сих пор жив?

Киллиан слишком устал, чтобы притворяться сильным королём.

— Почему, Джинн? — едва слышно спросил он, подняв на него пустые глаза. — Почему они все погибли? Почему я не смог защитить хотя бы его?

— Есть ещё шанс, — так же тихо ответил Джинн. — Третий сильный, справится.

— Он ещё ребёнок, — возразил Киллиан, смутно осознавая, что это ложь. Однако Третий всегда будет ребёнком для него. — Я должен был защитить его, но я…

Он не справился. Он любил своих племянников всем своим колючим сердцем, и он не сумел защитить последнего.

— Оставь меня.

Не говоря ни слова, Джинн ушёл.

***

Джинн Каслана умел импровизировать. Это было его особым талантом, дарованным, должно быть, самими звёздами.

Но в последнее время этот талант никак не помогал ему.

— Больно? — спросила Ветон, слегка надавив ему на спину.

— Нет, — глухо ответил Джинн, даже не пытаясь звучать чуть более любезно.

У него не было сил на дежурные улыбки и фразы, которыми они всегда обменивались, когда у Джинна случался очередной приступ. Они называли это «приступами» лишь потому, что не знали, как иначе объяснить беспорядочные попытки тела Джинна истерзать себя.

Ему не обязательно было уставать или попадать под удар врага, чтобы нечто, скребущееся внутри него, начинало рваться наружу. Два шрама на его лопатках, появления которых он не понимал, могли начать кровоточить в любое время, вне зависимости от его желаний и целей. Иногда это начиналось в присутствии Ветон, но чаще всего в моменты, когда он был один. Пару раз это случалось в пути — тогда Джинн пил отвары, которые Ветон приготовила специально для него, и надеялся, что доживёт до возвращения в Омагу. Если не ради себя, то ради Киллиана, Анселя, Маруна и тех, кого сильнее всего коснулось исчезновение Третьего.

Строго говоря, это не было исчезновением. Леди Эйлау исправно следила за состоянием Башни, фактически поселилась рядом с ней, и потому она точно знала, что Третий, Первая, Клаудия, Магнус, Стелла и Эйкен всё ещё внутри. Но ни она, ни кто-либо другой не знал, как помочь им. Всего в Диких Землях было лишь два человека, которым удалось выйти из Башни живыми, и сейчас оба были заперты в точно такой же.

Джинн не знал, есть ли у них шанс, и боялся даже думать об этом. В последнее время приступы случались всё чаще, и в его комнатах Ветон проводила больше времени, чем у целителей. Начали ходить слухи, что они наконец стали любовниками, — и кто только придумал добавлять это ужасное «наконец»? — но ни Ветон, ни Джинн не обращали на это внимания. Джинн едва не умирал каждый раз, когда случался приступ, и теперь отвечал за всё то, что раньше выполнял Третий, да и Ветон прибавилось работы.

— Как Киллиан? — спросила она будто скучающе, но Джинн знал, что на самом деле она волнуется. По-своему, конечно, но волнуется.

— Сегодня сломал стол.

— О. Стол. Ну, главное, что никто не пострадал.

— До этого не так далеко, как ты думаешь. Ему становится хуже.

— И что же ты тогда тут делаешь? — довольно резко спросила она, зная, что начинает давить на правильное место. — Почему не ищешь способы вытащить их из Башни?

Джинн не мог винить в её особом подходе к получению информации и смелости, которую она не боялась проявлять перед Третьим. Если она была нужна ему, то Ветон предпочитала выпытать все детали, прежде чем начать работать, иначе вполне могла отказаться и просто ждать, когда Третий сдастся и вновь обратиться к ней. Она была резкой и, возможно, чересчур импульсивной, особенно в ситуациях опасности и стресса, но Джинн не винил её в этом. Теперь, когда самым сильным магом Диких Земель считался он, а должность генерала занял Марун, Ветон наседала на них, требуя, чтобы они либо делились с ней информацией, либо проваливали из её лазарета куда подальше.

Она также знала, что на самом деле он искал способы. Все четыре месяца, без остановки. Он прибыл в Тоноак сразу же, как смог, едва сумев убедить Киллиана в том, что тот должен остаться в Омаге. Он проводил в Твердыне Кродоу дни и ночи напролёт, игнорируя нечто, прорывающееся наружу, и переводя все тексты, которые удалось найти. Он был в Элве и вместе с Джокастой и магами, верными ей, искал ответ среди многочисленных эльфийских хранилищ. Он побывал в каждой крепости, в каждом храме и вскоре должен был отправить доверенных людей искать ответы в Артизаре. Как бы Джинн ни хотел заняться этим сам, ему не следовало покидать западных земель — путь в Артизар неблизкий, и неизвестно, не потребуется ли его помощь здесь.

— Ты закончила? — спросил он, так и не ответив на её вопрос. В этом не было никакого смысла — они оба знали, что Джинн работает на пределе сил и, возможно, именно из-за этого приступы случаются чаще. Не то чтобы он совсем не мог вытерпеть их, ещё как мог, но это не слишком приятное дело — чувствовать, как тело предаёт тебя и ломает изнутри.

— Закончила, — фыркнула Ветон.

— Отлично. Ты не могла бы дать мне рубашку? Она где-то там, на стуле.

— Элементали… — со вздохом произнесла Ветон, оглядываясь. — Тебе нужно прибраться.

— Как только, так сразу.

Джинн хотел встать, но тело было до того тяжёлым, что он не мог пошевелиться, только лежать, раскинув руки в разные стороны. Хорошо хоть в своё время он догадался выбить себе комнаты с такой огромной кроватью — при желании тут без проблем могли уместиться даже три человека. В последнее время сон для Джинна стал слишком драгоценной вещью, чтобы он пренебрегал даже такими небольшими моментами.

Но Ветон бросила на его спину, отмытую от крови и уже не доставлявшую ему столько боли, рубашку, и Джинну пришлось начать шевелиться. Он мог позволить себе пару минут отдыха, но после того, как Киллиан сорвался, это казалось неправильным.

Они оба знали, что Джинн не виноват в том, что пытается поддерживать надежду, но именно эта надежда и отравляла Киллиана. Ему было нужно знать, что Третий жив, иначе, Джинн не сомневался, он просто сойдёт с ума.

Наверное, даже хорошо, что Джинн не помнил ни себя, ни людей из своего прошлого.

Наверное.

Он слышал чужие голоса, зовущие его, крики и болезненные стоны, завывания ветра и шум песка, свист в ушах, какой звучал, когда куда-то падаешь, но не мог этого понять. Всё это терзало его так же, как два шрама на спине, как ощущение неспособности сделать хоть что-то дельное и страх, что он упустил какую-то крайне важную деталь, способную помочь ему.

— Ты так и будешь стоять и пялиться? — пробормотал он, с трудом удерживая себя в вертикальном положении.

— А ты вообще в состоянии одеться? — скептически уточнила Ветон, сощурив глаза.

— Как видишь, — ответил Джинн и демонстративно, запрещая себе морщиться из-за боли, стал надевать рубашку.

— Элементали великие…

Когда-то, возможно, он бы даже пошутил про это. Ветон слишком редко была в его комнатах и никогда с той целью, о которой все сейчас только и шептались. Но в последнее время внимание, обращённое на Джинна, выросло раз в десять, если не больше, и он устал от многочисленных взглядов, наполненных вопросами и недоверием. Ветон никогда не вызывала у него недоверия или вопросов, — разве что ему было интересно, почему она такая колючая, — но даже её внимание сейчас ощущалось слишком остро.

— В этот раз было хуже, да? — наконец спросила Ветон.

Джинн остановился. Не было смысла скрывать от неё правду, она была целительницей с многолетним опытом и отлично разбиралась, когда такие глупцы, как он, пытались солгать.

— Было ужасно, — тихо ответил он. — Как будто что-то почти вырвалось.

Как будто два шрама на спине были ранами, нанесёнными изнутри, как будто кто-то просто разорвал его кости, мышцы и кожу, пытаясь пробить себе путь на свободу. На какое-то мгновение Джинн решил, что он так и умрёт, не поняв, что это было, и не вспомнив, кем является.

— Тогда добавим тебе больше эрвы.

— Это поможет?

Ветон посмотрела на него, поджав губы, и Джинн мгновенно почувствовал, какой глупый вопрос задал. Вряд ли даже Ветон до конца понимала, с чем они столкнулись, и действовала исключительно по аналогии. Джинн не был силён в целительстве, мог только полагаться на свою магию, излечивающую его самостоятельно, но с этим она не боролась.

— Думаю, утром тебе снова станет плохо, — наконец сказала Ветон, и Джинн громко застонал от разочарования: когда Ветон предполагала, когда может случиться следующим приступ, она всегда угадывала, будто сама терзала его магией, о которой он не знал. — Когда ты отбываешь?

— Как раз завтра утром.

— Значит, вечером, — кивнув, заключила она. — Если сбежишь — пеняй на себя, я больше помогать не буду.

Он вполне мог и впрямь сбежать, но Ветон действительно угадывала, когда наступал следующий приступ. И от Джинна не будет толка, если он будет страдать из-за самого себя и не сможет должным образом остановить это.

— Тебе ещё не надоело возиться со мной? — пробормотал он, проводя ладонью по растрёпанным волосам. — Риас, кажется, умирает от тяжести все твоих дел, пока ты тут милуешься со мной.

Ветон громко рассмеялась.

— Милуюсь, как же! Да ведь ты откинешься, если я не буду следить за тобой.

— Не такой уж я и беспомощный.

— Правда?

Это, наверное, было проверкой. Или каким-то призывом, который он не разгадал. В последнее время, когда приступы участились, общество Ветон напоминало не только об этом, но и том, что Джинн мог чувствовать себя спокойно. Когда Ветон заканчивала залечивать его раны и говорила, что он свободен и может катиться куда подальше, он действительно чувствовал спокойствие. Настолько, что он потерял бдительность, даже с учётом того, в собственных комнатах ему нечего было опасаться. Даже саму Ветон.

Кажется, это и впрямь было проверкой. Такой, которую Джинн не распознал вплоть до самого последнего момента, когда губы Ветон коснулись его губ, а её руки легли ему на шею и коснулись кончиков волос.

Джинн отшатнулся исключительно инстинктивно. Ему казалось, что он слишком хорошо знал Ветон, чтобы понимать: он — едва не последний, на кого она посмотрит. Это было своеобразной игрой, в которую они играли, даже не озвучивая правил. Джинн безуспешно флиртует, ни на что не рассчитывая, Ветон ставит его на место. Об этом знали все.

— Успокойся, — фыркнула Ветон, потянувшись к нему. — Я не кусаюсь.

— Я бы не был так…

Она заткнула его требовательным поцелуем. Джинн мог бы сопротивляться, мог бы вырваться, — он был намного сильнее, — но не делал этого не из-за чувства благодарности за то, что Ветон тратила столько времени, чтобы помочь ему пережить приступы.

У Джинна не было никакой причины, чтобы отвечать на поцелуй Ветон, но он отвечал, уже ни о чём не думая.

***

Джинн с трудом открыл глаза. Всё его тело болело и отказывалась подчиняться, и он был уверен, что это вовсе не то, что он должен был чувствовать после ночи с женщиной.

Он с трудом и болезненным стоном сел, пытаясь понять, где находится. Это всё ещё его спальня, тонущая в полутьме — рассвет в серых тонах вот-вот должен был наступить. С дверей, ведущих на балкон, тянуло холодом. Одеяло почему-то было отброшено в сторону, и Ветон не лежала рядом. Джинн думал, что, в какой-то момент открыв глаза ночью, видел: она действительно была рядом.

— Идиот, — пробормотал он, заставляя себя подняться на ноги.

Ветон вовсе не обязана оставаться, если не хочет, даже если ночью Джинну казалось, что это не так. Это всё ещё было игрой без правил, но Ветон идеально играла в неё, не считаясь с желаниями Джинна. К тому же, она всё ещё тратила время и силы, чтобы помочь ему пережить приступы.

К тому же он, кажется, действительно хотел её.

Джинн остановился, кое-как натянув штаны, и выругался сквозь зубы.

Он не мог быть настолько глупым, чтобы действительно хотеть Ветон.

Джинн прошёл к балкону, не помня, чтобы оставлял его открытым, и в отражении увидел, что за его спиной кто-то есть. Он быстро развернулся, вскинув руку, но остановился, когда Ветон удивлённо посмотрела на него.

— Ты из ума выжил? — прошипела она.

— Прости, — выдавил Джинн, опуская руку. — Я…

Он ничего не понимал. Мысли путались. Он и впрямь был с Ветон этой ночью или же ему это только приснилось? На ней уже было простое серое платье с кожаным корсетом, волосы собраны в низкий пучок, и Джинн чувствовал себя просто глупо, стоя перед ней в одних штанах.

— Неважно, — резко отозвалась Ветон, закатив глаза. — Ты спал, как убитый, так что я успела приготовить новый отвар.

— О. Прекрасно. Тогда…

Он думал, что именно его она и держат в руке, отведённой за спину. Зрение Джинна всегда было отличным, только сейчас отчего-то подводило — ему приходилось сосредотачиваться, прикладывая все усилия, чтобы разглядеть хоть что-то. Голова раскалывалась из-за боли.

Что-то врезалось ему прямо под рёбра. Джинн захрипел, отступив назад, и опустил глаза к руке Ветон, сжимавшей кинжал. Кровь брызнула из его рта, мышцы мгновенно налились свинцом.

— Что…

Ветон резко повернула кинжал. Джинн закричал, чувствуя и слыша, как всё внутри него сгорает от боли. Кости трещали, жилы и мышцы рвались, кровь вскипала и холодела одновременно, пока голову и спину будто разрывало изнутри.

Ветон толкнула его к балкону, и Джинн едва не упал, запнувшись о собственные ноги. Он пытался поднять руки и сжать руку Ветон, чтобы вырвать кинжал, но мог только совсем слабо цепляться за него.

— Что… — снова выдавил он, поднимая на неё мутный взгляд. — Почему, Ветон?..

— Потому что так нужно, — спокойно ответила она, вновь толкнув его вперёд.

Джинн с ужасом понял, что она хочет подвести его к самому краю и столкнуть. Его комнаты находились на шестом этаже и, будь его магия в порядке, он бы не разбился насмерть. Но разобьётся, если Ветон действительно столкнёт его. Магия вопила, металась внутри его трясущегося, умирающего тела, и ничего не могла сделать, только медленно убивать его.

— Разве ты не помнишь, Каслана? — почти насмешливо спросила Ветон, толкая его перед собой, всё ещё держа кинжал в его груди. — Как ты, движимый идеями свободы и равенства, ворвался в небесные чертоги и попытался украсть силу, в которой нуждались люди?

Джинн против воли сам отступил на шаг. Он не понимал, о чём говорила Ветон, но его голова болела от этих слов. Идеи свободы и равенства, небесные чертоги, сила, в которой нуждались люди… Ничего из этого не было частью какой-то одной легенды Сигрида, это никак не было связано между собой.

— Тебе просто не повезло, что боги твоего мира изгнали тебя за это, — продолжила Ветон, сделав последний толчок. Джинн почувствовал, как поясницей упирается в холодный камень ограждения. — Возможно, смерть была бы милосерднее.

— Почему, Ветон? — совсем тихо повторил он.

Что-то внутри медленно просыпалось: возможно, тот странный источник, являющийся причиной его приступов. Магия всё ещё вопила, но постепенно собиралась на кончиках пальцев, которыми Джинн безуспешно пытался отнять руку Ветон от кинжала, всё ещё торчащего из его груди.

— Не то чтобы мне очень нравится это имя, — фыркнула она, сморщив нос. — Но выбирать не приходилось.

Магия не успела. Ветон резко выдернула кинжал и со всей силы толкнула его за ограждение, и удар, который он готовил, пришёлся на него самого.

Джинн чувствовал, как магия сжигает его изнутри, и откуда-то слышал шёпот умирающих звёзд.

***

Первым Пайпер почувствовала сразу несколько запахов. Сталь, кровь, соль, цветущий сад и сырость земли, будто недавно прошёл дождь. Следом пришли чужие эмоции, разрывающие её изнутри. Не сумев удержать Третьего в одиночку, Пайпер и Клаудия вслед за ним упали на землю и, почти одновременно выругавшись, попыталась перехватить его руки. Третий кричал во всё горло, царапал себе шею, вцеплялся в волосы так сильно, словно хотел избавиться от них, неумолимо сдавался под натиском отчаяния — Пайпер чувствовала это своей магией, а Клаудия, должно быть, понимала из криков и обезумевшего взгляда.

Пайпер всё ещё слышала уверенный голос Магнуса и чувствовала, как тело противится её попыткам сделать к нему хотя бы шаг. Перед глазами стояла его улыбка, в которую он всегда вкладывал только поддержку и уйму комплиментов просто потому, что не мог не сделать этого. И Пайпер через нить, связавшую Время и Силу, до сих пор чувствовала, как сердце Третьего разбивается на миллионы кусочков снова и снова.

Эйкен, при приземлении успевший подставить локти, громко всхлипнул и подскочил на ноги. Стелла зубами схватила Пайпер за рукав и дёрнула её вверх, затем в сторону, ближе к Третьему, будто она и так была недостаточно близко. В то же время голос Клаудии, полный стали и слёз одновременно, ударил по ней слишком сильно:

— Сделай же что-нибудь!

Пайпер даже не знала, что на неё сработало сильнее: настойчивость Стеллы, слова Клаудии или истошный крик Третьего, но она схватила его за руки и тут же потерялась в его совершенно пустых глазах.

— Верни меня, — выдохнул он, резко подняв к ней голову. — Верни меня! Открой портал!

Пайпер сглотнула комок нервов. Связь, которую она ненавидела так сильно, сейчас передавала каждую из противоречивых эмоций Третьего и его боль, бывшую куда сильнее, чем Пайпер думала изначально. «Магнус — его кертцзериз», — повторила Пайпер, с ужасом видя, как Третий зажмуривается и тянет себя за волосы. Магнус — часть души Третьего, которую он нашёл, и что-то подсказывало Пайпер, что потерять часть души так же больно, как и всю душу.

Третий всего за несколько минут потерял и Магнуса, и Розалию, и она чувствовала, как всё внутри него противиться этому факту и в то же время уничтожается им.

— Верни меня, — прошептал он, перехватывая её ладонь. Пайпер видела косой взгляд Клаудии, бывшей рядом, и всего лишь хотела, чтобы Третий не рвал на себе волосы, но он взял её ладонь и прижал к своей щеке, будто так и должно быть. — Умоляю, верни меня обратно. Я помогу ему.

Пайпер выдавила какой-то нечленораздельный звук. Она слышала грохот крови в ушах, тихий плач Эйкена, уже принявшего произошедшее, и топот множества ног. И голоса — встревоженные, злые.

Она слишком поздно поняла, куда именно привёл открытый ею портал. Вернее, не портал, а Переход — резонанс магии оказался до того мощным, что Сила, поддавшись отчаянным желаниям Пайпер оказаться в безопасности, дома, вышвырнул их в другом мире.

Клаудия подбежала, схватила Нотунг, который до этого защищали тени Эйкена, и, стиснув зубы от боли, — сокрушитель, как и всегда, отвергал её, — подняла меч, встав перед Третьим и Пайпер. Стелла пригнулась, приготовившись к прыжку.

— Стойте! — заверещал кто-то. — Остановитесь!

Пайпер почти задохнулась от подступивших слёз. Вперёд, расталкивая Энцелада, Артура и ещё двух рыцарей, которых она видела впервые, вылетел Эйс. Он выглядел как-то иначе: то ли стал выше, то ли держался более уверенно и величественно. Но всего за несколько метров, отделявших их, он вновь стал тем двенадцатилетним Эйсом, которым был в ночь, когда демоны пришли за ним прямо к порогу дома Сандерсонов.

Пайпер почувствовала, как Третий отпустил её ладонь, и в ту же секунду Эйс налетел на неё. Третий придержал их обоих, чтобы они не упали, но тут же отдёрнул руки. Пайпер разрывалась от боли сальватора, передававшейся ей, его страха и всепоглощающего чувства безысходности, но в то же время держала Эйса в своих объятиях и чувствовала, как ей становится легче.

Но тут Эйс, скосив глаза на Третьего, закричал и отскочил, как ошпаренный. Неизвестно откуда у него в руках появился изящный меч, слабо сияющий янтарным светом. Эйс действовал будто на инстинктах: он сделал выпад, но Клаудия пусть и неуклюже, но приняла удар. Правда в следующее же мгновение Энцелад выбил меч из её рук, перехватил его и прижал лезвие к её шее.

— Хватит! — закричала Пайпер, когда Стелла яростно зарычала. — Остановитесь!

Наконец Пайпер увидела Гилберта, остановившегося между двумя безымянными рыцарями. На доли секунды на его лице показалось облегчение, стоило ему заметить Пайпер, но затем на нём отразился неподдельный ужас. Гилберт широко раскрыл глаза и прижал сжатый кулак со сбитыми костяшками ко рту, подавляя почти сорвавшийся с губ выкрик. Шерая мигом оказалась рядом и, положив руку на плечо задрожавшего Гилберта, смерила их всех беспристрастным взглядом.

Напряжение было до того сильным, что Пайпер чувствовала его давление на её магию. Эйс всё ещё держал оружие наготове, — «И где он только взял его?», — Энцелад прижимал лезвие меча к горлу Клаудии, смотревшей нанего с презрением и ненавистью. Дядя Джон, нерешительно оглядывающий Пайпер и её спутников, покачал головой.

«Боже мой», — пронеслось в её голове с запозданием.

Пайпер перенесла их во Второй мир, прямо на задний двор особняка Гилберта. К людям, которые ненавидели Третьего, прямо сейчас стоявшего за спиной Пайпер.

И это поняла не только она.

Словно безошибочно определив, кто отдаёт приказы, Стелла бросилась на Гилберта. Энцелад попытался атаковать её, но она пронеслась мимо, увернулась от мечей ещё двух рыцарей и повалила Гилберта на землю, максимально приблизив рычащую морду к его лицу. Алая магия почти коснулась её шерсти, однако тени Эйкена преградили Шерае дорогу.

Сознание Пайпер вопило. Клаудия осталась без оружия, которым завладел Энцелад, Стелла держала Гилберта и не позволяла ему сбросить её, двое рыцарей держали свои мечи слишком близко, одно неосторожное движение — и они ранят её. Дядя Джон же напомнила призрака и просто стоял, иступлённо смотря на неё. Пайпер смотрела на него с тем же чувством и не знала, что сказать.

Неожиданно Стелла мотнула головой в сторону и сменила обличье. Теперь она сидела на покрасневшем до кончиков ушей Гилберте совершенно голой и, не обращая внимания на направленные на неё мечи и отчаянные попытки Эйкена не подпустить к ней Шераю, смотрела в сторону. Пайпер проследила за её взглядом и замерла, увидев поднимающееся из-за горизонта солнце.

— Там солнце! — взяв слишком высоко, крикнула Стелла. — Третий, смотри, там солнце!

Напоминание об его присутствии будто только подстегнуло Гилберта действовать. Он оттолкнул от себя Стеллу, быстро снял себя тёмно-синий пиджак, едва не порвав его, швырнул в неё и сбивчиво крикнул:

— Немедленно прикройся!

Стелла вцепилась в пиджак и стала рассматривать его, будто ничего другого не существовало. Пайпер хотела аккуратно подойти, заслонить её собой, если кто-то решит напасть, но новый отчаянный крик почти сбил её с ног. С крыльца особняка сбегала Марселин и она, казалось, выглядела почти счастливой, поймав её взгляд, но остановилась, оглядев всех остальных. Пайпер была уверена, что Марселин сразу же узнает Третьего, но вместо этого она, заметив тихую борьбу Эйкена и Шераи, через силу выдавила:

— Рафаэль…

Эйкен дёрнулся, как от удара, и непонимающе уставился на неё. Марселин сорвалась с места, но двое рыцарей поймали её и потащили назад.

— Нет, отпустите! — истерично кричала она, хаотично избивая плечи и руки рыцарей, разбрасывая искры зелёной магии, которая, однако, почему-то не причинила им вреда. — Рафаэль!

Голова Пайпер была готова расколоться от криков, боли и слишком большого количества мыслей, в то время как ноги несли её к Стелле. Пайпер схватила её за руки и быстро завела себе за спину, но, не успев даже рта открыть, почувствовала, как давящая магия разлилась в воздухе, и Третий, чей хриплый голос казался неестественно громким в только наступившей тишине, выдавил:

— Пожалуйста, — он сделал неуверенный шаг вперёд, и Энцелад почти сместил оружие на него, но Третий вопреки всему произнёс так громко, умоляюще и быстро, что все разом застыли: — Пожалуйста, не отрекайся от меня, брат.

Теперь помимо криков, боли и слов Магнуса в голове Пайпер звучали сотни подсказок, которые она упустила, и тысячи намёков, которые не понимала. Всё было так просто очевидно, но, казалось, этого не знала только она.

И всё это было так ужасно не к месту, что она громко, истерично, до слёз рассмеялась, мгновенно собрав на себе все взгляды.

Её это не волновало, потому что Третий — Фортинбрас из рода Лайне, изгнанный принц Ребнезара и старший брат Гилберта.

Оглавление

Пролог. Когда мы не смыкали глаз

Часть I: Встречи. Глава 1. Между гор и долин

Глава 2. Ведь мы же поклялись с тобой когда-то

Глава 3. Печаль находит на сердца

Глава 4. Вдох — вся боль пройдёт

Глава 5. Тогда лишь двое тайну соблюдают

Глава 6. Вдох — закрой глаза

Глава 7. Я с тобою навсегда

Глава 8. Месяц не ведал мощи своей

Глава 9. Солнце не ведало, где его дом

Глава 10. Игрою и притворством он добился, чего хотел

Глава 11. Но какая цель?

Глава 12. Выберись из пепла

Глава 13. Но в темноте слова ловлю

Глава 14. Не с сердцем ледяным

Глава 15. Так беспомощно грудь холодела

Глава 16. Где новый день

Глава 17. Синяки и вены

Глава 18. Слишком быстро, несерьёзно

Часть II: Прощания. Глава 19. Слыша, как клокочет гнев в моей груди

Глава 20. Моя голова — это джунгли

Глава 21. Другого себя я так ненавидел

Глава 22. Чья душа стала пустою полостью?

Глава 23. Сплетённые воедино одной нитью

Глава 24. И дни мои — томленье

Глава 25. С бесчестных тронов ад восстанет

Глава 26. Рви безжалостно с горестным прошлым связь

Глава 27. Плоть причиняет боль

Глава 28. Дай же мне время ярче гореть, чтоб сгореть дотла

Эпилог. Хоть и сломаны два крыла