Район приличный, спальный...(СИ) [D_n_P] (fb2) читать онлайн

========== Часть 1 ==========

Юнги любит свой район. Каждый раз ловит себя на этой мысли, когда выходит из автобуса и оглядывается. Да, не Каннам, но тоже неплохо. Свечи новомодных многоэтажек высятся среди зеленых насаждений, а под их пышными кронами — чистые приличные дворы, детские площадки и освещенные тропинки, уложенные ярким камнем. Много магазинчиков, две школы, спортзалы и огромные торговые центры — все в паре шагов. Помимо зелени дворов, несколько парков с велосипедными дорожками и озерцами раскинулись неподалеку. Здесь даже дышится легче, не то, что в центре, где он работает.

Молодому специалисту Мин Юнги было бы не по карману жить здесь, но вот уже три месяца, как он работает в большой фирме, и завтра у него первый проект для заказчиков. Если все пройдет успешно, откроются и новые перспективы, и энное количество знаков прибавится к сумме на его зарплатном счету. Ему крупно повезло найти подобную работу сразу после университета, и он расшибется в лепешку, но постарается ей соответствовать.

Сегодняшний рабочий день оставил досадное послевкусие. Юнги допоздна задержался, вылизывая слайды до идеального состояния, и все равно остался недоволен. То шероховатости в виде тусклого фона и не идеально выровненных таблиц, то заголовки, которые не звучат, как надо. Устав пялиться в компьютер в пустом кабинете, обпившийся кофе до изжоги, он перенес проект на рабочий ноутбук, приобретённый фирмой для таких случаев, и поехал домой.

Юнги на ходу расслабляет ворот строгой рубашки, трет пальцами раздраженные следы на шее. На улице духота плавит кожу, вечер не приносит долгожданную прохладу. В офисе он еще и в пиджаке, там кондиционеры обдувают липким холодом, да и офисный корпоративный стиль обязывает. Но в такую жару Юнги оставляет пиджак на работе, предпочитая добираться до дома в рубашке с длинным рукавом. Но и в ней ужасно жарко. Он поправляет сползающую с плеча лямку кожаной сумки, где лежит ноутбук и идет дальше по тротуару.

Завернув к своему подъезду, он досадливо морщится и замедляется. Всем хорош район. Был. До недавнего времени. Пока не начались школьные каникулы.

Они снова там.

Малолетняя гопота, закончившая учиться и которая теперь тратит время на бесполезные тусовки по всем дворам ближайших домов.

Сегодня, видимо, пришла очередь оккупировать их детскую площадку, и снова галдеж, ругань и смех будут лететь в открытое окно, мешая Юнги спать. Он бы и закрыл его, но кондиционер сломался, а хозяин квартиры уже вторую неделю кормит завтраками своего арендатора, обещая отдать технику в ремонт. С закрытым окном дома — чисто сауна, задохнуться можно. Вот и терпит Юнги, ладно хоть не каждую ночь они тусят, у них свой «график» тусовок по дворам.

— Сраные школьники, нет никакой на них управы, — он дергает плечом и непроизвольно ускоряет шаг.

С площадки несётся дикий грохот — Юнги кидает опасливый взгляд в сторону шума, придерживая сумку с ценным содержимым. А там хаос. Толпа, в которой слышны и девичьи голоса, заполонила двор, носятся по игровому оборудованию. Пластик горок и лестниц жалобно трещит под ногами бездельников, пока те, гогоча как гуси, бегают друг за другом в догонялки.

Пока они заняты, есть шанс остаться незамеченным. Юнги ускоряется еще, втягивает голову в плечи, чтобы не привлечь внимание.

В его молодости такого не было, да и городишко, где он вырос, был небольшим. Юнги страстно желал из него вырваться, поэтому учился, как заведенный, чтобы поступить в столице. Некогда ему было тусить, некогда гулять, у него была цель. А эти же лентяи… Кто не бегает — восседают, как воронье, по скамейкам — жопами на спинках, ногами на сиденьях. В руках бутылки явно с чем-то горячительным. Вот тех, кто не занят, вообще надо обходить по дальней орбите — Юнги уже учёный.

— Почему на них никто не пожалуется? — продолжает он бухтеть себе под нос. Громче сказать — страшно, нынешняя молодёжь — на редкость пугающая — здоровая и наглая. Юнги торопится. Вперив взгляд под ноги, молится, чтобы малолетняя кодла была занята своими делами. И на всем ходу врезается в жесткое, темное, неожиданно преградившее ему путь.

Юнги инстинктивно хватается за ткань, оказавшейся чьей-то майкой, вскидывает голову и лбом чиркает по мягким губам, пахнущим орешками, жвачкой и пивом.

— Опана, сам свалился на руки… — по макушке вспархивает басовитый смешок. Его бока стискивают сильные пальцы, впиваются серьезно, жмут ближе. — Хён, у тебя талия, как у самой чёткой чики.

Возмущение тут же срывает крышак. Юнги ахает, отпихивается, и сумка, качнувшись под тяжестью ноута, скользит по ткани рукава и резво съезжает вниз. Ровнехонько в руки, с удручающим опытом эту самую сумку принимающими.

— Ты! — вскипает окончательно Юнги, узнав «препятствие». — Какой я тебе «хён», остолоп!

— Не хочешь «хён», будешь «аджосси», — тут же прилетает хамская ответочка. — Старшее поколение — такие грубияны, а ведь должны подавать пример неокрепшим юным умам. Это… аджосси, я не остолоп, я Ким Тэхен…

Юнги ошарашенно замолкает, разглядывая наглеца, посмевшего его так назвать.

Черная мятая футболка, такие же спортивные штаны. На голове потрепанная кепка, козырьком назад. На ногах стоптанные, пыльные кеды. Типичный представитель гопоты, в который раз убеждается Юнги, только неприлично и необычно красив. Надо же, какие кадры трутся в уличной банде. Не сказать, что Мин — ценитель мужской красоты, но за три месяца работы в огромном рекламном агентстве наметал глаз на годное «продаваемое» лицо. И одно из них сейчас смотрит на него, цыкая зубом. Фонарь светит из-за спины Юнги, обливает пацана, освещает его силуэт. Красивое лицо того под неярким светом — совершенно неземное, очерчивается растушеванными линиями под скулами, по крыльям носа и по углам мальчишеской челюсти.

Пацан усмехается и вопросительно поднимает бровь, когда замечает интерес. Юнги вздрагивает и клянет себя шепотом. Интерес-то профессиональный, а не какой-то там личный. Сейчас еще гопник решит, что Юнги из «этих» и намылит шею чисто из-за мужской солидарности со всеми натуралам. И пофиг ему, что Юнги тоже не тот. То есть, не этот… Тьфу, блин, сколько проблем принесло Юнги соседство со школьной гопотой.

— Все рассмотрел, аджосси? Или хочешь поближе? — хмыкает, тем временем, шпана и склоняется к лицу. Складывает полные губы в трубочку и дует прямехонько Юнги в нос. Ароматы пива, снеков и какой-то дешевой туалетной воды вышибают слезы. Юнги отшатывается и молча пытается проскользнуть мимо, но его там снова встречают грудью.

Досадно, но этот малолетний гопник какого-то хрена прицепился к Юнги. Он задирает голову и снова впивается взглядом в юное, нахальное лицо. Главное, младше на порядок лет, но уже выглядит настоящим лосярой. Чертов акселерат! От него-то Юнги и прятался, когда пытался проскочить зайцем мимо двора. Каждый раз, как здесь тусуется их шайка, говнюк какую-нибудь дичь вытворяет.

Вот и сейчас он стоит, загораживает плечами родимый подъезд, взвешивает чужую сумку, многозначительно поигрывая густыми бровями.

Юнги тут же вспоминает, что там чужой ноутбук.

— Верни сумку!

— Чо эт? — ухмыляется гопник и перекидывает сумку из руки в руку.

— Стой! — орёт истошно Юнги.

У него темнеет в глазах. Еще не хватало угробить рабочий ноутбук. Вместе с презентацией! Юнги готов себя убить, ведь он не скопировал, а перенёс работу, опасаясь происков коллег. Проект существенно дорогой, и многие на него облизывались. А выиграл зелёный еще специалист. И сейчас так бездарно просрет.

Ему, кровь из носа, нужна его презентация!

Юнги выставляет руки, как дрессировщик перед диким животным.

— Отдай сумку, по-хорошему прошу… — понижает он голос до бормочущего рокота. Как будто можно усыпить этого лося. — Тебе же не нужно чужое?

— Почему не нужно? Чужое можно толкнуть по дешевке или заложить… — глумится над ним гопник.

— Но это же неправильно!

— Зато весело… — смеется школьник, чем еще сильнее бесит Юнги.

— Я пойду в полицию, там повеселишься от души!

Тэхён смотрит на Юнги, не мигая.

— Где я только не веселился…

— Отдай сумку, скотина! — Юнги хочется взвыть и топнуть ногой.

— Неа! Грубый аджосси…

Внутри все трясется от раздражения. Подъезд так близко, а не добраться. Юнги оглядывается, но на тропинке, как назло, никого. Зато где-то за спиной продолжает шуметь гоп-компания. Вот их внимания точно не надо привлекать, так он, сто процентов, останется без рабочей техники.

Это тупик. Школьник смотрит с усмешкой, сумка лямкой висит у него на пальцах, и тот ею покачивает, намекая, мол, ну что ты, возьми, вот же она. Юнги пытается выхватить, но тот, цокая языком, резко отстраняется и снова дразнится.

— Тебе что, делать нечего? — хмурится Юнги.

— Неправильная постановка вопроса, — перестает улыбаться пацан. Подходит ближе и рассматривает в упор. — Думай, дядя, думай.

Басовитые нотки в голосе школьника звучат совсем по-взрослому. Табун холодных мурашек галопом мчится по коже, хотя на улице ни на йоту не стало прохладнее. Юнги вздрагивает, чувствуя, как капля пота ползет по позвоночнику. Пацан пугает своей серьезностью.

— Что тебе надо? — выдыхает Юнги, кусает губы под потемневшим взглядом наглого говнюка.

— В точку, — снова усмехается этот Тэхен и, наконец-то, отходит. Вешает сумку себе на плечо, снимает кепку и зачесывает пятерней неожиданно волнистую шапку кудрей. Скупые движения уверенного в себе человека. — В кой-то веки слышу правильный вопрос.

То ли Юнги глохнет от волнения, то ли даже компания за спиной замолкает в ожидании ответа. Подозрительная тишина растекается по двору, ни звука не доносится из окон дома. Обычно то работающий телевизор, то музыка, то плач младенца сопровождают путь Юнги до подъезда, а сейчас ничего. Наверно, он, и правда, оглох.

— Так что тебе надо? — повторяет Мин и встряхивает головой.

И в этой тишине вспархивает удивительное и ужасное:

— Поцелуй меня, аджосси, и получишь сумку назад.

Целых пять минут Юнги пялится на серьезную наглую морду. Целых пять минут он полностью уверен, что ему эта дичь приснилась, привиделась, послышалась. Ну, соседи сверху разговаривают или телевизор в комнате сказал фразой из сериала. Ага, мужским баритоном «аджосси», вдруг с тоской понимает Юнги. Ну, может, это аниме такое яойное, цепляется он за последнюю надежду.

— Слышишь меня, ты? Поцелуй, говорю, — разбивает и ее малолетнее хамло.

— Ты что, дурак? Я же парень, — пятится от него Юнги и безумным взглядом шарит по округе. Кусты, фонари, лавочки кружатся вокруг него смазанной каруселью. Смысл разговора теряется совершенно.

— И чо? Ты себя видел? — наступает на него придурашный обормот. — Ты ж смазливее любой бабы…

— Иди на хер, придурок! Я не такой!

— Чо, не нужна сумка-то? — останавливается тот. Длинные пальцы любовно пробегаются по ее кожаному боку, словно пацан уже примеряется носить ее, вот так, на плече.

— Отдай… — рычит Юнги, взбешенный.

— Поцелуешь, отдам.

Вот упрямый пиздюк! Юнги дышит, как загнанная лошадь, и готов идти в рукопашную. Останавливает одно: их много, а он один. Мин никогда не был трусом, но и дураком тоже не был. Врожденная рациональность говорит, что избитым будет он сам, а сумку все равно не получит. И презентацию, так и так, не покажет. Да и гопник, наверное, просто подначивает. Кто эту молодёжь нынешнюю знает и их дебильные шуточки. А, значит, действовать надо по-другому.

Юнги выпрямляется, цепляет на лицо загадочную улыбку. С интересом начинает вертеть головой.

— Что, прям здесь? Друзья же увидят, что о тебе подумают? — с издевкой замечает он.

— Можем пойти к тебе, — хмыкает его наглый визави. И не успевает Юнги вздохнуть, его хватают под руку и волокут на лавочку в тень кустов.

Юнги лупит по цепкой руке, и его отпускают. Пацан только смеётся, потирая место удара. И смех у него такой предвкушающий, будто тот уже согласился.

— Ну чо? К тебе? — шепчет малолетний хулиган, а сам грудью теснит Юнги к скамейке. Место тут тёмное — густая зелень скрывает от фонарей, а удалённость от тропинки дарит уединенность. Мин Юнги вздрагивает. Нехило же его взяли в оборот.

— Перетопчешься… — хмурится он и упирается, не садится на лавку.

— Всего один поцелуй, хён, — продолжает увещевать мелкий извращенец, и улыбка у него возмутительно соблазнительная. Школьники не должны улыбаться так взрослым мужчинам, говорит себе Юнги и против воли засматривается. Из парниши вырастет грандиозно красивый мужчина. А пока нельзя, ни в коем случае нельзя. Юнги опускает глаза, а ему в макушку выдыхают: — Один поцелуй, и сумка будет твоя…

Решение даётся тяжело. Ну, убудет от него, что ли? Потерпеть пыхтение неопытного пацана, а потом забыть, как страшный сон. Зато сумка вернётся к владельцу, ноут останется цел, и заказчики завтра будут довольны. Может, мелкий прыщ целоваться не умеет, а к девчонкам стесняется подойти. Юнги с сомнением оглядывает развитую фигуру школьника, широкие плечи и длинные ноги, заметные даже в темноте. Его порнушную улыбку. Да уж. Стеснением там и не пахнет. Но лучше верить в это, чем во что-то другое.

— Черт с тобой! Целуй! — бухает Юнги и закрывает в ужасе глаза. Замирает, дыша как рыбка, выброшенная на берег. Кулаки сжимаются, оставляют полукружия ногтей на коже ладоней.

Он думает, сейчас на него накинутся и изжуют, но неожиданно нежная, крепкая рука обхватывает его кулак, расправляет обратно, переплетается пальцами. В темноте век не так страшно, пока его медленно, но верно куда-то тянут. Вторая рука приземляется на плечо и весомо давит, заставляя присесть. Под задницей нащупывается скамейка, и Юнги, вздохнув, садится.

Он слышит шорох, чувствует напряжение чужой руки. Парень садится рядом, не выпуская его ладони. И внезапно эти звуки в ломкой тишине, с закрытыми глазами, кажутся до жути интимными и чувственными. Дыхание сбивается. Там, за границей темноты уже не школьник, а некто привлекательный, соблазнительный, как грех, приподнимает пальцем его подбородок и рвано дышит в губы.

— Только молчи. Ни звука… — сипит Юнги, и его рот понятливо накрывают.

Почти невинные прикосновения, влажные касания мягких губ и языка. Но от них сердце Юнги вдруг бухает набатом. Чужие пальцы перехватывают вторую ладонь, спускаются на запястье, туда, где лупит пульс. Смышленый гаденыш. Юнги заполошно выдыхает носом, и юный соблазнитель, не встретив отпора, осваивается и уже жарко дышит, кусает, толкается языком, заставляя раскрыться.

Юнги вздрагивает, впускает чужой настойчивый язык. Голова кружится, как после соджу. Он вспыхивает мгновенно, сам себе ужасаясь. Его целуют, словно девушку, вылизывают уже серьезно, исследуют рот отнюдь не робко и скромно. Ладонь обхватывает за шею, вторая трогает, мнёт повсюду, трепетно и жадно, и на что его только хватает, не начать целоваться и тискаться в ответ.

Невыносимо жарко, стыдно и… сладко. Юнги несдержанно стонет. Предательски так. Низко и жалобно, словно требуя еще. И получает целую россыпь огненных отметин, по краю челюсти и вниз по шее. Юнги стонет опять, ощутив на губах одиночество, и его читают, как открытую книгу, снова дышат в губы, снова пьют и насыщают собой.

Чертов гопник, целуется, как Бог.

Кто-то свистит, а следом басовитое «Тэхена-а-а» раскатывается рёвом по району.

— До встречи… хён… — глухо шепчет Тэхен, и его дыхание овевает влажную шею. А потом он пропадает.

Пацана давно нет, а Юнги все сидит на скамейке. Забытая сумка плашмя лежит рядом. Нахал давно ушёл, выполнив обещание, а Юнги смотрит в сторону, откуда доносится шум большой компании и с ужасом думает об уверенном «до встречи».

Этот район стал слишком тесным, и именно сейчас перестал ему нравиться. Много кустов, темные лавочки… шумные соседи. Юнги похлопывает по ноутбуку, встаёт, кряхтя, как столетний дед.

— Случившееся не должно повториться… — говорит он хрипло и пугается своего голоса.

Кусты согласно шелестят ветками.

— Покажу завтра проект, заработаю денег и перееду, — Юнги прикрывает рукой саднящие губы. Вешает сумку на плечо и медленно бредет домой.

Комментарий к Часть 1

Авторская группа:

https://vk.com/club190948520

Уютный домик, где я пишу. Фики, которых нет на Фикбуке, ранняя выкладка глав:

https://vk.com/rtk_dnp

Являюсь админом Творческого объединения @Fest_fanfic_BTS в Инстаграме. Командой авторов и дизайнеров проводим тематические фесты, игры, викторины - поднимаем настроение читателям и дарим вдохновение авторам! Присоединяйтесь и пишите, читайте вместе с нами!

https://www.instagram.com/fest_fanfic_bts/

Люблю не только писать, но и читать, поэтому в составе админов веду в VK сообщество рекомендаций фанфиков Quality➤Fanfiction➤BTS➤Фанфик. Ищете интересный фанфик? Перечитали популярное? Любите редкие пейринги? Тогда приглашаю Вас в наше сообщество: https://vk.com/qfbts_ff

========== Часть 2 ==========

Уставшее жаркое солнце садится за дома, когда Юнги выходит из автобуса и, не спеша, оглядывается. Район, где он когда-то жил… И откуда позорно сбежал. Он снова сюда возвращается.

Стоит автобусу отъехать от остановки, и на тенистых улочках вновь воцаряется тишина. Здесь жизнь течёт по-другому — размеренно, неторопливо. Сразу хочется вздохнуть полной грудью, снять пиджак и не торопясь пройтись по аллеям. Прикупить ледяной кофе и пошататься бесцельно между прохожими. Жаль, что у Юнги есть цель. Ради неё он сюда и приехал, откуда сбежал три года назад, напуганный до нервной икоты, но больше собой, чем кем-то. Повергнутый в трепет чем-то неотвратимым, растёкшимся под грудиной вязкой нефтяной жижей. Он, оказывается, многого о себе не знал. И, если честно, знать не хотел. Поэтому унёс отсюда ноги в новую арендованную квартиру на другом конце города, как только выпала возможность.

Знакомый каждой аллеей район спустя три года выглядит по-другому. И вроде те же здания, тот же спорткомплекс напротив дороги, те же густо зелёные дворы, в которых носятся дети и гуляют мамашки с колясками. И всё равно что-то не то. Больше билбордов. Другие вывески, новые кафешки и будки с уличной едой. Новые компании шляются между домов.

Юнги сбивает со лба на нос чёрные авиаторы и двигается в сторону бывшего дома.

На ходу деталей подмечается больше. Здесь три года назад была детская площадка, которую по ночам оккупировало хулиганьё. Сейчас её обновили, и теперь новые пластмассовые горки высятся поверх кустов. А вон там была беседка, откуда по ночам неслись песни. Хриплые басовитые завывания мимо нот мешали спать всему району и Юнги тоже. А сейчас он проходит мимо аллеи, на которой его три года назад поцело…

«Не стоит об этом вспоминать, — цыкает про себя он и прибавляет ходу. — Особенно сейчас, когда есть цель. Не дай себя сбить».

За три года Юнги неплохо так продвинулся по карьерной лестнице. Из желторотого младшего менеджера по рекламе вырос в матёрого начальника рекламного отдела — настырность в достижении результатов, осознание себя в среде нездоровой конкуренции, где каждый норовит подсидеть и отнять денежный заказ, а значит не зевай, успевай крутиться быстрее других — помогли Мин Юнги быстро освоиться на рабочем месте. Крупные рекламные проекты шли один за другим, он быстро заработал на жильё, и год назад с арендованной квартиры окончательно переехал в своё — в однокомнатную студию. Квадратных метров там немного, но своё есть своё, не надо мыкаться по чужому и копить на депозит.

У него есть чуйка. Нюх на годную рекламу, особенно на тех, кто в ней будет сниматься. Юнги тщательно подбирает моделей. Он точно знает, будет ли реклама продаваемой, сможет ли её представить выбранный человек. Бренды идут в их агентство один за другим. Для одних он подбирает популярных айдолов, для других — дорогостоящих актёров, для третьих — абсолютно незнакомое публике лицо. Они могли не быть профессиональными моделями, могли быть людьми с улицы, только имели необычное — «продаваемое» — лицо. Мин Юнги умел их находить, умел уговаривать. Его команда умела их огранять, вытаскивать наружу ту звонкую ноту, оттенок, черту, что видел Юнги. Они ловко выбивали бюджеты под самые сумасшедшие идеи, и реклама их агентства с каждым новым проектом становилась всё роскошнее и затейливее.

Последний проект как назло буксует. Есть всё — дикая идея, такая же дикая сумма под её реализацию от спонсоров, готова команда, костюмы, даже куплены билеты. В Кению. А главного действующего лица нет. Юнги нужен кто-то необычный. Кто-то одновременно невинный и хамоватый, юный и по-наглому уверенный в себе, чтобы смог передать концепцию рекламируемой одежды. Та в этом сезоне у их клиента — грубая, кожаная, нарочито рваная, ориентированная для продвинутой дерзкой молодежи. Юнги видит безжизненные пустынные пейзажи, видит мощные мотоциклы. Представляет рекламу в стиле Безумного Макса — этакое дорожное приключение, попаданчество в утопическую вселенную, где жизнь сосредоточилась вокруг дорог, а выживание населения зависело от поставок топлива. Мчи или умри. Догони или догонят тебя. Движение это жизнь. Остановишься — спишут со счетов. Будь наглым, иначе не выживешь. Вот что он хочет для этой рекламы.

И человек. Ему нужен молодой Мэл Гибсон — с кудрями, с отважным взглядом и скромной улыбкой, под которой прячется самоуверенная убийственная ухмылка. Ему нужен чертяка с ангельскими крыльями за спиной, ангелок с дьявольскими рожками. Человек, сочетающий несочетаемое.

Нужный типаж не находится. Сотни просмотренных лиц, сотни различных крепких фигур на фотографиях портфолио, и всё не то. Не хватает той самой гремучей смеси невинности и нахальства, широких плеч, очерченных по-юношески изящно — на них рваная куртка смотрелась бы уместно и выигрышно. Не хватает длинных ног, на которых кожаные штаны выглядели бы одновременно горячо и целомудренно.

— Такое возможно? — спросило начальство у Юнги, когда он на планёрке представил концепт.

— Да, — пожал плечами он. — Главное, найти того самого человека. Кто наденет одежду бренда и будет выглядеть, словно в ней родился и с малолетства рассекал.

Начальство даёт карт-бланш, заказчики ждут, а Юнги стопорится и уже готов отчаяться. Сроки конкретно так поджимают. Ещё пара дней, и пойдут просрочки. Он и сам не понимает, почему тормозит. Есть пара айдолов на примете, ещё один парень — из моделей. И всё равно чего-то в них не хватает.

Может, от того, что нужный человек не находится, в памяти у почти отчаявшегося Юнги начинает всплывать другое лицо. Юный и нахальный, кто носил стоптанные кеды и спортивный костюм с достоинством короля. Мелкий засранец, возвышавшийся на полголовы, выудивший хитростью и наглостью первый и единственный поцелуй Юнги с человеком своего пола. Гопник со двора, от кого Юнги сбежал и чьё лицо пытался все эти годы забыть. Успешно, думал он, когда мутил с очередной моделью или певичкой. Безуспешно — понял, когда три года спустя, дай только повод, лицо вспомнилось вновь. Ну это зашквар, невозможно, нереально, ну сколько тогда было Ким Тэхёну? Шестнадцать? Семнадцать? А Юнги — двадцать три. И это полная дикость, тот был школьником-малолеткой, да ещё и парнем, а Юнги был не готов чувствовать себя пидорасом — педофилом — от этого в груди разливалась та самая гадливая чёрная жижа. И не желал быть объектом охоты пубертатного подростка. Юнги тогда выкинул на свалку разума мысли о том, что поцелуй ему понравился (пиздецовые ощущения, если честно), быстро сдал тот проект, получил деньги и сбежал жить в другой район.

А теперь, три года спустя, возвращается. Бродит по улочкам, в надежде нечаянно с ним столкнуться. Сам не знает, на что надеется. Что прям так и встретит? Ким Тэхён мог здесь уже не жить, точно так же мог переехать, мог учиться в другом районе, городе, стране. Кто их знает, гопников, может у них родители благополучные, а выглядеть маргиналом сейчас модно. Юнги отдаёт себе отчет, что возможно, бездарно теряет время, вместо того, чтобы до рези в глазах вглядываться в портфолио моделей. А может, Ким Тэхён сейчас другой — взрослый, растерявший то нахальное обаяние юности, прилизанный и приличный настолько, что не подойдёт для задуманной цели. И даже если встретит. То что? Уговорит? Тот мог его не помнить, да и вообще мог не интересоваться работой рекламной модели — Юнги в кои-то веки сомневается в своих способностях к убеждению. А если вспомнит — ещё хлеще, Юнги сам не готов вспоминать тот позор и ужас. Раздираемый колебаниями, закрученный в спираль ДНК, где лентами переплетались нетерпение и азарт, робость и неуверенность, Юнги прошаривает все дворы, где когда-то тусила компания малолетних хулиганов.

— Закончу проект и пойду в отпуск. Я, кажется, сдаю, — сокрушается вслух Юнги и заворачивает за угол очередного серого здания.

Остаются ещё два двора — достаточно далеко от его бывшего дома, и дома в округе совсем плохонькие. Этажей меньше, фасады ободранные, стены перекосившиеся. У автобусной остановки неподалёку выбиты все стёкла, ветер под ногами гоняет кучи мусора. Так странно. Выйди поближе к магистралям, и вполне себе приличный район. А тут… Юнги как будто попал в другое измерение. Куда-то на окраину, где о торговых центрах, спорткомплексах и билбордах слышали только по допотопному телевизору. Он прибавляет шаг, немного пристыженный собственной благополучностью. Ещё немного боязно от того, что в тёмных закоулках, куда, кажется, годами не заглядывает солнце, можно запросто встретить кого-то посерьёзнее школьного хулигана. Юнги вновь поднимает на лоб очки и крепче вцепляется в сумку. Пронесётся галопом по этим двум районам и завтра приедет снова.

— Опана, какие люди. Аджосси пожаловал! — доносится до него глубокий баритон.

Юнги стопорится сразу, словно летел-летел по рельсам, и кто-то дёрнул стоп-кран. С колченогой покоцанной лавочки около магазинчика встаёт некто здоровенный. Лицо прикрыто кепкой, в руке, в длинных пальцах зажаты банка пива и пакет с орешками. Он расхлябанной походкой приближается к Юнги, и у того коротит по нервам. В груди что-то больно колет. Это он! Ким Тэхён! Нашёлся! Ещё выше, ещё кажется сильнее. На ногах очередные кеды, место которым на помойке. И неизменные спортивные штаны — сидят на бёдрах как влитые. А сами ноги. Длинные, как шпалы, мускулистые, их силу не скрыть под старой синтетикой. То что надо для рекламы. К ним мягкая кожа брюк будет ластиться, очерчивать каждую выпуклую мышцу. Он переводит горящий взгляд выше. Чёрная застиранная майка пузырится на груди. В растянутой воротине выглядывают трогательно рисованные ключицы, а выше — мощная шея и аккуратно выписанный подбородок, не знающий пока лезвия бритвы. Чертёнок вырос, но всё ещё хранит черты…

— Всегда знал, что аджосси нравится на меня смотреть. А я чё, не против. Только попроси, могу футболку снять. И штаны, — Юнги обдувают спёртым пивным духом, и он приходит в себя. Оказывается, всё это время с фанатичным рвением изучал рекламный образчик, уже примерял выбранные для ролика наряды и потирал про себя руки от счастья, что его глазомер опять не ошибся. Неуловимо повзрослевший Ким Тэхён как никто другой подходит для выбранной концепции. Дело остаётся за малым.

— Хм-м… — глубокомысленно говорит Юнги и закладывает руки за спину. — Тебя-то я и искал.

У Ким Тэхёна удивлённо округляются глаза.

— Аджосси, я очумел от счастья. Долго же ты меня искал. Целых три года. А что тогда сбежал?

— Ещё раз назовёшь меня аджосси, вмажу.

— Вмажь, пока я тут охереваю. Тебе можно.

Тэхён с воодушевлением делает шаг ближе. Юнги встречает его порыв протянутой рукой. Ладонь тычется в упругий торс, его пытаются продавить, но не зря Юнги ходит по вечерам в спортивный зал.

— Полегче. И я не сбежал. Просто переехал.

— Охотно не верю. Пиво будешь? Заодно расскажешь, чё-как жил без меня, и чё от меня надо.

Тот глотает из своей бутылки, и Юнги чувствует, как ходит ходуном пресс под его рукой. Он торопливо её убирает и этим даёт подойти к себе — невыносимо близко. Его пытаются приобнять длинной оглоблей, прижать к туловищу — благо, подворотня тёмная, и солнце давно зашло, никто не видит дебильных игрищ. Юнги ужом выкручивается из объятий. Начинается. Словно не было этих трёх лет. Снова чувствует себя объектом охоты длинноногого здоровенного лося. А он всегда думал, что они травоядные.

— А талия у тебя, хён, всё ещё как у самой чёткой чики, — пытается тот снова скруглить свою руку на поясе. На лице у него написано такое благоговение, что Юнги становится трудно дышать. Он перестаёт вырываться, бесполезно — скрутят и всё равно затискают.

— Буду пиво! — невпопад отвечает он. Его раздирает пополам. Не нуждался бы в симпатичной мордахе и крепкой фигуре одного гопника, давно бы вмазал как обещал. Или хотя бы сбежал. А сейчас приходится терпеть, старательно схлопывая внутри подозрительные чувства и глотая обратно подпирающую кадык мерзкую гнилую жижу.

— О, ништяк! День всё лучше и лучше!

Пустая бутылка из-под пива летит в ближайшие кусты, пакет с орешками прячется в растянутый карман штанов. Юнги тянут за запястье в тот самый затрапезный магазинчик, около которого они стоят. По пути закидывают подробностями, которые ему вообще не нужны.

— Я тут друзей ждал, пива хотели у Минсока попить. Гляжу, бредёт по тротуару знакомая фигура. Ба-а, да это же мой любимый аджосси, который так беспалевно пропал после одного невинного поцелуя. Что же ты так, я бы тебя не обидел. Неужто не понравилось? А мне очень — я бы тебя каждый раз целовал, когда встречал после работы.

Гулкий басище разносится между рядов с продуктами, продавец у кассы лениво поднимает голову. Юнги свою — втягивает. Вот это позор. Хорошо, хоть других людей поблизости нет.

— Собираешься всему району сообщить о своих пристрастиях? Прекрати меня позорить. Ты меня тогда достал. И не понравился мне поцелуй, с чего бы! Ты — сопля малолетняя, — возмущённо шипит. В груди клокочет болотная тина.

Тэхён выныривает из полок холодильника. С его лица пропадает детская восторженность, на Юнги смотрит малолетний бандит, жестокий и опасный. Зрачки, как колючие точки, во взгляде клубится дымка. Смотрит, как трогает — грубо, до чувствительных следов. Подросший хищник, кому протяни палец — оттяпает руку по локоть. Юнги чуть-чуть обмирает от страха. И восторга. Реклама будет бомбической.

Тот держит за горлышки шесть бутылок пива — по три в длинных пальцах.

— Не понравилось, значит… А у меня нет никаких пристрастий, — с наглой ухмылкой говорит тот. — Какая разница, кого засосать по пьяни, красивого жопастенького мальчика или симпатичную сиськастую девчонку? Тем более у кое-кого талия, бёдра краше, чем у некоторых девок.

Вопреки здравому смыслу Юнги оскорбляется. Он — сложившийся человек, с крутой работой и собственной квартирой в одном из дорогих районов Сеула — оскорбляется столь незамысловатому сравнению из уст малолетнего гопника.

— Я не мальчик, — наконец выговаривает он. — Мне двадцать шесть. Кто из нас мальчик так это ты. Сколько тебе лет?

Тэхён двигается к кассе. Ставит на прилавочный стол батарею бутылок и сверху накидывает пару пачек орешков. Юнги наконец осознает, что тот затаривается совсем нешуточно.

Он поднимает поражённый взгляд на мальца. Это всё им? Да он в жизни столько не пил — некогда и не с кем. Вообще не приветствует и на работе не поддерживает дурацкое стремление ужраться всем отделом каждым пятничным вечером. И где они всё это собираются употребить? На что, собственно, Юнги, подписывается?

Кассир равнодушно начинает пикать сканером.

— Мне почти двадцать. И возраст это всего лишь цифры, — тем временем с невозмутимым видом сообщает Ким Тэхён. — Плати, не мальчик, у меня денег нет тебя гулять, — только Юнги открывает рот, чтобы высказать своё недовольство наглыми замашками хулигана, как тот ловко затыкает ему рот — пихает туда орешек из кармана. — Зато обещаю, за пивком с удовольствием тебя выслушаю. И даже не пристану.

Юнги с обречённым видом прожёвывает орешек и достаёт из сумки кошелёк. На что не пойдёшь ради великого дела.

========== Часть 3 ==========

У Юнги нет времени гудеть, нет желания пить среди рабочей недели — завтра ранний подъем и новые клиенты. Его не спрашивают. Сраный гопник Ким Тэхён, гремя пакетами, тащит его в дом. В один из тех, что стоят ободранные и неухоженные в глубине двора. Подъезд пахнет… нехорошо, отвратительно даже. Юнги боится представить, что за лужи на полу и по углам, в которые он наступает своими дорогущими туфлями.

«Цель, цель, у меня есть цель. Давай, соберись, тряпка, проект горит, — говорит он себе, когда на одном из этажей с яростным «МАУ» к нему под ноги бросается косматое нечто и скребет когтями по всё тем же многострадальным туфлям. Юнги бы взвизгнул, и, возможно, даже пнул чудовище — только в целях самообороны, но чужая ладонь крепко и даже как-то трепетно сжимается на его, Тэхён оглядывается и басом сюсюкает:

— Не обижай Лавандочку, иначе придётся обидеть тебя, — он грозно смотрит на Юнги, как будто читает его кровожадные мысли. Но через пару секунд предвкушающе улыбается.

От его улыбки льдинки застывают в животе. Юнги сглатывает. И снова дёргает руку. Какой там. Его, двадцатишестилетнего директора отдела рекламы (самого молодого, между прочим, из начальников), волокут по ступеням — лифт естественно не работает — как козлика на верёвочке. Почему? Где он однажды прокололся? И почему сейчас наступает на те же грабли?

Наконец, они останавливаются у двери, из-под которой гремит музыка. Неразборчивая настолько же, насколько и громкая. Тэхён распахивает её без стука, и к децибелам модной песни добавляется шум весёлой компании. Юнги стопорится на пороге. В смысле? Ну уж нет. Этого ещё не хватало. Никаких гоп-тусовок на сегодня в его ежедневнике нет. Как и всегда.

На него снова оглядываются.

— Чё встал? Пошли, пошли. Посидим чутка, а потом перетрём твоё дело.

— А мы можем его без «посидим чутка» перетереть? — недовольно спрашивает Юнги. Жизнь с каждой минутой в компании мелкого хулигана становится всё интереснее и интереснее. Настроение всё заёбанее и заёбанее. А словарный запас всё обширнее и обширнее.

Тэхён не разуваясь, тащит его вглубь халупы.

— Да чё ты ломаешься, мы же недолго. Хата друга моего, все свои. Купленное выпьем, и я весь твой. Пиджачок и туфли не снимай, сумку тоже держи при себе. Можешь не досчитаться на выходе, — подмигивает он дерзко и стягивает со лба Юнги авиаторы. Вешает себе за дужку на футболку.

Силы не равны, явно, как бы не качался Юнги по вечерам. А моральных у него так вообще на донышке. Его упорно затягивают в коридор с облезлыми обоями, с затертым обувью полом и потолком с голыми лампочками. Господи, думает он. Пусть этот вечер быстрее закончится. И поддаётся чужому усилию.

— Вот так, аджосси… — хмыкает гопник. — Когда-то же надо начинать тусить? Даже в твои седые годы пойти в отрыв — не стыдно.

Юнги хмуро стреляет глазами. Держится, чтобы не убить. Если пришьёт одного говнюка, его посадят и он не закончит проект. А деньги уже вложены — в аванс за машину. Поэтому терпит. Молчит. Грозится всем своим видом.

Так, сцепляясь друг за друга взглядами, они добираются до комнаты.

Там пахнет разлитым алкоголем. По воздуху плавают ошмётки сигаретного дыма. И сама комната — такая же потертая, грязная, захламленная мебелью с мусорки. Продавленный диван лет тридцать назад видал свои лучшие дни, а журнальный столик не вытирали столько же. На нём разложена незамысловатая закусь и стоят рядами бутылки.

— Это со мной, — кратко высказывается Тэхён и трясёт пакетом с бутылками. Юнги закатывает глаза. Двоечник, точно. То ли пиво с ним, то ли какой-то мужик.

Их приветствуют шумно, но невнятно. Компания собралась большая и уже тёплая. А какая разномастная. Юнги сразу подмечает парнишку, сидящего с испуганно выпрямленной спиной в замшелом кресле. Прилизанная на бок причёска, огромные лупы — очки, футболка, заправленная в аккуратные брючки. И при этом большая, развитая фигура, длиннющие ноги, неудобно спрятанные под сиденье. Над ним на подлокотнике кресла сидит — коршуном нависает — колоритный персонаж, не хуже Тэхёна. Накаченный бугай — одежда из одной на двоих помойки, фиолетовые, спрятанные в неаккуратный хвостик кудри. Татуированный до плеча рукав. Тот, облизываясь, пушит пальцами скромный зачёс, а ученик таращит красивые даже через толстые стекла глаза и незаметно пытается увильнуть.

— Это Чонгук, мой друг, — тёплый выдох касается уха Юнги, и его передёргивает. Тэхён слишком близко, прижимается со спины. — А это его новая пассия, Намджун — лучший ученик их школы. Чонгуки привёл его знакомиться. Правда же, они идеальная пара? Прям как мы с тобой.

У Юнги в груди зарождается мужская солидарность с этим малолетним неудачником. Хотя подождите? Он и про себя так думает? Ну уж нет — старательно давит в себе её. Неудачники отдельно, рекламные директоры отдельно.

— А лучший ученик школы в курсе, что у него такой чудесный парень? — с сарказмом интересуется он, пытаясь плечом оттолкнуть тяжелое тело.

Попытки отпихнуться — безуспешны. Ему отвечают бархатным фырком по шее, гораздо ниже уха:

— Конечно нет. Но разве вас, приличных сладких зайчиков, кто-то спрашивает?

Юнги, наконец, вспоминает, что избавиться от внимания за спиной можно и шагнув вперёд.

— Послушай, — сурово начинает он, повернувшись к наглому хулигану. — Ты, это, давай прекращай, игрища дебильные свои. Ещё один намёк, и я сваливаю отсюда. Найду кого-то ещё!

В этот момент неожиданно замолкает музыка. Гневный спич Юнги получается громким и слегка высокомерным. На него смотрят все — даже странная парочка из кресла. Юнги неожиданно совестится, тем более мордаха Тэхёна обиженно вытягивается, а нижняя губа начинает дрожать. Артист, как есть артист, пользуется случаем и всеобщим вниманием.

— Не надо никого искать, хён, — говорит он, скотина, дрожащим голосом. — Я люблю только тебя. Мне не нужны твои деньги, просто поесть хотел. Не бросай меня. Сделаю, всё как ты скажешь.

Проснувшаяся совесть тут же засыпает. Да какой засыпает, она сгорает нахрен в пламени гнева. Юнги хватает ртом воздух, не подбирая слов, а вокруг сгущается атмосфера. Бубнёж становится громким, а взгляды — обвиняющими. Гопота возмущённо шумит, некоторые порываются встать. Ой да ладно. За Тэхёна и двор стреляем в упор, или как там, — рычит про себя Юнги, а главный участник драмы шмыгает носом, трёт его кулаком и исподтишка гадко улыбается.

— Сволочь малолетняя, — говорит ему одними губами Юнги, а тот протягивает открытую пивную бутылку, дрожащей, мать его, рукой.

— Выпей со мной, любимый. Останься. И я сделаю всё, как ты хочешь.

***

Открытое пиво стоит на журнальном столике без дела. Юнги в жизни не притронется ни к нему, ни к орешкам, рассыпанным по грязной столешнице. Спасибо, проблемы с желудком в разгар проекта ему ни к чему.

— Слышь, я возьму, чё зазря выветривается.

Хозяйственный сосед мигом ориентируется, толкает его под локоть. Юнги, не глядя, кивает. Не жалко. И денег потраченных тоже. Деньги — ресурс восстанавливающийся, в отличие от времени. Именно оно сейчас утекает сквозь пальцы, пока он торчит в дряхлой халупе, пася свою цель.

Под задницей у него колченогая табуретка из кухни, и он сидит на самом её краю, вытянувшись в струнку. Чувствует себя курицей на насесте — чуть шевельнется и теряет равновесие. В пиджаке жарко. От сигаретного дыма и музыки болит голова.

Бесит всё.

Почему он не дома? Наслаждался бы холодным имбирным чаем и чистой прохладой кондиционера. Вместо этого балансирует жопой на грязном стуле, стережет свою сумку и смотрит напротив, на диван, где какая-то густо раскрашенная девица ёрзает на коленях Ким Тэхёна. И неизвестно ещё, что бесит больше, обстановка, девица или взгляд гопника, неизменно прикованный к Юнги. Тот так показательно наслаждается. Эмоции на лице — живые, откровенные. Призывает собой любоваться, смотри, мол, какой я. Двигает бёдрами в унисон, совершенно не стесняясь людей рядом. Пылающая похотью головёшка, целый, мать его, факел, фонящий на километр доступным удовольствием.

Юнги таким пронять сложно. Но, какого хрена так сердце колотится?

Он хмурится, пытается сердечную мышцу приструнить, но взгляд не отводит. Ничего парнишку не портит. Ни старая одежда, ни пиво в руке, ни развязное поведение. Дичайшая эстетика — этот красивый человек, их будущая рекламная обложка, и нечего об этом думать больше положенного.

— Хочешь? Ко мне на колени? Могу так же покатать, — громко, с наглой усмешкой говорит Тэхён, а деваха, по пьяни не сообразив, что вопрос не к ней, принимается кататься ещё усерднее.

Пошлый свист и одобрительные смешки несутся над столом. Юнги раздражённо поджимает губы.

— Закончил? Могу теперь с тобой поговорить? — спрашиваетон. Но голос-то севший. Сиплый. Он откашливается с независимым видом — поперхнулся, мол, и тащит со стола орех. Но до рта не доносит. Вот пиво бы сейчас не помешало, его хотя бы в руках можно держать.

Тэхён с некой долей издёвки смотрит на его телодвижения, фыркает в бутылку, а потом одним движением ссаживает с себя пьяное тело. Нависает над стулом Юнги и протягивает руку. В глазах ирония. А зрачки размером с космос.

— Ну пошли. Расскажешь, что за делишки ко мне у тебя.

Юнги игнорирует руку, но стул под ним опасно скрипит и шатается, стоит сместить вес тела. Сейчас трухлявые ножки разъедутся, и он рухнет. Если его не спасут. Предложенная ладонь всё так же настойчиво маячит перед глазами, и Юнги злобно вцепляется в неё. Его вздергивают обманчиво легко, швыряют в свои объятия. Спаситель дышит пивным духом в лицо и гудит:

— Так долго тебя ждал, и вот ты, наконец, попался. Пошли, аджосси, тебе со мной понравится.

Юнги теряет дар речи. Становится не по себе и даже немного страшно. Как будто шутки кончились, и теперь за него примутся всерьёз. Почему он решил, что связаться с хулиганом — отличная идея? И ничего ему не будет? Сейчас вдруг кажется — будет. Огого, как будет. Он сам влетел с размаху в паучьи сети, и его подтягивают связанного по рукам и ногам липкой паутиной.

Юнги трепыхается в руках, но его перехватывают за плечи. Уводят из комнаты, и по пути он цепляет глазами картину. Места в кресле уже распределились по-другому. Здоровенный татуированный бугай вскидывает на коленях такого же здоровенного школьника, целует его жадно, сняв очки. И тот отвечает, зажмурив глаза и скромно сложив руки на выпуклую грудь. Им тесно, но явно очень, очень хорошо.

— Боже мой, куда я попал? Это какой-то гоп-бордель, — шепчет Юнги, силясь вышвырнуть сцену из головы. Она конкретно неправильная, в ней нет хрупкости, цепляющей струнки для продажи — не девушка с парнем, два здоровых лба неистово целуются — раздражают своей противоречивостью. Но почему от неё печет в паху?

— Снова не те ставишь вопросы. Не куда ты попал. Как ты попал. Аджосси, — хрипло выдыхают ему в макушку.

В паху печёт почти до боли, а в горле снова плещется чёрная муть.

Комментарий к Часть 3

Авторская группа:

https://vk.com/club190948520

Уютный домик, где я пишу. Фики, которых нет на Фикбуке, ранняя выкладка глав:

https://vk.com/rtk_dnp

Являюсь админом Творческого объединения @Fest_fanfic_BTS в Инстаграме. Командой авторов и дизайнеров проводим тематические фесты, игры, викторины - поднимаем настроение читателям и дарим вдохновение авторам! Присоединяйтесь и пишите, читайте вместе с нами!

https://www.instagram.com/fest_fanfic_bts/

Люблю не только писать, но и читать, поэтому в составе админов веду в VK сообщество рекомендаций фанфиков Quality➤Fanfiction➤BTS➤Фанфик. Ищете интересный фанфик? Перечитали популярное? Любите редкие пейринги? Тогда приглашаю Вас в наше сообщество: https://vk.com/qfbts_ff

========== Часть 4 ==========

Его приводят в соседнюю комнату, и надо же, как неожиданно, она оказывается спальней. Юнги дико оглядывается, и это подмечает Тэхён. Он спокойно предупреждает его вопрос.

— Это самое тихое и чистое помещение, где мы можем поговорить. На кухне блюёт Донхён, в туалете трахаются, в ванной тоже. А в спальню Минсок запрещает ходить. Но мне можно, — озорно подмигивает парень.

Здесь и правда намного чище. Мебели минимум, заправленная кровать, полка и шкаф. На полке стопкой лежат учебники. Окна задёрнуты шторами, их колышет ветерок из распахнутой створки. Пахнет на удивление, приятно — зеленью из палисадника во дворе и озоном.

Юнги чуть выдыхает. На грамм меньше смятения. Его пытаются подтолкнуть к кровати, но он упирается. Хрен с два, на килограмм его становится больше.

— Как хочешь. Но это единственное место, где мы можем сесть. Как видишь, большими домами нас не одарили, живём как можем, сидим, где спим. Что ж, — Юнги неожиданно отпускают, и след на плече от горячей ладони противно остывает даже через пиджак. — Можешь рассказывать стоя, а я посижу.

Тэхён оставляет его на пороге, сам усаживается на постель. И замолкает. Внимательно смотрит. Взгляд серьёзный, взрослый, с прищуром. Большая хищная кошка, тигр, вздумавший послушать писк добычи, прежде чем употребить.

Скоро всё закончится, думает Юнги. Сейчас он расскажет, тот откажется, и они разойдутся, как в море корабли. Правда же? Это звучит не слишком наивно для двадцатишестилетнего директора отдела по рекламе? Или… ?

Чужой пытливый взгляд торопит. И Юнги, откашлявшись от попавшего в горло волнения, начинает:

— Я работаю в Янджин Плазе. Это рекламное агентство. Одно из лучших и креативных в Сеуле, — добавляет, когда не замечает и тени узнавания в глазах напротив. Естественно. Откуда тому знать. И продолжает дальше без долгих вступлений: — Хочу предложить тебе работу. Рекламной моделью. Мне нужен твой типаж. Это будет реклама одежды, один из самых известных брендов в мире. Съемки будут в Кении, тебе всё оплатят, дорогу, проживание, суточные. Документы тоже сделаем. И хорошо заплатим. Как по мне, это отличная возможность выбраться отсюда, — Юнги в запале машет рукой на убогую обстановку.

Лицо Тэхёна становится нечитаемым.

— Так ты один из этих? — лениво спрашивает он, облокотившись локтями на покрывало.

— Кого этих? — теряется Юнги.

— Дядечек, которые ходят по улицам и предлагают красивым мальчикам работу за хорошие деньги. Я с такими постоянно сталкиваюсь.

Воздух с шумом покидает лёгкие Юнги. Он настолько шокирован, что забывает дышать.

— Что? Нет, нет, как ты мог подумать. Подожди, я найду визитку. Там все написано, — бормочет он, судорожно копаясь в глубинах сумки. — Вот! — находит он её и протягивает издалека Тэхёну.

Тот ответно вытягивает руку — Давай! И не шевелится. Чертёнок, заставляет Юнги подойти. А он не хочет. Но нельзя его обвинять в предвзятости, там не только Тэхён, но и кровать, а эти две составляющие в запертой комнате делают Юнги осторожным.

— Дашь мне её или передумал? — интересуется тот, хмыкнув.

Чёрт, рычит Юнги и чувствует себя овцой на заклание. Подходит ближе и снова протягивает золотисто-белую картонку. Его ловят за запястье. Тэхён с невозмутимым видом выхватывает визитку и, не глядя, откидывает в сторону.

— Я такими весь гараж себе залепил, — щурится лукаво он.

Юнги не знает, что ответить. Его гипнотизирует смуглая длиннопалая ладонь на его — бледной. Поэтому несёт чушь.

— Я их не одобряю, но ты красив…

И морщится про себя. Звучит так, словно он тоже в строю тех похотливых старикашек. Тэхён оценивает тоже.

— Ты так считаешь? Я нравлюсь аджосси? Так и знал — вечно пялился на меня.

Не пялился. Искал, чтобы не попасться. Находил и не пялился — примерял свою чуйку, рекламный глазомер. Юнги переступает ногами и молчит. Руку не выдергивает. Теплый палец ласково и осторожно гладит ему выпуклую косточку.

— Ты мне так и не ответил, — помолчав, говорит Юнги.

В комнате царит тишина, негромкий разговор её не разбивает. За дверью — галдеж. Кто-то визжит. Из кухни несутся подозрительные звуки. За стенкой в ванной стонут. А спальню кто-то накрыл куполом, за который ничего не проникает.

— Как обычно, не то спрашиваешь, дядя. Неправильная постановка вопроса. Думай.

Юнги задыхается. У него дежавю — херачит молотком по виску. В груди штормит чёрное мутное море. В голове сам собой всплывает вопрос.

— Что тебе от меня надо? — обводит он языком сухие губы.

— Бинго! — вскидывает кулак хулиган. — В этот раз ты думал быстрее. «Красную Шапочку» читал? — неожиданно сменяет тот тему разговора.

Юнги сосредоточенно моргает. Причём тут детские сказки? Он не успевает. Ещё и рука на запястье отвлекает. Он не знает чего ожидать, мелкий гопник снова его переигрывает. Стыдно должно быть, но дурное предвкушение рождается сейчас из чёрных душных волн.

— Да, — кивает он головой. — Читал. И что?

— Ничо. «Положи пирожки на стол, сама приляг рядом. У меня большие уши, но так плохо слышу тебя», — цитирует Тэхён.

— А? — теряется окончательно Юнги. Бред какой-то. Этот двоечник всё в кучу смешал. Он уже готов посмеяться над неучем, но тот смотрит волком. Тем самым, серым, с большими лапами и большими зубами. Обнимет и съест. Смех, не вырвавшись, умирает где-то в горле.

— Садись на колени и рассказывай заново. Ничего не слышал, пока ты тёрся около двери. Давай поближе. На колени, — он хлопает себя по ляжке.

— Да ты офигел! — дёрет Юнги руку из хватки. Но недостаточно сильно.

— Тебе, что, уже не надо? А как же твои планы? — тон у Тэхёна становится вкрадчивым, но руку не отпускает. — Не верю. Вы — карьеристы в белых рубашках — такие целеустремлённые. Всё-то у вас распланировано на годы вперёд — квартиры, машины, дорогостоящие развлечения. Разве вы легко расстаётесь с задуманным? Разве ТЫ легко отказываешься от планов? Я вот не отказываюсь. От твоих планов. Нужна тебе реклама — будет. Я могу помочь, это интересно. Просто иди сюда и расскажи подробнее, что я получу.

Мёд его низкого голоса льётся в уши. Завораживает. Словно он факир, а Юнги глупая змейка, симпатичная, вьётся яркими кольцами, шипит, но для него совсем не опасная. Юнги кусает губы, мнётся, размышляя.

— Ты же меня не боишься? Кто ты и кто я. Ты взрослый, красивый, богатый, а я уличная шпана. Мне с тобой никогда не сравниться, а значит не стоит ко мне относиться серьёзно. Отпусти себя. Обещаю, я буду молчать. Ничего и не будет, я придурок, но не дурак. Я просто хочу тебя на своих коленях. Это ведь малость. Посидишь, расскажешь и поедешь домой, — продолжает увещевать тот. Слова, тон, выражение лица, изгиб губ, лукавый взгляд, даже каждый взмах ресниц, когда он моргает, служат одной цели — сделать Юнги податливым, согласным на всё.

Краска бросается ему в лицо. Он делает шаг вперёд и касается коленом его — одного из расставленных. Сумку, которую он судорожно прижимает к себе, аккуратно вытягивают из рук и откладывают.

— Иди сюда… вот так… — его перехватывают за талию. Юнги чувствует, как между ног заводят колени. Большие ладони жмут на бёдра, настаивая на движении вниз. Он поддаётся. Словно зачарованный. Не сводит глаз со своего факира, ласкающего взглядом и словами. Расставляет ноги пошире и садится. Всё, караул, последняя станция. Садится. Садится сам.

Крепкий обхват с талии не пропадает. Задней частью ляжек Юнги чувствует твёрдость и жар чужих ног. Ощущения в новинку. И поза тоже, он и девушек раньше так не сажал. Не знает, куда деть руки, и они плетями повисают вдоль тела.

Изысканное в своей красоте лицо оказывается одурительно близко. И губы — полные, налитые цветом, соком, вишнёвым вкусом. Они складываются в очередную сногсшибательную улыбку, а потом шепчут:

— Рассказывай. Чё за реклама? Чё надо делать?

Юнги сбитым голосом начинает.

— Я веду большой рекламный проект. Большой бюджет, большой размах. Большие амбиции заказчиков. Всё серьёзно. Мне нужен кое-кто определённый для представления их одежды.

— И ты решил обратиться ко мне?

— Да.

— Почему? — тихо интересуется Тэхён и неожиданно гладит по спине, обтянутой пиджаком. До этого сидел смирно, а сейчас оказывается ближе, намного ближе. Юнги животом касается собственных очков, висящих у того на растянутом вороте футболки.

Он ёрзает в попытке отодвинуться, но ладони, впаянные в спину, не дают.

— Ты подходишь под нужный типаж, — отвечает Юнги, в очередной раз сдавшись.

— И какой же я типаж? — негромко говорят ему в шею. Кепку тот давно снял, и мягкие кудри щекочут под подбородком. Они пахнут солнцем, летним днём, какими-то травами, что удивительно после накуренной комнаты. Юнги закрывает глаза и втягивает в себя их запах. И неожиданно чувствует лёгкое касание губ за ухом. По телу растекается жаркая волна. Юнги начинает лихорадить.

— Ты юный и дерзкий… Ярко, броско красив, вот-вот станешь мужественным. У тебя подходящая фигура, рост. В следующем сезоне одежда этого бренда, как раз для таких, как ты. — Горло сводит от эмоций, Юнги еле говорит. Ему в ответ на каждое слово по шее кладут невесомые поцелуи.

— Лучше меня не нашёл? — продолжают его пытать. И вопросами, и лёгкими ласками.

Не нашёл — молчит Юнги. А вслух говорит другое.

— Что ты делаешь? — рискует он спросить.

— На вкус солёный. Тебе не жарко? — невпопад отвечают ему.

Юнги и в самом деле жарко. И плохо, и нервно. Забыл, для чего он тут, забыл о цели и будущих съёмках. Сидит на коленях у гопника, плавится под его руками и считает поцелуи.

Так как он позорно нем, его молчание принимают за согласие. Пиджак аккуратно стягивают с плеч и откладывают вслед за сумкой. Руки возвращаются на спину, проводят по мокрой рубашке. Юнги передёргивает.

— У меня есть девушка, — оживает он. Решает сообщить на всякий случай, вспомнив такой себе секс на прошлой неделе с одной из моделей.

— Неплохо, — отзывается вибрацией по горлу низкий голос. Тэхён пробует губами кадык, а Юнги послушно его подставляет. — А парня хочешь? Могу быть твоим папочкой.

Дыхание перехватывает, но Юнги делает вид, что от смеха.

— Наглый мелкий прыщ.

— А ты моя пропавшая на три года детка. — Под раскатистый ласковый тембр первые пуговицы рубашки оказываются расстегнутыми. Тэхён стелет дальше по горлу, к ключицам, в ямку плеча пылкие поцелуи.

— Я так и не услышал, что ты хочешь за съёмки, — сипит Юнги. Закрывает глаза. Ему кажется, что он летит головой вниз в гнилое чёрное болото.

— Поцелуй меня сам, аджосси, и получишь свою рекламную модель, — тот поднимает голову и борзо смотрит. — Ничего нового. Ты на моих коленях и твой поцелуй.

Пять минут Юнги таращится на мелкого говнюка. Пять минут он серьёзно размышляет о том, чтобы свалить с колен, наподдать тому ногами и уйти домой. А потом поднимает безвольные руки, складывает их на плечи и накрывает губами дерзкий рот. Он знал, что к этому придёт. Долго готовился. И был морально готов. На что не пойдёшь ради дела, правда?

Его лицо обхватывают ладонями, длинные ресницы напротив дрожат — так близко их видно каждую. Пара шумных выдохов друг в друга, а потом в него упруго толкается язык. Юнги впускает.Его целуют мягко, но уверенно, прикусывают, играются языком, посасывают. Чертов гопник целуется как дышит. Юнги задыхается. Полыхает жаром, как уголь в костре. Возбуждение хватко сжимает его нутро, член рвётся из брюк, бьётся в ширинку, желает коснуться чужого твёрдого живота. Или это Юнги желает? А ещё он горит — хочет двинуть бёдрами по бугру под ним и послушать, как сбиваются с неторопливого темпа горячие поцелуи.

— Рискуешь. Играешься, да? — бормочут ему в налитый жаром, накусанный рот. — Я бы тебя покатал. Вот так… — его снова жмут в талии, толкают волной по паху.

Юнги жахает током, и он позорно хнычет. Плечи под его руками напряжены, расставлены, он крепче в них вцепляется. Его несет по морю похоти, держится изо всех сил, чтобы не снесло штормовым ветром бесстыдства.

— Ещё? Давай сам, детка. Потрись об меня. Хочу растянуть тебя под себя, хочу нырять в тебя языком, шумно, мокро пробовать. Я большой, но ты меня примешь, правда? Натянешься на члене, будешь скулить и стонать. И материться. Беленький, сладкий и такой заносчивый. А дырка после меня будет розовая, нежная, припухлая. Зовущая снова в неё погрузиться. Юнги-хён, хочу кончить в тебя, хочу размазать себя по тебе, умыть собой.

Юнги кувыркает в чёртовой центрифуге. Бесстыжие слова отбирают последнее дыхание. Сраный гопник творит непотребное — слова у него не расходятся с делом. Тесно прижимает лицо к шее, жадно кусает кожу. Чувственно катает Юнги по скрытому спортивками члену. Тот скользит навстречу, и от жёсткости, твёрдости, жара под ним — в глазах высекаются искры.

— Хён из соседнего дома, с самой чёткой талией. Знал бы ты, как я стирал по тебе ладони. Дрочил, как мелкий поц, не спал ночами, а ты ходил мимо в своих пиджачках и рубашечках, нос задирал, нихрена меня не замечал. Как ты посмел пропасть? Почему меня не дождался? Я бы быстро вырос.

В горло забивается чёрная тина. Юнги замирает в руках. А потом начинает отпихиваться. Что же он творит? В этот момент вдруг кажется, что взрослый дядька в его лице оседлал подростка, едва вступившего в возраст согласия. Да, высокий, да, шире, но всё ещё наглый ребёнок. От этих мыслей хочется шарахнуться прочь из комнаты. И из жизни. Мерзость к самому себе херачит битой по лицу — Юнги забывает себя, забывает, что тот отнюдь не малыш и сам провоцирует, дерзко наступает. А Тэхён неожиданно отпускает. Гладкие щёки, подёрнутые румянцем возбуждения, тяжелое дыхание, поднимающее майку на груди — Юнги смотрит и надеется сегодняшнее забыть.

— Ты обещал. Только посмей меня обмануть. Приходи завтра по адресу на визитке. Документы не забудь. — Он нервной рукой пробегается по расстегнутым пуговицам рубашки.

— Юнги-хён, — зовут его тихо. — Давай провожу.

— Ещё чего. — Юнги хватает пиджак, сумку и бежит вон с халупы.

Комментарий к Часть 4

Авторская группа:

https://vk.com/club190948520

Уютный домик, где я пишу. Фики, которых нет на Фикбуке, ранняя выкладка глав:

Пятая глава там:

https://vk.com/rtk_dnp

Являюсь админом Творческого объединения @Fest_fanfic_BTS в Инстаграме. Командой авторов и дизайнеров проводим тематические фесты, игры, викторины - поднимаем настроение читателям и дарим вдохновение авторам! Присоединяйтесь и пишите, читайте вместе с нами!

https://www.instagram.com/fest_fanfic_bts/

Люблю не только писать, но и читать, поэтому в составе админов веду в VK сообщество рекомендаций фанфиков Quality➤Fanfiction➤BTS➤Фанфик. Ищете интересный фанфик? Перечитали популярное? Любите редкие пейринги? Тогда приглашаю Вас в наше сообщество: https://vk.com/qfbts_ff

========== Часть 5 ==========

В аэропорт приезжает Бог. Поцелованная будущим успехом икона стиля. Ким Тэхён шагает по залу ожидания, с легкостью волоча за собой чемодан, а люди вокруг сворачивают шеи. О, да, глазомер Юнги опять не ошибся, чуйка не подвела. Этот парень — бриллиант, за которым, только позволь, будут охотиться все рекламные агентства.

Юнги хохлится в кресле, натягивает кепку пониже и прибавляет громкость в наушниках. Не смотрит, невозможно, просто глаза слепит от чужой привлекательности. А он-то всегда считал себя избалованным красотой снимающихся у них моделей.

Перед ним замирают модные кеды. Но это же не повод поднять голову и снять наушники? Юнги водит козырьком вверх-вниз, имитируя равнодушное «привет», и продолжает тупить в пол.

Одна кеда коротко и чётко пинает его туфлю.

«Пиздюк!» — вскипает про себя Юнги. Что сейчас было? Этакий ответный мудацкий «привет»? Проверять только не рискует, и вообще делает вид, что не заметил наглого поступка.

Может, обладатель кед что-то ещё говорит, но музыка в ушах глушит разговоры. А потом ноги и вовсе пропадают с поля зрения.

Дыши, блядь, дыши, уговаривает себя Юнги. И стреляет взглядом вслед. На широкую спину, обтянутую не мятой облезлой майкой — рубашкой. На отменную крепкую задницу и длинные ноги, порнушно обтянутые, нет, не линялыми спортивками — тёмными джинсами.

Заведись, остановившееся сердце. Стучись, проклятое. Юнги знал, что так будет. Знал, что мелкий гопник не оставит его в покое, а после того, как пройдёт через руки его команды, с укрощенными стилистом кудрями, в дорогой со вкусом подобранной одежде — стукнет в голову похлеще крепкого алкоголя. Всё знал, поэтому в кои-то веки передал дальнейшие работы по проекту в золотые руки его помощницы. Та — дородная аджума сорока пяти лет, с выводком детей от двадцати до пяти — ходила каждый день в его кабинет, отчитывалась о подготовке к съёмкам с придыханием в голосе и с поволокой в глазах.

Раз Юнги даже возмутился. Не сдержавшись, спросил:

— Не стыдно так откровенно пыхтеть по подростку? Твой старший сын — его ровесник.

Благо, их рабоче-дружеские отношения каверзными вопросами не испортить. А его помощницу такими речами не смутить. Та только пожала плечами. И отбила подачу:

— А как по нему не пыхтеть? Кто вообще по нему не пыхтит? У всей части женского отдела и половины мужского крышу ветром сдуло. И потом, что-то ты путаешь, начальник-ним. Какой же он подросток? Нашей будущей звезде скоро двадцать, для старта карьеры — вообще старичок. И он на две головы выше меня, — мечтательно хихикнула она.

Юнги тогда опустил глаза, чтобы проницательная дама не раскусила плюс один в их строю. Он, блядь, тоже пыхтел. Горел, как последняя сволочь, варился в собственном соку все дни после того, как свалил со звенящим налитым членом с чужих колен. И с той квартиры. Никак с тех пор не мог отделаться от мысли, что чуть не совершил непоправимое. Мелкий пацан из воспоминаний трехлетней давности наслоился на нынешнего — совсем не мелкого (вообще и тогда не мелкого, но выверты мозга не перебить), и Юнги коротило от смешанных чувств.

Но помощница явно что-то заподозрила. Она загадочно разулыбалась, заиграла бровями.

— Что? — насупился Юнги.

— Ах, господин директор, первый раз за время нашей совместной работы ты не суёшь свой нос в рабочий процесс. Не выносишь мозги каждому задействованному в проекте сотруднику. С чего бы это?

— Как не сую, вот ты сидишь передо мной, и я препарирую тебя по каждому пункту, — отбрыкнулся тогда Юнги.

Она задумчиво покачала головой.

— Это всё не то. Окопался в своём кабинете. По офису перемещаешься перебежками, постоянно оглядываясь, как шпион из Северной Кореи. Что-то происходит, да?

— Чушь, я просто дал тебе пространство для работы. Ты же метишь ко мне в замы, давай, дерзай. Успешно закончишь — можно будет подумать о твоей кандидатуре.

Юнги знал, что под начёсанными буклями и вязаными свитерами скрывается не только авантюристка с бульдожьей хваткой, но и прожжённая карьеристка, и надеялся сбить её со следа, упомянув любимую тему. Но, видимо, зря. Женщина неторопливо собрала распечатки со стола, подошла к Юнги и панибратски похлопала по плечу.

— Не представляю, где ты его нашёл, как уговорил, но ты проделал отличную работу. Этот парень — синоним слова «шедевр». Наша компания даст ему плацдарм, чтобы тот взлетел и засиял, как того достоин. Но твой Ким Тэхён равнодушен к открывающимся перспективам. Он постоянно спрашивает о тебе. Интересно, почему?

Юнги поморщился на «уговорил». Не стал лезть с расспросами, что говорит о нём чёртов гопник. И проигнорировал многозначительное «почему». Вопрос звучал как риторический, а следовательно мог остаться без ответа. Он отвернулся от пытливого взгляда помощницы — крутнулся на стуле и уставился в окно. Там дрожала в мареве летнего дня панорама Сеула.

— С чего это он мой? Ким Тэхён свой — чисто по-пацански, — сказал, помолчав.

Пухлые пальчики аджумы приземлились на другое плечо, сжались в жесте незримой поддержки и пропали.

— Как всегда, неудобные вопросы лесом пускаешь. А у самого шея в засосах.

Юнги тогда не ответил, сделал вид, что увлечён открывающимся видом. Коллега не стала его дожимать и ушла. А он сидел в смятении. Чем крыть, если ответов нет. Он себе не может ответить, не то что другим, поэтому пусть никто его не мучает, он и сам неплохо справляется. Юнги дождался, когда жалюзи на стёклах кабинета закроют его от взглядов коллег, и повалился на скрещённые руки.

Настроение и тогда было паршивым, хоть вой, и всю неделю на дне и держится. Вопросы к себе только растут в геометрической прогрессии. Юнги исподтишка снова смотрит на объект своих страданий. Несколько рядов кресел в зале ожидания заняты их командой. В этот раз они летят почти полным составом — проект масштабный, с огромным бюджетом. И отпустить дальше, чем он его уже отпустил, переложив подготовку на плечи помощницы, не может. Хотя видит Бог, он бы никуда не полетел, тем более, с кучей пересадок из Кореи в Кению. Но Юнги — чёртов профессионал, карьерист, каждый раз переступающий через себя в угоду работе.

Через наушники не слышно, как возбуждённо кудахчут девушки, зато прекрасно виден их ажиотаж — рассветное солнце из окон в пол освещает их группку. Окружили, усадили в центр, кто-то сунул бутылку воды их будущей звезде, кто-то угостил вкусненьким. А Ким Тэхён и рад, широко лыбится, успевает пофлиртовать с каждой — координаторы, гримёры, помощницы не на шутку очарованы.

А ещё Юнги замечает, как те водят глазами — от парня до него, шушукаются в кулачки. Видимо, «пацанский привет» не остался незамеченным. И то, что Юнги спустил тому дерзость. Катастрофа. Он на днище. Связаться с мелким гопником, было плохой, фу какой плохой идеей. Юнги тяжело вздыхает. Громкая музыка долбит в уши, неожиданно раздражает. Хотя дело не в музыке, правда же? Он вешает наушники на шею и встаёт к аппарату за порцией кофе.

Не успевает сделать пару шагов, как объявляют посадку на их рейс.

— Чёрт… Приличный кофе теперь только в Абу-Даби, — бубнит Юнги. Возвращается к чемодану, хватает его за длинную ручку. В этот момент увесистый удар в плечо толкает его вперёд.

— Извиняй, господин директор. Ты такой маленький, легко не заметить и споткнуться. — Блядский гопник ногой изображает гол и проходит мимо. Юнги в бешенстве опять смотрит на сраные модные кеды.

— Ты толкнул меня плечом! — кричит ему в спину.

— И то правда, — сверкает тот наглой ухмылкой и потирает плечо. А потом машет «пока» свободной от чемодана рукой.

— Наглый пиздюк! — не сдерживается Юнги. Ёмкую характеристику Тэхён не слышит, зато слышат окружающие.

Возгласы удивления раздаются со всех сторон. Девушки из команды крутят головами, прикрыв рты ладошками. И вдруг, беспрестанно кланяясь и хихикая, как рассыпанный горох, уносятся в сторону терминала. Возбуждённый гомон и смех сопровождает их побег. И только помощница прячет под пухлый кулачок многозначительную улыбку и степенно удаляется.

— Что? Что это значит? — кричит ей вслед Юнги. Та разворачивается на ходу и делает руками над головой сердце. И ржёт уже в полный голос.

Это война, понимает Юнги. Полномасштабная, развёрнутая, с вовлечением подмоги. И он бы в ней на себя не поставил.

***

В самолёте, слава случаю или предусмотрительности помощницы, место Юнги находится далеко от Тэхёна. Главное, чтобы в относительном спокойствии пережить перелёт, надо пониже надвинуть козырёк и никого не высматривать. Почти идеальное времяпровождение — в наушниках рэп, за иллюминатором расцвеченная зелёным и коричневым Земля, кое-где укрытая облаками.

Опасность подстерегает в тот момент, когда Юнги добирается до туалета. Ему ближе к хвосту, поэтому он идёт туда, выхватывая по ходу то одно знакомое лицо, то другое. Ким Тэхён попадается тоже, и вроде тот даже не смотрит, увлечённо болтает с соседкой. Но стоит Юнги добраться до конца сидений и открыть кабинку, безжалостная рука пихает его внутрь. Мелкий гопник нежно улыбается и закрывает за собой дверь.

— Охуел? — тихо шипит Юнги. С ужасом думает о том, что вдруг кто-то увидел. — Пошёл вон отсюда, я предпочитаю ссать в одиночестве.

В туалете отвратительно тесно даже для одного, а когда двое, вообще не развернуться, не махнуть кулаком. Тэхён нависает сверху, и Юнги делает крошечный шажок назад, упирается ногами в унитаз. Блядь.

— Аджосси, долго бегать будешь? — даже как-то ласково спрашивает Тэхён. — Или теперь тебя стоит называть «господин директор»?

— Обязательно. А ещё «вы» и шёпотом, — огрызается Юнги.

Тэхён упирается руками в стену, зажимая его с двух сторон.

— У меня каждый раз встаёт от «господина директора». Ещё жестче, чем от «аджосси». Не хочешь проверить? — доверительным тоном шепчет он.

— Читай по губам: «иди на хер»!

— На твой? Давай сначала на мой, — скалится Тэхён.

Юнги молча рвётся из рук, но его предсказуемо ловят.

— Что же ты такой душнила? — стучит его обратно в стену хулиган. — Директор за семью стенами, за жалюзями и спинами помощников. Зачем столько сложностей, почему бы не признаться, что хочешь меня? Мой крепкий член плюс твой аккуратный белый зад равно любовь, — интимно снижает голос он.

У Юнги от его голоса, дыхания, скатывающегося по шее, запаха взмокают виски. Он хочет отшатнуться, но дальше — только сесть на унитаз, а это отнюдь не выход — будет выглядеть как согласие на проверку крепости члена, который как раз окажется перед глазами. Поэтому Юнги стоит, хоть и подкашиваются ноги от соли ситуации.

— Ты заткнешься или нет? Прекрати нести пошлятину, не порть нашу дальнейшую работу, — рявкает он гневно. — Прекрати дискредитировать меня перед командой.

Длинный палец касается его губ.

— Тише возмущайся, если не хочешь всех оповестить, что ссышь не один, — фыркает Тэхён.

Ситуация бесит. Гопник возбуждает. Юнги считает про себя, чтобы не заорать. А потом ему задирают подбородок, коротко, но крепко целуют. От Тэхёна несёт силой, уверенностью — словно у него есть разрешение сминать разум своими поступками. А у Юнги все установки, обещания самому себе летят нахрен. Он мучительно стонет и хватается за чужую талию.

— Хотел поздороваться… А ты такой бука — губки надул, глазки красивые спрятал, как же удержаться и не сцапать тебя, а… — ласково покусывают ему подбородок, тиская над унитазом, будто Юнги — разбитная штучка, согласная на всё. — Господин, мать твою, директор.

Юнги крошится, сыпется в труху. Руки слабеют, выпускают талию из обхвата. И пока вдыхает воздух, отнятый нагло и безбашенно, жмурит глаза, неожиданно понимает, что в кабинке туалета он один.

На обратном пути Тэхён снова не смотрит — Юнги специально оглядывается. Тот отчаянно флиртует, а соседка — одна из координаторов проекта — отчаянно красная и невыносимо счастливая.

Это точно война, — душится про себя Юнги. И теперь ему точно нужна победа.

========== Часть 6 ==========

Комментарий к Часть 6

Визуализация:

https://vk.com/wall-190948520_745

В моём профиле вы всегда можете прочитать о дальнейших творческих планах:

https://ficbook.net/authors/2388121

Заселяются они уже глубокой ночью. Комфортабельный туристический автобус привозит их на территорию национального парка Амбосели, в двухстах сорока километрах от Найроби. Отсюда в часе пути находится песчаная пустыня, где они собираются проводить рекламные съёмки. Место было выбрано умопомрачительное — желто-оранжевые барханы спускаются к озеру, пустыня за пару сотен метров становится поросшей травой саванной, а на берегах и вовсе превращается в зелёный сочный оазис с кемпингами и лоджами*. И всюду видна гора Килиманджаро — могучее основание и снежная шапка в ясную погоду, когда не скрыта облаками. Юнги потёр бы руки от предвкушения, они так долго выбирали и утверждали место, увидеть, наконец-то, собственными глазами — сродни чуду. Но после двух перелётов, ожидания пересадки в аэропорту Абу-Даби, хлопот о чуть не потерянном оборудовании в Найроби и поездки по колдобинам кенийских дорог, мог только наскоро ополоснуться в выделенном для него бунгало и завалиться спать. Иноземная экзотика в виде насекомых под потолком и криков животных проходит мимо него, судя по обсуждениям коллег за завтраком.

Сам завтрак представляет собой шведский стол, сервированный в огромной беседке. Она сколочена из грубо обтесанных стволов какого-то дерева, и реально, реально огромная, столов на пятьдесят. Пространство между столбами занавешено белыми полотнищами, собранными в середине лентами. Мебель в беседке тоже нарочито грубая — колченогие столы, кресла на гнутых ножках, будто сделанные криворуким пьяным мастером. Бар и раздача расположены в центре беседки и оформлены в оранжево-красных тонах. В противовес нарочито аутентичной обстановке под навесом, рядом, около бассейна расставлены изящные столики, накрытые нарядными скатертями и удобные, обитые яркой тканью сиденья. Но под солнце никому не хочется. Все толкутся под парусиновой крышей, прячась в тень.

Людей на завтраке много. В этот раз в «выездную» команду, помимо продакшена, Юнги вовлек креативщиков. Хотя концепт уже разработан и утвержден, он не хочет отдавать ни шанса случаю всё просрать. Поэтому идейные вдохновители тоже полетели, чтобы быть на подхвате, если концепт придётся менять по ходу действия. Юнги перекрестился бы, если б верил в Бога. Не дай случится подобное. Самый страшный его сон. Но крутой он начальник или нет? Плавал, знает. Лучше всё предусмотреть и перестраховаться, чем потом с повинной головой стоять перед заказчиками.

Помимо их многочисленной группы, в беседке тусят туристы — любители сафари, приехавшие полюбоваться на слонов и жирафов. Ким Тэхён тоже тут, за соседним столиком, и снова окружён поклонницами. Юнги всматривается и раздражённо скрипит зубами. В полку фанаток прибыло, сегодня толпу координаторов и стилистов разбавляют дамы из числа отдыхающих. Когда, где, как умудряется кружить женские головы чёртов гопник? Что он им говорит? Как они его понимают — чинные европейки и смешливые американки? Юнги бесится и никак не может отвернуться. В этом парне пропадает гениальный артист — свежий, как огурчик, ясный и улыбчивый, в лёгких льняных брюках, в белой футболке, на запястьях обеих рук путаница ярких плетеных браслетов, на голове шапка перепутанных кудрей. Квадратит губы в улыбке, и над столами летят вздохи. Дамы всех возрастов с блаженным видом рассматривают его. Пай-мальчик, лапушка, мишка, тигрёнок, первый переведёт бабулю через дорогу и поможет донести сумки. Словно не он вчера вколачивал Юнги в стену туалета и шептал дерзости. Не он скалил зубы в насмешке и зажимал поцелуями. Не он недавно катал на коленях и шептал дичайшие пошлости. Это смешно, подобной чести — знать, что из себя представляет пацан — удостоился лишь Юнги. И немножечко… больно.

— Вот она, юность. Нескольких часов сна хватает, чтобы цвести и пахнуть. Но какой же умопомрачительный, а, — доносится до него довольный женский голос. — Мне прям покоя не даёт, где ты его нашёл…

— Что? — переспрашивает Юнги, весь во власти собственных дум. — Ты про кого?

Помощница, а это она — подсела недавно к нему за стол, со стаканом кофе и телефоном — пихает его под бок и мелко смеется. Круто закрученные кудряшки подскакивают вокруг её круглого, гладкого как персик лица.

— А то ты не понял, — кивает она в сторону соседнего стола. — Ты же с него глаз не сводишь.

Приметливая ведьма. Юнги цыкает и снова смотрит в свою тарелку, где успела остыть яичница с беконом и какими-то душистыми травками. Ну блядь, день ещё не начался, а уже не задался.

— Тебе кажется, — твёрдо говорит он, уже не пытаясь скрыть, что понял тему разговора. — Не стоит ловить меня на подобном. Знаешь же, как для меня важен проект. Я приехал сюда работать, хорошо делать то, что умею. А не устраивать личную жизнь.

— Об этом и речь. Одна работа на уме, никаких отношений. А ведь тоже молодой, красивый, любить да любить. Почему бы не сейчас, когда есть интерес, — бухтит в сторону не в меру заботливая коллега, думая, что её не слышно. Как будто мало ей изливать материнский инстинкт на косяк своих детей, она хлопочет над Юнги. И дико, если честно, иногда раздражает. Поэтому он делает вид, что не прочувствовал в её словах упрека.

— Никакого интереса. С Ким Тэхёном мы жили в одном районе. И Ынха, он парень. Ты когда-нибудь видела меня с парнями?

— И что. Лично я свободна от предрассудков, несмотря на свой возраст. Иногда мужчинам необходимо, чтобы их любили, чтобы их добивались и носили на руках. А женщины любить так не способны.

— А-а-а, ты меня не слышишь! — хватается за голову Юнги. — Это не про меня! Мне нравятся девушки! — говорит вслух и надеется, что его за враньё не покарает молния. — А этого Ким Тэхёна я знал подростком!

— Давно с ним знаком? — помощница даже забывает отпить из стакана. Её раскосые глаза горят любопытством.

— Давно, — Юнги вздыхает про себя, уже жалея о собственной слабости — рассказать чуть больше о пацане. — Ты же помнишь, как долго я искал модель. В итоге отчаялся и обратился к нему за помощью. И он не отказал. Вот и всё.

Приглаженная и приличная история, почти похожа на правду, даже? Юнги снова украдкой глядит на Тэхёна и ловит его ответный взгляд. Блядь ещё раз. Тот прищуривается в его сторону, растягивает губы. Милашность и мягкость стекают с него, как будто и не было. Чёртов поганый врун — давится про себя Юнги и излишне яростно атакует вилкой остывшую яичницу.

Мимо проходят люди — те, кто уже покончил с завтраком. И пока они толкутся рядом, за столом воцаряется долгожданная тишина. Юнги в пару укусов расправляется с холодной едой. Быстро доест, появится шанс сбежать от мучительницы. А когда около них опять становится пусто, он слышит настырный голос помощницы. Та явно желает продолжить неловкий разговор.

— Он не выглядит альтруистом. Прям взял и помог? Скорее сам возьмёт, что надо. Вот посмотри на него сейчас, он же съест и не подавится. О-о-о, и ему только девятнадцать. Представляешь, какой он будет в двадцать пять?

Вот въедливая, а! Не зря он её принял на работу, хотя HR-менеджер отговаривал, намекая на возраст и уйму детей. Эта дама — чисто бульдог, пока не доберётся до правды, не выпустит из пасти. То есть пухлых, мягких ладошек. И какая же меткая оценка гопника.

И нет, Юнги не смотрит, не смотрит, не смотрит! Ещё бы не слушать!

— Ынха, прекращай! И хватит на него пялиться, — почти молится он.

— Это выше меня, — хихикает почтенная дама.

— Удивлён, что ты тут, а не там, — огрызается Юнги, не скрывая раздражения. — Пополнила бы ряды его восторженных поклонниц.

— Ну уж нет, — прикрывает та смеющийся рот. — Мой начальник ты, а не он, поэтому я в рядах твоих поклонниц. Зарплата целее и нервы. Но, если тебе интересно, — добавляет она, нагнав в голос томные нотки. — Когда не смотришь ты, Тэхён поедает глазами тебя. У вас точно что-то было…

Бесконечно долгое мгновение Юнги хапает воздух, силясь вернуть спокойствие. Нет. Никто ничего не должен заметить. Никто не должен знать, на каком дне он ползает. Никто не должен догадаться, что происходит, и каким образом Ким Тэхён появился в их команде.

— Нихрена ничего не было! — вконец он озлобляется, чеканит слова. Пальцы до боли сжимаются на стакане с айс кофе. — Самая безобразная тема для обсуждения. Перестань читать дешёвые любовные романы и не выдумывай того, чего нет. Закончили разговор!

Аджума перестаёт хихикать. Её пухлое лицо, в обрамлении пушистых волос вытягивается от обиды. Кажется, Юнги перегнул палку, но лучше сейчас пресечь пустые разговоры и ненужные слухи. Она должна понять, что её шутки уже не смешные.

— Серьёзно тебя прошу, не поднимай больше таких разговоров, — уже мягче говорит он, заетый невовремя проснувшейся совестью. — Я действительно не хочу его обсуждать.

— Я поняла. Все обсуждения Ким Тэхёна только по работе, — кается Ынха. Но её задумчивый вид и долгие взгляды в сторону гопника подсказывают Юнги, что под кудрями женщины кипит какой-то сложный мыслительный процесс.

Комментарий к Часть 6

*лодж - что-то типа бунгало.

Авторская группа:

https://vk.com/club190948520

Уютный домик, где я пишу. Фики, которых нет на Фикбуке, ранняя выкладка глав:

Пятая глава там:

https://vk.com/rtk_dnp

Являюсь админом Творческого объединения @Fest_fanfic_BTS в Инстаграме. Командой авторов и дизайнеров проводим тематические фесты, игры, викторины - поднимаем настроение читателям и дарим вдохновение авторам! Присоединяйтесь и пишите, читайте вместе с нами!

https://www.instagram.com/fest_fanfic_bts/

Люблю не только писать, но и читать, поэтому в составе админов веду в VK сообщество рекомендаций фанфиков Quality➤Fanfiction➤BTS➤Фанфик. Ищете интересный фанфик? Перечитали популярное? Любите редкие пейринги? Тогда приглашаю Вас в наше сообщество: https://vk.com/qfbts_ff

========== Часть 7 ==========

Комментарий к Часть 7

Меня настиг страшный для автора зверь - отсутствие вдохновения, отсутствие сил браться за сочинительство. Слова как будто закончились, будто я ими никогда не владела. Я сражаюсь с собой, с депрессией, сражаюсь с ускользающими мыслями, но мне очень нужна ваша поддержка, напишите, пожалуйста, несколько приятных слов! Спасибо заранее!

Если день не заладился с утра, ничего его не спасёт.

После завтрака всё катится в задницу. Полноценная работа начинается завтра — сегодня у них день отдыха, разбора сумок и оборудования, утрясывания последних вопросов, но Юнги, фотографу и паре человек из команды необходимо съездить на место съёмок, осмотреться и выбрать локации.

Они остаются в беседке, обсудить дальнейшие планы — сам Юнги, помощница, раздобывшая где-то романтичную соломенную шляпку с широкими полями, фотограф, координатор и продюсер. Ианглоговорящий проводник, которого им выделили для передвижений по национальному парку. Утро, не сказать, что позднее — завтрак в отеле подают строго по часам, проспишь, останешься голодным. Но жарко так, будто солнце уже в зените. Воздух дрожит и звенит зноем. Он тяжёлый, плотный, чтобы вдохнуть его, надо потрудиться. Пахнет пылью и распаренной травой. И небо над ними бездонное, насыщенно-синее. Ни одного облака, поэтому вершина Килиманджаро хорошо просматривается.

— Перед выездом ещё раз смажьте репеллентом открытые участки тела, — по-английски говорит им проводник-кениец — чёрный как эбеновое дерево и поджарый, как гончая.

Помощница на ходу переводит.

Юнги передергивает от неприязни. И то верно — над головами насекомые, будто живое гудящее облако.

Фотограф тут же тянет мазь из рюкзака.

— Надо ещё докупить, — наблюдает за ним Ынха и набрасывает заметку в телефоне. Движения её пухленьких пальчиков умиротворяют. Юнги искренне надеется, что они всё выяснили и помирились.

— Оборудование точно всё нашлось? — он лениво мешает трубочкой растаявший кофе. — Завтра к съемкам будем готовы?

Та быстро-быстро кивает головой, не отвлекаясь от телефона. Смешная шляпка на её буклях истошно машет полями.

— А мотоцикл? Завтра его пригонят? — продолжает пытать он коллегу.

От мысленных картин гопника, зажимающего бёдрами стальную махину, становится жарко. Совсем жарко. Во всех местах жарко, даже в груди. Хочется плеснуть туда холодный кофе, приложить лёд, чтобы сердце не горело. И к паху — чтобы, блядь, перестало печь.

— Обижаешь, милый, — помощница поднимает голову и хихикает. — Костьми лягу, но фотографии Ким Тэхёна на мотоцикле у нас будут.

Юнги зажимает переносицу пальцами. Эта дама в своём репертуаре. Жизнь её ничему не учит? И почему идея снять в рекламе хулигана кажется всё более и более неловкой? Не думал он, что возникнет столько проблем. Или думал, но вроде как был готов. Или не осознал масштаб этих самых проблем?

Неожиданно над столом склоняется Ким Тэхён, словно подслушивал и не нашёл момента лучше, чтобы вмешаться в разговор.

— Я тоже хочу поехать, — он оглядывает всех, но задерживает взгляд на Ынхе.

Ещё чего! Юнги пока не готов с ним контачить!

— Нет, — отказывает он ему даже с некоторым удовольствием. — Ты приступаешь к работе завтра.

— Чё господин директор такой категоричный. Сказал как отрезал, — Тэхён усаживается на свободный стул, толкнув задницей плечо Юнги. Упругая такая, жёсткая задница. Юнги подпрыгивает на месте, когда понимает, к чему только что приценился.

— Потому что нечего тебе там делать сегодня, — упирается он. — Побереги носик от загара, а головку от солнечного удара, — нарочно умильно, как обычно сюсюкается с моделями-финтифлюшками. Под язык толкает желание показательно уравнять гопника с ними.

Тот зыркает из-под насупленных бровей. И трогает свой шнобель, который только в бреду можно назвать «носиком». Пару мгновений о чём-то раздумывает. Юнги уже готов праздновать победу, мысленно уже вскидывает кулаки. Но Тэхён поворачивается к помощнице — безошибочно находит слабое звено их команды:

— Нуна, у вас же будет свободное местечко в машине? А на голову я кепку надену.

Аджума растекается как квашня. От счастья, не иначе. Юнги пораженно качает головой. А пела-то как, да в твоих я рядах, в твоих! Пусть не ездит теперь по ушам, он всё увидел. Одно слово «нуна» грудным низким голосом, и она лежит лапками кверху.

— Конечно, дорогой! Найдём, куда посадить, — тем временем, щебечет Ынха. — Хочешь прокатиться?

Юнги только раскрывает рот, чтобы возразить, как его перебивают.

— Хочу глянуть чё да как — сдохнуть, как любопытно, — Тэхён разваливается за столом, а потом стреляет глазами в сторону Юнги. — Ну и прокатиться тоже. Я бы покатал… ся, да.

Возмущение запинкой красит щёки Юнги в бурый цвет. Молчание было длиной в секунду, но ему кажется, что все поняли, и теперь сидят, давят смешки. Он, еле дыша, оглядывает сидящих за столом. Фотограф и продюсер совещаются о чем-то в полголоса, координатор жмякает пальцем в смартфон, проводник вообще не при делах, как не знающий корейский. И только помощница старательно тупит взгляд в стол и кусает губы. Юнги гневно зыркает на Тэхёна, сжимая кулаки. Чёртова пакостная скотина.

— Сегодня ты нам не нужен! — громче положенного рявкает он. И теперь точно все смотрят.

Мотор, камера, поехали, у них тут кульминация драмы. На сцену снова выходит актёр Ким. Играет так, чтобы всех проняло: губы дрожат, глаза — чёртовы блестящие озера обиды. Ничего гопника не портит, ни влага на ресницах, ни муха, севшая на бровь. Он даже смахивает её с обидой, печалью и тоской, нарочито медленным движением. И смотрит. И только Юнги видит, как прыгают чертята на дне его глаз. Говнюк. Плеснуть бы ему в лицо остатки кофе. Или засосать. На этой мысли Юнги супится ещё больше.

— Э-эм… Я всё равно беру с собой камеру. Можем пристреляться уже сегодня, — подаёт голос фотограф — ещё одна жертва актёрства хулигана.

Как они ведутся? Видно же, что перед ними засранец чистой воды. А получается так, что засранец тут только Юнги — обижает и ущемляет мальчонку, подумаешь, слегка невоспитанного, зато красивого как Боженька.

Глядя на то, как пестуют Тэхёна коллеги, как любуются и заглядывают в рот, Юнги понимает — его одиночное сопротивление бесполезно. Он только тратит своё драгоценное время.

— Встречаемся в четырнадцать ноль-ноль около выезда, — Юнги встаёт, громыхая креслом по плиткам. Уходит из палатки, не оглядываясь, уверенный, что в спину ему цедят усмешку.

Уже у самого лоджа его настигают. Пыльная затоптанная дорожка к домику гасит любые звуки, и поэтому преследователя Юнги замечает в последний момент. Гадкий Ким Тэхён равняется с ним и шагает рядом, довольный, как слон. Африканский. Того и гляди затрубит.

— Чего увязался? — грубо спрашивает его Юнги. — Иди, куда шёл.

— Аджосси, ты относишься ко мне предвзято, — отбивает подачу Тэхён. — Один ты меня не любишь. Так работа не делается. Ты не мотивируешь трудиться.

Юнги закрывает глаза, повторяя про себя успокоительную мантру. Всё хорошо, всё проходит и это пройдёт. Несколько дней, и дело будет сделано. А дальше прости, прощай, все по отдельности.

— «Предвзято», «мотивируешь»… где таких слов понабрался. Общение с умными людьми идёт тебе на пользу, — он вытирает пот со лба. Может они погорячились — ехать в пустыню в самую жару? Вид на саванну за низким сколоченным заборчиком смазывается от марева. А в пустыне будет и того хуже.

— А что, если я хочу общаться только с тобой?

Юнги спотыкается о ступеньку крыльца и в панике оглядывается на Тэхёна. Наталкивается на окаменевшее лицо и тёмный тяжёлый взгляд. Вот, пожалуйста, стоило на пару секунд о нём забыть, и тот снова опрокидывает его на лопатки.

— Мне кажется, мы всё выяснили, — говорит он, поднимаясь на крыльцо. Тэхён поднимается следом. Опирается плечом на опору крыши и складывает руки на груди.

— А если я хочу не только общаться? — продолжает морально напирать он. — Я много чего хочу. С тобой. Рассказать?

Юнги судорожно начинает хлопать по карманам в поисках ключа-карты.

— Ты уже раз рассказал, мне не понравилось. И сейчас у нас очередной бессмысленный разговор. Почему ты из раза в раз его заводишь?

Тэхён отталкивается от столба и движется к Юнги. Какой там слон, это пантера — как никогда похож на хищного кошака. Ни белая широкая футболка, ни легкомысленные браслеты на обеих руках не скрывают животной натуры.

— Я его и не заканчивал. Ты же сам, господин директор, не даёшь закончить его. Чё-то всё бегаешь, юлишь. Как нервная тёлка, которой хочется, чтобы её трахнули, но мамка запрещает, — говорит он, медленно приближаясь. Юнги остаётся стоять, крепко сжимая карту, хотя никто не знает, чего ему это стоит. Что бы он сделал — это прыгнул к двери и заперся с той стороны. Потому что прямо сейчас заканчиваются последние крохи его спокойствия.

— Мне кажется, я ясно выразился. Подобное меня не интересует. Ты вбил себе в голову, насочинял, а теперь достаёшь меня своими фантазиями. У нас был уговор. Я его выполнил. Закончили обсуждение. Прямо сейчас. — Юнги страшно оглянуться, отвести взгляд от опасности, но он делает это, чтобы убедиться в отсутствии свидетелей.

А когда снова смотрит, Тэхён слишком близко, катастрофически близко. Нависает над ним, так, что можно разглядеть каждую ресницу, каждую желтую искру в карих глазах, каждую пору смуглой кожи.

— Никогда таких твердолобых не встречал. Уверен, что закончили? — Тэхён нарочито спокойный, но на скулах ходят желваки, а взгляд прибивает бетонной плитой.

Юнги сглатывает, но глаз не отводит. Кто бы знал, как тяжело даётся бравада.

— Уверен. И перестань таскаться за мной.

— Я не таскаюсь. Я здесь живу. — В плечо прилетает удар, Тэхён толкает его своим плечом и проходит дальше по деревянной галерее. Остановившись у следующей двери, достаёт из кармана штанов точно такой же ключ. — До встречи, господин директор, — насмешливо поёт он и заходит в номер.

Юнги остаётся стоять, в шоке открыв рот. А потом быстро шмыгает к себе и запирает дверь. Валится на кровать прямо в одежде. Какого хрена хулиган живёт в одном с ним домике? Чья это затея? Он убьёт свою помощницу. Срежет ей нахрен премию.

До поездки ещё надо решить уйму вопросов — лежа рефлексировать не получится. Юнги нехотя встает, идёт в душ. Там по-быстрому отдрачивает, вспоминая плечи, браслеты на сильных изящных запястьях, чёрные буйные кудри. А потом сползает на дно кабины, прячет лицо в сгиб локтя. Сперма с руки стекает по бедру и закручивается в водоворот слива.

Раунд за ним, в этот раз Юнги победил. Но почему в груди селится чувство, что его снова обвели вокруг пальца. Длинного, смуглого пальца.

Чёртов мелкий гопник Ким Тэхён продолжает разделывать его под орех. И у него, походу блядь, уйма помощников.

========== Часть 8 ==========

Комментарий к Часть 8

Дорогие читатели, кто читает в закрытой группе, я переписала здесь то, что мне не нравилось (не знаю, в каком порно-бреду я писала кое-какие части), в группе эту часть тоже поправила. Я хотела передать тот момент, что Тэхён не воздушный мальчик, он говнюк и пошляк, малолетняя гопота, от того и разговоры соответствующие. Но мне самой не понравилось, ахах. Так что, для новых впечатлений, перечитайте, пожалуйста.

А ещё мини плавно превратилось в миди. Ничего нового.

Звуковое сопровождение:

https://vk.com/wall-190948520_989

Около выезда из отеля их ждёт микроавтобус. Юнги обходит его со всех сторон. Крепкий, большой, правда весьма пыльный — всё равно хорошая рабочая машинка. Юнги на ломаном английском спрашивает проводника:

— Мы не застрянем? Она проедет по пескам?

Тот отвечает что-то вроде: обижаешь, мзунгу, не проедет — промчит.

— Кто такие мзунгу? — любопытствует Юнги, в процессе оценивая ширину колёс и дорожный просвет авто. Высокий клиренс, должна проехать, хотя бы до нужного бархана.

— Белый человек, европеец, — скалится белыми зубами проводник.

— Я азиат, — хохочет Юнги и хлопает того по плечу, когда слышит в ответ, мол, да какая разница, раз не чернокожий.

Он оглядывается, поправляя на плече рюкзак. Все коллеги уже тут, остаётся дождаться одного ленивого гопника. Сам Юнги за полдня намотался так, впору залечь с холодным пивом под кондиционер в номере. Но нельзя. Работа — его жена, любовница и самый близкий друг.

— Загружаемся, — командует он остальным. — Через десять минут поедем.

«А кто опоздает, тот сам виноват», — мысленно радуется Юнги.

Пока грузили оборудование, проверяли воду, закуски в переносном холодильнике, пока сверялись с маршрутом, Юнги успевает забыть, что они кого-то ждут. Но когда он, сложившись пополам, отклячив задницу, протискивается по проходу между кресел, кто-то налетает на него сзади, крепко хватает за бёдра и в несколько толчков допихивает до заднего ряда сидений. Юнги даже не успевает возмутиться, когда его так же оперативно усаживают к окну. Невозмутимый Ким Тэхён плюхается рядом.

— Ты! — шепчет Юнги. — Борзота! Брысь отсюда, я буду сидеть один!

— Куда мне до тебя, господин директор. Сидеть одному, когда мест нет!

— Ну уж точно не с тобой, пошел давай! — обмениваются они ядовитым шипением, таким тихим, что никто не слышит разборок.

Но все старания прогнать Тэхёна ни к чему не приводят. Его не сдвинуть и не спихнуть. Гопник стаскивает с себя рюкзак, кидает его на соседнее сиденье, вертит Юнги как куклу, после чего его рюкзак тоже занимает почётное последнее сидение в их ряду. Сунувшегося к ним третьим фотографа тот отшивает наглым «дядя, тут все места заняты», присовокупив в качестве аргумента длинную ногу поперёк прохода. Тот мнётся, но возвращается вперёд. Заботливая Ынха, кинув взгляд назад, хихикает в ладонь и усаживает фотографа с собой.

Сцена заканчивается в две секунды. Юнги не успевает не то что вмешаться, он с трудом поспевает за событиями. Как получается, что остальная группа сидит впереди, а они как парочка, уединяются на почти местах для поцелуев? Почему всё решают за него? Юнги переводит ошарашенный взгляд на гопника.

— Ты! — снова шепотом повторяет он. — Ты! Что ты такое!.. Заколебал!

— Тс-с, хорош галдеть, — длинный палец прикладывается к его губам. — Обещаю, буду вести себя хорошо.

И, вот ведь гаденыш, сдерживает обещание. Ни лишнего взгляда, ни единого слова всю дорогу к пустыне. Юнги сначала дёргается — на каждое движение того, на каждый вздох и выдох. А потом успокаивается. Вид за окном завораживает. С заднего сиденья, правда, видно немного, но и этого оказывается достаточно, чтобы рассмотреть жирафов, поедающих кусты на фоне Килиманджаро и львов, развалившихся под тенью раскидистого дерева. А по приезде работа увлекает его. Юнги оказывается в своей стихии, когда каждый из коллектива делает своё дело, под чутким контролем их руководителя. И Ким Тэхён, как ни странно, гармонично вливается в процесс. Они с фотографом и координатором съемок, кажется, взбираются на каждый бархан и оббегают каждое плато. Жара его не берёт, в отличие от Юнги, сразу же спрятавшегося под натянутый около машины навес. Там и находит его помощница, нахохлившегося и в обнимку с ручным вентилятором. Она протягивает ему покрытую инеем бутылку воды.

— Фотограф передаёт, что надо бы задержаться — сделать фото на закате. Цитирую: «запечатлеть красоту угасающего дня». А у меня песок уже в трусах. И не только… — говорит она, хихикая и не отрываясь от телефона.

— Про это мне тоже надо знать? — закатывает глаза Юнги. Глотает холодную воду. Зубы сводит, но охвативший кайф примиряет его с причудами бесстыжей аджумы.

А та, не меняя лукавого выражения лица продолжает: — Эта кампания будет хитом, Юнги. Ты переживаешь? На тебе лица нет. Концепт, модель, место… Идея полностью оправдывает себя. Завтра, когда Ким Тэхён будет в образе… Это потрясающе. Он будет великолепен.

Юнги качает головой и делает ещё один глоток из бутылки. Он не переживает. Он в восторге. Если откинуть в сторону свои претензии к модели, не имеющие к работе никакого отношения, Ким Тэхён оказывается идеальным. Он откуда-то знает, как нужно работать. Держит себя непринуждённо, принимает свободные позы, которые подчёркивают его длинные ноги и стройную фигуру. И камера его любит, ни разу не умаляет в цифре его красоту. Часть фотографий уже залита на ноутбук, да, примерные, с различными настройками камеры, но Юнги с продюсером успели убедиться — мелкий гопник рождён, чтобы бренды ему поклонялись.

— Всё в порядке. Я доволен, — говорит он и садится на маленький походный стульчик.

Ынха отходит от него. Они с продюсером начинают докидывать в план места завтрашней съёмки. А Юнги возвращается к фотографиям. На раскладном столе перед ним стоит ноутбук с потухшим экраном. Он шевелит мышкой. Экран вспыхивает и показывает последний кадр. Ким Тэхён сидит на вершине бархана, на самом его гребне. Рядом ни одного следа, только ровные ряды песчаных волн. Умудрились же с фотографом так подобраться к месту съемки. Руки вытянуты вперёд, свободно опираются на колени. Босые ноги зарыты в песок, и одному Богу известно, чего ему это стоило — песок раскаленный до нетерпения. Обувь тоже валяется рядом. Тэхён смотрит в камеру, слегка прищурившись. На нем снова белая однотонная майка, на ногах спортивные штаны, куда моднее и новее его прошлых. Во взгляде чудится вызов, дерзкая юность, превосходство бесшабашной молодости — то, что жаждали от концепта заказчики. Только вот Юнги кажется, что эта провокация — в морщинках около глаз, в уголках наглой усмешки — предназначена для него. Но Юнги слишком слаб и слишком обычный, чтобы принять, достойно ответить. Он просто заурядный карьерист, и хочет одного — хорошо делать свою работу. Без потрясений и красивых хулиганов.

Он продолжает думать об этом в машине, на обратном пути — опять зажатый Тэхёном в углу заднего сидения. Сложно сказать, как он опять оказался тут, к концу дня Юнги так устал, что впору придремать, откинув голову на подголовник. За окном уже темно. Ночь в саванне падает мгновенно, словно землю накрывает одеялом. Кто-то впереди опускает стекло, и по салону неспешно гуляет ветер. Он несёт запах трав, чего-то незнакомого, остро-сладкого. А ещё несёт животным духом, шерстью, кожей. Пахнет так необычно, так странно, экзотично, что хочется вздохнуть полной грудью и закрыть глаза.

Все в машине молчат. Только негромко играет музыка. Восточные тягучие напевы и сильный голос Стинга. Под эту песню хочется растечься, провести рукой по телу — невесомо, от шеи, до бёдер, тронуть соски, пах. Юнги не дурак проделывать такое при коллегах, но эта песня, в темноте, под душный запах саванны делает его мягким и податливым. Немного более жаждущим.

— Юнги-хён… — раздаётся у него над ухом. Низкий голос, тихий. Жадный. Тоже жаждущий. — Ты сейчас такой одурительный. Нет, не открывай глаза. Не шевелись. Я просто хочу…

Тэхён не договаривает, и Юнги снова замирает. Дыхалку спирает. Редкие рваные выдохи прорываются сквозь губы, обжигая их. Что он творит. Почему поддаётся. И всё-таки, какой он дурак.

— Расслабься. Нас никто не слышит. Я ходил впёред, там все дрыхнут, — шёпот обжигает щёку. А на шею ложится ладонь. — Хочу сделать тебе хорошо, хочу почувствовать тебя. Как ты дышишь. Как глотаешь воздух. Как долбит твоя кровь. Вот тут. Не заморачивайся, я не обижу.

Пальцы оглаживают шею, зажимают, чуть придушивая. Юнги сглатывает и сползает ниже по сиденью. Он не волнуется. Он в ужасе. И всё равно растерянно вслушивается в мрак, не прерывает Тэхёна. Сердце частит так, словно собирается пробить грудную клетку.

— Я в тебе по уши, хён. По яйца. Постоянно думаю о тебе. Постоянно прикидываю, чё бы с тобой сделал. Ты даже не представляешь. Рассказать? Хочешь послушать? В моих мечтах нет скромности.

Юнги не хочет. Но машину мягко подкидывает на кочке, и голова на спинке сиденья так же мягко едет вверх и вниз. А может он кивает? В любом случае другого разрешения хулигану не надо, а Юнги слишком шокирован, чтобы разбираться.

— Будь мы сейчас одни, я бы посадил тебя на колени. Уже голого, покрытого мурашками. Раздвинул бы ноги. Широко. У тебя хорошая растяжка, хён? Ты бы опёрся на меня, чтобы дать доступ к своей сладкой заднице. А я бы не вытаскивал из тебя пальцы до самого дома. Растягивал бы твою тугую дырку, проталкивался в горячий, жадный проход. Переворошил все внутренности, а ты бы сжимался мышцами на каждом толчке.

Юнги почти умирает и не замечает, как меняются слова. Словно с предположений Тэхён переходит к действиям.

— Чувствуешь, как мои пальцы скользят в тебе? Медленно, лениво, но не сбиваясь с темпа. Я их хорошенько намочил, и теперь в тебе мокро хлюпает. Слышишь? Это так пошло и так возбуждает. О, хён, отвечаю, я бы так и сделал, и ты бы ощущал каждое движение.

Горячая рука ползёт по шее вниз, по груди, цепляя через ткань футболки сосок, именно так, как жаждал Юнги, и он едва успевает закусить губу, в попытке сдержать позорный стон. Бёдра дрожат. Их накрывает большая ладонь, вдавливая в сиденье.

— Рассказывать дальше?

Юнги колеблется, но в этот момент рука возвращается на горло, снова сжимается, заставляя почувствовать чужую силу. Щёки и шею опаливает жаром. Тэхён поддает ощущений — проводит языком по скуле, до самого уголка глаз.

— Ты плачешь? — Юнги давит очередной стон. — Я тоже, от того, как сильно хочу тебя. Слушаешь? Дальше больше. Когда мы приедем в отель, ты пригласишь меня в свой номер. Ты же сделаешь это? Юнги-хён, господин директор. Я ткну тебя лицом в постель и оттрахаю. Я тебя выдеру. Вот так, по-пацански, без прикрас. Вздёрну твою жопу и натяну на свой член. Влечу на всю длину. Ты же мне отдашься? Отдайся, хён. Сдайся, что угодно сделай, только стань моим. Я заполню тебя до краёв, будет выливаться, обещаю. Я так долго жду, терплю — будет много. А потом отведу в душ и вымою каждую складку. Вернёмся в постель, и позволю сесть себе на лицо. Сядешь? Будешь трогать себя, проникать, а я буду смотреть. А потом поласкаю края, затяну покрасневшее опухшее кольцо в рот. Трахну тебя языком, Юнги. И ты меня впустишь, снова отдашься. И кончишь на меня. Как тебе сценарий?

— Фу… — только и может выдавить Юнги.

Ладонь на шее ощущается мега горячей, и к концу отвратительного, жутко пошлого спича он потеет так, что футболка липнет к коже сиденья. Юнги дышит, будто выполнил за час недельный план в тренажёрке. В ушах шумит. Очередная песня из динамиков глохнет на подступах, неузнанная. Слышно только голос, который бархатно шепчет:

— Так уж и фу? А я готовился. Открой рот, лапочка. Вот так.

Пальцы давят на подбородок, а потом пальцы очерчивают контуры губ. Юнги готов постыдно всхлипывать. Удерживает на грани разумности тот факт, что они в машине не одни, а впереди уже светятся кемпинги отеля. Юнги не позволяет себе забыться, как не слабели бы ноги от соблазнительного тона.

— Возьмешь меня? В своё маленькое розовое горло, — говорит ему тьма. — Обсосешь, налижешь, как карамельку. У меня большой… Рот будет болеть, горло саднить, а губы станут натёртыми и горячими.

Тьма тихо смеётся, а Юнги сжимает пальцы на ляжках, не разрешая ногам самовольно раздвинуться. Он заведён не на шутку. Этот сценарий — тухлой порнухи, но его срубает, как девственника. Налитый член ноет, зажатый джинсами, а на боксерах расплывается пятно. Какое позорище, течь от одних слов сраного гопника, не обращая внимание на близость коллег. Юнги полез бы драться, но всё, что он может сейчас — это сидеть и дрожать как можно незаметнее.

— Ты соврал, — хрипло и тоже тихо отвечает он. — Обещал вести себя прилично.

Влажный язык обводит ему раковину уха. Юнги переживает новую порцию дрожи.

— Я самое приличие, господин директор, — шепчет в шею Тэхён. — Иначе сидеть бы тебе на моих коленях. С пальцами в заднице. Сечешь?

Больше Юнги не рискует спорить и даже не сопротивляется. Дорога до отеля проходит в огне жадных ласк и жаркого шепота, на которые так щедр хулиган.

В свой номер Юнги сбегает. Он почти бежит. Всё бросил, всё оставил на помощницу, схватил с сиденья рюкзак, и выскочил, как только его выпустили из плена. И теперь гонит себя, спасается от хищника, словно за дверью номера его ждёт спасение. Нет, не спасение, но хотя бы передышка. Только шаги за спиной уверенные и неотвратимые. Зреет подозрение, что Юнги не спастись. Его загоняют в ловушку, как норовистую антилопу. Торопись, брыкайся, перебирай споро копытами, надейся, что отобьёшься, но участь твоя решена, и сзади щёлкают острые зубы.

Ключ-карта долго не срабатывает — Юнги тычет в щель почти истерично. К спине жмётся Тэхён, почти прижимает к двери. Тяжелое дыхание обоих позорно слышится в тишине.

— Хён… — говорит тот, когда дверь, наконец, открывается.

Бесконечно долгое мгновение Юнги серьёзно раздумывает над предложением. Очередным, на этот раз молчаливым. А потом заходит к себе.

— Спокойной ночи, — сквозь сомкнутые губы, не глядя. Страшась в свете фонаря увидеть вожделение на красивом юном лице. Оно никого не красит, смазывает похотью, кривит неприятно черты лица. Но только не Тэхёна. Чёртов гопник даже возбуждённый, похож на принца — кудри разметались от быстрого шага, ноздри трепещут, глаза как бездонные омуты — посмотришь и утонешь. Так Юнги никогда не хотели — двести процентов. Но он не готов отдаться вот так, до дна, до изнанки. И кому, Боже мой, вчерашнему школьнику.

Он захлопывает дверь, тихо, размеренно, а потом сползает по ней, горящий, обессиленный.

Этот раунд снова за ним. Но кто бы знал, как он хотел сейчас проиграть.

Комментарий к Часть 8

Авторская группа:

https://vk.com/club190948520

Уютный домик, где я пишу. Фики, которых нет на Фикбуке, ранняя выкладка глав:

Девятая и десятая глава там:

https://vk.com/rtk_dnp

Сую нос куда не надо - девятая глава опубликуется после определенного количества ждунов. Просто любопытно, что это за зверь.

Являюсь админом Творческого объединения @Fest_fanfic_BTS в Инстаграме. Командой авторов и дизайнеров проводим тематические фесты, игры, викторины - поднимаем настроение читателям и дарим вдохновение авторам! Присоединяйтесь и пишите, читайте вместе с нами!

https://www.instagram.com/fest_fanfic_bts/

Люблю не только писать, но и читать, поэтому в составе админов веду в VK сообщество рекомендаций фанфиков Quality➤Fanfiction➤BTS➤Фанфик. Ищете интересный фанфик? Перечитали популярное? Любите редкие пейринги? Тогда приглашаю Вас в наше сообщество: https://vk.com/qfbts_ff

========== Часть 9 ==========

К концу командировки нервов и терпения у Юнги настолько мало, что их не наскребешь и на спичечный коробок. Бесконечное напряжение, предчувствие новых подстав от гопника выматывают. Дни проходят в ожидании преследований и подкатов, ещё попыток уломать Юнги на ни к чему не обязывающий сочный трах. Очередных разговоров и безумных пошлых слов. Но всё, что получает он в последующие дни — это дерзкие взгляды и бесконечное «господин директор». И безукоризненную работу под палящим африканским солнцем.

Юнги до жопы удивлён. Хоть жара на следующий день спадает, вернув в саванну африканскую зиму и приятные тридцать градусов на столбике градусника, в пустыне, в кожаной амуниции Тэхёну должно быть несладко. Но он покладисто раз за разом принимает нужные позы, делает дубль за дублем, и ни одна жалоба не вылетает из его улыбчивого рта. Только девушка-гример всё чаще и чаще промакивает пот ему с лица и поправляет макияж. В пекле оранжевой пустыни, в раскалённом салоне автомобиля, стилизованного под дизельпанк, или зажав бёдрами шипастый, обвешанный металлом мотоцикл Кавасаки, способный покорять песочные барханы — Ким Тэхён идеальный, безупречный, терпеливый, и каждый раз, каждый день сводит Юнги с ума.

Честно, ему было бы проще, если бы мелкий хулиган был неповоротливый, тяжёлый в работе. Если бы капризничал, грубил, срывал съёмки — вот до чего докатился Юнги, даже поставил чувства выше проекта. Зато ему было бы проще бороться с самим собой, со своим интересом (он же уже признался, да?). Возможно, узлы, спутавшие его сердце, ослабли бы, и Юнги погрузился в рабочие хлопоты, раз и навсегда забыв, что подобного сорта человек смог на несколько лет лишить покоя. Но самоотдача, с которой работает Ким Тэхён, находит отклик в его душе, вызывает невольное уважение. Словно тот смог провести параллели с Юнги, перекинуть ещё один мостик от себя к нему, заставив снова мучительно размышлять, какой же он на самом деле — мелкая подзаборная гопота или самодостаточный молодой мужчина. И убеждаться снова, что выбор был правильным.

Юнги снимает кепку и направляет на мокрую чёлку струю воздуха от маломощного ручного вентилятора. Толку немного, маленькие лопасти гонят в лицо горячий ветер. Но хоть какое-то шевеление воздуха. За день пустыня скопила невероятное количество тепла и теперь отдаёт его людям. Так и не скажешь, что в паре часов от неё намного прохладнее, и цветет оазис, укрытый прохладной зеленью и огороженный от пекла озером. С кемпингами, в которых есть кондиционеры и холодное пиво.

— Почему тридцать градусов здесь ощущаются как все пятьдесят в Корее? — хнычет стилист, прямо под навесом их трейлера прилаживая к костюму одной из моделей шипастые наплечники. Сегодня у них запланирована групповая съёмка, и в компанию к Тэхёну из Найроби вызвали двух девушек. Обе совершенно одинаковые — лоснящиеся, эбонитово-чёрные пантеры, мускулистые и длинноногие. Потрясающе красивые. И Юнги конечно же не смотрит на них волком, потому что съемочная группа делает ставки, с кем замутит их будущая рекламная звезда, и не сразу ли с двумя.

Юнги точно знает — ни с кем. Потому что после съёмок обе вернутся в столицу — уж он об этом позаботится.

— А я соскучилась по самгёпсалю. Европейская кухня в отеле такая пресная, — тем временем отзывается его помощница. На её голове все та же романтичная шляпка, которой она время от времени обмахивает вспотевшее лицо. — И жара достала, и песок везде достал, уж лучше родная корейская пыль.

— Но в Корее сейчас тоже жарко… И влажно. Вот бы на море потом рвануть…

Женская часть их коллектива ещё пару минут обсуждает погодные перипетии двух стран, а Юнги разглаживает складку между бровей, изо всех сил делая невозмутимый вид — недалеко от него Ким Тэхён обнимает за талию вторую девушку — пантеру. Они уже одеты и накрашены. На обоих плотные рубашки с тяжёлыми застёжками в виде ремней. На Тэхёне портупея на одно плечо, щедро усыпанная шипами. На кенийке небрежно накинутый двубортный пиджак, обвитый кожаными лентами. Брюки на обоих сидят как влитые, по-порнушному откровенно. Каждая мышца, упругая плоть ляжек и длинные, смелыми штрихами очерченные линии ног. А обведённые чёрным глаза хулигана вообще катастрофа для разума, но Юнги за эти дни привык. Почти. Сладкая парочка хихикает, обмениваясь шепотками, а он мысленно пышет огнем. Как, блядь? Как так опять? Им этот гопник сиропом намазан? Имея в словарном запасе три слова на английском, он за пятнадцать минут умудрился заговорить обеим зубы.

— А я бы ненадолго здесь задержался. Столько экзотики… И люди приятные… — мурлычит тот, добавив в голос низких нот. Специально бесит что ли?

— Послезавтра сядете на самолёт и улетите все Корею, — не сдерживается Юнги. Потом очухивается. Он же не собирается вестись на провокации? Поэтому следующие слова адресует дамам, словно так и было задумано. И даже цедит улыбку: — Будете потом приходить ко мне в кабинет и ныть о выездных съемках хотя бы на соседнюю гору.

Тэхён кривит губы, будто всё понял, а Юнги отворачивается к столику с аппаратурой. Теперь нет нужды улыбаться, и брови снова сводятся в морщину.

— И то верно. Молчали бы. Потом завалите жалобами на скучные проекты, — хмыкает оператор и протягивает ему раскадровку — сшитые листы с рисунками будущего рекламного ролика. Им остаётся снять только его — буквально последние кадры. Часть материала отснимут сегодня, на закате, оставшееся — завтра утром. Потом сборы домой. Монтировать и озвучивать будут уже в Корее. И всё, свобода. Юнги уже её предвкушает. Оплатит машину и дёрнет в отпуск.

Резкий порыв ветра подкидывает в воздух песок, швыряется им в людей. Натянутый между трейлером и микроавтобусом тент шумно хлопает. Пока все отплевываются и обтряхиваются, Юнги отгораживается от порыва несчастной раскадровкой и делает знак водителю-каскадеру садиться в машину.

— Погода портится? — спрашивает он у помощницы.

Та озадаченно тычет пухлым пальцем в смартфон.

— С утра солнце обещали, — сообщает она. И хмурится. — Дождя нет, но холодает.

— Тогда надо поторопиться.

Он машет оператору, и тот подхватывает камеру. Стилист в последний раз поправляет кожаный топ на второй модели.

— Господин директор, вы же разрешите устроить прощальную вечеринку? Завтра вечер свободный, и самолёт послезавтра. Успеем отойти и собраться, — щебечет она, словно кто-то другой только что стонал и рвался домой.

Коллеги шикают на неё, чтобы не трепала языком, кто-то хихикает.

— Мгм, — отзывается Юнги, листая рисунки. Вопрос он с апломбом игнорирует. Зараза, у кенийских моделей и завтра съёмки. Почему он об этом забыл? И что теперь, оставить их на ночь в отеле? Да нахрена-то, кто так напланировал? Незабвенная его помощница? Она что, страх потеряла? Он почти сдает себя с потрохами, открыв рот, чтобы задать вопрос вслух, но оператор его перебивает.

— Обязательно надо, обмыть проект и нашу новую рекламную звезду. Мин Юнги-щи? Не откажете же? Мы все хорошо поработали, и Ким Тэхён тоже.

Рядом раздаются согласные восклицания. Даже помощница одобрительно гудит, вытягивая губы в трубочку. Вообще, это обычная практика в их отделе — устроить пьянку в последний день командировки, но в этот раз Юнги старательно молчит о традиции. Ни настроения, ни желания ничего. Но засухариться ему, конечно, не дадут.

— Не слезете же живьём. Чёрт с вами, гуляйте… Только чтобы в самолёте все были. И трезвые как стеклышки. Иначе уволю нахрен.

Он пережидает очередные словесные восторги и снова косится на Тэхёна. Уже облачённая в амуницию вторая девушка виснет у него на плечах. Юнги хмурится. Делает знак стилисту, и та с помощью переводчика снимает её с парня. Как непрофессионально, мять костюмы перед съемками. Сраный гопник блестит глазами, ухмыляясь, словно каждый раз видит его насквозь. Юнги опять утыкается в раскадровку.

Возникшую паузу в разговоре вновь прерывает Ынха.

— Господин директор, а ты-то пойдёшь на вечеринку?

— Это вряд ли, — не раздумывая отвечает Юнги.

— Почему? — вдруг спрашивает Ким Тэхён. Даже перестаёт миловаться с партнёршами.

Да, действительно, почему? Может, потому что он полностью в разобранном состоянии? Потому что устал? Не работать нет, бороться с собой, со своим мудацким интересом в сторону малолетнего гопника. От того, что не хочет потворствовать этому интересу и нуждается только лишь в спокойствии, в большом количестве денег и редких ни к чему не обязывающих связях с безопасными для сердца одноразовыми девушками. Юнги не знает ответа и не хочет отвечать, но почему-то все замолкают, его буравят несколько пар любопытных глаз.

— Хватит болтать, реклама сама себя не снимет, — добавив в голос гонору командует он. Показывает в сторону горизонта, где зависло низкое солнце и появились первые облака.

— У нас всё готово, дорогой, — обижается Ынха. Будто ей в ответ брутальная машина, за рулём которой уже сидит водитель-каскадер, взрыкивает мотором и газует на одном месте. Из-под колес волной плещет оранжевый песок. На фоне глубокого синего неба выглядит запредельно ярко, пронзительно. Словно цивилизации больше не существует. И удел оставшихся в живых — влачить существование в жарких пустынных землях, воюя за капли воды и крохи еды.

— Тогда чего так медленно шевелитесь? Все по местам, — говорит Юнги, смаргивая утопические картины. Люди, получившие начальственное внушение, разбредаются по съёмочной площадке.

— Обязательно выпьем в Корее, когда закончим проект. Тогда начальство не отмахается, — слышит он. Помощница, похлопывая гопника по свободному от шипов плечу, провожает его и девушек к машине. — Пойдёшь с нами, красавчик?

Тэхён проходит мимо, но потом останавливается.

— Ссыкло, — равнодушно говорит он. — Трусливый зайчишка, господин директор. Спрячься вон за тем барханом, пока не сожрали.

— Пошёл нахер, — отбривает его Юнги.

Благо, у их секундной перепалки нет свидетелей, кроме Ынхи. Та укоризненно качает головой и уходит следом.

Юнги хочется шваркнуть и раскадровкой, и вентилятором по столику. Почему, почему, чёрт побери, проще не становится? И почему на его стороне нет никого?

Комментарий к Часть 9

Авторская группа:

https://vk.com/club190948520

Уютный домик, где я пишу. Фики, которых нет на Фикбуке, ранняя выкладка глав:

https://vk.com/rtk_dnp

Являюсь админом Творческого объединения @Fest_fanfic_BTS в Инстаграме. Командой авторов и дизайнеров проводим тематические фесты, игры, викторины - поднимаем настроение читателям и дарим вдохновение авторам! Присоединяйтесь и пишите, читайте вместе с нами!

https://www.instagram.com/fest_fanfic_bts/

Люблю не только писать, но и читать, поэтому в составе админов веду в VK сообщество рекомендаций фанфиков Quality➤Fanfiction➤BTS➤Фанфик. Ищете интересный фанфик? Перечитали популярное? Любите редкие пейринги? Тогда приглашаю Вас в наше сообщество: https://vk.com/qfbts_ff

========== Часть 10 ==========

Комментарий к Часть 10

Следующая глава будет последней. Осталось только написать. Файтинг, Настасья.

Ночью в номере хорошо. Не жарко, воздух свеж и насыщен запахами прелой травы и земли. Прохладный ветер играется со шторкой у открытого окна, то надувает её белым парусом, то вытягивает наружу. Там её мочит дождь. Капли стучат по соломенной крыше, шелестят потоками по стенам. Эти звуки убаюкивают. Но Юнги не спится.

За тонкой деревянной перегородкой между номерами слышатся голоса. Очень довольный женский и низкий, не менее довольный — мужской. И Юнги очень хочется разнести нахер и свою избушку, и соседнюю, отвалить денег за такси до Найроби и билет на самолёт прямо сейчас. Сбежать, не собирая вещей, оставив рабочие сборы на кого угодно. Сказаться больным, покинувшим коллег по семейным обстоятельствам, да даже молча, не объясняя никому и ничего. И конечно, он этого никогда не сделает. Мечты, тухлые, дурацкие мечты. Он держит удар, завтра будет держать лицо, и позволит себе расслабиться и забыться только за дверями собственной квартиры. А там, наверное, набухается в дерьмище. И воспрянет. Обязательно очухается и начнёт заново собирать волю в кулак.

Глаза слезятся от попыток заснуть. Юнги держит их плотно закрытыми, пересчитал уже всех носорогов, слонов, теперь считает жирафов. И говорит себе, что вскипевшие несколько капель влаги — это усталость, болезненные ощущения от бесконечного солнца, песка, от бездонного неба над головой изо дня в день. И тем более, не красота Ким Тэхёна, не его бесшабашная юность, несомненный артистизм перед камерой и умение с ней взаимодействовать слепят глаза Юнги. Он не заинтересован, совсем, вообще, каждый раз себе об этом говорит — главное делать это чаще, чтобы самому поверить. Пока человек борется, он не сдаётся, правда же? Давай, Мин Юнги, борись, спорь с собой, выберись с честью из глупой ситуации.

Иначе, штамп на совести — гей, мудак и почти педофил. Чёрной причудливой вязью.

За стенкой новые смешки, шорох, потом включается тихая музыка. Джаз? Юнги удивлённо поднимает голову. А потом с раздраженным вздохом складывает подушку на лицо. Какая разница, главное кому-то там хорошо и весело. Кому-то создают романтическую обстановку, и слава Богу это не рэп и не дворовые распевки. Он отворачивается от стенки и снова призывает жирафов.

Сто пятьдесят один… сто пятьдесят три… или два? Сто пятьдесят четыре…

Прошлую ночь он тоже не спал. И две ночи до тоже. Конечно, вот что сказалось на его работоспособности и откуда возникли проблемы с глазами. Вот, что мешает сосредоточиться на работе, отдать ей как обычно двести процентов себя, — успокаивает себя Юнги, благополучно упуская из виду, что искры из глаз сыпятся сразу, как Ким Тэхён появляется в обеденной палатке, а перестают, когда Юнги запирается в собственном номере. А бессонные ночи вовсе не от того, что он из раза раз прокручивает в голове услышанное тогда в машине. Не с его работой цепляться за остатки стыда, дышать на них и протирать тряпочкой, он давно забыл, что такое смущение и совесть. Но слова, гадкие, наипошлейшие слова, сказанные бархатным голосом, каждую ночь бросают в дрожь. Они застревают в сердце колючкой. И болят, погружаются глубже, от того, что Юнги беспрестанно их теребит, вспоминая. Поддайся он, всё было бы так? Грязно, хлюпающе, вызывающе откровенно? Его бы распяли, разложили в постели и крутили на члене до первых солнечных лучей. Натёрли бы нахрен всё ему внутри, до кровавых мозолей. Диаметрально противоположное тому, что бывало у него с девушками. Он всегда думал, что его либидо сдалось под натиском работы, поэтому взрыва эмоций от секса он не испытывал. А теперь он все ночи напролёт размышляет, как именно трахается блядский хулиган. И почему Юнги, собственно, снизу? Он хотел бы подобного? Нет, конечно нет, всё это отвратительно, но бесстыжие кадры порнухи со своим участием, до утра прокручиваются под плотно закрытыми веками.

Юнги вздыхает и ищет в кровати место поудобнее. Сто восемьдесят пять? Или сто девяносто? Чёртовы несчитаемые жирафы. Или слоны?

Тишина за стенкой вдруг выдергивает его из подсчётов. Юнги поднимает голову. Что там? Всё закончилось? И было ли? Что, мать его, там происходило? Он лежит несколько минут, напряжённо прислушиваясь, но кроме дождя, шороха листьев за окном ничего не слышит. Итогда он встаёт. Натягивает на себя штаны, прячет в карман карту-ключ и подхватывает с прикроватного столика бутылку воды. Входная дверь тихо встаёт в пазы, когда Юнги аккуратно её закрывает и выходит на деревянную галерею.

— Аджосси не спится?

Вопрос застает его на полпути к перилам. Он аж вздрагивает. Но искренне надеется, что в темноте его слабость незаметна. На него надвигается тень из глубины. В ней угадываются голые широкие плечи, тонкие спортивки, опущенные почти до тазобедренных косточек.

— Лунатишь?

— А? — вскидывает глаза Юнги, вдруг поняв, что пялится. Захлопывает рот и отворачивается. Ежится. На улице свежо, и дождь залетает через проёмы галереи. Держится. Он держится. Мнёт пальцами бутылку воды, и всё-таки не выдерживает: — Естественно, не спится, когда мешают. Повеселился?

— Ревнуешь? Ничего не было. Только почирикали, — Тэхён поднимает руку, в ней блестит жёстяная банка. Он опирается голым плечом об опору крыльца и отпивает добрый глоток. Даже сквозь влажную тьму видно, как скользит его взгляд по голому торсу Юнги.

— Не понимаю я этот ваш сленг, что значит почирикали? Кто это был? Кенийка? — Юнги не стеснительный, но сейчас очень хочет сложить руки на груди. И не делает этого. Потому что глупый и отчаявшийся. Он неторопливо откручивает крышку бутылки и тоже отпивает глоток. Неторопливо так, открывая вид на горло.

— Да… — доносится до него значительно погрубевшее.

— Что да? Поебушки во время работы между моделями запрещены. Это пиво? — он кивает на банку. — Завтра на съемках будешь опухшим.

— Это безалкогольное. И никаких поебушек. Я просто дразнил одного серьёзного начальника.

— Так легко признаешься в этом?

Тэхён жмёт широкими плечами. Они замолкают, буравя друг друга глазами. Напряженную тишину разбавляет шорох влажных листьев и далёкий крик неизвестной птицы. А потом Тэхён говорит. Вкрадчиво, растягивая, роняя слова, как капли липкой карамели.

— Аджосси… Твоя талия всё равно тоньше.

— Чушь… — Юнги облизывает сухие, едва не трескающиеся губы, высохшие за два тяжёлых вздоха. — У меня широкая… И я не аджосси.

Гопник шагает к нему, отставив пиво на перила. Кажется, будто тёмная, бурная вода наступает на Юнги и вот-вот сметёт, закружит в водоворот. Опрокинет, оставит без воздуха и ориентиров.

— А кто ты? Красивый сосед Мин Юнги? Господин директор? Хён с самой чёткой талией. Которую так хочется измерить руками…

Последние слова он урчит, почти прижавшись голой грудью. Усмехается в лицо, блестя белыми ровными зубами. Эта усмешка выбивает землю из-под ног, Юнги качается, словно стоит на палубе корабля, попавшего в шторм. Чужие руки ложатся ему на голые бока, ловят, удерживая.

— Смотри. Я могу свести ладони вместе, и твоя талия в них поместится. Как будто кто-то специально задумал её такой — под меня. Мин Юнги, ты весь такой — для меня. Зачем ты надо мной издеваешься?

Похоть цепями оплетает тело. Юнги чувствует, как сжимаются руки, как втискиваются сильные пальцы в горящую кожу. Он еле дышит, с трудом проталкивает вздохи в грудную клетку. Не замечает, как у него отбирают бутылку. Только тихий шёпот, окутывающий его запах, медленные толчки к двери. Как достают ключ из его кармана он тоже пропускает.

Осознает себя только в комнате, когда его вбивают в стену и жадно, со стоном целуют.

— Блядский аджосси. Блядский замороченный господин директор. Мин Юнги, вредный мудак. Ты ведь знаешь, что пути назад не будет, — нежно шепчет Тэхён, и от грубых слов, сказанных на пределе ласково, у Юнги поджимаются голые пальцы ног.

Язык снова и снова раскрывает его губы, пробует на вкус, толкается, влажно и мокро. Так, как Юнги помнит, так, как вспоминал, мечтал долгими бессонными ночами. Мечтал? Злился, отговаривал себя и мечтал. Тряпка, слабак, почти гей, и ещё кто-то — по списку, но сейчас всё становится неважным. Роскошная жёсткая плоть прижимается к его, обжигает через слои ткани, трется, и Юнги готов взлететь с Земли.

— Чёрт, сегодня только так. Иначе я тебя… сожру, — рычит невнятное Тэхён, а Юнги бездумно мотает головой и снова ловит ртом поцелуи.

Ладонь ныряет за пояс штанов, оттягивает резинку белья и ложится ему на член. Тот стоит до боли, аж дымится. Сегодня и правда, мало что получится, пара движений, и Юнги прихлопнет с разбегу, с размаху, до звёзд перед глазами. Он в шаге от взрыва сверхновой. Чтобы не упасть, поднимает руки и крепко жмёт к себе тяжелое тело, толкается сам в сухой, узкий кулак. Головку, тонкую кожицу дерет неприятно. И всё равно чертовски охуенно, мучительно сладко и чересчур.

— Давай, скажи, как ты по мне скучал. Как тебе не терпится быть со мной, как ты примешь меня — в следующий раз. Теперь тебе не скрыться, не спрятать голову в песок, ведь я тебя уже поймал, — бархат ноток, вздохи стелятся по шее, и Юнги до вскрика выгибает. Захлебывается стонами, дёргается под тяжестью Тэхёна. Член взрывается в тесном кулаке. Юнги снова стонет, громко, пошло, открытым ртом. Неважно, слышат его или нет, ему сейчас до странного безразлично.

— Чёрт. Я тоже кончил. Даже не тронув себя, — Тэхён смеётся, склонившись к уху, и вдруг лижет вспотевший висок. Кулак снова двигается вверх-вниз, выдаивая остатки, а потом они оба сползают на пол.

— Это потому что ты мелкий поц, — еле говорит Юнги. Его пристраивают поудобнее, приподняв и подсунув руку под шею.

— Да и похрен, — отвечает Тэхён насмешливо. — У меня нет комплексов. Я слишком долго тебя ждал.

Юнги закрывает глаза и хрипло вздыхает. Да. Они оба долго ждали. И что будет дальше?

Комментарий к Часть 10

Авторская группа:

https://vk.com/club190948520

Уютный домик, где я пишу. Фики, которых нет на Фикбуке, ранняя выкладка глав:

https://vk.com/rtk_dnp

Являюсь админом Творческого объединения @Fest_fanfic_BTS в Инстаграме. Командой авторов и дизайнеров проводим тематические фесты, игры, викторины - поднимаем настроение читателям и дарим вдохновение авторам! Присоединяйтесь и пишите, читайте вместе с нами!

https://www.instagram.com/fest_fanfic_bts/

Люблю не только писать, но и читать, поэтому в составе админов веду в VK сообщество рекомендаций фанфиков Quality➤Fanfiction➤BTS➤Фанфик. Ищете интересный фанфик? Перечитали популярное? Любите редкие пейринги? Тогда приглашаю Вас в наше сообщество: https://vk.com/qfbts_ff

========== Часть 11 ==========

Комментарий к Часть 11

Поверили да, что последняя? :))) Ничерта. Не хочу с героями расставаться! НО ФИК Я ДОПИСАЛА.

Ура, ура! Я ЕГО ЗАКОНЧИЛА!

От вечеринки Юнги планирует отвертеться. Потому что сегодняшний день официально провозглашен таковым — днём избегания встреч. Всё по старой схеме: нет разговоров о случившемся, значит нет и последствий. Испытанный метод, ведь Юнги лучший в игнорировании проблем.

И до последнего всё идёт хорошо.

Утром он маскируется — напяливает на себя футболку в полоску, шорты, очки. На шею повязывает легкомысленный платок, а на голову водружает шляпу, почти такую же романтичную, как у его помощницы. Потом где-то её забывает, очки тоже. Завтракает раньше всех, просочившись из домика на цыпочках и не дыша. На съёмки не едет. Днем не обедает, сказавшись занятым. Юнги везде и в каждом месте — следит за погрузкой оборудования, решает вопросы о выселении команды, вместе с оператором просматривает последние снятые кадры, с продюсером обсуждает дальнейшие шаги по реализации проекта. Всем мешает и нигде надолго не задерживается. Ынха уже посматривает косо и поднимает в намёке брови, задерживаясь взглядом на болезненно красных губах и красноречивых засосах на шее. Но Юнги гордо держит нос кверху (и по ветру). Мажет губы бальзамом и с апломбом не замечает на себе следы чужой несдержанности, ведь никаких водолазок он в Африку не взял. Юнги даже провожает кениек восвояси. Расщедривается на объятья и сажает каждую в машину, попутно оглядываясь и готовый драпать при малейшей опасности. Что, кстати, и делает, когда видит тёмные кудри и широкие плечи в толпе около бассейна. Со страху, нет, при стратегическом отступлении, умудряется даже растянуться на пыльной дорожке и потом долго оттирает колени в туалете неподалеку.

Царапины и ранки от мелких камушков не умаляют радости — на проводы кениек кое-кто не пришел, а те, слава яйцам, не надумали остаться потусить.

Очень стыдно (нет), и Юнги обязательно исправится. Особенно когда вернётся домой, сдаст проект и пропадёт со всех орбит. Вот прям тогда и начнёт.

— А пока план. По защите… собственных тылов от недружественных действий противника. Попасть в домик, закрыться на все замки, а утром оттуда прямиком в самолёт, — говорит он вслух, глядя в отражение. Тухлый план, как ни крути. Но другого у Юнги нет.

Он критично осматривает себя и сокрушается — футболка в пыли, на подбородке тоже царапина. Как будто его трахали, ткнув мордой в землю. И тут же мысленно плюётся — зеркало с точностью повторяет, как он морщится и закатывает глаза. Почему даже в собственной голове «трахали», а не «трахался»? Почему даже подсознание его предаёт?

«Может, потому что выглядишь именно так? — тут же мелькает предательская мыслишка. — Томным, в засосах и зацелованным?»

Юнги достаёт из кармана бальзам, крутит его в пальцах и убирает обратно. Бесполезно. Недавно мазал, а вида приличнее всё равно не обрёл.

Со стороны бассейна доносится шум. Значит надо торопиться. Через небольшое окно видно, как освобождают пространство от столиков и кресел. Несколько столов составлены вместе, и на них уже стоит алкоголь и тарелки с чем-то съедобным. Слышны смех, разговоры на разных языках. Видимо, прощальная вечеринка будет интернациональной. Кто-то притащил колонки, и над бассейном играет девчачья заедливая песенка.

— Мне хочется плакать, просто плакать… Ведь ты не знаешь, что я чувствую*, — подпевает он, прислушиваясь.

Песня настолько прилипчивая, что Юнги поёт её, игнорируя следующую, поёт в процессе умывания, склонившись к раковине. А когда выпрямляется и тянется за бумажным полотенцем, в отражении за спиной видит ещё одного посетителя туалета.

Слова песни мигом выдувает из головы. Вместе с мыслями, планами. Выдувает всё! Кажется, даже вместе с мозгами — под черепушкой образовывается полая пустота.

Ким Тэхён стоит на пороге, облокотившись на косяк и сложив руки на груди. И, о Боги, он уже готов гулять. На нём светлая рубашка с воротником стойкой, легкомысленно расстегнутая на верхние пуговицы, тёмные джинсы, обтягивающие длинные ноги и выпуклость паха. Рубашка заправлена за пояс, усмирена ремнем, и от того кажется, что его талия уже, чем есть на самом деле. Юнги мгновенно охватывает взглядом и мгновенно взмокает. Красивый чёрт. Пресвятые ночные жирафы, какой же красивый. И губы — тоже исцелованные до вишневой темноты. Посмотрит на них кто-то сообразительный и сложит два плюс два — станет понятно, кто об кого недавно стирал рты.

Блядь, какое тупое палево. Юнги нервно выдыхает, а Тэхён шевелится — скрещивает ноги, одну поставив на носок. Весь его вид говорит о том, что мимо просочиться не получится. О погоде, о работе, о здоровье потрещать не получится. Чёртов гопник похож на того, кто вытрясет ответ на любой, даже самый каверзный вопрос.

— И значит ты здесь, — отзывается тот, наконец, с порога, прервав напряженную тишину. — Ныкаешься?

— Чего? Нет! — открещивается от очевидного Юнги.

— Не ныкаешься. Просто решил поплакать в туалете под няшную песню. Как чувствительная тёлка. Не похоже на тебя.

Как долго Тэхён стоит? И кто тут плачет? Юнги хватается за лицо. Какие нахер слезы, это капли по лицу, которые он так и не вытер. Ведь мужик не плачет от красоты другого мужика, пусть она из раза в раз херачит в солнечное сплетение.

— Ага, конечно. Горько реву от нашей скорой разлуки, — огрызается Юнги.

Ким Тэхён на это с удивлением склоняет голову.

— Скорая разлука? Компания больше не будет со мной работать?

Юнги оскорблённо поджимает губы. На что его хватает — оторвать кусок бумажного полотенца и продолжить вытирать лицо. Но потом всё-таки признаётся, констатируя очевидный, но такой обидный факт:

— Естественно, будет. Если согласишься, будешь занят рекламными контрактами на годы вперёд. Наша компания сделает тебя знаменитым.

Но сам он сделает всё, чтобы с хулиганом больше не пересекаться. Красивых корейских мальчиков полно — утешает себя Юнги — подберёт для съемок ещё миллион.

— А ты? — ловит его на мыслях Тэхён.

— Что я?

— Дальше будешь со мной работать?

О чём они говорят? Неужто о работе? Ким Тэхён пришёл, чтобы обсудить свои карьерные перспективы? Так прекрасно же! То, что надо! Юнги приободряется — настроение тут же взмывает вверх. Он пожимает плечами, поглядывая на парня в зеркало:

— У нас огромное рекламное агентство. В постоянно пополняемой базе несколько сотен моделей различных типажей и категорий. Теперь ты тоже там числишься. Тебе будут подыскивать новые съемки, новые рекламные контракты. Захочешь, можешь стать полноценной моделью, будешь не только сниматься, но и ходить по подиуму. У тебя есть все данные… — Юнги запинается, когда в отражении видит, как Тэхёну растянуло рот многозначительной улыбкой, словно ему прямым текстом выдали, что гопник — привлекательный со всех сторон молодой человек. Юнги тут же решает подрезать ему крылышки: — А я не буду работать с тобой постоянно. Я руководитель проектов, а не рекламный агент. Помимо других обязанностей, я подбираю и утверждаю моделей. Если будет необходимость в твоём типаже, — Юнги неопределенно машет рукой с зажатым в ней комком бумаги, очерчивая в воздухе кого-то высокого и плечистого, — значит, поработаем ещё.

— Понятно, — отвечает Тэхён без энтузиазма. И продолжает сверлить взглядом Юнги. Никуда, мерзавец, не исчезает. Стоит, как влитой, в проёме и мучает вопросами дальше: — Такое чувство, что меня опрокинули. Чо на это скажешь?

— О чём ты? Всё выплатим по контракту! — надувает грудь колесом Юнги. — Твои намёки не к месту! У нас серьёзная организация!

— А ты всё о работе, аджосси… А я ведь не об этом… — качает головой Тэхён и замолкает.

Словоохотливый настрой пропадает и у Юнги. Он в раздражении притоптывает ногой. Значит, мелкий хулиган ещё не все обсудил.

— Ты чего пришёл-то? Поссать? Не стой тогда на пороге как неприкаянный. Все кабинки пустые, — пытается он задать вектор дальнейших действий, показывая на несколько закрытых дверей.

Получается ну прям нейтрально. И очень безразлично. Только вот Тэхён не торопится воспользоваться предложением, солидно, во всю ширину плеч закрывая проход.

— Значит начинаем всё заново? — делает он ход. Скорее выпад.

— В смысле? — Юнги поспешно строит равнодушное выражение лица. — Что начинаем?

— Ничо не было, продолжаем играть в «ты убегаешь, я догоняю»? Господин директор, ты слишком жесток. Дал слегонца потереться об себя и хорош, остальное сам додрочу?

Юнги фыркает. Выражения того немало его коробят. Хотя должен уже привыкнуть, правда? Изо рта этого говнюка и не такое вылетало. Он, наконец, кидает комок влажной бумаги в корзину, попадая трехочковым, как заядлый баскетболист. И идёт на выход, внутренне собравшись, готовый (опять нет) к противостоянию. Шаги звонко звучат по кафельной плитке, голос тоже — отскакивает эхом от стен, когда Юнги повышает голос:

— Ну а что было-то? Один протянул другому руку помощи в условиях нехватки времени и тотальной занятости. Спасибо, интересный опыт, но не моё.

Он останавливается перед Тэхёном и видит, как меняется его лицо. В первую секунду — словно его ударили. Открытой ладонью, наотмашь, с оскорбительной небрежностью. Несколько слов стёсывают с Тэхёна слой за слоем самоуверенность, наглость, заносчивость. На мгновение появляется юноша, вчерашний подросток, тот, кто несколько лет назад ходил по двору за Юнги, как привязанный. Рот открывается в шоке, глаза распахиваются — в них целое море обиды! Но потом лицо темнеет, вспыхивает яростью. Юнги постоянно забывает, что Тэхён уже не мальчик. И никогда не был смирным паинькой. Тот прищуривается, одним слитным движением выпрямляется, и Юнги кажется, что ему сейчас прилетит. И даже не словами, а банальный хук в челюсть. И сжимается, прикрывает глаза в ожидании. Видит Бог, не отвернется — потому что заслужил.

— У тебя губы красные. Из-за меня. На тебе мои следы, — слышит он. И в тот же миг чувствует грубоватое касание. Немилосердным пальцем, по болезненно натёртому, недавно намазанному. И это больнее кулака, хуже грубых слов, потому что с размаху швыряет Юнги во вчерашнюю ночь.

Губы болят неслучайно, просто Юнги не хочет вспоминать — вчера ночью, они прямо на полу, испачканные, в уляпанных штанах, принялись целоваться. И вот тогда Юнги получил самые сумасшедшие поцелуи. Не те — волнительные, когда ты подросток и больше переживаешь о том, как не ударить в грязь лицом — не обслюнявить, не куснуть, быть в меру влажным и нежным. Не те равнодушные чмоки, которыми он провожал очередную пассию с порога собственного дома. И даже не те, которые крал до этого гадкий гопник. Вчера Ким Тэхён, получив в руки полуголого Юнги, целовался так, словно ему не надо ни о чем беспокоиться. Яростные, глубокие, по настоящему мокрые поцелуи сменялись чередой неторопливых, одними губами. Под их прицелом оказывались щёки, нос, закрытые глаза. А после шея, кадык и ключицы терпели наплыв засосов, до красоты дразнивших кожу. Ким Тэхён лизал там, где недавно кусал, и вцеплялся зубами по влажному. Потерявший бдительность, капитулировавший Юнги как лох поддавался, с внутренним бессилием всё принимал. И то, как его накрывали телом, придавливая к полу. И то, как затащили, распластали сверху, когда Юнги закряхтел от тяжести и впившихся в спину деревянных половиц. Лишь раз он взбрыкнул, что раздавит собой, но короткая ругань закончилась очередным мокрым поцелуем и полным поражением Юнги на фронте позиций.

Ким Тэхён шептал и целовал, целовал и шептал, что завтра съёмки, и надо выспаться, поэтому сегодня кое-кто останется без сладкого. Но после Юнги не скроется. Тэхён его трахнет, обязательно трахнет, отжарит с обеих сторон, вспашет, затолкает в него свою сперму, и никто ему не помешает. Юнги задыхался. Летел с горы на гору американских горок, ронял желудок от ужаса и восторга, а когда остался один, решил, что скрываться от мелкого мерзавца в последний рабочий день — не такая уж плохая идея. И уж точно не новая.

Его вчера почти додавили. Почти сожрали и неожиданно смилостивились — выплюнули, обсосав напоследок до остова. Теперь натёртые губы, следы зубов долго будут заживать. А память — предательница, ещё долго будет подбрасывать картинки и вызывать мурашки. Но Юнги прорвётся. Тряпка он или мужик? По намеченному плану, а потом в отпуск. После которого Юнги вернётся обновлённым, свободным от жалкого пристрастия к вчерашнему школьнику. Последнее препятствие — серьёзно настроенный Ким Тэхён, от которого скрыться, мать твою, не получилось.

— Что мне сделать, чтобы ты от меня отстал? — устало спрашивает Юнги. Тэхён вспыхнув взглядом, убирает руку. Кто-то с той стороны уже рвётся облегчиться, но входную дверь гопник предусмотрительно запер. Под чей-то возмущенный стук он начинает наступать на Юнги.

— И ты прям сделаешь? Если я скажу?

— А потом ты от меня отстанешь?

Отчаяние Юнги настолько велико, что он опять готов торговаться. Только в этот раз цена вопроса серьёзнее.

Тэхён придвигается ещё ближе. Бурлящие в нём эмоции ложатся тенями под бровями, складками вокруг гневно сжатого рта. Злой зрелый мужчина, точно знающий, чего он хочет. Юнги готов спрятаться от него в одну из кабинок.

— Мне кажется, ты охуел, аджосси, — цедит тот. — Сначала сбегаешь, стоило раз тебя засосать, потом несколько лет спустя объявляешься, уговариваешь, чтобы я спас твой проект. И как уговариваешь, помнишь? Было очень вкусно — целовать тебя, держа на коленях. Теперь, когда дело сделано, можно опять пообжиматься, дрочнуть друг другу напоследок, а потом мне следует исчезнуть с горизонта. О нет, скорее, ты сам опять сбежишь.

— Всё нормально у меня было с проектом! — снова обижается Юнги.

— В твоей хорошенькой хитрой голове одна работа, — Тэхён делает шаг. — Всё остальное как обычно пропускаешь мимо ушей.

Юнги на этот шаг отступает.

— Не понимаю твоих претензий. Я никогда другого не утверждал. Я живу работой. Мне важно то, чем я занимаюсь.

— Какой ты упёртый! Как осёл!

— Такой, какой есть, поэтому какие претензии? Что тебе от меня надо? — злится Юнги.

— Ты знаешь. Я миллион раз озвучивал.

Юнги готов зарычать.

— А ты, в свою очередь, знаешь, что я не могу этого дать! И тоже миллион раз говорил.

— Вчера ты неплохо давал! Я аж в трусы кончил. Скажи ещё раз, чего ты там не можешь.

Юнги оскорблённо замолкает.

В дверь снова стучат, сопроводив стук резким окриком по-немецки. Юнги краем сознания это замечает. Тэхён уже нависает над ним, напирает телом, загнав обратно к раковинам.

— Юнги… — зовёт он. И от его проникновенного глубокого голоса, от касания пальцев поверх платка тяжелеет в паху. Блядство, какое же блядство. Что мелкий гопник с ним делает. А тот чувствуя слабину, склоняется к губам: — Юнги-хён, разве я теперь отступлюсь? После вчерашнего? Я откусил малость, и мне недостаточно. Мне хочется ещё. Порцию побольше. Я хочу тебя целиком.

— Изверг, замолчи, — стонет Юнги. — Упрямое чудовище. Никуда не деться от тебя!

— Так и есть, — смешок обвивает губы Юнги тёплым воздухом. — Так чо? Чо дальше планируешь? В твоём плане есть я? Чем займёмся?

У Юнги мутнеет в голове, но одну мысль он держит крепко: хулиган не отстанет, а оставаться наедине с ним чревато последствиями для его зада. И его ментального здоровья.

Грохот по двери становится интенсивнее, а музыкальным сопровождением для него служит очередная девчачья песенка из колонок. И тут Юнги осеняет. Всё просто, ему нужна толпа, он должен тусить до последнего.

— Не знаю как ты, а я собираюсь на вечеринку. Бассейн, коктейли и маленькие вкусные штучки на закуску, — озвучивает он только что родившийся план Б.

Пока он говорит, Тэхён продолжает его трогать, гладит засосы над платком и мягко касается воспалённых губ. А потом отодвигается, довольно блеснув глазами.

— Ну зашибись. Я тоже туда собираюсь. Пошли, господин директор, а то бедный немец сейчас наделает в штаны.

Комментарий к Часть 11

*Twice, песня “ТТ”

========== Часть 12 ==========

Что и говорить, вечеринка проходит успешно — Юнги надирается в первый же час. Нет, не потому что отчаявшийся, а потому что виляет как заяц между стихийными компаниями коллег, кучкующимися там и тут по территории отеля. И везде ему наливают.

Девушки из отдела рекламы, гримеры, озвучка — потчуют его вином. Они оккупируют несколько столиков около бассейна, сдвинув их в один. И именно их колонки отвечают за музыкальное сопровождение вечера. Спустя десять минут в компанию вписывается Тэхён. Ему тоже наливают, он начинает блестеть глазами на Юнги, начинает домогаться до него двусмысленными намеками, и Юнги приходится бежать дальше.

Осветители, заманив к себе стилистов, устраиваются на шезлонгах. Столом им служит лавка из обеденного шатра. Они наливают Юнги текилу, не забыв насолить руку и угостить лимоном. Через двадцать минут на одном с ним шезлонге сидит Тэхён. Теперь он солит ему руку, и даже сам пытается избавиться от соли языком. А ещё шепчет, что в следующий раз посолит губы. Юнги хватается за сердце, сползает с шезлонга и перемещается дальше.

Потом были художники, реквизиторская группа и фотограф. Кто-то купается в бассейне, кто-то сидит на краю и мочит ноги. Некоторые смелые личности даже не надели купальную амуницию и бултыхаются одетыми. Юнги едва избегает подобной участи — быть сдёрнутым за ногу резвой девицей и оказаться в воде. И опять ему наливают. Ещё вина, пиво, какой-то миндальный ликёр. И снова как черт из табакерки рядом появляется, мать его, Ким Тэхён.

Когда Юнги добирается до последней компании, в голове хорошо уже так шумит. Калибр побольше — режиссёр, оператор и его Ынха — как и положено начальникам, сидят в отдалении, в обеденном шатре и пьют что-то крепкое, похожее на виски. Как водится, наливают и ему. Юнги хлопает, не меняясь в лице. К тому времени ему становится без разницы, что плещется в рюмке. К большому начальству постоянно прибегают остальные, чтобы выпить за успешное окончание съемок, поэтому неудивительно, что в скором времени за столом оказывается Тэхён. Этот артист больших и малых театральных подмостков гармонично вписывается в очередную компанию, перестаёт «чокать» и пошлить. Из его речи неожиданным образом пропадают жаргонные словечки. Даже в компании «шишек» он чувствует себя как рыба в воде, не забывает ухаживать за каждым, подливает, подсовывает поближе закуски, а Ынхе гопник отсыпает столько комплиментов — покрасневшая аджума в тысячный раз им очарована.

Стоит ли говорить, что именно Ынха — предательница снаряжает Тэхёна проводить Юнги, когда замечает, что её начальник, намешав самого разного алкоголя, оседает мешком на лавке и подпирает щёку кулаком. А гадкий гопник с радостью соглашается. Юнги не видит, как они перемигиваются у него над головой.

— Эй… — брыкается Юнги, чувствуя, как его за подмышки тянут с сиденья. — Я ещё по второму кругу не сходил… Нуна — координатор, помощник оператора и…

Режиссер отнимает у него рюмку, суёт в карман шорт мобильник, а Ынха качает головой.

— Посмотри на себя, господин начальник. Ты же «координатор» еле выговорил. Иди-ка, наверное, отдыхать.

— Да не хочу я! Не такой уж я и пьяный. И я ещё не нагулялся, — возмущается Юнги, но оказывается в охапке сильных рук, которые тащат его в сторону кемпингов.

— Эй, ты! Пусти. Я ещё. Выпить хотел… — упирается он кедами в пыльную дорожку. — И не тискай меня, люди смотрят. Я сам могу идти!

— Ты чо такой брыкливый, аджосси, — фыркает его провожающий. — Да ладно, ладно, понял. Сам так сам, — цокает он языком, после того, как получил локтём под рёбра. Юнги с победным возгласом выпрямляется, сдувает чёлку со лба и шагает. Разумеется, в этот момент одна из кед заплетается за другую. Земля в мутном фокусе глаз становится ближе, но Юнги тут же вздёргивают наверх.

— И снова поймал, — раздаётся насмешливый голос. Гопник притягивает к себе, приобнимая за талию.

— Хрен с тобой, — буркает Юнги. Что лучше — шлёпнуться перед всеми или побыть чуточку пьяным начальником, которого один из сотрудников куда-то тащит. Конечно, лучше оставаться на ногах — здраво рассуждает он. Поэтому с чистой совестью устраивается в чужих руках и командует: — Так и быть, веди меня, юноша, в домик!

Хохот хулигана точно привлекает внимание к их славной компании. Юнги снова тычет его под рёбра и тот, наконец, затихает. Они неторопливо сворачивают на тёмную аллею, ведущую к кемпингам.

Стоит уйти от освещенного бассейна, и душистая африканская ночь обступает их. Вдалеке воют животные, судя по интенсивности воя — хищные и очень голодные. На озере бьёт крыльями какая-то крупная птица. А созвездия над головой, словно огромные люстры — светят низко-низко и ярко. Юнги выдыхает полной грудью. Как здесь, оказывается, хорошо. Алкоголь приятно лижет внутренности. Сейчас он полностью доволен и спокоен. Можно расслабиться. Проект почти закончен, осталось довести до ума снятое и сдаться заказчикам. Всё и вся ему вдруг нравится, и даже дурацкий гопник, молча идущий рядом.

Не успевает Юнги об этом подумать, как тот открывает рот.

— Никогда не видел тебя пьяным. Такой славный, податливый, мягонький… тебя такого тискать и тискать, — звучит провокационное заявление. А низкий голос хулигана такой сексуальный в темноте. Кстати, почему так темно? Юнги начинал гудеть, когда солнце ещё припекало.

— Не беси. Сколько времени? — спрашивает он, провиснув и мотнув тяжёлой головой. Рука на талии сжимается сильнее.

— Время, когда хорошенькие аппетитные начальники должны лежать в постели. Желательно не одни, — получает Юнги странный ответ. А с кем? — думает он, но додумать не успевает. — Ну это… ты рассмотрел мою кандидатуру? — опережает его гопник и даже останавливается. Пытается заглянуть в лицо. От его настойчивости Юнги перекашивает.

— Что я должен рассмотреть? — осторожно спрашивает он. Спотыкается о ленивую усмешку.

— Каждый раз надо в лоб тебе об этом говорить? Хочу валяться в постели с тобой. С тобой. В постели. Этой ночью. Хочу трахнуть тебя. А потом ещё много ночей подряд.

— Упасть и не встать. Ты не сбавляешь оборотов, — изумлённо тянет Юнги. У самого от слов «хочу трахнуть тебя» сбивается сердцебиение.

— Если так и собираешься падать, могу взять на руки и донести до…

— Так, достаточно. Не продолжай. И вообще, иди-ка ты нахрен, — парирует Юнги, слушая очередное хмыканье.

— Как скажешь. На хрен, так на хрен. Можно ртом? — ржёт его персональное наказание.

— Заткнись, цыц! Прямо сейчас! Какой же ты бесстыжий! — Юнги поудобнее крутится в обхвате чужой руки и снова вешает тяжёлую голову. — Ты меня весь вечер доставал, — бубнит он в землю. — Зачем таскался за мной как привязанный? Теперь все будут косо смотреть. Коллектив теперь решит, что мы… — он запинается, не в силах подобрать подходящее слово.

— А кто мы? Кто? — понукает его Тэхён.

Юнги устало качает головой. Не знает. Он не знает. Знает только одно — планомерная работа по разрушению его границ делает своё дело. Ему многое хочется сказать, на многое хочется согласиться, но здравый смысл, накрепко вбитый годами ответственной работы, предостерегает от последнего шага — сдаться с потрохами наглому преследователю.

— Молчи. Просто молчи, — жалобно говорит он, и Тэхён на удивление, действительно замолкает. Гладит его поверх футболки, и они как гребаная парочка идут в обнимку дальше.

Без куртки зябко, но горячий бок, прижимающийся к его, греет как печка. Ночной ветерок долетает с саванны. Вместе с запахом диких трав, специй и стоячей воды. От экзотического аромата начинает першить в горле. Ночью озеро как будто становится ближе и пахнет отчётливее: тиной, рыбой, илистым берегом. Коллеги говорили, что там живут фламинго. Юнги за время командировки так и не сподобился на них посмотреть. Теперь и не посмотрит. Всё работа, проклятая работа.

Они почти доходят до домиков, когда кто-то попадается им навстречу. Юнги слышен лёгкий шорох шагов по земле.

— О, господин директор, с вами всё хорошо? Помощь не нужна? Куда ты его ведёшь? — спрашивает женский голос.

Юнги не хочет отвечать, прислоняется к Тэхёну, прикинувшись пьянее, чем есть на самом деле. Гопник притягивает его ближе, весьма собственническим жестом, и это очень беспокоит Юнги — как они выглядят в глазах других? Он даже теряется и не слышит, что Тэхён отвечает.

— О-о, понятно, удачи тебе! — хихикает та и удаляется.

Только после её ухода Юнги поднимает голову и с подозрением вглядывается в довольное лицо гопника.

— Кто это был? Что ты ей сказал? Над чем смеялись?

Тэхён молчит и выглядит так, словно кот, облопавшийся сливок. У Юнги начинает печь в животе. Он заебался. Это усталость. Это просто усталость. Много работы, ещё больше нервотрепки и мало сна. Ну и мешанина алкоголя в крови. И закономерный итог: бегал-бегал — от хулигана, от себя, скрывался, прятался, ловко сам себя обманывал, а теперь они вместе прутся в их домик.

«Их домик» — звучит так, словно Юнги уже сдался. И все знают о его капитуляции — от этой мысли выпитый алкоголь подступает обратно к горлу.

Только чтобы сбить обратно эту волну Юнги пробует остановить человеческий локомотив.

— Я передумал. Не хочу туда. Веди меня обратно! — с вызовом говорит он и пытается выкрутиться из рук. Клянётся себе, это его последняя попытка — для успокоения мук гордости. А дальше будь что будет — здравый смысл тоже хочет отдохнуть! Он устал и приятно пьян. И, честно, хочет немного внимания, хочет дать слабину, ведь ночь такая душистая, пахнет цветами и пряной землёй. Смуглые красивые руки держат так крепко, а прижимающееся тело горячее и сильное. Его проклятие и искушение. Его наказание — всё он, парень, едва достигший совершеннолетия. Сколько можно себе врать? Сколько можно бегать?

А тот и не догадывается, какие мысли мучают Юнги, останавливается у ступенек на крыльцо, но из объятий не выпускает:

— Какой же ты колючий. И шипишь как рассерженная киса. Чего тебе неймётся?

— Я же сказал, ещё выпить хочу.

Выражение лица гопника становится хитрым.

— И без разницы где? Просто выпить?

Юнги, не чувствуя подвоха, соглашается.

— Значит ты хочешь продолжить, неважно где? Неважно с кем? — зачем-то повторяет Тэхён, обольстительно улыбаясь. Улыбка такая яркая, белозубая в темноте. Юнги хочется от неё прикрыться. Хочется пальцами стянуть обратно чувственные губы, чтобы больше так не делал. Или смять, размазать её поцелуями, такими же оглушительными, мокрыми и глубокими как вчера.

— Ну, допустим, — часто моргает он, чтобы не ослепнуть.

В ответ Тэхён с предвкушающим выражением лица тащит из внутреннего кармана ветровки бутылку вина.

— Всё продумано, господин директор. Выпьем? Ты и я на галерее с белым полусладким…

Юнги прошивает током от макушки до пяток — так низко и хрипло звучит приглашение. Не выпить, как минимум сесть на член. Алкоголь в крови, жаркий шёпот, запах Тэхёна всё Юнги искушает. Чувства обостряются — он ощущает на лице легкую прохладу ночи, слышит шорох листвы на деревьях и плеск озера у берега. «Да, черт побери, согласен, — хочется крикнуть ему. — И перестань уже спрашивать». Вслух же жалкое избитое, израненное за эти дни достоинство толкает сказать другое:

— Я тебе кто, дурачок? Я сказал — я иду обратно!

Тэхён заводится с пол-оборота.

— Сам же сказал, хочу выпить, неважно где, неважно с кем. Ну так пошли! Вытащим на улицу стулья , столик, позырим на звезды, попивая винишко! Почирикаем, сидя рядышком как два пенсионера. Чо опять-то не так? Как надо-то?

Юнги зло усмехается. Слова даются с трудом, но он их выжимает из себя, из того кусочка души, где прячется обескровленная, но не сдавшаяся падла — гордость.

— Всё так. Похоже на лучшее свидание в жизни, жаль, ты не фигуристая девушка с третьим размером.

Тэхён отпускает его, так резко, Юнги аж шатается. А потом ему в руки суют бутылку вина.

— Ты заебал, аджосси, сил моих нет. На. И иди с ней куда хочешь. Это мой вклад в твои гетеро-потрахушки. Удачи.

После этого Тэхён разворачивается и неторопливым шагом, почти вразвалочку уходит в свой номер. А Юнги, онемев, смотрит ему вслед.

Комментарий к Часть 12

Если вам кажется, что я затягиваю, то вам не кажется. Но так мне не хочется сдавать Юнги наглючим ухаживаниям гопника. Ужасно хочется ругачек, споров, хочется борьбы характеров. От того пишутся и пишутся спорные диалоги, не могу себя остановить. Но всё, следующая глава - последняя. Догадайтесь, кто там, наконец, сдастся на милость победителю.

========== Часть 13 ==========

Когда Юнги стучится в соседнюю дверь, бутылка в его руках дрожит. Что он делает? Кто он? Слабак, который больше не может лежать ничком в темноте своего пустого и тихого номера. Кто же он? Предатель собственной гордости, кто терпел, страдал изо дня в день, уговаривал себя, убеждал в правильности принятого однажды решения, а в последнюю ночь решил забить на всё. Так кто же он? Тот, кто готов сейчас выкинуть эту гордость в трубу.

Дверь открывается почти сразу, и Юнги давит вздох. Машинально облизывается. Тэхён на пороге номера выглядит злым и уставшим. Красивым настолько, что дыхание спирает. Он тоже не ложился — на нём те же вещи, только снял ветровку и закатил рукава рубашки. Рука, которой тот упирается в проём двери, звенит браслетами.

— Чего тебе? — негостеприимно спрашивает он, и глаза его чернее ночи. Трезвые и очень пугающие.

Юнги протягивает бутылку вина, не глядя. Смотрит под ноги, потому что стыдно. Деревянный пол галереи устилает ковёр из белых лепестков. Кусты, усыпанные этими цветами, валом растут вокруг домика. В свете фонаря видно, как нежные кругляши липнут к голым ступням.

— Что это. Скажи словами! — слышит он.

— Ты предлагал… выпить, — запинаясь, говорит Юнги. — Вот…

Не успев договорить, он чувствует, как его за грудки затягивают в номер и вбивают в стену. Бутылку грубо отбирают, слышно, как она катится, стеклянно звякая, по полу. Дверь изо всех сил хлопает в косяке.

— Нахрен мне твоё «выпить», — зло шепчет Тэхён ему в губы. — Скажи правду. Зачем пришёл? По пьяни? Завтра сделаешь вид, что ничего не было?

Ситуация стремительно выходит из-под контроля. Делиться правдой Юнги не планировал. И протрезвел уже давно. Он шумно сглатывает, глядя в настороженное лицо.

— Хватит мною стены обтирать, — сипло говорит он.

Его ещё раз встряхивают.

— Правду скажи, дядя! Хочешь меня? Хочешь, чтобы я тебя выдрал? За этим пришёл?

— Опять ты всё поганишь! — загорается ответно Юнги. — Пришёл! Какая разница, по пьяни или нет? Обязательно об этом вслух говорить?

— Обязательно! Скажи это! Я должен знать правду, иначе ничего не получится. Настолько заебался, мне нужно, чтобы ты признался… — лицо Тэхёна в паре сантиметров от губ, одновременно растерянное и напряжённое, словно две театральные маски, стремительно сменяющие друг друга.

Юнги втягивает голову в плечи. Всё идёт не так, а как должно быть, он и сам не знает. Они бы выпили, как было сказано, сидя на веранде и разглядывая звёзды. А там может, слово за слово, взгляд о взгляд… Ким Тэхён снова раскалывает его под орех, требуя ответов.

— Я пришёл, — повторяет Юнги. — Пришёл… Трезвым пришёл, — и совсем тихо, проваливаясь по макушку в чёрную тину: — Сделай уже что-нибудь.

Тэхён словно этого и ждал. Не слов — сигнала, разрешения на захват. Подаётся вперёд, прижимаясь пахом, грудью, длинными ногами. Втягивает воздух у шеи. Тяжёлый как бетонная плита, горячий, сильный. От одних ощущений у Юнги крепнет в паху.

— Как же ты славно пахнешь, господин директор. Алкоголем и ванилькой. А ещё желанием, ожиданием траха. Щас опять скажешь «нет, неправда», не поверишь, но это так. Всегда пах, даже когда бегал по двору с ноутбуком в сумке. Тебя так хотелось слопать. Признайся, ты меня уже тогда хотел, шестнадцатилетнего дурня. Аджосси, в шестнадцать трахаться можно, тебе надо было только намекнуть, — мурчит Тэхён, как большая дикая кошка. Ужасный человек, перекидывается из злости в соблазнение за две секунды. Колени Юнги дрожат от певучих интонаций, от того как они перекатываются по коже — бархатными волнами вздохов.

Он вспыхивает, чувствуя, как скользят руки по его бёдрам.

— Это… это неправда. Я не любитель малолеток. Если будешь продолжать эту тему, я… я уйду, — говорит и хмурится, когда слышит смех. Смешки мягко оседают на ключицу. А сверху ложится влажным следом поцелуй. Юнги прошивает от густого душного удовольствия.

— Ты хотел сказал «убегу»? Ничего нового. Но как же здорово тебя дразнить. Так мило огрызаешься, у меня член каждый раз подпрыгивает.

— Озабоченный придурок, — фыркает Юнги и тоже пробует целовать подставленную смуглую шею. Она солёная, влажная под губами, но — вкусовые рецепторы обмануты страстью — отдаёт сладким на языке. А может это Юнги штырит, словно он температурит.

Тэхёна так много вокруг. Рядом, с каждого бока — гладит широкими ладонями, обхватывает ими талию и задирает футболку. Юнги некуда деть руки, и хочется опустить их на спину, вжать в себя сильнее, чтобы размазало, размозжило по стене, чтобы Юнги перестал существовать на одну ночь. Чтобы не думал.

Все мысли пропадают, когда Тэхён прикусывает кожу на шее. Юнги тихо шикает — больно поверх вчерашних засосов, но сам не замечает, как подставляется.

— Хватит меня поедать, — охает он на очередной укус и всё равно дерет голову для лучшего доступа, бьётся ею о стену. Вздыхает, а потом ловит чужие губы своими.

Опухшими ими касаться тоже больно, но Тэхён стискивает сильнее, жадно постанывая в рот, а потом суёт ладони под футболку, задирая её до груди. Пальцы растирают камушки сосков — они давно затвердели и стали чувствительными, и теперь очередь Юнги мычать в поцелуй.

Жар разбегается от груди, лижет ему внутренности и нагревает кожу изнутри. Сладкая боль, где касаются его, и когда касается он сам, лупит электрошоком. Юнги мокнет как девка, которую хлопнул по заднице самый симпатичный гопник на районе.

А тот тяжело и шумно дышит.

— Сегодня ты это скажешь. Как ты меня хочешь. Как ждёшь мой член в себе, — шепчет Тэхён и неожиданно отлипает. Юнги хочется хныкать — так становится одиноко и холодно. Но его тянут вглубь комнаты.

class="book">Одного взгляда достаточно, чтобы понять, номер Тэхёна — копия его. Большое аутентичное пространство, с ковром — шкурой животного на полу и яркими стенами. Много летящий ткани, фресок, мягкой плетёной мебели. И огромная кровать с балдахином.

Юнги туда и приземляется. Тэхён легко толкает его, сам же остаётся стоять, голодно разглядывая Юнги.

— Так ты меня допёк, теперь кажется — моргну, и пропадёшь. — Тэхён стонет и сжимает член поверх джинсов. — Блядь, дождался. Аджосси в моей постели. Я не буду нести чушь про то, что у тебя есть шанс передумать. Правда в том, что у тебя нет и не было никаких шансов. Я бы тебя не упустил, если бы ты не переехал. И потом бы тебя нашёл. Я знал, где ты работаешь, — нахально говорит он, и превосходство в голосе не коробит Юнги. Они встречаются взглядами.

— И что же не нашёл?

— К такой детке только богатым подкатывать, — облизывается Тэхён. И всё же спрашивает: — Ты же не передумаешь?

— Нет, — криво улыбается Юнги, так же жадно глядя на парня. Света в комнате немного — пара светильников по стенам, но их достаточно, чтобы рассмотреть, как снимает с себя рубашку Тэхён.

— Поболтаем позже. Ты смотришь? Я стараюсь для тебя.

Ещё как смотрит — думает про себя Юнги. Потому что неторопливо обнажающееся тело навсегда отпечатается на внутренней стороне век. Ким Тэхён прекрасен. Юный Бог, венец молодости и красоты: налитое тугое тело, кудри почти до плеч — когда только отросли? — крепкая талия и дорожка чёрных волос, ныряющая за пояс джинсов. Юнги всегда отворачивался, когда того переодевали стилисты, чтобы никто не заподозрил в интересе. Зато сейчас может себе позволить. Без зазрения совести. Шарит глазами, как завороженный, по широким плечам, по сильной шее. По развитым мышцам груди, обтянутыми смуглой гладкой кожей. По тёмным ореолам сосков и плоскому животу.

— Нравится что видишь? — спрашивает Тэхён.

Юнги замыкает язык за зубами, умолчать правду, но слова рвутся изнутри.

— Да. Ты красивый парень, — с вызовом отвечает он и ловит сердцем улыбку. Она порхает под ребрами, выстукивая SOS. Когда гопник улыбается, без гнусных ухмылок, а мягко, широко — звезды летят навстречу. Словно Юнги словил приход от наркоты.

— Всегда знал, что ты течёшь от меня… — Тэхён тем временем, стягивает с себя джинсы, и Юнги хапнув ртом воздуха, засматривается на боксеры, где тканью обтянут здоровый такой болт. Он, конечно, догадывался, глядя на руки, на ступни, на общую конституцию тела мальца, что оснащение там на зависть, помнит ощущение жёсткого бугра, когда его «катали» на коленях. Но увиденное почти воочию заставляет внутренности сжаться от страха. Такой член точно свяжет в узел его кишки, — обмирает про себя Юнги и приподнимается. Карусель мыслей гонит по кругу одно и то же — «я же не гей» и «я не готов» сменяются на «я знал на что шёл» и «тупо сейчас сбегать», но в этот момент Тэхён опускается перед ним на колени.

— А ты покажешь мне?

— Что?

— Себя. Я хочу посмотреть, какой ты без одежды, хоть и — клянусь! — кончу в тот же момент, когда ты снимешь футболку. Но у нас ведь вся ночь впереди? — Тэхён пытливо вглядывается, ожидая кивка и когда дожидается, продолжает: — Отвечаю, я бы накинулся на тебя, как пещерный человек, и всё бы закончилось за пару минут. Но я хочу, чтобы нормально. Понимаешь? Чтобы у нас всё было нормально.

Его слова заставляют сердце биться с новой силой. Что значит «нормально»? Юнги не понимает, но снова кивает.

В этот момент Тэхён кладёт руки на колени и раздвигает ноги в стороны. Одним неуловимым гибким движением просачивается в пространство между. Длинные пальцы оглаживают края шорт.

— Господин директор даст себя раздеть?

— Я и сам могу. И хватит так меня называть, — прокашлявшись, говорит Юнги и тянется к вороту футболки, но его руки перехватывают.

— Дай это сделать мне.

Футболка откладывается в сторону, и Тэхён втягивает воздух сквозь зубы. Кладёт ладонь на шею и привлекает Юнги к себе.

— Ты такой беленький по сравнению со мной, — шепчет он в губы. — Точно щас кончу. Второй раз это будет эпик фэйл, — со смешком жалуется и коротко целует.

А потом обхватывает за рёбра. Прослеживает губами ключицы, то горячо дыша, то обдувая их прохладой. Юнги, поглощённый эмоциями, очухивается, только когда ширинка его шорт едет вниз, задевая бугор члена. Он приподнимает бёдра, помогая их снять, и скоро остаётся без них и без боксёров. Его опрокидывают на спину и тут же прижимают к постели тяжёлым телом. Жарко. Юнги плавится от раскалённого воздуха, от раскаленной страсти между ними, извивается, чтобы получить больше. Они вливаются друг в друга, продолжаются один в другом. Тэхён снова везде, крутит Юнги, раскладывает по постели, и там, где проходятся его губы и руки — грудь, живот, ягодицы, спина и бедра — наливается пьянящим жаром.

— Я тебя сейчас трахну, — рычит тот, упираясь твёрдым членом ему в пах. — Выебу за все годы мучений.

Юнги мычит, соглашаясь.

— Сделаю из тебя фарш, заверну в тесто и отжарю.

— Сделай это, — шипит Юнги, обстреливая короткими поцелуями всё, что попадается под губы. Опять не спорит, а как иначе, если собственный член накрывают жёсткие пальцы, сжимают, вгоняют в кулак так правильно, что хочется выть.

— Нет, не трогай! Иначе я сейчас… Просто трахни! — он готов умолять, чтобы всё не закончилось сейчас, чтобы растянуть происходящее подольше.

— Хочешь кончить на мне? Как скажешь, — Тэхён целует под грудью и убирает пальцы.

Они сталкиваются открытыми ртами, тянут друг друга на себя, перекатываясь, и Юнги давно дал волю рукам — запускает их в волосы, протягивает кудри между пальцев. Гопник отвечает хриплым вздохом и накрывает чувствительный сосок губами. Язык гладит вершину, как конфетку, ласкает, посасывая. Юнги выкручивает от удовольствия. Он и не знал, что ласки здесь его так прихлопнут. Он вообще, оказывается, ничего не знал. Словно его тело ждало только одного человека.

Юнги опускает руки ниже — гладит шею, царапает широкую гладкую спину, ныряет за резинку белья. Задница у Тэхёна отменная, гладкая и упругая, ложится в ладонь как надо. Он молча толкает её на себя, облекая желание в действие.

— Не сдерживайся, если не можешь. Мы же никуда не спешим. Кончишь много раз. Я всю ночь буду драть тебя, в твою маленькую тугую задницу. В твою сочную спелую киску, — слышит Юнги жаркое и кажется, готов улететь. — Хочу попробовать тебя без презика. Налью тебе внутрь… Я чистый, клянусь. Хочу увидеть, как вытекает из тебя сперма… — Тэхёна продолжает лихорадить, он шепчет пошлятину, не отвлекаясь на дыхание. Хватает Юнги за запястья. Закидывает руки к изголовью и голодно смотрит. — Разрешишь?

Его взгляд рисует на теле огненные узоры. Ноги Юнги сами собой раздвигаются

— Это ведь «да»?.. — читает ответ Тэхён, сдавленно охая. Проводит по бедру, с силой его сжимая.

— Снимай трусы. — Юнги судорожно трётся низом живота — все мысли давно посланы на хер без обратного билета. Желание впустить в себя раскаленный упругий ствол, кончить нанизанным на него, толкает его действовать, просить почти в открытую, да даже умолять. Это не из области плотского, проблема в голове — отдаться, поставить точку в бардаке, который создал он сам.

— Желание начальника… для меня закон. Любишь командовать в постели? — Тэхён стягивает с себя бельё и нависает над ним. Юнги фыркает и раздвигает ноги ещё шире. Ниже не смотрит, чтобы не передумать. Зато слышит звук плевка, в тихой комнате он звучит громко и откровенно пошло. Юнги передёргивается, но молчит. Мокрые пальцы ныряют под яйца и нащупывают вход в тело. Первый скользит легко. Тэхён обмирает.

— Ты! Ты почему такой?.. Скользкий и растянутый… — стонет он гортанно. — Я точно с тобой свихнусь. Чёртов аджосси. Знаешь, что сводишь меня с ума…

Юнги ржёт и захлебывается смехом, прогибается в талии, когда к первому пальцу добавляется второй.

— Я… готовился, давай… — облизывает он губы кончиком языка. Гонит воспоминания, что он делал в ванной с собственным телом. Сейчас его мысли занимает другое — ощущение, что его заполнили полностью, растянули, а это всего лишь, пальцы, длинные, сильные, жёсткие пальцы.

Юнги поддёргивают повыше.

— Господин начальник напросился. Кончу в тебя. Накачаю полностью, — Тэхён скалится как хищник. Сплевывает ещё и растирает слюну в расщелине. Давит большими пальцами, раскрывая. Влажная, упругая головка продавливается внутрь.

Болезненная волна поднимается вверх и душным облаком ложится на тело. Ладони, вцепившиеся в изголовье кровати, взмокают. Больно! Как же блядь, больно! Юнги сжимается на члене. Тэхён тоже замирает, дрожа и матерясь сквозь зубы.

— Детка… Внутри тебя так туго и горячо. Я так и знал… Аджосси… колючий снаружи и нежный внутри. Расслабься, дай мне сделать тебе хорошо. Потерпи… Я долго не выдержу. — Чёрные кудри прилипают к шее, сосульками размётаны по мокрому лбу, лицо Тэхёна перекошено от попыток сдержаться. Он с трудом глотает воздух, не в силах произнести целиком предложение: — Знаю, что… больно. Такой узкий… Чёрт.

Он перехватывает руки Юнги и прикладывает к своей груди. Там часто бухает сердце.

— Скажи, чтобы я продолжал… Скажи, что хочешь меня… Давай же, Юнги. Скомандуй, чтобы я тебя трахнул. В тебе так уютно, так сладко. Как надо. Мне надо оказаться в тебе до конца. Скажи, чтобы я сделал это. Скажи, ну же… Я сделаю всё, как ты хочешь. Только не молчи.

Жадные, требовательные нотки в его голосе, короткие, едва чувствующиеся толчки, прижигающие болью вход в тело, рождают вспышки в голове. Юнги старается расслабиться, распускает мышцы, делает их киселём.

— Действуй, варвар, — кряхтит он и тут же ловит бёдрами удар, невыносимо глубокий, резкий и ослепительно жгучий. А потом ещё и ещё, всё глубже и глубже, пока его не насаживают целиком.

— Я полностью в тебе, Юнги. Как здесь хорошо без резинки… Ты такой жаркий, тесный. Останусь навсегда… буду греться у тебя внутри, — Тэхён бормочет очередную пошлятину, закатывая глаза, и Юнги поругался бы, а то и посмеялся, но его внизу словно разделывают булыжником. И нет терпения, нет сил ждать — он хочет кончить так, балансируя на гранях блаженства и боли. Пусть всё закончится — взрывом, концом света, обмороком. Главное, чтобы вместе, соединенные вот так. Чтобы разделить случившееся на двоих.

Юнги медленно двигает тазом по раскаленной упругой плоти, будто уговаривая продолжать. Легче, но не то чтобы очень. Суёт костяшки пальцев в рот, чтобы не всхлипнуть в голос, и руку его целуют поверх, перемежая обрывками слов и матами. А дальше его начинают драть.

Каждый удар звучит липким звонким шлепком яиц. Между вздохами, шёпотом, тяжёлым дыханием. Между шорохом лёгких штор и ночи за окном. Новые удары бёдер о бёдра всё звонче, пошлее, свободнее. Юнги вытягивается в струну, а потом выгибается навстречу сильным толчкам.

— Я у тебя вот тут. Невероятно. В тебе до конца. — Тэхён неожиданно останавливается. Подтягивает Юнги за бёдра выше, вогнав член, кажется, до самого желудка, кладёт руки на живот. А Юнги готов взвыть. Так остро и полно чувствуется, как распёрло прямую кишку, как растянут мокрый вход. Собственный член истекает вязкой смазкой. Юнги хватается за его, но Тэхён отбивает руку.

— Чутка, ещё чутка погоди, — он толкается ещё, не убирая руки с живота, большими пальцами касаясь головки члена Юнги. Юнги пробует о них потереться, скользнуть меж них, задыхаясь от опустошающей жажды. — Хитрый аджосси, — криво усмехается Тэхён, снова кладёт его в постель и накрывает собой.

— Не останавливайся, чёрт тебя побери! — хныкает Юнги и получает новую серию резких глубоких толчков. Тэхён в него залетает со свистом, выходит на всю длину и проникает снова. Размякшие мышцы входа больше не служат препятствием для быстрых, грубых ударов.

— Жадный, открытый, податливый. И весь мой, — хрипит гопник в шею. — Потри меня своей дыркой, вот так… Хочешь меня? Хочешь получить залп? Хочешь, чтобы я тебя заполнил, затолкал в тебя свою сперму?

Юнги чувствует его плоть внутри — горячую, пульсирующую, тяжелую. От скольжения по простате по телу бьёт высоковольтный ток.

— Вымою рот с мылом… — хныкает Юнги, сам же пинает пяткой в спину, понукая. Тэхён, получив указание, ускоряется ещё. Влажные хлюпающие звуки разносятся по комнате, собственный член сладко трётся, зажатый животами. Юнги красный не от слов, не от пошлых звуков, а от того, что, кажется, скоро кончит.

— Я… Тэхён… возьми в руку! — и в этот момент гопник стонет на грани крика, замирая. Получает ещё один тычок коленом в бок, крякает и с трудом смеётся. Юнги ощущает, как становится внутри горячо и влажно, как бьёт по стенкам тяжелый ствол. Волна дичайшего удовольствия вот-вот накроет и его, не хватает буквально малости. Он жалобно просит, насаживаясь: — Ещё! Ещё! Пожалуйста!

— Дай мне, сейчас… — Тэхён рукой ныряет между животами и обхватывает член Юнги. Пары движений кулака хватает, чтобы Юнги забился от блаженства, стискиваясь задницей на всё ещё крепкой дубине. Гопник замирает, пережидая, а потом медленно и лениво скользит по собственному семени. Отголоски оргазма тлеют в теле. Юнги нехотя себе признаётся — самого лучшего в его длинном списке ничего не значащего секса.

Он молча стирает капли семени с живота. Огромная ладонь обхватывает его за бедро, Тэхён продолжает двигаться, с пронзительной сладостью, вталкивая просочившуюся влагу обратно. Возбуждение никуда не уходит, но тело болит, словно его крутило в мясорубке. Юнги морщится, и Тэхён это видит. Он вытирает заляпанную руку о бельё и укладывается сверху. Член с тихим чавком выскальзывает наружу.

— Слезь, — просит Юнги, которому сразу жарко, мокро, липко, да и неудобно. Ещё и задница горит и саднит. Растянута так, словно член ещё внутри. Но причина его неудобства и не думает шевелиться.

— Тебе понравилось?

— М-м-м, — нехотя соглашается Юнги.

— Будешь со мной встречаться? — спрашивает Тэхён куда-то в грудь, обращаясь наверное к соску. К левому, а может и к правому.

— Ещё чего, — бубнит Юнги, сам же такой жалкий, от того что хочется перебрать влажные чёрные кудри, маячившие перед глазами.

Тэхён вскидывает мутный взгляд.

— Да что опять не так, дядя? Я же со всей серьёзностью! Давай встречаться, как нормальные. Я собираюсь стать знаменитой моделью ради тебя. У тебя будет бойфренд, в вашей тусовке, на работе все поймут. Даже не думай, хорош бегать. Я тебя не отпущу ни сегодня, ни завтра.

Юнги хихикает, закатывая глаза к потолку, и всё-таки погружает пальцы в гладкие пряди.

А тот не успокаивается:

— Что ты смеешься, сейчас самое время поговорить о нас. Сам сказал, что не пропадешь, не передумаешь. Не бери слова обратно. Мы вместе или нет? — от его слов в груди разливается теплота, а может это Тэхён на неё дышит. Чувствительная обнажённая область вокруг сердца испытывает тройную нагрузку — словами, усталым дыханием, тяжестью мятежной головы. Юнги слабеет с каждой минутой.

— Давай не сегодня. Мне надо в ванную, — зевает он и пробует выбраться из-под горячего тела. Гопник же тяжелеет на глазах.

— Давай сейчас, аджосси. Не дам ни единого шанса на побег. Или говори, или вытрахаю всю дурь из башки, чтобы больше не бегал! — повышает тот голос, и Юнги нахохливается.

— Что ты хочешь услышать?

— Что я твой парень!

— А больше ничего не хочешь?

— Ещё тебя трахнуть хочу! Я же говорил — вся ночь моя.

Нихрена, с возмущением думает Юнги, в его заднице до сих пор сквозняк ходит.

— Какой неутомимый у меня парень! — язвит он и замолкает, потому что напарывается на довольную ленивую усмешку. Ким Тэхён опять отрывает голову от груди, смотрит, и Юнги, мама дорогая, смущается от того, сколько в его глазах… чувств?

— Значит всё-таки парень?

— Да иди ты! — рассерженно отворачивает лицо и ловит скулой влажный поцелуй.

— Я в тебя по уши, честно. Ты такой чёткий. Запал мне ещё тогда. У меня никогда такого не было. Я готов был терпеть, чтобы однажды услышать твой ответ. Ладно, ок. Молчишь. Не хочешь говорить. Тогда будь готов его кричать. Я его из тебя вытрахаю. Сегодня я его услышу. А ща — пошли в ванную? У меня волосы в паху к твоим прилипли.

Ким Тэхён, ухмыляясь, встаёт, протягивает руку. Юнги приподнимается, морщится, от того, как много из него вытекает.

— Зачем мне твоя рука? К жопе если только приложить, — буркает недовольно он, и тут же оказывается на руках. — Отпусти, дурень!

— Не дурень, а парень, — улыбается гопник, той улыбкой, наглой, белозубой, от которой слабеют колени и схватывает под сердцем. Юнги смотрит и неожиданно хочет её разделить. Улыбается в ответ и касается налитых, опухших от поцелуев губ.

— Парень значит, да… — повторяет он. И сам себе отвечает. — Да.

— Что «да»? — чужие руки сдавливают Юнги сильнее.

— Да. Это и есть мой ответ.

Конец.

––––––––––––––––––––—