Затаив дыхание...(СИ) [D_n_P] (fb2) читать онлайн

========== Часть 1 ==========

Очередной перевод в новую школу. Сколько их было? Когда родители — военные, вас мотает по городам и странам каждые год-два. Пропущенные в переездах и пересдачах учебные годы: Кан Сыльги уже девятнадцать лет, а у нее все еще попытка закончить старшую школу. И только крутятся в круговороте времени новые люди, новые лица, новые имена. Мешаются на губах, вливаются в уши новые языки, акценты и диалекты. И она вроде уже привыкла. Ни с кем не заводит дружеских, а тем более, любовных отношений. Смысл? Эти связи все равно скоро разорвутся. Это все — хоженые ею тропы, разбивающие сердце с хрупким звоном. Обещания звонить, писать. Звонки и письма, которые все реже и реже. Голоса и почерки, которые все незнакомее и равнодушнее. Одиночество — лучшее спасение от боли и от разочарования. Одиночество — ее лучший друг, защищающий от слез и бессонных ночей, и она всегда ставит на него в этом изменчивом мире.

Но скоро все закончится, последний класс, а дальше университет и общежитие. Стабильность на целых четыре года. И она неистово ее ждет.

Ну, а пока на переменах Сыльги, подпирая стенки школьных коридоров приглядывается к местному окружению, выискивает все те же обычные роли, какие встречаются в каждой школе. Вот местная королева красоты, богатая зазнайка в окружении прихлебательниц. Вот фрик, никем не понятый и от того одинокий. Вот активистка, влезающая во все щели и на короткой ноге с учителями. Вот заучка, занимающий всевозможные места на олимпиадах, но забывающий завязать шнурки на поношенных кроссовках, и терпящий насмешки и тычки главного школьного хулигана.

На этом месте все ее шаблоны рвутся к чертям. Обычно, отрицательный персонаж в каждой школе — это социально неблагополучный парень, штаны с белыми лампасами, семечки за углом школы и отжимание денег у тех, кто слабее. На их лицах уже как будто есть печать морального разложения и тупости.

Но в новой школе хулиган, задевающий Сыльги плечом когда проходит мимо — самый красивый человек на свете. Глаза отвести — невозможно. Выдохнуть — невозможно. Забыть — невозможно. Где Господь Боженька так ошибся? Парень с ангельским лицом, больше похожим на шедевр художника — обладатель черствого, жестокого сердца.

Ее пристальный, внимательный взгляд следит за его перемещениями по школе. Все нутро кипит от возмущения и каких-то непонятных чувств. Да, Сыльги раздражена тем, что столь злой и холодный парень, цепляющий всех на конфликты, задирающий каждого в округе бесконечно привлекает ее взгляды. Такие парни — погибель для всего женского пола. Какая девушка не наступила на эти грабли? Красивые хулиганы — трепет девичьего сердца, его слезы и боль. И самое умное решение, которое она для себя принимает — держаться от него подальше.

Но пока не получается. Девушка подсекает каждый его широкий шаг, каждое его движение, каждый взмах его крепких рук. И негодует, негодует, снова и снова.

Сраный школьник шикарен по-мужски. Рост выше многих парней, длинные ноги, крепкое тело, широкие плечи под курткой. К горячему телу судьба не постеснялась приложить лицо Купидона, что вообще не справедливо по мнению Сыльги.

Он выглядит зрелым, взрослым, выглядит опытным, и точно знает себе цену. И, видимо, по многим местным девушкам этот каток уже прошелся. Богачка хмурит брови и дует губы, так же пристально следя за ним. Активистка суетится сильнее и говорит громче, старательно отворачиваясь от него в коридорах. Одноклассницы шепчутся стайками, восторгаясь и ужасаясь от каждого взгляда в их сторону:

— О, Господи! Ви на меня посмотрел! Мне конец!

— Говорят, он только добивается секса и бросает всех на следующий день… Ох… А я бы его удержала…

Дуры.

Да и сама Сыльги не лучше.

Школьник со странным прозвищем Ви улыбается совершенно дикой улыбкой, ходит по коридорам, выбивает ее из колеи, растравляет душу и волнует сердце. Заставляет желать чего-то неправильного, хотеть совершить что-то непоправимое.

И только этим можно объяснить странный и безумный поступок Сыльги. Не дожидаясь, пока он заденет ее своим телом, она первая, проходя мимо, с размаху ударяет его плечом.

Оглядывается, улыбается совершенно ненормальной улыбкой и идет дальше.

***

Бойтесь хулигана, у которого нет ни ума, ни фантазии. Бойтесь, не сталкивайтесь, обходите стороной, и девяносто процентов, что он вас не заметит, озадаченный насущными вопросами у кого стрельнуть деньги, сигарету, телефончик. Вы ему не с руки, девчонок запугивать ну такое, да и женские слезы его вводят в ступор. Дурной хулиган сам обойдет вас стороной, если, конечно, вы не сразите его своей красотой. Тогда только держись.

Но еще больше бойтесь хулиганов, у которых с мозгами все в порядке. Останется загадкой, почему именно вы стали объектом его пристального внимания, злобных выходок и дерзкого поведения. То, что вы девушка — его не останавливает. Вы — причина его недовольства, вот и все. Объяснений, почему именно ваше существование раздражает его до изжоги, вы никогда не получите. Он вас везде отыщет, отовсюду достанет.

Вы нигде не будете чувствовать себя спокойной и умиротворенной, ожидание новых злых и жестоких поступков будет преследовать вас каждую секунду, и даже дома не спрятаться от мыслей, что этот человек может придумать нового, чтоб лишить вас покоя, радости и счастья. И вы никому ничего не докажете. Хитроумные, мозговитые, но злопамятные и мстительные, они обставляют все так, что комар носа не подточит. Чужими руками, при молчаливой отстраненности остальных учеников. Вы остаетесь одни перед развернувшимся во всю мощь ураганом, торнадо, штормом, и никто не протянет руку помощи.

***

Сраный Ви оказался с мозгами.

И Сыльги в очередной раз недоумевает и злится когда раскладывает на деревянных трибунах школьного стадиона мокрые тетради и учебники, неизвестно как намокшие у нее в рюкзаке.

— Почему Господь Бог оказался так недальновиден, отмеряя за глаза одному парню сногсшибательную внешность, изворотливый ум, но не подарив ему доброты и щедрого сердца? — негодует девушка, просушивая учебники под порывами ветра. — Миллион раз приказала держаться от него подальше, доучиться спокойно в ожидании университета. Разве так сложно не смотреть в сторону длинных ног, широких плеч и ярких глаз?

На себя есть тоже повод позлиться, ведь теперь покой ей только снится.

Встречи в коридорах теперь наполнены глупыми шутками и провокациями, на которые так щедр наглый парень.

— Сегодня ты выглядишь еще воинственнее и злее, моя маленькая боевая мышка. Так пялилась раньше, не знал куда деться от горячих взглядов, а теперь глаза боишься поднять. Почему так, НУНА? — постоянно шепчет парень всякую ерунду, толкая Сыльги на стену, касаясь телом неприлично жарко. Вечно прижимается так, чтобы теплое дыхание перебирало пряди волос на шее.

Сыльги с бесконечным «тебе показалось» раз за разом отталкивает жесткое тяжелое тело, преграждающее ей путь, каждый раз стряхивая с себя ощущение стыдной усмешки, растекшейся по шее, смахивая горячие выдохи, приласкавшие кожу бархатной тканью.

— Что именно показалось? Что пялилась или что перестала? — снова и снова с усмешкой спрашивает парень. Но Сыльги к этому моменту всегда уже бежит прочь, внутренне скривившись от того, что сволочной приметливый говнюк засек ее пылкие взгляды.

Диалог, раз за разом повторяющийся в школьных коридорах, и нет ни одной мысли, как все это прекратить.

А еще вредный хулиган откуда-то узнал, что Сыльги совсем не школьного возраста и каким-то звериным чутьём понял, что для нее — любоваться несовершеннолетним школьником, протирать глаза о его невозможную красоту аморально и неприлично, стыдно и неправильно. И теперь мелкий засранец метко каждый раз бьет словами по больному, заставляя Сыльги задыхаться от злости, от того, что дурацкое сердце решает само, при виде кого ему сильнее биться и трепетать в груди. Хулиганистый школьник — совсем не тот, кто должен был стать объектом ее интереса. Не должен и почему-то стал.

То-то шумиха в школе будет, если узнают о ее тайном позоре и не важно, что этот школьник выше Сыльги на голову и шире в два раза. Она выпустится из школы, а ему еще год учиться, и это точно ни в какие ворота.

Богачка уже подозрительно смотрит на их столкновения в коридорах, шуршит сплетнями со своими приспешницами, активистка сбавляет обороты, прислушивается к язвительным перебранкам, и Сыльги тысячу раз пожалела, что привлекла внимание как парня, так и кучи сумасшедших девиц.

Все, что ей надо, спокойно дождаться выпуска и, наконец-то, осесть на одном месте.

И сейчас только остается заставлять себя молчать по максимуму, сцеплять зубы, когда мяч прилетает в спину на совмещенном уроке физкультуры старших классов или скрежетать этими же зубами от раздражения, стирая перед каждым уроком оскорбления с доски.

Измазанные вчера фиолетовой краской ее парта и сиденье после ее же отработки стали последней каплей в чаше терпения. И не важно, что краской были выведены небрежные сердечки, все в мелких брызгах от кисти.

Это конец, финита ля комедия, финиш! Кровожадные мысли катались горохом по пустой черепушке, пока Сыльги разглядывала испорченное деревянное полотно: она его уроет, угробит, расквасит ему шнобелину, размажет полные, нежные губы по лицу. Нет, не поцелуем! Кулаком!

Учитель негодовал, увидев это безобразие, стучал указкой по парте, гремел на весь класс криками под тихие смешки одноклассников.

— Что это значит? Никого кроме тебя не было в кабинете со вчерашнего дня! Ключи тоже кроме тебя никто не брал!

— Но учитель, если бы это была я, з-зачем мне портить с-собственную парту? — Сыльги от возмущения даже начала заикаться. Ее мигом снесло с сиденья, руками уперлась на сраные фиолетовые сердечки. — Разве это не очевидно?

Бесполезно, пожилой мужчина закусил удила, ему не важно найти виновного, было бы кого обвинить.

— Быстро к директору! — гаркнул он возмущенно.

Слава Богу, директор, молодая ухоженная женщина, только похмыкала, слушая торопливые объяснения учителя, отправила его ленивым взмахом руки на урок. Постучала дорогой ручкой по столу, разглядывая замершую перед ней девушку.

— Госпожа директор, вы знаете мою историю, мне нет смысла вредить самой себе. Вы знаете, чего я хочу… — Сыльги вцепилась пальцами в волосы, зажмурила глаза в попытках успокоиться и не пойти убивать одного тупого идиота.

— Я понимаю… Есть какие-нибудь идеи, кто мог это сделать? — директор вообще положительно настроена к ней, зная непростую жизненную ситуацию, в которой Сыльги крутит водоворотом по миру, мотая по городам и странам.

— Нет… — многострадальные зубы скрипнули опять, сводя ее лицо в злую гримасу, ногти оставили глубокие полукружия в ладонях, но нелогичное желание не выдавать одного засранца сильнее. Она сама с ним разберется.

— Уверена? — пальцы с ручкой замерли над столом в ожидании ответа. И не дождавшись, снова начали дробный перестук. — Чтож, иди в класс. Не забудь оттереть художество.

На перемене сидя на подоконнике около кабинета, болтая в воздухе километровыми ногами, чертов Ви улыбался так ярко, квадратная улыбка цвела хулиганским задором и лукавством. Злость притушилась, щедро политая неясными чувствами, пока девушка выдыхала бешенство, отворачивая лицо от настойчивых взглядов.

— Пусть живет. Что мне действительно надо, это мирно закончить школу, поступить в институт и на четыре года задержаться на одном месте, — как мантру шептала она вчера, уходя дальше по коридору, задевая плечами встречный поток людей. — Что мне действительно надо, это сохранить сердце в покое, оградить от чувств, защитить от боли, — молитва девушки, узнавшей слишком много о горечи расставаний и о необхватных километрах расстояний.

— Тысяча первое обещание забыть кое-чьи широкие плечи, смуглую шею в вороте куртки, нереально красивые ладони. Начать серьезно ненавидеть его за все жестокие, злые поступки, — шепчет Сыльги сегодня, и ветер несет над стадионом негромкие слова, швыряет волосы в лицо, закрывая обзор, игриво переворачивает мокрые листы книг, норовя их скинуть с длинного сиденья. Сыльги суматошно прижимает их ладонями, но книг и тетрадей явно больше, и она серьезно опасается, что скоро будет собирать имущество по всему футбольному полю.

Огромные ладони широкими пятернями опускаются на книги, и их хватает на каждую, длинные пальцы жмут влажные листы к деревянной скамейке, пока Сыльги ошарашенно разглядывает усевшегося напротив Ви. Как он умудрился подойти незаметно? И что ему надо? Опять пришел издеваться?

Девушка хмурится под вопросительным взглядом ярких глаз, молча тянет ближайшую тетрадь, желая собрать манатки и свалить, но большая смуглая ладонь держит крепко, глубокий баритон дергает внутри сладкой дрожью:

— Кто это сделал? Скажи мне, кто?

— Это что, новый вид издевательства? Не надоело еще? Оставь меня в покое! Просто перестань меня замечать!

Она задыхается от мгновенно накатившей истерики и давит, душит ее в себе, не желая показывать слабость в край оборзевшему нахалу. Мало того, что сам вредит как может, еще и переспрашивает в надежде убедиться, что очередной удар попал в цель.

Сыльги хватает пустой рюкзак и кубарем скатывается со ступеней стадиона, и слезы уже не держатся, катятся по щекам, пока она бежит, не обращая внимание на громкий голос, повторяюший раз за разом ее имя.

***

Дома, спрятавшись в четырёх стенах и в мягкой домашней одежде, Сыльги успокаивается. Заваривает чай, и зависая над теплой душистой кружкой, думает о том, что оставила чертову Ви кучу своих учебников и тетрадей. С него станется испортить их еще больше: распылит на молекулы, чтобы даже намёка не осталось на их существование, чтобы она не расслаблялась, еще раз огребла себе забот в школе с учителями и директором. Ее мучают сомнения — как поступить? Подойти к этому упырю? А что сказать?

Проблем в учебном заведении не хочется, но еще больше не хочется падать в ножки этому гаду и вручать ему еще один рычаг управления ею. Сыльги уже представляет, как он опять над ней поиздевается, и не факт, что потом отдаст учебники.

Ложка звенит о края чашки, размешивая несуществующий сахар в теплой заварке, пока девушка мысленно прикидывает безболезненные способы добыть обратно свое имущество и заодно клянет себя за так некстати случившийся всплеск чувств на глазах Ви. Спокойно бы собрала книги, молча бы свалила. И не было бы проблем. Но нет, противный школьник раз за разом выводит ее на эмоции, заставляет ошибаться. Опрокидывает Сыльги в их негласной войне с разгромным счётом, вынуждает злиться, негодовать и постоянно думать о нем.

Кружка с грохотом летит в раковину, и она хватается за голову, замирая у окна. Никаких приемлемых идей как не было, так и нет. Придется отступиться.

***

Телефон на компьютерном столе звякает входящим сообщением, разбавляет вечернюю тишину девичьей комнаты, и Сыльги нехотя тянется к нему. Ведёт пальцем по экрану и недоуменно вчитывается в пару строчек текста.

«Если хочешь забрать потерянное, приходи сегодня в 9 вечера к гаражам возле школы».

Что за черт? Номер незнаком, никаких подсказок нет, кто это. Она скользит взглядом по буквам еще и еще. Это кто, Ви? Опять что-то замышляет? Откуда у него ее номер? Опять его интриги? Почему так поздно? Почему зовет в такое подозрительное место?

— Почему при мысли об этом противном мальце в голове одни сплошные вопросы и ворох различных эмоций? — шипит девушка возмущенно, отбрасывая телефон куда-то на постель.

Тяжёлые раздумья заставляют ее бродить по комнате, ероша челку. Что, если она пойдёт? Ну что он с ней сделает? Не изобьет же в конце концов, не причинит боль. Да и пусть только попробует. Какой бы он не был злой, до такой низости он вряд ли дойдёт, так ведь?

— А может, действительно, есть шанс забрать обратно учебники и конспекты, тем более домашку еще сегодня делать? — говорит сама себе Сыльги, вдруг обретя призрачную надежду. — Всего-то немного потерпеть его шутеечки, послушать немножко оскорблений.

Скорее всего Ви учебники просто так не отдаст, какую-нибудь пургу взамен предложит, но она попробует со всей дипломатичностью и тактичностью уговорить его подобру-поздорову отдать чужое.

— Пхе-пхе, — вслух хмыкает девушка, начиная закидывать в рюкзак необходимую мелочёвку. — Как будто у дочери военных есть дипломатичность и такт. Ключевые слова «подобру-поздорову».

Была не была. Если есть хоть маленький шанс вернуть забытое, надо попробовать. Сыльги кидает взгляд на настенные часы. Если сейчас выйти, за 20 минут к назначенному времени она как раз подойдёт.

Девушка споро переодевается: джинсы, свитер под горло. Накидывает кожаную куртку, обувает лёгкие кеды, хватает рюкзак и выходит в прохладный осенний вечер.

***

Как же он ее раздражает. Слов нет. Сыльги уже три раза обошла этот сраный гаражный комплекс, но Ви так и не появился. Ее злость невозможно облечь в слова. Все нутро кипит от очередной жгучей обиды, дрожит от ярости и страха. Покажись он сейчас, так бы и врезала бы гаденышу.

Зловещая тишина пустынного места ее пугает. Безмолвие разбавляет только ветер, тревожно шуршащий остатками жёлтых листьев на деревьях, гоняющий их мягкие кучи туда-сюда по протоптанной дорожке. Полное ощущение какой-то надвигающейся неприятности.

Сыльги выдыхает долгим звуком, злобно пинает соседнюю гору сухих листьев. Не помогает. Ничто не помогает успокоиться. Она раздражённо вскидывает руку с часами к глазам, пытаясь разглядеть в осенней густой темноте их стрелки. Уже десятый час. Все. Баста. Сыльги итак посвятила этому месту и одному наглому школьнику времени больше, чем положено. Ни минуты лишней ждать не собирается.

Очередной 1:0 в пользу мелкого засранца.

Разворот на сто восемьдесят градусов, и быстрым шагом через территорию школы, прочь от неприятно пустынной территории.

Спустя пару десятков торопливых шагов она вдруг останавливается и чутко прислушивается. Эти звуки ни с чем невозможно спутать. Чавкающие глухие удары, когда чей-то кулак встречается с твёрдым телом, гулкое бряцанье от соприкосновения тяжелой обуви и туловища. Сорванные стоны, тяжёлое дыхание и рваные тихие выкрики.

На территории школы явно кого-то избивают.

Сыльги вытягивает шею в сторону звуков, вытирая вспотевшие от волнения ладони о грубую джинсу. Бьют явно несколько человек. Слишком частые удары, слишком много голосов. Двое? Трое?

Отсюда не понять.

— Будь проклят тот час, когда я решила, что прийти сюда будет отличной идеей. И будьте прокляты собственное любопытство и жажда справедливости, толкающие посмотреть, что там сейчас происходит, — шепчет она, медленно переставляет ноги по сухим листьям в темноте школьного двора, кусая губы и крепко сжимая лямки рюкзака никак не высыхающими ладонями.

Но кому сейчас сдался ее тихий шаг когда там так увлечены экзекуцией: гулко дышат, переговариваются насмешливо, вскрикивают, нанося каждый удар. Сейчас мимо них слон может галопом пронестись, никто и не заметит.

Девушка прижимается к стене школы, из рюкзака тянет телефон, чтобы не мешкая звонить в полицию и заглядывает за угол, не дыша.

В закутке между школой и подсобным строением, огороженными с другого конца забором, под светом пары тусклых фонарей трое громил бьют какого-то несчастного. Тот под градом ударов молча и упорно из раза в раз поднимается на ноги и пытается отбиться. Его снова и снова валят, добивают ногами, но упрямый парень нечеловеческими усилиями опять встаёт на ноги, чтобы снова упасть.

Что-то не даёт ей покоя. Какая мысль звенит на задворках сознания, заставляет замирать, настырно разглядывать парня, почти невидимого за спинами и ногами хулиганов. Знакомые плечи, какие-то знакомые длинные ноги, до ужаса знакомая светлая куртка. Сыльги в попытках разглядеть происходящее почти полностью показывается из-за угла, и вдруг, в один момент узнает. Понимание обжигает ее почти физической болью, давит колючим обручем на виски, вышибает воздух из легких.

Под беспорядочными тяжелыми ударами кулаков и тяжёлых ботинок встаёт, падает и опять встаёт гребаный мелкий гаденыш Ви.

В глазах темнеет. Приступ чистейшей ненависти нахлобучивает ее с размаху, и Сыльги яростно пытается продышаться, обуреваемая сонмом бешеных чувств, о происхождении которых подумает потом. Наверно.

Телефон падает в жухлую траву, пока она судорожно ищет в рюкзаке то, что всегда носит с собой. Пальцы нащупывают телескопическую дубинку, и рюкзак летит куда-то вслед телефону.

Да как они посмели… Нельзя даже пальцем… Убью гадов… — ни одной связанной мысли в голове, только крошево кровожадных картин с ней и теми козлами в главной роли.

Резкий взмах рукой, и дубинка со зловещим щелчком раздвигается. Она молча разбегается и без каких-либо сомнений опускает ее на затылок первого бугая.

***

— Ты выглядела такой грозной, моя свирепая малышка… — Ви сидит, утомленно облокотившись на кирпичную стену школы, морщится от прикосновений ее рук, методично ощупывающих его на предмет повреждений. — Где ты так научилась драться? С тобой опасно связываться…

— Вот и не связывайся, — хмурит брови та, обходя молчанием и его насмешливое обращение, и его вопрос. Не рассказывать же ему о суровых родителях и военной кафедре, ожидающей ее после школы. — И прекрати болтать.

Сыльги натужно изображает спокойствие, но на подходе грандиозная масштабная паника. И только мысли о том, что истерика сейчас вообще не к месту, останавливает девушку от рыданий. Лицо Ви в крови, ребра под ее руками ходят ходуном, и на каждом его вздохе в груди подозрительно сипит. Она аккуратно надавливает пальцами, старательно обходя мысли о крепком теле рядом, и парень откидывается головой на стену, болезненно шипя.

— Тебе надо в больницу… — Сыльги отнимает дрожащие руки, пытается подняться с колен, уже готовая бежать за телефоном, оставшимся в траве за углом, но их перехватывают, прижимают к теплой груди. — У тебя кровь… — она смущенно опускает голову, разглядывая их сомкнутые ладони: его такие большие и изящные, и ее — маленькие и крепкие. Боже, этот школьник в каждой своей черте, каждой частью тела — чертов идеал. Когда не ерничает и не насмехается, даже грязный и побитый — сносит Сыльги чердак одним своим существованием.

— Со мной все окей, подумаешь пара тумаков… — парень улыбается задумчиво и тут же стонет, трогая кончиком языка разбитые губы. — Не пойду я в больницу. На мне все заживает, как на собаке.

И вдруг начинает суетиться в попытках встать, пальцами скребет землю и жухлую траву по обе стороны от ног.

— Собака! Куда делась собака?

— О чем ты? Какая собака? — девушка пытается удержать его на месте, прижимает за плечи к стене, и парень охает у нее под руками. — Прости, я не хотела сделать больно, — шепчет Сыльги расстроенно, убирая ладони с ткани куртки.

— Все в порядке… — выдыхает Ви, протягивает ей руку, — помоги мне подняться… Эти уроды мучили собаку. Надо ее найти.

Пару минут Сыльги удивлённо пялится на сидящего парня, словившая обидную мысль, что собаки для него, оказывается ценнее людей, собак он жалеет, а людей нет. Но потом пожимает плечами: для нее этот школьник — сплошная загадка; человек, который не вмещается ни в один шаблон, не попадает ни под одно правило, в котором она запуталась, как бабочка в паутине в попытках разгадать его.

В любом случае, ее вообще не устраивает расклад, при котором человек в таком состоянии будет бродить по окрестностям в поисках собаки. Ни за что.

— Куда тянешь руку? Сиди, я посмотрю. Надо быстрее уходить, пока те не вернулись. И все-таки, подумай о больнице, — Сыльги встаёт, отряхивает колени, поднимает дубинку и резким ударом об землю собирает ее обратно в компактный вид.

— С ума сойти… Это было горячо… — расплавленный баритон жарким шёпотом льется ей в уши, пошлый смешок собирается испариной на шее и груди, и Сыльги торопится уйти, слушая вслед жаркие слова, сказанные так дерзко и насмешливо. — Я предпочитаю, чтоб меня полечила моя воинственная нуна.

***

Конечно, никакой собаки поблизости не оказалось. Сыльги бродит по округе, холодный осенний воздух освежает горячую голову, и она опять полна подозрений.

Кто эти громилы? За что одни хулиганы побили другого? И где, в конце концов учебники? — сумрачно думает Сыльги, пробираясь по залежам досок на заднем дворе школы, светя фонариком на телефоне по всем щелям. Цепляется ногой в кеде за какой-то подозрительный мусор и почти пропахивает носом борозду по жухлому газону.

— Твою ж мать-то! Почему от него одни проблемы? — чертыхается девушка, поднимается на ноги и разглядывает царапины на ладонях. — Полное ощущение, что даже подбитый и подраненый чертов Ви умудряется издеваться надо мной!

Она поднимает с земли телефон, осматривает его, сощурившись, на предмет повреждений. Если хоть одну царапинку найдёт, сама добьет одного мелкого гаденыша.

Вроде цел. Значит кое-кто будет жить, хмыкает невесело Сыльги.

Еще пара закоулков, тройка спотыкачей в кромешной темноте и она окончательно психует.

— Так не пойдёт, я ноги переломаю в поисках какой-то мифической собаки, — злится Сыльги. — Все это бесполезно! Очередная злая шутка гадкого школьника!

Но ее злость какая-то отчаянно-выдуманная. Сыльги не может не думать о том, что он один одинешенек, весь в крови и дышащий через раз, сидит в том тупике, где она его оставила. И почему-то эти мысли щемят сердце, морозят все ее злобные выпады в его сторону. Сыльги толстыми канатами тянет обратно картина одинокого избитого парня, который сейчас может положиться только на нее.

— Просто я другая, — находит она себе оправдание. — Мне люди ценнее собак. Да…

Девушка торопится обратно, безрассудно ускоряя шаг, уже не думая о том, что может опять упасть. Помыслы о себе отодвинуты на задний план, обжигают кипятком думы о Ви: вдруг ему стало хуже? Или те уроды вернулись, кого она разогнала парой-тройкой точных ударов?

Сыльги срывается на бег, на всем ходу залетая в слабо освещенный переулок и выдыхает с облегчением. Парень стоит, опираясь плечами в стену школьного здания, прижимает платок к лицу в попытках оттереть присохшую кровь.

— Зачем встал? — она задирает голову, следя за его рукой, в очередной раз осознает, какой же он высокий и широкий по сравнению с ней. — В больницу надумал?

— Я же сказал, что я в порядке, бровь рассекли просто, — цыкает из-под платка вредный школьник. Белая ткань покрыта бурыми пятнами, а там где кровь стерта проглядывает более-менее целое, с парой ссадин лицо. Ви прижимает платок к брови, резко выдыхает. — Нашла собаку?

Опять он про собаку, негодует Сыльги, как же раздражает! Лучше бы о себе подумал, чем о какой-то призрачной собаке. Терпением она никогда не отличалась, и именно в этот момент оно заканчивается.

— Ну раз ты в порядке, отдавай мои учебники, как обещал, и я пойду, — шипит школьница возмущенно, протягивая руку в нетерпеливом ожидании. — Где они? Только не говори, что я зря пришла, и это очередная твоя дебильная шутка!

Ви медленно отнимает руку с платком от лица. Впивается внимательным взглядом, как будто первый раз видит.

— Что ты сейчас сказала? Когда это я обещал? — парень вдруг со всей силой вцепляется в ее руку, видя как Сыльги открывает рот, чтобы вылить на него ушат злобных слов. — А ну-ка, расскажи, как ты здесь оказалась!

И его серьезный тон, острый взгляд, закушенная в волнении разбитая губа сгоняют стадо мурашек, табуном пробежавшихся по ее спине. Сыльги дышит сбито, волосы раздуваются ветром и лезут в рот, и она их судорожно откидывает, пугаясь непонятно чего.

— Что ты имеешь в виду? Ты же мне сам написал… Чтобы я пришла сюда за учебниками… — бормочет она все тише и тише, вдруг понимая, что все это реально странно выглядит и дурно пахнет. — Я что-то ничего не понимаю…

— Твои учебники лежат в твоём шкафчике, и я тебе ничего не писал… — уверенно гудит баритоном парень. — Какого бы черта я так поздно звал тебя в пустынное место? Ты серьезно, так плохо обо мне думаешь? Чёёёрррррт… — рычит Ви в сторону, морщась обхватывает себя под ребрами, — как же достало…

— Что происходит? — Сыльги скользит по нему испуганным взглядом, в голове звенящая пустота. — Что все это значит?

— Что нам пора отсюда валить… — школьник делает шаг и тут же пытается завалиться, и она без единой мысли подставляет ему плечо, аккуратно обхватывая мужскую талию. Но чужое твёрдое тело моментом выкручивается из ее рук, приземляется на колени. — А вот и ты, дружок… Где прятался? — мягкие и нежные нотки в голосе парня, адресованные куда-то вниз сражают Сыльги наповал, ведь она никогда их не слышала в его исполнении. Ее взгляд магнитом тянется вслед ласковым словам.

Под ногами у них крутится, тихо повизгивает и машет хвостом маленький белый щенок, и Ви обхватывает его обеими руками, ласково к себе прижимая, шепчет в мягкое ухо что-то неразборчивое.

Страх, недоверие и ужас накрывают с головой. Все совсем не так. Сыльги будто оказалась в Зазеркалье, а Черный рыцарь, взявший ее в плен вдруг превращается в Белого Короля.

***

— Я не буду тащить тебя домой, — шипит Сыльги и поджимает губы в раздражении, ведь ноги несут ее именно в сторону дома.

Торс парня под ее рукой дрожит в молчаливой усмешке.

— Я не могу привести домой собаку, меня родители по приезде зашибут, — продолжает Сыльги, и даже ей слышатся умоляющие нотки в собственном голосе. Она откашливается и делает еще пару шагов, пошатываясь под тяжестью мужской руки на плече, а щенок в другой руке дружелюбно лижет ее в щеку, расстраивая Сыльги еще больше.

— Так ты дома одна, нуна? — совсем уже весело ухмыляется парень, и Сыльги тут же мстительно сжимает пальцы на чужих ребрах, выбивая болезненный вздох.

— Какое отношение это имеет к тебе? Я все равно не веду тебя к себе, — раздражается девушка опять, уже видя перед собой освещенный подъезд дома. Какая же она слабачка. Школьник ноги об нее вытирает вот уже пару месяцев, а она чисто сестра милосердия, весь вечер над ним хлопочет. — И реши что-нибудь с собакой, я серьезно не могу…

— Не переживай, за ним уже едет мой друг. Он ветеринар… — на низких нотах выдыхает Ви на ухо девушке, вызывая толпу колючих мурашек под курткой и свитером.

Она поводит плечами, прогоняя предательниц, перехватывает руку, норовящую сползти с ее плеч куда-то ниже и утомленно закатывает глаза. Тяжёлый черт, жмется близко в поисках устойчивости, пахнет мужским терпким потом, теплой кожей, землёй, кровью, прерывистое дыхание стелется ей по лицу, и этих ощущений слишком много: вязких, топких, горячих. До передоза.

Сыльги отворачивается, закусывая губу. Сраный проблемный школьник.

— А друг ветеринар тебя, случаем, вместе с щенком забрать не может? И подлечить за компанию? — интересуется она на авось.

Тот тут же возмущенно ахает, останавливая итак свой небыстрый шаг.

— Так вот как ты обо мне думаешь? Что я животное? — с подозрительным прищуром оглядывает он Сыльги, придвинув грязное лицо вплотную к ней. — И он не может, он на смене… Тем более, я сказал, что есть кому обо мне позаботиться, — квадратит Ви хитрую улыбку в пяти сантиметрах от ее губ, и Сыльги непроизвольно спускается взглядом на мягкие губы. И тут же отводит глаза. Ужас. Она сейчас смотрит в бездну, и бездна в ответ глядит на нее.

— Пойдём, мы уже близко… — говорит девушка, поудобнее обхватывая его за талию. Голова Ви прижимается к ее макушке, он не шевелится, тяжело привалившись к плечу. Щенок возится в руке, зажатый телами.

— Подожди пару секунд, мне надо отдышаться…

Они замирают, почти обнявшись, освещённые уличными фонарями и скользкими лучами фар проезжающих машин. Осенний холод щипает открытые участки кожи: лицо, кисти рук, пробирается под джинсы, но большое горячее тело словно печка обволакивает теплом, расплавляет до костей неправильным жаром.

Сыльги нервно вздрагивает, вспоминая их разницу в возрасте и мысленно стонет. Бездна все еще рядом.

— Пойдём. Осталось чуть-чуть потерпеть…

***

Дома Сыльги собирается с мыслями и, провожая избитого парня до своей спальни, выстраивает в голове цепочку своих действий. Определить щенка на постой, налить теплой воды в чашку, взять аптечку в родительской спальне, найти какие-нибудь старые отцовские вещи. Сыльги прикидывает размеры отца и молоденького школьника и с замиранием сердца отмечает: даже отцовские шмотки будут ему маловаты.

Уже в комнате девушку катком догоняет очередная мысль: в своей спальне парня некуда пристроить кроме кровати. Одного Ви это ни капли не смущает. С долгим блаженным выдохом он откидывается на постель прямо в куртке, длинные ноги в кедах свисают до пола. Парень, лежащий в ее девичьей кровати смотрится дико и… Правильно.

Сыльги устало трет лицо. Она точно попадёт в ад, где ее будут поджаривать за похотливые мысли в сторону подростка. Его «лечение» она точно не переживёт…

— Раздевайся, я пока пойду покормлю щенка, — она отворачивается от заманчивой картины, уносит ноги подальше, забирает себе немного времени на выдохнуть: осознать и стряхнуть с себя события сегодняшнего вечера.

— Знаешь, «раздевайся» в этой комнате звучит совсем двусмысленно, — несётся с кровати низкий смешливый баритон.

Сыльги еле сдерживается, чтобы захлопывая не вышибить дверь из косяка.

Комментарий к Часть 1

Авторская группа:

https://vk.com/club190948520

Уютный домик, где я пишу. Фики, которых нет на Фикбуке, ранняя выкладка глав:

https://vk.com/rtk_dnp

Являюсь админом Творческого объединения @Fest_fanfic_BTS в Инстаграме. Командой авторов и дизайнеров проводим тематические фесты, игры, викторины - поднимаем настроение читателям и дарим вдохновение авторам! Присоединяйтесь и пишите, читайте вместе с нами!

https://www.instagram.com/fest_fanfic_bts/

Люблю не только писать, но и читать, поэтому в составе админов веду в VK сообщество рекомендаций фанфиков Quality➤Fanfiction➤BTS➤Фанфик. Ищете интересный фанфик? Перечитали популярное? Любите редкие пейринги? Тогда приглашаю Вас в наше сообщество: https://vk.com/qfbts_ff

========== Часть 2 ==========

Вернувшись в комнату с водой и аптечкой Сыльги застает школьника, с шипением и тихими стонами пытающегося снять куртку. Рукава никак не поддаются одеревеневшему телу, застряли в манжетах, и Ви мнется, глядя на девушку.

— Я не могу справиться, — жалуется он и опять дергает плечом в попытке скинуть ткань. Стон настолько порнушный срывается с его губ, Сыльги плещет водой в чашке, поддавшись дрожи, зародившейся где-то на затылке и волной сбежавшей по рукам. Кажется, гадский подросток не разговаривает, а мурчит своим баритоном.

«Соберись, блядь…» — скрипит зубами она и, выдохнув, подходит к парню.

— Давай помогу… — она ставит чашку на пол, аптечку кидает на кровать рядом и, низко склонившись, освобождает скованные тканью руки. И совсем не обращает внимание, как прикрывает глаза, как жадно дышит Ви, по лицу которого скользнули ее длинные волосы.

Грязная куртка летит на пол, и Сыльги мысленно туда же кидает покрывало с кровати и так же мысленно НЕ кидает чужую влажную рубашку, с пятнами крови и мужские джинсы, в которые основательно втерта земля. Нечего там представлять и нечего об этом думать.

— Пересядь к тумбочке… — просит она, переносит туда чашку с водой, раскладывает рядом бинты, перекись водорода — создаёт суету, оттягивая момент, когда придется замереть перед Ви, дотрагиваясь до его точеного лица и мягких губ.

Кто бы знал, как ей этого не хочется: такого близкого контакта со школьником, запретным для сердца и чувств. Предвыпускной класс, как ни крути, это шестнадцать лет, а она слишком долго учится, дольше положенного — Сыльги снова и снова считает в голове разницу в годах, молча и машинально выполняя порядок действий: пододвигает пуфик от туалетного столика вплотную к чужим коленями, рвет бинт, сворачивает ватные тампоны. Она ощущает сейчас слишком взрослой, слишком опытной, хотя это совсем не так. Легко стать прожженной, меняя города и страны, меняя увлечения и парней, но это каждый раз больно. Сыльги никогда не стать такой с ее глупым сердцем.

Лучше уж совсем никак.

Когда дел для суеты больше не остаётся, Сыльги обречённо падает на пуф, толкая коленями чужие ноги. От того, что кровать слишком близко, приходится их раздвинуть, втиснуться своими между его длинных, широко расставленных. И этих впечатлений уже за глаза. Тишина ее комнаты, неяркое освещение, дышащий в паре сантиметров от нее привлекательный парень нагнетают совсем другую, интимную обстановку.

Она мочит бинт в воде, поднимает голову и… Рука замирает в сантиметре от мужского лица.

Капли падают на джинсы, но кому какое дело? Перед глазами чертов рот с четким рисунком верхней губы, нежно-оливковая кожа в вырезе рубашки.

Будто весь воздух крадут из вселенной. Разве хоть раз она такое чувствовала?

— Ты не выжала бинт… — шепчет парень ей в лицо, понимающе улыбаясь, и тут же трогает языком ссадину на губе. — Черт…

— Больно?.. — Сыльги отмирает, полыхая щеками, как алым флагом. Чертыхаясь про себя, отжимает воду и невесомо касается засохшей крови на скуле.

— Нет… Продолжай… — выдыхает Ви и закрывает глаза, и от этого даже легче, когда никто не наблюдает, как она, не дыша любуется, следуя взглядом за собственной рукой, стирающей грязь и кровь с изысканно-красивого лица.

— Мне надо обработать твои ссадины перекисью… — предупреждает Сыльги, когда заканчивает оттирать кожу, чуть не схлопотав за это время кислородное голодание.

Парень кивает и открывает глаза. Взгляд поплывший и какой-то чумной, впаивается в нее жаром. Сыльги трогает лоб. Горячий.

— Тебе надо в больницу… — в тысячный раз повторяет она.

— Нет! Это не температура, просто… Слишком близко… — гибкий язык на мгновенье показывается между ярких губ, смачивая их сухую кожицу.

— Я принесу таблетки, — вздыхает девушка. Кажется, он уже бредит.

***

— У тебя есть… Еще ссадины? — мнется Сыльги после того как обработала и залепила бактерицидными пластырями ранки на лице. И молится про себя, чтоб школьник ответил отрицательно и сам переоделся.

Но сегодня вообще не ее день. Сразу с утра. Главное, все длится и длится, никак не закончится и грозит стать апофеозом ее страданий, потому что Ви поводит торсом, хмурится и, поджимая губы кивает головой.

— Кажется есть… Надо проверить… — и сразу осуществляет задуманное, начав расстегивать рубашку в сантиметрах от ее носа.

— Я пойду поменяю воду, — отшатывается Сыльги, оглушенная картиной открывающейся смуглой кожи между полами рубашки, подхватывает чашку с бурой водой и скрывается за дверью.

========== Часть 3 ==========

У Сыльги дежавю, без шуток, потому что вернувшись, застает ту же картину: Ви раздраженно выкручивается из рукавов, шипя и морщась. Только вот… Мда… Как не готовься, все равно ослепляет.

Ее девичье любопытство, как магнитом клеится к обнаженному телу, тяжёлым вниманием скользит по гладкому сильному торсу, выхватывая мельчайшие подробности: напряженные мышцы шеи, взмахи ключиц, темные полукружья сосков. Плечи, грудь, руки, которые стоит увековечить в камне. В голову впервые закрадываются сомнения: неужели ЭТО тело принадлежит 16-летнему школьнику? Волна жара проходится по телу и задерживается внизу живота, ошпарив колкой пульсацией. Но потом взгляд наталкивается на наливающиеся цветом синяки, тут и там разбросанные по ребрам, и Сыльги вздрагивает. Вздохнув, на ватных ногах подходит к парню.

— А рукава расстегивать не пробовал?

— Как там щенок? — невпопад интересуется Ви, замерев, спеленутый рукавами, как смирительной рубашкой.

— Спит на кухне, — отвечает Сыльги, пристраивает рядом чашку, швыряет на кровать отцовские вещи и опять склоняется к школьнику.

И снова тот же ритуал: снять теперь рубашку и все-таки кинуть ее на пол к грязной куртке, подготовить тампоны и бинты, пройтись перекисью по стёсанному до крови. Только теперь близость в разы неприкрытее, откровеннее, бесстыжее. Сыльги, прячет розовые щеки за завесой волос и ищет в аптечке мазь от синяков, даже не представляя, как будет сейчас касаться тугих тёплых боков, мягкой кожи без преграды в виде бинтов и ваты. Что угодно, только не думать об этом.

— Что ты там делал? — спрашивает она, надеясь отвлечься разговором, медленно растирая мазь между пальцами.

— Где? — задумчиво тянет Ви, пьяным взглядом наблюдая за ее манипуляциями.

— Около школы…

Размазывать пахучую массу дальше некуда, скоро онавотрется в пальцы, леча их несуществующие синяки, и Сыльги с жалким сипом трогает первый кровоподтек. Тело вздрагивает под ее касаниями, она, склонившись низко, бездумно дует и продолжает наносить мазь.

— Так что? — спрашивает девушка снова, не дождавшись ответа. Поднимает глаза на школьника, но поймав лицом его горячие выдохи, смущается и опять возвращает все внимание на ссадины.

— Что?..

Сыльги фыркает, сдув с лица выбившиеся пряди волос. Кажется, кто-то тоже чувствует гнетущую атмосферу в комнате и тупит грандиозно. Не одной ей тут не сладко. Или… Сладко?.. От этих мыслей крыша норовит усвистеть прочь, ликуя и пугаясь. Но не зря второе имя Сыльги — рациональность. Сразу же вспоминается то, что парень избит и находится под действием таблеток. Конечно, он не в себе, удивительно, что еще в сознании. И от этих мыслей так стыдно: пока Сыльги умирает от похоти, Ви становится все хуже и хуже.

Поэтому она набирается терпения и повторяет:

— Еще раз. Что ты делал возле школы?

— Не поверишь. Мимо шёл, — не смотря на расхристанный вид, парень отзывается вполне бодрым тоном.

— Ты прав, не верю… — зыркает на него Сыльги из-под бровей и тут же шлепает по чужой руке. — Не трогай пластыри!

— Они меня раздражают, — виновато улыбается тот и тут же примирительно выставляет ладони, правильно оценив суровость ее лица. — Все, все понял! — мнётся и продолжает, опустив глаза: — Я, действительно, мимо шел. Я по четвергам хожу на… в общем, кое-куда хожу. И обычно иду другой дорогой. Но сегодня… — Ви замолкает, напрягшись, будто вспомнил что-то неприятное. Сразу стал похож на себя обычного — грубого и холодного.

— Что сегодня? — вопросительно вскидывает брови Сыльги, не отвлекаясь от синяков. Разговоры, и правда, помогают абстрагироваться — один бок уже обработан, пора переходить на другой.

— Сегодня… Сегодня я решил пройти через территорию школы, — твердо смотрит на девушку Ви, и она со всей ясностью понимает — он что-то скрывает и не спешит с ней этим делиться.

— И что дальше? — продолжает она пытать его вопросами.

— А дальше ты все знаешь. Нарвался на живодеров, сцепился и получил. И только дерущаяся, как Ван Дам нуна навтыкала хулиганам по первое число и отбила меня из их рук, — нотки нежности невозможно ни с чем спутать, и это так странно. Любой парень, особенно с самомнением, как у Ви оскорбился бы фактом, что его задницу спасла девушка, но этот, кажется… Гордится?

Сыльги удивленно качает головой.

Ссадины на втором боку закончились, и девушка ищет их еще, откидываясь на пуфике для лучшего обозрения. И находит. Нервный вздох рвётся сквозь зубы, лицо горит, пока она разглядывает обнаруженное. Даже неоднозначный разговор на минуту забылся. Ибо один синяк — на выпуклой груди, там где бьётся чужое сердце, второй — растекается по низу твердого живота, убегает краем под ремень джинсов.

— Послушай… — рисует она пальцами рядом с кровоподтеками, — Ты не мог бы сам вот тут…

— Ох… — в ответ хватается за ребра Ви, хмурит брови и морщится. — Что-то мне нехорошо. И мазь, как будто печёт? Чем ты меня намазала?

— О чем ты? Не должна она печь… — теряется Сыльги, разглядывая тюбик. — Она просто заживляющая, от ссадин и синяков.

— Нет? Значит показалось, — тут же отпускает ребра школьник, но продолжает кряхтеть и закрывать глаза, морща нос. — Все равно болит…

Его скорбный вид, лицо, полное страдания заставляют Сыльги засовеститься. Сцепив зубы, она принимается наносить мазь на грудь, лёгкими движениями пальцев касаясь теплой кожи. Она сегодня не заснёт — рвет в клочья душу передоз ощущений. Ведь если замереть, оставить руку там, можно почувствовать как стучится в ладонь гулкое сильное сердце. Сыльги гипнотизирует взглядом движения руки и почти не слышит вопроса, бабочкой вспорхнувшего между ними.

— Почему ты решила, что это я тебе написал?

— А?.. Что?.. — непонимающе хмурится девушка, только что размазанная по асфальту нечаянным касанием пальца по острой горошине соска.

— Мне до сих пор не по себе. Ты так плохо относишься ко мне? Я никогда бы не подверг тебя опасности.

Рука тут же падает, как плеть. Все зло, причиненное Ви, кадрами фотопленки проносится перед глазами, взывая к здравому уму.

— О чем ты говоришь? — раздраженно выплёвывает слова Сыльги. — Ты все так быстро забываешь? Все те неприятности, причинённые тобой — только развлечения со скуки? Сделал и забыл?

— Что за хрень? — пораженно смотрит школьник, схватив ее за руку. — О каких неприятностях ты, черт возьми, сейчас толкуешь?

— Ну как же… — отворачивается Сыльги, выдергивая ладонь из крепкой хватки. — Оскорбления на доске, порча имущества, мелкие пакости — не твоих, что ли, рук дело?

Обида, копимая месяцами, сейчас грозится вылиться наружу слезами, и это так некстати. Только не сейчас, только не перед ним. Она все месяцы была сильная, равнодушная, достигла полного дзена (почти), а сегодняшний вечер выбил из колеи, растравил душу. Переживания за избитого хулигана, его странная нежная близость заставили забыть о всех злых поступках. Сыльги кусает губы, щурит глаза в жалких попытках удержаться от бабского рёва.

Лицо Ви, меж тем из изумленного превращается в обиженное.

— Так вот, как ты все это время думала…

— А что, не так? И парта в сердечках — не твоих рук дело?

Парень расстроено стонет, потирая рукой переносицу.

— Из всего перечисленного, парта — единственное мое, клянусь! И сколько все это длится? Почему ты молчала?

— А кому я должна об этом говорить? — зло усмехается Сыльги. — Тебе что ли? Ты ведь сам…

— Да не я это! Почему ты не веришь? — шлепает ладонью по своей ноге Ви, перебивая ее. — Когда все началось? Это важно!

— Пару месяцев назад, наверно…

Школьник затихает, задумавшись, а девушка равнодушно жмет плечами. Нет причин вдруг начать верить ему. У нее есть глаза и есть голова на плечах. Она долго наблюдала за симпатичным хулиганом и видела его дурацкие и злые поступки. Чем она отличается от остальных? Почему для него такая особенная?

В полнейшей тишине Сыльги опять тянется за тюбиком, наносит мазь на пальцы. Сейчас самое время, после того, как разговор вернул ее на землю, прочистил мозги — обработать тот самый, неудачно расположенный синяк. Она склоняется к талии и трогает мягкую кожу чуть выше ширинки.

— У меня там больше всего болит, нуна… — доносится до девушки сиплый выдох, и сердце с грохотом обрывает пульс.

========== Часть 4 ==========

Комментарий к Часть 4

И тут внезапно рейтинг. Простите, сказки в этот раз не получилось :)))

Дыши, дыши же! Дыши, прекрати помирать, ты же взрослая! Прекрати смотреть и прекрати помирать!

Бесполезно. Беззвучные вопли не помогают вернуть настрой, годный для равнодушного лечения занятного кровоподтека. Сыльги снова и снова пытается уделить ему внимание, но после слов хулигана, взгляд так и сползает на «больное место».

Какое равнодушие и какое спокойствие, когда ниже области лечения, поблизости от ее лица самый натуральный, совсем не подростковый стояк распирает грубую джинсу.

Девушка дышит как не в себя, склонившись низко и почти видит собственные выдохи, касающиеся чужого налитого паха. Как они толкаются в упругий бугор и возвращаются обратно, лаская теплой волной ее красные щеки и загоревшиеся губы. Это так похоже на прикосновения…

Хочется зажмуриться и взмолиться всем Богам, чтобы выгнали прочь картины всяческих действий с толстым, твердым, горячим… Черт!

Гореть ей в геенне огненной.

Сыльги нервно вздыхает, водит глазами и снова разбивается о пленительные картины сильных бедер, крепких длинных ног, плоского живота с блядской дорожкой, убегающей под джинсы. Чертов порнушный Ви, ничто его не портит, ни грязь, ни синяки.

Сыльги чувствует его расплавленные взгляды. Не помогает собраться с силами осознание того, что он знает, куда она смотрит. Догадывается, что она чувствует. И от этого… Мысли кружатся в диком хаосе, путая и сбивая с выбранного пути.

Она так долго одна. У нее так давно никого не было. Совсем немного жаркого удовольствия от красивого парня. Разве это плохо? Он ведь может дать его. Ему уже можно. Все должно быть просто, как у других. Отключить мысли, забыть про возраст. Запихнуть в дальний угол правильность и гордость. Взять то, что так уверенно предлагают.

Как будто черт нашептывает соблазнительные слова на ухо Сыльги, согнав с другого плеча праведного ангела.

Ее пальцы гладят чужой твёрдый живот совсем не в жесте лечения. Кружатся вокруг пояса джинс, куда убегает синяк, трогают мягкую поросль дорожки.

— Расстегнуть?.. — волос касается горячий шепот.

Сыльги молчит. Но в этом молчании, разбиваемым каждым выдохом прячется важный для парня ответ. Изысканно длинные пальцы тут же нащупывает пуговицу на поясе и медленно ее высвобождают. Молния зубчик за зубчиком разъезжается, и края ширинки охотно расходятся под давлением мужской плоти, спрятанной в ткань белья.

Сверху доносится стон то ли облегчения, то ли мучения, и Сыльги обливается восторженным ужасом. Бедра дрожат, внутри схватывает оглушающим желанием. Со всей скоростью летит в преисподнюю, но она устала бороться.

Девушка смотрит во все глаза. Пытается вернуться мыслями к синяку, скрытому теперь за резинкой брендового белья, но мокрое пятнышко под пупком, там где прижато навершие, коротит разрядом по нервам. Длинные очертания твёрдости, фактура вен, скульптурные грани верхушки — тонкая ткань почти ничего не скрывает. Только она отделяет женское пытливое любопытство от мощи мужского желания. Только ткань и последние ошметки сознательности. Но и эти остатки сдуваются прочь, когда ее ладонь мягко перехватывают и прижимают к горячему влажному паху.

— У меня ТАМ тоже болит, нуна…

— У тебя здесь… синяк? — Сыльги не спешит убирать руку, чувствуя, как крепкий член дергается, приветствуя ее. Боже, и стыдно, и смущающе, но так обжигающе сладко касаться его.

— А ты проверь… — дышат ей в ухо провокацией, и рука Ви перестает прижимать ее, словно вручает карт-бланш на дальнейшие исследования.

И Сыльги тонет по макушку в безумии. Неторопливо проводит пальцами по выпуклым линиям прижатого члена. Твёрдый, сильный, трепещет в нетерпении. Большой, как Ви. Широкий, как Ви. Идеальный, как и сам блядский Ви. Она сжимается жменью на стволе, и хулиган стонет не сдерживаясь, гудит баритоном ругательства, дышит гулко. Подаётся бедрами, сам потираясь о женскую руку, толкается в ритме, древнем как сама жизнь. Сыльги его ловит ладонью, жмет, раскатывает вязкое, густое удовольствие.

Жарко, душно, девушка взмокла под толстым свитером. Выпавшие из хвоста пряди волос завиваются влажными локонами. Она их откидывает назад и ловит томный черный взгляд.

— Снимешь… кофту?.. — Ви кивает на одежду и смотрит жадно, хищно, откидывается назад для лучшего обзора. Его голодное любопытство щекоткой пробегает по горячей коже. Сыльги закусывает губу, мучительно раздумывая и все-таки решается. Тянет свитер через голову, откидывает его в сторону. Парень тут же впивается взглядом в спортивный бюстгальтер, совсем не скрывающий острых, торчащих вершин.

Он подкидывается на кровати, тянется к ней руками, но Сыльги упирается в голую грудь, ровно туда где недавно мазала синяк.

— Если не хочешь все свернуть, не трогай меня, — негромко произносит она. — Я хочу сама…

Ви состраивает скорбное лицо, но не настаивает.

— Я слишком долго ждал, чтобы все испортить… — вздыхает он и откидывается обратно на постель. Мужское тело растекается по покрывалу, будто предлагая себя в пользование. — Так что я целиком и полностью твой…

Мурчащие бархатные нотки льются в уши, заполняют Сыльги до краев, и она влипает в школьника как муха в мед. Какой он сногсшибательный, лежит в ее постели, ждет. Она давит позорные стоны, кусая пальцы, пересаживается с пуфика на кровать, опираясь коленями прямо меж расставленных ног. Смотрит, любуется, впитывает ошеломительную картину.

Влажное пятно на его белье ширится, густеет, и Сыльги возвращает туда руку, мажет пальцами, растирая смазку по ткани на головке. Покрывало сминается в охапках мужских ладоней. Парень, облокотившийся на локти, выглядит как порнозвезда — в одних джинсах, съехавших на бедра, хрипит как солист рок-группы, и вид имеет настолько жаркий, что вышибает из головы последние здравые мысли.

— Вот тут болит? Или тут?.. — шепчет она, лаская навершие, спускается к основанию, скрытому джинсой. Проходится обеими руками по длинным ногам, расставленным по обе стороны от нее. Она давно мечтала это сделать — от паха до коленей, по литым упругим мышцам.

— Везде болит. И очень давно… — скулит парень, когда женская ладонь возвращается к «больному месту».

— Но что-то ты не выглядишь в шаге от больницы, — цыкает языком Сыльги, поглаживая пальцем резинку трусов. Опирается на чужие ноги и переступает коленями через бедро, задумав следующий шаг.

— Синяки — мелочь… Я же говорил, что на мне все заживает моментом. У меня болит по-другому. Там. Внутри. Все горит и печет… — дразнящий смех растекается по комнате, и тут же сменяется кудахтаньем, стоит только Сыльги нырнуть ладонью под белье.

Свихнуться. Горячая твердая нежность дрожит под рукой, коротит мозги жаждой. Влажный, упругий, порозовевшая налитая головка торчит из-под края резинки. Хочется ее… Попробовать…

Сыльги склоняется совсем низко, дыша туда ужасом и гулким желанием.

— Детка, пожалуйста… Айщ! — толкается Ви ей почти в губы и взвывает, получив шлепок по животу за пошлое словечко.

Чувство власти над ним пьянит. Пусть на один вечер, даже на какие-то жалкие минуты, но он сейчас ее. Сейчас эта убийственная красота, заключенная в сильном жарком теле школьника принадлежит ей, плавится по мановению ее рук, мечется по постели, прося большего, и хочется, ужасно хочется дать то, что так необходимо им обоим.

Джинсы вместе с бельем тянутся с бедер в четыре руки, застревают у Ви в коленях, но это неважно. Вся красота, мощь, трепетная сила мужского тела у девушки перед глазами, и она снова склоняется, касается губами жесткого…

Настойчивый звонок в дверь разрывает звенящую стонами тишину. Девушку отбрасывает с кровати под бешеные матюки парня:

— Сучий, блядь, Чон Хосок! Как же ты, блядь, не вовремя!

========== Часть 5 ==========

Комментарий к Часть 5

Дорогие читатели, если Вам хочется узнать, какой фик и когда будет опубликован, кто хочет попепелить над парнями и любимыми пейрингами, прошу ко мне в инстаграм https://www.instagram.com/dark_no_phoenix

P.S. Я болтливая!

Трель звонка снова долбит по ушам, пока Сыльги судорожно ищет свитер, а потом торопливо его на себя натягивает. Ви, в отличии от нее, никуда не торопится, так и лежит расхристанный, со спутанными джинсами ногами и только гневно прожигает глазами — лазерами спину между лопатками.

Сыльги передёргивает плечами в попытке сбросить пытливый взгляд и выправляет длинные волосы из-под свитера. На глаза попадаются приготовленные для школьника вещи, и она, схватив их, швыряет ровно туда: на неприкрытый член, все еще напряженный в ожидании прерванных ласк.

— Одевайся. Быстрее, — рубленая фраза летит следом за одеждой. Сыльги убегает к двери, но на пороге оглядывается, зажав в кулаке холодную ручку двери. Сцепив зубы от смущения и злости, цедит: — Я тебя подлечила, и теперь тебе надо уйти…

Ви явно не согласен, пытается что-то сказать, приподнявшись с кровати, придерживая вещи около паха, но девушка, не слушая возражений выметается прочь из комнаты.

Между лопатками все еще печёт, гневное бормотание добавляет перца на душевные раны, но Сыльги подумает о случившемся позже, когда заляжет в кровать, укрывшись одеялом с головой. А сейчас задвинуть переживания поглубже и бежать ко входу, в который, кажется, уже колотят ногами.

Зеркало в коридоре не скрывает всклокоченных волос, навечно красных щёк и спекшихся губ. По одному ее виду можно догадаться, что они играли отнюдь не в доктора и пациента. Сыльги суматошно поправляет прическу, втискивая в резинку пушистые пряди волос, машет руками на румяное лицо и открывает входную дверь.

В подъезде обнаруживается юный хорошенький парнишка, который с любопытством склонив голову набок, ответно разглядывает девушку. Увиденное заставляет его усмехнуться.

— Привет. Сыльги? А я Хосок, но такая красавица может звать меня оппой… — громко тараторит он и улыбается во все тридцать два зуба. Сыльги только моргает на такую вопиющую наглость. Парнишка выглядит еще младше Ви, а все туда же: строит глазки и выпрашивает оппу в первые же минуты общения.

Из спальни раздаётся шум, будто тяжёлое тело грохнуло всеми костями об пол, а следом злобное «хён» прокатывается рёвом по коридору. Сыльги дёргается на звук, уже готовая лететь на помощь, но рука в пальто хватает ее за рукав свитера.

— Тэхен перетопчется. Если орет «хён», значит здоров, — прыскают смешком ей на ухо. Девушку отодвигают от порога, и кукольный юноша протискивается в узкий коридор. — Ты лучше покажи где пес.

— Щенок заперт на кухне. Сейчас его принесу, — сообщает Сыльги и никуда не торопится, подозрительно разглядывая непонятно от чего веселого Хосока. Смех без причины — признак понятно чего. Но если откинуть беспричинную радость, друг Ви — вполне себе не хулиган. Он… нормальный.

Засмотревшись, Сыльги пропускает момент, когда узкий длинный палец тычет ей под горло, прямо туда где тянет свитер:

— Надо же, какой казус, ярлычок спереди.

Парень озорно улыбается, а Сыльги пятится до зеркала и вспыхивает до корней волос, приглядываясь к вороту. Машинная строчка фирменного лейбла какого-то рожна тут, а не сзади.

Красные щеки теперь ее перманентное состояние.

— Так задумано! — выдавливает из себя девушка и уже не мешкает, торопится в сторону кухни.

Еще одна мысль не даёт ей покоя.

Этот парниша что, хён Ви? Хосок его старше? Да и профессия «ветеринар» вполне намекает, что тому явно не пятнадцать лет. Этот тонкий и звонкий юноша — студент? Удивительно, думает Сыльги, поднимая на руки заспанного щенка, как бывает обманчива внешность. Ви выглядит как взрослый парень, а сам подросток. Его хён выглядит как подросток, а сам взрослый парень. И, подождите-ка… Девушка замирает, вцепившись пальцами в белую шерсть. Тэхен — это кто? Ви? Это его имя?

Сыльги вдруг понимает, что ничего не знает о школьнике. Она специально никогда о нем не интересовалась, не желая знать подробности, которые могут превратить школьного хулигана в интересного красивого парня. Умышленно обходила стороной все сплетни и россказни о нем, справедливо считая, что все это враки. И теперь даже новость о том, что его зовут Тэхен изумляет до глубины души. Имя Ви — подходит бунтарю. Имя Тэхен… Подходит ему. Сногсшибательному странному парню.

Девушка вздыхает, опять себе пообещав, что не будет ни о чем сожалеть и не будет изводиться из-за сегодняшнего, списав произошеднее на стресс. Она просто постарается все забыть, а еще лучше — познакомится с каким-нибудь взрослым, серьёзным парнем. И займётся с ним сексом. Жарким, тягучим и ни к чему не обязывающим.

Мечты, мечты, фыркает про себя Сыльги, в задумчивости гладя щенка по мягким ушам. Она по самые помидоры в хулиганистом подростке, а он, наверно, просто ставит эксперименты с «опытной» нуной.

Гул мужских голосов доносится из коридора, и она понимает, что задержалась, пропав в собственных думках. Вытерев вмиг вспотевшие ладони о несчастного щенка Сыльги тащится из кухни. Было бы здорово, выйди она в коридор, а Тэхена… то есть Ви там уже нет, Сыльги морально не готова его видеть. Но он там. Одетый в свои грязные вещи, опирающийся на стену и прожигающим ее взглядом. Совесть опять машет ей рукой, шепча, что она выгоняет избитого парня, но разум твердит другое: если он не собирается в больницу, она ему больше ничем не поможет. И здесь ему делать нечего.

Сыльги молча проходит мимо него, впихивает щенка в руки ветеринара. Собакен доверчиво жмется к груди Хосока, пока тот щебечет что-то ласково-непонятное.

— Забирайте своих потерпевших, Хосок-щи… — сдержанно говорит она и освобождает путь на выход, прижимаясь к стене напротив.

— Мы можем поговорить? — буравит ее взглядом Ви, выворачивая душу наизнанку. Сыльги опускает глаза, пересчитывая ромбы на коврике возле порога.

— Нет. Уходи.

Грубые слова звенят натянутой струной. Хорошенький «оппа» поднимает голову и оценив напряжённую обстановку, клубящуюся в коридоре, радостно причитает:

— Такие милашки! Давайте, разберитесь, а я буду внизу. Пока, красотка! — и его будто ветром сдувает, только слышен стук подошв по лестничным ступеням.

— Уходи и ты… — повторяет Сыльги и машет рукой на распахнутую дверь, всё так же упорно не поднимая глаз.

— То, что сегодня между нами произо… — начинает Тэхен, отталкиваясь лопатками от стены и морщась от резкого движения. Но Сыльги его перебивает, не желая ничего слышать и, тем более, выяснять.

— Сегодня ничего не произошло. Ничего, в принципе, между нами не может произойти, — она подходит к двери и распахивает ее сильнее, намекая, что дверь ждет только его. — Ты 16-летний подросток, а я с такими дел не имею. Ищи себе ровесницу.

Слова звучат веско и правильно, только почему внутри все дерет и болит? Сыльги все еще прячет лицо, точно зная, что страдания и тоска, испытываемые ею сейчас легко прочитаются внимательным школьником. И от этого будет только хуже. Она не мазохист, усугубляя свои мучения. Поэтому глаза в пол и стоять на своем. И всем своим существом Сыльги чувствует, как Ви приближается к ней, дыша громко и рвано.

— Ты ведь совсем не знаешь меня, да? Ничего обо мне не знаешь, никогда мною не интересовалась? — шепчут ей почти в губы, растравляя раны.

— Да. Я никогда тобой не интересовалась… — немеющие губы растягиваются в показушно гадкой улыбке.

Даже врать не пришлось.

Дверь захлопывается громко, будя всех соседей, и по ней Сыльги сползает, вцепившись пальцами в душащий ворот. Ватные ноги ее больше не держат.

Завтра будет новый день, в котором сраный хулиган Ви заново примется ее изводить, мстя за пренебрежение, а она постарается забыть, какой он на вкус.

Это ведь правильный выбор? Правильный?

========== Часть 6 ==========

Комментарий к Часть 6

Напоминаю о группе, где я предупреждаю о новых частях фиков, да и просто трещу как не в себя. Стучитесь.

https://www.instagram.com/dark_no_phoenix

А в последующие дни все прекратилось, как будто ничего и не было.

Ни оскорбительных надписей на доске, ни шуточек за спиной, ни пакостей с имуществом. Никто не шушукался по коридорам, провожая ее взглядами. Даже парта сияла блестящей отмытой поверхностью, от чего сердце Сыльги заходилось расстроенным стуком каждый раз, стоило только на нее посмотреть.

Девушка будто пропала с экранов всех местных хулиганов, а их предводитель вообще начал обходить ее по широкой дуге. Раньше торчал рядом на всех переменах, а теперь перестал попадаться на глаза, не говоря уже ни о каких тычках плечами и насмешек низким бархатным голосом.

Только раз она увидела Тэхена, и то случайно, когда пошла в столовую другим путём, после того как помогла учителю отнести до учительской стопку книг. Ви стоял спиной к ней, в тупике коридора, заканчивающегося окном, а почти незаметная за его широкими плечами активистка плакала, вцепившись в рукава его пиджака. Сдавленные всхлипывания и бессвязные уверения, что случившееся больше не повторится — «обещаю, я ее больше не трону, я не желала ей зла, они бы только попугали» — дернули Сыльги какой-то смутной тоской, хотя ничего в девчачьих стенаниях она не поняла. Что бы там ни было, девушку стало жалко, ведь попав однажды под каток, красивый такой каток, с широкими плечами и длинными ногами, без потерь из-под него выбраться невозможно. Уж Сыльги-то теперь тоже знает. Ее тоже раскатало в жалкий дрожащий лист. Чувствовала же, что не надо с ним связываться и вот…

Она с неистребимым любопытством прислушалась еще, но в ответном басовитом рокоте слов было не разобрать, только грозные нотки злости и неудовольствия, от которых активистку только сильнее гнуло к полу. Он что, ее запугивает? Но тут парень зашевелился, сказав что-то на прощание, оторвал от себя цеплючие руки, и Сыльги, подпрыгнув, поспешила убраться. Не хватало еще, чтоб ее заметили.

Да, Ви совсем перестал появляться рядом с ней, и Сыльги сначала решила, что это к лучшему — ей станет легче, ведь «с глаз долой и с сердца вон» не зря придумали, и чем она хуже — всем помогало и ей поможет.

Но ей совсем не полегчало.

Наглый школьник успел пробраться под кожу, выжечься под веками. Сердце каждую ночь бьёт по венам одно и то же имя. Его запах, вкус, звук его дыхания — то, что осталось с ней и всплывает с глубин памяти, когда ночью бессонница мучает воспоминаниями и тоскливыми мыслями. Стоит закрыть глаза, и он рядом, во всем своем великолепии, юный и цветущий. Мускулы перекатываются под кожей от каждого движения, гладкий живот дрожит под прикосновениями, ресницы прикрывают шальной взгляд, когда он смотрит на нее так, будто знает пошлый секрет и готов его разделить на двоих. Красивый хулиган все еще с ней, и Сыльги прячет злые слезы в плоскую от метаний подушку.

Месяц спустя меланхолия и очередная бессонная ночь толкнули ее зарегистрироваться в одном из популярных приложений для знакомств. Раз эксперимент «с глаз долой» не удался, есть еще много житейских советов, которые можно опробовать, например «клин клином вышибают». Что ж, Сыльги готова перебрать все в поисках успокоения.

Посомневавшись, она даже выложила в профиль пару своих старых фотографий и честно указала в анкете, что хочет влюбиться, чтобы забыться. Теперь каждый второй в личных сообщениях неумно шутит, что секс — лучшее лекарство, а с одним из таких Сыльги даже сходила на свидание, помня обещание двухмесячной давности, данное самой себе. И в самый ответственный момент сбежала, когда во время поцелуев под веками всплыло совсем другое лицо. А распаленный парень орал вслед, что с такой унылой динамщицей не больно-то и хотелось.

Но отчаиваться рано. Все знают еще одну житейскую мудрость, что «первый блин — комом», и Сыльги ее знает тоже. Поэтому сегодня на перемене она ищет в рюкзаке косметику, которую прихватила из дома и быстренько рисует себе лицо из пары взмахов туши, тройки касаний румян по скулам и нескольких мазков блеска по губам. Синяки и мешки под глазами замазываются хитрым тюбиком с охлаждающим содержимым.

Следующий перерыв тратится на побег до школьного палисадника, где пушистые ёлки украсились первым снегом и стали похожи на сказочных нарядных красавиц. Несколько селок на их фоне, где она в смешной белой шапке с двумя помпонами, улыбается во всю свою широкую улыбку, и бегом обратно на урок. Важное дело сделано.

На занятии, разглядывая обновлённую фотографию в профиле приложения, где она очень даже весёлая и хорошенькая, совсем не отчаявшаяся и вполне выспавшаяся, Сыльги сумрачно размышляет о том, удастся ли в следующий раз и в реале изобразить нечто такое же бодрое и смешливое, как на фотке. Пальцы сжимаются на карандаше, пока она опять обещает себе невозможное.

Оповещение в приложении моргает иконкой нового письма, отвлекая ее от тяжких дум.

«Как быстро», — фыркает девушка, и осмотревшись, убеждается, что все заняты чем попало, и учитель тоже, расслабленные первым снегом и приближающимися праздниками. Тыкает пальцем по иконке и вдруг цепляется взглядом за фотографию профиля. Завороженная, Сыльги увеличивает картинку и ахает. Умеет же кто-то снимать эстетику…

Черно-белая фотография парня, играющего на саксофоне. Лицо скрыто шляпой, фигура, явно стройная и широкоплечая утоплена в тенях, и весь акцент фото на длинных пальцах, сжимающих инструмент.

Красиво. И чувственно. Кажется, фотограф запечатлел интимный момент, какие бывают, когда человек увлечен происходящим: поглощен музыкой и делит ее пополам с саксофоном, ласкает инструмент как женскую фигуру, перебирая ноты.

Но еще больше Сыльги впечатляется, когда вернувшись к сообщению, его читает.

«Если сильно влюблен, ничто не поможет. По себе знаю».

Сердце пропускает удар. Такой же несчастный? И потом, ну уж нет, Сыльги не собирается признаваться себе в том, что озвучил сейчас невидимый собеседник. Ни во влюблённости, ни в бесполезности стараний. Нет. Нетушки.

— И вообще, зачем говорить о печальном… — шепчет девушка, склонившись совсем низко к парте, а пальцы быстро порхают по экрану, открывая анкету в профиле.

Заполнено по минимуму: ВанТэ, возраст 18 лет, город тот же, где живет Сыльги. Музыкант. И все.

— Немногословен. Младше. Увлекается музыкой — маловато будет, — делает выводы Сыльги, вновь возвращаясь к переписке.

Она щёлкает на строчку ввода сообщения, перед этим не забыв бросить взгляд на учителя, лениво диктующего домашнюю работу. Убедившись, что ему все так же дела нет до класса, быстро набирает ответ:

«А как же «клин клином вышибают?»

На разлинованном экране чата тут же начинает бегать карандашик обратного ответа:

«Ты еще веришь в это, нуна? А вроде такая взрослая.»

— Значит не одна я пошарилась по профилю, — фыркает вполголоса Сыльги, потирая висок, где застучала венка от наглого «нуна». — И каков наглец, смотри-ка…

«Мы с тобой не близки, чтоб ты мог называть меня нуна».

В этот раз ответ долго не приходит. Сыльги успела разложить учебники на следующий урок, сходить в туалет и смыть раздражающую косметику, постоять около стенки, подпирая ее пяткой. Одноклассницы вьются стайкой неподалёку, опять обсуждая очередного красавчика, проплывшего мимо, и Сыльги снова ощущает ее, эту прозрачную стенку, толщиной в 2 года разницы и в тысячи километров пережитых переездов.

Одиночество в коллективе — особо болезненное. Ты можешь этого не ощущать, не осознавать. Ты иногда можешь его искать, сознательно отгораживаясь от чужого липкого интереса и бессмысленного общения. Но однажды одиночество все равно тебя догонит, накроет волной и швырнет на берег, задыхающуюся и растерянную, нагруженную солидным набором комплексов и страхов, будто камнями со дна. Одиночество наградит тебя чувством вины, тоской, переживаниями. Оно же проводит тебя до пустыни: бесконечной, затерянной во времени и в пространстве. До пустыни под названием депрессия. И ты забудешь, что такое быть счастливым и довольным.

Почему бы ей сейчас тоже не стоять в толпе девчонок и не щебетать восторгом, стреляя взглядами по сторонам в поисках ответного интереса? Два года не такая уж и большая разница в возрасте, чтобы быть далёкой от них, словно бабуся от малолеток. Это тоже все просто, и действует так же. Отключить мысли. Опять не думать о возрасте, не думать о том, что скоро жизнь опять разведёт их по разным уголкам страны, а то и мира. Просто, в конце концов, насладиться каждой минутой молодости.

Телефон в руках вибрирует сообщением, и Сыльги, склонив голову, впивается взглядом в загоревшийся экран.

«Так значит ты влюблена?»

«Словно первый раз в жизни», — вздохнув, пишет она заветное и болючее.

«Что ж… Ты пойдёшь со мной на свидание, нуна?»

«Пойду», — отбивает она сообщение и, оттолкнувшись от стены идет в сторону веселых одноклассниц.

========== Часть 7 ==========

Комментарий к Часть 7

Чем ближе день свидания с тем саксофонистом, тем больше дёргается Сыльги. Хотя с чего бы? У нее в загашнике еще пара назначенных встреч с незнакомцами. Но почему-то именно этот музыкант не дает ей покоя. Может что-то странное в его фотографии? Его силуэт, его руки, длинные изящные пальцы. То, как он обхватывает инструмент — есть что-то смутно знакомое, дергает нутро волнением. Сыльги часами разглядывает фотографию и никак не может успокоиться.

Парень ничего больше не писал, только кинул за пару дней до встречи название и адрес кофейни, где он забронировал столик. Название Сыльги незнакомое, а интернет поведал, что ехать туда придется долго. Но девушка не стала вредничать, не в ее интересах. Она катнула в ответ нарочито равнодушное «ок» и закрыла чат. В качестве клина, который для клина какая разница где встречаться.

Как назло тот клин, который она собралась вышибать, опять замелькал перед ней в школе. Нет, никаких тычков плечами и подножек в коридоре, теперь он просто… улыбается. Ходит мимо так близко, что видно тёмную полоску сбритой щетины над верхней губой, а под ней — самая яркая, самая хулиганистая, самая многообещающая улыбка. И Сыльги отворачивается ослепленная и каждый раз думает, что если с саксофонистом ничего не получится, она больше не будет пытаться. Смирится и встанет в строй раскатанных катком-Тэхеном несчастных.

В день свидания волнение достигает апофеоза. Непонятно чему разозлившись, она напяливает на себя повседневные джинсы, толстый свитер, собирает волосы в хвост. Мол, это все не важно, встретимся и разойдемся, надежды на то, что что-то получится почти нет. Зеркало в коридоре являет ей обычную скучную Сыльги, которая способна собственным хмурым видом только отпугнуть парня. Девушка зарычав, ломится обратно в комнату, сдирая вещи на ходу. Для чего тогда всё это затевалось на аватарку профиля, все эти шапки, ёлки, помпоны, если по факту она улыбается раз в пятилетку.

На злобный рёв из кухни выходит мама — редкий гость в их квартире, почти всегда полностью предоставленной Сыльги. Родителей через полгода опять переводят в военный гарнизон на другом конце мира, но Сыльги с ними уже не поедет. Она будет поступать в это время в университет. Поэтому мама сейчас старается проводить как можно больше времени дома, угнетенная чувством вины за то, что оставляет дочь переживать поступление в одиночку.

— О, мама, я в полной заднице… — хнычет Сыльги в открытый шкаф, когда та появляется на пороге. И тут же получает полотенцем по этой самой филейной части, обтянутой тонкими трусишками.

— Подвинься! — командует строго мать, и этим нотками невозможно воспротивиться, недаром она большой армейский чин. — У тебя столько одежды из-за рубежа, а ты, как мужик, в одних джинсах ходишь.

Сыльги потирает задницу, молча отходя от шкафа. Не говорить же, что та тоже не идеал женственности, променявшая юбки на военную форму. Хотя у матери нет выбора в чем ходить, как у Сыльги — воинский дресскод и все такое — в платьях не повоюешь. Да и когда маме надо, она и прихорошиться может, и принарядиться, это только дочке своей она не передала знаний, как выглядеть женственно.

С ее помощью дело пошло побыстрее, и теперь в зеркале на Сыльги смотрит хорошенькая девчонка в светлой блузке, в короткой тёмной юбчонке, в шубке нараспашку и в грубых тяжёлых ботинках. И все та же шапка с помпонами, как обязательный элемент. Лицо подкрашено уже не так, как может сама — раз-два и готово. Тут тебе и консилер, и хайлайтер, и кушон, и тинт, и много других страшных слов. Но ей нравится. Первый раз за долгое время она ощущает себя на свой возраст.

— Спасибо, мам! — выпаливает воодушевленная Сыльги, хватает сумочку и торопится за дверь, ведь ей еще ехать через весь город. Мать только прячет в полотенце по-военному скупую слезу гордости.

Когда Сыльги осоловевшая от долгого пути выползает из автобуса, снег, который начинал падать мелкими крупинками, разошёлся не на шутку, повалил огромными хлопьями, густо и медленно. Зимняя сказка закружилась вокруг девушки, и это так красиво, так воодушевляюще. Она поднимает голову к небу, ловит ртом пышные снежинки и смеётся так, словно на подступах ждёт ее какое-то замечательное, счастливое событие. Толпа обтекает ее на тротуаре, люди оглядываются и улыбаются, наверно она странно выглядит, смеясь в одиночестве. Но от каждой чужой улыбки ее настроение рвётся до запредельных высот. И даже предстоящее свидание вдруг обжигает предвкушающим восторгом.

— А вот и кофейня… — Сыльги замечает вывеску с знакомым названием и на волне эйфории, все ещё пряча в глазах смешинки, залетает внутрь, звеня колокольчиками на входе.

С одного из столика навстречу ей поднимается… Ви. В рубашке и строгих брюках, смущенный и настороженный. Он разглядывает Сыльги не таясь, скользя глазами от накрашенного, все еще улыбчивого лица, вниз по блузке и полам короткой, легкомысленно расстегнутой шубки. Взгляд темнеет, когда добирается до узкой юбчонки и ног, не спрятанных, как обычно, в джинсы. На лице буквально бегущей строкой: «какого хрена» и «я тебе сейчас все объясню». Но девушке и без объяснения все ясно. Это же Ви. Прибыл с очередной злой шуткой. Чтоб он, да не подговнял? Чтоб он, да не окончательно растоптал сердце? И это она ЕМУ написала, что бесконечно влюблена? Саксофонист чертов.

Улыбка горечью стекает с лица, Сыльги разворачивается и выскакивает обратно на улицу.

И снег уже не снег, а грязное месиво, в котором разъезжаются ноги, и люди уже не улыбчивые, а хмурые, еле-еле расходятся перед бегущей девушкой. Мимо мелькают бесконечные витрины, в которых отражаются огни реклам и она — смазанной быстрой тенью — бежит, не запоминая дороги. Может быть, когда она попадёт домой, слёзы и польются, смачивая засохшее, потрескавшееся сердце, но сейчас Сыльги так зла, так оскорблена его поступком — плач застрял где-то между гневными криками и сбитым дыханием.

На одном из перекрёстков, когда Сыльги замешкалась, столкнувшись с красным светом светофора, ее ловят за рукав шубы. Резкий рывок разворачивает на сто восемьдесят градусов, и там Ви — всклокоченный, без верхней одежды, с трясущимися губами. По твёрдым щекам расползаются смуглые пятна румянца, от широких плеч, обтянутых белой рубашкой валит пар. Его бьёт дрожь, но он крепко держит ее, пытаясь отдышаться. И слабое влюбленное сердце опять сбоит, опять гонит по венам тревогу. Сыльги в который раз сдувается — снова думает и переживает о нем больше положенного.

— Почему ты раздетый?! — кричит она, перехватывая его ледяную руку.

Ви тут же вцепляется в нее, переплетаясь пальцами, неопределённо машет головой в сторону, откуда она сбежала:

— Ты так быстро выбежала, я не успел, — он начинает тянуть ее за руку, понукая шевелиться: — Пожалуйста, пойдем, давай спокойно поговорим!

— Вернись в кофейню! — топает ногой рассерженная Сыльги.

— Я не вернусь без тебя!

— Я тебя прошу, иди обратно, ты заболеешь, — чуть ли не плачет девушка, упираясь и шагая назад, и их неловкий танец в снежном крошеве, облитый фарами проезжающих машин привлекает все больше и больше внимания. Несколько любопытных аджумашек остановились, внимательно наблюдая за их топтанием, словно им включили ежедневную дораму на сто сорок пятой серии.

Еще и вредный хулиган подливает масла в огонь. Оценив обстановку и накал любопытства окружающих, кричит звонко, громко, с нужной долей трагизма, привлекая к ним все больше и больше внимания:

— Я без тебя никуда не пойду, а если ты уйдёшь, буду здесь стоять, заболею и умру! — и содрогается крупной дрожью, пытаясь выдавить из себя жалостливую улыбку. Пар изо рта клубами валит у обоих, смешиваясь в одно облако перед их лицами.

Аджумы одобрительно гудят, а одна даже возмущается:

— Девонька, веди своего парнишу в тёплое место, а там хорошенечко отогрей!

— Что за чушь ты плетешь! Просто отпусти меня и иди обратно! — стонет Сыльги, не обращая на них внимание, вмиг смущенная картинами, как бы она его отогрела. Встряхивает помпонами и дальше продолжает дёргать рукой и пятиться.

— Хочешь упаду на колени? Хочешь? Тогда пойдёшь со мной? — подвывает гадкий школьник, подпустив в голос еще драмы и, действительно, начинает валиться в снежную кашу, добавив в сто сорок пятую серию зрелищности и страсти.

— Ты как будто замуж меня зовёшь, угомонись, какие колени! — Сыльги из последних сил тащит его за руку, почти закидывая на себя, не давая свалиться в грязное месиво.

Тэхен смеётся, кашляя и жмется к ней, обнимая поверх шубы. Он такой холодный, мокрый, рубашка стоит колом, задубев под снегом и ветром, сам он тяжело висит на девушке, в попытках чуть-чуть согреться, и Сыльги чувствует, как полноценная, грандиозная истерика накатывает на нее, лишая обычного спокойствия.

Еще и свидетели добавляют дровишек в топку бешеных эмоций.

— Айщ, какая вредная у тебя подружка!

— Ой, смотрите, раздетый парень, а такой хорошенький!

— Бросай свою ледышку, пока не заморозился окончательно, пошли с нами!

Тэхен прячет смех в ее макушку, без труда сопротивляясь тычкам по рёбрами и голосит еще громче, многословно жалуясь на холодность одной особы.

Что творится-то??? Сыльги сцепляет зубы, из последних сил пихает парня от себя, зло разглядывая этого непризнанного актёрабольших и малых подмосток. Он не выглядит тем, кто готов сдаться, упрямо бычит голову, и хватка его пальцев не становится слабее.

— Черт с тобой, поганый манипулятор! — орет она и торопливым шагом устремляется в сторону кофейни.

========== Часть 8 ==========

— Никаких разговоров, пока у тебя не закончится чай, — цедит девушка и замечает, что он тут же замедляется, дуя и пробуя жидкость губами, словно маленький мальчик. Сыльги скрипит зубами и отворачивается.

Рубашка Ви все еще влажная, облепляет неприлично плечи, рисуя по ткани каждую мышцу. Морозный румянец все еще цветёт смуглым багрянцем по щекам, но накинуть на себя свое пальто вредный парень отказывается напрочь. И теперь добрая половина девушек в кафе буквально не сводит с него глаз, ловит каждое его движение и поворот головы. И презрительно оглядывают ее, будучи уверенные, что такой красоте нужно другое обрамление, а не сидящая рядом с ним девушка со злым и холодным лицом. И это так бесит, весь этот разочаровывающий вечер бесит до звёзд перед глазами, до остервенения. Сыльги яростно тискает салфетку и не стерпев, рвётся в бой:

— К чему все это?

— Что «это»? — Тэхен поднимает голову от стакана.

— Все это вранье?

— О чем ты? — прищуривается парень, отставив чай.

— Аккаунт в приложении, саксофон, восемнадцать лет. Восемнадцать! — задыхается от возмущения Сыльги. — А что не двадцать пять? Чтоб наверняка!

— А тебе что, нравятся постарше? — не остается в долгу Ви.

— Мне нравится правда!

— С чего ты взяла, что там нет правды? — начинает в ответ кипяться парень, его длинные пальцы сильнее положенного сжимаются на маленькой ложечке, и он рьяно начинает стучать ею по бортам стакана.

— С того и взяла! — повышает голос девушка, оглядывается на любопытные женские носы, которые скоро придвинут стулья поближе к эпицентру разборок, и уже тише бухтит: — Ты в предпоследнем классе старшей школы!

— А ты в последнем и что?

Изумление прилетает пыльным мешком по затылку, так же неожиданно и неприятно. Сыльги никогда не была дурой, но сейчас именно такой себя и ощущает. Она перестаёт что-либо соображать, вдруг растеряв весь свой боевой настрой.

— О чем ты сейчас говоришь? — растерянно спрашивает она.

Парень вздыхает, глядя на Сыльги, словно перед ним несмышленая малолетка, которая тупит на самых прописных истинах. Ложка в его изящных пальцах опять бодро колотится о стакан.

— «Я никогда тобой не интересовалась»… — горько кривит он губы, явно кого-то цитируя и сипло кашляет в кулак.

Его кашель настораживает Сыльги, расстраивает. Она хватает его ложку, прямо поверх чужой руки, прекращая мерзкий стук.

— Пей горячим! И объясни толком, что ты хочешь сказать?

Тэхен прикрывает тяжёлые веки, набирает полные лёгкие воздуха, чтобы рассказать что-то жутко важное, что колет Сыльги напряжённым ожиданием по затылку. Но их нагло прерывают. Над столиком зависает официантка, явно старше Сыльги, круглобедрая, грудастая, упругая — редкий экземпляр кореяночки, оттого и весьма наглый. Она демонстративно игнорирует Сыльги, обращаясь исключительно к парню:

— Может еще чаю? Или… ммм… сладенькое? — пошло тянет последнее, опираясь крутым бедром на их стол.

Сыльги в досаде закатывает глаза. Сколько внимания одному симпатичному школьнику от женского пола любого возраста. А эта особа готова прямо сейчас взобраться к нему на колени. Раздражает такое! Он же школьник! Негодование девушки настолько явное, настолько острое, что, кажется, им, как лазером можно распилить и посуду, и столик, и нахрен все это кафе. Ей бы сейчас очки, как у Циклопа, чтоб уберечь от гнева чужое имущество. Сыльги хватает трубочку и яростно размешивает сливочную верхушку кофе.

Тэхен кидает мимолетный взгляд, считывая ее реакцию, ухмыляется и в два счета провожает официантку восвояси.

— Ты ревнуешь… — квадратит он губы в лыбу, показывая ровный ряд белых зубов.

— Нет! С чего бы это??? — возмущается девушка.

— Ревнуешь! — улыбка мягче, расслабленней, как будто Ви видит ее насквозь.

— Я. Не. Ревную! И если ты сейчас же не объяснишь, что мы тут делаем, я встану и уйду! — грозится Сыльги, глуша в себе колокольчики, звякающие серебром от каждой его улыбки.

— Моя колючая ревнивая нуна, — проходится напоследок по ней школьник и, задумчиво почесав бровь, добавляет: — А что бы ты сказала, узнав, что мои родители сейчас живут в Тондучхоне?

Сыльги замирает, сомкнув пальцы на подлокотниках кресла. Впивается взглядом в парня в поисках подвоха, не в силах поверить в сказанное. Но Тэхен не улыбается, не ерничает, смотрит строго и серьёзно. Не похоже, что врёт или шутит.

Она ведь сама переехала оттуда. Ее родители год служили на американской военной базе, расположенной там, сотрудничая и перенимая опыт, а она с грехом пополам закончила предпоследний класс местной старшей школы. Город на границе с Северной Кореей, и никого кроме военных там нет. А значит…

— Так тебе серьезно восемнадцать лет? — бухает Сыльги вопрос, закоротившийся в голове сразу, как только она поняла, кто его родители. И следом закономерный, следующий: — С кем ты сейчас живёшь?

— Всегда знал, что голова у тебя, когда надо, соображает, — беззлобно смеётся Тэхен. — Через несколько дней мне исполнится девятнадцать. И живу я у бабушки, потому что устал мотаться и бунтовать каждый раз в новой школе. Бунтую второй год в одной, — продолжает он, а Сыльги внимает и записывает в памяти каждое будоражащее слово.

Бунтует? Что это значит? Его хулиганистость и вредность — бунт против родителей? Сыльги думает, что его можно понять, только она сама не бунтовала, будучи смирной дочерью. Но она встречала таких детей, которые выражали протест против одиночества всяческими способами, от безобидного хулиганства до употребления запрещённых средств. И не ей их судить, можно только посочувствовать — их родители — вечно отсутствующая константа.

Но еще больше ее волнует другой вопрос. У них, серьезно, такая маленькая разница в возрасте? Ему не шестнадцать? Возраст, который буквально отвращал ее от признания собственных чувств, и который, в итоге, не смог помешать влюбиться. Сыльги взглядом заново оценивает парня, его габариты, внешний вид и чувствует себя полной дурой. Что ей мешало узнать про него чуть больше? Она такая глупая, такая упертая, и вечно сама себе вредит. Пришёл черёд злиться на себя, и Сыльги готова треснуть себя по лбу. Она цепляет в руку свой остывший кофе и в три злобных глотка выпивает его.

— А саксофон на фотке откуда? — спрашивает девушка, решив выяснить все, что уж там. Ведь если он ее сюда выманил, значит готов для вопросов.

— Я с детства на нем играю, — тут же отвечает Ви. — И, кстати, когда ты встретила меня, валяющегося под ногами у тех придурков, я шёл с занятий.

— Стоп, у тебя с собой не было инструмента!

— Моя нуна такая подозрительная и внимательная, — снова смеётся Тэхен и отпивает чай, изящно держа чашку в длинных пальцах. Сыльги цепляется взглядом, любуется и ничего не может с собой сделать, его руки завораживают. Ее краш по его рукам, наверно, так откровенен, так заметен — школьник отставляет чашку и медленно накрывает ее руку своей. Мужская ладонь такая горячая, большая, крепкая и под ней ее маленькая ладошка тонет, незаметная. Сыльги дрожит пальцами, дрожит ресницами и не спешит убирать руку. Молча слушает, как Ви интимно смягчает голос: — Я не ношу инструмент домой, оставляю у преподавателя. Потому что малолетние брат с сестрой разберут его на запчасти.

Сыльги выдыхает, собираясь с мыслями, ловит их, разлетевшиеся, от его прикосновения и тихого баритона, а потом откидывается на спинку, все-таки вытягивая ладонь из горячего плена.

— А ветеринара откуда знаешь?

— Ты не поверишь, но с Хосоки-хёном я в лечебнице для животных познакомился. Я к ним постоянно кого-нибудь таскаю…

Сыльги опять замолкает, притопывая ногой под столиком в такт музыке, негромко несущейся из колонок под потолком. За окном окончательно сгустилась темнота, и снег уже закончил падать, только быстрые машины проносятся мимо, мелькая смазанными полосами фар, да люди все куда-то так и спешат, глядя под ноги, а не по сторонам. Сыльги смотрит на часы и понимает, что уже очень поздно.

— Скажи честно, что тебе от меня нужно? — выпаливает она с коротким смешком после недолгого молчания. — Ты мне так и не объяснил, что я тут делаю, а мне уже пора домой.

Но Ви не спешит с объяснениями, тянет момент, ловкими пальцами разворачивает волшебное печенье с предсказаниями, которое принесли вместе с чаем и кофе в качестве рождественского комплимента.

— Смотри… — показывает он ей обертку после того, как прочитал. — В следующем году меня ждут яркие отношения, основанные на взаимной любви.

— Чудесная новость, поздравляю тебя, — ерничает девушка, а у самой же сердце заколотилось истошным боем. Упрямо отводит глаза от пытливого и многозначительного внимания Ви.

— Взаимная любовь — это хорошо. Особенно, которая как первая. Знаешь, я ее так жду, — продолжает Ви, будто не видит ее смущения. — С самого первого тычка плечом. Такая кнопка, такая мелкая пичуга, а взгляд не отводит, голову не опускает. Кто она такая, думал я? Я, в отличии от тебя, сразу же о тебе поинтересовался, — невесело улыбается школьник. — Узнал, что ты дочь военных и пропал окончательно. Стал тебя цеплять, но ты такая вредная, такая упрямая, все мои знаки внимания игнорировала. Знал бы, что избитый я тебе больше по душе, организовал бы сам.

Изумленный вздох Сыльги взлетает птичкой над их столом, она даже оглядывается, не веря, что эти признания дарят ей.

— Что… Зачем… — запинается она, тут же забыв, что хотела спросить и краснеет щеками так, того и гляди пар повалит. Она закрывает их руками, растерянно глядя на Ви.

— Что в твоём предсказании, Сыльги? — тихо, низко гудит он, серьезно глядя на нее, и она не может и не хочет сопротивляться, разворачивает обертку и вслух читает то же самое.

— Вот видишь… Это судьба… — все так же серьезно смотрит Ви и тянется через столик к девушке.

«Это одинаковые наборы печенек», — хочет снасмешничать Сыльги, но не успевает, ее руку накрывают снова. И она, подышав открытым ртом от волнения, решается и переворачивает ладонь вверх, обхватывая длинные горячие пальцы.

— Я могу проводить тебя до дома? — в чужом низком голосе чудится ей тягучий стон.

— Да… — отвечает Сыльги и, наконец-то, позволяет себе улыбнуться.

Ее волшебная сказка только начинается.