Актеры [Павел Абрамович Гарянов] (fb2) читать постранично, страница - 3

Ричарда и т. д.

Н. Россов страшно заикался, но как только он выходил на сцену, заиканья его как не бывало. Это был актер-фанатик, актер-самоучка. И многие классические роли он играл прекрасно.

Представления, которые я демонстрировал тогда перед больными нашей палаты, доставляли им немало радости, и зрители мои в награду за развлечение щедро делились со мной сладостями, которые им приносили друзья и родственники.

Порой родители брали меня из больницы домой, и после больничной обстановки мне дома все казалось как-то особенно хороню. Мать, отец, старший брат, сестра (я был младший в семье) все были со мной нежны и ласковы. Но счастье длилось недолго. Я снова заболевал, раны после операции не давали мне покоя, и меня опять увозили в ненавистную больницу. Опять операционный стол, опять клетка-тюрьма. Длинные, осенние, дождливые дни и ночи проходили в страданиях и слезах. Мучали меня также стоны и бред больных. Больные нередко умирали. Все это оставляло в моей детской душе тяжелое чувство.

ГЛАВА 2

Счастье улыбнулось мне: я — дома. Из больницы меня привезли домой. В нашей подвальной квартире было много цветов. Мама их очень любила. Она и нас приучила любить цветы, птиц и животных. Мама такая тихая и ласковая, она так нежно целует и прижимает меня к себе. Она умеет как-то особенно смотреть мне в глаза. От этого взгляда сердцу тепло и радостно, и я дремлю у нее на руках. Чувствую, как она бережно переносит меня на кровать… Да, да — клетки нет… и я сладко засыпаю. Ночью просыпаюсь и не сразу понимаю, где я. Никто не стонет, не бредит, не кричит. Всматриваюсь: горит маленький ночничок, и слышно дыхание мамы. Как хорошо дома! Засыпаю. Утром в наш подвал прокрадывается осеннее солнце. Я просыпаюсь, быстро вскакиваю с постели. Все тут, все! И мама, и сестренка, которая очень похожа на маму, и брат — все они возле меня. Они одевают меня, кормят какими-то очень вкусными лепешками. А сколько разных игрушек принесли! Чего-чего тут нет: и паровоз, и лошадка, и сани. Все это смастерил мой старший брат Илья. А сестра дарит мне разные коробочки, цветочки. Но главный подарок сестра Соня тоже смастерила своими руками. Это собака Найда. У нас в детстве была собачонка Найда. Мы все ее очень любили. Но она заболела и погибла: все в доме были огорчены смертью этого умного маленького существа. А мы, дети, даже плакали и похоронили ее у себя в садике. И вдруг опять Найда. Она как живая — мягкая, и глазенки-пуговицы смотрят на меня. Радости моей нет предела. Я прижимаю к себе Найду. И вдруг на меня с шумом и свистом налетает паровоз. Конечно, всю музыку создает мой брат Илюша, старательно показывая свое мастерство и удаль.

«А это, сынок, от меня подарок», — говорит мама. Я не успел оглянуться, как брат и сестренка наполовину закрыли дверь маминым клетчатым платком, который в мгновение ока превратился в ширму и за этой ширмой показался Петрушка. Да как запищит, да как захохочет, да как запляшет — уму непостижимо. Как зачарованный стою я, не веря своим глазам и ушам, и немею от восторга. А Петрушка на мамином платке куражится и ломается, а потом кричит: «Здравствуй, Павлушка! Тебе шлет привет Петрушка!» И, словно в сказке, появляется паровоз, и Петрушка уже сидит в нем, пищит и кричит: «Тпру-у, приехали!» Останови паровоз, Петрушка гостинцев привез Павлушке». А тут откуда ни возьмись на паровозе Найда, как залает на Петрушку, как закричит: «Да как ты смеешь пугать нашего Павлушку, пошел вон с паровоза». Тут Петрушка испугался и кубарем слетел с паровоза, а Найда на него — и ну его трепать да рвать ему штаны, да лаять на него, а он как заорет: «Караул, грабят, убивают!»

И вдруг дверь с улицы с шумом открылась. Это приехал папа. Он эти дни был в отъезде, и мама привезла меня из больницы без него. Петрушечное представление было нарушено. Отец поднял меня на руки, целовал без конца, потом открыл смешной пузатый дорожный чемодан и сказал мне: «Ну-ка, сынок, зажмурься». Он всунул мне в руки цветной сверток. «Теперь смотри». Когда я раскрыл сверток, там оказались сапожки — темно-коричневые с отворотами. Папа сейчас же надел их на меня, брат напялил мне на голову какую-то кепку, и я сразу стал похож на циркового жокея. Брат посадил меня на плечи и стал бегать по комнате со свистом и криком: «Алле, алле, гоп, гоп!» Но тут я испугался и заплакал. Мама сняла меня с плеч брата и уложила в постель. В доме сразу стало тихо-тихо. Все заговорили почему-то шепотом, а мама дала мне в руки Петрушку. — «Спи, сынок, спи!» И я заснул, обняв своего нового друга, который потом стал первейшим актером моего театра. Кого-кого он только в дальнейшем не играл. А особенно хорошо играл злых королей, бандитов и отравителей.

Так шли дни моего детства. Ко мне приходили в гости друзья — «актеры» моего балаганного театра, и Петрушка потрясал их своим талантом, хитростью и остроумием. Наступали рождественские праздники. Мои товарищи