После запятой [Нуне Геворковна Барсегян А. Нуне] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

А. Нуне После запятой Роман

Остановись, мгновение

Жизнь лишь взмах ресниц мгновенный.

Руставели
Величие замысла может выручить.

Бродский
В конце предложения ставится точка

Правило
© А. Нуне, 2001

© Предисловие. А. Битов, 2001 © Художественное оформление.

«Новое литературное обозрение», 2001

Остановись, мгновение

Это книга об этом. О самом невысказанном, о самом умолченном, о самом закрытом, о самом запрещенном, о самом потайном, о самом тайном, о самом засекреченном, о самом запечатанном… Не о том, о чем вы подумали. Не о сексе, не о КГБ. Этого нынче полно. Это — разрешено. Эта книга о все еще неразрешенном… Вы раскрыли роман о смерти — можете тут же закрыть, если тема вам безразлична. Если «мы не умрем», как говаривал Солженицын.

Начинают сразу или никогда. Первый удар по попе символичен. Следующим будет уже последний вздох. С еще большей неведомостью впереди.

Текст явление того же порядка. Он открывается первым словом и заканчивается последним. Все слова в нем будут связаны, как последнее с первым, как рождение со смертью. Каждое слово с каждым, как день с днем, глава с главой, как минута с минутой, как предложение с предложением, как секунда с секундой, как слово со словом. Не только последовательностью, но и связью. Всего со всем, то есть всего с каждым, каждого со всем. Текст по природе мгновенен. Как замысел.

Это ясно, положим, в лирике. Написать такое толстое мгновение, как роман, представляется невозможным. Но и «Война и мир» — мгновение, как «Илиада». В XX веке это стало очевидно. Модернизм пробовал это доказать: Пруст описывал жизнь вспять как одну книгу; Джойс сводил жизнь в «Улиссе» в один день, равный «Одиссее».

Начинается такая амбиция с малого. С юношеских стишков. Человек растет, преувеличивая задачу («Преувеличивал старичок», — выскажется о себе Толстой в старости): пишет рассказики («Севастопольские…», «Дублинцы»…), поэмы и повести, собрания сочинений, потом помирает или погибает, не вытерпев, не дописав «Мертвые души», оставляя потомкам преувеличивать едва им начатое. Гений — божество, а не звание. Дар — не собственность, а поДАРок, тяжелый подарок, непосильный человеку. То, что стоит за плечами автора, хоть Шекспира, хоть Пушкина, настолько же больше их имени, насколько имя станет больше человека, его носившего.

Подлинный текст и есть пресловутое остановленное мгновение. То есть счастье.

Счастье от слова «Сейчас».

Без амбиции писателя нет, каким бы скромным он ни прикидывался. Настоящий писатель отличается лишь тем, что амбиция эта заключена не в нем самом, а в его замысле. Текст никогда не начинается с начала — он начинается с первого слова. Первым словом, в случае законченности текста, является его название (поэтому так любят менять его редакторы и издатели). А текст, как уже сказано, может начаться любым словом, но тогда предопределено, каким словом он кончится, только узнать это дано будет, лишь дописав/дочитав роман. Как и про последнее ваше мгновение будет ясно лишь с последним вздохом. Роман может быть начат и с запятой, с одной лишь загадки, что было до нее, одного лишь любопытства, что последует после. Запятая стоит между жизнью и смертью, а не зияющая, чернеющая точка могилы — вот первая и самая великая по нескромности амбиция романа «После запятой».

Нескромная, потому что этого по-прежнему никто не знает, несмотря на Данте или «Смерть Ивана Ильича», Даниила Андреева или «Книгу мертвых».

Потому что Творец запер нашу жизнь на эту Тайну, чтоб мы несмотря ни на что жили, разгадывая ее, каждый день, каждый час, каждое мгновение, в котором они, жизнь и смерть, сходятся и расходятся, снуют вместе, как шпулька в швейной машинке, так гипнотизирующая ребенка могуществом бабушки, которая должна помереть раньше мамы… Снует шпулька мгновения, рождая непрерывный шов от прошлого к будущему с проколом настоящего, созидая текст всей, всего лишь одной, жизни. Нескромна амбиция этого романа (по-видимому, принадлежащего женщине) и потому, что молодой автор взялся за задачу, за которую не возьмется автор умеющий. Автор Сапиенс (Sapiens) возник, минуя стадию Автора Хабилитис (Habilitis), минуя написание стишков и расскрзиков. Не верю я и в то, что подозрительная А. Нуне — художница подобно ее героине. Не знаю даже, на каком это языке написано (хотя совковый опыт автора наличествует). Это могло бы быть и переводом (с молдавского или латышского).

Верю лишь в то, что автор молод (по крайней мере, как автор), иначе не сохранить это детское желание поприсутствовать на собственных похоронах до такой степени, чтобы достичь полноты романа.

По-видимому, только с таким правом первой ночи (речи), правом молодости и можно с подобной задачей справиться. Каждый